Проблемы с драконом, проблемы дракона [Пашка В.] (fb2) читать онлайн

Проблемы с драконом, проблемы дракона

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Когда нельзя, но очень хочется, то…

Пролог

в котором майор подглядывает, а потом пишет в блокнот

Он не был похож на учителя физкультуры. Да и вообще на учителя.

Учителя бывают двух видов. Первые — неудачники, случайные люди, они не знают, что здесь делают, и отрабатывают. Просто пытаются делать, как понимают, а понимают они — никак, и от этого еще больше чувствуют себя неудачниками.

Вторые — молодые энтузиасты. В них горит огонь юности, они пришли свернуть горы… порой огонь перегорает, и человек превращается в неудачника, но иногда отсветы этого огня еще долго пляшут в лицах учеников, даже когда самого вечно молодого учителя, уже седого или лысого, закрывают в гробу. Бывает и так.

Николай Федотович не был похож ни на неудачника, ни, тем более — на энтузиаста. При виде него почему-то вспоминалось, что в городе есть улица Энтузиастов, и ведет она на кладбище…

На уроке почти тишина. Стучит мяч, слышен топот десятков ног, дыхание… и все же тишина. Ни азартных выкриков, ни смеха, ни подначиваний друг друга.

Майор Филиппов ждал конца урока. Стоял в коридоре и подглядывал в щель. Ему хотелось посмотреть на урок, никого не беспокоя. Он мог просто зайти и сесть в уголке, но посторонний всегда отвлекает, а Филиппов хотел увидеть урок. Составить мнение об учителе не по протоколам, а лично. По его делам.

Сам Николай Федотович почти не появлялся в поле зрения. Похоже было, что он просто выдал детям мячик, велел играть в баскетбол, а сам занялся чем-то своим. Когда сам Филиппов был школьником, он такие уроки любил больше всего — не надо делать глупые приседания, ходить по залу строем, можно просто играть в свое удовольствие. Но здесь не было удовольствия, дети вяло двигались, вяло перекидывали мяч, вяло бросали в корзину и не расстраивались промахам — не играли, а словно изображали игру. И молчали.

Филиппов хмурился и думал, что хорошо было бы задержать этого Николая Федотовича. Просто так, до выяснения. Не мог он быть ни в чем не виноватым. Даже жаль было, что нынче нельзя арестовать человека, руководствуясь пролетарским чутьем, как в старых книгах. Здесь, в школе сами собой вспомнились романтические книги, читанные в детстве. Про борьбу за справедливость, про горячие сердца и холодный разум, про маузеры и романтику… Книги, которые вели Филиппова до сих пор, хотя давно уже стало ясно — нет никакой романтики, а есть только грязь, труд и снова грязь. И куча бумаги. Отчеты, отчеты и еще раз отчеты. По каждому движению надо писать отчет.

Тут его размышления были грубо прерваны — дверь резко открылась и ударила майора в лоб.

— Ох, извините, — Николай Федотович смотрел в глаза и улыбался, — Не знал, что за дверью кто-то есть.

Филиппову показалось, что он лжет — отлично он знал, и специально подобрался тихо и открыл резко. И глаза у этого учителя были какие-то неприятные — мутные и глубокие, непонятного цвета. То ли серые, то ли зеленые… Как ориентировку про такие писать?

— Ничего, я сам виноват, — ответил он и достал удостоверение, — Мы можем побеседовать?

Николай Федотович улыбнулся еще шире.

— Разумеется, урок как раз заканчивается.

И тут прозвенел звонок. Дети словно очнулись, начали галдеть, побежали в раздевалку. Торопливо, и как показалось Филиппову — с облегчением.

В кабинете Николая Федотовича было тесно, стоял небольшой стол, почти чистый, на полке несколько дипломов и два кубка. В углу — огромная спортивная сумка, набитая каким-то инвентарем. За столом — расшатанный стул, на который сел хозяин кабинета, перед — узкая скамья. Майор немного постоял, чувствуя себя глупо от того, что возвышается, как каланча, и сел. Стало еще неудобнее, но не подскакивать же теперь.

— Я хотел задать вам несколько вопросов… — начал говорить Филиппов, но Николай Федотович перебил.

— Ужасная история! Поистине ужасная! — и снова майору показалось, что над ним глумятся, — Но ведь вы найдете маньяка? Я верю вам!

Николай Федотович снова глянул прямо в глаза Филиппова, и тот вдруг удивился, насколько тут душно. В ушах зазвенело, голова закружилась. А Николай Федотович продолжил говорить, теперь тише, внушительнее.

— Я верю вам, а вы верьте мне. Вы же верите мне, правда?

В ушах Филиппова шумело, он почти не слышал слов, но машинально кивнул.

— Я не имею отношения к гибели этих девочек. Так и запомните, — сказал Николай Федотович, — А в протокол допроса запишите что-нибудь на свой вкус.

Майор достал блокнот с потрепанной обложкой, на ощупь, не отрывая взгляда от глаз собеседника, открыл его.

— Нет-нет, — сказал Николай Федотович, — Пролистайте дальше, чистый лист дальше.

Майор глянул в блокнот, перелистнул еще две страницы. Здесь он делал пометки для себя, чтобы не забыть. На память Филиппов не жаловался, и обычно помнил все и без блокнота, но ему было удобнее думать, помечая ключевые точки на бумаге.

На открытой странице было записано "Василиса Кошкина, прозвище Кошка Васька", и еще "поговорить с физруком. Н. Ф."

Остальная часть была пустой, и Филиппов начал быстро писать.

Николай Федотович с улыбкой смотрел на него, потом вдруг резко хлопнул в ладоши и встал.

Филиппов тоже встал, потряс головой. В глазах его прояснилось, но ноги подкашивались.

— Душно тут у вас, — сказал он.

— Дети, — ответил Николай Федотович, — Физические упражнения, пот. А вентиляция, сами видите.

Филиппов машинально отметил, что тот говорит как-то рублено, отрывисто… но что это могло значить, не мог понять, в голове гудело. Он чувствовал, что произошло что-то неправильное, но что?

— Приятно было поговорить, — сказал он почему-то, и пошел прочь.

Пришел в себя он только в своей машине. Достал мятый лист с записью разговора — не протоколом, просто своими пометками. Повертел в руках, попытался разобрать собственные каракули, и решил внимательнее вспоминать уже в кабинете.

А сейчас некогда было задерживаться. И так потеряна куча времени. Ни черта он не знает, этот физрук. Не слышал, не в курсе, не видел.

А между тем пропала еще одна девочка.

Василиса Кошкина, с глупым прозвищем Кошка Васька и совершенно дурацким сетевым псевдонимом Киска-Мяу.

Глава первая

в которой Киска-Мяу выкладывает новость, а Виктор идет гулять

Виктор крутил ленту новостей. Реклама, реклама, кто-то кого-то сбил, кто-то бубнит свое очень ценное мнение о политике… снова реклама… убийство и жертвоприношение в парке… реклама… снова дтп…

Виктор промотал эту новость, не заметив, но что-то все же зацепило его. Убийство — это случается в ленте. Нечасто, но все же. И жертвоприношение.

Он вернулся обратно и прочитал начало.

«В Михайловском Парке найдено тело девочки. Следы указывают на жертвоприношение. Это уже пятое… читать дальше».

Виктор подумал, что внутри может оказаться, например, реклама компьютерной игры. Или… или магазина для извращенцев. Какие-нибудь резиновые куклы с возможностью отрезать им голову, или еще что-нибудь. В наше время в интернете может быть что угодно. А такой заголовок наверняка придуман просто для привлечения внимания. Он уже решил промотать страницу дальше, но потом все же ткнул на ссылку.

«404 — страница не найдена…»

Он вернулся и обновил сайт. Новость пропала. Виктор пожал плечами и продолжил. Но через некоторое время вернулся назад, туда, где была та странная новость, и снова обновил страницу. Новость про жертвоприношение не появилась. Он попробовал вспомнить автора того сообщения, он видел его краем глаза, но что там было? Что-то дурацкое, глупое и…

Киска-Мяу. Кажется, так. Что интересного может написать человек с таким ником?

Виктор немного подумал, потом запустил поиск по имени автора.

Киска-Мяу оказалась девочкой-пятиклашкой, обитательницей пабликов про милых котиков и каких-то мультяшных красоток. Новости в общую ленту не предлагала, и никакой мистикой не увлекалась.

Виктор немного покрутил колесико мышки туда-сюда, глядя, как мелькают заголовки новостей. Заголовок застрял в голове и не желал уходить. Почему-то казалось, что за ним стоит что-то настоящее, не глупость, не очередной интернетный розыгрыш.

Мысли плясали в голове.

Киска-Мяу…

Жертвоприношение…

Фальшивые новости в интернете называются фейки…

Пятое…

Фейки…

Страница не найдена… пятое жертвоприношение и не найдена…

Киска-Мяу…

Виктор прикрыл глаза, потом вздохнул и выключил компьютер. Встал, надо было прогуляться и развеяться.

Виктор оделся, повертел в руках смартфон, подумал, не оставить ли его дома, но потом все же сунул в карман.

Выходные, и с работы никто не позвонит, но все же он так привык к тому, что в кармане всегда есть телефон, что без него чувствовал себя неловко. Как без штанов на улицу вышел. Гулять не хотелось, но надо. С возрастом он начал набирать лишний вес, появилась легкая одышка, а работа сидячая… и денег на гимнастические залы жалко. Виктор был уверен, что большая часть этих тренировок — обычное состязание понтов, хотя ни разу не ходил на них. Вместо этого он сам себе назначил регулярные прогулки, хотя бы час в день. В рабочие дни он выходил пораньше и шагал пешком, а в выходные приходилось самого себя выгонять на улицу. Зато здоровья прибавилось, и одышка исчезла, и животик… Виктор верил, что он стал меньше, но взвешиваться не хотел. Он и перед своими прогулками не взвешивался.

Он вышел и не спеша пошел по улице. Гулял бездумно, погружаясь в свои мысли.

Работа… надо пройтись по всем рабочим местам, проверить, где болтаются провода под столами. Но Михайловна опять станет говорить, что она очень занята, хотя просто пьет чай. А Ольга Семеновна снова начнет пристраивать свою племянницу за него. Виктор не видел эту племянницу, может, она и ничего девушка, но все же…

Работа… Компьютерный парк почти в порядке, деньги на четыре новых выделили, и теперь у всех машинки… ну, не прямо хорошие, но неплохие. Терпимые. Четыре новых заменили самые отсталые компьютеры, и теперь можно говорить, что все в порядке. Пока. Программы усложняются, требования к железу растут, но пока Виктор считал, что прогресс он догнал.

Работа… Она заполняет всю жизнь и заменяет ее. Ольга Семеновна спрашивала, почему он до сих пор не женился, и Виктор отшучивался, а внутри чувствовал легкую обиду. «Не твое дело!» — хотелось ответить ему… но сейчас, наедине с собой он думал, что в самом деле, что-то в этом не то. Вполне комфортно, у него своя квартира, неплохая работа… но все же чего-то не хватает. Он никак не мог сформулировать для себя, что же ему не нравится, но чувствовал, что его жизнь идет как-то неправильно.

Ноги принесли его в осенний парк. Конец октября, сыро, слякотно. Листья облетели давно и успели слегка подгнить на земле. Теперь они не шуршали, а хлюпали под ботинками. Виктор поднял голову, осмотрелся, пытаясь понять, куда его занесло, пока он размышлял. Знакомый парк, не очень близко от дома, но все же летом он часто гулял здесь. А в нынешнюю погоду обычно ему было лень ходить сюда, видимо, он задумался глубже, чем предполагал.

Горели фонари, и небо уже совсем потемнело. Виктор достал телефон, глянул время, и тут услышал рев мотора.

Он дернулся и отскочил в сторону, прямо в мокрые кусты. Телефон выпал из руки, и Виктор тут же забыл про него. Звук казался прямо за спиной, хоть никаких фар не горело. Он оглянулся и увидел огромный мотоцикл, с рычанием и грохотом летящий по пешеходной дорожке. Виктор попятился еще дальше в куст, не обращая внимания на мокрые ветки, царапающие куртку. Тут мотоцикл взревел особенно громко и повалился на бок. С седла соскочил какой-то тип, и бросился в темноту. Мотоцикл глухо рыкнул и заглох. Странный парень неуклюже пробежал совсем рядом, и Виктору показалось, что на нем что-то вроде маски. Парень бежал качаясь, размахивал странно короткими руками, словно пытался удерживаться за воздух.

— Эй, с тобой все в порядке? — крикнул ему Виктор. Ему показалось, что тот ударился при падении и теперь бежит не зная куда.

Парень обернулся, злобно глянули маленькие змеиные глаза, зубастые челюсти чуть раскрылись, и раздалось шипение, от которого у Виктора побежали мурашки по спине. Он шарахнулся назад, запутался ногами в ветках и упал на спину.

«Рептилоид» — всплыла в голове мысль. Виктор видел таких уродцев на шуточных картинках в интернете, но никак не думал, что такие бывают на самом деле.

Со стороны, откуда приехал этот ящер ударил яркий свет и взревели моторы. Виктор понял, что едут мотоциклы, на этот раз ослепляя фарами. Рептилоид прекратил шипеть, оглянулся на подъезжающих и бросился бежать прочь. Виктор попытался подняться, лежать в кустах было неудобно и грязно, к тому же одна ветка неприятно втыкалась в левый бок.

— Не двигайся, — раздался шепот прямо над ухом. Виктор замер, и смотрел, как рептилоид бежит в глубину рощи, как с мотоциклов спрыгивают двое парней и бегут следом. Как вдруг перед рептилоидом открывается залитая лунным светом тропинка, заканчивающаяся необычно зеленым деревом. Как парни делают бросок и почти хватают ящера за длинный упругий хвост, но один в последний момент спотыкается и валится под ноги второму. Рептилоид прыгает вперед, на лунную дорожку, и тут все пропадает. И дерево, и дорожка, и странный ящер. Только двое парней матерятся и встают.

— Какого хера ты мне под ноги бросился?!

— Какого хера ты на меня навалился?!

Парни орут друг на друга и отряхиваются.

Виктор уже почти собрался подняться, но тут над ухом прошелестел тот же голос,

— Сдвинься правее.

Он уже настолько ошалел от происходящего, что покорно сдвинулся вправо. Один из парней подошел к мотоциклу, который ящер бросил на дорожке, злобно пнул его ногой.

Второй поднял свой мотоцикл, буркнул,

— Лучше прибери свидетеля.

Виктор даже не понял, что это значит, даже когда после негромкого хлопка плечо взорвалось горячей болью.

Сразу стало одновременно очень холодно и жарко, волнами накатывали разноцветные пятна, сквозь гул крови в ушах он слышал, как парни завели свои мотоциклы…

Спустя некоторое время Виктор понял, что если будет лежать, то так можно и сдохнуть… он медленно сунул руку в карман, и вспомнил, что телефон выпал, когда он шарахнулся от мотоцикла. Расстроиться не успел, увидел его совсем рядом, словно он был подсвечен. Протянул руку, удивляясь слабости, апатично глядя, как дрожат пальцы. Взял.

В голове мутилось, мысли медленно плыли, недавние заботы и новые проблемы причудливо смешивались в голове. Пальцы почти сами собой коснулись экрана, пошел вызов.

— Ольга Семеновна? Это Виктор. Я наверное, завтра не выйду… меня застрелили в Михайловском парке…

Он не слышал, что ему ответили, но только договорив, понял, какой идиотизм совершил. Сквозь боль накатил смех, вот только смеяться было нельзя — даже от попытки глубже вдохнуть стало больно, и по боку потекла горячая кровь. Он отключил вызов и набрал номер скорой.

— Михайловский парк, на дорожке к дереву, меня подстрелили, — прошептал он в трубку, не дожидаясь слов оператора.

— Про теннисный корт скажи, а не про дорожку! — сказала какая-то девочка. Откуда она взялась, Виктор не понял, она сидела на корточках прямо перед ним и смотрела равнодушно и как-то недобро.

— Теннисный корт, да… — сказал Виктор, и понял, что дыхание кончилось.

— Не умрешь, — сказала девочка, и Виктор снова смог вдохнуть. Хотел спросить, кто она такая, но стало темно и девочка пропала.

Глава вторая

в которой Лена становится невестой, а таинственный незнакомец надевает халат на голову

Сама Лена давно смирилась со своей странностью, решила, что вполне можно прожить сильной, независимой женщиной, и даже успела завести себе котенка. Дело в том, что мало кто из парней нормально отнесется, если девушка на свидании вдруг прокомментирует их преувеличения. Рассказывает, например, парень, что давно одинок, а Лена возьми, да и ляпни, что давно — это со вчерашнего вечера, после того, как ушел от другой дамы сердца, которая чаем напоила, а ночевать не оставила. Она сама не знала, откуда ей в голову приходят такие вещи, но судя по реакции людей — угадывала она верно. Правда, неуместно. Никогда ей не получалось угадать выигрышный номер на бегах, например, а когда она однажды решила купить лотерейный билетик, интуиция подсказала, что лучше не покупать.

Обидно было то, что она никак не могла вытворять те фокусы, что ведьмы в телевизоре, например — по требованию искать потерянное или хотя бы предвидеть… да хоть что-нибудь!

Поэтому котенка она завела себе черного, а на разговоры тетки, мол, «замуж пора, а у нас на работе как раз есть сисадмин — умница, и неженатый», Лена только улыбалась, отмалчивалась. Муська лучше. В интернете не зависает, пива не пьет, а ее игры сводятся к скачкам по квартире за шуршащим пакетом в четыре утра. Недорогое хобби. И прокормить Муську куда как проще.

Тетка как раз сидела у нее на кухне, пила чай и говорила. На этот раз — не о замужестве, а о важном деле — приобретении в ипотеку квартиры для сына. Оболтуса, разумеется. Лена должна была подсказать, будет ли ставка ипотеки расти или падать, а значит — брать ли сейчас или подождать? Все родственники Лены как-то молча уже догадались, что ее догадки иногда сбываются, хоть и не всегда, и порой приходили «попить чаю» с неожиданными вопросами. Лена не знала, но сказала, что упадет еще немного — ей показалось, что тетка хочет подождать с этим делом до нового года. А ставка… да кто ж ее знает? Авось если и вырастет, то не сильно.

У тетки зазвонил телефон, она глянула, кто и многозначительно сказала:

— Витя, сисадмин наш!

Приняла вызов и манерно сказала:

— Витя? Слушаю…

Потом изменилась в лице, словно он плюнул ей в ухо прямо через трубку. А Лена как-то поняла, что этот самый Виктор в большой беде.

— Какая глупая шутка! — возмутилась тетка, а Лена напряглась, пытаясь выудить у интуиции хоть какие-то подробности. Вышло как обычно — никак. Знание приходило само, или не приходило вовсе. Но что беда у Виктора серьезная, было несомненно.

— Может, ты и права, что не хочешь с ним знакомиться! — тетка сбросила вызов и положила телефон на стол. Муська подняла голову и уставилась янтарными глазами на предмет. Лена погладила кошку между ушами, та успокоилась и снова улеглась на коленях. Смартфон все равно не шуршал и не убегал — ничего интересного для кошки.

— Вам, наверное, домой уже пора, — невежливо сказала Лена. — А то потом авария может случиться, и придется в пробке стоять.

Она, конечно, ничего не знала про аварию, но тетка тут же засобиралась. Лене стало немного стыдно за свой обман, но разговор грозил переключиться на заочное обругивание неизвестного ей Виктора, а это было даже более неприятно, чем заочные похвалы. Тем более, парень в самом деле в беде.

Наконец, тетка ушла. Под окном заурчал мотор, она медленно вывела свою тойоту от подъезда… опять поставила машину прямо перед подъездом! Хорошо, хоть соседка не выскочила ругаться…

Лена погладила Муську и прислушалась к тишине. Ужасно хотелось понять хоть что-то, например — что в самом деле случилось с Виктором. Она прикрыла глаза, постаралась сосредоточиться. Она читала в статье по экстрасенсорике, что надо очистить разум и сосредоточиться. Она перечитала целые тома статей, но толку от них не было никакого. Вот и сейчас ничего ясно не стало, и даже уверенность в том, что Виктор в беде, пропала.

Муська немного подождала, пока хозяйка неподвижно сидела и пучила глаза в стену, потом ей надоело, и она шумно спрыгнула на пол. Коротко мяукнула и пошла прочь, раз ее перестали чесать за ухом. Лена вздрогнула и словно проснулась. Встала и пошла мыть посуду. Все равно никакого толку от ее странности!

Ночь она спала плохо. Снилось что-то мрачное и странное, но когда она просыпалась, вспомнить ничего не могла. Среди ночи она подскочила от того, что Муська вдруг пронзительно мяукнула, как-то одновременно испуганно и грозно. И в лунном свете ей в первый миг даже показалось, что около окна стоит кто-то, но когда Лена включила свет, оказалось, что это просто тени и наполовину отодвинутая занавеска.

— Не глупи, Муська, — сонно пробормотала девушка, — нет здесь никакой мертвой девочки…

Муська запрыгнула к ней в кровать и улеглась рядом. Лена сразу уснула, а кошка еще некоторое время пялилась в темноту янтарными глазами.

Утром Лена проснулась с отчетливым ощущением, что она стоит на пороге чего-то. Важного, опасного… и чего-то, что наконец-то объяснит ей, что делать с ее странностью. Ее это все немного пугало, но она вдруг почувствовала, словно с застарелой раны, о которой она давно забыла, содрали корку. Она долго, невыносимо долго, старалась сделать вид, что ничего не видит, не знает, «это просто интуиция, ну, вы знаете…». И сейчас она могла пройти мимо, надо было просто умыться и пойти готовить завтрак. И забыть.

Забыть сон, где пять девочек танцевали на огромной фарфоровой тарелке. Забыть пронзительные глаза мертвеца за окном, забыть, как ночью Муська сторожила ее…

Лена остановилась посмотрела на кошку, уже мирно спящую на заправленной кровати, сказала:

— Ведь это все просто отголоски сна. Ничего этого не было?

Кошка спала и не отвечала. И мертвецы тоже молчали. Но Лена знала, что…

Ведь тетка не попала в аварию. И ставки упадут еще немного, к новогодним праздникам (не надо быть ясновидцем, чтобы знать, что к Новому году всюду делают заманчивые скидки, верно?). И Виктор лежит в третьей городской больнице с пулевым ранением в левое плечо.

Она пожала плечами и вышла из дома в поиске своей судьбы — так рыцари выходили на поиски Грааля, в неизвестность, ведомые одной лишь верой.

От последней мысли Лена хихикнула, представив себя в кольчуге и с длинным копьем. Очень красиво вышло бы. И чтоб конь был рыжий, огромный и дикий, и рога трубили… В какой-то момент она даже услышала звук рога, но это просто на улице кто-то нетерпеливый жал клаксон.

В больнице, когда ее спросили, кто она больному, Лена не долго думая заявила — «невеста!», и вопросов больше не было. Медсестра только попросила подождать, мол, там сейчас занято. Оставила ее в коридорчике и ушла.

Просто так стоять было скучно, и Лена подошла к двери палаты. Попыталась заглянуть в щель, узнать, чем это таким занят Виктор — осмотр наверняка уже прошел, а посетителей у него не должно было быть. Наверное. Тетка вроде, говорила, что у Виктора есть мать, но она живет где-то в деревне, вряд ли успела бы приехать.

Дверь оказалась плотно закрытой, но Лена догадалась — полиция. Огнестрельное ранение она видела во сне, но это было совершенно точно. А значит, должно быть следствие. И мертвые девочки — не зря же они снились всю ночь!

Она еще немного постояла в коридоре. Прошла туда-сюда, изучила плакаты на стенах. В больницах на стенах зачем-то всегда висят плакаты, описывающие всякую ерунду. О вреде курения, например. Легкие здорового человека и легкие курильщика… Лена подумала, что если у здорового человека так видны легкие, значит, ему разворотили грудную клетку, и ему уже все равно — курил он или нет. Этот образ как-то неприятно повис в воображении — разрезана грудь, легкие и сердце вывалены наружу, и ночь, и тени кругом.

— И бросать курить уже поздно, — пробормотала Лена. Оглянулась — не слышит ли кто, как она сама с собой беседует. И так странная, а если еще и начнет болтать сама с собой, вовсе люди шарахаться начнут.

Она еще немного подождала, а потом прикусила губу и толкнула дверь.

Полицейский оказался красавчиком. Высок-строен-мускулист. Легкая проседь на висках, волевая складка на лбу, сурово поджатые губы. К тому же, целый майор. А вот потенциальный жених подкачал. Бледный, с синяками под глазами, какой-то весь мятый, вялый, и… впрочем, он же раненый. Поверх одеяла лежат крупные руки, пальцы нервно теребят ткань. Левое плечо замотано бинтами, белыми и аккуратными, видимо, недавно была перевязка. Оба мужчины уставились на нее с ожиданием. Лена в ответ на немой вопрос в глазах полицейского заявила:

— Я Лена, его невеста, — и наивно захлопала глазами. Потом подумала, что надо добавить натиска, пока Виктор не начал задавать глупые вопросы, и добавила:

— Ой, доктор, скажите, он ведь поправится, да? Ведь поправится?

Майор смутился, и тут только Лена поняла, что она не могла знать его звания. Он был в штатском, а поверх еще и в белом халате, но она ясно видела его погоны. «Ясновидение… вот что это такое — ясно вижу…» — подумала Лена, пока майор объяснял ей, что он не доктор, но Виктор непременно поправится, а он уже закончил.

Виктор все это время молчал — то ли устал от допроса и раны и не соображал, что тут происходит, то ли и сам хотел отделаться от майора. А может, ему понравилась «невеста», и он был не против небольшого обмана.

Майор оставил визитку, попросил «если что-нибудь вспомните, немедленно звонить», пожал вялую руку Виктора, коротко поклонился Лене и вышел. Когда он проходил мимо, Лена словно услышала шепоток его мыслей: «хорошо, что ты, парень, с этой девкой там не гулял… подняла бы визг, и они сделали бы контрольный обоим. И было бы у меня еще два молчаливых трупа…»

Лена вежливо улыбнулась и подождала, пока майор выйдет.

— Невеста? — говорил Виктор тихо и глухо, но смотрел он вполне осознанно.

— Я Лена, — представилась девушка.

— Надеюсь, не репортер? — так же тихо сказал Виктор, — В книге бы уже был бы репортер, и попытался взять… — тут он задумался и наморщил лоб, словно забыл слово.

— Интервью, — подсказала Лена. — Нет, я не репортер. Я племянница Ольги Семеновны, она про вас мне и рассказала.

— В самом деле, невеста, — начал говорить Виктор, и Лена почувствовала в нем раздражение.

— Вряд ли, — сказала она и села на табуреточку рядом с койкой. — Тетка про вас слишком хорошо рассказывала, чтоб я захотела замуж.

Виктор помедлил. Лена почти видела, как он медленно ворочает ее слова в голове, и вдруг ей стало стыдно. Человек потерял много крови, у него слабость, головокружение, болит, наверное, все. А она ему морочит голову.

Тут Виктор засмеялся. Тихо, слабо, стараясь не шевельнуться лишний раз, но вполне весело.

— Взаимно, — сказал он, — взаимно… Так зачем вы…

— Тут сложно сказать, — ответила Лена, и вдруг поняла, что не знает, как объяснить то, что привело ее сюда.

«Он не первый, кто будет считать меня странной…» — подумала она, и эта мысль ее утешила.

— Понимаете, я иногда вижу кое-что… как это сказать…

Теперь уже Лена мяла нервными пальцами подол халата, пыталась оформить в слова то, что видела во сне. И чувствовала. И слышала.

Оказалось, это очень сложно. Особенно сложно было объяснить, зачем она сама сюда пришла. Лена была уверена, что так надо… до тех пор, пока не начала об этом говорить.

— Настоящие голубочки, — сказал чей-то голос, и Лена вздрогнула. Не просто от того, что только что в палате никого не было, дверь не открывалась, а окно было на третьем этаже. Дело в том, что голос был какой-то неправильный. Вроде бы детский, но в нем слышалась злоба и ярость.

На подоконнике сидела девочка. Почти голая, худая и полупрозрачная.

— Киска-Мяу? — вдруг спросил Виктор. Девочка заулыбалась. Один передний зуб у нее отсутствовал, и улыбка была безрадостной, злой. Словно девочка знала, что сейчас надо улыбнуться, и растянула губы.

— Еще немного, и вы ляжете рядышком. Догоните меня, — сказала она, — Тем, кто болтает, предлагают помолчать.

Лена вздрогнула. Девочка была мертвой, она узнала ее — это она висела с рассеченной грудью, и легкие «здорового человека» были видны в кровавой дыре. Лена видела это во сне, забыла и вспомнила…

Снаружи послышалось, как кто-то подошел к двери, тихонько взялся за ручку.

— Бегите, глупцы, — сказала девочка и захихикала. Лена схватила, что попалось под руку — увесистое, длинное и неуклюжее. Дверь раскрылась, Лена почти не глядя треснула вошедшего по голове.

Вешалка с висящим на ней одиноким белым халатом наделась вошедшему мужчине на шею, зацепилась рогульками за голову, намотала на глаза белую ткань. Девочка-призрак засмеялась. Теперь в голосе слышалась искренность — она откровенно злорадствовала. Лена подумала, что вдруг это просто врач, пришел выгонять тех, кто слишком утомляет больного, но тут раздался негромкий хлопок, и по левому уху хлестнули мелкие осколки штукатурки и кирпича. Она не задумываясь ударила по руке, которая угадывалась под тканью халата, и не удивилась, когда увидела упавший на пол пистолет с длинным глушителем.

Виктор сел на кровати.

— Он не один, — заявила девочка, — Ведь дружба — это чудо!

Лена подскочила к нему, подхватила его под руки. Виктор глухо застонал, но встал, сильно навалившись на нее. Мужчина вслепую махал руками, пытаясь высвободиться, и Лена тихо сказала:

— Замри, пристрелю!

Тот послушно замер, приподнял руки. Выглядел он при этом невероятно нелепо — с халатом, намотанным на голову, с вешалкой надетой на шею и с поднятыми руками. Лена подумала, что стоило бы в самом деле подобрать пистолет, глянула на пол и не увидела его. Вспомнила, что когда бросилась помогать Виктору, запнулась обо что-то тяжелое, железное. Видимо, теперь оружие улетело куда-то под кровать, или под тумбочку, и искать его совершенно некогда.

Мертвая девочка все хихикала своим странным, злым смехом, а Лена и Виктор медленно вышли из палаты. Лена напоследок пнула мужчину, пытаясь попасть носком туфли по копчику, прорычала, как могла грозно,

— Сунешься за нами — пристрелю!

И поволокла Виктора прочь, к пожарной лестнице.

Глава третья

в которой Костик ужинает, а Василиса бежит впереди мотоцикла

За три дня до того, как Виктор вышел на прогулку, Костик вышел из машины. Не сам, ему помогли. Обычно Костик был довольно шустрым и подвижным мальчиком, но он еще не привык к новой форме и двигался неуклюже. Николай Федотович одной рукой придерживал Костика за лапу, помогал и направлял его. В другой руке он сжимал амулет, так, чтоб Костик видел его. Конечно, Костик был послушный мальчик, но превращение нестабильно и лучше подстраховаться.

Мысли Костика были простыми и легкими, и чем дальше, тем легче и проще они становились. Свежий осенний ветерок приятно холодит тело. Под лапами мягко проминается мокрая земля. Очень хочется кушать, но второй человек уже достает из второй машины еду. Костик не помнит, как зовут второго человека, к тому же, кажется, это иногда разные люди. Николай Федотович — тоже слишком сложно, но Костик пока стесняется называть его проще — Хозяином. Николай Федотович говорил, что это временно, что потом будет проще, а пока можно и так.

Второй человек сажает еду под деревом, подходит к Николаю Федотовичу.

— Не нравится мне это место, Хозяин, — говорит он, — какое-то оно…

— Ты девчонку хорошо связал? — перебивает его Николай Федотович, — гляди, она вредная, сбежит.

Второй человек оглядывается, но еда смирно сидит, где положили. Костик тоже смотрит туда, облизывается. Он уже очень голоден, настоящей еды ему не давали целый месяц, а его новая форма требует все большего.

— Да сами видите, смирно сидит, — говорит второй человек, — а место мне все равно не нравится.

— Конечно, это же место Силы, — отвечает Хозяин, — время подходит, Грань истончается. Потустороннее становится ближе, но нам того и надо.

— На кладбище спокойнее было, — говорит второй человек.

— Само собой, тамошние Силы нам не противники. Здесь опаснее, но до Дня еще почти неделя, — отвечает Хозяин. — Мы спокойно сделаем свое дело и уйдем.

Костик лег прямо на опавшие листья и стал ждать. Он знал, что сейчас Хозяин будет говорить слова и готовить еду, потом даст немного, потом снова говорить слова, и еще немного, и только через час настанет время настоящего пира. Он снова глянул на еду, еда глянула в ответ на него. Еда его не узнала, и не удивительно — в его новой форме-то, а вот в голове Костика что-то мелькнуло. Еда казалась смутно знакомой. Чем-то, как-то… еще с тех времен, когда мысли были сложными, и порой причиняли неудобство.

Хозяин подошел, одной рукой погладил чешуйчатый гребень, второй показал амулет.

— Как настроение, Костик? — сказал он, — Кушать скоро будет готово.

Костик заурчал. Говорить было сложно, к тому же в голове что-то немного смешалось, и амулет перед глазами добавлял путаницы мыслям, но Хозяин понял так, что Костик согласен и ждет еду. Хозяин отошел, а Костик продолжил думать. Прежние мысли, мысли мальчика, мысли слабой формы пробивались в его голову, и от этого голова слегка кружилась. Еда смотрела на Костика с испугом, но это так и должно было быть, тут все было правильно. Неправильным было что-то другое, но Костик никак не мог понять, что именно. Подумал даже, не попробовать ли напрячься и спросить Хозяина, но пока не стал. Сейчас каждая мысль требовала сосредоточенности и усилий. На морде Костика невозможно было прочесть его состояние, и ни еда, ни Хозяин не замечали его смятения.

Второй человек расчистил площадку, расставил огни. Хозяин подошел, взял еду. Она слабо застонала, но кляп во рту не дал ей кричать громко. Хозяин повесил еду на дерево, как мясники вешают туши. Собственно, еда и была такой тушей, только пока еще живой. Костик почувствовал, как в брюхе заурчало, а пасть наполнилась слюной. Еда снова застонала, и поглядела на Костика. Костик в ответ облизнулся, но при этом смутился еще больше. Еда не должна была так смотреть. Еда не должна была казаться знакомой. Это же еда!

Хозяин начал говорить слова и ритуал пошел своим чередом. Еду раздели, она немного поскулила сквозь кляп — поняла, что сейчас будет. Костик подошел ближе, втянул ноздрями запах страха и пота еды, сладкий и аппетитный. И знакомый. Чем-то смутно, очень смутно знакомый. Костик глянул на Хозяина, тот больше не держал амулет в руке, повесил его на шею, и вид амулета успокоил мальчика. Все в порядке, все идет, как должно. Он снова глянул на еду, и понял, что все же что-то неправильно.

Когда Хозяин надрезал живот еды и полилась кровь, голод на время заглушил все мысли. Костик с аппетитом съел потроха, потом слизал с брезента кровь — Хозяин заботливо подстелил под тело брезент, чтоб Костику не пришлось облизывать землю. Кровь была очень сладкой, и небольшая примесь мочи нисколько не портила вкус. Наоборот, было даже лучше. Костик глянул вверх, увидел, что прямо перед носом висят маленькие ступни еды. Подумал, вырастет ли он когда-нибудь настолько большим, чтобы кушать все это вместе… и тут увидел лицо.

Кошкина.

Это была Васька Кошкина, Василиса из параллельного класса, Киска-Мяу. Она смотрела на него угасающим взглядом, она была все еще жива — искусство Хозяина позволяло съесть почти всю еду живьем. Костик не знал точно, но чувствовал, что это правильно, это вкуснее, сильнее… но это же была не еда, это была Василиса!

Была.

Она умирала, и Костик почти слышал ее стон… и вопль ненависти. Гнева, ярости и боли. Кляп не давал ей кричать вслух, да и сил у нее уже не было, если бы не искусство Хозяина, она давно была бы мертва, но казалось, замешательство дракона давало умирающей силы. Быть может, все это было лишь в воображении Костика.

Хозяин снова не заметил замешательства Костика, он ловко вырезал легкие и бросил прямо в пасть мальчика. Он машинально начал жевать, не чувствуя вкуса. Обычно легкие были почти самым вкусным, лучше был только последний кусочек… но сейчас Костик вдруг понял, что делает что-то совсем не то. Что-то плохое, совсем плохое. Прежние, такие сложные мысли словно прорвали какой-то барьер, потоком влились в голову, закипели, забурлили. Голова заболела, на глазах выступили слезы.

Хозяин… Николай Федотович глянул на Костика, усмехнулся, сказал,

— Крокодилушка ты мой.

Костик мельком глянул на амулет на шее Николая Федотовича. Тот снова, как обычно шепнул ему, что все хорошо, все так и надо, но Костик уже понимал, что это не так. Николай Федотович отрезал последний, самый сладкий кусочек, сердце девочки и бросил Костику. Костик поймал, но не проглотил, как обычно. Он медленно отполз в сторону, мусоля в пасти подачку, стараясь не задевать ее зубами.

— Все таки, вы, Хозяин, как хотите, — сказал второй человек, и начал скатывать брезент. Кровь уже стекла, и Костик все вылизал дочиста, нужно было прибирать, — А место здесь плохое для нас.

Николай Федотович усмехнулся.

— Силы природы такие же силы, как Смерти или Полночи, и так же должны быть покорны нашему дракону, — сказал он, — Исконно-посконно, но нам придется их так же покорить. Вот откормим дракона девственницами, вырастет он большой и послушный… Верно, Костик?

Тот почти не слышал их, а Николай Федотович не оглянулся посмотреть, чем занимается юный дракон. А пока они говорили, Костик аккуратно расковырял когтями небольшую ямку и выплюнул туда сердце Василисы. Снова глянул на лицо девочки, бледное, искаженное болью и ужасом. Сказать он ничего не мог, пасть и гортань его новой формы не были приспособлены для разговоров, но подумал как мог громко,

— Прости, Васька! Прости, я стал чудовищем!

Он собирался присыпать сердце землей, как-бы похоронить его, но не успел. Откуда-то издали донесся звук рога. Николай Федотович вдруг перестал усмехаться, сделался серьезным, даже испуганным.

— Ты слышал? — спросил он второго человека. Тот помотал головой, сунул свернутый брезент в багажник.

— А что такое? — сказал он.

Николай Федотович выругался, потом сказал,

— Придется оставить улики, ничего не поделаешь. Костик, в машину! Быстро!

Костик машинально глянул на Николая Федотовича, увидел амулет, и поспешил выполнять приказ. Уже из машины он оглянулся на висящую девочку, и снова ужаснулся тому, что только что сделал. Голод отступил, хоть он съел и не все, но достаточно, чтобы забыть о пустоте в брюхе, но душевные терзания были ужасны.

Когда машина уже отъезжала, Костику показалось, что Василиса подняла голову и посмотрела ему вслед злыми серебряными глазами.

«Ты права, Васька, — подумал он, — Ты права. Я чудовище, и меня надо убить…»

Голод вернулся очень скоро. Обычно еды хватало почти на месяц, а тут уже через три дня Костик понял, что брюхо прилипает к хребту. Свою новую, сильную форму он уже почти ненавидел, но не мог вернуться в нормальную. Мысли то сбивались на простые и легкие чувства дракона «есть хочу, хочу есть!», то плясали в голове с оглушительным грохотом вины — «Убийца! Людоед! Убийца!»

Костик наполовину превратился в человека, но морда оставалась чешуйчатой и уродливой. Николай Федотович чем-то был очень занят, и домом занимались трое «вторых людей», а они Костика опасались, и не тревожили лишний раз.

Костик сидел в своей комнате и тихонько стонал, чтоб не привлечь внимания «вторых людей». Он даже начал думать, сможет ли он как-то самоубиться, но резать вены было нечем, а повеситься — не на чем. Выброситься из окна было можно, но этаж был всего лишь второй, а крылья уже отросли, и он опасался, что рефлекторно спланирует вниз. А тогда «вторые люди» решат, что он хотел убежать, доложат Николаю Федотовичу, и тот его снова околдует амулетом.

— Тебе и надо сбежать, — сказал чей-то голос рядом. Костик обернулся, прежде, чем человеческая голова что-то успела понять, драконья пасть уже голодно щелкнула. На миг на языке оказалось что-то гниловатое, но сладкое, что-то зыбкое, но так нужное голодному дракону, но тут Костик начал соображать, и разжал челюсти. Василиса, полупрозрачная, зыбкая, но все же Василиса выскользнула из пасти и повисла в воздухе прямо перед носом. Она смеялась.

— Тогда недоел, решил сейчас? — сказала она.

— Прости, Васька, я… — пробормотал Костик. Он говорил невнятно, пасть слушалась его плохо, но Василиса похоже, понимала его.

— Беги, ящер, беги! — воскликнула она.

— Нет, — твердо ответил Костик, — Я не стану убегать от тебя. Ты пришла покарать меня, и я принимаю свою судьбу.

Ему смутно казалось, что похожую речь он читал в какой-то книжке, но он не помнил, в какой. Он даже подумал, что может, ему удастся твердостью духа стать похожим на того героя, которого он не мог вспомнить. И может, это хоть как-то, хоть чуточку искупит его поступки. Но Василиса ответила,

— Я не могу тебя наказать. Я сдохла.

Ее глаза были пустыми и страшными, но драконье тело хотело схватить девочку за ногу, которая была в такой опасной близости от ноздрей. Схватить, вдохнуть зыбкую сущность, посмаковать гниловатую сладость длинным языком, проглотить и утолить голод. И Костик больше боялся сам себя, чем той кары, что могла принести ему Васька. Девочка не замечала этого. А может, нарочно дразнила его. Она поставила босые ступни на нос, сказала,

— Беги не от меня, дурень! От Николашки беги, от хозяина своего!

Костик сглотнул слюну и сжал челюсти крепче. Василиса, в классе ее прозвали Кошкой Васькой. Она не была самой красивой девочкой в классе, но Костику нравилась. Он не решался подойти к ней и предложить дружить, а она была гордой и неприступной. Она говорила, что она Киска-Мяу, ходит, где вздумается и гуляет сама по себе… и вот, она пришла сюда. Одно неосторожное движение жестоких челюстей — и она придет окончательно. Совсем. Костик отодвинулся назад, отполз, уперся задницей в стену. Только тогда решился заговорить.

— Куда мне бежать? У Николая Федотовича амулет, он мне покажет, и все… Я пропал, я…

— Помнишь, где ты меня слопал? — перебила Василиса, — Туда беги. Там дорожка, которая может открыться. Мне туда ходу нет, и хозяину твоему тоже. А вот ты, если не врешь, и тебе в самом деле стыдно, сможешь пройти.

Костик шумно вздохнул. Ноздри заполнились вкусным Васькиным запахом, но теперь он почти не заметил этого. Когда появилась цель, держать под контролем тело оказалось проще.

— Да, — сказал он. Мысли вдруг снова стали простыми и прямыми, но на этот раз это было хорошо. Он кивнул Ваське, прополз мимо нее к окну. У входа стояли три мотоцикла, на которых приехали «вторые люди». Костик умел водить мопед и подумал, что и с мотоциклом должен справиться. А если разобьется — значит, так надо. Он торопливо, но неуклюже достал свою куртку и кое-как натянул, чтобы его форма не бросалась в глаза. Когтистыми лапами это делать было очень неудобно, к тому же рукава оказались слишком длинными, а сама куртка — слишком короткой, но он кое-как справился.Оглянулся на Ваську, та смотрела на него все так же равнодушно и молчала.

— Я пошел, — сказал Костик и бросился в окно. Стекло зазвенело и разлетелось, царапая чешую. Крылья все же оказались слабоваты, и Костик рухнул на землю почти без планирования, но тело было сильным, крепким, хоть и голодным. Костик потряс головой, поднялся на лапы и побежал к мотоциклам. Только когда он кое-как умостился на сиденье, из дома послышались шаги «вторых людей», недоуменные голоса, вопросы. Сидеть было неудобно, задние лапы едва дотягивались до подпорок, и от этого мотоцикл качался и то и дело норовил упасть на бок. Костик выехал из двора на дорогу и завертел головой, пытаясь понять, куда теперь ехать.

— За мной! — крикнула Васька. Она оказалась прямо перед носом мотоцикла, протянула вперед правую руку и полетела, указывая путь. Костик представил, как это может выглядеть со стороны и засмеялся, впервые с тех пор, как осознал, чем он стал. А может, даже и впервые с тех пор, как увидел амулет в руках Николая Федотовича.

Глава четвертая

в которой учитель физкультуры говорит по телефону, а сторож нагибается к самой земле

Цернех прошел взглядом по кабинету. Все было прибрано, ничего не оставалось на виду. То, что нельзя было оставить, лежало аккуратной стопкой на столе. Пустая сумка распялила рот в ожидании всего того, что необходимо забрать с собой. Пора было сворачивать свои дела в этой дурацкой школе, хорошего понемногу. Конечно, школа — хороший источник девственниц для дракона, люди здесь наивные, простые, легко поддаются внушению. И информацию обо всех легко достать, не зарываясь в колдовские, такие утомительные, практики. Просто берешь, и смотришь в списках. И сразу видно, каких детей никто не хватится. А дальше уже магия, магия, еще магия и капелька удачи.

Путь почти пройден. Драконы летают, где хотят, порой западают на человеческих женщин. Иногда, очень редко, женщины после этого остаются живы. Это редкость, большая редкость, но потомки драконов бывают. Правда, ушли годы на то, чтобы придумать, как их найти. И еще столько же времени, чтобы вычислить Костика. А дальше оставалась ерунда — подчинить разум мальчишки, пробудить в нем его вторую суть. Напитать жертвенной кровью, вскормить плотью и духом невинных — чтобы он одновременно и вырос, и пал навеки, и стал покорен. Это все глухая и глубокая метафизика, единение морали и магии, экспериментальная этика. Цернех вспомнил, как он мучился, перечитывая дневники учителя, разбираясь в его каракулях… и по инструкциям проверял связи, высчитывал тончайшие нити устремлений, выяснял возможности. И венец его работы — Костик. Настоящий дракон. Еще немного, и можно будет закрывать здесь дело. Полностью.

Может, уже сейчас пора, но слишком уж удобно он здесь расположился. Хороший здесь мир — отопление и водопровод, электричество и автомобили. В родном мире Цернеха ничего подобного нет, зато есть магия. И маги. Самодовольные ублюдки. Как им понравится, когда он прилетит в Саальген верхом на драконе? Взрослый дракон неуязвим для чар, но ему, Цернеху, Костик будет подчиняться — ведь корень этой покорности уже растет в его душе. Цернех прикрыл глаза и представил себе госпожу Ямиару в пасти дракона. Она изгнала студента, и Цернеху пришлось учиться в частном порядке, почти воруя знания… Да и почему «почти»! В конце концов пришлось и учителя убрать, чтоб не мешал черпать полной чашей от чудес Великой Магии!

И госпожа Ямиара скоро встретится с магом. Цернех надеялся только, что за прошедшие годы она не умерла от старости. Маги живут долго, но все же…

Разумеется, она далеко не девственница, и чудесной сладости Костик не получит, но к этому времени мнение Костика никто не станет спрашивать, его душа растворит сама себя едкой кислотой вины и растерянности. Она убежит в вечное Ничто, чтобы не помнить, не знать, не видеть того, что натворил и продолжает творить. Останется лишь покорность Цернеху. И челюсти. Как это будет прекрасно, как сладко! Он как будто сам разорвет плоть чванливых аристократов, высокомерных колдунов, безмозглых…

— Николай Федотович, извините, я не знала, что вы здесь…

Цернех открыл глаза, увидел, что в кабинет заглядывает Марина Федоровна, новый завуч. Она здесь уже почти год, но он все еще считал ее новой. Прежнего завуча пришлось прибрать, чтобы расчистить место, чтобы она не мешала ему заниматься с детьми тем, чем он хотел. Эта хоть формально и была ему начальницей, но Цернеха побаивалась. И заслуженно. Конечно, она не знала о нем ничего такого, но чувствовала. Все они чувствовали. И молчали.

Что они могли о нем рассказать, даже если бы и захотели? Единственное, где он всерьез прокололся — это труп той девчонки, что пришлось оставить в лесу.

Цернех поднялся, глядя тяжелым взглядом в лицо Марины Федоровны, подождал, пока она побледнеет, шагнет немного назад и приподнимет руки в жесте защиты. Потом любезно улыбнулся, сказал спокойно,

— Добрый вечер, Марина Михайловна! Вы чего-то хотели? — он нарочно «перепутал» отчество, но завуч не посмела поправить его. Он всего лишь учитель физкультуры, к тому же уже уволившийся, она завуч… И она не смеет даже долго глядеть на него. Все верно — он больше, сильнее, старше. Страшнее. Если он захочет, она умрет — мучительно и неотвратимо. Он — маг, и она не знает этого, но чует всем своим сердечком маленькой девочки.

В школах часто работают маленькие седые девочки. Они вырастают, но по-прежнему где-то в глубине своей душонки остаются играть в детской песочнице, в смешных платьицах, из под которых видны ободранные коленки. Таких чудовищ, как Цернех, они видят лишь на страницах своих глупых книжонок, а если на самом деле встречают, не знают, что делать. Они просто замирают в страхе и надеются, что ужас пройдет мимо и не сожрет.

Что ж, ей повезло, он уже почти прошел мимо.

— Я только хотела посмотреть, почему кабинет открыт. Поздно уже, все ушли, а у вас свет горит. Завтра должен прийти на собеседование новый физрук, вы знаете… Я думала завтра-послезавтра собеседовать кандидатов, а со следующей недели чтобы уже возобновились занятия.

Марина Федоровна частила, смущалась, словно извинялась перед Цернехом за то, что она выполняет свои обязанности завуча. Он покивал, чтобы она успокоилась немного, потом шагнул к ней вплотную и с удовольствием увидел, как она шарахнулась прочь.

— Разумеется, Марина Федоровна! — сказал он тихим, почти интимным голосом. — Конечно, просто необходимо, чтобы занятия продолжались. А то сейчас здесь так тихо. Так безлюдно. И мы здесь с вами совсем одни… — он позволил последним словам повиснуть в воздухе странным намеком, и с удовольствием смотрел, как Марина Федоровна бледнеет почти до обморока.

И тут на столе зажужжал телефон. Завуч опомнилась, и пока он наклонился посмотреть, кто там звонит, она пробормотала что-то вроде — «Не буду мешать, собирайтесь спокойно», и убежала.

Жаль.

Цернех мог часами любоваться на трепет маленьких птичек.

Но звонил Сергей — местный мелкий бандит, выкормленный и прирученный, и приставленный к службе.

— Николай Федотович, тут такое… — Сергей мялся, словно не мог подобрать слов, и Цернех почуял, что сломалось что-то еще. Что-то важное и опасное.

— Не тяни, что ты мямлишь, как ребенок! Костику скормлю! — рявкнул он, и тут вспомнил, что Марина Федоровна могла и не успеть убежать далеко, могла услышать, как он упоминает имя мальчика пропавшего почти полгода назад.

Могла? Да нет, она струсила и побежала в туалет, менять обмоченные трусики и убеждать себя, что вовсе и не боится, просто вдруг животик прихватило. Съела должно быть, что-то не то.

И все же, что-то серьезное сломалось, и он совершенно зря потерял контроль над собой.

— Николай Федотович, Костик сбежал, — ответил Сергей, и замолчал. Цернех почти видел, как он, совсем как завуч только что, дрожит от страха, сжимает в потной ладошке телефончик, как второй рукой утирает пот со лба, как он…

— Как сбежал? — спросил Цернех, и Сергей начал торопливо рассказывать, что никто не виноват. Костик сидел себе спокойно в своей комнатушке и дремал. А потом вдруг как бросится в окно.

Стекло — вдребезги!

И никто не мог никак помешать! Второй этаж, не прыгать же следом. А пока выскочили из дома, пока увидели, пока разобрались, Костик сел на мотоцикл и уехал.

— А вы, три осла, хлопали ушами? Раззявили варежку и… — Цернех аж задохнулся от ярости и замолчал. К тому же, ему ни в коем случае нельзя было говорить громко, вечер уже, в пустой школе звук разнесется слишком далеко. Марина Федоровна вряд ли успела уйти далеко, да и сторож уже наверняка здесь. Если орать — недолго и выйти из себя. А там и до полиции недалеко, а с полицией Цернеху общаться не хотелось. Слишком много оставалось незаконченного, слишком много хлопот по обходу всех этих сторожевых псов.

— Шеф, как можно? Виталий с Ренатом в погоню полетели, а я докладываю. Мотоцикл-то мой угнали…

Сергей тараторил, стараясь высыпать все свои оправдания до того, как Цернех успеет разозлиться по-настоящему.

— Все по инструкции, шеф, все путем будет. Они поехали, я сразу же докладывать. Куда он денется, в таком виде? Он и на мотоцикле не усидит.

Цернех молчал. Все было правильно, но в то же время — неправильно. Возникло неприятное чувство, что все вдруг начало расползаться прямо в руках. А почему?

— Действуйте. По исполнению доложите, — сказал он и не слушая бормотания Сергея отключился. Обнаружил, что пока слушал блеяние этого остолопа, успел выйти на середину спортзала, остановился, невидяще уставился куда-то перед собой. Вдруг в голове с оглушительной силой возник вопрос — как так вышло, что он, лучший из магов Саагенской Академии, оказался здесь, в этом вонючем зале? Здесь никогда не исчезал запах пота, резины и дешевой девочковой косметики. Здесь было место веселых и глупых, место, где детишки бездарей прыгали и выпендривались друг перед другом. Место, где пасутся мирные и травоядные. Что он, старый волк, делает тут? Он попытался напомнить сам себе, что он сюда и пришел охотиться на глупых и веселых, на милых и простых… Но чувство, что охотятся на него не проходило. Где-то вдали слышался звук рога, и даже на миг показалось, что слабо ударили в твердую, тугую землю копыта.

Он с силой провел по лицу ладонью — стер пот, стер страх. Сосредоточился.

Что-то происходило, и это требовало действий. Цернех усилием воли выгнал из воображения лишнее. Некому на него охотиться. Некому!

Медленно вернулся в кабинетик рядом со спортивным залом. Не глядя покидал свои вещи в большую спортивную сумку, в последний раз окинул взглядом помещение — не осталось ли каких либо улик… Нет, ничего не было. Чистота, пустота и беспорядок покинутого места. Сжечь бы это все, но сейчас слишком много хлопот и без этого.

Он вышел, молча прошел по ночной школе, открыл дверь своим ключом и побрел к своей машине.

— Федотыч, ты это… — послышался чей-то голос сзади.

Цернех оглянулся. Кто тут такой смелый? Сторож. Пожилое ничтожество, наверняка алкоголик, пустое место. Одинокий пенсионер, его тоже никто не хватится.

— Что такое Михалыч? — спросил Цернех, чувствуя, что произносит невнятно. Словно напряжение последних дней раздуло его горло и застряло тугим комом. Сторож не испугался, наверное, не видел Цернеха в темноте. Слепое ничтожество.

— Так ведь, Федотыч, ключи сдать надо, — сказал он.

Нельзя убивать, — напомнил сам себе Цернех. Да, старого дурня не хватятся, но Костик сбежал, и неизвестно заранее, насколько придется задержаться. Только полиции не хватает на хвосте. Повезло дурню. Повезло.

Цернех достал связку ключей и бросил сторожу. Сел в машину и уехал.

Михалыч посмотрел ему вслед, покачал головой. Поставил к стене обрезок железной трубы, который все это время держал в руке. Не на виду, но так, чтобы был рядом. Спокойнее как-то с ним. Мутный тип, этот Николай Федотыч. Очень мутный.

Кряхтя нагнулся, подобрал связку, запер двери. Уже повернулся, чтобы уйти в свою комнатушку, где его ждал чай и телевизор, но вдруг нахмурился — ему послышался глухой дробный стук. Словно прямо за дверью прошли шагом несколько всадников. Даже показалось, что брякнула сбруя. Михалыч вздохнул, потер лоб. Старость не радость — то кажется, что уволенный физрук сейчас набросится, как дикий зверь, и придется его железякой встречать, то вот кони за дверью мерещатся.

А через несколько дней Виктор ковылял от больничного крыльца к стоянке. Лена поддерживала его, и поэтому он все-таки мог как-то идти, но в ушах гудело, дыхание перехватывало, а улица вокруг качалась. В глазах стоял туман и слезы, и он нисколько не удивился, когда увидел в этом тумане лошадь.

Здоровенная рыжая коняга стояла и равнодушно глядела на него. Покачивались поводья, к седлу был прикреплен охотничий рог и что-то длинное, кажется, целое копье. Они с Леной прошли совсем близко, лошадь глянула им вслед, но не сдвинулась с места. Только когда Виктор сел в машину и смог вздохнуть чуть свободнее, понял всю нелепость этой галлюцинации. Потряс головой и тут же пожалел об этом — движение отозвалось возобновлением гула в ушах.

— Твоя машина? — спросил он. Вроде бы, на «ты» они не переходили, но после того, как в обнимку идешь с девушкой, навалившись на нее всем весом, называть ее на «вы» показалось слишком странным. Хотя, что тут не странное?

— А ты думал, я ее угнала? — Лена тоже запыхалась, руки ее дрожали, и ключ в зажигание вставился не сразу.

Виктор оглянулся, уверенный, что галлюцинация лошади пропала, и увидел, что лошадь по-прежнему стоит на газоне и смотрит на него. И копье, и рог по-прежнему прикреплены к седлу.

Глава пятая

в которой Лена ведет машину, а Виктор встречает чудовище

Цернех сидел в полумраке своего кабинета. Горела одна единственная свеча, и она освещала только руки мага, лежащие на гадальной доске, длинные, тонкие пальцы и непонятные знаки. Все остальное лежало в тени.

Виталий и Ренат молча стояли у стены и ждали. Иногда им начинало казаться, что они стоят тут очень давно, что они вечно так и будут стоять здесь и ждать, пока Николай Федотович изволит оторваться от своих раздумий. Но они не смели даже вздохнуть чуть громче — они проштрафились, ужасно проштрафились.

Костик, мерзкая ящерица, ухитрился сбежать. Свидетеля, оказывается, не добили, и он дает показания в полиции. К тому же только что позвонил Сергей — он упустил свидетеля прямо из больницы. Объяснить он ничего не успел, сказал только, что его сейчас возьмут, и он выкидывает телефон. И замолк.

Шеф ничего не сказал, но они все трое чуяли, что он в ярости.

Работать с ним было хорошо и весело, он был невероятно могуч, он легко покрывал любые их выходки.

Избить кого-то? Запросто. Сама жертва наутро не вспомнит, что с ней было.

Изнасиловать? То же самое. Николай Федотович не принимал участия в веселье, но можно было не волноваться, что девка побежит рассказывать о том, откуда у нее синяки на всем теле. Ушиб всей девки.

Убить? Не будет ни свидетелей, ни улик.

Но сейчас похоже было, что они так сильно ошиблись, что Николай Федотович всерьез разгребает последствия. Что-то произошло большое, страшное. Куда хуже, чем труп девчонки, который они потеряли в парке.

Справедливости ради, надо сказать, что тот труп они потеряли по приказу самого шефа…

— Значит, так, ребята, — вдруг заговорил Николай Федотович. В первый момент им показалось, что это не слова человека, а шелест бумаг, шепот осыпающегося песка, шуршание змеиной чешуи.

— Кто нам мешает, нам и поможет. Садитесь на машинку. Не на трещалки свои двухколесные, а на тихую и скромную машинку. Чтобы не привлекать. Чтобы тихо, — шеф и сам говорил все тише, словно подкрадывался к чему-то, что не хочет спугнуть. Или напротив — не хочет, чтоб его убежище заметили охотники. От последней мысли стало страшно до тошноты, но пугаться было некогда, надо было расслышать в шелесте, шепоте и шуршании отчетливые инструкции.

— Наш свидетель сейчас поедет, и достанет нам Костика. И нам надо будет просто протянуть руку, и забрать его. Сможете протянуть руку?

Виталий и Ренат одновременно кивнули так энергично, что слышно было, как хрустнули позвонки.

Радио тихо запело что-то жизнерадостное и умеренно-пошлое. Виктор сел на заднее сиденье и теперь переводил дух. Внутри он удивлялся, зачем сбежал из больницы, не стоило ли просто дойти до сестринского поста и позвать на помощь? Все же, он был ранен, и сейчас каждый вдох давался с трудом. Но в то же время он как-то догадывался, что если бы все было так просто, тот мужик не вломился бы в палату с пистолетом. Он вспомнил, что следователь неохотно рассказывал о том, с чем все это связано, но… как он подпрыгнул, когда Виктор упомянул о пятой жертве! Он ничего не подтвердил, но и так было ясно — Киска-Мяу, девочка с дурацким именем, была совершенно права. Что неудивительно, учитывая, что она сама и была той жертвой.

Следователю он рассказал все, что видел. Почти все. Не могло же там на самом деле быть рептилоида? Значит, просто не разглядел в темноте. Но кто-то убегал, именно туда. Кто-то преследовал. И кто-то выстрелил, и если бы Виктор не сдвинулся правее. Кто же это сказал?

Лена тем временем уже вывела машину со стоянки, и спокойно шла в плотном потоке машин.

— Куда едем? — спросил Виктор, когда дыхания стало хватать не только на то, чтобы не задохнуться.

— Пока подальше, — ответила Лена. — Мне кажется, нам надо укатить подальше, пока дружки того парня, с халатом на голове, не…

Тут она прервалась, и резко ударила по тормозам. Прямо перед нею из второго ряда влез большой автобус, зарулил к остановке. Лена тихонько выругалась, но Виктор почти не слышал — от встряски у него зазвенело в ушах.

— … козел! — к Виктору вернулась способность понимать, что говорит его спутница. — Вообще не глядит, куда едет!

Лена возмущалась, а Виктор вдруг спросил,

— Ты ж вроде говорила, что видишь всякое, нужное. А почему не знала, что этот водятл будет поворачивать? — спросил Виктор, и Лена замолчала. Виктор уже подумал, что она обиделась, но тут Лена вдруг сказала,

— А я ведь знала, что он повернет. Знала, но не поверила. Самой себе, — Лена подумала еще, и вдруг спросила. — А откуда ты знаешь эту девчонку?

— Я ее не знаю, — удивился Виктор. — С чего ты взяла?

— Ну, ты так уверенно назвал ее. Киска-Мяу — это же ее имя, я знаю, — Лена глянула в зеркало на Виктора, и тут же снова перевела взгляд на дорогу.

— Киска-Мяу — это автор одной новости на городском портале, — пояснил Виктор. — Которая сразу пропала. Я ее даже прочесть не успел. Но она была про убийство в Михайловском парке.

— И мы едем туда! — вдруг заявила мертвая полупрозрачная девочка. Она появилась на переднем сиденье, и вежливо улыбнулась Лене. От неожиданности Лена еле удержала руль. Машина слегка вильнула, но тут же выровнялась. Киска-Мяу склонила голову набок, словно у нее была свернута шея, и сказала,

— Ты все же хочешь догнать меня? Не надо. Пока не надо.

— Чего ты хочешь от нас? — спросила Лена. Слышно было, что ее голос слегка дрожал. Не каждый день к тебе в машину подсаживается призрак.

Впрочем, Киска-Мяу вовсе не выглядела призраком. Худая и бледная, но в полутьме салона автомобиля, она выглядела почти нормальной. Если бы дело было несколькими днями позже, в Хэллоуин, можно было сказать, что она попросту надела костюм. Виктор вдруг задумался, сколько же осталось до Хэллоуина. Выходило, что он завтра. Или послезавтра — в голове слегка мутилось, и ему то казалось, что в парке он только вчера лежал, подстреленный, то вдруг представлялось, что он уже неделю лежит в больнице. Пожалуй, все же первое вернее…

— Вы идете путем, я иду рядом, — сказал мертвая девочка, — Дядя почти близок ко мне, но есть место, где ему полегчает. Туда мне хода нет, но он пройдет.

Лена нахмурилась, пытаясь осознать странные слова. Виктор спросил,

— Это где?

— Там, где в тебя стреляли, — ответила Киска-Мяу, — Там тропа. В конце тропы — дерево.

Девочка замолчала.

— Это в Михайловском парке? — спросила Лена, а Виктор тут же добавил,

— Там, где тебя убили?

Девочка улыбнулась. Потом расстегнула свою курточку. Лена глянула, побледнела, и резко завернула к обочине. Остановилась, чуть не врезавшись в столб, высунулась из машины, и ее шумно стошнило.

— Что случилось? — испугался Виктор, но Лена не могла ответить сразу. Она вылезла из машины, облокотилась на нее и стояла, глубоко, шумно дыша. По ее лицу текли слезы, и она молчала. Потом снова села за руль. Виктор глянул на то место, где была Киска-Мяу, но та пропала.

— Ничего, — сказала Лена. Помолчала, и повторила, — Ничего. Просто я увидела, как ее убили.

Она снова прикрыла глаза, глубоко вздохнула, открыла глаза и завела машину.

Виктор предпочел не спрашивать.

Моросил дождик. Осенний, мелкий, холодный. От такого дождика кажется, что все вокруг превратилось в слякотную кашу, что дыхание превратилось в сплошные сопли. Что деревья в парке никогда не были зелеными, и никогда не покроются пушистым снежком. Виктор медленно, с помощью Лены ковылял по тропинке.

— Вроде, где-то здесь я стоял. Потом появился рептилоид… — сказал он. Хотел показать рукой, откуда тот пришел, но вдоль руки выстрелило болью и он не стал ее поднимать.

— Рептилоид? — удивилась Лена, — Я ничего не знаю про рептилоида.

— Ну, я не знаю, — ответил Виктор, — Я и в полиции про него не рассказал. Он был похож на такую человеко-ящерицу, как, знаешь, рисуют на всяких карикатурках дурацких.

Лена посмотрела вдоль дорожки, пожала плечами.

— Я ничего не вижу, — сказала она, — А может, просто не умею видеть. Я ж ясновидящая кое-какая. И про рептилоида твоего ничего не знаю.

— Да я тоже ничего не знаю. — ответил Виктор, — Видимо, нам надо идти куда-то туда.

— Тебе надо, — вместо Лены ответила Киска-Мяу. Она снова появилась неизвестно откуда, и теперь сидела на мокрой от дождя лавочке. Сквозь ее курточку было видно, что на деревянной поверхности вырезаны неприличные рисунки, гротескные сиськи словно проступали сквозь тело девочки, у которой никогда не вырастут свои. От этого становилось как-то стыдно и очень грустно.

— Только мне? — переспросил Виктор, — Я же не дойду…

— А если пойдете оба, то не узнаете, куда возвращаться, — парировала девочка.

Лена поморщилась и сказала,

— Она говорит правду. Она мутная и очень злая, но не на нас.

Виктор кивнул.

— Ты зла на того, кто тебя убил? — спросил он Киску-Мяу. Та в ответ улыбнулась. из под тонких губ показались мелкие кошачьи зубы. Очень хищные.

— Иди, — сказала она вместо ответа, — Или оставайся. Вместе уйдем. Хочешь?

Виктор понял, помотал головой, оторвался от Лены и пошел вперед.

Лена скрипнула зубами и осталась на месте.

На седьмом шаге Виктор споткнулся и упал. По всему телу раскатилась волна боли, в глазах потемнело. Он уперся здоровой рукой, попытался оглянуться на Лену, и понял, что она где-то далеко-далеко. А сам он стоит на четвереньках на узкой тропе. И тропу окружает зеленая трава.

В ноздри ударил запах лета, тепла и зелени. Солнца не было, но ясно было, что оно не исчезло, оно просто ненадолго отошло. На ночь. Зато впереди светилось Дерево.

Несмотря на то, что Виктор видел его совсем издалека и мельком, он сразу узнал его. Он видел его во снах, он читал про него в сказках… К нему убежал тогда странный ящер. Виктор глубоко вдохнул запах трав и лета, поднялся и пошел вперед.

Теперь идти было намного легче, боль словно отставала от него с каждым шагом, оставалась позади. И все же он ужасно устал, когда добрался до серебряного ствола.

Он сел рядом, на лице его застыла счастливая улыбка. Каждый вдох нес покой и мир. Он чувствовал, что может так просидеть здесь вечность — замерев под Деревом, наслаждаясь покоем и миром. Здесь не было ничего плохого, здесь просто не могло быть ничего плохого…

— Вы пришли меня убить? — спросил чей-то негромкий голос.

Виктор вздрогнул и оглянулся.

Около ствола съежился мальчик лет двенадцати, худой и бледный. В грязной куртке, в штанах, заляпанных засохшей глиной, в разношенных кроссовках. С потеками слез на лице.

— Почему убить? — глупо спросил Виктор. Мальчик помолчал и ответил спокойно и равнодушно,

— Потому что я чудовище. А чудовищ надо убивать.

