Сказки Малышки Жюли [Арина Батуева Mr. Sharfick] (fb2) читать онлайн

Арина Батуева (Mr. Sharfick) Сказки Малышки Жюли

Все еще Золотой Семерке и людям, которые до сих пор меня выносят и терпят =)

Пролог

Есть на нашей планете особое, волшебное место, но вы не найдёте его ни на одной карте. Здесь идут лимонадные дожди и град из фруктовых леденцов, а вместо снега выпадает сливочное мороженое, или сладкая вата, или попкорн — смотря что вам больше по душе. Здесь западный ветер пахнет медовой липой, южный — цветущим апельсином, восточный — перечной мятой и пряностями, а северный — хвоей и имбирным печеньем. Здесь облака соревнуются друг с другом в причудливости форм, а под утро вода на озере превращается в восхитительную ароматную карамель.

Здесь, у подножия большой горы с заснеженной вершиной, стоит двухэтажное белое здание. В его больших окнах играют в пятнашки солнечные зайчики, весело перепрыгивая со стекла на стекло, а на крыше, спустившись с колесницы-облака, отдыхает радуга. Здесь в небо взмывают великолепные пегасы^[1], впряжённые в старенький дилижанс.

«Приют Доктора» — так гласит деревянная, почти выгоревшая на солнце вывеска на резном навесе над широким крыльцом. Это особое место для людей с уставшей или расстроенной душой. Обычный человек мог бы назвать его больницей или клиникой, но очень уж это название грубое, сухое, циничное и, главное, никак не отражает особенность этого места, в котором даже самым отчаявшимся помогают обрести покой и гармонию. И сами обитатели «Приюта» ни за что не назовут свой дом какой-то там клиникой. Не станем и мы.

А пока давайте войдём внутрь и познакомимся с жителями этого удивительного дома, пока они не разбежались по своим многочисленным делам. Но не беспокойтесь, мы не отнимем у них много времени.

Мы с вами пройдём до конца коридора на первом этаже и приоткроем тяжёлую двустворчатую дверь: здесь, в просторном и светлом кабинете за широким дубовым столом мы увидим высокого и статного седовласого мужчину. Это основатель «Приюта», сам Доктор Тондресс^[2], маг и целитель заблудших душ. Он настоящий Волшебник, добрый и отзывчивый, он приходит на помощь всегда, стоит лишь позвать его. Никакая печаль, тревожащая сердце, не ускользнёт от внимательного взгляда его мудрых глаз цвета молодой весенней листвы.

Конечно же, Доктору Тондрессу в одиночку не справиться с заботами в «Приюте» и за его пределами. У нашего Дока есть замечательные друзья, помогающие ему во всех-всех делах — именно поэтому они и зовутся Помощниками Доктора.

В отдельном кабинете, смежном с кабинетом Доктора, мы с вами обнаружим заваленный кипами бумаг стол, а за ним — невысокого человека с живым цепким взглядом и с волосами, забавно торчащими ёжиком. Это Брюно — заместитель Доктора, или попросту Зам, его правая рука, первый ученик. Он может показаться вам слишком строгим или даже суровым, однако здесь любой скажет, что более чуткого и внимательного человека не найти. Именно ему Док доверил ведение всех дел в «Приюте»: ответственный и серьёзный Брюно занимается в основном той бумажной волокитой, которую сам Доктор Тондресс на дух не выносит.

В противоположном конце коридора расположилась небольшая волшебная лаборатория, которой заведует Старшая Помощница Элен — темноволосая красавица, у которой для каждого найдётся доброе слово и улыбка. В своей лаборатории из волшебных ингредиентов, собранных Помощниками со всего света, Элен готовит чудодейственные эликсиры и пилюли, от которых затягиваются самые глубокие душевные раны. Доктор Тондресс сам обучает всех своих Помощников искусству создания магических эликсиров, делится премудростями и тонкостями, и Элен — лучшая его ученица.

Вам непременно следует познакомиться с Помощником по имени Гару — мы уверены, он вам понравится. Обладатель недюжинных силы и роста, а также совершенно обезоруживающей улыбки, Гару однажды обезоружил целую разбойничью банду, с которой довелось столкнуться дилижансу Доктора Тондресса во время путешествия по Забытой Роще. Одно время Доктор возложил на его могучие плечи ведение архива, но неусидчивый, несерьёзный и до крайности свободолюбивый Гару, главный весельчак и озорник, быстро забросил скучную и монотонную работу, предпочтя выполнять различные поручения Дока, которые не ограничивали его четырьмя стенами.

Со всех сторон «Приют» окружен красивым садом, за которым присматривает Помощник по имени Патрик — молодой человек с глазами цвета гречишного мёда. Он выращивает в саду красивые цветы, подвязывает фруктовые деревья, выкладывает камнем дорожки, ставит теплицы и парники, чтобы обитатели «Приюта» всегда могли полакомиться самыми свежими и вкусными фруктами, ягодами и овощами. Близкий к земле, Патрик созерцателен, трудолюбив и спокоен, и сама стихия Земли будто бы ему благоволит: Помощники любят рассказывать, как однажды из забытой им в саду лопаты выросло грушевое дерево.

Доброму и весёлому Люку Доктор Тондресс поручил ухаживать за пегасами, что тот и проделывает с большой радостью и энтузиазмом — никто не может найти подход к любому животному так, как это выходит у Люка. Он кормит крылатых лошадей отборным овсом или свежим сеном, поит ключевой водой, расчёсывает и заплетает в косички длинные гривы, чистит мягкой щёткой белоснежные шкуры. Люк следит за чистотой в денниках, приносит свежую солому, а перед каждой новой поездкой проверяет исправность дилижанса, на котором Доктор путешествует по миру. Конечно, это очень трудная работа, поэтому ему всегда помогают Патрик, Гару или Брюно.

Самую юную Помощницу зовут Жюли. Все её любят за добрый и покладистый характер, а из-за невысокого роста и открытой детской улыбки ласково называют Малышкой Жю. В небольшой уютной кухоньке она готовит вкусности для своих друзей, и кто угодно в «Приюте» подтвердит, что нет в мире вещи вкуснее, чем чашка горячего какао, рецепт которого Жюли придумала сама. Вечерами, когда выдаётся свободное время, она садится за вышивку, вязание или какое иное рукоделие, и в такие минуты можно услышать её звонкий и чистый голосок, напевающий что-нибудь весёлое и жизнерадостное — с песней и дело спорится.

Но самой главной и первостепенной задачей Доктора Тондресса и его друзей является, конечно, помощь всем тем, кто в ней нуждается. Когда кто-то попадает в беду, Доктор отправляется в путь и иногда возвращается не один. В особых случаях, если человек совершенно болен и разбит, если требуются долгое врачевание, постоянное внимание и забота, Доктор Тондресс увозит беднягу в «Приют», где под чутким присмотром Помощников и будет проходить чудесная терапия.

На сегодняшний момент в «Приюте» находятся шесть девочек, и у нас есть возможность познакомиться поближе и с ними: как раз сейчас Малышка Жюли идёт в палату, чтобы рассказать им одну из чудесных историй о замечательном Докторе Тондрессе.

Пойдёмте следом…

Вечер первый. Сказка о ведьме Гарлеме

В «Приюте Доктора» было необычайное оживление: буквально за две недели сюда привезли сразу пятерых девочек-подопечных, и этой ночью вместе с Доком и Патриком прибыла ещё одна несчастная, нуждающаяся в неотложной помощи. Всех девочек разместили в одной большой палате, чтобы они могли общаться друг с другом и подружиться.

Вечером Малышка Жюли пришла в палату, чтобы познакомиться с новенькой, которую, как она узнала от Патрика, звали Даней. Но девочки, едва только увидели Помощницу, тут же начали просить её рассказать одну из своих волшебных историй, и Жю, конечно, не смогла им отказать.

В далёком тридевятом королевстве жил-был король. У него было всё: богатство, верные подданные, необъятные владения и красавица-жена, королева Сьюзен, о красоте и доброте которой ходили легенды. Король и королева любили друг друга, и в королевстве царили мир и покой.

Но страшная колдунья Гарлема, которую король некогда изгнал из своего государства за злодеяния, вознамерилась отомстить и разрушить счастье королевской четы. Ведьма захватила соседнее королевство и долго выжидала удобный момент для совершения своих козней, и, наконец, одним погожим летним днём она пришла к изгороди королевского замка, в саду которого гуляла молодая королева со своей служанкой.

— Подайте бедной женщине, — дребезжащим старушечьим голосом попросила колдунья, сгорбившись и завернувшись в старый плащ с заплатками, чтобы не было видно лица; одной рукой она опиралась на клюку, а другую просунула между железными прутьями изгороди, обвитыми плющом.

Услышав голос бедной странницы, сердобольная королева поспешила к воротам и, отворив тяжёлую калитку, провела её в сад.

— Вот, держите, бабушка, — сказала королева Сьюзен, срывая с дерева два персика и вкладывая их в раскрытую ладонь ведьмы. — Принеси хлеба и вина, — велела женщина служанке, и девушка с поклоном удалилась.

— Спасибо, спасибо, доченька! Пусть добрые духи хранят тебя и твой дом! — бормотала старуха, убирая плоды в котомку и нашаривая на её дне небольшой флакон с колдовским зельем.

— Садитесь, отдохните! — предложила королева, подводя путницу к скамейке под развесистой ивой.

— Ты очень добрая, королева! Я никогда не забуду твоей милости! — говоря это, Гарлема выпрямилась и сбросила рваный плащ.

— Гарлема! — воскликнула королева Сьюзен, отшатнувшись.

— Ты права, жалкая девчонка! — со злостью ответила ведьма и кинула под ноги королеве пузырёк, который сразу же разбился, и женщину окутало фиолетовым дымом. — За то, что твой муж сделал со мной, вы оба поплатитесь! Я забираю у тебя всю радость, всю красоту, всё жизнелюбие, а взамен ты получишь лишь холодное сердце и пустоту в душе, которую ничем не заполнить! — ведьма расхохоталась, а Сьюзен, опустившись на колени, горько заплакала, закрыв лицо ладонями. — Ты умрёшь от тоски!

Колдунья растворилась в воздухе, когда на крики в сад прибежала стража, а королева так и осталась плакать под сенью дерева.

Её увели во дворец, но с той поры прекрасная королева Сьюзен изменилась: казалось, она забыла, что такое смех и веселье, чёрная тоска разъедала её душу, и день за днём королева увядала, теряя свою красоту и жизнерадостность. Король был готов на всё, чтобы исцелить свою любимую жену от страшного проклятья, он созвал всех чародеев и звездочётов, всех магов и волшебников, всех лекарей и целителей, каких только смог найти, но они только разводили руками, не в силах ничего поделать…

— Ой, какой кошмар! — перебила Жюли девочка, которая называла сама себя Печенькой и просила, чтобы остальные называли её так же. — Неужели никто не смог ей помочь?

— Да, да! — подхватили остальные. — Бедная королева!

— А вот слушайте, что было дальше… — сказала Жюли и продолжила:

— И вот, когда король уже совсем отчаялся, один из звездочётов сказал ему:

«Ваше величество, я слышал, что есть в мире великий маг и врачеватель. Он гораздо сильнее всех нас вместе взятых. Зовут его Доктор Тондресс. Быть может, он сможет помочь нашей бедной королеве…»

Обрадованный король послал гонцов во все края и земли, чтобы найти Доктора, но один за другим возвращались посланцы обратно, так и не найдя того, кого искали. А вместе с ними исчезала надежда короля на исцеление жены. И вот, наконец, вернулся последний гонец, но он был не один: на прекрасном пегасе сидел мужчина, через плечо которого была перекинута сумка. Это и был Доктор Тондресс.

Король кинулся встречать дорогого гостя. Доктора привели в покои королевы, которая уже не могла ходить, а только лежала в постели и горестно плакала — слёзы текли по её бледным щекам и впитывались в подушку. Услышав, как скрипнула дверь, Сьюзен безучастно взглянула на вошедших усталыми и безжизненными глазами, из которых уже давно исчез жизнерадостный блеск.

Доктор попросил всех выйти и оставить его наедине с королевой. Он открыл свою волшебную сумку, порылся в ней и извлёк несколько пузырьков, на которых были наклеены пёстрые ярлыки, подписанные ровным витиеватым почерком: «Сироп от тоски», «Антигрустные пилюли», «Улыбательные капли». Доктор Тондресс поставил все пузырьки в ряд на столик и растворил порошок из одной пилюли в кубке с водой, добавив к нему сироп и Улыбательные капли. Немного подумав, он капнул в лекарство немного эликсира Радости и выжимки из солнечных лучей.

Перемешав содержимое кубка, Док улыбнулся и помог королеве сесть, чтобы та смогла выпить лекарство. Он осторожно поддерживал кубок у её рта и терпеливо ждал, когда обессилевшая королева Сьюзен выпьет всё до последней капли. Как только она отняла кубок от своих губ, тут же румянец окрасил её щеки, глаза заблестели, она улыбнулась и поднялась на ноги. Король услышал звонкий смех, доносящийся из покоев королевы, и поспешил туда. Приоткрыв дверь, он увидел, как Доктор и королева Сьюзен, взявшись за руки, словно маленькие дети, весело кружатся по комнате…

— На сегодня всё! — сказала Жюли. — Спокойной вам ночи.

— Как всё? — встрепенулась другая девочка по прозвищу Дракошка. — А что стало со злой ведьмой? Она убежала?

— Расскажи, Жюли, расскажи! — наперебой просили девочки, и Малышка Жю сдалась.

— Ну хорошо.

Король Георг, обрадованный исцелением любимой жены, хотел подарить Доктору полцарства, но тот отказался: зачем ему полцарства, когда ещё столько людей нуждается в его помощи — нет времени сидеть на одном месте и, тем более, править страной. Тогда Георг и Сьюзен начали упрашивать Доктора погостить в их королевстве хотя бы пару дней, и на это он с радостью согласился.

И однажды, во время верховой прогулки, Доктор Тондресс попросил короля Георга рассказать про ту, что так жестоко обошлась с королевой. Король поведал обо всех злодеяниях, сотворённых Гарлемой, и о том, как много лет назад он изгнал её из страны, как она с помощью злых чар захватила соседнее королевство.

— Она много лет держит своих подданных в страхе. Боюсь, она не оставит попыток отомстить, когда узнает, что королева Сьюзен исцелена тобой, — поделился Георг своими опасениями с Доком.

Доктор ненадолго задумался.

— Мне кажется, я смогу помочь, — сказал он, наконец.

— Ты что, ты что! — король не на шутку испугался. — Она очень сильная ведьма! Ты не сможешь её убить!

— Убить? — переспросил Доктор Тондресс. — Я не сказал, что смогу убить, я сказал: смогу помочь, — он улыбнулся, уже точно зная, что нужно делать.

На следующий день ранним утром Доктор Тондресс покинул королевство короля Георга и королевы Сьюзен верхом на своем пегасе. Его путь пролегал через Светлую Рощу, сердцем которой был Источник Милосердия. Доктор наполнил один флакончик чудесной водой, сорвал плод с дерева Великодушия и стряхнул в бумажный кулёк немного пыльцы Смирения, после чего, довольный своими находками, отправился дальше и скоро прибыл в королевство колдуньи Гарлемы, где царили зло и отчаяние, ненависть и хаос, нищета и разруха.

Когда Доктор Тондресс добрался до замка ведьмы, её слуги тут же отвели странника к своей владычице — та уже проведала, что королева Сьюзен жива и здорова, и срывала злость на тех, кто подворачивался ей под руку. Завидев незнакомца, ведьма в ярости направила на него свой посох и произнесла заклинание, но оно не причинило мужчине в шляпе никакого вреда — он только улыбнулся. Раз за разом Гарлема метала в Доктора смертоносные заклинания и проклятия, но каждый раз Док оказывался цел и невредим. Гарлема испугалась столь могущественного волшебника, на которого не действовали её колдовские чары.

— Кто ты такой? — спросила она.

— Меня зовут Доктор Тондресс, — представился Док, приподнимая шляпу и вежливо кланяясь.

— Прости, я не знала, что ты великий маг, — Гарлема заискивающе улыбнулась, а про себя уже строила коварные планы, как бы уничтожить Доктора и заполучить его силу.

— Я путешествовал через ваше королевство, — произнес Док. — Могу ли я немного отдохнуть в вашем замке, а потом продолжить путь?

— Конечно! Это большая честь для меня! — ведьма приказала слуге отвести гостя в покои, а сама открыла свою колдовскую книгу, надеясь найти в ней способ убить могучего волшебника.

Тем временем нашего Доктора привели в одну из комнат замка. Войдя в холодные покои, где гуляли сквозняки, Док поёжился и попросил слугу разжечь в камине огонь и принести горячий чай, чтобы согреться. Его пожелание было выполнено, и, оставшись один, Док принялся за дело, что-то напевая под нос.

Подвесив чайник над огнём Док добавил в него несколько капель Спокойствия, бросил щепотку Терпения, вылил из флакончика воду Источника Милосердия, выжал сок из плода Великодушия и добавил немного пыльцы Смирения из маленького кулёчка.

«Так, что-то ещё… Ну конечно!» — упрекая себя в забывчивости, он стукнул ладонью по лбу и аккуратно открыл маленький сундучок. Оттуда врассыпную бросились солнечные зайчики. Доктор погрозил им пальцем, и они вновь сбежались к нему. «Зайчики заканчиваются. Нужно будет ещё поймать!» — подумал Доктор, глядя, как один непослушный зайчик скачет по комнате, прыгая с пола на потолок и раскачиваясь на кованой люстре. Доктор снял чайник с огня и, помешивая время от времени, остудил волшебный напиток, и добавил в него несколько солнечных зайчиков, отчего чай начал переливаться всеми цветами радуги.

— Ну что ж, всё готово, — пробормотал Док, убирая все снадобья обратно в сумку. — Осталось самое сложное: дать выпить его ведьме…

— Господин волшебник, простите… — Доктор услышал голос позади себя и обернулся: в дверях стоял тот самый слуга, что принес чай. — Я слышал, что вы говорили, простите! — юноша упал на колени, умоляюще сложив руки. — Только не наказывайте меня!

— Ну что ты, — улыбнулся Док, подходя к молодому человеку и помогая ему встать.

— Вы… Вы хотите… — слуга понизил голос, — убить Гарлему? — сказал он, округлив от ужаса глаза.

— Зачем мне её убивать? Я хочу сделать её добрее, — ответил Доктор.

— Мы все боимся злую ведьму! — сказал юноша, которого, кстати, звали Тиль. — Если она станет доброй, всё королевство будет в долгу перед вами, господин волшебник!

— Зови меня Доктор Тондресс, — попросил наш Док.

— Вы хотите дать ведьме этот напиток? Я могу помочь! — с воодушевлением предложил Тиль. — Я прислуживаю за завтраком и могу подменить её утренний чай вашим эликсиром! Она ведь не заметит разницы, правда?

Доктор светло улыбнулся: он видел отважное сердце парнишки, чистые помыслы и искреннее желание помочь и знал, что добрый юноша не обманывает. Док уверил Тиля, что к завтрашнему утру напиток в этом чайнике вновь станет похож на самый обыкновенный чай, и даже самая дотошная колдунья ничего не заподозрит.

На следующее утро Гарлема послала слугу за Доктором, приглашая его к трапезе. Войдя в залу, Доктор Тондресс увидел накрытый стол, во главе которого сидела Гарлема. Колдунья была мрачнее тучи: всю ночь она провела, изучая ведьмовскую книгу, и, так и не найдя ответа, сожгла её в приступе злости.

— Доброе утро! — поприветствовал её Док, а ведьма заскрипела зубами — она-то никак не могла назвать это утро добрым.

В этот момент в залу вошел Тиль, неся на подносе чайник и чашки. Его руки от волнения дрожали, и Доктор улыбнулся ему, подбадривая и придавая уверенности. С поклоном юноша наполнил обе чашки горячим чаем и попятился, не разгибая спины.

— Отведай сам, слуга! — велела ведьма.

Тиль испуганно посмотрел на Доктора, а он медленно прикрыл глаза, показывая, что юноша может смело пить — с ним ничего не станется. Храбро сделав глоток, Тиль почувствовал необычайную радость в душе и едва не пустился в пляс.

Убедившись, что слуга всё ещё жив, Гарлема выпила из второй чашки весь чай до капли, а через мгновение вдруг радостно засмеялась:

— Что это со мной? — весело спросила колдунья, глядя на Доктора.

— Ты стала другой, королева. Ты больше никогда не будешь творить злые дела, никому не причинишь боль! — отвечал Док.

— А мне и так хорошо! — она безмятежно махнула рукой и улыбнулась. — А почему в этом замке так темно и мрачно? Хочу света и радости! — Гарлема хлопнула в ладоши, и в тот же миг мрачный замок превратился в светлый и прекрасный дворец.

— Ах, как же чудесно, как замечательно! — радовалась бывшая злая ведьма, раскинув руки и кружась по зале. — Спасибо, спасибо тебе!

Доктор улыбнулся и, поклонившись, исчез из дворца. Следом за своим хозяином из стойла исчез пегас. Первое время слуги не узнавали свою королеву и по привычке разбегались от неё во все стороны, но жизнь в королевстве сильно изменилась: королева заботилась о всех своих подданных, относилась к ним с пониманием и великодушием, использовала магию только в добрых целях, а жители благословляли добрую и справедливую волшебницу Гарлему.

— Вот так наш Доктор помог целому королевству! Но время уже позднее, вам пора ложиться спать, — промолвила Жюли и, выключив свет, вышла из палаты.

— Тебе здесь нравится? — спросили Даню девочки, когда дверь за Помощницей закрылась.

— Не знаю, — вздохнула та. — Это всё очень странно… Сложно поверить во все эти чудеса, в сказки.

— Здесь здорово, вот увидишь! — уверенно кивнула Дракошка.

— Да, наверное. Правда, когда увидела пегасов, то подумала, что сошла с ума.

— Ты и так сошла. Иначе как бы ты тут оказалась? — философски заметила Печенька и, плюхнувшись на подушку, по самый нос натянула на себя одеяло.

Жюли же, выйдя от подопечных, заглянула к Доктору, чтобы и ему пожелать спокойной ночи, но с удивлением обнаружила, что кабинет пуст, а на вешалке нет его плаща и неизменной широкополой шляпы…

Вечер второй. Сказка о Спящей горе

Даня на удивление быстро освоилась в «Приюте» и следующего вечера ждала с таким же нетерпением, как и новые подружки: очень уж им хотелось поскорее послушать новую историю про удивительного Доктора. Девочки караулили Жюли около двери и хором позвали, заметив её в коридоре:

— Жюли! Жюли!

Помощница заглянула к ним.

— Вы меня звали? Что случилось? — с обеспокоенным видом спросила она.

— Мы хотим сказку! — егоза Дракошка запрыгала на кровати.

— Да! Да! Пожа-а-алуйста! — шесть пар просящих глазок уставились на Малышку Жю, и та только всплеснула руками — ну как тут устоять? — Расскажи нам про какой-нибудь подвиг Дока!

— Хорошо! Я расскажу вам историю, свидетельницей которой я была сама! — сказала Помощница.

Это было одно из тех путешествий, в которое Доктор Тондресс взял меня с собой. Мы ехали в дилижансе через небольшие деревеньки, которые следовали одна за другой — сложно было понять, где заканчивается одна деревня и начинается другая. Деревенские жители радостно приветствовали нас, выбегая на дорогу, махали шляпами и восторженно кричали. Доктор Тондресс, сидя на кóзлах, широко улыбался и отвешивал поклоны. Он уже неоднократно бывал в этих краях, помогал людям, и они полюбили Доктора за его доброе и отзывчивое сердце.

Мы остановились около небольшого симпатичного домика, из которого нам навстречу выбежал хозяин.

— Доктор Тондресс! Как я рад тебя видеть! — закричал он, обнимая Дока, когда тот слез с козел. Я вышла из дилижанса и стояла, осматриваясь вокруг.

— Жюли, познакомься, это мой старый друг Джонатан! — представил мне мужчину Доктор Тондресс.

— Можно просто Джонни! — он подскочил ко мне и, улыбаясь, обеими руками крепко пожал мою руку.

Это был невысокий, но крепкий мужичок с каштановыми волосами, которые смешно топорщились ёжиком, а его большие карие глаза так и сияли добродушием и весельем. Он пригласил нас с Доктором войти в дом, где около большой печи хлопотала его жёнушка, которая была под стать мужу — такая же милая и жизнерадостная. Вокруг неё крутились четверо ребятишек: трое маленьких мальчиков и девочка постарше. Увидев Доктора, они бросились к нему обниматься. Доктор Тондресс подхватил на руки самого маленького сына Джонни и вытащил из кармана большой леденец на палочке. Такие же леденцы были вручены и остальным детишкам.

Через час нас усадили за стол и накормили вкуснейшим ужином. Потом все вышли в сад, я играла с прелестными детишками в пятнашки и прятки, а Доктор Тондресс разговаривал с Джонатаном. Тот показал Доку высокую гору, над которой шапкой стоял чёрный дым.

— Это наш вулкан, — он произнес длинное название на местном наречии, которое переводилось как «Спящая гора». — Он проснулся впервые за сто лет.

— Он не повредит деревне? — забеспокоился Доктор Тондресс.

— Мы не можем этого знать, — пожал плечами Джонни. — Наши предки говорили, что этот вулкан никогда не извергал лаву, и прежде все видели только такую чёрную шапку дыма и пепла. Она уже месяц так висит, мы даже отправляли на разведку людей, но они сказали, что никакой лавы в жерле не видать.

Джонатан предложил нам остаться у него переночевать. Когда все легли спать, Док ещё долго стоял на крылечке дома, смотрел на вулкан и качал головой.

Посреди ночи нас разбудил грохот и землетрясение. Все повыскакивали на улицу и увидели, как от облако дыма и пепла надвигалось на деревню со стороны вулкана. Раскалённые куски лавы, выброшенные огнедышащей горой, падала на улицы и тут же воспламеняла всё вокруг.

— Быстрее! Уезжайте отсюда! — Доктор одним хлопком запряг троих пегасов в дилижанс, а на спину четвёртого сел сам.

Я же помогла семье Джонни забраться в дилижанс, а сама села на козлы. Остальные жители деревни тоже выбегали на улицу, запрягали лошадей и спешно покидали деревню.

— Доктор! Неужели извержение нельзя остановить? — закричала я, стараясь пересилить нарастающий шум.

— Увы, это не в моих силах! Но мы можем увести жителей отсюда подальше! — Доктор указал в сторону долины, разделённой на две части широкой рекой. — Но сначала ты должна отвезти семью Джонни к реке, там они будут в безопасности. И оставайся с ними, не вздумай возвращаться!

— Но… Док! А как же вы?

Но Доктор Тондресс лишь нетерпеливо махнул рукой, и я подняла пегасов в воздух. Мы уже отлетели на приличное расстояние, когда жена Джонни, Хоуп, внезапно закричала:

— О, Боже! Малыш Зак! Он остался в доме? О, мой мальчик!

Сверху мы видели, как крыша их дома заполыхала ярким пламенем. Джонатан закричал от ужаса и едва не спрыгнул вниз за своим сыном. Я развернула было дилижанс, но в этот момент крыша обвалилась. Хоуп и Джонни одновременно закричали от ужаса, а я зажмурилась: было невыносимо смотреть на это и понимать, что там, среди огня, остался маленький ребенок.

Но вдруг рядом появился пегас с сидящим на спине Доктором. Всё лицо Дока было испачкано сажей, одежда местами тлела, а на волосах осел пепел. Он держал на руках завёрнутого в одеяло и плачущего от страха малыша. Доктор Тондресс передал его матери, которая, обливаясь слезами, начала целовать свое дитя, и снова исчез, перед этим лишь ещё раз махнув мне — улетай. И снова я не посмела ослушаться, тем более что пегасы уже уносили нас прочь от места этой страшной катастрофы. А если было нужно, волшебные кони мчались быстрее ветра, быстрее самой мысли.

Вскоре мы приземлились на берегу реки, и семейство Джонни выбралось из дилижанса. Пока мы с Джонатаном выпрягали пегасов, Хоуп и дети расчистили место, разложили найденные в дилижансе тёплые пледы и развели костёр.

Пегасы забрели в воду и спокойно утоляли жажду, а я, оставаясь на берегу, не находила себе места. Где же Док? Что с ним? Жив ли он ещё? Я была уже готова спуститься к пегасам в реку, вскочить на спину одного волшебного коня и мчаться на помощь Доктору, как вдруг услышала за своей спиной шорох. Обернувшись, я увидела Дока: он помог женщине спуститься со спины пегаса на землю и передал ей двоих ребятишек.

— Жюли, помоги им, — только и сказал Док перед тем, как его пегас расправил крылья и исчез.

Я, а вместе со мной и Хоуп, поспешили к перепуганным женщине и детям и усадили их у костра, укрыли пледами, дали напиться воды. Немного придя в себя, женщина, представившаяся Ниллой, рассказала, что Доктор Тондресс влетал в дома и будил тех, кто крепко спал — таких, правда, было немного, — выносил детей, помогал жителям сбежать от бедствия, а её и детей спас от летящего булыжника.

— Если бы не он, — всхлипнула Нилла, — этот камень раздавил бы нас, как букашек!

Пока она рассказывала, на берегу реки появлялись всё новые и новые люди — Доктор спешно переносил их в безопасное место и снова отправлялся туда, в этот ад, не успевая даже сказать мне, что с ним самим всё в порядке.

Людей становилось всё больше, и мы с Хоуп едва поспевали оказывать помощь тем, кто в ней нуждался — она была неплохой травницей и знала много лекарственных растений, которые помогали при ожогах и ушибах, да и в нашем дилижансе всегда была аптечка, полная чудесных средств. Все новоприбывшие рассказывали нам, как Доктор спас их от гибели: кого-то, как малыша Зака, он вытащил из горящего дома, кого-то, как Ниллу и её малышей, спас от камнепада, а кого-то успел забрать с островка, окруженного лавой, потоки которой уже добрались до деревни. Джонни же, посовещавшись с несколькими мужчинами, подошёл ко мне.

— Мы возьмём пегасов и отправимся туда, — сказал он решительно. — Деревня наша пусть и небольшая, но в округе много других деревень…

Я кивнула, поняв его невысказанную мысль: Доктор может не успеть спасти всех. Хоуп обняла мужа, сказала на ухо доброе напутствие, и тот вместе с товарищами сел верхом на пегасов, которые в мгновение ока взмыли в небо. Теперь не только Доктор, но и четверо мужчин переносили жителей пострадавших деревень на безопасный берег реки.

Тем временем солнце поднялось из-за горизонта, и дети, оправившиеся от пережитого страха гораздо быстрее взрослых, обнаружили неподалеку заросли малины и несколько яблонь и прибежали к нам, довольные своей находкой. Собрав плоды, мы все неплохо позавтракали.

Наконец, Доктор Тондресс, перенёсший в наш лагерь мужчину, устало скатился из седла на землю.

— Он последний. Больше там никого нет.

В этот же момент показалась тройка пегасов, и сидящие на их спинах мужчины подтвердили слова Доктора: все жители окрестных деревень в безопасности.

Опустившись рядом с Доком, я еле сдерживала слёзы, и он обнял меня, приговаривая:

— Всё хорошо, девочка моя, теперь всё хорошо, я рядом…

— Доктор здесь, Доктор здесь! — радостно пищал малютка Зак, прыгая вокруг нас словно кузнечик, и к нам спешили люди, чтобы поблагодарить Доктора Тондресса за своё спасение.

— К сожалению, деревня ваша сгорела… — сказал Доктор чуть позже, когда подкрепился яблоками и малиной и немного отдохнул.

— Это не страшно, Док, — ответил Джонни, прижимая к себе малютку Заккари. — Все мы живы благодаря тебе, а деревня… Деревню мы отстроим заново!

— Отстроим! — дружно подтвердил разноголосый хор.

К вечеру предприимчивые жители уже наловили рыбы, собрали диких овощей, фруктов и ягод, построили временные шалаши, в которых можно было неплохо переночевать, так что на следующее утро мы с Доктором попрощались с Джонни, его семьёй и односельчанами, уверенные, что вскоре на прежнем месте появятся новые процветающие деревни, и отправились в обратный путь.

— Доктор Тондресс — настоящий герой! — с гордостью сказала девочка по имени Джулай.

— Я так испугалась, когда ты сказала, что крыша рухнула, а в доме был малыш! — вздохнула Даня.

— Но всё ведь хорошо закончилось! — Жюли улыбнулась, поднимаясь с кровати, и направилась к двери: — Ложитесь спать, девочки, сладких снов!

Помощница вышла в коридор и взволнованно потерла переносицу. Док и раньше покидал «Приют» на долгое время, отправляясь на помощь людям в разные страны и даже в другие миры, но Помощники всегда слышали его голос и знали, что с ним всё хорошо. Но сейчас…

Тишина пугала.

Вечер третий. Внук Дедушки Добра

«Док! Где же Вы? Куда Вы пропали? Отзовитесь, прошу!» — Жюли прибиралась на своей кухоньке и мысленно звала Доктора Тондресса, от которого вот уже третьи сутки не было никаких вестей. Все были обеспокоены его исчезновением, но перед девочками никто не подавал виду — это могло плохо сказаться на их здоровье. Тут Жю услышала топот босых ног, а секунду спустя в приоткрывшуюся дверь заглянула девочка. У неё было забавное прозвище — Сова, — и, надо признаться, поспать она любила.

— Жюли! Пойдём скорее! — позвала она Помощницу.

— Что случилось? Кому-то плохо? — заволновалась та.

— Нет, всё хорошо! Мы ска-а-азку хотим! — улыбнувшись, Сова смешно наморщила курносый носик.

— Я приду через несколько минут, — Жюли улыбнулась в ответ, но девочка не спешила уходить и нерешительно топталась в дверях.

— А можно нам какао? — попросила она, смущаясь и краснея до кончиков ушей.

— Разумеется! — Жю кивнула. — Если выпить чашку моего какао перед сном, всю ночь будут сниться самые добрые сны. Беги, я приду, как только приготовлю какао, — Помощница ласково потрепала девочку по непослушным коротким волосам, порой действительно напоминающим совиное оперение.

Совушка убежала, а Жюли раскрыла свою тетрадку с рецептами, поставила на огонь медный ковшик и принялась за работу: ей хотелось порадовать маленьких подопечных и удивить чем-то новым и необычным, и вскоре по кухне разлился дивный запах. Когда шесть порций ароматного горячего какао были поставлены на поднос, Жю записала новый рецепт в тетрадку и вывела красивый заголовок: «На сон грядущий».

Приведя стол в порядок и присыпав какао лавандовыми зефирками, Жю с подносом в руках отправилась в палату, где её уже ждали. Взяв по чашке, девочки расселись вокруг Помощницы, вдыхая ароматы какао и пряностей и жмурясь от удовольствия.

— Жюли, расскажи нам про Доктора Тондресса! — попросила девочка по имени Кло, вылавливая зефирку из чашки. — Это его настоящее имя? Откуда он родом?

— Хм… — задумалась Малышка Жю. — Мне кажется, что он и сам уже не помнит своего настоящего имени. Ведь он был совсем маленьким, когда… Впрочем, начну-ка я сначала.

Эта история началась много-много лет назад. В ту пору Дедушка Добро искал по всему свету того, о ком гласило древнее пророчество, сложенное звёздами: когда печаль окрасит небо в серый цвет, когда тоски станет больше, чем улыбок, когда боль обернётся привычкой, когда ночь будет говорить не о мечтах, а лишь о страхе, в мир придёт волшебник с удивительным даром. Он поможет любому, кто будет нуждаться в помощи, его улыбка исцелит больные и раненые души, его объятия прогонят стужу из сердца и согреют своим теплом, а от его песни мысли наполнятся радостью, а цветы распустятся и начнут благоухать.

Вот только в пророчестве не говорилось, где и когда именно это случится, и Добро искал этого удивительного целителя вот уже несколько столетий: он исходил все королевства, побывал в Неведомых Далях, повстречал многих людей, среди которых были могучие колдуны и маги, но ни один из них не был тем самым волшебником из пророчества. Дедушка Добро уже было отчаялся его найти, но однажды забрёл в такую лесную глушь, куда, казалось, ещё не ступала нога человека. Долго он бродил по этому лесу, пока не вышел на поляну, окруженную вековыми соснами.

На поляне стоял невысокий домишко, и Дедушка Добро постучал в окошко в надежде на приют и отдых. Ему никто не ответил, но дверь оказалась незапертой и отворилась по первому прикосновению. Оказавшись в горнице, Дедушка Добро понял, что дом давненько не знавал хозяйской руки: скрипучие половицы, посеревшие стены, пыль и паутина в углах оставляли гнетущее впечатление одиночества и запустения. Повсюду лежали детские игрушки, в углу стояла детская кроватка, но ни ребёнка, ни его родителей в доме не было.

На противоположной входу стене висел портрет в деревянной раме, украшенной резными птичками и виноградными гроздьями. С портрета на Дедушку Добро смотрели широкоплечий мужчина с ясным взором и окладистой бородой и зеленоглазая женщина с искренней и счастливой улыбкой — Добро знал, что в традициях многих народов было принято писать такие портреты на свадьбу. Люди верили, что раз на картине муж и жена вместе, то и в жизни они не разлучатся, а резная рама должна была оберегать молодую семью от дурного глаза и других напастей.

Молча поклонившись хозяевам на портрете, Добро вновь отправился в путь, но мысли его то и дело возвращались к дому на лесной поляне. Как давно он в запустении? Что случилось с этой семьёй? Живы ли они? Где их малыш? Он настолько погрузился в свои думы, что не заметил, как под ногами захлюпала чёрная жижа: Добро едва не угодил в болото, но вовремя ухватился за ветку дерева и выбрался на твёрдую землю.

Вдруг Дедушке показалось, что где-то вдалеке, по левую от него руку, слышится плач ребёнка, и он пошёл вдоль кромки болота, для верности проверяя почву под ногами найденной неподалёку крепкой палкой. Чем дольше он шёл, тем явственней слышался плач, и вскоре он увидел сидящего под деревом мальчишку лет пяти. Тот горько плакал и вытирал щёки испачканными в земле кулачками, так что всё его личико было совершенно чумазым.

— Дружок, ты заблудился? — Дедушка Добро поднял ребёнка на руки, а тот разрыдался пуще прежнего.

Большого труда Дедушке стоило успокоить мальчугана. Он достал из своей котомки бурдюк с водой, умыл чумазое личико и ладошки мальчика, дал попить, а после гребешком убрал тонкие веточки и маленькие листочки, запутавшиеся в его светлых волосах.

— Расскажи мне, как ты очутился здесь, возле самого гибельного места? — снова спросил Дедушка Добро, когда малыш перестал плакать.

— Я искал маму и папу, — губы мальчика снова задрожали, а на глазах навернулись слёзы размером с крупный горох.

— Вы живёте неподалёку? — глядя в заплаканное лицо малыша, Добро невольно вспомнил о пустом доме, попавшемся ему на пути, и о портрете молодой женщины, чьи глаза удивительно были похожи на глаза найдёныша.

— Да, в нашем доме на лесной поляне, — подтвердил догадку Дедушки мальчуган.

— А куда же пропали твои родители? — спросил Добро, уже предчувствуя большую беду.

— Я не знаю, — тяжело и совсем по-взрослому вздохнул мальчик. — Мой папа лесничий, а мама умеет лечить любого зверя. Они раньше часто уходили до самой ночи, а иногда до другой ночи, но всегда-всегда возвращались. Я не боялся быть дома один, потому что знал, что они скоро придут. Но вот… давно… — мальчик засунул палец в рот, крепко призадумавшись: он ещё не знал, что такое «неделя» или «месяц». — Они ушли в самую бурю, потому что от ветра деревья падали и ранили животных. Я ждал, что они вернутся, как всегда, но их не было и не было, я тогда решил сам их искать и… и… заблудился-а-а…

Чтобы отвлечь малыша от невесёлых воспоминаний, Дедушка Добро спросил, как его зовут, но мальчишка был таким уставшим, напуганным и расстроенным, что никак не мог вспомнить своё имя.

— Ты помнишь, в какую сторону от дома ушли твои родители? — спросил тогда Дедушка Добро.

— В сторону большого дуба, к межлесью, — в этот раз малыш ответил быстро, и Добро сразу понял: гораздо сильнее, чем собственное имя, тот боялся забыть, куда ушли его мама и папа. — Я пошёл туда же, но не нашёл их, а только сам потерялся.

Дедушка Добро отвёл найдёныша к его дому и, настрого наказав ждать его возвращения и никуда не уходить, отправился к большому дубу на поиски родителей мальчика или вестей о их судьбе.

Никто не ведает, кого или что Добро нашёл на границе двух лесов, но когда он вернулся, лицо его было мрачнее тучи. Мальчонка тем временем нашёл в доме мамино зеркальце и от скуки пускал с крылечка солнечных зайчиков, дразня ими птиц и белок. Зайчики то прыгали по веткам, точно живые, то прятались в траве, хитро шевеля своими солнечными пушистыми ушками, и никак не давали себя поймать.

Заметив идущего через поляну Дедушку, мальчик оставил свою забаву и бросился к нему, в надежде получить добрые вести. Но Дедушка Добро только крепко обнял его и погладил по светлым волосам, похожим на пух одуванчиков. Бывает, что и волшебники оказываются совершенно бессильными.

Малыш беззвучно заплакал, роняя на цветы прозрачные, словно утренняя роса, слёзы. Дедушка Добро всем сердцем хотел помочь этому мальчику, который остался один-одинёшенек на всём белом свете. К тому же, не могло быть и речи, чтобы Добро бросил ребёнка одного посреди леса ожидать собственной участи.

— Ты можешь пойти со мной, если хочешь, — предложил Дедушка Добро, — и я буду считать тебя своим родным внуком. Мы отправимся в путь, и ты увидишь, какие чудеса бывают на свете. Этот мир огромен, малыш, он гораздо больше, чем твой лес…

Они сели рядышком на крыльцо, и Дедушка Добро долго рассказывал мальчику истории о своих путешествиях, о чудесных странах, в которых он побывал, о людских горестях и радостях и о том, что скоро в этот мир придёт великий волшебник, который одолеет тоску, исцелит болезни и развеет все печали, стоит лишь позвать его.

— Я хочу познакомиться с этим волшебником! — сказал вдруг мальчик.

— Что ж, может быть, однажды мы с тобой его найдём, если ты, конечно, готов отправиться со мной.

— Я готов! — кивнул мальчик и даже вскочил на ноги, показывая свою решимость.

Они забрали из домика на лесной поляне только старое мамино зеркальце да деревянную игрушку лошадки с крыльями и отправились в долгий путь. Дедушка Добро предложил взять с собой портрет родителей, но мальчик ответил, что они и так всегда будут жить в его сердце и памяти, и портрет в резной раме с птичками и виноградными гроздьями так и остался висеть на стене домика на лесной поляне.

* * *

Годы шли своим чередом. Дедушка Добро на время оставил поиски великого волшебника из древних легенд: куда важнее было позаботиться о своём маленьком внуке. К сожалению, малыш так и не смог вспомнить своего настоящего имени, и за отзывчивое сердце и чистую душу Дедушка Добро прозвал его Женеро́^[3]. Мальчик рос озорным и смышлёным и с большим удовольствием помогал ухаживать за больными существами, приходящими к Добру за помощью.

Как-то раз Дедушка Добро вернулся из леса, где пробыл весь день, собирая целебные травы. Женеро уже ждал его на крылечке и, чтобы не скучать без дела, в ступке перетирал сухие травы в порошок и напевал песенку, которую сам сочинил. Песенка была такой замечательной и отрадной сердцу, что Дедушка Добро едва не пустился в пляс. А когда он увидел, как на поляне перед домом от песни распускаются диковинные цветы, а над цветами порхают крошечные эльфы, сказочные бабочки и говорящие птахи и на все голоса славят великого волшебника, то не поверил своим ушам и глазам.

— Ну-ка, дружок, — Дедушка Добро поднял сземли сухую вишнёвую веточку, и в руках Женеро она вдруг наполнилась соком, зазеленела и расцвела. — Делал ли ты что-то особенное, малыш? — с большим волнением спросил Добро.

— Я только пел свою песенку, Дедушка. Она как будто сама ко мне пришла, я будто услышал музыку и слова сами в строчки сложились. Вот, послушай, — Женеро снова запел, и вся поляна закружилась в танце, даже цветы покачивались на тонких стебельках в такт песне.

«Неужели это он?!» — восторженно подумал Добро, вдыхая запах вишнёвого цвета: он, действительно, никак не мог поверить, что мальчик, который стал ему родным внуком, и есть тот самый волшебник из древних легенд, которого он, Добро, безуспешно искал много веков.

— Помнишь, сынок, когда-то я обещал, что ты познакомишься с удивительным волшебником? — спросил Дедушка Добро, принеся из дома зеркальце. — Смотри, Женеро, вот он! — Добро повернул зеркальце к внуку, и тот, увидев своё отражение, с большим удивлением взглянул на Дедушку. — Да-да, мой мальчик, звёзды в своём пророчестве говорили про тебя! И я научу тебя всему, что должен знать каждый добрый волшебник.

Однако, приступить к учёбе получилось не сразу. Весть о том, что пророчество звёзд сбылось, в мгновение ока разнеслась по всему волшебному миру: там одна бабочка рассказала чудесную новость подружке, тут птичка пропела песенку в своей стае, песенку тут же подхватил на свои крылья ветер и вмиг доставил во все края. Что тут началось! К дому Дедушки Добра и Женеро со всех сторон приходили самые необычные гости: маги и колдуньи, кентавры и звездочёты, эльфы и сатиры, наяды и дриады, феи и гномы, — все они хотели познакомиться с Женеро и своими глазами убедиться, что он и есть тот самый волшебник.

И порой это приобретало совсем уж скверный характер. Стоило Женеро прийти порыбачить на озеро — и через пару минут берег облеплялся русалками, наядами, водяными и сиренами. Они поднимали такой страшный гвалт, что мальчик тут же забывал о рыбалке и, зажав уши, мчался со всех ног домой. Стоило Женеро сесть к окошку с книгой в руках — и под окном собиралась новая толпа, больше прежней: волшебные создания теснили друг друга, наступали на лапы, толкались локтями и рогами и бранились на чём свет стоит. Мальчик ужасно смущался такого внимания, робко просил перестать ходить за ним по пятам, однако никто не обращал внимания на его просьбы: любопытство брало верх.

Увидев раз это столпотворение, Дедушка Добро страшно рассердился и хотел было строго отчитать всех любопытных, но передумал: за каждым бегать и ругать — времени не напасёшься. Тогда Добро научил Женеро становиться невидимым. Волшебные создания прибегали к их домику и, не найдя там никого, разочарованные убирались восвояси, а Дедушка Добро и Женеро — оба невидимые и довольные своей проделкой — сидели под старыми липами и от души смеялись над незадачливыми и незваными гостями.

— Ох, что-то мы с вами припозднились сегодня! — бросив взгляд на часы, Жюли покачала головой. — Вам уже пора спать!

— Жюли!.. Но, подожди! Как же так? — девочки тоже не заметили, как пронеслось время, и переполошились, когда Помощница так неожиданно закончила сказку. — А чему ещё Добро учил Женеро? А почему его стали называть Доктор Тондресс? А как?.. А что?.. — посыпались со всех сторон вопросы.

— Девочки, — Жю улыбнулась, составляя опустевшие чашки из-под какао на поднос, — но ведь Дедушка Добро учил его много-много лет, разве всё расскажешь?

— Хоть что-нибудь! — подопечные окружили Помощницу, глядя на неё самыми жалостливыми глазками, на какие только были способны. — Пожа-а-алуйста! Нам ведь интересно!

— Давайте поступим вот как: сейчас вы ложитесь спать, а в следующий раз я расскажу, чему ещё Дедушка Добро научил своего внука, договорились?

— Договори-и-ились, — вздохнули девочки. — Только не забудь! — добавила Сова.

Жюли кивнула и, забрав поднос, вышла из комнаты, а девочки, забравшись под одеяла, уже через минуту крепко спали и видели чудесные лавандовые сны.

Вечер четвёртый. Волшебник из древних легенд

— Простите, опоздала! — Малышка Жю вбежала в кабинет Зама, где тот собирался сообщить что-то важное всем Помощникам.

— Не волнуйся, Брюно всё равно ещё не пришёл, — откликнулся Люк, занявший место за столом.

Жю, опустившись на диванчик рядом с Элен, нахмурилась: не бывало ещё случая, чтобы Зам опаздывал на собрания. Не к добру это, ох, не к добру.

Так же, видимо, думали и остальные: приткнувшись по разным углам кабинета, они молчали, и тревожные взгляды ясно давали понять, что мысли их совсем не радостные. Друзья не теряли надежды, что Брюно сообщит им хоть что-то хорошее про Доктора Тондресса, но сказать об этом вслух так никто и не решился, будто боялись навлечь беду этой своей неосторожной надеждой; и от повисшей тишины становилось совсем уж не по себе.

Брюно пришёл через минуту, и Помощники вскочили ему навстречу.

— Ну что? Ты узнал, где Доктор? — Гару так стремительно подбежал к Заму, что едва не снёс его с ног. Тот же только покачал головой, и Гару растерянно и будто бы обиженно посмотрел на него: — Но разве не за этим ты нас позвал? Мы думали…

— Я сегодня побывал в разных местах, — перебил его Зам, — встретился с друзьями Доктора, виделся с Дедушкой Добром. Никто не знает, где он. Никто не видел его уже давно.

Помощники переглянулись.

— Что это значит? — срывающимся голосом спросила Элен.

— Нам пора прекращать сидеть сложа руки, — решительно сказал Зам, и по мановению его руки на столе появилась волшебная карта: — Мы должны отправиться во все концы света на поиски Дока, заглянуть в каждый уголок… Карта нам в этом поможет, она будет изменяться вместе с нашими поисками.

— И люди продолжают звать Доктора Тондресса на помощь, — тихо добавил Патрик, глядя на карту.

Там появлялись города и деревни; там на деревенских лугах паслись коровы и козы под бдительным присмотром своих пастухов; там мчались быстрее ветра дикие лошади в прериях, и их гривы развевались подобно облакам; там бушевал шторм в океане и корабли сражались с гигантскими волнами; там над вершинами высоких гор, раскинув крылья, парил остроглазый орёл — сколько бы ни смотрели Помощники на карту, каждый раз видели всё больше и больше.

— И люди продолжают звать Доктора, — откликнулся Брюно, проводя рукой по короткому ёжику волос. — У нас много работы, друзья мои: мы с вами будем искать Доктора Тондресса и отвечать на зов тех, кто нуждается в помощи. Даже если что-то не будет получаться, мы поддержим друг друга и продолжим делать всё, что в наших силах.

— Мы с Доктором однажды были здесь, — Гару ткнул пальцем в карту, — в Златодальнем королевстве. Там выращивают кур, несущих золотые яйца, овец с золотой шерстью и быков с золотыми рогами. Завтра же слетаю и расспрошу местных: может быть, они что-то знают.

— А мы с Патриком наведаемся в Заповедные земли, — сказал Люк.

— Хорошо, — кивнул Брюно. — Мы с Элен останемся на дежурстве, а ты, Жюли…

— А я прямо сейчас отправлюсь в палату к девочкам, — опередила его Помощница: — Уже почти ночь на дворе, а сказка до сих пор не рассказана. Если я не приду сегодня, завтра они завалят всех нас вопросами. — Чуть помолчав, она добавила: — Не переживай, Зам, я справлюсь, мы все справимся.

Брюно кивнул, и Жю убежала, пообещав вернуться после сказки. В палату она вошла, оставив за порогом всю тревогу и беспокойство, и девочки увидели неизменную приветливую улыбку Помощницы.

— Ну что, готовы к сказке? — спросила она, присаживаясь на край кровати Дракоши. — Напомните, на чём мы вчера остановились?

— На том, что Дедушка Добро научил Женеро становиться невидимым, — первой откликнулась Сова.

— Точно! — Жюли светло улыбнулась и начала рассказывать.

Как Дедушка Добро и обещал, он начал учить Женеро волшебным премудростям. Они гуляли по лесу, и Добро объяснял мальчику, где отыскать целебные травы, как правильно их хранить и как отличить от трав дурных. А после, вернувшись домой с душистыми зелёными охапками, готовили в волшебном котелке целебные напитки и мази и лечили ими раненых и больных.

Частенько Женеро брался за дело сам, а Дедушка Добро лишь наблюдал, подсказывал и помогал, если вдруг что-то шло не так.

Перед сном Добро рассказывал внуку сказки про добрых и злых волшебников, про благородных рыцарей, спасающих целые королевства, про драконов и единорогов, а тот расспрашивал, чешется ли рог у единорога и что делать, если у дракона заболят зубы.

— Дар твой велик, Женеро, — говорил Добро ученику, — но нужно уметь правильно им владеть и использовать только во благо.

Однажды он положил в ладонь ученика иссохшее бобовое зёрнышко и сказал:

— Направь свою заботу и добрые помыслы в это семечко, и ты увидишь, что будет.

Кивнув, Женеро сосредоточился и легонько подул на зёрнышко, с восторгом глядя, как оно наливается жизнью, как проклёвываются первые ростки, как тянутся к солнышку зелёные побеги, как молодые листочки шепчут юному волшебнику слова благодарности.

— Чудесно, сынок! — с улыбкой похвалил его Добро. — Вложи свою любовь, нежность и милосердие в человеческую душу, и увидишь, как затягиваются самые глубокие, самые болезненные раны, нанесённые обидой и предательством, вложи в неё частицу своего света, и ты увидишь, как душа, подобно этому семечку, оживёт и устремится к солнцу.

Заслушавшись, Женеро отвлёкся и перестал следить за зёрнышком, а оно соскочило с ладони мальчика, продолжая расти всё быстрее и быстрее: корни уцепились за землю, ветви переплелись и потянулись вверх. Дедушка Добро и Женеро едва успели отпрыгнуть, как могучий стебель вознёсся к самому небу, пронизав облака. Избавиться от этого стебля не смогли ни волшебство, ни острые топорики садовых гномов, ни время: так он до сих пор и растёт посреди леса и подпирает облака. Говорят, именно по этому стеблю взбирался мальчишка Джек, чтобы обвести вокруг пальца одного злого великана.

Женеро очень огорчался своим неудачам и хотел поскорее стать таким же хорошим волшебником, как и Дедушка Добро. Он прочитал все книги в доме, и некоторые даже по два или по три раза. Правда, читал он взахлёб, торопясь закончить одну книгу, чтобы поскорее приняться за другую. Дедушка Добро много раз говорил не спешить и читать вдумчиво, запоминая и понимая прочитанное, но мальчик пролетал по страницам небольшим, но всепоглощающим ураганом: ему казалось, что так он успеет узнать больше новых вещей.

Как-то раз мальчик прочёл, что солнечные лучи, пойманные зеркалом и размешанные в кружке простого тёплого молока, разгонят любые тучи на сердце, то весь следующий день гонялся за солнечными зайчиками, ловил их маминым серебряным зеркальцем и сажал в берестяной короб. Когда же короб доверху заполнился зайчиками, дно его не выдержало, проломилось, и зайцы-лучики кинулись врассыпную — на яркий всполох к домику Добра сбежались все лесные жители, решив, что начался пожар.

В другой раз Женеро прочёл, что свет луны, собранный с поверхности озера, навевает крепкий и спокойный сон, и выпил столько лунной воды, что целую неделю спал беспробудным сном, — даже Дедушка Добро не мог его разбудить.

— Умыться! Лунной водой нужно умыться, а не пить! — в тщетных попытках снять сонные чары Добро только разводил руками, недоумевая: как можно не заметить предупреждение, написанное в самом начале страницы да ещё и крупными буквами?

Поняв, что Женеро порой не хватает терпения и внимательности, Дедушка Добро решил преподать ему важный урок. Ведь даже добрый волшебник — если он рассеян или тороплив, если он не умеет ценить время, — может наломать таких дров, что добро во зло обернётся, и никому помощи не будет — одни только беды.

Вскоре лунные сны рассеялись, и к Добру и Женеро пожаловал необычный гость: то был невысокий старичок в длинной мантии с широкими полами, скрывающей его круглые бока; лысина его блестела, точно начищенный медный таз, а борода напоминала песочные часы. Удивительнее всего были усы: один — короткий и толстый, а второй, напротив, — длинный и тонкий. Оба уса двигались по кругу: короткий медленно, едва заметно, а вот длинный быстрее. Женеро, увидав такое чудо, уставился на незнакомого гостя и не мог вымолвить ни слова от удивления. Усы что-то напоминали мальчику, но он никак не мог вспомнить, что именно.

— Батюшка Время! — обрадованный появлением гостя Добро поспешил ему навстречу. — Сколько лет, сколько зим!

Женеро, услышав имя незнакомца, хлопнул себя по лбу: «Усы-то — минутная и часовая стрелки! И ходят по кругу!» Едва он так подумал, тонкий ус достиг носа старичка — и в тот же момент раздался приятный низкий звон, будто ударили в небольшой медный колокол. Звон повторился ещё два раза и затих, а Женеро догадался: три часа пробило. И сразу же сообразил: так ведь не мантия это, а колокол и есть!

— Дела, мой друг, дела, — Время печально вздохнул. — Ни минуты свободной: попробуй-ка уследи, чтобы всё на свете в свой черёд случалось, попробуй-ка всему свой срок отмерить! Без меня и солнце взойти опоздает!

— Знаю, знаю, — Дедушка Добро понимающе похлопал Время по плечу. — Но удели нам минутку-другую — я хочу познакомить тебя со своим учеником. Звёзды пророчили ему стать великим волшебником, дар целителя в нём уже пробудился.

Время внимательно взглянул на мальчика, а у того душа ушла в пятки: вдруг скажет, что он тратит много времени впустую? Но Время лишь вежливо поклонился, и мальчик, весь пунцовый от смущения, поклонился в ответ.

— Но ведь не для одного лишь знакомства ты пригласил меня, Добро? — спросил Батюшка Время, с прищуром глядя на старого друга.

— Угадал! — Добро рассмеялся. — Женеро должен научиться ценить время, и никто не сможет преподать эту мудрость лучше тебя.

— Ценить время? — мальчик недоуменно посмотрел на учителя. — Но, Дедушка… Я ведь всегда стараюсь приходить вовремя и всюду успевать — разве я не ценю?

— Всюду успевать и знать цену времени не всегда одно и то же, — откликнулся Батюшка Время. — Ты и сам вскоре поймёшь это. Возьми кувшин, сынок, — в этот момент в руках Женеро появился глиняный кувшинчик с крышкой, — и собери в него росу. Но росу не простую, а ту, в которой одновременно отразятся первый луч зарождающегося дня, последний луч угасающей ночи и свет утренней звезды. Наполнишь кувшин — узнаешь мою мудрость, — сказав это, он исчез.

Следующим утром Женеро побежал на луг, думая, что в этом задании нет ничего сложного. Но домой вернулся с пустыми руками, понурый и расстроенный: он засмотрелся на зарю, и солнце иссушило росу. На другое утро мальчик решил наполнить кувшин заранее и повернуть его к первому лучу солнца — подумал, что так будет быстрее. Но он напрочь позабыл о свете луны и утренней звезды, которые не могли проникнуть в кувшин — росу, так и не ставшую волшебной, пришлось вылить.

Так продолжалось довольно долго: то небо затягивалось тучами, то звёзды гасли слишком рано, то сам мальчик никак не успевал вовремя, — но вот, наконец, Женеро вернулся домой с сияющими от радости глазами.

— Дедушка! Дедушка, у меня получилось! — выпалил он и поставил на стол кувшинчик, доверху наполненный росой, переливающейся светом солнца, луны и утренней звезды.

— Мой мальчик! — воскликнул Добро, рассмотрев внимательно росу. — Тебе действительно удалось! Ну-ка, расскажи скорее, как это произошло! — его переполняли радость и гордость за ученика.

Женеро рассказал, что пришёл на луг в тот час, когда бледная луна ещё висела прямо над головой, а утренняя звезда слабо мерцала над горизонтом. Заря только-только занялась, и нужно было дождаться первого лучика солнца. Мальчик дал себе слово, что на этот раз обязательно выполнит задание Времени, и смотрел на зарю во все глаза. И вот, когда луч солнца прорвался сквозь горизонт, роса на лугу засияла, будто тысячи светлячков слетелись со всей округи — как это было красиво!

Тогда Женеро и понял, что волшебная сила рождается в капле росы всего за одно мгновение — как ни старайся, как ни хитри, — ни секундой раньше и ни секундой позже.

С небывалым восторгом юный волшебник смотрел, как внутри каждой росинки загорается крошечная звёздочка и как её обвивают серебряный и золотой лучики — тонкие, словно паутинки. Спохватившись, что вновь теряет драгоценное время, Женеро принялся собирать росу в глиняный кувшин и собирал до тех пор, пока сияние не погасло и роса на лугу не стала вновь каплями обыкновенной воды.

Сердце Женеро билось от волнения, когда он возвращался домой, прижимая к животу глиняный кувшин с бесценной росой.

— Дедушка, но почему я прежде никогда не видел этого чуда? — задумчиво спросил Женеро в конце своего рассказа.

— Когда ты спешил или медлил, время ускользало от тебя, — посреди комнаты бесшумно появился Батюшка Время и благосклонно улыбнулся мальчику. — Но как только почувствовал, насколько важным может быть одно-единственное мгновение, ты смог собрать волшебную росу. И так во всём: можно успеть — а можно и опоздать, можно спасти — а можно и разрушить — и всё это за одно крохотное мгновение. Уважай одно мгновение, и время всегда будет в твоём распоряжении.

Время растаял в воздухе с тихим звоном колокола, а Дедушка Добро убрал кувшин в буфет, на тёмную полку, чтобы роса не утратила волшебный свет. А на следующий день учитель и ученик приготовили целый котелок чудесного эликсира и с его помощью сняли злые чары с целого королевства, превращённого злой ведьмой в непроходимое болото.

Годы летели быстро, словно ласточки в лазоревом небе, и юношескую беспечность в зелёных глазах Женеро сменила рассудительная мудрость. Он научился всему, что должен знать настоящий добрый волшебник, и в домике Дедушки Добра зазвучали разговоры о грядущей разлуке. Женеро хотел отправиться в своё собственное путешествие, чтобы помогать людям, чтобы стать, наконец, тем, о ком сотни лет назад поведали звёзды.

Дедушка Добро не отговаривал его, не просил отложить свой отъезд хотя бы на год или на пару лет: нужда всего мира в великом волшебнике намного важнее, чем тоска одного человека по своему внуку. Так, вскоре настал час расставания. Ученик сложил в свою дорожную сумку вещи и книги и вышел из дома попрощаться с Дедушкой Добром — тот ждал его у крыльца. Неподалёку стоял небольшой дилижанс, запряжённый четвёркой великолепных пегасов.

— Это мой последний подарок тебе, сынок, — промолвил Добро, и слеза, скатившись по щеке, затерялась в длинной бороде. — Эти волшебные кони будут служить тебе верой и правдой, они понесут тебя на своих крыльях быстрее, чем звезда падает с небосклона.

Женеро сердечно поблагодарил Дедушку, простился с ним, сел в дилижанс — и пегасы взмыли в небо. С тех пор он странствует по миру, исцеляя сердца, помогая заблудшим душам найти обратную дорогу, протягивая руку помощи всем, кто попал в беду. Его песня прогоняет прочь тоску, улыбка вселяет надежду, а объятия дарят покой и утешение. Люди слагают легенды и песни в благодарность великому волшебнику, великому целителю. И хотя каждый народ называет его по-своему, на любом языке — какой ни возьми — его имя означает Нежность.

Жюли закончила сказку и улыбнулась, увидев растроганные улыбки на лицах девочек.

— Как чудесно! — прошептала Кло, обнимая подушку и сворачиваясь калачиком под одеялом. — Сегодня мне обязательно приснятся пегасы, а завтра, может быть, Доктор Тондресс сам к нам придёт…

Голос её становился всё тише и тише, а через мгновение Кло уже крепко спала, счастливо улыбаясь во сне; подруги последовали её примеру.

Жю пожелала засыпающим девочкам спокойной ночи и вернулась в кабинет Зама. Там её друзья, склонившись над картой, уже вовсю обсуждали, кто и когда отправится на поиски Дока в новые земли. Лишь глубокой ночью Помощники разбрелись по своим комнатам, надеясь хотя бы немного поспать перед новым днём и дальней дорогой.

Старшая Помощница и Зам вышли из кабинета последними.

— Мы же справимся, правда? — остановившись в коридоре, Элен подняла на Брюно прекрасные глаза, покрасневшие от слёз.

Тот устало улыбнулся. Что бы ни случилось, Помощники найдут Доктора и вызволят из любой беды. Потому что невозможно по-другому, потому что ученики не могут подвести своего учителя.

Непростые времена ждали их впереди.

Вечер пятый. Загадка «Каменных Вод»

После бессонной ночи Жюли буквально засыпала на ходу, но всё равно пришла в палату, чтобы рассказать новую сказку. Девочки радостно поприветствовали Помощницу и приготовились слушать.

— Про что бы вам рассказать? — она задумчиво потёрла лоб, а потом прищёлкнула пальцами, озарённая чудесной мыслью. — Быть может, про то, как Док встретил мальчишку, который стал его Замом? — спросила Жюли, хитро улыбнувшись.

— Про Брюно? — округлила глаза Дракоша. — Неужели Доктор Тондресс и ему когда-то помог?

— Конечно, — кивнула Жюли. — Очень необычная история!

— Расскажи, расскажи! — попросили девочки.

Вот уже много лет Доктор Тондресс путешествовал по миру, помогая людям из разных уголков земли. Дар целителя помогал ему слышать призывы о помощи, и тогда быстрые как мысль пегасы расправляли свои белоснежные крылья.

Тем ранним утром Доктор снова почувствовал, что кому-то нужна помощь — это был даже не призыв, а крик, полный отчаяния и сильной боли. Пегасы опустили дилижанс на просёлочную дорогу, ведущую в небольшую деревушку. На деревянном указателе прежнее название было тщательно закрашено белой краской, а поверх неё чёрной красной было выведено: «Каменные Воды».

«Какое странное название!» — подумал Доктор Тондресс и в тот же миг снова почувствовал чьё-то отчаяние, такое сильное, что у него самого потемнело в глазах и стало сложно дышать. Усилием воли Док позволил волне прокатиться сквозь него, и боль отступила, правда, перед глазами всё расплывалось ещё несколько секунд.

