Полоса выживания [Элизабет Бир] (fb2) читать онлайн

[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]

Элизабет Бир

Яна ждала в темноте. Слева от нее было море, пахнущее отработанным маслом, и чернота, прерываемая слабым шипением фосфоресцирующих волн прибоя. Если она посмотрит на горизонт, то едва сможет его различить — прямую, настолько прямую, словно она искусственно выровнена, линию, над которой слегка выступают аквакультурные сооружения. Справа от нее располагался унылый скалистый берег цвета ржавчины, тянувшийся до крутого утеса, о котором у нее сохранились определенные воспоминания. Это была узкая полоса выживания между пресловутым дьяволом и столь же пресловутым морем.

Аквакультурные купола находились в пределах видимости, пропуская богатые биоценозы мидий и ламинарии сквозь чрезвычайно питательные, обжигающе холодные воды. Она могла бы проплыть к ним, если бы избавила себя от опасностей. Если бы она лучше умела плавать; если бы она не ослабла от голода; если бы не было волн и сильного обратного течения; если бы у нее был непромокаемый гидрокостюм; если бы она как-то могла сохранить мидии неиспорченными, пока доставит их домой к Юлианне; если бы она могла гарантировать, что там нет снайперов, мин-ловушек или охраны.

Яна еле слышно считала до тех пор, пока снова не появился свет.

Тридцать пять, тридцать шесть. И вот он появился опять — луч света, напоминающий палец. Он пересек темную воду, промелькнул у нее над головой, омыл сиянием утес и двинулся дальше. На горизонте Яна увидела сияние Света нежити^[1], которое тут же потускнело, когда нечто снова исчезло. Оно откуда-то появлялось ночью, забытое, необитаемое — возможно, это было связано с теплоносителем аварийного реактора, — но действовало автоматически. Оно все еще выполняло ту работу, на которую было настроено десятки лет или даже столетие тому назад. И оно достаточно осветило полоску пляжа, чтобы Яна могла, пригнувшись, перебежать к следующей скале, не сломав себе ноги.

Желудок давал о себе знать, но она знала толк в подобных вещах. Это не была начальная стадия голода, грозящая резким понижением содержания сахара в крови, неожиданной слабостью и приступами головокружения. Не было это и признаком голодного истощения, когда резервы организма исчерпаны и все мысли начинают вращаться вокруг еды и только еды, когда тело все больше слабеет и страдает от болезней.

Скорее это была вполне комфортная средняя стадия голода — когда тело уже адаптировалось к отсутствию пищи и усиленно работает над использованием имеющихся ресурсов, а не хватает и поедает все, что попадется под руку. Сокольничий назвал бы это состояние «голодным», когда птица готова к охоте и желает охотиться, она худая — но физически вполне пригодна к службе.

Еще одна разновидность полосы выживания — еще один узкий край, чтобы на нем балансировать.

Состояние Юлианны было гораздо хуже, вот почему Яна находилась здесь одна. Когда ее запасы стали истощаться, Юлианна стиснула зубы и отказалась от пищи, отказалась от воды — в общем, довела себя до такого истощения, что Яна решила вмешаться. Именно тогда Яна поняла, что должна выйти и поискать припасы. Им нужно отправиться на юг, отправиться в глубь побережья. Для этого им понадобятся запасы продовольствия — и экипировка. Ботинки, теплая одежда.

Яна не позволяла себе беспокоиться, хотя ей очень этого хотелось. С ее сестрой все будет хорошо. Она оставила Юлианне большую часть оставшейся пищи. И ружье.

Если ей повезет, ни ей, ни Юлианне очень долго не придется голодать — а также страдать от холода или плохой одежды.

Но сначала ей нужно прожить остаток ночи.

Яна протянула руку за плечо и похлопала по ломику, заткнутому за петлю станкового рюкзака. Она дождалась света, дождалась темноты и бросилась к следующему укрытию. Ее не беспокоило, что ее может заметить кто-то из Света нечисти — там никого не было. Там было пусто черт знает сколько времени, и сооружение бессмысленно вращалось на своих реакторах.

Люди — а также камеры и инфракрасные датчики, внимания которых она хотела избежать, — находились в бункере на вершине утеса, нависающего над морем.

К несчастью, именно у них и была пища.

Базовый конфликт потребностей, как сказал бы ее наставник по экономике. Который умер от голода, разорван на части дикими собаками, съеден каннибалами или погиб от какой-то другой чертовщины.

Она могла бы попытаться его найти — он ей нравился, — если бы надеялась узнать хоть какие-то хорошие новости и если существовал бы хоть какой-то шанс найти окончательный ответ. Но она уже давно поняла, что новости никогда не бывают хорошими и что лучше всего не задавать слишком много вопросов.

Вам не понравятся ответы, которые вы получите.

Возможно, он также мог бы сделать пару глубоких комментариев относительно пределов. Пределов выживания. Пределов безопасности. Пределов доходности. Для всего мира это сейчас крайне актуально.