Глава шестая

в которой бандит умирает, а майор перебирает фотографии девочек

Днем поступил звонок от Еремея Михайловича — вахтера в 38 школе. Филиппов просил его следить, и Михалыч следил. Сегодня на занятия не пришли сразу две девочки, одна из пятого «Г», другая из «Б». Не подружки, знакомы друг с другом едва-едва, как знакомы все в параллельных классах. Эльвира Валиева и Маргарита Шустова.

Майор Филиппов был очень благодарен Михалычу за то, что он за весь разговор ни разу не спросил, — «Когда же вы, отважные полицейские, наведете в этом деле порядок?» Этот вопрос все время вертелся рядом, но вслух не прозвучал, и потому Филиппову не надо было вымученно лгать, что мол, обязательно, совсем скоро, вот-вот… Потому что следствие как топталось на месте в самом начале, так и не сдвинулось. По какой дорожке ни пойдешь, всюду тупик. Экспертиза показывает отрицательный результат, свидетели не помнят, не знают, не видели… или умерли от совершенно естественных причин, как бабка Василисы Кошкиной. Или уехали куда-то, и туда не доехали, как отец Кристины Пашниной. Не справился с управлением на ночной трассе, и влепился в дерево. Ни свидетелей, ни улик. Филиппов очень надеялся на месте аварии найти хоть что-нибудь, хоть какую-то зацепку, но опять и снова — никаких следов, ничего. Как заколдовано.

Не в первый уже раз Филиппов подумал про мистику. Особенно сейчас, после разговоров с матерью Эльвиры, и с теткой Маргариты. Обе на вопросы отвечают, но вяло, тихо, подавлено. Слишком много ответов «не помню», «не знаю», «не…»

Филиппову хотелось взять толстую бледную тетку за ворот и хорошенько встряхнуть. Выкрикнуть в лицо, — «Это же твоя дочь! Пока ты жуешь тут кашу из невнятицы, шансы найти ее живой убегают!»

Вообще-то, Филиппов надеялся, что девочки еще живы, хотя прошло уже больше двух часов. Оперативный розыск ожидаемо ничего не дал, но майор и не надеялся на него. Приятно было бы ошибиться, найти девочек провалившихся в какой-нибудь подвал, испуганных, но живых. Пусть даже с переломанными руками-ногами, но живых!

Но нет. Ничего, никого, и родственники мямлят невнятное

Тут звякнул телефон.

— Взяли, товарищ майор! — сержант Валенский. Вроде бы, дежурил сегодня в отделении. Кого взяли?

— Кого взяли, доложите как положено! — майор почему-то не верил, что попался сам маньяк с девочками на руках. Даже в голову не пришло. Сержант смутился, начал докладывать. Выходило, что поступил звонок из третьей гор. больницы. Кто-то с улицы слышал стрельбу, крики, угрозы. Выехали, проверили. Задержали какого-то парня, откуда он там взялся — непонятно. Но взяли его в той палате, где лежал после операции свидетель, с которым разговаривал майор. А под тумбочкой нашелся пистолет. Задержанный молчит, но кто-то вспомнил, что недавно у больного был майор, и вот сержант догадался позвонить.

— А раненый этот парень? Как его там… И невеста его, они целы?

Сержант замолчал, словно о чем-то вспомнил. Филиппову это уже очень не понравилось. И он нисколько не удивился, когда услышал:

— А не было никого в палате, товарищ майор! И в коридоре никто их не видел. Но далеко они уйти не могли, доктор клянется, что в его состоянии далеко не побегаешь.

«Похитили! Или все же сбежал?» — думал Филиппов, пока разворачивал машину, чтобы ехать в больницу.

«Сколько времени упущено, пока я болтал с этими квелыми тетками, тут брали…» — на этой мысли Филиппов сбился. Кто он, тот парень с пистолетом? Сообщник маньяка? Убийца, посланный бандитами, чтоб свидетель ничего не сказал? Или пистолет принесла невеста?

«Ничего, — думал майор, — Сейчас спросим! Это хоть какая-то зацепка!» Но в глубине души Филиппов уже знал, что эта нить тоже оборвется. В этом деле все нити обрывались.

Но все же не ожидал, что так. Когда он приехал, его встретил бледный сержант, и доложил, что задержанный вдруг дернулся, заорал и умер.

— Умер? — как-то равнодушно спросил Филиппов. Сержант кивнул. Вид у него был такой виноватый, какой бывает у пса, если его застали за воровством со стола.

— Скажи, сержант, — майор вытащил из кармана пачку сигарет, протянул собеседнику. Тот удивился и взял одну. Филиппов щелкнул зажигалкой, затянулся, посмотрел, что сержант так и вертит сигарету в пальцах, не знает, что с ней делать. Наверное, не курит, а взял из вежливости. Филиппов сделал вид, что не замечает этого, и продолжал:

— Так вот, не думал ли ты, сержант, что тут замешана какая-то… — майор хотел выругаться, даже успел глубоко вдохнуть, собираясь сказать последнее слово с яростью, вложить в него всё свое разочарование, но вдруг в голову пришла другая мысль.

— Постой-ка, а ведь эти ребята сбежали? Виктор Гордеин и невеста его?

Сержант энергично кивнул. Сигарету он уже выронил.

— Так точно, даже свидетель есть, как они в машину садились. Он еле ковылял, так девка его почти на себе тащила. Она здесь, в больнице лежит, на третьем этаже, из окна видела.

— Она? — майор нахмурился. По словам сержанта выходила ерунда.

— Свидетель, не невеста, — пояснил сержант.

— Номера машины свидетель, конечно, не видела?

— Видела, — сержант торопливо полез в карман, достал блокнотик, прочитал номер. Филиппов не расслышал, да это было и неважно. А важно было то, что этот парень, Виктор, не был сообщником неведомого маньяка. Иначе, конечно же, никто бы не видел, как он ковылял. Или видел, но не запомнил. Или запомнил, но не записал. А сам бы умер.

Маньяк, или группа маньяков была опасна, чудовищно опасна, но все же в их тайне появилась крошечная дырочка.

— Звони дорожникам. Если где-нибудь увидят эту машину — непременно задержать и привезти ко мне. Не арестовывать, по возможности вежливо. Но будет выпендриваться — вести пинками. В-общем, машину в розыск. Сюда экспертов, пусть обнюхают палату, пистолет и все остальное.

Филиппов огляделся в поисках того, что можно еще обнюхать. Увидел прямо под своими ногами след конского копыта, удивился.

— А лошадь-то здесь откуда?

— Лошадь? — переспросил сержант. Филиппов посмотрел на него, как на идиота, потом снова глянул под ноги. Никакого следа не было. Да и стояли они на асфальте, какой может быть конский след на асфальте?

— Устал я, похоже, — сказал Филиппов. — Поеду в отделение, подумаю. Все, что найдете — немедленно мне. Все, что узнаете, немедленно докладывать.

Сержант кивал, и Филиппов почувствовал себя генералом на поле боя. Таким главным, таким решительным… Но который не знает, ни где враг, ни сколько его. Остается лишь грозно командовать и изображать героизм.

Уже вечером Филиппов понял, что так и не сдвинулся за этот день. Он выслушал потоки слов, он и сам раздал кучу приказов. И не узнал толком ничего.

Вроде бы, похожая машина поехала куда-то по Комсомольскому проспекту. В сторону Михайловского парка. Нет, там можно много куда проехать, Комсомольский пересекает почти весь город, и с него можно свернуть куда угодно, но Филиппов был уверен, что все пути ведут в парк. Остро захотелось самому поехать туда. Прямо сейчас, бросить все и рвануть.

Но зачем? Интуиция?

Вместо этого он разложил по столу фотографии. Вот они все. Вот все, что от них осталось.

Кристина Пашнина, 12 лет, 5а.

Вероника Смирнова, 13 лет, 5б.

Константин Вассер, 12 лет, 5а.

Гульнара Мамедова, 12 лет, 5в.

Василиса Кошкина, 12 лет, 5б.

Марина Штейн, 13 лет, 5а.

Строго говоря, от Кошкиной осталось еще изуродованное тело. Лежит в морге, эксперты осмотрели, изучили, выяснили все, что только могли — и не узнали ничего.

Пора ли к ним доложить еще две фотографии? Майору очень хотелось верить, что нет. И ему стоило огромного усилия даже в своих мыслях не думать — «еще нет».

Пять девочек, и мальчик. Василиса умерла страшной смертью, ее разделали, выпотрошили и… что сделали? Куда дели внутренности? Почки, печень, легкие?

— Съели, — послышался еле слышный шепот. Майор вздрогнул.

Некому было шептать. Никого не было. Только он… И фотографии на столе.

Все пять девочек смотрели ему в глаза.

— Мы все мертвы, — сказала Кристина. Губы ее не двигались, и глаза тоже, но майор знал, что говорит она. И что она смотрит на него.

— Мы мертвы, а он нет, — добавила Гульнара.

— Он жив, и ты жив, — сказала Вероника.

Майор понял, что все его волосы встали дыбом, что он не может дышать, но не хотел отрывать взгляда от мертвых девочек. Безумная мысль пришла в голову — раз живые не могут ничего рассказать, пусть говорят мертвые!

И мертвые говорили.

— Он обманул…

— Он убил…

— Он говорил, что расскажет нам…

— И убил…

— Зачем? — спросил майор. Собственный голос показался ему хриплым и грубым после легкого шелеста мертвых слов. Его голос словно разбил хрупкое равновесие смерти. Фотографии замолчали.

Только глаза смотрели на него. Живые улыбки мертвых девочек сияли беспечной радостью. И от того, что он знал, что все они мертвы, улыбки делались страшными.

— Иди, живой, — сказала Василиса. На фотографии она стояла рядом с милым пони в парке. Не в Михайловском, в Городском, где веселье и аттракционы. Она улыбалась, а майор помнил, какой она была, когда ее снимали с дерева — разрезанную, пустую внутри, безжизненную и легкую, как кукла.

— Иди, живой. — повторила мертвая девочка. — Иди туда, где меня убили. Иначе он убьет снова, и убьет, и убьет еще.

Филиппов понял, что его губы онемели, что спина не гнется, но он медленно поднял правую руку к виску. Отдал честь мертвым и повернулся к выходу из кабинета.

Наружу он почти выбежал, а когда добрался до дежурного и начал командовать, он почти поверил в то, что бежал только для того, чтобы успеть.

Глава седьмая

в которой Эльвира думает о своем имени, а Лена гладит коня

Эльвира не любила свое имя. Красивое, но почему-то она представляла себе типичную Эльвиру, как толстую тетку с золотыми зубами. Сидит на рынке в палатке и крикливо зазывает покупателей. Когда она была маленькой, она ездила с мамой на похороны прабабушки, в жаркий и пыльный город, от которого и запомнились только громкие, потные и толстые тетки, которые смешно коверкали слова и глупо жалели ее. И говорили, что мол, прабабушку тоже звали Эльвирой, и она была прекрасным человеком. Саму прабабушку Эльвира совсем не помнила, но ей казалось, что та должна была быть самой толстой, самой потной и самой громкой. И конечно, никак не хотела бы стать такой же.

Ей хотелось быть стройной и изящной, петь и танцевать. Она даже пыталась как-то подписывать свои тетрадки «Эльфира» — тут и эльфы, и эфир, все воздушное и легкое, но учительница поговорила с мамой, мама выдала подзатыльник и долго говорила какие-то слова. Что-то о том, что не имя красит человека, и прочие банальности. Все это Эльвира слышала много раз, но что с того? Вон, Васька Кошкина называет себя Киска-Мяу, не Кошкина — драная кошка, а Киска, ласковая и опасная. И ничего! Правда, не на тетрадках, а в интернете… У Эльвиры не было смартфона, и компьютера дома тоже не было, и поэтому она не могла завести себе аккаунт где-нибудь, где можно назвать себя, как хочется.

Зато Эльвира ходила на танцы, и танцевала уж точно лучше Киски-Мяу! И была красивее и стройнее!

Правда, Киска-Мяу…

Лучше не думать об этом.

Эльвира шагала на танцы пешком. Тут всего-то четыре квартала, а деньги на проезд можно сэкономить и потом купить что-нибудь нужное. Например, смартфон! Или значок. Или… да много чего можно купить, если есть деньги. Копить, правда, не получалось, деньги слишком легко расходились на мелочи, но все же тратить их там, где легко прогуляться пешком, было обидно.

Мама, правда говорила, чтоб она не ходила по улице одна. Почему — не объясняла, но видно было, что она тревожилась. Эльвира знала, что это как-то связано с Василисой и другими, но с ней-то точно ничего не может случиться. И мама на работе, вернется совсем поздно, и можно спокойно идти по улице и вдыхать прохладный запах осени — дождь, прелые листья, дым машин. Слушать звуки города и чуточку танцевать. Совсем немножко, она же Эльфира, эльф эфира, она может легко пройти точеными ножками между луж и не намочить кроссовки! Ну, почти не намочить.

Она может танцевать по воде и по лунному лучу, она не станет толстой и крикливой, она…

— Привет, Эльвира, — прямо рядом с ней остановилась неприметная машина, и из нее высунулся Николай Федотович, бывший учитель физкультуры. Она оглянулась по сторонам, и вдруг все поняла. Все-все-все. Она никогда не станет толстой, никогда не станет крикливой, никогда не станет… никем.

Машина Николая Федотовича стала огромной, заслонила собой весь мир, куда ни беги — всюду она, всюду темные глаза колдуна-физрука. Она поняла, что на каком-то уровне сознания давно это знала — Николай Федотович никакой не физрук, он пришел в школу для того, чтобы убить их всех. И Киску-Мяу, и Маринку, и ее, Эльвиру. Она попыталась отступить, но ее ножки, такие послушные в танце, такие легкие и летящие, вдруг перестали слушаться. Она сделала шажок навстречу машине, к протянутым рукам Николая Федотовича.

И очнулась от того, что ударилась о стену — ее небрежно втолкнули куда-то, и она упала. За спиной лязгнул металл. Она привстала и начала осматриваться. Комната была довольно большой, но полутемной. Голые каменные стены, голый холодный пол. На полу сидит другая девочка, смутно знакомая. Перед ней карандаши и альбом, она рисует.

— Только не вой, — сказала девочка, оторвалась от своего альбома и посмотрела на Эльвиру. Ее глаза были заплаканы, на лице разводы от слез, сама она была бледной и грязной.

— Ты кто? — спросила Эльвира.

— Рита. Маргарита. А ты — Элька из пятого г? — ответила девочка, и сразу вспомнилась. Тихая и спокойная, Маргаритка рисовала для «Б» класса всякие газеты и украшения.

— Ага, я… а где мы? — Эльвира начала немного успокаиваться. Не может все быть так плохо, как казалось! Вот, нормальная Маргаритка, вот она рисует…

— Не надо, — сказала Рита. — Не спрашивай, а то я опять начну плакать. Лучше я просто порисую. Просто. Порисую.

Последние слова она прошептала сама себе, и Эльвира только догадалась, что она сказала. Она поняла, что все именно так плохо, как кажется, а может, и еще хуже.

Чтобы удержать в горле вой отчаяния и ужаса, Эльвира стала смотреть на то, что рисовала Маргарита.

На дорожке среди деревьев стояла девушка. Ей было холодно и плохо, но она стояла и одновременно шла им на помощь…

И рядом с ней стоял рыжий конь.

Лена поежилась. Здесь стало холодно. Она стояла в парке уже больше часа, Виктор ушел по непонятной дорожке, призрачная девочка исчезла, и было совершенно непонятно, что делать. Уйти было нельзя, идти следом — невозможно, оставалось только стоять и мерзнуть.

Странная призрачная девочка… когда Лена почти смогла убедить себя в том, что этот просто девочка, только мертвая, Киска-Мяу расстегнула курточку и показала свое тело. От левой ключицы до самого низа шел страшный разрез. В нем виднелись поломанные и грубо раздвинутые ребра, пустой живот, из которого достали все внутренности. За ребрами тускло горело сердце, оно висело в середине этой зияющей пустоты ни на чем не держась, ни к чему не привязанное, и его свечение было жутким. Лена подумала о том, каким надо быть человеком, чтобы сотворить такое? Сильным, безжалостным — это понятно, но должно быть что-то еще. Какое-то запредельное презрение ко всем. Какая-то отвратительная убежденность в своем праве.

Лена поняла, что сейчас воспоминания о том виде больше не вызывают у нее тошноты. Теперь она чувствует страх. Очень большой страх. Все голоса в голове, что тихонько подсказывали ей, теперь разделились, а она и не знала, что их так много.

— Беги. Прямо сейчас. Домой, взять все деньги, что есть, сесть в автобус, уехать. Оттуда, из Новосибирска — уже на поезд, куда-нибудь подальше. Ты же хотела увидеть море? Владивосток ждет!

— Жди! Вступив в битву, убегать нельзя!

— Домой! Никто и не видел тебя! Колдун убил одних, и убьет других, но тебя он не заметил, и если ползти тихо, ты отойдешь в сторону, ты спасешься!

— Бесполезно, бесполезно. Кто влип в игры колдунов, тот погиб. Чтобы спасти хотя бы душу, надо повеситься! Прямо здесь, прямо сейчас! Ремешок от сумочки как раз подойдет…

Последняя мысль просто поразила ее своей нелепостью. Поразила настолько, что она разозлилась и вслух сказала:

— Что за бред! — слова словно разбили наваждение и наступила тишина. А может, напротив, они создали новое наваждение, потому что Лена увидела вдруг сразу множество вещей.

Где-то по вечернему городу крался верхом на черном волке колдун.

В сетях чудовищного паука запутались и тихо плачут две еще живые девочки.

Человек с двумя мечами спешил-спешил на помощь, хотя и не знал, куда и кому.

И совсем рядом стоял рыжий конь. Стоял и терпеливо ждал, и к седлу его были прицеплены копье и охотничий рог.

Лена оглянулась и уставилась прямо в глаза коню. Конь смотрел на нее, и ей почему-то показалось, что ему весело. Конь был полупрозрачный, но куда более реальный, чем Киска-Мяу. Под его взглядом Лена поняла, что ничуть не боится. Вместо страха пробудился гнев — как смеет мерзкий колдун творить такие гнусности?!

Когда-то мать рассказывала, что в детстве Леночка как-то чуть не полезла на сцену в театре на спектакле про Красную Шапочку — остановить обманщика-волка! И сейчас Лене было вовсе не смешно это вспоминать. Она вдруг поняла, что тогда она, малышка пяти лет — была права. И права сейчас.

Она медленно, как во сне подошла к коню ближе, протянула руку. Погладила теплую морду, коснулась пальцами поводьев. Она никогда не ездила верхом, только в кино видела, как это делается, но сейчас ей хотелось сесть верхом, взять копье, затрубить в рог… И устроить охоту на мерзость! Не было ни малейших сомнений, что она может — и удержаться в седле, и удержать копье, и найти в вечернем городе колдуна…

Вдруг конь тревожно всхрапнул, и Лена вздрогнула. Транс рассыпался, видение исчезло. Она услышала, что сюда идут люди, много.

— Здравствуйте, Елена Максимовна, — сказал один из них, и Лена узнала майора, что допрашивал…вернее, расспрашивал Виктора в больнице. Тут же всколыхнулась тревога — не сочтет ли майор, что она похитила свидетеля из больницы, к тому же опасно раненного. Какие у нее есть доказательства, что тот человек хотел застрелить их обоих? Ее уверенность, ее видения к делу не пришьешь…

— А Виктор разве не с вами? Жених ваш? — продолжал майор. Лена совсем растерялась. Контраст был разительный — только что она почти превратилась в полубезумную валькирию, в демона возмездия на коне и с копьем, и вот она пытается сообразить, что можно сказать майору, чтоб не оказаться в психушке. Она упала с высот праведного гнева, где летают огненные птицы и скачут огненные кони, где трубят рога и звенят копыта… и оказалась в болоте реальности.

— Виктор… Да, он здесь… Сейчас подойдет, скоро… — Лена мямлила, и вдруг почти вскрикнула от радости — на том месте, где было начало дорожки к дереву вдруг оказался Виктор. Он шагал легко и спокойно, как совершенно здоровый человек. А за руку он вел какого-то мальчика. На Виктора никто не смотрел, и в первый момент Лене вдруг захотелось как-нибудь просигналить ему, чтоб он спрятался, пока она попробует отбрехаться.

Но тут она заметила петлицы майора. На них была самая обыкновенная эмблема полиции — два скрещенных меча, щит, еще какая-то ерунда. «Человек с двумя мечами спешит на помощь, но не знает — куда и кому» — вспомнила она свое видение. И вот он, человек с двумя мечами.

— Вон Виктор, подходит, — твердо сказала она и помахала Витору рукой. Майор оглянулся, и Лена даже по спине как-то поняла, что он не просто удивлен — он в шоке. Он увидел что-то, чего совершенно не ожидал увидеть.

— Константин Вассер? — спросил майор. — Костик? Откуда? Как?

Глава восьмая

в которой дракон кается, а кошка гуляет сама по себе

В кабинете горела только настольная лампа. За окном уже было совсем темно, от этого казалось, что там мрачная пустота.

Филиппов показал гостям на продавленный стул и небольшой жесткий диванчик у стены.

— Располагайтесь, — сказал он.

Сам уселся на кресло за своим столом, тут же развернулся к большому железному шкафу рядом. Звякнули ключи, скрипнула дверца. Филиппов положил перед собой большую папку и закрыл шкаф. Щелкнул замок.

«Вот и мы так, — грустно подумал Виктор, — Вошли, за нами щелкнул замок. Теперь не выйдешь…»

Костик по дороге сюда всю дорогу продержался за руку Виктора, но сейчас сел отдельно, на стул в середине. Нахохлился, отчего стал похож не то на большого мрачного воробья, не то на подозреваемого на допросе.

— Вы ведь полицейский? — спросил Костик хрипло, и Виктор подумал, не простыл ли мальчик. Когда они уже выбрались от дерева, оказалось, что куртка-то у него есть, а вот ботинок нет, и он до самой машины шлепал босыми ногами по осенней грязи. Заметили это только в машине, и от машины до здания отделения полиции Виктор пронес мальчика на руках.

Филиппов кивнул и представился:

— Андрей Александрович Филиппов, майор и следователь, — в его голосе слышалась тень шутки.

— Я хочу признаться, — твердо сказал Костик. — Это я убил Ваську. То есть, Василису Кошкину. Наверное, меня надо расстрелять.

Майор помолчал, достал из кармана блокнотик, открыл, перелистал несколько страниц. Снова посмотрел в глаза мальчика, сказал серьезно,

— Ну, расстреливать или нет, решит суд. А вообще детей не расстреливают…

— Меня надо, — убежденно сказал Костик. — Я, пока под деревом сидел, все понял. Я не мальчик, я чудовище.

Филиппов снова помолчал, подумал. Виктор понял, что ему чем-то симпатичен этот майор — словно пришедший из старых фильмов про храбрых советских милиционеров.

— Для начала тебе надо рассказать об этом подробнее, — непонятно было, как майор отнесся к признанию.

— Давай я буду записывать, чтобы ничего не забыть, а ты расскажешь.

— А разве не полагается, чтобы на допросе несовершеннолетнего присутствовали его родители? Или опекуны? — спросил Виктор. Он вдруг подумал, что майор хочет дать мальчику возможность оговорить самого себя, а потом просто закроет дело. Расстрелять пацана, конечно, не расстреляют, но жизнь сломают.

— Где б их найти еще, этих опекунов, — проворчал майор, но приготовленный лист бумаги убрал.

— Я расскажу так, — сказал Костик.

— Давай я просто не буду записывать, — сказал майор. — Тогда в дело ничего не пойдет, а я просто попробую разобраться.

Костик кивнул, но вместо того, чтобы начать, замолчал. Майор тоже молчал, не торопил, просто ждал. Костик несколько раз глубоко вдохнул, словно собирался нырять, и заговорил.

— Я правда ее убил. Не помню, как, но точно помню, что я съел почти все. Внутренности там всякие, эти. Как их. Почки там, легкие. Только потом узнал…

Он говорил все тише, но при этом быстрее, и как майор ухитрялся в этом потоке слов выловить смысл, оставалось загадкой. Но когда мальчик замолчал, он подождал немного, и совершенно спокойно спросил:

— Это все?

Костик кивнул. Он снова съежился на своем стуле, словно замерз, и смотрел в пол.

— Я верно тебя понял, что этот Николай Федорович хотел, чтобы ты превратился… в кого? — Филиппов не замечал смятения, похоже, вполне осознанно не замечал.

— В дракона, — еле слышно пробормотал Костик.

— И ты превратился, и растерзал и съел Василису Кошкину, так?

Костик с несчастным видом кивнул. Филиппов пожал плечами.

— Подождем мы тебя расстреливать, Костик. Не будем спешить. Василису-то не ты убил. Ее зарезали, очень острым ножом. Это наши эксперты точно говорят. И внутренности не отрывали зубами, а аккуратно вырезали. Человек там орудовал, хоть я и не уверен, что его после этого можно назвать человеком.

Филиппов замолчал, и Виктор снова подумал, что это все ужасно похоже на какой-то старый фильм. Вот сейчас майор закончит допрос и отважно поедет брать преступника. Тот будет отстреливаться, и майора ранят. Потом злодей станет сверкать глазами из-за решетки, а майор с перевязанной рукой будет докладывать генералу. С добрыми и строгими глазами…

— Нам надо рассказать все, — сказала Лена. Виктор удивленно посмотрел на нее и опасливо — на майора. Филиппов потянулся и зевнул, прикрывшись ладонью.

— Устал я что-то, — сказал он. — Бегаю, бегаю… а все мне никак не расскажут.

Виктор пожал плечами.

— Все мы и сами не знаем. И вы нам не поверите.

— Я знаете, какой доверчивый? — Филиппов улыбнулся, но в улыбке совсем не было веселья.

— Вы в дракона не поверили, — тихо сказал Костик. — А я и показать могу, только боюсь. Я ж голодный, вдруг я кусаться начну?

— Не надо кусаться, — ответил майор. — Я не поверил, что это ты убил. А про дракона я не знаю. Может, и правда.

— Это вы так говорите, чтобы…

— Время! — раздался чей-то вскрик. — Время идет, время уходит.

На подоконнике сидела Киска-Мяу.

Майор пытался сохранить невозмутимость на лице, но видно было, что для него это непросто. А Костик тихо буркнул:

— Привет, Кошкина.

Девочка не ответила. Она запрокинула голову, отчего стал отчетливо видно начало разреза, уходящего под куртку. Из ее глаз вырвалось призрачное сияние, и она провыла:

— Идет! Он идет, и начинается Ночь!

Последнее слово она выкрикнула, словно молитву. Так кричат священные имена, так корчатся юродивые в пророческом экстазе.

— Ночь? — переспросила Лена, но Киска-Мяу вдруг успокоилась, замолчала и улыбнулась своей странной улыбкой. Виктор вспомнил, потер лоб и вдруг вздрогнул, как от озноба.

— Хэллоуин? Ты имеешь ввиду это? — спросил он. Смех призрачной девочки прозвучал шелестом мертвых листьев.

— Грань истончилась, начинается Ночь!

Она продолжая смеяться, начала исчезать, плавно растворяясь туманом. Костик окликнул ее:

— Васька, постой! Скажи, правда же я тебя убил и съел?

Киска-Мяу глянула на него горящими глазами из сгустка тумана, в который успела превратиться, и ответила таким же шелестящим шепотом:

— Съел, да. И не доел…

И пропала.

С минуту все молчали, пытаясь понять, что произошло. Потом Филиппов вдруг сказал спокойно, как ни в чем не бывало:

— Вот видишь, Костик, согласно показаниям свидетеля, ты не убивал.

— Только вряд ли Киска-Мяу подпишет протокол допроса, — сказал Виктор. Майор кивнул.

— Мы что-нибудь придумаем.

Он встал, прошел по кабинету туда-сюда, потом сказал:

— Я все еще хочу услышать то «все», что вы готовы мне рассказать, но времени нет. Сейчас я позвоню, мы соберем группу захвата и поедем поговорить с этим Николаем Федотовичем. Я вернусь, и мы поговорим. Прошу вас, не исчезайте, как из больницы, а?

Он усмехнулся, но ни Виктору, ни Лене не было смешно. Майору, похоже, тоже.

Он снова сел за стол, взял телефонную трубку. Отдал несколько распоряжений, снова встал, вышел. Через полминуты вернулся, уже одетый и с лейтенантом.

— Вас проводят в комнату отдыха. Не в камеру же вас сажать, — сказал Филиппов, и снова ушел.

— Прошу за мной, — сказал лейтенант.

Лена нервничала все сильнее. Комната отдыха казалась западней, и темнота за окнами становилась все более зловещей. Отделение жило своей жизнью, которая немного затихла ночью, но все же ходили люди, порой где-то раздавались голоса, иногда совсем близко, почти прямо за дверью, слышались шаги. Каждый раз Лена вздрагивала, она озябла, а руки и ноги покрылись гусиной кожей. После того, как за лейтенантом закрылась дверь, она выждала немного, и заговорила. Ее голос, негромкий, но ясный, словно отделил то, что снаружи, от того, что внутри. Словно она затеяла заговор.

— Мне тревожно, — сказала она. — И я помню, что порой у меня бывают неясные озарения.

— Ты думаешь, что что-то не так? — тут же спросил Виктор. Он глянул на Лену, а потом оглядел комнату еще раз. Взгляд задержался в самом темном углу.

— Я не знаю, — ответила Лена. — Но — да, что-то не так.

— Думаешь, майор… — Виктор не успел договорить, как Лена замотала головой.

— Он человек с двумя мечами, он на нашей стороне, хоть и не знает этого, — сказала она.

— С двумя мечами? — Виктор удивился. Лена молча показала на стену, где висел огромный щит с двумя перекрещенными под ним мечами — полицейской эмблемой. Виктор встал, быстро прошел к двери.

— Проверим, — сказал он и повернул ручку. Замок тихо щелкнул и дверь открылась. Он вышел. Потом вернулся.

— Да, вроде бы, нас здесь особо не держат, — сказал он.

— Киска-Мяу говорила странное, — сказала Лена. — Но я чувствую, что она…

Виктор снова глянул в темный угол. Лена спросила:

— Ты что, думаешь, что там сидит бука?

— Я думаю, что там появится Киска-Мяу, — ответил Виктор.

— Я кошка, хожу где вздумается, — Киска-Мяу тут же оказалась сидящей на подоконнике.

— Ну, я знал, что она появится, — сказал Виктор. — Мне кажется, Василиса, ты пытаешься нас для чего-то использовать! — заявил он.

Киска-Мяу склонила голову набок и загадочно улыбнулась.

— Эта Ночь началась, и те, кто не живут ею, остались вне ее! — ответила она. — Вам надо бежать.

— Мы уже убежали из больницы, ты сказала, что тот убийца не один, и солгала! — ответил Виктор.

— А он и есть не один, — Киска-Мяу была безмятежна. — И вы вывели того, кто съел меня.

Костик съежился еще сильнее.

— Прости, Васька… Василиса, — сказал он.

— Выживи, — ответила Киска-Мяу. — Успеешь еще меня догнать.

— Что значит, что те кто остался вне ночи… что там было? — спросила Лена неожиданно громко. Внезапно все поняли, что в здании наступила оглушительная тишина.

— Что происходит? — в голосе Лены послышалась истерическая нотка.

— Ночь пришла, — пояснила Киска-Мяу.

За окнами послышался шум подъезжающей машины.

— И он пришел, — буднично сообщила мертвая.

Виктор снова выглянул из комнаты, и скоро вернулся бегом.

— Там все, словно замороженные, — сказал он.

— Они вне Ночи, — пояснила Киска-Мяу.

— А этот Николай Федотович? — неожиданно спросил Костик. Призрачная девочка молча кивнула.

— Может… — Виктор взял стул и встал около двери, но Костик испуганно прошептал:

— Он покажет мне… и я… я могу покусать вас… он… я не удержу… себя…

Он бормотал все тише, и Лена сказала:

— Бежим.

Киска-Мяу на миг вспыхнула всем телом, и исчезла.

Глава девятая

в которой колдун подзаправляется, а его боец о чем-то догадывается

Дом шефа стоял за городом — этакая дача, на отшибе. Со стороны выглядел, как жилье солидного человека — кирпичные стены, кирпичный забор. Небольшой двор, гараж на три машины, хоть стояла там только одна. Ворота, через которые удрал Костик — Сергей поленился запереть сразу, просто прикрыл… Сейчас ворота запирались каждый раз, хоть было и поздно.

Ренат остановил машину, и шеф выскочил из нее, как на пружине. Словно он еще от самого парка готовился быстро-быстро куда-то бежать. Выскочил-выпрыгнул, и вот-вот пойдут клочки по закоулочкам…

— Ждите! — скомандовал он и исчез в доме.

Ренат глянул на Виталия.

— Ждем, куда нам деваться, — меланхолично сказал тот, а Ренат задумался, не пора ли куда-нибудь деться. Шеф, похоже, влип, и чем дальше, тем влипает все глубже.

Днем он заявил, что не проблема, что это даже хорошо, что свидетель сбежал — он, мол, приведет обратно Костика, а там и убрать его можно будет. Никто ничего не переспросил, Ренат в тот момент слишком хорошо помнил, как хрустнула шея деревянной куклы под пальцами шефа, как он заявил, что Сергей ничего не расскажет… как он заметил в шкафу у шефа еще пару кукол, и понял, что если попасть в полицию, то… хрусть! — и ничего не расскажешь…

Шеф сказал ехать, и они поехали, но сразу не пошли забирать Костика, надо было дать время выйти от дерева. Виталий только проколол ножом шины у машины на стоянке, на которую указал шеф, мол, теперь не уедут. И стали ждать.

Шеф медитировал, Виталий дремал, а Ренат тоже думал подремать, но что-то не получалось.

Сергей был, конечно, тот еще крендель, но вот так, просто взять, и… хрусть! Ренат вертелся, ежился, поглядывал то на шефа, то на Виталия, в ушах так и стоял этот самый хруст.

А потом совершенно неожиданно подъехала полиция.

Хорошо, хоть машина у шефа неприметная. По-особому неприметная, глаз по ней скользит и перескакивает куда-нибудь. Смотрит, но не видит, никакой свидетель не вспомнит, даже если на самом виду встать. Так что полиция высыпалась, окружила, замельтешила, но их так и не заметила.

Шеф нахмурился, подумал, а потом зарычал, прямо как зверь, и велел ехать домой. Ночью, мол — ночью никуда не денутся, прямо из отделения всех заберем.

А Ренат понял, что шеф еще раз облажался. Промахнулся, в пору его Акеллой называть. Вот только где ту стаю найти, чтоб ему указать на ошибки?

Сперва было страшно. Неизвестность, запертая камера. Эльвира попробовала осматриваться, но толку никакого — камень, камень и камень. И вместо одной стены — решетка. За решеткой коридорчик, на стене горит факел, наверное, где-то там есть дверь, ведущая на свободу… но виден лишь камень и решетка. И немного огня.

А потом лязгнуло железо где-то в коридоре, и появился Николай Федотович. Рита уползла в угол и вся сжалась, а Эльвира тоже хотела, но… она вспомнила, что в книгах узницы не трусят, они смело смотрят в лицо опасности. А она ведь эльф эфира!

Она встала, выпрямилась, и поняла, что коленки дрожат. Что просто стоять ровно — очень трудно. Стоять изо всех сил — глупо звучит, но так и получалось. Почему-то вспомнилась та тетка с конем, что стояла на помощь — вроде, и на картинке, и стояла, а понятно, что это помощь. Стало чуточку легче, но все равно страшно.

— Храбрая, значит? — сказал Николай Федотович, и тут же засюсюкал.

— Ух ты, какая храбрая девочка! — сказал он, и Эльвире стало противно и стыдно. И очень страшно.

— Главный ритуал нам придется отложить пока, но сейчас мы с вами сделаем маленький, — сказал Николай Федотович, — Малюсенький такой, просто чтобы капельку магии добыть.

В руках у него блеснуло лезвие ножа, а Эльвира почувствовала, что вот-вот упадет. Ритка в углу заскулила по собачьи, и сама Эльвира тоже была на грани. Николай Федотович мерзко улыбался.

— Смотрите, девчонки, сейчас фокус покажу! — сказал он, и ножом надрезал собственную руку. Кровь капнула на пол.

— Веселый фокус? — спросил он, — Смотрите, что дальше будет!

В кровавой лужице что-то зашевелилось. Поднялось на тонкие ножки, сделало пару шагов. Открылись и выпучились равнодушные глаза, заострились жвалы.

«Паук, — поняла Эльвира, — Паук, а мы тут мухи для этой твари…»

— Иди-иди, маленький мой, — Николай Федотович ворковал так ласково, словно обращался не к пауку, а к собственному ребенку, и от этого становилось еще более не по себе. Паук начал расти, словно надувался — то ли от ужаса девочек, то ли от ласки своего создателя. Первоначально алое брюшко потемнело, стало багровым, потом темно-коричневым. На гладком панцире проступили жесткие волоски, к паре глаз добавились еще несколько мелких и таких же пустых и равнодушных.

Эльвира поняла, что ноги подогнулись и она села прямо на пол. Паук с противным скрипом протиснулся между прутьями решетки — просто удивительно, как ему удалось это, он сплющился в том месте, где проходили прутья, как воздушный шарик.

— Не бойся, храбрая девочка, — сказал Николай Федотович. Он словно сдерживал смех и смотрел на происходящее с явным удовольствием, — Он не съест тебя. Он только откачает немного магии. Из твоей боли.

В этот миг паук бросился на Эльвиру, его лапы, его жвалы, даже волоски на его шкуре — все впились раскаленными иглами в тело девочки. Она завизжала от нестерпимой боли. Прямо перед ней оказались пустые и жуткие глаза паука, они словно притягивали ее, она падала куда-то туда, в темноту и безразличную бесконечную боль. Она из последних сил оторвала взгляд от зовущей бездны и глянула выше, в потолок.

И в миг перед тем, как потерять сознание, Эльвира услышала гул охотничьего рога, и увидела где-то в тумане, вдали — огромный рыжий конь мерно шагал прямо по небу, и звезды звенели под его копытами, а всадник трубил в рог и воздевал вверх копье.

А потом настала тьма.

Очнулась она от того, что Рита обтирала её лицо чем-то холодным и мокрым.

— Паук… где? — спросила Эльвира. Рита поежилась и глянула куда-то вверх, где под потолком сгущалась мгла.

— Кажется ушел, — сказала она, — Но этот урод сказал, что когда ему понадобится сила, он еще вернется.

Эльвира почувствовала, что по ее лицу текут слезы.

— Надо бежать, — прошептала она, — Иначе он просто сожрет нас!

— Паук? — Рита опасливо оглянулась, — Он, кажется, ушел.

— Это не паук, это сам Федотыч! — Эльвира сказала это и сама удивилась, откуда в ней такая уверенность. Хотя, этот «фокусник» же сам все и сказал. И показал…

Она осторожно осмотрела собственную кожу. В куртке было множество дырок, окрашенных засохшей кровью, но на теле не было ничего страшнее небольших царапин. Даже удивительно, сколько боли и отчаяния получилось из таких ерундовых ранок.

— Нам надо бежать, — повторила она. Рита покачала головой.

— Некуда. Окон нет, решетка непонятно, как открывается… И телефон не ловит, я проверила.

— Мы придумаем, — прошептала Эльвира, — Обязательно… ведь нельзя же… так нельзя… — она бормотала все тише, и не очень понимала, уговаривает ли она Маргариту, или саму себя.

***

Шеф вернулся из своего дома только через полтора часа. За это время Ренату все же удалось немного подремать. А также перебрать в голове все варианты, и прийти в выводу, что он влип вместе с шефом. Бежать нельзя — «хрусть» слишком прост, от него не убежать. Ударить в спину? Глупость. Шеф вернется. Он говорил, что может проделать такой трюк — сдохнуть и вернуться. Как Кощей: смерть невесть где, и потому бить нельзя — только разозлишь. От этого было особенно горько — вроде, и влип шеф, но он-то выкрутится. Даже из под расстрела. А вот Ренату кранты. Оставалась надежда, что шеф что-нибудь придумает…

Шеф вышел из дома не спеша. Спокойно, вальяжно, словно прогуливался после плотного обеда. Подошел к машине, улыбнулся своим бойцам.

— Приуныли? Зря! Начинается Ночь, в которую нам никто не помешает. Никто не сможет помешать. Потому что это наше время!

Виталий заулыбался в ответ на слова шефа.

— Наше время? Эт хорошо, эт здорово…

— Не ваше, — перебил шеф строго, — Мое. И таких, как я. Вы тут только помощники будете, так что осторожно. Не зарывайтесь.

— А кто это — такие, как вы? — Ренату показалось, что шеф так благодушен, что может даже ответить, и он не ошибся.

— Грань становится прозрачной. Всякая нечисть выходит и празднует этой ночью. И те, кто хоть и не нечисть, но имеет определенную мудрость, тоже может порадоваться жизни.

Шеф посмотрел на удивленное лицо Рената, на туповатое — Виталия, и засмеялся.

— Со мной вам нечего бояться! Мне вся эта потусторонняя ерунда — так, семечки! А вот Костика приручим — отправимся верхом на драконе… впрочем, вы может, захотите остаться? — шеф снова хохотнул, и Ренату захотелось остаться прямо сейчас. Шеф открыл дверцу и сел в машину, на заднее сиденье.

— Поехали, не забивайте себе головы — это ваше слабое место! Просто запомните — наступает Ночь чудес. Наших чудес.

И тут где-то вдали послышался перестук копыт. Шеф вздрогнул, оглянулся. Пробормотал что-то невнятное, вроде как — «Кто ж это позвал-то тебя?»

Потом открыл машину высунулся и заорал куда-то в ночное небо.

— Пошел прочь! У тебя нет силы надо мной!

Сердито захлопнул дверцу, скомандовал.

— Поехали.

От недавнего благодушия не осталось и следа.

А когда они въехали в город, Ренат понял, что шеф имел ввиду. Все кругом замерло, застыло прямо в движении. Машины на дорогах, редкие пешеходы на ночных тротуарах, даже перемигивание реклам — замерло и горело лишь одно. Они попали в стоп кадр.

— Что это? — не удержался он от вопроса.

— Ночь, — ответил шеф, — Это Ночь.

Понятнее не стало, но Ренат не рискнул переспрашивать. Нельзя столько времени служить колдуну, и ни о чем не догадываться, и сейчас Ренат вспоминал все, что слышал про наивный и глупый праздник Хэллоуин. Кажется, он был вовсе не таким наивным и глупым…

Глава десятая

в которой все бегут, а потом едут

На улице оказалось совсем не так темно, как казалось из окна. Над крыльцом горел фонарь, под ним стоял молодой сержант. Он облокотился на перила, его сигарета тлела, а дымок от нее повис в воздухе. Виктор не удержался и провел рукой сквозь, дымок качнулся, расступился, а потом повис по-прежнему, но с дырой в середине там, где прошла рука. Виктор пожал плечами и пошел дальше. Вокруг царила неестественная тишина, весь город вокруг затих, замер, пропал. И в этой тишине слышна была только одна машина. Судя по звуку, колдун нахально подъехал прямо к главному входу, видимо, собираясь просто войти и забрать их.

«Нет, — поправился Виктор мысленно, — Костика забрать, а нас с Леной просто убить.»

От осознания этого простого факта стало холодно и даже как-то не по себе. Все оказалось немыслимо просто — убить, сдохнуть… Привычный мир перевернулся и вывернулся неведомой стороной — жизнь и смерть приблизились и оказались совсем рядом. Мутный поток событий подхватил его и понес неизвестно куда. Кто эта девушка рядом? Кто ему этот мальчик? Виктор вдруг на миг позавидовал этому сержанту, который просто вышел покурить на крыльцо, а потом вернется в здание, и даже не заметит, что мимо кто-то проходил… А из здания уже пропадет и только что найденный мальчик, и странные свидетели.

Он поежился и ускорил шаги. Он старался идти тихо и быстро, но в наступившей тишине каждый звук казался оглушительно-громким. Например, отчетливо слышно, как хлопнула дверь с другой стороны здания. Они быстро пересекли двор, прошли мимо опущенного шлагбаума и будки с охранником, и скользнули в щель переулка.

— Надо оторваться от них! — сказала Лена, — Ты знаешь этот район?

Виктор молча достал свой смартфон, на ходу открыл карты. Посмотрел, что сигнал есть, и успел даже мимоходом удивиться этому. Ткнул свое местоположение, мельком глянул.

— Не заблудимся, — сказал он, и решительно свернул во двор многоэтажки.

Они не бежали, но шли быстро, стараясь часто сворачивать в разные переулки и дворики, чтобы сбить преследователя со следа. Город вокруг замер, редкие прохожие застыли в странных позах, машины словно зависли в движении. Лена вскоре запыхалась, но сам Виктор чувствовал себя странно — словно он просто вышел еще на одну свою прогулку. Вокруг редкая тишина, ноздри ловят запах ночи и осени. Есть запах осени, есть запах города, и есть запах ночи — он легкий, едва уловимый, порой кажется, что он есть только в воображении…

С этого мысли свернули на почти привычную колею размышлений на ходу. «Даже если я его придумал, он все равно есть, ведь я его чувствую… Как дед Мороз — он конечно, существует, только не так. В нашей общей фантазии, рядом с вампирами и страшилищами из-под кровати…»

Костик вдруг подошел и взял за руку. Виктор от неожиданности слегка вздрогнул, и мальчик тут же отпрянул и как-то сжался.

— Ты чего, Костик? — Виктор не сразу вынырнул из своих мыслей, остановился и смотрел на мальчика немного растерянно.

Костик промолчал и помотал головой.

Лена подошла, приобняла его, сказала,

— Не выдумывай ерунды. Виктор просто не ожидал.

— Ну, да… — Виктор все не мог сообразить, что не так, — К тому же все слушаю, не едет ли где машина…

— Вот видишь, Костик, — сказала Лена, — даже майор Андрей… как его там? Так вот, даже он говорил, что ты не убивал. И призрак девочки тебя не обвинял, и помог сбежать.

— Мне кажется, Киска-Мяу хочет отомстить, — сказал Виктор, и вдруг замолчал. Имя мертвой девочки как-то по-особому прозвучало в этой Ночи. Казалось, что кто-то где-то слышит, и… что делает?

— Она хочет отомстить, — тише повторил Виктор, — Но не тебе. Наверное, с твоей помощью. И с нашей тоже.

Лена выпрямилась, медленно повернулась, то ли высматривая что-то, то ли вслушиваясь в тишину. Виктор молчал. Он не знал, что делает Лена, но не хотел помешать.

— Просто я сам не знаю, — сказал Костик, — Все равно, я же чудовище. Опасная зверюга. Как я теперь жить буду?

— Разберемся, — сказал Виктор тихо, и вопросительно посмотрел на Лену. Та пожала плечами.

— Ты не слышал какой-то топот… и позвякивание? — спросила она, — Как будто лошадь идет, и в сбруе что-то брякает…

Виктор покачал головой.

— Не слышал. Последний раз я лошадь видел около больницы. Кажется, она преследует нас.

— А зачем? — Лена говорила с опаской, но все же не похоже было, что она сильно напугана этим.

— Не знаю, — ответил Виктор, — Но вроде бы, она уже несколько раз догоняла нас, и ни разу не лягнула.

За время разговора они замедлили шаг, а теперь Лена увидела рядом с воротами одного из домиков лавку. На такой лавке днем наверняка сидят старушки, перемывают кости знакомым и прохожим, обсуждают что-то важное, недоступное молодым. Теперь сюда села Лена, она тяжело дышала после быстрой ходьбы. Виктор подумал, и остался стоять, а Костик присел на краешек.

— Я думаю, — сказал Виктор, поколебался, подбирая слова и продолжил, — Мы живые, она мертвая. Она хочет отомстить нашими руками, потому что сама мало что может.

— Не совсем так, — Лена возразила, но одновременно кивнула, — Мне кажется, этой странной ночью она кое-что может.

— А вам правда со мной не противно? — вдруг спросил Костик. Виктор понял, что Костик так и крутит в голове свою вину, и как можно равнодушнее, сказал:

— А что не так? Филиппов доказал, что ты не убийца.

Костик помолчал, собрался что-то переспросить или возразить, но Лена не дала ему.

— Костик, пока что ты кусаешь только самого себя, — сказала она и повернулась к Виктору, — А нам надо уже решать, куда дальше. Глянь, куда нас занесло.

Она уже немного отдышалась, и похоже, готова была идти дальше.

Вокруг царила удивительнейшая тишина. Не ездили машины, не ходили люди. Только звезды ярко горели в черном небе. Они были отчетливо видны, хотя совсем рядом светил фонарь.

Виктор достал смартфон, глянул на карты, и удивился — если верить геолокации, они так и сидели в отделении. Виктор хотел выругаться, но вспомнил, что рядом девушка и ребенок.

— Дурррацкая ночь! — сказал он, — Мы, типа, на месте стоим. По мнению карт.

— То есть, мы заблудились? — спросила Лена.

Виктор пожал плечами и промолчал. Лена глянула по сторонам, и поняла, что совершенно не представляет, где они оказались.

— И что? — тихо спросила она, — Куда мы теперь?

Несмотря на короткий отдых, ноги все еще гудели после бега из отделения. Да и вообще, день был длинным и очень непростым. Слишком многое произошло, и не собиралось кончаться.

Виктор показал вдоль улицы, на стоявшую там машину. Мягко горели габаритные огни, на водительском месте смутно виднелся силуэт. Кажется, мужчина.

— Он же замерший, разве нет? — удивилась Лена.

— Наша одежда же идет вместе с нами, — ответил Виктор рассудительно, — Значит, можно надеяться, на то, что предметы, которые взаимодействуют с нами как-то… активируются, что ли.

— И как мы будем этому мужику объяснять… — Лена широко взмахнула руками, показала на всю окружающую ненормальность, — Ну, вот это все?

— Никак, — спокойно сказал Виктор, — Это ж такси. Мы сядем и попросим довезти до моего дома. А что он там себе подумает — его дело.

Он подошел к машине и стукнул в стекло.

В первый момент казалось, что фокус не получился. Водитель оставался недвижим и почти не виден — только подсветка от приборной панель немного освещала крупные руки на руле. Потом одна рука исчезла из поля видимости, опустилась куда-то в темноту, и тут же щелкнул замок на двери. Виктор приоткрыл дверь, спросил:

— До Зеленых Горок добросишь?

Водитель молча кивнул, фары зажглись, мотор заурчал. Лена подошла и открыла заднюю дверцу.

— Садись, — позвала она Костика. Тот подошел к машине, нахмурился, попытался заглянуть внутрь. Потом пожал плечами и влез в салон.

Устроились, и машина тут же поехала. Мягко и очень тихо. Ночные улицы стремительно уходили куда-то назад, и набегали спереди, ночная тьма расступалась перед фарами, и немедленно смыкалась позади. Хоть в салоне и был полумрак, почему-то снаружи словно снова была почти чернота, как за окном отделения полиции.

Лену грызло какое-то предчувствие, но она никак не могла понять, что ее смущает. Вокруг было слишком много необычного, и весь день происходили сплошные внезапные и страшные чудеса, и сейчас снова что-то происходило, но что конкретно — голова отказывалась соображать. Она тряхнула головой, попыталась сосредоточиться. Стряхнуть сонную усталость, увидеть, понять.

За окнами темнота.

В машине темнота и тишина.

Виктор устал и похоже, полудремлет на переднем сиденье.

Костик сидел рядом на широком сиденье. Лене показалось, что после ее слов, он не стал сжиматься от грызущего его чувства вины, а просто сидел. Видела ли она этого мальчика просто сидящим, не скрюченным, не уткнувшимся взглядом в пол? Сейчас он просто сидел и смотрел в окно, и Лена ощутила радость победы. Не окончательной, но все же.

Но все же — что не так?

Темнота за окнами — она была слишком глухой. Видно было плохо, но ясно, что они едут уже куда-то за город. Исчезли фонари, исчезли горящие окна. Пропали фары замерших на дороге машин. Только ночная мертвая трасса.

— Куда мы едем? — Лена сама не ожидала от себя такого голоса, испуганно-гневного визга. Виктор вздрогнул и проснулся, завертел головой во все стороны. Водитель словно вздохнул, но совершенно беззвучно. Протянул руку, открыл бардачок, достал что-то и сунул в руки Виктору. Тот машинально взял, посмотрел на полученный предмет и вздрогнул. Чуть не уронил.

Лена выглянула между спинками сидений, и увидела в руках Виктора тускло блестящий пистолет.

Водитель, который так и не сказал ни слова, вернулся к своему делу и продолжал молча и стремительно катить в ночь.

В Ночь.

Глава одиннадцатая

в которой Ренат пьет за рулем, а Костик режет ремень

Город замер, словно превратился в стоп-кадр. Можно было подойти и щелкнуть полицейского по носу. Можно — достать из его кармана кошелек. Только некогда.

Шеф торопил, и Ренат поспешил вперед. Мальчик успел сбежать из отделения, почему-то не замер вместе со всем городом.

«Он тоже порождение ночи…» — понял Ренат, и даже чуточку испугался. Себя-то он никак не считал порождением Ночи, а вот гляди-ка… Город замер, и только темные сущности копошатся в ночи.

Шеф злился. Когда выскочил из своего дома, то он был бодр и весел, словно принял сто грамм для бодрости, а сейчас все — кончился запас хорошего настроения. Как и не было. Сейчас злить шефа было опасно — у него снова выходило что-то не то, и…

Ренат не стал додумывать эту мысль. И так все было ясно. Надо гнать, надо гнаться. Изловить, наконец, этого пацана, осчастливить шефа… а потом где-нибудь, потихоньку — отчалить. На юг. Там тепло, там дед, если еще не помер. Главное, чтоб шеф не вздумал гоняться, но когда у него будет этот ящер, ему на всех вокруг станет плевать.

— Ренат, останови, достань из багажника мою сумку.

Голос шефа вырвал Рената из размышлений, заставил вздрогнуть. Появилось неприятное чувство, что он заглянул прямо в мысли, прочел планы Рената и теперь только и ждет, чтобы наброситься и порвать горло. Как волк.

— Останавливай давай! — припарковаться было негде, по краю дороги шел отбойник, и Ренат ехал вперед, чтобы найти место, где можно съехать с дороги, но от внезапной команды резко ударил по тормозам. Машина замерла прямо посреди улицы.

— Ренат, ты что, идиот? — спросил шеф, — Кто на тебя наедет сейчас?

Ренат молча кивнул и вылез из машины. Обычно эта улица оживленная даже ночью, но сейчас все замерло. До рассвета. Машины стояли, на тротуаре застыл одинокий прохожий, только фонари лили свой холодный свет, сейчас очень похожий на свет луны.

Ренат обошел машину и открыл багажник. Полез доставать сумку, но вдруг почувствовал, что ему кто-то смотрит в спину, совсем близко. Он не выдержал и оглянулся.

Темнота. Свет фонаря словно подчеркивал темноту кругом, напоминал о том, что здесь другой мир с другими правилами и законами. Ночь. Кажется, что все вокруг замерло, но это иллюзия, на самом деле обитатели тьмы здесь, рядом, стоит лишь самую малость отойти от света фонарей…

— Проснись, недоумок! — шеф напомнил Ренату о своем поручении. Ренат быстро взял сумку и захлопнул багажник. В тишине звук казался оглушительным. Ренат торопливо, но стараясь не подавать виду, вернулся на свое место. Подал шефу его сумку.

— Не ссы, — ухмыльнулся шеф, — Здесь наше время.

Он открыл сумку и начал в ней копаться. Ренат завел мотор, он знал, что сейчас будет приказ гнать. Быстрее-быстрее, в погоню…

Шеф достал какую-то флягу, приложился к ней, сделал пару глотков. Потом глянул на своих миньонов, хмыкнул. Налил в крышечку темной, почти черной жижи, сунул в руку Виталию.

— Пей, тебе полезно.

Виталий выпил. Ренат видел в зеркальце, как он сперва сморщился, как от спирта, потом резко выдохнул и потряс головой. А шеф уже совал ему в руку такую же порцию.

— Я ж за рулем, Николай Федотович… — попытался он отказаться, но шеф только зло засмеялся.

— Боишься штрафа, что ли? Пей давай, этой Ночью надо!

Жидкость была соленая и густая, с каким-то смутно знакомым вкусом. В первый миг к горлу подкатила тошнота, но почти сразу прошла. По телу разлилось тепло и все мышцы разом на миг свело судорогой, но тут же отпустило. Ренат почувствовал бодрость и силу, и тут только понял, на что похож вкус этой жидкости.

Кровь. Откуда-то он знал, что это выжато из тех девочек, что сидят в клетке в доме шефа. И так же он знал, что девочки еще живы, и по сути — он пожирает их живьем, и это дает ему дополнительные силы.

Порождение Ночи.

Ренат — Порождение Ночи.

— Гони давай! — приказал Цернех. Ренат вдавил газ и выключил фары. В темноте стало виднее, весь мир превратился в отчетливый рисунок на лобовом стекле, карандашный набросок, одноцветный, но очень отчетливый.

— Куда? — спросил Ренат, но прежде, чем шеф ответил, понял сам. Кровь в его жилах бурлила и кипела, он отчетливо видел дорогу и знал, куда ехать.

Мысли о том, чтобы уехать, сбежать, спрятаться — бесследно покинули его голову, и он даже не вспоминал о том, что всего несколько минут назад собирался выждать удобного момента для бегства.

Свет фар выхватывал из темноты небольшой кусок дороги, и от этого выходило, что словно они едут по туннелю. Молчаливый водитель начал еле слышно насвистывать какую-то смутно знакомую мелодию, но слишком обрывисто и невнятно, чтобы можно было ее узнать. Ясно было, что отвечать на вопросы он не станет.

— Он везет нас куда-то в Ночь, — дрожащим голосом сказала Лена.

— А то я не вижу, — ответил Виктор, вспомнил уроки военной подготовки в школе и многочисленные фильмы и отстегнул обойму пистолета — проверил заряды. Патроны тускло блестели и выглядели как-то не так, как он ожидал. Виктор пожалел, что когда-то отмазался от армии, и видел настоящие патроны только в кино. Еще в тире, но туда он попадал слишком редко.

— Глянь лучше на это, — сказал он, вынул один патрон и протянул Лене. Та повертела в пальцах, прикрыла глаза. Вернула патрон. Виктор вставил его обратно в обойму. Вставил обойму обратно в пистолет.

— Это серебро, — сказала Лена тихо, — Серебряные пули.

И очень тихо добавила, — Сейчас.

Фары на миг выхватили из темноты большой знак, и Виктор узнал — выезд из города на федеральную трассу. Попытался вспомнить, что там дальше по дороге, потом достал смартфон.

По карте они по-прежнему сидели в отделении, но можно было посмотреть и попытаться сориентироваться. Если он правильно понял, впереди была большая развязка — кольцо дорог. Поворот туда, сюда… слишком много куда можно было уехать по любой из них. Например, вернуться в город с другой стороны.

Виктору надоело глядеть в темное окно и он открыл браузер глянул городской портал — где прежде, так давно видел то сообщение от Киски-Мяу. Вдруг там окажется что-нибудь еще.

Там оказалась тема — полуночная болталка.

Некто Дама Пик поздравляла всех с Ночью и желал всем веселья.

Кто-то с именем Тень-тень-тень приглашал всех знакомых поднять бокальчик красненькой во славу Луны.

Тихий Шаг спрашивал, кто это так носится по городу на заколдованной машине.

Шель-Нешевель говорил, что он не хотел подниматься, но что поделать, традиция. А Лунник сетовал, что традиции забываются…

Виктор вдруг ощутил себя на обычном форуме среди старых знакомых. Имена с оттенком выпендрежа и примесью ерунды. Характеры — кто-то позирует перед невидимой аудиторией, кто-то ругает молодежь, кто-то троллит. Порождения Ночи были совсем не страшными. Хотя…

Пожалуй, не стоило пытаться встретиться с ними лично… Наверное.

Он пожал плечами вышел из своего профиля, создал новый с именем Серебряный Стрелок и написал Тихому Шагу в личку:

«Привет. Извини, я новичок. Подскажи, что за машина и почему все замерли?»

Спустя минуту получил ответ:

«Это Ночь, новичок. Осторожно, если ты в самом деле новичок — съедят. А если ты старый хрен Белка, то повисни обратно, я тебе ничего не должен!»

Виктор подумал, что все знакомо. Все знакомо, но повернуто какой-то неожиданной стороной. Все повернуто необычной стороной, но кажется, что эта сторона была здесь всегда, а значит, не так и страшна эта Ночь…

И тут вдруг он понял, что за мелодию насвистывает водитель.

Похоронный марш. Тихо, прерываясь, делая паузы… Но чем дальше, тем отчетливее.

Холод прошел по спине, Виктор поспешно проверил пистолет. Все было в порядке, он снял с предохранителя… потом подумал и вернул обратно. Водитель, казалось, совершенно не обращал внимания на его действия.

И тут произошло сразу слишком много разного.

Во-первых, их машина вылетела на кольцо, и почти тут же в бок им врезалась другая. Откуда она взялась, было совершенно непонятно. От удара Виктора дернуло вперед, и только ремни удержали его от того, чтобы вылететь вперед, через лобовое стекло. Машина слетела с трассы и кувырком покатилась в кювет.

Лена дремала на заднем сиденье. Виктор впереди ковырялся в своем смартфоне, она думала глянуть, что он там делает, но это было неважно и вроде бы, почти безопасно. Здесь, этой Ночью, любое действие таило в себе неведомую опасность, опасность стала фоном, на котором разворачивались какие-то мутные и странные события.

Мертвая девочка, мальчик, думающий, что он чудовище, неведомый колдун-физрук… Что может быть нелепее черного колдуна, маскирующегося под физрука в школе? И тем не менее…

Если верить ее чувствам, то мертвых детей было больше, намного больше. И взрослые тоже. Мертвых много, очень много, и этой ночью они…

Лене на миг показалось, что мертвые окружили машину, что машина вовсе не едет — она стоит в темноте, а мертвые подступают к самым окнам, заглядывают в салон, касаются холодными сгнившими руками дверей и стекол…

Она вздрогнула и проснулась. Тряхнула головой.

Все же, все это колдовство — сплошная нелепость. Вот взять хотя бы Костика — он убедил себя в том, что он чудовище, что он превратился в…

Машину ударило, тряхнуло, закрутило. Что-то плотное, немного упругое прижало ее к сиденью, словно подушка безопасности, в бок уперлось твердое. Она не могла даже охнуть, мир кругом кувыркнулся, потом еще раз, и тут ее вытолкнуло через раскрытую дверь наружу.

Она упала на гравий, расцарапала руки, но не заметила этого. Увидела, в них врезалась какая-то темная машина и сбила их с дороги. Теперь она стоит наверху, на асфальте, и от нее бежит вниз какой-то силуэт, который почти светится гибелью.

Она попыталась приподняться, и поняла, что прямо на ней сидит мелкий получеловек, полудракон. Рептилоид, о котором говорил Виктор. Костик.

Он превратился, своим телом прижал ее к сиденью, а потом вытолкал из машины…

Сейчас он не смотрел на Лену, он приоткрыл пасть в беззвучном рыке и уставился на приближающегося человека. Тот спускался по крутому склону легко, ловко и кажется, совершенно не боялся зубастого зверя. В руке он сжимал какой-то предмет, и Костик понемногу пятился от него.

— Домой, Костик, — строго сказал человек. Костик тряхнулголовой, издал тихий стон.

— Погулял, и хватит — продолжил колдун. Лена поняла, что видит того самого колдуна-физрука. Вспомнила, что Костик что-то говорил о том, что мол «покажет амулет и он подчинится». Пока что Костик пытался сопротивляться, но видно было, что проигрывает.

— Костик, отвернись! — Лена попыталась крикнуть это, но после падения вышло только шептать. Но они оба услышали ее. Костик тряхнул головой и снова застонал, его взгляд никак не мог оторваться от неведомого амулета. А колдун вдруг неприятно улыбнулся и сказал:

— Помогала моему мальчику сбежать? Скоро поможешь моему мальчику поужинать!

Лена попыталась встать, но получилось подняться только на четвереньки.

Вдруг со стороны машины раздался удар грома и одновременно вспышка. На мгновение Лене стало отчетливо видно лицо колдуна, выражение удивления, гнева и какой-то детской обиды… и почти тут же она увидела, что в его груди появилась здоровенная дыра.

«Виктор, — поняла Лена, — Он выстрелил из своего пистолета!»

Костик отпрянул назад, свернулся в клубок и заскулил, жалобно и тоненько. Тело колдуна сделало шаг назад, словно пыталось удержаться на ногах, и опрокинулось. Лена подумала вдруг, что пистолет такого калибра должен был ударить его так, что швырнул бы его на несколько метров назад, а он всего-навсего немного отшагнул… но это было не важно — колдун упал. С такой дырой в груди невозможно оставаться живым.

Она наконец встала и пошла к машине — смотреть, как там Виктор. Тот пытался отстегнуться и выбраться, но машина лежала на крыше, и ему было нелегко. Лену саму шатало, она упала рядом на колени и стала помогать Виктору. Пальцы не слушались, и она крикнула в темноту:

— Костик, помоги!

Сперва казалось, что тот не услышал. Или не понял. Но вскоре мимо нее протиснулась внутрь чешуйчатое тело, сильные лапы зацепили когтями ремень безопасности. Когти рассекли ткань словно нож, и Лена подумала о том, как хорошо, что Костик в сущности, добрый мальчик… хоть и дракон.

Виктор выбрался из салона, оглянулся.

— А водитель? — спросил он и заглянул внутрь снова. Подсветил себе смартфоном, тихо выругался.

Лена тоже сунулась глянуть и увидела.

На водительском месте сидел полурассыпавшийся скелет. И сама машина, похоже, простояла здесь вверх колесами не меньше полугода. Ремень, который Костик только что обрезал когтями, был разлохматившийся и полугнилой, непонятно, как он только что удерживал Виктора…

— Что это значит? — спросила Лена.

Виктор медленно поднял свое оружие, и увидел, что это никакой не пистолет. Это был деревянный игрушечный самострел, резинка оборвалась и болталась на одном гвоздике, рукоять рассохлась и потрескалась.

— Костик, ты хоть что-нибудь понимаешь? — спросил Виктор.

— Аррр, — ответил Костик.

Лена помолчала, потом спросила:

— Ты что, не можешь обратно превратиться?

Костик кивнул. Он стоял на четырех лапах и сейчас вовсе не был похож на человека.

— Нам надо отсюда уехать хоть на чем-нибудь, — сказал Виктор.

— Не сразу, — позади него появилась Киска-Мяу. Как и во все прежние разы — внезапно и сзади.

— Сперва нам надо поговорить, — сказала она.

Глава двенадцатая

в которой в машину подсаживаются девчонки, а у Лены звонит телефон

И все было хорошо и лихо, до тех пор, пока не раздался выстрел. Ренат до сих пор слышал только стрельбу из мелкокалиберных игрушек. Для его нужд и не нужны были всякие здоровенные пушки, хоть он и собирался как-нибудь пострелять в тире из по-настоящему мощных пистолетов. Из Дезерт Игла или Магнума.

А этот выстрел явно был из чего-то такого. Мощного, громкого, где пуля не проделывает дырку, а вырывает кусок плоти, а всякие бронежилеты размалывает и вдавливает в мясо.

И сразу после выстрела что-то такое произошло. Из Рената словно выдернули какой-то стержень, и он обмяк и расслабился.

«Где Цернех? — подумал он, и тут же пришла другая мысль, — Кто такой Цернех? Шефа же зовут по-другому…»

Шеф в самом деле куда-то пропал, Ренат был совсем один в машине. Он смутно помнил, что они куда-то ехали, и шеф постоянно говорил ему, куда поворачивать. И постоянно говорил, что надо гнать. Гнать, гнать, гнать.

А потом…

Болела голова, болели руки. Ноги свело судорогой, а во рту был отвратительный привкус. Ренат приподнял голову, посмотрел по сторонам, но вокруг была непроглядная ночь. Выстрелов больше слышно не было, но где-то недалеко переговаривались какие-то люди.

«Может, самое время тихонько уехать?» — подумал Ренат, и осторожно потянулся к ключам зажигания.

— Привет, — сказал чей-то голос сзади, — Помнишь меня?

— И меня?

— И еще меня?

Ренат понял, что ему совсем не хочется оборачиваться. Что ему не хочется знать, кто это забрался к нему в закрытую машину, кто окликает его тоненькими, нежными голосами.

Но он знал. Девочки, мертвые девочки сидели рядком на заднем сиденье. Все они были нагими и несмотря на темноту, их тела были отчетливо видны. Каждая бесстыдная деталь.

И особенно отчетливо были видны раны. Длинные разрезы, через которые шеф вынимал кровавые внутренности и скармливал этому уродливому пацану.

Ренат не понял, когда он успел повернуться, но он уже повернулся назад и смотрел на них.

Он знал их всех. Кристина, Гульнара и Вероника. Их взяли всех вместе, и две недели он, Ренат, приносил им еду и выслушивал их плач, стоны и мольбы. Сперва было неловко, потом это стало приносить некое удовольствие — их слабость была тем, что как-то усиливало самого Рената. Их унижение, их беспомощность, их ничтожество. Что-то внутри Рената шептало, что это неправильно, но так приятно было.

