Истребитель вампиров (ЛП) [Уильям Кинг] (fb2) читать онлайн

Истребитель вампиров

То был тёмный век, кровавый век, век демонов и волшебства. То был век сражений, и смерти, и конца света. Но кроме пожара, пламени и ярости, это ещё и время могучих героев, отважных деяний и великого мужества.

В сердце Старого Света простирается Империя, крупнейшее и наиболее могущественное из государств человеческой расы. Это земля могучих горных вершин, полноводных рек, тёмных лесов и больших городов, славящаяся своими инженерами, волшебниками, торговцами и воинами. Со своего трона в Альтдорфе правит Император Карл–Франц, божественный потомок собирателя этих земель Сигмара и обладатель его магического боевого молота.

Но время спокойствия ещё не пришло. По всему Старому Свету разносится грохот войны — от рыцарских замков Бретонии до скованного льдами Кислева далеко на севере. Среди величественных гор Края Мира племена орков сбираются для очередного нашествия. Бандиты и отщепенцы разоряют дикие южные земли князей Порубежья. Распространяются слухи о крысолюдях — скавенах, появляющихся из стоков канализации и болотистых мест по всей стране. На северных пустошах постоянная угроза со стороны Хаоса, демонов и зверолюдов, испорченных злыми силами Тёмных Богов. И, как никогда ранее, Империи нужны герои, потому что близится время сражения.

Книга первая. Прааг

«В тот момент, когда ужасная зима была в разгаре, мне казалось, что я в должной мере познал страх и боль. За время осады Праага я потерял многих верных товарищей, сражённых отродиями Хаоса. Но все перенесённые мной ранее невзгоды оказались крайне незначительными в сравнении с тем, что произошло после. Ибо Истребителю и мне, то ли по странному капризу судьбы, то ли по прихоти Тёмных богов, было предназначено повстречать древнее и ужасное зло, и самым необычным и ужасным способом лишиться ещё кое–кого из тех, кто был нам близок. И самые мрачные наши дни ждали нас впереди».

„Мои странствия с Готреком“ Том IV Феликс Ягер (Альтдорф Пресс 2505)

Глава первая

Феликс Ягер шёл сквозь руины Праага — сгоревшие строения, развалины и кучи мусора повсюду, куда ни кинешь взгляд. Из покрывавшего всё вокруг снега торчали обгорелые остовы нескольких обрушившихся многоэтажных домов. Там и тут люди грузили на повозки тела, чтобы вывезти и сжечь их. То была неблагодарная и практически бесполезная затея. Многие трупы вряд ли получится отыскать до весенней оттепели, когда растает снежный покров. «И то, если тела не раскопают и не съедят раньше», — подумал Феликс. На лицах всех окружавших его людей отражались последствия голода.

Феликс потуже запахнул свой полинялый красный плащ из зюденландской шерсти, и зашагал в направлении «Белого кабана», точнее туда, где тот находился до сражения. Феликсу наскучили праздничные пиры в цитадели в обществе кислевитских аристократов. Уши уже не выдерживали такого количества речей, славящих мужество защитников города и бесстрашие освободительной армии. Его терпимость в выслушивании дифирамбов о героизме, которыми аристократы потчевали друг друга, в последнее время значительно поубавилась. Пришло время поглядеть, чем там заняты Истребители. Те ещё прошлым вечером покинули банкетный зал, и с тех пор ни слуху, ни духу. Феликс догадывался, где тех можно отыскать.

Он шёл по остаткам того, что ранее было Шёлковым Рядом, осматривая сгоревшие обломки огромных складов. Вокруг, кутаясь в меховые лохмотья, худые и голодные люди с поникшими головами брели по снегу к руинам старых складов в поисках укрытия. Многие разглядывали Феликса, словно оценивая, достаточно ли у него с собой наличности, чтобы оправдать попытку грабежа. Некоторые смотрели так, словно испытывали к нему, мягко выражаясь, гастрономический интерес. Феликс придал своему лицу самое злобное выражение, на которое был способен, а руку держал у рукояти меча.

Издали доносился праздничный перезвон церковных колоколов. «Неужели лишь мне одному кажется странной эта радостная шумиха?» — недоумевал Феликс. Он был удивлён, замечая радость на лицах многих людей, учитывая отчаянность их положения. Почти не верится, что огромная орда хаоситов была обращена в бегство, а великий полководец Хаоса — Арек Коготь Демона — повержен. От этой необъятной армии город избавили ожесточённые бомбардировки с воздушного корабля „Дух Грунгни“ и подоспевшее Господарское войско. Вопреки всем обстоятельствам, героический город Прааг выстоял против атак величайшей армии за два последних века.

Победа была куплена дорогой ценой. Большая половина Новиграда — новой части города, чьи обширные и густонаселённые скопища узких улочек располагались между внешней стеной и старой внутренней стеной, опоясывающей цитадель, перестала существовать, дотла сожжённая буйствующими воинами Хаоса, прорвавшимися в город. Судя по беглым неофициальным подсчётам, выполненным чиновниками князя, погибла почти четверть населения города. Ожидалось, что столько же умрёт от голода, болезней и отсутствия крова в суровую стужу северной зимы. И это если из северных пустошей не появятся другие армии захватчиков. Внешняя стена по–прежнему имеет бреши в трёх местах и не сдержит новых атак.

Феликс уловил доносящийся издали тошнотворно приторный запах горящей плоти. Где–то там люди согревали свои руки возле погребальных костров павших. То был единственный способ быстро избавиться от такого количества трупов. Слишком уж их много, чтобы хоронить, и земля чересчур тверда для лопат. И по–прежнему опасения вызывает чума. Ужасная болезнь, во время осады распространённая последователями Повелителя Чумы Нургла, по окончании битвы снова набрала силу. Некоторые утверждали, что так Демон Чумы мстит за уничтожение своих последователей. Волшебник Макс Шрейбер полагал, что население, вероятнее всего, стало более уязвимым для переносчиков заболевания вследствие холода, голода и угнетающего воздействия кислевской зимы. Феликс кисло усмехнулся: «Макс Шрейбер — тот человек, у которого найдётся теория на любой случай», — однако мрачно признал, что большинство этих теорий всё же подтвердили свою состоятельность.

Причитающая женщина яростно пыталась остановить двух работников повозки, которые уносили тело мёртвого мужчины, вероятно, её любовника, мужа или брата. Большинство жителей города потеряли, по меньшей мере, хоть одного из родственников. Погибли и целые семьи. Феликс подумал о тех людях, кого он знал лично, и кто погиб в ходе боя. Два гнома–Истребителя, молодой Улли и невероятно уродливый Бьорни, были сожжены на тех огромных погребальных кострах.

«Почему это произошло? — недоумевал Феликс. — Что вынудило хаосопоклонников покинуть свои отдалённые земли на крайнем севере и напасть на город? Почему для своего нападения они выбрали время за несколько недель до начала зимы? Это безумный поступок. Даже взяв Прааг, они бы испытали на себе те же последствия стужи и снега, которым сейчас подвергаются горожане. Более того, кислевиты были настроены столь решительно, что предпочли бы сжечь свой город дотла, чем видеть его в руках своих заклятых врагов». Феликс полагал, что войска демонов испытывали бы куда меньше колебаний в пожирании трупов или даже друг друга, но даже так их нападение было безумием.

Он покачал головой. Да какой вообще смысл в том, чтобы пытаться их понять? Если добровольно поклоняешься демоническим богам Хаоса — ты уже безумец, достаточно и этого. И любому человеку в здравом уме нет смысла даже пытаться понять мотивы тех заблудших душ. Феликс, разумеется, слышал множество теорий на сей счёт. Макс Шрейбер заявлял, что из Пустошей Хаоса на юг огромным потоком струится тёмная магическая энергия, и это стимулирует новые вспышки безумной ярости у демонопоклонников.

– Покайтесь! Покайтесь! — вопил тощий мужчина с горящим взором.

Стоя на пьедестале, некогда занимаемом статуей царя Александра, мужчина выступал перед толпой. Пена выступила в уголках его рта. У него были длинные и прямые волосы. Внешний вид мужчины наводил на мысль, что тот уже давно не дружит с головой.

— Боги карают вас за грехи ваши.

Похоже, что проповедующие на выгоревших городских площадях фанатики располагали собственными теориями о происходящем. Они заявляли, что приближается конец света, и орда Хаоса лишь провозвестник куда более худшего будущего. И эта теория не сильно утратила в популярности, принимая во внимание факт, что те же самые люди заявляли ранее, что конец света придёт вместе с армией Хаоса. Когда орда была разбита, им пришлось немного скорректировать свои проповеди. Феликс подавил желание заткнуть мужчину. У людей хватает проблем и без нагнетающих речей одержимых фанатиков. Быстрый взгляд дал понять, что побуждение Феликса бесполезно. Никто не обращал внимания на фанатика, хотя тот яростно колотил себя кулаком по обнажённой груди. Большей частью, горожане торопливо проходили мимо, стараясь закончить свои дела и вернуться в те убогие укрытия, которые у них, вероятно, имеются. Проповедник с тем же успехом мог бы изливать свою ярость ветру.

На углу площади Симонеров было установлено несколько ларьков. Люди князя в плащах с крылатым львом скупо отвешивали порции зерна веренице голодных людей. Порция нынче уменьшилась до половины чашки. Не удивительно, теперь на княжеском довольствии находилось ещё и объединённое господарское войско, почти пять тысяч воинов и их верховые животные. Они стояли лагерем в сохранившейся части города и в прилегающих сожжённых фермах. Феликс поспешно двинулся по краю площади, тщательно стараясь избегать огромной массы кашляющих, чихающих и чешущихся людей. Одну руку он положил на рукоять меча, второй придерживал кошель. В местах скопления народа лишняя осторожность не помешает.

Феликс слышал обывательские разговоры о том, что Ледяная королева — царица Кислева — обладает властью над зимней погодой. «Если так, — думал Феликс, — почему бы ей тогда не ослабить хватку зимы на горле собственного народа? Вероятно, подобная магия превосходит её возможности. Похоже, сие не по зубам даже Повелителям Хаоса, хотя у большинства из них есть основательные причины проделать подобное, если только всё настоящее вторжение не является некой мрачной забавой божеств, предпринятой ради собственного развлечения». Феликс считал их и не такое способными после того, что ему довелось повидать за время полёта над Пустошами Хаоса.

Лишь только он покинул площадь, начали падать огромные пушистые хлопья снега, холодным прикосновением щекоча его щёки. Снег морозной коркой ложился на волосы окружающих. От этого зрелища Феликсу стало не по себе. Он–то полагал, что знаком со снегом. Зимы в Империи долги и суровы, но в сравнении с местной зимой то были летние пикники. Таких обильных и внезапных снегопадов он не видел никогда, да и такой стужи тоже. Ходили слухи, что на городские окраины забредают огромные белые волки и утаскивают малых и слабых. Он слышал и другие, куда худшие слухи. Похоже, что у кислевитов хватает ужасных историй по любому связанному с зимой поводу. Феликс не особо удивлялся, а вдосталь повидав мир, он понимал, что в большинстве этих историй, вероятнее всего, содержится зерно истины.

Феликс напоминал себе, что не стоит быть таким угрюмым. В конце концов, он остался жив, хотя и ожидал неминуемой смерти во время нападения орды Хаоса. Он даже мог бы покинуть город на могучем воздушном корабле „Дух Грунгни“ вместе с Малакаем Макайссоном. Разумеется, это означало бы возвращение в Карак Кадрин, приземистую и суровую обитель культа Истребителей, однако даже это было явно предпочтительнее зимовки в Прааге. На подобное решится лишь глупец или безумец.

Феликс понимал, что выбора–то у него, по сути, не было. Он связан клятвой следовать за Готреком и воспеть его гибель. Куда бы ни решил отправиться Истребитель, Феликс вынужден следовать за ним. Но почему же Готрек остался в Кислеве, сделав столь неочевидный выбор? Феликс покачал головой. Скорее всего, тому виной исключительно упрямство Истребителя. Того, похоже, радует, когда ему сопутствуют неудобства, а Феликс мог представить себе мало мест, способных обеспечить более неудобств, чем этот покрытый снегом, выгоревший остов города.

Теперь, когда он и Ульрика Магдова окончательно расстались, у Феликса не было веских причин оставаться. Он немного призадумался, что сейчас поделывает кислевитская аристократка? Скорее всего, она всё ещё на пиру в обществе Макса Шрейбера, в последнее время эти двое стали закадычными друзьями.

Ульрика утверждала, что причина в её долге чести перед волшебником, который спас ей жизнь во время чумы. Но Феликс не был столь уверен. Ему было трудно не испытывать ревность в отношении мага, даже при том, что Ульрика и Феликс более не являлись парой.

«Да уж, — сказал он себе, — лучше бы двигаться дальше».

Снег хрустел под его сапогами. Он направился к угольной жаровне, возле которой торговец продавал крыс на вертеле. Феликса более привлекло тепло, чем какой–либо из четырёхногих „цыплят“, которыми торговал мужчина.

Торговец, вероятно, прочёл мысли Феликса и одарил того сердитым взглядом. Феликс невозмутимо отвечал мужчине взглядом, пока тот не опустил и не отвёл глаза. Даже обладая внешностью книгочея, Феликс испытывал уверенность, что такие времена мало кто в городе мог бы создать ему проблемы. За долгое время общения с Истребителем он научился по своему желанию устрашать всех, кроме самых уверенных в себе.

Со стороны входа в аллею Распутниц, над которым даже этим пасмурным днём горел красный фонарь, до Феликса донеслись звуки рыданий. Осторожность призывала его двинуться дальше, избегая каких–либо неприятностей. Любопытство подстёгивало посмотреть, в чём там дело. Борьба чувств длилась недолго, и он направился к входу в аллею. Он увидел рыдающую пожилую женщину. Она склонилась над чем–то, а затем откинувшись назад, издала ужасный вопль муки. Похоже, никто больше не обращал внимания. Этой зимой невзгод в Прааге в избытке, и никто не испытывает особого желания разделять чьё–то ещё горе.

— Что случилось, матушка? — спросил Феликс.

— Кого это ты назвал матушкой, священничек? — отозвалась пожилая дама.

Теперь в её голосе наряду со скорбью слышалась злость. И она искала на ком бы её выместить, чтобы отвлечься. Феликс решил, что только что сам предложил себя в качестве цели.

— Я тебя оскорбил? — по–прежнему вежливо поинтересовался он, внимательно изучая женщину.

Он заметил, что не так уж она и стара. Просто выглядит так. Скрывая следы оспы, её лицо покрывали румяна. Слёзы не лучшим образом отразились на её косметике. Чёрные струйки стекали по напудренным щекам. «Уличная проститутка, — решил Феликс, — из тех, что продаёт себя за грош». Затем он опустил взгляд к её ногам, и слабый холодок потрясения пробежал по телу, когда Феликс увидел причину её рыданий.

— Она была твоей подругой?

Там лежал бледный труп другой девушки. Сперва он подумал, что та умерла от холода, а затем заметил, что бледность её крайне неестественна. Наклонившись, Феликс заметил, что горло девушки раздавлено. Повинуясь инстинкту, он прикоснулся к нему пальцами. Плоть была разорвана, словно её терзал какой–то зверь.

— Ты стражник? — вызывающе спросила женщина. Вытянув руку, она ухватила его за плащ и приблизила своё лицо к Феликсу. — Тайная полиция?

Феликс покачал головой и мягко убрал её руку. Будет очень плохо, если в этом опасном районе города его примут за одного из шпионов или провокаторов князя. Может собраться толпа и линчевать его. Ранее Феликс уже подобное наблюдал.

— Значит ты всего лишь зевака, и мне нечего тебе сказать.

Женщина закашлялась, и он услышал, что лёгкие её забиты мокротой. Чем бы она ни болела, Феликс надеялся, что это не заразно. Женщина не выглядела здоровой. Феликс холодно посмотрел на неё. Он промёрз до костей, устал и был явно не в настроении становиться мишенью для злости больной сумасшедшей. Он поднялся и произнёс:

— Твоя правда. Сама разбирайся с этим!

Он развернулся, чтобы уйти, и заметил небольшую собравшуюся толпу. К своему удивлению он ощутил хватку на запястье и, повернувшись, увидел, как уличная девка смотрит на него и рыдает.

— Я говорила, чтобы она не ходила с ним, — произнесла она после очередного приступа кашля. — Говорила ей, говорила Марии, но она не слушала. Говорила ей, что он скверный малый, да тут ещё и все те недавние убийства, но она не послушала. «Нужны деньги на лекарства для малого», — сказала она. И кто теперь за ним присмотрит?

Феликс недоумевал, о чём лопочет эта женщина. Ему захотелось уйти отсюда так быстро, насколько возможно. За свою жизнь он повидал немало трупов, но что–то в этом теле вызывало у него тошноту. Не догадываясь о причинах, он просто понимал, что более не хочет иметь к этому делу никакого отношения. И всё же…

И всё же он не мог попросту уйти. Смысл слов женщины достиг его онемевшего мозга, как и гам собравшейся толпы, и звуки чётких шагов по хрустящему снегу. Обернувшись, он увидел отряд алебардщиков в плащах с крылатым львом, которые прокладывали себе путь сквозь собравшуюся толпу, суровых ветеранов городской стражи под предводительством сержанта с пепельными волосами. Бросив взгляд на Феликса, тот спросил:

— Ты её обнаружил?

Феликс покачал головой:

— Всего лишь проходил мимо.

— Тогда проходи дальше, — сказал сержант.

Феликс шагнул в сторону. Ему не хотелось вступать в спор с княжеской стражей. Сержант склонился над трупом и пробормотал грубое ругательство.

— Чёрт, — произнёс он. — Ещё один.

— Это Красная Мария, сержант, — заметил один из солдат. — С Кремниевой улицы.

— Вы ранее видели что–либо подобное? — спросил Феликс.

Сержант поднял на него глаза. Выражение его лица явно свидетельствовало о том, что сержант не в настроении отвечать на вопросы каких бы то ни было праздношатающихся гражданских. Феликс и сам не знал, почему задал вопрос. Это ведь явно не его дело. Но что–то в тоне сержанта задело его, и какие–то соображения в отношении этого убийства витали на периферии его мыслей. Он сознавал, что, вероятнее всего, расследования не будет. В своё время, кажется, целую жизнь назад, он сам был стражником в Нульне и знал, что стражники вряд ли потратят больше усилий на уличную проститутку, чем требуется на то, чтобы оттащить её к погребальным кострам. Глядя на лежащий внизу труп, он в итоге начал воспринимать её, как личность.

«Кем ты была? — гадал он. — На что была похожа твоя жизнь? Почему ты умерла? Кто твой убийца? Твоя подруга сказала, что у тебя есть ребёнок. Любила ты его? Любила, должно быть, иначе вряд ли ты отправилась с опасным незнакомцем в зимнюю ночь навстречу своей смерти».

Он ощутил знакомый слабый гнев из–за явной несправедливости произошедшего. Где–то там, на свободе разгуливает чудовище, а ребёнок, вероятнее всего, умрёт от голода, и Феликс тут ничем особо помочь не может. Он опустил руку на талию и запустил пальцы в кошелёк. Хоть и тощий, но золото там было. Феликс повернулся так, чтобы закрыться от непрошенных глаз, и положил золотые в ладонь женщины.

— Бери, найди ребёнка и позаботься о нём. Скоро встретимся. Отведи его в приют при храме Шаллии. Они будут заботиться о нём, если ты сделаешь пожертвование.

«Глупец, глупец, глупец», — твердил он себе. Скорее всего, женщина оставит деньги себе. Или её ограбят, или ребёнок уже окажется мёртв. Но чем ещё он может помочь? Он понимал, что это глупый поступок, но он, по крайней мере, сделал хоть что–то, некий незначительный жест перед лицом огромной равнодушной вселенной.

— Похож на тот, с Церковной улицы пару ночей назад, — услышал Феликс шёпот одного из солдат.

Повернувшись, он сразу же заметил, как мужчина сложил знак волчьей головы для защиты от злых сил. Указательный палец и мизинец вытянуты, а два средних прижаты к ладони большим. Стало быть, стражник является последователем Ульрика, как и большинство кислевитов.

— Вероятнее всего, очередной псих, — произнёс сержант.

— Или демон, — прибавил суеверный солдат.

Ходили слухи, что некоторые из демонов, которые были призваны во время штурма города ордой Хаоса, по–прежнему находятся на свободе. Феликс знал, что сие маловероятно. Он выслушал от Макса Шрейбера достаточно лекций на эту тему, чтобы понимать причины. В настоящий момент здесь просто отсутствует достаточная концентрация магической энергии, чтобы поддерживать демона.

— То был не демон, — заметил он.

— А ты, я полагаю, в этом эксперт? — произнёс сержант.

Феликс окинул мысленным взором свою долгую карьеру в качестве спутника Истребителя, и всех мерзких созданий, с которыми ему довелось сражаться, включая великого Кровожадного из Караг Дума.

— Больше, чем ты в состоянии себе представить, — пробурчал он.

— И что это было? — резко спросил сержант.

Феликс поспешно замолчал. Заявить о том, обладаешь знаниями о демонах — в этом городе прямой путь оказаться в исповедальне охотников на ведьм. А сейчас он вряд ли готов к железным башмакам и дыбе.

— Ничего, — ответил он.

Сержант одарил Феликса таким взглядом, словно прямо сейчас готов был накинуться на него. И Феликс понимал причину. Тело имело крайне необычный вид, вызывающий ярость и страх одновременно, и мужчине нужен кто–то, на кого их можно выплеснуть. Неожиданно на помощь Феликсу пришла проститутка.

— Он прав. То был не демон. То был человек, — сказала она. — Я его видела.

— Демоны способны принимать человеческое обличие, — заметил угрюмый солдат.

Он явно не собирался отказываться от своей теории без борьбы.

— Это был человек, — повторила она. — Богач. Шишка. С иностранным акцентом, как у этого незнакомца.

Взгляд, которым сержант глядел на Феликса, стал более жёстким и оценивающим. Феликс догадывался, о чём тот думает.

— Это не он, — торопливо добавила женщина.

— Ты уверена, Нелла? Я заметил, как он передал тебе какие–то деньги. Это весьма подозрительно, на мой–то взгляд.

— Не он это, — более уверенным тоном заявила женщина, теперь явно заметив, по какому тонкому льду они ступают. — Тот был повыше, более худой и смуглый. Было в нём нечто такое, отчего по моей коже бежали мурашки.

— Почему–то у меня мурашки бегут от этого вот типа, — заметил сержант.

Весь отряд грубым хохотом отозвался на остроту сержанта, кроме мрачного солдата, который повторил:

— От демонов у тебя мурашки. Это явно был демон.

— Не похоже на дело рук человеческих. Погляди на её горло. Скорее уж собака сделала такое. Никогда не видел, чтобы человек убивал кого–нибудь таким способом.

— Я видел, — заявил сержант. — Помните Безумного Олафа? В своё время он загрыз нескольких официанток.

— Олаф в сумасшедшем доме, — заметил сторонник демонической теории.

— Кто его знает? — парировал сержант. — Сумасшедший дом сгорел при осаде. Кто знает, сгорели ли с ним все психи?

— Безумный Олаф подходит под описание девушки? — спросил Феликс, теперь сообразивший, что ему следует отводить от себя любые подозрения.

— Ни разу. Безумный Олаф — плешивый коротышка, работавший на улице Кожевников. Воняло от него так, что в шести шагах сбивало с ног. Уверен, что Нелла бы это заметила, не так ли? Или ты всё это затеяла, чтобы отвести подозрения от этого миловидного паренька?

— Ничего общего с Безумным Олафом, — ответила она, качая головой. — Хотя пахло от него как–то странно…

— Странно? Как? — одновременно спросили Феликс и сержант.

— Какие–то духи, вроде тех, что обычно используют шишки, но покрепче. Похоже на те специи, что можно купить на Перечном рынке. Кора…, коримса…, корипа…

— Может, корица? — помог ей Феликс.

— Да, то самое слово.

— Итак, мы ищем высокого смуглого мужчину, одевающегося, как аристократ, и пахнущего корицей, — саркастически подытожил сержант.

Теперь он явно полагал, что Феликс попусту тратит его время. Он разглядывал Феликса, словно прикидывая, не арестовать ли того на всякий случай.

— Где ты был прошлой ночью, незнакомец? — поинтересовался сержант.

Феликс был рад, что у него имеется хороший ответ.

— Во дворце, — ответил он. — Возможно, тебе стоит спросить об этом князя, когда там окажешься.

Сержант сразу же сделался слегка более уважительным, но лишь слегка. Феликс понимал, что тот гадает, не подшучивают ли над ним. Помимо прочего, какова вероятность, что некто неряшливо одетый, вроде Феликса, мог обедать вместе с правителем второго по значению города–государства Кислева?

— Возможно, ты захочешь сопроводить меня во дворец и удостовериться в моих словах? — спросил Феликс.

Он был уверен, что события развиваются в его пользу. После их героического сопротивления на стенах и победы над Ареком Коготь Демона, его, Готрека и Снорри Носокуса чествовали, как героев. По правде говоря, Феликс понимал, что такой приём был оказан ему лишь за компанию с гномами. Те, помимо прочего, доказали, что до сих пор являются лучшими и единственными союзниками кислевитов в их борьбе. Для снятия осады воздушный корабль гномов сделал больше, чем объединённое Господарское войско.

— В этом нет необходимости, — после долгой паузы произнёс сержант. — Пошли, отнесём этот труп к погребальным кострам.

Феликс и Нелла обменялись взглядами, и каждый пошёл своей дорогой.

Макс Шрейбер осматривал огромный банкетный зал, гадая, закончится ли когда–нибудь празднество. Похоже, кислевитам нравится отмечать свои победы обильным пиршеством и бесконечными тостами. А ему, похоже, едва ли удастся поспать перед тем, как его разбудят на очередной круг грандиозной пирушки. Живот настолько раздулся, что Максу казалось, что он лопнет. К счастью, после того неловкого происшествия между ним и Ульрикой в Карак Кадрине Макс решил пить только воду, и придерживался своего решения. Что дало ему возможность поизучать окружавших его кислевитов. Давно уже ему не приходилось оказываться в столь благородной компании.

На почётном месте во главе стола, обычно занимаемом самим князем Праага, восседала царица Кислева Ледяная Королева Катарина, холодная и безупречно красивая женщина с глазами, напоминающими голубые льдинки. Сегодня её волосы были цвета зимней стужи. Макс знал, что их цвет меняется по её прихоти. Было нечто не совсем человеческое в её идеальных лице и фигуре, красотой напоминающих нестареющее скульптурное изваяние, и на царице, похоже, никак не отразились два дня пиршеств и возлияний. Глядя на неё, Макс легко готов был поверить в россказни о нечеловеческой крови, которая, как говорят, течёт в жилах царского рода Кислева.

Что бы ни выступало источником её красоты, оно же наделило царицу вызывающей страх аурой магической мощи. Будучи сам волшебником значительной силы, Макс был способен распознать мощного мага при встрече, и царица, несомненно, была таким магом. «Нет, — подумал он, — это не совсем так. Сила царицы также отличается чем–то странным и не совсем человеческим». Он ощущал её не так, как всех остальных волшебников–людей, когда–либо ему встречавшихся, а когда он пустил в ход своё магическое зрение, то увидел окружавшие её водовороты энергии, тоже отличающиеся от тех, что сопутствуют магам–людям. Холодная голубая аура царицы, казалось, распространяется наружу далеко за пределы поля зрения Макса. Узоры магической энергии кружились вокруг неё, словно снежные хлопья в пургу. Словно она напрямую соединена с холодной энергией своей земли. Макс сомневался, что в магии, которой пользовалась царица, есть что–либо изысканное, однако понимал, что та эффективна, словно таран. Откуда–то она черпает значительную энергию.

Похоже, царица ощутила внимание Макса, и обратила на него свой холодный изучающий взгляд. Он слышал слухи о ней, как и о легионе её любовников, и не испытывал особого желания устанавливать их истинность. Он поспешно отвёл взгляд. Словно прочитав его мысли, царица ответила слабой насмешливой улыбкой. Макс провёл рукой по бороде, чтобы скрыть румянец, выступивший на его щеках. Он ещё не привык к развязности кислевитских женщин. Они весьма отличались от дам его родины, Империи.

Глаза Макса инстинктивно отыскали Ульрику. Она сидела через стол от него, рядом со своим отцом, здоровенным пожилым боярином Пограничья Иваном Петровичем Страговым. Глядя на эту пару, Макс удивлялся, как получилось, что отцом такой стройной и привлекательной женщины оказался кряжистый, смахивающий на медведя мужик. Иван Страгов был великаном, огромным в плечах и с почти столь же огромным животом. До пояса спускалась его длинная борода, напоминавшая гномью. На лишённом волос лбу блестел пот. В огромном кулаке он сжимал глиняную пивную кружку. В столь массивной, похожей на окорок руке та выглядела немногим крупнее изящного винного бокала.

В противоположность отцу, дочь была стройной, как клинок, с высокими скулами и широко расставленными глазами. Пепельно–белые волосы были коротко стрижены, на манер мужских, а держалась Ульрика с грацией танцора. На ней была рубашка и штаны для верховой езды, как и подобает истинной дочери одного из крупных коневладельцев Кислева. Она смеялась и обменивалась шутками с отцом, подобно любому простому воину, а её остроты вызывали громкие раскаты хохота, от которых брюхо старика колыхалось, словно пудинг.

Сидящий рядом с Максом князь, высокий мужчина угрюмого вида с длинными свисающими усами и впалыми щеками, склонился вперёд, чтобы наполнить вином кубок царицы. Глаза князя светились необычным блеском, и Максу пришли на память слухи о том, что Энрик не вполне нормален. Что неудивительно — управление населённым призраками Праагом даже самого здравомыслящего человека способно привести за грань рассудка. Казалось, что с того момента, как его брат погиб от рук хаосопоклонников, князь сделался ещё угрюмее и язвительнее, чем обычно. «Известна ли князю теория Феликса Ягера о том, что его брат сам был членом секты хаоситов?» — гадал Макс, понимая, однако, что вряд ли когда–либо это узнает. Кто рискнёт задать такой некорректный вопрос столь высокопоставленному аристократу? Не Макс, это уж точно.

Макс обвёл зал взглядом, рассматривая остальных. За главным столом сидела царица, князь и несколько избранных, в окружении дворцовых фаворитов. За другими столами находились предводители объединённого войска Кислева — грозные воины, командиры десятков, сотен и тысяч кавалеристов. На взгляд Макса, они более походили на дикарей, чем на аристократов, однако он держал это мнение при себе. Являясь союзниками Империи, его родины, эти люди представляют цвет дворянства своей страны.

При любых обстоятельствах не стоит настраивать против себя подобных людей. Макс очень хорошо это понимал, проведя достаточно времени при дворах богатых и знатных вельмож. На краю главного стола с видом человека, ожидающего собственной казни, сидел гном Малакай Макайссон, единственный Истребитель, который озаботился принять княжеское приглашение на сегодняшний пир.

Макайссон был невысок ростом и, как все гномы, весьма и весьма широк. Без огромного хохла окрашенных волос, возвышающегося на его бритом черепе, его голова едва доставала Максу до груди, но он значительно превосходил Макса массой, причём весь этот дополнительный вес приходился на мускулы. Сдвинутые с глаз кристальные очки гнома расположились посередь его лба, во всех отношениях напоминая глаза какого–то гигантского насекомого. Кожаный лётный шлем висел на шее. Массивное туловище гнома облегала кожаная лётная куртка с меховым воротником. Его руки покрывали татуировки в виде переплетённых драконов.

Гном подметил взгляд Макса и улыбнулся ему щербатым ртом, прежде чем поднять свой кувшин с пивом. Макс ответил Макайссону улыбкой, ему нравился дружелюбный и общительный, насколько это вообще возможно для Истребителя, гном, являющийся гением в своём ремесле.

Макс волшебник, а не инженер, однако, он повидал достаточное количество изделий Малакая Макайссона и признавал, что гному подвластны силы, в своём роде почти столь же могущественные, как волшебство. Макс видел, как огромный воздушный корабль „Дух Грунгни“ снял осаду Праага с помощью алхимического огня. Как тот выдержал нападение дракона и обратил в бегство армию орков. Как доработанное Истребителем огнестрельное орудие за какие–то мгновения уничтожило множество гоблинов. Он слышал рассказы о построенных гномом могучих судах и осадных орудиях и отдавал должное его могучему, хоть и со своими заскоками, интеллекту, равному любому из тех, что когда–либо выставляли учебные заведения Империи и Колледжи магии. «А весьма возможно, и более великому», — признавал Макс.

— Жаль, что сегодня здесь не смог появится никто из твоих товарищей, — язвительно заметил князь, обращаясь к Малакаю Макайссону. — Похоже, их не привлекает оказанная честь отобедать с царицей.

Если Истребитель и был смущён, то никак это не показал.

— Це их дело, твоё княжеское величество, — ответил он. — Я не можу несты за ных ответственность. Готрек Гурниссон и Снорри Носокус — самая своенравная пара гномов из колы–небудь живших на свете.

— Это кое–что проясняет, — весело произнесла царица, вызвав смех за столом избранных.

— Серед гномов це считается велыким комплиментом, — благоразумно заметил Малакай Макайссон, словно не заметив насмешки.

«Либо гном слишком простоват, чтобы её распознать, — подумал Макс, — либо в дипломатических интересах решил оставить это без внимания. Второе куда менее вероятно, но кто его знает? Никто, кроме безумца, не назовёт Малакая Макайссона глупцом».

— Тут они или нет, — произнёс Иван Страгов, — но в последнем сражении гномы были на высоте.

— Они славно послужили Кислеву, и должны быть вознаграждены, — заявила царица.

Малакай Макайссон поперхнулся своим элем. Макс прикидывал, стоит ли ему разъяснить Ледяной Королеве ситуацию. Готрек и Снорри ищут не наград или чести — они ищут смерти в искупление своих грехов. Он решил, что, скорее всего, не его дело рассказывать об этом. С другой стороны, царица выглядит чрезвычайно хорошо информированной женщиной. Вероятно, ей известна и эта информация.

— Пока эта война не закончится, нам будут крайне нужны такие бойцы, — продолжила Ледяная Королева.

Макс вздрогнул. Всё верно, идёт война, возможно, самая крупная в истории. До осады у него фактически не было времени задуматься об этом, Макса беспокоило лишь надвигающееся сражение, которое казалось заведомо проигранным. Теперь же он знал, что всему Старому Свету предстоит грандиозный бой. Он предопределён массовым исходом хаосопоклонников с севера. Ледяная Королева снова обратилась к Малакаю Макайссону, и сразу же стала очевидна цель, с которой тот был приглашён на пир:

— Вы обдумали наше предложение, господин Макайссон?

В очередной раз основательно приложившись к пиву, Малакай твёрдо встретил взгляд царицы:

— Дорогуша, если б це зависело от мене, я б це зробыв. Но мий воздушный корабль и мои услуги вже обещаны. Я должен вернуться в Карак Кадрин и помогты королю–Истребителю собрать войска.

— Господин Макайссон, вы, безусловно, можете уделить нам несколько дней, самое большее неделю, — заметила царица.

Голос царицы был вкрадчивым, однако Макс уловил в нём угрозу. Он гадал, как она поступит, если у Малакая Макайссона достанет дерзости открыто ей отказать. Царица не выглядела женщиной, легко принимающей отказы.

— Ваш воздушный корабль стоит целой армии разведчиков. За считанные дни вы сможете осмотреть территорию, на которую десяти тысячам моих смелых всадников потребуется месяц.

— Да, ты права, — произнёс Макайссон. — Я можу. И я понимаю, наскильки ценна буде ця информация. Хто знае, куда прыйдеться следующий удар цих обожающих Хаос ублюдков, извиняюсь за выражение.

— Значит, вы это сделаете? — решительно спросила Ледяная Королева.

Малакай звонко цокнул языком:

— Я дуже постараюсь, но треба прынять во внимание други факторы. Якшо мий любимый воздушный корабль собьют або взорвут в воздухе с помощью чародейства, або втн подвергнется нападению тых бестий с крыльями летучих мышей, яки вечно кружатся над хаосопоклонниками? Пользы от цього не буде никому. И я не владелец „Духа Грунгни“, всего лишь його создатель. Не мени им рисковать.

Макс едва не вмешался. Он сам накладывал на „Дух Грунгни“ заклинания, отражающие Хаос, и знал их силу. Мало кому из магов удастся преодолеть их быстро. И он был почти столь же уверен, что тяжеловооружённый воздушный корабль в состоянии отразить любое нападение. И если уж говорить о риске воздушным кораблём, то, насколько осведомлён Макс, у Истребителя–инженера на борту и так имеется немало всяких опасных приспособлений. Маг заставил себя держать рот на замке, понимая, что Малакаю всё сие известно не хуже Макса, и если уж гном собрался отказать Ледяной Королеве, на то у него имеются собственные веские причины.

Ледяная Королева вновь одарила гнома своим сердитым взглядом. Большинство мужчин от этого бросило бы в дрожь, однако Малакай лишь в очередной раз приложился к пиву.

— Мы, разумеется, возместим любые риски, с которыми вы можете столкнуться… — вкрадчиво произнесла царица.

Макс уже ожидал возражений Малакая Макайссона, что, будучи Истребителем, тому неуместно вести разговор о рисках. Макайссон его удивил:

— Я ж там и умерты могу. Подывымся, шо вы можете предложить.

После этих слов Малакай Макайссон и Ледяная Королева принялись торговаться. Макс не понимал, почему его удивило такое развитие событий. В конце концов, ведь Малакай Макайссон гном — представитель расы, известной своим пристрастием к золоту.

Однако Макс подумал, что подобное постоянное акцентирование собственных интересов теми, кто считается союзниками, не сулит ничего хорошего тому, как будет развиваться война.

Феликс Ягер был удивлён. „Белый кабан“ стоял по–прежнему. Ну, по большей части. Часть крыши сгорела и была наскоро заделана досками, добытыми из развалин близлежащих многоэтажных домов. Дверной проём скрывало одеяло, у которого на страже стояли два вооружённых до зубов наёмника, провожающих подозрительными взглядами всякого, кто проходил по улице. Феликс расправил плечи и двинулся вперёд, всячески стараясь придать себе вид, что его не заботят их подозрительные взгляды.

Оказавшись внутри, он вновь был удивлён, на сей раз заполненностью заведения. Похоже, что едва ли не половина всех городских наёмников попыталась набиться сюда, скрываясь от стужи. Феликс подозревал, что даже не гори в очаге огромный костёр, для поддержания тепла в помещении хватило бы и плотно стоящих тел. Услышав в громких воплях знакомые голоса, он направился прямо к тому столу, за которым на руках боролись двое гномов–Истребителей.

Готрек Гурниссон выглядел так, словно совсем не пострадал от ужасных ран, полученных во время осады. Целители из храма Шаллии потрудились на славу, заштопав его раны. Прямо сейчас его единственный целый глаз блестел от нервного напряжения. На лбу его вздулись вены, а огромный хохол крашенных в рыжий цвет волос стоял торчком. По его татуированному черепу струился пот, стекающий со лба прямо в повреждённую глазницу, прикрытую широкой глазной повязкой. Мощные жгутоподобные сухожилия вздулись на его огромной ручище, которой он боролся с другим гномом, даже крупнее его самого.

«Вид у Снорри Носокуса даже глупее обычного», — подумал Феликс. Напрягшись, гном идиотски облизывал свои губы. И выглядел так, словно среди всех его занятий борьба на руках требовала наибольшего интеллектуального напряжения. Три крашенных гвоздя, торчащие из обритого черепа, являлись явным свидетельством его животной тупости. Снорри почти столь же уродлив, как покойный Бьорни Бьорниссон. Одно ухо начисто оторвано, второе напоминает кочан цветной капусты. Нос был сломан так часто, что на лице смотрится потёками воска из оплывшей свечи. Руки у него толще, чем бедра крепкого мужчины. Мышцы бугрятся и перекатываются, когда Снорри пытается перебороть хватку Готрека. Медленно и неуклонно начала сказываться феноменальная сила одноглазого Истребителя. Снорри выругался, когда его рука врезалась в столешницу, едва не опрокинув его пиво.

— Теперь ты мне должен ещё одну кружку этого подобного моче людского пойла, Снорри Носокус, – произнёс Готрек, мрачный голос которого прозвучал даже более презрительно, чем обычно.

— Снорри считает, нам следует продолжать до двадцати семи побед, — заметил Снорри.

— Ты всё равно проиграешь, — уверенно заявил Готрек.

— Возможно, Снорри удивит тебя, Готрек Гурниссон, — произнёс Снорри.

— Пока у тебя не очень получается.

— Всё когда–то происходит в первый раз, — немного обиженно, как показалось Феликсу, ответил Снорри Носокус.

— Ты во что–то вляпался, человечий отпрыск? — поинтересовался Готрек. — Это у тебя на лице написано.

Феликс быстро поведал историю о мёртвой девушке и том, как избежал когтей стражи. Готрек слушал с каким–то неоправданным интересом, что показалось Феликсу плохим знаком. Даже Снорри ловил каждое его слово. Закончив рассказ, Феликс произнёс:

— Кажется, ты совсем не удивлён тому, что от меня услышал.

— За последние несколько дней я слышал несколько историй, похожих на твою. Похоже, где–то там шатается озверевший убийца. Которого следует завалить.

— Считаешь, что это твоя задача? — с опаской осведомился Феликс.

Если уж подобная идея втемяшивается в голову Истребителя, Феликс обычно оказывается вместе с ним в каком–нибудь мрачном и мерзком месте. Готрек пожал плечами.

— Если ублюдок попадётся мне на пути, я с радостью это сделаю, человечий отпрыск, однако я пока что не собираюсь заниматься его розысками.

— Пока что? Это хорошо.

— Снорри гадает, не может ли это всё же оказаться демоном, — заявил Снорри. — На взгляд Снорри, тот солдат говорил вполне разумно.

Готрек покачал головой.

— Будь то демон, уже каждый волшебник в городе выкрикивал бы свои заклинания, а каждый священник с церковной крыши распевал экзорцизмы.

— Что же это может быть? — спросил Феликс.

— Твои предположения будут не хуже моих, человечий отпрыск, — заметил Готрек и сделал долгий глоток из свой пивной кружки. — С уверенность можно утверждать лишь одно. Ничего хорошего.

«„Лук и певец“, возможно, лучшая таверна Праага, — думал Адольфус Кригер, оглядываясь по сторонам, — но это ещё ни о чём не говорит». В любом из небольших городков Империи он видел таверны и получше. Он понимал, что ему следовало бы оставаться в особняке Осрика, однако странное беспокойство, снедавшее его с недавних пор, снова погнало его вон на ночь глядя. Когда это настроение накатывало, Кригер даже своего верного слугу Роча едва выдерживал.

Онзапахнул на себе плащ и изучал собравшуюся в таверне толпу. Кригер мог различить каждый отдельный запах, расслышать биение каждого сердца, ощущать алый поток, струящийся по каждой вене. «Столь много людей, — думал он, — столь много крови». Он ощущал себя чревоугодником, обозревающим тилейский пир.

«С чего начать? — думал Кригер. — Может, с той молодой аристократки, расположившейся вон там со своим любовником?» Она была почти красавицей, однако он находил в ней что–то слегка отталкивающее. Адольфуса, как правило, не волновали женщины–кислевитки с их невыразительными крестьянскими чертами лица и короткими мускулистыми телами. «Нет, не с неё».

Официантка одарила его широкой улыбкой и предложила принести ещё вина. «Возможно, — предположил Кригер, — так она отреагировала на мой приглядный внешний вид, хотя куда вероятнее, что на покрой одежды. Чует деньги, либо в виде чаевых, либо за иное, не связанное с работой обслуживание». Адольфус покачал головой и приветливо улыбнулся. Он только что незаметно выплеснул на пол половину своего очередного бокала. Много времени прошло с тех пор, как Адольфус употреблял вино. Официантка двинулась дальше с нахальной усмешкой на губах. Когда–то давно она бы могла заинтересовать его, но сейчас он даже в роли жертвы её не рассматривал.

Адольфус покачал головой и принялся рисовать кончиком пальца по столешнице, используя для этого пролитое вино. Настроение у него необычное, а он не прожил бы столь долго, не научившись осознавать опасность подобных ситуаций. Он становился жертвой разнообразных необычных побуждений и гадал, что же это предвещает.

К примеру, прошлой ночью Кригер полностью осушил ту девушку, хотя собирался сделать лишь небольшой глоток. В этом не было необходимости. Её кровь была пресной и жидковатой, без какого–то было намёка на интерес. И сама девушка была просто коровой, едва ли стоившей его внимания. Зачем же он так поступил? Зачем выпил столь много, что она умерла, и зачем зубами разорвал ей горло в жалкой попытке замести свои следы?

Это едва поддаётся пониманию. Помутнение рассудка накатило на него так, словно опыта многих столетий как не бывало. Он высосал кровь девушки, словно юнец в свою первую ночь после обращения. Так случилось и ночью ранее, и в ночь до того. Вспоминая свои лихорадочные действия теперь, Кригер находил их крайне неестественными. Словно бы его охватывает какое–то безумие, и безумие это усиливается.

Адольфус всегда презирал Восставших, что убивали без разбора. Это было грубо, бесхитростно и крайне, крайне неэффективно. Этот путь ведёт к охотникам на ведьм, волшебникам и жрецам с их смертоносными заклинаниями, по крайней мере, до той поры, пока Адольфус не исполнит древнее вампирское пророчество. Один на один, и даже один на десять, Восставший более чем достойный противник для любого смертного, однако скот многочисленнее и у них имеется магия и могущественные союзники.

Совсем не похоже на прежние дни, о которых с пиететом рассказывают Прародители. Род человеческий стал гораздо сильнее с тех пор, как представлял собой одетых в шкуры варваров, на которых охотились в лесах.

Разумеется, ситуация может измениться. И раньше человеческая цивилизация скатывалась в анархию. Адольфус мог припомнить времена трёх императоров и попытки фон Карштайна восстановить превосходство Восставших. То была отважная, но обречённая попытка.

Фон Карштайн не был ни достаточно могуч, ни достаточно умён, чтобы победить в той войне. Адольфус знал, что когда придёт его время, всё произойдёт иначе. Он избранный. Он Повелитель ночи. Глаз и трон будут принадлежать ему!

Если только тот старый дурень отдаст ему талисман, никаких недоразумений не произойдёт. Адольфус подавлял желание отправиться прямо в особняк старика и завладеть вещью, однако это слишком шумно, слишком заметно, и такой поступок раньше намеченного привлечёт к Адольфусу внимание в определённых кругах. Нежелательно, чтобы графиня или кто–либо из её трусливого окружения обнаружили, что он собирается предпринять. «Нет, — решил Кригер, — лучше подождать».

Он снова обратил внимание на аристократку. «В действительности, не столь уж она плоха, — подумал Кригер. — Среди собравшегося сегодня стада она явно лучшая». Он заметил, что она почувствовала его взгляд и посмотрела на него краем глаза. Не раздумывая, Адольфус привёл в действие свою силу воли. Женщина застыла и уставилась на него так, словно видела впервые. Адольфус улыбнулся ей, и она улыбнулась в ответ. Он снова опустил взгляд на стол и позволил ей освободиться. На сегодня достаточно. Связь установлена. Он воспользуется ей после, когда придёт время, возможно, не сегодня, но в другую ночь, если почувствует жажду. Кригер заметил, что её спутник, молодой аристократ, судя по его платью, смотрит на него, а затем на неё. Тот явно заметил их обмен взглядами, и, весьма вероятно, ревнует. Он склонился вперёд и что–то взволнованно прошептал на ухо женщине. Та покачала головой, словно что–то отрицая. Если бы Кригер пожелал, то мог бы услышать их разговор простой концентрацией на нём своих мыслей. Как и все Восставшие, он обладал фантастически острыми чувствами. «Скот всегда слишком предсказуем», — подумал Адольфус.

Он выбросил смертных из своих мыслей. Это к делу не относится. Что беспокоило Кригера, так это недостаток самоконтроля. Он не мог себе такого позволить. Не сейчас, когда столь близки к осуществлению все его планы, и то, над чем он кропотливо трудился, уже почти в пределах досягаемости. Сейчас ему требуется всё его здравомыслие. Требуется вся его хитрость и изворотливость. Нужно держать свои планы в секрете, пока у остальных Восставших или кого–нибудь ещё, кого это затронет, не останется времени, чтобы остановить его. Вместо этого он ударился в кровавый кутёж, насыщаясь и убивая без разбора, оставляя след, по которому специально обученный охотник может последовать с лёгкостью лесника, выслеживающего мамонта. Это просто не укладывалось у Кригера в голове. С ним такого не случалось с того момента, как все эти столетия назад его первая госпожа даровала ему кровавый поцелуй. Почему же это с ним происходит? И почему сейчас?

Кригер слышал, что подобные вещи случались ранее. Иногда Восставших посещает необычное безумие, проникающее в кровь и превращающее их в безумных кутил. Когда подобное происходит, те часто становятся объектами охоты, как для своих соплеменников, так и для скота. Никому из Восставших не нужно, чтобы скот пришёл в ярость. Адольфус знал, что, продолжай он в том же духе, лишь вопрос времени, когда за ним явится кто–нибудь из Совета, а этого нельзя допустить, пока талисман, по крайней мере, не окажется в его руках. Как только это произойдёт, и предмет подстроится под него, они могут посылать кого–угодно. Но до тех пор самое вредное для него — попасть под контроль, если только он не хочет закончить с колом в сердце и черепной коробкой, набитой ведьминым корнем, служа назиданием для остальных не поступать так, как Кригер.

От Кригера не укрылось, как и всё прочее происходящее в зале, что молодой любовник поднялся с места и подошёл к группе своих богато разодетых дружков, стоящих у бара. Он указывал рукой в направлении Адольфуса, и указывал агрессивно. «Ну не сейчас, молодой ты идиот, — подумал Кригер. — Мне это не нужно». Группа юнцов начала продвигаться к его столу, держа руки на рукоятях мечей.

В маленьких городках Адольфус наблюдал, как точно такой походкой к домам своих жертв приближается толпа линчевателей. Он смотрел, как юнцы приближаются к его столу, смутно надеясь, что те пройдут мимо, при этом сознавая, что вряд ли такое случится. Теперь он пожалел, что не захватил с собой Роча. Его здоровенный прислужник всегда неплохо отвлекал внимание в подобных ситуациях.

— Стало быть, ты тот, кто разглядывал Анну–Лизу, — послышался рядом голос с акцентом, свойственным классу богатых купцов Праага, но его тон был одновременно раздражённым, заносчивым и самонадеянным.

«Молодой ревнивец, — подумал Адольфус, — собирающийся совершить величайшую ошибку в своей короткой жизни». Кригер не отвечал, но внимательно изучал содержимое своего бокала. Резко взметнулась рука и опрокинула его бокал.

— Слышь, сударь, я к тебе обращаюсь. Не игнорируй меня.

Адольфус поднял взгляд и пристально вгляделся в говорившего. Пижонистый молодой дуралей, одетый по последней моде: длинный плащ, яркие панталоны, широкополая шляпа с пером. Узкое лицо, белые острые зубы и дикий яростный взгляд глаз. Оспины на его не лишённом привлекательности лице заретушированы косметикой.

— Твои действия сделали это весьма сложным, сударь, — заметил Адольфус, глядя вверх.

Он почувствовал алкоголь в дыхании молодого мужчины. Пристально поглядев тому в глаза, Кригер попробовал установить контакт, но глубоко охваченный пьяным гневом ревности юнец уже был недосягаем. «Тем хуже для него», — решил Адольфус, чувствуя, как демон гнева зашевелился в его собственном небьющемся сердце. Он скользнул взглядом по дружкам юнца. «Все сделаны из того же теста, — подумалось ему, — молодые, пьяные, ошибочно полагающие, что могут сделать с находящимся тут незнакомцем всё, что им вздумается, и безнаказанно уйти. В обычных обстоятельствах, они, вероятнее всего, оказались бы правы. Однако тут имеют место необычные обстоятельства».

— Я хочу, чтобы ты сейчас поднялся, вышел и больше никогда не показывал свою уродливую рожу в этом заведении.

Адольфус пожал плечами. В нормальных обстоятельствах он, вероятно, сделал бы то, что потребовали эти грубияны. Сейчас ему не нужны неприятности, которых можно избежать. Но где–то на периферии его мыслей зашевелился затаившийся демон, тот, что заставил его осушить тех женщин. Он чувствовал растущее внутри раздражение, незначительное назойливое чувство, которое быстро раздулось, принуждая заупрямиться. Кто такие эти болваны, чтобы помыкать им? Всего лишь скот, насекомые, едва достойные его внимания. Кригер поглядел на них с отвращением, позволив тому проявиться на его лице. И увидел на их лицах гневную ответную реакцию.

— И как ты собираешься меня заставить, парень? — поинтересовался Адольфус. — С какой стати я должен слушать ребёнка, которому требуется полдюжины товарищей по играм, чтобы передать простое предупреждение? Это так обычно поступают так называемые мужчины Праага? — А внутренний демон заставил его добавить, — Разве удивительно, что Анна–Лиза предпочла настоящего мужчину безбородому мальчишке, вроде тебя?

Лицо юнца искривила ярость. Он сам себя загнал в ловушку и понимал это. Акцент Адольфуса выдавал в нём аристократа, пусть и из какого–то захолустья Империи. Просто наброситься на него толпой будет бесчестием. Единственно приемлемый вариант — вызвать Адольфуса наружу и драться на дуэли. Кригер заметил, что юнец начал глядеть на него словно в первый раз, оценивая рост, ширину плеч, потрясающую уверенность в себе, с которой Адольфус противостоял целой группе вооружённых людей. Однако даже опьянённые мозги юнца сохранили достаточно здравого смысла, чтобы тому явно не понравились выводы из увиденного. Адольфус гадал, как же тот собирается выкрутиться. Результат оказался предсказуем.

— Вытащите этот мусор наружу и отделайте его до полусмерти, — произнёс юнец.

— Рогоносец, да ещё и трус, — усмехнулся Адольфус.

Он оглядел остальных. Кригер ещё частично сохранил здравый смысл и полагал, что следует хотя бы попытаться дать им возможность выбраться из того, что готово свершиться. Расправа над шестерыми сыновьями местных богатеев однозначно привлечёт к нему огромное и нежелательное внимание.

— Вы действительно собираетесь сражаться вместо этого труса в затеянной им ссоре? — спросил он.

Кригер заметил, что справедливость его слов дошла, по крайней мере, до двух из них. Тем явно не хотелось драться в подобной ситуации, не больше, чем ему самому. Они понимали, что в их действиях нет чести. Один или двое колебались. Адольфус поймал взгляд одного из них и начал подавлять своей волей. Юноша заколебался и произнёс:

— Полагаю, Курту следует вызвать этого человека наружу, если он столь жёстко настроен.

Курту такая идея явно не понравилась.

— Вы все струсили? Так вас напугал один жалкий иноземец?

И тут оказалось, что патриотизм кислевитов обладает не менее слабым воздействием, чем обращение Кригера к их храбрости. Он почувствовал, что юнцы снова колеблются.

— Вытащите его наружу и покажите, что происходит в Прааге с надменными иноземцами, которые не держат язык за зубами.

Адольфус снова посмотрел по сторонам. Он заметил сочувствующие взгляды, но на помощь никто не спешил. Эту группу юнцов тут явно хорошо знали и боялись. Похоже, не осталось иного выхода, кроме как биться. Как неудачно. Кригер лишь надеялся, что сможет сдержать свою жажду крови.

Настоящей же проблемой сейчас является проблема тактики. Как ему разобраться с этой компанией молодых хулиганов, не вызвав подозрений о своей подлинной сущности? Видимо, ему всё же следует просто уйти. Кригер встал со стула и навис над Куртом.

— Не утруждайтесь, я ухожу. Слишком уж для моего пищеварения силён тут запах трусливых свиней.

Адольфус выругался про себя. И что вот заставило его это сказать? Если бы он уверенным шагом попросту проследовал к двери, оставался шанс, что они дадут ему уйти. Теперь же вариантов не осталось. Кригер знал ответ на собственный вопрос. Глубоко в своём сердце он не желал оставлять в живых этих наглых скотов. Он не лучше их самих. Не та мысль, что способствует повышению его самоуважения, и Кригер знал, что заставит юнцов за это заплатить.

Курт протянул руку и схватил Адольфуса за плечо.

— Э, нет, не пойдёт. Так просто тебе от меня не уйти, дружок.

Адольфус пристально посмотрел на него сверху вниз, позволяя своему гневу отразиться во взгляде. Курт на мгновение спасовал, и Адольфус было решил, что тот даст ему уйти, однако грубиян с поросячьей рожей оказался слишком тупым и пьяным, чтобы довериться своим инстинктам. Он попытался преградить Адольфусу путь, когда тот легко избавился от его хватки.

— Вы сами на это напросились, — заметил Адольфус, выходя из дверей в ночь со следующими за ним молодыми дуралеями.

Он посмотрел по сторонам. Они находились на улице. Стражников не заметно. Как и свидетелей. Идиоты сделали всё за него. Пока ковыляли за ним, они надели на руки кастеты и достали небольшие тяжёлые дубинки. «Бывалые кабацкие драчуны, — подумал Кригер. — Но это им не поможет».

— А теперь ты получишь то, что заслужил, — произнёс Курт.

— Один из нас уж точно, — ответил Адольфус и улыбнулся, впервые показав все свои зубы. В тусклом свете юнцам потребовалось несколько секунд для осознания того, что они видят перед собой. И тут их лица побледнели. Курт начал вопить.

Адольфус продолжал улыбаться, зная, что убьёт их всех, и что всегда так и собирался поступить.

(обратно)

Глава вторая

Феликс глядел вниз из кабины „Духа Грунгни“. Там он видел пустыню из снега и льда, кажущуюся бесконечной. Далеко на горизонте виднелась серая полоса, где пустоши выходили к свинцовым водам моря Когтей. Холодный ветер налетал на стальные стены гондолы и заставлял скрипеть находящийся над ней огромный аэростат. За завываниями ветра был едва слышен шум могучих двигателей. Феликс перевёл взгляд на Малакая Макайссона, который стоял у огромного штурвала, передвигая рычаги и наблюдая за измерительными приборами с уверенностью опытного пилота.

— Ты действительно собираешься взять за эту работу 5000 золотых, Малакай? — спросил Феликс.

Он был удивлён, услышав об этом от Макса. Феликс никогда не думал, что Истребитель–инженер лично помешан на золоте. С другой стороны, он же гном, а в каждой гномьей душе скрывается этот порок.

— Да, юный Феликс, собираюсь! По правде сказать, я б зробыв це и даром, но чёртова ледяная баба давыла мене, давыла, и я решил, шо хай тоди платыть.

Феликс кивнул головой — такое вполне возможно. Малакай Макайссон упрям, как любой другой гном, и не любит принуждения. Феликса удивило, что тот сразу не отказался. Малакай вполне на такое способен, несмотря на то, что имел дело с царицей. Гномов мало беспокоят титулы и благородное происхождение людей. А Истребители даже собственным правителям не выказывают должного почтения, так зачем им выказывать его прочим расам?

— Почему же ты согласился этим заняться? — с любопытством поинтересовался Феликс.

— Того шо вона, чёрт возьмы, права. Нам надо знать, чим заняты ублюдки–хаоситы, а „Дух Грунгни“ лучше всього подходыть для цьой роботы.

Феликс также был слегка удивлён тем, что Малакай способен чётко понимать суть этого дела, обычно он одержим лишь одной вещью — своими механизмами. В отличие от большинства Истребителей, он, как кажется, не тратит много времени на думы о собственной смерти или своих грехах. По признанию Феликса, Малакай далеко не дурак, кроме того, любому, кто способен спроектировать подобный воздушный корабль, доподлинно известны все его боевые возможности.

Краем глаза Феликс уловил какое–то движение. Он сфокусировал на нём подзорную трубу, и картинка появилась на виду. Феликс вздрогнул. То оказалось ещё одно огромное войско зверолюдов, направляющееся на юг вдоль побережья моря Когтей. Те пробирались вперёд с суровой решительностью, с развевающимися на ветру массивными знамёнами.

Наблюдая за открыто демонстрируемыми символами богов Хаоса, Феликс испытал страх. Там были знаки, которых его с самого детства приучали бояться и ненавидеть. Этот имел вид глаза, из которого выходили восемь стрел. Он был выписан кровью на белом полотнище, и крепился к перекладине, сделанной из человеческих костей, над которой возвышался рогатый череп какого–то огромного чудища.

— Это уже десятый отряд на этой местности, — произнёс Феликс.

— Насколько велик?

— Полагаю, больше тысячи, — Феликсу теперь не требовалось их пересчитывать. За те прошедшие дни, что они вылетали на разведку, он почти стал экспертом в количественной оценке войск Хаоса. — И откуда они все явились?

Внезапно ему на глаза попалось что–то ещё, и он быстро сфокусировался на нём. Сперва он не поверил своим глазам, затем реальность того, что он видел, потихоньку дошла до его разума. То был огромный корабль, продвигающийся сквозь ледяное море. Он был весь сделан из чёрного металла, а парусов не было видно. Нос корабля был целиком вырезан в виде громадной головы демона. На борту светились красные руны.

— Какой чёрт заставляет эту штуку двигаться? — спросил Феликс.

Малакай Макайссон выхватил подзорную трубу из его руки.

— Прыймы управление, юный Феликс, и подведы нас поближе до цього корабля. Я хочу як следует його роздывыться.

Феликс с отработанной лёгкостью взялся за управление и развернул воздушный корабль носом к морю. Малакай уже давно научил его, как летать на корабле, и Феликс много практиковался на обратном пути из Пустошей Хаоса. Наряду с острым зрением, то была одна из причин, по которой Феликс был взят наблюдателем в этот полёт. Скорость воздушного корабля была столь высока, что вскоре они оказались над бурными водами.

— Чёрт, не иначе, — произнёс Малакай Макайссон. — Не бачу нияких гребных колёс, и немае ничего, шо указовало бы на наличие под цьой штуковиной ходового винта. На ум прыходыть лишь чёрная магия, а тут я не силён. Не можу прыдумать ничего, шо ще могло бы сдвинуть такую громадину. Чёртово пекло. Николы не думав, шо ци ублюдки–хаоситы способны на шо–то подобное. Воно движется так быстро, як пароход на полном ходу, и буде крупнише всього, шо я колы–небудь бачив на воде.

— Всё это замечательно, Малакай, — отозвался Феликс. — Но что из этого следует?

— Из цього следует, шо тоби лучше бы помолыться всим своим человеческим богам, шоб у ных не оказалось цилого флота таких штуковин, юный Феликс. Потому шо иначе воны в состоянии высадыть армию в любом месте побережья Старого Света, де им заблагороссудыться. Грунгни, да по чёртову Рейку воны можуть подняться аж до Альдорфа или Нульна.

Феликс вздрогнул, когда Малакай принял управление и вернул ему подзорную трубу.

— Полагаю, Сигмар не в настроении откликнуться на любые мои молитвы, — произнёс он.

— Почему?

— Взгляни туда, — ответил Феликс, показывая на флот чёрных кораблей, неуклонно продвигающихся по бурному штормовому морю.

— Давай–ка поворачивать домой, — предложил Малакай. — Думаю, для одного дня мы уже собралы достаточно паганых новостей.

Феликс был вынужден с ним согласиться.

Феликс был рад вернуться в Прааг, и ещё радостнее ему стало, когда он увидел, что под ними мерцают огни города, а впереди высится огромная цитадель, сияющая огнями. Сидя в „Белом кабане“, он предвкушал горячий ужин, а затем сон. Нынче в воздушном корабле всегда было холодно, и не важно, сколько одежды на тебя одето, согреться всё равно не удавалось. Во рту ощущалась сухость, а пальцы рук и ног необычно покалывало. Феликс надеялся, что не подхватил какую–то болезнь.

Отовсюду до него доносился гул разговоров, болтовни наёмников и купцов, застигнутых в городе зимними снегами. Гильдия ожидала позволения снова поднять цены на зерно, однако князь не одобрил. Он хотел, чтобы всё городское население было, по возможности, накормлено, и не было голода. И хотя Феликсу князь никогда не нравился, он уважал его и проводимую им политику. Тот, похоже, настолько справедлив, насколько возможно для аристократа, однако Феликс никогда так по–настоящему не избавился от подозрительности в отношении правящего класса, которое заложил в него его отец–купец.

Кажется, прошлой ночью в потасовке в купеческом квартале убито шестеро молодых дворян. Судя по слухам, они вывели наружу какого–то богатого иностранца, чтобы поучить уму–разуму, да так и не вернулись обратно. Их тела были обнаружены в снегу. Полагали, что снаружи поджидали телохранители или друзья иностранца, потому как маловероятно, что один человек смог одолеть шестерых. Феликс не был столь уверен. Он неоднократно наблюдал, как Готрек побивал стольких в бою, а иногда и сам проделывал подобное, находясь в отчаянном положении.

Феликс отбросил эти мысли. Не его это дело, даже если семьи юнцов предлагают солидное вознаграждение за помощь в розыске убийцы. Зачем ему беспокоиться? Он мог представить себе тех молодых людей, испорченных хлыщей того сорта, с которым он некогда вынужден был каждую ночь иметь дело в таверне „Слепая свинья“ в Нульне. У самого Феликса совершенно не вызывали симпатии те, кто рассчитывал поразвлечься, выходя шестеро на одного. Скорее всего, они лишь получили то, чего заслуживали.

Рассказ о ночной бойне оказался не единственным. Ещё две уличные проститутки были найдены мёртвыми и совершенно обескровленными. Теперь со страхом заговорили о неком бродящем по ночам демоне, а кое–кто даже обронил внушающее ужас слово „вампир“. Феликс вздрогнул. Его старая няня рассказывала ему леденящие кровь истории о кровососах. В детстве он провёл немало бессонных ночей, боясь, что один из них сможет проникнуть в его комнату. Феликс попытался отбросить свои страхи и обнаружил, что не может. Слишком уж много прочих детских страшилок, оказавшихся реальностью, довелось ему повидать в этом ужасном мире. Он лишь молился, что никогда не встретит вампира. Говорят, они крайне опасные противники.

Феликс заметил, что один мужчина внимательно прислушивается к разговору. Высокий аристократ, щёгольски одетый по моде, сжимающий в руке ладанку. Черты его лица были несколько бледноваты, возможно, из–за пудры. Холодный взгляд и выражение напряжённой концентрации на лице.

Мужчина почувствовал взгляд Феликса, глаза их встретились и Феликс ощутил какой–то проблеск, словно установилось что–то вроде связи. Внезапно он почувствовал желание отвернуться, но собственное природное упрямство ему не позволило. Он выдержал взгляд незнакомца, и пристально его рассмотрел. У мужчины была необычная причёска в старинном стиле, лоб прикрывал квадрат подстриженных волос, а по бокам свисали длинные пряди. Что–то в нём было такое, от чего волосы на загривке Феликса встали дыбом. Мужчина обладал какой–то аурой, подобно Максу. «Вероятнее всего, это чародей, — решил Феликс, — тот человек, с которым лучше не связываться». На этот раз он отвёл взгляд, и как раз вовремя, чтобы заметить входящих в „Белый кабан“ Ульрику и Макса Шрейбера. Они твердым шагом направились к его столику. «И что их сюда привело?» — гадал Феликс.

Адольфус поднял взгляд и проследил, как волшебник и женщина вошли в заполненную народом таверну. Ради всех тёмных богов, она красавица. Ни мужской костюм, ни меч не могли умалить её очарования. Наоборот, они странным образом даже подчёркивали его. Кригер ощутил прилив влечения, подобного которому не испытывал уже давно. Как жаль, что сопровождающий её мужчина обладает силой, окутывающей его, словно плащ.

За своё продолжительное существование Адольфус встречал лишь нескольких более могущественных чародеев. Он был достаточно искусен по части волшебства, чтобы сразу распознать мастера. Кригер лишь надеялся, что его собственные экранирующие заклинания окажутся действенными, и мужчина его не приметит.

Он обругал себя глупцом. Ему следовало оставаться в особняке и изучать чёртову книгу Носферату. Эти ночные похождения могут привести его к гибели. После вчерашнего убийства тех грубиянов, он пришёл в это убогое заведение, чтобы избежать излишнего внимания. И что он сделал первым делом, спустившись в общий зал? Заметив, что его разглядывает беловолосый мужчина, он решил использовать на нём свой взгляд, чтобы заставить отвернуться, но смертный неожиданно оказался обладателем твёрдой воли, и не поддался внушению. Что необычно само по себе. А теперь мужчина оказался приятелем мастера магических искусств. Возможно, этим и объясняется его твёрдая воля, а возможно и нет. Как бы то ни было, дело плохо. Кригер лишь надеялся, что смертный не станет обращать на него внимание волшебника, ибо это требуется Адольфусу менее всего. Он выругался, кажется, слишком уж часто на его веку боги зло подшучивают над ним. И теперь, когда все его мечты готовы сбыться, всё идёт наперекосяк.

Прошлой ночью он дал волю своей жажде крови и перебил тех молодых глупцов, словно скот, каковым они и являлись. По крайней мере, ему хватило здравомыслия не пить их кровь. Он сумел сдерживать свою жажду до тех пор пока позднее не выпил насухо ту пару проституток. Несмотря на все свои усилия, он не смог удержаться от насилия, и даже не захотел. С момента его обращения жажда не была столь сильна. Что с ним происходит? Какое безумие на него находит? Почему эта постоянная жажда крови сжигает его, словно лихорадка? Кригер не понимал.

Возможно, всё дело в окружении. Говорят, Прааг — город призраков. Возможно, на него воздействуют таинственные силы города. А может это огромная луна Хаоса, которая сияет в небесах и преследует его во сне. Кригер не понимал и не мог ответить. Он знал лишь то, что для него самого и его планов худшего времени для происходящего выбрать было невозможно. Если бы только старый дурень оказался более сговорчивым. Адольфус решил, что если ему вскоре не удастся продвинуться в переговорах, он убьёт мужчину и покончит с этим.

Даже размышляя над этим, он понимал, что налицо ещё один симптом овладевающего им безумия. Понимал, что должен сдерживаться. Всё почти что у него в руках. Сейчас ему непозволительно продолжать совершать ошибки. Он поднялся и направился к чёрному ходу, чтобы вернуться в особняк Осрика. Лучше не приближаться к тому волшебнику без крайней на то необходимости.

Выходя наружу, он задержался и бросил на прекрасную женщину последний долгий взгляд. «Однажды ночью, — пообещал он себе, — я за тобой вернусь».

— Что случилось? — поинтересовался Феликс, заметив, что Макс и Ульрика выглядят мрачно и в то же время взволнованно.

— Где Готрек? — спросил Макс.

— Пошёл пьянствовать со Снорри Носокусом. Если пойдешь по следу из покалеченных тел, оставшихся на улице, то, вне всякого сомнения, его отыщешь.

— Не смешно, Феликс, — заметила Ульрика.

С момента расставания она обращалась к нему весьма прохладным тоном.

— Я не шучу, — заявил Феликс. — Сама знаешь, каким он бывает, когда не в настроении. И чего вам от него вообще нужно?

— Нам предложили работу.

— Нам?

— Всем нам. Включая тебя.

Про себя Феликс гадал, кто же это настолько не дружит с головой, чтобы предложить работу паре Истребителей. Предположительно, некто действительно отчаявшийся. Или кому требуется выполнить немалый объём связанной с насилием работёнки.

— В неё входит убийство здоровенных чудовищ или бои с подавляюще превосходящим противником? — насмешливо поинтересовался Феликс.

— Я так не думаю, — ответил Макс. — По крайней мере, доподлинно мне сие неизвестно.

— В таком случае, их, вероятно, это не заинтересует.

— Тут замешана куча золота, — произнесла Ульрика.

— Это существенно меняет дело.

— Тогда давай разыщем гномов и познакомимся с нашим потенциальным нанимателем.

— Кто он такой? — спросил Феликс, поднимаясь и поправляя пояс с мечом. Он заметил, что весьма зловеще выглядящий аристократ исчез.

— Мой дальний родственник, — ответила Ульрика.

— Твоими дальними родственниками является половина дворян этого города, — заметил Феликс.

— У кислевитского дворянства так принято, — немного раздражённо, на взгляд Феликса, произнесла Ульрика.

Особняк был велик и производил весьма глубокое впечатление по части неопрятности и ветхости. Феликс задержался, чтобы выглянуть из окна на огромный, радующий глаз сад, окружённый стенами с пиками на верхней кромке. «Должно быть, это место стоит целого состояния, — подумал он, прежде чем последовать за остальными. — Внутри высоких стен Праага расценки наивысочайшие, а тут такая огромная территория».

Все ниши и углы в доме были уставлены антикварными вещами. Необычное экзотическое оружие и маски из отдалённых южных стран висели на стенах коридоров, которыми их вели пожилые слуги. Фарфоровая статуя какого–то четырёхрукого обезьяньего божества, привезённая, по предположению Феликса, из далёкого Катая, охраняла вход в обширный зал собраний, где на огромном антикварном диване возлежал хозяин дома.

Дальний родич Ульрики граф Андриев сильно напоминал Феликсу крота. Невысокий мужчина, очень широкий и тучный. С огромным носом и длинными усами, свисающими ниже подбородка. На громадном носу помещались небольшие круглые очки, скрывающие его маленькие водянистые глаза. На графе было длинное шёлковое одеяние в катайском стиле. Он был не очень–то похож на воина, хотя Ульрика уверяла их, что в молодости граф был известным мечником. Теперь он опирался на длинную чёрную трость, сжимая её набалдашник в виде стеклянного шара своими скрюченными артритом пальцами. Граф пристально оглядел зал и всех вошедших. Потянув за шнур, прикреплённый к звонку, он вызвал высокого худого дворецкого, почти столь же старого, как сам граф.

— Не желаете ли что–нибудь … кхмм… выпить? Может, чаю?

Снорри Носокус и Готрек переглянулись, словно не веря своим ушам. Оба казались удивлёнными тем, что они здесь делают. Из таверны их выманили разговорами о солидном золотом вознаграждении. Когда Феликс их отыскал, гномы были заняты потасовкой с какими–то кислевитскими кавалеристами. Пока два Истребителя мутузили вчетверо превосходящих их числом противников, Феликс с остальными стояли в сторонке, ожидая, когда на них обратят внимание.

— Пива, — пробурчал Готрек.

— Водки, — заявил Снорри. — В ведре.

— Я бы выпил чая, — сказал Макс.

Ульрика утвердительно кивнула. Феликс покачал головой. Едва ли не вопреки собственному желанию теперь ему стало интересно. Совершенно очевидно, что сей пожилой аристократ достаточно богат, чтобы содержать персональных телохранителей, а собранные в этом доме ценности, вне всякого сомнения, стоят кучу денег. Зачем же они ему потребовались? А если уж на то пошло, откуда он вообще о них узнал?

— Чего тебе нужно от нас, старик? — спросил Готрек.

«Каков дипломат», — кисло подумал Феликс.

Андриев наклонился вперёд. Похоже, у него не всё в порядке со слухом. А в этих близоруких глаза заметен слабый безумный блеск.

— Представитель культа Истребителей, — пробурчал он себе под нос. — Восхитительно.

— Кто я такой, мне известно, старикан. Я спрашивал, чего тебе от нас нужно.

Граф прочистил горло и слабым дрожащим голосом начал говорить:

— Извините. Это займёт какое–то время.

— Снорри полагает, что это займёт меньше времени, если ты перейдёшь сразу к делу, — заявил Снорри Носокус, который, по наблюдениям Феликса, не отличался особой терпеливостью.

— Кхмм, пожалуй, да. Итак…

Старик сделал паузу и поглядел по сторонам, словно убеждаясь, что все они внимательно его слушают. Феликса самого уже начало немного раздражать поведение Андриева.

— Я, как вы уже явно заметили, являюсь собирателем разнообразных странных и необычных антикварных предметов. Это стало моим хобби с момента, как мальчишкой я получил от своего дедушки весьма искусно вырезанную боевую маску из южных стран, по–настоящему изысканную вещицу, отмеченную тремя символами тёмных богов Тароума. Она была…

— Возможно, будет лучше, если вы перейдёте к тому, зачем вам понадобилась наша помощь, — предложил Феликс со всей учтивостью, на которую был способен.

Старик откинулся назад, испытав лёгкое замешательство, и от неожиданности прикрыл рот рукой.

— Разумеется, кхмм, прошу прощения. Я стар и моим мыслям свойственна рассеянность. Довольно давно у меня не было собеседников и потому…

— К делу, — немного резко закончил Феликс.