Пока он приходил в себя, откуда-то сбоку мелькнула тень, и колесо дилижанса тут же подпрыгнуло, будто налетев на кочку. Пегасы, не надеясь на своего возницу, остановились как вкопанные. Доктор, едва не слетев с козел, кинулся смотреть, что случилось.

Под дилижансом он нашёл мальчишку лет семи, который от удара потерял сознание. Доктор бережно взял его на руки и уложил на сиденье дилижанса, а потом, вскочив на козлы, незамедлительно помчался в деревню. Остановившись около первого дома, Доктор подбежал к хозяйке и попросил воды: он хотел дать мальчику чудесный эликсир, но вода в его фляжке плескалась на самом дне — этого едва хватило бы на пару глотков, что уж говорить про волшебное снадобье.

— Не дам! — сурово сказала женщина с неприятным лицом, полным ненависти ко всему миру. — Буду я первым попавшимся воду раздавать, так самой что останется? Ты кто такой, что тебе нужно в наших краях, чужеземец? — она подозрительно посмотрела на Дока.

Волнуясь за жизнь мальчика, он торопливо рассказал, что случилось, и снова попросил воды, но женщина все равно отказалась помочь.

— Этому негоднику? — презрительно выгнула бровь она, поняв, о ком идёт речь. — Ни за что! Пусть катится ко всем чертям, спиногрыз! Какое мне до него дело? Пропадёт дармоед, мне легче жить станет! — женщина погрозила кулаком в воздухе.

Док понял, что тут помощи ждать не придётся, и покинул негостеприимный дом, спиной чувствуя, как эта неприятная женщина продолжает извергать проклятия в адрес бедного мальчика.

Доктор Тондресс был разгневан впервые в жизни: что сделал маленький мальчик, раз вызвал ненависть этой женщины? Но, быть может, кто-то ещё поделится с ними водой, не один ведь дом в деревеньке? С этими мыслями Док двинулся вверх по дороге, заглядывая в каждую калитку, стучась в каждую дверь.

Но дворы были пусты, и покосившиеся дома с выгоревшей и облупленной краской говорили о том, что уже давно в них никто не живёт, никто не возделывает засохшую и потрескавшуюся землю в огородах. Доктор проехал всю деревню, не встретив ни единого жителя, кроме этого мальчика и женщины; и даже собаки, обычно лающие на прохожих из-под ворот, почему-то молчали. Отчаявшись найти хоть кого-нибудь, он хотел без спроса набрать воды в первом попавшемся колодце, но все колодцы, как один, оказались заваленными камнями и засыпанными землёй.

— Что за чудеса такие? — пробормотал Док себе под нос, запрыгивая на козлы и надеясь, что за деревенской чертой он всё-таки отыщет воду.

За деревней начинался редкий лес, деревья в котором выглядели крайне странно — со слишком тёмной корой и без единого листочка, — но Доктор Тондресс не стал терять времени на гляделки по сторонам: нужно было поскорее найти воду и помочь мальчику. Въехав в лес, Док в скором времени очутился около ручья. Он осторожно вытащил мальчика, который всё ещё не приходил в сознание, из дилижанса и положил на свой расстеленный плащ — земля вокруг ручья была такой же сухой, как и в деревне. Док провёл ладонью по его лицу, и мальчик открыл глаза, попытался подняться и застонал.

— Лежи, лежи! Тебе вредно двигаться! — Док уложил его обратно, а сам пошёл к ручью, чтобы набрать воды, но что-то остановило его.

Ручей был подозрительно спокойным, вода в нём не журчала — она замерла, словно стекло. Вместо привычных деревьев вдоль ручья возвышались гигантские каменные глыбы, лишь отдалённо напоминающие деревья, а между ними стояли глыбы поменьше, не выше обычного человеческого роста — Док на мгновение подумал, что они похожи на потрёпанные временем статуи.

— Остановитесь! — голос мальчика был слаб, но Доктор всё равно узнал его: именно этот голос звал на помощь нынче утром. — Остановитесь, иначе погибнете! Эта вода проклята! На кого упадёт хоть одна капля, тот тут же превращается в камень! Так погиб мой отец… Так погибли все жители деревни! Остались только я и моя мачеха.

Мальчишка сказал, что его зовут Брюно и что под колёса дилижанса он попал, убегая от мачехи, которая постоянно его била. Он рассказал, что прежде вода в ручье была совершенно обыкновенной, и любой, кто только хотел, мог напиться в жару или набрать воды для своего коня. Но чуть больше года назад несколько человек из деревни пошли утром к ручью и не вернулись, а когда отец Брюно, а с ним ещё пятеро мужчин отправились на поиски, то возле ручья обнаружили лишь каменные фигуры. Брюно указал рукой на глыбы, поросшие мхом.

— Когда исчезли ещё двое или трое, люди начали догадываться, что все беды творит вода в ручье. Старики говорили, что это какое-то проклятье, но как его снять — до сих пор никто не знает.

Мальчик с трудом поднялся и, прихрамывая, подошёл к одной статуе.

— А это… это… моя мама. Зачем, зачем она ушла в тот злополучный день к ручью?! — Брюно всхлипнул и быстро вытер кулаком слёзы. — А вы… Вы ведь волшебник?

Доктор кивнул.

— Быть может, вы сможете оживить её?

— Увы, сынок, я не всесилен. Никому не под силу вдохнуть жизнь в камень.

Брюно тяжело вздохнул и продолжил свой рассказ.

— Без воды стало очень тяжко. В камень превращались животные и птицы, а после деревья и растения.

После этих слов Доктор догадался, что высокие камни, похожие на деревья, когда-то и были живыми деревьями, а обращённая в камень трава со временем, видимо, рассыпалась в прах.

— Кто-то бежал из деревни, кто-то пытался рыть свои колодцы, но обращался в камень, едва касался появившейся воды — так и погибла наша деревня. Раньше такие поля были, такая пшеница росла — загляденье! А сейчас ничего не растёт. Воду и зерно мы привозим из соседнего села. Весной и осенью, когда идут дожди, попроще, можно набрать воду в ведро, но лето в наших краях в последние годы совсем уж засушливое, с весны лишь однажды дождь прошёл.

— Почему же вы не уехали, как остальные? — спросил Доктор.

Брюно пожал плечами.

— Про неё я не знаю, а мне… Куда ж мне идти, разве нужен я кому? А здесь мои папа и мама, я иногда прихожу к ним и разговариваю. Мне кажется, что они всё слышат. Иногда, когда совсем уже от мачехи невмоготу станет, я убегаю, но потом всё равно возвращаюсь домой… Вот как сегодня я решил сбежать от неё, а попал под ваши колёса.

Доктор Тондресс вздохнул: неудивительно, что он совсем отчаялся. Выслушав мальчика, Док подошёл к ручью и внимательно вгляделся в его неподвижные воды, а потом осторожно опустил в ручей кончик своего пояса. Тот, конечно же, тут же стал каменным.

— Вот видите, я не вру, — сказал Брюно с грустью. Ему было тяжело стоять, и он присел прямо на землю.

— О, я и не говорю, что ты обманываешь меня, — ответил Док, тщательно осматривая пояс.

— Но что же вы делаете?

— Смотрю, можно ли помочь…

Нахмурившись, Доктор Тондресс изучал окаменевший пояс, рассматривал каменные деревья и статуи, а потом лицо его просияло.

— Проклятье? Как бы не так! Брюно, скажи мне, откуда этот ручей берёт своё начало?

— Ой, тут совсем близко, это родник. Вода в нём всегда ледяной была, аж зубы сводило! — припомнил он.

Доктор кивнул, посадил мальчика в дилижанс, и они тронулись в путь вверх по течению ручья, повсюду встречая каменные статуи людей и животных и высокие обелиски, бывшие когда-то деревьями. Вскоре, по подсказке Брюно, Доктор повернул с дороги и остановился на опушке возле огромного валуна — из-под него и выбивался родник. Доктор обошёл его кругом и попробовал приподнять, но ничего не вышло — слишком уж тяжёлым оказался этот камень. Тогда Доктор Тондресс выпряг пегасов и достал из дилижанса верёвки и большую банку.

— А банка зачем? — полюбопытствовал Брюно, глядя, как новый знакомый закрепляет верёвки вокруг камня и упряжи волшебных лошадей, но Док в ответ только улыбнулся.

По его знаку пегасы поднялись в воздух и оторвали валун от земли, и тотчас из-под него кто-то выпрыгнул. Доктор, бывший начеку, бросился вперёд и накрыл что-то банкой, а пегасы опустили валун и приземлились сами, а Брюно услышал странный, но знакомый звук и завертел головой в поисках его источника, но так и не смог догадаться, что же это такое.

— Доктор, что там, кого вы поймали? — спросил он Доктора, увидев, как тот закручивает на банке крышку.

Довольный Док подошёл к дилижансу и показал мальчику банку: в ней сидела здоровая жаба с толстой тёмной кожей.

— Вот и всё ваше проклятье — каменная жаба! — закрыв крышку, чтобы жаба не выбралась на волю, Доктор спрятал свою находку в заднее отделение дилижанса, чтобы чуть позже выпустить на волю там, где она не сможет никому навредить. — И откуда она только тут взялась?..

— Это из-за неё вода стала плохой? А теперь?

— А разве ты не слышишь? — удивился Доктор.

Брюно вдруг понял, что тот странный, непонятный звук был журчанием воды, которое он не слышал уже очень давно. Доктор, насвистывая песенку, подошёл к ручью, который играл солнечными лучами, и набрал воды в котелок, чтобы приготовить эликсир для Брюно. Мальчик выпил чудесное снадобье и сразу же почувствовал себя намного лучше.

Доктор Тондресс предложил мальчику отправиться с ним, и тот, конечно же, с радостью согласился. А когда Доктор построил этот «Приют», Брюно стал его Заместителем и первым Помощником.

* * *

Жюли закончила сказку и посмотрела на Дракошку: та, утирая слёзы, извела пачку носовых бумажных платков.

— Какое трудное детство было у Зама, — всхлипывая, сказала она.

— Ты права, дорогая. Но сейчас уже всё осталось позади, ведь Доктор Тондресс вовремя пришёл ему на помощь.

— А к тебе Доктор Тондресс приходил когда-нибудь? — спросила Джулай.

— Конечно! — улыбнулась Жюли. — Но об этом я расскажу вам в другой раз. Спокойной ночи, девочки! — попрощалась Жюли и вышла из палаты.

«Ох, Доктор… Вы действительно помогли всем нам. Быть может, теперь мы должны прийти на помощь вам?»

В «Приюте» сегодня было непривычно пусто.

Вечер шестой. Сказка про Алмазную пыльцу

Следующим вечером, едва только начало темнеть, Жюли, закончившая все дела в кухне, увидела на лавочке в коридоре двух подружек: Сова и Дракошка шушукались меж собой и не замечали подошедшую к ним Помощницу.

— Итак, что за собрание в столь поздний час? — Жюли подбоченилась и сделала строгое лицо. — Почему не в своих кроватях до сих пор, юные леди? Да ещё и босиком, вы только поглядите на это!

Девчонки прекрасно знали, что Малышка Жю сердиться по-настоящему не умеет, и не подумали пугаться её серьёзного тона.

— Мы сейчас пойдём, Жю, — успокоила её Совушка.

— Что у вас тут происходит? — из кабинета, рядом с которым и стояла лавочка, выглянул Брюно. — Что за шум, а драки нет?

Увидев Зама, Дракошка, покраснев до кончиков ушей, ойкнула и, соскочив с лавочки, ретировалась в палату. За ней, хохоча, убежала Сова. Брюно, проводив сию весёлую процессию недоуменным взглядом, обратился к Жюли:

— Я что-то пропустил?

— Ну что-о-о ты, конечно, не-ет! — с самым невинным выражением лица протянула Жюли, которая не собиралась сдавать подопечных строгому Заму, и ловко перевела разговор на другую тему: — От Дока новостей нет?

Брюно только покачал головой, и из груди Малышки вырвался печальный вздох.

— Патрик и Люк только что вернулись из Заповедных земель, местные сказали, что Доктор был у них только в прошлом году.

— Да, я помню, я ездила тогда вместе с ним.

— Гару тоже ничего не смог узнать — златодальневцы только руками разводят. Патрик завтра собирается на Южные острова… Посмотрим, может, там повезёт больше.

— Один? Или с ним Элен?

— Нет, Жю. Элен вторые сутки колдует над бодрящим эликсиром, и я к ней в скором времени присоединюсь.

— Кофе уже не помогает? — усмехнулась Жю, а Брюно на секунду оглянулся в кабинет, где на полу возле стола высилась гора из пустых банок от кофе.

— Жю, мне кажется, твои подопечные уже заждались новой истории, — вдруг улыбнулся Зам, заметив выглядывающих в коридор девочек.

— Да, ты прав. Время сказки, — Малышка Жюли улыбнулась другу и отправилась в палату. — Так, я смотрю, вы уже забрались под свои одеяла, значит, точно готовы слушать новую сказку, — она присела на край кровати Дракоши.

— Жю, а можно я спрошу? — вдруг подала голос та, и Жю кивнула. — Я как-то случайно услышала, как Брюно в разговоре с Гару упомянул своих родителей, мол, давно не был дома, они уже соскучились. Но ты вчера рассказала, что они были превращены в камень… Так как же это?

— Ты подслушивала? — нахмурилась Жюли.

— Нет, говорю же: случайно услышала! — обиженно посмотрела на Помощницу девочка. — Сегодня хотела у самого Зама спросить, но потом постеснялась. Неловко как-то спрашивать такие вещи… А потом подумали с Совой: а вдруг ты знаешь?

— Так вот почему вы под дверьми его кабинета сидели, — догадалась Малышка.

— А меня ещё вот что интересует: неужели Брюно и Доктор, зная, что вода больше не заколдована, просто уехали и не попытались разрушить каменные чары? — задумчиво проговорила Даня.

— Ну что ж, если никто не против, я расскажу вам эту историю, — сказала Жю.

Хор девичьих голосов выразил единодушное согласие, и Жюли начала новую сказку.

После того, как каменная жаба была поймана, Доктор и Брюно первым делом вернулись в деревню в надежде увидеть, что каменные чары разрушены, но их ждало разочарование: ручей, конечно, уже не был заколдован, но вода в нём осталась обычной — такой, какой была до появления каменной жабы, — и не могла спасти от колдовства.

Доктор Тондресс не единожды пытался вернуть к жизни заколдованных людей, но что бы он ни пробовал, камень оставался камнем. Даже предрассветная роса, зачарованная луной, утренней звездой и первым лучом солнца, оказалась бессильной: роса разрушала злые чары, а магия каменной жабы хоть и причинила много вреда людям, была не тёмной, а, скорее, защитной.

Доктору и Брюно пришлось оставить попытки разрушить чары; они уехали из деревни, но не потеряли надежды, что однажды смогут вызволить родных Брюно и всех жителей из каменного плена. К тому же Доктор Тондресс считал, что в своих путешествиях ему удастся отыскать средство, способное снять страшное проклятье, вот только сначала следовало отвезти юного Брюно в безопасное место — мал слишком для долгих странствий по свету.

Вскоре дилижанс остановился у симпатичного домика, по самую седую черепицу увитого зелёным плющом и вьюном. Из домика им навстречу торопливо вышел высокий старик в остроконечной шляпе, в усыпанной золотыми звёздами накидке и в мягких тапочках с загнутыми носами. Его борода была белой, точно снег, и очень длинной, так что её приходилось прятать в карман, чтобы не путалась под ногами. Это был, конечно, сам Дедушка Добро, но Брюно тогда ничего про него не знал.

«Наверное, это волшебник!» — подумал мальчик.

— Сынок! Как я рад тебя видеть! — тем временем хозяин домика радостно обнял Дока.

— Я тоже, Дедушка, — улыбнулся Доктор Тондресс и познакомил Дедушку Добро с Брюно. — Пусть мальчик поживет немного у тебя, хорошо?

— Конечно, это просто прекрасно! — Дедушка Добро обрадовался: в последнее время в его домик гости заглядывали редко, и Добро скучал в одиночестве.

Обняв мальчика за плечи, Дедушка Добро повёл его в дом, а Доктор остался, чтобы позаботиться о пегасах, и вскоре волшебные кони уже паслись на поляне, лакомясь сочной и свежей травой.

Брюно в детстве очень любил сказки про волшебников и сразу понял, что оказался в самом настоящем доме волшебника: в углу стоял тяжёлый котёл, в котором что-то булькало, кипело и искрилось, хоть никакого огня под ним не было и в помине; тарелки и ложки сами купались в медном тазу, вытирались полотенцем и прыгали в шкаф; под потолком кружили огоньки, вместо ламп и свечей освещая комнату; на подоконниках стояли горшки с цветами, ведущими меж собой беседу; в кресле за книгой сидел Учёный кот, который лишь на миг отвлёкся от своего занятия, взглянул на вошедшего Брюно поверх своих очков и снова погрузился в чтение; а на полках, занимающих все стены от пола и до самого потолка, стояли волшебные книги.

Пока Брюно разинув рот смотрел на все эти чудеса, Дедушка Добро вовсю хлопотал над угощением: заваривал ароматный чай из листьев смородины и лесных ягод, разливал по плошкам вкусное варенье, брусницу с сахаром и душистый липовый мёд, доставал из печи пышущий жаром пирог, который пах так, что у Брюно тут же потекли слюнки и он почувствовал себя ужасно голодным.

К приходу Доктора всё было готово, и они втроём уселись за широкий дубовый стол. Доктор рассказывал Дедушке о своих приключениях, о людях, которым смог помочь, и, конечно, рассказал и историю Брюно.

— Скажи, Дедушка, быть может, есть какое-то средство, способное снять такую сильную магию? — спросил Док, а Брюно, позабыв про свой кусок пирога, навострил уши.

Дедушка Добро молчал, раздумывая, и поглаживал свою длинную бороду.

— Трудно это будет, сынок, — сказал он наконец, а потом поднялся, взял с полки толстую книгу и положил её перед Доком. — Возможно, здесь ты найдёшь ответ или подсказку, что наведёт на верный путь.

Доктор Тондресс провёл ладонью по знакомому корешку — будучи ребёнком, он любил перечитывать эту книгу в переплёте из настоящего малахита. У неё и названия-то не было, лишь знак солнца на корешке, но Доку всегда казалось, что страницы наполнены светом — согревающим, истинным и бесконечно любящим. Вот и сейчас знак солнца на корешке озарил его теплом, словно признав старого друга.

Забыв про свой чай, Доктор Тондресс листал книгу и хмурился: ничего, решительно ничего не приходило на ум.

— А можно мне тоже почитать? — подняв голову, Док увидел, что Брюно с любопытством вытягивает шею, стараясь заглянуть на страницы книги. — Или я ничего не пойму?

— Ну почему же, — Док улыбнулся и передал книгу мальчику, — тебе тоже полезно знать обо всём, раз ты однажды отправишься в путешествие вместе со мной.

День клонился к вечеру, а Брюно всё никак не мог оторваться от книги. Каждая её страница рассказывала мальчику о добре и зле, о предметах и животных, наделённых волшебной силой, а узоры на полях, буквицы и картинки завораживали своей красотой.

Дедушка Добро и Доктор уже давно закончили пить чай и теперь занимались своими делами: Добро лечил больных зверей, которых находил в лесу, а Доктор приводил в порядок свой экипаж, смазывал колёса, чтобы они не скрипели, чистил упряжь, мыл дилижанс. Он как раз заканчивал менять ненадёжную спицу, как из домика выбежал Брюно в обнимку с книгой. Вид у него был радостный, но взволнованный.

— Доктор Тондресс! — крикнул мальчик.

— Что такое? — Док оторвался от своей работы и посмотрел на него. — Ты что-то нашёл? — догадался он.

— Ну… я не знаю, — смутился мальчик. — Тут не сказано точно, но если вы посмотрите…

Доктор отложил в сторону колесо, и Брюно положил книгу на колени Дока. На левом развороте было изображение красивой бабочки, а на правом — текст, рассказывающий про редкую бабочку с алмазными крыльями и про волшебную пыльцу, которая собирается на кончиках её крыльев. Эта пыльца могла обратить время вспять, если посыпать её на человека или предмет.

— И вот ещё, — Брюно перевернул несколько страниц, и Доктор прочитал про Живой источник, воды которого могли исцелить даже смертельно больного. Но важнее было другое: мелким шрифтом в самом низу страницы говорилось, что живую воду добавляют в эликсиры, чтобы соединить несоединимое, смешать несмешиваемое и привести в равновесие силы различных ингредиентов.

— Ты молодец, Брюно! — похвалил он мальчика. — Живая вода усилит волшебную способность пыльцы поворачивать время вспять, и камень снова превратится в живого человека!

И они принялись скакать и обниматься, хохоча от радости так, что даже Дедушка Добро и все звери, которых он лечил, прибежали посмотреть, что же случилось.

— Я немедленно собираюсь в дорогу! — воодушевлённо воскликнул Доктор. — Брюно, тебе, пожалуй, стоит остаться здесь.

— Ну нет, Доктор! — запротестовал мальчик. — Мы же будем спасать моих родителей, значит, я тоже отправлюсь с вами!

Доктор Тондресс вздохнул.

— Тогда тебе следует взять с собой побольше тёплой одежды, мальчик мой, — сказал он, и в тот же миг в руках у Брюно оказалась аккуратно сложенная стопка вещей, а на макушку упала шапка с длинными ушами на завязках.

Меньше чем через час всё было готово к новому путешествию, и четвёрка пегасов взмыла в небо, унося за собой дилижанс, в котором сидели Доктор Тондресс и его юный друг.

— Мы летим сначала за живой водой? — спросил Брюно, но Доктор покачал головой.

— Нет, дружок. Я знаю, где находится Источник, так что добраться до него не составит труда, а вот Алмазная бабочка встречается крайне редко, и могут уйти месяцы на её поиски — не возить же всё это времяс собой целый котелок живой воды.

— Понадобится так много? — изумился Брюно.

— Конечно. Одного пузырька не хватит для целой деревни.

Брюно посмотрел вниз и увидел, как домик Дедушки Добра становится всё меньше, а потом и вовсе становится крохотной точкой, почти невидимой глазу.

Доктор был прав: отыскать Алмазную бабочку оказалось не так-то просто. Уже больше месяца наши путешественники провели в поисках волшебной бабочки, но никак не могли отыскать и следа, и Брюно уже начало казаться, что они её никогда не найдут.

Но однажды дилижанс опустился в прекрасном саду, где цвели невероятных размеров цветы, распространяя вокруг головокружительные ароматы, а плоды на деревьях были спелыми и сочными — всего одним плодом можно было насытиться и утолить жажду.

Едва Доктор и Брюно спешились, как увидели бегущих к ним юных девушек в лёгких светлых сарафанах.

— Кто вы такие? — спросила одна из них, обратившись к Доктору.

— Ваш экипаж помял наши цветы! — возмутилась вторая.

— Меня зовут Доктор Тондресс, — представился Док и приветливо приподнял свою шляпу, — а это мой Помощник, Брюно. Мы просим прощения за ваши цветы, это вышло случайно.

— Доктор Тондресс? Неужели? Мы наслышаны о вас! — улыбнулась одна девушка. — Я и мои сёстры — хранительницы этого сада.

Доктор вежливо поклонился ей, а потом осторожно перевёл пегасов на лужайку, свободную от цветов. Вторая девушка тем временем достала из глубокого кармана флакончик и стряхнула немного содержимого на помятые цветы, и те распрямились как ни в чем не бывало.

— Что это у вас? — заинтересованно спросил Док.

— Алмазная пыльца, разумеется, — ответила девушка.

— Что? — едва ли не подпрыгнул Док. — Та самая пыльца, обращающая время вспять? Но откуда?

— Оттуда, откуда она и берётся — с крыльев Алмазной бабочки. Они прилетают в наш сад каждое утро, чтобы полакомиться сладким нектаром цветов и вкусными свежими плодами деревьев. Мы собираем пыльцу с их крыльев и храним её в хрустальном ларце — единственное, помимо алмазов, на что не действует магия пыльцы.

— Ох, это же превосходно! — обрадовался Доктор и тут же рассказал девушкам о беде своего юного товарища. — Можем ли мы просить вас поделиться с нами этой пыльцой — от этого зависит жизнь целой деревни!

— Нам с сёстрами нужно посоветоваться, — ответили девушки и ушли в дом, скрытый за деревьями, но вскоре появились снова, но уже не одни — к гостям вышли семь девушек, схожих лицом.

— Мы отдадим вам пыльцу, Доктор, но вы должны пообещать, что не станете использовать её нигде, кроме как в деревне, нуждающейся в помощи.

— Я обещаю вам это, — со всей серьёзностью ответил Док, и девушки передали ему флакон, доверху наполненный волшебной пыльцой.

— Этого должно хватить вам.

— Летят, летят! — вдруг воскликнула одна девушка, и все сёстры бросились в дом.

В сад опустились большие бабочки — размером с голову человека, не меньше! Их крылья казались прозрачными в тени, но на солнце блестели и искрились так, что глаза начинали нестерпимо болеть.

— Вот это даа! — восхищенно промолвил Доктор, глядя, как с крылышек падает сверкающая алмазная пыльца, и Брюно был с ним полностью согласен, несмотря на то, что его нога, которую он повредил, попав под колёса дилижанса Доктора, снова заболела.

Бабочки порхали с цветка на цветок, а сёстры-хранительницы, вооружившись хрустальными чашами и метёлочками, вернулись в сад и принялись осторожно собирать пыльцу в чаши.

— Вот поэтому в нашем саду такие прекрасные цветы: они просто не успевают увядать, — сказала одна из девушек Доктору, когда их работа была завершена. — Да и мы никогда не стареем.

Доктор же заметил, что его пегасы, постояв под дождём из волшебной пыльцы, тоже немного помолодели, да и он стал моложе на пару месяцев. Сёстры предупредили, что нельзя допускать, чтобы пыльца касалась вещей дольше получаса, иначе время помчится назад чересчур быстро, и любая вещь, любой предмет или человек безвозвратно исчезнет с лица земли. После этих слов Брюно и Доктор поспешили стряхнуть остатки пыльцы со своих макушек, со спин и крыльев пегасов и с крыши дилижанса.

Вскоре они попрощались с гостеприимными хранительницами чудесного сада и отправились к Живому источнику.

В какой-то момент Брюно, любящий смотреть на землю с высоты птичьего полёта, заметил, что они летят гораздо выше, чем обычно, и продолжают набирать высоту. У него даже немного закружилась голова, но Доктор поднимал пегасов всё выше и выше, и Брюно пришлось усесться в дилижансе поглубже, чтобы ненароком не выпасть.

Но чем выше они поднимались, тем холоднее становилось. Когда ноги Брюно совсем онемели, дилижанс приземлился. Высунув нос из окна, Брюно увидел вокруг только снег: мело так, что ничего другого видно не было. Тут-то мальчик и вспомнил про тёплую одежду и поспешно влез в шубейку и сапоги, надел варежки, шапку и по самый нос завязал шарф.

— Где мы, Доктор? — крикнул он, открывая дверцу, но не решаясь выбраться наружу.

— Не бойся, друг мой, здесь твёрдая земля, — откликнулся Доктор, появляясь перед мальчиком в тёплом пальто и шляпе. — Мы высоко в горах, потому тут так холодно и снежно.

— А пегасы? Они не замёрзнут? — спросил Брюно, подумывая поделиться шарфом хотя бы с одним крылатым скакуном.

— Это же волшебные кони, им не страшен никакой мороз, — ответил Док и поманил мальчика за собой.

Брюно шёл, не видя из-за снега ничего, кроме спины Доктора, но вскоре они оказались в пещере, усеянной ледяными сталактитами и сталагмитами. Пещера уводила их вглубь горы — всё дальше и дальше, — и Брюно начало казаться, что они целую вечность петляют по горному лабиринту. Вокруг становилось теплее, и вскоре мальчик даже стянул шапку, вытер варежками выступивший пот со лба и сунул их в карман шубейки.

После нового поворота они снова оказались в пещере — она была куда больше, чем первая, — и Брюно изумлённо охнул: вокруг было полно деревьев и цветов, а в самом центре пещеры, освещённый ярким столпом света, стоял красивый каменный алтарь, из которого тонким серебряным ручейком бежала вода.

— Почему тут так тепло и… зелено? — спросил мальчик.

— А как же иначе? Это ведь Живой источник, вокруг него не может быть холода и пустоты.

Доктор набрал целый котелок живой воды, и они, не тратя время зря, полетели прямиком в родную деревню Брюно.

Чем ближе они подлетали, тем сильнее волновался мальчик: а получится ли у них снять чары, вернутся ли к жизни его семья и односельчане?

Доктор опустил дилижанс на окраине деревни, и пегасы весело побежали по дороге. Брюно смотрел в окошко на родные места и с радостью замечал, что некоторые дома выглядят более ухоженными, чем были раньше: видимо, когда вода в ручье перестала нести в себе погибель, кто-то всё же вернулся домой. Его догадка подтвердилась, когда из домов выходили люди, с любопытством и настороженностью глядя на незнакомый дилижанс с пегасами в упряжке, но, заметив в окошке Брюно, радостно махали ему.

— Брюно! Эй, Брюно! Ты вернулся! — кричали они.

Мальчик махал им в ответ, а Доктор направил пегасов в сторону леса.

Они остановились у того самого ручья, что и в прошлый раз, и Доктор Тондресс, спрыгнув с козел, вытащил из ящика на запятках дилижанса закрытый котелок с живой водой и свой чемоданчик. Брюно, выбравшись, огляделся: всё как будто было прежним — те же каменные статуи и деревья-обелиски, вот только тишину нарушало весёлое и приветливое журчание ручья.

Доктор тем временем открыл котелок, осторожно высыпал в него содержимое хрустального флакона и размешал длинной ложкой, и чудесный эликсир засверкал, словно бриллиант на солнце.

— Ну что ж, попробуем… — проговорил Доктор и ободряюще улыбнулся мальчику, который от переживаний больше походил на белую простыню.

Было решено для начала проверить эликсир на дереве. Доктор осторожно распылил на каменный обелиск немного эликсира и сделал шаг назад, наблюдая за последствиями. И они не заставили себя ждать: мох у подножия обелиска становился всё меньше и наконец исчез совсем; каменные трещины затягивались, камень истончался, становился прозрачнее, сквозь него проступила неровная древесная кора, устремились к небу живые веточки, окутались облаком зелёных листьев. Брюно на мгновение показалось, что ожившее дерево ловит каждое дуновение ветра, дышит и никак не может надышаться новой жизнью.

Радостно переглянувшись, Доктор Тондресс и Брюно помчались к каменным статуям, и через пять минут молодая женщина глубоко вздохнула, сделала шаг вперёд и пошатнулась.

— Мамочка! — кинулся к ней Брюно, и она обняла сына.

— Что случилось, милый? — спросила она. — Мне кажется, будто я долго-долго спала…

— Вы были заколдованы, мадам, — вместо Брюно ответил Доктор Тондресс, — как и вот эти бедняги. И нам стоит им помочь.

И Доктор Тондресс продолжил распылять эликсир на каменные статуи, и возвращенные к жизни люди счастливо приветствовали своих спасителей и друг друга, обнимались и смеялись.

Доктор вместе с Брюно и его мамой прошли вдоль всего ручья, находя статуи людей и животных, и по всей деревне, и какова же была радость, когда одна статуя превратилась в отца мальчика!

Люди возвращались в свои дома, встречали своих родных и близких, повсюду слышался смех и слёзы счастья, и почти каждый считал своим долгом подойти к Доктору Тондрессу и поблагодарить его за своё избавление, и даже женщина, бывшая мачехой Брюно, сердечно благодарила его — её первый муж тоже был жертвой каменной воды, но сейчас он снова вернулся к ней. Доктор же передал жителям остатки чудесного эликсира, чтобы они смогли полить им окаменевшие деревья.

Когда он собрался уезжать, к нему подбежал Брюно, а за ним следом подошли и его родители.

— Мы вечные ваши должники, Доктор Тондресс, — сказал отец мальчика, обнимая жену и сына.

— Вы должны благодарить вашего сына даже больше, чем меня, — улыбнулся Док и ласково потрепал волосы Брюно.

— А вы возьмёте меня с собой? — спросил он.

— Когда ты подрастёшь, я снова приеду, — ответил ему Доктор Тондресс, — и если твоё желание не изменится к тому времени, я обязательно возьму тебя с собой!

Друзья крепко обнялись, и Доктор забрался на козлы, взял в руки вожжи и, приветственно приподняв шляпу, поднял пегасов в воздух, а Брюно и его родители махали вслед улетающему дилижансу.

— Вот так, девочки, — сказала Малышка Жю. — Конечно, Доктор сдержал своё обещание: через несколько лет он снова прилетел в ту деревню, к которой вернулось прежнее название «Золотой колос», разыскал семью Брюно, и юноша с большой радостью отправился с ним.

— Как же здорово, что Доктор смог вернуть Брюно его семью, — вздохнула Сова и уютно сползла на подушки, зарываясь в одеяло по самый нос.

— Спокойной ночи, девочки, — шёпотом сказала Помощница и погасила свет.

Убаюканные сказкой девочки мирно спали в своих постелях.

Кабинет Доктора по-прежнему пустовал.

Вечер седьмой. История Малышки Жюли

За целый день Жюли так и не смогла решить, какую историю о Докторе Тондрессе сегодня расскажет подопечным. Мысли её были совершенно рассеянными, запутанными, словно клубок ниток, с которыми хорошенько поиграл котёнок Тофик, живущий с недавних пор в «Приюте» и засовывающий свой любопытный розовый нос в каждую кастрюльку в кухне.

«О, если бы только Доктор Тондресс видел, какими счастливыми девочки становятся, когда слушают эти сказки, если бы только сам мог рассказать им хотя бы одну!.. Где же вы, наш Доктор, где нам вас найти?» — с этими мыслями Жю вошла в палату, где её уже ждали.

— Я даже и не знаю, что вам рассказать. Вы бы какую сказку хотели услышать? — с улыбкой спросила она.

— Расскажи, как Доктор Тондресс помог тебе! — попросила Кло, заплетая тёмные волосы в толстую косу. — Ты обещала!

— Да! Обещала-обещала! — юлой завертелась вокруг Жюли Дракошка.

— Ну хорошо! Слушайте!

* * *

Я тогда была совсем маленькой девочкой, даже младше Дракошки. Изредка мне доводилось оставаться дома одной, когда и папе, и маме выпадало работать во вторую смену — в такие дни они приходили совсем поздно. Чтобы мне не было страшно и чтобы никто чужой не проник в дом, мама всегда запирала входную дверь своим ключом и оставляла включённым верхний свет во всех комнатах — крошка Жюли ещё не могла дотянуться до выключателя самостоятельно.

Так вот. Дело было зимним вечером, на улице валил густой снег, который мягко ложился под ноги прохожим. Мама и папа опять ушли на работу, а, надо сказать, что нет ничего на свете прекрасней, чем работа на фабрике мороженого. Я, вновь оставшись одна, вскоре проголодалась и нашла в морозильной камере восхитительный сливочный пломбир, который всегда водился в нашем доме, но не слишком часто попадал мне в рот. Я наелась холодного лакомства, совершенно забыв про ужин, который оставила мне мама.

Потом я переделала все свои дела: поиграла в мяч, нарисовала на стене большую добрую кракозябру, покормила кукол из ложечки и уложила их спать. Тут случилось страшное: выключили свет — хлопья снега прилипли к проводам, они отяжелели и оборвались, оставив без света всю округу. Такого никогда прежде не случалось, и я ужасно испугалась: мне повсюду мерещились страшные монстры, вылезавшие из-под кровати! Пулей я понеслась в гостиную, забилась в угол и укрылась с головой пледом, боясь даже ногу высунуть наружу.

Вскоре съеденное мороженое дало о себе знать: у меня поднялась высокая температура и начался сильнейший озноб. Я дрожала от страха и от жара, хоть и сидела под тёплым пледом. Охрипшим голосом, словно в бреду, я звала маму, но она была на работе и не могла услышать свою дочку.

Тут дверь палаты открылась, и к ним заглянул Люк.

— Привет, девчонки! Мандарины хотите? — спросил он, широко улыбаясь и заходя в комнату. Помощник раздал фрукты, а сам тем временем присел рядом с Жюли:

— Чем вы тут занимаетесь? — поинтересовался он, с весёлым прищуром глядя на девчонок, уплетающих гостинцы.

— Фкафку флуфаем! — жуя дольку, ответила за всех Джулай. — Пво Довтова Тондвесса!

— Полезное дело, — одобрил Люк. — И о чём сказка сегодня?

— Жюли рассказывает, как Доктор ей помог! — ответила ему Печенька.

— Помню-помню, очень занимательная вышла история! Тогда не буду вам мешать, — Люк подмигнул девочкам и что-то шепнул Жюли на ухо. На её лице на мгновение мелькнула тревога, и она быстро кивнула другу.

— Что-то случилось? — навострила уши Даня.

— Ох, нет, что ты! — Люк беспечно махнул рукой. — Я всего лишь предупредил, что в кладовой завелась крохотная мышка-полёвка! Но мы её вмиг поймаем! — он схлопнул ладоши, словно мышеловку, и поспешил добавить: — Не расстраивайтесь, мы выпустим её на луг, там она найдёт себе друзей.

Помощник вышел из палаты, а Малышка Жю продолжила рассказ:

— Я звала маму, но некому было прийти на помощь маленькой девочке. И тут я услышала, как скрипнула, отворившись, дверь, и очень обрадовалась, ведь это значило, что мама и папа вернулись домой. Я тут же осмелела и выглянула из-под пледа: уж теперь-то подкроватные монстры сами испугаются моего сильного и смелого папу и убегут прочь! Будут знать, как пугать маленькую Жюли!

Однако в комнату вошёл не папа, а совершенно незнакомый мужчина. В тот момент я даже не успела сообразить, как он справился с запертой дверью, и не успела испугаться незнакомого дядьку — так мне было плохо. Он держал в руке зажжённую свечу, и огонёк танцевал, словно живой. Оглядевшись и покачав головой, незнакомец тут же направился ко мне.

— Не бойся, дитя, — сказал он. — Монстры действительно разбежались, вот этот огонёк прогнал всех, — он улыбнулся, а огонёк свечи качнулся раз и другой, будто бы соглашаясь. — Теперь давай-ка разберёмся с твоей простудой.

— Вы доктор? — спросила я, зная, что простуду лечат доктора горькими микстурами и таблетками.

— Доктор, — улыбнулся незнакомец.

Голос его был мягким и заботливым, очень похожим на голос моего дедушки. Дедушку я очень любила, но редко видела — они с бабушкой жили в другом городе, и мы приезжали к ним только на Рождество. Доктор говорил что-то ещё, а я слушала его голос и успокаивалась. Глядя по сторонам, я больше не видела тех ужасных монстров: значит, Доктор не соврал, и огонёк действительно прогнал их.

Но вот высокая температура и боль в горле никуда не исчезли. Доктор уложил меня на диван и укрыл пледом, а сам отошёл к столу и выставил из своей дорожной сумки несколько флакончиков. Я видела, как он добавлял содержимое пузырьков в чашку, и до моего носа доносились чудесные ароматы: я различала запахи шоколада, нежных цветов, мёда и чего-то ещё — очень знакомого и любимого, — что у меня никак не получалось угадать.

Небольшой ложкой он помешал в чашке, потом достал из сумки шкатулку, а из неё — кусочек радуги и золотые ножницы. Доктор ножницами аккуратно отрезал небольшую часть от радуги и добавил её в чашку, а остальное убрал на место — в этот момент мне показалось, что я уже сплю и просто вижу сон, ведь даже ребёнку сложно вообразить такое наяву! Хотя, быть может, ребёнку с живой фантазией как раз и проще.

Напоследок он отделил немного пламени от свечи, добавил и его в чашку, быстро перемешал и поднёс мне эту чудесную микстуру. Боясь обжечься о пламя, я осторожно попробовала питьё, но оказалось, страх мой был напрасным: микстура не обжигала, а мягко разливала своё тепло, мне даже начало казаться, будто вернулась мама и укрыла меня в своих объятиях.

Я пила и смотрела, как радужные блики переливаются внутри чашки, освещают мой нос и закручиваются в причудливые узоры. Вскоре я почувствовала себя намного лучше и начала засыпать. Но даже сквозь сон я чувствовала, как Доктор сидит рядом, гладит меня по голове, а болезнь отступает. Я слышала его тихую песню:

И все мои тревоги и страхи уходили прочь.

— А можно мне немного радуги? — пробормотала я сонно.

— Ну конечно, милая, — услышала я в ответ и тут же крепко уснула.

Я проснулась через несколько часов совершенно здоровой и увидела свою маму: она зашла ко мне в комнату, чтобы поцеловать перед сном. Когда она наклонилась надо мной, я вдруг вновь почувствовала тот же самый запах, который привиделся мне, когда Доктор готовил снадобье: то был запах топлёного молока и ванили — так всегда пахли руки мамы, когда она возвращалась с работы.

— Жюли! А маме ты рассказала, что Доктор Тондресс приходил к тебе? — спросила Совушка.

Жюли кивнула.

— Конечно, и даже призналась, что слопала почти целый брикет пломбира — я была удивительно правдивым ребёнком. Вот только, мне кажется, она не очень-то мне поверила, хоть и удивилась, что после внушительной порции мороженого я не слегла с ангиной. Всё-таки сложно поверить ребенку-фантазёру, который рассказывает про волшебника с необычным именем, не так ли? — улыбнулась она. — Мама сказала мне, что Доктор мне всего лишь приснился, и я сама было поверила в это, но на своём столе я обнаружила вот это.

Малышка Жю сняла с шеи простенький кулон и открыла. Девочки сгрудились вокруг неё и восхищенно рассматривали кусочек радуги величиной с монетку.

— Удивительно, но с тех пор, если мне становилось страшно, или тоскливо, или хотелось, чтобы мама с папой поскорее вернулись домой, я напевала песенку Доктора, которую запомнила наизусть, и любовалась переливающимися цветами радуги. Это всегда успокаивало меня и придавало смелости и уверенности, что я сильнее любых страхов. И что всегда есть кто-то, кто присматривает за мной и оберегает. И мне очень, очень хотелось хотя бы раз снова встретиться с ним.

— Но ты же как-то оказалась здесь, в «Приюте»? Значит, Доктор всё-таки пришёл к тебе снова? — спросила Печенька, когда девочки вдоволь налюбовались подарком Дока и Помощница закрыла свой кулон.

— Так и было, верно. Это случилось пару лет назад, я уже была совсем взрослой. Около моего дома остановился дилижанс, запряжённый четырьмя пегасами, и из него вышел Доктор. Увидев его снова, я едва не потеряла дар речи, а он рассказал мне о «Приюте» и о том, что нуждается в Помощниках.

«Жюли! — сказал он мне. — Если хочешь, ты тоже можешь стать моей Помощницей».

— Доктор Тондресс с улыбкой протянул мне руку, и я не раздумывая отправилась с ним. Вот так я и оказалась здесь, — поддавшись воспоминаниям, Жюли смахнула с ресниц слезинку.

— А к нам Доктор Тондресс ещё придёт? — спросила Джулай с дрожью в голосе.

— Конечно! — кивнула Жю.

— Может, он про нас забыл? — Даня задала вопрос, который уже давно волновал всех шестерых.

— Ну что ты! Он вас очень любит, иначе бы не оставил с вами нас, своих Помощников. Но сейчас у Доктора много дел, поэтому нужно немного подождать… — Жюли вздохнула, надеясь, что девочки не распознали неправду в её словах. — Что ж, мои дорогие, вам пора спать, а мне — вернуться к незаконченной работе. Спокойной ночи! — и она, выйдя из палаты, поспешила в кабинет Брюно, где вновь собрались все Помощники.

«Доктор, милый Доктор!»

Вечер восьмой. Последний гарусси

Поиски Доктора Тондресса велись ежечасно, но безуспешно. Порой ночами, сквозь полудрему, Жюли казалось, что она слышит голос — такой знакомый, такой родной. Но когда Малышка вскакивала, её видение исчезало, и она уже не могла уснуть до самого утра. Она хотела поговорить об этом с остальными Помощниками, но друзья были мрачными, словно тучи, переживая за Дока, и разговор не состоялся.

Грустно вздыхая, Жю пошла в палату, чтобы хоть как-то отвлечься от тяжких мыслей, которые преследовали её вот уже который день. Поприветствовав девочек, она спросила, стараясь, чтобы голос звучал весело:

— Какую сказку вы хотите услышать сегодня?

— Про Гару! — предложила Печенька, обнимая подушку.

Жюли кивнула и начала рассказ.

Эта история произошла через пару лет после того, как Брюно отправился путешествовать с Доктором Тондрессом. Однажды им снова случилось вернуться в родные края Брюно; Док, как обычно, сидел на козлах дилижанса, а юноша, страдая от скуки, смотрел в окошко. Внезапно что-то привлекло внимание юноши.

— Док! Док! Смотрите! — закричал он, указывая на чёрную точку в небе, которая стремительно приближалась, принимая очертания огромной птицы.

Прикрыв глаза от солнца, Доктор Тондресс ахнул, узнав в птице Тёмного Грифа — мерзкое существо, создание самой тьмы, верного прислужника ужаса и хаоса. Плохие помыслы, злоба, ненависть и отчаяние людей служили пищей Грифам и делали их очень сильными, и тогда Грифы разрушали всё на своём пути — ничто не могло остановить их.

Гриф, летящий навстречу дилижансу, держал кого-то в своих огромных когтистых лапищах. До ушей Доктора Тондресса донеслись жалобный плач и слабые крики, и он, щелчком пальцев освободив пегаса из упряжки, поспешил на выручку.

— Сиди здесь! Никуда не выходи из дилижанса! — крикнул он своему молодому Помощнику, и пегас взлетел, оставив за собой след радуги.

Приблизившись к опасной птице, Доктор Тондресс понял, что Гриф пленил ребёнка: совсем крохотный мальчишка, которому вряд ли исполнилось два года, из последних сил вырывался и пытался освободиться.

Гриф же, увидев пегаса и сидящего на его спине всадника, издал леденящий душу вопль, от которого у обычного человека непременно затряслись бы поджилки. Угрожающе раскинув свои крылья и выгнув шею, Гриф бросил свою жертву и направил страшные когти прямо на крылатого коня. К удивлению Дока, ручки малыша, оказавшегося на свободе, превратились в едва оперившиеся красные крылья: он сделал пару неловких взмахов, но, обессиленный, камнем рухнул вниз.

Опомнившись, Доктор Тондресс увернулся от когтей Грифа, бросился следом за падающим мальчиком и успел подхватить его в последний момент, у самых древесных крон. Пегас свечкой взмыл в небо, а вот преследующий их Гриф оказался не настолько проворным и ударился о деревья, да так, что перья полетели во все стороны. Прижимая к себе едва дышащего мальчика, Док обернулся, опасаясь погони, но её не было: Гриф, запутавшись в ветвях, так и не смог взлететь.

Через несколько секунд пегас мягко опустился возле дилижанса, где Брюно в нетерпении подпрыгивал на месте. Удивлённо уставившись на крылатого мальчишку, которого Доктор Тондресс осторожно уложил на мягкое сиденье дилижанса, Брюно зажмурился и потряс головой, точно не веря своим глазам.

— Док! Да это же гарусси^[5]! — воскликнул он, когда крылья спасённого мальчика вновь стали самыми что ни на есть человеческими руками. — Не может этого быть!

— Кто? — удивился Доктор. — Впрочем, об этом чуть позже, давай-ка сначала поможем ему.

Некогда красивая рубашечка с вышитыми шелковыми символами-оберегами висела лохмотьями, а самого малыша с ног до головы покрывали страшные царапины от ядовитых когтей Грифа — малейшее промедление могло стоить ему жизни. Док налил в кувшин немного воды с лунным светом, добавил настойку Энергичности, капнул несколько капель слёз единорога — противоядия лучше вы нигде не сыщете, — хорошенько взболтал и нанёс готовый эликсир на каждую рану и царапину, которые сразу же начали заживать.

— Папа? — очнувшись, мальчик потёр кулачками свои голубые, словно луговые васильки, глазки, посмотрел вокруг и заревел, роняя слёзы размером с крупный горох. — Па-а-а-па-а-а!

— Ну-ка, кроха, тебе больше нечего бояться, — Доктор Тондресс осторожно провёл ладонью по лбу и макушке ребёнка, убирая серые путы страха и минувшей боли — их было так много, что Доку пришлось хорошенько повозиться, прежде чем малыш успокоился. — Вот, так гораздо лучше, мы тебя не обидим. Как твоё имя, дружок?

Вместо ответа мальчишка сорвался с места и несколько раз облетел вокруг дилижанса, подняв сильный ветер и пыль с дороги. Пёрышки на его неокрепших крыльях теперь были синéе самого океана.

— Теперь его жизнь вне опасности, но, кажется, я немного переборщил с энергичностью, — пробормотал Доктор Тондресс, чихнув — пыль попала ему в нос.

Док подпрыгнул и схватил пролетающего мимо мальчика за пятку. Тот снова попытался удрать, но Док держал крепко: эликсир с лунной водой вот-вот должен был навеять сон, и не хватало ещё, чтобы ребёнок упал и расквасил себе нос.

— Тише, дружок, успеешь ещё полетать. Скоро ты хорошенько выспишься и будешь совсем здоровым, — приговаривал Док, похлопывая кроху по спинке. — Что ты хотел рассказать, Брюно?

— Ох… Я, признаться, считал это всё выдумкой, но, кажется, ошибался. — Доктор Тондресс не знал историю этих мест, и потому Брюно начал издалека: — Дело в том, что наши легенды рассказывают о поселении гарусси, некогда жившем на склоне западных гор. Что это были за люди! Их руки превращались в крылья — вот в точности как у этого мальца! — и гарусси летали по небу, как мы с вами ходим по земле. Только, вроде бы… — он нахмурился, задумавшись. — Вместе с крыльями у гарусси появлялись перья на ушах… По крайней мере, я видел такие рисунки в книжках со сказками.

Осмотрев ушки малыша, они обнаружили на них едва заметный пушок, похожий на синюю дымку.

— Наверное, он ещё маленький, — предположил Доктор Тондресс. — Пёрышки появятся потом, вместо пуха.

— Тогда это точно гарусси, — уверенно кивнул Брюно, пальцем касаясь пушка. Ой! — мальчишке стало щекотно, и он схватил палец Брюно так крепко, что тот едва смог освободиться. — Какой сильный!

— Значит, будем звать его Гару, в честь предков, — сразу же придумал Доктор Тондресс и напомнил: — Но о чём ещё говорят ваши легенды?

— Тёмные Грифы были злейшими врагами гарусси, их вражда началась из-за какого-то Изумрудного камня… — припомнил юноша. — Будто бы воины гарусси испокон веков были его хранителями, а Грифы стремились его отнять. Чтобы раз и навсегда покончить с бессмысленными распрями, гарусси то ли где-то спрятали, то ли передали кому-то Изумруд. Но Грифы прознали об этом и потребовали сказать, где камень.

Тогда случилась страшная битва, гарусси храбро сражались с грифами, но тех было больше, они были сильнее и злее… И род гарусси перестал существовать. Откуда же взялся этот малыш? Неужели кто-то уцелел в той битве, а этот гарусёнок — их потомок?

— Пока это самое разумное объяснение, — Доктор Тондресс лучезарно улыбнулся спасённому малышу и ласково взъерошил его светлые волосы, тоже больше похожие на пух одуванчика. Волшебный эликсир делал свою работу: вскоре взгляд мальчика осоловел, и он уснул, уронив головку на плечо Дока.

Брюно вызвался переодеть уснувшего Гару в новую рубашечку и уложить его спать в дилижансе, а Доктор Тондресс тем временем погрузился в размышления. Изумрудный камень, о котором упомянул Брюно, уже много веков хранится у Фантазии, царицы страны Мечты в мире Грёз. Доктору уже доводилось встречаться с этой удивительной волшебницей, и камень он видел своими глазами, вот только Фантазия не рассказывала, как он оказался у неё, а Доктор Тондресс и не подумал спрашивать.

Однако Фантазия говорила, что Изумруд этот обладает большой силой: когда люди ложатся спать, камень очищает их мысли от дневной суеты, от скверных мыслей, а иногда и навевает вещие сны, посылает человеку знак, предупреждает. Но если Изумруд попадёт в дурные руки, сила его обернётся во зло, и все дурные помыслы, всю злость, обиду и отчаяние, что накопятся за день, камень усилит во сто крат. Доктору стало не по себе от мысли, что было бы, если бы Грифы заполучили Изумрудный камень: они превратили бы людей в злобных существ и, питаясь чужой злостью и ненавистью, стали всемогущими.

Его размышления прервал Брюно.

— Смотрите, что я нашёл, — юноша протянул Доктору небольшой ромб на порванном шнурке. — Лежал во внутреннем кармашке его рубашки.

В самом центре ромба сиял топаз такой пронзительной голубизны, что небо на его фоне меркло. В каждый угол амулета были посажен хризолит, а на обратной стороне всё было с точностью до наоборот: хризолит в центре и топазы по углам. Все четыре стороны ромба и каждый камень обрамляла настолько хитрая вязь, что даже Доктор Тондресс не смог в ней разобраться.

— Вот это да! — вдруг воскликнул он, присмотревшись внимательнее, и спешно извлёк из своей сумки книгу со знаком солнца на малахитовом корешке. Пролистав до нужной страницы, Доктор Тондресс ткнул пальцем в изображением того самого амулета, что был сейчас в его руках.

— Что? Док, что? — видя волнение учителя, заволновался и ученик.

— Мой мальчик! — торжественно произнёс Доктор Тондресс. — Это не просто амулет… Это «Дар времени»!

— Звучит красиво, но понятнее не стало, — Брюно потёр нос пальцем.

— Владелец амулета может прыгнуть во времени и оказаться хоть в прошлом, хоть в будущем, но…

Доктор Тондресс случайно коснулся центрального топаза и умолк на полуслове, а его глаза застил сияющий туман.

— Док, что с вами? — перепугался Брюно.

Но Доктор Тондресс не услышал своего Помощника: страшная битва, оставшаяся в далёком прошлом, восставала пред его взором. Храбрые гарусси бились в поднебесье с целым полчищем Тёмных Грифов — в небе не было видно ни единого чистого клочка, лишь сплошные острые клювы и ядовитые когти. Грифы были жестоки: они налетали на людей, ломали их крылья и сбрасывали с небес на землю — немногим удавалось подняться снова. Грохотали пушки, лязгало оружие, кричали раненые воины и торжествующе клокотали Грифы.

Один из воинов гарусси бежал прямо на Доктора: он был ранен и тяжело дышал, но бежал так быстро, как только мог. Левое крыло было сломано и безжизненно волочилось по земле, оставляя за собой след из угольно-чёрных перьев; правой рукой воин прижимал к себе ребёнка, в котором Док узнал Гару.

Мужчина постоянно оглядывался, и не зря: его преследовали три Грифа — они были близко, и казалось, что когти вот-вот пронзят воина, словно острые копья. Перехватив раненым крылом ребёнка и корчась от боли, мужчина сорвал с шеи шнурок: блеснул знакомый медальон, и в воздухе возникла брешь во времени — Док успел заметить цветущий луг и голубое небо по другую сторону. В последний раз обернувшись, воин торопливо шагнул во временной проход вместе с ребёнком, но прежде чем брешь исчезла, один из Грифов успел пролететь сквозь неё. Два других Грифа, с пронзительными криками покружив над этим местом, улетели прочь.

Доктор Тондресс, покачнувшись, ухватился за дверцу дилижанса.

— Док, вы как? Всё в порядке? — проморгавшись, он увидел взволнованное лицо Брюно. — Наконец-то вы очнулись! Я звал, звал вас… и этот туман ещё… Что это было, Док?

— Видимо, «Дар Времени» может показать любое событие из прошлого, — голос Доктора звучал хрипло, как бывает после долгого сна, а потом он поведал Помощнику увиденное.

Глаза Брюно округлились.

— Так, значит, наш Гару не потомок древних гарусси, а самый что ни на есть настоящий? А тот воин… Вдруг он ещё где-то неподалёку?

— Я полечу его искать, — отозвался Доктор Тондресс, в спешке собирая свою волшебную сумку. — В моем видении он был сильно ранен, ему нужна помощь. А ты побудь здесь, друг мой, присмотри за Гару, я скоро вернусь. Если вдруг Гриф появится, ты знаешь, как связаться со мной.

Доктор и впрямь вернулся быстро, как и обещал: Брюно успел обойти вокруг дилижанса всего-то пятьдесят четыре раза.

— Я искал луг из своего видения, — пояснил Док, спрыгивая со спины крылатого коня, — и нашёл его сразу за тем лесом. Там же я нашёл и воина: он лежал в высокой траве, усыпанной серыми перьями, совсем без движения. Я спустился и хотел помочь, но было слишком поздно: воин уже не дышал.

— И вы ничего не могли сделать?

— Сынок, — Доктор Тондресс печально улыбнулся, — иногда я борюсь со смертью, но не в моей власти возвращать утраченную жизнь.

— Как жаль, — Брюно тяжело вздохнул и через окошко дилижанса взглянул на спящего Гару. — Наверное, это и был его отец, которого он так звал. Док! — Брюно вдруг засиял, озарённый идеей. — А если использовать амулет и вернуться в прошлое, мы же сможем спасти воина? Или всех гарусси?

— Амулет переносит во времени лишь один раз, не больше: даже если нам как-то и удастся спасти народ гарусси, сами мы застрянем в прошлом навеки.

— Понятно, — Брюно снова вздохнул. — Но мы хотя бы не уедем вот так, оставив здесь воина и Тёмного Грифа?

— Конечно, нет, — ответил Доктор. — Теперь над местом, где погиб воин, возвышается памятный камень: я установил его, чтобы люди, которым доведётся ехать мимо, помнили о страшной битве и о всех павших воинах гарусси.

— А Гриф? Вы его видели?

— Увы, нет. Я облетел всю округу, но это создание словно в воду кануло, даже следа не осталось, — Док нахмурился, и по его лбу пролегла тревожная складка.

— Или он до сих пор где-то здесь, — медленно проговорил Брюно, поглядывая по сторонам.

— И такое, увы, возможно. Тёмный Гриф, конечно, опасен для людей, но если они будут жить в мире и согласии друг с другом, это существо не получит своей пищи и останется лишь тенью в лесу, пугающей случайных путников. Сейчас же с нами маленький гарусси, мы должны увезти подальше отсюда, чтобы Гриф не начал охотиться на него снова, — решил Доктор Тондресс.

Брюно кивнул, вернул пегаса в упряжку и занял своё место в экипаже, где всё так же мирно посапывал малыш Гару. Доктор Тондресс спрятал на самое дно своей сумки амулет, взобрался на козлы и тронул вожжи. Дилижанс плавно покатился по дороге, скрипя колесами и увозя путешественников навстречу новым приключениям.

— Амулет Доктор Тондресс вернул Батюшке Времени: именно он однажды и создал его. Поначалу о Гару заботился Дедушка Добро, а когда мальчик подрос, то стал вторым Помощником Доктора, — так Жюли закончила сказку.

— Давайте потом попросим Гару показать нам, как он летает! — предложила Джуйлай. — Очень интересно увидеть его крылья.

— И уши! В перьях! — хихикнула Сова: она-то сразу почувствовала в Гару родственную пернатую душу.

— А я запуталась, — вдруг сказала Даня. — Почему крылья у Гару были то красными, то синими, а у его отца — сначала чёрными, а потом серыми?

— Молодец, — похвалила её Жюли, — ты очень внимательна! Доктор Тондресс и Брюно долго искали в книгах хоть что-то про гарусси и выяснили, что цвет перьев очень важен: если с гарусси всё в порядке, их крылья синие, если больны или ранены — красные; если на грани между жизнью и смертью, то перья чернеют. А когда они умирают, крылья становятся серыми — жизнь покидает и их тоже. Ну что ж, а теперь ложитесь спать. Спокойной ночи, дорогие, — улыбнулась Малышка Жю и погасила свет.

Выйдя из палаты, она в тысячный раз мысленно обратилась к Доктору, надеясь на чудо, но опять получила в ответ лишь безмолвие.

Вечер девятый. Невеста короля Миража^[6]

Прошло больше недели с тех пор, как Доктор Тондресс исчез из «Приюта» и перестал отвечать на призыв. Его Помощники без сна и отдыха продолжали вести поиски, отправляясь в самые отдалённые уголки планеты, и надеялись на лучшее: а вдруг хоть кто-нибудь видел Доктора и знает, где он теперь. В конце концов, Док был величайшим Волшебником, который не раз выпутывался из сложных передряг.

Этим вечером Малышка Жю снова пришла в палату.

— Соскучились, дорогие мои? — спросила она подопечных.

— Ура! Сказка! — обрадовались девочки и собрались вокруг Помощницы.

— Столько сказок уже рассказано, я со счета сбилась! Сегодня о ком вам рассказать? — спросила Жю.

— Мне вот интересно, как Доктор познакомился с Элен! — подняла руку Сова, устраиваясь поудобнее среди подушек и одеяла.

— Хорошо, расскажу об этом, — кивнула Жюли, села на край кровати и начала новую сказку:

— Эта история произошла в одном далёком городе с обыкновенной семьёй, в которой долго не появлялись дети. Много лет супруги надеялись на чудо, и наконец их желание исполнилось: у счастливых родителей родилась дочь, которую они назвали Элен. Она росла красавицей и умницей, весёлой и талантливой девочкой. Родители гордились дочкой и называли её своим счастьем.

У Элен была особенность: с малых лет она обожала спать и видеть сны. В своих сновидениях она могла путешествовать по волшебным мирам, которые сама и придумывала во время дневной игры, заводить новые знакомства со сказочными существами, летать, словно птица, быть принцессой далёкого королевства, доброй волшебницей, маленькой русалочкой — кем только пожелает. Стоило только ей, укладываясь спать, подумать о чём-нибудь чудесном, как оно тут же начинало ей сниться.

Каждое утро девочка, захлёбываясь от восторга, рассказывала маме и папе свои сны, а они только диву давались: до чего же богатая фантазия у их дочки! Ни одному взрослому не приснится огромное розовое облако из сладкой ваты, на котором можно летать по небу и отщипывать лакомые кусочки; или путешествие по Стране Оз вместе с Тотошкой, Страшилой, Железным Дровосеком и Трусливым Львом (это была любимая книга маленькой Элен, и она много раз просила маму почитать её перед сном); или добрый и симпатичный министюк. Родители, конечно же, не знали, кто такой министюк, но Элен с удовольствием рассказала, что он немного похож на дракончика, немного — на лошадку, только он очень маленький, фиолетовый, с мягкой и пушистой шёрсткой, пятью длиннющими красивыми хвостами и разговаривать умеет.

Что может быть опасного в том, что ребёнок спит до обеда и видит прекрасные сны? «Конечно же, ничего», — думали родители и лишь шутя журили свою соню за то, что она постоянно пропускает семейные завтраки.

А тем временем Элен подрастала и всё сильнее увлекалась миром сновидений. Когда родители спрашивали, не нашла ли она себе друзей в детском саду, на площадке перед домом, а потом и в школе, та в ответ только пожимала плечами: зачем нужны скучные друзья в реальности, если куда интереснее заводить фантастичных друзей во сне — супергероя, персонажей книг или фильмов, кумира, чьи плакаты висят у неё в комнате?

Когда Элен исполнилось пятнадцать, ей приснился невероятной красоты паренёк, чьи карие глаза сразу же свели девушку с ума. Но сон быстро закончился, а на утро она только и делала, что отчаянно пыталась найти этого юношу среди простых прохожих, сравнивала всех с образом, в который успела влюбиться.

Вечером она поскорее легла спать, надеясь, что снова увидит во сне запавшего в душу паренька. Так и случилось, и с тех пор он приходил в её сны каждую ночь. Они подолгу гуляли и разговаривали, и каждая их встреча была полна романтики: они то катались на лодке по ночному озеру, освещённому луной, то гуляли по старинному городу, то отправлялись в кругосветное путешествие, — а наутро их свидание заканчивалось, и Элен, едва только проснувшись, уже ждала новую ночь и новую встречу.

Это был единственный сон, о котором девушка не рассказала своим родителям, побоявшись, что они поднимут панику или сочтут её помешавшейся, и они ни о чём не подозревали. Они считали, что она повзрослела и позабыла о своих детских фантазиях.

Но с каждым новым сном ей было всё труднее расстаться с юношей и всё труднее проснуться, а он всячески умолял её остаться с ним навсегда и клялся в вечной любви.

Однажды в школе кто-то из одноклассников решил сыграть злую шутку: когда Элен открыла свою школьную сумку, оттуда прямо ей в лицо брызнули чернила, а все одноклассники смеялись и подшучивали над растерянной и почти плачущей девушкой. Схватив свою сумку, залитую чернилами, и закрывая грязное лицо руками, она выбежала из класса прочь. Оказавшись дома, Элен долго-долго тёрла мылом синее лицо и плакала от горькой обиды, но чернила отмывались на редкость плохо, а обида не смывалась вовсе — и Элен в конце концов опустила руки и сдалась.

— Не хочу оставаться здесь! — в сердцах крикнула она, падая на свою кровать. — Лучше навсегда вернуться в сон!

Слёзы утомили девушку, и вскоре она уснула, желая поскорее оказаться рядом со своим любимым, который, она знала, никогда не обидит её.

Он появился почти моментально и обнял девушку.

— Не плачь, милая, мы теперь всегда будем рядом, — сказал он, и Элен благодарно прижалась к его груди.

Чуть погодя, когда она успокоилась, он повёл её за собой, и она, привыкшая доверять ему, покорно пошла следом. Но вдруг, как это часто бывает во сне, местность изменилась до неузнаваемости: вместо солнечной поляны они очутились вмрачном замке, полуразрушенном и страшном, как в фильмах ужасов. С потолка свисали клетки, в которых кто-то гремел цепями, паутина заполонила все углы и оконные проёмы, а единственным источником света были крошечные свечки на стенах этого зала, но их было так мало, а огоньки были такими слабыми, и их света не хватало, чтобы разогнать сгущающийся мрак.

— Где мы? — испуганно прошептала Элен.

