Чемоданное настроение. Сборник рассказов [Виктория Бoровская] (fb2) читать онлайн

Виктория Бoровская Чемоданное настроение. Сборник рассказов

В контакте, или Кхао Кхео

В детстве мне ни разу не посчастливилось погладить слона. Много раз я видела этих гигантов в зоопарке и цирке, но они находились всегда на расстоянии недосягаемости и вызывали у меня лишь чувство, условно говоря, визуального любопытства. Но Тайланд, куда я попала впервые уже в достаточно зрелом возрасте, по-настоящему открыл для меня это удивительное животное. Покидая Тай, я думала о том, что, если бы у меня была еще одна жизнь, я провела бы её, работая в слоновьем питомнике, и стала бы борцом за права этих великолепных, умнейших, величественных животных.

Как и все туристы, попавшие в Паттайю, мы с семьёй отправились в пригородный контактный зоопарк под названием Кхао Кхео, что в переводе с тайского означает «зелёная гора». Купив у входа симпатичные корзиночки с разнообразным набором овощей и фруктов для кормления животных, мы направились в джунгли по асфальтированным дорожкам, не теряя таким образом тактильный контакт с цивилизацией. Воздух опьянял ароматами трав, цветов, листвы, а пение тропических птиц было настолько красивым и громким, что возникало ощущение нереальности происходящего.

Зоопарк Кхао Кхео обладал огромной территорией и позволял разместить животных в очень больших комфортных вольерах, свободных для доступа человека и его контакта с животным. Некоторые животные просто свободно бродили по территории парка. Первыми нам встретились нежные холёные козочки, которые оказались настолько откормленными, что при виде наших протянутых рук с зеленью только высокомерно отвернулись и грациозно направились прочь.

Впереди была небольшая мелководная речка, и с мостика открывался удивительный вид на гигантских гиппопотамов, которые сгруппировались прямо в воде под мостом в ожидании еды. Их было особей пять. Их жирные блестящие тела, обтянутые мокрой кожей цвета спелого баклажана, вальяжно расположились на солнышке. При виде нас гигантские рты распахнулись так широко, что челюсти практически образовали развёрнутый угол, и мы увидели зубы, напоминающие жёлтые пеньки средних размеров. На эти-то пеньки и приземлились несколько початков сладкой оранжевой кукурузы, показавшиеся гигантам, видимо, семечками.

– Вот бочки бездонные, – сказала моя дочь, для которой пара кукурузных початков была бы достаточна для целого ужина.

Старый носорог, вольер которого встретился дальше на нашем пути, симпатии у нас не вызвал, скорее, бурный восторг оттого, что до него удалось дотронуться. Хотя, если говорить честно, то нам просто повезло: носорог – очень опасное и агрессивное животное, и дотрагиваться до него запрещалось, о чем предупреждала табличка, которую мы заметили уже позже. Но в данный момент он был добродушно настроен, сыт, а, может, хотел подремать и почти никак не отреагировал на наше прикосновение к его могучей шее. Кожа его была на ощупь очень грубой, сморщенной, этакой дубленой и отлично унавоженной, отчего сразу захотелось достать влажные салфетки. Огромный туповатый рог на носу смотрелся просто угрожающе. Вдруг малюсенький глаз исполина злобно сверкнул, голова резко повернулась в сторону, и рука мужа, уверенно схватившая рог ещё несколько секунд назад, резко отдёрнулась. «Упс! Извините, ошибочка вышла!»

Издали замаячили длинные пятнистые шеи жирафов, медленно бродивших за невысокой оградой.

– Как же их покормить? Нам же до них не дотянуться, – только успела произнести я, как внезапно гибкая двухметровая шея преподнесла, как по волшебству, прямо на уровень моего лица голову с нежными рожками и огромными раскосыми глазами, которые с любопытством стали меня разглядывать. В обрамлении длинных пушистых ресниц глаза были влажными и очень печальными. Я так засмотрелась на прекрасное животное, что совсем забыла про угощение. Посмотрев на меня ещё несколько секунд, голова быстро улетела к другой, видимо, более перспективной в плане кормления туристке. Я быстро достала из корзины стручки фасоли, кусочки папайи, зеленые веточки – голова тут же вернулась ко мне. Длинные губы вытянулись и с большой деликатностью взяли из моих рук все угощения поочерёдно. Я протянула руку, тихонько дотронулась до шеи жирафа и ощутила шелковистую и в то же время жестковатую фактуру шерсти, созданную природой по принципу контраста, так же, как и жёлто-коричневый окрас животного. От вольера с жирафами просто невозможно было оторваться. Но время пребывания в парке было ограничено, а нас ещё ждала встреча со слонами.

Сначала мы увидели слонов в вольере. Животные с удовольствием принимали от гостей зоопарка угощения и весело им кивали в ответ, будто кланялись. Между слонами и деревянной оградой вольера был небольшой ров, в который иногда падали бананы и другие фрукты, неловко взятые хоботом. Один большой умный слон, сообразив, что еда, попавшая в ров, может служить надёжным запасом, так как её легко оттуда достать, стал намеренно складывать туда фрукты, полученные от людей. Маленький же слонёнок, находившийся рядом, не был настолько прозорлив и поспешно и суетливо съедал всё, что ему клали в хобот, и, как воспитанный ребёнок, постоянно кивал в ответ, что вызывало хохот у окружающих туристов.

А потом пошёл дождь, настоящий тропический ливень, когда с пасмурного неба, будто разорванного огромной невидимой рукой, ринулись на землю сплошные потоки воды. Дождь разогнал туристов и очень порадовал слонов, которые восприняли ливень как купание: полностью мокрые, они поднимали хоботы к небу и весело трубили. Больше всех радовался и пританцовывал маленький слонёнок.

Дрессировщики слонов, коих в парке было множество, устраивали для туристов целые шоу, где слоны играли в футбол, танцевали, рисовали картины, приносили по просьбе дрессировщика нужные предметы, поднимали хоботом и усаживали себе на спины смельчаков. Всё это вызывало у людей бурю эмоций. Казалось, у слонов тоже. Внешне животные были ухоженными и вполне довольными своей работой и жизнью в неволе.

« Интересно, легко ли дрессируется слон? Какие методы использует для этого человек? Применяет ли силу и палку?» – все эти мысли почему-то приходили мне в голову, пока мы ждали своей очереди, чтобы покататься на слонах. Погружённая в свои мысли, я вдруг почувствовала, как чья-то мощная рука с силой схватила меня за плечо и потянула. Я повернулась. О Боже! Большой слон подошёл ко мне сзади и, увидев в моих руках корзинку, в которой ещё остались бананы, решил обратить на себя внимание. Прямо перед моими глазами предстала огромная голова с гигантскими шевелящимися ушами и крошечными глазками. Глазки смотрели пристально с каким-то очень умным, даже мудрым выражением, будто знали обо мне что-то такое, чего я сама о себе не знала. Взгляд слона был проницательным, немного плутоватым и очень дружелюбным и говорил о том, что это существо живёт на свете уже как минимум лет сто. В этот раз я не растерялась, тут же вспомнила про угощения и отдала слону целую связку бананов, разделив её по одному, чтобы продлить удовольствие общения с красавцем. Ловко отправив бананы в рот, гигант на прощание положил хобот мне на голову, будто поблагодарил за бананы, и, медленно и тяжело ступая, отправился дальше по дорожке. Он был без седла и попоны, и я подумала, что у слона сегодня выходной.

Катание на спине слона лично мне не принесло ни восторга, ни удовольствия. Погонщик, маленький таец чудаковатого вида, ловко хлестал слона, гордо восседая на его шее. Чтобы набрать очков в наших глазах и получить чаевые, он вдруг громко запел на ломаном русском « Ой, мороз, мороз, не морозь меня…» и в очередной раз хлестнул слона. «Совсем отмороженный,» – сказала моя дочь. Мне захотелось спрыгнуть с неустойчивого неудобного сиденья, в котором два человека болтались на хребте слона, как на чаше весов, будто соревнуясь, кто кого перевесит. Причем нельзя было сказать определённо, кто выигрывал, более тяжёлый или более лёгкий пассажир – некомфортно было всем, слону в том числе.

Спустившись со спины животного при помощи высокой стремянки, я долго сочувственно смотрела на этого гиганта с рубцами от ран на боках и шее, плате за десяток связок бананов от туристов в день. Меня душило возмущение от несправедливого отношения к животным, порабощенным с младенчества и не умеющим, в отличие от человека, за себя постоять. В отель я вернулась в ужасном настроении.

Я знала, что слоны в Тае работают в индустрии развлечений всю жизнь, а в старости уходят на заслуженный отдых и даже, в отличие от самих тайцев, получают пенсию. Но во время пребывания в Тайланде я поняла, что положение слонов не такое уж радужное: многие животные переутомлены, угнетены, сломаны бесконечными дрессировками, погружены в депрессивное состояние. Еще бы, носить целыми днями на спине капризных туристов и терпеть плеть погонщика, сидящего, как гнойный нарыв, на твоей шее между ушами…

Буквально на следующий день в отеле я познакомилась с русскоговорящей тайкой Алсу, с которой поделилась впечатлениями от посещения зоопарка. Видимо, чтобы утешить меня, Алсу рассказала о том, что на тайском острове Пхукет есть слоновий питомник, в который забирают слонов-пенсионеров. Там за ними хорошо ухаживают, кормят, купают, лечат, с ними даже работают слоновьи психотерапевты. Чтобы скрасить негативные воспоминания о жизни в неволе, слонам в питомнике дают другие клички. Они заводят новых друзей. Нервные, истощённые долгими годами работы животные будто попадают в рай, где их ждет вкусная еда, купание и общество себе подобных.

В пансионат для пожилых слонов на Пхукете попала и слониха Мае, которая всю жизнь много работала, таскала на спине брёвна и другие стройматериалы, родила несколько детей, которых у неё отобрали ещё в младенческом возрасте. Потом Мае была продана новому хозяину, который заставлял пожилую слониху просить милостыню у туристов на улицах. Настрадавшись за всю свою долгую жизнь, в преклонном возрасте Мае оказалась в пансионате. Ей дали другую кличку, и она нашла маленького слонёнка, к которому привязалась, как к собственному ребёнку. Теперь они всегда вместе. Я очень бы хотела увидеть Мае с её приемным ребенком, но в этот раз Пхукет не случился.

Когда мы возвращались в аэропорт, то увидели множество разломанных деревянных ограждений вдоль дороги. На наш вопрос, что это такое, сопровождающий нас таец равнодушно ответил:

– Это? А, это дикие слоны разломали, они, наверное, хотели перейти дорогу.

И я с радостью подумала: « Как хорошо, что есть ещё в природе дикие слоны…»

Затерянный мир Камбоджи

– Девочки, только об одном вас прошу – мойте руки как можно чаще, соблюдайте правила гигиены. Вы ведь сами понимаете, в какую страну едете,– напутствовала нас, поправляя очки, крестная мама нашей дочери Алисы, доктор-дерматолог со стажем, которая, кстати говоря, не рискнула ехать с нами в Камбоджу, хотя все мы и находились в Тайланде, в нескольких сотнях километров от этой таинственной и недавно ещё закрытой страны. Наша крёстная благоразумно предпочла провести пару лишних дней на морском побережье, а не ехать в страну, хранившую следы гражданской войны.

Я понимала, что мы реально рисковали: отдали паспорта каким-то малознакомым тайцам, которые, преданно глядя нам в глаза, торжественно обещали, что в кратчайшие сроки откроют нам камбоджийскую визу и присоединят наше маленькое семейное трио к группе желающих посетить Камбоджу.

Что я знала об этой стране? Честно говоря, немного. И, в основном, информация моя была не очень позитивная. Я читала о красных кхмерах, которые в конце прошлого века под знаменем великих идей зверски уничтожили почти треть местного населения, зарубив людей мотыгами, так как экономили патроны. Даже в конце 90-х Камбоджа всё ещё была закрытой и небезопасной страной для посещения: отголоски войны в виде рвущихся мин ежедневно уносили жизни и здоровье людей. Я знала, что пару десятилетий назад где-то в глуши под домашним арестом (и это после стольких преступлений!) закончил свою жизнь предводитель красных кхмеров Пол Пот. Знала, что сегодня Камбоджа – это бедная страна с прекрасной природой и, конечно же, с величественным храмовым комплексом Ангкор-Ват, который и привлекал основную массу туристов в страну. Вот, в общем-то, и всё.