— Извините. Да. Как я и говорил, я собиратель древностей. За годы я приобрёл множество весьма интересных вещей. Некоторые из них, как бы это сказать… мистические. Сам я не чародей и не могу утверждать доподлинно, но мой оценщик брат Бенедикт заверил меня в этом.

— И? — спросил Готрек.

Было заметно, что он стремительно теряет терпение. Несомненно, сейчас его особенно сильно манит таверна.

— Я был убеждён, что некоторые из моих вещей могут оказаться необычайно ценными для чародеев определённого склада. Много лет назад, после нескольких происшествий в сообществе коллекционеров я заплатил немалое вознаграждение магам Золотого братства за защиту моего особняка и моей коллекции разнообразными заклинаниями. Я полагал, что эти заклинания смогут защитить мой дом от недавних неудобств, связанных с теми хаоситами.

Феликс гадал, насколько старик вменяем. Для большей части города осада была чем–то большим, чем „неудобство“. С другой стороны, если ты старик, затворившийся в собственном укреплённом доме почти в центре города в окружении слуг и телохранителей, то самое худшее тебя, скорее всего, могло и не затронуть.

— Стало быть, тут у тебя какое–то ценное барахло, — подытожил Готрек. — И что с того?

— Несколько дней назад мой оценщик брат Бенедикт, бывший священнослужитель Верены, оставивший храм после случившегося там инцидента, к которому, по его заверениям, он не имел никакого отношения, а наоборот…

— Я уверен, что брат Бенедикт прекрасный человек, — поспешно перебил Макс. — Но не могли бы вы перейти сразу к сути дела?

— Кхмм, да, да, прошу прощения. Несколько дней назад к брату Бенедикту обратился незнакомец, аристократ из Империи, заявивший, что заинтересован в приобретении одного из моих предметов. Бенедикт сообщил ему, что моя коллекция не продаётся, однако предложенная сумма оказалась столь высока, что он решил меня уведомить. Я, разумеется, обожаю свою коллекцию и не собираюсь расставаться ни с одной из её частей, даже с тем небольшим осколком ниппонского фарфора с изображением двух цапель…

— Прошу вас, — произнёс Феликс. — Окажите любезность.

Ульрика негодующе поглядела на него. Похоже, лишь она одна способна вытерпеть этого старого зануду. «У неё–то всё в порядке, — подумал Феликс. — Они родственники, и это явно не она страдает от начинающейся головной боли». Он вытер краем плаща нос и не удивился, обнаружив на нём сопли. Феликс очень надеялся, что не подхватил какую–то заразу.

— Да, извините. Итак, я решил, что было бы интересно встретиться с собратом–коллекционером. Встретить родственную душу — довольно редкое событие. Моё хобби относится к весьма специализированной области, интерес к которой проявляют немногие…

«Скорее это ты не вызываешь у них интереса», — подумал Феликс, но оставил свою мысль невысказанной. Вместо того, он громко откашлялся. Кашель оказался мокрым.

— Да, да. Как бы то ни было, я согласился на встречу с ним. Не знаю, как бы это сказать, но что–то в нём мне не понравилось. Он напугал меня, хоть это и не совсем точное определение.

— Что, должно быть, непросто, — издевательски заметил Готрек.

— Кхмм, уж поверьте мне, сударь, — с раздражением заявил старик. — Меня совсем нелегко запугать. Юношей я шёл в бой бок о бок с царём Радхи Бохой и собственноручно сразил огромного огра из Тронсо. То был сравнительно известный подвиг и…

— Никто не подвергает сомнению ваше мужество, — перебил Макс. — Расскажите нам, пожалуйста, чем этот человек вас так напугал, что вы почувствовали необходимость обратиться к нашим услугам?

— В нём есть что–то очень зловещее. Нечто, внушающее страх. Что–то такое в глазах… Когда он глядел на меня, у меня возникло желание сделать так, как он говорил, и вся моя сила воли потребовалась, чтобы от этого удержаться. Я полагаю, он чародей, в некотором роде, и довольно сильный. После того, как я отверг его предложение, мне на мгновение показалось, что он набросится на меня, и это в присутствии моих собственных охранников и чародея. Брату Бенедикту тоже так показалось. По его мнению, лишь защитные заклинания на окружающей усадьбу территории удержали того человека от агрессивных действий. Я приказал охране проводить его к выходу, и он ушёл. Однако заявил, что вернётся, а у меня есть неделя на то, чтобы заново обдумать его предложение. Это случилось несколько дней назад.

— Где брат Бенедикт?

— Я не знаю. Обычно он навещает меня каждое утро. Уже два дня он не показывался. Вот ещё одна причина моего беспокойства. Бенедикт — человек с устоявшимися привычками. Лишь серьёзная болезнь могла удержать его от посещения, но проблема не в ней. Я посылал слуг ему на дом и в контору, однако брат Бенедикт, похоже, пропал.

Феликс бросил взгляд на Готрека и Снорри Носокуса. Гномы теперь притихли и казались более заинтересованными. Похоже, их внимание привлекло упоминание о злобных чародеях. Которое подкреплялось таинственным исчезновением брата Бенедикта.

— Вы уверены, что он просто не выехал из города?

— Может быть, Бенни ударился в загул, — предположил Снорри Носокус.

— Оба варианта невозможны. Брат Бенедикт известил бы меня о своём отъезде. Он работает на меня двадцать лет. Что касается вашего предположения, господин Истребитель, то он абсолютно не употребляет алкоголь. Не пьёт ничего крепче воды. Утверждает, что всё остальное мешает его способности концентрироваться.

Причина показалась Феликсу обоснованной. Он часто слышал, как Макс заявлял тоже самое.

— Итак, пропал твой чародей. Что–нибудь ещё? — спросил Готрек.

— Кхмм, думаю, да. Охрана докладывает, что за домом следят.

— Таинственный незнакомец? — поинтересовался Феликс.

— Нет, другие лица, прилично одетые мужчины и женщины, старающиеся остаться незамеченными, но явно, кхмм, не столь опытные, чтобы избежать обнаружения.

— Значит, это не шайка профессиональных воров, — заметил Макс.

Заметив, что все на него смотрят, маг пожал плечами и произнёс:

— За свою жизнь я сотворил немало всевозможных защитных заклинаний от людей. А потому имею некоторое представление о способах действия подобных людей.

— Это одна из причин, по которой я пожелал нанять вас, сударь. Ваша репутация широко известна. Сам князь высокого мнения о вас, а моя дорогая родственница утверждает, что вы самый способный чародей из тех, что ей встречались.

— Тогда зачем вам понадобились мы? — спросил Феликс. — Уверен, мечей вы можете нанять достаточно.

— Есть ещё одна странность во всём этом деле. Ещё до исчезновения брата Бенедикта некоторые из моих охранников не явились на службу. В основном дневные охранники, которые не живут здесь, в усадьбе, однако даже несколько из постоянных её обитателей ушли и не вернулись.

— Времена сейчас необычные, — заметил Феликс. — Город был в осаде. Многие жители голодают. Возможно, они ушли из города, если решили, что смогут добыть больше денег и еды где–нибудь ещё.

— Не хочу, чтобы это показалось похвальбой, господин Ягер, но будучи весьма и весьма обеспеченным человеком, я испытываю чувство гордости, видя, что мои люди хорошо содержатся. Я сомневаюсь, что где–нибудь ещё в этом городе при нынешних бедственных обстоятельствах им будут платить больше или кормить лучше. Мои погреба полны запасов. Дом готов к самой суровой из зим. Я старый кислевит и знаю, как этого достичь.

— Почему бы не обратиться с этим делом к князю? — спросила Ульрика.

— И что я ему скажу? Что один незнакомец угрожал мне в моём собственном доме? Что моим охранникам чужда верность, а мой маг исчез? Сейчас князь обеспокоен более важными делами! Идёт война, и зачем ему нужны проблемы одного старика?

— Вы не выясняли, по какой причине ваши охранники не явились на службу? — спросил Феликс.

— Опять же, я отправил слуг. Некоторых не оказалось дома. В некоторых случаях, как думали слуги, в доме кто–то был, но никто не отозвался.

— Это весьма странно, — произнёс Феликс.

— Всё это дело весьма странно, господин Ягер. Именно поэтому мне нужна ваша помощь, за которую я готов щедро заплатить.

— Насколько щедро?

— Если вы уладите для меня сию проблему, я выплачу каждому из вас по сотне золотых монет и, смотря по развитию событий, дополнительную премию.

— Выглядит замечательно, — заметил Феликс, а взгляд на гномов дал ему понять, что те с ним согласны.

Торговаться начал Макс.

— За накладываемые чары и заклинания мне обычно платят отдельно от прочих гонораров.

— Я заплачу по вашим обычным расценкам в дополнение к тому, что уже упомянул.

— Отлично.

— Значит, по рукам?

Посмотрев на остальных, Феликс понял, что все готовы вписаться. Похоже, именно ему выпало задать очевидный вопрос:

— А что незнакомец хотел у вас приобрести?

— Пойдёмте, я вам покажу.

Излюбленные сокровища графа Андриева явно хорошо охранялись. Старик провёл их в середину своего особняка, а затем спустился в подвал, защищённый толстыми стенами, достойными гробницы императора. Вход в сокровищницу скрывался за рядом огромных дверей с противовесами.

— Сделано гномами, — сгордостью заметил старик.

— И защищено несколькими крайне сильными заклятьями, если я не ошибаюсь, — добавил Макс, по голосу явно впечатлённый.

— Вы не ошиблись. Эти для меня сотворил сам великий Эльтазар. Два десятилетия назад я специально привозил его из Альтдорфа. Полагаю, вы о нём знаете?

— Он был одним из моих наставников в Колледже чародеев, — нейтральным тоном ответил Макс. — Великий волшебник, но очень… консервативный.

— Вы…, кхмм, его недолюбливаете, судя по голосу.

— До того, как я покинул Колледж, у нас были некоторые разногласия.

— Его работа, на ваш взгляд, нехороша?

— Нет. Я уверен, что она превосходна. Он весьма искусный и сильный волшебник.

— Рад от вас это слышать. Но если почувствуете, что можно что–то улучшить, не постесняйтесь сообщить.

— Не постесняюсь, уверяю вас.

Сокровищница напомнила Феликсу пещеру из какой–то сказки о богатствах Аравии. Здесь находилось множество ценных и прекрасных предметов: золотые статуэтки из пустынь Земли мертвецов; замысловатые амулеты из Аравии; прекрасные ковры из Эсталии; металлические изделия гномьей работы, инкрустированные всевозможными сложными рисунками; флаконы с ценными жидкостями, расписанные гладким письмом эльфов. Феликс понимал, почему старик потратил на их защиту так много денег. И теперь понимал, в каком отчаянном положении тот находится, раз вынужден нанимать пятерых едва знакомых бойцов себе в помощь.

Ульрика, разумеется, его родственница, а Макс настолько известен на поприще магии, что гномы наняли его для защиты своего воздушного корабля. Пожалуй, не столь уж это и странно. А рекомендаций Ульрики оказалось достаточно, чтобы предложить работу Истребителям и ему самому. Феликс подумал о вознаграждении. Сотня золотых — кругленькая сумма. Вполне достаточная, чтобы человек месяцами мог вести аристократический образ жизни.

Старик указал им на большой закрытый сундук. Из своих одеяний он извлёк ключ. Замок и ключ тоже походили на изделия гномов. «Совершенно ясно одно, — подумал Феликс, — Он знает, как заботиться о своих сокровищах».

— А, вот и он. Глаз Кхемри, — произнёс граф, извлекая из шкатулки небольшой тёмный предмет.

Он поднёс его к свету. После длинной истории, Феликс ожидал увидеть нечто, выглядящее более впечатляюще. Макс протянул руку:

— Могу я взглянуть?

Похоже, граф Андриев с большой неохотой, но, в конце концов, вложил предмет в протянутую руку Макса. Феликс подошёл поближе и, встав рядом с Ульрикой, смог заглянуть за плечо мага. Он увидел маленький овоид, вырезанный из чего–то похожего на чёрный мрамор. В окружении необычных пиктограмм с изображениями мужчин и женщин с головами животных, представляющих, вероятно, каких–то древних богов, находился глаз. Оправа в виде серебряной руки удерживала овоид в захвате остроконечных пальцев. Сам амулет висел на почерневшей от времени серебряной цепи.

Посмотрев на лицо Макса, Феликс заметил, что волшебник нахмурился.

— Что это? — спросила Ульрика.

Макс сжал губы и смотрел сосредоточенным взглядом. Заметив слабые проблески огня в глазах мага, Феликс понял, что тот призывает силы.

— Я не знаю, — ответил Макс. — Что–то весьма необычное. Талисман магический, но содержащаяся в нём энергия, похоже, слаба…

— И? — спросил Феликс.

— Зачем в таком случае кому–то впутываться в неприятности, чтобы завладеть им?

— Так вы утверждаете, что сия безделушка явно является волшебным артефактом? — уточнил Андриев.

— Несомненно. В данный момент больше ничего не могу добавить. Граф, вы позволите мне исследовать его?

— Я буду рад узнать о нём больше, если вы не планируете выносить его из хранилища. Я всегда полагал, что это какая–то реликвия царей гробниц. Человек, что продал мне его, заявлял, что обнаружил это в развалинах Кхемри. Всегда считал, что он хвастается. Теперь я не столь в этом уверен.

— Вещь, несомненно, древняя. Никогда не встречал ничего подобного.

— Вопрос в том, что мы собираемся делать с человеком, который желает её заполучить? Будем разыскивать или дожидаться его возвращения?

Феликс не был уверен, что разделяет идею разыскивать чародея даже в обществе Макса и Готрека. Слишком они могущественны и непредсказуемы, и велика вероятность вляпаться в неприятности. Феликс был свидетелем того, что Макс может сотворить словом и взмахом руки, и не хотел бы оказаться на пути разряда молнии.

— Не вижу препятствий сделать и то, и другое, человечий отпрыск, — заявил Готрек, высказав именно то, чего ожидал и опасался Феликс.

— С чего начнём? Граф Андриев, незнакомец называл вам своё имя?

— Он сказал, что его имя Адольфус Кригер.

— Имя уроженца Империи, — сказал Макс.

— Нет ничего проще, чем назваться вымышленным именем, — заметил Феликс. — Особенно неплохая идея, если ты собираешься угрожать людям.

— Вполне логично, — произнесла Ульрика. — Это должен быть очень уверенный в себе человек, чтобы угрожать кислевитскому аристократу в его собственном дворце в центре Праага.

Феликс подумал о пропавшем чародее и дезертировавших охранниках.

— Вероятно, на то есть причины. Он может оказаться весьма могущественным магом.

— Я и раньше убивал волшебников, — заметил Готрек.

«Почему же у меня возникают столь дурные предчувствия? — недоумевал Феликс. — Хоть раз все обстоятельства складываются в нашу пользу. Мы находимся в укреплённом особняке. Макс — волшебник высокого уровня мастерства, а Готрек, Снорри Носокус и Ульрика — грозное трио бойцов, сражаться рядом с которыми мечтал бы любой. Почему тогда я беспокоюсь?»

Что–то здесь не чисто. Что–то его тревожит. Феликс хотел, чтобы беспокоящее ощущение тревоги оставило его. Сосредоточиться стало немного сложнее.

— Мы можем начать с тех охранников, что прячутся в своих домах, — заявил Готрек. — Выясним, что их испугало.

— Похоже, это логичная отправная точка, — сказал Феликс, снова и снова прокручивая задачу в мозгу. У него возникли кое–какие идеи.

— Брат Бенедикт вёл записи? — спросил Феликс у Андриева. — Каким образом этот Адольфус Кригер узнал, что Глаз находится у вас? Как он вышел на Бенедикта?

— Разумеется, Бенедикт вёл записи, — ответил Андриев. — Он был последовательным и педантичным человеком, а как бывший священнослужитель Верены был ярым сторонником письменных заметок. Можете осмотреть его контору на улице Клерков. Передайте его писцам, что вас прислал я и они помогут. Что касается другого вашего вопроса, то мне неизвестно, как Кригер обнаружил, что артефакт у меня, однако я могу сделать предположение.

— Я буду весьма признателен, если вы поделитесь своими предположениями, — произнёс Феликс.

— Рынок экзотических коллекционных предметов невелик. Немногие имеют интерес и, кхмм, говоря откровенно, финансовые возможности, чтобы потворствовать своему увлечению, как я. Есть несколько торговцев, зарабатывающих этим себе на жизнь, и они стараются знать всех потенциальных покупателей в своей области. Я имею дела с некоторыми уважаемыми домами Мидденхейма и Альдорфа. Раз в год брат Бенедикт ездил туда за покупками для меня. Пока не стал слишком немощным, я ездил сам. В те дни, скажу вам, я стоял в огромном зале „Зучи и Петрилльо“ и собственными глазами разглядывал их коллекции. Как только подумаю обо всех этих сокровищах, у меня слёзы наворачиваются на глаза. Вспоминаю…

— Похоже, вы очень доверяли этому Бенедикту, — заметил Феликс, перебив старика прежде, чем тот снова смог обратиться к своим бессвязным воспоминаниям.

— Он был хорошим человеком, достойным доверия. Он отчитывался за каждый истраченный грош, и я всегда был удовлетворён его счетами.

Феликс повернул разговор в нужном направлении:

— Вы думаете, этот Адольфус мог отследить Глаз через торговцев „Зучи и Петрилльо“, у которых вы его приобрели?

— Они являются образцом осмотрительности. Клиенты им платят, в том числе, и за это.

— Людей можно подкупить или… испугать магией.

— Верно. Да.

Старик, похоже, был искренне потрясён мыслью, что его любимые торговцы могли нарушить конфиденциальность. С другой стороны, он и не отрицал подобной вероятности.

— Мне кажется, тут следует рассмотреть ещё один вариант, — сказал Макс.

— Продолжай…

— Чего ради сей Адольфус готов пойти на все эти сложности, чтобы заполучить Глаз? Что он рассчитывает от него получить?

— Ты у нас чародей. Ты и говори.

— Я считаю, что крайне важно приступить к изучению этого артефакта, — произнёс Макс. Если я сумею догадаться о его назначении, то, возможно, смогу вычислить, что нужно нашему приятелю.

Феликс кивнул. Выглядит здраво.

— Один из нас должен остаться здесь с тобой и помочь в охране этого места.

— Я останусь, — заявила Ульрика, на взгляд Феликса, слишком уж поспешно.

— Снорри тоже, — произнёс Снорри Носокус. — Если тут дойдёт до сражения, Снорри хочет оказаться рядом. Это лучше, чем разговаривать с клерками.

Феликс поглядел на Готрека.

— Похоже, мы задали все вопросы.

Истребитель пожал плечами.

— Тогда за дело, человечий отпрыск.

Небо было затянуто облаками, а снегопад продолжался. Холод пронимал Феликса даже сквозь все дополнительные слои одежды, и тот решил потратить на новые сапоги часть тех денег, что заплатит им Андриев. Как обычно, люди бросали на них взгляды. Что не было необычным. Готрек был яркой фигурой, хотя и такой, которую никто не решился бы побеспокоить. Он не подавал вида, что холод его как–либо беспокоит.

— Что думаешь? — спросил Феликс Истребителя.

Вокруг толпа заполняла узкие улочки купеческого квартала. Над ними нависали старые здания. Местность походила на лабиринт, было темно, и Феликс был рад, что они перед уходом задержались, чтобы получить от дворецкого Андриева указания, как найти контору Бенедикта.

— Я думаю, что граф Андриев — богатый старик, который может позволить себе любую прихоть, человечий отпрыск. Полагаю, его деньги не хуже чьих–либо ещё.

— Ты полагаешь, его проблема надуманная? — спросил Феликс.

Он сделал шаг в сторону, пропуская патруль улан. После секундных раздумий, Готрек поступил так же. На лошадей он глядел враждебно. Гном никогда не испытывал тёплых чувств ни к кавалеристам, ни к их скакунам.

— Нет. Я думаю, что–то там, скорее всего, происходит. Судя по всему, чародейские дела.

— Как считаешь, с остальными будет всё в порядке? — спросил Феликс.

— Ты видел, как Макс Шрейбер применяет магию, человечий отпрыск, видел Снорри Носокуса и Ульрику в бою. Они в укреплённом особняке в окружении охранников. Сам ты как считаешь?

— Вероятнее всего, они в большей безопасности, чем мы.

Готрек хмыкнул, словно рассуждения о собственной безопасности занимали его менее всего. Феликс подавил приступ кашля. В горле непривычно саднило, а потеет он, кажется, сильнее обычного. Он надеялся, что не подхватил чего–нибудь более худшего, чем простуда.

— Думаешь, это могут быть сектанты–хаоситы? — спросил он.

Ранее они сталкивались с последователями тёмных богов в городах людей. В ходе осады они предотвратили попытку отравления зернохранилищ хаосопоклонниками. И Феликс даже близко не считал, что они перебили всех.

— Кто знает, человечий отпрыск? Вне всякого сомнения, скоро мы это выясним.

Феликс и хотел бы следовать примеру невозмутимого отношения Истребителя, однако понимал, что на такое не способен. Слишком у него богатое воображение, слишком много думает. Готрека не заботит, будет ли он жить или погибнет, что и определяет его поведение. А вот Феликса — заботит. Он знает, что хочет жить — многого ещё не повидал и не сделал.

— Вне всякого сомнения, ты прав, — пробурчал Феликс, и они потащились дальше по улице.

Улицу Клерков почти не затронула осада. Она находилась в старом городе за внутренней стеной, в тени цитадели. Строения, по большей части, представляли собой многоквартирные дома и лавки. Даже несмотря на зимнюю стужу, туда–сюда сновали люди. Имея длительный опыт наблюдения за подобным в Альтдорфе, Феликс сделал вывод, что это купцы, законоведы и люди у них на побегушках. Зима ли, война ли, а дела идут своим чередом. Как раз это всегда говаривал отец Феликса.

Контора брата Бенедикта располагалась в одном из самых презентабельно выглядящих зданий — высоком, нависающем над улицей доме, который перекидным мостом соединялся со зданием напротив. Своими белёными стенами и деревянными рамами он напоминал Феликсу здания Альтдорфа, хотя уступал высотой и изысканностью, а восседавшие на дверных и оконных козырьках гаргульи выглядели бы чересчур нелепо для родного города Ягера.

Они вошли в здание и поднялись наверх по узкой витой лестнице. Контора, в которой вёл дела представитель Андриева, располагалась на третьем этаже. Феликс постучал в дверь и вошёл. Клерк с удивлением уставился на вошедших.

— Что… Что вам угодно?

Феликс передал ему свиток, украшенный графской печатью.

— Мы здесь по поручению графа Андриева. Я хотел бы проверить ваши записи.

Придирчиво изучив печать, мужчина сломал её и прочёл послание на свитке.

— Здесь указано, что мне следует оказывать вам полное содействие, — ворчливым голосом произнёс клерк.

— Я думаю, что это весьма неплохая идея, не так ли? — заметил Готрек, показывая ему кулак размером с окорок.

Поглядев на гнома, мужчина молча кивнул.

— Где твой хозяин держит свои записи? — спросил Феликс.

Клерк указал на большой кабинет.

— Ключи! — потребовал Феликс.

Мужчина засунул руку в кошель и извлёк ключи. Попробовав, Феликс убедился, что они подошли.

— Когда ты в последний раз видел своего хозяина? — спросил Ягер.

— Два дня назад.

— Было ли что–нибудь необычное в его поведении?

— Нет. Это было как раз перед тем, как он закрывал на ночь. Я уже уходил. Он жил здесь, в небольшой квартире внутри конторы.

Феликс позвенел ключами.

— Не встречался ли он здесь с незнакомцем, аристократом из Империи по имени Адольфус Кригер?

— Имя кажется знакомым. Думаю, как–то вечером он встречался здесь с Кригером.

— Вечером? Не кажется ли это немного странным? Обычно купцы ведут дела в дневное время.

— В нашем деле мы часто принимаем посетителей в неурочное время — гонцов из Империи, подозрительных лиц, имеющих на продажу что–нибудь интересное.

— Подозрительных лиц?

— Не все коллекционные предметы приобретаются легальным способом, господин Ягер. А многие из них весьма ценны. Они часто похищаются и переходят к новым владельцам. Не все коллекционеры столь щепетильны на сей счёт, как граф, и не все посредники столь порядочны, как мой хозяин.

— Твой хозяин работал исключительно на графа?

— Да. С того момента, как я был принят подручным более десятилетия тому назад.

— Не припоминаешь что–нибудь об артефакте, который мог быть доставлен из Аравии? Глаз Кхемри.

— Да. Мы приобрели его для графа около двух лет назад. Он был частью коллекции, принадлежавшей пожилому купцу из Нульна, замечательной коллекции со многими изысканными экспонатами. На мой взгляд, в Глазе не было ничего особенного, но мой хозяин полагал, что тот может оказаться магическим. Ему виднее, он же волшебник, в конце концов.

— Магическим?

— Ничего особенного. Какая–то из разновидностей защитных талисманов. Старый, и весьма вероятно, что с годами сила ушла из него. Хозяин полагал, что он привезён из Кхемри в Земле мертвецов.

«Не нужно быть экспертом, чтобы сделать подобное заключение, — подумал Феликс. — Я и сам мог такое предположить». Однако его одолевало некоторое беспокойство. Земля мертвецов имела плохую репутацию. Там когда–то находилось древнейшее из царств человечества, пришедшее в упадок тысячелетия назад. Ничего хорошего об этом месте Феликсу читать не доводилось, а вот ужасающего было достаточно. Согласно поверию, все обитатели умерли от какой–то ужасной болезни, а города представляют собой обширные гробницы, населённые призраками. Но куда хуже то, что, как сказывают, там находится родина Нагаша, Великого некроманта, чьим именем на протяжении столетий пугают детей. Феликс так клерку и сказал.

— Реликты Неехары особо ценятся некоторыми коллекционерами. Это была древнейшая человеческая цивилизация мира. Тамошние обитатели были цивилизованными за два тысячелетия до Сигмара.

— Я бы не стал для их описания использовать слово „цивилизованный“, — произнёс Готрек.

Феликс более не удивлялся, когда Готрек демонстрировал неожиданно глубокие познания. Королевства гномов гораздо древнее королевств людей, и гномы хранят огромное количество записей в своих великих книгах.

— Продолжай, — попросил Феликс.

— Они были полудикарями, которые строили огромные города для своих умерших. Они пользовались всеми видами чёрной магии. В ходе извращённых обрядов их аристократы пили кровь невинных с целью продлить собственное существование. Они изучали тёмные силы и призывание демонов.

Феликс вспомнил, что читал о подобных вещах в огромной библиотеке университета Альтдорфа. Он вспомнил и кое–что ещё.

— Плохими были не все. Там существовало много городов–государств. Правители некоторых воевали с кровопийцами. А Алкадизаар сражался с самим Нагашем и уничтожил его, хоть и лишь на время.

— Как бы то ни было, в итоге все они погрузились во тьму. Их города — это ужасные места, населённые неупокоенными мертвецами. Поверь мне. Я их видел.

— Ты их видел?

— Ага, и это не то зрелище, которое я захотел бы увидеть вновь.

— Что ты там делал?

Поглядев на него, Готрек пожал плечами. И не ответил. Феликс знал, что ничего не узнает, пока гном сам не пожелает ему рассказать. Он был удивлён. Ягер знал, что до встречи с ним Истребитель прошёл через множество приключений, но он никогда не подозревал, что гном побывал в отдалённых землях к востоку от Аравии.

— Нам некогда, — заявил Готрек. — Раз уж ты собираешься проверить здешние записи, то лучше бы приступить.

— Что вы разыскиваете? — спросил клерк.

— Если я на это наткнусь, то узнаю, — сказал Феликс. — А ты можешь идти. Пообедай.

Мужчина на мгновение поднял на него глаза.

— Вы умеете читать? — спросил он.

Феликса сие не удивило. Грамота не являлась распространённым навыком.

— Да, — ответил он и указал пальцем на Готрека. — Как и он.

— Тогда, если помощь не нужна, я вас оставлю.

— Не думаю, что она потребуется.

Феликс прошёл к шкафам с записями и открыл их. Он взял книгу, с которой совсем недавно работали и начал бегло её просматривать. Как было сказано клерку, Феликс точно не знал, что он ищет, и лишь надеялся, что они смогут найти какую–нибудь зацепку, а Максу повезёт ещё больше.

Макс пристально разглядывал Глаз Кхемри. Чем дольше он глядел, тем больше убеждался, что с предметом что–то не так.

Макс внимательно осмотрел камень. Он видел нечто подобное во время начальной стадии своего обучения в Колледже. Он был уверен, что это обсидиан, камень, часто используемый древними неехарцами. Насчёт пиктограмм Макс был менее уверен. Он никогда не занимался детальным изучением этого непонятного и практически забытого языка. Сию область знаний скрупулёзно изучают лишь некроманты, а Макс никогда не испытывал великого интереса к этому тёмному и опасному искусству.

Что–то в этом талисмане ускользало от его понимания, неуловимый изъян, который Макс никак не мог нащупать. Казалось, вещи присущ слабый налёт тёмной магии, словно она некогда применялась для накопления тёмной магической энергии. Подобные вредоносные предметы были довольно обыкновенным явлением, и Макс часто встречал их в своих странствиях. Однажды Глаз явно был использован, как вместилище тёмных энергий, но с той поры они давно выветрились. По крайней мере, так кажется. Макс был не совсем уверен, что вся энергия была полностью потрачена. Он знал, что потребуется применить некоторые сложные предсказательные заклинания, чтобы удостовериться, так ли это. И прежде чем приступить к делу, Макс хотел на всякий случай принять некоторые элементарные меры предосторожности.

Он закрыл глаза, сосредоточившись на своём магическом зрении, затем потянулся, чтобы достать ветры магии. Здесь это было трудно. Особняк опутывали защитные заклинания, а хранилище было наиболее тщательно охраняемым его помещением. Любому, за исключением искуснейшего волшебника, вообще было бы практически невозможно притянуть хоть какую–то энергию. К счастью, Макс был мастером своего дела, и ему не требовалось много энергии на то, что он задумал.

Шрейбер чувствовал, как энергия медленно пронизывает его. Так слабо поток энергии он не ощущал с тех пор, как был учеником. И хотя Макс недолюбливал Эльтазара, он вынужден был признать, что старый чародей знает своё дело. Магический барьер был крепким и плотным. Все силы Макса уходили на то, чтобы сохранять концентрацию и сплетать простой узор вокруг талисмана. Сие заняло куда больше времени, чем обычно, и к моменту завершения Макс обильно пропотел. Он чувствовал себя истощённым и ослабленным, но знал, что заклинание наложено. Он тщательно изучал переплетение энергий вокруг талисмана, подрезая высвободившийся поток тут, усиливая сплетение там, пока полностью не убедился, что заклинание будет держаться столь долго, насколько ему потребуется. «Хорошо, — подумал Макс, — первый этап работы завершён».

Теперь время приступать к исследованию. Макс полностью высвободил своё магическое зрение, игнорируя собственное заклинание. Он позволил своему зрению пробежаться по Глазу, выискивая любой слабый намёк на то, что предмет не таков, каким кажется. Поначалу ничего не происходило. Он лишь мог по ауре предмета понять, что тот древний и некогда явно содержал порядочное количество чёрной магии. Предмет походил на такого рода талисман, который любой достаточно сильный некромант мог бы создать себе в помощь для колдовства, талисман, что давным–давно послужил своему предназначению и выработал всю свою энергию. Это, похоже, бесполезный отработанный сувенир. Не будь у него причины предполагать иное, Макс сразу же и завершил бы своё исследование. Однако причина была, его любопытство было уязвлено, а Шрейбер был не такой человек, чтобы легко отступить, когда пробуждена его жажда к познанию.

Он продолжал поиск, ещё более пристально фокусируя магическое зрение на талисмане, выискивая любой намёк на аномалию, слабейший след того, что предмет не совсем таков, каким кажется. Он прежде слышал о подобных вещах. Иногда чародеи экранируют могущественные артефакты маскирующими чарами, чтобы помешать своим врагам уяснить их ценность и предназначение, пока не станет слишком поздно.

Макс подозревал, что нечто подобное может иметь место и в случае с Глазом, однако пока не смог обнаружить тому подтверждение. Если предмет экранирован, то кто–то проделал поистине мастерскую работу. Шрейбер сомневался, что даже сам могучий эльфийский маг Теклис смог бы скрыть что–либо от того обследования, которому подвергся Глаз, и тем не менее Макс ничего не обнаружил.

В мозгу мага возникла мысль, что он, возможно, ошибался. Возможно, этот талисман всего лишь то, чем кажется, и дальнейшее обследование ничего не даст. Макс поразмыслил над этим, а затем подумал над вероятностью, что та мысль могла не сама возникнуть в его голове, а в действительности оказаться неким проявлением изощрённого заклинания внушения, наложенного на Глаз.

Макс, с одной стороны, гадал, насколько далеко может завести подозрительность, с другой, искренне верил, что ни один искусный чародей не может оказаться настолько подозрительным. Существует немало коварных ловушек, которые способны наложить завистливые соперники. Он проверил защиту своего разума, и нашёл её неповреждённой. Максу захотелось рассмеяться. Любое внушение, столь тонкое и мощное, чтобы проникнуть сквозь его прочно удерживаемый мысленный щит, наверняка способно скрыть любое подобное вмешательство после его воздействия. Так он ни к чему не придёт.

И Макс снова вернулся к своему кропотливому поиску, всё свое внимание сосредоточив на обнаружении любых несоответствий в ауре камня. Вот! Что это было? Возможно, ничего. Лишь слабый намёк на отзвук магического потока, необычный отголосок древнего заклинания. Макс едва не проигнорировал его, а затем осознал, что это единственная зацепка, которую он пока что обнаружил. Мысленно сосредоточившись, он задействовал всю магическую силу, какую смог, и двинулся по следу отголоска.

Сие напоминало касание паутины, след был столь слаб, что несколько секунд Макс сомневался, что вообще чего–то обнаружил. Возможно, это ему привиделось. Поначалу ему действительно показалось, что там ничего нет, а затем он уловил слабейший намёк на столь тонкое и сложное сплетение, что казалось едва ли возможным, что сие дело рук какого бы то ни было чародея–человека. Макс перевёл своё сознание на новый уровень, отсекая все видимые внешние раздражители, и в поле его зрения материализовался узор.

Очевидность раскрылась перед ним, и Макс внезапно испытал благоговение. Он понимал, что наблюдает чародейство наивысшего порядка, далеко за пределами его собственных возможностей, а может быть и возможностей любого из ныне здравствующих. Некто таким способом внедрил в талисман необычайно тонкие нити магической энергии, что даже почувствовать их было на пределе способностей Макса, не говоря о том, чтобы обнаружить. И эта работа была скрыта маскирующим заклинанием, столь неразличимым, что Шрейбер его почти и не заметил.

Макс понимал, что имеет дело с работой одного из подлинных мастеров. Возможно у таинственного Адольфуса Кригера всё же имелась веская причина возжелать сей талисман, хоть Макс пока и не смог разгадать его предназначение. Он лишь руководствовался подозрением, что оно явно недоброе. Те, кто применял тёмные магические энергии на пользу человечеству, были крайне немногочисленны. Прежде чем продолжить, Макс проверил и перепроверил защиту своего разума, и наложил на себя быстродействующие и наиболее мощные защитные чары.

Концентрируя все свои силы, он едва лишь мог разобрать плетение. Макс выбрал одну тонкую прядь и начал следовать за ней. За время своего ученичества он выполнял такое упражнение множество раз, изучая плетение заклинаний, сотворённых его наставниками, теперь же ставки гораздо выше. Он понимал, что сейчас нужно действовать крайне осторожно. Тот, кто способен предпринять столь значительные усилия для сокрытия подлинной силы талисмана, более чем способен оставить ловушки для тех, кто захочет разгадать его секреты.

Макс следовал за плетением медленно и осторожно, подобно человеку, который идёт над пропастью по прогнившему деревянному мосту, зная, что тот может рухнуть в любой момент. Постепенно он начал постигать порядок и логику узора. Талисман окружала некая разновидность области принуждения, предназначенная для воздействия на мысли других людей, хотя было не совсем понятно, какая именно разновидность. Это заклинание было многоуровневым и переплеталось с несколькими другими. Осознание, что пользователь талисмана каким–то образом мог притягивать энергию тёмной магии настолько тонкой и мощной сетью, исполнило мысли Макса глубочайшим почтением, подобное которому мог бы испытать архитектор, оказавшись во внутреннем святилище великого храма Сигмара в Альдорфе. Шрейбер понимал, что, вне всяких сомнений, наблюдает работу гения.

По мере продвижения, Макс замечал, что эти заклинания сплетаются с множеством прочих, чьё предназначение он не мог постичь. Сие захватывало дух. Он более не сомневался, что тому Адольфусу Кригеру, или как бы там его ни звали по–настоящему, был нужен действительно Глаз. Любой тёмный маг убил бы за этот артефакт, даже имея лишь слабое представление о его истинной силе.

Заинтригованный Макс продолжил изучение плетения, ошеломлённый изящным лабиринтом энергий, созданным неизвестным творцом. Уверенный, что сможет окончательно и полностью выявить предназначение заклинания, постигнув сущность узора, Шрейбер позволил своему сознанию скользить вдоль замысловатых петель и завитков магической энергии, наращивая скорость.

Его мысли всё быстрее неслись вскачь, а магическое зрение мчалось к самому центру узора. Макс ощутил растущее возбуждение, словно вскоре перед ним могут раскрыться все сокровенные тайны вселенной магии. И частью сознания он слишком поздно распознал неестественную природу сего ощущения. Часть сознания слишком поздно обнаружила, что Глаз действительно окружён ловушками.

Макс отчаянно пытался укрепить свою мысленную защиту, понимая, что вскоре она подвергнется нападению. А пока он этим занимался, его сознание, наконец, достигло центра замысловатой магической конструкции. В тот момент, как раз перед тем, как его накрыла пелена черноты, Макс заметил, что движимый тщеславием или манией величия создатель Глаза оставил на нём свою подпись. Вне всяких сомнений, он хотел, чтобы те, кто раскрыл его секреты, перед своей смертью узнали имя их создателя.

Макс испытал удивление и ужас, глядя на эту магическую печать, столь явную и заметную любому чародею, как если бы она была написана рукой. Прежде чем тьма поглотила его, Шрейбер безошибочно установил личность создателя Глаза Кхемри, чем был весьма и весьма напуган.

(обратно)

Глава третья

— Нашёл что–нибудь, человечий отпрыск? — спросил Готрек скучающим и разражённым тоном.

Феликс понимал гнома. Несколько часов копаний в записях брата Бенедикта не дали почти ничего. Приобретённый у „Зучи и Петрилльо“ из Альтдорфа, Глаз Кхемри был частью лота, проданного аукционному дому вдовой какого–то барона Кейнстера из Варгхафена. Феликс никогда о таком не слышал, что вряд ли было удивительно. В Империи полным–полно древних аристократических родов, чересчур много, чтобы кто–то это отслеживал. Феликс только знал, что тот Варгхафен — маленький городок близ Талабхейма, что не сильно помогло делу. Он снова покашлял, чувствуя небольшой озноб. Нашлись упоминания о встрече с Адольфусом Кригером. Нашлась даже пара его писем, написанных чётким и плавным почерком, в которых Кригер просил о встрече с Бенедиктом и его клиентом, называя себя коллегой по увлечению древностями. Там были упоминания о предстоящем посещении Праага, а обратный адрес находился в Мидденхейме. Сейчас не было способа проверить адрес, разве что суметь убедить Малакая Макайссона проделать на „Духе Грунгни“ весь путь до города–государства на горе, однако, принимая во внимание текущие обстоятельства, сие выглядело легкомысленной тратой времени гнома. В любом случае, Малакай готовится покинуть город и направиться обратно в Карак Кадрин, чтобы доставить в Прааг больше гномьих войск до военных действий, что возобновятся весной, если только не раньше. Ему есть чем заняться вместо сумасбродной затеи разыскивать какого–то типа, чьё имя и адрес, вероятнее всего, вымышлены. Но Феликс всё равно забрал письма. По меньшей мере, у них имеется доказательство, что таинственный Кригер существует, а не является плодом воображения Андриева.

— Кое–что, — ответил Феликс Истребителю. — Бенедикт был педантом и фиксировал все свои встречи, но здесь нет ни малейшего намёка на то, где он находится и почему пропал.

— Значит, пришло время навестить таинственно дезертировавших охранников.

Феликс кивнул. Ничего иного ему в голову не приходило. Здесь они потратили всё послеобеденное время и добрую часть вечера.

Адольфус шёл по засыпанным снегом улицам. Его плащ был плотно запахнут, а капюшон скрывал лицо. В данных погодных условиях никто не счёл бы сие необычным. Улицы были практически пусты, и прохожие этим вечером часто были ещё более закутаны, чем он. Адольфус всё ещё ощущал небольшую усталость. Как и всех его собратьев, дневной свет замедлял Кригера и бил по глазам. От слишком долгого пребывания на солнечном свету он мог бы жестоко обгореть и испытать значительные страдания, а для излечения потребовалось бы много свежей тёплой крови.

Он чувствовал себя немного заторможенным. Адольфус знал, что намедни существенно перебрал с едой, а значительный избыток крови для него столь же плох, как и её недостаток. Голова болела. Мысли разбегались, и было сложно сосредоточиться. Кригер гадал, дело тут в испорченности какой–то крови из той, что он пил, или он стал жертвой какого–нибудь не проявляющегося явно безумия, которым столетия существования иногда награждали его собратьев. Однажды, будучи молодым и отчаянным, он выпил кровь мутанта, чьи вены были поражены искривляющим камнем. Тогда у него возникли похожие ощущения, хотя и близко не столь неприятные.

Было сложно сконцентрироваться. Глубоко внутри разгоралась ярость. Адольфус чувствовал потребность рвать и кромсать, найти жертву и убить её лишь жажды убийства ради. Он старался взять себя в руки. Такое ему не нужно, не сейчас, когда на кону стоит столь много, и талисман, который он так долго и упорно разыскивал, почти у него в руках. Ему необходимо сохранять рассудок на случай, если остальные почуют, что он собирается сделать. Если графиня или какой–либо другой представитель Совета Древних прознает о его местонахождении и догадается о его цели, всё может пойти прахом. В конце концов, им, как и самому Кригеру, также известны пророчества Носферату, даже если не хватает смелости попытаться их воплотить. Нет, он не может позволить себе оплошность.

Может ли такое быть, что он сам желает себе провала? За своё долгое существование Кригер повидал немало странностей. Он знавал некоторых своих собратьев, которые пускались в долгие странствия, чтобы поддерживать в себе мотивацию и интерес, но позволяли себе сойти с тропы и угаснуть, как только достигали своих целей. Возможно, какая–то его часть желала избежать подобной участи.

Почувствовав, что за ним наблюдают, Адольфус позволил своей чувствительности сферически распространиться наружу. Позади слышались мягкие шаги. Он почувствовал только двоих, и они находились не слишком близко. Вероятнее всего, это разбойники, причём отчаянные, чтобы выйти на дело в ночь, подобную этой. Адольфус ускорил шаг. На этот вечер у него намечены дела, и Кригер не желал, чтобы ему помешали. Он слишком много времени потерял на переговоры с упрямым стариком. Время переходить к более прямым методам. Адольфус отправил своего слугу Роча созвать свиту. Ему пришлось пойти на такой риск, и дело плохо, если об этом узнают агенты Совета. Время выходит. Ему нужно позаботиться о других вещах. Кригер хотел найти Глаз до того, как им полностью овладеет безумие. Возможно, он сможет преодолеть его последствия, заполучив талисман. А если безумие является воздействием этого проклятого города, то чем быстрее он его покинет, тем лучше.

Кригер заметил, что лишь только он прибавил скорость, то же сделали и преследователи. Он покачал головой, стараясь побороть побуждение развернуться и порвать их в клочья, как зверь свою добычу. «Тихо, — уговаривал он себя. — Сохраняй спокойствие. В этом нет необходимости». Но зверь, поселившийся на задворках его разума, твердил иное: «Те люди глупцы и заслужили смерть. Как оскорбительно, что подобные скоты осмеливаются его преследовать. Их законная роль быть жертвой, а не хищником, и ему следует показать им ошибочность их поведения».

Кригер замедлил шаг. Теперь его преследователи решились. Они приближались, не снижая темпа. Как хорошо ему знакомо это ощущение. Решение принято. Время подобраться для смертельного удара. Адольфус ждал до последнего мгновения, прежде чем развернуться к ним. Двое мужчин, как он и определил. Среднего роста. Закутанные в плотные накидки. Зоркие глаза Кригера подметили каждый стежок на заплатах. Лица горят решимостью. В руках блестят длинные ножи. Они не намерены проявлять милосердие. Они собираются его убить и забрать его имущество, ну, так они думают.

Адольфус даже не побеспокоился достать свой меч. Он знал, что тот ему не понадобится. По сравнению с ним люди двигаются ужасно медленно. Когда первый подошёл к нему, Адольфус легко уклонился от неуклюжего выпада своего противника, вытянул руку и схватил того за горло. Один быстрый рывок и шея мужчины сломана. Адольфус почувствовал, как под пальцами хрустнули позвонки, и увидел, что свет меркнет в глазах мужчины. Напарник грабителя пока даже не заметил, что произошло, а Адольфус не собирался дать ему на это время.

Кригер решил показать этому глупому смертному смысл понятия „ужас“. Он ударил того рукой. Удар был столь силён, что кулак пробил плоть и глубоко проник в брюшную полость мужчины. Адольфус почувствовал вокруг своей руки мокрые липкие органы. Со сноровкой, которая вырабатывается лишь столетиями, он вытянул и сжал свои пальцы. Что–то хлюпнуло и, когда он это вырвал, раздался странный булькающий звук.

Мужчина лишь тогда начал кричать, когда Адольфус выставил кусок плоти перед его глазами. Грабителю понадобилось несколько секунд, чтобы опознать в том куске свою печень.

«В нездоровом месте проживает охранник», — подумал Феликс. Что бы Андриев не говорил о том, как он щедро платит своим стражникам, тут деньги явно пошли не на аренду. Дом был старым. Пока они поднимались по улице, за ними следили блестящие глаза крыс. Феликс невольно вспомнил скавенов, с которыми повстречался в Нульне. Дверь на частично сломанных петлях распахнулась со скребущим звуком трущегося о камень дерева. Место пропахло дешёвым маслом для жарки, вонью ночных горшков и множества людей, скученных на небольшой территории. «Возможно, до осады дела обстояли лучше, пока многие люди не лишились жилищ», — думал Феликс, сомневаясь при этом. Здание выглядело так, словно уже давно пришло в упадок.

Войдя, он обнаружил, что за ними следят не только глаза грызунов. На них уставилась пожилая женщина.

— Чё вам надо? — требовательно спросила она резким свистящим голосом, напомнившим Феликсу крик попугая.

— Мы разыскиваем Хенрика Глассера, бабуля. Не знаете, где его можно найти?

— Он вам тоже денег должен, а? И я тебе не бабуля!

— Нет. Мы лишь хотим с ним поговорить.

— Не похожи вы на тех, кто приходит просто спокойно поговорить, да и Хенрик не тот тип, с кем можно посудачить.

— Просто скажи нам, карга, где его найти, и не нарывайся на грубость, — произнёс Готрек.

Голос его прозвучал даже суровее обычного. У старухи был такой вид, словно та собирается высказать какую–нибудь колкость, но брутальная внешность и единственный безумный глаз Истребителя заставили её передумать.

— Вверх по лестнице, этажом выше. Левая дверь, — сказала она и скрылась в каморке под лестницей гораздо быстрее, чем оттуда появилась.

Феликс услышал звук поворачиваемого в замке ключа.

— Нам тут неприятности не нужны, — прокричала женщина, как только дверь надёжно закрылась за ней. — Это порядочный дом.

— А моя маменька была троллем, — пробурчал Готрек. — Пошли, человечий отпрыск, нечего попусту терять вечер.

Феликс стал подниматься по лестнице. Десятью секундами спустя он постучал в дверь Хенрика Глассера. Ответа не было. Феликс опустил взгляд на Истребителя.

— Там кто–то есть, — заявил Готрек. — Я слышу дыхание.

Феликс ничего не слышал, но он уже давно знал, что слух у Истребителя гораздо острее его собственного.

— Открывай, Хенрик! — закричал он. — Мы знаем, что ты там.

По–прежнему нет ответа.

— Если ты не откроешь на счёт три, я вышибу дверь, — пригрозил Готрек.

Феликс не услышал никакого движения. Он посмотрел на гнома.

— Три, — произнёс Истребитель, и его топор разнёс дверь в щепки.

— Не очень–то это любезно, — укорил его Феликс, перепрыгивая через порог.

— Он не собирался отвечать, человечий отпрыск.

Резкая вонь в помещении резко врезала по обонянию Феликса и, словно пальцами, закупорила его ноздри, обратив на себя внимание. В комнате воняло нестиранной одеждой, немытым телом и объедками, равно как и резким запахом дрянного самогона. На сломанном столе в центре комнаты стояла на тарелке одинокая оплывшая свеча. Феликс скорее услышал, чем увидел краем глаза проскользнувшее мимо нечто. Но сзади находился Готрек, который через мгновение и вытащил на свет бледного испуганного человека.

— Что вам от меня надо? Проваливайте! Я ничего вам не скажу, — произнёс мужчина.

— Это мы ещё посмотрим, — сказал Готрек, голос которого был не менее угрожающим, чем предупреждающее рычание волка.

— Нам лишь нужны ответы на некоторые вопросы.

— У меня вообще нет денег, — произнёс мужчина. — Я говорил это Ари, и тебе скажу то же самое. Может, на следующей неделе. Может, подыщу ещё работу. Сломаете мне руки — это делу не поможет. Так Ари долг никогда не получит.

— Мы не от Ари, — заметил Феликс.

— Нет смысла мне угрожать. У меня нет наличных. Передайте Ари, что золото на деревьях, понимаете ли, не растёт.

— Мы не от Ари. Просто хотим задать несколько вопросов.

— Вы не от Ари?

— Нет.

— Тогда у вас нет права так врываться, выломав мою дверь.

— Кто так сказал? — спросил Готрек самым угрожающим тоном.

У мужчины был такой вид, словно он собирался сказать что–то умное, но затем передумал. Феликс его не винил. При желании Истребитель мог излучать куда большую опасность, чем стая акул.

— Мы от твоего прежнего нанимателя, графа Андриева. Припоминаешь такого? — спросил Феликс.

Мужчина кивнул. Вид у него стал слегка опечаленный. Даже скорбный.

— Никогда не работал на графа, то был мой брат Хенрик.

— Ты не Хенрик Глассер?

— Нет. Паули. Хенрик пропал. Исчез. Имейте в виду, я его не осуждаю. Суровая зима, осада и всё такое. Я посчитал, что ему просто опостылело работать на того старого психа, и он отправился с караваном.

— В это время года из Праага не ходят караваны, — заметил Феликс. — Как и в Прааг.

— Ходят, если знать, где поискать.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Феликс, хотя чувствовал, что ответ ему уже известен.

— Занятие контрабандой всегда прибыльно, особенно в подобные времена, когда лютуют княжеские сборщики налогов и всё такое. Сечёшь, о чём я?

— Более чем.

Феликсу вспомнились постоянные жалобы отца на альтдорфских сборщиков налогов, и тот факт, что его старик имел тесные связи с контрабандистами. То была одна из тех причин, благодаря которым компания Ягера достигла своих нынешних размеров. Феликс прекрасно понимал, как делаются такие дела. Даже в трагические времена всегда находятся люди, желающие подзаработать неправедным путём.

— Думаешь, твой брат отправился с контрабандистами?

— А куда же ещё? Хотя он мог бы и весточку мне оставить, вместо того, чтобы сбежать без вашего разрешения, а мы должны за аренду и всё такое. Не думаю, что вы собираетесь одолжить мне немного серебра до тех пор, пока я не найду работу и…

Феликс смотрел на обнаглевшего мужчину, не совсем веря своим ушам.

— Как давно пропал твой брат?

— Пару дней назад. Что касается серебра, будет достаточно и одной монеты.

— Было что–либо ещёнеобычное в его исчезновении? Помимо того, что он не сообщил, куда отправляется.

— Мне дверь придётся менять, в конце концов. Старая Герти особенно придирчива к таким вещам, а вы её сломали…

— Если ты не начнёшь отвечать на вопросы, то будет не единственная вещь, которую я сломаю, — пригрозил Готрек.

Феликс пощупал кошель, словно раздумывая, не достать ли деньги. Он знал, сколь полезна морковка на палочке, когда дело доходит до получения ответов.

— Нет. Разве что, он ничего не сказал и Нель, своей девушке, а они не разлей вода. Даже ближе. Она уже несколько раз спрашивала о нём и не поверила, что я не знаю, где он есть.

— Я тоже тебе не верю, — произнёс Готрек, угрожающе поднимая топор.

— Это ни к чему. Я рассказал вам всё, что знал. Честно. Ульрик свидетель, зачем мне врать на сей счёт? По правде говоря, я желаю, чтобы вам повезло с розысками моего брата. Когда найдёте, напомните ему про его долю за аренду.

Феликс посмотрел на Истребителя. Похоже, обоим пришла в голову одинаковая мысль. Больше тут ловить нечего.

— Кое–что вышло из этой пустой затеи, — заметил Феликс, плотнее укутываясь от холода плащом.

Истребитель уставился в темноту.

— Просвети меня, человечий отпрыск.

— Что же, мы, по крайней мере, знаем, что Кригер, или как он там себя называет, существует, а Андриев не соврал про охранников и исчезновение своего ручного чародея. Не думаю, что нам следует проверять кого–либо из остальных. Я и так весьма хорошо знаю, что мы обнаружим. Не думаю, что Паули увидит своего брата снова.

Истребитель снова кивнул.

— Стало быть, назад в особняк.

И они потащились сквозь ночь и усиливающийся снегопад.

Адольфус оглядел комнату. Тёплая. Роскошная. Осрику всегда нравилось создавать комфорт себе и своим гостям. Кригер чувствовал аромат вина, свежеприготовленной пищи и крови — большого количества человеческой крови. Толстые парчовые занавеси закрывали окна, отгораживая от ночного холода. По стенам развешены портреты благородных предков. Толстые ковры, массивная антикварная полированная мебель. Помещение было под стать богатству его остальных почитателей. Которые глядели на Кригера с обожанием во взгляде.

Теперь он этим воспользуется. Адольфус лично отобрал их, как только прибыл в город. С некоторыми из них он познакомился в другое время и в других местах. С баронессой Ольгой он впервые встретился лет десять назад. Адольфус испил её крови в душистом саду на жарком юге Бретоннии, и с тех пор она стала его добровольной рабой, подыскивающей для него новых прислужников, знакомящей с другими аристократами, обеспечивая влияние и количественное пополнение его свиты.

Она доказала свою исключительную полезность, хотя её худоба и нездоровый блеск глаз подсказывали Адольфусу, что ей осталось недолго. Смертным не идёт на пользу проводить столько времени на солнце. А близкое личное общение с Восставшими имело свойство преждевременно иссушать молодость и физические силы смертных, даже если тех оставляли в живых.

Не имеет значения. Всегда найдутся другие, желающие выделиться и занять освободившееся место. Скот всегда испытывает восхищение перед своими хозяевами. Вряд кто лучше Адольфуса знает, как на них действует аура бессмертия, власти и красоты. Когда он впервые встретил графиню столетия назад, его самого переполняли чувства, и она его выбрала.

Кригер понимал, что ради этого всё и делается. Стать избранным. Все эти богатые и могущественные люди, собравшиеся здесь этим вечером, надеются, что в своё время он их выберет. Всем им известно, что вряд ли он станет выбирать, но ими движет надежда, мотивируя добровольно исполнять желания Адольфуса. Не то чтобы у них был особый выбор. Кригер испил кровь каждого из них, создав связь, которую под силу разорвать лишь самым волевым людям.

Он поглядел на них снова. Для каждого из присутствующих будет счастьем подчиниться его воле. Все они его невольники и с радостью исполнят всё, что бы ему ни потребовалось. Адольфус не испытывал к ним ничего, кроме презрения. Они медленные, тупые, жадные, уродливые, скупые, безрассудные. Они все отвернулись от общепринятых норм морали, от своих старых богов, вознеся его на их место. Всё это было написано на их лицах. Адольфус гадал: «Не это ли чувство сродни ощущению божественности? Возможно, помимо Восставших, это единственные оставшиеся существа, с которыми у него много общего. Может, мир разделён не на хищников и добычу, как он всегда полагал, а на поклоняющихся и объекты поклонения?»

Откуда у него эти мысли? Почему они пришли в голову именно сейчас? Не имеет значения, кто эти люди, или кем они себя считают. В действительности, от них требуется лишь быть его инструментами. Подобно всем последователям Восставших, они обеспечивают деньгами, клинками, поклонением и кровью. Вот и всё, на что они в действительности годятся.

Кригер оглядел их ещё раз. Здесь находились аристократы, мужчины и женщины, страстно желающие бессмертия, подобно пропойце, жаждущему выпивки. Все богатые и могущественные, потому–то их и отобрали, но в этот момент они выглядят, словно кучка доведённых до отчаяния детей, горящих желанием удостоиться расположения равнодушного родителя. Хорошо. Ему нравилось держать их в подобном состоянии.

Единственным, кто стоял, был Роч. Его здоровенный слуга стоял, склонившись набок, с циничной улыбкой на рябом лице, пальцы его мощных рук душителя сплелись в пародии на молитвенную позу. Роч понимал, что происходит. Роч видел такие сборища ранее и разделял презрение своего хозяина к ним. Он был уверен в благорасположении Адольфуса, равно как его отец, а до него и дед. Семья Роча поколениями служила Адольфусу. Им Кригер доверял настолько, насколько вообще мог доверять кому–либо из смертных. Они заботились о его интересах среди смертных: охраняли склеп, пока он спал; управляли его каретой, когда он путешествовал; от его имени общались со скотом, когда не требовалось его присутствие. Роч был слугой, однако понимал, что обладает большей властью, чем многие из вельмож, и высокомерие было написано на его лице. Адольфус не возражал, пока тот помнил, кто здесь настоящий хозяин. Возможно, вечером он позволит Рочу выбрать одну из аристократок и зачать наследника. В конце концов, Роч моложе не становится, его коротко остриженные волосы приобрели тёмно–серый оттенок, а морщины вокруг глаз стали глубже. «Как быстро, — подумал Адольфус. — Жизнь смертных проходит быстро, как у подёнок».

Адольфус рассматривал своих рабов, гадая, действительно ли он в них нуждается. Он избавился от большинства охранников–ветеранов Андриева, а труп алчного чародея обнаружат не ранее весенней оттепели. Либо старик отдаст ему талисман за предложенную цену, либо Кригер заберёт Глаз из его холодных мёртвых рук. На мгновение второй вариант показался предпочтительнее. Деликатность больше ни к чему. Сейчас он уже стал слишком заметен. Если в городе находится графиня или кто–либо из её агентов, то для них уже слишком очевидно, что тут находится ещё один Восставший.

Кригер заметил, что один из его последователей, толстый купец Осрик, пытается заговорить. Мужчина явно полагал, что ему есть, что сказать. Он потирал свой двойной подбородок и намасленные волосы, напряжённо уставившись на Адольфуса. Кригер гадал, следует ли ему предоставить мужчине страдать и дальше, но передумал. Бог должен быть выше подобных мелочных игр.

— В чём дело, Осрик? Похоже, тебе не терпится высказаться.

— Да, хозяин, у меня важные новости для тебя.

Осрик не обращал внимания на взгляды остальных членов свиты, которые не меньше жаждали внимания Адольфуса. В мыслях Кригера возник образ султана в своём гареме. Идея не из тех, что ему нравились.

— Тогда продолжай, раздели сие откровение со всеми нами, — насмешливо произнёс Адольфус.

Свита улыбнулась его словам. Подхалимство было той вещью, на которую они особенно надеялись.

— Как вы знаете, хозяин, мои агенты днём и ночью следят за домом старого графа Андриева.

— Именно так я и приказывал.

— К старику приходили посетители.

Если бы сердце Адольфуса продолжало биться, сейчас оно бы замерло. Он сразу же предположил, что графиня или какой–то другой агент Совета обнаружили, чем занимается Кригер.

— Кто? — невозмутимо поинтересовался он.

Кригер столетиями практиковался скрывать свои эмоции, и никогда не выказывал признаков беспокойства перед скотом.

— Он вызвал помощников. Чародей, два гнома–истребителя, а также пара воинов–людей.

Адольфус позволил себе слабую удовлетворённую улыбку. Они не похожи на тех агентов, которых могла бы использовать графиня. Гномы практически никогда не были частью какой–нибудь свиты. Что–то в их крови не подходило большинству Восставших.

— Едва ли это тянет на главную проблему, Осрик.

— Это очень могучий чародей, хозяин. Он княжеский советник. Я навёл справки и кое–что о нём узнал. Его имя Максимилиан Шрейбер. Он известен своими защитными заклинаниями. Он был советником курфюрста Мидденхейма по этим вопросам, и князь Праага принял его на службу в том же качестве. Судя по всему, это весьма могущественный волшебник.

Это звучало не столь многообещающе. Мало кого из смертных страшился Адольфус, однако первоклассные чародеи вызывали у него опасения. Имея время на произнесение заклинаний, те могли представлять угрозу для любого из Восставших. Похоже, старик не собирается сдаваться без боя.

Безумие, таившееся на периферии мыслей Адольфуса, сей факт порадовал — больше смертей, больше крови, больше убийств. Адольфус подавил потребность обнажить клыки.

— Я верю, что мы в состоянии победить любого отдельно взятого чародея.

— Истребители тоже крайне опасны.

Адольфус позволил улыбке исказить свои черты лица. Он не боялся смертных воинов.

— Я не думаю, что нам следует из–за них беспокоиться, — уверенно произнёс Кригер.

К своему удивлению, он заметил, как смутился Осрик, словно собираясь возразить Адольфусу. Это было необычно для члена свиты. Он уже было проигнорировал опасения толстого купца, однако какой–то инстинкт удержал его от поспешности.

— Вижу, ты озабочен, Осрик. Почему бы не рассказать нам причины?

Толстяк вздохнул. Его пухлые щёки затряслись.

— Один из Истребителей — Готрек Гурниссон. Я как–то встретился с ним на стенах до начала осады. Он внушает ужас.

«Как интересно, — подумал Адольфус, — что для описания этого Готрека Гурниссона Осрик воспользовался словами „внушает ужас“. В конце концов, купец член свиты и встречал одного из Восставших. После такого, очень немногих смертных может впечатлить нечто ещё. Этот Истребитель однозначно может представлять проблему. Его слава достигла даже ушей Адольфуса. За время осады гном стал весьма известным. Говорят, что он сразил полководца Хаоса Арека Коготь Демона и владеет волшебным топором. В разгар штурма он сплотил защитников на стенах, и говорят, даже уничтожил огромные демонические осадные башни. В разгар битвы Адольфус находился в глубоком сне и сам этого не видел.

Кригер почесал лоб. В прошлом у него был неприятный опыт знакомства с руническим оружием гномов в сражении при Хел Фенн. Кригер знал, что оно способно причинить ему вред, а судя по тому, что он слышал, Истребитель мастерски управляется со своим топором. Тем не менее, Адольфус сомневался, что гном может представлять большую опасность, хотя и не собирался это проверять.

— Ты хорошо поработал, Осрик. И ты собирался закончить. Кто те остальные наёмники, которых нанял старик?

— Со всем уважением, хозяин, но это не наёмники. Одна из них аристократка Ульрика Магдова, дочь боярина Пограничья Ивана Петровича Страгова и дальняя родственница графа Андриева. Второй Истребитель — некий Снорри Носокус, гном необыкновенной силы. Последний — мечник Феликс Ягер, товарищ Готрека Гурниссона. Он тоже сыграл важную роль при осаде города и пользуется благосклонностью князя.

«Становится всё хуже и хуже», — подумал Адольфус. Словно Древние Силы вмешались, чтобы сорвать его планы. Если граф обратился к отцу Ульрики, то в его распоряжении может оказаться небольшая армия. Адольфус был достаточно знаком с кислевитской политикой, чтобы понимать, что боярин Пограничья имеет влияние на царицу, а если остальные имеют влияние на князя, то Кригеру, возможно, придётся иметь дело с грозной коалицией врагов. Даже скот может представлять опасность, если его много. Что хуже, если этот Макс Шрейбер компетентный чародей, а судя по всему, так и есть, он может раскрыть истинную природу талисмана и забрать его себе.

Адольфус издал возглас досады, а вся свита побледнела и задрожала. Он заметил, что бессознательно позволил своим клыкам показаться из дёсен. Сие не то зрелище, на которое большинство смертных может смотреть без опаски. События выходят из–под его контроля. Всё это время его тревожило, что графиня или Совет узнают о его планах, а неожиданный удар, похоже, нанёс ему глупый сумасшедший старик. Кригер понимал, что теперь следует действовать быстро. Время ожидания прошло. Даже если сие означает открыть своё присутствие в городе любому Восставшему, ему следует действовать, и быстро, прежде чем смертные смогут собрать свои силы, чтобы ему помешать.

Он слишком долго выслеживал талисман, чтобы теперь позволить разрушить свои планы. Он Принц Ночи. Он исполнит пророчества Носферату. Если кто–либо окажется на его пути на этой заключительной стадии, то умрёт.

Кригер начал отдавать распоряжения свите. Он знал, что с их помощью сможет быстро собрать небольшую армию приспешников. Что хорошо, потому как похоже, что она ему понадобится.

Ульрика смотрела на лежащего Макса. Она беспокоилась. Несколько часов назад волшебник закричал и свалился со стула, на котором сидел. Странный талисман лежал возле его руки. Ульрика осмотрела Макса и убедилась, что тот дышит, а его сердце бьётся, хоть и слабо. Однако ей не удалось привести его в чувство. Она послала за доктором, но тот тоже не смог ничем помочь. Сейчас Макс лежал без сознания на полу в хранилище. И было не похоже, что в ближайшее время он может очнуться.

Ульрика чувствовала беспомощность, и это было не из тех ощущений, что ей нравились. Она в долгу перед Максом за своё спасение от чумы, и у неё нет возможности вернуть этот долг. Похоже, что сейчас она ничем не поможет. Чтобы привести Макса в чувство, понадобится другой волшебник или, возможно, священнослужитель. Она гадала, к кому обратиться — в храм Шаллии или к князю. Она уже начинала жалеть, что ввязалась в это необычное дело. Ей нужно было просто проигнорировать послание Андриева. В конце концов, он всего лишь дальний родственник со стороны её матери. Она едва могла припомнить, что отец вообще упоминал о графе за время её взросления, и всегда к этому примешивалась жалость и презрение. Её отец был воином и не имел иных интересов помимо лошадей, сражений и управления усадьбой. Для него увлечение Андриева выглядело каким–то ребячеством, недостойным мужчины. Ульрика покачала головой. В этом вся суть взаимоотношений между аристократами с границ Кислева и теми, кто проживает в городах. Большинство сельского населения считает своих городских собратьев неженками и вырожденцами. Большинство горожан считает, что пограничные аристократы лишь немногим отличаются от дикарей. «Некая правда есть в обеих точках зрения», — подумала Ульрика, снова переводя внимание на насущные проблемы. Она понимала, что лишь пытается хоть как–то от них отвлечься.

Снорри Носокус поднял на неё глаза. В его жёстком взгляде выражалось беспокойство.

— Снорри думает, что Максу лучше не становится, — заметил Снорри. — Разумеется, Снорри не доктор.

Ульрика попыталась улыбнуться Истребителю. Снорри туповат, но у него доброе сердце, и он был хорошим товарищем во многих отчаянных приключениях. Он не заслуживает того, чтобы выслушивать её колкости, невзирая на то, насколько ей хочется ему ответить. Она гадала, когда возвратится Феликс. Возможно, у него появятся мысли, что можно сделать. Он умный мужчина. Чересчур умный, как ей часто казалось. Явно чересчур умный и чересчур высокомерный, хотя в действительности он всего лишь сын купца. Теперь Ульрика гадала, что она в нём вообще нашла. Тем не менее, он всё еще обладал силой злить её, даже когда она всего лишь думала о нём. И тут она услышала звук дверного колокольчика.

Через несколько минут в помещение вошли Феликс и Готрек.

— Что с ним? — спросил Готрек, указывая большим пальцем в сторону Макса.

Ульрика рассказала. Феликс пристально посмотрел сначала на Макса, затем на Ульрику.

— Где талисман? — спросил он.

— Это всё, что тебя беспокоит?

— Нет, но если мы позовём другого чародея взглянуть на Макса, тот может захотеть изучить и талисман.

— Макс как раз изучал его, когда это с ним произошло.

— Ты уверена?

— Возможно, как раз в тот самый момент, когда он изучал талисман, у него случился приступ, но я предпочитаю верить, что эти два события взаимосвязаны, — ответила она.

— В сарказме нет необходимости.

Ульрика уставилась на него. Когда захочет, Феликс способен быть таким невыносимым.

— Теперь тебе понятно, что вызов другого чародея не лучшая идея?

— Не могу придумать ничего лучше, чем позвать лекаря, или отнести Макса в храм.

— Тогда лучше послать за лекарем.

— Лекарь захочет получить пожертвование на храм. Так бывает практически всегда.

Андриев посмотрел на Феликса.

— Я заплачу. Всё это случилось, когда он был на службе.

В этот момент сверху донёсся треск.

— Что это было? — спросила Ульрика.

— По мне, звук такой, словно кто–то сломал дверь, — произнёс Готрек.

Феликс не сомневался, что Истребитель прав. Тот обычно разбирался в подобных вещах.

— Снорри думает, нам следует пойти и проломить несколько голов, — сказал Снорри Носокус.

Готрек проворчал своё согласие, и оба Истребителя понеслись к лестнице. Феликс посмотрел на них, затем оглядел открытое хранилище и лежащую фигуру Макса.

— Снорри явно не лучший стратег, — заметил Феликс. — Предлагаю защищать это место.

— Иногда лучший способ защиты — это нападение, — произнесла Ульрика. — Иди и помоги им! Я останусь здесь с Максом и позабочусь, чтобы никто не проник в хранилище.

Феликс заметил решимость Ульрики и то, что её слова не лишены здравого смысла. Будет гораздо лучше, если незваных гостей удастся остановить до того, как они попадут сюда. Феликс бросил взгляд на Андриева. Он почему–то не сомневался, что Снорри Носокус и Готрек способны удержать всё, что меньше небольшой армии.

— Хранилище можно открыть изнутри?

— Кхмм, да. Можно. Здесь есть потайной рычаг.

«Хорошо», — подумал Феликс.

— Я закрою за собой дверь. Если мы в течение часа не вернёмся, сами решайте, как вам поступить.

Пока бежал вверх по лестнице, Феликс размышлял, надолго ли хватит воздуха в запертом хранилище. И надеялся, на достаточно долгий срок.

Сверху донёсся звук сражения. Феликс распознал громкие боевые кличи обоих Истребителей и чавкающие звуки вонзающегося в плоть оружия, за которыми сразу же следовали вопли боли. Гномы, похоже, делают ту работу, за которую им заплачено. Время и ему заняться тем же.

Меч легко чувствовался в руке. Сердце колотилось. Феликс не был испуган, лишь чувствовал небольшую слабость. Казалось, всё происходит немного медленнее, чем обычно. Феликс узнал симптомы. Так с ним всегда случалось перед боем.

Он оказался в атриуме и сразу увидел всё происходящее. Через дверь, раскачивающуюся на петлях, задувал холодный ночной воздух и снег. Большая группа закутанных в плащи людей, вооружённых мечами и кинжалами, билась с двумя Истребителями. Повсюду в лужах своей крови лежали слуги и охранники. Похоже, незваные гости не были слишком разборчивы в том, кого убивать.

Но теперь обстоятельства переменились. Готрек наседал на врага, как бешеный бык. Каждый удар его топора оставлял кровоточащий труп, а бил он часто, передвигаясь со скоростью, за которой едва мог уследить человеческий глаз. На глазах у Феликса Истребитель зарубил двоих нападавших и головой вперёд нырнул в отряд людей, пытающихся пробиться внутрь через дверь.

Снорри был не менее опасен. В одной руке он держал топор с широким лезвием, в другой — тяжеленный боевой молот. Обоими он орудовал проворнее большинства бойцов с одним оружием, наносил удары резко и практически одновременно, вращаясь среди врагов, словно одурманенный дервиш. Как только один из мужчин в капюшонах упал под градом мощных ударов, Снорри перепрыгнул через его труп, чтобы схватиться со следующим. Всё это время с его губ не сходила радостная идиотская ухмылка, и время от времени из его мощной груди вырывались безумные вопли ликования.

Пока Феликс наблюдал, в зале прибавилось людей, вошедших через другие проходы. То ли они прошли здесь раньше, поубивав слуг, то ли залезли через окна. Феликсу не хотелось думать о том, что сие означает. Кто бы ни хотел завладеть талисманом, с собой он привёл небольшую армию. Не очень–то обнадёживающая мысль. Феликс с криком бросился в рукопашную.

Он гадал, находится ли где–то в этой куча–мале таинственный Адольфус. Честно говоря, Феликс не горел желанием с ним встретиться.

Адольфус Кригер неслышно передвигался по дому. Располагай он временем, это место могло бы ему понравиться. Каждый угол был заставлен антикварными вещами и артефактами былых времён. Адольфус заметил вазы, которые, должно быть, вышли из гончарной печи ещё до его обращения. Некоторые из гобеленов на стенах были сотканы во времена его детства. Это едва не вызвало у него ностальгию. Почти.

Снизу до него доносились звуки сражения. Похоже, служители его свиты обеспечивали отвлекающий манёвр, который ему требовался. Возможно, им даже удастся одолеть защитников усадьбы. Но Адольфус почему–то в этом сомневался. С ним у нападавших возможно и были бы шансы, но они сами по себе. Зверь, что таился в его подсознании, желал отправиться туда — рвать, кромсать и пить кровь, но Адольфус не собирался ему уступать. Зачем ему рисковать своим многовековым существованием, если можно этого избежать? Шансы за то, что он сможет одолеть гномов, но стоит ли испытывать судьбу, даже если вероятность их победы лишь один к тысяче?

Если достаточно часто идти на риски тысяча к одному, то однажды один из них тебя прикончит. Поэтому он старался по–возможности не рисковать, благодаря чему и прожил столь долго, в то время как другие его собратья погибали, словно задутые свечи. Нет, если сие неизбежно, он встретится с гномами и убьёт их, но не было смысла искушать судьбу без особой на то необходимости. Несмотря на эти соображения, Адольфусу стоило значительных волевых усилий не броситься в драку, не ринуться туда, где проливается горячая кровь.

Двигаясь настолько тихо, что его вряд ли бы услышал даже кот, Адольфус углублялся внутрь особняка. Перед своей печальной кончиной чародей Бенедикт снабдил его детальными описаниями и грубым планом помещений. Адольфус обладал практически идеальной памятью Восставшего, что, в сочетании со способностью видеть во тьме, позволяло ему без труда ориентироваться в тёмных коридорах.

Удалившись от места сражения, он испытал чувство облегчения, а жажда убийства немного уменьшилась. Он попал в ту часть особняка, где была сильна магическая защита. Адольфус раскрыл свои магические чувства потоку энергии, протекающему вокруг него. Насколько он заметил, здесь не было магических ловушек, лишь простые защитные и охранные заклинания, плетение маскирующих заклинаний, скрывающих помещение от любопытных глаз, и чары, предназначенные для противодействия прямому магическому нападению. Кто бы ни установил эти чары, свою работу он знал, хоть и не воспользовался вредоносными магическими энергиями, равно как и строители хранилища не использовали никаких физических ловушек, вроде капканов.

Это Адольфус понимал. Разумеется, найдутся и настолько параноидальные личности, чтобы воспользоваться подобными вещами, но их меньшинство. В конце концов, кому охота жить в доме, где малейшая оплошность может сбросить тебя в яму или поразить огненным шаром? Такие вещи случаются, что бы ни говорили чародеи о том, сколь они осторожны. А когда это происходит, у тебя, как правило, уже нет возможности жаловаться на последствия.

Адольфус удержался от улыбки. Он сделал предположения, которые могут оказаться гибельными. Он не был абсолютно уверен, что здесь та самая причина. Вполне возможно, что волшебник, наложивший эти чары, более искусный чародей, чем Кригер, который попросту не почуял ловушек. Лучше и дальше проявлять максимальную осторожность, пока он не удостоверится, в чём тут дело.

