КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

О любви… [Майн Вэльт Meine Welt] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

О любви… Майн Вэльт



Warning: Любое совпадение имен и названий — просто случайность. Текст написан абсолютно по реальным событиям. Текст не проверен на орфографию. Все, что описано является реальным прошлым. Спасибо тем людям, которые были рядом…

Черновик, но чистовик я писать не собираюсь, это просто момент из жизни, мое прошлое и люди окружавшие тогда меня — тоже часть этого прошлого.

Часть первая

Многие мои знакомые ехидничают на предмет того, что в середине нулевых приставка «Дон» не давала мне покоя. Некоторые, особо ехидные прибавляют, что «видимо Дон, надо приставлять не к имени, а к слову Ган» (бля рогобанский каламбур — 100 % зависть уверен).

Мой второй латиноский роман начался в 20XX году… как то, незаметно для себя, я стал большим специалистом по Латиносии, я объездил ее вдоль и поперек и это не понты — если подсчитать то время, что я провел там в чистом виде, то получится не так уж мало, по крайне мере не один год чистого времени. Раньше в юности судьба как то хранила меня от стран Латинской Америки — бывал но очень редко. Помню, на одном «компитишене», я даже слыл «специалистом по юго-восточной Азии», хи-хи, ну, было время. Затем, судьба как-то распорядилась, что большую часть времени мнеприходилось бывать в Латиносии. И так…

В то время я попал работать на сладкую линию между Аргентиной и Бразилией: 5 дней перехода и медленная, оооочень медленная, разгрузка в портах Бразилии. Базовый порт был Сантос (морские ворота Сан Пауло), хотя, по ходу, отдельный город с развитой инфра… впрочем, опустим банальности. Все было, действительно, очень роскошно.

Однако через месяц судно жестоко отштормовалось на 5 дневном переходе, причем, нешуточно — это скверное время, когда погода меняется с летней на осеннюю. Стоп! — в этой части света — как раз наоборот: там была зима и наступала весна. Одним словом — груз был залит, судно бросили на разборки между грузоотправителем и грузополучателем, конечно, в Сантосе. Полная свобода: ведь если арестован пароход — не арестован экипаж, это разные вещи. Обычно на судне было 2–3 человека — остальные пребывали в полном релаксе, в аутсайде, на борту только вахта. Хотя, я был один среди греков, которые, в общем-то, и составляли крю, меня не сильно мучили, практически, скажем наоборот — я им жутко нравился. Постоянные попойки в портовых кабаках, проститутки у которых у меня был даже кредит, хотя проституция в тех странах весьма отличается от общепринятого понятия. Тем не менее, тяжба затягивалась, греки потихоньку начали уезжать, но мой контракт только начался. Меня плющило от релакса. И это было реально. Вечера были банальны, днем я немного работал, вечером до утра уходил в сити. Однажды я поехал днем в город, реально хотел сэкономить — набрать водки с названием «Наташа» (зацените бренд) в маркете. Со мной поехал великовозрастный грек, потому что, как не крути — улицы Бразилии отличаются от того, что Вам приходится видеть на самом деле. На них всегда опасно. Безусловно, важен район, но, тем не менее, и это нормально, когда Ты едешь по автобану в такси, а драйвер закрывает окна в тачке, потому что на светофоре могут легко ограбить — только остановись. Некоторые районы, конечно бедные, просто не контролируются властями, полиция ведет в них самую настоящую уличную войну — похлеще, чем в вестернах. Мы уже тащились на кассу, толкая тележку впереди себя набитую водкой, когда старая латиноска на кассе начала тупить (вот уж не знаю, что вышло) — ни она, никто в очереди не говорил на английском. Я с греком запустил свои познания испанского, исходя из того, что разница между ним и португальским — как русский с украинским, но тем не менее, это не решало вопрос. Позвали менеджера, которая как я понял говорила на английском.

Она вошла в зал так легко… мулатка… мне сложно было сказать сколько ей лет потому, что в этих странах иногда девочки 16 лет выглядят как зрелые телки и наоборот, у нее была нетипичная фигура — не было этой огромной задницы, которую латины унаследовали от испанских конкистадоров (хотя в Бразилии они могли унаследовать только от португалов). Она была похожа на выточенную статуэтку, типа, которые я привозил маме в подарок из Африки. Мы премило побеседовали и поржали, я понял, что я ей нравлюсь, хотя я думаю, что она так же поняла, что она мне жутко нравится. Воздух накалился, и стало трудно дышать — такое ощущение, что сейчас ударит молния, и она ударила: в мозг, во все тело, я ловил каждое ее движение. Проблема была решена, причем на удивление быстро, если вы были в странах Латинской Америки, то наверняка знаете, как не расторопно ведутся там дела — и не важно где Вы, если Вам сказали подождать час — будьте готовы прождать полдня минимум. Вечером Мы уже сидели с ней в каком то ресторанчике на ее районе, ее звали Мария (о мама мия, как типично! Я поначалу чуть не оборжался, вспомнив все сериалы). Мария была из Сан Паоло, О-О-О город мегаполис, а в Сантос ее распределили, как менеджера в крупной торговой сети супермаркетов Она пила куба либра (лично я счел еще одной банальностью) Мы были одного поколения, однозначно она младше, но не на слишком много. Надо сказать, что ресторанчик был не бодягой, такой типа семейный, по ходу, ее все там знали. Тетеньки очень расшаркивались передо мной, но, в то же время, все было очень по свойски. «ООО, Маша-то наша белого ухажера засняла» ну типа того! LOL! Было действительно интересно, по крайней мере, мы были друг для друга продуктами полярных культур: Маша, например, знала только, что был СССР, а потом распался, а чего там дальше?!.. Так же, как и я, слишком мало знал о Бразилии. И так, я отвлекусь. Если убрать открыточное представление о Бразилии, то, что мы знаем о ней? По крайне мере я совковый мальчик? Бразилия единственная колония Португалии в Латинской Америке, экономическое чудо Латносии (амеровские инвестиции) и одна из самых продвинутых стран региона, где 2 % населения богаты остальные нищие. Кофе, футбол, карнавал (к слову в реале фантастический хаос и дурдом — уж лучше смотреть по ТИВИ — это я о карнавале) ах ну да страна сериалов… Нищета и роскошь — все рядом и все вместе.