На дворе стоял 2017 год, и мы всё же рискнули и отправились в Камбоджу. Собрали в дорожную сумку всё самое необходимое, и в три часа утра какая-то неизвестная машина заехала за нами в тайский отель и повезла на камбоджийскую границу. К счастью, обмана не произошло: мы получили свои паспорта с визами и благополучно достигли границы, которую нам предложили перейти… пешком. Слегка удивившись, наша небольшая туристическая группа двинулась чередой к будке паспортного контроля.

Когда подошла наша очередь, я положила локоть на подоконник будки, чтобы заполнить бумаги, и тут же вспомнила слова крёстной о мытье рук, но было уже поздно: рукав моей белой рубашки кардинально поменял цвет на угольно-чёрный от грязи, налипшей на подоконник. Спустя несколько секунд взгляд поймал огромную кучу мусора прямо под ногами. Из-под кучи мерзко торчал длинный крысиный хвост. Повозки, мопеды, толпы босоногих бедно одетых людей дополняли пеструю картину. Добро пожаловать в Камбоджу! Меня начало слегка мутить.

Автобус, который ожидал нас на камбоджийской земле, оказался старой разбитой клячей. Вид его гармонировал с несколько потрёпанным видом молодого экскурсовода Даниила, уроженца Питера, который однажды бросил свой холодный и туманный город и отправился на край света, где в Камбодже обрел гармонию, душевное равновесие и желанную свободу. Щетина Даниила была как минимум трёхдневной, речь не совсем связной от похмельного синдрома. Но профессионализм – великое дело. Увидев хоть и измученные, но всё же заинтересованные лица соотечественников, Даниил быстро обрёл нужную форму и начал красноречиво вещать о стране, в которой прожил уже пять лет и которую успел узнать, изучить и полюбить. Кроме того, общительный и харизматичный молодой человек приобрёл в стране огромное количество связей и, как человек белый, а, значит, уважаемый, начал пользоваться ими для оказания разнообразных услуг туристам: например, купить по адекватной цене бриллианты или сапфиры, посетить казино, поужинать в доме богатого камбоджийца, приобрести эксклюзивный кофе и так далее. Всё это приносило ему свои неплохие бонусы. Белому человеку в Камбодже легко вести дела, так как перед ними открываются любые двери. И чем полнее (в прямом смысле слова) белый человек, тем больше уважения проявляют к нему камбоджийцы, наивно воспринимающие лишний вес как признак хорошего питания, а значит, достатка. Даниил был худощав и строен, что всё же не помешало ему завоевать большой авторитет у местного населения.

В начале двухтысячных не только многие люди с белым цветом кожи, но и многие коренные жители страны успешно развернули в Камбодже свой бизнес. Многие предприимчивые люди, используя даже небольшой начальный капитал и дешёвый наёмный труд, преуспели.

– Не судите по внешнему виду человека, – просвещал нас Даниил. – Если вы увидите в фойе частного отеля старушку в пижаме, с недовольным видом наблюдающую за вами из своего угла, не забудьте поздороваться: она вполне может оказаться хозяйкой отеля. А пижама ещё ни о чем не говорит. Просто богатые люди в Камбодже пока ещё не научились пользоваться деньгами для удовольствия и радости.

Слушая рассказы Даниила, наблюдая убогие строения вдоль дорог, разбитые колымаги-машины и байки, гигантские лужи, горы мусора на обочинах, я не переставала удивляться улыбающимся лицам людей.

Первый наш выход в свет состоялся в парке возле одной из королевских резиденций, которой преувеличенно громко называлось строение европейского типа с красной черепичной крышей. Выйдя из автобуса, я почувствовала какой-то особенный запах звериного теплого тела. Чуть позже я поняла, откуда он происходил: тысячи летучих лисиц, как лампы, свисали с веток высоких тропических деревьев, чуть качаясь от ветра. Иногда расправляли крылья и перелетали на соседние ветки или деревья, издавая при этом неприятные звуки высокой частоты. Нам с дочкой стало совсем неуютно.

На бульваре, если так можно было назвать скопление деревьев возле королевской резиденции, бродило множество людей, большую часть из которых составляли дети. Босые, грязные, бедно одетые, они заглядывали в лица туристов в надежде получить заветный доллар. Даниил предупредил:

– Только не вздумайте заниматься благотворительностью! Если только вы откроете сумку и достанете кошелёк, возле вас уже очутится не один, а сотня «милых» детишек, которые разорвут вас на мелкие кусочки. Попрошайничество – это их бизнес, многие из них даже в школу не ходят, а целыми днями промышляют на улице, а их родители поощряют это и используют как источник дохода.

Такое мне слышать было очень странно, но я вовремя вняла мудрому совету и закрыла сумку. Тем временем дети, будто почувствовав лёгкую наживу, облепили меня со всех сторон, трогали мою юбку, волосы, брали за руки своими крошечными чумазыми пальчиками, заглядывали в глаза. Отчаянно хотелось заплакать. Но гид вовремя громко позвал нас в автобус.

На прощание королевский бульвар подарил мне ещё одно незабываемое зрелище. Чтобы заработать на жизнь, камбоджийские женщины выносили в публичные места детей с различными видами уродств и демонстрировали их туристам. Такого печального зрелища я ещё не видела никогда. Больше всего меня впечатлил ребёнок месяцев шести от роду в коляске, голова его как-то странно раздваивалась и своими размерами несколько раз превосходила размеры всего тела. Я схватила за руку дочь, которая ещё не успела увидеть младенца, и потащила её в автобус. А муж, который всё происходящее вокруг видел в объектив камеры, как-то благополучно миновал и инвалидов, и детей-попрошаек, зато совсем близко снял летучую лисицу, чем был очень доволен. «Вот и прекрасно,» – подумала я, и мы отправились смотреть плавучую деревню Тонлесап.

Основными жителями плавучей деревни были вьетнамцы, которые в результате длительных конфликтов с камбоджийцами потеряли право жить на земле Камбоджи. Но раз не дают жить на земле – можно поселиться на воде, решили они. И построили люди дома прямо на озере на высоких сваях, а некоторые – на плотах. Получились плавучие дома, которые нужно было привязывать к мангровым зарослям на берегу, чтобы они не уплыли. В таких селениях с соседями ссориться опасно: отрубит обиженный сосед ночью канат твоего дома, проснёшься, а ты уже давно покинул деревню и спокойно дрейфуешь за несколько километров от селения.

В деревне Тонлесап люди передвигаются исключительно на лодках, а маленькие дети в качестве лодок используют лёгкие тазики, в которых плавают в школу. Школа, церковь, магазин – всё на сваях. Кроме того, периодически встречаются маленькие плавучие лавки с разными товарами первой необходимости.

– А что это за большой чёрный пакет, который плавает под домом на сваях? – поинтересовалась я у Даниила.

Уставший от зноя и длительной экскурсии гид довольно равнодушно сказал:

– Какой пакет? Ах, этот? Это просто кто-то умер, а похоронить его можно будет только после того, как вода сойдет. А пока он так и будет плавать в пакете под домом. Обычное дело.

Проплывая мимо домов, я пыталась заглянуть в открытые двери и рассмотреть, что же там внутри. Чаще всего внутри не было ничего, кроме неопрятных постелей на полу и самой простой кухонной утвари. В мутной жёлтой воде озера Тонлесап тонули лучи вечернего солнца, купались, мылись, ловили рыбу и стирали бельё люди. От обилия впечатлений голова шла кругом.

Мой сосед по автобусу, важный господин из Москвы, впечатлённый увиденным, спросил меня:

– Скажите, а вы смогли бы жить так, как эти люди, прямо на воде, в деревянном доме, практически без средств?

В тот момент, когда мне был задан вопрос, я думала о том, что люди в селении Тонлесап не знают и никогда не знали другой жизни. Они живут в соответствии со своими представлениями о мире, имеют свои ценности, ежедневно преодолевают трудности, связанные с простым выживанием в природе и по-своему счастливы. Счастливы потому, что видят солнце, потому, что удалось поймать рыбу на обед, потому, что после трудового дня можно посидеть с соседом за чашкой кофе и просто поговорить. Своими мыслями я поделилась с соседом, мы разговорились по душам и сошлись на общей мысли: чтобы ощущать себя счастливым, человеку многого не нужно. Но зато очень многое нужно для того, чтобы играть роль успешного человека в современном европейском обществе, по правилам которого мы все живём, и отречься от которого уже, наверное, не сможем.

Следующий день в Камбодже сразил наповал: мы увидели Ангкор-Ват! На рассвете наш автобус высадил нас возле храмового комплекса, занимающего площадь в несколько квадратных километров. Пять великолепных башен храма Ангкор-Ват, озарённых нежным светом утреннего солнца, символизировали цветок лотоса, который на Востоке является символом чистоты. Поднимаясь на тонкой ножке над водой, несёт он свою красоту солнцу, и никакая грязь не может её запятнать. Солнечные лучи блуждали по камням потемневшего от времени и дождей песчаника, из которых был построен храм. Вытесанные талантливыми руками мастеров камни, скреплённые между собой железом, витиевато украшенные барельефами и резьбой, так и тянули прикоснуться к ним, а длинные коридоры галерей и переходов предлагали спрятаться от жары и солнца. День был ничтожно мал, чтобы осмотреть весь комплекс. Ангкор-Ват, Байон, Бапхуон, Та Пром и другие храмы сменяли друг друга и удивляли всё больше и больше.

Огромные лица, высеченные из камня, размер которых в несколько раз превышал человеческий рост, грозно и одновременно равнодушно смотрели на нас с высоты. И понятно было, что нет им никакого дела до нас, муравьёв, живущих ничтожными мыслями о работе, карьере, отношениях. У исполинов другая задача: ловить и резонировать ветер, превращая его дикий вой в заунывную песню вечности. Проходят десятилетия, века, а гигантские лица храма Байон свысока взирают на мир.

Ангкор-Ват был построен более 900 лет назад. Ранее его окружал крупный город, который исчез с лица земли, а джунгли постепенно начали завоёвывать храм. Они медленно наступали, противопоставляя мощную животную силу природы творению рук человеческих, лианы оплетали и опутывали паутиной камни, корни гигантских деревьев взрывали землю и двигали стены, а воздушные корни, пущенные деревьями баньян, как гигантские руки, обнимали камни и пытались вырвать их из земли. Но борьба не является естественным явлением для Востока. И со временем битва превратилась в гармоничную симфонию, в которой дерево и камень органично слились в объятиях. Позже я узнала, что учёные сделали деревьям прививку от роста, чтобы остановить разрушение храмов. Застыла картина, соединяя живое и мёртвое, природу и творение человека. И захотелось мне в храме Та Пром только одного: чтобы толпа исчезла, наступила тишина, а я услышала, о чём говорят камни с деревьями.

На закате при выходе из храмового комплекса мы увидели слонов, неспешно шагающих вдоль широкого канала, обрамляющего Ангкор-Ват. Мудрые хранители храма совершали свой вечерний ритуальный обход. И от всего увиденного за день как-то быстро стёрлись негативные впечатления предыдущего дня, стало легко и празднично на душе.

По дороге в отель, рассматривая в телефоне фотографии, я удивлялась выражению радости и счастья на наших лицах в Камбодже. Что же произошло? Может, мы соприкоснулись с вечностью? Оторвались от времени? Может, колдовское место Ангкор-Ват каким-то чудным образом перекодировало нас так, что напрочь стёрлось всё наносное и негативное, что придаёт мыслям и взгляду тяжесть? А может, дело в красных ниточках, которые монах повязал нам на запястья у входа в храм со словами: « И пока будет цела ниточка, будет вам счастье…» Qui vivra,verra. Поживем, увидим.

Индия, любовь моя…

Путешествие в Индию было не только моим первым путешествием на восток, но и первым зимним путешествием к океану. Привычные схемы «Лето-Крым», «Лето-Европа» настраивали на путешествие из лета в лето и из своей страны в страну подобную либо подходящую для сравнения. Индия же появилась как-то внезапно за бортом самолёта в суровый (по белорусским меркам) ноябрьский день. Она плеснула в лицо потоком горячего воздуха и ослепительным солнечным светом так неожиданно, что захватило дух. Тело, привыкшее к холоду и уже полностью потерявшее летний загар, беззащитно поёживалось под лучами полуденного индийского солнца.