Теперь он оказался у лестничного спуска. Он знал, что лестницы ведут вниз, к подвалам и хранилищам. Он помедлил, позволив себе насладиться предвкушением. Теперь он близко, так близко, что почти может дотронуться. Предмет, который Адольфус столь долго и упорно разыскивал, уже почти у него в руках, а вместе с ним и сила совершать такое, о чём и не мечтал никто из Восставших со времён графов–вампиров. Он станет тем, кто исполнит пророчества Книги Теней и Гримуар Некрониум. Неужели время уже пришло? Армии Хаоса на марше, старый порядок рушится, и новый мир родится в крови и пламени. Самое главное, в крови. Адольфус станет Королём Ночи и его царствие будет вечным, тёмным и преисполненным отравленной красотой.

Кригер покачал головой. Цель не станет ближе от таких мыслей. Пора сделать несколько последних шагов, которые приведут его к наивысшему величию.

* * *

Феликс осматривал место побоища. Повсюду громоздились мёртвые тела. Готрек и Снорри были покрыты кровью, словно поработали на скотобойне. Феликс догадывался, что и сам выглядит не лучше. И не вся кровь принадлежала его противникам. На нём было с полдюжины отметин и порезов, хотя ни одна из этих ран не была, на его взгляд, серьёзной.

— И это называется боем? — проворчал Готрек. — Даже для людей эти были скверными бойцами.

— Снорри убивал тараканов покруче, — с кислым видом подтвердил Снорри Носокус. — Снорри как–то наступил на муравья, который и то лучше сражался. Было у него мерзкое ядовитое жало.

Феликс был не совсем согласен с Истребителями в вопросе о крутости их противников. Имея явное преимущество в численности, несколько раз его едва не одолели, а боль в теле напоминала, что бой был достаточно опасным. Однако, гномы в чём–то правы. Эти люди сражались не так, как большинство из тех, кто ему попадался. И не то чтобы они были посредственными бойцами — тут было нечто иное. Они бились, словно лунатики. Словно их время вышло, и им было безразлично, жить или умереть. Они блокировали и наносили удары чисто механически. Феликса осенила догадка.

— Они бились, словно находясь под действием заклинания, — заявил он.

— Наверное, заклинания, от которого становятся очень плохими бойцами, — отозвался Снорри Носокус.

— Полагаю, ты прав, человечий отпрыск, — согласился Готрек. — Даже люди обычно не настолько плохи. Эти же сражались так, словно лишились всех своих чувств.

— Ну, Снорри это никогда не мешало славно подраться, — заявил Снорри.

По его раздражённому тону любому могло бы показаться, что те люди попытались облапошить гнома на медный грош. Тот всё ещё был явно разочарован качеством противника, с которым встретился.

Феликс не придал сему значения. Его мысли уже неслись вскачь, выискивая причины случившегося. Этот Адольфус Кригер был кем–то вроде чародея, и те люди явно находились под его воздействием. Вопрос был в том, зачем он послал их в атаку сейчас. И ответ был очевиден.

— Это отвлекающий манёвр, — произнёс Феликс. — Чародей уже находится в доме.

Обменявшись с взглядами, они с Готреком одновременно воскликнули:

— Хранилище!

Адольфус стоял у входа в хранилище. Дверь была большой, очень крепкой и могла, наверно, удержать группу людей с тараном. В этих проходах нет места, чтобы даже размахнуться. Несколько мощных чар на двери служили для нейтрализации заклинаний открывания и отмыкания замков. Адольфус сомневался, что сможет преодолеть эту магию. Он был весьма знающим магом, но не особенно сильным. Графиня, к примеру, была гораздо сильнее. Что изменилось бы, имей он талисман.

В данных обстоятельствах ему не требовалось быть могущественным магом. Созданные гномами замаскированные вдавливаемые панели могли бы обмануть глаза многих, но не его. В темноте он видит лучше кого–либо из людей, гораздо лучше. Даже хитроумно замаскированные в кладке щели в волос толщиной были столь же заметны ему, как края булыжников мостовой были бы видны смертному.

Адольфус вытащил свой кинжал и провёл его лезвием по ближайшей щели в кладке. Раздался щелчок и камень скользнул в сторону, открывая под собой вдавливаемую панель. Нажав её, Кригер был вознаграждён ещё одним щелчком, подсказавшим, что проход частично открыт. Он повторил эти действия с другой стороны двери. Теперь остался лишь основной замок на самой двери. К счастью, у него на сей случай было простое решение. Он тщательно подготовился.

Сунув руку за пазуху камзола, он бережно извлёк два приготовленных ранее сосуда. Кригер улыбнулся. Возможно, он не самый величайший из чародеев, но обладает внушительными познаниями в алхимии, которые совершенствовал на протяжении столетий. Смешав содержимое обоих сосудов, он получит мощное едкое вещество, способное за короткий срок разъесть цельный металл.

Он осторожно налил немного жидкости на поверхность вокруг замка. Когда зелёная жидкость встретилась с красной, появился едкий химический запах. С шипением и клокотанием металл замка начал плавиться, словно снег под солдатской струёй.

Уже очень скоро талисман окажется в его руках.

— Что это было? — нервно спросил Андриев.

Ульрика посмотрела вверх. Она тоже услышала странный булькающий звук. Несколькими минутами ранее они оба слышали слабое пощёлкивание, словно кто–то ковырялся в замках. Ульрика лишь могла надеяться, что это вернулся Феликс с остальными. Но почему–то ей не верилось.

— Не знаю, — ответила она.

Ноздрей достигла слабая вонь ядовитых химикатов. Она помнила вонь алхимического огня, но то был не он. Она принюхалась снова. Запах шёл со стороны двери. Теперь Ульрике показалось, что она также слышит слабое шипение.

— Снаружи кто–то есть. Я думаю, они пытаются войти, — сказала она, становясь с мечом в защитную стойку.

Андриев крепче сжал своё оружие. На их глазах дверь начала подаваться внутрь, словно уступая медленной и непреодолимой силе, вроде движения ледника.

— Кто бы там ни находился, это не человек, — заметил Андриев.

Ульрика вздрогнула. Ей слишком уж отчётливо вспомнились рассказы Феликса о его столкновениях с демонами. Что же такое Адольфус Кригер прислал за талисманом?

Осторожно избегая места, где всё ещё пузырилась разъедающая жидкость, Адольфус нажал на дверь со всей силы. Он был гораздо сильнее любого из людей и знал, что через несколько мгновений ослабленная дверь поддастся. Можно было просто дождаться, пока кислота доделает свою работу, но он чувствовал, что время на исходе. Позади него звуки сражения стихли. Это могло означать, что его послушным орудиям удалось перебить защитников, однако Кригер почему–то испытывал сомнения. Гораздо вероятнее, что Истребители уже идут за ним. Адольфус не собирается рисковать и сражаться, если сего можно избежать, особенно сейчас, когда он близок к своей цели.

Он слышал звуки голосов за дверью. Один принадлежал Андриеву, второй — молодой женщине. Долго им против него не выстоять.

Феликс нёсся по дому, сомневаясь, что его действия разумны. Ноги у него длиннее гномьих, бегает он гораздо быстрее, и поэтому значительно их опередил. А что если в доме ещё остались околдованные бойцы? Что если он в одиночку наткнётся на чародея? Эта встреча, скорее всего, станет смертельной, если только Феликс не застигнет того врасплох. Он не питал иллюзий, чем может закончиться любое противостояние между ним и опытным волшебником.

С другой стороны, Ульрика в опасности и, несмотря на их взаимоотношения, ему не хотелось, чтобы она хоть как–то пострадала. Она могла быть высокомерной, властолюбивой, непостоянной, заблуждающейся гордячкой, но он не хотел её смерти. По правде говоря, Феликс удивлялся глубине своих чувств сейчас, когда знал, что Ульрика в опасности. «Никуда они пока не делись», — печально подумал он.

Феликс достиг лестничного спуска и остановился. Снизу до него доносился скрежет раздираемого металла. Звук был такой, словно вход в хранилище сломался под действием мощной силы. Феликс уверял себя, что такое невозможно — дверь выдержит и осадное орудие. Но находящийся внизу мужчина является чародеем. Кто знает, на что тот способен? Возможно, наложенные на хранилище чары не так уж сильны, как утверждал Макс, или чародей оказался гораздо более могущественным, чем они ожидали. Не очень–то обнадёживающая мысль.

Феликс прислушался, желая разобрать что–либо ещё. Он надеялся услышать, как приближаются Готрек и Снорри Носокус, но без толку. Он слышал, как их сапоги грохочут по каменному полу. Феликс смог услышать, как Ульрика неразборчиво прокричала какой–то вызов, но ответный шёпот оказался слишком тих, чтобы его разобрать. А затем внизу наступила зловещая тишина.

«Лучше пойти и приготовиться к худшему», — подумал Феликс. С неохотой спускаясь вниз по ступенькам, он думал: «Возможно, это Готрек будет тем, кто напишет о моей героической кончине».

Ульрика наблюдала, как дверь взрывается внутрь. Камень проскрежетал по камню. Она ожидала увидеть толпу воинов с тараном небольших размеров или мага в ослепительном сиянии энергии. Вместо этого она увидела высокого, величественно выглядящего человека, одетого в модный наряд. В ножнах на его боку висел меч. В нём была какая–то сверхъестественная грация, которая ассоциировалась скорее с акробатом, чем с чародеем. Он смотрел на неё, не делая угрожающих движений.

— Если ты умеешь пользоваться тем мечом, чародей, предлагаю тебе его достать. Ненавижу убивать безоружных.

К её удивлению он улыбнулся, обнажив сверкающие белизной зубы. Глаза, встретившие её взгляд, были тёмными и пронзительными.

«Он очень привлекательный мужчина, — подумала Ульрика, — почти красавчик. Держит себя с таким властным видом, которому мог бы позавидовать царь».

— А мне было бы ненавистно убивать столь прекрасную молодую женщину, — весело ответил незнакомец.

Голос его выдавал выходца Империи, но в нём присутствовал еле заметный намёк на иностранный акцент. Будь необходимость выбирать, она предположила бы, что акцент бретонский.

— Я не боюсь твоей магии, волшебник, — произнесла Ульрика, гордая тем, насколько твёрд её голос.

Что–то в манерах мужчины подсказывало ей, что она легко может тут и погибнуть. Он рассмеялся зловещим приятным смехом.

— Так вот кто я, по–твоему?

— А кем ты ещё можешь быть?

— Кем–нибудь за пределами твоего воображения, — ответил мужчина.

Адольфус узнал женщину, что была той ночью в „Белом кабане“, как узнал и мужчину, лежащего рядом в отключке. «Мир тесен», — подумал он. Хотя, Прааг город небольшой, и лишь немногие таверны продолжали работать после снятия осады. Он снова ощутил прилив влечения.

Она была красоткой и держалась достойно. Он находил трогательной её отвагу, хотя на лице женщины явственно читался страх. Он бы и хотел с ней пообщаться, но уже и так потерял много времени. Кригер увидел то, за чем явился. Талисман был на столе рядом с лежащим человеком в одеянии волшебника.

Адольфус заметил, что мужчина ещё жив, но биение жизни в нём настолько слабо, что тот восстановится не скоро, если сие вообще случится. Стало быть, одной проблемой меньше.

Между ним и талисманом стояли лишь молодая женщина и старик. Чтобы справиться с ними, ему даже не понадобится меч.

Позади с лестницы донеслись шаги человека, старающегося двигаться тихо. Смертный бы не заметил этого и вовсе, но где тот находится, Адольфус мог определить по звуку дыхания, не говоря уже о слабом шуршании сапожных подошв о камень. Кригер улыбнулся. Один мужчина тоже для него не угроза.

— Отойди от талисмана, и я оставлю тебя в живых, — спокойным голосом сказал Адольфус девушке. — Станешь мешать — скорее всего умрёшь, что не доставит мне удовольствия.

Женщина с удивляющей быстротой сделала выпад в его сторону. Она явно умела обращаться со своим длинным мечом. Адольфус легко отступил в сторону. Для смертного она быстра, но в сравнении с ним двигается, словно поражённый артритом калека. Пока женщина нападала на Адольфуса, старик потянулся к талисману. Кригер не собирался это допускать.

Он ускорился и дотянулся до амулета одновременно со стариком. От быстрой пощёчины Адольфуса Андриев перелетел через комнату и врезался в стену. Раздался неприятный треск, и старик сполз на пол. Из его разбитой головы вытекала кровь. Когда Адольфус поднял амулет, его наполнило ощущение победы.

Кригер был разочарован, не ощутив ни всплеска силы, ни значительного притока магической энергии. Не прогремел гром. Не сверкнула молния. Мир никак не изменился. Он проявил глупость, ожидая чего–то подобного. Перед использованием талисман нужно изучить и настроить. У Кригера не было сомнений, что он нашёл именно то, за чем явился. Внешний вид с точность подходил под описание в колдовской книге и Утерянной книге Нагаша. В настоящее время в мире не существовало иного артефакта, соответствующего этому описанию. Кригер получил то, что хотел. Пришло время откланяться.

Он обернулся как раз вовремя, чтобы заметить бегущую на него женщину, и высокого светловолосого мужчину, появившегося в дверном проёме. Неужели эти глупцы действительно собираются его остановить?

Феликс не думал, что когда–либо видел человека, двигающегося столь стремительно. Глазами не уследить. Должно быть, на его скорость воздействует какое–то заклинание. По крайней мере, здесь только сам чародей. Хоть это радует. Наблюдая за мужчиной, Феликс понимал, что у него нет ни шанса, если тот обнажит свой меч. «Лучше бы не дать ему такой возможности», — подумал он, входя в комнату.

Ульрика тоже неслась вперёд, направив в шею мужчины удар, который должен был снести тому голову с плеч, попади она в цель. Не попала. Кригер присел, и клинок пролетел над его головой. С грацией тигра, бросающегося на оленя, он прыгнул вперёд. И сразу же обездвижил Ульрику, взяв в захват её шею. Попытки Ульрики освободиться были столь же безрезультатны, как у мыши вырваться из когтей кота.

— Ульрика! — завопил Феликс.

Мужчина поглядел на него, и Феликс не удивился, заметив красный блеск в его глазах. «Чародей», — подумал он, а затем обнаружил нечто неуловимо знакомое во внешности мужчины. Феликса внезапно осенило. То был волшебник из таверны, тот самый, который исчез, стоило появиться Максу и Ульрике.

Феликс услышал на лестнице Готрека и Снорри Носокуса. Помощь была на подходе.

— Если тебе небезразлична эта девушка, отойди, — произнёс Кригер. — Или я сломаю её шею, словно ветку.

— Если ты причинишь ей хоть какой–нибудь вред, я тебя убью, — заявил Феликс, и был удивлён, обнаружив, что об этом и думает. Сколько бы времени и усилий не потребовалось, он будет преследовать этого человека до гроба.

— Почему–то мне так не кажется, — заявил Кригер вежливым тоном.

— Если не человечий отпрыск, то это сделаю я, — послышался голос Готрека из–за спины Феликса.

Не было сомнений, что гном не шутил.

Высокий мужчина рассмеялся, но его глаза полыхали:

— Твои сородичи уже пытались, и без особого успеха. А теперь назад, или девчонка умрёт.

Истребитель сверлил тёмного мага взглядом. Феликс гадал, станет ли Готрек атаковать, позволив Ульрике умереть. И знал, что не может это допустить.

(обратно)

Глава четвёртая

— Снорри думает, нам следует с ним разобраться, — сказал Снорри Носокус.

— А я — нет, — произнёс Феликс. — Если нападём, он может убить Ульрику.

— А потом его убьёт Снорри, — заявил Снорри, чья жажда битвы явно не была утолена столкновением с приспешниками чародея.

Он был готов броситься в атаку, невзирая на увещевания Феликса. Ягер умоляюще посмотрел на Готрека. В безумном взгляде единственного глаза Истребителя никак не отразилось какое–либо понимание. Пауза затягивалась. Готрек и Кригер пристально глядели друг на друга. В глазах чародея снова промелькнул странный блеск. Похоже, между ними происходит что–то похожее на поединок воли. Никто из них не опускал взгляд.

Феликс почувствовал сухость во рту. В помещении пахло пылью, смертью и ещё каким–то едва ощущаемым запахом, возможно, корицей. Поодаль лежал Андриев, разбитая голова которого служила свидетельством того, насколько хрупкой может быть жизнь. Макс выглядел немногим лучше.

— Убейте его, — задыхаясь, произнесла Ульрика. — Не тревожьтесь обо мне. Лучше смерть, чем бесчестие.

Речь Ульрики грубо прервалась, когда Кригер крепче сжал её горло. Для чародея тот был силён. Ягер был не особо уверен, что идея противостоять Кригеру с мечом в руке ему нравится. Теперь лицо Ульрики сильно побледнело. Феликс видел, что ей тяжело дышать. Истребитель не отрывал своего взгляда. Ягер ощутил, что приближается развязка, и события сейчас могут повернуться в любом направлении. В помещении повисла напряжённость, толкавшая на насильственные действия. К несчастью, Феликсу было понятно, что если последует взрыв, всё закончится смертью Ульрики.

— Отпусти её и можешь уходить, я обещаю, — произнёс он, рассчитывая убедить Истребителей разговорами о чести и клятвах. С гномами такой подход обычно срабатывает. Готрек напрягся. Истребителю не понравились действия Феликса. Чародей лишь рассмеялся.

— Как бы ни хотелось мне обсудить такое предложение, боюсь, в данных обстоятельствах это вряд ли разумно. Девушка — это мой щит, и лишь глупый воин отбросит свой щит перед битвой.

— Ты не воин, — возмущённо выдавил Готрек. — И понятия не имеешь о том, что означает сие слово.

Улыбка Кригера сделалась кислой и немного печальной.

— Некогда имел и, возможно, лучше, чем ты. Увы, всё меняется.

Готрек приготовился броситься вперёд. У Снорри в предвкушении боя изо рта выступила пена. Однако он ожидал сигнала от Готрека. Ульрика попыталась врезать каблуком по ноге Кригера, но тот легко уклонился. Он сжал руку сильнее, заставив кислевитскую аристократку взвизгнуть от боли. Требовалось всего ничего, чтобы сломать ей шею.

Феликс опустил руку на плечо Истребителя. Он понимал, что если гном решил атаковать, шансы его сдержать не больше, чем удержать на привязи свирепого волка, однако Феликс решил, что попробовать стоит.

— Не надо, — сказал он. — Должен быть иной выход.

— Так и есть, — подтвердил Кригер. — Дайте мне уйти и, оказавшись насвободе, я отпущу её, куда она пожелает.

— Ты не принял моё предложение, — произнёс Феликс, глядя на волшебника, улыбка которого стала ещё шире. — С какой стати я должен принять твоё?

— У тебя нет иного выбора, — убеждённо ответил Кригер.

Адольфус поднёс к губам висевшую на шее ладанку и с наслаждением сделал долгий вдох. Он выглядел необычайно спокойным и собранным. И вёл себя, словно аристократ. Феликс всегда их недолюбливал.

— Дайте ему уйти, — сказал Феликс. — Мы всегда сможем выследить его позже.

— Сможете попытаться, — поправил Кригер.

Готрек, похоже, вышел из своего смертоносного транса.

— Сколько бы это ни заняло, и как далеко бы ты ни скрылся, я тебя найду и прикончу, — произнёс гном.

— И вдвое тебе того же от Снорри Носокуса, — добавил Снорри.

— Отойдите, — сказал Кригер.

Гномы так и сделали, медленно и неохотно. Подняв Ульрику, словно та ничего не весила, Кригер прошёл между ними и стал подниматься по лестнице, по–прежнему сжимая в руке талисман.

В хранилище повисла тишина.

— Что будем делать теперь? — спросил Феликс.

— Пойдём следом, — отозвался Готрек. — Он не мог далеко уйти.

Они поднялись по лестнице вслед за Кригером, но когда вышли на ночную улицу, тот пропал и Ульрика вместе с ним. Феликсу показалось, что издали донёсся звук скользящих саней, но была ночь, и множество саней сновало туда–сюда между особняками аристократов.

Улицы поглотил ледяной, замораживающий туман. Он опустился слишком уж быстро, чтобы быть природным явлением. «Не воспользовался ли чародей каким–то заклинанием, чтобы замести следы?» — гадал Феликс. Подобное было более чем вероятно. Феликса охватило отчаяние. В руках злого волшебника оказался и талисман, который они согласились охранять, и Ульрика. Андриев погиб. Макс был в коме. Феликс ощущал горький вкус поражения.

— Должно быть, чтобы убраться, он воспользовался магией сразу, как покинул хранилище, — предположил Феликс. — Чары более не могли его удерживать.

— Не знаю, — произнёс Готрек с яростью в голосе. Ситуация нравилась гному не более, чем Феликсу. — Я ведь не чародей.

— Как и Снорри. Но нам лучше бы заняться тем, чтобы поскорее его разыскать. Снорри Носокус поклялся, и если Снорри придётся обыскать этот город дом за домом, Снорри так и сделает.

— Всё за то, что мы к тебе присоединимся, — пробурчал Феликс. — Ладно, пойдём внутрь и займёмся Максом.

Никто из них и не подумал бить тревогу и вызывать стражу.

Кригер развалился на мягком сидении саней. Обзор ему закрывала широкая спина Роча, управляющего лошадьми. Рукой он обхватил бесчувственную Ульрику. Хорошее прикрытие. Они всего лишь двое любовников, возвращающихся с ночной прогулки на санях. В прошлом такую сцену Кригер неоднократно разыгрывал со скотом, прежде чем вкусить крови. Никто не обратит на них внимания.

Адольфуса переполняло тёплое ощущение победы. Он было подумал, что всё может закончиться ужасно. Если точнее, мощь топора гнома была для Адольфуса очевидной. Он не сомневался, что сие оружие способно прервать его бессмертное существование одним точным ударом. Он никогда не видел ничего, что обладало бы столь ужасной убийственной силой. Топор фактически излучал смертоносную силу, что было очевидно кому–либо с чуткими магическими чувствами, вроде Кригера, а его обладатель был под стать — то ещё мрачное и свирепое существо.

Оружие человека было не столь могучим, но к удивлению Адольфуса, оно тоже оказалось волшебным и было способно причинить ему вред.

Удивительно, как Андриеву удалось найти двух таких охранников за короткий срок. Знай Адольфус об этом, он не был бы столь самонадеян. Он не сомневался, что из любого боя с этой парой вышел бы победителем, но тут был и риск, а в тот момент, завладев талисманом, Кригер был не настолько глуп, чтобы рисковать.

И всё же, та его часть, что требовала насилия и смертей, желала втравить его в сражение, желала, чтобы он бился и порвал своих противников в клочья. Свирепый зверь по–прежнему сидит в нём. Адольфус пытался убедить себя, что дело не только в этом. Его злило, что враги остались живыми и невредимыми. Раздражало высокомерие гнома. Едва ли не святотатством казалось то, что какой–то смертный осмелился угрожать одному из Восставших. Также было очевидно, что гном постарается сдержать своё обещание, выслеживая Кригера годами, если потребуется.

Сейчас сие не имело значения. Скоро Адольфус станет достаточно могущественен, чтобы править миром, и отомстит им. Гному не придётся его разыскивать. Как только пророчество Носферату будет исполнено, он будет мстить. Он старался убедить себя, что не страшится того могучего топора, но был достаточно умён, понимая, что это ложь. Вот причина, по которой внутренний зверь столь раздражён. Он ощутил угрозу. Он поколебался. Впервые за долгие, долгие годы Кригер повстречал нечто, что вызвало у него страх.

Возможно, ему следует насладиться этим незнакомым ощущением. В конце концов, любое новое эмоциональное переживание было желательным, принимая во внимание скучное существование на протяжении столетий. Но почему–то Адольфусу в это не верилось. Лучше быстрее убраться подобру–поздорову, и пусть Истребители безрезультатно занимаются его поисками. Кригер способен путешествовать так быстро и скрытно, что у них не будет шансов его отыскать, если сам он не пожелает.

Сейчас основная задача в том, что ему требуется время, чтобы разобраться, как высвободить силу талисмана, настроить тот на себя, и научиться пользоваться его энергией. Как только это свершится, мало что будет ему не по силам, по крайней мере, если верить Носферату, а уж этот вампирский провидец разбирался в подобных материях.

Девушка подле него постанывала, но не приходила в чувство. Он посмотрел на неё. Древняя злоба пробудилась в его мыслях. Было очевидно, что тот мужчина беспокоился о ней, а гномы достаточно её уважали, чтобы удержаться от нападения. Она может стать ценным заложником и, ради всех Тёмных богов, она прекрасна. В его долгом путешествии компания для приятного времяпрепровождения может прийтись кстати, и он всегда сможет от неё избавиться, если девушка окажется скучной. Адольфус сомневался, что ему будет с ней скучно, по крайней мере, некоторое время. Девушка знакома с гномами и мужчиной с волшебным мечом, а потому может что–нибудь рассказать ему о его врагах. Ему, по меньшей мере, потребуются их имена, когда настанет время их отыскать.

Разумеется, он дал мужчине обещание, что отпустит девушку, а за все долгие столетия своего существования Адольфус никогда не нарушал своих обещаний. Верно и то, что тщательно выбирая слова, он давал такие обещания, что устраивали его самого. Он обещал, что отпустит девушку, куда она пожелает. У Адольфуса имелись способы убедить девушку, что она не желает покидать его.

Кригер осторожно оттянул воротник рубашки и погладил шею девушки, нащупывая восхитительную вену, которую знал, где искать.

Феликс осматривал учинённый в особняке разгром. Повсюду лежали трупы — останки пожилых слуг Андриева и искалеченные тела людей, убитых им, Готреком и Снорри. В воздухе неприятно пахло кровью, развороченными внутренностями и тухлятиной. Что не улучшало его настроения. Сейчас он не отказался бы от такой ладанки, что была у мага. Её аромат мог перебить запах смерти.

Эта мысль что–то всколыхнула в его мозгу. Она напомнила ему о том едва ощутимом запахе, который он тогда почувствовал в хранилище. Что это было? Почему сейчас в его мыслях возник образ мёртвой женщины?

«Идиот, это оттого, что вокруг тебя трупы», — обругал он себя, понимая, что разгадка не в этом. Феликс вспомнил, как глядел на мёртвую женщину, найденную в снегу, вспомнил слова её подруги. Та упомянула аристократа. И вспомнила весьма характерный запах, напоминающий корицу. Именно этот запах он почувствовал в хранилище. Возможно ли, что убил и искалечил проститутку тот самый мужчина, который забрал Ульрику?

Феликс взмолился, чтобы оказалось не так. Многие имперские аристократы носят ладанки, чтобы перебить уличные запахи, и Кригер всего лишь один из таких. Благовония на основе корицы довольно распространены. Нет, разве он может оказаться тем самым мужчиной? А почему нет? Он — чёрный маг, и кто знает, какие злодеяния мог он совершить? Феликс слышал рассказы о злобных чародеях, пожиравших мозги своих жертв, чтобы поглотить их души; возможно, эти истории правдивы, и то был как раз такой человек. Внезапно Феликсу сильно захотелось, чтобы Макс очнулся. Макс может знать гораздо больше о подобных вещах, чем когда–либо доведётся узнать Феликсу. Он поделился своими подозрениями с Истребителями.

— Снорри думает, что тебе следовало позволить нам его убить, — едва ли не с обидой заявил Снорри.

«Я должен был позволить? — подумал Феликс. — Да разве мог я хоть как–то помешать Истребителям, если бы им втемяшилось в голову броситься в бой?»

Он посмотрел на двух сердитых гномов. Было очевидно, что те находятся не в лучшем настроении. Они смотрели на Феликса так, словно он нёс личную ответственность за то, что лишил их возможности геройски умереть. Некоторым образом, так оно и было. Но он не собирался особо беспокоиться по сему поводу. Жизнь Ульрики гораздо важнее, чем гибель гномов. У них будет другая возможность, когда они разыщут мага. Почему–то Феликс не сомневался, что они сумеют. Теперь осталось только отыскать способ.

Первым делом следует отнести Макса к лекарю. Макс специалист в таких вопросах, и если кто и знает, как отыскать чёрного мага, так это он. Феликс подумал, что не мешало бы сообщить властям о том, что здесь произошло. Не городской страже — та скорее всего бросит всех четверых в темницу просто по подозрению, а окажись они там, кто знает, когда оттуда удастся выбраться? И это в том случае, если Готрек и Снорри не начнут биться с теми, у кого хватит безрассудства попытаться их арестовать. Лучше доложить о случившемся прямо наверх — князю. Он их выслушает, а возможно, даже окажет помощь.

А ещё здесь находится отец Ульрики. Феликс не испытывал желания сообщать старому аристократу новости о похищении и возможной гибели его дочери. Не то чтобы он готов был признать, что Ульрики может уже не быть в живых. Об этом думать не стоит. Нет, расскажи они Ивану Петровичу Страгову, и тот без сомнения предложит им помощь, даже если это не сделает князь.

Феликс обдумал свой план с разных сторон. Нет смысла отправляться на бесплодные поиски чародея в этом тумане, даже если очень захотят Истребители. Возможно, ему даже удастся убедить князя закрыть ворота и привлечь его людей на прочёсывание города. В таком случае стражники могут оказаться полезными, и несколько тысяч человек скорее преуспеют в поисках, чем трое.

Он вкратце изложил свой план остальным. И они отправились в ночь.

Феликс заглянул в больничную палату, в которой лежал Макс. Жрицы закончили свои обряды. Была применена лечебная магия. Феликс мог только молиться, что на волшебнике она сработает лучше, чем когда–то давно на его матери. Князь наблюдал со своего места возле кровати. Даже в этом пристанище целителей по обе стороны от него находились капитаны стражи. Опасные нынче времена.

Вид у Энрика был подавленный. Казалось, он излучал печаль и уныние, начиная от больших глаз с мешками под ними, заканчивая длинными свисающими усами. Феликс слышал, что князь подвержен приступам глубокой депрессии и даже безумия, но сам никогда подобного не замечал. Князь Праага был одним из самых осведомлённых и деятельных аристократов из всех встречавшихся Феликсу. Князь решительно и мужественно руководил обороной города от орд Хаоса. Было очевидно, что потеря брата при отчасти таинственных обстоятельствах сильно его подкосила. Князь двигался, как старик, и причиной тому были не только его раны.

— Ты принёс крайне прискорбные новости, Феликс Ягер, — сказал князь.

Голос у него был чёткий и повелительный, абсолютно не соответствующий внешнему виду. Столь надменный командный тон и можно было ожидать от предводителя второй по численности армии Кислева.

— Ульрика приходится мне родственницей, дальним родственником был и Андриев, хотя отношения между нами не были тёплыми. Он был более близок с моим братом. Оба увлекались древними предметами и магией.

Феликс подозревал, что брат князя был вовлечён в секту хаоситов. Возможно ли, что Андриев тоже? Это могло бы объяснить его интерес к волшебным предметам и желание не привлекать к себе излишнего внимания. Но если так, то у него самого могли быть союзники, в том числе чародеи, и ему не потребовалось бы приглашать Феликса, Ульрику и Готрека. Разве что Андриев хотел что–то скрыть от своих приятелей–демонопоклонников. Феликс был достаточно наслышан о ударах в спину и предательстве, в которых погрязли последователи Тёмных богов. Лишь одних подобных мыслей оказалось достаточно, чтобы у него закружилась голова.

Может был старик замешан в таких делах, может нет. В любом случае, лучше не рассуждать об этом, не имея на руках веских доказательств. Сейчас и так забот хватает.

Князь повернулся, отдал приказ капитану стражи, и тот удалился. Феликс знал, что скоро городская стража и часовые на всех воротах получат приказ проверять всех, кто похож на Ульрику и её похитителя. Солдаты поспешат подчиниться приказам князя.

— Сожалею, что не могу сделать больше, — произнёс князь Энрик, — но прочёсывание дома за домом в настоящий момент практически невозможно. Есть и другие задачи, требующие внимания.

Феликс понимал, что тот имеет в виду. Во дворце князя расположилась Ледяная Королева, чью безопасность нужно обеспечивать; в городе лагерем стоит армия, и требуется поддерживать общественный порядок; не говоря уже о планах противодействия приближающейся орде Хаоса. Это напомнило Феликсу, что мир не стоит на месте из–за его личных проблем. Величайшее за два последних столетия вторжение в Старый Свет всё еще происходит. Князь, похоже, решил, что вопрос закрыт, но Феликс рискнул воспользоваться моментом.

— Ваша светлость, её отец извещён? — спросил Феликс.

— Я вызвал его. Ты поступил мудро, сначала сообщив новости мне. Думаю, такое лучше узнать от родича. Он очень любит Ульрику. Она его единственное выжившее дитя.

Феликс заметил, как неуверенно прозвучало слово „выжившее“. Князь тоже старается рассчитывать на лучшее.

— Есть какие–либо идеи, что это за талисман и на что он способен?

Феликс был неглуп, и понял, что на другую тему разговор переведён неслучайно.

— У меня нет идей, но это должно быть нечто важное, учитывая, какие усилия предпринял этот Адольфус Кригер, чтобы его заполучить. Наша лучшая надежда на то, что Макс вскоре восстановит силы. Возможно, он сможет что–то рассказать.

— Это изучение талисмана привело его в такое состояние?

— Так сказала Ульрика.

— Я сообщу тебе, когда он очнётся, — заверил князь, отчётливо дав понять, что аудиенция закончена. Князь выглядел, как человек, на плечах которого грузом лежит весь мир.

— Благодарю вас, ваша светлость, — произнёс Феликс и удалился.

Адольфус обвёл взглядом зал особняка. Осрик освободил лучшие комнаты, чтобы их мог занять его хозяин. Занавеси были плотными и тяжёлыми, на массивном столе из красного дерева стояло непочатое отличное вино, ярко горел камин. Хотя Адольфус больше не испытывал холода и не находил удовольствия в вине, он всегда считал, что следует поддерживать видимость. Языки вечно судачат, и нет возможности предостеречь или сделать мысленное внушение каждому из слуг. Для Адольфуса все они на одно лицо. И он решил поддерживать вкус к роскоши, сохранившийся от его прежней жизни, до того, как его выбрала графиня. Этому потворствовал его статус, как одного из Восставших.

Единственной действительно необходимой вещью в комнатах были плотные занавеси, не пропускающие солнечный свет. Он так и не привык к дневному свету. От него по–прежнему болели глаза, а кожу болезненно обжигало. Количество выпитой им крови не имело значения — при выходе на свет Адольфус всегда располагал лишь долей своей подлинной силы. На солнечном свету он становился почти столь же слабым и немощным, как смертный. Адольфус ощущал вялость, которая подсказывала ему, что на дворе по–прежнему день.

Некоторые из слуг считали странным, что его не следовало беспокоить в дневное время. Насколько им было известно, Кригер был дальним родственником, кутилой и выпивохой, который ночами развлекался в тавернах и борделях города, а днём восстанавливал силы после ночных похождений.

Адольфус не жалел, что покинет Кислев. Это варварское место, а когда придут орды Хаоса, тут станет ещё хуже. Похоже, массовое кровопролитие всегда пробуждает в кислевитах диких кочевников.

«Однако, — подумал он, — ситуация выглядит многообещающей». Будет легко воспользоваться анархией предстоящих месяцев и лет, и он станет достаточно могущественен для этого. Пророчества из Гримуар Некрониум будут исполнены. Адольфус был уверен, что наступают те самые Кровавые Времена, о которых говорится в древней книге. И он станет Бледным Королём — повелителем ночи. С талисманом это станет реальностью. Никто из прочих не сможет противостоять ему и талисману, и все они, даже графиня и Совет, принесут клятву верности.

Женщина пошевелилась на своей кровати. «Как же она прекрасна, — подумал Адольфус. — Ни следа той коровьей тупости, что обычно написана на лицах кислевитских аристократок. Выглядит она крепкой, резкой и яростной, словно ястреб. Есть в её красоте нечто плотоядное. Возможно, она достойна стать избранной, достойна тёмного поцелуя. Возможно, она — та самая».

Долгими столетиями он отказывался создать собственное порождение, с тех самых пор, как графиня объяснила ему, насколько захирели генеалогические линии со времён ламийцев. Большинство Восставших из его поколения могло создать лишь единственное порождение, и даже оно могло оказаться жалкой пародией того, чем должно было стать, дебильной, слабой, безумной — чудовищем, вмещающим все странные стереотипы, которые сложились у смертных в отношении Восставших. Сам Кригер ни разу не решился на такое, потому как пока не встретил никого, кто был бы достоин его выбора. Несколько раз за те столетия он был близок к этому, но в тех людях всегда присутствовал изъян.

Так, посмотрим. Одной была бретонская аристократка Катерина, которая оказалась не более чем пустым претенциозным инструментом. Её красота на какое–то время сбила его с толку, заставив предположить, что она может обладать интеллектом и изяществом и быть достойной вечно находиться рядом с ним. Как он ошибался. Женщину больше беспокоило собственное отражение в зеркале, чем что–либо ещё. Было особым удовольствием наблюдать за её брезгливостью, когда на лице прорезались морщины, в волосах появилась седина, и годы источили её красоту.

Затем была крестьянская девушка, ставшая куртизанкой в Нульне. Как же её звали? О да, Марианна. Она была всем, о чём он мечтал. Красивая, сообразительная, остроумная, очаровательная и даже культурная, обладающая эрудицией, доставшейся собственным тяжёлым трудом. Шаловливая и любопытная, она внушала надежду, что не будет легко подвержена скуке, и Адольфуса к ней влекло по многим причинам. Но она же была вероломной, эгоистичной и коварной. Помня, как сам он выступил против графини, Адольфус предвидел, что Марианна тоже поступит так в своё время, а перенести такое было бы чересчур болезненно. Поэтому он помогал ей, присматривал и защищал, пока она в итоге не умерла богатой и уважаемой, одной из величайших аристократок Империи. Её возвышение доставило удовольствие им обоим.

Была Алана, та странная суровая женщина, полуведьма–полупровидица, которая обучила его тёмному колдовству и показала силу магии смертных. Своим знанием чародейства он обязан ей не меньше, чем графине, как и тем знанием, которое смертные стараются скрыть даже от себя. Ещё до того, как у него возникли мысли на её счёт, Алана погибла, став жертвой собственных чрезмерных амбиций и жажды власти, будучи разорвана каким–то ужасным существом, призванным во время нечестивого обряда в Ночь Таинств. У Кригера не было уверенности, но он полагал, что не стал бы её выбирать. Их взаимоотношения постоянно вращались вокруг власти — кто её получит и как распорядится. Она бы захотела привязать его к себе с помощью магии, как любой из скота связывается тёмным поцелуем.

Были и другие, множество других за все те столетия. Их лица иногда проносились перед взором Кригера, когда он входил в состояние транса, заменявшее Восставшим сон. Иногда все они сливались воедино, иногда сменялись лицами, которые он никогда не видел, но в своё время ещё увидит. За столетия ты чётко усваиваешь одно — рано или поздно большинство вещей произойдёт.

«Как странно, — размышлял Адольфус, — что–то плотское остаётся с тобой после того, как ты выбран, а что–то пропадает». Он более не нуждается в еде и питье, сексе и наркотиках. Но ему по–прежнему нужна компания. Возможно, только это и осталось у него общим со скотом. Кригер по–прежнему разыскивает ту единственную особенную женщину, как это случилось в тот день, когда, будучи зелёным юношей, он впервые повстречался с графиней три сотни лет назад в Парравоне, на своём первом балу при дворе короля.

Адольфус отбросил эти мысли. Он находится на пороге величайшего триумфа, которого не добивался ни один Восставший, и на грани безумия, к которому его подталкивает нечто ему непонятное, а думает о женщинах. Кригер криво усмехнулся. Это одна из немногих привычек его смертного существования, от которых он не смог избавиться.

«Наверное, — раздумывал он, — теперь мне следует убить эту женщину, выпив её досуха в экстазе поцелуя, чтобы лишь доказать себе, что по–прежнему на такое способен. Нет смысла, ты и так знаешь, что способен. Слишком уж легко ты проделывал подобное за последние несколько недель. Если действительно хочешь доказать, что способен держать себя в руках, следует оставить её в живых». Реакция зверя в его подсознании, которому идея не пришлась по вкусу, показала Адольфусу, что он оказался прав. Стало быть, на какое–то время он позволит ей жить. Она может немного попутешествовать с ним. На случай нужды, лишний сосуд поблизости никогда не помешает. Кригер не мог позволить себе ослаблять Роча, питаясь его кровью во время путешествия, и испытывал крайнее отвращение к крови животных. Теперь лишь самая крайняя необходимость вынудила бы его на это. Тому, кто вот–вот станет повелителем всех вампиров, в любом случае не подобает пить оленью кровь.

Адольфус распознал приближающиеся по коридору шаги задолго до того, как в дверь постучали. У Роча весьма характерная походка. Для столь массивного мужчины он передвигается весьма плавно. Острые чувства подсказали Кригеру, что кроме Роча поблизости никого нет. Он подошёл к двери и повернул ключ в замке. Элементарная предосторожность, о которой он никогда не забывал с тех пор, как горничная вошла в его комнату и обнаружила Адольфуса с обескровленным трупом проститутки на руках. Это произошло спустя несколько дней после того, как он был возвышен графиней.

Адольфус смерил оценивающим взглядом невесело глядящего на него Роча. Тот был здоровяком с силой кузнеца, стремительностью кота, манерами камергера и моралью ассассина. Как отец и дед до него, Роч был наиболее доверенным личным слугой Кригера, посвящённым почти во все его сокровенные тайны. К этой роли его готовили с самого детства.

— Сани поданы, хозяин, — произнёс Роч мелодичным и довольно печальным голосом, что мог бы принадлежать священнику, которым тот часто и прикидывался. — Мы можем отправляться, как только пожелаешь.

— Очень хорошо, Роч.

— А юная леди?

Голос Роча был спокоен. Он всего лишь хотел знать, что ему делать. Ему могли приказать завернуть даму в простыню и отнести в повозку, или порубить её на мелкие куски и скормить собакам. И то и другое он бы выполнил одинаково тихо и эффективно, как уже случалось в прошлом.

— Она будет нас сопровождать.

— Хорошо, хозяин. Я предполагал, что вы, возможно, пожелаете так поступить, и взял на себя смелость загрузить дополнительные припасы. Надеюсь, вы одобрите.

— Роч, как всегда, ты всё продумал.

— Я рад услужить, хозяин.

Они обменялись понимающими улыбками.

— Отправляемся, Роч. Перед нами долгий путь, и чем быстрее мы покинем это захолустное королевство, тем радостнее мне станет.

Сейчас Иван Петрович Страгов успокоился. Феликс был рад. Лишь несколькими минутами ранее боярин сыпал угрозами и проклятиями, от которых покраснел бы и портовый грузчик. Теперь же он ограничился лишь несколькими отборными анатомическими терминами. Он повернулся и уставился на Феликса. Молодому человеку внезапно показалось, что в шатре стало слишком тесно.

— Мы найдём её, — заявил боярин с таким вызовом в голосе, словно Феликс только что возражал ему. — А когда мы найдём её похитителя, я подвешу его за яйца и …

И он продолжил детально описывать, что собирается сделать. Будь это кто–то другой, Феликс бы предположил, что тот говорит иносказательно, но Иван Петрович был боярином Пограничья. И собирался полностью осуществить свои угрозы, не заботясь тем, насколько физически невозможными они выглядят. Феликс не позавидовал бы Адольфусу Кригеру, попади тот в руки старого дворянина.

— Сначала нам нужно его найти, — произнёс Готрек.

Если сравнивать с кислевитом, его грубый рассудительный голос звучал почти спокойно, но содержавшая в нём угроза с лихвой перекрывала все яростные выпады Ивана Петровича. Эффект оказался таким, словно в лицо кислевита плеснули ледяной водой.

— Как нам это сделать?

Истребитель покачал головой. Он выглядел сбитым с толку и разочарованным. Феликс знал, что это лишь сделает его ещё более вспыльчивым. Феликс подошёл к жаровне с углями и согрел руки. Пожелай Иван Петрович, и он бы получил апартаменты в цитадели, но боярин решил остаться со своими людьми, которые разбили традиционный палаточный лагерь кислевитов–всадников на окраине города. Феликс мог бы посетовать на холод, но он уже выслушал столько замечаний об изнеженности южан, что хватило на всю жизнь.

Боярин Пограничья задал хороший вопрос. Феликс не испытывал особой уверенности, что Кригер выполнит своё обещание и освободит Ульрику, а за последние несколько дней умерла даже эта слабая надежда. Как отыскать одного мужчину и его пленницу в таком огромном и беспорядочном городе, как Прааг? Как воспрепятствовать им уехать, если они соберутся это сделать? У Ивана Петровича были всадники, но стужа и снег могли сильно осложнить патрулирование вокруг города. Положительная сторона ситуации в том, что гораздо заметнее будет тот, кто выезжает. В настоящее время очень немногие покидают город. Ручейки беженцев по–прежнему стремятся внутрь.

Феликс был расстроен. Ему требовалось больше информации. Ему требовалось знать о предназначении талисмана, и как чёрный маг намеревался им воспользоваться. Ему отчаянно нужно знать, жива ли ещё Ульрика.

«Будь я злым колдуном, который пожелал бы залечь на дно в Прааге, что бы я сделал?» В прочитанных по юности книгах и сценическим постановках ответ был простым. Злые чародеи обитают в разрушенных башнях, кладбищенских склепах и огромных особняках, построенных на неправедным путём полученные доходы. Обыскав все подобные места в городе, можно обнаружить похитителя. К сожалению, Феликс уже весьма давно усвоил, что на деле всё редко оказывается настолько просто. Если Кригеру не чужд здравый смысл, то он постарается не привлекать внимания и каким–либо способом изменит свой внешний вид. И Феликсу хотелось бы знать, как тот это сделает.

— Ты выглядишь погружённым в раздумья, человечий отпрыск, — произнёс Готрек. — Появились какие–нибудь полезные предположения?

Несмотря на заметную иронию в голосе гнома, его вопрос показался Феликсу серьёзным. За время их длительного знакомства обдумывание ситуаций, похожих на текущую, обычно выпадало на долю Феликса. Жаль, что в час великой нужды мысли его бесплодны. Он покачал головой, опустился на покрывающий пол шатра толстый ковёр и начал перебирать пальцами его завитки. Болела голова, слезились глаза, и текло из носа. Он явно чем–то заболел.

— Нам нужен чародей, — заявил Феликс.

— Был у нас один, — заметил Готрек. — К несчастью, похоже, он более не с нами.

— Это может измениться, — возразил Феликс.

— Ты говоришь, что нам следует запастись терпением? — произнёс Иван Петрович. В его голосе слышался упрёк Феликсу, словно тот полагал, что они обсуждают какую–то ерунду.

— Иногда это всё, что остаётся делать, — устало произнёс Феликс.

— Избавь нас от своих мудрых поучений, человечий отпрыск.

— Если у тебя есть идеи получше, я готов их выслушать.

Ответом послужила удручающая тишина.

Роч направил сани к воротам. На санях лежал дешёвый деревянный гроб, сумки с лошадиным кормом, потрёпанная палатка и ещё какое–то барахло. Он хлестал поводьями, подгоняя животных. Полозья проскрипели по снегу, когда они подъехали к воротам.

Стражники глядели на него с куда большей подозрительностью, чем обычно следовало. Роч ответил невинным взглядом. Сержант поглядел в свиток, затем снова на Роча, словно сверяясь, подходит ли тот под описание. Роч сохранял на лице глупое непонимающее выражение. Оно соответствовало его крестьянскому наряду. Если те глупцы разыскивают хозяина, то будут высматривать аристократа и, возможно, светловолосую девушку. Вряд ли им нужен он.

Он был уверен в себе. Если они обыщут сани, у него наготове легенда, которая подтверждена всеми доказательствами. Но, несмотря на это, он чувствовал, как внутри растёт слабое беспокойство. Дело может обернуться плохо. Так уже бывало, и так может случиться и сейчас.

— Ты по какому делу, крестьянин? — спросил невысокий мужчина, появившийся из–за спин стражников. Его превосходная униформа и высокомерные манеры указывали на то, что он какой–то офицер и, вероятнее всего, один из так называемых кислевских аристократов. Его поведение Рочу не понравилось. Он запомнил лицо мужчины на случай, если в будущем представится возможность поквитаться. В данных обстоятельствах сие маловероятно, но всегда есть надежда. Несколько минут наедине с Рочем и его инструментами для свежевания избавит этого аристократа от наглости наряду с большей частью кожи.

— На ферму возвращаюсь, похоронить брата, — ответил Роч с хрипатым и гортанным акцентом кислевитского простолюдина, который он умел убедительно изображать. — Я ему обещал. Он сказал перед смертью, что хочет лежать рядом с ма, и я сказал, что позабочусь.

— Мой тебе совет — вези его назад и сожги. Сейчас в лесах, несмотря на патрули, полно зверолюдов.

Это были слова сержанта. Его тон не был недружелюбным. В нём слышалось явное сочувствие. Офицер смерил сержанта тяжёлым взглядом. Выражение на лице стражника сделалось пустым, и он заткнулся. В городской страже Праага по–прежнему применяли бичевание для насаждения дисциплины. Роч посчитал, что в принудительном подчинении мало что есть от дисциплины.

— Люди пытаются контрабандой провозить в гробах разные вещи, — заявил офицер. — Люди способны на всякое.

Роч поглядел на надменного идиота, но не изменил выражения лица. Большинство контрабандистов пытается ввезти товар в город, а не наоборот. Однако крестьянину не пристало указывать аристократу на подобное несоответствие. Крестьяне в Кислеве покорны, равно как и дома, в Сильвании.

— Я ему обещал, — сказал Роч, прикидываясь тупым и обращаясь к сержанту. — Он заставил меня поклясться Шаллией и Ульриком, что я это сделаю. Он любил мать. Любил нашу старую ферму. Он говорил, что не следовало нам приезжать в город. Говорил, что хочет лежать под соснами.

— Открой ящик, — приказал офицер.

Было ясно, что по какой–то причине он невзлюбил Роча. Люди частенько так поступали. Роч уже привык. Он полагал, что дело в его внешности. Однако сейчас с этим ничего не поделать.

— Но он же мёртв, — произнёс Роч.

— Если не откроешь сам, это сделают мои люди.

Роч заметил, как передёрнуло солдат. Они охотно и без колебаний зарубили бы человека, но никому не хотелось открывать гроб, в котором мог оказаться труп недельной давности.

— От чего он умер? — нервно спросил один из стражников, парень с побледневшим лицом и в тесном мундире.

— Кашель. Месяц назад он был здоров, как ты. Однажды начал кашлять и хрипеть, говорил, что ему трудно дышать. Два дня назад он помер, месяц пролежав в горячке и лихорадке, выхаркивая лёгкие. Тяжёлое зрелище.

Теперь солдаты казались встревоженными ещё сильнее. Со времени осады в городе распространилось множество необычных заболеваний. Возможно, это всё отголоски злобного колдовства последователей Повелителя Чумы Нургла. А может, всего лишь следствие перенаселённости, гнилой пищи, холода и антисанитарии. Сказывали, что с момента снятия осады от болезни померло даже больше народа, чем в бою. Роч этому верил. Так чаще всего и происходит.

— Я приказал открыть ящик. Давай–ка поглядим, что там у тебя.

— Мертвец, — угрюмо пробурчал Роч.

— Скоро ты сам им станешь, если не откроешь гроб, — пообещал офицер.

Он был явно одним из тех малозначительных людей, которым нравится максимально использовать полученную власть. И ему явно нравится показывать своё превосходство таким неуклюжим здоровякам, как Роч. Роч как следует запомнит этого мужчину. Возможно, если хозяин позволит, он даже специально приедет за ним в Прааг. Не любит он, когда наезжают.

Роч слез с саней и потащился к лежащему позади гробу. Все солдаты немного сдали назад, за исключением офицера, который бесцеремонно шагал рядом. «Я прошу всего лишь одну минуту и свежевательные приспособления», — подумал Роч. С помощью рычага он открыл гроб, постаравшись встать так, чтобы его тень падала на хозяина. Он знал, как на нежную кожу Кригера влияет солнечный свет.

Офицер опустил глаза на лежащее тело. Хозяин тоже был одет по–крестьянски, а его волосы были в беспорядке. Бледность Кригера не потребовала косметики, и пятна грязи на его лице это подчёркивали. Они уже неоднократно проделывали подобное ранее, когда требовалось спешно убираться из города. Роч помнил, что его отец и дед тоже рассказывали о таких отъездах, при обстоятельствах гораздо более опасных, чем нынешние.

Офицер снял перчатку и положил руку на грудь тела, словно не желая верить собственным глазам.

— Явный покойник, — разочарованно констатировал он.

— Поэтому я и собираюсь его похоронить.

— Ты мне не дерзи, — пригрозил капитан. — Ещё слово, и мои люди снимут с тебя шкуру.

Роч уставился на свои сапоги, чтобы скрыть яростный взгляд. Он страстно ненавидел этих мелких чиновников–выскочек, будучи вынужден сталкиваться с ними чаще, чем того хотелось. «Сейчас не время», — твердил он себе. И постарался напустить на себя полностью соответствующий запуганному крестьянину вид.

По лицу офицера читалось, что тот всерьёз раздумывает, а не приказать ли своим людям разломать гроб. «Это не очень–то хорошая идея, — подумал Роч, — потому как они могут обнаружить под хозяином тайник, в котором лежит талисман. Кто знает, что тогда может сделать хозяин». Роч отлично знал, насколько тот одержим этой древней побрякушкой, будучи вынужден бессчётное количество раз выслушивать рассказы о ней и о планах своего хозяина, пока даже его это не достало. «Если я ещё хоть раз услышу имя Носферату, — подумал Роч, — я… »

Офицер снова пристально посмотрел на его хозяина. Роч затаил дыхание. У него в сапоге был спрятан кинжал. Случись что, он первым делом воткнёт его в брюхо этому надменному офицеру и там провернёт. Если всё сделать правильно, помирать человек будет долго. Хотя даже того, в конце концов, утомили мелкие придирки.

— Пшёл вон отсюда, — произнёс офицер. — Хорони своего покойничка.

Роч с глупым видом кивнул, залез на сани и хлестнул поводьями. В глазах солдат он заметил что–то похожее на сочувствие.

— Похоже, ваш друг начинает поправляться, — сказала жрица Шаллии.

Седина уже показалась в её волосах, но невозмутимое лицо выглядело весьма миловидно. При разговоре она улыбалась.

— Он ещё очень и очень слаб, но, думаю, худшее уже позади. Я верю, что он выживет.

Феликс оглядел небольшой аскетический зал. По настоянию князя, Макса перенесли в хоспис на территории храма, где всегда были под рукой самые выдающиеся врачеватели. Феликс ответил женщине улыбкой:

— Я рад это слышать.

— Господин Шрейбер очень волевой человек, и эта сила в нём способствует излечению.

— Вы знаете, что с ним произошло?

— Нет. Но главная целительница утверждает, что в его мозг каким–то способом проникла некая пагубная энергия. Вывести её оттуда стоило огромных усилий. Теперь целительница будет вынуждена целый день провести в своей келье. Ваш друг, видимо, очень важная персона, раз князь настоял, чтобы его лечила она.

— Я уверен, что он сделает весьма весомое пожертвование богине, — кислым тоном произнёс Феликс.

Похоже, политическое влияние распространяется даже на предположительно независимых и альтруистических сестёр Шаллии, заботящихся о бедных и слабых. Он не знал, почему осознание сего вызвало у него чувство удивления и разочарования, но так уж случилось. Женщина почувствовала изменение в его тоне, и её лицо слегка утратило приветливость.

— Могу я на него взглянуть? — выдавив улыбку, спросил Феликс.

Лучше не раздражать жриц. Может так случиться, что твоя собственная жизнь будет зависеть от их помощи. Похоже, их травы и молитвы помогли и от его собственной болезни. Даже если он и не выздоровел окончательно, то чувствовал себя намного лучше.

— Если пожелаете, но тихонько. Он спит, и для выздоровления ему необходим покой. И прикрывайте рот платком. Будет ужасно, если мы его потеряем из–за вашей простуды, когда он только оправился от собственного недуга.

Феликс кивнул и настолько тихо, насколько смог, прошёл в больничную палату. Тут пахло мятой, камфарой и другими травами, которые он помнил по своему детству, когда навещал мать во время её длительной болезни.

Феликс был потрясён. Макс всегда был сильным, энергичным мужчиной. Сейчас он выглядел бледным и истощённым, словно перенёс чахотку. За столь короткое время изменения были ужасными. Хоть дыхание у него глубокое и стабильное. Поглядев на настенное изображение голубя, Феликс вознёс молитву Шаллии за её милосердие и спасение волшебника. Не было никакого знака, что молитва услышана богиней.

Феликс повернулся, чтобы уйти, и услышал, как изменилось дыхание мага. Обернувшись, он увидел, что глаза Макса широко раскрыты, вид у них дикий и испуганный. Вытянув слабую руку, маг прошептал единственное слово, от которого холодок побежал по спине Феликса.

— Нагаш, — произнёс Макс и снова потерял сознание.

— Нагаш, — мрачно повторил Готрек.

Одного слова было достаточно, чтобы бросить Феликса в озноб, как от лихорадки, хотя он и находился в тепле таверны, среди сотен выпивающих воинов, окружённый пивным запахом и звуками танцев и пения. Он пытался убедить себя, что это следствие продолжающейся простуды, но на сей раз знал, что лукавит. Имя вызывало образы отдалённых времён, когда тёмные боги бродили по миру и уничтожали целые царства. Даже самая жестокая мать не стала бы этим именем стращать своё крайне непослушное дитя.

— Имя, явно сулящее несчастья, — произнёс Иван Петрович, залпом опрокидывая очередной стакан водки. Его рука дрожала.

— Снорри оно не нравится, — заявил Снорри, и на сей раз Феликс был с ним полностью согласен.

— Итак, человечий отпрыск, наш волшебник полагает, что талисман как–то связан с Великим некромантом?

— Мы как бы это не обсуждали. Макс произнёс единственное слово, прежде чем снова впасть в забытье. Хотя, сие объясняет, почему Кригер так старался заполучить талисман.

Феликс подумал над этим, сделав очередной глоток водки. Огненная жидкость согрела его желудок, но не смогла выгнать холод из сердца. «Великий некромант, — подумал он. — Существо, с которым ещё до основания Империи сражался человек–бог Сигмар, которое, если верить мрачным легендам, несло ответственность за истребление целой нации на заре мира. По общему мнению, Нагаш был величайшим волшебником, которого только знал мир, некромантом, которому были подвластны тёмные тайны жизни и смерти. Кто знает, что за инструмент абсолютного зла он был способен изготовить? Что бы это ни было, сейчас оно в руках Адольфуса Кригера, если это его настоящее имя. Как и Ульрика».

Феликсу не хотелось думать об этом. Он и так долгое время гнал из своей больной головы мысль о том, что Кригер кровосос, убивший тех женщин.

Ягер вздрогнул. Только этого им не хватало. Ульрика похищена, Макс в коме, орды Хаоса на марше, а теперь ещё и древний артефакт попал в руки сумасшедшего чародея. Куда уж хуже?

Адольфус чувствовал себя лучше. Была ночь и его кожа начала излечиваться. Зловещий лунный свет придал покрытому снегом ландшафту призрачную красоту, и вызвал у Кригера потребность поохотиться. Из окна охотничьего домика он наблюдал, как приближается толстяк Осрик со своими людьми. Там было множество саней с телохранителями. Острые глаза Кригера различили закутанных в тяжёлые шкуры мужчин и женщин. Вне всякого сомнения, они не встретили препятствий при выезде за городские ворота. В конце концов, они группа известных местных аристократов, и если уж им взбрело в голову отправиться на охоту, то ни один стражник возражать не собирался.

Адольфус видел с ними Ульрику, склонившую голову на жирное плечо Осрика. Она ещё не пришла в себя после поцелуя, который он даровал ей прошлой ночью. Кригеру не терпелось отведать очередной глоток её крови. Похоже, план сработал. Теперь все они за городом, и приготовления для путешествия в Сильванию сделаны. Его свита позаботилась о том, чтобы снабдить его, Роча и девушку всем необходимым для путешествия. Скоро все они будут готовы отправиться.

Кригер сжал талисман. Теперь тот висел на его шее. Адольфус что–то чувствовал в нём, что–то, откликавшееся на его присутствие. Он сжал его в руке лишь для того, чтобы ощутить пальцами холодную поверхность камня. Это была гипнотизирующая вещь, по крайней мере, для его сородичей, что и делало её столь опасной.

Как только он вернётся на свою вторую родину, талисман даст ему немыслимую власть над аристократами ночи. Он станет истинным повелителем вампиров, чьё правление будет длиться вечно.

Время пойти и встретить девушку. Возможно, она докажет, что является той единственной.

(обратно) (обратно)

Книга вторая. Сильвания

«Зима — не время для путешествий по Кислеву. Снег, волки, бесконечная скукота передвижения насанях сделали это путешествие гораздо худшим, чем мои прежние совместные походы с Истребителем. Прибавьте сюда ещё и болезнь, продолжавшую донимать меня, и постоянную мрачность моих спутников. Тем не менее, испытав то, что случилось по достижению нами места назначения, я бы лучше проделал сотню поездок по ледяным пустошам Кислева, чем то единственное путешествие через суровые сосновые леса Сильвании»

„Мои странствия с Готреком“ Том IV Феликс Ягер (Альтдорф Пресс 2505)

Глава пятая

— Как долго я был… болен? — спросил Макс Шрейбер.

Он чувствовал слабость, а в мозгу засел страх, которого ранее там не было. Маг поднял руку. Она больше напоминала когтистую лапу, лишь мышцы да кости. Длинные и неостриженные ногти. Кожа казалась почти прозрачной. Движение руки потребовало больших усилий.

— Три дня, — ответил Феликс Ягер.

Макс присел на кровати и сфокусировал взгляд на поэте–бунтовщике. Феликс тоже выглядел неважно. Красные глаза, лохматый и небритый. Со своего ложа Макс чувствовал исходящую от него вонь, смесь дешёвой выпивки и нестиранной одежды. Прикрыв рот кулаком, Феликс разразился сухим кашлем. Макс попробовал улыбнуться. У него возникло ощущение, что от подобных усилий кожа на лице может потрескаться.

— Как я вижу, ты всё это время пьянствовал.

— Почти угадал, — ответил Феликс.

Голос у него был невесёлый, а выглядел он и того мрачнее. Глаза были какими–то дикими, чего раньше не замечалось. Он выглядел скорее, как Истребитель, чем был похож на прежнего любезного человека.

Сидение истощило силы Макса. Он позволил себе откинуться обратно на кровать и уставился в потолок. Тот был белёным. В комнате пахло мятой и целебными травами. Стены тоже были белыми. Краем глаза он заметил изображение голубя.

— Не хочу показаться банальным, но где я? — поинтересовался Макс. Он догадывался, каков окажется ответ, но хотел удостовериться.

— В хосписе храма Шаллии.

— Я был настолько плох?

— Да.

Макс сделал глубокий выдох и попробовал собраться с мыслями. Последнее, что он помнил — это дом дворянина Андриева. Нет. Он что–то изучал, талисман. А потом его воспоминания… путались. Он помнил кошмары: скелета–великана с мёртвым и ужасающим лицом, скалящиеся зубы, отваливающуюся с лица плоть, и глаза, бывшие лужицами зеленоватой разлагающейся слизи. Помнил странные видения: пустыня и огромная чёрная пирамида; войны, в которых мертвецы сражались с живыми; бледные аристократы, пьющие кровь из бронзовых кубков и пользующиеся чёрной магией для продления своих неестественно долгих жизней. Макс полагал, что его знания помогут ему опознать ту фигуру и ту далёкую пустынную и мёртвую страну. Но ему не хотелось. Он обнаружил, что мысли уклоняются от тех воспоминаний. Там таились вещи, с которыми он не был готов разобраться сейчас. А возможно, никогда.

Протянув руку, Макс ощупал своё лицо. Длинная нестриженая борода. Ввалившиеся щёки. Он приложил руку к сердцу. Оно по–прежнему билось. Он почему–то боялся, что будет не так.

— Ты похож на человека, увидевшего привидение, — заметил Феликс.

— В некотором смысле, так и есть.

— Ты бредил, когда был болен. Постоянно называл одно имя.

Макс мог предположить, что это было за имя. Ему не хотелось, чтобы Феликс называл его, напоминая о том, что магу довелось увидеть. Но тот не остановился.

— Нагаш.

Макс напрягся. Он понимал, что рано или поздно придётся с этим столкнуться. Не будь у него сильной воли, он бы не стал искусным волшебником. Шрейбер заставил себя дышать нормально и контролировать сердцебиение, не обращая внимания на выступивший на лбу холодный пот.

— Да, — подтвердил он через какое–то время. — Нагаш.

Воспоминания вернулись. Талисман содержал столь много скрытой энергии, сплетённой с такой ловкостью и искусством, что Макс по–прежнему не мог до конца поверить. Предмет имел защиту как раз от такого обследования, которое проводил Макс, и тот угодил в ловушку. Чудо, что он вообще остался жив. Чародей предположил, что был на грани. Нагашу явно пришлось потрудиться, чтобы сохранить свои секреты, но сие было понятно. Великий некромант был далеко не единственным чародеем, пытавшимся утаить свои секреты от прочих магов. Просто его защитные заклинания оказались куда эффективнее большинства. И хотя за миг до атаки Макс умудрился оградить себя от основного удара, та всё равно преодолела его защиту. Шрейбер понимал, что теперь ему потребуется время: оценить ущерб; удостовериться, что мысли не искажены, что воспоминания цельны, что его навыки…

Он инстинктивно потянулся к ветрам магии. Энергия текла. Он зачерпнул из потока и попытался сплести нечто пробное, а затем высвободил энергию, обнаружив, насколько слабым стал. «По крайней мере, я могу применять магию, — подумал Макс. — Мои навыки никуда не пропали».

Макс заметил, что Феликс вытаращил на него глаза, положив руку на рукоять меча.

— Что такое?

— Твои глаза засияли, и ты резко сел. По твоему взгляду показалось, что ты можешь наброситься на меня.

— Нет. Я лишь пробовал убедиться, что… что по–прежнему способен пользоваться магией.

Феликс кивнул, хотя по выражению его лица было очевидно, что он всё ещё не понимает.

— Что сделал Нагаш с Глазом Кхемри?

— Он его создатель. Он сделал его давным–давно с определённой целью. По крайней мере, мне удалось это выяснить до того, как сработала ловушка.

— И для чего он нужен?

Макс задумался. Он был уверен, что знал предназначение Глаза, но теперь это знание скрывалось в его мозгу под грузом страшных видений и картин. Со временем он сможет всё сложить воедино. Со временем он вспомнит. По крайней мере, Макс надеялся.

— Я пока не знаю.

— Пока?

В настоящий момент Максу не хотелось объяснять Феликсу ситуацию в целом.

— Мои мысли всё ещё немного путаются. Знание придёт.

Его посетила другая мысль:

— Где Ульрика?

Реакция Феликса его удивила. Даже порази он юношу магическим разрядом, тот вряд ли бы выглядел более страдающим. Внезапно до мага дошло, что пьянство Феликса может оказаться небеспричинным, как и тихий нерешительный голос.

— Она ведь не мертва? Что случилось? Что произошло в особняке Андриева?

Феликс стал рассказывать. Макс слушал. Услышанное его не порадовало. Когда Феликс закончил, маг посмотрел по сторонам.

— Где моя одежда? Я должен встать на ноги. Мы должны её отыскать.

Феликс насмешливо усмехнулся:

— Как? Мы с Готреком сбились с ног, разыскивая её. Мы обошли весь город, осмотрели каждое кладбище и проверили каждый слух о присутствии чародея. Ничего. Иван Петрович со своими людьми прочесал местность вокруг города. Ничего. Князь передал описание Кригера и Ульрики страже каждых ворот. И знаешь что? Ничего.

Максу не понравился тон и внешний вид Феликса.

— Стало быть, потом ты обследовал каждую таверну и каждый стакан до донышка, дабы убедиться, что её там нет? — злобно осведомился маг.

Феликс так сжал рукоять меча, что пальцы побелели, но затем на его лице появилось виноватое выражение.

— Я больше ничего не смог придумать. Я попробовал всё, что пришло в голову, и ничего не сработало. Я надеялся, что ты сможешь что–нибудь сделать, когда поправишься. По этой причине я жду здесь.

В голосе Феликса столь явно слышалась боль, что Макс сжалился над ним:

— Ты поступил правильно. Я смогу её отыскать. Надеюсь, что смогу, по крайней мере.

— Как? C помощью магии?

— Да.

— Значит ты куда лучше, чем половина прорицателей этого города.

— У меня есть перед ними преимущество.

— Какое?

— Перед тем как приступить к изучению талисмана, я наложил на него заклинание местонахождения. Если повезёт, и оно всё ещё держится, я смогу проследить талисман.

— Значит, ты можешь отыскать амулет. Сие не означает, что ты можешь найти Ульрику.

— Феликс, не тупи. Кригер через многое прошёл, чтобы заполучить талисман. Сомневаюсь, что просто для того, чтобы его выбросить. Особенно, если талисман настолько могущественен, как я полагаю. Ни один чёрный маг не откажется сохранить талисман и попытаться его использовать. Если я смогу отыскать амулет, то смогу найти и Кригера, а когда я найду Кригера, мы сможем разыскать Ульрику.

— Если она ещё жива. Если он не принёс её в жертву какому–нибудь тёмному божеству. Если…

Макс оборвал Феликса взмахом руки, хотя от его слов сердце мага едва не замерло от страха. Ульрика должна быть жива. Она не может умереть. Макс любит её и не позволит такому произойти. По правде говоря, все шансы за то, что опасения Феликса верны, но Макс даже не позволял себе раздумывать над такой вероятностью.

— Держи себя в руках, парень. Если мы его разыщем, и Ульрика будет жива — мы её освободим. Если же она умерла… — от этих слов у Макса пересохло во рту, а язык словно не желал двигаться. Он заставил себя продолжить, — Если она умерла, я отомщу Кригеру и всем, кто может быть с ним связан.

Феликс выпрямился, и дикий блеск в его глазах немного поугас. Он убрал руку с меча и провёл ей по подбородку, словно впервые обнаружив, насколько отросла его щетина.

— Когда мы сможем приступить? — спросил он.

— Сразу, как я выберусь из этой постели. И, Феликс…

— Что?

— Иди отдохни. Ты ужасно выглядишь.

— Ты уверен, что это сработает? — в сотый раз спросил Иван Петрович Страгов.

Макс издал вздох раздражения и снова уставился на городские стены. Феликсу было заметно, что маг всё ещё слаб. Он держится только лишь на силе воли, а постоянные придирки боярина Пограничья лишь сильнее утомляют его.

— Если не доверяешь моей магии, то ты волен собрать своих людей и скакать в любом тебе угодном направлении, — произнёс волшебник. По тону было очевидно, что его терпение иссякло. Мгновение казалось, что старик так и поступит. Беспокойство о судьбе дочери сделало его гораздо несдержаннее, чем обычно, хотя он и раньше не отличался терпеливостью.

— Я убеждён, что Макс более чем способен отыскать твою дочь, — дипломатично заявил Феликс.

Феликс хотел, чтобы старик и его два десятка всадников оставались с ними. Скакать по Кислеву в разгар зимы и в лучшие времена было скверной идеей. А сейчас, когда на марше орда Хаоса, да и скавены могут оказаться в окрестностях, это практически было самоубийством. Готреку и Снорри сие бы замечательно подошло, но Феликс собирался выжить, чтобы освободить Ульрику, а двадцать закалённых ветеранов северных пустошей во главе с отважным командиром значительно повышали его шансы.

Иван мгновение постоял, а затем от всего сердца так хлопнул Макса по спине, что тот закашлялся.

— Я не хотел тебя обидеть, друг мой Макс, я лишь…

На Макса было жалко смотреть, он изнурённо улыбнулся боярину и произнёс:

— Я понимаю. Мы все тоже за неё беспокоимся.

Феликс посмотрел на их небольшой отряд. При каждом всаднике находилась пара дополнительных пони. Трое саней — для провианта, для Макса и для гномов. Все сани были под завязку загружены провизией и зерном. Феликс надеялся, что запасов окажется достаточно. Не единожды у него появлялось желание узнать, когда вернётся Малакай Макайссон на „Духе Грунгни“, если вообще вернётся. Об огромном воздушном корабле давно не приходили вести, а они более не могли ждать. Когда Феликс последний раз видел инженера—Истребителя, тот что–то бормотал про ремонт у Железной башни. Если бы сейчас он находился здесь, их задача оказалась бы гораздо проще.

Готрек и Снорри с подозрение косились на пони. Оба гнома полагали, что лошади годятся лишь на мясо, но даже им был очевиден смысл передвижения на санях в такую погоду. Феликс лишь надеялся, что животные способны переносить холод лучше него самого. Даже под двумя слоями одежд и толстым плащом с рукавицами он чувствовал, что замерзает. Хотелось бы ему оказаться в „Белом кабане“, согревать руки у огня да попивать горячее вино со специями. Неделями донимавшая его простуда возвратилась во время его пьяного кутежа, и, похоже, особо не помогли ни травы жриц, ни заклинания Макса. Он лишь надеялся, что не станет хуже.

— Пора ехать, — заявил Готрек, вскарабкиваясь на сани позади Феликса и бросая на пони грозные взгляды.

Если бы животные умели распознавать убийственные взгляды, они бы поняли, что стоит вести себя получше. Снорри забрался позади Макса. Сам Иван сел за поводья в третьих санях. Всадники растянулись в походный строй. Пара разведчиков поехала вперёд, две пары прикрывали фланги, замыкающий приглядывал за хвостом процессии. Остальные скакали перед санями колонной по двое.

Снег хрустел под копытами и шуршал под полозьями. Феликс натянул поводья, и сани резко дернулись вперёд. Они уезжали. А далеко позади постепенно скрывались с глаз золотые купола башен Праага.

Макс закрыл глаза и снова призвал заклинание поиска. Потоки магии вошли в него и укрепили длинные тонкие узы, связывающие мага с Глазом Кхемри. Это было похоже на необычайно длинный и прочный канат, связывающий его и талисман. Макс не мог точно определить расстояние, но знал, что оно велико, и им предстоит двигаться на юго–запад.

Оставалась надежда, что подобравшись ближе, он сможет выяснить больше, но сейчас и этого было достаточно. Ему повезло, что слабая связь сохранилась даже на столь дальнем расстоянии. Чёрт, да он счастливчик, потому как пережил встречу с ловушками, оставленными Великим некромантом.

За последние несколько дней Макс часто размышлял над этим. Он по–прежнему способен призывать силы. Его память и навыки более–менее не затронуты. Он не смог обнаружить никакого вреда для собственной души, который могла бы нанести неудержимая волна чёрной магии. Само по себе сие мало значило. Любое заклинание, способное искажать его мысли, может заодно и препятствовать попыткам своего обнаружения. Макс понимал, что на подобное способен лишь чародей выдающихся способностей и силы. Несколько дней назад он вообще не верил, что подобное возможно. Теперь Макс знал, что ошибался. Только лишь по плетению, что Нагаш оставил на Глазе Кхемри, Макс понял, что тот на подобное способен. Мужчина, или то, кем он стал, обладал почти божественной силой.

«Как такое возможно? — гадал Макс. — Как смог какой бы то ни было из чародеев обрести подобное могущество? Возможно, на заре мира магическая энергия была куда более обильной. Может быть, Нагаш жил в то время, когда волны тёмной магической энергии поднимались до высот, о которых в нынешнее время и не мечтали. Возможно, подобное происходит и сейчас, раз Пустоши Хаоса расширяются, и армии Тёмных сил двигаются на юг».

Либо Великий некромант попросту с рождения обладал мощью далеко превосходящей силы любого современного волшебника. Такое возможно. Все чародеи различны по силе и потенциалу. Макс знавал людей, вдвое превосходящих его возрастом и опытом, однако не обладавших и десятой долей его нынешних сил. Макс знавал учеников, которые при должной практике могли, как он полагал, силой его превзойти. По крайней мере, сейчас он в это верил.

Столкновение с защитой, которую Нагаш установил на Глаз Кхемри, наполнило Макса сомнениями. За всю свою жизнь он никогда не встречался с работой чародея, настолько его превосходящего. Колдуны, что творили заклинания для орды Хаоса во время осады, были посильнее Макса, но ему, по крайней мере, было понятно, чем они занимаются. И он знал, что силой они частично обязаны тому огромному потоку чёрной магии, из которого её черпали. А тот серый провидец скавенов стал более могущественным благодаря использованию искривляющего камня, что придал ему сил, однако Макс сомневался, что тот действительно оказался бы более сильным или искусным, дойди дело до применения магии.

