23 минуты мая [Таня Совина] (fb2) читать онлайн

23 минуты мая

1

Таня. Пять лет назад

— Тань! Таня!

Громкий голос мужа, раздавшийся в тишине квартиры, разрушает мой сладкий и такой долгожданный сон. Накрываюсь одеялом, до последнего надеясь, что Леша перестанет кричать и справится с возникшими трудностями сам. Слышу, как в прихожей что-то громко падает, муж матерится, и это окончательно гробит надежду снова уснуть.

Тянусь за телефоном, и стон злости и разочарования срывается с губ. Могла бы поспать еще минимум час. Сегодня командировка, свалившаяся как снег на голову, вылет в восемь утра, а я легла часа три назад.

— Танюш, — Сомов заглядывает в спальню, — ты спишь что ли?

— Твоими стараниями — нет, — хмуро бурчу в подушку.

— Знаешь, мама говорит…

Сейчас мне совершенно наплевать, что там говорит Антонина Львовна. Ее нравоучения и вечное мной недовольство сопровождают нас с тех пор, как три с половиной года назад Сомов объявил, что мы поженимся. И не смотря на то, что почти все нас отговаривали, в декабре мы расписались.

— … что жена должна встречать мужа ужином в любое время дня и ночи и при любом самочувствии, — заканчивает Леша, и строит щенячью мордашку. — Ну что накормишь?

Сцепив зубы, выбираюсь из теплой постели и, молча, топаю на кухню. Муж как собачонка плетется сзади, только миски в зубах не хватает.

Подзываю его жестом и говорю:

— Вот, Леша, это называется холодильник, — тычу пальцем в технику, еле сдерживая рычание, — там продукты. Достаешь, накладываешь в тарелку и ставишь в микроволновку. Поясняю. Тарелки у нас здесь, — хлопаю рукой по шкафчику над раковиной, — а микроволновка — это такая белая прямоугольная штука с дверцей, которая стоит на столе.

— Тань, ты издеваешься что ли? — искренне недоумевает муж, нахмурив брови. — Мама говорит, что жена не должна лениться.

В данную секунду Сомов напоминает мне Кролика из любимого советского мультика Винни-Пух. Только вместо фразы «Все потому, что кто-то слишком много ест!», слышу очередное правило от Антонины Львовны.

— Леш, погугли значение слова «лень», — я говорю устала, потому что этот разговор происходит у нас не впервые. — Когда человек работает по десять часов в день, а потом готовит и убирает в доме — это не лень. А ты вместо того, чтобы проявить чуть-чуть заботы и погреть еду самому, разбудил меня, зная, что у меня самолет.

— Ой, да брось, — отмахивается Лешка. — Успеешь отдохнуть в самолете. А сейчас ты обязана меня накормить.

Еще одна капля в котел моего терпения оказывается нитроглицерином.

— Вот, когда ты начнешь обеспечивать меня как твой отец Антонину Львовну, а я сидеть дома на жопе ровно, тогда хоть каждую секунду буду бегать за тобой и сопли подтирать! — шиплю я.

Не планировала затевать ссору, но Леша поднес спичку к вороху накопившихся проблем, и я взрываюсь.

— Тань, ну ты чего? — хлопает глазами муж. — Ты же знаешь, я бизнес развиваю. Все в магазин вкладываю.

— Четыре года, а результата нет. Хватает только на аренду помещения, — говорю спокойнее, начиная доставать продукты из холодильника. — Я не могу тянуть все остальные расходы.

— Тебя же недавно повысили, — удивленно произносит муж, стягивая кусок колбасы.

— И ты быстренько свалил на меня кредит за свою машину. Ты ее хотел, обещал платить сам! — перехожу на крик. — На мне ипотека, квартплата, продукты, одежда! Теперь еще Рендж!

— Я бизнесмен, — гордо заявляет Леша. — Мама говорит, окружающие меня вещи должны соответствовать статусу.

— Хватит цитировать свою мать! — взвизгиваю я. — Не набизнесменил ты еще на такую жизнь. Надо по средствам жить, а не по статусу.

Ставлю перед Лешей поздний ужин и разворачиваюсь, чтобы уйти, но он хватает меня за талию, прижимая к себе, и тянется для поцелуя. В нос ударяет запах алкоголя.

— Ты еще и пьянствуешь, — произношу укоризненно, отступая назад. — На какие шиши?

Лицо мужа искажается от злости.

— На те, которые заработал! Твое какое дело?!

Какое мое дело?! Я жопу рву на работе, выполняя все прихоти шефа, чтобы свести концы с концами. Не помню, когда в последний раз встречалась с друзьями. А это чмо развлекается, зная, что нам тяжело финансово.

Становится так обидно, что на глаза наворачиваются слезы. Сдерживаю их неимоверными усилиями, так как давно усвоила урок: слезы — пустая трата времени.

— Мне пора одеваться, — выдавливаю сквозь комок в горле, вздергивая подбородок.

— Опять командировка, Танечка? — кричит Леша, больно хватая меня за локоть. — А может ты не по работе летаешь, а с шефом кувыркаться?

— Что ты несешь? — у меня округляются глаза от такого необоснованного обвинения.

— А что? В точку попал?!

От поднявшейся волны гнева, слезы моментально высыхают. Выдергиваю руку из Лешиного захвата и хрипло произношу:

— Видимо надо было соглашаться, когда Байдин предлагал. Было бы не так больно от чуши, которую ты несешь.

Проскальзываю мимо мужа и скрываюсь в ванной. Никогда не давала повода для ревности. Да, и Леша раньше так со мной не разговаривал. Даже когда я рассказала ему о грязном предложении Антона Николаевича, он лишь посмеялся.

Я устроилась в компанию на стажировку в экономический отдел, сразу после свадьбы. Восемнадцатилетняя исполнительная дурочка, я хваталась за любое задание, которое мне подсовывали. В итоге глава отдела обратил на меня свой сальный взор и предложил ублажать его взамен на повышение. Естественно, я отказалась.

Байдин тупой, но хитрожопый. Узнал про ипотеку и оставил мне два варианта: я объезжаю его член, и все у меня в шоколаде, или выполняю его и свои обязанности, иначе уволит и перекроет кислород с поиском работы.

На Лешу не положиться. Пришлось сцепить зубы и продолжать работать.

Я и лететь сегодня не должна была, но Байдин уговорил большого босса Геннадия Борисовича прихватить меня в Краснодар, потому что знает: из всего сказанного на семинаре, его крошечный мозг поймет только имена выступающих.

Друг Борисыча подсунул нам этот подарочек около двух лет назад, под лозунгом: «Прими кровинушку под заботливое крылышко». С такими друзьями никакие враги нестрашны. В свою-то компанию родного валенка взять не захотел. Сразу видно умный мужик.

Захожу в спальню, сбрасываю халат и тянусь к приготовленной одежде. Надеваю нижнее белье, чулки и поворачиваюсь к большому зеркалу.

За последние пару лет я сильно изменилась. Бедра округлились, грудь увеличилась до третьего размера. Все девочки моего возраста сформировались к восемнадцати, а я припозднилась. Мне двадцать один, и только недавно я перестала выглядеть как подросток, и стала замечать, что мужчины проявляют интерес к моей внешности. Может Леша из-за этого взбесился. Долго копил негатив и психанул. Нет, глупости.

Натягиваю через голову темно-зеленое платье с длинным рукавом, неглубоким вырезом и широкой юбкой ниже колена. Скромно, но элегантно. Беру со стула полупустую дорожную сумки и выхожу из спальни.

В прихожей сталкиваюсь с Лешей. Он строчит сообщение, прислонившись плечом к стене у входной двери. Бросаю быстрый взгляд на кухню. К грязной посуде на столе прибавились кружка и обертки от конфет.

— Тань, там тарелки надо помыть, — бросает Леша, проходя мимо.

— Вот и помой, я опаздываю, — вру я, застегивая сапоги.

Лучше проторчу лишние полчаса-час в аэропорту, чем задержусь еще на минуту.

— Я устал и хочу спать.

— Я тоже устала, но ты без зазрения совести меня разбудил. У тебя завтра, точнее сегодня, выходной — выспишься.

Берусь за ручку двери, на ходу застегивая полушубок, скорее выбраться.

— Таня, ты обязана следить за чистотой.

Уверена, это очередные слова его мамаши. Поворачиваюсь к мужу лицом.

— Повторяю, — говорю холодно, — догмы твоей матери мне не подходят. Она нигде и никогда не работала, я же пашу как проклятая. С удовольствием хлопотала бы по дому, если бы не приходилось так много работать. Так что будь добр, собери свою бизнесменскую волю в кулак и убери за собой свинарник.

Разворачиваюсь и, схватив сумку, захлопываю дверь перед Лешиным носом. Очень кстати лифт оказывается на нашем этаже. Его створки закрываются как раз в тот момент, когда в дверях появляется багровое от злости лицо мужа.

Притаптываю у подъезда от холода. Надо было вызвать такси пораньше, но скандал выбил из колеи, и одета я не по погоде. Сургут не располагает к ночным прогулкам даже в конце апреля. На дворе минус семь, можно задницу отморозить.

— Извините, — я подскакиваю от страха, когда в темноте раздается женский голос, — ой, я вас напугала. Простите.

Из тени с извиняющейся улыбкой выходит высокая симпатичная и очень худая блондинка.

— Не хотела вас пугать. Еще раз простите.

— Ничего страшно, — улыбаюсь ей, а у самой сердце где-то в пятках стучит.

— Вы случайно не знаете в какой квартире живет Алексей Сомов?

Так, а это уже интересно. Насколько мне известно в этом доме Сомовы только мы. И зачем ей понадобился мой муж?

Осматриваю ее хмурым взглядом. Макияж, укладка, сапоги на высокой шпильке больше подходят для свидания. Вряд ли продавщица из Лешиного магазина стала бы наряжаться так и приезжать в четыре утра, чтобы обсудить поставку новой одежды.

— Вы не думайте, я не аферистка какая-то, мы с Лешей встречаемся.

Поглядываю на окна кухни, в которых до сих пор горит свет. Это что же получается? Только я за порог, к нему сразу любовница? И этот сукин сын что-то там о немытой посуде блеял.

— Давно встречаетесь? Никогда вас здесь не видела, — осторожно выуживаю информацию.

— Пару месяцев, — мечтательно улыбается бледная тень Марго Робби. — Родители сняли мне квартиру, когда я поступила в универ, и мы встречались там.

Возникает чувство, что я стою на шаткой кладке кирпичей, где вместо цементного раствора использовался клей ПВА. И тощая блондинка без особых усилий каждым своим словом выбивает кирпичик за кирпичиком.

— Леша очень сильно мне нравится, — доверчиво делится блондинка, доставая из сумки сигареты и предлагая мне.

Беру на автомате несмотря на то, что давно бросила. Сейчас очень хочется перебить вкус желчи, подкатившей к горлу.

— Мы в клубе познакомились. Он с друзьями отмечал свой день рождения.

Охренеть! Я в тот день встала в шесть утра, чтобы начать подготовку, потом поехала на работу. Чтобы освободиться пораньше бегала как бешеная белка с петардой в заднице. Вернулась домой и опять за готовку. Еле успела переодеться к приезду гостей.

Его мамашка весь мозг выклевала. Стол сервирован плохо, вилки лежат неправильно, еда невкусная, я выгляжу неопрятно. Из последних сил сдерживалась, чтобы не воткнуть ей неправильную вилку в ее опрятный глаз.

Когда все разошлись, Леша уехал к друзьям. Меня даже не пригласил. Сказал, что будет только мужская компания. Теперь я вижу его компанию.

— Когда Леша сегодня уезжал от меня, он бумажник забыл, — обрывает мои воспоминания девушка. — Попросил вернуть, а теперь трубку не берет.

Я поглубже натягиваю капюшон, чтобы скрыть бурлящие эмоции и смотрю в ее невинные глаза.

Она красивая, младше меня на год или два. Родители обеспечивают ее всем. Почему бы не найти свободного мужика. Или Леша ей не сказал. И на что он рассчитывал, приглашая ее на продолжение рандеву. Поднявшись наверх, блондинка увидит мои вещи. Как ни крути мужу не избавиться от моего присутствия за двадцать минут. Или она в курсе и ей просто наплевать?

Единственное, что ее портит — болезненная худоба. Скелет в кабинете биологии в школе выглядел упитаннее, а у нее того и гляди ноги переломятся под тяжестью шубы.

С завистью отмечаю, что этой зимой хотела такую же. Леша ныл, что его жена ходит в старом пуховике. И я счастливая идиотка потащила его по магазинам, думала он мне подарок хочет сделать. Когда моих денег не хватило, Леша удивился и сказал, что добавить не может.

Думала, что придушу его прямо в торговом центре. Ему не нравилось, в чем я ходила, но тратиться на смену гардероба не собирался. Бизнесмен недоделанный. Пришлось купить полушубок из искусственного меха. Выглядит красиво, но совершенно не подходит для зимы в Сургуте.

Напряжение, злость и обида замораживают внутренности, и становится тяжело дышать. К черту их обоих! Пусть забирает вместе с чокнутой мамашей!

— Если я правильно помню, — подношу ключ к домофону, — шестой этаж, квартира та, что справа. Видела как-то, что он туда заходит. А теперь извините, мое такси подъехало.

Пятиминутный разговор, одна выкуренная сигарета и рухнувший брак. Отличное утро чудесного дня.

2

Пока длится полет, я извожу себя вопросами. Виновата ли я в измене? Дать ли нашему браку второй шанс? Права ли Антонина и я действительно никудышная жена? Я прокручиваю воспоминания от знакомства с Лешей до сегодняшней ссоры снова и снова, и не могу понять, чем заслужила предательство.

Когда мне исполнилось семнадцать, и я перешла на последний курс в техникуме, то твердо решила обеспечивать себя самостоятельно. Маме, работая учителем, сложно было содержать нас с сестрой.

Решить-то я решила, но никому не нужна была несовершеннолетняя работница. Я уже начала отчаиваться, когда одногруппница посоветовала попытать счастье на рынке. Повезло, устроилась к Лешиному отцу Николаю Семеновичу торговать одеждой.

Не смотря на крытый павильон, в закутке, в котором я сидела, всегда было холодно. Зарплаты еле-еле хватало, чтобы обеспечить себя необходимыми продуктами на месяц. Но я была счастлива разгрузить маму.

Однажды за выручкой приехал Леша. Я с восхищением смотрела на симпатичного широкоплечего двадцатидвухлетнего парня. И никак не могла предположить, что он начнет за мной ухаживать. Влюбилась без оглядки, и как только мне исполнилось восемнадцать, согласилась выйти замуж. Никого не слушала, кто советовал подождать и узнать друг друга получше. Утверждала, что любовь до гроба. Малолетняя идиотка!

Приземлившись, первым делом бегу в туалет. Одна из причин, по которой я ненавижу командировки — разница температур. Таскать с собой полупустую сумку, чтобы потом складывать туда зимние вещи утомительно.

Умываюсь холодной водой и смотрю на себя в зеркало. Измена серьезно пошатнула мою самооценку. Бледная фарфоровая кожа, которую я в шутку называла аристократической, теперь кажется зеленоватой. Ноги кривыми, попа толстой, большая грудь обвислой, талия недостаточно тонкой.

Вот чертов гандон. Не смог держать член в штанах. Не хватило смелости поговорить откровенно. А я мучаюсь.

Со злостью швыряю салфетку в урну. Достаю косметичку и наношу легкий макияж. Боюсь, что времени задержаться в отеле не будет, закину сумку и на семинар.

Не могу сказать, что мое сердце разбито и появилось желание кинуться под поезд, но мне дико обидно. Мы всего четыре года вместе, три из которых женаты. Не быстро ли Леша начал ходить налево или он никогда не переставал? А что на это сказала бы Антонина? Или Леше по статусу положено иметь любовницу?

Так и не ответив себе: виновата я или нет, решаю сначала поговорить с сестрой, потом с Лешей. А пока задвинуть все переживания поглубже и не накручивать себя. Нервные клетки не восстанавливаются, а неврастеничкой становиться пока рано.

Иду по залу, не переставая крутить головой, в поисках рыжей бестии и электровеника в одном флаконе. По совместительству моей сестры и лучшей подруги Алены Казанцевой. Она прилетела вчера и обещала встретить.

Достаю телефон. Если Аленка не смогла приехать, она бы точно написала сообщение с подробной инструкцией, как добраться до отеля. Смсок нет, в сети была вчера. Может проспала. Мы с ней обе тяжело встаем по утрам.

Выхожу на улицу. В Сургуте зверский холод, а в Краснодаре почти двадцать градусов. И даже сильный дождь не мешает наслаждаться теплом. Безумно приятно скинуть с себя шубу и щеголять в платье и туфлях. Распущенные волосы треплет ветерок, и я вдыхаю полной грудью влажный воздух, стоя под козырьком аэропорта.

Набираю номер и через пару гудков слышу родной голос:

— Танюшка, привет, — тараторит сестренка, — прости-прости, милая, но я застряла на выезде из города. Тут ремонт дороги и народ словно с ума сошел. Такое ощущение, что весь Краснодар решил уехать за город. И что им не сидится дома в такую рань.

— Привет, Лель, — губы сами расползаются в широкой улыбке, — так суббота сегодня. Всем на природу захотелось.

— Да, куда в такой ливень и с утра пораньше, — возмущается Алена. — Я из города с восьми выехать не могу. Поднялась ни свет ни заря, чтобы в пробке постоять что ли? Мне их и в Москве хватает. Таточка, что делать? — хнычет сестра. — Я к аэропорту такими темпами только ночью приеду.

Смеюсь над Аленкиной привычкой коверкать имена. Она делает так с детства, но только с близкими друзьями или родственниками. По этой особенности легко понять, как она относится к человеку.

— Лель, — зову ее, — давай я такси возьму.

— С ума сошла! — кричит она в трубку. — Они же цену заломят ого-го! Да, и ехать с незнакомым мужиком…

Закатываю глаза:

— Это же таксист. Априори незнакомый мужик. Лель, — уговариваю сестру, — зачем тебе мотаться туда-сюда. Пока доедешь, пока мы обратно доползем. Представь сколько времени уйдет.

Алена грустно вздыхает:

— Мы могли бы в машине поболтать, у тебя же самолет в понедельник в пять утра.

Настала моя очередь грустить. Я хотела прилететь в Краснодар вчера и даже предложила самой оплатить день в отеле, но Антон-валенок-Николаевич наотрез отказался давать мне выходной на всю пятницу. Как бы он тогда отдохнул лишний день, оставив финансовый отдел без руководителя. Тем более есть я. Дрессированная собачка, не смеющая гавкать. Я на половину понедельника еле отпросилась.

— Я тоже очень соскучилась, — произношу тоскливо, — и поговорить нам необ…

— Вот черт! — перебивает сестра. — Тат, навигатор показывает, что впереди авария, прямо на сужении, где спецтехника стоит. Машины, движущиеся в город, кое-как могут пробраться, а с моей стороны — засада. Так что хватай такси, а я попробую развернуться. Скорее всего к отелю мы приедем вместе.

— Где наша не пропадала. Разберусь, не в первый раз в командировке. Увидимся, сестренка.

Кладу трубку.

— Могу подвезти до города, — раздается за спиной низкий хрипловатый голос.

— Не стоит. Спасибо, — отвечаю не оборачиваясь, я уже приметила стоянку такси с несколькими машинами.

Стоянку-то я вижу, а вот бежать до нее в платье и на шпильках желания нет.

— Перестаньте.

Фыркаю про себя. Сколько же раздражения в голосе. Кое-кто не привык, когда что-то идет не по его задумке?

— Предпочтете неизвестного мужика на полудохлой развалюхе неизвестному мужику с личным водителем?

Теперь слышу сарказм. Этот придурок с личным водителем еще и разговоры чужие подслушивает.

Не поворачиваюсь даже из любопытства. Предполагаю, что увижу кого-нибудь похожего на шефа. Голос красивый, а сам пузатенький пижон, который считает, что деньги открывают любые двери и раздвигают любые ноги.

— Предпочту таксиста, — отвечаю раздраженно, — с ним безопаснее.

— Не соглашусь с вами, — смеется незнакомец, — таксист такой же мужчина.

В чем-то он, конечно, прав. Если у мужика злые намерения, то без разницы таксист он или кто-то еще. Меня скрутить — раз плюнуть.

Взвешиваю «за» и «против». Отправлю номер машины Аленке, расскажу с кем еду. Зная ее, если не выйду на связь, сестра весь город на уши поднимет. И черт возьми, как же я не хочу под дождь.

Уже собираюсь повернуться, посмотреть на неожиданного рыцаря и принять окончательное решение, как чувствую теплое дыхание, опаляющее ухо.

— Прокачу быстро, но аккуратно, — невинная вроде бы фраза в сочетании с низким хриплым шепотом звучит двусмысленно.

Резко разворачиваюсь, собираясь прочитать придурку лекцию о личном пространстве, как меня впервые подводят каблуки. В каких бы неудобных туфлях и с какой бы скоростью я не передвигалась, никогда не было проблем.

Сумка с вещами глухо падает на асфальт, туда же летит рабочая с ноутбуком. Я нелепо взмахиваю руками и зажмуриваюсь, ожидая, что сейчас моя голова встретится с асфальтом, и до конца жизни я буду пускать слюни, ковыряя пальцем морковное пюре.

Но ничего не происходит.

Судорожно ощупываю себя руками. Лицо, грудь, попа. Так, а что это теплое и гладкое на ягодице? Это не мое.

Открываю глаза. Талию обвивает сильная рука, вторая сжимает ягодицу. Набираю полную грудь воздуха, чтобы потребовать убрать наглые лапы. Но стоит встретиться с насмешливым серым взглядом, как воздух резко покидает легкие. Меня словно током шарахнуло.

— Вы в порядке? — весело улыбается обладатель сексуального голоса.

Вот это представитель сильной половины человечества. Широкие скулы с модной небритостью, чувственные губы. Серые глаза, контрастирующие с загорелой кожей и темными короткими волосами.

Кажется, испуг превратил мозг в сахарную вату, потому что желание тесно прильнуть к мужчине растет с каждой секундой.

Неимоверными усилиями заставляю губы шевелиться:

— Буду, когда вы уберете руки и отойдете, — пытаюсь говорить строго, а получается испуганный лепет.

Мужчина медленно отпускает меня, придерживает за локоть, пока я не обретаю равновесие, и только потом делает шаг назад, засовывая руки в карманы брюк.

Провожу рукой от талии к бедру, стараясь стереть жар от его прикосновений.

— Спасибо, — благодарю, фокусируясь на красивом лице.

Незнакомец, не стесняясь осматривает мое тело. Там, где проходится его взгляд, остаются ожоги. Он будто не смотрит, а руками ласкает.

По расширившимся зрачкам понимаю, ему нравится то, что он видит. Взгляд из насмешливого становится откровенно похотливым. И у меня перехватывает дыхание, а по телу проносится очередная огненная волна, влагой скапливаясь в трусиках.

Такое желание я видела у Леши только первые годы нашего знакомства. А я вообще подобного никогда не испытывала. Наваждение какое-то.

Это все недосып, перелет и смена часовых поясов. Они плохо влияют на мой авитаминозный после зимы организм.

Краснею как школьница то ли от возбуждения, то ли от стыда. Я ведь замужем, так какого черта потекла, увидев сексуального самца!

Злость на себя помогает отрезвить разум от чар Аполлона. Пора сбегать. Лучше промокнуть под дождем, чем от взглядов незнакомца.

— Еще раз спасибо, — говорю ровным голосом, — но мне пора.

Наклоняюсь, чтобы поднять упавшие вещи, и ойкаю, заваливаясь набок. Правую ногу простреливает резкая боль. Упасть снова не дают сильные руки, которые подхватывают меня, поднимая в воздух.

— Я подвезу, — снисходительно говорит брюнет и шагает со мной к шикарной машине, припаркованной прямо под навесом.

Водитель открывает дверцу, и незнакомец бережно опускает меня на кожаное сидение.

— Моя сумка, — прошу я.

Там телефон, ноутбук, документы. В любой момент может позвонить сестра.

— Леонид, подай даме сумку, — говорит брюнет седому мужчине в черном костюме.

Без слов водитель исполняет приказ и захлопывает дверцу с моей стороны.

Стекла тонированные, поэтому не боясь быть пойманной, разглядываю мужчин. Секси-незнакомец расслаблен, руки в карманах брюк, отчего плотная ткань обтягивает аппетитный зад. Руки зудят, как хочется потрогать.

Брюнет возвышается над Леонидом на полголовы, хотя мне показалось, что водитель сам немаленького роста.

Я со своими ста шестьюдесятью восьмью сантиметрами в лучшем случае макушкой ему до подбородка достану. Хотя какая мне разница? Мне с ним не обниматься.

Невольно сравниваю его с Лешей. Полные противоположности. Леша светло-русый и немного выше меня, что всегда напрягало при выборе туфель. Бизнесмену же не положено быть ниже жены. Зато животиком сверкать — это нормально.

А незнакомец — высокий, подтянутый, уверенный в себе.

Леонид садится за руль и спрашивает, куда везти. Называю ему адрес отеля и, мужчина кивает, поднимая перегородку и оставляя нас с незнакомцем наедине.

Несколько часов в машине с мужиком, от которого у меня сносит крышу. Охрененная выйдет поездочка.

3

Достаю телефон, чтобы написать Алене и замираю. А что я ей скажу? Еду с незнакомым мужиком, но не таксистом. Машина черная дорогая, но номера увидеть не успела. Да она за мной ОМОН вышлет.

Пишу, что выехала и задумываюсь, что бы еще добавить, как телефон выхватывают из рук.

— Эй! — кричу возмущенно и тянусь к смарту.

Брюнет бесцеремонно смотрит в экран, где открыт диалог с сестрой.

— Вас просят отчитываться каждые полчаса, — сообщает мне хам и убирает телефон вместе с сумкой куда-то себе в ноги.

— Что вы себе позволяете? — злобно шиплю я. — Верните мои вещи и не смейте больше трогать!

Брюнет усмехается и наклоняется немного вперед, как я думаю за сумкой, но вместо этого хватает меня за лодыжки и укладывает их себе на колени. Чудом успеваю поправить, задравшийся подол.

— Не вертитесь, — просит брюнет, аккуратно снимая туфлю, — я же не под юбку вам лезу, — медленными круговыми движениями массирует щиколотку и подмигнув добавляет, — пока.

— У вас нервный тик? — ехидно спрашиваю, сжимая кулаки от злости.

Еще никогда я не встречала таких наглецов. Поправочка: таких горячих наглецов.

— Я Влад, — проигнорировав мой сарказм, говорит брюнет. — А вас как зовут?

— Отпустите, — прошу.

Искуситель уже не массирует больную ступню, он ласкает длинными пальцами голень, постепенно продвигаясь выше. Тонкие чулки совершенно не спасают, я ощущаю каждое движение, возбуждаясь в очередной раз за последние десять минут.

— Не «Эй» же мне вас называть, — говорит Влад, ведя рукой по колену.

Накрываю его ладонь своею, останавливая движение наглеца. Делаю это специально правой, где красуется обручальное кольцо, и тверже прошу:

— Отпустите!

Пусть не думает, если красавчик, то любая готова прыгнуть к нему в постель. Хоть и изнывающая вагина со мной не согласна, сигнализируя о своих желаниях тянущей болью в животе.

На откровенную демонстрацию моего статуса Влад усмехается, но все-таки выполняет просьбу, поднимая руки вверх, словно сдается. Сажусь прямо, надеваю туфлю и, гордо задрав нос, отворачиваюсь к окну.

Ехать в такой комфортной машине одно удовольствие пусть и медленно. Устраиваюсь удобнее, стараясь сесть как можно дальше от Влада, и наблюдаю за сменяющемся пейзажем. Из эпицентра дождя мы выехали, небо чистое голубое. Краснодар по-весеннему зеленый, цветы украшают клумбы, солнышко игриво отражается в лужах.

Не так тоскливо, как в родном Сургуте. Послезавтра первое мая, а у нас будто первое марта. Складывается ощущение, что снег так и не растает. Холод, уныние, и муж, с которым не понятно что делать.

На глаза опять наворачиваются слезы. Чего Леше не хватает? Симпатичная, грудь большая, талия узкая, накаченная круглая попа. Спасибо генам и танцам, которыми я начала заниматься в техникуме. Вижу, как на меня обращают внимание мужчины. Тот же Влад смотрел, как голодный зверь.

Кстати, о Владе. Я так погрузилась в свои мысли, что совершенно о нем забыла. И он притих.

Поворачиваю голову, мужчина расслаблен, как котяра на солнышке и задумчиво рассматривает мое лицо.

— Что? — спрашиваю, не выдержав пристального внимания.

— Вы грустная. Что-то случилось?

— Ничего, — отвечаю, снова устремляя взгляд в окно.

— Не хотите поделиться?

— Хочу, но не с вами.

— Вы всегда такая колючая? — спрашивает с улыбкой.

Кажется, мужчину не волнует моя холодность, скорее забавляет.

— Только с самоуверенными наглецами.

Его ребяческие замашки, превращают меня в чопорную мадам восемнадцатого века из институте благородных девиц.

Влад смеется и хочет что-то сказать, но раздается трель моего телефона.

— Не могли бы вы подать сумку? — прошу я.

В серых глазах появляется хитрый блеск.

— Одна рыжая красавица строго-настрого запретила мне трогать ее вещи, — говорит Влад, изображая раскаяние.

— Вы ведете себя как ребенок, — возмущаюсь я.

Мужчина пожимает плечами, не предпринимая никаких попыток мне помочь.

Телефон замолкает и снова начинает звонить. Уверена это Алена. Не подниму трубку, сестра ударится в панику.

Спорить с Владом бесполезно, вижу по его глазам. Придвигаюсь ближе, улавливая запах приятного парфюма с нотками цитруса, и перегибаюсь через него. Упираюсь одной рукой в дверцу, второй стараясь дотянуться до разрывающегося аппарата.

Изгибаюсь под немыслимым углом, лишь бы случайно не коснуться Влада ни одной клеточкой тела. Если возбужусь еще раз, боюсь моя здравомыслящая часть мозга окончательно замкнет, и я запрыгну на него как пещерная женщина. Меня и так дурманит приятный аромат туалетной воды. С феромонами она что ли?

Не успеваю закончить мысль, как чувствую движение Влада и оказываюсь прижата животом и грудью к его бедрам.

— Какого полового органа?! — кричу я, брыкаясь.

Упираюсь коленями в жесткий ворс коврика, руками отталкиваюсь от сиденья, но мои потуги не приносят никакого результата. Влад только сильнее надавливает на поясницу, раздвигая свои ноги. Провисаю между его коленей, отклячивая попу выше.

— Ш-ш-ш, — посмеивается мужчина, — лучше сестре ответь.

Влад проводит рукой по внутренней части бедра, одобрительно хмыкая, когда пальцы касаются резинки чулка. Поднимается выше, задевая уже влажные трусики.

Сопротивление тает, как масло на сковородке. Похоже вагина перехватила у мозга контроль над телом.

Мелодия обрывается и через мгновение опять возобновляется. Третий контрольный звонок.

— Хорошо, — вздыхает Влад, — придется мне ответить. Отвлекает.

— Нет! Стойте! — кричу я.

Услышит Аленка мужской голос, и у нее инфаркт случится. А мне сестра нужна живая и здоровая. Кое-как достаю телефон:

— Алло.

Влад сжимает ягодицу, и я судорожно втягиваю воздух. Он это специально.

— Блин, Тань! — орет сестра мне в ухо. — Сама не звонишь, трубку не берешь! Совсем сбрендила?!

Хватаюсь за ручку двери, пытаясь подняться. Но Влад ощутимо шлепает по попе. Не знаю каким чудом, мне удается не издать ни звука.

— Веди себя хорошо, — жарко шепчет мужчина, задевая мое ухо.

Гладит место удара, сжимает. Что-то в машине слишком душно, кислорода не хватает. Голова кружится то ли от возбуждения, то ли от неудобной позы.

— Прости, Лель, — говорю сдавленно.

— Ремнем бы тебя…

— Не надо ремнем! — в панике перебиваю Аленку, боюсь, кое-кто воспримет ее слова как инструкцию к применению.

Тело Влада начинает вибрировать от беззвучного смеха. Смешно ему. Конечно, не его попой кверху скрутили.

Алена читает мне лекцию, а я половину слов не понимаю, потому что Влад медленно стягивает с меня трусики. Сжимаю бедра, чтобы осложнить ему задачу. Бесполезно.

Оставив трусики болтаться в районе коленей, мужчина проводит пальцами по влажным складочкам, дразня круговыми движениями. Гладит медленно еле касаясь, задевает клитор. Возбуждаюсь еще сильнее и прикусываю губу, чтобы не застонать в голос.

— Вы в город въехали? — как сквозь вату доносится голос Алены.

— Да, — выдыхаю то ли в ответ сестре, то ли поощряя Влада.

Искуситель воспринимает мое «да» как призыв к действию, движения пальцев, терзающих клитор, замедляются, и Влад проталкивает их внутрь, медленно вытаскивает и снова внутрь. Прогибаюсь в спине, зажимая рот ладонью, и тихо всхлипываю от наслаждения.

Леля еще что-то говорит, но я сосредоточена только на ощущениях.

— Скоро должны подъехать. Увидимся, — это последнее что осознанно воспринимает мой мозг.

Бормочу что-то невнятное и роняю телефон. Стон срывается с губ, не могу больше сдерживаться. Не могу сопротивляться. Накопившееся возбуждение требует разрядки. Раздвигаю ноги шире, и сама начинаю насаживаться на пальцы.

Влад берет меня за шею и поднимает голову, чтобы наши взгляды встретились. Серые глаза темные голодные, кажется, он готов меня сожрать.

— Да, милая, смотри на меня. Хочу видеть, как ты кончаешь.

Мужчина сжимает горло сильнее и впивается в мои губы, проникает языком, не встретив сопротивления. Отвечаю ему с не меньшим напором, сплетая наши языки.

Впиваюсь ногтями в бедро Влада, чувствуя приближение финала. Уже готова взорваться, но мужчина, дразня, замедляется. Хнычу ему в губы, готовая умолять.

— Моя дикая кошечка хочет кончить, — улыбается, прикусывая мою губу. — Хочешь? Отвечай.

— Да, — выдыхаю между стонами, — пожалуйста.

Влад увеличивает темп и не отрываясь смотрит в мои затуманенные глаза, впитывая каждую эмоцию. Не выдерживаю долго, стенки влагалища начинают сокращаются, я задыхаюсь от обрушившегося мощного оргазма. Влад снова целует, заглушая последний стон. Кусаю его, кажется, до крови, и слышу рык.

Тело трясет от пережитого экстаза. Разрываю поцелуй, чтобы глотнуть хоть каплю кислорода.

Влад вытаскивает из меня пальцы, подносит к лицу и облизывает. Это так эротично. Хочу поцеловать и ощутить собственный вкус на его губах.

Тянусь к Владу, и в эту секунду машина тормозит. Оглядываюсь, с трудом понимая, что мы приехали к моему отелю.

Зрительный контакт разорван, мыльный пузырь, где нас было только двое лопнул, и реальность лавиной накрывает с головой. Меня оглушают окружающие звуки: веселый смех девушек, проходящих мимо машины, лай собаки, рев моторов, несущихся по проспекту машин.

Снова начинаю задыхаться только теперь не от удовольствия, а от стыда. Что я наделала? Что за дикие желания пробудились во мне?

Как в замедленной съемке поправляю одежду и забираю вещи, пряча пылающее лицо за волосами. Хочу как можно скорее покинуть салон, пропитанный запахом похоти, и оказаться подальше от искусителя.

Влад не предпринимает попыток остановить меня. Достаточно развлекся или поиздевался, или что это было? Решил доказать, что обручальное кольцо ему не помеха?

И я хороша. Насаживалась на пальцы, будто похотливая кошка. Официально могу признать себя Танюшкой-потаскушкой. Остается постричь волосы и пройти дорогой позора как Серсея.

На трясущихся ногах выползаю из машины. Свежий воздух отрезвляет и высушивает скопившуюся в уголках глаз влагу. Забираю сумку у водителя, не глядя ему в глаза. Боюсь увидеть в них осуждение. Или в руке гнилой помидор, который полетит мне в спину, когда я начну позорное шествие к отелю.

Уже отойдя от машины на несколько шагов, слышу за спиной обещание, от которого бросает в дрожь:

— Еще увидимся, Ежик.

4

Влад. Пять лет назад

Смотрю в след сбегающей кошечке и улыбаюсь. Никуда ты милая не денешься. Я попробовал тебя на вкус и хочу еще.

— Леонид, — зову водителя к открытому окну, — когда зарегистрируется, узнай на респешене какую-нибудь информацию. Хотя бы имя.

Водитель молча кивает и уходит. Ценю его за это качество: исполнительный, не задет лишних вопросов, не болтает направо и налево.

Через несколько минут Леонид садится за руль и докладывает, выезжая с парковки:

— Татьяна Сомова. Прилетела на семинар. Номер 623, забронирован сургутской компанией. Извините, больше ничего не сказали.

— Этого достаточно.

Никогда не верил в судьбу, но то, что Колючка приехала на семинар, одним из организаторов которого являюсь я, не может быть простым совпадением.

Поднимаю перегородку и достаю телефон. Есть у меня один человек, которому можно доверить такое деликатное дело.

Бывший одноклассник Кирилл, вернувшись из армии, отучился и пошел работать в органы. Зарплата не устроила, и он начал работать в службе безопасности у нас.

— Привет, Влад. Ты по делу или просто так?

— Привет, Кир. И то, и то.

Пересказываю информацию, полученную от Леонида.

— К вечеру нужно узнать о ней, как можно больше, — прошу я.

— Впервые ты просишь разыскать бабу, — ржет друг. — покорила каменное сердце с первого взгляда?

— Во-первых, не баба, а молодая женщина. Во-вторых, сердце не при чем, член на нее настроился как радар.

— Одного раза не хватило?

— Я, блядь, даже ширинку не расстегнул, — рычу в трубку.

На том конце раздается гомерический хохот. Придурок.

— В штаны спустил, что ли? — веселится Кир.

— Идиот, что ли? — передразниваю. — Сбежала раньше.

— От тебя-то? Чем дальше, тем страньше, — задумчиво тянет друг. — Ты ищешь бабу, а не она тебя. Сбежала она, а не ты. Требую подробности.

А что я могу рассказать? Я заебанный очередным перелетом решил взбодриться и выпить кофе, и вдруг в поле моего зрения попало чудо в шубе. Правда шубой это назвать сложно, какая-то кошка драная. Я смотрел на девушку как на чучело. Но вот она забегает в туалет, а через пятнадцать минут оттуда выходит нимфа.

Там что, долбанный портал в Нарнию?

Рыжая мазнула по мне равнодушным взглядом, явно кого-то выискивая, и потопала охрененными ножками в туфлях на высокой шпильке к выходу. Поднял глаза выше и как привязанный пошел за сладкими булочками, покачивающимися в такт шагам. Разве что язык не вывалил и слюной не начал капать.

Очнулся только, когда она закончила разговор. С языка само сорвалось приглашение подвезти, но я никак не ожидал отказа. Взбесила засранка. Знала бы она, что я почти никогда не предлагаю помощи незнакомым людям и исключение сделал только ради нее, не была бы столь категоричной.

Спасибо ее сексуальным, но неустойчивым каблукам за возможность облапать попку под благородным предлогом. Решение натянуть малышку по самые яйца укрепилось окончательно. И пока я этого не сделаю, не успокоюсь.

И насрать мне на кольцо на пальце. Ее муж либо импотент, либо слабоумный, если отпускает такую женщину дальше десяти метров от себя, а не трахает несколько раз на дню. Танюшка мне чуть пальцы не сломала, пока в оргазме билась.

Вспоминаю ее вкус, и яйца начинают звенеть, исполняя серенаду рыжей ведьме.

— Обойдешься, — отрезаю я, поправляя кирпич в штанах. — Займись поиском информации.

Конкретно же меня повернуло. Я даже себе не могу ответить, зачем мне что-то о ней знать. В любовь с первого взгляда я не верю. Но я привык прислушиваться к своим желаниям. Хочу информацию — значит получу.

Наверное, дело в усталости и в том, что она полностью в моем вкусе. Обожаю, когда во время жесткого секса, есть за что подержаться. А вот что я не люблю, так это боль и стыд в женских глазах. Особенно в ее глазах.

Я не принуждаю женщин со мной спать, они приходят и с удовольствием исполняют все мои прихоти. Признаю, с Танюшкой я погорячился, немного заигрался. Видел, как она жалась к дверце, стараясь сесть подальше от меня, как боялась собственных желаний.

Нужно было действовать поделикатнее, но упускать возможность было бы верхом тупости. Когда Таня наклонилась за телефоном, я вдохнул легкий цветочный аромат ее духов, и крышу сорвало. Сердце застучало, разгоняя кровь. Перед глазами стояли только мягкие сексуальные изгибы. Казалось, если не дотронусь — умру.

Или яйца разорвет.

Лучше сожалеть о содеянном, чем об упущенной возможности.

Не успеваю даже в номер подняться, как в холле меня отлавливает один из партнеров и приглашает пообедать. Я очень голоден, даже постная рожа Виталика-подхалима не испортит аппетит, так что соглашаюсь.

Он, не умолкая, треплется о всякой ерунде. Предлагает выпить за контракт и продолжительное сотрудничество, но я отказываюсь. Особенно радуется, что завтра для всех участников семинара будет вечеринка в одном из лучших баров Краснодара.

Пока офисный планктон будет бухать и жрать за наш счет, мы, рыбки покрупнее, — обсуждать контракты. А потом будут разбирать шведский стол из подвыпивших сотрудниц, чтобы отодрать в укромном уголке. И я уже знаю какой десерт выберу.

Остается всего пара часов на отдых, так что без сожаления обрываю треп Виталика и ухожу. На семинаре мне делать нечего, приеду к его окончанию и встречусь с руководителями компаний. Это мероприятие все лишь ширма для обсуждения важных вопросов в неофициальной обстановке. Завтра примутся окончательные решения и подпишутся контракты.

Решу эти дела, найду Ежика и со спокойной совестью и пустыми яйцами отчалю к немкам. Давно задумался возглавить филиал в Германии на несколько лет.

Опенгер главенствует там уже много лет, отец ему доверял. Неделю назад при телефонном разговоре он намекнул, что некоторые партнеры ведут нечестную игру.

Побывав в Кельне, я только убедился, что фрицы что-то задумали.

Вот и устрою им девятое мая. Пусть не думают, что, сидя в Москве, я ничего не знаю. Каждый раз видя их слащавые рожи, чувствую, как они хотят избавиться от моего присутствия поскорее.

Только сейчас эта идея с переездом не кажется мне такой уж зер гуд как неделю назад.

Встряхиваю головой, возвращаясь к рабочему настрою. Надо еще дяде позвонить. Он младший брат моего отца и взял надо мной опеку, когда родители погибли.

Мне было тринадцать, и Саше пришлось вернуться из Америки, где он закончил обучение в колледже и только начал развивать свой бизнес. Но авиакатастрофа внесла коррективы в наши жизни.

Дядя на пятнадцать лет старше меня и никогда не пытался заменить мне отца, просто был другом, в котором я тогда нуждался.

Когда ему пришлось возглавить компанию отца, Саша был слишком молод. Бедняга наизнанку выворачивался, чтобы всему научиться и сохранить бизнес.

— Саш, привет, — здороваюсь, когда дядя берет трубку после второго звонка.

— Блядь, племяш, чего трезвонишь?

— Ты что еще спишь?

— Суббота. А вчера была бурная ночь, — сонно бубнит.

Посмеиваюсь. Сорок два года, а кабель еще тот. Никогда не был женат, туманно отвечая на вопрос «почему». Однажды по пьяни обмолвился, что упустил ту самую.

— Влад, ты по делу?

— Да. Я не подписал документы.

— Черт, племяш, — сонливость дяди улетучивается, голос становится твердым и раздраженным, — тебе в феврале стукнуло двадцать пять, ты уже давно должен был вступить в права наследства, как завещал твой отец. Меня скоро посадят за то, что я до сих пор числюсь главой компании.

— Не посадят. Я подготовил новый пакет документов. Как только вступлю в наследство, поделим компанию пополам, ты станешь управлять в Москве, а и я улечу в Германию.

— Ты серьезно? — шокировано спрашивает дядя. — Это же компания твоего отца.

— Если быть точным, изначально она принадлежала деду. Твоему отцу.

— Я хоть и ношу фамилию Орлов, но в семьевсегда был паршивой овцой.

Морщусь от такого сравнения. Саша родился на севере от другой женщины. Когда его мать умерла, дед забрал его в семью. Бабушка плохо приняла пасынка и при любой возможности напоминала ему, что Саша нагулянный и никогда не станет полноценным Орловым.

Так рассказывал отец. Они с Сашей крепко сдружились и стали братьями. Поэтому по завещанию родителей дядя должен был стать моим опекуном и до моих двадцати пяти лет управлять компанией.

— Саш, не говори так, — прошу я, — ты мой дядя, самый близкий и родной человек, которому я бы собственную жизнь доверил.

На том конце воцаряется тишина, только слышно, как Саша тяжело дышит.

— Ну ты и сказанул. Скупую мужскую не пустил? — натянуто смеется он.

Дядю смущают откровенные проявления чувств, поэтому всегда отшучивается.

— Не объяснишь, откуда взялась эта идея? — откашлявшись спрашивает Саша.

— Меня напрягает, что происходит в нашем филиале в Европе. К тому же это неплохой шанс проверить свои силы и навыки как руководителя. Саш, что тебя беспокоит?

— Не хочу, чтобы ты пережил тот же геморрой, что и я.

— На тебя все свалилась неожиданно. А я уже несколько лет твой заместитель, кое-чему научился. А если с филиалом не справлюсь, что мне делать у руля?

— Тебя не переубедить, — вздыхает Саша. — Ладно, прочту документы и обсудим их, когда вернешься.

Закончив разговор, я раздеваюсь, завожу будильник на всякий случай и откидываюсь на кровати. Несколько перелетов подряд, а я уже чувствую себя старым пердуном.

Глядя в потолок шикарного номера, планирую с чего начать, когда перееду, но мысли постепенно скатываются к Тане. Вспоминается ее грустный взгляд, когда она, забыв обо всем, смотрела в окно автомобиля. Мне так захотелось узнать, что ее расстроило. Но стоило спросить, выпустила иголки. Забавная. Как бы мне хотелось, чтобы поездка длилась дольше. Уверен она бы закончилась жарким сексом на заднем сидении, а не побегом с поджатым хвостом.

Интуиция подсказывает, что стыдно ей стало не перед мужем, а в первую очередь перед собой. Таня пожалела, что поддалась. А может пожалела, что так кайфонула с мужчиной, которого видит в первый раз в жизни.

Только я кое-что понял, трахая разных баб. Если в браке все хорошо, каким бы красавцем я не был, женщина не подпустила бы меня. И точно не кончила, как бы я не ласкал. Не было бы отражения моего необузданного желания в ее глазах.

Таня молодая, значит замужем недавно, должна порхать и счастливо улыбаться. А у нее тоска в глазах. Или я выдаю желаемое за действительное.

У нас очень мало времени. И впервые мне важно, чтобы женщина принадлежала мне целиком и полностью, без стыда и сожалений.

Стоило вспомнить ее вкус, податливое тело в руках, как вся кровь устремилась к члену. Заколдовала она его, что ли? Я же не подросток, который впервые увидел голые сиськи по телевизору, и уже готов залить себя преждевременной эякуляцией.

Ну рыжая ведьма никуда не денешься! Найду, заклеймлю, вытрахаю из тебя все воспоминания о муже, а потом… Что? Заберу с собой? В Тулу со своим… пряником? Точнее: в Кельн со своей фрау?

5

Таня. Пять лет назад

У меня есть несколько минут, чтобы прийти в себя и не свалиться в Лелины руки хныкающей размазней.

Когда створки лифта закрываются, я встречаюсь взглядом с собственным отражением в зеркальной поверхности. На бледном лице растерянность, а в голубых глазах счастливые искры.

Какой смысл обманывать себя. Мне нравилось, что делал Влад. Уверенные движения пробудили во мне желания, о которых я не подозревала. И это были, черт возьми, ПАЛЬЦЫ! А если штаны снять польется божественный свет, и ангелы запоют хором?

Захотелось удариться головой о стенку. Что за бред в голове. Может он только в рукоблудии мастер, а между ног стручок с мизинчик. Хотя очень сложно представить, что у такого мужчины что-то может быть неидеальным.

Пока лифт ползет вверх, я успеваю смириться с произошедшим. Изменить я ничего не могу, да и не хочу. Влад показал, каким бывает оргазм: до помутнения рассудка, до в кровь искусанных губ, до трясущихся ног.

Боюсь, что после такого, я не смогу лечь в одну постель с Лешей. Да и противно, зная, что он спит не только со мной.

Как только я стучу, дверь распахивается и бешеный вихрь с радостными визгами заключает меня в объятия. Не могу не улыбнуться, обнимая Аленку в ответ. Как же я соскучилась.

Леля отстраняется, осматривает меня с головы до ног и задумчиво говорит:

— Не знала бы тебя как свои пять пальцев, решила бы, что у тебя был секс. И точно не с Лешей.

Смотрю на нее, шокировано открыв рот. Неужели все так очевидно.

— А почему не с Лешей? — задаю глупый вопрос, протискиваясь в номер.

— Та-а-к… А почему ты не отрицаешь, что секс был?

— Секса не было… Можно сказать.

Леля скрещивает руки на груди и взглядом требует немедленных объяснений.

— У нас нет времени, — стараюсь оттянуть неизбежное.

Я знаю, что мне придется все рассказать, Алена от меня не отстанет. Но прямо сейчас я боюсь признаться сестре в своей распущенности, зная ее резко негативное отношение к изменам.

Пару лет назад Леля встречалась с замечательным молодым человеком. Мы с мамой думали, что они поженятся после окончания университета. Но однажды Алена возвращалась домой с лекций пораньше и увидела своего молодого человека в объятьях другой. Случился скандал, и парень заявил, что больше не любит Лелю, но не хотел с ней расставаться, потому что привык к ее заботе.

Наша зажигалочка надолго впала в депрессию, мы всерьез начали волноваться, но однажды Леля проснулась утром, махнула на бывшего и погрузилась в учебу. По окончании универа сразу переехала в Москву.

С тех пор ее жизнь наладилась, но обостренное чувство справедливости, приправленное предательством, сделало из Лели ярую защитницу нравственности.

Поэтому я запираюсь в ванной на пару минут, чтобы привести себя в порядок и собрать тараканов в голове в одну стаю. Слишком боюсь разочаровать сестру.

Хочется смыть с тела следы моего грехопадения с запахом цитруса, но времени на душ нет. Чертов змей-искуситель только не с яблоком, а с апельсином.

Застаю нахмуренную сестру, нетерпеливо выхаживающую по небольшому номеру. Кажется, еще чуть-чуть и у нее макушка задымится от любопытства. Показываю ей на дверь, намекая, что нам пора.

Пока ждем лифт, рассказываю, что Леша мне изменяет.

— Что-что этот говноед делает? — сестра зло шипит и прищуривает глаза. — Прости, я, наверное, ослышалась.

— Не ослышалась, Лель.

— Я оторву его свистульку и заставлю насвистывать джагу-джагу!

Алену трясет от гнева. И помнится, я вела себя так же, когда узнала, что ее обидели. Но сама я уже успокоилась.

Сестра тихо материт Сомова, посылая на его многострадальную голову, различные кары. Не удивлюсь, если узнаю, что он свалился с диареей от Лелиных проклятий.

— Успокойся, — миролюбиво прошу сестру, — хрен с ним.

— Пока что с ним!

Тепло разливается по сердцу. Вот кто всегда на моей стороне и готов броситься на амбразуры. Мы с детства друг за друга горой.

Выйдя из отеля, Леля все еще бормочет что-то под нос. Пока валькирия окончательно не вышла из-под контроля и не полетела приводить в исполнение приговор Лешиной свистульке, рассказываю ей и о Владе.

— В общем, я сбежала, не взглянув на него, а он сказал, что мы еще увидимся, — заканчиваю рассказ.

Преодолевая стыд, заглядываю в зеленые родные глаза и спрашиваю:

— Осуждаешь?

— Нет, — тут же отвечает Алена. — Ты знаешь, как я отношусь к изменам, но в данной о супружеской верности говорить поздно. Ты говорила со своим будущим бывшем?

Отрицательно качаю головой. Вернусь в Сургут и поговорим, хочу видеть его глаза, когда Леша будет объяснять, почему решил разрушить наш недолгий брак.

— Тань, а когда вы с Сомовым последний раз занимались сексом? — вдруг серьезно спрашивает Алена.

На секунду задумываюсь.

— Приблизительно неделю назад. А что?

— А вы предохранялись?

— Да. А что?

— Презерватив?

— Да. Ален, ты можешь объяснить к чему этот допрос?

— Ты говорила, что та профурсетка выглядела прилично, — Леля мнется, подбирая слова. — А что, если она не первая и до нее были не очень приличные?

— Были? — хмурюсь я, выделяя последний слог.

— Не за то слово ты зацепилась, — сестра отводит взгляд, — если бы вы не использовали презерватив, то я бы посоветовала сходить провериться.

До меня не сразу доходит смысл сказанного. Но когда мысль укореняется в голове, я замедляю шаг. Становится противно и меня начинает мутить. Цветов он мне не дарит, считая пустой тратой денег, а тут целый букет может преподнести. Все-таки после семинара позвонить Галине моему гинекологу и записаться на прием.

К концу семинара мой желудок готов завывать громче лектора. С нездоровым интересом посматриваю на сестру, размышляя, не отгрызть ли от нее кусочек. Когда нас наконец отпускают, я с детским восторгом и плотоядным блеском в глазах беру курс на первый этаж, где для нас забронирован обеденный зал.