После паспортного контроля нас усадили в местный микроавтобус, который шел в посёлок Бенолим, в одной из гостиниц которого был забронирован наш номер. Сиденья в микроавтобусе были расположены в два ряда так, что пассажиры сидели друг напротив друга и во время пути имели возможность посмотреть друг другу в глаза и пообщаться. Кроме нашей семьи, состоящей из меня, мужа и десятилетней дочери, в микроавтобус набилось ещё множество индийцев, которые, как птицы, расселись по местам и с улыбками и нескрываемым любопытством начали нас рассматривать. Кое-то даже пытался дотронуться до нас, изумляясь белому цвету кожи.

Убаюканные девятичасовым перелётом, мы поплыли по местным дорогам бывшей некогда португальской провинции Гоа к нашему посёлку. Может, от усталости, может, от жары, мне начали мерещиться разные странные вещи: невероятно длинный жёлтый ноготь на пальце индийца, сидевшего напротив, кроваво-красные дёсны девушки в сари, которая несколько раз мне улыбнулась, какие-то крупные насекомые на полу автобуса, которые то и дело шныряли под ногами…

– Ерунда какая-то, не может этого быть, – сказал мой рациональный мозг и отключился.

Проснулась я, когда мы уже подъехали к отелю. Муж с дочерью забрали чемоданы и пошли к рецепции отеля, я же поплелась следом за ними.

Скромный отель не сверкал ни красотой, ни роскошью, но был вполне аккуратен и приемлем для жизни. « Главное, здесь есть вода, » – думала я, мечтая после долгой дороги о душе. Но наше заселение отодвинулось по каким-то неизвестным причинам на два часа, и я решила искупаться в небольшом бассейне во дворе отеля.

И опять появились видения: в раздевалке мне померещилась ящерица размером с человеческую ладонь, которая выпучила на меня свои огромные глаза, а потом так резко исчезла, что заставило меня усомниться в реальности происходящего.

Заселившиеся через несколько часов в номер отеля, освежённые душем, стянувшие с себя дорожные свитера и джинсы и облачившиеся в летние майки и шорты, мы двинулись к океану.

Встреча с океаном была значимым событием в моей жизни. Чем отличается океан от моря? Как определить отличие, если перед глазами нет географической карты? Увидев однажды океан, я точно могу сказать: океан отличается своим дыханием. Он дышит более мощно, более глубоко, выбрасывая свою силу и ярость на берег. В спокойном состоянии океан похож на затаившегося зверя, но маленькое существо по имени человек знает, что представляет собой зверь проснувшийся и разбушевавшийся. За наше двухнедельное пребывание в Индии мы видели несколько крупных волнений, которые завораживали настолько, что все мысли и дела уходили куда-то далеко и хотелось просто бесконечно сидеть и смотреть на накатывающие и подгоняющие друг друга волны, выбрасывающие на берег куски дерева, раковины, медуз, водоросли и другие дары.

Плавания в океане у меня не получилось. После получасового прыгания на волнах одна большая волна обхватила меня, закрутила и, видя мою беспомощность, сжалилась и выбросила на берег. « Иди позагорай!» – крикнула она мне вслед. Обессилевшая, я закуталась в полотенце и, забыв о муже и дочке, которые всё ещё катались на волнах, уснула под истрёпанным ветром холщовым зонтиком под мерный гул волн. Проснулась я от громкого разговора двух индийцев, которые, пытаясь перекричать шум океана, о чём-то громко говорили недалеко от меня. Сначала мне показалось, что это продолжение моего сна, но потом сознание восприняло экзотическую реальность. Я начала наблюдать за индийцами: чернокожие, худощавые, с выделяющимися на тёмном лице белками огромных глаз и белоснежными зубами, оба они были босые и одеты в изношенную, выцветшую одежду. Их разговор был недолгим. Закончился он тем, что они сложили ладони вертикальной лодочкой под подбородком, поклонились друг другу, улыбнулись и разошлись по своим делам.

Возвращаться в океан не хотелось, и я побрела по берегу, рассматривая бедные кафешки и бары на берегу, потрёпанные ветрами и бурями, с обветшалыми столиками и плетеными креслицами, хранившими дух колониальной эпохи. Огромный пляж был очень широким и тянулся на десятки километров. Белоснежный песок скрипел и похрустывал под ногами, как в Беларуси снег зимой. Это ощущение было новым, странным и очень приятным. Уже позже я узнала, что эффект хруста создаётся большим количеством соли, содержащейся в песке.

Пляж был практически безлюдным, лишь изредка по нему проезжали грузовые джипы, развозящие воду и продукты по прибрежным кафе. И вдруг прямо среди ослепительного белого простора я заметила мужчину, лежащего на песке в одежде офисного типа. Лежал он в позе спящего человека. Первое, что пришло мне в голову: человеку стало плохо. Но снятые и аккуратно размещённые рядом очки и сумочка, а также поза на боку со сложенными руками и согнутыми ногами говорили о том, что человек просто лёг отдохнуть.

– Как? Посреди дороги, где ездят машины и ходят люди? Без шезлонга? – сопротивлялся мой мозг.

Да-да, именно там, где ездят машины и ходят люди. Человек возвращался, видимо, после работы домой и, почувствовав усталость, прилег на песке и уснул. Он не боялся, что его обидят или испугают, или что его вещи украдут. Это исключено по одной простой причине – это Индия. На лице спящего человека, которого я все-таки сфотографировала, пребывало детское блаженное выражение счастья. Посмотрев на него, я сразу поняла: вот она, суть Индии – доверие к миру, отсутствие страха, покой и гармония, разлитые в самой атмосфере.

Первый наш обед состоялся в прибрежном кафе, где нам искренне обрадовались и долго усаживали, перемещая столик и кресла в наиболее тенистый уголок. Выбрав овощные блюда, мы забыли произнести волшебные слова «not spicy», после чего нам принесли нечто дымящееся и ароматное, но абсолютно несъедобное из-за огромного количества специй, вызывающих во рту пожар, готовый потушить любой голод. Ранее мы читали, что индийцы употребляют огромное количество специй, помогающих не только подчеркнуть вкус блюда, но и сохранить его как можно дольше в жарком климате. Впоследствии мы всегда произносили волшебные слова и целых две недели наслаждались прекрасной рыбой, крабами, креветками и другими дарами моря, хлебными лепёшками под названием «нан», которые пекли в печи прямо на пляже, а также свежевыжатыми фруктовыми соками из ананаса, арбуза, папайи и маракуйи, вкус которых, попробовав однажды, не забудешь никогда. А по вечерам за ужином мы пили красное вино местного производства, которое прекрасно сочеталось с морепродуктами. Белозубая улыбка нашего постоянного официанта по имени Ману была бонусом к той заботе, которую он о нас проявлял. Выбрав нас своими постоянными клиентами, он каждое утро радушно встречал нас на пляже, тащил для нас лучшие шезлонги, старательно расставлял их, смахивая песок и говорил, что ждёт нас к обеду.

Днем довольно часто шёл тропический ливень, что мешало нам подольше посидеть в кафе. Ману всегда угадывал приближение ливня. Быстро упаковывал нашу рыбу и рис и, снабдив нас дождевиками, отправлял в отель, так как тростниковая крыша кафе не могла надёжно спрятать нас от потоков воды, извергаемых небом.

А вечером наш столик, погружённый ножками в воду, ждал нас на самом берегу уже затихшего океана. Мы снимали обувь, садились за столик и опускали ноги в теплую солёную воду, наблюдая мерцание свечи в огромном стеклянном подсвечнике, раздобытом где-то Ману специально для нас. Старенькие, но старательно выстиранные и отглаженные салфетки лежали на своих местах, а в плетёной корзиночке источал ароматы свежеиспечённый любимый нан.

Забота Ману о нас не была частью коммерческого плана. Он просто был хорошим человеком, честно выполняющим свою работу, с добротой и уважением относящимся к людям. Мы привыкли к нему, а он – к нам. Ману неплохо говорил по-английски и часто присаживался к нам за столик в конце ужина, чтобы поболтать. Он рассказал нам, что был сезонным рабочим в кафе. На время туристического сезона он приезжал на побережье из своей деревушки, находящейся в трехстах километрах от Бенолима. На несколько месяцев он оставлял свою жену и двух маленьких дочек для того, чтобы заработать деньги, которые семья растягивала на целый год. Его работа помощника повара, официанта и уборщика одновременно занимала почти 20 часов в сутки. Спал Ману в том же кафе, разложив циновку между столиками на песке. Вставал на рассвете, стирал свою одежду, мылся в пляжном душе и начинал свой новый трудовой день. Мы удивлялись таким нечеловеческим условиям жизни и работы Ману.

– Так сколько же ты привозишь домой денег после сезона работы? – задал мой муж бестактный в западном, но не восточном мире вопрос.

– О, очень много, сэр, – Ману расплылся в улыбке, – 500-600 долларов.

– И на эти деньги вы живете семьёй целый год? – удивилась я.

– Да, мэм, целый год. И нам всего хватает.

И Ману вновь расплылся в своей белозубой улыбке.

Мы видели, в какой изношенной одежде ходил Ману, как ниточкой подвязывал сломавшуюся дужку очков, какими стоптанными были его ботинки. Но он не кривил душой: жил в труде, в согласии с совестью, в любви к миру, ежедневно встречал и провожал солнце и был действительно счастлив.

Мне так хотелось оставить на память Ману какой-нибудь подарок, но ничего интересного в чемодане не нашлось. И мы не придумали ничего лучше американских купюр, коим индиец искренне обрадовался. В последний вечер у океана, прощаясь с Ману, я расплакалась. И это была я, которая всегда без сожаления покидала чужие страны и курорты, научившие любить и ценить свой родной край …? Кстати, уже позже я узнала, что имя «Ману» в переводе означает «человек». Просто Человек… встретился нам в Индии.

Но до прощания с Индией ещё далеко. А пока Ману каждый день поджидал нас в кафе, мы открывали для себя эту новую, экзотическую, сказочную страну: гуляли по посёлку, общались с местными жителями, наблюдали за их жизненным укладом, удивлялись, радовались.

Необычным казалось нам обилие животных на улицах и пляже. И если стаи собак не вызывали большого удивления, то свободно бродящие коровы сначала несколько настораживали. Отношение индийцев к коровам и собакам разительно отличается. Собакам никто не сочувствует, так как в теле собаки душа, нагрешившая в прошлой жизни, исправляет свою карму. Корова же является священным животным, которое никто не смеет не только убить, но и обидеть, даже прогнать. Поэтому и бродят повсюду эти величественные в своём спокойствии животные, оставляя на дорогах и на пляжах свои священные лепешки. Встречи с коровами в Гоа были для нас не новыми, но каждый раз неожиданными.

В Гоа темнеет очень рано, около шести часов вечера. Перед закатом океан удаляется на несколько десятков метров, обнажая и без того бескрайний песчаный пляж. Солнце медленно опускается к океану, как будто наслаждаясь прекрасными видами прибрежных пальм, вдыхая аромат тростникового дыма. И вот еще несколько секунд назад солнечный диск был виден целиком, как вдруг чья-то невидимая рука будто дёрнула за ниточку – и диск исчез, наступила тьма, «хоть глаз выколи», как говорила моя бабушка. И часто во время своего пребывания в Индии я вспоминала её слова, когда мы возвращались с пляжа в кромешной тьме, почти наощупь.

Однажды во время позднего возвращения из зарослей тростника послышался какой-то шум, похожий сначала на тяжелое дыхание, затем послышался хруст веток, мычание – и стадо буйволов медленно и шумно вышло на дорогу прямо перед нами, окаменевшими на минуту от ужаса. Но инстинкт самосохранения сработал и придал нам такую скорость, что путь до отеля был преодолён за считанные минуты. С тех пор темнота перестала казаться безопасной, и был приобретён фонарик.

Собаки, бродящие по посёлку и берегу океана, милые и добрые, вызывали у нас лишь сочувствие. А с одним крупным рыжим псом мы даже подружились: каждый день во время обеда он приходил к нашему столику и мирно укладывался у ног, терпеливо ожидая угощения в виде остатков рыбы, хлеба или особенно любимой им картошки фри.