Потом, когда шеф забрал одну из них на «процедуру», оставшиеся только плакали. Когда осталась только одна, она предложила Ренату сделать все, что он захочет, расплатиться чем угодно, только чтобы он вывел её из клетки…

Кажется, последней была Вероника.

Вон она, слева, улыбается.

— Хочешь, я сделаю что угодно! — она улыбалась. Зло, хищно и глумливо.

— Я не хотел… — сказал Ренат, — Это все шеф!

— Это шеф! — передразнила Гульнара. У нее было лицо восточной красавицы, брови вразлет, большие черные глаза, круглые щечки… но наивно-испуганный блеск в глазах превратился в холодный и злой огонек.

— Это шеф, это все шеф! — засмеялась Вероника.

В этот момент кто-то подошел к машине. Гравий хрустнул под чьими-то ногами, потом щелкнул замок дверцы. Мужской голос сказал куда-то в сторону:

— Гляди-ка, а их машина почти цела, надо же!

Ренат хотел сказать ему что-нибудь, попросить о помощи, попросить вытащить его отсюда, но слова почему-то не получались. А парень заглянул внутрь и чертыхнулся. Потом снова оглянулся.

— Лена, тут труп водителя.

Ренат ощутил теплые пальцы парня на своей шее — он пытался нащупать пульс.

Откуда-то донесся чей-то голос, но Ренат не смог понять, что Лена ответила парню. Вместо этого он услышал слова Кристины:

— Труп водителя. Труп-труп-труп!

«Я живой!» — хотел крикнуть Ренат, но снова не получилось, а теплые пальцы исчезли с шеи, и парень крикнул своей собеседнице:

— Пульса, кажется, нет. Но я не доктор.

— Нет пульса, значит, труп! — сказала Вероника. Похоже, парень не видел ни ее, ни Гульнару, ни Кристину. Ренат вдруг понял, что ему только казалось, что он был напуган. Сейчас он вдыхал ужас, ужас плескался внутри, и он захлебывался им. Мышцы, кости, жилы — все растеклось в жижу, растворенное в чистом ужасе.

— Я не хотел! — выкрикнул он, но услышали его только беспощадные мертвые девочки.

— Сперва нам надо поговорить, — сказала Киска-Мяу.

— Погоди, — ответил Виктор, — Сперва я хочу проверить.

Он начал осторожно и неуклюже подниматься по крутому склону на шоссе. Бесполезный рассохшийся деревянный пистолет он не выпускал из руки, тихо ругался каждый раз, когда оступался, упирался руками и медленно поднимался. Гравий шуршал, осыпаясь из под его ног.

Наконец, он поднялся, подошел к машине, которая скинула их вниз. Удивился тому, что она почти и не пострадала. Во всяком случае, на первый взгляд.

Дверцы закрыты, Виктор подошел к водительскому сиденью, потянул замок. Щелкнуло и дверца открылась. Водитель сидел на месте, он как-то нелепо обернулся и смотрел на заднее сиденье так, словно увидел там что-то интересное. Глаза его были широко раскрыты и он никак не реагировал на Виктора. Виктор торопливо поднял и направил в него свое оружие, но он и сам не верил, что в нужный момент деревяшка превратится снова в грозный пистолет с серебряными пулями. Но ничего другого все равно не было, а в рукопашном бою Виктор сильно сомневался в своих способностях.

Но водитель не реагировал ни на Виктора, ни на пистолет, сидел и пялился на заднее сиденье. Виктор попытался нащупать пульс, но ничего не смог.

— Водитель, похоже, мертв, — крикнул он Лене, — Пульса, кажется, нет. Но я не доктор.

Когда Виктор убрал руку с шеи, тело мягко наклонилось наружу и почти вывалилось из машины.

— Пошли, поговорим. Потом поедете, — сказала Киска-Мяу. Она не поднималась по склону, она просто появилась прямо за спиной. Виктор пожал плечами, развернулся и начал спускаться. Тело так и осталось наполовину торчать из машины.

— Машина, кажется, должна быть на ходу, ключи в замке зажигания, водитель мертв, — отчитался он Лене. Та кивнула.

— Надо поговорить, — повторила Киска-Мяу, и рядом с нею появился водитель машины. Видимо, именно его скелет сидел там за рулем, а сам он…

Из темноты начали подходить люди. Много людей.

Худой, суетливый мужчина, полная женщина с крупной бородавкой на скуле, четыре девочки, крепкий парень в спортивном костюме.

— Вы все мертвы? — спросила Лена. Хотя по интонации это был вопрос, что-то в голосе говорило, что она знает ответ.

— Я был физруком в школе, пока колдуну не понадобилось мое место, — сказал парень.

— Я был директором школы, пока не начал искать родителей Константина, которого похитил колдун, — сказал суетливый мужчина.

— Я была ученицей… — начала говорить одна из девочек, но Киска-Мяу прервала ее.

— Довольно! Так мы до рассвета будем болтать о наших бедах! Да, все мы мертвы, и все мы хотим мести!

— Мести! Смерть колдуну! — заговорили они все одновременно.

— А разве я не колдуна застрелил? Из вашего пистолета? — спросил Виктор у водителя. Тот покачал головой.

— Он спрятался за своими помощниками, — ответил он тихо.

— Тоже те еще мерзавцы, — добавила Киска-Мяу.

Костик кивнул и издал низкое горловое рычание.

— А он-то снова сможет стать человеком? — спохватился Виктор. Мертвецы словно бы не услышали.

— Вам надо найти колдуна и убить его! — заявила Киска-Мяу, — Мы мертвы, и можем слишком мало. Только в эту Ночь, и то не со всеми.

— Кое-что можем! — засмеялась одна из девочек. Две другие подхватили чистыми серебристыми голосами. От этого смеха почему-то стало неуютно, Виктор словно вспомнил, что перед ним вовсе не люди. Это мертвецы — обиженные, злые, беспощадные. Им есть на что злиться, но единственная, кто хоть как-то походил на человека, была Киска-Мяу. Он решился спросить.

— А ты у них типа начальника, да?

Девочка улыбнулась неожиданно спокойной и почти человеческой улыбкой. Настала тишина, но когда Виктор думал, что она так и не ответит, Киска-Мяу сказала:

— Вон тот гурман не доел мое сердце. И похоронил его. Поэтому я могу больше, чем они, но я так же мертва.

Она повернулась к Костику и сказала ему одному:

— Я не сержусь на тебя. Я благодарна тебе, насколько может мертвец быть благодарным. Ты такая же жертва Николая Федотовича, как я или они.

Костик тихо рыкнул.

— Хорошо, — сказал Виктор, — Как нам найти Николая Федотовича, и как его убить, если он колдун?

— Убить! Пронзить его черное сердце! — разом взвыли мертвецы. Бывший директор скрючил пальцы наподобие когтей и рассекал воздух. Девочки тянули тоненькие ручки куда-то к Луне. Бывший физрук махал руками, словно бил кулаками кого-то невидимого. Полная женщина яростно шипела и скалила слишком крупные для человека зубы.

Молчали Киска-Мяу и водитель. Последний шагнул ближе к Виктору, тихо сказал:

— Этот пистолет я сделал для дочки. Вон она стоит… — он показал на одну из девочек. Виктор кивнул, но не знал, что ответить. Мертвый отец смотрел ему в глаза строго и страшно.

— Пистолет может быть, поможет. А может, и нет. Колдун убил меня. Изделие моих рук может не помочь.

— Охотиться надо, — сказала Киска-Мяу, — Когда я умирала, я позвала… и меня услышали.

— Кого позвала? — спросил Виктор. Он чувствовал себя очень странно. Слишком много надо было понять, слишком мало он знал…

— Всадник может сразить колдуна, — мертвый водитель кивнул.

— Ищи Всадника, — сказала Киска-Мяу.

И тут раздалась тревожно-неуместная здесь трель. Виктор завертел головой, пытаясь понять, что происходит, Лена вздрогнула и полезла в карман джинсов. Достала телефон, удивленно уставилась на него.

— Следователь… — прошептала она и провела по экрану пальцем, принимая вызов.

— Да, слушаю? — сказала она. Немного подумала, а потом перевела телефон в режим громкой связи.

— …чертовщина какая-то, ни до кого дозвониться не могу. Только вот до вас! — послышался голос майора.

— Извините, Андрей Александрович, — сказала Лена, — но нам пришлось уехать из отделения…

— Я знаю, — ответил майор, — И хотел бы знать, что вообще за дрянь происходит!

— Выходит, он этой Ночью тоже активен? — растерявшись сказал вслух Виктор, совсем забыв, что по громкой связи его слова наверняка дойдут до майора.

— А, Виктор Гордеин тоже там? — сказал голос из телефона, — Не возражаете, если я к вам подъеду?

Лена глянула на Витора. Тот пожал плечами и оглянулся на мертвецов.

Те пропали. Рядом не было никого. Только полусгнившая машина, труп на земле и почти целая машина с трупом в ней наверху, на шоссе.

— Подъезжайте, — ответила Лена.

— Только мы не в городе, — добавил Виктор.

— Далеко? — спросил майор.

— На кольце, где федеральная трасса пересекает объездную дорогу. Не помню, как тут что называется.

Майор присвистнул. Но тут же спокойно сказал:

— Постарайтесь никуда не уходить. Подъеду минут через двадцать.

Глава тринадцатая

в которой дикая природа плюхает грязью, а Костик не кусается

Чувства Костика изменились, темнота исчезла, ночь вспыхнула множеством оттенков. Он видел-слышал-обонял одновременно, а многие вещи вдруг оказались каким-то образом связаны друг с другом. Не стало темноты, все предметы существовали в восприятии очень отчетливо. Мертвые снова скрылись, но Костик отчетливо видел, что они рядом. Самую малость отошли в сторону, но по-прежнему здесь.

Хуже всего был голод.

Костик был голоден, очень голоден, и новые чувства прямо тянули его за едой. Проблема была в том, что именно его чувства считали съедобным.

Вкуснее всего пахла и выглядела Лена, и Костик отчетливо видел, как он прыгает, впивается зубами, вырывает кусок из живота. Как она кричит от боли и корчится в луже своей крови, а он, дракон, утоляет голод сладко-соленой плотью. Лучше всего, еще живой, и жаль, что это так ненадолго…

Вкусным был и Виктор, и он тоже был до невозможности уязвим. Он беспечно стоял, беспечно ходил, беспечно разговаривал, и не знал, что дракон совсем рядом слишком хорошо может кусать. Костик даже понимал каким-то образом, что можно быстро убить — для этого надо бить в горло, ломать шею ударом хвоста или лап, или укусом челюстей. Но если начинать есть с рук-ног или с живота, то жертва будет жива долго, и будет намного вкуснее.

Поэтому Костик запретил себе даже думать о вкусном. Он пытался убедить себя в том, что самое вкусное — это то, что нельзя. Чем вкуснее, тем больше нельзя. Чего ни в коем случае не кусать, о чем даже думать не стоит, хотя «не думать» получалось плохо. Оба его спутника были возмутительно беспечны и нисколько не опасались юного дракона, и это обжигало его сердце дополнительной заботой. Он не знал, когда и что он сможет поесть, и мысли его бродили от страха, что он сорвется и сожрет кого-нибудь, к опасению, что он просто сдохнет с голоду. Иногда второе не казалось таким уж плохим — это решило бы все проблемы разом. Умирать не очень хотелось, но слишком уж сложными были встающие проблемы. Превратиться обратно — он даже не знал, как. Прежде это происходило как-то само собой. Новые чувства были прекрасны, но показывали слишком много — например, уязвимость друзей.

Все эти мысли кипели в голове одновременно, и не получалось даже посоветоваться — новая пасть Костика была способна только рычать на разные лады, никаких слов выговорить не получалось. Губы почти не шевелились, и звуки получались почти одинаковыми, как из них слова выговаривать? «Арр», да «Уррр» — вот и весь разговор.

Поэтому когда он заметил, что в тени скользит кто-то, осторожно подбирается, крадется. От этого существа вился еле заметный дымок который не поднимался вверх, а шел в сторону Виктора. Тот не замечал, он только что вместе с Леной поговорил по телефону с майором, и как раз звал Костика посмотреть получше на подстреленного человека.

— Костик, можешь глянуть, узнаёшь его?

Дракон нехотя двинулся к нему, краем глаза продолжая следить за тенью. Тот, кто подкрадывался, никак не реагировал на довольно крупного ящера, хотя Костик и не думал прятаться. Костику казалось, что так и должно быть, и он не задумывался, почему.

Он подошел и осмотрел тело. К счастью, труп не вызывал желания откусить кусок. В груди была огромная дыра, внутренности были видны отчетливо, как на картинке в учебнике. Костик почти не удивился, когда понял, что может видеть в темноте, он уже знал, что драконом может многое.

— Костик, это не колдун этот? — спросил Виктор. Костик помотал головой. Это был кто-то из его помощников, он не мог вспомнить, как его зовут. Второй человек — так он назывался, когда мысли Костика были восхитительно просты. Николай Федотович посылал их по разным делам, кажется, этот пытался преследовать его, когда он убегал… и это все, что он мог вспомнить про мертвеца. К тому же он не мог этого рассказать.

Костик подумал, можно ли как-нибудь попросить у Виктора разрешения съесть тело… но тут же порадовался, что не может говорить.

«Людей есть нельзя! — приказал он сам себе, — Даже мертвых!»

Хотя при мысли о том, что перед ним целая гора мяса, невкусного, зато много, он почувствовал, что пасть наполняется слюной.

И когда совсем рядом скользнула тень, которая по-прежнему не замечала его, он реагировал совершенно машинально. Тело все сделало само, Костик только и успел удержать сам себя, от того, чтобы стиснуть челюсти и вырвать кусок плоти. Миг — и он обнаружил, что сидит на прежнем месте и держит в зубах какое-то существо, а оно визжит и пытается вырваться.

— Кто это? — спросила Лена и подошла ближе. Костик легонько сжал пойманное тело, стараясь не прокусить, и вдруг оно замерло и только шумно дышало с тихим стоном.

— Ты кто? — спросил Виктор. Существо молчало, а Костик вдруг понял, что оно вкусно. Очень, очень вкусно, и у него, у Костика, есть какая-то неясная власть над ним. И потому существо покорно висит в зубах и не пытается убегать.

Костик почти увидел, как сжимает зубы и отрывает огромный кусок. Как кровь брызжет на одежду Виктора, как искажается отвращением лицо Лены… как они с ужасом смотрят, а умирающее существо визжит от боли. Самым ужасным в этой картине было выражение лиц друзей. Станет ли Виктор стрелять в чудовище? Станет ли Лена с ужасом убегать в ночь?

Костик осторожно и медленно разжал челюсти, существо упало на грязную землю.

— Кто это? — Виктор бесстрашно опустился рядом, и вдруг Костик почуял, что существо опасно. Ведь не зря оно шмыгало, подкрадывалось, подбиралось… Костик попытался дать понять этой твари, что он настороже и зарычал, тихо, но грозно.

Существо вдруг ответило по-человечески, слегка квакающим голосом:

— Кикимора. Я.

И осторожно глянуло на Костика.

— Костик, а зачем ты ее хватал? — спросил Виктор, и Костик в который уже раз ощутил беспомощность. Он не мог объяснить, не мог предостеречь… Кикимора глянула на него с какой-то хитринкой во взгляде. Костик рыкнул, коротко и зло. Кикимора вздрогнула.

— Нельзя так! — сказала она, — Какой магией ты меня держишь? Собрался жрать — так жри, а не мучай!

Костику показалось, что кикимора вот-вот заплачет.

— Уважаемая кикимора, — сказала Лена спокойно, но как-то глуховато, — Мы думаем, что Костик не причинит вам вреда. Если вы не дадите ему причину.

Кикимора квакнула.

Лена видела. Прежде ей никогда не удавалось видеть так отчетливо, но прежде она и не разбивалась на машине с призраком за рулем. Не беседовала с мстительными мертвецами, не выгуливала дракона по ночам.

Она поняла, что кикимора хотела их утопить. Вон там, чуть дальше было болотце, небольшое, но вполне достаточное. Она почти слышала, как кикимора страдает о том, что великие болота осушены и превратились в небольшие лужи по краям человеческих дорог. Здесь когда-то был заболоченный лес, и кикимора помнила те времена.

— Ты ведь собиралась утопить нас? — спросила Лена. Кикимора моргнула выпученными лягушачьими глазами. Промолчала. Костик тихо рыкнул.

Больше всего Лену расстраивало то, что она не понимала Костика. Каково сейчас мальчику? Весь его мир разом рухнул, разбился и исчез, сам он стал страшилищем, к тому же, немым. Лена не слышала, что он думает, но была уверена в том, что Костику сейчас плохо, очень плохо.

— Порядок такой, — сказала кикимора, — Ночь, болото, одинокие путники… Как не совместить, хе-хе…

Костик рыкнул громче, и кикимора испугалась, дернулась, словно пытаясь отползти, но осталась на месте.

— Да что у вас за колдовство-то! — кикимора была испугана и возмущена, — Как вы так умудрились?!

— Умудрились что? — Виктор старался держаться спокойно, но Лена видела, что он растерян. Он тоже никогда прежде не оказывался ночью непонятно где с драконом и кикиморой.

— Это магия, — рядом с кикиморой появилась одна из мертвых девочек. Лена не могла вспомнить ее имени, а если пыталась глянуть на нее внимательнее, то видела лишь ярость, месть и пустоту. Девочки тут не было, только ее обида, ее боль. От этого становилось страшно, но и до слез жалко убитых.

— Сама вижу, что… — заворчала кикимора, но девочка словно не услышала и продолжила говорить после паузы.

— Меня раздели и спели песни. Вон там, на берегу той лужи. Я еще могла умолять, и я умоляла.

Костик накрыл лапами морду. Странное дело, его мимика была почти неподвижной, как у рептилии, но все же эмоции читались без труда. А может, додумывались на основании того, что и так ясно. Вот сейчас Костик еще раз вспоминает, что он стал причиной гибели всех этих людей.

— Я умоляла, а меня не слышали. Меня накормили тиной и ряской, пока меня не стошнило, а потом еще раз, и еще раз…

Кикимора слушала сперва с явным раздражением. Лене никак не удавалось нормально разглядеть ее, она все время оказывалась в тени, все время словно расплывалась. Непонятно было даже, какого она роста — кикимора сидела по-лягушечьи, подогнув ноги. Наверное, все же по пояс взрослому человеку, но точно сказать нельзя. Мутное существо. Неудивительно, что ее никто не видел, пока Костик не схватил ее за ногу.

— Потом меня по горло засунули в лужу, и заставили там сидеть, — продолжала призрачная девочка нараспев. Тут кикимора вдруг не выдержала и проворчала:

— Магия подобий… Кто ж у вас такой умненький?

Призрачная девочка заулыбалась, словно услышала что-то очень приятное.

— А потом меня достали из грязи, разделали живьем и накормили вон ту ящерицу! — заявила она. Кикимора сморщилась еще больше.

Виктор спросил:

— Это значит, что… э…

— Что э! — кикимора почти шептала, — Что я уже погибла, только не знала об этом! Жри, что уж теперь… — и она вдруг заплакала совсем по-человечески.

— Колдун хотел дать дракону власть над силами, — объяснила Лена. Она откуда-то поняла, что именно это и затевал колдун.

— И в Михайловке то Дерево не случайно рядом оказалось. И здесь. И наверное, и остальные жертвы не просто так были убиты.

— Но ведь над Деревом Костик не получил власти? — уточнил Виктор. Костик вдруг словно развернулся. Голова как на мощной пружине вылетела из-под лап, сами лапы уперлись в землю. Когти пробороздили вязкий грунт, пасть широко распахнулась. Костик взревел — грозно, зло и протяжно. Кикимора подпрыгнула высоко в воздух, завизжала высоко и пронзительно, и бросилась прочь. Она влетела в кусты, и прошла сквозь них беззвучно и легко, как тень, но была видна, как подсвеченная, аж до тех пор, пока не плюхнулась в воду.

Лена подошла к Костику, приобняла его.

— Спокойно, все хорошо, — сказала она. Костик вздрогнул, обернулся к ней, и в какой-то миг она увидела, что он сейчас укусит. Прямо за лицо, вопьется зубами в щеки и лоб, хрустнут кости, кровь зальет глаза… Но она даже не вздрогнула — не поверила. И в самом деле, Костик не укусил, только вздохнул тихо, словно успокаиваясь. Опустил голову, уткнулся лбом в ее живот, как огромная собака, а Лена почесала те места, где у собаки были бы уши. Костик замер, и молча принимал ласку.

Кикимора и мертвая девочка исчезли, они снова остались одни в ночи.

Виктор подошел ближе, тихо спросил:

— Костик, не переживай ты так. Они мертвые, им все равно, а ты не виноват в том, что вышло.

Помолчал и добавил:

— Надо думать, что делать теперь. Призраки будут думать о прошлом и мстить, а мы, как выберемся из этой белиберды, подумаем, что делать с тобой. Не бойся, мы тебя не бросим.

Костик только тихо вздохнул.

— Он голоден, — тихо сказала Киска-Мяу, которая по своему обыкновению появилась прямо за спиной Виктора.

Тут на шоссе послышался шум мотора, по кустам побежали отблески света фар.

— Вон, майор приехал, — сказала Лена. Виктор кивнул.

— Пойду, встречу его, — сказал он и пошел к подъему. Киска-Мяу снова пропала.

Лена с Костиком остались одни в темноте.

Глава четырнадцатая

в которой маг ругается с портретом, а эльф танцует в темноте

Линии рисунка слабо светились, и он был отчетливо виден в полумраке. Но чтобы разобраться в переплетении фигур, надо было самому быть колдуном. Или охотником на колдунов.

Но в зале не было посторонних, и никто не мог бы понять, что значат эти знаки, символы и фигуры. Только в нише на стене висел портрет, изображающий важного господина с сурово поджатыми губами и в роскошном одеянии. Руки нарисованного господина, казалось, опирались на нижний край массивной серебряной рамы, а сам он безучастно смотрел в темноту перед собой.

Кроме рисунка на полу и портрета в нише, в зале была еще низкая скамья, бронзовая тренога и огромная закрытая книга, установленная на кафедре. На треноге тускло светился черный кристалл, и все три ее ноги были вписаны в узор рисунка на полу.

Время здесь не ощущалось, никто сюда не приходил. Потом что-то тихо щелкнуло и в воздухе послышался стон. В центре рисунка что-то изменилось, проступило, затуманилось. Снова раздался глухой стон, теперь ближе, и стало ясно, что на полу проступает человеческий скелет. Прежде, чем он проявился окончательно, на нем начали нарастать мышцы и жилы. Линии загорелись ярче, по ним побежало невидимое пламя, кристалл на треноге стал еще чернее.

На полу из рисунка проступил голый мужчина. Полежал, уткнувшись лицом в руки, приподнялся на локтях. Закашлялся, и словно от этого звука линии рисунка потускнели, стали едва видимыми.

Цернех встал. Потер рукой грудь, то место, куда попал этот тип.

— Где только взял такое… — пробормотал он себе под нос. Подошел к треноге, осмотрел кристалл.

— Допрыгался? — донеслось со стороны портрета. Цернех не обратил внимания, снял кристалл, повертел его в руке, поставил на место.

— Допрыгался, — теперь голос говорил утвердительно и с удовольствием.

— Ничего, — ответил Цернех, — Ночь еще идет.

Голос обрадовался ответу.

— Ничего-то ты, ученик, не понял. Ничегошеньки.

Цернех промолчал. Он снова разглядывал собственную грудь, даже начертил что-то непонятное ногтем по коже, но следа не оставил.

— А я тебе говорил, — сказал голос, — Ты же помнишь? Я говорил, что ты своей собственной глупостью…

— Да заткнись ты, — перебил Цернех, — Ночь еще длится, и это — моя Ночь!

— Хватай, хватай, пока хваталки не оторвутся, — поддакнул голос, — Ночь твоя, и магия твоя, все вокруг твое. Только вот слишком много ног, на которые ты наступаешь…

— И кто бы это говорил! — Цернех подошел вплотную к портрету ткнул пальцем в нос нарисованного мужчины, — Не ты ли… — тут он задохнулся возмущением и прервался. Голос засмеялся.

— Ты влип, ученичок, — сказал он, — Пока ты бил исподтишка и внезапно, ты был молодцом, но теперь бьют тебя, и даже отсюда я вижу, что ты толком не знаешь, кто.

Цернех отскочил от портрета, словно его щелкнули по носу — унизительно и больно. Медленно, глубоко вдохнул, резко выдохнул. Снова вдохнул, и снова выдохнул, еще медленнее, и еще резче.

— Вот увидишь, — сказал он, — Вот увидишь. И первым делом знаешь, что я сделаю?

— Явишься призраком поплакать к своему учителю? — ехидно спросил голос.

— Почти, — уже спокойно ответил Цернех, — Я приведу дракона сюда. Прямо сюда, да. Возьму ножик, и вырежу тебя из портрета. И когда ты проявишься во плоти… Ты же догадываешься, что будет? Мой умный учитель?

Голос ответил не сразу, а когда заговорил, в нем слышалось злорадство, и совсем не слышалось страха.

— Так он от тебя сбежал? И к тому же до начала Ночи, правда? Ты же понимаешь, что если ты не вернешь его до конца Ночи, то… — он замолчал и последние слова повисли в воздухе почти материально.

— Ты лжешь. Ни в каких расчетах этого не было, — сказал, наконец, Цернех.

Голос немного помолчал, а потом ответил:

— Разумеется, я лгу, ученик. Ведь это же я проделывал эти расчеты, а ты только украл их. Конечно, ты лучше знаешь, что там есть, а чего нет.

Снова наступила тишина. Потом Цернех сказал:

— Хорошо. Расскажи мне, что там.

— Вот еще, — ответил голос, — Я солгал, и там ничего нет, — и он захихикал.

Цернех помолчал, потом медленно сказал:

— Я иду. Я найду дракона и верну его сюда. Я своими собственными руками убью всех, кто встанет у меня на пути. А когда я вернусь сюда, я сперва выверну и выпотрошу тех девчонок, что я припас для магии, а потом с покорным и верным мне драконом спущусь сюда. И тогда, дорогой учитель, мы с тобой побеседуем. По душам.

— Какой прекрасный план! — голос сочился медом, — Только если тебя снова убьют, у тебя не останется силы, чтобы вернуться, и ты тупо сдохнешь. Когда тебя убьют. Ты умрешь, как все смертные. Как те жалкие куски еще живого мяса, которых ты держишь наверху взаперти.

Цернех не ответил. Он быстрым шагом прошлепал босыми ногами по каменным плитам пола, приложил ладонь к гладкой стене. На темном камне проступили линии и открылся проход. Цернех начал торопливо подниматься по темной лестнице, споткнулся о ступень, громко зашипел от боли. Голос портрета тихонько захихикал.

— Беги, беги, — проговорил он, когда проход исчез, и стена вновь стала гладкой, — Надеюсь, на бегу ты свернешь себе шею.

«Кровь дракона пробудится кровию жертвы…» — это он уже читал. И про то, что «власть над ящером да пребудет созданною через его же жертв».

Цернех листал записи. Большую часть писал учитель. Мерзкий хмырь, которого он заточил в его собственном портрете. Собственно, прав старый ублюдок, прав — все это он и придумал. Разработал, сочинил, записал, и однажды неудачно повернулся спиной к ученику.

Цернех невольно хихикнул, когда вспомнил лицо учителя. Гнев, праведное возмущение, высокомерное удивление — как он посмел?! И руны, серебром пылающие вокруг портрета, превращающиеся в тяжелую раму. Да, так оно и было.

А потом много чего было… Дом учителя стоит на пересечении семи миров, и Цернех занял его. И дневники учителя стали силой Цернеха. И мечта учителя — вырастить и подчинить себе дракона… Цернех на грани исполнения этой мечты!

Но о чем же он бормотал? или в самом деле лгал?

Понимать слова учителя не всегда просто, он писал для себя, намеками и иносказаниями. До сих пор все было правильно, но вот внезапно все пошло наперекосяк…

Инстинкт требовал от Цернеха отступить. Затаиться, сперва разобраться, понять, в чем проблема. Совершенно ясно, что против него кто-то играет. Кто-то беспощадный, кто-то достаточно коварный и хитроумный. Кто-то увел Костика, кто-то выстрелил серебряной пулей, и сражаться против неизвестного противника опасно втройне. Сперва следует понять, кто это. Узнать сильные и слабые стороны, и только тогда уже бить — в сердце, насмерть.

Но это означало — упустить Ночь. Упустить время. Что делает неведомый противник с Костиком? Может ли он снять чары? И в следующий раз, когда Цернех покажет дракону амулет, тот попросту откусит ему руку?

Нет, упустить время было никак нельзя. И не важно, лгал учитель или злорадствовал.

Цернех отбросил тетради и свитки. Некогда было читать. Поздно думать и вычислять.

Он решился на бой.

— В конце концов… — пробормотал он и не договорил. Он начал активировать многочисленные руны, знаки и кристаллы, вливать в себя накопленную силу. Он решил собрать всю свою мощь, и попросту раздавить вероятного противника. В конце концов, у него был запас — две девочки, запертые в темнице. Если все пойдет плохо, кровавый паук высосет из них кровь и боль, отчаяние и страх, преобразует все это в магию и передаст хозяину.

Как бы ни пошло дело, отступить и затаиться он сможет всегда. Снова накопить силы, и тогда уж ударить по всем правилам.

А пока…

Спустя полчаса Цернех вышел из дома.

Казалось, под его ногами вздрагивает земля, а его тень приплясывает и корчит страшные рожи. Прямо у дверей он увидел двух полицейских. Похоже, они подошли к дому и собирались звонить, арестовывать или задавать свои бесконечные глупые вопросы… но тут настала Ночь и теперь они стояли беспомощные и жалкие. Цернех остановился взял одного из них за подбородок, повернул к себе, заглянул в глаза.

— Ну, и что ты будешь делать, дурень, если я оторву тебе голову? — спросил он с усмешкой. В глубине глаз полицейского мелькнул страх. Он не мог понимать, что происходит, никто не провел его дорожками Ночи, но тень смерти коснулась его, и что-то внутри чувствовало это.

Цернех немного постоял, наслаждаясь своей властью, но потом с сожалением отпустил дурака. Нельзя было тратить силы ни на что, кроме цели. Неизвестно, с чем придется столкнуться.

Эльвира пыталась дремать. Ей казалось, что если получится уснуть, то все беды исчезнут. Она просто проснется дома, либо не проснется вовсе — даже это уже не казалось таким уж плохим. Безнадежность и страх… Сам воздух здесь провонял безнадежностью и страхом. Вероника спала. А может, делала вид. Или просто замерла от безнадежности. Она легла в углу, съежилась, словно пытаясь завернуться сама в себя. В правой руке она держала огрызок карандаша, словно волшебный талисман. Под голову она положила свой последний рисунок. Эльвира ужасно жалела, что не может так же забыться в рисовании, как она. Танцевать было страшно, а рисовать она не умела.

На последнем рисунке Вероники были две машины, и скелеты, машущие руками, и рыжий конь, скачущий в ночи. Когда Эльвира смотрела на все это, она даже верила, что все это — грозные и могучие знаки и знамения, предвещающие спасение… но стоило лишь отвести взгляд от бумаги, и становилось ясно, что гибель намного ближе.

Где-то под потолком шевелился чудовищный паук.

Тихо журчала струйка воды в желобке — сразу и туалет, и питьевая вода.

Немного качались тени от светильника где-то в коридоре.

Каменные стены, каменный пол, железная решетка и полная неизвестность.

Потом вдруг все вокруг вздрогнуло, решетка лязгнула, тени стали глубже, темнее и страшнее. Вероника подняла голову, и стало ясно, что она не спала.

— Что это? — спросила она тихо.

Наверху заскрипел паук, и от этого звука захотелось прижаться к полу, попытаться превратиться в собственную тень.

— Не знаю, — нарочито громко сказала Эльвира, — Наверное, наш колдун что-то колдует.

Вероника заплакала.

— Мне страшно, — сказала она, — Нас никто не…

— Давай я тебе станцую, — вдруг предложила Эльвира. Нет, не Эльвира — Эльфира, Эльф эфира.

— Танцем мы разгоним страх, — сказала она и начала танцевать.

Вероника помотала головой, но промолчала.

Сперва было очень трудно, страх и тьма вязали ноги, не давали даже вообразить музыку. Но вскоре Эльфира услышала странную, неровную и аритмичную мелодию. Она слышала ее не ушами, а чем-то внутри, так же, как Вероника видела свои рисунки.

Эльфира танцевала в тишине и темноте, а Вероника смотрела.

Над ними, под потолком поскрипывал чудовищный паук.

Глава пятнадцатая

в которой Виктор шутит, а Костик сердится

Филиппов увидел Костика и потянулся за пистолетом. Виктор поспешил шагнуть вперед.

— Это Костик, — сказал он торопливо, — Ну, помните, он говорил, что его превращали в дракона? Вот, он как-то совсем превратился.

Майор помолчал, потом словно обмяк всем телом и тихо сказал:

— Весь город замер, а мы ходим. Мальчик превратился в черного крокодила. Впору надеяться, что я просто долбанулся головой о притолоку, и валяюсь на крыльце, пуская слюни!

Костик негромко рыкнул, наверное соглашаясь. Майор спросил:

— А он совсем не разговаривает?

— Похоже, — ответила Лена, — Наверное, пасть не так устроена, чтоб разговаривать.

— Но понимает? — уточнил майор.

Костик кивнул и снова рыкнул. Майор потряс головой и тихо сказал:

— Все таки, я думаю, это бред.

— Жаль, — Лена говорила задумчиво, — Мы надеялись на вашу помощь.

— Да я ж не отказываюсь помочь, — Филиппов вдруг улыбнулся, — Пока врачи борются за мою ушибленную во всю голову жизнь, я приму участие в вашем бредовом приключении. Расскажите мне правила игры.

— Если б мы сами знали, — Виктор пытался говорить в том же полушутливом тоне, — Нам тоже никто не рассказал, что к чему. Мертвые девочки хотят, чтоб мы убили колдуна. Колдун хочет забрать Костика. А Костик, как я понимаю, к колдуну не хочет.

Виктор повернулся к дракону и спросил:

— Ты же не хотел бы вернуться к этому самому… как его там.

Костик оскалился и неожиданно очень зло зарычал. Виктор даже отступил немного.

— Я просто пошутил, — сказал он, — Просто голова кругом идет от всего этого. Извини, Костик.

Виктор чувствовал полную нереальность происходящего. И поэтому казалось, что это все игра, сложная, компьютерная. Надо просто выбрать правильные реплики… вот только что реплика была неправильной, и Виктор чуть было не закрутил головой, чтобы посмотреть, насколько упала репутация у персонажа Костик-дракон. И когда понял это, то ему стало еще и стыдно. Мальчишке и так несладко.

Куда он, в самом деле, в таком виде? Прошлый раз он стал человеком, когда просидел сутки под тем Деревом. Но откроется ли тропинка туда снова?

Филиппов смотрел на этот странный диалог — Костик сейчас совершенно не походил на человека, короткие лапы, длинное тело, вытянутая шея, длинная морда. Настоящий дракон, как их рисуют в книжках, только мелкий. Метра два в длину, вместе с хвостом. Но пасть вполне серьезная, собака с таким «кусалом» считалась бы опасной. И Виктор, вежливо и без испуга разговаривает с такой зверюгой. Когда Костик вдруг зарычал, Филиппову стоило немалых сил не схватиться снова за пистолет.

— Так вот, — как ни в чем ни бывало продолжила Лена, — Сейчас Ночь. Наверное, она как-то связана с Хэллоуином, или наоборот — Хэллоуин с ней. Вся нечисть обретает силу и выползает. Как я поняла, мы находимся в каком-то промежуточном времени и пространстве. Мы можем немного взаимодействовать с тем, что вокруг, но не совсем.

— Похоже, — кивнул Филиппов, когда Лена сделала паузу, — Мы явились к дому этого вашего колдуна, и вдруг все замерли. Я уж думал, нас заколдовали…

— Вы поверили в колдовство? — спросил Виктор. Майор покачал головой.

— Не сразу. Но в этом деле давно уже слишком много того, что наводит на странные мысли.

Наступила тишина. Костик сидел спокойно, но казалось, что под черной чешуей мышцы напряжены. Лена смотрела куда-то в темноту.

— Костик, тебя что-то беспокоит? — спросил Виктор. Костик тряхнул головой и прорычал что-то невнятно-жалобное.

— Болит что-то? — Виктор подошел вплотную, положил руку на чешуйчатый лоб. Холодный и твердый. Не понять, какой должен быть у драконов. Костик помотал головой, то ли отрицая, то ли сбрасывая руку.

— Не болит? — уточнил Виктор. Костик кивнул. Лена тоже подошла ближе и вдруг тихо сказала:

— Он на границе, — подумала и добавила, — Мы все на границе.

Виктор присел рядом с драконом на корточки, чтобы голова оказалась на одном уровне и тихо шепнул:

— Не бойся, Костик. Мы вместе.

Костик поднял взгляд, и Виктор увидел его глаза — пронзительно желтые, совершенно нечеловеческие, с черным вертикальным зрачком. Равнодушно-беспощадные глаза дракона… и тут для него настала темнота.

Костик вошел в спортзал. Он не сразу заметил, что снова был человеком, зато сразу понял, что ему очень холодно. Босые ступни совершенно онемели, но все равно что-то мелкое постоянно и больно попадалось под ноги. Он с ужасом понял, что совсем один, а впереди его ждет что-то страшное.

Едва он подумал об этом, как зажегся ослепительный свет, и он зажмурился и прикрыл глаза руками.

— Смотри! — скомандовал Николай Федотович, и руки почти сами опустились.

Перед ним стоял колдун. Он был в спортивном костюме и кроссовках, но на шее его висел амулет. Черный, бронзовый, очень большой, похожий не то на кувшинчик, не то на какую-то коробочку.

— Смотри! — повторил Цернех. Почему-то здесь Костик знал, что его надо называть именно так.

Костик смотрел и не мог отвести взгляда.

На полу лежали девочки. Пятеро.

— Все они умерли, для того, чтобы ты обрел силу, — сказал Цернех. И девочки одновременно подняли головы и посмотрели на него пустыми мертвыми глазами.

«Вы же не винили меня!» — хотел воскликнуть Костик, но слова застряли в горле.

— Ты обрел силу… ты убил нас… ты… —беззвучно говорили они.

— Ты наелся? — спросил Цернех, — Ты напился крови?

«Я не хотел!» — Костик снова не смог произнести ни слова.

Рядом с Цернехом появилась бабушка Костика.

— Моя дочь сбежала от тебя! — сказала она, — А я умерла, чтобы ты жил.

Костик хотел было заплакать, но глаза оставались сухими. Мама в самом деле покинула их давно, он почти не помнил ее, он всегда жил с бабушкой. Но бабушка говорила, что мама любила его… что она вернется…

— Не вернется, — сказала бабушка голосом Цернеха.

— Ты убил всех, просто потому, что был рядом! — сказала одна из девочек. Только что Костик знал каждую из них по имени, они же учились с ним в одной школе, но сейчас они стали безликими. Только пустые обвиняющие глаза, только мертвые бледные лица. И голые, рассеченные тела.

— Ты убил всех нас, — сказала другая безликая девочка.

— Ты, ты! Ты! — добавила эхом бабушка.

Костик почувствовал, что его тело сгибается и оседает на пол под невыносимой тяжестью.

И вдруг на его плечо опустилась чья-то горячая рука.

— Что это за цирк? — голос Виктора был спокоен, словно он смотрел не на мертвых, а на картинку на экране.

— Я убил их всех, — у Костика прорезался голос, но еле слышный, жалкий и ничтожный.

— Кого убил? — спросил Виктор спокойно, — Это же просто клочья тумана.

— Там Цернех, — ответил Костик. Он понял, что Виктор почему-то не видит пустых мертвых глаз, не видит бабушку, не видит амулета колдуна.

— Нет, — ответил Виктор, — Если бы там был Цернех, он бы меня уже убил.

— Убил нас… — прошептали девочки хором, но как-то тише, словно неуверенно.

— А он ничего не делает, — закончил Виктор, не заметив слов мертвецов.

— Там те девочки, которых я убил! — возразил Костик.

— Те девочки, которых убил колдун, — поправил Виктор, — И которые просили тебя отомстить за них. Помнишь?

Все это время он держал руку на плече Костика, и от этой руки по телу, окоченевшему и почти потерявшему чувствительность, разливалось жаркое тепло.

— Да, — медленно сказал Костик.

— Мы вместе, — сказал Виктор, — Помнишь?

Он повернул мальчика к себе лицом, присел перед ним так, чтобы глаза оказались на одном уровне.

— Вместе, — сказал Костик, — Но ведь я больше не человек…

— Ты людоед! — донеслись мертвые слова из-за спины Виктора.

— Разберемся, — ответил Виктор, — Какая разница? Мы вместе.

— А это тогда что? — спросил Костик неуверенно.

Виктор оглянулся на то место, где стояли мертвецы. Небрежно пожал плечами.

— Не знаю. Ерунда какая-то. Наверное, остатки тех чар, которыми тебя пытался подчинить этот колдун, — сказал он.

Костик вдруг стряхнул руки Виктора с плеч и подошел вплотную к Цернеху.

— Это ведь ты их всех убил! — сказал он, — Не я!

И ткнул пальцем в живот колдуна. Рука прошла сквозь тело, как через туман — чуть влажный, какой-то склизко-гнилой, неприятный… но не материальный.

— Это все обман… — прошептал Костик. Виктор подошел к нему.

— Ну, похоже на то, — сказал он, — Я не понимаю в колдовстве, но думаю, оно всегда немножко обман. Или полностью.

В этот момент раздался тихий, едва слышный хруст. Виктор старался не отводить глаз от мальчика, но все же на миг глянул туда, откуда донесся звук, и увидел, что с шеи сгустка тумана, которым стал образ колдуна, свалился амулет. Бронза брякнулась на пол и раскололась, изнутри вытекло немного темной жижи и пахнуло гнилью. Виктор чувствовал, что произошло что-то важное, но знал, что сейчас важнее было говорить с Костиком, словно словами он вытягивал его из какой-то ямы. Как веревкой.

И он говорил, но Костик почти не слышал этого. Только голос, спокойный и уверенный, голос, говоривший, что они вместе. Что вся пустота, вся вина, вся смерть, которая была тут — ложь.

— Это все враки! — воскликнул он в гневе.

Виктор присел к дракону, положил руки на его плечи, уставился в его глаза, и майору снова захотелось достать пистолет. Слишком близко была голова человека от зубастой пасти. Но все же он чувствовал, что это неправильно. Сидеть так вплотную — опасно, но доставать пистолет — верная гибель. Лена стояла чуть в стороне, и Филиппов увидел, что она побледнела, что она пальцами теребит подол своей куртки. Нервничала, тоже понимала опасность.

Майор стиснул зубы и ждал. Он нарочно убрал руки подальше от кобуры, заложил их за спину и крепко стиснул ладони друг с другом.

И потому в первый миг ничего не смог сделать, когда вдруг дракон широко разинул пасть и заревел. Яростно и грозно.

А потом, когда рука все же нашарила рукоять, он заметил, что Виктор немного отшатнулся назад, сел на землю, смотрит прямо в зубастую пасть перед собой, но улыбается с облегчением.

А Костик уже задрал башку к небу и ревел куда-то вверх.

Когда он замолчал, майор услышал, что откуда-то издалека ему отвечает звук рога.

Глава шестнадцатая

в которой колдун садится в лужу, а Киска-Мяу мешает ужинать

Цернех задумался на минуту — как преследовать? Машина осталась где-то там, и он даже не знал точно где. Ренат ориентировался в этом городе и водил машину, а сам Цернех только командовал. Но где сейчас Ренат? Цернех совсем не чувствовал его, возможно, трусишка попытался сбежать, и его изловили какие-нибудь твари, бродящие в Ночи. Может, ему даже удалось сбежать, и он едет сейчас куда-то в даль. Тогда тоже неудивительно, что его не слышно, машина-то защищена от всего, что только можно. При этой мысли Цернеха даже слегка тряхнуло от гнева — как посмел Ренат взять его машину? Надо будет изловить трусливого мерзавца, и объяснить ему, что брать чужое нехорошо.

Магия, переполняющая колдуна, пьянила, и казалось, сейчас можно все. Протяни руку — и сердце Рената само прыгнет в ладонь, бери, сжимай, ешь его.

Но это потом. Сперва — Костик. Цернех вспомнил, как он думал о школе, о том, что он волк в стаде безмозглых овец, и принял облик Волка. Черная шерсть, мощные лапы, острый нюх. Мир выцвел, потерял остатки цвета, зато углубились запахи. Откуда-то с юга отчетливо запахло драконом, и Цернех догадался, что Костика принесло на одно из мест жертвоприношений. Судя по легкому запаху болотной тины, дракон изловил какую-то кикимору.

«Жри, мальчик, — подумал Цернех, и побежал по дороге, — Набирайся сил. Они тебе пригодятся, чтобы хорошо служить мне!»

Тяжелый амулет покачивался на его шее, как ошейник, и Цернех подумал о иронии ситуации: ошейник — знак зависимости, служения, но сейчас это символ его власти. Все символы станут знаками его власти! Весь мир лежал перед ним, готовый служить Волку-Цернеху! Могущество кипело в его жилах и наполняло голову приятными мыслями.

Он уже собрался торжествующе завыть, сообщить миру о том, что идет Хозяин, но тут что-то негромко брякнуло и свалилось на асфальт. Цернех успел сделать еще несколько прыжков вперед, и пришлось возвращаться — человеческая часть сознания точно знала, что это важно.

Перед ним валялся амулет, он раскололся и такая ценная кровь вытекла из него. Пахло гнилью и смертью, Волку этот аромат нравился, но человек-колдун понимал, что это плохо. Очень плохо — власти над Костиком больше нет. Он даже уселся на землю, и тихо заскулил от огорчения — теперь придется Костика подчинять силой, заново вбивать в его разум опоры покорности, заново привязывать его на цепи. Проще было бы убить, но найти второго потомка драконьей крови очень сложно, прошлый раз все расчеты проделывал учитель… К тому же сейчас Костик уже не мальчик. Подчинить дракона намного сложнее, к тому же…

Человеческая часть сознания шептала, что если Костик набрался сил сбросить цепи, то ему кто-то эффективно помогает, и стоило бы отступить. Отойти, укрыться на время, спланировать, и потом уже наносить удар наверняка. Но тут до чуткого волчьего слуха донесся драконий рев. Костик, маленький жалкий ящер, совсем молодой и не умеющий пока управлять своим собственным телом — бросал ему вызов. Нахальный, глупый и жалкий в своей наивности.

В сердце Цернеха поднялась волна гнева. Он вскочил, собираясь завыть ответ, и тут только заметил, что садился прямо в лужу, и теперь шерсть слиплась от грязи и влага неприятно холодит зад. Цернех недовольно рыкнул, чихнул, и решил, что так даже лучше. Он не ответит, он придет молча. Мальчишка не достоин того, чтобы сражаться с ним. А его помощники, может быть, еще послужат ему. Быть может, из их крови можно будет сотворить новый поводок для дракона.

Главное было удержаться, и не сожрать их всех, оставить хоть кого-то.

Когда Костик вдруг взревел, Лена услышала его эмоции. Ее почти оглушило потоком боли и ярости, она поразилась, насколько зажатым он был до этого. Сколько горя, вины, печали и гнева мальчик прятал, боясь показать все это даже самым краешком. Она только радовалась, что все это лопнуло, как страшный душевный гнойник, и потоком льется наружу вместе с оглушительным ревом. Тут она заметила, что майор судорожно сжимает в руке рукоять пистолета, и подошла к нему.

— Не надо, — тихо сказала она. Ее слова почти тонули в яростном реве, но Филиппов понял и кивнул. Руку он с пистолета не убрал, но слегка расслабил.

— Мальчику просто тяжело, — добавила Лена, — У него вся жизнь поломалась.

Сейчас, когда защита Костика рухнула, она слышала не только тот поток гнева и боли, что лился открыто, но и растерянность и страх, что таился в глубине. Прежде она догадывалась об этом, а теперь слышала подтверждение — Костик боялся сам себя, боялся собственного тела, своих зубов и когтей, боялся напугать друзей, боялся причинить вред им. За этим страхом сидел еще больший, хоть и более смутный — Костик понимал, что в таком виде он не заведет друзей. Мальчик стоял на пороге новой жизни, и не знал, как ее начинать.

И в самом деле — куда пойти дракону в нашем мире? Если он не сможет превратиться в человека, кем он будет? Работать в зоопарке крокодилом?

И за этими сложными эмоциями прятался обыкновенный голод растущего организма, смешанный с еще одним смутным страхом — напугать друзей прожорливостью, хищностью, уродством.

Она собиралась было сказать что-нибудь успокоительное, доброе, но никак не могла придумать слов, когда Костик замолчал. Виктор сидел прямо на земле и улыбался. Майор отпустил, наконец, пистолет. Дракон смотрел на лица друзей, и высматривал в них признаки страха, отвращения, но не видел.

— Похоже, какая-то магия с нашего Костика свалилась, — сказал Виктор.

Лена прислушалась и поняла, что так и есть — Костик стал свободнее. Потому и хлынули его эмоции, что он сорвался с привязи.

— Хорошо, — тихо сказал майор, — Магия исчезла… А почему тогда он до сих пор такой?

Костик попытался что-то сказать, но получилось только глухо рыкнуть.

Виктор пожал плечами.

— Не знаю. Кто из нас хоть что-то знает о магии? — сказал он, — Хорошо уже то, что мальчик свободен.

Филиппов помолчал, потом спросил преувеличенно бодро:

— Хорошо. Что у нас дальше по плану?

— А у нас нет плана, — ответил Виктор, — Мы так, наобум и наугад. Костик, у тебя нет предложений?

Костик молча помотал головой.

— Давайте где-нибудь поедим, — предложила Лена, — И подумаем, что дальше.

Прежде всего она беспокоилась за Костика, но и остальным надо было как-то передохнуть от странного. Майор пожал плечами и пошел к своей машине.

Виктор сел на переднее сиденье, Лена на заднее, Костик кое-как свернулся рядом с ней, положил голову ей на колени. Она почесала твердую чешую, подумала, чувствует ли он ласку, но Костик вдруг отстранился, повернулся и стал смотреть в окно. Лена попыталась понять, почему, но было смутно — Костик беспокоился, смущался и чего-то боялся. Но казалось, что этот страх другой — не такой, как прежде.

— Здесь есть недалеко шашлычная, прямо на трассе, — сказал Филиппов, — Правда, непонятно, как нас обслужат.

— Вы же полицейский, — сказал Виктор, — Проследите, чтоб мы ничего не украли.

— Не смешно, — ответил Филиппов.

Снова вокруг была тьма и неподвижность, по-прежнему впереди была неизвестность. Но идея сесть и перекусить была хорошей — она словно вносила обыденность в общую атмосферу страшной сказки.

Костик оглянулся в заднее окно, невнятно рыкнул.

— Ты что-то видишь там? — спросила Лена, и тоже посмотрела. Костик помотал головой, но продолжил смотреть в темноту.

— Разберемся, Костик, — Лена постаралась вложить в свои слова максимум уверенности. Это неожиданно оказалось очень легко, она поняла, что и в самом деле чувствует, что все будет в порядке.

Казалось, что колдун уже наполовину проиграл, и хоть она совершенно не представляла, что делать, была твердая уверенность в победе.

Костик кивнул.

Шашлычная словно вынырнула из мрака. Стоянка перед ней была освещена, на ней было три машины. Свободного места хватало, и Филиппов подогнал машину почти к самому крыльцу.

— Все равно, здесь только мы ходим, — пояснил он, — Обычно я так не паркуюсь.

Он словно оправдывался, но остальные не обращали внимания. Виктор подумал, что просто они чуть раньше увидели эту странную, колдовскую сторону мира, и теперь им самим сложно будет возвращаться к действительности.

Костик выбрался, потянулся, расправляя свое длинное тело, завертел головой, широко, зубасто зевнул, но тут же смутился, захлопнул пасть. Звучно щелкнули зубы, и Костик смутился еще больше.

Костик чувствовал себя странно. Голод по-прежнему терзал его изнутри, но вдруг пропало опасение, что пасть может сама, без его воли вцепиться в кого-то. Друзья по-прежнему пахли очень вкусно, но появилось чувство, что это нормально. То ли пришла привычка, то ли в самом деле амулет сломался, и чары спали. В машине Костик даже не заметил, как положил голову Лене на колени, и все было хорошо, пока он не вспомнил о том, что его зубы слишком близко к ее животу. Но даже в этот момент не было никакого соблазна схватить, вцепиться, оторвать кусок.

«Я укротил сам себя!» — с гордостью подумал Костик.

Правда, когда он вылез из машины, и почувствовал запах жареного мяса. Это была еда, и в брюхе заворочался голод… и тут же он почуял запах куда более вкусной еды из припаркованной на стоянке машины. Костик точно знал, что там спит девочка, лет девяти-десяти — самая сладкая, самая вкусная еда. Наверное, ехала вместе с отцом куда-то, и тот зашел в шашлычную перекусить. Или сигарет купить… А она осталась дремать в машине. И теперь ее запах словно звал его, Костика… но это был голос Николая Федотовича, и Костик без особого труда и даже с внутренней радостью не стал смотреть туда. Словно проходя мимо он снова победил колдуна.

Внутри было малолюдно. Догадка Костика подтвердилась — у прилавка замер мужчина в помятом костюме, он явно на минутку выскочил из машины купить сигарет. Синяя пачка лежала перед ним, в руке он держал банковскую карту.

— Давайте просто возьмем, что надо, и оставим деньги на прилавке, — предложил Виктор.

— А что нам надо? — спросил Филиппов.

— Нам по шашлыку, — ответила Лена, — А Костику… Костик, будешь шашлык?

Костик принюхался. Мясо пахло невкусно, горелым и мертвым, к тому же было обильно смочено уксусом и какими-то приправами… но было вполне съедобным. К тому же, по его внутренним убеждениям, раз оно невкусное, значит, его есть было можно. Вкусными были живые, страдающие от укусов люди, а значит, вкусное есть было нельзя.

Костик кивнул.

Филиппов прошел за прилавок, протянул руку мимо замершего шашлычника, снял несколько шампуров. Подал Лене, потом с сомнением глянул на Костика.

— Ему, наверное, пары шашлыков мало будет? — спросил он Лену.

— Не знаю, — ответила Лена, — Костик, может тебе вообще сырое надо?

Костик подумал, что сырое должно быть вкуснее. Вкуснее — значит, соблазнительнее. От вкусного легче перейти к очень вкусному… но почему-то эта мысль не пугала, как прежде. Острота соблазна пропала.

Он кивнул. Филиппов достал ведро маринованного мяса, вытащил из-за прилавка.

— Годится? — спросил он, на этот раз у Костика. Тот принюхался и кивнул. Мясо пахло уксусом, луком и перцем, запах самого мяса почти терялся за всем этим. Костик подумал, что людям, наверное, это кажется вкусным, а ему было терпимо. Лучше, чем жареное. Он сунул морду в ведро и начал есть.

Виктор, Лена и Филиппов присели за столик, принялись за свои шашлыки, но успели съесть по паре кусочков, как вдруг услышали голос Киски-Мяу.

— Приятного аппетита!

Филиппов вздрогнул, а Лена сказала:

— Я знала, что стоит нам присесть, как ты явишься и испортишь нам отдых.

Киска-Мяу улыбнулась своей пустой ухмылкой и сказала:

— Волк покинул логово и идет по следу.

Виктор тихо выругался, достал кошелек, вынул из него несколько бумажек.

— Костик, ты хоть поесть успел? — спросил он, и не дожидаясь ответа забрал почти пустое ведро. Накрыл его крышкой, сунул купюры так, чтобы они наполовину торчали из ведра.

Лена уже встала, и стояла у выхода из шашлычной. Снаружи по-прежнему была темнота, но теперь она пахла опасностью.

— Он уже близко, — тихо сказала она, — нам надо спешить.

Она вышла не дожидаясь остальных.

Майор достал пистолет, выскочил из помещения и быстро запрыгнул в свою машину. Мотор заурчал.

Виктор и Костик почти одновременно заскочили внутрь — Виктор на переднее, Костик на заднее сиденье, и тут Костик рыкнул как-то странно, негромко, но тревожно.

Виктор оглянулся и увидел, что Лены не было.

Глава семнадцатая

в которой все бегут, скачут, едут, а потом дверь остается открытой

Лена быстро вышла на улицу и машинально обошла припаркованный прямо к крыльцу автомобиль. Успела подумать, что хозяин паркуется, как урод, и тут же вспомнила, как оправдывался майор. И тут она заметила чуть в стороне, на краю стоянки свою собственную машину. Ту самую, которую пришлось бросить на краю Михайловского парка, потому что их увезли в полицию. Да и как-то не до того было тогда.

— Откуда ты здесь? — пробормотала Лена и подошла ближе. Рука сама нашарила в кармане брелок, сигнализация приветственно пискнула. В этом было что-то неправильное, но Лена чувствовала, что все в порядке. Это не могла быть ее машина, но тем не менее…

Движения были настолько привычные, что она заметила, что остальные уже загрузились в машину майора прежде, чем осознала, что сама сидит за рулем.

— Ну и поеду на своей! — сказала она сама себе, — Не бросать же опять.

И она повернула ключ зажигания.

Первым встревожился Костик, а первым заметил Лену Виктор. Она стояла чуть в стороне, на самой границе пятна света от фонарей над входом, и перед ней стояло какое-то крупное животное. Виктор хотел вылезти и позвать ее, увидеть, что она делает, что это за зверь, но тут майор рванул с места.

Машина едва проскользнула мимо другой, стоящей на стоянке, почти запрыгнула на шоссе, помчалась вперед.

— Лена осталась! — воскликнул Виктор, но майор замотал головой.

— Мы не успели бы ее забрать, — сказал он почти спокойно, — А так мы хоть этого за собой уведем.

Виктор хотел переспросить, но потом сам вгляделся в зеркало. Ничего не увидел, развернулся, рассматривая дорогу сзади.

Костик уперся когтистыми лапами в обивку сиденья, смотрел куда-то в темноту через заднее стекло и рычал. Грозно, но кроме угрозы в его голосе слышались страх и отчаяние.

Сперва Виктор никак не мог понять, что видит. Какие-то огни качались позади… какое-то облако, что-то двигалось…

Потом он увидел — разом и целиком. Их догонял Волк. Огромный и черный. Его глаза горели, как пара фонарей, его клыки влажно блестели, его тело сливалось с мраком вокруг.

Виктор выругался, вытащил свой пистолет. Он снова ощущался в руке тяжелым и мощным, но Виктор боялся смотреть — вдруг там окажется пересохшая деревяшка, а вся тяжесть лишь в его мечтах. Он открыл окно, высунулся и выстрелил. Руку дернуло отдачей, машина вильнула — Филиппов от неожиданности дернул руль, но тут же выровнялся.

— Откуда у тебя такая машинка? — спросил майор. Виктор только дальше высунулся и попытался прицелиться в Волка получше. Прошлый раз чудо-пистолет здорово выручил, но из него надо хотя бы попасть.

И тут он увидел, что Волка нагоняет Лена верхом на огромном рыжем коне. Несмотря на расстояние, видно было все очень отчетливо — девушка прикусила губу от волнения, левая рука скрыта развевающейся гривой, только угадывается, где она держит поводья, а правая сжимает длинное копье со сверкающим наконечником.

Лена видела, как машина Филиппова вылетает на трассу. В первый миг она удивилась и немного испугалась, но потом она увидела преследующего Волка.

Она сразу узнала колдуна. Тот был огромен, страшен и очень силен, но Лена чувствовала лишь гнев и отвращение. Вся сила колдуна была ворованной, вытянутой из мучений невинных, выращенной на крови и страхе. Весь колдун состоял из крови, гнили и страха, и Лене было как-то даже неловко бояться такого — слишком уж он был пугающим. Как страшилище в низкопробном фильме ужасов.

Огромный черный волк — что может быть глупее?

Она думала об этом и торопливо выводила свою машину на трассу. Пока она не включала фары, это казалось более правильным — не дать Волку обнаружить ее прежде времени.

«Прежде чего?» — задала она вопрос сама себе, но мироздание, которое всегда не спешило с ответами на прямо поставленные вопросы, и в этот раз как-то уклонилось. Лена истолковала этот ответ как: «Постарайся, и все получится», но как именно стараться, она не знала. Поэтому просто выжимала из своей машины максимум и в темноте мчалась позади чудовищного Волка.

Когда Виктор выстрелил в первый раз, она чуть не завопила от радости. Ей хотелось помахать ему рукой, но она понимала, что он все равно не увидит ее в темноте. Она просто мигнула аварийкой, просигналила Виктору. Стало ясно, что он заметил её, но не подал виду, высунулся сильнее из окна и попытался прицелиться в зверя точнее.

Прогремел выстрел, и Волк с невероятной легкостью отклонился в сторону.

— Вот же ты… — пробормотала Лена сквозь зубы и решила отвлечь немного зверюгу. Она с силой надавила клаксон.

Целиться было очень непросто, машину трясло, руку трясло, казалось — сама дорога трясется, и лес рядом, а уж цель — чудовищный Волк — дробится, пляшет перед глазами. Почти неподвижной была только фигура всадницы на рыжем коне вдали. Виктор заметил, как она подняла руку и помахала ему, и тут же почти случайно нажал спуск. Выстрел прогремел впустую, от отдачи заныло запястье. Виктор попытался прямо на ходу размять запястье второй рукой и при этом не выронить ставший невероятно тяжелым пистолет. С беспокойством он заметил, что Волк стал намного ближе. Несмотря на то, что Филиппов выжимал максимум скорости, чудовище догоняло. Виктор постарался убедить себя, что это даже хорошо — легче будет целиться. Он почти не смотрел назад, сосредоточившись на том, чтобы привести себя в норму как можно быстрее, и не заметил, как Лена подняла рог. Но когда рог протрубил, этого не заметить было нельзя. Чистый, гулкий звук наполнил все пространство вокруг, прогремел грозным напоминанием Ночным тварям, что есть и другие Силы…

Виктор услышал этот сигнал и выстрелил снова, почти не целясь. Он был почти уверен, что промажет, но Волк при звуке рога на миг приостановился, и огненная пуля ударила прямо по левой передней лапе.

Цернех мчался следом за машиной, в которой увозили Костика. Его чувства были усилены магией, и он уже знал и сколько их, и кто они, и что они делают.

Костик сидит на сиденье и готовится биться. Надеется сдохнуть в драке. Глупенький мальчишка — кто ж ему разрешит умереть? Разве для этого Цернех потратил столько сил?

Свидетель, которого так и не смогли убрать безмозглые помощники, готовился стрелять. Сейчас Цернех отчетливо видел, что пистолет дал ему мертвец — папаша одной из девочек. Он был в отъезде, когда Цернех забирал его дочь, и не попал под общие чары. Вернулся, начал раскачивать лодку, суетиться… Пришлось его тоже убирать — слетел с трассы в болото. Очень символично вышло — он умер рядом с тем местом, где Костик слопал потроха его доченьки… Обиделся, значит. В эту Ночь смог даже снабдить своей яростью мстителя… Не страшно!

Третьим в машине был полицейский. Следователь, который ходил допрашивать самого Цернеха. Он его помнил, и не ожидал, что тот настолько проникнется важностью дела, что даже не заснет в эту Ночь. Но и это неважно. Когда он, Цернех, Волк — догонит их, это уже не будет иметь никакого значения.

Надо будет лишь сдерживаться, чтобы не загрызть за компанию и Костика. А юный дракон не станет ему в этом помогать, напротив, он будет изо всех сил нарываться. все придется делать самому!

И тут сзади раздался рог.

Цернех содрогнулся всем телом. Этого не могло быть! Охота не имеет власти над ним!

Даже сейчас, когда он наполовину создание магии, все равно Небесная Охота не могла угрожать ему!

И все же…

И тут в лапу попал заряд ненависти из пистолета мертвеца. Боль была невероятная, и к боли тут же добавился страх.

Может ли быть, что учитель был прав? Что он, Цернех, лучший из лучших — попал в ловушку?

Он завертелся на месте и увидел позади всадницу на огненном коне. Небесную охотницу. Живую девушку, очарованную высшей силой, аватару Охоты, такую же, как он сам — наполовину человек, наполовину создание Чуда.

И вот ее-то копье с легкостью пробьет его шкуру, проломит кости, пронзит сердце.

Он готов был завыть с тоской от жалости к себе, он почти видел, как кровь толчками вытекает из его тела…

Он быстро развернулся и прыгнул с дороги прямо между черными деревьями. На бегу он шептал заклятие, которое должно было провести его дорогой теней домой. Туда, где он сможет залечить нестерпимую боль в раненой лапе. Туда, где он сможет дать бой даже Охотнице.

Он немного надеялся, что враги отстанут, и он укроется от них уже на Тропе, но Всадница уверенно повернула коня и помчалась следом. Цернех похромал на трех лапах прочь, прочь от Охоты.

Лена надавила на клаксон, и увидела, как Волк отвлекся, и Виктор попал в него.

— Получи! — воскликнула она, и зажгла фары. На миг огромные, страшные глазища Волка встретились с ее глазами, и она поняла, что колдун испугался. Не так и страшна была его рана, но испуг подорвал его силы. Он на мгновение замер в ярком свете, а потом метнулся в сторону, прямо между деревьев.

— Ах ты зараза! — воскликнула девушка, и решительно бросила свою машину следом. На миг мелькнула мысль, что на своей городской пузотерке она застрянет и заглохнет едва съедет с асфальта, но Волка упускать было нельзя. Сейчас он ранен и испуган, но потом он оправится и ударит подло, внезапно, когда никто не будет ждать. Если его упустить, то ни ей, ни Виктору, ни Филиппову, и особенно Костику — не жить спокойно. И скорее всего — и вовсе не жить.

Нельзя было упустить Волка, она надеялась хотя бы придавить ему хвост, но он тенью скользнул между деревьями, а машина не застряла, а бодро покатила между высокими черными стволами.

Лена снова нажала клаксон и завизжала в азартной ярости в унисон.

Виктор видел, как Волк заскулил и завертелся, хромая, на месте. Он снова дважды нажал на спуск, но грозное оружие в руке снова стало бесполезной деревяшкой. Он выругался и тут увидел, как Волк метнулся в лес, и как Лена-Всадница бросилась следом.

— За ними! — крикнул он Филиппову. Тот выругался, зло, грязно, но ухитрился развернуться, почти не сбрасывая скорость.

Виктор вернулся в машину — здесь, в лесу, торчать из окна было самоубийством, любая ветка проломит башку. Да и стрелять было не из чего.

— Ты где такую штуку взял? — спросил Филиппов снова. Он вел машину следом за Всадницей, и Виктор с удивлением понял, что там тропа достаточно твердая и широкая, чтобы они проехали. Вокруг этой тропы, правда, были даже не деревья — какие-то невнятно-черные, страшные, туманные великаны. Все кругом плыло, текло и становилось нереальным.

— Эту? — Виктор показал Филиппову рассохшийся деревянный пистолет, — Мертвый водитель дал.

Филиппов словно и не удивился. Видимо, он уже, как и сам Виктор, наудивлялся на всю эту Ночь.

— Валентин Пашнин? Отец Кристины Пашниной? — спросил он. Виктор пожал плечами.

— Я паспорта не видел, — ответил он, — Но он отец одной из убитых девочек.

— Ясно, — сказал Филиппов и замолчал. Только смотрел на странную, черную тропу среди теней и туманов. Маяком впереди горел рыжий хвост коня, а дальше в темноте угадывался силуэт хромого Волка. Рог трубил почти непрерывно, и от этого звука, казалось твердеет дорога под колесами и расступаются туманные стволы по сторонам.

Вдруг Конь встал на дыбы, и Всадница умело и сильно метнула копье.

Лена гнала все быстрее, уже не опасаясь ни во что врезаться. Она просто не думала об этом. Если бы она остановилась и подумала, возможно, она и не удивилась бы, обнаружив себя на спине чудесного Коня, но она не останавливалась. Все ее мысли были о погоне, ей было необходимо настигнуть мерзавца, изуродовавшему столько жизней, причинившему столько смертей. Единственное, о чем она жалела — это о том, что пистолет был только у Виктора. Вот настигнет она Волка, и что делать? Давить колесами? Бить бампером? Или выходить из машины и рвать голыми руками?

В этот момент она была уверена, что она может и так, вот только Волк убежит.

Поэтому, когда вдруг недалеко от Волка возникло какое-то темное строение, к которому тот явно торопился, она не нашла ничего лучше, чем попытаться шугануть его хотя бы ослепляющим светом.

Она включила дальний свет, но почему-то левая фара не загорелась. Один луч ослепительно-яркого света ударил в Волка.

Волк как раз прыгнул к своему убежищу, когда его настиг карающий свет.

Филиппов вылетел на поляну, когда все уже было кончено. Перед ними возвышалась черная громада башни, а на ее дверях корчился пригвожденный к створке мужчина.

Ровное древко копья выходило из его груди, лишь немного забрызганное кровью у самого тела. Лена спрыгнула со своего скакуна, и стояла ошарашенная тем, что произошло. Ее руки дрожали, сама она тяжело дышала, словно бежала всю эту дорогу пешком.