Наевшись, я строю планы на сегодняшний вечер, медленно размешивая сахар в кофе. Крайне редко выпадают двухдневные семинары, и еще реже мы сталкиваемся на них с сестрой.

У нас разные специальности: я — экономист, она — юрист. Но Алена работает у давнего знакомого мамы Константина Михайловича Лебедева, и ей каким-то чудом удалось убедить его взять ее с собой.

В какой-то момент, пока я размышляю сходить ли нам погулять или запереться в номере и устроить девичник, начинаю чувствовать жжение в затылке. Оно распространяется по позвоночнику приятным теплом, словно кто-то нежно гладит по спине. Не заостряю на этом внимание, списывая все на солнечные лучи, льющиеся из панорамных окон.

— Таня, — вдруг с придыханием шепчет сестра, — боже, посмотри какой мужчина!

Бровь от удивления ползет вверх. Обычно Леля более сдержано реагирует на мужскую внешность, даже если есть на что посмотреть. Исключение составляет только горячо ею любимый Крис Хемсворт.

Кручу головой в поисках того мачо, который восхитил сестренку, и замираю. Челюсть падает в район пупка, пока я, не веря своим глазам, пялюсь на Влада. В отличие от растерянной меня, мужчина сидит, расслабленно откинувшись на спинку стула, и внимательно слушает седовласого собеседника.

В кипенно-белой рубашке, подчеркивающей скульптурный торс и оттеняющей загар, Влад как самая притягательная карамелька. Так и хочется содрать обертку и облизать.

Собираюсь отвернуться, как взгляд падает на пальцы мужчины, которые задумчиво поглаживают кромку чашки. Воспоминания о том, какую магию с моим телом они способны сотворить, обрушиваются лавиной, пробуждая либидо и усыпляя совесть.

Пока я косплею Беллу Свон с вечно открытым ртом и хлопаю выпученными глазами, Влад замечает мои бесстыжие разглядывания и, весело подмигивая, шепчет «попалась».

Раздраженно сжимаю челюсти и отворачиваюсь, опять кое у кого проявился нервный тик.

— Тат, — сестра дергает меня за руку, заставляя поднять на нее глаза, — это Влад?

Мое молчание и в миг покрасневшие щеки, красноречивее любых слов.

— О, боже мой!

На громкое восклицание сестры оборачиваются соседние столики, не понимая, чем вызван щенячий восторг. Посылаю им извиняющуюся улыбку и шиплю на Алену, чтобы была тише. Мне и так хочется провалиться сквозь землю из-за встречи с Владом, не стоит привлекать лишнее внимание.

— Твой Влад просто ходячий секс, — уже тише восторгается Леля.

— Влад не мой, — возражаю.

— Не мой, немой, — передразнивает сестра, — да, хоть птица Говорун. Это не отменяет факта, что мужик горяч как Сатана.

Закатываю глаза.

— Я не слепая, вижу, что Влад выглядит лучше, чем любая отфотошопленная модель Кельвина Кляйна, но я не хочу уподобляться Леше. Даже если моя вагина воет как раненый зверь. Вот поговорю с ним, решим расстаться и…

Мою тираду прерывает звук входящего сообщения. Смотрю на экран и, запрятанные в глубины души обида и злость, всплывают на поверхность. Леша просит зайти за продуктами, но я точно знаю, что в холодильнике их оставалось полно.

И этот сукин сын думает, что, поехав на работу сразу с самолета, я найду время и силы восполнять запасы после его шалашовки?! Она же тощая как макаронина, куда в нее столько влезло?

— Таня. Танюш, — сестра пытается достучаться до моего сознания, в который раз зовя по имени, — у тебя глаза кровью налились, — она аккуратно накрывает мою руку своей. — Может положишь телефончик, у него сейчас корпус треснет.

Понимаю, что меня трясет от гнева, и я действительно сжимаю ни в чем неповинный девайс.

Говнюк возомнил себя бессмертным. Поворачиваю телефон к Алене и у нее дергается глаз, когда она видит текст.

— Схожу-ка я, позвоню, — говорю сестре с кровожадной ухмылкой.

Я готова была потерпеть с разборками. Но тот факт, что у Леши хватает наглости будить меня ночью из-за неспособности обслужить себя самому, а потом устраивать сцену ревности на пустом месте, поднимает во мне бурю негодования.

Я не робот, чтобы угождать всем двадцать четыре на семь. Я человек, который устает, у которого есть свои желания и потребности. Пока муж развлекался на стороне, я изнывала от нехватки внимания и поддержки, стараясь удержаться на работе и подстраиваясь под желания Леши. Он не представляет сколько моральных сил требуется, чтобы быть всегда красивой и улыбчивой.

Забредаю в закуток, где находится дверь с надписью «только для персонала» и, надеясь, что никому из работников не приспичит посетить ее в данный момент, нажимаю вызов.

Несколько мучительных гудков, и я начинаю терять запас злости, придававший мне смелости. Наконец, в трубке раздается его запыхавшийся голос. Неужели я прервала их соитие. Если так — совершенно не чувствую угрызений совести.

— Таня, ты чего звонишь? — слышу возню в трубке и Лешино покашливание. — Тебе список продуктов продиктовать?

Я думала, услышав родной голос, я расплачусь и заламывая руки буду спрашивать «за что». Но меня настолько поражает обыденность, с которой Леша задает вопросы, что в душе разливается холод, покрывая сердце ледяной коркой. Ни намека на раскаяние.

— Отправь свою любовницу по магазинам. Я не нанималась вас обслуживать, — холодности в моем голосе позавидовал бы сам Саб-Зиро.

Крохотная часть меня надеется, что муж все опровергнет, но он даже не пытается.

— Как ты узнала? — зло рычит Леша, будто не он, а я в чем-то провинилась.

— Не важно. Почему ты сразу мне не признался?

— Зачем? — спрашивает с издевкой. — Чтобы выслушивать твои истерики? Чтобы объяснять, что мне надоело терпеть в постели жирную корову?

Каждое слово словно пощечина.

Ни у одного адекватного человека язык не повернется назвать меня толстой. С моим ростом я вешу пятьдесят восемь килограммов. Не зря несколько лет занималась пол дэнсом ради красивого подтянутого тела. Наша преподавательница постоянно шутила, что смогу зарабатывать огромные деньги, если брошу экономику и решу превратить танец в работу.

— Когда мы познакомились, ты была стройной красавицей, — продолжает муж с упреком.

Я была тощим подростком с гормонами, устроившими вакханалию. Врачи ужасались моей худобе, выписывая одни дорогостоящие препараты и витамины за другими.

От шока язык не поворачивается произнести это в слух. Я просто глотаю воздух, стараясь побороть болезненный комок в груди.

Не дождавшись от меня никакой реакции, Леша тяжело вздыхает и злобно выплевывает:

— Когда вернешься, подадим на развод.

А я еще раздумывала — не дать ли нашему браку второй шанс, если муж покается и попросит прошение.

— Я пока соберу твои вещи. Отправить их к твоей маме?

Его слова действуют на меня как красная тряпка на быка. Шок моментально отходит на второй план.

— Решил выставить меня из квартиры? — с истерическим смешком спрашиваю я.

— Мой папа заплатил первый взнос.

— А дальше платила только я. В этом уравнении твоего имени нет, Лешенька. Так что, либо в срочном порядке переоформляй ипотеку на себя и выплачивай мне все, что я потратила за эти годы, либо вали со своим суповым набором к ней.

Сбрасываю вызов и устало приваливаюсь к стене, прикрыв глаза. Леша выбил последние кирпичики из моего фундамента. В этот момент во мне что-то ломается, кажется, я даже слышу оглушающий хруст.

Столько трудностей сваливалось, но я твердо верила — все будет хорошо. Огромная квартира, дорогостоящая машина — это все проявления роскоши, на которую не было денег. Я просила Лешу немного подождать, твердо встать на ноги, но он повторял — мы справимся.

МЫ. Вдвоем. А справлялась почему-то я одна.

Одно радует, я убила на этого мудозвона четыре года, а не двадцать, и у нас нет детей. А я просто хотела обычного женского счастья, любви, надежного плеча рядом.

Мы с Лелей с детства грезили как переедем в Москву и покорим белокаменную. Правда в мечтах мы были моделями, кинозвездами или ведущими. Детские наивные фантазии.

Но встретив Лешу, я отказалась от всего и сделала его центром своей вселенной. Мне казалось правильным отказаться от амбициозных планов и посвятить себя семье.

А сейчас униженная и раздавленная стою, подпирая стену. Что наивнее и глупее? Мои детские мечты стать актрисой или вера до последнего в то, что Алексей Сомов мой первый и последний мужчина, моя вторая половинка, тот самый?

Одинокая слезинка скатывается по щеке, и я тянусь, чтобы ее стереть, как чувствую нежное прикосновение к коже. Распахиваю глаза, встречаясь взглядом с хмурым Владом. Он аккуратно стирает влагу со щеки, приближаясь вплотную. Немного наклоняется, и я чувствую на своих губах его дыхание с ароматом кофе.

Он замирает в жалких сантиметрах, и больше не предпринимает попыток приблизиться или поцеловать. Жадно смотрит то в глаза, то на губы. Не понимаю, чего он медлит. В машине Влад не очень церемонился.

В какой-то момент меня осеняет, он дает мне выбор. Сбежать и упиваться жалостью к себе или отдаться воле случая, столкнувшего нас как Титаник и айсберг.

Даю себе секунду на размышления и зарываюсь пальцами в его волосы, притягивая ближе.

6

Влад криво ухмыляется, показывая, что я сделала правильный выбор, и набрасывается на мои губы словно хочет выпить душу. Со стоном толкаю свой язык навстречу.

Этот мужчина действует на меня как самый мощный афродизиак. Желание охватывает тело, как только сплетаются наши языки.

Влад прижимается всем телом, и я чувствую эрекцию, упирающуюся в мой живот. Он разрывает поцелуй, секунду смотрит своими умопомрачительными глазами, в которых отражается то же вожделение что и в моих.

— Какая же ты красивая, — шепчет, прикусывая мочку, и проводит языком по шее.

Сердце начинает биться быстрее оттого, что такой шикарный мужчина считает меня красивой. Оскорбительные Лешины слова забываются в ту же секунду, и моя уверенность в себе постепенно расправляет крылья.

Провожу ладонями по его плечам, царапаю сквозь рубашку пресс, чувствуя напряженные мышцы. Поверить не могу, что Влад так реагирует, что он вообще обратил внимание на меня. Это дарит чувство некой особенности перед другими.

Другими. Слово больно режет по мозгу. Очевидно, что я не первая. Но кто сказал, что Влад не соблазнял какую-нибудь мамзель час назад. Гоню прочь эти мысли. У меня нет прав осуждать или ревновать его.

— Поехали ко мне, — шепчет Влад, не переставая ласкать шею.

И вдруг мне становится страшно. Что если я не смогу забыть его? Что если, я захочу большего? В Лешу я влюбилась чуть ли не с первого взгляда, а если с Владом будет так же, особенно учитывая дикое притяжение между нами?

Но мы не сможем быть вместе, у меня самолет меньше, чем через сутки. Я улечу и буду страдать не только потому, что мой единственный сексуальный партнер трахается, царапая член, о кости блондинки, но и из-за мужчины, с которым только познакомилась.

Я не могу так быстро переступить через груду, в которую превратился мой брак, и пуститься во все тяжкие, экспериментируя с собственным сердцем.

Упираюсь ладонями в грудь Влада. Он нехотя отрывается от моей шеи и фокусируется на глазах.

— Прости, — хрипло шепчу, — мне надо… сестра ждет.

Взгляд мужчины из похотливого становится сначала удивленным, а затем раздраженным. Матерится себе под нос, сжимая пальцы на талии сильнее. Становится трудно дышать.

А я и забыла, что кто-то не любит отказы, теперь придется расплачиваться своими ребрами.

Влад старается взять себя в руки и улыбнуться, только его лицо при этом напоминает Джокера Джека Николсона. Не могу решить то ли смеяться, то ли убегать с криками.

— Танюш.

Вроде бы использовал уменьшительно-ласкательную форму моего имени, а рявкнул так, что желание тика?ть возросло в геометрической прогрессии.

А кстати откуда он мое имя знает? Точно помню, что не говорила.

— Смерти моей хочешь? — рычит сквозь зубы.

Закатываю глаза.

— От отказа еще никто не умирал.

— Значит, я буду первым. Что тебя беспокоит?

То, что я жуткая трусиха, которая анализирует каждое свое действие и боится поддаться эмоциям. Отвожу глаза в сторону и толкаю мужчину сильнее, но разве такую гору сдвинешь.

Не знаю, как объяснить, что не могу уподобиться коллеге Люде, которая прыгает от мужика к мужику и не заморачивается, когда утром, не предложив кофе, ее выставляют за дверь. Мы хоть и не в плохих отношениях, но никогда друг друга не понимали.

Я не представляла каково это, когда тебя используют как резиновую куклу, а она — как спать с одним мужчиной долгое время. Про себя я окрестила Люду Блядовино ди Курваджо и стараюсь пореже разговаривать с ней на личные темы.

Влад пальцами приподнимает мой подбородок, заставляя смотреть в глаза и выжидающе выгибает брови. Ах да, он же задал вопрос. Но я не решила, что на него ответить.

— Я замужем. Не забыл?

Старый проверенный аргумент, но лучше бы я прикусила язык, потому что Влад вскидывает голову и начинает смеяться. Злюсь на него за такую реакцию. Что смешного он нашел в верности своему избраннику. В моей ситуации это, конечно, уже не актуально, но и не дает повод поржать.

Пользуясь приступом веселья, вырываюсь из хватки Влада и пока он ничего не понял спешу убраться. Делаю несколько шагов и снова оказываюсь в объятьях. Влад, сделав резкий рывок, хватает меня за талию и прижимает спиной к своей груди.

— Прости, что засмеялся, — шепчет он, щекоча теплым дыханием ухо, — но я слышал ваш разговор. Не знаю, что сказал твой грушеед, но, судя по тому, как ты разозлилась, это не было что-то приятное.

Влад замолкает, одной рукой нежно поглаживая живот, другой убирает волосы с плеча, пропуская яркие пряди сквозь пальцы, ласкает шею. Тело покрывается мурашками, хочется, откинув голову на мужское плечо, раствориться в этих ласках.

— Ты по-прежнему будешь прикрывать своих тараканов браком? — спрашивает Влад, разрушая момент.

Лучше бы помолчал. Я почти расслабилась и забыла о своих страхах. Делаю глубокий вздох. Я не собираюсь жаловаться постороннему человеку. Никому мои проблемы не нужны. На то они и мои. И разбираться я буду сама.

Хочу отстраниться и, глядя в глаза, сказать Владу, чтобы он подыскал для любовных утех кого-нибудь пораскрепощеннее, как из-за поворота появляется Алена. Она застывает, оглядывая нас тесно прижатых друг к другу, и удовлетворенно кивает, будто в данную секунду ее волнует только то, что она меня нашла.

Хочу отойти, но Влад не позволяет. Краснею и смущенно опускаю взгляд.

— Простите, что прерываю, — с улыбкой произносит Леля, и протягивает руку, — я Алена. Танина сестра.

Влад расплывается в ответной улыбке и пожимает ее ладонь. Зависаю на несколько секунд, любуясь, преобразившимся лицом. Искренняя радость делает его открытым и дружелюбным и, кажется еще красивее. Не думала, что такое возможно.

— Влад. Приятно познакомиться.

— Взаимно, Влад. Мне жаль вас прерывать, но я должна забрать сестру.

Губы мужчины дергаются, но ему удается удержать улыбку. Читаю в его глазах желание продолжить наш разговор, желательно на языке тела в горизонтальном положении, но он все-таки разжимает руки.

Отхожу на шаг и чувствую пустоту, в объятиях Влада было так комфортно и тепло. Еще примешивается капелька разочарования, потому что отпустил. Ноет старый шрам на душе, от меня опять отказываются.

Бросив последний взгляд на хмурого Влада, скрываюсь за поворотом.

— Ну, Танюха, ты даешь, — смеется сестра, таща меня за руку по улице.

— Я не даю, — бурчу под нос, но Алена слышит и разряжается новым приступом смеха.

— Может зря, мужик-то явно на тебя запал, — на мой удивленный взгляд, Леля поясняет. — Он так на тебя смотрел, словно хотел съесть. И обнимал так крепко.

Сестра мечтательно возводит глаза к небу, складывая ладони на груди в молитвенном жесте.

Становится приятно от ее слов. А какой девушке не было бы, если бы ей сказали, что она приглянулась мужчине, который похож на Мэтта Бомера, но не гея. Ни за что не поверю, что она, высказав «фи», свалит к Станиславу Дужникову. Фетиши разные бывают, но я все-таки, как и большинство, предпочту красивого накачанного брюнета, а не пухлощекого лысеющего Леню Воронина.

Вдруг сестра резко меняет направление и, схватив меня за руку, тащит к магазину одежды.

— Ты чего? — спрашиваю недоуменно.

— Завтра после еще одной лекции, будет что-то вроде корпората. Я случайно услышала, что какая-то компания не прошла аудиторскую проверку и клиенты начали разбегаться. Завтра большие дяденьки, которые здесь присутствуют, под шумок утрясут детали и перезаключат контракты уже друг с другом. Пока планктон вроде нас, — она красноречиво указывает пальцем сначала на себя потом на меня, — будет пить и есть за их счет.

— Я все еще не понимаю к чему ты ведешь.

— Нам нужны супер-платья, — восторженно восклицает сестра, дергая дверь магазина. — Сведешь Оладушка с ума.

— Оладушка?

Давлюсь воздухом. Лицо краснеет от приступа кашля, а глаза готовы вывалиться, так сильно я их вытаращила.

— Ну, — Алена долбит меня по спине и как ни в чем не бывало продолжает, — Влад, Владушек, Оладушек.

Фейспалм, проломивший череп. Что несет эта сумасшедшая? Озвучиваю свой вопрос, и Леля пожимает плечами.

— Он мне понравился. Показался сильным и надежным мужчиной.

— Ты это поняла по одному взгляду?

— Я редко ошибаюсь в людях, — уверенно заявляет Алена. — Хоть и говорят, что первое впечатление обманчиво.

Сестра передвигает вешалки с характерным щелкающим звуком, и вдруг с победным видом вытаскивает красивое темно-зеленое платье. Впихивает мне его в руки и буквально заталкивает в примерочную.

Поражаюсь тому, как сильно Леля загорелась приодеть меня и свести с Владом.

Я ее цели не разделяю, но в последний раз я радовала себя обновками для удовольствия, а не по необходимости, года два назад.

Начинаю раздеваться. В конце концов я хочу выглядеть красиво. В первую очередь для себя. И если один секси-шмекси брюнетик оценит мой внешний вид — это станет приятным бонусом.

Платье с за́пахом  садится идеально: пояс подчеркивает талию, глубокий вырез большую грудь. Длина ниже колена, но при ходьбе полы расходятся, демонстрируя стройные ноги. Я в восторге кручусь перед зеркалом, пока на глаза не попадается бирка с ценником.

В этот момент Леля бесцеремонно отдергивает занавеску, осматривает меня с ног до головы и выносит вердикт:

— Бери. Шикарно выглядишь.

Меня душит большая и с бородавками. В жизни неразбериха, и тратить большую сумму на кусок, пусть и красивой, но всего лишь ткани — не разумно.

— Не могу, — говорю, печально вздохнув, — слишком дорого.

— Не купишь ты, это сделаю я, — Леля взмахом руки останавливает мои возражения. — У тебя через полтора месяца день рождения, считай это подарком. Как тебе?

Сестра крутится вокруг своей оси, и я поднимаю палец вверх. Короткое черное платье обтягивает как вторая кожа, полностью закрывая верх и демонстрируя красивые ноги.

Подобрав туфли, двигаемся на кассу. Решаю, что покупки все же оплачу сама. Роюсь в сумке, чтобы найти телефон или кошелек с картой, но ни того, ни другого там нет. Судорожно вспоминаю, куда я могла засунуть вещи. Кошелек я вроде бы оставила в номере Лели вместе с ноутом, так как там все равно нет налички, да и для оплаты я давно использую телефон. Последний раз я его видела, когда ссорилась с Лешей. Неужели выронила, когда таяла в объятьях Влада? Надо же как мозги потекли.

Алена расплачивается и, беззаботно махнув рукой на мои заверения вернуть деньги, направляется к выходу. Прошу ее вернуться туда, где проходил семинар. Там мне сообщают, что никто ничего не находил. Неудивительно, но обидно.

Сестра зовет меня в ближайшую кафешку с открытой террасой, где заказывает различные вкусняшки. Мы болтаем на отвлеченные темы, смеемся, вспоминаем детство, радуемся замечательной погоде. Не меньше часа треплемся языками, пока не начинает темнеть и не становится прохладнее.

Когда мы довольные заходим в здание отеля, первое что я вижу нервного и злого Байдина. Завидев меня, он вскакивает с кресла и подлетает с резвостью хомяка под спидами.

— Ты где шляешься?! — злобно шипит мне в лицо. — Почему трубку не берешь?!

Отступаю на шаг. Что-то шеф совсем разволновался: глазки налились кровушкой, слюнкой брызжет.

— Телефон потеряла, — дергаю плечом.

Валенок багровеет еще сильнее. По-моему, у него сейчас вена на виске лопнет.

— Вот, — он впихивает мне в руки папку, и я автоматически ее беру, — проанализируй эффективность работы этой фирмы и напиши краткий отчет. Геннадий Борисович требует. Завтра в восемь утра все должно быть готово, я отчитаюсь перед большим боссом.

Мерзкая улыбочка расплывается на обрюзгшем лице, Байдин похлопывает меня по щеке, словно собаку, и, насвистывая веселый мотивчик, собирается уходить.

Ах, ты клоп тупорогий.

Кажется сегодня у меня день сжигания мостов и избавления от паскуд, ездящих на мне как на ишаке.

— Антон Николаевич, — зову приторным, обманчиво ласковым голосом.

Алена отступает и скрещивает руки на груди, с кривой ухмылкой ожидая представления. Она как никто другой знает, что я использую такую интонацию очень редко и только в тех случаях, когда меня доводят до крайней точки кипения.

Поворачиваюсь и шагаю к удивленному шефу.

— Напрягите свои мозговые рельсы и сделайте отчет сами, — с силой тычу папкой в грудь Валенка.

— Сомова, ты часом не охренела! — он быстро отходит от шока и рявкает на весь вестибюль отеля. — Хочешь, чтобы я тебя уволил?

— Как вам будет угодно, — чеканю каждое слово. — Но если в моей трудовой появится статья, напишу заяву о грязных приставаниях с вашей стороны. Геннадий Борисович долго думать не будет, плюнет на дружбу с вашим папашей и даст пинка под зад, чтобы не запятнать репутацию компании. А если и нет, то с моим увольнением станет понятно, что вы — Валенок, совершенно не разбирающийся в работе.

Байдин теряет дар речи. Он хоть слово понял или это был слишком длинный монолог?

7

Не люблю конфликты, не люблю ставить людям ультиматумы. Но мне надоело быть услужливой, вежливой и всепонимающей амебой. Ни муж, ни шеф не собирались входить в мое положение и идти на компромисс, а я не могу все время им уступать.

Всегда знала, что внутри меня сидит стерва, но обычно она спит под теплым одеялком благоразумия.

Чувствую себя уставшей и опустошенной. Зато Леля радуется как ребенок тому, что я постояла за себя.

— Слушай, — восторженно говорит Алена, придерживая дверь в мой номер, — может переедешь ко мне в Москву, если рушится все, что держит тебя в Сургуте?

— А мама и дедушка с бабушкой?

Поставив сумку у кровати, сажусь на нее и, наконец, снимаю туфли. Достаю ноутбук, чтобы заблокировать виртуальный счет. Надеюсь, еще не успели потратить остатки денег.

Сестра садится рядом, заглядывая в экран.

— А разве они нас когда-нибудь ограничивали? Нет.

Посмеиваюсь над Аленой. Сама спросила, сама ответила. Почему бы не поговорить с хорошим человеком. Но она права.

Мама никогда не запрещала нам ничего в категоричной форме, не заявляла «я — мать, я знаю лучше», а всегда старалась поддержать.

Когда мы сообщили, что уйдем из школы после девятого класса и поедем учиться в Сургут, она помогла выбрать техникум несмотря на то, что предпочла бы что бы мы прожили дома еще минимум два года.

Единственное, что она нам запрещала — работать во время учебы, чтобы не отвлекаться. Говорила, что, затянув пояса, мы справимся. И мы справлялись, пока учились в техникуме. А потом слезть с маминой шеи стало идеей фикс.

— Хотя бы подумай, — сестра смотрит умоляюще. — Посоветуйся с мамой.

Я понимаю почему Алена хочет, чтобы я жила в Москве. Друзья не заменят семью. Ей хочется, чтобы кто-то из родных был рядом. Но я не могу сорваться в одну секунду. Слишком много проблем свалится, как только я вернусь в Сургут. Уверена, развод будет нелегким, Лешина мамаша постарается испоганить все по максимуму.

Он поздний ребенок. Мегера от него ни на шаг не отходит до сих пор. Что бы у нас в семье не происходило, виновата всегда я.

Да и шеф накинет говна на вентилятор.

— Ближайшие месяцы о переезде можно не мечтать, — говорю я, — но, когда все устаканится, обещаю подумать.

Сестра радостно взвизгивает и кидается мне на шею, опрокидывая на кровать. Боюсь представить, как она будет проявлять свою радость, если я соглашусь.

Сходив по очереди в душ, мы, закутанные в халаты, заваливаемся на тесной полуторке посмотреть телек. Пощелкав каналы и не найдя ничего интересного, останавливаемся на российском сериале, который создает фоновый шум для нашей болтовни.

Через какое-то время недосып и тяжелый день дают о себе знать, и я начинаю клевать носом. Сестра, заметив мое состояние, желает спокойной ночи и чмокнув меня в щеку, уходит тихо прикрыв дверь. И я проваливаюсь в долгожданный сон.

Всю ночь я сплю как сурок под транквилизаторами и, проснувшись рано утром с ясной головой и спокойным сердцем, уже не чувствую себя сломленной под грузом проблем.

Потеря телефона больше не беспокоит, наоборот приносит толику облегчения. Ни шеф, ни муж не испортили нашу прогулку с Аленой звонками.

Все, что ни делается — к лучшему.

Позволяю себе понежиться в кровати и поразмышлять о своей жизни. Забавно, что в командировках, в чужих городах я чувствую себя более расслабленной.

Наверное, потому что не надо сломя голову бежать готовить завтрак, быстро умываться, гладить рубашку и брюки. Потому что точно знаю, что не получу упрек за то, что тарелка не стоит на столе, как только Леша появляется на кухне, или рубашка не так поглажена.

Сейчас я понимаю, что поспешила с замужеством. Я очень сильно любила Лешу. Но быт и совместное проживание планомерно убивали чувства, и в конце осталась только привычка.

Когда шеф начал загружать меня работой, я с большой неохотой брала ее на дом. Хотелось проводить время в объятиях мужа, а не сидеть, обложившись бумагами. Леша часто отвлекал поцелуями, ласками, сексом. Он мог сидеть рядом и смотреть тихо телевизор, пока я пробиралась сквозь лабиринты цифр.

Некоторое время спустя, все это сошло на нет и начались упреки. А я начала отдавать предпочтение работе.

Тяжело вздыхаю и откидываю одеяло вместе с тяжелыми мыслями, сладко потягиваясь.

*— Зачем? Чтобы, напившись к тебе начал приставать пузатый бухгалтер, распуская потные руки?

— Нет, — хихикнула Алена. — Чтобы пузатый бухгалтер захлебнулся слюной, понимая, что такая женщина ему не достанется. И не забывай про Оладушка.

— Хватит его так называть, — прошу я.

Какой из взрослого мужика Оладушек?

Но у Лели на этот счет свое мнение, она, смеясь, показывает мне язык и подмигивает. А мне ничего не остается как смириться с мыслью, что эта рыжая засранка прониклась к Владу симпатией.

Благодаря кипишу, наведенному Аленой, сборы действительно занимают много времени. Выпрямляю волосы Лелиным утюжком, наблюдая из ванной, как она рассекает пространство номера, словно истребитель безоблачное небо.

Располагаюсь перед небольшим зеркалом в комнате, вываливая содержимое косметички. Наношу макияж, выделяя глаза темными тенями, губы покрываю бледно-розовой матовой помадой, и я готова. Леля как раз выходит из ванной при полном параде.

У нее маховик времени, что ли? Сначала бегала как заведенная, а потом за дверью скрылась растряпуша с мокрой головой, и пока я красилась, вышла королева, готовая разбивать сердца. За это время я в лучшем случае успела бы высушить голову и глаза тушью накрасить.

Не смотря на магию маховика, мы опаздываем на полчаса, и эффектное появление, на которое рассчитывала Алена, вылетает в трубу.

Большие боссы не поскупились и арендовали отличный бар. Его не назовешь шикарным, но красивая обстановка в коричневых тонах и вышколенный персонал говорят, что он выше среднего. Просторный главный зал со столиками по периметру и еще два этажа террас для ВИПов. Третья самая маленькая и застекленная, чтобы музыка с первого этажа не беспокоила самых ВИПистый.

На второй замечаю Байдина в компании мужчины лет сорока. Шеф глушит виски и что-то обреченно рассказывает собеседнику. Жалуется, наверное.

Интересно как он справился с отчетом? Хотя какая теперь разница, меня вроде как уволить собираются.

Все столики на первом этаже заняты: люди трезвые и не кучкуются в группки, расположившись по одному-два человека.

Нам пока тоже не хочется заводить новых знакомств, поэтому идем к бару и заказываем по бокалу вина.

— За долгожданную встречу, — произношу я и делаю глоток.

— Жаль короткую.

Через полчаса музыка становится громче и веселее, и появляются первые танцующие.

Замечаю, что в нашу сторону уверенной походкой идет симпатичный блондин, взгляд которого бегает от моего лица к Лелиному, словно он еще не решил кому из нас отдать предпочтение.

Глаза сестры тут же загораются, плечи едва заметно расправляются, и легкая улыбка начинает играть на губах. Леле всегда нравились высокие, худые, подтянутые блондины.

Когда мужчина подходит достаточно близко, я кладу правую руку, чтобы четко виднелось обручальное кольцо. Мой надежный оберег от нежелательных знакомств. Не смотря на вчерашние события, когда он подвел. Раз в год и палка стреляет.

Мужчина, естественно, сосредотачивает все свое внимание на Алене, из вежливости перекидываясь нейтральными фразами со мной.

Неожиданно чувствую на щеке тепло похожее на то, которое я испытывала вчера в ресторане бизнес-центра. Сейчас списать все на солнечный свет не получится, и я поворачиваю голову в ту сторону, где, на мой взгляд, находится источник.

Ожидаю увидеть свет ламп, направленных на лицо, а натыкаюсь на горящие серые глаза. Влад стоит на третьем ярусе и сквозь стекло наблюдает за мной. Ноги расставлены, одна рука в кармане брюк, вторая сжимает стакан с янтарной жидкостью. Он как темный властелин, возвышающийся над простыми смертными, среди которых он почему-то заметил именно меня.

От разглядывания меня отвлекает легкое касание к плечу, и я перевожу вопросительный взгляд на блондина. Он наклоняется, чтобы перекричать музыку:

— Ты не против, если я украду твою сестру на танец? — спрашивает он.

Бросаю быстрый взгляд на сероглазого демона, и даже с такого расстояния вижу, как играют желваки на его лице, а взгляд из горящего превращается в стальной.

Киваю блондину, ожидающему ответа, и он подает руку Алене, увлекая за собой. Ловлю взгляд сестры, полный сожаления, что оставляет меня одну, и машу ей рукой, мол, топай развлекайся.

Снова поднимаю глаза вверх, но место, где пару минут назад стоял Влад, пустует. Разочарованно выдыхаю и допиваю остатки вина, показывая бармену, чтобы повторил.

Неужели приревновал, когда до меня дотронулся блондин? Так это чтобы привлечь внимание, без какой-либо интимной подоплеки.

И почему я решила, что он может меня ревновать? Придет же такой бред в голову.

Усмехаюсь собственной наивности и делаю большой глоток из бокала, чувствуя, как алкоголь начинает дурманить мозг. Стоит притормозить, иначе допив второй бокал, усну головой на стойке или решу показать мастер-класс на пилоне.

Вдруг знакомое тепло снова окутывает тело, но не успеваю я повернуться, как талию обвивают сильные руки. Влад прижимается к моей спине и утыкается носом в макушку, вдыхая аромат.**

После длинной и скучной лекции, мы с удовольствием покидаем бизнес-центр. Леля в нетерпении бежит вперед, стуча каблуками по брусчатке.

— Тат, шевели лапками.

— Ле-е-ель, — весело тяну, — куда ты так спешишь?

— Душ, укладка, макияж, и всего полтора часа, — сокрушается сестра, — Какому умнику пришла в голову светлая идея устроить корпоратив сразу после семинара.

— Лель, мы не на премию Оскар собираемся, а на офисную пьянку. Сначала все будут чинно сидеть, потом набросятся на еду и бухло, а потом им станет совершенно наплевать как ты выглядишь.

— Главное — первое впечатление. Нас должны заметить в первые десять минут, пока будут строить из себя аристократов восемнадцатого века и делать вид, что халява их мало интересует.

— Зачем? Чтобы, напившись к тебе начал приставать пузатый бухгалтер, распуская потные руки?

— Нет, — хихикнула Алена. — Чтобы пузатый бухгалтер захлебнулся слюной, понимая, что такая женщина ему не достанется. И не забывай про Оладушка.

— Хватит его так называть, — прошу я.

Какой из взрослого мужика Оладушек?

Но у Лели на этот счет свое мнение, она, смеясь, показывает мне язык и подмигивает. А мне ничего не остается как смириться с мыслью, что эта рыжая засранка прониклась к Владу симпатией.

Благодаря кипишу, наведенному Аленой, сборы действительно занимают много времени. Выпрямляю волосы Лелиным утюжком, наблюдая из ванной, как она рассекает пространство номера, словно истребитель безоблачное небо.

Располагаюсь перед небольшим зеркалом в комнате, вываливая содержимое косметички. Наношу макияж, выделяя глаза темными тенями, губы покрываю бледно-розовой матовой помадой, и я готова. Леля как раз выходит из ванной при полном параде.

У нее маховик времени, что ли? Сначала бегала как заведенная, а потом за дверью скрылась растряпуша с мокрой головой, и пока я красилась, вышла королева,готовая разбивать сердца. За это время я в лучшем случае успела бы высушить голову и глаза тушью накрасить.

Не смотря на магию маховика, мы опаздываем на полчаса, и эффектное появление, на которое рассчитывала Алена, вылетает в трубу.

Большие боссы не поскупились и арендовали отличный бар. Его не назовешь шикарным, но красивая обстановка в коричневых тонах и вышколенный персонал говорят, что он выше среднего. Просторный главный зал со столиками по периметру и еще два этажа террас для ВИПов. Третья самая маленькая и застекленная, чтобы музыка с первого этажа не беспокоила самых ВИПистый.

На второй замечаю Байдина в компании мужчины лет сорока. Шеф глушит виски и что-то обреченно рассказывает собеседнику. Жалуется, наверное.

Интересно как он справился с отчетом? Хотя какая теперь разница, меня вроде как уволить собираются.

Все столики на первом этаже заняты: люди трезвые и не кучкуются в группки, расположившись по одному-два человека.

Нам пока тоже не хочется заводить новых знакомств, поэтому идем к бару и заказываем по бокалу вина.

— За долгожданную встречу, — произношу я и делаю глоток.

— Жаль короткую.

Через полчаса музыка становится громче и веселее, и появляются первые танцующие.

Замечаю, что в нашу сторону уверенной походкой идет симпатичный блондин, взгляд которого бегает от моего лица к Лелиному, словно он еще не решил кому из нас отдать предпочтение.

Глаза сестры тут же загораются, плечи едва заметно расправляются, и легкая улыбка начинает играть на губах. Леле всегда нравились высокие, худые, подтянутые блондины.

Когда мужчина подходит достаточно близко, я кладу правую руку, чтобы четко виднелось обручальное кольцо. Мой надежный оберег от нежелательных знакомств. Не смотря на вчерашние события, когда он подвел. Раз в год и палка стреляет.

Мужчина, естественно, сосредотачивает все свое внимание на Алене, из вежливости перекидываясь нейтральными фразами со мной.

Неожиданно чувствую на щеке тепло похожее на то, которое я испытывала вчера в ресторане бизнес-центра. Сейчас списать все на солнечный свет не получится, и я поворачиваю голову в ту сторону, где, на мой взгляд, находится источник.

Ожидаю увидеть свет ламп, направленных на лицо, а натыкаюсь на горящие серые глаза. Влад стоит на третьем ярусе и сквозь стекло наблюдает за мной. Ноги расставлены, одна рука в кармане брюк, вторая сжимает стакан с янтарной жидкостью. Он как темный властелин, возвышающийся над простыми смертными, среди которых он почему-то заметил именно меня.

От разглядывания меня отвлекает легкое касание к плечу, и я перевожу вопросительный взгляд на блондина. Он наклоняется, чтобы перекричать музыку:

— Ты не против, если я украду твою сестру на танец? — спрашивает он.

Бросаю быстрый взгляд на сероглазого демона, и даже с такого расстояния вижу, как играют желваки на его лице, а взгляд из горящего превращается в стальной.

Киваю блондину, ожидающему ответа, и он подает руку Алене, увлекая за собой. Ловлю взгляд сестры, полный сожаления, что оставляет меня одну, и машу ей рукой, мол, топай развлекайся.

Снова поднимаю глаза вверх, но место, где пару минут назад стоял Влад, пустует. Разочарованно выдыхаю и допиваю остатки вина, показывая бармену, чтобы повторил.

Неужели приревновал, когда до меня дотронулся блондин? Так это чтобы привлечь внимание, без какой-либо интимной подоплеки.

И почему я решила, что он может меня ревновать? Придет же такой бред в голову.

Усмехаюсь собственной наивности и делаю большой глоток из бокала, чувствуя, как алкоголь начинает дурманить мозг. Стоит притормозить, иначе допив второй бокал, усну головой на стойке или решу показать мастер-класс на пилоне.

Вдруг знакомое тепло снова окутывает тело, но не успеваю я повернуться, как талию обвивают сильные руки. Влад прижимается к моей спине и утыкается носом в макушку, вдыхая аромат.

— Я скучал по тебе, — жарко шепчет, наклоняясь ниже. — Не мог дождаться, когда снова тебя увижу.

Млею от его слов и прикосновений. Влад нежно сжимает мой подбородок и разворачивает лицо. Попадаю в плен его взгляда.

— Танюш, я не знаю, как объяснить, что происходит, но я до безумия тебя хочу. Я не буду тебя к чему-либо принуждать. Но прямо здесь и сейчас ты должна подумать и ответить, поедешь ли ты со мной?

8

В его взгляде ядерный коктейль различных эмоций. И надежда, и страсть, и нежность. Они буквально сметают мои сомнения, уговаривая поддаться желанию.

Я всегда была благоразумной. Немного шалила в переходном возрасте, но по сравнению со сверстниками — правильная хорошая девочка.

Возможно, алкоголь повлиял на решение, а возможно мне надоело всегда во всем себе отказывать, заталкивая свои желания поглубже, но, сглотнув, я утвердительно киваю.

Влад улыбается довольный моим ответом и, скользнув по щеке губами, шепчет:

— Ты не пожалеешь. Обещаю.

Мужчина берет меня за руку, и тепло распространяется по телу. Мне кажется, происходящее сейчас — самое правильное в моей жизни. Я слегка дергаю Влада за руку и говорю, перекрикивая музыку:

— Мне нужно предупредить сестру, что я ухожу.

Он кивает и так же, как и я начинает осматривать толпу.

Людей на танцполе стало гораздо больше. Взгляд скользит от одного лица к другому, но знакомой рыжей бестии я не вижу. Наконец замечаю ее у дальней стены. Блондин склонился над сестрой и что-то говорит, закрыв ее от посторонних глаз, поэтому я не сразу ее заметила.

Нет никакого желания пробираться сквозь беснующую толпу. С каждой минутой люди становятся пьянее и развязнее, хотя время начало девятого. Вот что халява делает с офисным планктоном.

В надежде, что Алена каким-то чудом меня заметит, взмахиваю рукой. Потом еще раз, и чудо происходит. Ловлю ее вопросительный взгляд и показываю жестами, что ухожу. Леля переводит глаза на наши с Владом сцепленные руки, и закосплеив Чеширского кота, поднимает палец вверх.

Не понимаю, чем Влад так понравился этой своднице, что она подталкивает меня в его объятия. Уже и имя его перевернула.

Поучив своеобразное благословение, Влад, не теряя времени, утягивает меня сквозь толпу. Смотрю на его широкую спину и восхищаюсь, как легко он продвигается сквозь толпу. Люди расступаются перед ним как море перед Моисеем, словно чувствуют, что лучше не препятствовать этому человеку.

В холле Влад ускоряется. Он так быстро идет, что я еле успеваю за ним на высоких шпильках. Новые туфли начинают причинять дискомфорт, и на лестнице ресторана я не выдерживаю.

— Влад, я себе ноги переломаю.

Мужчина останавливается и плотоядно меня оглядывает, что поднимает во мне новую волну жара, а тело покрывается мурашками.

— Очень непрактичная обувь. Но как же меня заводят твои ноги в этих туфлях.

Влад притягивает меня к себе за талию и, чмокнув в губы, подхватывает на руки. Резко вздыхаю и обвиваю руками его шею. Хорошо, что платье достаточно длинное, и я не демонстрирую свое микро-белье всем, кто вышел покурить. На нас и так пялятся: мужчины с одобрением, женщины с завистью.

В первые мгновения взгляды сильно смущают, и я прячу пылающее лицо в сгиб шеи Влада, а затем забиваю на них. Этих людей я больше никогда не увижу, так зачем зацикливаться на их мнении, лучше сосредоточусь на кое-ком гораздо приятнее.

— Невозможный мужчина, — провожу носом по шее и прикусываю мочку, — мог бы просто идти помедленнее.

— Помедленнее? — рычит он. — Да если ты сделаешь так еще раз, я не уверен, что мы дойдем до машины.

Помимо стервы, кажется, во мне проснулась еще и игривая кошечка. Понижаю голос до шепота:

— Сделаю что? Это?

Снова сжимаю его мочку зубами, подключая язык. Наградой мне становятся рык и возможные синяки там, где пальцы Влада впиваются в талию и бедро. Снова зарываюсь лицом в сгиб его шеи, не переставая счастливо улыбаться. Безумно льстит, что по какой-то неведомой мне причине, я так влияю на мужчину.

Практически бегом добираемся до машины, у которой стоит Леонид, предусмотрительно распахнув для нас дверь. Не успеваю сообразить, как Влад планирует сесть в машину со мной на руках, как уже оказываемся внутри теплого солона. Пытаюсь слезть с коленей и сесть рядом, но он не позволяет, зарываясь рукой в мои волосы и впиваясь в губы страстным поцелуем.

Глажу руками все до чего могу дотянуться: волосы, шею, плечи, лицо. Спускаюсь губами к шее, провожу языком, кусаю. Расстегиваю несколько пуговиц на белоснежной рубашке и глажу открывшиеся участки кожи.

Я словно другой человек. Открытая и раскрепощенная. Голова кружится от свободы, которую я ощущаю.

— Танюш, притормози. Я ведь не каменный, — стонет Влад, откидывая голову ни сиденье.

— Мне ощущается по-другому.

Ерзаю попой по внушительной эрекции, и грудь под моими ладонями вибрирует от тихого смеха.

— Я с этим булыжником хожу с нашей первой встречи.

Бровь скептически выгибается, и я поднимаю голову, чтобы видеть глаза. Читаю в них подтверждение слов, но все равно верится с трудом. Я ведь совершенно обычная, из простой семьи. С некоторыми скелетами в шкафу, который предпочла бы сжечь, но ничего из этого не делает меня особенной.

— Пойдем.

За короткий промежуток времени, пока я копалась в себе, мы подъехали к шикарному отелю. Тот, в котором меня поселили, и в подметки не годится этому пятизвездочному гиганту.

Влад поправляет одежду и помогает мне выйти из машины. Непроизвольно выпрямляю спину и поднимаю подбородок, чтобы соответствовать мужчине, которого держу под руку. Стараюсь не пялиться на окружающую роскошь. Мраморные глянцевые полы; стены, отделанные натуральным темным деревом; хрустальная люстра и множество похожих на нее небольших светильников, антикварная мебель; персонал, как в лучших домах Англии — все это не то, к чему я привыкла. Мой удел гостиницы, где плитка с трещинами и сколами, обои отходят от стен, а на потолках споты, часть которых не работает.

Старюсь не обращать внимание на снисходительные взгляды персонала и насмешливые постояльцев. Кто-то из них думает, что я очередная наивная дуреха, попавшая под чары красавца, кто-то — что охотница за деньгами, а кто-то — что обычная проститутка.

Как бы я не храбрилась, задирая веснушчатый нос, чувствую себя оплеванной и униженной. Вот она — моя дорога позора.

Влад прикладывает магнитную ключ-карту и первой пропускает меня в отдельно стоящий лифт. Оказавшись внутри, опускаю плечи, а взгляд сосредотачиваю на туфлях.

— Эй, — Влад поднимает мое лицо, — Танюш, что не так?

— Чувствую себя не комфортно в этом месте, — не вижу смысла скрывать чувства, — все так пялились на нас.

— Прости за это. В моем мире всегда находится тот, кто считает себя лучше других.

Цепляюсь за слова «в моем мире». Не в этом, не в нашем.

Влад тактично указал мне мое место. Что ж он прав, не стоит забывать кто я и откуда. Слова немного ранят, но я большая девочка и в сказки давно не верю, так что справлюсь. Я пришла сюда не обсуждать моральные качества и воспитание высокомерных снобов, а за хорошим трахом. Мне же обещали, что я не пожалею.

Тянусь к Владу. Он ухмыляется и накрывает мои губы своими, прижимая крепче. Целуясь, мы вваливаемся в темную прихожую номера, и я тут же оказываюсь прижатой к стене. Влад спускает своего внутреннего зверя с цепи. Сдергивает верх платья, помогая освободить руки из длинных рукавов, и сжимает грудь. Играет с затвердевшими сосками сквозь полупрозрачное кружево.

Судорожно расстегиваю его рубашку, но пальцы так дрожат от возбуждения и желания прикоснуться к телу, что я не справляюсь. Тогда Влад просто дергает полы в стороны, отрывая пуговицы, и отбрасывает кусок ткани в сторону.

Моя экономная душа проливает слезинку за дорогую рубашку, но все быстро забывается, когда я смотрю на Влада.

Приглушенный свет из комнаты освещает одну половину мужчины, выгодно подчеркивая рельеф идеальных мышц. От желания обвести языком каждую впадинку во рту скапливается слюна, но я лишь кончиками пальцев касаюсь твердых кубиков.

— Милая, ты смотришь на меня, будто съесть хочешь, — улыбаясь, произносит Влад.

— Не будто. Хочу, — выдыхаю, закусывая губу.

— Это взаимно.

Влад дергает завязки платья, и на секунду мне кажется, что и оно превратится в кучу тряпья, но оно лишь падает вокруг моих ног. Туда же летит бюстгальтер, и мужчина обводит мое тело взглядом. Я напрягаюсь, вдруг он тоже решит, что я толстая.

— Идеальная, — шепчет Влад, вжимаясь в меня эрекцией и захватывая губы в плен горячего рта.

Воздух шумно покидает легкие от понимания, что я нравлюсь. Зарываюсь пальцами в темные волосы и провожу ногтями по коже, глотая стон Влада, вибрацией, отдающейся в груди.

Мужчина вжимает член сильнее, совершая поступательные движения, и мое терпение тает как нос Майкла Джексона. Слишком мучительно ожидание, хочу быстрее почувствовать его внутри. Дергаю пуговицу и молнию на брюках Влада и просовываю руку в боксеры. Провожу по всей длине, сжимаю головку.

— Хочу тебя, — выдыхаю со стоном. — Прямо сейчас.

Стягиваю с себя трусики, когда Влад отходит на шаг, чтобы достать презерватив из висящего пиджака. Раскатав латекс по всей длине, он подхватывает меня под попу, заставляя тем самым обвить его талию ногами, и резко проникает внутрь.

Охаю от удовольствия с примесью легкой боли. Но она быстро уходит, когда Влад начинает двигаться. Сначала мучительно медленно, что я чувствую каждый миллиметр его члена. Протяжные стоны срываются с моих губ. Но похоже сегодня терпение — не мой конек, потому что после нескольких медленных толчков я впиваю шпильки в мускулистый зад, призывая скакуна пуститься галопом.

Влад рычит:

— Нетерпеливая ведьма. Я же хотел растянуть удовольствие.

— В следующий раз.

— Запомню твои слова, — ухмыляется дикарь, начиная буквально вколачиваться в меня.

Хватаюсь за его плечи сильнее, царапая кожу, и кричу, срывая голос. Влад проникает так глубоко, что кажется задевает желудок, подбрасывая на члене как пушинку. Слишком быстро, слишком хорошо. Так хорошо, что перед глазами пляшут цветные огоньки. Низ живота сводит от приближающегося оргазма. Несколько мощных толчков и стенки начинают сокращаться. Роняю голову на плечо Влада и прикусываю кожу с солоноватым привкусом пота, чтобы не закричать на весь отель от сотрясающего тело удовольствия. Влад кончает следом, прижимая меня к стене и наваливаясь сверху.

— Помни, что ты обещала, — хрипло говорит Влад, отрываясь от стены и унося меня в комнату.

Второй раз? Прямо сейчас?

9

Влад. Пять лет назад

Несу свою прекрасную разомлевшую ношу в спальню. Где-то слышал, что женщин после хорошего секса сразу начинает клонить в сон. И судя по расслабленной и клюкающей носом Танюшке, я был на высоте. Не зря терпел кирпич и боль в яйцах два дня.

К счастью для моих бубенцов я собираюсь наслаждаться ведьмой всю ночь до самого утра. Даже недосып и титаническая усталость мне не помешают. Прошлую ночь я спал как младенец, но всего четыре часа, как и большую часть месяца. Сначала допоздна изучал документацию, а потом ранний подъем для встречи с представителем компании, с которой необходимо заключить контракт.

Кладу малышку на кровать и отхожу избавиться от презерватива. Рассматривая каждый миллиметр своей награды за тяжелый месяц. Избавляюсь от остатков одежды, без разбора отбрасывая куда попало. Обвожу взглядом каждый изгиб, задерживаясь на груди с затвердевшими сосками, и облизываюсь.

— Не надо, — прошу, когда вижу, что Таня дергается чтобы прикрыть наготу. — Не стоит стесняться и прятаться от меня.

Подхожу к изножью кровати, читая в голубых глазах вопрос. Они спрашивают, что я собираюсь делать. Но правда в том, что я хочу все и сразу и не знаю с чего начать. Не могу оторвать глаз от красавицы, так неожиданно появившейся на моем пути.

Разметавшиеся по подушке рыжие волосы вызывают желание пропустить каждый локон сквозь пальцы. В голубых глазах светится отражение моего желания, пухлые губы приоткрыты. Полная грудь вздымается от частых вздохов.

Мне безумно нравится, что Танина красота неидеальна. Не отшлифована инъекциями до кукольной пластиковой маски. Она не скрывает своих веснушек на слегка вздернутом носике, замазывая их тоннами штукатурки, не рисует брови, не клеит ресницы. Только подчеркивает то, что подарила природа.

Таня смущается и краснеет от того, как нагло я пялюсь, но в глазах замечаю озорной блеск. Закусив губу и опустив ресницы, проказница разводит ноги в стороны, приглашая и соблазняя. Член тут же дергается и наливается кровью, призывая принять приглашение.

Черт, скромность и нерешительность во взгляде заводят меня сильнее чем две инструкторши по йоге в Милане, показывающие чудеса гибкости. Они из меня все соки выжали. И я кретин считал, что это был мой лучший секс.

Встаю на колени между расставленных ног, провожу по всей длине от бедер к щиколоткам, поднимаю одну, закинув на плечо, и наклоняюсь к местечку, жаждущему моего внимания. Провожу языком по складочкам, вырывая стоны из Таниного горла. Она впивается ногтями в мои волосы и давит каблуком в лопатку, слегка царапая. С каждым движением языка сам завожусь сильнее. Ощущение, что еще немного и кончу на простыни, так и не оказавшись внутри.

— Влад, пожалуйста, — хнычет Таня, — войди в меня.

Меня дважды просить не надо. Сжимаю тонкую шею, ловя каждую эмоцию на красивом лице. Знаю, некоторых женщин пугает моя привычка слегка душить их во время секса. Кто-то старается спрятать страх, кто-то начинает брыкаться, будто я маньяк. Но Рыжик меня удивляет, она не просто не боится, она получает удовольствие. Довольная диковатая улыбка расползается по лицу, и я быстро погружаюсь внутрь.

— Влад, стой, — сдавленно хрипит она, упираясь ладонями в мою грудь, — ты не надел презерватив.

Медленно отвожу бедра назад и резко вдалбливаюсь в лоно.

— Я чист.

— Я не за это волнуюсь, — стонет каждое слово, — я не предохраняюсь.

— Не волнуйся, я уже большой мальчик, — убеждаю, кусая ее губы, — вытащу.

Ускоряюсь, трахая податливое тело с оттяжкой и не разрывая зрительного контакта. Боюсь переборщить и сделать больно.

Уже и не помню, когда в последний раз женское удовольствие стояло превыше моего. Но с Таней все по-другому. Мне нравится узнавать ее и дарить наслаждение. Уверен в ней скрыт огромный потенциал, и я хочу вытащить на поверхность все ее похотливые желания. Хочу, чтобы раскрылась для меня одного.