Но Нагаш в чём–то был абсолютно иным. Макс никогда ранее не встречал ни столь утончённого мастерства, с помощью которого были наложены чары на талисман, ни столь огромной естественной силы, отголоски которой просуществовали три тысячелетия. Наткнувшись на защитное заклинание в Глазу Кхемри, он столкнулся с работой существа, настолько его превосходящего, насколько он сам превосходил любого обычного человека, если дело шло о магии. Макс понимал, что никогда не сравнится с этим существом, как бы прилежно он ни учился и какие бы значительные силы ни приобрёл.

Произошедшее с ним оставило после себя не только ужасные видения и кошмары. Был нанесён вред его самоуважению, уверенности в собственных силах, и Макс понимал, что для чародея сие может оказаться смертельным. Столь много в чародействе зависит исключительно от силы воли, и всё ослабляющее волю уменьшает твои способности. Небольшая ошибка при сотворении опасного заклинания может привести к смертельному исходу. Макс слышал, что подобное случалось. Итог оказывался печальным как для самого мага, так и для окружающих. Макс понимал, что на данный момент не может себе позволить подобных ошибок. На кону жизнь Ульрики.

Шрейбер гадал, не может ли появившееся чувство уничижения являться неким последствием защиты талисмана. Порождение сомнений в собственных силах могло явиться весьма изысканным способом уничтожения чародея–неприятеля. Шрейбер сомневался, что Нагаш прибёг бы к такой изысканности, но не подвергал сомнению способность Великого некроманта совершить подобное. Зачем он скрыл энергию внутри талисмана? Зачем снабдил его такой защитой?

На последний вопрос Макс хотя бы мог ответить. Он достаточно над ним размышлял. Чародей вроде Нагаша должен иметь множество недоброжелателей, и стремление защитить свою работу от попадания в руки врагов обусловлено простым здравым смыслом. Мысли о врагах вызвали очередной водоворот хаотических кошмаров и видений в мозгу Макса. Он снова увидел тех бледных аристократов–кровососов, и понял, что талисман каким–то образом воздействует на них — но каким? Макс мог лишь надеяться, что беспорядок в его разуме, вызванный талисманом, вскоре уляжется, и он сможет извлечь здравый смысл из того безумного сплетения странных мыслей. Он твердил себе, что от этого зависит жизнь Ульрики. И, что немаловажно, от этого зависит и его собственная жизнь, причём разными способами. Он должен знать, с чем они столкнутся, когда настигнут, наконец, Адольфуса Кригера. Ему следует начать с восстановления уверенности в собственных силах.

«Думай, — твердил Макс себе. — Найди положительные стороны. Изучи полученный опыт и воспользуйся им для того, чтобы стать лучшим человеком и лучшим чародеем. Ты всегда знал, что существуют более могущественные маги, чем ты. Сие ни в коей мере не умаляет твоих достижений. С полученным тобой даром ты сделал всё, что в твоих силах. Ты выжил после случившегося, и оно тебя не сломило. Ты кое–что узнал. Мог бы прожить и без этого знания, но так уж получилось. Много ли людей может похвастаться тем, что заглянули прямо в мысли Великого некроманта? Многие ли пережили удар одного из его заклинаний?»

Неторопливо, понемногу Макс одерживал верх над собственными сомнениями. Он понимал, что снова обрести себя — процесс длительный, однако уже сделал первый шаг. Шрейбер лишь надеялся, что будет готов встретиться лицом к лицу с тем чёрным магом, когда придёт время. Пока его мысли неслись кувырком, ему пришла в голову более пугающая возможность.

Он сам заставил ловушку сработать, приняв на себя основной её удар. Восстановится ли заклинание? Или у Кригера уже не возникнет проблем настроиться на амулет? Макса посетила ещё одна мысль. Защита амулета сработала лишь после того, как он попытался проанализировать его устройство. Возможно, талисман предназначен для применения и имеет некое зловещее и тайное предназначение, которое Великий некромант пожелал утаить. На мгновение Макс почти почувствовал, как из далёкого прошлого тянется огромная мёртвая рука, чтобы повлиять на судьбы смертных.

Он вздрогнул и призадумался, окажут ли они Адольфусу Кригеру услугу, убив его, или же нет?

Иван Петрович Страгов сжимал поводья саней в руках, что стали неуклюжими из–за надетых меховых рукавиц. Падал снег, занося следы конских копыт и приглушая позвякивание упряжи. Ветер покалывал кожу. Повсюду над дорогой нависал сосновый лес. Он слышал, как позади скользят по снегу остальные сани.

Он проклинал погоду. Он проклинал человека, который похитил его дочь, но больше всего он проклинал себя. Его не оказалось рядом, когда дочь в нём нуждалась. Пока какой–то помешанный чародей уносил его дочь, Иван развлекался на княжеском пиру. Он баловал Ульрику самым бессовестным образом с самого момента ранней смерти её матери, позволял делать почти всё, что ей захочется, даже спутаться с тем молодым иноземцем Феликсом Ягером, вместо того, чтобы держать в безопасности дома.

Только теперь уже нет дома. Месяцы назад его усадьба была практически уничтожена нападением скавенов, а то, что осталось, вне всякого сомнения, обращено в развалины наступающей ордой Хаоса. Все его смутные надежды о спокойной старости в окружении внуков теперь пошли прахом. Он ощущал необычную тревогу и неуверенность. Прошедшие месяцы партизанских действий и стремительных передвижений с созванным войском дали ему понять, что он уже далеко не молод. Он старый толстый старик, привыкший к комфорту и изнеженный хорошей жизнью. Огромные волевые усилия потребовались, что держаться наравне с более молодыми воинами из его отряда, не показывая своего отчаяния и усталости. А сейчас их потребуется куда больше.

Страгов старался убедить себя, что Ульрика отважная и находчивая молодая женщина, обученная владению оружием не хуже, чем любой из его бойцов. Без толку. Он мог лишь молиться и надеяться, что дочь по–прежнему жива, а не принесена в жертву какому–нибудь тёмному божеству. Он мог лишь надеяться, что Макс Шрейбер разбирается в том, что он делает. Иван правил санями, снедаемый чувством вины и тревоги, и его думы были столь же гнетущими, как погода и безрадостный окружающий ландшафт.

Адольфус Кригер осмотрел внутреннее убранство кареты. Здесь было комфортно. Роскошные кожаные сидения, полно места и для него, и для девушки. Карета была сделана для Осрика лучшим мастером в Кислеве, и качество ощущалось. Роскошная карета на полозьях — забава для богатого человека. Хотя, в стране, где зима длится шесть месяцев и большую часть времени земля покрыта снегом, владение таким экипажем имеет больше смысла, чем обычной каретой. В любом случае, каковы бы ни были причины, Адольфус был рад, что Осрик побаловал себя сим экипажем.

Девушка бросила на него сердитый взгляд. Вид у неё был бледный, истощённый и дерзкий. Она не понимает, что с ней произошло. Немногие смертные способны понять последствия тёмного поцелуя. Она с ними боролась. «Это замечательно, — подумал Адольфус. — Мне доставит удовольствие сломить её волю». Он улыбнулся ей, не показывая зубов.

— Признайся, — вкрадчиво произнёс он. — Тебе же это нравится. Прошлой ночью ты подставила свою шею даже раньше, чем я попросил.

То было не совсем так, но довольно близко к правде. Она не сильно сопротивлялась, когда Адольфус её обнял. Он знал, что большинство смертных испытывают удовольствие, когда пьют их кровь. Это ни с чем не сравнимый экстаз. Привыкнув к нему однажды, они пойдут на всё, чтобы испытать его снова, даже если при этом погибнут. Как часто и происходило.

Девушка пристально глядела на него, не желая признавать, что в его словах скрывается хотя бы крупица истины, не желая даже себе признаться, что такое возможно. И всё–таки он прав. Постепенно это знание уже невозможно будет отрицать. Постепенно она преодолеет свой страх, отвращение и отрицание. И зародившееся зерно сомнения преодолеет её сопротивление, когда она поймёт, что более не может доверять своим суждениям, своим прежним моральным принципам. На протяжении столетий Кригер наблюдал подобное неоднократно. Начавшись, процесс становится необратимым, если только Адольфус сам не решит остановить его.

Он раскрыл свою книгу, старую потрёпанную пергаментную копию „Пророчеств Носферату“ в переплёте из человеческой кожи. Она раскрылась на главе, содержащей предсказания о наступлении Кровавого века. Вполне очевидно, что налицо все признаки. Армии зверья на марше. Голодная луна пожирает небеса. Горят города людей. А теперь Бледный принц обрёл Глаз Великого Неживого. Вот он, сверкает на его горле. Он ощущал неуловимую мощь предмета. Краем глаза Адольфус уловил внезапное движение.

Со скоростью змеи девушка потянулась к своему кинжалу. Адольфус улыбнулся. Он ожидал этого. То была одна из причин, по которой он оставил ей оружие. Она очень быстра. Будь Кригер смертным, кинжал пронзил бы сердце быстрее, чем он смог отреагировать. Но он не был смертным. Адольфус поймал её запястье и почти нежно отвёл её руку. Давление было столь же неодолимым, как и деликатным. Через мгновения он заставил её вложить оружие в ножны. Книга упала ему на колени.

— Спокойнее, спокойнее, моя милая, — насмешливо произнёс он, снова схватив Ульрику за запястье, когда та попыталась его ударить.

Она должна усвоить, что тут она беззащитна, помешать ему не в её силах. Сначала она усвоит это на физическом уровне, а затем, неизбежно, сердцем и душой.

— Кровосос, — злобно произнесла она, отвернулась и уставилась в окно.

Адольфус видел два крошечных прокола на её шее. Он нашёл сие зрелище необычно возбуждающим и почувствовал потребность вновь отведать её крови. Кригер подавил желание, хоть сие было непросто — было в крови девушки что–то такое, что доставляло ему большое удовольствие. Возможно поэтому он потратил на неё так много часов своего бодрствования, исподволь выспрашивая про её спутников. Кригер был доволен, что смог преодолеть искушение. С увеличением расстояния между ними и Праагом, внутренний зверь тревожил его всё меньше. А возможно, сказывалось удаление от севера. Как бы то ни было, сие не имеет значения — важно то, что его самоконтроль восстанавливается.

— Я такой, — подтвердил он, приправив свои слова толикой гордости, — и быть таким неплохо. Я прожил столетия и видел такие чудеса, что превосходят твоё воображение.

— Эти столетия тебе достались ценой крови невинных.

Кригер рассмеялся:

— Большинство отдалось мне вполне добровольно, как скоро произойдёт и с тобой.

— Никогда, — ответила Ульрика с уверенностью в голосе. — Я скорее умру.

— О, не будь столь мелодраматичной. Ты понятия не имеешь, о чём говоришь. В конце концов, в могиле ты проведёшь много времени. Так зачем туда торопиться? Спешишь дать червям возможность выесть твои прекрасные глаза, а личинкам ползать по твоим полным и чувственным губам?

На какое–то время она замолчала, а затем спросила:

— А что знаешь о смерти ты? О настоящей смерти? О вечном покое? Ты ходячий труп, чьё существование поддерживается кровью живущих.

Стало быть, она всё же выбрала тяжёлый путь. Хорошо. Борьба всегда делает вещи более интересными. Сломить её волю — чем не занятие, пока он доберётся до замка и сможет настроить талисман?

— Я знаю достаточно, дабы понять, что подобный опыт я предпочёл бы не получить.

— Это не ответ.

— А чего ты от меня ожидала? Я не священник, чтобы со знанием дела рассуждать о вещах, которые никогда не видел, или говорить о мирах, в которых никогда не бывал. Зачем мне лгать?

Адольфус подозревал, что теперь привлёк её внимание. Его слова звучали искренне, и хотя Кригер был способен мастерски имитировать искренность по своему желанию, в данном случае он так не поступил. В этом не было необходимости. Он всего лишь обратился к собственным страхам и сомнениям, что чувствуют все смертные, которые испытывал и он, будучи смертным, и время от времени испытывает даже сейчас.

— Ты говоришь, что священники лгут? Что Книга Морра не истинна? Что слова о богах лживы?

Вытянув руку, он взял её за щёки и мягко, но настойчиво повернул голову Ульрики так, чтобы она смотрела ему в глаза.

— Красавица, а ты когда–нибудь разговаривала с богом?

— Я молилась.

— И бог когда–нибудь тебе ответил?

— Мои молитвы были услышаны.

— Я имею в виду не то, что ты получила на свои просьбы, или думаешь, что на них получила. Я имел в виду — говорил ли когда–нибудь бог с тобой напрямую?

Адольфус заметил, что сейчас её дыхание участилось. Её глаза с вызовом встретили его взгляд.

— Нет. Разумеется, нет.

— И всё же ты добровольно принимаешь на веру слова священников, которые утверждают, что говорят истину. Ты добровольно веришь в существа, которых никогда не видела.

— Я никогда не видела Альтдорф, однако знаю, что он существует.

— Если пожелаешь, ты можешь отправиться в Альтдорф, но можешь ли ты разговаривать с богами твоих священников?

— Священники творили чудеса от имени своих богов.

— Мы оба верим в магию. Я полагаю, тебе знаком волшебник. Уверен, что он сможет повторить результаты большинства тех чудес. И кто сказал, что священники сами не являются просто чародеями?

Молчание. Он не стал его нарушать и насмешливо улыбнулся Ульрике. Та не уклонилась от его взгляда. Кригер решил удивить девушку.

— Я верю, что боги существуют. И видел тому немало доказательств. Я лишь не верю, что они таковы, как говорят священники.

— Ты видел доказательства?

— Как и ты, если подумать. Лишь глупец может отрицать существование Повелителей Хаоса, увидев орду хаоситов.

— А как насчёт наших богов?

— Твоих богов, я полагаю?

— Если так тебе угодно.

— Я верю, что существует нечто, но не думаю, что они такие, каковыми считают их смертные.

Она отказалась от ничьей и продолжила:

— Я думаю, что боги — существа, столь же отличающиеся от обычного смертного, как тот отличается от собаки. Как думаешь, когда собака смотрит на тебя, понимает ли она, что происходит в твоём разуме?

— Мой старый пёс понимал.

— Мог он понять поэзию?

— Не вижу, какое отношение это имеет к делу.

— Я имею в виду, что существуют материи, которые ты способен понять и уразуметь, на что собака не способна, даже если она отлично распознаёт твои эмоции и настроение. Думаю, что боги подобны таким существам.

— Полагаю, они взирают на смертных свысока и забавляются. В конце концов, у них впереди уйма времени и знания, значительно превосходящие твои.

— Полагаю, что ты переносишь на богов своё собственное восприятие. Ты не более способен их понять, чем, по твоему мнению, понимаю я.

Адольфус поглядел на Ульрику, удивлённый, насколько проницательным оказался довод. Девушка явно сообразительна. Отлично, она составит замечательную компанию в этом скучном путешествии. Адольфус уже начал скучать в компании Осрика и прочих членов свиты. Раболепное почтение и преданность начинает вгонять в тоску, как и любое излишество со временем. Разве что за исключением крови.

Теперь, когда непосредственная угроза отступила, Адольфусу скорее не хватало вероятности того, что могут объявиться Истребитель и его товарищи. Что добавляло немного изюминки в происходящие события. Однако сказывают, что эти земли опасны. Кригер в некоторой степени ожидал, что до окончания путешествия произойдёт что–нибудь интересное.

— По крайней мере, мы движемся в сторону Империи, — произнёс Феликс, щурясь от снегопада. От ледяного ветра глаза слезились, а слёзы замерзали на щеках. Он был рад, что прикупил дополнительную пару рукавиц перед отбытием из Праага. Феликс опасался, что руки могут примёрзнуть к поводьям, даже несмотря на двойные толстые рукавицы. Всё это усиливало его страдания от простуды. Видимо, пьянствовать на протяжении всех тех ночей в Прааге оказалось не столь хорошей идеей. Он так и не выздоровел.

Готрек ничего не ответил, лишь уставился на снег с таким видом, словно тот был его личным врагом. Его лицо приняло то мрачное выражение, которое всегда сопутствует гномам, когда те вынуждены переносить трудности. Однако Феликс подозревал, что под этой маской Истребитель прячет получаемое наслаждение. Похоже, гномам доставляет удовольствие переносить физические нагрузки. На взгляд Феликса, то была одна из самых малопривлекательных их особенностей. Трудности были тем, без чего бы Феликс с радостью обошёлся в жизни.

Впереди были едва заметны Макс и Снорри, а всадники выглядели лишь тёмными тенями среди снегопада. Феликс недоумевал, как разведчикам вообще удаётся находить путь в таких суровых погодных условиях, но те каким–то образом умудрялись. Он предполагал, что в своём захолустье северного Кислева они привыкли к такой погоде. Они посмеялись над словами Феликса про холодную погоду, заявив, что по сравнению с погодой у них дома, эта напоминает весну. Ягер не был уверен в том, что они пошутили. И подозревал как раз обратное.

Разумеется, кислевиты демонстрировали невероятные способности в отыскании и обустройстве укрытий. Прошлой ночью Иван Петрович даже показывал им, как строить небольшой круглый дом изо льда и снега. Дом оказался удивительно тёплым внутри, гораздо более удобным и менее продуваемым, чем палатки.

Продвигались они медленно. Передвижение через эту часть Кислева в разгар зимы было кошмаром. Если бы не беспокойство за судьбу Ульрики, Феликс умолял бы их повернуть назад. Он был сыт по горло непрекращающимся холодом, пронзительным ветром и отдалённым волчьим воем. Слишком уж это напоминало ему о столкновении с Детьми Ульрика, которое произошло в Империи при схожих обстоятельствах. Трёх таких дней было более чем достаточно на всю жизнь. Хоть он и знал, что сможет вынести гораздо больше. По словам Макса, между ними и талисманом лежит не меньше сотни лиг, и тот продолжал двигаться.

За время продвижения по этим белым пустошам Феликс не раз чувствовал тщетность того, чем они занимаются. Это какое–то безумие — имея лишь слабую надежду на то, что Ульрика жива, гнаться по этим унылым холодным территориям за чародеем, который выехал с большим отрывом.

По крайней мере, он и Макс занимаются именно этим. Феликс был уверен, что Готрек, Снорри и Иван будут преследовать этого Кригера на край земли, чтобы отомстить за её смерть, или, в случае Истребителей, просто сдержать клятву, которую они дали.

Но были и небольшие милости, за которые следовало благодарить Сигмара. Им до сих пор не встретились ни зверолюды, ни воины Хаоса. С воздушного корабля казалось, что местность кишит ими, но на поверхности всё выглядело иначе. В заблуждение вводила скорость передвижения „Духа Грунгни“. На поверхности же ты начинал понимать, насколько огромны и пустынны земли Кислева, и сколь большое расстояние отделяет одно войско от другого.

Феликс гадал, что же произойдёт после того, как они настигнут Кригера и возвратят Ульрику. Опасность не миновала. Зима лишь немного замедлила великое вторжение Хаоса, при этом практически заблокировав любые перемещения со стороны людей. Когда наступит весна, разразится тотальная война таких масштабов, что мир не видел уже два века. Возможно, на фоне всего происходящего попытка спасти единственную женщину выглядит напрасной. Скоро все они, вероятно, будут мертвы. Под Праагом им удалось сдержать и разбить лишь небольшую часть огромнейшей армии. Силы Хаоса выглядят бесконечными, и их демонических повелителей не заботит, сколькими жизнями будет оплачено достижение их целей. Перед лицом подобного противника Феликсу иногда казалось неизбежным и их поражение, и конец мира в руинах и огне.

Но что он может сделать? Лишь то, что считает лучшим. И, по правде говоря, немного огня сейчас бы не помешало, хотя без руин вполне можно и обойтись. Хоть шутка и была плоха, но немного его развеселила, пока через несколько минут холод не стал снова пронимать до костей и не начался сухой кашель.

Сравнительно недавно здесь находилась деревня. А теперь уцелели лишь покрытые сажей развалины нескольких каменных строений. От деревянного частокола остались лишь обугленные пеньки, поднимающиеся из снега. Следы человеческого обиталища были погребены под снежными заносами, равно как и большинство трупов. Феликс почувствовал угрызения совести, словно это его недавние мысли каким–то образом воплотились в жизнь. «Не глупи, — сказал он про себя, — это место уничтожено уже давно». Однако чувство вины осталось и усугубило его уныние.

— Поглядите на это, — позвал следопыт Марек.

Он размахивал чем–то длинным, окрашенным в белый цвет с коричневыми пятнами. Феликс присоединился к Готреку, который направился туда. Там уже оказался Иван Петрович. С небес падали снежные хлопья. За исключением жуткого завывания ветра, над холмистой равниной стояла тишина.

— Что это? — спросил Феликс.

— Человеческая кость, — ответил Готрек, глядя на предмет в руке Марека.

— Бедренная кость, — уточнил Марек. У него было узкое задумчивое лицо, и он редко болтал попусту. — По крайней мере, часть кости. Сломана ради костного мозга.

— Волки? — с надеждой спросил Феликс.

Только лишь слова слетели с губ Марека, в мозгу Ягера возникли более ужасные предположения, однако он не желал оказаться тем, кто их озвучит. Волки не нападали на укреплённые деревни и не сжигали их дотла.

— Не, эта расколота вдоль, такое не сделать волчьими зубами. Это сделали люди или кто–то на них похожий.

— Зверолюдова работа, — пробасил Иван Петрович. — На границе я повидал достаточно, чтобы её опознать.

— Они, должно быть, проголодались и остановились перекусить перед долгим маршем, — сказал Готрек.

Взгляд у него стал дикий. Он ненавидел зверолюдов.

К ним присоединился подошедший Макс. Он двигался медленно, словно по–прежнему берёг силы. На его толстые шерстяные одежды был наброшен огромный плащ из медвежьей шкуры. Спрятанные в рукавицы руки сжимали посох.

— Как думаешь, Ульрика и Кригер могли оказаться здесь, когда было совершено нападение? — спросил Феликс, озвучивая вопрос, который занимал все его мысли.

Макс покачал головой.

— Талисман всё ещё движется.

— Его могли забрать зверолюды, — кисло заметил Феликс.

Макс одарил его холодным взглядом.

— В этом месте нет следов магии. Будучи атакован, Кригер бы наверняка воспользовался чёрной магией для самозащиты. И я бы узнал, будь это так. Не думаю, что он находился здесь, когда случилось нападение.

Он говорил столь уверенно, что Феликс не стал возражать. Видимо, ему просто не хотелось рассматривать иные возможности.

— Думаешь, зверолюды где–то поблизости? — спросил Феликс, тревожно поглядев на остальных.

— Нет. Это произошло пару дней назад. Они давно ушли, — заявил Марек.

— Жаль, — пробурчал Готрек, проводя большим пальцем по лезвию своего топора, на котором остались яркие капли крови.

— Не переживай, Готрек Гурниссон. Прежде, чем мы закончим, для твоего топора найдётся немало работы. Этой зимой все адские орды двинулись в путь.

— Подать–ка их сюда, — заявил Готрек, мрачным взглядом оглядывая лес. — Немного упражнений поможет согреться.

По ночам Адольфус слышал отдалённый вой волков, преследующих жертву. Жертвой был его небольшой караван. В обычных обстоятельствах звери не доставили бы им никаких хлопот, но к волчьему вою примешивались и другие голоса — гоблинов, наездников на волках. «Должно быть, это отчаянные зеленокожие, — подумал он, — раз уж зимой забрались столь глубоко в земли людей. Несомненно, с насиженных мест их согнало передвижение орды Хаоса на юг. От неё, подобно оленю перед загонщиками, бежали не только люди. Ладно же, пусть приходят — скоро они узнают, какой глупостью будет нападать на него».

От крови Ульрики он ощущал безмятежность. Она согревала его, словно некогда отличное вино. Он слышал, что некоторые из Восставших вместе с кровью своих жертв впитывали их память и эмоции, однако до сего момента он никогда ни с чем подобным не сталкивался. Похоже, некоторая часть страстности девушки просочилась и в его вены. Ощущение было странным, хоть и приятным. Сама девушка спала, раскинувшись на кожаном сидении с улыбкой удовлетворения на лице. По опыту Адольфус знал, что проспит она несколько часов. Сейчас он мог чувствовать некоторые из её эмоций. Между ними укреплялись узы крови.

Вздрогнув, сани остановились. В окно постучали, и появилось уродливое лицо Роча, рябое, словно лунная поверхность.

— Хозяин, нас, похоже, преследуют, — сообщил он с таким спокойствием, словно на хвосте у них не висело полсотни голодных зеленокожих. — Мне продолжать движение или предупредить остальных, чтобы готовились к сражению?

— Я не верю, что дело дойдёт до боя, Роч, — заметил Адольфус. — Сомневаюсь, что волки на нас нападут. Уж я эту породу знаю.

Он открыл дверь и спустился в холодный ночной воздух. Он ощущал холод не так, как раньше, и находил уколы ледяного ветра освежающими. Вокруг них деревья были покрыты снегом. Кригер всегда любил снег. У него цвет кости или чистого бумажного листа. Это говорило ему о невинности и возможности начать всё заново. Осрик и прочие аристократы с беспокойством наблюдали за ним их своих саней. У выживших телохранителей был такой вид, словно они ещё не решили, то ли сражаться, то ли убегать. Адольфус одарил их улыбкой, которую они должны были счесть обнадёживающей.

— Не беспокойтесь, мои отважные друзья, — произнёс он. — Я вас защищу.

Он прошёл назад по их следу, пока не оказался между небольшой группой саней и их приближающимися преследователями. Пока ждал, он изучал свои ногти. Под ними была лишь слабая розовая пульсация от крови, что он недавно выпил.

Волчий вой приближался. Хотя звук производила стая, он звучал тоскливо, что говорило о многом. Несмотря на его слова Ульрике о собаках и поэзии, Адольфус чувствовал, что между ним и существами имеются узы. Им, как и ему, знакомо одиночество хищника. Кригер покачал головой. Сейчас не время и не место для подобных мыслей. Должно быть, это действие крови девушки, или близость талисмана.

Внезапно, разбрасывая снег в стороны на бегу, из леса выскочила стая. Огромные существа, далеко превосходящие размерами обычных волков, в белой зимней шкуре, с красными голодными глазами. Существа были прекрасны, а вот их всадники нет.

Размером с крупного десятилетнего мальчишку, они были мельче людей, с зелёной кожей, закутанные в многочисленные шкуры и одежду, что выглядела старыми, разноцветными, сшитыми из кусков лохмотьями. Во рту полно огромных острых зубов. Жёлтые глаза размером с блюдце позволяли им видеть в темноте не хуже Адольфуса. Руки были непропорционально длинны по отношению к туловищу, возможно, раза в полтора длиннее, чем человеческие. В своих грубых больших руках они сжимали копья, луки и ятаганы. Адольфус уверенно направился в их сторону.

Сие их смутило. Не этого они ожидали. Один из гоблинов, более крупный и уродливый, чем остальные, поднял вверх лапу, и неровные ряды всадников остановились. Наездник прицелился из своего короткого лука и выпустил стрелу. Адольфус сделал шаг в сторону, позволив стреле пролететь мимо и удариться в борт стоящей позади кареты. Он сомневался, что стрелы с каменными наконечниками способны причинить ему вред, но били онибольно, а боль Адольфусу нравилась не больше, чем кому–либо ещё. Предводитель развернулся и уставился на меньшого гоблина, который сделал выстрел. Почуяв приближающегося Адольфуса и уловив его запах, волки начали попеременно то рычать, то переминаться. Вожак стаи, мощный зверь, следил за ним таким же яростным взглядом, как и предводитель гоблинов.

Адольфус остановился в двадцати шагах от гоблинов. Как он догадывался, сейчас Роч зарядит свой арбалет и прицелится в главного гоблина. Вряд ли сие необходимо, но Кригер полагал, что слуге хоть есть чем заняться. Он сомневался, что от телохранителей будет много проку, если дойдёт до боя, но сие его не беспокоило. Положив руку на эфес меча, он презрительно оглядел волчьих всадников. Те беспокойно заёрзали в сёдлах, не понимая, что им теперь делать, потому как происходящее вышло далеко за рамки их привычного опыта.

— Убирайтесь сейчас, и я позволю вам жить. Или оставайтесь и примите верную смерть, — уверенно произнёс Адольфус, глядя прямо в глаза предводителя.

Он почувствовал, как взгляды встретились, и начался поединок воли. Гоблин был свирепым, тупым, претенциозным и не терпел препятствий. Схватка не была неравной.

Прочие всадники потрясали оружием и выкрикивали угрозы и насмешки на своём грубом гортанном языке. Кригер весьма сомневался, поняли ли они хоть что–то из того, что он сказал. Вести себя подобным образом было для них естественно. Предводитель смотрел на Адольфуса, явно недоумевая, что же происходит. Он чувствовал присутствие магии, которое его нервировало. И его ярость обернулась страхом.

— Убить волшебного человека, — прокричал он, а затем отдал приказ на своём языке.

Волки зарычали и присели перед прыжком. Гоблины взяли копья наперевес, подняли ятаганы. Адольфус пожал плечами. Надежда была слабой, но попробовать стоило. Теперь придётся перейти к альтернативному плану.

Яростно вспыхнувшим взглядом он позволил волкам увидеть скрывающегося в нём зверя, узнать, что перед ними куда более опасный хищник, чем они сами. Перемена была мгновенной. Шерсть на волках встала дыбом, и они съёжились, словно побитые дворняги — хвосты поджаты между лап, пасти распахнуты, языки вывалились. Боевые кличи всадников сменились слабыми испуганными возгласами.

Адольфус потянулся к тёмной магической энергии, струящейся в ночи, и направил свою волю на животных. Возможно, это лишь его воображение, но имея Глаз, теперь это оказалось сделать проще. Он ощутил недолгое сопротивление зверей, но воля его была слишком сильна. За мгновения звери ему подчинились, и Кригер послал свой приказ прямо им в мозг.

Волки почти одновременно встали на дыбы и взбрыкнули, выбросив всадников из сёдел, и накинулись на них, чтобы разорвать глотки. Долгие секунды потребовались гоблинам, чтобы оправиться от потрясения и понять, что происходит. К тому времени уже более половины были мертвы.

Они не собирались сдаваться без боя. Некоторые умудрились остаться в сёдлах. Адольфус увидел, как предводитель наклонился вперёд и кинжалом перерезал горло своему волку. Волчья кровь окрасила снег. Предводитель выкатился из седла и побежал к Адольфусу, сжимая окровавленный кинжал. Кригера едва не рассмешила его безрассудная отвага.

Даже не вынимая меча, он пошёл вперёд, навстречу существу. Поравнявшись с гоблином, он шагнул в сторону и рукой схватил того за горло. Одним рывком он сломал предводителю шею. Хрустнули позвонки. Что–то влажное и липкое скатилось в снег по ноге гоблина. Кригер поднял труп над головой и бросил его в другого сражающегося всадника.

Из–за спины вылетел арбалетный болт, попав в горло ещё одному гоблину. Кригер услышал, как телохранители начали продвигаться вперёд, чтобы принять участие в схватке, что уже казалась выигранной. Для зеленокожих это оказалось последней каплей. За несколько ударов сердца выжившие развернулись и бросились наутёк, однако были настигнуты собственными волками. Через минуту снег окрасился жёлто–зелёной кровью, а все гоблины были мертвы.

Адольфус позволил волкам поесть. Они охотно подчинились. Зима явно оказалась суровой, а бывшие хозяева кормили их скудно. Кригер развернулся и направился к карете. Роч невозмутимо наблюдал за ним. Свита следила за Кригером с выражением, в котором обоготворение было смешано с ужасом. В глазах телохранителей читался страх, когда они расступились, освобождая ему путь.

— Когда мы отправимся дальше, — произнёс Адольфус, — у нас, похоже, будет эскорт.

— Очень хорошо, хозяин, — сказал Роч. — Я подожду, пока ваши новые последователи не закончат трапезу.

— Мне не нравится, как всё это выглядит, — заметил Макс Шрейбер. — Это неестественные следы.

Феликс почувствовал глубоко запрятанное беспокойство. Вокруг них был тёмный и дремучий лес, засыпанный белыми хлопьями. Перед ними же снег был взрыхлён, словно совсем недавно этим путём прошла большая группа людей или других существ. Феликс сильно сомневался, что любой вменяемый или честный человек отправился бы в путешествие по такой погоде без крайне веских причин. С усилением мороза и значительным ухудшением погодных условий, идея отступиться становилась для него всё более привлекательной.

Не то чтобы он не хотел спасти Ульрику. Просто, чем больше времени проходит, тем меньше шансов на то, что она ещё жива. Всё верно, они поклялись отомстить за неё, но насмерть замёрзшие в снегу или потерявшие конечности от обморожения вряд ли способны мстить за кого бы то ни было.

Пока что Феликс держал подобные мысли при себе. Вряд ли они будут тепло восприняты Истребителями, Максом и отцом Ульрики. Одно время они у него самого не находили отклика. Из–за них он был отвратителен сам себе, однако в последнее время подобные мысли всё чаще его посещали. Феликс понимал, что болен — простуда вернулась с осложнениями. Он надеялся, что не подхватил пневмонию.

Феликс пытался убедить себя тем, что ни один герой историй, которые он прочитал в детстве, не отступал из–за того лишь, что страдал от холода, голода, раскалывающейся головной боли или от того, что мысли об очередном обеде вяленой говядиной вызывали у него тошноту. Но дни тянулись, и он замечал, что именно вышеперечисленные вещи сильнее всего его обескураживали.

Феликс мог разобраться с прямой угрозой. Хоть его и не особо привлекала мысль столкнуться с физической опасностью, он знал, что такое происходило ранее, и поведение его было достойным. Медленно, но уверенно его подтачивали разные мелочи: потрескавшиеся губы, бурчащий желудок, непрекращающаяся боль в висках из–за простуды, которая никогда не отступала, несмотря на частые попытки лечения и травяные настои Макса. Феликс лишь чувствовал истощение, словно его жизненные силы высасываются духами зимних лесов. Временами Ягер думал, что даже если они настигнут Кригера, он окажется слишком слаб, чтобы сражаться.

«Чтобы мысленно представить образ подвергающейся опасности Ульрики теперь мне требуется волевое усилие, — подумал Феликс. — Настораживающий факт. Я–то думал, что люблю её. Нет, ты её любил, а теперь серьёзно намереваешься бросить». Очередной обнаруженный им факт, что не всё происходит так, как описано в книгах. Там герои всегда пытаются спасти тех, кто им дорог. Они демонстрируют полную уверенность и невероятную страсть. И никогда не испытывают сомнений или неуверенности в том, что действительно кого–то любят.

Подобные сомнения были для него чем–то обыденным. Иногда, будучи голоден или напуган, испытывая усталость или похмелье, Феликс легко забывал, что любит Ульрику. Он мог легко припомнить все случаи, когда она бранила его, обзывала глупцом или причиняла ему боль. На ум ему пришли все мелкие разногласия, скопившиеся в его памяти. Детлеф Зирк никогда даже не побеспокоился упомянуть о подобном в своих пьесах. Феликс гадал, может в целом свете он такой один, кто чувствует себя подобным образом? Весьма сомнительно.

Затем, когда он уже пришёл к выводу, что все чувства к Ульрике угасли, те странным образом напомнили о себе. Феликс обнаружил, что вспоминает её необычную кислевитскую манеру делать ударение на определённые слоги, её привычку качать головой, но при этом улыбаться, когда он выдаст что–нибудь особенно глупое. Он не понимал, почему именно эти вещи посчитал милыми, так уж получилось само собой. Они лишь являются звеньями цепи, неким образом их связывающей, даже если сам он считает, что ту подточило время, расстояние и чувство голода. Возможно, он никогда так и будет уверен в своих чувствах к Ульрике, однако знает, что до тех пор, пока она жива, существует и надежда. Если же Ульрика умерла…

«Просто продолжай двигаться, — твердил себе Феликс. — Продолжай идти по следу. Продолжай питаться вызывающими отвращение сухими пайками кислевитов. Продолжай преодолевать болезнь и холод, ворчание гномов, насмешки кислевитов и постоянно озабоченное выражение лица Макса. Просто перетерпи. Так или иначе, пройдёт и это. Однажды, если повезёт, ты с теплотой припомнишь это время, точно так же, как сейчас воспринимаешь некогда перенесённые трудности, оставшиеся далеко позади».

Феликс знал, какие странные фортели выкидывает подчас память, и сие испытание будет вспоминаться со светлой стороны, если ему доведётся его пережить. Он будет помнить их товарищество и совместно перенесённые опасности. Будет вспоминать неожиданные и удивительные красоты, попадающиеся даже в этом захолустье в разгар зимы. Будет вспоминать очаровывающий вид заснеженных лесов, замечаемый лишь походя, пока они бредут по следу. Будет вспоминать ускакавшего в испуге оленя, которого заметил вдали, и как мелькает олений круп, пока тот мощными скачками увеличивает дистанцию. Будет вспоминать и чистый свежий и морозный воздух, звук рассекающих снег полозьев, ржание пони, словно переговаривающихся друг с другом для поднятия духа. Будет вспоминать необычное ощущение спокойствия, когда всадники распевают свои зимние песни, сидя вокруг костра в хижинах, которые вырезают каждый вечер изо льда.

Без непосредственного воздействия ощущений боли и тошноты, беспокойства и страха, происходящие сейчас события отложатся в его памяти, как чудесное путешествие. Разумеется, всё это будет ложью, но обаятельная ложь куда уж лучше, чем реальность. Возможно, подобно всем прочим рассказчикам, он будет распространять эту ложь, заставив всех думать, что происходило нечто удивительное. Но самое странное, он не будет кривить душой, поступая подобным образом, а будет искренне верить в то, что рассказывает.

Марек спешился, чтобы осмотреть следы. Он тщательно их изучил.

— Я полагаю, они не намного нас опередили, — заявил он. — И настроены они враждебно.

— Откуда тебе знать? — спросил Феликс.

— Всё просто. Среди отпечатков ног попадаются следы копыт. Раздвоенных копыт. Подобные следы оставляют только зверолюды. Если повезёт, мы их скоро догоним.

«И причём тут везение?» — подумал Феликс, обхватив руками свою больную голову.

Максу было тревожно. Не от перспективы встречи с неизвестным количеством зверолюдов, но от продолжительности времени, которое займёт преследование. Они уже почти неделю в пути и по–прежнему не приблизились к талисману. Более того, расстояние увеличивается. Кем бы ни был Кригер, он явно знает, как перемещаться по этой местности в зимнее время.

По–своему сие хорошо. Макс убедился, что чёрный маг продолжает двигаться, и его не замедлили встреченные по пути опасности. Сие означает, что Кригер способен защитить Ульрику, если оставил её в живых, а Макс лишь на это и надеялся. Однако есть и обратная сторона. Их шансам на возвращение девушки знание о силе Кригера не сулит ничего хорошего, особенно если тот выяснил, как черпать энергию из талисмана.

Макс вздрогнул, и не холод был тому причиной. С момента похищения Ульрики Макс довёл себя до такого состояния, которое ранее даже не считал возможным. Иногда он чувствовал, что держится исключительно лишь силой воли. Шрейбер стал человеком из камня. Он не чувствовал ни холод, ни голод, ни усталость. Он лишь хотел возвратить женщину.

С одной стороны, он был почти благодарен ситуации. Она помогла ему восстановиться после ужасного умственного потрясения и прийти в себя после столкновения с защитными чарами талисмана. Она дала ему причину преодолеть собственную слабость и жалость к себе, противостоять пучине сомнений, в которую угодил его разум. Он понимал, что должен выкарабкаться даже не ради себя, а скорее ради Ульрики.

Макс раньше думал, что любит Ульрику, однако то было лишь бледной тенью чувства, которое он испытывал к ней сейчас. Перспектива её потерять была для него почти непереносима. Никогда за всю свою жизнь он подобного не испытывал. Потребность отыскать Ульрику стала невероятным побудительным стимулом, она затмила собой его физические потребности и слабости.

Он сожалел о каждом мгновении, которое не было потрачено на погоню. Вероятность столкновения со зверолюдами раздражала Макса скорее тем, что могла замедлить продвижение, чем из–за возможности оказаться покалеченным или убитым. Он ненавидел каждую потерянную минуту, которая давала Кригеру возможность увеличить расстояние между ними. Его раздражало то, что время тратилось на обустройство ночлега, сооружение ледяных хижин, разведение костра. Если бы мог, Макс отправился бы в путь один, не отвлекаясь на еду, питьё и сон.

С одной стороны, он понимал, что это безумие. Без всех тех вещей он умрёт, чем вряд ли кому поможет, и менее всего Ульрике. Однако разумное мышление и идущие из глубины души чувства — вещи разные.

Жизнь Макса упростилась до единственной истинной и реальной цели — он должен спасти Ульрику. Он считал, что сойдёт с ума, если в этом не преуспеет.

Пока что они не встретили никого — ни чудовищ, ни зверолюдов. И единственными, кто об этом сожалел, были Истребители. Все остальные испытывали облегчение. Феликс недоумевал, как зверолюдам удаётся выживать в разгар зимы. Иван знал ответ.

— Когда не могут добыть человечинки, они пожирают друг друга. Те, что поздоровее, съедают тех, что помельче. Сильный пожирает слабого. Полагаю, они считают это испытанием, посланным их богами, чтобы выживали лишь сильнейшие. Не мне судить. Знаю лишь то, что зимой повидал достаточное количество их трупов и неоднократно сражался со зверолюдами, чтобы видеть тому подтверждение.

Готрек кивал, словно соглашаясь с каждым его словом. Феликс вздрогнул. Он с радостью прожил бы жизнь и без подобных знаний. К сожалению, похоже у судьбы на сей счёт иные планы.

— Лучше продолжать двигаться, — произнёс Истребитель. — Похоже, этой зимой выступили в поход все мерзкие твари Хаоса. Рано или поздно мы на каких–нибудь наткнёмся.

По его злой ухмылке Феликс понял, что Истребителя подобное, без сомнения, порадовало бы.

(обратно)

Глава шестая

Обе луны ярко сияли над головой. В лесу лежал толстый слой снега. Вокруг были узловатые древние деревья, склонившиеся над дорогой. Адольфус сделал глубокий вдох. Наконец–то они здесь. У воздуха был иной привкус — резкий, с ощутимой примесью крови, чёрной магии и древних тайн. Кригер понял, что он дома. Ни в одном месте в мире не пахло так, как в Сильвании.

Разумеется, он родился не здесь, однако провёл тут многие столетия своего существования в виде нежити. Здесь пристанище для его сородичей. Страна, которая столетиями управлялась бессмертными графами, в которой крестьянство и низшая так называемая аристократия давно осознали своё реальное место в великом плане мироздания, склонили головы и стали служить Восставшим. Он ещё увидит, как снова вернутся те деньки. Наступило Время крови. Совет и те, кто ему подчиняется, должны будут измениться или отправятся в преисподнюю. Он лично об этом позаботится.

Сопровождаемый волками, бредущими за ним следом, словно стая верных псов, Кригер шагал за каретой. Даже в глубоком снегу ему было несложно от неё не отставать. Для таких, как он, сие не являлось препятствием. Холод его не замедлял, а от таких человеческих слабостей, как обморожение, он уже давно избавился. В эту ночь, ночь своего возвращения, Кригер желал находиться на воздухе, бродить в ночи, подобно вынюхивающему жертву хищнику, добывая кровь древним способом. Здесь, как нигде больше, подобное было возможно без страха и возмездия. И он желал быть один, наслаждаясь моментом, вдали от мелочности свиты и равнодушного наблюдения Роча.

В сей древней твердыне вампирической силы скот прекрасно понимал, что означает подняться против своих хозяев. Даже в тёмные времена, когда войска так называемого императора загнали Восставших в подземные убежища, в Сильвании их боялись и уважали. Смертные понимали, что не имеет значения, кто объявил себя властелином этой страны, настоящими правителями здесь всегда останутся те же. Тут власть людей мимолётна. А власть Восставших возродится вновь. Смертные и их хозяева пришли к компромиссу, который, как было известно Адольфусу, удовлетворял глубинным потребностям обеих сторон. Разве для грубых крестьян с их скоротечной жизнью может быть кто–то лучше, чем сочетающий в себе все черты феодального владельца и бессмертного бога? Подобным людям всегда необходимо помнить своё место в мире, и Восставшие об этом позаботились. По–своему скот даже был рад ощутить на себе твёрдое правление. Они более счастливы, когда знают своё место, когда за них принимают решения.

Адольфус знал, что однажды таким станет весь мир. Сильвания — образец того, что последует. Теперь, когда талисман у него в руках, Кригер скоро будет обладать необходимым могуществом для осуществления чего–то подобного. Кригер никогда не был наиболее искусным из чародеев — его таланты всегда находились в иной плоскости — но добравшись до Дракенхофа и воспользовавшись находящимся там древним источником силы, он подчинит Глаз себе.

Он улыбнулся. Потрачены десятилетия на исследования и годы на изучение непонятных книг и пророчеств, но теперь он обладает ключом к абсолютной власти. Он держит в своих руках артефакт Великого некроманта, созданный тем на пике своих сил, предмет, который некогда сжимал сам могучий лич, придавший ему часть собственной безграничной силы. Нагаш был коварен и безжалостен в своей ненависти ко всему, что могло бросить ему вызов. Он создал талисман, когда стало очевидным, что древние вампирские царицы Ламии и их последователи со временем могут восстать против него. Имея под боком столь могущественных бессмертных колдуний, Нагаш рисковать не собирался и принял предосторожности, создав Глаз Кхемри, чтобы тех уничтожить.

Глаз содержит руны, которые при правильной активации подчиняют Восставших воле владельца талисмана. Так он создал Псов Нагаша, что преданно служили ему, находясь под действием чар. Прочие Восставшие бежали и схоронились в дальних уголках мира. Разумеется, Нагаш никогда не предполагал, что расстанется с Глазом. При всём своём могуществе он не смог предвидеть собственное поражение сперва от руки героя–царя Алкадизаара, а затем от человека–бога Сигмара. История умалчивает, что случилось с Глазом после гибели Нагаша, и тот переходил от одного неизвестного владельца к другому, пока не оказался на шее Влада фон Карштайна. Даже ближайшее окружение Влада не знало, что такое сей талисман, находясь под его контролем. Временами Адольфуса одолевали сомнения, а догадывался ли в действительности первый и величайший из графов—вампиров, чем он обладает? Теперь Влад сгинул навечно, и Адольфус сожалел, что не сможет спросить его лично. Глаз переходил из рук в руки между наследниками графа, не подозревавшими о его истинной силе, пока, в конце концов, не был утерян в битве при Хел Фенн. Лишь годы спустя, внимательно перечитывая главы одной из трёх сохранившихся копий ужасной „Либер Оккультус“, имевшие отношение к истории древней Неехары, Кригер выяснил, чем являлся Глаз. Так начались его долгие поиски.

Теперь талисман в его руках, и он почти настроил его на свою волю. С ним он способен стать бесспорным правителем Восставших. Может объединить вокруг себя всю Сильванию и создать непобедимую армию. Разумеется, потребуется время и терпение. Восставшие могут считать себя тайными властелинами мира, однако основной проблемой, препятствующей этому, является, в действительности, их разобщённость. Они больше времени тратят на заговоры друг против друга, вместо того, чтобы распространять власть собственного вида.

Адольфус положит этому конец. Он организует Восставших и будет править железной рукой, заменив нерешительный Совет. Он станет их королём, но позаботится о том, чтобы создать чёткую иерархию, как в любой империи, чтобы каждый знал своё место и имел собственные, чётко определённые вотчины. Кригер поездил по свету. Место найдётся для всех, как и достаточно крупное стадо человеческого скота, чтобы вечно их поддерживать. Сейчас Кригер был взволнован. Видения того, что случится, горели перед его мысленным взором, и он обнаружил, что желает ими поделиться.

Оставив волков, он вернулся к своим последователям и скрылся в карете. Девушка уставилась на него. Он заметил, что сопротивление понемногу покидает её вместе с кровью. Теперь к её гневу примешана жажда и да, даже потребность. Так действует на них экстаз тёмного поцелуя, и не имеет значения, сколь долго они сие отрицают. Она по–прежнему держится за свой кинжал, всё ещё собирается устроить шоу, сражаясь с ним. Адольфус, походя, наклонился к ней и забрал кинжал, словно игрушку у ребенка. Сегодняшним вечером он был не в настроении играть в подобные игры. Он хотел поговорить, с ней ли, с Рочем или волками. Адольфус почему–то чувствовал, что сообщить ей будет правильным поступком.

— Скоро я собираюсь править этой страной, — произнёс он.

— Ты безумец, — ответила она.

От слабости её голос стал вялым и хриплым. Адольфус ощутил, как в нём снова пробуждается острое желание отведать её крови. Он подавил желание. Кригер хотел поведать ей свой план, заставить взглянуть на события его глазами, чтобы она осознала, кем он был и кем будет.

— Нет, — сказал он. — Не безумец. Я в состоянии сделать так, как заявляю.

Она недоверчиво покачала головой, но он заметил, что она заинтересовалась.

— Восставших много и их свиты довольно влиятельны в мире. Ты бы удивилась, узнав сколь много богатых и могущественных тайно состоят в них.

— И что?

Адольфусу нравилось то, как она воинственно задирала свой подбородок при разговоре, несмотря на слабость, несмотря на головокружение, вызванное поцелуем. Так намного интереснее.

— Я собираюсь править Восставшими.

— Как?

— Не будь угрюмой, Ульрика. Тебе это не идёт. Я собираюсь воспользоваться этим талисманом, который ты и твои друзья так храбро защищали. Он обладает значительной силой. Талисман создан Великим некромантом Нагашем, и позволил ему много столетий назад подчинить себе мой вид. Сила по–прежнему скрыта в нём. Я буду править Восставшими, а через них стану править этой страной.

— Императору это может не понравиться. У тебя могут быть деньги и влияние, но они не смогут победить армию.

— Ульрика, Ульрика, иногда я думаю, что ты намеренно прикидываешься тупой, чтобы я стал тебя недооценивать. Можно собрать солдат, имея влияние и деньги, и мы оба знаем, что многие обладающие ими люди уже располагают наёмными солдатами. Что существенно, Нагаш был Великим некромантом. Я могу воспользоваться силой этого талисмана, чтобы при необходимости поднять армию из любого кладбища и захоронения. И многие из Восставших также являются могущественными некромантами. Вместе мы можем создать такую громадную армию, против которой не выстоит ни одна армия смертных.

— Армию ходячих трупов.

— Уверен, они не станут возражать. В конце концов, они уже мертвы. Вечны лишь боги и Восставшие.

Адольфус ненадолго замолчал, позволив ей осмыслить эти слова. Рано или поздно большинство смертных соблазнялись такой силой. Даже если он никогда не предлагал сделать кого–то из них Восставшим, те начинали задумываться об этом. Они начинали рассматривать возможности и те приятности, что могли из того последовать. Не нужно бояться старения, не нужно бояться могилы. Нет нужды бояться покинуть этот мир. Это обещание больше, чем что–либо, заставляло их добровольно служить ему. Такой монетой могли заплатить лишь собратья Адольфуса. Ему показалось, что он углядел посетившее её искушение, и по выражению лица мог сказать, что Ульрика искушение отвергла. Он не беспокоился. Многие смертные так сперва поступали, прежде чем им выпадало время как следует над этим поразмыслить. Так некогда поступил и он…

— Силы Хаоса точно будут возражать. Они, похоже, одержимы тем, чтобы захватить мир для себя.

Она указала в окно, на рябое лицо Моррслиба, ярко светившее в небес.

— Как и прежде, они будут отброшены. Объединившись, Восставшие будут обладать достаточными для того силами. Возможно, они единственные, кто на такое способен. Ты думаешь, что у загнивающих королевств человеческой расы есть сила?

— У них достаточно сил, чтобы остановить тебя. Как фон Карштайна, что был остановлен при Хел Фенн.

Кригер улыбнулся, обнажив все свои зубы. Ульрика вздрогнула. Немного от страха, но он был уверен, что и от желания тоже.

— Хел Фенн? Я отлично помню. Фон Карштайну не следовало давать там сражение. Скверное место для битвы. Некуда отступать, кроме как в болота. Он был уверен, что отступать ему не придётся. Глупо…

— Ты был при Хел Фенн?

Он заметил проблеск понимания в её глазах. Она начала осознавать, кем он является и что способен предложить. Теперь до неё дошло, что он принимал участие в сражении, состоявшемся два столетия назад.

— Я всё ещё здесь, — ответил он. — Сколькие из тех так называемых победителей могут похвастать тем же?

Она не ответила. Не осталось никого.

— Наконец–то мы приближаемся к зверолюдам, — заметил Марек.

Феликс посмотрел на следопыта сквозь сгущающиеся сумерки. Его обветренное лицо было напряжено от подавляемого волнения. Все всадники–кислевиты выглядели готовыми к бою. Макс вытянул руки, и Феликсу на мгновение показалось, что он заметил слабый ореол света, заигравший вокруг согнутых пальцев волшебника.

— Я слышу впереди звуки сражения, — сказал Готрек.

Феликс ничего не слышал, но удивлён не был. Слух у Истребителя острее, хотя он и видит лучше гнома при свете дня.

— Кто сражается? — спросил Феликс.

— Люди, звери, воины Хаоса. Выкрикивают имя Кхорна, но мы скоро положим этому конец.

Хотел бы и Феликс чувствовать такую уверенность. Иван Петрович кивнул. Его всадники перешли на рысь. Феликс щёлкнул поводьями, побуждая пони ускориться. Вскоре и он услышал звуки сражения.

Кровь покрывала снег. Группа людей в доспехах имперских рыцарей отчаянно оборонялась в центре поляны. Они пытались защитить карету. Вооружённые люди мёртвыми лежали в сугробах, выронив копья из безжизненных пальцев. Топча павших своими раздвоенными копытами, их окружали зверолюды — рогатые страшилища, полулюди–полукозлы с оружием в уродливых руках. Их красные кровожадные глаза горели. Из пастей выступала пена.

На глазах Феликса лошадь заржала в ужасе. Ярко раскрашенный в красные и золотые цвета всадник вылетел из седла. Мощный зверолюд, сжимающий знамя с изображением раздутого голодного лунообразного лица, оканчивающее навершием из человеческого черепа, выступил вперёд и с неприятным хлюпающим звуком вонзил обитое металлом древко знамени в грудь мужчины. Издав булькающий звук, мужчина умер.

Зверолюд обернулся, привлечённый топотом разбрасывающих снег копыт. Иван прокричал приказ своим людям, и двадцать копий встали в боевую позицию. Лошади кислевитов понеслись вперёд и обрушились на ряды не ожидавших нападения зверолюдов. Те с криками валились наземь, пронзаемые копьями и растаптываемые подкованными копытами. А тут подоспели Готрек и Снорри с оружием в руках, неудержимые, как удар молнии. Макс нараспев произнёс заклинание, и на поляне стало светло, как днём.

Над головой волшебника возник сияющий солнечный диск, а затем по команде мага вперёд устремились стрелы обжигающего света, подпаливая шкуры зверолюдов и наполняя воздух запахом горящей плоти.

Феликс едва успел выхватить меч из ножен и слезть с саней, как всё закончилось. Дикие зверолюды, не готовые к такой бойне, дрогнули и бросились спасаться в лесу. Большинству это не удалось. Они были настигнуты всадниками или повержены магическими стрелами Макса. Готрек и Снорри с крайне недовольным видом прикончили раненых.

— Разве это правильный бой? — бурчал Готрек.

— Зверолюды нынче не те, что были в юности Снорри, — заметил Снорри. — Им следовало с нами биться.

Феликс был рад, что те не стали. Медлительный из–за болезни и измученный холодом, Ягер гадал, смог бы он пережить столкновение со зверолюдом. Лучше о таком не думать. Он направился к карете, которую так старались защитить рыцари. Прежде чем он дошёл до экипажа, путь ему преградил здоровяк с гривой золотистых волос. Он поднял свой клинок, явно показывая Феликсу, чтобы тот держался подальше. Феликс пожал плечами и остановился.

— Мы не желаем вам зла, — произнёс он.

Подошли Готрек со Снорри, встав рядом с Феликсом. Они и близко не выглядели такими безобидными, как хотелось Феликсу. Гномам явно хотелось в бой, и этот рыцарь, вполне возможно, мог им сие устроить. Тот выглядел так, словно просчитывал подобную возможность. Феликс решил, что лучше что–нибудь сказать, пока ситуация не вышла из–под контроля.

— Во имя Сигмара, опустите своё оружие. Мы только что спасли ваши жизни.

Четыре выживших рыцаря обступили мужчину с золотистыми волосами. Судя по тому, что они ожидали его реакции, Феликс предположил, что тот является их предводителем.

— Мы отлично справлялись и сами, — в конце концов ответил тот низким командным голосом, выражающим абсолютную уверенность. Похоже, он сам верил в то, что говорил.

«Только очередного высокородного идиота мне и не хватало», — подумал Феликс. Было нечто необычное в акценте мужчины, не свойственное ни имперцу, ни кислевиту. Нечто, напомнившее Феликсу манеру общения персонажей из старых книг.

— Стало быть, то, как твои люди бросались на зверолюдские копья, было частью твоей стратегии? — с сарказмом поинтересовался Готрек. — Замечательный план.

Феликсу показалось, что рыцарь собирается поднять меч на Готрека. Позволить ему это было искушением. «Если этот идиот желает покончить с жизнью, сражаясь с Истребителем, то зачем мне вмешиваться?» — снисходительно подумал Феликс. Он вытер нос краем плаща и стал ждать.

— Что здесь происходит, Родрик? — осведомился женский голос из кареты. — Почему бы тебе не поблагодарить добрых незнакомцев за помощь против тех злодеев?

— Миледи, у них дерзкие манеры и недостаток вежливости. Вам не стоит оскорблять свой слух выслушиванием их речей.

Готрек и Феликс обменялись взглядами. Если бы Феликс не знал Истребителя хорошо, то мог бы предположить, что тому весело.

— Я думаю, это тебе не хватает рыцарских приличий, Родрик. Истинный рыцарь в подобных обстоятельствах высказал бы благодарность, а не искал оправданий.

Рыцарь выглядел удручённым, и, вернувшись взглядом к Истребителям, он исполнил превосходный придворный поклон.

— Простите мои манеры, — произнёс он. — Мне служит извинением лишь то, что я позволил взять верх беспокойству за безопасность прекрасной дамы. Молю о прощении.

Готрек сплюнул на землю у его ног. Он был не из тех, кто благосклонно принимает извинения. К чести Родрика, тот даже глазом не повёл. Хромая, подошёл Макс. Он выглядел ещё более усталым и истощённым, чем обычно. Применение магии против зверолюдов дорого ему обошлось.

— Довольно необычно для людей путешествовать в такую погоду по столь опасной территории, — заметил он.

Рыцарь посмотрел на него с подозрением. Феликс столь долго находился в обществе волшебника, что успел позабыть, насколько обычные люди недолюбливают чародеев.

— Могу заметить тоже самое о вас, — парировал Родрик.

Такой ответ оказался куда разумнее, чем ожидал от рыцаря Феликс. Возможно, тот не столь туп, как кажется.

— У нас миссия, — вежливо пояснил Макс, хотя в его взгляде промелькнул отголосок боли. — Можно сказать, поиски.

Реакция оказалась ожидаемой. Феликс заметил, что Родрик заинтригован. Поиски были как раз той темой, что понятна рыцарям, в особенности таким, как Родрик, который, похоже, думает, что живёт в каком–то рыцарском романе. Феликс слышал, что такие ещё встречаются, но никогда в подобное не верил до сего дня. Он полагал, что подобным образом ведут себя лишь бретонцы.

— И что же это может быть?

— Наша знакомая, прекрасная молодая дама, была похищена злым чародеем. Мы намерены её спасти или отомстить за неё.

Использованные слова могли бы прозвучать нелепо, но то, как Макс их произнёс, придали каждому слову вес и убедительность. Феликс заметил, что Родрик впечатлён.

Занавески на окне кареты раздвинулись, и показалось бледное прекрасное лицо в чёрном капюшоне, частично скрытое под тонкой сеткой вуали.

— Если это не очень отвлечёт вас от вашей миссии, мы могли бы предложить вам ночлег. Неподалёку находится замок, где нас ожидают. Самое меньшее, что мы можем предложить за вашу помощь, это жаркий огонь и подогретое вино со специями.

Против такого не стали возражать даже Истребители.

Родрик и его люди поскакали перед каретой. Разведчики Ивана Петровича скакали впереди них. Сани пристроились позади.

— Я заметил, что о себе они нам не рассказали, — произнёс Феликс.

— Вне всякого сомнения, скоро мы всё узнаем, человечий отпрыск, — успокоил его Истребитель.

— Похоже на замок с привидениями из мелодрамы Детлефа Зирка, — пробормотал Феликс.

Истребитель поглядел на него. Феликс гадал, знает ли тот вообще, кто такие драматурги?

— И мне это не нравится.

Замок цеплялся за вершину холма, как ястреб за насест. Было в нём нечто хищное. У Феликса возникли мысли о баронах–разбойниках, бандитах и прочих менее приятных вещах из старых сказок. Обстановка почему–то казалась зловеще знакомой. Феликс твердил себе, что не стоит давать волю воображению. Он болен и замёрз, а в этой ледяной стране любое место выглядит зловеще. Замок выглядел внушительно, стены были толстыми. Орудийные башни внутреннего двора замка строились так, чтобы выдержать осаду, и всё же было тут нечто, что наводило на иные мысли. Феликсу представились камеры пыток, призраки в позвякивающих цепях и злобные старые бароны, угрожающие героине участью куда куда худшей, чем смерть.

— Это замок, человечий отпрыск, и хорошо укреплённый. Неплохо сработано для людей.

Феликс мог догадаться, что гном будет рассматривать вещи в наиболее практичном смысле. «Явно не самые наделённые воображением существа», — подумал Феликс, хотя в настоящий момент и он желал бы обладать такой способностью. Это место почему–то обостряло его нервозность.

— Он заставляет меня нервничать, — признался Феликс. — Нечто такое во внешнем виде зданий, что…

Пока он произносил эти слова, его осенило. Он вспомнил, где ранее видел нечто похожее на этот замок. В прочитанной в детстве книге ужасных историй, действие которых происходило на землях Сильвании. Это место было почти точным подобием одного из замков в книге. Возможно, оно и послужило моделью для картинки. Феликс надеялся, что лишь его память делает замок столь зловещим.

Город под замком был, по большей части, разрушен. Феликс заметил, что разрушения были давними. Большинство зданий обвалилось десятилетия назад. Город, по внешнему виду построенный для пятитысячного населения, сейчас был заселён лишь одной десятой от этого количества. Даже в центре города на главной улице, что вела к замку, заселённым казался лишь один из каждых трёх домов, да и те выглядели полуразрушенными. Люди были более грубыми и угрюмыми, чем когда–либо встречались Феликсу. Они равнодушно, без всякого смысла, слонялись по почти пустынным улицам. Воздух вонял гнилью и человеческими экскрементами.

И это Вальденхоф, по местным стандартам крупный и процветающий город. Феликс решил, что жить здесь ему бы не понравилось.

Дорога вела по крутому склону холма к раззявленной пасти въездных ворот. Даже вблизи ворота напоминали Феликсу пасть огромного чудища, клыками которого была подъёмная решётка. По спине у него пробежал холодок.

«Лихорадка», — подумал Феликс, не совсем этому веря.

— Добро пожаловать в Вальденшлосс, — произнёс человек, ожидавший их во внутреннем дворе.

Это был высокий напыщенный аристократ, одетый несколько старомодно. Гульфик и подбойка на плечах его накидки в Империи вышли из моды полвека назад. Нечто подобное Феликс выдел лишь на старых портретах. Прочие люди вокруг были одеты похожим образом. Что вполне подходило к их слегка старомодной манере разговора.

— Мы благодарны вам за услуги, оказанные моей невестке, графине Габриелле, и моему сыну Родрику. Похоже, что без вашего вмешательства сейчас мы вряд ли имели бы удовольствие встречи с ней. Ничто не сможет выразить, насколько мы благодарны за вашу доброту, но мы сделаем всё, что в наших скромных силах. Я Рудгар, граф Вальденхофа, и вы мои самые уважаемые гости. Надеюсь, что до своего отъезда вы узнаете, каким бывает настоящее сильванское гостеприимство.

От потрясения мысли Феликса немного спутались. Они забрались дальше, чем он полагал, и, несомненно, имел желание, если уж пересекли границу печально известной провинции Сильвания. Не то это было место, посетить которое он испытывал бы острое желание, даже в разгар лета и без заполнявших леса зверолюдов. Очень уж недобрая у неё репутация.

Последовали прочие представления, но голова Феликса по–прежнему кружилась от лихорадки, и он их не запомнил. Он припомнил, что заметил взгляд графини Габриеллы, брошенный на него, и, несмотря на свою вдовью вуаль, Феликс увидел, что она очень красива.

— Ваше здоровье, — произнёс граф Рудгар, поднимая бокал.

Пот выступил на его плешивой голове. Кончики длинных усов свисали в его вино. Он поднёс бокал и осушил его целиком одним большим глотком. Молчаливый слуга проскользнул вперёд и почти автоматически наполнил бокал снова.

Феликс вынужден был признать, что сейчас чувствует себя намного лучше, просидев несколько часов за обеденным столом в большом зале, возле горящего очага, и набив желудок говядиной, жареным картофелем и каплуном в подливе. Полбутылки лучшего графского вина сотворили чудо, также несколько изменив к лучшему его отношение к окружению. Он заметил, что большинство остальных вполне разделяют такое отношение.

Лишь Готрек подозрительно смотрел по сторонам своим единственным уцелевшим глазом, словно каждую секунду ожидая нападения вооружённого противника. В этом не было ничего необычного. То, что для гнома было нормальным явлением, стало для Феликса нежелательным напоминанием, что ему тоже не помешало бы быть начеку. Макс не пил, и хотя волшебник довольно любезно общался с сильванскими аристократами, Феликс заметил, что и тот не совсем спокоен. Уловив взгляд Феликса, Макс кивнул ему, словно говоря, что и он разделяет подозрения своего товарища в отношении сего места.

Кислевитские всадники и Снорри Носокус энергично осваивались, поглощая пищу и вино так, словно это был их последний обед. Если подумать, то так и может случиться. Иван Петрович сидел за их столом. Его люди расположились за другим столом в глубине зала, вместе со свободными от несения службы солдатами замка и прочими воинами.

Феликс был удивлён, обнаружив, что отряд графини не единственные тут гости. Похоже, Вальденшлосс посетили многие сильванские аристократы, хоть Феликс и не понимал, зачем это понадобилось им посреди зимы. Слишком уж много он прочитал рассказов и повидал пьес, в которых на пирах в замках Сильвании происходили ужасные события, чтобы чувствовать себя спокойно. И хотя вызванная вином теплота разливалась по его желудку, Феликс почти ожидал услышать отданный приказ, по которому спрятавшиеся воины набросятся на гостей, и начнётся резня. Подобные вещи случались в рассказах сплошь и рядом.

Он посмотрел по сторонам, стараясь снова сопоставить имена и лица. На сей раз он был уверен, что всё сделал правильно. Болезненного вида старик справа от него, худой, как скелет, и полностью седой, был Петром, графом Сварцхафена. Он выглядел довольно приятным, мягким и обходительным, но было что–то в его глазах, какая–то особенность, подсказывающая Феликсу, что перед ним человек, который повидал то, что выпадает немногим смертным. Напротив Феликса, с другой стороны стола сидел высокий мужчина в расцвете сил. Кристоф, барон Лейхебурга, был обладателем безупречных чёрных волос и надменной физиономии, на которой выделялись горящие чёрные глаза. Справа от него сидел Йохан Рихтер, привлекательный молодой человек, манерами немного напоминающий графа Сварцхафенского. Насколько Феликс узнал, в этой части мира все они были важными аристократами, но если приглядеться внимательнее, все они были напуганы. Все присутствующие, за исключением Готрека, подняли свои бокалы для тоста. Почувствовав на себе взгляд, Феликс посмотрел налево и заметил, что на него своими удивительно чистыми голубыми глазами над вуалью оценивающе смотрит графиня Габриелла.

— За здоровье наших весьма неожиданных и крайне желанных гостей, — произнёс Рудгар. — Я благодарен им за спасение жизни моего сына и моей уважаемой невестки.

Родрик был немного смущён, однако держал рот на замке. Вне всяких сомнений, он не желал выслушивать очередные лекции о благодарности от отца или графини. Слова графа были поддержаны одобрительным шумом из–за столов. «Чтобы там не говорили о сильванских аристократах, — подумал Феликс, — они явно учтивы, с изысканными старомодными манерами».

— Теперь, когда мы перекусили, можно перейти к делу, как я полагаю, — заметил барон Лейхебургский. У него был глубокий и звучный голос, такой, что мог бы заполнить театр или помещение, или без усилий разноситься над полем боя. Феликс ему позавидовал. — Я бы не проделал весь этот путь посреди наихудшей зимы за последние два столетия лишь ради глотка твоего вина, старый друг, хотя твой винный погреб превосходен.

Граф грациозно склонил голову, отвечая на комплимент, и тут же произнёс:

— Да, есть сложность. Это худшая зима за последние два столетия, и не только из–за снега. В лесах расплодились волки, зверолюды перекрыли Императорский тракт и в движение снова пришли прочие, куда худшие силы.

Феликс не был уверен, что ему понравился тон графского голоса. От него волосы на загривке Ягера встали дыбом. Граф Сварцхафенский поднёс кулак ко рту и сухо прокашлялся.

— Ты говоришь, что древнее проклятие вернулось,чтобы снова нас потревожить?

Феликс бросил взгляд на Готрека. Истребитель сидел напряжённо, словно собака, натянувшая поводок, почуяв запах жертвы. Без сомнения, он полагает, что здесь для него найдётся работа. «Замечательно, — подумал Феликс, — мало нам того, что нужно вытаскивать Ульрику из когтей чёрного мага, так ещё и собираемся связаться с каким–то древним злом. Только этого мне не хватало».

— Ты сомневаешься? — спросил Рихтер.

Он наклонился вперёд и бережно поставил свой бокал на стол, однако его глаза горели с почти безумным выражением. Феликс не был уверен, что желает узнать, что могло вызвать у человека подобный взгляд.

— Налицо все признаки. Две недели назад купец видел на Чёрных топях ведьмины огни. На Старой дороге в Красное аббатство были замечены чёрные кареты. Нечто разворошило могилы на кладбище в Эссене. По пути сюда я побывал на погосте Микалсдорфа, и обнаружил его пустым. Там поработали грабители могил.

— Звучит скверно, — мягко заметил граф Сварцхафенский.

Сие заявление вызвало безрадостный смех остальных аристократов, а также вынудило воинов за другим столом примолкнуть и поглядеть на своих господ. Правда, лишь на несколько мгновений, затем разговор продолжился.

Барон Лейхебугский окинул всех взглядом и продолжил:

— В Мрачном лесу снова начали пропадать девицы, а крестьяне стали вывешивать над своими дверями пучки ведьмогона и кровавых корней. Обычно я бы над этим даже не задумывался. Достаточной причиной для их предосторожности может являться суровая зима и многочисленная хаоситская погань, однако видели и одетых в чёрное мужчин с бледными лицами.

— Я не думаю, что могут остаться какие–либо сомнения, — поддержал Рудгар. — Неумирающие возвратились.

Что–то в голосе мужчины заставило Феликса вздрогнуть.

— Неумирающие? — переспросил он.

Феликс полагал, что понял, о ком идёт речь, но желал удостовериться.

— Последователи фон Карштайна, кровососы, — произнёс Йохан, обратив на Ягера свой горящий взгляд.

— Вампиры, — сказал Макс Шрейбер. — Ты говоришь о вампирах.

Рудгар горько усмехнулся без тени радости, едва сверкнув зубами.

— Это Сильвания, — заметил он. — Земля графов–вампиров.

Снова повисла тишина. Не двигались даже слуги. Словно кто–то расхохотался на похоронах или озвучил известную каждому ужасную правду, которую, тем не менее, пока никто не отваживался высказать.

«Чудесно, — подумал Феликс, — злобные чародеи, нашествие Хаоса, а теперь ещё и возвращение графов–вампиров. Как я впутался во всё это?»

— Кому–нибудь ещё вина? — поинтересовался граф Рудгар, прерывая молчание.

Казалось, что его усы обвисли ещё сильнее. Он выглядел, как человек, которому только что сообщили, что семья его заболела чумой и у него неплохие шансы тоже её подхватить. Феликс достоверно знал, каково оно бывает.

Макс топил взгляд в своём по–прежнему полном бокале, словно мог там увидеть тайны грядущего. Готрек едва ли не радостно потирал свои здоровенные руки. Иван Петрович излучал даже более суровую решимость отыскать свою дочь. Феликс едва удержался, чтобы не застонать.

— У нас ещё будет время обсудить всё это позднее, — мелодичным, спокойным и игривым голосом произнесла графиня Габриелла. — Возможно, наши гости захотят рассказать нам, что их привело в наши края в это опасное время.

Макс посмотрел на Феликса, словно спрашивая, кто из них будет рассказчиком. Феликс жестом предложил говорить Максу. Без сомнения, маг сможет рассказать их историю лучше него. Макс поведал о похищении Ульрики и их погоне через замёрзшие земли. По ходу повествования он был вынужден рассказать и про осаду Праага, и про вторжение Хаоса.

Сильванские аристократы сохраняли молчание, пока Макс не закончил рассказ, а затем переглянулись между собой. Их лица по большей части были спокойны, но Феликс был убеждён, что разглядел страх в их глазах, а до сего момента он был уверен, что этих людей не так–то просто напугать.

— Похоже на конец света, — в конце концов произнёс граф Сварцхафенский.

— Несомненно, мы живём в зловещие времена, — согласился барон Лейхебургский. — Куда более зловещие, чем я себе представлял.

— Император созовёт свои армии, — сказал Макс. — Я уверен, что будущей весной он двинется на врага.

— Будь что будет, — сказал Рудгар. — Никто из нас с ним не отправится.

Феликс почувствовал смутное негодование. Аристократы постоянно заявляют о своих правах и привилегиях. Но, насколько помнилось Феликсу, у них имеются и кое–какие обязанности, одна из которых — защищать Империю, когда их призовут. Похоже, что из всех присутствующих лишь Родрик заметил выражение лица Феликса и смутился.

— Не то чтобы мы этого не хотели, — торопливо добавил он. — Ничего бы мне так не хотелось, как скакать в битву подле императора, но наш долг оставаться здесь, с нашим народом. Если неумирающие снова выползут из своих укрытий, то это наш долг — загнать их туда, откуда они выползли.

Заключительная часть его речи прозвучала со значительно меньшей уверенностью, чем её начало. Феликс не удивился. Если история правдива, то в последнее восстание графов–вампиров потребовалась вся военная мощь Империи и её союзников, чтобы их разгромить, ценой многих лет и бесчисленных жизней.

— Я согласен с юным Родриком, — заявил старый седовласый граф Сварцхафенский, снова сухо покашляв. — Для Империи не будет ничего хорошего, если император отправится сражаться с отродьями Хаоса и обнаружит угрожающих с фланга неумирающих. В действительности, я боюсь, что это станет катастрофой.

Феликс не являлся экспертом в военном деле, но прозвучало это правдоподобно. Имея перед собой столь сильного противника, для имперской армии станет катастрофой любая угроза для снабжения или флангов. И сейчас ему вспомнилось и нечто другое об армиях графов–вампиров. Большинство их солдат — ходячие мертвецы, оживлённые самым чёрным колдовством. Зимние снега для них вообще не помеха. Наоборот, в такое время они опаснее всего. Пока они тут болтают, у сил тьмы может появиться могучий союзник.

— Самое лучшее, что мы можем сделать для Империи — раздавить неумирающих, прежде чем те обретут полную силу, а затем отправиться на подмогу императору.

— Давайте помолимся за такой исход, — предложила графиня Габриелла.

Все за столом, за исключением Готрека, сложили знак молота. Гном лишь хмыкнул и сделал очередной глоток вина. Графиня наклонилась вперёд над столом, и в её холодных голубых глазах появился дикий блеск.

— Мне кажется, что боги благоволят нам. Наши друзья сегодня оказались здесь не случайно.

Феликс увидел, как обернулись к ней Макс и Готрек. Иван был поглощён своим вином, но что–то в его внешности подсказало Феликсу, что тот тоже слушал внимательно.

— Что вы имеете в виду? — спросил Макс.

— Имя Адольфус Кригер нам знакомо, — произнесла она.

У Макса перехватило дыхание.

— Он некромант?

— Хуже. Он один из неумирающих. Крайне опасный отпрыск династии фон Карштайнов.

— И что сие означает? — спросил Феликс, чувствуя, что должен что–нибудь сказать, чтобы скрыть охвативший его страх.

