КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Кое-что особенное [Даша Семенкова] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Кое-что особенное

Часть I. Чужак в городе дождей

1.1. Улыбка с Той Стороны

— Я ищу кое-что особенное. Источник магической силы или что-то подобное, — произнес он, глядя на меня с улыбкой, от которой на щеках обозначились симпатичные ямочки. — А здесь, говорят, случаются чудеса. То есть, если они вообще где-то и случаются, то только здесь.

Я отвлеклась от гостевой книги и посмотрела на него внимательней. В гостинице я проработала всю жизнь, да что там, я выросла в этом большом полузаброшенном доме с вереницами комнат и длинными гулкими коридорами. Из года в год наблюдая, как люди приходят и уходят, сменяя друг друга. Множество самых разных людей. Конечно, я научилась о многом догадываться с первого взгляда, даже не особенно стараясь — вошло в привычку.

Итак, сегодняшний незнакомец. Приехал издалека, на уроженца ближайших мест не похож. Родом из хорошей семьи: видно, что вырос в сытости, держится свободно, как человек, привыкший к уважению и достатку.

И его руки выглядели слегка загрубевшими, словно он забыл надеть перчатки перед работой в саду или, к примеру, увлекался альпинизмом. Но не так, как руки человека, добывавшего свой хлеб тяжелым трудом.

Увы, сейчас у него явно были не лучшие времена, на что намекали не только старое пальто и жалкий багаж, состоявший из единственного потрепанного саквояжа и какого-то узкого прямоугольного чехла с непонятным содержимым. В глубине глаз этого молодого мужчины притаилось особое выражение, смесь назойливой тревоги и отчаянной надежды, почти незаметное, скрытое за вежливой улыбкой. Словно и впрямь ничего, кроме чуда, его не спасет.

Обычное дело, видали мы таких и не раз. Такие в основном в Сёлванд и приезжают.

— У нас не принято лезть в чужие дела, — ответила я и придвинула к нему чернильницу. — Если вы сумели попасть в город, значит, так надо. Меня это не касается.

— Неужели вы совсем не любопытны?

Я лишь покачала головой в ответ. Нет. Не с моей работой. К тому же мы, местные жители, видели столько всего странного, что давно потеряли способность удивляться.

Он обмакнул перо в чернила, записал свое имя в книге и вновь поднял на меня глаза. Красивые. Серо-голубые, ясные, обрамленные изогнутыми ресницами, не слишком густыми, но зато темными и длинными. Против такого взгляда редкая девушка устоит, и он прекрасно это понимал.

Вот только обо мне явно не успел ничего разузнать, потому и улыбался так беспечно, демонстрируя крупные ровные зубы и очаровательные ямочки на щеках. Может, даже подумывал, не пригласить ли меня куда-нибудь вечером, если не встретит кого-нибудь получше…

— Уна? — оказывается, он продолжал что-то говорить, а я прослушала. — Так какие у вас расценки?

— Пятьдесят крон в день, включая полный пансион.

Улыбка немного померкла, и посетитель недовольно нахмурил четко очерченные брови. Я угадала: в средствах он стеснен.

— Ничего себе! Да за эти деньги я мог бы в столице шикарную квартиру снять, в центре, с видом на парк. На неделю!

— Тем не менее вы предпочли оставить столицу и приехать сюда, — отозвалась я равнодушно. Если бы каждый, кто говорит эту фразу, платил мне по одному эре — давно разбогатела бы. — В Сёлванде не торгуются. Неужели вам ничего не рассказывали о здешних порядках?

Он опять скользнул по мне взглядом, задержавшись на локоне, по последней моде небрежно выбивавшемся из прически. Мои волосы. На них часто смотрят, я привыкла: редкого светло-пепельного цвета, густые и вьются крупными кудрями. Пожалуй, самая примечательная черта моей внешности.

Тем временем в холле как будто стало тише. Я посмотрела в глубь него, туда, где в эркере разместились раскидистая пальма в кадке, аквариум, в котором лениво шевелила плавниками единственная золотая рыбка, и пара кофейных столиков. За одним из них сидели все трое моих нынешних постояльцев. Отложив газеты и прервав беседу, они с нескрываемым любопытством поглядывали на нас.

— Ну так что же, господин… — я прочла запись в книге. Какое необычное имя, не припомню, чтобы раньше встречала похожие. — Евгений Марков. Сколько дней вы намерены у нас гостить?

— Просто Евгений, — поправил он, вновь улыбаясь. Интересно, не устают ли у него к вечеру мускулы на лице? — Думаю, недели хватит. Даже нет, пять дней. Пяти дней достаточно. Кормят у вас хоть прилично?

— Пока никто не жаловался. Идемте, я провожу вас.

Подхватив свой саквояж, он последовал вместе со мной через просторный холл, оставляя мокрые следы на светлых мраморных плитах. Надеюсь, у него есть в запасе еще одна пара обуви, иначе горничной придется мыть пол всякий раз, когда он пройдет по коридору, а мне — выслушивать ее жалобы.

В моем распоряжении было совсем немного персонала для такой большой гостиницы, но, признаться, здесь царили упадок и запустение по сравнению с временами, когда Сёлванд все еще был модным курортом, а за рекой — просто лес и горы, где любили гулять отдыхающие.

Правое крыло второго этажа давным-давно закрыли: даже в самые оживленные дни постояльцам с избытком хватало левой половины. Парадным входом — широкой мраморной лестницей — тоже почти не пользовались. Ковровая дорожка от сырости покрывалась плесенью, и ее убрали. Лишь тусклые латунные шарики ковродержателей сиротливо поблескивали на ступенях, напоминая о былой роскоши и уюте.

Я провела гостя по боковой, обычной лестнице. Не так торжественно, зато быстрее доберемся до номера. Не нужно будет пересекать бальный зал посреди второго этажа, пустой и полутемный, где каждый шаг отражается эхом от голых стен.

Мы поднимались по ступеням, потом шли по длинному коридору, а он все говорил, почти не умолкая, и все без пользы. Сетовал на климат, плохие дороги и дороговизну. Спрашивал, где бы ему найти проводника на Ту Сторону, желательно поговорить с ним сегодня же, потому что долго ждать недосуг. Делился опасениями — а ну как что-то случится, разные слухи ходят…

В общем, как обычно. Они сперва все такие. Еще бы — вот оно, чудо, на которое они уповают, рукой подать. Из гостиницы на него открывался прелестный вид. Река, заливной луг и опушка леса поодаль, а над лесом в ясную погоду можно различить вершины гор, покрытые снегом. Красиво, мы всегда предлагаем посетителям номера с окнами на Ту Сторону. Если, конечно, их это не напугает, и они не предпочтут комнаты напротив. Но такое случается редко — все хотят быть ближе, не сводить глаз, а вдруг повезет, и увидят ответы, в поисках которых забрались в наш медвежий угол.

Отвечая вежливыми дежурными репликами, я провела его до конца коридора, отперла дверь и посторонилась, пропуская вперед.

— Вас устраивает, господин Евгений, или предложить что-то другое? Как вы могли догадаться, выбор есть, — сказав это, я отдернула темно-серые бархатные портьеры, демонстрируя огромное трехстворчатое окно и дверь на террасу.

Потревоженная ткань отозвалась легким запахом плесени. Прижимистый Фредерик опять сэкономил на дровах и толком не протапливал дальние комнаты, надо бы распорядиться, чтобы разожгли камин. Хватило бы и железной печки, но вдруг захотелось создать уют — слишком нервным и усталым казался новый постоялец. Я представила, как он сидит в кресле у камина со свежей газетой и бокалом вина, он рассеянно поглядывает на огонь, возможно, раскуривает трубку…

— Мне нравится — просторно, чисто, даже собственная ванная есть. — Пока я разглядывала Евгения в своем воображении, он успел осмотреть обстановку. — И камин. Он ведь работает? А вид просто потрясающий!

— Тогда возьмите ключ. Горячая вода у нас с восьми до десяти вечера, обед в час, ужин в полшестого. Буду признательна, если явитесь вовремя, по традиции за столом собираются все наши гости. Звонок для вызова горничной исправен, — я показала на витой шелковый шнур. — Могу я еще чем-нибудь помочь?

— Да… то есть, не то чтобы… Видите ли, я ведь в этом городе совершенно никого не знаю. А поговорить с кем-нибудь очень хотелось бы.

Ну да, конечно. Нужно с кем-то поговорить. А в конце разговора попросить отвести его на Ту Сторону как можно скорее. Например, завтрашним утром. Жить в Сёлванде накладно, а дома его наверняка дожидается уйма дел.

— А вы спускайтесь в холл, там как раз в этот час подают кофе. Познакомитесь с соседями, они с удовольствием помогут вам сориентироваться в первое время.

— Спасибо, — по его губам вновь скользнула улыбка. — Буду рад.

Оставив его, я вышла и аккуратно прикрыла дверь. Пока возвращалась в холл, все думала, как он там устроился. Тщательно ли прибрали номер, исправны ли трубы и не дует ли из окон. Предыдущий жилец ни на что не жаловался, но здесь все так быстро приходит в негодность, а с его отъезда не одна неделя прошла…

На последнем лестничном пролете я остановилась, чтобы навести порядок в мыслях. С какой стати я вдруг беспокоюсь об этом человеке? Бесспорно, он симпатичный малый, но для меня просто случайный знакомый, как и другие. Пробудет несколько дней, в исключительном случае — пару месяцев, и уедет навсегда. Сюда никто не возвращается.

Я посмотрела в окно, по которому стекали капли, собираясь в водяные дорожки. Опять дождь, сильный и затяжной. Значит, в ближайшее время придется сидеть внизу и играть с постояльцами в бридж, пока погода не улучшится. Если, конечно, господин Евгений Марков не вызовется меня заменить.

1.2

Троица обитателей гостиницы уже расселась вокруг стола и ожидала четвертого игрока. Ларс с ловкостью заправского картежника тасовал колоду, Эмиль с подозрительной гримасой следил за его руками. Ханна, откинувшись на спинку ротангового кресла, специально для нее принесенного с веранды, курила папиросу в длинном лаковом мундштуке.

В этот раз постояльцы подобрались весьма удачно, и каждый был по-своему занятным. Несмотря на то, что все обладали непростыми характерами и во внешнем мире вращались в совершенно разных кругах, здесь они сумели найти общий язык, прекрасно дополняя друг друга.

Господин Эмиль Фогг, маленький, сухощавый и язвительный старик с безупречной осанкой, проживал в городе третью неделю под предлогом лечения от чахотки. Но я подозревала, что истинной причиной было желание скрыться от назойливых родственников, в надежде на наследство окружавших его нежнейшей заботой со всей возможной дотошностью.

Он любил воображать за вечерней порцией бурбона, как многочисленные отпрыски — дети, внуки и племянники грызутся между собой, с нетерпением ожидая вестей о его внезапной кончине. И с удовольствием делился с окружающими историями из жизни невыносимого семейства. Впрочем, нас эти рассказы забавляли, так что никто не возражал.

Великолепную Ханну Халль обожали в столице и знали в каждом мало-мальски цивилизованном городе. Она была известной актрисой и признанной красавицей. Ее портреты продавались во всех уголках Империи. На ее счету было множество разбитых сердец, ходили даже слухи о романе с членом королевской семьи…

Ханна появилась на пороге несколько дней назад, одетая в умопомрачительное дорожное платье, с идеальной прической и свежим цветом лица, словно и не тряслась долгие часы по дрянной дороге. Двое мальчишек внесли за ней следом гору чемоданов, картонок и саквояжей и убежали, даже не выклянчив денег за услуги, лишь взглянули на диву с обожанием.

Что же привело сюда эту блистательную особу? Ответ оказался печален и прост. Молодость. Ханна понимала, что никакие ухищрения не в силах замедлить ход безжалостного времени — она начинала стареть. Пусть пока это было почти незаметно.

Третий гость, Ларс, был самым молодым, находился в Сёлванде дольше всех и единственный не по своей воле. Его не интересовали чудеса, он обладал отменным здоровьем, а в город прибыл по долгу службы в качестве ревизора, да так и застрял на три с лишним месяца. Оказывается, Сёлванд мог не только не пускать сюда нежеланных гостей. Ларса город почему-то не выпускал.

Расходы на его проживание оплачивала казна, а взамен он ежемесячно отправлял отчеты. В свободное время пытаясь изыскать способ выбраться, наконец, из “этой треклятой дыры”. Нетрудно догадаться, что такое положение вещей его характер отнюдь не улучшило.

Вот и сейчас Ларс тасовал потрепанную колоду, с неприязнью поглядывая то на дождь за окном, то на струйку дыма, тянувшуюся от папироски Ханны. Ханну он невзлюбил с первого взгляда вместе со всеми ее привычками, но открыто высказывать недовольство не решался — актриса умела ловко осадить любого нахала.

— Уна, милочка, будь любезна, распорядись, чтобы подали еще кофе, — бархатным, хорошо поставленным голосом проговорила она. — Надеюсь, ты к нам присоединишься?

Я дала указания прислуге и заняла место за столиком. Моим партнером был Ларс. За долгие дни, проведенные им здесь, мы успели привыкнуть друг к другу и отлично сыгрались. Но Ханна с Эмилем оказались сильными противниками, так что игра шла на равных.

Во время торговли Ханна не удержалась и первой спросила о новом постояльце. Я, как обычно, ответила, что знаю о нем не больше, чем остальные, и за несколько минут знакомства не успела составить какого-либо определенного мнения.

— Полагаю, он авантюрист, — предположил Ларс и заявил бубну.

— Пас, — отозвалась Ханна. — Почему вы вечно склонны подозревать всех в чем-то нехорошем? Возможно, у молодого человека неизлечимая болезнь. Выглядит он усталым.

— Влияние непривычного климата на изнеженный организм, — возразил Эмиль. — Нет, вряд ли. Скорее я соглашусь с господином ревизором. Проблемы с законом? Два без козыря.

— Непохоже. Здесь явно что-то другое, — задумчиво сказала я. — Не столь приземленное.

— Может быть, любовный интерес? Пожалуй, я ставлю на дела сердечные, — заявила Ханна. — Господин Фогг, вы за бегство от суда или полиции?

Эмиль кивнул. Ларс высказал догадку, что новичок ищет наживы и собирается торговать “волшебными” артефактами с Той Стороны. Я же почему-то не хотела ни в чем подозревать бедолагу и от спора отказалась, сославшись на отсутствие каких-либо вариантов.

Вся троица возмутилась — попытка угадать причину, которая привела в Сёлванд очередного гостя, была у обоих мужчин второй любимой игрой после бриджа. Ханна же участвовала в споре впервые, но загорелась им не меньше соседей.

— Ладно, — сдалась я и сказала первое, что пришло на ум. — Справедливость. Думаю, он хочет доказать свою правоту в чем-то очень важном.

— Немного расплывчато, но годится, — смилостивился Эмиль.

— А мне понравилось, это так романтично! — улыбнулась Ханна.

Мы отдали Ларсу, державшему банк, по пять крон и вернулись к бриджу. Разыгрывал Ларс, расклад выпал интересный, потому мы увлеклись и новичка заметили не сразу.

Евгений проявил деликатность и рассматривал холл, не отвлекая нас от игры. Только когда на него обратили внимание, он подошел поприветствовать соседей. Я представила всех друг другу, украдкой наблюдая за их реакцией.

Ханна приветливо улыбнулась и протянула руку для поцелуя. Ее бархатные карие глаза с поволокой смотрели дружелюбно, даже ласково. От моего внимания не укрылся огонек, промелькнувший в них на мгновение. Еще бы, в нашем маленьком городке почти не нашлось приличных поклонников, а Евгений был молод и хорош собой.

Он улыбнулся ей в ответ, и я почувствовала некоторое раздражение. Кажется, он из тех, кто своего не упустит. Пусть Ханна старше, и в других обстоятельствах даже не взглянула бы в его сторону, но она бесспорно очаровательна и явно скучает…

— Рада знакомству, — искренне произнесла она. — Так приятно видеть новые лица!

Как будто это она, а не Ларс, живет здесь несколько месяцев!

— Надеюсь, вы не станете пренебрегать нашим обществом, — сказал Эмиль, глядя на новичка с хитрым прищуром. — Развлечений в городе немного, но, возможно, вы предпочтете проводить вечера в местном ресторанчике, а не за тихой беседой у камина и партией в бридж.

— Что вы, разговоры с интересными собеседниками мне нравятся гораздо больше, чем шумные заведения, — ответил Евгений и удивленно переспросил: — Бридж? У вас в него играют?

— Конечно, он вошел в моду пару-тройку лет назад, — Ларс держался вежливо, но подчеркнуто холодно. Впрочем, как и со всеми, за редким исключением. — Не желаете ли партию?

— Нет, спасибо. Я умею только в преферанс. Просто удивляет, как много совпадений… — он осекся. — Я хотел сказать, там, откуда я родом, тоже есть эта игра.

— Вы прибыли издалека? — как бы между прочим поинтересовался Эмиль. Ханна уставилась на Евгения с нескрываемым любопытством.

— О да, — пробормотал тот и сузил глаза, словно задумавшись о чем-то неприятном. — Настолько, что теперь не знаю, как бы туда вернуться. Но это не так интересно, как то, что происходит здесь, в Сёлванде.

Он указал на окно, где за завесой дождя виднелись река и яркая зелень луга. Ханна и Эмиль обернулись, не заметили ничего, достойного внимания, и посмотрели на Евгения вопросительно. Ларс с пониманием усмехнулся. Пожалуй, он успел узнать об этом месте больше, чем кто бы то ни было из приезжих.

— Вы имеете в виду зараженную территорию? — переспросил он, поскучнев. — Понимаю, она производит сильное впечатление на… неподготовленных путешественников. Особенно если те чувствительны и эмоциональны. Но поверьте, слухи сильно преувеличивают. Аномалия любопытна и кое в чем полезна, но не более того.

В который раз я подумала, как же все-таки странно, что именно этот человек зачем-то понадобился городу. Для меня и всех нас, жителей Сёлванда, за рекой находилось нечто живое, волшебное, существующее по своим неведомым законам. Наделенное сверхъестественным разумом. Чуждое и в то же время близкое, наблюдающее за нами так же, как мы за ним.

Для Ларса это была всего лишь зараженная территория, как значилось в официальных бумагах. Земля, испорченная неизученным магическим вмешательством, опасная, но интересная выгодой, которую можно из нее извлечь. Он не любил ее и не понимал. Сухой бездушный чинуша.

Когда Ларс говорил что-то подобное, я его почти ненавидела. Наверное, мои чувства отразились на лице — Ханна скользнула по мне взглядом и едва заметно нахмурилась.

— Это только ваше мнение, Ларс, многие считают иначе. Такие рассуждения могут обидеть нашу дорогую Уну, ведь вы говорите о ее родном крае. На вашем месте я бы воздержалась.

— Благодарю за заботу, но я прекрасно знаю, как господин ревизор относится к происходящему здесь. И вовсе не обижаюсь, каждый имеет право высказывать свое мнение. А сейчас прошу меня простить, я вынуждена вас покинуть. Дела. Увидимся за обедом.

Оставив Евгения развлекать скучающих соседей, я поднялась из-за стола и пошла на кухню. Нужно было справиться насчет обеда, проверить запасы и забрать списки того, что следовало докупить или отремонтировать.

Экономки в гостинице не было, и ее обязанности я предпочитала выполнять сама. Меня вовсе не утомляло приводить в порядок счета и заполнять приходно-расходные книги, напротив, цифры успокаивали. Было в них что-то упорядоченное, неизменное и оттого надежное. В месте, где все могло измениться в любой момент, и реальность ощущалась зыбкой, как мираж, это казалось особенно ценным.

1.3

После обеда, который прошел за легкой беседой о пустяках, я собиралась сходить к мяснику и в лавку бакалейщика. Основную часть провизии нам привезли сегодня из соседнего города, но как обычно выяснилось, что заказали не все.

Узнав о моих планах, Евгений загорелся желанием составить компанию. Ему не терпелось осмотреться, а в сопровождении кого-нибудь из местных знакомиться с городом было бы намного сподручнее.

Я не возражала: за обедом он все старался перевести разговор на волновавшую его тему, разузнать, что же на самом деле творится за рекой, но соседи упорно уходили от ответа. Кончилось тем, что Эмиль прямо заявил, что беседы подобного рода плохо сказываются на пищеварении, и новичок оставил попытки.

Ровно в назначенное время Евгений поджидал меня внизу, снарядившись так, будто собирался идти на охоту или прогулку по горам. Я мельком взглянула на его высокие сапоги, охотничью шляпу с узкими полями и клетчатую твидовую куртку, но никак не прокомментировала увиденное. В конце концов, горожане привыкли к эксцентричным приезжим, пусть носит, что ему вздумается.

— Советую взять зонт. Дожди здесь явление частое, а в это время года и вовсе идут почти не прекращаясь, — только и сказала я, кивая на стойку у входа.

Он хотел было о чем-то спросить, но передумал и послушно снял с крючка один из одинаковых черных зонтов. Затем открыл передо мною дверь, и мы вышли на заднее крыльцо. Так нам придется обогнуть левое крыло, чтобы попасть на дорогу, но я подумала, что он захочет лишний раз прогуляться вдоль берега.

— Потрясающе! — воскликнул Евгений, замерев на последней ступеньке. — И радуга… она же вверх ногами! Не знал, что такое вообще бывает.

Вид действительно впечатлял: небо над нашими головами затянули низкие серые тучи, но над рекой они начинали истончаться, как потертое солдатское одеяло, и на Той Стороне таяли, оставляя лишь редкие обрывки облаков.

Пышная зелень луга, освещенная косыми лучами солнца, казалась особенно яркой на контрасте с отражавшей пасмурное небо водой. Над лесом красовалась та самая перевернутая радуга, а за нею — горные вершины, сиявшие снежными шапками.

— Редко, но бывает. Улыбка с Той Стороны.

— Это ведь хороший знак, не так ли? — спросил он, не отрывая от радуги глаз.

— Может быть. А может и нет. Но сегодня близко подходить к реке не советую. Для Той Стороны лучший знак — когда все выглядит как обычно. Вернее, не более необычно, чем обычно.

Он усмехнулся. Действительно, прозвучало нелепо, но в двух словах такое не объяснишь. Сам поймет через некоторое время, если будет внимательно смотреть и слушать.

Я не стала его торопить, позволив вдоволь налюбоваться пейзажем. Мы в Сёлванде вообще не имеем привычки спешить и суетиться без повода. Как в большинстве маленьких городков, жизнь здесь течет спокойно и размеренно, подчиняясь давно устоявшемуся распорядку, и даже к странностям под боком понемногу можно приспособиться, если не дергаться по мелочам.

Наконец Евгений спохватился, извинился за то, что меня задерживает, и мы двинулись в путь. Пока обходили длинное двухэтажное здание гостиницы, он не докучал мне расспросами, но надолго его терпения не хватило.

— Наверное, я покажусь вам бестактным, — сказал он, когда дорога свернула от реки в направлении города. — Но, чувствую, сам не разберусь, что дальше делать и как вообще себя здесь вести. А кроме вас мне не к кому обратиться, Уна.

Я встретилась с настойчивым и одновременно настороженным взглядом, словно Евгений так до конца не определился, можно ли здесь кому-либо доверять. Мне стало жаль его. Он сам все узнает, когда освоится, но я ясно чувствовала: это случится нескоро.

Неизвестно, из каких неведомых далей он приехал, но от него исходило ощущение чужеродности. Люди чувствуют такие вещи, даже если не осознают, и невольно начинают относиться с подозрительностью.

— Я знаю. И вовсе не хочу поскорее от вас отделаться, как это может показаться, — остановившись, я развернулась к нему. — Напротив, рада буду вам помочь, но увы — пока не представляю, как.

— Отведите меня туда. Мне про вас немного рассказывали, — увидев, что я собралась возмутиться, он поднял руку, призывая дослушать. — Нет-нет, я не обращал внимания на всякие сплетни. Все, что меня заинтересовало — вы знаете о Той Стороне, и очень много. Уходите туда, иногда надолго, но всегда возвращаетесь невредимой. Это правда?

— А вы меня не боитесь? — усмехнулась я в ответ. — Если вам про меня рассказывали, то наверняка начали с того, что я ведьма или что-то вроде. Зараженная, как земля за рекой, и проклинаю одним лишь взглядом.

— Я в это не верю, — сказал он мягко. — Конечно, сперва было немного не по себе от этих россказней, но как только я вас увидел… Мне кажется, вы никому не станете причинять зла.

Вот как? Бесспорно, я выгляжу довольно безобидно, но с чего он взял, что обладательницы дурного глаза сплошь уродливые старухи? Или это был всего лишь комплимент в попытке втереться в доверие?

— Благодарю. Но то, о чем вы просите — не увеселительная прогулка, хотя соглашаться на прогулку наедине с человеком, с которым знакома лишь несколько часов, тоже было бы безрассудством с моей стороны.

Он смутился и принялся извиняться, уверяя, что ничего подобного и в мыслях не имел. Потом спохватился и добавил, что, конечно же, прогулка со мной была бы ему в удовольствие, хотя он на нее и не рассчитывает. А за услуги проводника готов заплатить сколько потребуется и выполнить любые мои условия.

— Дело вовсе не в деньгах. Конечно, никто не согласится отвести вас туда бесплатно, но я не сделаю этого даже за двойной тариф, — сказав это, я с сожалением заметила отчаяние в его глазах. — И никто не сделает. Вы не готовы. Это может очень плохо кончиться для нас обоих.

— Я не понимаю, — выдохнул он. — Если мне нужно подготовиться, объясните, как? Я приступлю немедленно и сделаю все необходимое…

— Прежде всего следует успокоиться. Вы весь как натянутая струна, готовая лопнуть от напряжения. Расслабьтесь, приведите мысли в порядок. Никто не знает, что вам нужно, кроме вас самого.

Горько усмехнувшись, он побрел по старой мостовой, блестящей от влаги. Снова начал накрапывать дождь, но Евгений словно не замечал его или забыл, что держит в руке зонт. Я двинулась следом, приноравливаясь к его шагу.

— Значит, дела мои совсем плохи. Я-то знаю, что конкретно мне нужно, но вот как это осуществить… — он развел руками. Потом подумал немного и покосился на меня вопросительно. — А если я попробую добраться туда самостоятельно, что тогда? Горожане поймают меня и выдворят в принудительном порядке?

— О, по отношению к вам это было бы великодушным поступком! Но скорее всего вы просто-напросто сгинете на Той Стороне, и искать вас никто не станет, — я легонько коснулась его локтя. — Поверьте, Евгений, оно того не стоит. Сколько времени вы можете пробыть здесь? Неделю? Вот и живите себе шесть дней и ни о чем не беспокойтесь. Пусть все идет своим чередом. А если за этот срок не найдете решения, на седьмой день и будете думать, что предпринять. Идет?

— Ну, выбора, как я понимаю, все равно нет. Спасибо за советы, я непременно им последую.

— Вот и прекрасно! Вы можете обращаться ко мне за помощью в любой момент. А теперь позвольте показать вам Сёлванд, из окна почтового экипажа, в котором вы приехали, мало что разглядишь.

Дорога поднималась на холм, и на половине пути кто-то устроил место для отдыха: изящную беседку возле фонтанчика с прохладной ключевой водой. Ее решетчатые стены регулярно покрывали свежей белой краской, трава на газоне была аккуратно покошена, к фонтанчику крепилась кружка на цепочке.

Рядом с беседкой располагались смотровая площадка и небольшой садик. Его тоже содержали в порядке: клумбы радовали прохожих тщательно подобранными цветами по сезону, живая изгородь была подстрижена, по шпалерам вились розы бежевого, красного и белого цветов.

— Симпатично, — прокомментировал Евгений, когда мы шли мимо. — Приятное место для прогулки.

— Один из немногих уголков, который сохранили в первоначальном виде. В основном город давно уже не похож на процветающий курорт, каким был когда-то.

— Вы имеете в виду, до… заражения? — переспросил мой спутник. Я кивнула.

— Больше тридцати лет прошло, это случилось еще до моего рождения. Поэтому мне сложно представить, как Сёлванд выглядел тогда, ведь говорят, здесь даже климат изменился.

По мере подъема из-за вершины холма возникал город. Сперва показались флюгеры и трубы дымоходов, потом коньки крыш, покрытых рыжей черепицей, и спящие сейчас фонари. Наконец, весь город словно вынырнул из-под земли нам навстречу: разбегавшиеся в разные стороны улицы, дома с густо увитыми зеленью верандами, полинявшие от дождя вывески, кусты роз и жасмина, кованые заборы, голая тумба для театральных афиш с потрескавшейся краской…

— А вы никогда не хотели уехать отсюда? — неожиданно спросил Евгений.

Мы двинулись по главной улице, широкой и людной по сравнению с остальными. Но моему спутнику она, должно быть, казалась пустынной, ведь он приехал из столицы. Я окинула взглядом дома. Когда-то стены белили, а деревянные веранды и ставни красили в яркие светлые цвета.

Сейчас все облупилось, потрескалось и потемнело от влаги, стены поросли зеленым бархатом мха и плющом. Окна многих фасады были наглухо закрыты ставнями — магазинчики, кофейни, винные погребки и салоны, процветавшие во времена курорта, теперь стали никому не нужны. Хозяева их либо давно разъехались, либо занялись чем-то, востребованным в новом Сёлванде.

— Не стану вас обманывать, иногда хочется все бросить и уехать в долгое путешествие, — наконец ответила я. — Посмотреть, что там, в большом мире. Побывать в столице, море увидеть… Может быть, однажды решусь. Когда будет на кого оставить дела, чтобы, вернувшись, не застать на месте гостиницы руины.

— Надеюсь, в скором времени вам это удастся. Но я подразумевал другое, — он посмотрел на меня пристально. — Не хотели бы вы уехать насовсем? Жить где-нибудь в большом городе, где много возможностей и нет ничего… странного. Где, в конце концов, климат здоровее!

— Об этом я тоже иногда думаю. Когда устаю или чем-то раздосадована. Но стоит остыть, и я понимаю — даже если в самом деле уеду, скорее всего, рано или поздно захочется вернуться домой.

Евгений отвел глаза и задумчиво уставился в пространство перед собой. Он даже не сразу заметил проходившую мимо вдову предыдущего градоначальника — госпожу Кристенсен, несмотря на солидную комплекцию почтенной дамы. Та чинно вышагивала по тротуару, ведя на поводке одышливую левретку, такую же старую и тучную как хозяйка. Обе посмотрели на витавшего в облаках незнакомца с подозрительностью и неодобрением.

— Вы правы, как бы ни было замечательно в чужих краях, всегда хочется домой, — рассеянно глядя вслед вдове, пробормотал Евгений. — Глупо было спрашивать об этом.

— Не вы первый, — я улыбнулась ему ободряюще. — Многие удивляются, почему мы не бежим отсюда со всех ног. Но некоторые начинают понимать, когда получше узнают это место. Мне почему-то кажется, что вы тоже поймете.

— Спасибо, Уна.

Он вернул улыбку, и когда наши взгляды встретились, свет причудливо отразился от его радужки, отчего на секунду показалось, будто глаза засветились изнутри. Я вдруг поняла, что мне нравится смотреть на его лицо, на плавную, но при этом мужественную линию подбородка и скул, на эти кукольные ресницы. И то, как он произносит мое имя, нравится тоже.

Внезапно снова полил дождь, на этот раз гораздо сильнее. Я пришла в чувство и поспешила распахнуть зонт — как кстати, за ним можно укрыться от взгляда моего спутника…

Что на меня вдруг нашло? Я ведь давно ничего подобного не ощущала, а тут вдруг… Неважно. Он вряд ли надолго задержится, так что все это глупости, даже думать о которых не стоило. Главное, что новый постоялец оказался интересным и даже очаровательным, и неделя в компании с ним наверняка будет приятной.

1.4

По пути к центральной площади, неподалеку от которой сохранились немногочисленные лавочки и магазины, навстречу то и дело попадались прохожие. Со всеми я была знакома (особенности жизни в маленьком городке), и все они здоровались с нами. Кто-то просто вежливо раскланивался, кто-то останавливался перекинуться парой слов, и тогда я представляла им Евгения как своего нового постояльца.

Горожане смотрели на него с плохо скрываемым любопытством, но ни о чем не расспрашивали, разве только выражали надежду, что гостю здесь понравится, и приглашали посетить собрание в клубе, или отведать пирожных в кофейне, или зайти в ресторан вечерком.

— Местные жители очень приветливые, — заметил Евгений, уличив момент, когда рядом никого не оказалось. — Ведь они совершенно ничего обо мне не знают. Как вы считаете, стоит принять приглашение, или они говорят это из вежливости?

— Если пожелаете, загляните как-нибудь вечером в любое из заведений. В ресторане обычно собираются выпить и послушать местную певичку, чем занимаются в клубе я наверняка не скажу, он только для мужчин. Полагаю, тоже выпивают и обсуждают политику, — я задержалась у входа в бакалейную лавку, чтобы закрыть зонт и стряхнуть с него воду. — В самом деле, сходите. Вам будут рады.

— Почему?

— Приезжие для них источник новостей, — улыбнулась я. — Тех, о которых не пишут в газетах. Надеюсь, у вас есть в запасе несколько свежих столичных сплетен.

В полутемной лавке пахло перцем и лакрицей. Из-за хитроумной системы воздуховодов здесь всегда был сквозняк, несмотря на наглухо закрытые окна — старый хозяин заботился, чтобы товар не отсыревал. Вдоль стен на полках громоздились коробки, жестянки с консервами, стеклянные банки со специями и вялеными фруктами, бутыли масла и масса разных мелочей.

Девушка за прилавком сидела на мешке с орехами и читала книгу, повернувшись к окну. Клара, с недавних пор жена старшего сына бакалейщика. Сейчас она оторвется от чтения очередного дамского романа, увидит меня и нахмурится. Она меня не любила и даже не пыталась это скрыть.

— Уна, — произнесла она с некоторым разочарованием, затем скользнула глазами по моему спутнику, но тут же вновь изобразила безразличие. Интересоваться моими делами она считала ниже своего достоинства. — Чего изволите?

— Доброго дня, Клара, — я протянула ей список. — И добавьте к этому пять унций засахаренного имбиря, пожалуйста.

Она бегло просмотрела список, вычеркнула один пункт и сказала, что остальное доставят до ужина вместе со счетом. Я тронула Евгения, засмотревшегося на полки с товарами, за рукав и попрощалась. Клара пробурчала что-то в ответ, поджала пухлые губы и демонстративно уткнулась в свою книгу.

— Мне показалось или она вас не любит? — спросил Евгений, когда мы вышли за порог. Я пожала плечами. — За то, что вы ведьма или что-то вроде?

— Вовсе нет! — я рассмеялась и подняла указательный палец. — Это не имеет значения.

Не стану же я ему рассказывать о том, что когда-то давно у меня был роман с сыном бакалейщика, который спустя много лет стал обожаемым супругом Клары. Мы оба уже и не вспоминали об этом, а она все никак не могла забыть.

— Я понял, — улыбнулся Евгений. — Никаких вопросов.

— Ну что вы, спрашивайте. Только не о личном, мы не настолько близки.

Он взял меня под руку, отводя от края тротуара — навстречу нам несся мальчишка на велосипеде, намеренно не пропуская ни одной лужи. Но опасения оказались напрасны. Возле нас лихач ловко заложил дугу, чтобы не окатить брызгами, посигналил прикрученным к рулю автомобильным клаксоном и укатил.

— И не о Той Стороне, — проговорил Евгений мягко и с едва заметным укором. Мой локоть он отпустил не сразу. — Интересно, все жители Сёлванда не желают о ней рассказывать или только те, кто там бывает?

— Мы ведь договорились, что вы не станете торопиться, — отозвалась я, переводя его через улицу. — Что касается горожан, большинство из них будут рады побеседовать с вами о чем угодно. Но принимать на веру все, что они скажут, не советую. Здесь гуляет множество сплетен, к тому же людям нравится… приукрашивать свои истории.

Теперь рассмеялся он и пообещал впредь верить только тому, в чем убедится лично. По пути к мясной лавке мы миновали пустой дом с заколоченными ставнями, покрытый буйными зарослями девичьего винограда и ипомей. Судя по увешанной цветущими гирляндами вывеске, здесь раньше был салон фотографии.

— У вас не любят фотографироваться? — Евгений замедлил шаг, с любопытством рассматривая здание.

— Почему же? Любят, как и везде, — я вспомнила карточку, висевшую над моим рабочим столом.

На ней я, совсем еще девчонка, стою в платье с оборками и пышным бантом в волосах, а мама сидит рядом в плюшевом кресле и держит мою ладонь на своем плече. На губах ее легкая улыбка, а я изо всех сил стараюсь выглядеть серьезной и взрослой. Единственный ее снимок, который у меня остался.

— Тогда почему ателье закрылось?

— Видите ли, фотографироваться-то нам нравится, только вот фотографы здесь работать отказываются, — немного подумав, я решила сказать правду. Все равно кто-нибудь расскажет, да еще добавит каких-нибудь устрашающих подробностей. Непохоже было, что у моего нового знакомого слабые нервы, но мало ли. — Были случаи, когда на снимках появлялось что-то постороннее, и суеверные господа пугались. Хотя серьезного вреда при этом никто не получил.

Услышанное неожиданно взволновало Евгения. Оказалось, что до прибытия сюда он зарабатывал на жизнь именно фотографией, по его словам, весьма успешно. Странности со снимками не испугали его, напротив, он загорелся желанием приступить к работе немедленно. На миг мне почудилось, будто он вот-вот сорвется с места и бегом вернется в гостиницу.

— Не уверен, насколько такое предложение прилично, так что заранее прошу меня простить. Но не могли бы вы немного попозировать? Разумеется, я подарю вам портрет.

— Не вижу ничего неприличного и с удовольствием помогу вам, — отозвалась я.

Почему бы нет. Он сделает хороший снимок, отошлю его матери. Пусть своими глазами увидит, что я жива и здорова. Вспомнив о письме, полученном сегодня утром, я отвернулась и сделала вид, будто никак не могу справиться с тугим механизмом зонта.

Конверт был подписан ее рукой. Значит, в нем не та новость, которую я боюсь услышать всякий раз, как почтальон прибывает в город. Но все же я не решилась распечатать письмо немедленно…

— Уна? Что случилось, вы все-таки обиделись?

Евгений взял у меня зонт, сложил его и открыл дверь лавки. Я поблагодарила его улыбкой и поздоровалась с мясником, привлекая внимание. Не хватало еще объясняться прямо здесь и сейчас.

Мясник знал меня с детства и любил, в отличие от злопамятной Клары, потому искренне обрадовался нашему визиту. Он явно намеревался поболтать с нами хотя бы пару минут, но пришлось его разочаровать — мое настроение испортилось безвозвратно. Познакомив мужчин и оставив заказ, я распрощалась и поспешила к выходу, намекнув на неотложные дела. На улице Евгений раскрыл надо мной зонт и взглянул подозрительно.

— Разве у вас есть срочные дела?

— Разве я должна перед вами отчитываться? — бросила я с раздражением и тут же пожалела об этом. Вышло слишком резко. — Простите. Но у меня и впрямь есть кое-какое дело. Если не возражаете, проводите меня до гостиницы, пожалуйста.

Он согласился, и мы молча повернули обратно. Евгений больше ни о чем не спрашивал, и я была ему благодарна — разговаривать не хотелось. Если честно, возвращаться хотелось еще меньше: вот бы бродить по мокрым улицам до заката, ни о чем не думать и никуда не спешить. Увы, сегодня мы оба не могли себе этого позволить, что бы я ему не говорила.

В холле мы простились до ужина, и я поднялась в свой кабинет. Нужно собраться с духом и прочесть письмо, узнать правду, какой бы она ни была, и на том успокоиться. Разве можно быть такой малодушной? Ведь это весточка от мамы, послание, которого я ждала не меньше, чем боялась.

Выдохнув, я разрезала плотный конверт и достала единственный лист бумаги, с обеих сторон исписанный ее мелким кружевным почерком.

“Здравствуй, моя милая Уна!

Прости, что не сразу ответила на твое последнее письмо — обстоятельства потребовали моего срочного отъезда, но сейчас все разрешилось наилучшим образом. Ты наверняка всполошилась и будешь справляться о подробностях, и, предвосхищая это, спешу тебя успокоить. Вопрос, для решения которого мне пришлось покинуть свою тихую обитель, касался вовсе не моего здоровья, как ты могла предположить, а дел господина Кьера. Помнишь, я писала тебе о нем?”

Далее следовал краткий и довольно скучный рассказ о тех самых делах и ее поездке, который я наспех пробежала глазами. Конечно же я помнила, что она завела дружбу с неким респектабельным пожилым господином, и радовалась этому — значит, у нее еще остался к чему-то интерес.

“Пусть сезон на исходе, и многие курортники еще третьего дня уложили чемоданы, погода стоит превосходная. С моря дует приятный легкий бриз…”

После, про море потом, когда стану перечитывать.

“Дорогая, до меня дошли слухи, будто Оле Юстенсен женился на этой вертихвостке Кларе, дочке молодого Лассена. Правда ли это? И почему тогда я узнаю такую важную новость не от тебя? Ты ведь знаешь, с какой симпатией я отношусь к этому милому мальчику! Всегда считала его подходящей для тебя партией, но почему же…”

Ох, мама! Мы ведь столько раз обсуждали это, еще до того, как ты решила уехать. Неужели и теперь тебе все еще небезразличны матримониальные обстоятельства несчастного Оле? Или мои шансы, на твой взгляд, настолько невелики?

“Понимаю, я не вправе писать тебе об этом теперь, но единственное, что беспокоит меня на этом свете — твое одиночество, Уна. Думаю, я была бы рада даже узнав, что ты выходишь за чужеземца и покидаешь Сёлванд, лишь бы не оставалась одна, ведь после моего отъезда рядом с тобой больше нет ни единого близкого человека”.

Иными словами, она готова отдать меня за любого, лишь бы кто взял. Я прикрыла веки, уговаривая себя успокоиться. Глубокий вдох. Просто последствия давнего отъезда. Она стареет, пусть не так быстро, как рассчитывала, но это не могло не отразиться на ее… характере. Медленный выдох. Нужно терпеть. Ведь несмотря ни на что это моя мать, и она жива и вроде бы здорова. Пока здорова. И кто знает, может она действительно права.

Я вспомнила, как когда-то та же самая женщина говорила мне, что однажды я встречу своего единственного, того, с которым мы будем любить друг друга до последнего вздоха.

“Ты сразу его узнаешь, едва увидишь, — говорила она. — И не захочешь больше отводить от него взгляда и смотреть на других. Потому что в нем будет кое-что, заметное только тебе одной. Кое-что особенное…”

Открыв глаза, я помассировала пальцами виски, чувствуя, как под кожей напряженно бьются жилки. Спокойно. Если огорчусь слишком сильно, начнет болеть голова, или еще хуже…

У меня ещедостаточно времени, чтобы придумать ответ. Надо бы рассказать ей самые интересные сплетни, не забыть упомянуть, что у нас гостит сама Ханна Халль. Можно намекнуть, будто у меня появился новый поклонник, но туманно, чтобы не догадалась об обмане. Я хочу, чтобы она улыбалась, читая мое письмо.

2.1. Ларс задает вопросы

Мой день обычно начинался очень рано, как и у всего персонала нашей гостиницы. К тому часу, когда начнут просыпаться постояльцы, все должно быть прибрано, стол накрыт к завтраку, выпечены свежие булочки и сварен кофе. У дверей жильцов должны ждать начищенные ботинки, а внизу — газеты и журналы, доставляемые сюда раз в два дня.

Вот и сегодня рассвет застал меня на ногах. К тому времени, как наступило утро, я успела наведаться на кухню, дать старому ворчуну Фредерику распоряжения на сегодня, которые он выслушал с обычным хмурым смирением, и решила выпить чаю на веранде.

