Саша Ино
ДВА РАССКАЗА
Вьюга
Посвящение: Кати (г. Минск, Белоруссия)
Молодой мужчина побеждает вьюгу, он побеждает ее каждые пятьдесят лет, но в этот раз вьюга таит в себе маленькую девочку. Мужчина — воин, он не знает, что такое любовь, ему кажется, его тело стало железным. Но маленькая девочка тянет к нему руки и прижимается, дрожа от холода. Мужчина не знает, что ему с ней делать, он не знает ничего, кроме песни стали.
— У тебя такое большое сердце, оно огромное, — шепчет девочка, когда он берет ее на руки. Она мала, слишком мала, чтобы выживать во вьюге. Мужчина молчит. А она обнимает его за шею маленькими ручками и, слушая стук сильного сердца, повторяет: — У тебя такое большое сердце, оно огромное, оно сможет меня защитить. Твое сердце объемлет весь мир, луну, звезды и даже море.
Мужчина не знает того, о чем говорит девочка. Он думает, у него нет сердца. Но от ее слов становится теплее, как от костра на краю мира, где дремлют эскимосские шаманы. От ее слов становится теплее. Он верит.
Мужчина уносит девочку прочь от вьюги, закрывая своей могучей спиной. Теперь он будет ее защищать.
И он защищает ее. Она растет, как цветок под его теплыми ладонями. Проходит время. Девочка становится молодой девушкой. А мужчина все еще молодой воин. Она изменилась, а он остался прежним. Ведь он из той расы, что стареет не по земному времени. Они смотрят друг на друга, но он отводит взгляд. Мужчина видит в девушке всю ту же девочку.
— У тебя такое большое сердце, разве в нем нет места для любви ко мне? — шепчет ему девушка, любовно обнимая за шею.
Любовь. Мужчина не знает этого слова, но оно связано с девушкой. Он любит ее, как дочь, он не понимает иной любви. Девушка ускользает, мужчина носится за ней по вьюге, боясь, что с ней произойдет несчастье. Он долго жил, он знает людей, а девушка думает, что люди все добрые. Он не может допустить, что кто-то причинит ей боль, а она все стремительнее желает удалиться. Мужчина сходит с ума, поднимая меч и обагряя вьюгу алым дождем. Он находит девушку, она с другим.
— Почему? — спрашивает мужчина, ему кажется, скалы содрогаются от его голоса.
— У тебя такое большое сердце, оно огромное, — произносит девушка, обнимая своего нового избранника, — оно такое сильное, щедрое и яростное. Только оно могло защитить хазарскую ведьму, брошенную на смерть в пасть вьюге. Но Он, — она указывает на своего спутника, — сильнее и моложе тебя, я буду с тем, кто сильнее. Мне больше не нужно твое сердце.
Мир застилает вьюга. Мужчина в одиночестве идет сквозь ледяную пелену, закрываясь рукой. Его меч давно потерян. Он идет к горе Мудрости.
Проходят времена, седины касаются многих поколений людей. Меняются звезды на небе, эскимосские шаманы завершают земные циклы и начинают новые, даже Море изменяет свое очертание. Мужчина сидит на вершине горы Мудрости, он изменился, седина чуть тронула его виски. Гора велит ему спускаться вниз, смертный не может слишком долго находиться на границе гор и космоса. Надо выбирать, но его время еще не пришло.
Мужчина возвращается во вьюгу. Там на краю земли осадой разбужен замок. Его хозяйка стареющая, но еще хранящая следы былой красоты хазарская ведьма. У нее под ногами черепа ее мужчин, в том числе и того, с кем она ушла много лет назад. Мужчина приходит к ней, они смотрят друг на друга.
— Мой защитник, — радуется женщина и кидается к мужчине на шею, — ты пришел спасти меня… Ведь у тебя такое большое сердце, оно огромно…
— У меня больше нет сердца, — спокойно произносит мужчина. Он не двигается и больше не радуется прикосновениям женщины. Его девочка осталась во вьюге.
— Но почему? Почему ты не хочешь меня спасти? Ты забыл? — ей страшно.
— Нет, я не забыл, и я бы защитил тебя, будь я прежним. Но ты убила своего защитника. Разве ты не понимала, что ты делала? Смотри? — мужчина берет ведьму за руку и подводит к окну — озлобленные полчища врагов одолевают замок. — Будь я прежним, я бы победил их всех. Но ты остановила мое сердце. Разве теперь нужно удивляться, что твои враги достанут тебя? Ты сама разрушила свою спасительную твердыню.
Мужчина уходит, он возвращается на край мира, где бушует вьюга. Женщина остается одна. Она плачет. Нет, ей больше не страшно, она не боится смерти, ей просто больно, что под ладонью она не чувствовала больше биения того огромного, любящего сердца. Она плачет по прошлому, и она успеет выплакать глаза, прежде чем война и вьюга накроют замок с головой.