Филиппов подошел к колдуну. Тот глянул на него и криво ухмыльнулся.

— Добей, — прошептал он едва слышно. Майор протянул руку к древку копья, но тут рядом появилась Киска-Мяу.

— Не трогай! — завизжала она так яростно, что майор вздрогнул и отскочил, как от ядовитой змеи.

— Спешите! — крикнула Киска-Мяу и нырнула сквозь дверь внутрь. Майор замешкался, и Виктор прошел мимо него и потянул дверь за большое бронзовое кольцо.

— Имейте жалость… — прохрипел висящий колдун, когда проехал мимо Виктора на открывающейся двери. Виктор не ответил ему, но майору он сказал:

— Киска-Мяу нам ни разу не солгала. Если она говорит не трогать — лучше не трогать.

— Как-то это… — пробормотал Филиппов, но не закончил фразы. Виктор сказал настойчиво:

— Киска-Мяу лучше нас всех разбирается в том, что происходит. Еще лучше, наверное, вон тот Конь понимает, но его же не спросишь.

Лена оглянулась на Коня. Тот фыркнул и кивнул. Лена кивнула в ответ и сказала:

— Спасибо тебе.

Конь фыркнул еще раз и кивнул еще ниже, как поклонился.

Первым в Башню вошел Виктор. За ним шла Лена. Следом Костик, который прошел мимо колдуна торопливо, словно ждал, что тот пнет его. Последним зашел майор.

А дверь с висящим на ней умирающим колдуном, осталась открытой.

Глава восемнадцатая

в которой майор думает и вспоминает, а Костик кусается

Филиппов делил понимание на общее и оперативное. Это были его собственные названия, он сам их придумал. Он знал, что многие думают так же, только называют по другому. Например, про автомобиль общее — это знать, как работает двигатель, где там внутри какие железяки и для чего они. А оперативное — это знание, какое масло лучше, когда пора заправить, и как выкрутить руль, чтоб не врезаться. Общее понимание важно, но оперативное — нужнее.

И сейчас общего понимания не прибавилось ни на йоту, зато появилось какое-никакое оперативное. Филиппов до сих пор внутренне вздрагивал, вспоминал, как он постучал в дверь, обернулся что-то сказать Мишке и увидел, что все они замерли. А когда он понял, что заморожен оказался весь город, на него накатила такая паника, что на миг он даже хотел застрелиться.

Не застрелился. Помог колдун — Филиппов уверен был, что это его козни, и хотел во что бы то ни стало добраться до него.

Добрался, хоть и не сам, без общего понимания, на одном лишь оперативном. И теперь оперативное понимание гнало его вслед за призрачной девочкой.

Зачем? Неважно. Здесь и сейчас надо было идти вслед, и он спешил.

Киска-Мяу сейчас больше всего походила на призрака. Почти бесформенная, полупрозрачная, словно набросок светящимся карандашом прямо на воздухе. Внутри башни ее голос стал глухим и бесцветным, из него пропали эмоции и интонации. Она лишь шептала:

— Скорее… скорее… не успеем и все зря…

Внутри башня была похожа на круглый широкий колодец, вдоль стен которого шла спиральная лестница без перил. Кое-где, без заметной системы, в стене были ниши, в глубине которых угадывались двери.

Филиппов подумал, что так себе и представлял жилище колдуна, тот домик сразу казался ему чем-то вроде декорации. Хотя на самом деле вовсе не думал об этом прежде.

Он снова вспомнил, как беззащитно и глупо выглядели замершие на крыльце опера, как бессилен оказался пистолет и как ничтожны — сами они, со своими оперативно-розыскными мероприятиями. Сейчас он уже понимал, что колдун попросту водил их всех за нос, его постоянно подозревали, но все время упускали. Да он и сам ходил его допрашивать, и ничего не мог вспомнить толком с того допроса! Впору было расплакаться от своей слабости, но вместо этого майор еще ускорил шаги.

Киска-Мяу замерла около очередной ниши.

— Здесь… Сюда… Дверь… — шептала она. Ее слова стали обрывками шелеста в ушах, но оставались достаточно понятными.

Первым шел Виктор, он попытался толкать, дергать, потом сказал:

— Заперто, надо искать ключ.

— Не успеем… — прошептала Киска-Мяу, — Костик… Толкни…

Дракон невнятно рыкнул и подошел к двери. Филиппов тоже подошел ближе. Дверь проступила из теней, и теперь он видел толстые доски, железные полосы оковки, совсем немного тронутые ржавчиной, массивную ручку. Такую без тарана не взять. Он вспомнил, что они-то, когда шли брать колдуна, прихватили и таран. Вот бы пригодился сейчас!

Пока он собирался сказать, что без тарана здесь делать нечего, дракон приподнялся, словно на дыбы. Уперся передними лапами в дверь, задними — в пол. Оскалился, низко рыкнул, все тело напряглось, закаменело, когти заскрежетали по камню, и тут же этот звук заглушил треск дерева. Дракон выпрямил свое тело и выдавил дверь.

Эльфира в танце потеряла счет времени. Иногда ей казалось, что она может так бесконечно, кружить и кружить. Иногда — что пока она танцует, никакое зло не коснется ни ее, ни Маргариты. А вообще мысли ее уплыли куда-то вдаль, она улыбалась одноклассницам, бабушка восхищенно качала головой и хлопала в ладоши, Геннадий Аркадьевич, учитель танцев, хмурил лоб, но пальцами отбивал ритм — верный знак, что ему все нравится, хотя потом он найдет десяток ошибок. Эльфира даже видела, что Геннадий Аркадьевич загнул три пальца — три грубых ошибки. Но это потом, сейчас она танцевала.

Сейчас она…

Откуда-то сверху послышался скрип, и огромный паук прыгнул вниз. Эльфира в последний момент отскочила, и споткнулась. Танец прервался, на нее надвигалась смерть. Маргарита бросилась наперерез, всхлипывая и крича.

— Нет! Прочь! Нельзя!

Эльвира тоже считала, что нельзя, но не верила, что слова помогут.

Паук схватил Маргариту, и она завизжала. И тут он замер, словно прислушиваясь. Девочка корчилась в его лапах, бессильно молотила кулачками по твердому телу.

Дверь лопнула. Грохот вышел оглушительный, и в черном открывшемся провале появилось чудище. Как будто паука было мало!

Эльвира вскочила от грохота и от неожиданного появления нового врага, но тут заметила, что паук тоже недоволен. Он выронил тело Маргариты, и та выругалась — коротко и грубо. Эльвира тоже знала такие слова, обычно она их не говорила, но сейчас они были уместнее некуда.

Новое чудовище глухо не то рыкнуло, не то кашлянуло, и с места прыгнуло на паука.

Дальше все происходило невероятно быстро. Эльвира еще только собиралась броситься в угол, Маргарита только приподнялась на четвереньках, как паук вдруг пронзительно заверещал и почти тут же смолк. Пришлое чудовище подняло голову. Длинная чешуйчатая морда вся была испачкана темной жижей, желтые злые глаза со змеиным вертикальным зрачком горели голодом. Пасть усажена рядами страшных зубов, на лапах острые когти. Эльвира вспомнила, что Николай Федотович собирался скормить их какому-то дракону, и поняла, что это он и есть.

А потом в дверь зашел незнакомый дядька.

А за ним незнакомая тетка. И еще один дядька.

— Я тебя знаю! — вдруг закричала Маргарита, — Я тебя рисовала!

Она невежливо тыкала пальцем в тетку, а та смотрела с удивлением.

Дракон отошел от разорванной туши паука, теперь он выглядел не так и страшно, словно сам был в недоумении, как так вышло, что эта тварь поломалась. На девочек он не смотрел, будто стеснялся.

И Эльвира поняла, что помощь все же пришла.

Костик сам не ожидал, что дверь поддастся. Внутрь он почти упал, увидел полутемную камеру, небольшую но очень высокую почему-то. Серые стены, обломки ржавой решетки…

А посреди камеры стоял Николай Федотович. Выглядел он как-то странно, и краем сознания Костик понимал, что здесь что-то не так, но думать было некогда — колдун держал в руках девочку, и собирался пронзить ее длинным, слегка изогнутым ножом. Все начало происходить очень быстро и очень отчетливо.

Костик бросился вперед, он слышал, как скрежещут когти по камням, чешуей ощущал движение воздуха навстречу.

Колдун увидел его, и бросил девочку перед собой, словно пытаясь загородиться ею от атаки дракона.

Вторая девочка тоже увидела Костика, ее глаза расширились, рот раскрылся, она собралась кричать.

Костик чуть не врезался в первую девочку, на миг ему показалось, что он врежется в нее мордой, и сомнет, как бумажную куклу. В последний момент он отвернул в сторону и услышал, как она начала что-то говорить. Ее слова плыли медленно, и Костик перестал их слушать. Все равно, когда они выплывут целиком из ее рта, все уже будет закончено.

Колдун ударил Костика, но нож лишь скользнул по чешуе.

Вторая девочка собиралась кричать, но все еще не кричала.

Костик кое-как обогнул девочку на полу и бросился на колдуна, повалил его на пол и вцепился в него всеми лапами. Под когтями хрустнуло что-то твердое.

Колдун заверещал, попытался оттолкнуть дракона сразу четырьмя руками, и Костик даже посреди драки успел удивиться, как это выходит. Но казалось, что все так и должно быть, потому что колдун был каким-то не таким, хоть и оставался колдуном.

Девочка, которая была совсем рядом, на четвереньках поползла прочь, всхлипывая то ли от страха, то ли от облегчения.

Что-то твердое еще раз попыталось проткнуть шкуру Костика где-то сбоку, но снова не вышло. Костик подумал, что колдун все же ослаб… или он сам стал намного сильнее.

А потом Костик вцепился челюстями в тело колдуна.

Острые зубы раздавили какую-то оболочку, колдун противно заверещал и тут же замолк. Пасть наполнилась странно холодной кровью, горькой, но очень вкусной.

Все тело колдуна судорожно задергалось, длинные лапы беспорядочно заметались, пару раз хлестнули по твердой чешуйчатой спине, и обмякли. Колдун замер, Костик оказался лежащим на нем.

Костик несколько бесконечно долгих секунд лежал, ему все казалось, что колдун просто прикидывается, что едва он разожмет челюсти, колдун встанет и…

Наконец, Костик решился, отцепился и отошел на пару шагов назад.

Изуродованный труп колдуна остался лежать, и Костик огляделся по сторонам.

Девочки, что сидели здесь, в камере, смотрели на него во все глаза. И в этих глазах он видел себя.

Чудовище.

Зубастое страшилище.

Мерзкая тварь, уродливая и опасная, с мордой, испачканной в крови.

Так легко было забыть об этом, пока он общался только с Леной и Виктором, но даже майор, который вроде бы, все знал, то и дело хватался за пистолет.

Костик даже удивился, как Лене и Виктору удавалось все время видеть в нем просто мальчика попавшего в беду, а не… вот это.

Девочек он узнал — Эльвира и Маргарита, одна из его же класса, другая из параллельного.

Как невообразимо далеко было это слово — одноклассница!

Как он скажет Эльвире, что он Костик, что он не хотел ее пугать… Что он просто попал в беду, если она видела, как он хрустел человечьими костями?

Он глянул на свою жертву, и увидел, что это вовсе не человек. Это какое-то бесформенное существо, которое было засунуто в твердый панцирь, а теперь, когда Костик раздробил эту защиту, оно растекалось и расплывалось. В стороны от тела раскинулись длинные суставчатые лапы.

«Кто это?» — хотел спросить он, но, конечно же, только глухо рыкнул. Он отошел от поверженного противника и старался не смотреть на девочек.

— Успели! — Киска-Мяу появилась прямо посреди камеры. Сейчас она снова была почти видимой, отчетливой и если не знать, кто она, ее даже можно было спутать с живой девочкой.

Все оглянулись на нее, а она улыбнулась, развела руками и сказала:

— Мне пора.

— Постой, — рыкнул Костик. Он помнил, что Василиса понимала его, — Подожди, не уходи! Хоть расскажи, что мы сделали для тебя!

Остальные видели, что Костик зачем-то сердито рычит на призрака, но Василиса Кошкина только пожала плечами.

— Мне пора, — повторила она, — Я задержалась здесь только потому что…

— Потому что гоняла нас по своим делам, — перебил ее Костик, — И теперь быстренько расскажешь нам, что получилось. Может, мне ты и не должна ничего, но им — должна.

— Тебе я должна больше всех, — ответила Василиса, — Но я сама не очень знаю. Я чувствую, что это так, а почему оно так — не знаю. Я всего навсего дохлая пятиклассница.

— Говори уже, раз торопишься, — сказал Костик. Он мельком глянул на спасенных девочек, и понял, что они в шоке. Вспомнят ли они хотя бы часть того, что происходит здесь и сейчас?

— Все просто, — сказала Василиса, — Колдун… и не просите меня называть его имя! Колдун прикрылся отсмерти. Как Тот-Кого-Нельзя-Называть!

Филиппов недоуменно оглянулся на Виктора. Тот едва слышно шепнул:

— Это из фильма про Гарри Поттера.

Майор кивнул. Фильма он не смотрел и не собирался, но стало немного легче — вспомнилось, что в мире еще существуют фильмы, и дети, которые не валяются дохлые и выпотрошенные, а ходят в кино и рассказывают друг другу о просмотренном. Наверное, делают большие глаза, когда говорят о страшилках из фильма.

— Если колдуна убивали, он возрождался. Силой магии. А магию он получает из мучений жертв, — Василиса широко махнула рукой, показывая на камеру в целом, на расплывающийся труп в середине, на девочек.

— Он и умер, и собирался замучить их, чтобы возродиться. А ты не дал.

— Я видел Нико… колдуна, — тихо сказал Костик. Василиса кивнула.

— Потому что это и был он. Почти он. Его кровь, его колдовство.

— О чем ты — спросил Виктор. Он не понимал рычания Костика, и часть смысла ускользнула от него.

— Костик говорит, что видел колдуна, когда бросился на него, — пояснила Василиса.

— О, так ты его понимаешь? — обрадовался Виктор.

— Понимаю, — ответила Василиса, — Но я уже почти ушла.

Костик рыкнул без слов. Просто хотелось рычать. Сейчас Василиса уйдет, и его снова перестанут понимать.

— А вы отсюда тоже сможете уйти, если пойдете быстро. Потому что магия башни тоже иссякает, — сказала Василиса, — Внизу две двери. Одна скоро растает, потому что Ночь кончилась, и скоро Рассвет.

— А почему ты… — начал спрашивать Костик.

— А как нам… — начал говорить Филиппов.

— А разве ты не можешь… — начал Виктор, но Василиса только улыбнулась.

— Я мертва, — сказала она, — И я ухожу. Пока, девчонки, — она помахала рукой Эльвире и Маргарите, — Встретимся не скоро!

И она растаяла в воздухе.

Эльвира заплакала — и от облегчения, и от горя — прежде они дружили с Василисой, и вдруг пришло понимание, сколько дыр образовалось в жизни из-за всего этого.

— Надо идти, — сказал майор, — Слышали же, магия иссякает, проход может закрыться, и как мы тогда вернемся домой?

Глава девятнадцатая

в которой одни уходят, а другие остаются

В башне похолодало. И сама башня стала выглядеть старше и более заброшенной. Филиппов теперь видел, что значит «магия иссякает». Оставалось только быстренько найти проход домой. И…

Все-таки, это была победа!

Маньяк убит. Наверное.

Две пропавшие девочки спасены. Дело…

Вот дело закрыть пока не получится — тела маньяка нет. Не предъявлять же тушу гигантского паука, тем более, ее отсюда не вытащишь. А сама башня похоже, вот-вот рухнет.

В голове крутились мысли о том, что вот сейчас он вернется, и все пойдет нормально. Должно же хоть когда-то все пойти нормально?

Впереди шагала Лена, оперативное понимание говорило Филиппову, что она найдет путь домой. Следом шел сам Филиппов и вел обоих девочек. Он держал за руку Маргариту, та — Эльвиру, а сам майор в правой руке сжимал пистолет — просто на всякий случай. С ним было как-то спокойнее.

Позади шагал Виктор, а замыкал все это шествие дракон.

Филиппов пока даже не пытался думать, что делать с драконом.

«С Костиком — напомнил он себе, — Константин Вассер, 12 лет, пропал семь месяцев назад. И нашелся в таком виде. Мда…»

Они спустились по узкой лестнице, и Лена подошла к входной двери. На ней по прежнему висело тело Николая Федотовича, прибитое копьем. Колдун обмяк и не двигался, под ним натекла большая темная лужа. Лена взялась за древко, потянула и как-то очень легко выдернула копье. Труп свалился в лужу. Теперь он выглядел, как неопрятная груда, и перестал походить на человеческое тело. Мертвые вообще редко сохраняют достоинство, и колдун перестал выглядеть опасно и таинственно, это был труп немолодого уже мужчины с большими залысинами и брюшком. Филиппов видел такие картинки нередко, а девочки смотрели во все глаза. С испугом и злорадством.

Только дракон отвернулся.

Лена осмотрела копье, и опираясь на него, как на большой посох, пошла обратно в башню.

— Мы что, шли сюда только за этим? — не выдержал майор. Лена молча кивнула. Филиппов постарался подавить свое раздражение — магия иссякала, башня собиралась рухнуть, а Лена подбирала ненужную палку.

Они вернулись внутрь в том же порядке — впереди Лена, за ней Филиппов, следом девочки, потом Виктор. И замыкает дракон. Филиппов старался не оглядываться, хотя дракон за спиной немного беспокоил его. Легче было бы, если бы он тоже стал нормальным.

Колдун превратился в труп — и опасное волшебство ушло. Он стал таким же, как многие десятки тел, что по долгу службы пришлось повидать Филиппову, а значит, не пугал больше.

А вот дракон оставался драконом — невероятно сильной зубастой тварью, к которой не ясно, как относиться. Умом майор понимал, что это тот испуганный мальчишка, который сидел когда-то в его кабинете, и говорил, что он чудовище, и его надо расстрелять. Но какие-то инстинкты шептали ему, что от здоровенной ящерицы добра не жди.

Виктор шел и постоянно оглядывался на Костика. Тот ему совсем не нравился. Шагал медленно, постоянно оглядывался, кажется, даже вздыхал. Виктор попытался представить себе, что творится в голове мальчика, и подумал, что не удивительно, что он так подавлен. Битва закончена, они победили, но нормальная жизнь для него закрыта. К тому же он разучился говорить — неуклюжая пасть, почти неподвижные губы… какие уж тут слова? Одно рычание.

«Надо много общаться с парнем, — подумал Виктор, — Тогда он и сам хоть немного научится говорить, да и легче ему будет. Вот только, как это все сделать? Куда он денется теперь?»

Сам Виктор тоже немного терялся. Приключение подошло к концу, и завтра на работу. Ощущение было какое-то дикое — словно где-то внутри сломалась вся система мира, и теперь заново строилась. И Лена…

«Может, — думал Виктор, — Пригласить ее в кафе, выпить по чашечке кофе, поговорить о том, что вышло… и понять, что я сам об этом думаю.»

Думал он какой-то сумбур. Во время всей этой беготни, Лена все время была рядом, и Виктор как-то незаметно для себя начал воспринимать ее, как старого друга, с которым все мысли в унисон. Который поддержит и поможет даже раньше, чем ты сам поймешь, что нужна помощь. Которому и сам будешь помогать, не задумываясь о цене, времени и силах.

Но сейчас все это кончалось, и Виктор очень боялся, что сейчас она снова станет посторонней девушкой. Чего она хочет на самом деле? Чего хочет он сам?

Лена тем временем снова вела их вверх по лестнице, поднялась совсем немного, потом свернула к нише в стене.

— Здесь, кажется, — сказала она и показала на проем, — Пройдем, и окажемся в доме Николая Федотовича.

— Так поспешим, — сказал майор и подтолкнул вперед Маргариту. Та молча прошла, края ниши слабо сверкнули, и девочка исчезла. Майор подумал, что стоило бы, быть может, самому идти первым, кто знает, не ошиблась ли Лена? Но сейчас уже поздно, Эльвира уже входила в нишу следом за подругой. Снова сверкнули края, снова исчезла девочка.

— Костик, давай быстрее! — майору показалось, что во второй раз края сверкнули чуть слабее, а значит, времени немного. Он оглянулся и увидел, что дракон отвернулся мордой к стене и сидит шагах в пятнадцати внизу. В ответ на слова Филиппова он только покачал головой.

— Ты хочешь остаться? — спросил Виктор. Дракон кивнул. Майор подумал, что в этом есть даже что-то хорошее, но тут же устыдился этой мысли.

— Костик, так нельзя, — Лена говорила так, словно не была до конца уверена в своих словах, — Ты же останешься здесь совсем один…

Дракон кивнул. И вдруг Виктор сказал:

— Лена, давай останемся тоже.

Девушка посмотрела на него в ответ как-то необычно. Филиппову стало неловко от того, что он стоит между ними, захотелось отойти в сторону, только по сторонам был только край лестницы без перил и стена. И ниша, в которой иссякала магия.

— Ребята, не дурите, — сказал майор, — Пошли, пока можно идти. Дома разберетесь.

И тут он заметил, что и дракон развернулся к ним и смотрит на Виктора и Лену с ожиданием и надеждой. Почти с жадностью. А они смотрят друг на друга…

— Вы идите, майор, — сказала Лена и показала копьем на нишу, — Мы попробуем разобраться и тоже придем. Когда-нибудь.

— Наверное, — добавил Виктор.

Майор хотел что сказать, убедить, увести… но понял, что и не сможет. Он сам чувствовал правильность этого. Он пожал плечами, шагнул к нише.

— Удачи вам, ребята, — сказал он, и оказался в маленькой комнате. На него смотрели девочки — Эльвира и Маргарита, которых надо было доставить к родителям. В дверь кто то стучал, энергично и грубо.

— Удачи вам, ребята, — пробормотал майор, и пошел открывать двери своему отряду захвата. Похоже, они уже готовы были применить таран.

«За неимением дракона, примерили таран!» — подумал майор и засмеялся.

Он открыл дверь, и на него уставились оперативники.

— Андрей Александрыч, а как вы… — начал спрашивать Семенов, но майор перебил.

— Входим, ребята, аккуратно. Хозяин нас не дождался, но девочки здесь. Семенов, вызови врача. И экспертов — надо все здесь обнюхать!

Майор распоряжался и командовал, и чувствовал, что его отпускает. Что колдовство и непонятность отходит в сторону. Кончается Ночь, и возвращается нормальная жизнь.

Цернех попытался приподнять голову, но не смог. Движение отозвалось такой нестерпимой болью, что даже висение на копье показалось легкой разминкой перед этим.

— И где же дракон, ученик? — голос портрета пронзил воздух, ввинтился болью прямо в мозг. Цернех хотел сморщиться, но это тоже было больно.

— Что… — кое-как прохрипел он, и на дальнейшее сил уже не было.

— Ты просто начал возрождаться, но сил не хватило, — пояснил портрет, — Вот и вышло, что нервы есть, а кожи нет. Неприятно, правда?

Цернех с трудом различал его слова, в ушах звенело и бухало, легкие обжигал слишком резкий воздух. А портрет продолжал говорить.

— А где все-таки дракон, ученик? — в тоне слышалось напускное беспокойство, — Ты же обещал привести прирученного дракона и скормить меня! Я уже готов в ужасе визжать перед зияющей пастью!

Цернех разозлился. Гнев пересилил боль, он поднялся и сел. И тут же увидел, что разваливается на ходу. Тело сформировалось лишь частично, голое мясо кровоточило. Слабость, боль и…

— Ты не усвоил один очень важный урок, ученик, — сказал портрет, и Цернех почувствовал, что к его боли что-то присосалось.

— Силы надо распределять мудро, чтобы хватало. А врага нельзя недооценивать!

— Что ты… — Цернех не удержал равновесия и свалился на пол. От удара загудело в голове, он только усилием воли не потерял сознания.

— Что я делаю? — казалось, портрет удивился вопросу, — Набираю силу. Из страданий, как я тебя учил, помнишь?

Цернех замер на полу, пытаясь остатками своей магии хоть как-то воспрепятствовать учителю. Бесполезно, боль и слабость не давали собраться, и он почти слышал, как его страдания текут и превращаются в чудесную силу. Сколько раз он сам так делал, но вот из него силы тянули впервые. Ужасное бессилие, ужасная боль, отвратительное состояние.

— Не проводить же мне вечность в компании твоего призрака, — сказал портрет, — А ты ведь снова и снова будешь возвращаться сюда. Только тела скоро не станет.

Цернех попытался выругаться, но вместо этого забулькал. Боль и так плескалась и пронзала все тело, а теперь она вдруг поднялась волной, прожгла грудь, затопила разум…

И он умер.

Когда он вновь увидел свое убежище, около его тела стоял учитель.

— Снова привет, — учитель сразу заметил, что призрак Цернеха висит над магическим рисунком, рядом с треножником. Закрепленный в нем кристалл треснул, его кусок упал на пол.

— Ты… — прошипел Цернех, и вдруг понял, что у него нет ничего. Только растерянность и страх. А перед ним, пусть и ослабевший и почти лишенный сил, но все же маг.

— Ага, я выбрался, — ответил учитель, — Почти все потерял, но выбрался. Хорошо, что с твоей смертью твои чары слабеют, правда?

— Ты… — Цернех не находил слов, чтобы выразить свое возмущение и ненависть.

— Вот и я думаю, что неплохо, — учитель словно не замечал гнева ученика. Тут только Цернех заметил, что сам учитель очень маленького роста, всего с ладонь.

— Ты?… — удивился он.

Учитель кивнул.

— Ага, — сказал он, — Знаю, не совсем то, что было, но в моем положении лучше не жадничать. Мне ж надо было сформировать тело полностью, а не сдохнуть от боли на втором шаге. Бездарно растратив всю силу. Как один мой знакомый. Ты, наверное, с ним знаком.

Цернех промолчал. Он понял, что сказать ему нечего. Проклинать? Жаловаться? Учитель лишь посмеется над его нытьем.

— Да, и мне нужна еще сила, чтоб выбраться отсюда, — добавил учитель, — А то кто-то так все устроил, что без магии замок не откроется. Защитил, понимаешь, свою цитадель. Знаешь, о ком я?

Учитель хитро прищурился и подождал, давал возможность ученику орать, возмущаться и жаловаться. Цернех молчал.

— Вот и я ума не приложу, — сказал учитель и начал собирать нужные вещи. Он вскарабкался на стол и столкнул на пол мел и угли. Потом приготовился спрыгнуть сам, и Цернех не выдержал.

— Надеюсь, ты свернешь себе шею! — сказал он.

— Эх, ты, умник, — учитель покачал головой, — Разве ты не знаешь…

Тут он прервался и спрыгнул со стола. Приземлился легко и мягко, ничего себе не повредив.

— Что сила удара зависит от массы объекта? — как ни в чем ни бывало продолжил он, — А масса меняется пропорционально кубу линейного размера.

Цернех попытался, подлететь к нему и хотя бы призрачно пнуть ногой, но словно на пружине вернулся обратно.

— Ой, ученик, ты опять забыл правила своего же заклинания? — учитель с явным удовольствием наблюдал за его попыткой.

— Ты же мертв, а значит, твои собственные чары перенесут тебя к месту возрождения! — учитель нарочно говорил в тоне занудной лекции, помнил, что Цернех терпеть не мог этот тон. Он говорил, что из Академии ушел, только потому что не мог вытерпеть этого отношения к ученикам.

Учитель замолчал и сосредоточился. Рисунок надо было начертить точно, а это было непросто для его размера. Цернех наблюдал в бессильной злобе. Учитель успел дважды залезть на стол, чтобы оценить точность сверху, что-то поправил. Цернех с легкостью читал знаки — учитель собрался перенестись наружу, ко входу в башню.

— А почему не в свой кабинет? — спросил он, и смутился. Словно он снова стал юношей, которого господин Шильт подобрал после Академии. Учитель только усмехнулся.

— Кабинета, скорее всего, уже нет, — ответил он, — Башню-то строил не зодчий с каменщиками, а я сам. Все на магии держится, магией управляется. Ты все украл, но умер, чары развеиваются, и башня… Что сделала башня?

— Развалилась… — ответил Цернех машинально.

— Вот именно, — сказал учитель, встал в середину рисунка и начал читать заклинание.

Цернех следил. Он даже успел увидеть, что сил у учителя почти не осталось, едва-едва хватит на телепорт… он даже успел понадеяться, что учитель просчитался, и чары не сработают. Тогда учитель оказался бы заперт здесь, с ним, и вскоре умер бы от голода и жажды… под его, Цернеха, издевательские слова…

Но тут учитель сказал:

— Счастливо оставаться, неудачник!

Взмахнул ручками и исчез.

Цернех завыл, застонал, заметался в ловушке собственных чар.

Он остался один.

Эпилог

в котором герои отдыхают перед новыми подвигами, и сбываются некоторые слова

Башня рушилась. Здоровенные каменные блоки таяли, качались, съезжали друг с друга. Слышно было, как внутри что-то грохочет, трещит и хрустит. Прежде стены были гладкими и ровными, и теперь стены покрывали трещины.

Они отошли подальше, но оказалось, что это излишне — башня падала, словно складываясь сама в себя. Возможно, виновно было колдовство, на котором она держалась, возможно, так и должно было быть — ни Виктор, ни Лена не имели большого опыта в разрушении башен. Они просто стояли и смотрели на это.

Наконец, что-то внутри громко треснуло, и все разом рухнуло. Все разрушение заняло не меньше часа… а может, и пару минут — сказать было сложно. Они стояли в некоем подобии транса, часы не работали, а по звездам определять время никто не умел.

Лена вдруг осознала, что они оказались заперты в неизвестном мире, страшно далеко от привычного дома, и никто не сможет их тут найти. На миг стало страшно, но она решительно прогнала эти мысли. Сделано то, что сделано. То чувство, что погнало ее в больницу, навещать незнакомого тогда человека, шептало, что все правильно. Так и должно быть.

Это было решение по наитию, внезапное и странное… и оно привело ее сюда.

Виктор подошел и приобнял ее — сперва осторожно, словно опасаясь, что она может отпрянуть, потом крепче. И сразу пришла уверенность, что все образуется.

Костик сидел и смотрел на руины. Лена глянула на него и поняла, что он еще немного подрос. Он замер и походил на изваяние, но Лена чувствовала его смятение и страх. Подумала, что ни в коем случае нельзя проявлять своего страха, иначе мальчик может посчитать себя виноватым в том, что они остались с ним. Конечно, она не была сильна в детской психологии…

Она представила себе, что сказал бы детский психолог, если б к нему в кабинет вошел бы почти трехметровый дракон, и хихикнула.

Костик обернулся на голос и вдруг широко зевнул. И Лена поняла, что они не спали всю ночь, а по напряжению, по ощущениям — так целую неделю.

— Костик прав, — сказал Виктор, — Надо найти место для отдыха.

Костик захлопнул пасть с отчетливым щелчком, и смутился. Но тут зевнул Виктор. Лена и сама потрясла головой, прогоняя усталость.

Проблема решилась, напряжение отпустило, и навалилась усталость.

Рядом с руинами обнаружился небольшой сарайчик. Похоже, он был создан безо всяких чар, потому что рассыпаться не собирался. Внутри когда-то была конюшня, пахло прелым сеном и лошадьми. Нашлось несколько пыльных и порченных мышами попон, которые решили использовать как одеяла.

Отдохнуть, а потом уже решать, что делать.

Глаза закрывались. Виктор и Лена легли рядом, прямо в одежде, Костик улегся на земле рядом с выходом.

И наступила тишина.

Костик проснулся, пока остальные еще спали. Глянул на друзей и смутился — они обнялись, Лена положила голову на плечо Виктора, и смотреть на них было неловко — как подглядывать.

Сквозь щели в стенах светило неяркое солнце, снаружи слышался щебет птиц. Костик тихонько выбрался на улицу, осмотрелся. Судя по всему было уже довольно позднее утро. Руины башни при свете дня казались еще более заброшенными, словно прошла не ночь, а несколько лет.

Костик подошел ближе, посмотреть, не пропало ли тело колдуна. Он все еще побаивался, что колдун может… Костик не знал, что он может, и хотел узнавать.

Тело лежало на том же месте. Кровь за ночь впиталась в землю, высохла, свернулась, и в запахе уже чувствовалось гниение. И все же…

Костик вдруг понял, что снова голоден, что ведро мяса, которое он слопал ночью, было невероятно давно, и что теперь он будет есть — непонятно. И несмотря на гниль, труп пахнет вполне привлекательно. Вкусно.

Он осторожно подошел ближе, стараясь идти как можно тише, и вдруг заметил, что около тела вертится кто-то живой. То ли крыса, то ли еще какой лесной зверек. Костик подумал сперва, что еще кого-то не смущает гниловатое мясо… Вот только этот зверек вовсе не пытался грызть тело, он что-то искал в карманах колдуна.

Костик замер, подождал, пока зверек выберется из кармана, и схватил его зубами.

Разглядеть он ничего не успел, но почувствовал, как он бьется, сжатый в челюстях, почувствовал его вкус — удивительно приятный, лучше даже, чем у девочек… и это было плохо, потому что вкусное есть нельзя.

А тут еще и существо заверещало, жалобно, но членораздельно, отчетливыми словами.

Костик все же не сразу смог отпустить существо. Кто его знает — разумные и говорящие тоже могут быть зловредными. А этот был еще и очень вкусным. К тому же, все спят, и никто не узнает, если Костик просто проглотит этого…

От последней мысли стало вдруг как-то противно. Словно Николай Федотович положил на плечо мертвую и сочащуюся гнилью руку и шепнул: «никто же не узнает, Костик…»

Господин Шильт очень нервничал. Это перед непутевым учеником он держал форс, а на самом деле ему было очень страшно. Телепортация отняла последние силы, нормального тела создать не вышло, башня рухнула. Теперь предстояло по крупицам собирать силу, расти, крепнуть. Дело всей жизни рухнуло еще тогда, когда Цернех нанес свой удар в спину, и он уже почти не надеялся вырваться из ловушки, но — вот же везение! Цернех все-таки зарвался.

Он осмотрелся. Совсем рядом была его башня. Его творение, его убежище, вся пропитанная чарами, обустроенная для всех удобств, какие только может придумать для себя чародей его силы. Оттуда были проходы в несколько разных миров, там были и лаборатории, и библиотека, и… Да что теперь говорить — все рухнуло. Может быть, он мог бы попробовать пробраться под завалы и что-то найти, но пока он такой крошка, это не реально.

Господин Шильт еще раз мысленно проклял своего ученика, и тут заметил труп Цернеха, валяющийся прямо рядом с руинами.

«А не прихватил ли ты, дружок, каких нибудь артефактов в карманах?» — мысленно спросил ученика Шильт и не долго думая полез в осматривать.

Первое, что он нашел, был нож для жертвоприношений. Отличный инструмент, но с его нынешним размером, годился бы как двуручный меч. И то великоват. Что он мог бы делать таким?

Все же он решил потом, после того, как все осмотрит, и нож тоже достать. Возможно, капелька страданий жертв еще держится в его клинке, и можно будет извлечь из него крошку магии.

Шильт был уверен, что те, кто убили Цернеха, давно покинули этот мир, а лесные звери должны были еще долго держаться подальше от башни — знали, что здесь их ждет только смерть, и потому спокойно полез шарить по карманам.

И едва выбрался из первого же, в котором не нашлось ровным счетом ничего, вдруг увидел стремительно надвигающиеся челюсти.

«Дракон!» — мгновенно понял Шильт, и весь мир заслонила огромная пасть, длинная и страшная.

— Нет-нет-нет, не надо! — заверещал Шильт, потеряв голову от ужаса.

В голове метались две мысли.

Первая — как он шутил, что готов визжать от ужаса перед зияющей пастью. И вот она…

Вторая — слова из «Трактата о нравах и повадках гадов чешуйчатых, крылатых, драконами именуемых». Там сказано было, что мол, нет для дракона пищи вкуснее и желаннее, чем живая плоть волшебника или же юной девственницы.

Шильт уже решил, что сбежал из колдовской темницы только для того, чтоб накормить собой мерзкого ящера, как вдруг челюсти разжались и он упал на землю.

— Грррры, — сказал дракон. Шильт поднял голову и увидел, что он внимательно смотрит прямо на него.

В первый момент он решил, что тварь просто хочет поиздеваться над ним, но потом он подумал, что дракон совсем молодой, недавно еще бывший человеком. Не успевший набраться подлости их племени.

Он поднялся на ноги, хотя они подкашивались от пережитого ужаса и постарался говорить как можно более степенно.

— Добрый день, — сказал он.

Дракон кивнул, и господин Шильт почувствовал некоторое облегчение. Общение наладилось. Это еще не спасение, но все же не пасть, закрывающая весь мир.

— Меня зовут господин Шильт, — сказал он медленно, — Я бывший… пленник этой башни.

Он очень надеялся, что дракон не заметил его заминки. Легенду он заранее не придумал, и чуть не проболтался. Не стоило сообщать дракону, что он волшебник лишенный силы. И тем более, что он был когда-то учителем Цернеха. Оставалось надеяться лишь на неопытность дракона.

— Ррры, — ответил дракон, и вдруг пасть снова надвинулась и подхватила господина Шильта.

В первое мгновение он хотел было снова завизжать, но тут же понял, что на этот раз дракон держит его намного осторожнее. И хотя вид у него снова был исключительно на жуткую пасть усаженную огромными зубами, он понял, что дракон просто несет его куда-то.

Лена услышала, что снаружи Костик на кого-то рычит. Не угрожающе, а словно пытается говорить. Она приподнялась на локте, посмотрела на лицо спящего Виктора. Улыбнулась, вспомнила, как она выдавала себя за его невесту.

«Так и вышло…» — подумала она, и тут с улицы послышалась еще одна «реплика» Костика. Она встала, и вышла из сарайчика — надо было посмотреть, с кем там Костик общается.

Костик уже шел навстречу. В зубах он тащил какое-то существо.

Конец первой части

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Если друг оказался вдруг…

Пролог

в котором госпожа Ямиара роняет карты, и появляется Гошильт

Госпожа Ямиара поставила чашку на стол. Еле слышно звякнула ложечка. Утренний напиток вызывал привычное отвращение, но пить было надо. Теперь подождать час, и можно будет есть. Безвкусная кашица из проваренных овощей и зерна, с добавлением трав и… неважно. Привычная дрянь, липкая и мерзкая. И необходимая, чтобы старые потроха работали как надо. Госпожа Ямиара уже забыла ощущение, когда все тело работает как надо. Молодость была слишком давно.

Но умирать она не собиралась. Нет, разумеется, когда-нибудь госпожа Ямиара оставит Академию. Когда это станет не так трудно. Говоря откровенно, госпожа Ямиара устала. Но…

Как она может оставить Академию? Едва она ослабит хватку… Все знают, что случается с теми, кто расслабляется. Академия еще никогда не меняла Ректора просто так. Это даже было предметом скрытой гордости — мол, у нас здесь все не просто! Дела жизни и… и остального.

Последнее время госпожа Ямиара даже в мыслях старалась избегать некоторых слов.

Но сегодня с утра почему-то настойчиво лезло в голову, что быть может, все же пора… Сдать дела и тихо исчезнуть. На берегу Золотого Озера давно ждет тихий скромный домик… Все, что нужно старухе — много солнца, мягкие воды, мягкий ветерок…

Она чуть не хлопнула рукой по столу — мерзкое это словечко все же просочилось в мысли! Старуха — до чего глупое слово! Она — госпожа Ямиара, Ректор Саальденской Академии. С ее мнением считаются многие, очень многие. Короли и князья, богатые купцы. Даже сор под ее ногами — горожане и крестьяне, и те начинают день с мысли о том, не приснился ли госпоже Ректору дурной сон, и не испортит ли она погоду. Или потребуются жертвоприношения. Или…

Мысль остановилась. Кажется, госпожа Ямиара нашла причину беспокойства. Она взяла ложечку, мимолетно отметила, что рука нисколько не дрожит. Помешала в пустой чашечке.

Дурной сон. Просто дурной сон. Но у магов не бывает просто дурных снов.

— Эй, — госпожа Ямиара позвала негромко, но слуга появился мгновенно, и молча склонился в ожидании.

— Доску и карты, — приказала госпожа Ямиара и прикрыла глаза в сосредоточении. Потом медленно, не прерывая медитации протянула руку. Слуга медлил, и госпожа Ямиара уже собралась открыть глаза и назначить наказание, но он наконец вложил ей в руку колоду карт. Наказание отложилось.

Наказать мерзавца все равно было необходимо, но не сейчас. Она из-за него чуть было не нарушила медитацию! Но сейчас… сейчас следовало заново взглянуть на знаки и знамения.

Она так и сидела с закрытыми глазами и перебирала в пальцах карты. Выложила три, и не заметила, как еще две упали под стол. Если бы кто другой посмел посмотреть ей через плечо, он увидел бы, как чудесным образом проступает рисунок сквозь картон. Но кто посмел бы смотреть через плечо госпожи Ректора? Она открыла глаза, рассмотрела карты.

Ученик, Смерть, Охотник.

Провела над картой ладонью, скрючила пальцы, словно пытаясь достать картинку.

— Цернех? — тихо спросила она. Госпожа Ямиара смутно помнила молодого человека, изгнанного из Академии. Он хотел слишком многого, она чуяла, что ему мало быть магом, он захочет стать Ректором. И она изгнала его. Повод… повод она не помнила, да он и не важен. Потом она слышала, что парень стал учеником другого сумасброда, Шильта из Грингамна, Шильта-затворника. Тоже тот еще подарочек, но учитель никогда не лез в дела Академии, и она решила, что и ученик не станет. Вопреки общему мнению, она не так и часто убивала магов.

— Цернех, значит, — пробормотала госпожа Ямиара, — И ты, стало быть, сдох… Бывает, парень, бывает.

Она глянула на третью карту. Охотник. Поморщилась. Силы беспощадной дикой справедливости, воздаяния… эта сила редко выступала, но многим колдунам следовало бы считаться с нею. Следовало бы… вот и Цернех, такой талантливый юноша… позволил, чтобы кто-то из его жертв воззвал о возмездии. Еще и в месте силы первозданной природы.

Разве можно быть таким неаккуратным? Госпожа Ямиара почти возмутилась вслух. Жаль парня, но хорошо, что он умер. Рано или поздно, его амбиции могли бы создать проблемы… но к чему его смерть снится? Да еще и так тревожно?

Следовало бы выяснить, что с ним в самом деле случилось, но… он не высовывался из башни Штильта-Затворника, а тот окружил свое жилище всевозможными защитами. Да и спрятал его где-то между мирами. Как его искать? Не лучше ли будет просто подготовиться? Ждать…

Многие торопыги становились жертвами госпожи Ямиары, именно потому, что она отлично умела ждать.

Она открыла глаза и взмахнула рукой. Слуга проворно собрал карты и унес, потом принес миску с завтраком. Едва теплая кашица, безвкусная и мерзкая. Госпожа Ямиара медленно начала есть, медленно катая во рту вязкие комки, медленно катая в голове мысли о стратегии.

Под столом с карт исчезал рисунок — Дракон сверкал глазами и скалился, и Испуганный сжимался и прятался. И прятал в руках длинный кинжал.

— Меня зовут го… Шильт, — он чуть не проговорился. Конечно, мало кто знает, что в Саальдене «господин» — это не просто слово, это неофициальный титул. Так называют выпускников Академии, и лучше не наводить ненужных ассоциаций.

— Очень приятно, уважаемый Гошильт, — ответила Лена. Кажется, она не заметила оговорки.

— Меня зовут Лена.

Смотреть на нее вот так было неприятно и страшно. Страшно — из-за собственного бессилия и ее небрежного могущества. По сравнению с господином Шильтом, Лена была великаншей, и он не решился поправить ее.

«Так даже лучше, — подумал он, — меньше будет связей с тем, что было прежде.»

Лена смотрела доброжелательно и спокойно, она не знала, кто перед нею. И конечно, тут же захотела это узнать.

— Простите мое невежество, — сказала она, и господин Шильт начал спешно придумывать легенду.

— А вы кто?

Господин Шильт заговорил осторожно и не спеша, чтоб дать себе время подумать. Мысли его в это время летели стремительно, словно нащупывали дороги в неведомом пространстве смыслов. Он не смел оглянуться, но чувствовал спиной, что дракон никуда не ушел, его пасть здесь, уже готова схватить, растерзать, проглотить…

«Нельзя говорить, что я маг! — думал господин Шильт, — Маги, лишившиеся сил, гибнут слишком легко!»

Маги Академии слишком хорошо знали как извлекать могущество из страданий жертв. И слишком много было людей, которые могли бы об этом вспомнить.

— Я был пленником колдуна, что жил в этой башне, — медленно сказал господин Шильт, — А потом башня развалилась, и я освободился.

«Надо будет стараться все время так говорить, — подумал господин Шильт, — Чтобы казалось, что это просто манера речи такая. И надо прикинуться туповатым! С дурака спроса меньше…»

— А откуда вы сами? — спросила Лена, и господин Шильт даже немного насторожился. Уж очень вежливо она говорила с тем, кто намного слабее ее. Она может избить его до полусмерти просто щелкая пальцами, а говорит так, словно он равен ей! Это наверняка изощренное издевательство. Или…

Или она простолюдинка, каким-то невероятным чудом одолевшая Цернеха. Но тем более, нельзя давать ей повода разозлиться.

— Я не помню, — сказал господин Шильт, — В башне было темно и холодно. Очень холодно. И страшно.

Последние слова он сказал совершенно искренне — страшно ему было. И прежде, пока он висел, заточенный в собственный портрет, и сейчас, когда за его спиной зияла драконья пасть, а перед ним была великанша.

— А потом — бах, — продолжил он, и даже позволил себе немного ускорить речь, — И все посыпалось, и стало тесно и пыльно… а потом я выбрался сюда, и ваш дракон схватил меня. Благодарю вас, что вы не дали ему сожрать меня!

Господин Шильт снова говорил искренне, но чувствовал, что где-то оговорился. Где? Что-то он, кажется, сказал лишнего.

— Ну, что вы, Костик не съел бы вас, — Лена улыбнулась, но в то же время немного встревоженно глянула за спину господина Шильта. На дракона.

— Он все понимает, хоть и не умеет говорить.

Зверь позади тихонько рыкнул, и господин Шильт решился оглянуться. И сразу понял две вещи — во-первых, дракон сидел намного дальше, чем ему казалось. Он вовсе не тянулся пастью к его спине, он лежал на брюхе в нескольких шагах позади. Нормальных, а не крошечных шагах господина Шильта. Он все равно мог мгновенно прыгнуть, схватить, сожрать, но все же, сейчас он явно не собирался этого делать.

А во-вторых, господин Шильт понял, в чем он оговорился. Он сказал «дракона», но откуда он, странный малыш, забывший в заточении свое прошлое, знает, что это именно дракон? К счастью, Лена не обратила внимания на эту оговорку, и господин Шильт решил, что в будущем надо будет всегда называть эту тварь драконом — чтобы не возникало нестыковок. Из-за мелких оговорок рушатся самые хитрые планы, крошечные ошибки ломают гениальные конструкции, и из мелких подозрений вырастает огромная подозрительность. А ему сейчас ни в коем случае нельзя будить подозрительность девушки. У нее явно есть какая-то власть над драконом, хоть она и явная простолюдинка. А значит, ее недовольство вполне может кончиться в драконьей пасти.

— Это хорошо, — сказал господин Шильт, — Это радует, но что вы намерены делать сейчас?

Он сказал это, и тут же задумался, не слишком ли он наглеет. Стоило ли задавать вопросы? С другой стороны, его опыт говорил ему, что задавая вопросы он ставит себя не просто на равных с собеседником. Если она ответит ему, то во-первых, она согласится с его равенством, а во-вторых — отвлечется от вопросов о его прошлом.

Правда, сам господин Шильт в таком случае выдал бы мелкому нахалу щелбан. Не насмерть, просто чтобы напомнить о том, кто здесь задает вопросы.

Но Лена легко согласилась с превосходством господина Шильта, и начала рассказывать.

— Признаться, мы сами точно не знаем, — сказала она, — Мы с Виктором случайно оказались здесь.

Господин Шильт точно помнил, что дракона она называла Костик. Значит, Виктор — это кто-то еще. Он почти сразу догадался, что они ночевали в старом сарае, который он построил еще в те времена, когда сюда приезжали на лошадях соседи… До того, как он отвадил наглых дворянчиков. Давно, очень давно… Надо было снести этот сарай! Теперь вот в нем завелся дракон!

Глупая, нелепая мысль насмешила его, но он не позволил себе ни улыбнуться, ни глянуть в сторону сарайчика. Ему не положено знать, что там что-то есть, а значит, он не будет туда смотреть.

А Лена продолжила рассказывать:

— Теперь мы оказались здесь, но даже не знаем, где мы.

Дракон вдруг шевельнулся, широко разинул пасть и сказал:

— Ахрр. Ахххр.

Лена склонила голову набок, подумала над странной пантомимой, и спросила:

— Костик, ты кушать хочешь?

Господин Шильт очень надеялся, что его эмоции никак не отразились на лице. «Кушать хочет!» Разумеется, молодой, растущий дракон хочет жрать!

«Если он выйдет из под контроля, он и тебя, тупую дуру, сожрет!» — подумал он, но вслух ничего не сказал. Он обвел взглядом окрестности, сделал вид, словно задумался, а потом сказал:

— Быть может, ему удастся немного поохотиться в лесу? Я ничего не помню, но мне кажется, там могут быть какие-то звери…

Лена кивнула и спросила дракона:

— Костик, ты можешь попробовать охотиться? Быть может, какие-нибудь инстинкты пробудятся в тебе?

Господин Шильт чуть не завизжал.

«Безмозглая дура! Если в нем пробудятся инстинкты, он для начала сожрет тебя!»

Но промолчал. Понимал — во-первых, дракон сперва сожрет его. А во-вторых… Ему не положено ничего знать о инстинктах дракона.

Дракон неуверенно кивнул, поднялся и потрусил в сторону опушки леса. Господин Шильт немного перевел дух, и тут напрягся снова — со стороны сарайчика шел мужчина.

«Вторая часть знакомства-допроса» — понял он.

Глава первая

в которой кошка убегает, а Костик нападает

Ольга Семеновна заскочила к племяннице буквально на минутку, рассказать, что оказывается, сисадмина в самом деле подстрелили. Это была вовсе не шутка, все всерьез! Она даже поговорила с каким-то майором, который удивительно вежливо ничего не сказал. Ольга Семеновна даже восхитилась. Видно было, что этот человек хорошо знает свое дело, и не скажет ни одного лишнего слова. Но Ольга Семеновна точно знала — если правильно поговорить с племянницей, станет известно намного больше, чем расскажет майор.

Но Лена куда-то делась. Только внутри громко мяукала Муська. Ольга Семеновна позвонила ей на телефон, но у нее то ли села батарейка, то ли…

«Беда, беда, беда» — еле слышно шепнул внутренний голос. Ольга Семеновна только отмахнулась — что за глупость! Если Виктора подстрелили… неизвестно кто… и непонятно, зачем. Беда вынырнула ниоткуда, ударила, и…

И кто застрахован от такого же?

За дверью Муська мяукнула особенно пронзительно, словно понимала, что ее хозяйка в беде. И теперь уже и Ольга Семеновна была почти уверена, что Лена… Что случилось?

Ольга Семеновна достала из кошелька запасной ключ и решительно воткнула его в замок. Да, Лена не любила, когда к ней вот так входили, когда ее не было дома, но ведь сейчас это не просто так! Возможно, все это просто для того, чтобы успокоить пожилую тетку, но разве этого мало?

Ключ застрял. Ольга Семеновна дергала туда-сюда, а он не поддавался. За дверью пронзительно мяукала Муська, словно торопила. Наконец, Ольга Семеновна догадалась придавить ключ еще немного, он вошел глубже буквально на толщину ногтя, и сразу повернулся. Ольга Семеновна распахнула дверь и вошла. Она уже запыхалась, щеки раскраснелись, сердце колотилось где-то в ушах.

— Лена! — позвала она, хотя и так понимала, что если бы Лена была здесь, она давно бы вышла посмотреть, на что так пронзительно мяукает кошка.

Ольга Семеновна прошла внутрь квартиры, забыв закрыть дверь. Бегло осмотрела все, потом присела на кухне и налила себе воды из чайника. Вода была холодной и как-то успокаивающей.

— Все на месте, кажется, — сказала Ольга Семеновна вслух, — Лену точно не похитили из квартиры. Она явно ушла сама.

Звук ее голоса наполнял квартиру, звук успокаивал, но в нем было что-то неправильное. Ольга Семеновна задумалась, потом пожала плечами и пошла на выход. Шагала она устало и тяжело, от волнения разболелась голова.

— Выдумала ты все, клуша старая, — сказала она сама себе. Ей просто нравилось, как ее слова разбивают тишину пустой квартиры. Тишина была слишком уж… многозначительной.

Она вернулась на кухню, взяла бумажку для заметок и быстро написала:

«Лена! Вернешься — позвони тете Оле!»

Положила на столе, придавила сахарницей, чтобы кошка случайно не сбросила на пол… и тут только вспомнила.

Кошка! Где же она?

— Муська? — позвала Ольга Семеновна. Она встала и пошла по квартире снова. Увидела открытую дверь в прихожей, ссутулилась и даже немного всхлипнула.

— Муська… — сказала она, — Как же я тебя ловить-то буду…

Вернулась на кухню, дописала: «Кажется, твоя кошка куда-то сбежала…»

Ей было неловко, это было на грани лжи, но все же… Лена поймет. Лена всегда понимает.

А ей надо вернуться домой и прилечь.

Ольга Семеновна тщательно закрыла дверь и вышла из подъезда. На улице Муськи нигде не было видно. Ольга Семеновна решила, что надо будет попросить Виктора распечатать несколько объявлений, но тут вспомнила, что тот лежит в больнице и вернется не скоро.

С этими растерянными мыслями она села за руль и поехала домой.

Муська смотрела ей вслед из под поломанной скамьи равнодушно и спокойно. Дождалась, пока машина с Чужой Человечкой уедет прочь, фыркнула, выскочила и неспешно потрусила по улице.

Своя Человечка ушла куда-то далеко, и следовало найти ее.

Коcтик шел не спеша, и наслаждался прогулкой. Мир вокруг слился в единое целое, он щебетал вдали птицами и шуршал палой листвой под лапами, пах тысячами запахов сразу, грел чешую неярким осенним солнышком, и овевал прохладным ветерком. Листва с деревьев облетела, ветви крючковатыми пальцами трогали небо, и Костик замер, любуясь.

По небу медленно катились облака, похоже было, что скоро все затянет серой кашей, но пока солнца еще хватало. Костику показалось, что бело-серые комки небесной ваты совсем близко, только протяни лапу, и тут совсем рядом послышался негромкий хлопок. Он не сразу понял, что это развернулись его собственные крылья. Прежде он привык постоянно держать их прижатыми к бокам — иначе в помещении будешь за все цепляться, а в машину не влезть. Единственный раз он попытался расправить крылья — когда выпрыгнул из окна второго этажа, убегал от Николая Федотовича. Но тогда ничего не вышло. Превращение было еще не полным, крылья оказались маленькими и слабыми. Сейчас Костик смотрел на два здоровенных полотнища, черные тугие паруса, прикрепленные к его телу. Крылья немного покачивались под легким ветерком, и Костик был почти зачарован эти движением. Он не знал, что делать дальше, перевел взгляд вверх, на облака… и тут небо словно прыгнуло ему навстречу.

Сперва Костик врезался в толстую ветку, она не больно, но ощутимо стукнула его по спине. Левое крыло запуталось в тонких веточках другого дерева, Костика развернуло, и он чуть не врезался в толстый ствол. Торопливо замахал своими неуклюжими парусами, и вдруг деревья провалились куда-то вниз, а вокруг оказался огромный простор.

«Лечу!» — хотел воскликнуть Костик, но получился только громкий рык. Небо оказалось огромным, небо было вокруг — и вверху, и спереди, и со всех сторон, только где-то внизу оставался лес. Он попытался повернуться, посмотреть туда, где оставалась башня, и чуть было не кувыркнулся вниз. Понял, что поворачивать надокак при езде на велосипеде — в движении, плавно и по дуге. Сделал большой круг и попытался рассмотреть, где там остались развалины башни, но увидел не сразу. Была проплешина в лесу, была какая-то темная груда посреди нее, и Костик догадался, что это и есть развалины страшной башни.

«Мы все же победили колдуна!» — Костик издал еще один рык. Звук вышел негромкий, словно небо хотело сохранять тишину, и Костик решил не шуметь. Небо было слишком велико, оно внушало благоговение, оно открывало простор и от этого открывалось что-то внутри. Перед этой торжественностью забывались беды и неудобства, забылся даже голод…

Костик вспомнил про свой голод. Он ощущался не так остро, как на земле, он словно робко напоминал о себе — мол, хозяин, все прекрасно, но может, поищем чего-нибудь пожрать? Костик сделал еще один круг, пытаясь высмотреть на земле что-нибудь съедобное. Под деревьями ничего не было видно, но оказалось, что в лесу множество полян. На одной из них Костик увидел нескольких животных, похожих на оленей, и устремился туда. Он вспомнил, как в фильме ББС видел — орел стремительно падал с небес прямо на зайца, и попытался сделать так же. Земля бросилась навстречу, олени бросились врассыпную, Костик больно ушибся и прокатился кубарем. Поднялся, потряс головой и обнаружил, что при падении сбил крупного оленя. Тот лежал на земле, голова неестественно повернута, большие глаза укоризненно смотрели на Костика.

Он смутился. Он хотел есть, он знал, что для этого надо будет убить… но смотреть в глаза своей жертве было неуютно.

Вспомнились глаза Василисы, как испуганно и яростно она смотрела… но олень смотрел хоть и грустно, но не так. Не по-человечески. Костик очень внимательно и осторожно прислушался к себе — не начнет ли шептать Николай Федотович свое — «Кушай, Костик, никто не узнает…», но внутри все было тихо. Даже его тело не стремилось как можно скорее рвать зубами, а готово было подождать. Голод и жажда полета уравновесили друг друга, и Костик почувствовал, что может спокойно решить, что делать.

Он оторвал кусок мяса, проглотил, прислушался к себе. Было вкусно, приятно, но никакой жажды рвать и терзать не появилось. Обычный голод, обычная еда… лучше, чем в том ведре маринованного мяса.

Костик порадовался, что обрел власть над самим собой, и продолжил есть. Когда наелся, прилег рядом и задумался о том, что не так и плохо быть драконом. Особенно, когда за тобой не гоняется придурочный маг. Конечно, не посмотреть мультиков, и компьютерные игры не светят, зато есть небо… Костик мечтал и думал…

А потом проснулся. Оказалось, что он задремал. И оказалось, что от туши осталось меньше половины. Костик и не заметил, как сожрал все внутренности, голову, сердце… но мяса осталось еще немало, и он с беспокойством глянул в сторону солнца. Сколько же времени прошло? Дело к обеду, а друзья не завтракали. Им-то есть нечего!

Костик тряхнул головой и поднялся. Ухватил остатки туши лапами и взмыл вверх.

Виктор уже начал беспокоиться. Костик ушел охотиться, но что он знает о походах по лесу? Сможет ли найти дорогу обратно? И чем они могут помочь, если Костик попал в беду?

Гошильт, этот странный гном, ничего про окрестности не знает, или забыл. Но, вроде бы, крупного зверья здесь нет. И все же не обязательно нарваться на тигра, чтобы погибнуть. Сам он знал про лес немного. Когда-то в детстве он ходил с отцом за грибами, были выезды на корпоративные шашлыки и, пожалуй, все. Виктор помнил это удивительное для горожанина ощущение — когда отходишь от тропы на пять шагов, отлить за дерево… и обнаруживаешь, что вокруг дикий лес, и тропы не видно, пока не выйдешь на нее. Что, если Костик заблудится?

— Не заблудится, — уверенно сказала Лена, — У него все хорошо.

Но выглядела немного обеспокоенно. Виктор подошел к ней, приобнял.

— Я сказал вслух? — спросил он.

Она покачала головой.

— Кажется, я немного изменилась, — сказала она, — Не знаю, хорошо это, или…

Виктор легонько прижал ее к себе.

— Если я что-нибудь в чем-нибудь понимаю, — он пытался говорить с интонациями Винни Пуха из мультика, но почти сразу бросил это, — Ты просто разрешила себе слышать и видеть.

Лена обняла его в ответ и некоторое время они стояли молча, прильнув друг к другу. Потом Лена отстранилась и сказала:

— Надо хоть костер какой-нибудь сообразить… Кажется, в сарайчике я видела какой-то горшок…

Виктор кивнул и отправился в лес, искать сушняк. Он старался не отходить от опушки, но наломанных веток было много, и вскоре он натаскал большую груду.

— У тебя нет зажигалки? — спросил он Лену. Та покачала головой.

— Не курю…

Виктор окликнул Гошильта:

— А вы, уважаемый, не знаете, как можно развести костер без спичек и зажигалки?

Тот все это время сидел рядом с сарайчиком и смотрел на все вокруг так, словно пытался вспомнить, что это. Теперь он покачал головой, потом нахмурил крошечный лоб и сказал.

— Мне кажется… Я не помню, но…

Виктор терпеливо ждал. Парень выглядел не так и плохо для освобожденного узника, но головой, похоже, пострадал сильно. Кто знает, что такое колдовское узилище? Видимо, оно больше держало в плену его разум…

— Я бы посмотрел на полках в конюшне, — сказал он, — Наверняка конюхи припасли кремень. Если, разумеется, не забрали его, когда уходили.

Виктор кивнул. Он видел в сарайчике полку, которая покосилась, и вещи, что на ней стояли, теперь надо было искать на земле.

Лена нашла колодец. Похоже, воду обитатель башни брал из него с помощью какого-то чуда, потому что рядом не было ни ведра, ни веревки. Но вода внутри была.

Веревку нашли в сарайчике. Ведро тоже, правда, деревянное и рассохшееся. Теперь самые простые бытовые вопросы требовали смекалки и труда…

Лена отогнала от себя мысль о том, что возможно, она совершила большую ошибку. Она знала, что это не так, что она идет по важному пути. Вот только сейчас она была уверена, что проблемы с отсутствием чайника — это ерунда.

Костер кое-как развели, найденный горшок она отмыла и поставила кипятить воду. Все-таки, пить сырую ей не хотелось — аптеки слишком далеко, и туалетной бумаги нет. Все это заняло невероятно много времени, но без часов было даже непонятно, сколько. Ясно было, что здорово хочется есть, но из еды был пока только кипяток.

Когда над ними пронеслась какая-то здоровенная тень, первым отреагировал господин Шильт. Он взвизгнул и нырнул в сарайчик. Оттуда он смотрел, как возвращается дракон. Ящер пролетел совсем низко, видимо, примеривался приземлиться, но что-то пошло не так. Он сделал большой поворот, выронил из лап что-то крупное. Виктор поднялся, держа в руке крепкую палку — похоже, наивный дурень решил вооружиться. А потом этот дурак пригляделся и бросил даже это жалкое оружие.

— Костик! — воскликнул он, — Ты летишь!

Дракон заурчал, замахал крыльями и плюхнулся на землю. Костер почти разметало поднятым ветром, хорошо хоть, горшок с кипятком устоял. Господин Шильт даже удивился этой мысли — что ему до кипятка? Какая разница, сейчас дракон просто сожрет всех, и все кончится.

А дракон в самом деле бросился на Виктора. Поднялся на задние лапы, охватил парня передними, повалил на землю. Закрыл широкими крыльями.

— Осторожнее, Костик, ты ж тяжелый, — послышался голос Виктора. Он смеялся. Господин Шильт все ждал, что вот вот раздастся хруст костей, но дракон уже отпустил парня и потрусил к девушке.

— Привет, Костик, — сказала она.

Ее обнимать дракон не стал, видимо, побоялся так же уронить. Просто прижался головой к животу, а Лена принялась гладить чешуйчатый лоб.

Господин Шильт понял, что затаил дыхание и все это время не решался вдохнуть. Теперь вдохнул. Та странная власть, что держала дракона в покорности, еще работала. Общая гибель в пасти дракона откладывалась.

Глава вторая

в которой Виктор берется за нож, а госпожа Ямиара беседует

Муська бежала-текла, тихо и стремительно. Лапки ступали уверенно и мягко, тени и запахи окружали ее и формировали мир вокруг. Здесь можно было идти, ориентируясь только на внутреннее чутье, зрение и нюх обманывали. Все вокруг было зыбким, готовым раствориться без следа от дуновения мысли… или внезапно укусить. Тени складывались в растения, стебли и стволы внезапно начинали извиваться, как змеи, обрастали множеством лапок или же зубастыми пастями. А потом неожиданно исчезали, превращались в тени.

Муська знала, что иногда эти Тени становятся ближе, и даже люди могу их увидеть. А иногда — даже кошкам туда идти не стоит. Сейчас опасности не было… ну, почти. И Муська шла искать Свою Человечку. Человечка попала в Ночь, она прошла куда-то так далеко, что не услышать, и Муська решила, что сидеть дома слишком скучно.

Из теней выплыл огромный Пес, уродливый и очень страшный. Зарычал, зафыркал сразу в три голоса — у него оказалось три головы. Муська мельком глянула на него, сперва равнодушно, потом с легким интересом.

Пес рявкнул. Казалось, от его голоса дрожат горы… но здесь не было гор, а Муська подошла еще на шаг и уселась. Обвила хвостом свои лапки, наивно и внимательно посмотрела на чудовище.

Пес зарычал. Разинул пасть, гавкнул еще громче, еще страшнее.

Муська смотрела. Да, знатная пасть. Желтые клыки размером в человеческую руку.

Пес взвыл и бросился. Лязгнула и натянулась цепь, челюсти щелкнули у самой Муськиной мордочки. Дальше цепь не пускала, и от этого Пес ярился еще больше.

Муська немного посидела, размышляя. Она словно не замечала Пса, который все тянулся и тянулся к ней, хрипел и лаял, но не дотягивался совсем чуть-чуть. Зубы лязгали, трехголосый рев и вой переходил в скулеж. Муська смотрела куда-то в сторону, даже не пытаясь отодвигаться от этой громкой ярости.

Если Своя Человечка шла этим путем, то искать ее уже не имеет смысла. Муська не знала, что случается с теми, кто умирает, зато точно знала, что искать их после этого глупо. Они уходят куда-то очень далеко, и дороги к ним сторожат…

Муська глянула на Пса, словно только что заметила его. Тот захрипел и рванулся сильнее, но, конечно, не дотянулся. Он охранял эту дорогу, и делал это в меру собственного разумения, хорошо. Муська подняла лапку и легонько хлопнула Пса по нижней челюсти — выше она просто не дотягивалась. Пес вдруг замолчал, отодвинулся и уставился на нее всеми шестью глазами. С минуту они смотрели друг на друга, потом Муська тихо мяукнула и пошла дальше. От Пса и мимо него.

Человечка не умирала, а значит, можно забыть про это лающее недоразумение. Она прошла где-то рядом со смертью, близко, почти за руку, но все же не умерла.

И Муська пошла дальше.

Виктор нашел в сарайчике сломанный нож. Когда-то он был длинным, теперь остался кусок сантиметров десять. К тому же, без острия. Виктор посмотрел на него, потом на пол туши, которые приволок Костик. Виктор знал, что мясо, прежде чем стать котлетой, бегает на копытах, но как-то лично делать преобразование туши в шашлыки ему пока не приходилось. А есть уже очень хотелось — последняя еда была вчерашней ночью, безумной, бесконечной… и то доесть не дали.

Виктор попытался резать шкуру, и понял, что нож невозможно тупой. Ничего удивительного, хороший нож не бросили бы в сарае. Он вернулся внутрь, пошарил еще. Нашел обломок камня. Не наждак, просто камень, но когда он читал всякие книги, там порой герои точили свое оружие просто о камни.

Минут пять он яростно елозил камнем по ножу, потом попробовал резать снова. Не изменилось ничего — шкура как была, так и оставалась непроницаемой.

— Костик, — окликнул Виктор, и тот поднял голову. Дракон, похоже, дремал, и Виктор даже позавидовал — он-то успел поесть! Вон, полтуши в одного слопал… а им на двоих остатка хватит на пару дней. Если, конечно, удастся разделать.

— Можешь помочь? — спросил Виктор. Костик тут же подошел ближе, посмотрел в глаза. Виктор в очередной раз удивился, как может оказаться обманчива внешность — Костик выглядел страшным и опасным зверем, равнодушные змеиные глаза с вертикальным зрачком, длинные узкие челюсти, усаженные рядами зубов. Но на самом деле он был простым и добрым мальчиком, готовым помочь.

— Нож тупой, — объяснил Виктор, — Можешь когтями нарезать мясо небольшими кусками?

Костик кивнул, потом с явным сомнением глянул на тушу. Попытался поковырять шкуру кривым когтем.

Виктор посмотрел, как Костик рвет мясо на куски, и отложил свой нож в сторону. Заточить его все же стоило, мало ли, для чего пригодится, но драконьи когти для разделки мяса оказались очень хороши.

Подошла Лена.

— Я набрала палочек, можно попробовать поджарить мясо на углях, — сказала она, — Угли уже готовы. А мясо?