Погода выдалась подходящей: небо хоть и оставалось пасмурным, но все же было светлым, затянутым легкой дымкой. До обеда вряд ли начнется дождь, так почему бы не воспользоваться случаем для небольшой прогулки.

Стоило мне расположиться в кресле-качалке рядом с плетеным столиком, уже накрытым для чаепития, как на крыльце появился Евгений. При нем были сложенный штатив и фотокамера в чехле. Вид он имел бодрый и свежий.

— А вы, оказывается, ранняя пташка, — улыбнулась я, жестом приглашая его присоединиться. Мне до сих пор было немного неловко, что так резко говорила с ним вчера, но он держался так, словно ничего не произошло.

— Как и вы, — он сел напротив в такое же кресло и с видимым удовольствием откинулся на спинку, слегка раскачиваясь.

— Привычка с детства, — я разливала чай, а он с легкой улыбкой наблюдал, как я это делаю. — Сливки?

— Нет, спасибо. Надеюсь, я не помешал вашему уединению. Наверняка за целый день вы устаете от постоянного общения с нами.

— Положим, вы еще не успели меня утомить. Так что нет, не помешали, скорее, я рада вашей компании. Если не секрет, что вы собирались снимать?

Пожав плечами, он посмотрел на лужайку и клумбы, разбитые вдоль дорожки, спокойную гладь реки, как зеркало отражавшую поросший изумрудной травой берег, на плакучие ивы вдалеке.

— Ничего определенного, просто пейзажи. Гостиницу, реку, вид на Ту Сторону, — он заглянул мне в глаза. — Но раз выдался такой удачный случай, может быть, вас?

Я начала возражать, что не готова фотографироваться прямо сейчас — одета в простое платье, да и прическа неподходящая, но Евгений только сильнее загорелся своей идеей. Он сказал, что хочет запечатлеть меня именно так, естественно. А после сделает любой портрет, какой пожелаю, даже цветной, если мне будет угодно.

— Вы делаете цветное фото? — удивилась я. В городках, соседних с нашими, подобного и не видывали, разве что приезжие рассказывали, будто в столице есть такие чудеса техники.

— Эта услуга очень редкая и дорогая, так что делаю на заказ. Но не люблю, цвета выходят неестественными и совершенно неживыми.

— И все-таки я бы хотела заказать вам портрет. Только не сейчас, какой смысл позировать для цветного снимка в этом сером платье.

— Оно вам очень идет, поверьте мне как художнику. — Он слегка прищурился, оценивающе рассматривая меня. — Знаете, здесь такое удачное освещение. Позвольте, я сделаю пару кадров?.. Нет-нет, оставайтесь как есть. Не нужно позировать, смотрите на меня так, словно у меня нет никакой камеры.

Наскоро, даже не воспользовавшись штативом, он несколько раз запечатлел меня прямо за столом, сидящей в кресле-качалке. Лишь просил слегка изменить позу или посмотреть в другую сторону. За работой он становился другим — собранным и строгим, и было интересно за ним наблюдать. Я вообще люблю смотреть на людей, занятых делом.

— Благодарю, думаю, вышло отлично. Завтра будет готово, — он закрыл объектив и вернулся в свое кресло. — Я помню, что вы не любите вопросов, но согласитесь, в данном случае я имею право их задавать. Что все-таки было такое страшное на тех снимках? Почему фотографы сбежали из города?

— Не кажется ли вам, что спрашивать немного поздно? — пряча улыбку, ответила я. — Вы ведь сможете увидеть это собственными глазами, если не побоитесь взглянуть. Та Сторона совсем близко, наверняка что-то попало в кадр.

— Не дразните меня, Уна, — произнес он строго.

Усмехнувшись, я налила ему еще чая. А ведь и правда, уже завтра он может увидеть нечто пугающее и необъяснимое, и это заставит его передумать и срочно уехать из Сёлванда. Какая жалость, я уже настроилась провести ближайшие дни в хорошей компании!

— Простите, Евгений, иногда сложно удержаться. Что касается фото… В двух словах — на них обнаруживалось то, чего не существовало в реальности, и отсутствовало то, чему быть полагалось. Возможно, это всего лишь оптические иллюзии, эффект особой атмосферы Той Стороны, но иногда выглядело по-настоящему жутко.

— Например? — переспросил он с живым любопытством, намазывая джем на тост.

— Допустим, одну почтенную чету снимали в их гостиной на фоне камина. А на карточке никакого камина не оказалось, и вместо дома были едва ли не руины. Можете себе представить недовольство клиентов! — о том, что сейчас тот дом выглядит именно так, я предпочла умолчать. — Или выходило, будто кроме жениха за спиной девушки якобы стояли какие-то расплывчатые силуэты. Нервные особы пугались до обморока. Стоит ли говорить, что бедолагам-фотографам стало совершенно невозможно работать в таких условиях.

— Почему вы думаете, что дело в оптических эффектах? А вдруг те фигуры, которые попали на фото, и вправду реальны, только не видны невооруженному глазу? Вроде призраков или чего-то подобного. Мне кажется, в Сёлванде самое подходящее место для всякой мистики.

— Конечно реальны. Более того, их способна различать не только ваша техника, — тихо, проникновенно и серьезно, будто доверяя ему важную тайну, произнесла я и принялась внимательно изучать нечто за его плечом. — Не зря же меня ведьмой называют.

Евгений невольно оглянулся, едва не подскочив от напряжения. Естественно, ничего не увидел и покосился на меня подозрительно. Я не удержалась и прыснула.

— Вы невыносимы, — укорил он.

— Неужели и впрямь боитесь?

— А должен?

Дверь распахнулась, и на веранду вышел Ларс. Огляделся, заметил нас и неторопливо направился к столу. Наклонившись к Евгению, я быстро прошептала:

— Бояться не нужно, но, если увидите нечто непонятное — держитесь подальше, хорошо? Пожалуй, это главное правило.

— Это секрет? — также шепотом отозвался он, мельком посмотрев на приближавшегося Ларса. В глазах Евгения вспыхнули огоньки веселья.

— Дайте мне слово! — велела я с нарочитой строгостью, больше не понижая голоса.

Недовольное выражение на лице Ларса уступило место легкому изумлению. Не спуская с нас глаз, он попросил разрешения присоединиться, взял в углу один из стульев и уселся напротив спиной к реке.

— Хорошо, Уна, — с улыбкой произнес мой собеседник. — Я обещаю.

Появилась Аманда, дежурная официантка, молоденькая, очень хорошенькая и до умиления глупая. В руках она держала поднос с кофейником и чашками. Расставив все это и прибравшись после чаепития, она бросила кокетливый взгляд на Ларса, смутилась, неловко поклонилась нам и исчезла.

Ни для кого не являлось тайной, что ей нравился наш ревизор — дурочка Аманда не умела скрывать своих чувств. Умом я ее понимала, Ларс был по-своему привлекателен: высокий, поджарый, подтянутый брюнет со скульптурным лицом и волевым подбородком. Но все же я никак не могла себе представить, как вообще к нему можно испытывать нежные чувства. Более далекого от романтики типа сложно было вообразить.

— Проводите инструктаж? — прервал он мои размышления. — Или я помешал приватной беседе?

— Вовсе нет! Мы говорили о фотографии, — ответил Евгений и жестом отказался, когда я предложила ему кофе.

— Как интересно! Увлекаетесь?

— Работаю.

Евгений выдержал его взгляд, в котором недвусмысленно сквозило пренебрежение, не опуская ресниц. Ларс усмехнулся, выудил из конфетницы соленое печенье, откусил от него кусочек и запил кофе. Внезапно его осенила занятная идея — я заметила это по взгляду, который он мне адресовал. Видимо, мы слишком увлеклись бриджем, вот и привыкли посылать друг другу тайные знаки. Если так и дальше пойдет, скоро все вчетвером сможем общаться без слов.

— И что же вы снимаете, если не секрет? — вкрадчиво произнес он.

Я немедленно догадалась, в чем дело. Ларс вспомнил о нашем споре и предвкушает победу, ведь если Евгений приехал, чтобы фотографировать необычные явления и после продавать карточки, то банк сорвет ревизор.

— Я сейчас не выполняю заказа, поэтому делаю фото для себя, на память. Всего, что понравится, — сам того не подозревая, Евгений разочаровал его. — Например, только что сделал несколько снимков Уны для портрета. Хотите — ваши сделаю?

От этого предложения Ларс отмахнулся с притворным ужасом, но попыток вывести гостя на чистую воду не оставил. Увы, тот упорно утверждал, что продавать карточки с видами Сёлванда не намерен и уж тем более не станет никого обманывать, будто они обладают магическими свойствами.

— Мы поспорили о причине, что привела вас сюда, — не выдержала я. Этот разговор начал раздражать. — И господин ревизор понадеялся, что победа уже у него в кармане, а вы его разочаровываете.

Предмет спора сперва возмутился, но услышав, что здесь это уже превратилось в традицию, и на Эмиля в свое время спорили так же, и даже на Ханну, обижаться не стал. Только поинтересовался, какое предположение выдвинула я.

— Протестую! Уна явно понравилась вам больше, чем все мы, вдруг захотите ей подыграть, — возразил Ларс. — Мы не раскроем наших ставок прежде, чем узнаем об истинной причине.

— Я бы еще вчера все рассказал, если бы кто-то стал слушать, — нахмурился Евгений.

Все-таки мое равнодушие задело его. Странно, неужели настолько важно поведать о себе каждому встречному?

— Не дуйтесь, нам действительно интересно, — сказала я и добавила, предвосхищая возражения: — Не только из-за спора. Хотелось бы узнать вас получше.

— Правда? Вчера вам этого не хотелось.

— Право же, господин Евгений, какие могут быть обиды! — радушно проговорил Ларс и похлопал его по плечу. — Не буду говорить за Уну, но лично я с самого начала заинтригован — поверьте, в этом проклятом болоте новости дороже золота. И новые истории. Не томите, поделитесь своей.

Евгений кивнул, подумал немного и вздохнул так тяжело, будто ему предстояло признаться в чем-то непристойном. Я даже внутренне напряглась — какая досада, а ведь он мне успел понравиться. Но он умудрился меня удивить.

— А вы не примете меня за сумасшедшего? Такое уже случалось, когда я имел неосторожность выкладывать свою историю всем желающим.

— Посмотрите вокруг, — хмыкнул Ларс. — Я столько времени провел, наблюдая за зараженной землей, что не могу с уверенностью подтвердить даже собственную нормальность. Выкладывайте, старина. Что вы ищете в Сёлванде? Денег? Удачи? Или скрываетесь от кого-то?

— Я ищу путь домой, — ответил Евгений.

— Где же находится ваш дом, что туда не найти обычной дороги? — спросила я осторожно. Возможно, наш друг просто-напросто решил использовать метафору и подразумевает что угодно, от возвращения в семью до самоубийства.

— В другом мире. Я и сам не представляю, где это и как я попал оттуда сюда, к вам. Но здесь о моем родном мире никто не слышал, значит, случаи, подобные моему, редки. А то и вовсе я такой один. Определенно произошло что-то ненормальное, а более ненормального места, чем Сёлванд, я пока не нашел. Извините, Уна.

Мы с Ларсом переглянулись. Я почему-то сразу поверила Евгению. Он ведь действительно не от мира сего, и как бы безумно не звучали его слова, они походили на правду.

2.2

— Так каким образом вы сюда попали? — спросил Ларс с сочувствием.

Тот, кто не знал этого человека достаточно хорошо, принял бы его сострадательность за чистую монету. Наверное, и Евгению он сейчас казался чутким и отзывчивым: еще бы, слушает с неподдельным интересом, пытается помочь.

Но я успела присмотреться к Ларсу и понимала — все это фальшь. Плевать ему и на новичка, и на потусторонний мир, из которого тот якобы заявился. Что-то ему от Евгения понадобилось, и он добьется своего рано или поздно.

— Господа, не лучше ли продолжить разговор за завтраком? Полагаю, остальным он тоже будет интересен…

— До завтрака еще уйма времени. Господин Фог совершает утренний моцион, а Ханна наводит лоск и не спустится, пока все не сядут за стол. Вы сами знаете, — с едва уловимым пренебрежением перебил меня Ларс и вновь обратился к Евгению: — Или наше общество вас утомило?

— Ни в коем случае! К сожалению, я мало что успел тогда понять. Просто гулял по лесной тропе в своем мире, свернул с нее, заметив озеро за деревьями, но никакого озера не нашел. Почувствовал резкое недомогание, можно сказать, обморок, и упал в траву, а когда отпустило — понял, что очутился в абсолютно незнакомой местности.

— Не уточните, где это произошло? — переспросил Ларс.

— Ближайшим городом был Глемтланд. Если можно его назвать городом, скорее, село вокруг старинной крепости. Точнее не припомню, я тогда плохо здесь ориентировался. Долго плутал по лесу, набрел на какие-то руины… — Евгений задумчиво потер переносицу, словно пытаясь разгладить хмурую складку между бровями. — Я потом искал то самое место, но не нашел ничего особенного. Лес как лес.

— Глемтланд, говорите? Я ожидал чего-то подобного, — ухмыльнулся Ларс, с удовлетворенным видом откидываясь на спинку стула. — Я вам верю, господин Евгений, каждому слову. Надеюсь, вы найдете пару часов, чтобы поговорить со мной и подробно все обсудить?

Разумеется, он согласился. Все это мне не нравилось. Что все-таки нужно ревизору от этого человека? Положим, сам Ларс мало что может сделать, он заперт в Сёлванде, а здесь местные правила чтут больше, чем законы Империи. Но все же…

— Никогда не слышала о тех краях. Вы там бывали?

— По долгу службы. За пару лет до того, как был переведен сюда. Да, моя дорогая, там тоже был случай заражения, аккурат в тех самых лесах, откуда пришел наш новый друг.

Коротко, словно нехотя, Ларс рассказал, что город тот расположен в еще большей глуши, чем Сёлванд, но заражение там не достигло такого размаха, как здесь. Просто в окрестных лесах стали пропадать люди, творилось что-то странное, а несколько раз якобы видели таких тварей, которых не должно существовать в природе.

— А потом внезапно все прекратилось, и мы так же, как и Евгений, ничего не смогли обнаружить. Лес как лес, ни следа странностей, — подытожил Ларс. — Видимо, вам просто не повезло попасть не в то время и не в то место.

Закрыв лицо ладонью, Евгений рассмеялся. Мы с Ларсом удивленно переглянулись.

— С вами все в порядке? — осторожно спросила я. Он покачал головой.

— Просто не повезло, ну надо же! Я третий год пытаюсь выжить в этом… — он осекся и взял себя в руки. — Простите. У вас замечательный мир, и я неплохо устроился, грех жаловаться. Волшебство, опять же… Просто я оказался к такому немного не готов.

— Мы все оказались не готовы, — отозвался Ларс. — И я прекрасно понимаю ваши чувства. Ведь я тоже не могу вернуться домой, хотя, в отличие от вас, знаю туда дорогу. Возможно, мы сможем друг другу помочь…

Прежде чем Евгений успел ответить, скрипнула дверь (я про себя отметила, что надо бы смазать петли), и на веранду выпорхнула Ханна. По случаю теплой погоды она надела бледно-желтое платье с крупными оборками и отделанным кружевом декольте, не глубже дозволенного приличиями, но все же притягивающим взгляды. Выглядела она пленительно, как чайная роза майским утром. Мужчины поднялись с мест, приветствуя ее.

– Ах вот вы где! — воскликнула она, с любопытством разглядывая фототехнику. — Решили сделать карточку на память, и без меня?

Евгений заверил, что был бы невероятно счастлив, если бы она согласилась позировать, и выразил готовность фотографировать Ханну в любое время, когда та пожелает.

— Если, конечно, вы не побоитесь увидеть на снимке что-то потустороннее, — добавил он.

— Вовсе не боюсь, напротив, это так интересно и таинственно, — она обольстительно улыбнулась и взмахнула густыми черными ресницами. — А почему бы вам не запечатлеть нас всех троих? Прямо сейчас! Вот и увидим, кому повезет очутиться рядом с призраком. Уна, садитесь ко мне поближе. Вы не против, Ларс?

— Что вы, я безумно рад, — ответил тот холодно и встал за нами, положив руку на спинку моего кресла.

Я обратила их внимание на то, что в таком ракурсе мы позируем практически на фоне Той Стороны, но Ханна легкомысленно возразила, что так даже лучше: больше шансов на особенный кадр. Внутренне помолясь, чтобы в результате не вышло чего-то слишком уж особенного, я смирилась.

В этот раз Евгений не торопился. Разложил штатив, тщательно настроил камеру, одновременно беседуя с Ханной. Актриса была само очарование, шутила и улыбалась, и мы все незаметно для себя оказались втянуты в разговор.

К тому моменту, как закончили съемки, она мимоходом уговорила Евгения прогуляться после завтрака. Ларс отказался, сославшись на занятость. Я тоже — меня ждало недописанное письмо. В столовой они встретили Эмиля, который с удовольствием вызвался составить им компанию. После завтрака вся троица немедля отправилась в путь, пока хорошая погода не сменилась очередным дождем.

Ларс же, вопреки своим словам, не стал браться ни за какую работу, а попросил подать ему кофе на все той же веранде. Воспользовавшись случаем, я решила все выяснить и велела накрыть на двоих.

— Не возражаете, если я присоединюсь?

— Буду только рад, одному мне скучно, — отозвался он, рассеянно глядя на реку.

— Тогда почему вы отказались от прогулки? — удивилась я. Что за характер, ничем ему не угодишь!

— Сказать честно, они меня утомили. Мы и без того целые дни проводим под одной крышей, захотелось хоть пару часов побыть в тишине.

Налив ему кофе, я поинтересовалась, почему тогда он не съедет и не наймет отдельный дом, ведь средства позволяют. Ларс ответил, что это будет равносильно признанию своего поражения.

— Тем самым я словно соглашусь поселиться в этом городе. Закажу мебель, найму слуг, уберу в чулан чемоданы. А там и вовсе обзаведусь семьей и проживу здесь до старости.

— Вы разве не женаты? — машинально переспросила я, по правде, не испытывая ни малейшего интереса к его личной жизни.

— Нет, это довольно сложно, с моей-то службой. Ну посудите сами, какая женщина пожелает колесить со мной по самым глухим уголкам Империи или месяцами оставаться одной при живом муже? — отпив кофе из чашки тончайшего, почти прозрачного фарфора — одна из вещиц, оставшихся с лучших времен, он взглянул на меня с улыбкой. — Вот вы, Уна, пошли бы за меня?

— Если решитесь прожить в Сёлванде до старости, я подумаю.

— Серьезное условие, — сказал он и рассмеялся. Потом спросил уже без шуток: — Так о чем же вы хотели поговорить? Вы ведь пришли сюда не от скуки.

— Чем вас так заинтересовал Евгений? Я ведь вас знаю, все это сочувствие — сплошь притворство, — спросила я прямо.

— Я расследую все, связанное с заражением, — пожал плечами Ларс. Мои слова ничуть его не задели. — А если наш друг не лжет, то он связан, причем очень любопытным образом. Но почему вас это беспокоит? Решили его опекать?

В самом деле, почему? Я подумала, что мне просто жаль его. Какой-то он неприкаянный, но вместе с тем симпатичный и вызывающий расположение к себе, в отличие от циника Ларса.

— Впрочем, меня это не касается, — равнодушно проговорил тот. — Не волнуйтесь, ничего с ним не случится, по крайней мере, по моей вине.

— Хорошо, — кивнула я. На самом деле, с чего я нервничаю. Он ведь не злой, просто безразличный, вряд ли станет намеренно вредить новичку. — Просто хотела убедиться, что в этом доме не произойдет никаких… эксцессов.

— Хуже, чем сейчас, все одно не будет, — процедил он сквозь зубы, враждебно глядя на горы вдалеке.

Я не стала комментировать его высказывание. Мы обсудили погоду, допили кофе и разошлись. Я погрузилась в дела по хозяйству, а чем занимался Ларс, мне было неведомо, но на глаза мне он не попадался до самого ужина.

Фотографии были готовы вечером. Я узнала об этом первой: Евгений попросил горничную срочно вызвать меня в его номер. И только взявшись за дверную ручку я осознала неуместную интимность такого приглашения, ведь мы могли бы побеседовать в холле, в конце концов, в моем кабинете…

Пока я раздумывала над этим, дверь распахнулась, и взволнованный жилец посторонился, приглашая войти.

— Что случилось? — спросила я, проходя в гостиную и отмечая, что шторы задернуты наглухо. — На вас лица нет!

— Уна, вы ведь догадывались, что на фото может получиться… странное? Я все думал, показывать их вам или не стоит…

— Глупости! — разнервничавшись, я перебила его самым невежливым образом. — Не тяните, покажите мне их!

Он не стал больше тратить время на объяснения и подвел меня к столу, придерживая под руку, будто опасался, что могу лишиться чувств от испуга.

На темно-синем сукне были разложены несколько снимков разной величины. Я, Ларс и Ханна на веранде. Невольно отметив, что мы все здорово получились — Евгений не солгал, он действительно был мастером своего дела, — я склонилась над столом и пригляделась внимательнее.

— На заднем плане, слева, — раздалось прямо над ухом. — Видите?

За нашими спинами был запечатлен слегка размытый луг и далекая кромка леса. Узкие черные силуэты с белыми глазами-дырами отчетливо выделялись на этом фоне. Словно вытянутые тени людей, сгрудившихся в кучу, они стояли на берегу реки. Я прикинула масштаб — ростом они превышали среднего человека примерно вдвое.

— Они смотрят на Ларса.

— Еще бы, ведь он приехал к ним с инспекцией. Ревизоров никто не любит, — пробормотала я, не подумав, но тут же спохватилась. — Полно вам. Никуда они не смотрят. Просто тени.

— Скажите еще, оптические иллюзии.

Я развернулась и едва не столкнулась с ним нос к носу. Он был так близко, что наши плечи почти соприкасались, и от этой близости вдруг перехватило дыхание.

— Не уверена, — сказала я едва слышно. — Но вам точно нечего бояться. Даже если они… это существует не только на снимках, оно на Той Стороне, там и останется. И вреда не причинит.

Евгений отвел взгляд от моих губ, спохватился и отошел на два шага. Я незаметно выдохнула. Никогда, ни при каких обстоятельствах не стоит больше сюда приходить. Краем глаза заметив полуприкрытую дверь в спальню, я стиснула зубы, чтобы не выдать смущение.

— Можно ли показывать это остальным? — его голос прозвучал глухо. — Я думаю, лучше соврать, что кадры засветились и снимки не удались.

— Отчего же? Ханна гораздо смелее, чем может показаться, и обожает все мистическое. Ларс и вовсе будет счастлив их увидеть — будет что приложить к очередному отчету, глядишь, перед начальством сумеет выслужиться, — возразила я нарочито громко и отступила к двери. — Возьмите с собой, развлечете всех за ужином.

— Постойте! — он догнал меня у выхода и протянул конверт. — Ваши портреты. На этих снимках нет ничего странного, а вы очень… Вы прекрасно вышли на них.

Совершенно растерявшись, я взяла карточки, даже не взглянув, поблагодарила его и попросила не опаздывать. И пока не свернула за угол, чувствовала спиной, как он смотрит мне вслед.

2.3

“Дорогая матушка!

Трудно выразить словами те чувства, которые я испытала, получив от тебя долгожданную весточку. Отрадно слышать, что скучать тебе не приходится, и ты вновь увлеклась любимым делом — помощью другим.

Впрочем, вряд ли ты находишь время для скуки; почему-то я подозреваю, что дни твои расписаны по часам, а светская жизнь вновь закружила. Надеюсь, тебе удается хотя бы вдоволь насмотреться на море? Я ведь помню, как ты мечтала о нем”.

Дописав вступление, я задумалась. Солгать о новом сердечном интересе или не стоит? Обманывать родителей — гадкий поступок, но сказать правду значило огорчить ее. В моем случае, когда каждое письмо могло стать последним, ошибаться было нельзя.

Я вкратце сообщила новости Сёлванда, которые могли ее заинтересовать, и перешла к тому, что происходило в бывшей ее, а теперь, после ее отъезда, моей гостинице.

“Наш ревизор так и не сумел покинуть город и по-прежнему живет у нас. За это время нам удалось прекрасно поладить, и теперь я с уверенностью могу утверждать, будто у меня хорошие отношения с властями.

И главная наша новость: на минувшей неделе прибыла новая гостья. Если бы почту доставляли не столь долго, я бы дала тебе возможность угадать самой, но не стану томить: под крышей твоего дома (а этот дом навсегда останется твоим, как далеко ты бы от него не уехала) поселилась знаменитость!”

Рассказывая о буднях гостиницы, я старалась больше внимания уделять всяким забавным происшествиям и воздерживаться от всего, что могло бы хоть немного огорчить маму. Перечитав, сама не удержалась от улыбки. Вышло очень даже недурно.

А после предстояло коснуться неприятной, но неизбежной темы. Проигнорировать ее расспросы о свадьбе Оле Юстенсена было бы грубостью. Вздохнув, я кратко написала, что это событие намечалось давно, напомнила, что никаких романтических чувств друг к другу мы с Оле не испытываем вот уже много лет, и решила все же намекнуть на якобы завязавшуюся интрижку с таинственным воздыхателем.

“Не хочу торопить события, потому воздержусь пока от подробностей. Но может статься, что твои опасения по поводу моего вечного одиночества совершенно напрасны, и со временем все наладится так, как ты бы того желала.

О чем я готова тебе рассказать? Разве только, что у меня появился весьма приятный собеседник и спутник для вечерних прогулок. Он мил, добр, остроумен, и я уверена — тебе бы он понравился. Перед его улыбкой сложно устоять…”

Перед внутренним взором возникли лучистые серо-голубые глаза и привлекательные ямочки на щеках. Я спохватилась и улыбку вычеркнула. Подумала еще немного, и прочее решила все-таки оставить. Выходит, намекая на воображаемого друга я держала в мыслях вполне реальный образ, сама себе не отдавая в этом отчета?

— Ну и что с того, не Ларса же мне воображать! — с досадой пробормотала вслух.

Довольно. Не нужно излишних подробностей, в которых сама потом запутаюсь. Я завершила письмо подобающими случаю вежливыми фразами и пожеланиями, переписала набело, приложила подаренную Евгением фотографию и запечатала конверт. Пора было спускаться в столовую, наверняка уже начали накрывать к ужину.

В холле собралась вся компания. Наши фотографии на фоне призраков вызвали невероятное оживление. Даже скептически настроенный Эмиль выразил сожаление, что не принял участие в эксперименте:

— Я бы послал такую карточку обожаемому семейству. Интересно, как бы они расценили этот жест.

— Уверена, что господин Евгений не откажет, и мы все вместе попробуем еще раз, — прощебетала восторженная Ханна.

Она с удовольствием согласилась подписать один из снимков, чтобы я повесила его на стене в фойе. Мы немедленно послали Фредерика заказывать рамку и отправились ужинать, а Ханна взяла фото с собой чтобы продолжить рассматривать их за столом.

— Не кажется ли вам, Ларс, будто эти призраки проявляют к вам особенный интерес? — спросила она, с любопытством поглядывая на ревизора.

— Не понимаю, почему вы говорите об этой аномалии как о наделенном сознанием существе, — процедил тот сквозь зубы, тонкими кусочками нарезая ростбиф. — Впрочем, если вы склонны к мистификациям — не буду спорить и портить вам впечатление.

— И что же это по-вашему? — переспросил Эмиль с таким видом, словно уж он-то сразу во всем разобрался и понял наверняка.

— Оптическое явление, — с готовностью подсказал Евгений. — Эффект атмосферы Той Стороны.

Ларс скользнул по шутнику оценивающим взглядом и объяснил, что заражение само по себе и есть природное явление, а вовсе не мистическое чудо, дар богов или вмешательство сверхъестественных существ. К тому же явление вредоносное, словно ржавчина разъедающее пространство вокруг.

— Скучно, — надула губы Ханна. — Вы невыносимы — парой слов способны убить всю романтику!

— Я с вами совершенно не согласен, дорогой Ларс, — поддержал ее Эмиль. — Конечно, Та Сторона таит в себе некоторые опасности, но это малое неудобство по сравнению с пользой, которую приносит это, как вы изволили выразиться, явление.

— В том-то и дело, что она их таит! Конечно, если рассматривать вопрос с обывательской точки зрения, все кажется легко и просто: знай себе прогуливайся рядом, лови целительные флюиды или что там оно излучает и не подходи слишком близко. А коли начнется нечто по-настоящему страшное — собирай чемоданы и беги обратно в столицу, или откуда ты там еще приехал, чтобы потом сидеть у камина и эпатировать дам пугающими историями!

Ларс заметно горячился, что случалось редко, и Ханна взирала на него с нескрываемым интересом. Заметив это, он замолчал, поджал губы, перевел дыхание, затем глотнул вина и продолжил немного спокойнее.

— Я вижу все немного иначе, как один из тех, кому приходится разбираться с последствиями. И наблюдать за опасной, хаотичной, неподвластной нормальным законам природы территорией, которая почему-то внушает несведущим господам и дамам восторг и неуместный трепет. Хотя стоило бы подумать, не придется ли за так называемое чудо заплатить слишком высокую цену. Прошу простить меня за прямоту.

Я почувствовала, как в висках застучало, а пальцы словно закололо множество ледяных иголочек. Нужно взять себя в руки. Это же Ларс, чего от него еще ожидать. Он не любит это место и все с ним связанное, да и вообще ничего и никого не любит. Наверное, просто не способен.

— Что бы вы понимали, — еле слышно проговорила Ханна. Голос ее прозвучал устало.

— А вы не думали, что тем, кто сюда приезжает, просто-напросто не на что больше надеяться, кроме чуда? — спросил Евгений и покосился на меня с недоумением. Я постаралась придать лицу расслабленное выражение, но, судя по его глазам, что-то было не так. — Есть ли цена, которую мы не готовы были бы заплатить?

— Именно это я и подразумевал! — воскликнул Ларс. — Вы плохо себе представляете то, о чем говорите. Придумали край чудес, а на деле…

Хрустальный графин с вином разлетелся на мелкие осколки. Ханна вскрикнула, Эмиль осмотрел ее и вынул из волос кусочек стекла, приговаривая что-то успокаивающее. Ларс уставился на меня с любопытством, будто ожидая, что я еще вытворю.

— Извините, — пробормотала я, потупившись.

— Это вы меня извините, — отозвался он без намека на сожаление в голосе. — Не стоило затевать такого рода разговоры при вас.

— Уна?

Я подняла голову и встретилась со взглядом Евгения. Вопросительным, растерянным, недоумевающим… Похоже, его симпатии ко мне сейчас придет конец.

— Прошу прощения, мне нужно на воздух, — пролепетала я и остановила Эмиля, который поднялся было следом. — Пожалуйста, продолжайте ужин, господин Фогг. Со мной теперь все хорошо. К тому же я все равно собиралась сходить в город, отправить письмо.

Ни на кого не глядя, я вышла из столовой и пересекла холл, не замедляя шага. Пока снимала с вешалки плащ, меня догнал Евгений.

— Позвольте я вас все-таки провожу, — сказал он тоном, не терпящим возражений.

— Право, не стоит.

Пальцы дрожали и путались в петлях. Евгений приблизился и помог мне застегнуть пуговицы. Осмелившись поднять на него глаза, я не увидела ни подозрительности, ни опаски. Разве что сочувствие — похоже, он действительно за меня волновался.

— Я настаиваю. Более того, не отпущу сейчас вас одну, — и добавил прежде, чем я успела возразить: — Обещаю ни о чем не спрашивать.

Кивнув, я вышла на крыльцо и остановилась, глубоко дыша прохладным влажным воздухом. Прислушалась к себе — вроде бы прошло. Странно, со мной давно не случалось этих приступов, да и повод был незначителен. Подумаешь, кто-то высказал мнение, с которым я не согласна. Но объясниться все-таки стоило, пока кто-нибудь другой не сделал это за меня.

— Со мной такое иногда бывает, — начала осторожно, боясь, что одно неверное слово — и он развернется и уйдет. — В моменты очень сильного волнения. Но крайне редко, и обычно я успеваю сдержаться, чтобы ничего… Не повредить что-нибудь ценное. Простите.

— Вы же не нарочно это сделали, не за что извиняться. Подумаешь, стекло разбили. Не огорчайтесь, Уна. Давайте прогуляемся.

Он взял меня под руку, и мы медленно побрели в сторону города. Моросил мелкий дождь, но между туч появились просветы — вероятно, завтра с утра выглянет солнце. Мне пришла в голову одна идея. Если Евгений не боится странностей Сёлванда (и даже моих странностей), ему непременно понравится.

— От моих… приступов давно уже не случалось никакого вреда людям, разве что в детстве была парочка неприятных происшествий, — сказала я и поспешно добавила: — Но всерьез никто не пострадал. Вы мне верите?

— Конечно, — ответил он и едва заметно пожал мой локоть. — Значит поэтому о вас ходят слухи? Из-за телекинеза?

Увидев мое замешательство, он пояснил, что для умения перемещать предметы силой мысли в его мире даже есть название. Увы, существование самой способности так и оставалось недоказанным, чем-то из разряда сверхъестественного.

— Но слухи на пустом месте не рождаются, так что вполне возможно, что вы не единственная, кто обладает этим даром.

— Спасибо вам, Евгений, — тихонько сказала я.

— За что?

— За то, что отнеслись ко мне так… — я осеклась. Некоторое время мы продолжали путь в молчании, потом я решилась. — Я бы хотела вам кое-что показать. На Той Стороне есть не только страшное, хочу, чтобы вы об этом узнали. Но придется встать до рассвета.

3.1. Солнце!

— Доброго утра, Уна! Надеюсь, я не заставил вас ждать? — воскликнул Евгений бодрым голосом. Казалось, столь ранний подъем был ему привычен, по крайней мере, выглядел он выспавшимся.

— Не шумите, умоляю! Возьмите это и пойдемте, любезностями обменяемся по пути.

Я вручила ему увесистую корзину и огляделась, прислушиваясь. Гостиница стояла, погруженная в тишину. За темными окнами я не заметила никакого движения. Конечно, повар и горничные наверняка проснулись, но они привыкли к моему распорядку и не станут задавать лишних вопросов.

— Что здесь? — спросил Евгений, шагая со мной рядом по дорожке. — Пахнет клубникой.

— Это и есть клубника. Если хотите, можете попробовать.

— Откуда она у вас, не сезон же? — он приподнял краешек белой тряпицы, прикрывавшей корзину, выбрал ягоду покрупнее и с недоверчивым видом отправил в рот. На лице его отразилось разочарование. — Не очень сладкая, если честно. Так чудесно пахнет, а на вкус как вата. Тепличная?

— Угадали. Неподалеку от города есть теплицы, там ее выращивают почти круглый год. Увы — сладости ей и впрямь не хватает, слишком мало света. Но все же недостатка в заказах теплицы не испытывают, хотя цена для всех, кроме местных жителей, весьма высока.

Вскоре выложенная плиткой дорожка перешла в обычную тропу: территория гостиницы кончилась, правда, это стало заметно не сразу. Косили траву, подрезали кусты и боролись с сорняками далеко за пределами клумб и лужаек. Особенно в такой близости с границей.

Мы двинулись вдоль реки на восток. Солнце еще не выглянуло из-за горизонта, и краешек неба едва окрасился лилово-розовым, мягко отражаясь в тумане над водой. Стояла та особая тишина, какая бывает только ранним ясным утром, безветренным и свежим.

Евгений против своего обыкновения молчал, очарованный красотой зари. В полном безмолвии мы добрались до места: это был старый лодочный сарай с мостками. Несмотря на кажущуюся заброшенность, он содержался в порядке. Подойдя ближе, можно было заметить, что крепкие двери заперты на новенький замок, а мостки там и тут белеют свежими досками.

— Проходите, — велела я, открыла сундук в углу и достала брезентовый сверток. — Переоденьтесь, пожалуйста, я подожду снаружи, в лодке.

Я едва успела отвязать лодку и спустить ее на воду, как из сарая выглянул совершенно обескураженный Евгений. На нем были просторные штаны, кое-как подпоясанные широким ремнем, и сорочка. В руках он держал мятую льняную рубаху.

— Уна, скажите честно: вы решили надо мной подшутить? Зачем мне надевать эту ветошь? Вы только посмотрите, я похож на огородное пугало!

Волевым усилием я заставила себя смотреть ему в глаза, а не разглядывать очертания широких плеч и худощавого, но стройного и сильного тела под тонкой тканью. Теперь я смогла окончательно убедиться, что он прекрасно сложен, к тому же для человека, занимающегося фотографией, выглядит слишком хорошо развитым физически. Наверняка у него имелись и другие, более активные увлечения.

— Вовсе нет. Так надо, поверьте. Мы причалим к противоположному берегу. В этой одежде не раз ходили на Ту Сторону, поэтому будет лучше, если вы тоже наденете ее. Белье можете оставить, но часы, ремень, все металлическое и шнурки придется снять. Таковы правила.

Услышав о Той Стороне, он не произнес больше ни слова. Моментально скрылся за дверью, чтобы почти в тот же миг вернуться облаченным в выданный мною наряд. Признаться, выглядел он в нем действительно нелепо: рубаха без ворота висела на плечах, полностью обнажая ключицы (сорочку он тоже решил не надевать), рукава пришлось подвернуть, штаны болтались бесформенным мешком.

— Не смотрите на меня так, умоляю, — пробормотал он смущенно. — Я чувствую себя ужасно неловко, словно вышел к вам в пижаме.

— О, простите. Я лишь хотела убедиться, что все в порядке. Прошу вас, — я жестом пригласила его сесть в лодку, поставила корзину на дно между нами и оттолкнулась от берега.

Он хотел было отобрать у меня весла, но я велела вести себя спокойно и делать все, как я говорю. Евгений окончательно растерялся и сидел молча, глядя вперед. Мы плыли все так же на восток, и перед его взором сейчас открывался совершенно волшебный вид на реку, вода которой у горизонта сливалась с сиренево-розовым небом, а над берегами тянулась туманная дымка.

— Смотрите внимательнее и не делайте резких движений, — предупредила я, когда мы доплыли до поворота. — И не шумите.

— И что я должен… Обалдеть! Это же… Они настоящие? — он увидел их раньше меня и застыл, как громом пораженный. Я улыбнулась.

— Я знала, что вам понравится. Подождем немного, пусть они к нам привыкнут.

Я отгребла подальше от берега и остановилась, погрузив весла. За поворотом начинался очередной луг, сейчас, когда река разлилась от долгих дождей, совсем узкий. Они приходили сюда на водопой на рассвете и возвращались в лес, когда полностью вставало солнце. Всегда в ясные дни — никто не встречал их, если небо на востоке было затянуто облаками.

Единороги. Одни из редких существ с Той Стороны, которые подпускали к себе людей, не причиняя им при этом ни малейшего вреда. Добрые, кроткие, изумительной красоты создания.

Заметив лодку, они отпрянули от воды и замерли неподалеку, вытягивая длинные белоснежные шеи и с опаской глядя на нас влажными голубыми глазами. Сложением звери напоминали лошадей благородных скаковых пород, только меньше, изящнее. Все они были чистого белого цвета, от копыт до тонкого витого рога посреди лба, ни шерстинки другой масти.

— Откройте корзину, — шепнула я неподвижному Евгению. — Пусть почуют, что у нас есть гостинец.

Единороги не убегали, но и не приближались. Наблюдали, как лодка медленно причаливает, принюхивались, раздувая ноздри. Мы молча ждали.

Наконец, самый крупный фыркнул, переступая тонкими ногами, сделал первый несмелый шаг и склонил голову, будто пытаясь заглянуть через борт. Осторожно я взяла несколько ягод и вытянула руку. Зверь шагнул ближе и шелковистыми губами взял клубнику с ладони, обдав теплым дыханием.

— Вы тоже можете их угостить, если желаете, — тихо проговорила я. — Только не дергайтесь и не шумите. И держите руку так, чтобы можно было достать с берега, в воду они не заходят.

Евгений неуверенно вытянул ладонь, и тут же к ней устремилась узкая морда с бархатным бледно-розовым носом. Единороги сгрудились в стаю и ждали угощения, терпеливо, деликатно, не расталкивая друг друга и не пытаясь добраться до корзины.

Мы кормили их, пока ягоды не закончились, и после отчалили, а чудесные звери смотрели нам вслед. Солнце взошло уже наполовину, понемногу разгоняя туман и окрашивая реку золотом и багрянцем.

— Единороги. Единороги, которые едят клубнику. С ума сойти! — повторял опешивший Евгений. — Это самое удивительное, что я в жизни видел! Как жаль, что у меня не было при себе камеры…

— Не стоит, вы же видели, они совершенно неспособны себя защитить, — возразила я, разворачиваясь к причалу. — Вы первый приезжий, которому я решилась их показать, даже в Сёлванде не все знают. Я очень надеюсь на ваше понимание и сочувствие.

Он первым выбрался на мостки и подал руку, помогая мне, затем умелым движением привязал лодку к столбику причала. Достал весла, пустую корзину и улыбнулся.

— Не волнуйтесь, я никому не раскрою ваш секрет. И спасибо, что доверились, это для меня очень важно, хоть немного и неожиданно. Все же мы так мало знакомы…

— Считаете мой поступок легкомысленным?

— Вовсе нет, — он посмотрел на меня, щурясь от солнца. — Я считаю, что мне невероятно повезло.

В его глазах явно читалось, что он подразумевал не единорогов. Еще пару слов — и разговор перейдет на тему, совершенно сейчас неуместную.

— Переодевайтесь, Евгений. Нам следует поторопиться, чтобы вернуться незамеченными и избежать лишних расспросов.

Увы — когда мы добрались до гостиницы, все уже были на ногах. К счастью, им было не до нас. В солнечные дни становилась особенно заметна близость Той Стороны: она словно старалась проникнуть сюда, перебраться за реку, распространиться дальше, вглубь Империи. Понемногу, исподволь, пуская слабые ростки, засылая крошечных гонцов, непрочных, хрупких, эфемерных, но вновь и вновь настойчиво устремлявшихся нановые земли.

Казалось, что вот-вот они приживутся насовсем, и тогда не будет никакой Той Стороны. Точнее, не останется этой. У многих не выдерживали нервы при виде подобного зрелища, и у идей Ларса появлялись новые сторонники. Впрочем, к обеду мы обычно успевали бесследно очистить территорию, и все забывалось до следующего раза.

Вот и сегодня вокруг веранды царила суета. Ларс в широкополой шляпе с сеткой, какими пользуются пчеловоды, стоял возле розового куста, изучая крохотных существ, перламутровым облаком зависших над цветами. Перед собой он зачем-то держал лист плотной бумаги. Эмиль, перегнувшись через перила, неожиданно зычным голосом распекал бедолагу Фредерика, ковылявшего по газону с тяпкой наперевес.

— Вас только за смертью посылать! Право же, вы будто первый день работаете в этом месте. Почему до сих пор здесь все не убрали? Ждете, пока разбросают семена? — он перевел взгляд на Ханну, легкомысленно разгуливавшую по лужайке в открытом платье и шляпке. — Госпожа Халль, что за детские выходки! Немедленно вернитесь в дом и не вздумайте ничего трогать!

— Ох, Эмиль, право слово! Не будьте таким букой, вам не к лицу, — прокричала Ханна в ответ. — Только взгляните, какая прелесть!

Красивым, почти театральным жестом она показала на крупные яркие цветы вокруг себя. Буйная поросль Той Стороны, они на глазах распускались, торопились дать завязи, готовые вызреть в невиданные плоды. Стоило солнечным лучам коснуться бутонов — и те разбухали, лопались, лепестки рвались из них наружу. Как причудливые насекомые, распрямлялись с еле уловимым шелестом, наливались красками и тянулись к небу.

