Собор в селе Микулино Городище [Иван Михайлович Снегирев] (fb2) читать онлайн

Снегирев И. М СОБОРЪ В СЕЛѢ МИКУЛИНО ГОРОДИЩЕ

Печатать позволяется

съ тѣмъ, чтобы по напечатаніи представлено было въ Цензурной Комитетъ узаконенное число экземпляровъ. Москва, Сентября 20 дня, 1851 г.

Ценсоръ В. Флеровъ.

Соборъ в селѣ Микулино Городище

Етотъ древній, еще мало извѣстный, памятникъ церковнаго зодчества сохранился отъ XIV вѣка до нашихъ временъ, въ Старицкомъ уѣздѣ Тверской губерніи, въ Микулинскомъ городищѣ. Окруженный землянымъ валомъ, или осыпью, вышиною въ три сажени, онъ стоитъ среди его на лѣвомъ берегу Шоши; ета осыпь, простирающаяся на 280 саженъ въ окружности, донынѣ слыветъ дѣтинцемъ и городомъ. Теперь ето городище принадлежитъ Подполковнику Н. Г. Головину; нѣкогда оно было столомъ Княжескимъ, гдѣ пребывали Микулинскіе Удѣльные Князья. Городъ Микулинъ, т. е. Николаевъ, соименный съ Галицкимъ Микулинымъ, въ древности расположенъ былъ на обоихъ берегахъ Шоши; по сему въ лѣтописяхъ назывался двумя городками,^[1] чрезъ кои было сообщеніе Москвы съ Новогородомъ.

Микулинъ достался въ удѣлъ 1350 года отъ Великаго Князя Тверскаго Александра Михайловича сыну его Князю Михаилу; етотъ современникъ и совмѣстникъ Донскаго, предъ блаженною кончиною своей, 1398 года, соорудилъ здѣсь въ осыпи каменный соборъ въ честь тезоименитаго себѣ Архангела Михаила, безъ сомнѣнія, предназначивъ его, подобно Московскому Архангельскому собору, въ усыпальницы своимъ потомкамъ.

Вмѣстѣ съ Князьями своими и городъ испыталъ превратности судьбы. Двукратно (1370 и 1376 г.) онъ быль осажденъ и взятъ на щитъ Великимъ Княземъ Московскимъ Димитріемъ; множество жителей его отведено было въ плѣнъ. Послѣ Михаила Александровича, два городка Микулина поступили во владѣніе сына его Ѳеодора, который ходилъ на помощь В. К. Василію Димитріевичу противъ Витовта. Преемникъ его Александръ Ѳеодоровичь построилъ мужескій Вознесенскій монастырь на лѣвомъ берегу Шоши, на Стропольской слободкѣ.^[2]

Когда В. К. Іоаннъ III шелъ въ 1477 году черезъ Никулинъ съ войскомъ для покоренія крамольнаго Новгорода, тогда подъ предводительствомъ Микулинскаго Князя Михаила Ѳеодоровича, Тверскіе полки присоединились къ Московской рати. Съ подданствомъ Твери Московскому Государю, Микулинскій Князь вступилъ къ нему въ службу и получилъ въ помѣстье Дмитровъ. Съ того времени Микулинскіе Князья являются на службѣ Великаго Князя: въ 1502 году Князь Владиміръ Андреевичь предводительствуетъ войскомъ въ Ливонской войнѣ, братъ его Иванъ, по прозванію Пунко-Лугвица, 1513 года, сражается за Москву въ Ливоніи, осаждаетъ Смоленскъ. Князь Семенъ Ивановичь въ 1538 и 1541 г. разбиваетъ Татаръ на берегахъ Прони и Оки, способствуетъ взятію Казани, предводительствуетъ Московскою ратью въ Ливонской войнѣ и оканчиваетъ жизнь свою 1565 года. Микулинскіе Князья Димитрій Ивановичь, Петръ Ивановичь и Василій Телятевскій сопровождаютъ въ походахъ Царя Іоанна Васильевича. Послѣ взятія Полоцка Стефаномъ Баторіемъ, на Микулінскихъ Князей Царь положилъ свою опалу и разослалъ ихъ по разнымъ городамъ; только въ царствованіе Ѳеодора Іоанновича встрѣчаемъ въ Микулинѣ Князя Андрея Андреевича Телятевскаго. Послѣднимъ Княземъ въ Микулинѣ былъ Ѳеодоръ Андреевичъ; съ его смертію пресѣклось мужеское колѣно Тверскихъ Князей.