«Но, может, маятник качнется назад, — сказала себе Яна. — Может, дела начнут улучшаться».

Она уже была возле утеса. С точки зрения обитателей бункера, его расположение отличалось одним недостатком — из него отлично просматривались море, приливно-отливная зона, аквакультурные кластеры для выращивания созданных методами генной инженерии сплетений ламинарии и отдаленный маяк нежити, но край утеса перекрывал вид на полоску пляжа, находящуюся непосредственно под ним. Когда-то там были датчики движения и не так давно… но после Эсхатона, конца света — здесь, в будущем, — энтропия взяла свое и дешевые одноразовые вещи стало нечем заменить. А изделия, которые сконструированы на выброс, нелегко отремонтировать.

Для Яны это было преимуществом, вызывавшим приятное чувство иронии.

Она покачалась на носках, как бегун, разминающийся перед забегом. Когда луч света снова прошел мимо, она принялась карабкаться по крутому, местами неприступному утесу. Пальцы цеплялись за крошащийся камень, корни растений обрывались, когда она за них хваталась. Хотя она была достаточно сильной и натренированной и не слишком голодной, к тому времени, когда она перевалилась через край утеса, руки пронзала сильнейшая мышечная боль.

На то, чтобы отдышаться и собраться с силами, времени не оставалось. С трудом поднявшись на ноги, она поползла на четвереньках, надеясь, что ее не заметят.

Слепой глаз автоматического маяка обшарил местность раз, другой — Яна оставалась в неподвижности, словно жаба, надеющаяся, что ее не обнаружат. Мысленно она снова и снова повторяла молитву кающегося грешника: «Я камень». В бункере было темно. Ни шума, ни крика. Никаких признаков жизни.

«Наверно, они там наслаждаются мирным ужином из горячего супа с хлебом», — с горечью подумала она. Это было ошибкой — желудок у нее заворчал, она почувствовала слабость. Подождав, пока свет пройдет еще раз, она собралась, и когда ее снова окутала желанная темнота, бросилась к задней стороне бункера, не столько руководствуясь зрением, сколько ориентируясь по памяти.

Она это сделала. Прижавшись к основанию бункера, Яна замерла, внимательно прислушиваясь — не прозвучит ли сигнал тревоги или топот ног. Ничего. Может, инфракрасные датчики давно вышли из строя вместе со всем прочим? Неужели она зря пробиралась сюда тайком?

Или же за ними просто никто не следит и все искусственные системы уже давно изношены, закорочены и утратили работоспособность?

Она знала, что бункер не покинут. Во время своей последней вылазки, то есть всего несколько дней назад, она видела, как вокруг бродили какие-то фигуры. Но ночью они вошли внутрь и там закрылись. Вот почему именно ночь была для нее самым удачным временем, чтобы нанести удар.

Она не надеялась туда проникнуть. Бункер являлся технологическим достижением прежней эры, и пытаться его взломать было все равно что пытаться открыть раковину двустворчатого моллюска ее изломанными ногтями. Безопаснее было бы доплыть до тех аквакультурных сооружений, что вообще-то означало почти неминуемую смерть. Однако тщательное наблюдение выявило, что хотя бункер, вероятно, неуязвим для любых доступных Яне средств, люди, которые здесь живут, не все хранят в его стенах.

Были еще и пристройки. Низкие, выбитые в грунте, замаскированные камнями так, чтобы они походили на выходы горных пород, в которые был встроен бункер; они прижимались к нему сзади, словно куча скал. Вот туда, в эти хранилища, Яна надеялась проникнуть. И там была еда. Она видела, как какие-то люди перекатывают по пляжу бочки с мидиями от аквакультурных сооружений и поднимают их на утес с помощью блоков и тросов. Она также видела, как они поднимают наверх корзины с водорослями. И еще какие-то загадочные мешки, большие, мягкие на вид, доставлявшиеся с небольших судов, стоявших на якоре далеко в море — туда было не доплыть.

Она представила себе муку, бекон. Овсянку. Сахар.

Желудок снова заворчал. Проглотив горький привкус своего голода, она уперлась руками в колени.

Стало чуть светлее. Свет шел сверху, озаряя темное небо. Нет, это еще был не рассвет. Это было полярное сияние с его ярко-зелеными и бело-голубыми складками и завихрениями.

Сделать мощный рывок и, возможно, упасть — нет, этого делать не стоило. При свете северного сияния Яна проложила себе путь по краю дорожки, которая вела бункера от громадной стальной двери к его задней части. Она не стала идти по дорожке, поскольку она была усеяна раковинами двустворчатых моллюсков — устриц, мидий, которые, конечно, будут ломаться и хрустеть под ногами.

Она двигалась, пригнувшись как можно ниже, чтобы скрыть свой силуэт. Это оказалось правильно еще и потому, что предотвратило ее падение в траншею, вырытую у входа в хранилища. Их было три, они стояли рядом, на две трети заглубленные в землю, с наваленными на крышах камнями и землей.