Кригер — вампир! Это многое объясняет, и его сверхъестественную быстроту, и невероятную силу. Возможно, даже есть связь между Кригером и убийцей, терроризировавшим улицы Праага, выпивая кровь жертв. Феликс вспомнил, что проститутка Нелла упоминала об аромате корицы, и вспомнил ладанку, что была на Кригере в сокровищнице.

Графиня рассмеялась:

— Извините меня, господин Ягер. Сидя за этим столом, иногда легко забывается, что не каждый разделяет наши знания и навязчивый интерес к неумирающим. Будь вы сильванским аристократом, вы бы выросли на этом.

— Я думал, что большинство аристократов Сильвании — вампиры, — едко заметил Готрек.

Не самое тактичное высказывание в данных обстоятельствах, но именно это всегда слышал Феликс, хотя большинство его знаний о предмете досталось от няньки, которая обожала пугать подопечных детей ужасными историями.

Похоже, что реакцией на слова Готрека стало охлаждение за столом. Рука Родрика невзначай опустилась на меч, и Феликс был уверен, что лишь ледяной взгляд отца удержал юношу от вызова Готрека на дуэль.

— Ваши знания слегка устарели, — заметил барон Лейхебургский.

Он изучал Готрека с таким видом, словно тот был мерзким насекомым, ползающим по столу. Если Готрек и оскорбился, то не подал вида. Он проглотил очередную порцию вина и громко отрыгнул. На сей раз от того, чтобы вскочить на ноги и вызвать гнома на поединок Родрика удержала рука отца на плече. Лицо старика выдавало его беспокойство. Вероятнее всего, он мог предугадать исход подобного поединка, равно как и Феликс.

— Вижу, вам не терпится меня просветить, — произнёс Готрек.

— Пару столетий назад твои слова были бы абсолютно истинными, — произнёс граф Сварцхафенский. — Два столетия назад эта страна лежала под каблуком графов–вампиров и их союзников. После Хел Фенна они были … истреблены, и император даровал эти земли во владение доверенным вассалам.

Феликс припомнил, что на сей счёт что–то читал в библиотеке Альтдорфского университета. Хотя в книге ничего не упоминалось про доверенных вассалов. Там говорилось, что земли Сильвании были розданы обедневшим дворянским родам и падким до земельной собственности младшим сыновьям, которые не могли получить таковую иным путём. В книге намекалось, что нужно быть по–настоящему отчаявшимся, чтобы пожелать править какой–либо частью этой провинции.

— Я слышал куда более поздние рассказы о вампирах в Сильвании, чем со времён Хел Фенн, — заметил Макс. — Из достоверных источников мне известно, что они до сравнительно недавнего времени правили значительными территориями на этой земле. Я верю храмовникам Белого волка, которые подвергли осаде замок Реграк десятилетие назад, когда выяснилось, что его владелец был кровососом.

— Реграк был кровососом, — подтвердил граф Сварцхафенский, — но он был смертным, как и мы с вами. Он всего лишь полагал, что поглощение крови юных девственниц сохранит его молодость и придаст магические силы. Насколько мне известно, вышло иначе. Поверьте мне, будь он вампиром, храмовникам было бы значительно сложнее сжечь его имение.

— Как бы то ни было, наш учёный друг прав, — заметила графиня. — Со времён Хел Фенн были и другие случаи правления неумирающих в Сильвании, и нам они слишком хорошо известны. Даже если количество подобных случаев меньше, чем в широко распространённых слухах, которым верят несведущие, то сути это не меняет.

— Графиня, вы не ответили на мой исходный вопрос, — сказал Феликс.

По голосу и неразборчивости собственных слов Феликс понял, что уже пьян. Что вряд ли удивительно. Он давно нездоров, и за всё время их путешествия не употреблял вино. Вот и утратил навык.

— Что вы имели в виду, говоря о династии фон Карштайнов?

И снова ответил Макс, удивив Феликса. Маг никак не мог удержаться от демонстрации собственных познаний, едва выпадала такая возможность.

— Исследователи данной темы полагают, что неумирающих можно классифицировать на несколько династий, если тут уместно такое понятие. Считают, что эти династии образованы потомками изначальных вампиров города Ламии в царстве Неехара, созданных Нагашем более трёх тысячелетий назад. Предполагается, что каждая из династий обладает некоторыми особенностями своего прародителя, и имеет свои слабости и сильные стороны, зависящие от предков.

Во взгляде графини на Макса Феликс заметил смесь восхищения, уважения и заинтересованности. Он ощутил укол ревности. Она явно весьма привлекательная женщина. Внезапно Феликс почувствовал отвращение к самому себе. О чём он только думает? Ульрика находится в лапах того, кто хуже безумца и чёрного мага, а он тут испытывает вожделение к другой женщине. Однако более циничная часть его сознания давала понять, что испытываемое чувство вины никак не в состоянии изменить ситуацию.

— Вы очень образованный человек, господин Шрейбер. Я удивлена. Это не относится к распространённым знаниям. Как–нибудь вы должны рассказать, как вы обрели подобные познания.

Макс снисходительно кивнул.

— Благодарю вас, — произнёс он. — Я давно изучаю тёмные и запрещённые знания и…

— Тем не менее, в одном–двух утверждениях вы ошибаетесь.

— Ошибаюсь?

— Вампиры не были созданы Нагашем. Они по праву были могущественными чародеями, получившими некоторые из своих знаний во время длительных войн на заре веков.

Макс не выглядел согласным, но промолчал.

— Времена тогда были не более спокойные, чем наше.

— Династия Карштайнов? — напомнил Феликс, всё ещё рассчитывающий получить ответ на свой исходный вопрос.

— Это одна из главных вампирских династий, — произнесла графиня. — Возможно, в Империи это основная династия.

— По имени так явно наиболее известная, — сухо заметил Феликс. — Войны графов–вампиров и всё такое.

— Поэтому династия и известна, как род фон Карштайнов. Влад фон Карштайн изначально был наиболее известным из всех графов, и широко распространившееся поверие назвало этим именем всех его последователей.

— Судя по вашим словам, вы с этим не согласны? — спросил Макс, даже тут с придирчивостью учёного прицепившись к незначительному спорному термину, словно речь шла не о массовом убийце, чьи безумные захватнические планы привели к гибели десятков тысяч людей.

Графиня ответила лёгким пожатием плеч, жестом, который у Феликса ассоциировался с богатыми бретонскими купцами, посещавшими владения его отца.

— Не вижу смысла. Нам мало что известно о предках фон Карштайна. Он был первым из своего рода, кто обрёл дурную славу. С тех пор его потомки стали куда активнее, особенно в Сильвании.

— Похоже, что с недавних пор они стали ещё активнее, — заметил Феликс. — Интересно, почему?

— Полагаю, это нам и следует выяснить, — произнёс граф Рудгар. — Многие жизни могут зависеть от этого.

«В том числе и наши», — подумал Феликс.

Он снова заставил себя сосредоточиться, несмотря на вызванную вином раздражительность, духоту и ощущение расслабленности, вызванное единственным плотным обедом за многие дни лишений.

— Похоже, вы что–то знаете о Кригере, — произнёс он, стараясь отчётливее выговаривать слова. — Не поделитесь ли с нами вашими знаниями?

— Позже, — ответила графиня. — День был долгим и, полагаю, все мы утомились. Дело подождёт до утра. Некоторые вещи лучше обсуждать в дневное время.

Учитывая обстоятельства, Феликс не мог не согласиться с такой мотивацией.

Помещение было просторным и холодным, в нём доминировал огромный портрет сильванского аристократа с холодным взглядом, казалось, следившего за Феликсом с недобрыми намерениями. Он сразу же подумал об осмотре комнаты на предмет потайных ходов. Судя по старым сказкам, в сильванских замках их полным–полно, но в комнате было слишком холодно, а Феликс был слишком пьян, чтобы этим обеспокоиться. Он предпринял некоторые предосторожности, закрыв дверь на засов и прислонив меч к стене так, чтобы его легко можно было достать с кровати.

Проваливаясь в тревожный сон без сновидений, Феликс мог поклясться, что расслышал вдали волчий вой.

(обратно)

Глава седьмая

Было темно. Карета быстро и бесшумно скользила сквозь ночь. Позади, словно призраки, мягко неслись по снегу волки. Глаза волков горели. Облачками вырывалось дыхание. Они выглядели измученными и яростными одновременно. Они двигались по воле вампира всё дальше и дальше, и теперь с ними происходило нечто крайне неестественное.

Ульрика понимала, что они чувствуют. Она была смущена. Её эмоции находились в смятении, и ей иногда казалось, что в её мысли и душу проникает ночная тьма. Она ненавидела Кригера. Она его презирала. Он был заносчивым, высокомерным, самоуверенным, деспотическим, презирающим тех, кого считал ниже себя, к каковым относилась большая часть мира. Ульрика была уверена, что он вынашивает злобные планы, и всё же иногда ей хотелось стать их частью.

Прекращая раздумывать, она понимала, что должна уйти, должна каким–то образом выбраться из кареты и сбежать, или найти какой–нибудь способ убить Кригера.

И всё же сие было невозможно. Он был слишком силён, слишком могуч. Она неоднократно пыталась пырнуть его своим ножом, и он отобрал её нож, как взрослый мог отнять игрушку у ребёнка. Дважды она пыталась сбежать по снегу вглубь зимнего леса. Она бежала туда, не беспокоясь о том, что может умереть от холода или голода.

Один раз он просто последовал по её следу, перехватил её в темноте и принёс обратно в карету. Будучи схвачена, она могла сопротивляться не более, чем мышь в кошачьих лапах. Во второй раз Ульрика посчитала, что ушла чисто, но холод пронимал через её тонкое одеяние, и она потеряла сознание в снегу. Очнувшись, она обнаружила себя в карете, отогретой каким–то неестественным способом. Ульрика вполне уверилась, что Кригер всё время наблюдал за ней, играл с ней, позволял думать, что ей удалось убежать, и лишь затем вновь разрушал её надежды. Но самым удивительным было то, что ей не пытался помешать никто из слуг вампира. Словно у них был приказ не вмешиваться.

Она продолжала высматривать деревню, где могла бы освободиться и найти укрытие, но они никогда и нигде не останавливались надолго, а Роч или остальные закупали все припасы, пока их хозяин обездвиживал её своей неестественно крепкой хваткой и подчинял горящим взглядом. Ульрика даже не могла заставить себя застонать и позвать на помощь, что тоже её удивляло.

Как она узнала, в её пленении была и тёмная сторона. В горячих объятиях вампира таилось наслаждение, которого она никогда не знала, удовольствие, превышающее своей интенсивностью всё, что она когда–либо испытывала. Она слышала, что некоторые последователи демонического бога Слаанеша приобретали привычку к определённым наркотикам и становились полностью от них зависимыми. Ульрика начинала подозревать, что понимает, что они чувствуют. Бывали времена, когда она обнаруживала, что с нетерпением ждёт приближения ночи, и бывали времена, когда они испытывала разочарование, если у Кригера не возникало желания испить её крови. Бывали времена, когда она чувствовала ревность, видя его выходящим из кареты какого–то из своих последователей с тем ленивым сытым взглядом на лице.

И что хуже, она подозревала, что Кригеру это известно. Явно насмешливые взгляды, которыми он её одаривал, говорили куда яснее слов. Казалось, Кригер в этом ничуть не сомневался, был настолько уверен, словно ранее проделывал подобное сотни раз, наблюдая, как сотни женщин становятся его бездумными рабынями.

Подобная мысль вызывала вспышку сопротивления в мыслях Ульрики. Она не собирается становиться чьей бы то ни было бездумной служанкой. Она не собирается по доброй воле становиться его жертвой. Если он так думает, то будет удивлён. Как–нибудь, когда–нибудь она найдёт способ выбраться из его ловушки и тогда…

И что тогда? Есть и другие вещи, которые следует принять в расчёт. Она далеко от дома, без денег, экипировки и друзей. Ульрика была уверена, что сейчас они находятся в нечестивых землях Сильвании, о которой ходили зловещие легенды, и не то это место, чтобы оказаться тут в одиночку посреди зимы. За ними постоянно следовали волки. Без защиты Кригера они легко могут разорвать её на части. Вглядевшись в сумрак, она увидела там Кригера, шагавшего в окружении волков — хищника среди хищников.

При взгляде на него, в её мысли вернулась тьма, а вместе с ней и искушение. В последнее время в его с ней разговорах Ульрике подспудно предлагались некоторые вещи. Не подкуп, не золото и драгоценные камни, но власть и бессмертие. Кригер делал это насмешливым, поддразнивающим способом, и потому она никогда не была уверена, правдивы ли его слова или он просто намерен помучить её, прежде чем убить.

«Мне не интересны подобные предложения», — твердила Ульрика себе. — Мне не хочется обрести бессмертие ценой собственной души. Мне не хочется неестественным образом продлевать свою жизнь за счёт чужой крови. У меня нет желания изучать темнейшие тайны чародейства. Нет. Ничего этого мне не нужно. Нет тут никакого искушения».

Но временами она замечала, что размышляет над подобными вещами. Будучи бессмертной, она однажды станет ему ровней, сможет изучить его секреты, убежать или отомстить. Ульрика была уверена, что бессмертие со временем предоставит её такую возможность. Вот единственное подлинное искушение, как она пыталась себя убедить. К несчастью, она не была уверена, что сие действительно так.

Иногда в разговоре он, казалось бы, давал ей мимолётный взгляд на более значительный тёмный мир, обладающий древней и ужасающей красотой, в котором правят аристократы ночи, занимающие тайные дворцы в окружении легионов добровольных, если не более, служителей. Кригер рассказывал о далёких местах, где побывал, о том, что там увидел, и она была уверена, что смертный за всю свою жизнь не сможет столько повидать.

Он видел Землю мертвецов и великую Чёрную пирамиду Нагаша в полночь. Он слышал шёпот мертвецов, наполняющих города–гробницы. Он посещал окраины Царства Хаоса, и это, похоже, его не ужаснуло. Он побывал в Бретоннии, в Эсталии, в Тилее и в каждом из известных государств людей. Он общался с известными художниками и поэтами, равно как и с королями, королевами и менее значительными правителями. Он обсуждал философию с Ньюманом, поэзию и драматургию с фон Диелом, Зирком и Таррадашем.

Кригер обладал такими знаниями и изысканностью, что в сравнении с ним каждый из когда–либо встречавшихся Ульрике людей выглядел мелким и незначительным. Такой глубиной познаний не мог похвастаться даже Макс. «Конечно, — подумала она. — Макс ведь не похитил столетия жизни у невинных, чтобы обрести свои познания».

Кригер подошёл к боку кареты и распахнул настежь дверь. Вместе с ним вошёл холод ночи. Кригер протянул руку и прикоснулся к её щеке ледяной рукой. Ульрика отпрянула, но не так быстро, как ей бы хотелось.

— Ты думала над тем, что я спрашивал?

— Ты не учитель, а я не твой ученик, — ответила она. — Мне не требуется отвечать на какие–либо твои вопросы.

Он улыбнулся, показав зубы, похожие на зубы обычного смертного. Убийственные клыки он держал втянутыми.

— Я не просил тебя отвечать. Я просил поразмыслить над этим, — спокойно заметил он. — В действительности, я знаю, что ты думала над этим. Разве не так?

Снова эта самодовольная самоуверенность, снова убеждённость, что она поступит не иначе, как ему хочется. Раздражает тот факт, что он прав. Он умеет так поставить дело, так подать саму ситуацию, что невозможно думать иначе, чем он от неё хочет. И снова Ульрика ощутила себя мухой, попавшейся в особо крепкую и искусно сплетённую паутину. Она проигнорировала его слова, понимая, что любой ответ даст ему лишь очередную победу. Кригер пожал плечами и уставился в окно, на луну.

Несмотря на попытки сдерживаться, заданные Кригером вопросы терзали её разум. Словно само его присутствие какой–то мистической силой помещало их в её мысли. Кригер спрашивал, какая разница между ним и Ульрикой? Он поддерживает свою жизнь, забирая жизнь у смертных. Она поддерживает свою, лишая жизни скот, птицу и прочих живых существ.

Сначала ответ казался таким простым. Он убивает людей, существ, наделённых сознанием, способных любить и ненавидеть, размышлять и предаваться чувствам. Он спросил, как она может быть уверена, что животные не испытывают те же чувства? Разве не она как–то сказала, что собственный старый пёс её понимал?

— Ты готова убить, чтобы защитить свою семью? Можешь не отвечать. Я уже знаю, что ты скажешь.

Ульрика всё же ответила назло ему:

— Разумеется.

— Какая разница между этим убийством и убийством ради продления собственной жизни?

— Разница в том, что не я атакующая сторона. Я лишь защищаю себя.

— Как насчёт защиты своей земли?

— Я буду сражаться, чтобы её защитить.

— Следовательно, ты утверждаешь, что ценишь свою землю дороже чьей–то жизни.

— Да, если они пытаются захватить мою землю.

Он покачал головой и выдал ей насмешливую улыбку.

— И если тебя призовёт твой союзник, станешь ли ты убивать, защищая его землю?

— Я буду связана честью.

— Значит, честь тебе дороже чьей–то жизни. Полагаю, что я более искренен, чем ты. Я способен правдиво утверждать, что собственное существование ценю больше, чем чужую жизнь.

— Это твоё право, — ответила Ульрика. — А что произойдёт, если ты столкнёшься с кем–то, кто испытывает то же самое по отношению к тебе?

— Ответ тебе уже известен.

Ульрика умолкла. Она понимала, что его вопросы являются лишь одной из его уловок, направленных на то, чтобы вынудить её почувствовать себя приниженной и слабой, сломить её сопротивление. Она не понимала, зачем это нужно Кригеру, разве что он находит тут какое–то нездоровое садистское удовольствие.

Ульрика не считала, что располагает каким–то особенным философским образом мыслей. Вряд ли подобная штука необходима дочери кислевского аристократа, проживающего на границе. Всё что от неё требовалось — это управление поместьем и владение оружием, а не ответы на заумные этические загадки. Тут она оказалась не на своём поле, столкнувшись с головоломкой, далеко отстоявшей от всего её прежнего опыта.

Она охотно признавала, что вечная жизнь и вечная молодость не лишены привлекательности. Но слишком уж высока запрашиваемая цена.

А рядом ухмылялся Адольфус Кригер, словно в точности знал её мысли.

В этот момент Ульрика действительно хотела пронзить кинжалом его сердце, однако подозревала, что даже случись так, не было бы никакой разницы. Он выглядел таким неуязвимым.

Со стен Вальденшлосса Макс наблюдал восход солнца. Зрелище его не радовало. Съеденный поздней ночью обед словно свинцовой тяжестью давил на желудок. Маг ещё не оправился от слабости, которую чувствовал с момента своего восстановления после исследования Глаза Кхемри. Он призвал частичку силы и завернулся в неё, чтобы отогнать холод и согреться. Его старых наставников передёрнуло бы, увидь они то, как он использует силу, но в настоящий момент Максу было всё равно.

От разошедшегося по коже тепла порозовели его щёки, но сердца оно не коснулось. И не удивительно, одного вида из замка было достаточно, чтобы у любого кровь застыла в жилах. Замок возвышался на вершине огромного скалистого утёса. По мере отступления ночных теней, виду открывался труп города. Таким словом он точнее всего мог описать разрушенный и полупустой городок. Вальденхоф был менее похож на живой город, чем тюрьма или лагерь, в котором после какого–то ужасного бедствия собрались беженцы, ожидая, когда на них свалится очередная напасть.

Вдали, за обрушившимися городскими стенами, лежал казавшийся бесконечным тёмный лес. Он вызывал какое–то тягостное ощущение присутствия, словно там таились древние злобные существа, выжидающие момента напасть. Сказывали, что со времён Сигмара леса Сильвании стали прибежищем созданий тьмы. Как заметил Макс, в это легко верилось. Даже струйки дыма, подымающиеся из лежащих внизу покрытых снегом хибар, его не успокаивали. Город ещё менее располагал к себе при свете дня, чем то было прошлой ночью.

Макс думал, что хорошо выспится этой ночью. В конце концов, ему досталась настоящая кровать в настоящей комнате, согретой настоящим камином. Но не тут–то было. Сон его был полон кошмаров. Его тело настолько привыкло к твёрдой земле, что он постоянно ворочался на матрасе, стараясь устроиться поудобнее. Казалось, что в комнате душно, и тяжело дышать. Возможно, он заболевает, однако внутренний мониторинг физического здоровья не давал тому никакого подтверждения. Его защитные заклинания выглядели действующими. Макс сомневался, что подцепил простуду или чуму. Должно быть, всё дело в волнении и истощении.

Он призвал заклинание обнаружения Глаза Кхемри. Тот перестал двигаться, как часто бывало в это время дня. Ладно, по крайней мере, нашёлся ответ на одну загадку. Если Кригер кровосос, это объясняет, почему он путешествует, по большей части, ночами. Макс молился, чтобы вампир, наконец, достиг своей конечной цели, и они смогли бы его вскоре догнать. Казалось логически обоснованным, что сие им удастся — целью вампира, вероятнее всего, была Сильвания. Вопрос в том, какую мерзость тот задумал сотворить по достижении пункта назначения? Он явно собирается использовать Глаз для какой–то неизвестной цели.

Макс заметил, что на крепостной стене появился Феликс. Тот выглядел сильно потрёпанным. Феликс был бледен и, несмотря на холод, потел. Волосы слиплись, борода нечёсана. Вокруг плеч туго запахнут потрёпанный красный плащ. Ягер сильно закашлялся, отчего содрогалось всё его тело. Он ковылял по стене в направлении Макса, передвигаясь очень осторожно, словно старик. Волшебник не удивился. Камень был скользким, а падать до вымощенного плитами внутреннего двора пришлось бы долго.

— Утро доброе, Макс, раненько ты поднялся, — произнёс Ягер.

Голос у него был сиплый, и Макс был уверен, что слышит хрипы, исходящие из груди Феликса.

— Я плохо спал.

Феликс улыбнулся.

— Выглядишь ты неважно.

— То же могу сказать и о тебе, — заметил Макс.

— Тягостное это место.

— И не говори.

— И тягостные времена. Разгар зимы. Орды Хаоса на марше. Собираются войска мертвецов, а мы аккурат посерёдке. Смешно, но будучи ребёнком, я всегда хотел приключений, навроде тех, о которых читал в книгах. Теперь приключений у меня хватает, и я хотел бы снова оказаться ребёнком в доме своего отца.

— Тёмные времена, — согласился Макс.

К его удивлению, Феликс расхохотался и продолжал смеяться до тех пор, пока его веселье не прервал приступ кашля.

— Ты чего? — спросил Макс.

— Макс, временами ты разговариваешь, как положено настоящему волшебнику. Не желаешь ли изречь какие–нибудь зловещие пророчества?

— Не думаю, что ты сейчас в нужном расположении духа, чтобы их выслушать. Я, пожалуй, подожду, пока опустится тьма и снаружи завоют волки. Возможно, тогда мои пророческие откровения должным образом тебя проймут до дрожи.

— Думаю, что я и сейчас дрожу вполне достаточно.

Макс повернулся и посмотрел в сторону горизонта. Вдали он заметил огромный столб поднимающегося тёмного дыма.

— Что это? — спросил он, и сам ответил на свой вопрос. — Скорее всего, дым очага из жилища какого–то горожанина.

Феликс покачал головой.

— Нет. Дыма слишком много и он слишком чёрный. Это не обычный огонь. Разве что ради того, чтобы согреться, горожанин поджёг всю свою улицу. Если и так, не мне его судить.

От одной из близлежащих сторожевых башен донеслись звуки рога. Сигнал эхом пронёсся по внутреннему двору и был подхвачен на остальных башнях.

— Похоже, мы не единственные, кто это заметил, — произнёс Феликс.

За несколько минут во внутреннем дворе собралась группа солдат.

— Я полагаю, нам лучше пойти и помочь в расследовании, — без особого энтузиазма заметил Феликс.

Прежде чем заковылять к лестнице, он долго и тяжело прокашливался.

На глазах Макса у замка собралась толпа людей, появившихся из обвалившихся улиц разлагающегося города. Выглядели они так, словно спасались бегством. Среди них были мужчины в лохмотьях, женщины, прижимающие к груди младенцев, и маленькие дети. Кое–кто из мужчин сжимал вилы и другое оружие. У некоторых за плечами находились жалкого размера мешки, в которых, по предположению Макса, находились их пожитки. Все выглядели испуганными. Селяне из расположенных внизу хижин вышли из своих домов им навстречу. После нескольких секунд общения, они начали кричать своим хозяевам, чтобы те открыли ворота.

— Похоже, ночью случился очередной набег, — произнесла графиня.

Она подошла к Максу с Феликсом и посмотрела на них. Макс ответил ей взглядом. Графиня была бледна и очень красива, явно изнеженная аристократка, и всё же что–то в ней магу не нравилось.

— Рудгар и его люди верхом собираются на разведку, хоть я сомневаюсь, что они что–либо найдут. Сейчас существа уже скрылись в лесах. Они всегда так поступают, и это у них хорошо получается.

Пока она произносила эти слова, Рудгар, Родрик и группа рыцарей во весь опор пронеслись мимо, направляясь в лес, и выглядело всё так, словно они выехали на охоту. Некоторые даже улюлюкали и трубили в рога, словно преследуя добычу. Макса не очень впечатлила предпринятая ими тактика. К чему извещать врага о своём появлении? Он всегда подозревал, что граф и его сын — люди недалёкие, и вот тому подтверждение. Теперь по лестнице, потрясая оружием, спускались Готрек и Снорри Носокус, выглядевшие столь же радостно, как люди, направляющиеся на бал у курфюрста.

— Лучше поторопитесь, — ехидно заметил Макс. — Или пропустите сражение.

Оба гнома усмехнулись, словно не заметив его сарказма, и припустили в сторону дыма. Феликс покашлял в руку и пошёл тоже. Макс предположил, что тот связан условиями своей клятвы.

— Подождите, — произнесла графиня. — Возьмём лошадей из конюшни. Так получится быстрее.

Макс заметил, что его, похоже, тоже сюда включили. И обнаружил, что почти автоматически направился в сторону конюшен. Что–то неуловимое промелькнуло в командном тоне графини.

Двадцатиминутная скачка по засыпанным снегом улицам привела их на окраину города, которая соприкасалась с лесом. Вокруг нависали прогнившие строения, из тёмных проёмов выглядывали испуганные люди. Дыхание Макса вызывало в воздухе облачка пара. Лошадь несла его мягко, работая крепкими мускулами. Скачка бодрила, и он подумал, что теперь ему понятно недавнее поведение молодых дворян.

— Господин Шрейбер, у вас очень мрачное лицо, — заметила графиня Габриелла. — Вы всегда такой или на то есть особая причина?

Макс заставил себя улыбнуться и слегка расслабиться. Графиня могла ему не особо нравиться, но быть грубым не было необходимости. Это ни к чему. И кто он такой, чтобы её судить? В конце концов, он едва её знает.

— Я беспокоюсь. По поводу Ульрики и Адольфуса Кригера.

— У вас на то все причины. Он очень плохой человек.

Макс поглядел на графиню. В чистом морозном свете утра, он разглядел, что та не столь уж молода, как он сперва подумал. Под вуалью были заметны тонкие линии в уголках её глаз. Мастерски наложенный макияж почти скрыл их, но они там были. А блеск её чёрных волос позволял Максу предположить, что те окрашены. По предположению Макса, графиня была старше него, по меньшей мере, лет на десять.

— Вы говорите по личному опыту?

Макс не был уверен, зачем он это сказал, слова просто вылетели сами. Он заметил предостерегающий взгляд Феликса. «Возможно, я высказал это несколько равнодушным тоном, — подумал Макс, — но так уж получилось». По какой–то причине женщина затрагивала в нём худшие стороны.

— Можете сказать и так, — ответила она. — Он старый враг семьи моего мужа. Или наоборот, они его давние враги.

— Почему?

— Император пожаловал нам замок, который Кригер занимал до Войн графов–вампиров, когда ещё никто не знал о его сущности. Тот сильно разозлился, и поклялся возвратить замок и отомстить всему роду моего мужа.

— Он явно знает, каково сносить обиду, — заметил Феликс, с лёгкой иронией в голосе.

— Вы не понимаете, господин Ягер. Вам не постичь образ мыслей неумирающих. Они выглядят, как смертные, но таковыми не являются. Они не в своём уме, если опираться на ваше видение здравомыслия. Их новая сущность искривила разум. Будь мы в состоянии прочесть их мысли, большинству людей они стали бы не более понятны, чем мысли пауков.

— Это было бы затруднительно, — произнёс Феликс, из голоса которого ушла ирония.

— Неумирающие вызывают беспокойство. Они хищники, а смертные — их добыча. Ими движут потребности и побуждения, непостижимые для живых существ.

Макс подавил дрожь. Где–то там Ульрика находится в руках подобного создания, и это лучшее из того, на что он мог надеяться, ибо существо могло просто убить её и выпить её кровь для поддержания своего неестественного существования. Где–то в глубине его сердца начал разгораться пылающий гнев. Если это так, Адольфус Кригер заплатит — не важно, сколько времени уйдёт, но Макс выследит его и прикончит. Неважно, насколько могущественным полагает себя существо, оно обнаружит, что в этом мире есть и другие силы.

Макс снова потянулся и прикоснулся к плетению своего обнаруживающего заклинания. Оно всё ещё действовало. Макс мог его чувствовать. Внезапно ему захотелось просто оказаться отсюда подальше, снова идти по следу. Здесь они теряют время впустую. Каждая секунда промедления может оказаться гибельной. Он отбросил подобные мысли. Эта женщина может рассказать им что–нибудь такое, что окажется полезным. Лучше как следует изучить своего врага, особенно когда тот могуч и опасен, каковым мог, по опасениям Макса, оказаться Адольфус Кригер. Ещё несколько часов задержки вряд ли что–либо изменят, а вот дополнительный отдых позволит им в последующие дни двигаться быстрее. Уже одно это делало задержку стоящей.

Макс пытался убедить себя, но по–прежнему ощущал чувство вины.

— Расскажите нам что–нибудь ещё об Адольфусе Кригере, — попросил он.

— О нём мало что известно. Он был одним из самых доверенных приближённых фон Карштайна. Во время Зимней войны он командовал его полевыми армиями. Говорили, что сам фон Карштайн его побаивается. После Хел Фенн Кригер пропал. Многие полагали, что он уничтожен вместе с прочими неумирающими. Но не семья моего мужа.

— Почему?

— Случалось разное. При таинственных обстоятельствах погибали мои родственники, а потом всегда докладывали о том, что видели в округе кого–то похожего на Кригера. Некоторые думали, что его дух вернулся, чтобы преследовать нашу семью. Прочие знали, что Кригер остался жив и издевается над ними. Неумирающие могут себе позволить надолго растянуть свою месть, и это доставляет им удовольствие. Играющий с мышью кот, и тот милосерднее, если сравнивать с ними.

Она продолжила рассказ, поведав о леденящих кровь злодеяниях Кригера и эпизодах из жизни её семьи. По ходу повествования перед Максом начала вырисовываться ужасающая картина того, кем являлся Кригер. И у этого существа находится амулет Нагаша! Максу стало очевидно, что, даже не беря в расчёт спасение Ульрики, оставлять в когтях Кригера Глаз Кхемри было бы крайне неразумно.

Передвигаясь верхом, Феликс слушал разговор Макса и Габриеллы. Его кашель стал хуже. Он чувствовал, что лёгкие забиты, но заставлял себя держаться в седле. Он продолжал пристально изучать окрестности. Если тут имеются зверолюды, он предпочёл бы обнаружить их раньше, чем они его заметят. Эти полузаброшенные улицы идеальное место для засады. Феликс гадал, куда подевались Истребители. По дороге они их не нагнали, но он не отвергал возможности, что Готрек и Снорри двинулись напрямик.

Ноздри покалывало. Запах гари доносился спереди. Похоже, они ближе, чем он полагал. Жаль. Он хотел задать графине Габриелле пару вопросов. Похоже, из всех сильванских аристократов она наиболее информирована, хотя Феликс и полагал, что на его вопросы вполне сможет ответить любой из них. Он хотел больше узнать о неумирающих и о династии фон Карштайнов, особенно после того, как почувствовал холодную уверенность, что в одну из последующих ночей окажется в каком–нибудь захолустье, выслеживая Кригера и ему подобных. Слишком уж часто его карьера спутника Истребителя была отмечена подобными моментами.

Феликсу хотелось узнать, сколь многие из историй о вампирах правдивы, а какие являются старушечьими россказнями, и ему казалось, что сильванцы более других способны дать ответ. «Сейчас самое подходящее время», — подумал он.

— Графиня, правда ли, что неумирающие гораздо сильнее обычного человека, и достаточно сильны, чтобы голыми руками вырвать человеческое сердце?

Если Макс и был недоволен вмешательством Феликса, то не подал вида. Он выжидающе смотрел на графиню. Та немного задумалась.

— Некоторые из них явно таковы. Если верить старым рассказам, то и Кригер тоже.

«Чудесно, — подумал Феликс. — Я находился в одной комнате с существом, способным голыми руками порвать меня на части, и едва был готов с ним сражаться. Скоро это снова может произойти».

— Почему вы сказали — „некоторые из них“? — спросил Макс.

Хороший вопрос, Феликсу тоже стоило об этом подумать.

— Неумирающие гораздо больше людей различаются своими особенностями. Вы можете услышать о них множество историй, и почти все из них имеют под собой какое–то основание. Просто не в каждой истории говорится правда о любом кровососе.

— Можете ли вы привести пример?

— Говорят, что они не переносят знака молота или не могут войти через окно, заложенное демоновым корнем. В некоторых случаях это справедливо. Имеются документированные свидетельства о неумирающих, бежавших от священнослужителей Сигмара при виде из священных символов. Но также имеются достоверные сведения, что они разрывали на части выступивших против них священников, прыгали на священных символах и хохотали.

— Я бы удивился, если те истории были бы о тех же самых вампирах, — заметил Макс.

Графиня поглядела на него с некоторым уважением. Феликс недоумевал, на что именно намекает Макс. Ему хотелось, чтобы не так болела голова. Хотелось, чтобы движение лошади не вызывало у него тошноту.

— По большей части, вы оказались бы правы, господин Шрейбер. А там, где рассказы пересекаются, всегда есть вероятность путаницы.

— Есть несколько простых возможных объяснений, — произнёс Макс. — Возможно, подобные вещи полностью определяются тем, насколько верит в себя конкретное существо. С волшебниками подобное происходит постоянно. Некоторые способны творить заклинания лишь тогда, когда при них любимый посох. Некоторые безоговорочно верят в то, что их заклинания не подействуют на определённых людей, вроде священнослужителей или носящих на себе знак молота, и, как ни странно, так и получается. Даже если прочие волшебники не испытывают при этом никаких трудностей. Магия во многом столь же зависима от уверенности и силы воли, как от прикосновения к ветрам магии, а неумирающие явно должны быть даже более связаны с магией, чем любой волшебник.

— Вы ссылаетесь на теорию систем убеждений Карела Лазло, — заметила графиня.

Макс улыбнулся.

— Я–то думал, что на ближайшие сотни лиг являюсь единственным человеком, знающим об этой книге, не говоря уже о её прочтении.

— В Сильвании мы понимаем полезность и более необычных знаний, и стараемся их заполучить.

Голова Феликса кружилась, но у него по–прежнему имелись вопросы, на которые он хотел получить ответ, и он не мог позволить этим двум пускаться в отвлечённую дискуссию по каким–то застарелым вопросам, интересовавшим столетия назад почивших философов, хотя в нормальных обстоятельствах это могло вызвать у негоинтерес.

— Правда ли, что они погибают, оказавшись на солнечном свету? — спросил он, снова меняя тему разговора.

— Эффект снова различен, — ответила графиня. — Некоторые очень сильно обгорают при дневном свете, некоторые погибают, а некоторые, похоже, способны переносить его без особых повреждений. Хотя, все свидетельства указывают, что они явно менее опасны при свете дня, если только не приняли значительного количества крови или не укрепили свои силы с помощью магии. Причины неизвестны никому.

— Я читал, что некоторые из них способны передвигаться снаружи даже днём, если позаботятся о защите своей кожи от лучей света, — заявил Макс.

Графиня поправила вуаль и посмотрела на него.

— Вероятнее всего, это тоже правда.

Феликс гадал, сколь многое из того, что он, как полагал, знал о вампирах, было правдой, частичной правдой или относилось лишь к некоторым из них, либо было всего лишь бабушкиными сказками? Он возобновил натиск.

— Могут ли они летать или превращаться в летучих мышей, волков или других животных? Я читал, что они это могут.

И Макс, и графиня уставились на него, некоторое время не произнося ни слова. Он не догадывался, принят ли его вопрос всерьёз или на него глядят, как на идиота, но невозмутимо встретил их взгляд. Вопрос его не был глупым, потому что от этого могла зависеть его жизнь. В итоге графиня заговорила:

— Сказывают, что в династии фон Карштайнов есть такие, кто может превращаться в существ ночи.

Макс немного призадумался.

— Нет причин, чтобы подобное было невозможно. Некоторые волшебники способны на такие уловки при использовании особых заклинаний превращения. Я никогда подобное не наблюдал, но не вижу причин сомневаться в такой возможности. Многие необычные вещи могут происходить при должном применении правильных сил.

«Расклад становится всё хуже и хуже, — подумал Феликс. — Вполне возможно, что этот Кригер обладает всеми силами, которые легенды приписывают кровососам, и столь же возможно то, что против него не сработает ни одна защита из тех, о которых говорится в рассказах». Он попробовал убедить себя, что смотрит на вещи в самом худшем свете из возможных, но в прошлом случалось и самое худшее, а потому это не утешало.

«Где Готрек?» — недоумевал Феликс. Иметь поблизости силу его древнего топора было бы весьма обнадеживающе.

Когда они прискакали, здание всё ещё горело. Плотные маслянистые клубы дыма поднимались от торфяных стен близлежащих хижин. Феликс слышал, что крестьяне Сильвании живут в более нищенских условиях, чем большинство людей в иных местах, и доказательство тому прямо перед его глазами. Фермеры из окрестностей Альтдорфа держат свиней в свинарниках, которые выглядят более пригодными для жизни, чем должны быть некоторые из этих хижин.

Феликс слышал, что жизнь крестьян в Сильвании тяжела, и грубостью нравов вошла в поговорки. Глядя на это, он тому верил. Он никогда не видел столь маленькие и нищие лачуги. Крестьяне, повылазившие из укрытий, обнаружив прибытие рыцарей, были более мелкими, более тощими и выглядели болезненнее любых человеческих существ, которых довелось встретить Феликсу, и большинство из них были изуродованы оспой, имели бельма на глазах или взгляд врождённых идиотов. «Может что–то в самой земле так уродует человеческую жизнь?» — недоумевал Феликс.

Он и не заметил, что произнёс это вслух, пока не увидел обращённый на него взгляд Макса.

— В Сильвании очень сильно вредное воздействие чёрной магии, — произнёс волшебник. — Говорят, что сама земля подверглась чудовищному загрязнению звездопадом из искривляющего камня, который предварил Великую чуму 1111 года. Возможно, это подействовало на людей, но сейчас явно не место и не время это обсуждать.

Феликс кивнул. Посетив Пустоши Хаоса, он полагал, что нет худшего места на земле, однако сейчас стал испытывать сомнения. Печать тьмы куда более явно наблюдалась в Пустошах, но из–за относительно близкого знакомства с Сильванией всё выглядело гораздо хуже. Это часть Империи. Эти люди живут на родной земле, и всё же вредоносная магия разными способами и на разных уровнях калечит их жизни. Он гадал, на что была бы похожа его собственная жизнь, будь он рождён здесь.

Размышляя о несколько эксцентричном облике и манерах встреченных им аристократов, Феликс гадал, а отличаются ли они вообще от своего народа? Возможно то, что изменило этот народ внешне, изменило аристократов внутренне. Возможно, есть некая правда во всех тех историях о безумии, процветающем в сей проклятой провинции. Он покачал головой. Слишком уж много он сделал предположений, основываясь на немногих фактах. Он позволил себе поддаться удручающей атмосфере этого разлагающегося места.

Феликс поскакал туда, где несколько крестьян пинали труп. Или то, что сперва показалось трупом. Он поглядел снова, придержал лошадь и спешился, а затем плечами проложил себе путь через небольшую толпу, собравшуюся вокруг тела. Возможно, когда–то оно принадлежало человеку, хотя это должен был быть очень тощий и дурно выглядящий человек. Феликс толкнул его сапогом, и голова перекатилась на сторону. Лицо было отвратительным, и не столь уж походило на человеческое. Кожа была зеленоватой и чешуйчатой, странно напоминающей кожу рептилий, хотя Феликс не стал пробовать её на ощупь.

Желтоватые глаза были гораздо крупнее обычных и выпирали из глазниц. Лицо было очень длинным и худым, а челюсти очень узкими. Застывший в смертельном оскале рот был полон бесцветных и слишком уж острых зубов. Ногти на руках были длинными и походили на когти.

— Что сие такое? — спокойно спросил он.

— Это гуль, человечий отпрыск, — ответил Готрек, раздвигая толпу. — Поедатель человечины.

Феликса замутило. Как и все жители Империи, он слышал россказни об этих мерзких каннибалах, питающихся мясом трупов, но никогда в действительности не ожидал наткнуться на одного из них.

— Барин, это Гётц прикончил его своими вилами, — сказал один из крестьян. — Аккурат перед тем, как две таких же твари схватили его и сбежали. Думаю, в какой–нибудь день мы найдём его кости, разломанные, чтобы добраться до мозга.

Теперь Феликс реально ощутил тошноту. Достаточно тревожным было увидеть кости тех, кого убили и сожрали зверолюды, но если легенды правдивы, гуль этот некогда был человеком, до того как пристрастился к запретному мясу.

— Этот немного смахивает на Вильгельма, — с каким–то тупым любопытством заявил другой крестьянин. — А я–то всё гадал, что с ним приключилось.

— Ты говоришь, что знаешь это существо? — недоверчиво спросил Феликс.

— Может так. Он был бы не первым из местных, кто попробовал сладкой свининки, если понимаете, о чём я. Зима длинна и еды порой не хватает. Чем заплатить мяснику?

Феликс не знал, что ужаснуло его больше — информация, которой поделился мужчина, или та небрежность, с которой он сие произнёс. Заметив на себе кривой взгляд Феликса, мужчина вздрогнул и прибавил:

— Не то, чтобы я сам такое пробовал, вы понимаете.

Грохот копыт возвестил о прибытии Рудгара.

— Это или крайне отчаянные или весьма уверенные в себе твари, чтобы напасть на сам город.

Голос графини Габриеллы был холоден.

— Боюсь, они становятся всё более уверенными.

В этот момент глаза гуля открылись, и он издал леденящий злобный смех.

— Настали Кровавые времена, — прогоготал он и сделал рывок в сторону Феликса.

Даже прежде чем тот успел отступить, топор Готрека снёс голову твари с плеч. Крови оказалось на редкость немного.

Крестьяне подались назад, взволнованно бормоча и сотворяя знак молота и некие другие защитные знаки, которые Феликс не распознал.

— Тварь была мертва, уж мне ли не знать, — произнёс крестьянин, говоривший о сладкой свинине.

— Теперь мертва, — подтвердил Готрек и плюнул на безголовое тело.

— Оно явно выглядело мёртвым, когда я пнул его сапогом, — сказал Феликс, когда они через руины вышли на окраину города. Стены здесь были высотой почти с четырёхкратный рост человека, с шипами наверху. Разумеется, в иных местах имелись огромные бреши, каменная кладка там обвалилась и не была восстановлена. Стало сразу понятно, как твари проникли внутрь.

— Любой может ошибиться, человечий отпрыск, — заметил Готрек.

— Оно могло быть мертво, — заявил Макс. — Возможно, там внутри него оказались какие–нибудь остатки чёрной магии, что позволили ему напоследок возвратиться к подобию жизни.

— Возможно, — согласился Истребитель. — Как возможно и то, что оно было лишь ранено и притворялось.

— Скорее всего, ты прав, — сказал Макс, но голос его прозвучал неуверенно. Феликс гадал, начала ли и на волшебнике сказываться атмосфера этого места? Обычно Макс Шрейбер гораздо более недоверчив.

— Вампиры, гули, зверолюды — чего ждать дальше? — пробормотал Феликс.

— Некоторые из этих крестьян выглядят так, словно не отказались бы отведать доброй сладкой свининки, — брезгливо заметил Готрек.

— Они выглядят так, что им не помешало бы хорошенько поесть, — сказал Феликс.

— Не беспокойтесь по поводу этих подонков — пробасил Родрик, шагая по грязной улице. Он явно подслушивал. — Они поедят. Эти своего никогда не упустят. Вероятнее всего, они запрятали в своих мусорных кучах полные мешки репы, вместо того, чтобы заплатить налоги.

— Полные мешки? Репы? — мягко произнёс Феликс.

Ирония в его словах явно ускользнула от молодого рыцаря, который глубокомысленно кивнул.

— Это негодяи и подонки, явные и бесхитростные. Крадут у своих сеньоров всё, что плохо лежит, грабят проходящих незнакомцев, забирая их обувь себе на суп. Если не угрожать им кнутом, то они вернутся к своим старым обычаям. Слишком долго они были под властью графов–вампиров.

«Скорее всего, слишком долго были под властью тебе подобных», — подумал Феликс, которому вспомнились сразу все причины, по которым он недолюбливал аристократию своей родины. Он посмотрел на молодого рыцаря с нескрываемым отвращением. Если Родрик и заметил, то не подал вида.

— Больше нам здесь делать нечего. Лучше вернёмся в замок, — предложил Родрик.

Феликс кивнул. У них найдётся занятие получше, чем торчать тут, давая возможность этому громиле из высшего общества притеснять крестьян. Однако он должен был признать, что некоторые из крестьян бросают на него слишком уж голодные взгляды.

Макс был рад снова продолжить путь, хотя радость оказалась несколько омрачена решением графини Габриеллы составить им компанию с Родриком и его приятелями в качестве эскорта. Похоже, что их пути пролегли рядом на многие лиги. Если справедливо утверждение графини, что Кригер претендует на земли её мужа, возможно, они смогут стать союзниками.

Встреча аристократов завершилась безрезультатно. Они договорились посылать помощь друг другу в случае нападения, но, похоже, планировали по большей части пересидеть зиму в своих замках, затем созвать вассалов и собрать войска для освобождения страны. По правде говоря, окромя они мало что могли сделать. Армии не смогут предпринять марш в разгар зимы, а снабжать сколько–нибудь значительное войско будет практически невозможно. Лишь гонимые и отчаянные пустятся нынче в путь. Макс мрачно улыбнулся. Такие люди, как они, иными словами. И те, кто служит тёмным силам, добавил он после короткого раздумья.

Он гадал, какими реальными шансами располагают сильванские аристократы против войска, которое может собрать Кригер. Макс сомневался, что их шансы хороши. Это бедная и неплодородная страна, не способная прокормить много людей. Численность войск аристократов сравнительна мала в сравнении с теми силами, что можно собрать в других частях Империи. Он сомневался, что посетившие собрание в Вальденшлоссе владельцы вместе способны собрать столько солдат, сколько насчитывает городская стража Праага. Не очень–то воодушевляющая мысль.

Также шли разговоры о привлечении наёмников, но Макс сомневался, что из того выйдет нечто путное. Ни один находящийся в здравом уме наёмник не захочет отправиться в Сильванию за ту плату, что предложат эти обедневшие дворяне, и даже если таковые найдутся, большинство, вне всякого сомнения, с большей выгодой наймутся на службу императора в его кампании против Хаоса.

Макс отбросил подобные мысли и присмотрелся к внешнему окружению. Под копытами пони хрустел снег. Воины–кислевиты передвигались колонной, молча обозревая окрестности настороженным взглядом. Макс не мог обвинять их в малодушии. Он и сам никогда ранее не видел более зловеще выглядящего леса. Деревья были больны, и там, где их не покрывал снег, выступала какая–то паразитическая плесень, светящаяся в темноте. Местность была угнетающей и стояла могильная тишина, нарушаемая лишь звуками, производимыми передвигающимся отрядом.

Макс содрогнулся. Эта дорога вела к Дракенхофу, месту, известному всему миру своей дурной репутацией. В Дракенхофе впервые возникло бедствие в виде графов–вампиров. В Дракенхофе поднял своё знамя первый из печально известных фон Карштайнов, провозгласив себя правителем Сильвании. Сказывали, что сам замок был построен в особенно неблагоприятном месте, на пересечении ужасных чёрных магических энергий, где злокозненные защитные чары переплетены столь туго, что доводят до безумия любого смертного, задержавшегося здесь. Сказывали, что военные инженеры, которым император Иоахим поручил разрушить это место, сошли с ума и сожрали друг друга. Сводя всё воедино, это было не то место, которое Макс хотел бы посетить. К несчастью, похоже, именно оно было конечным пунктом назначения Адольфуса Кригера. И это не давало покоя.

По крайней мере, кем бы ни были люди из Вальденшлосса, на припасы они не поскупились. Они помогли восполнить запасы зерна и галет в повозках путников из своих скудных запасов. Макс предполагал, что у них имелись собственные скрытые мотивы. Если эта экспедиция имеет хоть малейший шанс избавить их от Кригера, она стоит того, чтобы оказать поддержку. Судя по взглядам, которыми отряд провожали при отбытии, немногие высоко оценивали их шансы.

У Макса были и иные причины для благодарности. Находясь в замке он воспользовался тамошней библиотекой и получил огромное количество малоизвестной информации, касающейся Сильвании и графов–вампиров. Семейные хроники аристократических домов, по большей части, оказались столь же сухими и скучными, как и подобные хроники семейств из других мест, однако содержали и некоторые замечательные крупицы информации.

На всех ведущих к Дракенхофу путях Маннфред фон Карштайн разместил распятые тела своих врагов. Одним тёмным осенним вечером он приказал все их поджечь, чтобы осветить своё триумфальное вступление в город. Многие из жертв ещё были живы, когда факелы коснулись их облитых маслом тел. «Что за безумец мог совершить подобное?» — гадал Макс.

К несчастью, ответ слишком уж очевиден, когда имеешь дело с представителями династии фон Карштайнов. Похоже, есть в их потомстве что–то порченное, словно древнее проклятие безумия неотвратимо овладевает каждым их представителем. Не то чтобы любой другой из неумирающих мог похвастать вменяемостью. Из других своих письменных источников Макс знал, что почти все династии вампиров, так или иначе подвержены безумию. Макс гадал, а задумываются ли об этом сами вампиры?

Откуда ему знать? Они живут настолько долго и их взгляд на будущее настолько отличен, что, возможно, собственное поведение кажется им нормальным. Если ты прожил столетия, считая людей скотом, то идея использовать их вместо факелов может показаться тебе естественной. Однако Макс не мог полностью принять эту точку зрения. Он подумал, куда более вероятно, что существа настолько пропитаны чёрной магией, что она извратила их разум и души, если таковыми они ещё обладают. Хорошо задокументированы изменения, происходящие с чёрными магами и теми, кто имеет дело с Силами Разрушения. Нет причин полагать, что вампиры имеют к ним иммунитет, по сути, скорее наоборот.

Макс не знал, куда заведут его все эти допущения, хотя по факту он знал несколько заклинаний ослабления и рассеивания чёрной магии, которые могут оказаться крайне полезными против существ, частично обязанных сей пагубной энергии своим существованием. Однако тут были и некоторые тактические сложности. Если Кригер один из тех, на кого воздействует солнечный свет, то Макс знал и несколько заклинаний воспроизводящих эффект солнца. Они тоже могут прийтись весьма кстати. Эту проблему следовало рассмотреть с разных сторон. Ставки слишком высоки, чтобы позволить себе любую ошибку в расчётах. От этого может зависеть не только его жизнь, но жизнь Ульрики и всех остальных членов отряда.

* * *

— Итак, вы пишете стихи? — спросила графиня Габриелла.

Феликс кивнул, удивляясь, зачем она попросила его составить ей компанию. Явно не ради того, чтобы просто поговорить с ним о поэзии. Перед тем, как кивнуть, Феликс поглядел наружу, в собирающиеся сумерки. Рядом с каретой скакал Родрик. Поймав на себе взгляд Ягера, он ответил ему взглядом, в котором читалась ревность. Феликс отвернулся. Последним из того, что ему требовалось, были какие бы то ни было проблемы с молодым вспыльчивым аристократом.

Он ощущал сонливость. Покачивание кареты на полозьях убаюкивало его. В карете графини было тепло, а мягкие кожаные сидения были гораздо комфортнее жёсткой скамьи в санях с припасами. А сама графиня была намного более приятной компанией, чем Истребитель, который, образно выражаясь, чаще всего был не приятнее дохлого барсука. К чести женщины, она была гораздо лучшей компанией, чем большинство знакомых Феликсу людей — остроумной, эрудированной и очаровательной.

— И они были напечатаны?

Он поглядел на неё. Казалось, её глаза под вуалью блестят в тусклом свете. Тонкий пряный аромат её духов наполнял внутренность кареты.

— В Альтдорфе, издательством Альтдорф Пресс. По большей части, в составе сборников современной имперской поэзии.

— Значит, ваши стихи в имперском стиле, а не в классическом.

— Это современное направление, — как бы в оправдание сказал Феликс.

Подобно большинству образованных людей, он мог со знанием дела читать и писать на старом языке, если того хотел, но идея сочинять на нём стихи его не сильно привлекала. Этим языком пользовались слишком многие из выдающихся мастеров, что вызвало бы нежелательные сравнения.

— В наши дни большинство издателей ориентируется на местную публику. Она многочисленнее.

— Вполне возможно, — несколько резко заметила графиня. — Но не думаете ли вы, что классический язык значительно более элегантен?

В её голосе послышался некий вызов. Феликс почувствовал себя, как на экзамене у профессоров университета.

— Не знаю, соглашусь ли с вами, — ответил он. — Я думаю, что элегантность высказывания скорее зависит от выбора слов, чем, если вам угодно, от языка, на котором оно написано. Я полагаю, что на классическом написано столь же много плохих поэм, как на имперском. В действительности, даже больше, ибо учёные и поэты изъяснялись на этом языке гораздо дольше.

— Интересно, — заметила графиня. — Вы весьма необычный молодой человек, господин Ягер, с оригинальным ходом мыслей.

Феликс бросил взгляд на графиню, дабы посмотреть, не шутит ли она. Он лишь сказал ей то, что сказало бы большинство интеллектуалов и профессоров. За последние двадцать пять лет такой подход стал почти общепринятым. Однако в её голосе и манерах не было никакого подтрунивания. Он предположил, что такое возможно. В конце концов, Сильвания — это захолустье, далёкое от основного течения интеллектуальной жизни. Большинство из книг в Вальденшлоссе были рукописными, и вместо того, чтобы отдать в печать, их переписывали писцы. Что было необычно, учитывая прорыв в издательском деле после представления Иоганном из Мариенбурга своей печатной машины более столетия назад. Феликс слышал чьи–то слова о том, что теперь каждый год печатается больше книг, чем было написано за всю историю Империи до появления книгопечатания, и каждый год выходит больше новых книг, чем было написано в любое из предыдущих столетий. Феликс не знал, насколько сие справедливо, но звучало оно явно правильно, на его взгляд.

Чтобы хоть что–то сказать, он сообщил это графине.

— Да, — подтвердила она. — Кажется, вещи настолько изменились. Когда–то можно было быть в курсе всех новых веяний в литературе, философии и естественных науках. Жаль, что теперь такое невозможно. Мир несётся вперёд с куда большей скоростью и, как я опасаюсь, несётся сломя голову к не самому хорошему итогу.

Она выразилась предельно ясно.

— Я полагаю, что расширение познаний — вещь хорошая, — сказал Феликс. — Чем больше мы сможем узнать — тем лучше.

Графиня вздохнула.

— Убеждённость молодых.

Феликс не был уверен, что её тон пришёлся ему по душе. Нынче он не ощущал себя очень уж молодым. Он беспокоился, что испытания состарят его преждевременно. Графиня продолжила, словно не замечая его холодного взгляда, хотя Феликс был уверен, что это не так. Графиня была весьма наблюдательной женщиной.

— Как вы полагаете, хорошо ли распространение знаний о тёмных культах? Или то, что вскоре тайны чёрной магии станут доступны любому умеющему читать балбесу, в то время как когда–то они сохранялись теми, кто знал их опасность и цену?

— Гильдии чародеев и храмы по–прежнему пристально охраняют свои секреты, — ответил Феликс. — Как и инженеры вкупе с алхимиками.

— И сколько, по–вашему, это будет продолжаться? Как долго, по–вашему, продержится мир?

«Законный вопрос», — подумал Феликс. Ему довелось видеть армии Хаоса на марше. Слишком уж вероятно, что им остаётся доживать последние деньки. Те радужные обещания, что дают магические исследования и естественные науки, могут никогда не сбыться. Вместо того, подкованные копыта орд Хаоса могут растоптать весь Старый Свет. Однако едва ли возможно обвинять в этом распространение книгопечатания. Графиня пристально глядела на Феликса, словно её крайне интересовал его ответ.

Феликс чувствовал, что должен сказать что–то обнадёживающее, например, что победа будет за императором и в итоге всё пойдёт замечательно, но он слишком многое повидал, чтобы верить в подобное. Войска Хаоса удалось остановить у Праага, но для них это была лишь временная неудача. Скоро они оправятся и ещё глубже проникнут в земли людей.

— Я не знаю, — сказал он в итоге. — Настали тёмные времена.

— Более тёмные, чем вы полагаете, — произнесла графиня.

Феликс спустился из кареты, беседа с графиней Габриеллой странным образом его обеспокоила. У графини был дар заставлять его размышлять о тех вещах, о которых он и думать не хотел, и она была весьма эрудированной женщиной в своём старомодном стиле. Также казалось, что он вызывал у неё особенный интерес, хотя и не понимал тому причин. Феликс мог бы сказать, что вполне нормально, когда мужчина интересует женщину, но всё же ей была присуща сдержанность и скрытность, столь щедро приправленные выжиданием, наблюдением и критицизмом, что выглядело сие необычно. «В высшей степени необычная женщина», — решил Феликс, пробираясь по снегу к саням с поклажей.

Он покрепче запахнул плащ от ветра. По меньшей мере, чувствовал он себя немного лучше. Из носа перестало течь, кашель больше не мучил его тело и не вызывал слёзы из глаз, и лихорадило его меньше прежнего. Возможно, что остановка в замке всё–таки пошла ему на пользу.

Он вскарабкался на сани, уселся рядом с Готреком и взял в руки поводья.

— Лучше побереги себя, человечий отпрыск. Есть тут парень, выглядящий так, словно хочет пырнуть тебя в спину кинжалом.

В голосе гнома слышалось подтрунивание в присущей ему суровой манере. Оглядевшись, Феликс заметил на себе взгляд Родрика, смазливое лицо которого выражало нечто почти похожее на ненависть. Похоже, Родрик ревниво отнёсся к Феликсу за проведённое с графиней время.

— Родрик слишком благороден, чтобы вонзить кинжал мне в спину, — пробурчал Феликс.

— Тогда он может попробовать вонзить меч в твои потроха.

Феликс рассмеялся.

— Не думаю, что сейчас время биться на дуэли за руку графини.

— Он может с тобой не согласиться.

— Когда это произойдёт, тогда и буду беспокоиться.

Готрек недобро усмехнулся.

— Как бы ни оказалось слишком поздно.

— Запах несколько затхлый, — произнёс Роч.

Адольфу Кригер оглядел вестибюль Дракенхофа. Тот выглядел хорошо. Его слуги устранили кое–какие повреждения, причинённые вандалами две сотни лет назад. Обгорелые стены были перестроены, была убрана разросшаяся у входа растительность и срублены огромные деревья, проросшие сквозь крышу. В камине горел огонь. Кригер любил смотреть на него, хотя тепло ему не требовалось. В отличие от большинства его соплеменников, он не испытывал чрезвычайного страха перед огнём. «Хорошее начало», — решил он.

— Запах замечательный, — заявил Адольфус, не кривя душой. — Пахнет домом.

Он был удивлён, как многое это для него значит. У него возникло чувство, что десятилетия его постоянных скитаний закончились. Он чувствовал, как текут сквозь камни старые потоки магических энергий. Это было место силы, где он сможет сделать то, что ему требуется. Здесь он сделает заключительные шаги на пути к своему предназначению.

Ульрика вошла в зал. Выглядела она бледной и слегка пошатывалась. В глазах у неё был восторженный взгляд, который появляется у большинства смертных после тёмного поцелуя. Её взгляд на него, который за столетия стал Кригеру привычным, был смесью обиды, ненависти и желания.

— Покажи девушке гостевые комнаты, — приказал он горничной.

Его позабавил слабый проблеск ревности, появившийся в глазах женщины. Та была одной из его наиболее доверенных слуг и вела себя с должной скромностью, хотя некогда была гордой дочерью одного из благороднейших родов Кислева. Она была красива, но не смогла долго поддерживать его интерес.

«Что же делать с Ульрикой?» — гадал Кригер. Она красива, умна, амбициозна и нравилась ему, насколько это возможно с его холодностью. Кригера восхищала её кровь, и была в Ульрике скрытая порочность, которая, на его взгляд, способна по праву сделать её одной из Восставших. Возможно, пришло для него время обзавестись потомством. Возможно, он пожалует ей дар бессмертия. Хоть и не теперь. Она не совсем готова. Ульрика ещё не приняла его точку зрения. Если он дарует ей завершающий поцелуй, она может сойти с ума или убить себя, или, что даже хуже, полностью освободиться от него и пойти своей дорогой. Он этого не хотел. Подобное перечеркнуло бы всю цель исследования, каково иметь при себе кого–то, чтобы вмести идти сквозь вечность. Размышляя о себе и графине, Кригер не знал, желает ли такого исхода.

Разумеется, она неизбежно его покинет. Так рано или поздно поступают все потомки. Он и сам порвал со своим предком, чтобы найти собственный путь в мире. Хотя было бы лучше, если такое произойдёт не столь скоро. Однако, если всё пойдёт согласно его плану с Глазом Кхемри, то ему не о чем беспокоиться. Используя силу талисмана, он сможет подчинить своей воле Ульрику и любого из Восставших, кого только пожелает.

Как же графиня пожалеет, что вообще поделилась с ним знаниями! Кригер злорадно усмехнулся. Он заставит свою благородную прародительницу пожалеть о том, что она вообще проговорилась об этом много лет назад. На время, разумеется, пришлось скрывать горевшее в сердце желание заполучить Глаз. Кригеру потребовалось обрести силу и знания, прежде чем порвать со старшим вампиром, на что ушли десятилетия мнимой неволи. Не то чтобы он за это испытывал ненависть к графине. Это лишь её назойливая любовь и забота о его благополучии, которые слишком уж напоминали Кригеру всепоглощающее внимание к нему собственной матери. Это связывало и душило его, заставляло ощущать себя пойманным и посаженным в заключение. Даже лишь мысли о ней вновь вызывали у него эти чувства.

Уже скоро ему не придётся беспокоиться о ней и прочих Восставших. Об этом позаботятся древние заклятия, наложенные Нагашем на Глаз Кхемри.

(обратно)

Глава восьмая

Адольфус закончил вычерчивать на полу пентаграмму. Возле углов он начертал символы всех четырёх великих Сил Хаоса. Сам он стоял в треугольнике в центре пентаграммы. Перед ним лежала связанная нагая и испуганная девушка. Меж её грудей блестел Глаз Кхемри. Адольфус видел панику и замешательство в её глазах. Ещё вчера она легла спать в доме родителей неподалёку от замка. А сегодня, похищенная слугами Кригера, проснулась в глубоком подземелье замка.

В его руках сверкнул острый чародейский нож. Было заметно, что девушка хочет закричать.

Как было предписано ритуалом, Адольфус взывал к Тёмным богам, нараспев повторяя их имена. Девушка начала метаться, её ужас преодолел даже мощные подчиняющие чары, наложенные Кригером. Возможно, ему следовало просто её связать. Возможно, он несколько переоценил свои способности. Адольфус отбросил эти мысли. Сейчас любая потеря концентрации может оказаться гибельной.

Вокруг него поднималась тёмная магическая энергия. Его магическому зрению она казалась красноватой — цвета крови — и её капли просачивались сквозь камни стен подземелья и стекали к границам пентаграммы. Глазам смертной девушки было не дано этого видеть, но она, кажется, почувствовала, что происходит, и завизжала.

Дыхание Адольфуса было глубоким. Чёрная магия обладала собственным уникальным запахом, как кровь, но ещё богаче. От неё покалывало кожу и гудело в голове. Он почувствовал, как внутри него зашевелился зверь. Что происходит? Он не ощущал такого с Праага. Почему же ярость поднимается в нём именно сейчас?

Невероятным усилием воли он поборол жажду крови. Сейчас он не мог позволить себе потерять контроль. Девушка начала подниматься. Если она сотрёт границу пентаграммы, внутрь бесконтрольно хлынет чёрная магия. Что хуже, войти смогут и какие–нибудь привлечённые ей демонические сущности. Адольфус не был уверен, что даже в его силах одержать победу над подобными существами, по крайней мере, пока Глаз не будет настроен.

Продолжая напевать, он перешагнул через девушку и схватил её за горло. Не обращая внимания на слабые удары её рук и ног, он с лёгкостью поднял девушку вверх одной рукой. Он поднимал девушку, пока их глаза не оказались на одном уровне, а затем пригвоздил её взглядом, словно ударом молота. Зрачки девушки расширились, рот расслабился и издал слабый стон, а тело обвисло в его захвате. Он снова легко опустил её на осквернённый алтарь.

По потоку чёрной магии пошла зыбь, принимающая очертания злобных существ. Ритуал начал привлекать демонические сущности: огромные собаки с большими кожаными гребнями на шеях дрались с когтистыми человекоподобными; чудовищно толстые, покрытые гнойниками создания боролись на полу со странными дисками, края которых были усажены глазами. Они сражались за небольшие доли энергии, которую Кригер черпал из тёмных глубин под замком. Этого было достаточно, чтобы они смогли обрести форму. Теперь даже глаза смертной девушки были способны различать их в колеблющихся в темноте тенях. В груди Адольфуса выл зверь, отчаянно стремясь в битву, хотя та могла, вероятнее всего, окончиться его гибелью.

Ему нужно ускорить процесс. Если он не использует накопленную энергию до того, как существа полностью материализуются, может произойти нечто ужасное. Тёмная магическая энергия хлынула внутрь через точечный разрыв, который он оставил на северном луче пентаграммы, указывающем на Пустоши Хаоса. Кригер продолжал распевать слова ритуала, теперь уже на древнем языке Неехары. Его мысли неуклонно приходили в нужное для завершения заклинания состояние. Поток слов не прекратился, даже когда злобные сущности окружили края пентаграммы, привлечённые к ней находившимися внутри душами.

Адольфус подавил приступ паники. Он не лучший из волшебников. Существовали чародеи, способные достичь ожидаемых им результатов без ритуалов и дополнительной энергии, которую ему потребовалось почерпнуть у древнего зла, находящегося под замком. Возможно, он совершил ошибку, попытавшись совершить нечто, лежащее за пределами его возможностей. Возможно, это конец.

Нет! Он не позволит этому произойти. Кригер взял волю в кулак и продолжил произносить давно заученные фразы. Изящными ритуальными движениями он водил ножом, поочерёдно указывая им в направлении каждой из вершин звезды, а затем высоко занёс нож над девушкой и вонзил его в её сердце.

Та издала единственный отчаянный вопль, пока душа покидала её тело, а кровь заливала алтарь. В этот самый момент Адольфус ощутил тёмную жажду внутри. Зверь хотел полакомиться той кровью. Кригер подавил позыв и позволил крови течь, пока та полностью не покрыла алтарь и не начала тонкой струйкой стекать на пол. Коснувшись потока чёрной магии, кровь начала шипеть и пузыриться, разбрызгиваясь каплями от каменных плит пола. Внутренность пентаграммы заполнил густой красный туман. Адольфусу показалось, что из–за ограничивающих магических стен доносится тонкий вой и вопли демонов. Он продолжал распевать и жестикулировать, направляя закручивающийся туман, пока тот одновременно не коснулся его тела и Глаза Кхемри.

В этот момент между Кригером и амулетом образовалась связь. Он ощутил содержащуюся в талисмане энергию и древние заклинания. У Адольфуса возникло чувство, что его засасывает внутрь, и он сопротивлялся, словно пловец, борющийся с течением стремительной реки.

Затем всё внезапно свершилось. Амулет подчинился ему. Он приступил к обряду отклонения, и призванная им энергия начала утекать. Демонические существа сопротивлялись процессу, но не были способны его остановить. Когда потоки чёрной магии иссякли, демоны оказались в роли вытащенной из воды рыбы, бьющейся на дне высушенного солнцем озера. Один за другим они исчезли, возвращаясь в ту преисподнюю вне пространства и времени, из которой они появились, оставив Адольфуса наедине с его наградой. Талисман пульсировал в его руке, пока Кригер настраивал его на собственные магические силы.

Занимаясь этим, он обнаружил переливающиеся в темноте силовые линии, настолько тонкие, что были едва различимы. Они выходили из пентаграммы через оставленный разрыв и терялись вдали. Они не имели отношения к содержащейся в амулете энергии. Эти линии были более свежими, и несли на себе отпечаток другого волшебника. Что ж, не важно. Адольфус взмахнул чародейским ножом и обрубил нити. Через мгновение они рассеялись.

Теперь амулет принадлежит ему, и Кригер собирался воспользоваться его силой для достижения своей конечной цели. На него уставились пустые безжизненные глаза мёртвой девушки. Кригер наклонился, обмакнул кончики пальцев в её кровь и поднёс их к губам. У крови был очень сладкий вкус.

Феликс заметил, как Макс подался вперёд и едва не свалился с нагруженных припасами саней. Ягер спрыгнул со своего места, оставив поводья Готреку, и побежал вперёд.

— Что–то не так? — спросил он.

Вид у волшебника был бледный и истощённый. Пот заливал его лоб, и у Макса был такой вид, словно он испытывал сильнейшую боль.

— Только что разрушилось заклинание, которое я наложил на Глаз Кхемри, — простонал Макс. — Приятным это ощущение не назовёшь.

— Ты всё еще способен обнаружить Глаз?

Макс безнадёжно покачал головой.

— Нет. Я больше его не чувствую.

— У тебя есть идея, где может быть Глаз?

Медленно и болезненно волшебник кивнул.

— Я знаю направление, в котором мы должны двигаться. Отсюда я смогу ему следовать, ориентируясь по положению солнца.

— Это вряд ли поможет. След ведёт через лес. Мы легко можем с него сбиться.

Макс стиснул зубы и снова кивнул.

— Есть кое–что похуже, — произнёс он.

— Здорово, — воскликнул Феликс. — Поведай мне все прочие радостные детали.

— Как раз перед тем, как моё заклинание было разрушено, у меня возникло странное ощущение, что с амулетом что–то произошло. Я почувствовал волну энергии и душу, кричащую от ужаса. Подозреваю, что Кригер воспользовался самой тёмной из магических сил, чтобы привязать к себе амулет. Думаю, он принёс кого–то в жертву.

По выражению лица Макса, Феликс понял, что они оба подумали об одном и том же.

— Ульрика?

— Я не знаю, — сказал Макс. — Возможно.

— Проклятие! — воскликнул Феликс, ударяя кулаком в борт саней.

Боль от удара по дереву помогла ему привести чувства в порядок и взять под контроль поднимающуюся панику и ярость. Он снова посмотрел на Макса. Вид у чародея был нездоровый.

— Ты в порядке? — спросил он.

— Буду. Чтобы не совершил Кригер, я намерен его наказать.

— Я помогу тебе, — заверил Феликс, желая, чтобы и его чувства соответствовали этим уверенным словам.

— Сперва нам нужно его разыскать, — заметил Макс.

— Что–то подсказывает мне, что сие будет не особо сложно. Он проделал весь этот путь до Сильвании не без причины, и я полагаю, мы оба о ней догадываемся.

— Захватить всю чёртову провинцию, и это лишь начало.

Как только слова прозвучали, Феликс понял, что Макс прав. Вот–вот снова начнутся войны графов–вампиров.

Макс склонился вперёд на своем сидении, почти не способный управлять поводьями. К счастью, измученным пони можно было вполне доверить выбирать путь самостоятельно. Холодный ветер ударял в лицо, вызывая слёзы на глазах. У Макса не было сил снова вызвать согревающее заклинание. Он лишь мог удерживать себя в вертикальном положении и сосредоточиться на дыхании.

Сперва возникло незначительное ощущение потери. Связь с Глазом, которая столь долго им поддерживалась, полностью исчезла. Даже не концентрируясь на предмете постоянно, он всегда знал, что тот где–то там. Теперь он не чувствовал его присутствия. Через некоторое время, Макс обнаружил, что ему стало лучше. Словно у него только что удалили зуб, который неделями причинял зудящую боль.

По–своему его это успокаивало. Связь с древним злом внутри Глаза Кхемри была тягостной и отражалась на настроении Макса, не важно, насколько далеко находился талисман. Теперь же, невзирая на обстоятельства, маг почти испытывал радость. Было сложно удержаться от улыбки, несмотря на его беспокойство об Ульрике и том, что может сотворить вампир. Макс понимал, что это неправильно, но ничего не мог с собой поделать. Словно он только что начал восстанавливаться после долгой болезни. И мир в целом выглядел немного ярче.

Ульрика разглядывала мерцающий на груди Кригера талисман. Каким–то образом тот делал вампира более высоким, представительным и уверенным, чем обычно. Он почти по–приятельски улыбался ей. Она покачала головой и отвернулась, недоумевая, почему, несмотря на темноту, всё в помещении выглядит для неё чётче и яснее, чем обычно. Что с ней происходит? Она не была уверена, что хочет узнать ответ.

Ульрика оглядела необычный тронный зал, куда её привёл Кригер. Зал был расположен в глубине этого заброшенного замка с его странными коридорами, в которых, казалось, искривляется пространство и время. Тут царило спокойствие, которое можно найти лишь в старейших из храмов, и ощущение нависшей злой силы, которое не оставляло сомнений, что она находится в средоточии порчи, окружающей это место. В нишах стояли комплекты древних доспехов, сжимающие старое, но по–прежнему пригодное оружие.

Ей показалось, что над головой, среди огромных балок гигантского сводчатого потолка, она заметила какое–то движение. Над огромными канделябрами колебались длинные тени, казалось, вне всякой зависимости с отбрасываемым светом. В этом месте возникало ужасающее ощущение какого–то присутствия, на которое ей крайне хотелось не обращать внимания.

— Теперь начнётся, — заявил Кригер, поднявшись на массивное возвышение и развалившись на огромном троне из резного и полированного дерева. Спинка трона была выполнена в виде крыльев огромной летучей мыши или дракона. Над головой Кригера нависал череп громадной летучей мыши. В её глазницах сияли сверкающие рубины.

Голос Кригера почему–то стал более глубоким, звучным и вызывающим трепет. Обладателю подобного голоса сложно было не поверить. Ульрика противилась этому побуждению, напоминая себе, что Кригер — злобный бездушный кровосос. Но почему–то некогда присущей ей горячности теперь достичь не удавалось. Сложно было думать о чём–то ином, кроме удовольствия от его последних объятий. Она недоумевала, как подобное могло произойти, а затем отбросила неуместную мысль.

Подобное случилось и ей необходимо этому сопротивляться. Только это ей и следует знать.

— Ульрика, талисман теперь мой. Скоро я стану Принцем ночи.

— Я не понимаю, о чём ты говоришь.

— В древние времена сей талисман создал сам Великий некромант. Одним из многих присущих ему свойств является увеличение … влияния его владельца на Восставших.

— Зачем?

— Нагаш опасался возрастания их силы и видел в них потенциальных соперников. Он создал этот талисман и с его помощью подчинил своей воле многих Восставших — они стали его псами, существами, которых боятся и по сей день. Когда Алкадизаар одолел Нагаша, амулет был потерян. Столетиями им владели глупцы, которые не замечали его подлинной сущности. Этому пришёл конец. Сегодня ночью я заявил свои права на талисман, равно как и на трон фон Карштайна.

— Откуда тебе знать, что он по–прежнему действует спустя все эти годы?

— Нагаша не зря называют Великим некромантом. Созданные им предметы не теряют своих сил. Он был величайшим чародеем своего времени и величайшим некромантом всех времён. Никто и близко не понимает некромантскую магию так, как он. Я знаю, что Глаз действует. Я это ощущаю. И ты уже поддаёшься его влиянию.

Тон его голоса потряс Ульрику. Она никогда не слышала, чтобы кто–либо говорил таким торжествующий голосом.