— О, дорогая… Мы у меня дома! — парень повернулся к ней, и девушка вскрикнула от ужаса: на неё смотрело уродливое старческое лицо, покрытое шрамами и язвами, костлявые пальцы вцепились в её запястье, лишая возможности освободиться. — Теперь мы вечно будем вместе! Вечно будем вместе! — голос этого чудовища разрастался и усиливался, превращаясь в крик, и сам он становился всё больше и больше, заполняя всё пространство вокруг. — Вместе!

Тот, кого она считала своей мечтой и настоящей любовью, обернулся самым страшным её кошмаром. Взмахнув гигантскими крыльями за спиной, чудовище взлетело, хохоча, и в этот миг всё вокруг пришло в движение: со всех сторон к Элен ползли уродливые чудища с огромными пастями и свирепыми, налитыми кровью глазами. Элен, испуганная и беспомощная, пыталась сбежать, дёргала то одну, то другую дверь замка, но они не поддавались. Девушка знала, что это лишь сон, и всё, что ей нужно — это проснуться. Дрожа как осиновый лист, Элен пыталась проснуться, щипала себя за руку и ощущала эту боль, но не просыпалась.

* * *

Родители Элен в тот вечер вернулись поздно и потому не удивились, что дочка уже спит, и не стали её будить. Но когда её не удалось разбудить и утром, когда родители увидели непонятные синие пятна на лице дочери, они забили тревогу и помчались в больницу. Врачи, обследовавшие девушку, только недоуменно разводили руками: пятна оказались простыми чернилами, а сама пациентка полностью здорова — вот только она крепко спит, и никто ничего не может поделать. Её оставили в больнице под присмотром врачей, которые неусыпно следили за состоянием своей необычной пациентки.

А кошмар Элен продолжался. Она кричала и рыдала от ужаса, когда монстры схватили её и потащили вверх по винтовой лестнице, мрачной и жуткой, украшенной мерзкими мордами, гримасы которых порой менялись и пугали её до полуобморока. Девушку втащили в другой зал, и она увидела того самого крылатого монстра, коим обернулся её возлюбленный. Теперь он сидел на троне с высокой спинкой, а его уродливую голову венчала корона.

— А, это ты, моя ненаглядная, — ухмыльнулся он. — Я вижу, мои слуги подготовили тебя к нашей свадьбе.

Элен с ужасом осознала, что вместо обычного её наряда на неё надето длинное чёрное платье, жёсткое и колючее, точно проволока или крапива.

— Кто ты такой? — её голос дрожал, как осиновый лист.

— Меня зовут Мираж, и я король страны Кошмаров, — ответил тот и обвёл рукой чудищ, стоящих позади Элен. — И с моими кошмарами ты уже познакомилась. Не правда ли, они душки?

— Отпусти меня! — взмолилась девушка.

— Глупости какие! — фыркнул король. Поднявшись, он схватил её за руку и с силой дёрнул на себя, так что Элен едва не упала к подножию трона. — Ты же поклялась навсегда остаться со мной! Подданные мои, приветствуйте новую королеву! — вскричал он, и от жуткого торжествующего рёва, огласившего своды замка, по спине Элен пробежал холодок, и она едва не потеряла сознание.

«Пожалуйста, кто-нибудь, помогите!» — мысленно взмолилась она, всё ещё не осознавая до конца, что происходящее реально, несмотря на то, что происходит во сне.

Уродливая хромая старуха с кривым носом и бородавками на лице уже почти возложила корону на голову оцепеневшей Элен, как вдруг яркий луч света озарил этот мрачный зал, заставляя чудищ с визгом разбегаться в разные стороны и прятаться по самым тёмным углам, лишь бы только свет, несущий боль и страдание, не касался их. Тем, кто не успел убежать, повезло меньше: под этим серебристым лучом один за другим чудовища начали застывать, превращаясь в камень, а сам Мираж, забившись под трон, съёжился и жалобно скулил, как побитая собака.

— Ненавижу! Ненавижу свет! Уберите, уберите! — визжал он, закрываясь своей чёрной мантией.

Страх отступал, и сердце Элен наполнилось радостью. Она подставила ладони свету, и он мягко струился по её пальцам, точно серебристый водопад из крохотных искорок. Искорки эти плясали вокруг девушки, и луч света будто обнимал её, согревая своим теплом, а потом вдруг подхватил и стремительно понёс ввысь, и через пару мгновений Элен проснулась.

Танцующая перед глазами комната всё никак не хотела возвращаться в своё обычное состояние, а напротив Элен померещился чей-то силуэт, который вырисовывался всё чётче и чётче и, наконец, обрел очертания седовласого мужчины в шляпе.

— Кто вы? Что вы здесь делаете? — испуганно спросила Элен, вдруг понимая, что находится вовсе не дома, и вокруг чужие стены и незнакомая обстановка. — Где я?

Мужчина поднялся из кресла и присел у изголовья кровати.

— Ты в больнице, моя дорогая. Меня зовут Доктор Тондресс, — улыбнулся Док, слегка приподняв шляпу. — И я очень рад, что ты проснулась, — он легко дотронулся до лба девушки, провёл рукой по её волосам, и пережитый во сне ужас начал постепенно стираться из её памяти.

— Я не понимаю, — проговорила Элен, доверившись Доктору и интуитивно понимая, что он поверит ей, — как возможно, чтобы кошмар был таким реальным? Я действительно могла навсегда остаться в нём?

— Увы, милая, — Доктор грустно, но нежно улыбнулся ей. — Ты спала почти неделю…

— Что? — Элен запаниковала, но Доктор Тондресс ласково коснулся её лба, и она успокоилась. — А мне казалось, что несколько часов прошло всего… Почему так?

— Ты помнишь, что время во сне течёт иначе, чем в реальности? — спросил Доктор, и девушка кивнула. — Иногда всю ночь можно смотреть один сон длиною в полчаса, а можно и за пять минут прожить во сне целую жизнь. В этом кошмаре тебе казалось, что прошло всего несколько часов, а на самом деле — целая неделя.

— Какой ужас, — нервно вздохнула Элен и, ища поддержки, сжала руку Доктора. Пальцы его были тёплыми, а ответное рукопожатие — ободряющим и придающим сил.

— Уже всё закончилось, — Доктор улыбнулся ей, и Элен окончательно поверила, что всё страшное и плохое осталось позади. — Но не стоит больше отдаваться мечтам и снам целиком и полностью, помни, что в реальной жизни есть люди, которые любят тебя. Попробуй отвечать взаимностью на добрые чувства окружающих тебя людей, и ты поймёшь, что реальный мир не менее прекрасен, чем мир снов, — Доктор ещё раз погладил девушку по голове, и она робко улыбнулась ему.

— Спасибо вам, — выдохнула девушка, глядя в зелёные лучезарные глаза Доктора.

Он лишь слегка кивнул головой в ответ и, поднявшись, взялся за свой чемоданчик. Попрощавшись с девушкой, он направился к дверям.

— Доктор! — вдруг окликнула его Элен. — Но это же были вы, да? Тем светом в моём кошмаре…

Обернувшись, Доктор слегка поклонился, лукаво подмигнул ей, широко и радостно улыбнулся и растворился в воздухе. Кнопка над кроватью Элен сама по себе нажалась, и лампочка вызова медперсонала замигала — к проснувшейся пациентке со всех ног бежали доктора и медсёстры…

— А как же Элен стала здесь работать? — спросила Сова, когда Жюли закончила рассказ.

— Так же, как и я. Когда Доктору Тондрессу понадобились новые Помощники, он вспомнил историю Элен. Он прилетел к ней на одном из своих пегасов и предложил стать его Помощницей. Элен с радостью согласилась, и с тех пор она работает здесь, — объяснила Жюли.

— Жю! А Доктор ко всем вам прилетал, когда вы были детьми? — спросила Кло.

— Можно и так сказать. Патрику наш Доктор помог, как никому из нас, однако тот сам нашёл Доктора, когда был уже взрослым мужчиной.

— Расскажи! — с горящими глазами попросила её Даня.

— В следующий раз, — пообещала Жю. — Это ведь совсем другая история! — она пожелала девочкам спокойной ночи и вышла из Палаты.

На мгновение ей показалось, что она снова слышит голос Доктора.

Вечер десятый. Сказка о солнечных искорках

Жюли бежала в кабинет Брюно: только что из Заповедных Лесов и Великой пустыни вернулись Люк и Гару, и Помощница надеялась услышать от них добрую весть. Но те только развели руками: про Доктора Тондресса никто не слышал.

— Ничего, отрицательный результат — тоже результат, — чересчур бодро заявила Жю и торопливо вышла в коридор: не хотелось огорчать друзей своими слезами ещё сильнее.

В коридоре у окна стоял Патрик. Он смотрел на закат и бодал лбом стекло от отчаяния и собственного бессилия. Жюли приблизилась и ободряюще сжала его руку.

— Он найдётся! Обязательно найдётся, слышишь? — шепотом сказала она, убеждая больше себя, чем его.

Патрик повернулся к ней.

— Да, Малышка. Конечно, мы найдём его, — он аккуратно стёр слезинки с щеки Жю; в его глазах плескались ласковые искорки закатного солнца, а руки пахли землёй и розовыми саженцами — он только что возился в своём саду.

Пат улыбнулся, а потом внимательно и с тревогой всмотрелся в лицо Жюли.

— Ты когда спала в последний раз?

Жюли задумалась, но так и не смогла припомнить и потому только неопределённо пожала плечами.

— Не спорю, тот эликсир, что приготовили Элен и Брюно, действительно хорош и позволяет долго держаться без сна, но тебе всё-таки следует отдохнуть.

— Как и всем нам, — откликнулась Жюли, понимая правоту друга. — Выспимся вволю и отдохнём, когда Доктор вернётся, а сейчас на это просто нет времени.

Патрик должен был снова отправиться в путь уже следующим утром, и Помощница пожелала ему удачи, а потом направилась к палате: из дверей уже выглядывали любопытные мордашки девчонок.

— Жюли, ты вчера про Патрика обещала рассказать! — сразу же напомнила Даня, едва дверь за Малышкой закрылась.

— Да, я помню, — улыбнулась им та.

Когда все уселись, Жюли начала рассказывать:

— Эта история произошла четверть века назад далеко-далеко отсюда, в самом сердце красивого острова, берега которого омывает тёплое ласковое море, а горы, кажется, подпирают небеса. Юноша по имени Эжен и девушка Лилиан дружили с самого детства, а потом поняли, что любят друг друга, и решили пожениться. Свадьбу они справили скромную, но для двоих любящих сердец и не нужно было никакого пышного торжества — лишь бы любимый человек был рядом.

После свадьбы едва ли прошло несколько месяцев, как Лилиан объявила дорогому другу радостную весть: у них будет ребёнок! Эжен был на седьмом небе от счастья: не проходило и дня, чтобы он не баловал свою маленькую Лилиан пусть небольшими, но милыми и трогательными подарками. Он запрещал ей выполнять тяжёлую работу по дому, считая, что это может навредить малышу; каждый вечер перед сном прикладывался ухом к животу супруги и подолгу слушал, как бьётся маленькое сердечко. В такие моменты Лилиан с нежностью и любовью смотрела на мужа, представляя себе, каким сумасшедшим папочкой он станет, когда родится малыш, как сильно они будут любить друг друга и какой счастливой будет их семья.

Эжен и Лилиан вместе обсуждали приятные сердцу мелочи: куда лучше поставить колыбель для будущего крохи, какие книжки, игрушки и распашонки купить для него, каким именем назвать и на кого он будет похож — ни он, ни она ни на секунду не сомневались, что родится мальчик.

Однажды вечером Эжен вернулся с работы домой и застал Лилиан едва ли не у самого порога. Она была бледной, словно простыня, судорожно хваталась за стенку, тяжело дышала и держалась за живот, а её милое лицо было искривлено гримасой боли, на висках выступил пот. Эжен сразу же бросился к ней.

— Любимая, что с тобой? Что, скажи мне? — спрашивал он, подхватывая жену под руки.

— Не знаю… — обессиленно прошептала та. — Это ребёнок…

— Что? Но ещё же два месяца! — Эжен побледнел.

— О, как же больно! — Лилиан смогла только простонать сквозь зубы и лишилась чувств, и Эжен, запаниковавший в первые секунды, взял себя в руки и сразу же отвёз жену в больницу.

Врачи у дверей клиники забрали молодую женщину с рук мужа и уложили на каталку; кто-то спросил у него, что же случилось, но Эжен только развёл руками: что он мог им сказать, если сам ничего не знал?

Он не мог сказать, сколько времени — десять минут или целую вечность — метался по коридору, не находя себе места, и нервно кусал ногти и губы. Его не пускали к жене, и единственное, что оставалось бедному Эжену — это смотреть через узкое дверное окошко на врачей, окруживших Лилиан, и снова в ужасе отбегать к стене, в молитве взывая ко всем высшим силам: лишь бы удалось спасти жену и дитя!

В очередной раз заглянув в окошко, он увидел странную суету, и она напугала его еще больше. Не думая ни о чем другом, кроме как быть рядом с любимой, Эжен с силой толкнул дверь и ввалился в комнату.

— Сюда нельзя, нельзя! — воскликнул чей-то голос, но Эжен не обратил внимания на окрик.

На ватных ногах он подбежал к Лилиан: она словно спала невинным сном, и лишь ужасная, неправильная бледность говорила о том, что жизнь едва теплится в ней. Врачи ругались на Эжена и требовали, чтобы он не мешался под ногами, но тот лишь отступил немного назад, к дверям: он знал, что никто из докторов и медсестер, пока на них стерильная одежда, и пальцем к нему не прикоснётся. В этот момент тревожно запищали приборы, и про Эжена тут же забыли.

— Давление падает! — сообщил ассистент, наблюдая за экранами приборов, где то и дело менялись какие-то цифры и кривые линии. — Пульс нестабилен!

— Только не уходи, любимая, — прошептал Эжен, опускаясь на колени прямо на пол у дверей. — Ты так нужна мне! Пожалуйста, спасите их! — спазм сжал его горло, из которого рвались рыдания, и Эжен закрыл лицо ладонями, продолжая мысленно молить невесть кого о помощи и спасении жены и ребёнка.

Внезапно всё стихло. Не стало слышно ни гудения приборов, ни шагов врачей, ни звона металлических инструментов. Подняв голову, Эжен с изумлением обнаружил, что время будто остановилось, и вместе с ним замерло всё вокруг: кто-то занёс ногу для шага, но так и не опустил её, кто-то замершим взором уставился на экраны приборов, кто-то наклонился над Лилиан, поправляя капельницу, замерли стрелки часов, и даже вода в раковине, где мыл руки врач, застыла. Эжен огляделся, не понимая, что происходит, и вскрикнул, когда из окна в палату шагнул высокий мужчина в пальто и шляпе.

— Ну-ну, вовсе не следует кричать, — тихо сказал неведомый гость, и лицо его озарилось ласковой улыбкой, поселившей в сердце Эжена надежду. — Я пришёл, чтобы помочь.

— Но кто вы? И это вы сделали всё это? — спросил Эжен, указывая на застывших врачей.

— Именно, — кивнул незнакомец и поставил на стул свою дорожную сумку. — Небольшой трюк со временем: ты никогда не слышал об Улиточном эликсире? — ничего не понимая, Эжен замотал головой, а незнакомец пояснил: — Улиток в нём, конечно, нет, но стоит выпить хотя бы глоток, и десять минут времени будут ползти, словно улитка.

— Но кто вы такой? — снова спросил Эжен.

— Меня зовут Доктор Тондресс, я помогаю тем, кто нуждается в моей помощи столь же сильно, как ты сейчас.

— И вы можете спасти мою Лилиан и нашего малыша? — с надеждой спросил Эжен.

Доктор кивнул и, не отвлекаясь больше на разговоры, принялся за дело. Он достал из сумки зеркало, подошёл к окну и, открыв плотные жалюзи, поймал солнечные лучи.

— Ну-ка, подсоби мне, дорогой папочка, — обратился он к Эжену, и тот послушно подошёл к нему и взял зеркальце в руки. — Подержи вот так немного.

Доктор ловил солнечные лучи, отражённые зеркальцем, и сплетал их причудливым образом. Он надел их на руки, словно перчатки и коснулся большого живота Лилиан. Эжен подошёл ближе, оставляя зеркальце рядом с сумкой. Он понимал, что сейчас происходит нечто важное, и от этого зависит жизнь его жены и сына, потому не вмешивался и, кажется, даже затаил дыхание, пока яркий свет перетекал с рук Доктора Тондресса на Лилиан и будто растворялся в ней.

— Ох и солнечный же получится мальчишка! — усмехнулся Доктор себе под нос.

Когда солнечные перчатки на его руках полностью исчезли, он бросился к сумке и принялся торопливо смешивать в кувшине содержимое множества пузырьков, и сквозь прозрачные стенки Эжен видел, как смесь переливается всеми цветами радуги.

— Что это такое? — спросил он, когда Доктор, закончив, вернулся к Лилиан.

— Это волшебное лекарство, друг мой, — ответил Доктор Тондресс и осторожно влил его в рот молодой женщины. — В основе живая вода, немного экстракта цветка Златоглазки, которая растёт только на дне одного-единственного озера и расцветает один раз в году, когда солнце в зените напоит её своими лучами — сложно найти более мощное средство для таких… хм… случаев. И выжимка из Пустынного корня — он придаёт сил и укрепляет здоровье. И ещё кое-что, по мелочи.

— И это поможет? — Эжен всё ещё сомневался в волшебной силе эликсира и самого Доктора — может, думал, что спит и видит сон.

— Смотри сам, — Доктор улыбнулся и указал рукой на Лилиан.

С изумлением и радостью Эжен увидел, как краска возвращается в лицо Лилиан и оно приобретает привычные мягкие черты, наполненные спокойствием и умиротворением. Эжен положил ладонь на живот жены и в тот же момент почувствовал, как малыш толкнулся изнутри.

Тут же всё вокруг снова пришло в движение: зашумела вода, запищали приборы, затикали часы, один из врачей завершил начатый шаг, а другой вскрикнул изумлённо, когда в одно мгновение показатели на приборах пришли в норму, а сама Лилиан глубоко вздохнула и открыла глаза, счастливо улыбнувшись мужу. Эжен хотел поблагодарить Доктора Тондресса, но тот исчез бесследно.

Конечно, врачи в больнице не знали и не могли знать о визите Доктора Тондресса, но отпустить просто так пациентку, исцелившуюся столь чудесным образом, они не могли. Поэтому Лилиан осталась там до самого момента, когда малышу предстояло самостоятельно появиться на свет. Её перевели в удобную отдельную палату, и Эжен, навещавший её каждый день, конечно же рассказал, кто на самом деле помог им. Лилиан, к его удивлению, поверила сразу же и кивнула.

— Ты знаешь, любимый, а мне казалось, будто кто-то красивую колыбельную мне пел, — она на мгновение задумалась, а потом светло улыбнулась и напела: — Баю-бай, баю-бай, засыпай поскорей… Так хорошо стало, спокойно и умиротворённо…

В положенный срок у них родился здоровый малыш. Врачи в больнице продолжали удивляться этому случаю, а молодые родители смотрели на ласковое солнышко в глазках и улыбке сына и мысленно благодарили Доктора Тондресса за чудо, которое он сотворил для их семьи.

Малышка Жюли замолчала, и девочки, впечатлённые рассказом, тоже не нарушали тишины.

— Значит, если бы не Доктор, Патрик бы… — наконец заговорила Даня, но так и не смогла закончить фразу.

Жюли кивнула.

— И потому он относится к Доктору, как ко второму отцу, — она улыбнулась и поднялась. — А теперь ложитесь спать, дорогие.

— Подожди! — встрепенулась Кло. — Ты же сказала, что Патрик сам нашёл Доктора, когда стал взрослым. Расскажи нам, как он это сделал?

— Да, да, Жю! — поддержали её подруги. — Расскажи, ведь ещё светло совсем!

Жюли сдалась и села на место.

Пока Патрик был маленьким, Лилиан и Эжен рассказывали ему на ночь удивительные сказки про Доктора Тондресса, которые придумывали сами: им хотелось, чтобы малыш знал, что волшебник существует и помогает тем, кто нуждается в нём. Мальчику эти сказки очень нравились, и каждый вечер он, переодевшись в свою пижаму, умывшись и почистив зубы, бежал в спальню родителей, уютно устраивался между папой и мамой и слушал новую сказку.

Самой большой мечтой маленького Пата было встретить Доктора Тондресса и вместе с ним отправиться в далёкое и увлекательное путешествие. Когда он говорил о своей мечте родителям, в его глазах будто загорались солнечные искорки, а Лилиан и Эжен улыбались в ответ и говорили: «Когда ты вырастешь, быть может, Доктор возьмёт тебя с собой!»

Но время шло, Патрик рос, а Доктор Тондресс так и не появился, и мальчик поначалу обижался на удивительного волшебника, а потом начал забывать о нём. Лишь золотые солнечные искорки в открытом взгляде и искренней улыбке напоминали о вере в чудо, но и они загорались всё реже и реже. Другие дела становились важнее: друзья, школа, первая любовь, институт в новом городе, работа. Детским сказкам не нашлось места в его взрослой жизни — они так и остались где-то в далёком-далёком прошлом вместе с поломанным трехколёсным велосипедом, содранными коленками и старым плюшевым котом с колючими проволочными усами.

Но однажды Патрик приехал навестить отца и мать, и Лилиан сказала ему:

— Сынок, мы с отцом хотели разобрать старый книжный шкаф — в него уже не помещаются все наши книги. Старый разберём, новый на его место поставим, все книжки своё место займут — вот и славно будет! Поможешь нам?

Патрик, конечно же, не стал отказываться. Войдя вместе с отцом в комнату, где стоял большой книжный шкаф, он присвистнул: книг действительно было очень много, а те, что не влезли в шкаф, лежали сверху, и на полках возле телевизора, и в журнальном столике, и даже просто так, на полу.

— Что ж, дело мастера боится! — сказал Эжен — это была его любимая поговорка, и он частенько повторял её.

До самого вечера отец и сын разбирали и сортировали книги по названиям и авторам, чтобы потом, когда книжка вернётся в новый шкаф, её было легче найти. Старые и потрёпанные книги они складывали отдельно, чтобы потом отдать мастеру: тот выправит переплёт, вклеит выпавшие странички, нанесёт краской название — и книгу снова можно будет перечитывать, сколько пожелаешь.

Внезапно внимание Патрика привлекла небольшая книжка, покрытая пылью — это было удивительно само по себе, потому что в книжном шкафу родителей не водилось ни пыли, ни плесени. Пат легко подул, и из-под слоя пыли проступили позолоченные буквы.

— «Волшебные сказки», — прочитал Патрик вслух. — Пап, что-то я не помню у вас этой книги. Откуда она?

Эжен посмотрел на корешок поверх очков и развёл руками: он не помнил тоже.

— Ничего, потом покажем её Лилиан, она уж наверняка знает, — сказал Эжен и вернулся к ещё не разобранным книгам.

Патрик кивнул, соглашаясь с отцом, и хотел положить книгу сказок обратно, но она то и дело притягивала его взгляд, дразнила блеском золотых букв и необычным узором переплёта: красивые буквицы и загадочные символы сплетались вместе, прятались друг за друга, выглядывали из-за крупных цветов — казалось, они вот-вот расскажут какую-то невероятную тайну.

Пат открыл книгу наугад и сразу же увидел знакомое имя: Доктор Тондресс. Он вспомнил истории, которые рассказывали родители перед сном, и улыбнулся: что ж, ничего особенного, сказки как сказки.

Но тут произошло невероятное: слова пришли в движение, сбились в кучу и вновь рассыпались по странице, складываясь в рисунок. Патрик зажмурился и мотнул головой, но удивительный рисунок никуда не исчез, напротив, стал ещё отчётливее: по дороге, уходящей к горизонту, четыре чудесных крылатых коня весело катили дилижанс, колёса скрипели и будто напевали незатейливую песенку. Возница, сидящий на козлах, обернулся, приподнял шляпу в знак приветствия и улыбнулся Патрику. Он чуть тронул вожжи, и кони, раскинув крылья, взлетели и скрылись с глаз, оставив за собой лишь чистый лист бумаги.

Пат захлопнул книгу и устало потёр пальцами глаза. Быть может, ему всё привиделось? Но почему же книжный лист теперь чист, будто и не было на нём никогда ни типографских чернил, ни странного рисунка?

— Сынок, что случилось? — Эжен обеспокоенно коснулся его плеча. — Ты вспомнил, о чём эта книга и откуда она?

— Всего лишь сказки о Докторе, которые вы рассказывали мне в детстве, — Патрик натянуто улыбнулся отцу. — Пустяк и выдумка, не переживай, пап.

Но Эжен не улыбнулся в ответ, напротив — нахмурился.

— Доктор Тондресс не выдумка, сынок… — опустившись в кресло, Эжен рассказал сыну всю правду о том, как Доктор помог их семье, как спас Лилиан и ребёнка, который только должен был родиться. — В ту пору ты был мал, и мы не стали рассказывать тебе об этом, а потом, спустя годы, ты повзрослел и — помнишь? — лишь отшучивался, не желая принимать сказки всерьёз.

Патрик был сбит с толку. Просыпающаяся где-то в глубине души детская вера в чудо спорила со взрослым умом и практичностью. Ум упрямо твердил, что такого быть не может, потому что такого не может быть никогда, а вера смеялась наперекор: «Может! Всё может быть! Всё есть, открой глаза и увидишь!»

Несколько дней Пат был задумчив и рассеян, почти не разговаривал со своими близкими; он то перелистывал найденную книгу, вглядываясь в строки, то называл сказки чушью, но, забросив книгу в дальний угол, снова тянулся за ней. От родителей это, конечно, не укрылось, но они не вмешивались: чувствовали, что сын стоит на пороге решения, настолько важного, что принять его можно только самостоятельно, без чьей-либо подсказки.

— Я отправлюсь искать Доктора Тондресса, — объявил он наконец, и в его глазах вновь сияло солнце. — Я ещё не знаю, что скажу ему, когда найду… — Пат запнулся на секунду и добавил: — Если найду. Может быть, я вернусь домой ни с чем, но должен хотя бы попытаться.

Несмотря на то, что сын решил оставить прежнюю жизнь и отправиться в неведомые дали, Эжен и Лилиан благословили его в надежде, что Патрик отыщет свой путь и, самое главное, не позабудет дорогу домой.

* * *

Патрик искал Доктора Тондресса больше года. Он встречал на своем пути многих людей, которым Доктор когда-то помог, и его уверенность в том, что волшебник действительно существует, что сказки не выдумка, крепла с каждым днём. Патрик проделал длинный путь, но повстречать Доктора всё никак не удавалось.

И вот как-то раз он приплыл с попутным торговым кораблём в одну деревню, и там ему сказали, что видели Доктора недавно, и он направляется на север. Патрик обрадовался, но его предупредили, что нужно будет преодолеть высокую гору, отделяющую деревню от внешнего мира. Молодой человек не испугался этого препятствия и смело пошёл вперёд.

Патрик уже перебрался на другую сторону горы, как вдруг началась гроза. Сверкали молнии, громыхал гром, и гора содрогалась так, что сошло несколько оползней — Пат чудом их избежал. Начался сильнейший ливень, Патрик промок, замёрз и очень устал. С трудом среди скал он нашёл небольшую пещеру, где и решил переждать грозу. По счастью, в пещере Пат обнаружил сухой хворост и смог развести костёр. Согревшись и немного обсохнув, он начал засыпать.

Но вдруг среди шума грозы он различил конское ржание, и сон будто рукой сняло: Патрик выскочил из пещеры прямо под ливень и увидел пегаса и сидящего на нём мужчину в шляпе, с полей которой ручьями стекала вода. Волшебный конь мягко опустился на каменный выступ.

— Здравствуй, Патрик. Я слышал, ты искал меня, — незнакомец улыбнулся.

— Доктор Тондресс… — выдохнул Пат, не веря своим глазам.

Мужчина кивнул и приподнял шляпу — точь-в-точь, как на том ожившем рисунке в книге сказок!

— Это вы послали мне книгу? — спросил Патрик, не замечая, как струйка воды льётся ему за шиворот.

— Не совсем. Эта книга появляется лишь у тех взрослых, которые когда-то всем сердцем верили в чудо, а потом забыли об этом. Кто-то не замечает эту книгу, и она остаётся лежать в книжном шкафу или на чердаке, забытая и ненужная, а кто-то… — Доктор Тондресс выразительно посмотрел на Патрика. — Ты стряхнул пыль не с обложки: ты стряхнул её со своей детской мечты, и, конечно, она ожила в тебе.

Доктор тепло улыбнулся и протянул ему руку, и Пат, не раздумывая ни секунды, быстро взобрался на спину пегаса, и они скрылись за пеленой дождя.

— Поверив в чудо, как когда-то в детстве, Патрик исполнил свою мечту, нашёл Доктора Тондресса и стал его Помощником, — закончила сказку Жюли. — И, конечно же, не забыл поблагодарить Дока за то, что тот спас его и маму.

Тут в палату заглянул Зам и быстрым движением руки позвал Жюли.

— Мне пора идти, — сказала Жюли. — Спокойной ночи, дорогие! — и она, погасив свет, торопливо вышла в коридор.

— А я-то считала, что солнце в глазах Патрика мне всего лишь померещилось… — вдруг задумчиво проговорила Даня. С этой мыслью она и уснула.

Вечер одиннадцатый. Сказка о белой львице

Посвящается львице Герде.

Время с самого утра текло вяло и медленно, и день, начавшийся вечность назад, ленился заканчиваться. Помощники снова разъехались по всему свету, Элен пропадала в лаборатории: девочкам тоже нужна забота и внимание, иначе вся терапия пройдёт даром, а этого допускать никак нельзя. Сама Жюли с самого утра возилась в саду: обещала Патрику приглядеть за розовыми саженцами, пока тот в отъезде.

Сейчас, закончив работу, Малышка Жю сидела на крылечке «Приюта» и вглядывалась в горизонт. Завидев стремительно приближающуюся тёмную точку, она сорвалась с места и побежала к конюшне.

Люк спрыгнул со спины волшебного коня и за уздечку повёл его в денник.

— Опять ничего, да? — запыхавшись от быстрого бега, спросила Жю.

Тот покачал головой и открыл воротца денника.

— Ничего! Доктора никто не видел в эту последнюю неделю! — буркнул он и, сняв седло и подпруги, рьяно принялся чистить бока коня мягкой щеткой. — Он как сквозь землю провалился! Вот куда, куда он мог деться, а?

Жюли подошла к другу и молча опустила руку на его плечо.

— Да, да, знаю, что скажешь: мы его найдём!

— Именно так и будет, Люк, — кивнула Жю и обернулась, услышав хлопанье крыльев.

В дверях конюшни появился Патрик, он вёл за собой молодого и горячего жеребца Альмута. Тот грыз мундштук и норовил сбить с ног любимого хозяина.

— Ну-ну, Альмут, не шали! — успокаивал его Патрик, подсовывая морковку коню под нос, и тот радостно захрупал угощением.

Увидев Люка и Жюли, Патрик тревожно посмотрел на них.

— Что? — хором воскликнули друзья. — Есть новости, да?

Патрик кивнул:

— Есть. Где остальные?

— Еще не вернулись, — ответила Жюли. — Только Элен, но она сейчас в «Приюте» с девочками. Так что за новости? Хорошие?

Патрик сначала покачал головой, а потом пожал плечами.

— Сам не понимаю. Я был у Дедушки Добра: волшебный мир взбудоражен и обеспокоен исчезновением Доктора не меньше нашего, и все они — Добро, Батюшка Время, Матушка Жизнь и остальные — ищут его. Но… — Патрик вздохнул.

— Что «но»? — нетерпеливо воскликнул Люк, роняя щётку. — Не томи!

— Матушка Жизнь заглянула в свою книгу: Доктора нет среди живых…

Жюли показалось, будто почва уходит из-под ног, и Люк поспешил поддержать её.

— Что это значит, Пату? — нахмурился он.

— Только то, что она сказала мне, а я — вам: Доктора среди живых нет. Батюшка Время заглянул в прошлое с помощью своего амулета: в тот вечер, когда мы с Доктором привезли в «Приют» Даню, Док сидел в своём кабинете, а потом исчез. Батюшка Время уверен, что Доктор с кем-то разговаривал, но с кем — он не смог увидеть.

— Голова кругом идёт, — призналась Жю, приложив руку ко лбу. — Но это что может означать?

Люк тревожно потёр переносицу.

— Разве что неведомый собеседник нашего Дока не подвластен времени — это единственное, что приходит мне на ум.

— Давайте-ка дождёмся возвращения ребят, и будем думать все вместе, — предложил Патрик и ойкнул: Альмут, соскучившись по вниманию хозяина, схватил его мягкими губами за волосы.

Весь вечер слова Патрика не выходили у Жюли из головы, но расшифровать загадочную фразу никак не получалось. «Его нет среди живых»? А где ж он есть тогда? Среди мёртвых? Об этом даже думать не хочется… Дорогу в царство мёртвых ещё ни одному живому отыскать не удалось, да и Доктор не исключение.

Чтобы немного помочь Элен, которая без того крутилась как белка в колесе, и отвлечься самой, Жю вызвалась отнести девочкам вечерние микстуры и эликсиры — к тому же, близилось время сказки.

Осторожно, чтобы не уронить поднос с мерными стаканчиками, она открыла дверь в палату и поздоровалась с девочками, которые сразу отвлеклись от своих дел.

— Что теперь по плану? — спросила Помощница, когда все стаканчики опустели.

— Сказка! — хором ответили девчонки и расселись по своим местам. — Расскажешь, как Доктор Тондресс спас Люка? — попросила Кло.

— Не то чтобы спас… Доктор просто оказался рядом, когда Люк… Начну-ка я, пожалуй, с самого начала.

Эта история произошла в южном городке, одном из тех, что ютятся на побережье, утопая пятками в море и подпирая спинами высокие горные гряды. На северной окраине города, между двух озерец, расположился прекрасный зоопарк «Синяя птица»^[7]. В просторных зелёных вольерах жили звери и птицы, которых осталось на нашей планете совсем мало, и зоопарк сражался за их выживание и сохранение.

Местные жители очень гордились зоопарком и называли его райским уголком, сотрудники «Синей птицы» ко всем питомцам относились с большой любовью и заботой, и наши меньшие братья были счастливы здесь. По весне журавли и аисты вили гнёзда и выводили птенцов, павлины красовались своими изумрудными и белыми хвостами перед павушками, делали первые неуклюжие шаги крошки-оленята, пищали амурские тигрята, слепо ища материнского молочка, робко выглядывали из домиков медвежата — жизнь кипела, и каждое новое утро зоопарк приветствовал разноголосым пением птиц.

Иногда люди находили раненое животное или детёныша, потерявшего маму, и сразу же сообщали об этом «Синей птице», зная, что бедного зверя обязательно спасут, накормят, вылечат, отпустят на волю или оставят жить в зоопарке. Именно так здесь оказались три разноцветных кота, воинственный попугай с облезлым хвостом, ворона с перебитым крылом, слепой ужик, старый хромой пудель, два львёнка, отнятых волонтёрами у зверинца на колёсах, и рысята, спасённые из капкана, — все они нашли приют под крылом «Синей птицы».

Отец Люка был директором этого замечательного зоопарка, а мама — ветеринаром, и Люк считал себя самым счастливым и везучим ребёнком, ведь он, в отличие от других детей, каждый день бывал в зоопарке и общался с красивыми и умными животными. Он обожал «Синюю птицу» и проводил здесь всё своё свободное время. Сначала мальчик просто помогал киперам (так называют рабочих в зоопарке) носить в вольеры сено и свежую траву, наливать воду в поилки и ухаживать за клумбами и деревьями, а когда ему исполнилось пятнадцать, Люк убедил отца принять его в зоопарк на работу. Он хотел научиться ухаживать за животными так же хорошо, как это делали родители.

Все звери знали Люка и доверяли ему, как любому другому киперу «Синей птицы», позволяли гладить и вычёсывать шерсть и не боялись, когда он заходил в вольеры. Однако никто не был привязан к юноше сильнее, чем красавица Герда — белая львица с прозрачно-голубыми глазами.

Люку в ту пору едва исполнилось тринадцать лет, когда в «Синюю птицу» привезли измученную и исхудавшую белую львичку. Её прайд — львиную семью — убили в африканской саванне охотники-браконьеры, а её и двух других белых львят эти злые люди забрали с собой: львы с белой шерстью рождаются крайне редко, и охотники надеялись выгодно продать их. Они увезли львят и, конечно, продали нескольким богатым людям — кто-то содержал львов в личных парках, кто-то просто хотел иметь диковинку и хвастаться перед друзьями и знакомыми, а кто-то надеялся заработать ещё больше денег.

Львичку перепродавали несколько раз в течение полутора лет; она переходила из рук в руки, от одних хозяев к другим, и вскоре оказалась в городе, соседнем с тем, где жил Люк. Её купил фотограф: он водил подросшего львёнка на поводке по пляжу и предлагал всем желающим сфотографироваться с уникальным белым зверьком. Если юная львичка вела себя хорошо, фотограф угощал её мясом, а если капризничала и кусалась — мог больно ударить поводком или ногой.

Однажды хороший друг и частый гость «Синей птицы» приехал в тот город и увидел пляжного фотографа: он тащил за собой измождённого усталостью и голодом молодого львёнка — тот едва перебирал лапками и жалобно плакал, но хозяин только сильнее ругался. Поводок со свистом рассекал воздух, оставляя на белоснежной шёрстке красные следы. Придя в ужас от этой отвратительной картины, друг тотчас позвонил отцу Люка, и тот не раздумывая прыгнул в машину и помчался спасать бедного зверя.

Бессердечного фотографа наказали за жестокое обращение с животным и посадили в тюрьму, а юную львичку привезли в «Синюю птицу». Её вылечили и выпустили в красивый вольер с небольшим прудиком, тенистыми деревьями и уютной пещеркой в холме, где можно спрятаться от жары и дождя. Долгое время Герда чуралась людей и, когда киперы приносили еду или убирали вольер, забивалась в дальний угол пещеры, дрожа от страха.

Однажды вечером, когда парк уже был закрыт для посетителей, Люк проходил мимо вольера и увидел львичку: она, настороженно оглядываясь по сторонам, подбиралась к прудику. Люк затаил дыхание: обычно Герда выходила только ночью, чтобы попить и поесть, а потом снова пряталась. Львица сильно хромала, и Люк никак не мог понять, что случилось, ведь Герда была одна, ни люди, ни другие животные не могли её обидеть и поранить. Он пригляделся внимательнее и заметил возле прудика небольшой куст колючек — Герда могла наступить на него ночью, не заметив. Она пила воду, не притронувшись к мясу на деревянном поддоне, которое ещё днём оставили киперы.

Люк осторожно, стараясь не шуметь лишний раз, вошёл в вольер и прикрыл за собой дверь. Он и сам не знал толком, что нужно делать, как подойти к львице, которая не подпускает к себе людей, как осмотреть её лапу, но он очень хотел облегчить её боль. Шаг за шагом он приближался к Герде, а та, услышав шорох за спиной, обернулась.

Капли воды стекали с её усов и оставляли круги на поверхности прудика, а шёрстка в вечерних сумерках почему-то казалась ещё белее, чем при дневном свете. Люк смотрел на белую львицу, а львица смотрела на него, смотрела неотрывно, будто ждала чего-то.

— Я помочь хочу, — зачем-то объяснил Люк и сделал короткий шаг навстречу. Львичка сразу прижала уши и чуть обнажила зубы. — У тебя лапа болит… А, смотри!

Люк вытащил рабочие перчатки, заткнутые за пояс с аптечкой, и всё так же медленно обошёл пруд, чувствуя на себе пристальный взгляд кристально-голубых глаз, от которого бросало в дрожь. Львица всё ещё не верила в доброту людей.

Добравшись до колючего куста, юноша ухватил обеими руками ствол ближе к корню и потянул. Крепкие и острые колючки прокололи перчатки, и Люк покрепче стиснул зубы, чтобы не вскрикнуть и не напугать Герду. Он тянул куст, чувствуя, как капли пота сбегают по вискам и щекочут шею. Наконец, хрустнув где-то глубоко в земле, противная колючка поддалась и обнажила спутанные корни. Люк выдохнул и устало вытер лоб рукавом рабочей куртки, а потом выбросил колючку через ограждение вольера.

— Вот, ты больше не поранишься… — обернувшись к пруду, юноша запнулся на полуслове: всё это время львица бесшумно шла за ним и теперь стояла совсем рядом, подняв голову и глядя на человека. Её тёмный нос шумно втягивал воздух, а усы подрагивали.

Люк вспомнил, чему учил его отец: любого зверя нужно убедить, что ты не опасен, не станешь нападать, не причинишь вреда, и тогда он тоже не нападёт. Он стащил перчатки и показал львице обе раскрытые ладони. И тут произошло нечто удивительное, чему Люк ни тогда, ни после не смог найти объяснения: Герда потянулась к нему. Сердце юноши колотилось и норовило ухнуть в пятки, но Герда лишь обнюхала руки, а потом устало опустилась на землю, поджимая больную лапу.

Люк осторожно опустился рядом, думая, что львичка зарычит на него или испугается, но этого не произошло: Герда лежала спокойно, изредка посматривала на лапу и тяжело вздыхала.

— Я посмотрю, можно? Ты только не бойся, ладно? Герда хорошая, красивая львица… — осмелев, он прикоснулся к её бархатному носу и осторожно погладил, и его сердце зашлось бурей восторга.

Солнце совсем скрылось, на улице стремительно темнело, и Люку пришлось достать фонарик. В его тусклом рыжем свете он сразу увидел занозу: шип торчал из подушечки на лапе Герды, причиняя ей невыносимую боль. Юноша медленно выдохнул. Следовало бы позвать на помощь отца или маму — они бы точно справились, — но Герда могла вновь испугаться и спрятаться в своей пещере, да и заноза с каждым её шагом впивалась в лапу всё глубже.

Он порылся в аптечке и нашёл щипчики и обеззараживающий спрей — простейший набор первой помощи всегда был у киперов под рукой, — и постарался успокоиться: не хватало ещё, чтобы руки дрожали. Люк погладил Герду по носу и между ушками, встряхнул баллончик спрея, прихватил щипчиками занозу и выдернул. Зашипел, словно змея, спрей, львица зарычала, быстро крутанулась вокруг себя, хлестнула хвостом по бокам и широкими прыжками помчалась в пещеру — прятаться.

— Эй, подожди! — позвал Люк и побежал следом. — Герда!

Конечно, он не собирался лезть в её укрытие и сел прямо на землю возле входа.

— Слушай, прости меня, а? Я же только хотел помочь… Теперь занозы нет, твоя лапа заживет… Видишь, вот эта колючка, я её тоже сейчас выброшу.

Убедившись, что колючка цела — значит, в ранке не осталось обломков, — он сунул шип в карман и протянул руку к пещере. Пустую ладонь обдало тёплым дыханием, и розовый львиный язык, мелькнувший на мгновение в свете фонарика, нерешительно лизнул руку человека — там, где Люк укололся, когда выдергивал колючку.

— Да, и у меня тоже заживёт.

Вспомнив, что Герда ничего не ела весь день, Люк принёс мясо, и она съела несколько кусочков с его рук. Облизнув усы, Герда легла, прижавшись макушкой к ногам Люка, и юноша, не удержавшись, почесал её шею. Под сводами пещеры прокатился низкий утробный звук, и Люк едва сдержал счастливый смех: львица — свирепая хищница, гроза саванны! — мурлыкала, словно домашний котёнок!

Так началась их дружба, и не было ни дня, чтобы Люк не пришёл навестить Герду. Он очень боялся, что её вернут в африканскую саванну, как возвращают многих животных, когда их жизни больше ничто не угрожает. С большим волнением он спросил об этом свою маму, но та лишь покачала головой:

— Герда не простая львица. С таким окрасом в дикой природе ей придётся туго: белому зверю почти невозможно затаиться среди высушенной солнцем саванны, а значит его заметят во время охоты. К тому же, люди забрали её совсем котёнком, она не успела научиться у своей матери охоте, не знает, как защитить себя. Если мы вернём её в саванну, она попросту погибнет от голода или когтей других хищников. —Подумав, она добавила: — Случается, что белых львов убивают сородичи, львы из того же прайда.

И Герда осталась в «Синей птице». Из запуганного подростка она превратилась в красивую грациозную львицу. И хоть со временем она и привыкла к людям и больше не пряталась ни от киперов, ни от посетителей, но только к Люку бежала со всех лап, едва заслышав его голос.

Гости парка сбегались к её вольеру, чтобы посмотреть, как львица и человек играют в мяч или в «перетягивание каната», гоняются друг за другом и валяются в траве. Если Герда, разыгравшись, начинала хулиганить, Люку стоило лишь немного нахмуриться и погрозить пальцем, и грозная хищница виновато прижимала уши и лизала шершавым языком его ладони.

Однажды в вольер Герды поселили молодого льва по кличке Самсон — отец Люка надеялся, что львы поладят и создадут свой собственный прайд. В тот день Люк, ничего не зная о новом соседе любимицы, как ни в чём не бывало зашёл в её вольер с ведёрком, полным мяса.

— Герда, девочка, иди сюда! — позвал он, разложив мясо на поддоне, и обмер, увидев, как из высокой травы поднимается рыжий лев с тёмной гривой.

Люк сразу узнал Самсона — его забавную чёлку и светлые подпалины возле морды с другими не спутать, — и очень удивился, увидев его здесь. Самсон был одним из тех львят, что некогда забрали из передвижного зверинца, он уже несколько лет жил в «Синей птице», прекрасно знал всех сотрудников и никогда не нападал на людей. Но в этот раз по непонятной причине этот мирный лев, завидев Люка, угрожающе зарычал и, подобравшись, прыгнул. От неожиданности Люк упал на спину, закрываясь лишь опустевшим ведёрком — не самое лучше оружие против огромного льва!

В ту же секунду наперерез Самсону кинулась белая тень: Герда свалила его на землю и обнажила клыки. Огрызаясь, Самсон кружил вокруг Люка, но как бы он ни старался, между ним и человеком всегда была храбрая белая львица. В конце концов лев гордо удалился в тень деревьев, оглашая окрестности своим рёвом, а Люк благодарно потрепал плюшевые уши любимицы.

Несмотря на сильный испуг, Люк продолжал навещать Герду, правда, с большей осторожностью. Однако Самсон больше не нападал, а лишь принюхивался к гостю или наблюдал издали, памятуя про острые когти и крутой нрав новой подруги, а вскоре, привыкнув, даже позволял Люку гладить гриву и чесать пузо.

* * *

Так прошло ещё несколько лет. У Герды и Самсона родились львята — белые, как мама, и рыжие, как папа, — и львиное семейство радовало гостей «Синей птицы» своей идиллией или пугало особо впечатлительных посетителей громогласным рычанием — так в африканской саванне львы предупреждают чужаков о своём присутствии.

Люк был единственным, кому Герда доверяла львят — даже Самсона гнала прочь, если тот в неурочный час подходил к детям. А Люк мог спокойно взять львёнка и вынести из вольера, когда приходило время делать прививки или простой осмотр, а потом вернуть обратно. Глядя, как он возится с малышнёй, киперы в шутку начали называть его «дядюшка Люк», и это прозвище надолго приклеилось к нему.

Беда пришла в «Синюю птицу» нежданно и негаданно: Герда заболела. Она отказывалась от еды и целыми днями не выходила из своего укрытия, а если кто и замечал львицу возле прудика, то поражался её худобе и выпирающим рёбрам. Врачи, и мама Люка в том числе, осмотрели Герду и пришли к неутешительным выводам: болезнь слишком серьёзная, лекарства могут не помочь.

Эта новость потрясла Люка до глубины души. Герду перевели в закрытый вольер, чтобы Самсон и дети не тревожили, чтобы посетители не глазели и не шумели. Врачи каждый день наблюдали за ней, делали уколы и давали лекарство, но ничего не помогало. Люк не мог сдержать слёз, глядя, как жизненные силы покидают его любимицу.

— Если бы это была колючка, я бы снова вытащил её, — шёпотом говорил Люк, гладил морду и пугающе тонкие лапы и плакал, но Герда не отзывалась на его ласку — она просто лежала на соломенной подстилке, прикрыв глаза, и лишь постанывала: болезнь-колючка, сидящая в её животе, сверлила, разъедала изнутри.

И вот однажды Люк приехал в зоопарк и, как обычно, побежал к Герде: накануне она немного поела из его рук, и Люк лелеял надежду, что страшная болезнь начала отступать. Возле вольера стояли его родители; они тихо переговаривались, и их лица были омрачены тревогой. Люк хотел войти к Герде, но мама удержала его.

— Прости, сынок, — сказала она, смаргивая слёзы, — нам очень, очень жаль…

— Нет… Этого не может быть! — отчаянно мотая головой и не желая верить горьким словам матери, Люк попятился и бросился бежать.

Он бежал по аллеям парка, спотыкаясь, не разбирая дороги, не стыдясь слёз, градом катящихся по щекам. Хотелось кричать во весь голос — отчаянно, гневно, до хрипоты, — чтобы криком заглушить собственную боль. Неужели Герда, пережив столько страданий и мук от рук человеческих, не заслужила долгой и счастливой жизни среди людей, которые её полюбили?!

Люк снова споткнулся о бордюр и упал, но чьи-то руки подхватили его и поставили на ноги.

— Что случилось, молодой человек? — услышал он мягкий голос и увидел перед собой седовласого мужчину в плаще и широкополой шляпе. — Быть может, я смогу вам помочь? Меня зовут Доктор Тондресс, я только что слышал чей-то призыв о помощи…

— Доктор… Вы действительно доктор? — в глазах Люка появилась крошечная надежда и тут же погасла: — О, если бы вы появились хотя бы на день раньше… — он с горечью покачал головой и закрыл лицо руками. — Теперь уже ничем не поможете!

— Я должен был услышать зов раньше, — нахмурился Док, когда Люк рассказал о своей беде, — но этого не произошло. Теперь, увы, я бессилен… Впрочем, кое в чём всё же помочь могу.

Он провёл ладонью по голове Люка, точно собирая в горсть всю его беду, и стряхнул на землю. Боль, скрутившая душу тугим узлом, исчезла, и он снова смог дышать. Люк вытер слёзы и удивлённо посмотрел на Доктора.

— Пойдём, я кое-что покажу тебе, — улыбнулся тот. — Но стоит поторопиться, у нас осталось всего полчаса.

Они вернулись к вольеру Герды, и Люк подумал, что никогда в жизни у него не хватит смелости войти внутрь и взглянуть на львицу в последний раз. Однако Доктор Тондресс не собирался входить. Он огляделся, достал ножницы из сумки, которая появилась в его руках в одну секунду, и разрезал воздух у самой земли.

Люк не понимал, что делает Доктор, а тот что-то шепнул себе под нос и поймал обеими руками конец радуги, появившийся ровно в том месте, где щёлкали ножницы. Док встряхнул радугу, как встряхивают постиранную простынь: по ней пробежала мелкая рябь, как на поверхности озера в ветреную погоду, и цветные полосы сложились в самые настоящие ступеньки.

— Кажется, я сплю… — решил Люк и ущипнул себя. Радужные ступеньки никуда не исчезли, более того, Доктор запрыгнул сразу на третью и поднялся выше.

— Друг мой, поспеши! — окликнул его Док. — Время уходит! Ещё немного, и ты не успеешь попрощаться!

Не раздумывая больше, Люк схватил протянутую руку Доктора и решительно встал на ступеньку — крепкую и надёжную, будто сделанную не из мельчайших капелек воды, а из цельного мрамора.

Они поднимались выше и выше, и вскоре сошли со ступенек на гладкую радужную дорогу. Впереди, в свете солнца, виднелись две фигуры: они шли по радуге к самому небу — туда, где покоились белые облака. Одна фигура напоминала женщину в длинной накидке, а вот вторая…

Сердце Люка бешено застучало.

— Герда! — крикнул он изо всех сил. — Герда, девочка!

Фигуры остановились. Увидев Люка, белая львица рванулась было навстречу, но под строгим взглядом спутницы послушно склонила голову и осталась на месте.

— Герда должна идти дальше, — промолвила женщина, когда Доктор Тондресс и Люк подбежали к ним. Её накидка струилась мертвенно-бледным серебром, а тёмные глаза на красивом белом лице напоминали потухшие угли. — Я и так нарушила все правила, позволив тебе, Доктор Тондресс, и этому человеку ступить на радугу.

— Прости меня, Морна^[8], — Доктор уважительно поклонился. — Я прошу лишь об одном: позволь им попрощаться. Мы знакомы много лет, и ты знаешь, что я никогда и ничего не прошу без веской причины.

Поразмыслив, Морна милостиво кивнула, и львица радостно бросилась к Люку. Тот обвил руками шею Герды, и на белую шерсть вновь закапали слёзы.

— Почему ты плачешь, мой брат? — вдруг спросила львица, и Люк отпрянул.

— Ты умеешь разговаривать? — он ошарашенно смотрел то на Доктора, то на Герду, то на светлый лик Морны.

— Я и раньше говорила с тобой — я рычала, а ты отвечал мне человечьими словами. Теперь я умею говорить, как ты. Теперь всё иначе, чем раньше.

— Я тебя подвёл, Герда: обещал вылечить и не смог — простишь ли ты меня?..

— Не плачь, мой брат, и не кори себя, — Герда лизнула Люка в лоб, и тот снова почувствовал её тёплое дыхание. — Я жила на земле, теперь буду жить на облаке. На земле мне было больно, а там больно не будет никогда. Так говорит госпожа Морна.

Люк прижался лбом ко лбу белой львицы и взглянул в светлые глаза. Они так и сидели — голова к голове, рука к лапе, — пока не услышали голос Морны:

— Пора!

Герда поднялась и лизнула ладонь Люка, прощаясь, а тот поцеловал её в нос.

— Помни меня, мой брат.

Следом за Морной Герда скрылась в облаках. Всё это время Люк смотрел им вслед, а ладонь Доктора Тондресса лежала на его плече — иначе Люк не удержался бы и побежал следом за львицей.

Доктор и Люк вернулись на землю так же, как и ушли — по радуге, спрыгнув со ступенек. Люк долго молчал, осмысливая произошедшее.

— Я… кажется, верю, что это было на самом деле, — сказал он наконец. — Но как такое возможно? Вы волшебник? Разве волшебство существует?

— Ещё как! — откликнулся Док. — И его в этом мире больше, чем ты можешь себе представить. Но скажи, как ты себя чувствуешь?

— Я никогда не забуду Герду, но мне… стало легче. Спасибо вам за всё.

Доктор Тондресс светло улыбнулся и, попрощавшись, исчез.

С тех пор, когда в небе появлялась радуга, Люк знал: это Герда спустилась со своего облака на землю, чтобы навестить его и тёплым дыханием придать сил в трудную минуту.

— Как же жалко эту львичку! — всхлипнула Дракоша. — Ой, не могу! Как жаль, что Доктор Тондресс не успел прийти на помощь! Он бы обязательно вылечил!

— А я ведь знаю эту Герду, — вдруг сказала Даня, и шесть пар изумлённых глаз уставилось на неё. — Да, точно! Я, правда, маленькая была тогда, но запомнила, как мы с родителями поехали отдыхать летом куда-то на юг и ходили в зоопарк. Я хорошо запомнила эту белую львицу с именем, как в той сказке, она мне даже снилась потом… Я не знала её печальную историю, — пригорюнилась она.

— Может, ты и Люка там видела? — предположила Кло, но Даня лишь пожала плечами — этого она не помнила.

— Что ж, девочки, сказка закончилась, вам пора спать, — Малышка Жю поднялась и взяла поднос с пустыми стаканчиками. — Добрых снов.

Девочки торопливо забрались под одеяла, и Жюли, погасив свет, вышла из Палаты и поспешила в кухню, где уже собрались все Помощники.

Вечер без сказки

Это был один из самых тяжёлых дней, которые только помнила Малышка Жю. С самого утра всё шло наперекосяк, у не выспавшихся и измотанных Помощников всё валилось из рук, работа не спорилась.

Брюно, на секунду задремавший за своим столом, толкнул локтем и разлил прямо на документы пузырёк клея. Ему пришлось сначала отдирать от себя прилипшую бумагу, а потом переделывать заново карточки половины прежних подопечных, в которых были записаны и их истории, и назначенная Доктором терапия, и рецепты эликсиров.

Едва он только отложил в сторону последний начисто переписанный листок, как ворвавшийся в его кабинет порыв ветра взметнул бумаги со стола и раскидал по всему полу. Издав громкий и отчаянный вопль, Зам полез собирать безнадёжно перепутанные страницы, пытаясь сложить их в изначальном порядке. Порой получившиеся сочетания крайне озадачивали Брюно: «Назначить умиротворяющие объятия трижды в день…» — гласила последняя строчка на одной странице, — «и ни в коем случае не взбалтывать!» — подхватывала страница другая.

В конечном итоге Зам, философски решив, что одно другому не мешает, оставил всё как есть и ушёл в кухню отпаивать свои нервы какао по фирменному рецепту Малышки Жю.

Элен впервые в жизни перепутала ингредиенты снадобий, и несколько часов Помощники ловили по всему «Приюту» Даню, вообразившую себя кошкой. Она царапалась и кусалась (особенно досталось Гару, который попытался достать её из-под дивана в собственной комнате), после чего и вовсе куда-то удрала.

Патрик нашел Даню на одном из мандариновых деревьев в садике и долго уговаривал спуститься, а потом носился под деревьями очертя голову, когда ей вздумалось перепрыгнуть на соседнее дерево. Разум-то у неё стал кошачьим, а вот руки и ноги остались своими: девочка рухнула прямо на Патрика, чудом не свернув ему шею, и только после этого пришла в себя. Увидев поверженного Помощника, она испуганно подскочила и долго-долго извинялась, а мрачный Пат пытался понять, сломаны у него рёбра, или обойдётся ушибом.

Те же перепутанные эликсиры стали причиной весёлых глюков и у Кло. Помощникам дорогого стоило убедить её не закапываться в цветочный горшок по колено — девочка возомнила себя финиковой пальмой. Пальма из Кло получилась никудышная: приставучая и до крайности болтливая. Прыгая за Гару по коридору в пустом кашпо, она без умолку требовала посадить её в землю, удобрять и поливать водичкой. В противном случае она грозила кидаться кокосами. И только когда Гару, вспылив, с размаху вылил на неё бочку воды, Кло снова стала самой собой. Правда, девочка долго не могла понять, почему она, промокшая до нитки, стоит посреди коридора в огромном цветочном горшке.

Едва удалось угомонить девочек и уложить их спать в тихий час, как Помощников ждало новое испытание: всегда спокойные и дружелюбные пегасы ни с того ни с сего словно с цепи сорвались, выбили копытами двери денников, вытоптали все клумбы в садике и унеслись в неизвестном направлении. Люк, укушенный кобылкой Альбой, пополнил ряды пострадавших и занял очередь на перевязку, пока Элен осматривала рёбра Пата и готовила для него заживляющий эликсир.

На поиски лошадей отправился единственный «летун» Гару, который обнаружил пегасов мирно пасущимися на Нектарных Лугах. Лишь Альба продолжала взбрыкивать и тревожно ржать, не подпуская к себе ни своего сердечного друга, жеребца Тона, ни Гару. Когда Помощнику всё-таки удалось немного угомонить её, он тщательно осмотрел лошадь и понял, что причиной этой вспышки безумия стал простой шмель, запутавшийся в гриве Альбы и ужаливший её.

Насекомое тут же было удалено Помощником, жало изъято, а пегасы возвращены в родную конюшню. Правда, там их пришлось спасать от Патрика — беднягу едва не хватил удар, когда он увидел разорённый садик. Люк мужественно защищал собой ворота конюшни, а Гару держал Патрика: Помощник, которого обычно невозможно вывести из себя, на всю округу орал, что повыдергивает все перья из пегасьев крыльев и набьёт ими подушки.

С большим трудом удалось увести Патрика в кухню. Его, как и Брюно, тоже напоили какао с яблочной пастилой и пообещали раздобыть новые семена и саженцы цветов. Когда Гару рассказал ему о причине этого буйства, Пат усовестился и пошёл кормить волшебных лошадей обыкновенными яблоками и морковкой — эти лакомства обожали все пегасы без исключения.

К обеду раздражённые и уставшие Помощники срывали злость друг на друге и едва не перессорились, ища правого и виноватого, но, опомнившись, успокоились и попросили прощения.

Жюли приготовила чай, но никто так и не притронулся к чашкам — Помощники молча сидели вокруг стола в большой гостиной, смежной с кухонькой, где обычно собирались за обедом или ужином все обитатели «Приюта». Сейчас же девочки спали, а пустующее место Доктора во главе стола нагоняло ещё больше тоски. Не выдержав и десяти минут, Помощники разбежались, и каждый сослался на некие срочные и незавершённые дела.

После тихого часа Жюли зашла в палату, чтобы разбудить девочек, но они проснулись сами. Их лица были встревоженными и хмурыми.

— Жюли, где Доктор Тондресс? — сразу же спросила её Джулай.

От неожиданности та растерялась.

— Вы же знаете, что его постоянно зовут люди, попавшие в беду, — как-то неловко начала она, краснея. — Просто в этот раз…

— Жюли! — строго прервала её Сова. — Пожалуйста, не обманывай! Мы знаем, что Док в беде!

— Он в стране Кошмаров! — пискнула Дракоша.

— Почему вы так решили? — нахмурилась Малышка Жюли.

— Я видела его во сне, — ответила Даня. — Доктор Тондресс был закован в какие-то странные цепи из тумана, он звал на помощь, просил, чтобы мы рассказали обо всём вам, Помощникам. Я проснулась и рассказала девочкам, а они ответили, что видели то же самое! Но ведь не бывает такого, чтобы всем сразу снилось одно и то же, значит, это был не просто сон… — рассудительно заметила она.

Жюли побледнела. Леденящий ужас сдавил горло, опутал липкой паутиной сердце: она прекрасно знала эту страну, знала, на что способен жестокий властитель Мираж, некогда едва не погубивший Элен. Пришлось схватиться за спинку кровати, чтобы удержаться на ногах и сохранить остатки мужества.

— Жю? Ты в порядке? — словно сквозь пелену донёсся до неё голос кого-то из подопечных, и Жюли взяла себя в руки.

Ничего не сказав и не объяснив, она выскочила из палаты и в коридоре столкнулась с Замом — за последние недели он осунулся, побледнел, под глазами появились тёмные круги. Впрочем, так выглядели все Помощники.

— Брюно! Док! — выкрикнула Жюли, вцепившись в воротник его рубашки. — Я знаю, где он!

— Что-о-о? — глаза Зама округлились, словно два чайных блюдца. — Где? Где?!

— В стране Кошмаров, — ответила Жю, содрогнувшись. — Девчонки видели его во сне!

— Не может быть! — воскликнул Брюно и, опомнившись, закрыл рот ладонью. — Все в мой кабинет, срочно! — мысленно позвав всех Помощников, он схватил Жю за руку, и они побежали по коридору.

Не прошло и минуты, как шесть Помощников, напуганных и взволнованных, собрались вместе. Элен и Жюли пили успокаивающие капли, Люк и Патрик нарезали круги по комнате, Брюно обгрызал яблоко, утверждая, что так он меньше нервничает, а Гару от переживаний то и дело взлетал к потолку.

— Зачем? Зачем он туда пошёл? — восклицала Элен, не успевая вытирать слёзы — они так и капали на белоснежный халат Старшей Помощницы.

Хмурый Брюно отправил огрызок яблока в урну.

— Если Док застрял в мире Грёз, то это наверняка как-то связано с Изумрудным камнем, — сказал он. — Он часто говорил, что если камень попадет в плохие руки, это плохо кончится: дурные сны сделают людей жестокими, нервными и злыми — раздорам и ненависти не будет конца.

— А Доктору-то он зачем? — удивился Люк.

— Доктору как раз без надобности, а вот король Мираж, насколько мне известно, никогда не оставлял попыток им завладеть. Если Доктор Тондресс закован в туманные цепи, это может означать только одно: Мираж захватил страну Мечты и, скорее всего, отнял у Фантазии власть и Изумрудный камень. А Док, отправившись на помощь царице, попался в какую-нибудь ловушку этого гнусного злодея.

— Но как он там оказался? — всплеснул руками Гару, едва не заехав локтем Патрику по носу. — Человек может попасть в мир Грёз только во сне! Если разум Дока сейчас там, то сам Док должен быть здесь!

Зам покачал головой.

— Ты забываешь, мой друг, что Док не простой человек, и он может попасть в мир Грёз наяву.

— Я теперь понимаю, почему он не мог связаться с нами, — сказала вдруг Жюли. — Помните, когда Док учил нас общаться с помощью мысли, он говорил о мире Грёз. Если мы попадем туда, то выйти друг с другом на связь сможем только во сне! Вот почему мне казалось, что я слышу его голос: он звал нас на помощь, а мы не могли его услышать, потому что практически не спали, — проговорила Жюли и снова расплакалась. — Милый Доктор! Прости своих Помощников! Мы забыли, мы обо всём забыли… — шептала она, вытирая слёзы.

— Да, — кивнул Брюно и протянул ей платок. — И именно поэтому Матушка Жизнь не увидела его в своём зеркальце: мир Грёз не относится к миру живых.

— А его обитатели не подвластны времени, как и сам сон, — добавил Гару, вспомнив слова Батюшки Времени.

— Нам нужно уснуть! — решительно сказал Брюно. — Только так мы можем попасть в мир Грёз и спасти Дока, — он хлопнул в ладоши, и по кабинету разнеслись звуки волшебной колыбельной.

* * *

Через несколько часов девочки, терпеливо ждущие добрых вестей от Помощников, услышали в коридоре шум и крики:

— Быстрее, Люк! Давайте сюда, скорей!

Всех шестерых как ветром сдуло с кроватей. Толкаясь, девчонки осторожно выглянули в коридор, но увидели только широкую спину Гару: Помощник скрылся за дверью комнаты, сильно напоминающей больничный бокс.

— Они нашли Дока! — высказала предположение Кло, и глаза её загорелись радостью. — Давайте посмотрим!

Спешно надев тапочки, они гуськом пробрались к комнате, но оттуда вышел Зам и, увидев девочек, нахмурился.

— Вы чего тут, м? — спросил он, не давая им пройти дальше.

Застуканные на месте преступления девчонки только виновато посмотрели на Брюно.

— Нет, ничего, мы только… Вы же нашли Дока, правда? — выпалила Дракошка.