Честно говоря, выглядело жутковато, но не для Ханны. Она с восхищением смотрела на все это великолепие и определенно намеревалась собрать букет, но стебли казались слишком прочными, голыми руками не сорвать.

— Ради всего святого, отойдите! — с отчаянием воскликнул Эмиль. Тут он заметил нас с Евгением. — Уна! Наконец-то. Без вас здесь творится совершеннейший бардак. Умоляю, объясните ей, ведь растения вот-вот начнут выбрасывать споры!

— Евгений! Как вовремя вы пришли! — не обращая больше внимания на старого ворчуна, Ханна приветственно нам помахала. — Бегите же за своей техникой, скорее!

Он взглянул на меня вопросительно, и я кивнула в ответ.

— Если вам хочется сделать снимки, то действительно нужно поторопиться. Пока то, что не выкосит Фредерик, не сгниет самостоятельно. Растения с Той Стороны здесь плохо приживаются — едва успев отцвести, тают почти без следа.

Евгений бросился в свой номер, а я принялась наводить порядок. Господин Фогг с минуты на минуту потребует отвар от расстроенных нервов, Ханну следовало уговорить любоваться цветами с безопасного расстояния, и одновременно проследить, чтобы Фредерик и подоспевшая ему на помощь Аманда убрали все, что могло своим видом встревожить гостей.

Дни, когда после дождя выходило солнце, были в Сёлванде самыми хлопотными.

3.2

Силами Фредерика, обеих горничных и официантки удалось быстро очистить все вокруг. Но это делали скорее для спокойствия постояльцев: цветы, принесенные с Той Стороны, бурно прорастали, но столь же скоро все это великолепие разлагалось в прах, а созревшие на нашем берегу семена и выброшенные споры не давали побегов.

Эмиль конечно же знал об этом, но относился к диковинным растениям с опаской. И всякий раз для него устраивали всю эту беготню, чтобы ни одного чужеродного зернышка не упало возле тропы, по которой он любил прогуливаться.

Увы, сегодня произошел случай, подтвердивший его правоту — Ханну укусил цветок.

— Уна, дорогая, я готова поклясться, что он сделал это осознанно! — потрясенно проговорила она, когда я прибежала на крик. — Я хотела сорвать его для фотографии, но едва коснулась, как он изогнулся и прямо впился в меня! А потом и вовсе закрылся, видите?

Она кивнула на полураскрытый бутон, напоминавший мак, затем продемонстрировала кровоточащий палец с двумя крохотными ранками, так похожими на след змеиного укуса, что я всерьез перепугалась. Но никаких змей поблизости много лет не видывали, и Ханна убеждала, будто змею она бы наверняка заметила:

— Я боюсь их прямо истерически! Даже теперь, от одного упоминания, вся дрожу. А уж увидев ее рядом, мигом бы лишилась чувств!

Тщательно исследовав ранку, я убедилась, что актриса не обманывает: укус, хоть и глубокий, был аккуратным, чистым, кожа вокруг не припухла и не покраснела. Словно кто-то проколол палец иглой. Или шипами.

— Посмотрите-ка на меня, будьте любезны, — сухо распорядился Ларс. Он протянул мне свой лист бумаги, а сам весьма бесцеремонно взял Ханну за подбородок и несколько минут внимательно всматривался в ее глаза. — Уна, окажите любезность, сожгите это. Все равно пока мы возимся они пропадут. Госпожу Халль я осмотрю — возможно, растение выделяет яд или вещество, вызывающее галлюцинации, мне приходилось сталкиваться с подобным. А чтобы не нарушать приличий, пошлите с нами Аманду.

Услышав собственное имя из уст предмета грез, глупышка горничная бросила все свои хлопоты и подскочила к нам, вежливо кланяясь. Она лепетала, что умеет оказывать первую помощь и непременно будет полезна. Брезгливо держа краешек листка, измазанного чем-то липким, я дала ей указания и велела звать при первых же признаках недомогания пациентки.

Я осматривала бумагу, когда подошел Евгений. Он тоже уставился на листок с любопытством: на клей, щедро нанесенный на поверхность, налипли несколько причудливых насекомых, похожих на крохотных стрекоз с матово-серебристыми глазами и загнутым колечком брюшком. Прозрачные крылья радужно переливались и подрагивали.

— Привет с Той Стороны? — спросил Евгений. — Вы позволите?

— Да, конечно, только осторожно, не испачкайтесь. Не бойтесь, они абсолютно безвредны — у этих созданий даже рта нет.

— Правда? А как же они тогда едят?

— Никак. Они живут всего один день, на нашей стороне и того меньше. Вылетают, чтобы оставить потомство и умереть. Ларс пытается их изучить, но ничего нового так и не узнал, слишком быстро они разрушаются.

К нам приблизился Фредерик, забрал у Евгения “эту мерзость” и сообщил, что здесь он закончил и ждет меня, чтобы отправиться на реку. Евгений живо заинтересовался нашими планами, и я рассказала ему об обязанности горожан следить за чистотой русла. И конечно он загорелся желанием меня сопровождать.

— Поверьте, вам это совершенно ни к чему. Обычная работа, довольно скучная к тому же, а иногда еще и грязная. Обед пропустите, — я попыталась его отговорить, но он стоял на своем.

— В самом деле, молодая госпожа, пускай ехал бы, — неожиданно вмешался Фредерик, не обращая внимания на мой недовольный взгляд. — А ну как в завал упремся? Лишние руки не помешают, ежели вы, господин хороший, работы не боитесь.

— А вам лишь бы переложить свою работу на кого-нибудь другого, — сказала я с досадой и обратилась к Евгению. — Ладно, если вам так угодно, едемте. Только переоденьтесь во что-нибудь более подходящее, может статься, придется запачкать руки.

Вновь мы отправились к старому причалу, на этот раз в сопровождении Фредерика. Недовольный тем, что пришлось трудиться больше обычного, он ворчал себе под нос, то ругая погоду, то сетуя на судьбу, то жалуясь на здоровье, пока я не выдержала и не велела ему помолчать. Остаток пути он лишь обиженно сопел и время от времени тяжело вздыхал.

Он сел на весла, я заняла место на носу, Евгений — возле кормы. Днем на реке все было иначе. Туман развеялся без следа, а вместе с ним и тишина. Щебетали птицы, стрекотали цикады, в местах, где берег Той Стороны зарос кустарником, что-то возилось в густой листве, шуршало и ломало ветки. Потревоженные плеском весел, тонконогие водяные пауки прыскали наперегонки, и загадочные твари ныряли под воду, поднимая облака ила.

Кругом кишела жизнь, таинственная и скрытная. Евгений напряженно озирался, силясь увидеть что-нибудь необычное, но загадочные обитатели Той Стороны были слишком осторожны, и ему ничего не удавалось толком рассмотреть.

— Мне кажется, кто-то идет за нами вдоль берега, — сказал, наконец, он. — Зверь какой-то. Слышите?

— Не берите в голову. Идет, и пусть себе идет, бояться нечего, в воду он не полезет, — добродушно отозвался Фредерик.

Грести было легко — шли по течению, русло пока было чистым, и настроение угрюмого ворчуна заметно улучшилось. Работа обещала стать приятной прогулкой.

— Получается, существа с Той Стороны не могут пересечь реку? — спросил Евгений, когда мы миновали луг, где утром смотрели на единорогов.

— По какой-то причине на воду ее влияние не распространяется, — ответила я, повернувшись к нему. — И даже то, что перелетело реку и попало к нам, долго не живет, вы и сами сегодня имели случай это наблюдать.

— Тем не менее вы чистите русло. Выходит, что-то все же может перебраться?

— Вероятность есть, — проговорила я уклончиво. — Вы наверняка обратили внимание, что в округе нет ни единого моста. Но мостом может послужить, например, поваленное дерево, поэтому жителям города поручено следить, чтобы ничто не соединило берега. Мы даже жалование за это получаем.

— И хорошо платят?

— Не жалуемся, — буркнул Фредерик и недовольно сверкнул глазами из-под мохнатых седых бровей.

Ему явно не понравилось, что я откровенничаю с пришлым о делах горожан. В общем-то, любой из старожилов Сёлванда отчитал бы меня за подобную несдержанность, здесь было не принято болтать обо всем подряд. Возможно, они были бы правы.

Я покосилась на Евгения, не подозревавшего, что ненароком сунул нос в чужие дела. Мне следовало прийти в себя: он такой же, как другие, просто один из бесконечной вереницы приезжавших в поисках чудес. Рано или поздно навсегда покинет город, не важно, найдет ли то, что ищет, или отправится восвояси ни с чем. Нельзя ни на минуту забывать об этом.

— А что насчет вас? Расскажите, как вы жили там, откуда пришли. Чем увлекались, как зарабатывали на жизнь, — я решила перевести разговор на другую тему, чтобы не провоцировать ссору. Да и к чему себя обманывать — мне хотелось узнать о нем больше.

— В общем-то тем же, что и сейчас, — немного подумав, ответил он. — Я художник и фотограф, без ложной скромности, довольно востребованный. Выставки, интересные заказы, мастер-классы… Моя семья никогда не нуждалась, поэтому я мог себе позволить заниматься тем, что люблю, даже когда это дело не приносило дохода.

— Изнеженный сынок богатых родителей, — прокомментировал Фредерик. Евгений ему не нравился, и он почему-то очень хотел, чтобы тот это понял.

— Я бы попросила вас держать свои выводы при себе! — одернула я его, в который раз замечая, что невыносимый старик не испытывает ко мне и малой доли того почтения, с каким относился к моей матери. Даже когда доживу до седин, для него останусь всего лишь маленькой хозяйкиной дочкой.

— Не стоит, Уна, в целом он прав. Мои родители — состоятельные люди, меня они любят и никогда ни в чем не отказывали, и я не вижу причин этого стыдиться. А если ваш подчиненный считает, будто съемки не настоящая работа, а так, ерунда, то в своем мнении он не оригинален. Правда, если заниматься этой ерундой умеючи, она приносит неплохой доход.

Я украдкой взглянула на него. Евгений сидел вполоборота и по-прежнему любовался окружающей природой. Выглядел он немного задумчивым, но совсем не злым. Слова старика и впрямь не задели его.

— Как я понимаю, вы смогли заработать своими талантами и в Империи. Если нашли средства на поездку сюда.

“Зачем рисковать собой, пытаясь найти выход, которого и вовсе может не быть, если вы можете неплохо устроиться и здесь”, — добавила я мысленно и тут же осадила себя. Нечего. Так я незаметно дойду до того, что начну умолять его не уходить.

Он встретился со мной глазами и будто уловил эти мысли. По его лицу пробежала неясная тень, то ли сомнение, то ли сожаление о чем-то — я не успела разобрать. Через миг он улыбнулся в своей обычной приветливой манере.

— Не жалуюсь, — передразнил он Фредерика, на что тот нахмурился и фыркнул в усы. — Если руки и голова в порядке, везде можно прожить. Но, видите ли, Уна…

— Вам здесь неуютно? — тихо спросила я, когда пауза затянулась непозволительно долго. — Чувствуете себя чужим?

— Нет, что вы! Ваш мир — неплохое место, и к чужакам почти везде, где я побывал, относятся хорошо, гораздо лучше, чем у нас. Мне даже нравится здесь, особенно теперь, когда… — он запнулся. — Но не в этом дело. Верите или нет, меня моя жизнь устраивала, и даже более чем. Я не собирался ничего в ней менять. У меня там было все, понимаете?

— Что — все?

Окинув меня в ответ пристальным взглядом, он покосился на Фредерика и снова замолчал. Все-таки его присутствие тяготило Евгения. Зря, наверное, я затеяла этот разговор именно теперь.

— Простите, не стоило надоедать вам неуместными вопросами. Я вовсе не собиралась предлагать бросить поиски и остаться здесь, — пробормотала я примирительно. Он вскинулся и посмотрел с живым любопытством.

— А вы хотели бы, чтобы я остался?

— Лучше бы по сторонам глядели, молодой господин, чем повесничать, — одернул его Фредерик. — К бамбуковым зарослям подходим, там частенько на воду падает что-то.

Я вспыхнула и отвернулась. Старик смутил меня настолько, что даже не нашлось сил поставить его на место. Выходит, он совершенно прав, что не признает за мной авторитет — я бы тоже не признавала. Веду себя как глупая девчонка, не зря он считает меня таковой.

А ведь он напишет обо всем матери. Как пить дать, напишет — зная ее, я уверена, что мой помощник посылает ей подробные отчеты обо всем. Не удивлюсь, если она поручила ему и за мной присматривать.

“Впрочем, оно будет к лучшему, — думала я, скользя взглядом по частоколу длинных гладких стеблей бамбука. — Пусть убедится, что у меня все еще есть поклонники. Главное, чтобы вздорный старый мизантроп не наплел ей лишнего”.

3.3

Будто почуяв чужака, Та Сторона никак себя не проявляла во время нашей прогулки. За бамбуковой рощей, гулко постукивавшей на ветру и отбрасывавшей кружевную тень узких листьев, тянулась заболоченная низина. За ней снова луг, потом берег вздымался крутым оврагом, к краю которого вплотную подступал лес, тихий и сумрачный.

На наше счастье, берег не размыло, сильных ветров давно не бывало, и русло оставалось чистым до того места, где река широко разливалась и разбегалась множеством рукавов, огибая земли Той Стороны. Здесь мы поворачивали обратно.

Чуткий Евгений больше не поднимал в разговоре неудобных тем, и большую часть пути молча рассматривал все вокруг. Но я была уверена — когда настанет подходящий момент, он еще задаст мне множество вопросов. А пока Фредерик украдкой следил за каждым его словом и каждой улыбкой, обращенными ко мне, и я с запоздалой досадой понимала, что напрасно позволила ему присоединиться.

Как бы то ни было, реку мы осмотрели, и оба моих спутника остались вполне довольны поездкой. Мне же она навеяла странное чувство беспокойства и неясного ожидания чего-то. Это было мучительно, ведь жизнь моя давно проходила тихо и размеренно, но я вовсе не жаждала перемен.

Обед мы пропустили. Я распорядилась, чтобы нам с Евгением накрыли стол на веранде. В гостинице не осталось никого из постояльцев — в такой чудесный день они не пожелали сидеть в четырех стенах и отправились на прогулку или в город по делам. Официантка подала обед и удалилась, оставив нас наедине.

— Мне не стоило навязываться, да? — спросил Евгений после того, как мы доели суп в молчании. — Скажите честно. Не хочу быть для вас обузой.

Чтобы быть честной, мне бы пришлось признаться в том, что сама ищу повод быть рядом. И что мысль о его скором отъезде невыносима. Но даже если я об этом скажу, ничего не изменится.

— Подумать только, третьего дня вы уговаривали меня любой ценой отвести вас на Ту Сторону! — усмехнулась я, накладывая ему рагу. — Нет, Евгений, вы вовсе не обуза. Если бы ваше общество было мне неприятно, я бы нашла множество поводов его избежать.

— Выходит, вы проводите со мной время не только потому, что этого требует долг гостеприимной хозяйки?

— Склонность задавать неуместные вопросы не доведет вас до добра, — предостерегла я.

Он извинился и вновь замолчал. Во взгляде его при этом не было ни тени смущения, напротив, он рассматривал меня с нескрываемым интересом.

— Хорошо, давайте поговорим о чем-нибудь безобидном, — сказал он наконец и долил нам вина. — Обедать в полной тишине неуютно, вы не находите?

— С удовольствием. О чем же? — я сделала вид, будто задумалась. — Может быть, о вас?

— Обо мне? Неужели вы действительно хотите узнать меня… — он спохватился, прервался, виновато улыбнулся и продолжил. — Почему именно обо мне? По сравнению с вашей жизнью в моей нет ничего интересного.

— Все любят говорить о себе.

— Кроме вас, — заметил он, и когда я пожала плечами в ответ, неожиданно спросил: — Вы вообще себя не очень-то любите, ведь так?

Почти беззвучно ступая в мягких тапочках, вошла официантка. Убрала со стола, поставила перед нами чай и десерты и так же тихо удалилась. Я растерянно наблюдала за ее ловкими, умелыми движениями, радуясь, что не пришлось отвечать на очередной бестактный вопрос. Лилианн работала здесь столько, сколько я себя помнила, и дело свое знала в совершенстве.

— Милая девушка, — сказал Евгений, проводив ее взглядом. — Только очень серьезная. Я ни разу не слышал ее голоса и не видел улыбки. Она недавно у вас?

— Точно не помню, я была еще ребенком, когда она нанялась, — ответила я, с нескрываемым удовольствием наблюдая, как вытянулось его лицо. — Старая школа, тогда считалось, что обслуга должна как можно меньше занимать внимание посетителей. Лилианн превосходно умеет скрывать свои чувства и быть незаметной, словно тень.

— Вы должно быть шутите? Или она начала работать еще подростком?

— Нет, у нее был достаточно большой опыт и хорошие рекомендации, — я и впрямь забавлялась от души. Очевидно, он слышал о Сёлванде и его жителях далеко не все. — Вы хотите спросить, сколько ей лет, ведь так? Свой возраст она не скрывает, поэтому я не выдам секрета, если отвечу. Лилианн разменяла шестой десяток. Так что отнеситесь к ней с должным почтением и вспомните об этом, если надумаете за ней приударить.

— И в мыслях не имел! — вскинулся Евгений, вызвав у меня смешок. — Но ведь ей на вид никак не больше тридцати! Вы действительно меня не разыгрываете?

Я клятвенно заверила, что это чистая правда, в чем он может лично удостовериться, поговорив с Лилианн. Евгений сказал, что не станет задавать даме подобных вопросов, и покосился на меня подозрительно.

— Мне тридцать два, не мучайтесь. Ну зачем вы так странно смотрите? Это же Сёлванд! Неужели не слыхали легенду о том, что на Той Стороне якобы можно разыскать источник вечной молодости?

— Как ни странно, в это легко поверить. Вы слишком умны для такой юной девушки, каковой кажетесь, — он продолжал смотреть во все глаза, и мне стало немного неловко. — А он в самом деле существует? Источник?

Я ответила, что не удивилась бы. О том, что на самом деле творилось на Той Стороне, никто не имел четкого представления. Но местные жили долго, почти не болели (по крайней мере, обычными для остального мира недугами) и старели невероятно медленно. Мои ровесники внешне почти не изменились с тех пор, как стали взрослыми. Возможно, кому-то и удастся жить вечно, но пока слишком мало времени прошло, чтобы об этом судить.

— Вот оно как, — медленно проговорил Евгений, кончиками пальцев поглаживая пустую чашку. — Теперь мне ясно, что имел в виду Ларс, когда говорил о флюидах.

— Неужели и вправду вам об этом не рассказывали? — я исподтишка всматривалась в его лицо, пытаясь понять, изменилось ли его отношение ко мне, когда оказалось, что вместо девицы лет восемнадцати перед ним почтенная дама.

— Я слышал только об исцелении. Возможно, просто не придал значения тем легендам, ведь меня интересовало другое… Уна? Что-то не так?

— Исцеление, замедление старения… все это правда. И Ларс тоже в чем-то прав: если достаточно времени провести рядом с Той Стороной, что-то в организме меняется, — вздохнув, я опустила ресницы. — Здесь все не так, Евгений. Но вы же говорили, что ищете что-то особенное.

— Получается, пока я остаюсь в Сёлванде, время и надо мной не имеет власти? — увидев, как я кивнула, он скривил уголок губ в усмешке. Кривой, горькой — даже ямочка на щеке не заиграла. — Так вот почему вы здесь никуда не торопитесь. Ну и какова она, вечная молодость?

— Ну, знаете ли! Мне всего лишь тридцать, а не триста!

— Простите. Я и сам не понимаю, как так получается, что я всякий раз задеваю вас своими словами. Меньше всего на свете я хотел вас обидеть.

Сказав это, он накрыл мою ладонь своей. Я ненароком подумала, какие у него красивые руки, длинные пальцы, как у пианиста. Сильные, сухие и теплые, и тепло это мгновенно побежало вверх под кожей, до самого сердца.

— Когда я родилась, мои отец и мать достигли весьма преклонных лет. Они давно смирились с тем, что детей им судьба не подарит, и готовились встретить мирную старость вдвоем, но за рекой стало происходить нечто странное. Тем или иным образом оно воздействовало на людей вокруг. Исцеляло, укрепляло тело, возможно, поворачивало возраст вспять… Как бы то ни было, я появилась на свет вопреки всем ожиданиям и даже законам природы.

Я перевела дыхание, подбирая слова. Меня зачали незадолго после того, как отец подрядился туда ходить. Одним из первых — мать рассказывала, что он вообще любил рискованные авантюры. А ровно через семь дней после моего рождения он ушел и не вернулся, даже его следов больше никто не видел. В какой-то мере я тоже детище Той Стороны, такая же зараженная, как земля за рекой, и дело вовсе не в том, что выгляжу моложе своих лет. Но я не хотела говорить Евгению об этом.

— Отец погиб, когда я была еще младенцем. Наверное, мать сильно горевала, во всяком случае, она так и не вышла замуж второй раз. С момента моего первого воспоминания о ней она ничуть не изменилась. Не постарела. Ее не мучали обычные для такого возраста недуги. Кто знает, не ей ли суждено было стать примером вечной жизни.

Если бы она не покинула Сёлванд. Я вспомнила о последнем письме к ней и запоздало спохватилась — нужно было написать иначе, я ведь не сказала всего, что важно, но уже не переделать, оставалось лишь ждать. Такое часто бывало со мной.

— Что же произошло? — тихо спросил Евгений. — Где она сейчас?

— Устала и уехала подальше отсюда. Туда, где сможет наконец нормально состариться и…

Я не смогла произнести это вслух, даже подумать. Да, мы много раз говорили перед отъездом, я поняла и приняла ее выбор, с тех пор прошло немало лет, а я все еще не могла.

— Уна, прошу вас, не плачьте, — оказывается, он все еще держал мою руку в своей, и теперь чуть сильнее стиснул пальцы, напоминая о себе. — Дорогая, не надо. Она же сама так захотела, разве нет?

С досадой на себя я смахнула с лица предательские слезы и промокнула ресницы платком, заботливо протянутым Евгением. Что же я делаю. Наверное, оно и к лучшему, что мамы здесь нет и она не видит, до какой степени я позволила себе распуститься.

— Прошу меня простить. Это нервное, — стараясь, чтобы прозвучало холодно, я выдернула ладонь из его руки. — Вы желали узнать, каково это, жить вечно, и я привела самый наглядный пример из пришедших в голову. Пока желающих испытать это на себе я не встречала. Может быть вы? Хотите?

— Хочу, — неожиданно ответил он звенящим от напряжения голосом.

Я встретилась с ним глазами и вспыхнула, ясно поняв, что он намекает на нечто совсем иное. Пусть робко и неуместно, но все же он сделал еще один маленький шаг навстречу, и сейчас ждет от меня ответа.

Третий день. Мы всего лишь три дня знакомы, как он может вести себя так!

— Вы не понимаете. Вы же ничего о нас не знаете. Ни о Сёлванде, ни о Той Стороне, ни обо мне. Совершенно ничего.

— Ну так расскажите! К чему все эти недомолвки и намеки, объяснитесь уже наконец! — воскликнул Евгений. — Пожалуйста, Уна.

— Я и без того наговорила достаточно. Сама не ведаю, зачем я это сделала, но что теперь, обратно не воротишь. Не провожайте меня. Увидимся за ужином.

Меня вдруг одолела непонятная усталость. С трудом удалось заставить себя подняться и войти в дом. Казалось, я двигалась в толще глубокой воды по дну океана, еще немного — и огромная холодная масса сомнет, опрокинет, стиснет грудь, отнимая дыхание. В пальцах возникло знакомое покалывание. Нужно бежать, скрыться, запереться на замок и никого больше не видеть. Пока не стало хуже. Пока я еще в силах владеть собой.

4.1. Губернатор и его дочка

За ночь небо вновь затянуло тучами, перед рассветом зарядил дождь. После солнечного дня погода казалась особенно унылой, и настроение у моих гостей не задалось с самого утра. Эмиль курил трубку и жаловался Ларсу на ломоту в суставах, тот вежливо слушал, но при виде меня украдкой состроил скучающую гримасу.

Ханна и вовсе спустилась к завтраку с опозданием, оправдываясь потерей аппетита. В ее случае это означало, что завтрак будет состоять из пары чашек кофе и папироски — актриса строго ограничивала себя в еде, берегла фигуру.

Когда в холле появился Евгений, моим первым желанием было скрыться в кабинете, чтобы не видеть его и не говорить с ним. Увы, я не могла себе позволить подобных выходок, потому подчеркнуто вежливо поприветствовала его, не поднимая глаз.

Было неописуемо стыдно за то, что сорвалась накануне, и не хотелось подавать ложных надежд. К моему облегчению, он держался как обычно, не задавал лишних вопросов и не оказывал мне больше внимания, чем раньше. Но все же его присутствие тяготило.

Внезапно выручил Ларс. Он предложил Евгению поработать на свое ведомство, заявив, что уже послал запрос начальству, и сегодня должны доставить бумаги.

— Вам не придется делать ничего особенного, — уверял Ларс. — Просто занимайтесь своими фотографиями, вы же все одно собирались делать снимки Сёлванда и окрестностей. Но некоторые из ваших карточек я буду брать для отчета, а иногда просить вас сфотографировать что-то определенное.

— Звучит неплохо, но мне нужно подумать. Уточнить детали, — Евгений выглядел немного растерянным. Еще бы, такого никто из нас не ожидал. — Но почему вы сначала отправили письмо, а потом меня спросили?

— Полно вам, это всего лишь формальность. Письма сюда не всегда приходят в срок, к тому же я хотел дать вам время осмотреться. Соглашайтесь, деньги лишними не будут, а наше ведомство на расходах не экономит. Или вам неприятно мое общество?

— Что вы, я буду только рад побеседовать с вами, — возразил Евгений. — Но все же хотелось бы обсудить подробности после завтрака. Вряд ли они интересны всем присутствующим.

Эмиль возразил, что дела подождут — по случаю проливного дождя все утро планировали провести за бриджем. Ханна согласилась с ним, уверяя, что новичку игра непременно понравится, и она лично будет его учить.

— Вот увидите, через недельку-другую вы сможете с легкостью обыграть Ларса, — пообещала она. — Соглашайтесь! Тем более, Уна собралась в город, и вы просто обязаны ее заменить.

Перед таким напором вряд ли бы кто устоял, и Евгению пришлось смириться. Он робко предложил было меня проводить, но я ответила категоричным отказом.

— Я иду по делам и вряд ли смогу уделить вам должное внимание. В самом деле, замените меня. Если, конечно, у вас нет других планов на утро.

Однако я зря надеялась ускользнуть и не сталкиваться с ним чаще необходимого. Евгений поймал меня прямо на крыльце, застав наедине.

— Постойте! Выслушайте меня, это ненадолго, — сказал он, преграждая дорогу. Я потеряла дар речи от такого нахальства и не успела возразить. — Я не хочу, чтобы вы меня избегали. Но делать вид, будто ничего не произошло, тоже не намерен. Наш вчерашний разговор…

— Окончен, — отрезала я, придя в себя.

— Нет! — возразил он резко. — Он только начат. Мне многое надо вам сказать и о многом спросить, а у меня, увы, слишком мало времени.

— Вы правы, у вас нет времени на разговоры — вас ждут, — я застегнула плащ и накинула капюшон. — А что касается остального… Ни к чему это все, вы только зря растревожитесь, что совершенно недопустимо. На Ту Сторону нужно идти в спокойном состоянии духа.

— Неужели вы решились отвести меня туда?

— Да. За эти дни я узнала вас достаточно. Можем отправиться в любой подходящий день, хоть завтра. Скажите, как будете готовы, и я расскажу подробности. А теперь прошу простить, у меня дела.

Не дав ему опомниться, я сбежала с крыльца и быстрым шагом пошла прочь. Возможно, стоило бы подождать, но мне хотелось покончить с этим. Он все равно уйдет, и чем скорее, тем лучше.

Пока шла к городу, я все думала, не зря ли пообещала это. Вдруг он действительно попросится идти завтра же и прямо сейчас собирается в путь. Придется идти, а я сама не уверена, что готова. Но он еще может испугаться и попросить отсрочки — все они горят желанием попасть на Ту Сторону до того момента, как настает время отправляться туда. Или день окажется неподходящим, да мало ли, что может произойти!

— Госпожа Соммер! Меня хозяин за вами послали, к вам новые постояльцы прибывши, сейчас у нас изволят обедать и вас ждут! — скороговоркой прокричал осипший, разбойничий детский голос.

Откуда-то из-за кустов наперерез мне выскочил Бо, мальчишка лет десяти, служивший у хозяина единственного в Сёлванде ресторана. Остановился, тяжело дыша и уперевшись руками в острые коленки, одна из которых выглядывала из свежей прорехи в штанах. Щеку его украшала длинная царапина, а торчащее среди нечесаных грязно-русых вихров ухо налилось алым, как маков цвет.

— Идемте, они поторопиться просили, господин такой солидный, не меньше, чем генерал!

— Так торопился, что по дороге подраться успел? — насмешливо спросила я.

Этот паренек был тот еще шельмец, и владельцу ресторана, взявшего сироту на воспитание, не раз приходилось расплачиваться за разбитые стекла и ворованные яблоки. Маленький разбойник после этих трат пару дней не мог нормально сидеть, но едва следы от розги заживали, как он снова пускался во все тяжкие.

— А? Кто подрался? Я не дрался! — ответил он. — Это я через забор, путь срезать. Госпожа, давайте пойдемте, а то с меня три шкуры обещали спустить, если немедля вас не приведу.

— Хорошо, веди. Не хочу, чтобы по моей вине тебя в очередной раз выпороли. Посмотрим, что там за важная птица, которой не к лицу добираться до гостиницы самостоятельно.

Обычно те, кто посещал ресторан засветло, предпочитали сиживать на веранде, где листья винограда давали тень в солнечные дни, а в дождь одуряюще пахло скошенной травой, душистым табаком и розами.

Но таинственный гость предпочел остаться в душном полутемном зале. Бо шепнул, что сырость господину не по нраву. Подумав, что тяжело тогда ему здесь придется, я зашла внутрь и осмотрелась.

Прибывший с почтовым дилижансом посетитель выглядел солидно, Бо нисколько не преувеличил. И даже не из-за внешности, коей природа его не обделила — он был высок, обладал здоровой, сытой, приятной полнотой, роскошной бородой и бакенбардами. Весь его вид: осанка, жесты, манера держать себя — говорил о привычке к власти. С первого взгляда я смогла понять, что передо мной высокий чин.

Вместе с “генералом” обедала девочка. Наверняка родственница или хотя бы воспитанница, ведь такие господа абы кого с собой за стол не посадят. На вид ей было лет тринадцать. Румяная, с яркими губами и каштановыми локонами, одетая в розовое платье с оборками и шляпку, она походила на дорогую куклу. Но было что-то в ней нездоровое, неправильное. Я это даже не увидела, а почувствовала.

— Уна, дорогая, спасибо, что откликнулись так скоро, — зашептал господин Тофт, владелец ресторана и один из старожилов Сёлванда. — Видите моего посетителя? Это его превосходительство губернатор Нодеборга с дочкой. Он инкогнито, но вы должны понимать…

В этот момент губернатор перестал жевать и повернулся в нашу сторону. Словно передразнивая его, девочка тоже развернула голову, но, в отличие от отца, взиравшего на нас снисходительно, она никуда конкретно не смотрела. Будто вокруг нее была пустота, где не на чем остановиться взгляду.

— А вот и госпожа Соммер, ваше превосходительство! — ведя меня к важному посетителю и услужливо кланяясь на ходу, пропел господин Тофт. — Наша очаровательная хозяйка гостиницы.

— Эйнар Йессен к вашим услугам, — представился тот и посмотрел на нас недовольно. — А это Фрида, моя младшая дочь. И я еще раз предупреждаю: никаких чинов и званий. Я здесь как частное лицо.

— Как вам будет угодно, — отозвалась я, с трудом удерживаясь, чтобы не глазеть на девочку.

Фрида сидела напротив, и по ее лицу блуждало все то же равнодушно-умиротворенное выражение. Казалось, она была погружена в приятные грезы, и мы все привлекали ее внимание только если делали резкий жест или громко заговаривали. От нее просто веяло безумием, до той степени, когда присутствие душевнобольного ощущается не как близость человека, но чуждого, непонятного существа.

С некоторым усилием заставив себя отвести от нее взгляд, я подумала, что в этот раз спор о причине, приведшей нового гостя в Сёлванд, не состоится. Слишком она очевидна. Увы, не существовало чуда, способного помочь Фриде: можно вылечить болезнь, когда что-то в организме разрушилось или износилось, но вернуть то, чего не было изначально, невозможно.

— Мне необходим номер с двумя спальнями, желательно с большой ванной, — господин Йессен не стал тратить время на светскую беседу и приступил к распоряжениям. — У вас же имеются ванны в комнатах? К условиям я не требователен, но Фриде нужна собственная горничная, опытная и не болтливая. После обеда я буду ждать претенденток.

Пока он говорил, господин Тофт держал спину полусогнутой и приговаривал, что все будет исполнено. Мне показалось, будто он соскучился по важным господам, которым можно прислуживать. Наверное, в старые времена он получал неплохие чаевые за свою обходительность.

— Времени у нас немного, и я бы предпочел договориться с проводником сегодня же, — продолжал вещать его превосходительство. — Я понимаю, что здесь свои порядки, и не требую выйти в путь сей же час, но не мешало бы определиться с распорядком.

И этот туда же. Хозяин ресторана молча уставился на меня, ожидая ответа. Следом за ним губернатор тоже перевел на меня взгляд, и, не услышав обещания немедленно все исполнить, удивленно приподнял бровь. Но прежде, чем я успела что-то ответить, из кухни донесся грохот и звон — наверное официант уронил поднос с посудой.

Шум встревожил Фриду, до этого безучастно смотревшую в пространство перед собою. Кукольное личико скривилось в страдальческой гримасе, руки сжались в кулаки. Качнувшись вперед, она закричала. Громко, надрывно, долго — пока хватило воздуха, потом вдохнула и закричала снова. Отец подхватился, вскочил с места, склонился над ней, пытаясь успокоить, а она все кричала и раскачивалась, словно и не замечая его.

Казалось, это длилось очень долго: воющая больная, губернатор, с лица которого сошло высокомерное выражение, уступив место скорби и усталости, господин Тофт, бестолково суетившийся вокруг них. Пока в зал не заглянул Бо, привлеченный шумом.

Пару минут он с нескрываемым любопытством наблюдал за этой картиной, потом почесал затылок, порылся в карманах и достал оттуда яркую жестянку, моток шпагата и зеленое яблоко. Веревку и коробочку сунул обратно, яблоко протер о штанину и подошел к Фриде.

— Это тебе, угощайся, — сказал он, протягивая ей гостинец. — Меня зовут Бо, я из местных. А ты откуда?

Господин Тофт рванулся было к своему горе-работнику, как вдруг припадок Фриды закончился так же резко, как и начался. Она замерла, потом быстро выхватила яблоко из грязной мальчишечьей руки и с хрустом откусила кусок. Господин Йессен поморщился, но не стал отбирать у дочери сомнительный гостинец.

Я живо вообразила, как теперь будут проходить наши обеды, и вздохнула украдкой. Покою и уюту пришел конец.

4.2

Пока гости доедали десерт, шустрый Бо, вдохновленный обещанными чаевыми, сбегал за носильщиком для их багажа. Подозреваю, заодно он успел разнести сплетни о "генерале” и его дочке по всему городу, добавив от себя красочных подробностей.

Когда мы прибыли в гостиницу (к счастью, его превосходительство пожелали совершить прогулку после обеда, пока вновь не разразился дождь), нас уже с нетерпением ожидали. Весь немногочисленный персонал нашел срочные дела в саду, на веранде или в холле. Постояльцы сидели в эркере и играли в бридж, посматривая в окно с нескрываемым интересом. Но самое удивительное, что две девушки, претендующие на должность горничной для юной госпожи, тоже успели явиться, каким-то образом нас опередив.

Оказалось, что Эмиль имел с губернатором непродолжительное знакомство, но проявил сдержанность и не выдал его инкогнито. Остальные, возможно, догадались, что посетитель непростой, но из воспитанности не стали задавать неуместных вопросов.

А вот к девочке отнеслись по-разному. Ханна немедленно принялась восхищаться красотой ребенка, нисколько не смущаясь ее явным психическим заболеванием. Невероятно, но за несколько минут знакомства актрисе удалось даже вызвать улыбку Фриды, до тех пор и взгляда ни на ком из нас не задержавшей.

— Прелестное дитя! — воскликнула Ханна, когда Бриджит, наша вторая горничная, увела господина Йессена и Фриду в их номер. Обе девушки тоже были приглашены, чтобы одна из них могла немедленно перейти в распоряжение новой хозяйки. — Она так трогательно мила, бедняжка…

— Возможно, внешне она и впрямь очаровательна, но, признаться, у меня от одного ее присутствия мурашки по коже. Я вижу ее впервые, но кое-что слышал об этом уважаемом семействе. Печальная история, младшая дочь безумна с самого рождения, — тихо, чтобы слуги не смогли подслушать, рассказал Эмиль.

— Не могу с вами не согласиться, — задумчиво произнес Ларс, наблюдая, как за окном Фредерик подстригает живую изгородь. — Со стороны ее отца весьма легкомысленный поступок привезти сюда ребенка, который совершенно… не в состоянии контролировать собственный рассудок.

— Ну что вы, господа. Я очень сильно сомневаюсь, что Фриде поможет целительное воздействие Той Стороны и вообще есть нечто, способное ей помочь, но вряд ли от ее пребывания здесь будет какой-то вред, — возразила я. — Она немного странная, но абсолютно безобидна, уж поверьте. В чем-чем, а в людях я разбираюсь неплохо.

— В любом случае, отказаться от ее общества мы не в силах, не так ли? — спросил Ларс и покосился на Эмиля. Тот отрицательно покачал головой и закатил глаза, показывая, что гость — особа высокопоставленная, и свое недовольство открыто лучше не проявлять.

— Город их пустил, — произнесла я уверенно. — Значит, они пробудут здесь столько времени, сколько необходимо. Нам стоило бы попытаться поддерживать добрые отношения, нет смысла развязывать ссору. Что касается девочки, я приложу все усилия, чтобы и ей, и вам было спокойно и удобно.

Ханна заверила, что с радостью поможет занять Фриду. Оказывается, у нее самой была дочь примерно того же возраста. Образ жизни актрисы не позволял много времени уделять ребенку, и девочка воспитывалась в закрытом пансионе, видя мать несколько раз в году.

— Кстати, я давно хотел спросить, — обратился ко мне Евгений, когда закончили обсуждать несчастную больную. — Как именно город не пускает кого-то? Рассказывали всякое, ходят даже слухи, будто нежелательных гостей ждет неминуемая смерть, но мне кажется, что они немного преувеличены.

— Отчего же, бывали случаи, — ответил за меня Ларс. Впрочем, ему предмет разговора был знаком не понаслышке. — Самые настойчивые пытались пробиться вопреки всему, и дело кончалось плачевно. Что касается воздействия зараженной зоны… Все начинается с резкого недомогания. Чаще всего, сильная головная боль, иногда неудержимая тошнота. У тех, кто не остановился, наступают судороги, боли в сердце, приступы паники, идет кровь из носа и ушей. В конце концов, человек теряет сознание и приходит в себя лишь на достаточном расстоянии от заражения. Или не приходит вообще, если вовремя не вытащили.

— Получается, вы… — начал было Евгений, но договорить не успел.

В холл вошла Бриджит и сообщила, что господин Йессен нанял горничную, одобрил предоставленный ему номер, велел разжечь камин и позвать меня. Пришлось оставить разговор и последовать за нею. Пары часов знакомства хватило, чтобы понять — губернатор ждать не любит.

Он принял меня в гостиной у камина, возле которого уже возился Фредерик. На низком столике стояли вино, два бокала и ваза с фруктами. Фриды не было видно, должно быть, отдыхала в своей комнате. Или просто сидела и безучастно глядела в пространство.

Стараясь выбросить из головы мысли о ней, я расположилась в кресле напротив. Бриджит наполнила бокалы и удалилась. Господин Йессен достал золотой портсигар с монограммой, предложил мне папиросу, и, когда я отказалась, спросил позволения закурить.

— Вы кажетесь весьма неглупой дамой, госпожа Соммер, и наверняка догадываетесь, о чем я намерен говорить, — сказал он и выпустил струйку дыма. — Не стану тратить свое и ваше время, на пустопорожнюю болтовню, надеюсь, вы не возражаете, если мы перейдем непосредственно к делу?

Я не возражала. Более того, была готова к этому разговору, даже успела продумать некоторые аргументы, способные его убедить. Что, если речь идет о целительных свойствах Той Стороны, переходить реку вовсе не обязательно. Что для похода туда нужна тщательная подготовка и определенная стойкость духа. Что нужно выбрать удачный день, но…

К той просьбе, с которой он ко мне обратился, я готова не была. Хотя по здравому разумению господин Йессен рассудил верно: исцелить его дочь невозможно.

— Если вы действительно навели обо мне справки, то наверное знаете — я давно не вожу никого на Аскестен, — проговорила я тоном, не допускающим возражений. — Слишком опасно. К тому же может статься, что желаемого вы так и не получите. Обэтом вам тоже наверняка говорили.

Он нахмурился и ответил, что знает об этом и даже большем, но намерен попасть на вершину чего бы это ни стоило, со мной или без меня.

— А по поводу неудачи… Я знаю: для того, чтобы магия исполнила просьбу, нужно отдать нечто, соизмеримое по ценности. Те, у кого не вышло, просто-напросто продешевили, — он сузил глаза, на скулах напряглись желваки. — Я же собираюсь заплатить достаточную цену. И с вами тоже расплачусь в полной мере. Просто назовите свои условия, торговаться не стану. Я прошу вас, госпожа Соммер. Умоляю. Отведите меня туда.

Мы говорили еще долго. Я пыталась объяснить, насколько капризна и опасна Та Сторона и как призрачен шанс на чудо. Он отвечал, что другой надежды не осталось. Я пыталась тянуть время, предлагая пожить здесь немного и осмотреться. Он возразил, что времени у него не осталось, и дорог буквально каждый час.

И тут я совершенно растерялась. Фрида выглядела здоровой физически, а душевный недуг был у нее с детства. Тогда откуда такая срочность?

— Потому что проблема вовсе не у нее, — признался он нехотя и поспешно добавил: — Это все, что вам следует знать.

— На таких условиях на Ту Сторону не водят. Никто не согласится идти с попутчиком, не зная о его намерениях всего, вплоть до мелочей. И дело не в деньгах, подобная легкомысленность может стоить жизни. — Я отпила вина и посмотрела на него строго. — Либо вы откровенно рассказываете обо всем, либо этот разговор окончен.

Долгие несколько минут он смотрел на меня тяжелым взглядом, потом понял, что выхода нет, и поведал о своей беде. Несчастную Фриду никто не собирался исцелять. Она и была жертвой, предназначенной Той Стороне, и даже не имела возможности осознать это.

Всего у четы Йессенов было две дочери. Фрида, младшая, родилась больной, забрав здоровье своей матери и лишив ее возможности иметь детей в будущем. Зато старшая словно получила дары природы за двоих. Девушка выросла красивой, умной, с живым покладистым характером, и родители души в ней не чаяли, баловали и нежили, не отказывая ни в малейшей прихоти.

Ее ждало прекрасное будущее: удачное замужество, выходы в свет, роскошь и все, чего только могла пожелать девица ее возраста. Но несчастный случай на охоте перечеркнул все. Сестра Фриды лежала разбитая, с переломанной спиной, неспособная шевельнуть и пальцем, и каждый ее день мог стать последним.

— Я выписал лучших врачей, — закончил свой рассказ губернатор, — Но все они лишь руками разводят. Спасти ее способно только чудо, но если будем медлить, то все окажется бесполезным.