Ловлю губами последний стон, чувствуя, как вокруг члена сокращаются стенки. Таня так мощно сжимает меня, приближая к развязке, что на секунду кажется, я не успею, и все-таки стоило воспользоваться защитой. Сдерживаюсь из последних сил, и когда Танюшка обмякает подо мной, быстро и мощно кончаю ей на живот.

Изможденный заваливаюсь на бок и притягиваю Рыжика, прижимая к себе. Глажу по волосам и спине, помогая восстановить дыхание.

— Ты в порядке? — спрашиваю осторожно.

Волнуюсь, вдруг перестарался. Таня поднимает на меня глаза.

— Более чем, — тянет довольно, — не подозревала, что легкая асфиксия может так усилить оргазм.

— А сколько у тебя было мужчин?

Таня краснеет и хочет отстраниться, но я не собираюсь отпускать, прижимая сильнее и не позволяя отвести глаза. Мне почему-то важно знать.

— Зачем ты спрашиваешь? — она осекается, натыкаясь на мой серьезный и требовательный взгляд и тихо отвечает. — Ты второй.

Так и знал, что ее муж придурок. В этом потрясающем теле прячется дикая кошечка с тонной страсти, а он не знает, как ей распорядиться.

— Не такого ответа ты, наверное, ожидал, — шепчет виновато. — Тебе досталась неопыт… — Таня поджимает губы, заставляя себя замолчать на полуслове. — Мне надо в душ. Я вся… липкая, — улыбается уголком губ, закидывая на меня ногу, чтобы спуститься с кровати.

Удерживаю Рыжика, усаживая на себя сверху.

— Я догадывался, что ответ будет примерно таким, — ухмыляюсь я, но став серьезным, задаю вопрос, который меня мучает. — Ты разводишься?

Таня морщится и кивает, отведя грустные глаза в сторону.

— Любишь его?

Задерживаю дыхание, ожидая ответа. Где-то в глубине души зародилась мысль, что я мог бы увезти ее с собой. Мы могли бы попробовать что-то серьезное. Не знаю, как сложатся отношения (я не Ванга), но план кажется реальным. У нее не останется причин оставаться в Сибири, а Москва откроет перспективы. Да, и сестра живет в столице.

Таня долго не отвечает, углубившись в размышления, и я начинаю злиться. Обнаженная красивая женщина, запавшая в мои мысли, в данный момент думает о другом мужчине. Слишком долго думает. Вдруг решит, что ей нужен только он. Хочется встряхнуть ее за плечи и потребовать ответ немедленно. Ведьма не понимает, как это важно. Наконец, она выдыхает:

— Нет. Кажется, уже давно.

— Почему раньше не развелись?

— Я на многое закрывала глаза, потому что любила. А потом по привычке.

Жду подробностей, но Таня молчит. Не хочу причинять ей боль расспросами, но я должен все выяснить и решить озвучивать ли свое безумное предложение.

— Что потом? — спрашиваю мягко.

— Розовые очки разбили грабли, — раздраженно отвечает, — он нашел другую.

Таня соскакивает с кровати и с облегченным выдохом скидывает туфли, шагая в ванную. От нее волнами исходит раздражение, злость и обида. Понимаю, сам виноват. Самому и исправлять. Догоняю ее, когда она берется за ручку, и прижимаю к своей груди, схватив за талию.

— У меня твой телефон, — перевожу тему в безопасное русло. — Ты уронила его в коридоре после ужина, — подталкиваю ее к прикроватной тумбе и передаю аппарат. — Пришлось отключить. Тебе не переставая звонил Валенок и несколько раз муж. Кто такой Валенок?

Таня задумчиво крутит телефон, а затем швыряет его на тумбу, так и не включив.

— Мой начальник, — сообщает весело.

— Почему Валенок?

Рыжик морщится и вкратце рассказывает о Байдине, и с каждым ее словом, мне все сильнее хочется придушить ублюдка. Если бы в моей компании работал подобный индивид, он бы давно сидел в тюрьме. Где это видано, чтобы начальник, пользуясь своим положением, эксплуатировал подчиненного.

Еще один повод увезти Таню из ее Сибири.

Она запрокидывает голову и трется носом о мой подбородок, что отвлекает меня от фантазий кровавых расправ над Валенком.

— Хочешь со мной в душ? — спрашивает, опаляя дыханием.

Криво ухмыляюсь, отодвигая мысли об экзекуции, и разворачиваю Танюшку лицом к ванной, отвешивая звонкий шлепок по аппетитной попке.

Стрелки на часах приближаются к полночи, а мы только кровать опробовали. Пора наверстывать.

10

Таня. Пять лет назад

Получив шлепок по заднице, я как подстреленная лань несусь в ванную. Чертов извращенец. Уже начинаю жалеть, что позвала его с собой.

Окончательно убеждаюсь в опрометчивости своего решения, когда вижу в зеркале лохматое чучело с потеками туши, которые делают меня похожей на маньячного вида панду. Не хватает бензопилы или топора.

Влад останавливается за моей спиной и аккуратно приглаживает волосы, посмеиваясь над моим внешним видом. Замерев, наблюдаю за его действиями, не зная, как надо вести себя в таких ситуациях.

Может стоит вытолкнуть его за дверь и попытаться привести себя в человеческий вид? Или уже поздно?

Проконсультироваться бы с Блядовино ди Курваджо, но Людмила почти в трех тысячах километрах от меня, спит в теплой постельке. Своей или очередного еб… мужчины. Уверена она знает, как правильно себя вести с любовником во время однодневного полового периода.

В левой половине груди тоскливо ноет. Одноразовая, случайная — звучит отвратительно. Почему мы не встретились при других обстоятельства? Я готова завыть от несправедливости.

Влад берет расческу и начинает распутывать беспредел, именуемый «прической».

— Поройся в шкафчике, — говорит он, — в таких номерах обычно полно всякой женской дребедени.

Ну, ему лучше знать, что есть в люксовых апартаментах. Куда нам холопам.

В навесном шкафу у зеркала я действительно нахожу одноразовые средства по уходу для всех частей тела. Вижу даже интимную смазку и задвигаю ее в дальний угол. Неплохо курортные гостиницы подготовились.

Наконец смываю остатки грима и чувствую облегчение, будто железную маску с лица сняла. Кожа становится бледнее, а глаза — наивнее, веснушки проступают на носу и щеках ярче. Мой привычный вид.

Влад сосредоточенно возится с моей копной, аккуратно распутывая локоны, и я невольно улыбаюсь. Внутри разливается приятное тепло, а сердце ускоряется от интимности и трогательности момента. Словно мы семейная пара, которая много лет трепетно заботится друг о друге.

Не каждый мужчина будет помогать кикиморе трансформироваться в прекрасную русалку. Леша бы поржал над моим внешним видов, а расчесать волосы ему и в голову бы не пришло. Выдал бы что-нибудь в духе «не мужское это дело» и утопал смотреть телевизор.

А что мужское? Ходить налево и бояться честно признаться? Или вылить ушат помоев, когда поймали «на горячем»?

Зачем я его вспоминаю? Никаких цензурных слов не хватит, чтобы описать, как я зла на него за трусость. Да, и нецензурных тоже. Как говорится, ни в сказке сказать — ни матом сформулировать.

— Откуда у тебя шрам? — разрывает тишину Влад.

Дергаюсь от вопроса как от разряда тока, и бледнею. Я стараюсь о нем не думать, и о событиях его оставивших. Уродливая отметина, танцующаяся по пояснице наискосок к левой ягодице — вечное напоминание о человеке, которого я вычеркнула из своей жизни.

Стараясь взять эмоции под контроль, сосредотачиваюсь на изящной мыльнице и выдаю заготовленную версию:

— Когда были маленькие, мы с Лелей катались на велосипедах. Участок дороги был с крутой извилистой горкой. Мама запрещала туда ездить, но запретный плод… — горько усмехаюсь, — я упала и прокатилась то ли по камням, то ли по стеклу.

Расческа замирает, и я решаюсь посмотреть на Влада. Обычно этой истории хватает, никто не выпытывает подробности, лишь сочувственно кивают. Но Влад пристально вглядывается в мое лицо, а затем уверенно говорит:

— Чушь. Не буду давить. Захочешь, потом расскажешь.

Чувствую растерянность. Как он может так однозначно заявлять, что я вру. Он же совсем меня не знает. И что значит «потом расскажешь»? Какое «потом»?

Наверное, оговорился. Забыл, что мы чужие люди, которые к утру разойдутся и пойдут каждый своей дорогой.

Пока я всеми силами уговариваю сердце замедлиться и не взращивать глупую надежду, Влад откладывает расческу и подталкивает меня к душевой.

Однажды мы с Лешей пытались заняться сексом в душе. Вышло, мягко говоря, не очень. Муж сначала пытался меня поднять, но мы оба были мокрые и скользкие, и в результате он поцарапал мне бедро. Потом он поднял мою ногу, но я постоянно боялась поскользнуться, балансируя на второй. Потом уперлась руками в край ванной и вроде бы дело пошло, но настрой был уже сбит, и мне пришлось имитировать оргазм.

Сегодня же в меня вколачивают весомые доказательства, что секс в душе не просто возможен, он — фантастический. Даже навязчивая трель телефона, разрывающая тишину нон-стопом, не мешает отдаваться процессу целиком.

Руки упираются в матовое стекло душевой, и я не боюсь поскользнуться и упасть, руки Влада крепко сжимают талию, не позволяя сдвинуться. Прогибаюсь в пояснице, получая звонкий шлепок по попе, откидываю голову назад. Горло саднит от несдержанных криков.

Через несколько минут бешеных движений, Влад сдавленно приказывает:

— Кончай, ведьма, иначе боюсь я сделаю это первым.

Затуманенный мозг плохо воспринимает информацию, все ощущения сосредоточены на спирали, скручивающейся внутри. Что такого если он кончит раньше? Я и так на грани.

Влад запускает руку в мои волосы, тянет на себя, заставляя прогнуться в пояснице еще сильнее, и опускает руку к клитору.

— Ну же, — рычит он.

Кажется, Влад сдерживается из последних сил. Чувствую, как член внутри набухает, и это подталкивает меня к краю. Разлетаюсь на мелкие осколки и возрождаюсь вновь, глотая воздух охрипшим горлом.

Не могу отойти от крышесносного оргазма. Меня трясет, восстановить дыхание не получается, и, если бы не крепкие мужские руки, сползла бы по стенке и осталась здесь до утра.

Влад утыкается мне в макушку и шепчет что-то неразборчивое. И либо у меня начались слуховые галлюцинации, либо я действительно расслышала: «Моя ведьма, никуда не отпущу».

Даю себе несколько мгновений понежиться в воздушном замке, который наверняка выдумала ванильная часть мозга, покрытая сердечками, и отметаю возможность, что нежные слова действительно прозвучали.

Не хватает еще поверить, что я стану для Влада чем-то большим, чем развлечение на одну ночь. Но тупой ванильный кусочек мозга уже впрыскивает яд надежды в кровь, а бешено колотящееся сердце разносит его по телу.

— Приводи себя в порядок, — говорит мужчина, отстраняясь, — а мне надо ответить. Если кто-то пытается до меня дозвониться столько времени — значит это важно.

Быстро ополоснувшись, Влад выходит, не накинув на себя хотя бы полотенце и разбрызгивая капли воды, и я успеваю залипнуть на его накаченный зад, пока дверь ванной не захлопывается.

Кажется, извращенство передается половым путем. Раньше я не замечала в себе тяги к мужским выпуклостям, а сейчас готова захлебнуться, пялясь как упругие мышцы перекатываются под загорелой кожей.

Надо бы воду сделать похолоднее, чтобы затушить пожар внутри.

Тщательно отмываю тело. Сомневаюсь, что будет еще один забег в марафоне «восполним пробелы сексуальной жизни». Когда добираюсь до интимной зоны на пальцах остается что-то липкое. Не придаю этому значения, наверное, мое собственное возбуждение.

С момента как мы зашли в ванную прошло минут двадцать или тридцать, и мне пора убираться отсюда, если я хочу попасть на свой самолет. Проблема только в том, что я не хочу. Но так надо.

Выключив воду, слышу приглушенный голос. Разговор кажется напряженным, потому что несколько раз до меня долетают слова «не лезь», «не смей», «дождись меня». Чтобы не мешать и вообще не подслушивать, включаю фен.

Надо придумать, как объяснить Владу, что мне пора уходить. Он ни словом, ни действием не дал понять, что хочет побыстрее от меня избавиться. После жесткого секса, превращаясь в ласкового нежного зверька, спрашивал не больно ли мне и все ли в порядке.

Нельзя вести себя так, если хочешь хлопнуть дверью перед носом женщины. Особенно женщины, не искушенной в подобных делах.

Глупое сердце заходится в бешеном ритме от мимолетной заботы, вагина истекает от горячих ласк, а мозг рисует картинки возможного совместного будущего. Вот это я попала.

Не увлекалась мимолетными связями и не стоило начинать. Для этого я слишком впечатлительная.

С тяжелым вздохом откладываю фен и смотрю на себя в зеркало, уговаривая попрощаться с шикарным мужчиной и вернуться в реальность.

Собрав крупицы воли, выхожу из ванной, ожидая чего угодно, но не того, что идеальный мужчина, раскинувшись на кровати… спит.

Закусываю губу, чтобы не рассмеяться в голос. Я мучаюсь, придумываю слова, как деликатнее сказать, что ухожу, а он спит.

Как было бы просто скинуть халат и свернуться калачиком рядом, проснуться вместе и, наконец, поговорить и узнать что-то об этом невозможном мужчине. Я ведь так и не решилась задать ни одного вопроса. Что он любит, кто его родители, какой сферой бизнеса он занимается.

Но вместо этого я накрываю Влада пледом, переодеваюсь, хватаю телефон и ухожу, тихо захлопнув дверь. В такси решаюсь включить телефон, игнорирую сообщения о звонках и набираю сестру.

— Надеюсь, ты провела время лучше, чем я? — весело щебечет Аленка.

— Возможно.

Голос выходит надломленным. Как бы я себя не убеждала, что эта ночь всего лишь приятное времяпрепровождение двух взрослых людей, внутри тысячи тонких нитей тянут обратно. Но ничего не подозревающий таксист увозит меня от Влада, неосознанно разрывая душу.

— Тата, — обеспокоенно зовет сестра, — он что-то сделал, чего ты не хотела?

— Нет. Я сама с собой сделала то, чего не хотела.

— Ох, Таточка, — сочувственно шепчет она, — неужели, влюбилась?

— Не знаю, — признаюсь честно, — но ты видела его. Разве можно остаться равнодушной? И ведь Влад не просто красивая оболочка, внутри у него есть душа. Возможно, — говорю с надрывом и всхлипываю, — пара коротких проявлений доброты и заботы ничего не значат. Возможно, я выдумала идеальный образ у себя в голове. Но тупое сердце…

Ловлю в зеркале презрительный взгляд водителя. Мол, очередная тупая бабенка, которая повелась на смазливую мордашку. А если учесть, что забрал он меня около дорогой гостиницы — то еще и на деньги. Посылаю ему не менее презрительный взгляд, стараясь вложить в него отчетливое послание «пошел нахер, не твое дело».

Вылетаю из машины не поблагодарив мужчину и несусь в свой номер, у которого стоит сестра со скрещенными руками и взволнованным взглядом. Прежде чем Леля на меня накинется, быстро говорю:

— Никаких расспросов. Не хочу лишний раз в этом копаться. Было и прошло. Я смогу переступить, а он тем более.

Сестра поджимает губы. Ее просто распирает от желания завалить меня вопросами, но она продолжает молча наблюдать за моей беготней.

— Я довезу тебя до аэропорта, — говорит Леля, хватая мою сумку.

Суета аэропорта, пролитые прощальные слезы, еще одно напоминание об обещании подумать над переездом, и самолет уносит меня в мой персональный кошмар.

11

— Таня, где Байдин?

Тяжело вздыхаю, расстегивая шубу. За мной дверь только что захлопнулась, а уже заваливают глупыми вопросами.

Людмила недовольно притоптывает высоким каблуком, каждый стук которого словно гвоздь вбивается в мозг. На улице гололед, ветер и мороз, а на брюнетке шпильки и короткое красное платье. Как только задницу не отморозила или цистит не заработала.

— Судя по тому, что время приближается к обеду, — отвечаю устало, убирая верхнюю одежду в шкаф и запихивая туда же дорожную сумку, — возможно, он вылетает из Краснодара.

— Но мне срочно нужно подписать…

— Люда, — перебиваю коллегу, — честное слово, я не прячу его в сумке. Поищи зама.

Обхожу, недовольно фыркнувшую женщину, и бреду в нашу импровизированную кухню. Сначала кофе, желательно ведро, — потом текучка.

— Мужика тебе надо, а то злая ходишь, бросаешься на всех.

Люда приземляет эффектный зад на стул напротив, доставая свою чашку. Знала бы она, что злая я именно потому, что из-за мужика поспала только в самолете и только пару часов.

Мысленно умоляю кофемашину побыстрее выдать мне живительного зелья, иначе выдержать Людкин треп не смогу. Жаль в кабинете нас сидят всего двое.

Здесь в Сургуте в административном офисе вообще штат небольшой. Зато на заводах-производителях оборудования и деталей для нефтегазопромысловых отраслей, как в муравейнике. Туда мне периодически приходится мотаться в командировки вместо Валенка или его зама.

Зачем я вообще сегодня приперлась в офис, ведь Байдин ясно дал понять, что уволит. Наверное, оттягиваю момент встречи с Сомовыми.

Сжимаю горячую чашку в руках и досадливо морщусь. Мне нравится эта работа, но не нравится, что на меня навешивают чужие обязанности, особенно при помощи шантажа. Но с этим я в какой-то степени смирилась. И коллектив у нас приятный. Даже Люда, не смотря на ее постоянную болтовню. Не хочу, чтобы ко всем предстоящим неприятностям прибавились еще и поиски работы.

Согревшись и повысив уровень бодрости, решительно поднимаюсь. Хватит наматывать носовые выделения на кулак, пора заняться делом. Сажусь за свой компьютер, но не работать, а помониторить риэлтерские сайты. Съемные квартиры оставляю на крайний вариант и сразу просматриваю, что продается.

С первого дня, как получила здесь работу, я откладывала с каждой зарплаты и премии, потому что очень хотела сдать на права и купить машину. Сумма накопилась небольшая, всего тысяч двести. Но пару лет назад у дедушки умерла сестра и оставила ему большой добротный дом. Сначала я думала, что дед с бабушкой передут туда: дом хороший, двухэтажный, со всеми коммуникациями, но они наотрез отказались. Во-первых, далеко от родного поселка, а значит от мамы и еще дальше от меня. А во-вторых, тетка и ее муж подворовывали, и принципиальный Василий Казанцев не желал жить в доме, построенном на награбленное. После долгих споров и продажи наследства, дед разделил деньги между мной и Аленой, не слушая никакие наши возражения. Леше я об этом не рассказывала, иначе деньги исчезли быстрее, чем я успела назвать сумму.

Расстроенно качаю головой и опускаю лицо в ладони. Наверное, очень глубоко в душе, я всегда знала, что с Сомовым у нас не получится крепкой ячейки общества. Иначе рассказала бы и о наследстве, и о том, что откладываю на свою мечту. Но я почему-то сразу решила, что это не его дело и промолчала. Одно из моих лучших решений.

— Танюх, ты в порядке? — окликает меня Люда, выглядывая из-за своего монитора. — Ты какая-то странная сегодня. То смотришь остекленевшими глазами, то вздыхаешь грустно.

— Все нормально, Люд. Просто устала.

— Слушай, — она приподнимается на локтях, придвигаясь ближе, — а может рванешь сегодня со мной в какой-нибудь бар? Отдохнешь, расслабишься, найдешь себе грелку на ночь.

— Извини, но я правда очень устала. Давай в следующий раз.

Люда пожимает плечом и всем своим видом показывает, что я дура. Ну не рассказывать же ей, что прошлой ночью меня не только согрели, но и отжарили хорошенько. До сих пор все тело ноет, и воспоминания терзают душу. Когда разведусь буду утешаться ими. Не уверена, что смогу забыть этого несносного, наглого мужчину. Влад оставил слишком глубокий и яркий след в моем сердце.

Встряхиваю головой, не позволяя себе углубиться в воспоминания. Пора дать себе установку и повторять как мантру, что я его больше никогда не увижу и не углубляться в мечты о его внезапном появлении на моем пороге, как Ричард Гир перед Джулией Робертс в «Красотке».

Вытаскиваю первую попавшуюся папку из стопки и говорю Люде, что нужно срочно-пресрочно отнести ее к юристу. Она смотрит не меня скептически, но главное не пристает с вопросами.

Стучу и заглядываю в соседний кабинет, где наш юрист Катя, вальяжно откинувшись в кресле, разговаривает по телефону и жестом показывает, чтобы я проходила к отдельному столу с чайником. Думаю, дополнительная порция кофеина не повредит, для меня разговор будет не из приятных.

Хорошо Кате одной в кабинете. Тихо, спокойно, если соскучится по общению — забежит к нам. Я же наоборот иногда у нее прячусь. Сижу в уголочке с чашкой кофе и тихо просматриваю отчеты.

Насыпаю в чашки растворимую бурду, которую маркетологи гордо именуют кофе, добавляю сахар и кипяток. Нам-то в кабинет кофемашину Байдин заказал, потому что пить растворимый большому начальнику не положено.

Положено-покладено. Думать об этом тошно. Что Сомов, что шеф наградили себя каким-то статусом и старательно его поддерживают, не прикладывая собственных сил, стоя в тени своих отцов, и чуть что прячутся за их спинами.

Разговор с Катей выходит коротким. Юрист она превосходный, но в бракоразводном деле — полный профан, что меня очень расстраивает. Я надеялась, вернуться домой, имея аргументы в свою пользу. Во мне теплится надежда, что Сомовы не смогут оставить меня на улице с голым задом. С их связями такой исход вполне возможен. Я-то выкручусь. Но не могу просто забыть о куче денег, потраченных на квартиру, которая мне даже не нравится. Возможно, для Сомовых это копейки, но я не дочь миллионера, не жена и даже не любовница.

Катя, заметив мое удрученное состояние, созванивается с бывшим одногруппником — специалистом по разводам. Я чуть ли не подпрыгиваю на стуле, пока женщина с ним общается. Хоть бы он смог найти свободное время. Молюсь, чтобы был шанс продолжить крепко стоять на ногах, не считать каждый рубль, планируя дальнейшую жизнь. Я так жила и больше не хочу.

— Значит так, звезда моя, — говорит Катя, откладывая телефон в сторону, — через час у Антона встреча с клиентом в ресторане. Если подъедешь через два и успеешь его там застать, он тебя бесплатно проконсультирует. Понадобится его дальнейшая помощь, об оплате договоритесь.

— Катюша, лапочка, спасибо тебе огромное, — с восторгом смотрю на женщину, не зная как в полной мере выразить мою благодарность.

— Беги уже. Координаты сейчас перешлю.

В этот момент Катин телефон пиликает входящим сообщением, а я, расцеловав ее в обе щеки, покидаю кабинет.

— Люд, я ухожу на остаток дня, — сообщаю коллеге, вызывая такси.

— А Байдин? — брюнетка недоуменно хлопает длинными ресницами, наблюдая, как я спешно натягиваю полушубок.

— Его здесь нет.

— Не боишься получить нагоняй, если он узнает.

— Не скажешь — не узнает.

По скрещенным Людкиным рукам и недовольному взгляду, понимаю, что шеф не только будет поставлен в известность, но и получит причины моего ухода.

Но об этом я подумаю завтра. Сейчас важнее успеть на встречу с Катиным другом.

Уставшая, но довольная, выхожу из маршрутки у своего дома, возможно, бывшего. Встреча с юристом прошла продуктивно, но пока что в голове сумбур, потому что Антон Кириллович Симонов говорил быстро и сыпал юридическими терминами, но обещал еще одну бесплатную консультацию уже в его офисе, когда будет больше времени.

Единственное, что я четко уяснила, что бомжом я не останусь и это несказанно радует.

Поправляю воротник куцего полушубка, замерзшими пальцами, пытаясь закрыться от пронизывающего ветра. Руки онемели не только от холода, но и от волнения. Через каких-то пять минут я лицом к лицу столкнусь с Сомовым, и не могу представить, как пройдет встреча. Вряд ли есть хоть мизерный шанс, что Леша послушался и свалил к своей прос… пассии.

С минуту стою перед знакомой дверью, стараясь успокоить бешенный стук сердца и расшалившиеся нервы. Несколько раз сжимаю руки в кулаки и решительно вставляю ключ, щелкаю замком и как осужденный на эшафот шагаю за порог.

Первое, что бросается в глаза, свет на кухне и три чемодана дальше по коридору. Неужели, у Сомова проснулась совесть, и он собрал свои вещи? Верится с таким трудом, что я издаю нервный смешок.

— Явилась, дрянь, — слышу полный презрения ненавистный мне голос.

— Здравствуйте,Антонина Львовна, — стараюсь говорить вежливо, но истерика отпустила не полностью, и в голосе проскальзывает насмешка.

Лицо женщины багровеет, она делает шаг ко мне, выплевывая в лицо каждое слово:

— Твои монатки я собрала, — она кивает головой на чемоданы, — убирайся отсюда, шваль безродная.

В данный момент Антонина напоминает мне английского бульдога с обвислым лицом и трясущимися щеками, только не рычит, а шипит как гадюка.

Никогда не любила этих несуразных собак. Кривые ножки, широкое тело, большая голова и насморк, из-за которого они хрюкают и раздувают из носа пузыри. Невольно морщусь от картинок в голове.

Молча, снимаю обувь, обхожу грузную женщину и, схватив один из чемоданов, качу его в спальню. Когда возвращаюсь и тянусь ко второму, Антонина будто очухивается ото сна.

— Куда прешься, дрянь?! — орет Мегера и хватает за рукав полушубка, дергая в противоположную сторону. — Я сказала — на выход!

Выдергиваю руку, припоминая слова Антона Кирилловича, и холодно произношу:

— Если вы сейчас же не уберетесь из моей квартиры, я вызову полицию.

Блефую. Я, конечно, могу позвонить, и, возможно, они приедут на бытовую ссору, но Антонине сделать ничего не смогут. Свекровь как-никак. В лучшем случае попросят уехать.

Сомову начинает трясти от гнева и квартиру оглашает ее противный крик хуже, чем несмолкающая сигнализация в четыре утра. Оскорбления сыплются как из рога изобилия, и мне хочется помыть уши с мылом. Такие витиеватые выражения, что пару я, пожалуй, запомню.

Может она слесарем или сантехником в молодости работала?

Через минуту мотоизвержения в прихожую выбегает Леша. Он бросает испуганный взгляд на свою мать, злобный на меня, но влезать не решается.

Трус, слюнтяй, тряпка. И как я раньше закрывала на это глаза. Вот уж правду говорят: любовь зла…

Следом твердой походкой в кухонном проеме появляется Николай Семенович. Единственный представитель славного семейства Сомовых, которого я искренне уважаю за его твердый и справедливый характер. Жаль, что он полностью доверил воспитание сына жене.

— Антонина, — громогласно и строго произносит он.

От такого тона мне самой хочется вытянуться по стойке «смирно», не говоря уже о членах его семьи. Мегера поджимает губы, всем своим видом показывая, что это не конец. Леша втягивает голову в плечи.

— Таня, пройди, пожалуйста, на кухню, — с холодной вежливостью просит Николай, — все остальные подождите в гостиной.

Раздав указания, мужчина разворачивается и уходит, ожидая, когда я последую за ним. Не вижу смысла, ослушиваться его. Сомов-старший — единственны с кем я могу поговорить без скандалов и истерик и разрешить непростую ситуацию.

Открываю шкаф, чтобы убрать верхнюю одежду, и взгляд падает на дорогую шубу. Ту самую, о которой я мечтала и которая принадлежит любовнице. В это момент мимо меня протискивается блондинка и скрывается в гостиной следом за Антониной, так и не подняв на меня глаза.

Провожаю дружную семейку взглядом и понимаю, что ничего не чувствую: ни любви, ни злости, ни призрения. Даже обида утихла. Только желание избавиться от этих людей побыстрее и никогда больше не видеть.

Застываю в дверях кухни, не веря собственным глазам. Не моргая, слежу, как Николай Семенович накрывает на стол, режет хлеб, достает приборы.

— Чего соляной столб изображаешь, Таня. За стол садись.

Очередной приказ, но в голосе холодного строгого бизнесмена проскальзывают теплые отеческие нотки. Возможно, я все это выдумала, неосознанно ища союзника в его лице.

Автоматически опускаюсь на стул, и передо мной возникает большая тарелка борща со сметаной. От дурманящего запаха сводит желудок и рот наполняется слюной. Вспоминаю, что в последний раз полноценно ела вчера.

Хватаюсь за ложку, с вожделением глядя на горячую еду, и опускаю ее обратно.

— Кто готовил? — спрашиваю тихо.

Ответ очевиден: либо свекровь, либо любовница. Подачки ни одной из этих женщин мне не нужны. Демонстративно отодвигаю от себя тарелку и встаю, чтобы вскипятить чайник.

— Татьян, — строго окликает мужчина, — не будь ребенком и поешь нормально.

От его тона я каменею, но не поворачиваюсь.

— Боюсь услуги повара мне не по карману.

Не спрашивая, готовлю две чашки душистого напитка, достаю остатки конфет, которые покупала перед командировкой и сажусь, приготовившись к диалогу. Мужчина не спешит что-то спрашивать или говорить, молча изучает меня взглядом. Я начинаю нервничать, и чтобы скрыть дрожь в пальцах крепче обхватываю горячий фарфор.

— Рассказывай, что у вас произошло? — спрашивает Сомов-старший, и я слышу строгость в его голосе.

Николай суровый сибирский мужик, что одновременно вызываете и уважение, и страх. Стоит хорошенько подумать, прежде чем что-то говорить, чтобы не разозлить его случайно оброненным словом.

Я готова к войне с Лешей, теоретически — с Антониной, но воевать с главой семейства все равно, что пытаться остановить танк голыми руками. Раздавит как букашку, брезгливо перешагнет и двинется дальше.

— Вам, наверное, Алексей все уже рассказал, — говорю осторожно.

— Хочу знать твою версию, потому что, если судить по словам сына, выходит, что ты, — Николай замолкает, подбирая среди эпитетов, которыми его семья меня наградила, нужный, — очень нехорошая женщина, не достойная получить ни копейки с совместно нажитого имущества.

— Кто бы сомневался, — очень тихо шиплю я.

Как деликатно Николай Семенович выразился. Очень нехорошая женщина. Прям мое почтение. И низкий поклон.

Сомов жестом дает понять, чтобы я все-таки высказалась, и я делаю глубокий вздох. Что ж, была не была. Рассказываю все как есть, кратко и без подробностей, начиная с финансовых трудностей и заканчивая наличием любовницы.

— Татьян, не тараторь. Ты не на допросе в НКВД, — в голосе Николая сквозит раздражение.

А ощущения именно такие, словно одно мое неверное слово или упущенная деталь, и поставят к стенке.

Ругаю себя последними словами.

Когда о работе умоляла — не боялась. Когда мужчина грозно спрашивал: готова ли я заботиться об их сыне, отвечала твердое «да». Когда высокопоставленных компаньонов привозил в свой загородный дом и угрожал: не дай бог кто-то посмеет его опозорить — я точно знала, что не подведу. А сегодня трясусь, как осиновый лист.

Да, я больше не могу заботиться об Алексее. Да, мы оба наделали ошибок. Но за это не казнят.

Наконец, собираю остатки смелости и твердо смотрю на мужчину напротив.

— Я очень любила вашего сына, когда выходила за него замуж. Но видимо мы не созданы друг для друга. Неважно, кто и что из нас сделал, я хочу разойтись мирно. Вернуть все, что вкладывала в квартиру и уйти.

— Другая бы на твоем месте кидалась ответными обвинениями.

Очень хочется ударить себя пяткой в груди и, задрав веснушчатый нос к потолку, заявить: я не такая как все. Но правда в том, что я совершенно обычная.

— Не вижу смысла, — говорю я, — правда у каждого своя. Может, обсудим, как решить проблему без привлечения суда?

Николай одобрительно улыбается. Деловой подход ему ближе, чем копание в чувствах людей.

— Слушаю твои варианты.

— Алексею нравится эта квартира, пусть оставляет себе. Но он должен вернуть мне все, что я за нее выплатила. Всю сумму сразу.

— То есть, — прерывает меня Николай, чтобы уточнить, — ты хочешь половину от уже выплаченного кредита?

— Почему половину? — хмуро смотрю на мужчину. — Мы только первый год платили пополам. Потом Леша купил в кредит Рендж, и я стала платить ипотеку одна. Мы так договорились, — добавляю быстро, чтобы не очернять сына перед отцом.

Лицо мужчины в секунду становится суровым, и я съеживаюсь под злым взглядом. Что я сказала не так?

— Банк может подтвердить историю платежей, если запросить выписку, — лепечу я быстро.

— Алексей! — голос главы семейства гремит на всю квартиру, и я испуганно подскакиваю на стуле, втягивая голову в плечи.

Сразу же раздаются торопливые шаги и в кухне появляется растерянный муж, повторяя свои действия двадцатиминутной давности. Бегает глазами от меня к отцу и обратно.

Так и вижу, как в Лешиной голове крутятся шестеренки. Пытается предугадать, о чем пойдет разговор, и как выкрутиться. В этом весь Сомов: накосячит и голову в песок. Всегда ищет оправдания вместо того, чтобы признать неправоту.

Ловлю его вопросительный с примесью мольбы взгляд, и недоуменно поднимаю брови. Неужели, Леша думает, что я буду его защищать, после его отвратительного поведения. Тем более не зная, что он наплел родителям.

Николай Семенович, до этого момента молча наблюдавший за нашими гляделками, вдруг резко бьет ладонью по столу, и мы с Лешей оба вздрагиваем.

— На меня смотри, — холодно произносит Сомов, обращаясь к сыну.

Спустя несколько минут бессмысленного диалога, где Николай задает вопросы, а Леша что-то блеет в ответ, появляется Антонина. И тут начинается. Я и женщина с низкой социальной ответственностью, и лгунья, и меркантильная дрянь.

— Как ты можешь ей верить?! — кричит Сомова на мужа. — Да, я сама Лешеньке несколько раз деньги на ипотеку переводила, потому что эта сука на салоны зарплату спускала.

От такой чуши мои глаза готовы вывалиться из мест, отведенных им природой. Неужели я похожа на женщину, пропадающую в салонах. Я внимательно слежу за своей внешностью, но дома.

Смотрю на Алексея, посылая ему презрительный взгляд и холодно цежу сквозь сжатые зубы:

— Пусть докажет. Я хоть сейчас готова показать телефон со всеми расходами по карте.

Муж теряется под недоуменными взглядами родителей и опускает глаза в пол. Прекрасно знаю эту позу, и знаю, что за ней последует. Взрыв. Леша начнет обвинять во всем кого угодно, но только не себя. А судя по присутствующим, этим кем угодно — буду я.

Леша поднимает на меня полные злости глаза. Что ж, пусть орет. Мне уже наплевать. Ничего не чувствую, слишком устала.

Не жалею, что открыла глаза родителей на поведение их сына. Я не обязана его прикрывать и оправдывать. Он взрослый мужчина, а не ребенок, случайно разбивший вазу.

— Значит так, — грозно произносит Николай, — уже поздно. Собирайтесь и спускайтесь к машине.

— Но, пап, мой дом здесь, — несмело возражает Леша.

— Съедешь на пару недель к Лене.

С благодарностью смотрю на Николая, не понимая, чем заслужила благосклонность этого сурового сибиряка.

— Спасибо вам, — говорю от всего сердца, когда мы остаемся вдвоем.

— Таня, — строго обрывает меня мужчина, — за несколько дней я проверю твою банковскую историю. Если все подтвердится, сам верну деньги. Помогу переоформить ипотеку на Алексея. Но большего ты не получишь. За две недели ты должна решить вопрос с жилплощадью и съехать. Это время я придержу Тоню, она не будет тебя беспокоить. За сына не ручаюсь.

— Этого более чем достаточно, — заверяю Николая, и он одобрительно кивает.

Закрываюсь на все замки, когда ненавистные мне люди покидают квартиру, и устало опускаюсь на пол. Воцарившаяся тишина одновременно приносит облегчение и давит на нервы.

Так некстати в голову врываются воспоминания о Владе. Мы встретились случайно, провели незабываемую умопомрачительную ночь, от незнакомого мужчины я получила больше тепла и заботы, чем от мужа за последние пару лет. С Владом я чувствовала себя красивой и желанной. Его объятия дарили ощущение надежности и защищенности. И я сама все разрушила, сбежав.

Теперь сердце рвется на части. Хочется выть от одиночества, обрушившегося на меня.

Не знаю сколько времени я корчусь в слезах, выплескивая наружу напряжение последних суток, но меня отвлекает настойчивая трель телефона.

Хватаю сумку и вываливаю все ее содержимое на пол, одновременна стирая влагу с глаз. А вдруг нашел. Вдруг это он звонит.

Сердце заходится в бешенном ритме, когда я хватаю девайс и с надеждой смотрю на экран.

12

— Татьяна Ивановна, — раздается по-деловому холодный голос моего начальника.

Подавив разочарование, отодвигаю телефон от уха, чтобы удостовериться, что звонит именно Байдин. Он никогда не соблюдал субординацию. Первые месяцы называл меня Танечка, пока я прямым текстом не сказала, что ему ничего не светит, затем стала Сомова.

— Здравствуйте, Антон Николаевич, — говорю удивленно.

Зачем он звонит так поздно? Чтобы сообщить, что я уволена?

— Татьяна Ивановна, я бы хотел попросить вас… кхм… — шеф откашливается, словно подавился словами о просьбе, и больше ничего не произносит.

Молча жду продолжения, потому что не представляю, о чем Байдин хочет попросить, обычно он приказывает.

— Я уволена? — спрашиваю напрямую.

— Что? Нет, — заверяет Валенок, комкано просит зайти к нему завтра в кабинет и быстро прощается.

Недоуменно пожимаю плечами. Так и не поняла, зачем звонил шеф. Мог бы и через секретаря своего меня вызвать. В любом случае я собиралась появиться в компании. Либо работать, либо расчет получить.

Встаю с прохладного пола и бреду в ванную, надеясь, что горячая вода очистит тело и согреет душу.

С тех пор как я ушла из номера краснодарской гостиницы, чувствую внутренний холод. Словно покинув объятья, ставшие за одну ночь родными, я оставила что-то важное, а внутри образовалась дыра.

Расположившись в горячей воде, пахнущей эфирными маслами, набираю сестру. Моя зажигалочка поможет заполнить пустоту, поделится задором и оптимизмом.

— Помяни черта, — хихикает Леля.

— И я рада тебя слышать.

— Как ты? — спрашивает взволнованно.

Пока рассказываю о делегации, поджидающей меня сегодня, внутренне напряжение постепенно отпускает. Не уходит полностью, но рано или поздно, уверена, оно исчезнет.

— Ух, — выдыхает Леля, когда я замолкаю, — всегда знала, что Николаша — мировой мужик. Вон как быстро все разрулил.

— Ничего еще не разрулилось. Сомов определил сроки для проверки моих слов. За это время надо переехать.

— Не парься и давай сразу ко мне. Я недавно в двушку переехала поближе к центру, места хватит.

— Я подумаю, — обещаю снова.

— Ладно, — соглашается Леля и бодро добавляет, — а у меня хорошие новости. Я прилечу на твою днюху.

Восторженно пищу в трубку. Мы уже давно не праздновали дни рождения вместе. Обе летние: она родилась в июне, я на следующий год в июле.

В это время многие уходят в отпуска, и молодого рыжего помощника юриста не отпускали. Да и Алена хотела зарекомендовать себя ответственным, трудолюбивым работником.

В отличие от меня ей удалось добиться продвижения по карьерной лестнице, а я заработала только чужие обязанности.

Когда Алена сообщила о своем повышении меня одолела зависть, и я как могла душила это чувство. Оно не исчезало полностью, пока в Краснодаре я не поняла, что сама во всем виновата. Позволила сесть мне на шею, терпела нападки, и никак не боролась.

Зависть окончательно сдохла, и я решила — пора менять свою жизнь. Алена стала для меня примером. Тем, на кого надо ровняться.

Слушая родной голос, осознаю, что у меня слипаются глаза. Почти сутки без сна, проведенные в неизвестности и эмоциональном напряжении, дают о себе знать.

— Лель, — зову я и зеваю, — прости, но я засыпаю. Позвоню тебе завтра вечером.

Тепло прощаемся с сестрой, и я обессиленно откидываю голову на бортик ванной. Полежу пять минут, соберусь с силами и, сполоснувшись, пойду в кроватку.

***

— Маша, подожди! — кричит маленькая восьмилетняя девочка.

Она бежит за сестрой по полю, усеянному рожью, спотыкается и падает, но снова поднимается и изо всех сил старается догнать черноволосую девушку лет пятнадцати, которая громко смеется в окружении ровесниц.

— Маша! — в голос девчушки прорываются страх и хныкающие нотки, но она заставляет себя быть сильной и ничего не бояться.

Малышка теряет из вида компанию девушек, она слишком мала, чтобы разглядеть, как они, хихикая присели, скрывшись в высоких колосьях.

Страх не уходит, наоборот с каждой секундой, проведенной в тишине и одиночестве, нарастает сильнее. Девочка крутит головой, не понимая, как теперь найти девушек или вернуться обратно в поселение, а не уйти случайно в чащу леса. Оттуда даже взрослые не всегда возвращались.

Неожиданно за спиной возникает фигура и, резко выкинув руку, крепко хватает тонкое детское запястье. Истошный, полный ужаса, крик разносится над полем, слезы застилают глаза, но девчушка не сдается и, в меру своих детских сил, дергается, пытаясь вырываться из захвата.

Вдруг щеку обжигает резкая боль от пощечины. Девочка хорошо знает этот жар, растекающийся по лицу, поэтому затихает, иначе избиение продолжится и тогда жечь будет не только щеку.

Вытерев кулачком слезы, мешающие видеть, девчушка встречается взглядом с голубыми глазами. Точь-в-точь как у нее самой, только полные ледяного холода и ненависти. Но девочка так привыкла к подобному выражению, что уверена — это совершенно нормально.

Она радостно обвивает талию старшей сестры и облегченно лепечет:

— Маша, ты пришла.

Вокруг раздаются шепотки и смешки, и Мария, считающая себя взрослой, отталкивает худое хрупкое тельце.

— Маш, возись со своей пиявкой, а мы пошли, — нахально говорит низенькая худая Катя, теребя длинную реденькую русую косу.

У них с Машей негласная борьба за лидерство среди девчонок их возраста.

Голубые глаза презрительно обводят угловатое, еще несформировавшееся тело Екатерины. На алых губах играет змеиная улыбка.

— Доведу малую до края поля, дальше она дорогу найдет. А вы, как хотите, — бросает Маша через плечо.

Хватает притихшую девочку за рваную кофту и утягивает, теряясь в море колосьев. Она уверена, девчонки не уйдут далеко. Сегодня они встречаются в лесочке за полем с мальчишками.

На этих редких и желанных встречах у Маши конкуренток нет. В отличии от той же Кати, тело Марии уже округлилось. Черные волосы в сочетании с голубыми глазами и бледной бархатной кожей делали внешность девушки колдовской, мистической и всегда вызывали зависть.

Она знала, что мальчишки хотели увидеть именно ее, и подруги не посмеют явиться одни. Та, кто окажется ближе к черноволосой всегда будет обласкана вниманием мальчиков за компанию с первой красавицей.

Маша могла бы уже пить домашнее вино, которое обещал стащить у матери Колька, но вместо этого ей приходится провожать младшую сестру-пиявку. Как же она ее ненавидит. Не было бы малявки и ей, и матери было бы гораздо легче.

— Ты зачем за мной поперлась? — зло шипит Маша, больно толкая девочку в плечо.

Малышка терпеливо выносит боль — привыкла.

— С тобой хочу, — заявляет упрямо.

— Нет, — твердо отрезает старшая сестра, — со мной нельзя. Мама тебе велела помочь по хозяйству.

Малышка обиженно сопит. Сестру она изредка может ослушаться, мать — никогда.

Наконец сестры выходят на тропинку, тянущуюся между засеянным полем и темным ельником, и Маша недовольно ругается себе под нос.

Слишком поздно они с подругами заметили, что малявка кралась за ними. Теперь придется потерять кучу времени, провожая ее до места, где поле изгибается. Там за поворотом видно поселение и пиявка сможет дойти самостоятельно.

Черноволосая поворачивается в ту сторону, куда ушли девчонки и досадливо вздыхает. Пока проводит сестру, пока вернется. Столько времени даже первую красавицу ждать не будут. А у нее на сегодня грандиозные планы — соблазнить Илью. За последнее время он сильно вырос и возмужал, все девчонки по нему сохнут, особенно Катька. Маша никак не может допустить, чтобы ее конкурентка добралась до Ильи первой.

Но что делать с малявкой-пиявкой?

— Дойдешь отсюда сама, — строго говорит черноволосая, — за поворотом, — указывает ладонью, — увидишь поселение. Вали!

— Маша, пожалуйста, проводи.

От испуга девочка отчаянно хватается за длинную юбку сестры. Уже темнеет, страшный лес, в котором живут Баба Яга и Кощей становится еще ужаснее. Крупные слезы капают из глаз, которые молят Машу не оставлять одну.

Но старшей наплевать. Для нее важнее, что подруги не дождутся.

Вдруг на глаза попадается невысокая каменная кладка. Колодец. По периметру поля таких несколько штук, чтобы рабочие могли утолить жажду во время работ. Маша точно знает, что он не такой глубокий, как в самой деревне, и в середине лета воды в нем мало.

Прокрутив в голове варианты и взвесив все «за» и «против», Мария решает — с малявкой ничего не случится, а если и случится, то они с мамой только порадуются. Жаль папа расстроится, но они-то смогут его утешить.

Будет ей урок на будущее, чтобы не смела ходить за ней.

Маша пока погуляет, а потом достанет плаксу из колодца. Сдаст матери, попричитает, может слезу пустит. Скажет, что малявка сама за ними увязалась, и совершенно не представляет, как она оказалась в колодце.

— Пойдем, воды попьем, — тянет младшую к кладке, — потом провожу.

Слезы малышки тут же высыхают, и она радостно семенит за сестрой, еле успевая за широким шагом.

Маша откидывает деревянную крышку, защищающую колодец от осыпающейся хвои, и заглядывает внутрь. Каких-то полтора-два метра и на дне вода. С пиявкой точно ничего не случится.

Малышка доверчиво становится рядом с сестрой и тоже хочет заглянуть внутрь. Но небольшой рост мешает ей и приходится лечь животом на кладку и подтянуться.

Этого момента Маша и ждала. Малявка все повторяет за ней. Резко хватает тонкую ножку и поднимает вверх. Балансирующее на краю бортика тоненькое тело окончательно теряет равновесие, и маленькая девочка, крича от ужаса, падает в черную дыру.

Левую руку пронзает острая боль. Хочется закричать громче, но рот наполняется ледяной водой, которая обжигает легкие.

***

Задыхаюсь. Захожусь в приступе кашля, резко садясь в ванной. Уговариваю себя не паниковать, расслабиться и делать маленькие неглубокие вдохи, но кашель такой сильный, что в легкие почти не проникает кислород.

Наконец, удается нормально вздохнуть, и я подтягиваю колени к груди, вытирая слезы.

Все-таки уснула. Голова соскользнула с бортика, и лицо опустилось в воду, а рука, неестественно выгнутая, — онемела. И подсознание, спасая жизнь, выудило из глубин памяти воспоминания, которые я стараюсь подавить большую часть жизни.

Ненавижу, когда вспоминаю, что я приемная. И ненавижу вспоминать, как легко родные родители — Оксана и Иван от меня отказались.

Массирую отчего-то занывший шрам на пояснице. Еще одно напоминание о том ужасе.

Меня вытащили из колодца глубокой ночью. Отец, не слушая никого, отвез меня в больницу. Перелом, гипотермия, общее истощение организма задержали меня в палате почти на месяц. Меня навещали только папа и Вера Васильевна с Аленой.

К тому времени я близко сдружилась с Казанцевыми.

Воспоминания проносятся, будто это было вчера.

Мне шесть, Леле семь. Обе сидим в пустом кабинете и не знаем, как завести разговор. Алена ждет, когда мама закончит преподавать, а я, когда у старших классов закончатся уроки, и автобус из поселения заберет нас домой.

Однажды я набралась смелости и спросила, почему она ходит в брюках, ведь это грех. Алена рассмеялась и сказала, что многие так ходят, потому что удобно, и в этом нет ничего плохого. Тогда я поняла, что мир более многогранный, чем нам рассказывают.

Я подружилась и с Верой Васильевной. Ей было любопытно узнать с кем общается ее единственный ребенок. Она задавала много вопросов о том, с кем я живу, где и как.

Я доверчиво рассказала ей, что мы все встаем до рассвета, молимся, а потом слушаем проповедь наставника о том, как правильно жить, потом один из доверенных мужчин везет детей в школу. Потом до заката работа по дому или на благо общины: в огородах, полях, на стройках. С наступлением темноты снова молитва и проповедь, потом пара свободных часов и сон.

Я тоже задавала много вопросов. Например, почему у Веры не было мужчины, тогда как у моей мамы Оксаны их три. С моим папой Петей ее обручил наставник — это законный муж. Второй приходил, когда папы нет, и они запирались в спальне. Оттуда доносились странные звуки и стоны, будто маме больно.

Больно ей, как же.

А третий — великая мамина любовь. Мужчина, за которого ей не разрешили выйти замуж. Я не знала ни его имени, ни чем он занимался. Он — почетный городской гость. Приезжал всегда с компанией мужчин, и они забирали любых женщин для ночных развлечений. Мама была его фавориткой.

И неудивительно, статная красавица с густыми светлыми волосами до пояса, яркими голубыми глазами и пухлыми губами, она покорила ни одно мужское сердце.

Вера шокировано спрашивала, неужели мой папа не против подобного, но у нас так было принято. Любой мужчина, захотевший женщину, мог попросить у мужа разрешения, и, если он давал добро, хочешь — не хочешь приходилось ублажать.

Городским гостям отказывать нельзя. Все дети априори считались детьми мужа. Незамужних трогать строго запрещено, а венчали у нас с шестнадцати лет. Естественно, никакого штампа в паспорте не было.

Три года Вера Васильевна и Алена постепенно занимали в моем сердце все больше и больше места. Я им доверяла, поэтому после несчастного случая сразу рассказала, как все произошло, и Вера Васильевна, недолго думая написала заявление в милицию. Начались вялые разбирательства, проверки, допросы. Съездили в поселение пару раз и свели все на нет.

Мне пришлось вернуться в поселение и, оказалось, что меня обвиняют в клевете на старшую сестру. Машка-то всем рассказал, что проводила меня до поворота и ушла, и как я оказалась в колодце не знает. Все ей поверили, а меня наказали.

Оксана должна была нанести три удара розгами прилюдно, но она так вошла во вкус, что с безумным блеском в глазах добавила четвертый. Он-то и рассек кожу чуть ли не до кости.

И снова папа повез меня в больницу, наплевав на уговоры. Там они с Верой Васильевной часто обсуждали, что делать. Оба понимали, если останусь жить в поселении, скорее всего Оксана рано или поздно меня убьет. И тогда они решили серьезно со мной поговорить и спросили: хочу ли я вернуться к маме или убежать. Я выбрала побег. Мне было наплевать куда, только бы подальше.

Родители подписали отказную, а Вера Васильевна каким-то немыслимым чудом убедила соцработников отдать меня ей на удочерение. У меня появилось свидетельство о рождении на имя Казанцевой Татьяны Ивановны, и я уехала с новой семьей.

Давно я не просыпалась от кошмаров.

Многое готова отдать, чтобы открыть макушку как крышку кастрюли и промыть хлоркой участок мозга, отвечающий за память, оставив только хорошие воспоминания.

Быстро моюсь под горячим душем, заворачиваюсь в теплый халат и иду на кухню. Там кипячу чайник, наливаю самую большую кружку, которую нахожу, и забиваюсь в угол углового кухонного дивана.

Надеюсь, сегодняшний кошмар — это всего лишь случайное стечение схожих обстоятельств: холодная вода, попавшая в рот, боль в руке. Только бы ужасные воспоминания не начали опять преследовать каждую ночь.

Слезы наворачиваются на глаза и в отчаянии я хватаю лежащий рядом телефон. Хочу набрать Алене, но вовремя замечаю, что время приближается к одиннадцати. После перелета Леля вполне могла уже лечь спать.

Мама точно спит, а больше мне звонить некому. Поэтому откладываю телефон и беру в руки чашку, устало откидывая голову на стену.

Вот бы сейчас оказаться в объятиях Влада и спрятаться в защитном коконе, которым они окружают.

Забавно, что в этот момент я вспоминаю о любовнике, а не о муже. Наверное, любовь к Леше действительно прошла, если в приступе паники первым появился образ брюнета, и именно с ним я хотела бы оказаться.

13

Влад. Пять лет назад

Найду и прибью! Нет, сначала вытрахаю тараканов из головы, потом прибью.

Когда проснулся сегодня и понял, что в постели один, чуть не бросился на поиски Рыжика с саблей наголо. Точнее с булавой. Такой увесистой, торчащей пониже пояса булавой. Постояльцы бы оценили.

С трудом взял себя в руки и успокоился. Не спеша собрал дорожную сумку и вызвал водителя. И все это время не переставал думать о Ведьме и пытался понять: почему она сбежала.

Испугалась? Поняла, что любит мужа? Я чем-то обидел?

Как я вообще мог уснуть?

После телефонного звонка, откинулся на кровать, чтобы собраться с мыслями. Собрался, блядь! Так собрался, что упустил Ведьму.

И она хороша. Хоть бы записку оставила. Для нее же лучше, если она помчалась разводиться, а не в объятия мужа. Я не прощу, если Таня выберет его.