— Брюно, иди сюда скорее! — позвала Элен.

Зам быстро кивнул девочкам, подтверждая их догадки, а потом махнул рукой, мол, нечего тут стоять, и закрыл дверь.

— Надо идти, — вздохнула Даня. — Раз Помощники нашли Доктора Тондресса, то мы и так его скоро увидим, а сейчас только под ногами будем мешаться.

Нехотя девочки были вынуждены согласиться со старшей подругой. Вернувшись в палату, они расселись по своим кроватям и будто занялись каждая своим делом, но нет-нет кто-нибудь да вскакивал и выглядывал в коридор через окошко в двери — любопытство и беспокойство брали верх.

По коридору с почти космической скоростью носились Патрик и Люк, лишь чудом не врезаясь в углы на поворотах; Гару, ужасно напоминая торопливого пингвинёнка, пытался удержать в руках целую пирамиду из постельного белья, пижам, сундучков и мешочков с целебными ингредиентами для волшебных эликсиров; в другом конце коридора переговаривались Элен и Брюно — они были достаточно далеко от палаты, потому голоса их звучали глухо, так что слов было не разобрать.

Малышка Жюли, ко всеобщему удивлению, была самой спокойной и собранной: от её прежней паники не осталось и следа. Юная Помощница зорко следила не только за подопечными, но и за своими друзьями, успевая оказаться в нужное время в нужном месте: она то готовила какао запыхавшимся Пату и Люку, то успевала поймать падающую из рук Гару склянку с редкими слезами Минотавра (если бы вы знали, чего стоит заставить Минотавра плакать!), обладающими таким резким запахом, что способны поднять на ноги мертвеца. А в следующую минуту Жю уже помогала Элен и Брюно переодеть лежащего без сознания Доктора Тондресса в мягкую фланелевую пижаму, по которой носились и играли с клубком ниток вышитые шёлком котята.

К вечеру суета улеглась. Элен и Брюно сообщили друзьям, что Доктор хоть и не пришёл до сих пор в себя, но жизнь его находится вне опасности, и Помощники выдохнули облегчённо. Жюли приготовила какао для девочек и отнесла поднос в палату — они, конечно, тут же накинулись на неё с расспросами, но Жю сказала, что всему своё время и все ответы они совсем скоро получат. На обратном пути она заглянула в комнату-бокс — Элен, оставшаяся с Доком, на секунду вышла, забыв в кухне ромашковый отвар.

Жюли присела на край кровати. Во все глаза она смотрела на Доктора и не узнавала учителя. На его руках и шее вспыхивали широкие алые следы от цепей, лицо казалось пепельно-серым и безжизненным, высокий лоб избороздили глубокие морщины. Несколько слезинок упало на его раскрытую ладонь.

— Ох, простите! — Жюли поспешила унять слёзы: Доктор не одобрил бы её жалости. — Я больше не буду!

Она заботливо поправила подушку под головой Дока и укрыла его ноги одеялом, но только прикоснувшись к тёплой, немного шершавой ладони, окончательно поверила, что Доктор Тондресс вернулся домой.

— Без вас тут всё не так, Док, — вздохнула Жю и, помолчав немного, добавила: — Я рада, что вы снова с нами. Поправляйтесь поскорее!

Быстро поцеловав его в щёку, она выбежала в коридор закрыла лицо руками, честно стараясь не разреветься. Так её и застала Элен, вернувшаяся с ромашковым отваром.

— Что такое, Жю? — встревожилась Старшая Помощница, пытаясь посмотреть в лицо подруги, но Жюли только быстро замотала головой, не отнимая от лица ладоней. — С Доком хуже?

— Ой, нет, — всхлипнула Малышка, — с ним всё в порядке. То есть… не хуже. Это я от радости просто. И облегчения, что всё закончилось, что мы смогли вернуть его.

— Ух, напугала, — Элен облегчённо выдохнула и светло улыбнулась. — Тебе тоже нужно отдохнуть. Ступай, выпей чаю с ягодным пирогом и хорошенько выспись!

— Да-да, ты права. У меня просто сдали нервы, — кивнула Жюли. — Пожалуй, чай с пирогом и крепкий сон — как раз то, что мне и нужно. Ты только… позаботься о Докторе, ладно?

— Конечно, Жю, — красивые карие глаза Элен смотрели на Жюли с печалью: она переживала за учителя ничуть не меньше.

Жюли ободряюще сжала её руку и отправилась в гостиную, где Гару, Люк и Брюно пили чай и составляли график дежурств у Доктора.

* * *

С каждым днём здоровье Доктора Тондресса улучшалось, что не могло не радовать и Помощников, и девочек. Жизнь в «Приюте» постепенно входила в привычное русло: Помощники вновь отправлялись в путь, чтобы пополнить запасы волшебных ингредиентов или прийти на помощь попавшим в беду людям и созданиям волшебного мира — занятые поиском Доктора, они практически забросили то, для чего когда-то Доктор Тондресс собрал всех их вместе.

В это утро девчонки вновь пробрались к Доктору: им не терпелось самим убедиться, что он восстанавливает свои силы. Они толпились под дверью и, привставая на носочки, поочерёдно заглядывали в комнату через маленькое окошко. Доктор Тондресс по-прежнему лежал на кровати у окна. Каждый день около его постели попеременно дежурили Помощники и делали всё возможное, чтобы Доктор скорее пришёл в себя. Сейчас рядом с ним сидела Элен, которая покрывала лоб Дока влажным полотенцем, когда тот начинал метаться по кровати, словно всё ещё был в стране Кошмаров.

— Доктор Тондресс, слышите ли вы нас? Вернитесь, пожалуйста! Вы нужны нам! Откройте глаза! — шепотом просили девчонки.

Но неожиданно случилось то, что девочки посчитали настоящим чудом: Доктор Тондресс очнулся — его зеленые глаза на бледном лице казались яркими звёздами. Лишь они одни ни капли не изменились: погасить в них нежность и любовь не удалось даже злому и жестокому королю Миражу. Девочки очень обрадовались, что Док пришёл в себя: им хотелось прыгать до потолка, обниматься и пищать от радости, но не посмели беспокоить его шумом и криками.

Обрадованная Элен кинулась к кровати учителя, Доктор улыбнулся, приветственно сжал её руку и что-то сказал. Старшая Помощница обернулась к двери и нахмурилась, увидев девочек. Она стремительно вышла к ним, плотно прикрыв за собой дверь.

— Девочки, к Доктору пока нельзя! К тому же, вы вот-вот пропустите завтрак! — её голос звучал строго, но глаза светились радостью.

Девочки просили её передать Доктору Тондрессу самые тёплые и искренние пожелания здоровья и вернулись в палату, где смеялись от счастья, прыгали и обнимались. На шум в палату прибежал Люк, решив, что на «Приют» напали бешеные обезьяны.

— Девчонки, что случилось? Вы в порядке? — спросил он, взглядом ища проказниц-мартышек.

В ту же минуту он был окружён: взявшись за руки, девочки радостно прыгали вокруг Помощника и распевали только что придуманную песенку:

— Док вернулся, Док очнулся — нет чудесней новостей! Как волшебно, как прекрасно! Подпевай-ка нам скорей!

— Надо сказать остальным! — подхватив песенку, обрадованный Люк выбежал в коридор, а через полчаса уже все Помощники мурлыкали себе под нос прилипчивый мотив «Док вернулся, Док очнулся — нет чудесней новостей!»

Добрая весть разлетелась в считанные минуты, и в «Приюте» началась радостная суета: Помощники бежали к Доктору, чтобы поприветствовать его и поздравить с возвращением. Лишь к вечеру все успокоились, и тогда в палату девочек загляну Гару:

— Не спите ещё? — улыбнулся он. — Пойдёмте, Доктор Тондресс хочет вас видеть.

Радостные девчонки едва ли не бегом бросились к Доку: они очень скучали по нему и были рады, что теперь всё хорошо. Казалось, Доктор спал, но стоило девочкам войти, он тут же взглянул на них. Его глаза, окруженные лучиками морщинок, сияли тёплым светом, и всем, включая Гару, почудилось, будто само солнышко поселилось в этой комнатке.

— Здравствуйте, мои дорогие! Я так рад видеть вас! — улыбнулся он.

— И мы… Наконец-то вы вернулись! — волнуясь, произнесла Печенька.

— Да, я снова дома, и вы помогли мне вернуться, — Доктор Тондресс снова улыбнулся, но уже виновато: — Простите своего Доктора, что он так долго к вам не приходил.

— Как вы себя чувствуете, Док? — спросила Джулай. — Мы ужасно напугались, когда узнали, что с вами случилась беда! Помощники ведь не говорили нам, что вы пропали, — невольно наябедничала она.

— Сейчас мне гораздо лучше. И не нужно винить Помощников, они хотели не обмануть вас, но — уберечь. Но теперь, милые, всё позади. Я позвал вас, чтобы поблагодарить: вы помогли Помощникам вернуть меня из мира Грёз. Помощники нашли меня и перенесли в «Приют», но мой ослабленный дух продолжил бродить по Чудному Лесу и никак не мог найти обратную дорогу. Среди неясного шума я вдруг услышал ваши голоса и пошёл на них, — голос Доктора звучал тихо, но уверенно, постепенно набирая былую силу. — И вы привели меня домой.

Он снова закрыл глаза.

— Девчонки, Доктору нужно отдохнуть… — тут же сказал Гару, подходя к кровати; прежде он стоял поодаль, с улыбкой наблюдая за этой тёплой встречей.

Девочки гурьбой направились к двери, но в последний момент Сова обернулась.

— Вы нужны нам, Док! — выдохнула она.

Доктор уже спал, но девочка заметила лёгкую улыбку, на мгновение мелькнувшую на его лице.

Вернувшись в палату, первое время девочки молчали, не решаясь нарушить тишину, точно боялись спугнуть то ощущение светлой радости, посетившее их души.

— Вы знаете, я всё ещё с трудом могу поверить, что Доктор Тондресс здесь, — тихонько сказала Джулай, сидя на кровати и обнимая свои колени. — Когда вижу своими глазами — да, верю, а когда ухожу от его комнаты, кажется, будто мне это только приснилось, и Доктора всё ещё не вернули, и Помощники продолжают его искать.

— Наверное, мы привыкнем скоро, — отозвалась Кло, чувствуя нечто схожее. — Теперь-то мы будем его каждый день видеть!

Даня, сидевшая на своём любимом месте — на широком подоконнике рядом с кроватью, — прислонилась лбом к стеклу и смотрела в сад, где над новыми розовыми саженцами хлопотал Патрик. Она улыбалась своим мыслям и тихо напевала колыбельную, которая очень ей нравилась:

Девочки, услышав подругу, переглянулись и подхватили знакомые слова:

В этот момент в их мыслях вдруг зазвучал мягкий мурлычущий голос с лёгкой хрипотцой; голос, который девочки узнали бы среди любых других голосов; голос, несущий исцеление и покой:

Доктор пел для них.

Вечер тринадцатый. В мире Грёз

Тем вечером Жюли дежурила у кровати спящего Доктора. Погода была сонливой; капли мягко барабанили в стекло, точно подушечки пальцев по старой дубовой столешнице, и убаюканная дождём Жю невольно задремала в кресле, укрывшись клетчатым пледом. «Жюли, Жюли! Жюли…» — слышала она, и сквозь дрёму ей чудилось, будто это деревья в садике шелестят мокрой листвой и нашёптывают её имя.

Жю встрепенулась и осоловело огляделась. Доктор Тондресс весело смотрел на сонную Помощницу и тепло улыбался.

— Простите, учитель, я, кажется, задремала… — произнесла Жюли и, не удержавшись, сладко зевнула.

— Ты устала, дочка, тебе нужно отдохнуть и набраться сил, — Доктор снова улыбнулся, напомнив Жю кота. — Ступай-ка и хорошенько выспись.

— Но как же?.. Я не могу оставить вас одного, — растерялась Жюли.

Доктор Тондресс по-детски прыснул в кулак.

— Иди, иди, ничего со мной не случится! Только вот… — он на мгновение замолчал, будто прислушивался. — Думаю, сначала тебе нужно выполнить одно важное дело: девочки уже заждались сказку, — Доктор Тондресс посмотрел на изумлённую Жюли смеющимися глазами. — Отправляйся к девочкам, а потом — спа-а-ать, — он едва заметно кивнул, и Жюли растворилась в воздухе, переносясь прямо к дверям палаты.

«Никогда, никогда и ни за что я не привыкну к его штукам с перемещением!» — недовольно подумала Жюли, поворачивая ручку двери. В ту же секунду она была окружена и крепко заобнята подопечными: пока Помощники пытались привести Доктора Тондресса в чувство, девочки обходились без сказок — Жю просто не хватало свободного времени.

— Ура! Ты пришла! — радостно пищала Дракоша. — Ты расскажешь нам о приключении Доктора и о том, как вы его спасли?

— Непременно! — кивнула Жюли.

Это произошло чуть больше двух недель назад. Была поздняя ночь, но Доктор Тондресс не спал: он сидел за столом в своём кабинете и писал письмо для семьи Дани. Обычно этим занимался Брюно, а Доктор только ставил свою подпись и печать — очень уж он не любил нудную и рутинную работу, — но в этот вечер Док взялся за написание письма сам.

«Уважаемые родители! — выводил Доктор Тондресс своим витиеватым почерком. — Спешу сообщить, что ваша дочь накануне пережила сильное душевное потрясение и теперь нуждается в скорой чудесной помощи. Сейчас она находится в «Приюте Доктора», и мы с Помощниками приложим все усилия, чтобы она поскорее обрела своё душевное равновесие и вернулась к своей семье. Вы же в любой момент можете связаться со мной — вам стоит только мысленно обратиться ко мне и задать вопрос, и я тотчас же явлюсь и с удовольствием отвечу вам и разъясню все ваши сомнения…»

Сложно поверить, что какое-то письмо способно успокоить родительское сердце и убедить, что ребёнок в полной безопасности и в надёжных руках, но всё дело было в волшебных чернилах: стоит только взгляду пробежать по строкам, написанным такими чернилами, как весь текст воспринимается, как непреложная истина. Кроме того, Доктор Тондресс ставит в конце письма свою уникальную печать — она обладает чудесным свойством усмирять тревогу и внушает веру только в самое хорошее, доброе и светлое.

Доктор Тондресс подписал письмо, достал из верхнего ящика печать и, подышав на неё, оставил на бумаге оттиск. Убедившись, что печать, на мгновение став объёмной, обрела свою силу, он заклеил конверт и легонько подул на него — письмо, встрепенувшись, словно живое, взлетело и, совершив круг по комнате, вылетело в форточку.

Доктор, следивший взглядом за конвертом, вдруг обернулся, привлечённый лёгким шумом. В воздухе между столом и диваном висел почти прозрачный силуэт женщины, и Док сразу узнал свою давнюю знакомую Фантазию, царицу страны Мечты. Она протянула к нему руки, в глазах читалась мольба о помощи.

— Фантазия! Что случилось? — вскочил Док. Папка, задетая локтем, слетела на пол, рассыпая вокруг исписанные листы и вкладыши.

— Доктор Тондресс, помоги! Мираж напал на мою страну и отнял Изумрудный камень! У нас больше нет сил сопротивляться… Ты — единственная наша надежда! — выкрикнула царица Фантазия и исчезла.

Не медля ни секунды, взволнованный Доктор схватил свою шляпу и тут же исчез, переносясь в мир Грёз. Часы пробили трижды, и в кабинете воцарилась тишина — только ветер едва слышно шелестел рассыпанными по полу листами бумаги.

* * *

Доктор Тондресс оказался на самой границе мира Грёз — в Чудном лесу, возле Спящего колодца, через который добрые дримы^[10] и злые кошмары каждую ночь отправлялись в сны людей. Чудной лес мало чем отличался от обычного земного леса, разве что деревья в нём ходили друг к другу в гости на бокальчик свежей утренней росы и громко хохотали над новой шуткой, которую дримы приносили из мира людей.

Сразу за лесом начиналась Пустыня забвения. Проходя через Пустыню к Спящему колодцу, дримы и кошмары брали горстку волшебного песка с собой и с его помощью навевали на людей сон: белые песчинки попадали в глаза — и веки тяжелели; касались лба — и все мысли уходили прочь, уступая место сонному забвению.

Белые песочные барханы напоминали ослепительную сахарную глазурь, стекающую на блюдо праздничного торта. Так и чудилось, что вот-вот прибежит какой-нибудь сорванец, соберёт всю глазурь пальцем, облизнет, зажмурится, причмокнет языком и поскорее умчится прочь, никем не пойманный за руку. Поди-ка, догони!

Так подумал бы любой из нас, окажись он в Пустыне, однако Доктор Тондресс всегда считал её жутким местом. Волшебный песок, что так красиво сверкал на солнце, был не чем иным, как разрушенными надеждами и несбывшимися мечтами. Доктору невыносимо было видеть, как они, некогда яркие, живые и искренние, словно детский смех, окостеневали, иссыхали, крошились и в конце концов становились песчинками под ногами.

Всякий раз, когда Доктору выпадало идти через Пустыню, по его спине бежали мурашки: здесь никогда не дул ветер, но песок перетекал под ногами, словно живой, и его шуршание тонкими струйками проникало в самые уши: «Забытые! Забытые…» — шелестело и нашёптывало вокруг, сбивая и путая мысли. Хотелось лечь и уснуть вечным сном, и самому обратиться в ничтожную пыль. Встряхнувшись, Доктор Тондресс прибавил шагу, чтобы поскорее добраться до Сказочной рощи, и облегчённо вздохнул, когда его нога ступила на твёрдую землю и зелёную траву.

Он и раньше очень любил гулять по тропинкам рощи, а её обитатели, в свою очередь, всегда были рады Доктору. И в этот раз к нему сразу с приветствиями подбежала пара единорогов и фавн, пролетела над головой настоящая Баба-Яга в тяжёлой ступе:

— Здравствуй, Доктор Тондресс! — крикнула она, и Док помахал ей, но не остановился поболтать — очень уж торопился.

За деревьями послышался жуткий треск и раздалось грозное рычание, от которого пригнулись верхушки деревьев, но Доктор Тондресс и бровью не повёл: он прекрасно знал, что так рычать может один лишь Дракон, его давнишний друг.

— Эй, Филимон, только не вздумай дышать на меня огнём! — крикнул Док, и из-за макушек деревьев показалась драконья голова, увенчанная костяными наростами, словно короной.

— Доктор Тондресс! — обрадовался дракон. — Наконец-то! Ты пришёл выгнать Миража? Давно пора! Очень уж мы боимся, что после страны Мечты он и до нас доберётся.

Доктор пообещал, что сделает всё возможное, чтобы вернуть Фантазии её страну и изгнать бессовестного захватчика. Он прекрасно понимал, что обитатели Сказочной рощи напуганы, но поделать с Миражем и его кошмарами ничего не могут: даже огненная мощь дракона не причинит им никакого вреда.

Сказочные существа проводили Доктора до границы рощи и пожелали ему удачи. Они не могли пойти с ним дальше или доставить прямиком ко дворцу Фантазии: Филимон сообщил Доктору, что Мираж наложил на границы захваченной страны заклинание, и теперь жителям Сказочной рощи туда хода нет.

Доктор с ужасом шёл через некогда светлые земли страны Мечты и не узнавал их: на облачных домиках добрых дримов стояли решётки, то здесь, то там мелькали кошмары Миража, похожие на чудищ; небо, прежде бывшее всех цветов радуги, теперь было затянуто мрачными чёрными тучами, и колокольчики на шапочках дримов, нежно звенящие на лёгком ветерке, теперь молчали.

Глядя на все разрушения, Доктор Тондресс впервые в жизни понял, что поторопился на зов царицы Фантазии: он так спешил, что даже не взял с собой ни серебреное зеркальце, ни белую свечу. Если поджечь эту свечу и поднести её к зеркальцу, свет и искры, отражённые в зеркале и подпитанные серебром, становятся в тысячу раз ярче и мощнее и способны обратить в камень даже самый страшный кошмар.

Так что же, возвращаться назад? Снова идти до Чудного леса — это слишком долго, а помощь Фантазии нужна незамедлительно. Он корил себя за этот неразумный поступок и лихорадочно соображал, что же можно придумать и как спасти страну Мечты от захватчиков.

К несчастью, кошмары прознали о том, что Фантазия позвала на помощь Доктора Тондресса, и тут же доложили своему королю. А с Доктором у вредного короля были давние счёты: Мираж не забыл, как тот однажды едва не уничтожил его и всех его кошмарных слуг. Теперь его кошмарное величество ходил по тронному залу завоёванного дворца Фантазии, опираясь на жезл, увенчанный потускневшим и помутневшим Изумрудным камнем, и думал, как же одолеть такого сильного мага и волшебника. Внезапно он остановился, и из его уродливой пасти вырвался клокочущий хохот.

— Великий Доктор Тондресс! Что ж, пусть я не смогу тебя уничтожить, зато могу заточить в мире Грёз на веки вечные, и тогда уже никто, никто не помешает мне использовать Изумрудный камень! — Мираж злобно ухмыльнулся. — Эй, вы, кошмарные слуги! Несите из подвала туманные цепи, обрядите в них Доктора и тащите его сюда, пред мои тёмные очи!

И в тот момент, когда Доктор Тондресс корил себя за неразумный поступок и лихорадочно соображал, что же можно придумать и как спасти страну Мечты от захватчиков, шестеро страшных кошмаров напали на него. Это произошло настолько внезапно, что Доктор не успел даже ахнуть, как его шея, руки и ноги были скованы туманными цепями. Хохочущие и улюлюкающие кошмары унесли сопротивляющегося Доктора и через несколько мгновений бросили на пол тронного зала, где восседал на троне король Мираж.

— А-а, Доктор! Давно мы с тобой не виделись, не так ли? Как цепи? Не жмут? — ехидничал Мираж. — Не правда ли, они очень удобные — будто созданы для твоих рук?

— Отпусти меня, Мираж!Освободи страну Мечты! Иначе ты пожалеешь! — крикнул ему Доктор, но Мираж лишь захохотал в ответ.

— Бросьте его в подземелье! — приказал король своим слугам, и те тут же исполнили волю своего повелителя.

Кошмары заперли Доктора Тондресса в темнице на крепкий замок и ушли, а Доктор окликнул Фантазию: он заметил царицу, когда стражники вели его по узким коридорам подземелья. С большим трудом она подняла голову и посмотрела на Доктора пустым взглядом, будто вся радость и счастье ушли из них вместе со слезами.

— Доктор Тондресс… Тебя схватили… Ты был нашей последней надеждой… — она обессиленно опустилась на холодный пол.

Её голос, прежде звонкий и хрустальный, теперь был тусклым и безжизненным.

— Фантазия! Я обязательно что-нибудь придумаю! Я освобожу тебя и твоё королевство! — сказал ей Доктор, схватившись за холодные ржавые прутья, но царица лишь закрыла лицо руками.

«Нужно связаться с Помощниками, пусть пришлют сюда свечу и зеркало, — думал Доктор, безуспешно пытаясь прорваться в сны Помощников. — В чём дело? Неужели они совсем не спят?» — недоумевал он.

Доктор был прав: мы почти перестали спать с тех пор, как обнаружили, что он исчез, не сказав никому ни слова, и эликсир, приготовленный Элен и Брюно, помогал нам держаться на ногах и не засыпать на каждом шагу. Мир Грёз был последним местом, о котором мы могли подумать, направляясь на поиски Доктора.

Здесь, в реальном мире, уже прошло больше недели, но Доктор не знал об этом: ему казалось, что он провёл в темнице всего несколько часов, может быть, один день, не больше. Вскоре он потерял счёт времени, а вместе с ним и всякую надежду на помощь своих друзей.

С каждым разом попытки связаться хоть с кем-нибудь из нас давались Доктору всё труднее. Туманные цепи делали своё дело: забирали его энергию и силу, и вскоре он уже с трудом мог подняться на ноги и всё чаще терял сознание. Царица Фантазия, сквозь прутья решётки глядя, как Доктор тает на глазах, плакала всё горше, но помочь ему ничем не могла.

И вот однажды, находясь где-то между сном и былью, Доктор Тондресс чётко услышал чьи-то голоса: «Доктор! Доктор, вернитесь к нам! Где же Вы, Доктор Тондресс?» Очнувшись, он догадался, кто его зовёт и чьи голоса он слышит. В очередной раз укорив себя в несообразительности, он, собрав свои последние силы, отправил весточку свои подопечным, а потом в беспамятстве рухнул на холодные камни.

«Надеюсь, они поймут…» — мелькнула его последняя мысль.

— А потом мы рассказали всё вам! — Дракоша нетерпеливо подпрыгнула на кровати и хлопнула в ладоши, радуясь, что и она, и её подружки так помогли Доктору Тондрессу.

— Точно! — Жюли согласно прищёлкнула пальцами. — И мы, конечно, решили одолеть злого Миража и выручить нашего Доктора…

Мы не знали, сколько времени Доктор Тондресс провёл в плену у Миража. Это здесь прошло без малого две недели, а там — день, месяц, год, пять минут? Элен, чаще всех нас помогавшая Доктору во снах других людей, быстро собрала всё необходимое.

Однако мы, в отличие от Доктора Тондресса, могли попасть в мир Грёз лишь уснув. Наверное, именно поэтому и оказались не в Чудном лесу, как он, а сразу в стране Мечты. Никто не остановил нас и не помешал, и мы беспрепятственно добрались до дворца, а там уже нас поджидал Мираж.

— А-а-а, вот и Помощнички объявились! За Доктором пришли? — зло засмеялся повелитель кошмаров.

Он приблизился к Элен и коснулся её подбородка, заставив поднять голову и посмотреть ему в глаза.

— Ну здравствуй, моя дорогая и единственная, — он криво усмехнулся, и я своими глазами увидела, как уродливый монстр вдруг превратился в симпатичного кареглазого юношу. Элен же и вовсе оцепенела: она будто вновь стала юной девушкой, влюблённой в паренька из собственного сновидения, и тот кошмар, что она пережила, снова возродился в памяти.

Патрик и Гару, заметив это, поспешили к Элен и отвели её подальше от Миража, который, впрочем, и не препятствовал Помощникам. Она благодарно сжала руки своих друзей и знаком показала, что с ней всё в порядке, но Патрик и Гару на всякий случай заслонили её собой, и Мираж больше не смел приближаться.

— Мираж! Отпусти Доктора Тондресса! — потребовал Брюно. — С нами тебе не справиться!

— Это почему? — прищурился Мираж, возвращая свой прежний облик. — А если я и вас в туманные цепи закую?

— Давай! Попробуй! — с вызовом сказал Патрик, гневно сжимая кулаки. — Заодно и с Доктора их снимешь!

— Ах, какие всезнающие ребятки! И это им известно! — всплеснул руками Мираж и кивнул своим слугам. Они попытались заковать нас в обычные цепи, но они прошли сквозь наши руки.

— Ох, я совсем забыл! Вы же тут не более, чем призраки… — озадачился Мираж, а потом ухмыльнулся. — Впрочем, вы мне не страшны ни в каком виде. Только Доктор Тондресс, его свеча и зеркало…

Мы растерянно переглянулись и вдруг услышали звонкий и чуть дрожащий голосок Элен.

— Ты об этом, Мираж? — в руках она держала серебреное зеркальце и белую свечу — вещи, позабытые Доктором на свою беду.

Злобный король вздрогнул и с плохо скрываемым ужасом посмотрел на Элен.

— Верни Доктора Тондресса, — велела она ему. — Иначе я зажгу свечу, и ты вместе со всеми твоими кошмарами обратишься в камень! А уж я постараюсь, чтобы от вас и пылинок не осталось!

Я с восхищением смотрела на неё: куда только девалась испуганная девушка, боящаяся своего самого страшного сна! Решительная и смелая Элен, словно победоносное знамя держащая в руках серебреное зеркальце и свечу, была воистину прекрасна!

Мираж с трудом отвёл взгляд от страшного оружия в её руках и скорчил мину, будто кто-то наступил ему сразу на обе ноги.

— Если ты убьёшь меня, моя дорогая, то никогда не снимешь с Доктора туманные цепи, — Мираж скрестил руки на груди.

— Ничто не помешает нам обращать в камень всех твоих кошмаров по одному, — сказала я. — А без них ты беспомощен и совсем не страшен. Ты не сможешь помешать нам вызволить Доктора Тондресса из темницы и заставить тебя снять цепи. Мы же предлагаем тебе отпустить его и вместе со всем твоим воинством убраться отсюда подобру-поздорову.

Мираж с ненавистью посмотрел на меня — уж не знаю, как я только выдержала этот тяжёлый взгляд! Зато прекрасно поняла Элен: чёрные глаза Миража действительно будто сковывали душу, сея в ней семена страха.

— Приведите Доктора! — нехотя приказал он солдатам-кошмарам.

Они исполнили повеление короля, и через пару минут мы увидели нашего Доктора Тондресса: он был бледным, словно простыня, серый туман струился по рукам и ногам, подбираясь всё ближе и ближе к самому сердцу, и я буквально видела, как этот туман понемногу вбирает в себя жизнь Доктора, а он не может этому помешать. Мы с Элен кинулись к Доктору, но какая-то неведомая сила оттолкнула нас. Мираж расхохотался:

— Пока цепи на Докторе, вы не сможете приблизиться к нему!

— Так сними их! — топнула ногой Элен.

— Не могу, — будто бы виновато развёл руками король, но сам торжествовал.

— Мне надоели твои фокусы, Мираж! — грозно сказала Элен и одной только силой мысли заставила фитилёк свечи загореться. Этот живой и весёлый огонёк казался настоящим чудом посреди тьмы, что навлёк на страну Мечты Мираж.

Злой король отпрянул от света.

— Погаси! Погаси его! — завизжал он, закутываясь в свою мантию, и, когда Элен затушила свечу, добавил уже нормальным голосом: — Цепи эти закрыты на три замкá, каждый замо́к заперт на ключ-загадку. Если отгадаете все три ключа-загадки, замки́ разрушатся, а если нет… Доктор ваш умрёт!

— Не тяни время, Мираж, — перебил его Люк, нахмурившись. — Загадывай свои загадки!

— Ну что ж! Вот вам первая загадка: этот сундук дырявей решета: что ни положи — утечёт.

Мираж взгромоздился на трон, хлопнул в ладоши, и перед ним появились песочные часы.

— У вас есть три минуты, Помощники!

Мы перебирали возможные ответы, но ни один из них не казался нам верным. Время близилось к концу, мы злились на собственную недогадливость, а Мираж злобно хохотал, чем мешал нам ещё сильнее. Тут произошло то, чего мы не ожидали: Доктор поднял голову и посмотрел на нас пронзительным взглядом.

— Его мысли, не ваши! — выдохнул он и вновь потерял сознание, повиснув на руках стражников-кошмаров. Мы озадаченно переглянулись, не понимая, что же хотел сказать нам учитель.

— Он прав! — Брюно хлопнул себя по лбу. — Загадка простая, но мы должны рассуждать, как Мираж, иначе никогда не отгадаем!

Мы воспрянули духом. И действительно, ответ нашёлся почти сразу же, и Брюно вышел вперёд, когда в часах ещё оставалось немного песка.

— Это память, Мираж, — уверенно сказал он, и в тот же миг один замо́к на туманных цепях развалился, а мы обрадованно обнялись.

— Рановато радуетесь, — проворчал король кошмаров. — Вот вам вторая загадка: цена великому сокровищу — ломаный грош. И в этот раз лишь две минуты на размышление, — злорадно добавил он.

Часы снова перевернулись, но мы с лёгкостью нашли ответ: когда мы смотрели на вещи глазами самого Миража, отгадывать его загадки оказалось совсем уж простым делом.

— Наш ответ: любовь, — сказал Брюно, с усмешкой глядя на Миража, и ещё один замо́к исчез с цепей, опутавших нашего Доктора.

— Третья загадка, Помощники, — сквозь зубы процедил Мираж, угрюмо взирая на нас с чужого трона. — Больше, чем горы, полней, чем море, сильней, чем вера. Что это? Одна минута, шестьдесят песчинок!

Песочные часы перевернулись во второй раз, но этого не потребовалось: мы уже знали верный ответ.

— Время ещё есть! — Мираж постучал костяшками пальцев по стеклу часов. — Может, стоит подумать получше?

— Нет, мы больше не будем ждать! Ответ на твою загадку — страх, — голос Брюно раздавался звонким эхом в большом зале дворца.

Разрушился третий замо́к, но, вопреки нашим ожиданиям, цепи всё ещё опутывали руки и ноги Доктора Тондресса.

— Как это понимать, Мираж? — нахмурился Брюно. — Ты сказал, что Доктор будет свободен, если мы отгадаем твои загадки!

— Нет, я сказал, что замки́ откроются! — со злым торжеством смеялся Мираж. — Не так-то просто снять туманные цепи, если они уже почуяли вкус человеческой души! Впрочем… Если кто-то из вас добровольно станет моим пленником, то цепи примут эту жертву и отступят от Доктора Тондресса. Но тому, кто пойдёт на это, конечно, не поздоровится. Итак, кто-нибудь?..

Мираж ещё не успел договорить, как все мы не сговариваясь сделали шаг вперёд.

— Я останусь! — шесть голосов разом разнеслись по тронному залу.

Цепи рванулись вперёд, освобождая Доктора, но, не долетев до нас, вдруг растаяли, как утренняя дымка.

Док, не приходя в себя, повалился было на пол, но Гару и Люк подхватили его под руки.

— А почему цепи не заковали нас? — тихонько спросила я у Патрика.

— Не смогли решить, которая из шести жертв самая симпатичная и вкусная, — хмыкнул он. — Если бы вызвался кто-то один, он, без сомнения, тут же оказался в тумане по самые уши. А так их просто разорвало от жадности!

— Ваша взяла! Можете убираться отсюда! — Мираж был в ярости.

— Ну уж нет, Мираж! — выступила вперёд Элен; её глаза метали молнии. — Мы не уйдём! Ты немедленно освободишь Фантазию и всех придворных, вернёшь ей Изумрудный камень, а после навсегда покинешь страну Мечты!

— С чего бы мне так поступать? — Мираж был искренне изумлён. — Я победил Фантазию, теперь её королевство принадлежит мне, и этот Изумруд — мой трофей.

— Мне опять зажечь эту свечу? — сурово спросила Старшая Помощница — таким голосом обычно строгие мамы заставляют непослушных детей убрать игрушки в комнате.

— У нас не было такого уговора, Помощница! — король в ярости подскочил к Элен, но та и бровью не повела. — Вы требовали Доктора, я вернул вам его! Выметайтесь отсюда, пока я не передумал!

— Не то что, Мираж? — усмехнулась Элен, глядя ему прямо в глаза.

Мираж замахнулся, чтобы ударить, но не смог даже дотронуться до Элен: она уже не боялась его, и у Миража больше не осталось над ней никакой власти — и это внушало повелителю кошмаров куда больший ужас, чем свет белой свечи.

Закричав, Мираж подобрал полы своей мантии, обратил её в крылья и вылетел из дворца прочь, пробив в крыше знатную дыру. Следом за ним улетели и кошмары, а мы поспешили освободить из подземелья Фантазию и её приближенных. Они благодарили нас и просили остаться на праздник по случаю освобождения от Миража, но мы были обеспокоены состоянием Доктора и торопились покинуть мир Грёз.

— Доктор Тондресс сможет вернуться в ваш мир лишь через Спящий Колодец в Чудном лесу. Вы сами не справитесь: в лес могут войти лишь жители мира Грёз и те, кто пришёл сюда не во сне, как Доктор, — сказала Фантазия.

— Что же нам делать? — нахмурился Брюно.

— Мои добрые дримы доставят Доктора Тондресса к Чудному лесу и проведут через Спящий колодец. А вы можете отправиться домой и ждать возвращения Доктора в «Приюте». Ваша помощь в том мире ему очень пригодится.

Несколько придворных дримов поклонились королеве, звеня золотыми колокольчиками на шапочках, и вызвались помочь Доктору. Мы переглянулись.

— Поступим вот как, — Брюно задумчиво потёр лоб. — Элен, Жюли, вы вернётесь домой, а мы вчетвером отправимся с дримами до Чудного леса и проследим, чтобы в дороге все обошлось благополучно — вдруг Мираж опять задумал какие-то козни. Как только Доктор вернётся домой, вы нас разбудите.

— Возьмите мою карету, — предложила Фантазия, — так вы доберётесь до леса гораздо быстрее, — царица хлопнула в ладоши, и к крыльцу подали королевский экипаж.

Мы тепло попрощались с Фантазией, Элен отдала Заму свечу и зеркало, а Гару и Люк осторожно уложили Доктора на мягкое сиденье экипажа. Всё было готово к отправлению, и Брюно напоследок поблагодарил Фантазию, но та перебила его:

— Это мне нужно век благодарить всех вас за помощь! — правительница страны Мечты улыбнулась; в руках она держала свой жезл, и Изумрудный камень, венчавший его, снова ослепительно сверкал.

Проводив карету до дворцовых ворот, мы с Элен покинули мир Грёз и проснулись там же, где и уснули: в кабинете Брюно, рядом с крепко спящими друзьями. Там, во сне, они всё ещё ехали к Чудному лесу вместе с дримами и нашим бедным Доктором, а нам же выпала доля оставаться в неведении и ждать. Время шло, а Доктор всё не появлялся, и мы очень переживали за наших друзей; я хрустела костяшками пальцев, а Элен ходила кругами вокруг стола Брюно.

— В чём же дело? Почему так долго? — то и дело спрашивала она.

— А что за Спящий колодец, о котором говорила Фантазия? — спросила я, чтобы отвлечь её хоть немного.

— Всего лишь дверь между нашими мирами, — Элен нервно пожала плечами. — Дримы через него проникают в сны людей и возвращаются домой, и Доктор точно так же попал из своего кабинета прямо в мир Грёз…

Вдруг Элен замерла на месте, как громом поражённая, а потом побежала в кабинет Доктора, благо, смежная дверь была незаперта.

— Жюли! Он здесь! Как же я сразу не догадалась! Он вернулся! — услышала я её радостный голос и поскорее разбудила Помощников.

— Ну? Что? — вразнобой начали спрашивать Гару, Люк, Патрик и Брюно. — Получилось?

— Всё в порядке, Док дома, — обрадовала я друзей, и мы поспешили следом за Элен в кабинет учителя.

— Вот так, девочки, — Жюли улыбнулась. — Что было дальше, вы и сами знаете.

— Как хорошо, что всё хорошо закончилось! — вздохнула Джулай. Всю историю она кусала костяшки пальцев — так сильно переживала за Доктора и Помощников. — Пусть Доктор Тондресс поскорее выздоравливает!

— Вот увидишь, так и будет, — кивнула Жюли.

— До чего же странные загадки были у этого Миража, — призадумалась Даня. — Я бы ни за что не смогла отгадать!

— Да, загадки мудрёные, — согласилась Малышка Жю. — Ведь всё то, что нам с вами кажется прекрасным, Мираж называет уродливым, и наоборот. Именно поэтому человеческая память казалась ему дырявым решетом, любовь — никчёмной безделицей, а страх, напротив, самым сильным и могучим чувством.

Девочки обдумывали её слова, а Жюли поднялась и погасила свет.

— Ну что ж, я пойду, вам же пора спать! Добрых вам снов! — выйдя из палаты, она отправилась в свою комнату на втором этаже «Приюта», чтобы, как и советовал Док, хорошенько выспаться.

Сказка о волшебных камушках^[11]

Вот уже второй день небо было затянуто тучами. Лил дождь, дул ветер, мокрые ветки деревьев стучали в окно. Настроение в палате было сродни погоде: девочки хмурились и хандрили. Даже появление Люка с мандаринками не смогло их развеселить. Сова и Дракошка завернулись в одеяла и даже не взяли фрукты, Кло повертела в пальцах оранжевое солнышко и положила на тумбочку, а Печенька, задумчиво глядя в окно на пелену дождя, начала было есть мандаринку вместе с кожурой.

— Так дело не пойдёт, — добродушно проворчал Люк, отбирая у девочки плод и очищая его. — Вот, держи.

— Ага-а… — так же меланхолично пробормотала Печенька, жуя дольку.

— Стоп-стоп-стоп! — Люк вышел на середину комнаты и хлопнул в ладоши. Девочки взглянули на него, а он продолжал: — Итак, кто-то грустит? Все грустят из-за дождя! Но дождь нужен природе, смотрите, он умывает листья и цветы…

— Ага, в декабре, — мрачно съехидничала Печенька. — И почему он не лимонадный?

— Ты забыла, где находишься, дорогая! — улыбнулся Люк. — «Приют Доктора» находится в волшебном месте, и погода здесь тоже волшебная! В декабре запросто могут распуститься розы, а в июне — пойти снег! Да, сейчас дождь не лимонадный, но он всё равно скоро закончится, и тогда на небе появится радуга…

— Он никогда не зако-ончится, — проныла из-под одеяла Дракошка.

— Это твоё плохое настроение так говорит. Смотри-ка… — Люк взял с тумбочки так и не съеденные мандаринки и стал ими жонглировать. Девочки лишь вздохнули и поглубже закопались в свои одеяльные гнёзда. Помощник потёр подбородок. — М-да-а, тяжёлый случай. А для тяжёлых случаев нужна Малышка Жю и её сказка!

— Так ещё же не вечер, — пробормотала Кло в подушку.

— А если ждать до вечера, хорошее настроение к вам так и не вернётся. Я думаю, сказка — то, что нужно! — и Люк, насвистывая, вышел из палаты.

А уже через несколько минут здесь появилась малышка Жюли, балансируя подносом с кружками горячего какао и тарелочками с карамельками, печеньем и зефиром.

— Люк мне нажаловался, что тут кому-то скучно-грустно… Давайте-ка, выпейте какао, а я расскажу о том, как Док впервые побывал в стране Мечты и познакомился с её царицей Фантазией.

— Расскажи, Жюли, конечно! — девочки уселись в кружок на полу на стянутых с кроватей одеялах. Жюли раздала им кружки с какао и поставила в центр поднос со сладостями и начала рассказ.

Однажды Доктор Тондресс отправился на своём дилижансе на поиски ингредиентов для волшебных эликсиров. Долго длился его путь: через луга и поля, через высокие горы и бурные реки, через леса и равнины — чем скорее найдутся нужные ингредиенты, тем скорее будут готовы чудесные лекарства, которые так необходимы заболевшим людям. Летнее полуденное солнышко и размеренное покачивание дилижанса разморили и без того уставшего Доктора: вожжи выскользнули из расслабленных рук, голова упала на грудь — секунда, и он крепко спал.

Дилижанс легонько тряхнуло — под колёса попал камушек, — и Док очнулся. Удивлённо оглядевшись по сторонам, Доктор Тондресс несказанно удивился: он оказался на тропинке, выложенной разноцветными камешками, вдоль дороги росли деревья причудливых формы и цвета — синие клёны, оранжевые ели, розовые берёзы, — а в небе плыли облака, похожие на барашков, жирафов и слонов.

Никогда прежде Доктор Тондресс не был в этой местности. Он вышел из дилижанса и присел на корточки, чтобы рассмотреть дорожку получше — она словно светилась изнутри. А только он прикоснулся к одному из камешков — зелёному, на удивление гладкому и тёплому, — как зазвучала тихая приятная мелодия.

— Добро пожаловать в страну Мечты, Доктор Тондресс, — негромкий голос раздался совсем рядом.

Док поднялся и тут же почтительно снял шляпу, склонившись перед высокой статной женщиной с густыми волосами цвета тёмного золота; её прелестную головку венчала изящная корона, а в руках она держала резной жезл с сияющим изумрудом на самой его вершине.

— Страна Мечты? Это же где-то в мире Грёз? — уточнил Доктор. — Значит, я сплю?

— Так и есть, — с улыбкой кивнула прекрасная незнакомка. — Иначе в мою страну не попасть.

— Но кто вы и откуда знаете меня?

— Я — царица Фантазия, а это мои владения, — широким жестом она обвела всё вокруг. — Ну про могущественного Доктора Тондресса слухи дошли даже до мира Грёз. И мы с моими друзьями, добрыми дримами, будем рады, если вы погостите у нас.

— Буду счастлив! — Док улыбнулся. — Может быть, вы расскажете мне, что это за камешки, которыми вымощена дорога?

— С удовольствием, — Фантазия протянула руку, и несколько камешков разных цветов послушно легли ей на ладонь. — Это хранители мечты и воображения. Любой, кто прикасается к ним, даже просто проходя или проезжая по этой дороге, обретает способность фантазировать и мечтать. Более того, воплощать мечты в жизнь. Розовые камешки помогают творить поэтам. Зелёные дают жизнь волшебным мелодиям музыкантов. Оранжевые верно служат вдохновению художников… Если кто-то хочет написать большой роман, ему нужны голубые камешки. Танцорам — красные, певцам — сиреневые. Коричневые — скульпторам, жёлтые — актёрам.

— А что насчёт учёных? — спросил Доктор Тондресс. — Некоторым именно во сне приходит озарение, взять хотя бы того учёного-химика с его таблицей. Какой камень вдохновил его?

Царица Фантазия улыбнулась, и на её ладони среди прочих появился прозрачный, словно слеза, камень.

— Понятно, — протянул Доктор, крепко задумавшись. — Но, если честно, я думал, что строить мечты в своём воображении люди могут сами.

— Безусловно, — ответила Фантазия. — Но волшебные камешки придают им неземную силу. Они пробуждают вдохновение и дают возможность сердцам других людей откликнуться на созданные шедевры. Неважно, будет ли это картина, или балет, или новое лекарство, — она лукаво взглянула на Дока и протянула ему камешки с ладони. Он не стал отказываться от подарка и аккуратно уложил их во внутренний карман своего сюртука.

— Именно так, Доктор Тондресс, поближе к сердцу, — улыбнулась Фантазия. — А теперь — прошу пожаловать в мой дворец.

— Если вы укажете путь, мы доедем на моём дилижансе, — Доктор Тондресс галантно предложил царице руку.

— Мы могли бы очутиться там в одно мгновение, но я не возражаю против неспешной прогулки в вашем обществе, — Фантазия села на козлы рядом с Доком, и они отправились во дворец, беседуя обо всём на свете — о счастье и любви, мечтах и сновидениях, далёких и близких странах и чудесах.

Во дворце Фантазии Доктору был оказан самый радушный приём. На великолепном праздничном обеде собрались друзья страны Мечты: мудрецы, звездочёты, повара, танцоры, учителя, сказочники и многие другие — творцы, мечтатели, фантазёры. Добрые дримы в светлых накидках, похожие на пух одуванчиков и лепестки роз, весь вечер играли самые красивые мелодии и кружились в танце, и колокольчики на их шапочках нежно звенели.

Поздним вечером, когда на небо высыпали звёзды и тоненький серп молодого месяца робко пристроился над макушкой высокого дерева перед дворцом, царица Фантазия и Доктор Тондресс беседовали в тронном зале.

— Я хочу показать вам, Доктор, самую большую ценность страны Мечты. Да что там страны — всего мира Грёз, — протянув руку, Фантазия извлекла из оправы своего жезла горевший всеми оттенками зелёного камень. — Это Изумрудный камень. С его помощью я могу даровать людям добрые и счастливые сны. Даже тем, кто плачет и кому больно, кто обижен или потерял близких, добрый сон поможет очистить мысли от всего дурного, от обиды или горя. Добрый сон может стать вещим и подсказать, как правильно действовать поутру. Человек просыпается с добрыми и чистыми мыслями, с лёгким сердцем, обретает силы идти дальше и не таить зла.

— Действительно, великая ценность, — отозвался Доктор Тондресс. — Я сам делаю для моих пациентов успокаивающие эликсиры и замечаю, что они просыпаются после их действия бодрее и увереннее. Значит, вы помогаете мне, дорогая Фантазия? — он улыбнулся, и его зелёные глаза задорно сверкнули.

— Возможно, — засмеялась Фантазия. — Когда-то давно сам Дедушка Добро попросил у меня горстку лучиков света от этого камня, чтобы наградить ими глаза чудесного ребёнка, которому суждено было стать великим волшебником. Видите, судьба свела нас вновь, и я рада этой встрече.

— Храните как зеницу ока этот камень, — негромко сказал Доктор Тондресс перед тем, как Фантазия вернула Изумрудный камень в его оправу на вершине жезла. — Если он попадёт в недобрые руки, люди перестанут видеть хорошие сны и… Даже думать о таком не хочется!

Наступила ночь, но Доктору не спалось. Он сидел на подоконнике гостевых покоев дворца, подпирал голову рукой и задумчиво смотрел в сад, раскинувшийся прямо подле дворца царицы Фантазии.

Остророгий месяц и звёзды заглядывали в окно, негромко и нежно шелестела трава в саду, издалека доносились едва слышные трели соловья. Док достал из кармана подаренные ему камешки, чтобы получше их рассмотреть. В пальцах у него оказались розовый и зелёный. Они были невероятно гладкими, тёплыми и словно бы даже мягкими. И вдруг, глядя на ночное небо, он негромко запел:

Слова и мелодия рождались в сердце Доктора, он пел, тихо выстукивая пальцами одной руки ритм по подоконнику, и вдруг понял, что боится потерять, не удержать только что рождённую песню. Но камешки, которые всё ещё лежали в его руке, словно успокаивали и убеждали, что песня никуда не денется. И Доктор уже спокойно слез с подоконника, достал из своей сумки блокнот и записал слова и ноты. Не успел он поставить последнюю точку на листке, как услышал песню — собственный голос на фоне звуков ночного сада. Это было настоящее чудо: листок из блокнота, на краешек которого Док положил камешки перед тем, как начать писать, играл и пел его творение!

На следующее утро Доктор поделился с Фантазией своим открытием и песней.

— Вот вы и нашли лёгкий и быстрый способ для всех попасть в мою страну, — сказала она. — Стоит кому-то уснуть под эту колыбельную — и он окажется здесь. Конечно, все спят и видят сны — это трудятся мои добрые дримы, пронося в сознание человека песок из Пустыни забвения и блики Изумрудного камня; но если случится что-то важное, если понадобится оказаться здесь немедленно — ваша колыбельная справится с этим как нельзя лучше. Но вам, Доктор Тондресс, я сделаю ещё один подарок, — Фантазия на несколько секунд коснулась губами лба Дока. — Теперь вы можете в любое время посещать нашу страну, и вам не придётся для этого засыпать.

Доктор Тондресс тепло поблагодарил Фантазию и добрых дримов, которые вручили ему необходимые растения и их семена — теперь он мог посадить их в своём садике или в горшках на подоконниках, чтобы нужные ингредиенты всегда были под рукой, в «Приюте». Царица Фантазия сердечно попрощалась с ним и пригласила при возможности снова погостить.

— Непременно, — отозвался Док. — И зовите, если понадобится моя помощь! Стоит вам мысленно обратиться ко мне, и я пойму, — взмахнув шляпой в приветственном жесте, Док понукнул пегасов и… проснулся.

Дилижанс стоял в тени раскидистого дерева, волшебные кони в нетерпении переступали на месте.

— Ого! Наверное, весь день проспал! — заволновался Доктор, но стоящее в зените солнце всё так же указывало на полдень. — Пора отправляться дальше, ведь я так и не нашёл…

Док не успел договорить, как вдруг ощутил тепло во внутреннем кармане сюртука и достал из него несколько разноцветных камешков, завернутых в лист бумаги. Разгладив лист, Доктор Тондресс прочёл слова колыбельной, пришедшей в чудесном сне, и улыбнулся: только теперь он заметил лежащие на сиденьях козел небольшие шёлковые мешочки с целебными травами — путешествие закончилось, пора домой.

— Вот так Док стал хранителем волшебных камешков, и иногда, в исключительных случаях, он добавляет в эликсир маленькую щепотку растёртого камешка — того или иного цвета, — и человек вновь обретает веру в себя и в свой талант, — закончила Жюли.

— А волшебные растения? — хором спросили Сова и Дракошка.

— Вон там, — Жюли указала в сторону сада, и в окно все увидели, что дождь прекратился, и на небе сияет радуга, словно сложенная из тех самых волшебных камешков.

— Ура! — запрыгали радостно девчонки. — Дождик закончился!

— Жюли, а как же… Если ты рассказала нам сказку сейчас, значит, вечером не придёшь? — спросила Печенька.

— Почему не приду? — Жюли улыбнулась. — Вечером будет новая сказка.

Обрадованные девочки помогли Жю отнести все кружки и поднос в кухоньку, а после убежали в сад — поиграть и полюбоваться волшебными растениями из страны Мечты.

Вечер четырнадцатый. Девочка и осень

Едва только сумерки окутали своими тёплыми лапами «Приют», Малышка Жю, как и обещала днём, снова пришла к девочкам, чтобы порадовать их какой-нибудь историей.

— Ну, как теперь ваше настроение? — спросила она, входя в палату.

— Замечательно!

Малышка улыбнулась. Ещё бы! Чашка горячего какао по её особому рецепту всегда способствовала улучшению настроения и борьбе с унынием. Как ни упрашивали Помощники раскрыть тайну рецепта, Жюли лишь таинственно улыбалась, но никому секрет не открывала. Вот и сегодня, когда Люк рассказал, что у девочек началась дождливая хандра, Помощница тут же приготовила им вкуснейшее какао, зная наверняка, что к вечеру от их тоски не останется и следа. Так и вышло.

— А ты нам сказку ещё обещала… — напомнила Сова.

— Да-да, я помню, но… Даже не знаю, про что вам рассказать, — задумалась Помощница.

— Мы вот о чём подумали, Жю, — Кло, утопая в хорошо взбитой подушке, как в мягком облачке. — Ты рассказываешь нам сказки о тех, кому Доктор Тондресс помог, правильно?

Жюли кивнула.

— Но ведь он и нам тоже помог, — подхватила Сова.

— Вы хотите, чтобы я рассказывала сказки о вас самих? — поразилась Помощница, и девочки кивнули. — Ну что ж… Раз вы все согласны… Джулай, ты не будешь возражать, если я начну с твоей истории? — спросила она.

Девочка снова кивнула, а её щёки стали пунцовыми. Малышка Жю начала рассказывать.

В «Приюте Доктора» вот уже много месяцев не было подопечных: с тех самых пор, как последний — Этьен — вернулся домой. Док по-прежнему отправлялся в странствия и брал с собой кого-нибудь из нас. В этот раз с ним улетела Элен, а все остальные Помощники скучали в «Приюте»: Патрик перечитал всю библиотеку и вывел несколько новых сортов цветов, Брюно и Гару затеяли ремонт и побелили все стены, а мы с Люком частенько отправлялись выгуливать пегасов на Нектарные Луга.

И вот, наконец, Доктор и Элен вернулись, и все мы, обрадованные их возвращением, собрались в гостиной.

— Ну что, друзья мои, совсем вы тут без дел завяли? — улыбнулся Док, потирая ладони. — В таком случае, у меня есть для вас новость: я отправляюсь в путь, меня опять кто-то зовёт.

— Док, ты же только что вернулся! — воскликнул Брюно.

— Ну и что? — удивленно вскинул бровь тот. — Наша работа не терпит отлагательств, пора бы уже понять это! — Док надел шляпу и растворился в воздухе.

— В доме осталась хоть одна стена, которую вы не покрасили? — тоскливо спросил Патрик у Гару, но тот покачал головой. Пат вздохнул. — Жаль. Покрасить, разве что, потолок?

Он ушёл первым, а следом разбрелись и другие Помощники.

* * *

А Доктор тем временем уже прибыл в небольшой городок. Как сотни других провинциальных городов, он состоял из центра, разрезанного поперёк железной дорогой, и небольших посёлков, примыкавших к сердцу города буквально со всех сторон. В одном из таких посёлков и жила семья Джулай.

Следовало бы начать с того, что Джулай ненавидела осень. Она любила солнце, а тучи закрывали его; она обожала гулять с друзьями, но дождь загонял всех домой. Поздняя осень и вовсе навевала на неё упадническое настроение: листья давно опали, и деревья стояли голыми, птицы улетели на зиму в теплые края, небо до самого горизонта было затянуто низкими серыми тучами, моросил мелкий противный дождь.

По вечерам Джулай сидела в своей комнате, укутавшись в теплый плед, и смотрела фотографии: этим летом они всей семьёй ездили на море. Вот папа гоняется за младшей сестрёнкой, которая никак не желает вылезать из воды и хохочет, не даваясь в руки отцу; вот мама отдыхает на песке и поедает мороженое — она заметила, что старшая дочка фотографирует её, и повернула голову, улыбнувшись в объектив. У неё такие смешные усы от мороженого!

А вот всех их вместе сфотографировал прохожий: они стояли на набережной — загорелые, отдохнувшие и счастливые, — а за их спинами до самого горизонта, куда только хватало взгляда, раскинулось бескрайнее синее-синее море. Джулай даже заулыбалась, погрузившись в воспоминания. Но, взглянув на пейзаж за окном, снова помрачнела: на сером небе не было ни единого голубого кусочка. Хоть бы снег поскорее выпал, что ли, и скрыл всю эту грязь и серость.

Она и сама вроде бы понимала, как глупо злиться на плохую погоду и бояться её наступления, но вот поделать с собой ничего не могла. Приближение осени было для неё сродни пытке: сырым воздухом было сложно дышать, и ей всё мерещилось, будто тучи, нависающие над городком, вот-вот рухнут прямо на голову. Мысль, что придётся идти в школу через лесок, посаженный по обеим сторонам железной дороги, была сродни пытке: осенний лес, особенно по вечерам, казался ей непроходимым лабиринтом, в недрах которого обитают чудища — а кто же ещё так скрежещет и воет, когда дует ветер?

Джулай не помнила, откуда вообще возник этот страх, наверное, он был с ней всю жизнь. В самые холодные и дождливые осенние дни доходило до того, что Джулай наотрез отказывалась выходить из дома, и дело частенько заканчивалось скандалом: родители не разрешали дочери прогуливать школу из-за каких-то капризов, а у неё подкашивались ноги и сдавливало грудь от одной мысли, что придётся идти через лесопосадку под этими тучами и мерзким моросящим дождем. В ответ на отговорки ей говорили надевать капюшон, чтобы укрыться от дождя и ветра, а Джулай отрезáла все капюшоны, какие только были на её одежде, за что, конечно, её не хвалили.

И вот одним ноябрьским субботним утром Джулай проснулась в отличном настроении: накануне по радио она услышала, что будет прояснение, и на все выходные в её небольшом городке установится солнечная погода.

— Солнце! Ура! Солнышко! — радовалась девочка, едва открыв глаза: наконец-то сегодня она может безбоязненно выйти на улицу и погулять с друзьями.

Но когда она, на всякий случай прищурившись, чтобы солнце не ослепило, распахнула шторы, чтобы посмотреть на чистое небо, то увидела вместо него всё те же тяжёлые низкие тучи.

— Этого не может быть! — едва не заплакала она. — Нет, пожалуйста, только не дождь! — девочка в бессилии опустилась на пол прямо в пижаме, а потом в отчаянии принялась разбрасывать вещи по комнате: на пол полетели книги, фотографии в рамках, одежда. Только когда разбился горшок с её любимым фикусом, Джулай остановилась, тяжело дыша. — Не знаю, есть ли кто-то, кто там заведует всей это погодой, но, молю, хоть немного солнца! — прошептала она.

По её щекам текли слёзы, а дождь, будто издеваясь, пошёл ещё сильнее.

— Мне нужно успокоиться, выпить чаю и… убрать весь этот беспорядок, пока не вернулась мама! — чуть успокоившись, она отправилась на кухню, волоча за собой плед.

Когда Джулай вернулась в комнату, держа в руках кружку с горячим чаем, то чуть было не выронила её: у окна стоял незнакомый высокий мужчина, лицо которого скрывала тень шляпы.

— Кто вы такой? Как вы сюда попали? Что вам здесь нужно? — атаковала его вопросами Джулай.

Мужчина не ответил, а только широко улыбнулся.

— Чему вы улыбаетесь? — подозрительно спросила девочка.

— А как же мне не улыбаться? Ведь на улице такая прекрасная погода: ясное небо, светит солнышко! — приятным голосом сказал незнакомец, продолжая улыбаться.

Его улыбка была искренней и обезоруживающей: Джулай напрочь позабыла о мелькнувшей минуту назад мысли, что надо бы позвонить в полицию и рассказать, что в их дом влез вор. Напротив, теперь она была совершенно уверена, что незнакомец не причинит ей зла.

— Вы издеваетесь надо мной! — с огромным усилием ей удалось взять себя в руки. — На небе сплошные тучи.

— Разве? — мужчина повернулся к окну и закачал головой. — Ай-ай-ай! Безобразие какое! Никогда нельзя верить прогнозам! Ну, ничего, сейчас мы всё поправим! Подойди-ка ко мне, — незнакомец обернулся и посмотрел на Джулай.

«Словно кот мурлычет!» — подумала она, но подошла.

— Смотри-ка! — мужчина сделал несколько движений рукой, словно что-то стирал, и отступил на пару шагов, предоставляя девочке любоваться результатами его трудов.

Джулай с удивлением и восхищением смотрела, как под его рукой исчезают тучи, будто стёртые волшебным ластиком. Небо стало сияюще-синим, будто его только что помыли с шампунем, лучи солнца проникли в комнату, ласково коснулись щёк и запутались в волосах Джулай.

— Кто вы? Волшебник? — вновь спросила она незнакомца.

— Меня зовут Доктор Тондресс, — ответил он.

— Доктор Тондресс? — удивилась девочка. — Какое странное имя! Может, я просто ещё сплю, а вы мне снитесь?

Тот, кто назвался Доктором Тондрессом, весело и заразительно расхохотался:

— Нет, моя дорогая, ты не спишь, и я не твой сон. Я здесь, потому что ты позвала меня.

— Когда это? — призадумалась Джулай. — Как я могла вас позвать, если только сейчас узнала о вашем существовании?

— А кто тут просил немного солнца? У, как там, заведующего всей этой погодой? — Доктор хитро улыбнулся и поставил свой чемоданчик на табурет. Джулай же была готова поклясться, что небольшой коричневый со светлой ручкой, медными уголками и защёлками чемоданчик появился в руках Доктора Тондресса не более секунды назад.

— Вы, значит, и есть этот заведующий?

— Почти! — усмехнулся Док. — Я, как ты правильно заметила, волшебник, и если для того, чтобы помочь человеку, понадобится всего лишь разогнать тучи, я смогу и это. А ты у нас противница осени, так? — спросил он, откидывая крышку чемодана.

Джулай кивнула и зябко закуталась в плед.

— А как же утверждение, что у природы нет плохой погоды? Не согласна с ним?

— Не согласна! — упрямо подтвердила она. — Вот в дожде ничего хорошего нет. Он и есть плохая погода. Весной и летом — ещё куда ни шло, надо землю поливать, чтобы росли деревья и цветы, а осенью? Бестолковое литьё воды. Только тоска от него одна и эта… как её… депрессия, вот.

— Ты права, дитя, весной и летом, когда жарко, дождь поит землю, но и осенью без него не обойтись: упавшие листья от сырости гниют и становятся удобрением для растений и отличным местом зимовки для насекомых. Осенью природа возвращает в землю воду, которая испарилась за лето, и деревья с её помощью готовятся к долгому зимнему сну.

Джулай поморщилась: эти слова она слышала сотни тысяч раз от родителей и учителей. Ах, если бы слова могли прогнать тучи!

— К тому же, когда ещё, как не осенью, можно увидеть такое буйство красок? — продолжил Доктор Тондресс. — Мне кажется, что деревья — те ещё модники, только и думают, как бы перещеголять друг друга, и одеваются кто во что горазд: берёза вся в золоте стоит, осина к золоту багрянец добавляет, а некоторые и вовсе все три цвета в себе смешают: один листок красный, другой жёлтый, третий зелёный. Светофор, а не дерево! Это только ёлки да сосны консерваторы на этом природном показе мод: зимой и летом одним цветом!

Джулай слушала голос Доктора, смотрела в окно, и перед её мысленным взором проплывали деревья, одетые в свои осенние наряды. Они дружелюбно махали девочке своими ветвями, дарили самые красивые листья, увлекали за собой в хоровод. Да, сейчас, когда Доктор Тондресс был рядом, осень не казалась ей такой уж страшной.

— Ну что ж… Это всё наносное, а теперь, с твоего позволения, я хотел бы выяснить основную причину твоей ненависти к старушке-осени и страха перед ней. Ты не возражаешь?

— А для чего это нужно? А это обязательно? — заволновалась Джулай, и Доктор поспешил её успокоить.

— Если ты хочешь перестать бояться, мы должны узнать, в чём кроется корень твоего страха. Больно не будет, но, возможно, придётся пережить несколько не самых радостных мгновений. Если будет совсем страшно, только скажи, хорошо?

Девочка почувствовала, как предательски задрожали руки, но, стиснув зубы, кивнула. Доктор Тондресс пригласил Джулай сесть на стул и, сев напротив, коснулся ладонью её лба. Едва он только сделал это, как она провалилась то ли в сон, то ли в видение, то ли в воспоминание.

Доктор увидел, как однажды вся семья Джулай отправилась то ли за грибами, то ли за клюквой — сама Джулай тогда была совсем малюткой, а её сестрички даже не было на свете. Они вошли в лес, который начинался сразу за окраиной посёлка, и случилось так, что маленькая девочка, заинтересовавшись упавшими шишками и яркими ягодами, отпустила мамину руку, отошла за пригорок и… потерялась.

Она бродила по лесу, думая, что вот-вот увидит знакомую красную куртку папы или жёлтый мамин дождевик, но на самом деле уходила всё глубже в чащу. Она не слышала, как родители звали её — под туго завязанный капюшончик почти не проникали звуки, — устав, она садилась прямо на землю или на корягу, а потом шла дальше. Быстро стемнело, тёплый комбинезон и курточка уже почти не справлялись с усиливающимся холодом. К горлу подкатывали слёзы, хотелось закричать, но голос отказывался повиноваться, страх усиливался с каждым её шагом.

Вскоре стемнело окончательно. Разыгравшийся ветер шумел где-то вверху, и огромные деревья вокруг маленькой Джулай раскачивались, словно в безумной пляске, скрипели, стонали и завывали, как сотня самых страшных чудовищ, которых только способно представить детское воображение. Закричав, что есть мочи, она побежала, и тени погнались за ней. Девочка упала, споткнувшись о кочку, и тьмасомкнулась над ней.

Задыхаясь от вновь пережитого ужаса, Джулай замахала руками.

— Нет! Нет! Хватит, пожалуйста, хватит!