— То есть вы хотите сказать, что приехали выменять одну дочь на другую? Готовы рисковать девочкой, даже точно не зная, получится ли? — я невольно отодвинулась в угол своего кресла. — И думаете, будто я стану вам в этом помогать?

— Вы не хуже меня знаете, что никто не попадает сюда просто так, — ледяным тоном ответил он. — Поверьте, я иду на этот шаг осознанно, сообразуясь с доводами рассудка, а не с эмоциями. Вам жаль Фриду? Так знайте же, ваши чувства не стоят и десятой доли того, что испытываю я. Вы не вправе судить. Никто не вправе.

— Но я вправе отказать вам! — взвилась я. — Это совершеннейшее безумие!

— Идите к себе, Уна, — велел губернатор, немного смягчившись. — Идите и подумайте хорошенько. Я дам вам срок до завтрашнего дня, и советую принимать решение на холодную голову. Фрида… у нее нет ни единого шанса на нормальную жизнь. Никогда не будет. Вы должны учесть это.

Я бросилась вон, даже не простившись. Было противно находиться с этим человеком, нет, с этим чудовищем в одной комнате. Боковым ходом прокралась в свой кабинет, чтобы не встретить никого по дороге, и заперла дверь.

Сидя за столом, я перебирала какие-то счета, не в силах сосредоточить на них внимания. Перед внутренним взором против воли появлялось хорошенькое личико Фриды с пустыми, как у куклы, глазами. Безмятежное выражение его сменялось на тревожную гримасу, и она кричала, как тогда, за обедом…

Человек, которого я водила на вершину Аскестена последним, тоже кричал. Срывая голос, держась за голову с такой силой, будто та лопнет, если разжать руки. Потом бросился бежать, пока не достиг обрыва и не спрыгнул вниз. Гора не приняла его подарка. Больше я туда не поднималась.

Но все же… В чем-то господин Йессен прав. Они смогли добраться до Сёлванда, значит, должны быть здесь. Это закон, негласное правило, о котором, тем не менее, знал каждый из нас. Но значило ли это, что я обязана ему помогать?

Я в бессилии закрыла лицо руками. Как же сейчас не хватало совета кого-то, кто мудрее и опытнее меня!

— Мама, как жаль, что ты далеко, — проговорила я, глядя на ее фото. — Кажется, за все минувшие годы я так и не научилась справляться сама.

4.3

Утром следующего дня я встретилась с господином Йессеном, чтобы отказать в его просьбе. Настраиваясь на то, что он вновь начнет спорить, уговаривать, умолять, я была, возможно, чересчур резка с ним. Но губернатор словно и не заметил этого. Впрочем, просить еще раз тоже не стал; я догадалась — ему и вчерашние мольбы дались тяжело, ведь он привык приказывать.

Выслушав меня, он кивнул и даже попросил прощения за беспокойство, однако лицо его при этом выражало разочарование. Он сообщил, что с Фридой остается горничная, а сам он отправляется в город, где и пообедает, намереваясь возвратиться только вечером.

— Постараюсь успеть к ужину, но ждать меня не нужно, — велел он и отбыл немедленно, даже не выкурив сигару с Эмилем и Ханной.

Проводив его, я подумала, что сегодня дождь непременно будет, наверное, начнет моросить ближе к обеду, а я забыла предложить губернатору зонт. Окликнуть? Но он отошел довольно далеко, к тому же меня тяготила необходимость с ним говорить. Я вернулась в холл и отправила Аманду, которая дежурила сегодня, догонять его.

Оставшись одна, я выглянула в окно. Все постояльцы решили провести утро на воздухе. Ханна вместе с Фридой и ее служанкой срезали розы в саду. Актриса составляла букет, а несчастная дурочка откусила от цветка, который ей вручили, лепесток и жевала с удивленным видом.

Горничная ахнула, попыталась отнять у девушки розу, но та не отдавала. Дело кончилось бы плачем, если бы не Ханна: она выхватила один цветок из букета и вставила в свою прическу. Фрида, словно обезьянка, тотчас же повторила за ней.

Наблюдая за этой трогательной сценой, я все больше понимала, что не смогу позволить отвести несчастного ребенка на верную гибель. Даже если Та Сторона пропустила ее в Сёлванд ради жертвы — сделаю все, что в моих силах, чтобы девочка осталась жива…

Заметив поодаль движение, я повернулась и увидела, что Евгений фотографировал девушек. Господин Йессен наверняка разозлится, если узнает, и стоило бы предупредить об этом.

— Уна, дорогуша, вы читали сегодняшнюю прессу? — воскликнул Эмиль, стоило мне выйти. — Еще нет? А зря, взгляните, какая любопытная статейка!

Я взяла со стола газету, пробежала глазами передовицу, на которой не было ничего примечательного. Главная новость, сообщавшая о встрече августейшего государя с дипломатической миссией из какой-то варварской страны, несколько броских заголовков о происшествиях в столице…

— Нет-нет, посмотрите третью страницу, аккурат между рекламой помады и заметкой о гастролях какой-то певички. Как вам это нравится?

В колонке, озаглавленной "Заражение природы или заражение души?” некто Каспар Бонде, проф. богословия и философии, рассуждал о сути очагов появления магии. Правда, слова “магия” он упорно избегал, заменяя его на такие эпитеты, как “заражение”, “скверна”, “искажение” или “порча” — речь проф. Бонде вообще была затейливой и красочной.

Если не принимать во внимание тезисы о богопротивной и оккультной природе “скверны”, а также пересказ ужасающих случаев, произошедших на “испоганенной земле” (львиная доля которых была неподтвержденными слухами), то статья не сообщала ничего нового.

Автор призывал бороться с описываемым явлением. Грозил всем, кто ищет “противоестественной” помощи, тяжкими недугами, безумием и карами небесными. Предлагал силами властей остановить поток желающих приблизиться к источникам. Выражал надежду, что наши доблестные военные и полиция вот-вот найдут способ прекратить распространение заражения раз и навсегда…

— Здесь совершенно нечего обсуждать, — сказала я, закончив чтение. — Очередное умозаключение газетного писаки, не то что не видевшего лично, а даже не знакомого с теми, кто видел Ту Сторону и другие места. Я решительно не понимаю, что вызвало между вами столь оживленный спор, господа!

— А вот наш Ларс согласен с некоторыми его измышлениями!

— Неужели вы стали приверженцем оккультизма? — спросила я с улыбкой.

— Как вы могли обо мне такое подумать! — наигранно возмутился Ларс. — И вообще, вы совершенно правы — мы чересчур увлеклись обсуждением этой, с позволения сказать, писульки. Господин Фогг, стоит ли втягивать в него еще и Уну? Тем более, ее отношение к подобным статейкам нам всем прекрасно известно.

В этот момент подошел Евгений и попросил разрешения присоединиться. Все же я сумела отвлечь его от фотографий, пусть и не успела ничего объяснить. Пока ему рассказывали о предмете спора, я мысленно отметила, что надо бы все же поговорить позже, наедине.

— Священники во всех мирах одинаковы, — сказал он наконец. — Все, что не вписывается в их проповеди, назовут скверной и дьявольскими кознями.

— Вы чертовски правы, мой друг! — отозвался Ларс со смехом. — Кстати о скверне: могу я посмотреть ваши сегодняшние снимки?

— И все же вы называете ее скверной, — вмешалась я. — Получается, в чем-то вы согласны со статьей?

— Ну, если вы действительно желаете услышать мое мнение… — он пожал плечами, изображая равнодушие, но мельком взглянул на меня с опаской. Ожидал, что вновь не совладаю с эмоциями? — Я действительно согласен, но лишь в том, что касается более тщательного изучения и проверки, а также строгого ограничения въезда на зараженные территории.

— Как я понял, территории сами прекрасно с этим справляются, — заметил Евгений.

— Не вижу в этом ничего прекрасного, — ответил Ларс и нахмурился. — Взять, например, мой случай. Или ваш, что еще хуже — я хотя бы приехал по доброй воле… Нет, я все-таки решительно поддерживаю сторонников запрета посещений и самых строгих мер. Простите, господин Фогг, но вы сейчас рассуждаете с позиции личного интереса, я же учитываю благо общества в целом.

— Рассказали бы вы об этом благе тем, кто здесь спасение от смертельных болезней ищет! — фыркнул Эмиль. — Или вот, к примеру, господин Йессен — полагаю, ему сейчас нет никакого дела до блага общества!

Я про себя добавила, что упомянутому господину даже до собственного дитя дела нет, и уж он-то явно не пример для подражания, но вслух, разумеется, этого говорить не стала.

— А что по поводу нас? — спросила, пристально глядя на Ларса. — Допустим, территорию вы закроете, с заражением начнете бороться, а что станет с жителями Сёлванда?

Косясь на меня с подозрением, он молчал. Возникла напряженная пауза, из тех, что в один миг сменяются яростным спором или даже ссорой. Эмиль не позволил ей затянуться и снисходительно проговорил, что Ларс еще молод и не в полной мере расстался с юношеской горячностью, но, к счастью, решения государственного масштаба принимаются более разумными господами.

— Осторожнее, Ларс, — добавил он. — Одно неверное слово — и в следующий раз Уна разобьет не вазу. И будет права.

— Я знаю о вашей странной привязанности к зараженным землям, не сказать, что любви, — произнес Ларс, обращаясь ко мне. — Но все никак не могу понять, почему…

— Не нужно, прошу, — перебила я. — Мы ведь с вами все уже обсудили. Лучше скажите, неужели и вправду власти готовятся пойти на крайние меры?

— Вряд ли. Слишком много высокопоставленных противников, — с видимым сожалением ответил он. — Поэтому и пишутся вот такие статейки — попытки вызвать в народе панику и волнения.

— И каковы успехи? — спросил Евгений. — Как я вижу, пока что народ не особенно поддается пропаганде.

— Не все сразу, — процедил Ларс сквозь зубы. — Впрочем, наша беседа порядком затянулась. К тому же, сюда идут Ханна и девочка. Почему бы не предложить им чаю? Уна, у вас наверняка есть какие-нибудь сладости…

Я предложила переместиться в холл, чтобы Фрида не подхватила простуду от сырости, и ушла первой — дать распоряжения на кухне. Когда я вернулась, мужчины пили бренди и обсуждали новости столицы, а Ханна пела малышке комические куплеты. Евгений то и дело посматривал на них, улыбаясь.

День прошел мирно и спокойно. Вопреки опасениям Ларса, Фрида действительно не доставляла ни малейших хлопот. Она либо безропотно играла роль живой куклы для Ханны, либо сидела в уголке, все так же глядя в пространство, либо отдыхала в своей комнате, тихая, как мышь.

Персонал предупредили, и все старались, чтобы ничто ее не волновало и не пугало. Девочка провела весь день в равнодушном покое, лишь улыбалась иногда неведомо чему. Но к вечеру возвратился ее отец, и идиллия закончилась.

Коротко поприветствовав нас, он сослался на усталость и сообщил, что ужинать они с Фридой будут у себя. Выглядел он и впрямь измученным, даже изможденным, будто весь день занимался тяжелым физическим трудом. Взял под руку дочь, пожелал нам приятного вечера и велел не беспокоить.

— Странный он все-таки, — проговорил Евгений, проводив господина Йессена задумчивым взглядом. — Конечно, не мне судить, как должен вести себя кто-либо в таком трудном положении, но все же… Словно он за что-то зол на нас.

— К слову, я бы хотела кое-что обсудить с вами касаемо новых гостей. Ханна, господа, не возражаете, если мы вас покинем на несколько минут?

Ханна попросила не опаздывать к ужину, чрезмерно увлекшись беседой. В глазах ее при этом играли лукавые огоньки. Неужели подумала, будто я просто ищу повод остаться с ним наедине? Моя симпатия к этому мужчине стала заметна окружающим?

— Мы расположимся в холле, или предпочтете говорить в вашем кабинете? — спросил тот, заставив мои щеки вспыхнуть.

— Зачем же в кабинете? Буквально несколько слов. Идемте.

Усевшись на диванах возле стойки портье, мы оказались достаточно далеко, чтобы разговор не донесся до посторонних ушей. Избегая подробностей, я объяснила, что господин Йессен — лицо высокопоставленное, о своем пребывании в Сёлванде распространяться не намерен и вряд ли одобрит, если он сам или его дочь попадут в объектив.

— Ах вот в чем причина! Тогда понятно, почему он сторонится нашего общества: из всей компании на равных с ним может говорить разве что господин Фогг. Или нет? — Видя, как я нахмурила брови, он замолчал и даже коснулся губ кончиками пальцев. — Простите, Уна. Обещаю, я изо всех сил постараюсь не доставлять вам лишних хлопот. Что касается снимков, я уничтожу их сразу после того, как увижу сам. Больше подобного не повторится.

— Благодарю за понимание, — ответила я, встретилась с ним глазами, да так и осталась смотреть, молча и растерянно.

Вдруг показалось, что вот сейчас он и напомнит о моем обещании. Скажет, что готов идти, попросит проводить его на Ту Сторону. Возможно, найдет там лазейку в свой родной мир, иначе зачем он здесь? А я вернусь в этот дом одна, и все станет как прежде.

— Помните, я обещал вам цветной портрет? — спросил Евгений, скользнул взглядом по моим волосам, собранным в косу и перекинутым через плечо, и вновь посмотрел в глаза. — Вы забыли! Хотите, сделаю его завтра утром?

— Конечно! — воскликнула я, ощутив неимоверное облегчение. — Назовите время, когда вам будет удобно, а я подготовлю свое самое красивое платье!

— Вы красивы в любых платьях, — он улыбнулся, поднялся и подал мне руку. — Идемте, а то Ханна уже устала коситься на нас.

За ужином я почти не поддерживала разговор, в воображении перебирая свой гардероб и гадая, в каком наряде смогу понравиться Евгению. В последний раз подобные хлопоты занимали меня так давно, что я успела позабыть, как это приятно.

Весь вечер я возвращалась к этим мыслям, решив хотя бы ненадолго позволить себе такую вольность — за последние дни приходилось слишком часто думать о плохом.

Увы, ожиданиям не суждено было сбыться. Перед рассветом разразилась гроза, одна из самых сильных на моей памяти.

Часть II. Лес чудес

5.1. Они исчезли

Я проснулась еще затемно от внезапно пришедшей тревоги. Несмотря на прохладу, сорочка липла к телу, покрытому холодным потом. Сердце колотилось, страх давил на виски. Что-то случилось. Захотелось зажечь лампу и разогнать тьму, но было жутко даже пошевелиться.

За окном сверкнуло, на секунду озарив комнату белым светом, и следом раздался оглушительный громовой раскат. Налетевший порыв ветра ударил в стекло, захлопал раскрытыми ставнями. С Той Стороны надвигалась гроза.

Некоторое время я лежала и слушала, как ветер завывает снаружи, а старый дом, будто тоже разбуженный непогодой, поскрипывает, трещит, вздыхает и стонет. Потом хлынул ливень с градом, загрохотал по крыше и подоконникам, и наконец непонятная скованность отпустила. Я встала с кровати и выглянула в окно.

Там была тьма, изредка прорезаемая вспышками молний, и тогда можно было увидеть, как крупные градины бьют по траве и розовым кустам, ломая хрупкие ветви. Фредерику завтра прибавится работы — непросто будет вернуть саду хотя бы подобие былой красоты.

Вздрогнув, когда вновь прогремел гром, я зажгла лампу, надела старомодное домашнее платье и решила выйти посмотреть, все ли в порядке. Наверняка гроза всех перебудила…

— Фрида! — вскрикнула я вслух и поспешно выскочила из спальни.

Должно быть, у нее сейчас истерика. Следовало бы отправить Аманду узнать, не нужна ли помощь. Нет, она наверняка растеряется, лучше сходить самой.

Из флигеля, где я жила и работала, можно было попасть только на первый этаж. Чтобы подняться на второй, пришлось миновать комнаты прислуги и пройти через холл. По пути мне встретились все обитатели гостиницы. Повар, официантка и Фредерик сидели в малой гостиной, которой давно пользовался только персонал, и при виде меня сообщили, что в нежилых номерах ставни заперты, а беспокоить постояльцев они боятся.

На вопрос, не звал ли кого-нибудь господин Йессен и не доносился ли шум из его комнат, мне ответили, что у губернатора тихо и свет не горит. Это показалось странным — пусть даже сам господин Йессен спал, как убитый, но пугливую Фриду гром и молнии непременно потревожили бы.

Почти бегом я влетела в холл, где Аманда разжигала камин, и едва не столкнулась с Евгением. Он выглядел немного взволнованным и хотел было что-то сказать, но я его остановила.

— После, прошу! Мне необходимо срочно проверить, все ли хорошо с Фридой Йессен.

— Позвольте мне вас проводить, — отозвался он, окинув меня внимательным взглядом.

Немного помявшись, я разрешила: кто знает, не бьется ли она в припадке, и тогда не помешает физическая сила. Но, возможно, губернатор дал ей какие-нибудь успокоительные капли. Должны же у них быть при себе подобные средства. Что если Фрида просто-напросто спит под их воздействием, и я зря потревожу ее отца?

“Отца, который собрался принести ее в жертву, — поправила я себя мысленно и решительно зашагала вверх по лестнице. — Нет уж, пойду. И все проверю. Не выставит же он меня за дверь, в конце концов!”

— Уна? Что происходит? — спросил Ларс, встречая нас на верхнем пролете.

— Просто гроза, волноваться не о чем, — выпалила я, не останавливаясь. — А я хочу проверить дом, потому тороплюсь. Возвращайтесь к себе, скоро она пройдет.

Проходя мимо, я успела заметить на его лице недоверчивое выражение, но решила объясниться позже. С кем-кем, а с Ларсом уж точно ничего не случится, и его громом с молниями не напугать.

В коридоре мы встретили встревоженную Ханну с кое-как прибранными волосами, в наспех застегнутом домашнем платье, и Эмиля, который только-только успел выйти из комнаты и пока озирался, оценивая обстановку. Завидев нас, актриса бросилась навстречу.

— Уна! Как хорошо, что вы пришли! Я беспокоюсь за малышку, такая страшная гроза… А у них совсем тихо, я постояла у двери немного — ни шороха. Вам это не кажется странным?

— Верно, девочка должна была проснуться, — произнес Эмиль, и все посмотрели на дверь Йессенов. — Пусть она не расплакалась, но почему они даже свет не зажгли? Мой номер по соседству, и я точно видел, у них темно.

Мне не оставалось ничего другого, кроме как подойти и постучаться. Ответом была все та же тишина, если не считать грохота грозы снаружи. Я постучала еще, потом громче, окликнула губернатора по имени, но мне так и не ответили.

— По-моему, стоит туда заглянуть, — предложил Евгений и добавил, поймав мой изумленный взгляд: — Понимаю, это неприлично, но что если с ними и вправду что-то случилось? Если вам неловко, позвольте, это сделаю я.

— Нет. Я должна сама, — пробормотала я и взялась за ручку. — Только, пожалуйста, оставайтесь рядом на всякий случай.

Дверь оказалась заперта. Ларс бегом отправился вниз и вскоре вернулся в сопровождении перепуганной Аманды. Она принесла ключи, я вошла и мгновенно почувствовала, что номер пуст. Безо всякого смущения заглянула в спальню Фриды — кажется, она даже не ложилась, кровать оставалась убранной. И вообще в комнате царил полный порядок, будто в нее не заходили с тех пор, как горничная прибиралась с утра.

У губернатора кровать тоже была застелена, но, в отличие от первой спальни, здесь оказался совершеннейший бардак. На полу распластался открытый чемодан, из которого бесстыдно вываливались кальсоны и сорочка. Другие вещи лежали рядом, свешивались с кровати и даже, смятые комом, валялись в углу. Все говорило о поспешных сборах.

— Госпожа Соммер, что же это? — едва не плача, пролепетала Аманда. Я и не заметила, как она вошла.

— Успокойся, я во всем разберусь, — сказала я, устало потирая висок. Лгать нехорошо, но утешать ее было недосуг. — Ты обязана держать себя в руках, чтобы не нервировать других наших гостей. Иди вниз и вели подать нам ромашковый чай.

Когда она ушла, я с трудом поборола желание запереться изнутри и тем избавить себя от необходимости что-либо объяснять. Мне нужно основательно подумать. Принять взвешенное и мудрое решение. Но снаружи раздавались взволнованные голоса — они не уйдут, пока не узнают, что произошло.

— Уна? С вами все в порядке? — крикнул Евгений, и его тень протянулась в ярком прямоугольнике света на полу. — Я вхожу!

Звук его шагов потонул в раскате грома, и ветер швырнул капли дождя в стекло. Град кончился, но ливень сек по косой, непроницаемой стеной мелькнув во вспышке молнии. Огонек лампы дрожал, заставляя тени плясать, и я поняла, что у меня трясутся руки.

— Уна, — Евгений забрал лампу, и показалось, что сейчас он обнимет меня. Но он лишь осторожно положил ладонь мне на плечо. — На вас лица нет. Идемте отсюда, выпьем чего-нибудь и все обсудим.

Его голос звучал так уверенно и так ласково, что захотелось поверить: стоит только рассказать о своей беде, и Евгений непременно все уладит. Но рассудком я понимала, что причина такого его спокойствия в недостаточной осведомленности. Разбираться придется мне самой, и помощи не будет.

— Да, вы правы. Здесь нам больше делать нечего. Вернемся вниз, Аманда уже приготовила чай.

Покинув номер, я заперла дверь и пригласила постояльцев в холл. Мы расселись у камина, и выжидающие взгляды устремились в мою сторону.

— Господа, нам всем следует успокоиться, — произнесла я как можно увереннее. — Произошло недоразумение, и завтра утром я все улажу. Господин Йессен и Фрида решили покинуть гостиницу, но не сочли нужным нас предупредить, поэтому…

— Они отправились за реку? — бесцеремонно перебил меня Ларс. Я замолчала. — Бросьте, к чему вам это скрывать теперь? Тем более, ваше молчание может стоить кому-то жизни.

— Вероятно, он попытался, — в самом деле, к чему лгать, он все одно догадался. — Но вам не стоит беспокоиться — я отправлюсь на поиски, как только начнет светать. Если они сами не возвратятся к тому времени.

— Уна, я хотел вам кое о чем сказать перед тем, как началась вся эта суматоха, — вмешался Евгений. — Сегодня я очень поздно лег спать, проявлял снимки.

— Вы что-то слышали? — переспросила Ханна.

— Нет, но я видел кое-что. За рекой над горами стояло зарево. Очень похожее на северное сияние, но в багровых тонах. Это было задолго после полуночи, но до грозы — она меня разбудила, а спать я лег, когда сияние закончилось…

— Они там, — с уверенностью сказал Ларс. — Уна, вам известно хоть что-нибудь? Я же вижу, вы что-то знаете. Расскажите, не время хранить чужие тайны. Куда, по-вашему, они могли пойти?

— Аскестен.

Эмиль с Ларсом переглянулись. Ханна смотрела на меня с любопытством — как ни странно, она явно не слышала легенду о горе, исполняющей желания. Не всякие, но самые заветные, важные, выстраданные. Ради которых просители готовы были рисковать жизнью, пытаясь дойти до вершины. И за которые заплатят чем-то не менее ценным.

Я рассказала об Аскестене Ханне и Евгению, не упомянув, что сама несколько раз водила туда людей. Об этом знал только Ларс, но он не имел обыкновения болтать лишнего. И о том, что так и не слышала, исполнились ли их мечты, я тоже промолчала — сейчас это не имело значения.

— Зря вы не предупредили меня в тот же час, как он попросил вас стать проводником, — укорил Ларс. Его лицо было бледным и очень серьезным. — Я бы проследил, чтобы его превосходительство не покидал этот дом без присмотра.

Теперь настал мой черед удивляться. Ларс пояснил, что ему, разумеется, известно, как выглядит глава губернии, в которой ему приходится работать.

— Если я не найду его, будет страшный скандал. Или еще хуже — нас всех обвинят в уголовщине, — он покачал головой, скорбно поджав губы. — И как, интересно, он смог отыскать провожатого? Уму непостижимо!

— Он никого не нашел, отправился вдвоем с дочерью, — бросила я зло. — Ни один из нас не согласился бы на такое, ни за какие деньги. Тем более что на Аскестен давно никто не водит… Неважно. Но вам нельзя идти, да и незачем, вы их не найдете. А сегодня и вовсе невозможно, неужели не видите? Она злится.

— Прекратите говорить о заражении как о живом существе! — взвился ревизор, но сделал глубокий вдох, выдохнул и добавил гораздо спокойнее. — Я искренне ценю вашу заботу, Уна, но я пойду. Это мой долг, и спорить просто-напросто не о чем. К тому же о заражении я знаю не меньше вашего и бывал там не раз. И возвращался живым, даже когда оно было в фазе сверхактивности, как сегодня.

Искоса взглянув на твердолобого упрямца, я поняла, что он не отступит. Несмотря на страх — как бы Ларс ни скрывал его внешне, но я чуяла. Тонкий, едва уловимый запах, исходивший от липковатой холодной кожи. Пульсация жилки на шее. Напряжение нервов, звенящее, тянущее, почти до предела… Когда Та Сторона беспокоилась, мои чувства сильно обострялись. Но об этом Ларс не знал, ведь я никому никогда не рассказывала.

— Пойду я, — голос раздался веско и гулко, и все притихли, будто ожидая команд. — Это не обсуждается. Вы, Ларс, дороги туда не найдете, но даже если доберетесь, спасать будет уже некого. Как и говорила, выхожу на рассвете. Если за день не обернусь — не беспокойтесь, путь неблизкий.

— Я с вами, — неожиданно отозвался Евгений. — Вы обещали, что отведете меня на Ту Сторону в любой момент, когда пожелаю. Я хочу сегодня.

5.2

— Позвольте спросить еще раз: вы отдаете себе отчет в том, насколько серьезно рискуете? — спросила я, когда оба моих спутника вернулись в холл. — Решительно не понимаю, зачем вам это. Вам обоим. Одной мне было бы гораздо безопаснее. И гораздо больше шансов найти их.

— Вы же сами не раз утверждали, что если город пропускает кого-то, значит так нужно. Я приехал с единственной целью — попасть на Ту Сторону. Выходит, раз мне суждено там оказаться, то я должен пойти, а вы — отвести меня. Как и обещали, — в голосе Евгения не звучало ни малейшего страха.

Я окинула его оценивающим взглядом. Ларс снарядил новичка со всей возможной тщательностью и одолжил то, чего не нашлось в его вещах. Поверх высоких сапог были натянуты прочные брезентовые гетры, на куртку наброшен непромокаемый плащ с узкими манжетами. Шляпа с сеткой, такая же, какую ревизор надевал, гоняясь за насекомыми, висела на спине.

— Вы плохо представляете, куда идете, — машинально проговорила я, не сразу поняв, что повторяю эту фразу уже в который раз.

Позади были уговоры, объяснения, просьбы, угрозы — и все тщетно. Я подумывала даже хитростью запереть Евгения в каком-нибудь чулане и распорядиться не выпускать до самого вечера. Увы, неожиданно Ларс поддержал его, вопреки моим просьбам и доводам рассудка. Пришлось сдаться, чтобы более не тратить на ссоры время, каждый час которого мог оказаться решающим…

— Уна, мы напрасно теряем время, — словно услышав мои мысли, сказал Ларс и поправил широкий ремень сумки, перекинутый через плечо. — К тому же здесь жарко во всем этом обмундировании. Все одно вы не в праве принимать решения за нас, так может, пойдемте? За окном совсем рассвело.

Он был прав — чернота безлунной ночи давно сменилась сумерками, но рассветало медленно, будто даже солнце не желало сегодня выходить. Дождь закончился, оставив туманную морось. Погода располагала к долгим беседам у камина с кружкой горячего глинтвейна, но вовсе не к прогулкам. Та Сторона все еще не хотела, чтобы мы тревожили ее.

Вздохнув, я накинула плащ, надела поверх него небольшой рюкзак, переспросила, все ли необходимое взяли, достаточно ли воды и пищи. На Той Стороне встречались ручьи, озера и источники, но я бы предпочла, чтобы мои спутники пили нашу воду, тем более в неблагоприятный для вылазки день.

Правда, запаса скорее всего не хватит. Для восхождения на Аскестен требуются минимум сутки, если идти почти без отдыха и не задержат погода или неожиданные происшествия. Сколько времени займут поиски я даже не загадывала.

— Хорошо. Тогда действительно пора. Поднимемся отсюда вверх по течению: вряд ли господин Йессен и Фрида преодолели реку вплавь, наверняка он умудрился достать что-то в городе.

Мы погрузились в лодку, которую Фредерик подогнал к гостинице, и медленно отплыли, высматривая следы беглецов. Я отметила, что град побил растения с нашей стороны реки, тогда как за нею даже траву не примяло. Значит, гроза началась после того, как губернатор и Фрида переправились, и бушевала лишь над городом, будто стремясь удержать нас в домах.

Долго искать не пришлось — вытащенную на берег лодчонку мы обнаружили, едва миновав поворот на Сёлванд.

— Кажется, это Яна Багге лодка, он вчера проверял русло, — неожиданно заметил Ларс. — И не запер ее. Преступная небрежность.

До сего дня я и не подозревала, насколько он осведомлен в местных делах. А ведь казался таким отстраненным, нарочито безразличным ко всему, что не касалось его лично. И вот он не только вспомнил по имени старого забулдыгу Багге, но, как выяснилось, знает наизусть распорядок осмотра реки.

Заметив мой изумленный взгляд, он слегка изогнул уголок губ в усмешке и развернул лодку к лужайке на Той Стороне, туда, где до нас причаливали губернатор и его дочь. Когда мы подошли к берегу, я велела всем оставаться на местах и даже не касаться земли.

— Мне понадобится некоторое время чтобы осмотреться. А ваше присутствие будет мешать искать, — я задумалась, подбирая слова. — Я хочу попытаться почувствовать чужаков в окрестностях, возможно, найду след.

— Не старайтесь объяснить, нам известно, что у вас особая связь с объектом, — проговорил Ларс, помогая мне сойти на берег. — Только я бы попросил не скрываться из виду надолго, если возможно.

Я ступила на пружинистый дерн, в шелковую на вид, но жесткую, колючую, еще мокрую от дождя траву, опутавшую ноги. Подол моего дорожного платья тут же напитался влагой, и я пожалела, что не стала надевать штаны — в мужской одежде неловко показываться на людях, но сейчас было не самое подходящее время, чтобы заботиться о приличиях.

Стоило чуть отдалиться от реки — и Та Сторона окружила чем-то бестелесным, неощутимым кожей, невидимым и неразличимым на слух, но отчетливым, плотным до духоты, вызывавшим зудящее напряжение в нервах. Мы прислушивались друг к другу, привыкали, настраивались. Я стояла, всматриваясь в туман, ожидая, пустит ли, пока напряжение не отступило, оставив ощущение множества глаз, наблюдавших за мною.

Тогда я отошла еще дальше, туда, где узкая полоса травы сменялась зарослями дикой вишни и ежевики, закрыла глаза и позволила сознанию выйти за границы рассудка, полагаясь на особое чутье. Это было невозможно объяснить, я и сама не понимала, каким шестым чувством слышала Ту Сторону. Был ли в городе кто-то еще, наделенный этим даром? Если и был, то держал свое умение в тайне.

Обычно присутствие чего-то из внешнего мира воспринималось особенно ярко, даже если это всего лишь оброненный кем-то предмет. Людей же я чуяла на весьма больших расстояниях, но сейчас не различила ни отголоска, ни малейшего признака, будто никто кроме нас давно сюда не ходил.

Зато было кое-что другое. Та Сторона кишела жизнью, и далеко не всех населявших ее существ можно было увидеть при помощи нормального зрения. Большая часть из них относилась к чужакам равнодушно, как животные в обычных лесах, стараясь скрыться прежде, чем их заметят. Но иногда встречалось нечто враждебное, чего лучше избегать. Я не знала наверняка, что это, но сегодня его было слишком много. Тут и там на нашем пути словно горели тревожные маячки: осторожно, угроза. Сюда дороги нет. Уходите.

Я глубоко вдохнула холодный, пахнувший мхом и прелью воздух и обернулась. Мои попутчики послушно сидели в лодке и смотрели на меня: Ларс — нахмурившись, Евгений — с живым любопытством. Поймав мой взгляд, он улыбнулся, только что рукой не помахал.

Приглядевшись, я поняла, что ему не терпится тронуться в путь. Для него вылазка сюда — захватывающее приключение, все мои предостережения он явно не принял всерьез. Беда дело. Придется следить за каждым его шагом, ведь если с ним случится что-то плохое, я никогда себе не прощу…

Нет, нельзя. Не стоит думать о подобном здесь, на Той Стороне, здесь вообще не надо ни о чем думать, просто делать то, зачем пришли, аккуратно, спокойно и внимательно. Осмотреться. Наметить дорогу. Добраться до первого привала и проделать все сызнова.

Я жестом велела мужчинам сойти на берег, и они тут же выбрались и вытащили лодку. Молча подошли и остановились, ожидая, что я скажу. Ларс не рвался вперед, не спорил — быть может, он и впрямь будет меня слушать и не наделает глупостей.

— Идем след в след, до леса, а там вдоль опушки, — объясняла я, искоса поглядывая на Евгения. В глазах его разгорался азарт, и мне это совершенно не нравилось. — Ларс, вы первый, надеюсь, справитесь, вы же бывали здесь прежде. Торопиться не нужно, заметите что-то хоть сколь-нибудь необычное — сообщайте мне. Евгений, вы за ним, а я последней. Если почувствуете себя неважно, сразу же скажите об этом.

— Простите, но не лучше ли мне идти замыкающим? — возразил он.

— Задумали геройствовать? — хмыкнул Ларс в ответ. — Бросьте. Герои на зараженной территории долго не живут. А за Уну не бойтесь, из всех нас она в наибольшей безопасности. Вперед.

Он развернулся, обогнул переплетение колючих лиан и неторопливо зашагал к высокой сосне, выбранной ориентиром. Евгений двинулся следом, с любопытством озираясь. Я хотела было предупредить, что ничего особенного он не увидит и лучше бы смотрел под ноги, но не стала — скоро устанет, и самому надоест.

Между нами и раскидистой кроной, дымчато-зелеными ветвями простиравшейся над подлеском, лежала ровная поляна, покрытая реденькой травой. Из тумана тут и там выглядывали тонкие деревца с потемневшими стволами и влажно лоснящимися листьями. Стояла неподвижная тишина, будто лес и берег накрыло огромным пуховым одеялом.

Ларс отмерял каждый шаг с привычной осторожностью, не отвлекавшей и не замедлявшей его. Евгений старался приноровиться, но то и дело оглядывался, чтобы удостовериться, все ли со мной в порядке. Я улыбалась в ответ — что тут поделаешь. Если начистоту, его забота была даже приятна.

В нескольких шагах от места я почувствовала чье-то присутствие. Нечто живое, не злое, находилось там, нисколько нами не интересуясь. Я велела остановиться, разыскала подходящий обломок ветки, размахнулась и бросила, целясь в крону.

С нижних ветвей вспорхнула мохнатая грузная тень, распластала крылья и бесшумно полетела в нашу сторону. Неуловимым движением Ларс выхватил револьвер. Птица пронеслась мимо и скрылась в тумане. Ларс вернул оружие в кобуру.

— Похожа на сову, — прокомментировал Евгений, вглядываясь в затянутый дымкой лес. — Почему вы собирались стрелять, Ларс? Она опасна?

— Точно не знаю. Это ведь зараженная сова, может уже и не сова вовсе, — он медленно двинулся дальше, добрался до сосны и остановился, с видимым удовольствием сбрасывая ношу с плеч. Я присела, подстелив плащ, и мужчины устроились рядом. — Когда случилось магическое вмешательство, все существа вокруг подверглись его воздействию так или иначе. Некоторые не выжили — интересно, что в первую очередь исчезли крупные хищники. Другие… изменились. Так что не позволяйте себе обманываться, мой друг: здесь все чужое, даже если сохранило привычные очертания.

— А люди? Тоже чужие?

— Вы имеете в виду жителей Сёлванда? — переспросил Ларс и покосился на меня. — На этот счет существуют разные мнения, но человек все-таки устроен сложнее, чем сова.

— Но вы же наверняка имеете собственное мнение на этот счет, — не унимался Евгений. Я не понимала, зачем понадобилось затевать этот разговор именно сейчас. Ларс, напротив, удивлен вовсе не был. Скорее, давно ждал, когда Евгений захочет поговорить, я отчетливо чувствовала это. — Жители Сёлванда, которые не стареют, не умирают от болезней, владеют телекинезом и бог его знает, чем еще — как сильно Та Сторона изменила их? А нас? Может, она меняет нас прямо сейчас? Может, мы уже другие?

Ларса передернуло. Сдержав недовольную гримасу, он настоятельно рекомендовал воздержаться от таких предположений. Тем более здесь.

— Ох, Ларс, ну почему вы до сих пор так враждебны? Если подумать, вы живете в комнате, окна которой выходят на Ту Сторону, уже много недель. Не подхватили ли и вы так называемое заражение?

Я откровенно веселилась, говоря это, Евгений тоже улыбался, но Ларсу было не смешно. Он обжег меня ледяным взглядом исподлобья, прервав смех.

— О нет, моя дорогая. Я очень тщательно за собой слежу. Не подхватил, более того, собираюсь рано или поздно отбыть домой без малейших признаков.

— Уверены? — спросил Евгений, посмотрев на него пристально.

— Абсолютно! — отрезал Ларс.

Встретился со мной глазами, приподнял бровь вопросительно — не засиделись ли. Я спохватилась, поднялась с места и принялась искать новый ориентир. Расслабляться не стоило. Та Сторона умела отвлекать.

5.3

Пока было возможно, мы предпочитали обходить густые заросли и продвигались вдоль опушки. Туман понемногу рассеивался, только между деревьями и в низинах все еще тянулся слоями, словно дым. К полудню должно совсем проясниться, идти станет легче, но мы не могли себе позволить ждать.

Так и шли от одного приметного ориентира к другому, неторопливо, молча и сосредоточенно. От высокой сосны — к замшелому валуну, под которым свили гнездо полупрозрачные длинные слизни. При взгляде на них Ларс не захотел задерживаться ни минуты, и мы последовали дальше, до высоких кустов, оплетенных вьюнком и лианами. От зарослей — к одинокому сухому дереву с выжженной сердцевиной, расколотому молнией.

На последнем отрезке пути я кое-что почувствовала. Где-то далеко впереди, в глубине леса, скрывалось нечто чужеродное, быть может, оставленное господином Йессеном. Прислушиваясь к своим ощущениям, я увидела, что и Евгений пристально смотрит в ту же сторону.

— Вы что-то увидели? — спросила удивленно, и он кивнул в ответ.

— Вон там, между деревьями. Туман как будто плотнее и клубится. Там что-то есть или мне мерещится?

— И правда! — воскликнул Ларс. — Вы весьма наблюдательны для новичка. Я бы предпочел обойти это место как можно дальше.

— Не беспокойтесь. Всего лишь теплое место. Они возникают время от времени — земля нагревается по неведомым причинам, но больше ничего странного не происходит, — ответила я. — Если бы оно попалось нам вечером, могли бы заночевать.

— Ну уж нет, наверняка туда приходят погреться какие-нибудь твари! Не хотел бы я, чтобы одна из них заявилась, пока мы спим, — возразил Евгений, продолжая всматриваться в чащу.

— Они не приходят, если место занято, — ответила я, ловя неясный сигнал забытой кем-то вещи. — И вообще, я не стала бы подвергать вас опасности. Не думайте о тварях, успокойтесь, Та Сторона суету не любит. Сосредоточьтесь на том, что вы ищете, это поможет правильно настроиться.

Улыбка застыла на его лице, но он ничего не ответил. Развернулся и молча продолжил путь, даже по сторонам больше не оглядывался. Обиделся, что я назвала его суетливым? Стараясь не отвлекаться, я решила извиниться потом, когда вернемся. Сразу за все, что произойдет за время нашей вылазки.

Мы добрались до намеченной вешки, и я решила идти по следу беглецов. В том, что это именно он, сомнений почти не было: сюда давно никто не ходил, особенно из приезжих. Местные же слишком внимательны, чтобы потерять что-то в лесу Той Стороны. Пришло время свернуть и углубиться в чащу.

— Не нравится мне этот лес, — возразил Ларс. — Я бы предпочел двигаться вдоль него, пока не найдем относительно чистый проход.

Его самообладанию можно было только позавидовать: ни в интонациях, ни в голосе, ни в движениях или выражении лица не промелькнуло и тени беспокойства. Но я будто наяву слышала, как каждый его нерв звенит от напряжения. А в кобуре на поясе у него висел револьвер. Опасное сочетание.

Я перевела глаза на Евгения, невозмутимо наблюдавшего за нами. Немногим лучше. Жажда действия, азарт, предвкушение, тревога — он едва справлялся с собой.Для сущностей, обитавших в этих краях, это было равносильно тому, как если бы он звал их, крича во весь голос.

Рядом с ними двумя, горевшими эмоциями словно факелы в ночи, я стояла у кромки леса и чувствовала, как где-то там все затаилось, прислушиваясь. Но это пока. Быть может, совсем скоро оно устремится нам навстречу.

— Я знаю, что нужно делать. Гораздо лучше вас. Поэтому если хотите добраться невредимым, придется поверить, раз вы не имели возможности проверить это.

— Позвольте, но вы сами не давали такой возможности! Я не единожды просил вас быть моим проводником и получал категорический отказ. А теперь вы утверждаете, что сделаете это с легкостью.

— В самом деле, Уна, вы же здесь как рыба в воде. Тогда почему отказывались помочь, например, господину ревизору? — вмешался Евгений. Кажется, он действительно был обижен на меня.

— Потому что не хотела. Разве этой причины недостаточно? Но стоит ли сейчас из-за этого ссориться? Мы на Той Стороне, и я вас веду, как и просили, — я говорила спокойно, размеренно, пытаясь голосом развеять возникшее напряжение. — Ларс?

Услышав свое имя, он повернулся и встретился со мной глазами. Я поймала его внимание, словно невидимыми пальцами ухватилась. Погружаясь в сознание, гася волны раздражения. Ларс чувствовал это. Глаза его округлились, он попытался разорвать связь, но я держала крепко.

— Поверьте мне на слово: у нас ничего не выйдет, если вы не успокоите свои мысли. Оружие вам не поможет. Расслабьтесь. Думайте о чем-нибудь умиротворяющем.

— Я понял, — произнес он непослушными губами. — Прекратите.

Я медленно отпустила его. К чести Ларса, он мгновенно взял себя в руки, только зажмурился и встряхнул головой, отгоняя морок. Эмоции его теперь были приглушенными, словно под действием сильного успокоительного — осталась разве что едва уловимая злость на меня.

— Никогда. Не делайте. Так. Если хотите, чтобы мы друг другу доверяли, не смейте больше так делать, — процедил он сквозь зубы.

Мне и самой были отвратительны подобные уловки, но я опасалась этого человека. Лучше было сразу продемонстрировать свою силу. Доверять он мне никогда не будет, что бы ни говорил, так пусть хотя бы побаивается.

— Что вы сделали, Уна? — мягко спросил Евгений.

Вздрогнув от звука его голоса, я потупилась. Внушать страх ему мне вовсе не хотелось.

— Ничего особенного. Всего лишь призвала господина ревизора к порядку. Я вам позже все объясню, если пожелаете, а сейчас давайте вернемся к делу.

Притихший Ларс развернулся и шагнул под сень деревьев. На секунду замер, присматриваясь и оценивая дорогу, потом двинулся вперед, заботясь, чтобы ветви и свисавшие с них лианы не касались его.

Какое-то время мы молча брели по необычайно тихому лесу. Только хрустели под сапогами тонкие ветки да иногда что-то шуршало неподалеку. То ли падали на землю большие, отяжелевшие от влаги листья, то ли какие-то существа прятались в траве, учуяв нас.