Поразительная контрастность — это лицо Бразилии. Португальская корона устроила здесь свою резиденцию, когда дела в Европе шли слишком плохо, и управляла страной отсюда, в изгнании, в средние века. Отсюда, конечно, изобилие феноменально убогой архитектуры, которая, конечно, подчеркивает былое величие. Заводы, фабрики, джунгли — вот она, страна номер один Латиносии. Небольшое количество в процентном соотношении белых; метисы и мулаты — потомки местных индейцев и негров, завезенных в несметном количестве для работы на плантациях. Ах, ну еще группа Сепультура родом отсюда, пожалуй, единственная группа, которая была популярна у нас еще с конца 80-х (на самом деле мало кто помнит, что предварительно Макс Кавальера женился на, будущей менеджером банды, американке. Так что, несмотря на то, что Сепультура — бренд, тем не менее, стартовали они из Штат, правда, всегда подчеркивая свои Бразильские корни. Это было сладкое время, жара уже не так давила на меня, я впал, что называется, в роман. Два продукта разных культур схлестнулись, и это было похоже на ураган. Маша поражала меня своей продвинутостью. Дышать в одно дыхание… о да, это было самое точное выражение. Мы ездили в родной Машин мегаполис Сан Пауло, и даже тусовались на концерте Сепультуры, которая буквально через пару лет выпустит свой Данте ХХI (посредственнейший альбом, к слову, альбом достойный добротного середнячка, а не группы с таким именем). Мог ли я об этом мечтать в школьные годы, когда какая-то, подчеркну, какая-то бразильская группа была и звучала так экстремально, я вспоминаю свой маленький город на югах, конец 80-х, кассеты с записью Сепультуры.

Это было жутко прикольно, я всасывал дыхания этого города и Маши заодно. Всей этой упадочной архитектуры, этих театров, построенных еще португалами, блеском стекла и бетона новостроек и нищетой бедных кварталов. Ужиная в кабаках вечернего Пауло, я понимал, что, на самом-то деле я не люблю Марию, но какая-то магия: меня тянуло к ней. Трудно объяснить или дать точное определение. Секс? Нет ее магия была не только в этом. Конечно, когда происходит сближение, ну, блин, полярных культур — секс, наверняка, один из самых важных факторов. Повторюсь, я переживал не первый акт любви с латиноской, как и не первый роман — это было большее… Мне было просто хорошо. Я предпочитал молчать, когда страсти заходили слишком далеко. Она, как в общем-то многие люди в этих местах, жутко открытая и эти люди, повторюсь, живут не на поводу у разума, а на поводу у чувств, и не важно, что будет завтра: главное — то, что сегодня, эти люди отдают себя до конца (возможно эти страны именно поэтому живут в кризисе 200 лет). Мы подпитывали друг друга и задыхались от желания знать друг друга.

Вскоре меня уже знали на ее районе: это немного комично — местные старушки расшаркивались, ахахаха, «дон Алесандро». Вообще, в тех местах все отличается от нашей ментальности: если к синьорите ходит много синьоров — это хорошо, а вот у нас к «популярным» чувихам совсем другое отношение — бабки на лавочках будут шептаться и обзывать шлюхой (возможно из зависти) это повсеместно. Латниосия это совршенно диаметральная тема. Там все наоборот: если к синьорите не ходят мужчины — это, бля, плохо! Поверьте на слово — еще и за руку отведут, если будешь париться с номерами квартир.

Кокаин? Бразилия в принципе отличается от золотых кокаиновых стран Латиносии — он там есть, однако он и дороже, и не так популярен, конечно, цены не сопоставимы с Европой, но и не даром, как в Перу, Колумбии или Венесуэле. Я спросил Машу: «Может занюхаем пару дорог?» на что вдруг эта женщина сделала страшные глаза и начала орать, как в сериалах: «Алекс, он убил кучи звезд, он покалечил миллионы людей и наш ребенок?» «Ребенок?» Я тормознулся… «Постой, — сказал я, — а…» «Ты не кабальеро, Ты просто иностранец, которому плевать нам меня, — орала она, — но я не позволю впитать ему ни грамма этого яда! Мои знакомые плохо заканчивали, играя с ним». Я почувствовал себя как миллионы мужчин в этом мире те, которые попались в силки слов «Наш ребенок». История, бля, безусловно, банальна. Она настолько стара, что будет актуальна во все времена. Эти простые слова вернули меня в реальность. Я спросил в лоб: «Ты беременна?» «Послушай! — заорала она. — Ты родился вчера? Да?» Я терялся, если честно, машинально, почти автоматически спросил: «Ты хочешь ехать в Украину?» Мысленно представляя Машу в шубе, которую я куплю, чтобы она не мерзла, и шепот старушек на лавочках при нашем выходе в сити: «Привез негретусю, наших девок, типа, мало». Но было не смешно: смешно, когда это случается с кем-то, не с тобой. «Нет, мне не нужна УкраинА, — Маша, как всегда, делала ударение на последнюю А в названии страны, — Я люблю Бразилию, я люблю этот воздух, пусть мы бедные, но он вырастет Доном, он будет кабальеро, и никогда не узнает, кто его отец». «Почему ОН?» — спросил я, потому что дальше последовала, как я понимаю, брань. «Может быть только ОН! Я ненавижу Тебя», — она бросилась с кулаками на меня, ее острые ногти (символ женственности) впились больно и, даже видимо не слабо, расцарапали меня, но я не чувствовал боли, все было, как в тумане: реально, я такой весь продвинутый чувак, стал ватным в один момент. «Но я так люблю Тебя» — и это было сказано без пафоса, потому что мы уже валились в кровать. Утро. Бобы, мясо — народное, блин, бразильское кушанье, мы смотрим друг на друга: я опасливо, если честно, в душе, Мария улыбается — от нее веет заботой и любовью.

— Окей, я еду на пароход, у меня суточная вахта, Маша, буду через день, — говорю я уже затягиваясь сигаретой.