Однажды
Всем гомофобам, ярым сторонникам антиювенальных программ и иже с ними.
От автора
1. Этот рассказ задумывался таким.
2. Нет, это не набросок.
3. Нет, продолжать или расписывать не буду.
4. Это мини. Шарж. Срез.
5. У автора цинизм зашкаливает, поэтому рассказ — стёб.
6. Если вам показалось, что тема не раскрыта из-за объема — вам показалось.
* * *
Я всегда знал, что умру рано. С самого детства я был не особо здоровым человеком, и все, что мне оставалось, это радоваться жизни, наслаждаться отпущенным сроком и любить… так, как я мог, от чистого сердца. И я любил. Его звали Владимир, и мы познакомились на выставке электронных изобретений, где он работал, а я пришел с компанией друзей. Меня сразу привлек его обстоятельный вид и несколько суровое выражение лица, которое так не подходило веселой плюшевой божьей коровке, приколотой к галстуку. Я попросил его посчитать расстояние от Юпитера до эскимо на Фонтанке, и он ответил что-то в своем духе… что-то из «Гамлета» или «Маленького принца». Я полюбил его сразу, ведь времени на сомнения и размышления у меня не было, а он немного попозже, но зато в сто раз сильнее. Причем настолько, что собирал все мои блеклые белые волосы, выпавшие от химиотерапии в отдельную коробку, и хранил на полке. Он действительно любил меня. А еще верил, что Бог поможет. Мы объездили всех старцев и монастыри со святынями, которым Владимир так поклонялся. Он держал меня за руку и в слезах умолял иконы не быть глухими к его словам. А я смотрел на него и просто был счастлив…
Я часто спрашивал: «Если я умру, ты будешь тосковать по мне?» — а он моментально отвечал: «Если ты умрешь, я последую за тобой».
Я умер осенним вечером. Лейкемия победила, и мое сердце перестало биться. Владимир провел всю ночь у моей постели, держа уже остывшую ладонь в своей горячей руке. Он не плакал. Его боль была такой сильной, что он не нашел в себе сил пролить даже одну слезу. Если честно, я боялся, что Владимир убьет себя, но и не хотел, чтобы он совсем не тосковал…
После похорон Владимир запил, бросил работу, порвал с религией. Он каждый день приходил на кладбище и проклинал меня за ту адскую боль, что я причинил. А по прошествии трех месяцев все стало сходить на нет.
Владимир нашел новую работу, чему я радовался, в общении с коллегами забылись старые раны, он встретил добрую девушку, и вскоре они съехались. Единственным напоминанием обо мне осталась свеча, которую Владимир зажигал в день моей смерти. Но через три года и этого не стало.
Моя могила заросла травой, кроме Владимира, я больше никому не был нужен. Ведь сын-гей не то, чем можно похвастаться в маленьком городе. Но и мой возлюбленный предпочел забыть меня и оставить в прошлом. После женитьбы его поведение совсем изменилось. Я стал замечать, с каким презрением он говорит о людях нетрадиционной ориентации, как сторонится этой темы, насколько ему неприятны даже намеки на однополую любовь. Сначала меня это удивляло, ведь у нас было настоящее светлое чувство, чистое и почти невинное. Я не видел никаких оснований для такого поведения. Мне было больно.
Дальше мое удивление переросло в настоящий шок. Владимир вступил в ряды ярых борцов за «чистоту» отношений, стал ходить на встречи борцов с сексуальными меньшинствами, спонсировал гомофобные движения. Он снова посещал церковь, но теперь его душа была наполнена не чистотой и радостью, а воинственной жаждой возмездия ни в чем не повинным людям.
Я не узнавал его. Владимир с такой легкостью отрекся от прошлого со мной, от своих клятв, от своих чувств, что я мог бы сойти с ума от страданий, если бы был жив. Я понимал, что ничего не смогу изменить, но несправедливость ранила.
Однажды, осенним вечером, когда ветер бросал крупные капли дождя на черепицы крыш, а я хандрил и скучал, ко мне подошел ангел и мягко опустил руку на плечо. Я вздрогнул.
— Пора, брат Антон, — тихо проговорил он.
— Куда? — удивленно произнес я.
— Возвращаться на Землю.
— Мне?
— Да.
— Но кем?
Ангел ничего не ответил, он приложил ладонь к моим глазам, и в следующую секунду я уже очнулся в теплых объятиях женщины. Она качала меня, свое новорожденное чадо, и напевала какую-то старую русскую песню. Я невольно улыбнулся, подумав о том, как через некоторое время скажу Владимиру: «Папа, прости, но я — гей».
Оглавление
Вьюга
Однажды