Она вскочила, но силы оставили её, и девочка упала без чувств. Не успей Доктор Тондресс подхватить, она точно ударилась бы головой о деревянный угол стула.

— Её страхи оказались куда более сильными, чем я предполагал, — пробормотал он, успев увидеть, что только благодаря какому-то высшему провидению девочка не пропала на болотах, не замёрзла в ту ночь и была найдена уже на следующее утро. Родители забрали её домой, девочка вскоре оправилась от пережитого и забыла о произошедшем, но страх перед мрачной осенью и холодом с тех пор остался с ней.

Подхватив девочку на руки, Доктор выпрямился и в ту же секунду исчез из комнаты вместе с Джулай. В комнате снова потемнело — тучи заволокли небо, скрывая за собой солнце.

— И Джулай оказалась здесь? — спросила Помощницу Дракошка.

— Конечно. Она была первой из вас, кого Доктор перенёс в «Приют», — ответила Жюли. — И сейчас она почти справилась со своим страхом. Однако, уже поздно, вам пора спать! Добрых снов! — и Жюли, выключив свет, вышла из палаты.

Вечер пятнадцатый. В поисках Дракоши

Жюли бросила взгляд на часы с кукушкой, висевшие на стене в её комнате. Их ей однажды подарил Доктор Тондресс, заявив, что мастер-часовщик был не только волшебником, но и великим весельчаком: кукушка, живущая в часах, умела говорить и из вредности выдавала по одной сплетне на каждое «ку-ку». Жюли же частенько оставляла окно открытым, надеясь, что болтушка переберется жить в сад, но пёстрая пернатая хоть и любила полетать над «Приютом», становиться головной болью Патрика не желала и неизменно возвращалась в родные часы. В конце концов, Малышке Жюли удалось отучить кукушку придумывать сплетни и небылицы, и они даже подружились.

Сейчас же часовая стрелка медленно подбиралась к двойке, вырезанной из дерева в виде лошадиной головы, а это значило, что в «Приюте» начинался «тихий час»: подопечные девочки спали, а Помощники отдыхали или занимались своими делами. Жюли, приподнявшись на носки, открыла маленькую дверцу, чтобы выпустить кукушку, и та, едва ли поинтересовавшись, как у Жю дела, тут же выпорхнула на улицу размять крылья. Сама Жюли опустилась в кресло у окна, но взять в руки вышивку не успела — в дверь тихонько поскреблись.

— Тофик, если это ты, то заходи сам, — откликнулась Жюли, зная, что котёнок Мефистофель быстро научился открывать двери лапой.

— Жю, это я, — дверь приоткрылась, и в комнату заглянула Дракошка. — Можно?

— Конечно, дорогая! Что случилось? — Помощница присела перед девочкой и взяла её за руки. — Почему не спишь?

— Я сейчас пойду, — кивнула Дракоша. — Только хотела тебя попросить об одном… Ты же вечером придёшь с новой сказкой, да?

— Как и всегда, — кивнула Жю.

— Можно попросить тебя не рассказывать девочкам мою историю? — от смущения голос девочки звучал едва слышно.

Жюли даже не стала спрашивать, почему именно Дракоша передумала — не хочет, значит, не хочет — её право.

— Ну конечно, милая! — Помощница улыбнулась пятой улыбкой из «Общего реестра исцеляющих улыбок», которую Доктор Тондресс называл «Мягкое доверие», и девочка, которая ещё минуту назад походила на испуганного зайчонка, сразу улыбнулась и успокоилась. — Теперь возвращайся в палату и отдыхай, хорошо?

Дракоша кивнула и убежала, а Жюли всё-таки вернулась к рукоделию — за две недели она впервые взяла иголку в руки.

Вечером, после ужина, она пришла к девочкам.

— Ну, про кого сегодня сказку хотите? — спросила Жюли, присаживаясь на одну из кроватей.

— Давай про Дракошу! — попросила Кло.

— Хорошо, — кивнула Помощница, а Дракоша испуганно посмотрела на неё.

Неужели Малышка забыла о своем обещании и сейчас всё расскажет девочкам? Но Жю незаметно подмигнула ей, и Дракоша поняла, что Помощница придумала что-то необычное. Успокоившись, девочка уютно устроилось под своим одеялом, а Малышка Жю начала новую сказку.

Была уже поздняя ночь, когда Доктор Тондресс мысленно вызвал Заместителя в свой кабинет.

— Док, что-то случилось? — менее чем через минуту Брюно уже стоял в дверях.

Доктор Тондресс сидел за своим столом и что-то быстро записывал — кончик пера так и летал над бумагой.

— Заходи, дело есть, — не отрываясь от письма, Доктор жестом пригласил его войти. — Сегодня мы с тобой должны кое-кому помочь. Возможно, даже привезти сюда, — поведал Док, поднимая голову и со всей серьезностью глядя на Помощника.

— Ты хочешь, чтобы я отправился с тобой?! — от растерянности он плюхнулся в кресло, но, кажется, даже не заметил этого — так поразили Зама слова Доктора Тондресса, который обычно сам забирал в «Приют» новых подопечных.

— Именно! — Док кивнул, но в глазах его заплясали такие хитрые огоньки, что Брюно сразу же заподозрил какой-то подвох.

— И что нам предстоит? — поинтересовался Зам. — Надеюсь, обойдётся без впечатлительных барышень, которые чуть что, так сразу зонтиком лупят? — припомнил он один курьёзный случай, о котором им как-то рассказывал Доктор.

— Ну что ты! Тут дело посерьезнее. Для начала нам с тобой нужно найти Дракошку, — широко улыбнулся Док.

— Что-о? — на секунду Зам потерял дар речи, а потом ударился в панику. — Кого-о? Дракона?? Да он же нас слопает!!!

— Спокойствие, только спокойствие! — Доктор улыбался невозмутимо: казалось, его ничуть не пугала перспектива быть съеденным настоящим драконом.

— Так, час уже поздний, дракон, поди, давно спит… Может, в другой раз, а? — Брюно попятился к двери в надежде незаметно слинять, но та захлопнулась, а Доктор прикрыл глаза и прислушался к чему-то.

— Нет, не спит! Так что даже не думай отлынивать от задания! — Док строго погрозил пальцем, и последний шанс Брюно на побег растаял, как снеговик весной.

— Хоть каску огнеупорную разреши взять! — с безнадёжным вздохом попросил Зам, поняв, что отправиться в логово дракона ему всё-таки придётся, пусть даже и с учителем.

— Смелее, друг мой, смелее! — Доктор ободряюще похлопал Брюно по плечу и вручил ему сумку, полную волшебных эликсиров и снадобий. — Сколько ещё в жизни нам предстоит одолеть драконов, сколько принцесс спасти! Где твой дух авантюризма?

— Принцессы — это, конечно, обнадеживает, — успел буркнуть под нос Зам, прежде чем они оба исчезли из кабинета Доктора Тондресса.

Они очутились в ужасно тёмном месте. Брюно даже поднёс пальцы к глазам, но так и не смог их разглядеть — вот до чего там было темно. Впрочем, вокруг них тут же запорхали крошечные огоньки-светлячки, созданные Доктором, и Зам, осмотревшись, понял, что они оказались в подземелье: с низких земляных потолков свисали длинные спутанные корни, подтачиваемые жуками, то тут, то там валялись огромные булыжники, сплошняком покрытые белым мхом, и маленькие камушки, которые похрустывали, когда попадали под подошву. Брюно поднял один такой камушек и с удивлением обнаружил, что это скорлупка от фисташки.

— Вот это да! — удивлённо присвистнул он. — Дракон — и любитель орешков? Ещё скажите, что он вегетарианец!

Туннели подземелья сворачивали то направо, то налево, петляли и перепутывались, разделялись на развилки и сливались воедино, иногда заканчивались небольшими пещерами или тупиками — тогда приходилось возвращаться и выбирать себе иную дорогу. Порой до наших друзей доносился драконий рык, от которого дрожали стены подземелья и коленки Зама. Доктор Тондресс же, в отличие от Брюно, совершенно не терял присутствия духа, уверенно шёл вперёд и напевал себе под нос озорную песенку:

Брюно никогда прежде не слышал этой песенки, видимо, Доктор Тондресс придумал её совсем недавно — уж не этой ли песни слова он записывал, когда Зам пришёл в его кабинет? Брюно хотел было спросить учителя об этом, но тот вдруг остановился и жестом призвал Помощника к тишине. Док осторожно заглянул за угол и сразу же отпрянул, прижавшись к стене.

— А вот и Дракоша! — прошептал Док.

В то же мгновение из-за угла вырвался огненный залп, вновь заставивший Брюно пожалеть об огнеупорной каске. Пламя ударилось в противоположную стену, пахнуло жаром, разлетелось вокруг яркими и обжигающими искрами, но едва успело стихнуть, как следом сразу же понеслись новые залпы: дракон обстреливал огнём незваных гостей, но показываться из своего укрытия не торопился.

— Что будем делать, Док? — спросил Брюно, вытирая лоб — стараниями дракона в подземелье становилось жарковато. — Сражаться с драконом на мечах?

— Ни в коем случае! — возмутился Доктор Тондресс. Он подул на свою ладонь, и от неё отделились три таких же огонька, что прежде освещали им путь. — Надеюсь, это поможет его отвлечь.

Покружив над Доктором, огоньки-светлячки нырнули в драконье логово, и Доктор вместе с Замом, стараясь ступать совсем бесшумно, направились следом за ними. Под сводами небольшой пещеры дракончик гонялся за огоньками, которые дразнили его, прыгая перед самым носом, и шустро уворачивались от острых зубов. Дракон обиженно и раздосадованно ревел и, перепрыгивая с выступа на выступ, мчался в другой конец пещеры, решительно собираясь разделаться с наглецами-светлячками, но снова и снова щёлкал пастью на пустом месте.

Теперь Брюно мог хорошенько рассмотреть его. Дракон был в точности таким, как в песенке Доктора: небольшим, с мягкими подушечками и острыми коготками на лапках, и от носа до кончика хвоста, заканчивающегося треугольной стрелочкой, покрытым золотистыми чешуйками, которые ярко вспыхивали, когда в них отражались созданные Доктором огоньки. Верхние клыки выступали из пасти, а по всей спине тянулись две гряды острого, точно лезвие бритвы, гребня — не поздоровится тому, кто опрометчиво решится почесать дракону спинку!

— Держи! — Доктор Тондресс кинул Заму невесть откуда взявшееся одеяло. — Задача: поймать и утихомирить!

На руках Дока появились толстые рукавицы, пёстрым узором больше напоминающие кухонные прихватки-варежки — он будто бы стянул их из чьей-то кухни. Доктор Тондресс подпрыгнул, но лишь едва коснулся драконьего хвоста, а дракон, отвлекшись, наконец, от огоньков-светлячков, пару раз плюнул огнём, заставив Доктора и его Помощника броситься врассыпную.

— Ух! — воскликнул Док, который спасся только потому, что вовремя рыбкой прыгнул за большой валун. — Брюно, обходи сзади! Я отвлеку!

Пока Доктор Тондресс перебегал за другой валун и размахивал руками, привлекая внимание летучего огнемёта к себе, Брюно постарался подобраться поближе, забрался на самый высокий камень и, когда драконий хвост был совсем близко от его макушки, прыгнул, замахиваясь одеялом. Прыжок получился не очень удачным: в последний момент стопа соскользнула с камня, Брюно едва не подвернул лодыжку, а одеяло улетело очень уж высоко. Зам подумал, что теперь-то их песенка точно спета, но дракончик, в тот же момент взлетевший повыше, запутался крыльями в одеяле и, кувыркаясь, камнем рухнул вниз, благо, Доктор Тондресс успел его поймать.

— Ну-ну, будет тебе озорничать, — приговаривал он, крепко держа дракошу и понадежнее закутывая его в одеяло, чтобы не вырвался.

— Что теперь, Док? — спросил Брюно, с трудом переводя дух. — Что-то я не вижу никаких принцесс в поле зрения! Кого спасаем?

— Это смотря как смотреть, — хмыкнул Док.

Сняв свою пёструю рукавицу, он осторожно коснулся носа дракона, погладил его по лбу, избегая острых шипов и наростов, и, приблизившись к самому уху дракона, тихо, будто действительно делясь самой необыкновенной, самой замечательной тайной, зашептал слова своей песенки:

Дракончик смотрел на Доктора и внимательно слушал его, а потом, успокоившись, доверчиво прижался головой к плечу Дока. Он моргал всё реже и реже, и, наконец, устало вздохнув, уснул, пуская обеими ноздрями жёлто-серый дым, нестерпимо пахнущий серой.

Брюно был готов поклясться, что ни он, ни Доктор Тондресс больше не сделали ничего особенного, но драконье обличье вдруг исчезло: на руках Доктора теперь спала девочка. Тьма подземелья рассеялась, и Зам вдруг понял, что они с Доктором стоят в самой обыкновенной квартире: то, что казалось небольшой пещерой, обернулось весьма просторной ванной комнатой, каменные выступы на стенах — полками и шкафчиками, а валуны — всего лишь стиральной машиной и корзиной для белья.

— Док! Это что за ерунда такая? — поразился Зам, крутя головой по сторонам и одновременно с этим находя весьма разумное оправдание фисташковым скорлупкам. — Эта девочка была заколдована, и мы только что разрушили злые чары? Или она сама волшебница, умеющая превращаться в дракона?

— Ни одной минуты она не была заколдована, — покачал головой Доктор Тондресс. — Она даже никогда не была драконом. И уж конечно, никаким волшебством она не обладает.

— Тогда я ничего не понимаю, — признался Зам. — То есть это всё — и подземелье, и дракон — лишь плод нашего воображения?

— Не нашего, а её, — Доктор Тондресс взглядом указал на спящую девочку. — Ты не представляешь, на что порой способна фантазия ребёнка, которому больше нравится быть могучим драконом и никого не бояться, чем обычной маленькой девочкой.

— Значит, её кто-то обижал?

— Иногда любое неосторожное слово может показаться ужасно обидным, — уклончиво ответил Доктор, — особенно если ты сам готов обижаться и, защищаясь, выставлять вперёд колючие иглы, как дикобраз.

— Но где её родители? Мы тут шумели, как целый артиллерийский полк, но никто не прибежал — ни родители, ни соседи.

— Я же говорю, что это была всего лишь её фантазия, и реальный мир не слышал ни драконьего рёва, ни нашей погони. К сожалению, я пока не вижу всего, что с ней приключилось, но одно знаю точно: душа этой девочки так отчаянно звала на помощь, что мы с тобой просто не могли не прийти. А теперь, — тихо, чтобы не потревожить девочку, сказал Доктор. — Ты должен приготовить особый эликсир для неё, и когда он подействует, мы заберём девочку-дракошку в «Приют».

— А, может, лучше взять огнетушитель вместо эликсира? — спросил Зам, который всё ещё сомневался в разумности идеи привезти в «Приют» настоящего огнедышащего дракона, пусть даже он сейчас и превратился в безобидную девочку. — На всякий случай.

— Поторопись, — нахмурился Док. — Мне нужен эликсир.

Брюно кивнул и раскрыл саквояж. Доктор Тондресс говорил Заму, что и в каких пропорциях смешивать, и тот в точности следовал руководству учителя — эликсир был незнакомым Заму, непростым в приготовлении, состоял из почти двух десятков самых разных ингредиентов, и малейшая оплошность могла уничтожить все его целебные свойства. В завершении Брюно капнул две капли экстракта огнецвета, насыпал ровно треть мерной ложки пыльцы с крыльев радужной бабочки и, трижды встряхнув, передал флакон Доктору, который сразу же напоил им Дракошу.

— Она не просыпается, — Брюно задумчиво потёр пальцем подбородок. — Разве эликсир не помог?

— Она и не должна была от него проснуться. Это не пробуждающее снадобье, а самый сильный эликсир Внутреннего Покоя, который мне только известен, и лучше всего он действует именно во сне. Но нам предстоит ещё многое сделать, чтобы помочь ей, поэтому давай-ка поскорее отправимся в «Приют».

Брюно поднял саквояж, а через секунду уже забирал новую подопечную у Доктора, чтобы отнести её в палату, предчувствуя, что на следующее утро им предстоит долго объяснять девочке Дракоше, где она находится, кто они такие и почему она не сможет сразу же вернуться домой. И, возможно, огнетушитель и огнеупорная каска всё-таки пригодятся.

— Ну что ж, вот такая получилась история сегодня! — весело улыбнулась Жюли, а Дракошка хихикнула в кулачок.

— Удивительно, — выдохнула Кло. — А давайте как-нибудь подарим Брюно эту каску, а?

Девочки рассмеялись, представляя, насколько забавно в ней будет выглядеть Зам.

— А можно потом записать слова той песенки про Малютку Дракона? — попросила Джулай.

— Безусловно! Но только завтра, ведь сейчас уже пора ложиться спать. Спокойной ночи и самых радостных снов вам, девочки.

И Жюли, погасив свет, вышла из палаты, гадая, вернулась ли кукушка в часы или улетела куролесить на соловьиную поляну.

Вечер шестнадцатый. Сказка об истинном богатстве

— Ну, Доктор! Ну, учудил! Всех перепугал! — возмущалась Старшая Помощница, сидя рядом с ним на кровати в боксе.

Вокруг стояли остальные Помощники, возмущённые ничуть не меньше. Доктор Тондресс в своей красной пижаме с котятами обнимал подушку и строил недовольные гримасы. Шёлковые котята подражали своему хозяину и демонстративно отворачивались от Помощников, всем своим видом показывая, что полностью солидарны с Доктором.

— Вот-вот! Чуть до инфаркта нас не довел! — по привычке бухтел Зам. Доктор в ответ показал ему язык и накуксился.

— Да что вы за мной бегаете? Я не беспомощный ребёнок и не лежу тут при смерти, чтобы вокруг творить столько шума, сколько творите вы! — не выдержал он в конце концов. — Отстаньте от меня! — отбивался Док от Помощников, когда те попытались уложить его на кровать и укутать одеялом. — А ну, брысь отсюда! — он махнул рукой, и Помощники растворились в воздухе. — Фу-у-ух! Наконец-то! — Доктор, насвистывая, открыл окно, забрался в тапочках на подоконник и стал греться на солнышке. Вышитые котята, следуя его примеру, подставили свои мордочки солнышку и изредка мяукали, мол, не обижайся, Доктор Тондресс, на своих друзей, они желают тебе добра, но слишком уж усердно.

Тем временем Помощники, оказавшиеся в коридоре, кипели и фырчали на Доктора. Элен подёргала ручку двери в бокс, но она оказалась запертой.

— Вот ведь! Мы тут с ног сбились, чуть не поседели все, а он! — от возмущения Гару порой взлетал к потолку, а Люк ловил его за ноги и возвращал на пол.

На шум из палаты повыглядывали девочки.

— Что у вас случилось? — хором спросили они. К ним тут же кинулась Жюли, которая завела всех обратно. — Жюли, расскажи, что стряслось? Что-то с Доктором? — волновались они.

Жюли вздохнула:

— Да нет, все нормально. Просто Доктор заставил нас немного поволноваться… Ну, да ладно, расскажу вам с самого начала.

Доктор Тондресс сидел на радуге, болтал ногами и щурился на слепящее солнце. Он только что сбежал из «Приюта», ловко обдурив бдительных Помощников, и теперь сидел в красной пижаме и тапочках, смотрел на порхающих вокруг бабочек, улыбаясь и периодически убирая непослушную седую прядь со лба. Котята на его пижаме гонялись за бабочками, но, разумеется, поймать их никак не могли, потому раздосадованно мяукали, а бабочки, как назло, кружились совсем близко и дразнили их своими яркими крылышками.

— Здравствуй, Док! — услышал он, но, оглядевшись кругом, так никого и не увидел. — Я здесь, внизу!

Доктор Тондресс опустил глаза и увидел на земле лепрекона — ирландского гнома, своего давнего знакомого. Он был одет в традиционный зелёный костюм, остроконечную шляпу, голубые чулки и высокие башмаки с золотыми пряжками. Он опирался на тросточку с медным набалдашником и покусывал кончик курительной трубки, с которой почти никогда не расставался.

— О, Микки, дружище! — обрадовался Доктор Тондресс и чуть не упал с радуги. — Отлично выглядишь!

— Спасибо, ты тоже! Пижама весьма нарядна, — хмыкнул гном, с лёгкостью запрыгивая на радугу и усаживаясь рядом с Доком. Тот смутился, и котята тут же закрыли лапками свои мордочки. — Ну, не будем об этом! Я тут по делу!

— Что случилось? — напрягся Доктор Тондресс, отгоняя от себя бабочку, которая так и норовила сесть к нему на нос.

— Посмотри-ка! — лепрекон провел тростью в воздухе, и Док увидел симпатичного юношу — тот, насвистывая, шёл по дороге, засунув руки в карманы.

— Кто это? — Доктор в задумчивости потер бровь.

— Его зовут Вик, — сказал Микки. — Он младший сын в семье одного ирландского башмачника. Весёлый и трудолюбивый паренёк, любимчик родителей. У него и подружка есть, гляди.

Он снова провёл тростью по воздуху, и картинка сменилась: появилась невысокая очаровательная девушка с длинными вьющимися волосами, румянцем на щеках и звонким смехом. Они с Виком встретились и обнялись, потом вприпрыжку пустились бежать по дороге, держась за руки.

— Зачем ты мне их показал, Микки? По-моему, тут всё вполне ясно: у них любовь! — улыбнулся Доктор, смирившись с бабочкой на своём носу.

— Это было несколько месяцев назад. Сейчас многое изменилось, — вздохнул лепрекон. — Недавно он случайно поймал меня. Я, как обычно, начал сулить ему богатства за своё освобождение. В какой-то момент он моргнул, и я, воспользовавшись этим, ускользнул. Но с той поры Вик стал просто одержим поиском золотого клада. Он бросил свою семью, любимую, друзей и теперь ходит и ищет конец радуги! Эти глупые, глупые люди! Ты должен мне помочь, Док! — умоляюще попросил его гном.

— Но как? Это ведь лепреконы заведуют золотом, а не я! — удивленно поднял бровь Доктор.

— Но в твоих силах исцелить его душу от этой заразы, направить парнишку на верный путь, по которому он ещё недавно шёл! — сказал гном. — Смотри! А вот и он! — Микки показал пальцем вниз, и Доктор увидел приближающегося к радуге Вика, который держал в руках лопату; на его плече висело ружьё.

Доктор и лепрекон съехали по радуге вниз, навстречу юноше, и вскоре преградили ему путь.

— Вик! Остановись! — сделал шаг вперед лепрекон.

Парнишка посмотрел на него недобрым взглядом и прорычал:

— Отойди! Не мешай мне! Я иду к своему богатству!

Он хотел пнуть гнома, но тот увернулся от сапога Вика. Тогда парень вскинул ружье, и раздался выстрел. Лепрекон упал. Вик ухмыльнулся и хотел пройти мимо, но Доктор Тондресс удержал его, вырвал из рук ружьё и швырнул подальше — в самую гущу колючего терновника.

— Что ты наделал, глупец? — закричал Док, схватив парня за плечи и разворачивая к себе лицом. — Для чего тебе золото, одумайся!

— Мне нужно богатство! — глаза Вика смотрели дико, и он вырывался из рук Доктора.

— Богатство? Да что ты знаешь о богатстве? — Доктор старался говорить спокойным голосом. — Достанет ли тебе ума понять, что есть истинное богатство?

Но Вик не желал его слушать и упрямо твердил своё:

— Это золото! И я заберу его!

Ему всё-таки удалось вырваться, и Вик, с силой оттолкнув Доктора, быстро побежал по дорожке — туда, где, по его мнению, был конец радуги и горшочек с сокровищем лепрекона. Доктор Тондресс, поднявшись, хмуро и тревожно смотрел ему вслед.

— Ты прав, Микки, — сказал он, — мы должны спасти этого паренька. Он в большой беде, но сам не осознаёт этого.

Лепрекон как ни в чём не бывало поднялся и стряхнул с пиджачка дырки от пуль — те не причинили ирландскому гному ни малейшего вреда, — и зелёный бархат снова стал целёхоньким. Микки взмахнул своей тростью, и радуга исчезла с небосклона.

— Как ему помочь, если он глух к любым словам? — спросил Микки. — Ты и сам всё видел…

Доктор кивнул и крепко задумался, потирая пальцами переносицу.

— У меня с собой нет ни эликсиров, ни ингредиентов для них, — пробормотал он, а потом внимательно посмотрел на Микки, и его лицо озарилось улыбкой.

— Что? Ты что-то придумал? — встрепенулся лепрекон.

— Я попробую одно средство, — ответил Доктор. — Должно помочь. Но сначала мы должны найти Вика.

— Далеко убежать ему всё равно не удастся. Мы пойдём следом?

— А какая в том нужда? — Доктор пожал плечами. — Он ищет конец радуги, стало быть, нам, а точнее, тебе следует её вызвать и просто ждать, пока Вик сам нас найдёт.

Микки кивнул, и золотой набалдашник трости описал дугу. На небе снова возникла радуга: один её конец будто растворялся в воздухе, а вторым она упиралась в землю точно в том месте, где стояли Доктор и Микки.

— Мне кажется, нам не придётся долго ждать, — Доктор Тондресс, улыбаясь, погрузил ладони в радугу и наблюдал, как разноцветные её ручейки обволакивают его пальцы, которые теперь тоже казались цветными — это весьма забавляло его. — Скажи, Мик, на конце радуги действительно можно найти горшок с золотом? — спросил он чуть погодя.

— Конечно, нет! Лепреконы обнищали бы, если бы хранили своё добро так неосмотрительно, — фыркнул гном. — Наше золото волшебное, и место для его хранения нужно не менее волшебное. А радуга не очень-то годится для этого дела.

— Возможно, — не стал спорить Доктор Тондресс. — Но не мог бы ты спрятать немного золота под конец этой радуги? Только как можно глубже, пожалуйста.

— Что ты задумал, Док? — спросил Микки, исполнив его просьбу. Он немного нервничал, не понимал замысла своего друга и волновался, думая о том, что вскоре вновь придётся встретиться с сумасшедшим Виком. — Какое средство думаешь использовать?

— Как раз твою радугу, дружище, — ответил Доктор Тондресс, устраивая на своих ладонях цветной водопад.

Пижамным котятам это развлечение тоже пришлось по душе: один из них стал зелёным с красными ушками, другой — синим с жёлтым хвостиком, третий — фиолетовым с голубым брюшком, а четвёртый и вовсе походил на разноцветного полосатого тигрёнка.

Микки не успел спросить, как именно радуга поможет Доктору вернуть Вика к прежней добродетельной жизни, как тот показался на дорожке.

— Он идёт, Док! — воскликнул Мик.

— Вижу, — отозвался Доктор Тондресс, — а вот тебе, друг мой, лучше бы спрятаться. Ты же не хочешь, чтобы он вновь бросился на тебя?

Микки кивнул и притаился за большим валуном. Вик с бычьим упорством шёл к концу радуги и бубнил себе под нос про золото, которое всенепременно достанется ему. Когда он обрадованно вскрикнул, приблизившись к радуге, Доктор сел на валун, за которым укрылся лепрекон, наблюдая, но не вмешиваясь. А юноша тем временем, скинув рубаху, быстро копал большую яму — земля от его лопаты так и летела во все стороны.

Скоро его лопата звякнула о металл, и Доктор услышал радостный крик: Вик нашёл тот горшочек, что спрятал лепрекон по просьбе Дока. От радости он выбросил из ямы лопату, чтобы не мешала, и обеими руками вцепился в ручки горшочка. Юноша хотел выбраться из ямы со своей добычей, но потерпел поражение: яма была столь глубока, что у него не получилось даже допрыгнуть до края, чтобы подтянуться и выбраться наружу. С горшком золота эти шансы и вовсе сводились к нулю. Теперь у него не было даже лопаты, чтобы прорубить ступени, и Вик заревел раненым зверем от досады.

— Эй, кладоискатель! — окликнул Доктор, заглядывая в яму. — Нашёл золото?

— Нашёл, — недовольно прорычал Вик. — Но не могу выбраться вместе с ним! Этот проклятый лепрекон обманул меня!

— Лепрекон тут ни при чём. Это же не он заставил тебя копать яму, в которой ты сейчас сидишь. Ты можешь оставить золото и выбраться из ямы.

— Мне нужно золото! — твердил своё Вик. — Вытащи меня!

— А что ты с ним будешь делать? — полюбопытствовал Доктор. — Купишь лекарство умирающему или дом бедняку? Или, быть может, золото вернёт тебе любимую девушку, чью любовь ты променял на эту яму?

— Я убью лепрекона и заберу всё его золото! Я всё равно буду богатым!

— В этом случае будет полезнее, если ты останешься здесь. Твоё золото у тебя, как ты и хотел, — холодно ответил Доктор и отошёл от края ямы, вновь присаживаясь на пень.

Конечно, бросать Вика умирать с голоду в яме он не собирался, но преподать урок — почему бы и нет? Ведь не обязательно всякий раз прибегать к помощи волшебства…

Так и эдак юноша пытался выбраться, не выпуская горшок, но неизменно скатывался на дно ямы. Он попытался распихать монеты по карманам, но карманы штанов были неглубоки, а бросить оставшееся золото в яме Вику не позволила одолевшая его жадность.

Прошло немало времени, прежде чем юноша осознал, что может либо погибнуть в этой яме вместе с заветным золотом, либо оставить горшок и выбраться. Доктор только улыбнулся, когда увидел цепляющиеся за край ямы руки Вика, а вслед за ними показалась и голова. Доктор Тондресс, конечно, поспешил помочь ему, и вскоре уставший и измотанный парнишка сидел рядом с ним.

— Видишь, друг мой, золото не сделает тебя богатым, — сказал Доктор Тондресс. — Настоящее твоё богатство вот здесь.

Он коснулся рукой груди юноши, где билось его сердце. Другой рукой Доктор Тондресс вдруг с силой ударил по радуге, и светящиеся искорки окутали его и Виктора. Когда разноцветное облако рассеялось, Вик вздрогнул и посмотрел на Доктора. С его глаз будто упала пелена наваждения, и он огляделся по сторонам, не очень понимая, где находится и что произошло.

Понемногу память возвращалась к нему, и юноша в ужасе вскрикнул, вспомнив, каких дел наворотил: отверг и оскорбил любимую, ушёл из дома, перессорившись со всеми родными, как выстрелил в лепрекона…

— Что я наделал, что наделал… — Вик закрыл лицо руками, и спина его содрогнулась от рыданий.

— Возвращайся к своей семье, Виктор, к своей любимой! Проси у неё прощения до тех пор, пока не простит! И помни, всегда помни, где хранится твоё настоящее сокровище, — Доктор отпустил парня, и тот, кивнув, убежал.

Из-за валуна показалась голова лепрекона, он улыбался, глядя на Доктора Тондресса.

— Спасибо, Док! Ты спас мальчишку от рабства золота! — Лепрекон пожал его руку и исчез. Вслед за ним исчезли радуга и яма, что выкопал Вик, и горшочек золота.

— Вот ты где! Мы тебя обыскались! — почти сразу же Доктор услышал знакомые голоса — рядом с ним опустились пегасы, на спинах которых сидели Помощники. — Немедленно возвращайся в «Приют»!

Доктор схватился за голову и попытался сбежать, но Брюно уже крепко держал его за локоть.

— Ладно, ладно! — вздохнул Доктор Тондресс. — Подчиняюсь грубой силе, — и Доктор взобрался на пегаса, хмуря брови и смешно морща нос.

Помощники поспешили вернуть Доктора домой, хорошенько следя, чтобы по пути он снова не выкинул какую-нибудь шутку.

— Вы за него испугались, да? — спросила Сова.

— Конечно! Только представьте: мы заходим в комнату, а Доктора и след простыл! Чуть сердце не остановилось. Пытаемся с ним мысленно связаться, а он отшучивается: «Доктор Тондресс временно не доступен, попробуйте позвать его позднее!»

Девочки расхохотались, одновременно восхищаясь хитрой ребячливостью Доктора и представляя возмущённые лица его Помощников.

— Но как вы его нашли? — спросила Дракоша, с трудом успокаиваясь и стирая выступившие от смеха слёзы.

— Бабочки рассказали, — Жю улыбнулась.

— Бабочки? — девчонки недоверчиво переглянулись. — Разве бабочки умеют говорить?

— Да будет вам известно, что нет в мире больших болтушек, чем эти ваши бабочки! — будто бы возмущённо упёрла руки в бока Жюли. — Порой как налетят в сад, как начнут болтать о всякой чепухе — Патрик за ними весь день с сачком гоняется!

Новый взрыв хохота распахнул окна в сад, согнав с яблони воробьиную стаю.

Вечер семнадцатый. Сказка о Сове и книжных героях

Этим вечером Жюли пришла в палату довольно поздно, но девочки не спали: как можно уснуть без сказок, главными героинями которых теперь были они сами?

— Как Доктор? Больше не сбегал? — хихикнула Кло, когда девочки расселись по кроватям.

— Элен и Брюно тщательно следят за его самочувствием, — улыбнулась Жюли. — И все мы надеемся, что наш Док совсем скоро будет полностью здоров! А пока, сказка?

— Сказка! — Дракошка радостно кувыркнулась и нырнула под одеяло. — Про Сову!

Так как Совушка возражать не стала, Жюли начала свой рассказ.

Через пару дней после появления в «Приюте» Джулай Доктор Тондресс позвал к себе Гару. Тот, создавая жуткий сквозняк, влетел в кабинет через окно и плюхнулся в кресло прямо напротив Доктора. Док поёжился и, глядя, как перья исчезают с ушей Помощника и крылья превращаются в руки, закутался в клетчатый шарф.

— Сколько лет тебе, а всё хулиганишь, — вздохнул он. — Когда уже за ум возьмёшься?

— А сколько лет? — удивился наш гарусси. — Шестнадцать ведь всего!

Доктор хмыкнул. Вот уже много лет Гару именно так и отвечал: шестнадцать, и всё тут. Впрочем, Доктор Тондресс отчитывал его лишь для виду: ребячество и дух детства нравились ему в Помощниках едва ли не сильнее прочих качеств. В противном случае Гару никогда бы не осмелился вести себя так в присутствии учителя. Доктор Тондресс тоже знал, что Гару ребячится и дурачится только тогда, когда это уместно, и становится собранным, серьёзным и ответственным, когда того требует долг Помощника.

— У меня к тебе важное поручение! — сказал Доктор гарусси, и тот с готовностью кивнул. — Седлай пегаса и срочно лети по этому адресу! — Док протянул ему бумажку, на которой витиеватым почерком значились город, улица и номер дома.

— А что там? — полюбопытствовал Помощник.

— Там девочка, которой нужна помощь, — ответил Доктор. — Полетишь без меня — в конце концов, пора и вам понемногу осваивать эту работу, — и привезёшь её сюда.

— Понятно, — Гару кивнул. — Но зачем мне пегас? Я и без пегаса справлюсь, — гарусси помахал руками.

Доктор Тондресс сразу же представил, как простые люди, увидев в небе крылатого человека, тычут пальцами, ахают и охают, а потом сочиняют и пересказывают друг другу всевозможные небылицы. Он пару раз моргнул, прогоняя возникшую перед глазами картину, и улыбнулся.

— И как ты собрался переносить сюда бедную девочку? Руки-то у тебя, — Док тоже помахал руками, передразнивая Помощника, — будут заняты. Не на спине же… К тому же, тебя непременно заметят и, чего доброго, поймают — ты-то, в отличие от пегаса, невидимым быть не умеешь. Всё, ступай, мы и так заболтались, не будем больше зря терять время. Да, и захвати плащ — там, куда ты отправишься, холодно и дождливо.

Гарусси снова кивнул и ласточкой прыгнул в окно: да, в большой мир самому лететь нельзя, но до пегасни-то — можно!

* * *

Дадим время Гару оседлать пегаса и отправиться в путь и расскажем про девочку, к которой спешил наш Помощник — про Сову.

Она всегда была натурой творческой и очень увлекающейся: даже маме было не под силу угадать, что или кто заинтересует её дочку завтра. Девочка то смотрела мультсериалы о волшебных мирах, то с головой погружалась в исследование динозавров, то вдруг интересовалась минералами и украшениями из настоящего камня. Если вчера ей было интересно рисовать пейзажи, то сегодня она могла заняться макраме, а завтра — изучать повадки сов. За любовь к этим птицам её и прозвали Совушкой, вот только увлечение быстро прошло, а прозвище так и осталось.

Да, интересы сменяли друг друга с фантастической скоростью, и однажды это сыграло с Совой злую шутку. Случилось это, когда она, ища в школьной библиотеке книжки для доклада по литературе, наткнулась на историю об удивительных, невероятных, фантастических приключениях друзей, волей случая ставших героями и защитниками мира.

Сова никогда прежде не читала ничего подобного, и эта история увлекла её с первых же страниц: девочка бросилась навстречу захватывающим приключениям, позабыв про уроки, и лишь третий пронзительный школьный звонок вернул её в реальность. Переписав название и автора, Сова с сожалением вернула книжку на полку, подхватила школьную сумку с учебниками и побежала на урок музыки. Ах, как ей хотелось поскорее закончить все уроки и узнать, чем же закончилась книга, какие ещё приключения выпали на долю героев!

Возвращаясь после школы домой, Сова заглянула в книжный магазин и выпорхнула оттуда довольная и счастливая, прижимая к себе сумку с новыми книжками. Скорее домой — и за чтение!

Наскоро покончив с уроками и проглотив вкусный ужин, заботливо приготовленный мамой, девочка умчалась в свою комнату, прыгнула на кровать и окружила себя книгами — какое везение, что автор написал не одну, а целых пять! Девочка даже захлопала в ладоши в предвкушении и открыла самую первую — хрустящую переплётом и пахнущую типографскими чернилами.

И снова, как в школьной библиотеке, водоворот захватывающих дух приключений захлестнул Сову с головой: она читала с упоением всю ночь напролёт, боясь упустить хоть строчку, и очень удивилась, когда зазвенел будильник. Весь день она клевала носом и дремала на уроках, но вечером, стоило лишь открыть следующую книгу, сон как рукой сняло.

Сова и сама не могла толком объяснить, что именно так сильно привлекало её в этих историях: необыкновенные ли способности главных героев, спасающих простых людей от монстров, пришельцев и злодеев, или трогательная дружба, способная свернуть горы и преодолеть любые преграды, или же то, что одну из главных героинь звали так же, как нашу Совушку. Наверное, всё вместе. Всякий раз сердечко девочки трепетало от восторга, когда среди строк она встречала своё имя: зажмурившись, Сова представляла, будто она сама борется со злом и выходит из каждой схватки с торжествующей победной улыбкой, а злые чудища, желающие захватить мир, в страхе бегут, едва завидев могущественную героиню и её верных друзей.

Чем дольше Сова читала эти книги, тем сильнее верила в реальность историй — даже вздрагивала, увидев мелькнувшую за окном тень, и подолгу вглядывалась в тёмные точки в небе — а вдруг пришельцы? — и разочарованно вздыхала, когда «пришельцы» оказывались обычными воронами. Перед сном девочка с улыбкой представляла, что отправляется навстречу новым приключениям вместе со своими книжными друзьями — много опасностей ждёт их впереди, но они всё преодолеют и всех победят! А по утрам Сова долго стояла перед зеркалом, делая причёску, как у своей тёзки, и подбирая похожую одежду.

О, да! Они были очень похожи! Одно только совершенно не нравилось Сове: героиня из книги умела летать, словно птица, и силой мысли двигать любые предметы, и побеждать врагов взмахом руки, а вот в самой Сове магии не набралось бы и с напёрсток — она была обычной девочкой и очень от этого злилась. Как ни старалась Сова призвать к себе стакан с водой, как как бы пристально ни смотрела, как бы ни хмурила лоб, тот слушаться отказывался и не сдвинулся с места, и девочка лупила безвинную подушку так, что перья летели во все стороны. «Ничего, — думала Совушка, — со временем мои способности вернутся! Надо только верить и хорошенько тренироваться!»

Мама и папа поначалу не восприняли новое увлечение дочери всерьёз: им казалось, что и оно быстро пройдёт, как проходили предыдущие. Но когда дочка расквасила нос, прыгая со шкафа на пол в надежде так открыть в себе талант к полётам, мама пришла в ужас.

В доме тогда разразился скандал. Мама грозилась сжечь книги, если дочь не выбросит из головы свои дурацкие идеи, а Сова с рыданиями заперлась в комнате, обещая в ответ сотворить нечто ужасное, если мать хоть пальцем тронет её любимые книги. Чуть поостыв, мама поняла, что погорячилась, накричав на дочку. Она попыталась поговорить с ней и убедить, что брать пример с хороших героев — это правильно, но нельзя забывать про реальность и выдумку. Сова же, размазывая слёзы по щекам, твердила, что не хочет быть обычной девочкой, как все её подруги в школе, а хочет быть героиней, как в книге. Мама тогда, обняв её, долго плакала, гладила дочку по голове и шептала, что она и так лучшая девочка на свете.

После того вечера, казалось, страсти улеглись. Ни мама, ни дочь больше не затрагивали болезненную тему, и жизнь вернулась в прежнее русло — так, по крайней мере, казалось маме. Сова же не оставила своего увлечения и тайком, пока родителей не было дома, перечитывала книги, рассматривала иллюстрации и писала свои коротенькие истории о приключениях, вновь представляя себя на месте тёзки.

В тот день, вернувшись из школы раньше обычного и убедившись, что дома никого нет, Сова, приготовив себе чай и целую гору бутербродов с сыром и ветчиной, устроилась на кровати, решив в сотый раз перечитать все любимые книжки с самого начала. Ну и что, что она уже давно выучила их наизусть и могла по первым словам рассказать всю главу целиком? Сова читала и вновь переживала все выпавшие на долю героев передряги. На их общую долю — так она считала. Но в этот раз ей пришлось оставить чтение.

«Что это за звук странный? — Сова нехотя оторвалась от книги и прислушалась. — Будто пищит кто…» Девочка поначалу решила, что эти звуки — плод её воображения, но они повторились. Писк доносился откуда-то с улицы, но был близко, словно кто-то пищал прямо в окно. Отодвинув тяжёлые шторы, Сова выглянула на улицу: на карнизе, поджав лапки и съёжившись в комок от ледяного дождя, смешанного со снегом, сидел крохотный котёнок.

— Ты как туда забрался, маленький? — спросила Сова у него, но, конечно же, не получила ответа. — Надо тебя оттуда снять! — решила девушка и вернулась к столу, чтобы взять с оставшихся бутербродов кусок ветчины.

Девочка распахнула створ окна, и на неё пахнуло холодом, а ветер сразу же бросил в лицо ледяные капли.

— Брр… — по её спине пробежали мурашки, но решительно настроенная девочка всё же высунулась в окно и попыталась снять зверька с карниза. — Ай, никак не дотянуться! Иди сюда, малыш! Смотри-ка, что тут для тебя! Вкуснятина, ммм! Ну же! Давай, зверёк, лапками, лапками! — испуганное животное принюхивалось к угощению, но не двигалось с места, продолжая жалобно пищать. — Уйй, какая же холодрыга! Придется самой лезть, — приговаривала Сова, забираясь сначала на подоконник, а потом вылезая на карниз.

Ей не пришло в голову позвать на помощь кого-то из взрослых, ведь девочка ничуть не сомневалась, что справится с этой сложной задачей: она же столько раз спасала мир и никогда не пасовала перед трудностями, что ей какой-то карниз!

И вот, держась за стену дома, девочка шаг за шагом продвигалась к котёнку. Она даже не догадалась привязать себя крепкой верёвкой к чему-нибудь не менее крепкому, уверенная, что способность летать появится в самый нужный момент. «Ой, это самый нужный момент! Нужнее некуда! Эй, способности, вам пора бы появиться!» — так она думала, стоя на карнизе на огромной высоте. У неё закружилась голова, и девочка зажмурилась, чтобы мир перестал вертеться перед её глазами.

— Эй, зверёныш! Иди сюда! — позвала она, приходя в себя, и осторожноподняла котёнка на руки. — Только не царапайся… Я, конечно, и сама умею летать, но, знаешь ли, долго не тренировалась… — так, бормоча себе под нос, Сова шаг за шагом продвигалась к своему окну. Она уже почти дошла — оставалось всего несколько маленьких шагов, — как вдруг услышала крик:

— Дочка, что ты делаешь? Вернись, пожалуйста! Только не прыгай, я прошу тебя! Я сейчас помогу тебе, я разрешу тебе всё, что ты только захочешь, только не прыгай! — в оконном проёме показалось лицо матери, её глаза были полны ужаса.

От неожиданности Сова поскользнулась на мокром карнизе, бестолково взмахнула руками и сорвалась вниз вместе с котёнком, который вцепился ей в плечо.

— Нет! — страшно закричала женщина, потеряла сознание и не увидела, как с крыши дома напротив наперерез Совушке метнулось светлое пятно.

«Что она так громко кричит? — подумала Сова. — Я же сейчас взлечу ввысь! Вот… Сейчас!..»

Она прижала к себе котёнка и, зажмурившись, выбросила руку вперёд — точно так, как делала её любимая героиня. Девочка не увидела крупную тень под собой и, когда поняла, что больше не падает, ничуть не удивилась — напротив, очень обрадовалась. «Наконец-то! Я лечу! А мама не верила!» — девочка радостно засмеялась.

— Упала — и смеётся! Надо же! — когда над ухом раздался мужской голос с хрипотцой, Сова изумлённо распахнула глаза: прямо перед собой она увидела лошадиную голову, а справа и слева — мерно вздымающиеся прекраснейшие белоснежные крылья с радужным отливом. Девочка попыталась оглядеться, но из-за огромных лошадиных крыльев не смогла увидеть ровным счётом ничего.

— П-простите, мистер конь… Это вы со мной говорите? — спросила Сова, ужасно робея: никогда прежде она не встречала летающего и говорящего коня! Даже в любимых книжках таких не было!

Над ухом кто-то громко рассмеялся, и этот же «кто-то» накинул ей на плечи тёплый плащ.

— Нет, я не конь!

Тогда девочка попыталась обернуться, но человек, удерживающий её перед собой, мягко, но решительно пресёк эти попытки.

— Прошу, не вертись, — произнёс он, — иначе снова свалишься — кто тебя тогда ловить будет? Хоть представляешь, на какой скорости мы мчимся?

Сова не представляла, но вертеться на всякий случай перестала.

— Вы ангел? — спросила она, чувствуя, как под плащом возится и урчит на её руках согревшийся котёнок. — На ангельской лошади? Ангельская кавалерия?

Неизвестный спаситель за её спиной снова заразительно расхохотался.

— Ну что ты, — ответил он, отсмеявшись. — Меня зовут Гару.

— А мне это имя должно о чём-то сказать?

— Нет, вряд ли. Я Помощник Доктора Тондресса, он отправил меня сюда, чтобы спасти тебя. Как видишь, я успел вовремя! — сообщил гарусси, придерживая девочку, чтобы та ненароком не соскользнула со спины лошади.

— Угу, понятно, — произнесла Сова, хотя, на самом деле не понимала ровным счётом ничего. — А Доктор Тондресс — это кто? А куда мы летим?

Гару терпеливо рассказал ей и о добром волшебнике Докторе Тондрессе, и о «Приюте», куда ему было велено доставить её. Услышав, что они направляются в незнакомое место, далёкое от дома, девочка всполошилась.

— Ой! А как же мама! Она же с ума сойдёт! Она ведь видела, как я упала… — от осознания всего ужаса этой ситуации Сова едва не зарыдала в голос.

— Ну-ну, не стоит плакать, — услышала она голос Гару. — Как только мы доберёмся до «Приюта», Доктор Тондресс немедленно отправит твоей маме письмо и объяснит, что ты жива и здорова.

— Верится с трудом, — проворчала Сова, представляя, как её мама уже подняла на уши весь город.

— Вовсе нет, — Гару будто бы прочёл её мысли. — Это только кажется, что мы долго летим, а на самом деле не прошло ещё и секунды — так что твоя мама ещё даже не пришла в себя. Не беспокойся, всё обойдётся. И, кстати, ты не сказала, как тебя зовут.

— Сова, — представилась девочка.

— Сова? — переспросил Гару и снова рассмеялся. — Что за Сова, которая летать не умеет, а?

Девочка не отозвалась, решив не обижаться на своего спасителя. Ничего, скоро она и ему докажет, что умеет летать! В этот момент пегас начал снижаться, и Сова увидела высокие горы и белое двухэтажное здание. Пегас опустился на зелёную лужайку, Гару спрыгнул с его спины и помог спуститься Сове, после чего проводил в «Приют», где её уже встречал сам Доктор Тондресс. Именно он и объяснил девочке, что в «Приюте» она оказалась вовсе не из-за того, что по нелепой случайности упала с карниза…

— А что с тем котёнком случилось? — спросила Джулай.

— Так это же Мефистофель, ну, Тофик! — ответила Сова, а девочки улыбнулись: они прекрасно знали этого котёнка и очень любили с ним играть. Правда, считали, что он и раньше жил в «Приюте».

— Да, Тофик действительно живёт здесь, он даже облюбовал себе уголок в моей кухне. Ну что ж, хватит на сегодня разговоров, — Жюли поднялась. — Ложитесь спать, девочки! Спокойной вам ночи и добрых снов! — пожелала она, выключая свет и выходя из палаты.

Вечер восемнадцатый. Во власти кошмара

«Друзья мои, зайдите ко мне!» — голос Доктора Тондресса одновременно прозвучал в головах сразу всех Помощников, и те, отложив свои дела, поспешили к его комнате. «Эй, вы куда? В кабинет зайдите!» — засмеялся Доктор.

— Док! Ты опять по больнице разгуливаешь? Тебе лежать нужно! — отчитал его Брюно, как только Помощники вошли в кабинет.

— Кто сказал? — хитро прищурился Доктор Тондресс. — Может, наоборот, мне нужно больше ходить, болтать и бывать на свежем воздухе? — поставил он в тупик друзей и вручил Жюли ромашку, сорванную, судя по всему, на Нектарных лугах. — Впрочем, сейчас не об этом речь. Не сомневаюсь, что в моё отсутствие вы прекрасно справлялись с большой ответственностью, что легла на ваши плечи…

Помощники переглянулись.

— По правде сказать, Док, — Брюно несколько смущённо потёр нос, — мы были озабочены твоими поисками и почти забросили основную работу. Прости нас…

Жестом руки Доктор остановил его.

— Я ни в коем случае не виню в этом вас — одного лишь себя. Это я опрометчиво отправился в мир Грёз совершенно неподготовленным. Позор моим сединам, — усмехнулся он. — Но, опять же, посыпать голову пеплом будем позже. Сейчас я попрошу вас рассказать всё, что я пропустил, пока был в плену у Миража и пока пытался подняться на ноги. В том числе, что происходило с нашими девочками: были ли ухудшения или, напротив, улучшения их здоровья, какие целительные микстуры им давали, одним словом — всё!

Пока Помощники рассказывали, Доктор Тондресс внимательно слушал, записывал в тетрадку и от души хохотал, когда ему рассказали о последствиях перепутанных ингредиентов. Потом широко и светло улыбнулся: пусть было трудно, пусть что-то не получалось, или получалось не так, как хотелось, но Помощники не отчаивались, не опускали руки, помогали и поддерживали друг друга, и смогли преодолеть трудности — и сердце Доктора пело от радости и гордости за своих учеников.

— Вы молодцы, друзья! — воскликнул он. — Я всегда знал, что на вас можно положиться! Через денёк-другой, надеюсь, я вернусь в наш дружный строй: поможем нашим подопечным, а там и снова можно подумать о путешествиях! — Док радостно хлопнул в ладоши, а Брюно только возмущённо запыхтел, зная, что учителя, коли тот что задумал, не переупрямить никакими силами.

Доктор ещё долго расспрашивал о далёких землях, куда Помощники летали его искать, о запасах волшебных ингредиентов (вдруг какие-то необходимо восполнить в срочном порядке), о людях, которых его друзья встречали в путешествиях; говорил о делах, которые необходимо выполнить в ближайшее время. Разговор этот выдался утомительным для самого Доктора, однако вида он не подавал.

— Гару, Люк, вам стоит сегодня вспомнить о снотворчестве! — сказал Доктор напоследок. — Кажется, вы давненько не практиковались.

Когда Помощники ушли, он поднялся было из своего кресла, но, внезапно покачнувшись, был вынужден снова сесть.

— Да, мои Помощники правы: мне нужно восстановить силы, — пробормотал Доктор, твёрдо решив хорошенько выспаться, но — чуть позже.

Помощники же, выйдя в коридор, обсуждали состоявшуюся беседу.

— Эх, а я уж было подумал, что Док нам выпишет недельный отпуск за все былые заслуги! — пошутил Патрик: о неисчерпаемом энтузиазме Доктора уже было сложено десятка три анекдотов. — Слетали бы на курорт! На пегасах!

— Мечтай! — хмыкнул Брюно. — Кстати, про курорт: твой Альмут утром опять вырвался из денника и устроил в конюшне форменный погром. Так что, мил-друг Пат, отправляйся-ка в отпуск в Древнюю Грецию и вычисти Авгиевы конюшни.

Издав отчаянный вопль и трагически вскидывая руки, Патрик помчался в конюшню: убираться и проводить воспитательную беседу с баламутом Альмутом.

Жюли же, выйдя в коридор последней, воткнула ромашку в верхний карман халата и, посмеиваясь, отправилась в палату, где её уже ждали.

— Ну что, девчонки, готовы слушать сказку? — спросила она, прикрывая за собой дверь.

— Конечно! — подтвердили девчонки.

— Ты ещё про Печеньку и Даню не рассказала! — напомнила ей Джулай.

— И про Кло, — добавила Сова.

— Отлично, сегодня расскажу вам про Кло.

Шла последняя декада ноября, но зима не особо торопилась вступать в свои права — шли непрекращающиеся дожди. Так было и в тот вечер, когда в «Приюте» появилась Кло.

В тот ненастный вечер Доктор Тондресс учил нас влиять на чувства и душу человека через сны, проникая в них и, как выразился Доктор, «создавая и изменяя пространство подсознания». Снотворчество — так он это называл.

Встретившись как-то раз с царицей Фантазией, Доктор с сожалением рассуждал о том, что спящему человеку порой проще помочь, ведь во сне он может поверить в то, во что никогда не поверит в реальной жизни. Фантазия, поразмыслив, научила Доктора отправляться в сновидения людей и изменять их, а Док, в свою очередь, передавал эти знания нам.

— Сновидение — очень тонкое и чувствительное полотно, — Доктор читал нам лекцию и рисовал мелом на зелёной школьной доске схемы и графики зависимости самочувствия и настроения человека от сновидений, — существующее на основе человеческого подсознания, работать с которым нужно деликатно и осторожно, потому что оно непостоянно и гибко, оно изменяет самоё себя — непредсказуемо, неудержимо и всякий раз по-новому.

Мы старательно записывали за ним и срисовывали в блокноты все схемы.

— За сны людей ответственны дримы из страны Мечты и кошмары, обитающие в стране Кошмаров, — продолжал Доктор Тондресс. — В сны и те, и другие проникают через Спящий колодец, который расположен в самом центре Чудного леса. Стоит только дриму или кошмару назвать имя человека и шагнуть в этот колодец, как он тут же оказывается в его сне.

— Нам тоже придётся нырять в этот колодец? — спросил Патрик.

Доктор Тондресс покачал головой.

— Не совсем. Мы не из мира Грёз, так что Спящий колодец попросту посчитает нас чужаками и не пропустит ни в один сон. Царица Фантазия объяснила мне: чтобы попасть в чьё-то сновидение, нужно пройти Преддверие человеческого разума — место на задворках памяти, довольно жуткое, надо сказать. Там хранится всякий хлам человеческой памяти: то, что забылось с течением времени, то, что человек сам старательно забывал. Там кроются все секреты, все тайные страхи и желания, все поступки, о которых не хочется вспоминать.

В это Преддверие может попасть любой, кто хоть немного умеет читать чужие мысли. Попав из Преддверия разума в сновидение, нельзя сразу же браться за активное изменение сна, особенно если вы не уверены в своих силах. Важно помнить: то, что происходит во сне человека, реально до тех пор, пока он спит, и если вдруг вы столкнётесь с монстром, вам придётся сражаться.

Изменять сны не так-то просто, как может показаться на первый взгляд: для этого нужно научиться управлять подсознанием человека, как управляют им дримы или кошмары во время сна — иначе можно таких дров наломать, что человек до конца дней своих будет бояться ложиться спать. Повторю ещё раз: сон — это тончайшая и зыбкая материя, способная меняться под вашим воздействием. Человек во сне подвержен внушению гораздо сильнее, чем во время бодрствования, но вы должны быть аккуратными и быстрыми: если человек проснётся, вас попросту вышвырнет из его подсознания. Ощущения не из приятных, предупреждаю сразу…

От теории мы постепенно переходили к практике, и особенно хорошо это удавалось Элен, которой довелось побывать в плену иллюзий мира Грёз — как никто другой она понимала проблемы и страхи людей, отражённые в снах.

— Сегодня будет первое серьёзное задание, — сказал нам однажды Доктор Тондресс, заставив всех напрячься, — ибо та, к которой мы отправимся, совсем скоро окажется здесь. Знакомьтесь, — Доктор провел рукой над доской, и на ней появилось изображение кареглазой девчонки с длинными чёрными волосами, — это Кло.

Вот уже несколько лет её преследует один и тот же кошмар, от которого она никак не может избавиться. Родители водят её к врачам, но месяц-другой спокойствия — и кошмар возвращается снова. Раз за разом сюжет повторяется, и финал одинаково неизбежен: девочка просыпается в холодном поту и долго не может уснуть. Мы должны помочь девочке преодолеть гнетущее чувства страха и избавить её от кошмаров. Элен, ты отправишься со мной.

Старшая Помощница кивнула, и они с Доктором сели в кресла, стоящие друг напротив друга. Глаза их закрылись, руки расслабленно опустились на подлокотники, дыхание выровнялось и замедлилось — через несколько секунд Доктор Тондресс и Помощница отправились в чужой сон.

Доктор и Элен очутились в том самом Преддверии, о котором говорил Док, и от увиденного у Помощницы сжалось сердце: покрытые пылью детские игрушки; статуи, бывшие некогда близкими людьми, а теперь рассыпавшиеся мраморной крошкой; мелькающие лица, искаженные злобными гримасами и говорящие, несомненно, нечто ужасное — то были ссоры, о которых хотелось поскорее забыть. Элен нашла руку Доктора, и тот ободряюще сжал её ладонь, возвращая Помощнице уверенность в себе и былую силу духа.

Внезапно всё исчезло, и Док с Помощницей оказались окутанными липкой тьмой, похожей на паутину.

— Где мы, Док? — спросила Элен, тщетно пытаясь разглядеть хоть что-то в кромешной темноте. Она не могла понять почему, но затылок холодел от атакующего ужаса.

— Мы в кошмаре, дорогая. В её кошмаре.

* * *

Кло с раннего детства ходила в школу искусств, где брала уроки рисования: ей нравилось видеть, как под кистью послушно появляется красивый пейзаж, и нравилось самой писать картины — придумывать сюжеты или прилежно срисовывать натюрморт, угадывая краски и нанося правильные тени, чтобы рисунок приобрёл глубину и объём.

Одним погожим осенним днём Кло отправилась в парк — ей хотелось запечатлеть на холсте нежное золото деревьев и яркость лазурного неба. Она расположилась на скамейке в самом начале аллеи вместе с мольбертом и красками и, вдохновившись красотой осени, принялась за работу. Однако картина, так хорошо начинавшаяся, вдруг перестала получаться: краски казались блеклыми, нарисованные деревья никак не желали обретать объём, а листья, трепещущие от легкого ветерка, на холсте казались совершенно безжизненными и застывшими.

Вдохновение, быстро пришедшее к юной художнице, столь же быстро улетучилось, и расстроенная Кло, отложив кисть, начала собираться домой. Неожиданно её внимание привлёк человек, сидящий на лавочке напротив. Незнакомец щурился на осеннее солнышко и любовался проплывающими по небу облаками — он был воплощением созерцания, покоя и величия, вокруг которого суетилась жизнь большого города. Мужчина был немолод, но лицо с правильными, красивыми чертами невольно притягивало взгляд, и Кло захотела сделать карандашный набросок в альбом, вот только писать портреты она пока не умела.

— Что ж, значит, надо научиться! — подумала она тогда, решив, что обязательно напишет портрет незнакомца, так вдохновившего её.

С того самого дня девочка занималась в художественном классе ещё прилежнее, изучила строение головы и пропорции человеческого лица, и уже через год её комната была завалена листками бумаги, на которых всегда был изображены только лица людей — в анфас и в профиль. Она могла рисовать днями напролёт и всё не могла остановиться: десятки, сотни, тысячи лиц, пастелью и углём, акварелью и маслом, карандашом и тушью…

Год спустя, тоже осенью, она возвращалась из школы домой через тот же парк, и каково же было её удивление, когда на одной из лавочек она вновь увидела того самого незнакомца. Не веря своей удаче, она быстро достала из рюкзака альбом и карандаш, с которыми никогда не расставалась, и сделала первый набросок.

Девочка долго трудилась — она хотела подарить этот портрет незнакомцу в знак благодарности, поэтому очень старалась, чтобы работа была идеальной. Но когда последний штрих был завершён, скамейка опустела, хотя ещё пару минут назад мужчина был там. Девочка вертела головой во все стороны, надеясь, что мужчина не мог далеко уйти, но его и след простыл, и наша художница, вздохнув, убрала альбом в рюкзак и отправилась домой. «В конце концов, — подумала она, — раз я встретила его дважды, могу встретить и в третий раз. А пока портрет будет у меня».

В тот же вечер она впервые увидела этот странный и пугающий сон. Поначалу, засыпая, она плавала в густой и вязкой тьме, похожей на кисель, в которой не происходило ровным счётом ничего. Но вскоре девочка заметила вдалеке мерцающий огонёк света, а подойдя ближе, увидела старый железный фонарь, обрамлённый ажурной ковкой. От фонаря начиналась каменная лестница с широкими ступеньками. Кло поднималась, и звуки её шагов гулко звучали в тишине и эхом возвращались обратно.

Добравшись до верха, девочка оказалась у тяжёлой двери с позолоченными ручками и вошла в просторный зал, похожий на те красивые бальные залы в старых королевских дворцах. Зал был пуст, и Кло нашла новую лестницу: она поднималась всё выше и выше, бродила по этажам, пытаясь найти хоть кого-нибудь, но нет — в здании не было ни одной живой души.

Девочку охватило непонятное волнение: она металась по коридорам, стучалась в одинаковые двери, но ей никто не открывал. Она выбралась на крышу и увидела высокого человека, стоящего к ней спиной. Это, без сомнения, был тот самый мужчина, чей портрет она нарисовала днём. В ту же секунду Кло поняла, что держит этот портрет в руках. Девочка подбежала к нему и коснулась плеча, обрадованная, что хотя бы во сне отдаст мужчине замечательный рисунок. Он повернулся к ней, и Кло вскрикнула, испуганно отпрянув: у него не было лица.

— Где моё лицо? — страшным голосом произнёс он, хоть у него и не было рта. — Зачем ты забрала его? Верни! Верни!

Тут в палату постучали, и дверь распахнулась, заставив девочек заверещать от ужаса. Даже Жюли, признаться, вздрогнула от неожиданности.

Вошедший в палату Доктор Тондресс растерянно огляделся.

— Неужели я такой страшный? — Док смешно наморщил нос. — Я всего лишь хотел навестить вас и пожелать самых добрых снов, но вместо этого, кажется, прервал сказку? Да ещё и напугал…

— Доктор Тондресс! — Дракоша босиком подбежала к нему и крепко обняла. — Мы совсем чуточку испугались! А теперь не боимся!

— Правильно, дорогая! — Док погладил девчушку по голове и поцеловал в макушку. — Ничего не нужно бояться, особенно здесь, в «Приюте».

Он улыбнулся, и девочки, взволнованные и напуганные историей, повеселели. Жюли же поняла, что неспроста учитель появился в палате именно сейчас: он будто бы почувствовал, что девочкам становится страшно, и поспешил утешить.

— Теперь всё хорошо, Док, — улыбнулась Помощница, и тот, пожелав подопечным добрых снов, перенёсся в свою комнату. — На чем мы остановились? — спросила Жюли.

— Кло увидела во сне… ну… без лица… — робко проговорила Джулай.

— Да, всё верно, — кивнула Жюли.

Безликий протянул к ней руки и сделал несколько шагов. Девочка толкнула дверь, ведущую с крыши и, споткнувшись, упала с лестницы на пол. Она слышала шаги за своей спиной, но боялась обернуться. Вскочив, она со всех бросилась бежать: девочка точно знала, что за дверью, у старого фонаря, её ждёт спасение. Но сколько бы она ни дёргала ручку, массивная дверь не поддавалась. Кло развернулась, чтобы помчаться искать иной выход, но было уже поздно: мужчина без лица был совсем близко и тянул к ней свои руки.

— Верни моё лицо! — всё тем же страшным голосом повторял он.

Вскрикнув, Кло проснулась и до самого утра больше не смогла сомкнуть глаз: повсюду ей мерещился страшный безликий силуэт. Утром же, при солнечном свете, страх исчез, и Кло постаралась забыть о своём кошмаре — что только не привидится во сне, — а любимая музыка и уроки рисования помогли ей в этом.

Однако с этих самых пор кошмар возвращался к ней снова и снова. Днём Кло рисовала чей-нибудь портрет, а ночью этот человек являлся в самом страшном кошмаре, и чем больше портретов выходило из-под её кисти, тем большее число безликих появлялось во сне — все они были точными копиями людей с портретов. Она пробовала сжигать рисунки, а вскоре и вовсе позабросила рисование, надеясь избавиться от жуткого кошмара, но ничего не помогло: безликие продолжали являться к ней всё чаще.

Так было и в ту ночь, когда к ней на помощь уже спешили Доктор Тондресс и Элен.

Кло точно так же увидела во тьме огонёк и точно так же вышла к старому фонарю. Она уже знала, что будет дальше, но проснуться самостоятельно, как раньше не могла, так не смогла и теперь. Ей снова приходилось ждать, пока кошмар достигнет своего пика и сердце от ужаса забьётся, словно птица в клетке…

Встретившись с безликим на крыше, она, как во все прошлые разы, в панике побежала вниз, а из дверей, которые ещё недавно были закрыты, теперь выходили сотни безликих и протягивали к ней свои руки, требовали вернуть лица.