Вещица, манившая меня, нашлась довольно скоро. Это была шпилька для волос с прикрепленной к ней желтой шелковой розой. Наверняка ее обронила Фрида и не заметила в темноте. Я попыталась представить, как господин Йессен ведет ее ночью через лес, но не сумела. Неужели все-таки чем-то опоил?

— Это заколка девочки, я видел на ней такие! — Евгений тоже разглядел безделушку. — Не думал, что здесь существуют тропы.

— Встречаются. Но ходить по ним не стоит, — ответила я, жестом веля ему оставаться на месте.

Дороги Той Стороны были проложены не человеком. Одно из правил, написанных кровью первопроходцев, гласило: держись подальше от тропы, особенно если она не походит на звериную. Эта не походила: гладкая, словно вытоптанная тысячами ног, ни травинки, ни камушка, ни выбоины, она так и манила прогуляться. Казалось, ее нарочно подготовили для путников, уставших пробираться через заросший кустарником и колючими лианами лес.

Но куда она вела и откуда — точно никто не знал. Скорее всего к смерти. Однако Фрида и ее отец шли здесь одни, ночью. Я прислушалась: их присутствие по-прежнему не ощущалось. Уверенность, что обоих нет в живых, все крепла, но я пыталась не терять надежды.

— Фрида наверняка огорчилась, потеряв ее, — неожиданно произнес Евгений и прежде, чем я успела отреагировать, сделал несколько решительных шагов к тропе.

— Назад! — крикнула я.

Одновременно Ларс рванулся за ним и схватил за плечо, но было поздно. Что-то проснулось, зашевелилось и лениво, словно нехотя, пришло в движение. Я этого не видела, чувствовала. Мы потревожили обитателя тропы, и он вышел на охоту.

— Замрите. Отступать поздно, — положившись на интуицию, произнесла я негромко и четко. Не зная, с чем именно мы столкнулись, бежать нельзя ни в коем случае. — Не двигайтесь и не шумите, это может его привлечь.

Они застыли, глядя на дорогу перед собою, все такую же чистую и ровную, совершенно безопасную на вид. Наверняка не понимая, что меня так напугало. И я надеялась, что так и не поймут, не заметят, просто подождут немного, а потом про себя посмеются над моею мнительностью.

Таинственное нечто приближалось, набирая скорость, и в сознании пульсировал нарастающий ужас. Я смотрела туда, где тропа исчезала в зарослях, пока не увидела его. И взмолилась про себя, чтобы у моих спутников хватило силы воли оставаться неподвижными.

Оно было почти невидимым, абсолютно прозрачным — лишь колебание воздуха над землей, какое бывает над раскаленной жестяной крышей в жаркий полдень, выдавало его присутствие. А еще звук топота маленьких ног, очень тихий, но при его приближении земля дрожала, будто шел поезд. Множество следов, отдаленно напоминавших оттиски детских ручек с четырьмя пальцами, с пугающей скоростью отпечатывались в пыли, перекрывая друг друга.

Первым его заметил Ларс. К счастью, он не успел еще отойти от моего внушения и воспринял все со спокойным удивлением. Даже не дрогнул, когда нечто поравнялось с ним. Увы, Евгений оказался не готов. Держался он превосходно, только сердце колотилось быстрее обычного, но от волнения забылся и прерывисто вздохнул.

Полоса следов прервалась — тварь почуяла его. Взметнулись облачка пыли — развернулась в его сторону. Евгений затаил дыхание и стоял, словно окаменевший, пока совсем рядом приминалась трава под невидимыми лапами, а я лихорадочно пыталась придумать хоть что-нибудь. Видя, как подобрался Ларс — еще мгновение, и попытается выхватить свой револьвер, и тогда существо наверняка нападет.

Я едва не сорвалась с места, отвлекая его на себя, но в этот миг будто сквозняк пробежал по траве, и вновь на тропе замельтешили следы — оно уходило прочь. Мы смотрели ему вслед еще долго, пока чувство тревоги не унялось.

— Вы раньше встречали что-то подобное? — спросила я Ларса, когда все закончилось. Он пожал плечами.

— Самолично не доводилось. Читал отчеты и пытался разыскать человека, которого утащила такая же дрянь.

— Нашли? — спросил Евгений, украдкой смахивая выступивший на лбу пот.

— Ни следа. Если оно напало на господина губернатора, можно возвращаться. Искать больше не имеет смысла.

Похоже, Ларс воспринял явление, с которым мы столкнулись, как хитроумную ловушку, одно из вредоносных свойств “заражения”. Я могла бы рассказать ему, что здесь, на Той Стороне, возник особенный мир, населенный удивительными созданиями. Они вовсе не пытаются навредить нам, просто живут по своим таинственным законам. Наверняка где-то даже скрывается нечто, наделенное разумом, и наблюдает за нами, как мы за ним…

— Не уверена. Если бы Та Сторона не пропустила, они бы и сюда не добрались, — сказала я, подошла к тропе и подобрала заколку. — Но нам все же следует поискать другую дорогу. Впрочем, вы можете вернуться, если пожелаете: до реки вполне сумеете добраться и в одиночку.

6.1. Невидимые нити

— Вам не за что просить прощения. Вы прекрасно держались для новичка, не каждый опытный проводник совладал бы с нервами.

Говоря это, я нисколько не преувеличивала — Евгений оказался хорошим компаньоном. Четко выполнял указания, умел вовремя взять себя в руки и не паниковал даже в неожиданных ситуациях. Вполне возможно, мне не придется пожалеть о том, что согласилась взять его с собой на Ту Сторону.

— Но та тварь чуть было не напала, и это я привлек ее внимание, — от воспоминания его передернуло. — И потом, когда она проходила мимо… Мне показалось, будто она совсем близко, подкралась и дышит в лицо, вот я и…

— Бросьте, вы прямо-таки кремень, — бросил Ларс, не оборачиваясь. — Если бы наша очаровательная проводница не залезла ко мне в голову, не уверен, что выдержал бы. Седых волос наверняка бы прибавилось.

Евгений замедлил шаг, обернулся, посмотрел на меня пристально и вдруг попросил проделать с ним тот же фокус, что с Ларсом. Я едва не споткнулась от неожиданности. Применять к нему свои способности я ни в коем случае не собиралась, разве что от этого будет зависеть его жизнь, но как я могла объяснить причину? Не говорить же напрямую о том, что боюсь потерять его расположение, получив взамен неприязнь и страх?

— Вам это совершенно ни к чему, — сказала я, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. — Вы и без того справляетесь, а я обещаю впредь быть внимательнее. Я не вижу в вас страха, а волнение и сами сумеете унять.

Мы миновали густой подлесок, и впереди лес редел, деревья становились ниже. Зато тут и там виднелись островки высокой, едва не в человеческий рост, густой травы — признаки разлившихся ручьев и заболоченных мест. Дойдя до поваленного дерева, Ларс остановился, озираясь и прикидывая дальнейший путь.

В большой яме, образованной вывороченными корнями, скопилось озерцо темной мутноватой воды. По ровной глади ее кругами плавала одинокая водомерка. Едва мы приблизились, как что-то взметнулось на дне, подняв ил, и пузырьки воздуха с шумом вырвались на поверхность. Евгений вздрогнул от неожиданности и вновь обратился ко мне.

— Все же я настаиваю. Пусть я справился в первый раз, но не уверен, что сумею в дальнейшем совладать с эмоциями. Уна, вам ведь это почти не стоило усилий, я же видел!

Вмешался Ларс, заметив, что предложение весьма разумно — новички зачастую сами не знают, как себя поведут в пугающей или странной ситуации. Евгений подтвердил, что так оно и есть. И вообще, если с Ларсом я проделала это против его воли, то он сам просит, и мой отказ больше похож на каприз, чем на обдуманное решение.

— Что-то мне подсказывает, что вы не оставите меня в покое до самого Аскестена, — сдалась я. Он улыбнулся и кивнул в ответ. — Ума не приложу, для чего оно вам понадобилось, ну да ладно. Будь по-вашему.

Я встала напротив на расстоянии протянутой руки и посмотрела в его глаза. Отражая пасмурное небо, они казались серыми как предрассветная мгла. Ресницы чуть дрогнули, и я почувствовала неуместное смущение, будто перед началом какой-то неловкой и интимной процедуры.

Странно, с Ларсом ничего подобного не было. Теперь же я едва удерживалась, чтобы не отвести взгляда, а Евгений и не думал сопротивляться: напротив, словно тянулся мне навстречу. Осторожно я коснулась его сознания, скользя по самому краю. Боясь слишком явно обнаружить свое присутствие, ненароком узнать то, чего мне знать не полагалось.

Я не уловила ни тени напряжения или страха, лишь легкое беспокойство — еще бы, не часто кто-то извне проникает в мысли. Погасить небольшую тревогу не стоило ни малейших усилий, и лицо Евгения отразило умиротворение и покой, отозвавшиеся в моей душе. Это было удивительно приятное ощущение, похожее на нежные объятья кого-то близкого, кто долго ждал со мной встречи.

Не удержавшись, я погрузилась в его разум чуть глубже, чего ни с кем раньше не делала, и сразу же пожалела об этом. Сама того не желая, я нарушила некую границу, заглянув туда, куда не следовало: в воспоминания, страхи, тайные чувства, заветные желания… Отпрянула, разорвала контакт, но поздно — я успела кое-что заметить, а он это понял.

— Простите, — пробормотала, пряча взгляд. — Я ведь предупреждала, что не стоит…

— Ничего. Я сам просил, — тихим, как будто сонным голосом проговорил Евгений, и после паузы добавил: — И нисколько об этом не жалею.

Между нами повисла неловкость. С досадой я чуяла, что своим воздействием не столько погасила его эмоции, сколько вызвала новые и нечто вроде эйфории в придачу. Нужно отвлечься, сосредоточиться на деле и продолжить путь.

Я покосилась на Ларса, чувствуя себя так, будто совершила у него на виду неприличный поступок. Он сидел на поваленном стволе и терпеливо ждал, когда мы закончим, всем своим видом выражая полнейшее равнодушие.

— Ларс… С ним было так же? — едва слышно спросил Евгений, проследив за моим взглядом.

— Нет, не совсем, он сопротивлялся, и я только… Простите, мне нужно сосредоточиться. Побудьте здесь.

Обойдя яму с водой, я увидела неподалеку россыпь округлых камней, покрытых густым мхом неестественно яркого светло-зеленого цвета. Остановилась, разглядывая их, и постаралась выкинуть из головы ощущение мимолетной близости, чужие эмоции и собственное смущение. Вновь вернуться в состояние спокойной внимательности, сосредоточиться на сигналах и знаках Той Стороны.

Но никак не могла избавиться от самой ясной мысли, подсмотренной в сознании Евгения. Находясь в лесу, полном неведомых и опасных существ, едва не став жертвой одного из них, в то время как я пыталась проникнуть в его рассудок, он воображал, как касается моих волос, проводит по ним ладонью и пропускает пряди между пальцами. Так ярко, что я почти физически почувствовала это.

— Не трогайте! Стойте спокойно! — громкий окрик подействовал как пощечина.

Мгновенно придя в себя, я метнулась обратно и увидела, что Евгений застыл в недоумении, а Ларс ищет что-то в своей сумке, не сводя с него глаз.

На шее его, чуть пониже мочки уха, что-то темнело и шевелилось. За тот краткий миг, на который я отлучалась, какая-то тварь успела к нему прицепиться, словно Та Сторона решила напомнить, сколь недопустима беспечность.

Приглядевшись, я различила существо, похожее на пиявку — толстый червь размером с палец, гладкий, плоский, безглазый. В том месте, где оно присосалось, кожа уже начинала краснеть.

— Что вы намерены делать? — спросила я Ларса, державшего заостренные щипцы медицинского вида. — Вы же вырвете ее вместе с мясом! Дайте лучше огня.

Обеспокоенный Евгений хотел дотронуться до шеи, но я поймала его за руку. Ларс достал спички, зажег одну и поднес огонек к паразиту. Тот дернулся, отвалился, упал на плечо своей жертвы, свернувшись в кольцо и подрагивая. Отголосок вопля боли эхом раздался в голове. Я поморщилась, и Евгений покосился с опаской.

— Что там такое?

— Ничего страшного, — сказала я успокаивающе. — Всего лишь пиявка.

Из круглой, глубокой на вид ранки с неровными краями сочилась сукровица. Красное пятно, пока небольшое, окружало ее. Мы с Ларсом переглянулись.

— Я сделаю это, — предложил он неуверенно.

— Нет. Я сама.

Прежде чем он успел возразить, я щелчком сбила пиявку на землю, где Евгений наконец увидел ее и скривился от отвращения.

— Мерзость, — сказал он, потянувшись к укушенному месту. — И откуда только взялась! Я даже не почувствовал, как она укусила… Уна, что вы делаете?

Я отвела его руку, встала на носочки, уперевшись о его плечо, и припала губами к ране. Ощутила разбегавшийся под кожей жар, солоноватый, металлический привкус крови и другой, горький и едкий — яд еще не успел полностью разойтись. Вытянула его, сплюнула и повторила еще раз, и еще, пока горечь не исчезла.

Все это время Евгений стоял, практически не дыша. Когда я закончила и отпустила его, глубоко вздохнул и облизал губы.

— Где, говорите, водятся эти пиявки? Я не против подцепить еще парочку, — ошарашенно проговорил он.

— На вашем месте я бы поискал другой способ сорвать поцелуй. Стойте смирно, я обработаю рану, — проворчал Ларс, откупоривая аптечный флакон. Раздался резкий спиртовой запах, показавшийся здесь совершенно чужеродным. — Надеюсь, теперь вы уяснили, что в зараженной местности не следует терять бдительность ни на миг. Надо же, как не вовремя!

— Не нужно сгущать краски, — я потупилась, не в силах поднять глаз. Все выходило как-то глупо, стыдно и неуместно. — Вряд ли столь малое количество яда сможет всерьез навредить.

— Надеюсь, что так. Евгений, я призываю вас впредь быть осторожнее. Старайтесь ни к чему не прикасаться без крайней необходимости, а лучше наденьте накомарник. И следите за своими ощущениями — о малейшем недомогании сообщайте мне немедленно!

Весь следующий участок пути он развлекал нас историями о том, как в телах укушенных неизвестными насекомыми заводились черви, поедавшие несчастных изнутри. Или вздувались пузыри с личинками каких-то тварей. Или вовсе прорастали лианы и цветы…

Слушая все это, я начинала думать, что не зря успокоила сознание Евгения. После таких историй волей-неволей начнешь бояться даже дышать воздухом Той Стороны. Тем не менее, шляпу с сеткой он все-таки надел, последовав примеру Ларса. Должно быть, им было трудно и душно в застегнутом до самого горла обмундировании, особенно теперь, когда время близилось к полудню и стало заметно теплее.

Понемногу я в полной мере овладела своими чувствами, оставила ненужные мысли до лучших времен и вновь устремила внимание на окрестности. Вокруг послушно запульсировали знаки, предупреждавшие об опасности. Чем дальше мы уходили от реки, тем больше их становилось. Пока можно было спокойно пройти мимо, не приближаясь ни к одному из источников угрозы. Но долго ли еще смогу находить безопасный путь — я не знала.

Сильнее всего тревожило то, что кроме оброненной Фридой заколки не нашлось никаких следов. Я так и не почувствовала, что на Той Стороне есть кто-то из людей, хотя такое чутье развивается у проводника в первую очередь. Либо губернатор с дочерью каким-то образом вернулись в город, либо погибли, либо скрыты так хорошо, что я не чую их издалека.

Будь я одна — точно ушла бы, здесь уже никому не помочь. Но со мной ревизор, а он не оступится. Бросать его на Той Стороне сейчас было равносильно убийству — даже если я решусь пойти на это, Евгений не оставит Ларса. Другого выхода, кроме как продолжать поиски, не оставалось.

6.2

Существовало два известных мне и относительно безопасных пути на Аскестен. Один из них вел через болотистую долину, пересеченную множеством ручьев, после — сквозь густой лес и бурелом. Путь долгий, тяжелый, неприятный: болото постоянно изменялось, вынуждая всякий раз прокладывать дорогу сызнова, идти приходилось утопая в грязи по щиколотку, а если зазеваешься — увязая гораздо глубже.

Лес был мрачным, кое-где непроходимым. Колючие заросли сменялись поваленными деревьями, вынуждая петлять, обходя непролазные завалы и звериные тропы. К тому же и долина, и чаща кишели разнообразной мелкой живностью, вредоносной или просто мерзкой на вид, и для инсектофоба Ларса переход превратился бы в истинную пытку.

Второй из способов добраться до вершины на первый взгляд казался намного короче, проще и приятнее. Подняться на высокий холм, вплотную подступавший к Аскестену, а там и до самой горы рукой подать: спуститься немного и выйти едва не на середину склона, миновав перешеек между поросшим лесом глубоким оврагом и обрывом, почти отвесно уходящим вниз.

Не переход — увеселительная прогулка. Открытая местность, без зарослей, болот и острых камней под ногами, постепенный, неутомительный подъем — иди себе, любуйся пейзажем. Никому бы и в голову не пришло вместо этого лезть в чащобу, если бы не единственное, но очень неприятное препятствие.

Узкий перешеек уж больно походил на тропу, хоть ею в общем-то не был. Следуя обычной логике нетрудно догадаться, что и опасным он бывал не всегда, но я не могла знать наверняка, лишь полагаться на удачу.

— Я бы предпочел идти по нормальной дороге, чем продираться сквозь глухомань, где неизвестно какие твари водятся, — заявил Евгений, когда я посвятила их в суть дела.

— Получается, тропа вам нравится больше, потому как с караулящей ее тварью вы познакомиться успели? — язвительно переспросил Ларс.

Позволив им обсудить все между собою и всласть поупражняться в остроумии, я отвлеклась от разговора и отошла на несколько шагов. Внимательно вслушиваясь в окружающее пространство.

Тот лес, через который пролегал один из возможных маршрутов, гудел, словно потревоженный улей. Как будто кто-то до нас грубо нарушил его покой, и теперь все живое противилось новому вторжению. Казалось, даже кроны деревьев шумели и качались без ветра.

До холма было совсем близко, если повезет и ничто не собьет с пути, дойдем всего за час. Он возвышался впереди пологим склоном, сплошь поросшим рыжеватой травой, по которой легкий сквозняк время от времени гнал золотую волну. Мертвым покоем веяло с той стороны, словно от древнего кургана-захоронения. Пустое пятно среди территории, полной жизни.

— Мы можем хотя бы попытаться, — говорил Евгений. — Взглянуть, как там обстоят дела, а если пройти не получится — вернемся на другую дорогу.

— Боюсь, у нас будет лишь одна попытка, — угрюмо возразил Ларс. — Ошибок это место не прощает.

Я подошла, и они прервали спор, посмотрели выжидающе. Ларс был прав — бродить кругами возле Аскестена, ища надежный путь, вряд ли удастся. Зачастую об опасности здесь узнают тогда, когда уже не спастись, а менять намеченный курс значило упустить везение.

— Идем через холм, — решила я наконец, и никто не стал спорить. — Только теперь первой пойду я.

— Не могли бы вы предупредить, что нас там ждет? — спросил Евгений. — Чтобы я хотя бы приблизительно знал, к чему готовиться?

— Увы, я и сама не представляю. Та Сторона переменчива, и никто не в силах предсказать, как она себя поведет, — честно призналась я. — Готовиться ни к чему не нужно, лучше оставайтесь спокойным. Просто будьте внимательны и ничего не предпринимайте, пока я не разрешу.

Убедившись, что все готовы, я двинулась вперед. Через широкое, ровное поле, низкая трава на котором высохла и ломалась под сапогами, словно на отдельно взятом куске пространства долгое время стояла засуха. Но земля пружинила и хлюпала, пропитанная влагой, тут и там светлыми лужами поблескивала вода.

— Похоже, солончаки, — предположил Ларс. — Или какой-то яд. Вы не чувствуете непривычных запахов?

Я принюхалась — воздух был сухой и свежий, без подозрительных примесей. Никакой опасности по-прежнему не ощущалось, все та же пустота. Обмотав на всякий случай платками нижнюю часть лица, чтобы не надышаться испарениями, мы продолжили путь.

Свою ошибку я осознала слишком поздно. Вряд ли это был яд, скорее, неведомое излучение или что-то вроде. Мы ничего не видели и не ощущали, просто с каждым шагом накатывала слабость, сперва неуловимая, но все сильнее окутывавшая тело, давившая на плечи.

— Здесь все мертвое, — глухо сказал Евгений, идущий следом. — Как будто что-то высасывает жизнь.

Я прибавила шаг, стремясь скорее преодолеть неприятный участок, но чем дальше, тем тяжелее становилось. Поворачивать обратно было поздно, и я снова вспомнила слова Ларса. У нас всего одна попытка. Если не успеем вырваться из этой ловушки, сил, чтобы вернуться, не останется.

Впрочем, у меня их уже было немного. Как ни старалась не показывать этого и держать спину прямо, выходило не особенно убедительно. Ноги с трудом отрывались от земли, и вот я споткнулась, потом еще раз, качнулась и чудом удержала равновесие.

Евгений догнал меня и пошел рядом, придерживая под руку. Это нарушало правила, но возражать я не стала, поблагодарила вполголоса. Ларс тоже ничего не сказал — судя по натужному хрипловатому дыханию, ему приходилось тяжело.

Проклятый склон маячил перед глазами, словно дразня. Совсем рядом, но мы почти не двигались вперед, впустую перебирая ногами. Я посмотрела вниз, отчего голова закружилась, и пришлось вцепиться в своего спутника. Нет, мы все-таки двигались, причем довольно быстро, но при этом приближались к цели несоразмерно долго. Пересохшее от нехватки воздуха горло сжалось от отчаяния. Я ошиблась, выбрала неверную дорогу.

— Уна, вы как, держитесь? — спросил Евгений одышливо. Видимо, на моем лице отразились эмоции. — Обопритесь на меня, будет легче. Я бы понес вас на руках, но, боюсь, уроню, что-то я устал немного.

— Ничего, — с трудом просипела я, кладя руку ему на плечо. — Дойдем. Должны дойти.

— Впереди трава живая, — голос Ларса раздался прямо за спиной. Не отстает. Это хорошо. — Еще немного осталось, терпите.

Мы терпели. Рвались вперед, как сквозь толщу густого киселя, и все-таки сумели, выбрались, пересекли невидимую границу. Мгновенно стало легче дышать, а с плеч словно сняли тяжелые мешки, но я не позволила остановиться. Только когда добрела до места, где среди камней росли мохнатые желтые цветы, наполнявшие воздух приторной сладостью, и над ними вились насекомые, разрешила сделать привал.

Не сговариваясь, мы плашмя повалились на землю. Небо над головой неожиданно распахнулось бездонной синью — пока мы ковыляли по мертвому полю, тучи рассеялись, а я и не заметила. Лежа между Евгением и Ларсом, едва не соприкасаясь плечами, я смотрела в это небо сквозь ресницы и наслаждалась покоем.

— Впервые вижу, чтобы зараженная территория была настолько безжизненной, — сказал ревизор, сдерживая зевоту. — Обычно на ней шага некуда ступить — везде что-то копошится…

Он был прав. Это сухое поле казалось отдельным, нездешним, совершенно неуместным. Чужеродное внутри чужеродного… Я сама ни разу не встречала подобного, ведь на него получилось набрести только случайно. Разве можно учуять то, что отнимает все чувства?

— Сдается мне, это поле не имеет отношения к тому, что вы называете “заражением”, — пробормотала я. Разговаривать было лень, и мой собеседник тоже замолчал. — Ларс? Вы задремали? Здесь не стоит спать, прошу вас, говорите!

— О чем же вы желаете беседовать? — сонно произнес он.

С другой стороны раздавалось мерное дыхание Евгения. Глаза закрывались сами собой, будто на веки положили что-то тяжелое. Монеты. Как кладут их на глаза покойникам… Если уснем, умрем. Собрав остатки сил, я рывком заставила себя сесть, потерла лицо, приходя в чувство. Убрала ладони и заметила какое-то движение впереди, у дальнего края поля.

В ярком солнечном свете многочисленные лужи ослепительно блестели, над землей дрожало прозрачное жаркое марево. Три фигуры, бредущие прочь, выглядели черными плоскими силуэтами. Люди? Откуда они здесь?

Я вскочила на ноги и устремила к ним все свое внимание, но не чувствовала присутствия, будто передо мною были миражи. Вид их показался до странного знакомым. Двое мужчин и девушка с длинными волосами, свободно рассыпавшимися за спиной. На миг они ступили туда, где отблеск воды не слепил, мешая смотреть, и у меня не осталось сомнений.

Не отводя взгляда, я растолкала своих товарищей, что далось нелегко — оба успели погрузиться в глубокий сон. Растерянные, вялые, они поднялись, даже в полудреме помня, что неприлично валяться при даме, посмотрели туда, куда я показывала, и мгновенно пришли в себя.

— Это же… мы? — прошептал Евгений.

Я кивнула. Умом понимая, что этого совершенно не может быть, наверняка какие-то эффекты странного поля или вовсе некие твари научились принимать чужой облик. Но сердце верило глазам, колотясь, как бешеное. Мне стало страшно, хотя “мы” не делали ничего угрожающего. Просто шли прочь по полю, неторопливо, но при этом легко, не выказывая признаков усталости, словно прогуливаясь.

— Может окликнуть их? Вернее, нас? — то ли Евгений еще не полностью проснулся, то ли на него действовал эффект моего внушения, но он совершенно не испугался. Напротив, в голосе звучало любопытство.

— Ни в коем случае! — зашипел Ларс. — Не вздумайте привлекать внимание, а лучше и вовсе лечь и затаиться.

Сожалея, что такая хорошая мысль пришла на ум не мне, я послушалась его совета и улеглась на живот, жестом веля Евгению сделать то же самое. Выглядывая из-за камней, мы смотрели вслед своим двойникам, пока те не скрылись из вида, слившись с опушкой далекого леса.

6.3

— Я полагаю, все дело в ядовитых испарениях, и никакой мистики здесь нет, — веско заявил Ларс. Несмотря на уверенный тон, он сидел как на иголках и не сводил глаз с пустоши, на которую отсюда открывался прекрасный обзор.

— Допустим, это действительно была галлюцинация. Но как вы тогда объясните тот факт, что видения у каждого из нас абсолютно идентичны, вплоть до мелочей? — парировал Евгений.

Он имел привычку живо жестикулировать, когда горячился, и сейчас Ларс покосился на него неодобрительно, сразу же переведя взгляд обратно на пустошь.

Вопреки собственным утверждениям, он опасался чего-то и с видимым нетерпением ждал, когда мы наконец двинемся дальше. То и дело поглядывал на вершину холма, явно желая скорее перевалить за нее и исчезнуть из вида для существ, обитавших в поле и в лесу за ним.

Но я решительно настояла на отдыхе. Мы потеряли много сил, преодолевая ловушку, а впереди еще ждал перешеек, так подозрительно напоминавший тропу. Идти туда измученными было бы непростительно глупым поступком и могло стоить жизни каждому из нас, если не всем сразу.

Потому я отвела свою команду подальше от края мертвой земли, и где-то на середине длинного пологого склона устроила привал. Мы расстелили плащи и улеглись, греясь на солнце. Если бы кто-то задумал вздремнуть, я бы не стала мешать, напротив, была бы рада, что он как следует восстановит силы, но стоило отдалиться от пустоши, как сонливость будто рукой сняло.

— Не забывайте, мой друг, о необычных способностях нашей спутницы, — продолжал тем временем Ларс. — Которые вы имели возможность испытать на себе.

— Уж не думаете ли вы, будто это я наслала на вас видения? — вмешалась я в разговор. — Хорошего же вы обо мне мнения! Вот только для чего, по-вашему, мне понадобилось такое проделывать, не потрудитесь ли объяснить?

— Что вы, и в мыслях не было обвинять вас! Но вы могли сделать это ненамеренно. От усталости, нервного напряжения или под воздействием некоего излучения вы сообщали нам свои галлюцинации навроде того, как проектор передает на экран кадры с киноленты.

— Даже если бы Уна проделала такое без умысла, она наверняка бы заметила это, не так ли? — Евгений посмотрел на меня вопросительно, и я кивнула. Мои способности порой вырывались из-под контроля, но никогда не проявлялись неосознанно. — Почему вам так сложно поверить, что те существа были реальны?

Скользнув вниманием по своим спутникам, я поняла, что не худо бы им немного поесть, чтобы быстрее восполнить энергию. Достала из рюкзака мясной пирог и велела взять по куску, невзирая на уверения в отсутствии аппетита. Их тела остро нуждались в воде и пище, пусть мозг и не получал сигнала об этом — на Той Стороне такое случалось. Те, кто забывал следить за временем, незаметно доводили себя до истощения.

— А что обо всем этом думаете вы? — спросил Евгений, запивая пирог водой из фляжки.

Я задумалась, вспоминая свои ощущения. То, что мы видели, не было галлюцинацией, но и чем-то реальным не было тоже. Для того, чтобы описать это явление, сравнение с кинематографом подходило идеально.

Во время редких выездов в ближайший к Сёлванду город, пусть безнадежно провинциальный, но все же крупный и довольно современный (жители его тщательно следили за достижениями прогресса и очень оскорблялись, если кто-то называл их родные места глухоманью), мне доводилось бывать в кино. Событие, произошедшее не здесь и не сейчас, изображение людей, записанное на пленку — вот на что оно было похоже.

— Быть может, Та Сторона пыталась передать нам какое-то послание? Предупредить о чем-то? — рассуждал Евгений, задумчиво вглядываясь туда, где край поля сливался с опушкой, расплываясь в дрожащем мареве. — Ведь в видении мы шли прочь отсюда. Не намек ли это, что дальше нам идти нельзя?

— Вздор! — перебил его Ларс. — Не стоит искать в случившемся проявление всезнающего сверхразума или чего-то вроде. Поймите же наконец — мы имеем дело с территорией, искаженной неким вмешательством, его магией-то называют лишь потому, что его истинная природа нам пока не ясна. Вообразите себе взамен этой магии какую-то более привычную заразу или отравление ядами — примерно с такой позиции надлежит рассматривать происходящее вокруг.

Я была совершенно не согласна с его рассуждениями, но спорить не стала. Хотя могла бы — у меня в запасе имелось множество странных историй. Попробовал бы он вписать их в свою теорию! Но лишний раз кого-то пугать не хотелось, и я молчала, вслушиваясь в пространство впереди и наблюдая за спором краем сознания.

Евгений принялся возражать, ссылаясь на факты, которые проще и логичнее было объяснить воздействием потустороннего разума. Например, почему кого-то город пропускает, а остальных — нет. Не говоря уже о них двоих: создавалось впечатление, будто Той Стороне для чего-то понадобились именно Евгений и Ларс, раз одного она выдернула аж из иного мира, а второго долгое время держит рядом.

— Ну почему вы решили выбрать именно этот пример! — отозвался Ларс и недовольно скривился. — К тому же, на эту тему было множество споров, и вы не первый, кому в голову пришла такая идея. Так кого же выбирает Сёлванд? Самых достойных? Целеустремленных? Несчастных и отчаявшихся? А может, самых привлекательных внешне? Неплохой принцип, как по мне. Как вы считаете, Уна, могли нас отобрать по такому признаку?

— Вас — вне всякого сомнения, — ответила я со сдержанной улыбкой. — Но господин Фогг, при всем моем уважении и симпатии, несколько не вписывается в вашу концепцию.

— Вы нарочно все упрощаете, — возразил Евгений с досадой. — Я бы предположил, что Та Сторона выбирает кого-то, чью судьбу она хочет изменить. Возможно даже, судьбы людей из их окружения. Вы не думали, что мы оказались здесь в одно и то же время не просто так? Все эти связи, неочевидные, запутанные и сложные, как невидимые нити соединяют реальность. Перережешь одну — и нарушится весь узор, понимаете? — он взглянул на Ларса с отчаянием и махнул рукой. — Вы даже не пытаетесь понять.

— Отчего же, прекрасно понимаю. Вы, мой дорогой, фаталист. Но рассуждать таким образом — все равно что утверждать будто, к примеру, черная оспа выбирала своих жертв с неким умыслом, сознательно верша судьбы мира. Пора бы вам усвоить: так называемая Та Сторона ничего не хочет, она не наделена ни разумом, ни чувствами! Это просто обозначение места на карте, если вам таковое нравится.

— Уж лучше, чем “заражение”. Или, как там было в той статейке? “Скверна”?

— Господа, этот разговор весьма занимателен, но я настоятельно рекомендую отложить его до лучших времен, — вмешалась я, заметив, что они оживились куда больше допустимого. Силы возвращались к ним одновременно с полнотой эмоций: мое воздействие заметно ослабло, а лезть к ним в головы еще раз мне не хотелось. — Вы достаточно отдохнули? Нам пора продолжить путь, если хотим добраться до вершины засветло.

В глубине души я надеялась, что на вершину нам подниматься и вовсе не понадобится. Даже если губернатору удалось достичь ее, к этому времени он давно должен был спуститься — место не из тех, где кто-то пожелал бы задерживаться. Внешне Аскестен ничем не отличался от других окрестных гор, и наверху было ветрено, голо, пустынно. Совершил восхождение, полюбовался пейзажем с высоты птичьего полета — и обратно, вниз, праздновать новое достижение.

Но сперва нужно добраться хотя бы до начала подъема…

С макушки холма открывался замечательный обзор, особенно в ясную погоду. Вот она, дорога, вся видна как на ладони. Резкий, но короткий спуск по широкому склону, затем чуть более пологий подъем между густым хвойным лесом и россыпью острых камней, и узкий перешеек, ведущий прямиком на Аскестен.

— Он не такой долгий, как мне запомнилось, — пробормотала я под нос. — И спокойный.

Даже слишком спокойный. Не мертвый, как поле, которое едва нас не сгубило, а именно что тихий, непривычно мирный. Вокруг вилась, росла, копошилась и шныряла жизнь, какие-то существа, не обращавшие на нас внимания и не несущие угрозы.

— Вы проходили здесь раньше? — деловито поинтересовался Ларс. Он снова был сосредоточен и собран, внимательно осматривался и что-то прикидывал про себя.

— Да, но это было давно. Внешне с тех пор ничего не изменилось, и опасности я не ощущаю. В любом случае, придется идти — искать обход будет гораздо сложнее, не хочу рисковать.

Я обернулась к Евгению и внимательно присмотрелась к нему. Удивительно, как скоро он восстановился — выглядел гораздо свежее, чем Ларс, от которого веяло усталостью. Даже я не отказалась бы от отдыха, хотя на Той Стороне всегда быстрее восполняла силы, словно здесь и впрямь скрывался некий магический источник.

— Надеюсь, одного примера вам хватило, чтобы понять, почему возле троп стоит быть особенно осторожным? — спросила строго, и он кивнул в ответ, щурясь на солнце, отчего выражение лица его казалось неуместно безмятежным. — Будьте предельно собраны, прошу вас. Мои команды выполняйте незамедлительно, а если со мной… если я по каким-то причинам не смогу дать вам распоряжений, слушайте Ларса.

— Хорошо, я понял. Не беспокойтесь, я не повторю ошибки. Обещаю.

Ларс взглянул на него исподлобья, но ничего не сказал. Помня о том, что его эмоции могут снова вспыхнуть как факел в любую минуту, я послала его первым, чтобы не спускать глаз с обоих попутчиков.

Мы спустились с холма, быстро, но без лишней спешки. Вокруг по-прежнему стояла мирная тишина, нарушаемая лишь жужжанием насекомых, стайками зависавших в воздухе — мелкая живность Той Стороны предпочитала собираться гуртом. Сколько я не прислушивалась, не обнаружила и следа угрозы. Возникло чувство, будто о нашем присутствии забыли, и даже привычное ощущение непрерывно следящих глаз стало почти неразличимым.

Когда мы дошли до начала узкой дороги, я не велела останавливаться, но, прежде чем сделать первый шаг, Ларс не выдержал и оглянулся. Он не пытался скрыть страх.

— Не бойтесь, сейчас она не опасна. Я чую это. Ступайте, медлить нельзя, — сказала я, подойдя к нему совсем близко.

Сделав глубокий вдох, он шагнул на перешеек. Ничего не изменилось. Выждав пару секунд, он двинулся дальше. За ним, держа привычное расстояние, последовали мы с Евгением. Когда до конца подозрительного участка пути осталось совсем немного, я уловила едва заметное изменение, словно где-то далеко что-то сдвинулось с места, чуть-чуть, почти неразличимо.

Это легкое, как перышко, чувство отозвалось ледяной волной страха, поднявшейся вдоль позвоночника. Повернуть бы, пока не поздно. Я остановила Ларса, почти взошедшего на склон Аскестена, и они с Евгением замерли, с недоумением на меня глядя.

Наверху послышался шорох. Мы одновременно уставились туда, готовые в любой момент сорваться и бежать со всех ног, но то были просто мелкие камешки. Будто кто-то оступился и стряхнул их с тропы. Кто-то едва различимый, призрачный, но живой. Прошел мимо и решил немного пошалить, испугав незваных гостей.

Я присмотрелась. Ничего, только редкие деревца, искривленные ветром, низкий кустарник и камни. Но чутье говорило, что у вершины что-то затаилось и поджидало нас.

— Идемте, — велела я. Медлить было ни к чему. — Все в порядке, путь на Аскестен открыт.

7.1. Langoth

Восхождение на Аскестен получилось совсем несложным. Склон, хоть и довольно крутой, не осыпался под ногами, редкие деревья вскоре сменились низкорослой травой и камнями, поросшими лишайниками. Самым крупным существом, попавшимся навстречу, оказалась ящерица длиной с ладонь, ловившая последние лучи заходящего солнца на замшелом валуне. Когда мы проходили мимо, она распустила ярко-красный воротник, зашипела и юркнула в какую-то щель.

До вершины идти не пришлось: господина Йессена мы обнаружили раньше. Точнее, то, что от него осталось.

Из неглубокой расщелины выпросталась толстая, как канат, лоза, рвались наружу сочные зеленые побеги, путаясь и заплетаясь сплошным ковром. Густая масса листвы будто вскипала, расплескивалась во все стороны. Все это колыхалось, извивалось и росло прямо на глазах, захватывая все новые сантиметры пространства.

— Назад, — скомандовала я, и тонкие усики длинного стебля, подобравшегося к нам ближе всех, дрогнули и повернулись на звук голоса.

— Оно расползается слишком быстро, — сказал Ларс. — Придется делать большой крюк, чтобы обойти.

— Не придется. Взгляните вон на тот камень, видите, в нескольких шагах от него?

Оба моих спутника как по команде уставились туда и, судя по выражению ужаса на лицах, сразу все поняли. Небольшой холмик, сплошь увитый зеленью, очертаниями напоминал человеческое тело.

Осторожно мы подошли ближе, насколько это было возможным, и сомнений не осталось: из-под листвы выглядывала холеная крупная рука. Запонка на манжете поблескивала брильянтом, как каплей росы. Один из пальцев украшал массивный золотой перстень — губернатор носил такой.

— Он мертв? — растерянно пробормотал Евгений, хотя иначе быть не могло. — Кажется, он еще… шевелится.

— Не он, это растения и насекомые, — отозвалась я. — Он был мертв уже тогда, когда мы начали поиски. Я не чувствовала его присутствие. Вернее, их — Фриды тоже наверняка нет в живых.

Листва чуть заметно вздымалась и опадала, отчего чудилось, будто губернатор все еще дышит. Но то вились побеги, расталкивая друг друга и стремясь добраться до кожи. Жизнь они уже выпили досуха, и теперь поглощали соки, оставшиеся в теле, жадно вгрызались в плоть, пускали корни. Мошки, личинки, жуки и черви слетались, сползались, выбирались из-под земли, чтобы присоединиться к пиршеству. Существа Той Стороны поедали останки неосторожных путников без следа, потому искать пропавших здесь было бессмысленно.

— Нам незачем идти на самый верх, — сказала я, отступая и оттирая о камень зеленый завиток, успевший прицепиться к носку сапога. — Но возвращаться той же дорогой слишком опасно. Обойдем вдоль склона и спустимся с другой стороны. Неподалеку должны быть купальни Мортенсена, я бы предпочла заночевать там, а нарассвете отправиться к реке.

— Но тела Фриды мы так и не нашли, — возразил Евгений. — Что если она все еще жива? Бродит где-то, одинокая и напуганная до полусмерти, или еще хуже — борется с чем-то вроде этой дряни?

Он пинком отбросил любопытный побег, подобравшийся совсем близко. Я взяла его под руку и отвела на безопасное расстояние — не хватало еще, чтобы снова подцепил какую-нибудь мерзость.

— Эмоции, которые вы описали, я бы услышала издали. Предвосхищая следующий вопрос: будь она жива, но без сознания, я бы все равно ее нашла. Нам незачем рисковать, Евгений. Здесь уже некого спасать.

— Признайтесь честно, вы просто сами хотите туда попасть, — неожиданно вмешался Ларс. — Надеетесь, что Аскестен исполнит ваше желание? Не пугает легенда о том, что взамен придется отдать нечто ценное?

— Я вовсе не собирался… — Евгений вспыхнул и потупился. — Я пошел с вами не поэтому. Уна, неужели и вы так думаете?

— Нет. Я верю в ваше бескорыстие, — признаться, я совсем забыла, что у него был свой мотив. Но рано или поздно это должно было случиться. — Что касается вашей цели… Полагаю, незачем забираться на Аскестен. Скорее, вам нужно как раз в купальни, говорят, двери охотничьего домика иногда выводят в совершенно неожиданные места.

— Так называемая дыра в пространстве, — проговорил Ларс, сузив глаза. — Я думал, это досужий вымысел. Как много вы от меня, оказывается, скрываете.

— Разве я обещала содействие? Впрочем, к чему теперь разговоры — у вас есть возможность лично исследовать этот феномен. Только не советую проверять на себе… Хотя дело ваше, я лишь предупредила.

— Когда вы перестанете видеть во мне врага! — с чувством воскликнул Ларс. — Я здесь не для того, чтобы навредить, а чтобы помочь вам и всем жителям Сёлванда.

— Вы здесь потому, что не можете уехать, — произнес Евгений холодно. — Дай вам возможность — не задумываясь уничтожите Ту Сторону и все, что с ней связано, и умчитесь в столицу, даже не взглянув на прощание на жителей Сёлванда.

В его словах была доля истины, но я не хотела, чтобы разгорелся спор, и предложила отправиться в путь. Перспектива добираться до купален в темноте никого не вдохновляла, и оба молча зашагали вперед.

От Ларса исходила спокойная, деловитая сосредоточенность: ни наши взаимные упреки, ни обвинения в свой адрес он не принял близко к сердцу. Евгений маялся. Это был вовсе не страх, не сожаление о судьбе губернатора и его дочери, а что-то другое. Сомнения терзали его, будто он решал для себя что-то важное и все не мог сделать выбор.

Вокруг по-прежнему было спокойно, и я не стала тревожить их — пусть размышляют о своем, это отвлекает от тяжести пути и излишней напряженности. Солнце вскоре скрылось, понемногу начали сгущаться сумерки, мы шли быстро, без привалов, благо, путь просматривался далеко вперед.

Обогнув гору, мы успели рассмотреть купальни — они расположились на широкой открытой площадке, устланной ковром сочной травы. Несколько разной величины домов с плоскими черепичными крышами, одичавший сад, руины каких-то строений. Выглядело все идиллически прекрасным, как на открытке.

— Что-нибудь чувствуете? — спросила я Евгения, пока мы стояли и смотрели вниз. — Что-нибудь особенное?

— Пока нет. Как это вообще бывает? Оно позовет меня? Даст знак?