Отъ судьбы Микулинскихъ Князей обратимся къ ихъ усыпальницѣ — соборной церкви, которая одна свидѣтельствуетъ нынѣ о существованіи здѣсь Княжества.

О времени ея построенія и о строителѣ гласитъ намъ высѣченная на стѣнѣ паперти слѣдующая надпись: «Въ лѣто 6906 построенъ съборъ сей Архистратига Михаила Великымъ Княземъ Тферскымъ Михаиломъ Олександровичемъ при Владыкѣ Орсенье.»

Кладка, планъ и фасадъ собора заслуживаютъ вниманіе археолога и зодчаго. Онъ складенъ изъ крупнаго, хорошо обозженнаго кирпича, который служитъ облицовкой булыжнику внутри стѣнъ. Прочность зданія обезпечена ихъ толщиной и связями, кои до 1819 года были деревянныя, потомъ замѣнены, по большей части, желѣзными. Шириною и длиной она 21 аршинъ. Квадратъ его, съ каждой изъ трехъ сторонъ раздѣленный четырьмя лопатками на три арки, сведенъ былъ прежде тремя дугами, на коихъ лежала гонтовая кровля, въ послѣдствіи замѣненная желѣзною; тогда дуги, забранныя кирпичемъ, сравнены въ прямую линію. Окна въ четыре свѣта на каждой стѣнѣ, одно подъ шалыгою свода, другое надъ входомъ, остальныя же два надъ цоколемъ, также древнія съ дугообразными перемычками. Пять главъ, какъ знаменіе Іисуса Хріста, верховнаго главы Церкви, и четырехъ Евангелистовъ, увѣнчиваютъ его квадратъ. Съ массивностію и прочностію въ строеніи соединена и соразмѣрность частей. Въ началѣ нынѣшняго столѣтія стѣны храма дали было трещины; но, по обозрѣніи его Архитекторомъ Стасовымъ, онѣ пробраны и церковь оставлена въ древнемъ ея видѣ.

Какъ во внѣшности, такъ и во внутренности сего храма проявляется священный символизмъ. Двѣнадцатью столпами онъ образуетъ четвероконечный крестъ, служившій основою Греческой церкви, какъ бы въ ознаменованіе XII Апостоловъ, коимъ равночисленны и двѣнадцать лопатокъ на внѣшнихъ стѣнахъ зданія. Къ етому кресту съ одной стороны примыкаютъ два отдѣленія алтаря, жертвенникъ и ризница, съ другой — двѣ усыпальницы Князей Микулинскихъ съ ихъ потомками.

Тотъ же символизмъ замѣтенъ въ освѣщеніи внутренности зданія тремя окнами въ трехъ его стѣнахъ, тремя арками вверху, девятью сводами и девятью окнами въ фонарѣ средней главы. Сіи духовно-знаменательныя числà, соотвѣтствующія то Св. Троицѣ, то девяти чинамъ Ангельскимъ, то четыремъ Евангелистамъ, то двѣнадцати Апостоламъ, повторяются и въ другихъ частяхъ сего священнаго зданія, гдѣ все должно напоминать о предметахъ вѣры и чествованія. Вѣроятно, что православный зодчій имѣлъ въ виду такой символизмъ числъ при симметричномъ расположеніи частей храма. Входныя двери, съ полукруглыми перемычками, окаймлены тройнымъ архивольтомъ. Надъ западнымъ входомъ внутри утверждены на брусьяхъ деревянныя висячія палати, кои, какъ выше замѣчено, назначаемы были въ древнѣйшихъ церквахъ для женщинъ.