— Что ты имеешь в виду? Как я должна ощутить его влияние?

Ульрика подозревала, что ответ ей уже известен.

— Потому что каждую ночь из последних трёх ты становишься на шаг ближе ко мне. Кажется, вполне справедливо, что рядом со мной окажется кто–то, чтобы разделить наслаждение моей победой. Ты станешь обладательницей вечной жизни.

У неё внезапно пересохло во рту. Ей хотелось закричать. Хотелось с воплями выбежать из зала. Хотелось вонзить нож в грудь этого бессмертного упыря. Но удивительно, значительная её часть почти с умилением была благодарна за предложение.

— Нет, — заставила она себя произнести.

— Да, — сказал он, прыгая на неё с обнажёнными клыками и горящими адским светом глазами.

Ульрика пыталась увернуться, но оказалась слишком медленной и ошеломлённой. Кригер легко поймал её. Его пальцы жгли шею Ульрики. Обхватив его запястья, она попыталась отвести руки, но он был слишком силён. Медленно он наклонялся к ней, словно собираясь подарить ей нежнейший поцелуй. Глаза Кригера горели красным светом. Его собачьиклыки блестели, словно слоновая кость. Она заметила, что они длинные и острые, словно иглы.

Волна удовольствия прокатилась по телу Ульрики, когда зубы Кригера впились в её шею. Силы покинули её вместе со всяким желанием сопротивляться. Медленно её зрение затуманилось, а слух слабел до тех пор, пока слышимым не остался лишь звук её собственного сердцебиения. Ульрика почувствовала у себя во рту окровавленный палец и присосалась к нему так жадно, как младенец к материнской груди.

Пока это происходило, тьма продолжала сгущаться. Сердцебиение громом отдавалось в ушах, а затем прекратилось.

— По крайней мере, в этой деревне есть таверна, — мрачно заметил Иван Петрович Страгов, уставившись на вывеску „Зелёный человек“. — Это явно лучше, чем провести очередной ночлег в снегу.

Феликс был не уверен, что с ним согласен. Таверна „Зелёный человек“ была сильно укреплённым строением, возвышающимся над очередной полуразрушенной сильванской деревенькой. По своему небольшому опыту, Феликс не испытывал великого желания останавливаться в городках и деревнях этой страны, хотя вынужден был признать, что отдалённый волчий вой даже сие убогое место делал привлекательным выбором.

Он фыркнул и поглядел на Готрека.

— У них может оказаться пиво, — заметил Истребитель, словно такой причины было достаточно, чтобы устроиться на ночлег в кишащем клопами сарае.

— Снорри нравится пиво, — в качестве пояснения прибавил Снорри.

— Рад, что ты мне сказал. Сам бы я никогда не догадался.

— Не нужно насмехаться, юный Феликс.

Ягер печально отметил, что одним из худших следствий его продолжительного общения со Снорри стало то, что способность гнома замечать сарказм с практикой значительно улучшилась.

— Пинта или две, как раз та вещь, что отгонит ночной холод.

«Скорее пинта или десяток», — подумал Феликс, но не стал озвучивать свою мысль. Он заметил, что спорит лишь самого противоречия ради, чтобы дать выход собственной злости и тревоге за Ульрику и их миссию, и жалости к самому себе из–за болезни. Подобное поведение неконструктивно, пользы не приносит, а кроме того, с тех пор как в их отряде поддержкой пользуются иные лица, мнение Феликса вообще не принимается в расчёт.

Феликсу вспомнились все прочитанные в юности истории о тёмных и населённых привидениями тавернах Сильвании. Там частенько поселялись убийцы или чудовищные вампиры, охотящиеся на невинных путников. Он уже хотел сделать мрачное заявление по поводу того, как они все могли такое позабыть, но воздержался. Такое привело бы лишь к нагнетанию состояния обречённости, которое уже начало сказываться на их путешествии.

Внутри таверна оказалась не так плоха, как ожидал Феликс. Здание было сложено из камня, что, возможно, служило показателем более процветающих времён в этой местности, хотя Феликс не припоминал, что когда–либо слышал о временах процветания в Сильвании.

Небольшое сборище народа притихло, когда внутрь вошла группа рыцарей, Истребители и более двух десятков кислевитских всадников. Хозяин таверны, пузатый бочонок с холодными расчётливыми глазами на радушном лице, вышел им навстречу из–за барной стойки. Он нервно теребил рукой грязный фартук, в явной неуверенности, клиенты перед ним или бандитская шайка.

Родрик сообщил ему о цели их визита и потребовал комнаты для своих товарищей и отдельное помещение для графини. Феликс и Макс взяли отдельные комнаты. Истребители и кислевиты решили остаться в общем зале. Хотя, несколько конных лучников предпочло остаться на конюшне со своими лошадьми. На ум Феликсу пришло множество непристойных шуточек, касающихся любви кислевитских кавалеристов к своим лошадям, но он тактично воздержался от их упоминания.

Феликс рассматривал посетителей. Для этой части света таверна была сравнительно процветающей, как ему показалось. Немногие из собравшихся в общем зале походили на местных. Большинство выглядело, как купцы и их телохранители, хотя казалось, что в этом году для них ещё рановато находиться в пути.

Некоторые выглядели опустившимися аристократами, потрёпанными людьми с благородными манерами, коих всегда можно найти в отдалённых концах Империи, надуривающих местных в карточные игры или предъявляющих возмутительные требования, основываясь на своём более высоком, предположительно, статусе. Прочие выглядели наёмниками, опасными мужчинами в потёртых доспехах и с суровыми лицами. У большинства из них были голодные, полные надежды взгляды. Они напомнили Феликсу стаю голодных волков, почуявших раненного оленя.

В одном из углов сидел жрец Морра в своём чёрном одеянии с капюшоном, надвинутым на лицо. Его присутствие было настолько избитым штампом в мелодрамах, что Феликс едва не расхохотался. Вместо этого он прошёл к бару и заказал эль для себя и гномов. Иван Петрович и его люди уже расслаблялись, а Макс и аристократы вместе с графиней скрылись на лестнице к верхним этажам, чтобы осмотреть комнаты.

Как только Феликс откинулся на барную стойку, от углового столика к нему бочком направился один из потрёпанных субъектов. На нём был изорванный меховой плащ и шляпа, и грязный пышный наряд, выдававший принадлежность к аристократии. У него были бегающие испуганные глаза, костлявое вытянутое лицо и сильно выдающееся вперёд адамово яблоко.

— Только что прибыли? — поинтересовался он.

У него был взгляд человека, оценивающего, предложит Феликс купить ему выпивку или же нет. Акцент выдавал в нём аристократа, либо того, кто хорошо научился подражать. Мужчина облизнул губы.

— Откуда вы, сударь?

Феликс заметил, что пальцы мужчины нервно поигрывают рукоятью длинного меча. Эфес был изукрашен до абсурда. Что вполне сочеталось с вычурным одеянием мужчины и гульфиком.

— Вальденхоф, — ответил Феликс, скорее из вежливости, чем желая завязать разговор с этим человеком.

Мужчина поднял брови, словно показывая, что им обоим понятно, что Феликс пошутил. Феликс на уловку не поддался.

— А вы? — поинтересовался он.

— Оттуда и отсюда, — произнёс мужчина.

Пришёл черёд Феликса иронично улыбнуться. Он повернулся и стал наблюдать, как бармен разливает напитки, надеясь показать, что разговор окончен.

— Только что приехал по дороге из Лейхеберга.

— Неудачное время года выбрали вы для путешествий, — заметил Феликс.

— Могу сказать то же самое о вас, — пробурчал незнакомец.

— У нас в этих краях важное дело, — заверил Феликс.

— Возможно. Мне ничего не остаётся, как только гадать, что за важное дело могло с такую ночь привести в „Зелёного человека“ двадцать всадников–кислевитов, пару Истребителей, волшебника, нескольких сильванских рыцарей и графиню Нахтхафенскую. И, разумеется, образованного человека вроде вас.

Феликс посмотрел на мужчину с чуть большим интересом. Тот не был пьянчугой, каким казался, глаза и мысли его были быстры. Кислевитов он сосчитал верно. Феликс сохранил на лице равнодушие.

— Важное дело, — повторил он.

— Должно быть, — произнёс мужчина.

— Что привело сюда вас?

— Всякое разное. Зуд в ногах, желание посмотреть, что лежит за следующим холмом, некоторые семейные неурядицы.

— Семейные неурядицы?

— Спор с братом за наследство. Потребовалось немного увеличить расстояние между мной и поместьем предков, — доверительно сообщил мужчина и бросил на Феликса быстрый оценивающий взгляд.

Он, похоже, рассчитывал, что проявив откровенность, побудит к тому и Феликса. Ягер ранее уже встречал людей с подобными манерами — в притонах Альтдорфа и Нульна. Большинство из них было профессиональными осведомителями.

— Вам знакомо, каково это?

— Не очень, — ответил Феликс. — С братьями у меня всегда были хорошие отношения.

— Скверная штука, когда родичи ссорятся из–за наследства, — заметил мужчина, издав давно заученный вздох, но особо расстроенным он при этом не выглядел.

— Могу себе представить, — произнёс Феликс. — Я полагаю, достаточно скверная, чтобы в это время года привести в сие захолустье человека вроде вас.

Мужчина быстро оглядел помещение беспокойным взглядом. Уставившись на столешницу, он принялся рисовать на ней круги кончиком пальца.

— Считаю себя счастливчиком, что оказался здесь, — зловещим голосом произнёс он.

— Почему?

— Купите мне выпивку, и я расскажу, — заявил мужчина. — Если направляетесь на юг, это может вам пригодиться.

— Намекните мне.

— Неумирающие пришли в движение, — торжественно прошептал незнакомец.

— Неужели? — насмешливо спросил Феликс. — Расскажите мне что–нибудь помимо того, что известно каждому.

Незнакомец ухмыльнулся.

— В лесах собираются гули. В старом замке Дракенхофа снова появились обитатели. Проходя мимо, я видел в окнах странные мерцающие огни. Мы заметили огни в лесу и подумали, что нам могут предоставить убежище на ночь. В такую стужу любое место лучше палатки. Но когда я увидел те огни, то поменял мнение.

— Мы?

— Парни вон за тем столом были со мной. Мы все путешествовали вместе. „Безопасность — в большом количестве“ — хорошая поговорка, а в Сильвании она как никогда верна в такие–то времена.

Феликс поглядел на группу, указанную незнакомцем. Они были неряшливо выглядящей компанией, судя по виду — нищие наёмники. Такая замечательная коллекция искалеченных ушей, сломанных носов и выбитых зубов ему не встречалась с момента отбытия из Карак Кадрина, города Истребителей.

— Они не выглядят людьми, которых можно напугать несколькими огнями, — заметил Феликс.

«Как раз наоборот, — подумал он, — выглядят они так, что скорее сбегутся на огни, посмотреть, нельзя ли ограбить кого по соседству».

— Увидев их, вы бы тоже испугались, а возможно, даже и ваши приятели Истребители. Те огни — проявление злой магии, я нисколько не сомневаюсь.

— Стало быть, вы эксперт по злой магии, — заметил Феликс.

— Не нужно насмехаться, приятель. Любой мог бы сказать, что те огни — работа чего–то злобного. Они отсвечивали зеленью и шипели, гасли и затем начинали светиться снова. Похоже, они плыли через лес.

Учитывая собственный опыт, Феликс подумал, что рассказ звучит довольно убедительно, но на лице сохранил недоверчивый взгляд.

— И когда это было?

— Три ночи назад.

Феликс кивнул. В ту ночь, когда Макс сказал, что разрушилось заклинание, связывавшее его с Глазом Кхемри. Тут прослеживалась система, даже если незнакомец ничего о ней не знал. Возможно, ему следует отвести мужчину к волшебнику, чтобы он повторил ему свой рассказ. Феликс решил сам всё передать Максу и посмотреть, что на это скажет волшебник.

— Так вы говорите, нужно держаться подальше от замка Дракенхоф? — спросил Феликс.

— Как от чумы. Так что насчёт пива?

Феликс заметил на себе взгляд бармена. Он кивнул.

— Всё будет хорошо, — произнёс мужчина.

— Чего хотел тот франт? — слишком уж громко спросил Готрек, когда Феликс принёс пиво.

Ягер вполголоса пересказал рассказ мужчины.

— Думаю, мы навестим этот замок, — заверил Истребитель.

Снорри активно закивал в знак одобрения.

— Я знал, что ты так скажешь, — произнёс Феликс.

— Сходится, — произнёс Макс.

Он сосредоточенно слушал рассказ кабацкого завсегдатая, пока Феликс не закончил. Ягер поднялся и прошёл к окну. От холода окно было закрыто ставнями. Он всё равно несколько мгновений прислушивался, затем оглядел комнату. Для такого захолустья комната была на удивление хорошо меблирована, хотя вся мебель выглядела древней. Кровать на четырёх столбах с балдахином была украшена резьбой в виде угрожающе выглядящих драконов. Большой и тяжёлый платяной шкаф слишком уж напоминал Феликсу гроб.

Макс сидел в кресле с ножками в виде лап и рассматривал его ясным взглядом.

— Я допускал, что Кригеру захочется сотворить какое–нибудь заклинание там, где некогда находилось насыщенное чёрной магией место, и Дракенхоф, говорят, как раз из таких. И это случилось в ту самую ночь, когда было разрушено моё заклинание. Надлежаще мощное и действующее на дальнем расстоянии заклинание может обнаружить себя в свете таких огней, которые описал мужчина.

— Не слишком ли хорошо всё сходится, на твой взгляд?

— Ты о чём? — спросил Макс.

— Я о том, каковы шансы, что сидящий внизу тип той ночью чисто случайно проходил мимо замка со своими приятелями, а теперь чисто случайно оказался здесь, чтобы поведать нам об этом?

— Подобные совпадения случаются, — заметил Макс. — Но я понимаю, что ты имеешь в виду.

— Совпадения, Макс? Да ладно. Сейчас зима в разгаре. Почему кто–то вроде него вообще оказался в пути? Если он тот, за кого себя выдаёт, то почему бы ему не подыскать себе приличную таверну где–нибудь в Мидденхейме, где можно переждать зиму и откуда его не так–то просто достать. Говорю тебе, мне его взгляд вообще не понравился. Он проныра, я встречал таких раньше.

Макс тактично не поинтересовался, где именно. Вместо того он некоторое время поглаживал свою бороду, а затем забарабанил пальцами по подлокотнику кресла.

— Думаешь, его подослал Кригер? Чтобы отвлечь от него и пустить нас по ложному следу?

— Я не знаю. Возможно, он разобрался, как заставить талисман работать на себя, и хочет заманить нас в ловушку.

— Всё это лишь домыслы, Феликс.

Феликс мрачно улыбнулся:

— Сама эта земля даёт слишком много поводов для домыслов.

В знак согласия Макс кивнул.

Пламя в фонаре замигало и погасло. Феликс проклял порыв ледяного ветра и плохое качество изделия. Похоже, этот фонарь освещал гостям путь ещё со времён Великой чумы. Он пошёл по погружённым во мрак коридорам, одной рукой касаясь стены, чтобы не потеряться в темноте, пальцами перебирая по каменной кладке, чтобы почувствовать, когда встретится дверь. Холодная штукатурка под пальцами напомнила ему простые и нелепые игры его детства, и он слегка улыбнулся.

Феликс знал, что его комната за третьей справа дверью от верхнего конца лестницы. Из–за покатого потолка последнего этажа таверны ему приходилось пригибаться. Это напомнило ему стеснённые условия на воздушном корабле „Дух Грунгни“, что в свою очередь напомнило об Ульрике. Мысль о ней болью отозвалась в его сердце. Внезапно он почуял что–то впереди себя в темноте, и положил руку на эфес меча.

— Спокойно, господин Ягер. Это всего лишь я, — произнесла графиня Габриелла.

«Ради всех богов, — подумал Феликс, — у женщины, должно быть, глаза кошки, если она способна разглядеть меня в этом мраке».

— Я хотела бы переговорить с вами наедине, если это возможно.

— Разумеется, — согласился Феликс, гадая, что именно та имеет в виду.

У него был некоторый опыт общения с дамами, требующими частной беседы в вечернее время. Кто его знает? На его руке сомкнулись холодные сухие пальцы, отводя её с эфеса меча, и графиня с удивляющей силой повела его по коридору. Он услышал скрип ключа в замке и увидел силуэт женщины в дверном проёме её комнаты. Спьяна он заметил, что графиня была очень стройной, но с удивительно хорошей фигурой. Она зашла внутрь и жестом пригласила его войти.

Это было лучшее помещение в таверне, превосходно меблированное в античном стиле. Слабый запах корицы перебивал затхлость воздуха. Феликс сомневался, что комнатой этой часто пользовались. Графиня закрыла за ним дверь, и он снова услышал поворот ключа в замке. Внезапно у него возникло паническое чувство, что он попал в западню. Графиня жестом пригласила его занять одно из плотно набитых кресел, удобно разместившись в другом.

Феликс остался стоять, его беспокойство усилилось, когда он услышал свист ветра за окнами. Особенно сильные его порывы начали хлопать деревянными ставнями.

— Садитесь, господин Ягер! Уверяю, я не причиню вам вреда, — в голосе графини слышались весёлые нотки.

Феликс подозревал, что эта небольшая хрупкая женщина способна нанести ему огромный вред, если только захочет, однако опустился в кресло и вытянул к огню свои длинные ноги.

— О чём вы желаете со мной поговорить?

— Вы кажетесь благоразумным человеком, господин Ягер, и, похоже, повидали более чем достаточно необычных … ситуаций.

Феликс криво улыбнулся. Ягер сомневался, что будь верно первое утверждение, он последовал бы за Готреком Гурниссоном, но второе явно было истинным. Случались моменты, когда он был удивлён, что его волосы ещё не поседели от ужаса увиденного.

— Возможно.

— И я думаю, что вы человек тактичный.

— Это тот случай, когда требуется тактичность?

— Пожалуйста, господин Ягер, это не то, о чём вы думаете. Я собираюсь доверить вам тайну, которая может стоить жизни нам обоим.

Феликс ощутил, что его улыбка стала шире. Было что–то в Сильвании, вызывающее не только ужас, но и настраивающее на мелодраму.

— Уверяю вас, нет повода для веселья.

Феликс не смог удержаться. Он засмеялся. На мгновение у графини был такой вид, словно она собирается подняться и влепить ему пощёчину, но Феликс махнул ей рукой. Сквозь смех он поговорил:

— Нет. Извините меня, пожалуйста. Просто я сейчас в сильванской таверне. Снаружи окна царапает ветер, дрожит пламя свечей и прекрасная женщина собирается посвятить меня в ужасную тайну. Я чувствую себя так, словно оказался в мелодраме Детлефа Зирка. Для полного сходства не хватает лишь волчьего воя.

— У вас весьма необычное чувство юмора, господин Ягер.

— Оно появилось от прочтения в юности слишком большого количества небылиц. Простите. Пожалуйста, расскажите мне, что собирались.

— Могу я сначала получить ваше слово, что без моего позволения вы никому не расскажете о том, что здесь узнаете?

Феликс задумался.

— До тех пор, пока от этого не будет вреда мне и моим товарищам.

— Вы осторожный человек. Хорошо.

— Это также означает, что я намерен держать своё слово до тех пор, пока соблюдаются мои условия. Иначе, зачем они нужны?

— Действительно, — сухо произнесла графиня. — Хотя нечто подобное мог бы сказать и опытный лжец.

— Это вы пригласили меня сюда. Вы собираетесь поведать мне тайны. У вас уже должны быть некоторые идеи относительно того, можно ли мне доверять.

— Вы совершенно правы, — подтвердила она. — Я горжусь тем, что хорошо разбираюсь в людях. За свою жизнь я крайне мало ошибалась на сей счёт.

— Похоже, вы женщина, обладающая внушительной мудростью.

Феликс был вполне серьёзен. Нечто в ней внушало уважение. Он сплёл пальцы и наклонился вперёд, уперев локти в колени. Он пристально глядел на неё, пытаясь рассмотреть черты лица под вуалью.

— Что именно вы хотели мне рассказать?

— Скажите, верите ли вы всему, что слышали о неумирающих?

— Здесь и сейчас мне больше ничего иного не остаётся, — искренне ответил он.

— Верите ли вы, что все они представляют собой то, что вы называете злом?

— А что я называю злом?

— Господин Ягер, это не одна из дискуссий в университете Альтдорфа. Мы здесь не для того, чтобы вдаваться в тонкости и обсуждать, сколько демонов сможет станцевать на кончике иглы. Время выходит и на кону стоит множество жизней.

Внезапно у Феликса возникло слабое подозрение, к чему всё идёт, и он поборол позыв немедленно потянуться за мечом. Он сомневался, что это ему поможет, если подозрения окажутся оправданными.

— Вы очень хорошо себя контролируете, господин Ягер, для смертного. Однако ещё раз заверяю вас, что желай я причинить вам вред, уже бы это сделала.

Ягер с ужасом поглядел на неё, словно в кресле напротив сидел гигантский паук, а не хрупкая и привлекательно выглядящая женщина. У Феликса возникло чувство, что он на волосок от смерти. От чего он резко протрезвел.

— Жаль, — мягко вздохнула она. — Вернёмся к делу. Не все неумирающие являются чудовищами, которыми вы их считаете.

— Я с трудом этому верю, — заметил Феликс.

— И почему? Потому что они пьют человеческую кровь для продления своего существования? Сие не означает, что все они убийцы. Верите или нет, множество людей добровольно отдают свою кровь. Вы удивитесь количеству таких в вашей родной Империи.

— Я сомневаюсь, что удивлюсь любой мерзости, происходящей в Империи.

— Не будьте столь ограниченным, господин Ягер. То, что по доброй воле происходит наедине между двумя людьми, касается только их, если никому не причиняет вреда.

— Зависит от того, насколько добровольно поступает один из них.

— У меня нет времени обсуждать с вами этическую сторону. Мне нужна ваша помощь. Чудовище на свободе и его следует остановить. С моей помощью вы и ваши друзья сможете это сделать.

— Почему я должен доверять вам?

— У вас небольшой выбор. Вам потребуется моя помощь, если вы собираетесь отыскать Адольфуса Кригера и остановить его, прежде чем он станет настолько могущественным, что лишь Повелители Хаоса смогут помешать ему. Вам нужна моя помощь, если вы собираетесь освободить свою женщину от его влияния. Что, честно говоря, теперь я полагаю невозможным.

Феликс почувствовал, что сердце его замерло. Во рту пересохло.

— Почему вы так сказали?

— Потому что сейчас она или обескровленный труп, безнадёжно им порабощённый, или его супруга, и последний вариант я считаю наименее вероятным, если только она не является в высшей степени необычной и выдающейся женщиной.

— Она такая.

Графиня пожала плечами. Жест был человеческим, но у Феликса было чувство, словно он наблюдает за пауком. Наблюдение за ней было из разряда притягательности ужаса. Он полагал, что так червяк мог бы наблюдать за птицей, или кролик — за лисой.

— Вы вампир, — произнёс Феликс.

Он был горд собой. Ягер неоднократно хотел произнести эти слова, но выдавить их почему–то казалось опасным. Графиня насмешливо хлопнула в ладоши.

— Очень хорошо, господин Ягер, никто не сможет обвинить вас в том, что вы медленно схватываете суть.

Феликс почувствовал, как его пальцы сжимают головку эфеса меча.

— Должен предупредить вас, это зачарованное оружие. Не знаю, способно ли оно действовать на ваших сородичей, но если вы меня спровоцируете, я попробую это выяснить.

— Я знаю, что это грозное магическое оружие, хотя и близко не столь грозное, как тот ужасающий топор, которым владеет ваш друг. Оружие тоже входит в те причины, по которым я полагаю, что у вас есть шанс остановить Кригера, если действовать быстро.

— Почему вы собираетесь оказать нам помощь против одного из своих сородичей?

— Хотите верьте, хотите нет, господин Ягер, но, подобно людям, мы разные и со своими пристрастия. Нас лишь гораздо меньше. Большинство предпочитает жить в неком подобии гармонии с вашим видом. Вы гораздо многочисленнее и за последние столетия слишком усилились, чтобы мы хотели чего–то иного. Большинство из нас желает оставаться в покое со своим стадом.

— Стадом?

— Поклонниками, добровольными жертвами — называйте их как вам угодно, господин Ягер. Видите, я с вами откровенна.

— Отлично. Большинство из вас, как вы сказали.

— Есть такие, кто мечтает о возвращении былых дней, кто желает, чтобы ночь принадлежала нам, как, по их верованиям, некогда было. Большинство из них молоды и не подозревают, что в том смысле, как они думают, ночь не принадлежала нам никогда. Вещи никогда не бывают настолько простыми.

От полученной новой информации у Феликса голова пошла кругом. Он никогда не думал, что вампиры могут испытывать страх перед людьми, как люди испытывают страх к ним. То, что поведала графиня, имело смысл. У людей имеется превосходство в численности, способность работать в дневное время, когда неумирающие слабеют, и они также располагают мощной магией.

Графиня некоторое время изучала Феликса, словно оценивая эффект своих откровений, а затем продолжила:

— Как я говорила, имеются такие, кто верит, что мы должны вернуть себе древнюю славу, сколько бы им не твердили, что это фикция. Адольфус Кригер один из них.

— Я вам верю.

— Хорошо. Кое–чего мы добились.

— Скажите, знает ли граф и те прочие аристократы из Вальденшлосса, кто вы на самом деле?

— Да. Существует соглашение между теми Восставшими, кто желает избежать возобновления древних войн, и нынешними правителями Сильвании. Мы не желаем, чтобы против нас устроили погром.

— А Родрик?

— Он и его последователи являются частью моего стада.

Феликс помедлил, чтобы привести в порядок всю полученную информацию. Это удавалось ему с большим трудом. Было сложно поверить, что он сидит здесь и спокойно обсуждает с графиней все эти вещи, не пытаясь напасть на неё или сбежать из комнаты. В голову пришла мысль.

— Стало быть, граф и его друзья кое–что скрывают от нас.

— Почему он должен посвящать вас во все свои тайны? В конце концов, вы незнакомцы. У него нет причин вам доверять.

— А у вас?

— У меня нет выбора. Мне известно, что планирует Кригер.

— И что конкретно?

— Он собирается объединить вокруг себя всех Восставших и исполнить древнее пророчество нашего вида. Пророчество сделано безумцем, и ему не суждено исполниться, однако сие не удержит Адольфуса от попытки.

— Учитывая уже вами рассказанное, не похоже, что он сможет это сделать.

— Господин Ягер, он обладает средством это сделать. Вы видели и держали его в руках.

— Глаз Кхемри?

— Если вам так угодно его называть. Лучшее для него название — Глаз Нагаша.

— Глаз действительно столь могущественен?

— Я верю, что так.

— Почему?

— Он был создан Нагашем для подчинения моего народа своей воле. Если владелец достаточно силён, Глаз может призывать через огромные расстояния и заставлять подчиняться.

— Если?

— Вам, несомненно, известны истории о том, что Восставшие способны навязать свою волю смертным.

Феликс кивнул.

— Чтобы связь установилась, требуется существенная разница в силе воли, и даже в таком случае она, в большинстве случаев, временна. Честно говоря, именно поэтому я не пыталась подчинить вас или ваших товарищей. Я сомневаюсь, что сие достижимо без вашего согласия, без установления уз крови. Куда менее известный факт, что Восставшие способны на то же самое в отношении себе подобных. Помимо прочих своих даров, Глаз усиливает эту способность у того, кто на него настроен. С одним из нас это сработает гораздо более эффективно, чем когда–либо с Великим некромантом. В конце концов, изначально мы все одной крови. Каковы бы ни были причины, используя Глаз, Кригер действительно сможет призвать нас всех и подчинить своей воле. В действительности, я думаю, что процесс им уже запущен. Даже пока мы разговариваем, я ощущаю … притяжение на периферии моих мыслей. Не сомневаюсь, что через несколько ночей оно усилится, потому что мощь Кригера возрастает.

— Откуда вам всё это известно?

— Это имеет значение?

— Да. Я желаю знать, что нам противостоит.

— Господин Ягер, я прожила очень долгую жизнь. Я получила множество необычных и малоизвестных знаний, и на их усвоение у меня были многие, многие столетия. Поверьте мне, наряду с большинством моих соплеменников я одержима Великим некромантом и его трудами. Я перечитала предположительно все из запретных книг: „Девять книг Нагаша“ в переводе ван Хала, „Книгу мёртвых“, запрещённые „Гримуары Тал Ахада“. Я посещала древние места, собирая сведения о Нагаше. Я ходила по пескам Земли мертвецов и посещала пирамиды Кхемри. Мне потребовалось бы больше времени, чем мы располагаем, чтобы объяснить, как я отсеивала все небылицы и несоответствия, и в конечном итоге сложила части головоломки. Просто поверьте мне на слово, когда я утверждаю, что говорю вам правду.

— Похоже, выбор у меня небольшой. Может, мне следует пригласить Макса присоединиться к нам?

— Возможно позже. В настоящее время я предпочитаю, чтобы всё осталось между нами, и дать вам шанс подготовить ваших товарищей. Для нас всех будет лучше, если они не предпримут ничего опрометчивого.

Подумав о том, что сделает Готрек, если обнаружит среди них вампира, Феликс счёл такое развитие событий наиболее мудрым. Если графиня является потенциальным союзником, будет к лучшему, что её голова останется на плечах. Или, напомнил он себе, если она очень могущественна, то лучше бы Истребителю не торопить свою давно ожидаемую гибель до той поры, пока Ульрику не освободят или не отомстят за неё. По кивку графини Феликс понял, что она уже посчитала его согласие полученным. «Неужели я для неё действительно настолько хорошо предсказуем?» — недоумевал Феликс. Он предположил, что прожив столетия, она, должно быть, обрела подобный дар понимать смертных. Он жестом предложил ей продолжить.

— В древние времена Нагаш специально создал Глаз, как оружие против моего вида, потому как опасался, что мы можем бросить ему вызов за господство над древним миром. Он даже воспользовался им, чтобы заставить некоторых Восставших служить себе. Именно тогда мы узнали о скрытой в Глазе силе. В страхе перед тем, что может произойти, остальные Восставшие бежали настолько поспешно и далеко, насколько смогли, и спрятались посредством заклинаний, какие только смогли использовать.

Феликс заворожено слушал, пока она рассказывала о древних интригах, о войне Нагаша со скавенами и последующем рассредоточении сокровищ Великого некроманта. Она говорила об исчезновении Глаза, пока тот не оказался во владении Маннфреда фон Карштайна, который воспользовался Глазом, чтобы создать армию нежити, что сражалась в Войне графов–вампиров. Она утверждала, что на прекращение тех войн потеря Глаза при Хел Фен оказала не меньшую роль, чем уничтожение графов.

— Разумеется, постфактум, — продолжала графиня. — Легко проследить, что произошло далее. После Хел Фен большинство Восставших уверовало, что Глаз уничтожен или утрачен навечно, и были тому рады. Должно быть, после сражения Глаз нашёл кто–то из смертных и забрал его себе в качестве трофея, на память об ужасном противоборстве. Не будучи магом, он понятия не имел, что оказалось у него в руках, и Глаз стал обычной фамильной ценностью. Со временем кто–то из наследников, имея потребность в деньгах, продал коллекцию, и талисман попал на открытый рынок. Затем он переходил из рук в руки, пока не оказался, наконец, в коллекции Андриева.

— Как вы и Кригер узнали об этом?

— Увы, не все Восставшие верили, что Глаз утрачен. Кому–то его мощь не давала покоя. Таким был и Адольфус Кригер.

Феликс бросил взгляд на графиню. «А как насчёт тебя? — подумал он. — Не для себя ли ты хочешь эту штуковину?» И она снова, похоже, прочла его мысли.

— Некоторых из нас страшит возвращение Глаза, господин Ягер. Мы опасаемся, что поднимется очередной фон Карштайн. Что может оказаться концом для многих из нас, а нас и так уже слишком мало. Мы не можем допустить ещё одну Войну графов–вампиров.

— Говорите, что у вас нет личной заинтересованности в Глазе Кхемри?

Феликс не совсем понимал, зачем ему дразнить эту женщину, у которой, вероятнее всего, достаточно возможностей прикончить его на месте, но он ощущал в том необходимость.

— Вы не станете его использовать, попади он к вам в руки?

— Я приложу все силы, чтобы уничтожить Глаз, или, по меньшей мере, упрячу так, что его долго не найдут, если сие вообще случится.

— В самом деле?

— Я не жду, что вы мне поверите, но у меня имеются известные причины нежелания пользоваться амулетом.

— И какие же?

— Глаз создан Нагашем. В нём содержится частичка его силы, его дух, если угодно. Со временем он портит всех своих обладателей, и ведёт их к погибели. Нагаш ревниво относился к своим творениям. В действительности, они не служат никому, кроме него.

— Кригеру, несомненно, это известно.

— Может и нет, а даже если так, он может в это не верить. А возможно, он верит, что сможет управлять Глазом. Или уже подпал под влияние талисмана. Это могло случиться столетия назад, когда Кригер был близок к фон Карштайну.

— Может, нам просто стоит не вмешиваться и ждать, когда Кригера постигнет ужасная участь?

Феликс гадал, что ему делать. Казалось, выбор невелик и нужно принять предложение графини. Пока не доказано иное, она представляет собой могучего союзника, который гораздо лучше понимает их врага, чем они могли надеяться. Однако Феликс понимал, что с большой неохотой доверится этому бессмертному хищнику. Он ощущал себя оленем, который пытается договориться с волком. Возможно, именно поэтому он чувствует необходимость в продолжении ослабления позиций графини.

— Я полагал, что ваш вид с радостью окажет любую помощь для победы Тёмных владык Хаоса. Разве вы не их порождение?

— Мы не более являемся созданиями демонических богов, чем вы, и любят они нас не сильнее, чем вас. Им нужны лишь души и рабы. Некоторые из Восставших в прошлом служили им, равно как и многие из ваших сородичей. Мы лучше вашего учились на ошибках тех, кто полагал, что сможет как–нибудь использовать служение Повелителям Тьмы себе во благо.

«И тут присутствует некая правда, — решил Феликс, — как минимум, в том, что касается множества людей, отдавших свои души злу». Графиня наклонилась вперёд и пристально посмотрела на него. Её движение было столь стремительным, что Феликс в испуге подался назад.

— Смотрите, господин Ягер, всё очень просто. Либо вы мне верите, либо нет. Либо вы мне доверяете, либо нет. Это я рискую здесь всем. Среди моих сородичей имеются такие, что захочет моей гибели, стань им известно, о чём я вам рассказала. Вы можете сообщить своим друзьям, кто я такая, и они, несомненно, помогут вам меня уничтожить. Подозреваю, силы у них имеются. Господин Шрейбер крайне могущественный волшебник, и я не думаю, что за всю свою долгую жизнь встречала более могучее оружие, чем топор Готрека Гурниссона.

— Я бы мог, если вы оставите меня в живых.

— Можете уходить, если вам угодно. Я останавливать не стану.

Феликс уже был готов встать, но ему не хотелось проверять на себе её слова. В конце концов, именно так она бы и сказала, если бы захотела застать его врасплох. Пытаясь открыть дверь, он будет наиболее уязвим, частично оказавшись к ней спиной. Возможно, он мог бы позвать на помощь, но апартаменты графини расположены далеко от остальных, а стены тут очень толстые. Возможно, что его вообще никто не услышит за громкими порывами ветра снаружи.

Он снова заговорил, и ответ интересовал его не меньше, чем потребность выиграть немного времени на размышления:

— Слушая вас, я почувствовал что–то личное в вашей враждебности к Кригеру. В чём истинная причина, по которой вы хотите, чтобы мы выступили против него?

К его удивлению, она рассмеялась.

— Не думала, что я настолько прозрачна. Я так привыкла распознавать поведение смертных, что практически перестала верить, что они способны на подобное в отношении меня.

Почему–то Феликс в этом сомневался. Он склонялся к мысли, что сие древнее бессмертное существо никогда и ничего не делало без причины, что все её поступки были результатом долгих размышлений, и если уж она допустила промах, то лишь для того, чтобы он был замечен. Он решил, что лучше подобные мысли оставить при себе. Вслух же он сказал:

— Вы не ответили на мой вопрос.

Повисла долгая тишина, и Феликс сперва подумал, что он неверно оценил ситуацию, и графиня не собирается отвечать.

— Кригер — моё создание. Моё дитя, если угодно. К моему постоянному сожалению, я сделала его тем, кто он сейчас. В некотором смысле, он — моя ответственность. Не вмешайся я в его жизнь, Кригер уже столетия был бы мёртв, и у нас бы не возникло повода беспокоиться по поводу тех вещей, что он сейчас собирается сделать.

— Что вам от меня нужно?

— Я хочу помощи от вас и ваших друзей. Я не хочу сражаться с ними, пока занята борьбой с Кригером.

Феликс поднялся с кресла и направился к двери. Она не шевельнулась, чтобы ему помешать. Он заметил, что ключ находится в замке.

— Я подумаю над вашими словами, — заверил он, открывая дверь.

— Не раздумывайте слишком долго, господин Ягер. Час уже поздний.

Добравшись до своей комнаты, Феликс был не только напуган, но и обеспокоен. У него было чувство, что он едва спасся. И как теперь поступить с информацией, что поведала ему графиня, и со сделанным ей предложением?

Она, разумеется, должна понимать, что поставила его в безвыходную позицию. Макс Шрейбер может принять её, какая она есть, и заключить союз, но Феликс не думал, что на это пойдут Готрек и Снорри. Он мог представить реакцию Истребителей на известие, что среди них находится кровосос. Они сначала нападут, а думать будут потом. Вряд ли Иван Петрович Страгов и его люди примут вампира любезнее гномов. Они уроженцы пограничья Кислева, где не рождаются люди, идущие на сделку с тьмой.

Кем бы она ни была, в уме графине не откажешь. Всё это должно быть ей известно. На что она рассчитывает? Прокручивая ситуацию в голове, Феликс не мог ничего обнаружить. Однако сам факт, что он не замечает для графини выгод, совершенно не означает, что их там нет.

И лишь после всех этих размышлений, посетивших его мысли, Феликс осознал, что частично принял предложение графини. Он не собирается стремглав нестись к Истребителям и сообщить о ней, по меньшей мере, не ранее, чем просчитает все последствия. Однако он решил, что нужно с кем–нибудь переговорить.

— Графиня что? — воскликнул Макс Шрейбер.

— Тихо, — сказал Феликс. — Я не хочу, чтобы узнала вся таверна.

Вокруг руки волшебника заиграла огненная аура, и Феликс увидел, что Макс всерьёз раздумывает вломиться в комнату графини. Учитывая обстоятельства, сие была последняя из нужных Феликсу вещей. Противоборство между могучим волшебником и вампиром может разнести в щепки всю таверну. Он начал жалеть, что рассказал волшебнику всё, чем поделилась с ним графиня.

— Мне просто не верится, что ты вот так вот стоишь тут, Феликс. В доме находится одно из тех чудовищ, а ты ничего не делаешь.

— Я разговариваю с тобой, не так ли?

— Я бы подумал, что собрать толпу и вломиться к ней в комнату было бы более подходящим действием.

— Макс, от тебя последнего я ожидал услышать подобные разговоры. Должно же у волшебника быть какое–то понимание. В конце концов, не так давно люди похожим образом относились и к тебе подобным.

— Полагаю, я возмущён, Феликс. Не вижу никакой связи между смертными волшебниками и массово убивающей нежитью.

Феликс пожал плечами. Вряд ли дипломатично было так говорить, но он по–прежнему был потрясён реакцией Макса. Обычно волшебник проявлял больше самоконтроля. Возможно, напряжение последних нескольких недель сказалось сильнее, чем заметно по нему. Феликсу хотелось жёстко ответить на слова Макса, но кому–то из них следовало сохранять спокойствие и, похоже, что по обстоятельствам эта роль выпала ему.

— Мне жаль, что я так выразился, Макс, но только задумайся. Что если она говорит правду? Она может стать нашим лучшим союзником в борьбе с Кригером.

Внезапно Феликс ощутил пробежавший внутри холодок. Макс тяжело уставился на него и выглядел так, словно намеревается перейти к насилию. Феликсу оставалось лишь сдерживаться от обнажения меча.

— Она зачаровала тебя? — прошептал волшебник. — Подчинила своей воле?

Феликс вздрогнул, когда Макс сделал жест рукой. За пальцами волшебника, начертившими в воздухе замысловатый символ, протянулся огненный след. Светящийся знак остался висеть. Феликс закрыл глаза, но казалось, что остаточное изображение руны осталось на его сетчатке. Он испытывал искушение броситься на волшебника, но тоже желал знать ответ на его вопросы. У Феликса не было ощущения, что он находится под действием заклинания, но откуда ему знать? Возможно, подчинение чужой воле препятствует жертвам обнаружить сам факт подчинения.

Спустя несколько секунд он услышал тихий вздох Макса и открыл глаза. Волшебник выглядел более спокойным. На лице появился задумчивый взгляд.

— На тебе нет стойких чар, которые я смог бы обнаружить.

— Ты в этом разбираешься поболе моего, — заметил Феликс.

Макс подошёл к своей кровати и опустился на неё. Его комната была поменьше и попроще, чем комната графини. Феликс уселся на единственный стул.

— Как мы с ней поступим?

— Если ты действительно всерьёз подумываешь принять её помощь, то говорить про это Готреку плохая, на мой взгляд, идея, — заявил Макс.

— Подобная мысль уже приходила мне в голову, — согласился Феликс. — Мне это не по душе, но я считаю, что сейчас наша основная задача — спасение Ульрики. И предотвращение чего бы там ни задумал Кригер.

Напряжение понемногу отпускало Макса.

— Согласен. Вопрос в том, можем ли мы доверять графине? Что если она просто желает сама получить Глаз? Окажись он у неё, всё может сложиться столь же плохо, как она заявляет о Кригере.

— Знаю. Я полагаю, нам лучше позаботиться, чтобы она Глаз не получила. Думаю, нам не стоит доверять ей больше, чем то необходимо, и одному из нас нужно постоянно присматривать за ней.

— Похоже, тебе это уже более чем удаётся.

— Она очаровательная … женщина.

— Будет лучше, если ты перестанешь так о ней думать.

— Поверь, я уже перестал. От одного её присутствия у меня бегут мурашки по коже.

— Я слышал, что некоторые мужчины наслаждаются обществом бессмертных. Например, ходили слухи про Детлефа Зирка.

— Некоторые мужчины — возможно, но я к ним не принадлежу. Мне не нравится идея, что кто–то будет рассматривать меня в качестве своей следующей трапезы.

— Рад это слышать. Как насчёт рыцарей? Нашего импульсивного приятеля Родрика и его спутников?

— Надо полагать, что они полностью находятся под действием её заклинания.

— Похоже, она была с тобой весьма откровенна.

— Похоже, что так. Однако несколько дней она путешествовала вместе с нами. Как думаешь, возможно ли, что некоторые из наших товарищей могли попасть под её влияние?

— Такое возможно. Утром я проверю.

— Аккуратно.

— Да.

Несколько часов они провели, шёпотом обсуждая свои планы. И на первом месте в мыслях обоих стояла вероятность предательства.

(обратно) (обратно)

Книга третья. Логово вампира

И вот, путь с неизбежностью привёл нас в замок Дракенхоф, место действия ужасных легенд. К несчастью, я могу лишь констатировать, что старые истории нисколько не преувеличены. Более того, действительность куда хуже. Я не стремлюсь потревожить сны моих читателей или вызвать кошмары, но честность и необходимость изложить деяния Истребителя в подлинной хронологии событий, заставляют меня и подобные вещи доверить бумаге. Впечатлительные читатели могут на этом остановиться. И пусть те, кто продолжит, не говорят потом, что их не предупреждали»

„Мои странствия с Готреком“ Том IV Феликс Ягер (Альтдорф Пресс 2505)

Глава девятая

— Сегодня ты какой–то очень задумчивый, человечий отпрыск, — пробурчал Готрек.

Феликс щёлкнул поводьями, подгоняя пони, затем повернулся и посмотрел на Истребителя. Впереди них уже скакали кислевиты. Карета графини Габриеллы и её эскорт следовали позади. Феликс слышал громкие разглагольствования Родрика, что будущей весной эта часть леса станет хорошим местом для охоты на зверолюдов. Навзгляд Феликса, прямо сейчас она выглядела неплохим местом для охоты зверолюдов на самих путешественников.

— Мне нужно о многом подумать, — сказал он.

Он гадал, стоит ли ему, наплевав на всё, рассказать Истребителю об откровениях графини, сделанных прошлым вечером. В конце концов, Готрека стоит предупредить на случай, если та окажется предательницей. Уж это, на взгляд Феликса, гном заслуживал. Он и Истребитель вместе прошли через множество отчаянных приключений, и гном столько раз спасал ему жизнь, что Феликс сбился со счёта. Ягер чувствовал, что утаивать этот секрет от гнома неправильно. Исходя из личного опыта, графиня может оказаться всего лишь весьма убедительной обманщицей, ведущей их всех прямиком в ловушку.

— Я не доверяю тем сильванцам, — наконец произнёс Феликс.

— Кажется, ты вполне хорошо ладишь с графиней Габриеллой, — заметил Истребитель, в голосе которого звучало веселье.

— Она — часть проблемы.

Готрек посмотрел на него с недоумением. Похоже, гном сегодня находился в необычно добром расположении духа, несмотря на огромное количество эля, поглощённого прошлым вечером. Возможно, его радует перспектива встречи с Кригером и приближение долгожданной гибели. По гномам сложно догадаться.

— Продолжай.

— Не уверен, что могу.

Усмешка Истребителя сделалась шире.

— Почему нет?

— Дело в доверии. Я дал слово.

Теперь гном выглядел куда серьёзнее. Его народ крайне серьёзно относился к клятвам.

— Тогда я не буду настаивать, — заявил он.

Феликс был разочарован. Он–то почти надеялся, что гном задаст несколько вопросов. Он поглядел на дорогу, изучая их путь через заснеженную страну. Дорога проходила через лес, который с каждым пройденным шагом становился темнее и мрачнее. Ему вообще не нравился вид этой местности.

— Если тебя это утешит, человечий отпрыск, у меня тоже имеются подозрения на счёт наших случайно встреченных спутников.

Феликс ощутил нервную дрожь, вызванную страхом. Готрек сам разгадал секрет графини? Ягер знал, что, несмотря на брутальную внешность, Готрек далеко не глуп.

— Что ты имеешь в виду? — спросил он.

— Я думаю, что они не совсем те, кем кажутся.

Феликс гадал, о чём конкретно догадывается Готрек. Вряд ли ему известна вся правда, иначе он бы уже атаковал карету графини с высоко поднятым топором. Феликс решил, что лучше ему предпринять какие–нибудь действия.

— Ты доверяешь моему суждению? — внезапно спросил он.

Истребитель долго и пристально смотрел на него. Глядя в единственный безумный глаз гнома, Феликс сразу вспомнил, насколько чуждой является раса гномов. Они выглядят вполне как люди, но таковыми не являются. Они продукт иной культуры, иного воспитания, дети иных богов.

— Да, — наконец ответил Готрек.

— Я знаю очень опасную тайну графини, которая может послужить поводом твоего недоверия к ней. Обещаешь ли ты не нападать на неё или любым иным образом не причинять ей вред, пока мы не освободим Ульрику или не покончим с Кригером?

Феликс заметил, что теперь он вызвал любопытство гнома. Раздумывая, Истребитель долго не отвечал. Феликс гадал, правильной ли была его оценка ситуации, и не попытается ли Готрек прямо сейчас отправиться к Габриелле, чтобы выбить тайну у неё самой. Возможно, гном просто рассматривает ситуацию со всех сторон. Феликс знал, что гномы крайне серьёзно относятся к клятвам и обещаниям, и не дают их попусту.

— Ты установил интересный временной предел, человечий отпрыск, — наконец произнёс Готрек.

Феликс осознал, что тот прав. Похоже, что, несмотря на убедительность аргументов графини, он не собирается доверять ей в долгосрочной перспективе.

— Ты обещаешь?

— Да, при условии, что она не попытается навредить кому–либо из нас, — подытожил Готрек.

Слова вылетели у него неохотно, словно вопреки его собственному мнению. Феликс почувствовал гордость за то, что Истребитель готов настолько довериться ему. Что сильно упростило ему задачу пересказать всю историю.

Рассказывая, он думал, что Готрек взорвётся. По его поведению было явно заметно, что Истребитель чувствует себя несчастным от мысли, что на расстоянии его удара находится один из неумирающих, а он ничего не может поделать. Феликс поспешно перешёл к объяснению причин, по которым им следует принять помощь графини, по меньшей мере, до момента освобождения Ульрики. Готрек смотрел на него с таким видом, словно считал себя обманутым. Феликс почти ждал, что в любой момент Истребитель спрыгнет с обозных саней и помчится к карете, но тот удержался. Судя по мрачному и сердитому взгляду, Готреку расклад не нравился. Феликс видел, как напряглись костяшки его пальцев, сжимающие рукоять топора.

— Мне это не нравится, человечий отпрыск, — произнёс гном.

— Однако оставь её в покое. На время.

— Клятва есть клятва.

Слова Истребителя вызвали у Феликса кратковременное чувство вины. Ему стало нехорошо от того, что он рассказал Истребителю тайну графини. Феликс твердил себе, что это смехотворно. Он ничего не должен вампирше. Она чудовище, питающееся кровью невинных мужчин и женщин. Несмотря на чувство вины, он почувствовал, что с его плеч словно упал тяжёлый груз. По крайней мере, Истребитель предупреждён о происходящем и будет начеку.

Если графиня замыслила предательство, ей предстоит принять смерть от топора, которого она столь опасается. Не особо обнадёживающая мысль, но на сей момент иной у него нет.

— Кто ещё знает об этом? — пробурчал Готрек.

— Только Макс.

— Несомненно, к лучшему будет не упоминать об этом при Снорри Носокусе, — почти смущённо произнёс Истребитель.

Феликсу оставалось лишь согласиться.

По мере их продвижения в лесу становилось тише и пустыннее, пошли более низкорослые и искривлённые деревья. Макс постоянно оборачивался назад, стараясь держать в поле зрения карету графини. Он явно не доверял ей, равно как и Феликс. Маг держал Глаз Кхемри в руках и чувствовал его силу. Он понимал, что талисман будет столь же полезен не одному, так другому вампиру, и, несмотря на заявления графини, маг не мог заставить себя поверить в абсолютное бескорыстие её мотивов.

Он чувствовал, как меняется сущность леса. Место было порченным, но весьма тонким способом. Он испытывал слабое подташнивание, которое иногда возникало у него в присутствии Хаоса. Максу начало казаться, что недалеки от правды истории о том, как эта земля была испорчена звездопадом искривляющего камня 1111 года.

Помимо этой догадки, он чувствовал необычное изменение ветров магии в этом месте, почти напоминавшее тот способ, которым те притягивались при атаке Праага ордой Хаоса, хотя и не такое сильное. Пока что. Он гадал, связаны ли между собой все эти события. Похоже, что в настоящий момент потоки чёрной магии слишком уж податливы воле злобных чародеев. Возможно, Повелители Хаоса приложили усилия, чтобы поддержать своих последователей. Макс вздрогнул, и не холод был тому причиной.

Применив своё магическое зрение, возле кареты он не увидел ничего. По крайней мере, графиня не пользуется магией, которую он мог обнаружить, и сие означает, что она, по всей вероятности, не плетёт заклинаний. Макс был достаточно компетентным чародеем, чтобы обнаружить подобное. Теперь даже мастер магии не сможет скрыть от него своей заклинательной активности.

Макс обдумывал план, к которому он и Феликс пришли прошлым вечером. Даже если графиня–вампирша останется верна своим заявлениям, лучше удостовериться, что Глаз Кхемри не попадёт в её руки. Если получится, его заберёт Феликс. Максу крайне не хотелось делать это самому. Феликс чародеем не является, и вряд ли предмет способен оказать на него такой эффект, как на Макса. Но даже если так, отсутствие у Ягера магических способностей станет гарантией того, что вреда он не получит.

Макс пытался вспомнить о Глазе всё, что он выяснил за короткий контакт с тайным сердцем талисмана. Кажется вполне возможным, что то удивительно сложное нагромождение заклинаний в ядре талисмана способно оказывать эффект, о котором говорила графиня. Там явно были заклинания усиления и принуждения, и самого необычного вида. Ни то, ни другое не выглядели так, словно предназначались для подчинения людей.

Макс понимал, что они брели в темноте, ориентируясь на слабый направляющий свет, если тот вообще был. Они собирали воедино намёки, смутные воспоминания и подозрения, чтобы построить теорию о своём враге и его намерениях, но не было никакой уверенности, что их суждения верны. Им оставалось лишь двигаться дальше и надеяться, что когда придёт время, они будут готовы к схватке с вампиром.

Луна Хаоса столь ярко сияла над головой, что Маннслиб казалась тусклой. Адольфус Кригер шёл через лес, окружающий его новый замок. До сих пор у его приспешников не было времени, чтобы очистить местность, оставив мёртвую землю, но вскоре всё изменится. Он улыбнулся, обнажив клыки.

Он чувствовал силу. Ему принадлежал Глаз Кхемри. Его заклинание призыва распространялось по стране. Скоро на его зов начнут собираться гули и прочие создания тьмы. Он знал, что в своих потаённых снах все дети Тьмы в пределах сотен лиг начнут ощущать притяжение его воли. Скоро у его порога соберётся аристократия ночи, чтобы спланировать возвращение всего, что некогда им принадлежало.

Сегодня у Кригера была иная цель. Путь привёл его к протяженному кладбищу, скрытому в глубине леса недалеко от обрушившихся руин городка Дракенхоф. Это была огромная территория, изначально посвящённая Морру, богу смерти. Место, где люди некогда рассчитывали улечься на веки вечные, убежище, место упокоения.

Адольфус собирался всё изменить. Сегодня кладбище станет призывным пунктом для величайшей армии в истории. Сегодня он поднимет первые из множества полков, составленных из рядов мёртвых.

Коснувшись талисмана, он ощутил его силу. Сразу после того Кригеру показалось, что он слышит голос, нашёптывающий ему тайны мощной некромантии. Его понимание природы чародейства странным образом углубилось после того, как он настроил Глаз.

Древние заклинания, некогда казавшиеся ему бессмысленными, ныне обрели скрытое значение. Он мог выявлять и контролировать потоки чёрной магии с лёгкостью, что его удивляла. Кригер всегда был равнодушен к изучению магического искусства, но теперь у него возникло чувство — со временем он докажет, что является одним из величайших мастеров. Похоже, нет конца дарам, которыми наделяет творение Нагаша. Кто знает, со временем он может сравниться познаниями с древним личем и сам сможет создавать столь же могущественные артефакты.

Кригер отбросил эту мысль. Такие сладкие мечты — дело будущего. Сейчас же для него найдётся более важная работа. Сейчас он должен сделать очередные шаги на пути к империи. Пророчества исполнятся. Его долг — стать глашатаем Кровавого века.

Он ловко запрыгнул на покорёженные останки древнего мавзолея. Отсюда ему открывался отличный вид на всё кладбище. Он видел множество опрокинутых надгробных камней, статуй с отбитыми конечностями, изображений давно позабытых мертвецов, что вскоре восстанут его солдатами.

Запрокинув голову назад, Кригер открыл рот и начал проговаривать слова древнего ритуала.

— Во имя Нагаша, повелителя нежити, я призываю тебя…

На его горле сиял Глаз, холодным чистым светом озаряя окрестности. Вокруг Кригера закрутились ветры магии, легко касаясь его на пути к талисману.

— Во имя Нагаша, повелителя нежити, восстань…

Жгучие огненные змеи крутились и извивались в его внутренностях. На сей раз для управления ими не пришлось прилагать усилий. Ему подчинялась вся эта сила. Тёмная магическая энергия проходила сквозь Кригера, стекая на порченную землю Сильвании.

Щупальца энергии распространялись подобно сложной корневой системе. Посредством их он мог чувствовать — то была странная комбинация зрения, осязания и прочих чувств, не имеющих названия. Он узнал о многих сотнях трупов, закопанных в земле и столетиями сохраняемых слабой концентрацией искривляющего камня в почве. Он увидел копошащихся раздутых белых червей и других мерзких существ, вид которых вызывал отвращение даже у него.

Когда энергетическая паутина касалась тел, возникали слабые отголоски жизни, что некогда сильно пылала внутри них. Там был гордый аристократ, хоронивший своих крестьян в грязи. Рыцарь, при жизни бывший благородным защитником своей веры. Кригер коснулся женщины, умершей при мучительных родах, и мужчины, умершего от голода во время одного из периодических неурожаев, случавшихся в Сильвании.

Кригеру не было дела, как они умерли. Его не волновало, кем они были при жизни. Нужно лишь, чтобы они служили ему в смерти. Его заклинание отворило путь куда–то ещё, в параллельный мир, колышущееся море неукротимых хаотических энергий, в которых скрывались злобные сущности. Некоторые из слабейших были захвачены потоком и вошли в гниющие тела, сливаясь с ними и приводя в движение.

Своим мысленным взором Кригер увидел зелёные ведьмины огни, вспыхнувшие в пустых глазницах. Увидел движение белых костяных конечностей, сгибание костяных пальцев. Объеденные червями скелеты пришли в движение, погружаясь в море грязи, словно пловцы. Не имело значения, что их похоронили вниз лицом, чтобы сбить с толку на случай тёмного воскрешения. Они чувствовали направление поступавшей к ним энергии, и они пришли.

Извиваясь, ворочаясь, вращаясь и ввинчиваясь, они пробивали себе путь на поверхность. Пока Кригер повторял древние запретные слова, его голос трансформировался в пронзительный вой. Земля дрожала, пока сотни мертвецов пробуждались от своего долгого сна. Где–то вдали в ужасе завыл волк. Зловещие охотничьи кличи гулей раздались в ночи, как бессознательная реакция на силы, высвобождение которых они почуяли этой ночью.

Губы Кригера исказила усмешка, знаменующая его триумф. Он открыл глаза. В воздухе дрожали энергетические линии. Словно в ответ на его чудодейство с небес посыпался дождь падающих звёзд, сияющих на фоне скалящегося лика луны Хаоса. Зловещие зелёные остаточные следы прорезали ночь, словно когти некоего гигантского хищника, располосовавшего тонкую, словно пергамент, поверхность неба.

Слабая белая точка возникла на земле. Она могла оказаться головой одного из тех червей–альбиносов, которых Кригер видел в глубине, но нет, то был кончик пальца. Показались четыре почти идентичные палочки цвета слоновой кости, затем из земли целиком появилась костяная рука, размахивающая в пустом воздухе, словно тонущий на глубине пловец.

Рука ладонью упёрлась в грунт, создавая рычаг, и появился остальной скелет. Сперва череп с горящими глазами и злобным оскалом, затем грудная клетка и вторая рука, потом хребет, бёдра и странные, выглядящие удлинёнными, ноги. Первый солдат нового набора армии Адольфуса встал в ночи и торжественно вытянулся, победно вытягивая руки к небесам. Когда он двигался, раздавалось пощёлкивание. Скалящиеся челюсти раскрылись и захлопнулись, безумно пародируя человека, делающего глубокий вдох.

Воздух наполнился запахом разложения и свежевскопанной земли, пока всё больше и больше оживлённых трупов выбиралось на бледный лунный свет. При появлении скелетов опрокинулись надгробья, попадали старые таблички. Некоторые скелеты оглядывались, вертя головами по сторонам и поскрипывая шеями. Другие дико отплясывали среди могильных плит, словно проверяя свою подвижность после проведённых в земле столетий. Несколько рассудительно кивнуло, словно осознав и приняв случившееся.

Затем один за другим, пощёлкивая при движении, они приблизились к Кригеру и склонились в поклоне, подобно почитателям какого–нибудь грозного древнего бога перед его покрытым кровью алтарём.

«Сегодня, — думал Кригер, — наступила новая эра. Этой ночью я сделал первый шаг к империи, что просуществует вечность. Эта ночь запомнится на тысячелетия. И я тоже запомню её».

Он продолжал произносить слова, накачивать больше энергии и увеличивать зону действия заклинания, формируя из тёмной магической энергии расширяющуюся сферу, поглощающую лигу за лигой. Повсюду, куда дотягивалось заклинание, мертвецы начинали двигаться в своих могилах.

На горле Кригера глазом злобного божества сиял талисман Нагаша. Время Крови пришло.

Макс отвернулся от костра, возле которого они все скучились. Он заметил, что все почувствовали выброс огромного количества энергии где–то в лесу. Чтобы его заметить, не требовалось быть волшебником. Импульс оказался столь сильным, что даже самый недалёкий мужлан мог почувствовать его и испытать страх. По тому, как даже закалённые кислевиты вздрогнули и уставились в окружающий сумрак, маг понял, что они тоже это почувствовали.

Если событие стало заметно и тем, кто был лишён дара, для Макса оно было подобно удару грома. Всё его существо отозвалось на выброс энергии, который он почувствовал. Макс понял, что где–то там, в ночи, плетётся заклинание невероятной силы. Направление ощущалось им столь же отчётливо, как горящий в ночи маяк. Столь же явно, как рулевой корабля чувствует ветер, маг чувствовал накатывающиеся волны энергии. «Что предпринял этот неумирающий безумец?» — гадал Макс.

Группа метеоров прорезала небеса, словно некое небесное существо подало знак о пришествии зла. Цвет их яркого остаточного следа подсказал Максу, что это частицы искривляющего камня — концентрированного экстракта чистого зла. «Что такого в этой стране, что притягивает сюда и это вещество? — гадал Макс. — Почему именно сюда направлен чрезмерно плотный устрашающий звездопад? Географический рельеф? Притяжение подобного к подобному? Божественное проклятие? Или появление этого звездопада вызвано заклинанием, действие которого ощутил? Узнаю ли когда–нибудь?»

Пока разум был занят такими мыслями, Макс ощутил дальнейшие нарушения в ткани реальности. Они были достаточно сильны, чтобы определить точное направление и расстояние, и всё же достаточно отдалёнными, чтобы доставить Максу сильные неудобства. Маг подозревал, что окажись он ближе, то испытал бы кое–что похуже, чем слабое ощущение головокружения и тошноту.

Он с неохотой поднялся от костра и пошёл к небольшому шатру, в котором расположилась графиня Габриелла. Словом и жестом он призвал шар света. Тот повис в воздухе над его плечом, освещая путь. Другой жест и заклинание, и вокруг него возникла незримая паутина энергии, заметная лишь глазу чародея. Кто или что–либо, любое заклинание или пагубное воздействие вызовет срабатывание многочисленных мощных защитных чар. Макс решил не рисковать.

Возле шатра товарищи Родрика преградили ему путь перекрещенными клинками, но самого Родрика нигде не было видно.

— Что тебе нужно, волшебник? — спросил младший из них.

Голос у него был пронзительный и немного женственный. В сиянии магического огня Максу было отчётливо видно его молодое лицо с небольшой полоской пробивающихся усов над верхней губой. Парень был немного напуган, но старался показать отвагу, что было заметно по голосу.

— Мне нужно поговорить с графиней Габриеллой.

— Всё в порядке, Квентин. Дай ему пройти, — донёсся из шатра голос графини.

Юные воины неохотно расступились. Макс одарил их приятной улыбкой, хотя по коже у него побежали мурашки при мысли о том, кем они являются. Несмотря на защитную паутину, он не исключал вероятности получить меч в спину, пока откидывал полог шатра и входил внутрь.

Внутри пахло мускусом и корицей, а сильный аромат духов перебивал запах чего–то ещё. Возможно, неживой плоти. Пол устилал арабский ковёр. По одну сторону стояли два тяжёлых сундука. Помимо сияющего шара мага в шатре не было иных источников света. По предположению Макса, обитатели в свете не нуждались.

Родрик растянулся на полу. Выглядел он истощённым и счастливым. Лицо было румяным. Губы опухшими и покусанными. Дыхание было судорожным, словно у человека, только что пробежавшего длинную дистанцию. Рядом лежала графиня, обхватив руками его плечи. Её голова была запрокинута. Вуаль по–прежнему была на ней. Судя по обстановке, Макс не сомневался, что только что пропустил зрелище того, как графиня принимает вечернюю трапезу из вен своего поклонника.

Хладнокровно и взвешенно, Макс мысленно перебрал все быстрые и наиболее разрушительные заклинания, известные ему. Движением руки светящийся шар может быть превращён в орудие разрушения. Одно слово, и более сложное плетение отправит сотни остроконечных лучей света во мрак. Ещё одно, и он окажется внутри кокона защитной энергии. Он глубоко вздохнул и расслабленно улыбнулся, в то же время готовый поразить насмерть за единственный удар сердца.

— Нам нет нужды прибегать к насилию, господин Шрейбер, — весело произнесла графиня, словно прочитав его мысли.

— Будем надеяться, что так, — сказал Макс, не теряя бдительности.

— Не смей угрожать миледи, — слабо произнёс Родрик, стараясь подняться на ноги.

Голос у него был невнятный, словно у человека, перебравшего алкоголя или наркотических веществ.

— Неразумно угрожать мне, — в ответ произнёс Макс, переводя взгляд с рыцаря на женщину, чтобы не было сомнений, кому адресованы его слова. — Оставь нас, Родрик. Мне нужно кое–что обсудить с твоей госпожой.

Вопреки желанию, Макс не удержался и сделал ударение на последнем слове, подчёркивая его двусмысленность.

Затуманенным взором Родрик уставился на графиню. Та почти с любовью погладила его по щеке и кивнула в знак согласия. Юный рыцарь собрался с силами, поднялся на ноги и нетвёрдой походкой направился к выходу.

— Миледи, если понадоблюсь, я буду неподалёку.

— Какая трогательная преданность, — иронично заметил Макс, когда Родрик вышел, сделав неуклюжий поклон.

— Уверяю вас, господин Шрейбер, его преданность вполне искренняя и добровольная. И я уверена, что вы пришли сюда не для того, чтобы насмехаться над моими поклонниками.

— Отличный способ сменить тему, — заметил Макс.

— Я полагаю, что господин Ягер всё вам про меня рассказал. Это было также заметно по вашему поведению в пути.

— Давайте проясним один момент, — предложил Макс. — Мне не нравитесь вы и то, кем вы являетесь. Так случилось, что сейчас мы союзники, потому что нуждаемся друг в друге. При иных обстоятельствах мы были бы врагами.

— Вы откровенны, господин Шрейбер. Хорошо, раз уж, как вы заметили, мы нуждаемся друг в друге, я прощу вам неучтивые манеры и то, как вы явились ко мне укутанным энергиями. И буду общаться, как разумная личность. Ожидаю того же и от вас.

Макс холодно улыбнулся ей. Упрёк был сделан отменно, тоном родителя, делающего замечание недовольному ребёнку. Только этого бы хватило, чтобы напугать многих мужчин. Но Макс был не из таких.

— Ваш протеже Кригер приступил к делу. Вы должны были бы почувствовать это столь же отчётливо, как и я.

— Как вы думаете, почему я пошла на риск, принимая Родрика в моём шатре? Скоро мне потребуются все силы, которые я смогу собрать, равно как и вам. Я боюсь, что мой потомок явно становится чрезвычайно сильным.

— Я понял, что он незаурядный чародей. Запущенное этим вечером заклинание не было работой неуклюжего подмастерья.

— Тогда мы можем предположить, что он либо многому научился за последние несколько лет, либо Глаз Кхемри усилил его способности в этой области.

— Если так, то перед нами воистину ужасающий противник.

— Который, если только я не ошибаюсь, призывает себе армию. То, что мы оба ощутили, является некромантией самого мощного и тёмного вида. Поверьте, господин Шрейбер, у меня достаточно опыта в подобных вещах.

— И что ваш опыт подсказывает нам предпринять?

— Поспешить в крепость Кригера и уничтожить его, если удастся. Я уже чувствую, как увеличивается воздействие Глаза Кхемри на мой разум. Он вызывает Восставших, и на расстоянии сотен лиг немногие способны сопротивляться побуждению.

— Вы говорите, что он, возможно, сможет обратить вас против нас?

— Да, господин Шрейбер, именно это я и говорю. Видите, я честно предупреждаю вас обо всех опасностях.

Макс глядел на графиню, размышляя над её словами. С одной стороны, он приветствовал бы возможность уничтожить это существо, но с другой, не хотел, чтобы до такого дошло, потому что ситуация тогда станет воистину отчаянной. Она кивнула головой, словно снова прочитав его мысли.

— Я верю, что смогу долго сопротивляться влиянию Кригера. Я гораздо старше него и значительно опытнее в этих вопросах.

— Думаю, Глаз Кхемри способен всё это изменить.

— Вам виднее. У вас было более близкое знакомство с талисманом, чем у меня.

— Расскажите мне всё, что вам о нём известно.

Макс принялся слушать рассказ вампира, стараясь заметить любое несоответствие между тем, что говорят ему, и сказанным Феликсу. Он уже подозревал, что расхождений не найдёт. Внимая чистому успокаивающему голосу графини, Макс обнаружил, что мыслями обратился к Ульрике. Его действительно ужасало то, что могло с ней произойти.

Ульрика очнулась в темноте. Она чувствовала слабость и необычное ощущение. Что–то не так с её глазами. Она почти отчётливо могла видеть окружающие предметы, но все они полностью утратили цвета. Всё смотрелось в разных оттенках чёрного и белого.

Она приподнялась. Движение вызвало у неё головокружение. Всё тело болело. Болела голова. Мутило желудок. Рот пронизывала боль. Ульрика огляделась. Она лежала на холодных камнях в усыпальнице. Похоже, что её похоронили в каком–то склепе. Ульрика ощутила панику. Неужели её заключили в какой–то склеп, ошибочно посчитав умершей, в то время как она по–прежнему жива?

«Могло быть и хуже», — решила она. Её могли похоронить в гробу. По крайней мере, когда они придут её хоронить, она будет на ногах. Если её придут хоронить. Что произошло? Она подозревала, что Кригер выпил так много её крови, что она провалилась в напоминающий смерть транс. И было легко ошибочно принять её за мёртвую.

Мысль о вампире и его последнем объятии вызвала у неё поток противоречивых эмоций: ненависть, негодование… и скрываемое, заслуживающее порицания удовольствие. Она вытянулась и встала, чтобы пройтись по помещению. Оно было небольшим, с вырезанными на стенах изображениями скелетов, черепов и прочих символов смерти. Она понюхала воздух. Кажется, чувства её стали острее, чем некогда. Пахло пылью и слабым ароматом коричного парфюма, которым пользовался Кригер. Дальше ощущался очень слабый запах разложения. В воздухе она ощущала запах плесени, а издалека доносился свежий запах живых существ. Ульрика прислушалась. Ей показалось, что она различает звук далёких шагов.

Нестерпимый голод усиливался. Побуждаемая каким–то животным инстинктом, Ульрика двинулась к выходу. Дойдя до лестничного колодца, она обнаружила, что путь закрыт. Проход закрывали хоть и узорчатые, но ржавые металлические ворота. «Как это по–сильвански, — подумала она, — превращать свои мавзолеи в темницы, словно мертвецы как–то могли сбежать из своего заключения». Ульрика покачала головой. Произошедшее с ней показывало, что какое–то оправдание этому имеется. Её мысли обратились к тем вопросам, о которых ей пока размышлять не хотелось. Вместо того, она попробовала прутья на крепость, чувствуя холод металла под своими пальцами.

Они казались старыми и непрочными. «Явно проржавели», — с благодарностью подумала Ульрика, с силой давя на прутья. Даже будучи столь слабой, Ульрика умудрилась достаточно разогнуть их, чтобы образовался зазор, через который она смогла выбраться и затем побежать вверх по лестнице. Что ей теперь делать? Где Адольфус Кригер? Имеет ли это значение?

Она, наконец–то, предоставлена сама себе, и есть шанс на побег. Лучше бы ей поскорее выбраться, пока Кригер или его омерзительные почитатели–люди не явятся проверить склеп. Ульрика взвесила имеющиеся варианты. Голод усиливается. У неё нет ни оружия, ни зимней одежды. В этой населённой призраками стране по снегу ей далеко не уйти. Ей нужно разыскать оружие, припасы и тёплую одежду, и неважно, насколько это рискованно. Из сего следует, что нужно обыскать дом и молиться всем богам, чтобы ей не встретился вампир или его прислуга. Часть её существа восставала против самой идеи бегства, а часть желала снова и снова оказываться в объятиях вампира, несмотря на последствия. Она безжалостно подавила подобные мысли. Он них никакой пользы.

Насколько возможно тихо, она двинулась дальше. Ульрика оказалась в той части усадьбы, где никогда ранее не бывала, что вряд ли удивительно, поскольку она, по большей части, не покидала своих комнат, за исключением тех случаев, когда Кригер призывал её в тронный зал. Ноздри Ульрики пощекотал слабый запах готовящейся еды, жарящегося на жиру мяса животных. Несмотря на чувство голода, запах вызвал у неё отвращение. Тем не менее, она заставила себя двинуться в том направлении.

Одну за другой, она проходила двери. Ульрика знала, что следует задержаться и проверить их, поискать нужные ей вещи, но обнаружила, что не может. Какое–то побуждение, лишь наполовину осознанное её смятённым разумом, вело туда, где она могла встретить людей.

Впереди она заметила движение. Первой мыслью было метнуться за дверь и спрятаться, однако Ульрика заметила, что её шаги ускоряются и она уже бежит к толстому купцу Осрику. Тот стоял с куриной ножкой в руке, мясистые губы были измазаны жиром, а выражение лица сделалось удивлённым и испуганным. Он поднял руку, словно хотел заслониться от Ульрики. Все его действия казались Ульрике невероятно замедленными, словно в каком–то кошмарном сне. Она ощущала исходящее от него тепло, сладость крови, струящейся в его теле. Она видела биение пульса на его шее. Оно завораживало её, привлекая к себе всё внимание. Голод стал невыносимым. Она чувствовала себя пассажиром кареты, что неслась, не разбирая дороги, наездником, объезжающим дикого жеребца. Теперь она утратила осознанный контроль над своим телом, и не стремилась его обрести.

Боль во рту усилилась. Она чувствовала, как что–то прорывается сквозь её дёсны. Рот наполнился вкусом старой, застоявшейся и почерневшей крови. Ульрика прыгнула на вопящего служителя, руками схватила его шею, смыкая свои объятия. Даже против такого слабого противника, как она, его отчаянное сопротивление ни к чему не привело. Похоже, сил у него, как у маленького ребёнка.

Все осознанные мысли улетучились, когда Ульрика наклонилась вперёд и почувствовала, как её клыки вонзились в его горло. Словно дикий зверь, она порвала артерию, увеличив разрыв, из которого кровь брызгала во все стороны. Та повисла красным туманом, закрывая Ульрике обзор, прилипая к её коже. Не важно. Здесь достаточно тёплой красной субстанции, чтобы напиться.

Когда кровь потекла в горло, восхитительная теплота охватила её, чувство умиротворённости, гораздо более сильное, чем любое из испытанных ей ранее удовольствий. Объятия вампира оказались всего лишь слабым эхом. Удовольствие вытеснило все прочие чувства — ужас, вину, сдержанность. Ульрика жадно и безостановочно глотала кровь, желая, чтобы этот миг никогда не прекращался. Она слышала крики и вопли прочих слуг, но не обращала на них внимания. Тело Осрика билось в конвульсиях, но потуги его мышц никак на неё не влияли. Ульрика легко удерживала его на месте, хоть он и был гораздо тяжелее.

Вся вселенная Ульрики сократилась до её рта и горячего потока чудесной, дарящей жизнь жидкости. Она смутно отметила замедление, а затем остановку сердцебиения Осрика, после чего поток крови сократился до капель. Однако тепло крови уже циркулировало в ней. Оно разливалось по венам и желудку со столь ярко выраженной приторностью, что была едва выносима. Но затем словно прорвало некий барьер, за которым удовольствие трансформировалось в боль, а страх и ужас заполнили её разум наряду с осознанными мыслями.

Теперь она чувствовала пресыщение, тошноту и невероятное переполнение. Ей казалось, что она может лопнуть, словно переполненный бурдюк. Хуже оказалось осознание того, что она совершила и кем стала.

Недомогание сделалось настолько сильным, что Ульрика едва держалась на ногах. Она чувствовала приближение других слуг, но ничего не могла сделать. Она понимала, что нужно бежать, но не могла. Понимала, что они убьют её, и приветствовала смерть. Однако тело предало её. Шатаясь, она вышла в коридор, где тошнота стремительно настигла её, словно огонь. Ударившись головой о стену, Ульрика упала на колени, а затем вслепую поползла по коридору, извергая по ходу кровь, желчь и разлагающиеся остатки пищи.