— Я приеду вечером, — говорит она, — и привезу Тебе еду.

— Послушай, — обрываю я ее на смеси испанского (бля какой я тупой я думаю что типа испанский, как португальский, ха-ха-ха), — у меня там все есть во-первых.

— Ты дурак, но я люблю Тебя.

— Я знаю, — пытаясь сбить страсти говорю я.

— И еще ты любишь эту, как ее? Холодную УкраинУ (делая по Машиным раскладам, ударение на последней букве).

— Но это же буду, — я роняет она спокойно и эти слова сбивают с меня все понты, эти ее слова пленят.

— Тебя не пустят в порт — это раз (пытаюсь отбиться), конечно, я понимаю, что этот-то вопрос можно утрясти легко, но закашиваю или, по ходу, пытаюсь закосить под какие то сложности.

— Ты не хочешь видеть меня! — злится она. — Наверное тебя ждут какие то шлюхи в АБС (знаменитый притон Сантоса к слову).

— Нет, Маша, извини, но это контракт и это работа.

— Я убью Тебя, — то ли шутя, то ли нет, говорит она.

И я понимаю, что это правда. Мы едем в Сантос. В 12- я на пароходе, который пуст, заступая на вахту, пью этот отвратительный кофе, к слову, по ходу, я не люблю эту заварную шнягу, вернее, просто у меня нет времени на то, что бы врубиться — по мне лучше инстант, но в этих местах — он западло. Мессмен подгоняет мне ящик спрайта, (я с ним в хороших отношениях — я подарил ему пару нулевых лах от Томми Хелфигер для сына, потому что мне они и на фиг не нужны, а тупо сундучить — зачем?) Я потягиваю холодный спрайт, покуриваю, чекаю вспомогачи и бойлер, в прниципе, в остальном больше и смотреть-то не на что, да и незачем. В районе 6 вечера я забиваю на все болт ноут надоел (читаю книги) иду на верх, бросая на фиг, машину. Встречаю своего босса. Он старше меня на пару лет, такой пидарский чувак, к слову, но боится моего безумного характера — я это знаю просто (это за тусовки в Бразилии, отжиги и пару драк на его глазах) боится еще за свой ноут, а ко мне относится, как его персональному доктору.

— Это плохо, что Ты вышел, — говорит он, — Ты должен быть на вахте, кроме того для тебя есть ювелирная работа.

Я злюсь, понимая, что работа, бля, будет явно тяжкой и грязной: а что же мальчики и девочки — я работаю в машинном отделении.

— Я понимаю Тебя, но это работа.

Мы спускаемся вниз, пьем кофе, болтаем о жизни, я показываю ему пару комповых примочек, типа уроков, потом я иду нудно и тупо притирать клапана на вспомогач, который запустят на следующей неделе — работа реально тупая, чувствую себя шлифовальщиком, причем я-то работаю чисто от руки Теряюсь во времени. Противно воет аларм, я бегу в сторону контрол рума, на бегу замечая, что это телефон, а не аларм.

По траблу снимаю трубку, звонит вахтенный с трапа. «Алекс, — кричит он, — к Тебе гости. Какая то телка». Мысленно вспоминаю всех подруг из АВС, хмм, вроде никому ничего не должен, звоню своему патрону и говорю мне нужно прогуляться к гангвею (трапу), он ржет «еще не нагулялся? Как „велвы“» спрашивая сразу по ходу, «как Систем Механик профиксил багги»- отвечаю вопросом на вопрос (привычка, которую я перенял дома когда хочу дипломатично съехать) говорю я (это я об амеровской программе — не супер, но идеальное решение для таких ламеров, как он). Он, кстати, не гуляет, говорит, типа, любит свою жену, видел пару фоток — ну может человек хороший, у них в Греции наверняка это почти супер. Мне кажется, что на самом деле, он врет — он бы бляданул только бесплатно ему не дадут, а на деньги он слишком жадный. Судя по коллекции порно на его ноуте, видимо онанизм помогает ему скрасить контракт. Я не понимаю, честно, мне дико — ведь рядом город, ведь он свободен, как можно трахать глазами неужели это лучше реала? Ну, может я испорченный, ну хорошо не трахать, но ведь можно общаться, можно узнать столько интересного, да просто посидеть с девочкой. Я поднимаю своего мотормена Юру, молодого парня, очень хорошего и интеллигентного чувака, не смотря на то что он не городской житель, ну он из под Одессы, его мама директор школы, он, видимо, представитель сельской интеллигенции. В очередной раз понимаю, что «деревня — это не место рождения — он уделает в плане порядочности многих „типа горожан“» К слову, это второй украинец на борту.

— Малый, — говорю я, — я закончил «велвы», мой ноут в контрол руме до дьюти час, но ко мне кто то пришел.

Он, как всякий проснувшийся человек, не особо рад, но, тем не менее, мы с ним заодно и он знает меня, надеюсь, только с хорошей стороны.

— Там еще «спрайт», — говорю я, — в общем, я тебя подменю, чуть позже.

— Ладно, чувак, — бросает он, — мы же в одной лодке.

Я ржу, потому что и он и я знаем, что у нас на работе симбиоз — я не бросал его одного никогда, как обычно поступают многие механики и, даже к неудовольствию греков, лазил с ним в подпоршневые — я хотел что бы флот его не разочаровал. Я благодарен тем людям, которые были со мной в первом контракте, когда я был еще кадетом — в них не было высокомерия и я протащил через всю работу в море это, по крайней мере пытался протащить то отношение. Я поднимаюсь к гангвею, на нем опершись на планширь стоит вахтенный матрос и мой босс, хмм, тридцать метров от причала — забор, вернее, натянутая колючая проволока — грамотно, конечно, сделано и за ней дорога, а возле нее стоит Маша, только с той стороны. Она призывно машет пакетами из меркадо. Ой! Маша наряжена, вероятно, сегодня был день зарплаты она хочет быть красавицей, хотя у нее красоты и не отнять, по крайней мере, я прикидываю сколько стоит по местным меркам ее провокационный наряд (уж за это время я-то изучил ее гардероб). Я несусь к проволоке, она наверное метра три высотой. Она почти прильнула к ней.