Въ четырехъ поясахъ древняго алтарнаго иконостаса, замѣнившаго древнѣйшій, представляется въ лицахъ прообразованія Ветхаго Завѣта и исполненія въ Новомъ — небесную торжествующую Церковь Святыхъ, какъ высшій образецъ земной, воинствующей: вверху Господь Саваоѳъ съ Пророками, въ срединѣ Іисусъ Хрістосъ съ Апостолами, потомъ Двунадесятые Праздники и мѣстныя иконы на поклонѣ. Въ каждомъ поясѣ, кромѣ средняго, по 12 образовъ, кои почти всѣ древніе, новогородскаго письма. Здѣсь не льзя оставить безъ вниманія устройства древнѣйшаго алтарнаго иконостаса, закрытаго новымъ. Онъ состоитъ изъ деревянныхъ, расписанныхъ красками брусьевъ, кои утверждены концами въ стѣны церкви; въ пазы ихъ вставлены были иконы по порядку. Такіе брусья, образуя преграду алтаря, замѣняли тяблы иконостаса, въ древнѣйшихъ церквахъ. Для образчика здѣсь прилагаемъ рисунокъ и планъ сосноваго бруса отъ первоначальнаго иконостаса, изображенный въ шестую долю противъ настоящей величины.

Во внутренности алтаря находимъ тоже тройственное его дѣленіе, какое усвоено восточною православною Церковью и освѣщеніе тремя окнами съ востока. Престолъ и жертвенникъ кирпичные; замѣчательно, что на верхней сторонѣ перваго выложенъ четвероконечный крестъ изъ бѣлаго камня съ рѣзьбою, каковой украшалъ древнѣйшіе жертвенники. При главномъ престолѣ, упоминаются въ Тверскихъ Писцовыхъ книгахъ 1635 года, два придѣла: во имя Св. Григорія Богослова и Димитрія Селунскаго, кои 1655 года были уже въ честь Введенія Пресвятыя Богородицы и Св. Великомученицы Варвары. Въ послѣдствіи сіи придѣлы упразднены, одинъ уступилъ мѣсто жертвеннику, другой ризницѣ.

Изъ древнихъ утварей уцѣлѣли только оловянные сосуды. Въ ризницѣ хранится письменный Сѵнодикъ XVI вѣка, гдѣ внесены Микулинскіе владѣльцы съ ихъ родами.

Обозрѣвая святыню четырехъ-вѣковаго храма, не забудемъ и усыпальницы Князей Микулинскихъ у западной его стѣны, гдѣ обыкновенно устроивается трапеза, напоминающая намъ любительныя трапезы первенствующей Церкви. Ето отдѣленіе храма служило мѣстомъ поминовенія усопшихъ, тамъ погребенныхъ. Въ дни ихъ тезоименитства и кончины обыкновенно надъ гробами ихъ ставился канунъ и совершались панихиды и литіи. Здѣсь-то подъ сводами церкви въ склепахъ опочиваютъ: Князь Микулинскій Ѳеодоръ Михайловичь, сынъ его Князь Александръ Ѳеодоровичь, Князья Ѳеодоръ Александровичь и Михаилъ Ѳеодоровичь, Княгиня Софія, супруга Князя Димитрія Ивановича Микулинскаго, убитаго при взятіи Казани, Ирина Андреевна Головина, дочь Андрея Андреевича Микулинскаго-Телятевскаго, жена Стольника Якова Никитича Головина. На правой сторонѣ памятники Бориса Александровича, Андрея Борисовича и Ивана Андреевича, Семена Ивановича и супруги его Евдокіи, Петра Ивановича, Андрея Петровича, Андрея Андреевича и Ѳеодора Андреевича. Послѣдніе девять пямятниковъ, осмотренные Графомъ Н. П. Румянцевымъ, уничтожены для простора въ церкви; а надъ первыми нынѣшній просвѣщенный помѣщикъ Микулина, какъ благоговѣйный чтитель предковъ своихъ и ревнитель отечественной Древности, устроилъ покровы изъ малиноваго сукна съ крестами изъ золотаго позумента и балдахины съ Княжескими коронами.

Противъ гробницъ, съ лѣвой стороны, читаемъ на столпѣ слѣдующія надписи, какъ стѣнной сѵнодикъ:

«Помяни, Господи, души усопшихъ рабъ твоихъ Князей Тферскихъ и Микулинскихъ здѣ лежащихъ; Князя Ѳеодора Михайловича и сына ево Олександра и внука Ѳеодора Олександровича и правнука Михаила Ѳеодоровича и праправнука Ивана Михайловича.»

«Помяни, Господи, Князя Семена Ивановича Пункова и жену ево Овдотію и брата ево Димитрія Ивановича и жену свою Софію Князя Петра Ивановича Микулинскаго-Телятевскаго и сына ево Ондрея и внука Ондрея Ондреевича и правнуковъ Ѳеодора, Ирину Головину и Ѳедосью Голицину.»