Однажды я пережил нечто подобное в университете. Долго встречался с девушкой по имени Карина, строил планы на будущее. Когда Карина пришла в слезах и прямо сказала, что давно любит другого и беременна от него, я понял, что был для нее просто надежным билетом в светлое будущее. Они, видите ли, расстались, и попался я — членозаменитель. Но недавно случайно встретились, чувства вспыхнули с новой силой, и случилась близость. Бла-бла-бла. Она что-то лепетала, что я красивый, умный, богатый, добрый, что я найду свою женщину. А я лишь хотел придушить кого-нибудь из них или обоих сразу.

Долго страдал и злился. То хотел уничтожить всю ее семью, то вернуть Карину. Саша убедил, что лучше ее отпустить. Что я всегда буду сомневаться и думать с кем она, не с ним ли? И чужой ребенок… Вряд ли бы я смог уговорить ее на аборт. А если бы смог, она бы не простила.

Но сейчас я твердо уверен, хочу, чтобы Ведьма была рядом, чтобы принадлежала только мне. Все сделаю, чтобы ее глаза сияли как прошлой ночью. До того момента, пока я не полез к ней с расспросами.

Интересно, почему она соврала о шраме?

Кроме моей необузданной и необъяснимой тяги, есть очень важная причина держать Таню при себе. И имя ей — Даудов Алибек Дикаевич.

Пару месяцев назад у транспортной компании, занимающейся перевозками наших нефтепродуктов, начались проблемы. Мелкие неурядицы: то с документами на груз что-то не так, то с водителями, то на границе задержат. В общем мы начали терять деньги.

Вот тогда-то и объявился Даудов. Зашел в офис как к себе домой и объявил, что готов заключить с нами контракт на его условиях. Меценат недоделанный. Весь его вид и вскользь брошенные фразы кричали, что именно он устроил нашему партнеру проблемы, и они никуда не исчезнут, пока мы не подпишем контракт.

Я этому мерзкому хряку чуть фак в рыло не сунул. У него небольшая компания, как собирался с нашими объемами справляться. Да и с документами лажа какая-то: слишком гладкие и чистые.

После проверки Кир объявил, что у Даудова есть связь с криминалом, и я решил — в лепешку расшибусь, но подписания контракта не будет.

Сорвался в Краснодар, чтобы перехватить там Лебедева — владельца крупнейшей транспортной компании. Он занимается перевозками всего: от круизов до химикатов. Даудов не посмеет напасть на такую крупную акулу как Лебедев. Но может попытаться подобраться к родным и близким, а я увел Таню из ресторана, не скрываясь. Единственная надежда, что Алибек примет ее за случайную пассию. Но мне страшно, и уповать на случайность не собираюсь. Пока Таня в Сургуте, Даудов до нее не доберется. Но это временная мера.

Мысли в голове роятся до тех пор, пока не объявляют, что самолет скоро прибудет во Внуково. Отодвигаю мысли о Рыжике до лучших времен. Я уже твердо решил — разгребусь с делами, стрясу с Кирилла информацию и рвану к ней.

Ищу глазами Сашу. Вчера он настоял, что встретит, но почему-то не берет трубку. Мы не игнорируем звонки друг друга, особенно, если звоним несколько раз подряд.

В душе зреет необъяснимое чувство тревоги, похожее на то, что я испытывал перед гибелью родителей. Они вылетели на частном самолете в плохую погоду, чтобы успеть на мой четырнадцатый день рождения, но февральская метель унесла жизни всех, кто был в том проклятом самолете.

— Ну же, Саша, возьми трубку! — рычу зло, и сразу умоляюще шепчу. — Пожалуйста.

Подгоняемый страхом, как можно быстрее двигаюсь по залу аэропорта, не обращая внимания на недовольство людей, которых толкаю. Наплевать. Сердце не на месте, чувствую что-то случилось.

Плохое предчувствие усиливается, когда сквозь стеклянные двери замечаю приближение трех мужчин. Их нельзя ни с кем спутать, типичные телохранители. Черные костюмы, которые того и гляди треснут по швам на раскаченных плечах, морды кирпичом и кобура топорщится подмышками.

В голову приходит абсурдная мысль, что это люди Даудова, и мне лучше скрыться. Но идущий во главе мужчина, кажется смутно знакомым. Из глубин памяти всплывают вчерашние Сашины слова, что он нанял дополнительную охрану.

— Здравствуйте, Владислав Андреевич, — главный протягивает руку, — я Олег Котов.

Услышав имя, сразу вспоминаю главу охранной компании, чьими услугами мы иногда пользуемся, когда нужна усиленная безопасность.

Сердце болезненно замирает. Не к добру все это, если Котов лично приехал меня встречать.

— Что происходит? — спрашиваю сразу же, некогда вести светские беседы.

— Расскажу по дороге. Нам нужно спешить.

Как только располагаемся в тонированном и, возможно, бронированном внедорожнике, я поворачиваюсь к Котову.

— Владислав Андреевич, вынужден сообщить, что Александр Петрович попал в аварию.

По позвоночнику прокатывается капля ледяного пота. Сашка — опытный водитель, как такое могло случиться? Или помог кто?

— Что с ним? — задаю самый важный вопрос.

— Скорая приехала быстро. Врачи сказали — состояние тяжелое.

Голос Котова бесстрастный, будто не о жизни человека говорит, а список продуктов зачитывает. Сжимаю челюсть до скрежета зубов, чтобы не наорать на бывшего спецназовца за скупость информации. Пара глубоких вдохов и удается кое-как взять эмоции под контроль, но тело словно свело судорогой. Чтобы хоть как-то чувствовать в нем жизнь непроизвольно сжимаю и разжимаю кулаки.

Столько вопросов крутятся на языке, не могу решить с какого начать.

— Владислав Андреевич, — прерывает размышления Котов, — авария не случайна.

Спасибо, Кэп! Отсалютовать тебе двумя пальцами?

Прикусываю язык, удерживая едкие слова. Нельзя терять союзника в лице Котова. Терпеливо жду, что еще он скажет, но спецназовец молчит, задумчиво сканируя пространство за окном.

Сильнее сжимаю челюсть. Еще немного и начну зубы выплевывать. К желанию наорать прибавляется желание двинуть по его безэмоциональной роже.

Я как бомба, готовая взорваться от малейшей искры и уничтожить все в радиусе десятков километров, а он, блядь, на природушку решил полюбоваться!

— Олег… м-м-м… как вас по отчеству? — рычу сквозь зубы.

— Просто Олег.

Котов, наконец удостаивает меня вниманием, и, прежде чем его взгляд становится холодным и сосредоточенным, замечаю в нем тоску и боль. Видимо, в аварии пострадал кто-то из его людей.

— Олег, — смягчаю тон, — вы можете рассказать подробнее, что случилось?

Скупо и по-военному четко Котов рассказывает все, что знает.

Вчера утром Саша получил угрозу и сразу обратился к Олегу. Содержание имейла не оставляло сомнений, кто автор, но отследить источник не смогли. Пустышка. Усилили охрану и в компании, и личную.

Саша хотел сам рассказать мне, как обстоят дела, поэтому выехал в аэропорт, но у подъезда его встретил Даудов. Охрану дядя близко не подпустил, о чем шел разговор никто не знает. Слежки не было, но на менее оживленном участке трассы их догнали три внедорожника без номеров. Машину охраны расстреляли по колесам, а Сашину столкнули с дороги. Пока неизвестно с целью убить или напугать.

Все время пока слушаю вояку, не могу отделаться от мысли, что в аварии есть доля моей вины. Ночью я не стал ничего слушать, башка была занята Рыжиком, и я эгоистично слил разговор, попросив дождаться меня и ни во что не вмешиваться.

В отчаянии упираюсь локтями в колени и роняю лицо в ладони. Какой же я мудацкий идиот. Саша единственный близкий человек, который у меня остался, а я поступил, как неблагодарная свинья. Родственники у меня, конечно, есть, но действительно близкий и родной — только Саша.

Если бы я просто выслушал, возможно, ему не пришлось бы покидать безопасную квартиру. Никогда себе не прощу, если Сашка не выкарабкается.

До больницы доезжаем довольно быстро. Отмечаю, что клиника частная, лучшая в городе. Смотрю недоуменно на Котова, идущего рядом.

— Предположил, что вы в любом случае захотите перевести вашего дядю сюда. Лучше сразу. И мой боец, который пострадал, тоже заслуживает хороших специалистов.

Киваю, полностью соглашаясь с Олегом. Он молодец, что позаботился о раненых.

На стойке регистратуры узнаем у молоденькой девушки, одетой в фирменные цвета клиники, что Сашу оперируют, а Алексей — работник Котова уже в постоперационной палате, но пускают только родственников.

— Я подожду, пока родственники Алексея выйдут, мне нужно с ними поговорить, — сообщает Олег, останавливаясь на втором этаже, — мой номер у вас есть. Удачи, Влад. Надеюсь, с Александром все будет хорошо.

Крепко пожимаю протянутую руку.

— Я вам позвоню в ближайшее время. С Даудовым надо разобраться.

На суровое лицо Котова набегает тень, и в глазах мелькает решимость выпотрошить организатора нападения голыми руками. Полностью разделяю его желание.

Кивнув, Олег скрывается в коридоре, где находятся палаты, а я поднимаюсь выше на третий этаж, чтобы встретиться с главврачом.

***

Квартира встречает меня тишиной и… одиночеством с примесью отчаяния. Почти сто пятьдесят квадратов бездушной пустоты. Пожалел о покупке в первую же неделю.

Останавливаюсь посреди гостиной, осматривая новомодный минимализм и хай-тек. Убожество. Почему бы не заняться сменой дизайна?

Поднимаю увесистый стеклянный столик и швыряю его в стену, следом на пол летят какие-то декоративные приблуды, рамки с винтажными фотографиями — все, что попадается по руку.

Не знаю сколько я куролесил, выплескивая боль и страх, но не останавливался пока гостиная не превратилась в Куликово поле, после Мамаева побоища.

На кухне достаю початую бутылку виски и делаю глоток из горлышка.

Первоначальный вердикт главврача убил наповал. Не помню, как сел в машину к людям Котова, и весь путь словно в тумане.

До сих пор в ушах звенит его сухой голос, с мнимым сочувствием:

— Владислав Андреевич, операция еще продолжается. Лучшие врачи борются за жизнь Александра Петровича. Из-за перелома позвоночника есть большая вероятность, что ваш дядя не сможет ходить.

Дальше я уже ничего не слышал из-за звона в ушах.

Звонок деду стал контрольным в голову. Услышал лишь вялое все будет хорошо и злорадство бабки на заднем фоне. Сука! Охрененная семейка. Дед даже приехать не захотел к родному сыну, находящемуся на гране смерти.

Как же хочется, чтобы кто-то обнял и искренне пообещал, что все наладится. А я один. В разгромленной гостиной давлюсь вискарем.

Почему-то в этот момент в памяти всплывает Танино лицо. Появляется жизненная необходимость прижаться к ней и забыться сном в ласковых объятьях.

Встаю и, спотыкаясь о разбитые финтифлюшки, тащусь в спальню.

Завтра позвоню ей. Она ободрит меня добрым словом, я уверен. Она приедет, позаботится, поможет и мне, и Сашке.

14

Таня. Пять лет назад

Выбегаю из маршрутки, удовлетворенно глядя на часы. Я не только не опоздала, но и запас времени приличный. Покупаю в ближайшем от ЗАГСа кафе капучино на вынос, и довольная сажусь в тени деревьев. Сегодня последний раз, когда я увижу Алексея, и смогу вздохнуть полной грудью, избавившись от ярма брака.

Как мы и договаривались с Сомовым-старшим я съехала из квартиры ровно через две недели. Плохо, что на съемную. Хорошо, что она близко к работе.

Николай, как и обещал, перевел на мой счет крупную сумму, и я с удвоенным рвением погрузилась в поиски собственного жилья. Но за два месяца никакого результата. Пару подходящих вариантов увели прямо из-под носа, и от досады я пожаловалась Леле. Она сказала, это знаки, дающие понять, что пора перебираться в Москву. Как ни странно, мама ее полностью поддержала.

Но мне не хочется покидать семью. Сейчас я в любой момент могу прыгнуть в автобус и навестить их, а из столицы путь неблизкий. Зато там Алена.

«И Влад», — пищит внутренний голос, который я затыкаю больше двух месяцев. Но этот противный подсказывальщик не хочет замолкать. Каждую ночь, ложась в холодную постель, меня атакуют воспоминания. Ничего не могу с собой поделать, тело и душа рвутся к Владу, будто он меня приковал.

Недавно я заплатила хозяйке еще за один месяц, и теперь у меня есть две недели, чтобы решить — переезжать в другой город или в новую квартиру.

От размышлений, разрывающих душу, отвлекает телефонный звонок. Хмуро смотрю на имя абонента и настороженно принимаю вызов:

— Привет, Галь. Что-то случилось?

Галина Котова моя знакомая по школе и превосходный гинеколог, у которого я наблюдаюсь несколько лет. Хожу к ней регулярно, но обычно она не утруждает себя звонком, присылает сообщение, что все в порядке, и мне этого достаточно, потому что полностью ей доверяю. Недавно я почувствовала боли внизу живота и решила, что пора сходить на плановый осмотр. Тем более в памяти всплыли Лелины слова, что Сомов мог награбить меня какой-нибудь болячкой.

— Привет, Тань. У меня для тебя новости, но не знаю — хорошие или плохие.

— Котова, не пугай.

Сердце начинает биться сильнее. Неужели муж-зараза оказался… заразой?

— В общем, — Галя мнется и выпаливает на одном дыхании, — ты беременна.

До меня не сразу доходит смысл слов. Сижу словно в прострации. А затем на лице расцветает широкая улыбка, и мысли уносятся куда-то очень далеко, где все мягкое, пушистое, и скачет единорог.

Поверить не могу, что у меня будет маленькая крошка, неважно мальчик или девочка. Важно, что мое счастье.

А я и подумать не могла, что причиной задержки может быть беременность. Однажды из-за нервов со мной было что-то похожее, и я решила — в этот раз тоже виновата нервотрепка.

Галины слова долетают как через вату, она что-то говорит об учете и анализах, разбавляя словесный поток поздравлениями.

— ТАНЯ! — рявкает Котова, пытаясь добиться моего внимания, и я нехотя возвращаюсь в реальность.

— Что, Галь?

— Повторяю для тех, кто в танке, — бурчит она. — Я помню, что ты говорила про развод. И если… — Галя начинает мямлить, и что-то подсказывает, следующие ее слова мне не понравятся, — ну… если ты…

— Галь! — настала моя очередь рявкать.

Пока она бормотала, я уже напридумывала себетаких ужасов, что волосы на голове зашевелились. С моей крохой что-то не так? Или со мной, и я не могу выносить ребенка?

— Тань, если ты задумалась об абор…

— Нет! — категорично заявляю я, не дослушав бредовое предположение. — Никакого аборта. Буду рожать.

— Тогда, — бодро говорит подруга, и я расслабленно откидываюсь на спинку скамьи, — от всей души поздравляю и жду на прием. Когда тебе удобно?

— На сегодня я отпросилась, — говорю задумчиво, — разведусь и сразу еду к маме. Аленка ночью прилетела.

— На метле? — хихикает Галя.

— Она не уточняла, — смеюсь в ответ, — завтра мы празднуем мой день рождения, а в воскресенье вечером я возвращаюсь. У тебя есть время в понедельник после работы?

— На понедельник нет, — слышу, как Галя щелкает мышкой, — во вторник в семь, подойдет?

Соглашаюсь, хотя очень хочется отправиться в клинику прямо сейчас, чтобы удостовериться, что с ребенком все хорошо, и я стану счастливой мамой.

Смотрю на часы и быстро сворачиваю разговор, пора вернуть статус свободной женщины и двигаться дальше. Без сожаления выбрасываю недопитый кофе. Мне его, наверное, нельзя, учитывая положение.

Сделав несколько шагов к двустворчатым дверям белоснежного ЗАГСа, замираю, услышав за спиной до боли знакомый голос:

— Танюш, ты беременна? Я стану папой?

Разворачиваюсь — передо мной картина маслом. Растерянный, улыбающийся Алексей и его мамаша, шокировано хлопающая ртом.

Вот это я попала! Готова застонать от досады. Леша всегда опаздывал, но именно сегодня умудрился явиться пораньше.

Пока я думаю, как отвертеться от неловкого разговора или сбежать, Сомов подходит вплотную и сжимает мои плечи. Смотрю в его глаза, пытаясь понять его поведение. Леша не хотел детей, говорил рано. Так откуда взялся этот прилив телячьей нежности?

Сомов аккуратно прижимает меня к своей груди и гладит по спине, не обращая внимания, что я не шевелюсь и не пытаюсь обнять его в ответ.

Не скажу, что мне неприятны его прикосновения, но меня словно обнял знакомый, с которым давно не виделись. Вроде бы давно знаешь человека, но поверхностно, и его чрезмерное проявление чувств вызывает неловкость.

— Танюш, — шепчет на ушко, — может, ну его, этот развод? Раз так получилось.

Упираюсь Алексею в грудь, и он послушно отходит. Поверить не могу в то, что услышала. Сомова совсем не смущает, что у него есть пассия, с которой он несколько месяцев мне изменял и которая ждет его дома, возможно, скучая.

Плюнул на мои чувства, теперь плюет на ее. Как доверять такому человеку?

— Мы опаздываем, — произношу холодно и разворачиваюсь к ЗАГСу.

— Танюш, постой, — Сомов хватает меня за локоть, — давай еще раз все обсудим.

Вырываю руку. Нечего обсуждать. Если и зарождалась когда-то мысль о спасении брака, то после предложения собрать мои вещи и отправить их к маме, она была погребена под толщей обиды. Он ни разу не извинился, не пытался поговорить, когда я вернулась из командировки, свалив решение проблемы на родителей, а спустя два с половиной месяца потянуло на выяснение отношений.

Последние годы моя уверенность в Леше, как в надежном сильном плече, таяла, пока совсем не исчезла. И накручивать себя — не шляется ли он по бабам, пока я беременная сижу дома — не хочу.

А может… может отец не Сомов. Я даже шаг замедляю от этой мысли.

С Лешей мы занимались сексом в лучшем случае раз в месяц и всегда предохранялись. А с Владом дважды без защиты.

Есть шанс, что за неделю до командировки, во время наших вяленьких постельных утех порвался презерватив, но почему-то верится с трудом. Возможно, мне просто хочется, чтобы отцом оказался Влад. Лешино предательство занозой засело в сердце, и не дает принять факт, его возможного отцовства.

— Леша, не беги так за ней, — раздается за спиной запыхавшийся голос Антонины.

Впервые я с ней согласна — нечего за мной бегать.

Не успеваю взяться за красивую резную ручку ЗАГСа, меня опережает Леша. Галантно открывает массивную дверь и пропускает вперед. Зависаю на секунду. Думаю, завтра на Землю упадет метеорит. Сомов манерами не обременен. Только для показухи и только перед важными гостями отца.

— Лешенька, что стоишь? Проходи, — елейно говорит, уставшая ждать Антонина.

От ее голоса зубы сводит. Мужчине двадцать семь лет, а она разговаривает с ним как с грудничком. Если бы со мной так обращались, сгорела бы от стыда, а «грудничок» ничего, улыбается во все тридцать два и показывает жестом, чтобы я проходила.

Мы опоздали, и милая девушка попросила нас немного подождать, потому что перед нами зашла пара, подавать заявление на брак. Надеюсь, они недолго, не хочу задерживаться в обществе Сомовых. Заберу свидетельство о разводе и рвану на автобус к родным.

Отхожу от дружного семейства, скрываясь за поворотом, и любуюсь в окно на цветущий сквер, где молодожены с гостями фотографируются и отмечают только что заключенный союз. Такие счастливые и беззаботные.

— Лешенька, ну что ты все к ней рвешься, — раздается недовольное шипение Антонины. — Послушай, не нужна тебе эта кошка драная, — голос становится заискивающим. — А ребеночка мы у нее заберем. Сейчас и с папами детишек оставляют. В суд подадим. Заработок у нас больше, условия проживания лучше. Такой как она нельзя доверять детей. Суд поймет, примет нашу сторону. Если что, папа поможет.

Стою ни жива, ни мертва. Будто оглушили.

У кого заработок больше? У Леши?

Так это я обеспечивала всем дитё великовозрастное. На меня денег никогда не оставалось.

Сомова смогла обеспечить, и ребенка смогу. Кроха моя и только моя. Никому не отдам, буду бороться до последнего.

Гнев достигает точки кипения. Готовлюсь высказать Антонине, куда и как глубоко она может катиться вместе со своим дорогим сыночком. Уже делаю шаг из своего укрытия и застываю. Распахивается дверь, и появляется счастливая пара, подававшая заявление.

Мой гнев, ослепительно вспыхнувший, постепенно угасает. Из-за злобной Мегеры я чуть не устроила прилюдный скандал, а мне нельзя нервничать.

Подхожу, к замершей парочке, и холодно произношу:

— Вы к ребенку и на километр не подойдете. Алексей не его отец.

Судя по бегающим глазам, Сомовы не ожидали, что я услышу их разговор. Антонина берет себя в руки первой, принимая воинственный вид, говорящий: ну услышала, и что? Леша стыдливо изучает глазами начищенный до блеска мраморный пол.

Но когда первый шок проходит, и смысл моих слов долетает до их сознания, вижу, как вытягивается Лешино лицо, а в глазах появляется разочарование с налетом грусти. Что не укладывается в моем сознании. Он же сказал, что больше не любит, так откуда сейчас взялись эти эмоции.

Зато Антонина торжествует. Всеми фибрами души чувствую, как ее разрывает от желания пуститься в пляс и всему миру объявить: «Я же говорила, что моя невестка шлюха/дрянь/кошка безродная/провинциалка». Нужное подчеркнуть.

Только я не испытываю мук совести. Сомов безапелляционно сказал — развод. Спасать было уже нечего, и я поддалась искушению. Конец истории.

Теперь меня ждет новая жизнь. Без Леш, Владов и, тем более, Антонин. Жизнь, наполненная детским смехом и топотом крохотных ножек.

15

— Таня, подожди!

Ускоряю шаг, досадуя на Лешу. То он слушается мамашку во всем, то решил игнорировать ее советы — за мной не бегать. Хочется побыстрее оторваться от них и уехать, но мне еще маршрутку ждать.

У самой остановки Сомов меня догоняет и преграждает путь.

— Танюш, давай подвезу. Тебе же на вокзал?

— Не стоит, — решительно отказываюсь и пытаюсь обойти бывшего (слава Ктулху) мужа.

— Да, остановись ты хоть на минуту, — Леша делает шаг, не давая пройти к вожделенной остановке. — Нельзя тебе трястись в душном автобусе. Я подвезу тебя, и мы поговорим.

— А твоя мать будет суфлировать? Нет, спасибо.

— Я отправлю ее на такси.

Леша берет меня за руку и утягивает вглубь парковки. Я даже не сопротивляюсь, шокированная его ответом.

Высшие силы ответьте, что случилось с мужиком, который бегал за мамочкой, ловя каждое ее слово? Может это брат близнец или киборг из будущего?

А Сара Коннор в ближайшей клумбе не прячется?

В салоне Ренджа чисто, приятно пахнет кожей и комфортно от работающего кондиционера. Удобнее устраиваюсь на сидении, надеясь, что Леша в тишине довезет меня до вокзала и больше я его не увижу. Но надежды рушатся, как только бывший встраивается в поток машин.

— Тань, ты уверена, что ребенок не мой?

Тяжело вздыхаю. В первую очередь ребенок мой и точка. Мне не нужны алименты или другие подачки. Уверена, справлюсь сама. Зачем мусолить этот вопрос?

Бросаю на Алексея быстрый взгляд. Аккуратно уложенные светлые волосы, нос с горбинкой, ямочка на гладко выбритом подбородке, тонкие губы. Очень привлекательный мужчина. Серые брюки и белая рубашка идеально отглажены. Интересно, кто постарался — мама или любовница. Ни за что не поверю, что он сам взялся за утюг.

Не могу понять, что за человек сидит рядом со мной. Леша больше не тот веселый и беззаботный парень, с которым я познакомилась. Не тот мужчина, с которым я жила. Что-то изменилось. Взгляд стал более серьезным. А отказ подвезти мать ради разговора со мной — это что-то за гранью фантастики.

Машина плавно тормозит на светофоре, и Леша переводит на меня вопросительный взгляд. Точно, надо же ответить.

— Нет.

— Тогда может попробуем…

— Не попробуем, Леш, — обрываю раздраженно, — не получится склеить то, что мы разрушили. Давай спокойно разбежимся без скандалов и упреков.

Складывается ощущение, что моя беременность подкорректировала Сомову память. Предлагает наладить отношения, совершенно забыв про свою Елену.

— Танюш, я не собираюсь ссориться, — мягко говорит Сомов, — я хочу участвовать в жизни малыша.

Как же убедить бывшего оставить меня в покое?

Его ребенок или нет, я не хочу, чтобы Леша присутствовал в моей жизни. За ним тянется эмоционально-тяжелый прицеп в виде Антонины. Если она продолжит меня донимать, я не уверена, что не окажусь в психушке или тюрьме. Так и слышу: ты неправильно пеленаешь, не тем кормишь, не тому учишь. Аж ледяной озноб побежал по спине.

— Леш, — вздыхаю тяжело, — с большей вероятностью он не твой.

— А чей? Байдина?

Кашляю, поперхнувшись воздухом.

— Что за бред? При чем здесь Антон Николаевич? — спрашиваю хрипло.

— Ты осталась там работать, хотя недолюбливала начальника, — Леша протягивает мне бутылку воды, и я с жадностью припадаю к горлышку. — А еще я как-то заезжал к тебе, но Люда сказала, что ты с Байдиным уехала и добавила, что вы часто запираетесь у него в кабинете.

— Нашел кого слушать. По ее мнению, если мужчина и женщина остались наедине дольше минуты — значит между ними что-то есть.

Замечаю впереди перекресток, на котором надо свернуть к автовокзалу, и облегченно откидываюсь на сидении, прикрыв глаза. Почти приехали, осталось чуть-чуть потерпеть.

Жду, когда меня поведет в сторону на повороте, но что-то слишком долго мы до него едем и скорость не сбавляем.

— Ты проехал перекресток, — замечаю раздраженно, распахнув глаза.

— Довезу до поселка.

Инициатор, блин. Чтобы раньше допроситься отвезти меня к маме, приходилось уговаривать несколько дней. Потом вставать ни свет ни заря, чтобы, не дай бог, не остаться там ночевать. Видите ли, ему не нравится сельская жизнь, и дед заставляет помогать по хозяйству.

— Так между вами ничего нет? — невозмутимо спрашивает Леша.

— Никогда не было и сейчас нет, — отвечаю устало.

— А почему ты не уволилась? — продолжает настаивать. — Ты говорила, что он некомпетентный начальник и отвратительный человек. Что изменилось?

В голосе бывшего начинает проскальзывать раздражение, и я напрягаюсь. С каждым вопросом ожидаю, что Леша взорвется и начнет скандалить. Вообще удивительно, что он так долго спокоен.

Заставляю себя не нервничать, делаю несколько глубоких вдохов и говорю ровным голосом:

— То, что он это признал и попросили о помощи. Пока я помогала ему втянуться в работу, поняла, что шеф не тупой, он намеренно саботировал работу, которую навязал отец. И у него была идиотка с ипотекой, — указываю на себя пальцем, — которая тряслась за свою должность. Сейчас все изменилось: если мне приходится задерживаться в офисе, то это оплачивается, и работу домой беру только по собственной инициативе.

Замолкаю, чтобы перевести дух. Мы так долго не разговаривали приблизительно полгода.

— Тогда кто отец, Тань? — Леша поджимает губы и стискивает челюсть, бросая на меня быстрый взгляд.

Устремляю взгляд на проплывающий пейзаж и молчу, потому что не вижу смысла отвечать. Леша не знает Влада. Я и сама не знаю Влада. И никогда его больше не увижу, хоть сердце отчаянно не желает принимать эту истину.

Остаток пути проходит в напряженной тишине, и как только Рендж тормозит у родного забора, я тут же покидаю салон. Прежде чем захлопнуть дверь, ловлю умоляющий Лешин взгляд. Ему почему-то важно услышать ответ.

— Это случилось в командировке. После того как ты сказал, что мы подадим на развод.

Леша облегченно выдыхает, словно информация, что мой любовник живет в другом часовом поясе что-то изменит. Словно расстояние сможет стереть факт измены и увеличить Лешины шансы на отцовство.

Если бы все было так просто.

— Тань, — Леша выходит следом, и я готова застонать от его настойчивости, — давай хотя бы попробуем остаться друзьями. Если тебе что-нибудь понадобится ты всегда сможешь обратиться ко мне за помощью. Ты хорошо меня знаешь.

Вот именно. И это говорит в пользу того, чтобы внести номер в черный список.

— Леш, чего ты хочешь? — пристально вглядываюсь в его глаза. — Последние месяцы мы почти не общались. Каждый был занят только собой, если это не касалось оплаты счетов. Почему сейчас ты так рвешься наладить отношения?

— Лена помогла мне понять, что я поступал с тобой некрасиво…

Низкий поклон любовнице. Вспомнил-таки про нее.

— … Она познакомила меня с одним человеком, он помог мне измениться, стать мужчиной…

Господин Станиславский, простите за плагиат, но… НЕ ВЕРЮ!

— …который берет ответственность за свои поступки. Я был плохим мужем, но хочу попробовать стать хорошим другом. И если ребенок от меня — участвовать в его жизни.

Впадаю в ступор. Каким еще другом? Кто промыл ему мозги?

Леша пользуется моим замешательством, нежно обнимает за талию и целует в уголок губ.

— Подумай над этим, хорошо? — мягко шепчет, заправляя прядь за ухо и гладя по щеке. — Давай я заберу тебя в воскресенье.

Отстраняюсь, сбрасывая оцепенение и руки бывшего.

— Не надо, Леш. Я сама доберусь.

16

— И что это было?

Не успеваю закрыть калитку, как ко мне подходит хмурая Алена.

— И я рада тебя видеть, сестренка, — улыбаюсь и распахиваю объятия, в которые тут же попадает рыжий вихрь.

Алена отстраняется, продолжая сверлить меня взглядом и требовать ответа.

— Я не знаю, Лель, — отвечаю с тяжелым вздохом. — Где все?

— На огороде, тебя только через час ждут. Меня сегодня не дергали, но я вызвалась приготовить обед.

— Пойдем, помогу, — беру сестру под локоть и подталкиваю к дому.

— Тань, ты от темы-то не уходи, — Леля послушно топает за мной, но допрос прекращать не собирается. — Ты его простила?

— Нет. Он просто подвез.

— Если Сомов сюда приехал, то все совсем не просто.

Я с ней полностью согласна, и знаю одну из причин его внезапной заботы, но пока не хочу говорить. Соберемся за столом, и объявлю о своей беременности. Надеюсь, родственники хорошо воспримут эту новость.

Переодевшись в домашнюю одежду, которую храню здесь, иду на кухню, где уже витают запахи еды. Желудок начинает урчать, намекая, что утром в него упало слишком мало, а питаться теперь надо за двоих.

Встаю рядом с Лелей, доставая нож и разделочную доску. Как в старые добрые времена. Она чистит картошку — я режу.

Пока готовим и накрываем на стол, болтаем о всякой ерунде. И я очень благодарна, что сестра больше не спрашивает о Сомове, потому что не знаю, что отвечать.

Поведение бывшего не укладывается в голове. Сам решил привезти, предложил забрать послезавтра, еще и дружбу какую-то приплел. Бред какой-то.

Наконец, вся семья собирается за столом. Дедушка, как всегда, сидит во главе, справа от него бабушка и я, а слева мама и Алена. В редких случаях напротив деда сидел Леша.

— Ну что, Танюшка, развелась? — зычно спрашивает дед, накладывая себе две котлеты, игнорируя наши недовольные взгляды и такие же котлеты на пару.

Недавно врач порекомендовал сократить количество жареной еды из-за проблем с желудком, но дед сопротивляется. Я киваю на его вопрос, и дедушка, довольно хлопнув в ладоши, поворачивается к маме:

— Тогда отметим. Верунь, неси наливку, хряпнем под горяченькое.

— Какая наливка, — строго говорит бабушка, — нашел праздник.

— Когда избавляешься от такого как Сомов — это праздник почище свадьбы. Вера, — настойчиво обращается к маме, — наливка.

Мама не двигается с места, продолжая невозмутимо накладывать себе салат, ожидая окончательного вердикта в споре между старшим поколением Казанцевых.

— Какого такого? — прищуривается бабушка.

— Оболтуса рукожопого.

Мы с Лелей прыскаем от смеха. Откуда дед Вася в своем почтенном возрасте знает такие слова?

— Чего смеетесь? Я разве неправду сказал? — дедушка хмурит кустистые седые брови. — Я его один раз попросил с крышей помочь, у меня тогда спину прихватило, так он мне чуть весь сарай не развалил. А лопату вообще в руки давать боялся. Думал, возьмет не той стороной еще голову себе оттяпает, а я отвечай. Так что, — дедушка несильно бьет кулаком по столу, — хочу наливки. Я ее для особого случая берег.

Бабушка закатывает глаза, в которых сверкают веселые искры, и говорит, так же ударив по столу:

— Старый, не наглей. Развод — не особый случай.

— А я говорю, особый, — дед притворно надувает губы и обиженно говорит. — И я не старый. Я еще ого-го.

Вообще-то дедушка прав. Он — еще какой ОГО-ГО. В свои шестьдесят семь выглядит гораздо моложе. Статный и пышущий здоровьем он даст фору многим сорокалетним мужикам. Это бабушка у нас хрупкая как фиалка. Правда, терпеть не может это сравнение.

Не скрывая улыбки смотрю на родных, не переставая закидывать в себя вкусности со стола. Я так соскучилась по препирательствам бабушки и дедушки, которые всю жизнь подтрунивают друг над другом, по невозмутимому лицу мамы, наблюдающей за этим. По беззаботному смеху и легкости в душе.

В сердце зреет ком счастья, готовый взорваться и заполнить все вокруг солнечным теплом.

— Мам, неси наливку, — громко объявляю я, — повод есть, но не тот о котором говорит дедушка, — на меня устремляется четыре пары удивленных глаз, и я набираю в грудь побольше воздуха, — я беременна.

Секундные замешательство и недоумение сменяются радостными криками, поздравлениями и объятиями. Мама тут же срывается за вожделенной дедом наливкой.

— Захвати вишневый компотик для Танюшки, — кричит бабушка вслед.

Вокруг меня начинают носиться, будто я новогодняя елка. Кто-то подкладывает еду, кто-то целует в макушку, кто-то щиплет за щеку. В глазах рябит от этой кутерьмы, словно перед лицом взорвали фейерверк: то тут, то там вспыхивают разноцветные искры.

Появляется мама, нагруженная не только наливкой и компотом, но и какими-то вареньями-соленьями. Подскакиваю, чтобы помочь, но сильные дедушкины руки пригвождают к стулу.

Когда часть зимних запасов занимает свое место на столе, начинается бомбардировка.

— Тат, какой срок? — спрашивает сияющая Алена, откусывая соленый огурчик.

— Приблизительно два с половиной месяца.

— И ты молчала, — бабушка укоризненно качает головой.

— Ба, я только сегодня узнала. Я к Гале с болями обратилась. Во вторник пойду на прем и потом все расскажу.

— А недоумок твой в курсе? — вдруг спрашивает дед.

Замираю с вилкой у рта и кошусь на Лелю. Она ловит мой взгляд и задумчиво прищуривается, прокручивая в голове весь наш разговор. Моя заминка помогает ей вспомнить, что было два с половиной месяца назад, и хитрая улыбка расплывается на лице.

Сестра слегка кивает, давая понять, что я могу сказать правду, она в любом случае меня поддержит. Откладываю прибор и с трудом проглатываю кусок котлеты.

Что-то в горле пересохло. К чему бы это?

— Недоумок в курсе, — от волнения голос немного садится, и я делаю глоток любимого компота, оттягивая нелицеприятное признание. — Но, возможно, отец не он. Более того, я на это надеюсь.

Тишина длится от силы пару секунд, а затем со всех сторон начинают сыпаться вопросы. Кто он?.. Что он?.. Как он?.. Где он?.. Не успеваю и рта раскрыть.

— Хватит! — громко прерывает всех Алена. — Если Тата захочет, она расскажет. А сейчас поумерьте любопытство и приостановите словесную бомбардировку. Танюшка побледнела вся.

— Ох, — мама всплескивает руками, — и правда. Дочь, ты извини, — мама тянется через стол и накрывает мою ладонь, — сама знаешь какие мы любопытные. Если не хочешь, можешь не говорить, главное не волнуйся.

Рассказываю вкратце историю знакомства с Владом, упуская большую часть деталей. Слишком уж они интимные.

— Это ведь было не из мести? — настороженно спрашивает мама.

Если бы это было так, уверена, она бы сильно во мне разочаровалось.

— Нет, мам. Просто… — подбираю слова, чтобы правильно описать свои чувства, — когда мы столкнулись с Владом, меня будто шаровой молнией ударило. Не могла выкинуть его из головы. А потом Сомов без лишних предисловий объявил — развод, — я опускаю глаза, сосредотачиваясь на одинокой помидорке в моей тарелке и часто хлопаю ресницами, прогоняя слезы. — Я столько боролась за финансовое благополучие нашей семьи, что сил побороться за саму семью уже не осталось. Что-то надломилось внутри, а Влад оказался рядом.

Над столом повисает гнетущая тишина. Все пытаются осмыслить и принять мои слова. Надеюсь, я их не разочаровала, ведь нас с Лелей не так воспитывали. Измена неприемлема будь то любовь или дружба. Прошли чувства — объяснись с человеком, но не смей делать гадости за спиной.

Я прекрасно понимаю, что оправдаться перед близкими и перед собой детской фразой «Лешка первый начал» — глупо.

— Ой, ну вся в мать, — бурчит дедушка, разрывая гнетущее молчание.

Фраза прозвучала абсурдно, ведь я приемная. Но мысль об этом как зародилась, так и умерла, не успев сформироваться до конца. Я не воспринимаю этих людей чужими. Они моя единственная любящая семья. Другой я не знала.

— Эм-м… Дедуль, что имеешь ввиду? — спрашивает Алена.

Да, мне бы тоже хотелось узнать ответ.

— Влюбилась без памяти с первого взгляда, — дедушка досадливо взмахивает рукой и тянется к наливке. Разлив по стопкам, опрокидывает в себя и закусывает огурцом, устремляя задумчивы взгляд в окно.

— Не то, чтобы с первого, — оправдывается мама, — просто я долго не обращала на него внимание. Вообще ни на кого, если честно. Вся в учебе была. Саша в параллельном классе учился и жил недалеко от нас. Он меня от местной шпаны как-то спас, и я взглянула на него другими глазами.

— Каждый день стал ее провожать до дома, — недовольно говорит дед, — я думал — погуляют и разойдутся, пока не увидел, как они целуются, — мама недовольно поджимает губы, но молчит, а глава семейства, выпив еще наливки, продолжает рассказ. — Мы Вере запретили с ним видеться, а она сбегать начала.

Ничего себе, какие подробности. Оказывается, наша мама была бунтаркой. Мы никогда не слышали, что первой любовью мамы был не Иван — ее муж, а кто-то другой.

— Саша, не сделал ничего плохого, и я до сих пор не понимаю, чем он вам не угодил, — с обидой говорит мама.

— Вер, его мать была алкоголичкой, — в разговор вступает бабушка.

У меня складывается ощущение, что про нас с Лелей забыли, а мы сидим как мышки и впитываем новую информацию.

— И что? — восклицает мама. — Это делает его плохим человеком? Если бы он был тем хулиганом, которым вы его называли, не стал бы он защищать меня от тех парней. Когда его мама замерзла на смерть, вы не разрешили мне его поддержать. И попрощаться тоже, когда его отец забирал в Москву.

Она злится, и в глазах блестят слезы. Наверное, Александр действительно был хорошим человеком, если мама защищает его. А может быть даже любит до сих пор, ведь первая любовь самая яркая.

— То же мне отец, — недовольно фыркает дед, — женатый мужик нашел себе командировочную грелку. А эта дура молодая еще и забеременела. Все ходила по поселку, говорила, что скоро приедет богатый женишок и заберет ее с сыном в огромный коттедж. Только годы шли, и она постепенно начала осознавать, что сказки не будет, и бутылка беленькой стала милее.

— А ты, закончив школу, поехала на его поиски в Москву, — осуждающе произносит бабушка, и мама бледнеет. — Думала, мы поверим, что в столице лучшее образование. Так-то оно так, но мы знали, что первостепенная цель была другая. И хорошо, что ты его не нашла. Ванюшу встретила, Лелечку нам подарила.

— Я ни о чем не жалею, — голос мамы дрожит, — Ваню я до сих пор люблю и уважаю. Жаль, что он погиб так рано. Но мне было очень больно от того, что мои родители, которые никогда не верили сплетням, поставили крест на парне, не попытавшись с ним познакомиться. Да я хотела его найти и, в первую очередь, извиниться перед за то, что, как и весь поселок, отвернулась от него.

Мама вытирает скатившуюся слезинку и, с шумом отодвинув стул, уходит в свою комнату.

17

Неожиданный поворот получил наш обед. Сидим, окруженные давящей атмосферой, и не знаем, что делать.

Из другой комнаты слышится мелодия звонка, и Леля срывается с места, что действует на всех как спусковой механизм. Бабушка и дедушка уходят к маме, кажется их ждет откровенный разговор. А я решаю убирать со стола. Нужно чем-то занять руки.

Бедная моя мамочка. Несчастная первая любовь, а затем смерь мужа, с которым прожила всего два года.

С Иваном они поженились рано, когда мама забеременела на первом курсе. Он уже заканчивал институт и собирался работать у отца в строительной фирме. Не сложилось. Компанию отобрал какой-то криминальный авторитет. Гибель свекров заставила молодых скрыться в Сургуте, где Иван получил коммуналку от предприятия. Спустя два года он погиб из-за несчастного случая на стройке, где работал. Мама кое-как собрала себя по кускам и вернулась на учебу уже в сургутский педагогический. Бабушка практически переехала к ней на четыре года, чтобы помогать с маленькой Аленой

— Таня, — раздается за спиной голос мамы.

Я вздрагиваю и роняю тарелку, которая тут же разбивается.

Углубившись в свои мысли, я не слышала, как она зашла на кухню. Наклоняюсь, чтобы подобрать осколки, но меня останавливает мама.

— Прости, что напугала, — тихо говорит она. — Я уберу, а ты чайник поставь.

— Все в порядке?

— Да, мы с родителями поговорили и, кажется, разобрались, — мама нежно треплет меня по голове и улыбается, — прости, что испортила такой важный день.

— Ничего ты не испортила. Для этого у меня есть Антонина, — мама вопросительно выгибает брови, и я начинаю объяснять. — Сегодня случайно услышала, как она науськивает Лешу забрать у меня ребенка. Поэтому я надеюсь, что он от Влада.

— Вот мерзкая гадюка. Что собираешься делать?

— Для начала узнаю у Гали можно ли на стадии беременности безопасно сделать тест ДНК. Потом покупка квартиры.

— Значит переезда в Москву не будет?

Снова испуганно вздрагиваю, в этот раз успевая поймать кружку, которую доставала из шкафа.

— До инфаркта довести хотят, что ли? — тихо бурчу и поворачиваюсь к сестре. — Прости, милая, не получится. Никто не возьмет на работу беременную женщину. Да, сейчас у меня на счете очень большая сумма, но купить квартиру сразу без кредита, я могу только здесь.

Леля угукает и что-то бурчит поднос. Не могу смотреть на поникшую сестру, подхожу и обнимаю ее за плечи.

— Зато у тебя появится повод приезжать почаще, — говорю ободряюще, — чтобы нянчиться с крестником или крестницей.

— Правда? — Леля поднимает на меня горящие глаза. — Я буду крестной?

Киваю ей, и на меня снова обрушиваются обнимашки.

***

Влад. Пять лет назад

Хожу по кабинету, как зверь в клетке. Два с половиной месяца, точнее восемьдесят три дня, я в нем практически живу, отрываясь от работы только, чтобы навестить Сашу. Он очнулся, буквально выкарабкался с того света, но все еще очень слаб, и врачи опасаются за его жизнь.

Каждый мой день похож на день сурка. Ранний подъем, офис, больница, снова офис, возвращение домой, порция алкоголя, чтобы была возможность забыться коротким сном. Забыть на три-четыре часа, что такое душевная боль, отчаяние и одиночество. Не могу лишиться Сашки, только не его.

Кручу в руках смартфон. Дико хочется позвонить кому-нибудь, услышать слова поддержки, но в телефонной книге таких контактов нет. Сразу вспоминается Таня. Я каждый день думаю о ней, но не могу связаться.

После неудавшейся аварии Даудов залег на дно и бьет исподтишка. Долбанный таракан. Не смог добраться до меня и Сашки, принялся за сотрудников. Несколько уже уволились, и я их не виню. К остальным приставлена круглосуточная охрана, на что тратятся огромные ресурсы компании. Если дальше так пойдет, то я разорюсь, и Даудову некого будет терроризировать.

Я мог бы позвонить Тане, просто поговорить, узнать думает ли она обо мне так же часто как я о ней или выкинула из головы как Карина когда-то. Но Кир прав, нельзя подвергать ни в чем не повинную женщину опасности. Нас связывает всего одна ночь, Рыжик могла вернуться к мужу, в чем я сильно сомневаюсь, и рисковать ее жизнью из-за моего помешательства я не намерен.

— Влад, — в кабинет без стука входит Кирилл, и мне приходится вынырнуть из пучины депрессии и вернуться в реальность.

— Что?

— На Лебедева было совершено покушение.

— Как он?

— В порядке, — друг садится на диван и устало откидывается назад, — предупрежден — значит вооружен. Охрана сработала оперативно.

— От Котова есть новости? — сажусь рядом и повторяю позу Кира.

— Тоже нет, — я с силой ударяю кулаком по мягкой обивке, и друг ободряюще сжимает мое плечо, — ты знаешь, он роет землю.

— Медленно роет. Давно пора кончать с Даудовым, — произношу устало и смотрю на телефон, зажатый в кулаке.

— Хочешь как можно скорее ей позвонить? — догадывается друг.

— Дело не только в этом. Из-за этой гниды Сашка балансирует на грани смерти. И еще я недавно понял, что у меня сотни контактов в телефоне, но нет того, с кем можно поговорить по душам.

— А с ней можно?

Я понимаю сарказм друга, но не знаю, как ему объяснить, что я почувствовал, впервые заглянув в голубые глаза. Будто кувалдой по темечку. Засела в мыслях, сердце и, чего греха таить, в яйцах. Я теперь ни на одну женщину не могу нормально смотреть. Недавно, когда одиночество достигло апогея, и стало физически сложно находиться в пустой квартире, я пошел в бар недалеко от дома. Думал выпить и, возможно, найти кого-нибудь на ночь. Но ни одна женщина не смогла удержать мое внимание дольше пяти минут.

В мыслях только Таня. Я прокручиваю события от нашего знакомства до совместной ночи, как наркоман.

— Возможно, — отвечаю уклончиво.

— Влад, не дури. Вы знакомы пару дней, провели одну ночь — этого мало, чтобы говорить такое. Ты ее совсем не знаешь.

— Мог бы узнать.

Кирилл смотрит на меня как на больного, не понимая мое упрямство. Наплевать. Пусть думает, что хочет.

— Ладно, — друг обреченно вздыхает и достает телефон. — Хватит разводить траур.

Смотрю на него недоуменно с каплей надежды. Неужели сжалился и даст позвонить?

Кир показывает жестом, чтобы я молчал, и включает громкую связь. По кабинету тут же разносятся длинные гудки, каждый из которых бритвой полосует нервы.

— Алло, — из динамика доносится недовольный мужской голос.

— Докладывай, — коротко, не здороваясь, бросает Кир.

— Че докладывать?

Что это, черт возьми?! Я надеялся на мелодичный ласковый голос Тани, а слушаю прокуренного гопника. Волком смотрю на Кира, ожидая хоть каких-то объяснений, но получаю лишь знак молчать.

— А за что я тебе деньги плачу? — рычит друг.

— А-а-а, Кирюх… Это ты?

Кирюх? Как фамильярно. Не знал, что у Лаврентьева в друзьях имеется такой контингент.

— Артем, давай скорее, — Кир обхватывает переносицу двумя пальцами, — у меня мало времени.

— Рыжая мотается дом-работа-дом. Вчера какой-то хахаль на Рендже повез ее в деревню. Все.

— Кто он?

— Без понятия.

— Как выглядел?

— Ну, белобрысый такой.

— Что делали?

— Приехали, засосались, она ушла, он уехал.

Кирилл переводит на меня обеспокоенный и в то же время торжествующий взгляд. Мол, получите доказательства, что вас, Владислав Андреевич, использовали и забыли, но я все равно за вас переживаю, как за друга сердечного.

Только мне все равно. Я этому гопнику не доверяю. Мало ли что он увидел, нужны доказательства. Устало тру виски, пульсирующие болью. Не понимаю, что за спектакль для меня устроили.

Словно подслушав мои мысли, Кир спрашивает:

— Фотки сделал?

— Да, вечером пришлю. Я сейчас занят. Такую цыпочку снял… м-м-м, — доверительно хвалится гопник, будто это может быть кому-то интересно.

— Постой-ка, — рычит Кир, — в каком смысле снял цыпочку?

Кабинет оглашает громкий квакающий смех, и я перевожу на Кира злой взгляд. Я, наконец, хочу понять: за каким хером я выслушиваю утырка. Хочется оборвать лягушачью арию, желательно кулаком. И из последних сил сдерживаю злость, чтобы не сорваться на друге.

— Кирюх, че ты как маленький? — все еще квакая от смеха, весело спрашивает гопник. — Я в баре с такой…

— В каком нахуй баре?! — ревет Кир. — Я тебе, кретин, за что такие деньги плачу?! — Артем мычит, пытаясь вставить слово, но Лаврентьев в бешенстве, а это значит Остапа понесло, и я не завидую шкуре гопника. — Чтобы ты присматривал за конкретной женщиной и в случае опасности вызывал своих коллег в форме, а не искал вагины в каких-то гадюшниках! Где сейчас Татьяна?

— Ну, наверное, там же. В деревне.

— Наверное?! Засунь свое «наверное», так глубоко, чтобы ни один проктолог не помог, и кузнечиком скачи защищать женщину. Или можешь считать, что это твой последний день.

— Да, у них там застолье какое-то, — мямлит Артем, — че на них смотреть-то. Я всего на часик отскочил. Никуда Рыжая не денется.

— Даю тебе десять минут, скинешь вчерашние снимки, — Кир немного успокоился и холодно чеканит приказы. — Если через час я не увижу свежее фото, где Татьяна жива и здорова, тебя уволю не только я, но и из полиции вышвырнут. И сменщику своему передай, чтобы не смел отлучаться.

Кир сбрасывает звонок и смотрин на меня виновато.

— Я правильно понимаю — ты приставил к Тане недоумка для охраны? — спрашиваю безэмоционально, указывая на телефон.

— Прости, Влад, но он единственный, кого я знаю в сургутской полиции. Думаю, после разговора, он будет ответственнее подходить к работе.

Обреченно роняю голову в ладони. Как можно доверить Танину безопасность такому как Артем?

Если Кирилл хотел меня успокоить, то получилось наоборот. Теперь я переживаю сильнее и хочу попросить Лаврентьева нанять профессионала или отправить на север одного из людей Котова.

Уже открываю рот, чтобы озвучить просьбу, но раздается робкий стук в дверь, и просовывается светлая голова Лизы — моего секретаря.

— Владислав Андреевич, прошу прощения. Вы говорили не беспокоить, но…

Лиза не успевает закончить, как ее бесцеремонно отталкивают в сторону и в дверях материализуется высокая стройная девушка.

Холодное аристократическое лицо, пепельные волосы собранные в строгую прическу на затылке, прямая спина, немного надменный взгляд. Выглядит знакомо, но чертоги памяти пока не выдают нужную информацию.

За спиной Снежной Королевы вырастает мощна фигура, и картинка, наконец, складывается воедино. Встаю навстречу незваным гостям.

— Герр Опенгер, — протягиваю ладонь для рукопожатия.

18

Джозеф Опенгер игнорирует мою ладонь и крепко стискивает в объятиях. Откровенно не понимая этой телячьей нежности, нерешительно похлопываю по могучей спине.

Немец, наконец, отстраняется, сжимает мои плечи, и, сочувственно заглядывая в глаза, произносит на ломаном русском:

— Влад, когда ты решил повременить с переездом, я и предположить не мог, что в твоей семье случилась такая беда. Очень сочувствую. Мы прилетели поддержать тебя. Ты же помнишь мою дочь Катю?

Блондинка тут же активизируется и подходит ближе, лучезарно улыбаясь. Только глаза остаются серьезными. Теперь я окончательно ее вспоминаю. На одном из приемов, куда я попал случайно, прилетев без предупреждения, Опенгер познакомил меня со своей семьей: русской женой Анной и дочерью. Тогда я не заметил в ней снобизма и холодности. Но возможно на мои взгляды повлияло знакомство с одной яркой и живой Ведьмой.

Киваю Кате, слегка приподнимая уголки губ. Приглядываюсь пристальнее, отмечая, что она очень красивая, как произведение профессионального скульптора. Хочется смотреть, но не хочется прикасаться.

Мое внимание привлекает движение сбоку. Лиза все еще топчется у двери, и я хватаюсь за возможность перевести тему.

— Чай? Кофе? — предлагаю гостям.

Не могу избавиться от ощущения подвоха. Эти люди свалились как снег на голову и рассыпаются сочувствием. Такого участия не проявили даже родные бабка с дедом, они быстро свалили за границу, когда узнали, что авария не случайна. Дед пару раз звонил, спрашивал о состоянии Саши, но ни разу не выказал желания вернуться и навестить кого-то из нас.