— Осторожно, Маша, — кричу я, сзади слышен смех греков.

— Я привезла Тебе еду, — говорит она. О, как наивно она выглядит, но так откровенно и это подкупает и обезоруживает.

— Ты что, Маша, — говорю я понимая, что фейс между проволокой я не просуну что бы коснуться ее.

— Я скучала, я думала о Тебе, — и мы с ней движемся синхронно вдоль забора в сторону ближайшей проходной, эмоции захлестывают меня и ее, мы говорим без умолку. Я вру что я не фига не делал и не устал (хмм ну зачем я буду рассказывать девочке про машину, про работу я никогда об этом не говорю).

— Алекс, Ты «лайер», — говорит она, — я касалась твоих рук (да да сквозь проволоку я ласкал ее пальцы).

— И чо? — говорю я.

— А то, что твои руки пахнут бензином и черные (Маша не рубит, что бензин для нас роскошь, что я их мыл в порошке и соляре после тяжелого топлива) и еще у тебя ссадина на лбу (да, лазил в труднодоступное место, была тема) я все замечаю, я умная.

Ржу…

— Ты бы могла работать в полис с Твоим складом ума, — говорю я.

— Алекс, Ты дурак, я люблю Тебя, потому что Ты скрываешь, что работаешь тяжело, потому что Ты честный, потому что Ты мой мужчина.

Бля, мне закладывает уши: эта хрупкая и гуттаперчевая черная девочка замечает все. Ну и фраза «мой мужчина» — подкупает.

— Потому что Ты дурак, потому что Ты умный, — ее несет.

— Ты не последовательна, дорогая, — пытаюсь отшутиться я и всю дорогу мы пытаемся протянуть друг другу руки сквозь колючку, причем я стараюсь накрыть Машину при прикосновениях, что бы она не поцарапалась, потому что мы не сбавляем хода и порой, бля, больно ударяюсь, о проволоку — это возвращает в реал.

На проходной (не центральной — до нее чесать немеряно) два секьюрити, Маша переходит на португис, общаясь с ними, я достаю свернутые мелкие деньги и всовываю в руки одному. Они ржут: типа «нельзя», но пропускают. Я обнимаю ее, она такая легкая, я приподнимаю ее, кружу и я теряю, как сказать, объективность восприятия: сейчас нет ничего — есть только она и это небо. Мы идем ко мне.

— У меня два часа, — говорит она быстро.

— Ты что не останешься со мной? — спрашиваю я, тут же пробрасывая, — Маша, ты что супермаркет скупила? Пакеты такие тяжелые!

— Нет, — ржет она, — тут передали еще с моей улицы кое что, хотят что бы Ты полюбил Бразилию, на самом деле, у меня завтра будет трудный день, ну, и я не проститутка.

Я ржу: «Проститутки, Маша, на суда не ходят, по крайне мере, здесь, поверь на слово».

— А, ну, Ты, конечно, все знаешь, — смеется она больно впиваясь в руку. Мы поднимаемся на борт. В каюте Маша атакует и мы валимся на кровать, контраст белого и черного… (вырезано цензурой). Мы лежим, болтаем о жизни.

— Маша, если честно, Ты же потратила кучу денег (несмотря на то что Маша имеет работу, она не дочь Рокфеллера и во что ей все обошлось — я понимаю).

— Ты мой мужчина, — говорит она, — и потом, Алекс, почему Ты не хочешь понять — я открыта.

Ее откровенность меня трогает, Маша не похожа на этих литых девиц из притонов, хотя и им не чужда эта страсть отдавать все, впрочем, и забирать последнее им тоже не чуждо.

LOL.

— Ты дура, — говорю я, — из нас двоих мужчина я и уж позволь мне заботиться о нас. Мне жутко приятно, но это против правил. Я лезу в столу нахожу кэш отдаю Маше она упирается рогом, что называется, я ржу и засовываю кэш в ее сапожок (всегда веселило как в Испании и Франции — латиносы переняли ношение сапог, несмотря на, в общем-то, теплый климат, хотя вечером и не жарко далеко, они носят облегченные варианты впрочем, как и их завоеватели — смотрится круто: в общем-то, как босоноги, но очень высокие).

— Ты дурак, — кричит она.

— Нет, я хочу что бы Ты была леди во всем.

Она обнимает меня.

— Мне хорошо с Тобой.

— Мне тоже, — но я знаю, что никогда не буду с Машей. Придет время и я уеду, потоскую иногда по ней, но не более: я слишком прагматичен.

— Ты хочешь остаться со мной? — говорит она (иногда подозреваю, что телки читают мысли на расстоянии) на самом деле видимо объясняется просто — интуиция определенно не мужское чувство. Чутье. Не знаю.

— Знаешь, Маша, — говорю я давай поговорим в другой раз, но дипломат я никакой в этом случае, потому что она взрывается: «Нет, поговорим сейчас». Я лох — надо было съехать дипломатичней.

— Итак, Маша, Ваш язык я знаю плохо, могу выучить, конечно, язык-это работа. Страна трудная — белые меня не примут, а, ну, с черными я работать не смогу — сама лучше меня знаешь. Деньги нужны, что бы жить свободно Тебе и мне — если их нет все разобьется.

Она психует: «Ты о чем говоришь? А, о деньгах, да? Ты все меряешь ими, ты иностранец, вы не понимаете».

— Послушай, девочка, — обрываю ее я уже резко, — я то, как раз и не меряю — я просто анализирую и Ты знаешь это не хуже меня.

Я понимаю разность ментальности, мне хочется быть таким же как она, я знаю, что, даже к примеру, нуждаясь, мы будем заодно, но переживу ли нужду и трудности я? Для меня будет удар — я не могу, комплекс это или нет, не знаю. Меня никто не ждет, сердце от Нади свободно да это в общем то, к слову, не сердце, а разум: история походит — я уже переживал ее в Венесуэле точь в точь. Трус ли я? Ну наверное, да, боюсь остаться в чужой, я бы сказал чуждой мне стране, с человеком который меня действительно любит.

Все эти мысли точат и атакуют в один момент.

— Я на работе, — бросаю я, — мне нужно сходить в энжин рум.