Кромѣ сего надгробія, о Микулинскихъ Князьяхъ свидѣтельствуютъ найденныя здѣсь въ землѣ ихъ пулы, печати и деньги серебряныя и мѣдныя XV вѣка, кои хранятся въ многихъ Нумизматическихъ кабинетахъ. Недавно еще открыты Г. Головинымъ въ Микулинѣ явственные слѣды 18 церквей, а въ осыпи древняя серебрянная чашка чеканной работы, съ изображеніями на днѣ Св. Георгія и четырехъ Евангелистовъ по краямъ; снимокъ ея съ описаніемъ здѣсь представляется.

Сей древнѣйшій храмъ въ Тверской губерніи, 1850 года возобновленъ помѣщикомъ Микулина Н. Г. Головинымъ, а Сентябра 17 тогоже года, освященъ Архіепіскопомъ Тверскимъ и Кашинскимъ Гавріиломъ, который торжество сіе ознаменовалъ словомъ своимъ.^[3] Въ пастырской бѣсѣдѣ своей, обращаясь къ обновителямъ храма, Преосвященный говоритъ: «Отъ Господа вы пріяли всѣ дары, и Ему посвящаете во славу Имени Его. Ваше усердіе предъ нашими очами; ваша щедрость на благое богоугодное дѣло такъ благолѣпніо украсила сей домъ Божій, что онъ, блистая новостію, соотвѣтствуетъ и сѣдинамъ давнопрошедшаго времени, въ которомъ храмъ основанъ.»

Чашка, найденная въ осыпи села Микулина Городища

Чашка ета, литографированная здѣсь въ настоящую величину свою, сдѣлана изъ чистаго серебра, или выжиги, вѣсомъ 23 золотника. По краямъ ея изнутри и на срединѣ всѣ лицевыя изображенія и орнаменты выдавные, сверху разчеканенные; земля, то есть поле около нихъ прочеканено то горошчатымъ, то мѣлкимъ матомъ. Съисподи припаяна серебромъ царга, или маленькій поддонъ въ видѣ обручика.

Обронная или чеканная работа на сей чашкѣ показываетъ ловкость, отчетливость и вкусъ художника, который производилъ, какъ видно, орнаментовку по рисунку; ибо всѣ орнаменты расположены у него соразмѣрно и красиво. Но въ фигурѣ человѣческой замѣтна неправильность рисунка. Стиль работы мы скорѣе почли бы Византійскимъ, чѣмъ Русскимъ, или, по крайней мѣрѣ, подражаніемъ первому.

Чашка, найденная въ осыпи села Микулина-Городища

Разсматривая етотъ памятникъ древняго быта и художества, мы не можемъ не обратить вниманія на украшающія его, историческія и сѵмволическія изображенія, тѣмъ болѣе, что онѣ получили право гражданства въ области художествъ и встрѣчаются на многихъ памятникахъ.

Между клеймами по краямъ чашки вычеканены извѣстные сѵмволы четырехъ Евангелистовъ, а на днѣ Св. Великомученикъ и Побѣдоносецъ Георгій. Сѵмволы сіи обыкновенно изображаются на царскихъ вратахъ вмѣстѣ съ ликами самихъ Евангелистовъ, на иконахъ: Господь въ силахъ, Знаменія Богородицы и Неопалимыя Купины; но намъ въ первый разъ встрѣчаются они на чашкѣ, по видимому, назначенной не для церковнаго, а для домашняго употребленія, и при томъ не въ обыкновенномъ порядкѣ: Левъ и Ангелъ, Телецъ и Орелъ, т. е. Іоаннъ и Матѳей, Лука и Марко. Въ Русскомъ музеѣ Г. Карабанова находится мѣдная чаша съ живописными изображеніями самихъ Евангелистовъ безъ ихъ сѵмволовъ, и съ портретомъ Царя Іоанна Васильевича.