Лиза убегает выполнять заказ, и следом за ней встает и Кирилл, до этого молча наблюдавший нелепую картину.

— Извините, — произносит он, — но мне нужно ненадолго украсть Влада.

Благодарно улыбаюсь другу за возможность собрать мысли в кучу. Указываю гостям на диван и ухожу за Кириллом.

— Влад, что происходит? Ты их пригласил? — спрашивает он, как только я щелкаю замком соседнего кабинета для совещаний.

— Без понятия и нет — все, что я могу ответить.

— Неспроста это.

— Согласен. Кир, присмотришь за ними?

— Постараюсь. Ты сам знаешь, как много работы, — виновато оправдывается друг. Киваю, давая понять, что этого пока достаточно. — Попробуй узнать, что они хотят и знают ли о Даудове.

Снова киваю и возвращаюсь в свой кабинет. Специально захожу без стука, чтобы застать гостей врасплох.

За секунду до лучезарных улыбок успел заметить, что Джозеф грубо что-то втолковывал дочери, а Катя молча, сцепив губы его слушала. Очень любопытно, что случилось. Может она не хотела прилетать на Родину матери, но отец заставил. Если так, надо выяснить для чего ему это нужно.

— Герр Опенгер…

— Пожалуйста зови меня Джозеф и на ты.

— … Джозеф, зачем ты прилетел? — спрашиваю в лоб, хочу понять по лицам — соврут сейчас или нет и стоит ли копать дальше, выискивая скрытые мотивы.

Опенгер отставляет в сторону чашку с остатками кофе и сцепляет руки в замок, складывая их на коленях.

— Признаться честно, Влад, я прилетел не только, чтобы выразить поддержку, и Катю я взял не просто так, — на этих словах девушка слегка морщится. Не нравится ей что задумал отец, а мне теперь не нравится еще больше. — Когда ты сообщил, что не прилетишь из-за семейных проблем, я думал, поездка откладывается на несколько дней, максимум на неделю. К твоему приезду я подготовил бумаги для снятия с себя полномочий главы, а мой заместитель уволился.

— Джозеф, не мог бы ты перейти к сути, — тороплю его.

В глазах немца мелькает недовольство, но он быстро его скрывает и продолжает:

— В филиале неразбериха. Сотрудники шепчутся, что компания движется к банкротству, некоторые начали подавать заявления об увольнении. Я хотел лично тебя проинформировать, удостовериться в нелепости слухов и спросить, что ты решил по поводу филиала. Поедешь в Германию, наймешь кого-то для руководства или позволишь мне и дальше управлять?

Губы сами собой расплываются в ухмылке. Решил удостовериться, в нелепости слухов? Ля, ты крыса. Скорее, понять — стоит ли бежать с тонущего корабля.

Заставляю себя думать рационально. Идея нанять кого-то выглядит заманчиво, но на это нет ни времени, ни сил, ни ресурсов. Вводить в курс дела нового человека слишком долго.

— Джозеф, я не подписал бумаги о твоем вступлении в должность моего зама. Так почему ты забросил филиал, позволил сотрудникам разбегаться? — спрашиваю холодно. — Тебе надоело у нас работать?

Лицо Опенгера остается бесстрастным. Только плотно сжатые челюсти и раздувающиеся крылья носа выдают злость. Не нравится достопочтенному герру, что его отчитывает мальчишка, но грубить не решается.

Я специально намекаю, что могу легко его заменить. Пусть немного потрясется.

Немец давно относится к работе спустя рукава. Чем ближе дело подходило к моему переезду, тем легкомысленнее руководил Опенгер. Так его задело понижение в должности.

Мог бы и потерпеть несколько лет за ту же зарплату, но с меньшей ответственностью.

— Не надоело, — цедит сквозь сжатые зубы.

— Тогда, — я встаю, намекая, что разговор окончен, — наведи порядок в компании.

— Можешь не волноваться, — поднимается Опенгер и протягивает руку. — В самое ближайшее время я вернусь в Германию.

Мозг цепляется, что Опенгер имел ввиду только себя. Забыл про Катю? Любопытство гложет, зачем она прилетела, но не спрашиваю. Может забудет, что хотел использовать ее в своих подковерных играх.

Выходим все вместе из кабинета.

— Кстати, Катя прекрасный специалист по связям с общественностью, — начинает немец, когда мы оказываемся в лифте, и я понимаю, что рано обрадовался, — я подумал, что она могла бы стать связующим звеном между филиалом и головным офисом.

Перевожу взгляд на женщину, она нервно улыбается и теребит ремешок сумки.

— Да, — наконец, блондинка подает голос, — я могла бы остаться здесь и наладить связь. Вам не придется мотаться между странами, если возникнут проблемы, этим займусь я.

Мне не очень нравится эта затея. Предполагаю, что Джозеф хочет превратить дочь в Мату Хари. Если так, возможно, я смогу воспользоваться ситуацией в своих целях.

— Думаю, — произношу медленно, и Опенгерызастывают, ожидая решения, — это неплохая мысль. Мы могли бы попробовать.

Джозеф расплывается в довольной улыбке, уверенный, что теперь будет знать о компании все, а Катя сдержанно кивает и морщит аккуратный носик. Не хочется ей оставаться в России. Ох, как не хочется.

— Где вы остановились? Могу подвезти, — предлагаю я, когда мы оказываемся на подземном паркинге.

Опенгер небрежно отмахивается:

— Не стоит, — отказывается, бросая через плечо, — у нас водитель.

Их окружает плотное кольцо охраны. Интересно, они всегда так путешествуют или все-таки информация о Даудове просочилась? Надо бы пригласить их на ужин и Кирилла за одно. Он сможет ненавязчиво вытянуть из немцев нужные сведения.

Уже делаю несколько шагов, как до меня доносится обрывок фразы на немецком. Я знаю его не слишком хорошо, но достаточно, чтобы разобрать злобное шипение Джозефа:

— Ты что не могла быть поласковее? Забыла условия нашей сделки?

Дальше я не слушаю, жду, когда они отойдут подальше и, натянув на лицо дружелюбную улыбку окликаю Джозефа.

— Приходите завтра ко мне на ужин.

— О, мне очень жаль, — немец натягивает на лицо расстроенную маску, — я улетаю завтра. Но Катя, — добавляет слащавости в голос, — с удовольствием.

Ах, ты, старый хе… герр! Решил подложить под меня свою дочурку.

Обмениваемся с блондинкой телефонами, спрашиваю ее о любимых блюдах, изображая галантность, и, договорившись созвониться завтра, я покидаю «славное» семейство.

19

Таня. Пять лет назад

— Ой, Наташ, он трахался как зверь. В плохом смысле. Суетливо, дергано, кусал, лизал — и никакого удовольствия. Похоже Ленка ему совсем не дает, если мужик дорвался до меня, как до свежего мяса.

Я уже сорок минут слушаю славную повесть, как неизвестная мне Ленка попросила Люду проверить ее молодого человека — поведется он на заигрывания или нет. Блядовино, в свойственной ей манере, подошла к делу со всей ответственностью. Пошла на день рождения Ленки при полном параде и соблазнила-таки мужика.

Не понимаю только одного — зачем нужно было с ним спать. Как по мне хватило бы и того, что он клюнул на откровенный флирт и готов был к постельным утехам. Но нет, Людмила не остановилась, пока горе-мужик не расчехлил свой агрегат и не пристроил между гостеприимно раздвинутых ног.

С каждой минутой, с каждым произнесенным словом мне все сильнее хочется треснуть Людку по голове клавиатурой. Ее бахвальство бесит до скрежета зубов. Помогла разрушить чужие отношения, секс ей не понравился, зато радуется, будто в шоу «Голос» выиграла.

А главное, зачем мне нужна эта информация? Неужели нельзя обсудить все вечером.

— Таня, ты уснула, что ли? — недовольно говорит Люда, видимо окликнувшая меня не первый раз. Приходится вынырнуть из болота негодования и посмотреть на коллегу. — Отчет проверь, который я в общую папку скинула. Пожалуйста, — неохотно добавляет после заминки.

Открываю файл и сразу же вижу три ошибки, две из которых опечатки. Неудивительно, печатать и трепаться по телефону одновременно не каждый сможет. А Людка по внимательности и многозадачности ближе к салату, чем к Юлию Цезарю.

Прочитав половину отчета, понимаю, что его нужно полностью переделывать. Встаю из-за стола, беру сумку и говорю Люде на ходу:

— В отчете полно опечаток.

— Ну, так подправь, — говорит недовольно, оторвавшись от трепа с подругой, — неужели, тяжело исправить пару опечаток?

— Люд, — стараюсь не рычать, а говорить спокойно, — я прочла половину и почти в каждом предложении ошибка. Пожалуйста, отложи телефон и переделай работу. Через двадцать минут обет, сможете поговорить. А лучше делай это после работы. Я не хочу выслушивать про твое… — чуть не говорю блядство, но вовремя успеваю прикусить язык, — твои приключения.

— Наташа, я перезвоню. Тут праведница решила поучить меня уму разуму, — Людка медленно встает и как хищница двигается в мою сторону.

Я лишь закатываю глаза, не понимая, для кого она устраивает спектакль. Меня таким не напугаешь, может сколько угодно метать злые взгляды.

— А что такое, Танечка? — сладко поет, маскируя яд в голосе. — Завидуешь?

— Люд, не смеши. Мне все равно, чем ты занимаешься во внерабочее время. Но и обсуждай это тоже вне работы, — говорю искренне, особо выделяя последние слова. — Сама не работаешь — и мне мешаешь.

— Знаешь, Танюш, — Люда стряхивает с моего пиджака невидимую пылинку, — то, что у вас с Байдиным какие-то общие делишки, хотя все прекрасно знают какие, — кривится, будто лимон съела, — это не значит, что ты можешь распушить хвост и указывать кому и что делать.

— Люд, не суди по себе. Меня с Байдиным связывает только работа.

Снисходительно ей улыбаюсь и разворачиваюсь к двери.

— А ты вообще куда намылилась?

Людкины слова застают меня, когда я берусь за ручку.

— На обед. В отличие от тебя, я свой отчет уже отправила шефу на почту, — отвечаю с той же улыбкой, захлопывая дверь перед взбешенной коллегой.

Спокойствие, только спокойствие. Делаю глубокий вдох. Галя настоятельно рекомендовала оградить себя от негативных эмоций. Вряд ли злость из-за Людкиного гогота на весть этаж и последующий мини-скандал можно назвать положительными, поэтому лучше подумать о чем-нибудь приятном. О зефире, например.

Я и так с субботы вся на нервах. Когда утром семья встретила меня завтраком и поздравлениями с двадцати двухлетием, я не могла отделаться от чувства, что за нами наблюдают. Потом на прогулке с Лелей оно исчезло и вернулось вечером, когда на затянувшееся застолье заглянули третьи по счету соседи. Я даже дедушку попросила проверить не сидит ли кто-то за цветущей сиренью. Дед отмахнулся, сказав, что это соседские дети балуются, но все-таки сходил. Естественно, там никого не было.

В Сургуте стало спокойнее, и я решила, что непривычная тишина поселка ударила по нервам приступом паранойи.

Захожу в приемную Байдина, секретарши на месте нет, так что я стучу и заглядываю без предупреждения.

— Антон Николаевич…

— О-о-о, на ловца и зверь бежит, — перебивает он, — заходи.

— Я на обед хотела пораньше уйти, — топчусь в дверях.

Шеф встает, застегивая пиджак, и идет ко мне. Отмечаю, что с тех пор, как он перестал загуливать каждые выходные в клубах и барах, походка стала бодрее, а цвет лица здоровее. Байдин даже выглядеть стал моложе своих двадцати восьми.

— Не против, если составлю тебе компанию?

Киваю, и мы идем в ближайшее к офису кафе. Нам везет и удается занять столик у окна.

— Татьян, — говорит шеф, когда официантка, расставив на столике заказы, уходит, — ты знаешь, что Сергей получил должность моего зама только потому, что он мой друг.

Киваю. Не сложно было догадаться. Эти двое неразлучны как матрешка с ромашкой, и застать на рабочем месте было очень сложно.

— Как видишь, я решил, что пора взрослеть, — пока Байдин ходит вокруг да около, я поглощаю картофель по-деревенски, будто это последняя порция на земле, и честно сказать еда занимает меня сильнее, чем сидящий напротив шеф, — и хотел тебе предложить занять должность моего зама.

Вкусная картошечка, но не когда встает поперек горла. Меня скручивает в таком приступе кашля, что начинаю задыхаться, вздохнуть нормально не получается, из глаз льются слезы. Кажется, вот-вот умру.

Антон Николаевич подскакивает с места и услужливо хлопает по спине, но это не помогает, я продолжаю неистово кашлять.

На нас уже оглядываются многочисленные посетители, пришедшие на обед и работники кафе. Кто-то предлагает вызвать «скорую», но я машу руками и отрицательно мотаю головой, отказываясь от предложения.

Байдин аккуратно обхватывает мое лицо ладонями и, близко склонившись к моему лицу, настойчиво говорит:

— Успокойся, Таня, дыши медленно. Да, вот так.

От мужчины пахнет только что выпитым кофе, и почему-то это меня успокаивает, кашель постепенно отступает. Киваю ему, что уже все нормально и мне лучше, но прежде, чем занять свое место шеф берет со стола салфетку и заботливо вытирает подтеки туши с моих пунцовых щек.

Краснею до корней волос, смущаясь от действий Антона Николаевича. Это как-то слишком интимно для двух коллег. Особенно, если вспомнить, как он предлагал мне заработать повышение.

Забираю салфетку и достаю зеркальце из сумки, сама приведу себя в порядок. Шеф смущенно извиняется за свой порыв и занимает свой стул. По-моему, «скорая» нужна скорее ему, что-то он бледный и дышит тяжело.

— Антон Николаевич, — выдавливаю охрипшим голосом, — это очень заманчивое предложение, но я вынуждена отказаться.

Байдин недоуменно приподнимает брови, явно не ожидавший такого ответа. Учитывая как много, я работала, повышение стало бы отличной наградой за усердие. Но с моей стороны будет нечестно согласиться, а затем объявить, что ухожу в декрет.

— Татьян, во-первых, называй меня Антон, когда мы не в офисе и никого из коллег нет. Во-вторых, если ты волнуешься, что не справишься, то напрасно. И, в-третьих, я уже говорил с Геннадием Борисовичем, он не против.

— Антон Ни… — натыкаюсь на просящий взгляд и исправляюсь, — Антон, я не могу принять должность, потому что я беременна.

Байдин, до этого глотнувший воды, повторяет мою участь и начинает кашлять. Но его приступ проходит быстрее, и я наблюдаю, как его лицо шокировано вытягивается.

Хихикаю. Забавно, что о моем положении первым узнал именно он. Я вообще не планировала кому-то говорить, рано или поздно все заметили бы округлившийся живот, а потом я бы написала заявление на отпуск.

— Какой срок? — хрипло спрашивает Антон.

— Двенадцать недель.

— Хм, — Байдин задумчиво трет подбородок, внимательно разглядывая мое лицо, — поговорю с Борисычем, может он пойдет на уступку и даст повышение. Наймем нового финансиста на твое место, а Серега останется пока замом.

— Антон, к чему все эти трудность? Не стоит так заморачиваться.

— Нет, Тань, стоит, — твердо возражает шеф. — Я вел себя как последний мудак. Ты могла бы пожаловаться на меня Борисычу, и никакие знакомства мне бы не помогли. Я хочу тебя отблагодарить. И не возражай, — строго прерывает он, когда я открываю рот, — я знаю, ты хочешь повышение. И ты его заслужила.

Антон, поднимается, подходит к официантке, обслуживающий наш столик и стремительно покидает кафе. А я так и сижу, раскрыв рот, от удивления.

И сидела бы так и дальше, если бы не подошедшая Катя.

— Привет, Тань. А чего Байдин вылетел, как ошпаренный?

— Привет, Кать. Садись, расскажу.

Коллега не спешит принимать мое приглашение. Стоит, мнется, поглядывая себе за спину. Перевожу взгляд в том же направлении и замечаю Симонова, с которым я консультировалась на счет развода.

Кажется, тот звонок подтолкнул бывших одногруппников возобновить общение.

Антон Кириллович подходит и здоровается, и я вежливо приглашаю их за свой столик. К моему удивлению, он соглашается. Я-то думала у них что-то вроде свидания или встреча по работе, и моя компания будет лишней.

— Татьяна Ивановна, я так понимаю, раз вы мне не позвонили, развод прошел мирно.

Успеваю лишь кивнуть, прежде чем мой телефон начинает вибрировать на столе. Извинившись, отхожу в сторону.

— Алло.

— Здравствуйте, Татьяна, это Марина — риелтор. У меня плохие новости. Приоритетная квартира, которую вы собирались смотреть завтра вечером, сегодня была продана. Завтра в то же время мы сможем посмотреть остальные отобранные варианты.

Женщина произносит свою тираду холодно, без эмоций. Ей все равно, что жилплощадь мне нужна как можно скорее и желательно с хорошим ремонтом. На сколько помню, те варианты, что остались, очень неудобно расположены. Я их отметила только как запасные, рассчитывая именно на ту, что продали.

— Да, хорошо, — соглашаюсь без энтузиазма и возвращаюсь за столик.

— Тань, ты чего такая расстроенная? — спрашивает Катя, нахмурившись.

Рассказываю, что срочно хочу купить квартиру из-за беременности, но что-то невезет. Сначала меня поздравляют, а затем Симонов неожиданно говорит:

— Есть у меня один вариант. Квартира продается очень дешево, но требует капремонта. Недалеко, минут двадцать пешком. Могу договориться, вечером посмотрите.

Расплываюсь в улыбке и киваю, стараясь особо не надеяться, что меня все устроит. Я не рассчитывала на длительный дорогостоящий ремонт.

***

А ремонт предстоит глобальный. Несмотря на то, что трешка, из которой мы только что вышли, довольно дешевая, недалеко есть детский сад и школа, я все еще сомневаюсь.

Огромный минус в ней жил алкаш — дядя хозяина. Загулов в самой квартире он не устраивал, за этим строго следил сосед Владимир — полковник полиции на пенсии, но и за жилплощадью дядя не ухаживал. Если решусь покупать, ремонт предстоит глобальный: смена скрипучего подгнившего паркета, переклейка обоев, кафель в ванной и туалете, потолки, покупка мебели на все комнаты. Зато в доме недавно меняли водопроводные трубы. Стены и пол ровные.

Почувствовав приступ тошноты от резких запахов, я спускаюсь к подъезду подышать свежим воздухом, оставив Симонова и его знакомого Дениса в квартире.

Если сейчас не соглашусь на покупку, то послезавтра весь день потрачу, разъезжая по городу с риелтором. И не факт, что другие квартиры требуют меньших затрат.

Мои метания прерывает подошедшая Катя.

— Что думаешь?

— Не знаю.

— Если честно, я бы не сомневалась, — мягко говорит Катя. — Я уверена, что тебе в любом случае предстоит ремонт. Так не лучше ли сразу сделать его на свой вкус?

В принципе она права. Передо мной чистый холст, выбирай краски и рисуй в свое удовольствие. Времени только мало.

— Покупка без посредников, — Катя продолжает сыпать аргументами, — сэкономишь тысяч двести-триста. А то и больше. К тому же, — Катя забивает последний гвоздь в крышку гроба моих сомнений, — насколько помню после гибели папы, вас у мамы осталось двое, но она справилась.

И снова коллега права. Учеба, подработка и маленькая Аленка отнимали у мамы столько сил и времени, что она ни разу не выбралась в родной поселок. А потом распределение, три года работы за шестьсот километров от дома, и возвращение с двумя детьми. Никто в поселке и не заподозрил, что я приемная. Сами решили, что Иван погиб, когда мама была уже беременна мной. Мы не отрицали.

— Спасибо, Кать, — улыбаюсь, — сейчас Денис спустится, и я скажу, что согласна.

В это время звонит Марина. Будто чувствует, что клиент хочет соскочить с крючка.

— Татьяна, я звоню сообщить, что отпадает еще один вариант. Квартиру на Лермонтова забрала моя коллега. Срочное дело.

Во мне поднимается волна негодования. А у меня значит несрочное?

Риелтор называет несколько адресов и шустро болтая описывает их преимущества. Катя, услышав часть разговора, вбивает адреса в поиск и поворачивает ко мне экран.

Мое доверие к Марине, как к профессионалу и так подорвано, а увидев информацию на дисплее Катиного телефона, оно окончательно пропадает.

— Марина, — нагло прерываю собеседницу, — простите, но мне подходит ни один предложенный вариант. Когда я заполняла заявку на сайте, я четко указала критерии.

— Ну смотрите, — риелтор не сдается, а кому захочется терять процент с продажи, — свежий ремонт — есть, недалеко детсад…

— Ага, — опять прерываю, рассматривая одну из квартир, — до работы добираться с двумя пересадками, и полное отсутствие шумоизоляции.

— Ну, а другой вариант. Да, ремонт похуже, но все ваши условия соблюдены.

— Дом в аварийном состоянии. Почему вы скрываете от меня эту информацию?

— Да жильцы просто хотят выбить с государства денег. Там все не так плохо, — мямлит Марина.

Не так плохо? Похоже меня держат за идиотку. Я прекрасно вижу снимки недельной давности.

— Татьяна, — женщина теряет всю холодность и начинает практически умолять, — я подыщу вам идеальный вариант, дайте мне пару недель.

— Марина, — говорю холодно, — у меня нет времени. Я говорила, что беременна, а вы только что пытались втюхать мне новостройку на окраине и развалюху под снос. Варианты, которые я отметила, как приоритетные, вы либо отдали коллеге, либо продали, отодвинув меня как второсортного клиента. Сегодня же аннулирую заявку. До свидания.

Сбрасываю звонок, не удосужившись выслушать гневную тираду, которой разразилась Марина. К черту ее. Отчего-то так легко становится на душе. Наверное, потому что избавилась от мук выбора и некомпетентности шарашкиной конторы, в которую обратилась, поведясь на красивый сайт.

Катя одобрительно кивает и в поддержку сжимает мое плечо.

20

С огромным трепетом подхожу к новенькой двери своей новенькой квартиры. Три месяца прошло и, наконец, я могу взглянуть на конечный результат.

Гремя ключами, меня встречает прораб — лысый пузатеньки дядечка лет сорока. Он, волнуясь, вытирает со лба пот белоснежным носовым платком и протягивает связку от временного замка.

Если честно, ужасно нервничаю. Я с дуру сообщила хозяйке, что купила квартиру, и в ней заканчивается ремонт, и старушка быстренько нашла новых съемщиков. Вчера зашла и, недовольно поджав губы, поставила перед фактом — тридцать первого октября я должна освободить квадратные метры, кормящие бедную пенсионерку.

Пока трясущимися руками вожусь с замком, который немного подклинивает, на площадку выходят сосед дядя Вова и его внучка Варя.

Когда я впервые столкнулась с Вороновым, то решила, что не видать мне дружбы с соседями из-за устроенного мной ремонта. Владимир Петрович просканировал меня строгим взглядом, как рентгеном и устроил мини-допрос. Я отвечала, как в армии — быстро, четко и только правду и ничего кроме правды. Разве, что не добавляла товарищ полковник в конце каждого предложения.

А потом из квартиры выпорхнула Варька в воздушном сарафане и с длинной светлой косой через плечо, поругалась на деда, что он запугал бедную меня, и объяснила, что дедушка вообще-то милый одуванчик, пока его не допекут.

Допекать двухметрового плечистого полковника-«одуванчика» мне категорически не хотелось, так что я покаялась, что будет очень шумно, и приготовилась к буре. Мужчина лишь пожал могучими плечами, крякнул «ну что ж, бывает» и скрылся в квартире, подгоняемый полотенцем и причитаниями миниатюрной внучки.

С тех пор мы виделись еще несколько раз. Дядя Вова правда оказался добрым и отзывчивым человеком и пообещал, что присмотрит за выполнением ремонта.

— Что застыл, прораб, — гаркает полковник, — помоги девушке замок открыть. Напихают всякой китайщины, потом заедает.

От зычного голоса, бедный строитель снова покрывается испариной и, аккуратно оттеснив меня, приступает к борьбе с непослушным механизмом.

— Таня, как ты себя чувствуешь?

Из-за спины деда выглядывает Варвара-краса и смотрит на мое кругленькое Пузико, как я ласково его прозвала.

— Хорошо, — отвечаю ей, поглаживая живот, — Галя говорит богатырь растет.

— Нужна будет помощь, я всегда рада помочь. Обожаю возиться с детишками.

— Ох, зря ты это сказала. Буду эксплуатировать тебя и в хвост и в гриву.

Варька звонко смеется и пожимает плечами, мол, эксплуатируй сколько хочешь.

Смотрю на это воздушное создание, похожее на сказочную царевну не только именем, но и внешностью, и не могу поверить, что ей двадцать семь и она дипломированный педиатр.

— Готово, — раздается голос прораба, про которого я успела немного забыть.

С волнительным предвкушение ступаю за порог квартиры и застываю.

Идеально. Все как я хотела. А какая чистота, даже удивительно.

Думаю, это огромная заслуга дяди Вовы и его командирского тона. Не удивлюсь, если вся бригада отчищала каждый уголок зубными щетками.

В прихожей аккуратными рядками сложены кейсы с инструментами, что немного портит картину, но прораб, замечая мой взгляд, тут же начинает оправдываться:

— Сегодня же все уберут, — испуганно заверяет, поглядывая на дядю Вову за его спиной. — Оставили на всякий случай, вдруг подделать чего…

Обхожу все комнаты и остаюсь полностью довольной. На этой неделе привезут мебель, соберут, и можно обживаться.

***

— В смысле доставки не будет? — раздраженно спрашиваю я. — Мне обещали, что мебель будет во вторник. Сегодня среда.

После осмотра квартиры, весь следующий день я провела с телефоном в руках, ожидая звонка. А мне такое сообщают.

— У нас сломалась машина и все заказы сдвинулись на день-два, — виновато поясняет менеджер Светлана.

Я понимаю, что девушка не виновата, и срываться на ней неправильно, но я сегодня плохо спала, а утром Пузико решило, что маме завтрак ни к чему, и ее можно хорошенько попинать. Еле проглотила немного творога с фруктами. Да и хозяйка уже напомнила, что в следующую среду въедут новые жильцы.

— Светлана, мне как можно скорее нужно переехать, хозяйка съемной квартиры торопит. А в моей — стерильная чистота и нет даже табуретки. Не была бы беременна, спала бы на матрасе. Войдите в мое положение, посмотрите, как можно ускорить процесс.

Менеджер выдыхает тихое «ох» и просит подождать. Замираю в ожидании, слыша клацанье по клавиатуре, приглушенные разговоры и, наконец, Света говорит:

— Единственное, что могу вам предложить, это доставку мебели сегодня, но без сборки. Бригада сможет подъехать дня через два.

Хочется материться. Громко и со вкусом. Что я буду делать с грудой панелей? Но вариантов других нет, так что соглашаюсь и завершаю вызов.

Откидываюсь в рабочем кресле, радуясь одиночеству в кабинете. Не знаю, как Байдин уговорил Борисыча меня повысить, но в начале августа нас с Сергеем поменяли местами. Теперь он слушает Людкины разговоры и ждет не дождется, когда я уйду в декрет, чтобы вернуться сюда хотя бы временно.

Ласково глажу живот. Скоро, мой хороший, мы с тобой познакомимся воочию. Галя поставила срок в двадцатых числах января, но исходя из своего опыта, утверждает, что рожу раньше. Скорей бы. С нетерпением жду, когда смогу подержать сына на руках, покачать, покормить, уложить в кроватку.

Эти мысли возвращают в реальность. Малыша-то укладывать некуда, надо срочно что-то придумать.

Пролистав контакты, звоню одному из немногих, кого можно попросить о помощи. Дядя Вова сообщает, что с удовольствием займется сборкой, но нужен еще один работник.

Что ж дедуля настало твое время. Очень не хочется дергать его из поселка, но вариантов особо нет.

Дед тоже соглашается. Но в лучшем случае приедет завтра вечером, если сосед сможет его привезти. Соглашаюсь, вариантов-то все равно нет.

До этого дня я была спокойна, переезд спланирован, вещи почти собраны, но внезапная заминка испортила все планы. Тяжелые мысли давят на плечи, как бетонная плита и голова сама склоняется над бумагами. Зарываюсь в работе, чтобы лишние переживания не таранили мозг.

Отвлекаюсь, когда за полчаса до конца рабочего дня, ко мне заглядывает Катя.

— Ты вернулась? — поднимаю на нее удивленные глаза. — Вроде, на весь день уезжала.

— Я забежала документы генеральному отдать. Лучше сразу, все равно мимо ехала. Но есть новость поинтереснее, — Катя садится на стул напротив моего стола и понижает голос, — кажется, я видела машину твоего бывшего.

— Сомнительно, — отмахиваюсь я, — кофе будешь?

Катя кивает и снимает пальто, а я иду в закуток включить чайник.

— Почему сомнительно? — спрашивает она, доставая чашки, чай для меня и банку кофе для себя.

— Он не объявлялся с тех пор, как пришли результаты теста ДНК, подтверждающие, что Сомов не отец.

Катя роняет на стол конфету, следом челюсть. Я смеюсь и вкратце рассказываю про Влада.

— В общем, как закончила оформлять квартиру, сразу записала нас на сдачу крови. А то время поджимало, — заканчиваю говорить и прикусываю губу, ожидая Катиной реакции.

Возможно, зря я раскрываю душу перед малознакомым человеком, но Катя никогда не была замечена в распускании слухов и перемывании костей за спиной. Если она и осуждает мою измену, то вида не показывает. Сидит, жует конфетки одну за другой.

— Ну и Санта-Барбара, — говорит женщина, переварив мой рассказ. — А ты Владу сообщила?

— Пока нет. Попросила Аленку найти его номер телефона. Если у нее получится — сообщу. Мне от него ничего не нужно, так что пускать по его следу собак не буду.

Уверена, когда Влад вез меня в свой номер, не думал о продолжении рода. Для нас обоих это должна была стать одна приятная ночь и не более.

Но нервотрепка с разводом и квартирой закончилась, и я стала ловить себя на мысли, что в любом случае должна рассказать Владу о сыне. Даже если мы ему не нужны, мне будет спокойнее спаться по ночам, зная, что я сделала все правильно.

Прощаюсь с Катей на улице, отказываясь от предложения меня подвезти, и спешу на остановку, ежась от пронизывающего ветра. Над городом нависли тяжелые свинцовые тучи. Успеть бы домой до того, как польет дождь.

— Таня! — меня догоняет Сомов и преграждает дорогу.

— Здравствуй, Леша.

Мы оба замолкаем, не зная, о чем говорить. Ожидаю, что Леша объяснит, зачем он приехал, но мужчина молчит и просто меня рассматривает, его тоскливый, наполненный болью взгляд сосредотачивается на моем животе, будто он жалеет об упущенной возможности стать отцом.

Жаль, что Катя оказалась права. Я не видела Лешу три месяца, и не скучала. Лучше бы продолжал строить свою жизнь с Еленой.

Отмечаю, что он похудел и осунулся, не помню, чтобы эта куртка так на нем висела. Карие глаза потухли, в них больше нет превосходства, с которым он иногда на меня смотрел.

И то ли меня трогает его удрученный вид, то ли из-за беременности я стала слишком сентиментальной, но мне становится жалко бывшего, и я спрашиваю:

— У тебя что-то случилось?

— Давай подвезу. Холодно.

Киваю и следую за Сомовым. Ничего страшного, если он меня подвезет. На улице холодно и скорее всего в ближайшее время пойдет дождь. Заодно заеду в квартиру, посмотрю на доставку.

Ерзаю, устраиваясь удобнее, и называю свой новый адрес.

— Так, что у тебя случилась? — повторяю вопрос, но без былого интереса.

Приступ жалости прошел. В конце концов я больше не вхожу в когорту куриц-наседок барина Сомова и не должна за него волноваться. Для этого у него есть мамашка и суповой набор.

— Лена меня бросила. Сказала, что ей нужно возвращаться и уехала. Не объяснила ни куда, ни почему. Просто исчезла.

Честно говоря, мне все равно. Да и обидно немного. Когда мы расстались, мне достались злые взгляды и скандал, а ведь мы были вместе почти четыре года, три из которых в браке. А из-за Лены Сомов довел себя практически до истощения.

— Павел посоветовал мне отвлечься, и я подумал, что могу тебя навестить и чем-нибудь помочь.

— Павел?

Не помню у Леши друзей с таким именем.

— Друг, с которым меня познакомила Лена. Он очень мне помогает с бизнесом, я стал хорошо зарабатывать. И Лену помогал искать. Павел уехал на несколько дней. Мне одиноко, нужно чем-то себя занять.

Припоминаю, что Сомов что-то такое говорил. Павел — гений, миллиардер, плэйбой, филантроп. Не человек, а волшебник. Во всем-то он Алешеньке помогает.

Не верю я в такое бескорыстие. Напоминает нашу секту. Я хоть и прожила в ней мало, но многое слышала. Как наши доверенные люди, которым позволено выезжать за пределы поселения, втираются в доверие к слабым личностям и хитростью выманивают все деньги, а потом привозят в рабство к наставнику.

Но не думаю, что их сети раскинулись так далеко, все-таки до поселения километров шестьсот. Но на всякий случай осторожно спрашиваю, надеясь выведать подробности:

— Кто такой этот Паша?

— Не Паша, Тань, — с улыбкой поправляет Сомов, — только Павел и никак иначе. Он бизнесмен. Давний друг Лениной семьи и часто заезжал ее проведать. Слово за слово, и мы подружились. На счет магазина дал несколько дельных советов. Теперь собираюсь открывать второй, Павел хочет вложиться, — с каждым произнесенным словом восхищение в Лешином голосе возрастает. — Он потрясающий человек. Умный, начитанный. Как-нибудь я вас познакомлю.

Какой-то странный этот Павел. Начиная с требования называть его полным именем, заканчивая тягой помочь первому встречному. А то, как Алексей о нем говорит — немного пугает. Возможно, он увидел в Павле отцовскую заботу, которой ему не хватало.

— Не доверял бы ты ему так, — выказываю сомнения. — С чего вдруг малознакомый человек вкладывает деньги в чужой бизнес?

— Так ведутся дела. Кто-то просит, кто-то инвестирует и получает процент. Не заморачивай себе голову.

Леша сжимает руль до побелевших костяшек и резко дергает его, сворачивая в мой двор. Меня дергает в сторону, и я инстинктивно закрываю Пузико руками. Разговор явно его разозлил. Бывший и раньше не любил, когда я лезла с советами, его авторитетом была мать и слушал он только ее. Теперь Павел занял это почетное место.

Пусть сам разбирается со своей жизнью. Главное, чтобы ее сложности меня не касались.

Леша паркует машину и поворачивается, расплываясь в улыбке.

— Оставим бизнес. Я могу для тебя что-нибудь сделать?

— Думаю, можешь, — в голову внезапно приходит авантюра, которая решит сразу несколько моих проблем, — мне мебель привезли, ее собрать надо. Сможешь помочь соседу?

Сомнения гложут, ведь Сомов в своей жизни не держал ничего тяжелее ложки. Но, возможно, пригодится дяде Вове как дополнительные руки.

— Смогу. Я ведь в новой квартире все сам собирал.

В голове, как лампочки вспыхивают вопросы. Что случилось со старой? Как это своими руками?

— Не смог платить такую огромную ипотеку и продал отцу, — поясняет Леша, словно услышав мои мысли. — Часть на магазин отложил, а на остатки купил студию для нас с Леной, а она исчезла.

Голос Сомова садится, он устремляет грустный взгляд сквозь лобовое, а потом переводит на мой живот.

— Когда рожать, Тань?

— В январе.

— Можно?

Леша протягивает руку к моему животу, но не касается, ожидая согласия, с мольбой в глазах. Жалость снова сжимает сердце, и я киваю.

Легкие касания сквозь куртку не вызывают ни теплых чувств к мужчине, ни тоски по нашим отношениям. В голове я провела черту, разделяющую мою жизнь на «до» и «после» беременности. Сомов остался за ней, и я не хочу, чтобы он пересекал границу и приближался к моей новой реальности. Возможно, когда-нибудь мы сможем общаться как хорошие знакомые, но не более.

Я мягко отстраняю Лешину ладонь и зову его познакомиться с дядей Вовой. Мужчины решают, что могут начать прямо сегодня, хотя бы частично разобрать панели. Прошу их начать с моей спальни и кухни, чтобы я могла переехать, и отзываю Воронова в сторону.

— Дядь Володь, пожалуйста, присмотрите за Алексеем. Он человек неплохой, но руки растут не из того места. Мой дедушка его вообще рукожопом назвал.

— Таня, не переживай, — Воронов смеется и ласково треплет меня по голове, — все соберем в лучшем виде. Василию не забудь позвонить и дать отбой.

Оглядев склад, в который превратилась квартира, я киваю и ухожу к Варе. Она сразу уводит меня на кухню и угрожает, что не выпустит из-за стола, пока я не поем.

За непринужденным разговором, не замечаю, как летит время. На улице во всю бушует непогода, снег с дождем таранят стекло, а у Вороновых тепло и уютно. Я так расслабляюсь, что, прикрыв глаза, внезапно проваливаюсь в короткий сон, из которого меня выдергивает звук входящего сообщения. Вздрагиваю, не понимая, где я нахожусь и тянусь к телефону.

На экране всплывает имя сестры и короткое сообщение «Номер Влада…». Не веря глазам, я снова и снова смотрю на заветные цифры.

Пока возможности позвонить не было, во мне сидела уверенность, что я легко справлюсь с этой задачей, напишу что-то вроде «Привет. Это Таня из Краснодара. Ночь была настолько потрясающей, что скоро я буду нянчить напоминание о ней. Мне ничего не нужно, просто хотела поставить тебя в известность. Пока».

А сейчас от волнения трясутся руки, и сердце норовит пробить грудную клетку. Трусливо откладываю девайс. Не могу. Боюсь услышать издевку или оскорбления в свой адрес. Я к этому не готова.

В комнату заглядывает Леша.

— Тань, мы на сегодня закончили. Давай отвезу тебя домой.

В машине мы не разговариваем, каждый погружен в свои мысли. Леша повеселел, в глазах зажглись живые искорки. Видимо, работа руками отвлекла его от побега Лены. Я же наоборот погрузилась в пучину тревожных вопросов. Позвонить Владу или написать? Сказать сразу в лоб или начать непринужденную беседу? А он меня вообще помнит или у него таких Тань в каждом городе по пять штук?

По вечернему Сургуту гуляет сильный ветер, распугав прохожих и автомобилистов, так что до дома доезжаем быстро. Леша сообщает, что завтра он уйдет с работы пораньше, и они с дядей Вовой попробуют полностью собрать мою спальню. Это было бы замечательно. Благодарю Лешу за помощь и спешу скрыться в подъезде от ледяного дождя.

Расположившись на кухне с кружкой горячего чая, я гипнотизирую телефон, словно если отведу глаза, он превратится в огромного паука.

Господи, я же взрослый человек, чего так испугалась? Ну пошлет меня Влад или посмеется. От этого еще никто не умирал.

Решительно набираю номер. Гудок, еще один, и мой запал сходит на нет. Отстраняю телефон от уха и пытаюсь сбросить звонок, но трясущийся палец, как назло, ни разу не попадает по заветному красному значку.

— Да, Таня, слушаю.

Как он узнал, что звоню я? У него есть мой номер?

От осознания, что он меня помнит, по сердцу разливается тепло, и глупая счастливая улыбка расползается на лице.

— Рыжик, алло. Все в порядке?

21

— Да, Влад, все хорошо, — я встрепенулась, будто от гипноза. — Здравствуй.

— Я так рад, что ты позвонила.

От теплоты, с которой Влад произносит эти слова, я растекаюсь розовой лужицей с каплей дегтя, не дающей окончательно превратиться в сентиментальную жижу. Если он так рад, то почему не звонил раньше? Столько времени прошло, и оказалось, что у него был мой номер.

— Влад, я… — произношу тихо, собирая остатки воли в кулак, чтобы признаться.

— Таня, подожди минутку, — меня бесцеремонно перебивают, и я слышу на фоне шум, будто Влад куда-то спешно идет, а затем хлопает дверь, и раздается его приглушенный напряженный голос: — Я не могу разговаривать, это может быть небезопасно. Я напишу тебе завтра.

Звонок прерывается, и я недоуменно залипаю на потухший экран. В смысле — небезопасно?

У него там девушка, и он боится спалиться?

А тут я со своим Пузиком.

Ужас! Во что я вляпалась? Надо было оставить все как есть. У Влада своя жизнь, у меня своя.

Но он сказал, что рад моему звонку.

А потом повел себя странно.

Не знаю, что и думать, поэтому решаю пойти пораньше спать. В конце концов утро вечера мудренее. И устала я сегодня несмотря на то, что вздремнула у Вороновых.

***

Меня будит настойчивый телефонный звонок, и я хнычу в подушку. Полночи не могла уснуть, ворочаясь в поисках удобного положения. Притихшее днем Пузико решило отыграться на мне ночью, пиная органы как мячики.

Точно отдам сына на футбол. Уверена, он станет следующим Диего Марадоной.

Телефон перестает насиловать мои уши, и я нехотя сажусь в постели. Кто бы там ни был, подождет несколько минут, когда я перезвоню.

Пробегаюсь глазами по бежевым стенам и улыбаюсь. Новая квартира — новая жизнь. По крайней мере у меня такие ощущения. А еще огромное чувство облегчения, потому что не надо переживать, что снова нагрянет хозяйка с напоминанием о новых жильцах. За два дня до их въезда я не выдержала ежечасных звонков и вызвала Лешу. Он быстро помог мне собрать вещи и, загрузив машину по самую крышу, отвез в мою квартиру. К этому времени в ней были только кровать и шкаф в спальне и частично собранная кухня.

Сосредотачиваю взгляд на окне с неплотно задернутыми шторами. На улице снова разразился снегопад, будто природа решила, что к бою курантов Сургут должен превратиться в огромный сугроб. А так как осталось два дня, то нужно спешить и высыпать все снежные запасы поскорее.

Тянусь за телефоном и ахаю, взглянув на время. Почти одиннадцать. Проспала около двенадцати часов, но совершенно не чувствую себя отдохнувшей.

Кряхтя, поднимаюсь и иду на кухню, попутно перезванивая сестре.

— Ты почему трубку не берешь? — налетает на меня Алена.

Это ее своеобразное проявление заботы. Чем ближе время родов, тем больше сестра напоминает курицу-наседку. Она звонит мне дважды в день и присылает множество сообщений.

— И тебе привет. Заспалась немного.

— Заспалась она, — недовольно бурчит Леля. — У меня к тебе три вопроса. Первый. Что с ремонтом?

— Осталась только детская, — рапортую я, ковыляя на кухню.

— Второй. Можно у тебя пожить несколько дней?

— Ты одна или с Димой?

Леля, наконец, встретила замечательного (а по ее словам — лучшего) мужчину. Но мы с ним пока незнакомы, хотя они встречаются около полугода. Дмитрий — успешный бизнесмен, с отсутствием свободного времени. Даже наша традиция отмечать новый год всей семьей стояла под вопросом. До этого звонка.

— С Димой.

— А почему не в поселке?

Не то чтобы я не рада. Но я не знаю Лелиного мужчину, и немного боязно пускать его на несколько дней. Мое настроение напоминает качели, могу взорваться от любой мелочи, а могу расплакаться. Не хотелось бы своими закидонами подпортить отношения сестры.

— За тобой присмотрим. Ты не волнуйся Димасик предупрежден и вооружен, и беременные женщины его не пугают.

— Ну если Димасик такой бесстрашный, — смеюсь я, — то с удовольствием вас пущу.

Готовлю себе чай и опускаюсь на кухонный угловой диван, наблюдая в окно, как кружатся снежинки.

— И третий. Что там с Оладушком?

Вот тут меня и прорвало. Лучше бы Алена не спрашивала, нервы остались бы целее.

— А ничего, — говорю я, хлюпая носом и растирая крокодильи слезы кулаком. — С моего звонка прошло два месяца. В тот день он обещал написать вечером, а объявился через неделю. Мы всего раза три переписывались, он то нежности писал, то был холоднее зимы в заполярье. А мне духу не хватило ввинтить в нашу ничего незначащую переписку беременность. А потом он пропал, я не выдержала и позвонила. Ответила женщина и сказала, что она его невеста. Я решила оборвать связь. Да и Влад пропал на время. А несколько дней назад написал утром. К обеду я не выдержала и накатал длиннющее сообщение. А вечером… вечером, — захлебываюсь рыданиями и не могу ничего сказать.

— Таточка, ты только не нервничай, — успокаивающе говорит сестра.

— Как тут не нервничать, — допиваю большими глотками теплый чай, это немного успокаивает, — Влад, написал, чтобы я не смела вешать на него своего ублюдка. А если ребенок его, то меня лишат родительских прав, а они с невестой воспитают достойного человека, — втягиваю побольше воздуха и вытираю остатки слез, — в общем, я послала его на хер и внесла номер в ЧС.

Описать не могу как больно мне было читать эти СМСки. Каждая буква как осколок стекла втыкалась в сердце, разрывая его на мелкие кусочки. Раньше я думала, что Влад порядочный мужчина и будет нечестно скрывать от него сына. Получив порцию словесных помоев, хотела напомнить свои слова о том, что он мой второй любовник. Но угроза лишения родительских прав остудила пыл, и ради сына я решила не продолжать конфликт. Не стоило искать Влада. Лучше бы в моей голове остался образ, который я выдумала.

— Это ты правильно сделала, — одобрительно говорит Алена, — тебе такой не нужен. Если наши с ним пути когда-нибудь пересекутся, разберу его на атомы.

— Лучше не надо, — торопливо остужаю ее воинственность, — не напоминай обо мне, а то еще заберет мою крошку.

— Я ему заберу… так заберу, что в будущем ни одна виагра не поможет. Значит так, — Леля включает режим наседки-командирши, — сейчас ты расслабляешься, не думаешь ни о чем плохом, вечером мы с Димкой поднимем тебе настроение, а завтра к родителям.

— Хорошо.

Откладываю телефон и спохватываюсь. Как вечером? В квартире у меня чисто, даже, пожалуй, слишком. Но я не купила подарки.

Нагуглив, что ТЦ недалеко от дома работает до девяти, и немного успокаиваюсь. Успею доковылять.

Леля обожает всякие вещички хенд мейд, а в ТЦ как раз есть чудесный магазинчик. На днях я присмотрела там красивые записные книжки. Жаль сразу не купила, не была уверена, что сестра приедет.

А пока поздний завтрак и ванная.

***

Тащусь по заснеженному тротуару, жалея, что решила сегодня выйти из теплой квартирки. Во-первых, темно, холодно и снует множество людей. Они бегают в поисках горошка, подарков и прочей новогодней атрибутики, и не все из них трезвые. А, во-вторых, Леля с Димой уже ждут меня у подъезда.

Жалею, что решила зайти в продуктовый, что так долго копалась с выбором подарков, что отказалась от предложения меня забрать на машине. Куда там, я же самостоятельная, и идти тут всего десять минут. Которые уже превратились в тридцать.

Сворачиваю в свой двор и сразу вижу Алену, выскакивающую и припаркованного внедорожника. За ней следом появляется высокий мужчина, замотанный шарфом по самые глаза. Смешной. Напугала его наша зима.

Выдыхаю, стирая испарину со лба. Осталось перейти небольшую парковку, два подъезда, и я смогу растянуться на диване и немного потюленить.

Сестра, поскальзываясь несется навстречу. Мне такая прыть недоступна, так что я осторожно шагаю, внимательно смотря под ноги.

— ТАНЯ! — истошный, полный ужаса, крик сестры оглашает вечерний тихий двор.

Недоуменно вскидываю глаза в ее направлении, а затем чувствую сильный удар в бок. Меня отбрасывает на несколько метров. Кажется, я во что-то врезаюсь. Или уже упала на дорогу?

Адская боль во всем теле. Хочу поднять руки, потрогать Пузико, убедиться, что с ним все хорошо. Не слушаются. Все тело не слушается. Только боль и страх пульсируют, с каждым ударом сердца.

Кто-то приподнимает меня за плечи, прижимает к себе. Слышу родной голос, но не разбираю слов. Кажется, Леля меня зовет.

Сестренка миленькая, дотронься до Пузика, мне необходимо почувствовать, как сын толкается. Он очень любит, когда его гладят и всегда отзывается на прикосновения.

Чувствую, как Леля трогает мое лицо, стирает что-то теплое, а затем ощупывает живот.

Толчок. Еще один…

Издаю облегченный стон, и меня затягивает темнота. Непроглядная, мучительная, пугающая темнота.

22

Таня. Наши дни

Яркий свет ослепляет. Хочется закрыться подушкой,чтобы он не мешал, и. продолжить сладко спать. Шевелю пальцами. Казалось бы, невинное движение, но почему-то тело отзывается болью в каждой клеточке. За болью приходят воспоминания, и ужас накатывает волнами.

Где мой малыш? Что с ним?

Пытаюсь встать, но какое там, даже руку не могу поднять, чтобы вытащить иголку капельницы. Хочу закричать, позвать кого-нибудь из медперсонала, но горло так пересохло, что получается выдавить только тихое мычание.

Кажется, целую вечность вожусь на больничной кровати, пока в палату не заходят полненькая медсестра и седой врач с добрыми глазами.

— Очнулись, Татьяна Ивановна, — улыбается мужчина, освобождая сгиб локтя от иглы, — ну наконец-то.

— Что с Максимом?

— Так вот как зовут нашего богатыря, — широко улыбается доктор и пододвигает стул поближе к моей кровати. — Все с ним хорошо, учитывая обстоятельства, — мужчина открывает историю болезни и начинает листать. — Легкие сформировались полностью, дополнительная помощь при дыхании не нужна. Он пока не способен сосать, приходится кормить при помощи зонда. И небольшие проблемы с поддержанием температуры, подержим Максимку в кувезе. А вам, Татьяна Ивановна, нужно набираться сил. Кесарево — это не шутки. Оставьте волнения и страхи позади, для ребенка важно эмоционально-стабильное состояние матери.

Врач уходит, а я облегченно выдыхаю, роняя на подушку слезы. С Пузиком все хорошо. Это самое главное.

Медсестра, до этого момента не дававшая о себе знать, подходит ближе и сообщает, что сейчас принесут Максима, чтобы я могла его покормить.

Не понимаю, а как же то, что сказал доктор? Разве сына можно доставать из кувеза?

Медсестра помогает мне сесть на кровати и заверяет, что так надо. И я не спорю: очень хочу подержать малыша на руках.

Женщина аккуратно передает мне крохотный сверток и опускается рядом для подстраховки.

Руки слушаются ужасно, но я заставляю себя крепко и бережно прижать моего мальчика к груди. Трясущимися пальцами откидываю угол пеленки, закрывающую лицо крохи. Надо бы нам, наконец, познакомиться.

— Ну, здравствуй, Максим.

Смаргиваю слезы, фокусируясь на маленьком личике. Он спит.

Но почему он такой бледный? Малыш слишком маленький, наверное, не стоило его приносить.

Вскидываю непонимающий и обеспокоенный взгляд на медсестру, и она кивает, мол, все хорошо, не бойся.

Осторожно дотрагиваюсь до лобика и отдергиваю пальца. Холодный. Что-то не так.

От прикосновения сын открывает глаза, и я давлю крик ужаса, рвущийся изнутри. Радужки нет, глаза полностью белые.

Нечто, я больше не могу называть это сыном, куксится, приоткрывает рот и издает резкий звук, непохожий на детский плачь. Затем еще один протяжнее первого.

Холодный пот бежит по позвоночнику, и я резко сажусь на диване. Уснула. И что за ХРЕНЬ мне приснилась?

Если подсознание хотело мне что-то сказать, то очень хуевые у него намеки.

Обнимаю себя руками, подтягиваю колени к груди и кладу на них голову, отгоняя картинки из сновидения. Надеюсь, этот бред скоро забудется. Ведь все давно позади.

Вечер, когда выпившие кретины, решили, что украсть у отца ключи и немного покататься во дворах — это хорошая идея, а поиграть в мамкиного дристера — еще лучше, проносится в сознании стремительными кадрами.

Они разогнались по прямой и уже собирались навалить боком, как машину занесло. Не имея понятия, как вести себя с неуправляемым транспортом, водитель давил то на газ, то на тормоз и резко дергал руль.

Пока лежала в больнице со сломанной ногой, ушибом ребер, сотрясением и тянущей болью от кесарева, часто задавалась вопросами. Почему он свернул именно к нашему дому? Почему он просто не врезался в одну из припаркованных машин?

Я прекрасно понимаю, что думать так эгоистично. Но железо можно починить или заменить. А человеческое здоровье? Или жизнь?

У парней сработали подушки безопасности, отделались царапинами и ушибами. Я же захлебывалась отчаянием, волнуясь за сына, лежала в больнице, чувствуя бессилие.

Не верила добродушному седому доктору до тех пор, пока не взяла сына на руки.

Сейчас Максиму четыре года, он здоровый жизнерадостный ребенок, а не монстр с белесыми глазами.

Повторяю это раз за разом, что помогает унять дрожь во всем теле. Я просто соскучилась. В садике затеяли ремонт и деток распустили по домам на три недели. Мы с Максимом видимся только на выходных, остальное время он живет у мамы.

От резкого звонка в дверь я подскакиваю на диване как пружина. Звук из моего сна, вот что это было.

Бегу к двери, будто за мной черти гонятся. Потому что если сегодня услышу звонок еще раз, то свалюсь с инфарктом.

— Леша? — говорю удивленно, распахнув дверь. — Ты что здесь делаешь?

— Ты не готова.

На моем лице зажигается огромный вопросительный знак. Готова к чему?

— Ты же сама просила отвезти тебя к родителям.

Вот, блин! Сегодня же пятница. Кошмар выбил меня из колеи, совсем потерялась во времени и пространстве.