— Не знаю. Может быть, так и будет, и вы сами все поймете. А может, вам просто придется выбирать по наитию. Охотничий домик на самом деле никакой не домик, а целая гостиница, поменьше моей, но все же. В ней много дверей, кто знает, вдруг одна из них ваша. Как бы то ни было, нам пора идти, там видно будет.

К тому времени как мы спустились полностью стемнело, и Ларс зажег фонарь. На свет его мгновенно слетелась туча мошек и ночных мотыльков, вынудив ревизора вновь надеть свою шляпу и затянуть манжеты. Насекомые докучали ему, но он терпел и не жаловался, торопясь добраться до места.

Заночевать решили в закрытом павильоне, где когда-то курортники принимали лечебные ванны. Сейчас пять одинаковых прямоугольных углублений в мраморном полу стояли высохшими и пустыми. Собственно, этот мрамор и привлек сюда моих товарищей: вероломная флора Той Стороны на нем не приживалась.

Внутри оказались только пыль, сухие листья, принесенные из сада сквозь распахнутую дверь, и рой полупрозрачный мотыльков, залетевший вслед за нами. Кое-как приладив створку, висевшую на проржавевшей петле, мы устроили лежанку из плащей и всего, что более или менее сгодилось для этого. Ларсу выпало спать первым, но он не успокоился, пока не перебил всех насекомых.

Он улегся, немного поворочался, жалуясь, что все равно не уснет в таком кошмарном месте, но вскоре затих. Усталость и нервное потрясение от событий уходящего дня взяли свое.

— Вы бы тоже поспали немного, я в состоянии подежурить одна, — сказала я вполголоса. — Не стоит себя изнурять.

— Я хочу побыть с вами, — ответил Евгений и посмотрел мне в глаза. Огонек лампы отбрасывал на его лицо резкие тени, делая невероятно красивым.

Мне вдруг тоже захотелось, чтобы он был рядом, вернулся со мной в Сёлванд и остался навсегда. Опустив ресницы, я отвернулась — он не должен прочесть это в моем взгляде. Пусть уйдет спокойно, не сожалея ни о чем.

— Признайтесь, что вас гнетет? Нервничаете? Боитесь неудачи?

— Врата в другой мир действительно существуют? И если я найду нужную дверь — вернусь домой?

— Наверное никто не знает, скорее всего, вернетесь. Не бойтесь, вы же приехали именно для этого, ведь так?

На свет прилетел крупный ночной мотылек, покружил вокруг лампы, отбрасывая на стены огромную мохнатую тень, и принялся биться о стекло, треща крыльями. Евгений помолчал немного, рассматривая мой профиль — даже не оборачиваясь я чувствовала это.

— Да, но с тех пор многое изменилось. В этом мире меня ничего не держало, я жил надеждой найти способ вернуться в свой. Но когда приехал сюда, увидел Ту Сторону с ее чудесами, и вы… — он запнулся. — Словом, теперь я не уверен, что хочу войти в эту дверь. Она ведь закроется за моей спиной навсегда, правда же? И потом я всю жизнь буду вспоминать Сёлванд, тосковать по чуду, искать его и не находить. У нас даже есть специальное название для этого чувства, вернее, у англичан… неважно. Langoth. Тоска по видению рая…

— Очень поэтично, — я не знала, что еще сказать, но пауза немного затянулась. — Только вот не будете ли вы испытывать эту самую тоску, если не пройдете сквозь свою дверь, и она навсегда захлопнется у вас перед носом? Не могу сказать наверняка, но предупредить обязана: Та Сторона переменчива, и я ни разу не слышала, чтобы она давала кому-то еще один шанс.

Глядя, как бабочка колотится о горячее стекло, сбивая пыльцу с крыльев и ломая их, Евгений молчал. Я понимала, что начни сейчас уговаривать — и он останется, но имела ли я на это право? Он ведь сам рассказывал, что там, в родном мире, у него было все, чего только он мог пожелать.

— Я вовсе не призываю вас покинуть Сёлванд, у нас вообще никого не прогоняют. Но вы правда считаете, что найдете здесь то, ради чего стоит отказаться от счастливой жизни в достатке, любимого дела, успеха, разорвать все связи?

— Кажется, да, — тихонько ответил он, глядя на меня искоса.

— Вам бы лучше быть уверенным. Но время на раздумья еще есть, до рассвета далеко.

Он кивнул и прикусил губу, словно хотел еще что-то сказать, но передумал. За стенами нашего убежища стрекотали насекомые, вдали кто-то кричал протяжно и жалобно — то ли птица, то ли зверь, то ли призрак. В пыльное окно мягко бились мотыльки. Звуки походили на те, что можно услышать в любом ночном лесу, но все же отличались, и чужеродность эта заставляла невольно насторожиться.

Ларс вздохнул и беспокойно заворочался во сне. Я дала Евгению знак сидеть тихо — не стоило мешать Ларсу, ему еще полночи нас караулить. Мне тоже нужно будет выспаться перед трудной дорогой домой.

7.2

Я проснулась на рассвете, Ларсу даже не пришлось будить меня, как договаривались. Услышав наши голоса, Евгений тоже открыл глаза и некоторое время рассеянно озирался, не сразу вспомнив, где он.

В купальне по-прежнему было тихо и пусто, в падавших сквозь окно косых лучах лениво кружились пылинки. Снаружи все словно затаилось, лишь ветер шелестел травой и где-то неподалеку журчала вода. Раньше здесь били целебные источники, видимо, какой-то из них сохранился до сих пор.

— Что же, нам пора, — объявила я после того, как мы закончили завтрак. — Вы готовы, Евгений?

Он хмуро кивнул в ответ. С тех пор, как проснулся, он вообще ни разу не улыбнулся мне. Я предложила Ларсу дождаться нас здесь, но он отказался, ссылаясь на то, что обязан исследовать столь необычный объект.

— Я не доставлю вам лишних хлопот, — заверил он. — Просто делайте свое дело, а я займусь своим. Не нужно за мной приглядывать.

— Каким бы опытным вы себя не считали, пока мы на Той Стороне, я несу за вас ответственность. Так что придется смириться с тем, что приглядывать за вами я буду до тех пор, пока мы не пересечем реку.

— Ответственность? Интересно, перед кем… Впрочем, не имеет значения. Ваше внимание мне весьма льстит, дорогая, — усмехнулся он и застегнул охотничью куртку. Плащ и шляпу пасечника Ларс надевать не стал. — Идемте, хочется скорее со всем этим покончить.

— Перед своей совестью, — ответила я вполголоса. — Но вы правы, сейчас не время это обсуждать.

Вдвоем они отодвинули тяжелую дверь, сняв ее с заклинившей петли, и мы выбрались наружу. В синем небе клубились облака, бросая на землю тени. Густая трава клонилась от ветра — когда-то здесь был великолепный ухоженный газон, теперь превратившийся в буйные заросли до пояса. Выложенные каменными плитами дорожки выцвели добела и крошились, сквозь трещины в камне пробивались маргаритки.

Охотничий домик возвышался прямо перед нами, двухэтажный, окруженный просторной верандой, почти не тронутый временем. Только покосившиеся ступени крыльца да ржавая водосточная труба, наполовину отвалившаяся от стены, выдавали его заброшенность.

Вдоль тропы, по колено утопая в зеленом травяном море, мы побрели туда. Мимо остовов мраморных клумб, статуи мальчика-атлета с отколотой по локоть рукой, белых беседок с округлыми крышами и колоннами, увитыми плющом — раньше это были бюветы, где посетители пили минеральные воды.

Ларс шел первым, не глядя вокруг: все его внимание занимала дорога и сам дом, молчаливо поджидавший впереди. Я поравнялась с Евгением, оказавшись так близко, что мы соприкоснулись рукавами. Он поймал мои пальцы, слегка сжал их и не отпустил.

— Вам страшно? — спросила я шепотом, чтобы Ларс не оглянулся и не заметил этого.

— Нет, — так же тихо отозвался он. — Мне кажется, я должен туда пойти, дом прямо-таки манит. Очень странное чувство.

— Да, конечно. Значит, это все же оно, то, что вы ищете.

Он молчал, держа меня за руку, пока мы не приблизились к крыльцу. Входная дверь была приоткрыта, как бы приглашая заглянуть. Друг за другом мы поднялись по скрипучим ступеням и остановились на пороге. Евгений распахнул дверь, легко и бесшумно, будто кто-то заботливо смазал петли, и шагнул внутрь, в пустой холл, залитый светом сквозь высокие окна.

— Уна, вы имеете представление о том, как здесь все устроено? — спросил Ларс, заглядывая в проем. — Нужно разыскать некую особенную дверь или все они обладают похожим эффектом?

— Полагаю, вам не следует открывать ни одну из них. Насколько я знаю, они крайне редко ведут в иные миры, но вряд ли вы захотите очутиться в незнакомом месте на Той Стороне, откуда не найдете обратной дороги.

Немного поколебавшись, он все же переступил порог. Мне ничего не оставалось, кроме как зайти следом.

В холле располагалась одинокая стойка портье и больше не было ничего: ни мебели, ни забытых вещей, будто хозяева забрали все с собой, когда покидали это место. Паркет покрывал ровный слой пыли — сюда давно никто не заглядывал. Первая дверь находилась прямо напротив входа, вторая — за стойкой. Справа была лестница на второй этаж, слева — широкий коридор.

Евгений осмотрелся, подошел к двери напротив и открыл ее. Внутри оказалась какая-то полутемная комната, заваленная ящиками и коробками. Наверное, что-то вроде кладовки, я толком не смогла разглядеть из-за его плеча.

— Если не уверены, что это именно ваша, не стоит входить, — предупредила я. — Возможно, ничего не произойдет, но кто знает…

— Я ничего не чувствую, глядя на них. Думаю, надо поискать на втором этаже. Вы проводите меня?

Попросив Ларса ждать внизу и ничего не трогать, я направилась к лестнице. Постояла, прислушиваясь — ничего, дом казался совершенно необитаемым. Осторожно, проверяя каждую ступеньку, прежде чем встать на нее, я прошла наверх, в небольшое фойе, такое же пустое, как и холл первого этажа.

За ним — коридор, вдоль одной из стен вереница запертых дверей. Я посторонилась, пропуская Евгения вперед, и он сразу же указал на одну из них, третью по счету:

— Этот яркий свет, и звук, словно провода гудят, слышите? Если где-то и есть переход, то он там.

Я ничего не замечала, очевидно, потому что зов предназначался не мне. Вдруг стало страшно: что если это лишь очередная ловушка? Неосознанно я схватила его за рукав и тут же отпустила, досадуя на свою несдержанность. Он развернулся и посмотрел мне в глаза.

— Я не хочу уходить.

Мне показалось, словно воздух вокруг нас загустел и сдавливает грудь, ложится на плечи свинцовой тяжестью. Что я должна сейчас сказать? Вправе ли вообще влиять на его решение?

— Вам нужно как следует все обдумать.

— Я думал об этом, даже слишком долго. С того дня, как впервые увидел вас. — Он запнулся и перевел дыхание. — Когда я вас увидел… это было так, словно из-за туч вышло солнце, и я сразу понял, что вы — та самая. Особенная. Не потому, что обладаете необычными способностями, а для меня. Что бы не произошло, я не хочу вас терять.

— Но вы же понимаете, что я никогда не смогу покинуть Сёлванд? Что мои, как вы выразились, необычные способности иногда вырываются из-под контроля? Вы ведь почти ничего обо мне не знаете.

— Я знаю, что хочу быть с вами, и этого достаточно, — сказал он и улыбнулся. — Сёлванд неплохое место, по-своему уютное, а к Той Стороне я даже привык. Уверен, что сумею здесь устроиться и не буду для вас обузой.

— Что вы такое говорите! — воскликнула я. — Вы для меня… Я не вправе указывать вам, что делать, просто боюсь, что вы однажды пожалеете о своем решении.

— Если дело только в этом… Мы никогда не можем предвидеть наверняка, о чем придется жалеть. Идемте домой, Уна, я остаюсь.

Он развернулся и пошел прочь, даже не оглянувшись. Когда верхняя ступенька скрипнула под его шагами, я опомнилась и поспешила следом. Мысли метались в голове, мешая сосредоточиться.

Я действительно так много для него значу? И как мы будем жить, когда вернемся? Как его примут в городе? Он наверняка откажется работать вместе со мной в гостинице, хотя помощь не помешала бы… Нет, это все пустое. Неужели после он не передумает и останется со мной навсегда? Он вообще понимает, что в Сёлванде “навсегда” может стать невыносимо долгим?

Лестница кончилась чересчур быстро, и я не успела привести мысли в порядок. Ларс, обернувшись на звук шагов, взглянул на нас с изумлением.

— Ничего не вышло? Или передумали?

— Передумал, — коротко ответил Евгений, беря меня под руку.

— Воля ваша. Полагаю, мы можем отправляться в обратный путь?

Он пропустил нас вперед, а сам вдруг замешкался и отстал чуть сильнее обычного, но я была увлечена своими чувствами, к тому же рядом шел Евгений, совсем близко, и держал меня под локоть. Когда я заметила, что что-то не так, оказалось слишком поздно.

Все произошло за считанные мгновения: Евгений обернулся посмотреть, почему не слышно шагов за спиной. Крикнул: “Не смейте!”, я взглянула туда и увидела Ларса, швырявшего в распахнутую дверь шашку динамита с потрескивавшей искрой на конце шнура.

— Назад! — громко скомандовал он, бросаясь прочь от дома, а я, остолбенев, смотрела, как динамит приземлился прямо на пороге открытой комнаты и скользнул по паркету внутрь.

Евгений схватил меня, повлек за собой, и в следующий миг раздался грохот, от которого земля задрожала под ногами. В голове ярким светом вспыхнула боль: не моя, агония Той Стороны. Ослепила, оглушила, едва не лишила рассудка. Кажется, я закричала.

Когда удушающая волна ненадолго отступила, я успела осознать, что лежу на траве, а Евгений закрывает меня своим телом. Дом стоял на месте, совершенно невредимый — казалось, ни один кусок черепицы не упал с его крыши. Из раскрытой двери вырывался тонкий белый луч, такой яркий, что на него невыносимо было смотреть.

Этот луч пронзал насквозь голову Ларса, войдя через левую глазницу. Тело ревизора напряглось и дугой выгнулось назад, словно его пригвоздили к земле копьем. Я попыталась встать, но новый приступ боли взорвал мозг изнутри, и я провалилась в темноту.

Первое, что я почувствовала, очнувшись, была чья-то ладонь, гладившая мое лицо. Потом вернулись звуки, все такие же безмятежные, только к далекому журчанию воды и шуму ветра добавился стрекот кузнечиков. Наступил день — я оставалась без чувств несколько часов.

— Уна, вы слышите? — раздался над ухом обеспокоенный голос. — Прошу, посмотрите на меня!

Открыв глаза, я увидела лицо Евгения, совсем рядом, так, что его вздох защекотал щеку. Бережно придерживая за плечи, он помог мне подняться и сразу же привлек к себе, заключая в объятья.

— Как же вы меня напугали! — прошептал он мне в ухо и зарылся носом в волосы у виска. — Вам лучше? Скажите что-нибудь.

— Со мной все хорошо, — ответила я, прислушиваясь к себе. Боль отступила бесследно, рассудок прояснился, и только легкая слабость напоминала о долгом обмороке. — А вы? С вами ничего не случилось?

— Нет, только перепугался. Этот взрыв, который ничего не разрушил, вы потеряли сознание, и Ларс…

— Он мертв? — спросила я. От воспоминаний о жуткой картине, увиденной перед забытьем, горло сжало ледяными тисками.

— Жив, только не в себе, — Евгений кивнул в сторону, я посмотрела туда и убедилась, что мне не почудилось.

Ларс сидел, скрестив ноги, чуть заметно покачивался взад-вперед и не мигая смотрел в одну точку. Лицо его, левую половину которого сплошь покрывала подсохшая кровь, ничего не выражало. Глаз был залит красным, так, что не понять, цел ли он. Но в то же время я ясно ощущала, что рассудок его сохранен, и Ларс все еще с нами, просто как будто спит или грезит наяву.

— Не бойтесь за него. Она сказала, что он очнется через какое-то время.

— Она? — я прислушалась и почуяла присутствие чего-то еще. Чего-то разумного, но чуждого, нечеловеческого. От осознания его близости вдоль позвоночника пополз липкий страх.

— Фрида. Представляете, она сама нас нашла! Мы даже немного поговорили, пока вы были в обмороке.

Медленно, словно окостенев от пугающего предчувствия, я обернулась. Позади, на расстоянии нескольких шагов, стояла девочка в кремовом платье с оборками, с шелковыми розами в волосах. Она наблюдала за нами, по-птичьи склонив голову. Во взгляде светилось любопытство, но румяное личико оставалось неподвижным, как у куклы.

7.3

— Это не Фрида, — пробормотала я, облизав вдруг пересохшие губы.

Девочка продолжала молча смотреть, выжидая. Нехотя я высвободилась из объятий и встала, опираясь на плечо Евгения. Он тоже поднялся и перевел непонимающий взгляд с меня на нечто в обличье Фриды.

— Кто ты и что ты сделало с девочкой? — спросила я наконец.

Существо уставилось на меня, не только глазами — оно прислушивалось к мыслям. Неприятное ощущение, будто внутри головы хозяйничает посторонний. Значит, вот что чувствовал Евгений во время моего вмешательства!

— Мы призраки с Аскестена, — произнесло оно, сделало паузу и уточнило, пытаясь подобрать нужные слова: — Мы магия. Девочка здесь, просто без сознания. Как ты недавно, сестрица. Мы одолжили ее тело.

— Чего вы хотите?

— Ответить на вопросы. У тебя и чужака много вопросов, задавайте их.

Нежный и звонкий детский голосок звучал ровно, без тени эмоций и интонаций, отчего становилось жутко. Лицо тоже совершенно ничего не выражало, словно перед нами была говорящая статуя. Но у меня действительно накопилось множество вопросов, так много, что я не знала, с которого начать.

— Что такое Та Сторона? — опередил меня Евгений. — Откуда берется магия? Зачем появилась в этом мире?

— Место. Территория с энергией, в которой может существовать другая жизнь, не ваша. Появилась энергия — стали жить мы.

— Правда ли, что Та Сторона исполняет желания? И почему одним дает то, что они просят, а других убивает?

— Вы все что-то ищете. Если это здесь есть, находите. Главное точно знать, что именно нужно. Убивают, потому что это в их природе. Вы ведь тоже убиваете, даже друг друга. Мы на Аскестене ничего не даем, мы меняем одно на другое. Нельзя дать сверх того, что имеется, мы не должны нарушать баланс.

Меняют. Как для господина Йессена, который отдал им одну дочь, чтобы вернуть другую. Вот только почему ему пришлось поплатиться жизнью за эту сделку?

— Он пытался нас обмануть, — отозвалось существо в ответ на мой мысленный вопрос. — Чужаки любят обманывать. Цена была недостаточной. Но теперь он отдал то, что для него столь же дорого. Обмен состоялся.

— Кажется, я понял. Это как в игре: можно изменить навыки персонажа, но в пределах количества набранных очков, — задумчиво проговорил Евгений. Я не знала, что он имеет в виду, но лже-Фрида согласно кивнула. — А Ларс? Он тоже получил то, что искал? Или вы просто оборонялись?

— Братец Ларс хотел понять. Увидеть. Теперь он способен на это.

— Но по какой причине город не отпускал его? — спросила я. — И отчего сюда может попасть не каждый? Словно Та Сторона выбирает, чьи желания она готова исполнить…

— Никто не выбирает. Они приходят и берут то, что им надо. Братец Ларс не может жить далеко от энергии, он умрет, если уйдет. Ты сильнее, сестрица, и способна находится в чужом месте долго, но рано или поздно тоже зачахнешь.

Вот значит как. А я связывала дурное самочувствие во время редких поездок с непривычным климатом и тем, что меня укачивает на плохих дорогах. Я вспомнила цветы с Той Стороны, увядавшие, едва успев распуститься. Получается, люди в свою очередь не могли выжить на территории, искаженной магией. Но не все, у некоторых обнаруживалась устойчивость, и эти счастливчики получали здоровье, долголетие и исполнение желаний, если повезет.

Никакого сверхразума не существовало, Ларс оказался прав. Здесь не было ни мистики, ни чуда — только законы природы, пусть и отличавшейся от привычной нам. Но кто тогда жители Сёлванда? Я? Ларс? Неужели и мы часть Той Стороны, такие же зараженные, как земля за рекой?

Существо смотрело на меня все с тем же безразличием и молчало. Ждало вопрос, на который сумеет ответить. Я вдруг осознала, что оно не всесильно и не наделено высшей мудростью, и вряд ли вообще на Той Стороне найдется кто-то подобный. Разочарования не было, лишь бесконечная усталость. Я подняла глаза на Евгения, как бы спрашивая, не хочет ли он узнать еще о чем-то. Он понял и покачал головой.

— Выходит, вы не считаете нас врагами?

— Нет. Вы просто другие. Вы спросили обо всем, о чем хотели узнать?

— Да, пожалуй, — сказала я, рассматривая существо в теле Фриды. Пока мы разговаривали, оно не двигалось, разве что шевелило губами и изредка моргало. — Вот только… Почему вы решили встретиться с нами?

— Любопытство, — коротко ответило оно. Затем подняло руку и указало на дом. — Возвращайтесь быстрой дорогой. Дверь открыта. Не бойтесь, то, что сделал братец Ларс, в другом месте.

Евгений подошел к крыльцу и заглянул внутрь. Пожал плечами, сообщил, что там ничего не изменилось и вопросительно посмотрел на меня. Я шагнула было за ним, но замешкалась. Нельзя бросать Фриду, в каком бы состоянии она не находилась.

— Вы получили достаточную плату за свои услуги, отпустите девочку. Она должна вернуться домой.

— Мы не берем плату. Мы меняем одно на другое. Девочку отдали нам, мы о ней позаботимся. Чужакам она не нужна.

— Это не так! У нее есть семья, мать и сестра. Вы не вправе ее забирать — она не игрушка, а живой человек!

Сколь бы безумной Фрида ни была, она умела любить, пусть и по-своему. Достаточно было видеть, как она улыбалась Ханне, чтобы понять это. Даже если госпожа Йессен согласилась принести в жертву собственного ребенка, в чем я весьма сомневалась, не стоило лишать ее шанса искупить вину. Что же касается сестры… Как она будет жить, зная, какой ценой вернула здоровье?

Существо некоторое время стояло, склонив голову к плечу, и слушало мои мысли. Потом ответило, что согласно. Фрида вернется, но позже, не с нами. Я хотела бы поспорить, но не стала. Бесполезно. Вряд ли оно умеет лгать, а добиться своего силой у нас все одно не вышло бы.

— Идите. Дверь открыта, — повторило оно.

Евгений приблизился к Ларсу и молча взял его за руку. Тот послушно поднялся и побрел за своим провожатым, но взгляд его оставался все таким же бессмысленным.

— Вы уверены, что нам следует это делать? — спросил Евгений, когда мы взошли на крыльцо и остановились у порога.

— Думаю, лучше не спорить. Ларс что-то нарушил своей выходкой, возможно, это единственный безопасный путь сейчас. Я пойду первой, а вы не отпускайте его, пожалуйста. Хватит с нас смертей.

Я оглянулась. Нечто в теле Фриды все так же стояло и смотрело на нас, и в голове шевельнулась мысль, что надо бы поторопиться. Не моя, проникшая извне. Не медля более, я пересекла холл и зашла в комнату, которую пытался взорвать Ларс.

Изнутри она действительно напоминала чулан: узкая, полутемная, с единственным крохотным окошком под потолком. Загроможденная стеллажами, ящиками и коробками, пустыми либо заколоченными. Проверять, что внутри, не было ни времени, ни желания. Не понимая, что делать дальше, я прошла через всю комнату и возле дальнего угла, в проеме между залежами хлама, обнаружила маленькую дверцу.

Слегка потянула ручку — не заперто. Сквозь образовавшуюся щель ворвался сквозняк. Оглянувшись, чтобы убедиться, что мои спутники готовы, я решительно распахнула дверь. За ней виднелась все та же густая трава. Оно заставило нас пройти дом насквозь? Но зачем?

Никакой опасности впереди не ощущалось — обычная суета обитателей Той Стороны. Нагнувшись, чтобы не удариться о низкий проем, я выбралась наружу и осмотрелась. Дверь располагалась в неглубоком гроте, под аркой, сложенной из неотесанного камня, сплошь поросшей мхом и увитой колючими лианами.

Впереди виднелся просторный луг, за ним горы. Проход был проделан в крутом склоне холма. Отойдя немного, я узнала это место: высокий холм, гора и лес за широким полем. Здесь мы начинали подъем на Аскестен, в этом не было сомнений, вот только вместо полосы мертвой земли — сочная зелень, цветы и порхающие над ними бабочки.

— Мы ведь были здесь! — воскликнул Евгений. — Только сегодня все изменилось… Неужели Та Сторона так быстро восстанавливается?

— Существо сказало, будто то, что сделал Ларс, переместилось куда-то. Похоже, это поле вовсе не пострадало, а то, что мы видели… Я не хочу об этом думать теперь. Давайте лучше поедим, приведем мысли в порядок и поищем обратный путь.

Мы расположились на склоне, примерно там же, где отдыхали в прошлый раз. Ларса понадобилось снова тянуть за руку, чтобы усадить — если оставить его в покое, он просто замирал в том положении, каком был, и ни на что не реагировал.

— Я не голоден, хватит и воды, — сказал Евгений, когда я разложила свертки с провиантом.

— Знаю. Но вы потеряли очень много сил, хоть и не чувствуете этого. Прошу, поешьте, вам это необходимо.

Увы — большая часть еды стала совершенно неаппетитной. Хлеб зачерствел, ветчина испортилась, словно мы носили ее с собой несколько дней. Съедобными выглядели только сухой сыр, бисквиты и шоколад. Разделив все на три порции, я проследила, чтобы мой спутник съел все до крошки.

Ларса пришлось кормить с руки: он не обращал внимания на запах пищи и ронял то, что клали ему в ладонь. Боясь, что он подавится, я отдала ему обе порции шоколада — маленькие кусочки он недолго держал во рту, потом проглатывал, не жуя.

Смочив салфетку, я осторожно обтерла его лицо, стараясь не задеть пораженную глазницу. Кожа оказалась чистой — ни ран, ни припухлости, кость вокруг жуткого алого глаза наощупь была целой. На затылке, откуда выходил луч, пронзивший голову насквозь, не осталось никаких следов.

— Его бы в больницу, — пробормотал Евгений, глядя на Ларса с сочувствием.

— Физически он не сильно пострадал, разве что лишился зрения, но это вряд ли можно исправить, — отозвалась я, собирая остатки трапезы. — А душевные болезни в Сёлванде никто не лечит. Вывезти его не получится, если не найдем врача, готового приехать сюда — придется справляться самим.

При всех наших разногласиях мне было невыносимо видеть его таким. Ларс, деятельный, собранный, непоколебимо уверенный в себе, сидел напротив, глядя единственным глазом сквозь меня, и казался жалкой пародией на себя прежнего. Живой манекен, который самостоятельно не может даже ложку ко рту поднести.

— Полагаю, чем скорее он попадет домой, где получит надлежащий уход и покой, тем лучше для него, так что поспешим, — сказала я, помогая Ларсу встать на ноги. — Впереди спокойно, нужно воспользоваться этим.

Первый шаг на заросшее поле Евгений сделал с опаской, чуть помедлил, прислушиваясь к ощущениям, и только после повел за собой Ларса. Я следовала за ними, внимательно проверяя путь, но до самого леса нам встречались лишь бабочки, огромные, яркие, невероятно красивые, каких больше нигде не увидишь.

Почти дойдя до края, я вспомнила, что мираж, который мы наблюдали накануне, возник примерно здесь, и оглянулась. Я была уверена, что увижу нас, отдыхающих на склоне, но позади не оказалось ничего.

— И все-таки это были мы. Сегодняшние, — произнес Евгений, скользнув взглядом по моим волосам. Коса давно расплелась, и они свободно рассыпались по спине. — У меня вертится на уме какая-то догадка, но никак не выходит поймать ее за хвост…

— Вы можете обдумывать ее пока мы идем к реке, это поможет отвлечься от эмоций. Мы обязательно все обсудим, сидя на веранде с бокалом вина. Или за чашечкой кофе у камина. Главное, добраться без потерь.

— Нам многое предстоит обсудить. Надеюсь, в этот раз вы расскажете обо всем, ведь я теперь тоже вроде как местный.

— Воля ваша, только не уверена, что вы рады будете узнать… о некоторых вещах, — вздохнула я и спросила, заранее боясь услышать ответ: — Вы сегодня увидели достаточно странного и пугающего, теперь понимаете, куда попали?

— В сказку, — ответил он, обернулся через плечо и улыбнулся, сверкнув зубами. — Не пытайтесь меня напугать, Уна. Я вовсе не жалею о своем выборе.

8.1. Последние тихие дни

До реки добрались быстро: как я и предполагала, дорога оказалась легкой, Та Сторона оставалась спокойной, ничто не преградило нам путь. Искать больше было некого, потому шли напрямик, не задерживаясь. Даже Евгений не давал воли своей любознательности и не отвлекался на местные диковинки. Все его внимание было сосредоточено на Ларсе, которого он так и вел за собой до реки.

Еще не начало смеркаться, когда вернулись к лодке — она ждала на берегу, в том месте, где мы ее оставили, и вокруг было так тихо, что не верилось, будто все наши злоключения произошли наяву. Евгений сел на весла. Греб он споро, так что, хоть к ужину и опоздали, мы успели аккурат к вечернему чаепитию. Все, кто был в гостинице, вышли навстречу.

— Уна, милая! Наконец-то вы вернулись, я чуть с ума не сошла! — воскликнула Ханна, бросаясь меня обнимать. — Четверо суток, подумать только! Мы уже не знали, куда бежать… Ларс? Дорогой, что с вами?

— Несчастный случай, — уклончиво ответила я. — Ему нужен покой. Евгений, вас не затруднит отвести Ларса в номер? Я пришлю горничную позаботиться о нем.

Евгений ответил, что лично уложит больного в постель и побудет с ним до прихода врача. Ханна окинула его сочувствующим взглядом и возразила, что ему самому не помешал бы отдых, но тот и слушать не стал.

Я отправила Фредерика за врачом и сиделкой, и перед уходом он сообщил, что на имя каждого из нас пришла корреспонденция, которую он оставил в моем кабинете. Решив, что это далеко не самое важное дело сейчас, я велела подать нам ужин и отправилась приводить себя в порядок.

Вильхельм Крогг, старейший врач маленькой местной клиники, прибыл незамедлительно, вместе с Фредериком и сиделкой. Пациент не мог сам рассказать о случившемся, потому мне пришлось взять на себя обязанности его временного опекуна.

Полный, грузный пожилой доктор медленно поднялся на второй этаж, мельком взглянул на Ларса, лежавшего на кровати без движения, промокнул широкий лоб, который казался еще больше из-за залысины, и неторопливо начал разбирать свой саквояж.

Наблюдая, как его толстые короткие пальцы с неожиданной ловкостью перебирают хитрые медицинские инструменты, я описала тот несчастный случай и, как сумела, ответила на его вопросы. На то, как он осматривает пациента, я смотреть не стала, дожидалась в гостиной. Закончив, врач перепоручил несчастного сиделке, а сам расположился в кресле у камина.

— Вряд ли медицина способна помочь в данном случае, — раскурив трубку, заявил господин Крогг. — Как вам известно, я повидал немало увечий и травм, полученных на Той Стороне, и могу судить объективно, полагаясь на достаточный опыт.

— Скажите хотя бы, что с ним. Он придет в себя?

— Зависит от устойчивости его рассудка. Сейчас он пребывает в глубоком ступоре, вывести из которого, к сожалению, невозможно. Все, что сегодня требуется нашему пациенту — покой и постоянный уход. Я готов принять его у себя в клинике, если вы не сумеете обеспечить всем необходимым…

— Я бы хотела, чтобы он остался здесь. Думаю, в привычной обстановке ему будет лучше, нежели в больничной палате.

— Как пожелаете. Я оставлю Эву сиделкой, а после ее сменит другая сестра милосердия, вряд ли ваши горничные смогут… эмм… проделать необходимые манипуляции. Но вы, надеюсь, понимаете, что господин Ларс не простой посетитель, и кому-то следует известить его ведомство о случившемся?

Когда я заявила, что возьмусь и за это, он удовлетворенно кивнул и продолжил. Сказал, что причиной состояния ревизора могла быть внутренняя травма мозга, потому что внешних повреждений он не нашел. Тогда его будут лечить от контузии, если выживет, конечно. Или он впал в оцепенение от психического потрясения, увидев нечто, чего его разум не смог выдержать.

— Травматический невроз, такое случается у солдат, побывавших в бою, или у жертв катастроф, — пояснил господин Крогг. — В этом случае его придется перевозить в лечебницу для душевнобольных, в Сёлванде нет возможности для лечения расстройств психики.

— Это исключено. Ларс не покинет город, тем более в таком состоянии.

— Он может быть опасен для себя и окружающих, Уна, — со вздохом произнес он. — Вы не должны рисковать собой из чувства вины.

— Благодарю за заботу, но дело вовсе не в этом. Я действительно волнуюсь и хочу ему помочь. Тем более что… — я прикусила язык. Братец Ларс. О том, что у нас гораздо больше общего, чем казалось на первый взгляд, не стоило говорить даже врачу. — Лучше скажите, не потерял ли он зрение. Он вроде бы смотрит куда-то, но ни на что не реагирует.

Господин Крогг обнадежил меня, сказав, что уцелевший глаз наверняка здоров. Со вторым пока неясно, но Ларс точно не ослеп.

— Как я и говорил, физически ваш друг почти не пострадал. Постельный режим и хорошее питание — пока это все, что ему нужно. Я буду навещать его, если что-то изменится — посылайте за мной немедля.

Он докурил, тщательно выбил трубку, поднялся, опираясь на спинку кресла, и направился к выходу. Присоединиться к нам за ужином отказался, сказав в свое оправдание, что время уже позднее, а его ждут дома. Я проводила господина Крогга и вернулась к столу.

— Не томите — что с нашим ревизором? — спросил Эмиль, едва я успела присесть. — Евгений любезно рассказал нам о произошедшем, но, сдается мне, о многом умолчал.

Никто не расходился: постояльцы пили вино, слуги выглядывали из коридора, с любопытством прислушиваясь к разговору. Я решила на этот раз не отчитывать их за нарушение приличий: вряд ли кто-то на их месте удержался бы.

— Господин Фогг, мы все волнуемся за нашего дорогого Ларса, но дайте же Уне хотя бы отдышаться! — возразила Ханна, с укором глядя на него бархатными глазами. — Милая, поешьте немного, вы так устали, бедняжка. Как вы только выдержали весь этот кошмар, я боюсь даже вообразить его!

Я благодарно улыбнулась ей и принялась за суп — есть хотелось невыносимо. Наскоро проглотив всю порцию, я пересказала слова врача, сперва пропустив предположение о возможном безумии Ларса. Но оба собеседника выражали столь искреннее сочувствие, что я решилась признаться и в этом: в конце концов, им тоже придется терпеть такое соседство. К счастью, они всецело поддержали мое решение.

— Неужели вы думали, что мы способны вышвырнуть Ларса за порог, да еще после того, как он пожертвовал собой ради спасения его превосходительства и девочки? — укоряла меня Ханна. — Я готова сделать для него все, что в моих силах, и уверена, что господин Фогг тоже не откажет в помощи.

— Разумеется! В свое время мне приходилось сталкиваться с солдатами, пострадавшими от этого недуга, думаю, я смогу быть полезен, — заявил Эмиль. — Ларс должен оставаться здесь, это не обсуждается.

Им явно хотелось продолжить беседу, но я чувствовала себя такой усталой, что еще немного — и задремала бы прямо за столом. Евгений тоже еле сдерживал зевоту. Горячий ужин и вино разморили его.

Извинившись, я простилась со всеми до завтрашнего утра и поднялась, пожелав доброй ночи. Евгений вызвался меня проводить, я смутилась и хотела отказаться — был не самый удачный момент для того, чтобы намекать на наши отношения. Но вспомнила о письмах, которые Фредерик отнес в мой кабинет.

— Не представляю, кто мне мог написать, — рассуждал Евгений, пока мы шли ко мне. — Конечно, у меня в столице были знакомые, даже приятели, но ведь я даже адреса никому не оставил…

“А как насчет приятельниц? — подумала я, ощутив внезапный укол ревности. — Наверняка у него были подружки, на аскета не похож. Почему бы одной из них вдруг по нему не заскучать?”

Но опасения оказались напрасны. На письмах и телеграммах отправителем значился Третий особый отдел Департамента государственной полиции — тот самый, где Ларс состоял на службе, а сам Евгений подрядился внештатным фотографом.

— У вас есть телеграф? — спросил он удивленно, вертя в руках листок.

— Нет, но телеграммы из Нодеборга доставляют гораздо быстрее, чем почту из столицы. Могу я полюбопытствовать, что в ней? Если это не государственная тайна, конечно.

Евгений пробежал глазами несколько строчек. Лицо его приняло совершенно растерянное выражение.

— Мне, кажется, присвоили звание, или взяли в штат, я не особенно в этом разбираюсь. И просят срочно доложить обстановку. Видимо, потому что Ларс в назначенный день не вышел на связь, — он посмотрел на меня вопросительно. — Это что же, я теперь агент полиции? Ерунда какая-то получается!

— У вас есть какие-то предубеждения в отношении полицейской службы? — усмехнулась я и поспешно добавила: — В любом случае, вам нужно немедленно ехать в Нодеборг и телеграфировать в ответ! А пока прочтите письма, наверняка в них все подробно объясняется.

Вместо того чтобы распечатать конверт, он бросил телеграмму обратно на стол и развернулся ко мне. Мы стояли совсем рядом, и теперь оказались лицом к лицу. Он смотрел на меня, чуть прищурившись, и я не выдержала, опустила ресницы.

— Подождет, — произнес он вкрадчиво. — Вы обещали мне разговор, Уна.

— Он будет долгим, а я устала, — его близость волновала, смущала и путала мысли, но мне вовсе не хотелось отдалиться. — Завтра в нашем распоряжении будет весь вечер. Разумеется, после вашего возвращения из Нодеборга.

— Я не собираюсь утомлять вас. Собственно, поговорить я хотел только об одном, но… — он коснулся моего подбородка, провел кончиками пальцев по щеке, обрисовал контур губ, заставив непроизвольно их приоткрыть. — Вы правы. Сейчас это лишнее.

Подняв глаза, я увидела его лицо совсем рядом, и в следующее мгновение он поцеловал меня. Томительно медленно, нежно, словно дразня. Запустил пальцы в волосы на затылке, перебирая пряди, и я подалась навстречу, отвечая на поцелуй беззастенчиво и жадно, не сдерживая себя больше.

Мы прошли долгий и трудный путь, а впереди ждали разочарования, потери, тяжелый груз долга и ответственности. Но это время, лишь несколько часов до рассвета, пусть будет только для нас. Пока мы еще важны друг для друга. Пока еще есть надежда на счастье и любовь, что не угаснет до конца наших дней.

8.2

Как странно и непривычно было проснуться в его объятьях. Ощутить щекой дыхание, равномерное и спокойное. Открыв глаза, увидеть его лицо близко-близко: длинные ресницы, чуть дрогнувшие во сне, легкую улыбку на губах, едва заметную щетину, проступившую на скулах и подбородке.

Я не жила затворницей, всякое бывало, но никогда еще никто не засыпал в моей кровати, под одним одеялом, прижимая меня к себе. Пытаясь понять, как так вышло, что этому мужчине удалось с легкостью войти в мой дом и в мою жизнь, я вдруг осознала, что раздета, волосы наверняка растрепались, а лицо сонное, помятое — в таком виде нельзя показываться никому.

Хотелось остаться в его объятьях еще немного, рассматривать его спящего и вдыхать запах теплой гладкой кожи, уткнувшись носом в плечо, но я осторожно попыталась выскользнуть из-под руки. Евгений немедленно открыл глаза, улыбнулся и притянул меня ближе.

— Еще совсем рано, — промурлыкал он, целуя меня в висок. — Давай сегодня пропустим завтрак. Думаю, нам простят.

— У нас кроме завтрака уйма дел, — напомнила я с неохотой. — Тебе нужно ехать на телеграф, не забыл?

Приподнявшись, он склонился надо мной, прижав к кровати. Заставляя мысли о делах разом улетучитьсяиз головы.

— Тебя не было четверо суток, и мир не рухнул. Продержится еще пару часов. — Он потянулся было, чтобы поцеловать меня, но вдруг отпрянул и посмотрел серьезно. — Или ты боишься, что кто-то заметит, как я отсюда выхожу? Что я тебя скомпрометирую?

— Полно тебе, это последнее, что меня заботит. Просто… — я невольно прикусила губу. — Вероятно, мы будем жить долго, гораздо дольше, чем во внешнем мире. У нас впереди очень много времени… на все.

— Уна, мне не хватит вечности, чтобы на тебя насмотреться, — сказал он, склоняясь и проводя губами по моей шее. — И все равно я не хочу уходить прямо сейчас.

Конечно, я сдалась. Стена из сдержанности, приличий и чувства долга, которую я много лет выстраивала вокруг себя, рухнула еще вчера, в один миг, стоило Евгению меня поцеловать. К завтраку мы безнадежно опоздали.

Наверняка обитатели гостиницы о чем-то догадались, но вида никто не подал — осведомились о моем самочувствии и выразили надежду встретиться вечером, посидеть у камина и вдосталь наговориться обо всем. Разве что Фредерик, проходя мимо, бросил в сторону Евгения подозрительный взгляд, но выражать свое недовольство иным образом не решился.

Мы расположились на веранде, намереваясь выпить кофе и разобрать, наконец, корреспонденцию. Ханна и Эмиль деликатно удалились, чтобы нам не мешать. Увы, от матери вестей не было, зато я получила денежный перевод, положенный горожанам, участвующим в борьбе с “нежелательными явлениями”, пару коммерческих предложений и срочное письмо от Департамента полиции.

Вкратце суть его была той же, что и в адресованном Евгению: что происходит в Сёлванде? Где находится его превосходительство губернатор округа Нодеборг, прибывший в город инкогнито? И почему агент не выходит на связь?

— Ларс задержал отчет, — сказал Евгений. Его письмо все же было подробнее. — Не доложил о приезде господина Йессена и не ответил на телеграмму. Мне велено отправить подробный доклад. Что же делать, Уна? Скрыть произошедшее не выйдет — неизвестно, сколько времени Ларс будет не в себе.

— Не нужно ничего скрывать, хуже будет, — отозвалась я, украдкой радуясь, что о ситуации с Той Стороной они узнают от Евгения, которому небезразлична судьба Сёлванда. — Сегодня можно ограничиться телеграммой, а до завтра составить отчет. Я попрошу господина Крогга приложить заключение о болезни Ларса. А потом… только ждать.

— Уверен, они этого так не оставят. Что теперь будет с городом? И с нами?

Покачав головой, я попросила его не думать пока об этом. Просто делать, что должно. Он тяжело вздохнул и обмакнул перо в чернильницу. Едва мы закончили, за мной прибыл экипаж.

— Госпожа Соммер, к вам человек от градоначальника! — доложила Бриджит. — Просит ехать в ратушу немедленно, говорит, вас вызывают для объяснений.

— Передай, что скоро буду.

Горничная поклонилась и скрылась за дверью, а мы с Евгением переглянулись. Наверняка в моем взгляде он уловил тревогу, нахмурился, накрыл мою ладонь своей:

— Хочешь, поедем вместе.

— Не выйдет, он вызвал только меня, — через силу улыбнувшись, я сжала его руку. — Лучше поезжай в Нодеборг, не медли! Только… если вдруг почувствуешь себя дурно, брось все и поворачивай назад. Кто знает, вдруг и ты тоже…

Боясь увидеть, как он отреагирует на такое предположение, я опустила ресницы.