Къ объясненію етихъ символовъ неизлишнимъ считаемъ здѣсь присоединить, что мысль къ изображенію ихъ заимствована хрістіанскими художниками изъ видѣнія Пророка Іезекіиля, I, 5, X, 14, которому явились «въ четырехъ колесахъ четыре лица: единому лице херувімле, лице же другому лице человѣче, третіе же лице львово, и четвертое лице орлее!» Въ Апокалѵпсісѣ IV, 7, еще опредѣленнѣе представляется: «и животно первое подобно льву, и второе животно подобно телцу, и третіе животно имущее лице яко человѣкъ и четвертое животно подобно орлу летящу.» Въ обоихъ видѣніяхъ, изъясняемыхъ различно, находимъ человѣка, льва, орла и херувима, вмѣсто котораго, въ Апокалѵпсісѣ телецъ; ибо Херувимъ, по словопроизводству, означаетъ и тельца. Отцы Церкви Ириней, Августинъ и Іеронимъ первые примѣнили сѵмволическихъ животныхъ къ четыремъ Евангелистамъ согласно съ характеромъ, или главнымъ содержаніемъ писаній каждаго, а въ первый разъ встрѣчаются они на художественныхъ произведеніяхъ въ V вѣкѣ.^[4] Сначала Отцы придавали сѵмволы Евангелистамъ различно, только единогласно приписывали Св. Лукѣ вола. Св. Ириней присвоивалъ Матѳею человѣка, Марку орла, а Іоанну льва; напротивъ того, блаженный Августинъ придавалъ Матѳею льва, Лукѣ тельца, Марку человѣка, а Іоанну орла, основываясь на томъ, что первый возвѣстилъ намъ о Царскомъ происхожденіи Іисуса Хріста, другой началъ Евангеліе отъ Священника Захаріи, отца Іоанна Предтечи, третій изобразилъ намъ человѣчество Спасителя, орелъ же, способный смотрѣть прямо на солнце, знаменуетъ въ Іоаннѣ созерцателя вѣчнаго свѣта. Не смотря на такія доказательства, мнѣніе блаженнаго Августина не было господствующимъ; потому что блаженный Іеронимъ нашелъ гораздо приличнѣе придать Св. Матѳею человѣка, Св. Марку льва, а Іоанну орла. Такой порядокъ въ послѣдствіи принятъ былъ вообще Отцами Греческой и Латинской Церквей, и художники всѣхъ временъ, хотя и слѣдовали ему, но не безъ уклоненій; такъ на пр: на Корсунскихъ вратахъ въ Новгородскомъ Софійскомъ соборѣ, какъ и на описываемой нами Микулинской чашкѣ, Св. Іоаннъ изображенъ со львомъ, Марко съ орломъ, Лука съ тельцомъ, а Матѳей съ Ангеломъ; но на миніатюрахъ Остромирова списка Евангелія и Греческаго харатейнаго списка Новаго Завѣта, XII вѣка,^[5] Іоаннъ является съ орломъ, надъ коимъ въ первой рукописи видѣнъ левъ, Марко со львомъ, а Лука съ тельцомъ.^[6] Въ такомъ же порядкѣ сѵмволы сіи видны на царскихъ дверяхъ въ церквахъ у Спаса на Бору, Св. Апостола Филиппа въ Синодальномъ домѣ и другихъ. Съ половины и конца XVII столѣтія орелъ рѣшительно присвоенъ Св. Іоанну, а левъ Марку.

Также замѣтна разность и въ самомъ представленіи означенныхъ сѵмволовъ; нерѣдко всѣ четыре животныя изображаются крылатыми, какими изобразилъ ихъ Пророкъ Іезекіиль, I, 23, (какъ на Микулинской чашкѣ, на древней мозаической картинѣ у Чіампини и на другихъ памятникахъ) иногда всѣ съ вѣнцами, какъ и здѣсь, иногда съ вѣнцемъ одинъ левъ, на пр. на Корсунскихъ вратахъ. Обыкновенно животныя сіи держатъ Евангеліе не въ видѣ древнѣйшихъ свитковъ, но въ видѣ книгъ, ознаменованныхъ крестомъ. Форма сія, по замѣчанію Епіскопа Мюнтера, относится къ V или VI вѣку. Какъ издревле на памятникахъ церковной живописи въ Россіи изображались Евангелисты въ сѵмволахъ; то указомъ Сѵнодальнымъ 1722 года, Августа 31, запрещено писать на иконахъ сѵмволическихъ животныхъ, вмѣсто самихъ Евангелистовъ.