Бывший делает шаг и наклоняется чтобы меня поцеловать. Но я отступаю назад, включив дурочку, типа не поняла намерений, просто пропускаю в квартиру.

— Чай, кофе будешь? — спрашиваю, закрывая дверь.

— Я сам сделаю, пока ты переодеваешься. Или поедешь в этом? — скептический взгляд скользит по моему телу, задерживаясь на вырезе блузки.

Вспоминаю, что уснула сразу после работы и выгляжу скорее всего помятой. Но это же Сомов, чего мне стесняться. Он видел меня после аварии. Тогда я не только помятой была, но еще злая и нервная. И если бы не Варя и не Леля, взявшая отпуск, я бы свихнулась.

Быстро переодеваюсь в джинсы и тонкий свитер и возвращаюсь к Леше. Он уже заварил чай и пододвигает мне одну из чашек.

— Ты ужинала? — спрашивает он. — Можем заехать в ресторан.

Отрицательно мотаю головой.

— Нужно в магазин, забрать газонокосилку. Запоздалый подарок деду, — поясняю, взглянув на часы.

— Жаль. Павел в городе. Очень хочет с тобой познакомиться.

— Зачем?

Искренне недоумеваю. Столько раз слышу это предложение, столько раз и отказываюсь. Но Сомов продолжает настаивать, что порядком начинает раздражать.

Мы не встречаемся, друзья из нас так себе. Поэтому не понимаю, зачем мне влезать в его жизнь. Да я с Байдиным больше сдружилась. Его так потрясла авария, что он начал навещать меня в больнице. Рассказал о гибели мамы в ДТП, и что считал отца причастным. Отсюда и конфликт, и саботирование работы.

— Павел считает, что должен знать женщину, с которой я провожу время.

Стараюсь сдержать издевательский смех. Мы видимся раз в несколько месяцев. Пару раз переспали, когда сексуальное напряжение достигало такого пика, что ничего не помогало. Хотелось ответной ласки, объятий, поцелуев. Искать кого-то не было ни сил, ни времени, а Лешу я знаю давно, и он до сих пор ни с кем не встречается.

Да и что значит «должен знать»? Он же не отец.

— Поехали, а то магазин закроется, — перевожу тему и встаю.

— Тань, ты не сможешь вечно избегать этой встречи.

— Я просто не вижу смысла, — Леша помогает мне надеть куртку. — Мы не встречаемся, и я не обязана знать всех твоих друзей.

— Мы могли бы, — Сомов сжимает мои плечи и шепчет в макушку, — нам же хорошо вместе. Я познакомлюсь с Максимом ближе, он привыкнет ко мне.

Выворачиваюсь из объятий.

— Леш, это невозможно. Я больше не люблю тебя.

И сомнений целый ворох. Сейчас он заботливый, помогает что-то подремонтировать, если дядя Вова не может, зарабатывает хорошо.

Останется ли он таким, или снова сядет мне на шею? Двух детей я не потяну.

***

Иногда мне кажется, что я скучаю по Максиму больше, чем он по мне. Просидев со мной минут сорок, сын убежал к деду, который решил подремонтировать и за одно расширить курятник.

Я понимаю, что сын по большей части мешает, но дед не только не отпинывает правнука куда-нибудь поиграть, а наоборот дает посильные задания: что-то подать или принести. Еще я слышала, как дед объяснял различия саморезов: по дереву они или по металлу, каленые или нет.

Удивительно. Мой четырехлетний ребенок знает больше, чем Сомов знал в двадцать с лишним.

— Подсматриваешь? — весело спрашивает мама, кладя подбородок на мое плечо.

— Я так сильно скучала, а мне уделили меньше часа, — смеюсь я.

Да, мне немного обидно, но я прекрасно понимаю, что Максиму не хватает отца и поэтому он тянется к деду.

— Ему интереснее заниматься мальчуковыми делами, а не слушать бабские сплетни, — подтверждает мама мои выводы. — Тебя Алексей привез. Может, подумаешь о воссоединении семьи?

Я тяжело вздыхаю, подавляя вспыхнувшее раздражение, и иду включить чайник.

— Мам, я столько раз говорила, что этого не произойдет. Может хватит мне его сватать?

— Ну он же изменился, ты сама говорила.

— И никто не дает гарантии, что он не вернется к старому образу паразита, — выдыхаю раздражение сквозь сжатые зубы, не стоит срываться на маме, она говорит это из добрых побуждений. — Мам, я больше не люблю его.

— А кого ты любишь, Танюш? Неужели до сих пор вспоминаешь отца Максимки?

Я не говорила ей, что нашла Влада, и мы переписывались. И не знаю, что ответить ей сейчас. Того Влада, с которым я провела ночь, я вспоминаю с теплом. А тот урод, который облил меня помоями, причинил такую боль, что кажется мое сердце заледенело на веки и уже никогда не сможет довериться кому-либо.

— Ладно, — говорит мама, не дождавшись от меня ответа, — сдаюсь. Больше не буду никого сватать.

***

— Привет, Антон, — подставляю Байдину щеку для поцелуя, — спасибо, что приехал.

Решила не звонить Сомову, иначе он опять заведет пластинку об отношениях. А я этого не хочу, особенно, когда сын рядом. Я и так старалась не сталкивать их вместе.

Если Леша приходил, то я отводила Максима к Вороновым или уходила с ним гулять. Да, они знакомы, но поверхностно, и сын никогда не спрашивал про него.

— Я только рад повидаться с крестником, — Антон треплет темную макушку Максима. — Как дела, боец?

Сын взахлеб рассказывает, как помогал дедушке строить курятник, пока Антон усаживает его в детское кресло, а я занимаю пассажирское. Приятно слушать лепет Максима, я очень по этому соскучилась.

На середине пути Максим, утомленный насыщенным утром, засыпает, а мы с Антоном вполголоса обсуждаем работу и прошедшие выходные.

Даже не верится, что пять лет назад я презирала этого замечательного человека и считала тупицей.

Байдин удачно паркуется у подъезда, и поворачивается ко мне:

— Тань, не буди Максимку. Я отнесу его наверх.

Киваю и выхожу на прохладный воздух, оглядывая двор. Неожиданно взгляд цепляется за знакомый Рендж Ровер.

И зачем Сомов меня поджидает? Позвонить не мог?

Антон, заметив мое смятение, закидывает на плечо небольшую сумку с вещами сына, берет его на руки и забрает у меня ключи. Благодарно улыбаюсь и иду к Ренджу узнать, зачем Сомов меня караулит.

Из машины выходят двое мужчин: Леша и какой-то старик лет шестидесяти с хвостиком. Он кажется смутно знакомым, будто я видела его когда-то давно, но не могу вспомнить. Может, он один из клиентов компании?

— Таня, — бывший сияет, как начищенный самовар, — знакомься это Павел.

Настырный придурок. Чувствую себя Магомедом, к которому приперлась гора и приземлилась на голову.

— Здравствуйте, Павел, — говорю вежливо, но улыбнуться не получается.

— Алексий, — мужчина обращается к бывшему, а сам не моргая рассматривает мое лицо, — у меня впереди длинная дорога. Не мог бы ты принести мне кофе и какой-нибудь перекус?

Сомов сию секунду разворачивается и уходит, как марионетка, которой руководит опытный кукловод.

Мне все это очень не нравится. От Павла по телу бегают неприятные мурашки, а внутренний голос нашептывает, что лучше сматываться.

Все в поведении мужчины вызывает настороженность: и то как он обратился к Сомову, и то что отослал его, и то как смотрит, пожирая взглядом.

Подозрения оседают в желудке, вызывая тошноту.

— Ты очень похожа на свою мать, — говорит Павел, протягивая к моему лицу ладонь, и я отступаю. — Особенно глаза.

Холодею от ужаса. Подозрения подтверждаются: этот престарелый извращенец может быть из секты.

— Вы меня с кем-то перепутали. У моей мамы карие глаза.

Разворачиваюсь, чтобы уйти. Я не намерена выслушивать эти бредни, и лучше мне поскорее спрятаться в квартире.

— Ты должна вернуться домой, — летит мне в спину, — подумай о сыне.

Разворачиваюсь на сто восемьдесят и подлетаю к страперу как фурия.

— Не смейте говорить о моем сыне, — шиплю на него.

— Ему нужна семья. Мама, папа, бабушка…

— У него есть все, что нужно.

— Таня, — Павел на удивление крепко сжимает мои плечи, — поселение — твой дом, твоя судьба. Наставник ждет твоего возвращения, мама и сестра ждут твоего возвращения.

Голос Павла размеренный и обволакивающий, а лицо доброе и как будто светится. Будь на моем месте кто-то другой, поверил бы, но не я.

Наоборот, это блаженно-возвышенное выражение лица меня пугает.

Лжец. Оксана навестила меня в больнице один раз, только за тем, чтобы влепить пощечину, а Машка вообще не приезжала. Даже отказную от родительских прав привозил отец.

— А папа? Он меня ждет?

Дергаюсь в крепких руках, как бабочка в паутине.

— С прискорбием должен сообщить, твой папа давно погиб. Почти сразу, как ты нас покинула. Несчастный случай.

Ну, конечно. Думаю, его наказали за то, что он помог мне сбежать.

Наконец, мне удается вырваться и отступить. Оглядываюсь вокруг, но сегодня, как назло, нет ни мамочек с детьми, ни собачников, ни одного случайного прохожего. И Сомов куда-то запропастился.

— Если вы еще раз ко мне приблизитесь, я от вашего БДСМного дома престарелых камня на камне не оставлю!

— Да что ты? — взгляд Павла становится холодным, а из горла вырывается издевательский смех. — Ты ничего не сможешь сделать. Мы стали сильнее. Разрослись как грибы после дождя, — скорее, как раковая опухоль. — Ты вернешься домой. Вас с Алексием ждет замечательный дом, вашему сыну там будет хорошо, — мужчина шагает ко мне, а я отступаю. — Я буду навещать тебя. Если будешь хорошей девочкой, получишь все, что хочешь. Деньги, украшения. Все, что раньше получала твоя мама. Но Оксана уже старая. Мне нужна ее молодая копия.

Павел делает резкий выпад и хватает меня за руки, притягивая к себе, пытается поцеловать. Изо всех сил стараюсь вырваться, но мужчина, на удивление, очень силен.

Господи, да он мне в дедушки годится. Какого хера творит?

Вырываюсь, кручу головой. Откуда в Павле столько сил? Ответ приходит неожиданно, когда наши взгляды встречаются. В мужских глазах нет ничего человеческого, только безумие.

— Не сопротивляйся. Покорись судьбе.

Ага, как же. Бью козлину по яйцам и не мешкая бегу к своему подъезду. Руки дрожат, с трудом попадая по кнопкам домофона.

— От судьбы не убежишь, — кричит Павел.

Повторюсь: ага, как же.

Прячусь в квартире, но облегчение не приходит. Не чувствую себя в безопасности.

— Тань, — от внезапного оклика Антона, я вздрагиваю, — я немного похозяйничал, кофе попил. Максим еще спит. А я пойду Вороновых навещу.

Однажды, когда Байдин меня навещал, познакомился с Варей, и Царевна покорила его сердце. Желаю Антону удачи в завоевании неприступной крепости и закрываюсь на все замки.

Иду в комнату к сыну, опускаюсь на колени рядом с кроватью, провожу трясущейся рукой по темным мягким волосам, целую макушку и ухожу на кухню, попутно набирая маму.

— Мам, — из горла вырывается жалобный писк, — они меня нашли. Эти долбанные сектанты меня нашли.

Рассказываю ей о неприятной встрече, не скрывая подробностей. Меня натуральным образом трясет от страха. Руки не слушаются, голова, охваченная паникой, соображает плохо.

Слезы нескончаемым потоком текут по щекам, капая на свитер, а сердце сжимается от боли. Не получается принять мысль, что моего доброго, заботливого и, к сожалению, слабого папы больше нет. Почти двадцать лет я тешила себя мыслью, что он сделал свой выбор, решив остаться с Оксаной, и счастлив. Возможно, это он уговорил секту оставить меня в покое и поплатился за это.

— Боже… — шокировано выдыхает мама.

— Выдела бы ты Павла. Он настоящий псих. Мам мне страшно. Я не могу к ним вернуться, тем более с Максимом.

Я всхлипываю, судорожно вытирая, слезы и достаю бутылку воды из холодильника.

— Как же Николай допустил, чтобы в их семью пробралась такая паскуда?

— Да, ладно, мам, — сажусь за стол, отпивая воду из горлышка, — если посмотреть со стороны, то кажется, что Леша изменился в лучшую сторону. Я тоже не придавала значения мелким деталям, не раскусила их схему. Даже ты сегодня говорила присмотреться к нему.

— Прости дуру. Хорошо, что ты не прислушалась.

— Мам, ты ни в чем не виновата. Но нужно как-то защитить Максима.

— Солнышко, послушай, — голос мамы становится тверже, — звони Аленке, собирай все, что можешь и уезжай к ней. Вряд ли сектанты смогут протянуть свои щупальца до Москвы. А я Лебедеву позвоню, Константин Михайлович поможет с работой. Квартиру я выставлю на продажу, наскребем на первый взнос.

Решение кажется разумным, но…

— Мам, а как же вы?

— Позаботься о себе и сыне, а с нами все будет хорошо. Обещаю.

23

Поговорив с мамой, сразу перезваниваю Леле.

— Привет, Танюш. Соскучилась?

Голос сестры веселый, и мне не хочется портить ей настроение, втягивая в свои проблемы. Задумываюсь, не отложить ли разговор, но для подобной новости вряд ли появится подходящий момент. И страх пинает под ребра, подгоняя сбежать и спрятаться как можно скорее.

— Лель, — стараюсь придать голосу беззаботности, но он все равно дрожит, — твое предложение о переезде имеет срок давности?

В трубке воцаряется тишина. Я понимаю, что напрашиваться к ним с Димкой неуместно. Но может примут хотя бы на пару недель.

Видимо предложение уже неактуально, сестра продолжает молчать, и я думаю, что она просто не знает, как мне отказать, чтобы не обидеть.

— Тат, если ты сейчас скажешь, что это шутка, то я сию секунду закажу билет, приеду к тебе и огрею микроволновкой.

— Не получится, — уголки губ сами собой приподнимаются в подобии улыбки, — она у меня встроенная.

— Значит сковородой. Они-то у тебя к плите не прикручены, — шутливость разговора, приносит облегчение, но после паузы Алена серьезно спрашивает. — Тат, что случилось?

Не могу усидеть на месте. Рассказывая повторно о недавних событиях, убираю со стола, протираю поверхности, хотя на кухне идеальная чистота.

— Боже, Тата, какого черта им от тебя надо?

— Без понятия, Лель. Похоже старпер Павел вышел на новый уровень своей извращенной фантазии. Видите ли Оксана стала старой, а ему подавай молодое тело.

— Какая мерзость! — возмущается сестра. — Меня сейчас стошнит.

— А представь какового было мне. Я-то думала, переехав за шестьсот километров, смогу навсегда вычеркнуть этот ужас из памяти.

— Тат, а ты уверена, что твоего папу убили? — задает Леля неожиданный вопрос.

Я замираю, переставая оттирать несуществующее пятнышко со столешницы.

— Честно? Нет. Его смерть вполне могла быть случайностью. Но в глазах Павла мелькнул такой блеск, будто лезвие ножа отразилось, вот я и подумала…

— Знаешь, я раньше часто задумывалась: неужели никто не ищет бедолаг, которые туда попали. Ни родственники, ни друзья. Насколько помню, твои родители были уже в сознательном возрасте, когда там поселились.

— На счет Оксаны я не в курсе. Только знаю, что ее привела наша соседка. Они так и остались лучшими подругами. А отец детдомовский. Рано начал пить, курить, наркотиками баловался. Он говорил, что на одной из гулянок у кого-то на квартире поймал такой трип, что вошедшая Оксана показалась ему ангелом, и он сразу влюбился. Как по мне, это больше похоже на одержимость. Папа и меня любил и защищал от нее. Но все равно вернулся в поселение, ради женщины, которая его ненавидела.

В душе ядовитым цветком распускается обида, но она быстро усыхает под палящей болью. Я его больше никогда не увижу. Раньше жила надежда, что однажды папа навестит меня, и я познакомлю его с внуком. А теперь ни отца, ни надежды.

Сползаю на пол, стирая новую порцию горьких слез. Я даже могилу на смогу навестить, если она вообще есть.

— Танюш, я тебе очень сочувствую, — раздается тихий и успокаивающий голос Лели, а я успела забыть, что плотно прижимаю телефон к уху, — милая, но тебе нужно собирать вещи, разобраться с работой, поговорить с Масиком…

— С Максимом, — машинально ее поправляю, — хватит коверкать имя моего сына. Я хочу, чтобы он вырос мужчиной, а не пуськой-метросексуалом.

— Мой крестник, как хочу так и называю.

— Лель, — я снова становлюсь серьезной, — нам придется все рассказать Димке.

Сестра дышит в трубку и молчит. Боится реакции мужа? Глупости. Дима — адекватный. Я же приемная, а не заразная.

— Тат, а он все знает.

— Прям все?

— Прям все, — Алена вздыхает, — когда случилась авария, тебя отвезли в ближайшую больницу. Нужно было переливание, но запасы крови скудные, и мне предложили стать донором, чтобы сэкономить. Но я не могла. Димка вопросы начал задавать. Почему я отказалась, разные ли у нас отцы, не стоит ли привезти маму, чтобы донором стала она. И я решилась. Все-все рассказала. Не злись, пожалуйста. Он никому не скажет.

— Я не злюсь, Лель. Думаю, ты все правильно сделала.

— Мамуль, — в дверях появляется заспанный Максим. — Почему ты на полу и плачешь? Ты поранилась?

Я протягиваю руку к сыну, подзывая к себе. Он подбегает, шлепая босыми ножками, и усаживается ко мне на колени, прижимаясь всем телом.

— Максим, я с тетей Аленой разговариваю, очень соскучилась по ней. Как ты смотришь на то, чтобы поехать к ним?

— В гости?

— Нет, насовсем.

— А как же бабушка Вера, бабушка Люба и дед Вася?

— Они будут нас навещать, как тетя Алена и дядя Дима раньше.

— А как же мои друзья?

— Ты сможешь им звонить. А в Москве ты познакомишься с другими детьми, и у тебя будет много-много друзей.

В садик он ходит меньше года, но сейчас ему кажется, что друзей он завел до конца жизни. Но очень надеюсь, что моих доводов будет достаточно, не хочу увозить сына через силу.

Постепенно в серых глазах сына загорается восторг: новое место, новые друзья, возможность видеться с Аленой и Димкой чаще. В этом плане сын у меня молодец. Никогда не капризничает, когда я отвожу его к маме или оставляю у Вороновых. И переезд воспринимает, как приключение.

— Ура! Мы едем к тете Алене и дяде Диме.

Максим обвивает мою шею руками и крепко обнимает.

— Ух, одной проблемой меньше, — смеется Аленка, — попроси Антона посодействовать, чтобы не отрабатывать две недели.

— Неудобно как-то, — мямлю в ответ.

— Неудобно спать на потолке, а тебе как можно скорее надо бежать оттуда.

***

Около недели я, выходя из дома, внимательно осматриваю двор, боясь увидеть Лешину машину.

Я сбрасывала его звонки, не отвечала на сообщения, и он начал искать встречи. Мы поговорили только один раз у работы. Я узнала, что Павел уехал в командировку, и попросила Сомова больше меня не беспокоить. Но бывшему мои слова, как о стенку горох. Он наоборот стал названивать чаще.

С тех пор я никогда не оставалась одна. Вечером до садика меня подвозил Антон, а там встречал дядя Вова и провожал до квартиры. Утром наоборот. Обоим мужчинам я сказала, что Сомов стал слишком навязчивым и мне некомфортно. Они восприняли мой бзик с пониманием и вопросов не задавали.

С Байдиным мы договорились, что я отработаю неделю, а он примет заявление об увольнении задним числом. И, наконец, настал день, когда мы покидаем Сургут.

Дима недавно приземлился на частном самолете, и после дозаправки, мы все вместе попрощаемся с севером.

Оказавшись в самолете Максим тут же прилипает к иллюминатору. А у нас с Димкой появляется возможность поговорить.

— Дим, ты извини, что мы так неожиданно навязались. Как только с работой уляжется, я сниму квартиру.

— Даже не думай, Тань, — строго возражает Павлов, — ни извиняться, ни съезжать. Вот продаст Вера Васильевна твою квартиру, тогда и будешь думать о другом жилье. Лучше скажи бывший тебя больше не беспокоил?

— За нами присматривали. А как у вас дела?

Димка прекрасно понимает, о чем я спрашиваю. Чета Павловых давно пытается завести детей, и Алена очень переживает, что не может забеременеть.

— Надеюсь, ваше пребывание немного отвлечет Лельку. Она превратила беременность в марафон, — Дима понижает голос до тихого шепота. — Мы теперь занимаемся сексом в определенное время, а не ради удовольствия. Честно говоря, я уже боюсь стать импотентом, вся романтика из отношений исчезла. Чувствую себя быком-осеменителем. Скоро кончать по секундомеру начну.

Меня одолевает приступ смеха, но я давлю его, заметив серьезность мужчины. Очень похоже на Алену, подойти к делу со такой ответственностью, но палку она перегибает.

— Извини, что жалуюсь тебе, — Дима откидывается в кресле, и я замечаю, усталость на его лице.

— Дим, не переживай, я попробую вразумить сестру.

— А может на курорт слетаете? Ты, Аленка и Максим. Отдохнете, расслабитесь.

— Не могу. Надо на работу устраиваться и жилье искать.

— Да не думай ты об этом. Живите сколько хотите.

Димка подзывает бортпроводницу и что-то тихо ей говорит, девушка понимающе кивает и предлагает провести Максиму экскурсию по самолету. Сын загорается любопытством и смотрит на меня, спрашивая разрешения.

Догадываюсь, что Дима хочет поговорить о вещах не для детских ушей, и чтобы исключить вероятность подслушивания попросил девушку отвлечь Максима.

Киваю сыну и помогаю слезть с большого кресла.

— Тань, расскажи про секту, — просит Павлов, когда Максим и бортпроводница отходят достаточно далеко. — Хочу понять, с чем мы можем столкнуться.

— Дим, не стоит тебе погружаться во все это.

— Тань, прости, но если бы я все пускал на самотек и надеялся на авось, то не стал бы самым крупным представителем автостроительных компаний. Ты знаешь, что у меня салоны по всей России. От простеньких Рено до Роллс Ройсов и кастомных спортивных понторезок. Ты часть семьи, и я порву любого, кто представляет опасность, но должен знать против кого воюю.

От Диминых слов по телу расползается тепло, согревающее душу, а глаза начинает печь. Он даже не понимает как эти слова на меня действуют. Будто я потерпевший в кораблекрушении, оказавшийся на необитаемом острове, и спустя несколько лет, наконец, вернувшийся домой.

— Как говорится, — Дима скрещивает руки на груди, — за семью и двор стреляю в упор.

Наш громкий смех от баянистой шутки разносится по всему салону, разряжая обстановку.

— Ладно, — соглашаюсь я, — расскажу, что знаю. А знаю я очень мало.

— Аленка, говорила, что туда приезжали богатые и высокопоставленные люди.

— Мы так думаем. Не каждый сможет прилететь в глубинку на вертолете. А зимой к нам вела всегда расчищенная дорога. В поселке, где я училась, такого не было. Значит кто-то имел возможность пригнать спецтехнику.

— Как думаешь зачем они приезжали?

— Женщины. От шестнадцати и старше. Безотказные, ничего не требующие взамен, терпящие любые извращенные прихоти. Возможно, наставник хранил что-то незаконное для этих мужчин. Однажды я видела, как выгружали деревянные ящики и прятали в подвал дома. Что в них было, не знаю.

— А взамен, как я понимаю, эти гости приплачивали наставнику и защищали от полиции, — Дима задумчиво постукивает пальцем по колени и устремляет взгляд в иллюминатор. — Ты знаешь кто такой Павел?

— Нет, — отрицательно качаю головой, — Сомов говорил, что он бизнесмен. А еще он отец моей сестры Маши, — Дима переводит на меня удивленный взгляд, и я поясняю, — они очень похожи, только глаза у нее от Оксаны, как у меня. — я склоняюсь ближе к мужчине и понижаю голос до умоляющего шепота, — Дим, мне ни в коем случае нельзя туда возвращаться. Оксана психически больная, люто ненавидящая меня женщина. Поняв, что Павел променял ее на меня, более молодую копию, она меня убьет. Оксана уже пыталась сделать это в детстве. Но это не самое ужасное. Она может добраться до Максима, — я порывисто хватаю Димку за руку. — Пообещай мне, если со мной что-то случится, ты сделаешь все возможное, и вы с Аленой убережете моего сына.

Дима, накрывает мои руки, второй ладонью и ободряюще сжимает.

— Таня, я обещаю, что уберегу вас обоих.

***

Кручусь в прихожей у зеркала, размышляя, не сходить ли мне переодеться. Пятый раз за сегодняшнее утро. Смена часовых поясов и волнительное предвкушение способствовали раннему подъему, хотя мы прилетели меньше суток назад.

— Тат, ты прекрасно выглядишь. Хватит дергаться.

В зеркале отражается лохматая Алена и зевает. Вчера она нас встретить не смогла, ходила на прием к гинекологу, но на сегодня взяла отгул, чтобы присмотреть за Максимом, пока я буду на встрече с ее начальником.

Из кухни выходит Дима, надевая пиджак, и Леля тут же приближается к нему. Зачесывает рукой светлые волосы, поправляет галстук, разглаживает несуществующие складки на пиджаке. Они выглядят такими милыми и любящими, что я невольно завидую. Не смотря на трудности с зачатием, они поддерживают друг друга, не опускают руки. Дима наклоняется и нежно целует Алену. Смутившись, отворачиваюсь и отхожу к двери, ожидая, когда Димка даст команду выходить. Он предложил меня подвезти, чтобы я не заблудилась в метро.

***

Встреча с Лебедевым прошла довольно-таки тепло, если можно так выразиться. Он поведал мне полную историю их с мамой знакомства, отчего я до сих пор в шоке.

Мама говорила, что однажды выручила Нину — дочь Константина Михайловича, а оказалось, что спасла ей жизнь.

Иван познакомил Веру со своей компанией, где была и Нина. И молодая правильная провинциалка сразу заметила, что с девушкой помладше что-то не так. Оказалось, она подсела на наркотики. Вера сообщила Константину Михайловичу, и Нину очень вовремя удалось вывести из зависимости.

Поговорили-то мы душевно, но, к сожалению, у Лебедева в компании не нашлось для меня вакансии. Зато он созвонился со своим партнером и устроил для меня собеседование, на которое меня везет сумасшедший таксист, возомнивший себя Полом Уокером. От бешеной езды я физически чувствую, как из моих волос исчезает яркий пигмент, и они постепенно седеют.

Пока едем, гуглю информацию о компании, в которой надеюсь получить работу. Оказывается, фирма занимается добычей нефти и газа — довольно близкая для меня область. На сайте написано, что глава компании родился на севере, и возможно это сыграет мне на руку, ведь Константин Михайлович не гарантировал, что меня непременно примут.

Сорок минут страха, и мы на месте. Машина останавливается у высотки из стекла и металла, сверкающей в лучах весеннего солнца, и я с облегчением расплачиваюсь с таксистом, покидая адскую колесницу.

Пройдя через ресепшен и охрану, я наконец, оказываюсь в приемной, где меня просят подождать.

Ладно, отвечу пока Алене, которая интересуется, как прошла встреча. Она присылает грустный смайлик на новость, что в одной компании нам не работать, а затем начинает бомбардировать фотками ее и Максима, перемазанных мукой, яйцами и ягодами. Это они так решили разных кексиков напечь. Хихикая над милыми рожицами, радуюсь, что уборкой заниматься не мне.

— Татьяна Ивановна, — отрываюсь от телефона, встречаясь с недовольным взглядом секретарши, — вы можете пройти.

Она указывает на одну из дверей без опознавательных знаков, и я подскакиваю, с волнением спеша на собеседование.

24

Влад. Наши дни

Отпиваю горький кофе, разглядывая сквозь панорамное окно в кабинете дяди, снующих внизу людей. Мы с Сашей уже полчаса спорим на тему продления контракта с одной из компаний.

Я на интуитивном уровне чувствую, что не стоит этого делать, а дядя вцепился в статистику, собранную аналитиком.

— Все, — Саша раздраженно захлопывает папку и отодвигает ее на край стола, откидываясь в массивном кресле. — Мы уже по второму кругу говорим одно и то же. Ты видел отчет, не понимаю, что тебе не нравится?

Я поворачиваюсь к дяде и подхожу ближе к его столу.

— За месяц до истечения контракта, показатели поползли вверх.

— И что? У нас тоже бывали взлеты и падения.

— Бывали, но в данной ситуации, думаю, отчет липовый.

Сашка обреченно трет виски и предлагает компромисс:

— Давай тогда привлечем нашего экономиста, пусть проверит их доходы, — я согласно киваю. — А теперь давай перейдем к личному, — Саша сцепляет руки на столе и слегка склоняется ко мне. — Ко мне заходила Катя.

— И что хотела? — спрашиваю равнодушно, опускаясь в кресло для посетителей.

— Ничего конкретно. Спросила о моем самочувствии, и не говорил ли ты о ней. Сколько ты будешь морочить ей голову?

Настала моя очередь тереть виски.

— Саш, я всегда говорил ей, что наши отношения — это просто секс и никогда не обретут официальный статус.

— Почему? Она красива, умна, воспитана…

— Холодна, безэмоциональна, скучна, — добавляю в список своих эпитетов.

— … у вас могли бы быть красивые наследники, — заканчивает дядя, словно не слышит меня. — Тебе тридцать подумай о семье.

— Всего тридцать, и в моем возрасте ты куролесил как в последний раз.

— Я хреновый пример, Влад. Ты даже представить себе не можешь сколько раз я жалел, что не женился. Что из-за мелкой обиды упустил прекрасную девушку, а потом ни одну не подпустил близко.

— Ты сравниваешь какую-то обиду с предательством Карины?

— Возможно, это не лучшее сравнение, но итог один, — удрученно говорит Саша, — и я, и ты — оба закрылись от отношений.

— Я не от чего не закрываюсь, — возражаю я.

— Да что ты? — Сашка ухмыляется и насмешливо поднимает брови. — Тогда почему после Карины у тебя не было отношений? Почему ты не стараешься построить с Катей семью?

— Потому что мне наплевать на Катю, — отвечаю грубо, смотря на дядю с нескрываемой злостью, — в прошлом году она собиралась на две недели в Германию. Перед отъездом мы провели ночь вместе, а утром Катя начала канючить: поехали со мной, проведем время в кругу семьи. Я ей напомнил, что Опенгеры — не моя семья. Естественно, она психанула, закатила скандал и улетела, — я вздыхаю, стараясь говорить спокойнее и донести свою мысль до Саши. — Когда она вернулась через месяц или около того, я ничего не почувствовал. Будто она просто сходила на обед. Как я могу строить семью с женщиной к которой ничего не чувствую?

— А Таня? — неожиданно спрашивает дядя, и я впадаю в ступор. — Кирилл рассказал мне о ней. Как ты изводил себя, а потом просто забил.

При упоминании Рыжика сердце заходится в бешеном ритме. Моя милая ласковая девочка на поверку оказалась двуличной, лицемерной дрянью.

Получая двусмысленные снимки от Артема, я не хотел им верить. И когда Таня меня нашла, во мне воспрянула надежда, что она скучала, что ей не нужен никто кроме меня.

Но невинная овечка искала мужчинку побогаче, прыгая от одного к другому. Победителем в конкурсе лохов стал бывший, или все-таки не бывший, муж, когда начал зарабатывать. Конечно, нужен был обеспеченный лох, ведь ребенок требует много вложений.

Меня же прямым текстом послали на хер. Видимо, потому что не растекся розовыми соплями под прекрасными ножками. А я еще клял себя за то, что был холоден, а иногда довольно груб, когда Танины сообщения заставали меня на работе. Мы охотились за Даудовым, и в каждом я видел врага. Боялся, что кто-нибудь, случайно увидев нежные сообщения, подвергнет ее опасности.

— Она меня отшила, — поясняю коротко, давая понять, что подробностей не будет.

Но Сашке не нужны подробности, он просто хочет меня доконать.

— И ты, естественно, ничего не попытался сделать, — говорит недовольно.

— Что я должен был сделать? Полететь к ней, тем самым повесив мишень на спину? Или все пять лет звонить на выключенный телефон?

— Полетел бы к ней, после поимки Даудова.

Все-таки дядя решил довести меня до нервного срыва. Он поднимает тему с моей женитьбой несколько раз в год, но сегодня насел конкретно. Будто именно сегодня он обязан получить с меня обещание, что завтра состоится свадьба, а послезавтра я обзаведусь потомством, иначе небеса разверзнутся и на Землю падет кара божья.

— Я думал об этом. Но мне прислали фото, где они с мужем счастливые идут домой. И Таня беременна. Срок уже был приличный. Думаю, они сошлись сразу после нашего знакомства, — у Саши округляются глаза. Наконец, мне удалось до него достучаться и, надеюсь, разговор окончен, но лучше поставить финальную точку. — Сразу скажу ребенок не мой. Такая меркантильная особа сразу же сообщила бы. Из всех ее вариантов, я самый перспективный, — я поднимаюсь с намерением поскорее покинуть кабинет. — На этом разговор окончен. Я больше не намерен копаться в прошлом.

— Влад, — дядин оклик догоняет меня, когда я уже берусь за ручку двери, — жизнь преподносит разные сюрпризы и не всегда приятные. Посмотри на меня — бесплодный полукалека. Не хочу, чтобы ты закончил как я.

Я недовольно поджимаю губы. В последнее время Саша часто хандрит, и мне хочется его расшевелить. Считаю, что зря он ставит на себе крест.

Прежде чем открыть дверь, оглядываюсь назад. Дядин тоскливый взгляд направлен в окно, но я не уверен, что Сашу интересует происходящее за стеклом. Он словно заглядывает в себя, погрузившись в прошлое.

Распахиваю дверь и тут же резко закрываю, оставляя узкую щель. Это просто невозможно, таких совпадений не бывает. Мое рыжее наваждение сидит в приемной и с улыбкой смотрит что-то в телефоне.

Подлетаю к Сашкиному столу и склоняюсь к его лицу.

— Ты специально сегодня о ней заговорил? — тихо рычу, и дядя переводит непонимающие глаза. — Она здесь. Таня.

Губы Сашки расползаются в широкой улыбке.

— Вот это подарок судьбы.

— Какой еще подарок. Что она вообще здесь делает?

— Ищет работу. Лебедев недавно звонил, просил за дочь давней знакомой.

— Лебедев? Эта дрянь и к нему в штаны залезла.

— Не говори глупости, — Саша морщится, будто я ему под нос протухшую курицу сунул, — Костя верный семьянин. А она ему во внучки годится.

— Наличие жены и разница в возрасте никогда не мешали богатеям развлекаться. Ты ее на работу не возьмешь, — говорю безапелляционно.

— Посмотрим, — хитро прищуривается дядя.

— Ты это мне на зло?

— Вовсе нет. Лебедев дал ей хорошую рекомендацию.

— Он просто нахваливал свою протеже.

— Вот и узнаем, — Сашка отдает распоряжение секретарше, чтобы она пригласила Таню и поворачивается ко мне. — Не мог бы ты покинуть мой кабинет?

Чертыхаюсь себе под нос и пулей прячусь в комнате отдыха. Она у нас с Сашкой смежная, храним тут запасные костюмы и кое-какую еду на случай задержки в офисе.

Уже делаю шаг к своему кабинету, как меня одолевает жуткое любопытство, и ноги сами несут к Сашкиной двери. Приоткрываю ее очень тихо, чтобы можно было расслышать каждое слово.

Докатился, блин. Веду себя как пацан, притаившийся под дверью родителей.

Открываю дверь шире, и в поле моего зрения попадает она — Ведьма, на долгое время лишившая меня сна.

Она сидит ко мне вполоборота, и я почти не вижу ее глаз. Зато с жадностью маньяка поглощаю каждый изгиб стройного тела, подмечая любые изменения с нашей последней встречи.

Забранные в высокий хвост волосы стали короче, но все так же вызывают желание пропустить каждую прядку сквозь пальцы. На тонкой шее от волнения бьется венка. Я помню, как проводил по ней языком, и Танино тело выгибалось на встречу ласкам.

Встряхиваю головой. Сколько раз Ведьма обманывала своей наивностью таких идиотов как я? Как часто отдавалась любовникам? Слишком мучительные вопросы, на которые я хочу и не хочу знать ответы.

От копания в себе меня отвлекает Сашин вопрос:

— У вас большой опыт работы, но выглядите очень молодо. Привираете?

— Спасибо за комплимент, но мне скоро двадцать восемь, а работаю я с семнадцати. Около года — неофициально на рынке. После техникума — в компании стажером. Поступила в университет на третий курс и работала неполный день. Получив высшее, осталась в штате.

— Хорошо, — удовлетворенно хмыкает Саша, я и сам впечатлен. — Татьяна Ивановна, сколько лет вашему ребенку?

Лицо Рыжика дергается, но она сохраняет невозмутимость и тихо говорит:

— Не понимаю, какое отношение это имеет к моим рабочим навыкам.

— Вы правы — никакое, — тепло улыбается Саша, — но я как работодатель хочу быть уверен, что, получив высокооплачиваемую должность, вы не начнете отпрашиваться с нее под предлогом, что с ребенком некому посидеть.

Молодец, дядя! Припомнил молоденькую Абрамову — ленивую засранку. Систематические опоздания и уходы пораньше она оправдывала маленьким ребенком. А оказалось, что ей не хотелось толкаться в метро в час пик.

— Максиму четыре с половиной года. Мы прилетели только вчера и временно будем жить у сестры, а в ближайшее время я подыщу ему садик. Наличие ребенка не отразится на работе.

— Хорошо. Вы замужем? — Саша поднимает ладонь. — Предвещая ваши возмущения, скажу сразу — это не праздное любопытство. В компании предусмотрены ежемесячные пособия для одиноких матерей.

— Нет, я не замужем.

Очень странно. Муженек оказался не таким уж лохом? Раскусил гнилую натуру и сбежал?

Молодец.

— Когда вы сможете приступить? — спрашивает дядя и переводит на меня хитрый взгляд.

В ушах начинает шуметь. Зачем он ее нанял? Что задумал?

Жопой чувствую, мы хлопот не оберемся с этой рыжей зазнобой.

Дальше не слушаю, бросив на Сашу недовольный красноречивый взгляд, тихо прикрываю дверь.

25

Таня. Наши дни

Несмотря на несколько неприятных вопросов от Александра Петровича, к Леле я возвращаюсь довольная. Во-первых, есть хорошая работа, во-вторых, в этот раз меня вез не псих.

Аленка недовольно бурчит, что Лебедев мог постараться получше и найти для меня местечко в своей компании, но я думаю, он сделал более чем достаточно. Да, Константин Михайлович очень благодарен нашей маме, но он совершенно не обязан выворачиваться наизнанку ради меня.

— Лель, хватит гнать на Лебедева, — поднимаюсь из-за стола, собирая чашки из-под кофе, — он мог просто отказать и никому не звонить. Но он помог, и завтра явыхожу на работу, — домыв последнюю чашку, я поворачиваюсь к сестре. — Лель, а может погулять сходим. В какой-нибудь парк.

Сестра будто ждала чего-то подобного. Подскакивает как пружина и бежит к массивному холодильнику.

— Ты пока иди Масика переодень…

— Максима.

— … а я перекус приготовлю, — не обращая никакого внимания на меня и мою поправку тараторит Алена.

Махнув рукой на попытку переучить сестру, иду в комнату сына. Да у Павловых огромная двухуровневая квартира и в ней нашлись комнаты и для меня, и для Максима.

— Сынок, как насчет погулять в парке со мной и тетей Аленой?

Максим тут же подскакивает с пола, где играл до моего прихода, и бежит к шкафу. Я иду следом, чтобы достать штаны и футболку с верхних полок, помогаю переодеться, и мы спускаемся вниз к Алене.

***

В парке столько людей, что я ненадолго впадаю в ступор. В Сургуте такое скопление можно увидеть разве что в июле, но никак не в первых числах мая. Ступор проходит, и в душе поднимается необъяснимая волна ликования. Мне очень нравится безумная жизнь мегаполиса.

Сургут, конечно, большой город, но северяне белее размеренные, даже в какой-то степени заторможенные. А Москва как муравейник: кишит, двигается, живет.

Мне кажется, в эту секунду я осознаю, что я там, где всегда должна была быть. И не зря Алена все время звала меня к себе. Будто из старенькой «Лады» пересела сразу на «Феррари».

Максим с восторгом рассматривает окружение, впитывая в себя новое, тянет нас то в одну сторону, то в другую. Просит сладкую вату, и я покупаю. Потом наступает легкое затишье, мы набредаем на детскую площадку, где играют дети. Максим достает из моего рюкзака совок и ведерко и убегает в песочницу, а мы с Аленой наконец можем немного отдохнуть на одной из лавочек, расставленных по периметру.

— Тат, а ты понимаешь, что ты сейчас в одном городе с папашей нашего Маськи? — вдруг спрашивает Алена.

— Москва — не Хацапетовка. Вряд ли есть хоть крохотный шанс, что мы встретимся, — отвечаю беспечно и откусываю мороженое.

— Ну не знаю. Я же смогла найти его номер. А лучше бы не находила.

Леля удрученно склоняет голову, сосредотачивая взгляд на рожке, в сложенных на коленях руках.

— Лель, не вешай нос, — подбадриваю ее, — в том, что Влад оказался козлом, твоей вины нет.

— Ага, конечно. Если бы я не его не разыскала, ты бы не плакала. А тебе нервничать нельзя было.

— Не выплакалась бы тогда, рыдала бы позже. Ален, — беру ее за руку, — запомни раз и на всегда — ты не виновата.

Сестра вздыхает и согласно кивает. Я замечаю, что вина все еще плещется в ее зеленых глазах, но уже не так отчетливо. Надеюсь, скоро она выкинет этот бред из головы.

— Я так рада, что вы с Максимом живете с нами. Крестник как глоток свежего воздуха для нас. А то мне кажется, что Димка начал отдаляться из-за моей неспособности родить.

— Твой муж любит тебя, — заверяю с полной уверенностью, — это видно невооруженным глазом. Но зная тебя, думаю, ты зациклилась на беременности, как на сложном юридическом деле.

— А как не зациклиться? — раздраженно говорит сестра. — Мы три года женаты. Первый год о детях даже не думали, а потом ни черта не получилось. Мне скоро тридцать. Я уже столько врачей обошла, что руки опускаются.

— Мой тебе совет — расслабься и получай удовольствие. Эмоциональное состояние очень важно. В ту ночь, когда я забеременела, я была безумно счастлива. Я отдавала всю себя — и тело, и душу.

Леля задумывается, разглядывая играющего Максима. И я тоже перевожу глаза на него.

Вокруг сына собрались другие дети, они что-то бурно обсуждают и смеются. От этого зрелища по сердцу расползается тепло, а на лице — улыбка.

— Несмотря на то, что Влад оказался тем еще тупорогим бабуином, он подарил нам такого красавчика. Чувствую, не одно девичье сердце разобьет, — подмигивает мне сестра.

Тут я с ней полностью согласна.

— В последний день перед закрытием садика на ремонт, воспитательница рассказала, что из-за Максимки две девочки подрались, — делюсь с сестрой, — не сильно, но парочку синяков и ссадин друг другу оставили.

— Толи еще будет, — с напускной скорбью вздыхает Алена.

***

С волнением и трепетом захожу в стеклянные двери офисного здания, где почти официально работаю.

Нагловатый охранник с бычьей шеей ощупывает меня слишком тщательно, заглядывая сальными глазками в скромный вырез белой блузки, и уходит выписать мне суточный пропуск. Подхожу поближе к будке, где он скрылся, и слышу недовольную речь его коллеги.

— Ты нахрен к ней полез, придурок? У нас распоряжение, что эта дамочка теперь здесь работает, достаточно было только в паспорт заглянуть. Тебе работа надоела?

— Отвянь, — огрызается бычья шея, — ты видел какая она сочная?

— Видел, и что? Надо руки распускать? А если она пожалуется?

— Я тебя умоляю.

— Не надо меня умолять, лучше заруби себе на носу. Я здесь работаю дольше и местом дорожу. А попадется в следующий раз какая-нибудь фемка? Ты представляешь, какой ор поднимется? Я с тобой за компанию охранять огурцы в «Пяторочку» не пойду, сдам начальнику со всеми потрохами.

Закончив, парень выхватывает у напарника мой пропуск и выходит из будки.

— Спасибо, — говорю тихо, забирая белую карточку.

Следующим пунктом у меня отдел кадров, в котором я зависаю на битый час. Молодая особа Маргарита наманикюренными длиннющими ногтями печатает букву в минуту, занося мои данные в базу. Распечатывает экземпляр трудового договора, я его внимательно читаю и готова биться головой о ее стол.

— Тут опечатка, — указываю в нужную строчку, — я КазАнцева, а не КазОнцева. А вот здесь вообще написано — 5азонцева, — похоже мадам промахнулась по клавише пока печатала своими когтищами.

Маргарита недовольно пыхтит, сжимая и без того тонкие губы, в невидимую полосочку.

— Может, сами напечатаете, — рявкает она.

— Это вышло бы быстрее, но не входит в мои обязанности.

Понимаю, что откровенно грублю, но приставания охранника и ее медлительность разожгли во мне ведьмин костер, сжигающий тактичность.

Девушка резко подскакивает со стула, и он откатывается назад, задевая соседний стол. Я уже в красках представляю, как ее когти обагряются моей кровью, но на шум выходит женщина лет сорока. Как я понимаю начальница сие царства.

— В чем дело? — строго спрашивает она.

Девушка тушуется и опускает глаза, пока подошедшая женщина всматривается в лист, который я положила перед Маргаритой. Костер возмущения как-то резко потух под холодным профессионализмом старшей сотрудницы, поэтому сижу молча.

— Иди в мой кабинет, — говорит она строго и садится на место девушки.

С ней на оформление, подпись и проверки уходит минут десять, и я, сердечно поблагодарив, вылетаю из отдела кадров.

Александр Петрович сказал, чтобы я подъезжала к девяти, но вряд ли он предполагал, что к работе я приступлю только к обеду. Позорище.

Забегаю в лифт и тут же принимаюсь приглаживать растрепавшийся хвост, используя матовую металлическую поверхность как зеркало. В ней ни черта невозможно рассмотреть — отражение расплывчатое и искаженное, но продолжаю маниакально бороться с выбившейся прядкой.

Даже не сразу обращаю внимание, как створки лифта расползаются, и в кабине появляется еще один человек. Только когда его тень накрывает меня, а в стенке отражается темный силуэт, я вздрагиваю и резко разворачиваюсь.

Что я сделала, чтобы заслужить такую хреновую карму?

— Здравствуй, Таня.

Боже, да таким голосом можно остановить таяние ледников, а взглядом резать сталь.

От того мужчины, который заставлял мои ноги подкашиваться не осталось и следа. Но он все так же хорош собой. Только на лице нет ни одной эмоции.

— В-влад? — блею заикаясь.

В душе водоворот из паники, страха и… радости. Та частичка меня, которая цепляется за хорошие воспоминания воспряла и тянется к этому невозможному мужчине.

— Для моих сотрудников — Владислав Андреевич, — говорит строго, ощупывая взглядом мое тело.

Его сотрудников? Похоже кто-то свыше вместо благословения решил наслать на меня проклятье. Или сектанты сглазили. Других причин своей невезучести я найти не могу.

— Что муж дал пинка под зад и ты решила обо мне вспомнить? Одного не пойму, как ты к Лебедеву умудрилась подмазаться.

Будто в прорубь окунули. Да что несет этот самодовольный хлыщ? Как вообще смеет со мной так разговаривать, после того дерьма, которое на меня вылил?

Режим блеющей овцы отключается, на смену приходит — боевая. Гордо поднимаю подбородок.

— Вообще-то, я надеялась, что, как и бывший, ты навсегда исчез из моей жизни, и мы больше никогда не встретимся.

— Неужели? — Влад наигранно удивляется и холодно ухмыляется. — Тогда зачем ты устроилась в мою фирму?

— Я не знала, что она твоя. И если ты был против, то почему Александр Петрович предложил мне должность?

— Потому что, — цедит сквозь зубы, — у нас Сашей равные права, и, к превеликому сожалению, я не смог его переубедить.

— Что ж, вижу наше неприятие друг друга — взаимно, — я скрещиваю руки на груди и отступаю чуть назад, — я сейчас же напишу заявление на увольнение.

Лифт, наконец-то дзинькает на моем этаже, и я выдыхаю, делая шаг наружу.

— Только через две недели, — ядовитым дротиком летит мне в спину.

26

Лифт давно уехал, а я все еще стою в холле, напоминая себе, как дышать. В ушах шумит, оскорбления бьются о черепную коробку, как резиновые мячики.

Чем я заслужила такое хамство? Тем, что послала его? Я же помню, что Влад не любит, когда что-то идет не по его плану. Но какой реакции он ожидал? Что я отвечу: да, конечно, отбирай сына.

Прижимаю ладонь к бешено стучащему сердцу, а затем к щеке. Лицо горит, будто у меня температура, а руки ледяные и слегка подрагивают.

Мне бы бежать в кабинет, иначе зарекомендую себя как безответственная особа, но ноги словно приросли к полу. Да и зачем теперь стараться? Отработаю две недели и уволюсь. Сегодня же попрошу Алену помочь мне с резюме.

Заставляю себя сделать шаг, потом еще один. И не замечаю, как оказываюсь перед коричневой дверью офиса. Сейчас предстоит знакомство с новыми людьми, а встреча с Владом уничтожила весь энтузиазм.

Тем не менее растягиваю губы в улыбке и стучу, заглядывая внутрь. Странно, никого нет. Все столы пустые. Кручу головой, замечая слева еще одну дверь с надписью «Корина Ольга Матвеевна. Глава экономического отдела». Вот туда-то мне и надо.

Ольга Матвеевна строгая женщина немного за тридцать оказывается на месте, она приглашает меня присесть, задает несколько вопросов, касающиеся только моего опыта работы, за что я ей очень благодарна. С недавних пор расспросы о сыне вызывают кучу подозрений.

— Татьяна, я очень рада, что в нашем полку прибыло, — говорит Ольга Матвеевна бесстрастно, — пойдемте я представлю вас коллективу.

Мы выходим, и, кажется ее ничуть не смущает отсутствие всех работников, хотя до обеда еще минут двадцать. Следую за Ольгой к точно такой же двери без опознавательных знаков, входим без стука.

Небольшое помещение оказывается кухней. Здесь два стола, которые сейчас сдвинуты, и несколько человек пью чай с различным набором сладкого.

— Ребят, — обращается ко всем Ольга, — привела вам нового бойца. Знакомьтесь — Татьяна Казанцева.

На меня обращаются пять пар глаз — три женские и две мужские, и я начинаю чувствовать себя неуютно. Не люблю оказываться в центре внимания.

— Ну, наконец-то, — всплескивает руками худенькая маленькая женщина. — Я — Люба.

— Танечка, — со стула подскакивает полноватый мужчина лет пятидесяти. — Я — Виктор. Можно просто Витя. Проходи к столу, у меня сегодня юбилей и мы чаевничаем.

Виктор придвигает к столу и галантно предлагает мне сесть. Не вижу смысла отказываться, мне почему-то очень нравится атмосфера в коллективе.

— Ольга Матвеевна, вы тоже садитесь, — предлагает юбиляр.

— Вить, не могу, — с сожалением отказывается женщина, и нервным движением откидывает короткие русые волосы назад, — Грымза в здании.

Все понимающе кивают и сочувствуют начальнице.

— Еще раз с днем рождения. Если что, я у себя.

С этими словами Ольга покидает кухню, и начинается вливание в коллектив. Наташа — пепельная блондинка с эффектной фигурой, Кристина — худая брюнетка с вздернутым носиком, Полина — пухленькая розовощекая блондинка с россыпью веснушек и Николай — высокий русоволосый мужчина, немного похожий внешностью на Сомова, только младше.

Когда знакомство закончено, чай разлит, а на моей тарелке красуется кусок аппетитного торта, я решаюсь задать вопрос:

— А кто такая Грымза?

— О-о-о, — тянет Наташа, — с чего бы начать? В общем Грымза — это немка Катя Опенгер. То ли невеста, то ли любовница наше большого босса, глава отдела по связям, Снежная Королева сия царства и просто стерва.

Невеста босса, значит. Что-то подсказывает, что не Александра Петровича. А значит это она ответила тогда на звонок. Полный абзац.

— Ей на глаза лучше не попадаться, — поддакивает Коля, — а уж становиться ее врагом и вовсе не советую. Она у нас чуть Полинку до нервного срыва не довела.

Я перевожу недоуменный взгляд на женщину. Чем она могла не угодить немке? Полина похожа на плюшевого зайку, которого хочется прижать к груди и потискать.

— Я не знаю, почему она меня донимала, — краснея говорит блондинка. — Я вообще не понимаю по какому праву она лезет в работу каждого отдела. У всех свои начальники. Ей буквально не нравилось во мне все — от внешнего вида до моей работы.

Я оглядываю Полину с головы до ног. Классический темно-серый брючный костюм хорошо сидит на фигуре, волосы стянуты в строгий пучок, нет ни пошлости, ни вульгарщины. Не знаю какой она профессионал, но если до сих пор здесь работает, то делаю вывод — хороший.

— Катя очень педантичная, скрупулезная перфекционистка и ее бесит, что кто-то может от нее отличаться, — включается в разговор Виктор. — Она хочет, чтобы мы были роботами и не теряли концентрацию ни на минуту. Ее не волнует, что у тебя может что-то болеть или что тебя отвлекли. Запомни, ее можно называть только фрау Опенгер, а Катя — это ее полное, сокращенное и уменьшительно-ласкательное имя. И еще она ненавидит рыжих.