Прогулки по посёлку давали множество удачных кадров для камеры, а также знакомили с бытом и жизненным укладом местного населения. Растения, считавшиеся у нас на родине экзотическими и продававшиеся в горшках в цветочных магазинах, произрастали в Бенолиме прямо на улице, десятикратно увеличенные в размерах. Мусор, хаотично разбросанный повсюду, не тревожил ничьих эстетических чувств и убирался только тогда, когда его становилось слишком много. Тогда местные жители сгребали его в кучи и прямо на месте поджигали вместе с сухими пальмовыми листьями и тростником. Дома местных жителей стояли вдоль дорог не ограждённые заборами, вокруг них свободно бродили куры и черные свиньи, а между деревьями на верёвках сушилось огромное количество цветной одежды из натурального хлопка и шёлка.

Магазины посёлка были открыты до позднего вечера. Заходишь в маленький магазинчик одежды и с порога чувствуешь запах сырости и плесени, такой типичный для сезона дождей в Индии. Несметное количество платьев, рубашек и сари сложено в стопки вдоль стен. От пестроты и яркости картины рябит в глазах. Радушный продавец встречает с поклоном и предлагает всё посмотреть.

– Платье? – произносит он с улыбкой – и выдергивает нижнее платье из аккуратно сложенной стопки, в результате чего вся конструкция рушится, и цветной ворох одежды сваливается к твоим ногам. И ты беспомощно стоишь посреди этого шелково-хлопкового моря, и даже если ничего и не хотел покупать, то обязательно выберешь одну или две вещи, хотя бы просто из чувства вины за тот хаос, который повлёк за собой твой приход в магазин. А если ты зашел случайно, без кошелька, лишь с целью посмотреть, и тебе вдруг приглянулась какая-то вещь, то тебе её с удовольствием старательно упакуют и отдадут со словами о том, что деньги можно принести позже. И такое доверие и доброту не может обмануть даже самый искушённый белый человек.

Наблюдая за жителями посёлка, мы удивлялись тому, как мужественно они справлялись со сложностями быта, не теряя при этом радости и спокойствия. В Бенолиме часто можно было увидеть коллективную рыбную ловлю, когда весь посёлок выходил к морю, мужчины забрасывали рыбацкие сети и спустя несколько часов вытягивали их на берег, а женщины и дети доставали из сетей блестящую на солнце рыбу, сортируя её сразу же по корзинам. Дети работали очень ответственно. Лицо одной маленькой девочки лет восьми и сейчас стоит у меня перед глазами: густые, чуть вьющиеся волосы, заплетённые в косу, растрепались, на переносице от напряжения собралась складочка, большие миндалевидные глаза упорно и сосредоточенно смотрели на сеть, которую она помогала тащить из моря взрослым мужчинам, кукольные ступни упирались в мокрый песок, а ручонки тянули сеть с таким упорством, будто от усилий этого крошечного существа полностью зависел успех рыбной ловли. Наполнив корзину рыбой, девочка попыталась, как взрослая женщина, водрузить её себе на голову, но силёнок не хватило, корзина упала, а рыба рассыпалась по песку. Девочка тут же ловко собрала её, а одна взрослая девушка, находившаяся неподалёку, ловко установила корзину девочки у себя на голове и понесла её в посёлок, покачиваясь и балансируя на ходу. А маленькая рыбачка осталась на берегу ждать следующей сети.

Индийские женщины с корзинами на голове, переносящие то рыбу, то фрукты, то камни из песчаника, которые медленно добывали мужчины, были видны повсюду. И меня удивляла не только их выносливость, но и красивая одежда, в которой они работали. Как яркие бабочки, плыли женщины с корзинами на голове, грациозно держа спину, и казалось, что их ноша была им совсем не в тяжесть.

А однажды в соседнем посёлке мы встретили «женщину-зеркало», как её все называли. Она торговала зеркалами и для рекламы своего товара украсила свою одежду множеством маленьких зеркал, отчего наряд её блистал и искрился на солнце. Она жевала батат, обнажая красные дёсны в широкой улыбке, и с удовольствием фотографировалась со всеми желающими. И практически никто не мог ей отказать в покупке маленького зеркальца. А она с такой теплотой жала руку покупателя своей большой мягкой рукой, благодаря за покупку и внимание к ней, и улыбалась.

Улыбки индийцев… Они наполняли нас светом, теплом, добротой. Через неделю пребывания в Индии мы расслабились настолько, что забыли о стрессах, комплексах, взаимных претензиях, работе. Мы забыли, кто мы и откуда приехали. Осталось только «здесь» и «сейчас», солнце, океан и прекрасные люди вокруг, которые никого не обидят, потому что живут без агрессии и стресса. Они не боятся смерти, не стремятся сделать карьеру, не конкурируют друг с другом, не стремятся к успеху, однокоренному со словом «успеть», так как не спешат и им некуда «успевать». В их жизни главенствует понятие дхармы, согласно которой человек должен просто как можно лучше, качественнее и честнее пройти свой путь, данный ему от рождения, и тогда следующее воплощение души принесёт больше радости и смысла.

И, погружённые в удивительную атмосферу, мы оставили все заботы и самозабвенно рисовали Ганешу с головой слона на мокром песке пляжа, а хозяин кафе лучился от счастья оттого, что мы своими рисунками создавали рекламу его заведения. Мы хохотали, брызгаясь соком экзотических фруктов, вдыхали полные лёгкие морского воздуха, провожали солнце, потешались над мартышками, скакавшими по деревьям, с благоговением входили в буддийские храмы и ставили дымящиеся палочки в чаши с песком. И при этом я загадывала всегда одни и те же желания: здоровья моей семье и возвращения в Индию.

Плыл-плыл теплоход…

Начало февраля. Мёртвый сезон в Египте. Славный город Хургада, до боли знакомый всем русскоговорящим туристам, практически пуст. Отели не заполнены даже наполовину. В аэропорту больше туристов улетающих, чем прилетевших.

Днём солнце припекает почти по-летнему, но, беспечно раздевшись на берегу затишного лимана, минут через десять уже тянешься за полотенцем, чтобы прикрыть тело, покрывшееся от холодамурашками. Спрятавшись за плетёной ширмой, пытаешься загорать, но порывистый холодный ветер с берега засыпает тебя песком с головы до ног. Перемещаешься от солнца к тени и наоборот, но так и не находишь для себя комфортного места. Не загорается, не читается, не пишется, не думается, только наблюдается. Обиднее всего то, что и объектов-то для наблюдения почти нет.

По берегу лимана бродит одинокий верблюд по имени Вася, ведомый под уздцы хозяином, хитроватым бедуином в чалме. Вид у Васи абсолютно пофигистически-статичный, чего не скажешь об имени, которое легко меняется в зависимости от национальности туристов, которые хотят с ним сфотографироваться. На туристов Вася почти не смотрит, вот только что-то очень сочно жуёт, нервно обнажая крупные жёлтые зубы. Опасаясь стать мишенью для метания слюны, я потихоньку удаляюсь от этого высокомерного корабля пустыни.

Молодая семья с маленьким ребёнком наслаждается холодной водой лимана и фотосессией с Васей. Счастливые. Основная масса гостей отеля сгруппировалась возле бассейна с подогревом. Кое-кто пытается даже погрузиться в него с аквалангом. Русские бабушки, пасущие внуков у бассейна, недоброжелательно посматривают на аквалангистов.

Вечером отель оживает. Дамы в вечерних длинных платьях с накинутыми на плечи (хотелось бы сказать «шиншилловыми шубками», но не хочется сильно преувеличивать) пуховичками уютно усаживаются в барах со своими спутниками поближе к обогревателям в виде пирамид, в которых за стеклом вьется-извивается змеями пламя. Кафе и бары по-рождественски украшены гирляндами. В воздухе витает запах кофе и кальяна. Пожилая немецкая пара раскладывает пасьянс. Небольшая группа русских туристов громко хохочет. Их дети, оставленные без присмотра, сами себя развлекают, как могут: шумно играют в подвижные игры прямо между столиками. Два-три вечера в отеле – и сложится ощущение, что ты живешь здесь с самого рождения.

Но завтрашний день сулит кое-что интересное. Нас ждет теплоход «Royal», на котором мы поднимемся по Нилу к Асуанской плотине. Наше речное путешествие продлится целых пять дней. Наконец-то будут новые ощущения и впечатления, хотя какое-то глубинное чувство мне подсказывает, что унылый дух Египта, как утреннее завывание муллы, должен проникнуть и на теплоход.

– Ну что вы, – говорит экскурсовод, сопровождающий нас на теплоход, – круиз по Нилу – это шикарный буржуазный отдых. Вы только посмотрите на теплоход: настоящее произведение искусства, судно старинного английского производства, настоящий шик!

Действительно, теплоход оказался старинным, очень ухоженным, с изящным интерьером и прекрасной отделкой из дерева и мрамора. Особенно хороши были холл, ресторан и верхняя палуба. Каюты оказались небольшими и более скромными, но зато предоставляли прекрасный вид из большого окна на реку.

Особенно нам понравился ресторан, который находился на нулевом этаже. По периметру всего помещения были расположены круглые иллюминаторы, в которые стучались, будто нескромно напрашиваясь в гости, тёмные воды могучего Нила. И поскольку посетителям ресторана были видны лишь подвижные волны и маленький лоскуток голубого неба, то у них складывалось ощущение погружённости в водную стихию. Было таинственно и немного страшно.

Верхняя же палуба, оснащённая столиками, креслами и шезлонгами, успокаивала и предлагала виды могучей полноводной реки с берегами, поросшими кустарником и пальмами, через которые порой виднелись небольшие селения с бедными лачугами. Часто у берегов можно было заметить купающуюся детвору, женщин, стирающих бельё, и рыбаков. Повсюду витал аромат дыма от сожжённых пальмовых веток, напоминающий мне осенние костры моего детства.

Наш теплоход не был единственным на Ниле. Целая цепочка судов медленно двигалась по реке, останавливаясь в Карнаке, Луксоре, Эдфу и постепенно приближаясь к Асуанской плотине.

Выходы к храмам оживляли скучающую публику, которая возвращалась на теплоход с новыми впечатлениями, никому не нужными сувенирами и приятной усталостью.

Однажды вечером, когда солнце уже собиралось удалиться на покой, а основная часть публики находилась на верхней палубе, с берега к теплоходу на довольно большой скорости начала приближаться лодка. Наблюдая за ней, я сначала подумала, что лодка управляется мотором, но чуть позже стало заметно, что на вёслах сидел молодой парень атлетического сложения, который работал вёслами с такой силой, что лодка в считанные минуты оказалась в центре реки и достигла судна. Тогда второй парень, находящийся в лодке, быстрым и точным движением набросил лассо из верёвки на крюк на носу теплохода, и лодка оказалась привязанной.

Туристы на верхней палубе с любопытством наблюдали за молодыми египтянами, гадая, что же они будут делать дальше. Версий было несколько. Первая – ограбление. Но воры действовали слишком открыто. К тому же, на корабле было не очень много народа, чтобы новые лица смогли остаться на судне незамеченными. Вторая версия: парни решили использовать судно, чтобы быстрее двигаться по Нилу, превратив теплоход в такси. Но тут же возникал вопрос: будет ли движение быстрее при такой небольшой скорости теплохода? Кто-то из туристов предположил, что молодые люди догоняют понравившихся девушек. Эта версия, самая романтичная, тоже не была правильной.

Вскоре всё стало понятно. Ребята откинули брезент, покрывавший лодку, и начали забрасывать на верхнюю палубу, которая находилась на высоте метров двадцати от них, упаковки со скатертями, чудесно расшитыми национальными узорами. Туристы с оживлением и радостью хватали пакеты, быстро разворачивали их, доставали вещи, рассматривали. Если вещь не нравилась, передавали другим или, засунув наспех в пакет, бросали назад в лодку. А если скатерть пришлась по душе, то клали купюру в пакет с другим, менее удачливым товаром и отправляли назад. Метание скатертей длилось минут двадцать. Я отметила про себя, что ни одна вещь не упала в воду. А старички немцы, которые охотнее всех рассматривали товар, оказались не менее ловкими атлетами, чем молодые египтяне. Если бы я умела рисовать, то обязательно запечатлела бы на холсте эту изумительную картину метания скатертей. Вскоре начало смеркаться, и молодые люди на лодке исчезли так же быстро, как и появились.