Наконецъ, по многимъ отношеніямъ, достойно вниманія чеканное изображеніе, на Микулинской чашкѣ, Св. Георгія коннаго съ дракономъ при подножіи. На головѣ у Побѣдоносца нѣтъ шлема, на тѣлѣ брони, съ какими онъ нерѣдко представляется на старинныхъ памятникахъ живописи, ваянія и литейнаго искусства; но сверхъ короткой одежды, на плечахъ у него развѣвается приволока. На одной рукѣ лукъ, въ другой копье, коимъ святой ратоборецъ поражаетъ дракона. Въ надписи читаемъ Греко-Русскія слова: ο άγιος Γιωρгi, т. е. Святый Георгій. Первый слогъ имени ги, вмѣсто ге, написанъ, потому что слово γεωργòς, земледѣлецъ, происходя отъ γέα или γῆ, земля, и ἔργω, дѣлаю, вѣроятно, произносилось и Гіоргій, въ просторѣчіи Егоръ; отъ него вышли Юрій, Гургій и Гюргій. Какъ оно было созвучно съ древлерусскимъ Игорь: то иногда и замѣнялось одно другимъ. Такъ въ XII столѣтіи родившійся у Князя Святослава Ярославича сынъ въ крещеніи названъ Георгій а мірски Игорь.^[7]

Св. Георгію издревле оказывали особенное чествованіе въ Греціи, Италіи, Генуѣ, Франціи, Англіи, Скандинавіи, Сербіи и Россіи, такъ что конное его изображеніе украшало знамена, ордена, печати и монеты, а въ Грузіи и гербъ государственный. Конное изображеніе Побѣдоносца Георгія украшало щиты, съ какими видны на монетахъ и медаляхъ Византійскіе Императоры Тиберій II, Константинъ, Юстинъ I, Анастасій и другіе; на праздникъ Рождества Хрістова образъ Святаго Побѣдоносца коннаго и съ дракономъ (τòν ἅγιον Γεῶργιον ἔφιππον, ἅλλο δρακόντειον) съ крестнымъ хожденіемъ, приносимъ былъ въ Императорскія палаты.^[8]

Согласно съ принятымъ мнѣніемъ, етотъ образъ на Микулинской чашкѣ, съ перваго взгляда можетъ показаться Россійскимъ гербомъ; ибо всадника съ дракономъ на Русскихъ монетахъ и печатяхъ съ XV вѣка обыкновенно выдаютъ за Св. Георгія, хотя онъ и безъ вѣнца вокругъ головы, съ какимъ обыкновенно пишутъ Святыхъ, и безъ имени его въ легендѣ.

Появляющійся на Русскихъ монетахъ и печатяхъ въ XIV вѣкѣ всадникъ съ мечемъ тождественъ съ Литовскою погонею. По сказанію лѣтописи Витенъ 1278 г. «начавъ княжити надъ Литвою, измысли себѣ гербъ и всему князству Литовскому печать: рыцарь збройный на конѣ съ мечемъ, еже нынѣ наричутъ погоня».^[9] Въ гербѣ (клейнотѣ) Князей Четверти-Четвертинскихъ на одной сторонѣ всадникъ въ коронѣ, поражающій дракона, а на другой погоня Литовская.^[10] На Русскихъ монетахъ отъ В. К. Василія до Царя Бориса и далѣе, видѣнъ всадникъ съ копьемъ, а надъ головою его анаграмма, означающая имя Великаго Князя и Царя. Въ такомъ же видѣ представляется намъ Царь Алексіи Михайловичъ на его серебряномъ рублѣ.

Изъ Софійскаго временника (11, 387) узнаемъ, что «при В. К. Васильѣ Ивановичѣ бысть знамя на деньгахъ: Князь Великій на конѣ, а имѣя мечь въ руцѣ, а Князь Великій Иванъ учини знамя на деньгахъ Князь Великій на конѣ, а имѣя копье въ руцѣ, и оттоль прозваша деньги копейныя».

Въ концѣ XV вѣка, вмѣсто льва, пожирающаго змію, на печатяхъ появляется всадникъ, поражающій дракона. Что всадникъ етотъ былъ никто иной, какъ Великій Князь, въ томъ удостовѣряетъ самая надпись вокругъ его: «Великій Князь Божіею милостію Господарь всея Руси». Попранный драконъ, вѣроятно, знаменовалъ подавленное нечестіе или низложеннаго врага, по выраженію стариннаго Русскаго сказанія, зміиное стадо, т. е. Монголо-Татарское царство. По словамъ Котошихина, на Государственной печати, коею печатаютъ Крымскія грамоты, вырѣзано: «Царь на конѣ побѣдилъ змія.»