Она резко выпрямилась, обнаружив ведущие вниз каменные ступеньки, и остановилась. Если бы она собиралась устроить ловушку, здесь было бы для нее самое место.

Внизу в темноте кто-то застонал.

Яна замерла на месте, чувствуя себя испуганным кроликом. На мгновение она с горечью подумала о том, каково это было — ходить, выпрямившись в полный рост и ничего особенно не боясь. Осознав эту мысль, она отбросила ее в сторону и сосредоточила свое сознание на реально угрожающей сейчас серьезной, возможно, даже смертельной опасности.

Опасность представлял тот, кто находился внизу в темноте.

Который, возможно, был ранен.

Ну, скорее всего, так. Можно строить сколько угодно конспирологических теорий и тревожиться о ловушках и западнях, но принцип Оккама^[2] предполагает, что наличие еды привлекло еще кого-то, кто или попал в ловушку или — в темноте — провалился в отверстие в почве.

Яна отважилась нагнуться, опустив руку ниже уровня земли, и коротко и сильно нажала на активатор своего фонарика. Он загорелся приятным холодным светом, осветив пустую канаву или траншею, выложенную каменными плитами, с подпорной стенкой из булыжника, не дающей ей обвалиться. В дальнем конце виднелись двери, ведущие в три хранилища или погреба. Все они были закрыты.

Снова послышался стон.

На сей раз Яна решила выждать, прислушиваясь и не двигаясь с места. Ей казалось, что звук доносится из самого левого погреба, ближайшего к морю. Еще раз коротко нажав на фонарик, она увидела, что в каждом погребе имеется створчатое окошко, располагающееся примерно в ста двадцати сантиметрах от земли. Эти три окошка были не идентичны. Они явно были сделаны из тех материалов, что оказались под рукой, и подвешены на самодельных оконных рамах — когда пришло время установить их в погребах.

Окошко на левом погребе было открыто снизу.

Как бы в качестве реакции на свет Яна услышала короткий вздох, стон прекратился.

Наступила тишина.

Пока что она не заметила ничего, напоминавшего ловушку. Тем не менее, она прикрыла рукой фонарик и подождала, пока глаза привыкнут к темноте. Она поворачивала голову из стороны в сторону, используя периферийное зрение, что в темноте иногда бывает эффективнее.

Вот. Слабый серебристый ручеек отразил зарево ночного неба. Длинный, тонкий — словно солнечный свет пролился на паутину; вдоль нижней ступени лестницы проходила растяжка.

«Ну ладно, — подумала Яна. — Допустим, ты это заметила и хочешь его избежать — но что делать дальше? Прыгнуть и опуститься на противоположной стороне?»

Яна подождала, пока загорится свет маяка, и дополнила его короткой вспышкой своего фонарика, всматриваясь вглубь траншеи. Большая плита на дальнем ее конце блестела, словно пластик. А еще она была подозрительно чистой, без пучков мертвой травы и следов песка, видневшихся на других плитах. Много птичьего помета, но часть его имела какую-то странную, каплевидную форму.

Плита была на петлях. Она предназначалась для того, чтобы сбросить того, кто на нее прыгнет, в подземную темницу. Или, может быть, в колодец с голодными тигровыми акулами или вращающимися ножами, что в конечном счете, возможно, более эффективно и, возможно, приносит не меньше удовольствия. В таком случае нет нужды вытаскивать из дыры в земле ни узников, ни их тела. Получается экономия на грузоподъемной оснастке.

Она проверила еще раз, но ловушек было только две — их она уже видела. Стон полностью прекратился, словно стонущий выжидал или просто притворился мертвым.

Пожав плечами, Яна проверила лямки своего рюкзака, убедилась, что фонарь висит на ее среднем пальце, и стала медленно спускаться по ступенькам, остановившись, чтобы переступить через растяжку осторожно, как кошка, передвигающаяся по глубокому снегу. Затем она пальцем ноги испытала на прочность пол коридора. Тот выдержал. Она переместила на него весь свой вес.

Он все равно выдержал.

«Вот и хорошо», — подумала она и подняла вторую ногу высоко над проволокой.

Чтобы быстро взломать любую из этих дверей, потребовалось бы что-нибудь более внушительное и соответственно более шумное, чем взятый с собой лом. Хотя можно просто расшатать рамы. Впрочем, есть вон та, с открытым окном…

До Эсхатона она не смогла бы через него протиснуться — окно было недостаточно широким. Черт возьми, да у нее не хватило бы сил вообще до него добраться! Тогда она была приличной широкобедрой аспиранткой, а не худой хищницей, которой теперь стала. Юлианна всегда была тощей — и темпераментной, а Яна — умной. Большинство людей просто не замечало, что ее сестра такая же умная, как Яна.

Она не хватало этого поля безопасности. Черт возьми, изоляция, запасы еды — возможно, именно поэтому она уже прожила так долго.