Костик показал на груду неровных кусков. Виктор пытался ножом резать их еще поменьше, слишком крупные куски плохо прожарятся, но основная гора мяса была просто здоровенными кровавыми кусками.

— Молодцы, — сказала Лена и улыбнулась. Виктор поймал эту улыбку, и подумал…

Ничего он не подумал. Просто смотрел, просто любовался. Просто тихо радовался. Начиналась странная и непростая, но новая жизнь.

Госпожа Ямиара едва заметно шевельнула левой ладонью, и носильщики поставили ее кресло на пол. Медленно и осторожно. Когда последний раз госпожу Ямиару слегка тряхнуло, из четверых носильщиков после плетей выжил один.

Госпожа Ямиара прикрыла глаза, создала в голове образ человека перед собой, осмотрела его мысли, и только потом глянула на макушку и тихо сказала:

— Садитесь, я хочу говорить с вами.

Обширная плешь блеснула под светильниками, господин Вопрошающий запыхтел, с трудом поднялся с пола. Потом сел на табурет. В комнате было и его кресло, почти такое же, как у госпожи Ямиары, но господин Вопрошающий проявил почтительность. Достал из рукава обширный шелковый платок, вытер лысину.

— Мои ничтожные возможности всецело готовы служить вашей пользе, госпожа Ректор.

Госпожа Ямиара смотрела в лицо собеседника, и вдруг с беспокойством поняла, что не помнит, как его зовут. Вопрошающий, всегда Вопрошающий. А ведь он моложе госпожи Ямиары, она должна была помнить, как он пришел в Академию…

— Скажите, господин Вопрошающий, — сказала она, — Затворник Шильт… не напомните мне, чем он занимался последние годы?

— Разумеется, госпожа Ректор, это совсем не сложно, — ответил собеседник, а госпожа Ямиара почти видела, как он бестолково-вежливой болтовней тянет время. Вспоминает, вспоминает… она удержала улыбку, и продолжала смотреть с благожелательным интересом на лице.

«Интересно, придумает он какую нибудь причину отойти и заглянуть в свои записи?» — подумала она.

Господин Вопрошающий вспомнил так. Или вид сделал, всегда нужно учитывать, что собеседник может лгать.

— Затворник Шильт пропал в последние годы, — сказал он, — Предположительно был убит своим учеником, отчисленным из Академии Цернехом.

— Да? — господа Ямиара изобразила удивление, — Вот как… Пожалуй, неплохо, что мы его отчислили, верно?

Господин Вопрошающий улыбнулся и поклонился.

— Ваша мудрость и предусмотрительность… — начал он говорить, но госпожа Ямиара не дала закончить.

— А сам этот Цернех? Он ведь наверное, пытался продолжить дело своего…

Тут она замолчала, дала повиснуть в воздухе многозначительности. Пусть Вопрошающий задумается. Пусть спросит сам себя — как хотела назвать госпожа Ректор Затворника Шильта? От этого зависел тон, в каком нужно подать информацию… а госпожа Ямиара порой хотела услышать личные мнения, без влияния почтительности.

— Вероятно, вероятно, — господин Вопрошающий ждал долго, но понял, что госпожа Ректор не станет заканчивать, — Цернех заперся в башне Затворника, и не покидал ее долгие годы. Но вы же знаете, госпожа Ректор… — господин Вопрошающий замялся, опустил взгляд, и госпожа Ямиара поняла, что он знает слишком мало о том, чем на самом деле занимался Затворник вместе со своим учеником.

— Вы же знаете, его башня — на пересечении нескольких миров. Он мог уйти из нее куда угодно… а следить за магом, который скрывается в варварских мирах — невероятно сложно…

Госпожа Ямиара удержалась, чтобы не поморщиться. Теперь старый пень будет нудеть о недостаточном финансировании, о необходимости выпалывать неудачников, тогда, мол, не надо будет их потом ловить, и так далее… Она уже слышала все эти слова, визит можно было заканчивать.

Госпожа Ямиара легонько шевельнула ладонью, и носильщики аккуратно подняли кресло.

— Спасибо, что удовлетворили мое любопытство, господин Мирха, — сказала госпожа Ямиара, когда носильщики уже несли ее к выходу. Имя господина Вопрошающего всплыло, наконец, в памяти, она вспомнила старательного лопоухого студента, осторожного и тихого. Вспомнила, как он сперва служил помощником господина Скрытника, а потом перешел на сторону Ямиары… когда она была уже почти Ректором.

«А ведь ты совсем старик, Мирха! — подумала госпожа Ямиара — И слишком осторожен… не пора ли сменить тебя на кого-нибудь пошустрее?»

Господин Вопрошающий морщился и смотрел вслед этой старухе.

«Интересно, она хоть иногда встает со своего кресла? — думал он, — Или там уже черви ползают по ее заднице?»

Вслух он ничего подобного сказать не решился бы никогда… пока эта тварь еще способна оторвать свою ладошку от подлокотника. Пока еще может открыть глаза. Пока…

Но все же, он надеялся, что рано или поздно мерзкая старуха сдохнет. Может быть, даже сегодня. Вечером ляжет спать, а проснется уже там, за Гранью… Тогда он, Вопрошающий сможет призвать ее и спросить.

Если решится, конечно. Но — стоит ли оно того?

У старушонки явный маразм — вспомнила колдуна, сбежавшего из Академии столько лет назад.

Интересно, зачем?

Вроде бы, по слухам, у него был какой-то жутко секретный проект, но, судя по тому, что столько времени ничего про это не слышно, он закончился тем же, чем множество других жутко секретных проектов — пшиком.

Но старуха чем-то заинтересовалась… Быть может…

Господин Вопрошающий прошел по комнате туда-сюда, потом еще раз. И еще. И еще.

Потом пожал плечами. Придется все же Вопрошать мертвых… не любил господин Мирха спрашивать магов, это всегда не просто.

«Мы, маги, вредные типы при жизни, и не становимся лучше после смерти…» — подумал он, и полез в запертую шкатулку — достать колокольчик, нож, и огарок свечи.

Госпожа Ямиара провела рукой над зеркалом и в нем пропало изображение. Но сама госпожа Ямиара смотрела туда сосредоточенно и внимательно, видела там что-то, недоступное другим.

— Мне нужен агент, — сказала она тихо и прислушалась к ответу. Тот, кто был в зеркале, ответил тишиной.

— Мои болваны ничего не знают! — раздраженно ответила она, — А я желаю знать. Чем занимался Цернех перед смертью, и кто его убил. У меня… дурное предчувствие по этому поводу.

И снова прислушалась. Потом произнесла несколько слов, которые тяжело выпали из ее рта. Звука не вышло, но от этих слов дрогнуло здание, и на миг стало темнее.

Потом госпожа Ямиара щелкнула пальцами, и слуга немедленно склонился в поклоне.

— Приведи сюда рабыню, — сказала госпожа Ямиара и прикрыла глаза.

Когда слуга вернулся, он на миг растерялся — госпожа сидела неподвижно, с закрытыми глазами, и казалось, не дышала. На миг он даже подумал, что старуха наконец-то умерла, но не рискнул никак выразить свою надежду. Вместо этого он толкнул вперед худую грязную девушку, которую привел. Та шагнула в комнату испуганно, попыталась замереть на пороге, но слуга толкнул еще раз, и она упала на четвереньки перед креслом госпожи Ректора.

Госпожа Ямиара открыла глаза, слуга поспешно отвернулся, а когда услышал, надтреснутый кашель хозяйки, все было уже кончено. Девушка стояла и качалась на месте.

— Не валяй дурака, — приказала госпожа Ямиара девушке, — я запрещаю тебе переселяться в другие тела, так что береги это!

— Жестокая! — взвизгнула девушка, и тише повторила, — Жестокая, жестокая…

— Сперва работа! — ответила госпожа Ямиара, — Узнаешь, расскажешь — посмотрим. Получишь свою награду, когда Я сочту работу выполненной!

— Жестокая… — повторила девушка, повернулась и пошла к выходу. Слуга отошел с ее пути, но она рядом с ним остановилась, посмотрела на него. Улыбнулась обольстительно, протянула руку коснуться щеки… но не коснулась. Зашипела непонятное слово и бегом побежала прочь.

Слуга облегченно, но очень тихо, вздохнул.

Глава третья

в которой ведется следствие и рвется обувь

Прошло пять дней. Затихли голоса людей, улетел дракон. Чары рассеялись, и то, что некогда было башней грозного колдуна, стало просто грудой камней. Только тело осталось валяться там, где когда-то был вход. Тело, к которому никто так и не посмел приблизиться.

Люди ушли, и за новыми заботами не вспомнили про убитого. А дракон старался не вспоминать — не хотел смущать друзей.

Сейчас только тело и напоминало о том, что прошло совсем немного времени. Все остальное выглядело так, что и не поймешь — неделю ли назад рухнула башня, месяц ли, или быть может, прошли годы…

Тело же выглядело отвратительно. В груди дыра, оставленная копьем и копошатся личинки, пустые глазницы смотрят в небо. Плоть гниет, поднимается отвратительная вонь. Но хищные звери из леса не решались приблизиться к страшному месту, и потому по трупу ползали лишь насекомые.

Она вышла из лесу около полудня.

Ее одежда была разодрана ветками, босые ноги кровоточили. Голое тело виднелось в огромных прорехах платья, многочисленные царапины покрывали кожу. Она шагала и улыбалась, словно наслаждалась собственной болью. Она не уклонялась от ветвей, не смотрела под ноги. Порой из ее рта вырывался тихий стон, но она не замедляла шагов, пока не вышла к башне.

Теперь она остановилась.

— Гра! — сказала она и села прямо на землю.

— Дай отдохнуть хоть немного! — простонала она, — Пить! Отдохнуть!

— Молчать! — рявкнула она сама на себя и засмеялась. Подтянула к себе босую стопу, провела по кровавой царапине пальцами, облизала собственную кровь.

— Магия ушла, — сказала она, подняла голову и по-звериному принюхалась. Потом засмеялась. На щеках, на грязном лице были разводы от высохших слез, и сейчас в углах глаз снова блестела влага.

— Магия ушла, а еда осталась, — сказала она, — А ты ведь хочешь кушать?

— Не надо, — ответила она сама себе. Встала и пошла к руинам. Подошла к телу, принюхалась снова.

— Маг… — сказала она. Несколько жирных мух поднялись, покружили над нею. Одна из них села на кровоточащую царапину на животе девушки. Та не обратила на это внимания, села рядом со смердящим телом, опустила лицо прямо к лицу трупа, словно собираясь его поцеловать. Мухи поднялись тучей над нею. Девушка не обращала внимания на них, она пыталась заглянуть в пустые глазницы трупа.

— Как же ты умер, маг? — тихо спросила она. Труп молчал. По щеке девушки покатилась слеза, и она сморщилась и прикрикнула на себя.

— Не время! Не время!

Потом резко, хлестко ударила сама себя по щеке, размазала нескольких мух по и без того грязной коже. Снова наклонилась к лицу трупа, всмотрелась.

— Отвечай, дрянь такая! — крикнула она в лицо трупа. Тот молчал. Высохшие и частично объеденные насекомыми губы обнажали зубы в издевательской ухмылке. Некоторое время девушка неподвижно молчала, не обращая внимания на мух, которые плотным облаком окружили их обоих. Потом оторвала кусок щеки, затолкала в рот и принялась жевать. При этом она тихонько стонала, и словно бы пыталась выплюнуть отвратительную пищу. Слезы все таки покатились по щекам.

Проглотила, опустила руку к ране в груди, оторвала кусок оттуда, сунула в рот и замерла. Потом вскочила, выплюнула, завизжала.

— Сверкающее копье! — выкрикнула она, — Сверкающее копье!

Потом она вдруг замерла, настороженно осмотрелась по сторонам. Опустилась на четвереньки и медленно переставляя конечности поползла назад. Взгляд метался по сторонам, она явно опасалась нападения. Вдруг она вздрогнула всем телом и крикнула

— Помогите! Я одержима… — и тут же замолчала и с силой ударилась лицом в землю. Некоторое время полежала ничком, но ничего не происходило. Даже мухи немного успокоились, уселись снова на труп, покрыли его копошащейся массой.

Девушка медленно подняла голову, посмотрела в сторону трупа.

— Убили… и ушли, — сказала она. Встала в полный рост, подошла к руинам. Теперь она уже не обращала внимания на тело, она молча и тщательно осматривала каждый камень и пыталась заглянуть под развалины.

— Чем же ты занимался здесь таким… интересным? — сказала девушка.

Вскоре девушка добралась до кострища рядом с бывшей конюшней. Замерла, принюхалась к пеплу, поковыряла пальцами угли. Сунула кусочек в рот, сосредоточенно пожевала.

— Люди, — сказала она и поползла на четвереньках вокруг.

— Люди-люди, — бормотала она, — Раз, два, три… а ты кто?

Она села, задумалась. Потом еще некоторое время ползала молча, нюхала, лизала землю, щупала пальцами.

Наконец встала.

— Туда они пошли, — сказала она, — И мы пойдем за ними!

Потом ответила сама себе:

— Ты же узнала про башню! Возвращайся…

— Молчать! — взвизгнула она, и продолжила уже спокойнее, — Всякая дрянь будет мне указывать. Ничего я не узнала, а приказ был — узнать! Здесь все завалено, а свидетели ушли. Догоним, допросим… а уж тогда…

— Ты просто тянешь время! — голос девушки стал плаксивым, обиженным, и тут же снова насмешливым и спокойным.

— Ну и тяну. Тебе-то какая разница?

На пятый день похода пришлось сделать остановку на целый день. Хоть они и шли не спеша, но возникла проблема с обувью. Утром Лена стала надевать свои туфли, и подошва просто отвалилась. Ботинки Виктора оказались прочнее, пока что можно было о них не беспокоиться, но Лена могла поранить ноги.

Дорога, по которой они шли, заросла много лет назад, и едва угадывалась. Костик успешно охотился, приносил оленей и кабанчиков, Виктор несколько раз отбил себе пальцы, но наловчился разводить огонь из высеченной искры.

Так что с едой проблем не было. Воду они кипятили, Лена настаивала на том, чтобы пить только кипяченую, и никто не возражал.

Ночи были холодными, приходилось укутываться во взятые из конюшни попоны и прижиматься друг к другу. Теплее всего было прижиматься к Костику.

Он единственный, кто не чувствовал никаких неудобств. Летал, охотился, дремал в лесу, приносил добычу… Виктор придумал, что ему стоит поучиться говорить, и он подолгу рычал на разные лады. Гласные уже получались неплохо, их можно было угадать, но слова выходили только самые простые. Виктор утешал, говорил, что все получится, надо стараться. И Костик старался.

А еще он рос. То ли от регулярной и обильной еды, то ли просто таково было свойство драконов, но за эти пять дней он вырос почти на метр. Теперь он не влез бы уже ни в какую машину, разве что в микроавтобус. Да и там пришлось бы скрутиться в плотный клубок. Сам он окреп, стал весел и бодр. Если тяжелые воспоминания и беспокоили Костика, то сказать об этом он все равно не мог. Гошильт старался не попадать ему на глаза.

Шли они медленно. Много отдыхали, не привыкли к длительным переходам. Да и самые простые дела занимали очень много времени — собрать сушняк без топора, развести костер без спичек, вскипятить воду в одном только большом ведре. Поэтому получалось, что сам поход занимал по полдня, не больше…

Но и этого оказалось много для туфель. Виктор повертел в руках левую, на которой подошва еще держалась, пощупал шов, покачал головой.

— Кранты, — спокойно сказал он, — Можно попробовать подвязать веревкой, но это совсем ненадолго.

Лена повертела в руке правую туфлю. Подошва отвалилась полностью, край щетинился остатками клея.

— Не подготовились мы как-то… — сказала она. По лицу видно было, что она растеряна и даже немного испугана.

Виктор забрал у нее вторую туфлю, приложил подошву, покачал головой.

— Можно попробовать сделать что-то вроде мокасин… — сказал он и поглядел в сторону груды остатков последней Костиной охоты. Немного мяса было завернуто в обрывки шкуры.

— Из этого? — Лена взяла самый большой лоскут. Неровно разорванный, в лохмотьях засохшего мяса, он мало походил на обувь.

— Я себе это представляю как-то так, — пояснил Виктор — Обернуть стопу шкурой, завязать, чтоб держалось… шерстью внутрь, наверное… а это все как-то счистить.

Он с сомнением посмотрел на свой нож. Он постоянно пытался его точить и чистить от ржавчины, но понимал, что настоящим инструментом эта железяка не станет никогда.

Лена вздохнула.

— Меня беспокоит то, что мы идем медленно. А теперь еще и остановимся на целый день, — сказала она.

— Разве за нами кто-то гонится? — удивился Виктор.

— Зима, например, — ответила Лена.

Виктор перестал улыбаться и с тревогой огляделся по сторонам. Потом глянул на небо. За время пути они уже дважды попадали под дождь, и похоже, собирался еще один — мелкий, холодный. Осенний.

— Климат здесь, похоже, все таки мягче нашего, — медленно сказал Виктор. Ясно было, что он скорее пытается убедить самого себя.

Лена покачала головой.

— Еще что-то есть. Или кто-то. Кажется.

— Быть может, — послышался голос малыша-Гошильта, — Может быть… Я не могу давать советы могущественной госпоже, но…

— Говорите, Гошильт, — сказала Лена. Она старалась говорить ласково, хотя и чувствовала неясное раздражение от манеры Гошильта принижать себя. Как будто мало ему того, что он ростом с ладонь!

— Быть может, вам стоит сказать то, что приходит в вашу голову? — сказал Гошильт.

В первый момент Лене захотелось просто выругаться. Почему-то совет показался очень нелепым. Даже опасным. Кто знает, что она может узнать, если снова даст волю своему ясновидению.

Но в то же время… Ведь лучше все-же знать, чем не знать.

Она заговорила. Тихо, едва слышно, иногда лишь немного повышая голос.

— Я уже шла неясным путем, и теперь едва вынырнула. Тогда меня вели, но сейчас вести некому. Ты понимаешь? — вопрос она задала совершенно нормальным голосом, и Виктор кивнул. Она молчала, и Виктор уже даже собрался ответить, но тут Лена снова заговорила.

— Два чудовища идут за нами. Одно знает нас, другое ищет. И два чудовища впереди нас. Все они не враги нам… но я не знаю — может, это потому, что они не знают нас.

— Ты же сказала, что одно знает? — спросил Виктор. Лена тряхнула головой, прогоняя транс.

— Наверное… Может, оно и не враг нам. Может, оно вовсе и не чудовище.

Костик глухо рыкнул. Виктор почесал подбородок — щетина уже была почти готова стать бородкой, но пока от непривычки лицо постоянно чесалось.

— А чудовище — это как? — спросил он.

Господин Шильт презрительно скривился. Дурак! Поздно, транс разрушен, теперь ничего не понять. И анализ здесь не поможет — нечего анализировать! Знание могло прийти, надо было лишь дать девчонке выговориться. А так… придется признать, что господин Шильт зря рискнул дать совет глупой девчонке. А как старался высказать его так, чтобы ни у кого не возникло и мысли о том, что он, "Гошильт", знает, о чем говорит! Магия — тайна тайн, и знакомые с нею подозрительны. К тому же…

Господину Шильту не давала покоя одна нелепая мысль.

Ведь ученик растил дракона в покорности. Пять нитей вины должны были прорасти в его душе, и свиться в удавку. И свобода воли должна была удавиться в этой петле.

А дракон вот он — бодр и доволен собой. Но при этом покорен девчонке, и парня тоже слушает. Дракон делится добычей — невероятно!

А так ли проста девчонка? Не перехватила ли она эти нити, не сплела ли она из них поводок?

Мысль была нелепой и глупой. Если бы такая пришла господину Шильту прежде, он бы даже смеяться не стал бы над ней. Просто отбросил бы, как мусор, и забыл немедленно.

Но сейчас…

А нет ли возможности аккуратно забрать у девушки этот поводок?

Глава четвертая

в которой ученики спорят, а господин Шильт решается

Господин Вопрошающий не любил работать на воздухе. Когда-то, когда он был молод, он трудился по ночам в мрачных и тесных подземельях — чтобы создать репутацию. Потом понял, что все равно те, кто обращает на такие вещи внимание, заведомо слабы, и творить репутацию среди них ни к чему. А те, на кого стоит произвести впечатление, считают его дураком…

И продолжил работать в мрачных и тесных подземельях, чтобы его считали дураком.

С тех прошло много лет. Все, кроме разве что старухи Ректора, знают, что господин Вопрошающий — грозный и могучий маг, производить впечатление уже не на кого. Но осталась привычка, и если не было необходимости, он спускался в подземелье. Он оборудовал себе уютный подвал в своем особняке. Здесь не было сырости, здесь жарко горел огонь в большом камине, да и на полу лежали ковры, чтобы господину Вопрошающему ничего не продуло и не застудило. И кресло стояло, удобное и большое, даже лучше того, что в кабинете.

Сейчас господин Вопрошающий сидел в этом кресле, а двое учеников молча стояли перед ним. Они были карикатурной парой, господин Вопрошающий их так и подбирал — один высокий и худой, другой — жирный карлик. Их имена господин Вопрошающий велел забыть, и звал их Плим и Клим. И хоть порой и путал, кого как, им было все равно. Они мечтали сами стать волшебниками и прикрепить к своим именам скромно-грозное «господин»… Господин Плим звучит куда серьезнее просто Плима

И вот они приготовили таблицы, и потели от желания похвалы. И от страха наказания. Господин Вопрошающий наказания выдавал часто, хвалил редко, и требовал с учеников многого.

А учитель сидел, молчал и все вертел в руках свиток с таблицей.

В камине потрескивали поленья, пахло потом и горящим деревом. Господин Вопрошающий не смотрел на учеников, а ученики украдкой поглядывали на учителя. И порой — друг на друга.

Наконец, учитель выпустил свиток из рук, и он упал на пушистый ковер.

— Вывод? — сказал господин Вопрошающий и указал пальцем на карлика.

— Он умер, — сказал тот, мгновение помолчал, понял, какую ерунду сморозил и поспешно заговорил дальше, — Но умер под какой-то защитой. И до него не достучаться.

— Еще… — начал было говорить высокий, и тут же замолчал. Обычно господин Вопрошающий терпеть не мог, когда ученики открывали рот без разрешения. Видимо, что-то важное хотелось сказать долговязому, и учитель решил не гневаться. В конце концов, он никогда не сердился, он лишь следил за порядком. Но во время настоящей работы порядком приходится пренебрегать — и это порядок высшего уровня. Поэтому господин Вопрошающий не стал изображать гнев и назначать наказания, а кивнул высокому.

— Еще там в таблицах, видите? Я уверен, это значит, что тот, кто его убил, тоже мертв! — сказал он торопливо. Карлик нахмурился, украдкой глянул на учителя. Тот молчал, и карлик решился спорить.

— Этого не может быть, потому что вот! — ученик поднял с ковра свиток, развернул и ткнул пальцем в длинную строку, — Не мог же он умереть, а потом уже убить этого… как его…

Оба ученика на миг глянули на учителя, но тот не мешал. Спор был пока продуктивным, в нем могла родиться истина, и господин Вопрошающий ждал, пока высший порядок наведет себя сам.

— Может, и не мог, — ответил высокий, — А может, и мог! Мало ли!

— Балбес!

— Сам балбес!

Разговор учеников стремительно съехал с полезного спора. Здесь уже истина родиться не могла, но господин Вопрошающий не спешил прерывать их. Он сам почти пропустил эти данные, но они однозначно говорили, что Цернеха свел в могилу мертвец. Как такое могло произойти? Господин Вопрошающий, в отличие от своих учеников, мог придумать с пяток вариантов. Но все это было не слишком интересно. По результату исследования выходило, что все умерли и все кончилось.

Но если все так, то чем же тогда так заинтересовалась госпожа Ректор?

По ночам было здорово холодно, и господин Шильт кутался в свой кусок попоны. Ложиться близко к людям он боялся, чтоб не быть придавленным во сне, и потому жался к углям костра. Но нынче ночью начал накрапывать мелкий холодный дождик, затяжной и зябкий. Господин Шильт проснулся и понял, что совершенно замерз. Костер погас, его одеяло промокло, и сам он окоченел.

Он встал, попрыгал, разгоняя кровь по жилам, но это помогло совсем немного. Господин Шильт понял, что если он не отыщет теплое и сухое место, до утра может и не дожить. Он глянул в сторону спутников. Парень с девушкой спали в обнимку, им было тепло… и пристраиваться к ним третьим было опасно. Ладно бы, одни лишь приличия, хотя обижать их не стоило… но ведь они просто могут во сне повернуться, и…

Даже думать об этом было неприятно.

Господин Шильт глянул на дракона. Тот лежал чуть в стороне, полуразвернул крылья, и они встали над ним подобием навеса. Голову дракон подвернул под крыло, хвост свернул, и наружу почти ничего не торчало. Господин Шильт позавидовал такому шатру, и поспешил укрыться под широкими крыльями.

Внутри было сухо. От тела дракона исходило тепло, и господина Шильта начало понемногу отпускать. В руки и ноги возвращалась чувствительность, челюсть перестала дрожать.

Вместе с теплом к господину Шильту пришло понимание того, куда он влез. Было совсем темно, и не видно, что тут рядом, и воображение тут же нарисовало прямо перед лицом огромную зубастую пасть. Господин Шильт даже сделал пару шагов назад, подальше от страшного ящера, но снаружи лил дождь.

«Проклятье! — подумал он, — Мне приходится выбирать между смертью от холода, и гибелью в пасти дракона!»

Но дракон спал и не шевелился, и здесь было тепло и уютно, а по перепонке крыльев тихо барабанил дождь. Отсюда, из теплого и сухого места, этот звук стал уютным и убаюкивающим.

Господин Шильт пожал плечами и лег прямо на землю. Совсем рядом была огромная когтистая лапа, близко была смертельная пасть… а снаружи моросил дождик, и совсем скоро господин Шильт понял, что засыпает.

Он успел лишь удивиться тому, что оказывается, где-то в глубине души он вовсе не боится страшного Костика… а дальше…

Он снова был хозяином своей башни, и дождь моросил за узкими окнами. А в камине горел огонь, и не надо было ни взвешивать каждое слово из опасения раскрыть спутникам свою суть.

Господин Шильт был магом, и понимал, что это лишь сон… но как приятно, как мило и по-домашнему было в этом сне. Он позволил себе расслабиться и провалиться в теплую темноту.

Утром он проснулся от холода. Дракон уже поднялся, и растерянно топтался рядом с Леной, а она кашляла. Из носа у нее непрерывно текло, глаза покраснели и слезились, и сама она ежилась, куталась в промокшие за ночь тряпки.

Господин Шильт сперва подумал, что дракон даже и не заметил своего соседа, но тут понял, что тот держит одно крыло полураскрытым, так, чтоб над ним осталось подобие крыши.

Виктор пытался раздуть огонь, но за ночь все отсырело, и разгораться не желало. Лена ежилась и дрожала. Виктор возился с мокрыми палками. Он и сухие-то дрова с трудом разжигал, в их мире все делалось каким-то механизмом… Сам господин Шильт полагался на магию, которой тоже не было. Просто удивительно, насколько беспомощны люди без привычных инструментов.

«Однако, если девку срочно не прогреть, она ведь и сдохнуть может за пару дней-неделю…» — подумал господин Шильт, и тут же представил: парень плачет над трупом девки, а то и сам подхватывает кашель, а дракон… в лучшем случае, улетает. И остается крошечный господин Шильт совсем один в диком лесу, в одной мокрой тряпке на голое тельце.

— Дракон! — в голосе господина Шильта пропала спокойная рассудительность и неспешная солидность.

— Костик! — господин Шильт вспомнил о том, что дракона все, кроме него называли по имени. В именах власть, и прежде он опасался посягать на эту силу, не имея своей. Но сейчас он был напуган. Как и ночью, приходилось выбирать между смертью неминуемой и возможной.

Дракон повернул к нему башку, посмотрел желтыми глазами с вертикальным зрачком. Хищный, беспощадный и растерянный.

— Ты же дракон, — продолжил господин Шильт, — А драконы могут выдыхать пламя. Подожги дрова!

Костик замотал головой, зарычал что-то невнятное. Пытался сказать, что не умеет, но господин Шильт возразил.

— Ты не умеешь, но твое тело — знает, — сказал он все тем же тоном властного приказа. — Раскрой пасть пошире и резко выдыхай.

Костик послушался, и господин Шильт от неожиданности на миг онемел. Потом завизжал, — Да не в меня! — и бросился на землю, в грязь, каждый миг ожидая, что вот сейчас ударит пламя.

Не ударило. Костик заворчал что-то виноватое и отвернулся к куче дров, которые все пытался разжечь Виктор. Тот отошел на пару шагов, дракон снова широко разинул пасть, дохнул. Потом еще раз.

— Резче попробуй, — сказал господин Шильт. Он еще не встал, ноги дрожали. Перед глазами так и стояла огромная пасть, ряды зубов и ожидание пламени из глотки.

Костик кивнул, подобрал лапы под себя, словно собрался прыгать. Свернул крылья, отчего на голову господину Шильту брызнула вода. Глубоко вдохнул. Виктор отошел еще на шажок назад, ободряюще кивнул.

— Давай, Костик!

Струя пламени ударила в кучу веток и раскидала их во все стороны. Палки на лету сгорали, обращаясь в угли, и Виктор, негромко ругаясь, бросился затаптывать искры и горящие палки. Господин Шильт вдруг понял, что смеется. Это было невежливо и неосторожно, но слишком много страха смерти оказалось здесь, рядом.

Костик бросился помогать собирать разбросанные ветки, и вскоре костер пылал жарко и весело. Мокрые дрова трещали и шипели, дым пополам с паром поднимался столбом. Лена подошла к огню поближе, села как можно ближе, протянула дрожащие руки к огню. Закашлялась.

Виктор поставил греться воду.

— Тебя надо напоить горячим, и станет полегче, — сказал он Лене. Господин Шильт чуть не разозлился — боги, какие наивные, непуганые люди! От такой простуды два шага до жара и кровавого кашля.

— Нам надо быстро добраться до жилья, — сказал он. Лена кивнула, посмотрела на него с улыбкой, и вдруг господин Шильт вспомнил, что она же ясновидящая. Видит ясно. Видит то, что он на самом деле из себя представляет — а ему и защититься нечем! Одна надежда на неопытность… и доброжелательность.

Из-за неопытности и добра девушка может сама себя обмануть.

— Гошильт, вы может, знаете, куда идти? — тихо спросила она, и господин Шильт попытался снова нацепить мысленную маску невежественной забывчивости. Но ведь и всамом деле, надо было как можно быстрее добираться до жилья — если пошли дожди, то здесь вскоре выживет один дракон. А под крылья все вместе не поместятся.

Господин Шильт пожал плечами и сказал Костику.

— Лети вперед, ищи человеческое жилье. Найдешь — возвращайся. Лети по сектору, смотри внимательно. Высматривай дым — где дым, там и люди.

Костик кивнул, глянул на Виктора, на Лену, отошел в сторонку и взлетел. Брызги грязи из-под крыльев все равно долетели, зашипели в костре, добавили грязных пятен на тряпках, в которые давно превратились одежды.

Господин Шильт начал думать, что врать, когда начнут спрашивать, откуда он знает про драконов, но его никто не спросил.

— А это вы здорово придумали, Гошильт! — сказал Виктор, — Только дров теперь почти не осталось.

Лена хотела что-то сказать, но снова закашлялась и промолчала. Виктор тревожно глянул на нее, и добавил.

— Схожу-ка я еще хвороста наберу. Этот прогорит быстро…

И пошел в лес.

Господин Шильт смотрел ему вслед, но опасности ожидал от ясновидящей. От Лены. Она же не могла не заметить, что «Гошильт» знает про драконов намного больше, чем говорит!

Но Лена только тянулась к костру и молчала.

С утра дурачок Лит болтал, что видел над лесом настоящего дракона, и все над ним смеялись. Горш тоже смеялся, а теперь смотрел на вышедшее из лесу чудище, сжимал в потных руках рукоять косы, и вспоминал, как молодым дураком служил копейщиком, и так же стоял в первом ряду. Крестьян в ополчение берут, чтобы они первый удар конницы на себя приняли, и кто в первом ряду стоит, там же и ложится. Горшу повезло тогда, он отделался сломанной ногой, которая до сих пор ныла в непогоду, но остался жив. Даже получил от графа кошель серебра, вернулся живым, богатым… и с тех пор молил всех богов, чтоб войны обошли его стороной, потому что стоять в первом ряду с копьем в руках это такой страх, что штаны бы сохранить сухими.

Сейчас приближались не панцирные конники, но тот эпизод всплыл в памяти и не желал уходить.

Дракон был шагов семь в длину. Не слишком крупный, но даже отсюда видно, что зубастый. И странный горб на спине — Горш догадывался, что это крылья. Да и Лит видел летящего, значит, точно крылья. И что невысокий — значения не имеет. Налетит, собьет, загрызет. А если сказки правдивы — то еще и огнем из пасти добавит.

Не сразу заметил, что рядом с чудовищем идут двое людей. Парень и девушка. Одеты в какое-то рванье, шагают тяжело, опираются с двух сторон на дракона. А тот терпит, тащит. Потому и не сразу заметны были люди, что не очень видно было за горбом свернутых крыльев. Да и вообще, Горш сперва опасность смотрел, а люди выглядели не опасными.

Люди выглядели сущими бродягами — одеты в грязное рванье, идут качаются, друг на друга опираются. Один еще и кашляет. Простыл. Второй поддерживает и почти на себе тащит. Были бы они одни — прогнали бы, и не посмотрели бы на то, что болеет. Бродяге и подыхать бродягой.

Но дракон… может, удастся решить дело без драки? Зубастая тварь запросто порвет нескольких человек, а если разозлится, да в воздух поднимется… луки в деревне есть, но…

Ох, как хотелось Горшу решить миром! Ведь кто в первом ряду стоит — почти всегда там и ложится. А сейчас не вылетит с левого фланга графская конница, не ударит в спину врагам, не спасет. Трое их стоит против дракона — он, Горш, да Хип, да Лит-дурачок. Пока по деревне побегут, пока народ с вилами да топорами прибежит…

Дракон остановился, когда оставалось шагов тридцать. Теперь видно было, что тот, что больной ковыляет — девушка, а тот, что ее тащит — мужчина.

Остановились, посмотрели на мужиков. Оружия при них не видно, да только зачем оружие, если дракон ручной?

— Мир вам, — сказал Горш, — С чем пожаловали?

Мужчина промолчал, глянул на спутницу. Та пожала плечами. Он что-то негромко спросил. Горш не слышал слов, но понял, что говорят на непонятном языке. Попробовал вспомнить хоть пару слов на тильбане, но все, как на зло, забылись. Помнилось только «Ска пана» — не бейте, но сейчас вроде рано было это говорить.

— Мир и тебе, косарь! — вдруг услышал Горш со стороны бродяг, но кто это сказал, не понял.

— Ты с косой идешь бедных путников косить? — продолжил голос. Горш разглядел на плече у мужчины маленького человечка, ростом с ладонь.

Мало дракона, так еще и колдовской какой-то тип! Первый раз Горш видел такое, но ничего доброго не ждал, и от того не придумал, что же сказать.

— А мы всего лишь хотим попросить немного тепла и переночевать пару ночей в сухом, — сказал человечек, — И если знахарь есть в деревне, то лечения.

Горш понял, что вот сейчас надо либо броситься в бой — сказать им, чтоб убирались, и драться с драконом. Либо пригласить к себе — к кому ж еще? Сам не решился сражаться, значит, сам и принимай гостей.

— Так как, косарь? — спросил человечек, — Будешь косой махать, или как?

Проклятый малыш словно видел все мысли Горша, все его сомнения, все страхи. Может даже, видел, как он тогда со сломанной ногой в кровавой грязи валялся, а вокруг кричали, топтались и падали сражающиеся…

— Добрым путникам добрый путь, — сказал, наконец, Горш, — Можно в моем доме пожить. Еда у меня, правда…

— Не бойся, не обожрем мы тебя! — перебил малыш, — Даже можем мясом с охоты поделиться.

Обернулся к дракону и что-то спросил, весело и бодро. Дракон кивнул совсем по-человечески и коротко рыкнул. Согласился мясом поделиться.

Горш повернулся и тихонько сказал Хипу

— Ничего, надеюсь, бродяги как пришли, так и уйдут! А мы целее будем.

— Добро, если так, — пробурчал Хип.

И они все вместе пошли к дому Горша.

Глава пятая

в которой демон сражается, а Лена кашляет

Дорога угадывалась по лужам в колеях. Они заросли травой, между ними росли тоненькие деревца.

Муська бежала сквозь траву. Она давно уже перестала брезгливо стряхивать влагу, холодная вода пропитала шерсть, и казалось, что кошка вся состоит из дождя, холода и грязи. Охота для Муськи была непривычна, и поэтому она была еще и голодна, и была бы здесь своя человечка — Муська бы очень печально смотрела бы на нее, а та, конечно, пожалела бы бедную киску… но своя человечка была где-то впереди, и кошке казалось, что в еще большей беде, поэтому она бежала вперед.

Даже запах своей человечки пропал, смылся дождем, потерялся среди запахов трав и земли, зверей и леса, но Муська знала чем-то внутри, куда надо бежать. Она не думала, как далеко придется бежать, это было не важно.

Важным было совсем другое.

Муська вдруг замерла, подняла голову прислушалась. Сквозь шелест дождя до нее донесся едва слышный звук. Она не могла понять его природу, но он тоже был важным. В этом звуке было что-то неправильное. Муська в этот миг даже выглядеть стала совсем по другому — бедная грязная и замерзшая киска пропала, вместо нее здесь оказалась чуткая и осторожная хищница.

Муська одним махом запрыгнула на дерево и притаилась на ветке. Замерла, слилась с окружающим миром, исчезла.

По той же дорожке, шатаясь, как пьяная, шла девушка. Босая, в грязной и драной одежде. Ее глаза закатились, но шла она быстро и уверенно. На ее лице размазалась бурая грязь, похожая на высохшую кровь.

Муська унюхала запах болезни, запах страха… и еще почувствовала что-то еще, не нюхом, не ушами — тем, что у всех кошек есть с древних времен. Она наморщила нос и оскалилась, но не шелохнулась. Враг был слишком велик.

И враг шел по следу своей человечки…

Муська терпеливо ждала.

Девушка, воняющая смертью, споткнулась, чуть не упала, но удержалась — словно невидимая сила дернула ее за плечи вверх, и не дала упасть.

— Дай мне сдохнуть… — простонала девушка.

Муська не понимала слов, к тому же, это была совершенно чужая человечка. Это была человечка той смертельной и мерзко-воняющей силы, что не давала ей упасть или остановиться. Кошка прищурилась, ее глаза почти закрылись, словно она опасалась выдать себя взглядом.

Странная девушка продолжала идти, спотыкаться, шататься, но шагать быстро и целенаправленно. Когда она оказалась почти прямо под Муськой, кошка напряглась и подобралась. А девушка вдруг замерла, насторожилась и повела взглядом по сторонам, осмотрелась. Даже дыхание задержала, слегка съежилась, напряглась.

Муська словно дремала — глаза казались закрытыми, лапки аккуратно подобрались под брюхо, и только самый кончик хвоста едва заметно подрагивал.

— Эй? — сказала девушка вслух. — Я сдаюсь, не бей меня!

Вопреки своим словам, позы она не переменила, по-прежнему стоя в готовности прыгать, бить и рвать голыми руками.

— Беги, — вдруг сказала она, — это демон! Не верь ей!

И тут же ответила сама себе.

— Заткнись, дрянь такая!

Муська словно не слышала перепалки странной девушки с собой. Только хвост дернулся чуть сильнее, когда девушка вдруг ударила сама себя по носу. По верхней губе потекла свежая кровь, по щекам — слезы… а потом девушка сделала шажок вперед.

Муська прыгнула.

Беззвучно, как рысь, как тигр, как кошка на крысу — прямо на шею девушки.

Когти впились в кожу, задние лапы вцепились в остатки платья на спине жертвы.

Девушка взвизгнула, завертелась на месте, попыталась ухватить левой рукой повисшую на плечах хищницу. Муська зарычала — утробно и зло, как редко рычат домашние милые и пушистые кошки — лишь если попытаться отобрать у них добычу. Зарычала — и укусила.

Если бы это была крыса — она сломала бы жертве шею, и бой бы закончился, но все же размер Муськиной добычи слишком уж не соответствовал её возможностям.

Девушка вскрикнула от боли и ярости и цапнула кошку рукой. Муська вывернулась, царапнула когтями по запястью и упала на землю.

И тут же стремительно и быстро убежала в кусты.

Девушка продолжала стонать и выть от боли, хотя царапины и не были такими уж глубокими.

— Что ты воешь, как будто тебе голову оторвали? — спросила девушка саму себя. В голосе слышался страх смешанный с капелькой злорадства.

— Ночная мерзкая тварь! — она провыла-простонала себе в ответ. — Раны от этих когтей остаются навеки!

— Эй, страшная зверюга! — воскликнула девушка тут же. — Вернись, сожри меня уже! Вместе с этой…

— Заткнись! — рявкнула она и настала тишина.

Муська смотрела на все это из кустов, и ждала. Странная девушка, пахнущая смертью и страхом сидела в грязи и ругалась сама с собой, а Муська понимала только, что теперь тварь будет вынуждена задержаться… а самой кошке придется следить за нею, и едва увидит — гонять снова и снова.

Враг слишком велик, чтобы убить его, и слишком опасен, чтобы можно было допустить до своей человечки.

Потом Муська осторожно и быстро ушла из кустов и потрусила дальше — некоторое время по кустам, потом снова вышла на дорогу. Она снова бежала так же спокойно, только теперь чаще останавливалась и прислушивалась — не идет ли следом тварь, пахнущая смертью.

Одержимая же еще долго сидела в грязи, выла, чесала царапины грязными руками и ругалась. В конце концов, она встала и поковыляла куда-то в сторону от дороги. Ее движения стали намного менее уверенными, пару раз она даже поскользнулась и упала, но тут же поднималась и шла дальше.

В доме было душно, тесно и темно. На большой сундук положили какие-то тряпки, шкуры и снова тряпки. Там укуталась Лена. Она кашляла, из носа текло и глаза слезились. Небольшая печь пахла дымом и копотью, и от нее по комнате расходился жар. Виктор вспомнил, как летом ездил с приятелем в баню — там тоже было темно, тесно и жарко, вот только там к запаху дыма примешивался аромат распаренной березы и пива, а здесь — кислый запах шкур и пота.

Лена закашлялась, потянулась не глядя, и Виктор сунул ей в руку тяжелую глиняную кружку с травяным отваром. Неизвестно, что там намешали, но как лечить Лену он все равно не знал. Оставалось только верить в целебную силу природы.

Виктор был городским жителем до мозга костей, и потому всегда лечился таблетками, но в глубине души верил в природное лечение.

Лена отхлебнула совсем немного и поставила кружку.

— Как ты? — спросил Виктор тихо. Лена неопределенно покрутила в воздухе рукой и промолчала. Боялась закашляться снова.

Она прикрыла глаза и собралась подремать. Виктор взял почти пустую кружку, отошел к печке. Рядом стоял большой горшок, в котором тихонько грелся травяной настой.

— И зачем мы вообще сюда пошли… — Виктор сказал это совсем тихо, но слова прозвучали вполне отчетливо.

Господин Шильт едва слышно фыркнул, и тут же осторожно глянул на Виктора. Тот не услышал, был глубоко погружен в собственные переживания. Он налил настой, отнес Лене, поставил рядом.

Господин Шильт снова уткнулся в свою работу. Он пытался из лоскутов шкур и ткани сделать хоть что-то поудобнее просто намотанного на тело полотна, но он никогда не умел шить, а обращаться к крестьянке опасался. Ведь сейчас единственное, что у него оставалось, это иллюзия достоинства, и хотя бы ее надо было сохранить любой ценой.

Виктор снова сел рядом с Леной. Вздохнул. Молча поправил на ней одеяла.

— А как вас сюда занесло-то — вдруг спросил господин Шильт.

Произнес, и сам испугался. Задать вопрос — значит открыться, показать, что тебя интересует. Задавший вопрос показывает свою слабость, а слабость господин Шильт не мог себе позволить.

Но весь долгий опыт исследований слабостей людей говорил, что сейчас Виктор еще слабее. Он расстроен, растерян и напуган. И если и задавать вопросы — то только сейчас.

Виктор тем временем тяжело вздохнул и пожал плечами.

— Да я как-то сам не знаю, — сказал он тихо, — так вышло.

Наступила тишина, господин Шильт не решался подтолкнуть Виктора к большей откровенности, а сам Виктор молчал и только неопределенно вертел пальцами в воздухе.

Потом заговорил, почти сам с собой.

— Мы здесь ничего не умеем… ничего не можем. Зачем мы здесь?

Господин Шильт забеспокоился. Ему нужна была информация, а не депрессия или слезы. Конечно, Виктор не очень походил на человека, склонного рыдать, но все же. Надо было помнить еще и о том, что в любой момент могут зайти хозяева дома. А это дикие люди — увидят рыдающего мужчину, и решат, что можно выгнать их под дождь. Господин Шильт нисколько не обольщался — их пустили вовсе не из сострадания, а потому что видели зубы дракона. И едва они заметят слабость… сможет ли Костик драться против всей деревни? Ведь в таком состоянии, похоже, господин Шильт лучше боец, чем Виктор…

— Еду добывает Костик. Огонь разводит Костик… Мы же — просто балласт.

— Балласт…

Господин Шильт не сразу даже понял, кому принадлежит этот новый голос — едва слышный шепот, почти теряющийся в шелесте дождя за дверью и потрескивании поленьев в печи.

— Балласт — это груз, — Лена говорила не открывая глаз, и господин Шильт попытался прислушаться к магическому фону — Вещает она, или просто говорит шепотом от того, что горло болит?

Не услышал ничего, только убедился лишний раз в своем бессилии.

— Груз, который ничего не делает, да… — продолжала Лена, — просто лежит. И своим существованием дает устойчивость.

Виктор слушал так, словно тоже никак не мог решить, Вещает Лена или просто так говорит. Господин Шильт боролся с желанием подбежать к нему и дернуть за штанину — молчи, мол! не перебивай Вещунью!

Но нельзя было показывать свою осведомленность в таких вещах. Откуда беспамятному гномику знать, как проходит Прозрение, как Вещунью охватывает транс, как Знаки и Слова приходят к ней, и Возможное льется потоком силы…

— Ты хочешь сказать, — Виктор все же нарушил молчание, и господин Шильт подавил возглас досады. — Ты хочешь сказать, что мы здесь просто, чтобы…

Он замолчал, подбирая слова, и Лена продолжила.

— Просто, чтобы Костик не сошел с ума.

Она протянула руку и снова взяла кружку. Медленно стала пить.

Господин Шильт понял, что это не было трансом, но все же что-то близкое.

Он понял, что весь его план по сведению с ума дракона, который был так хорошо разработан, и так хорошо украден Цернехом… так вот, этот план был разрушен этими людьми просто потому, что так «правильно».

На краткий миг он возненавидел их обоих, мелькнули образы жертвоприношений и пыток… но он тут же подавил эмоции. Нельзя. Он слишком слаб. Надо играть тем, что есть, а у него нет ничего, кроме зыбкой дружбы со странными людьми и едва заметной благосклонности дракона.

Надо смирить гордость и забыть прошлые поражения.

На время.

Птенцы в гнезде замерли в надежде, что страшный хищник не заметит, а их мамаша напротив — истерично орала, хлопала крыльями, пыталась налететь и клюнуть. Одержимая ловко поймала ее, и мгновение держала, ощущая, как под пальцами колотится маленькое сердце. Потом откусила голову, захрустела костями. Кровавой тушкой принялась смазывать царапины на руке.

Остальные птицы поняли опасность, и близко уже не подлетали, но орали по-прежнему пронзительно и отчаянно. А одержимая давилась перьями и мазала себя горячей кровью.

— Целебная мазь… — бормотала она, и доставала из гнезда следующего птенца. — Живая кровь, лечение от порезов…

Откусывала голову, словно вскрывала бутылочку с горячим, красным снадобьем. И мазала шею, руку, снова шею. Жрала, не выплевывая перья и кости, давилась, кашляла и качалась на толстой ветке дерева.

Птенцы умирали один за другим под отчаянные крики взрослых птиц… демоница лечилась.

— Живая кровь… — пробормотала Лена. Жар не отпускал ее, она дремала и бредила во сне. — Живая кровь, лечение…

Виктор намочил тряпку прохладной водой, протер Лене лицо. Потом еще раз.

Лена вздохнула, приоткрыла глаза, невидяще посмотрела перед собой.

— Живая кровь… — пробормотала она, закрыла глаза и уснула.

Господин Шильт не спал, он внимательно слушал, что скажет Видящая… и ему очень не нравилось то, что он слышал.

Мало того, что несмотря на отвары и тепло, Лена никак не поправлялась, так еще и этот бред про «живую кровь». Разумеется, Видящая в таком состоянии может видеть самые разные кошмары, но слишком уж этот походил на следы магии.

А где магия — там и маги. А он, господин Шильт, слаб и беззащитен…

Глава шестая

в которой Костик хочет плакать, а Виктор задает вопрос

Лена не помнила, как здесь оказалась. Кругом была темнота, неприятно и резко пахло потом, плесенью и какими-то травами.

Она медленно шла темными коридорами, под ногами мягко пружинила странная дорожка. В неподвижном воздухе завис влажный, гнилой жар, но каждое движение порождало ледяные сквозняки, от которых все тело пробивало дрожью.

«Я сплю, — подумала Лена. — Так не может быть, я сплю, и я больна.»

— Скоро ты умрешь! — сказал кто-то. Лена оглянулась на голос и увидела рядом смутно знакомую девушку. Та серьезно посмотрела в глаза и объяснила.

— Воспаление легких. Здесь дикие места, никаких лекарств. Брык, и все.

— Нет, — ответила Лена, — я так не хочу. Так нельзя!

Собеседница промолчала и только развела руками. Лена отвернулась и пошла дальше.

Впереди по коридору была темнота, но при приближении из нее проступали стены, пол и темный путь дальше. По стенам пробегали неясные тени, в какой-то момент по полу пробежала огромный силуэт крылатого существа. Позади была тишина, и Лена подумала, что странная девушка осталась там же, но вдруг ее голос сказал прямо за спиной:

— Куда ты идешь, как ты думаешь? Впереди смерть.

— Она всегда впереди, — ответила Лена. Подумала развить мысль, но решила не продолжать. Что толку препираться с… С кем?

Вдруг возник и обострился тревожный вопрос — а с кем она разговаривает? Она остановилась и всмотрелась в спутницу, которая, как назло оказалась наполовину скрыта в тени.

— Ты умрешь, — сказала собеседница из тени, — и Виктор не справится с драконом. Дракон сожжет деревню и улетит…

Лена пожала плечами. Она слишком устала для эмоций, а все это походило на страшилку. Пол под ногами мягко качался, словно корабельная палуба. Лена никогда не плавала на морских кораблях, но качку представляла себе именно так. Очередной ледяной сквозняк заставил ее зубы стиснуться, а кожу всю покрыться мурашками. Некоторое время она даже шевельнуться не могла, все мышцы свело судорогой. Лена пыталась вернуть себе власть над телом.

— Ты — моё прозрение, верно? — спросила она. — Или ты — мои страхи?

— Чудовища с тобой, чудовища за тобой… — сказала собеседница, но Лена уже разглядела ее лицо.

Зеркало. Обычно она видела это лицо в зеркале.

— Я знаю, — ответила она спокойно. — Чудовище со мной, я с чудовищем…

— Ты балласт человечности, а когда умрешь, станешь грузом вины! — заявила зеркальная собеседница.

Лена огляделась и вдруг ей показалось, что странный этот коридор, где она идет, смутно знаком ей. Она видела его… когда-то… на картинке. В книге.

Округлый тоннель с пружинящим полом, мягкая темнота, переплетение дорожек.

— Это… кровеносные сосуды? — удивилась Лена. — Что это значит?

— Кровь — ключ жизни, — ответила зеркальная Лена. — Кровь исцелит, но ты станешь испытанием.

— Для кого? — спросила Лена. Она вдруг поняла, что до сих пор воспринимала происходящее не с отвагой или мудростью, а с апатией. Вспомнила, как как-то Муська всерьез заболела, и тоже была безразличной ко всему, и только когда лекарства начали вытягивать кошку к жизни, она стала реагировать — отбиваться от уколов, орать, возмущаться. Начала чувствовать боль.

— Жизнь — это боль, верно, — отозвалась спутница на невысказанные мысли.

Лена осторожно улыбнулась. Стало не по себе, но ее пугала не странная обстановка, словно выдернутая из чьего-то кошмара, не бредовость образов и даже не зеркальная собеседница, хоть она и пророчила всякие страсти. Лена вдруг поняла, что больна, и здесь, без лекарств, без лечения — скорее всего, смертельно.

Дни шли. Медленно, тяжело и однообразно. Лена все реже приходила в себя, постоянно дремала, и немного бредила. Что-то бормотала, но Виктор не мог разобрать, что. И к чему. Если это и были пророчества, то он их не понимал.

Костик каждый день летал на охоту, приносил добычу и отдавал в уплату за постой хозяину дома. Виктор так и не запомнил, как зовут этого угрюмого мужика, да и плевать ему было на его страхи. Хватало своих.

Лена. Мысль о том, что она умирает никак не желала уходить. Виктор старался гнать ее, но… ни лекарств, ни врача… даже градусника нет!

Сперва Виктор суетился, пытался что-то делать — бесконечно поправлять одеяла, приносить горячее питье, сидеть рядом… Он отчетливо представлял себе, как Лена утром проснется, улыбнется и встанет. Как она пошатнется от остаточной слабости, и как он подхватит и обнимет ее…

Потом накатила апатия и безнадежность. Он продолжал делать все то же, но уже не ждал, что утром произойдет чудесное исцеление.

Это было ужасно, словно темное, глубокое облако накатило на разум, и тот отключился. Виктор действовал, как автомат. Поправить одеяло. Принести кружку. Помочь сесть на ведро и вынести его потом.

Все это в полутемноте и вони, в духоте и безнадежности.

Но все же разум не мог слишком долго быть в таком состоянии. Виктор начал искать дело, которое бы заняло место мрачного отчаяния, и вспомнил про балласт. Лена сказала, что они здесь для равновесия, и Виктор гнал от себя мысль о том, что если бы они просто вернулись, она бы не заболела.

Если бы, если бы…

Если бы он тогда не пошел туда, если бы не пошел бы за Леной… Слишком много «если», слишком много «бы»…

А здесь и сейчас у них есть дело — быть балластом для равновесия Костика — так взялся уговаривать себя Виктор. Дело должно было отогнать мрачную муть отчаяния. Все равно ничем толком помочь Лене он не мог.

И едва он об этом подумал, как сразу понял, что Костик-то сильно изменился за эти несколько дней. Он больше не рычал, смешно и неуклюже разные звуки — перестал тренировать речь.

Виктор вышел во двор, к Костику. Ему было слишком тесно в доме, и он, когда возвращался с охоты, сидел на улице, прямо рядом с крыльцом. Хозяин дома каждый раз проходил мимо осторожно, бочком, но Костик не обращал на него внимания.

Виктор глянул на дракона и удивился — за эти дни Костик еще больше вырос. Как-то, пока он постоянно был перед глазами, это не замечалось, а сейчас он выглядел, как настоящее чудовище из сказок. Он свернулся калачиком и лежал на земле. Дождь мелкими каплями стекал по темной чешуе.

— Костик, привет, — сказал Виктор, и даже удивился своему хриплому голосу. Казалось, что за эти дни он сам разучился говорить, весь мир ограничился темной и тесной комнатой, вонью болезни и дыма… а тут зябкая свежесть, свет и запах осени.

Костик поднял голову. Разинул пасть, издал странный звук, словно хотел что-то сказать, но забыл, как.

— Все хорошо, Костик, — Виктор старался говорить спокойно, хотя к горлу на миг подкатил ком. Сам-то он слишком хорошо знал, что вовсе не хорошо.

— Ахр, — ответил Костик и покачал головой.

— Ну, не все хорошо, ты прав, — сказал Виктор. — Но все же не надо расклеиваться. Этим мы Лене точно не поможем.

Костик посмотрел мрачно, потом отвернулся и лег обратно.

— Нет, ты не отворачивайся, — сказал Виктор, — ты подумай! Во-первых, я все же верю, что Лена поправится. А во-вторых…

Костик поднял голову очень резко. Его глаза ничего не выражали, хищные, злые желтые глаза с узкими щелями зрачков, но Виктор был уверен, что Костику больно, грустно и тяжело. Ему и самому было горько и больно так, что не хотелось шевелиться — именно поэтому он и шевелился.

Костик что-то прошипел, злое и жестокое… а может, просто грустное, в змеином шипении не разобрать. Виктор помотал головой.

— Не, Костик, так не пойдет. Постарайся говорить. А то я не пойму — ты ругаешься на меня, или плачешь.

Костик замотал головой и глухо рыкнул.

— Думаешь, Лене будет приятно, если ты совсем разучишься говорить? — спросил Виктор.

Костик застонал, а потом с силой ударил головой в стену. Из бруса посыпалась пыль и щепки. Виктору даже показалось, что стена немного пошатнулась. Костик взмахнул головой на длинной шее и Виктор не задумываясь ухватил его за морду.

Костик дернулся назад, Виктор чуть не упал, а дракон уже навис над ним с приоткрытой зубастой пастью.

Виктор снова удивился, насколько крупным стал Костик, как быстро он вырос.

— Подумай, Костик, — сказал он негромко. — Ты выбираешь — остаться человеком, или стать животным.

На несколько секунд наступила оглушительная тишина, а потом Костик застонал почти по человечески, опустил голову, лизнул руку Виктора длинным черным языком.

Виктор отнял руку, обнял дракона за шею.

— Горе, — сказал он, — мне тоже очень горько, Костик. Я боюсь, ужасно боюсь.

Когда дракон бросился на Виктора, господин Шильт чуть не взвыл. Отличный момент, но он не готов! Он не успел восстановить свою магию!

Было бы прекрасно — Лена дохнет от лихорадки, Виктор пытается укротить дракона, и тот откусывает ему башку… и все человеческое в его душе вскипает от осознания содеянного. Вина — если ее аккуратно подтолкнуть, убьет душу. И вот дракон готов к покорности.

Это было сутью приведения к покорности таких тварей, как драконы — магия на них почти не действует, а сила огромна. За что их держать? Только за душу, вернее, за ту дыру, что образуется, когда душа сжирает сама себя.

И вот сейчас — самую малость подтолкнуть, чуть потом доработать, и дракон готов к употреблению.

Был бы.

Потому что нет сил ни подтолкнуть, ни потом привести к покорности. Ничего нет, ничего не успел.

Виктор не сплоховал. Господин Шильт видел, знал, что если б он хоть на миг испугался, если б позволил страху проявиться — дракон оторвал бы ему голову.

Но вот — обнимаются, плачут… Дракон башку парню на плечо сложил, Виктор его по плечу хлопает, держись, мол, парень.

Правду сказала Видящая, балласт. Пока они живы, пока они держатся — дракон не утратит свою душу.

Господин Шильт устало прикрыл глаза. Он думал.

Дракон — величайший приз, его покорность, его сила неоценима. Но сперва надо выбраться самому. А это такое дело, что нельзя ошибиться. Проигрыш — сразу гибель.

Значит, пока дракон должен остаться стабильным, а Лена должна выжить.

Лекарство… Лекарство-то под рукой, но как о нем сказать, не открывая своей магической природы? Никто, кроме магов, не может знать об этом средстве. Виктор, конечно, болван, он ничего не знает о магии, но все же не стоит слишком уж…

— Гошильт! — голос Виктора выдернул его из раздумий. Он удержался, чтоб не вздрогнуть. Открыл глаза, вышел на крыльцо.

— Вы уж извините, Гошильт, — сказал Виктор, — Я понимаю, что у вас наверное, есть важные причины… и я благодарен вам, что вы помогли нам советом, как быстро добраться до теплого жилья…

Виктор говорил, а господин Шильт чувствовал, что вся его легенда рассыпалась. Болван оказался вовсе не болваном. Господин Шильт с горечью вспомнил, что эти ребята, нелепые и невежественные, убили Цернеха, со всей его магической мудростью.

— Я подумал, что Лене здорово помогли бы антибиотики, — продолжал Виктор так же спокойно. — Но здесь нет такого, здесь мир колдовства, а значит, нужно искать чудесные средства. Вот я и подумал, кого спросить про волшебное лекарство, как не волшебника?

Господин Шильт хотел было возражать, но глянул на дракона, и вспомнил, что про этих тварей рассказывали, что они чуют ложь. Значит, надо было слепить легенду из правды и умолчаний…

— Почему вы так думаете? — все же спросил господин Шильт. Он ждал, что Виктор скажет про его решительность тогда в лесу, про его почти точное знание, где искать жилье, но Виктор сказал:

— Вы легко понимаете нас, и так же легко говорите с местными жителями. Вы нашлись рядом с развалинами башни колдуна. Вы понимаете даже Костика.

Виктор глянул на дракона и положил руку ему на плечо. Господин Шильт тоже глянул, и подумал, что если этот бросится, его ничто не удержит. А дракон смотрел… с надеждой и обидой, зло и в то же время умоляюще. Дар волшебства — понимать, и господин Шильт так привык к нему… забыл, что это магия — понимать речь, даже если это и не речь вовсе, а жесты или выражение чешуйчатой морды.

И сейчас на этой самой морде он отчетливо читал, что если он, господин Шильт, не вытащит из кармана чудесное средство от болезни девки…

Нет, угрозы в глазах дракона не было. Просто слишком легко господин Шильт представлял себе разочарование и горе громадного ящера. И слишком хорошо понимал, что не убежит, не скроется…

К счастью, чудо-лекарство было рядом.

Господин Шильт снова посмотрел в глаза Виктора. По ним было видно, что парень не слишком верит. Вот в глазах Виктора намек на угрозу был.

Хватит парню злости хлопнуть дракона по плечу и сказать — «Взять!»? А после этого успеет ли господин Шильт хотя бы вдохнуть, чтобы визжать, пока чудовищные зубы размолотят его в кровавые ошметки?

— Кровь, — выдохнул господин Шильт, стараясь прогнать из воображения вид стремительно налетающей пасти, блеска зубов и его собственного тельца в этой пасти. — Кровь дракона, по капле на каждый пуд веса тела. Развести водой три к одному, вскипятить и выпить больному…

Он даже не сразу понял, что говорит почти точными словами, как было написано в книге, которую писал еще когда преподавал в Саальденской Академии…

Виктор улыбнулся, хлопнул дракона по плечу.

— Костик, поделишься несколькими каплями крови?

Господин Шильт чуть не завизжал от ужаса, когда драконья пасть стремительно надвинулась на него, длинный темный язык облизал его с головы до ног. Когда господин Шильт снова смог нормально дышать, он увидел, как дракон неуклюже и странно танцует в середине двора, и брызги грязи летят во все стороны.

Глава седьмая

в которой разговаривают и вспоминают имена

Слуге имени не полагалось. Госпожа Ямиара полагала, что стоит знать имена тех, кто хоть что-то значит. А этот? Да, это ценный слуга. Обученный, толковый, привыкший ловить малейшую тень ее мысли — и вовремя появляться там, где надо. И делать то, что необходимо. Она бы заподозрила в нем магические способности, но слишком давно его знала.

Слуга просто долго был с нею. По своему госпожа Ямиара даже любила его — как любят старые, разношенные и удобные туфли, как любят привычную вещь, которая всегда лежит на нужном месте.

Наверное, когда-то у слуги было имя, и возможно, он и сам его давно забыл.

Девку, в которую она подселила демоницу, тоже как-то звали, но госпоже Ямиаре это было совершенно не интересно. Раньше. Но теперь…

Госпожа Ямиара беспокоилась. Времени прошло уже много, но от посланной демоницы — никаких вестей. Конечно, демоны всегда пытаются потянуть время пребывания в реальности. Развлекаются они так — мучая и убивая, и стараются делать это как можно дольше. Она и поставила задачу довольно широко, в некотором смысле позволяя демонице развлечься — подчиненным надо порой давать небольшие послабления. И девку выдала крепкую, чтоб дольше хватило…

Но ведь не в ущерб же заданию!

Вариантов было два — демоница злостно саботирует, либо она столкнулась с проблемами.

Господа Ямиара снова и снова вспоминала собственные слова — демоны очень любят прицепиться к неточной формулировке и устроить себе развлечение. Но нет, все было вполне точно — выяснить, что случилось с хозяином Башни и сразу же вернуться и доложить.

Если бы она знала имя девки, можно было бы погадать. Вплести имя в заклятие, узнать, где она сейчас. Или где и как она погибла. Но кто же знал, что рабыня, которую она отправила, понадобится еще?

Она сидела, прямая и строгая, молчала и думала. Слуга не показывался, он отлично знал, когда к госпоже не стоит подходить, а госпожа Ректор выуживала из собственных мыслей возможности.

Из отсутствия вестей тоже можно делать выводы, и прежде, чем что-то делать, надо подумать. Большая часть мудрости волшебников — в умении понять значение известного.

Значит, вопреки гаданию, Цернех оказался жив и из башни ушел… и демоница, строго повинуясь приказу, отправилась выяснять, что случилось…

Она протянула руку и легонько коснулась колокольчика ногтем. Слуга тут же появился рядом и замер в ожидании распоряжений. Госпожа Ямиара молчала.

Потом легонько шевельнула пальцами и слуга так же безмолвно исчез. Минуты не прошло, и он вернулся с подносом, на котором дымилась маленькая чашечка с ароматным травяным отваром. Госпожа Ямиара привычно шевельнула пальцами над паром, заклинание показало, что в чашке именно то, что и должно быть, и она подняла и отхлебнула глоток.

Надо было связываться с самой демоницей, а этого делать не хотелось.

Демоны…

Вечно голодные, пожирающие мучения своих жертв… И магию.

Магия и мучения — неразрывно связаны, сплетены в единый клубок.

Иные безумные колдуны истязают сами себя, получая небывалую мощь, но сходят с ума от постоянной боли.

Мудрые же приносят в жертву ненужных людишек. Это был путь Саальденской Академии, это был путь могущества…

Но связываться с демоном с помощью магии все равно следовало крайне осторожно. Это все равно, что пытаться разбудить спящего дракона, пиная его в челюсть.

И все же, другого пути не оставалось. необходимо было выяснить, что задержало эту тварь, почему она до сих пор не явилась с докладом?

Она снова легонько звякнула ноготком по чашке. Слуга почти сразу все понял и принес необходимое.

Вскоре кровь жертвы медленно лилась в чашу, свечи горели ровным, темным огнем, и дым клубился под потолком.

— Ты, — тихо сказала госпожа Ямиара, и начертанные защитные руны на миг вспыхнули и погасли. Госпожа Ямиара добавила тайное имя демоницы, и твердой рукой вогнала нож в сердце жертвы. Девочка вздрогнула и раскрыла глаза, в которых не оказалось зрачков — лишь темные провалы.

— Ха! — воскликнула демоница.

— Отвечай мне, демон, — сказала госпожа Ямиара. Девочка начала было поднимать ручки, но руны по сторонам вспыхнули на миг, и она снова легла смирно.

— Отвечай, отвечай, — сказала она капризно, — жрать не даешь, беготни много, в лесу заповедном на кошку натуральную наткнулась!

— Зачем ты пошла в лес? — спросила госпожа Ямиара властно. Демоница оскалила мелкие девчоночьи зубки.

— Все тебе расскажи! Вот будет время докладывать — тогда да! А сейчас — выполняю твое задание!

Показывать эмоции было нельзя и госпожа Ямиара спокойно и величественно кивнула.

— Выполняй. Помощь не нужна? — сказала она так, словно и ожидала именно такого разговора.

— Справлюсь, — ответила демоница. В глубине темной пустоты ее глаз блеснуло что-то кроваво-красное, словно там на дне таился маленький пожар.

— Сроки? — спросила госпожа Ямиара. — Как скоро сможешь доложить?

Демоница улыбнулась мечтательно и безмятежно, но защитные руны вокруг пыхнули чуть ярче. Рука госпожи Ямиары твердо держала нож, воткнутый в сердце жертвы, а из глаз умирающей насмехалась над нею тварь Бездны.

— Сро-о-оки? — протянула она с явной насмешкой. — Скоро! Надеюсь, ты не сдохнешь от дряхлости, пока не я вернусь!

Госпожа Ямиара почти вздрогнула от ярости и тени страха, но удержалась. Но пока она боролась с собой, она пропустила миг, когда пламя погасло в глазах жертвы. Перед ней лежала обычная мертвая девчонка, купленная на улице рабыня без имени… Демоница ушла.

Госпожа Ямиара выпустила нож и не глядя протянула руку. Слуга уже подал ей полотенце, и она брезгливо вытерла руки. Потом подняла ладони к самым глазам, внимательно рассмотрела их. Пальцы еле заметно дрожали.

Госпожа Ямиара уронила полотенце на пол, откинулась на спинку своего кресла, прикрыла глаза.