— Ой, да брось, — с сарказмом хмыкает Кристина, — она в принципе не способна на человеческие чувства и цепляется ко всем, кто попадается под руку. Думаю потому, — женщина понижает голос, — что Владислав Андреевич не только не надел ей кольцо на палец, но и всячески отрицает, что у них отношения. И цвет волос не при чем.

— Так-то оно так, — соглашается Витя, — Владислав Андреевич не дурак на такой вобле жениться, но вспомни Машку из бухгалтерии или менеджера Марину. Они обе жаловались, что их уволили ни за что.

— Машка, Грымзу сукой назвала, та услышала, а Маринка по рабочему телефону со своим парнем постоянно ругалась, до нее вечно не дозвониться, — возражает Кристина.

— На Польку неприятности и придирки посыпались, когда она имидж сменила, — говорит Коля, откусывая слойку, и продолжает с набитым ртом, — а как обратно перекрасилась, все закончилось.

Все за столом замолкают, обдумывая Колины слова. Я ковыряю остатки торта, окончательно убеждаясь, что в этой компании мне не работать. Мало того, что Влад против, скоро к нему присоединится и его невеста. И все из-за цвета волос. Это могло бы быть смешно, если бы не было так грустно. И непрофессионально.

Ловлю на себе несколько сочувствующих взглядов, и улыбаясь в ответ, пожимаю плечами, мол, что поделать.

 ***

Влад. Наши дни

И-ДИ-ОТ! Я! ПОЛ-НЫЙ И-ДИ-ОТ!

Зачем я сорвался на Ведьме?

Возможно, эта стерва и заслужила каждое мое обидное слово, но я повел себя не как босс, а как обиженный мальчишка.

Вчера я полночи бухал, прокручивал в голове события прошлого и, как последний мазохист, просматривал снимки, сделанные Артемом.

Когда Сашка пришел в себя и узнал, что не сможет ходить, его будто подменили. Сколько жизнь его не пинала, он преодолевал трудности и становился сильнее, но авария сломала что-то внутри. Дядя отказывался от лечения, говорил, чтобы я оставил его в доме для инвалидов и забыл к нему дорогу. Но я не мог так поступить.

Когда Таня меня послала, казалось, что последний родной человек отвернулся, что последняя соломинка, держащая мое сознание на плаву, сломалась. А рядом было только Катя, но я никогда не чувствовал от нее искренней поддержки, зато мог отвлечься в постели.

После отъезда Джозефа, мы поужинали и поехали ко мне. Я не планировал спать с ней, но Катя проявила такую настойчивость, словно на кону стояла ее жизнь.

Даудова поймали, Таня отшила, а Сашка сходил с ума от болей. Еще хуже ему становилась, когда он видел жалость на моем лице. Это буквально приводило его в бешенство. Дядя легко мог кинуть капельницей в меня или в докторов. Я боялся, что он задумается о суициде, и все свое время посвятил ему. Подавил все чувства, спрятав глубоко внутри, старался выглядеть либо веселым, либо равнодушным.

И вскоре равнодушие перестало отражаться только снаружи, она поглотило меня целиком.

Мой сон сократился с четырех-пяти часов до двух-трех, пока усталость не брала верх, и я просто-напросто не отрубался. Не счесть сколько раз охрана вытаскивала меня из машины невменяемого, а секретарша находила в рабочем кресле. Пару раз падал в обморок на улице, и те же охранники волочили домой или в больницу.

Открыл папку с фотками, наливая очередной стакан виски. Знал, что будет больно, но не смог остановиться.

Первый: ее целует муж. Он практически полностью скрывает Таню, но видно, что она не реагирует — глаза открыты, руки вдоль тела. Тут все ясно, она знает об измене мужа и чувствует неприязнь.

Потом несколько кадров, где она сидит в кругу семьи за столом, установленным на улице. Темноволосая женщина скорее всего мать. Сестра — ее я видел в Краснодаре. И пара постарше, видимо, бабушка и дедушка.

Таня веселая, счастливая и безумно красивая. Солнце играет бликами на ярких волосах, завораживающая улыбка до сих пор вызывает ответную.

Второй: Таня сидит за столом в ресторане, сжимает ладонь неизвестного мужика и умоляюще заглядывает в глаза. Судя по костюму, этот чел — обеспеченный. Что она от него хочет? Чтобы взял под крыло бывшую любовницу? Она уже знает, что беременна и уверяет, что отец он?

Третий: Таня сидит спиной, а ее начальник, которого она называла Валенком и тупицей, стоит вплотную и целует ее в губы, нежно держа лицо в своих лапищах.

Дальше снимки только Тани и ее мужа. Он забирает ее с работы, отвозит на работу, они гуляют, Таня дарит ему улыбки, положив руку на круглый живот.

Я не специалист и определять месяц беременности по размеру живота не могу, тем более под объемным пуховиком.

Выслушивая отчеты Артема и сопоставляя временные рамки, получалось, что Ведьма была беременна, когда мы переспали. Муж нашел любовницу, и ей пришлось соображать и искать папашку отпрыску.

Но вчера в пьяном угаре, мой помутненный мозг зародил зерно сомнения. Только в смены Артема всплывали компрометирующие фотографии и сообщения. Его сменщик отчитывался в духе: ушла на работу, зашла в магазин, весь вечер провела дома.

А вдруг все эти мужики — не любовники. Тогда что их связывает? И зачем она нашла меня, когда уже была беременна?

Но столкнувшись сейчас в лифте, увидев ее умопомрачительные глаза, я разозлился, и все сомнения забылись.

Я столько дерьма пережил, прошел через ад, а она порхала счастливой птичкой. Таня даже не изменилась: все такая же красивая, стройная и притягательная.

В голубых глазах мелькнули удивление, страх и, черт возьми радость. Что ее обрадовало? Встреча со старым знакомым? Или возможность подобраться к моим деньгам?

Столько вопросов, кто бы дал на них ответ.

Рука сама поднимает трубку и набирает номер. Один гудок и в трубке раздается мелодичный голос двоюродной сестры Кирилла:

— Добрый день. Отдел продаж. Анастасия.

— Насть это Влад.

— Ой, прости. В запаре на определитель не посмотрела. Что случилось?

— Зайди ко мне. Есть деликатный разговор, но никому ни слова, особенно Кириллу.

— У-у-у, интриги, — веселится хитрюга. — Буду через десять минут. С тебя чай с чем-нибудь сладеньким.

Довольный собой отдаю распоряжение Лизе и кладу трубку. Почему-то, когда в моей жизни появляется рыжая бестия, я начинаю действовать в несвойственной для себя манере.

27

Таня. Наши дни

Вчера, вернувшись домой, я устроила Аленке допрос с пристрастием. Почему-то к концу первого рабочего дня, я решила, что она знала, в чью компанию я попала, и что именно через Лебедева пять лет назад она нашла номер.

Оказалось, помог Дима через каких-то знакомых. Так что зря я наехала на сестру. Извинилась, но спор получил новый виток. Аленка намекнула, что кое-кто задолжал мне алименты плюс моральный ущерб за оскорбления. И прямо сказала, что я не должна увольняться ни в коем случае.

Мы так и не пришли к согласию в этом вопросе. Это вчера Влад не вспомнил про Максима, а если он все-таки решит забрать сына? На его стороне больше преимуществ: деньги, влияние, в скором времени полноценная семья.

А что я? Собственная квартира только в Сургуте, и то скоро выставится на продажу. Не замужем и без пяти минут безработная.

Остается только прятаться, а возможно, и снова переезжать. В каких странах нет экстрадиции? Надо погуглить.

Осматриваю своих коллег. Никому нет до меня дела, работа кипит.

Пишу заявление по собственному, распечатываю отчет и, пока решительность не испарилась, иду к Ольге Матвеевне.

Сначала сдаю отчет, Корина просматривает, удовлетворенно кивает и протягивает новую папку.

Забираю, но мнусь на месте, не зная, как сказать об увольнении. Стыдно до жути. Приперлась провинциалка, устроилась на теплое местечко, а на следующий день в кусты.

— Что-то еще? — спрашивает Ольга Матвеев, не отрывая взгляда от листков, которые держит в руках.

— Вот, — краду заявление на ее стол и задерживаю дыхание.

Чувствую, сейчас меня пропесочат, как школьницу.

— Ну-ка присядь, — хмурится Ольга Матвеевна. — В чем дело?

Отвожу глаза, рассматривая сертификаты и награды за спиной Кориной. Честно говоря, я не знаю, что сказать. Последние сутки я собирала мужество по крупицам, чтобы прийти к ней, но совершенно не подумала, как объясниться.

Не скажешь же правду, мол, я спала с вашим боссом и теперь его боюсь. Мямлю что-то про семейные обстоятельства и осмеливаюсь посмотреть на Ольгу Матвеевну. Понимаю, что она мне не верит. В ее глазах застыло сомнение, но больше вопросов не задает.

— Ладно, — наконец, говорит Корина, — иди работай.

Выдавливаю кислую улыбку и натурально сбегаю.

Как я поняла из вчерашних разговоров, Ольга Матвеевна справедливый руководитель. Подчиненные относятся к ней с благоговением и уважением. Еще узнала, что ей сорок два, а не тридцать с хвостиком, как я подумала изначально, и у нее двое взрослых сыновей. Сказать, что я была в шоке ничего не сказать. Говорили, что она горой за свой отдел и по возможности отгоняет Грымзу от сотрудников.

Весь коллектив радовался пополнению, потому что за последнее время ушло несколько человек, и они зашиваются. Поэтому мне вдвойне тошно, что я так сильно подвожу людей. Смотреть на кого-либо стыдно, и я погружаюсь в работу. Жаль, что ее мало, я пока на испытательном сроке, и мне не дают ничего сложного и трудоемкого.

До обеда день проходит незаметно. Ольга Матвеевна куда-то уходила и, только вернувшись, сразу просит меня зайти к ней. Понурив голову, плетусь за женщиной. Ощущение будто меня к директору в школе вызвали.

Ольга Матвеевна осматривает меня словно видит впервые и загадочно улыбается. А я в ступоре. Разве она не должна на меня злиться?

— Ты уже приступила к новому заданию? — я киваю, и Ольга Матвеевна продолжает. — Закончи побыстрее и приступай к этому, — Корина двигает объемную папку по столу.

Беру и быстро просматриваю, поражаясь объему предстоящей работы. Сердце начинает трепыхать от восторга. Задание сложное, трудоемкое — как я люблю.

А потом я вспоминаю о своем шатком положении, и настроение тухнет, будто кто-то потушил лампочку. Кладу папку обратно.

— Ольга Матвеевна, мне очень лестно. Но я же увольняюсь, не лучше ли отдать эту работу тому, кто давно работает?

— Татьяна, — женщина добавляет в голос строгости, — если бы я могла кому-нибудь поручить это задание, я бы так и сделала. Но отдел поредел, так что приступайте к работе.

Не в моей привычке оспаривать приказы руководства, но разве Корина не понимает, что поручать ответственное задание временному работнику, как минимум, не практично.

— Ольга Матвеевна, вы как опытный руководитель прекрасно понимаете, что после моего увольнения, другому работнику придется потратить очень много времени на изучение материалов, а затем не меньше, чтобы закончить.

— А ваше заявление превратилось в самолетик, — с улыбкой говорит Корина.

Я открываю и закрываю рот, как выброшенная на берег рыба. И Ольгу Матвеевну откровенно забавляет мое состояние, в ее глазах искрятся смешинки, а на губах играет улыбка.

— И Александр Петрович, и Владислав Андреевич категорично отказались подписывать.

— Варварство какое-то, — тихо шепчу, — они не могут заставить меня остаться, — говорю громче.

— Закончите с этой компанией, а потом подумаете об увольнении.

Разрываемая противоречиями, беру папку и ухожу. С одной стороны, я работаю только день, и мне все нравится. А с другой — негативное отношение Влада. Природу которого, я не понимаю. А еще есть его Грымза-невеста, с которой мне пока посчастливилось не сталкиваться.

Во всей этой ситуации меня пугает только одно — то, что Влад попытается отобрать сына, а остальное — мелочи.

— Таня, — голос Ольги Матвеевны застает меня у двери, и я поворачиваюсь, — Владислав Андреевич просил передать, если есть претензии, можешь высказать их ему лично.

Я не планировала с ним сталкиваться, а уж идти добровольно в пасть к тигру — тем более. Но я все же киваю.

Пять дней проходят в привычном для меня режиме. С утра до вечера куча работы, потом провожу время с Лелькой и Максимом, иногда к нам присоединяется Димка. В выходные он нас вытащил загород на пикник, и, по-моему, я радовалась больше сына.

В понедельник Максим пошел в садик, и Леля расстроилась, ей пришлось прервать свой отпуск и вернуться на работу. А я за эти сутки вся испереживалась: как он там, хорошо ли кормят, приняли его дети?

Вчера мы с Лелей завалили его этими вопросами, сын ответил, что все хорошо, а я все равно волнуюсь.

Он же у меня с характером, мужчина до мозга костей — до последнего не жалуется. Когда в прошлом садике мальчик из старшей группы отбирал у него игрушки, он ни словом не обмолвился. Узнала, когда этот мелкий хулиган пустил в ход кулаки.

Если припомнить характер Сомова, думаю, он бежал к мамочке при любых трудностях.

В животе начинает неприятно тянуть, и я бросаю взгляд на часы. Ух, до обеда десять минут, а я сегодня не завтракала и с собой ничего не приготовила.

— Наташ, — зову ближайшую коллегу, — не подскажешь куда можно сходить на обед?

— Кафешка напротив, — отвечает она, отрываясь от монитора, — вкусно и недорого.

Благодарю и хватаю сумку. Есть хочется — жуть.

Чудом удается занять столик и сделать заказ. С каждой минутой людей становится все больше. Хорошо, что вышла чуть раньше.

— Извините, можно к вам присесть?

Я запрокидываю голову на мелодичный женский голос, встречаясь глазами с его обладательницей. Невысокая шатенка нерешительно мнется у столика, теребя в руках ремешок сумки.

— Да, конечно, — указываю на стул напротив, понимая, что затягиваю с ответом.

Мы с женщиной, представившаяся Настей, оказывается работаем в одной компании. Она много рассказывает о себе и своих детях. Такая открытая и доброжелательная, ее безумно приятно слушать.

В какой-то момент прошу ее показать фотографии деток. Уверена, она, как и люба мамочка, фоткает их десятки раз на дню.

— А у тебя есть дети? — спрашивает Настя.

Я киваю и достаю телефон показать Максима.

— Божечки, какой милашка, — щебечет девушка, листая снимки.

Пока она смотрит, я поглощаю вкуснейший «Цезарь», не заостряя внимания ни на чем, кроме горячего, которое скоро должны принести. Очень уж проголодалась.

— Как же он кое-кого напоминает, — бормочет Настя.

— Что, прости? — переспрашиваю, неуверенная, что правильно ее расслышала.

— Это я так. О своем, — отмахивается шатенка, возвращая мой телефон. — Можно я задам один вопрос? Если он бестактный, можешь не отвечать.

У Насти такое мило-заговорщицкое лицо, что я не могу ей отказать и киваю.

— Скажи, пожалуйста, — интриганка склоняется ближе и понижает голос, — на какой праздник вы заделали Максимку?

— Э, не поняла.

— Я пока в декретах сидела от нечего делать стала собирать свою личную статистику. И выяснила, что во многих семьях дети зачаты на какой-нибудь праздник. У кого на годовщину свадьбы, у кого на новый год. Я вторым забеременела на второй день рождения первого.

— Ого, как точно, — смеюсь я. Настя так воодушевлена своими исследованиями, но я не могу в них не усомниться. — Ты в этом полностью уверена?

— Я тот день до сих пор помню будто вчерашний. У меня папа сильно болеет, и мама за ним постоянно ухаживает, а родители Мишки вообще в другом городе живут. Поэтому мы никогда не отправляли внуков погостить на выходные. На день рождения заехали на пару часов, а мама так расчувствовалась, что уговорила нас оставить Севку у них. Мы с Мишкой все ночь не спали. Ни до, ни после у нас по несколько месяцев ничего не было: то зубки, то животик.

Думаю, в чем-то Настя права. Когда люди живут друг с другом уже долгое время, то любые праздники выступают мотиватором интима. Застолье в кругу семьи, теплые воспоминания, возможно, лишняя рюмочка, и вот в сердце зреет нежность, поцелую на ночь затягивается, становится глубже, итог очевиден.

— Боюсь тебя огорчить, Насть. Я узнала, что беременна за пару дней до своего дня рождения, когда пошла в ЗАГС подписывать развод. Судя по словам врача, зачатие произошло в самом конце апреля — начале мая. Я в те дни работала как проклятая и никаких праздников не было.

— А Первомай?

— А Первомай я встретила в самолете, возвращаясь из командировки, и поперлась на работу. У нас такие выходные редко давали, потом к отпуску прибавляли.

Подошедшая официантка, прерывает наш разговор, который явно свернул не туда. Расплачиваюсь за свой обед и хочу уйти как можно быстрее от дальнейших расспросов, но Настя догоняет меня у самого выхода.

— Тань, подожди. Нам же в одно здание, — говорит она весело.

— Прости, забыла, — говорю как можно беззаботнее, а у самой внутренности сворачиваются в тугой узел.

Если женщина продолжит задавать вопросы, при срочно что-то выдумывать. Зря я сказала, что много работала в тот период.

К счастью, Настя вопросов про сына больше не задает, расспрашивает о климате в Сургуте, о моей прошлой работе и предлагает как-нибудь встретиться и погулять с детьми. Я соглашаюсь. Настя приятный человек, и своим задором немного напоминает мне Алену. Мы обмениваемся телефонами и расходимся каждая на своем этаже.

28

Влад. Наши дни

— Насть, я попросил тебя об очень важном деле, — устало провожу ладонью по лицу, разочарованно глядя на женщину, невозмутимо попивающую чай, — выведать у Казанцевой подробности личной жизни, а ты поверила в ее вранье. Видимо я переоценил твою проницательность.

— Ну, если ты все о ней знаешь, зачем попросил меня шпионить? — Настька недовольно поджимает губы. — И кстати, не думаю, что она врет. Возможно, что-то недоговаривает. Но это неудивительно, кто же вываливает о себе все первому встречному.

Давлю в себе раздражение, чтобы не накричать на старую подругу. Как Ведьме удалось обмануть Миронову? У Насти особый талант чуять ложь за версту.

— Ничего я о ней не знаю, — недовольство все-таки прорывается в голосе. — Но несостыковок становится все больше, и это меня жутко злит. Как она могла родить в конце декабря, если забеременела к маю?

— Ты будто о преждевременных родах ничего не слышал, — Настя смотрит на меня как на слабоумного, и я признаться начинаю ощущать себя именно так. — Влад — ты взрослый человек. Что ты развел вокруг нее тайны Мадридского двора? Поговорить не пробовал?

Она меня послала, пусть сама и идет говорить. Хоть это и звучит по-детски.

Настя недовольно фыркает на мое молчание и отставляет недопитый чай на стол.

— Сколько я себя помню, ты всегда себя так вел, — говорит она, вставая и нависая над моим столом, — когда вы с Кириллом ссорились, ты никогда не шел мириться первым, даже если был неправ. Изредка пытался что-то выяснить через меня, но только для того, чтобы понять как сильно Кир обижен и прикинуть время, когда он придет с белым флагом. Всегда рубил с плеча.

— Да что ты понимаешь? — рычу на подругу и резко вскакиваю. — Тоже мне знаток людских сердец. Если ты готова прыгать на задних лапках и ждать, когда хозяин погладит тебя по головке и кинет подачку, то, спешу тебя просветить, у некоторых есть гордость.

Лицо Насти бледнеет и дергается, будто я ее ударил, а глаза начинают блестеть. Она сильнее стискивает челюсти и вздергивает подбородок.

— Не боишься, что из-за своей гордости остаться один? Без друзей и семьи.

— Тот, кто мне дорог, знают меня как облупленного и никогда не бросят, — зло усмехаюсь я.

— Что ж, — Настя берет сумку и отворачивается, говоря на ходу, — значит, я никогда не была тебе дорога: ни как друг, ни как сестра друга.

Ошеломленный словами женщины, смотрю в удаляющуюся спину с одеревеневшими плечами. Настя уходит, ни разу не обернувшись, тихо прикрыв за собой дверь.

Как подкошенный я падаю в кресло. Я только что собственноручно разрушил многолетнюю дружбу. И возможно не только с Настей, но и с Киром. Они хоть и двоюродные, но близки как родные. Кир порвет любого за младшую сестренку. И в этом деле я всегда был рядом с ним. Настя мне самому стала как родная.

Когда мои родители погибли, я оттолкнул всех своей угрюмостью и злостью, а они остались, поддержали, помогли выбраться из ямы депрессии.

Во мне что-то щелкает и ломается. Настя была полностью права. Я не только к Кириллу не ходил мириться, я ни к кому не подходил первым. Всегда считал, что веду себя правильно, и если люди после ссоры не возвращались, то так и должно быть. Отсеиваются лишние.

Но дружба — это двустороннее движение, а я как полный мудак застрял на остановке и указываю направление. Кто-то плюет сразу и уезжает, кто-то возвращается, кто-то проезжает мимо, и только Настя с Кириллом припарковались надолго.

В этот момент осознаю, что я не пуп земли, никто не должен скакать вокруг меня, отплясывая чечетку, я тоже должен проявлять гибкость и идти навстречу людям. Если в отношении бизнеса можно проявлять бескомпромиссность, то к человеческим чувствам, слабостям, ошибкам — нет. Даже если их мнение не сходится с моим.

Сука. Я соскакиваю с места и бегу к лифту, сразу спускаясь на первый этаж, в надежде еще застать Настю. Спрашиваю у охраны, те сообщают — уехала. Не мешкая вызываю Леонида.

Пока стоим на выезде с парковки, замечаю Таню. Ей навстречу несется темноволосый мальчуган, и она с широкой счастливой улыбкой подхватывает его на руки и целуем в пухлую щеку.

Меня ломает второй раз за последние десять минут. Дышать становится тяжело. Тру грудь, где сердце колотится как безумное.

Таня подходит к высокому блондину, подставляет ему щеку, они над чем-то смеются, выглядят как семья. И так тоскливо становится на душе, хоть вой. Ядовитая смесь зависти, ревности и капли обиды разъедает душу. Хорошо, что Леониду наконец удается вывернуть на проспект, и идеальная картинка исчезает.

Таня могла бы быть моей, если бы я проявил чуть больше настойчивости. Но куда там. Мы же гордые, а нас на хер послали. Ай-яй-яй.

Подъезжаем к подъезду Мироновых, и меня покидает вся решимость. Я так сильно виноват перед Настей, и не знаю, как загладить вину. Ведь я раньше никогда этого не делал. Одно дело решить в своей голове, что нужно меняться, другое — сломать и перестроить характер, формировавшийся тридцать лет. Есть надежда, что Настя поможет мне в этом нелегком деле и подтолкнет в нужном направлении.

Из подъезда выходит старушка с подобием собаки, и я вежливо придерживаю ей дверь, чтобы затем просочиться внутрь. На третьем этаже замираю, делаю глубокий вздох и жму на звонок.

— Вы чего так рано? — весело говорит Настя, открывая дверь, и замирает. — Я думала это Мишка с детьми вернулся.

— Впустишь?

Настя отступает и опускает голову, пряча красные глаза. Чувствуя себя последней сволочью, что довел подругу до слез. Заставляю себя смотреть прямо на нее, собирая мужество по крупицам.

— Настен, прости меня, — говорю тихо, — я был неправ.

Женщина поднимает на меня удивленные глаза, но молчит. Ясно, поблажек могу не ждать. Откашливаюсь, прогоняя возникший в горле комок. Я не знаю какие слова нужно произносить, поэтому говорю, как чувствую:

— Ты во всем была права, кроме одного. Ты очень-очень мне дорога. Давно стала как сестра. И я очень сожалею, что повел себя как мудак.

Настя шмыгает носом, и вытирает слезы, покатившиеся по щекам. А меня словно лезвием по сердцу. Не выдерживаю, притягиваю к себе и успокаивающе глажу по спине. Подруга вяло брыкается, хочет оттолкнуть, а я не отпускаю и шепчу слова извинения. Наконец, она успокаивается и слегка отстраняется.

— Орлов, отпусти. Задушишь же. Я тебе рубашку испачкала, прости, — в голосе ни капли сожаления.

Да, и пофиг. Тряпка она и есть тряпка.

— Пойдем чай попьем, — зовет Настя.

Разуваюсь и топаю за ней, как нашкодивший щенок. Хотя, по сути, я еще хуже.

— Влад, я очень рада, что ты встал на путь исправления. Я знаю, как тяжело тебе дались слова извинения. Но объясни мне пожалуйста, почему ты просто не поговорил с Таней?

— Да, что вы все заладили — поговори-поговори, — говорю раздраженно.

— Ты опять? — Настя резко опускает чашки на стол, сверкнув глазами.

— Все, — поднимаю руки вверх, — постараюсь держать себя в руках. Мы с ней неделю назад в лифте столкнулись. Я так поговорил, что стыдно до сих пор.

Настя вымученно стонет, понимая, что ничего хорошего я Ведьме не сказал. Наливает кипяток в чашки, добавляет заварку и плюхается на стул напротив.

— Исповедуйся, Орлов.

— Я просто разозлился, — надеюсь такого объяснения хватит, но Настька продолжает сверлить меня требовательным взглядом, требуя подробностей.

Приходится рассказывать, начиная с нашего знакомства, заканчивая моей злостью на Танину лицемерность.

— Ты как будто с нее мужиков снимал, — Настя сжимает переносицу, а я снова чувствую себя идиотом, — подумаешь фотки, подумаешь поцелуй. Ты же не знаешь, что ему предшествовало и что было дальше. Что-то увидел, сравнил небось с сукой Кариной, и обиделся.

— Настя, — рычу я, сдерживая рвущуюся злость, — не перегибай. Я, конечно, решил поработать над характером, но за минуту измениться не могу.

— Извини, — подруга миролюбиво улыбается, — ты взрослый мальчик, надеюсь, разберешься.

Через час, выхожу от Мироновых с твердым намерением сделать один телефонный звонок и окончательно решить — вступать в борьбу за Рыжика или вычеркнуть из своей жизни.

29

Три дня я откладываю телефонный разговор. Взрослый мужик, опытный бизнесмен, а боюсь набрать цифры как девочка огромного паука.

Меня пугает, что Симонов, которому я собрался звонить, подтвердит, что Таня не нежный цветочек, какой я себе ее представляю, а ядовитый плющ, готовый впустить свои иголки в мужика с глубокими карманами.

Я уже однажды разочаровался в женщине, ради которой был готов свернуть горы, боюсь второй раз перечеркнет мою веру в счастливый брак окончательно.

Снимаю блокировку с экрана и набираю номер. Хватит тянуть, только сильнее себя накручу.

— Симонов, слушаю, — раздается в трубке.

— Здравствуйте, Антон Кириллович. Меня зовут Владислав, я звоню по поводу нашей общей знакомой Татьяны Казанцевой.

Замолкаю, не зная, что сказать. Я не продумал стратегию поведения до конца, потому что так и не понял: какие отношения их связывают. Я теперь вообще сомневаюсь во всем, что связано с Ведьмой.

— С ней что-то случилось? — в голосе Антона Кирилловича слышится обеспокоенность. — Кем вы приходитесь Тане?

— А вы? — спрашиваю требовательно.

— Я ее друг. Точнее муж ее подруги.

— Мы недавно начали встречаться, — говорю осторожно, подбирая каждое слово. Не хотелось бы спугнуть потенциального информатора. — Таня упоминала, что вы помогли ей с разводом.

Вранье слетает с губ, и я снова замолкаю. Знаю, что Симонов — отличный юрист по бракоразводным делам, и что они с Таней один раз встречались. Но как долго продолжается их знакомство и насколько оно близкое, надеюсь поможет понять Антон Кириллович прямо сейчас.

— Ну как помог, так проконсультировал один раз. Тане было очень важно понять, сможет ли она вернуть большие деньги, потраченные на совместную квартиру. По словам моей жены, у них были непростые отношения. А почему вы ей не позвонили? Я Таню знаю плохо.

Не могу ответить, что позвонил, потому что номер оказалось найти проще, поэтому начинаю судорожно соображать Я впиваюсь глазами в лист с краткой информацией на Симонова.

— Не хотел беспокоить беременную женщину. Не могли бы вы рассказать, что знаете о Танином бывшем, — я весь превращаюсь в слух.

То, что у Тани и Симонова ничего не было, я убедился, хотя их фотография все еще стоит перед глазами. Удачно подобранный ракурс, момент вырванный из контекста, и моя злость на Рыжика сыграли со мной злую шутку.

— А Тяня не рассказывала? — немного насмешливо спрашивает Антон Кириллович.

— Она очень скрытная, и познакомились мы совсем недавно. Но Таня мне очень нравится. Надеюсь, наши отношения углубятся и будут очень продолжительными, — я даже почти нигде не соврал, кроме первого предложения. — Но мне кажется, прошлые отношения не дают Тане покоя, а я бы хотел, чтобы моя женщина была только моей.

— Он снова ее преследует? — взволнованно спрашивает Симонов.

Преследует? Она поэтому переехала в Москву?

— Думаю, да.

— Черт! Я бы таких как Сомов изолировал от общества. Не человек, а паразит. Расскажу, что знаю со слов жены. Бывший сидел на Таниной шее, повесив на нее ипотеку и все домашнее хозяйство. Она терпела, пока не узнала о любовнице. У Сомова отец очень влиятельный бизнесмен, как я понял, он встал на Танину сторону при разводе и вернул ей деньги. Бывший исчез на несколько месяцев, когда узнал, что ребенок не от него, а потом снова объявился со словами: давай будем друзьями. За прошедшие пять лет этого так и не случилось, Таня держала дистанцию, даже с сыном толком не знакомила. Но из нужды иногда просила о помощи, когда нужны были мужские руки, а Воронов и Байдин были заняты.

Я цепляюсь за фамилии. Не знаю кто такой Воронов, а вот Байдин…

— А Байдин разве не ее бывший начальник?

— Да, заходил к Тане по работе, когда она в декрет ушла, а потом чуть ли не каждый день искал поводы заглянуть, влюбился в ее соседку.

Выдыхаю. Я даже не сразу понял, как сильно напрягся, когда решил, что Рыжик спит с начальником. А он всего лишь из-за соседки ее навещал.

— В общем подружились, а потом Таня его крестным позвала. Перед переездом Антон часто возил ее с работы. Катя говорила, что Таня стала сама не своя. Боялась чего-то, каждый раз перед тем, как выйти с работы осматривала парковку, как затравленный зверек. Больше ничего не знаю.

Благодарю Симонова за информацию и включаю мозги на полную катушку. Столько нового узнал из одного телефонного разговора. Не стоило его откладывать.

Столько вопросов в голове, но больше всего меня интересует, почему Ведьма не сказала, что беременна от меня?!

Я отчетливо помню, как она засмущалась, говоря, что я у нее второй мужчина. Симонов подтвердил, что бывший не отец. Вывод очевиден: Максим мой сын.

Блядь, у меня есть сын! А я ничего о нем не знал.

Хочется схватить Таню за плечи и хорошенько встряхнуть, проорав в лицо: почему?

От злости, охватившей меня, сбрасываю со стола все, что не нем есть. Всякая канцелярская мелочь звякает по полу, листы с отчетами и договорами шелестят, скользя по мраморной плитке.

Хватаю трубку, чудом уцелевшего телефона, с намерением вызвать Ведьму и устроить ей разнос за скрытность, но вовремя останавливаюсь. Перед глазами встает искаженное болью лицо Насти, и я опускаюсь в кресло.

Злость не уходит полностью, но спадает до той стадии, когда я могу мыслить рационально.

В какой-то степени я могу понять почему Таня ничего не сказала. Она меня не знала, могла предположить, что я мудак, который заставил бы ее сделать аборт или оставил бы одну с ребенком на руках.

Только не сказав мне, она все равно осталась одна. И лучше бы я об этом не думал, потому что снова начинаю злиться.

Чего она этим добилась? Уверен, ей было очень тяжело. Один телефонный звонок и я бы взял ответственность, помог бы переехать.

Не хотела со мной встречаться? Ладно, насильно мил не будешь. Я все равно бы обеспечил их с сыном.

Я хотел бы общаться с Максимом, участвовать в его жизни. Нет, не так. Я хочу!

Прошу Лизу, пригласить ко мне Таню якобы для отчета по работе. До конца рабочего дня еще пятнадцать минут, надеюсь, птичка не упорхнула. Немного нервничаю до того момента пока не раздается тихий стук в дверь.

— Здравствуйте, Владислав Андреевич, — говорит робко, застывая на пороге.

— Закрой дверь и присядь, Таня.

Рыжик медленно идет к моему столу, словно я ей сказал: закрой дверь и клади голову на плаху. Раздражает, что она меня боится. Хотя тут я сам виноват. Налетел на нее в лифте, как на врага народа.

Зато есть время насладиться плавным движением бедер, моей сладкой Ведьмочки. Она потрясающе выглядит в нежно-розовом платье, обтягивающем ее стройную фигуру.

Забираю из подрагивающих пальцев папку и просматриваю отчет, не вникая ни в цифры, ни в графики.

— Я еще не закончила, — говорит отстраненно, — думаю, к концу следующей недели будет готово, и больше вы меня не увидите.

Вскидываю не нее глаза.

— Тебе не нравится у нас работать?

— Нравится, — отвечает с подозрением, — но вы…

— Ты.

— Что?

— Обращайся ко мне на «ты».

— Но в лифте вы говорили…

— Я в лифте много чуши наговорил, — снова перебиваю Таню и откладываю отчет, все равно он только предлог для встречи, — прости за это. Мы давно не виделись. Как у тебя дела?

Несу какой-то бред. Но Таня меня боится, и нужно ее немного отвлечь. А так хочется сказать прямо: я знаю, что Максим мой сын, давай жить вместе.

— Все хорошо, — отвечает Рыжик, а в голубых глазах подозрение.

Не удивительно. Я сначала на нее наорал, не прошло и двух недель уже прошу обращаться на «ты» и интересуюсь делами.

— Обживаешься в столице?

— Да.

Ожидаю, что Таня расскажет какие-нибудь подробности, но она молчит. Понятно. Непринужденной беседы не получится. Значит буду переходить к тому, что меня действительно интересует.

— Таня, почему ты сбежала от меня в Краснодаре?

— Не будет ворошить прошлое, — говорит напряженно, пытаясь выдавить улыбку. — Если ты закончил с отчетом, можно я пойду?

— Пожалуйста, ответь на вопрос, — добавляю строгости в голос.

Таня поджимает губы и опускает глаза.

— Мне нужно было успеть на самолет. Решать свои проблемы с разводом, квартирой, работой. Тем более я не знала, как ты отреагируешь.

— Я хотел позвать тебя с собой.

Таня в неверии прищуривается.

— Ты меня совсем не знал.

— Но хотел узнать. И до сих пор хочу.

— И именно поэтому, ты практически напрямую назвал меня алчной шлюхой? — зло шипит Рыжик и встает с кресла. — Надеюсь, через неделю мое заявление не превратится самолетик, его не съест собака, и оно банально не потеряется. Всего хорошего Владислав Андреевич.

Ведьма, чеканя шаг, быстро идет к выходу, а я как пружиной подброшенный соскакиваю и бегу за ней.

Нет, милая. Не убежишь.

Она успевает слегка приоткрыть дверь, когда я с силой врезаюсь в нее ладонью, запирая желанную кошечку между своих рук.

— Танюш, — шепчу на ухо, — меня дезинформировали. Выставили в моих глазах именно такой. И я злился очень-очень сильно. Но я во всем разобрался. Когда выясню, зачем твой наблюдатель это сделал — накажу его. Но дай мне шанс загладить свою вину. Давай начнем все сначала.

30

Таня

Застываю как соляной столб, разглядывая шершавое полотно двери из темного дерева. Накрывает стойкое чувство дежавю. Опять мужчина просит меня дать шанс и начать все с начала.

В случае с Сомовым я была уверена, что ничего хорошего из воссоединения не выйдет, но сейчас…

Влад отец Максимки. А сыну очень нужен пример для подражания. Сейчас он берет его с Димки, но рано или поздно мы переедем, а у Павловых появятся свои дети.

Но те сообщения… Они до сих пор выворачивают душу наизнанку и заставляют изредка плакать ночами.

— Танюш, — нежный голос Влада возвращает меня в реальность, — всего один шанс, — горячие пальцы перекидывают мои волосы на одно плечо, и губы скользят по обнаженной шее, — я докажу, что я тебя достоин. Я был кретином, что поверил посторонним людям и не попытался поговорить с тобой. Но мое доверие к тебе полностью вернулось.

Его доверие ко мне? Вернулось?!

Невинные, казалось бы, слова поджигают фитиль ярости.

А как же мое доверие к нему? В отличии от Влада у меня есть неопровержимые доказательства, какой мразью он может быть.

Я хотела все удалить, но в последний момент передумала. Каждое гадкое слово было мне напоминанием, что бросаться в омут с головой может быть чревато. На дне может не оказать воды, будут лишь ржавые колья и битое стекло, на которые очень больно падать.

Я толкаю Влада спиной, но сдвинуть его не удается ни на миллиметр. Толкаю еще и еще, пока он все-таки не отпускает меня из своего капкана. Резко разворачиваюсь, смело глядя в серые омуты:

— Я очень рада, что смогла реабилитироваться в твоих глазах, но не могу сказать того же о тебе. Так что, извини, мои намерения останутся прежними: закончу отчет, и ты меня больше не увидишь, — стараюсь говорить строго, но голос предательски подрагивает.

Где-то в глубине души я жду, что Влад объяснится и извинится, что я найду в себе силы попробовать, что у Максима будет полноценная семья.

Тем временем глаза Влада темнеют, наливаются подавляющей тяжестью, сосредоточенные только на моих губах.

Он вообще слышит, что я пытаюсь до него донести?

— Влад.

Зря я открыла рот, нужно было сваливать. Произнесенное имя, словно щелчок кнута дает дикому хищнику команду к нападению. И Влад нападает, прижимая меня к двери. Терзает губы, кусает их, зализывает места укусов. Толкает язык навстречу моему, вовлекая в сумасшедший танец.

Цепляюсь за его рубашку. Не то оттолкнуть, не то притянуть ближе. Напор Влада, его страсть, его запах пробуждают во мне что-то дикое, животное. Ничего подобного я не испытывала с Сомовым ни до, ни после встречи с Владом.

Горячие ладони ползут по бедрам, задирая подол, сжимают попу. Хочется закричать: да, вот так, еще. Разум помутнен, и я даю волю своим рукам. Расстегиваю пуговицы на белоснежной рубашке, провожу ногтями по напрягшимся мышцам пресса.

М-м-м, какие кубики.

Влад не отстает. Отводит трусики в сторону, кружит по возбужденному клитору и проникает внутрь, медленно лаская.

Стону в мужские губы и слегка прикусываю. Веду пальцами ниже и хватаюсь за ремень. В этот момент раздается стук сбоку от моей головы.

— Влад? — раздается женский голос с немецким акцентом.

Ручка дергается, но дверь заперта.

— Я знаю, что ты здесь. Открой! — говорит требовательно.

Я хочу провалиться сквозь землю, раствориться в воздухе, исчезнуть. Страсть затмила разум настолько, что я забыла и об оскорблениях, и о невесте Влада. Глаза печет, и картинка расплывается, от сдерживаемых слез.

Не зря говорят: с глаз долой — из сердца вон. Все это время я думала — не люблю, в какие-то моменты — ненавижу. Но стоило нам соприкоснуться, будто взрыв произошел, сметающий все вокруг. И нас осталось только двое.

Трясущимися руками дергаю подол платья. Тру тыльной стороной ладони губы, будто это сотрет события минутной давности.

— Катя, ты не вовремя, — твердо говорит Влад.

В отличии от меня он спокоен. Медленно застегивает пуговицы, заправляет рубашку в брюки и протягивает мне руку.

— Пойдем.

— Куда? — я съеживаюсь у двери и смотрю непонимающе. — Тебя невеста ждет, я никуда не пойду. Оставь меня в покое.

Морщусь от досады, услышав в своем голосе истерические нотки.

— Какая, нахрен, невеста, — Влад недовольно сводит черные брови. — Наслушалась офисных сплетен?

Сжимаю губы. Не хочу спорить и доказывать, что давно о ней знаю. Владу нужно идти, а мне успокоиться, бежать к сыну. Его улыбка поможет мне собрать себя по кускам и найти силы жить дальше.

Этот поцелуй выбил из колеи, вывернул душу наизнанку. Мой мир пошатнулся. Мне казалось вся привязанность, все чувства остались в прошлом.

Я не должна была отвечать на поцелуй. Он заставил кровь бежать по венам быстрее, сердце трепыхать, а душу петь.

Только это ни к чему не приведет. Влад скоро женится, заведет детей, будет счастлив. А я не намерена становиться любовницей, быть семьей на выходных. Слишком больно.

Я выпрямляюсь, собираю все оставшееся мужество и цепляю на лицо равнодушную маску, призывая крупицы актерского таланта.

— Влад, иди к ней. Ты мне не нужен.

Серые глаза темнеют, руки сжимаются в кулаки, желваки на красивом лице ходят ходуном.

Чувствую, сейчас грянет гром.

Влад так плотно сжимает челюсти, будто боится сказать лишнее.

— Жди здесь, я скоро, — рычит он и уходит, хлопнув дверью.

Вздрагиваю от резвого звука. Зачем ждать? Что Влад хочет мне сказать?

В душе раздрай. В голове сумбур. Нужно немного времени, чтобы собраться и успокоиться. А уже потом можно и поговорить, желательно в людном месте, где мы не сможем наброситься друг на друга. Сейчас я просто не готова.

Беру папку со своим отчетом и выхожу из кабинета.

— Влад, это кто? — визгливый голос пригвождает меня к месту, и я медленно поворачиваю голову вправо, встречаясь взглядом с ледником голубых глаз.

Если она невеста Влада, то я определенно не понимаю — зачем он меня поцеловал. Идеальная — единственное слово, которое приходит на ум.

— Таня, я же просил подождать в кабинете.

Заставляю себя отмереть.

— Владислав Андреевич, я поняла все недочеты, — поднимаю папку для наглядности, — и все исправлю. Но рабочий день окончен, и мне нужно забрать сына.

Срываюсь с места, лишь бы скрыться от пропитанного ненавистью взгляда блондинки. Хорошо бы еще щелкнуть кнопкой и стереть из памяти картинку идеальной пары.

Влад темненький и смуглый, немка — его полная противоположность. Они дополняют друг друга как день и ночь, как кофе и молоко. Я не должна больше вмешиваться в их пару.

«А как же сынок, — пищит противный внутренний голос, — ему нужен отец».

Мысленно забиваю его кувалдой. Влад ясно дал понять, как относится к моей беременности, не вижу смысла напоминать ему и что-то требовать.

Выхожу из здания, игнорируя подмигивания охранника, и сразу сажусь в такси, так удачно проезжающему мимо.

Сейчас заберу сына, мы поужинаем, я схвачу Лелю, и пойдем гулять. Привычное времяпрепровождение успокоит бурю внутри. Только жуткая пробка оттягивает этот момент.

Телефон пиликает. Алена спрашивает, забрала ли я Максима. Пишу, что встряла и прошу ее сходить за ним. Новое сообщение, как я думаю снова от сестры, повергает меня в шок.

«Снова сбежала, Рыжик. Только теперь ты от меня не спрячешься. Нам придется поговорить».

«Нам не о чем говорить!» — быстро печатаю и замираю.

Может, Влад понял свою ошибку и хочет участвовать в жизни Максима, может не стоит быть такой резкой?

Ага, а он был так мягок, когда назвал сына ублюдком.

Мою внутреннюю борьбу решает случай. Машина попадает в яму, меня слегка подбрасывает, и палец сам попадает по кнопке «отправить».

«Неужели. Может, обсудим Максима?»

Я вся холодею.

«Зачем нам обсуждать моего сына?»

Страх расползается по венам. Неужели, мне придется снова искать безопасное место для нас с сыном? Срывать его от родни и увозить на край света?

Влад долго не отвечает, и я ерзаю от волнения. Когда телефон издает звук входящего сообщения, зажмуриваюсь и глубоко вздыхаю, страшно смотреть. Но оттягивать этот момент бессмысленно.

«Твоего? А как же отец? Он не должен знать своего сына?!»

Знать сына? Ты упустил свой шанс.

Делаю скриншот сообщения пятилетней давности, где видно часть моего текста про беременность и его ответ. На глаза наворачиваются слезы, когда я вновь перечитываю: решила повесить на меня своего ублюдка, шлюха? Такая как ты не имеет права называться матерью. Если ребенок мой, я заберу его. Мы с моей невестой воспитаем достойного человека.

Стираю непрошеную слезинку и печатаю:

«Такой отец ему не нужен!»

Отключаю телефон. Я больше не вынесу этой разрушающей переписки. Хочу к сыну, к сестре.

Проведу выходные в кругу любимых, восстановлю душевное равновесие, а в понедельник в новый бой.

31

В воскресенье Аленка везет нас в парк аттракционов. Там Максим отрывается на полную катушку. Катается на каруселях, ест мороженное и сладкую вату, играет с другими детьми.

Чувствую небывалую легкость, наблюдая за счастливым личиком моего ангелочка. Прекрасная погода, счастливый сынок, довольная сестра, уплетающая, мороженное, — что еще нужно для счастья?

Безоблачное, легкое состояние длится до того момента, пока я не замечаю одинокую фигуру, медленно бредущую за нами.

Влад идет на приличном расстоянии, но достаточно, чтобы все прекрасно видеть. Стою, как вкопанная, будто кто-то нажал на кнопку «стоп», а Максим продолжает тянуть меня к очередному аттракциону.

— Поговоришь с ним? — спрашивает Алена. — Мы с Масиком можем пока покататься.

Я киваю не в силах что-то ответить. Целую в темную макушку сына и подталкиваю его к Леле, а сама быстро иду в противоположную сторону.

По мере приближения замечаю, что Влад выглядит потрепанно, будто не спал всю ночь и, возможно, пил. Обычные толстовка и джинсы сидят безукоризненно, но под глазами залегли темные круги и кожа сероватая, будто тень наползла.

Становится его жаль. Что такого могло произойти за два дня?

— Прежде чем ты начнешь на меня ругаться и попытаешься прогнать, — твердо произносит Влад, когда я подхожу достаточно близко, — скажу сразу: я этого не писал.

Очень хочется поверить и прямо сейчас кинуться в его объятия, но сомнения… Они не отпускают, растекаются внутри ядовитой отравой.

— Ты не веришь мне, — горько констатирует Влад.

— Ты пять лет считал меня алчной шлюхой, подыскивающей богатого мужчину, потому что тебе это сказали. И ты поверил, — сглатываю горький ком и отвожу глаза. — Но что-то произошло, и ты изменил свое мнение. Я же считала тебя мерзавцем, и доказательств обратного у меня нет. Естественно, я тебе не верю.

— Доказательства будут, — твердо чеканит Влад.

Поднимаю голову, встречаясь с ним глазами. Он твердо уверен в своих словах, я вижу это. И мои сомнения растворяются, но не до конца.

Слишком сильно меня притягивает этот мужчина, слишком сильно хочется ему верить. Но я знаю, что не смогу забыть свои сомнения. Они будут точить меня изнутри, пока окончательно не сломают.

— Если ты узнаешь, кто это сделал, — говорю хрипло и откашливаюсь, — тогда и поговорим.

Разворачиваюсь, чтобы вернуться к сыну и сестре и попытаться снова ощутить ту легкость, которая царила в душе, пока я не увидела Влада. Но не успеваю сделать и шага, как сильные пальцы смыкаются на запястье.

— Таня, может прогуляемся и попытаемся узнать друг друга получше. Рано или поздно я точно найду предателя, но не хочу терять ни минуты с женщиной, которая мне не безразлична и которая подарила мне сына.

Сердце делает кульбит. В голове стучит: небезразлична.

— Прогуляемся? — снова предлагает Влад, вкладывая в голос еще больше надежды.

Не могу отказать ему в такой малости, поэтому киваю. Некоторое время мы идем молча. По резким вздохам Влада, понимаю, что он собирается что-то спросить, но не решается. Или не знает с чего начать.

— Почему ты родила раньше срока? — наконец, решается Влад.

— Меня сбила машина.

— Что?!

Влад так резко замирает последи тротуара, что в него врезается мамочка с коляской, идущая сзади. Я извиняюсь и оттягиваю Влада в сторону.

— Не бери в голову. Что было, то прошло. И я, и Максим целы и невредимы.

— Не брать в голову? — в серых глазах плещется боль. — Ты мучилась, а сидел тут и…

— Эй, — прижимаю ладонь к его щеке, — это было давно. Мы правда в порядке.

Вкладываю в голос и взгляд всю свою искренность. Да, сразу после ДТП я жила как в кошмаре, но сейчас все хорошо.

Влад накрывает мою ладонь, которую я все еще прижимаю к его лицу, своей, и смыкает глаза, наслаждаясь моментом. Я сама растворяюсь в этом мгновении. Слегка шевелю пальцами, глажу колючую щеку. И Влад резко выдыхает, поворачивает голову, целует ладонь.

В ушах шумит. Я помню, как страстно могут целовать эти губы, разжигая пожар в крови. Хочу вырвать руку, чтобы не будоражить воспоминания, но Влад только сильнее сжимает пальцы.

— Я с самой первой встречи хотел предложить тебе поехать в Москву. Не понимал, откуда взялось это желание, но оно не исчезло. Мне казалось, раз твоя сестра живет в столице, то будет несложно тебя уговорить. Я бы помог тебе обустроиться, и у нас появился бы шанс построить крепкие длительные отношения. Я понимал, что этого могло не произойти, но хотел попытаться. Ты сбежала, а я сильнее уверился, что не хочу тебя отпускать.

Влад не открывает глаз, все еще легко касаясь губами моей кожи, а я слушаю, затаив дыхание. Даже подумать не могла, что Влад испытывал нечто похожее на то, что чувствовала я. Мне тоже не хотелось его оставлять, не хотелось возвращаться в родной город.

Я отталкиваю от себя нежность, которой пропитано каждое слово, но слишком поздно, она уже растекается в крови, заставляя сердце биться чаще, а сомнения и страх отступить еще на шаг.

— Почему ты не осталась со мной в номере? — Влад открывает глаза и пристально смотрит на меня.

— Нужно было разобраться с фарсом, в который превратился мой брак. Попытаться вытрясти деньги, вложенные в квартиру. В конце концов я должна была появиться на работе.

— Я бы помог со всем этим, ты ничего бы не потеряла.

— Я не знала этого тогда. Не знала, как ты поступишь утром, если я останусь. Почему ты не нашел меня позже?

Задаю вопрос, мучающий меня все это время. Ведь он сразу узнал меня, когда я позвонила в первый раз.

Влад тяжело вздыхает и берет меня за руку, уводя вглубь парка. История, которую он рассказывает, повергает меня в шок и вызывает чувство стыда. Я хоть и пыталась себя убедить, что мы с Владом друг другу никто, но все равно сильно обижалась, что он со мной холоден. А он переживал за дядю, борющегося за свою жизнь.

При встрече я и предположить не могла, что Александр Петрович пережил ужасную аварию и был парализован. Он выглядит полностью здоровым и для своего возраста вполне привлекательным. Удивительно, что не женат.

— Сашка хромает на правую ногу и пользуется тростью, но это лучше, чем сидеть в инвалидном кресле, — грустно заканчивает Влад.

Я ставлю себя на его место и вздрагиваю. Если бы я, сойдя с трапа узнала, что с одним из моих близких случилась авария, мне бы точно не было никакого дела до любовных переживаний. Я бы все силы бросила на то, чтобы поставить родного человека на ноги.

— Мне жаль, что такое случилось. А этого Даудова арестовали?

— Да. Он сдал много подельников, а потом его убили в тюрьме. Наверное, за длинный язык.

Мы еще долго бесцельно гуляем по парку и разговариваем на отвлеченные темы, оставляя на время проблемы позади. Я выясняю, что Влад любит синий цвет, неприхотлив в еде, но есть аллергия на цитрусовые.

Вся беззаботность улетучивается, когда мы натыкаемся на Лелю и Максима. Сестра фоткает его с огромным разноцветным леденцом на палочке, а сын, дурачась показывает ей синий с оранжевыми разводами язык.

— Он выглядит счастливым, — хрипло шепчет Влад, — ты молодец.

— Я все делала, чтобы Максим ни в чем не нуждался, но и не баловала. Хотела, чтобы он знал цену вещам и радовался подаркам.

— Это хорошо, — Влад сосредотачивается на моем лице. — К тринадцати годам я стал довольно капризным. Однажды мне подарили велосипед, о котором я все время говорил. Родители так радовались, что смогли достать именно ту модель, которую я хотел. Их очень быстро раскупали, предзаказ был на несколько недель вперед. А я пнул его и закрылся в своей комнате, потому что у соседского мальчишки появился велик лучше, — Влад тяжело вздыхает. — Один из самых постыдных моих поступков. А перед своим днем рождения, я все время канючил, чтобы они вылетали раньше. Они разбились, перенеся вылет.

Лицо Влада чернеет, словно на него набегает туча, а глаза становятся стеклянными. Сердце разрывается, когда я вижу, его таким: с отпечатком вины внутри.

Я не виню его за то, каким он был. На его месте я, скорее всего, вела себя так же. Родителям всегда хочется побаловать своего ребенка, особенно единственного, а у обеспеченной семьи для этого больше возможностей.

— Влад, ты ни в чем не виноват, — говорю твердо. — Поверь мне как матери, они вылетели раньше не потому, что ты капризничал, а потому, что хотели провести этот день с тобой. Я бывала в подобной ситуации и, клянусь, ускоряла работу как могла, потому что скучала по Максиму и очень хотела к нему.