Разряжаю обстановку на миг, качусь по трапам вниз, Юра спит у ноутбука, пробегаюсь по машине, снова трапы, теперь вверх. Открываю дверь каюты, она спит, вид замечательный, боясь разбудить, падаю на диван и любуюсь ей, потом медленно переползаю на кровать, жар ее тела, мы обнимаемся и я отрубаюсь. Будит меня журчание душа в каюте из него выходит Мария.

— О, Дон Аллесандро, (это стеб, кстати, на предмет дона Аллесандро) любит спать, — смеется она, — а простая девушка встает рано. (Мы запускаем кофеварку) мне на работу, — говорит она, не рассчитывала задержаться у Тебя в гостях.

Я провожаю ее до самой проходной мог бы и дальше, но тогда бы, наверное, довел бы и до работы, я даю ей еще денег. «Возьми такси, — прошу я, — не хочу что бы Ты опаздывала».

Мы целуемся на глазах у секьюрити долго, долго; я бреду на пароход, я не хочу смотреть ей вслед; я становлюсь слишком сентиментальным. Меняю белье в каюте — оно будет напоминать мне о ней, я не хочу — будет грустно, тащу пакеты из меркадо Юре в каюту.

«О, чувак, — говорит он, — Ты что, в меркадо ездил?» «нет, — говорю, — невеста принесла и сказала что бы Ты съел и выпил» «Чувак, — ржет он, — оставайся здесь». «Нет, брат, спасибо, — говорю я, — в другой раз». Я работаю до полудня, чуть больше. Потом принимаю душ. Пересчитываю бабло. Не так уж и много, отсчитываю три сотни и мелочь, потом пораздумав, прибавляю еще. Еду в город, о чем информирую остаток крю ха-ха-ха. Но выехать получается только к вечеру, потому что какие то мелкие работы возникают. Еду в такси. Пишу смс Маше с местного чипа. Я жду ее в нашем кабаке возле меркадо.

Толстухи в возрасте, которые рулят там, уже расшаркиваются передо мной, спрашивая где Мария. «Будет позже», — говорю я, тяну Гордонс с тоником. Она появляется прямо передо мной, я офигительно задумался обо всем, мы обнимаемся, ужинаем.

— Маша, — прошу я ее, — поедем в Пауло, я хочу купить Тебе подарки. Она поднимает глаза.

— Ооо, да мой кавалер ограбил банк? — ржет она.

— Нет, — говорю я как-то отрешенно, потому что в голове мысли о разговоре ночью.

— Давай завтра, а? — говорит она. — С утра.

Окей, мы идем в ее маленькую квартиру в Сантосе, которую здесь снимает для нее компания. Утром мы едем в Пауло, мы болтаем в автобусе, автобус, кстати, такой нормальный ну, типа, междугородний, так обо всем: она рассказывает мне местные истории, достопримечательности, поражаюсь она так до фига знает — каждый раз что-то новое.

— Маша, — спрашиваю, — ты что в турфирме работала? — она заливается от смеха, — да, а откуда ты знаешь? Я, кажется, кое что начинаю понимать, да так просто, — говорю, — подкованная лучше любой энциклопедии.

— Ну не без этого, — отвечает она, — а вообще я очень люблю свою страну еще и поэтому. Я здесь родилась и выросла, я никогда не видела Европы, но и не особо страдаю — есть тиви, интернет… может, когда разбогатею, поеду. И в УкраинУ- ржу я.

— А вот в украинУ, могу хоть сейчас, — я немного офигиваю.

— Как? — говорю.

— А просто, — ржет она — обращаюсь в твое консульство, говорю: я ношу ребенка украинЫ и меня сразу оправят вместе с Тобой. А нет — Мы объявим вам войну.

Я смеюсь, я рад, что разговор принял дурашливую тему. Хотя еще одно упоминание о ребенке задевает меня. Неужели. Мы тусим по магазинам она превращается в леди, снова меряет тряпки, мы скупаем их, она иногда, как маленькая девочка дурачится, смеется и кричит: «Алекс, ну как?» Я согласно киваю — мне нравится ее манера одеваться, впрочем, как у большинства латиносок. Этот стайл провокация во всем: иногда это вульгарно, но у них и на них это смотрится очень сексапильно без ханженства.

Увешанные пакетами, мы катимся к ее дому, она щебечет, я здороваюсь с обитателями ее улицы, как будто сам прожил здесь, дарю мелкие презенты, типа пачек красного «Мальборо». Какая-то старуха говорит долго на португисе или наречии, я не фига не понимаю, Мария просто цветет.

— Что она говорила так долго? — спрашиваю я.

— Она сказала, что ты щедрый дон и добрый и что они ждут, — тут Маша ржет еще больше, не сдерживаясь, — нашей свадьбы и детей помогут нянчить.

Мы валяемся в ее квартире, я отправил пару деловых мейлов с машиного ноута настроение, ну такое, как будто что-то произойдет… пока хорошо но… идет реклама концертов всяких знаменитых европейских банд. Они, кстати, сюда едут просто косяками собирая стадионы, никогда не думал что Бразильерия так помешана на роке, Маша что то говорит о визите Мейденов показывает мне майки с концертов.

— После этого концерта я решила сделать тату, — говорит она. Ее тату — какой то узор чуть ниже спины, но выполнен прикольно.

— Послушай, Маша, я хотел поговорить серьезно, — она останавливается, садится рядом со мной, берет меня за руки, и вдруг Маша становится сдержанной, как никогда.

— Ну, я примерно, знаю о чем Ты хочешь спросить: будешь Ты со мной или нет — ребенок будет.

Я теряюсь, но понимаю, что я сам напросился, она умней меня, сто процентов, убеждаюсь после последующего диалога.