Очистила разум, слушая, как слуга почти беззвучно убирает грязь после ритуала.

Тварь ужалила в самое больное, что было у госпожи Ямиары, и следовало залатать прорехи разума.

И когда страх старости отступил, она стала думать.

Вспоминала каждое слово демоницы, каждый оттенок тона, каждый жест, видимый лишь магам.

Пыталась понять, что знает тварь, куда она идет, и чего на самом деле хочет.

Бека.

Ее звали Бека.

Она надеялась, что привыкнет. Что спустя какое-то время боль перестанет терзать ее так беспощадно. Бесполезно, боль не кончалась.

Демон, отвратительный демон сидел внутри, смотрел ее глазами, держал ее руки, говорил ее ртом.

Все тело болело, словно оно все целиком превратилось в сплошной больной зуб. Но при этом каждая царапина, оставленная на коже ветвями кустов, колючками трав, камнями на земле — все это дополнительно горело огнем.

Как ни странно, не болели только те места, которые расцарапала странная тварь — мелкая, но яростная.

Бека даже несколько мгновений надеялась, что зверушка победит, сожрет ее, и мучения кончатся… Бека чувствовала ужас демона перед мелкой, но, видимо, очень могущественной тварью — словно демон выл и скулил прямо у нее в ушах.

Но демон, хоть и боялся, но был силен, а зверушка — маленькой.

Бека не могла сделать ничего, и к ее боли тела прибавилось разочарование… Но еще она чувствовала, что демон в ней был ослаблен. И места, где кусал и царапал мелкий зверек, не болели. Вернее, они саднили самую малость, как болит самая обычная царапина, а той мучительно-постоянной боли, жжения и мучения — не было.

Зверек был сильнее демона.

И демон знал об этом. Демон тащил ее тело не по дороге, а по кустам. Часто останавливался, прислушивался по-особенному, не к звукам, а к самой жизни вокруг. И шел дальше, обжигая ступни девушки каждым шагом.

Бека ждала смерти, она хотела, чтобы все кончилось, но все продолжалось еще и еще. Исчезло прошлое, пропало будущее — осталась только боль, только муть в сознании, только ветки, рвущие кожу и земля, кусающая ступни. И демон внутри неустанно творит новую и новую мерзость.

Бека не смотрела, куда она идет. Какая разница? Направление знает демон, а если девушка заметит острый камень или ветку, демон направит ее так, чтоб наверняка причинить еще боли.

Глаза ее были широко раскрыты, но Бека ничего не видела. И не слышала.

Поэтому когда голос окликнул ее, она не поняла, что это.

— Бека! — повторил голос. Говорил мужчина, приятным, глубоким баритоном.

— Кто? — выкрикнула Бека, и тут же захлебнулась словами.

— Где кто? — шепотом спросил демон ее ртом. Тело девушки отпрыгнуло в сторону, глаза быстро и настороженно смотрели сразу во все стороны.

— Я не зна… — начала было отвечать Бека, но демон тут же захлопнул рот.

— Молчать! Тихо! — прошептал демон одними губами.

— Ты можешь не говорить вслух, — сказал неведомый мужчина, — я услышу тебя.

Бека молчала. Ничего, кроме этого она сейчас и не могла сделать.

— Я — господин Вопрошающий, — сказал голос, и Бека испугалась еще больше. Господами в Саальдене называли магов, а от них ничего хорошего ждать не стоило. Старуха-ведьма засунула в тело демона, и от жизни Беке осталось только ожидание смерти и надежда на то, что жрецы врут, и после смерти от нее не останется ничего, что сможет замучить демон.

— Да, — сказал голос неведомого мага. — Да, ты на грани смерти, и только поэтому я смог до тебя дозваться. Вообще-то я вопрошаю мертвых…

— Что происходит? — так же почти беззвучно спросил демон. Бека не отвечала, она вдруг поняла, что тварь не слышит этого мага. А маг пытается связаться с нею, не потревожив демона. Что из этого следует, она пока не могла понять, и боялась надеяться на что бы то ни было, но что-то важное в этом всем было.

— Что происходит? — повторил демон, и Бека почувствовала, что снова может владеть собственным языком и губами. Демон ждал ответа.

— Больно! — ответила она, и тут же пожалела — теперь демон наверняка причинит ей еще большую боль.

— Бывает, — насмешливо ответил ее собственный голос, и тело девушки выпрямилось и спокойно пошло дальше.

— Демоница не отомстит тебе, — сказал господин Вопрошающий. — Она и так тянет из тебя все, что только возможно.

— Тянет? — Бека спросила мысленно. Она не знала, как сделать это тайком, но кажется, демон ничего не заметил.

— Демоны так питаются — мучениями своих жертв. Не плотью, а самой болью, — ответил господин Вопрошающий. Бека даже подумала умолять мага спасти ее или хотя бы добить, но тут же вспомнила, что от магов никакого добра не дождешься. Он же тоже маг, такой же, как старуха. Он и говорит с нею потому, что ему что-то от нее надо.

— Но к делу, — сказал господин Вопрошающий. — Где ты?

Бекаподумала, не сможет ли она разозлить мага так, чтобы он ее убил? Но отказалась от этой мысли — старуха была главной среди магов, а этот…

Тут она догадалась — этот маг завидует старухе, и пытается интриговать против нее.

— Говори! — сказал Вопрошающий. Бека почувствовала легкий толчок желания отвечать, но все же легко смогла промолчать. Вспомнила — она все же жива. Жива! А значит, Вопрошающий мертвых не имеет над нею полной власти. Особенно здесь — когда в ней сидит демон, подсаженный старухой.

Маг видимо, понял эти мысли, и сказал вдруг мягко, увещевающе.

— К чему упрямиться? Госпожа Ректор отдала тебя на съедение демону. Зачем тебе хранить ее тайны? Демон тебя сожрет в любом случае.

— Ты маг, — вырвалось у Беки, и она тут же мысленно захлопнула рот и стиснула зубы.

— Маг. Конечно, маг, — ответил господин Вопрошающий. — Но я на твоей стороне!

Бека промолчала. Господин Вопрошающий подождал, потом повторил.

— Я на твоей стороне.

Голос в голове звучал тихо, почти ласково. Так когда-то говорил отец, которого Бека почти не помнила. Только голос и большие, очень большие руки, ласковые и добрые. С жесткими мозолями и грязными ногтями — самые прекрасные руки на свете. А лицо почему-то забылось — слишком много времени прошло, сама Бека тогда была совсем малышом. Она даже не была уверена, что не придумала для себя все это, но сейчас это было не важно.

Проклятый колдун пытался подделаться под ее отца, украсть единственное, что у нее оставалось!

Она не выдержала.

— Твари! Все вы мерзкие, отвратительные мерзавцы! Чтоб вы сожрали друг друга с потрохами! — заорала она. Демон по-прежнему держал ее рот под контролем, поэтому крик получился только мысленным, беззвучным, и от этого еще более яростным.

— Черви, ползающие в гнили и жрущие страдания!

На миг ей показалось, что господин Вопрошающий что-то говорит ей. Не слова, лишь эмоция, пожелание вести себя тише, но ее злость уже было не остановить.

— Да вас даже дракон этот жрать не станет, потому что падаль вы все, и его стошнит!

И тут жухлая трава бросилась ей в лицо, а связь с магом пропала.

Бека обнаружила себя лежащей на земле. Нос болел — она разбила его, и теперь дыхание получалось с хлюпаньем. Но больше не болело почти ничего.

— С кем это ты болтала так мило? — спросил демон. Бека вдруг поняла, что демон прекратил терзать ее и смотрит на нее. Не глазами, а так, как смотрят демоны — на суть, на ее жизнь, на ее боль и страдание.

— Я… — Бека лежала и наслаждалась отсутствием боли. Не полным — саднили царапины от когтей, ныл нос, ныли ступни… но не было той боли во всем теле. Она боялась только, что сейчас демон снова начнет ее мучать, и все вернется.

— Не бойся, расскажи, — сказал демон, и Бека замерла всей своей сутью.

Она вдруг поняла, что может попытаться сыграть свою игру. Между всеми этими тварями — демоном, старухой и мерзким колдуном, — сидела она, бессильная рабыня, слабая и не способная ни на что волшебное. И все эти твари хотели чего-то друг от друга, но посередине была Бека.

— Я скажу, — девушка заговорила медленно, пытаясь думать очень быстро. И тихо, потому что демон мог увидеть тень ее мыслей. Наверное, мог.

— Ты только не… не надо так больно… — она немного тянула время, и надеялась, что демон поверит ее страху. Страху демон просто обязан был поверить — ведь он и в самом деле наводил его.

Демон молчал и ждал. Бека дрожала от ужаса и… возбуждения?

Единственное, что Бека понимала, что она не хочет отыграть себе ни жизни, ни даже смерти. Только гибель всех этих «господ», что используют людей, как вещи…

Господин Вопрошающий откинулся на спинку кресла. Посидел несколько минут. Потом дрожащей рукой взял тряпицу, вытер пот с лица и с лысины.

Такие вещи всегда требуют много сил, к тому же надо было таиться от демона.

То, что старуха Ректор пошлет на дело демона — он догадывался. Госпожа Ректор всегда любила такие штуки.

Но дракон… Дракон — это был сюрприз.

«Знает ли сама госпожа Ректор про дракона? — подумал господин Вопрошающий. — Или демоница еще не успела доложить ей?»

Он решил, что еще не успела — демон будет тянуть с выполнением задания, сколько сможет, чтобы подольше потерзать всех, до кого дотянется. А значит, в Саальдене про дракона знает пока только он — господин Вопрошающий.

Глава восьмая

в которой Горш спасает своих, а Лена берет кошку на руки

Горшу все надоело, но выгонять незваных гостей было страшно. Хорошо было то, что дракон вел себя мирно, охотился где-то в лесу, и каждый день по здоровенному куску мяса доставалось Горшу… А плохая сторона была в том, что дом Горша заняли эти странные люди и самому ему пришлось ночевать у Лита. Тесно, неуютно… но не гнать же их теперь?

Горш каждый день приходил, приносил дрова, кашу, и уходил снова. Смотрел, что и как, и все это его совсем не радовало.

Девица похоже, собралась сдохнуть. Парень говорить не умел, но Горш и так видел, что когда его жена умрет, он совсем развалится. И что сделает дракон? Кто из них был для дракона главным? Не сорвется ли он с управления…

Хотелось поговорить об этом, но с кем? Лит — дурачок. Да и вообще, в деревне должны были видеть, что Горш умен и смел. Что он знает, что делает. Не из трусости перед зубастой пастью он пустил больную девку в свой дом, а сам переселился к соседу, а из милосердия и мудрости.

И все это было бы просто здорово, если бы все кончилось хорошо.

Впрочем, если все пойдет плохо, то скорее всего, расстраиваться будет уже некому.

Пока все было не плохо, но и не хорошо. Дракон охотился, и таскал мясо. Каждый день. Горшу доставалось по здоровенному куску, он так часто мяса не ел никогда в жизни. Ящер улетал рано утром, возвращался после полудня, ложился под окном, и лежал. Дремал? Слушал, как кашляет и хрипит, как умирает девица?

Горш решил, что девица какими-то чарами подчинила дракона, и теперь тот ждет, когда же хозяйка сдохнет. И тогда… Горш надеялся, что ящер просто улетит. Не сожжет, не сожрет всех, кто окажется рядом, а просто обрадуется свободе и улетит.

Горш шел к своему дому, как обычно в последние дни с опаской, и вдруг замер. Мелкий дождик моросил с самого утра, было зябко и сыро, в такую погоду суставы начинали тихонько ныть, кости тяжелели, а мышцы становились вялыми. И как-то совсем рядом чувствовалась смерть — не пугающая, а такая… спокойная, тихая и неизбежная. Пусть другие думают, что делать со страшными гостями, как их выгонять, куда бежать самим, а Горш ляжет и отдохнет наконец.

Так старый Горш ковылял понемногу и думал о том, что пожалуй, даже хорошо было бы больше не беспокоиться, не бояться — ни голода зимой, ни баронских егерей, ни колдуна в запретном лесу, ни даже дракона…

И вдруг замер.

Он не сразу понял, что видит, а когда понял, губы сами собой сжались в горькую и злую улыбку.

Он знал, он предчувствовал, что так и будет.

Дракон радовался, дракон танцевал посреди двора — а значит, девка либо умерла, либо вот-вот умрет.

Суставы больше не болели, и мышцы стали молодыми и ловкими. Мысли больше не плыли в медленном тумане, они исчезли вовсе. Все стало как в бою, звонким и простым.

Горш бежал по деревне, Горш командовал, Горш действовал.

Он уводил людей в лес, в овраги, в ночь. Почти без припасов, почти без дров — надо было переждать хотя бы пару дней — пока дракон улетит. Пусть они сами разбираются в своих делах — Горшу надо было спасти людей.

Пусть на краткое время, но он снова был молод, силен и нужен.

Уходили молча, очень спокойно и быстро. И только когда расположились в землянках и шалашах, Горш почувствовал, что устал. Ужасно, смертельно устал. Он улегся на кучу травы, что собрал для него Лит, прикрыл глаза и понял, что умирает.

Деревенские были где-то рядом, он спас их, и они занимались своими делами — варили еду, тихонько обсуждали свои дела, разводили костры в ямах, чтоб не было видно света между деревьев.

Потом Горш увидел, как из-за деревьев выскользнуло странное существо, и подумал, что смерть пришла к нему в странном облике. Животное было мелкое, грязное и даже на вид ясно было, что оно замерзло и голодно.

Горш лежал, не в силах шевельнуться и безразлично наблюдал, как странный гость обнюхивает его миску, а потом быстро и жадно ест. Сил прогнать нахала не было, к тому же, что-то в этом было потустороннее. Горш устал бояться, устал прятаться, устал жить… и есть все равно не собирался.

Зверек наелся, потер лапой мордочку. Потом подошел к Горшу, тихонько заурчал. Запрыгнул прямо на грудь старика и улегся тяжелым и теплым грузом.

Вопреки тяжести дышать стало легче, и Горш подумал даже, что смерть, наконец-то, пришла.

Но вместо этого просто заснул под тихое мурлыканье.

А утром, когда он проснулся, Муська уже ушла.

Лена вышла из дома утром. Медленно, придерживаясь за стену, но с улыбкой. Встала на крыльце, щурилась и смотрела на двор, на грязь, на бревенчатые домики. Вдыхала прохладный воздух, и с наслаждением слушала, как бесшумно и ровно работают ее собственные легкие.

Она не знала, что произошло, она только помнила, что хоровод бредовых видений вдруг охватило пламя, светлое и яркое, а потом, когда огонь стал почти невыносимо ослепительным, все погасло и наступила тьма — она уснула.

И проснулась.

Солнца еще не было, но небо уже посветлело. В облаках виднелись прорехи, и даже казалось, что дождь кончился.

Лена заметила на земле белый налет, и с удивлением поняла, что это иней.

В голове было пусто и звонко, словно вместе с болезнью из разума ушли сомнения. Лена чувствовала, что стоит ей лишь глянуть — сейчас ее таинственная способность послушно укажет ей все, что она захочет. От этого становилось даже страшновато. Могущество было прямо в ее руках, она видела, чувствовала, что вот-вот все изменится…

В деревне была странная тишина, и едва Лена подумала об этом, как сразу поняла — они испугались Костика и ушли прятаться в овраг. В этом было что-то смешное и жалкое — вся деревня была, словно придавленной чем-то тяжелым.

Колдун — поняла Лена. Деревенские знали про колдуна в башне, и всего необычного боялись. И Костика, конечно же, боялись тоже.

Лена вспомнила про юного дракона, но, к своему удивлению, не увидела его. Мутное облако, где-то в тумане.

— Дракон. Он сам весь из магии, и чужой магией не виден, — сказал голос из сна за спиной. Лена не удивилась, она чувствовала, что после болезни стала как-то ближе к собственному дару.

— Да не после болезни, а после лекарства. И еще смерть рядышком прошла, — поправил тот же голос.

Лене стало любопытно, что же было за лекарство, но голос промолчал. Ясно, что что-то волшебное, иначе так быстро не поднялась бы. И дар усилился от него.

Она подумала, где Виктор, и сразу увидела его — он спал сидя в комнате. Она сразу же увидела, и как он все время, пока она лежала в полубреду, сидел рядом, утирал лицо холодным, кутал, подносил питье… Спал урывками, и вчера, когда она уснула после лекарства по-настоящему, сам тоже заснул. Скоро проснется.

Лена попробовала задать сама себе вопрос, откуда чудо-лекарство взялось, но голос вместо ответа вдруг сказал совсем другое.

— Внимание, мотор! — Лена почти увидела саму себя на крылечке вросшей в землю избушки, и себя же — с камерой напротив. И еще одну себя, что вертела прожектор, чтобы осветить тропинку от леса.

И что-то темное, движущееся по этой тропинке.

Саму сцену она почти узнала — еще в детстве она видела, как снимают кино на картинке в книжке. Мечтала стать актрисой… но не по-настоящему мечтала, а так… по-детски, наивно и без попыток хоть как-то двигаться в том направлении.

— Утро, госпожа, — окликнул Лену чей-то голос. Она напряглась и вынырнула из потока видений.

На краю дворика стояла девушка, очень худая, грязная и измученная. Лене показалось даже, что она вот-вот умрет.

— Я к вам, — сказала девушка. Лена по-прежнему молчала. Смотрела и ждала.

Она видела, что девушка говорит не сама. Это выглядело так, словно девушка говорит под диктовку. Медленно и по одному слову.

— Мне надо… — сказала девушка. — Вам надо идти со мной.

— Куда? — спросила Лена. Девушка нахмурилась, словно подбирая слова. Лене вдруг стало страшно.

Она видела, что девушке и в самом деле очень надо от нее что-то важное. Жизненно важное для нее.

— Смертельно — более правильное слово, — вдруг проснулся голос ее Дара. Но пояснить что-то дополнительно не соизволил.

— Кто вы? — спросила Лена, и тут же поняла, что «вы» — это не вежливость, их и в самом деле двое.

Девушка помолчала, и ответила.

— Бека я. Тебе надо… — и медленно, подбирая слова, спотыкаясь и коверкая, начала что-то монотонно и непонятно бубнить. А Лена вдруг узнала эту картину так, словно снова попала на съемочную площадку воображаемого фильма.

Это же фильм ужасов! Все спят, а героиню собирается увести чудовище. Одно из двух чудовищ, что шло за ними. Такая сцена — банальность, глупость… но страшно.

— Виктор! — позвала она вдруг громко, и тут же поняла, что он не услышит. Не сможет.

— Не надо звать, надо идти… — сказала девушка, но тут Виктор вышел.

Он был заспанным и придерживался за стену, но он вышел, и сцена из фильма развалилась.

Перед Леной снова была просто странная девушка. Она плакала и бормотала, качалась и готова была упасть.

— Лена? Как ты себя чувствуешь? — спросил Виктор, окончательно разбивая чары. Он подошел, легонько коснулся лба, проверяя жар.

— Все хорошо, — сказала Лена. Она вдруг почувствовала себя под защитой, хотя и не знала, от чего она защищена.

А мутная девушка так и стояла, и плакала, и ныла, стонала, бормотала…

— Чего ты хочешь? — крикнула ей Лена.

Виктор глянул туда же и сжал кулаки.

— Она похожа чем-то на… — не договорил. Но Лена и так поняла — на мертвых девочек, на призраков. Это было неправильно, но что-то в этом сравнении было верным.

Девушка зло сверкнула глазами, но продолжила бормотать и ныть. Лена даже не ожидала, что «сверкнуть глазами» можно так ярко — настоящий огонек на мгновение вспыхнул в глазах.

— Демон… — сказал Гошильт. Он подошел к порогу, и замер. Выглядел он так, словно хочет убежать, но не знает, куда.

Лена поняла, что видит желания и намерения своих спутников. Виктор хотел встать стеной, защитить, закрыть — и ее, и Костика. Гошильт — в своих мыслях уже убежал, попался и погиб.

— Это демон! — повторил Гошильт. — Где этот дурацкий дракон? Мы ничего не можем…

— Вам идти за мной, за мной идти, идти-идти за мной… — бубнила девушка, и Лена вдруг поняла, что эти слова и в самом деле понемногу пробивают стену, выстроенную Виктором.

Что забота Виктора — это и есть его стена, он защищает ее, и себя тоже — почти не слышит волшебного бормотания. И все же, хоть немного, но слышит. И вскоре стена падет.

А за ним гипноз обрушится на нее. Гошильт — этот даже не попытается сопротивляться, если успеет — сбежит, а не успеет — попробует откупиться.

— Убирайся! — крикнула Лена, и поняла, что ее крик — словно выпад волшебным оружием. Взмах — неумелый и слабый. Демон лишь злорадно ухмыльнулся и продолжил давить.

Лена видела, как его слова плывут ядовитым облаком, и облако густеет, темнеет, копится. А ее слова — слабенькая вспышка, попытка сдуть грозовые тучи веером.

Виктор спросил Гошильта.

— Нам надо убегать?

Гошильт замотал головой, пробормотал:

— Я слишком слаб, я не могу, я не успел…

Лена попыталась понять, как ударить в сгущающуюся тьму своей волей так, чтоб она рассеялась, но ничего не приходило в голову.

— Ночь простоять и день продержаться — сказал голос из сна. — Держаться нету больше сил.

И тут в тучах сверкнул просвет. И тучи почти мгновенно рассеялись.

Лена моргнула, снова пытаясь переключиться на реальность, и увидела.

Девушка вся сжалась, съежилась, испуганная и жалкая.

А между нею и крыльцом, оказалось небольшое животное, грязное и мокрое. Лена почти без удивления узнала свою кошку, Муську. Она не могла здесь оказаться, но оказалась.

Лена вспомнила, что и призраки тоже мимо кошки не могли пройти. Она хотела окликнуть кошку, но боялась помешать. Та шипела и рычала, вышибала спину и задирала вверх мокрый смешно тонкий хвост. Муська явно знала, что делать. Ее противница стояла, напряжённая и готовая к драке, а все вокруг замерли.

И вдруг она сказала сама себе.

— Отступаю, пробуй сама.

И Лена увидела, что девушка осталась одна. То, что шептало, что говорило, на что шипела Муська — исчезло. Недалеко, оно могло вернуться, но сейчас отступило.

Девушка упала на колени, уперлась руками в грязь. Потом руки разъехались, и она с негромким плюхом свалилась лицом в грязь.

Муська постояла еще пару секунд вздыбив шерсть, а потом развернулась и как ни в чем ни бывало, подошла к Лене.

Лена наклонилась и взяла кошку на руки.

Глава девятая

в которой рабыня плачет, а Костик улыбается

После разговора с демоницей мало что изменилось. Бека по-прежнему страдала, по-прежнему ее тащила куда-то чужая воля, и все же…

Сквозь боль, сквозь унизительное бессилие, к этой воле добавлялась и ее собственное желание. Демоница так и не объяснила толком, чего она хочет. Бека была уверена, что все это может быть сложным обманом. Непонятно, зачем это демонице, но… что она, бывшая рабыня, а сейчас — кусок корма для демона, может знать обо всем этом?

«Я хочу пожрать твою душу, — сказала демоница, — но не могу. У меня приказ, задание, и до его конца я не дам тебе сдохнуть. А потом, если все будет, как задумано, будь уверена — та боль, что терзает тебя сейчас, покажется тебе сладеньким отдыхом. Душа может страдать вечно, и в природе демонов вечно грызть попавшиеся им души.»

Бека испугалась бы, если бы не пребывала в ужасе все это время. Просто надежда, что со смертью все кончится, исчезла, отчаяние придавило так, что перехватило дыхание. Демоница своей волей заставила грудь расшириться и легкие вдохнуть.

«Да, вкусненькая моя, тебя отдали не на дни и не на недели — навечно. И забыли о твоем существовании. Тот колдун, что шептал тебе… тебе ведь шептал кто-то, верно?»

Бека не стала возражать. Отчаяние, осознание собственной ничтожности, бессилия — раздавило ее. Оказывается, вера в то, что все кончится держала ее все это время. Но — не кончится. Мерзкая старуха бросила ее в вечные муки и забыла. Колдун хотел лишь узнать, что затеяла старуха, а спасать ее не собирался. Да и мог ли?

«Да, колдун не может тебя вытащить из моей пасти! Он может низвергнуть меня, не спорю. Я не такая и сильная, но тебя я утащу с собой.»

Демоница говорила, а Бека думала.

«Ты говоришь мне все это потому, что хочешь чего-то?» — сказала она. Говорить оказалось неожиданно легко, демоница мгновенно отдала контроль над ртом и языком. Даже боли тогда не было, и Бека уверилась, что она права.

И тогда демоница сделала предложение. Не уговор, договор или контракт — просто слово.

Бека поверила этому слову просто так, потому что это была единственная надежда.

Демоница… нет, не обещала. Обещания — тот же договор, а для договора с демоном надо иметь силы принудить. У Беки этих сил не было. Демоница сказала, что не станет забирать с собой душу Беки. А Бека — тоже не обещала, хотя у демоницы сил принудить ее хватало. Бека многократно убедилась уже в этом. Бека сказала, что в меру своего умишка поможет демонице обойти договор со старухой.

И теперь демоница едва слышно шепнула — «Попробуй сама, я не устою перед кошкой!» — и спряталась. Бека впервые после Саальдена почувствовала, что ее тело принадлежит ей. Полностью, каждый пальчик, каждый волосок. Каждый синяк и царапина, все язвы и усталые, ноющие мышцы. Живот, с резью и тошнотой от сырого мяса, что демоница пихала в рот вместе с грязью, перьями и когтями. Слезы, что текли по щекам. Все это было ее.

Демоница была где-то рядом, Бека была уверена в этом, но не чувствовала ее.

Зато и странный зверь, которого так боялась демоница, вдруг замешкался, словно потерял из виду цель.

Бека лежала в холодной грязи и плакала… и понимала, что теперь все зависит от нее.

Девушка, которую пыталась изловить демоница, смотрела на нее с неожиданным сочувствием. Она что-то спросила, но Бека в первый момент не поняла. Но потом слова сами собой обрели смысл, демоница была рядом. И Бека не поняла их еще раз.

Девушка, которую только что пытались околдовать и увести неизвестно куда, спросила, что с нею. Предложила помощь, искренне и просто. Мужчина рядом стоял и смотрел — с опаской, но без злобы. И тоже с сочувствием.

Это просто не получалось осознать, не могли существовать такие наивные люди! Бека всхлипнула и попыталась собраться.

— Я… Надо идти… — Бека сбилась. Непривычные, непонятные слова подбирались с трудом. Речь рассыпалась на отдельные кусочки, волшебство переводило их, язык коряво и с трудом выговаривал незнакомые звуки, и Бека сама чувствовала, как неуклюже и странно получается.

А главное — совершенно не хотелось отвечать на эту наивную доброжелательность ловушкой. Ведь ни для чего доброго демоница не могла звать этих людей!

— Нет! Не слушать, не слушать! — сказала Бека и тут же сбилась снова. Вспомнила бесконечную боль и угрозы еще большей бесконечной болью и испугалась. Легко быть добрым и отвечать добром на добро, когда ты хозяйка хотя бы собственного тела!

Девушка что-то спросила. Мужчина тоже что-то сказал. Волшебство не переводило конкретных слов, а целиком понятия, общий смысл, а он и так был ясен — собеседники удивлялись, задавали вопросы… кто, что хочет, как помочь… Все очень мило, но совершенно бессмысленно.

Потом мужчина обернулся к дому и позвал кого-то, но никто не пришел.

Где-то в глубине Беку толкнуло что-то, словно в живот вошла тонкая раскаленная игла. — Да помню я, помню! — воскликнула девушка безо всякого волшебства, и запоздало подумала, что хорошо бы, чтобы никто ее не понял. Незачем им знать, кто в ней сидит.

Зверек зашипел, дернул хвостом и оскалился мелкими зубками, Бека даже на миг испугалась, что сейчас бросится, и… Что будет? У нее нет сил отбиться даже от такого мелкого зверька, демоница заездила тело.

Девушка ласково провела зверьку между ушами, взяла на руки, принялась чесать под нижней челюстью, ласкать. Бормотала что-то утешительное и успокоительное, но желтые глаза зверя следили за каждым движением Беки. А у нее и сил не было как-то двигаться.

— Я должна вас уговорить, но я не хочу, — бормотала Бека. Волшебство, которое подсказывало подсказывало слова, не всегда успевало, и речь получалась вперемежку, скорее всего непонятная и странная.

— А если не уговорю, меня замучает демон… а если уговорю — вас замучает ведьма…

Бека не видела этого, она лежала на земле и смотрела на собственные грязные руки, но девушка с мужчиной переглянулись.

Виктор оглянулся на крыльцо, поискал Гошильта, но не увидел его. Мелкий колдун умел при необходимости быть почти невидимым.

— Слишком много непонятного, — сказал он. — Гошильт ведь колдун, ты знала?

Он говорил медленно, словно давал себе время подумать, понять, что происходит.

— Мы снова в бою, — кивнула Лена. — И эта несчастная здесь, чтобы увести нас к опасности.

Девушка либо не слышала, либо не понимала. Она лежала в грязи, уткнулась лицом в руки и тихо стонала. И бормотала невнятно о том, что она лгунья, и все безнадежно. И она погибла, и ведет к гибели всех вокруг.

Виктор хмурился и думал. А вокруг Лены снова кружились образы.

На этот раз это были звуки — плач и стоны, крики боли, неприятный треск, непонятной природы, но от него тошнило.

— Мы снова в бою, — повторила она.

— Только теперь вы можете отступить, — сказал голос из-за спины. Ее собственный голос.

Лена кивнула и повторила вслух.

— Мы можем убежать. Жить в хижине, чтоб Костик кормил нас, а мы любили друг друга.

Виктор кивнул и спросил.

— А врага-то ты видишь? Кто у нас враг?

— Не знаю, они скрываются, — ответила Лена.

— Ведьма послала меня! — заявила девушка сквозь стоны. Лена кивнула и перевела для Виктора. Она вполне понимала, даже когда та вставляла слова на своем языке.

— Ведьма… — Виктор почесал бороду. Она отросла уже довольно большая и неопрятная.

— Ведьма там, ведьма тут… — задумчиво забормотал он.

— Не соглашайтесь! — испуганно пробормотала девушка. Лицо у нее было такое, словно она вот-вот упадет в обморок. — Не ходите!

— Лен, ты можешь глянуть, насколько все будет плохо? — спросил Виктор. — Может, в самом деле бежать пора?

— Некуда нам здесь бежать, — ответила Лена. — Чужой мир, чужие условия. Одна надежда — на Костика.

Виктор кивнул и спросил у девушки.

— Так куда ты хочешь нас отвести?

— Вы согласны? — она сказала это тихо и очень грустно. — Вы все-таки согласны…

— Да, — ответил Виктор, — наверное, мы просто не знаем, на что, но…

Он не успел договорить.

Лена протянула руку и схватила его за плечо.

Муська вдруг зарычала страшно и грозно, и бросилась в лицо девушке.

А та одной рукой отшвырнула кошку прочь, а другой схватила Виктора за ногу.

Черный вихрь охватил всех троих… и они исчезли. Муська замяукала, жалобно и растерянно, ее голос очень не вязался с почти тигриным рыком, который она издавала только что.

Когда Костик вернулся с охоты, господин Шильт уже на третий раз перепридумывал свою речь. Надо было быть очень, очень осторожным. Мальчик-дракон будет расстроен, скорее всего в гневе. Своей магии господин Шильт успел восстановить совсем немного, и если дракон решит сжечь деревню — надо будет очень быстро прятаться. Господин Шильт даже успел присмотреть пару мест, куда можно скрыться от ярости дракона.

Но в целом направление было ясным. Надо стать для мальчика утешителем. Надо объяснить, что он, господин Шильт, его единственный друг здесь.

Общий смысл был ясен, а что нет конкретных слов, так это и хорошо, слишком многое зависит от настроения дракона.

«Костика», — поправил сам себя в мыслях господин Шильт. — «Его называть по имени, это создаст дополнительную связь.»

Костик бросил тушу кабана и приземлился рядом. Господин Шильт вышел на улицу, и поежился — от холодного дождя тут же стало зябко.

— Добрый день, — сказал Костик. Для всех его слова были бы невнятным рычанием, но господин Шильт хорошо понимал.

— А где Лена? — он старался говорить внятно, и некоторые его слова уже можно было бы понять и без чудес. Господин Шильт подумал, не учатся ли настоящие драконы речи просто упражнениями, но тут же отбросил это предположение. Кто бы их учил? У мальчика просто не пробудилась еще врожденная магия, хотя вырос он уже сильно.

Господин Шильт поспешно придал лицу как можно более скорбное выражение.

— Беда, Костик! — сказал он, и невольно глянул в сторону своего укрытия. Простая канава с водой — если дракон выдохнет пламя прямо в него, ничто не спасет, но если он будет жечь дома и сараи, там можно отсидеться.

— Их похитили, и Лену, и Виктора.

Костик вздрогнул всем телом, прищурил желтые глаза и глянул на господина Шильта в упор.

— Кто? — спросил он.

Эти слова получились совершенно невнятными, господин Шильт отчетливо слышал ярость, клокочущую в огненной глотке. Надо было спешно отвести гнев в сторону.

— Не знаю, Костик. Магией похитили, черный вихрь охватил их, и…

Он говорил, а Костик вертел своей башкой по сторонам, высматривая похитителей. Пока все шло по плану.

Вот, сейчас он рассердится и начнет плеваться огнем. Потом, возможно, улетит. Но к ночи наверняка вернется, в печали и скорби по потерянным друзьям, и тогда можно будет его брать.

— Ой, кошка… — вдруг сказал Костик удивленно и растерянно. — Кис-кис… ты откуда здесь?

Господин Шильт совсем забыл про кошку. Как-то она своевременно взялась неизвестно откуда, а потом, едва ее хозяйка пропала, сперва жалобно мяукала, а потом побежала по деревне что-то вынюхивать.

И вот — вернулась.

Кошка глянула на дракона, и нисколько не испугалась, только немного дернулся задранный вверх хвост. Глянула на господина Шильта, и он сразу почувствовал, что он размером где-то с крысу, и очень захотелось спрятаться за Костика.

— Э… Костик, она меня не… — забормотал господин Шильт.

— Не бойтесь, это же просто кошка! — ответил Костик. — Кис-кис!

Господин Шильт мысленно торопливо переворачивал свою речь. Отчаяние и гнев дракона, кажется, отменялись, а значит прятаться в канаву не придется. Но как тогда убедить Костика, что он, господин Шильт, его единственный друг?

Кошка негромко мурлыкнула и подошла к Костику. Покосилась на господина Шильта, но нападать не стала.

— Господин Шильт, — вдруг сказал Костик, и маг вспомнил, что в самом начале он представился дракону настоящим именем. Неосторожно, но тогда он был растерян, а потом надеялся, что Костик не запомнил. Зря надеялся. Костик — дракон.

— Дядя Виктор думал, что вы волшебник, — продолжил Костик. — И вы наверняка знаете о том, кто похитил Лену и Виктора.

Господин Шильт торопливо думал, и не мог подобрать слова, чтобы направить мысли Костика в нужную сторону. А тот смотрел на него хищными и злыми глазами, а рядом сидела кошка, и смотрела так же.

Потом Костик добавил, почти смущенно.

— От вас пахнет страхом, господин Шильт. Вы хотите мне солгать, но не знаете, как?

Вот тут господин Шильт разом взмок. Если дракон решит его убить, не спасет никакая канава. Он молчал, разом растеряв всю свою хитрую паутину слов.

— Не бойтесь, — сказал Костик, — я не стану вас есть. Если вы не хотите мне помочь искать Лену и Виктора, я улечу один.

В его голосе господин Шильт услышал не только основной смысл, но и решимость в самом деле в одиночку лететь и искать. Не биться в ярости, не плакать в уголке по погибшим друзьям, а лететь и биться с неизвестной опасностью.

— Я улечу, но вы останетесь, — добавил Костик и замолчал.

Маг без магии испугался еще больше, хотя казалось, что больше некуда.

Остаться одному в этом диком месте? Там, где любая собака, любая кошка сожрет его? Где люди прибьют просто из страха «как бы чего не вышло»?

— Я… — заговорил господин Шильт, — Я помогу. Я знаю. Вернее, догадываюсь, но скорее всего… Я расскажу…

Костик оскалился. Господин Шильт с облегчением понял, что ряды страшных зубов означают простую улыбку. Дракон не сожрет его.

Пока.

Глава десятая

в которой у рабыни все получается, а господин Шильт рассказывает

Время вдруг пропало.

Все стало происходить одновременно, и очень стремительно.

Вокруг не темно и не светло, но отчетливо видны были только люди. Странная девушка, которая только что выглядела, как умирающая, вдруг стала сильной и большой. Словно она заполняла своим присутствием пространство… И одновременно — маленькой и слабой.

Виктор не мог двигаться, его несло непонятной силой, и только разум привычно анализировал происходящее. Отмечал, наблюдал и пытался разложить по полочкам.

Получалось не очень, но все же.

Девушка была вдвоем. Одна — большая и могучая. Вторая слабая и умирающая.

И вторая спорила с первой.

— Надо же, — говорила первая, — а я думала, ты дура! А у тебя все получилось!

— Я не хотела! — отвечала вторая сквозь слезы, — Я их пыталась предупредить…

— Молодец! — хвалила первая, — Получилось же! И кошка нас почти не задела!

Виктор заметил, что один глаз девушки пуст и из дыры сочится кровь. Вернее, у могучей и большой — глаз был пуст. У слабой были лишь небольшие царапины вокруг век и на щеке.

Лена летела рядом. Она держала Виктора за ногу, пальцы побелели от напряжения, но Виктор не чувствовал боли. Только яростное желание удержать, уберечь… а если не получится — принять судьбу вместе.

Тут только Виктор понял, что они летят. Где, как, куда — этого было не понять, но они двигались. И несла их эта могущественная девица.

— Она демон! — выкрикнула умирающая. — Я одержима демоном, она демон, демон!

— Точно! — заявила могучая. — А тебе надо звать своего колдуна!

Умирающая замолчала, Виктор почти видел, как она собирается с духом для чего-то. Он хотел сказать Лене, что-нибудь ободряющее, но понял, что не может. Просто не открывался рот, не выговаривались слова. Даже вдохов и выдохов не было, и не задыхался он только потому, что здесь не было времени.

Умирающая девушка, видимо, что-то сделала, потому что из бесконечной пустоты появилась тонкая нить. Демоница засмеялась.

— А теперь самое веселое! — сказала она. — Приманка для старухи, пряничек для колдунишки!

Она легко развернулась и схватила Лену за руку, а Виктора за ногу. С трудом оторвала их друг от друга, и вот тут Виктору стало страшно по-настоящему.

— Она говорила, что у всех нас есть шанс… — сказала умирающая, а демоница зацепила нитью Лену и толкнула куда-то в пустоту.

— Нет… — вскрикнула Лена и исчезла.

Виктор же так ничего и не смог выговорить, но такой жуткой пустоты, какая осталась в том месте, где только что держалась Лена, он никогда не чувствовал.

Он хотел хотя бы пнуть демоницу, но ноги тоже не слушались.

— Верно! — взвыла демоница. — Верно! Бейся, так вкуснее всем!

— Ты говорила, что тебе надо доставить хоть кого-то к старухе — сказала умирающая, и демоница вдруг с лязгом хлопнула пастью. Виктор с ужасом понял, что она и выглядит здесь совсем не по-человечески — непропорционально огромный рот, уродливо выгнутые, слишком длинные руки и ноги. Непонятно, то ли она все время была такой, то ли только сейчас это стало заметным.

«А что здесь не странно?» — едва слышно сказал внутренний голос, тот самый, что все пытался разложить и проанализировать.

И тут на миг снова наступила тьма, и сразу по коленям ударило что-то твердое, а по глазам ударил яркий свет.

Когда Виктор проморгался, он увидел, что стоит на четвереньках посреди большого зала, на мраморном полу. А девушка снова стала одним целым и что-то говорит, высокомерно и строго какому-то человеку. Он попытался подняться, но в затылок уперлось что-то острое и холодное и Виктор замер.

Костик жрал и говорил. Господин Шильт покорился, и сидел почти спокойно. Только вздрагивал, когда дракон отрывал и глотал куски мяса размером с голову взрослого человека. Он не смел лгать, и даже умалчивать боялся. В какой-то момент он спросил сам себя, не сломался ли он, но тут же решил не думать об этом пока. Сперва надо было нащупать хоть какое-то подобие стабильности во внезапно провалившихся планах.

Дракон оказался слишком проницательным, и это следовало учесть. Но главным было — остаться в живых.

— Значит, там целый город волшебников? — спросил Костик.

— Не совсем, — ответил господин Шильт. — Город-то самый обычный, ремесленники там всякие, мастеровые… не знаю… — маг вдруг с удивлением понял, что и в самом деле, не слишком много знает о том, чем занимаются люди, которые окружают Академию. Эти люди были не нужны, но Костик не знал, чем интересоваться… а господин Шильт чувствовал, что показывать презрение к этим людям опасно. Костик рассердится.

— А рядом с городом, на холме — Академия. И вот там и живут господа волшебники, — продолжил пояснять господин Шильт. Из его голоса совершенно пропала деланная солидность и неспешность, он пытался угадать настроение дракона и ни в коем случае его не раздражать.

Костик с хрустом оторвал очередной кусок, глянул на мага и спросил:

— Вы, господин Шильт, может тоже есть хотите? Я могу поджарить для вас кусочек…

Маг растерялся. В голове не помещалась мысль, что дракон станет прислуживать ему, принять предложение было страшно, это значило бы поставить себя выше. Но и отказать опасно — вдруг дракон обидится?

Костик подождал несколько секунд. потом когтями оторвал кусок размером с самого Шильта и некоторое время осторожно дышал на него пламенем. Поверхность обуглилась, но когда Костик разорвал кусок пополам, из середины вкусно пахнуло жареным. Господин Шильт понял, что в самом деле очень голоден, он осторожно подошел и принялся за еду.

— А как туда попасть? — спросил Костик. — В этот самый Саальден? Он ведь далеко, куда лететь-то?

Господин Шильт торопливо проглотил кусок и ответил.

— Это в другом мире. Миров множество, одни, другие…

— Как же мы туда попадем? — Костик пристально посмотрел на господина Шильта, и тот почти почувствовал, как дракон внимательно вслушивается в тон, в запах, в слова, чтобы уловить ложь.

— Взрослые драконы могут летать, куда хотят, — ответил маг. — Но я не уверен, что смогу объяснить, как туда попасть. Я не дракон, и не знаю их путей.

Костик склонил голову на бок, вслушиваясь в оттенки смысла.

— Как же мы найдем Лену и Виктора? — спросил он. Господину Шильту показался в его голосе оттенок растерянности, но он не решился даже порадоваться. Дракон все же уязвим, и возможно… возможно его можно все же подчинить. Но пока следовало остаться в живых.

— Те, кто похитили их, — заговорил маг осторожно, — наверняка захотят… ну…

Тут господину Шильту пришло в голову, что все это с одной стороны неплохо — ведь наверняка госпожа Ректор послала демона, чтобы заполучить себе дракона. А значит, можно напугать Костика перспективой рабства у могущественной ведьмы, и давать ему советы. Но в то же время, переходить дорогу старухе — смертельно опасно.

— Я догадываюсь, — спокойно сказал Костик. — Они хотят заполучить меня в ручные зверушки. Чтобы я кусал тех, на кого они покажут.

Господин Шильт кивнул.

Костик оскалился и зло рыкнул.

— Хрен им, — твердо сказал он. — Полетели, я не хочу ждать, пока они со мной свяжутся и станут диктовать условия. Попробуем хотя бы.

Он поднял голову, посмотрел на солнце, на минуту выглянувшее в просвет между низких туч и добавил.

— В крайнем случае, у нас останется вариант, когда эти маги нас найдут сами.

Господин Шильт тоже глянул вверх и поежился. Там наверняка холодно, а если свалиться со скользкой чешуи — костей не соберешь. Но оставаться еще хуже.

Лена вылетела в яркий свет, и первый миг ничего не видела. Только чувствовала, что вокруг небольшое пространство, а впереди — что-то твердое. Инстинктивно выставила вперед руки, больно ударилась ладонями и упала на пол. Ушибла еще и колени.

Во рту словно засыпано пеплом, в ноздрях — вонь потустороннего ветра, на руках остаток тепла Виктора.

Лена чувствовала, что их разорвут, знала, понимала, что раз они добровольно вошли в эту ловушку, разлука неизбежна, но не хотела смириться с этим. Она даже не знала, за что держалась, но на этом месте у Виктора наверняка остались синяки. У нее же до сих пор дрожали пальцы от напряжения. И внутри была холодная пустота потери.

Единственное, что как-то давало силы — чувство, что есть возможность возвращения. Совсем небольшая, совсем крошечная, но возможность есть.

— Приветствую вас, — сказал солидный голос позади, и Лена поняла, что прямо позади стоит кто-то из тех, кого Виктор назвал противниками. Скрытый от внутреннего взгляда, сильный и могучий. А она валяется перед ним на полу задницей кверху.

Лена поспешно поднялась и заморгала.

Помещение и в самом деле было не очень большим, без окон и с яркими светильниками. Ощущалось, что это подземелье, и над головой толща камня. Стены каменные и отделаны небрежно, пол чисто выметен.

Она не спеша начала разворачиваться к своему похитителю. Увидела большой камин с бледным пламенем на больших поленьях. Стойку с какими-то инструментами. Бледного юношу, худого с немытыми волосами. Ясно было, что говорил не он, что этот — помощник, ассистент, ученик или кто-то еще. И сам напуган, может, даже больше, чем Лена.

Наконец, увидела хозяина.

Он был невысок, но как-то основателен. Мощен. Доволен собой.

— Итак, — сказал он, — Чем порадуете старика?

Лена молчала. Она пыталась понять, чего хочет этот мерзавец, и как себя с ним вести, а руку продолжало жечь отсутствие Виктора. Хорошо, хоть слезы на глаза не наворачивались.

— Откуда вы? — спросил волшебник. — Вы выглядите нездешней.

— Неудивительно, — Лена невольно покачала головой и стиснула ладонь, чтобы уберечь след прикосновения к Виктору. — Я и есть нездешняя. Вы разве не знаете, кого поймали?

— Не смей дерзить мне, — сказал маг строго. — Никогда не дерзи волшебнику. Ты не здешняя, и я прощаю твою неопытность, но…

Тут он вдруг замолчал, наклонил голову набок, изучающе глядя на девушку. Лена тут же почувствовала себя оборванкой. Дни, пока они брели по лесу погубили одежду, из необычной для этих мест она превратилась в грязные лохмотья.

А маг изучал ее так пристально, словно искал, к чему придраться.

— Итак, — сказал, наконец, он, — кто ты? И не смей солгать!

Лена подумала, не стоит ли покорно ответить, но тут вмешался голос из ее снов.

— Покоришься — этот урод разом все жилы из тебя вытянет и выкинет в мусор.

Лена плотнее сжала ладонь, словно пожала руку Виктору и ответила холодно.

— А ты кто такой? Почему похитил меня?

Девушка только в фильмах видела, как ведут себя королевы, но попыталась воспроизвести тон и высокомерное спокойствие. Сама она вовсе не была уверена, что получилось, но страх чуть отодвинулся. Словно рядом встал незримый Виктор, сжал ее ладонь в ответ и улыбнулся.

Маг молчал, только смотрел. Лена смотрела в ответ, строго и спокойно.

— Ну, хорошо, — сказал маг. — Зови меня господин Вопрошающий. Тебе это имя ничего не скажет, но это мое имя. И я не враг тебе. Я похитил тебя, но не просто так, а из жадных лап одной старой ведьмы…

Он говорил красиво и ровно, как по писанному, и Лене захотелось разбить этот поток. Она пока не знала, почему, но чувствовала, что так будет лучше.

— Спас, значит? — перебила она. Господин Вопрошающий сбился и замолчал. Потом сказал совсем другим тоном, проще и совсем не так красиво.

— Ты сама колдунья, что ли?

Лена пожала плечами. В первый миг она подумала было заявить, что да — она могущественная чародейка… придумать себе красивое имя, попытаться блефовать. Но внутренний голос тихо сказал:

— Не стоит. Он крутой перец, на понт его не взять, он проверит. И порвет на лоскуточки.

Лена мысленно согласилась, и просто пожала плечами.

— Ну, какая же я колдунья…

Но маг уже скривился.

— Провидица, значит… Понятно… — Лена не знала, как он определил, но мысленно похвалила себя за то, что не стала блефовать.

Маг шагнул назад и уселся в большое удобноекресло. За ним оказался еще один ученик, такой же бледный и испуганный, но карикатурно маленький и толстый.

— Ну, и что же ты, провидица, можешь мне сказать хорошего? — спросил он. — Зачем тебя хотела поймать госпожа Ректор?

— Скажи ему, — шепнул внутренний голос. — Хуже не будет. Мальчик все равно далеко, и магия на него не действует.

Лена подумала, что есть тысячи способов обидеть юного дракона и без магии, но размышлять над тонкостями некогда. Она привыкла верить своему внутреннему голосу, и ответила.

— Не знаю. Она мне ничего об этом не сказала. Может быть, потому, что у меня есть ручной дракон.

Господин Вопрошающий никак не проявил своего удивления, но Лена отчетливо понимала, что он просто поражен.

По затянутому молчанию, по неподвижности… и потому, что внутренний голос ехидно хихикнул.

— Да, дядька колдун! И этот дракон уже слопал одного колдуна, и вполне может закусить другим!

Лена хотела было напомнить внутреннему голосу, что Костик не ест людей… но не стала. Она все равно знала это, а будущее слишком уж неопределенно. И если Костику и суждено кого-то загрызть, то этот тип вполне подходящая кандидатура.

Глава одиннадцатая

в которой Костик улетает, а Виктор думает о сексе

Господин Шильт сам предложил забрать с собой кошку, а теперь мысленно ругал самого себя. Это было правильно с точки зрения высшей магии — не случайно она оказалась рядом, а в столкновении с госпожой Ректором пригодится любая помощь. Маг не знал, чем кошка может помочь, от демона она не спасла ни Лену, ни Виктора, но дела высшей магии — тропы, а не карты. Никогда не знаешь картины в целом, просто ищешь дорогу в нужную сторону, и надеешься, что она не свернет внезапно в вечную бездну.

Но…

Дело в том, что Костик сделал из шкуры что-то вроде сумки, которую повесил на шею. Делал для господина Шильта, потому что тот боялся соскользнуть с чешуи. Костик все хорошо придумал — шкуру свернул мехом внутрь, господин Шильт будет выглядывать из сумки и смотреть. И не выпадет, и не замерзнет, и сможет сказать, когда Костик приблизится к Саальдену.

Но тут господин Шильт предложил взять с собой кошку. Но ее тоже нельзя посадить дракону на спину… А маг сказал, что ему страшно ехать с кошкой в одной сумке — кто знает, что ей придет в голову!

Костик нервничал из-за потери, из-за задержки, да и сам господин Шильт раздражал его.

И теперь маг боялся еще больше. Потому что Костик не стал делать другую сумку. Он посадил кошку в эту, а господин Шильт сидел в пасти дракона.

Здесь было тепло и воняло, когда Костик приоткрывал пасть, внутрь врывались ветер и ослепительный свет, а когда закрывал, становилось темно, тесно, и накатывал оглушительный страх. Но господин Шильт не смел и пикнуть, слишком хорошо понимал, что раздраженный дракон может просто проглотить. Или выплюнуть, разница невелика — когда маг выглядывал, он видел, как далеко до земли.

Пасть в очередной раз приоткрылась, и господин Шильт заморгал, торопливо пытаясь вернуть зрение. Подполз к частоколу зубов, выглянул наружу. Ветер свистел в ушах, руки онемели от холода. Он глянул вниз, и заморгал. Глаза слезились, и господин Шильт принялся тереть их левой рукой.

От взгляда вниз замутило — земля была невероятно далеко. Отсюда она немного походила на карту, и маг принялся вспоминать знакомые элементы.

Река, лес, вдали туман. Какие-то холмы, поляны в лесу…

— Ыррх? — рык Костика обдал жаром все тело. Он не мог сейчас даже пытаться говорить, ведь в пасти сидел господин Шильт, но маг понял, о чем спрашивал дракон.

— Не узнаю место. Ты улетел из того мира, где была башня, но этого места я не узнаю! — прокричал маг.

— Ухх, — ответил Костик и пасть закрылась. Снова стало жарко, душно и темно. Страх высоты отступил, и вернулся страх быть проглоченным, раздавленным, сожранным. Господин Шильт едва слышно вздохнул, и в который уже раз напомнил себе, что все равно так лучше, чем вечность висеть собственным портретом в компании призрака неудачливого ученика. Даже смерть лучше, чем бесконечная тоска и неминуемое безумие.

Старуха не говорила с Виктором, но когда смотрела, было чувство, что ее мерзкие скрюченные пальцы копошатся прямо в голове. Ощупывают и ковыряют нехитрые воспоминания, достают, вертят и отбрасывают в сторону чувство к Лене, но бесстыдно изучают память о прикосновениях и поцелуях. С недоумением тычут в сцены работы из прошлой жизни, монитор со строками текста логов, тихо щелкающие клавиши. Перебирают холод влажных лесных ночей, словно пытаются что-то нащупать среди них.

Именно воспоминание о старой жизни, о цивилизации, о компьютерах и работе помогло — Виктор вдруг понял, что старуха просто пытается взломать его память, как базу данных. Заваливает множеством запросов, проверяет связи и реакции. В первый миг он даже растерялся — где взять файрволл от магии? Как защититься? Но почти сразу пришло решение. Он вспомнил расхожую фразу, о чем думают все мужчины, и стал думать о сексе. О Лене. О прикосновении прохладной кожи, о теплом дыхании, о щекочущих волосах. О восхитительной мягкости груди, о ногах и губах, о пальчиках и плечах…

Старуха сперва увлеклась картинками, но скоро нахмурилась.

— Что это за девка? — спросила она.

— Моя жена, — ответил Виктор.

Старуха задумалась, и Виктор приготовился снова думать о чем-нибудь постороннем. Но невидимые пальцы не появились.

— Чем вы держите дракона? — вместо этого спросила старуха. Виктор не понял вопрос и задумался. Зачем вообще держать дракона? Тут же вспомнил о невидимых пальцах старухи, и прислушался к себе.

Молчание затянулось, и старуха вдруг закашлялась и захрипела. Слуга появился, словно ниоткуда, поставил перед нею маленькую чашечку и бесшумно исчез. Девушка-демон стояла неподвижно и никак не реагировала.

Старуха отхлебнула, кашлянула. По подбородку потекла темно-зеленая струйка. Она отпила еще, глубоко, хрипло вздохнула. Потом, видимо, подала какой-то сигнал, которого Виктор не заметил, и слуга появился и забрал чашечку.

— Молчишь? — сказала старуха. — Поздно молчать. Надо рассказать. Честно и все.

Виктор не нашел, что ответить. Девушка-демон вдруг подмигнула ему, улучив момент, когда старуха не могла этого видеть.

— Посиди, подумай, — заговорила старуха снова. — Посмотри по сторонам.

После этого она снова кашлянула. А может быть, хихикнула. Виктор подумал, что ей очень подходит такой смех — мертвый и больной. Он молчал, не от храбрости, просто непонятно было, что говорить. Старуха слабо шевельнула пальцами, и в голове Виктора взорвалась ослепительная боль. В глазах потемнело, в ушах поселился глухой и ровный гул. Он смутно ощущал, что его куда-то ведут, но не мог понять, куда.

Боль пропала так же внезапно, как и появилась, но кругом была полная темнота.

Виктор лежал на холодном камне и пытался осознать внезапность перемен. Уместить в сознании то, что произошло. Недавняя боль, нынешняя тьма и беспомощность так и тянули лечь и заплакать.

— Я уже лежу… — прошептал он сам себе. — Но плакать бесполезно.

Слова прозвучали глухо и невнятно, губы онемели и не хотели двигаться.

Виктор медленно поднялся на четвереньки и попытался встать. Вспомнилась недавняя боль, и ноги подкосились. Он снова упал на пол, к горлу подкатила тошнота.

Виктор сжал зубы и попытался встать снова. На этот раз получилось, хотя колени дрожали, а в горле стоял горький ком. Виктор постоял немного, потом медленно двинулся вперед, искать стену наощупь. Надо было делать хоть что-нибудь, пока страх и отчаяние не затопили сознание, пока не смирился с собственной гибелью. И не увлек за собой к смерти остальных.

Лена пропала, и как ее искать было не понятно. Она могла оказаться где угодно, и надо было не думать о том, когда и как ее выкинули из того странного потока, которым их подхватило и несло. Думать о сексе, о прошлой жизни в городе, о чем угодно, кроме последних событий, Виктор посчитал безопасным.

От этой мысли вспомнилось, что вытолкнула Лену как раз эта непонятная девушка-демон, которая явно имеет в этой ситуации свои выгоды. Если кто и знает про то, как попасть к Лене и Костику, то это она.

Он медленно двигался вдоль стены, ощупывая и пытаясь представить себе темницу, в которой оказался. Шершавый камень, низкий потолок — Виктор иногда даже задевал его волосами, в одном месте холодная влага.

«Если будут морить жаждой, придется лизать камень», — подумал Виктор.

В одном месте он споткнулся обо что-то мягкое, опустился на колени и нащупал кучу соломы. Решил, что это местная кровать, и продолжил исследовать свою камеру.

И тут дверь открылась.

На миг стало ослепительно светло, он еле смог разглядеть на фоне двери темный силуэт, а потом снова стало темно.

— Не помешаю? — Виктор не видел гостью, но сразу догадался, кто это. Девушка-демон.

Первым, почти рефлекторным желанием было напасть. Как загнанная в угол крыса — отчаянно, безнадежно и жестоко. Но он сдержался.

И дело даже не в том, что демоница наверняка была сильнее. Дело в том, что драка в таком состоянии была последним делом, самоубийством. А все же, несмотря ни на что, какая-то тень надежды у Виктора еще оставалась.

— Прошу вас, — ответил он, и даже сделал приглашающий жест. Вспомнил, что каких-то сказочных тварей, по слухам, вроде бы, не стоит приглашать… но и помещение не его, и демоница уже вошла. И это, кажется, было про вампиров.

Слышно было, как демоница сделала пару шагов, и кажется, села прямо на пол. Видеть он ничего не мог, пытался угадать по еле слышному шороху шагов, по звуку дыхания, по собственным представлениям о том, что может быть. Сам сделал осторожный шаг назад и сел на пол.

— Чем обязан визиту? — продолжил Виктор играть в светскую беседу. Очень мешало то, что не видно выражения лица собеседницы.

— Поговорить хочу, — ответила демоница. — Бабу твою я спихнула в сторону, тебя по заданию доставила.

Она сделала паузу. Возможно, ждала, что Виктор начнет возмущаться, но тот решил промолчать. Раз собралась говорить — пусть скажет, что хочет.

— Хозяйка хочет большего, — сказала демоница. — Хочет, чтоб я у тебя спросила всякое нужное. Но по начальному договору, я должна была только доставить информацию.

Снова настала тишина, и Виктор решился все же спросить.

— То есть, она нарушила договор с демоном? — он торопливо вспоминал сказки, что там полагалось за такие нарушения. Из темноты донесся смешок.

— Она сильнее, а значит, в своем праве, — сказала демоница. — Я не могу с этим ничего сделать.

Помолчала и добавила.

— Потому и отправила твою бабу в сторону.

Виктор с трудом сдержал желание начать расспрашивать, куда, как, где Лена, жива ли… Он чувствовал — сейчас не время. Сейчас каждый вопрос — это дыра в защите, это слабость. Сейчас он вел битву на словах, и молчание было обороной.

— Кстати, если скучаешь, можешь этой тушкой воспользоваться, — предложила демоница. Виктор не понял, что она имеет ввиду, и недолго поразмыслив, он решил, что демоница просто пытается его отвлечь.

— Ей все равно, а тебе можно будет от мрачных мыслей отвлечься, — продолжала демоница, и Виктор вдруг догадался, что она предлагает трахнуть то тело, в котором она пришла. Вдруг остро почувствовалось, что он сидит в полной темноте в компании демона. Стало холодно, и по спине побежали мурашки.

— Спасибо, не стоит беспокоиться, — ответил он.

— Вижу, — сказала демоница. По звуку слышно было, что она встала, но Виктор решил остаться сидеть.

— Молчи, — прозвучали в темноте слова. — Я иду своим путем, и ты поможешь мне. Молчи, и может, даже баба твоя в результате жива останется. Если повезет.

— А для меня, значит, надежды нет? — не выдержал Виктор. Он смог все же сказать это шутливым голосом, словно затейливую шуточку, но в горле встал комок.

— Трахнул бы мою тушку — не было бы, — ответила демоница. — А так не знаю.

В голове закружились мысли, которые Виктор торопливо отложил в сторону. Нельзя было развивать эту тему. Говорить об этом — все равно, что умолять о пощаде и просить жизни. А демона нельзя просить ни о чем.

— Что ты хочешь, чтобы я делал? — осторожно спросил он.

— Я пытала тебя, но ты пока молчишь, — ответила демоница. Потом открылась дверь и на фоне ослепительного проема появился черный силуэт девушки-демона. Потом дверь закрылась, и вернулась темнота.

Виктор долго еще сидел, перебирая в голове слова и реплики, пытаясь понять, на что у него есть надежда. Потом пожал плечами и пополз на четвереньках искать соломенную лежанку.

Госпожа Ректор смотрела на демоницу, а та стояла неподвижно, как неживая. Волшебница немного удивилась тому, что демоница так слабо сопротивлялась продлению работы, обычно приходится заставлять. Но кажется, за время похода та не только износила тело рабыни, но и сама как-то выдохлась. Даже странно — демоны не устают и не соглашаются…

Видимо, все же усвоила, с кем дело имеет. Сопротивляться бесполезно.

— Не рассказал, значит? — спросила она, постаравшись вложить в слова самый глубокий упрек.

— Госпожа, вы же запретили его спрашивать всерьез, — ответила демоница. Ее голос был пуст и безжизнен, словно силы в самом деле были на исходе. Госпожа Ректор даже подумала, не стоит ли подкормить тварь кем-нибудь, пока не сорвалась. От голода она могла сожрать рабыню, и придется ловить демоницу, пока не провалилась в Бездну, а потом еще и тело новое искать. А это значит — перезаключать договор.

Госпожа Ректор чувствовала себя в силах заставить демоницу сделать все, что угодно, но лучше не пережимать…

— Знаю я таких, как ты, — сказала она вслух. — Растерзаешь тело, высосешь кровь, а если потом надо будет что-то еще спросить, то некого будет. Как не нужен будет, тогда отдам и этого.

Демоница в ответ промолчала.

— Но дракона ты сама видела? — спросила госпожа Ректор.

— Видела, — ответила демоница. — Некрупный, молодой совсем. И слушался парня.

Господа Ректор не удержалась и потерла ладони. Подчинить себе молодого дракона — огромная удача. Одна только кровь и чешуя животного обладают колоссальной ценностью. А если его можно еще и натравить на кого-нибудь…

Глава двенадцатая

в которой наступает темнота и делается предложение

Для Беки наступила темнота. Боль пропала вместе со всем остальным, словно демоница решила поберечь ее напоследок. А Бека догадывалась, что конец уже скоро.

Откуда-то извне до нее доносились отзвуки слов, чувств и мыслей, но сама она не могла ничего. Да и эти отзвуки — она не была уверена, что они не снятся ей в бесконечном кошмаре.

Демоница что-то делала. Плела свою хитрую сеть, и Беке оставалось только надеяться, что ей дадут умереть спокойно. Впрочем, сейчас накатила апатия, бессилие и умирание захватило все ее существо, и даже вечность мук не пугала.

— Ты взбодрись! — вдруг сказала демоница. — Встряхнись, спой песенку. Что вы, смертные, делаете?

— Я не могу… прошептала в ответ Бека. Губы и горло послушались, демоница не держала ничего. Только вот сил оставалось лишь на то, чтобы шептать.

— Давай трахнемся с кем-нибудь, — предложила демоница. — Счастья сразу прибавится!

— Не… не хочу, — ответила Бека так тихо, что еле услышала сама себя. Только губы шевельнулись.

— Не вздумай подохнуть! — сказала демоница. — Еще денек-другой нам с тобой надо продержаться.

Бека не ответила. Перед внутренним взглядом плавали мутные бесформенные пятна, а реальных глаз она не чувствовала. Одно из пятен вдруг приблизилось и сформировалось. Прямо перед Бекой в темной пустоте висела огромная пасть. Бесчисленные зубы усеивали всю внутреннюю поверхность, все непрерывно шевелилось и двигалось, словно постоянно проталкивая внутрь что-то невидимое. Бека поняла, что видит перед собой саму демоницу, такую, какая она есть на самом деле.

— Подохнешь, — сказала пасть, — сожру.

На миг Бека увидела, как все эти бесчисленные зубы впиваются в нее, как они рвут и режут — не тело, а что-то настоящее, саму суть девушки. Как ее несет все глубже во тьму, где она теряет всякое подобие человека, и остается лишь ужас и отчаяние…

Это проняло ее, апатия отступила, и сквозь оглушающее бессилие она попыталась отодвинуться от пасти подальше.

— Вот то-то, — сказала пасть. — Держись, немного осталось!

Видение исчезло, и Бека поняла, что вся вспотела. Что трясутся поджилки, что дрожат руки… и еще — что она снова чувствует поджилки и руки. И боль усталости во всем теле, и голод, и жажду.

И совсем не чувствует демоницу.

Зато прямо перед собой она увидела ручей. Она торопливо упала на колени и стала пить. Пила до тех пор, пока не поняла, что это вовсе не ручей, а городская сточная канава — сквозь жажду пробился привкус мерзкой гнили. Бека осторожно поднялась, стараясь не стошнить — слишком давно она не пила нормально, искать чистую воду могло не хватить сил.

Она огляделась, и вдруг поняла, где она находится. Демоница как-то вывела ее из Академии, и привела в город. Бека попыталась понять, зачем, но демоница притаилась и молчала. Бека понимала, что тварь ничего не делает просто так, и если она дала ей немного свободы — то вовсе не для того, чтобы отдыхать.

— Куда мне идти? — спросила она едва слышно. Демоница поймет, а больше никому не надо знать, что она одержима. Наверное, не надо.

— У тебя отлично получилось уговорить тех людей пойти с тобой, — ответила демоница так же тихо. — Теперь надо ввести в игру еще одну силу.

И тварь тихонько захихикала Бекиными губами.

Дракон сказал «Рассказывай все», и господин Шильт не смел ослушаться. Вслух он старался называть дракона по имени, напоминать ему о наивном мальчике, что не станет убивать слабого, но сам догадывался, насколько это зыбкая сила.

Они приземлились отдохнуть, Костик поймал еще какого-то зверя и сожрал почти целиком, и после обеда решил поговорить. Господину Шильту разговор показался похожим на допрос пленника. Собственно, он и ощущал себя пленником грозного и опасного чудовища…

Вот только «все» — это что? Надо было так рассказать, чтоб стать дракону не только ходячей энциклопедией, но и помощником. Другом, союзником против грозных и опасных врагов.

«Простите, госпожа Ректор, — подумал волшебник, — вам придется поработать гневоотводом!»

— Это природа магии, — начал господин Шильт, — силы текут, но сил мало. Чтобы творить настоящие чудеса, маг должен черпать силу не только в себе. Иначе попросту сдохнешь, понимаешь, Костик?

Господин Шильт попытался оценить, насколько дракон проникся этой проблемой, но ничего не понял. Похоже было, что Костик учится быть драконом, вот уже и закрылся от волшебного понимания господина Шильта. Оставалось гадать по позе, по его собственным словам, по…

«Я жив, — напомнил сам себе маг, — и значит, дракон не очень сердится на меня»

— Маги давным давно нашли способ черпать энергию из страданий. В древности легендарные чародеи предавались изнурительной аскезе, чтобы творить чудеса. Ты знаешь, что такое аскеза, Костик? — господин Шильт решил все же осторожно напомнить дракону, что он совсем юн, и без помощи многого не узнает. Дракон лежал неподвижно, и казалось, дремал. Но на вопрос мага тут же рыкнул:

— Продолжайте.

Господин Шильт поклонился.

— Как угодно. В Саальдене открыли другой способ получения силы — жертвоприношения. Если черпать силу не из своих страданий, то потери на передаче велики, но и… — тут господин Шильт понял, что немного увлекся, и следует эту тему рассказывать осторожнее. Не лгать — дракон немедленно почует ложь, но выразить… неодобрение такому методу.

«Насколько тонко чует он вранье? Ведь даже легкое неодобрение метода будет ложью… но факты… как бы так сказать…» — мысли мага метались туда сюда. Хуже всего было то, что он перестал чувствовать настроение дракона, нельзя было при первых признаках неудовольствия подкорректировать термины.

— В-общем, Саальден — это целый город, которым фактически управляет госпожа Ректор — глава Саальденской Академии. Там есть какое-то самоуправление, городской голова, все такое, но реальная власть у магов. Город платит Академии дань рабами для ритуалов и для многого другого, а маги не мешают горожанам жить так, как им нравится.