Слабость мгновенно овладела ей, и Ульрика оказалась лежащей лицом в луже мерзкой блевотины, и её охватило отвращение к себе, к тому существу, которым она стала, и к тому, кто сделал её такой. Снова перед её глазами сгустилась темнота и Ульрика провалилась в столь желанный обморок.

— Интересно пообщались? — спросил Феликс, когда Макс уселся рядом.

Волшебник выглядел усталым и мрачным. «Неудивительно, при таких–то обстоятельствах, — подумал Феликс. — Для любого станет стрессом общение с кем–либо из неумирающих». Внезапно он обрадовался, что поделился информацией о графине с Готреком и Максом. В его случае поговорка, что поделившись проблемой ты её уменьшаешь, реально действенна.

Сидевший по ту сторону костра Готрек поднял голову. Отблески пламени в единственном глазу Истребителя придавали ему жуткий и сверхъестественный вид.

— Весьма, — осторожно произнёс Макс. — Графиня очень образованная… женщина.

Это было сказано так, словно маг испытывал некоторые проблемы с произнесением последнего слова. Феликс подумал, что догадывается, каково сейчас Максу. У него самого между лопаток чесалось при мысли о графине, находящейся позади во тьме. Это ощущение даже усилилось с того момента, как ранее этим вечером он почувствовал странную тревогу, и волосы у него на загривке встали дыбом, как в те моменты, когда где–то поблизости применяли магию.

— Что–нибудь у неё узнал? — закашлявшись, спросил Феликс.

Он чувствовал, что в лёгких мокрота, но всё же чувствовал себя лучше. По крайней мере, не столь ослабевшим.

— Я узнал, что нам стоит опасаться предательства.

Макс огляделся. Кроме Готрека и Снорри Носокуса, у костра никого больше не было. Кислевиты предпочитали общество своих товарищей у других костров. Иван Петрович скрылся во мраке и стоял поодаль, вглядываясь в темноту. Снорри громко храпел. Готрек смотрел на них. Феликс не сомневался, что Истребитель с его острым слухом услышал всё сказанное Максом.

— Графиня думает, что Глаз Кхемри может быть использован для контроля над ней, чтобы обратить её против нас.

— Замечательно, — пробормотал Феликс.

Эта новость усилила его тревогу.

— Она также считает, что мы должны поспешить с нападением, пока сюда не прибыли другие её сородичи. Кто знает, они уже могут направляться сюда.

— Всё лучше и лучше. Напомни мне снова, зачем я тут оказался.

— По той же причине, что и я, чтобы освободить Ульрику.

— Что если нам не удастся? Что если она мертва? — напирал Феликс.

— Тогда мы отомстим за неё.

— А что если она… перешла на другую сторону?

— Тогда мы убьём её.

Глядя на Макса, Феликс гадал, хватит ли у них духа на такое. Он уловил блеск глаза Готрека. Если уж они не смогут заставить себя убить женщину, это сделает гном. Феликс молил Сигмара, чтобы до такого не дошло.

Под зловещим светом луны трупы выбирались из своих могил. Остатки саванов по–прежнему охватывали их плоть. Их руки стали когтистыми лапами. Они жаждали живой плоти, но другая, более настойчивая потребность заслонила их голод. Где–то в ночи что–то звало их с силой, которой они не могли противиться. Сопя и спотыкаясь, двигаясь подобно немощным слепцам, они направились в сторону своей цели. По всей проклятой стране Сильвании крестьяне попрятались по домам, моля Сигмара спасти их. Нежить пришла в движение.

— Итак, теперь ты знаешь, — произнёс Адольфус.

Ульрика была удивлена. В его поведении не было торжества, лишь беспокойство. Он смотрел на неё, как мог бы смотреть любовник, или отец, или король, разглядывающий вассала, пользующегося его расположением; в его взгляде было понемногу от каждого. Ульрика огляделась. Она лежала в своей комнате на большой кровати с четырьмя столбами и балдахином. Кто–то позаботился сменить её одежду и смыть кровь и блевотину.

— Дай мне умереть, — сказала она.

Она чувствовала себя жалко, и в физическом и в духовном плане. Тело страдало от болезни, а разум от ненависти к себе и чувства вины.

— Ты не умрёшь, если только кто–нибудь тебя не убьёт или ты не покончишь с собой. Ты чувствуешь себя ужасно из–за того, что выпила слишком много крови. Это обычная ошибка недавно переродившихся. Можно сравнить с тем, что случается, когда ужасно голодный человек попадает на пир. Его желудок просто не в состоянии справиться со всей поглощаемой им едой. Это также чем–то напоминает состояние человека, перепившего вина. То состояние, которое называется похмельем.

— Я не хочу жить. Я убила человека без причины.

— Ты убила человека для продления своей жизни. Люди так поступают ежедневно. Мы это обсуждали. Сейчас ты чувствуешь вину, потому что твой поступок идёт вразрез со многими фальшивыми моральными принципами, усвоенными с детства. Однако это тоже пройдёт, поверь мне.

— Но я не хочу менять своих чувств.

— Однако изменишь. Поверь мне. Изменишь.

— Я так не думаю.

— Поначалу все мы так говорили.

— Ты настолько уверен в себе, а? — усмехнулась Ульрика.

Адольфус пожал плечами.

— На то есть все причины. Я прошёл через то, что тебе предстоит пройти. И знаю, что однажды ты будешь благодарна мне за величайший из даров, когда–либо тебе достававшихся.

— Превращение меня в чудовище?

— Превращение тебя в бессмертную.

Ульрика подняла вверх брови, уставившись на него.

У неё возникло ощущение, словно её огрели. Ей хотелось ногтями расцарапать его лицо до кости, погрузить клыки в его горло. Кригер сделал шаг назад.

— Для тебя будет крайне глупо сейчас на меня наброситься, — заметил он. — Я знаю вещи, которые необходимо узнать тебе. Без этих знаний ты станешь жертвой любого попавшегося вампира, который решит получить над тобой преимущество.

— Мне кажется, ты это уже сделал.

— Верно, но я твой предок. Ты мой потомок. У меня есть определённая ответственность в отношении тебя, как и у тебя в моём отношении. Ты, в буквальном смысле, моё дитя.

— У меня уже есть отец.

— У тебя был отец. Как думаешь, что он сделает, когда обнаружит, кем ты стала теперь?

Ульрике хватило секунды на раздумье. Она знала, что сделает её отец. Люди Кислева не потерпят, чтобы среди них жило чудовище.

Эта мысль вызвала у неё вспышку боли в груди. Не имеет значения, насколько сильно отец некогда любил её, свой долг он выполнит. Он сделает, что должен, даже если это сведёт его в могилу.

— Посмотри на ситуацию с другой стороны, — безжалостно продолжил Кригер. — Как думаешь, что ты можешь сделать с ним, если он окажется поблизости, когда тебя охватит жажда?

В её воображении промелькнула картина того, как она проделывает с отцом то же самое, что сделала с толстым купцом. Зрелище было одновременно ужасающим и странно привлекательным. Она вздрогнула и попыталась выкинуть картинку из головы, но не тут–то было.

— Вижу, ты поняла. Будет к лучшему, если свои смертные привязанности ты отбросишь нынче же. Ты пока новичок. Ты не способна контролировать себя, когда нахлынет жажда убийства.

— Смогу ли я когда–нибудь?

— Хорошо, ты начинаешь осваиваться со своим новым статусом, приняв его.

Ульрика осознала, что так и есть. Слишком легко она приняла своё новое положение. Частично повлиял присущий кислевитам прагматизм. Она та, кто она есть, и теперь ничем этого не изменишь. Но частично повлияло и нечто иное.

— Ты как–то влияешь на мои мысли, — сказала Ульрика.

Он кивнул с видом учителя, довольного способным учеником.

— Потому что я твой предок. Между нами существует очень сильная связь. А также вот это, — сказал он, указывая на талисман на горле.

Талисман приковал её взгляд. Она ощущала его силу. Это было похоже на то, как наблюдать за огромным пауком, висящим на его шее. Неужели он не чувствует скверны и мощи этого предмета?

— Хорошо, чтобы ты с самого начала усвоила своё положение. Я многому собираюсь научить тебя, а времени у нас немного. Скоро мы оба будем очень заняты.

— Заняты чем?

— Создавать здесь, в Сильвании, новое королевство, править ночью, а наших слуг поставим править днём.

— Ты действительно считаешь, что тебе это удастся?

— Я уже приступил. А теперь слушай! Тебе многое предстоит узнать.

По скрытому в его словах приказу она умолкла и просто пристально смотрела на Кригера, ожидая, когда тот поделится с ней своей дьявольской мудростью.

— Ты обнаружишь, что множество вещей изменилось. Тебе больше не нужно пить и есть, как это делают смертные. Кровь обеспечит тебя всем необходимым для поддержания существования. Теперь она для тебя всё. Альфа и омега твоего бессмертного существования. Она будет питать тебя, лечить тебя, давать тебе силы, о которых ты могла лишь мечтать, будучи смертной. С её помощью ты вечно сможешь поддерживать своё существование. Без неё…

Он временно умолк и посмотрел в окно, словно раздумывая над чем–то.

— Ты не умрёшь, в том смысле, как это понимают другие. Случится нечто худшее.

— Худшее?

— Ты просто зачахнешь, утрачивая силу, молодость и красоту. Твои мышцы усохнут. Мозг деградирует. Ты не сможешь двигаться, говорить, думать. Тело станет высохшей оболочкой, и всё же часть тебя по–прежнему будет заперта в нём, весьма расплывчато сознавая, что с тобой произошло и кем ты раньше была. То будет вечность, наполненная мучениями, голодом и жаждой, которую невозможно утолить. Нечто, напоминающее ад.

— Ты говоришь так, словно пережил это сам, — мягко произнесла Ульрика.

— Начальную стадию, однажды, очень давно. Меня спас другой, принеся мне кровь. Она придала мне достаточно сил, чтобы снова охотиться самостоятельно. Но довольно древних воспоминаний — поговорим о том, что тебе необходимо знать.

— Тогда продолжай, — несколько разочарованно произнесла Ульрика.

Кригер протянул руку и дотронулся до её щеки. Дрожь прошла по её телу. Прикосновение его холодной кожи вызвало у неё странное ощущение. Он улыбнулся, словно зная, что она чувствует.

— Я говорил тебе, что между нами есть связь. В тебе есть немного моей крови, точно так же, как однажды часть твоей крови окажется в твоём потомке. Теперь мы повязаны кровью и тьмой.

Ульрика задумалась. На каком–то глубинном уровне она инстинктивно понимала, что это правда. Между ней и Кригером существовала связь, которую она никогда не ощущала с каким–либо другим человеком. «С каким–либо человеком», — горько поправила она себя, понимая, что сама более человеком не является.

— Сегодня я поведаю тебе основы того,что необходимо знать. Правила просты. Не выходи наружу днём, если можно этого избежать. Найди себе укромное место и пережди светлое время суток.

— Зачем? Ты ведь иногда выходишь.

— Я обладаю терпимостью к свету. Некоторые — нет. Некоторых наших сородичей солнечный свет сжигает столь же верно, как горящее масло. Некоторых всего лишь делает вялыми, если они не примут большого количества крови, но даже тогда их разум притупляется. Единственный способ определить, к какому типу ты относишься, это рискнуть и поглядеть, а это совсем не то, что следует делать, пока ты не окажешься в величайшей опасности или не укутаешься в самый толстый плащ из тех, что сможешь отыскать, оставив на виду как можно меньше плоти.

— Могу я просто оголить немного кожи, скажем, обратную часть ладони, на короткое время?

— Можешь, если у тебя есть желание увидеть, как она оплавится до обрубка, если ты одна из тех, кто уязвим. А иногда для некоторых Восставших имеется дополнительный риск. Солнечный свет не сжигает их немедленно. После длительного воздействия их кожа обгорает, покрывается волдырями и трескается, вызывая нестерпимую боль. Это как смертным получить солнечный ожог, только в тысячу раз хуже.

— Почему так?

— Я не специалист в естественных науках. Не знаю. Могу лишь пересказать слышанные истории. Некоторые говорят, что наш вид проклят богом солнца давно угасшего царства Неехары. Другие говорят, что такое случается оттого, что нас пронизывает чёрная магия, разрушаемая солнечным светом. Единственно, что мне известно точно — весь наш вид практически слепнет днём, если сравнивать с тем, как мы видим ночью. Что–то изменилось в наших глазах, приспособив их к темноте и сделав слишком чувствительными к солнечному свету. Днём лучше отсыпаться. В любом случае, в это время мы естественным образом становимся вялыми.

— Могу я летать? Превратиться в летучую мышь?

Ульрика понимала, что вопросы детские, но способность летать, как птица, была её детской мечтой, и она, по возможности, хотела извлечь что–нибудь приятное из произошедшего с ней.

— Трансформации можно обучиться, но овладение ей долгий и сложный процесс. Я научу тебя тому, что знаю сам, когда будет время. В настоящее время ты должна быть рада тому, что имеешь. Болезни смертных больше на тебя не действуют. Теперь ты во много раз сильнее, выносливее и быстрее любого смертного, и неуязвима для большинства их оружия.

— Почему?

— Большинство внутренних органов теперь для тебя бесполезны. Со временем они атрофируются. И клинок в живот не причинит тебе реального вреда. Большинство ран затянется очень быстро, если ты примешь достаточно крови.

— Как насчёт кола в сердце?

— А, старая байка. Да. Это тебе повредит. Любой удар в сердце. Оно по–прежнему бьётся, но так слабо, что это едва различимо, за исключением случаев, когда ты напилась. Сердце продолжает качать кровь через твоё тело. Если его повредить, уйдёт много времени на самовосстановление. Ты по–прежнему будешь жить, но из–за недостатка крови произойдут все те неприятности, о которых я рассказывал. Это будет период мучений, а по его окончании ты можешь стать слишком слабой, чтобы питаться. Следует также беречь голову. Это вместилище твоей души или, по меньшей мере, твоего разума. Если повредить мозг, ты можешь спятить, потерять память или стать бездумным бездушным животным. Самый верный способ обрести подлинную смерть — это отделить голову от тела, вынуть мозг и сжечь. Ты должна избегать подобного.

— Как насчёт магических сил? Я всегда слышала, что посредством союза с Тёмными владыками вампиризм даёт значительные магические силы.

— Наши силы исходят не от Повелителей Хаоса, но они не менее реальны. Существует множество способов подчинить смертных своей воле, очаровать их, запутать и, в конечном итоге, приказывать им. Опять же, овладение подобными способами потребует много времени, и я обучу тебя их применению, когда смогу.

— Похоже, ты собираешься держать меня в крепкой зависимости от себя.

— А почему нет? Таково традиционное распределение ролей в нашем обществе. Я господин. Ты ученик. Я тебя учу, взамен ты мне служишь.

— А если я не желаю? Что будешь делать тогда?

Кригер улыбнулся, показав все свои зубы, и жестом указал на талисман у горла.

— Поверь, выбора у тебя нет. Я приказываю тебе подчиняться во всём, служить мне и защищать меня, пока я не освобожу тебя.

Пока он говорил, Ульрика почувствовала, как на её разум навесили оковы принуждения, подобно горячим кандалам из кузницы, которые крепят на конечности осуждённого узника. Ей хотелось кричать и сопротивляться, но она ничего не могла сделать. Сила Глаза Кхемри и воля, стоящая за ним были слишком велики. Она понимала, что не может сопротивляться, как ранее случилось при красной жажде. Часть её существа действительно хотела подчиниться. Заклинание было очень сильным.

— Это великая честь, Ульрика. Ты станешь первой из многих, связанных служением мне. Вместе мы выкуем новую империю и погрузим мир в новый тёмный век.

(обратно)

Глава десятая

— Теперь мы очень близко, — произнёс Макс.

Голос у мага был грустный и мрачный, с примесью страха и досады, однако Феликс не сомневался, что Макс прав. Присутствие зла почти ощущалось в воздухе. Было чувство, что из каждой тени за ним следили чьи–то глаза. Возникало желание развернуться и убежать, прежде чем подкарауливающее нечто выскочит, чтобы его схватить. Лишь усилием воли он удерживался от постоянного оглядывания за плечо.

А всё эти развалины. Они угнетали Феликса даже сильнее, чем обычные строения Сильвании. «Следует радоваться, — убеждал он себя, — что мы нашли хоть какое–то укрытие». В надвигающуюся бурю даже этот старый покинутый особняк с обвалившимися стенами и обрушившейся крышей лучше, чем ничего. Стены, по крайней мере, дают хоть какую–то защиту от ветра. Хотелось лишь, чтобы особняк не столь напоминал ему о тех историях, что он читал в юности.

Лес был густым и тёмным. Запах разложения ощущался сильнее. Снег тонкой коркой покрывал отравленную землю, с которой поднимались вредные испарения. Временами Феликс замечал, что становится тяжело дышать. Был поздний вечер и тени удлинялись. Пони обеспокоенно ржали. Феликс поплотнее запахнул плащ, а затем убедился, что меч легко ходит в ножнах.

Спереди доносились звуки понукаемых к движению лошадей. Снова пошёл снег, быстро падая крупными хлопьями, которых было столь много, что видимость уменьшилась всего до нескольких футов. Холодное прикосновение хлопьев к щекам было похоже на прикосновение мёртвых пальцев. Феликс выругался и стал гадать, не станет ли метель причиной их гибели. После того, как они проделали весь этот путь, подобное выглядело бы насмешкой.

Феликс вытер сопливый нос краем плаща и поглядел на Готрека. В тот же миг впереди он услышал приближающийся слабый звук движения. Его рука скользнула на рукоять меча.

Истребитель небрежно держал в руках свой топор. Он выглядел более расслабленным, чем обычно.

— Это всего лишь возвращаются разведчики, человечий отпрыск.

Мгновением позже Феликс увидел, что гном прав. Возвратились двое кислевитов, Марек и ещё один. Выглядели они возбуждёнными и испуганными. Они подскакали к Ивану Петровичу, и Марек быстро заговорил громким голосом, чтобы слышали все.

— Замок Дракенхоф лежит впереди, до него около двух часов быстрой скачки. Зловещее и ужасное место, наполовину лежащее в руинах, но, по меньшей мере, частично населённое. Мы заметили множество людей, направляющихся в его сторону по снегу. По крайней мере, выглядели они людьми, но двигались медленно, словно под действием какого–то злокозненного заклинания.

Иван Петрович поднял голову.

— Сколько их?

— Много. Идут со всех сторон в направлении замка. И мы заметили иных существ. Во всяком случае, их следы, пока не начался снегопад.

Нервная дрожь пробежала по телу Феликса.

— О чём ты говоришь?

— На снегу вокруг усадьбы мы видели отпечатки ног. Много отпечатков. Они похожи на человеческие…

— Похожи?

— Это отпечатки голых стоп, без сапог и башмаков.

— И возле пальцев небольшие выемки, похожие… ну, на следы когтей.

Феликс вернулся мыслями к тому, что они видели на окраине Вальденхофа. Выглядело, как следы гулей. По последним словам разведчиков стало понятно, что они подумали о том же.

— Мы можем разбить лагерь на ночь здесь, — предложил Марек. — Нет смысла идти дальше сквозь бурю.

Иван Петрович выслушал доклад разведчиков до конца, затем развернул лошадь и поскакал к Готреку с Феликсом. Туда же подошёл Макс и встал возле их саней. С ним был Родрик.

— Похоже, мы нашли то, что искали, — заметил Макс. — Думаю, мы проследили чудовище до его логова.

— Ага, но нет возможности добраться туда сегодня. Не в такую погоду.

— Что мы будем делать?

— Мы должны разбить тут лагерь, — сказал Иван Петрович. — Люди устали и голодны. Я бы предложил подождать до завтрашнего утра и двинуться дальше.

Макс кивнул в знак согласия, как и Родрик. Готрек смотрел по сторонам с таким видом, словно собирался возразить, но, к удивлению Феликса, бросил взгляд на карету графини и промолчал. Феликс решил, что понял мысли гнома. Истребитель не доверяет графине и не собирается бросать людей на её милость. Кроме того, если она нападёт, то не сдерживаемый более клятвой, он сможет сразиться с графиней. Феликс не сомневался, что для цели Готрека этот вампир ничуть не хуже, чем тот.

— Сегодня нам стоит особо позаботиться о страже, — заметил Макс.

— Я удвою число часовых и позабочусь, чтобы они несли караул парами, не давая друг другу заснуть, — сказал Иван Петрович.

— Я тоже не сомкну глаз, — заявил Готрек.

Он так демонстративно потёр повязку на глазу, что Феликса разбирало сомнение, уж не пошутил ли гном.

— Они там, — сказал Адольфус Кригер, склоняясь вперёд на Кровавом троне.

Принёсший известие гуль распростёрся на растрескавшемся мозаичном полу, раскинув перед собой руки в жесте смиренного подчинения. Адольфус обращал на него не больше внимания, чем на какой–нибудь предмет мебели. Он оглядел Ульрику, Роча и остальных своих последователей. Те беспокойно смотрели по сторонам. В тенях над головами пролетело что–то крупное на кожистых крыльях.

— Кто они? — спросила Ульрика.

Ей явно было сложно понять невнятную речь гуля. Кригер нежно ей улыбнулся. Похоже, она хорошо приспосабливается к своей новой роли. Она стала послушной и покорной. Даже заметив в её взгляде скрываемый ужас, он решил не обращать на это внимания.

— Наши враги. Какие–то воины, в большинстве своём не местные. Похоже, иноземцы, укрывшиеся в развалинах старого дома Раттенбергов. Гуль мало что знает, чтобы рассказать нам больше.

— Что ты намерен предпринять?

Она вышла вперёд и встала перед возвышением, смело глядя на него. Кригер гадал, что она чувствует. Для неё всё внове. Он вспомнил собственный ужас и удивление необычностью собственного состояния сразу после того, как его возвысили. Он почувствовал чувство привязанности, которую очень давно не испытывал к другому существу. «Такое ли чувство испытывают люди к своим детям? — гадал он. — Такое ли чувство испытывала к нему графиня? Способен ли он вернуть те чувства с хотя бы частью былой интенсивности? Испытывает ли к нему Ульрика чувства, похожие на те, что он некогда испытывал к графине?» Он отбросил эти незначительные мысли, как только принял решение.

— Я сам пойду и взгляну на них. Возможно, я преподам им урок, насколько неосмотрительно вторгаться в мои владения.

— Может, мне пойти, хозяин? — предложил Роч.

— Сегодня не та ночь, чтобы смертному бродить снаружи, старый друг, — произнёс Кригер.

На лицах остальных членов свиты отразился страх. Они не хотели, что он покинул их тут, в населённом призраками месте, наедине с недавно обращённой Ульрикой и собирающейся армией нежити. Всем было известно, что произошло с Осриком. Кригер злорадно усмехнулся.

— Не переживайте. Я вернусь.

Метель прекратилась, накрыв лес глубоким покрывалом свежего снега. С грацией леопарда и уверенностью короля, по снегу шёл Кригер. Он знал, что если он сам не захочет, его не заметит никакой смертный. Ночь была его родной стихией. Если вампиру не требовалось иного, ночь скрывала и защищала его.

«Что это за дурни, — гадал он, заметив отдалённые огни костров, мерцающие за деревьями, — которые путешествуют по Сильвании в разгар зимы, оказавшись так далеко от наезженных дорог? Неужели они не знают, насколько близко от них находится заброшенный замок Дракенхоф? Неужели охотники за ценностями, стремящиеся доказать свою храбрость и поискать в древнем замке таинственных сокровищ? Если так, их ожидает неприятный сюрприз».

Возможно, он будет милосерден, тихо и незаметно убьёт нескольких часовых, оставив предупреждение, от которого остальные придут в ужас. А может, ему стоит созвать гулей и оживлённых скелетов, чтобы перебить всех, оставив только одного, который понесёт весть о бойне обратно в земли людей? Так даже лучше. Это посеет на пути его армий страх и ужас, а уж они–то всегда были величайшими союзниками Восставших, направляющихся на войну.

Кригер быстро двигался вперёд от одной тени к другой. Хоть такое развитие событий и соблазнительно, возможно, выход не самый мудрый. Он пока что не готов выступить в поход. Правда, к нему присоединились несколько сотен оживлённых трупов и скелетов, но есть и другие спрятанные погосты, которые следует посетить. Каждую ночь к нему стекается всё больше гулей. Скоро должны прибыть и первые Восставшие. Лишь когда сие произойдёт, он обретёт уверенность в своих силах. Будет неосмотрительно нанести удар преждевременно и предупредить своих врагов. Возможно, первый вариант всё же лучше. А может, ему следует призвать волков, чтобы те разобрались с незваными гостями?

Глаз затрепетал на его горле. Кригер чувствовал в ночи нечто неправильное. Внутри древних развалин находился поток энергии, которому не было здесь места. Он полностью открыл своё магическое зрение и изучил окрестности. Возле костра он заметил слабую паутину силы, какое–то заклинание, вне сомнения, защитное или предупреждающее. Отличная работа, почти невидимая. Кригер подозревал, что не будь при нём Глаза, он мог бы даже её не заметить. В лагере есть волшебник. Адольфусу явно следует поостеречься.

С чрезмерной осторожностью он двинулся по снегу, мягко ступая, чтобы ослабить хруст белого вещества под ногами. Внутри обвалившихся стен расположился большой лагерь, с каретой, несколькими санями и множеством лошадей привязанных внутри того, что осталось от конюшни. Некоторые нервно заржали, почувствовав его запах. Там было много воинов, слишком много, чтобы волки могли справиться с ними без помощи прочих его слуг. А если волшебник силён, то даже этого может оказаться недостаточно.

«Кто эти люди, — гадал Кригер, — какой–то аристократ со своим эскортом? Только аристократы достаточно богаты, чтобы нанять волшебника для сопровождения. А может, карета принадлежит самому волшебнику, а прочие являются телохранителями? Известно, что чародеи заняты разнообразными сомнительными исследованиями, ради которых могут искать уединения в сильванской глуши, чтобы продолжать свои нечестивые занятия без вмешательства властей и охотников на ведьм. Возможно, он наткнулся на одного из таких. А возможно, что тот оказался здесь, привлечённый заклинанием самого Кригера. Использование им Великого ритуала должно было быть заметно за многие лиги достаточно чувствительному магу.

Послышался чей–то зов. Кригер замер, прислушиваясь. Он обнаружен? Нет. Всего лишь один нервничающий человек решил убедиться, что другой рядом. Возможно, беспокойство животных передалось и часовым. Нужно быть поосторожнее. В обычных обстоятельствах он бы воспользовался своими силами, чтобы затуманить мысли часовых, но находящийся поблизости волшебник мог это почувствовать.

«Не будь глупцом, — твердил себе Кригер. — Теперь ты обладаешь мощью. У тебя есть Глаз Кхемри. Эти смертные ничем не смогут повредить тебе». Однако он не прожил бы столь долго, если бы швырял предостережения на ветер. Больше, чем когда–либо, ему следует теперь быть осторожным, когда готово исполниться его предназначение.

Было что–то смутно знакомое в тех голосах. Они говорят на диалекте Кислева! Далеко же от дома оказались эти люди. Может, они всего лишь странствующие наёмники, или весь отряд — беженцы, спасающиеся от наступления армии Хаоса. А может, они как–то связаны с его недавним посещением Праага. Кригер понял, что неплохо бы выяснить поподробнее.

Подойдя ближе, он увидел, что большинство из них одето в стиле кислевитских кавалеристов. Это низкорослые коренастые мужчины с кривыми ногами от постоянного передвижения верхом. Один казался очень высоким. Когда мужчина отошел, чтобы отлить, Кригер заметил, что у него белые волосы.

Потянув носом воздух, Адольфус уловил наличие несколько знакомых запахов. Гном, подумалось ему. Возле одного костра он заметил коренастую фигуру с возвышающимся на голове хохлом волос и здоровенным топором в руке. Похоже, Готрек Гурниссон серьёзно отнёсся к своей клятве и выследил его! Кригер недоумевал, как гном умудрился пройти по его следу через тысячи лиг зимних лесов. Возможно, тут замешан волшебник.

Кригер двинулся вокруг лагеря, держась в тени. Он заметил, что тут есть и несколько сильванцев. Их лошади были крупнее поджарых скакунов кислевитов, назначением этих боевых коней было нести на себе человека в полном комплекте доспехов. На одежде была эмблема Вальденхофа. Все они собрались у шатра и большой кареты на полозьях.

Какая странная компания. Что вообще могут делать так близко от его жилища гномы, кислевитские лучники, местные лордики и волшебник? Он некоторое время это обдумывал. Истребители явно явились, чтобы выполнить свою клятву. Возможно, они наняли волшебника, либо это тот самый Макс Шрейбер, о котором рассказывала Ульрика. Чем дольше он думал об этом, тем более склонялся к такому варианту. Замеченный им высокий блондин — это Феликс Ягер. Кислевиты либо наёмники, либо были посланы властями Праага, чтобы отдать его под суд. Местные могли выступать в роли проводников. Вне всякого сомнения, они окажут помощь любому, кто выступит против Кригера. Разумеется, он не был абсолютно уверен, но такое объяснение выглядело наиболее вероятным.

Вопрос в том, как ему с ними поступить? Он сомневался, что может в одиночку одолеть такое количество людей. Особенно, когда среди них волшебник и бойцы с таким грозным оружием, как у Готрека Гурниссона и Феликса Ягера. Многих он убьёт, но остальные, вне всяких сомнений, могут его одолеть. У Кригера не было желания рисковать жизнью против того топора.

Он может призвать волков, гулей и скелетов и напасть на лагерь. Но на сбор сил уйдёт большая часть ночи, да и волшебник может почувствовать его призыв. Если сражение не закончится к утру, с восходом солнца Кригер окажется вдали от укрытия и в окружении врагов, а такой участи он любой ценой стремился избежать.

Если они пришли за ним, то лучше сразиться с ними на своей территории, в знакомом месте по его выбору. В Дракенхофе, если всё сложится хуже некуда, он может досуха выпить кровь кого–нибудь из своих слуг–людей и сражаться при свете. Хотя лучше отправить волков беспокоить и замедлять врагов, а также использовать гулей для организации засад и ловушек, чтобы до него они добрались как можно позже. Лучше будет заманить их в развалины и убирать по одному.

Там в усадьбе у него остался мощный союзник. Ульрика будет вдвойне полезнее. Она сильна и смертоносна, но что более важно, из–за отношений с Феликсом Ягером смертные вряд ли нападут на неё, пока не будут абсолютно уверены, что она стала союзником Кригера. Возможно, он даже сможет использовать её, чтобы заманить их в ловушку.

«Да, — подумал Кригер, — это куда лучший план». На обратной дороге он сможет продумать детали. Когда его преследователи утром выступят, для них будет припасено несколько неприятных сюрпризов.

— Что–то приходило сюда ночью, — сказал следопыт Марек, нахмурив жесткие брови. — Вы заметите, если внимательно присмотритесь. Вот отпечатки сапог, которые ещё не успел засыпать снег.

— Слишком близко к лагерю, — заметил Феликс. — Часовые заснули?

— Этой ночью ни один из моих людей не сомкнул глаз, Феликс Ягер, — устало сказал Иван Петрович Страгов.

Феликс подумал, что тот ужасно постарел.

— С ними я проскакал от границ с Хаосом, и я за них ручаюсь. Это ветераны и люди чести.

— Ничто не потревожило мои чары, — заметил Макс. — Иначе я бы проснулся. Прошлой ночью никто и ничто не могло ни войти, ни покинуть лагерь.

То как Макс упирал на невозможность оставления кем–нибудь лагеря, дало Феликсу понять, что их мысли пошли по одному пути. Похоже, что никто из лагеря не отправился предупредить Кригера.

— Снорри думает, что не имеет значения, если один человек пришёл пошпионить, — сказал Снорри.

— Если это был Кригер, то сие означает многое, — заметил Феликс. — Он больше, чем человек.

— Или меньше, — не согласился Макс.

— След идёт в ту сторону, куда мы направляемся, — сообщил следопыт.

— Значит, мы должны приготовиться в засаде, — сказал Феликс. — Если это был Кригер, то в этой местности у него могут оказаться приятели.

— Может стоит разделиться с графиней и её людьми? — спросил Иван Петрович Страгов, который, в некотором роде, был рыцарем и не хотел, чтобы женщине грозила опасность. — Она может пожелать отправиться другой дорогой.

— Я ей предложу, — сказал Феликс, уходя в направлении кареты.

— Не затягивай там со своими предложениями, человечий отпрыск. Мы выступаем немедленно, — заявил Готрек.

— Значит, вы думаете, что это был он, — сказал Феликс.

Когда карета закачалась на полозьях, он подобрался, не желая, чтобы его бросило ближе к графине, чем сейчас. Он и так уже держался от неё так далеко, насколько было возможно в ограниченном пространстве.

Вампирша поправила вуаль и зевнула, прикрыв рот рукой. Феликс не был уверен, было ли это намёком на то, что он её утомил, или просто результатом воздействия дневного света. Он решил не обращать внимания.

— А кто ещё это мог быть? Кто мог подобраться настолько близко к лагерю, не будучи обнаруженным часовыми и не потревожив защиту вашего приятеля волшебника?

— Полагаете, он смог проникнуть внутрь?

— Нет. Я сама осмотрела её и сомневаюсь, что даже сам Великий некромант смог бы проскочить сквозь это плетение, не потревожив его. Макс Шрейбер очень компетентный чародей.

— Уверен, он оценит столь высокое доверие.

— Передайте ему, если угодно. Лишь бы он был начеку. Дракенхоф — средоточие силы, священное для Восставших. Оно защищено сильными чарами. Сами камни пропитаны убийственной магией, а само место опутано мощным переплетением экранирования и иллюзий, действующих на всех, кроме Восставших и тех, кто связан с ними кровью. Кригер вряд ли позволит нам приблизиться и обезглавить себя. Думаю, сейчас он явно готовит нам весьма холодный приём.

— Не очень обнадёживающие слова.

— Это не увеселительная прогулка, господин Ягер. Мы направляемся прямо в логово крайне опасного зверя.

— Буду иметь в виду.

Внезапно снаружи раздалось перепуганное ржание лошадей и крики воинов, перемежающиеся с воем, от которого стыла кровь.

Феликс настежь распахнул дверь кареты и спрыгнул на снег, по приземлении выхватив из ножен меч. Прямо впереди кипела рукопашная. Из теней под деревьями появились длинные, передвигающиеся скачками фигуры, напавшие на лошадей. Громадные красноглазые волки выпрыгивали из укрытий, чтобы вцепиться в ноги лошадям и разодрать глотки всадникам, вылетевшим из сёдел.

Феликс побежал вперёд. Перед ним волк терзал конного лучника–кислевита. Крупный и сильный зверь с белой шкурой сжал челюстями руку мужчины. Он не давал мужчине обрести равновесие и выхватить нож, в то время как его сородич кружил рядом. Феликс пнул волка в голову, опрокинув зверя на спину. Тот немедленно вскочил и напал снова, сверкая безумными глазами. «Действие злых чар, — подумал Феликс, — приведших зверей в состояние бешенства».

Сжав рукоять меча обеими руками, Феликс широко размахнулся и ударил прыгнувшего волка в грудь. Столкновение с массивным телом едва не сбило Феликса с ног. Восстановив равновесие, он ударил снова и наполовину отрубил волку голову. Ягер обернулся посмотреть, чем занят второй волк, и увидел, как солдат борется с ним, катаясь по снегу. Одной рукой он держал того за глотку, а второй наносил удары кинжалом.

Вдалеке прозвучал взрыв, сразу после которого донеслась вонь горящей плоти. «Макс применил магию», — предположил Феликс. Не отвлекаясь, Феликс аккуратно прицелился во второго волка и ударил. Клинок прошёл между рёбер зверя, изо рта которого выступила кровь. Волк издал булькающий звук и издох. Воин поднялся на ноги и отряхнулся. Это оказался Марек.

— Ловкий удар, — заметил он. — Спасибо.

Феликс выразил признательность кивком и изучил поле боя. Множество волков скакало по снегу. Тут и там лежало несколько сражённых стрелами. У большего числа головы были проломлены лошадиными копытами. Множество волчьих трупов лежало в лужах красной крови, став свидетельством смертоносного мастерства, с которым мужчины Кислева владели саблей. Вдалеке поднимался дым и вспыхивал золотой свет. Макс Шрейбер по–прежнему жив и использует свои ужасающие силы.

Готрек и Снорри стояли на обозных санях, выкрикивая боевые кличи и провоцируя волков к нападению. Оба пони были мертвы. Небольшая куча белошкурых трупов показывала, что Истребители зря время не теряли. Родрик и его спутники выстроились вокруг кареты Габриеллы, намереваясь защищать её от нападения, но участия в битве не принимали. Ни один волк к ним не приблизился. Феликс гадал о причинах.

По меньшей мере, дюжина людей и лошадей были убиты. И судя по крикам, за ними последуют и другие. Ягер направился к обоим Истребителям. За ним по пятам следовал кислевит.

— Это неестественно. Волки не станут нападать на большую группу вооружённых людей, если их не спровоцировать, — прокричал Феликс.

— Я восхищён твоей наблюдательностью, человечий отпрыск, — презрительно усмехнулся Готрек, спрыгивая с саней. — Думаю, за это мы должны благодарить нашего друга–кровососа, к которому направляемся.

Снорри спрыгнул в снег возле Готрека.

— Снорри думает, что неправильно посылать сражаться с ним бедных волков. Тот должен был прийти сам.

— Обязательно передай ему, когда мы встретимся, — вкрадчиво посоветовал Феликс. — А сейчас лучше поможем Ивану Петровичу и его парням.

Готрек многозначительно посмотрел на четырёх рыцарей, окруживших карету и не спешащих на подмогу кислевитам.

— Похоже, кое–кто с тобой не согласен.

— Разберёмся с ними позже. Всё по порядку. Сперва убьём немного волков.

— Ладно, человечий отпрыск.

— Снорри это не по душе. Бедные зверюшки.

— Ты выбрал плохой момент, чтобы терзаться угрызениями совести из–за убийства зверей, — заметил Феликс.

— Снорри не говорил, что не будет их убивать. Снорри лишь сказал, что ему это не то душе, — заявил Снорри Носокус, бегом помчавшись в бой.

— Скольких мы потеряли? — спросил Феликс.

Иван Петрович смерил его усталым взглядом. Дыхание с трудом вырывалось из его груди. Рукавом он смахнул с плешивого лба кровь и пот.

— Всё не так плохо, как кажется. Макс проделал хорошую работу по излечению. У нас трое погибших и пятеро раненых. Двое из которых по–прежнему в состоянии сражаться, как только перевяжут их раны. На оставшихся трёх пока можно не рассчитывать.

— Что вы собираетесь делать?

У Феликса было, что предложить, но предводителем всадников был Иван, поэтому ему и решать. Втянув щёки, Иван какое–то время раздумывал.

— В нормальных обстоятельствах тех двух, что способны сражаться, я бы оставил охранять тех, кто не способен, отдав им сани, для которых у нас нет пони. Но сейчас я не склонен так поступить. Могут вернуться волки, или появятся какие–нибудь другие твари, и тогда я худшему из своих врагов не пожелаю той участи, что ожидает этих оставленных парней.

Как раз этого и боялся Феликс. Целью нападения было замедлить их, а с ранеными так и получится. Было подозрительно, почему волки бежали сразу же, как половина из них была перебита. Они напали, словно понуждаемые сильным голодом, но бежали, не прихватив никакой пищи. Это неестественно. Феликс поглядел на Макса. Чародей немного вспотел, а грудь у него ходила, словно от одышки.

— Как себя чувствуешь, Макс?

— Хуже.

— Пока можешь применять заклинания?

— Да.

— Я подозреваю, что этим нападением нас хотели ослабить.

— Хотел бы я возразить, Феликс, но нечем.

— Мы должны быть готовы, что прежде чем достигнем Дракенхофа, на нас ещё не раз нападут.

— Что тоже нас замедлит. Нам нужно двигаться осмотрительнее.

— Будем надеяться, что всё–таки сможем добраться туда затемно, — сказал Феликс, почему–то в этом сомневаясь.

Тени удлинялись, ветер становился холоднее. Феликс поплотнее запахнул плащ и поплёлся по снегу. Их носа текло. Он ощущал небольшой жар. Позади он слышал ворчание Снорри Носокуса и Готрека, тащивших сани. Феликс был потрясён такой демонстрацией силы. Два гнома почти весь день тащили тяжёлые сани, не выказывая никаких признаков усталости. Могло даже показаться, что сие их развлекает, если бы те изредка не ворчали и не чертыхались. «Никогда мне не понять гномов, — подумал Феликс, — чем хуже обстоят дела, тем счастливее они выглядят».

— Знал бы, как хорошо у вас двоих это получается, запряг бы вас в сани раньше. А пони могли бы скакать со мной.

— Снорри думает, нам нужно было их съесть, — проворчал Снорри.

— В шахтах гномы переносят равный своему весу груз и тянут собственные тележки с рудой, — сказал Готрек, в голосе которого прослеживалась ностальгия.

— Снорри однажды три дня без роздыха таскал тележку вверх–вниз по стволу шахты „Чёрная яма“. А в конце еще дрался с племенем гоббосов. Ублюдки пытались стащить у Снорри тележку.

— И ты не мог такое допустить, да? — иронично заметил Феликс.

Он оглянулся через плечо. На карете графини горел небольшой фонарь, и Феликс заметил скачущих по бокам Квентина и двух его товарищей. Родрик, без сомнения, находился внутри, обеспечивая вампира пропитанием. Что же, сегодня её сила, вероятнее всего, потребуется, если только графиня их не предаст.

Юные сильванцы выглядели весьма сердито, чему способствовали выслушанные ими ранее тирады Готрека и Снорри по поводу неучастия в сражении. Лишь графиня смогла удержать их от нападения на обоих гномов. Разумеется, Готрек в нескольких тщательно подобранных выражениях высказал им то, что думает о их храбрости теперь, когда убежали те большие плохие волки. Что вряд ли улучшило ситуацию. Однако Феликс мог понять раздражение гномов и затаённую обиду, которую испытывали к рыцарям кислевиты. Не очень–то хорошо иметь спутников, которые не утруждают себя участием в бою. Феликс и сам испытывал возмущение, хоть и знал причины такого поведения.

Теперь, разумеется, рыцари отчаянно стремились доказать своё мужество и смыть с чести позорное пятно. Воинственным взглядом они отвечали всем, кто бы на них не посмотрел. Феликс заметил, что Квентин засёк его взгляд и ответил на него своим яростным взглядом. Феликс покачал головой. «Идиот», — подумал он. Иван Петрович, по крайней мере, прекратил попытки отослать графиню восвояси. Теперь, со всеми этими волками, а возможно, и куда худшими существами, ожидающими в засаде, он не мог так поступить.

Впереди, на вторых санях, где Макс мог о них позаботиться, лежали раненые. Иван Петрович скакал рядом, подбадривая их разговором. «Учитывая все обстоятельства, старый боярин Пограничья держится весьма хорошо, — подумал Феликс, — принимая во внимание его возраст и заботы». Феликс чувствовал вину, что не рассказал старику тайну графини. С другой стороны, кто знает, как бы отреагировал Иван, учитывая тот факт, что его дочь находится в руках собственного „сына“ графини? Феликс решил, что лучше не рисковать.

Ягер гадал, что случится, когда они найдут Ульрику. И предполагал, что сие зависит от того, кто она теперь. Если она пленница — они её освободят, но если она стала одной из неумирающих, то что тогда?

Феликс по–прежнему не определился в своих чувствах к этой женщине. Когда–то он думал, что они любят друг друга, но когда первоначальная страсть прошла, отношения стали сложными и неопределёнными. Ульрика не самая покладистая женщина в мире, хотя Феликс полагал, что и он не подарок. Однако между ними что–то было, какая–то эмоциональная привязанность, по крайней мере, с его стороны. Феликс не знал, сможет ли он набраться решимости и убить её. Нет, неправда. Он был уверен, что не сможет, как не сможет оставаться в стороне, позволив сделать это Готреку. И был в значительной степени уверен, что Макс испытывает схожие чувства.

Но будет ли Ульрика так же чувствовать себя по отношению к ним? Вот главный вопрос. Он говорил об этом с графиней, и она приложила все усилия, чтобы побороть его, как она выразилась, суеверные страхи. Он вырос на вере в то, что вампиры одержимы губительным чудовищным демоном, который в попытках утолить свою ужасную жажду обращает их против собственной плоти и крови.

Графиня сообщила ему, что это не так. Вампирам приходится пить кровь, но они сохраняют все свои старые привязанности, предпочтения и память. Проблема недавно обращённых вампиров состоит в том, что, почти не контролируя свою жажду, они будут нападать на всё, что окажется в пределах их досягаемости. Подобное слишком часто случается с её сородичами, если только тех не будет наставлять другой, более старый и мудрый вампир. Феликс не очень–то был уверен, что разъяснения графини его обнадёжили. Они, в некотором смысле, были не лучше теории демонической одержимости.

Что важнее, графиня сообщила ему, что если Ульрика теперь стала одной из Восставших, то практически несомненно находится под влиянием Кригера. Графиня утверждала, что ни один из недавно обращённых вампиров не сможет устоять перед мощью Глаза Кхемри. Она убеждала Феликса, что на его месте лучше держалась бы от Ульрики подальше или убила бы её. Когда графиня говорила об Ульрике, в её голосе появлялись необычные нотки. Словно она испытывала ревность. Чувствовала ли она в Ульрике потенциальную соперницу за привязанность Кригера? Если так, то что это может сказать о её истинных мотивах?

В собирающихся сумерках, в окружении этого зловещего леса слишком уж легко можно было поверить в то, что всё происходящее — некий сложный план по заманиванию их всех в ловушку. Неужели графиня действительно выступит на стороне смертных против собственных сородичей? Подобное не выглядит вероятным. Феликс даже представить себе не мог, что объединяется с Восставшими против своих соплеменников.

Он покачал головой и горько усмехнулся. «Какой ты лицемер, Феликс Ягер, — подумал он. — Всего лишь несколько минут назад ты уже размышлял о том же самом, когда пытался решить, позволишь ли Готреку убить Ульрику. Похоже, что ситуация явно может сложиться непростая. Раз уж ты судишь о мотивах вампиров, основываясь на мотивах людей».

Где–то в ночи завыл волк.

— Мохнатые ублюдки, — пробормотал Готрек.

Феликс был удивлён, когда они преодолели последний холм и взору предстал Дракенхоф. Казалось невозможным, что они лишь сейчас заметили столь огромное сооружение. И хотя логика подсказывала ему, что деревья и округлость холма скрывали Дракенхоф до сего момента, его внезапное появление было сродни волшебству. Феликс ожидал увидеть что–то небольшое, вроде тех укреплённых усадьб кислевитской аристократии. То, что он видел перед собой сейчас, было построено совсем в другом масштабе. Казалось, замок был вырезан из огромного холма. Некогда это сооружение было не меньше цитадели Праага, и его архитектура выглядела столь же искажённой, хоть и иным образом.

Каменная кладка была не такой замысловатой. Даже при свете садящегося кроваво–красного солнца Феликсу это было видно. Господствующими украшениями были кости и черепа. Проёмы окон были вырезаны в виде черепов. Грандиозные главные ворота были встроены в зияющую пасть другого гигантского черепа. По сторонам здания разместились скелетообразные гаргульи с крыльями летучих мышей. Феликс почти ожидал, что они оживут и спикируют. На каменной кладке коркой лежал снег, усиливая гнетущий вид.

Было очевидным, что замок столетиями пролежал в руинах и был взят осадой. В стенах остались огромные бреши, пробитые осадными орудиями. Лица многих статуй были изуродованы, и кто–то явно поработал молотом, стараясь уничтожить символы на каменной кладке. Это добавляло свой вклад в атмосферу былого величия сего места и к зловещему ощущению нависшего над ним зла.

Немного шокирующим было обнаружить столь грандиозное сооружение в глубоком лесу. У Феликса уже сложилось мнение о Сильвании, как об обедневшей стране, где всё было мелким и жалким по сравнению с остальными уголками его родины. Такого он не ожидал. На что и указал Максу.

— Это лишь свидетельство того, что можно сделать силами нежити, — произнёс волшебник.

— Что ты имеешь в виду?

— Без сомнения, строение это было воздвигнуто с помощью некромантии, теми, кого обыватели называют ожившими скелетами и зомби. Им не требуется еда, сон и жалование. Нужно лишь обеспечить строителей материалами и те будут работать, пока всё не будет сделано. Поискав в округе, мы бы обнаружили каменоломни, из которых добыт этот камень. Возможно, и древесина была местной, но за два столетия лес мог вырасти снова.

Феликс бросил на волшебника изумлённый взгляд.

— А как насчёт тех орнаментов? Сомневаюсь, что они могли быть сделаны безмозглыми автоматами.

— Феликс, графы–вампиры обратили в рабство всё население Сильвании. Они подчинили его страхом, суеверностью и колдовством. Без сомнения, в их распоряжении имелись умельцы, которые могли выполнить такую работу в обмен на собственные жизни и жизни своих семей.

— Вы правы, Макс Шрейбер, — подтвердила графиня.

Феликс вздрогнул. В сгущающихся сумерках вампирша–аристократка приблизилась столь неслышно, что он её не заметил. Хотя Макс не выглядел удивлённым. Либо у волшебника имеются свои способы заметить её приближение, либо он скрывает свои чувства лучше Феликса. Возможно, и то и другое.

— Я могу вспомнить, как это место было столицей всей Сильвании, где аристократия ночи потягивала кровь из хрустальных бокалов в дрожащем свете канделябров. Где самые прекрасные юноши и девушки в белых одеяниях ожидали, когда отведают их крови, всё это время надеясь, что будут избраны и станут одними из нас.

— Нет необходимости говорить об этом с такой ностальгией, — заметил Макс.

— То было прекрасное и ужасное время, — сказала Габриелла, и в её голосе слышалась печаль. — С самого момента падения Ламии Восставшие не правили смертными столь открыто, неограниченно потакая своим желаниям. Это чётко отражено в хрониках бессмертных. Мало кто из побывавших здесь когда–либо это забудет. А некоторые никогда не перестанут мечтать о возвращении тех времён.

— Вы, разумеется, не из таких.

— Я из сомневающихся, Макс Шрейбер. Я полагала, что из всех людей вы–то проявите хоть немного сочувствия. Волшебники тоже были изгоями, избегаемыми теми, кто боялся их и подвластных им сил. Вы можете представить, каково это, не скрывать своей истинной природы, но гордиться тем, кто ты есть?

— Волшебники никогда не пытались создать собственное царство, и никогда не пытались притеснять тех, кто не обладал их силами.

Смех Габриеллы был мелодичным, чистым и весьма пугающим.

— Как вы упрямы и наивны, господин Шрейбер. История изобилует примерами того, как волшебники стремились урвать себе владения. Кем был Нагаш, как не волшебником, а ведь он завоевал величайшую империю древности. У моего народа есть причины помнить это. Многие другие чародеи преуспели в присваивании себе владений, пусть и временных. Поверьте, я достаточно стара, чтобы помнить кое–кого из них.

— Возможно, но как раса, или класс, или вид, мы никогда не стремились возвыситься над остальными.

— Возможно пока, однако я считаю лишь вопросом времени, когда кто–нибудь додумается попробовать. Смертные постоянно экспериментируют с формами своего правления. Рано или поздно кто–нибудь задумается: «А почему бы страной не править тем, кто владеет магией? Разве в большинстве своём они ни умнее и ни образованнее своих сородичей, не говоря о том, что они куда могущественнее?»

— Я стану противодействовать таким волшебникам, — заявил Макс.

Феликс почувствовал в воздухе напряжённость. Волшебник и вампир сердились друг на друга, отчасти возможно и потому, что в некотором смысле были так похожи.

— Может, нам стоит отложить эту дискуссию до утра? — предложил Ягер. — Там будет полно времени для подобных споров. А прямо сейчас, когда перед нами логово нашего общего врага, мы лишь тратим время попусту.

Оба некоторое время смотрели на него так, словно готовили колкий ответ. Он как можно сдержаннее встретил их взгляды, и напряжение потихоньку спало.

— Ваше предложение не лишено смысла, господин Ягер, — согласилась графиня.

Макс кивнул в знак согласия. Феликс заметил, что остальная часть их отряда уже скрывается среди деревьев под склоном холма.

— Тогда давайте поспешим присоединиться к остальным, пока они далеко от нас не оторвались, а то придётся пробираться через этот проклятый лес в одиночку.

Пока они всё ближе подходили к мощному замку, у Феликса усиливалось ощущение, что он идёт в тени какого–то ужасного великана, который в любой момент может очнуться и сокрушить его.

Вид масштабных руин был гнетущим. Они созданы ещё в те времена, когда древние деревья были всего лишь семенами. Их древность заставляла его ощущать себя подёнкой. «Что за человек мог выбрать такое место для обитания? — гадал он. — А может на мои чувства просто действуют защитные чары, о которых предупреждала графиня?»

Воины устало брели в направлении зияющего входа в здание. Казалось, их прежнее мужество испарилось. Все молчали. Тишину нарушали лишь редкие стоны раненых, когда сани наскакивали на корень в земле.

Холодный ветер рвал плащ Феликса. Хлопья снега летели в лицо. В других обстоятельствах он поспешил бы попасть внутрь, чтобы укрыться от ветра и стужи. Но сейчас его ноги еле передвигались, словно не испытывали желания приблизить его к месту назначения.

Когда тьма сгустилась, спереди донёсся крик. Подняв глаза, он увидел причину суматохи. В одной из высочайших башен появился зловещий зелёный колдовской свет. Недолго померцав, он потух. Похоже, место населено,хотя не хотелось думать о том, что за создания могли пользоваться тем зловещим светом.

— Похоже, нас ждали, — произнёс Феликс.

Готрек бросил на него взгляд.

— Экая неожиданность, человечий отпрыск.

— Что думаешь об этом месте?

— Кладка грубая даже по стандартам людей.

— Я не это имел в виду.

— Думаю, войдя внутрь, мы увидим то, что увидим. А до того нет смысла гадать.

Феликс покачал головой, изумляясь тому, как гном сохраняет невозмутимость перед лицом опасности и ужаса. Нет, не совсем так. Он довольно хорошо узнал Истребителя, чтобы распознать в его голосе нотки предвкушения. В единственном целом глазу гнома появился неистовый блеск. Его лицо могло, как обычно, оставаться суровым и равнодушным, но Феликс знал, что Готрек, как он сам, испытывает возбуждение. «Он вполне на такое способен», — подумал Феликс.

— Это место окутано чарами, — заметил Макс.

Он какое–то время стоял, оперевшись на посох, похоже, обдумывая собственные слова.

— Нет. Не совсем так. В стенах присутствуют самые обычные защитные чары, которые можно ожидать в замке подобных размеров, но они выглядят какими–то извращёнными.

— Ты о чём? — спросил Феликс.

— Не уверен, что смогу объяснить это тому, кто не является чародеем.

— Попробуй! — поддел его Готрек.

Чародей продолжил движение, легко подстроившись под шаг товарищей. Феликсу показалось, что он заметил небольшой поток тепла, обволакивающий волшебника. «Он пользуется магией, чтобы согреться?» — недоумевал Феликс. Это явно многое объясняло.

— Что–то тут действует ещё. Весь замок пронизан чёрной магией. Какая–то порча, словно в кладке содержится искривляющий камень, или где–то глубоко залегает богатая жила этого вещества. Как бы то ни было, я думаю, что его присутствие изменило защитные заклинания, подвергло мутации, если угодно.

— И? — поторопил его Феликс.

— И я понятия не имею, каким может оказаться результирующий эффект. Подозреваю, это может оказаться нечто мерзостное, а кроме того, будет препятствовать использованию заклинаний внутри замка.

— Чудесно, — язвительно подытожил Феликс. — Стало быть, твоя магия здесь бесполезна.

— Не обязательно. Просто её эффект может быть умеренным, либо непредсказуемым.

— Полагаешь, это воздействие талисмана?

— Нет. Тут сами камни сочатся чёрной магией. Для этого потребовались столетия. Думаю, здесь находится средоточие тёмной энергии. Причина мне неизвестна.

— Какие ещё туманные предостережения ты можешь поведать нам? — усмехнулся Готрек. — Может мне стоит спросить, что думает об этом Снорри Носокус? Он явно выразится яснее.

— Все мы тут слегка напряжены, Готрек, — заметил Макс, продемонстрировав, по мнению Феликса, выдающуюся выдержку. — Нет необходимости в сарказме.

Готрек буркнул и сплюнул на землю. Перед ними возвышался массивный вход в замок. Феликс заметил, что некогда тут имелась подъёмная решётка, но её прутья проржавели. Металлические полосы, некогда усиливавшие дверь, кусками валялись на земле. Место выглядело покинутым, но внешний вид мог быть обманчивым. Впереди кислевиты остановились, чтобы зажечь факелы и подлить масло в несколько имевшихся у них светильников. Лошади нервно ржали. Макс взмахнул рукой и прямо над его вытянутыми пальцами появился шар золотого света. Следующим жестом шар был отправлен вращаться вокруг мага.

Хотелось бы и Феликсу знать, как делается подобный трюк. По его представлению, способность наколдовать свет может оказаться весьма полезной, когда они будут внутри замка.

— Это главный зал, — произнесла графиня Габриелла.

Она владела таким фокусом, что её тихий уверенный голос каким–то образом доносился до каждого из членов отряда.

— И не говори, — заявил Готрек.

— Снорри никогда бы не догадался, — добавил Снорри, усмехнувшись затем собственным словам.

Зал был огромен. Сводчатый потолок над головой почти терялся из виду. Зал опоясывали массивные галереи. Столбики перил были выполнены в виде обнажённых скелетоподобных людей. Пол под ногами покрывала разрушенная мозаика, что некогда, по предположению Феликса, представляла собой геральдический герб владельца замка.

В ледяном воздухе ощущалось гниение. На галереи вела большая лестница в дальнем конце зала. Макс жестом отправил свой светящийся шар к потолку. Тот остановился в останках огромной хрустальной люстры, и его свет отбрасывал в зал зловещие отражения.

Готрек отправился исследовать углы обширного помещения. Феликс увязался за ним. Он уже давно осознал, что его лучшие шансы на выживание — держаться поближе к гному и его огромному топору. Множество дверных проёмов вели в меньшие проходы и другие залы. Тут и там попадались изуродованные картины. Часть стен была покрыта огромными пятнами чёрной плесени. От света разбегались здоровенные тараканы.

— Какое отвратное место, — заметил Феликс.

К его удивлению, гном рассмеялся. Смех его напоминал звук сталкивающихся льдин.

— Похоже, наш волшебник не единственный, кто обладает даром утверждать очевидное.

Они двинулись назад к остальному отряду. Тут находились все воины со своими лошадьми, через огромные ворота замка были затащены и сани. Графиня и её рыцарский эскорт, похоже, о чём–то спорили с Максом и Иваном Петровичем. По мере приближения, Феликс стал различать слова.

— А я говорю, здесь мы разобьём лагерь на ночь, ярко разожжём костры и приготовимся к нападению, — заявил Иван Петрович. — Не сомневаюсь, что оно последует.

— Здесь не самая удобная оборонительная позиция, если враг навалится на нас числом, — заметил Макс. — Слишком открытая, со слишком многими подходами. Нам нужно найти зал поменьше.

— И оказаться в ловушке, словно кролике в норе, когда придёт горностай? — поинтересовался Иван Петрович.

Использование подобной аналогии подсказало Феликсу, насколько взволнован кислевит под своим напускным самообладанием.

— Вы забываете, кто и что построило это место, — вмешалась графиня. — Весь замок пронизан тайными проходами. Если мы расположимся лагерем здесь, то, по крайней мере, заметим, откуда приближается противник.

— И у нас будет открытое место для сражения, — сказал Родрик. — Я не собираюсь прятаться от врага.

— Как в тот раз, когда мы сражались с волками, да? — прокричал Готрек.

Если бы взгляды могли убивать, то рыцарь уложил бы гнома на месте. Гном с презрением посмотрел на графиню.

— Тайные проходы, да? Я гном, и не построено таких тайных проходов, которые не смог бы найти гном.

— Ты предлагаешь, чтобы мы прятались, словно напуганные дети? — спросил Квентин таким пронзительным голосом, что тот едва не срывался.

Готрек посмотрел на него с неприязнью.

— Как раз их ты мне и напоминаешь.

«Экий дипломат, — подумал Феликс. — В помещении полно вооружённых людей, напуганных и готовых начать потасовку, и что делает гном? Пытается бросить искру на этот сухой трут».

— Никто не предлагает, чтобы мы прятались, — поспешно вмешался Феликс, пока ситуация не стала хуже. — Мы обсуждаем план, как нам лучше поступить, чтобы уничтожить обитающее здесь чудовище. Вот и всё.

К его великому удивлению, большинство закивало, словно только что он сказал нечто здравое, а Готрек даже умудрился удержать язык за зубами. Ягер продолжил развивать успех.

— Нам нужно место, где раненые будут в безопасности, а наши припасы под охраной. Они нам понадобятся, когда мы соберёмся в обратный путь, если только кто–то из вас не открыл способ питаться снегом.

Он посмотрел по сторонам.

— Эта темень явно не лучшее время, чтобы осматривать прилежащие помещения в поисках убежища. Кто знает, что там можно найти, да и силы нам разделять нежелательно.

Он заметил, что все снова начинают проявлять нетерпение. Им не нужна была взвешенная оценка сложившейся ситуации. Большинство были напуганы и ожидали чёткого приказа. Как раз такого, который он им сейчас отдаст.

— Ставим костры здесь, делимся на две стражи и ждём окончания ночи. Утром, когда станет светлее, мы отправимся на поиски врага.

Они согласно кивнули. Люди уже двинулись складывать костры в центре зала. Некоторые привязывали лошадей к полозьям кареты и саней. Кое–кто натягивал тетиву лука и устанавливал светильники выше, чтобы те давали больше света. Макс послал больше шаров кружиться под потолком. Свет дрожал и зловеще мерцал, но, по крайней мере, шары давали хоть какое–то освещение.

Откуда–то издали донёсся пронзительный вопль гуля. Из–за пришедшего отовсюду эха было невозможно сказать, откуда раздался вопль. С другой стороны пришёл ответ.

Феликс внезапно обрадовался, что они не стали обследовать прилежащие помещения. И был уверен, что остальные тоже.

С балкона над главным залом Адольфус Кригер смотрел вниз на собравшихся смертных. Магическим зрением он видел мерцающую паутину магических чар, сплетённую волшебником. Она искрила, когда с ней сталкивались чары самого замка, но почему–то сохраняла целостность.

На фоне грандиозного сооружения люди выглядели муравьями, но внешний вид обманчив. Он не собирался недооценивать своих врагов. Это важнейшая ошибка, которую столь многие его сородичи делают, имея дело со смертными. Кригер думал воспользоваться превосходством в силе, собрать все ходячие трупы и оживлённых скелетов и бросить их против незваных гостей мощным таранным ударом, но отверг эту мысль. Для подобного будет время потом. Тут он на своей земле. Гули и его последователи–смертные знают местность лучше, чем расположившиеся внизу люди, а старые чары не будут препятствовать их продвижению. Сперва он перебьёт нескольких незваных гостей, по одному за раз, а потом уничтожит остальных, когда силы их ослабеют, и упадёт боевой дух.

Кригер наблюдал за ними, довольный самим собой, пока на глаза ему не попалась знакомая фигура, двигающаяся среди собравшихся смертных. Графиня! Что она здесь делает? Он не ожидал увидеть её так скоро. Как странно, что та по–прежнему волнует его после стольких лет. Он всё ещё чувствует себя школьником, собирающимся предстать перед властной матерью. Кригер твердил себе не быть смешным, у него ведь есть Глаз Нагаша, и теперь она ничего не может ему сделать. Легко было внушать себе подобное, но потрясение и необычные отголоски старых чувств, пронёсшиеся в его мыслях, от этого не уменьшались.

Графиня, вне всяких сомнений, объединилась с его врагами. Но зачем? Как союз с этими глупыми смертными может служить её планам?

Он пожал плечами. Это довольно легко объяснимо. Графиня явно рассчитывает, что они его убьют и позволят ей завладеть Глазом Кхемри. Как всегда, она предпочитает использовать других в качестве своих марионеток. Удивительно то, что она проделала весь этот путь, подвергнув опасности свою драгоценную персону. Обнажив зубы, он улыбался, пока его заполнял гнев.

Кригер прошёлся по балкону, теребя пальцами бесценный талисман. Опять же, она никогда не была трусливой, и он предполагал, что графиня в отчаянном положении. Маловероятно, что она сможет обмануть конкретно этих смертных, чтобы те отдали ей амулет. А после того, как призывание началось, вскоре здесь окажутся другие Восставшие. Вряд ли она пойдёт на риск, чтобы амулет достался им. Похоже, всё же её мотивы просты и понятны.

Кригер гадал, догадываются ли одураченные ей смертные, во что они позволили себя втянуть? Они оказались между ним и графиней, и пережить такое событие для них нет шансов. В некотором смысле, он окажет им услугу, если расправится с графиней, прежде чем та испытает на них свою волю.

Разумеется, они послужат и ему, иным способом, как солдаты его оживлённых легионов.

— У меня такое чувство, что что–то за нами наблюдает, — сказал Феликс. Он поглядел вверх и по коже побежали мурашки, потому что он как–то узнал, что на расположенном наверху балконе что–то разглядывает их, словно ястреб мышь–полёвку.

— Это хорошая ставка, человечий отпрыск, — сказал Готрек. — Возможно, нам следует пойти и посмотреть.

«Ты спятил?» — хотел сказать Феликс, но не стал. Он и так знал ответ. Истребитель невменяем, если отталкиваться от того, как большинство людей оценивают здравомыслие. И потому он произнёс:

— Не думаю, что сие хорошая мысль.

Однако Истребитель уже затопал в направлении огромной лестницы. Сперва Феликс решил позволить тому уйти в одиночку, но затем последовал за гномом. Отчасти потому, что поклялся следовать за гномом и воспеть его гибель, отчасти по подозрению, что в этом месте безопаснее держаться поближе к Истребителю и его топору. Затем, обнаружив, что там нет света, он метнулся обратно в толпу людей и схватил светильник.

— Эй! Куда ты собрался? — окрикнул его Снорри Носокус.

Ягер увидел, что и другие у костра глядят на него.

— Всего лишь немного разведаю окрестности, — отозвался Феликс.

— Без Снорри ты не пойдёшь. Если завяжется бой, Снорри желает в нём поучаствовать.

— Как тебе угодно, — произнёс Феликс, когда второй Истребитель поспешил присоединиться к нему.

Заметив смущённые взгляды собравшихся у костра людей, Феликс не удивился, что других добровольцев не оказалось.

Кригер смотрел вниз, не веря своим глазам. Два гнома и человек явно собирались подняться к нему. То ли они безумны, то ли невероятно уверены в себе. В любом случае, сие его не беспокоило. Это возможность, посланная самой преисподней. Его враги разделились, и это снизит их эффективность. Он собирался полностью использовать такое преимущество. Ему лишь следует какое–то время подождать.

— Тут не помешает небольшая уборка, — заметил Феликс, пока они поднимались по лестнице.

Между опорами перил висела паутина. Очень крупные пауки разбегались от света. Ступеньки зловеще скрипели у него под ногами. Не первый раз он пожелал видеть в темноте так, как гномы. Этот светильник делал из него легкую мишень для всего, что скрывалось во тьме. Все встреченные тут до сего момента существа сложностей с отсутствием света не испытывали.

— Жалуйся слугам, человечий отпрыск, — сказал Готрек, ненадолго останавливаясь наверху лестницы, чтобы осмотреться.

— Полагаю, нынче сложно найти хорошую прислугу, — заметил Феликс, выглядывая из–за плеча гнома. — Так всегда утверждал мой отец.

Лестница привела на галерею, которая уходила налево и направо, опоясывая главный зал. Тут было множество дверей, ведущих в другие помещения. Тут и там на стенах висели большие картины. С каждой стороны, примерно на расстоянии, равном половине зала, вверх уходили другие лестницы. Было очень тихо. Феликс слышал голоса находящихся внизу людей и слабое испуганное ржание лошадей. Феликс провёл пальцем по перилам. На нём остался толстый слой пыли. Не было заметно никаких следов врага, но по коже Феликса продолжали бежать мурашки. Он поглядел на потолок, почти ожидая увидеть громадного паука, готового спрыгнуть ему на голову. Но ничего не увидел на потолке, который также являлся полом находящейся выше галереи, кроме расписной, но покрытой пятнами штукатурки.

Феликс пошёл дальше по галерее. Пол прогибался под его ногами. Он гадал, насколько тут безопасно. В конце концов, здание находилось в запустении два столетия. Он осторожно двинулся дальше, отчасти ожидая, что пол под ним провалится в любой момент.

Ягер подошёл к ближайшей картине, держа светильник повыше, чтобы ту можно было разглядеть. В золочёной раме тонкой работы находился портрет высокой бледной женщины, классической красотки, чёрные волосы которой были уложены и замысловатую высокую причёску. Она стояла у окна. Над ней в ночном небе висел огромный полумесяц. В одной руке женщина держала хрустальный бокал с красной жидкостью — красным вином, как надеялся Феликс. Вторая была возложена на голову коленопреклонённого мужчины. В чертах лица мужчины прослеживалось что–то звериное.

Художнику удалось передать впечатление, что женщина поглаживает голову мужчины, как имперская аристократка могла бы гладить ручного леопарда. Порванная серебряная цепь, свисающая с шеи мужчины усиливала впечатление.

— Снорри думает, что она плохая, — сказал Снорри Носокус из–за спины Феликса.

Тот согласился. Что–то во внешнем облике женщины говорило о властности и утончённой жестокости. Возможно, слегка раздувающиеся ноздри и слабый изгиб полных красных губ.

— Без сомнения, одна из графинь–вампирш, — сказал Феликс. — Некогда все они собирались здесь, насколько я слышал.

По разрушающейся галерее они прошли к следующему портрету. На сей раз это был высокий мужчина с бледной кожей, аристократической наружности и бородатый. Его тёмное одеяние было изысканным. Он тоже держал в руке бокал красного вина. На его шее висел массивный золотой охотничий рог. Обутая в сапог нога покоилась на груди мёртвого мужчины, как мог бы стоять над поверженным оленем удачливый охотник. Дело снова происходило ночью. На губах мужчины была уверенная улыбка, обнажившая два длинных выпуклых клыка. Он излучал силу и уверенность, убеждённость в собственном превосходстве и праве господствовать над остальными. Как и первая, эта картина была выполнена с мастерством, достойным гения. Казалось, что мужчина собирается сойти с портрета. Феликс вздрогнул. О такой вероятности и думать не хотелось.

Они шли мимо других картин, других мужчин и женщин, которые были изображены столь искусно и волнительно, как и первые им попавшиеся. Везде был ночной пейзаж. Одна изображала женщину в образе богини, с венком из лавровых листьев на голове и луком в руке. На другой — обнажённый до пояса мужчина могучего телосложения, выглядящий здоровым, как бык. Голова была выбрита, но зато он был обладателем внушительных усов, длинных, как моржовые бивни. Он салютовал наблюдателю бокалом красной жидкости, а за его ногу с видом обожания держался ребёнок. Глаза ребёнка сияли зловещим красным светом.

Феликс задержался перед пятой картиной, на которой, как ему показалось, он узнал черты лица графини. Пропорции явно были верными, и лицо выглядело так, как можно было предположить по наблюдению через её вуаль. Разумеется, невозможно утверждать наверняка, но Феликс знал, что графиня вполне могла позировать художнику столетия назад.

Он поспешно прошёл дальше. Готрек и Снорри не так много времени провели в обществе графини, как он, так что Ягер сомневался, что кто–нибудь из них её опознает. Но не хотел, чтобы у Снорри появился хотя бы шанс. Тот может просто броситься обратно в лагерь с разоблачениями, хотя это, возможно, не столь уж плохая идея. Феликс бросил взгляд через плечо. Готрек и Снорри проверяли двери, обследуя комнаты за ними. Он решил осмотреть следующую картину и там их дожидаться.

Феликс сразу же узнал мужчину на картине. Без тени сомнения, то был Адольфус Кригер, облачённый в плотное чёрное одеяние, сжимающий в левой руке книгу, а в правой бокал с красной жидкостью. Пред ним склонились две женщины, одетые лишь в прозрачные мантии, на лицах которых был написан взгляд, который можно было охарактеризовать лишь как боготворящий.

Феликс внимательно рассматривал картину. Всем своим видом Кригер демонстрировал аристократа — надменного, чванливого и бесстрашного. На его губах играла непроницаемая улыбка.

— Весьма хорошее сходство, не находите? — послышался рядом голос.

Феликс резко крутанулся, выхватывая меч из ножен. Он смотрел в направлении, с которого донёсся голос. Было почти похоже, что сбылась его недавняя фантазия об ожившей картине. Там стоял Кригер, выглядевший сошедшим с картины.

— Белардо был гением в своём искусстве. Величайшим из тилейских художников, как я полагаю. Разумеется, обыватели никогда не простили ему то, что он взялся за наш заказ. Я слышал, что после Хел Фенн его публично сожгли на площади в Талабхейме на куче из его работ. Кто–то выдал его, когда он попытался тайно проследовать через город.

Не отводя глаз от вампира, Феликс поставил светильник на пол.

Кригер выглядел расслабленным, как на картине, однако инстинкт подсказывал Феликсу, что нападать на вампира было бы крайне неразумно. Вместо того он начал понемногу смещаться вперёд, держа меч наготове, а нервы в напряжении. Феликс сомневался, что за всю свою жизнь испытывал большее волнение, чем сейчас. Не сводя глаз с вампира, он заорал:

— Готрек! Снорри! Глядите, кого чёрт принёс!

— Ну и ну, господин Ягер, не очень–то это вежливо. Я пришёл мило с вами пообщаться, а вы начинаете бросаться оскорблениями.

— Да я лучше сброшу тебя с балкона. Что ты сделал с Ульрикой?

Вампир улыбнулся, обнажив все свои клыки. Приближающийся топот дал ему понять, что Истребители бросились на подмогу.

— Уверяю вас, я не причинил ей никакого вреда. Уверен, она будет рада вас увидеть.

Феликс оказался слишком близко к краю. Теперь его очень беспокоила перспектива свалиться вниз, в главный зал. Ягер не сомневался, что вампир достаточно быстр и силён, чтобы легко сбросить его с балкона при малейшей возможности. Он не собирался предоставить такую возможность, если удастся.

— Где она?

— Если она вам нужна, разыщите её сами. Она где–то в замке.

Теперь Феликс почти вышел на расстояние удара. Опасаясь оказаться в ловушке, он попробовал пол, мягко нажимая на него ногой, прежде чем перенести на неё весь упор. Ему не нравился уверенный взгляд вампира. Тот даже не обнажил своё оружие. Глаз Кхемри гипнотически блестел на горле Кригера.

— Теперь ты сдохнешь, кровосос! — заорал Готрек.

Улыбка Кригера сделалась шире. Он широко развёл руки в стороны. У его ног заклубился туман, окутавший тело. Как только это произошло, вампир начал таять, словно его тело растворялось в кружащемся тумане. Слабый запах гниения донёсся до ноздрей Феликса. Он прыгнул вперёд и рубанул мечом туда, где, как ему казалось, он видел контуры вампира.

Меч не встретил сопротивления. Вместо этого Феликс резко покачнулся, когда его нога провалилась сквозь прогнившие доски пола. Всё перед ним закружилось. Он выпустил меч, отчаянно пытаясь зацепиться за что–нибудь, чтобы избежать падения на находящийся далеко внизу каменный пол главного зала.

— Готрек! Снорри! Стойте! Это ловушка! — завопил он.

Далёкий злобный смех донёсся до его слуха. Пол под ним просел, и Феликс начал падать. Он руками схватился за край дыры. Острые щепки впились в его ладони. Нервные окончания пронзила боль. Феликс сопротивлялся желанию разжать хват, понимая, что в этом случае он, вероятнее всего, полетит навстречу смерти. Старые прогнившие доски начали ломаться. Феликс исступлённо молотил правой рукой, пытаясь ухватиться получше. От смещения веса тело его развернулось, и Феликс ощутил, что его пальцы соскальзывают. Далеко внизу его ожидала смерть.

Застонав, он попытался за что–нибудь ухватиться, но безрезультатно. Последняя его слабая опора просела. Желудок скрутило, когда под действием силы тяжести он полетел вниз, навстречу неминуемой гибели.