Она снова зажгла свой фонарик и обследовала оконный карниз в поисках стеклянных вставок, бритвенных лезвий и тому подобного. Она задрала голову, чтобы посмотреть вверх — нет ли там признаков чего-нибудь похожего на, гм, гильотину, подвешенную с другой стороны. На всякий случай она засунула туда лом.

Ничего такого.

— Лентяи, — сказала она.

По правде говоря, она предполагала, что днем обитатели бункера ходят туда-сюда через каждые несколько минут. И даже в постапокалиптическом мире вы вряд ли захотите, чтобы ваши дети забавлялись с гильотинами.

Она открыла окно ломом и подождала.

Тихо. Только шумит море.

— Эй! — тихо позвала она через окно, предварительно посмотрев в сторону лестницы. Если кто-то там, внутри, захочет поднять тревогу, она сможет довольно быстро отсюда убежать. Нужно только не забыть о той растяжке. Можно включить свет и заглянуть внутрь, но тогда ее силуэт будет виден на фоне неба. А свет, можно сказать, притянет к себе пулю, если тот, кто находится внутри, вооружен и склонен открыть огонь.

Разговор безопаснее, он не требует прямой видимости.

— Эй! — театральным шепотом снова заговорила она, испытывая странное ощущение, что к ней прислушивается темнота. — Здесь есть раненые?

Пауза, затем женский голос осторожно ответил:

— Не сильно раненые. Хотя я связана. Как вас зовут?

— Яна, — сказала Яна. — А вас?

— Юлианна.

Яна замерла на месте и резко выпрямилась. Так звали ее сестру.

Впрочем, это не было похоже на голос или манеру говорить ее сестры, и она заставила себя сделать вдох и продолжить.

— Здесь есть ловушки? Если я залезу через окно?

— Нет, — сказала Юлианна. — Здесь безопасно. Они оставили его открытым, чтобы я могла дышать, но здесь холодно. Вы пришли украсть еду?

— Вы тоже за этим пришли?

— Вроде того, — сказала женщина. — Я сейчас, дайте только выбраться из-под окна.

Раздался скрежещущий звук, затем послышались глухие удары.

— Я сейчас войду, — предупредила Яна. Она подпрыгнула, оперлась животом на оконную раму и проскользнула внутрь. Важно было не упасть лицом вниз на пол, но она ухитрилась плавно соскользнуть и опереться на руки. Ноги зацепились за оконную раму. Она осторожно отцепила их одну за другой и опустила на пол, затем встала.

— Сейчас будет свет, — сказала она и стиснула фонарик.

Она обернула его кольцо так, что светящаяся часть находилась внутри, поэтому фонарик в основном светил сквозь ее руку, создавая жуткий эффект. Тем не менее света оказалось достаточно, чтобы женщина на полу поморщилась и отвернулась, что подсказало Яне, что та просидела в темноте довольно долго. Незнакомка не могла прикрыть глаза руками, потому что ее руки были привязаны к лодыжкам пластмассовыми лентами.

Женщина не могла быть такой же голодной, как Яна и ее сестра. У нее на костях еще оставалось немного плоти — не только сухожилия и тонкие мышцы. У нее были рыжие волосы до плеч, хотя они казались слабыми и торчали клоками, словно женщина была больна. Впрочем, они могли просто спутаться из-за того, что она спала на грязном полу или из-за отсутствия ухода.

— И что же вы украли?

— Мидий, — сказала женщина. — Из рамок, в аквакультуре. Я за ними ныряла. — Она явно оправдывалась. — Они там были еще до Эсхатона, кое-что осталось и сейчас. Небольшая сконструированная экосистема из двустворчатых моллюсков и устриц.

— Гм! — сказала Яна. Она дважды коротко сжала фонарик, чтобы тот работал самостоятельно. Рассказ женщины невольно произвел на нее впечатление. — У вас что, был гидрокостюм?

— Нет, просто большая практика, — сказала женщина.

Яна попыталась представить, что это Юлианна. Но эти сухие волосы, эти тени на испещренной синяками коже… нет, она не могла смотреть на них и ассоциировать с именем «Юлианна». Это распространенное имя, но всякий раз, когда Яна пыталась применять его к незнакомке, сознание отказывалось это делать.

Вместо этого она сказала:

— Это действительно… воровство?

— Они так решили, — сказала женщина, указав подбородком на дверь. — Знаете, это долгий разговор, так что, может быть… вы меня развяжете?

— Хорошо, — сказала Яна. — Вы торжественно клянетесь меня не обезглавливать и так далее?

— Клянусь, — с притворной серьезностью сказала женщина.

Яна опустилась на колени, достала из чехла на ботинке нож для открывания двустворчатых моллюсков и коротким заостренным лезвием перерезала пластмассовые ленты.

— Ах! — сказала женщина и прижала руки к груди, словно они были метелками из перьев. — Черт побери! — сказала она. — Нет, ничего. Кажется, будто в руки впились горячие кальмары. Надеюсь, у меня не будет гангрены.