Не помня себя от ужаса, она со всех ног бежала к выходу, зная, впрочем, что дверь всё равно окажется запертой — ещё ни разу она не смогла открыть её. Безликие, окружая, подступали всё ближе и ближе. Бежать было некуда, прятаться — тоже, и девочка сползла на пол, сжавшись в комок. Надеясь поскорее проснуться, она с силой щипала себя за руку, дёргала за волосы, но ничего не помогало. Толпа безликих была совсем близко.

— Помогите! — закричала Кло, но… не проснулась, как это обычно бывало. Вместо этого она увидела вдруг, как в потоке яркого света, отпугнувшем безликих, появились двое: высокий мужчина в шляпе и улыбчивая женщина с добрым и весёлым взглядом.

— Поднимайся, — сказал незнакомец, протянув девочке руку. — Пора нам выбираться отсюда, — добавил он, заметив, что безликая толпа вновь перешла в наступление.

— Отсюда нет выхода, — дрожащим голосом ответила Кло.

— Вот уж глупости! — фыркнула незнакомка, тряхнув каштановыми локонами.

— Мы поможем тебе раз и навсегда избавиться от этого кошмара, — улыбнулся мужчина, и ему просто невозможно было не поверить. — Возьми меня за обе руки, — велел он, — и закрой глаза.

Девочка послушалась и, крепко сжав ладони незнакомца, зажмурилась.

— Теперь представь что-нибудь хорошее, светлое и прекрасное, — услышала она его мурлыкающий голос. — Нет больше кошмара, нет больше того, что пугает тебя долгие годы, нет и больше не вернётся.

От звуков его голоса сознание девочки очистилось, словно из хрустального кубка выплеснули грязь и, ополоснув, постепенно наполнили кристальной ключевой водой. Раздался тугой хлопок, будто кто-то разорвал огромный воздушный шар и выпустил из него воздух.

Кло осторожно открыла глаза. Она стояла на мягком песке у берега моря, пенные барашки волн облизывали её босые ноги, а солёный ветер играл с волосами и путался в длинной светлой юбке. Обернувшись, девочка увидела своих спасителей: мужчина, словно мальчишка, носился по берегу за крабами, а женщина, подставив лицо ласковым лучам солнца, вслушивалась в далёкие крики чаек.

Кло не успела ничего у них спросить, как сон оборвался, и девочка проснулась. За окном шёл жуткий ливень, крупные капли тарабанили по карнизу. Рывком она села на кровати и глубоко вздохнула. Кошмар, преследовавший её долгие годы, закончился в этот раз необычно.

«Кем же были эти мужчина и женщина, что пришли мне на помощь? — подумала Кло. — Я будто бы хорошо их знаю, хотя прежде никогда не видела… Они реальны или только приснились мне? Но если так, то почему они не приснились раньше, и я столько времени страдала от кошмара?» Сейчас, проснувшись, она почти не помнила лиц своих спасителей, только лучистые зелёные глаза мужчины.

Каким-то шестым чувством Кло вдруг почувствовала, что находится в комнате не одна. Она с опаской повернула голову и вздрогнула, увидев около окна два силуэта: мужчину в шляпе и плаще и невысокую женщину рядом с ним. Они подошли ближе, и Кло вскрикнула. В свете уличного фонаря она увидела тех, кто только что помог ей во сне, но не это напугало её: мужчина был немного похож на того человека, чей портрет она нарисовала первым и с которого начался кошмар. И сейчас на долю секунды ей показалось, что кошмар её воплотился в жизнь. Однако она быстро поняла, что сходство их было лишь в том, что волосы обоих были седыми.

Мужчина же, одной своей улыбкой избавивший девочку от страха, присел на край кровати и что-то вложил в её ладошку. Присмотревшись, Кло поняла, что это маленькая перламутровая ракушка, которую, видимо, только недавно нашли на берегу океана, потому что её поверхность ещё хранила крошечные песчинки и тепло южного солнца. Проведя пальцем по ребристой раковине, Кло вдруг отчетливо осознала, что кошмар больше никогда не вернётся. Её сердце наполнилось радостью, и она улыбнулась незнакомцу и стоящей позади него женщине.

— Меня зовут Доктор Тондресс! — представился мужчина, и Кло восторженно затрепетала, узнав тот же мурлыкающий голос, что и в её сне. — А это Элен, моя Помощница. Ничего не бойся, Кло.

— Откуда вы знаете моё имя, раз явились из моего сна? — удивилась девочка. — Или сон не был сном?

— Всё действительно было во сне, — улыбнулся Док, — но кто сказал, что это не было правдой? Ты избавилась от кошмара, но всё ещё нуждаешься в нашей помощи. Ты же хочешь снова рисовать? — он поднял с пола стопку чистых листов. — Ты согласна пойти с нами?

Кло, не раздумывая, кивнула и соскочила с кровати. Доктор Тондресс подвел девочку к окну и, накинув ей на плечи свой плащ, усадил на спину одного из пегасов, ожидающих по ту сторону стекла, помог Элен устроиться на спине второго волшебного коня, и взобрался в седло позади Кло. Уже через мгновение волшебный конь был в сотни милях от окна Кло, створками которого хлопал разбушевавшийся не на шутку ветер…

— Вот такая история. Теперь, девочки, я пойду, — сказала Помощница, закончив рассказ и поднимаясь с места.

— Жю, а как Доктор и Элен оказались в доме Кло, если они уснули в «Приюте»? — задала логичный вопрос Печенька.

— Да, они действительно были здесь, — кивнула Жюли. — Мы ждали, когда Док и Элен проснутся, и заранее оседлали пегасов. Конечно, Доктор мог бы перенести Кло в «Приют» и без крылатых коней, но путешествие по чужим сновидениям всегда отнимает много сил. Когда же Доктор Тондресс и Старшая Помощница вернулись из мира грёз, то тут же отправились к Кло — вы же знаете, что при необходимости пегасы могут летать со скоростью мысли. Теперь-то всё ясно? — улыбнулась Малышка.

— Я-я-ясно! — подтвердил стройный хор голосов.

— Теперь спите. Спокойной вам ночи, добрых снов! — и Малышка Жю, погасив свет, вышла из палаты.

Кло же, немного испугавшись, что сказка всколыхнула память и что ночью она снова увидит тот самый сон, совсем скоро улыбнулась: даже если кошмар вернётся, Доктор Тондресс снова прогонит его.

Сказка о Кузнеце

Много лет назад, когда в «Приюте Доктора» появились первые подопечные, нуждающиеся в неусыпном присмотре, Доктор Тондресс установил правило ночных дежурств. С тех пор каждую ночь кто-то из Помощников бодрствует и следит, чтобы сны выздоравливающих были спокойны, и если вдруг кому-то потребуется срочная помощь, дежурный Помощник всегда приходит на выручку.

Патрик всегда с удовольствием оставался, а иногда и сам вызывался на такое ночное дежурство — когда ещё можно побыть в полной тишине и почитать любимую книгу? Вот и в эту ночь он сидел за столом в длинном коридоре и при мягком свете лампы читал книгу, аккуратно обёрнутую плотной зелёной бумагой. Конечно, он не забывал о своих обязанностях и временами чутко прислушивался к спящему «Приюту», а после возвращался к чтению.

Всё было тихо и спокойно, лишь сквозь приоткрытое окно доносился далёкий шум дождя. Помощник сокрушённо покачал головой: частые ливни хоть и помогали ему с поливом сада, но уже изрядно поднадоели. «Стоит наведаться к арке или отправить туда Гару — пусть призовёт пару солнечных деньков, — подумал Патрик. — Иначе девчонки скоро на стены от тоски полезут, да и мы вместе с ними». Доктор однажды научил всех Помощников влиять на погоду с помощью волшебной арки — входа в Зачарованный лес, — и с тех пор кто-нибудь да вызывал шоколадно-сливочный снег или сахарную вату со вкусом малины — такие эксперименты были по душе абсолютно всем обитателям «Приюта», пегасы и те очень уважали попкорн, особенно солёный.

Однако совсем скоро стало понятно, что к «Приюту» приближались грозовые тучи: окна осветились пока ещё слабыми вспышками света, а следом за ними послышались первые отголоски грома, похожие на недовольное ворчание старого гнома. Уже через несколько минут гроза оказалась совсем близко: вспышки стали ярче и чаще, а от раскатов грома под ногами Патрика не раз дрожал пол. После одного, особенно сильного, раската, дверь палаты распахнулась, и в коридор выскочила одна из девочек — даже в неверном свете ночников Патрик сразу узнал Даню. Прижавшись спиной к стене, она всхлипывала и дрожала, как заячий хвост, и Помощник бросил книгу и поспешил к ней.

— Что случилось? Плохой сон увидела? — спросил он, подбегая к Дане. Та была без тапочек, в одной пижаме и смотрела на Патрика глазами, полными неподдельного страха.

Девушка зажмурилась и замотала головой.

— Это всё гроза, — едва слышно произнесла она и тут же зажала уши руками: стены «Приюта» вновь задрожали от громовых раскатов.

Патрик не стал задавать лишних вопросов: ему потребовалось всего один раз прикоснуться ладонью ко лбу Дани, чтобы понять, что грозу та, мягко говоря, недолюбливала и во время непогоды старалась не оставаться одна. Помощник усадил беднягу на диванчик, стоящий рядом со столом, налил чаю и подвинул тарелочку с печеньем.

— Какао подошло бы лучше, но по нему у нас Жюли специалист, — пошутил он и укрыл девушку пледом, чтобы не мерзли босые ноги.

— А вы по чаю? — слабо улыбнулась Даня, понемногу приходя в себя.

— И по печенюшкам, — рассмеялся Помощник.

Грохот над «Приютом» снова заставил девушку втянуть голову в плечи и поёжиться.

— Ох, ну сколько можно-то? Всю весну, всё лето грозы, теперь ещё и зимой, — пожаловалась Даня. — И не говорите, что у природы нет плохой погоды! — сразу предупредила она, и Патрик примирительно поднял обе руки.

— Хорошо-хорошо, спорить не буду. В конце концов, кому-то нравятся солнечные деньки, кому-то — кружащиеся хлопья снега, а кому-то — проливной летний дождь.

— Ещё скажите, что кто-то любит гром и молнии, — девушка недоверчиво посмотрела на Помощника, а тот пожал плечами.

— Вот я, например, люблю, — улыбнулся он, так забавно наморщив нос, что Даня просто не смогла не улыбнуться в ответ. — Но грозы здесь — явление нечастое, так что, можно сказать, тебе повезло.

— Какое-то очень уж сомнительное везение, — девушка состроила недовольную гримаску.

— Однако же. В «Приюте Доктора» так говорят: пришла гроза — проверь подковы. И это неспроста, ведь с этой поговоркой связана одна очень интересная история.

— История? Какая история? — Даня встрепенулась, и её глаза загорелись. — А мне расскажете?

— Почему бы и нет, расскажу.

Это случилось много лет назад, когда Доктор Тондресс только-только начал странствовать по свету в своём дилижансе и ещё не встретил никого из своих Помощников. Он редко поднимал пегасов в воздух — в былые годы водилось немало охотников за их крыльями, и Доктор не хотел лишний раз рисковать. На земле же беспокоиться было не о чем: крылья пегасов становились невидимыми, и лишь человек с чистым сердцем и искренней верой в чудо мог увидеть их.

Вот и в тот раз он ехал по каменистому берегу широкой полноводной реки, на противоположном берегу которой стояла большая деревня. Доктор Тондресс высматривал мост, который бы привёл его на другую сторону, и не заметил, как один из пегасов легонько споткнулся. Но когда упряжка уже почти добралась до моста, пегас начал хромать и вскидывать крылья, пытаясь взлететь. Доктор Тондресс тут же натянул поводья.

— Ая-яй! — Доктор быстро спрыгнул с козел и поспешил к пегасу. — Что такое, Тон? Ну-ка, малыш, позволь-ка…

Он осторожно приподнял и осмотрел переднюю ногу пегаса, однако не заметил ничего, что могло бы вызвать такую хромоту. Доктор Тондресс попробовал было отправиться дальше, медленно ведя всю четвёрку под уздцы, однако Тон хромал всё сильнее. Тогда Доктор Тондресс ещё раз внимательно осмотрел его ногу и нахмурился: дорога, по которой ехал дилижанс, была усеяна довольно крупной галькой, и в копыто пегаса попал камень. Док попробовал вытащить его, но ничего не получилось: камень был гладким и скользким, к тому же, засел довольно глубоко в стрелке копыта. Доктор всё-таки поднял пегасов в воздух, чтобы как можно скорее добраться до деревни, и уже на другом берегу вывел Тона из упряжи.

По ту сторону моста он очень быстро нашёл кузницу, однако мастера хоть и вытащили щипцами застрявший камень, но долго переговаривались меж собой, то осматривая повреждённое копыто, то с сомнением качая головами.

— Здесь, путник, ты не найдёшь таких мастеров, — сказал наконец самый опытный кузнец с седой вьющейся бородой, назвавшийся Карсумом, владельцем кузницы и отцом троих сыновей, тоже кузнецов. — Деревня наша хоть и славится своими кузнецами и ковалями, да никто не возьмётся за твоих лошадок.

— Меня зовут Доктор Тондресс, — для начала представился Док. — Я не очень понимаю, — он тревожно потёр переносицу, — объясните, пожалуйста, о чём это вы таком говорите?

Вместо ответа Карсум наклонился и приподнял ногу пегаса.

— Ты много путешествуешь, и разве всегда мягкий дёрн под ногами твоих лошадей? Взгляни на этого коня, взгляни на всех остальных, и ты увидишь, как истёрлись подошвы копыт… Они никогда не носили подков, не так ли? — спросил он.

Доктор отрицательно покачал головой. «Это ж надо, подковать пегаса! Уму непостижимо! Кому бы в голову доселе могла прийти такая мысль?» — так подумал он, но спорить с мастером не стал. Что ж, даже волшебным лошадям иногда нужна человеческая помощь.

— Копыто твоему коню мы вылечим быстро, благо камень не сильно его повредил, — продолжил Карсум. — За неделю и следа не останется от хромоты, но вот подковать всех лошадок, не обессудь, не возьмёмся. Здесь такой мастер нужен, каких среди нас нет и не было никогда.

— Думаю, я и сам смогу приготовить снадобье, которое быстро исцелит рану, — улыбнулся Доктор. — Но где же мне найти такого мастера? Может быть, в соседних селениях есть такие кузнецы?

В ответ сразу все мастера разом покачали головами.

— Взгляни сам, — старший сын Карсума взял готовую железную подкову и попробовал приложить к одному из здоровых копыт Тона, однако тот взбрыкнул и жалобно заржал. — Кажется, для него нестерпимо прикосновение железа.

— Удивительные у тебя лошади, Доктор Тондресс, — с усмешкой сказал Карсум.

Тот не ответил, но крепко задумался: пегасы не выносят железа, значит и сбруя их выполнена из чего-то другого, и наверняка Дедушка Добро знает, из чего именно.

— Есть всего один мастер, способный помочь тебе, — вывел его из раздумий чей-то голос, и Доктор, обернувшись, увидел старика — тот всё это время молча сидел в дальнем углу кузницы и только теперь заговорил. — Коль найдёшь его, сделает он подковы твоим коням, да только найти его непросто…

— Э-э, дед Сарр, опять ты за своё! — зашумели остальные кузнецы. — Не вводи честного человека в заблуждение своими сказками!

— Вовсе это не сказки! — возвысил голос старик. — Не сказки! Подойди-ка, Доктор Тондресс, научу тебя.

Лишь приблизившись Доктор понял, что старик совсем слеп. Едва только Док наклонился к старику, тот зашептал:

— Ещё мой дед мне рассказывал об удивительном Кузнеце — мастере, каких свет не видывал. Всё, что ты только можешь представить себе, мог он выковать: хошь, мечту из золота или песню из хрусталя, а хошь — и сон из ледяных сосулек! Дарил он своё искусство простым людям, и добрым словом богат бывал — ничего, кроме простого «спасибо», за работу свою не брал.

Позавидовав, люди захотели отнять у Кузнеца его творения, а самого его в подвалы заточить, чтобы только для них он ковал впредь, а они бы на ярмарках продавали его творения за самоцветы и золото. Рассердился Кузнец, ударил молотом своим оземь так, что содрогнулась земля, расступилась, и в пропасть все, кто зла ему желал, тотчас провалились. А сам Кузнец ушёл на север, к высоким горам, что вершинами подпирают небеса. В тех горах, говорят, по сию пору живет отшельником и на людях не показывается, чтобы мастерство его не осрамили, не испоганили делами своими чёрными. А сказка это или быль — тебе решать, Доктор Тондресс. Но вот что скажу тебе: это такая же сказка, как и твои пегасы.

Доктор Тондресс с радостным удивлением посмотрел на старика: надо же было такому случиться, чтобы ни Карсум, ни сыновья его не смогли крылья у пегасов увидеть и посчитали их обычными лошадьми, а слепой дед Сарр сразу узнал их волшебную тайну!

Док поблагодарил его за рассказ и стал готовиться к новому путешествию. Кузнец этот, судя по рассказу деда Сарра, не был простым человеком, значит, он действительно может быть жив до сих пор. В любом случае, Доктор собирался попытать счастья и найти чудесного мастера. Первым делом он приготовил целительную мазь для копыта Тона, собрал в дорогу немного провианта, оделся потеплее и оседлал пегаса по имени Луч. Доктор попрощался с семьёй кузнецов, оставил пегасов в их конюшне, зная, что люди всё равно не смогут причинить им вреда или украсть, и отправился на север.

Едва только деревня скрылась из виду, пегас взмыл в воздух. Хоть и летел этот волшебный конь быстрее мысли, понадобилось немало времени, чтобы Доктор увидел перед собой горы, чьи вершины скрывались за облаками. Пегас поднимался всё выше и выше, а когда вынырнул из облаков, Доктор сначала зажмурился от слепящего солнца, а потом восхищённо выдохнул: облака, освещённые лучами солнца, были похожи на сугробы из клубнично-апельсиновой сахарной ваты.

Пролетев между двумя вершинами и оказавшись по ту сторону горной гряды, пегас снизился и, раскинув свои огромные крылья, медленно планировал по склонам гор, которые напоминали огромные ступени. Наконец Луч, сделав круг, мягко опустился на просторное плато, примыкающее к горе. Доктор спешился и отправился искать Кузнеца — чутьё подсказывало ему, что мастер где-то совсем близко.

Вскоре Доктор обнаружил пещеру, скрытую за гигантскими валунами, — если бы случилось какому путнику проходить этими местами, он ни за что бы не догадался, что скрывалось за грудой камней, сплошь укрытых побегами плюща, вьюна и вереска. Доктору же повезло: вереском и сочными листьями вьюна захотел полакомиться Луч — потянувшись к зелени, напитанной чистейшим горным воздухом и солнечным светом, пегас потянул за собой и своего хозяина.

Из пещеры пробивались мягкие сполохи света: там, в глубине, горел костёр. Не дожидаясь приглашения от хозяина, Доктор Тондресс откинул зелёную занавеску из плюща и вошёл в пещеру, ведя за собой пегаса. Своды пещеры были очень высокими — Доктор, если бы он того захотел, мог бы спокойно лететь на спине Луча. Звуки от каждого шороха, каждого шага, каждого потревоженного камня эхом отскакивали от скалистых стен и, перекатываясь, добирались до самой вершины и тут же гулко падали вниз.

У большого костра, обратившись лицом к огню, сидел согбенный человек. Он был воистину огромен: гигантская его тень закрывала собой почти всю заднюю стену пещеры, а широкие плечи и крепкие руки свидетельствовали о небывалой силе — живя в горах, он и сам походил на гору.

— Кто таков? Зачем пожаловал? — спросил незнакомец; не отрывая взгляда от костра, он палкой ворошил объятые пламенем поленья.

— Я странствую по миру и помогаю людям, — сказал Доктор Тондресс после того, как назвал своё имя. — Но сейчас мне самому понадобилась помощь, и потому я пришёл к тебе, Кузнец, — Док смог чутко угадать, кого видит перед собой.

В ответ на это Кузнец повернулся и взглянул на незваного гостя, а Доктор наконец смог рассмотреть лицо мастера: окладистая чёрная борода, скрывавшая губы и щёки, доходила тому почти до пояса, кустистые брови нависали над глазами, лицо избороздили глубокие морщины. Однако больше всего Доктора поразило, насколько старым, уставшим и безжизненным был взгляд Кузнеца.

— Напрасно. Мои руки много веков не держали молот, мои меха давно не служили людям, — проговорил он с безразличием.

— Мне больше не на кого надеяться, кроме тебя, Кузнец, — Доктор развёл руками. — Говорят, только ты способен выковать подковы, которые придутся впору моим лошадям.

— Лошадям? — переспросил Кузнец всё так же безучастно. — Не лучше ли сказать: пегасам?

— Пегасам, — Доктор Тондресс широко улыбнулся: раз Кузнец, как и дедушка Сарр, смог увидеть крылья пегаса, значит сердце его по-прежнему чисто. — Хоть это и волшебные кони, но копыта их страдают в дороге не меньше, чем копыта простой лошади. Однако кузнецам оказалось не по силам их подковать — обычная железная подкова причиняет всем четверым моим пегасам нестерпимую боль. А это правда, что ты можешь песню из хрусталя выковать? — неожиданно для самого себя спросил Доктор Тондресс.

— Когда-то мог, — глухо ответил Кузнец и вновь опустил взор к костру, будто теряя интерес и к гостю, и к его просьбе. — Тебе лучше уйти подобру-поздорову.

Доктор вздохнул и сокрушенно покачал головой. Не стоило напоминать Кузнецу о злых людях, решивших продавать его мастерство за большие деньги. Ох, как долго из-за собственной алчности и глупости люди не слышали хрустальных песен!

— Прости меня, я не хотел бередить старые раны, —повинился Доктор Тондресс. — Но, быть может, и я смогу помочь тебе?

— В твоих ли это силах, человек?

Вместо ответа Доктор поднял руку и мягко провёл ладонью по воздуху, приоткрывая для себя завесу памяти этого удивительного мастера. И увидел он, что некогда сердце Кузнеца пылало любовью к людям, но те залили его болотной водой предательства и разочарования. И с тех пор с каждым днём это пламя понемногу угасало, а сейчас и вовсе едва теплилось. И по мере того, как иссякал его внутренний огонь, иссякало и его мастерство: руки больше не могли держать молот и раздувать меха, а мысль — творить чудо. И потому он теперь сидит у этого костра, что внутреннего пламени у самого почти не осталось. А коли совсем угаснет огонь в сердце, то и Кузнец навеки обратится в камень.

Доктор Тондресс открыл свой саквояж, который он, конечно же, взял с собой, полистал книгу, полученную в дар от Дедушки Добра, и едва ли не подпрыгнул от радости, обнаружив рецепт эликсира, способный помочь сердцу Кузнеца пылать, как прежде.

Смешав в глиняном горшке почти все нужные ингредиенты, он поставил его прямо в середину костра — тот удивительным образом не обжёг Дока и не опалил одежду, а с небывалым рвением накинулся на глиняный горшок. Огонь проникал внутрь, напитывал собой снадобье, наполнял его своей мощью и живительной силой, а оно бурлило, разрасталось и стремилось на волю.

Горшок затрясся, задрожал, завертелся вокруг своей оси и лопнул, разлетаясь на крупные осколки, а эликсир, напоенный огнём, взвился к своду пещеры — яркий, радостный, разбрасывающий вокруг себя снопы искр, неугомонный и безудержный. Однако стоило только Доктору Тондрессу подставить руку, как волшебное снадобье послушно опустилось в его раскрытую ладонь.

— Возьми, Кузнец, — Доктор Тондресс с улыбкой вложил эликсир в руки мастера. — Выпей, и ты вернёшь то, что когда-то утратил.

Тот молча принял снадобье и залпом выпил жидкий огонь, вложив в этот глоток последние крупицы веры в доброе человеческое сердце. Несколько мгновений не происходило, казалось, ничего, но глаза мастера понемногу оживали — в них вновь загорались искорки света и тепла. Кузнец распрямился и потянулся — Доктору пришлось отскочить к дальней стене пещеры, чтобы не быть пришибленным могучей рукой, — поднялся и сделал глубокий вздох, будто бы впервые за долгие годы мог дышать полной грудью. Силы вновь текли по жилам мастера, как воды горной реки, — бурным, стихийным, сбивающим с ног потоком.

Не сказав ни слова, Кузнец одной рукой поднял тяжёлую наковальню, которая служила ему сиденьем, взял в другую руку молот и пошёл из пещеры прочь. От каждого его шага земля под ногами ходила ходуном, и Доктор Тондресс, схватив пегаса за уздечку, поспешил следом, опасаясь обрушения сводов пещеры.

Кузнец тем временем, оставив молот и наковальню прямо на земле, сволакивал на плато сухие деревья и разжигал огонь в невесть откуда взявшемся горне. Доктор же с почти детским восторгом заметил, что на Кузнеце появился прочный фартук из плотной кожи и такие же рукавицы, а морщины на лице, прежде глубокие, почти изгладились.

— Я могу чем-то помочь? — крикнул Доктор Тондресс.

— К мехам! — скомандовал мастер, и Док тут же бросился выполнять поручение, чувствуя в себе необычайный прилив радости и энергии. Однако меха, пригодные для Кузнеца, оказались совершенно неподъёмными для Доктора, и ему пришлось проявить смекалку: Док подавал знак, а Луч крыльями наполнял меха воздухом.

Пока огонь в горне разгорался, Кузнец внимательно осмотрел копыта Луча и взялся за каёлку^[14]. Несколько точных и сильных ударов, и из горы под ноги Кузнецу посыпались ровные брусочки руды — одинаковые по форме, но различные по цвету, всего около ста штук. Мастер перебирал эти брусочки, какие-то оставлял, какие-то откладывал в сторону и соединял меж собой. Вскоре у него осталось всего шестнадцать толстых брусков, в каждом из которых было пять слоёв: один слой блестел, словно золото, во втором Доктор угадал серебро, третий слой был прозрачен, но сверкал на солнце, словно россыпь бриллиантов, четвёртый напоминал своими прожилками благородный малахит, а вот пятый — изменчивый, текучий и подвижный — Док так и не смог распознать.

Пока Кузнец работал, Доктор Тондресс будто позабыл о времени — так заворожило его искусство этого мастера. Каждый из шестнадцати заготовок Кузнец калил в горне добела, затем вынимал клещами, клал на наковальню и ударял молотом, переворачивал и снова ударял — от этих ударов летели искры-молнии и содрогалось небо. Сгустились тучи и разразилась сильная гроза, но волшебный огонь в горне продолжал гореть. Постепенно каждый брусок принимал форму подковы, а когда она была полностью готова, Кузнец клещами опускал её в горный ручей, вода в котором бурлила и пенилась от раскалённого металла.

Гроза прекратилась с последним ударом молота, и вскоре перед мастером лежало восемь пар прекрасных, крепких, но удивительно лёгких подков. Когда же Кузнец, тщательно вычистив копыта Луча, примерил ему подковы, те оказались сделанными точно по размеру и, более того, не понадобилось ни одного гвоздя: подковы будто слились с копытами пегаса, стали с ними единым целым. Это было настоящим чудом, удивительным настолько, что Доктор, уж насколько был сведущ в чудесах, и тот на несколько мгновений лишился дара речи и позабыл дышать.

Доктор Тондресс призвал к себе остальных пегасов, и вскоре вся четвёрка обзавелась прекраснейшими подковами из самого необычного сплава: они нисколько не вредили копытам и защищали от всех напастей, которые только могли случиться в дороге.

— Серебро делает подкову почти невесомой, алмазы — прочной и почти неразрушимой, золото и малахит усиливают природную магию пегасов, — объяснил Кузнец, — а благодаря самородку живицы подкова может изменяться вместе с копытом.

— Я не знаю, как тебя благодарить, Кузнец! — восхищённо проговорил Доктор. — Пусть твой труд вовеки благословенен будет! — искренне пожелал он, и едва только сказал это, как слова отделились от его уст и осыпали мастера с головы до ног золотыми искрами.

«Добрым словом богат бывал», — Доктор Тондресс припомнил слова деда Сарра и понял, что все добрые слова, которые говорили Кузнецу простые люди, благодаря за работу, исполнялись, если сказаны были от чистого сердца.

— Быть может, однажды ты сотворишь для меня хрустальную песню, — с улыбкой сказал Доктор, когда пришла пора прощаться с Кузнецом.

— Как знать, Доктор Тондресс, как знать. Быть может, однажды, — ответил мастер и добавил: — Теперь ты знаешь, как меня найти, если вдруг пегасам понадобятся новые подковы.

— О, да! — кивнул Док и, вскочив верхом на спину Тона, копыто которого, конечно же, уже зажило благодаря чудесному снадобью, и вместе со всеми пегасами вернулся в деревню, чтобы забрать свой дилижанс и снова отправиться в путь…

Даня стояла у окна и смотрела в небо, где расцветали молнии, и ей совсем не было страшно. Патрик остановился позади неё и положил ладони ей на плечи, ощущая, как последние крупицы страха перед стихией покидают девушку.

— Когда слышишь раскаты грома, когда видишь молнии, пересекающие небо, знай, что это Кузнец вновь принялся за работу. И вполне может быть, что сейчас он куёт для кого-то хрустальную песню, — так завершил Патрик свой рассказ.

В оконном отражении Даня видела, что он тоже смотрит на небо и улыбается. Она повернулась к Помощнику и благодарно обняла.

— Спасибо! Мне кажется, я больше никогда не буду бояться грозы.

— А как иначе? «Приют» способен избавить от многих страхов, — откликнулся Патрик.

— Теперь пойду спать, а то завтра весь день буду клевать носом. Спокойной ночи! — пожелала ему Даня.

— Спокойной ночи, — улыбнулся Патрик, ничуть не сомневаясь в своих словах: даже через короткое объятие он успел передать Дане немного умиротворения и послать добрые сны на оставшуюся ночь. Если Элен была лучшей ученицей Доктора Тондресса в снотворчестве и целительных эликсирах, то Патрик — в чародействующих объятиях и основах обнимагии.

Даня вернулась в палату, а Помощник снова сел за оставленную книгу, но больше почему-то не читалось. Он думал об удивительном Кузнеце, о золотых мечтах и хрустальных песнях, и о девушке Дане, которой он, Патрик, хоть немного, но смог помочь.

Вечер девятнадцатый. Сказка о Печеньке и соловьиной песне

Доктор Тондресс уверенно шёл на поправку и всё чаще возвращался к работе в кабинете. Порой кто-то из Помощников, переживая за учителя, уговаривал его лежать и отдыхать побольше, а Док отвечал, что в этом случае ему ничего не остаётся, как пустить корни и стать недвижимым деревом, навеки приросшим к кровати. И только после этих слов его оставляли в покое — правда, ненадолго.

В то утро Док, приплясывая и мурлыча под нос весёлую песенку, распахнул все окна, впуская в кабинет не по-зимнему яркие солнечные лучи, и с наслаждением вдохнул запах имбирного печенья — ветер сегодня дул с севера и дразнил приближающейся зимой и ожиданием новогодних чудес.

«Жюли, зайди ко мне», — позвал он мысленно, и через пару минут Помощница заглянула в кабинет.

— Доброе утро, учитель! Звали?

— Да! — он быстро обернулся и радостно хлопнул в ладоши. — У меня есть для тебя одно важное дело.

— Какое? — у Малышки Жю загорелись глаза в предвкушении.

— Только что я был в архиве — пытался найти одну историю пятилетней давности — прелюбопытнейший случай, скажу я тебе! Он бы очень помог в исцелении одной из наших подопечных. И что я обнаружил? Полнейшую неразбериху! Папки и карточки перепутаны, некоторые ящики пусты, листы историй затёрты или порваны! Архив пережил нашествие мартышек? В общем, я прошу тебя немного позаниматься бумагомаранием, можешь взять себе в помощь Гару или Люка.

— Но Док!.. — Помощнице меньше всего хотелось заниматься рутинной работой.

— Не спорь, девочка моя, не спорь! — обезоруживающе улыбнулся Док и щелчком пальцев перенёс её прямиком в архив.

— Ну, Доктор! Знаете ли! — ворчала Жю, оглядывая фронт работ: — Кошмар! Я тут состарюсь!

Жюли села за широкий стол и двинула к себе первый попавшийся ящик с документами, и в этот момент послышался скрип открывающейся двери. В архив, радостно переговариваясь, ввалились Пат, Люк и Гару.

— Привет, Малышка! — хором сказали они, увидев подругу за кипой старых бумаг. — Нас Док к тебе на помощь послал!

— Ого-го! Да тут завал полнейший! — обвёл взглядом архив Гару.

— За работу, друзья мои! Раньше сядем — раньше выйдем! — Люк, насвистывая простенькую песенку, придвинул к себе кучу бумаг.

Вчетвером удалось привести весь архив в порядок уже к ужину. У бедняжки Жю ещё долго рябило в глазах от бесчисленных документов, испещрённых мелким витиеватым почерком Дока или прыгающими загогулинами Зама. Стоило только прикрыть веки, как тут же появлялся весёлый хоровод из жёлтых разлинованных листочков. Жюли трясла головой, и на смену бумажному хороводу приходили танцы болезней в самых причудливых сочетаниях: Грустения кружилась с Унынингитом в минорном вальсе, Радостенедостаточность с Хронической Тоскохардией, а Запущенная Счастьефобия залихватски танцевала канкан вместе с Неулыбчивостью, Печалефренией и Острым Меланхолитом.

«Сколько же подопечных было у Дока за эти годы! — думала Жю: друзья взялись было пересчитать все карточки бывших подопечных, но сбились к третьей тысяче. — Ой, я же чуть про девочек не забыла!»

— Жю! А мы тебя уже заждались! — воскликнула Дракоша и побежала обниматься.

— Я была немного занята, — мягко улыбнулась Помощница. — Но теперь готова рассказать новую сказку.

— Про Печеньку! — хором попросили девочки, а сама Печенька ойкнула и сползла под одеяло.

— Предупреждаю, буду очень смущаться и краснеть! — заявила она, а Жюли начала рассказывать.

Родители нашей Печеньки были видными учёными-химиками и вместе работали в одном крупном университете. Они любили пропадать в своей лаборатории, проводить опыты и исследования и химичить сутки напролёт.

Любили они и свою дочку и мечтали, что она пойдёт по их стопам: после школы поступит в университет, получит диплом и докторскую степень и посвятит жизнь науке. С раннего детства Печенька ходила в научные кружки, писала работы и делала проекты на конкурсы юных учёных. Стены в её комнате украшали дипломы и грамоты, а книжные полки ломились от научных журналов и книг.

Учителя в школе пророчили Печеньке блестящее будущее, и родители не могли нарадоваться на дочку, но никто и подумать не мог, что совсем не об этом мечтала сама девочка. Она делала уроки — и слушала музыку, ставила последнюю точку в новом проекте — и напевала под нос песенку, решала задачи на олимпиаде — а думала о том, как здорово у мальчишки из параллельного класса получается играть на гитаре.

Печенька хотела петь. Конечно, ей нравились и научные кружки, она с удовольствием бралась за новые школьные исследования. Но мечта о сцене занимала её мысли с тех самых пор, как однажды на уроке музыки учитель похвалил её и сказал, что у неё очень красивый голос и хороший музыкальный слух. И добавил, что если поливать такой талант водой трудолюбия и удобрять упорством и стремлением к совершенству, то однажды он расцветёт прекрасным цветком и будет радовать людей.

Тем же вечером Печенька рассказала об этом маме и папе. Она так гордилась собой в ту минуту! Взахлёб говорила, как было здорово петь перед всем классом и слышать, как её собственный голос — такой простой и привычный — вдруг звучит, словно колокольчик, и летит куда-то вверх, сливаясь с музыкой. Она говорила, как одноклассники слушали раскрыв рты, а потом долго хлопали в ладоши, и как сам учитель похвалил её.

Девочка надеялась, что родители поддержат её желание заниматься музыкой, как поддерживали интерес к науке, и отправят учиться в музыкальную школу, однако этого не произошло.

Выслушав восторженные слова дочки, папа пренебрежительно махнул рукой, а мама пожала плечами.

— Петь на сцене — только время зря терять! — сказала она, проглаживая утюгом лабораторный халат. При взгляде на него у Печеньки слезились глаза, словно она смотрела на снег ясным морозным утром. — Зачем тебе это?

— Почему бы и нет? — растерялась Печенька: прежде родители никогда не реагировали так категорично. — Учитель сказал, у меня хороший голос. Почему бы не попробовать? Вдруг я смогу стать певицей или музыкантом?

— Певички только и делают, что под фонограмму рот открывают. А ты должна выбрать серьёзную профессию, когда закончишь школу, — мама грохнула утюгом о подставку и встряхнула халат. — Хорошая профессия позволит тебе стать уважаемым человеком, полезным обществу. И уже сейчас нужно усердно заниматься, быть внимательной и не отвлекаться на воздушные замки только потому, что тебе кто-то так сказал.

— Выбрось-ка из головы эту глупость, дочка, — добавил папа. — Тем более, тебе скоро сдавать проект по неорганической химии. Он уже готов?

Печенька покачала головой и побрела в свою комнату, стирая катящиеся градом слёзы. Они даже не захотели её выслушать! Что плохого в том, что она хочет петь? Разве она виновата, что природа наделила её таким талантом?

В тот вечер Печенька долго не могла успокоиться, но всё же сумела взять себя в руки. Она всегда была упрямой и добивалась своего: не получался какой-то опыт по химии или физике — начинала с самого начала и повторяла до тех пор, пока не получала идеальный результат; вычисления не сходились — стирала все записи и решала задачку заново. Что ж, раз родители так хотят, она продолжит ходить на олимпиады и отправлять свои проекты на научные конкурсы, но и учиться петь она тоже будет: не в музыкальной школе, так в школьном хоре и на уроках музыки. Пусть первое время придётся бегать в этот кружок тайком, но потом, чуть позже, она всё расскажет, и папе с мамой должны будут принять это.

Так Печенька и поступила. Она успевала и учиться, и посещать кружки, и бывать в лаборатории родителей, наблюдая, как настоящие учёные проводят серьёзные эксперименты, и петь в школьном хоре. Именно здесь, в хоре, следуя за музыкой и слушая наставления учителя, она отдыхала душой и чувствовала себя по-настоящему счастливой. И с каждым новым занятием, с каждой репетицией, с каждой покорённой нотой влюблялась в музыку всё сильнее — до восторженного блеска глаз, до счастливой улыбки и мурашек от макушки и до пяток.

Так продолжалось больше года. Однажды Печенька вернулась домой из школы и робко сообщила родителям:

— Завтра в школе праздничный концерт, девочка-солистка заболела, и меня попросили спеть вместо неё. Будет здорово, если вы придёте послушать…

Печенька очень боялась, что они будут сердиться, как в прошлый раз, и от страха у неё дрожали колени.

— Конечно, дорогая, — папа увлечённо перелистывал страницы нового журнала по химии.

— Как скажешь, милая, — откликнулась мама, не поднимая головы от научных трудов.

Обрадованная Печенька поцеловала родителей и убежала к себе, прыгая до потолка. Она немного слукавила: этот концерт был не праздничным. В школе проводили настоящий музыкальный конкурс с настоящим жюри, и девочка надеялась, что родители услышат, как она поёт ведущую партию, увидят оценки маститых певцов и музыкантов, судящих конкурсантов, и поверят в её талант.

Следующим вечером, стоя в кулисах актового зала, Печенька не находила себе места и то и дело выглядывала в зал, надеясь увидеть среди зрителей маму и папу. Зал наполнялся людьми, но своих родных Печенька так и не увидела. «Ничего, — подумала она, — они наверняка заняли места на последних рядах, мне попросту не видно их издалека».

Когда же она шла вместе со всем школьным хором на сцену, сердце едва не выскакивало из груди, а ноги не хотели слушаться и норовили унести куда подальше. Нет, она не боялась выступать ни перед зрителями, ни перед жюри — она боялась, что родители вновь не поймут её.

Зазвучала музыка. Печенька обвела взглядом зал, и сердце ухнуло в пятки: родителей не было ни на первом, ни на последнем ряду, ни в середине зала. Как же так? Они ведь обещали! Не веря своим глазам, она снова и снова всматривалась в зрителей и с большим трудом сдерживала подступающие слёзы. Печенька забыла и про музыку, и про хор, и про дирижёра-учителя, и про свою ведущую партию; она смотрела лишь на входную дверь: вот-вот она непременно отворится, и мама с папой появятся на пороге!

Лишь когда легонько толкнули в спину, она очнулась: музыка уже не звучала, и зал, и жюри, и учитель в полной тишине смотрели на неё. Печенька кивнула учителю и запела, но думала вовсе не о песне: «Они забыли! Нет-нет, они не нарочно…» В горле противно саднило, и голос — ещё вчера лёгкий и звонкий, похожий на весенний ветерок, — сегодня казался визгливым, словно у старой телеги позабыли смазать колёса.

Всё время, пока выступали другие участники, пока жюри выставляло оценки, Печенька смотрела в зал, но надежда увидеть родных таяла с каждой минутой. «Наверное, они так были увлечены чтением вчера, что не поняли меня. Поэтому и не пришли. Да, так оно и есть…» — девочка пыталась убедить себя, но сама в это не верила.

— Стой! Ты куда? А приз получать? — окликнул её кто-то, когда в зале грянули аплодисменты, приветствуя победителей и призёров, но Печенька даже не обернулась.

Она схватила пальто, шапку, сумку с учебниками, толкнула дверь и выскочила из школы прямо под ледяной дождь. Девочка не чувствовала промокших ног и озябших пальцев и дрожала не столько от холода, сколько от раздирающей душу обиды. Сердечко плакало горше, чем хмурое ноябрьское небо: «Почему они никогда меня не слушают? Неужели какие-то журналы и книги для них важнее, чем я?»

К вечеру, когда совсем стемнело и дождь усилился, Печенька вернулась домой: ноги сами принесли её к родной двери. Ключ дрожал в задубевших пальцах и шкрябал по замочной скважине, но никак не попадал в пазы. Наконец замок щёлкнул, дверь поддалась, и Печеньку окутал запах какао и любимого вишнёвого пирога.

Только оказавшись в тепле, она почувствовала, как сильно замёрзла и устала: веки налились тяжестью, пальцы разжались, и школьная сумка глухо ударилась о паркет. Звякнули ключи. Медленно, словно ноги сковали пудовые гири, она добрела до кухни: хотела поговорить с родителями, спросить, почему они не пришли на концерт, но не смогла даже взглянуть на них.

— Где ты была так долго? Что это за внешний вид? — строго спросила мама, снимая с плиты пыхтящий чайник, а папа посмотрел на дочку поверх газеты. — Вода ручьями льёт!

Печенька с трудом подняла голову и попыталась ответить, но сильная боль полоснула по горлу, и девочка не смогла выдавить ни звука. Боль становилась всё сильнее и сильнее, горло будто обжигало раскалённым добела железом.

— Да что с тобой, дочка? — не на шутку встревожилась мама.

Она подошла ближе, прикоснулась губами к её лбу, проверяя температуру.

— Конце-е-ерт, — едва слышно прохрипела Печенька и рухнула на пол без чувств, перепугав и маму, и папу.

Больше недели она провела в постели с сильной простудой. Высокая температура то держалась несколько дней кряду, то спадала, то возвращалась вновь, а горло, как казалось самой Печеньке, разрывалось на части, доводя её до слёз. Несколько раз приходил врач: выписал таблетки, микстуры и порошки, которые вскоре помогли избавиться и от температуры, и от боли в горле.

Вот только голос так и не вернулся. Говорить Печенька могла только шёпотом, и окружающим приходилось прислушиваться, чтобы понять её. Врачи же осматривали горло и язык, слушали, как она дышит, велели следить глазами за движением карандаша и даже стучали молоточком по колену, а после все как один разводили руками.

— Да вы просто шарлатан! — возмущалась мама и вела дочку к другому врачу, но и тот не говорил ничего нового. Простуда отступила, девочка совершенно здорова, но пропавший голос и не думал возвращаться.

Конечно она спросила родителей, почему они не пришли на концерт, но те лишь недоуменно переглянулись: они действительно были так увлечены чтением в тот вечер, что пропустили слова дочки мимо ушей.

— Значит, ты так и не оставила свою затею с пением? — нахмурился тогда папа. — И всё это время обманывала нас с мамой? Значит, как только ты окончательно поправишься, мы будем пристальней следить, куда ты ходишь после школы и чем занимаешься!

Печенька возмутилась и хотела возразить, но папа и слушать не стал — опять рукой махнул.

Однажды мама заглянула к ней в комнату:

— Скоро к тебе придёт новый врач, мне его посоветовала коллега.

Печенька на секунду оторвалась от книжки и безразлично кивнула. Очередной врач, очередной осмотр, очередное недоумение и разочарование, очередной вечер в слезах — она уже и считать перестала, сколько их было. Девочка захлопнула книгу и сердито засопела. То-то мама с папой, наверное, довольны: теперь-то им не придётся слушать о дурацких мечтах стать певицей!

Из коридора послышался шум: щёлкнул замок, скрипнула входная дверь, раздались голоса.

— Вы, простите, кто такой? — спросила мама пронзительно-тонким голосом — таким она обычно ругалась на папу за оставленную чашку в раковине, а та трескалась, не выдерживая высоких нот.

— Меня зовут Доктор Тондресс, — ответил ей незнакомый голос, а Печеньке почудилось, будто кто-то набросил плед на плечи или растопил камин, — так стало тепло и уютно.

— Какой ещё Тондресс? — вступил папа. — Дорогая, разве твоя коллега называла это имя?

— Не волнуйтесь, дорогие родители, — Печенька не видела, но могла поклясться, что незнакомый доктор улыбнулся, — тот врач не смог приехать — очень занят в больнице — и попросил меня.

— Н-да? — хмыкнула мама. — Ну ладно. Но знайте: мы обязательно выясним это!

Не прошло и минуты, как Доктор Тондресс вошёл в комнату Печеньки. Родители остановились в дверях, недовольно хмурясь: готовились и его записать в шарлатаны. А вот Печеньке он понравился сразу: Доктор Тондресс, в отличие от всех прошлых докторов, напомнил волшебника. Девочка и сама не знала, почему, но вера в удивительное и светлое чудо поселилась в её сердце, едва она услышала голос Доктора.

— Доброго дня, юная леди, — он поставил возле кровати саквояж и весело улыбнулся Печеньке; а та шёпотом поздоровалась. — Как только я узнал, что на вас напала страшная болезнь тишинка, то сразу же поспешил на помощь!

Печенька беззвучно рассмеялась, но, потерев горло ладонью, печально вздохнула. Какие уж тут шутки…

Доктор Тондресс тем временем внимательно посмотрел на девочку, и ей показалось, будто её просветили насквозь и изучили вдоль и поперёк.

— Что ж, мне всё ясно, — кивнул он.

Док извлёк из саквояжа несколько пузырьков и мешочков, попросил стакан воды и размешал в воде какие-то порошки и микстуры, а после достал вещицу, хорошо знакомую Печеньке, — на его ладони лежал небольшой скрипичный ключ. Доктор Тондресс отвинтил нижнюю часть ключа, и девочке послышалось пение птиц; а когда из ключа одна за другой вылетели ноты и устремились в стакан, Печенька и вовсе раскрыла рот. Однако ни мама, ни папа не слышали удивительной песни и не видели летящих звуков — они по-прежнему хмуро наблюдали за Доктором.

— Что ж, мой эликсир готов, — Док повернулся к родителям, — вот только он не подействует. Если вы не прислушиваетесь к своему ребёнку, зачем ей голос?

— Что-о-о? — мамины глаза округлились. — Это как понимать?

— Вы обвиняете нас в её болезни?! — Печенька впервые слышала, чтобы папа так повышал голос.

— Ну что вы, — Доктор Тондресс мягко улыбнулся. — Я вас не обвиняю. Безусловно, вы желаете своей дочке лучшей судьбы, знаете, что будет для неё благом и стараетесь уберечь от всех ошибок. Так, как этого желают все хорошие родители. Но разве можно махать рукой, когда ребёнок пытается достучаться до вас?

— Во-первых, вас это не касается! — нахмурилась мама. — А во-вторых, мы её выслушали и объяснили, что она не права. Серьёзные люди не занимаются всякими глупостями!

— М-да? — удивился Доктор Тондресс. — Я вот Доктор, но петь очень люблю! Да и вы в свои школьные годы пели и неплохо играли на гитаре.

Печенька с удивлением смотрела на маму: она тоже когда-то выступала на сцене? Мама никогда не рассказывала об этом!

— Не представляю, откуда вы узнали об этом, — пробормотала мама: слова Доктора сбили её с толку. — Да, мы часто выступали на школьных вечерах, но это в прошлом.

— «Брось свою музыку, она до добра не доведёт! Займись полезным делом, довольно этого фиглярства!» — неожиданно громыхнул Доктор, а Печенька подпрыгнула на кровати: это был голос дедушки! Её дедушки!

Мама коротко вскрикнула и отвернулась, пряча лицо на плече папы, но быстро взяла себя в руки.

— Не знаю, как вы это сделали, — проговорила она и по-детски шмыгнула носом. — Я вот такая же была, — мама кивнула головой в сторону Печеньки, — глупыш-несмышлёныш. Тоже думала: буду петь на сцене и давать концерты по всей стране. Родители потом… переубедили. Сейчас-то вижу, что правы они были, и своей дочери эту правоту передать хочу. Бросит сейчас науку, начнёт время на песни и пляски тратить, а лет через десять — локти кусать и говорить: «Почему, мамочка, не отговорила меня?»

— Правота-то, она, конечно, на все времена одна, — Доктор Тондресс посмотрел на Печеньку, на её маму и папу, нахмурился и строго сказал: — Ну-ка, дорогие родители, пойдёмте-ка в другую комнату. Нам нужно очень серьёзно поговорить!

К удивлению Печеньки, родители и не подумали возразить или возмутиться его строгому голосу — напротив, послушно, точно первоклашки, разбившие окно в кабинете директора, вышли из комнаты следом за Доктором и прикрыли за собой дверь.

Девочка от волнения не сразу попала в тапочку, неуклюже запрыгала по комнате на одной ножке и замерла возле двери, прильнув к щёлке, — очень уж любопытно, о чём говорят взрослые. Она успела услышать только «А ребёнком-то ей когда быть?!», сказанное всё тем же строгим голосом Доктора Тондресса, как дверь захлопнулась, едва не прищемив Печенькин нос — та едва успела отскочить в сторону.

Девочка подёргала дверную ручку, и та услужливо повернулась, однако дверь так и не открылась — как девочка ни старалась и с какой силой ни тянула, упираясь пятками в дверной косяк.

— Подумаешь! — ворчливо прошептала она, окончательно запыхавшись. — Не очень-то и хотелось!

На глаза попался стакан со снадобьем — Доктор оставил его на столе, прежде чем выйти. Внутренний голос подсказывал Печеньке, что лучше ничего не трогать — этот Доктор Тондресс не так прост! — и всё же любопытство взяло верх. Но стоило ей только склониться над стаканом и принюхаться, как переливающийся перламутром эликсир пшикнул прямо в нос, словно банка с газировкой. Печенька чихнула.

— Будь здорова, — услышала она голос Доктора и ойкнула.

— Простите, — просипела девочка, краснея до ушей, а мама, переглянувшись с отцом, быстро подошла к дочке и крепко обняла.

— Это ты нас прости, — прошептала она, целуя дочь в макушку. — Нам нужно было ещё год назад сесть всем вместе и поговорить. Мы были так слепы, так глухи!.. Этого больше не повторится, обещаю!

Печенька не верила ушам, однако тёплые мамины объятия, виноватый вид папы и посмеивающийся в кулак Доктор Тондресс убедили, что это не сон. Она хотела было спросить, что же такого сказал Доктор маме и папе, что они так быстро изменили мнение, но услышала невесть откуда взявшуюся музыку и обернулась. Соловьиная песня — та самая, которую Доктор Тондресс размешал в эликсире, — вновь наполнила комнату, закружилась под потолком, отражаясь в зеркальной люстре.

— Что? Что это? — вертели головой удивлённые родители — теперь-то они слышали волшебную музыку Доктора: тот улыбался, словно довольный кот, а потом хлопнул в ладоши, и соловьиные трели послушно вернулись в эликсир.

— Теперь выпей это, — сказал Док, передавая стакан Печеньке.

Она на всякий случай закрыла нос, выпила волшебное снадобье и облизнулась: эликсир напоминал мамин вишнёвый пирог.

— Ма-а-ам! — громко позвала девочка и навострила уши: за время болезни она так привыкла шептать, что совсем забыла, как звучит её собственный голос, — неужели он и впрямь такой звонкий? — Спасибо, спасибо, Доктор Тондресс!

Радость переполняла: хотелось смеяться и танцевать, хотелось раскинуть руки и влететь до небес, хотелось петь — так громко, чтобы весь мир услышал, что у неё есть голос!

Она закружилась по комнате лёгким пёрышком и запела свою любимую песню — но тут же схватилась за горло и в паническом ужасе уставилась на Доктора: да, она вновь могла говорить — но не петь! Голос не повиновался: то взвивался вверх, то обрушивался вниз, то взвизгивал и скрипел, как заржавевшие ворота, то рычал так, что любой медведь сбежал бы со страху.

— Это из-за вашего лекарства, Доктор? — ошарашенно спросил папа.

— Конечно, нет! — возмутился Доктор Тондресс. Он спешно подошёл к Печеньке, коснулся ладонью её лба и нахмурился — морщинки на его лбу стукнулись друг о друга.

Печенька испуганно смотрела на Доктора снизу вверх и ждала его слов. Секунды тянулись, как остывающая карамель, и слипались в минуты, а Док всё молчал.

— Ваша дочка должна отправиться со мной, — сказал он наконец, и мама нервно хрустнула пальцами. — Некоторое время она побудет в моём «Приюте», где мы с Помощниками сможем её исцелить. Если этого не сделать, она может вновь лишиться голоса. — Док печально вздохнул и добавил: — Уже навсегда.

Печенька заревела, а мама с папой и думать не стали — отпустили её с Доктором, но взяли честное слово, что она будет писать и звонить им каждый день.

— Печенька обняла маму и папу напоследок, и Доктор Тондресс перенёс её в «Приют», — Жюли закончила сказку и поднялась. — Ну что ж, теперь пора ложиться спать!

— Жю, погоди! — окликнула Даня, и та остановилась. — Скажи, пожалуйста, Доктор Тондресс вернул Печеньке голос с помощью скрипичного ключа, да?

— Нет. Скрипичный ключ — только сосуд, куда мы собираем соловьиную песню. А вот она как раз и вернула Печеньке её собственный голос.

— Не очень представляю, как можно поймать голос, — сокрушённо вздохнула Сова. — Как на кассету или диск? Как запись? А как тогда эту запись можно размешать в эликсире?

— Это совсем не запись, — улыбнулась Жюли. — Мы… как бы это сказать… ловим голоса птиц. Магия ключа собирает звуки и делает их видимыми и осязаемыми. Вот как мы ловим солнечных зайчиков, например.

— А можно посмотреть как-нибудь? — глаза Кло азартно загорелись.

— Почему бы и нет, — пожала плечами Жюли. — Давайте выйдем в сад, Патрик как раз сегодня собирался ловить соловьиную песню. Только оденьтесь потеплее!

— Ура!

Через пару минут их небольшая компания вышла в сад. Высоко в небе сверкали звёзды-жемчужины, а вот месяца не было видно — лишь краешек кокетливо выглядывал из-за тучи. Жюли улыбнулась: да, в такую ночь соловьиная песня особенно хороша!

Патрик, конечно, удивился, когда увидел Жюли и девочек, но возражать не стал. И зрители, закутанные по самые носы в пледы, устроились на скамейках; вертели головами по сторонам, но ни одного соловья не заметили. Тем временем Патрик снял с шеи скрипичный ключ, спрятанный под свитер.

— Только не шумите, ладно? — предупредил он.

Девочки послушно умолкли. Вскоре послышался шелест крыльев, а следом по саду разлилось чудесное пение. Голос одного соловья подхватили еще несколько — кто бы мог подумать, что так прекрасно могут петь невзрачные на вид серые птички?

Краем глаза Печенька заметила, как Патрик дважды повернул ключ вокруг оси, и вдруг трели, прежде только слышимые, стали видны глазу: светящиеся нотки порхали над садом, огибая деревья и людей, звуки кружились в сияющем водовороте, сливались в единую гармонию.

Чем дольше соловьи пели, тем ярче становилось сияние. Несколько нот подлетели совсем близко к Печеньке и опустились на её протянутую ладонь. Легкие, едва ощутимые звуки лежали смирно, но она слышала их тонкий серебряный звон. Песня не заканчивалась и походила на жидкое серебро: его можно было потрогать, пропустить меж пальцев, наполнить ладони… Девочка подняла взгляд и увидела, что и подруги, и Жюли, и Патрик, и весь сад окутаны этим жидким светом.

Печенька тихонько подпевала и смахивала слезинки: понемногу к её голосу возвращалась утраченная чистота и сила — вскоре она снова сможет выйти на сцену, и уж тогда мама с папой обязательно услышат, как она поёт!

Легко дунув, она отправила пригоршню звуков в полёт, и они соединились в общую гармонию: она скручивалась в большую спираль из тысяч искорок, концом уходящую в ключ на ладони Патрика.

Патрик собрал гармонию до последней капли и закрыл ключ, а соловьи снялись с веток.

— Как это было чудесно! — к Помощнику подбежала Дракоша и, подпрыгнув, обняла и поцеловала Пата в щёку.

— Волшебно! — подхватила Сова.

— Прекрасно!

— Сказочно!

Довольный Патрик широко улыбался.

— Ну всё, теперь пора в «Приют» — и спать! — скомандовала Жюли и повела маленький отряд обратно. Этой ночью девочкам непременно будет сниться волшебная соловьиная песня!

Вечер двадцатый. Колыбельная для Дани^[15]

Этим вечером Жюли вошла в кабинет Доктора с подносом в руках.

— Ничего себе! Не иначе, меня собираются подкупить и умаслить! — воскликнул Доктор Тондресс, как только увидел на подносе, помимо тарелки супа и свежих овощей, стакан тёплого молока и целую стопку блинчиков с мёдом и свежими ягодами — их Док просто обожал.

— Может, я просто хотела вас порадовать? — Жю, конечно, слишком хорошо знала учителя и не надеялась протянуть интригу, но Док, по её мнению, мог бы хотя бы притвориться удивлённым.

Вместо ответа он только вскинул бровь, и Жюли, вздохнув, поставила поднос на стол.

— Как у вас получилось так быстро меня раскусить? Я всего лишь хотела спросить разрешения сводить девочек к озеру.

— Смею предположить, что за такой ужин расплатой будет не одна прогулка, не правда ли, дорогая Жю? — хитро прищурился Док.

— Я подумала… — Жюли собралась с мыслями и затарахтела: — Сейчас же самый сезон карамели! Вы же знаете, что она застывает на северном берегу, и всего на один час, прямо перед рассветом! Вот бы переночевать на восточном берегу — там ведь тепло даже ночью, — а рано утром дойти до карамельных берегов… И разве девочкам повредит такой поход? Док, пожалуйста! Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста!

— Всё-всё! — Доктор Тондресс замахал на Жю руками. — Сдаюсь! Даю добро!

Жюли радостно взвизгнула и расцеловала учителя в обе щёки, а Док добавил:

— Если будет хорошая погода и девочки будут хорошо себя чувствовать. И пусть кто-нибудь из ребят пойдёт с вами — Пат и Гару, например.

— Спасибо, спасибо, Док! — Жю выпорхнула из комнаты, а Док, проигнорировав суп, принялся сразу за блинчики.

Довольная своей задумкой Жюли тем временем уже входила в палату, думая, как девочки обрадуются, узнав о путешествии к озеру.

— Урррааа! — запищали те, увидев Жюли. — Сказка!

— Точно, — она кивнула и улыбнулась: — У нас осталась только Даня?

Прошла почти неделя с тех пор, как Доктор перенёс в больницу Кло, и мы думали, что она станет последней.

В тот вечер мы собрались в кабинете Доктора — он учил нас магическому вокалу — и расселись на диване и креслах. Учитель стремительно влетел в кабинет и, сдвинув в одну кучу все бумаги, посадил на стол пушистого котёнка — того самого, что привезла с собой Сова, с белым пятном на пепельном боку и белыми «носочками» на передних лапках; он не обратил на нас никакого внимания и начал прилизывать взъерошенную шерстку.

— Мефистофель поможет сегодня в нашем занятии, — Доктор почесал котёнка за ушком, и тот довольно прищурил глаза и вытянул шейку.

— Он будет учить нас петь? — усмехнувшись, Гару пару раз мяукнул и заурчал.

Мы засмеялись, а Доктор сурово нахмурился, постучав указкой по столу — он не выносил, когда кто-то из нас халатно относился к обучению. «Безалаберность в учёбе может привести к катастрофическим последствиям в работе», — любил повторять нам Док.

— Продолжишь ехидничать, самого превращу в котёнка, будешь на этом столе вместо Тофика сидеть, — пригрозил Доктор.

— Лучше в слонёнка, — пошутила Элен, щёлкнув друга по уху.

Мы снова рассмеялись, и даже Док не смог удержаться от добродушной улыбки, но потом посерьёзнел.

— Так, друзья мои, давайте начнём занятие. То, чему я хочу вас сегодня научить, пригодится вам в будущем. Однажды вы займёте мое место и передадите эти знания следующему поколению — вашим Помощникам. Магический вокал — очень сильная вещь, которая может заставить человека испытать всю гамму чувств от всепоглощающей тоски до захлестывающего счастья, близкого к эйфории. И то, и другое состояние очень опасно, поэтому вы никогда не должны применять это умение во вред ни человеку, ни зверю, ни какому иному существу, ни при каких обстоятельствах, никогда и ни в каком из миров, ныне известных или открытых в будущем! Магическое воздействие должно идти только во благо, только с целью врачевания! Запомнили?

Мы дружно закивали.

— Ну, кто из вас попробует? — спросил Доктор. — Гару, может быть, ты? — учитель заметил, что тот отвлёкся и разглядывал что-то за окном.

Услышав своё имя, Гару стушевался, как нерадивый ученик, и его уши стали пунцовыми.

— Давай, попробуй! — подбодрил его Док. — Подари этому котёнку немного радости, пусть он повеселится и захочет поиграть. Спой что-нибудь, используя магический вокал.

Гару заёрзал на месте и смущённо потёр переносицу; уши — индикатор его настроения — мерцали, как два семафора. Он поднялся со своего места и приблизился к столу, где всё ещё сидел навостривший ушки котёнок.

— Кхем… Хм… — Помощник нерешительно топтался на месте и потёр кончик носа указательным пальцем.

— Давай же, действуй! — хитро улыбнулся Док. — Представь, что ты хочешь передать этому котёнку, подкрепи свои слова магией и — пой.

Гару глубоко вздохнул, набирая воздуха в легкие, а потом вдруг выдал густым басом песенку, которая только что пришла ему на ум:

— Серый котик — хвост трубой, песню, котик, ты мне спой! Я за песенку твою молочка тебе налью!

Результат превзошел все ожидания: стены затряслись, с потолка посыпалась штукатурка, котёнок испуганно выгнул спину и вздыбил шерсть, заверещал громче пожарной сирены и удрал поближе к Доку, пытаясь спрятаться под его ладонью.

Гару виновато понурил голову, а Доктор Тондресс смахнул пыль со своего сюртука. В дверь постучали — в кабинет вошёл Патрик и извинился за опоздание.

— Вы чего тут над животными издеваетесь? — воскликнул Помощник, увидев на столе котёнка. — Ему же страшно! — Патрик взял пушистый комочек на руки и погладил Мефистофеля по шейке — тот замурлыкал, довольно прищурившись.

Доктор молчал, будто прислушиваясь к чему-то.

— Что случилось, Док? — Брюно первым заподозрил неладное. — Неужто новая подопечная?

— Да, друзья мои, — Доктор кивнул. — Патрик, оставь котёнка, ты летишь со мной! — голос Дока приобрел властные нотки — когда он так говорил, ослушаться не смел никто.

Патрик кивнул и передал Мефистофеля мне, а сам вместе с Доктором выбежал на улицу, где их уже ждали призванные Доком пегасы.

* * *

Ночную аллею небольшого уютного парка освещали фонари. Захлопали крылья, пушистый, невесомый снег взметнулся из-под лошадиных копыт, закружился в жёлтом свете и мягко опустился на землю. Доктор и Патрик спешились.

— Смотри, — Док указал Помощнику на лавочку, стоящую неподалеку. — Кого ты видишь?

— Девушку, — Пат пожал плечами, вгляделся в заснеженную фигурку и уточнил: — Очень замёрзшую девушку. А вы кого-то другого?

— Я вижу отчаяние.

— Мы прилетели сюда из-за неё, да? — догадался Патрик.

— Да, — кивнул Док. — И очень вовремя. Чувство одиночества почти поглотило её.

— У неё нет семьи?

— О, нет, что ты. У неё есть и родные, и друзья.

— Но вы же сказали… — Пат потёр переносицу, пытаясь разобраться в словах учителя.

— Пропасть лежит между одиночеством и чувством одиночества, друг мой. Иногда человек совершенно один в мире: нет ни родных, ни близких, ни друзей — никого, кому можно доверять, к кому можно обратиться за помощью. Это печально, но так бывает. К одиночеству человек привыкает, как привыкает к новой обуви, к новым занавескам в комнате, к нелюбимой работе — ко всему в своей жизни.

Совсем иначе дела обстоят, если у человека есть и близкие, есть и хорошие друзья,есть и помощь, и поддержка, но человек все равно чувствует себя одиноким. К чувству одиночества привыкнуть невозможно, с ним невозможно смириться. Если вовремя не помочь, не изъять из сердца его пагубные семена, оно разрушит, разъест душу, как ржавчина разъедает железо, очернит мысли и низвергнет человека в самую тьму.

— И это происходит с ней? — Патрик кивнул в сторону девушки.

— О, да, абсолютно, — кивнул Доктор Тондресс. — Она встала на край пропасти, и всего один шаг отделяет её от падения. И сейчас она близка к тому, чтобы сделать этот шаг.

— Вы знаете, из-за чего? — быстро спросил Помощник.