(обратно)

Глава одиннадцатая

Сильные пальцы сомкнулись на запястье Феликса. У него возникло чувство, что рука едва не вывернулась из сустава. Глянув вверх, он увидел татуированную руку Истребителя. Вес Феликса Готрек удерживал одной рукой. Широко расставив ноги, стоял Снорри, удерживая в захвате пояс Готрека на случай, если подадутся гнилые доски под ногами Истребителя. Мгновением позже Ягера вытянули из пролома.

Феликс судорожно дышал. Вытерев пот со лба, он постарался успокоить бешено колотящееся сердце. Никто из гномов не выказал признаков напряжения. Снорри спокойно подошёл к лежащему мечу Феликса, поднял его и вернул владельцу.

— Снорри думает, что не время бросаться оружием, юный Феликс, — заметил он.

— Я склонен с тобой согласиться, — сказал Феликс, похромав к оставленному светильнику.

Когда пальцы сомкнулись на ручке светильника, Феликс вздрогнул. Деревянные щепки из проломленных досок пола глубоко вонзились в его тело. Он потратил некоторое время на осмотр руки, воспользовавшись кинжалом, чтобы вынуть занозы.

— Что произошло, человечий отпрыск? — буркнул Готрек.

Феликс поглядел на гнома.

— У него Ульрика. Она где–то тут. Как он утверждает.

— Возможно, он просто хочет, чтобы мы бросились на её поиски.

Феликс кивнул. Это выглядело весьма вероятным, учитывая произошедшее. В конце концов, тут вампир на своей территории. Которая досконально ему известна. Он способен водить их за нос, пока они не попадут в очередную ловушку. Однако Феликс не видел других вариантов действий.

Пока он размышлял, Кригер снова появился на балконе, но гораздо дальше. Вампир насмешливо помахал рукой, словно приглашая их подойти и сразиться с ним. Снорри Носокус бросился вперёд, преследуемый по пятам Готреком.

— Стойте! — закричал Феликс. — Что, если он заманивает нас в ловушку?

— Тогда мы не хотим его разочаровывать, человечий отпрыск. Не так ли?

— Полагаю, что нет, — пробормотал Феликс, бросаясь вдогонку за гномами.

Макс Шрейбер изучал потолок. Мгновение он наблюдал за ногами Феликса, танцующими в проломе пола, затем тот снова пропал наверху.

— Что там происходит? — спросил Иван Петрович.

— Я и сам гадаю, друг мой, — ответил Макс.

— Нам следует отправиться к ним на помощь.

— Я не слышал никаких призывов о помощи, — заметил Макс. — И я не знаю другую подобную троицу, способную лучше позаботиться о себе.

— Полагаю, ты прав.

— Не беспокойся. Скоро они вернутся.

Подошёл один из лучников.

— Думаю, я видел на галерее с ними ещё одного мужчину.

Макс не сомневался, что у лучника угол обзора был лучше, и он мог что–то увидеть.

— Опиши его.

— В сумраке я не смог хорошо его разглядеть. Но он высокий, с чёрными волосами и бледной кожей. Похож на того, за кем мы явились.

Голос у кавалериста дрожал, и Макс его не осуждал.

— Может, нам стоит подняться туда? — спросил Иван.

Макс покачал головой. Он сконцентрировался и начал творить заклинание. Пока Макс преодолевал необычное сопротивление этого места, у него возник приступ головокружения, а затем он уже смотрел из светового шара, что висел над его плечом. На секунду он потерял ориентацию, пока мозг приспосабливался к тому факту, что стоящий внизу мужчина — это сам Макс. Усилием воли он заставил шар подняться и наблюдал, как лагерь под ним уменьшается в размерах, а затем направил шар к отверстию в полу галереи. Желудок мага испытывал слабые рвотные позывы. Макс никогда не любил пользоваться этим заклинанием. Когда его поле зрения смещалось на большую высоту, он испытывал тошноту и головокружение.

Посмотрев сквозь пролом, он ничего не заметил. Макс торопливо запустил шар света вдоль галереи, зная, что действовать необходимо быстро. Превращение шара в глаз потребовало применения сложной комбинации сил, которую тут было трудно поддерживать. Она быстро слабела даже при самой тщательной концентрации. Он мимоходом ругнулся на тёмные магические чары, наложенные на это место.

Его глаз нёсся по галерее с портретами. Он никого не заметил: ни следов борьбы, ни тел, ни крови. Товарищи Макса просто исчезли. Самым логическим объяснением было то, что они вышли с галереи через одну из множества дверей. Но вот куда и зачем? Выходов было слишком много, чтобы он успел все их обследовать, прежде чем заклинание рассеется. Он лишь тратит силы впустую. Чародей открыл собственные глаза и позволил заклинанию развеяться. В вышине золотой глаз рассыпался дождём искр.

— Их нет, — сказал Макс Ивану Петровичу.

— Мертвы? — в голосе старого боярина прозвучало беспокойство.

Макс покачал головой.

— Просто скрылись за пределы моего магического зрения. Нет нужды предполагать худшее.

— Это здесь–то?

Макс пожал плечами.

— Они могут сами о себе позаботиться.

Хотелось бы ему ощущать ту же уверенность, с которой он сие произнёс, и Макс обругал Истребителей за их безрассудную затею.

— Я возьму несколько человек и отправлюсь на их поиски.

— Это неразумно, Иван Петрович. Наши силы и так уже рассредоточены больше, чем требует здравый смысл. Нужно ли сие усугублять?

Он подозревал, что в этом месте и в это время им может потребоваться объединить все имеющиеся силы, чтобы остаться в живых. Он заметил, что графиня и её эскорт смотрят на него оценивающим взглядом. Макс искренне надеялся, что они не перекинутся на сторону врага. Но судя по тем взглядам, золото бы он на это не поставил.

«Есть у гномов одна неплохая черта, — размышлял Феликс, быстрым шагом двигаясь по коридору, — За ними легко угнаться. Из–за коротких шагов любая гонка, в которой те участвуют, в действительности весьма нетороплива. Стоило только захотеть, и вампир оставил бы их позади в любой момент, а сие означало, что у него собственные причины заманивать их всё дальше и дальше внутрь древней крепости».

С того момента, как они оставили позади главный зал, Феликс почти полностью утратил ощущение времени и расстояния. У него не было никаких идей по поводу того, где они находятся и как собираются выбраться назад. Всё здание представляло собой лабиринт. Погоня вела их через бесконечную вереницу комнат с обветшалыми предметами роскоши, гниющей мебелью и пришедшими в упадок элементами декора. Он вспоминал мимолётные взгляды на отслаивающиеся обои и покрытые чёрной плесенью стены, на расписной потолок, на котором со сцен дьявольской жестокости взирали богоподобные вампиры, изображённые потускневшими красками. Ноздри наполняла вонь плесени, разлагающейся кожи и затхлой воды.

Дополнительные десять минут беготни через трухлявые помещения подвигли его на иное заключение: «Плохая черта гномов в том, что по человеческим меркам они почти не устают». Длительные приступы болезни Феликса оставили его далеко не в лучшей форме. По лбу струился пот, дыхание было затруднено. У него появилась одышка, и кололо в боку. Далеко впереди, издеваясь, маячила фигура Кригера. Феликс решил, что с него хватит.

— Стой! — задыхаясь, прокричал он, согнувшись пополам и уперев руки в бёдра. — Стой! Так мы никуда не попадём, только потеряемся.

Истребители с неохотой остановились и повернулись к нему.

— Гномы не теряются, — заявил Готрек.

— Это не совсем верно, — заметил Феликс. — Я припоминаю несколько случаев. Например, когда мы возвращались из Порубежных княжеств…

— Давай я выражусь иначе, человечий отпрыск. Гномы не теряются под землёй, в шахтах и глубоких норах.

— Возможно, я не семи пядей во лбу, но здесь мы не под землёй.

— Мы в здании. Принцип тот же. Я могу вспомнить все изгибы и повороты каждого пройденного нами коридора. Как и Снорри.

— Верно говоришь, — подтвердил Снорри. — Снорри может отыскать обратную дорогу с закрытыми глазами.

— Не думаю, что нам это потребуется, — сказал Феликс.

Он окинул взглядом коридор. Кригера нигде не было видно.

— Похоже, наш приятель–кровосос теперь дуется, что мы не участвуем в его маленькой игре.

— Похоже, что нет, человечий отпрыск.

— Что ты имеешь в виду?

— Думаю, он привёл других товарищей по играм.

Феликс уставился на Истребителя. Он понятия не имел, о чём говорит Готрек.

— Слушай! — сказал гном. — Разве ты их не слышишь?

Феликс покачал головой. Он слышал лишь звук собственного тяжёлого дыхания и колотящееся в груди сердце. Готрек и Снорри многозначительно переглянулись. Плохой знак. У Феликса сердце ушло в пятки.

Несколькими мгновениями спустя он услышал то, о чём ему говорили — далёкую осторожную поступь множества ног, необычные пронзительные голоса, в которых ещё оставалось что–то человеческое.

— Гули, — угрюмо произнёс он и принялся размахивать мечом, чтобы подготовить расслабленные мышцы к схватке.

— Много гулей, — радостно поправил Снорри.

— И позади нас тоже, — почти ликующе прибавил Готрек.

— Ловушка, — подвёл итог Феликс.

— Мы ещё посмотрим, для кого, — заявил Готрек, мерзко ухмыляясь.

Он провёл большим пальцем по лезвию топора. Появились яркие капли крови. В отчаянии Феликс бросил взгляд направо и налево. В обоих направлениях он заметил слабые точки красноватого света — отражение света его светильника в глазах чудовищ.

Кригер радостно улыбался. Дела шли превосходно. Глупых гномов оказалось невероятно просто выманить от их боевых товарищей. Теперь его армия гулей навалится на них превосходящими силами. Это может действительно оказаться хорошей возможностью изменить его первоначальный план и позаботиться о кислевитах в главном зале. Он нёсся по коридору, нежно поглаживая пальцами Глаз Кхемри и посылая свой беззвучный призыв во тьму. Изо всех концов огромного здания отозвались его неживые слуги.

Макс открыл глаза, когда почувствовал, что вампир коснулся паутины заклинаний, которую он сплёл вокруг себя. Он мгновенно проснулся, с радостью стряхнув кошмары, и уставился на графиню.

— На вашем месте, я бы не стал подходить ближе, — с опаской заметил он.

Мысль о том, как это существо подкрадывается к нему спящему, была не из приятных.

— Вы можете привести в действие некоторые особо неприятные чары.

Графиня поправила вуаль.

— Я заметила. Поэтому и не сделала попытки до вас дотронуться.

Значит, она способна достаточно хорошо различать его магическое плетение, чтобы знать, что приводит к его срабатыванию. Это полезная информация. Макс отложил её рассмотрение на будущее. Графиня вздрогнула.

— Я пришла сообщить, что Кригер что–то предпринимает, направляя призыв всем тёмным силам, способным здесь на него откликнуться. Подобных сил тут множество.

— Я вам верю, — сказал Макс.

Услышанное в немалой степени его взволновало. Собственные чары должны были его пробудить при первом намёке на что–то подобное. Похоже, чёрная магия, пронизывающая это место, сильнее подавляет его силы, чем он рассчитывал. Не в первый раз Макс проклял тех, кто был за это ответственен, но после отбросил сию затею, как ребяческую. Проклятиями теперь не поможешь ни себе, ни Ульрике.

— Думаю, нам следует приготовиться к нападению, — сказала Габриелла. — Я уже отправила Родрика будить остальных.

Вокруг него кислевиты протирали глаза со сна и тянулись за оружием. Лошади беспокойно топтались, словно понимали, что приближается нечто ужасное. «Чёрт, — выругался про себя Макс, — и почему Готрек с Феликсом не могли усидеть на месте? В любом сражении их клинки стали бы большим преимуществом. Но нет смысла желать невозможного. Что сделано — то сделано. Нужно справляться тем, чем располагаем».

— Можете вы почувствовать поблизости присутствие прочих? — спросил он, делая выводы из той информации, что только что поведала ему графиня.

— Лишь когда они очень близко. Большинство созданий нежити приводятся в движение искрами чёрной магии. Как и мне, они должны быть вам заметны. Я почти уверена, раз уж Кригер направил призыв, то он ожидает, что на него ответят.

— Это выглядит логично.

Габриелла кивнула.

— Господин Шрейбер, скоро нам придётся сражаться за собственные жизни, и ценой поражения может стать нечто куда худшее, чем смерть. Перед тем, как бой начнётся, я хочу чётко прояснить некоторые вещи.

— Какие?

— Например, то, что мы оба на одной стороне. Я не желаю, чтобы в разгар сражения со мной или моими людьми произошёл несчастный случай. Будет довольно сложно сражаться и с одним противником, чтобы ещё беспокоиться о другом за своей спиной.

— Я думал о том же самом.

— Значит, перемирие?

— Между нами перемирие с момента отбытия из „Зелёного человека“. Я не собираюсь первым его нарушать.

— Как и я.

— Весьма на это надеюсь.

Вампирша развернулась, чтобы уйти.

— Графиня!

Она бросила на него взгляд через плечо.

— Нарушите наше перемирие, и ваше существование завершится. Уж будьте уверены.

На секунду в её глазах вспыхнули адские огоньки. В них отражалась злость, явная и неприкрытая. Она угрожающе обнажила клыки.

— Мне не нравятся угрозы, господин Шрейбер.

Макс пожал плечами.

— Это не угроза. Это обещание.

Роч выглядывал из дверного проёма, сжимая пальцы и подавляя желание похрустеть костяшками. Он не мог поверить, что столь небольшой отряд осмелился войти в замок, собираясь бросить вызов его хозяину. Чтобы с ними справиться, достаточно будет и так называемых членов свиты. А вместе с теми магическими созданиями, оживлёнными хозяином, они сметут врага, как волна сносит выстроенный ребёнком замок на песке.

«Разумеется, они не знают, что их тут ожидает, — убеждал себя Роч. — Иначе они бы не пришли. Они бы прятались по своим жалким замкам, пока бы хозяин не явился и не выковырнул их оттуда, словно моллюска из раковины». Роч достал свой короткий колющий клинок и огляделся.

В дальнем конце коридора двигались скелеты и, мягко похрустывая костями, занимали свои места, отвечая на беззвучный зов хозяина. Роч улыбнулся, заметив, как при виде скелетов дрожат члены свиты. В собственных странах они могли быть богатыми и могущественными людьми, но то дело прошлого. Роч гадал, что они предпримут, обнаружив, что хозяин не собирается даровать им бессмертие. Видимо, начнут ныть и злословить, ничего более. Те, у кого хватит духа, быстро узнают, сколь безрассудно противостоять воле хозяина. А затем они закончат тем, что продолжат служить уже в качестве ходячих трупов, как те глупые кислевиты. За последние несколько дней хозяин ощутимо усовершенствовал свои навыки владения некромантией. Это очередное подтверждение того факта, что великий план хозяина действует.

Новая супруга хозяина будет единственной смертной в этом замке, возвышенной до почти божественного состояния. Роч признавал, что ощущает небольшие уколы ревности. Глубоко в своих мечтах он всегда лелеял слабую надежду, что ему могут оказать высшее благодеяние. «Это ещё может произойти», — подумал он.

Роч заметил, как пробуждаются кислевиты. Значит ли сие, что те поняли, насколько близка их гибель? В действительности, Рочу было всё равно. Ему даже нравилась мысль, что те проснулись и осознали происходящее. Рочу всегда нравилось, когда жертвы немного сопротивлялись.

Феликс зарубил очередного гуля. Меч с хрустом раскроил тому череп. Ужасное создание рухнуло, лишившись половины головы. Феликс рубанул следующего, затем ещё одного. Чёрная густая кровь покрывала всё тело Феликса, как и необычная зелёная слизь из разрубленных внутренностей гулей. Его тошнило от вони и убийств.

Чудовища были сильны и ужасно проворны, а когти их были острыми словно ножи. Из множества небольших порезов и укусов у Феликса текла кровь. Пот почти ослеплял. Мышцы болели. По крайней мере, ему не приходилось самому сдерживать гулей. Метод был прост. Он стоял между Готреком и Снорри Носокусом, позволяя Истребителям выполнять большую часть работы. В узком коридоре одновременно могли атаковать лишь несколько чудищ, и гномы наносили ужасающие повреждения. Гули устрашали, но Истребители были машинами по уничтожению. Феликсу было известно немногое в мире, что могло бы выстоять против Готрека, когда тот был охвачен жаждой убийства, а Снорри был более чем серьёзным противником для гулей.

Сначала Феликс лишь стоял там, убивая каждое чудище, проскочившее гномов. Но бой продолжался, гномы теснили толпу, и всё большее число гулей как–то проскакивало мимо и нападало на Феликса, который казался более лёгкой жертвой. Один раз, когда Готрек сражался в одном конце коридора, а Снорри в другом, Феликс оказался наедине с тройкой гулей. Ситуация складывалась отчаянная, пока Истребители с боем не отошли назад, вернувшись к более тесному построению.

Феликс зарубил очередного гуля, а затем, к его удивлению, всё закончилось. Наступила тишина. Двигались лишь гномы. Множество мёртвых и обезглавленных тел гулей заполняли коридор. Готрек сплюнул на ближайшее тело.

— Надеюсь, чёртов вампир окажется лучшим бойцом, — пожаловался Готрек, вытирая кровь гулей со лба татуированной рукой.

— Снорри думает, Феликс бы расправился с ними и сам, — сказал Снорри Носокус.

Феликс попытался усмехнуться. Снорри Носокусу явно достанет идиотизма поверить в подобное, но не Феликсу. Он не питал иллюзий, что без Истребителей у него были хоть какие–то шансы на выживание.

— В следующий раз, я оставлю их тебе, человечий отпрыск. А Снорри Носокус может просто стоять рядом и давать тебе указания по поводу твоего стиля боя.

— Спасибо, — сказал Феликс. — Жду с нетерпением. Но что теперь? Кригера нигде не видать. Не следует ли нам вернуться к остальным? Они будут гадать, что с нами случилось.

Готрек посмотрел вокруг и кивнул.

— Вполне возможно. Кто знает, вдруг им нужна наша помощь.

Ульрика слышала отзвуки далёкого сражения и гадала, что там происходит. Адольфус сказал ей ждать в своей комнате, держась насколько возможно дальше от незваных гостей. Уйти следовало лишь если бы её жизни что–то угрожало, или когда он сам придёт за ней. Похоже, его беспокоило, что в текущем состоянии недавно возвышенного вампира она может оказаться уязвима для нападения, но Ульрика чувствовала, что дело не только в этом. Она гадала, не скрывает ли Кригер что–то от неё.

Ей бы хотелось, чтобы побуждение подчиняться не было столь сильным. Жажда точила её мысли и Ульрика чувствовала острую необходимость утолить её, невзирая на то, насколько процесс её ужасал.

Она сидела на кровати и обдумывала затруднительное положение, в котором оказалась. Сила Глаза была такова, что Ульрика не могла не подчиниться прямой команде. Или могла? Она пошла к двери. Она даже не успела дойти, как ноги унесли её обратно. Ульрика зарычала, как попавший в ловушку зверь.

Оставалось одно. Если уж она слышала звуки сражения, которые только что смолкли, возможно, её смогут услышать воины. Стоило попробовать. Он открыла рот и издала долгий ужасный вопль.

Макс Шрейбер сконцентрировался на том, чтобы сохранять спокойствие. Что было нелегко. Впавшие в панику лошади метались по огромному залу, отчаянно ища способ покинуть опасное место. Если что–нибудь не предпринять, то скоро они затопчут кого–нибудь насмерть. Иван явно пришёл к тому же заключению.

Старый боярин кивнул паре своих бойцов.

— Откройте главные ворота! Выпустите животных!

Оба кислевита этому не обрадовались. Максу было ясно, что те думают о том, что будут делать, оставшись тут без лошадей.

— Делайте! — заорал Иван. — Сейчас!

Солдаты поспешили подчиниться, бросая нервные взгляды в сторону большой лестницы. Как и все прочие, они полагали, что именно где–то там находится то, что нервирует их скакунов. Макс знал, как это выяснить.

Он снова создал летающий глаз. Усилием воли он послал его в нужном направлении с большей скоростью, чем у бегущего человека. С высоты своей точки обзора Макс заметил какое–то движение возле одной из арок. Он отправил глаз на разведку.

Внезапно он увидел, что там ожидает, и содрогнулся от ужаса. По всему коридору маршировали скелеты, сжимая костяными пальцами ржавое и зазубренное оружие. Ходячие трупы с гниющей кожей, лоскутами отслаивающейся отомертвелой плоти, облачённые в изорванные остатки могильных саванов, медленно ковыляли вперёд, и их разлагающиеся глаза горели злобным огнём. Тут и там ожидали вооружённые люди в доспехах. Большинство из них явно чувствовали себя не лучше Макса. Их предводителем был здоровенный мужчина с бритой головой и суровым аскетичным лицом фанатика.

Все смертные смотрели вверх на светящийся шар. Один из них бросился к нему и взмахнул мечом. Макс прервал связь до удара.

— Приготовьтесь к бою, — сказал он кислевитам. — Сюда идут мертвецы. Готовьтесь!

К нему обернулись нервные побледневшие лица. Он заметил, что кое–кто из молодых и хотел бы удариться в бегство, но не собирался себя позорить.

Все эти люди родом с границ Кислева, они повидали довольно ужасов. Тем лучше. У них больше шансов выжить тут, со своими приятелями, чем спасаясь бегством через зимнюю тьму снаружи.

Родрик и его товарищи теснились возле графини, приготовившись защищать её со всем пылом, с которым рыцари Бретоннии сражаются за честь своей дамы сердца. Это зрелище изумляло Макс и одновременно вызывало у него отвращение. Он сделал глубокий вдох и приступил к упражнениям, предназначенным успокоить мысли. Он заставил себя расслабиться и почувствовать течение ветров магии.

Силовые потоки были здесь бурными, словно стремительные воды, пробивающиеся сквозь скалы. Необычные искажённые чары стен и пагубная энергия, глубоко запрятанная под замком, вызывали странные завихрения и водовороты. Потребуются все его навыки и концентрация для применения мощной магии.

Он сложил ладони домиком, переплетя и согнув пальцы, чувствуя, как плечи покидает напряжение. Ожидание закончилось. Впереди бой. Его судьба в собственных руках. С помощью силы и навыков он выживет.

Или хотя бы отправит в преисподнюю как можно больше врагов, прежде чем погибнет.

Адольфус Кригер снова посмотрел вниз с галереи, наблюдая, как кислевиты и волшебник готовятся встретить его войска. «Следует отдать им должное, — подумал он, — они отважны. Мало кто из людей смог бы принять бой с войском нежити ночью, да ещё в стенах этого замка. Разумеется, они ещё не знают, что в действительности им противостоит. И вполне возможно, что они находятся под воздействием чар графини. Стоять и сражаться, когда твоя воля находится в чужом подчинении, имеет мало общего с мужеством».

Кригера подмывало опробовать защиту, установленную волшебником вокруг лагеря, но он воздержался. Он ещё не совсем уверен в своих магических навыках, чтобы рискнуть на прямое противостояние с могущественным чародеем. Лучше дождаться подходящего момента, а затем нанести удар. Он успокаивал себя тем, что будет наблюдать за ходом сражения, пока такой момент не наступит.

— Что это было? — спросил Снорри, когда стихло эхо вопля.

— Похоже на голос Ульрики, — ответил Феликс, гадая, не очередная ли это ловушка.

Даже если так, придётся проверить. Они проделали столь долгий путь ради её поисков, и не могут позволить себе проигнорировать любой возможный след.

— Звук пришёл оттуда, — сказал Готрек, затопав по коридору в направлении источника шума.

«Выбор сделан», — подумал Феликс. По его телу пробежала нервная дрожь от страха и ожидания того, что же они обнаружат.

* * *

Зловеще звеня костями, скелеты вливались в главный зал и строились в подобие полкового построения людей. «Ни одно человеческое войско не способно маршировать с такой слаженностью», — подумал Макс. Вся группа перемещалась в унисон, повинуясь воле одного существа.

В зал вошла ещё одна группа скелетов, затем ещё одна. За теми следовали ходячие трупы, а последними вошли люди, которых он заметил ранее, одетые в чёрные штаны и сюрко с эмблемой черепа с двумя зеркальными полумесяцами по бокам. Макс попытался подсчитать численность противника. По его расчётам, враг превосходил их числом, по меньшей мере, десять к одному. А секундой позже маг осознал, что произнёс это вслух.

— Неплохие шансы, — услышал он бормотание Ивана Петровича.

Старый боярин посмеивался. Его люди восхищённо глядели на своего предводителя. Как и Макс. Страгов явно знал, как поднять дух своих солдат в тяжёлой ситуации.

— Может, половине парней стоит постоять в стороне, чтобы дать этим любителям гулей равные шансы? — заметил Макс.

Шутка была так себе, но большинство мужчин рассмеялось, словно маг сказал нечто крайне забавное.

— Может вам всем следует постоять в стороне, а я разберусь с ними сам.

По изумлённым взглядам на некоторых лицах он понял, что его слова восприняли серьёзно. Щёлканье костей усилилось, когда враг двинулся на них. Отсутствие боевых кличей и похвальбы приводило в смятение не меньше, чем сам вид врага. Наступление армий людей всегда сопровождается сильным шумом.

— Позвольте мне показать воочию, — сказал Макс, разводя руки широко в стороны и открывая разум для привлечения к себе ветров магии.

Над его головой и вокруг каждой руки появился ореол света. Он произносил слова мощи, сфокусировав мысли на заученных заклинаниях. Потоки энергии сопротивлялись. Как только одна часть плетения занимала нужное место, другая выскальзывала. Требовалась предельная концентрация, гораздо выше нормы, чтобы подчинить ветры магии своей воле.

В воздухе над головой, между разведённых рук чародея, возникла запутанная паутина света. Сверкающие полосы энергии переплетались между собой, словно куча змей в корзине. Макс старался удерживать магическую конструкцию на месте, пока вливал в неё столько энергии, сколько мог. Напряжение было невероятным. У него возникло чувство, что голова взорвётся от давления. Мозг пронзала боль. Лоб словно сжимали огромные тиски. Руки тряслись, словно на них пришёлся вес целого мира.

Сила привлекала силу, как подобное стремилось к подобному. Теперь всё больше и больше энергии вращалось внутри, вовлечённое в созданный им вихрь. Её завитки проявлялись в реальном мире, призрачные пальцы рвали одеяние чародея, словно порывы ветра. Кожу покалывало. В кончиках пальцев возникло ощущение, словно они касались раскалённого металла.

Сначала он с трудом закачивал энергию в плетение, а теперь у него возникли сложности с её высвобождением. Со всех сторон на него накатывались волны энергии, направляемые внутрь. Макс сделал глубокий вдох, прокричал последние слоги заклинания, до предела фокусируя свою волю и магические силы, и выпустил созданный разрушительный шар на врага.

Макс почувствовал, как что–то уступило нажиму, но не был уверен, заклинание ли, или нечто внутри него. Невероятный вес не давил более на него, в поле зрения пронеслась вспышка света.

Адольфус Кригер изумлённо наблюдал за стараниями волшебника сплести заклинание. Он бы и не подумал, что хоть кому–то из смертных удастся пропустить сквозь себя столько энергии в окружении чар этого замка, но маг не только сделал это, но ещё и держал под контролем самый могучий поток энергии из тех, что Кригеру когда–либо доводилось видеть.

Обжигая воздух, из каждого угла зала вырывались змейки света притягиваемые в шар над чародеем. Они были столь яркими, что чувствительные глаза Кригера едва выносили их вид, хоть он и заставил себя за ними наблюдать.

Откуда ни возьмись, налетел ветер, пронёсшийся по залу. Кригер недоумевал, как может человек обуздать такое количество энергии. Казалось невозможным, чтобы любое человеческое тело может выдерживать такое дольше нескольких секунд. Вся кожа волшебника светилась. Глаза выглядели шарами расплавленного золота.

Затем волшебник высвободил энергию. Множество змеевидных лучей золотого света полетели в направлении орды нежити. Они преодолели расстояние почти мгновенно. При столкновении с лучами скелет рассыпался гремящей кучей костей. Огни в глазах черепов меркли и угасали. Когда луч касался зомби, ходячий труп превращался в ссохшийся остов, который осыпался пыльным дождём. Когда свет касался людей, те загорались, издавая вопли. Кригер внезапно весьма обрадовался, что решил не возглавлять атаку.

Кислевиты радостно закричали, когда половина врагов пало от заклинания Макса. В оставшихся нападавших отправили залп стрел. Некоторые стрелы вонзились в тела ходячих трупов и остались там, похоже, не причинив вреда. Другие звучно отскакивали от грудных клеток оживших скелетов. Несколько стрел свалили кое–кого из людей. Результат оказался не таким, на который надеялся Макс, но вряд ли сие удивительно. Ходячие трупы — тяжёлые противники.

Макс почувствовал усилие, которым кто–другой притягивал магическую энергию. Своим магическим зрением он увидел волну чёрной магии, увлекаемую к графине. Возле неё возникла паутина тьмы, отростки которой затем метнулись в сторону нежити. Когда отросток касался нежити, та просто останавливалась на месте.

По мнению Макса, в иных обстоятельствах заклинание было бы неплохим, но оно не обладало ни силой, ни разрушительным воздействием его собственного заклинания. Оно сразило около полудюжины врагов. Остальные за несколько шагов преодолели отделяющее их расстояние. Макс сжал свой посох и приготовился защищаться.

Вокруг со звоном сталкивались клинки людей и оживших чудовищ. Макс сделал, что мог. И лишь надеялся, что этого окажется достаточно.

— Хотелось бы, чтобы она перестала так кричать, — сказал Феликс.

Он был зол, но подозревал, что просто скрывает злостью глубоко сидящее беспокойство. В голосе было что–то крайне беспокоящее, слабые нечеловеческие нотки, подразумевавшие, что его обладатель находится на грани душевного равновесия, либо за этой гранью.

— Обязательно сообщи это ей, когда мы её увидим, — посоветовал Готрек.

Он двигался осторожно, держа свой чудовищный топор в правой руке. Покрытый кровью гулей, гном выглядел не менее ужасным, чем всё то, что они могли тут повстречать.

Они пересекли большой зал, пол которого представлял собой чередующиеся плиты цвета кости и крови. На старых покрытых плесенью гобеленах, покрывающих стены, были изображены всадники — мужчины и женщины, охотящиеся в лесу на обнажённых людей.

— Кем бы ни был обставивший это помещение, он невменяем, — пробурчал Феликс.

Ответа он не ожидал и не получил. Они прошли длинный осыпающийся пролёт мраморной лестницы и остановились перед дверью, из–за которой слышались вопли. Как только они подошли, вопли смокли. Феликс не успел дотянуться до ручки, как топор Готрека обрушился на дверь, расщепив её. Руны на лезвии вспыхнули. Быстрыми ударами Истребитель проделал проход в комнату.

Ульрика ожидала внутри. Она выглядела очень бледной и исхудавшей, но в целом невредимой. Комната была богато обставлена мебелью и чище, чем большинство попадавшихся с этом мерзком замке, хотя и здесь по углам потолка висела плотная паутина, а в воздухе ощущался слабый запах гниения.

Феликс хотел подбежать к ней, взять за руки и утешить, но какой–то инстинкт остановил его. Ульрика посмотрела на него и улыбнулась, и сразу же из её дёсен показались длинные клыки, а в глазах появился красный блеск. Наблюдая за этими изменениями на хорошо знакомом лице, сразу трансформирующими его в нечто злое и зловещее, Феликс почувствовал, что его разум балансирует на грани.

— Мне жаль, человечий отпрыск, — произнёс Готрек, проходя в комнату с занесённым для удара топором.

— Снорри тоже жаль, Феликс, — сказал Снорри Носокус, входя следом.

Феликс стоял в дверях, не в состоянии принять решение, что ему делать. Глядящая на них Ульрика омерзительно зашипела.

Роч направил удар в стоящего перед ним кислевита. Его могучая рука разрубила кожаный доспех мужчины, глубоко загнав клинок в его внутренности. Тот, умирая, кричал. «Ещё один слуга для моего хозяина», — радостно подумал Роч, вынимая клинок. Тёплые канатообразные кишки высыпались ему на руку. Он оглянулся по сторонам, оценивая ход сражения.

Бой складывался иначе, чем он надеялся. Более трёх четвертей войска хозяина было повержено. Волшебник стоял, прислонившись спиной к карете, к нему шли два зомби. На глазах у Роча чародей ударил одного по голове посохом, увернулся от второго и произнёс слово. Что–то появилось из его рта, на секунду блеснуло в воздухе, а затем яркий сияющий свет вызвал слёзы на глазах и боль в мозгу. Секунду спустя голова зомби взорвалась в воздух, обдав всех находившихся поблизости дождём из ошмётков мозгов и осколков костей. Роч облизал губы. Занятный вкус. Он быстро прикинул идею атаковать волшебника самому и попытаться ошеломить его градом ударов. «Это может сработать», — подумал Роч. Волшебник сделал движение рукой, и луч золотого света рассёк позвоночник ближайшего скелета. Тот рухнул на пол двумя частями, и сияние померкло в его глазах. «Опять же, может и не сработать», — пришла вторая мысль.

Слева от Роча в ходе сражения произошёл очередной неожиданный поворот. Невысокая, хилая на вид женщина, прыгала среди членов свиты. Одним взмахом руки она оторвала Гаю голову. Роч знал, что силой не обижен. При необходимости, он мог сломать шею мужчины голыми руками, но даже обеими руками не сумел бы оторвать голову с плеч. Что же это за женщина? И сразу же в уме возник ответ — она такая же, как хозяин. Это плохо. Почему хозяин его не предупредил? Роч прогнал сию мысль. У хозяина, несомненно, были свои причины.

Не всё складывалось в пользу пришлецов. Много кислевитов было убито, наряду с большинством сильванских рыцарей. Из оставшихся Роч насчитал лишь волшебника, старого толстяка, графиню и одного из рыцарей. Быстрый осмотр подсказал Рочу, что на подходе ещё более дюжины зомби и пара членов свиты. «Должно хватить, — сказал он себе. — Так и будет».

Он побежал к старику, надеясь застать того врасплох, а затем уж позаботиться о волшебнике. Внезапно, он был остановлен на бегу и прикован к месту тонкой рукой. Роч заметил длинные пальцы, покрытые красной кровью, а на одном из пальцев — сверкающий рубин. Он по привычке оценил его стоимость, и тут низкий, удивительно мягкий женский голос прошептал в его ухо:

— А теперь, лакей, ты отправишься в могилу.

Последовала вспышка боли, ужасно напряглась шея, а затем боль и напряжение пропали. Перед ним крутанулся пол, а затем Роч обнаружил, что видит перед собой шатающееся огромное безголовое тело. Потрясением стало то, что тело было его собственным. Похоже, мозг способен несколько секунд прожить после отделения головы от туловища. Губы Роча сложились в молитве в помощь его хозяину, но без лёгких та осталась невысказанной.

Макс собрал энергию и сделал жест. Луч золотого света рассёк грудную клетку ходячего трупа, разрезав того пополам, словно огромным тесаком. Тело рухнуло наземь, еще несколько секунд продолжая двигаться. Верхняя часть по–прежнему пыталась добраться до Макса, а нижняя молотила ногами по брусчатке. Макс не оставил никаких шансов. Очередной жест и другой разряд энергии сжёг существо.

Тут и там несколько групп воинов ещё сражались. Иван Петрович одним ударом сабли срубил пару оживших скелетов. Старик был покрыт порезами, а большая рана на его руке обильно кровоточила. Родрик бился подле графини, прикрывая ей спину. Но той вряд ли была нужна защита. Вампирша двигалась с феноменальной скоростью, разрывая на части всё на своём пути. К своему ужасу Макс обнаружил, что на ногах оставалась лишь их группа. Все прочие кислевиты лежали. Многие стонали от боли. На глазах Макса скелет вырвал глотку одному из раненых.

По–прежнему борясь с необычной искажённой энергией окружающего места, уставший Макс снова применил магию. Разряд энергии поджёг хрупкие кости оживлённого скелета. Плавящиеся кости потекли на лежащие рядом тела.

Внезапно всё стихло, за исключением шёпота холодного ветра, задувавшего хлопья снега через открытый вход. Макс огляделся и обнаружил, что всё закончилось. В зале только он, Иван, графиня и Родрик оставались на ногах. Тишина была почти нервирующей после ужасного грохота сражения.

Макс оглядел своих товарищей и улыбнулся, без теплоты и ощущения победы. То была улыбка человека, оставшегося в живых, когда большинство его товарищей пало, и на лицах двух других мужчин была написана такая же. Графиня не улыбалась. Она стояла, склонив голову набок, в позе прислушивающегося человека, но вот к чему она прислушивалась, Макс даже не предполагал.

Волшебник увидел, что Иван Петрович пристально глядит на графиню, словно раздумывая, не пронзить ли ту мечом. Должно быть, старый боярин видел устроенную ей резню и теперь, несомненно, удивлялся, с кем ему довелось вместе путешествовать до замка. Возможно он, как Макс, напрягал память, пытаясь вспомнить, не стал ли жертвой графини кто–нибудь из кислевитов.

Макс таких не припомнил, но в пылу битвы он мог кого–нибудь и не заметить. Он вспомнил свою недавнюю браваду и угрозы. Применение магических сил далось ему дорого. На преодоление сопротивления местных чар он потратил не меньше сил, чем на сами заклинания. Он чувствовал усталость, словно несколько дней прошагал без сна. Макс сделал глубокий вдох и успокоил мысли. Не стоит показывать своё состояние.

Он подошёл к Ивану Петровичу.

— Позволь мне осмотреть твою руку, — тихо сказал Макс.

Боярин рассеянно протянул руку, не отводя взгляда от графини Габриеллы.

— Ты видел, что она сделала? — спросил он.

Макс кивнул. На лице кислевитского аристократа в равных частях проявлялось благоговение и ужас.

— Что за зло ты сюда привёл? — спросил старик.

Макс пробежал пальцами по ране и сконцентрировался. От кончиков его пальцев к руке боярина потекло мягкое свечение. Кровотечение прекратилось. От прикосновения плоть срасталась. По ходу процедуры боярин морщился от боли, но не издал ни звука. Графиня обернулась к ним. Макс заметил, что вид крови словно гипнотизировал её. Она облизала губы. Этот жест напомнил волшебнику мелькание змеиного языка.

— Он близко, — произнесла она, нарушая молчание. — Как и талисман. Я чувствую, как его присутствие терзает мой разум.

— Где? — спросил Макс.

— Где–то над нами.

Макс уже готов был в третий раз на дню призвать золотой глаз, когда графиня поморщилась.

— Он удаляется прочь.

— Увидев, что мы тут натворили, он бежит в страхе, — смело заявил Родрик.

— Тогда мы пойдём за ним, — произнёс Иван Петрович.

— Сперва мы сожжём эти тела, — заявил Макс. Не хотелось бы, чтобы они вернулись к жизни. Я бы не хотел столкнуться с трупами тех, кто отважно сражался на нашей стороне.

— Как мы сожжём стольких? — спросил Родрик.

— Облей их маслом для светильников, — сказал Макс. — Я сделаю остальное.

Со спины доносился тошнотворно приторный запах горящей плоти, смешанный с ароматическим маслом светильников. Макс шёл рядом с Иваном Петровичем. Первой шла графиня, за ней Родрик. Макс был уверен, что со стороны графини это был преднамеренный жест — повернуться к ним спиной, показать, что она вполне доверяет им, подвергая себя опасности, даже если они ей и не доверяют. «А возможно, она просто относится к нам с пренебрежением», — подумал Макс. В настоящий момент он чувствовал себя таким слабым, что подобное предположение выглядело оправданным. Макс молился, чтобы до их возвращения с ранеными ничего не случилось. Он бы больше времени уделил лечению, но понимал, что необходимо беречь оставшиеся силы.

— Будьте крайне осторожны, — произнесла графиня обманчиво мягким голосом. — Тут ещё могут оставаться гули и кое–что похуже, а с поля боя бежало немало членов его свиты. Адольфус Кригер не единственный враг, с которым мы можем столкнуться, хоть он, несомненно, самый опасный.

Макс огляделся. Это место и ранее не давало расслабиться, а теперь, без поддержки воинов, в компании только лишь Ивана Петровича, вампирши и её приспешника, оно нервировало и того хуже. Казалось, в каждой тени прячется неизвестная опасность. Каждый дверной проём выглядел распахнутой пастью, готовой извергнуть толпу нежити.

Что дальше? Придётся ли им обыскивать весь этот отвратительный замок в поисках Кригера, или тот явится к ним сам? Какие ещё мерзкие сюрпризы таятся здесь?

— Нет! — завопил Феликс. — Не надо!

На мгновение все в комнате замерли. Ульрика стояла на полусогнутых ногах, готовясь напасть. Оба гнома преодолели уже половину разделяющего их расстояния.

— Уверен, мы можем всё решить разумно.

Феликс не был уверен, как этого добиться, но раз уж он пришёл к соглашению с графиней, они явно смогут договориться и с Ульрикой, если только та не сильно изменилась.

Он встал между гномами и женщиной, широко расставив руки в стороны, умоляя Готрека и Снорри не нападать.

— Никому нет необходимости тут умирать.

— Это не так, Феликс, — услышал он шепчущий в ухо голос Ульрики, когда его шея оказалась в захвате очень сильной руки.

Он посопротивлялся, но не успешнее мыши, схваченной челюстями кота. Боги, какой сильной она стала. Его ноги не касались земли. Феликс обнаружил, что стал щитом между Ульрикой и гномами.

— Значит, ты собираешься меня убить, — полностью расслабившись произнёс он.

Феликс чувствовал, что покорился судьбе. Если ему предстоит умереть, да будет так. Ирония в том, что сие произойдёт от руки женщины, которую он явился спасать из такой дали.

Снорри и Готрек разделились, обходя Ульрику с боков. Не один, так другой собирались нанести удар ей или ему, если она решит прикрыться от удара телом Феликса.

Внезапно, мир завертелся перед глазами Феликса, запущенного в сторону Готрека. Краем глаза он заметил размытую фигуру, метнувшуюся к двери между двумя Истребителями. Готрек отпрыгнул в сторону, избегая столкновения. Феликс покатился по плитам пола. Боль от удара пронзила его тело. Феликс продолжал катиться, влекомый инерцией, и врезался в стену. Перед его глазами заплясали искры.

Приподнявшись, Феликс осмотрелся и заметил, что оба Истребителя мрачно уставились на дверной проём.

— Она слишком быстра для нас, — произнёс Готрек. — Сбежала на какое–то время.

Смущённое выражение промелькнуло на его жестком лице. Он сердито покачал головой и сплюнул на пол. Феликс поглядел на Истребителя. Он был почти уверен, что Готрек не опечален бегством Ульрики и стыдится этого. Хотя сейчас не лучшее время проверять это наблюдение.

— И что теперь? — спросил Феликс.

Снорри пожал плечами. Готрек пристально посмотрел на Феликса.

— Когда мы встретим её в другой раз, бей, человечий отпрыск, а не болтай!

Феликс вспомнил, каково ему было чувствовать хватку Ульрики. Он был уверен, что находился на волосок от смерти. И понимал, что Истребитель прав. В следующий раз не будет пощады и попыток договориться.

Ульрика спасалась бегством через обширный лабиринт замка. Её трясло. Жажда стала всепоглощающей. Она не знала, как ей удалось собрать силу воли, чтобы не вонзить клыки в шею Феликса и не выпить того досуха.

Напрягая ноги, она перепрыгивала лестничные пролёты, беззвучно спускаясь по побитым молью красным коврам. Возможно, Феликса спас какой–то отголосок некогда испытываемого ей чувства. Ей нравилось думать так, но уверенности не было. Столь же вероятно, что то был глубоко таившийся инстинкт выживания. Поддавшись в тот момент своей жажде, она бы стала отличной мишенью для Истребителей. Многие смертные могли бы дрогнуть и обратиться в бегство от одного вида жадно насыщающегося Восставшего, но Ульрика знала, что в их число Готрек и Снорри Носокус не входят. Ульрика была уверена, что подставиться под прицельный удар топора Истребителя для неё означало гибель, а в своём новом состоянии она ещё не была готова к окончательной смерти. Прежде всего потому, что собиралась отплатить Адольфусу Кригеру за то, что он с ней сделал, даже если на это уйдёт вечность.

Возможно, сейчас Ульрика привязана к нему потребностью в знаниях и силой талисмана, но способ уничтожить его она отыщет. Она знала, что это возможно. В конце концов, если она будет осторожной, у неё есть всё время мира, а уж за столетия всё может сделаться возможным.

Вопрос в том, что ей делать прямо сейчас? Нужно держаться подальше от преследователей и разыскать Кригера. Если не получится, то следует убраться отсюда, а затем подождать, чем всё закончится. Не лучший из планов, но другого в голову не приходит. По разным противоречивым причинам она не собиралась оставаться и сражаться с Феликсом и Истребителями.

Почему Кригер не сказал ей, что они здесь? Зачем утаил этот секрет, и какие ещё секреты он от неё скрывает? Когда придёт время, с ним предстоит свести и эти счёты.

Какой–то инстинкт подсказал ей свернуть направо, выбрав длинный коридор, ведущий в огромный обеденный зал. Почему? Может, её по–прежнему зовёт талисман? И этот зов в итоге приведёт её к Кригеру? Может и так. Ульрика решила довериться чувству и следовать инстинктам. Что ещё оставалось делать? Она побежала по пути, ведущему в тронный зал.

— Он направился туда, — произнесла графиня, останавливаясь у развилки двух коридоров и указывая на левый.

— Почему вы столь уверены? — спросил Макс.

После прогулки у него осталось нехорошее ощущение. Замок был окутан защитными и обманными чарами, назначением которых было сбить с толку любого, за исключением нежити и их слуг. Использование магического зрения для преодоления этих чар вызывало у него тошноту.

— Он пользуется талисманом, чтобы призвать сюда всех наших сородичей. И он даже не подумал прервать призыв. Возможно, по недосмотру.

«А возможно, он просто заманивает нас в другую ловушку», — подумал Макс.

* * *

«Дела могли бы сложиться и получше», — думал Кригер. Авангард его непобедимой армии нежити потерян, разбитый врагом, который по–прежнему беспрепятственно продвигается по замку. Все тщательные приготовления пошли насмарку.

С другой стороны, могло быть и хуже. Ульрика по–прежнему на свободе, насколько он чувствовал через связь с ней. И здесь графиня. В действительности, глупо с её стороны вот так вот отдавать себя в его власть. А это означает, что потенциально у него в здании есть ещё два весьма могучих орудия.

Теперь нужно всего лишь подстроить всё так, как ему нужно, и выбрать место, где он расправится со своими врагами. Что может быть лучше тронного зала? Там он соберёт остатки своих сил в замке и направит события к их неизбежному итогу.

— Ах, Ульрика, я так рад, что ты смогла ко мне присоединиться, — произнёс Адольфус Кригер.

Ульрика вошла в тронный зал. Это было омерзительное место, где доминировал огромный трон из чёрного дерева, инкрустированный различными черепами. У каждого черепа были рубины в глазах. На стенах висели гобелены, изображающие великие победы времён Войн графов–вампиров. Пол покрывала чёрная и белая плитка, за исключением подножия тронного возвышения, вокруг которого лежал гниющий ковёр. На троне развалился Адольфус Кригер. Как Ульрика и подозревала, она оказалась тут, привлечённая силой зловещего талисмана, сверкающего на его горле.

— Особого выбора у меня не было, — кисло заметила она.

— Верно, но сие нисколько не уменьшает мою радость лицезреть тебя.

— Почему ты не рассказал, что сюда явился Феликс?

— А разве что–то бы изменилось? Ты по–прежнему будешь делать то, что я пожелаю.

— Я всё равно хочу услышать ответ.

— Зачем? У тебя печальный голос. Ты убила его?

— Нет.

— Жаль.

— Хотя он и Готрек едва меня не убили.

— Мне было бы жаль. Значит, Истребитель и его товарищи всё ещё живы?

— Более чем, когда я видела их в последний раз.

— Полагаю, придётся позаботиться ещё и о них.

— Ещё?

— Ещё здесь находится твой приятель волшебник с какими–то кислевитами и моя бывшая партнёрша. Я думаю, они разыскивают то, чем я сейчас обладаю.

— Кислевиты?

— Твои земляки, моя дорогая. Под предводительством толстого старика.

Вспышка страха и вины пронзила мозг Ульрики. Это мог быть только её отец. Разумеется, раз уж Макс и Феликс смогли её тут отыскать, он отправился с ними. Он бы доскакал до ворот самой преисподней, чтобы спасти её. В некотором смысле, так и случилось.

— Они мертвы?

— Кто?

— Волшебник и предводитель кислевитов.

— Прискорбно, но оба были живы, когда я в последний раз их видел, но не волнуйся, это ненадолго. Тебе знаком старик?

Ульрика на мгновение призадумалась. Она не видела никакой выгоды в сокрытии правды. Возможно, если случится самое худшее, она сможет позаботиться, чтобы отцу сохранили жизнь.

— Он мой отец.

— О… Сие объясняет, зачем он проделал весь этот путь ради твоих поисков. Я должен был догадаться.

— Ты не собираешься убить его, правда?

— Именно таковым было моё намерение, моя дорогая. Что? Что у тебя ещё на уме?

— Пощади его!

— Какая сентиментальность, Ульрика. Он больше не отец тебе. Я твой отец. Сомневаюсь, что он пощадил бы тебя, когда нашёл.

Ульрика признавала справедливость замечания. Воспитанный в пограничном Кислеве Иван Петрович не шёл на компромисс с силами тьмы, к которым сейчас, несомненно, относилась и она. Весь этот путь он проделал столько же ради спасения Ульрики, сколько и для того, чтобы убедиться в подлинности смерти своей единственной дочери. Этого требовала честь, а Иван Петрович был человеком чести. Однако же, даже если ей суждено погибнуть от его руки, она не желала ему смерти.

— Тем не менее, я прошу тебя пощадить его.

Адольфус Кригер наклонился вперёд на своём троне и провёл по подбородку пальцами левой руки.

— Он явился сюда, чтобы попытаться меня прикончить. Я не намерен проявлять милосердие.

Над головой, в тени свода, двигалось нечто крупное.

Макс взорвал последний ходячий труп. Тот разлетелся на куски, словно стоял на взорвавшейся пороховой бочке. Воздух заполнила вонь горелой плоти. Макс уже слишком привык к подобному, чтобы испытывать тошноту. Он посмотрел по сторонам и увидел, что потерь среди его товарищей нет.

— Тут их поменьше, — заметил Иван Петрович со слабой усмешкой. — И организованными они не выглядят.

— Я полагаю, они всего лишь остатки главных сил, бесцельно блуждающие по замку, — сказала графиня. — Не думаю, что их специально отправили против нас.

Макс согласился. То небольшое количество зомби не представляло угрозы. Графиня могла разорвать их на части и самостоятельно. Макс решил, что в следующий раз в похожей ситуации он постоит в сторонке, позволив ей сделать всю работу.

— Сколько ещё идти? — спросил он.

— Теперь близко, — произнесла графиня со странным блеском в глазах.

— Она пошла туда, — сказал Готрек.

— Ты уверен? — спросил Феликс.

Он нервно дёргал свой плащ. Ощущение гнетущего зла усугублялось. Ему действительно не хотелось тут находиться.

В ответ Истребитель в сомнении покачал головой.

— Я не следопыт, как Марек, но на этой плесени её следы.

— Возможно, те огни впереди тоже зацепка, — заметил Снорри Носокус.

Феликс и Готрек поглядели в указанном направлении. Феликс решил, что заметил Ульрику, шмыгнувшую в низкий арочный проход. Он был уверен, что ни арочного прохода, ни огней не было видно мгновение назад. Феликс был уверен, что или он, или Готрек их бы заметили.

— Это очень удобно, — заявил Готрек.

— Разве? — отозвался Феликс.

Без лишних рассуждений они двинулись вслед за огнями.

— Господин Ягер! Господин Гурниссон! Для меня большое удовольствие увидеть вас снова.

Огромный тронный зал, похоже, был хорошо отремонтирован, и тут было тихо. На огромном троне из чёрного дерева развалился Адольфус Кригер. Рядом на корточках присела Ульрика. Левая рука вампира играла прядью её пепельно–белых волос таким манером, как человек мог бы поглаживать голову любимой собаки. Правой рукой он теребил знакомый талисман, висевший на его шее.

— Эй, наглый ублюдок, Снорри Носокус тоже здесь, — заявил Снорри.

— Прошу прощения. Я не был уверен, стоит называть тебя господином Носокусом или нет, — с улыбкой произнёс вампир.

Его лицо было отчётливо видно в свете громадной люстры.

«Как её зажгли? — гадал Феликс. — И для чего?» Вдоль стен стояли бесчисленные комплекты древних доспехов, занимая каждую нишу. Каждый держал меч, пику, либо иное оружие устаревшего вида, но очевидного предназначения. Ягеру показалось, что над головой он уловил движение. Быстрый взгляд заметил лишь колебание глубоких теней во тьме над огнями.

— Это не важно, — сказал Готрек, продвигаясь к трону. — Ты покойник.

Вампир поднял свои руки.

— Подождите секунду, — сказал Кригер. — Мои остальные гости вот–вот появятся.

В огромный тронный зал Макс вошёл сразу же за графиней. Его взгляд скользнул по массивному трону и, словно притянутый магнитом, остановился на Ульрике. Она выглядела такой бледной. Во рту были заметны клыки. У него опустилось сердце, когда он обнаружил, что Ульрика стала вампиром.

Макс спрашивал себя, что собирается делать. Он проделал весь этот путь ради её спасения, но ей, похоже, уже не помочь. Действительно ли он сможет её убить? Сможет ли он просто стоять и смотреть, как это попробует сделать Готрек?

Макс почти обрадовался, когда внезапный мощный всплеск магической энергии привлёк его внимание к трону.

Феликс увидел Макса Шрейбера, Ивана Петровича, графиню и её ручную собачонку — Родрика, входящих с другой стороны зала. Похоже, они были обоюдно удивлены увидеть здесь друг друга. Феликс заметил на лице Макса полный ужаса и отчаяния взгляд. Он слишком хорошо его понимал.

Что теперь замышляет Кригер? Зачем он собрал их здесь? У него явно должен оказаться туз в рукаве, иначе он не был бы столь спокоен. Разве что он абсолютно безумен. Или крайне уверен в собственных силах.

— Графиня Габриелла. Давненько не виделись. Я так рад, что ты первая откликнулась на мой призыв. Уверяю, остальные не заставят себя ждать, — улыбнулся Кригер.

— Мне следовало уничтожить тебя сразу, как только я тебя породила, — произнесла графиня с ледяной ненавистью в голосе.

У Феликса пропали все сомнения по поводу вражды между этими двумя. Графиня искренне желала Кригеру гибели. «Что ж, теперь нас двое», — подумал Феликс. Готрек с интересом наблюдал за противостоянием вампиров, и начал двигаться к трону, держа топор наготове.

— Увы, графиня, время для подобных сожалений давно минуло. Теперь хозяин я. Ты станешь мне служить столь же преданно, как юная Ульрика.

Что там порхает среди потолочных балок зала? Феликс был уверен, что кое–что услышал. Снова взглянув вверх, он был уверен, что заметил промелькнувший силуэт огромной чёрной тени. «Тут вещи не такие, каковыми кажутся», — напомнил он себе. Ягер поставил светильник на землю, осторожно держа меч.

— Увидим, — сказала графиня.

Феликс был уверен, что слышал намёк на сомнение в её голосе.

— Несомненно, увидим. Теперь я управляю Глазом. Позволь мне показать.

Талисман на горле Кригера ослепительно вспыхнул. Лишь от одного этого вида у Феликса закружилась голова. Готрек на мгновение остановился, прикрывая глаз рукой. Графиня издала вопль и упала на колени. Родрик заботливо подбежал к ней. Макс очень внимательно наблюдал за происходящим, словно следуя своим магическим зрением за невидимым потоком энергии. Снорри Носокус выглядел таким же ошеломлённым, как и Феликс.

Ульрика печально смотрела на своего отца. Тот разглядывал её, не веря своим глазам. Феликсу не хотелось смотреть на их лица, на которых был написан ужас и страдание. Он поспешно перевёл взгляд обратно на Кригера. Как бы то ни было, вампир, похоже, был ещё больше доволен собой.

Графиня подняла голову. Странный блеск появился в её глазах. Выражение лица полностью изменилось. Судорожно и механически она поднялась, словно её разум боролся с чем–то за контроль над телом. Страх, ненависть и бессильная ярость отражались на её лице. Родрик придвинулся, касаясь графини с нежностью, присущей обеспокоенному любовнику.

Готрек приготовился к атаке. Феликс собирался за ним последовать.

Макс наблюдал за невероятно сложными потоками энергии, исходящими от вампира на троне. Это на некоторое время отвлекло его от ужасных мыслей о том, кем стала Ульрика. Плетение было невероятно сложным, быстрым и тонким. Оно напомнило ему защиту, с которой он столкнулся при обследовании Глаза Кхемри.

Было сложно уследить за столь стремительным и сложным чародейским процессом, но Макс очень старался. Тут присутствовали элементы принуждения, усиленные мощными нитями чёрной магии. Сила амулета была впечатляющей. Макс сомневался, что подобным заклинанием смог бы воспользоваться смертный — оно было слишком тщательно подстроено под вампира, под его пронизанную чёрной магией сущность.

Тонкие отростки тёмной магической энергии, исходящие от трона, оплетали камни замка. Огромные корни магической энергии, проходя сквозь пол, углублялись в каменную кладку. Кригер настроил себя на замок, и потому ему не нужно было преодолевать чары замка, как приходилось Максу.

При ближайшем рассмотрении выяснилось, что отростки через трон соединены с самим Глазом Кхемри. В настоящий момент Кригер вытягивал энергию из замка с целью, о которой Макс пока не догадывался, хотя и мог видеть, как тёмная магическая энергия вокруг тела вампира начинает мерцать. Энергии было столь много, что волшебник удивлялся, почему её не замечают остальные.

Графиня заявляла, что Кригер посредственный чародей. Что–то явно изменилось. Тот с превосходным мастерством управлялся с двумя весьма мощными заклинаниями. Макс сомневался, что сам бы справился с этим столь же хорошо.

Макс поставил бы на то, что Кригер не всегда творил заклинания подобным образом. Теперь он настроен на талисман, и тот воздействует на его магическую подпись, делая её похожей на подпись своего создателя. Скорее всего, этим изменения, вносимые талисманом, не заканчивались. Без сомнения, разум вампира тоже был тонко изменён. Макс задрожал при мысли, что сам едва спасся. Кто знает, куда этот процесс мог завести?

Графиня двинулась в его сторону. Макс приготовился защищаться.

Как только Ульрика увидела женщину, называемую графиней, то сразу поняла, что тут ещё один вампир. Возможно, подобное тянется к подобному. Ульрика сразу смогла понять, что эта незнакомка неизмеримо сильнее и старше её. Она с отчаянием наблюдала, как графиня пыталась сопротивляться связывающему заклинанию Кригера и потерпела неудачу. Она видела её отчаянную борьбу. Похоже, она почувствовала отголоски той борьбы в собственном разуме, и как только это случилось, Ульрика почувствовала, что удерживающие её узы немного подались.

Возможно ли, что пока Адольфус использовал свои силы для подчинения графини, его хватка на Ульрике каким–то образом ослабла? Если так, вернётся ли всё обратно, когда сопротивление графини будет сломлено? Ульрика понимала, что не может упускать шанс. Она яростно пыталась сломать удерживающие её ментальные оковы, чтобы подобраться Кригеру и напасть на него.

Феликс заметил, что Ульрика начала двигаться, и Готрек воспринял это за угрозу. Истребитель поднял топор и приготовился напасть, хотя от помоста его отделяло, по меньшей мере, двадцать шагов. Заметив это, Кригер расхохотался и сделал жест правой рукой.

С потолка вниз метнулось что–то массивное и чёрное. Чтобы остановить падение расправились огромные крылья и раскрылись мощные челюсти, полные острых клыков и блестящей слюны, готовые рвать и кромсать. Это была огромная летучая мышь с телом крупнее человеческого. Крюки на её крыльях были острыми как бритва. Существо резко бросилось на Готрека, и Истребитель крутанулся и пригнулся, нанеся удар наугад, когда существо проскользнуло мимо.

Движение воздуха за спиной было единственным предупреждением для Феликса. Он плашмя бросился наземь, когда крылатая тень выросла на полу перед ним. Боль пронзила рассечённое плечо, словно кислотой. Взгляд вверх выявил другую гигантскую летучую мышь, удаляющуюся от него к потолку зала. Зловещий пронзительный визг донёсся до ушей Феликса.

Лязг металла возвестил о новой угрозе. Один из комплектов доспехов шагнул вниз с возвышения и направился к Феликсу. Другие лязгающие звуки подсказали Феликсу, что прочие доспехи тоже воспрянули в ужасном подобии жизни.

— Берегись! — заорал он, когда несколько бронированных фигур неуклюже направились к Истребителю.

Адольфус Кригер чувствовал, как две его пленницы борются с оковами, которыми он сковал их разум. Он знал, что сие бесполезно. Для них не существовало способа противиться ему. Даже женщины с такой сильной волей не способны сопротивляться мощи Глаза Кхемри. А Служители трона позаботятся о прочих незваных гостях.

Внимание Кригера привлёк лязг металла о металл. Бросив взгляд вниз, он увидел проклятого Истребителя, прорубающегося через его бронированных защитников. Могучий топор гнома рассекал металлические нагрудники, обнажая кости оживлённых скелетов, находящихся внутри. На глазах у Кригера из срубленного шлема выкатился череп, красные глаза которого померкли и угасли.

Два чудовищных Служителя спикировали сверху. Феликс Ягер уклонился от взмаха мощного перепончатого крыла и ударил по нему мечом, разрубая плоть и сухожилия. Глубокая рана крыла сказалась на полёте, и Служитель рухнул на каменные плиты. Другой Служитель схватил когтями Снорри Носокуса и поднял того в воздух. Пока Истребителя уносило всё выше к сводчатому потолку, тот сопротивлялся, словно мышь в когтях совы. Яростная борьба Истребителя позволила ему выскользнуть из окровавленных когтей существа. Снорри камнем полетел вниз, молотя руками и ногами по воздуху. Кригер ухмыльнулся. Выжить после подобного невозможно.

Феликс наблюдал, как Снорри падает навстречу смерти. Его охватило растущее чувство беспомощности. Он ничем не мог помочь гному. Затем Снорри махнул топором и зацепился за громадную люстру. Там он и висел, а люстра раскачивалась, словно маятник, и ужасная летучая мышь делала новый смертельный заход на цель. К Феликсу метнулись две другие крупные твари. Похоже, всё внимание потребуется ему для собственного выживания. Беспокоиться за Снорри Носокуса придёт время после. Он уклонился от взмаха острого как бритва когтя, перекатился под двумя другими когтями, что пытались его схватить, и ударил мечом вверх, в брюхо раненной твари. Брызнула чёрная желчь, закрывая ему обзор.

Макс наблюдал за графиней, обратившей свой взгляд к нему. Столкновение их взглядов было почти материальным. Раньше он много слышал о гипнотическом взгляде вампиров, но испытать его на себе было совершенно иной вещью. У него возникло ощущение, что вся сила воли его покинула, он мог лишь стоять на месте, словно маленькая птичка, загипнотизированная змеёй.

От попыток сохранять концентрацию среди противодействующих чар замка Макс испытывал головокружение. В обычных обстоятельствах он мог бы с лёгкостью сопротивляться её взгляду, но нынешние обстоятельства обычными не являлись. После продолжительного сражения он обессилел, а голова кружилась под воздействиемзащитных чар замка. Ему удалось лишь не поддаться её силе сразу же.

Пока Макс стоял парализованный, к нему с мечом наголо направился Родрик, преданный пёс графини.

Иван Петрович смотрел на свою любимую дочь, понимая, что перед ним теперь не она. Её душа поглощена, а тело одержимо демоном. Теперь ему ничего не остаётся, кроме как убить Ульрику и упокоить её тело с миром. Надеясь, что это освободит её душу, которая обретёт вечный покой. Так говорится во всех древних сказаниях.

И всё же он обнаружил, что ему не так уж хочется подойти и исполнить свой долг. Он помнил её маленьким беззащитным младенцем, помнил её смех и радость в тот день, когда она получила своего первого пони, помнил её скорбь от кончины матери. Разве он способен забыть, как ребёнком качал её на руках, или все те воспоминания об их совместной жизни? Разве теперь он сможет убить её?

«Она мертва, — твердил он себе. — Это не она, а лишь демон, принявший её обличие. Ты должен исполнить свой долг, даже если ничего тяжелее этого тебе совершать не приходилось. Всё остальное будет предательством тех отличных бойцов, что погибли на пути сюда, да и предательством самой Ульрики. Погоревать сможешь опосля. Ты обязан сделать это даже ценой собственной жизни».

Не отводя от Ульрики взгляда, он с мечом в руке бросился к помосту. И лишь в последний момент Иван услышал шелест крыльев в воздухе и почувствовал острые как бритва когти, вцепившиеся в шею.

Глядя вниз с высоты трона, Адольфус Кригер видел, что дела идут замечательно. Старый толстяк был мёртв. Более глупый из Истребителей вот–вот умрёт. Графиня и её прислужник позаботятся о волшебнике. Феликс Ягер стоял на коленях, с залитыми кровью глазами, пока двое Служителей порхали над его головой, словно ястребы, готовые спикировать на добычу. Оставался лишь Готрек Гурниссон и его топор. Кригер позаботится о нём лично.

Истребитель сокрушил последнего закованного в доспехи защитника и встал у подножия помоста, потрясая своим могучим оружием. Его борода встала дыбом, а единственный безумный глаз горел от неукротимой ярости. Гном выглядел, словно какой–то бог сражений в действии. На мгновение Кригер едва не ощутил страх, но то было лишь мгновение.

«Пришло время прекратить этот фарс», — решил он, широко разводя руки в стороны и используя Глаз в полную силу. Его кости начали дрожать и удлиняться, а кожа растягиваться. Внешний вид трансформировался в новую сущность. Из плоти на кончиках пальцев вылезли длинные когти. Невероятная сила наполнила Кригера, и он осознал, что для него нет ничего невозможного.

Ежесекундно опасаясь услышать рассекаемый воздух и взмах когтей, Феликс яростно очищал глаза от чёрной субстанции и шарил рукой в поисках меча. Закончив, он краем глаза уловил трансформацию Адольфуса Кригера.

Кожа вампира лопнула. За мертвенно бледной треснувшей кожей показалась красноватая плоть, словно оплывающая восковая свеча, принимающая новую форму. Его лицо удлинилось, уши стали крупнее, а волосы, похоже, втянулись в череп. Из туловища выдвинулись белые кости, утоньшающиеся по мере удлинения, между ними возникли складки полупрозрачной плоти, ставшие огромными перепончатыми крыльями, как у летучей мыши, но оканчивающимися причудливыми человеческими руками. Из кончиков пальцев выскочили наружу огромные когти, напоминающие косы. Глаза сделались более крупными и тёмными, а голова приобрела форму, близкую к треугольной. Из головы выдвинулись крупные уши, а нос стал плоским.

Всё тело Кригера вытянулось и стало выше, вынуждая его склониться вперёд наподобие зверя. Спустя мгновения над Истребителем навис ужасный гибрид летучей мыши и человека, отбрасывающий чудовищную тень. Пока сие происходило, на Готрека накинулись другие бронированные защитники, в ещё большем количестве. Атаковавшие Феликса гигантские летучие мыши улетели, чтобы присоединиться к нападению на гнома. Готрек яростно крутил топором вокруг себя, стараясь удерживать противника на расстоянии.

Пока гном был занят обороной, существо, прежде бывшее Кригером, метнулось вперёд с ужасающей скоростью, настолько быстро, что у Готрека не было времени на удар. Острые как бритва когти тут же вцепились в горло гнома. На его кожу брызнули красные капли. С замиранием сердца Феликс гадал: «Не здесь ли завершится сага об Истребителе? Если так, то вскоре последует моя собственная гибель».

Когда Ульрика увидела смерть отца, её захлестнула волна ужаса и отчаяния. Опасаясь, что старик собирается её убить, Ульрика затем испытала кратковременное чувство вины, почувствовав облегчение при виде его гибели. Он знала, что отец был единственным существом в мире, от которого она не стала бы защищаться. И эта вина усилила её гнев и отчаяние. Её ярость требовала выхода, и отдушиной стала чудовищно мутировавшая фигура Адольфуса Кригера. Это он виноват во всём. Он притащил её сюда. Он изменил её. Это по его вине Иван Петрович оказался здесь, разыскивая свою дочь, вместо которой нашёл свою смерть.

Ульрика бросила всю силу воли против сдерживающих её оков. Те были крепки, но она почувствовала, как они дрогнули. И Ульрика отдалённо ощутила, что в своей борьбе она не одинока. Другая воля соединилась с её собственной в противодействии заклинанию Кригера — воля древнего, сильного и куда более искушённого в чёрной магии существа, чем Ульрика. Вместе они начали сбрасывать путы, сковывающие их.

Макс наблюдал, как опускается клинок Родрика. Он смог лишь заставить себя уклониться в сторону. Меч задел его руку и окрасился кровью. Макс заметил, как вампирша облизала губы. Оттолкнув в сторону своего прислужника, она прыгнула вперёд, чтобы схватить волшебника. Клыки цвета слоновой кости сверкнули у его шеи. Её глаза стали глубокими омутами, которые угрожали поглотить его сознание и разум.

Внезапно, графиня остановилась, и адский блеск в её глазах задрожал. Макс ощутил, что подчиняющая его воля слабеет, словно отвлекаясь на что–то. Возможно, так и было. Он почувствовал, как оковы заклинания Кригера начинают ослабевать. Невероятно сильные руки отпустили его горло. Упав на пол, Макс заметил, как чудовищное, похожее на летучую мышь существо, которое было Кригером, бросило Готрека оземь. Оно нависло над Истребителем, словно тень смерти.

Адольфуса Кригера распирало от торжества. Для его изменённой формы гном не был достойным противником. «Только посмотрите на его жалкое сопротивление в попытках подняться на ноги», — подумал Кригер.

Он обнажил клыки. Время покончить с этим. И тут он почувствовал, что Ульрика и графиня угрожают вырваться из под его влияния. Их совместные усилия вызвали отдачу, которая почти парализовала его. Кригер направил против них всю свою силу воли, глубоко черпая силу Глаза. Их отчаяние было для него бальзамом. Они знают, что он непобедим. И в этот момент Кригер услышал, как над ним что–то пришло в движение. Поглядев вверх, он был потрясён видом опускающейся на него огромной хрустальной люстры, оканчивающейся сверкающим, словно лезвие меча, металлическим шипом.

Внимание Макса привлёк раздавшийся над головой боевой клич. Он увидел Снорри Носокуса, который каким–то образом забрался на люстру и разрубил удерживающую её цепь. Люстра рухнула вниз на огромное гибридное существо, которым стал Кригер. В последнюю секунду чудовище почувствовало опасность и поглядело вверх, и промелькнувшее в его глазах отчаяние выглядело странно по–человечески. А затем огромная конструкция, набравшая ускорение за счёт собственного долгого падения и веса Снорри Носокуса, острым шипом в своём основании пробило грудь Кригера.

Вампир вскочил на ноги, отчаянно разбрасывая обломки люстры. Его неестественное обличие снова стало трансформироваться в человеческое. На его лице остались отметины, говорящие об уязвимости. Макс собрал последние силы и послал в изменяющиеся глаза вампира луч ослепляющего света. Кригер издал неестественный вопль ярости и боли. Тональность вопля повышалась вместе с изменениями глотки вампира, пока не вышла за пределы, доступные человеческому слуху.

Готрек поднялся на ноги и обрушил свой топор на шею вампира. Лезвие топора ударило в Глаз Кхемри и прошло сквозь него, глубоко погрузившись в грудь Кригера. Когда магический топор разрубил древний талисман, все бронированные стражи рухнули, утратив подвижность. Огромные летучие мыши, которыми не управляла более чужая воля, поднялись вверх, подальше от сражения. На мгновение всё, казалось, застыло на месте. Неестественная энергетическая аура потрескивала вокруг тела Кригера, пока талисман отдавал последнюю энергию, а затем магическая энергия рассеялась в мощном взрыве, разнося вампира на части.

Взрывная волна ударила в ослабевшего Макса, сбив того с ног и лишив сознания.

Не отводя глаз от графини, Феликс наклонился и поднял свой меч. У него всё болело, но он возносил хвалу Сигмару за своё спасение. Одежда Феликса обгорела, как и волосы, чувствовалось, что лицо тоже обожжено. Хотя, в целом всё могло оказаться гораздо хуже. Однако при взгляде на графиню, Феликс и думать забыл о благодарности. Та глядела на него голодным взглядом.

— Подходи и сдохни, — прорычал Готрек откуда–то из–за спины Феликса.

Ягер приготовился к неотвратимой атаке. Но нападения не последовало. Вместо этого графиня лишь посмотрела на него, затем на Истребителя, и покачала головой, словно стряхивая остатки дурного сна.

— Нам нет нужды биться, — сказала она. — Мы сделали то, за чем явились.

— Вы уверены? — спросил Феликс.

— Угроза, которую представлял Глаз, более не существует.

Феликс посмотрел туда, где должно было находиться тело Кригера. Всё, что от него осталось — несколько протухших кусков плоти, да несколько частей разбитого Глаза. На глазах у Феликса осколки обратились в пыль.

Графиня поглядела на Ульрику и поманила её рукой.

— Пойдём со мной, дитя. Твой предок более не существует, а тебе многому предстоит научиться.

Ульрика направилась туда, где лежало тело её отца. Вид у неё был такой, словно она собиралась заплакать, но не очень помнила, как это делается.

— Сперва я должна его похоронить.

Графиня кивнула. Ульрика наклонилась и подняла тело старика, словно то совсем ничего не весило. Феликс поглядел на Готрека. Он гадал, станет ли Истребитель на неё нападать. По виду гнома нельзя было сказать, что тот поддастся щенячьей нежности и позволит вампиру уйти. Взрыв обдал его грязью. От опалённых бровей и хохла поднимался дымок. Из множества порезов текла кровь. Похоже, гном едва сдерживался, чтобы не броситься в бой. Снорри Носокус лежал среди обломков люстры. «И оттуда никакой помощи», — подумал Феликс.

— Её поступки были следствием влияния, которому она не могла противиться, — произнесла графиня. — Она не испытывает к вам злобы.

Похоже, Ульрика впервые их заметила.

— Это правда, — подтвердила она.

Её голос не был извиняющимся. Он был холодным, сдержанным и чуждым. Феликс гадал, осталось ли в ней хоть что–то от той женщины, которую он некогда знал.

— Она пострадала от Кригера более, чем кто–либо из присутствующих. И она не заслуживает наказания за то, что совершила не по своей воле. Я заберу её с собой, буду обучать и прослежу, чтобы она никому не причинила вреда, — заявила графиня.

Истребитель вздрогнул, словно раздумывая, нападать или нет. К удивлению Феликса, гном удержался. Готрек глядел на Ульрику со странной смесью эмоций, проявившихся на его суровом лице.

— Проследи, — в итоге произнёс он. — Или я разыщу вас обеих.

Графиня опустилась на колени возле Макса и мягко дотронулась до его лба.

— Он будет жить, — произнесла она. — А когда очнётся, то подлечит вас.

Графиня и Ульрика вместе покинули зал. Родрик последовал за ними, как ручной пёс. Готрек невесело оглядел хаос, воцарившийся в тронном зале, а затем уставился на дверь, словно стараясь определиться, следует ли ему отправиться за ушедшими вампирами. В итоге он покачал головой, и устало плюхнулся на пол. Феликс внезапно осознал, каких усилий стоило Истребителю оставаться на ногах.

— Слишком много времени провожу я в компании людей, — тихо произнёс Готрек. — Я размяк.

— Я так не думаю, — заметил Феликс. — Что теперь?

— Повсюду силы Хаоса. По–прежнему предстоит война, человечий отпрыск, и остались ещё чудовища. Уверен, мы найдём, чем заняться.

Со стонами из обломков люстры поднялся Снорри Носокус.

— Хорошо, что падение Снорри было чем–то остановлено, — произнёс он. — И где теперь этот чёртов вампир?

— Ты убил его, — заметил Феликс.

Вид у Снорри Носокуса был довольный.

(обратно) (обратно)

Оглавление

Книга первая. Прааг

  Глава первая

  Глава вторая

  Глава третья

  Глава четвёртая

Книга вторая. Сильвания

  Глава пятая

  Глава шестая

  Глава седьмая

  Глава восьмая

Книга третья. Логово вампира

  Глава девятая

  Глава десятая

  Глава одиннадцатая