— Мне жаль, что Ты не хочешь остаться — я знаю много историй и это, наверное, самые типичные бразильские истории, когда иностранцы женятся у нас, мне не повезло, наверное, — в ее словах нет пафоса. — Мне 27, я хочу ребенка, я выросла в небогатой семье, где все тяжко работали, я окончила колледж, потом еще одно образование, я хотела подняться — все до чего я доросла — Ты видишь сам: круто или нет, поверь, для девочек из моих кварталов — это круто. У меня большая семья, братья, сестры. Но я отдавала всю себя работе. Теперь мне 27, к сожалению, мои романы не были удачными, кроме того, я выросла, ну ты понимаешь, в районах, где бедность и черные, нет, я не про расизм, просто белые ко мне тоже не очень-то относятся, ну ты понимаешь — у нас тут много смесей. Я хочу, что бы мой ребенок был Доном и ему будет легче в жизни, кроме того у меня хорошие перспективы на работе — он никогда не увидит те места, где росла я.

— Это что, типа «Город Бога», — спрашиваю я (вспоминая классический фильм о бразильских трущобах кстати реально снято).

— Ну, нет, — говорит она, — получше, конечно, Ты что, тем не менее. Ты хороший, Алекс Ты замечательный, я не обманываю себя, но Ты не веришь ни в меня, ни в Бразилию и Ты не хочешь жить здесь, а мы могли бы жить и нам бы было всегда хорошо. Я не могу Тебя изменить, я думала — мы купим дом, я знаю нормальный район в Сантосе, там отличное соседство для таких, как мы по уровню жизни и наш ребенок..-.она смолкает.

— Но Тебе будет трудно одной, — говорю я, — Ты хочешь что бы я страдал? — спрашиваю я.

— Не так как Ты думаешь — мне будет легко, мне помогут, и еще, я буду знать, что рядом со мной часть Тебя, мне было хорошо и интересно с Тобой. И если Ты уезжаешь, он остается со мной. А значит часть Тебя здесь.

Наливаю себе ром. Меня трясет.

— Ты думаешь у меня нет сердца? — спрашиваю я.

— Ты дурак, Алекс, какой же ты дурак! — смеется она, — если бы у Тебя не было сердца, тогда бы и ничего никогда не было. Почему Ты пытаешься ответить на вопросы, которые еще не заданы, это твой украинА стайл! Живи сегодня! Ты живешь будущим и прошлым — не пропускай сегодня — оно важнее всего. А у тебя оно как автоматический режим.

Мы обнимаемся.

— Я не знаю, правда, Маша, я не знаю, — шепчу я.

— Не думай об этом, — шепчет она и наши губы соприкасаются.

Остальное будет потом. Мы еще будем тусовать по улицам многомиллионного Паоло, мы еще будем смотреть на звезды. Я буду петь с Машей в два голоса The Hunt-Sepultura, я буду еще долго пытаться уловить ее запах, хотя его не будет, но я буду пытаться искать; я буду топить себя в алкоголе, в телках, пытаясь найти и почувствовать ту страсть и, конечно, ни фига не получу;… мы еще будем покупать какие то подарки друг другу, я оставлю визу на предъявителя и иногда, бля, буду иногда в одиночестве, которого я искал всю жизнь, я буду ронять слезы — бля, мальчики не плачут? Еще будет инцидент с Розанной, проституткой бывшей подругой из АВС которая, встретив меня в Пауло, полезет обниматься (можно понять — Пауло для нее такой же чужой город и тут средь шумного бала случайно..) еще будет тот скандал, шрам и ее слезы — она начнет винить себя, бля, а я бы, наверное, убил на ее месте, ну к примеру, если бы вдруг в маркете Сан Пауло к ней подвалил какой то чувак и начал радостно обнимать. Мужчины большие авнеры, чем женщины и это их уязвимая часть. Еще будет Витория и ее приезд такой важной, гордо несущей живот и завистливые взгляды моих коллег (ах-ха-ха греки уедут и на балкер постепенно начнет приезжать более уродливая публика люмпены в основной массе, как ни странно из моей страны) я буду писать заявление и проработаю еще 4 месяца, потому что трусливый украинский мастер побоится отправлять телегу в Грецию и пока я не заряжу ему, моего греческого хватит для разговора с офисом, меня не отправят домой.

Это будет потом, потом придет май 200x года. Я буду смотреть финал еврокубков, где Ливерпуль, который я любил в детстве выиграет в финале, я открою мейл и увижу несколько фоток с новорожденной девочкой с подписью «Исабель Мария Александра Феррейра. Спасибо, что Ты был» и откажу в ту ночь в аудиенции какой то телке, буду писать сопливый мейл (а чО может написать пьяный человек?) в ответ. Все это будет потом. А сейчас, сейчас я теряюсь в Марии, как в океане…

У каждого человека, посетившего Бразилию, есть свое, открыточное представление о стране. Но для меня открытка не напоминает великие виды португальской колонии.

Потому что моя открытка не содержит ландшафты или чудо архитектуру.

Моя открытка — это те люди, с которыми я был в то время, которые были мне дороги…

Она в моей голове.

Часть вторая

«No more tears» (Ozzy Osbourne)

Я вовсе и не предполагал, что последует вторая часть или может не часть. Но ощущение невысказанности и необъясненности, конечно осталось. Первая часть не представляла из себя художественной ценности (да я об этом и не думал, если честно) я просто описал реальный момент жизни из своего прошлого. Правильно или нет я поступил — боюсь, я не смогу ответить до сих пор. Я старался не вспоминать эту историю, иначе бы — не выжил.