Кромѣ лѣтописи и памятниковъ нумизматики и сфрагистики, самые дипломатическіе акты представятъ намъ доказательства, что всадникъ въ гербѣ никто иной, какъ Государь Русскій. На вопросъ Александрійскаго Патріарха Архидіакону Новгородскому Геннадію, посланному къ нему отъ Царя Іоанна Васильевича съ грамотою: «на кони де благовѣрный Царь на сей печати?» Русскій отвѣтствовалъ ему. «Государь на кони».^[11] Англичанинъ Коллинсъ, основываясь на слухѣ, хотя и утверждаетъ, что Св. Георгій съ тѣхъ поръ изображается въ Россіи на груди двуглаваго орла, какъ Королева Елисавета прислала Царю Іоанну Васильевичу орденъ Подвязки, на коемъ есть изображеніе Св. Великомученика, Царей поборника. Согласно съ Коллинсомъ говоритъ Салмонъ, котораго сочиненіе издано въ 1727 году, что на персяхъ орла щитъ съ изображеніемъ Св. Георгія, поражающаго копіемъ дракона ето гербъ Великаго Княжества Московскаго. Подобное изображеніе существовало, какъ выше сказано, еще въ концѣ XV вѣка на печатяхъ, и монетахъ, но безъ имяни. Намъ кажется, болѣе заслуживаетъ вѣроятія отвѣтъ Русскихъ посланниковъ Лихачева и Ѳомина, ва І660 году, на вопросъ Герцога Флорентійскаго: «не представляетъ ли Св. Георгія всадникъ на гербѣ Московскомъ»? — «Въ срединѣ двуглаваго орла изображенъ самъ Царь съ копьемъ», сказали послы. Сими словами подтверждается отвѣтъ въ XVI вѣкѣ Русскаго Архидіакона Александрійскому Патріарху, которому, какъ видно изъ самаго его вопроса, уже извѣстно было значеніе такого изображенія у Русскихъ.^[12] Между тѣмъ какъ Русскій признавалъ етого всадника за своего Государя, Англичанинъ и Италіанецъ, по отечественныхъ понятіямъ, приняли его за Св. Георгія потому, что сей Святой почитается патрономъ Англіи, и потому что во Флоренціи, подобно какъ и во всей Италіи, издревле было извѣстно живописное и изваянное изображеніе побѣды Св. Георгія надъ дракономъ.

Еще одно доказательство нашего мнѣнія представляется на заглавномъ листѣ Славянской Библіи, изданной въ Москвѣ 1663 года: тамъ выгравированъ Московскій гербъ, и въ срединѣ распластаннаго двуглаваго орла находится всадникъ съ бородою, въ шубѣ на распахъ и въ царской коронѣ; подъ ногами его драконъ, пораженный копьемъ. Вокругъ всадника начертаны слѣдующія буквы: В Г Ц В К А М В В М Б Р С, т. е. Великій Государь, Царь, Великій Князь Алексій Михайловичъ всея великія, малыя и бѣлыя Россіи Самодержецъ. Приложенные тамъ слѣд. стихи къ гербу объясняютъ намъ дипломатическое значеніе всадника:

Очевидно, что послѣдніе стихи прямо относятся къ Царю Алексію Михайловичу, котораго портретъ изображенъ на груди орла въ видѣ Побѣдоносца. Даже въ указѣ, утвердившемъ гербъ Россійскій, 1682 года Апрѣля 29, и въ реестрѣ Государственныхъ печатей^[13] всадникъ названъ просто ѣздецомъ, а въ указѣ 1728 года, Апрѣля 10, о новыхъ копейкахъ — ѣздокомъ на конѣ; но уже въ половинѣ XVIII столѣтія дано етому всаднику знаменованіе Св. Георгія Побѣдоносца, въ честь котораго 1769 года учрежденъ и военный Орденъ.