Завтрашний день обещал нам остановку возле храма Эдфу и долгую стоянку в речном порту. После экскурсии, напитавшись какой-то особенной красотой древнего очень уютного храма, мы вернулись на наш теплоход с ощущением приятной усталости и какой-то незавершенности вечера. Муж решил провести пару часов на верхней палубе, чтобы поиграть в покер с соседями по каюте. Нам же с дочерью захотелось использовать оставшиеся часы стоянки теплохода в порту для того, чтобы прогуляться по набережной.

Наш теплоход был не единственным в порту. Напротив, круизных теплоходов было настолько много, что они стояли, пришвартованные рядами параллельно линии берега, плотно прижатые друг к другу. Если бы на них смотрела птица с высоты полёта, что увидела бы картину, напоминающую коробку с аккуратно уложенными рядами конфет из белого шоколада. Наш «Royal» стоял в третьем ряду от берега, и, чтобы выйти на причал, нужно было сначала преодолеть мостик и войти в холл соседнего судна, пересечь его, затем перебраться на следующий теплоход и оттуда уже по трапу спуститься на берег. Мы с дочерью взяли с собой визитную карточку теплохода, немного денег и в прекрасном настроении вышли на набережную.

Застывший от дневной жары воздух стал понемногу охлаждаться, с реки потянуло прохладой. Прогулка наша заняла около полутора часов. Мы преодолели расстояние от мечети на центральной площади до появившейся каким-то чудом в бедуинских краях православной церкви. Весело болтали, наслаждались движением и ветерком, стараясь не замечать назойливых продавцов, на каждом шагу всучивающих свои товары. Мы были уверены в собственной безопасности и мысли, что человек не пропадет нигде, так как все страны и люди в принципе похожи.

Начало смеркаться, когда мы подошли к ряду, в котором стоял наш теплоход. Уверенно взошли на трап, преодолели два холла, перешли на свой теплоход и решили подняться на верхнюю палубу. Уже в холле мне стало как-то не по себе. Показалось, что что-то изменилось: куда-то исчезла статуэтка бога Ра у лестницы, да и ступеньки показались чужими. За несколько дней мы уже как будто бы сроднились с теплоходом. Мы поднялись на верхнюю палубу, но игроков-картежников за столиками не оказалось. Присели за столик и вдруг заметили, что стол тоже как будто бы изменил свой вид. И тут меня жаром обдало: это же не наш теплоход! Опрометью мы бросились в холл – всё вокруг было очень похожее, выдержанное в том же старинном английском стиле, но в то же время совсем чужое.

В растерянности мы бросились за помощью к портье у входа, показали ему карточку нашего судна, но маленький темнокожий человек в светлой старомодной ливрее только развел руками. В панике мы бросились на причал и побежали к следующей колоне теплоходов, пробежали через все судна, но нашего опять не нашли. В третьей и четвертой колонах его тоже не было. Мы ощущали себя маленькими, беспомощными, беззащитными. Что делать в чужой стане без паспортов и денег? Куда идти? У кого просить помощи? У дочки на глаза наворачивались слёзы, но она мужественно их сдерживала. Я старалась внутренне собраться и действовать решительно, так как каждые пять минут очень много значили.

На причале возле одного из судов мы увидели человека в капитанской белой форме и бросились к нему. Опытный моряк почувствовал наше отчаяние и сжалился над глупыми девчонками. Один звонок решил нашу судьбу. Капитан провел нас через ряд судов и показал наш теплоход, который медленно приближался с центра реки и собирался пришвартоваться в четвертом ряду. Как узнали мы позже, теплоходы не стояли на одних и тех же местах, а время от времени перемещались, выпуская суда, которым пора было отправляться в путь. Наш «Royal» отплыл в центр реки, чтобы пропустить другое судно, в то время, как мы метались в его поиске. А теперь в темноте перед нашими глазами светились волшебным светом знакомые буквы. С верхней палубы нам махал рукой наш обеспокоенный папа, вид которого не предвещал ничего хорошего.

Мы благополучно вернулись на теплоход. Вечер уже не казался нам незавершённым. В своей маленькой каюте мы долго не могли уснуть от переживаний, слушая шум мотора и волн и перебирая в памяти впечатления дня. В эту ночь нам обеим снилось, что мы так и не нашли наш «Royal» и бродили по арабскому пыльному городу. Но в снах, как известно, всё происходит наоборот.

Пляжное знакомство

Тайланд. Лето. Жара. Мы с друзьями едем из Паттайи на тихий пляж, чтобы провести день на белоснежном песке в отдалении от людей и шумных отелей. Оказывается, от курортной жизни тоже можно устать и искать уединения. Везёт нас полугрузовой возрастной внедорожник, который грохочет и раскачивается на ходу. Мы тоже раскачиваемся на его сиденьях, расположенных под тентом, и крепко держимся за поручни, чтобы не вывалиться из кузова где-нибудь по дороге. Ветер треплет наши волосы и шляпы, нам смешно и немного страшно. Водитель, молодой таец, сосредоточенно ведёт машину, почти судорожно уцепившись за руль. В моей голове предательски мелькает мысль о том, что водитель совсем недавно за рулём, но я свою мысль не озвучиваю, дабы не накликать беду. Ехать недалеко.

Пляж, расположенный на месте бывшей военной базы, считается эксклюзивным из-за уединённости и белого чистого песка, за пребывание на нём даже взымается плата. Людей очень мало. Берег моря порос тропической пышной растительностью, большинство деревьев с созревшими плодами в виде не то орешков, не то шишечек, напоминает русскую акацию.

Мы расположились в тени деревьев, спрятавшись от полуденного знойного солнца. Искупались. Море оказалось чудесным, с кристально чистой голубой водой, через которую прекрасно обозревалось белое песчаное дно. Из воды не хотелось выходить. Я, как не самый лучший пловец в нашей компании, решила выбраться из воды первой и полежать в мечтательном одиночестве под кронами тропических деревьев в рябой сетке солнечных зайчиков, просачивающихся сквозь листву. Улеглась, наслаждаясь теплом и расслабленностью немного уставшего от плавания тела, закрыла глаза, слушая шелест листвы, отдалённые крики детей, вдыхая горьковатый аромат моря и цветущего дерева. Сознание растворилось в дремоте.

Но моё сладостное оцепенение было прервано: какой-то мелкий предмет свалился на меня с дерева. Я открыла глаза: передо мною на песке валялся стукнувшийся об меня и откатившийся маленький плод, похожий на орешек. Подобных плодов на песке было множество, поэтому я не придала этому значения, перевернулась на живот и опять улетела в сон. Следующий орешек упал прямо на мою голову. Третий угодил между лопаток, четвертый довольно ощутимо шлёпнул по ноге.

Сон как рукой сняло, я села и огляделась. В таком большом количестве орешки падали почему-то только с моего дерева. Люди, отдыхающие в отдалении, лежали спокойно. Я посмотрела вверх: сквозь густую листву дерева пробивались солнечные лучи, листву шевелил ветер, запутавшийся где-то в вершине. Не заметив ничего необычного, я опять предприняла попытку улечься. Но как только я устраивалась на песке, какая-то неведомая сила будто давала мне знак, что расслабляться нельзя: один за другим на меня сыпались орешки.

И вдруг одна из веток качнулась надо мною сильнее обычного. Я надела солнечные очки и, притворившись спящей, начала наблюдать. Из густой листвы вдруг показалась сморщенная хитроватая обезьянья мордочка, а длинная мохнатая ручонка мартышки потянулась за орешком, сорвала его своими тоненькими пальчиками, поднесла на уровень глаз, близоруко оглядела и с чувством удовлетворения метко запустила прямо в меня. Так вот кто водил меня за нос!

Вид мартышки был настолько забавным, что я надела на себя маску жертвы, чтобы насладиться зрелищем. Мохнатое лукавое существо играло и получало явное удовольствие от своего превосходства. Через некоторое время бомбардировка надоела обезьянке, орешки сыпаться перестали. И я решила отыграться: плоды, собранные мною с земли, быстро и метко полетели в обратном направлении. Такого хода развития событий длиннохвостое существо совсем не ожидало. Старушечья мордочка удивлённо вытянулась, нижняя челюсть выдвинулась вперед, обнажив мелкие острые зубки, ручонки в панике схватились сразу за несколько веток, отчего дерево сразу закачалось сильнее. Затем зверёк издал пронзительный предупреждающий крик, злобно бросил в меня ветку и был таков.

Я подняла ветку и забрала её с собой в отель как подарок случайного знакомого, которого, наверное, обидела.

Пуаро

Мы познакомились в разгаре июля на берегу Средиземного моря в маленьком уютном отеле домашнего типа, расположенном в небольшом приморском посёлке Каллифея на острове Родос. Он гордо носил имя бельгийского сыщика – Пуаро, и был великолепен: черноглаз, с лёгкой сединой и гордой осанкой, своенравен и немного высокомерен. Будучи хозяином отеля, каждое утро он с важным видом обходил свои владения, с шумом ступая по россыпи опавшей за ночь нежно-лиловой бугенвиллии. Опавших цветов было столько, что они плотным ковром устилали весь внутренний дворик отеля, придавая ему неповторимое очарование. И как можно раньше, пока не пришла горничная и не смела огромной щёткой всю эту лиловую красоту, я спешила спуститься из своего номера на террасу, чтобы насладиться цветочно-кофейным утром.

Прошуршав по цветочному ковру с первой утренней чашкой ароматного кофе, я занимала моё обычное место в тенистом уголке дворика, пряталась за экраном ноутбука, изображая работу, а на самом деле… наблюдала за постояльцами отеля и, конечно же, за Пуаро.

– Пуаро, иди кушать,– произносила хозяйка отеля, гречанка с классической живописной внешностью, гордым профилем и пышной копной вьющихся волос, уложенных в правильную прическу. И толстый кот плавно курсировал к своей тарелочке, затем некоторое время принюхивался и медленно, вдумчиво начинал поглощать свой корм.

Не то имя кота, не то июльская жара, а может, уединённость отеля и скука, но что-то явно натолкнуло меня на игру в детектива: наблюдая за посетителями отеля, я строила в своём воображении предположения, кем приходятся друг другу гости, каким делом в своей жизни занимаются, о чём думают, мечтают.

Моё воображение подпитывал пейзаж ярко-жёлтого пшеничного поля, раскинувшегося между террасой отеля и берегом моря, искрившимся вдали. От отеля к морю вела деревенская полевая тропинка, проложенная ленивыми туристами прямо через колосившуюся пшеницу.

Одними из первых посетителей кафе отеля по утрам была одна пара. Молодой человек сразу привлекал внимание своим атлетическим сложением, светлым пучком длинных волос, собранных высоко на затылке и какой-то необъяснимой свободой в движениях. Своей поступью он напоминал кота Пуаро, стильная одежда подчеркивала красоту его фигуры, а лёгкий родосский загар придавал образу завершённость. По его рассеянности, несколько отстранённому выражению лица и неторопливым жестам было видно, что он скучал.

Его спутница была заметно старше молодого человека, но разница в возрасте лет в десять, может быть, пятнадцать, не делала её менее привлекательной. Дама была грациозная, утончённая, ухоженная, с определённым шармом небольшой усталости. Её глаза, окружённые чуть заметной сеточкой морщинок, излучали тепло и нежность. Ей было хорошо: это было заметно по умиротворённому выражению её лица, которое она доверчиво подставляла утреннему солнцу, в то время как её спутник заботливо наполнял для неё тарелку омлетом и цветными аппетитными овощами. Расположившись в плетёном ротанговом кресле, дама отбрасывала назад рыжеватые шелковистые волосы, закрывала глаза, раскидывала руки, подставляя солнцу точеные запястья в тонких серебряных браслетах.

Молодой человек приносил тарелки с завтраком, две чашки кофе, стаканы с апельсиновым фрешем, аккуратно расставлял всё на столе и легонько дотрагивался до её руки. Она вздрагивала, как птица, улыбалась ему лучезарно, оживлялась, поправляла волосы и усаживалась поудобнее, придвигая кресло к столу.