Мне было чуть за 30, то есть к тому моменту я был достаточно зрелым мужчиной, что бы отвечать за свои поступки. Я вспомнил ее, наверное, потому что хотел бы быть открытым для ОДНОГО ЧЕЛОВЕКА, показать себя со всеми своими ангелами и демонами. Я хочу быть настоящим, для меня — это очень важно на самом деле. Я ни фига не идеален, я живой человек и, конечно, ошибаюсь (даже гении имеют право на ошибку — любимое изречение или отмазка LOL). Могу, конечно, добавить, что я не робот, но это будет звучать уже слишком, как оправдание. Все это время я отгонял от себя мысли и воспоминания о «моей Бразилии» или о той Бразилии, которую я знал. В предыдущей части много стеба, я сознательно чаще стебусь по испански, потому, что для меня, ну скажем прямо, испанский стал первым языком латиносии (ромна в кузнице латиноских красунь Венесуэле, как причина увлечения им, ха-ха-ха, да вся Латиносия на нем говорит, кроме Бразилии и мелких френчовых островных колоний в районе карибб). Я не смог избавиться от этого первого языка даже в «бразильерии» — мне казалось, что он такой же, нет ну определенное сходство, конечно, есть, тем не менее — они разные, а уж тем более — португис Бразилии, сотканный из кучи наречий. Поэтому многие изречения типа «Дон» ахахаха, «эстрелла миа» — просто, как идиомы — это не верно для Бразилии, так что текст содержит неточности, конечно, но они были, я не мог избавиться от как сказать первого языка латинов. Что касается жизни дома — я впал в серфинг по телкам, сознательно обрывая всякие контакты после второй встречи, потому что, честно, особо не западал ни на ком, а во вторых боялся привыкнуть. Я просто исчезал, я не рвал с ними — просто шифровался, не отвечал на звонки — так как стартовал с новой пассией. Это глупо, но я не хотел никаких разборов полетов, этих «почему и зачем». Мне было 32, я был свободен, финансово защищен и, конечно, представлял мишень для дам, ну, если грубо: сорри, зато правда. Что о моем бразильском романе… Нет, ну на первых порах, попав на историческую родину я жутко гордился, бахвалился, может я даже стебался, что я сделал больше чем МИД моей страны для пропаганды Украины в странах Латинской Америки (убогая шутка, кстати, понты, позерство) наедине все было не так: я старалcя все забыть и не думать. И в тот день, когда я получил тот мейл я понял, быть может, самое главное, не могу сказать что этого я не понимал раньше, но тем не менее ТОТ вечер я помню очень отчетливо. В силу ментальности, хотя очень сомневаюсь, что из за ментальности, я потянулся к холодной водке, думаю, что, на самом деле, это не фига не ментальность — любой человек в мире, не важно в какой стране он родился, почувствовал бы тоже самое. И начал писать слезливо-сопливый мейл, но ложка хороша к обеду. Утром пришло отрезвление и холодный разум вернулся ко мне. Я понял, что это слезливое послание не стоит отправлять: ОНИ там не поймут, потому что это будет выглядеть жутко убого для мужчины. Утром я покатился в банк и отправил деньги «Вестерном» — они будут там нужней, чем пьяные и невидимые миру слезы.

Это будет честней. И вечером получил второй мейл. В котором коротко было сказано: «Ты неисправим. Спасибо». Я подумал, что в принципе, наверное, моя напускная холодность будет лучшим, чем тупое слезливое бездействие. Я набрал номер «Киевстар» долго не хотел коннектиться, я сидел в «спортивном» кафе, к слову — очень дорогое место, не бодяга, типа, ахахаха, здесь собираются прококоиненые пафосные телки околоспортивные чуваки, по-Минаевски можно сказать, что «на поебку», но на самом деле они косят под здоровых и увлеченных людей. Телки с ботексом в дорогих спортивных нарядах и такие себе серьезные чуваки, смотрящие футбол или бокс (не суть) — они не настоящие, они играют в здорово фанатский образ. Но, о чем я собственно…

Мы говорили недолго. Она сказала: «Давай оставим все, как есть, я знаю что Ты мучаешься, но отпусти! Почему Ты не отпускаешь? Живи сегодня, завтра будет завтра и видишь — твоя теория не работает. Ты страдаешь теперь от нее сам».

— Я больше никогда не позвоню, — в психозе, рявкнул я.

— Мы закрыли тему давно, — сказала она.

— А Она?

— А она больше белая, — расмеялась Маша — она же Донья.

Я тяну свой «Грантс», над столом возникает тень. Алина, как всегда тянет за собой шлейф достаточно дорогих парфюмов. Она падает за стол.

— Что заказать? — лениво спрашиваю я.

— Апельсиновый фреш, — машу официанту.

— И капучинно, — прибавляет она.

«Ок».

Несмотря на суету этих пафосных псевдоспортивных тусовщиков, заказ Алины приносят очень быстро. Она потягивает фреш, потом закуривает. Рот у нее не закрывается ни на минуту (губы прокачанные в салоне красоты, который Алина бомбит регулярно, видимо считая что вид престарелой Барби сделает ее сексуальной). Она несет какую-то пургу, в которой слово «гламурно» повторяется с такой частотой, что если бы ей платили по центу за его употребление она бы была миллионершей — сто процентов! Хотя Алина и так не бедная.

Она моя ровесница, замужем. Я не знаю, что у нее в семье на самом деле, боюсь, она пустая «глемовая» телка, я даже подозреваю, что муж в курсе ее похождений. Судя по звонкам иногда. Фиг знает, может его это качает, я не знаю, мне абсолютно все равно. Я спал с ней один раз всего, это вторая наша встреча.

— А ты какой то смурной, — произносит она.

— А Ты чО, Алина, русскую классику перечитывала? — спрашиваю я, потому что слово «смурной» почему-то мне кажется из их произведений.

Она даже не поняла моего стёба. Она снова щебечет о каких то грандиозных распродажах, о бутиках, и о фитнесс центре. Затем, запрыгивая, на своего любимого коня — как ей не хватает мужского внимания, тут же осекаясь, что, типа, тонны ее подруг в таком же замесе, а ей теперь повезло. Дальше идет перечисление каких то страдающих телок по именам — я все равно никого не знаю. Я отдаленно слушаю ее, вернее — не слушаю, а думаю о своем, пытаясь кивать в такт: ну, типа, беседу поддерживаю.

— АААлекс, — противно тянет она, — что случилось?

Возвращаюсь на землю.

— Да ничего, говорю, Алина, все окей.

— СмАААтрИИИ у меня новые часы Мовадо, а Ты даже не заметил.

— ЗачОтные котлы, — стебусь я по удаффкомоски.

— Ну вот, Вам пока не скажешь, так ничего не заметите, почему Вы такие? — обижено тянет она, — Поедем к Тебе, — вдруг заговорчески шепчет Алина, — тААкое устроим!

Ага, я прямо должен впасть в шок.