Тут она внезапно застонала, закусила губу, чтобы приглушить стон, и прижала к себе руки, покачиваясь взад-вперед, лицо ее было искажено от боли.

— Ой, как жжет! Ой, блин! Ой!

Яна смотрела на нее, думая о том, что тут она ничем не может помочь. Ей было неприятно видеть, как мучается женщина, и она повернулась к ней спиной, освещая лучом фонарика бочки, коробки и полки в поисках продуктов, снаряжения…

— Здесь есть ловушки, вы не знаете?

— Ой, ой! Не трогайте приемопередатчики, оееей!

Тем не менее, ее охи постепенно становились слабее. Наконец, Юли… женщина сквозь стиснутые зубы издала звук, похожий на вздох, и подалась вперед, встав на четвереньки.

— Аноксическая боль, — сказала она. — М-да, это было не очень здорово.

— Вы врач? — с интересом спросила Яна. Это было бы полезно.

— Биолог, — сказала женщина. — Морской биолог.

Что ж, это объясняет ее умение плавать.

— Понятно, — сказала Яна, изучая полки. Ей требовались ценные вещи, товары на обмен. Походное оборудование. И еда. Увидев заманчиво пахнувшую металлическую коробку с надписью «сушеная рыба», она схватила его и открыла. Засунув в рот тонкие, как бумага, куски белой рыбы, она принялась жевать их, затем заполнила ими боковое отделение своего рюкзака, в то время как резкий аромат наполнил слюной ее рот. По своей структуре это было странное сочетание кожного изделия, губки и хрустящего картофеля. Впрочем, это был просто белок, и с одним этим можно было умереть от голода. Яна передала коробку женщине — руки у нее как будто уже отошли — и обнаружила рядом мешок с сушеными яблоками. Она тут же его взяла. Яблоки были старые, жесткие и коричневые. Хотя, вероятно, и не были собраны до Эсхатона. Сушеные фрукты столько не лежат.

Товары на обмен.

— Класс! — сказала Яна.

Вторая женщина, жевавшая свой собственный кусок рыбы, провела руками по волосам, и ее пальцы запутались в колтунах. Она высвободила пальцы, скатала выпавшие волосы и выбросила их. На ее коже и кромках одежды виднелась засохшая морская соль, которая, видимо, и вызывала пурпурные язвы вдоль линии волос.

«Юлианна», — подумала Яна и отвернулась.

— Вон там, наверху, лежит соленая ворвань^[3], — сказала женщина. — И пеммикан^[4].

Яна радовалась тому, что можно собственными руками сделать что-то полезное.

— Неужели вы в темноте провели здесь инвентаризацию? — Она нашла одежду, аккуратно сложенную в старых ящиках вдоль задней стены. Пошарив в ней, Яна нашла теплые шерстяные брюки, которые подойдут Юлианне — ее Юлианне, которая была тоньше этой, и даже еще тоньше, чем сама Яна — многослойные, из технического флиса. Она взяла самые тонкие и теплые.

Кроме того, она нашла сахар и муку, и взяла по двухкилограммовому пакету того и другого. Она уложила одежду — рюкзак она наденет лишь после того, как разберется с окном. Копаясь в запасах одежды, она обнаружила второй рюкзак — старый армейский рюкзак с небольшими дырками во многих местах — и начала паковать его для второй женщины.

— Я провела здесь два дня, — сказала та. — Днем сюда проникает немного света. — Она сумела подняться на колени и теперь выставила вперед ногу. Схватившись за край полки, она встала.

Яна была готова ее подхватить, и та действительно покачнулась. Тем не менее, выпрямившись, она как будто прочно стояла на ногах.

— Тут плохо видно.

— Увы, — сказала Яна. — Я захватила только один фонарик. Вот.

Она подала женщине рюкзак.

— Вы с этим справитесь?

Женщина подняла его, поморщилась и стала просовывать руки в лямки, но, посмотрев на окно, решила, что также подождет до того момента, когда они окажутся снаружи.

— Я бы предпочла… Мы берем с собой слишком много, чтобы путешествовать налегке.

— Мне нужно взять с собой еду, — сказала Яна. — Для своей сестры.

Женщина подняла брови, затем кивнула, после чего немного задумалась.

— Умничка! Что вы еще ищете?

— Товары на обмен, — сказала Яна. — Что-нибудь ценное. — Она уже ощущала дефицит времени. Скоро кто-нибудь наверняка придет проверить, как там узница. Или того хуже — заметит движущиеся огни. Но в темноте они ничего не украдут.

— Прошу! — Взмахнув рукой словно фокусник, женщина сделала шаг в сторону.

Яна посмотрела туда, где только что стояла женщина. Там на полке стояли десятки сосудов с прозрачной жидкостью. Яна взяла один из них — все это были разнокалиберные банки из-под варенья или бог его знает из-под чего; тот, который она держала в руке, судя по форме, некогда содержал дрожжевую пасту — и стала отвинчивать крышку. Она не успела отвинтить ее до конца, как в нос ударил сильный запах.