«Безусловно, это пара с довольно заметной разницей в возрасте, что часто можно встретить сегодня, – размышляла я. – Заметно, что их роман близится к закату, потому что молодой человек скучает. Вот только дама почему-то сохраняет душевное равновесие. Что же поддерживает её?»

Очевидно, женщина была уверена в своей привлекательности, и обладала большой внутренней силой. Что же придавало её этой уверенности? Может, приличный банковский счёт и отсутствие подобного у молодого человека? Слишком банально, хотя вполне реально. Может, между ними заключен брачный договор, гарантирующий женщине стабильность и уверенность в завтрашнем дне? Но как можно быть уверенной в привязанности привлекательного мужчины намного младше тебя? А может, она знает о нем что-то такое, что заставит его находиться с нею очень долгое время? Шантаж? Криминальное прошлое? Мысли мои неслись, сменяя друг друга, расплавляясь и испаряясь под жарким июльским солнцем.

Пара говорила между собою по-французски. И я живо представляла их квартиру где-нибудь на берегу прохладного Северного моря, в Бретани, в туманном, закованном в камень Сен-Мало. Холодный город, суровое море, старый дом из потемневшего песчаника, типичный для тех мест, с ветхими ставнями и немного затхлым дыханием сырости, квартира с окнами, выходящими на бескрайний песчаный пляж, стёртые каменные ступеньки, ведущие к двери, заботливо украшенной с обеих сторон вазонами с алой геранью… Их роман, начавшийся где-то на берегах тёплого южного моря, был остужен прохладой Сен-Мало. Не помогали ни вечерние прогулки по бесконечно длинному берегу, ни посиделки в местном кафе, где готовили чудесных устриц, ни тихие домашние вечера под уютным пледом со свечами.

И вот они приехали на солнечный древний Родос, чтобы оживить свою любовь и пропитаться красотой и теплом греческого Средиземноморья.

Через несколько дней я отправилась погостить к друзьям в город Линдос, расположенный на склоне довольно высокой горы, подъём на которую был настолько крут, что для его преодоления предприимчивые местные жители даже предлагали туристам выносливых, но не очень ароматных осликов, покрытых толстой попоной, с вытертыми кожаными сёдлами. Посочувствовав бедным животным, прогибающимся под тяжестью русских и европейских туристов, я решила потренировать своё дыхание и пойти в гору пешком. Солнце нещадно палило, узкая дорожка петляла между белыми каменными домиками, которые ранее принадлежали морякам, а теперь – их потомкам, обладающими, к сожалению, менее романтическими профессиями, сосредоточенными в основном в области торговли, гостиничного бизнеса и услуг.

И вдруг впереди на узенькой улочке я заметила знакомую пару из моего отеля. И сразу же повторились мои ощущения: она довольна и счастлива, он скучает и будто повинуется судьбе. Дама, в широкополой белой шляпе и светлом сарафане, прикрывающим почти до щиколоток её стройные загорелые ноги, держала своего молодого спутника под руку и указывала ему на какой-то понравившийся ей сувенир в местной лавке. Молодой человек, в льняной рубашке свободного покроя и таких же шортах, равнодушно рассматривал из-под затемнённых очков товары из лавочки.

«Какая красивая пара, – в очередной раз подумала я. – Как они подходят друг другу, как гармонируют их образы». И моё воображение начало рисовать их объятия и поцелуи… Как бы мне хотелось увидеть момент их знакомства, почувствовать зарождение их страсти. Но, увы, в спектакле я попала только на финал.

Возвращаясь из Линдоса в отель, я думала о быстротечности женской молодости и неизбежном периоде ухода красоты. Сколько мудрости, цельности, силы духа нужно красивой женщине, осознающей свою красоту, чтобы принять возраст и достойно вступить в период увядания. Первые морщинки, седой волосок, тени по утрам под глазами, потом появляется нечеткость в овале лица, меняется (пусть пока только для собственного глаза) фигура, в ней уже нет привычной лёгкости, хотя пока ещё сохраняется стройность, теряют тонкость и гибкость кисти рук… А в случае, если её спутник моложе её на десять лет, легко представить финал отношений. Ведь молодому человеку после отношений со зрелой, опытной женщиной обязательно захочется отношений свежих, новых, с особой юной и доверчивой, которая увидела бы в мужчине своего защитника, повелителя, гуру, замирающего в восхищении перед нею.

Восхищаться же красотой осени, конечно, можно, но недалёк финал, скоро красоту смоют холодные октябрьские дожди, и оттого восхищение перемешано с грустью.

«Бедная, бедная женщина…», – думала я, видя ежедневно своих соседей по отелю то на пляже, то в баре, то на улочках посёлка. Они уже узнавали меня и всегда приветствовали доброжелательным кивком головы или улыбкой. Заговорить с ними у меня не получалось, и я думала, что мои догадки так и останутся той правдой, которую я придумала и в которую я их облекла, как в театральные костюмы.

Но однажды утром, дней через двенадцать моего пребывания в Каллифее, в фойе отеля я увидела молодого человека, одетого по-дорожному, с рюкзаком на спине. Он спустился из номера с чемоданом, отдал на рецепции ключ и что-то спросил у хозяйки отеля. Потом осмотрел террасу, будто искал кого-то. Поскольку кроме меня в столь ранний час никого на террасе не было, он приблизился ко мне и на своём великолепном французском спросил:

– Доброе утро, мадам. Извините, вы не видели мою маму? Она выходила из отеля?

Дама действительно вышла несколько минут назад из отеля с телефоном в руке, видимо, чтобы сделать перед отъездом несколько панорамных снимков.

– Вашу маму? – удивленно поднялись мои брови… Я растерялась.

Кот Пуаро высокомерно и в то же время насмешливо смотрел на меня из тени бугенвиллии.

Турецкий пэчворк

Если бы меня спросили, какой я вижу Турцию сегодня, то я бы ответила так:

– Гостеприимной, солнечной, теплой, яркой, как лоскутки разноцветного покрывала, сотканного умелыми руками.

Идешь пешком по набережной в Кушадасах: где-то совсем рядом плещутся волны прохладного Эгейского моря, в дымке влажного, насыщенного испарениями воздуха еле угадываются очертания гор, радует глаз приглушенно-оранжевый цвет черепичных крыш, покрытых лёгкой патиной, с шумом проносятся по извилистым нешироким дорогам скутеры и небольшие европейские автомобили. Кажется, что ты затерялся где-то в маленьком испанском или итальянском городке. И только местная речь прохожих да надписи на рекламных щитах и магазинах возвращают тебя к действительности. Многообещающие вывески прибрежных отелей с прекрасными именами (Charisma, Marti Beach, Eliada, Korumar) так и манят заглянуть.

Кстати, «Charisma» – это наш отель. Наш, условно говоря, на две недели. Хотя никто из нашей компании не отказался бы приобрести его в собственность навсегда. Многоэтажное здание, гармонично вписавшееся в скалу, как восточная Шахерезада, на каждом шагу преподносит все новые и новые сюрпризы. Лобби-бар с огромными затемненными панорамными окнами поражает видом из них: взгляд, минуя пляж, расположенный узкой полоской двумя этажами ниже, падает прямо в тёмно-лазурное море. И уставшему от дороги туристу на несколько секунд может показаться, что он находится на огромном корабле, дрейфующем в океане. Открытый бассейн дарит оптический обман слияния с морем. Закрытый бассейн приглашает охладиться и при выходе из него расстилает у ног шикарный густой изумрудный газон с площадкой, на которой удобно любоваться закатом. А закат непередаваем по ощущениям и каждый раз дарит настольно эмоционально насыщенную эстетическую картину, что дух захватывает. Уходит прочь всё, и остаешься ты и гигантский огненный шар, уставший от дневных забот и медленно погружающийся в прохладные морские воды, а также пресловутое «здесь» и «сейчас», которое в Кушадасах достигается на все сто.

Но закаты еще впереди, а здесь и сейчас мягкий диван лобби-бара, услужливо предлагает мне, усталому путнику, свои мягкие подушки. Все туристы говорят о том, как круто путешествовать и открывать новое, но почти никто не говорит о трудностях и физической усталости, которые сопровождают путешественника. Конечно, человек быстро забывает негатив и усталость, но моё тело упрямо и долго хранит разбитость, а мозг, проснувшись утром, еще несколько дней подряд задает вопрос: «Где я?». Если ты еще в процессе путешествия и не добрался до места назначения, то ответ приходит не сразу, что немного пугает. Но сейчас, в Турции, мозг реагирует быстро. На этот раз передвижений по стране не будет: Его Величество Ковид, царствующий на планете вот уже второй год, довольно мощно ограничил всех в передвижении и обрёк отдыхающих на целые недели безвылазного пребывания в отелях. «Ну что ж, отель так отель», – говорю я себе и начинаю оглядываться вокруг.

Жизнь в отеле мне всегда напоминает жизнь в небольшом посёлке. Все друг друга визуально знают, сталкиваются ежедневно в ресторане, баре, на пляже и наблюдают друг за другом. Хотя, наверное, я говорю о себе и о людях подобных. Некоторые сидят перед своими ноутами в полном астрале, со многими случается книжный запой, кстати, и не только книжный. Что касается меня, то я наблюдаю за постояльцами отеля и сшиваю свой «турецкий пэчворк».

Для меня любая страна – это не только история, архитектура, природа, а прежде всего люди, их характеры и судьбы. Большинство постояльцев отеля – местные жители, турки, так как курорт Кушадасы ориентирован на местный туризм. Небольшую часть постояльцев составляют немцы, австрийцы и французы. Русскую речь услышать можно крайне редко.

…Вечерний пляж. Вернее, деревянный пандус с шезлонгами и спуском в море в виде навесной металлической лестницы, поручни которой, предательски испачканные солнцезащитным кремом купальщиков, самопроизвольно выскальзывают из рук. Доски пандуса, нагретые за день солнцем, источают тонкий аромат. Звучит ненавязчивая турецкая музыка. Двое турков отдыхают в самом центре пляжа. Мужчина, который выглядит постарше, окружен множеством тарелок и стаканов, красноречиво говорящих о том, что человек недаром прожил день. С руки его свисает массивный браслет яркого жёлтого золота, с которым гармонирует внушительно свисающий живот. Мужчина сыт и доволен. Он дремлет под зонтиком, купание не для него. Его спутник, или, если сказать по существу, спутница, только в мужском обличии, дремлет рядом, удобно расположившись на животе и подставив солнцу довольно изящную для мужчины спину, заканчивающуюся чёрными стрингами. Через несколько минут красавица просыпается и начинает собирать вещи, небрежно складывая их в объёмную лакированную сумку. Тонкая изящная рука поправляет гламурные очки, на мизинце поблёскивает колечко. Надевает майку со спадающим плечиком, прячет холёные стопы в лёгкие кожаные шлёпанцы. Я с интересом наблюдаю за красоткой и краем глаза вижу негодующую реакцию одного из мужчин, находящихся неподалёку. На лице его такое выражение, будто его вот-вот вырвет. Но красотка, ничего не замечая, делает одно за другим селфи, обхватив рукой грудь и фотографируя себя сверху. На лице красотки полное блаженство и самолюбование. Спутник её, протерев глаза спросонья, неуклюже, по-медвежьи топает следом за своей красавицей.

…Одинокая женщина средних лет из Москвы, с которой мы познакомились в день нашего приезда, радостно встречает нас по утрам на пляже. Она старается выглядеть весёлой и довольной, но в облике её угадывается печаль человека, страдающего от одиночества. Она работает в бизнес-центре удаленно и говорит, что удаленная работа ей подходит, поскольку она полный интроверт. Но было бы так здорово поговорить вечером с подружкой за чашечкой кофе, посмеяться или просто выпить по бокалу вина, наблюдая закат. И кажется, что человек смирился со своей судьбой и больше не задает себе вопросов. А зачем?