На Микулинской же чашкѣ вычеканенъ не гербъ Россійской, но дѣйствительно образъ Св. Великомученика Георгія; въ чемъ удостовѣряетъ не только типическое его изображеніе, но и самая надпись. Почему же именно вычеканенъ здѣсь ликъ сего Святаго? Отвѣтъ найдемъ на оборотѣ чашки, гдѣ надъ ободкомъ вырѣзаны слѣдующія слова: В К Г…iя, т. е. Великаго Князя Георгія. И такъ етотъ Св. Георгій тезоименитъ былъ владѣльцу сей утвари; неизвѣстно только, какому изъ Юріевъ, или Георгіевъ? Но во всякомъ случаѣ утварь сія, принадлежащая къ древнему обиходу и быту Княжескаго двора, не позднѣе XV вѣка. Чашки круглыя, золотыя и серебряныя, упоминаются еще духовными грамотами Великихъ Князей Іоанна Калиты и сына его Іоанна. Одинаковой формы и величины съ Микулинскою найдена въ Старой Рязани серебряная чашка, хранящаяся у Н. Г. Головина; но, судя по грубости работы и простотѣ орнаментовъ, она древнѣе первой. На вѣнчикѣ ея вычеканены птицы, а на срединѣ левъ съ двумя хвостами, какой встрѣчается въ гербѣ Шведскаго Государства. Такія чашки, извѣстныя также подъ названіемъ ѣздовыхъ и дорожныхъ, бывали съ кольцами.

По ликамъ Святыхъ можно бы предполагать, что Микулинская чашка принадлежитъ къ церковнымъ утварямъ и назначалась для вливанія въ нее теплоты; но на ето употреблялся обыкновенно ковшикъ металлическій съ рукоятью, удобный для черпанія и вливанія. Нельзя почесть етой чашки и сосудомъ, въ коемъ подаютъ вино брачующимся при вѣнчаніи; въ старину для етого употреблялась сткляница, которая, по вкушеніи вина, разстаптывались.^[14] Сосуды домашняго обихода не рѣдко освящаемы были ликами Святыхъ, или запечатлевались духовными и нравственными изреченіями, кои напоминали о Хрістіанскомъ братолюбіи, умѣренности и смерти. Переходя отъ отцевъ къ дѣтямъ, какъ завѣтное наслѣдіе, они составляли семейную святыню.

Примѣчанiя

1

Карамз. И. Г. Р. V, 14, 22, 40, пр. 9 и 34. VII. пр. 219.

(обратно)

2

См. рукопись Микулинская лѣтопись, составленная Г. Головинымъ изъ документовъ Архива старыхъ дѣлъ и другихъ актовъ. Свѣдѣнія о самой церкви доставлены имъ же.

(обратно)

3

Слово, произнесенное Преосвящ. Гавріиломъ, Архіепіскопомъ Тверскимъ и Кашинскимъ, по случаю обновленія Михаило-Архангельской церкви въ селѣ Микулино-городище, Сентября 17, 1850 г. Тверь. 1850, въ 12. На сіе духовное торжество помѣщица Микулина Вѣра Петровна Головина написала слѣдующіе стихи, кои здѣсь помѣщаемъ:

(обратно)

4

Какъ видно у Чіампини Vet. monum. I. с. 31, t. 48 и пр.

(обратно)

5

Харат. рукоп. XII вѣка, въ 12, N. 407 (382) въ Моск. Патріаршей библіотекѣ.

(обратно)

6

Die Korsunische Thüren in der Kathedralkirche zur H. Sophie in Nowgorod, von Adelung. Berlin, 1823, in 4.

(обратно)

7

Карамз. И. Г. Р. II, пр. 255.

(обратно)

8

G. Codini ceremoniale aulae Byzantinae.

(обратно)

9

Прибавленіе къ Ипат. лѣтоп. 346.

(обратно)

10

Въ Шата освецоного княжати Е. М. Пана Иліи Святополка Четверти-Четвертинскаго, въ Тимоновце, 1641.

(обратно)

11

Путешествіе Геннадія Архидіакона Софійскаго и купца Василья Познякова XVI вѣка, рукоп. полууст. XVII вѣка, въ 4. N. 12. (212), сообщенн. мнѣ Княземъ М. А. Оболенскимъ.

(обратно)

12

Русскій историческій Сборникъ, М. 1840, т. III, кн. 4, стр. 338.

(обратно)

13

Въ Москов. Главн. Архивѣ Министерства иностр. дѣлъ.

(обратно)

14

См. свадьба Князя Андрея Андреевича 1533 г. и другихъ. Древн. Росс. Вивліоѳика, изд. 2, т. XIII.

(обратно)

Оглавление

Соборъ в селѣ Микулино Городище

Чашка, найденная въ осыпи села Микулина Городища

*** Примечания ***