— Алкоголь.

Женщина кивнула и слабо улыбнулась.

— Хватайте, сколько сможете унести, — сказала Яна.

Загрузившись, женщина с именем ее сестры сделала шаг к двери. Яна погасила фонарь. Женщина все еще немного прихрамывала, но не жаловалась, и как будто немного расслабилась. Подойдя к двери, она попробовала ручку.

Со смачным щелчком дверь распахнулась.

Яна закинула рюкзак на плечи.

— Здорово! Не надо снова возиться с окном.

Она шагнула вперед, но в пяти шагах от лестницы женщина ее остановила. — Осторожнее! — сказала она. — В двух сантиметрах над проволокой, которую вы можете видеть, находится мононить.

Яне стало нехорошо. Выражение ее лица, вероятно, было заметно даже в полутьме.

— Что, не заметили, когда спускались?

— Боюсь, меня сейчас стошнит.

— Не надо, — сказала женщина. — Мне кажется, эта рыба вам будет нужнее внутри. Как же вам ноги не оторвало?

— Я довольно высоко их поднимала.

— Вот и хорошо, — сказала неправильная Юлианна. — Значит, вы знаете, насколько высоко нужно поднимать ноги на обратном пути.

Соблюдая максимальную осторожность, они поднялись по лестнице. Когда они оказались наверху, Яна поправила рюкзак. Он был тяжелым из-за стеклянных сосудов, и уже сейчас можно было сказать, что вес будет немалой проблемой. Но теперь она была сыта. Она была сильной и выносливой. Оставалось только отнести все это Юлианне.

Ее Юлианне.

Она обернулась через плечо.

— Я собираюсь идти на запад по побережью, — сказала она.

— Мне некуда больше идти, — сказала женщина — Можно мне пойти с вами?

Яна помедлила. Женщина была сильной и подготовленной. Пусть ее поймали, но если она ныряла за моллюсками к аквакультурным клеткам, то она должна быть очень сильной пловчихой. Яна вряд ли могла сама это сделать и не утонуть. Или умереть от переохлаждения.

— Мы решим это позже, — после коротких колебаний сказала Яна. — А пока давайте пройдем до нас столько километров, сколько выдержат ноги.

Оглянувшись, женщина с ненавистью посмотрела на бункер, хотя отсюда был виден только его задний склон, напоминающий холм, усыпанный щебнем. Свет нечисти снова по ним прошелся.

— Да, — сказала она. — Давайте пройдем.

В темноте, с тяжелыми рюкзаками, они не могли бегать. И, конечно, не смогли бы карабкаться вниз по склону утеса. Поэтому они двинулись в глубь побережья, низко пригибаясь, хотя организм Яны все время жаловался на желудок, полный пищи, которую она туда закинула, прежде чем уйти из этого склада, погреба или как там его назвать. Приближался рассвет, и с океана надвигался туман, такой плотный, что, казалось, его можно пощупать. Они пробивались сквозь него, ориентируясь по звуку прибоя. Двигаясь почти вслепую, следовало остерегаться рельефа местности.

Организм Яны наконец усвоил принятую пищу. Недостаток жиров был сейчас только на руку — Яна решила, что если бы она съела что-нибудь пожирнее, ее бы уже стошнило. На руку и то, что вместе с калориями она немного восстанавливает мозги, — до сих пор она не понимала, как сильно на нее подействовал голод, потому что лишь примерно через час она сообразила, что должна была задать женщине несколько вопросов, прежде чем привести ее к ничего не подозревающей сестре.

Что ж, по крайней мере, конец света создал много поводов для разговора.

— Так чем же вы занимались после апокалипсиса? — спросила она женщину.

— Воровала, — ответила та. Он похлопала себя по бедру; она не была особенно толстой, но и не была такой, как Яна — одна кожа и кости. — По крайней мере, так скажут эти армейские псы, но ведь вы сами видели, сколько пищи они накопили только здесь. И что дает им право претендовать на эту аквакультурную ферму, как будто именно они, а не кто-то другой, построили и содержали ее раньше?

Яна обратила внимание на ее акцент.

— Вы нездешняя.

— Я три месяца жила возле маяка.

Это не ответ.

— Раньше я была аспиранткой, — сказала Яна. — В области экономики.

Женщина улыбнулась. — Академическая наука.

Яна кивнула.

— А я была биологом. Хотя, подождите, я вам уже об этом говорила. Так вот, Вы говорите «апокалипсис», — продолжала женщина, изменяя направление разговора. — А я называю это «возможностью».

— Мир прекратил существование, — резко сказала Яна.

Женщина пожала плечами. — Не в первый раз. — Она улыбнулась. — Возьмем, например, Черную смерть^[5]. Это ведь был апокалипсис. Или эпидемии оспы в Америке. По некоторым данным, в какой-то момент наш вид сократился примерно до двух тысяч особей. До двух тысяч! Нас было меньше, чем сейчас насчитывается американских журавлей. Ну, то есть насчитывалось. Я имею в виду — после того, как их численность восстановилась. Кто знает, есть ли они сейчас?