…На пляже нельзя не заметить пожилую пару, говорящую друг с другом по-английски как иностранцы, с довольно большим акцентом и напряжением. Они проявляют особое внимание и такт по отношению друг к другу, а также некую осторожность, граничащую с нежностью, что говорит о том, что люди познакомились совсем недавно, возможно, даже в отеле. Роман шестидесятилетних людей на отдыхе? Возможно ли такое, когда за плечами колоссальный жизненный опыт, прошлые браки и взрослые дети? Оказывается, да, и Джейн нежно натирает кремом лицо и плечи Марка, параллельно рассказывая ему что-то, расстилает ему на шезлонге полотенце, гладит его по руке, и лицо изначально мрачноватого Марка с каждым днем становится светлее и улыбчивее. Периодически его недовольно-сосредоточенное выражение в виде продольных морщин на переносице возвращается к нему, особенно, когда Джейн чрезмерно старается его развеселить и ведёт себя, как пятнадцатилетняя девочка, громко смеясь и выкрикивая что-то. А когда она начинает напевать и приплясывать, покачивая располневшими бёдрами в аляповатом купальнике, Марк и вовсе замыкается в себе. Видно, что ему более по душе спокойные философские разговоры, когда они, лёжа на шезлонгах, держатся за руки и смотрят на море. Ветер треплет их волосы, они не стремятся показаться друг другу моложе или красивее. И появляется надежда, что всё у них сложится и что вскоре им будет кому рассказать свои сны. Вот только раздается телефонный звонок, и Джейн, встрепенувшись, включает видеосвязь и направляет экран на себя на шезлонге, после на себя на фоне моря, гор, отеля, но не на Марка. Марк же задумчиво смотрит в синюю даль моря.

…Быть красавицей на пляже непросто. Шатенка лет тридцати пяти, по всей видимости, из Германии, приехала в Кушадасы вовсе не отдыхать. Образ молодой женщины, очень ухоженной, с безупречным макияжем и множеством изящных золотых украшений на запястьях и щиколотках, четко продуман. Золотистая кожа с ровным загаром ежечасно увлажняется кремами и маслами, купальники сменяют друг друга, а руки пребывают в постоянной работе, поправляя бретельки и тесёмки и выставляя прелести молодого тела в наиболее выгодном ракурсе. Бесконечный движ маленького загорелого тела на шезлонге, возле душа, в баре, возле бассейна, а также белоснежная улыбка имеют свой результат. Каждый день у барышни появляется новый собеседник: то пожилой турок, подаривший мохито и навязчиво рассказывающий про свои автомобили и виллы, то молодой человек европейской внешности с более скромными рассказами об учёбе и планах на жизнь. Выбор у девушки, несомненно, имеется.

…Очень органично смотрятся сёстры-польки, лет 50 и 55, которые приходят на завтрак после раннего утреннего купания. Спортивного телосложения, с отличными для своего возраста фигурами, всегда очень доброжелательные и ровные в общении, они будто приехали к морю не набираться энергии, а делиться своей. Движения их четки и размеренны, как у бывших спортсменок, лица открыты и приятны, черты мягки и женственны. Они достойно встречают свой возраст и продолжают наслаждаться жизнью, глядя на мир с определенного пьедестала опыта и мудрости. Им очень хорошо вдвоём. А муж старшей сестры им нисколько не мешает. Он просто рядом, просто приносит дамам то кофе, то воду, то полотенца.

…Утром в ресторане часто можно встретить пожилую русскую даму, одетую очень нарядно и ярко, несмотря на ранний час. В руках она держит неизменную дамскую сумочку, не оставляя её ни на минуту. Она не спускает с неё глаз и во время завтрака, поставив её прямо в центре стола, что говорит не только о плохом вкусе дамы, но и о том, что она не умеет пользоваться сейфом в номере и не говорит по-английски, чтобы попросить о помощи. Довольная своими нарядами и украшениями в ресторане, дама резко меняет свой настрой на пляже: рыхлое тело, опаленное солнцем, напоминает ей о возрасте и отсутствии воли. Да и вообще она не слишком хорошо понимает, что она здесь делает. В море ей не хочется. Рассеянно полистав модный журнал, собрав вещи в гламурную золотую сумку, дама надевает свои восточные остроносые туфли и медленно удаляется к себе в номер.

…Две подруги прогуливаются по пирсу. Внешне они представляют собой полную противоположность, чем невероятно дополняют друг друга. Одна девушка – невысокая плотного телосложения блондинка с роскошными густыми волосами, ярким макияжем и платьем со смело открытой спиной. Лицо её нельзя назвать миловидным, но зато она очень уверенно держится. Подруга её, тонкая и миловидная брюнетка, робка, даже немного диковата. Прячась в тени своей приятельницы, она не спешит выставить себя на обозрение. Хотя внешние данные девушки несомненно очень привлекательны: тонкая кость, аристократические черты лица, ухоженные иссиня-чёрные прямые волосы, блестящие чёрные глаза. И если бы не опущенные плечи, девушка вполне могла бы считаться настоящей красавицей. Но красавица робко опускает глаза и поднимает их, чтобы полюбоваться своей бойкой подругой, а также сфотографировать её в различных выгодных ракурсах, скрывающих недостатки фигуры. Несомненно, вечером брюнетка поможет своей подруге отобрать лучшие фото и выложить их в сети.

…По утрам в отеле вместе с запахом ароматного кофе разлита атмосфера «дзен», полной гармонии, умиротворения и благости. С трудом проснувшиеся туристы несут свои опаленные солнцем тела в ресторан, чтобы наполнить их новой энергией. Вкусно пахнет сдобой и омлетом. На открытой тенистой платформе у моря все столики заняты. Под столиками в поисках еды промышляет семейка котов, худых и диковатых. Туристы бросают им под стол кусочки колбасы, сыра и омлета. Заметно, что вожак стаи – крупный рыжий кот, перед ним отступают все, оставляя самые лакомые кусочки. Коты не идут на контакт с людьми, за исключением рыжего, но… иногда случаются казусы. Турецкая женщина с милым малышом месяцев пяти на руках присела на диванчик, где царственно возлегал рыжий красавец. Осторожно погладила кота по голове, рассказывая что-то дочке. Ребёнок от удовольствия быстро замотал головой, засучил ручками и ножками и издал воинственный клич. Вдруг рыжий кот резко вскочил и вонзил когти прямо в подол платья женщины, не зацепив, к счастью, тела. Женщина, испугавшись за ребенка, начала потихоньку вставать и освобождать подол платья от цепких лап. Но рыжий и не думал уступать: чуть ослабив хватку, он вновь впивался в платье, оставляя на нем новые дыры. Видимо, в своем воображении он поймал огромную мышь, с которой начал бой, уверенный в своей победе. Наконец-то женщине удалось встать и отойти в сторону. Кот на несколько секунд замер и снова метнулся к женщине, впившись на этот раз когтями в ногу. Вовремя подоспевший официант отогнал воина. Сражаться с более крупной и агрессивной мышью, да ещё с полотенцем в руках, кот, видимо, не захотел и неспешно удалился.

…Каждый вечер перед закатом на отельный пляж приезжает молодая женщина. Возраст её определить трудно: выглядит она очень молодо, но почему-то угадывается возраст и опыт. Видимо, природа наградила её неувядающей молодостью за активность, мобильность и лёгкий нрав. Всё в ней прекрасно, начиная от фигуры, волос и лица, заканчивая лёгкой спортивной сумкой и короткой джинсовой юбкой в форме трапеции. Легко и непринуждённо, будто не осознавая собственной красоты, не обращая внимания на восхищённые взгляды мужчин, которые прямо таки поджидают её появления, девушка ловко прячет длинные волосы под плавательную шапочку, надевает очки и смело ныряет в неспокойное море. Волны поглощают её хрупкую фигурку, оставляя на поверхности узкие загорелые стопы, которые, как рыбки, то выныривают, то вновь исчезают с поверхности. Девушка плывёт нырками, быстро преодолевая расстояние. Вот она уже почти на линии горизонта, её даже сложно рассмотреть в бликах вечернего солнца. Но терпеливые поклонники ждут на берегу возвращения нимфы. И через полчаса она возвращается, выходит на берег, долго смывает под пляжным душем солёную воду со своего прекрасного тела и волос, переодевается и быстро исчезает, реагируя рассеянной улыбкой на взгляды мужчин. Исчезает, чтобы завтра появиться снова и наполнить своим светом вечерний пляж.

Отель живет и суетится, как муравейник. Дни сменяют друг друга. Лишь солнце и море в вечном своем движении, вечной работе остаются беспристрастны ко всему, что происходит и на пляже отеля, и во всем мире в целом. Катится огненный шар по небу, чтобы в определенный час соприкоснуться своим диском с прохладой моря и, утолив жажду, успокоившись, медленно погрузиться в темную с блеском пучину для того, чтобы завтра снова появиться на горизонте и согреть мир.

А на берегу Марк и Джейн сидят на шезлонге, прижавшись друг к другу, молчаливо наблюдают за тем, как исчезает солнце и заканчивается день. Морской ветер играет их выгоревшими волосами, они держатся за руки, и….завтра они расскажут друг другу свои сны.

Шляпа Колумба

Жгучее испанское солнце уже давно оторвалось от линии горизонта, когда автобус с белорусскими и российскими туристами приближался к Севилье, раскинутой на берегах величавой реки Гвадалкивир.

В группе туристов были две молодые девушки из Минска, бывшие одноклассницы, недавно окончившие первый курс университета, Алиса и Лера, которые впервые отправились в самостоятельное путешествие по Европе без родителей. Прочитав множество книг, брошюр, путеводителей по Испании, вооружившись русско-испанским разговорником, но рассчитывая, конечно, прежде всего, на свой хороший английский, полученный в гимназии, девушки уложили в дорожные чемоданы свои самые красивые летние наряды и босоножки, и двинулись в путь.

И вот уже за спиной осталась сказочная Барселона с её неописуемой архитектурой великого Гауди, великолепный Мадрид со щегольской конной полицией на широких зеленых проспектах и незабываемым музеем Прадо, полотна которого не оставили равнодушным ни одного из туристов. Уже побывали в уютной и самобытной Кордове, побродили по её узким улочкам с бело-голубыми домиками, насладились прохладой старинной мечети. Всё в Испании дышало историей, очаровывало и впечатляло девчонок, ещё недавно покинувших гимназическую скамью и хорошо помнящих прекрасные уроки истории своей учительницы Валентины Михайловны. Девчонки помнили и о мусульманском периоде в истории Испании, и об испанской Реконкисте, и о периоде правления Франко. С замиранием сердца бродили они по кружевной Альгамбре, где камни казались живыми, а в каждом дворике у фонтана мерещилась восточная красавица в паранже, превращавшаяся при приближении в обыкновенную туристку в длинном летнем платье с камерой в руке. Архитектурное великолепие, оставленное мусульманскими завоевателями, как-то сюрреалистично сочеталось с испанской классикой и создавало в воображении юных путешественниц неповторимо красивый образ современной Испании.

И вот автобус, уверенно двигаясь по трассе, вдоль которой раскинулись оливковые рощи средь выжженной солнцем травы, приблизился к старинной Севилье. Алиса принарядилась в своё белое кружевное платьице, Лера – в яркую пышную юбку с оборками, как у танцовщицы зажигательного фламенко, которую она видела в Кордове. Айфоны были приведены в полную боевую готовность и уверенно держали заряд в сто процентов.

После непродолжительного тура по городу автобус припарковался в центре, недалеко от Севильского собора, готические шпили которого были видны издалека. Своим остриём они будто вонзились в редкие небольшие облачка, пролетавшие мимо, как будто останавливая их и говоря: « Не спешите, остановитесь! Полюбуйтесь красотой!"

Экскурсовод Михаил, влюблённый в Испанию настолько, что сменил не только место жительства, но и гражданство, раздал группе наушники и двинулся вперед, высоко подняв над головой маленький российский флажок как маячок. Рассказ Михаила лился сплошным потоком, в котором было всё: и множество информации, и эмоции, и огромное желание показать несведущим туристам всю красоту и мощь Испании для того, чтобы они полюбили её так, как любит он. Полуденная жара, солнце, чуть прикрытое дымкой облаков, все-таки задержанных шпилем башни, эмоциональный рассказ Михаила, грандиозный вид собора – всё это создавало для девочек ощущение нереальности происходящего.

Войдя в собор, девчонки сняли наушники, чтобы ничто не мешало восприятию, и просто поплыли в просторах, удивляясь размерам, богатству убранства собора, мощному эху, блеску позолоты, размерам полотен великих мастеров на стенах.

– Алиса, смотри, – дёрнула за руку подругу Лера. – Подними голову,видишь, вверху фреска площадью с целую квартиру. Помнишь, Михаил еще в автобусе говорил?