Господин Шильт сказал, и понял, что гнев дракона прорывается сквозь его сдержанность. Пасть приоткрылась, когти напряглись и впились в землю. Кошка, которая отдыхала рядом, приподняла ушки, вслушалась.

— Маги мучают людей, чтобы получить силу, чтобы мучить еще больше людей?

Дракон говорил почти спокойно, но господин Шильт чувствовал скрытую ярость. Одно неосторожное слово, и… Оправдывать нельзя, лебезить тоже — Костик не поймет ни того, ни другого.

— Костик, маги занимаются исследованиями…

Дракон перебил, и его рык почти оглушил господина Шильта. Казалось, что даже кости дрожали от этого звука, а внутренности превратились в вязкую жижу. Маг даже не сразу понял сказанные слова.

— Они исследуют как мучить людей еще мучительнее? Как подчинить, как украсть, как сломать волю?

Кошка чихнула. Господин Шильт понял, что лежит на земле, прижавшись всем телом к камню. Дракон молчал, кошка тоже, и маг решился поднять голову. Он даже не знал, чего он больше боится — увидеть, что пока он дрожал в ужасе, все улетели, или увидеть оскаленную пасть.

Костик никуда не делся, но и грозить пленнику не стал. Лежал на месте, неподвижно глядел куда-то в небо. Услышал, что маг шевелится и тихо буркнул:

— Продолжай.

Господин Шильт поднялся и сел. Руки все еще тряслись, тряпка, в которую он был завернут, теперь нуждалась в стирке.

— Простите, хозяин, — забормотал господин Шильт. Он сам не заметил, что совершенно естественно стало называть дракона хозяином. — Сейчас, сейчас…

Собственный голос звучал жалко, господин Шильт на миг ощутил мучительный стыд… и вдруг понял, что никакой он не «господин». Без магии, без власти, без силы заставить слушаться хотя бы пламя свечи — кому он господин?

От этой мысли стало горько и грустно. Он попробовал напомнить себе, что все равно это лучше, чем вечность висеть портретом в темноте, но сейчас даже эта мысль не утешала.

Дракон ждал. Не торопил, не гневался. Шильту даже показалось, что Костик сконфужен, но понимать дракона с помощью магии не получалось, а в обычном наблюдении маг был не уверен.

Шильт понял, что сидит в мокром, и что сам он жалок и ничтожен. Попытался хотя бы разозлиться на судьбу, на дракона, на кошку хотя бы, но ничего не получалось.

Он устал. Невыносимо, отчаянно устал — бояться, мысленно умирать, искать свою магию, снова бояться. На кого злиться? На ученика, что предал и превратил в портрет? На Костика, что бесцеремонно хватал страшной пастью, пугая до судорог? На осень, с ее грязью, с холодом, с голодными зверями?

Молчание тянулось и тянулось. Костик смотрел в сторону, туда, где были низкие тучи и темные, хмурые деревья. Шильт растерянно крутил свою тряпку, пытаясь повернуть ее сухой стороной к телу. Ветер затих, и дождь прекратился, и осенняя тишина заполнила мир и давила на душу.

Потом дракон шумно вздохнул и сказал.

— Дальше.

Шильт вздрогнул. В словах Костика он услышал еще и то, что тот сожалеет о своей грубости, что он не хотел пугать. Шильт не знал, нарочно ли дракон снял свою защиту, так же, как не знал, нарочно ли он установил ее, но сейчас он свободно мог читать подлинные эмоции Костика.

Бывший маг собрался с мыслями.

— Саальденом управляет госпожа Ямиара, — Шильт решил не углубляться дальше в тонкости магической практики. Слишком много там такого… разного.

— Госпожа Ректор Саальденской Академии. Опытная, могущественная, жадная. Она, скорее всего, и послала демона. Теперь она будет пытаться либо шантажировать тебя жизнью Виктора и Лены, либо… — Шильт задумался. Что на самом деле знает старая ведьма? Насколько она вообще поверит в то, что простой дружбой можно держать дракона в подчинении?

— Нет, — сказал он после паузы. Костик не торопил, и бывший маг успел повертеть мысли в голове. — Нет-нет, не шантажировать. Она ни за что не поверит, что дракон может поставить свою жизнь и свободу в опасность из-за людей. Мне жаль говорить это, но скорее всего, она попросту вытряхнет из них все, что они знают о тебе, и скормит демонам.

Костик вздрогнул.

— Значит, нам надо спешить, — сказал он.

Мастер Нали поджал губы и нахмурился. Странная девушка влезла к нему в окно, рассказала странную историю, и теперь сидела тихо, словно вдруг обессилела.

А мастеру Нали было, над чем подумать. Магов и всю их академию он ненавидел… но очень тихо. Слишком могущественны были колдуны. В их власти сделать так, что даже твое собственное тело тебе не принадлежит, они могут слишком многое. И вдруг такой подарок!

— А что захочет этот твой дракон за все это? Девственницу на обед? Груду золота? — спросил он.

— Академии вы платите больше, — ответила девушка тихо. — Академии вы отдаете и жизни, и кровь, и золото, и даже совесть свою.

Мастер Нали побледнел. Таинственная гостья попала в самую точку — он сам почти каждую ночь видел, как сестру забирает колдун. И как дочь соседа уходит в Академию сама, потому что так выпал жребий. И как сжимаются его собственные кулаки — от бессилия сделать хоть что-то.

— Дракон неуязвим для чар, — сказала девушка, — и магов ненавидит. Но надо начать шум в городе, иначе маги справятся с ним, а для вас не изменится ничего.

— А если колдуны справятся, то нашими кишками украсят ратушу, — проворчал мастер Нали. Девушка пожала плечами. Она была похожа на труп бродяжки, в обрывках одежды, воняющая гнилью и смертью, но почему-то ловкая и сильная. Когда мастер Нали только увидел ее, он хотел было выкинуть ее прямо в окно, в которое она только что влезла, но девица двигалась ловко, говорила быстро, и вскоре мастер оставил попытки изловить юркую крысу и стал слушать. Она тут же перестала тараторить, замерла, словно экономя каждое движение, заговорила медленнее, спокойнее. Внушительнее.

И теперь мастер Нали не знал, что ответить. Так страшно ему еще никогда не было, но вонючая девка была права — стоит ли так жить?

Маги…

Если она сказала правду, то возможно, власть магов в городе кончится. И это будет просто счастье. Но придет дракон, а это уже не радует. Но дракон один, а магов много, может быть, в самом деле, кормить дракона будет дешевле.

Мастер смотрел на собственные руки, большие, мозолистые, такие ловкие в работе и такие бессильные против магов. Думал.

— Мне надо посоветоваться… подумать и принять решение, — сказал мастер Нали, и вдруг увидел, что таинственная девка пропала. Выскользнула в окно, пока он пялился на свои мозоли, так же ловко и незаметно, как и влезла в него.

Мастер Нали вздохнул, хотел было подойти, выглянуть — посмотреть, куда пойдет странная девка, но остановился. Гостья пугала его. Ушла — и туда ей и дорога. Ушла — и хорошо.

А ему надо подумать, хорошенько подумать. И над тем, что сказала странная девка, и над тем, о чем она промолчала.

Например, о шансах. И о душе. И о том, стоит ли одно другого.

Глава тринадцатая

в которой Лена плачет, а Виктор подсказывает во сне

Господин Вопрошающий любезен, но она чуяла фальшь за каждым его словом. Он — голодная тварь, только и ищет способ откусить от нее кусок души. Сейчас он оставил ее в удобной, хоть и небольшой комнатке. Дверь заперта, окон нет, за низким потолком — толща земли, Лена чувствовала это, и все же — она была одна.

Едва дверь закрылась, она хотела постараться впасть в транс — узнать, понять, увидеть. Где Виктор, где Костик, что им грозит. Как выбраться. Сперва решила только подождать, пока господин Вопрошающий отойдет подальше…

Но пока ждала, в голову пришла жутковатая мысль — а не нарочно ли опытный маг оставил молодую наивную дурочку в покое? Дал ей возможность расслабиться, заглянуть на то, что важно, что нужно… Возможно ли подсмотреть то, что она видит?

Лена не знала. Она слишком мало знала о магии, и теперь боялась.

Ведь ясно же, что господин Вопрошающий не делает ничего просто так. Он как-то вытащил ее сюда, и теперь хочет от нее что-то важное.

Костика. Ручного дракона. Только покорного, с раздавленной волей, послушного. Который будет кусать по указке, и по указке же затыкаться. Молчаливого и… мертвого? Душой — несомненно.

Лена обошла маленькую комнатку по кругу. Кровать, узкая и чистая. Маленький столик, на нем кувшин. Вода? Вино? Даже нюхать не хотелось — кто знает, что там может оказаться…

Страх поднялся в душе, Лена чувствовала себя загнанным зверем. Опасность была повсюду — маг мог подслушивать, подглядывать — как с помощью чар, так и просто через дырочку в стене. Девушка глянула на стены и убедилась, что под потолком обильно накручено узоров лепнины, есть где проделать незаметных дырочек. Известна ли здесь хорошая оптика, позволяющая подглядывать эффективно? Не важно.

Лена медленно села на кровать, вдохнула, выдохнула и постаралась успокоиться.

Да, враг окружил. Да, друзья далеко.

Но ведь, еще прежде она видела, что через беду они все придут к чему-то хорошему. Что ж, беда — вот она, а значит, и победа приблизилась.

Она постаралась убедить себя в том, что все именно так… а потом расплакалась.

Потому что беда — вот она. И видения вовсе не обещали верной победы, только возможность… И самое ужасное — она отлично понимала, что хорошим может быть и просто смерть.

В этот миг она совершенно не понимала, как она вообще посмела остаться здесь.

Клим поднял голову от шара. Плим тут же спросил.

— Ну что? В трансе?

— Не. Просто сопли размазывает.

Клим почесал отвисший живот. Снова глянул в шар, не углубляясь. Чтобы внимательно смотреть, надо было сосредоточиться, собраться. А ради чего? Что, он рыдающих девок не видал?

Плим ткнул костлявым пальцем в шар.

— Пропустишь. Господин нам головы оторвет. И наоборот приставит.

— Она там воет. На что смотреть-то? — Климу не хотелось снова сосредотачиваться, от этого начинало ломить в затылке и почему-то ныли плечи. А без сосредоточения в шаре можно было разглядеть только размытые силуэты.

Плим тоже не спешил сменить товарища. И тяжело, и ответственно. А ну, как пропустишь важное? Нет уж, лучше поругать бестолкового, а когда господин Вопрошающий спросит, сказать…

Тут Плиму пришла в голову неприятная мысль, что господин Вопрошающий спросит с обоих. И с того, кто не сделал, и с того, кто рядом стоял.

— Тебе поручили смотреть, так смотри! — как мог авторитетно сказал Плим. Подумал, что когда он станет, наконец, магом, он будет всегда говорить именно так — серьезно и авторитетно.

Клим тяжело вздохнул, но не возразил, в его голову пришла та же мысль. Повернулся к шару, сосредоточился.

Лена плакала, но думала при этом, что если она не соберется, то ни Виктор, ни Костик ее не спасут. Спасать будет некого. Сожрут. Слишком легко было потерять свою душу, расслабиться, спрятаться в темных глубинах горя… и пропасть там навсегда. Надо было обмануть мага, а для этого надо знать. Понять, что он хочет, что может, а главное — что знает.

Поэтому, когда ей показалось, что на нее никто не смотрит, она не стала гадать — показалось ли ей это или ее слабенькое прозрение подсказывает путь. Она оглянулась, и почти тут же увидела себя-из-зеркала.

— Живой он, — сказала она. — Живой, но в плену, совсем как ты.

— Про колдуна этого скажи! — потребовала Лена. Она чуяла, что времени у нее совсем мало, некогда сомневаться и размышлять.

— Нихера он не знает, — послушно ответила двойник. — Подглядывает за тобой, пытается сделать вид, что все в его руках.

Лена вздрогнула всем телом и еле удержалась, чтоб не оглядеться по сторонам. Подглядывает-то магией, наверное, как это увидеть? Пока боролась с собой, та-из-зеркала пропала. Накатило бессилие и отчаяние, Лена подавила слезы, но вдруг поняла, что за ней снова смотрят. И позволила себе рыдать.

И только где-то в глубине души грела мысль, что Виктор жив, а пленивший ее колдун — обманут.

Пока.

Клим побледнел и сосредоточенно дергал собственное левое ухо. В трансе его рука сама по себе брала двумя пальцами за мочку, оттягивала и отпускала, словно он играл на беззвучном музыкальном инструменте.

Плим стоял рядом и сопел. Хотелось выпить, хотелось прилечь, хотелось пнуть как следует напарника, но ничего было нельзя. Только стоять рядом и ждать. А если Клим скажет что-нибудь — спешно доложить господину Вопрошающему. Сам-то Клим не сможет, он же в трансе…

Плим подумал, потом подошел ближе и взял Клима за мочку правого уха. С наслаждением сжал пальцами, скрутил и с силой дернул.

Клим не заметил, транс был слишком глубок, но Плиму стало капельку полегче. Он с улыбкой смотрел на напарника, оба уха которого расцвели красным и оттопыривались теперь лопухами.

Девушка выглядела так, словно бредит наяву, то ли в трансе, то ли в полусне. Или просто умирает.

Демоница же была бодра, активна и ее глаза горели недобрым пламенем.

Виктор знал их обеих, он видел их, пока его несло в плен, только не мог понять, почему они снова перед ним. Оставалось признать, что и сам он сейчас спит или бредит. Или умирает — тоже возможно. В конце концов, он в плену у злобной ведьмы, принесла его сюда демоница, и хорошего ждать не приходилось.

Демоница кивнула.

— Спишь, ага. А я к тебе пришла поговорить. Снова.

Виктор кивнул и огляделся по сторонам. Кроме сумрака и двух существ перед ним, вокруг почти ничего не было. Виктору это напомнило какую-то компьютерную игру, где на экране остается только главное, а все остальное прячется в тенях. Так подчеркивается мрачность ситуации, ее таинственность… но сейчас, хотя все и правда было мрачным, таинственным и смертельно опасным, Виктор чувствовал лишь странную иронию от сходства картинок.

— Она хочет тебя купить, — сказала девушка сквозь свой транс. Демоница небрежно отмахнулась от ее слов, и на пальцах блеснули глянцево-черные когти.

— Не его, а его услуги! — сказала она.

— Винду установить? — спросил Виктор и понял, что улыбается. Демоница пожала плечами.

— Хорошо держишься, — сказала она. — Но этого мало. Все равно тебя сломают и сожрут. Я и сожру.

Виктор постарался удержать на лице улыбку, но не был уверен, что это получилось.

— Продолжай, — сказал он, — ведь ты хотела мне что-то предложить? Или о чем-то попросить?

Демоница оскалилась. Страшно было видеть на почти человеческом лице эту пасть, с бесчисленными зубами, с черной дырой внутри, пасть, которая казалась больше и важнее самого лица, да и всей остальной видимости демоницы. Виктор понял, что его улыбка не удержалась.

«И вправду, сожрет», — подумал он. — «Хоть во сне, хоть наяву, мне разницы никакой»

Виктор вдруг осознал глубину собственного страха и снова натянул на лицо улыбку. Почему-то казалось, что пока он может улыбаться, ничего плохого не произойдет.

Демоница молча смотрела, словно читала на лице все эти мысли. А может, и вправду читала. Едва Виктор смог снова улыбнуться, она заговорила.

— Мало, говорю, просто держаться надо ещё делать что-нибудь.

Виктор глянул на девушку, но та никак не комментировала.

— Что ты башкой вертишь? — сказала демоница. — Скажи лучше, насколько на самом деле тебя слушается дракон?

Улыбка Виктора снова пропала. К страху за себя прибавился ужас за других. Костик, Лена — чего хочет от них эта тварь? И чем это грозит им?

Демоница ждала и улыбалась, почти по-человечески, жуткий оскал пока скрылся. Виктор думал. Взвешивал свои шансы выжить, прикидывал, что наглая тварь влезла прямо в сон, а значит, ни сбежать, ни отбиться не выйдет… Наконец вздохнул и поднял руку. Медленно сжал пальцы и выставил вверх безымянный. Он не знал, принят ли здесь этот жест, но был уверен, что демоница поймет.

Она поняла. Уставилась прямо в глаза, оскалилась и молчала. Виктор тихо и отчётливо добавил к жесту несколько слов — для пущей понятности.

Демоница вдруг повернулась к девушке и сказала капризно:

— Ну, хоть ты скажи этому хаму!

Девушка подняла голову, посмотрела, пожала плечами.

— Послал? И правильно.

Демоница всплеснула руками. Когти на пальцах, казалось, стали больше и чернее. Но голос остался капризным — как будто девочку совершенно незаслуженно обидели.

— Ну, скажи, как надо! Я говорить не умею, скажи, как надо! Я только терзать могу, а говорить…

— Ну так заткнись, и не болтай! — сказала девушка и повернулась к Виктору. Тот удивился, насколько у нее оказалось изможденное лицо.

— Не провоцируй ее, — сказала девушка. — Она хочет сожрать нас всех, но вынуждена выбирать.

Виктор не мог понять, чувствует он облегчение — ведь он послал демоницу и всё ещё жив, или ещё больший страх. Тварь хитра и могуча, что она задумала? И где скрывается ее ложь?

— Чего она хочет? — спросил он, а подумал — пусть произнесет все свои слова. Тогда можно будет разбираться.

— Она демон, — ответила девушка. — Она хочет сожрать всех, но больше всего ту, кто ее вызвал. Старуху Ямиару.

Виктор глянул на демоницу, но та сидела молча и никак не проявляла своего отношения к сказанному.

— Она повинуется ведьме, но в меру своего желания, — продолжила девушка. — Ей сказали допрашивать тебя про дракона, она и допрашивает. А ответишь ты, или гордо промолчишь — ей безразлично.

Виктор подумал, что это возможно. Не отменяет возможной подлости, но объясняет поведение. И тут же одернул сам себя — стоит лишь начать верить этой твари, как тут же и сам пропадешь, и других погубишь.

А девушка повернулась к демонице и сказала ей:

— А теперь спокойно и без угроз скажи, что тебе надо на самом деле.

— Что ты хочешь, чтобы я думал, что ты хочешь на самом деле, — вставил Виктор автоматически и прикусил язык.

Демоница оскалилась, и на несколько секунд все кругом словно замерло и зависло. Словно в кино — кадр замер, злодейка изобразила предельную угрозу, остальные перепугались. Виктору пришло в голову это сравнение, и от этого стало смешно. Страшно — потому что все по-настоящему, но и смешно. И он улыбнулся демонице. На этот раз улыбка вышла куда более устойчивая. Виктор понимал, что он на грани, но именно эта грань и давала ему силы улыбаться.

— Что ж, примерно это мне и надо, — сказала в ответ та. — Я тут затеваю небольшую заварушку, и мне нужен тот, кто сможет объяснить участникам, что им делать.

— Как это будет? — спросил Виктор.

— Ты будешь спать и видеть все это во сне, — ответила демоница. — Вот как сейчас. И подскажешь мне, что сказать тем, этим и всяким разным. А я уж, своей магией, доставлю слова до адресата. Сможешь?

— А если я откажусь? — Виктор почти знал ответ, но хотел, чтобы он прозвучал вслух. Для собственного понимая грани.

— Я попытаюсь как-нибудь без тебя обойтись, — ответила тварь, и снова разрослась до чудовищного оскала. Пропало всякое человекоподобие, осталась лишь бездонная тьма и непрерывно движущиеся зубы.

— Мне будет непросто, — прогудела зубастая бездна, — но я попытаюсь!

Виктор промолчал.

Дверь открылась, и наступила тишина. Вошла полная женщина с кувшином в руках, жена хозяина. Молча глянула на мужа, молча прошла вдоль стола, наполняя кружки. Снова глянула на мужа, словно безмолвно спросила, так ли она сделала.

Мастер Нали, замолчал, едва дверь открылась, и теперь сидел с лицом испуганным и неподвижным, и на взгляды жены не отвечал.

В комнате было светло, вокруг большого стола сидели люди и ждали. Женщина смутилась, торопливо вышла и закрыла за собой дверь. Наступила тишина.

Никто не спешил говорить. Сперва все замолчали от испуга, потом ждали, пока уйдет посторонняя… А теперь тишина и страх стали настолько плотными, что затыкали рот.

Слишком уж непростыми были слова.

Виктор видел всех их, как во сне. Серьезные, с цеховыми цепями на груди и с толстыми кольцами на пальцах. Мужчины в годах, солидные, у каждого основательное брюшко, проседь в волосах и чистый костюм. Виктор не знал, как называются все эти тряпки, но по виду было ясно, что их владельцы — состоятельные, пожилые люди, привыкшие с лёгкостью платить как за удобство, так и за знаки статуса.

Виктор не слышал, о чем говорил мастер Нали, но магия демоницы подсказывала общую тему — бунт. Академия, магия, колдуны — все они должны пропасть. Исчезнуть. Довольно они тут творили свои мерзости!

И это и пугало солидных собравшихся до немоты.

— Они все могут погибнуть, — тихо сказал Виктор. — Ты просто хочешь бросить их в мясорубку, чтобы они отвлекли колдунов от твоей цели!

Он был уверен, что демоница слышит его, и она в самом деле услышала.

— Смотри, — шепнула она, и Виктор посмотрел.

И увидел, что под страхом смерти и глубже опасения боли, в них сидит страх перемен. «Академия была здесь всегда, — шептало что-то в их мыслях. — Саальден процветал, в безопасности от посягательств королей и разбойников! Может, несколько десятков замученных — не такая и большая плата…»

— Посмотри на нее, — шепнула демоница, и перед глазами Виктора снова оказалась та замученная девица, ее тело. — Она могла быть простой рабыней. Или крестьянкой. Или домохозяйкой. Трахаться и таскать тяжести, копаться в грязи, пахать с рассвета до заката. Жить. Но ведьма отдала ее демону, и она погибает мучительной смертью.

Виктор хотел обвинить демоницу в лицемерии, но понял, что бесполезно. Ясно, что она чудовище, тварь и мерзость, нет смысла об этом говорить. Но она права — именно старуха бросила девушку на гибель.

— Мне больно это говорить, — произнес самый представительный из собравшихся господ, — и мастера Нали я безмерно уважаю, но…

Виктор глянул на него и увидел все, что он собирался сказать.

Но.

Виктор не выдержал.

— Слишком много «Но», слишком мало толка, — сказал он. — Вы, старые хрычи, будете сидеть и трястись, а люди будут погибать, привыкая к своей ничтожности. А вы так и будете взвешивать «Но».

Его голос прозвучал в тишине странно — шепотом в головах собравшихся, тенью слов и мыслей.

Самый старый и уважаемый «хрыч» не договорил, сбился и замолчал.

Снова наступила тишина, но на этот раз это была тишина гнева и обиды. Злости и отчаяния.

А потом картинку заволокло туманом, и Виктор проснулся в своей темной камере.

— Черт, не дала кино досмотреть! — воскликнул он, и ему показалось, что эхо отозвалосьехидным хихиканьем.

Глава четырнадцатая

в которой Костику готовят угощение

Здесь, наверху, многое становилось проще. Небо было слишком велико, чтобы бояться, слишком глубоко, чтобы волноваться. Слишком прекрасно, чтобы горевать.

Потери, страхи — все это отступало в сторону. Беды словно замирали где-то рядом в благоговейном молчании, и ожидали, пока Костик обратит на них внимание.

Порой ему даже казалось, что он мог бы просто остаться здесь, в бездонной синеве. Слиться с облаками, отбросить суету. Здесь отступал даже голод. Здесь, в небе, было его место.

Но внизу оставались друзья. Они потерялись, они попали в беду, и эта тень постоянно клубилась в мыслях. Небо дарило спокойствие, своей глубиной оно не давало ужасу сбить с толку, но спасать Лену и Виктора предстояло внизу.

Костик летел. Мощные крылья ритмично разгребали воздух, жёлтые глаза изучали далёкую землю, челюсти аккуратно держали крошечного человечка — Шильта.

Маг должен был помочь. Костик знал, что он боится, порой его даже подмывало как-нибудь пошутить над ним, запах и вкус его страха прямо звал сделать что-нибудь жестокое и смешное. Нельзя же быть настолько трусливым, настолько испуганным! Останавливало Костика то, что шутка легко могла зайти слишком далеко. Юный дракон понимал, что вырос, очень вырос, а Шильт остался таким же маленьким. Сейчас неосторожное движение могло легко размазать тельце маленького волшебника, а значит, страх был не таким и бессмысленным. И стоило быть очень осторожным.

Костик не удивлялся тому, как быстро он растет. Если ты превратился в дракона и летаешь по небу — стоит ли удивляться чему-то ещё? Костик просто чувствовал, что каждый раз, как он взлетает к небу, он становится больше. Он много ел, много летал, и уже сейчас, пожалуй, мог бы унести Лену на спине.

Мог бы…

Эта мысль снова вернула и страх, и ярость. Захотелось взреветь, выпустить в воздух поток пламени… но в пасти сидел и трусил крошечный Шильт, и надо было сдерживаться. И небо вокруг словно гладило холодными пальцами чешую, поддерживало под крылья, успокаивало и расслабляло.

Костик подавил свою ярость и продолжил искать дорогу к друзьям. Здесь, в небе, тоже были дороги, хотя они больше походили на потоки, чем на тропы. Они путались, пересекались и менялись, но в то же время оставались на месте. Костик чувствовал их, и учился чуять, куда они ведут.

Одни текли куда-то вниз, к земле. Другие кружили и кружили здесь, на месте. Третьи…

Вот, именно третьи и были нужны. Они стремились куда-то в сторону, так хитро, что земля под ними словно переключалась. Летишь над лесами, и вдруг внизу оказывается река, вода блестит на солнце серым зеркалом. Или горы, земля вдруг прыгает вверх, скалится острыми пиками. Или поля, где пасутся какие-то звери.

Однажды Костик начал быстро снижаться, чтобы поохотиться, но вовремя заметил людей. Мужчина на земле кричал и размахивал палкой, и Костик смутился и улетел.

И продолжил искать тропы в небе. Каждый раз, когда земля внизу менялась, он приоткрывал пасть, чтобы Шильт мог выглянуть, и каждый раз слышал одно и то же — не то. Не здесь. До Саальдена ещё далеко… Иногда Костику начинало казаться, что так будет всегда — он будет лететь, перебирать потоки, земля внизу будет перетекать, менять цвет и структуру, а Шильт раз за разом будет бубнить…

Но что делать, Костик все равно не знал. Однажды ему показалось, что он слышит Лену, она плакала. Костик поспешил на голос, и даже почти сразу увидел поток, ведущий в нужную сторону, но там оказался лишь пустынный бесконечный пляж — серая гладь озера справа, желто-серая гладь песка слева, и Шильт, как всегда пробормотал, что все не то.

Потом он услышал голос Виктора — тот ругал каких-то «хмырей», но голос пропал прежде, чем Костик смог заметить нужный поток. Понятие «нужная сторона» терялась здесь, в небе, среди путаницы троп и переходов, и Костик впал бы в отчаяние, если бы не ласковое спокойствие неба.

Он продолжал мерно взмахивать крыльями и слушать — не раздастся ли откуда-то голос…

Жерти привыкла, что на нее смотрят с жалостью. Что некоторые темы рядом с нею обсуждают с осторожностью. Что ей многое можно — ведь всей жизни ей осталось совсем немного.

Она не знала другой жизни — что-то в ней такое было, что еще с пяти лет ее родителям сказали, что в пятнадцать ее заберут. Зачем? Об этом лучше не думать.

В последний год мать часто плакала, когда думала, что Жерти не слышит, но сама она не слишком горевала. Боялась, само собой, но… что тут поделать?

А сегодня отец позвал ее, привел в комнату, где сидел старик Нали, пробормотал что-то невнятное о том, что сейчас ей все объяснят, и торопливо ушел.

Жерти села, сложив ручки на коленях.

— Я говорил с твоей матерью, — мастер Нали поморщился. — Все это очень смутно, но…

Он встал и принялся ходить по комнате, заложив руки за спину. Жерти с возрастающим удивлением следила за ним и молчала. Мастер Нали вздохнул, снова сел и посмотрел прямо в глаза.

— Решать тебе, — сказал он и откинулся в кресле, словно донес тяжеленный камень, и, наконец, бросил его.

Жерти поняла, что должна что-нибудь сказать.

— А мать? — спросила она. В конце концов, она была всего лишь девочкой, она давно привыкла считать себя уже мертвой, и привыкла, что решают всегда за нее.

— А что она может сказать? — Нали вздохнул. Он и разговаривал с Жерти так, словно она была не девчонкой, а таким же мастером, как сам Нали. Это подкупало… но и настораживало. А главное, было непонятно, о чем он.

— Ты же знаешь… — Нали запнулся, подбирая слова.

Жерти знала.

— Через две недели, — сказала она. — Из Академии уже пришло распоряжение. Мать думает, что я не знаю.

— Время есть, — ответил Нали.

— Я не стану убегать, — сказала Жерти. Она думала об этом, но мать, отец, сестренка… колдуны не простят непокорности.

Нали вздохнул, снова встал, почесал за ухом, сел. Потом заговорил, быстро и сухо, словно торопясь.

— Ты назначена в жертву. Колдуны из Академии забирают тебя, потому что они что-то такое волшебное получают из боли и смерти. Не знаю. Они всегда так делали. Ты погибнешь.

Мастер Нали на секунду прервался, прикрыл глаза, сглотнул ком в горле. Жерти молчала. Пока что, мастер Нали не сказал ничего нового.

— У нас есть шанс. Смертельно опасный, страшный, но все же шанс. Сами мы с колдунами не справимся, нечего и думать. Но сюда летит дракон. Мне сказали, что он ненавидит колдунов, уж не знаю почему. Один дракон не справится, но если мы поднимем бунт, то он сможет напасть…

Мастер Нали сбился. Жерти подумала, что он словно бы говорит чьи-то чужие слова. Если подумать, то откуда бы Нали знать о том, что может и чего не может дракон? Она думала спросить обо всем этом — как, насколько это возможно, да как можно вообще посметь подняться против Академии… но она молчала.

Внезапный гнев вдруг вспыхнул в ней. Она поняла, что сама себя всегда уговаривала быть покорной. Сама себе объяснила, что шансов нет.

— Нам надо дракона позвать. Иначе он может слишком долго лететь — мастер Нали заговорил снова, и Жерти услышала, что теперь он говорит то, что нервирует его. Она подумала, и почти сразу поняла, что это тоже магия, а где магия — там смерть, мучения и неуверенность. Обман.

— Позвать? — переспросила она.

— Да. Иначе наш бунт будет просто раздавлен, и мы погибнем. А потом колдуны уничтожат дракона, — Нали смотрел так, словно пытался разглядеть внутри Жерти ее гнев. — Есть способ. Мне рассказали.

— Это должна сделать я, — догадалась Жерти, и тут же огонек гнева внутри заставил добавить, — потому что меня не жалко. Я все равно через две недели…

Она увидела слезы на глазах Нали и замолчала. Он словно на глазах постарел и ссохся.

— Решать тебе, — прошептал он. — Многие из нас погибнут. Но решать тебе.

Теперь Жерти встала и подошла к окну. За окном был небольшой сад, голые ветви тянулись к серому небу. Они умерли, но весной они воскреснут.

— Дракон сожрёт меня? — спросила она.

— Не знаю, — прошептал глубокий старик, мастер Нали. — Не знаю.

— Мне надо будет уговорить его сперва выслушать. — Жерти даже сама удивилась тому спокойствию, с которым она сказала это. Но, ведь она всегда знала, что жизни ей — лишь до пятнадцатилетия. Одна смерть, другая — не все ли равно? — Чтобы дракон не напал и на вас тоже.

Тут в голову ей пришла ужасная мысль, и она спросила:

— А мать? Отец? — спросила она. — Их ведь накажут, если я убегу!

— Если мы победим, то наказывать будет некому, — ответил Нали. — А если проиграем… твой отец уже проявил непокорность, когда пустил меня сюда с такими речами. И мать тоже.

Жерти вдруг засмеялась — решать ей, но решение уже принято. Что ей оставалось? Не бросать же отца…

— Мне надо будет успеть сказать дракону, — сказала она.

— Может, все обойдется, — сказал мастер Нали, но по глазам было видно, что он в это не верит.

Шильт сбился со счета, сколько времени они перебирают миры. Он подбирал слова, чтобы уговорить Костика, что затея это безнадежная, но все не мог решиться сказать это вслух. Костик был неутомим, похоже было, что в небе ему не нужен отдых, и Шильт вспоминал свои изыскания — «дракон суть создание небес, и крыла его не ведают отдыха». Он-то думал, что имеется ввиду, что мол, просто могучая тварь дракон и летает быстро, а оно вон как.

Он даже начал привыкать к вони и тесноте пасти, и даже пару раз обнаружил, что от усталости засыпал прямо на языке, и просыпался от требовательного рыка, когда Костик хотел, чтобы он снова оценил, далеко ли еще до цели.

Было далеко. А самое ужасное, что Шильт не мог даже сказать, приближаются они или нет. Разные миры, разные пути — сам он всегда перемещался другими путями. Сейчас эти пути были недоступны — слишком мало силы, и оставалось беспомощно сидеть в вонючей пасти.

Он так устал, что только порадовался, когда Костик перестал его окликать. Задремал, расслабился. Страх стал настолько привычным, что притупился и растворился. Ясно было, что Костик не станет убивать. Непонятно, насколько можно было полагаться на эту доброту дракона, но Шильт просто устал.

Он проснулся от того, что его внезапно дёрнуло, толкнуло и обдало ледяным воздухом — Костик выронил своего «пассажира». На миг Шильту показалось, что сейчас он полетит в бесконечную бездну внизу, но когда он набрал в грудь воздуха для крика, оказалось, что он лежит в грязи на земле. А Костик смотрит на что-то перед собой, и в его позе видится странное.

Дар магии — понимать, и Шильт понимал. Позы, звуки, слова — не важно. Он понимал. И в позе Костика читалось напряжение, удивление и что-то ещё, пока непонятное. Шильт поднялся и попытался увидеть, что там перед ним, но прямо перед ним была здоровенная лапа. Пришлось обходить, и тут, как назло, кусок ткани, что изображал одежду, развязался и начал сваливаться. Шильт мысленно ругаясь, поспешно подхватил все, что смог, и спотыкаясь и падая, заковылял в обход.

Костик что-то глухо рыкнул, и Шильт понял, что дракон снова закрылся, и ничего не понять.

— Здравствуйте, господин дракон! — послышался дрожащий голосок.

Шильт вздрогнул — от холода, от неожиданности, от догадки. Язык, на котором прозвучали эти слова — язык Саальдена. Академия совсем близко, дракона призвали сюда, поманили, дали ориентир. Неудивительно, что Костик перестал постоянно спрашивать Шильта, близко ли цель! Теперь начинается игра против магов. А он, Шильт, так и не успел восстановить даже самых крох сил.

Костик повернул к нему башку и спросил:

— Что она говорит?

Шильт почти не слышал, в ушах шумело от неожиданного ужаса. Костик ждал, девочка дрожащим голоском что-то пыталась сказать, а Шильт чувствовал, что не знает, куда бежать.

Из мешка на шее дракона выбралась кошка. Посмотрела по сторонам, потянулась, зевнула. Шильту показалось, что в зелёных глазах блеснуло что-то похожее на насмешку, но кошка уже отвернулась и пошла нюхать нового человека.

— Ой, ты кто? — теперь голос девушки был куда более спокойным, хотя в нем все ещё слышалось покорность и ожидание смерти.

— Мне надо видеть говорящую, чтобы лучше понимать, — Шильт смирился с ролью переводчика. — Пока ясно только то, что она тебя боится, и что-то хочет сказать до того, как ты ее съешь.

Глава пятнадцатая

в которой Лена отвечает, а Виктор получает оружие

Кровь медленно текла по странной конструкции из меди и стекла. Лена боролась с тошнотой и слабостью во всем теле, но отвернуться не могла. Один из помощников колдуна плавно и медленно водил над головой жертвы рукой, другой перебирал какие-то инструменты. Торопливо и неуклюже, хотя Лена и не могла видеть этого, но она слышала, как они падают с металлическим лязгом, и как шепотом ругается худой парень. Сам колдун удобно расположился в своем кресле и смотрел. На его лице застыла дружелюбная улыбка, которая для Лены сейчас выглядела издевательским оскалом.

Руки Лены крепко удерживались бронзовыми браслетами, на бедрах были застегнуты кожаные ремни, и ей оставалось только сидеть и смотреть. Не хотелось, но что делать.

Жертва неуклюже подергивалась в своих путах, из многочисленных разрезов вытекала темная кровь и текла. Рот девочки был заклеен, так что звуков она не издавала, двигаться она тоже не могла — ремни и скобы удерживали тело на месте, и только дрожь и подёргивания выдавали страдания жертвы.

— Мы шлепнули одного морального урода, а здесь их, похоже, целое гнездо! — голос Той-что-из-за-зеркала звучал отчётливо и зло. Лена понимала, что слышит его она одна, что на самом деле, это лишь форма ее ясновидения, и все же кивнула в ответ.

— Прорицательница, — голос господина Взывающего был спокоен и почти сладок, — я уж и не знаю, как уговорить вас рассказать мне все, что нужно. Но мне кажется, это должно помочь.

— Чего вы хотите? — Лена хотела сказать это холодно и уверенно, но вид бедной девочки был слишком страшен.

— Я хочу простого, Лена, — господин Взывающий поднялся с кресла и подошёл ближе. Лена ужасно пожалела, что бедра сжимали крепкие ремни, и пнуть важного мага не получится. Хотелось настолько сильно, что она слышала, как скрежещут ее зубы.

— Лена, Лена, — господин Взывающий покачал головой, — это не ваш мир, не ваше место. Вы напрасно сюда пришли. Но я вам помогу. Вы отдадите мне дракона, а я помогу вам вернуться домой.

Лена оглянулась на Себя-из-зеркала в поиске поддержки. Было страшно, и хотелось увидеть хотя бы что-то кроме голодного взгляда господина Вопрошающего или глаз его помощников. В глазах помощников тоже мелькал тот же голод, та же жадность и безжалостность, но они были трусоваты и при учителе там был осторожный страх.

Та-что-из-зеркала вдруг зло усмехнулась.

— А скажи ему, — заявила она. — Авось позовет Костика, и тот им всем башки пооткусывает!

— Нельзя! — молча сказала Лена. — Костик еще маленький. Не справится, попадет в ловушку, потеряет душу!

Та-что-в-зеркале не ответила.

— Знаете, Лена, — сказал господин Вопрошающий, — вы, конечно, гадаете сейчас, что можно мне сказать, а чего нельзя. Так вот, я вам подскажу — мне можно говорить все. Потому что, я все равно узнаю. Вы мне и скажете. Может, не сразу, но обязательно. Так к чему тянуть время и мучить себя и других?

Лена пожала плечами. От движения порванное платье сползло и почти обнажило левую грудь. К тому же, нитки, клочьями торчащие из разрывов, щекотали кожу, и сама невозможность поправить все это раздражала невероятно. И ребенок, девочка в этой проклятой пыточной машине, истекающая кровью — никак невозможно было спокойно думать, пока она умирала.

— Да, Лена, — глаза господина Вопрошающего смотрели с таким пониманием, словно он отлично видел все ее мысли. — Мы будем вас расспрашивать, пока не получим ответов. А жертвоприношение поможет нам. Сила, понимаете? Кто берется делать чудеса без силы, тот безмозглый глупец.

— Скажи ему, — сказала Та-что-из-зеркала, и Лена даже заподозрила, что какие-то чары господина Вопрошающего подменили ей видения. Возможно ли это? Она не знала. Она слишком многого не знала о своем даре.

Но тут Та-что-из-зеркала исчезла, а вместо нее оказался Костик.

Лена сразу узнала его, и удивилась — он вырос. Сильно вырос. Когда успел только? Сколько же времени прошло, пока её качало здесь от слез к темноте и вопросам?

Перед Костиком стояла какая-то бледная девица. Лена не могла слышать, о чем они говорят, но ясно было, что Костик спрашивает дорогу к тем, кто ее похитил, а девица уверена, что сейчас её съедят. Лена даже усмехнулась — то-то она удивится.

Но главное в видении было то, что Костик уже близко, он не бросил, и скоро прилетит…

— Скажи, но не все, — Та-что-из-зеркала снова появилась. Теперь она заговорщически усмехалась. — Ответь на вопросы, но лишнего не говори. К чему мерзавцу знать?

Лена всхлипнула и выкрикнула вслух:

— Я не могу! Не могу! Он мерзавец!

— Еще какой, — усмехнулся господин Вопрошающий. — Но у вас, Лена, нет выбора. Вы попали в такое место, что здесь нет выбора.

— Теснина… — прошептала Лена. Господин Вопрошающий нахмурился, после крика шепот был едва слышен.

— Теснина, — повторила Лена громче. Теперь маг кивнул.

— Верно понимаете, — сказал он. — Вы можете биться головой о камни по сторонам, но я не дам вам сдохнуть. Зато я вполне дам вам ощутить боль.

Лена всхлипнула. На самом деле, она сдерживала истерический смех. Страх и надежда на скорое спасение, отвращение к твари, пытающей детей ради магической силы — все это смешалось и слилось в голове. К тому же, она снова почувствовала, словно ее подхватил поток событий, и несет. И выхода нет, только нестись вместе с этим потоком, или разбиться о камни. Господин Вопрошающий своими словами только укрепил ее решимость броситься вперед.

— Осторожно только, — предостерегла Лену Та-что-из-зеркала. — Если сразу сдашься, мерзавец заподозрит неладное.

Лена промолчала.

— Отпусти ребенка, — прохрипела она. — Отпусти, и задавай свои вопросы.

Господин Вопрошающий засмеялся.

— После ваших ответов. Но, если вас так расстраивает это все…

Наверное, он подал какой-то знак своим ученикам, потому что они тут же бросились открывать пыточную машину. Девочка упала на пол рядом с креслом мага, заскулила по собачьи, но ползти не пыталась. Однако кровотечение у нее прекратилось мгновенно.

— Итак, — сказал господин Вопрошающий, — вы готовы отвечать?

Дверь раскрылась, и на Жерти уставились, как на призрак.

— Мне надо к мастеру Нали, — сказала она и вошла. Слуга не решился ей помешать, только отстранился, когда она проходила мимо, и потом долго смотрел вслед. Она, впрочем, не удивлялась, она и сама чувствовала себя так же — словно по недоразумению вернулась с погоста.

Когда Жерти вошла в небольшой зал, на нее тут же уставились все. Именно с таким выражением. На миг ей показалось, что сейчас ее выгонят, может быть, даже читая заклинания и размахивая метлой из веток синего дерева, как гоняют покойников. Она смотрела на людей, сидящих за большим столом, а они явно прервали свое совещание и смотрели на нее со страхом и недоумением. Но потом из-за стола поднялся ее отец, и неверными шагами пошел навстречу.

— Жерти! Доченька! — воскликнул он, и наваждение рассеялось.

Все одновременно заговорили, удивляясь, радуясь, спрашивая, и вскоре мастер Нали попросту взял Жерти под руку и повел прочь. Отец шел рядом, так и не решаясь выпустить руку дочери.

— Ну, как? — спросил Нали, едва за ними закрылась дверь кабинета. — Дракон…

— Да, он прилетел, — перебила Жерти. — Мне даже удалось с ним поговорить. С ним ездит маленький такой, смешной человечек, который переводит его рычание на человеческий язык. И еще с ними есть пушистый зверек…

— Погоди про зверьков, — теперь перебил мастер Нали, — дракон-то большой? С колдунами будет драться?

— Большой, — ответила Жерти. — И зубастый. И колдунов… — тут она замялась, задумалась. Мастер Нали терпеливо ждал.

— Я же с ним через маленького человечка разговаривала, — объяснила девушка. — А он, кажется, колдунов боится. Здорово боится. А дракон, кажется, ничего не боится, и хочет их разорвать. Прямо очень зол на них.

— Зол, значит, — сказал мастер Нали. — Это хорошо, если зол.

— Он хотел лететь прямо сразу, и спрашивал меня только, где тут колдуны, — продолжила Жерти. — Но его человечек уговорил его не спешить. Не знаю, что он сказал дракону, но дракон послушался.

— Тебя дракон не обижал? — спросил отец. Жерти сперва хотела даже возмутиться, ведь он сам же и отправил ее к дракону. Они все были уверены, что её сожрут, то-то так удивились, когда она живая явилась сюда. Но тут вспомнила глаза отца, когда они прощались, и сказала совсем другое.

— Мне кажется, дракон добрый, — она вспомнила страшные глаза, страшные зубы, страшные когти… и то, что ящер не пытался приблизиться и двигался нарочито медленно и спокойно. — Он не хотел меня пугать.

— Рассказывай подробно, — потребовал мастер Нали.

Жерти ненадолго задумалась. По дороге сюда она перебирала слова, думала, взвешивала, но так толком и не придумала, как рассказывать. В конце концов, она вообще не думала, что ей придется возвращаться с докладом.

— Они все время спорили, — сказала она. — Маленький человечек и дракон, говорили на непонятном языке, но ясно было, что спорят. Человечек говорил осторожно и почтительно, а дракон рычал. Не знаю, может, это такая вежливость, не укусил же. Хотя, если б он маленького человечка укусил…

— Погоди, Жерти, — перебил отец, — укусил, не укусил — о чем они говорили-то? Хоть как-то понятно было?

— Я и пытаюсь объяснить, что не понятно, — ответила Жерти. — Но в конце концов, маленький человечек сказал, что дракон атакует завтра вечером. А вы мол, как хотите. Дракон ждать не будет.

— До заката? — мастер Нали заволновался и приподнялся с места. — Завтра… Столько еще сделать надо…

— Может, подождать, пока дракон атакует, — осторожно сказал отец, но мастер Нали перебил.

— Нет, если дракон будет один, его убьют. А потом и нас тоже, — сказал он. — Мы должны поднять шум в городе.

— Я нарисовала дракону схему Саальдена, — сказала Жерти. Она почти гордилась тем, как у нее вышло палкой на земле начертить. Маленький человечек точно все понял, может, объяснит дракону, куда надо атаковать. — Я сказала, что атаковать надо прямо Академию, показала на рисунке, и дракон кивнул. Наверное, понял.

Мастер Нали тоже кивнул.

— Это хорошо. Значит, мы выступим от Речных Врат. Там небольшая площадь, там можно даже баррикады сделать. Долго не продержаться, но надеюсь, мы оттянем колдунов от Академии.

— А как же… — растерялся отец, но Жерти уже поняла. Она почти увидела, как колдуны радостно и жестоко убивают наглых бунтовщиков, а потом у них вытягиваются лица, когда они видят, как горит их обожаемая Академия. Как они бросаются назад, и горят в драконьем огне. Как они бросаются бежать, и получают вилами от недобитых бунтовщиков.

Как они падают на колени и умоляют о пощаде.

Мастер Нали пошел рассказывать остальным, организовывать и командовать, а Жерти осталась.

Она молча радовалась, что дракон не стал ее есть — теперь у нее был шанс отрезать какому-нибудь колдуну голову.

В камере так и было темно, и Виктор понял, что снова не один только по едва слышному шороху. Он подозревал, что демоница нарочно шуршала, чтоб он знал о ней, чтобы он боялся, и хихикнул. Нарочито и довольно искусственно, но все же.

— Завтра, — сказала демоница в темноте. — Завтра все решится.

— А сейчас сколько времени, не подскажешь? — спросил Виктор как можно безразличнее.

— А сейчас сегодня, — ответила демоница, и вдруг Виктор почувствовал, что в его пальцы скользнуло что-то холодное и твердое.

— Держи, не потеряй, — шепнула демоница прямо в ухо, и Виктор не удержался, вздрогнул всем телом. Он все же думал, что она дальше, и от жара ее дыхания пробирал мороз.

— И если хочешь, чтоб твои остались живы… — тварь вдруг замолчала.

— Дай мне поговорить с девушкой, — сказал Виктор. Он не знал точно, почему это важно, но верить только твари не хотел. Девушка тоже могла солгать, девушка была почти пожрана демоницей… но все же, ее слова были другим источником информации.

— Она правду говорит, — голос не изменился, но интонации выдавали боль и смятение. И решимость. Это был голос человека, хоть и в ужасной беде. — Она говорит не всю правду, но всю она не знает сама. Она думает, что к тебе кто-то повернется спиной, и ты сможешь ударить.

— Разве я не буду связан? — удивился Виктор.

— Конечно, будешь! — ответила уже демоница. Холодная жестокость, насмешка и голод, ее слова словно так и норовили укусить. — Я сама тебя свяжу.

Виктор кивнул и ощупал предмет, что она сунула ему в руку. Трехгранный клинок, узкий и длинный. Не резать — только колоть… зато не порежешься лезвием, когда спрячешь в рукав. Виктор не был уверен, что сможет ударить живого человека, но…

— Я постараюсь, — пообещал он в темноту. Ответа не было, кругом царила тишина и темнота, и Виктор понял, что снова остался один.

Глава шестнадцатая

в которой Муська ловит мышь, а демоница ловит ученика

Муська лежала и нервно дёргала хвостом. Приходилось думать, а этого кошка не любила, да и не очень-то умела. Обычно она просто чуяла, слышала, знала что правильно, а что нет. Но сейчас…

Свою Человечку утащили по мерзким дорожкам в темное место. Не насовсем, но далеко и очень обидно. Муська уже нашла ее, уже почти мурлыкала на коленях, и тут все снова! Хорошо хоть, дракон бросился искать — еще одной пробежки по лесу Муська могла и не пережить.

Но дракон оказался котёнком. Сильным, большим, зубастым, и все же несмышленышем, и Муська ощущала за него ответственность. Тем более, что этот котенок каким-то образом был Своей Человечки. Не родной, Муська знала это, но все же её. Он искал почти-маму, настойчиво и упорно, но не имел ни знаний людей, ни кошачьего чутья. И помогал ему в поиске…

Человечек-Крыса казался опасным и неприятным. От него все время пахло страхом, он юлил, ерзал, крутился — не внешне, где-то в мыслях, в намерениях, в своей сути, но кошка чуяла. Ужасно хотелось цапнуть лапой, вонзить когти… но было нельзя. Муська чуяла, что нельзя.

Если бы она умела думать, то скорее всего, запуталась бы в своих мыслях. Чутье, желания, понимание — все это смешивается, сливается, сбивает друг друга. Но кошка не думала, просто чуяла, и потому Человечек-Крыса был пока в безопасности.

Наверное.

Муська понюхала воздух, но ветер не принес никакого решения. Только запах каких-то мелких зверушек, копошащихся где-то рядом. Она даже услышала едва заметный шорох маленьких лапок.

Муська встала, потянулась и широко зевнула. Она заметила, как сразу напрягся Человечек-Крыса, как он поспешно отошёл ближе к дракону, но сейчас это ей было безразлично. Она мягко и неспешно пошла прочь, следуя за шорохом, запахом и своим желанием. Сейчас именно это было самым правильным, а все остальное отодвинулось прочь. Исчезло.

Муська не слишком хорошо умела охотиться, она была городской кошкой. Пока она бежала одна через лес, она чуть не сдохла от голода, и все же инстинкт вел ее.

Дракон о чем-то рыкнул Человечку-Крысе, тот что-то ответил. Муська не могла понять слов, но слышала в голосе облегчение, и понимала — Человечек-Крыса верит, что страшная кошка ушла, а если что, дракон защитит его. Это было правдой, но все могло измениться.

Муська знала, что дорожки, по которым ходит жизнь, порой поворачивают так внезапно, так неожиданно… и легко могут превратиться в дорожки смерти. Если бы Муська могла сказать словами, ей пришлось бы говорить долго и очень поэтично, и может быть, кто-нибудь смог бы ее понять правильно. А может быть, такая речь стала бы основой новой религии или философии.

Но она была кошкой, и у нее был шорох лапок, запах мыши и больше ничего.

Костик думал. Он заметил, как кошка куда-то пошла, и не стал мешать. Не потеряется.

— Может, слетать на разведку? — спросил он у Шильта. Тот как раз подошел ближе, от него, как всегда, пахло страхом, но все же он уже не боялся подходить близко. Не удивительно, после стольких часов путешествия прямо в драконьей пасти глупо было бы бояться по-прежнему.

— Нельзя, — ответил Шильт, подумав. — Там все же маги, а драконы — создания почти чистой магии. Они услышат твой полет, даже если ты скроешься в тучах. Они насторожатся.

Костик подумал, что завтра лететь биться неизвестно куда… и ему стало совсем не по себе. Лена пропала, Виктор пропал, впереди была битва с жестокими и мрачными колдунами, про которых он ничего не знал. Захотелось тянуть время, узнать что-нибудь заранее, спросить совета… Вот только, не у кого спрашивать.

Верить Шильту все же не получалось. Костик уговаривал самого себя, что Шильт просто трусишка, маленький и поэтому так ведет себя… Но вот приходила девушка, которая была уверена, что страшный дракон ее обязательно сожрет — и она быстро перестала бояться. Не совсем, но почти. По запаху страх чувствовался, но по поведению, по словам, по жестам — совсем пропал.

А Шильт — уже сколько времени знаком с ним, и все же…

Страх что-то значил, но Костик и сам боялся слишком многого.

Он поднял голову к небу и выдохнул туда длинную струю пламени. Прикинул, насколько далеко можно жечь таким образом, и понял, что даже рукой можно кинуть камень намного дальше.

— Не так я силен, чтоб штурмовать город, — пробурчал он. Шильт кивнул.

— А тебе и не надо штурмовать, — сказал он. — Эти простолюдины отвлекут магов на себя, а ты полетишь прямо к Башне.

Костик замолчал. Долго смотрел в небо, словно ожидая оттуда совета, но не дождался.

— И что я должен буду сделать? — спросил Костик, и господин Шильт почувствовал в его словах что-то ещё. Смятение, сомнение, страх — это все он и ожидал там услышать. Но там было что-то ещё.

Господин Шильт заговорил не сразу. Он понимал, что встаёт на очень скользкий путь, куда более скользкий, чем те тропы, по которым его несло сюда. Это все больше подошло бы непутевому ученику, Цернеху, а Шильт слишком хорошо помнил, чем он кончил.

Господин Шильт окинул мысленным взглядом свои построения. Ерунда и авантюра, но другого нет. Надо, — сказал он сам себе, и заговорил.

— Тебе надо будет найти и убить старуху Ямиару. Без этого ничего не выйдет, она — ключ к порядку в городе.

— И сожрать? — спросил Костик, и господин Шильт отчётливо услышал в вопросе испытание. Если он ответит неправильно, Костик… убьет его? Прогонит? Нет, пожалуй, нет. Костик не такой, пожалуй, на его добродушие можно положиться.

— Не обязательно, — ответил господин Шильт. Он говорил и прикидывал — Ямиара могучая тварь, хватит ли ее страданий, чтоб дать магию ему, Шильту?

Дело в том, что он медленно, страшно медленно плел заклятие, которое передавало страдания всех, кого убивал Костик, ему, Шильту, и питало таким образом его силы. Но до сих пор Костик не убил ни одного человека, он не стал есть даже ту девушку, что принесли ему в жертву.

Но Ямиара… если Костик убьет ее, господин Шильт напьется вволю. Смерть мага не может не быть мучительной сама по себе. Страх, осознание поражения, боль… магия будет литься потоком.

Это и была авантюра. Это был то, на что мог поставить господин Шильт — одним ударом заполучить все. Вернуть силу, тут же использовать ее, чтобы убить Виктора и Лену, и подчинить убитого горем дракона.

— Не обязательно, — повторил он, — есть старуху, она похожа на собственный труп, и живёт только из-за могучей магии. Но пока она не убита, Лена и Виктор не могут быть в безопасности.

Костик фыркнул.

— Почему все так плохо? — прорычал он грозно, но Шильт слышал в этом реве растерянность. Костик чувствовал какой-то подвох, но не знал, как быть.

— Это Саальден, — тихо сказал господин Шильт. — Город магов, а где магия, там не обойтись без крови.

Костик молчал.

Шильт решил, что довольно давить. Он и так мысленно дрожал от ужаса перед каждым своим словом — ведь каждое слово было нападением на дракона, а защитой от ответных действий была лишь доброта Костика. Доброта зубастого чудовища. Доброта хищника, убийцы… испуганного подростка.

— Мне нужно предаться медитации, — сказал Шильт спокойно. Мысленно он мог сколько угодно дрожать, но голосом своим он управлял хорошо. А медитация была отличным предлогом оставить Костика поразмыслить и дозреть.

Сейчас она не знала, было ли время, когда ее звали Бека. Когда у нее было свое имя, свое тело, свои желания.

Она плыла в океане боли, и все вокруг было черным и алый.

Откуда-то, то ли из прошлого, то ли из снов, доносились тени слов. Там Виктор — да, у него пока было свое имя! — он словами разжигал огонь. А она видела, что этот огонь вот-вот охватит самого Виктора, и он тоже потеряет имя и окунется в черный и алый океан. Там, во сне или в прошлом, плела козни старуха-ведьма. Она все играла и играла с алым и черным пламенем, не замечая, что ее руки уже пылают. Или не руки.

Есть ли у ведьмы руки? Важно ли это сейчас?

— Ты обещала, что отпустишь меня… — хотела она сказать. Кому? Океану, черно-алому пламени, душному туману боли?

Сказать она не могла, но слова плыли рядом, словно зыбкий плотик. Возможно, она и держалась пока только потому, что рядом плыл плот этой наивной надежды.

Она знала, что океан не дает слов, и все же надеялась. Ведь больше у нее ничего не было.

— Дай мне поговорить с девушкой, — сказал Виктор, и она увидела, как в руку его легло что-то острое и хищное, алое и черное. Волна от этого океана? Сам этот океан?

— Нет, нет, не бери! — хотела она крикнуть, но плотик слов под ее руками опасно закачался и чуть не выскользнул. Алые и черные волны, пламя и гибель, жадно качнулись вокруг, и она так остро ощутила внизу, прямо под ногами, бездну. Тьму боли, в которой она утонет, если надежда подведет ее.

А чтобы не подвела, надо не суетиться. Плыть спокойно, стараться не делать лишних движений.

— Она правду говорит, — это был почти шепот, но волны подхватили слова, усилили и унесли прочь. Виктору. Плот надежды при этом чуть не перевернулся, но удержался.

Было мгновение, когда боль накрыла с головой, бездна раскрылась сразу со всех сторон… но почти тут же ей удалось вынырнуть и снова опереться на слова.

— Она отпустит… отпустит… она обещала отпустить… — эти слова качались и расползались, почти растворялись в бесконечном океане, но пока держались.

И все же, когда-то было время, когда ее звали Бека.

— Я постараюсь, — сказал Виктор, и его образ отдалился куда-то в бесконечную даль.

"Она сожрёт их всех, — подумала она, подумала Бека. — Обманет, стравит между собой и схватит."

Волны качались, плот из надежды и самообмана качался вместе с ними. И Бека тоже качалась.

И молчала.

Господин Вопрошающий сказал, что ему надо подумать, и теперь Клим и Плим шагали по улицам Саальдена и пялились по сторонам. Молчали.

Клим размышлял, стоит ли поискать какую-нибудь девочку повеселее, не так часто Учитель даёт им возможность развлечься. Тащить с собой Плима не хотелось, непонятно было вообще, нужны ли ему девочки, но Учитель запретил им ходить поодиночке. Как и многие другие запреты, этот был непонятен, но обязателен к исполнению.

Плим же думал о том, что Учитель явно что-то затевает, слишком много активности, Провидица эта непонятная, тайны, тайны… Не рассказать ли обо всем этом старухе Ректору — может, оно выгоднее получится? Но Учитель, видимо, что-то такое подозревал, а посвящать в это дело Клима ни в коем случае нельзя. Глупый он, и жадный до неприличия…

Поэтому оба шагали молча, и только пялились по сторонам, выжидая какой-нибудь возможности.

— Стой, — вдруг сказал Клим и показал рукой вперед. Плим остановился и посмотрел вперед. Не увидел ничего особенного, какие-то простолюдины болтались туда-сюда. Клим указывал на какую-то девицу в лохмотьях. Грязное тело проглядывало в многочисленные дыры, но Плима скорее раздражало, чем возбуждало.

— С каких пор ты стал западать на грязные скелеты? — спросил Плим.

— Это ж та рабыня, в которой демон, — сказал Клим, и Плим тут же насторожился. Демон принадлежит старухе Ректору, а значит… Она следит за ними, за учениками господина Вопрошающего? Или они случайно влезли в дело госпожи Ямиары?

— Медленно и спокойно уходим, — сказал Плим одними губами и сделал пару шагов назад.

— Сдурел? — удивился Клим. — Надо выяснить, куда она пошла!

Плим глянул на товарища, и сразу обратно на девку. Но та успела куда-то пропасть, скрылась среди других людей, или может, свернула в проулок.

— Это же наверняка дело старушенции Ректора, — продолжал тем временем Клим, — надо выяснить и рассказать Учителю!

“Или, может, улучить минутку, и рассказать самой Ямиаре обо всех этих делах” — вдруг подумал Плим и кивнул.

— Давай попробуем. Только осторожно.

Он поднял руки и легонько шевельнул пальцами. Со стороны увидеть ничего было нельзя, но сам Плим отчетливо чувствовал движение воздуха, который послушно мялся под пальцами, как глина. В одну сторону в воздухе была словно дыра, и Плим показал туда пальцем.

— За ней.

Клим поспешил вперед, Плим отстал на несколько шагов и двинул следом. Вместе они повернули в проулок, потом еще раз, в другой — пошире, но грязнее. Клим, шагающий впереди, на ходу сотворил маскировочное заклятие, теперь его было не заметно обычным людям. Только если смотреть с помощью небольшой магии. Плим заметил это, и тут же повторил чары, мельком удивившись, что не ему первому пришла в голову эта мысль.

Идти сразу стало немного труднее — люди перестали шарахаться прочь от двух магов. После того, как Плиму чуть не наступили на ногу, он чуть не сорвался, и не проклял неуклюжего болвана, но все же удержался. Даже не стал запоминать того, кто это сделал — Клим как раз в очередной раз свернул куда-то в сторону.

Вскоре они спешили по задним дворам каких-то мастерских, мимо вонючих телег, мимо свалок, мимо грязных заборов.

Девица впереди то останавливалась, явно высматривая в домах что-то ведомое только ей, то вдруг принималась почти бежать, и оба мага запыхались, пытаясь угнаться за нею.

Клим нырнул в приоткрытые ворота, и Плим поспешил его догнать. Под порывом ветра створка качнулась, и чуть не ударила его, и он на миг приостановился, стремясь уберечь свою одежду от грязи.

— Маг? — послышался испуганный возглас. Плим оглянулся на голос и тут же ощутил в затылке резкую и жгучую боль.

“Демоница! — догадался он, и начал спешно поднимать защиты от твари Бездны. — Притаилась у ворот и атаковала!”. В глазах потемнело от боли — не физической, а мучительного жжения от самого присутствия демона. Но настоящей опасности не было — несколько мгновений, и он успел бы защититься, господин Вопрошающий обучил его таким простым вещам.

Успел бы.

К фантомной боли в голове прибавилась резкая и острая боль в груди. Сквозь слезы, выступившие на глазах, он увидел парнишку, совсем молодого, в фартуке подмастерья. И с длинным ножом.

— Ка…ак… — выдохнул он, когда железо вошло в его сердце. То ли хотел возмутиться, то ли спросить, то ли произнести проклятие.

Но демоница за спиной только и ждала его слабости. Мир провалился во тьму, тьма проросла бесчисленными острыми зубами. Плим заорал от ужаса и нестерпимых мучений, но этого крика уже никто не услышал.

Костик сидел и думал. Шильт ушел предаваться своей медитации, а Костик все никак не мог решиться.

Все вокруг требовало, чтоб он стал, наконец, тем чудовищем, которое пытался сделать из него Цернех. От чего он тогда с таким трудом отбился, и теперь снова.

Самое ужасное в том, что это невероятно легко. Костик немного удивлялся тому, как быстро он вырос, но принял это наравне с остальными чудесами. Он видел — да вот хотя бы в глазах той девушки, что приходила из города магов, — как легко он может убить. Сожрать, разорвать, раздавить. Убить человека не сложнее, чем кабана или оленя. И мясо человека такое же питательное…

Но об этом нельзя даже думать. Что подумает о нем Лена, если узнает, что он убийца?

Но что делать, чтоб спасти ее?

С шуршанием и топотом явилась кошка. Костик не смотрел, только отметил, что, как он и ожидал, кошка поохотилась и вернулась.

— Мяу, — отчетливо сказала она.

Костик невнятно рыкнул, но глянул на нее.

Кошка сидела и смотрела прямо ему в глаза. Перед нею лежала маленькая мышь, еще живая, но придушенная.

— Мяу, — сказала кошка и лапкой подтолкнула свою жертву к огромному дракону.

Костик вдруг почувствовал, что все сложные мысли куда-то делись. Все стало просто — вот кошка, хищная и беспощадная, но милая и пушистая. Чудовище? Милашка? Это только слова.

— Это все только слова! — хотел сказать Костик, но получилось только прорычать, громко и страшно. Если бы господин Шильт был рядом, он, возможно, понял бы, но он слышал это издалека, а для чудесного понимания необходимо видеть — позу, жесты, выражение морды.

Кошка сидела, нисколько не пугаясь громового рыка дракона. Потом снова подтолкнула мышь к огромным когтям и мяукнула.

Глава семнадцатая

в которой все начинается прямо сейчас

Мастер Нали хмурился и раздавал указания. Отец вошел в комнату, подошел к нему, что-то принес. Они развернули свиток, задумчиво покачали бородами, потом отец свернул и унес. Мастер Нали позвал кого-то, кого Жерти не знала.

— К Желтым воротам отправили наблюдателей?

— Керка ушел с полчаса назад…

Жерти знала Керка, подмастерье мастера Диго, сутулый, худой и веселый, пропахший свежей выпечкой и пряностями. Теперь он пошел куда-то наблюдать, а она…

Она стояла и смотрела.

Уйти она боялась — вдруг понадобится, а она где-то далеко? Спрашивать дело тоже страшно — все так заняты, все суровы, все спешат. Давно уже она усвоила главное правило — когда мастера работают, лучше не лезть под руки.

Хотя, сейчас ей казалось, что мастера и сами не знают, что делать.

То и дело кто-то начинал спрашивать, не лучше ли отложить? Не лучше ли затаиться? Может, все сделать через пару дней, чтобы хотя бы часть семей успела уйти из города?

Мастер Нали ругался, отец рычал, входили какие-то смутно знакомые люди и спрашивали что-то. И уходили снова.

Жерти думала выйти во двор — если надо будет, ее найдут, она рядом. Обошла пару незнакомых мужчин,один из которых кивнул ей и пробормотал «привет, Жерти», — наверное, видел ее, когда она вернулась от дракона.

Уже в дверях столкнулась с Нимти, она вбегала в дом с таким лицом, словно за ней гнались. Жерти чуть не упала, но Нимти не заметила, только протиснулась в дверь и сразу закричала:

— Колдун! Колдун здесь, во дворе!

В комнате тут же поднялся гул. Кто-то бросился ко второму выходу, кто-то заламывая руки сел на пол.

Жерти быстро выскочила во двор.

Здесь тоже царила суматоха и шум. У задних ворот толпились люди, сгрудились вокруг чего-то, не видимого за спинами. Колдуна видно не было. Жерти подбежала к толпе, протолкалась вперед.

Колдун лежал на земле, лицо искажено ужасом, костлявые пальцы скрючились. Вокруг тела растекалась лужа крови, в груди зияла глубокая дыра. Жерти поморщилась — выглядел колдун очень уж мерзко и жалко. Глянула на лица людей вокруг.

Шег стоит с таким видом, словно собрался прямо сейчас в гроб ложиться. Дунг — замер, застыл, думает о чем-то своем. Мика виновато съежился, в руке большой серп, лезвие запачкано в крови. Убийца мага. Остальных она не помнила, но у всех на лицах выражение такое, словно они не знают, куда бежать.

— Мика? — громко спросила Жерти. Тот не поднял голову, съежился еще сильнее.

— Молодец, Мика! — еще громче заявила Жерти. — Начало положено!

Шег вздрогнул, Дунг посмотрел на Жерти в упор. Остальные тоже зашевелились. Мика глянул исподлобья — то ли пытается угадать, не издеваются ли над ним.

— Я испугался просто, — пробормотал он, — он вдруг появился прямо тут, я испугался…

— И правильно сделал! — сказала Жерти. — Не хватает нам тут только шпионов!

«Где там мастер Нали с отцом, — подумала она. — Надо срочно что-то делать, иначе мы сами себя запугаем, никаких колдунов не потребуется.»

— Мика, пошли к мастеру Нали, расскажешь о первой победе! — настойчиво и радостно сказала она вслух. Мика неуверенно улыбнулся.

— Победе? — вдруг хрипло спросил Дунг. Жерти обернулась, Дунг смотрел прямо в глаза строго и тяжело. — До победы пока еще…

— Далеко, знаю, — не дала ему договорить Жерти. Взгляд Дунга был тяжел, но она вспомнила желтые глаза дракона, и стало легче. Страх ушел — в конце концов, она уже хоронила себя. Она вспомнила, что Дунг когда-то потерял невесту — кто-то из колдунов забрал на жертвоприношение. Дунга тогда его отец запер в подвале — чтоб не наделал глупостей, и вышел он оттуда тихим, спокойным и очень молчаливым.