Они, наконец, спускались вниз, к берегу, двигаясь в тумане, который приближающийся рассвет окрашивал в розовые цвета. Среди этого клубничного сияния женщина вдруг остановилась и пристально посмотрела на Яну.

— Я хочу сказать, что нужно подождать. Я понимаю, сейчас это трудно. Все еще трудно. Границы узкие, пределы невероятно жесткие. Но мы пережили и худшее. И через десять, двадцать, десять тысяч лет… окажется, что для всех нас так было лучше. Кроме тех, кто умер. Сейчас для всех открылись безграничные возможности. Как во времена Черной смерти.

— Не понимаю, — сказала Яна.

Женщина закашлялась, затем отвернулась, чтобы сплюнуть. На фоне сияющего ночного неба берег отливал чернотой.

— Пустые экологические ниши — хорошая возможность для эволюции, — сказала она. — Как в природе, так и в человеческом обществе. Как вид мы имеем возможность стать чем-то гораздо большим, чем мы есть сейчас. Стать лучше. Эволюционировать, чего мы не делали тысячелетиями. В долгосрочном плане именно это имеет значение. Выживание вида. Развитие вида. Кто знает — возможно, мы, наконец, сделаем следующий шаг, станем чем-то вроде транслюдей.

— А как насчет… — Яна указала на себя, потом на нее. На камни на берегу… — насчет жертв?

Какая же ты дрянь, хотела сказать она, но не сказала.

— Что, звучит ужасно? — Женщина закашлялась. — И все-таки жизнь находит себе дорогу. По сравнению с некоторыми это даже не вымирание. — Она широко расставила руки, покачнулась, но успела восстановить равновесие, чтобы не упасть в море. Затем приложила руку к голове, словно испытывала головную боль. — Мы с вами уже переиграли своих соперников просто потому, что остались в живых. Когда мы начнем выбираться из этого кризиса, это будет мир, полный возможностей.

— Вы слишком самоуверенны для того, кто пятнадцать минут назад лежал в погребе, связанный по рукам и ногам.

— В этом погребе не было ничего особенного, — сказала женщина. Она повернулась, чтобы попятиться, и улыбнулась Яне, тогда как свет восходящего солнца, пробиваясь сквозь туман над плечом Яны, окрашивал волосы женщины в неправдоподобно яркие цвета.

— Мы можем держаться вместе, — вдруг сказала Яна, охваченная внезапно вспыхнувшей надеждой. — Мы трое. Так будет безопаснее. Мы можем куда-то уйти. Вы правы, конечно же, вы правы. Мы молоды, мы можем работать. Хоть где-нибудь должна же остаться хоть какая-нибудь община, правда?

— Возможно, нам следует отправиться на юг, в Африку, — с улыбкой сказала женщина. — Именно оттуда всегда приходили волны человеческой эволюции.

Лицо незнакомки теперь казалось совсем нездоровым. В утреннем свете, когда туман рассеялся, Яна видела под ее полупрозрачной кожей множество пурпурных пятен. Ноги у женщины стали заплетаться, но когда Яна сказала, что им нужно отдохнуть, она покачала головой.

— Осталось ведь не так много, правда? Я отдохну, когда мы придем.

Лямки рюкзака она стянула с плеч, словно они причиняли ей боль.

Они прошли еще два километра, но тут женщина стала пошатываться. Она истекла кровью до того, как они достигли разбитого шоссе, обозначавшего то место, где Яна могла повернуть в сторону от берега.

Кровь хлестала из нее — из носа, изо рта, по внутренней стороне ног, она согнулась вдвое и обхватила руками лицо, словно пыталась удержать ее внутри, удержать вытекающую из нее жизнь.

Яна подошла к ней, сняла рюкзак, поддержала ее голову и попыталась успокоить, пока женщина рыдала, истекая кровью. В конце концов она застыла в неподвижности, и Яна уложила ее на землю, сложила руки, разгладила выпадающие волосы и положила камешки на веки, чтобы закрыть бешеные, безумные глаза с белыми кругами.

Яне хотелось остаться и сложить над ней пирамиду из камней, но в ней нуждалась ее собственная Юлианна. А в рюкзаке лежали несметные богатства.

Она подняла второй рюкзак и надела его спереди, хотя он и был испачкан кровью. Из-за попыток помочь она и сама была в крови, хотя смыла в море все, что смогла. Вероятно, это была геморрагическая лихорадка — какая-то ее разновидность, связанная с мутацией. Но Яну это не слишком беспокоило.

Она помнила, как женщина — Юлианна, зови ее Юлианна, — говорила о том, что она устроила стоянку в скалах возле маяка нечисти.

Значит, реакторы все-таки дают утечку.

Отойдя уже довольно далеко, Яна оглянулась, рассчитывая, что сможет увидеть тело незнакомки. Тем не менее на месте его не оказалось, и Яна удивилась тому, что волна смогла так быстро захлестнуть прилегающую к морю полоску и его утащить.