Но взгляд Алисы был уже прикован к гигантскому алтарю, в котором элементы из ореха и клёна причудливо сочетались с несметным количеством позолоченных фигур, изображающих библейский сюжет. Алтарь был настолько велик и ослепителен, что его благоразумно отгородили от прихожан массивной кованой решёткой, которая со временем была до блеска отшлифована прикосновениями рук и щек любопытствующих.

В соборе была целая толпа народа, создающая равномерный гул. Алисе казалось, что это ветер шумит где-то под крышей. Девочка медленно двигалась, рассматривая сводчатый потолок, витражи, часовни, орган, полотна Гойи, Мурильо и Сурбарана. Она чувствовала почти физически, как красота наполняет каждую клеточку её тела и превращается в энергию, похожую на энергию солнца.

Вдруг перед её взглядом возникли четыре исполина, огромные статуи, несущие на своих плечах гроб.

– Лера, смотри, да это же могила Колумба, – воскликнула Алиса. Девочки остановились в молчании.

– Странно, – сказала Лера, – почему его не похоронили в земле, как хоронят всех людей? Или в крипте собора, как королей?

– Ведь он сам завещал похоронить его не в испанской земле, – ответила Алиса. – Он столько много сделал для короны Испании, совершил много путешествий, открыл множество островов и даже Америку, хотя сам ошибочно полагал, что попал в Индию. Но Испании нужно было только золото. И великий Колумб вынужден был превратить свои путешествия в завоевания земель и порабощение народов.

– Так ты думаешь, что сам Колумб стремился не к богатству? – удивлённо спросила Лера.

– Думаю, что его целью были новые географические открытия, путешествия, составление карт, слава и, конечно, прокладывание новых торговых путей, но не жестокое подавление индейцев, не захват их в плен, не войны и кровь, как, к сожалению получилось. Колумб был энтузиастом, прекрасным моряком и картографом. Его целью было открытие новых земель. Но испанская корона ждала от него золота, чтобы покрыть расходы на снаряжение экспедиций.

– А ещё я помню, – сказала Лера, что в его команду матросов входили каторжники, потому что никто не хотел рисковать своей жизнью и отправляться в неизвестные земли. Легко представить, как вели себя эти люди, оказавшись на свободе.

– Да, – согласилась Алиса. – А наивные индейцы с удовольствием обменивали золото на стеклянные бусы и побрякушки…

Алиса вздохнула:

– Как жалко, что часто в истории великие идеи тянут за собой большой шлейф зла.

Девочки помолчали, потом сделали еще несколько снимков могилы Колумба.

– Разве мог представить Колумб, что после всего, что он сделал для Испании, он умрёт в забвении? – продолжала размышления Алиса. – Может, поэтому он и не хотел быть похороненным в испанской земле?

– А где же он завещал себя похоронить? – спросила Лера.

– На острове Эспаньола, сейчас он называется Гаити. Но его прах, насколько я помню, несколько раз перевозили с места на место, даже захоронили на Кубе, но после освобождения острова от испанского ига его привезли в Севилью.

– Да, не было покоя ни у человека, ни у праха его, – мудро подытожила Лера.

Флажок Михаила вовремя промелькнул перед глазами девочек, размечтавшихся и позабывших о группе. Через пару минут они присоединились к группе, и все вместе по узкой лестнице поднялись на высокую часовню собора, откуда полюбовались городом. Когда спустились вниз, девочки почувствовали усталость и голод.

Михаил дал туристам свободное время, и Алиса с Лерой побрели по одной из улочек, ведущих от собора в поисках какого-нибудь кафе. Голова кружилась, солнце слепило нещадно, даже не спасали защитные очки, жутко хотелось пить. Вдруг Алисин взгляд привлек странный стол, покрытый длинной скатертью до земли с расставленными на нем головами манекенов в исторических головных уборах. На голове, которая была размещена в центре стола, была шляпа, которую Алиса видела на старинных гравюрах Колумба: черная бархатная треуголка с изящно загнутыми вверх концами, напоминающими крылья птицы. Алиса захотела подойти поближе, чтобы рассмотреть шляпу, но её опередила маленькая девочка, которая, приблизившись к столу, дотронулась до шляпы Колумба. И вдруг голова ожила, зашевелилась, глаза на мертвенно белом лице широко распахнулись, рот открылся, сначала исказился к какой-то нелепой гримасе, а потом издал душераздирающий вопль и истерически захохотал. Испуганная девочка резко отдернула руку, вся задрожала, отскочила в сторону, а потом громко заплакала. Мама принялась её утешать. Толпа осуждающе смотрела на голову, а та хохотала в ответ.

Через несколько секунд голова замерла в ожидании новой неосторожной жертвы. Алиса почувствовала, как стук испуганного сердца перешел в виски. Резко разболелась голова.

– Какая глупая шутка, – возмущенно сказала Лера, которая тоже очень сильно испугалась. – Вот тебе и наследники великого Колумба. Конечно, легко паясничать и пугать прохожих, если больше придумать нечего.

Где-то вдали ещё плакала маленькая испуганная девочка.

Вдруг Алиса резко развернулась и бросилась к столу с головой, хотя девочки отошли уже на целый квартал от места аттракциона. Лера побежала за подругой. Через минуту девочки были уже перед столом. И Лера увидела, как Алиса приблизилась к столу, склонилась над замершей головой клоуна и внезапно издала пронзительный звук такой высоты, что голова резко дёрнулась, шляпа с неё слетела, а человек в гриме в испуге выскочил из-под стола и, заткнув пальцами уши, отбежал на несколько метров в сторону. Затем, придя в себя, начал что-то возмущенно кричать по-испански. А его товарищ, находившийся рядом и наблюдавший всю сцену, громко смеялся, обхватив живот руками.

Свидетели происшедшего смеялись, непосвященные удивленно озирались, пытаясь понять, что же произошло. Алиса же, установив равновесие, взяла подругу за руку и невозмутимо двинулась вперёд по узкой улочке Севильи.

Ява-Джава

Наш самолет приземлился в древней столице острова Ява, Джокьякарте, ранним февральским утром. Город был покрыт легким смогом, который, на первый взгляд, мог показаться признаком загазованности современного густонаселённого города. А вывески с надписью «Java» практически на каждом здании удивляли европейского туриста рекламой современного языка программирования даже в таком удаленном уголке мира, как индонезийский остров Ява.

На самом же деле всё обстояло несколько архаичнее, и остров оказался не таким продвинутым, каким показался вначале: дым, окутывающий город, был не чем иным, как дыханием тридцати пяти дремлющих вулканов, населяющих остров. Надпись «Java» не имела ничего общего с языком программирования, а лишь была наивной рекламой острова.

Итак, мы сели на пороховую бочку по имени Ява, чтобы приблизиться к жерлу настоящего вулкана, ужаснуться его мощи, наполниться красотой и сделать эксклюзивные фото диких девственных уголков земного шара.

– А машина будет с кондиционером? – поинтересовалась я у гида, невысокого, детского телосложения местного человечка с печальной улыбкой, который нам представился как Тофик, решив, что произнесение его настоящего имени будет слишком сложным для нашей артикуляции. Одет Тофик был в красные кроссовки клоунского вида, входившие в полный диссонанс с аляповатой жёлто-синей рубашкой.

– Да, конечно, с кондиционером. Вы будете иметь много свежего воздуха в вашем автомобиле Toyota Land Cruiser.

Наблюдая за бесконечной чередой байков, несущихся по дороге, я представляла прохладный кожаный салон внедорожника. И внедорожник действительно пришел, да еще какой! Старый джип ярко-красного цвета, в немного помятой крышей, без стёкол, с громким гулом полуоторванного глушителя приблизился к нам. Моё настроение несколько ухудшилось. «Не хватало ещё вывалиться из этого суперкара где-нибудь по дороге, » – мрачно подумала я и представила, как мои дети будут рассказывать друзьям, как мать носилась на ретро-джипе по острову Ява и выпала из него. Вот так приключение!

Машина с рёвом покатила нас в гостиницу, подождала около получаса у входа и повезла к подножию вулкана Мерапи, в настоящее время спящего, но сохранившего следы крупного извержения десятилетней давности, во время которого погибло более 350 человек, а около 300 тысяч человек успело эвакуироваться.

На острове Ява люди живут не просто у подножия вулканов, но и на их склонах, даже в нескольких километрах от кратера, используя для земледелия необычайно плодородную, удобренную чёрным вулканическим пеплом почву. Поднимаясь на джипе в гору, мы наблюдали буйную тропическую растительность, широколистные пальмы, цикусы, переплетенные лианами, в которых проживало множество обитателей, в том числе обезьян и прекрасных птиц с ярким оперением и экзотическими голосами.

Джип переваливался из ямы в яму, храбро преодолевая гигантские лужи, периодически сильно наклоняясь, что заставляло нас цепляться со всей силой за поручни. Мы уже не обращали внимания на брызги грязи, которые покрыли нас с ног до головы. Чем выше мы поднимались в гору, тем тише становилось вокруг. А у деревни, которая во время последнего извержения практически полностью была погребена под лавой и пеплом, мы остановились в полной тишине. Царящая здесь атмосфера показалась мне зловещей, даже птицы и обезьяны хранили траур печального места.

– Почему же люди не бежали до извержения, ведь у них же был какой-то запас времени? – спросила я у Тофика, ставшего ещё более грустным. И он рассказал, что жители злополучной деревни накануне извержения не раз обращались к местному шаману, но тот успокаивал их, уверяя, что всё будет хорошо и что он договорился с богами о том, что вулкан не тронет деревню. Наивные яванцы, жители 21 века, поверили провидцу…

И теперь прямо под открытым небом на месте уничтоженной деревни яванцы создали музей, где хранятся фото извержения вулкана и гибели деревни, а также выкопанные из пепла скелеты коров и домашней птицы, искорёженные от температуры ложки, вилки, жестяная посуда, телевизоры, приёмники и другие предметы бывшего некогда уютным человеческого быта.

Мы поднялись к самому кратеру, который тихонько дымился в сумерках, источая специфический запах сероводорода. И я увидела гигантские оползни, целые русла рек, оставленные лавой и пеплом, сползавшими в вершины Мерапи. Кстати, «Мерапи» в переводе с индонезийского означает «гора огня». Сегодня на вершине Мерапи вместо огня мы увидели черное море пепла, вихри которого поднимались ветром и забивали нос, горло и уши. Мрачная картина усиливалась тишиной и запахом дыма. Вулкан спал, вернее, дремал. Пока. Я подумала, что к такому зловещему сну можно даже привыкнуть, можно расслабиться и на время забыть об опасности.

Не только туристы, но и местные жители ежедневно приносят на вершину Мерапи дары богам, цветы и фрукты, иногда сбрасывают свои подношения в пепельные русла. Но я не верю в то, что с духом вулкана можно договориться.

Созерцая величественную картину в тёмных тонах, я думала о том, как ничтожен человек и как мощна природа. И что значит человеческая жизнь? И что значат наши страхи перед нею? Яванцы боятся не бедности, не старости, не одиночества, а ярости вулкана, его пепла и лавы, сметающих всё на своём пути, а также ядовитых газов, способных легко усыпить человека и отправить его к богам.

А пока я размышляла о вечном, какой-то молодой индонезиец, видимо, студент, с огромной копной вьющихся волос и необыкновенно правильными чертами лица, ловко сгибаясь, шел к вершине вулкана и собирал в пакет мусор, небрежно брошенный туристами. Как Маленький Принц, юноша приводил в порядок свой вулкан и свою маленькую планету – остров Ява.

Когда поздно вечером самолет взмыл над островом, с высоты я увидела множество гор с дымящимися вершинами, разбросанных рандомно, как сказали бы программисты, как будто ребёнок оставил в песочнице множество куличей, сделанных при помощи детского ведёрка. Чёрная дымящаяся Ява осталась позади. А в сознании навязчиво вертелись слова: «Ява-Джава, Ява-Джава, Ява-JavaScript».

Оглавление

В контакте, или Кхао Кхео

Затерянный мир Камбоджи

Индия, любовь моя…

Плыл-плыл теплоход…

Пляжное знакомство

Пуаро

Турецкий пэчворк

Шляпа Колумба

Ява-Джава