— Заражен? Даже если и так — что с того, я не боюсь, в отличие от Ларса. Напротив, это бы сблизило меня с тобой, и я был бы рад.

— Мы и без того уже сблизились, — шепнула я едва слышно. — Гораздо сильнее, чем я могла себе позволить. Но сейчас не время это обсуждать. Нам обоим пора. Возвращайся скорее, я буду ждать.

Наскоро переодевшись в наряд, подходящий случаю, я спустилась в холл и сообщила, что готова. Провожаемая взволнованными взглядами, села в коляску, и кучер хлестнул лошадей — наверняка получил приказ доставить меня немедленно.

Экипаж грохотал по мостовой, распугивая прохожих, и казалось, изо всех окон смотрят нам вслед. Торопиться здесь было не принято, суетиться — неприлично для уважающего себя господина. Спешка означала, что произошло нечто из ряда вон выходящее даже для Сёлванда, привычного к странностям.

За короткое время, пока мы добирались до центральной площади, я пришла в совершеннейшее замешательство. Родившись и прожив всю жизнь в Сёлванде, нынешнего градоначальника, господина Оливера Гротта, я видела от силы пару раз. А после назначения на должность — всего единожды, в первый год, когда являлась к нему с отчетом о состоянии гостиницы. Тогда он выслушал меня, велел получить у секретаря распоряжения и инструкции и простился на долгие годы. До сего дня.

Господин Гротт слыл затворником. Он редко принимал кого-то лично, предпочитая получать доклады и передавать поручения через своих заместителей и секретаря. Никто не встречал его на променаде, не говоря уже о клубе, приемах и праздничных гуляниях. Лишь несколько приближенных и старых друзей навещали его и не рассказывали никому об этих визитах.

Убежденный холостяк, чудак и мизантроп — так про него говорили горожане, при этом непременно добавляя, что лучшего управителя не найти и без него еще неизвестно, что вокруг творилось бы. Местные жители легко прощали друг другу чудачества.

Но меня он все-таки принял лично. Робея, я зашла в кабинет, неожиданно темный, с наглухо зашторенными окнами. Пришлось ждать пару минут, пока зрение привыкнет, и все это время царила тишина. Лишь когда я взглянула туда, где за широким столом темного дерева возвышалась резная спинка кресла, похожего на трон, темный силуэт, сидевший на нем, произнес глухим голосом:

— Доброго дня, госпожа Соммер. Прошу вас, присаживайтесь.

— Ваше превосходительство, — пролепетала я, поклонившись, разыскала глазами стул для посетителей и расположилась напротив.

— Прошу простить за то, что вынужден принимать вас в темноте — меня снова одолела мигрень. Но если вам неловко — велю принести лампу.

— О нет, не стоит. Я не могу себе позволить причинять вам неудобство. И надеюсь, мой визит не сильно вас утомит.

Со стороны стола раздался короткий сухой смешок.

— Довольно любезностей. Перейдем к делу. Думаю, вы понимаете, зачем я вас вызвал?

— Полагаю, Третий отдел и вам направил телеграмму. Наверняка вас в первую очередь интересует, что случилось с его превосходительством губернатором Нодеборга? С прискорбием вынуждена сообщить, что он мертв. Тому есть трое… двое свидетелей в настоящий момент.

Коротко, но стараясь не упустить основных деталей, я рассказала о нашей экспедиции на Ту Сторону, начиная с исчезновения господина Йессена и Фриды из гостиницы и заканчивая встречей с сущностью, поселившейся в теле девочки. Тот разговор я пересказывать не стала, так и не решив, стоит ли о нем вообще кому-то знать.

— Все ясно. В его гибели я никого из вас не виню, и вряд ли у полиции возникнут к вам вопросы. Даже если пришлют особо дотошного агента, желающего выслужиться на этом деле — первый же визит за реку охладит его пыл, — он снова усмехнулся. — Сотрудник Третьего отдела будет отчитываться за свои действия сам, если, конечно, обретет способность говорить.

— Вы уже осведомлены о его состоянии?

— Наш уважаемый доктор передал результаты осмотра, — мне показалось, что в голосе градоначальника мелькнуло пренебрежение. — Повторюсь — заботы Третьего отдела меня не касаются, если вы желаете возиться с их агентом, право ваше. Но то, что вы оставили дочку господина Йессена за рекой… Эта оплошность может дорого обойтись.

— Ее телом управляла иная сущность. Мы вряд ли сумели бы вызволить Фриду, не причинив ей вреда, — проговорила я, с трудом сдерживая гнев. Где же вы были, когда ваш драгоценный губернатор навязался на мою голову, а потом сбежал, как глупый мальчишка? — На моем попечении были раненый и человек без малейшего опыта, который не выжил бы на Той Стороне самостоятельно. Я не имела права рисковать ими.

Братец Ларс. Тот, кто имеет больше права здесь находится, чем многие из горожан. Стиснув зубы, я молчала — рассказывать об этом до того, как он очнется, я не собиралась.

— Этот ваш постоялец, фотограф, — после небольшой паузы спросил градоначальник. — Вас с ним связывает что-то личное?

— Простите, но я бы не хотела отвечать на подобные вопросы, — вспыхнула я, радуясь, что здесь так темно. Этот странный господин меня раздражал, и я втайне надеялась, что головная боль, о которой он упомянул, вынудит поскорее закончить допрос.

— Это не допрос, Уна. Все, что нужно, я узнал, вы могли бы и вовсе не отвечать. И причина моего самочувствия кроется не в звуке вашего голоса, напротив, он весьма приятен. А то, что вы говорите вслух, намного пристойнее ваших мыслей.

На минуту я потеряла дар речи. В памяти всплыл разговор с лже-Фридой, то, как существо отвечало на незаданные вопросы. Я и сама иногда могла прочитать другого человека, как это было с Евгением, но на уровне чувств и эмоций, а вовсе не дословно…

— Не вы одна обладаете необычными умениями. Собственно, вам повезло — ваш дар можно сдерживать, и он не мешает жить. Я не лезу в чужой разум нарочно, но слышу мысленные рассуждения так, как если бы это говорили вслух. Независимо от моего желания, — он тяжело вздохнул и откинулся в кресле, почти слившись с ним в полумраке. — Вы все почти непрерывно произносите внутренние монологи. Как только самих не утомляет?

— Если вы узнали все, что хотели, могу я получить распоряжения и вернуться к своим делам, ваше превосходительство? — неизвестно почему, но он не вызывал ни малейшего сочувствия. — Или, если вам угодно, братец Оливер?

— Вы забываетесь, — одернул он меня, слегка повысив тон. — Распоряжения? Пока я и сам их жду. Вам следует знать, что в последнее время Сёлванд стал объектом разногласий и пристального внимания. То, что произошло, непременно послужит поводом для скандала. Разыщите девчонку, это в ваших же интересах.

— Обещаю, что сделаю все, что в моих силах. Могу я…

— Вы свободны, госпожа Соммер, — перебил он, не дослушав.

Откланявшись, я развернулась к выходу, но не удержалась от вопроса, который занимал меня с самого детства.

— Сколько нас… таких?

— Немного, — ответил он. — Другие умеют скрывать это лучше, чем вы. И, в отличие от меня, способны выйти из дома без риска услышать грязные тайны прохожих или заполучить приступ мигрени от неумолкаемого гомона. Ступайте, госпожа Соммер. И наведите порядок в душе.

8.3

Два дня прошли на удивление спокойно. Словно сговорившись, мы проводили время так, как если бы ничего не произошло, и жили по заведенному ранее порядку. Зарядили дожди, потому никто не уходил из гостиницы надолго, предпочитая игру в бридж, или прогулки в саду в моменты затишья, или неторопливые беседы у камина.

Со стороны казалось, будто все осталось по-прежнему, разве что Ларса за карточным столом заменил Евгений — как и предсказывала Ханна, он быстро разобрался в премудростях игры и стал неплохим партнером для меня. Конечно, до хитрой актрисы и опытного Эмиля ему было пока далеко, но нам даже удавалось выигрывать чаще, чем можно было надеяться.

Состояние Ларса не изменилось. Все принимали это как обычную болезнь: справлялись о его самочувствии и выражали надежду, что со дня на день он непременно поправится. Я запретила его навещать, и кроме сиделки в его комнату заходили лишь я, доктор и горничная, которая там убиралась — в такие моменты Ларса усаживали на балконе, подышать свежим воздухом.

Я приходила к нему дважды в день, отпускала сиделку пообедать и отдохнуть немного и подолгу всматривалась в его спокойное лицо. Глаза его иногда двигались, словно он наблюдал за чем-то, видимым лишь ему одному, и от этого порой становилось жутковато.

В одно из таких дежурств я рискнула прикоснуться к его сознанию. Зная, что Ларсу пришлось бы не по душе такое вмешательство, я сделала это осторожно, украдкой, чувствуя себя едва ли не преступницей. Здесь мои способности становились слабее и глуше, чем на Той Стороне, но их хватило, чтобы увидеть — сознание Ларса будто тонуло в плотном тумане. Он не утратил рассудка, воспоминаний и прочего, составлявшего его личность, просто впал в состояние полного безмыслия.

При этом он действительно наблюдал, пропуская увиденное сквозь себя без каких-либо рефлексий. Возможно, видел меня и догадывался, что я делала. От понимания этого стало стыдно, и я прекратила вглядываться в его разум. Ларс никак не отреагировал, продолжая безмятежно смотреть сквозь меня.

— Простите, что нарушила обещание. Больше этого не повторится, — сказала я. Вдруг он услышит и вспомнит потом, когда очнется. — Я очень за вас испугалась и не смогла не проверить… Но, кажется, с вами все в порядке.

Замолчав, я присмотрелась к нему внимательнее. Ни один мускул не дрогнул на лице. Положение тела оставалось неизменным, дыхание ровным и спокойным. Если такое состояние продлится еще несколько дней, наверняка понадобится массаж. Или хотя бы прогулки, ведь он сможет двигаться, если кто-то его поведет…

— Ларс, вы ведь меня слышите? Наверное, вам интересно, что происходит за дверями этой комнаты, так ведь? У нас все хорошо. Евгений написал в ваше ведомство подробный отчет, вам не стоит волноваться об этом. Его назначили на должность, так что вы теперь коллеги.

Чем дольше я говорила, тем сильнее чудилось, будто он слушает, просто не отвечает. И ему скучно от того, что он целыми днями один в этой комнате, не в силах справиться даже с интимными делами без посторонней помощи. Неважно, вспомнит ли Ларс, но я решила каждый день делиться новостями, чтобы ему не было так одиноко.

Я рассказала про неразбериху с Третьим отделом, передала слова врача о том, что с глазами все будет в порядке. Сообщила, что мы нашли Фриду — вдруг в тот момент Ларс ничего не осознавал. Выразила надежду, что он вскоре заменит меня за игрой, и передала пожелания скорейшего выздоровления от соседей, не забыв добавить, что все по нему ужасно соскучились.

Я все говорила и говорила, пока не услышала, как вошла сиделка, возвращаясь с обеда. Но об одной новости сообщить не решилась. Братец Ларс. То, чего он боялся больше всего, оказывается, давно случилось, а он и не заметил. И если получится, то пусть бы и дальше не замечал.

— Возвращайтесь скорее, Ларс, — шепнула я на прощание, почему-то смущаясь сестры милосердия.

Перед уходом я поделилась с нею опасениями, связанными с вынужденной неподвижностью ее пациента, и предложила водить его на прогулки по саду. Она пообещала справиться у врача, и на этом мы простились. Ларсу тоже пора было обедать: специальную еду для него (каши, пудинги, бульоны, муссы — то, чем нельзя подавиться) уже принесли в номер.

— Никаких изменений? — спросил Евгений, встречая меня по пути на веранду. Остальные расположились там чтобы покурить после обеда и почитать газеты.

— Все по-прежнему. Он будто грезит наяву, совершенно не замечает, что творится вокруг. Врач уверяет, с глазом будет все в порядке, скоро сойдет кровоподтек, а в остальном…

Я покачала головой. Все шло к тому, что разбираться придется Евгению: письмо в Третий отдел он отправил, но обстоятельного ответа пока не получил. Только телеграмму с приказом следить за происходящим в Сёлванде и срочно докладывать обо всем, что здесь случилось.

Приказ этот поначалу вызвал у моего друга оживление: он хотел было немедля сообщить о подслушанной в городе сплетне, как свинья одного из фермеров выбралась за изгородь и нанесла серьезный ущерб теплице с клубникой. Я с трудом убедила его, что Третий отдел не оценит шутки, особенно в такой ситуации, и Евгений моментально остыл к новой обязанности, приняв ее как докучную повинность.

— Я бы хотел его навестить. Мне почему-то кажется, что он хоть что-то осознает. Должно быть, ему одиноко.

— Не стоит. Возможно, ты прав, у меня ведь тоже возникает похожее чувство, но вдруг наши визиты утомляют и причинят вред вместо пользы, — увидев на его лице тень разочарования, я поспешно добавила: — Прошу, не злись. Ларса я навещаю, пусть я не самый близкий ему человек, но зато смогу почуять, если что-то пойдет не так. Подожди немного.

— Уна, пообещай, что скажешь, если с ним станет совсем плохо, — попросил Евгений, прежде чем открыть передо мной дверь на веранду. — Даже если это нельзя передавать его начальству.

— Я доверяю тебе и обязательно скажу. Думаю, Ларс будет рад узнать, что у него здесь появился друг, — с этими словами я невольно усмехнулась. — Должно быть, ему вообще было недосуг обзаводиться друзьями.

— Это сложно, если ты вечно в разъездах, — он взглянул на меня из-под ресниц. — В этом вы немного похожи.

Стараясь не подавать вида, будто его слова меня задели, я предложила наконец присоединиться к остальным. Пусть о нашей связи наверняка прознал весь Сёлванд, открыто ее показывать не следовало.

Расположившись за столиком и послав Лилианн за кофе, я рассказала о самочувствии Ларса. Однако Ханну интересовал вовсе не он.

— Я всем сердцем волнуюсь о нашем дорогом ревизоре, но он по крайней мере в надежных руках, — сказала она. — Гораздо сильнее я беспокоюсь о судьбе малышки Фриды. Как-то она там, в плену у потусторонних созданий? Жива ли еще? Ох, Уна, если бы я могла хоть чем-то помочь! Быть может, послать кого-то в город, узнать новости?

— Ханна, милая, но вы ведь вернулись незадолго до обеда! К тому же вы говорили, что хозяин ресторана обещал прислать Бо, если что-то станет известно.

Получив мой категорический отказ покидать гостиницу, господин Оливер Гротт снарядил экспедицию для поиска Фриды. Вчера утром трое опытных мужчин, не раз бывавших на Той Стороне с разными поручениями, отправились к купальням. Пока они не вернулись, но их и не ждали раньше сегодняшнего вечера. А если вспомнить временное искажение, в которое попали мы втроем, возвращение и вовсе откладывалось на неопределенный срок.

— Этот мальчишка такой шалопай, — отмахнулась Ханна. — Пошлют его, а он заиграется по дороге и забудет, куда шел… Нет, пожалуй, прогуляюсь сама перед ужином.

— Не советую, — возразил Эмиль, выпуская колечко дыма. — Безо всякого сомнения, вы украшение Империи и внушаете обожание всюду, где бы ни появились, но над Сёлвандом сгущаются тучи, — он взглянул на свинцово-серое небо над рекой и взмахнул рукой с зажатой между пальцами сигарой. — В метафорическом смысле, разумеется, как природное явление они отсюда и не уходят. Вам не следует выказывать столь явный интерес к делам его жителей.

— Отчего же? Мне они показались радушными и гостеприимными, — искренне удивилась Ханна. — К тому же я совершенно не разбираюсь во всей этой политике, это каждому ясно. А Фрида… она ведь не местная. Выходит, я просто обязана принять участие в ее судьбе, с какой стороны не посмотри! Что вы думаете по этому поводу, Уна?

Пусть неохотно, но пришлось согласиться с Эмилем. Ханна не видела всей ситуации, возможно, и не интересовалась ею, но события собирались в некую цепочку, которая неминуемо вела к громкой развязке.

Я вспоминала их одно за другим, на первый взгляд несвязанные, но постепенно сложившиеся в целую картину. Прибытие Ларса с ревизией и его бесконечные отчеты. Евгений, которого магия вытащила из другого мира. Газетные статьи об опасности и вредоносности “заражения”. Скандал с губернатором. Несчастный случай с Ларсом…

Внезапно я вспомнила подробности того случая и поняла, что совсем о них не задумывалась, отвлекаясь на последствия. Ларс, швыряющий динамит в охотничий домик. Мертвое поле. Преломление времени и пространства.

Неужели Ларс всегда брал с собой взрывчатку? Для самозащиты она не годилась. Выходит, он собирался уничтожить нечто на Той Стороне и воспользовался динамитом осознанно, по заранее продуманному плану. Я припомнила, как это было: он дождался нас снаружи, отпустил на безопасное расстояние и…

— Он хотел уничтожить проход, — шепнула я Евгению, воспользовавшись тем, что Эмиль и Ханна отвлеклись на спор.

— Какой проход? — переспросил он, ничего не поняв.

— Ларс. Когда пытался взорвать дом там, в купальнях.

Судя по взгляду Евгения, он все понял. И про поступок Ларса, и про необходимость молчать об этом. Слегка нахмурил брови, кивнул и тут же включился в беседу наших соседей, которая уже успела перейти на нечто околополитическое, вопреки заверениям Ханны в ее равнодушии ко всему подобному.

В конце концов спор разрешила природа: зарядил сильный дождь, прекратившийся лишь поздним вечером. К тому времени начинало смеркаться, на мостовых разлились лужи, и пыл Ханны сам собою поутих. Она согласилась дождаться сменную сиделку и узнать о новостях от нее.

Наконец, когда все хлопоты остались позади, мы с Евгением смогли остаться наедине. Почему-то я почувствовала себя неуютно в четырех стенах, захотелось выбраться из этого огромного дома, за последние дни требовавшего еще большей заботы, чем раньше. Мы выскользнули через заднее крыльцо, никем не замеченные, и решили прогуляться до обзорной беседки, которая так понравилась Евгению в его первый день в Сёлванде.

Из-за пасмурной погоды было темнее, чем должно в это время суток. Все вокруг отяжелело от влаги и притихло, чайные розы ярко белели в сумраке, их сладкий аромат смешивался с запахами мокрой земли и камня. Где-то чирикала одинокая птица, нарушая тишину безветренного заката.

Мы прогуливались по дорожкам мимо клумб, перебрасываясь редкими фразами о пустяках. Я не чувствовала ни малейшего желания говорить о чем-то серьезном, и Евгений догадывался об этом.

Затемно мы вернулись в гостиницу, где ждал камин, вино для нас с Ханной и бренди для мужчин, сигары, закуски, долгие разговоры. Сегодня господин Крогг выкроил пару часов, чтобы выпить рюмочку после визита к пациенту, а Лилианн вызвалась сыграть на пианино для гостя. Ханна пела, и у нас вышел дивный вечер.

На следующий день все закончилось. Утром доставили корреспонденцию, а потом с Той Стороны возвратился поисковый отряд.

Часть III. Зона отчуждения

9.1. Агенты с особыми полномочиями

Письма от матери снова не привезли: наверняка ее закрутила светская жизнь или отвлекли очередные важные дела ее новых приятелей. Зато все мои постояльцы получили вести с большой земли. Как мы и ожидали, Евгению пришел пакет из Третьего отделения с целой кипой распоряжений, руководств и инструкций, на изучение которых он потратил едва ли не целый день.

— У меня скоро голова взорвется, — жаловался он за обедом. — Складывается впечатление, что каждый чин в этом их отделении счел себя обязанным написать мне хоть что-нибудь. Целый кодекс, регламентирующий мое поведение. Не удивлюсь, если на последних страницах найдется подробное руководство, как агенту надлежит завязывать шнурки!

— А что вы хотели, мой друг, на то они и чиновники, — коротко улыбнувшись, отозвался Эмиль. — Вы здесь расследуете чрезвычайное происшествие, на передовой, так сказать, они в управлении инструкции пишут. Им за это жалование платят, вот и стараются, отрабатывают свой хлеб.

Ханна рассмеялась, Евгений же кисло ухмыльнулся и пробурчал, что в гробу он видал всю эту бюрократию. На это Эмиль ничего не ответил, лишь головой покачал.

Он вообще стал задумчивым и хмурым после того, как привезли почту. Ханна тоже была не в духе, выглядела расстроенной и нервной и даже повысила голос на горничную, что-то напутавшую с ее туалетами. Такое актриса позволила себе впервые с того дня, как здесь поселилась.

— Уна, дорогая, мне сегодня передали тревожное послание, — неуверенно произнесла она, когда убрали со стола и подали десерт. — Судя по всему, эта информация конфиденциальна, но я не могу не поделиться со всеми вами.

Вздохнув, она достала сложенную в несколько раз записку и зачитала ее вслух, пропуская моменты, касающиеся ее лично. Это письмо передал ей кучер: отправитель, некий преданный и, судя по всему, высокопоставленный поклонник не доверил его почте. Обеспокоенный судьбой дамы своего сердца, он просил ее срочно покинуть Сёлванд, отбыть при первой же возможности.

— Умоляю вас, не теряйте ни дня, задержка может оказаться фатальной. Бросайте все и отправляйтесь в Лилле, там вас ждет мой человек, передавший письмо, — прочла Ханна дрогнувшим от волнения голосом. — Дальше подробности… Вот. Если вы не уедете, застрянете в этом жутком месте, и все мои связи… угу… я и без того рискую, отправляя вам это послание.

Из прочитанных ею отрывков становилось ясно, что, по сведениям тайного поклонника Ханны, дорога в Сёлванд в скором времени будет перекрыта. Вероятнее всего все, кто здесь находятся, окажутся взаперти. Неважно, местные они жители или приехали погостить.

— Знаете, а ведь примерно о том же мне написал мой старый приятель и компаньон, — заявил Эмиль, когда она закончила. — Конечно, не напрямик, но мы прекрасно понимаем друг друга с полуслова. Срочные дела якобы ждут моего присутствия, и выехать нужно незамедлительно. Вам не давали на этот счет никаких распоряжений? — осведомился он у Евгения.

— В той части бумаг, с которыми я успел ознакомиться, об изоляции не сказано ни слова. Но мне-то как раз велят оставаться здесь… — он вздохнул и рассеянно потер лоб, будто пытаясь разгладить хмурую складку. — Насколько я знаю чиновников, мне пришлют официальный документ, а его наверняка начальство еще не завизировало.

— Когда завизирует, поздно будет, — буркнул Эмиль. — Так что вы думаете по этому поводу?

Мы с Евгением переглянулись. Он никуда уезжать не собирался, по крайней мере, сейчас. Я надеялась, что он не передумает со временем и останется насовсем, как планировал. Господин Фогг чуть изогнул губы в ухмылке и перевел взгляд на Ханну.

— Я совершенно не желаю уезжать сейчас, когда здесь такое творится! — воскликнула она, нервно комкая записку. — До сих пор нет вестей о Фриде, и Ларс… Подумать только, неужели они все же решились закрыть город! Что тогда будет? Да и как можно, ведь жители Сёлванда — такие же граждане, как и все мы, а не каторжники какие-то. Уму не постижимо!

— Полно вам, милая, не стоит принимать это близко к сердцу. Мы здесь не очень-то любим путешествовать. Если бы власти закрыли выезд из города и ничего бы не сообщили об этом, горожане и не заметили бы! Но вы… Право же, вы в самом деле обязаны ехать, как ни горько мне об этом говорить, — сказала я, искренне сожалея о ее предстоящем отъезде. Но втягивать гостей в наши хлопоты было бы легкомысленно и, возможно, опасно.

— А что насчет вас, господин Фогг? — спросила Ханна, жалобно на него глядя. Казалось, вот-вот на ее прекрасных глазах выступят первые слезы.

— О моем затворничестве некому будет жалеть, и выбор для меня не столь очевиден. Но в данных обстоятельствах пугает не изоляция, она мне скорее желанна, а вся та суета и неразбериха, которые начнутся, едва введут чрезвычайные меры. — Он вздохнул и нервно побарабанил пальцами по столу. — К тому же, я в свои годы как-то отвык подчиняться нелепым распоряжениям особо рьяных чинов из полицейского ведомства. Но вас мне покидать крайне тяжело, пусть даже я и не принес бы ощутимой пользы.

— Не стоит беспокоиться, я помогу в меру своих сил, — пообещал Евгений, и я почти физически почувствовала, как он сдержался, чтобы не приобнять меня за талию. Ну и нравы, должно быть, в его родном мире! — Да и жители Сёлванда привыкли поддерживать друг друга.

— Ох, мой мальчик, как раз-таки за вас я беспокоюсь гораздо сильнее, чем за Уну и жителей Сёлванда вместе взятых! Если бы Ларс пришел в чувство, мне было бы легче.

— Я уверен, что справлюсь, — Евгений старался не показывать, что эти слова его задели, но голос его выдал. — И Ларс тоже.

— Не обижайтесь. Я привык говорить на прямоту с теми, к кому бываю расположен. Советую вам думать наперед и быть осторожным. Вы слишком расслаблены и простодушны, для Сёлванда оно и хорошо, но в Третьем отделе вы так далеко не продвинетесь.

— Ну зачем вы нагнетаете обстановку, старый ворчун! — вскинулась Ханна. — Евгений едва поступил на службу, а ему уже поручили массу важных дел. Уверена, он не упустит шанс и сделает блестящую карьеру.

Окончательно смущенный Евгений пробормотал, что все эти дела больше поручить было попросту некому, но Ханна лишь отмахнулась, а Эмиль взглянул на него с одобрительным прищуром.

— Неважно, добились ли вы места долгим упорным трудом или получили благодаря везению, но коли выпал случай — служите, вам доверие авансом оказали. Третий отдел — департамент особый, к тому же только набирает влияние. Сможете выслужиться — и ваше будущее обеспечено.

Чтобы отвлечь их наконец от нравоучений, которые вовсе не радовали моего друга, я тактично поинтересовалась, как скоро намечается отъезд. Эмиль благородно вызвался сопровождать Ханну, та замялась, не в силах решиться. Даже Евгений не вытерпел неопределенности и выразил опасения, что медлительность может сыграть с актрисой злую шутку, и что сам он на ее месте тронулся бы в путь сегодня же.

Ханна возмутилась и заявила, что не намерена бежать в панике, как крыса с тонущего корабля, а поедет, как и подобает цивилизованному человеку, отдохнув, спокойно собравшись и простившись со всеми знакомыми должным образом.

— Я планирую разослать сегодня приглашения всем, с кем завела знакомство, и завтра вечером устроить прощальный ужин. Думаю, вы успеете все подготовить, Уна? Ничего особенного, скромный вечер для узкого круга, без фраков, так сказать. Послезавтра отдохнем, закончим сборы в дорогу, а наутро…

— Не будьте ребенком! — перебил ее Эмиль, и я с облегчением поняла: он сумеет о ней позаботиться, что бы ни ждало их в дороге. — Эдак отъезд затянется на неделю, и тогда прощальный ужин не будет иметь никакого смысла. Я бы уехал сей же час, но вы должны как следует отдохнуть.

В конце концов, договорились на завтра, после обеда. Оставалось найти хоть какой-нибудь экипаж. С этим поручением я отправила Лилианн, которой доверяла больше остальных слуг.

Вышло так, что прощальный ужин прошел тихо, почти по-семейному. Кроме нас присутствовали доктор Вильхельм Крогг, его жена, один из заместителей градоначальника с супругой и старшей дочерью и владелец клубничной фермы — когда Ханна успела с ним познакомиться, я не представляла.

Компания подобралась приятная, засиделись допоздна. Дамы затеяли игру в фанты, музицировали и пели куплеты, мужчины забавляли нас анекдотами и всякими занимательными историями, иногда жутковатыми — в этом доме, выходящем окнами на Ту Сторону, легко было поверить во всякую мистику.

Когда давно уже перевалило за полночь, гости попрощались, обменялись с уезжавшими обещаниями непременно писать и отправились по домам. Последний вечер в гостинице закончился, мы разошлись, и постепенно все вокруг затихло. Лишь дождь уныло стучал по крыше, будто тоже решил проститься.

На другой день состоялся отъезд, незадолго после обеда, как и договаривались. Ханна все-таки не выдержала и немного всплакнула, обнимая меня на прощание. Я клятвенно пообещала написать сразу же, как найдут Фриду, и вообще сообщать все местные новости. Эмиль помог ей усесться в экипаж, и мои последние постояльцы отбыли из города.

Дом сразу стал непривычно тихим и пустым, и трудно было свыкнуться с тем, что они уехали навсегда, а не отправились на прогулку или отдыхать к себе в номер. Закончились ежедневные партии в бридж, никто не выйдет покурить на веранде, а ужинать нам предстоит вдвоем.

Для меня такие моменты были привычны — всю жизнь я кого-то провожала и встречала. Но Евгений впал в меланхолию и слонялся по гостиной или в саду, словно не зная, куда себя деть. На веранде он нашел трубку Эмиля, забытую в спешке, и окончательно приуныл.

— Такое чувство, будто господин Фогг сейчас вернется за ней, ругая самого себя за забывчивость, — проговорил он, вертя трубку в руках.

— Не печалься, так уж здесь принято, — отозвалась я, устраиваясь в ротанговом кресле, в котором так любила сиживать Ханна. — Они приезжают на время и уезжают навсегда. Клятвенно обещают не забывать, но редко кто присылает более одного письма.

— Неужели тебе от этого не грустно? Все так непостоянно — только привыкаешь к кому-то, и вдруг приходится расставаться.

— На то они и гости. В остальном же нет места более постоянного, чем Сёлванд, — я вовсе не желала об этом говорить, но нужно было, чтобы он понял. — Ты будешь жить долго, почти не меняясь. И люди вокруг тебя тоже. Если решишь остаться, конечно.

Он погладил меня по щеке костяшками пальцев, поймал локон и заправил его в прическу. Улыбнулся, показав свои чудесные ямочки.

— Я уже остался. К тому, что время здесь течет по-другому, еще не привык, но ведь это же здорово, когда столько лет впереди. Разве нет?

— Госпожа Соммер! — прервал нас громкий хрипловатый голосок. — Кликните госпожу Халль, мне велено ей передать, что с Той Стороны возвратились!

9.2

Вопреки опасениям Ханны, Бо прибежал со всех ног, чтобы сообщить важную новость. Остановившись напротив веранды, он пытался отдышаться, готовый сию минуту припустить обратно — не иначе, боялся проворонить что-то интересное. Мы с Евгением переглянулись и разом поднялись с мест.

— Девочку нашли? — спросил он с надеждой.

— Нет, якобы сами еле ноги унесли! — сделав круглые глаза, ответил Бо и добавил жалобно: — Позовите госпожу Халль, пожалуйста, она мне давала полкроны. Надо обязательно ей доложить!

— Госпожа Халль уехала, — сообщила я, присаживаясь обратно в кресло. — Можешь считать, что свои деньги ты заработал. Расскажи-ка мне все, что знаешь, и я добавлю еще.

Радость от ожидаемой награды мелькнула на его лице и пропала, уступив место сожалению. Очевидно, сорванец был тайком влюблен в актрису, как и многие мальчишки в городе, да и не только мальчишки. Почесав затылок, он скороговоркой доложил, что вся троица вернулась совсем недавно, и перед тем, как отправиться к градоначальнику, завернула в ресторан к его хозяину промочить горло.

— У Альберта Лунна рука на перевязи, то ли сломал, то ли ранили, а молодой Квист весь трясется, зубы о кружку с пивом стучат, — с видимым удовольствием тараторил Бо. — А господин Кнудсен молодцом, только злой как пес цепной. Что хозяин не спроси — отмахивается, заладил — дело дрянь да дело дрянь, нет бы хоть намекнул, что за дело-то.

— Про Фриду говорили что-нибудь? — спросил Евгений.

— Альберт сказал, дескать, сгинула без следа, и эти поиски с самого начала были дурной затеей. Да вы сами их спросите, только теперича они к его превосходительству пошли. А потом в кабаке засядут. Может, господина Кнудсена жена не пустит, а те двое точно.

Евгений порылся в кармане, нашел горсть монет и спустился с крыльца, чтобы отдать их мальчику. Тот замотал головой, не взял, даже руки за спиной спрятал, словно деньги могли вручить силой.

— Не надо, можно я лучше что-то попрошу?

— Ну попроси, — улыбнулся Евгений.

— Вы ведь карточки делаете? — уточнил Бо, и, получив подтверждение, приблизился к собеседнику и что-то ему прошептал.

— Ладно, договорились, — ответил Евгений, сдерживая смех. — Завтра после полудня приходи, будет готово.

Сверкнув счастливой улыбкой, Бо отвесил поклон, развернулся и бросился бежать во всю прыть, будто за ним кто-то гнался. Евгений с улыбкой посмотрел ему вслед.

— Ну и что же он у тебя попросил? — поинтересовалась я.

— Фотокарточку Ханны, — со смехом признался он. — Представляешь? Малец-то не промах!

— Полагаю, она была бы не против, даже с удовольствием снялась вместе с ним на память, — сказав это, я встала. — Надо идти, узнать, какие вести принесли с Той Стороны.

— Только не говори, что собираешься расспрашивать их в трактире! — воскликнул Евгений. Я взглянула с удивлением, и он пояснил: — Что-то мне подсказывает, что там не место порядочной девушке. К тому же они наверняка напьются. Не лучше ли мне сходить и во всем разобраться?

— Спасибо, но я не уверена, что они захотят с тобой это обсуждать. Местные не любят посвящать в свои секреты… — я замялась. — Меня они хорошо знают, больше шансов, что смогу кого-нибудь разговорить.

Он покачал головой и взглянул на меня с укором. Я понимала, ему неприятно, что его считают чужаком, но для того, чтобы стать своим, одного решения поселиться в Сёлванде недостаточно. Горожане будут присматриваться, судачить обо всех его поступках, оценивать, а то и нарочно провоцировать, проверяя на прочность. Много лет пройдет, прежде чем они свыкнутся, что он такой же житель Сёлванда, и то не ясно, начнут ли считать ровней.

Таковы реалии любого маленького обособленного городка, где жизнь многих поколений каждого семейства проходит у всех на виду. А если учесть, куда именно Евгений поступил на службу…

— Я для них чужой и прекрасно понимаю это, — произнес он мягко. — Но раз мне предстоит прожить здесь до конца своих дней, нужно ведь когда-то начинать приучать всех к этому. И потом, я же по долгу службы обязан узнавать обо всех происшествиях, не забыла?

Прежде чем я успела возразить, он приблизился, на миг привлек меня к себе и поцеловал в висок. Пообещал не задерживаться надолго, надел шляпу и отбыл, попросив отложить разговор на вечер.

Я не стала возражать. В конце концов, он прав — это его жизнь, и налаживать отношения с новыми соседями придется самостоятельно. Пора бы перестать его опекать, пусть мне иногда хотелось это делать.

Оставшись одна, я решила заняться счетами и вообще делами гостиницы, которые забросила едва не на неделю. Но прежде, чем я вернулась в дом, на веранду вышла Лилианн. Выглядела она взволнованной, но смущалась, будто не знала, как начать разговор.

— Если у вас ко мне какое-то дело, не бойтесь, говорите прямо, — сказала я.

Она кивнула и, пряча глаза, поведала, что до слуг дошли слухи о предстоящей изоляции Сёлванда. Выходило, наша гостиница остается без постояльцев, а они — без работы. Со вчерашнего вечера в их комнатах не смолкали разговоры об этом.

— Вы правы, такой вопрос стоит обсудить немедленно, — согласилась я. — Пусть все соберутся в холле, прямо сейчас, чтобы каждый лично мог меня услышать.

Они собрались через несколько минут и встретили меня напряженным молчанием. Все, кто много лет проработал здесь, кроме тех горничной и официантки, которые сегодня были выходные. Они стояли и ждали, глядя на меня с надеждой.

— Лилианн рассказала о ваших опасениях. Боюсь, что слухи не врут, и скоро в Сёлванд перестанут пускать приезжих, — начала я. В ответ донеслись вздохи и перешептывания. — Но я не собираюсь никому отказывать от места и буду платить жалование как обычно. Разве что чаевые получать будет не от кого, но, надеюсь, это не слишком сильно ударит по вашим карманам.

— А что потом? — спросила Аманда. — Если не будет посетителей, вам не понадобится так много слуг.

— Возможно. Но останется огромный дом, за которым все еще нужно будет присматривать. Работа для всех найдется, а я могу себе позволить содержать весь штат прислуги. По крайней мере, ближайшие пару лет. — Я обвела их взглядом, стараясь передать свою уверенность. — Я не выставлю вас за порог. Что бы ни случилось, буду держаться до последнего. Но если кто-то хочет уйти, я пойму.

— Я проработала здесь большую часть жизни и хотела бы работать до старости, — заявила Лилианн.

Я ответила благодарным взглядом — уж ее-то приняли бы с распростертыми объятьями в любом заведении, хоть в Сёлванде, хоть за его пределами.

— Помню времена, когда за рекой только начинало твориться что-то странное. Тогда вокруг поднялась такая паника, какую сложно вообразить. Многие сбежали, а госпожа Соммер сказала, что пока этот дом не рухнет, она не оставит дело. Мы выстояли тогда, справимся и сейчас, — сказал Фредерик.

Обычно он был скуп на слова и не бросал их на ветер. Такая длинная речь означала, что он и впрямь готов приложить все усилия, чтобы помочь мне сохранить дело его любимой хозяйки.

— Надо думать, кухни этот сыр-бор не касается? — усмехнулся в усы повар. — Обедать-то надо не только гостям, но и хозяевам.

— Я постараюсь, чтобы он никого не коснулся, — пообещала я. Возможно, опрометчиво, но они были для меня почти семьей, и заставлять кого-то срываться с привычного места казалось неправильным.

Ничего, как-нибудь протянем. Долгое время я тратила совсем немного и сумела накопить достаточно средств, не считая счетов и ценных бумаг, что остались с лучших времен. Даже если мама жила на широкую ногу и не экономила, все равно должно хватить надолго.

Мама… Наверняка она разволнуется, узнав вести из Сёлванда, и разозлится, если я не сообщу о них немедленно. Надо бы отправить ей письмо, но пока писать было не о чем — не стоило зря огорчать ее, пересказывая чьи-то домыслы.

В результате нашего маленького собрания никто из слуг не выразил желания покинуть меня. Напротив, то, что я оставляю их на ближайшее время, всех успокоило и обнадежило. Они разошлись, я же все-таки отправилась к себе и засела над бумагами.

Сосредоточиться никак не получалось — я постоянно ловила себя на том, что прислушиваюсь, не идет ли кто. Ждала Евгения с новостями. Но он вернулся нескоро, к тому времени я успела худо-бедно разобрать счета.

— Наконец-то! — не удержавшись, я вскочила со стула и шагнула навстречу, когда он возник в дверях. — Как все прошло? Удалось что-нибудь выяснить?

Если честно, больше всего меня волновало, как троица искателей приняла Евгения, но спросить напрямую значило показать, что я в нем сомневалась.

— Ничего утешительного. Та Сторона растревожена и очень опасна, даже для опытных следопытов. Подробностей я не выведал, но старший из ребят признался, что все было так, будто каждая тварь за рекой решила на них поохотиться. Что касается Фриды… — он покосился на меня, словно раздумывая, говорить или не стоит.

— Не тяни, умоляю! Я вовсе не хрупкая барышня, в обморок не упаду. Все равно когда-нибудь узнаю, уж лучше от тебя.

— Они нашли ее платье. Аккуратно висело на дереве, как если бы она его сама сняла и там оставила. Целое, понимаешь? То есть его не сорвали с нее, а расстегнули и осторожно сняли, даже оборки не помяв. Больше ни следа, как сквозь землю провалилась, раздевшись перед этим до белья. Не представляю, что писать вотчете, но я начинаю подозревать, будто существо, которое в нее вселилось, обмануло нас. Дочь губернатора сгинула вместе с отцом.

— Нет, вряд ли оно вообще умеет обманывать. Раз обещало вернуть Фриду, значит, вернет рано или поздно. Но в каком состоянии она тогда будет… — я вздохнула, ощутив навалившуюся усталость и жалость к несчастной девочке. Оставалось лишь надеяться, что она ничего не осознает и не страдает. — Пиши все, что сочтешь нужным — в Третьем отделении ждут доклада, ты должен телеграфировать завтра же. Их интересуют результаты поисков? Вот и сообщи о них, нам скрывать нечего.

— Именно так я и хотел поступить. А еще собирался завтра нанести визит градоначальнику Сёлванда и добиться личного приема. Ты ведь хорошо знаешь господина Оливера Гротта? Расскажешь, как завоевать его расположение?

Представив, как Евгений входит в кабинет господина Гротта и тот читает его мысли словно раскрытую книгу, я вспыхнула. Ну уж нет. Не позволю старому пройдохе проделывать такое с близким мне человеком!

— Не вздумай. Все, что тебя интересует, ты можешь узнать через его заместителя — не самый приятный в общении малый, но поверь мне, с ним гораздо проще договориться. Его превосходительства советую избегать и не встречаться с ним без исключительной необходимости.

— Уна, ты опять что-то недоговариваешь? — спросил он и взял меня за подбородок, заставив смотреть в глаза. — До сих пор мне не доверяешь?

От его прикосновений мысли путались, и я терялась, с трудом сохраняя лицо. Хотелось немедленно рассказать ему все, о чем пожелает услышать, неважно, свои ли секреты, чужие ли — только бы укор в серо-голубых глазах сменился улыбкой. Или тем особым выражением, с которым он порой смотрит на меня…

— Давай поговорим об этом после ужина, — уловив мое настроение, сказал он. — Ты наверняка устала, да и я немного притомился, пытаясь разговорить тех суровых господ в таверне.

Он погладил меня по щеке, кончиками пальцев зарылся в волосы, а я поймала его ладонь и накрыла своей, прижимая к лицу. А потом он поцеловал меня, и я подумала, что дела и вправду могут подождать, и что я успела соскучиться за какие-то несколько часов.

9.3

К вечеру небо над Той Стороной прояснилось, и тишина сменилась перекличкой и трелями множества птичьих голосов. Будто таинственные существа за рекой радовались, что чужаки ушли и наконец-то оставили их в покое. Начинался закат. В золотистом вечернем свете все казалось ярче и красивее. На том берегу распустились какие-то фиолетовые цветы, ветер доносил их горьковатый пряный запах.

Мы сидели на старой кованой скамье возле берега и смотрели на реку. От созерцания вечернего пейзажа в душе невольно разливалось спокойствие и умиротворение, заставляя позабыть обо всех хлопотах, которые занимали нас целый день.

— И все же почему ты велела избегать встреч с градоначальником Сёлванда? — одной лишь фразой Евгений умудрился развеять созерцательное настроение без следа. — Прости, но я прямо-таки сгораю от любопытства и не успокоюсь, пока не расскажешь об этом человеке.

— Догадываюсь, — вздохнула я. Ну что с ним поделаешь! — Видишь ли, господин Гротт тоже… изменился под влиянием Той Стороны. Я не знаю наверняка, на что он способен, достаточно того, что он слышит мысли собеседника так ясно, как если бы тот выкрикивал их во весь голос. Вот и решай, стоит ли встречаться с таким господином.

Он взял мою руку и положил к себе на колено, переплетая свои пальцы с моими, исследуя линии на ладони. Я искоса взглянула на его лицо — он все так же безмятежно смотрел, как солнце готовится опуститься за реку. Длинные ресницы отбрасывали тень на щеку, губы изогнулись в полуулыбке.

— Мне нечего скрывать, — отозвался он беспечно. — Третье отделение пока не доверило мне ни единой государственной тайны, а личные дела…

Евгений осекся и вдруг посерьезнел. Посмотрел на меня пристально, кивнул каким-то своим мыслям. Снова взял мою руку, коснулся губами ладони и отпустил.