— Интересно, Алина, а чО мы такое усторим? — говорю я, — Ты что, повышаешь трафик порносайтам? Там, что ли чего насмотрелась? — стебусь я. Она не понимает— да нЕЕт, слушай, я такое мААгу.! И тут мне становится не по себе:

— и чО Ты, Алина, можешь, кроме того что бы шляться по глемовым тусовкам? Ты что работала когда-то? Если «да» — назови мне: где. Ты, пустая, глупая телка. Ты даже не красавица, — меня несет, — Ты просто ухожена, да и то, скажи «спасибо» мужу, объясни мне почему Ты лезешь в мою постель, а не в его постель? Назови хоть одну причину?

— Ты что, ААлекс, нуууу я же влюбилась в Тебяяя.

Меня тошнит, мне хочется ударить ее, правда, ну я не совсем больной на голову, конечно.

В моей голове несутся мысли: на кого променял? На это «спортивное» кафе? На эту тупую, никчемную телку? Пусть не на нее, так на следующую такую или чуть лучше — не суть. Это пустота. Наверное, я был бы счастлив, даже нуждаясь в Бразилии, но я предал, я испугался, я просто закосил под холодный разум. НЕУЖЕЛИ Я ВСЕГДА БУДУ РЯДОМ С НЕНАСТОЯЩИМ? Все! Решено! С бурной молодостью часть вторая после 30-ти покончено, я не буду рядом с ненастоящим, я буду стараться быть честным, не обещаю, но я буду стараться и мне повезет, конечно ха-ха-ха. Бразилии не будет, но тема закрыта, как сказала Маша. Я даже благодарен этой тупой силиконовой кукле, меня отпускает: и злоба, и отвращение проходят — сейчас она для меня просто сюжет комикса.

— Ну чООО Ты, Алекс, ведь так классно же было, чего взбесился? — тянет она, — .Давай возьмем джин тоник и Ты трахнешь меня прямо в кабинке. Глаза Алины расширены видимо она считает что, если я загну ее прямо здесь, типа, в экспромте — это будет высшим пилотажем.

Ее дыхание и манера говорить становится такой с придыханием, видимо ее «качает». Мне становится просто смешно, правда, я стебусь дальше: «Слушай, Алина, какой же это будет экспромт, если Ты уже спалила сценарий», — ржу я.

— Ну лааадно, тогда давай поедем куда то, — говорит она, ее руки пытаются коснуться меня, я не сопротивляюсь.

— Да никуда Мы, Алина, не поедем, ни сейчас, никогда, — говорю я. Она настораживается.

— Почему? Это все из-за Кати? — спрашивает она, с какой-то детской наивностью.

— Какой Кати? — просто офигеваю я от ее хода мыслей.

— Ну, та, с которой Ты тусовал здесь, — мне уже про Тебя здесь все спалили.

Я ржу, я ржу, как лошадь, просто до слез. Алина, как все девочки после 30 комплексует от соперниц, которые помоложе (признаться с Катей у меня были какие отношения, впрочем так же она могла бы приписать мне еще кого угодно).

— Да нет, Катя здесь ни при, — чем ржу я, — .Не в Кате дело, Алина, я просто становлюсь на другой путь.

Она снова не понимает.

— На какой? Уезжаешь? Я буду скучааать — только ведь познакомились, Ты такой интересный.

Я понимаю, что говорить далее — бесполезно, а стебаться — просто неудобно.

— Да, — говорю, — можно и так сказать. Я машу официанту (ха-ха наверное один из осведомителей, который за маленькие деньги, поведал Алине с кем я тут тусовал) он приносит счет, оставляю кэш.

— Ну что, Алина, пока. Она в шоке.

Я выхожу на улицу. Май, но на улице свежо и ветер такой не слабый. Мне становится как-то хорошо, как-то спокойно, обуревает какая-то радость: мнекажется — я начинаю новую жизнь, совсем другую, с нуля, с чистого листа, и буду стараться быть настоящим. За ветром следует гроза и дождь, просто ливень, я не прячусь, я шагаю по центру Одессы, мне хорошо!

По фиг, что я весь промок, но я этого не чувствую, вернее, не обращаю внимания. Через минут десять, я понимаю, что промок наглухо. Ловлю тачку. Чувак понимающе смотрит на меня, «Тебе ведь всего, — говорит, — один квартал остался до дома, Ты попал».

Я думаю: НЕТ, ДРУЖИЩЕ! Я КАК РАЗ ВЫРУЛИЛ! Дома будет тепло и уютно, я заварю чай и начну медленно и методично стирать телефоны телок в мобиле. И смотреть, как майский ливень заливает Одессу. А утром я, вдруг, проснусь рано — чего давно не бывало и решу что это знаково, от дождя не останется и следа и солнце будет такое приветливое, а центр Одессы уже заполнят, куда то спешащие, люди. Я буду пить свой кофе. Наблюдать в окно за пробками и вдруг решу, что я хочу поехать домой, туда, где я родился и выроc, в этот маленький курортный город у моря, мне это очень нужно. Я буду лежать на пляже один, смотреть на море… первые числа июня…. людей почти нет… я буду вдыхать этот воздух этого зеленого города, или городка, неважно — он даст мне сил, это будет недолго, но я сделаю это. И у меня начнется нормальная жизнь, я верю: все будет хорошо и отлично.

И мне нужен этот скрип трамвая, тот воздух, и те здания и улицы, и я не думаю, о том, что в общем — то, на самом деле, друзей у меня там почти не осталось, отец умер, а родственники, ну, как-то стали дальше — я не хочу думать об этой шняге, я настроен на позитив. Я буду мужчиной, настоящим, а символ мужественности — это не когда ты в «серфинге» по телкам, по пустым, глупым, бездушным; и я давно не забочусь о звездочках на фюзеляже, умение отказаться от идиотских соблазнов и есть, наверное, проявление мужчины. Я это понимаю и начинаю даже себя уважать, хотя порвал с прошлым стайлом только вчера. А совсем скоро мне повезет по настоящему, на самом деле, но это уже другая история, и она в стадии продолжения, в процессе, если так можно выразиться.

Майн Вэльт, http://www.welt.com.ua © 2010 G6H883PH83N


Оглавление

  • Часть первая
  • Часть вторая