Они с Юлианной должны уйти отсюда. Как только Юлианна окрепнет. Как только пища произведет свое магическое действие. У них теперь два рюкзака, товары для обмена. Походная одежда.

Оставалось всего несколько километров. Яна шла по шоссе, делавшее большой крюк в сторону от побережья, из-за несбалансированного веса рюкзаков она наклонялась вперед не так сильно, как это должно было быть. Сейчас она видела только камни и небо.

После Эсхатона людей с каждым годом становилось все меньше. Яна задавалась вопросом, остались ли вообще какие-то люди, кроме нее с Юлианной и военных, засевших в бункере. Возможно, во всем мире больше никого не осталось.

Может, это и не так.

Но это возможно.

Им нужно сделать то, что предлагала женщина-биолог, решила Яна. Они отправятся на юг. В Африку. Они станут будущим человечества, следующим этапом эволюции. Если будут достаточно твердыми, чтобы выжить.

Если смогут подтвердить свою пригодность. Это все еще может принести всем пользу.

Яна попыталась представить, сколько тысяч километров отсюда до Африки. Когда-то было легко заглядывать так далеко.

Она свернула с дороги возле заросшего мхом валуна, немного похожего на гигантскую черепаху, и направилась к полуразрушенной рыбацкой хижине, которая почти вросла в почву. Если даже кто-то и заметил бы ее, посеревшую от непогоды, зажатую между двумя огромными обветренными валунами, то никогда бы не подумал, что это не просто развалины.

Когда хижина оказалась в ее поле зрения, она остановилась, оценивая обстановку. Все как будто спокойно. Хижина была гораздо прочнее, чем казалось — они укрепили все внутренние конструкции. Первое лето после Эсхатона они потратили на то, чтобы укрепить, изолировать и защитить постройку от атмосферных воздействий — оставив снаружи все таким, чтобы она выглядела ненадежной и заброшенной.

Сначала это было очень важно. Когда людей было больше.

У Яны болели ноги, плечи были обожжены. По небольшому уклону она поспешила к хижине; ей хотелось позвать Юлианну, но так можно было выдать их местонахождение. Кроме того, беспокоиться не о чем. С Юлианной все хорошо. Яна оставила ей ружье.

Тишина и закрытая дверь — это хороший признак. Признак спокойствия.

Она перешла на рысь, стараясь не поскользнуться на гальке. Если она сломает лодыжку, вылечить перелом будет невозможно. Она постояла у валуна, прислушиваясь. Все спокойно, все хорошо.

Она подошла к маленькой перекошенной двери хижины, которая была прочнее, чем казалась, и легонько постучала. Засов был открыт, но перед тем, как открыть дверь, Яна все равно тихо позвала:

— Милая! Это я, не стреляй!

Дверь повернулась на хорошо смазанных петлях, и она вошла внутрь.

Понадобилось немного времени, чтобы глаза привыкли к темноте. Яна использовала это время, чтобы снять оба рюкзака и поставить их возле стола, сделанного из досок, установленных на подобранных пластмассовых ящиках. Обернутые тканью сосуды приглушенно звякнули. С облегчением выпрямившись, она обернулась.

Юлианна лежала на сделанной из досок кровати, как всегда на боку, свернувшись калачиком и укрывшись одеялом. Возле кровати стояло прислоненное к стене ружье — точно в таком же положении, в каком Яна его оставила. Это хорошо, очень хорошо, — Юлианне даже не понадобилось его передвигать.

Когда Яна вошла, Юлианна смотрела на нее своими серыми глазами. Подняв мешок с сушеными яблоками и флягу с водой, она подошла, чтобы сесть рядом с ней.

— Эй, милая! — сказала Яна. Она положила руку на плечо Юлианны и погладила ее прохладный, твердый лоб и выцветшие, жесткие как солома рыжеватые волосы. — У меня есть еда. Ты поешь?

Она положила кусок яблока себе в рот и прожевала, затем осторожно положила влажную кашицу в уголок рта Юлианны. Она дала ей немного воды, но та вытекла у нее между зубов.

— Милая, — сказала Яна, — ты должна проглотить. Есть еще рыба и вяленая говядина. Немного пеммикана. Так много еды, что мы растолстеем. И еще у меня есть товары на обмен. Мы можем поискать город.

Юлианна не ответила, глядя перед собой немигающими глазами.

Яна вытерла уголок глаза своей сестры, и на коже появилась ямка. Яна отвела руку и решительно потянулась за другим куском яблока.

— Тебе нужно окрепнуть, — сказала она, снова погладив сестру по волосам. Оцепенение — это плохо, подумала она. — Ты должна есть. Ты должна окрепнуть. Теперь мы сможем путешествовать. Теперь мы сможем стать теми, кто всего добьется.

Наклонившись, она поцеловала сестру в щеку, коснувшись мягкими губами твердой, пергаментной кожи.

Юлианна не ответила.