— Я представлял себе это совершенно иначе, но… Не желаю, чтобы о наших отношениях сплетничали как о чем-то неприличном. И пробираться в твою комнату украдкой порядком надоело. Конечно, я не самая удачная партия, но…

— Не стоит говорить то, о чем можешь потом пожалеть, — перебила я, чувствуя, как сердце едва не выскочило из груди от волнения. — Это крайне легкомысленно с твоей стороны, ведь мы знакомы без году неделя. К тому же, сейчас для тебя все ново и интересно, но со временем особенности некоторых жителей города начнут причинять определенное неудобство. Каково знать, что я в любой момент способна забраться в твои мысли, да еще повлиять на них?

— От тебя мне точно скрывать нечего! — рассмеялся он. — Чем дольше я тобой любуюсь, тем сильнее влюбляюсь. Еще немного — и я просто не смогу прожить без тебя ни дня, так почему бы не подстраховаться прямо сейчас?

— Ты способен хоть к чему-то относиться серьезно?

— Я абсолютно серьезен. Не хочу торопить события, мы ведь можем просто заключить помолвку. Я готов ждать, сколько потребуется, но… Мне важно понять, что я для тебя что-то значу. И называть своей невестой на законных основаниях, пусть все об этом узнают, — он встал со скамейки, поискав глазами, сорвал цветок с клумбы с бархатцами и опустился передо мной на колено. — Уна Соммер, вы выйдете за меня?

Выглядел он несколько комично, и мне стоило большого труда не улыбнуться, глядя на это представление.

— Я подумаю, — ответила я строго, принимая цветок из его руки. — Не стоило пачкать брюки, встань, пожалуйста. Мне неловко.

— Нет в тебе ни капли романтики, — притворно проворчал он, усаживаясь на прежнее место. — Я буду задавать этот вопрос каждый день, пока не ответишь согласием.

— Или пока на клумбах вокруг гостиницы не кончатся цветы, — парировала я. — Кстати, в качестве приданого за мной убыточное предприятие. Ты хорошо подумал?

— Увы — мое жалование пока что не позволит нам жить в роскоши, но ни капли не сомневаюсь: вместе мы справимся.

— Вместе… — эхом повторила я, до сих пор слабо представляя, каково это, делить жизнь на двоих.

— Вместе, — сказал он уверенно и поцеловал меня в переносицу. — Если ты этого хочешь, конечно.

— Ох, Евгений… Я больше всего на свете хочу, чтобы ты был рядом, но…

— Никаких “но”, умоляю. “Но” вечно все портит. Давай просто проводим закат, а этот разговор продолжим как-нибудь потом, когда у тебя не останется возражений.

В действительности у меня их вовсе и не было, напротив, я начинала осознавать, что его поспешное и немного нелепое предложение — не шутка и не забава, все всерьез. Он и вправду собирается провести со мной рядом всю жизнь, понимая, что она будет долгой-долгой. И мы будем приходить сюда в ясные дни любоваться закатом снова и снова, и через год, и через десять лет, кто знает — может, и через сотню.

— Знаешь, я рада, что ты остался, — тихонько проговорила я, не отводя взгляда от огненно-золотой дорожки на воде. — Безо всяких “но”.

Остаток вечера мы не расставались, а утром снова проснулись вместе. Точнее, Евгений проснулся первым и попытался осторожно встать, чтобы меня не потревожить, но я поймала его за запястье и открыла глаза.

— Еще только рассвело, спи, — шепнул он и нежно провел ладонью по моим волосам. — Я отправлю телеграмму и вернусь.

— Почему так рано?

— Чтобы скорее закончить и больше времени побыть с тобой. Не провожай меня, отдыхай.

Он так ласково поцеловал меня на прощание и так уютно накрыл одеялом, что я не смогла себя заставить подняться. Решила немного понежиться в постели, но не заметила, как провалилась в сон. Неизвестно, сколько бы он продлился, если бы в дверь не постучали.

Я отозвалась сонным голосом, натянув одеяло до подбородка, и в спальню заглянула взволнованная Бриджит.

— Простите, госпожа Соммер, но господин Ларс… он вроде как очнулся! — выпалила она, глядя на меня круглыми от испуга глазами.

— С ним что-то не так? — спросила я и вскочила, не обращая внимание на выглянувшие из-под одеяла голые плечи — сейчас не до приличий. — Он… не в себе?

— Не знаю, сиделка велела позвать вас, послала за врачом и тут же выставила меня вон! — пожаловалась Бриджит. — Позвольте я помогу вам одеться, и пойдемте скорее — вдруг им нужна помощь.

Наскоро облачившись в домашнее платье, я поспешила на второй этаж, бегом преодолела последний пролет лестницы и без стука влетела в номер Ларса. Сиделка вышла навстречу из спальни, бросила неодобрительный взгляд за мою спину, где любопытная горничная пыталась заглянуть в комнату, и дверь захлопнулась.

— Где он? — воскликнула я, оглядывая пустую гостиную.

— В спальне. Я дала ему сильного успокоительного, так что он немного вялый, а в остальном… Впрочем, можете сами взглянуть, тем более он звал вас.

Ларс сидел на краю разобранной кровати, одетый в темно-серый стеганый халат, небрежно наброшенный поверх пижамы. Голова его была наискось перевязана бинтом, полностью закрывавшим поврежденный глаз. При виде меня он вскинулся, запахнул полы халата и виновато улыбнулся.

— Простите, что вынужден принимать вас в таком виде, — голос его звучал немного сипло, наверное, от того, что он долгое время провел в молчании. — Я был чересчур взволнован и позвал вас прежде, чем привел себя в порядок.

— Пустое, — отмахнулась я, пристально его разглядывая. — Я рада, что вы очнулись, и, кажется, ваш разум не пострадал. Как вы себя чувствуете? И почему наложили повязку? Болит? Слишком яркий свет?

Он мотнул головой, посмотрел на меня с отсутствующим выражением, потер заросшую щетиной щеку. Я заметила, что скулы его заострились — за время болезни Ларс похудел. Ничего. Теперь все будет хорошо. Я распоряжусь, чтобы в ближайшие дни готовили исключительно его любимые блюда, и больше никаких каш и муссов.

— Не будем обсуждать мое здоровье, это не самая приятная тема. К тому же я чувствую себя неплохо, учитывая, как долго был без сознания… Кстати, сколько времени я отсутствовал?

— Чуть больше недели. Не волнуйтесь, Евгений отвечал на письма вашего начальства. По этому поводу его приняли в штат, — на это Ларс кивнул, как мне показалось, с некоторым облегчением. — А господин Фогг и Ханна уехали, просили передать вам наилучшие пожелания, когда очнетесь.

— Благодарю. Полагаю, их поспешный отъезд вызван новостями о закрытии Сёлванда?

— Да, но официально никто их не подтвердил. Но откуда вы знаете? — в голову закралась безумная мысль, что все это время Ларс за нами наблюдал, но он тут же ее опроверг.

— К этому давно шло, но у противников оказалась серьезная поддержка, — он сдержал зевоту. — Теперь, после гибели его превосходительства с дочерью, наверняка будет принято решение о введении особого режима.

— Вы устали, а я мучаю своими расспросами, — сказала я, поднимаясь. — Отдохните, еще успеем обо всем поговорить.

— Прошу вас, не уходите! — Ларс тронул меня за рукав. — Я слышал, как сестра послала за доктором, побудьте со мной до его прихода. Стыдно признаваться в таком, но… мне страшно, Уна.

Он смотрел на меня снизу вверх с выражением, которого я никогда еще не видела на лице этого холодного и сдержанного человека. Страх, смешанный с отчаянием. Наверняка он все понял, но еще надеялся, будто я скажу, что это можно вылечить.

— Вы ведь знаете, что со мной, не так ли?

— Если вас интересует, не подхватили ли вы так называемое заражение, то увы. Та Сторона изменила вас, и вряд ли это удастся исправить. Но я сама собиралась задать вам тот же вопрос. Что с вами, Ларс? Чего вы боитесь?

Вместо ответа он попросил рассказать, что произошло после того, как он швырнул в охотничий домик шашку динамита. Все-таки Ларс совершенно ничего не помнил.

— Не стоит опасаться за мои нервы, капли, что дала сиделка, почти лишили меня эмоций. Сейчас самый подходящий момент для дурных вестей.

Я рассказала все. И про взрыв, случившийся в ином пространстве и времени (на лице Ларса отразилась досада, когда он узнал, что дом уцелел). И про существо в теле Фриды, которую до сих про не нашли. И про причину, по которой он не мог уехать отсюда и не сможет скорее всего никогда. Ларс слушал, стиснув зубы, и не произнес ни слова, пока я не закончила.

— Мне очень жаль, правда. И все же — почему на вас повязка?

Усмехнувшись, он осторожно приподнял бинты, открыв левый глаз. Я едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть. Радужка почти утратила цвет, став бледно-серой, как подтаявший снег. На этом фоне красный, как кровь, зрачок казался особенно ярким.

— Значит, я видел в этой комнате следы ваших рук, — сказал Ларс, рассматривая меня так, словно видит впервые. — Вы светитесь, Уна. Это даже красиво.

9.4

На третий день после того, как очнулся, Ларс решил возвратиться к обыденному распорядку, несмотря на рекомендации доктора Крогга пока воздерживаться от любого рода напряжения. Врач и вовсе хотел забрать своего пациента в клинику для наблюдения, но тот, конечно же, наотрез отказался, и господин Крогг оставил при нем медсестру на ближайшие несколько дней, не желая слушать возражений.

Он спустился к завтраку, как всегда, подтянутый, гладко выбритый и застегнутый на все пуговицы. С виду он почти не изменился, разве что левый глаз закрывала черная повязка, а лицо все еще выглядело осунувшимся.

— Доброго утра, Ларс! Мы рады, что вы наконец-то вернулись, — приветствовал его Евгений, улыбаясь с искренней симпатией. Он все еще испытывал необъяснимое расположение к господину ревизору и сочувствовал ему. — Как ваше здоровье?

— Удовлетворительно, — отозвался тот кисло и уселся на привычное место. — Полагаю, нам с вами надлежит после завтрака заняться делами службы. В связи с ситуацией в городе работы предстоит немало.

Лилианн сразу же поставила перед ним столовые приборы и чашку кофе. Как он обычно предпочитал — двойную порцию без сахара. И через несколько минут подала его любимый завтрак: яйцо пашот, печеный картофель и бекон.

— К чему такая спешка? — удивился Евгений. — Я только вчера отправил письмо, в котором сообщил, что вы пришли в себя и находитесь под наблюдением нашего любезного господина Крогга. Он, кстати, приложил свое заключение. Вряд ли начальство ожидает, что вы вернетесь к работе раньше, чем через неделю.

— В самом деле, Ларс, не следует доводить себя до нервного истощения, — согласилась я, жестом веля официантке удалиться. — К тому же ваше состояние… Никому, кроме нас с Евгением, неизвестно о произошедшем. По моему мнению, сперва вам нужно разобраться самому.

— Первое, что я должен сделать — сообщить о факте заражения, — доливая в кофе сливки, сказал Ларс и нахмурился. — Я не собираюсь ничего скрывать и надеюсь на вашу честность, Уна. Тем более мы с вами теперь вроде как в одной лодке, не так ли?

— Я рассказала все, что вас касается, ничего не утаив, однако Та Сторона и для меня полна загадок. Скорее, это вы можете поведать мне нечто новое — вы ведь не один год изучаете подобные места. К тому же вы так и не объяснили, что происходит. — Я невольно уставилась на его повязку и тут же отвела взгляд. — Что вы такое видите, от чего решили отгородиться?

Он посмотрел на меня, прищурив единственный глаз, и улыбнулся недобро.

— Например, я отличаю тех, кого изменило заражение, от нормальных людей. И еще: Та Сторона населена множеством существ, неразличимых обычным зрением. Наблюдать за ними мне не доставляет ни малейшего удовольствия, знаете ли.

— Но если вы сообщите о таких способностях Третьему отделению, вам непременно поручат исследовать Ту Сторону, — осторожно проговорил Евгений, передавая масло. — Я не призываю вас это скрывать, но не лучше ли повременить немного? Дать себе время свыкнуться, что ли…

— А смысл? — меланхолично спросил Ларс, намазывая тост. — Ничего уже не исправить. Что касается времени… Не думаю, что к такому вообще можно привыкнуть. Вы даже не представляете, как это… странно. Не побоюсь признаться, пугающе. А самое неприятное, они будто понимают, что я их вижу, и смотрят в ответ.

Я вспомнила фото, сделанное Евгением незадолго после приезда. Ханна, я и Ларс на фоне реки, и призрачные существа, наблюдавшие за ним с того берега. Сейчас казалось, будто с того момента прошли не дни, а годы.

— Какие они? — спросил Евгений с плохо скрываемым любопытством. — И могут ли перебраться через реку, или вы видели их только на Той Стороне?

— Странные. Поврежденным глазом я вообще все вижу нечетко, как полупрозрачные силуэты разной плотности и оттенков. Например, вы, доктор Крогг и остальные — тусклые, серо-коричневые. А вот Уна светится и я сам — тоже. Думаю, и остальные заразившиеся… Кое-что я заметил на нашей стороне, прямо возле гостиницы. Поэтому ношу повязку. Я ответил на все интересующие вас вопросы?

Откинувшись на спинку стула, он отодвинул тарелку с завтраком, к которому едва притронулся, и попросил еще кофе. Я мысленно сделала заметку, что надо бы осведомиться у врача, не навредит ли такое количество возбуждающих напитков, но пока решила обойтись без замечаний.

— Похоже, я начинаю понимать, почему многие предпочитают верить в существование за рекой некоего могущественного разума. Гораздо легче поверить в чудо, нежели принять факт, что все происходит случайно, без причины и смысла, — задумчиво проговорил он, рассматривая сидевшего напротив Евгения. — Вот, например, вы были бы совершенно не против, если бы магическое воздействие вас коснулось. Более того, иногда мне кажется, что намеренно ищете этого.

— По крайней мере, это интересно! — отозвался Евгений. — Неужели вам совсем не интересно?

— Да полно вам! Вы не очень хорошо представляете, о чем говорите, а я насмотрелся достаточно. И знаете, что самое обидное? Мне довелось работать с господами, которые пренебрегали всеми правилами безопасности, лезли в самый эпицентр — и ничего! Месяцами блуждали по зараженной территории. Мы даже начали полагать, что изменения происходят лишь с теми, кто жил там изначально, и вдруг… Впрочем, я наверняка утомил вас своими жалобами. Прошу меня извинить, и давайте прекратим этот разговор — он не способствует аппетиту.

Пора было заканчивать завтрак. Я предложила Ларсу немного отдохнуть, пока Евгений подготовит все нужные бумаги, поднялась с места, не удержалась и положила руку ему на плечо.

— Не терзайтесь, все не так уж и плохо, вот увидите. И здесь люди живут. Некоторые даже счастливо.

— Спасибо, вы очень добры, — ответил он холодно. — Полагаю, мне предстоит познакомиться с жителями Сёлванда заново. Вы ведь далеко не все заражены? Есть шанс, что некая закономерность все-таки найдется.

От прогулки по саду Ларс отказался и предпочел вернуться к себе в номер, предупредив, что через пару часов подойдет в гостиную. Оставшись наедине, я попросила Евгения уговорить его не ходить сегодня в город, а если не получится — задержать якобы важными делами.

— Боюсь, для одного дня будет слишком много впечатлений, а доктор Крогг предупреждал, что болезнь скорее всего отразилась на его психике. К тому же я не уверена, что он физически готов, после столького времени, проведенного почти без движения.

— Не волнуйся, у Ларса большой запас прочности, — улыбнувшись, ответил Евгений. — Я не сомневаюсь, что он очень быстро восстановится. Тем более, здесь излечивались от по-настоящему тяжелых болезней. Но ты права, в городе ему пока лучше не появляться — кто знает, как к нему отнесутся на фоне последних новостей.

Мнение жителей Сёлванда явно заботило Ларса в последнюю очередь, но я не собиралась спорить и мешать Евгению считать коллегу лучше, чем он есть. Главное, что большую часть дня ревизор будет под присмотром — сиделку он выселил в соседний номер, согласившись встречаться с нею лишь для недолгого осмотра дважды в день.

— Ты злишься на него? — спросил Евгений перед тем, как отправиться к себе. — Он ведь всегда был сторонником изоляции Сёлванда и не скрывал этого.

— Дело не в нем. Вернее, не только в нем — теперь-то он будет демонстрировать вредоносное воздействие Той Стороны на личном примере. Просто слишком много неприятных случаев произошли друг за другом, и это стало последней каплей, — я пожала плечами. — Мы привыкли к тому, что жизнь в любой момент может круто измениться, особенно те, кому некуда больше идти. Ларс прав: нет здесь никакого тайного умысла, все решает случай. Остается лишь приспосабливаться. Ко всему привыкаешь, если пройдет достаточно времени.

— А если они найдут способ… Если магия исчезнет?

— Значит, исчезнем и мы, — заметив, как он изменился в лице, я улыбнулась. — Неужели ты и впрямь собрался жить вечно?

— Я так надолго не загадывал. Попробуем просто жить счастливо, столько, сколько получится.

Легонько коснувшись губами щеки, он с видимым сожалением оставил меня и пошел, наконец, в свой номер. До самого обеда они с Ларсом просидели над своими бумагами, оставив меня наедине с путаницей мыслей. Слишком сильно ускорились события за последние дни, казалось, бурный поток затянул нас всех, несет куда-то против воли, и сопротивляться бессмысленно.

— Братец Ларс, — пробормотала я, вслушиваясь в доносившиеся из гостиной голоса. — Что же мне прикажете теперь с вами делать?

А еще предложение, которое мне сделал Евгений… Следовало немедленно написать матери, я не могу заключить помолвку, хотя бы не известив ее! К тому же для нее эта новость гораздо важнее всего, что происходило в Сёлванде, а я до сих пор не отправила письмо. Мысленно поклявшись сделать это вечером, я поговорила с сиделкой о здоровье ее подопечного, отчитала Фредерика, который снова не протопил как следует жилое крыло, а там настало время обеда.

После которого случилось событие, заставившее меня напрочь забыть о письме. Загадочное существо с Аскестена сдержало обещание: Фрида вернулась.

Ее заметил Фредерик, подстригавший живую изгородь неподалеку от берега. В тот момент мы втроем сидели на веранде — Ларс понемногу начинал выбираться из дома, правда, повязку пока не снимал. Старый слуга был так взволнован, что позабыл о приличиях и грубо прервал нашу беседу.

— Госпожа Соммер! Там, за рекой, губернаторская дочка! — он осекся, перевел дыхание и оглядел моих собеседников, будто только заметил. — Простите, господа, но пойдемте быстрее, пока опять не сбежала. Я за лодкой.

Мы бросились к берегу, ни о чем не спрашивая, и увидели ее неподалеку. Фрида стояла в шаге от воды и удивленно озиралась. Выглядела она так, словно не понимала, где находится и как сюда попала. На девочке было старомодное белое платье, отделанное кружевом, явно с чужого плеча — подол волочился по траве. Голову ее украшал венок из бледно-желтых лилий.

Как ни старались, привлечь ее внимание мы не смогли. Фрида не реагировала на крики и не останавливала на нас взгляда. Я попыталась коснуться ее разума, но даже на расстоянии различила все ту же пустоту. Та Сторона оказалась не в силах вернуть ей то, чего не было изначально.

— Осторожно, она там не одна, — раздался за спиной голос Ларса. Обернувшись, я увидела, что он снял повязку. — Думаю, мне стоит пойти. А лучше вообще подманить девчонку, не высаживаясь на берег. Она не измененная, но те существа прямо-таки роятся вокруг нее.

Его лицо было неестественно бледным, рассматривая Фриду и луг за ней, он прикусил губу, словно от боли. Я прислушалась, но не ощутила угрозы.

— Я вам не позволю! Это не обсуждается. Я сама заберу ее.

Тем временем из-за поворота появился Фредерик. Мы не успели продолжить спор, как он причалил рядом с девочкой, но выходить на берег не стал. Фрида отпрянула было, но, видя, что старик сидит неподвижно, подошла к лодке и стала рассматривать ее.

Фредерик достал со дна тряпичную куклу с волосами из пакли и показал девочке. Та потянулась, пытаясь достать игрушку, не спуская с нее глаз оперлась на протянутую руку и забралась в лодку. Там она уселась и принялась монотонно укачивать куклу, не реагируя ни на что вокруг.

Оказавшись на нашем берегу, Фрида безо всякого сопротивления позволила увести себя от реки, послушно поднялась на крыльцо, но после уперлась и принялась скулить, ни в какую не желая покидать веранду. Пришедшая на помощь Аманда усадила девочку в кресло-качалку, укутала в плед и отправилась в город за врачом.

— Спасибо за помощь. И за смекалку, — сказала я Фредерику, прежде чем его отпустить. — Я бы не додумалась подманить ее. Но откуда у вас эта кукла?

Игрушка выглядела дешевой и довольно-таки потрепанной, но Фриде явно пришлась по душе.

— Внучки моей, когда была малышкой. Вспомнил, что у меня в сторожке валяется, — небрежно ответил слуга, но я догадалась, что вещь ему дорога. Никто не будет хранить такой хлам, если с ним не связаны воспоминания.

— У вас есть внучка? Я не знала.

— Они уехали с матерью, когда все началось. Так что юная госпожа может забрать куклу насовсем, хозяйке она давно без надобности.

Он развернулся и побрел прочь, не оборачиваясь. Пару минут я смотрела ему вслед, пытаясь вспомнить, приносили ли на его имя хотя бы одно письмо, но так и не смогла. То ли его дочери и внучки давно не было в живых, то ли они прекратили с ним всякое общение, покинув зараженную территорию.

“Но ведь мы не прокаженные и не проклятые. Пусть Та Сторона что-то изменила в некоторых из нас, но людьми мы быть не перестали, разве нет?” — я перевела взгляд на Ларса, устроившегося рядом с Фридой в любимом ротанговом кресле Ханны, но не смогла спросить об этом вслух.

Они сидели почти бок о бок, одинаково равнодушные и отрешенные, смотрели на луг за рекой и лес, плохо различимый за пеленой вновь зарядившего дождя. Ларс так и не надел повязку и сейчас видел нечто, недоступное остальным. Фрида же вряд ли наблюдала за чем-то конкретным. Скорее всего, просто уставилась в пространство, погрузившись в обычное спокойное безмыслие.

Появилась официантка, едва слышно ступая, накрыла стол для чая и удалилась. Евгений стоял чуть поодаль, молча наблюдая за нами. Поймав мой взгляд, он едва заметно кивнул в сторону Ларса, но я отрицательно качнула головой.

Не стоит ему мешать. Даже если в этом их Третьем отделе привыкли суетиться и подгонять события, Ларс теперь такой же пленник Той Стороны, как я и другие, а мы не торопимся. Уж чего-чего, а времени здесь хватает с избытком.

На веранду вышла сиделка, проведать своего подопечного. Оставив ее приглядывать за Фридой, я взяла Евгения под руку и предложила прогуляться по саду.

— Если у тебя ко мне приватный разговор, не лучше ли уединиться в твоем кабинете? — спросил он, ежась от стекавших по шее капель. — Я так и не научился находить удовольствие в прогулках под дождем.

— Потерпи, это ненадолго. Сейчас не самый подходящий момент, но, боюсь, если отложу на потом, снова что-нибудь случится и отвлечет меня. — Я остановилась, заглянула в его глаза, собралась с духом и сказала: — Я согласна.

— Что-что? — переспросил он растерянно.

— На помолвку. Думаю, это поможет тебе быстрее освоиться, к тому же…

Очнувшись от удивления, он накрыл мои губы своими, не дослушав. Впрочем, не настолько важным было то, о чем я говорила, чтобы прерывать ради этого поцелуй.

— Ты промокла насквозь, — сказал Евгений, не выпуская меня из объятий. — Давай вернемся домой.

10.1. Ханна Халль — Уне Соммер

Милая, чудесная моя Уна!

Не передать словами, как я была рада получить долгожданную весточку от вас! То, как долго доставляют наши письма, совершенно недопустимо, даже преступно, тем более что теперь это единственная связь Сёлванда с внешним миром.

Но не стану томить, перейду к самому важному. Фрида Йессен прибыла скоро, я следила за ней в пути через доверенных лиц и с уверенностью могу сказать, что все прошло хорошо. Девочку устроили со всем возможным комфортом, и дорогу она перенесла на удивление спокойно.

Сейчас она с матерью и сестрой (которая выздоравливает невероятно быстро, и врачи только руками разводят при виде подобного феномена), полностью оправилась от пережитых потрясений, выглядит счастливым и довольным ребенком. Я иногда навещаю их — очень милая и дружная семья, с честью выдерживающая все выпавшие на их долю несчастья.

Как хорошо, что наши связи и боязнь огласки со стороны властей позволили вернуть малышку домой! Безо всякого сомнения, благодаря вашей опеке она ни в чем не нуждалась и прекрасно себя чувствовала в Сёлванде, но видели бы вы радость в глазах матери, обнявшей своего ребенка после долгой разлуки!

Госпожа Йессен и впрямь не давала согласия на тот бесчеловечный поступок, что стоил жизни ее несчастному супругу. Якобы он возил малышку на воды. Теперь, конечно же, стало известно — губернатор ездил в Сёлванд, но я не стала уточнять, с какой именно целью: пусть вдова полагает, будто он хотел исцелить Фриду, а не принести в жертву.

Порою ложь бывает во благо, надеюсь, вы со мной согласитесь. По крайней мере, мы с господином Фоггом делаем все возможное, дабы не допустить появления ненужных слухов.

Вы справлялись о моем самочувствии, и я без ложной скромности сообщаю: вот уже много лет я не выглядела и не чувствовала себя так хорошо! Даже наш семейный врач сказал, что мой организм заметно омолодился, и не знай он правды, решил бы, будто мне едва перевалило за двадцать.

Мои приятельницы не могут скрыть зависти и досады от того, что лишены шанса воспользоваться тем же чудодейственным методом. Так и знайте, если в ближайшее время Сёлванд вновь не откроется для гостей, дамы со всей Империи самовольно прорвутся через кордоны! Чего не сделаешь ради молодости и красоты.

Впрочем, вам сложно судить об этом — к счастью, вам неведом страх увядания, моя дорогая, и вы останетесь юной и прекрасной на долгие годы. Жаль, что наши власти не понимают, как это важно… Но стоит ли рассуждать о вещах, на которые мы все равно не в силах повлиять.

С господином Фоггом мы поддерживаем добрые отношения. Чаще я принимаю его у себя, но однажды довелось погостить немного в его поместье. Оказывается, наш друг сибарит и транжира, видели бы вы, с какой роскошью обставлен его дом! Даже прислуга одета в шелка, а по парку, который за день не обойти, гуляют павлины. Настоящий дворец!

Мы все еще играем в бридж и заразили этой привычкой многих знакомых. Можно сказать, у нас организовался небольшой клуб. Жаль, что вы с Ларсом не можете приехать, мы бы показали им, что такое хорошая игра.

Кстати, как поживает наш милый Ларс? Вы писали, что он понемногу начал смиряться со своим положением и с головой погрузился в работу. Признаться, меня это немного тревожит: в его годы пора бы обзавестись сердечной привязанностью и вообще подумать о женитьбе. Конечно, наше знакомство было совсем недолгим, но мне показалось странным, что молодой, полный сил и, чего скрывать, привлекательный мужчина не заводит даже мимолетной интрижки.

Не верю, будто в целом городе не нашлось ни одной особы женского пола, достойной его внимания. Надеюсь, рано или поздно я узнаю от вас о его помолвке, раз уж этот негодник не находит времени написать мне хоть пару строк. Так ему и передайте: я почти обиделась!

А как насчет вас с Евгением? Еще не назначили дату свадьбы? Не стоит тянуть, Уна, подобной нерешительностью вы огорчаете его. Вы ведь его любите, это сразу видно. Даже его письмо ко мне вы приложили к своему — так трогательно! Пожалуй, письма вам я тоже отправлю в одном конверте — все одно я не пишу вашему жениху ничего, что стоило бы от вас скрывать.

Что касается вашей покорной слуги, жизнь моя вернулась в прежнюю колею. Спектакли, гастроли, светские рауты… А недавно я решилась принять приглашение сняться в кино — благо, выгляжу почти безупречно и больше не боюсь крупных планов. Возможно, однажды вы увидите меня на экране, а пока пожелайте удачи — честно говоря, я ужасно волнуюсь.

Иногда я скучаю по тихим дням в Сёлванде, прогулкам по саду, уютным вечерам у камина, нашим долгим беседам и прелестным закатам над рекой. Я знаю, рано или поздно все станет как прежде, и я вновь приеду отдохнуть душой и повидаться с вами.

Да, мне в самом деле хотелось бы вернуться. Не верите? Дорогая, вы ведь не верили и в то, что я напишу более одного письма, а это — второе. Нужно было поспорить на сотню крон.

На этом прощаюсь и надеюсь на сей раз получить ваш ответ быстрее, должны же они наконец наладить почтовое сообщение. Жду хороших новостей!


С любовью, навеки ваша,

Ханна.


P.S. Передавайте мои наилучшие пожелания всем обитателям гостиницы. С письмом посылаю бандероль с журналами для Лилианн, кружевными воротничками для Бриджит и приятными мелочами для остальных слуг, которые не решились признаться, что бы желали получить в подарок.

10.2. Ларс Кронберг — начальнику агентурной службы Третьего отделения Департамента полиции Бертраму Бонде

Ваше Высокоблагородие!

Позвольте выразить признательность за Ваше участие и покровительство. Спешу заверить, что мой загадочный недуг ни в коей мере не делает меня непригодным к дальнейшей службе, напротив, открывает новые возможности. Коль скоро выдался случай изучить влияние заражения на наглядном примере — я весь в Вашем распоряжении и готов к любым экспериментам.

Я искренне тронут беспокойством коллег о моем здоровье, но, вопреки ожиданиям, уровень медицины в этом богом забытом городишке оказался вполне сносным. Не стоит за меня опасаться: о любых изменениях в своем организме я немедля докладываю врачу, а его отчеты канцелярия Третьего отделения получает регулярно. Самому же мне нечего скрывать: никогда раньше мое повседневное существование не привлекало столь пристального внимания.

Надеюсь, Вы не сочтете сказанное выше жалобой. Напротив, мне гораздо спокойнее от осознания того, что я под надежным присмотром, ибо до сих пор и сам не знаю, как заражение отразится на моем рассудке в дальнейшем.

Вы хотели услышать мое частное мнение о происходящем на Объекте № 05 и в зоне отчуждения вокруг него. С радостью поделюсь соображениями и домыслами, в силу необъективности не вошедшими в официальные отчеты. Полагаю, Вас интересуют именно они.

Благодаря своим новым особенностям я могу взглянуть на мир иначе, уж простите за невольный каламбур. А наблюдать за Объектом № 05 имею возможность едва ли не круглые сутки, благо, живем мы прямо возле границы.

Я достаточно подробно описывал его в своих отчетах: и неяркий ровный свет, разлитый над зоной, и существ, коих для удобства мы именуем “призраками”. Их проникновение за естественную границу (воды реки), сперва изрядно меня напугавшее, по моему скромному разумению, не является поводом для беспокойства.

Несмотря на то, что распространяются они дальше (я видел небольших полупрозрачных тварей, отдаленно похожих то на жуков, то на животных вроде кошки, даже на улицах города), а существовать вне излучения способны дольше, нежели насекомые или растения, вряд ли это явление представляет опасность. Жители города иногда проходят сквозь них, сами того не ведая, а то и некоторое время несут на себе — зрелище, надо сказать, не из приятных. Но никому эти случаи не причиняли вреда.

Полагаю, это что-то столь же ничтожное и примитивное, как перелетающие через реку комары-однодневки. Твари покрупнее, чье поведение выглядит более осмысленным, даже не подходят к воде.

Обо всем этом Вы наверняка давно сделали нужные выводы, но, если есть нечто, вызывающее Ваш особый интерес — я отвечу на любые вопросы в меру своих сил. Но теперь позвольте поделиться своими опасениями по поводу того, что многие сотрудники увлекаются загадочной экзотичностью происходящего вокруг, забывая о нашей основной задаче.

Как сотрудник, наблюдающий Объект № 05 почти полгода, я настаиваю на том, что перво-наперво мы обязаны решить два важнейших вопроса. Можно ли надежно изолировать заражение и сократить его распространение? Каково его влияние на человека, и кто такие мы, люди, измененные им?

Я по-прежнему не обнаружил новых случаев в городе. Из всех жителей заражению подверглись шесть человек, ровно полдюжины. Седьмым стал я сам. Мы с господином Марковым весьма признательны за то, что нам в помощь направили троих опытных агентов. Они уже освоились здесь и даже совершили успешную экспедицию на территорию Объекта № 05.

Прошу простить мою наглость, но этого мало. Нам нужны ученые, врачи, естествоиспытатели, агрономы. Сколько бы мы не бродили по зараженной территории, всякий раз находя нечто, неподвластное нашему пониманию, пока рядом не окажутся те, кто способен исследовать саму суть явлений, мы нисколько не продвинемся.

Я всего лишь обычный агент и не склонен к пространным теориям, но если Вам интересны мои соображения, то я согласен со своим коллегой и напарником. Господин Марков все еще немного идеализирует Объект, но в одном, пожалуй, он прав. Мы имеем дело с возникновением некоей целостной системы, среды обитания, где привычные законы природы действуют искаженно, чуждой, но вовсе не нарочито враждебной. Невозможно отрицать полезные свойства, подтвержденные неоднократно, а потому было бы недальновидно отнести Объект № 05 и подобные ему к однозначно вредоносным.

Вы спрашивали о моем взаимодействии с Объектом № 0514, Уной Соммер. Я позволю себе в дальнейшем называть ее по имени хотя бы в неофициальной переписке. Наверное, Вы скажете, будто я излишне сблизился с нею, но ведь мы долгое время живем под одной крышей, а заражение ничуть не повлияло на ее человеческие качества. Более того, необходимость постоянного контроля сделала госпожу Соммер ответственной, сдержанной и строгой, и я с полной уверенностью заявляю — мы можем в полной мере рассчитывать на ее лояльность и содействие.

Так, госпожа Соммер любезно согласилась на небольшой эксперимент со своими способностями. Ранее она уже проделывала это со мной, когда пыталась изменить мои эмоции во время поиска пропавших в зараженной зоне, о чем я подробно докладывал. На сей раз ей по-прежнему не составило труда подавить мою волю и заглянуть в мысли. Изменения, произошедшие со мной, не сделали меня устойчивее к ее воздействию, равно как и госпожа Соммер не в силах закрыться от моего нового зрения. Я вижу ее будто окруженной ярко светящимся коконом. Из-за того, что смотрю на нее ежедневно, я научился замечать, как меняется вид этого свечения в зависимости от ее настроения и состояния здоровья.

А недавно я заметил нечто, о чем не решился пока сообщить ввиду конфиденциальности такого рода информации, но все же хочу рассказать Вам до того, как это попадет в отчет.

Уна Соммер беременна, срок пока небольшой. Я ясно различаю плод как отдельное вкрапление густого коричнево-серого цвета. Пока рано делать какие-либо выводы, но предполагаю, что сейчас заражение ему не передалось. Как бы то ни было, мы получили уникальный шанс наблюдать за влиянием излучения Объекта № 05 на второе поколение испытуемых.

Посему еще раз прошу прислать хотя бы медика высокой квалификации, чем быстрее он прибудет сюда, тем больше полезной информации сможет получить. Уверен, среди таковых специалистов найдутся желающие рискнуть и приехать в зону отчуждения ради науки, которой служат.

Напоследок разрешите воспользоваться случаем и выразить сомнения по поводу затевающегося проекта с привлечением умалишенных. Я не собираюсь рассуждать о нравственном аспекте, да и какое, между нами говоря, он имеет значение в деле, связанном с государственной безопасностью. Но насколько безопасна эта остроумная на первый взгляд затея?

В тот раз, когда призраки горы Аскестен вселились в тело слабоумной девочки, они заведомо не желали причинить нам вреда. К тому же в их распоряжении был один хрупкий ребенок, а не несколько здоровых и выносливых мужчин, каковых предлагается использовать для операции. Да и для чего? Услышать мнение чуждой разумной жизни о происходящем вокруг? Стоит ли полагаться на таковое мнение, и принесет ли оно больше пользы, чем полноценное научное исследование?

Очевидно, нет. На мой взгляд, риск несоизмерим с сомнительной пользой. Прошу Вас принять личное участие в данном вопросе, ведь вы способны повлиять на принятие окончательного решения.

Надеюсь, я не допустил излишней дерзости в этом письме, а если так, надеюсь на Ваше снисхождение — я порядком огрубел за время службы в глухих уголках Империи и разучился вести светские беседы.


С истинным к Вам почтением,

Объект № 0532 Ларс Кронберг

10.3 Уна Соммер — Ингрид Соммер

Снова пишу тебе с надеждой на то, что мои письма не затерялись в пути и дойдут до адресата. Ни в коем случае не упрекаю, но я уже начинаю волноваться всерьез — слишком долго не получала вестей от тебя. Возможно, виной тому дрянное сообщение, и ты снова пожуришь меня за излишние нервы и суетливость. Я пытаюсь верить, что все так и будет, но дурное предчувствие никак не покидает меня.

Родная моя, умоляю, пришли хотя бы пару строк телеграммой! Просто дай знать, что я пишу не в пустоту, не то просто сойду с ума от неопределенности.

На этом я вижу, словно наяву, как ты поджимаешь губы и с той строгостью, какая появлялась в твоем тоне всякий раз, когда я ребенком принималась шалить, велишь мне взять себя в руки и прекратить глупую истерику. Прости, прости, не буду более об этом, лучше перейду к нашим новостям, а они наверняка тебя удивят.

Я так и не дождалась твоего благословения, но думаю, что ты не стала бы возражать против нашего брака. Как жаль, что обстоятельства не позволяют тебе лично познакомиться с моим дорогим Евгением! Уверена, ты непременно полюбила бы его, ведь его просто невозможно не любить. Возможно, это прозвучит слишком патетично, но рядом с ним я заново учусь радоваться каждому новому дню и находить счастье в обычных вещах.

У меня нет ни малейших сомнений, он именно тот человек, рядом с которым мне хочется провести всю жизнь, и надеюсь, ты одобришь мой выбор и не осудишь меня. Ведь тому, что мы не можем больше откладывать свадьбу, есть серьезная причина.

Помню, когда ты сетовала на то, что я никак не найду подходящего жениха (не отрицай, ты нераз укоряла меня в этом!), то говорила, как не по душе тебе становится старухой, гораздо приятнее было бы называться бабушкой. Больше не нужно сокрушаться по этому поводу, ведь совсем скоро у тебя появится внук. Прошу, не относись к этому предосудительно, он родится в законном браке, и у наших почтенных соседей не будет повода перемывать мне кости.

Теперь о других новостях, несомненно, приятных. Вопреки опасениям, твоя гостиница не пустует: ее наняло для своих нужд Третье отделение. Я сообщала тебе ранее о приезде их агентов, но сейчас здесь и вовсе развернулась бурная деятельность. Иногда мне кажется, будто я живу в присутствии: в заброшенном когда-то крыле разместились кабинеты, склады и лаборатории. Работа кипит целыми днями, а слуги успели забыть, как совсем недавно боялись остаться без дела. Теперь они не успевают присесть, выполняя многочисленные поручения. Я даже подумываю нанять еще пару человек.

Словом, за наше благосостояние можно не беспокоиться — Третий отдел щедро платит по счетам. К тому же Евгений недавно получил благодарность и повышение по службе. Правда, перед этим мне пришлось поволноваться, когда они вдвоем с Ларсом отправились на Ту Сторону отстреливать разбежавшихся по территории идиотов.

Этих несчастных пытались привести на Аскестен в надежде, что через них получится допросить существ, обитавших там. Но все пошло не так, как предполагалось — в их тела действительно что-то вселилось, но разговора не вышло. Убив одного из агентов, идиоты скрылись в лесу с неожиданной ловкостью. Только благодаря способностям Ларса удалось их разыскать.

Евгений отделался несколькими царапинами, Ларсу досталось сильнее, но я никогда раньше не видела такого довольного господина с переломом ключицы и рассеченным бедром. Пока господин Крогг, ругаясь, бинтовал его раны, Ларс говорил, что теперь-то к его доводам наконец прислушаются, и что это стоило такого пустяка, как сломанная кость.

Так и вышло. Незадолго после того события наша жизнь изменилась. Прибыло оборудование, научный персонал и врачи. Некоторые с женами — те якобы не пожелали бросать любимых мужей в таком жутком месте, но, подозреваю, истинная причина в омолаживающем эффекте Той Стороны, слухи о котором давно уже распространились по Империи.

Полагаю, ты не была бы против того, что мы переоборудовали правое крыло. Часть мебели пришлось вывезти, но она все одно начала портиться от сырости. В большинстве комнат понадобилось перетянуть обои на стенах — на них разрослась плесень. Зато теперь Фредерик без напоминаний протапливает комнаты, а горничные проветривают их как следует, и мы справились с этой напастью. Даже вернули ковер на лестницу, и наша гостиница окончательно приобрела обжитой вид.

Что касается жизни остального города, она почти не изменилась. Ты и сама прекрасно знакома с привычками наших земляков и их любовью к давно установленному распорядку. Расставленные где-то на дорогах кордоны обсудили, да и позабыли об их существовании. К изоляции от остального мира здесь уже привыкли, снабжение бакалеей и прочими товарами не ухудшилось, газеты и журналы начали доставлять почти без перебоев, так что жители Сёлванда не ощущают никаких неудобств.

Даже филиал Третьего отделения под боком их быстро перестал раздражать: приезжие рано или поздно привыкают, обзаводятся знакомствами и становятся частью города. Мне кажется, им здесь начинает нравиться.

Кстати, о знакомствах. Наша непутевая горничная, Аманда, завела роман с посыльным Третьего отделения. Не помешало даже то, что он вечно в разъездах. Предвосхищая твой вопрос: я имела с ней разговор, и она клялась, будто все серьезно и только неопределенное положение в Сёлванде мешает объявить о помолвке. Я непременно сообщу о развитии событий, полагаю, ты согласишься, что этой девчонке замужество пойдет только на пользу.

В общем, у нас все хорошо, и новые хлопоты мне не в тягость, по крайней мере, пока. Наверное, это покажется странным в свете последних происшествий, но я по-настоящему счастлива. Единственное, что омрачает мои дни — беспокойство о тебе, милая матушка. Прошу, не тяни больше с ответом, если это возможно.

Я скучаю по тебе.


Твоя Уна.


Оглавление

  • Кое-что особенное
  •   Часть I. Чужак в городе дождей
  •     1.1. Улыбка с Той Стороны
  •     1.2
  •     1.3
  •     1.4
  •     2.1. Ларс задает вопросы
  •     2.2
  •     2.3
  •     3.1. Солнце!
  •     3.2
  •     3.3
  •     4.1. Губернатор и его дочка
  •     4.2
  •     4.3
  •   Часть II. Лес чудес
  •     5.1. Они исчезли
  •     5.2
  •     5.3
  •     6.1. Невидимые нити
  •     6.2
  •     6.3
  •     7.1. Langoth
  •     7.2
  •     7.3
  •     8.1. Последние тихие дни
  •     8.2
  •     8.3
  •   Часть III. Зона отчуждения
  •     9.1. Агенты с особыми полномочиями
  •     9.2
  •     9.3
  •     9.4
  •     10.1. Ханна Халль — Уне Соммер
  •     10.2. Ларс Кронберг — начальнику агентурной службы Третьего отделения Департамента полиции Бертраму Бонде
  •     10.3 Уна Соммер — Ингрид Соммер