Доктор внимательно посмотрел на девушку: она всё так же сидела на лавочке и, казалось, даже ни разу не пошевелилась; на её плечи и на вязаную шапку уже насыпало прилично снега.

— Сложно разобраться, всё перепутано, — пробормотал он, наконец, и добавил: — Ей сказали, что её не за что любить.

— Кто это был? Сказал ей только что?

— Нет, давно. Много лет назад. Она уже не помнит, кто это был, но слова эти крепко засели в её памяти, в мыслях, в самом сердце. Она жила с этими словами все эти годы до сегодняшнего дня и сама себя убеждала в их правдивости. Она запрещала себе любить, так как была уверена, что в ответ её никто не полюбит. И теперь… её сердце ожесточилось и очерствело.

— Док… Она же совсем девчонка, — Патрик выдохнул облачко пара, которое тут же инеем осело на его шарфе. — Вы же говорите так, будто речь идёт о человеке, прожившем долгую жизнь!

— Ты прав. Но это произошло с ней в том возрасте, когда всё воспринимается гораздо острее и больнее, когда каждое чувство возводится в абсолют, когда на одной случайно обронённой фразе вдруг сходится клином свет. Ей могли бы помочь окружающие её люди, но она не верила в эту помощь и лишь сильнее убеждала себя в собственном одиночестве.

«Да кому я нужна?!» — вдруг пронёсся в голове Патрика девичий голос, и он задохнулся от волн всепоглощающего отчаяния, исходящих от фигуры на лавочке, застывшей каменным изваянием.

— И всё из-за того, что кто-то что-то сказал? — тихо спросил он.

— Увы! Слова ранят больнее любого оружия. Кто-то когда-то сказал не подумав, и чужое слово покатилось по её жизни снежным комом, пустило корни, обросло болью. И однажды она неожиданно пришла к страшной, но ужасно логичной мысли: раз никто не может её полюбить, то и она сама не может любить себя. Так, отвергая других, она отвергла и саму себя.

— Разве она не понимает, что делает?! — воскликнул Помощник. — Разве не видит?!..

— Понимает, очень хорошо понимает. И очень боится своих мыслей — да, и сейчас ей очень страшно. Но без посторонней помощи она уже не может перестать разрушать себя.

— Значит, мы поможем ей? — взволнованный Патрик вцепился в уздечку Альмута. — Поможем, Док, ведь правда?

— Для этого мы здесь, — ответил тот. — Но она должна довериться нам, иначе мы бессильны…

Пат кивнул на саквояж, прикреплённый к седлу пегаса.

— Вы сделаете снадобье?

— Нет. Это сделаешь ты, — Док без тени улыбки посмотрел на него, а Патрик озадаченно потёр нос: волшебные эликсиры никогда не были его сильной стороной. — Только другим способом: волшебной песней.

— Я? Песней? Магическим вокалом? — Патрик нервно взъерошил волосы и подумал, что лучше уж эликсир состряпать. — Но я же опоздал на этот урок!

— Успокойся, тут нет ничего сложного, — Доктор Тондресс положил руку на плечо Помощника. — Искренне, всем сердцем пожелай помочь ей, иначе и магия не сработает, и врачевание не принесет пользы. А потом просто… спой.

— Что именно спеть? И нужна ли рифма? Я, признаться, не силён в стихах.

— Тайна этой магии кроется вовсе не в рифме, а в словах и мелодии, в звучании голоса, в гармонии звуков — всё это соединяется вместе и получается песня, которая способна так или иначе влиять на человека. Хорошо подумай и найди тот особый ключ, который откроет тебе доверие этой девушки.

Патрик задумчиво потёр подбородок, а потом кивнул.

— Да, я понял. Как её зовут?

Доктор Тондресс снова бросил внимательный взгляд на девушку.

— Даня. Ступай, — Док забрал у Патрика поводья и легонько подтолкнул его вперёд, а в памяти Патрика будто сама собой всплыла одна из колыбельных Доктора.

Даня сидела на холодной скамье, съёжившись и обхватив себя руками. Она смотрела в одну точку и тихо всхлипывала, будто от рыданий, комом стоящих в горле, но глаза были сухими — казалось, в очерствевшем сердце не осталось слёз. Она и сама не знала, что заставило её этим вечером покинуть дом и прийти в этот почти заброшенный безлюдный парк. Она чувствовала себя уставшей и совершенно разбитой, а в голову назойливо лезла одна и та же мысль: «Да кому ты нужна такая?!»

— Ни-ко-му, — одними губами проговорила Даня и вдруг услышала песню.

Голос был тихий и мягкий, как падающий снег, но тёплый — как домашний камин, как пуховые варежки и мурлыканье кота. Он отвлек Даню от мрачных мыслей, и она прислушалась, но никак не могла разобрать слов — они будто ускользали от неё. Даня огляделась по сторонам, но никого не заметила и пожала плечами — мало ли, что почудится.

Но песня по-прежнему звучала, а Даня не могла понять, что с ней происходит: в душу будто проникло маленькое солнышко, согревающее и ласковое, и его лучики теперь бережно исцеляли невидимые, но такие болезненные раны. Глаза на мгновение застлала пелена, и Даня с удивлением стёрла с щеки слёзы: наконец-то исчез этот душащий ком в горле, и она смогла свободно вздохнуть.

Увидев на лавочке рядом с собой незнакомого человека, Даня вздрогнула от неожиданности: она была уверена, что секунду назад там никого не было. Мужчина тепло улыбнулся, и его карие с золотыми искорками глаза тоже засияли улыбкой.

— Привет! — сказал он. — Меня зовут Патрик!

— Привет, — Даня удивлялась сама себе: ещё вчера она сразу бы ушла, а сейчас осталась сидеть на месте. — Это вы пели? — вдруг спросила она.

— Я, — Патрик улыбнулся и снова запел: — В колыбельную песню звёзд ночь вплетёт нить воздушных грёз, станет песнь мягче облаков: спи, мой друг, сладких снов¹.

— Вы очень красиво поёте, — Даня улыбнулась в ответ и вновь ощутила солнышко в сердце. — Хорошая песня.

— Значит, ты поверила мне? И значит, мы сможем помочь тебе? — Пат подался вперед, а Даня испуганно отпрянула.

— Простите, я вас не понимаю! И мне пора домой!

— Ох, нет, подожди! Не бойся меня, пожалуйста! — Патрик поторопился и едва не разрушил тонкую магию, созданную песней. Он поднял обе руки, показывая Дане, что не приближается к ней и что не обидит, а потом указал на место, где его терпеливо ждал Док. — Посмотри туда, видишь около дальнего фонаря кого-нибудь?

— Да, там, кажется, две лошади и какой-то человек.

Внезапно одна из лошадей расправила огромные крылья, и Даня вскрикнула.

— Не бойся, это пегасы. А мужчина, стоящий рядом, мой учитель. Мы прилетели сюда, чтобы помочь тебе.

— Звучит, как полный бред! Какие ещё пегасы? Это же бабушкины сказки!

— Ты же видишь их крылья, а значит — веришь в чудо, — Патрик пожал плечами. — Веришь искренне, несмотря ни на что.

Даня решительно поднялась со скамьи. Непослушными пальцами достала из сумки телефон, чтобы позвонить родителям: надо сказать папе, пусть встретит, иначе от этого паркового маньяка ей не отвязаться!

— «Да кому я нужна?» — услышала Даня и замерла в полушаге, а потом медленно обернулась, с ужасом глядя на нового знакомого.

— Как же так? Вы не могли узнать… — она сморгнула навернувшиеся слёзы.

— Но я знаю, Даня. И знаю, что ты веришь мне: веришь во всё, что я сказал, веришь, что не причиню тебе зла, — но по привычке отчаянно отрицаешь и сопротивляешься сама себе. Зачем ты это делаешь?

Она опустилась обратно на скамью и растерянно посмотрела на Патрика.

— Я не знаю… Не знаю, — слёзы градом покатились по щекам, а Даня, много лет назад запретившая себе плакать в чьём-либо присутствии, даже не пыталась их остановить — лишь закрыла лицо руками.

Вдруг кто-то коснулся ладонью её лба, и слёзы тут же высохли. Даня отняла ладони от лица и увидела незнакомого мужчину.

— Меня зовут Доктор Тондресс, — представился тот, приветственно приподнимая шляпу. Даня сообразила, что он и есть тот учитель, о котором говорил Патрик. — Кажется, мой Помощник выполнил то, зачем я его послал к тебе. Скажи мне, дитя, ты готова отправиться с нами?

— Мы поможем тебе, как я и обещал, — добавил Патрик, улыбнувшись. — В «Приюте Доктора» находят утешение и спокойствие все, кому так же больно, как и тебе, — Доктор никого не оставляет в беде.

— Как долго я там пробуду? — спросила Даня, наверное, впервые в жизни готовая броситься в приключение, как в омут головой, — она действительно поверила и Патрику, и Доктору.

— Многое будет зависеть не только от нас, но и от тебя, — ответил Доктор Тондресс и позвал пегасов. — Не беспокойся о своих родных, я напишу им письмо, и они не будут волноваться за тебя.

Даня доверчиво вложила пальчики в ладонь Патрика, и он помог ей взобраться на спину крылатого коня.

— Держись крепче, — предупредил Помощник, усаживаясь в седло позади нее.

Две лошади, расправив огромные белоснежные крылья, взмыли в воздух и скоро растворились в усилившемся снегопаде.

— А когда они прилетели сюда, Доктор попросил Патрика проводить Даню сюда, к вам, а сам, прибравшись в своём кабинете, взялся за письмо для её родителей, — этими словами Жюли закончила сказку.

— Так что же получается… Даня появилась здесь в тот же день, когда пропал Док? — сообразила Печенька.

Жюли кивнула.

— И вы столько времени скрывали это от нас?! — возмутилась Сова.

— Разве мы могли тревожить вас дурными вестями? Конечно, нет, — успокаивающе улыбнулась Помощница. — Вам, кстати, уже пора спать! Забирайтесь под одеяла и закрывайте глазки! Спокойной ночи! — попрощавшись и погасив свет, Жюли ушла.

Когда дверь за Жю закрылась, Печенька осторожно окликнула Даню: она думала, что подруга обязательно будет плакать, слушая сказку о себе, но та была спокойна.

— Доктор ведь помог тебе, да? — тихо спросила она. — До того, как пропал? Или не успел?

— Не успел, — откликнулась Даня. — Он помог мне позже, после возвращения. Правда… — она замолчала, на миг задумавшись, и улыбнулась: — Куда больше мне помог именно Патрик.

Вечер двадцать первый. Королева Нарнийская^[16]

В тот вечер Жюли шла к девочкам, но вдруг услышала громкие крики Доктора Тондресса. Взволнованная Помощница поспешила на шум: Доктор носился по комнате в пижаме и носках за красивым белым голубем со небольшим свитком на лапках. Перепуганные пижамные котята вцепились своими вышитыми коготками в ткань, боясь свалиться. Громко ругаясь на птицу, Доктор подпрыгивал и пытался поймать голубя, но птичка никак не давалась в руки.

— Отдай письмо! Кому говорят! — кричал Доктор, прицеливаясь в голубя тапочкой.

Тот в панике заметался по комнате и, в конце концов, упал прямо в руки Жюли.

— Держи его! — крикнул Доктор и спешно отцепил от птичьих лапок свиток. — Какая вредная птица! И не стыдно тебе? — погрозил он пальцем.

Голубь склонил голову на бок и негодующе заворковал.

— Ну, ну, ну! Спокойнее, мой друг! — примирительно сказал Доктор Тондресс и развернул свиток. Улыбка спала с его лица, едва только взгляд пробежал по неровным строчкам: — Что?! Не может этого быть! Я должен немедленно отправляться в путь!

— В какой путь?! Куда вы собрались? — воскликнула Жюли, поглаживая голубя по перьям. — Что случилось, Док?

— Прости, Жюли, я не могу сейчас рассказать тебе об этом! — откликнулся Док и вызвал пегаса.

Через мгновение волшебный конь появился прямо перед окном; солнечные лучи отражались от белоснежных крыльев, и комната вмиг наполнилась радужными зайчиками — они весело прыгали по стенам, скользили по потолку и письменному столу, играли в прятки в книжном шкафу и качались на люстре.

— А я не могу вас одного отпустить! — Помощница упрямо топнула ножкой. — Тем более, в одной пижаме!

— Ох, да ради всего святого! — Док возвёл глаза к потолку, но потом махнул рукой, мол, собирайся, куда от тебя деваться.

Он торопливо накинул прямо на пижаму длинный плащ, застегнул пуговицы и велел Жюли отпустить голубя. Птица покружила немного над «Приютом» и направилась на север, и Доктор Тондресс вместе со своей Помощницей верхом на пегасе полетели следом.

Однако практически в ту же минуту они вновь появились в кабинете Дока, возникнув прямо из воздуха. Доктор выглядел подавленным, а у его Помощницы глаза и вовсе были на мокром месте.

— Док, — подала голос Жюли, когда взгляд упал на настенные часы, — разве ваши часы больше не ходят?

— Нет… Просто там время течёт иначе, — отозвался Доктор Тондресс. Он подошёл к окну и выглянул в сад, где отцветала зимняя сирень. — Здесь, у нас, не прошло и минуты.

— О, Док… Мне так жаль, так жаль! — Помощница крепко обняла учителя и заревела в голос. — Как же так?..

— Ну-ну, Малышка, что ты… — Док успокаивающе погладил её по голове. — Любой истории рано или поздно приходит конец. Подошла к концу и эта.

— О, да, я понимаю, — всхлипнула Жю. — Но это всё равно очень печально.

— Ты права, — не стал возражать Доктор Тондресс. — Но, мне кажется, тебе стоит привести себя в порядок, иначе девочки останутся без сказки.

— Вы правы, мне нужно умыться, — ответила Помощница.

Она остановилась у самых дверей и оглянулась на учителя, который по-прежнему смотрел в окно, прижавшись лбом к прохладному стеклу.

— Док… Пойдёмте со мной сегодня к девчонкам?

Доктор Тондресс на мгновение задумался, светло улыбнулся и кивнул.

Девчонки весь вечер ждали Жюли, чтобы послушать её истории, но она почему-то не приходила. Расстроенные, они уже собирались лечь спать, как вдруг услышали за дверью шаги и голоса, и в палату вошли Жюли и Доктор Тондресс. Вошли и чуть не оглохли от радостных визгов девчонок, которые тут же облепили Доктора со всех сторон.

— Как вы себя чувствуете, Док? — Кло подняла голову и посмотрела в глаза Доку. — Вы уже поправились?

— Да, моя дорогая, теперь я здоров, — улыбнулся Доктор Тондресс. — Мысль о том, что у меня такие замечательные подопечные, придает мне сил!

Жюли и Док сели на одну из кроватей, а девочки, словно стайка воробушков, присоседились вокруг них.

— Доктор, что случилось? — прильнула к Доку Сова. — Мы же видим, что что-то стряслось!

— На Вас лица нет! — подтвердили остальные девочки.

Доктор Тондресс посмотрел на Помощницу:

— Жю, может, ты расскажешь эту историю с самого начала? — предложил Док.

Она согласилась, и новая сказка началась:

— Это было много лет назад. Доктор Тондресс в ту пору много путешествовал, чтобы лучше узнать мир. Однажды он оказался на морском побережье — его будто притягивала туда какая-то сила.

Док бродил по песчаному пляжу, слушал, как где-то вдали кричали чайки, и вдыхал солёный морской воздух. Он никак не мог понять, что привело его сюда, но вдруг увидел дверь — она про висела в воздухе в метре от земли.

Изумленный таким чудом Док повернул дверную ручку и увидел по другую её сторону голубое небо и высокие горы. Он обошёл дверь кругом — за ней по-прежнему был пляж и синее море, но внутри!.. Доктору Тондрессу не раз доводилось слышать о таких дверях между мирами, но никогда прежде он не видел их своими глазами. Любопытство взяло верх, и Док сделал шаг навстречу неведомому миру.

Оказавшись по другую сторону двери, Доктор Тондресс осмотрелся: он стоял на вершине высокой горы, чуть ниже плыли облака, похожие на белых барашков. Доктор подумал, что хорошо бы спустить вниз и посмотреть, куда он попал — может быть, встретить там местных жителей и расспросить про их страну. Внезапно он почувствовал дуновение ветра и услышал тихое рычание. Обернувшись, Доктор увидел огромного Льва, который внимательно смотрел на него.

— Сын мой! — сказал Лев густым приятным голосом. — Подойди ближе, не бойся меня. Я ждал тебя!

— Где я? Разве мы знакомы? — спросил Доктор, делая несколько шагов вперёд.

— Ты находишься на Вершине Мира. Я знаю тебя, а ты знаешь меня, — голос Льва звучал спокойно и величественно. — Знаешь, но не узнаёшь.

— Так кто ты? — вновь задал вопрос Доктор Тондресс.

— Я — это я! — ответил ему Лев, потрясая гривой. — У меня множество имен, но в этом мире меня зовут Аслан!

— Ой, Аслан! — воскликнула Даня. — Я знаю его! Это же из сказок про Нарнию! Неужели… Великий Лев существует на самом деле? — удивилась она. Доктор кивнул. — Но тогда и Нарния не выдумка?

— Конечно! Этот мир реален не меньше нашего. Многое из того, что описано в книгах — правда, но люди не видят этого, так как стали чёрствыми и серыми от повседневной рутины. Им кажется, что они стали взрослыми, а на самом деле — просто утратили веру в чудо, которая присуща искренним детским сердцам, — отозвался Док.

Малышка Жю продолжила:

— Доктор Тондресс почтительно склонился передо Львом, так как чувствовал в нём что-то особенное. От него исходила невероятная живая сила, и мудрые глаза были полны великой, необъятной любовью.

— Встань, сын мой! — прогремел голос Льва. — Сейчас я покажу тебе то, что видели лишь немногие сыны Адама и дочери Евы!

Доктор Тондресс поднялся. Аслан хлопнул лапами, и они с Доктором очутились на большой зелёной равнине, чистая, полноводная река делила равнину пополам и впадала в море.

— Что это, Аслан? — спросил Доктор.

— Это Нарния. Страна, которую я создал — всё пространство от Фонарного Столба до Кэр-Паравэла! — ответил Лев. — Это Великая равнина и река Стремнинка. Мы стоим подле брода у Беруны — места легендарного сражения Верховного Короля Питера с Белой Колдуньей.

— А там что? — Доктор Тондресс увидел далеко на горизонте высокую гряду и раздвоенную горную вершину.

— Это проход в соседнюю Орландию. За ней — Великая Пустыня и Ташбаан, страна лживых и самонадеянных людей, которой правит жестокий Тисрок, — с печалью в голосе ответил Аслан.

Он снова хлопнул лапами, и перед глазами Доктора Тондресса замелькали незнакомые земли.

— Это Одинокие Острова, они тоже принадлежат Нарнии. Впереди ещё много островов, со временем ты узнаешь и их. А это Южное море, — Доктор увидел ослепительно белые кувшинки и море, настолько чистое и прозрачное, что можно увидеть дно, — за ним начинается Край света — владения моего Отца, Великого Императора Страны-за-Морем. Я дарую тебе возможность приходить в наш мир в любое время! — сказал Аслан, и они снова вернулись на Вершину Мира.

Доктор Тондресс удивлённо посмотрел на Великого Льва.

— Сын мой, в этом мире не всегда царит согласие, — Аслан печально вздохнул. — Я учу своих подданных любви и доброте, но они забывают мои уроки. Я хочу, чтобы ты помогал мне в этом мире так же, как и в своём! Ты будешь проходить в Нарнию через двери, подобные той, что привела тебя сюда сегодня. Но помни, что не всегда та Дверь, которая существует сегодня, будет существовать и завтра.

Аслан зарычал, и от громоподобного рыка содрогнулось небо. В то же мгновение Доктор Тондресс понял, что вновь стоит на берегу моря перед закрытой дверью. Док подёргал ручку, но дверь не открылась во второй раз. Напротив — исчезла.

С тех пор Доктор часто посещал Нарнию, познакомился с её жителями и помогал им в трудную минуту. За несколько лет он вдоль и поперёк изучил этот волшебный мир, мог путешествовать по нему с закрытыми глазами и воссоздать по памяти карту любого острова или страны. Порой он виделся с Асланом в Нарнии или в Орландии, и они подолгу беседовали, и Аслан рассказывал Доктору историю Нарнии от момента сотворения до нынешних дней.

Однажды Доктор Тондресс летел на своём пегасе к замку Кэр-Паравэл. Это был особенный день: Нарния славила новую королеву.

Док успел как раз вовремя: коронация ещё не началась. Он отпустил пегаса бегать вольно, а сам подошел к нарнийцам. В пёстрой толпе были и добрые великаны, и говорящие звери, и дриады, духи деревьев, и наяды, духи рек, и гномы, и кентавры, и все-все жители Нарнии и соседней Орландии. Все они терпеливо ждали, когда начнётся церемония и королева взойдёт на трон, обитый красным бархатом и украшенный золотом и драгоценными камнями. К Доктору подошёл знакомый кентавр Превенор.

— Здравствуй, Доктор Тондресс! — величаво поклонился он. — Ты ещё не знаком с нашей будущей королевой? — спросил кентавр.

— Здравствуй, мудрый Превенор! — ответил Доктор таким же поклоном. — Нет, не довелось, но я слышал, с какой любовью и уважением говорят о ней нарнийцы.

— Я наблюдал за звёздами: они предсказывают, что её правление будет веком спокойствия и мира для Нарнии, — поведал Превенор, а ведь всем известно, что кентавры отличные звездочёты. — Смотри, начинается церемония!

Двери Кэр-Паравэла распахнулись, и леопарды с гербом и знаменем Аслана в лапах встали по обе стороны трона. Затрубили герольды, и из замка вышел Аслан, Великий Лев, Сын Императора Страны-за-морем. Нарнийцы радостно приветствовали его, а Лев обошёл трон и повернулся к своим подданным.

— Нарнийцы! Месяц вы оплакивали своего почившего короля Рамона! Теперь же приветствуйте Анну, королеву Нарнии, Властительницу Кэр-Паравэла и Императрицу Одиноких островов! — громогласно сказал Лев.

— Да здравствует королева Анна! — кричали нарнийцы и бросали в воздух свои шляпы, а те, кто отродясь шляп не носили, махали флажками.

Из замка вышла девушка в прекрасном платье из голубой парчи. Её длинные золотистые волосы ниспадали на плечи красивыми локонами. Она остановилась между Асланом и троном.

— Кто хоть один день был королём или королевой Нарнии, навсегда останется таковым. Неси достойно возложенное на тебя бремя, дитя моё! — сказал Аслан, и Анна села на трон. Лев опустил на её голову корону, и подданные закричали ещё громче: «Да здравствует королева Анна! Долгих лет королеве! Благослови Великий Лев нашу королеву!»

А Доктор Тондресс не сводил восторженных глаз с прекрасной королевы. После церемонии кентавр подвел Доктора к Анне.

— Ваше Величество! Позвольте представить Вам моего друга, Доктора Тондресса, — поклонился Превенор. Анна внимательно посмотрела на Доктора, улыбнулась и протянула руку. Доктор, как подобает вести себя с королевами, склонил голову и коснулся губами пальчиков её величества, подумав в тот миг, что они нежнее шёлка и мягче бархата.

— Доктор! Я много слышала о Вас! — воскликнула королева. — Не откажетесь ли вы быть моим спутником на грядущем балу в честь коронации? — попросила она.

Она взяла Доктора под руку, и они следом за Асланом отправились в замок — там, в самом большом зале, стояли четыре трона, на которых некогда восседали древние короли и королевы Нарнии: король Питер Великолепный, королева Сьюзен Великодушная, король Эдмунд Справедливый и королева Люси Отважная.

В этот вечер Доктор и королева Анна много танцевали, а потом оставили нарнийцев веселиться и отправились на прогулку в старый яблоневый сад.

— Доктор, вы необычный человек, — после недолгого молчания сказала Анна. — Вы немного напоминаете моего отца, короля Рамона: у него была такая же добрая улыбка и мудрый взгляд, — королева слегка коснулась рукой щеки Доктора.

Доктор снова поцеловал её руку. Рядом с Анной он совершенно терял голову. Они ещё долго гуляли и разговаривали в тот вечер, и никак не могли наговориться.

С этого времени Доктор стал бывать в Нарнии чуть ли не каждый день. Они С Анной проводили вместе много времени: гуляли, катались на пегасах, разговаривали обо всём на свете, делились хорошими и дурными новостями — и понимали, что любят друг друга сильнее с каждым днём. Но Анна была королевой, а это значило, что она не могла оставить свою страну даже ради любви, а Доктор не мог остаться в Нарнии навсегда.

И вот однажды Анна встретила Доктора со слезами на глазах:

— Мой милый Док… У меня плохие новости.

— Что случилось, дорогая Анни? — кинулся к ней Доктор. — Я могу помочь тебе?

— Нет, — покачала она головой. — Я выхожу замуж… — она закрыла лицо руками и разрыдалась. Доктор, ошарашенный этой новостью, долго молчал.

— За кого? — спросил он наконец.

— За Орландского короля Конрада…

— Но почему?!

— На этом настаивает нарнийский Совет. Война с Ташбааном не за горами, и этот брак сплотит наши страны, мы должны стать сильнее, да поможет нам Аслан выстоять в этой войне.

— Но что же будет с нами, Анна? — спросил Доктор.

— Мы… должны… — каждое слово давалось Анне с трудом. Она не нашла в себе сил договорить до конца, но Доктор и так знал, как должно закончиться предложение.

Мы должны расстаться. Анна плакала на его груди, а Док обнимал её и выглядел совершенно растерянным.

Анна вышла замуж, и у неё родился сынок, принц Элиас, а Доктор прилетал в Нарнию, если его помощь действительно была нужна нарнийцам. Ему и Анне пришлось смириться с судьбой; они старались видеться как можно реже, чтобы не бередить раны на сердце, но когда всё-таки встречались, взгляды по-прежнему горели любовью.

Так прошло много лет, и вот сегодня Док получил послание — его принёс белый голубь. Он сразу понял, что оно из Нарнии, ведь на свёрнутом пергаменте стоял герб династии Гримальди. Это могло означать только одно: случилось что-то очень скверное. Я была категорически против того, чтобы Доктор летел туда один, и вызвалась сопровождать его. Вместе мы отправились в путь, а белый голубь указывал нам дорогу до ближайшей Двери.

Скоро мы уже подлетали к Кэр-Паравэлу. Придворные были мрачны, флаги — приспущены, музыка, которая раньше звучала постоянно и так нравилась Анне, смолкла. Увидев нас, нарнийцы зашептались. К нам тут же подскочил один из придворных гномов по имени Борн.

— Доктор… Вы прилетели! Слава Аслану! — сказал гном.

— Как это случилось? — Доктор спрыгнул со спины пегаса, и я спустилась следом.

— Мы сами не знаем! — развёл руками Борн. — Королева со свитой отправилась на охоту, на мгновение она скрылась от нас за деревьями, и мы услышали её крик. Мы все бросились к королеве, но опоздали: её величество, раненая стрелой, упала с лошади… Едва живую мы доставили её в Кэр-Паравэл, и наши лекари выяснили, что наконечник был отравлен… Мы сразу же отправили весточку вам и послали в Орландию гонца, чтобы сообщить королю Конраду и принцу Элиасу, — рассказывая, гном привёл нас в покои королевы.

Анна лежала на кровати под балдахином, цвет её лица сливался с подушкой, волосы, некогда золотистые, потеряли свой блеск. Жизнь покидала её.

Увидев Дока, она с трудом улыбнулась. Он подбежал к ней, присел на край кровати и коснулся руки: она была холодной, будто выточенной изо льда.

— Мой Доктор… Ты пришёл… — прошептала Анна. — Так поздно…

— Анни, моя милая Анни! Я помогу тебе! Ты будешь жить! — Доктор Тондресс вскочил и хотел приготовить волшебный эликсир, чтобы исцелить её, но Анна остановила его.

— Не нужно, Док. Пусть Аслан заберёт меня в свою страну — там нет ни горестей, ни печалей. А здесь… Уж лучше смерть, чем новая разлука с тобой… Я счастлива, что в мои последние минуты ты рядом со мной, — она едва сжала его ладонь холодными пальцами, улыбнулась в последний раз, тяжело вздохнула и закрыла глаза.

Доктор Тондресс молча опустился на пол и уронил голову на руку Анны. Я стояла в стороне и не знала, какие подобрать слова, чтобы утешить его. Признаться, из-за слёз я вряд ли смогла бы вымолвить хоть слово.

— Сын мой! — вдруг раздался самый прекрасный голос на свете. Я обернулась и увидела золотистого Льва — он был огромен и занимал половину покоев. — Сын мой! — позвал он снова. Доктор Тондресс поднял голову.

— Аслан! Она умерла! — едва слышно прошептал Доктор.

— Знаю, сын мой! — ответил Лев, и из его глаз скатилась слеза. — Многие мертвы. Даже я. Живых гораздо меньше.

Лев зарычал, и мы вдруг очутились на высокой горе — на той самой Вершине Мира, где Доктор впервые встретил Льва. Королева Анна лежала на дне широкого ручья, и никто из нас троих не сдерживал слёз. Крупные слёзы Льва, каждая из которых была дороже всех бриллиантов на свете, падали на Анну, и она менялась на наших глазах: губы заалели, на щеках вдруг проступил румянец, рана от стрелы затянулась, веки дрогнули — королева открыла глаза и вышла из ручья.

— Аслан! Ты пришел за мной! — она бросилась ко Льву и погрузила свои руки в его густую гриву.

— Да, дорогая! — Лев ласково лизнул королеву в лоб.

Потом Анна подбежала к Доктору, и они обнялись.

— Я буду скучать по тебе, моя Анна! — шепнул ей Доктор Тондресс.

— Я тоже, дорогой Док! — ответила она. Они держались за руки и не могли отвести друг от друга глаз.

— Нам пора идти, дорогая Анна! — сказал Аслан, и та кивнула.

— Мы обязательно встретимся с тобой, мой Доктор! — сказала Анна на прощание, поцеловала его в уголок губ и подбежала к Аслану. Тот снова издал низкий рёв, и появилась Дверь.

— Идите, дети мои! — сказал нам Аслан. — Благословенье моё с вами!

Анна помахала рукой, и они исчезли. Доктор Тондресс печально улыбнулся:

— Нам пора, иначе в «Приюте» с ума сойдут.

— Но, Док… Вы в порядке? — спросила я. Он кивнул и глубоко вздохнул. — А пегас? Он же в Нарнии остался!

— Не переживай, он вернётся домой в любой момент. Может быть, Тон уже в своём деннике… — Доктор взял меня за руку и отворил Дверь, которая вернула нас в «Приют».

Закрыв глаза, Доктор Тондресс слушал рассказ Жюли, и по его щекам катились слёзы. Когда сказка закончилась, никто не решился нарушить наступившую тишину. Наконец Доктор улыбнулся.

— Ну что ж! — сказал он девочкам. — Всё проходит: и дурное, и хорошее. Всё проходит, а нам лишь остаётся помнить и не терять веры в лучшее. Ну, мои дорогие, обнимите своего Доктора! — развел он руки в стороны.

Девочки обняли Доктора и искренне пожелали, чтобы сердце его поскорее исцелилось от ран. Они дарили ему самые чистые, самые светлые, самые счастливые свои мысли, а Малышка Жюли с улыбкой смотрела на них.

— Док, время уже позднее, девочкам пора спать! — напомнила она. Доктор Тондресс согласно кивнул.

— Нам действительно пора! Спокойной вам ночи! — пожелал он девочкам.

Погасив свет, они с Жюли вышли из палаты, а Помощница подумала, что предложить Доктору вместе навестить подопечных было неплохой идеей: девчонки хоть немного, но развеяли его тоску.

Вечер двадцать второй. Сказка о колдунье Кьяре^[17]

В этот день в «Приюте» было непривычно тихо. Девочки так погрузились в свои мысли, что даже не услышали, как Жюли вошла в палату. Взглянув на их задумчивые лица, она подумала, что им, наверное, не до сказок сейчас, и хотела уйти, но её окликнула Даня:

— Жюли, постой. Вот скажи: что такое любовь?

— Да! И откуда она берётся? — подала голос Джулай.

— Почему люди влюбляются? И можно ли заставить кого-то полюбить себя? — спросила Сова. — Если он не любит?

— И чем отличается любовь к маме от любви к другу? — робко прошептала Джулай. — Ведь всё это любовь, правда?

Жюли немного растерялась под шквалом вопросов.

— Девочки, хорошие мои, — она села на стул у окна. — На эти вопросы ещё никто не получил точного ответа. Любовь у каждого своя, она приходит неожиданно, и человек может забыть обо всём на свете.

— Это мы знаем, — в унисон сказали девочки. — Но, может, есть ещё что-то?

— Давайте-ка я расскажу вам сказку о Докторе и одной колдунье, которая хотела любить и быть любимой. Может, в ней вы найдёте ответы на какие-то свои вопросы.

Девочки согласно закивали, и Жю начала новую сказку:

— Сколько бы ни рассказывали сказок о ведьмах и колдуньях, их число будет только расти. Как и число этих женщин не от мира сего, владеющих необычным даром и тайным знанием. Они же порой тяготятся своим даром и считают его проклятием. Они мечтают о простой жизни, любви, счастье — о том, что доступно обычным женщинам, но закрыто для ведьм. С такой колдуньей и довелось встретиться как-то нашему Доктору Тондрессу.

Кьяре были подвластны силы природы: она могла прогнать тучи и заставить солнце выглянуть вновь. Село, в котором она родилась и жила всю жизнь, могло гордиться собственной колдуньей. Урожаи здесь были обильнее, деревья зеленее, коровы тучнее, а все капризы природы обходили село стороной.

Колдунью уважали и благодарили за насланный во время засухи живительный дождь или отведённый в сторону град. Но никто и никогда не посмотрел на неё с любовью, не спросил, а может быть, ей ещё что-то нужно, кроме кувшина молока или ведра картошки. Её боялись: а вдруг она нашлёт болезнь за случайно оброненное слово?

И Кьяра, которая по натуре не была злой, тяжко страдала от этого. Ей хотелось бегать наперегонки на речку с девочками, когда она была маленькой, водить с ними хороводы, когда стала старше. И сейчас, когда ей сравнялось тридцать, желание иметь мужа и детей, ухаживать за уютным домом, сидеть в кругу деревенских женщин, обсуждая дела насущные, пробуждалось в ней, как и те, прежние, но оставалось неутолённым. Порой она ненавидела своих покойных бабку и мать, передавших ей свой дар с младенчества. Ни та, ни другая никогда не были замужем, и ни одна женщина в их роду не знала своих отцов.

— Колдунье на роду написано быть одинокой, — твердила бабушка, а затем и мать. — Только раз можешь позволить себе нарушить это одиночество, чтобы родить ребёнка и передать ему наш семейный дар.

— Но я не хочу так, — возражала тогда ещё юная Кьяра. — Я хочу любви и счастья!

— Нет, дитя, — отвечали обе женщины. — Смирись со своей судьбой и предназначением.

Шли годы. Ни матери, ни бабушки уже давно не было в живых. Кьяра поступила вопреки их заветам и так и не родила ребёнка: не хотела без любви. Если бы нашёлся человек, полюбивший её, она оставила бы колдовское ремесло без сожаления. Живут же в других городах и сёлах без вмешательства в силы природы, и ничего, с голоду не мрут. Но такого человека не было.

Колдунья, устав от бесплодного ожидания, решила научиться повелевать чувствами людей. Кто знает, какой силой она овладела и сколько ей понадобилось на это времени, но в один прекрасный июньский день она решила проверить действие этой силы.

* * *

Но чтобы понять замысел колдуньи, нам нужно познакомиться с сыном деревенского аптекаря Арманом и дочерью владельца самого большого фруктового сада Делией.

История их любви началась, как сотни и тысячи других в этом мире. Они играли вместе ещё детьми, потом Арман уехал в далёкий город учиться, вернулся через несколько лет и стал помогать отцу. На досуге юноша писал стихи и рисовал картины.

С Делией они встретились случайно, когда отец-аптекарь послал сына за яблоками нового урожая для изготовления сидра. А она как раз несла корзину с яблоками на террасу, как ей под ноги кинулся щенок, и девушка, споткнувшись, упала, уронив корзину. Арман помог ей встать и собрал рассыпанные по дорожке яблоки.

То ли они вспомнили свою детскую дружбу, то ли узнали друг друга вновь — этого никому не дано понять. Но стоило им обменяться несколькими словами и взглядами — и вспыхнуло чувство, которому, казалось, никто не мог противостоять. Они стали встречаться каждый день на берегу реки или во фруктовом саду, а то и приходили друг к другу в гости. Они были счастливы рядом, читая ли стихи, перебирая ли крупу — да мало ли дел у влюблённых! Родные счастливой парочки не препятствовали их встречам и всё чаще говорили о свадьбе по осени.

— Ты знаешь, я часто думаю: а если бы отец не послал тебя тогда к нам в сад? Или я не упала бы? — шептала она, глядя в любимые глаза.

— А я думаю, что мы всё равно встретились бы. Не в этот раз, так в другой, — отвечал он, нежно проводя ладонью по её волосам и заправляя за ушко непокорную прядь.

— Но в селе есть девушки куда красивее меня…

— А для меня никого красивее тебя нет! — возражал юноша. — Да и разве в красоте дело?

— А в чём?

— Не знаю. Но мы любим друг друга, и что нам ещё нужно? Ничего. Малыш мой, я люблю тебя!

— И я люблю тебя!

Делия так погрузилась в это чувство, что порой ей казалось, что если с любимым что-то случится, она просто не сможет жить. Однако ничто не нарушало мирного течения их жизни и спокойной нежной любви… До поры до времени.

В то утро влюблённые сидели в тени большого ясеня у дома юноши, а потом, когда солнце стало припекать, отправились в дом. Арман показал девушке начатую картину: берег моря, восходящее солнце и два силуэта, две фигурки на берегу — мужская и женская, крепко держащиеся за руки. Девушка восхищённо вздохнула.

— Как красиво! Я бы так никогда не смогла… И стихи! Ты так чудесно пишешь!

— Зато ты прекрасно поёшь. И готовишь изумительно вкусное печенье. Знаешь, давай-ка пойдём на террасу, а то в доме становится душновато.

— А отец не ждёт тебя сегодня в аптеке?

— Нет, сегодня он справится сам. Да и вообще, до конца лета у него мало работы, ведь летом редко болеют. Идём, я прочту тебе новое стихотворение, а потом ты споёшь мне.

— Но давай сначала я приготовлю чай, и мы попьём его на террасе. Я же принесла твоё любимое печенье!

Не слушая возражений, Делия отправилась в кухню и стала готовить чай. Арман таскал выложенное на тарелку печенье, она смеялась, притворно пытаясь отобрать его. Вдруг тарелка, словно живая, соскользнула со стола и разбилась. Печенье рассыпалось по полу.

— Что же это? — воскликнула испуганная девушка. — Не к добру… — Опустившись на колени, она подбирала рассыпанное печенье и всхлипывала — слёзы так и лились ручьём. Подняв голову, Делия встретилась глазами с Арманом.

— Ну же, не смотри так испуганно, — он опустился на колени рядом с ней и помог собрать печенье в другую тарелку.

— Наверное, его уже не стоит есть, — тихо сказала Делия. — Может, отдать птицам?

— Ну уж нет! — со смехом Арман запихнул в рот сразу две печенюшки. — Ты старалась, пекла! А пол чистый. Ладно, где там чай, пойдём на террасу.

Влюблённые не предполагали даже, что именно на их любви колдунья Кьяра решила проверить силу своих новых знаний, и теперь «примеривалась». Видеть сквозь стены она умела давно, да и чтение мыслей не было для неё проблемой. Сброшенная со стола тарелка доказала, что силой мысли она может двигать на расстоянии предметы. Кьяра не замечала даже, что собирается впервые в жизни применить свои силы во зло, а не во благо: один маленький глоток, и любовь обратится в чёрную ненависть. Порывом ветра сорвало с дерева маленький сухой лист и закружило, понесло его по воле колдуньи Кьяры!

Арман и Делия вышли с чаем на террасу. Солнечный июньский день был безмятежен, и им было так хорошо вдвоём. Делия засмотрелась на любимого, забыв обо всём на свете: и о прохладном чае, и о рассыпанном печенье, и о разбитой тарелке — всё казалось теперь пустяком.

— Эй! Ты сейчас прольёшь! — Арман взял из руки девушки чашку. — Смотри, как наклонила!

— И правда, — она улыбнулась. — Но, знаешь, я просто задумалась.

— О чём же?

— О нас с тобой, о нашей любви, о том, что… Знаешь, мне немного страшно: а вдруг ты разлюбишь меня?

— Ну, что ты такое говоришь? — Арман поставил на стол обе чашки, сел на пол перед девушкой и взял её ладошки в свои. — Малыш, я никогда не был так счастлив. Я очень, очень люблю тебя! Мы совсем скоро поженимся!

— Да… И никогда не расстанемся, — Делия успокоенно улыбнулась. — Но ты обещал прочесть своё новое стихотворение. Оно о любви?

— Конечно. С недавних пор не могу писать больше ни о чём.

Делия поудобнее устроилась в кресле, подпёрла щёку ладонью и приготовилась слушать.

— Любовь — как след, что странник на песке оставил, в далёкий отправляясь путь… — начал Арман, как вдруг налетел порыв ветра, и словно бы даже солнце перестало светить.

— Что-то в горле пересохло, — он взял чашку и поднёс к губам, но тут же со смехом протянул девушке. — Смотри-ка, ветром занесло, — он вытащил из чашки маленький сухой листик.

— Откуда он, ещё же не осень?

Дальнейшее показалось Делии кошмаром: Арман вдруг схватил её за руку, сильным рывком выдернув девушку из кресла, его лицо исказила гримаса отвращения, он потащил Делию к ступеням террасы.

— Арман, что ты делаешь? Отпусти мою руку, мне больно! — вскрикнула она. Но он молча спустился в сад, оттолкнул её с криком: «Убирайся вон!». Теперь на его лице была написана ненависть, а взгляд прожигал девушку насквозь.

— Что я сделала? За что? — пролепетала она, пытаясь взять его за руку, погладить, успокоить, но тщетно: Арман отвернулся и кинулся в дом, захлопнув за собой дверь. Делия осталась стоять, словно поражённая громом. Всё произошло так неожиданно и страшно!

— Зачем… ты… так? — прошептала она. Ноги сами унесли её с гравийной дорожки прямо по траве; она шла, шатаясь, не разбирая пути, не видя ничего перед глазами, ибо их застилали слёзы. — За что? За что? — только одна мысль в голове, только одни слова на искусанных до крови губах.

Она остановилась, когда ударилась плечом обо что-то твёрдое. На пути стоял высокий ясень — тот, под которым они сидели ещё утром. Девушка, словно в беспамятстве, прижалась к тёплому толстому стволу, пытаясь прийти в себя хоть немного. Но его слова «Убирайся вон!», злобный и полный ярости взгляд, пронзивший её душу, как чёрная молния, не шли из памяти, лишая последних сил. Судорожно цепляясь пальцами за шершавый ствол, она сползла на землю. Острая боль пронзила её в самое сердце, и больше она ничего не чувствовала.

Но, видимо, ей рано было уходить из этого мира. Это длилось, наверное, мгновение — острая боль вдруг закончилась, и девушка открыла глаза. Ей было необычайно спокойно и тепло, а в ярком свете, ослепившем её, девушка увидела незнакомые глаза. Зелёные, ласковые, в то же время пронзительные.

— Девочка, ты так сильно его любишь? — голос склонившегося над ней седовласого мужчины был нежен и тих. — Ты не можешь без него жить?

— Не могу… Не могу… Дышать больно. А он… — вдруг свет померк, она больше не видела спасительного взгляда незнакомца, в панике вскрикнула: — Я ничего не вижу! Темно! Как темно! — вдруг она почувствовала, как тёплая сильная рука разжимает её стиснутые пальцы и осторожно поглаживает ладонь. Прямо над ухом тихий голос проговорил:

— Ты идёшь по своему пути. Где-то ваши с ним дороги пересеклись, но, возможно, там, наверху, распорядились, что ты должна его забыть. Забыть этот путь и найти новый.

— Забыть? Но как? Это невозможно! Почему он так поступил со мной? Всё было хорошо, а потом… потом… — казалось, девушка бредит, из незрячих глаз снова покатились слёзы, она держалась за крепкую ладоньнезнакомца и продолжала сквозь рыдания шептать: — Я не виновата! А если виновата, то скажи, в чём вина моя? Ты даже не захотел меня выслушать, и сам ничего не объяснил! Лучше бы ударил! Тогда я хотя бы могла…

— С кем ты говоришь, дитя? Его нет здесь, — голос незнакомца стал твёрже. — Сейчас ты вытрешь слёзы, и зрение вернётся к тебе. Ну-ка… — она почувствовала прикосновение пальцев к своим векам, открыла глаза и снова встретилась с изумрудным взглядом.

— Я снова вижу! Это чудо! А кто Вы? И почему оказались здесь?

— Я Доктор Тондресс. Я исцеляю людей от боли, тоски и страха. Когда происходят такие сильные потрясения, душа человека бьётся и кричит, и я это чувствую. Поэтому готов прийти на помощь, — он осторожно взял девушку за плечи и поставил на ноги. Она чувствовала, что колени всё ещё дрожат, но стоять уже могла.

— Доктор Тондресс… — всё ещё не до конца понимая, что происходит, она попыталась взять его за руку. — А Вы можете помочь ему? Раз вы всё знаете?

— Помочь ему будет нелегко: мне не всегда удавалось выйти победителем из схватки с колдуньей.

— Что? Какой колдуньей?

— Скажи-ка, что произошло перед тем, как он оттолкнул тебя?

— Мы… мы сидели на террасе и пили чай… — начала вспоминать Делия, но к концу истории губы девушки искривились в отчаянной попытке удержать рыдание, и она снова всхлипнула. — Он смотрел так, будто…

— Тихо, тихо, малыш, — Док погладил её по голове, но она всё же разрыдалась.

— Никто, никто и никогда не называл меня так! Только он! Не надо, пожалуйста…

— Прости, я не знал. Видишь ли, хоть я и необычный Доктор, но иногда могу ошибаться. А скажи, после того, как он вытряхнул лист из чашки — пил из неё?

— Не помню. Может быть. Да, наверное. Он вытащил лист из чашки и сделал глоток чаю, а потом… — и она по-детски размазывала слёзы по щекам. — Захлопнул дверь… Я хотела подняться и постучать, но не смогла…

— Тише, успокойся. Идём со мной, — Доктор взял девушку за руку и повёл к своему запряжённому пегасами экипажу. Он усадил Делию на мягкое сиденье и рассказал, что ехал мимо их села по своим делам, как вдруг почувствовал, при кажущемся спокойствии, неясную тревогу и решил остановиться и понаблюдать.

— Колдовство, — пробормотал он задумчиво. — Добрые силы становятся злыми, чужие чувства подвергаются опасности. Колдунья, научившаяся управлять чувствами — опасна. Может, ещё не поздно? — он соскочил с козел и вдруг заметил бессильно распластавшуюся, словно подстреленная птица, девушку. Он успел вовремя: душа готова была проститься с телом навеки, но Док сумел придержать её, ласково прошептав: «Не время тебе ещё».

— Значит, Вы и правда спасли меня? Вы волшебник? — тихо проговорила Делия. — Но вы говорили про какую-то колдунью… У нас живёт Кьяра, но она добрая. По её повелению на небе появляется солнце, а, когда нужно, идёт дождь и снег.

— Знаешь, девочка, похоже, именно ваша Кьяра заколдовала твоего любимого. Я чувствую, что она очень сильная колдунья.

— Но зачем?

— В этом-то я и попытаюсь разобраться. А тебе сейчас лучше отдохнуть.

— Но Вы поможете мне поговорить с Арманом?

— Не стоит, дитя моё. Я не знаю, что нужно Кьяре от него и какие чары она наслала. Это может быть опасно, особенно для тебя.

Доктор Тондресс нашёл под сиденьем дилижанса плед и укрыл им Делию.

— Поспи, а я пока отвезу тебя в «Приют», там и подумаем, что можно сделать, — с этими словами он погладил девушку по голове и подождал, пока она уснёт, потом закрыл дверцу экипажа, влез на козлы и тронул пегасов с места.

До «Приюта» они добрались быстро. Мы радостно приветствовали Дока, едва завидев экипаж, но он прижал палец к губам, призывая к тишине. Все замолчали, лишь вопросительно глядели на учителя.

— У нас необычная гостья. Девочка, которая любит и любима. Во всяком случае, была. Но её любовь предали, очень жестоко предали, и сердце её почти разбито, — негромко сказал Доктор, слезая с козел. — Я расскажу вам её историю, только сначала приготовьте для Делии — так её зовут — отдельную комнату.

* * *

А в это время Арман как безумный метался по дому. Сорвал с мольберта незаконченную картину, изрезал холст в клочья, вытащил из шкафа свои тетради со стихами и порвал их. Он не понимал, что с ним происходит, и от этого бесился ещё больше: овладевшая им ярость рвалась наружу. Когда в его комнате не осталось ни одной целой вещи, он сел на пол, закрыл лицо руками и тихо завыл. В этот момент дверь открылась, но он даже не поднял голову.

— Встань, — услышал он голос совсем рядом. — Теперь ты должен забыть о своих чувствах к Делии. Только я, колдунья Кьяра, могу повелевать твоими мыслями.

— Делия… Я сделал что-то плохое, — сквозь зубы проговорил Арман.

— Забудь! Нет никакой Делии, есть только я! — женщина с силой взяла его руку и заставила встать с пола.

— Но я не хочу, — несчастный слабо сопротивлялся магии, но сразу же повторил, как безвольный раб: — Нет… никакой… Делии… — глаза его затуманились, он подчинился колдунье и пошёл за ней.

Кьяре совершенно не нужен был этот мальчик, ей нужно было только доказательство своей власти и силы. Она привела его в свой дом и ежеминутно проверяла, как действуют её чары, находя в этом какое-то болезненное наслаждение.

— Арман, принеси книгу с верхней полки. Справа третью, в синей обложке, — когда юноша выполнял приказ, слышалось: — Да не с верхней, а со средней, тоненькую, в коричневом переплёте!

Но вскоре колдунье наскучило просто заставлять Армана выполнять приказы, порой совсем бессмысленные. Управлять чувствами — куда важнее.

— А теперь скажи, что ты терпеть не можешь яблоки и печенье.

— Терпеть не могу яблоки и печенье.

— Возьми яблоко и съешь его.

— Но я же сказал, что терпеть их не могу!

«Дело идёт! — радостно думала Кьяра. — Он уже защищает внушаемые ему чувства, как свои. Попробуем посложнее», — и она внушала юноше мысли о любви к тем людям и вещам, которые раньше ему не нравились, и отвращение к тому, что он любил прежде. В какой-то момент ей подумалось, что она поспешила заставить его забыть Делию.

— Ты ненавидишь её — Делию.

— Ненавижу! — пальцы юноши скрючились, как когти. — Проклятая Делия! Я убил бы её, если б встретил! — ярость, с которой он произнёс это, заставила саму колдунью вздрогнуть, и она задумалась: не перестаралась ли в своих опытах?

* * *

В тот момент, когда Арман выкрикивал проклятья, Делия, которую Помощники уложили спать в одной из комнат «Приюта», негромко вскрикнула во сне и прижала кулачки к груди.

— Жжёт… сердце… — она очнулась, увидела сидящего рядом с её постелью Доктора и снова заплакала. — Значит, это был не сон! Арман прогнал меня. А сейчас я чувствую его ненависть, такую, что способна убить. Но за что?

— Прими это, девочка, — Доктор поднёс к губам девушки две пилюли на ладони. — Сейчас ты снова уснёшь и поспишь без сновидений. А я отправлюсь снова к этой вашей Кьяре. Она не понимает, что творит, и от этого всё может оказаться гораздо страшнее.

— Но я не хочу больше спать. Я хочу к Арману! Пустите меня! Он в беде! Ему нужна моя помощь! Он пропадёт!

Девушка вскочила с кровати, оттолкнула Дока и кинулась к двери. Доктор Тондресс успел перехватить её одной рукой, другой умудрился всё-таки дать ей пилюли. Делия закашлялась, но всё же проглотила лекарство.

Это рассказал мне Доктор уже потом, а в тот момент я очень встревожилась и постучала в комнату.

— Всё в порядке? — спросила я, обеспокоенная криками девушки.

— Да, Жюли, — ответил мне Доктор, — просто девочка сильно перенервничала. Принеси-ка сюда горячего молока, дай Делии попить и побудь с ней, пока я снова съезжу в то село. — Когда я ушла исполнять его просьбу, Док обнял девушку, убаюкивая её и напевая свою волшебную колыбельную.

Девушка прижалась головой к плечу Доктора и зашептала:

— Простите меня. Я знаю, Вы хотите, как лучше. Просто я так его люблю… Не говорите, что я должна его забыть! Лучше мне тогда действительно не жить! Пожалуйста, скажите, что поможете ему!

— Конечно, я сделаю всё возможное, — Док снова положил Делию на кровать. — Сейчас Жюли даст тебе молока, таблетки как раз подействуют, и ты поспишь. Всё будет хорошо, девочка, — он открыл дверь, ободряюще кивнул головой и вышел.

Я попросила проходившего мимо Люка побыть с Делией, пока грею молоко, чтобы девушка не оставалась одна. Когда я вернулась со стаканом молока и тарелочкой печенья, то увидела, что Делия лежит, отвернувшись к стене, а Люк, беспомощно опустив руки, стоит рядом.

— Она спит? — шёпотом спросила я.

— Нет, — так же тихо ответил он. — Но я никогда не сталкивался с таким горем. Ты же знаешь, я умею отвлечь и развлечь наших подопечных, и они хотя бы чуть-чуть, но улыбаются. А она просто отвернулась, лежит и вздыхает.

— Делия… — поставив стакан и тарелку на тумбочку, я коснулась её плеча.

Она повернулась: на меня смотрели совершенно сухие глаза, наполненные таким отчаянием, что мы с Люком вздрогнули. Но я помнила о своих обязанностях, поэтому взяла девушку за руку и сказала:

— Давай-ка выпей молока, съешь печенье, а потом поспи — таково предписание Доктора.

— Печенье, печенье, — словно в забытьи, с нежной улыбкой произнесла Делия, садясь в кровати. Взгляд её стал спокойнее, из него постепенно уходила боль. — Я тоже умею готовить печенье. Ему нравится, то есть нравилось.

— Вот и хорошо, — вмешался Люк, не давая ей ничего больше сказать. — Съешь печенюху, запей молоком и спи. Проснёшься — и всё будет замечательно.

Под бодрую болтовню Люка наша гостья поела, затем, как и говорил Доктор, подействовало лекарство. Делия завернулась в одеяло, прошептала «Спасибо, вы очень хорошие» и уснула. Люк отправился по своим делам, а я осталась рядом с Делией — ей могла понадобиться помощь.

* * *

А Доктор Тондресс тем временем добрался до села, где развернулась эта драма. Уже стемнело, когда он постучался в дом на окраине. В окнах не горел свет, но Док знал, что там не спят.

— Иду, — послышался звучный женский голос за дверью. — Только зажгу фонарь.

Дверь распахнулась, и при свете масляного фонаря Доктор увидел высокую красивую женщину с властным лицом. Когда их взгляды встретились, Кьяра — а это была она, — пошатнулась и отступила назад, хрипло прошептав:

— Дэ… Дэмиэн… Это ты? Ты вернулся ко мне?

— Нет, Кьяра, — голос Доктора оставался таким же уверенным и спокойным, как всегда. — Ты ошиблась. Меня зовут Доктор Тондресс, и я пришёл помочь тебе и двум молодым влюблённым. Позволь войти.

— Но этого не может быть, — машинально посторонившись, колдунья пропустила Дока в дом. — Тот же рост, волосы, голос! А глаза, боже мой, эти глаза! Нет! — подняв фонарь повыше, она внимательно посмотрела на Доктора. — Я и вправду ошиблась, вы — это не он! Но как?

— Присядь-ка, Кьяра, — Доктор подвёл женщину к глубокому креслу и усадил. — Скажи, где этот бедный мальчик Арман, на котором ты решила испробовать свои силы?

— Арман? — колдунья вздрогнула. — Его ненависть оказалась так велика, что он, бедняга, упал и уснул мёртвым сном прямо на полу. И я поняла, что не должна была этого делать, — она закрыла лицо руками.

— Значит, я был прав, и ты чуть не погубила своим колдовством две невинные души. Девочка Делия едва не покинула этот мир прямо у меня на руках. А юноша, я надеюсь, жив?

— Да. Только с тех пор, как он свалился и уснул, я всё сижу и жду, вдруг кто-то придёт спасти меня или убить. Потому что я не в силах больше терпеть. Терпеть боль от любви. Именно она заставила меня причинить боль другим, и я должна быть наказана.

— Разве можно наказывать за любовь? Расскажи мне всё, Кьяра. Я думал, что иду сражаться с тобой и твоей силой, но вижу, что ты сама нуждаешься в помощи, — Док сел напротив и приготовился слушать.

… Как ни внушали мать и бабушка, что колдуньям не положено любить, Кьяра всё-таки испытала это чувство, причём дважды. Первой её любовью стал маг с удивительным именем Митра, пришедший в их края, когда девушке было лет двенадцать. Мать и бабушка входили в круг посвящённых, коим дозволялось учиться у Митры.

Однажды — на счастье или беду — мать попросила разрешения привести с собой Кьяру. Девочка взглянула на высокого черноволосого мужчину с точёными чертами лица и бездонными карими глазами, и душа её пропала. «Всё, всё на свете отдать, чтобы быть рядом с ним, смотреть на него. А когда вырасту — выйти за него замуж!» — так думала юная Кьяра, сидя на скамье в углу, где собирались другие дети, приведённые посвящёнными. Она так и не поняла, узнал Митра о её чувстве или нет. Он по очереди разговаривал со всеми детьми, очевидно, определяя, на что способно то или иное чадо колдуний. Кьяре он уделил внимания не больше, чем остальным.

Вскоре он покинул село, но остался в сердце девочки. Она хранила, как самое ценное сокровище, его облик, его мимолётный взгляд, голос. Он стал для неё кумиром, она жадно ловила любое слово и упоминание о нём от матери, бабушки и других колдуний и ведьм. Ни одному человеку на свете она не осмелилась признаться в этом чувстве и бережно хранила его в душе, лишь иногда выпуская свои мечты погулять на поле мыслей, представляя, как бы хорошо им, Митре и Кьяре, было вместе. Но мечты оставались мечтами, облик мага стирался в памяти, и спустя годы Кьяра хранила лишь нежное и тёплое воспоминание о том, кто заставил всколыхнуться её юное сердце и подарил первую, хоть и неразделённую, любовь. Любовь-сказку, любовь-мечту.

Дэмиэн был второй любовью Кьяры. Он постучался в её дом несколько лет назад под вечер. Бродячий музыкант с тонкими чуткими пальцами, светлыми глазами и седеющими тёмными волосами, он напомнил ей Митру, но был более земным, близким. Простым человеком, любящим и ценящим простые радости жизни. Кьяра чувствовала, что пришёл тот, кто может подарить ей любовь и счастье.

Дэмиэн испытывал те же чувства к одинокой молодой женщине и ни разу не спросил, почему она живёт одна. Кьяра не сказала, что она колдунья. И опять же — на радость или беду — этим летом её вмешательство в силу природных стихий почти не требовалось. Никто не беспокоил их с Дэмиэном, он готов был остаться в селе навсегда.

Так прошло почти всё лето. Но однажды в августе разразилась страшная гроза с градом, урожай мог погибнуть, и группа селян во главе со старостой пришла к дому Кьяры просить её о помощи. Конечно, она не могла отказать. Дэмиэн стоял рядом на крыльце, пока она говорила с крестьянами. В тот момент ей казалось, что нет ничего важнее, чем спасти урожай и не оставить людей голодными на долгую зиму.

Град и ураган прекратились, небо очистилось от туч. А под утро Дэмиэн ушёл. Молча, не оглянувшись, как ни старалась Кьяра удержать его. Вот тогда она впервые поняла, что значит — лишиться любви. Может, именно тогда ей впервые и пришла в голову мысль научиться повелевать чувствами людей, чтобы те, кого она любила, не осмелились больше покидать её.

— Я тогда думала, что умру, — тихим, почти безжизненным голосом рассказывала колдунья Доктору. — Судьба подарила мне две любви — одну безответную, когда можно напридумывать себе всё, что угодно, но знать, что это никогда не сбудется. А другую взаимную, которая оборвалась так внезапно. Наверное, он не захотел связываться с колдуньей. Но хоть бы слово сказал! Эту любовь больнее вспоминать, потому что напомнить о нём может любое слово, запах, звук — я даже по тем местам, где мы были вместе, не могу ходить спокойно. Моя душа заледенела, или, может, от неё вообще ничего не осталось. Потому я и… — не договорив, Кьяра отвернулась. Доктор Тондресс заметил, как по её щеке скатилась слеза.

— С твоей душой всё в порядке. Раз ты можешь плакать, значит, она жива, — он взял обе руки колдуньи в свои. — Так помоги нашим юным влюблённым, и их любовь поможет тебе.

— Вы уверены, Доктор? Боюсь, что по моему наущению Арман совершил страшное. Оттолкнул эту девочку. И она вряд ли простит его.

— Она любит его больше жизни и простит. Это я знаю точно, — Доктор Тондресс посмотрел на Кьяру и улыбнулся. — Чуть не забыл, я же собирался помочь тебе. Вот, прими этот эликсир надежды на чудо, — он протянул Кьяре пузырёк из тёмно-синего стекла. Она усмехнулась.

— Первый раз я, колдунья, принимаю снадобье от кого-то ещё. Доктор, а Вы можете сделать меня обычным человеком, лишить колдовских сил? Может, тогда Дэмиэн вернётся ко мне?

— Если я так сделаю, кто тогда поможет молодым влюблённым? К тому же, хорошенько подумай: нужен ли тебе этот музыкант, который однажды отвернулся от тебя, от твоей природы? Может быть, твоё счастье вовсе не в его любви?

— Я не знаю, Доктор. В чём тогда?

— Разве кто-то, кроме тебя самой, может ответить на этот вопрос? — удивился Доктор Тондресс. — Но раз твоя несбывшаяся любовь привела к зависти и едва не сгубила Армана и Делию, что ж это за счастье такое?

— Кажется, мне придётся хорошенько подумать о своей жизни, — Кьяра усмехнулась и залпом выпила содержимое пузырька. — Но сначала сделаю то, что должна сделать.

— Я привезу Делию. А ты — ты собиралась разбудить Армана и сказать ему всё?

— Я вообще-то хотела, чтобы он всё это забыл.

— Не стоит. Делия-то помнит. Арман тоже должен помнить и попросить прощения. Так что лучше скажи ему правду.

— Да, и сама попрошу простить меня. Я не понимала, что творила.

* * *

И Кьяра выполнила своё обещание: она сняла с Армана страшные чары и повинилась в содеянном. Тот же, едва только выслушал колдунью, опрометью бросился прочь — искать свою любимую. А Делия, которую Доктор Тондресс привёз обратно, уже ждала любимого около его дома. Арман кинулся к ней, но остановился в нерешительности и бухнулся перед ней на колени.

— Прости меня, Делия.

— Не могу. Арман, я не могу тебя простить, — от этих слов лицо Армана вытянулось и побледнело, но Делия подала ему руку и подняла с колен, а потом крепко обняла и прошептала: — Потому что мне не за что прощать тебя. Я знаю, что ты ничего не делал. Это был дурной сон. Я люблю тебя.

— И я люблю тебя, малыш, — Арман прижался губами к её макушке.

Глядя на счастливых влюблённых, Доктор Тондресс улыбнулся, прощально приподнял шляпу и кивнул наблюдающей за ним издалека Кьяре и тронул пегасов с места.

— Вот такая приключилась история, — закончила Жюли свой рассказ.

Девочки сидели притихшие.

— Но ты нам не рассказала, как Делия покинула «Приют», — нарушила молчание Даня.

— Наверное, это не так важно. Но всё было просто: Док приехал, когда Делия уже проснулась, и мы с Патриком рисовали для неё на окне золотых рыбок — они плавали на стекле, как настоящие. Доктор сказал, что Арман ждёт её, и Делия попрощалась с нами, всех обняла и расцеловала. Док увёз её домой, а потом рассказал нам всю историю целиком. Только это.

— А Дэмиэн всё-таки вернулся к Кьяре, и они поженились? — с надеждой вздохнула Печенька.

— Не нравится мне этот Дэмиэн, — нахмурилась Даня.

— А об этом я могу при случае спросить у Доктора, — улыбнулась Жюли. — Но уже поздно, и вам пора спать. Пусть ночью вам приснится самая прекрасная история любви на свете — каждой своя, — пожелала Жюли и, прежде чем покинуть палату, добавила: — Помните одно: настоящая любовь обязательно придёт.

Вечер двадцать третий. Сказка о чёрной жемчужине

Только через несколько дней Малышке Жю удалось осуществить задуманное путешествие на озеро: дождь, не без вмешательства Помощников, прекратился, и солнечные зайчики, весело перепрыгивая из лужи в лужу, играли в догонялки и слепили их маленький отряд, шедший по западной от «Приюта» дороге.

Как Жюли и предполагала, девочки пришли в восторг, когда она спросила, не хотят ли они отправиться в поход к озеру, и теперь шумно делились самыми невероятными предположениями о месте, куда направлялись. Гару и Патрик, которых Жюли по совету Доктора Тондресса попросила пойти тоже, несли корзинки с провизией и посмеивались над версиями девочек.

Озеро, куда они шли, располагалось не так уж и далеко от «Приюта Доктора», и дорога к нему вела через светлую берёзовую рощу. Берег озера был травянистым, но стоило только спуститься чуть ниже, как ноги сразу утопали в мягком белом песке. Водная гладь напоминала овальное зеркальце, и облака, плывущие по небу, заодно плыли и в озере.

Весь день их весёлая компания провела здесь, на восточном берегу: они купались в удивительно тёплой для этого времени года воде, собирали вкуснейшую малину, пахнущую лесом, и играли на песчаном берегу в большой полосатый мяч. Вечером, изрядно утомившись, Помощники и их подопечные собрались у костра, над которым уже подпрыгивал котелок с походной кашей и сливочным маслом — Жю постаралась на славу.