— Очень далеко до победы, — повторила она громко. Дунгу, но и остальным тоже. — Но мы уже идем!

Дунг вдруг шагнул к ней и крепко обнял.

— Мы все сдохнем, — сказал он едва слышно на ухо, — но мы идем!

Жерти в первый миг даже испугалась, но тут же отстранилась и строго посмотрела на остальных. Им надо было спешно найти дело, чтоб они прекратили пугать сами себя, чтоб они шли вперёд и вперёд — к смерти, к победе, к свободе… сейчас это было не важно. Стоять и бояться означало неминуемую гибель в любом случае.

— Колдун был один? — спросила Жерти, и все начали вертеть головами и смотреть по сторонам. Прежде, чем они успели испугаться заново, Жерти приказала:

— Обыщите здесь все! Найдете посторонних — кого угодно! — вяжите. Будет сопротивляться — бейте! Нам нечего бояться!

И мысленно добавила — «И отступать тоже некуда…»

Клим оглянулся на стон Плима и видел, как парнишка-подмастерье вогнал ему в грудь какую-то здоровенную кривую железяку. Как так вышло, что Плим не успел защититься от простолюдина? Что произошло?

«Железяка заколдована? — подумал Клим и спешно проверил маскировочные чары. — Может, и заколдована. Недаром же такой странной формы!»

— Видал, как оно, — раздался едва слышный голос за спиной, и Клим закрутился в страхе.

Демоница, стояла в тени совсем рядом. Улыбалась.

Клим поднял руку для защитного жеста, но немного не успел.

— Я могу помочь тебе, — сказала демоница. — Но если не хочешь…

Клим замер. Осторожно оглянулся на простолюдинов. Они кричали, вопили и размахивали своим оружием. Какая-то девица командовала, а остальные, переполненные кровожадным энтузиазмом, уже обыскивали двор.

— Что здесь происходит? — спросил Клим едва слышно. Демоница улыбнулась еще шире, заблестели многочисленные зубы.

— Ты хочешь побеседовать? — спросила она. — Тогда, может, расположимся поудобнее, поговорим… пока ребята бегают.

Клим снова оглянулся, поежился.

— Как ты мне поможешь? — спросил он.

— Я выведу тебя к твоему учителю, — ответила демоница.

— А в оплату? — спросил Клим. Он слишком хорошо знал повадки демонов. Да и зубов в улыбке твари было слишком много.

— Это в моих интересах, — сказала демоница. — У меня задание от моей Госпожи.

— Вон там глянь еще! — совсем близко подошли трое, один из них уставился прямо на Клима. Тот замер, надеясь на маскировочные чары и глядя прямо в глаза высокому мрачному мужчине с топором в руках. Почему-то очень живо представилось, как этот топор врезается в череп, с хрустом крошит кости, разбрызгивает кровавую кашицу мозга.

— Не бойся, Клим, — шепнула демоница. — Они тебя не увидят. Пока.

— Выведи меня отсюда, — прошептал Клим. От слов демоница стало почему-то еще страшнее, он почти видел, как этот мужик вдруг приоткрывает шире глаза, как ахает с удивлением и злобой, как взмахивает топором…

— Пошли, — шепнула демоница, и…

— Жаль, но тебя придется бросить, — сказала демоница. Бека услышала ее, но не поняла, о чем она.

— Дело идет к финалу, — продолжало пламя и боль вокруг.

— Я занята-занята, — проскрипела боль во всем теле.

— Да и нет в тебе почти ничего уже, — тьма затопила взгляд, застряла комом в горле.

— Так что, помнишь, я обещала тебе, что отпущу? Ты свободна!

Бека попыталась вдохнуть, но воздух куда-то пропал.

«Я умираю?» — подумала она… и тут демоница исчезла. Бека без сил упала на землю, ударилась о камни, но боль в ладонях и коленях почти радовала. Она легла лицом в грязь и с облегчением вздохнула. Запах земли, навоза, травы, дегтя, камней, человеческого пота ударил в голову с такой силой, как вино, она лежала и медленно вдыхала и выдыхала.

Но что-то внутри заставило ее приоткрыть глаза, и сквозь слезы, сквозь туман и зыбкую дымку, Бека увидела, как какой-то толстенький человек в одеждах молодого мага поспешно идет прочь. И демоница выглядывает из его глаз.

Она почти крикнула — «Осторожно! Она хочет тебя сожрать!», — но слов не вышло. Воздух все еще был слишком густым и горячим, вдыхать получалось только крошечными кусочками. Сквозь гул в ушах доносились странные звуки.

— Сма…риии…те… — мужчина. Высокий, с коротко стриженой бородой. В руках топор. Голос странно размазывается, слова дробятся на части.

«Наверное, вот так умирают…» — подумала Бека и сразу же, увидела рядом с собой тень, густую, мрачную.

— Ты кто? — спросил мужчина с топором и присел рядом на корточки. Оглянулся и крикнул назад: — Здесь какая-то девка полудохлая!

«Это я… — подумала Бека. — Только полу… не совсем дохлая…»

— Это я, — собственные губы двигались так, словно она разучилась ими пользоваться.

Подошли еще какие-то люди, начали еще что-то спрашивать, но Бека не могла понять, о чем.

А потом она вспомнила голодный и страшный блеск в глазах уходящего мага, и испугалась.

— Маг! — воскликнула она, сама не заметив, что говорит отчетливо, хоть и еле слышно. — Демоница перескочила в мага, и они ушли! Туда!

Ей казалось, что она кричит, но рука едва шевельнулась, чтобы показать направление. И люди кругом хмурились, прислушивались, пытались разобрать едва слышный шепот.

— Она говорит, что был маг, который ушел! — сказала какая-то девушка.

— Он расскажет о нас! — крикнул кто-то рядом, и поднялся шум. На Беку голоса накатывались и снова пропадали, отступали прочь.

— Мы должны…

— Бежать…

— Скрыться…

— Выступать! — голос пробился сквозь туман, разбил наваждение и муть, и Бека вдруг поняла, что лежит на земле, что вокруг нее толпится человек десять. Она увидела каждого из них с пронзительной отчетливостью, пот на лицах, бороды, мозолистые руки, немудреное оружие, сжатое до белых костяшек пальцев. Страх и решимость в глазах.

— Мы должны выступать прямо сейчас, — рявкнула девушка.

Клим сразу же пожалел о своих словах. Но было поздно.

Демоница шагнула к нему ближе, ее глаза приблизились вплотную. Все вдруг начало происходить невероятно быстро, он успевал только испугаться, но в то же время очень медленно, можно было в подробностях разглядеть каждую деталь собственной гибели.

«Как я мог попасть в такую глупую ловушку?!» — подумал Клим, и грохочущий голос демоницы ответил отовсюду сразу:

— Просто ты самодовольный дурак!

Слова били и жгли, причиняли боль. Клим любил и умел пытать, но никогда не верил, что настолько мучительно может быть ему самому.

Он почувствовал, как захватившая его тело тварь шевельнулась. Подвигала руками, потопала ногами, словно приноравливаясь к весу, росту, пропорциям. И зашагал прочь.

— Отпусти меня! — завыл Клим беззвучно, ведь собственное горло больше не принадлежало ему, но крик просто канул куда-то.

Тело Клима шагало. Сперва покачиваясь и медленно, но уже к воротам походка стала уверенной и твердой, а шаги ускорились. Тяжёлое пузо ритмично покачивалось над поясом, пот градом лился по лицу, спине, животу. Из-за непривычной скорости шага закололо в боку, дыхание стало шумным и тяжёлым. Клим чувствовал, как его собственное сердце гулко и торопливо колотиться, и ему казалось, что оно вот-вот лопнет от напряжения.

— Спешить, — думала демоница, и эти слова превращались в огненные плети. Клим почти бежал, и не мог понять — сам ли он бежит, повинуясь жестокой боли, или демоница переставляет его ноги, одну за другой, быстрее, ещё быстрее, порой путая очередность. Он пару раз чуть не упал, но маскировочные чары всё ещё действовали, и никто этого не заметил.

Каждый шаг обжигал, боль волной поднималась от стоп, через пах, живот — и ударяла в голову. Клим мечтал остановиться, упасть, сжаться и плакать, но демоница тащила его дальше и дальше.

— Я обещала тебя вывести, — раздался гул ее голоса в голове, — вот, мы и пришли.

Перед глазами возникла дверь. Клим хотел было потянуться к бронзовому кольцу, но рука не слушалась, осталась безвольно висеть вдоль тела.

— Защита тут есть? — спросила демоница.

Клим промолчал, но вспомнил, что господин Вопрошающий демонов не любил, и вроде бы, в доме что-то такое было.

«Войти в дом, Учитель услышит, придет и поможет!» — подумал он, но постарался, чтоб эта мысль была не слышна.

— Молчишь? — сказала демоница, и вдруг боль затопила все кругом. Клим хотел взвыть, завизжать, броситься прочь, но тело не слушалось. Даже мелкой дрожи не было. А потом боль внезапно пропала.

— Молчишь? — снова спросила демоница, и Клим заговорил. Быстро-быстро, потоком, все его защиты рассыпались пылью, и он мысленно рассказывал твари обо всем — об учителе, о его защитах, о Плиме, о пленнице…

— Довольно пока, — сказала, наконец, демоница. — Остальное потом.

И тело Клима потащилось вдоль дома к входу в подвал. Сам Клим тихо скулил где-то в глубине самого себя, запертый, истерзанный и ничтожный.

Господин Вопрошающий почувствовал что-то неладное. Чары были почти готовы, отвлекаться на этом этапе было нельзя, но все же какое-то смутное беспокойство коснулось его разума. Словно в этой игре был еще один игрок. А может, и не один. И пока он готовит западню из чар для старухи Ректора, этот другой игрок готовит западню для него самого. Очень неприятное ощущение, он даже с трудом удержался от того, чтобы не прервать колдовство и не начать разбираться. Но все же довел дело до конца.

Высшая магия — работа не с потоками энергий, а напрямую с вероятностями и причинами. Спрятать намерения в запутанном потоке человеческих страхов и желаний, заставить события самим прийти к нужному результату. Этот способ маги не любят использовать, сложный и неясный, но господин Вопрошающий опасался, что госпожа Ректор заметит любой другой способ напасть на нее. Сейчас даже он сам не знал, как погибнет госпожа Ямиара, и может ли она избежать этой участи.

Теперь настало, наконец, время посмотреть, кто же ставит ловушки ему. Он хотел было окликнуть учеников, но вспомнил, что отправил их прочь, чтоб не мешали. сложным чарам — полное сосредоточение, и непутевые ученики тут не нужны. Господин Вопрошающий даже думал, что пора бы обоих поменять. Эти слишком комичны, слишком недалеки, слишком много начали о себе воображать. Ведут себя, как полноценные маги, планируют собственные чары, пытаются что-то скрывать от учителя… Подросли совсем. Пора собирать урожай. Из Плима вполне может получиться призрак-страж — тупой, но вечно настороженный. Был бы страж, а что охранять найдется. А Клим… Этот глуповат, трусоват и слабоват… может, его и оставить пока. Пусть поучит следующего ученика.

Но все это — после победы. А пока — выяснить, где их носит и призвать обратно.

господин Вопрошающий небрежным движением руки начертил прямо на воздухе Знак Шан-Гарр и открыл рот, чтобы звать, приказывать и ругать нерадивых учеников…

И увидел голову Плима, нанизанную на палку.

Какая-то девка-простолюдинка размахивала этой палкой, как знаменем, разевала рот, словно кричала что-то яростное и злое. Слов не слышно, раз сам Плим не мог слышать, то и Шан-Гарр ничего не услышит. Судя по тому, что хоть что-то видно, убили Плима совсем недавно.

— Вот она, засада… — пробормотал господин Вопрошающий и тревожно огляделся вокруг. Собственный дом вдруг показался ему прозрачным и хлипким. Но тут же он засмеялся.

— Это же просто бунт! — воскликнул он с облегчением. Ни девка, размахивающая палкой, ни те, кто восторженно орали в ответ на ее болтовню, магами не были. Просто грязные ремесленники, которым вдруг надоело жить.

Господин Вопрошающий даже засмеялся. Такая удача — госпожа Ямиара будет занята подавлением бунта, а он воспользуется возможностью. Наверняка, это начали действовать его собственные чары — изменялась причинность, плыла вероятность, и сами намерения людей несли его, господина Вопрошающего, к победе.

Он оглянулся на зеркало, в котором отражался солидный маг, по всем признакам — будущий господин Ректор, и подмигнул самому себе. Потом состроил встревоженное лицо, оценил впечатление, встревожился еще больше, и шагнул в Стремительный Путь, чтобы выйти прямо в приемной госпожи Ямиары.

Глава восемнадцатая

в которой Костик летит, а Бека шепчет

Лена шагала следом за демоницей. В присутствии демоницы Та-Что-В-Зеркале скрылась, и все равно Лена отчетливо видела, что теперь это не толстый и глупый помощник господина Вопрошающего. Возможно, она пожалела бы о судьбе Клима, но ей было некогда. И еще — до одури страшно за себя.

А демоница шагала впереди, вела куда-то. Затылок покраснел, и одежда вся взмокла от пота — это тело явно не часто утруждало себя быстрой ходьбой. Зрелище было жалкое и глупое, толстый дядька бежит, словно его гонят плетью…

Лена подумала, что так и есть.

— А где та девушка? — спросила она, не желая слышать ответа. Просто почему-то показалось нужным спросить.

— Когда я ушла, она еще была жива, — ответила демоница. — А сейчас нам с тобой надо подумать о совсем другом.

Лена промолчала.

Когда демоница в теле Клима выпустила ее, она была почти готова. Та-Что-Из-Зеркала предупредила… и скрылась. В доме было безлюдно, сам господин Вопрошающий куда-то ушел, но Лена не стала ни о чем спрашивать. В словах демоницы она не могла отличить правды от лжи… да и что она стала бы делать, если тварь скажет, что перебила всех? Спасибо хоть, она подождала, пока Лена найдет себе какую-нибудь одежду. Ее-то собственная давно превратилась в лохмотья. Да и босиком бегать по городу как-то холодно и неудобно.

Зато теперь на ней была удобная куртка и сапоги.

Демоница вдруг остановилась.

— Дальше сама пойдешь, — заявила она. — Тут недалеко.

Лена пожала плечами.

— Куда? — спросила она.

— Разберешься, — ответила демоница. — Ты же прорицалка? Вот и думай.

Лена тут же почувствовала какой-то подвох, но не могла понять какой. Здесь слишком много было необычного и непонятного. Подвох мог быть в любом месте. В любом слове, любом жесте… Вот хотя бы — она так и не знала местного языка. С помощью Той-Что-В-Зеркале Лена могла бы хотя бы надеяться в общих чертах понять, что ей говорят, но объясниться самой было нечем.

Но просить демоницу о помощи было глупо.

“Может, она только того и ждет — чтоб я попросила?” — подумала Лена. Демоница некоторое время стояла неподвижно и смотрела, словно в самом деле ждала чего-то от Лены, но потом развернулась и зашагала куда-то по переулку.

Лена смотрела вслед, пока та не свернула за большой каменный дом. И только тогда пошла прочь.

Куда идти она не знала. От усталости и страха даже транс никак не приходил. Вместо дум о том, что делать, вспоминался диван дома. Холодильник, душ, мягкие тапочки.

“Мягкое кресло, клетчатый плед”, — вспомнила она старую песню, и мысленно посмеялась. Отсюда та жизнь казалась невероятной, несбыточной сказкой, заполненной комфортом и праздностью.

Лена тряхнула головой и постаралась вспомнить Виктора.

В первый миг она чуть не запаниковала — лицо вдруг пропало из памяти. перед глазами плясал хоровод — господин Вопрошающий, Клим и Плим, майор Филиппов, мужик из той деревни, что дал им приют — странно, она ведь и не видела его! но его лицо несколько секунд хмурилось в памяти, явно пытаясь понять, что опаснее — выгнать странных бродяг или пустить. Потом Лена увидела Виктора.

Он шагал куда-то в темноте. В руке его блестело что-то холодное, хищное и очень злое.

Пламя свечи плясало перед самым лицом, и госпожа Ямиара смотрела сквозь него на город. Саальден тоже плясал, качались здания и башни, окрасились алым мостовые, по сточным канавам тек огонь.

Госпожа Ямиара уже знала, что в городе бунт, но нисколько не удивлялась. Безмозглые горожане раз в пару десятков лет выпрашивали новый урок. Тишина, тишина, а потом кому-то слишком глупому, чтобы понимать свое место, приходит в пустую голову звонкая мысль. Госпожа Ямиара усмехнулась.

В приемной ждал господин Вопрошающий. Это тоже предсказуемо, он тоже все просил и просил свой урок, оставалось лишь придумать, как это сделать так, чтоб все поняли и усвоили. А пока пусть сидит, ждет и думает, что его планы мудры и осуществимы.

Что-то было еще, важное, но слегка подзабытое. Дракон? Наверное. Дракон летит, и скоро будет здесь. Немного неловко, что как раз в это время начался бунт. Скорее всего, это взаимосвязано, кто-то узнал, разболтал, и простолюдины решили, что… Что они решили?

Госпожа Ямиара продолжала смотреть сквозь пламя. Со стороны могло показаться, что она бессмысленно пялится в стену или на свечу, но она знала, куда и как смотреть.

Город горел. Пока только в видении, но за этим дело не станет. Город удивительно легко горит. Дракона не было видно, но это и не удивительно, драконов крайне сложно увидеть с помощью магии.

Госпожа Ямиара еле слышно ударила пальцами по столу. Томительно потянулись секунды, порой приходилось ждать даже ей. Она много лет воспитывала в себе смирение, и вполне могла ждать того, что необходимо.

Когда в комнату ввалился толстый парень и упал перед ней на четвереньки, госпожа Ректор недовольно поморщилась. Конечно, она сразу узнала свою демоницу, но не ожидала, что та проявит такое своеволие, и захватит какого-то лопуха. К тому же, за ней на привязи тащился пленник.

— Слушаю и повинуюсь, — прохрипел парень. Ясно было, что в отличии от той рабыни, долго он не выдержит, демоница загоняет его намного быстрее.

— Зачем? — госпожа Ямиара шевельнула пальцем, указывая на пленника. Тот зажмурил глаза, видимо, его только что выдернули из темного подземелья, и он ослеп. А может, демоница уже выпила его зрение, не важно. Все равно, ему оно больше не понадобится.

— Повелели охранять и пытать, — демоница с явным трудом выталкивала слова изо рта задыхающегося парня. Не могла, что ли, повыносливее кого-нибудь найти…

— Тело? — спросила госпожа Ректор.

— Совсем испортилась, — пропыхтел парень. — Пришлось сменить. Приказано, выполняю лучше!

Госпожа Ямиара позволила себе улыбку. Уголки губ чуть двинулись в стороны.

— Скоро… — сказала она. Демоница энергично кивнула головой своей жертвы.

— Что делать, все снашивается. Прикажите — я поищу получше!

Госпожа Ямиара прикрыла глаза.

— Дело, — сказала она. Демоница тут же вскочила и поковыляла к двери. За ней на четвереньках пополз пленник, и госпожа Ямиара даже поморщилась. Представила, как эта дура будет таскаться в пыхтящем толстяке по улицам, и волочь за собой подыхающее тело.

— Оставь, — сказала она. Демоница замерла на пару секунд. Вся ее поза выразила явное сожаление, ясно — собралась сожрать и пленника тоже. Но почти тут же покорно вздохнула и вышла. Пленник остался сидеть на полу, съежившийся, зажмуренный и жалкий.

Госпожа Ректор чуть наклонила голову. Слуга вышел в приемную и пригласил господина Вопрошающего.

Шильт услышал рев Костика, и поспешил обратно. Он уходил, чтобы дать Костику время привыкнуть к мысли о том, что надо будет убивать, но не ждал, что юный дракон решится так скоро. Наверное, внутренняя свирепость все же пробудилась, и это было сразу и хорошо, и плохо.

Хорошо тем, что наконец-то Костик станет убивать, и если Шильт будет рядом, он сможет собрать немного урожая мучений. Это ничтожно мало, но Костику предстоит штурмовать целый город, а с каждой каплей собранного будет расти собственная магия Шильта. А значит, он сможет собирать больше, полнее, эффективнее. И магия вернется к Шильту.

А плохо тем, что разъяренный дракон может убить просто по небрежности. Очень не скоро Шильт сможет набрать магии достаточно, чтобы защититься даже от неопытного Костика.

Но хорошо то, что Костик станет убивать, и если в нем еще останется капля того ребенка, что жалел маленького мага просто потому, что тот живой и слабый… Если это еще останется, то можно будет все же подломить его волю, влезть в его разум, подчинить…

И плохо, потому что дракон будет давить ребенка, и если Шильт не сможет и сохранить ребенка, и усилить дракона, дракон попросту сожрет Шильта. Забудет о жалости — и конец.

Но сейчас, что бы там ни было, оставалось только спешить на зов Костика, и Шильт бежал со всех ног.

Костик уже нацепил свой мешок, и в мешке уже сидела кошка. Неприятный сюрприз, но придется рискнуть. Шильт только успел подумать о том, что один риск тянет за собой другой, и так до конца — либо к победе, либо к смерти. Костик рявкнул:

— В мешок! — его рык был азартен и жесток, как и положено дракону. слов не было, только приказ, которого нельзя ослушаться. Шильт понял, что мысленно Костик уже был там — в Саальдене, в битве. Это было хорошо — его гнев не направлен на Шильта, и маг мог спокойно впитывать магию.

Только кошка рядом смущала. Кошка могла стать неопределенным фактором, но до сих пор она вела себя прилично — не пыталась кусаться, не играла с Шильтом, не царапалась… И вообще, это была кошка Лены, а Провидица неопытна и наивна, что может ее кошка?

“Слишком много всего может быть, — подумал Шильт залезая в мешок рядом с пушистой хищницей, — надо выбросить из головы хотя бы часть, иначе я так и просижу на месте, пытаясь просчитать все возможные варианты”.

Он не успел нормально устроиться, как Костик прыгнул в небо. Огромные крылья хлопнули, земля провалилась далеко вниз, Шильт уцепился руками за край мешка и подавил испуганный возглас. Сейчас нельзя было обращать внимания дракона на себя, сейчас им правит ярость. Надо сидеть тихо и ждать.

Шильт глянул на кошку. Та сидела спокойно, прикрыв глаза, словно дремала. Маг умел читать позы и эмоции животных, и догадывался, что кошка тоже чего-то ждет. Он устроился поудобнее и осторожно выглянул наружу.

Внизу медленно уплывала назад земля, рощи и поля вокруг Саальдена. С такой высоты Шильт никогда не смотрел на это, и сейчас с трудом узнавал пейзаж.

Вон там блестит под солнцем река, темноводная Саа. Башня Академии пока была не видна, но так и должно было быть — она открывается только когда ты совсем рядом. И умеешь смотреть. Хотя, вероятно, Костик ее уже видит. Возможно.

Шильт… Впрочем, сейчас уже почти господин Шильт!

Господин Шильт подумал, не спросить ли Костика об этом. Обмен незначительными репликами мог усилить связь, вернуть ему статус собеседника и почти-друга, но если дракон раздражен, то вместо укрепления связи может выйти наоборот.

Господин Шильт глянул вниз, и решил не рисковать.

Саальден плыл навстречу дракону.

Пыльные улицы, толпы людей, строения и башни.

Сама судьба приближалась.

Бека умирала и знала об этом.

Она была истощена настолько, что уже не хотела ни пить, ни еды. Только спать, только закрыть глаза и провалиться в темноту, где не будет ни демоницы, ни людей, ничего.

И все же, что-то не давало ей так и сделать.

Она повернула мысленный взор, чтобы понять, что именно мешает. Задумалась.

Мысли текли с таким усилием, что захотелось все бросить и забыть. И забыться.

“Если я так и сделаю… — подумала Бека, — мне будет все безразлично… не все ли равно, что будет после того, как я…”

— Ты кто такая? — голос прогудел прямо над головой. Бека приподняла веки, увидела какого-то старикашку и прикрыла веки снова. Что ей за дело? Она уже уходит. Ее здесь почти и нет уже.

И все же…

Старикашку она видела — глазами демоницы. Помнила — его бьющееся сердце, его страх, тлеющий в душе, его горе и мрачную решимость сделать хоть что-то. Помнила, как демоница почти слюни пускала на него, чувствовала, что каждое слово обращенное демоницей к этому человеку ведет его прямо в пасть. В тот самый океан ало-черной боли, в котором она сама плавала так невыносимо долго.

— Вечно, — пробормотала она.

— Что? — удивился старикашка.

“Мастер Нали” — всплыло в голове имя. Странно, что он не узнает ее, ведь демоница приходила к нему в ее теле. Хотя, ничего удивительного — тогда это была решительная, хитрая и страшная бестия. В каждом ее жесте и слове читалась сила. А сейчас перед мастером Нали была подыхающая рабыня.

— Нали, — прошептала Бека, — не верь твари… Надо…

И тут Бека сама задумалась, что же надо? Она слышала мысли и планы демоницы, но это были не слова, а лишь устремления. Нити, ведущие и запутанные, голод и ярость. И тени имен.

— Нали… — снова прохрипела она, и с удивлением почувствовала у губ чашку с водой.

— Пей, — сказал старикашка. От этого простого жеста, обычной доброты незнакомца, у Беки задрожали руки. Она отхлебнула и закашлялалсь.

— Надо идти, Нали, — сказала она почти отчетливо.

— Кто ты? — спросил старик.

— Демон, — прошептала Бека, — демон сидела во мне и ушла. Она толкнула битву… Кровь… смерть и муки…

Мастер Нали нахмурился.

— Все уже ушли, — растерянно сказал он и огляделся по сторонам. Жерти в самом деле увела всех вперед, и в тот момент это казалось единственно правильным — не ждать, пока колдуны накроют всех прямо здесь, а ударить, успеть сделать хоть что-то. Начать битву и надеться, что дракон…

Отец Жерти, мастер Дани, стоял рядом и смотрел с беспокойством. Вряд ли он слышал, что бормотала странная девушка, слишком тихо та хрипела, но чувствовал, что что-то идет не правильно.

Девушка снова зашептала, и мастер Нали наклонился ближе, чтобы слышать.

— Она… я сдохла… — можно было разобрать только отрывки слов, — повела… алый и черный…

Причем тут эти цвета, мастер Нали не понял, но почему-то стало холодно.

— Мастер Дани, — сказал он, — помогите мне.

Он наклонился и взял девушку под руки. Мастер Дани поспешил помочь.

— Вот так, девочка, — бормотал он, удивляясь, какие холодные руки оказались у нее. Словно труп.

— Мы поспешим, — сказал мастер Нали. — А ты скажешь нам, куда мы торопимся. Хорошо?

Казалось, что девушка все же умерла. Она молчала, голова бессильно висела, склонившись почти к самой груди. Но потом она что-то булькнула.

— Она сказала “да”? — спросил мастер Дани.

— Надеюсь, так, — ответил Нали и они поволокли почти-труп.

Во дворе стояла запряженная коляска — мастер Нали первоначально планировал ехать вслед за основной группой, но вышло так, что все ушли сами, без команды. Теперь двое пожилых мастеровых загрузили тело, уселись сами и мастер Дани взял поводья.

— Куда? — спросил он.

— Следом за нашими, — ответил мастер Нали и покосился на девушку, ожидая комментариев или возражений. Не дождался. Тело редко и хрипло дышало, но других признаков жизни не подавало.

— Если не будет изменений, просто догоним и попробуем вернуться к первоначальному плану, — сказал мастер Нали.

Дани кивнул и легонько хлестнул поводьями. Коляска покатилась.

Лена стояла посреди улицы в растерянности. Улицы незнакомого города казались одинаковыми. Она оглянулась в поиске Той-Что-Из-Зеркала, но ее не было видно. Лена понадеялась, что когда будет надо, та появится, но пока надо было понять, куда идти.

Со стороны одной из улиц, длинной и кривой, послышался шум, и Лена развернулась туда. Идти навстречу? Прятаться?

Здесь слишком много непонятного, и ошибкой может быть и то, и другое.

— Она думала, что она сдохнет, — заявила Та-Что-Из-Зеркала. Почему-то Лена поняла, что это разные “она”, но яснее не получится, и лучше даже не спрашивать, о ком речь.

— А теперь осталось ждать! — закончила мысль Та-Что-Из-Зеркала, так и не появившись зримо.

Лена пожала плечами и встала, прислонившись к стене.

По улице шла толпа. Чем-то они напомнили Лене футбольных фанатов — молодые, с диким огнем в глазах, потрясающие разными палками и цепями. Среди них, впрочем, затесались несколько человек зрелого возраста и даже одна старуха. Они непонятно кричали, подбадривая друг друга, и явно были в коллективном опьянении собственной силой и агрессией.

— И еще страхом, — добавила Та-Что-Из-Зеркала, — они все дрожат от ужаса.

Лена кивнула, но не сошла с места. В голосе Той-Что-Из-Зеркала не было призыва убегать, а объяснить прохожим что-то не вышло бы, ведь Лена так и не знала местного языка.

Один из проходящих мимо вдруг заметил ее и закричал, показывая пальцем. Мгновенно Лена оказалась окружена множеством людей. В ее сторону направились ножи и палки, копья и дубины.

На миг ей даже стало смешно — слишком уж глупо вышло. Слишком мало ее прозрение, слишком мутна вода, сквозь которую она пыталась смотреть.

Какая-то девка встала прямо перед нею и стала орать что-то непонятное, но очень злое. Лена попыталась ответить мягко, успокаивающе, но сама не услышала своего голоса. И вдруг отчетливо и ясно увидела план демоницы — сейчас ее убьют, и тогда-то прилетит Костик. Увидит труп, а дальше… маги, дракон, бунтовщики — все вцепятся друг в друга, закрутится кровавая карусель, в центре которой будет сидеть ужасная тварь, пожирая всех, до кого сможет дотянуться.

Лена кивнула, покоряясь будущему. Просто потому, что знала, что если она будет кричать, сопротивляться — смерть наступит немедленно.

Девка перед ней все орала, остальная толпа тоже, они явно пытались набраться наглости, чтоб убить. Ясно было, что они, как и Костик, не привыкли убивать.

Вдруг откуда-то позади раздался звук рожка.

Толпа смешалась, девка сбилась и замолчала. Люди заоглядывались, расступились и пропустили какого-то старика. Тот смотрел строго и властно, и кричавшая девушка подчинилась и отошла.

Когда коляска наконец догнала толпу, мастер Нали вдруг почувствовал, что его легонько дергают за полы одежд. Он наклонился к странной девушке, чтобы услышать, если она что-нибудь скажет.

— Останови… — пробормотала та. — Это ключ, нельзя…

И замолчала. Мастер Нали глянул вперед, и увидел, что толпа бунтовщиков явно окружила кого-то и, судя по крикам, собирается бить. А может, и уже бьет. Он вытащил рожок, которым собирался подавать сигналы и протрубил.

Потом поспешно слез и пошел проталкиваться и смотреть, что творится.

Глава девятнадцатая

в которой Виктор оказывается на высоте, а Костик приземляется

Виктор сидел в углу на полу, и надеялся, что старуха забыла о нем. Вошёл какой-то важный господин, почтительно и непонятно заговорил со старухой. На него внимания не обратил, лишь скользнул равнодушным взглядом. Демон… демоница… Виктор путался, кто он-она. В первую встречу она была девушкой, теперь — полный молодой человек, но это была одна и та же сущность.

Это неважно, сейчас все мысли крутились вокруг ножа. Виктор даже не видел его — сперва было темно, потом демон тащил его куда-то, не давая ни секунды осмотреться, а сейчас вокруг было слишком много врагов, чтобы доставать и рассматривать. Стоит им лишь глянуть внимательнее, и нож отберут, а самого его… Виктор не обольщался, его темница была такова, что ясно — отпускать с извинениями его не собирались. Оставалось только постараться ударить ножом прежде, чем его отберут, но Виктор никогда не убивал.

«Надо будет ударить несколько раз, — подумал он. — И только старуху. Остальные не важны… наверное»

Тут он задумался, так ли это. Ведь на самом деле, это сказала демоница, а с чего ей быть на стороне Виктора? И тем более, помогать Лене.

Лена, Лена… Как здорово было бы посоветоваться с нею! Он ведь толком и не говорил с ней с тех пор, как она болела.

Сперва она металась в бреду, потом краткий миг радости и сразу же — это безумное похищение, разлука…

Старуха отправила важного господина прочь. Тот поклонился и вышел, смешно пятясь до самых дверей. Виктор ожидал, что важный господин врежется в двери задницей, но едва тот приблизился, дверь распахнулась сама собой. Возможно, местная магия, а может, просто слуга. Вокруг было слишком много необычного, чтобы понимать хоть что-то. И все же, Виктору не хотелось убивать старуху просто потому, что так сказала демоница. Он чувствовал какой-то подвох.

Старуха осталась одна и уставилась в пламя здоровенной свечи. Огонь поднялся высоко, и горел ровно. Виктору даже почудилось в тишине тихое потрескивание и гудение.

Виктор украдкой осмотрелся — не остался ли где-то здесь еще слуга, бесшумный и кажется, совершенно немой мужчина. Если надо будет убивать старуху, то любая помеха может оказаться фатальной.

Никого в комнате не было. Старуха, казалось, была полностью поглощена тем, что видела в пламени, и Виктор не удержался и тоже глянул.

В первый миг ничего особенного не было, Виктор даже успел подумать, что постороннему не дано подглядеть. Магия же — кто знает, какая система защиты от постороннего там стоит! Но почти тут же…

Нож в руке, казалось, немного нагрелся, а пламя свечи словно выросло и одновременно расступилось, стало бледнее. Сквозь него проступила картинка

Мостовая, каменные дома, грязная канава вдоль дороги. Толпа — люди возбуждены, размахивают палками. Лиц почти не видно, слишком далеко, но ясно, что они кричат что-то злое и яростное. Они окружили кого-то, наверное, врага. Наверное, собираются бить.

Виктор глянул на старуху. Та была сосредоточена и неподвижна, только пальцы самую малость подергивались. То ли она так колдовала, то ли просто дрожат от старости. На Виктора она не обращала внимания, и самое время было бы ударить, но старуха была такой беззащитной… Окликнуть, чтоб ударить в лицо было невероятно глупо, бить в затылок тошно, и Виктор просто стал смотреть дальше.

В пламени вдруг стало видно, кого собралась бить толпа, и Виктор еле подавил вздох ужаса.

Лена. Она сидела прямо на земле, и похоже пыталась что-то объяснить людям, но те либо не хотели слушать, либо попросту не понимали.

«Все завязано на старуху-ведьму! — Виктор не знал, откуда ему в голову пришла эта мысль, но она была настолько проста и логична, что он еле удержался от того, чтоб хлопнуть себя по лбу. — Убить ведьму, и все прекратится!»

Он тихо, с неожиданной для самого себя ловкостью, поднялся и скользнул совсем близко к старухе. Нож сам собой поднялся над беззащитным затылком, и тут Виктор услышал, как тон пламени изменился.

Он снова глянул, и увидел, как какой-то старик растолкал толпу и что-то говорит. Лена удивленно моргала глазами, Виктор по ее лицу видел, что она и сама ожидала немедленной смерти. Старик протянул ей руку, Лена встала, ее губы зашевелились…

И старуха шевельнулась тоже.

Виктор отпрянул. Нож в руке вдруг показался неуместным и глупым. Сама мысль о том, что старуха устроила охоту на Лену с помощью толпы, сейчас стала нелепой.

Виктор торопливо оглянулся в поисках места, куда бы спрятаться.

«Глупец! — теперь Виктор слышал эту мысль почти как реплику со стороны. — Бей сейчас, пока не поздно! Ведьма убьет тебя, едва заметит!»

Но теперь, когда Виктор понял прошлый обман, бить не хотелось совершенно. Магия — тонкая штука, кто знает, что будет, если пойдешь на поводу у демона?

Он отступил назад, очень осторожно, и сразу заметил, что недавняя ловкость куда-то делась. Все мышцы болели после долгого заточения, и казалось, скрипели при движении.

Виктор торопливо, чтобы не успеть испугаться и передумать, шагнул к окну и выбрался на карниз. Держаться было неудобно, и он выпустил из рук нож, что дала ему демоница, и невольно проследил за ним взглядом.

Черный клинок, кувыркаясь, полетел вниз, а Виктор понял две вещи.

Первое, что нож словно тает под солнечным светом.

И второе, что до земли очень и очень далеко.

«Вот же влип!» — подумал он, и затаился, стараясь не соскользнуть вниз.

Господин Шильт не сразу понял, что все пошло не так. Сперва все шло хорошо — Костик яростно махал крыльями, внизу плыли пригороды Саальдена, впереди угадывалась Башня Академии. Не видна, ее так просто не увидеть, но господин Шильт знал, как ее найти.

Когда внизу оказались ремесленные кварталы, Костик вдруг замедлился. Сделал круг, потом еще один. Господин Шильт не решался спросить, в чем дело, а сам никак не мог разглядеть внизу ничего особенного.

Какие-то люди копошились, что-то делали, но слишком далеко, чтобы понять кто и что. На миг господин Шильт даже подумал, что возможно, дракон просто проголодался. Если б это был не Костик, поведение однозначно следовало бы понимать именно так, но чтоб Костик стал охотиться на людей?

Господин Шильт даже оглянулся на кошку, словно искал совета. Потом понял нелепость этого жеста и стал смотреть вниз.

А Костик начал стремительно снижаться. Господин Шильт подумал, что возможно, именно так снижается атакующий дракон — стремительно и страшно. В самом деле, стало не по себе — слишком уж быстро приближалась земля. Словно острые крыши и твердые камни бросились навстречу дракону. Но прежде, чем господин Шильт успел по-настоящему испугаться и зажмуриться, Костик мощно и громко хлопнул крыльями, замедлил падение, и почти мягко сел на задние лапы.

Посреди небольшой площади, заполненной людьми. Толпа была вооружена палками и различными орудиями — косы и копья, цепы и дубины. Шильт не сразу сообразил, что это и есть обещанные бунтовщики. Не понятно было, зачем Костику надо было опускаться к ним, да и сами они выглядели жалко.

Вокруг колыхались волны страха и возбуждения, и Шильт вспомнил, зачем он здесь. Страх — это, конечно, не боль и смерть. Силы в нем ничтожно, но не в положении господина Шильта было выбирать. Он торопливо настроил себя на впитывание чужой силы, и та потекла тощим ручейком. Беда была в том, что Шильт и не решался полностью отдаться этому жалкому ручейку — Костик мог потребовать переводчика в любой момент. Не зря же он приземлился здесь! А раздражать яростного дракона никак не входило в планы господина Шильта.

Люди кругом смотрели робко и растерянно. Дракон был слишком страшен, чтоб атаковать, но слишком неподвижен, чтоб с криками разбегаться. Бунтовщики, только что собирались биться с самой госпожой Ямиарой, но струсили при виде небольшого ящера — господин Шильт бы посмеялся, но был для этого слишком занят.

В тишине вдруг раздался голос.

— Костик? Это ты?

И господин Шильт сбился и упустил поток магии. Небольшой запас силы все же накопился, но насколько ничтожен он был!

Но — откуда она здесь? В мыслях Шильт дано был уверен, что Лена погибла, а она вот — проталкивается между жалкими бунтарями, а те робко и осторожно пропускают ее.

Костик негромко и тихо рыкнул, и господин Шильт почти увидел в его голосе огромную, оглушительную радость. Костик бы плясать пустился, если б не толпа кругом — вырос он уже большой, и легко мог бы задавить кого-нибудь.

«А жаль, — подумал господин Шильт. — Очень жаль, что не задавил никого… С Леной-то Костик станет намного более мирным. Тут как бы вообще не потерять все — с госпожой Ямиарой шутки плохи!»

И тут господин Шильт увидел еще более красивый план.

Для него нужна была сила, магия, но если все получится, то все призы сразу окажутся в его руках.

Это была авантюра ещё больше, чем прежняя, но отказ от нее означал поражение.

«Видел ли то же самое Цернех перед своим концом? — вдруг подумал господин Шильт. — Вдруг, его риск был таким же неизбежным, как мой?»

Но сразу же решил, что нет. Он-то не сам угодил в эту ситуацию, откуда нет иного выхода, кроме победы или гибели… или же отказаться от игры, и остаться подобием куклы — без магии, крошечным человечком, которого может загрызть любая кошка.

Господин Шильт осторожно глянул на кошку рядом, но та лупила огромные глаза куда-то вперёд. На Лену, вроде бы.

«Игра давно началась, и я далеко не главный игрок, — с сожалением подумал господин Шильт. — Но я могу выиграть! Хотя, прямо сейчас надо немного терпения.»

Господин Вопрошающий спешил. Госпожа Ректор не согласилась лично выйти на улицы, чтобы возглавить борьбу с мятежниками. Пока не согласилась. Видно было, что она не против. Она всегда любила лично добивать. Ясно было, что она просто ждет, пока господин Вопрошающий и другие примут на себя главный удар, а потом явится и возглавит победу.

Отсюда следовало, что план работает. Надо лишь добить мятежников, но не до конца, предоставить госпоже Ямиаре возможность выйти из своей башни, и тогда уж… Точного плана у господина Вопрошающего не было, но в этом деле он был бы только помехой, слишком много возможныхповоротов, слишком много разветвлений и опасных мест. Оставалось только подготовить пространство потенциала, и ждать шанса.

Он широко и решительно шагал к выходу, туда, где сгрудилась и о чем-то спорила группа студентов Академии. Расходное мясо в любой драке, они и сами догадывались об этом, но надеялись, что те, кто проявит себя, будут иметь шанс стать выше рангом. Едва они увидели приближающегося мага, они все дружно склонились в почтительном поклоне. Наступила тишина, и стал слышен шум с улицы.

— Кто старший? — господин Вопрошающий строго глянул на студентов. Те колебались, видимо, старшего найти еще не успели.

— Господин, там дракон! — заявил один из них, высокий и худой. Смотрел он при этом осторожно и испуганно, понимал, что делает промах. Ведь он не ответил на вопрос, вместо этого обратился с посторонним замечанием… Но господин Вопрошающий не стал гневаться.

— Дракон? — он удивленно приподнял бровь. — Многих съел?

— Вроде, пока никого, — пробормотал студент. Похоже, снисходительность мага пугала его даже больше, чем гнев.

— Значит, будем ловить, — ответил маг и ласково улыбнулся сразу всем. — Как я понимаю, старшего у вас нет? Значит, назначу я.

На миг он подумал, что жаль, что здесь нет ни Клима, ни Плима, а то бы он знал, кого назначить. Мелькнула мысль о том, что как-то несвоевременно они оба пропали, но слишком много было текущих дел.

— Защиты от огня все изучили? — спросил он и порадовался, когда студенты дружно закивали головами. Проще будет сделать из них приманку.

— Значит, собираетесь и двигаетесь к улице Трех Камней. Встретимся там, изловим дракона, а там и с мятежниками разберемся.

Господин Вопрошающий сделал широкий взмах рукой, улыбнулся еще раз и исчез. Он спешил домой, туда, где была главная приманка для дракона — девица-прорицательница, изловленная с помощью обманутого демона. У нее какая-то связь с драконом, не совсем ясная, но придется рисковать. Группа студентов сыграет роль приманки, и может быть, кормушки для ящера, а девушка станет управляющей силой.

Потом можно будет очень вежливо попросить дракона повременить, и выманить Ямиару. А там уже решить — лично прирезать мерзкую старуху, или позволить дракону разгрызть сушеные кости полумумии.

Он даже позволил себе несколько секунд мечтательно взвешивать, что лучше. Убить лично значит забрать себе частицу ее силы, а старуха всегда была могущественной. Но именно из-за этого, даже обманутая и в спину — она оставалась очень опасной.

Господин Вопрошающий как раз решил, что не станет жадничать и позволит все сделать дракону, когда обнаружил, что в запертой комнате, где сидела девушка-пленница, пусто. Он замер у входа и прислушался. Вдруг собственное дыхание показалось невозможно громким, а куча мелких нестыковок сложилась в одну систему.

— Магия… — пробормотал господин Вопрошающий очень тихо.

Пропали оба ученика, пропала плененная прорицательница, прилетел дракон… Совпадения, сплошные совпадения. Даже сам бунт — не слишком ли вовремя он начался?

Господин Вопрошающий вздохнул и вспомнил Затворника Шильта. Когда-то, давным давно, он покинул Академию и занялся своими изысканиями где-то в хорошо укрытом месте. Не пора ли повторить его опыт? Не нарываться на неприятности, а тихо свалить, пока организаторы этих совпадений бьются друг с другом?

Внизу послышался шум, и господин Вопрошающий криво усмехнулся. Бежать было поздно. Он поднял руку и сложил пальцы в защитном жесте. Приготовился к битве.

— Учитель? — это был голос Клима, и маг смешался. Только что, буквально мгновение назад он видел стройную систему, стену катастроф, окружившую его. Из мелочей и капель, намеков и теней, но опасную и таинственную. И вдруг в стене появилась трещина. Дыра, опровергающая все построения. Ученики просто ушли болтаться в городе, а потом, из-за бунта, не смогли быстро вернуться. Непонятно, правда, куда делась пленница, но это можно сейчас и выяснить.

Господин Вопрошающий вздохнул и опустил руку.

Кричать в ответ было не солидно, и он просто потянулся своим разумом прямо в голову ученика.

«Бегом сюда!» — приказал он мысленно, и…

И вдруг увидел, что Клим тянет к нему руки и смотрит с ужасом и надеждой.

«Спасите, учитель! Спасите!»

Господин Вопрошающий дернулся прочь, но его разум уже попал в ловушку. Жуткая бездна ощерилась множеством черных, смертельно острых зубов. Все кругом вдруг стало состоять из зубов, и они впились в душу мага.

«Проклятая старуха! Доигралась со своими демонами!» — это была последняя связная мысль господина Вопрошающего.

А потом его мир стал болью. И издевательским смехом.

Дракон был огромным. Лена замечала во время их путешествия, что Костик растет с каждым днём, но тогда это было постепенно, и не бросалось в глаза.

На миг она даже засомневалась — быть может, это какой-то другой дракон.

— Костик? Это ты? — она пошла навстречу, и здоровенная башка легла на плечо. Она подняла руки, обняла толстую шею.

От прикосновения твердой и теплой чешуи стало неожиданно легко и спокойно. Костик здесь, он сильный и могучий, он защитит, поможет.

Из неуклюжей сумки на шее дракона на нее смотрели господин Шильт и Муська.

Глава двадцатая

в которой госпожа Ямиара уходит, а кошка ломает шею

Только что все шло так стремительно и логично. Благородная ярость кипела в сердце, заглушала страх и придавала сил. Рядом были люди, ставшие родными и близкими — соратники. Впереди — страшные, но омерзительные и противные враги. И эта непонятная тетка, явная колдунья! Было пронзительно ясно, что ее следует убить, немедленно, жестоко и безжалостно.

В первый миг Жерти не хотела слушать мастера Нали, ударить и тем показать пример остальным. Но…

Это же был мастер Нали. А рядом с ним стоял отец, и когда Жерти уже почти решилась, она вдруг поняла, что этот шаг разорвет слишком многое. Что она может начать этот бой прямо сейчас, но потом ей некуда будет вернуться. Что вся ее жизнь станет битвой, с магами, с отцом, с чем-то ещё, пока непонятным, но важным, очень важным.

И она промолчала. Отступила. И тут же все стало невероятно сложно. Стало ясно, что просто убить незнакомую девку, пусть даже и магичку, мало. Очень мало — свобода не наступит, впереди ещё кровь и потери. Самое ужасное, что можно потерять самих себя — таких спокойных, таких уютных… слабых, но внутренне добрых.

Что она может против них всех?

И когда с небес упал дракон, она возмутилась — он-то зубастый зверь, страшный и сильный, ему-то не надо терять себя! Захотелось не то дать пинка по чешуйчатой заднице, не то упасть на колени и молить о помощи. Пусть сожрёт всех этих магов, пусть станет сильным и злым за нас!

И только когда та самая непонятная магичка бросилась к дракону и обняла его за шею, когда дракон положил зубастую башку ей на спину и едва слышно закричал, ласково и нежно — только тогда Жерти поняла, что была на шаг от гибели. Если б она поддалась первоначальному порыву, если бы убила…

И Жерти насторожилась, хоть пока и не поняла, чего боится.

Вид на пылающий город был прекрасен, маги и бунтовщики кидались друг в друга огнем и камнями, лилась кровь, трещали кости. Городу нужна была встряска, за годы власти госпожи Ректора маги забыли, как надо бить грязных мужиков. Теперь кровь смоет разжиревших глупцов!

«Я слишком хорошо правила ими, — подумала госпожа Ямиара. — Они обнаглели, им стало казаться, что они на что-то имеют право!»

И тут что-то произошло.

Совсем рядом, близко. Госпожа Ямиара едва сдержала удивленный вздох. Внешне она по-прежнему сидела, уставившись в шар, по-прежнему смотрела в огонь, пожирающий глупцов. Но мыслью она искала, что изменилось.

Она была великим магом, она нашла почти сразу.

Нож, кусок демонической тьмы улетал с башни вниз, испарялся под лучами бледного осеннего солнца. Таял и пропадал, но ясно было, что этот нож предназначен ей.

— Кто!? — выкрикнула она громко, но пока говорила, уже увидела. Увидела все и разом — от своей ошибки, когда она поленилась изгнать демоницу и призвать нового демона для новой работы, и до последнего момента. Пленник, вовсе не замученный и не беспомощный, каким-то невероятным чудом не стал бить. Почему? Сейчас это было неважно.

Ее кабинет вдруг потемнел и подернулся туманом. Шар с горящим городом вспыхнул ярче и отблески мрачного пламени заплясали на стенах. Госпожа Ямиара увидела — тень демона на всем, что она делала последнее время, на словах и жестах. Не направляющая, нет — Ямиара все еще была сильна, и демоница не смела действовать напрямую. Намеки, неточности, скрытые сведения. Задержки и саботаж… «Не может быть! — металась в голове испуганная мысль. — Я не могла быть такой слабой, такой глупой!»

Но она видела, что именно так и было. И теперь только безумие пленника, который должен был нанести последний удар в спину, спасло ее душу от гибели в пасти демона. От Бездны.

Сердце заныло так, словно удар все же был нанесен. Боль растекалась по телу, от нее немели руки и пересохло в горле.

«Я смогу! — выкрикнула она мысленно. — Я удержу! Убью этого, изгоню ту, выпотрошу Вопрошающего, изловлю дракона! Я встану!»

«А надо ли? — послышался шепот совсем рядом, за спиной, и госпожа Ямиара почувствовала, как боль отстраняется, становится далекой и глухой. — Сейчас все будет чисто, а потом… кто знает? В следующий раз твоя глупость низвергнет тебя прямо в пасть Бездны?»

В глазах помутилось, но она ещё могла. Тело изношено, но магия бьёт ключом, стоит лишь направить ее в нужное русло, и тело подчинится воле. Как подчинялось прежде, как было всегда!

Но…

Госпожа Ямиара глянула туда, откуда шел шепот. Незваную гостью она разглядела отчётливо, для этого ей не нужны были глаза. Она давно была рядом, терпеливо ждала — мгновения слабости, доли сомнения… и сейчас пришло ее время.

— Не… — хрипло выдавила госпожа Ямиара. — Не возьмёшь!

Она бросила тяжёлый шар прямо в равнодушную улыбку.

И упала с кресла.

Бека так и лежала в повозке. Про нее все забыли. Оба старика, что привезли ее сюда, побежали делать то, на что у самой девушки уже не было сил.

Бека могла только слушать, и она слушала.

Как беснуется толпа, как кто-то кричит, не то от ярости, не от боли. А может, просто пытается быть убедительным. Бека понимала, что все на грани, что все может еще сорваться — прямо в пасть демоницы, весь город, мастеровые, рабы, маги…

Повозка стояла на месте, Бека смотрела прямо вверх, повернуть голову сил не было. Солнце смотрело ей в лицо, а она смотрела в лицо Солнца. И слушала.

А потом услышала вой ярости. Едва слышный, но безумный и бессвязный.

Бека улыбнулась. Солнце протянуло ей руку, и она шагнула ему навстречу.

Виктор услышал в комнате стук а потом звук, словно что-то мягкое и тяжелое повалилось на пол. Он заглянул в окно, и только потом понял, какую глупость сделал — если бы ведьма глянула, то он попал бы прямо в ее руки.

Но ведьма не могла ничего сделать. Она лежала под своим креслом, вытянув руки куда-то вперед, словно пыталась дотянуться до кого-то невидимого в углу кабинета, как раз там, где первоначально демоница посадила Виктора.

Виктор осторожно оглянулся на узкий карниз под окном, на котором балансировал несколько минут, и влез обратно в комнату.

И вдруг услышал гневный крик у себя в голове.

«Как?! Почему?! Ты должен был! Убить-убить-убить!»

Виктор напрягся, стиснул кулаки, словно собираясь бить, но кого бить, если голос прямо в голове?

— Убирайся! — прошептал он. — Просто сдохни, как сдохла эта ведьма!

Собственный голос показался одновременно и почти беззвучным, и оглушительно-мощным.

Крик демоницы превратился в вой ярости, и вдруг оборвался.

Мика и Дунг отстали от основной группы. Немного, они слышали остальных впереди. Просто Мика дрожал, его тошнило, а в ушах так и стоял хруст, с которым серп пробивал кожу и кости того парнишки. Сейчас почему-то не казалось, что он был грозным колдуном, врагом — просто был момент, когда его спина оказалась прямо перед Микой, страх вспыхнул невыносимо ярко, и руки сделали все сами.

— Если б не ты его, — бормотал Дунг, — то он тебя. И меня тоже. Так что ты молодец.

Мика всхлипнул, подавляя тошноту, но ответил решительно.

— Я не тряпка! Я убил, и если что…

Тут тошнота все же одолела парня, и он согнулся пополам. Дунг не поморщился, только немного отступил, чтобы брызги не попали на него.

— Не тряпка, конечно, не тряпка, — ответил он, и успокаивающе похлопал Мику по спине.

И тут онемел.

Прямо перед ними оказался невысокий и толстый парень в одеждах мага. Причем, ясно было, что он давно уже тут, только стал видимым только сейчас.

— Маг! — прошептал он, но Мика не услышал, он был занят только собой.

— Как!? — взвизгнул маг. — Почему?!

Кричал он не Мику и не Дунгу, он пытался докричаться до кого-то далеко. И Дунг был уверен, что докричался.

— Ты должен был! — в крике было столько ярости, что Дунг захотелось убежать. Он не осмелился только потому, что боялся обратить на себя внимание странного мага.

— Убить-убить-убить! — выкрикнул парень, и Дунг решился. Он подобрал большой булыжник и с силой швырнул.

Он ожидал, что камень отскочит от волшебного щита, что в ответ ударит струя пламени или ослепительная молния, и заранее сморщился, не осмеливаясь даже закрыть глаза.

Но камень просто с глухим стуком ударил в затылок. Маг замолчал и упал.

Дунгу показалось, что он беззвучно и яростно воет, а его руки и ноги дергаются, силясь подняться и ответить на удар. Дунг сбросил оцепенение и бросился вперед. Он принялся пинать деревянными башмаками бесчувственное тело. Не сразу он понял, что при этом он выкрикивает что-то злое и жалобное. И еще, что к нему присоединился Мика, и они избивают труп уже вдвоем.

Господин Шильт сосредоточился на том, что происходит здесь и сейчас. Магии было очень мало, ее следовало расходовать очень точно.

«Малая сила приложенная с высокой точностью творит великие дела» — вспомнил он собственные уроки, что он давал Цернеху. А потом выбросил все посторонние мысли из головы.

Взглядом перебрал окружающих людей, и решил, что девица, совсем рядом с Леной вполне подходит. У нее в руке была небольшая дубинка, она выглядела растерянной и неуклюжей. А главное, кажется, именно она была одним из вождей толпы и гнев Костика обрушится на всех вокруг.

Господин Шильт сосредоточился, и для него перестал существовать и дракон, и толпа кругом, только девушка с дубинкой и Лена.

Лена вздрогнула, ее по плечу хлопнула Та-Что-Из-Зеркала.

— Упс, — сказала она, — Смотри, что счас будет!

И Лена увидела. На мгновение — собственную смерть от руки той самой крикливой девушки, растерянность и гнев дракона, горе Виктора…

Она увидела взгляд господина Шильта и все поняла.

А потом увидела Муську за спиной крошечного мага.

Жерти вдруг почувствовала, что ее руки сами собой поднимают дубинку. Затылок странной девушки вдруг стал невероятно притягательным, казалось, нет ничего важнее, чем ударить по нему дубинкой. Жерти попыталась сопротивляться, она понимала, что происходит что-то неправильное, но не могла даже крикнуть, чтобы предупредить. Она была в ужасе — его собственное тело перестало подчиняться, ее собственные эмоции смешались в странную смесь из растерянности, страха и навязанной грубой ненависти. Она держалась из последних сил, но затылок-цель словно рос в ее глазах, заслонял весь мир и сделать хоть что-то, кроме как ударить в него, было совершенно невозможно.

А потом вдруг, внезапно все пропало. Жерти выронила дубинку из рук, упала на землю и заплакала.

Муська следила за происходящим равнодушно и спокойно. Она ни к чему не готовилась, она просто чувствовала, что сейчас будет что-то, что надо будет сделать. Она видела, как напряжение металось то туда, то сюда. Она чуяла в воздухе мерзкий запах той твари, и так же слышала, что тварь уходит. Муська пожалела бы, что не от ее когтей, но она была кошкой.

Она прильнула к земле, напряглась для прыжка. И прыгнула.

Шея господина Шильта негромко хрустнула в зубах хищницы. Муська легонько тряхнула тело, глянула на Свою Человечку и понесла добычу к ее ногам.

В кабинет госпожи Ректора вошел слуга, глянул и замер. Рот его приоткрылся и он стал выглядеть очень глупо. Виктор вдруг понял, что не знает, что делать дальше. Он улыбнулся и развел руками. Слуга торопливо выскочил за дверь и захлопнул дверь. Виктор вздохнул и глянул на тело ведьмы. Сейчас она выглядела жалко и неуклюже. Просто дряхлая старуха, уроненная на пол кукла — лишившись своей жадности, страсти и власти она стала лишь тенью самой себя, перестала внушать ужас.

Виктор посмотрел по сторонам, и сел, прислонившись к стене в углу. Он не мог понять, почему, но было чувство, что главное произошло, и дальше остается только ждать.

Эпилог

в котором все кончается хорошо, но не для всех

Не получив приказа, господа маги не спешили в город. Главное же в битве — не только победить, но и выиграть, а выигрывать надо у других магов. Ударить в спину и списать на боевые потери, просто вовремя отвернуться и позволить другим умереть, прийти последним и собрать плоды побед — господа маги оценивали друг друга и взвешивали шансы. И поэтому, когда слуга госпожи Ректора вбежал в холл, это видели десятки волшебников.

Слуга замер на последней ступеньке и дикими глазами посмотрел куда-то над головами.

— Сдохла! — выкрикнул он. — Сдохла!

И бросился к окну. Никто не успел его задержать, и он беспрепятственно вывалился наружу и исчез.

Поднялся шум. Многие неожиданно вдруг поняли, что стало вакантным ещё и место Ректора, а опереться на власть старухи уже не получится.

Воздух словно заискрился от магии, от напряжения, от настороженного выжидания, и когда дверь распахнулась и вбежал какой-то человек, в него ударило сразу несколько заклятий.

— Дра… — вбежавший забулькал и упал. Плоть его стремительно истлела, изо рта фонтаном выплеснулась алая кровь.

На миг снова наступила тишина.

Потом господин Теневик вдруг закричал.

— Порталы не работают!

Это всем и так было известно, госпожа Ректор давным давно закрыла в своей башне все возможности мгновенных перемещений. Но сейчас вдруг стало ясно, что необходимо бежать, и бежать быстро.

А когда на окно упала огромная тень, господа маги обезумели.

Виктор услышал хлопанье крыльев и выглянул из окна.

— Костик, я здесь! — закричал он, глядя на стремительно приближающегося дракона.

Костик приветственно зарычал, громко и страшно, но Виктор не боялся.

«Орлы летят!» — вдруг вспомнилась ему фраза из старой книги, и он понял, что должны были чувствовать герои.

— Костик! — крикнул он ещё раз, и тут дракон пролетел над башней и скрылся из вида. И сразу заскрежетало на крыше, с потолка посыпалась пыль и штукатурка.

— Костик, осторожно, — крикнул Виктор, высунулся ещё дальше, и увидел, что дракон сел прямо на крышу башни. А потом зубастая пасть выдернула человека прямо из окна, Костик замахал крыльями, оттолкнулся от башни и полетел обратно к Лене.

И башня рухнула, погребая дерущихся магов в холле и немногочисленных слуг на верхних этажах. Разбивались драгоценные магические инструменты, разлетались и разливались реагенты. Вспыхнули карты и некоторые книги.

Дракон летел прочь, а Белая Башня Саальденской Академии падала.

Маг был молод, но уже начинал лысеть. По голове постоянно катились крупные капли пота, и он утирал их дрожащей рукой. Нервничать и бояться у него были причины — вокруг была смерть в разных обличиях.

Бунтовщики. Куда-то делись все могучие маги из города, а ученики разбегались или гибли. И теперь он стоял, окруженный толпой вонючих мужиков, в его сторону были направлены ножи, косы, колья и прочие острые и тяжелые инструменты. Названий их он не знал, но видел главное — все это была смерть.

Дракон. Откуда он взялся, и почему помогал бунтовщикам? Молодой маг не знал, и сейчас это нисколько не занимало его мыслей. В голове крутилась лишь фраза из книги, написанной много лет назад каким-то Шильтом — «Нет для дракона более желанной пищи, чем плоть мага и его магия!» Дракон пока не кусался, но маг то и дело бросал взгляды на страшные челюсти и каждый раз вздрагивал. И снова, и снова утирал крупные капли с лысины.

— Переводи, маг, — сказал мастер Нали. — Мы бесконечно благодарны вам, премногоуважаемый господин дракон, за вашу бесценную помощь. И умоляем сообщить нам, чем мы можем отблагодарить вас и ваших друзей?

Маг немного подумал, не стоит ли попытаться обмануть — натравить дракона на бунтовщиков, бунтовщиков на дракона, а самому, пока они будут биться, сбежать… Но глянул на челюсти дракона, на вилы и косы мужиков, вздрогнул, вытер пот и начал переводить.

Дракон выслушал, ответил. Маг удивился, снова вытер пот и перевел.

— Господин дракон говорит, что он не планирует задерживаться в Саальдене, и только хотел бы, чтобы его друзья могли отдохнуть и подкрепиться. А сам хотел бы поговорить с кем-нибудь из волшебников о чем-то.

— Пусть тебя и забирает, — ответил мастер Нали. — Где ему других колдунов сейчас взять? Кто не сдох — сбежал.

Молодой маг вздохнул и снова вытер пот.

Магия Лены пробудилась, но практики ей не хватало, и потому она понимала чужие языки плохо, а Виктор и вовсе не понимал из разговора ни слова.

— Нам тоже переведи, маг, — сказала она мягко. Маг сперва хотел было сделать вид, что не услышал — кто она такая? Если сама не понимает, значит, магии в ней еще меньше, чем в нем, а значит, она жалкое ничтожество… Но потом глянул, как дракон держится к ней поближе, вспомнил слова про «друзей дракона», и перевел.

Виктор выслушал перевод, сказал тихо, словно бы только для своих:

— Наверное, самостоятельных и сильных перебили свои же, а как старуха-ведьма умерла, так и остальные разбежались.

Лена хихикнула.

— Еще бы! Страшный дракон, страшные мужики с кольями… и демоница.

— Думаешь, они знали про демоницу? — удивился Виктор, а молодой маг навострил уши.

— Думаю, демоница сама создавала в городе атмосферу напряжения. — ответила Лена. — Ей даже не слишком пришлось трудиться, она тут и так пропитана страхом и мучениями. Но я почти видела, как все это рассеивается.

Мастер Нали некоторое время слушал, как незнакомцы перебрасываются репликами, и не решался требовать перевода. В конце концов, они были друзьями дракона. Но потом все же спросил.

— Маг спроси у них, выходит, они не собираются править городом? Только как-нибудь вежливо спроси, без просьбы — не хватало нам еще уговорить здоровенного ящера поселиться здесь!

Лена, хоть и не дословно, но все поняла, и пожала плечами.

— Костик, ты же не хочешь потребовать от города десяток юных дев? — спросила она, пока маг думал, как перевести так, чтоб все соответствовало просьбе мастера Нали.

Дракон решительно замотал башкой. Рыкнул.

Молодой маг развел руками и не удержался от нравоучения.

— Вам следует быть осторожнее со словами. Вас есть, кому понять и без моих переводов. Ваше счастье, что господин дракон снисходителен…

— Ты переводи давай, — оборвал его болтовню мастер Нали.

— Господин дракон говорит, что не желает причинять беспокойства, хочет лишь, чтобы ему прочитали вслух трактат о драконах, если такой отыщется в библиотеке Академии.

— Вот, ты и прочитаешь, — ответил мастер Нали. — Скажи им, что могут забирать тебя, и если хотят, хоть есть живьем, хоть в мусорную кучу выкидывать.

Лена снова не стала ждать перевода и кивнула.

— Скажи ему, что мы верим в то, что новое правительство Саальдена станет более добрым к своим гражданам. — сказала она. — А сейчас мы хотели бы отдохнуть. Ты же не станешь сбегать и заставлять Костика летать за тобой вслед?

Маг снова глянул на челюсти дракона, поежился и вытер пот с лысины.

Когда они остались одни, Костик тихо спросил, а Лена перевела. Сейчас она понимала Костика хорошо, и нужда в переводчике отпала.

— Точно так надо? — сказал Костик. Виктор пожал плечами.

— Ты уже совсем большой, Костик. Сам разберешься. Да и не полезно тебе все время на нас оглядываться, — сказал он.

— К тому же, и нам здесь неуютно, — добавила Лена. — Каждая мелочь непривычна, неудобна.

— Ты лучше, как разберешься в своих способностях — в гости залетай, — улыбнулся Виктор. — Наверняка есть какая-то возможность тихонько пролететь. Кто-то же из твоих предков смог!

Костик подумал и улыбнулся зубасто и радостно.

Годовщину свадьбы праздновали на даче Ольги Семёновны. Погода сегодня не баловала, но Виктор и Лена решили не нарушать традициистопили печь. Ольга Семеновна хлопотала с салатом, Виктор открыл для Лены коробку сока а для себя банку пива.

Они сели на скамейку рядом, замолчали, наслаждаясь тишиной кругом. Дачники давно разъехались, первый снежок уже прошел, но постоянный еще не лег. В такую погоду дороги обычно развозит, но нынче удачно подморозило.

Ольга Семеновна немного удивлялась такой настойчивости — к чему ехать, морозить зад, если можно культурно отметить в городе, в кафе? Но Лена была в положении, и в глазах тетки имела полное право немного капризничать.

К тому же, гостей почти никого не было. Один только майор Филиппов, который последнее время регулярно заглядывал к Лене, задавал разные вопросы. Да и так, пообщаться заходил. Порой Ольге Семеновне казалось, что их связывает какая-то общая тайна.

Майор Филиппов приехал, вышел из машины, поздоровался за руку с Виктором. ольга Семеновна встала, вытирая руки, пошла здороваться.

И в этот момент все и произошло.

Он не прилетел, он словно возник в небе прямо над головами. И сразу, оглушительно хлопая крыльями, приземлился. Он был огромен, выше дачного домика. На лапах когти размером с зубья вил.

— Костик! — воскликнула Лена.

— Привет, Костик! — помахал рукой Виктор.

— Костик, ты, что ли? — удивился майор Филиппов.

А потом чудовище вдруг словно свернулось само в себя, и на его месте остался юноша, одетый в черную кожаную куртку и кожаные же штаны. И почему-то, босой.

— Дядя Виктор, смотрите, я так научился! — воскликнул он.

КОНЕЦ

Оглавление

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

  Пролог

  Глава первая

  Глава вторая

  Глава третья

  Глава четвертая

  Глава пятая

  Глава шестая

  Глава седьмая

  Глава восьмая

  Глава девятая

  Глава десятая

  Глава одиннадцатая

  Глава двенадцатая

  Глава тринадцатая

  Глава четырнадцатая

  Глава пятнадцатая

  Глава шестнадцатая

  Глава семнадцатая

  Глава восемнадцатая

  Глава девятнадцатая

  Эпилог

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

  Пролог

  Глава первая

  Глава вторая

  Глава третья

  Глава четвертая

  Глава пятая

  Глава шестая

  Глава седьмая

  Глава восьмая

  Глава девятая

  Глава десятая

  Глава одиннадцатая

  Глава двенадцатая

  Глава тринадцатая

  Глава четырнадцатая

  Глава пятнадцатая

  Глава шестнадцатая

  Глава семнадцатая

  Глава восемнадцатая

  Глава девятнадцатая

  Глава двадцатая

  Эпилог