— Жюли, а сегодня ты расскажешь нам сказку о приключениях Доктора? — спросила Сова. С ужином было давно покончено, и все устроились вокруг костра на тёплых пледах, пили чай и вовсю лакомились поджаренным на веточках зефиром.

— Расскажи, Жю, расскажи! — поддержали подругу девочки.

— Что ж, хорошо, расскажу, — согласилась Малышка Жю, втайне ужасно довольная, что в числе её слушателей оказались сегодня ещё и Гару с Патриком.

Сегодня я расскажу вам удивительную историю, которая случилась с юношей по имени Мартин.

Он родился на красивейшем острове, здесь и провёл всё своё детство и юность. Его родиной был самый крупный из Островов Общества в Тихом океане — Таити. Чтобы прокормить свои семьи, местные пытали удачу в океане: кто-то ловил рыбу, а кто-то добывал жемчуг — труд прибыльный, но тяжелый и невероятно опасный, и годились для него лишь самые сильные и выносливые.

Семья Мартина выращивала на своём участке земли овощи и фрукты: часть оставляли для себя, а часть продавали на рынке — тем и жили. Мартин, как старший ребёнок в этой большой и дружной семье, конечно же, помогал маме и папе заботиться о младших братьях и сёстрах.

День для них начинался засветло, каждый член семьи трудился по мере своих сил и возможностей: Мартин отправлялся вместе с родителями работать на участок, или в сад, или в конюшню, а его братья и сёстры оставались следить за домом и совсем маленьким братиком Арчи. Тоже непростая работа: нужно позаботиться о малыше, накормить и подоить коров и коз, прибраться в доме, прополоть грядки, приготовить обед.

В полдень две сестрёнки-близняшки собирали обед для родителей и старшего брата — суп или мясное рагу в кастрюльке, хлеб и овощи — и шли к ним через весь посёлок на самый дальний участок.

В тот день Мартин встретил сестрёнок на дороге и забрал у них корзинку с горячим обедом, после чего вернулся к родителям, а девочки убежали домой. Мартин поставил корзинку на столик в тени деревьев, быстро разлил суп по тарелкам и позвал маму и папу обедать. Сам же парнишка, взяв свою порцию, ловко забрался на дерево — там был обустроен небольшой, но очень уютный домик, и Мартин каждую свободную минуту стремился проводить здесь, в кроне старого дерева. После обеда он мог отдохнуть целый час; так было и в этот раз, и Мартин, отставив пустую тарелку, открыл книгу и незаметно для себя уснул.

Проснулся юноша от голосов, которые доносились до него снизу. Он выглянул через деревянный настил и увидел родителей и двоих незнакомых мужчин. Они передали родителям целую кипу бумаг и, распрощавшись, ушли.

— Мам, пап! — Мартин спрыгнул с дерева. — Кто эти люди? Зачем они приходили?

Отец растерянно смотрел на бумаги, а мама вытирала кончиком фартука слёзы.

— Видишь ли, сынок, месье д’Оранж прислал своих людей — у нас много неоплаченных счетов, в том числе и рента на эту землю.

— И если мы их не оплатим?.. — спросил Мартин, уже понимая, чем это может грозить.

Отец только вздохнул, а мать горько заплакала и прижалась к плечу супруга. Мартин растерянно тёр лоб: если у них отберут землю и лошадей, большая семья ни за что не прокормится с крохотного домашнего участка — подумать страшно, чем это всё обернётся! Надо что-то придумать, должен же быть выход!

— Я устроюсь ловцом! — решительно сказал юноша, и мать испуганно посмотрела на него.

— Ты что, сынок! Это же очень опасно! Особенно в это время года, — воскликнула она и посмотрела на мужа. — Отец, хоть ты образумь его!

— Сын, мама права. Ты же знаешь, сколько добытчиков жемчуга погибает в море, и мы с мамой не хотим, чтобы ты пострадал. Мы найдём выход, и всё обязательно решится лучшим образом.

Мартин нехотя согласился, но про себя уже решил всё иначе. Остаток дня они продолжили трудиться все вместе, а вечером родители ушли домой. Парнишка же сказал, что останется на участке и переночует на своём дереве, как делал уже не единожды, и родители не почуяли подвоха.

Когда они впрягли лошадей в телегу и уехали, Мартин сложил в рюкзак всё самое необходимое: длинную верёвку, пресную воду и фрукты с деревьев. После он немного поспал и глубокой ночью побежал в противоположную от дома сторону — к пристани, откуда уходили в море катера и лодки ловцов жемчуга.

На причале было тихо и сонно. Сторож, убаюканный мерным плеском волн, посапывал на лежанке под открытым небом; лицо его было прикрыто шляпой, и она немного приглушала храп мужчины. Прокравшись мимо него, Мартин осторожно спустился на пристань, перебрался в крайнюю лодку и отвязал швартовый канат. Он оттолкнулся веслом от пристани, развернул лодку и направил её в открытое море.

Будь он постарше и имей больше опыта, ни за что бы не отправился в такое опасное путешествие один: бывалые ловцы знают, что выходить одному за жемчугом — верная гибель, и всегда идут по трое или четверо человек, а то и вовсе большой бригадой на шхуне. Мартин же упрямо грёб вперёд, и скоро кромка берега совсем скрылась из виду.

Понемногу начало светать: на горизонте показалась полоска света, а потом горбушка солнца окрасила воду в ярко-апельсиновый цвет. Вскоре парнишка отложил вёсла и крепко обвязал верёвку вокруг своего пояса, прикрепив второй её конец к лодке, вдохнул поглубже и прыгнул в воду.

Он медленно опускался на дно, раздвигал воду перед собой руками, нащупывал раковины и складывал их в мешочек, который специально подвязал к поясу. Когда воздух в лёгких стал заканчиваться, Мартин поднялся на поверхность. Он хватался руками за край лодки и пытался отдышаться. Голова немного кружилась с непривычки, но Мартин не желал отступать. Он высыпал из мешочка найденные ракушки на дно лодки и снова нырнул. На этот раз его хватило совсем на короткое время — едва он успел схватить третью раковину, как лёгкие будто сжало спазмом, и он оттолкнулся от морского дна и поспешил подняться.

В груди болело и саднило, и Мартин понял, что без должного отдыха долго не протянет. Он решил забраться в лодку и посмотреть свой улов, однако одна за одной раковины оказывались пустыми — ничто даже близко не походило на жемчужину. Это немного огорчило Мартина, но он не собирался так просто сдаваться. Он отдохнул и нырнул опять. Раз за разом он погружался на дно океана, собирал раковины, всплывал и снова нырял — ему казалось, что он провёл в воде целый день, но стоящее в зените солнце говорило об обратном.

Когда он в который раз добрался до дна, порыв сильного ветра понёс лодку по морю, и Мартина, привязанного к лодке верёвкой, сильно дёрнуло. От неожиданности он выпустил весь воздух из лёгких и бестолково замахал руками, и с ужасом почувствовал, как ослабевает пояс. Верёвка — единственная страховка — соскользнула с него, словно змея.

«На помощь! Кто-нибудь!» — пронеслось в мыслях Мартина. В панике он пытался то схватить конец верёвки, то всплыть на поверхность, но лишь стремительно терял силы. Совсем рядом мелькнул страшный треугольный плавник.

«Это конец!» — мелькнула в голове страшная мысль, и Мартин зацепив пальцами песчаное дно, потерял сознание.

— Ой, мамочки! — испуганно прошептала Печенька. — Но Доктор ведь спасёт его?

— Какая ты нетерпеливая, — улыбнулась Жюли, — я сейчас все расскажу.

Мартин очнулся на песчаном пляже. Солнце светило ярко, где-то вдали кричали чайки, а совсем рядом шумело море. Было тепло и умиротворённо — юноше даже показалось сначала, что он всё-таки умер и попал в рай, однако царапающая ногу ракушка всё больше убеждала его в реальности происходящего. Он попробовал подняться, но закашлялся и повернулся набок, отплёвывая воду. Он не помнил, как выбрался, и понятия не имел, куда делась украденная лодка.

— Ты бы не торопился подниматься, — услышал он немного хрипловатый, похожий на мурлыканье голос и обернулся.

Чуть выше, на поваленном бревне, сидел седовласый мужчина и ножиком вырезал из деревянного бруска свистульку. Его зелёные глаза смотрели на Мартина с весёлым и немного хитрым прищуром.

— Как я… тут оказался? — сипло спросил парнишка, не узнавая собственного голоса — его всё ещё душил кашель.

— О, это занимательная история! — воодушевлённо сказал незнакомец. — Лечу я, значит, на пегасе по своим делам, вдруг слышу: кричит кто-то, на помощь зовёт. Огляделся вокруг — чистый океан, ни души! Одна только лодка плавает…

— Так это вы меня вытащили? — спросил Мартин, не обратив внимания на упоминание пегаса — так вполне могла называться лодка незнакомца. — Я помню только, что увидел акулий плавник и подумал, что сейчас она меня съест.

— Акулий? — переспросил мужчина и засмеялся. — О, нет, друг мой, ты ошибся, это был дельфин. Я только опустился ниже, как увидел, что он носом выталкивает тебя на поверхность. Он-то и рассказал мне, что вместе с братьями плавал неподалёку и, как и я, услышал твои призывы о помощи. И лодку твою к берегу тоже он вместе с братьями доставил — по моей просьбе.

— Дельфин рассказал? — уточнил Мартин. В какой-то момент ему опять показалось, что он всё-таки умер — обычные дельфины, насколько ему было известно, не разговаривали; другое дело — дельфины райские.

— Дельфин, — кивнул незнакомец. — Очень приветливый и любезный дельфин, которого, к слову сказать, зовут Око. Если вдруг доведётся встретить его вновь, не забудь поблагодарить, иначе рискуешь на всё подводное царство прослыть ужасным грубияном и невежей — уж дельфины постараются, чтобы об этом узнали даже глупые селёдки.

— Ох, всенепременно, — пробормотал Мартин сквозь удушающий кашель, а потом сообразил, что до сих пор так и не знает имени этого странного человека. — Но, месье, как же зовут вас? Кого мне благодарить за спасение?

— Меня зовут Доктор Тондресс, Мартин, — ответил он, проделывая кончиком ножа отверстие в дереве.

— Откуда вы знаете моё имя? — изумился юноша и снова зашёлся кашлем.

— Мне многое известно, — Доктор улыбнулся и подошёл к нему. — Открой-ка рот, дружок.

Мартин послушался, а Доктор Тондресс поднёс к своим губам сделанную свистульку и тихонько дунул, потом ещё и ещё, и парнишка вдруг почувствовал, как лёгкие сжимаются, и оставшаяся в них вода устремляется прочь.

— Вот так намного лучше, — удовлетворённо кивнул Доктор, когда изо рта Мартина тонкой струйкой вытекла морская вода, словно зачарованная факиром змея. — Сейчас выпьешь эликсир и будешь полностью здоров!

Юноша с изумлением наблюдал, как Доктор Тондресс достаёт из невесть откуда взявшегося саквояжа пузырьки, а потом выпил то, что Док ему дал. Вкус у эликсира был сладкий и приятный, похожий на молоко с мёдом и корицей. Едва он сделал последний глоток, как почувствовал, что силы вернулись к нему, а от былой усталости и боли в груди не осталось и следа.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Доктор. — Прости, что так долго: пришлось изрядно потрудиться над дудочкой.

— Кажется, я в порядке… — Мартин не верил своим собственным ощущениям. — Как у Вас получилось так быстро меня вылечить?

— Я могу всё. Ну, или почти всё, — Доктор скромно улыбнулся.

— Вот бы и мне так же быстро найти свою лодку, — горестно вздохнул Мартин.

— Так вот же она, чего искать-то? — Доктор указал рукой в сторону моря, и парнишка обнаружил, что лодка его наполовину вытащена на берег. — Ты её зачем украл?

— И это знаете? — Мартин решил ничему больше не удивляться, только виновато вздохнул, а потом рассказал Доку историю своей семьи. — Я думал, если смогу найти крупную жемчужину, то помогу родителям сохранить землю. Без неё мы пропадём.

— Крупную, как та, что ты держишь в своей руке? — уточнил Доктор, а Мартин только сейчас заметил, что всё это время крепко сжимал что-то в кулаке.

Разжав пальцы, он вскрикнул: в его руке лежала крупная, с ладонь размером, чёрная жемчужина — таких ему никогда видеть не доводилось.

— Это тоже вы сделали? — спросил он, когда дар речи вернулся к нему.

— Нет, — покачал головой Доктор. — Её нашёл ты сам. А теперь, когда все дела улажены, тебя нужно доставить к родным.

Он свистнул — на этот раз без помощи свистульки, — и рядом с ними появился огромный крылатый конь. Если бы Мартин в этот момент не сидел — он точно упал бы при виде такого чуда. Значит, Доктор Тондресс вовсе не лодку или шхуну имел в виду, когда говорил о пегасе! И рассказ его о говорящем дельфине вдруг перестал казаться Мартину небылицей.

— Вставай, друг мой, пегас отнесёт нас с тобой к твоему дому.

— А как же лодка?

— О, не стоит беспокоиться о ней! — Док взмахнул рукой, и лодка растворилась в воздухе. — Ну вот, она вернулась туда, откуда ты её взял.

Доктор молниеносно взобрался на спину пегаса и протянул руку Мартину. Счастливый юноша, сжимая в кулаке драгоценную жемчужину, сел позади Дока, и пегас взмыл в небо, так что у Мартина дух захватило.

Он едва успел моргнуть, как сказочный конь опустился рядом с его домом, и навстречу выбежала заплаканная мать.

— Мартин, сынок! Какое счастье, что ты жив! — причитала она, обнимая сына и целуя его голову. — Где ты пропадал? Мы с отцом едва с ума не сошли, когда утром не обнаружили тебя на участке! Мы тебя повсюду искали, а уж когда узнали, что пропала лодка, сразу поняли, что ты решил нас обмануть! Как ты мог, сынок, как ты мог? Я едва не умерла от страха! Отец с другими мужчинами вышел в море, чтобы найти тебя!

Мартин переменился в лице, а потом протянул матери свою находку.

— Вот, мама, эта жемчужина нас спасёт от беды!

Женщина изумлённо вскрикнула.

— О, только скажи, что ты не украл её!

— Нет, мама, я нашёл, нашёл! Надо только как-то сообщить папе, что я вернулся.

Он вопросительно посмотрел на Доктора, и тот согласно кивнул. Мать же только сейчас заметила, что её сын пришёл не один. Мартин поспешил представить ей Доктора, но умолчал о том, что Доктор спас ему жизнь — не хотел волновать маму ещё сильнее.

Мартин и Доктор снова взобрались на спину пегаса и отправились в путь. Вскоре они нашли шхуну, на которой в поисках сына плыл отец Мартина и несколько мужчин из их деревни.

Появление пропавшего парнишки на шхуне вызвало настоящую бурю: отец то обнимал и целовал сына, то ругал его, как никогда прежде, и грозил всыпать по первое число, едва они только ступят на берег.

— Ваш сын спас всю семью, — вступился за него Доктор, — и вы поймёте это, когда вернётесь домой.

Он был прав: чёрный жемчуг высоко ценился на рынке драгоценных камней, а жемчужина таких размеров и вовсе стоила баснословных денег, и вскоре семья Мартина не только смогла заплатить по счетам, но и выкупила землю и лошадей, и они зажили припеваючи.

— Вот такая вышла однажды история! — улыбнулась Малышка Жю.

— Браво! Браво, Жю! — Гару в восторге захлопал в ладоши. — Всё, я теперь горячий поклонник твоих сказок! Буду напрашиваться на очередную сказку каждый вечер!

— Теперь давайте-ка ложиться спать, — сказала Жю, отмахнувшись от балагура. — Завтра придётся подняться очень рано.

Следующим утром, когда солнце ещё даже не думало подниматься из-за горизонта, Помощники уже будили своих подопечных. Все вместе они убрали кострище, собрали вещи и отправились к северному берегу озера.

Чем ближе был тот берег, тем холоднее становилось — Помощникам снова пришлось раздать всем пледы и зажечь в ладонях огоньки, которые и путь освещали, и согревали. Они добрались до места в самый подходящий момент: вода в озере загустевала прямо на глазах у изумлённых девочек, а вокруг вдруг разлился такой дивный и головокружительный аромат, что буквально у всех потекли слюнки.

— Ох, мамочки! Что это? — Дракоша вертела головой, но никак не могла понять, что же так пахнет. — Это ведь запах крамели! Или я ошибаюсь?

Вместо ответа Патрик наклонился к озеру и поддел пальцем вязкую массу.

— Вкуснятина! — он облизнул палец, и девочки тут же последовали его примеру.

Карамель была бесподобной: в меру сладкой и чуть солоноватой, не слишком густой, но и не жидкой, такой свежей и тёплой, будто её сняли с плиты полчаса назад. Она не прилипала к рукам, не пачкала лица и, самое главное, от неё никогда не болели зубы и живот.

— Никогда в жизни не ела карамели вкусней! — заявила Джулай, а Жюли поторопила девочек, сказав, что карамель, оставшаяся в озере, растает с первыми лучами солнца.

Они набрали с собой несколько горшочков свежайшей карамели — Жю обещала приготовить вкусный пирог к вечернему чаю, — полюбовались, как на рассвете под лучами солнца карамель тает и становится обычной водой, а после вернулись в «Приют».

Вечер двадцать четвёртый. Сказка о золотых тиунах^[18]

Вечером, когда настало время для новой сказки, Жюли принесла девочкам обещанный пирог и чай, но в палате её встретили шесть пар заплаканных глаз.

— Девочки, что случилось? — встревожилась Малышка Жю. — Позвать Доктора?

— Он уже был, — мрачно сказала Кло. Сова всхлипнула.

— Да что с вами? — всплеснула руками Жю. — Признавайтесь!

— Доктор сказал, что мы скоро вернёмся домой, — глухо сказала Печенька, с безразличием глядя, как на стекло налипают снежинки, то и дело меняя узор: казалось, что снег показывает ей свою собственную зимнюю сказку, в которой уже чувствовалось волшебство приближающегося Нового года.

Жюли вздохнула: момент прощания с «Приютом» всегда давался подопечным сложнее, чем само заболевание — так бывает, когда отрываешь пластырь от почти зажившей мозоли и морщишься, потому что это оказывается больнее, чем ты думал. Но если не сорвать этот пластырь, то кожа под ним никогда не огрубеет и не будет защищать от вредных микробов.

— Девочки, дорогие мои, — мягко произнесла Жю, глядя по очереди на каждую из них, — вы же не можете жить в «Приюте» вечно… Вы получили помощь Доктора, а как же быть с теми, кто в ней ещё нуждается?

Девочки виновато переглянулись.

— Ладно… Мы были неправы, — признала Даня сразу за всех. — Просто так не хочется с вами расставаться!

— Понимаю, — кивнула Жю. — Обещаю, что мы вас иногда будем навещать: ни Доктор, ни его Помощники никогда не забывают о своих подопечных, пусть даже бывших!

Улыбки наконец-то расцвели на лицах девочек: осознание будущих встреч с дорогими друзьями придавала им сил и оптимизма. Жюли раздала девочкам кружки с чаем и тарелочки с пирогом.

— Жю, а возле того берега, где мы ночевали сегодня, карамели не бывает? — спросила Даня, вдыхая аромат горячего карамельного пирога.

— Ты права, не бывает, — ответила Жю. — Она бывает только возле северного берега, где достаточно холодно, чтобы карамель успела остыть.

— То есть вокруг озера ещё и разная погода?.. — озадачилась Даня, но вовремя вспомнила и о лимонадных дождях, и о снеге из горячего попкорна, которым однажды угощал их Патрик, и о грозе посреди зимы. Наверное, разная погода вокруг одного озера — явление вполне заурядное для этих мест.

— А как же! — усмехнулась Жю. — Я не сказала вам, но мы называем его Озером Времён Года.

— Озеро Вивальди! — сразу же переиначила Джулай и уточнила: — А почему именно так?

— На том берегу, где мы были, всегда тепло, всегда зелёные деревья и трава — это Весенний берег. Берег, где мы набрали карамели, Зимний: там ночью такой холод, что зуб на зуб не попадает! Еще два берега, как вы наверняка догадались, Летний и Осенний — на одном может стоять такая жара, что в полдень вмиг получишь тепловой удар, а на втором почти всегда идут дожди, и деревья круглый год в жёлтых или красных нарядах.

— А откуда вообще появляется эта карамель? Мы же купались в озере — обычная вода, ничего особенного, — Сова сосредоточенно потёрла переносицу.

— Волшебство, — развела руками Жюли. Ничем иным, кроме как таинственной магией самого места, где расположился «Приют», она не смогла бы объяснить такие явления природы, даже если бы очень захотела.

— Удивительное место! — выдохнула Печенька. — Пока мы не уехали из «Приюта», сходим туда ещё раз, Жю? Хочу побывать на всех четырёх берегах!

— Что ж, может быть, успеем. А пока, не перейти ли нам к сказке? — предложила Жюли, устраиваясь на кровати и скрещивая по-турецки ноги.

Девчонки дружно закивали: истории про Доктора они могли слушать без выходных и перерывов на обед и сон.

Прошло месяца три после того, как Патрик нашёл Доктора и стал его Помощником. Всё это время он учился основам волшебства и занимался самым простым делом: каждый новый Помощник, привыкая к Приюту и новой работе, отвечал за почтовые посылки, и Патрик не стал исключением.

Он отправлял во все стороны света солнечные деньки, хорошее настроение, радостные воспоминания и встречи, ежедневные бытовые чудеса вроде влетевшей в окно бабочки или радуги в фонтанах в пасмурную погоду — работа не сложная, но кропотливая и требующая внимания и усидчивости.

Однако неуёмный Пат уже несколько раз просил Доктора Тондресса взять его с собой в поездку, — не сиделось ему на одном месте, — но Док только качал головой: негоже неопытному Помощнику отправляться в опасное путешествие. Когда же Доктор наконец объявил Патрику, что берёт его с собой, радости Помощника не было предела — Док едва не задохнулся в объятьях счастливого Пата.

Пока дилижанс со впряжёнными в него пегасами плыл по небу, перескакивая с одного облака на другое, Патрик, обычно молчаливый, пребывал в восторженном возбуждении и тараторил без умолку.

— Друг мой, — сказал Доктор, растирая опухшие от болтовни Пата уши, — ты все приключения распугал непрестанными разговорами! — и только после этих слов Патрик затих и стал с жадностью вглядываться в проплывающую под ними землю.

— Спускаемся! — велел Док, и Патрик направил пегасов к земле.

Волшебные кони мягко опустили дилижанс на пыльную дорогу, и ослабленные поводья покоились на их спинах.

— Док, а мы где? — вертел головой Патрик.

— А ты как думаешь? — задал встречный вопрос Доктор.

— Не знаю. Где-то… в поле? — Помощник не видел вокруг ничего примечательного, кроме посевов пшеницы,налитые колосья которой пригибали стебли к земле. — Обычная такая сельская местность, — заявил он, и с этим сложно было не согласиться.

Резвившийся ветер купался в пшеничном море, исходившем золотыми волнами от одного края до другого. Можно было закрыть глаза и слушать, как поле что-то тихонько шепчет путникам: быть может, желает счастливого пути. Подхваченная ветром шуршащая пшеничная волна, подставляя и без того слепящий золотой гребень солнцу, докатилась до края поля, наткнулась на могучие вековые сосны и пугливо отпрянула, не желая связываться с вечнозелёными великанами.

Где-то вдалеке, где небо встречалось с землёй, виднелись приземистые горы, подёрнутые сизой дымкой вечерних сумерек. И если только присмотреться, можно было заметить, что на равнине подле гор расположился небольшой городок, обнесённый крепостной стеной.

— Этот городок называется Горевилем, — сказал Док. — И если мы поторопимся, то успеем попасть в него до того, как ворота закроются на ночь.

— Ну и название, — поёжился Пат и лёгким движением поводьев заставил пегасов ускорить шаг.

— Это с какой стороны посмотреть. Кто-то говорит, что город получил название из-за гор, укрывающих его с севера, а кто-то считает, что в названии кроет в себе великое горе прошлых веков, которое до сих пор тяготит горожан…

— Горе? Какое горе? — навострил уши Патрик.

— Прежде этот город назывался Виль дю Кёр^[19]. По легенде, пару веков назад в городе пропали все дети — мальчишки и девчонки от трёх до пятнадцати лет, и никто не знал, куда они исчезли, никто не ведал, где их искать. Дети продолжали исчезать, едва им исполнялось три года, — как бы ни старались родители их уберечь, как бы ни прятали! — и так продолжалось до тех пор, пока в городе не осталось ни одного младенца.

— И что, никого не удалось найти? — похолодел от ужаса Патрик.

— Никого, — подтвердил Док, — хоть и искали денно и нощно: дети как в воду канули. Прошло несколько лет; подростки, оставшиеся в городе, становились взрослыми людьми и заводили свои собственные семьи, и скоро в Виль дю Кёре снова зазвенел детский смех. Старожилы с ужасом думали о том, что и этих младенцев постигнет страшная участь, и молили богов, чтобы беда обошла стороной.

То ли молитвы их были услышаны, то ли что иное, но годы сменялись десятилетиями, десятилетия веками, а похититель детей больше не объявлялся. А в память о пропавших детях город стали называть Горевилем.

— Жуть какая! Но кому было нужно похищать детей? — воскликнул Патрик, и пегасы, почуяв гнев в голосе человека, нервно всхрапнули.

— Этого выяснить не удалось. До сих пор никому не известно, почему пропали бедные дети, — печально вздохнул Док.

— Так, быть может, мы это и выясним? — с воодушевлением предположил Помощник.

— Не знаю, сын мой, но помочь кое-кому, надеюсь, в наших силах, — загадочно произнес Доктор Тондресс и замолчал, так как дилижанс уже стоял подле городских ворот.

Хмурый привратник, лязгая доспехами и опираясь на копьё, открыл ворота и даже не спросил, кто и зачем прибыл в город.

От одного конца города к другому вела единственная широкая улица, пронизывая торговую площадь, как стрела яблоко. Прочие городские улочки были столь малы и столь тесны, что на них едва могли разминуться два человека, а об экипажах и вовсе речи не шло. Невысокие — этажа в два или три — дома из чёрного камня с покатыми крышами, казалось, опирались друг на друга: каждый этаж чуть выступал над предыдущим, и дома почти касались друг друга чердаками.

На первых этажах располагались лавки, и кованые вывески скрипели от ветра и сообщали прохожим, что те могут приобрести у того или иного хозяина-торговца.

Одно из окон распахнуло свои разбухшие от сырости ставни, и Патрик, за мгновение до этого уведя пегасов на противоположную сторону улицы, чудом избежал содержимого ночного горшка, бесцеремонно выплеснутого прямо на проезжую часть.

— Док! Это же натуральное средневековье! — ошалел Помощник, обретая на несколько минут утраченный дар речи.

— Это точно, — согласился Доктор, наблюдая в окошко дилижанса, как стайка босоногих ребятишек, устряпанных хуже поросят, играют в войну и сражаются друг с другом на деревянных мечах.

Дилижанс выехал на площадь, где подходила к концу воскресная ярмарка: последние покупатели с сомнением качали головой и разглядывали оставшийся товар, но всё же покупали рыбу, начавшую вонять под солнцем, мясо, ещё утром бывшее свежим, а теперь засиженное мухами, фрукты и овощи с огородов, расположенных за городской стеной, прошлогоднее зерно и смолотую муку.

Доктор заинтересованно рассматривал покупателей: они доставали из кожаных кошелей золотые продолговатые кусочки, отрубали от них край толщиной в несколько миллиметров, отдавали большую часть торговцу, а остальное без сожаления выбрасывали, и маленький квадратик золота моментально втаптывался в грязь.

— Скажите-ка, милейший, — окликнул Доктор одного горожанина — тот только что купил десяток гусиных яиц и получил на сдачу маленький кирпичик серебра, — где в вашем городке можно найти ночлег двум путникам? Мы с сыном, видите ли, утомились с дороги…

— Поезжайте туда! — мужчина махнул рукой на восток. — Увидите на окраине мельницу, попросите ночлега у вдовы мельника.

— Премного благодарны! — Доктор признательно приподнял шляпу, а Патрик уже разворачивал пегасов в указанную сторону.

Вскоре, как и сказал горожанин, они достигли мельницы на берегу небольшой речушки, воды которой крутили мельничные жернова. Сама мельница и пристроенный к ней дом были аккуратными и ухоженными, на деревянном крыльце сидел пушистый кот и лениво щурился на солнце.

Дилижанс ещё не успел остановиться, как из дома выглянула полноватая, ещё не старая женщина, румяная от печного жара. Волосы скрывал белый чепчик, а поверх платья был повязан испачканный в муке передник.

— Гюстав! Жером! Ужинать! — позвала она и вытерла руки передником. В этот момент хозяйка заметила приезжих и поспешила навстречу.

— Мы хотим остановиться у вас на ночь, — сказал Доктор. — На площади нам посоветовали обратиться к вам.

— Оставайтесь, чего ж! Места хватит, да и лошадок ваших разместим, — кивнула мельничиха — она тоже не заметила у коней мощных крыльев и прошла по дорожке к амбару: — Жером, Гюстав!

На её зов из амбара вышли двое рослых парней в холщовых штанах и грубых рубищах.

— Отведите лошадок в конюшню и позаботьтесь как следует! — велела женщина и махнула рукой Доктору и Патрику: — Пойдёмте, у нас как раз стол накрыт!

В доме витали ароматы свежеиспечённого хлеба, ванили и корицы, на столе стояла пузатая супница, а рядом на расписном блюде лежала индейка с румяной корочкой и яблоками. Женщина торопливо достала для гостей столовые приборы и ловко расставила их на столе. Парни, исполнив наказ матери, вошли в дом и скинули рабочие рубища, оставшись в льняных рубахах. Ребята наскоро умылись и заняли места за столом.

— Меня зовут Сурья, — женщина подала Доктору полотенце с вышитыми на нём райскими птицами, — а Гюстав и Жером — мои сыновья. А как зовут вас, путники?

— Я Доктор Тондресс, а это Патрик, мой Помощник, — улыбнулся Доктор и вытер мокрые руки.

Патрик отвесил почтительный поклон хозяйке, сел на трёхногий табурет и осмотрелся: стены, обитые деревом с выступившими капельками ароматной смолы, витая лестница на второй этаж, деревянный стол и скамьи с резными спинками. В углу сундуки с тяжёлыми замками, незабудковые занавески и горшки с цветами на окнах, светлая кружевная скатерть на столе и такие же салфетки на буфете и комоде. На камине красовались милые глиняные статуэтки, расписанные яркими красками, рядом стояло мягкое кресло, на его спинке лежало аккуратно свёрнутое вязание. Все эти мелочи создавали непередаваемую атмосферу домашнего уюта.

— Садитесь, садитесь за стол! — хлопотала Сурья, разливая по тарелкам суп, а Гюстав быстро разделал индейку и стащил крыло. Мать шутливо замахнулась на проказника полотенцем, и тот со смехом увернулся.

За ужином Сурья расспросила гостей о том, чем они занимаются и зачем прибыли в Горевиль.

— Мы путешествуем по миру и помогаем людям, — ответил Доктор.

Патрик заметил, как приветливое лицо мельничихи подёрнуло печалью, весёлые васильковые глаза заволокло тоской, и в них вдруг вспыхнула секундная надежда. Женщина прикусила губу и сдвинула брови, будто раздумывая о чём-то, а её сыновья, глядя на матушку, оставили в покое индейку и переглянулись.

— Ну, кому чай? — Сурья быстро вернула голосу былую весёлость и нарушила повисшее тяжёлое молчание.

Все мужчины за столом дружно подняли руки и отодвинули от себя тарелки. Гюстав и Жером наскоро убрали грязную посуду, и на столе появилась выпечка: кексы с изюмом и сахарной пудрой, вафли с джемом и взбитыми сливками, пироги с капустой и грибами и пышущие жаром ватрушки с творогом и корицей — глядя на всё это великолепие, Патрик невольно пожалел, что плотно налегал на индейку.

За чаем семья мельников шутила и смеялась, и молодой Помощник никак не мог понять, что же было причиной той кратковременной грусти, какое же горе скрывала эта счастливая с виду семья? Патрик посмотрел на Доктора и по его прищуренным зелёным глазам, по пристальному и цепкому взгляду понял: то, что закрыто ученику, уже открылось учителю.

После ужина Сурья отвела гостей на второй этаж и показала им спальню: в просторной комнате стояли две кровати с мягкими перинами, письменный стол, небольшой комод с тремя ящиками и два стула.

— Можем ли мы перед сном прогуляться к реке? — спросил Доктор, и хозяйка заверила его, что гости могут ходить, где им угодно, и всё её хозяйство в их распоряжении.

Патрик спросил у братьев, где находятся конюшни, и отправился проверить пегасов. Впрочем, волновался он напрасно: волшебные кони были накормлены и напоены и прекрасно поладили с гнедым хозяйским жеребцом и старым очаровательным осликом. Помощник тщательно расчесал гривы и хвосты пегасов, привёл в порядок дилижанс, смазал скрипевшее заднее колесо и отправился к реке, надеясь найти там Доктора.

Тот действительно сидел на большом валуне и задумчиво смотрел на прозрачную воду, сквозь которую были видны и дно, и шустрые рыбёшки с серебристой чешуёй.

— Несчастная женщина! — качал головой Док.

Голубая пучеглазая стрекоза, отдыхавшая на камышах, сорвалась с места и улетела, удивлённая, что её назвали несчастной женщиной. Доктор Тондресс проводил её взглядом, а потом взглянул на Помощника.

— А с первого взгляда и не скажешь, — Патрик теребил пальцами сорванную травинку. — Кажется, что она счастлива. Но я не могу понять, что с ней…

— Она кого-то потеряла, — сказал Доктор.

— Кого? Мужа? Тот человек на площади сказал, что она вдова.

— Нет, — покачал головой Док и устремил взор в небеса, алеющие закатным солнцем. — Она похоронила супруга — это так, и эта потеря безвозвратна, она смирилась с ней. Но иную потерю она до сих пор надеется вернуть, потому что верит: её ребёнок жив.

— Ребёнок? — воскликнул Помощник удивлённо. — Но как вы узнали?!

— Я видел её глаза, — ответил Доктор. — Мне этого достаточно.

— А мы можем ей помочь?

— Можем, — кивнул Док, срывая и надкусывая сочный стебелёк. — Но она должна довериться нам и открыть своё сердце, ты же знаешь — иначе ничего не получится.

— Это была моя дочь! — мужчины обернулись: позади них стояла мельничиха с глазами, полными слёз. Её аккуратный чепчик съехал назад, и ветер трепал непослушные каштановые локоны, подёрнутые сединой.

Сурья подошла ближе и опустилась на соседний с Доктором валун.

— Расскажите нам, может, мы сможем помочь вашему горю, — попросил Доктор, и Сурья кивнула, собираясь с мыслями.

— У нас с мужем уже было два сына, когда я поняла, что снова жду ребёнка. О, Эмиль был так счастлив! Он говорил, что если родится девочка, он будет самым счастливым отцом на свете — так сильно мой бедный супруг хотел дочку! Да, у нас родилась дочь, мы назвали её Авророй, маленькой утренней зоренькой. Эмиль, мой дорогой Эмиль был готов целыми днями возиться с малюткой, а когда Аврора научилась ходить и говорить… О! Он сиял от счастья, когда наша девочка выговаривала слово «папа»! А потом… потом… — Сурья всхлипнула и промокнула краешком передника выступившие слёзы. — Она пропала! Наша крошка исчезла, едва ей исполнилось три года! Мы искали повсюду, но… никаких следов…

— А как она исчезла? — Патрик и сам едва сдерживал слёзы, и голос его срывался.

— Просто пропала! — вскрикнула Сурья раненой птицей. — Вышла за порог дома — и больше её никто не видел! Если бы малютку растерзали дикие звери, мы нашли бы её платьице… О! Оно было розовое и с чудесными кружевами! Но нет! Ничего! Ни следа! — воспоминания нахлынули, и вдова мельника разрыдалась. — Моя крошка! Моя зоренька! — повторяла бедная женщина.

— Сурья, милая, успокойся, — Доктор мягко коснулся покатого плеча женщины. — Расскажите, что было потом. Аврора была единственным пропавшим ребёнком?

— Нет, — женщина горестно покачала головой. — Ещё одиннадцать детей — пять девочек и шесть мальчиков — исчезли в ту пору… Аврора пропала последней. Эмиль каждый день уходил искать её, а потом… умер от тоски и горя! — рот бедняжки искривился, а из глаз новым потоком хлынули слёзы. — Я выжила! Ради сыновей! Смогла взять себя в руки и вырастить мальчиков! Сейчас боль моя притупилась, но каждую ночь мне кажется, что малютка Аврора зовёт меня… Да… Двенадцать лет, двенадцать лет! Она уже совсем большая, моя доченька. Если вы поможете, если найдёте мою девочку, я век буду благодарна! — вдруг с жаром воскликнула она и крепко схватила Дока за руку.

— Мы сделаем всё возможное, — утешающе улыбнулся Доктор. — А теперь тебе лучше лечь спать: утро вечера мудренее.

Доктор с Помощником успокоили Сурью, проводили её в дом и отправились в свою комнату.

— Больше всего я боюсь, что мы дали ей напрасную надежду, — сказал Доктор Тондресс перед тем, как уснуть. — Если мы не сможем помочь, это разобьёт материнское сердце.

— Справимся! — оптимистично зевнул Патрик и уснул, едва его голова коснулась подушки.

* * *

Солнце ещё только думало, просыпаться ему или можно поспать на пару минуток больше, а Патрик уже был разбужен тихим бормотанием. Он приподнял голову от подушки и увидел Доктора: тот листал старый потрёпанный блокнот, с которым никогда не расставался.

— Док, — окликнул учителя Патрик хриплым ото сна голосом, — вы спали вообще?

Доктор Тондресс оторвался от исписанных листов блокнота и поднял на ученика усталый взгляд.

— Не смог уснуть, — он двумя пальцами потёр уголки глаз. — Всё думал, как бы помочь бедной Сурье. Здесь все мои эликсиры бессильны.

— Двенадцать детей пропали почти двенадцать лет назад, — Патрик широко зевнул и перевернулся на бок, подставив руку под голову. — Как думаете, эти события как-то связаны с пропажей детей много веков назад?

— Может быть, может быть, — проговорил Док. — Двенадцать детей, двенадцать лет, — повторил он и вдруг подскочил на месте, как ужаленный. — Аврора была последним пропавшим ребёнком, я уверен, она ещё жива! Но нам нужно торопиться, пока не прошло ровно двенадцать лет! Поднимайся, мы уезжаем! — Доктор, схватив саквояж, выскочил из комнаты, а Патрик со стоном упал на подушку, но потом, вздохнув, поднялся и поплёлся умываться.

Доктор с Помощником покинули гостеприимный дом семьи мельников. Они даже не позавтракали и не предупредили ещё спящих хозяев об отъезде: Док не хотел волновать их понапрасну. По щелчку пальцев пегасы оказались впряжёнными в дилижанс, и экипаж поднялся в воздух.

— Куда мы летим, Док? — крикнул Патрик.

— В город! — ответил тот, и через мгновение пегасы опустили дилижанс посреди пустынной торговой площади.

Медленно поднималось над городом ленивое румяное солнце, заливая улицы и дома ярким светом. Патрик, ёжась от утренней прохлады, дремал на сиденье дилижанса, прислонившись к спинке, а Доктор выписывал круги по площади, вглядывался в горизонт и задумчиво потирал подбородок.

Внезапно под его ногой хрустнуло, и Доктор Тондресс присел на корточки, отколупнув затвердевшую грязь и извлёк из земли небольшой кусочек золота. Едва он коснулся ладони Доктора, как у того перед глазами вспыхнуло видение: молодая девушка обувает туфельки, берёт корзинку и, напевая, выходит из дома, отправляясь на площадь, прогуливается там по торговым рядам, а потом покупает мешок орехов и несколько пучков зелени и расплачивается золотым брусочком, прежде отделив от него край.

— Тиун на выброс, — и блестящая пластинка летит прямо под каблук тяжелого сапога торговца зеленью.

Видение оборвалось, от удивлённого вскрика Дока Патрик вздрогнул и проснулся, едва не вывалившись из дилижанса.

— Я не сплю, не сплю! — Помощник потряс головой, чтобы развеять остатки сна. — Что случилось, Док?

— Воспоминания, воспоминания, — бормотал Доктор Тондресс, пропустив слова Патрика мимо ушей. — Это может сработать…

В этот момент на площади появился человек: светловолосый юноша лет двадцати в коротком кафтане и лёгких сандалиях. В руке он держал трость с широким наконечником — им он разбивал засохшие комья земли, извлекал маленькие золотые пластинки и отправлял их в кожаный мешочек, привязанный к поясу. Скоро парнишка приблизился к Доктору и почти с суеверным ужасом уставился на золотую каплю на ладони Дока.

— Вы взяли тиун? — воскликнул он, и лицо его стало похожим на мел.

— Ну да, — кивнул Док. — А в чём, собственно, дело?

— В нашем городе никто не берёт выброшенное золото в руки, это считается бесчестным, — нахмурился парнишка.

— Из-за того, что тиуны могут показать что-то? — тихо спросил Доктор, и юноша кивнул.

— Тиуны могут показать слишком много, если долго держать их в руках! — молодой человек решительно забрал золотой кусочек с ладони Дока и спрятал его в мешочек, а Доктор отметил, что на руках юноши плотные перчатки.

— Я нездешний и попросту ничего не знал об этом, иначе ни за что не поднял бы тиун, — Док обезоруживающе улыбнулся. — Сынок, расскажи подробнее, пожалуйста.

— Ну хорошо, — оттаял парнишка. — Меня зовут Анри, и я — Тиун, — представился он и протянул руку Доктору, несколько удивлённому его профессией. — Наши предки, жившие здесь задолго до нас, нашли неподалёку богатое месторождение золота и начали чеканить из него монеты.

Вскоре люди поняли, что это золото способно сохранять все воспоминания того, кто держал его в руках. Тогда-то, чтобы никто не смог воспользоваться этим, люди придумали выплавлять золотые брусочки и, расплачиваясь, выбрасывать от них часть, и с нею все сохранённые воспоминания уходили в землю. Теперь человек мог не опасаться, что его жизнь увидит посторонний. И именно тогда появились первые Тиуны — люди, собирающие выброшенное золото и хранящие его в особом месте, куда не смог бы добраться посторонний. Из-за этих людей и золотые отрубки стали называть тиунами.

— А почему бы не переплавлять тиуны и не чеканить новые монеты? — подошёл ближе Патрик.

— Пробовали, — поморщился Анри. — Едва кто-то брал переплавленную монету в руки, как тут же на него обрушивались обрывки воспоминаний сотен людей, сплавленные воедино.

— Оу, — опешил Патрик. — Неприятно.

— Не то слово, — кивнул молодой тиун. — Потому-то мы работаем в перчатках из воловьей кожи: лишь она одна способна противостоять силе золота.

— Анри, можем ли мы увидеть место, где хранят тиуны? — Доктор задумчиво потёр подбородок.

— Нет-нет-нет! — категорично замотал головой тот. — Это совершенно невозможно! И не просите!

— Но, Анри, выслушай же нас! Только тиуны с их тайной силой могут помочь! — и Доктор рассказал юноше о пропавшем ребёнке мельничихи Сурьи. — Подумай, сынок, каково приходится бедному материнскому сердцу вдали от своего дитя!

Анри задумался. Было видно, как юноша мечется между своим долгом и состраданием к чужому горю. Ему казалось абсурдным вести людей, которых он видит впервые в жизни, к Хранилищу, где покоятся все человеческие радости, все горести, все пороки и добродетели — их воспоминания, — но с другой стороны… Чуткое сердце подсказывало, что незнакомцам можно доверять, что им нужно доверить тайну всего Горевиля.

— Я поклялся, что никто, кроме моего преемника, не узнает, где хранятся тиуны… Придётся мне нарушить клятву, — решился он, наконец. — Но сначала нужно закончить работу здесь — негоже оставлять тиуны несобранными.

С помощью Доктора и Патрика Анри быстро собрал все оставшиеся золотые кусочки.

— Теперь можно отправляться в путь, — сказал он, когда последний тиун упал в кожаный мешочек. — Но идти придётся долго.

— Зачем идти, когда можно полететь? — резонно заметил Патрик, кивая на дилижанс.

Не прошло и минуты, как пегасы опустились за чертой города — пешком на дорогу ушло бы полдня, — в месте, указанном Анри: на поляне в центре густого ельника.

— Что-то не вижу я гор золота, скопившегося за столько лет, — повертел головой Патрик, когда выбрался из дилижанса вслед за Тиуном. Тем временем Доктор спустился с козел и привязал пегасов к ели.

Анри лишь усмехнулся и подошёл к трухлявому пню, вокруг которого дорожками росли опята. Трижды стукнув по правому боку пня, Тиун с силой потянул на себя еловую лапу, свисающую аккурат над его головой. Что-то ухнуло, заскрежетало, приводя в действие хитроумный механизм, и земля разошлась, открывая перед людьми вырубленные в породе ступени. Анри спустился на пару ступеней вниз и обернулся:

— Идёте?

Доктор и Помощник одновременно кивнули и начали спускаться в таинственное подземелье.

— А фонарик никто не взял, нет? — поинтересовался Патрик, предчувствуя, что электричество тут ещё не изобрели, и под землёй тьма кромешная. — Ну или факел хотя бы…

Едва только макушка Патрика, шедшего последним, исчезла в туннеле, как земля сомкнулась над ними, надёжно скрывая свою тайну, и Доктор, оказавшись в темноте, подумал, что мысль Патрика о фонарике была более чем уместна. Но в этот момент Анри зажёг свечку и установил на выступе у самого потолка: тёплый желтый свет этой свечки отразился от стен и потолка, замерцал, устремился всё дальше, вглубь подземного коридора, и разгорался всё ярче и ярче — скоро стало светло, как днём.

— Это люминиты, — пояснил Анри. — Их свет позволяет не заблудиться в лабиринте.

Они двинулись по подземному ходу. Доктор Тондресс заметил, что Анри выбирает лишь те развилки и повороты, которые освещены люминитами. Когда же начало казаться, что они бродят по подземелью уже не меньше недели, туннель оборвался, и путники оказались у входа в огромную пещеру: чтобы достичь её дна, нужно было преодолеть не меньше сотни ступеней.

В стенах пещеры были вырублены ниши, в которых хранились холщовые мешки с тиунами; на каждом мешке был выбит порядковый номер. Анри объяснил, что золотые тиуны следует хранить сто лет — только тогда все воспоминания из них уйдут в землю и из золота можно будет снова чеканить монеты.

— Значит, золота двухвековой давности здесь нет? — уточнил Доктор. Он подумал, что неплохо было бы узнать, кто виноват в самом первом исчезновении детей. Когда Анри покачал головой, Доктор потёр переносицу и добавил: — Тогда нам нужны тиуны за последние двенадцать лет.

Анри, поставив высокую лестницу, забрался почти на самую верхнюю её ступеньку и спустил поочерёдно тяжёлые мешки из двенадцати последних ниш.

Трое мужчин уселись за грубо сколоченный стол в центре пещеры и придвинули к себе по четыре первых мешка, в каждом из которых находилось не меньше пятидесяти тысяч золотых тиунов.

«Если нам не повезёт, мы тут состаримся», — подумал Патрик, окинув взглядом мешки. Не тратя времени даром, они принялись перебирать тиуны, и горки золота рядом с ними постепенно росли.

Положив на ладонь очередной кусочек золота, Анри зажмурился от внезапной боли, сдавившей виски, а потом перед глазами вспыхнуло яркое видение: он смотрел на мир глазами женщины, чьи рыжие локоны спадали до самых колен.

Незнакомка шла по улице, неся в корзинке ароматный хлеб и сыр, и все мужчины оборачивались ей вслед, но красавица будто и не замечала этих взглядов. Она покинула город и зашагала по просёлочной дороге, потом свернула в лес, чтобы сократить путь. Высокая осока шуршала о длинную бирюзовую юбку, а солнечные лучи проникали сквозь прозрачную весеннюю листву и путались в рыжих локонах.

Женщина остановилась около ветвистого дерева и обернулась, чтобы удостовериться, что город остался далеко позади и что никто не идёт за ней следом, и превратилась в чёрную ворону. Птица тяжело взмахнула крыльями и поднялась в воздух. Покружив над лесом, ворона полетела на юг.

Вскоре птица ударилась оземь и вновь превратилась в женщину, а Анри увидел одинокую избушку в лесной глуши. Женщина открыла скрипнувшую дверь и вошла в дом, пригнувшись, чтобы не задеть головой косяк. Ей навстречу выбежала девушка, и Анри обомлел: она была похожа на весенний подснежник, свежий и чистый, трогательный в своей звенящей хрупкости. Её широко распахнутые глаза цвета небесной лазури смотрели радостно, а губы цвета походили на спелую вишню. Девушка взяла корзинку из рук рыжеволосой женщины и поставила её на стол.

— Матушка, тебя так долго не было, я начала волноваться! — услышал Анри.

— Всё хорошо, Аврора, я просто немного задержалась на рынке, — ответила женщина, и Тиун вскрикнул.

Золотая пластинка выпала из рук юноши, и видение оборвалось.

— Что такое, что ты видел? — накинулись на него Доктор Тондресс и Патрик.

— Кажется, я знаю, где дочь мельничихи, — Анри вытер струйку пота, скатившуюся от виска, и пересказал, что видел.

— Ты знаешь эту женщину? — спросил его Доктор Тондресс.

Анри покачал головой.

— Видел только несколько раз на торговой площади. Кажется… Я слышал, что её зовут Виктория. Виктория Дореан.

— Но мы не можем быть уверенными, что именно она крадёт детей, у нас нет доказательств. Придётся искать дальше, — вздохнул Док.

— Но она ведьма! — воскликнул Анри, хлопнув ладонями по столешнице. — Она превратилась в птицу!

Доктор Тондресс усмехнулся, и через пару секунд на столе сидел сокол, впиваясь когтями в дерево.

— Я тоже умею принимать разный облик, — сказала птица голосом Доктора, пока Анри ошалело смотрел на неё, — но это не значит, что я краду детей.

— Я понял вас, — ответил Тиун, и Доктор снова стал человеком.

Ещё добрый час был потрачен на поиски. Доктор, Патрик и Анри по крупице собирали обрывки людских воспоминаний, нанизывали их на одну нить, точно бусы, в единую картинку собирали по кусочкам пазл, восстанавливали полотно одиннадцатилетней давности: жуткая старуха, ведьма-отшельница, живущая в непроходимых болотах, привела в дом двенадцать детей разного возраста и каждый год в последнее полнолуние убивала того, кому исполнилось пятнадцать, забирала всю жизненную силу, чтобы поддерживать свою молодость и красоту. Она стирала память другим детям, чтобы они не вспоминали о своём прежнем доме и не спрашивали, куда уходят старшие ребята и почему они не возвращаются…

Доктор поднялся с места, обвёл взглядом три небольшие горстки золота, хранящие в себе воспоминания о пропавших детях, и ссыпал их в кожаный мешочек.

— Надеюсь, это поможет вернуть девочке память, — пробормотал Док, а потом добавил громче: — Да, Анри, ты был прав: эта женщина действительно похитила Аврору и других детей — вернуть их к жизни, увы, не в наших силах, но спасти Аврору мы должны, пока ещё не поздно. Анри, ты знаешь местность, где находится логово ведьмы?

Тиун неуверенно кивнул.

— Я знаю, где находятся болота, но сам там ни разу не был. Да и никто из Горевиля там, скорее всего, не бывал: места гиблые, мрачные. Вообще, считается, что именно в этих болотах и сгинули дети Виль дю Кёра…

— Или были убиты молодящейся ведьмой, — проворчал Патрик.

— Нужно отправляться в путь, — решил Доктор Тондресс. — Анри, спасибо за помощь!

— Я пойду с вами! — подскочил юноша.

— Это опасно, — заметил Доктор.

— Всё равно! — заартачился тот, и Док сдался.

Они покинули подземное Хранилище тиунов, и скоро пегасы кружили над тёмным лесом, не решаясь спускаться ниже: им, созданиям небесного света и вольного ветра, было неуютно в чащобе и болоте, где витали ядовитые испарения и куда не проникал солнечный свет.

Три или четыре раза пегасы облетали вокруг леса, но никто так и не смог разглядеть хижину болотной ведьмы, пока Патрик не указал на сваленные в кучу сухие ветки деревьев — от них едва заметно поднимался сизый дымок. Натянув вожжи, Доктор Тондресс направил волшебных коней вниз, и, когда те опустили дилижанс на зыбкую почву болота, обломав пару верхушек сосен, все увидели хижину, тщательно спрятанную под ветвями.

— А если ведьма дома? — шёпотом спросил Анри.

— После нашего «бесшумного» приземления шептать уже не обязательно, — хмыкнул Патрик.

— Ну что, напросимся на чай? — улыбнулся Доктор и решительно направился к хижине.

Жалобно застонали ступеньки, скрипнула входная дверь, и трое гостей оказались в комнатке с настолько низким потолком, что Доктору и Патрику пришлось сильно пригнуться, чтобы не удариться макушкой.

Как и в видении Анри, навстречу им выбежала девушка, которая показалась молодому Тиуну ещё прекрасней — юноша так и замер, поражённый её красотой. Однако, радость в глазах девушки, ожидающей увидеть ту, которую считала матерью, сменилась сначала удивлением, а потом испугом.

— Вы кто такие? — отшатнулась Аврора, испуганно глядя на вошедших. — Разбойники? Но у нас нечего красть!

— Не бойся, дитя, мы не разбойники, — улыбнулся Доктор, — и не причиним тебе вреда. Просто хотим поговорить.

— О чём? — удивилась девушка.

— О твоей матери, которая любит тебя и каждый день, каждый час, каждую минуту ждёт твоего возвращения, — Доктор внимательно смотрел на Аврору: как же она себя поведёт?

— О чём вы говорите? — нахмурилась та. — Это я жду мою матушку: она должна вот-вот вернуться!

Доктор покачал головой.

— Ты, к несчастью, всё забыла, девочка, потому что та, кто называет тебя дочерью, стёрла тебе память, — и Доктор поведал Авроре о её настоящей маме и о злой ведьме, ворующей и убивающей детей.

Пока Док говорил, Аврора вцепилась побелевшими пальцами в косяк двери и мотала головой: не желала верить ни единому слову.

— Нет-нет-нет! — горячо воскликнула девушка. — Вы врёте! Не верю вам, не верю!

Анри сделал было шаг навстречу, но Аврора отпрыгнула, как ошпаренная.

— Нет! Не подходите! Убирайтесь прочь! — девушка выставила руки перед собой, защищаясь от незваных гостей.

— Ты не веришь нам, так быть может, поверишь этому, — Доктор достал кожаный мешочек и высыпал на ладонь тиуны.

Золотые пластинки перетекали между пальцами Доктора, постепенно рассыпались в пыль. Её завораживающий блеск привлёк внимание Авроры и заставил замолчать на полуслове. Доктор сильно дунул, и золотая пыль окутала девушку с головы до ног.

Золотые тиуны отдали Авроре все воспоминания, сняли наложенные ведьмой чары забвения и показали ей, как ведьма воровала детей, как убивала их одного за другим, как родители искали пропавшую дочь, как умер отец и как до сих пор страдает мама. Аврора опустилась на дощатый пол, закрыла лицо ладонями и горько заплакала. Анри бросился к девушке и положил руки на её хрупкие плечи, стремясь успокоить.

— Мы отвезём тебя домой, Аврора! — сказал Тиун, а девушка подняла на него заплаканное лицо и робко кивнула. — И защитим от ведьмы! — уверенно добавил он.

Опасаясь, что болотная колдунья может вернуться в любой момент, все четверо покинули её хижину, и пегасы взмыли в небо, оставив за собой радужный росчерк. Упряжка ещё не пролетела и половины пути, как Патрик случайно обернулся и заметил летящую следом большую чёрную птицу: она приближалась к дилижансу, неся на своих крыльях грозовые тучи.

— Док! — крикнул он. — За нами погоня!

Доктор понукнул пегасов, и те полетели быстрее мысли — птица поотстала, но все знали, что ведьма всё равно их найдёт. Волшебные кони опустились рядом с мельницей и нервно заржали, предупреждая об опасности. Анри помог Авроре выйти из дилижанса и повёл девушку к дому, а им навстречу бежали Сурья и её два сына. Увидев пегасов и Доктора с Патриком, увидев робко идущую к ней девушку, женщина вскрикнула и бросилась обнимать и целовать свою дочь.

Быстро наступали тучи, закрывая солнечный свет. Содрогнулась земля от раскатов грома, с треском ударили одна за другой три молнии, испепелив деревья у дороги. Док вгляделся в небо и нахмурился. Доктор Тондресс закрыл глаза и собрался с силами, а после нашёл руку Сурьи и велел взяться за руки всем: едва только круг замкнулся, как что-то невесомое и радостное, словно мыльный пузырь, взмыло над ними, образуя купол над мельницей.

Чёрная ворона приближалась, и молнии вспыхивали всё чаще, разбиваясь о невидимый купол. Ведьма крикнула нечеловеческим голосом, и расступилась земля, извергнув из недр своих всяких гадов и тварей, но и они не могли преодолеть могучую преграду.

И семья мельников, и молодой Тиун дрожали от страха, но рук не разжимали, хоть и не смели поднять взоры. Лишь Доктор и его Помощник стояли прямо, смело глядя на чёрную ворону, кружившую над ними. Ведьма сыпала страшными проклятиями, от которых любой уже давно бы скончался в страшных муках, но и им не удалось пробить брешь в волшебном куполе, надёжно укрывшем друзей.

И тогда ведьма разозлилась и сама бросилась на купол, но едва коснулась его, как рассыпалась прахом, и вместе с ней исчезли и подземные гады, будто и не было их вовсе, и тучи вмиг рассеялись, выпуская солнце на волю.

Доктор опустил руки и весело взглянул на Сурью и её детей: страх постепенно исчезал, сменяясь радостью, и они снова принялись обнимать и целовать Аврору, а потом и благодарить Доктора и его Помощника. Анри скромно стоял в стороне, но Доктор подвёл его к Сурье.

— Вот тот, кто помог отыскать вашу дочь, — сказал Доктор Тондресс, и Аврора ласково взглянула на молодого Тиуна.

Доктор и Патрик оставили семью в её радости и сели в дилижанс, но не успел экипаж тронуться с места, как Анри окликнул их.

— А что это было, Док? — спросил юноша. — Почему ведьма погибла, едва коснувшись купола?

— Любовь, дружище, это была любовь. Самая могущественная сила, которую не одолеть человеку с чёрным сердцем. Будьте счастливы! — Доктор с улыбкой приподнял шляпу, и пегасы унесли дилижанс ввысь…

Жюли замолчала и посмотрела на подопечных: их сердца были наполнены радостью, девочки улыбались, но всё-таки были немного утомлены длинной историей.

— Ложитесь спать, дорогие, — сказала Жю, и девочки, не прекословя, забрались под одеяла и закрыли глазки.

Малышка Жю, погасив свет, вышла в коридор и прислонилась спиной к двери: она так и не смогла сказать девочкам, что это была их последняя сказка.

Эпилог

Ну что ж, пришла пора нам с вами покинуть «Приют Доктора», и так мы слишком долго наблюдали за его обитателями. Не будем же сейчас беспокоить Доктора и его Помощников и тихо уйдём через дверь, ведущую в сад.

Если вам интересно, что же будет дальше с девочками, которым так нуждались в удивительной помощь Доктора Тондресса, то мы с удовольствием расскажем.

Доктор, вне всякого сомнения, исцелит девочек, и больше им не понадобится опека Доктора и его замечательных Помощников. Совсем скоро настанет час разлуки, и девочки покинут стены «Приюта», ставшего им на это время родным домом. Они вернутся к своим семьям, но всегда будут помнить о чудесных днях, проведённых в «Приюте». Быть может, однажды кто-то из них станет новой Помощницей и отправится с Доктором в далёкое и удивительное путешествие.

Когда-нибудь может случиться и так, что вы снова окажетесь подле высокой горы, уходящей вершиной в облака, услышите весёлое ржание пегасов и увидите, как кто-то летит на верхом на чудесном коне за волшебными ингредиентами.

И тогда вы постучитесь в дверь небольшого белого здания с симпатичной вывеской над входом. И вам откроет Помощник с золотыми искорками в карих глазах; он улыбнётся вам как старым знакомым и пригласит войти в «Приют».

И вы увидите, что там всё по-прежнему: всё так же слышен раскатистый смех Гару и Люка, вечных балагуров и озорников; всё так же заполняет истории подопечных Зам; всё так же Старшая Помощница Элен создаёт чудесные лекарства в лаборатории и ставит подопечным успокаивающие колыбельные; даже Малышка Жюли неизменно приходит в палату, где лежат уже другие страдальцы, и рассказывает им новые волшебные Сказки.

И всё так же из своего кабинета спешит на помощь людям добрый улыбчивый Доктор, имя которого означает Нежность.

Материалы

«Баю-бай»

Первая волшебная колыбельная Доктора Тондресса, сочиненная им в мире Грёз.

Оригинал: «Fais dodo».

Альбом: «Le bébé dragon» (1996 г.).

Вокал: Daniel Lavoie.

Музыка и слова: Daniel Lavoie, Louise Dubuc.

Автор эквиритмического перевода: Mr. Sharfick.

«Колыбельная Ночи»

Вторая волшебная колыбельная Доктора Тондресса.

Автор текста: Mr. Sharfick.

Оригинал: «Berceuse pour Julie».

Альбом: «Un trésor dans mon jardin» (сборник, 2000 г.).

Вокал: Daniel Lavoie.

Музыка: Gilles Vigneault, Robert Bibeau.

Оригинальный текст: Gilles Vigneault.

«Малютка Дракон»

Песенка Доктора Тондресса, сочиненная им для Дракоши.

Автор: Mr. Sharfick.

Оригинал: «Le Bébé Dragon».

Альбом: «Le bébé dragon» (1996 г.).

Вокал: Daniel Lavoie.

Музыка: Daniel Lavoie; Alexis Dufresne; Louise Dubuc.

Оригинальный текст: Louise Dubuc.

Примечания

1

Пегас — имя собственное всего для одного-единственного коня — мифического. В данном случае, является именем нарицательным для целого подвида — для крылатых лошадей — и пишется со строчной буквы.

(обратно)

2

Docteur Tendresse — Доктор Нежность, герой одноименной песни Даниэля Лавуа.

(обратно)

3

Généreux (фр.) — великодушный, бескорыстный, добрый.

(обратно)

4

См. главу «Материалы: «Баю-бай».

(обратно)

5

Гарусси (Garoussie) — использовано название русского фанклуба певца Garou, да не побьёт меня никто. Осознаю, что часть событий показана в виде рассказа от первого лица, но не смогла себя заставить впихнуть в сказку описание похорон воина…

(обратно)

6

В соавторстве с. ПечЕнька., конечная редакция — Mr. Sharfick.

(обратно)

7

Прототипом «Синей птицы» является крымский парк львов «Тайган». Белая львица Герда жила в этом парке больше восьми лет и умерла этой зимой от рака. В реальности Герда не попадала в лапища фотографов, такая участь постигла другую львицу — Стрекозу — и «челябинского» львенка по имени Симба. Зоопарк из этой сказки прошу считать неким «конём сферическим в вакууме» — сборным образом идеального места для безопасной жизни, а не тюремного заточения животных.

(обратно)

8

Сочетание имени славянской богини зимы и смерти Марены (Мары) и французского слова la mort (смерть).

(обратно)

9

См. главу «Материалы: «Колыбельная ночи».

(обратно)

10

От англ. dreams — мечты. Здесь подразумеваются приятные сновидения, эдакие сны-мечты, в противовес кошмарам.

(обратно)

11

Автор Сказки — EsmA16, редакция — Mr. Sharfick.

(обратно)

12

См. главу «Материалы: «Баю-бай».

(href=#r12>обратно)

13

См. главу «Материалы: «Малютка Дракон».

(обратно)

14

Каёлка, кайло, кайла — инструмент, которым горнорабочие отбивают, откалывают руду. Сказка новая, публикуется впервые =)

(обратно)

15

См. главу «Материалы: «Колыбельная ночи».

(обратно)

16

Авторские права на оригинальных персонажей мира Нарнии принадлежат Клайву. С. Льюису.

(обратно)

17

Автор сказки — Esma16.

(обратно)

18

Тиун (тивун) — в Древнерусском государстве княжеский или боярский управляющий, управитель. В сказке тиун не имеет ничего общего с Древней Русью.

(обратно)

19

Виль дю Кёр — Ville du Coeur — Город Сердца (фр.).

(обратно)

Оглавление

Пролог

Вечер первый. Сказка о ведьме Гарлеме

Вечер второй. Сказка о Спящей горе

Вечер третий. Внук Дедушки Добра

Вечер четвёртый. Волшебник из древних легенд

Вечер пятый. Загадка «Каменных Вод»

Вечер шестой. Сказка про Алмазную пыльцу

Вечер седьмой. История Малышки Жюли

Вечер восьмой. Последний гарусси

Вечер девятый. Невеста короля Миража[6]

Вечер десятый. Сказка о солнечных искорках

Вечер одиннадцатый. Сказка о белой львице

Вечер без сказки

Вечер тринадцатый. В мире Грёз

Сказка о волшебных камушках[11]

Вечер четырнадцатый. Девочка и осень

Вечер пятнадцатый. В поисках Дракоши

Вечер шестнадцатый. Сказка об истинном богатстве

Вечер семнадцатый. Сказка о Сове и книжных героях

Вечер восемнадцатый. Во власти кошмара

Сказка о Кузнеце

Вечер девятнадцатый. Сказка о Печеньке и соловьиной песне

Вечер двадцатый. Колыбельная для Дани[15]

Вечер двадцать первый. Королева Нарнийская[16]

Вечер двадцать второй. Сказка о колдунье Кьяре[17]

Вечер двадцать третий. Сказка о чёрной жемчужине

Вечер двадцать четвёртый. Сказка о золотых тиунах[18]

Эпилог

Материалы

  «Баю-бай»

  «Колыбельная Ночи»

  «Малютка Дракон»

*** Примечания ***