В глазах Влада все еще мелькает сомнение, нельзя резко откинуть вину, которая жила в сердце много лет, но он хотя бы задумался над моими словами. Его лицо разглаживается, а на губах появляется благодарная улыбка.

32

Вчера Влад открылся для меня с новой стороны. Я видела его страстным мужчиной, холодным решительным боссом, теперь прибавилась нежная сторона и… израненная.

Мы долго бродили по парку, узнавая друг о друге все новые и новые факты. И я ловила себя на мысли, что мне это нравится. Так спокойно и комфортно.

Разве можно чувствовать подобное рядом с мерзавцем? Или это мои чувства затмили разум?

Еще меня удивило, что Влад ни разу не попытался приблизиться к Максиму. Сначала меня это насторожило, подумала, что ему не хочется знакомиться с сыном. Но позже я поняла, что таким образом Влад проявил ко мне уважение, дав возможность самой решать, когда их познакомить. Дао время, чтобы подготовить Максима к такой судьбоносной новости.

Пол вечера мы с Лелей обсуждали сложившуюся ситуацию, но к конкретному выводу так и не пришли. Для себя я решила, что буду плыть по течению и действовать по обстоятельствам. Сначала пусть Влад выяснит кто написал сообщение. Если это кто-то существует.

На работу я приезжаю с опозданием в десять минут, залетаю в кабинет и замираю. Два сюрприза: один приятный, второй — нет.

На моем столе стоит красивый букет бирюзовых гипсофилов, а в кресле сидит Катя Опенгер и нагло листает бумаги.

Предельно ясно: зачем она здесь. Хочет указать мое место и запретить приближаться к Владу. Возможно, в другой ситуации я бы чувствовала перед ней вину. Но данный момент я чувствую только раздражение.

Да, я спала с Владом, но это было давно. Да, у нас общий ребенок, но это не значит, что мы обязательно будем вместе. Есть множество семей, где родители в разводе, счастливо женаты на других людях, но продолжают общаться с детьми.

Быстро осматриваю кабинет. Коллеги сжались за своими компьютерами как мыши и стараются не привлекать к себе лишнее внимание.

Отмираю и приближаюсь к своему рабочему месту.

— Здравствуйте. Могу я вам чем-то помочь? — говорю вежливо, даже стараюсь улыбнуться.

— Вы опоздали, — чеканит холодно Катя.

— Прошу прощения, такого больше не повторится.

Эти слова даются мне с трудом. Я бы поняла, если бы меня отчитала Ольга Матвеевна, Влад или Александр Петрович. Опенгер возглавляет другой отдел, пусть их строит.

— Конечно, не повторится, — женщина поднимает на меня презрительный взгляд и оглядывает им от макушки до пяток, — иначе быстро вылетишь отсюда.

Бедные ее подчиненные. Она же грубиянка, не соблюдающая субординацию. Как можно тыкать и угрожать незнакомому человеку? Немного напоминает мне Байдина, когда он еще был говнюком.

Опенгер швыряет папку, которую листала до моего прихода и поднимается, подходя ко мне в плотную:

— Не смей к нему подходить, — шипит так тихо, что я с трудом ее слышу.

— Не понимаю, о чем вы, — отвечаю шепотом.

— Не строй из себя дуру. Я видела тебя в пятницу.

— Я относила очень важный отчет по распоряжению Владислава Андреевича. Если вас что-то не устраивает, то попросите его больше этого не делать.

Вижу, что Опенгер злится и очень сильно. Но это правда. Влад вызвал меня, и пошла без задней мысли. На тот момент я была уверена, что он меня ненавидит.

И я прекрасно понимаю, почему она пришла с претензиями именно ко мне. Считает, что я слабое звено. Ниже по статусу и должности, а значит не буду воевать. Что ж, за сердце Влада я пока воевать не намерена, но в обиду себя давать тоже не собираюсь.

— Немедленно, предоставьте мне этот отчет, — взвизгивает немка.

Ее голос резкий и слишком звонкий, и я слегка морщусь, а Полина так сильно вздрагивает, что роняет компьютерную мышку.

— Фрау Опенгер, — за моей спиной раздается замораживающий голос Ольги Матвеевны. — Добрый день. По какому праву вы что-то требуете с моих подчиненных?

Немка не смотрит на Корину, продолжая сверлить меня гневным взглядом.

— Я тоже руководитель, если вы не забыли… м-м… как вас там?

Какое неуважение. Говорит, что тоже руководитель, но запомнить имя даже не удосужилась.

Ольга Матвеевна плотно поджимает губы и делает шаг в сторону.

— Прошу покинуть мой отдел. Немедленно, — ее голос звенит гневом.

Коллеги вжимают головы в плечи и усерднее начинают щелкать мышками. Я и не подозревала, что Корина может заставить трястись от страха одним голосом.

Немка какое-то время стоит, продолжая сверлить взглядом Ольгу Матвеевну, но все-таки сдается первой и со словами «вы все еще пожалеете» спешно уходит. Как только за ней закрывается дверь, по кабинету разносится вздох облегчения, будто до этого момента все задерживали дыхание.

— Ольга Матвеевна — вы мой герой, — восторженно говорит Коля.

Смешки и одобрительные возгласы доносятся со всех мест, и я не остаюсь в стороне.

— Таня, что ей от тебя понадобилось? — спрашивает Ольга Матвеевна, когда комплименты затихают.

Не успеваю открыть рот, как встревает Виктор:

— Ничего, просто она рыженькая.

Все начинают шикать на мужчину и посмеиваться.

— Я не знаю, — отвечаю Ольге Матвеевне, — думаю, ей не понравилось, что я относила Владиславу Андреевичу отчет.

Корина смотрит на меня очень внимательно, словно пытается определить что-то по лицу, но я сохраняю бесстрастную маску. Моя жизнь никого не должна волновать.

— Красивый букет, — наконец говорит она. — От поклонника?

— Если только от тайного, — отвечаю честно. — Надеюсь, есть записка.

Улыбаюсь, слегка приподняв уголки губ. Возможно, для меня поклонник не такой уж и тайный. Ольга Матвеевна кивает и просит всех продолжить работу. Сажусь за свой рабочий стол и запускаю компьютер. Но на работе получается сосредоточиться из рук вон плохо. Мои глаза каждую минуту норовят сползти на нежный букет.

Готовлю себе кофе и с чашкой возвращаюсь к столу. Надеюсь, напиток поможет сконцентрироваться на делах. Но тут на телефон приходит сообщение. Влад спрашивает, понравились ли мне цветы, и я не могу скрыть улыбку. Она озаряет лицо, помимо моей воли. Отвечаю, что в восторге, но лучше так больше не делать, чтобы не привлекать внимание коллег.

«Прости, не смог удержаться. Они напомнили мне твой глаза».

Улыбка становится еще шире. Если так дальше пойдет, я подарю ему сердце на блюдечке. Хотя кого я обманываю, оно с первой встречи знало, что Влад идеально мне подходит и тянулось к нему, что я себе не думала.

«Поужинает сегодня после работы? У меня есть новости».

Закусываю губу и с сожалением отвечаю, что не могу, нужно забрать сына из садика. Влад долго не отвечает, и я начинаю нервничать. Он передумал? Быстро печатаю, предлагая встретиться попозже вечером, но и это сообщение остается без ответа.

Откладываю телефон. Не стоит себя накручивать, скорее всего у Влада есть дела, и он не может. Успеваю ненадолго погрузить в работу, но как только телефон вибрирует, тут же все уходит на задний план.

«А может, мы поужинаем втроем?»

Настала моя очередь не отвечать. Я знаю, что Влад хочет познакомиться с Максимом, видела по жадным взглядам в парке. Но это слишком рано. Или нет? Они ведь могут просто пообщаться. Сын очень живой мальчик, любит новые знакомства и новые места. Если он немного привыкнет к Владу, то потом легче примет новость об отцовстве.

Беру телефон и пишу, что согласна.

33

Влад

Нервно кручу телефон в руках, ожидая ответа от Тани. Наверное, не стоило предлагать ужин втроем. Выглядит, будто я давлю. Но у меня есть новости, и я хочу как можно скорее их рассказать.

Приходит сообщение с одним словом: хорошо. И я чуть ли не подскакиваю с кресла, чтобы пуститься в пляс. Осталось решить самую главную проблему и с чистой совестью забирать свою Ведмочку и сына.

Сначала звоню Насте.

— Посоветуй куда можно отвезти на ужин женщину с ребенком? — спрашиваю после приветствия.

— Тебя можно поздравить? Вы теперь вместе?

— Я работаю над этом, Насть.

— Рада за вас. Так, по поводу твоего вопроса, — подруга ненадолго задумывается. — Мы как-то с Мишкой ужинали в ресторане на набережной, там есть детская комната с аниматорами, если ребенку наскучат взрослые разговоры.

Благодарю Настю и завершаю вызов. А сейчас самое сложное. Приглашаю к себе Катю.

Мы с Кириллом пришли к выводу, что только она могла отправить то отвратительное сообщение. Стопроцентных доказательств у меня нет, но надеюсь, что, прижав Катю к стенке, узнаю наверняка.

— Здравствуй, дорогой.

Блондинка распахивает дверь без стука и с широкой улыбкой, которая не трогает ее ледяные глаза, приближается ко мне. Наклоняется для поцелуя, но я отворачиваюсь. Раньше я терпел Катю, как удобную любовницу, теперь не хочу, чтобы она меня касалась. Противно.

— Нужно поговорить, — говорю холодно. — Присядь.

Женщину нисколько не смущает моя отстраненность, думаю, за столько лет привыкла. А вот меня раздирает гнев. Я не понимаю за что Катя так со мной поступила. Ревность? Для этого нужно любить, а между нами никогда не было этого чувства. Деньги? Так ее семья богата.

— О чем ты хотел поговорить? — теряя терпение, спрашивает женщина.

Встаю и молча протягиваю ей свой телефон, где открыт скриншот от Тани. С каждым прочитанным словом Катино лицо становится все бледнее, хоть и сохраняет бесстрастность.

— Что это и зачем ты мне это показываешь?

С легкостью замечаю нотки паники в голосе. Попалась рыбка.

— Не отпирайся, я уверен, тебе знаком текст, — говорю строго, нависая над женщиной.

— Впервые вижу, — Катя отбрасывает мой телефон на стол и скрещивает руки на груди. — Это та рыжая, да? Она подсунула тебе этот бред? А ты не думал, что ей просто захотелось красивой жизни?

Хм, похоже немка перенервничала и только что выдала себя с потрохами. Я никогда не рассказывал ей о Тане. На скрине нет имени. От меня не раз выходили женщины. Я особо не скрывал, что иногда спал с другими. Но почему-то именно на Танюшке она сделала акцент.

— Катя, тебе лучше сейчас рассказать правду. Иначе пеняй на себя.

В моем голосе сквозит ледяная ярость. Немка знает, что в таком состоянии лучше мне не перечить. Так же я себя чувствовал, когда нашли Юсупова. До того, как он сдох, я подготовил для него «развлекательную» программу, после которой он запел как соловей, выдавая подельников.

Катя сглатывает и бледнеет еще сильнее. Поднимается с кресла, касаясь ладонью моей груди.

— Влад, — впервые в ее голосе появляется что-то похожее на нежность, — я правда не пони…

— Хватит! — обрываю грубо. — Рассказывай немедленно.

— Ладно, — выплевывает Катя, сбрасывая маску любящей женщины, — отец заставил меня шпионить за тобой. Когда он узнал, что ты переезжаешь в Германию, испугался, что его отправят на пенсию.

— Дело только в этом?

Бред какой-то. Я только один раз намекнул, что могу его заменить. Но в остальном, всегда делал акцент на том, что еду на несколько лет, потом все вернется на круги своя.

— Да, — отвечает Катя, с вызовом смотря мне в глаза.

— Не верю, — заявляю категорично. — Рассказывай немедленно. Иначе вы оба одним увольнением не отделаетесь.

Катя переводит взгляд в окно и кусает губы, словно решает, что для нее будет лучше. Наконец, она выдыхает и устало опускается в кресло. Словно на нее давит бетонная плита.

— К черту все, — выдыхает тихо и поднимает на меня глаза. — Ты же заметил, что в филиале творятся странные дела: подозрительные сделки, утечка финансов. Я случайно узнала, что за всем этим стоял отец. На протяжении нескольких лет он сливал тебе своих пешек, чтобы усыпить бдительность. И ему удалось, — Катя ухмыляется, — и ты окончательно передумал переезжать. А я должна была докладывать о твоих действиях и удерживать тебя в Москве, чтобы отец беспрепятственно мог красть деньги.

— Зачем ему это? Разве он плохо зарабатывает?

— Когда-то еще давно филиал был компанией отца. Между вашими фирмами был заключен контракт. Но отец не совсем грамотно руководил, заключил несколько неудачных сделок и чуть не разорился. Твой дед выкупил компанию, превратил ее в свой филиал и оставил отца в управлении. Но это не одно и тоже. Джозеф Опенгер слишком горд, чтобы работать на кого-то, он всегда должен быть главным. Понимаешь?

— Он воровал все эти годы?

— Не совсем. На какое-то время он смирился. А потом влез в какие-то темные дела и задолжал очень опасным людям. Тогда-то он впервые вывел деньги со счетов компании, и никто не заметил. С долгами он рассчитался, но ему не давало покоя, что он может набить карманы и заодно подгадить Орловым за то, что посмели купить его детище. Отец долго прорабатывал схему, подтягивал людей — и она заработала.

Блядь, а я ведь думал, что он единственный, кому я могу доверять. Руки сами собой сжимаются в кулаки. Так хочется двинуть по старой наглой роже. Повезло Опенгеру, что он далеко.

Делаю глубоки вдох. Мне нужна холодная голова, я еще не со всем разобрался.

— А как это связано с нами? Зачем ты набивалась ко мне в невесты и написала ту мерзость?

— Условие отца. Я должна была женить тебя на себе.

— Зачем?

— Перед самым приездом сюда, я родила сына. Но видела его только однажды, — Катя всхлипывает и опускает глаза на сложенные на коленях руки, — потом отец забрал Клауса и спрятал, выдвинув условие: мы с тобой женимся, я говорю тебе о сыне, и он автоматически становится наследником компании. Пойми меня, — Катя подскакивает ко мне и вцепляется в пиджак, — я ни разу не подержала сына на руках. Его сразу же унесли. Я не знаю где он, как живет. Ты понимаешь?

В ее глазах блестят слезы и какое-то безумие. Но я не чувствую жалости в той степени, чтобы отпустить ситуацию. Я не готов простить ее и выразить сочувствие, прижав к груди. Отрываю ее руки от себя и слегка отталкиваю женщину.

— Благодаря тебе — понимаю, — Катя дергается, будто я ее ударил. — Ты, пережив жестокость, сделала со мной то же самое.

— Это мог быть и не твой ребенок. Кто знает с кем она путалась, — жалобно оправдывается.

— И это дало тебе право так омерзительно поступить? — выкрикиваю я. — Ты не имела никакого права решать за меня, что делать в данной ситуации!

— Влад, — Катя снова бросается ко мне, — прости меня, я поступила отвратительно, но пожалуйста помоги. Женись на мне, — выдает эта полоумная, — всего на год или два. Брак будет только на бумаге, я не буду мешать вам с рыжей. Отец вернет мне сына, и я исчезну, клянусь.

Впервые в жизни мне хочется отвесить женщине оплеуху, чтобы мозги встали на место. Хватаю ее за плечи и встряхиваю.

— Да, что творится в твоей голове? Ты оскорбила прекрасную женщину. Лишила меня возможности участвовать в жизни сыны. Помогала своему папаше меня обворовывать. И после этого ты думаешь, что я допущу хотя бы мысль о помощи тебе?

— Ты — монстр, — всхлипывает женщина.

— А ты тогда кто?

Отхожу от Кати на несколько шагов. А она стоит бледная, заплаканная и ничего не возражает.

— Если бы ты рассказала мне правду пять лет, я бы помог. Отбирать ребенка у матери слишком жестоко и низко. А сейчас я хочу, чтобы ты собрала свои вещи и вернулась в Германию. И можешь передать отцу, что скоро его место жительства уменьшится до тюремной камеры.

Катя гордо выпрямляется, вытирает слезы и не проронив больше не слова уходит. Надеюсь, это была наша последняя встреча.

Когда дверь захлопывается, я беру телефон и набираю своего знакомого в Германии:

— Здравствуй, Дмитрий. Есть к тебе одна просьба.

— Здравствуй, Влад, — посмеивается собеседник, — а я думал, когда ты потребуешь должок.

Дмитрий — один из охранников, который пострадал во время Сашиной аварии. Я оплатил его лечение в Германии, и Дима так там и остался.

— Я ничего не требую. Если не захочешь браться — твое право.

— Рассказывай в чем дело.

Прошу его встретить в аэропорту Катю и помочь ей найти ребенка, а заодно — накопать компромат на Джозефа.

— Сделаю, Влад.

Со спокойной душой откладываю телефон и прошу Лизу забронировать столик. Сегодня меня ждет приятный вечер с Рыжиком и сыном. Больше ничего не сможет встать между нами.

34

Таня

Рабочий день закончился десять минут назад, но Влад попросил задержаться, чтобы решить какие-то свои дела. Не знаю действительно ли он занят, или не хочет пока афишировать наше знакомство. Но я ему благодарна. Я не готова уехать с главой компании на глазах у всего офисного здания.

Как мы и договорились, жду еще двадцать минут и спускаюсь на парковку. Влад уже ждем меня у машины. Каждый шаг, приближающий меня к нему, стирает нервозность, даря надежду, что у нас все наладится. Ради нас, ради сына. Нам еще столько предстоит узнать друг о друге, научиться подстраиваться.

— Готова? — Влад невесомо целует меня в щеку, притягивая за талию к себе.

Вдыхаю его аромат, и голова начинает кружиться. Я скучала по нему, не осознавая на сколько сильно.

Неуверенно киваю и ныряю в услужливо распахнутую дверь.

Пока медленно ползем по пробкам, Влад показывает мне запись видео с разоблачением немки. С каждым ее словом меня охватывает жгучая злость, она кипит внутри, призывая найти Опенгер и вцепиться ей в лицо ногтями. Она украла отца у моего сына и мужчину, в которого я влюбилась. Ладно я, пережила бы, но Максим…

А потом видео доходит до того момента, где Катя умоляет Влада жениться на ней, и я прихожу в бешенство, словно красная пелена перед глазами. И меня практически не трогает, что ее лишили ребенка. Это жестоко, но у меня не получается полностью проникнуться сочувствием.

На ее месте я бы не смогла так поступить. Зная о влиянии Влада, все бы рассказала и ползала у него в ногах, умоляя помочь. И если бы он попросил расплатиться своим телом, не задумываясь сделала это.

Услышав, что Влад все-таки решил ей помочь, я сначала удивляюсь, а потом восхищаюсь. У него больше благородства и сострадания, чем у меня. Не знаю смогла бы я также… Может быть со временем, когда эмоции улеглись, но в данную минуту, я испытываю только ненависть.

Отворачиваюсь к окну, чтобы переварить информацию и успокоиться. И лучший способ — думать о Максиме. Вспоминаю его счастливую мордашку, и злость отступает, но я начинаю нервничать и накручивать себя. Что мне сказать сыну? Как себя вести? Что делать?

— Ты нервничаешь, — говорит Влад, и я поворачиваюсь к нему.

Дежавю. Я словно вернулась на пять лет назад. Тот же задумчивый взгляд, та же расслабленность сытого кота.

— Да, немного нервничаю.

Во взгляде Влада появляется хитринка, и не успеваю я что-либо сообразить, как он делает рывок, а в следующее мгновение я оказываюсь сверху, обнимая коленями его бедра.

— Прости, я мечтал об этом слишкомдолго.

Снова рывок и его губы накрывают мои. Я не сопротивляюсь, наоборот, сама подаюсь навстречу, размыкая губы. Даю волю рукам, зарываюсь в его волосы, слегка царапая кожу. Ерзаю, желая прижаться как можно ближе, и чувствую каменную эрекцию.

— Малышка, притормози, — рычит Влад, сжимая мою талию сильнее.

Собираю остатки воли и отстраняюсь. Очень сложно себя контролировать, когда секса не было больше полугода, а между ног чувствуется внушительная эрекция.

— Ты прав, — говорю сипло, — прости, не сдержалась.

Приказываю телу слезть с Влада и сесть рядом, но оно не слушается, требует большего. И мужчина не облегчает задачу, продолжая крепко держать за талию. Еще и большим пальцем гладит ребра, задевая грудь. А я не ношу бюстгальтеры с плотными чашечками, так что чувствую каждое прикосновение. Оно прокатывается по телу огненной волной, скапливаясь влагой между ног.

— Я скучал по тебе, Ведьмочка, — Влад с нежностью смотрит мне в глаза. — Давай попробуем начать все сначала. Без страха, без ошибок прошлого. Ты сможешь все забыть и простить меня?

— Глупый, — улыбаюсь и обвиваю его шею руками, — мне не за что тебя прощать.

— Я должен был быть настойчивее и сразу предложить тебе поехать со мной.

— А кто только что просил забыть прошлое и шагнуть в будущее вместе? — спрашиваю игриво.

— Поймала, маленькая. Иди ко мне.

Влад зарывается пальцами в мои волосы и притягивает для нового поцелуя. Более нежного, трепетного, ласкового. В голове туман, она кружится от наплыва эмоций. Не хочу, чтобы это заканчивалось.

Не знаю сколько мы целуемся. Где мы. Что мы. Я словно в параллельной вселенной, из которой нас вырывает громкий сигнал автомобиля. Я вздрагиваю и испуганно оглядываюсь, а потом начинаю хихикать.

— Прости, — слезаю с Влада, — я совсем забыла, где мы. Кстати, мы почти подъехали. Стоит отдышаться и привести себя в порядок.

Как только мне удается выровнять дыхание и успокоить бешено колотящееся сердце, я выхожу из машины и иду за Максимом. Молоденькая воспитательница Дарья улыбается, но ее взгляд постоянно соскальзывает с меня на Влада, оставшегося у машины. Она пытается надеть на Максима тонкую кофту и совершенно не обращает внимания на сопротивление сына, который пытается сказать ей, что одежда наизнанку.

Немного грубо вытягиваю кофту из рук Дарьи и приседаю перед сыном на корточки, который тут же меня обнимает и целует в щеку.

— Привет, мамуль.

— Привет, мой хороший. У меня для тебя небольшой сюрприз, — глаза Максима загораются любопытством, и я заговорщицки понижаю голос. — Мой хороший друг пригласил нас в ресторан, где есть аниматоры и игровая комната. Как ты на это смотришь?

— А мне будет с кем поиграть кроме аниматоров? — Максим задумчиво жует губу.

— Думаю, да, — стараюсь вложить в свой голос и улыбку как можно больше воодушевления и восторга, а у самой внутри дребезжит напряжение.

— А тот крутой дяденька на классной машине, это и есть твой друг?

— Да. Его зовут Влад.

— А мы поедем на ней?

— Да.

Максим немного подпрыгивает от восторга и берет меня за руку. Как и большинству мальчиков ему нравятся всякие машинки. А меня, наконец, отпускает напряжение. Я очень боялась, что придется объясняться перед Владом, если ужин сорвется. Уверена, он бы очень расстроился, что сын не захотел познакомиться.

Прощаюсь с Дарьей, которая все это время нагло подслушивала наш разговор, и веду Максима к машине. Судя по напряженной позе и слегка подрагивающей улыбке, Влад нервничает.

С каждым шагом восторг Максима постепенно сменяется стеснительностью, и он прижимается ко мне теснее. И пока я соображаю, как подбодрить сына, Влад опускается перед ним на одно колено, не обращая внимания на то, что пачкает брюки о пыльный тротуар.

— Привет. Я Влад, — протягивает руку своей мини-копии.

— Я Максим, — важно отвечает рукопожатием.

— Надеюсь, ты голодный. Мы с твоей мамой хотим съесть что-нибудь вкусненькое.

Неожиданно, сын кивает с широкой улыбкой и повисает на шее Влада. Мужчина на секунду теряется, а потом подхватывает сынишку и подкидывает в воздух.

Не могу сдержать слез счастья. Картина, как Влад общается с сыном, а Максимка задорно смеется, слишком меня растрогала. Быстро стираю, выступившую влагу, и забираюсь в салон к любимым мужчинам.

***

Не зря говорят, к хорошему быстро привыкаешь. Больше недели мы с Владом уезжаем вместе, целуемся в машине как подростки, забираем сына и едем ужинать. Я бы сказала, теперь это наша традиция.

Я рассказала о себе практически все, продолжая умалчивать только о том, что я приемная. Никак не могу собраться с силами, придется вспомнить очень много болезненных событий, а мне не хочется разрушать наш маленький счастливый мирок.

Сегодня Влад сообщил, что не может поехать со мной, и с того момента я не нахожу себе места. Непонятное волнение и плохое предчувствие сдавили грудь, мешая дышать. Даже коллеги заметили, что я рассеяна, но я заверила, что все в порядке, потому что не могла объяснить в чем дело даже себе.

Сегодня я опаздываю, и по мере приближения к садику волнение усиливается, но я уверена, что оно не связано с отсутствием Влада, потому что он обещал заехать попозже и погулять втроем.

Закрываю за собой калитку и скольжу взглядом по немногочисленным детям, но никак не могу найти Максимку. Стараюсь не впадать в панику. Его могли наказать и оставить в помещении.

— Здравствуйте, Дарья. Извините, я немного опоздала. Где Максим?

Девушка, не поднимая на меня взгляда, продолжает обрабатывать заплаканному мальчику царапину на колене.

— А нечего кататься на шикарных машинах, может и опаздывать не будете, — тихо бубнит Даша, не скрывая презрения.

— По-моему, это не ваше дело. Где мой сын? — добавляю в голос ледяных ноток.

Девушка отпускает мальчишку и встает передо мной скрестив руки на груди.

— Папа забрал.

Я вся цепенею. Какой, к чертовой бабушке, папа? Не мог же Влад в тайне от меня приехать за сыном. Это точно не Дима. Они с Аленкой два дня назад улетели на неделю в горы покататься на лыжах.

Больше у меня вариантов нет.

— Что не ожидали, что ваш муж приедет? — хмыкает Дарья.

— Какой муж? Я давно в разводе, — шиплю на девушку.

Бесит ее самодовольное лицо. Бесит, что приходится вытягивать информацию по крупицам.

— Ну, это ваше личное дело. Но Сомова Максима Алексеевича забрал папа, предъявив копию свидетельства о рождении.

— Где эта копия? — перехожу на рык.

— У заведующей.

— Веди. Немедленно!

Дарья закатывает глаза и просит коллегу присмотреть за группой. Меня трясет от страха, но я удерживаю его, чтобы не сорваться в истерику. Сейчас нужно как можно быстрее узнать все подробности, а потом ехать в полицию.

— Здравствуйте, Евгения Федоровна, — девушка заглядывает в кабинет. — К вам тут мамочка чем-то недовольная.

Подталкиваю Дашу внутрь и захлопываю дверь, устремляя взгляд на грузную женщину.

— Здравствуйте, — говорю холодно и указываю на воспитательницу, — вот эта безответственная особа отдала моего ребенка чужому человеку.

— В смысле чужому? — взвизгивает Даша. — Вы сами сказали, что он ваш бывший муж.

— Да. Но он не является отцом Казанцева Максима Ивановича. У сына отчество моего папы и моя девичья фамилия. Меня заверяли, что человек, не внесенный в список, не сможет забрать ребенка ни при каких обстоятельствах, — поворачиваюсь к воспитательнице. — Почему вы не сравнили данные с той копией свидетельства, которую я приносила лично? Вы обязаны были это сделать, прежде чем отдать Максима неизвестно кому.

Дарья переводит затравленный взгляд с меня на заведующую и обратно и вдруг заливается слезами.

— Евгения Федоровна, вас не было. Я копию на столе оставила.

Женщина копается в бумагах, находит злосчастный листок и бледнеет.

— Дарья, копия не заверена у нотариуса. Как ты могла такое принять?

Девушка открывает рот, но я ее перебиваю:

— Вызывайте полицию. А я позвоню отцу Максима. Он от вашей шарашки камня на камне не оставит. А эту, — киваю на Дашу, — к детям на пушечный выстрел подпускать нельзя.

Вылетаю из кабинета, набирая Влада. Руки трясутся так сильно, что роняю телефон, и только с третьей попытки удается набрать номер. Гудки, но он не берет трубку. Звоню снова.

— Танюш, — шепчет после пятого гудка, — я на совещании. Перезвоню.

— Нет, — кричу в отчаянии, давая волю слезам, — он забрал сына. Этот больной ублюдок похитил Максима.

35

Меня скручивает от боли, и я облокачиваюсь о стену. Перед глазами пелена слез, чувствую, что пол под ногами качается. Если бы не стена давно бы упала.

Встряхиваю головой, чтобы прогнать головокружение. Мне никак нельзя сейчас быть слабой, нельзя поддаваться панике. Сначала я должна найти сына.

В трубке шум, громкие голоса, а затем слышу, как сквозь вату:

— Таня, повтори!

— Я пришла в садик, а мне сказали, что Максима забрал Сомов.

— Твой бывший? Зачем ему это?

— Влад, я все-все тебе расскажу, но сейчас ты должен знать главное. Я родилась в секте, потом сбежала, меня удочерили. Недавно меня нашел один из верхушки и приказал вернуться, а я снова сбежала вместе с сыном. Сомов теперь с ними. Он как под гипнозом выполняет все приказы Павла.

Влад молчит. Понимаю, я вывалила на него такую информацию, любой будет в шоке. Но почему же он молчит? Испугался? Решил, что я помешенная фанатичка и лучше со мной не связываться?

— Ты вызвала полицию? — наконец, слышу его голос.

— Велела заведующей. Надеюсь, она прислушалась, иначе я не знаю, что с ней сделаю.

— Малышка, послушай. Я сейчас вызову Олега Котова, он бывший спецназовец. Я приеду как можно скорее, никуда не уходи. Мы найдем нашего сына. Слышишь? А этих ублюдков я выпотрошу.

— Прости меня, — захлебываюсь слезами, — я должна была все рассказать.

— Тише-тише, маленькая. Мы во всем разберемся. Вместе.

— Я буду ждать тебя внизу.

Вытираю слезы, поправляю волосы. Влад сохраняет хладнокровие, хоть и были слышны обеспокоенность и страх в его голосе, и я должна взять с него пример. Сейчас работники садика должны меня бояться, видеть сильную женщину, способную их уничтожить.

— Вы вызвали полицию? — захожу к заведующей.

Даша обливается слезами скрючившись в кресле, и мне нисколько ее не жаль. Наоборот, я надеюсь, что ее уволят и больше не подпустят к детям.

— Татьяна Ивановна, — женщина неуклюже поднимается с кресла, — давайте все решим мирно. Позвоните вашему бывшему мужу, он здравомыслящий человек. Уверена, вы встретитесь и все разрешится.

— То есть помогать вы не собираетесь? — скрещиваю руки на груди. — Значит придется сообщить не только о похищении, но еще и о халатности.

Покидаю душный кабинет. От работников не дождаться действий, им главное прикрыть задницы. Садик хоть и не частный, но отчаянно к этому стремится. Здесь довольно много детей из обеспеченных семей. Учреждению важно сохранить кристально-чистую репутацию. Родители тут же переведут детей, если узнают, что воспитательница поспособствовала похищению. А я считаю именно так. Пусть Сомов и был когда-то моим мужем, но Максиму он чужой дядя.

На улице припекает солнце, дети резвятся и весело смеются, воспитатели лениво за ними наблюдают. Мир не остановился, небо не заволокло тучами, окружающим наплевать на то, что мой малыш в руках монстров. Наплевать на то, что мое сердце превратилось в кровавые ошметки.

Падаю на скамейку, ноги больше не держат. Мне хочется бежать, искать сына. Но куда? Что делать? Нужно что-то делать, и единственное, что я могу это позвонить Сомову сама. Набираю номер — абонент недоступен. Опускаю лицо в ладони, заливаясь слезами.

Если Максиму причинят вред, а это вполне возможно, то я никогда себя не прощу. Главное, что мой малыш не попал в руки Оксаны. Она меня ненавидит, а значит и к сыночку будет относиться так же жестоко. Ей неведомы жалость и сочувствие. Она не человек. Непроизвольно тянусь к шраму на спине, и он отзывается фантомной болью.

— Татьяна?

Поднимаю заплаканное лицо на мужчину в сером костюме.

— Я Олег Котов. Меня прислал Владислав Орлов, — мужчина присаживается рядом. — Расскажите, что случилось?

Олег создает впечатление закаленного в боях военного. Собранный, безэмоциональный, моментально просчитывающий ситуацию. Его люди без вопросов и приказов расходятся по территории. Кто-то пошел за записями с камер наблюдения, кто-то опрашивать очевидцев.

Выслушав мой сбивчивый рассказ, Котов начинает спрашивать о секте: где она находится, сколько в ней членов, что я знаю об основателе, связана ли она с криминалом, кто те богатые клиенты, которые пользовались женщинами как проститутками.

С ужасом понимаю, что практически ничего не знаю. Я прожила там слишком мало и в силу своего возраста многого не понимала. Сейчас я могу строить догадки, основываясь на детских воспоминаниях. Но что из них истина, а что воображение — не могу ответить даже себе.

— Малышка!

Ко мне бежит Влад, и я вскакиваю ему навстречу, буквально падая в объятия. Цепляюсь за него, как за последнюю надежду.

— Все будет хорошо, я обещаю, — шепчет мне в макушку, пока я рыдаю ему в рубашку.

— Скажите, мог ли Сомов за это время добраться до аэропорта и вылететь в Сургут? — заикаясь спрашиваю у Олега.

— Нет. С момента их ухода не прошло и двух часов. Если у них нет спец транспорта с мигалками, то доехать не успеют. К тому же я думаю, Сомов действовал не один и, забрав Максима, направился к своему сообщнику. На какое-то время они залягут на дно. Но уверен, сегодня выйдут на связь. Звонков не было?

Отрицательно качаю головой. Я не выпускала телефон из рук, не могла пропустить.

— Я так и не вызвала полицию! — выкрикиваю испуганно, прикрывая пальцами рот.

— Не волнуйтесь об этом, я уже переговорил со знакомым опером, — успокаивает Олег и переходит на приказной тон. — Значит так, Татьяна, сейчас вы поедете в свою квартиру, проверите не ждет ли Сомов там. Влад, мы пойдем по следу. Если удастся отследить похитителей, нужно чтобы со мой был знакомый Максиму человек.

— Тогда лучше поехать мне, — возражаю я.

— Нет, сейчас вы будете нашей приманкой. Думаю, за домом следят, они должны увидеть вас одну. Скажите адрес, я отправлю туда людей, они незаметно проникнут в подъезд. А один отвезет вас под видом таксиста. Вам ничего не будет угрожать. Дайте телефон, я временно установлю следящую программу, она будет записывать разговоры и пересылать мне сообщения, чтобы мы могли отследить преступников.

Послушно протягиваю телефон. Интуитивно чувствую, что Олегу можно доверять, он поможет найти сына.

Пока ждем псевдо-таксиста, Влад не выпускает меня из своих объятий.

— Почему ты спросила про отлет в Сургут?

— Очень боюсь, что сына увезут до того, как мы его найдем. Моя биологическая мать — бездушное чудовище. Помнишь, ты спрашивал про шрам на пояснице? — дожидаюсь кивка, я с тяжелым вздохом говорю. — Это она сделала. В наказание за то, чего я не совершала.

После моего краткого рассказа, внешнее спокойствие Влад трескается и наружу пробиваются все эмоции. Страх, боль, отчаяние и жалость, адресованная лично мне.

— Я давно это пережила, — кладу руку на щеку Влада, — у меня есть единственная семья и она самая лучшая. Сейчас главное, чтобы Максим ни в коем случае не попал в тот ад.

— Он не попадет, — Влад обхватывает мою ладонь и нежно целует, — клянусь.

И я верю безоговорочно.

Через несколько минут подъезжает старенькое Рено с бугаем за рулем. Теоретически он может сойти за бомбилу, если не приглядываться к кобуре, спрятанной на поясе под огромной футболкой.

Влад провожает меня до машины, сжимает в объятиях, вновь обещая, что все будет хорошо. А я не могу расцепить руки и отпустить его. Слишком страшно оставаться один на один с мыслями.

Пару дней назад Влад впервые намекнул, что нужно подготовить сына и рассказать, кто его папа. Но я попросила немного больше времени. Максим уже начал задавать вопросы: почему мы каждый вечер проводим время с Владом, люблю ли я его как тетя Алена дядю Диму и подобные. Я не знала, что на них отвечать и переводила тему или старалась отвлечь сказкой.

Это время нужно не Максиму, а мне. Оказывается, я жуткая трусиха. Банально испугалась перемен и неизвестности. Не представляла, что делать после. Должны ли мы с Владом составить какой-нибудь график, чтобы он мог больше времени проводить с сыном? Или попробовать съехаться?

Да, мы определенно сдвинулись в сторону отношений, но не говорили об этом. Не то что в любви, в симпатиях друг другу не признавались. Это пугало и рождало в душе чувство неопределенности.

А сейчас ругаю себя последними словами. Мы бы придумали как действовать дальше, а Максим бы знал, что у него замечательный папа и никуда не пошел бы с Алексеем.

— Влад, — отступаю, с трудом отрывая пальцы от его рубашки, — когда мы найдем сына. Я все ему расскажу, мне не стоило это откладывать. Прости.

— Все хорошо, Рыжик, — он нежно целует меня в лоб, — я все понимаю. Мы обязательно его вернем, а потом я возьму вас обоих и увезу в отпуск. К черту все. Только мы втроем.

Занимаю заднее сидение Рено. Машины все так же медленно ползут, стараясь как можно скорее оказаться дома, но все мы заперты в нескончаемой пробке. А я не нахожу себе места от урагана эмоций, атакующего мой разум. Давящих эмоций. Я схожу с ума, уже начинает казаться, что они разъедают внутренности и сжигают кожу, просачиваясь сквозь поры.

Когда въезжаем во двор, я начинаю крутить головой в поисках знакомой фигуры, но Сомова нет. Возможно, он сидит в одной из припаркованных машин, но никто не окликает меня и не появляется, когда я покидаю салон и, продолжая оглядываться, скрываюсь в подъезде. Как я поняла люди Котова будут ждать меня на площадках этажом выше и ниже под видом соседей.

Я не понимаю зачем мне подниматься в квартиру, Сомов или кто-либо еще не могут туда попасть, а значит ждать неприятного сюрприза не стоит. Лучше бы развернуться и поехать к Владу помогать с поисками. Но я все равно следую инструкциям опытного человека и вызываю лифт.

Сейчас переоденусь и уже потом поеду к ним. Хочу быть рядом, когда сына найдут.

Створки лифта открываются на шестом этаже, и я встречаюсь глазами с широкоплечим мужчиной. Он кажется смутно знакомым, наверное, видела его у подъезда. Мужчина одет по-домашнему: футболка с пятнами пищи, растянутые на коленях джинсы и тапочки.

— Наверх? — спрашивает он, и я киваю, отступая в угол просторной кабины. — И я наверх.

На панели горит кнопка четырнадцатого этажа, и мужчина нажимает на десятый. Этот жилой комплекс считается элитным, хоть и не таким закрытым и охраняемым как некоторые другие. На этажах по две квартиры. Не каждый может себе позволить жилплощадь здесь. А этот мужик напоминает обычного соседа из панельной девятиэтажки спального района.

Размышляя о том, насколько мужчина не вписывается в обстановку и как сильно отличатся от других жильцов, не замечаю момента, когда он резко разворачивается и, согнутой в локте рукой бьет меня в горло. Из меня тут же вышибает весь воздух, а в шейные позвонки будто вставили иглы. От боли сами собой появляются слезы, мешающие четко видеть. Из горла вырывается хриплый стон, когда его туша придавливает меня к стенке.

— Не дергайся, пташка, — шипит он.

Мужик слишком сильный, я не могу ни вздохнуть, ни шелохнуться. Впиваюсь ногтями в его руку, разрывая кожу, но он даже не морщится.

— Хочешь увидеть сына, тогда прекрати брыкаться, — мужик бьет меня головой о стенку.

Морщусь от боли, и резко вздыхаю, когда в бедро втыкается иголка от шприца. Перед глазами тут же все расплывается, на сознание опускается пелена, скрывающая от меня лифт и амбала с гаденькой улыбкой.

36

Сознание возвращалось урывками. Несколько раз я приходила в себя, слышала голоса, но не могла разобрать слов и слишком быстро снова проваливалась в небытие.

Но в этот раз я уже не чувствую такого сильного головокружения и понимаю, что действие препарата ослабло. Стараюсь не паниковать и не делать резких движений. Сначала нужно все проанализировать, хоть это слишком трудно. Я будто страдаю жутким похмельем, желудок скручивает тошнотой, а сознание крутится как вентилятор.

Первое, что я понимаю — у меня связаны руки. Плюс в том, что спереди. Вряд ли эти ублюдки меня пожалели и не стали выворачивать плечевые суставы. Скорее, испугались, что от неудобной позы, я уткнусь лицом в подушку и задохнусь.

Второе — меня переодели в платье до щиколоток, с длинным рукавом и высоким воротом. И, черт возьми, на мне нет белья! В секте так принято. Чтоб мужик долго не возился. Задрал подол и вперед… Надеюсь, меня переодевала какая-нибудь женщина, а не один из похотливых ублюдков. И, слава всем святым, нет никаких признаков изнасилования. Видимо решили подождать до поселения.

С трудом разлепляю глаза, отмечая третий факт — на улице темно, а значит я проспала минимум часов пять.

Прислушиваюсь, стараясь уловить хоть какие-то звуки, но все тихо. Очень медленно, стараясь не шуметь, приподнимаюсь на локте и осматриваюсь. Я лежу на диване в маленькой комнате, кое-где от стен отходят цветастые обои, в дальнем углу покосившийся стул. Это все.

Осторожно на цыпочках подкрадываюсь к двери и, с бешено колотящимся сердцем, нажимаю на ручку. На удивление, она поддается, и я с опаской выглядываю в коридор. Он длинный, очень грязный и с несколькими дверями по обеим сторонам. Ощущение, что я попала в общежитие. Настораживает, что слишком тихо будто никого нет. Это может быть обманчивой надеждой.

Сосредотачиваюсь на металлической входной двери. С такого расстояния и в темноте не могу понять открывается она изнутри или нужен ключ. Отступаю в глубь комнаты. Прежде чем бежать сломя голову, нужно подумать. В первую очередь попробовать освободить руки.

Подхожу к окну поближе к лунному свету, осматривая узлы. Связаны туго и профессионально, будто Кристиан Грей постарался. Мерзость.

Дергаю руками, пытаясь хоть чуть-чуть покрутить кистями. Бесполезно, только больнее делаю. Чтобы избавиться от веревки, нужно что-то острое. Но комната абсолютно пустая.

Слезы отчаяния пекут глаза, и я поднимаю голову вверх. Не время плакать и жалеть себя. Мне еще сына искать. Только эти мысли помогают взять себя в руки.

Резко выдыхаю и снова наклоняюсь, чтобы рассмотреть узлы. Тут на глаза попадается перекошенный стул, и меня осеняет. В нем же есть саморезы. Оторвать ножку или спинку не составит труда, главное сделать это тихо.

Проходит мучительно много времени, прежде мне удается расковырять веревку и заодно руки и выдохнуть с облегчением. Первый шаг к свободе сделан. Растираю затекшие кисти, размазывая кровь из царапин, и трясу ими в воздухе, чтобы сбросить онемение. Мелкие ранки не то, о чем мне стоит сейчас беспокоиться.

Что теперь? Можно поискать в этом гадюшнике сына. Но не факт, что, заглядывая в соседние двери, я не нарвусь на похитителей. И не факт, что Максим здесь. Есть большая вероятность, что нас предусмотрительно разделили и спрятали в разных местах. Лично я сделала бы именно так.

Можно поискать телефон со следящим приложением. Но на мне чужая одежда, вряд ли стоит рассчитывать, что оставили сумку. Судя по тому, что меня похитили из-под носа охраны, значит мудаки не так глупы, как хотелось бы.

Можно попробовать сбежать и сообщить Владу. Но где я нахожусь и как с ним связаться?

Блять! Вопросов больше, чем ответов. Снова подхожу к окну. Ручка сломана открыть не получится и разбить нечем. Оглядываю темную улицу и не могу понять: я все еще в Москве где-нибудь на окраине или меня уже вывезли в другой город. Обычный спальный район с многоэтажками, такие есть в каждом городе.

Надо действовать. Для начала попытаюсь вырваться из квартиры. Затаив дыхание выхожу в коридор, матерясь про себя, что именно в этот момент луна решила скрыться за облаками. Вытянутая рука теряется во мраке, идти очень страшно. Впиваюсь взглядом в еле различимый блеск дверного металла и делаю несколько неуверенных шагов. Останавливаюсь и прислушиваюсь, но кроме бешенного стука собственного сердца никаких звуков не слышно.

Еще шаг и давлю панический крик, зажимая рот ладонью. Босая нога наткнулась на какой-то предмет, который уж очень сильно напоминает человеческую руку.

Опускаюсь на корточки и медленно веду пальцами по грязному линолеуму, пока не ощущаю подрагивающие пальцы. Не труп уже хорошо. Двигаю рукой по предплечью, осторожно ощупываю спутанные длинные волосы. Женщина лежит на боку. Кажется без сознания. Ей явно нужна помощь, но я не знаю, что могу сделать. Возможности вызвать скорую нет, позвать кого-то может быть опасно.

Дверь неприятно скрипит, когда я открываю ее шире и переворачиваю женщину на спину. Окидываю взглядом ее комнату, в поисках чего-нибудь, что может помочь. Но помещение точно такое же, в котором очнулась я.

Кладу кудрявую голову на колени, осматривая тело. Видимых повреждений нет: ни ран, ни царапин, ни веревок, как было со мной. Возможно, она здесь добровольно, и стоит бросить все и спасать свою жизнь. Она может оказать сектанткой, выполняющей какое-нибудь поручение наставника.

Вздрагиваю от тихого стона. Погрузившись в размышления, не заметила, что женщина пришла в себя.

— Эй, — трясу ее за плечо, — ты как?

Женщина с трудом садится и фокусируется на моем лице. Меня освещает лунный свет, поэтому стараюсь держать равнодушную маску.

— Ты новенькая, что ли? — шепчет хрипло.

Я неопределенно взмахиваю рукой, не совсем понимая, что она имеет ввиду.

— Так, ты в порядке? — спрашиваю снова.

— А, да, — безразлично отмахивается, — просто с экстази перебрала. Клиент так любит. Когда соскребла себя с дивана, голова закружилась и не смогла дойти до кухни за водой.

Класс, я попала в притон. Я даже не догадывалась, что подобным занимаются не только в самой общине. Помогаю женщине встать и дойти до кухни, где она включает тусклую лампочку.

Наконец я могу ее рассмотреть. Она болезненно худая, впрочем, как и большинство сектантов. Грязные темные волосы заплетены в растрепанную косу, которая спускается практически до поясницы. Но больше всего в ее внешности меня пугают глаза. Блеклые, словно подернутые дымкой, но при этом взгляд цепкий, следящий за каждым моим движением.

— Ты давно в поселении? — спрашивает она с подозрением. — Я тебя там ни разу не видела.

Что отвечать? Если скажу правду, она поднимет кипишь. Я ничего не знаю о приеме новых членов. Отворачиваюсь, чтобы налить воды из кувшина и спрятать лицо.

— Я там еще не была, — говорю осторожно.

— О, тебе понравится, — пылко шепчет, — я помню, когда родители привезли меня туда в первый раз. Была зима, я словно в сказку попала.

Нормальная такая сказочка, где тебя заставляют работать больше двенадцати часов и делать физически сложную работу. Я до сих пор с содроганием вспоминаю сколько дров мне приходилось приносить зимой из общего сарая. Утром перед школой бегала по колено в снегу, делая по три-четыре ходки. И не важно была ли метель или лютый мороз под минус пятьдесят. Оксана ненавидела, когда в сенях нет сухих поленьев. Если не успевала принести достаточно к ее пробуждению, получала ремнем или тем, что подворачивалось ей под руку.

— А где мы сейчас? — спрашиваю, подавая женщине стакан.

— Раменское, — отвечает напившись, — тридцать километров от Москвы. А ты почему спрашиваешь?

— Думала, сразу отвезут в поселение, — добавляю в шепот восторга и предвкушения, — хочу быстрее туда попасть. А здесь есть еще кто-нибудь?

— Еще три женщины. Они давно спят. Это у меня ночной клиент, он любит, когда тихо и никого нет.

— Может тебе что-нибудь покушать приготовить? — предлагаю, кивая на пожелтевший холодильник.

— Тю, да он пустой.

— Давай в магазин сходим. Здесь же есть круглосуточные?

От моего вопроса карие глаза кудрявой сужаются, и она долго всматривается в мое лицо. А я лишь надеюсь, что мне хватит актерских данных изобразить наивную дурочку и ничем себя не выдать.

Молчание затягивается. Мне начинает казаться, что женщина услышала бешенный стук моего сердца и все поняла.

— Нам нельзя выходить без сопровождения, — наконец строго произносит, — а я не буду звонить и будить охрану или нашу старшую, потому что тебе захотелось пожрать. Здесь тебе не курорт. Хочешь что-то получить — дай взамен.

Она резко поднимается, скребя ножками табурета по линолеуму, и уходит. Жду, когда скрипнет комнатная дверь, и едва дыша подкрадываюсь к входной. Если от кудрявой недавно ушел клиент, а сутенерша и охрана спит, значит отсюда можно выйти без ключей. Максима здесь нет, придется бежать одной. Найду телефон, позвоню в полицию, они помогут найти Влада.

Я очень надеюсь, что они с Котовым уже вышли на след Сомова и нашли сына. Или найдут в скором времени.

Замок какой-то хитроумный: множество кнопок и задвижек. Начинаю их дергать и нажимать, как можно тише, пока не слышу заветный щелчок. Не давая себе возможности испугаться, выбегаю на замызганную площадку и вниз по лестнице.

Бегу по улице, избегая света редких фонарей, и останавливаюсь в тени дома только тогда, когда бок нестерпимо колет, а исцарапанные ступни саднят от грязи, забившейся в ранки. Прислушиваюсь нет ли за мной погони. Но все тихо, значит у меня есть фора.

Нужно попытаться найти полицейский участок или пост ДПС. На крайний случай неравнодушного прохожего, который одолжит телефон. И нельзя долго оставаться на одном месте. Двигаюсь в неизвестном направлении и, как назло, ни одного человека на улице. Город вроде не маленький, неужели никто не гуляет допоздна? Наверное, я на самой окраине или в неблагополучном районе.

Злость вытесняет страх. Меня буквально трясет от ненависти к этим психам. Черт бы побрал всех сектантов. Почему они просто не могли обо мне забыть? Зачем вернулись спустя столько лет?

Не знаю сколько я блуждаю между темных домов, но в какой-то момент набредаю на широкий ярко освещенный проспект, по которому проезжают редкие машины, а в отдалении я слышу развязный смех подвыпившей компании.

Но самое главное метрах в пятистах виднеется пост ДПС. Там же ведь должны сидеть дежурные? Проблема в том, что идти придется по освещенному тротуару. Там я как на ладони. Придется рискнуть.

Срываюсь с места и, не сводя взгляд с заветной надписи ДПС, бегу будке. Торможу только, когда добираюсь до небольшого сквера. Там довольно темно, в каждой тени мерещится засада. Но помощь так близко. Я вижу, как в окне двигается полицейский, заваривая себе чай.

Осторожно ступаю в тень деревьев, прислушиваясь к каждому шороху, но проспект довольно оживленный и шумный, поэтому мне не удается понять в какой момент от дерева отделилась мощная фигура и преградила дорогу.

— Добегалась, пташка.

Мой крик о помощи тонет в его огромной ладони, зажавшей рот. Я царапаюсь, толкаюсь, молочу руками и ногами, но все бесполезно, за спиной появляется еще один мужчина. А дальше все повторяется: боль в бедре и темнота.

37

В этот раз сознание возвращается еще медленнее. Я уже не сплю, но нет сил пошевелиться или открыть глаза. Понимаю, что лежу уже не на продавленном диване, а на мягком матрасе под легким пледом, руки не связаны. В голове какой-то вакуум, мысли разбегаются как крысы от яркого света.

Не знаю сколько проходит времени, но в какой-то момент силы возвращается, и я начинаю осознавать реальность четче. Приоткрываю глаза и сразу зажмуриваюсь: солнечный свет, заливающий комнату, больно бьет по зрачкам. Тру глаза руками и предпринимаю вторую попытку.

Комната разительно отличается от той, в которой я проснулась в первый раз. Эта отделана деревом, здесь много света и аскетичный интерьер: кровать, стул, шкаф, комод. Для поселения слишком… дорого, что ли. В доме Оксаны стены были обиты фанерой, а поверх дешевые обои или краска, но настоящее дерево… Такое мог позволить только… О, нет! НЕТ! Господи, умоляю пусть это будет не так. Если я нахожусь в доме наставника, значит Павел ждет, когда я очнусь, чтобы приступить к своим гнусностям.

Зажимаю рот ладонью, чтобы не закричать от отчаяния и заглушить горькие всхлипы. Нельзя выдавать себя. Чем дольше монстры думают, что я без сознания, тем больше шанс вырваться. Встаю на ноги и хватаюсь за изголовье кровати. Колени подгибаются, потому что ступни простреливает острой болью. Я уже и забыла, что поранилась. Но кто-то их обработал и забинтовал.

Некогда быть слабой. Ковыляю к окну с трудом различая окружение из-за пелены слез. Какой-то заросший пустырь.

Странно, дом наставника стоит в центре поселения, я должна была увидеть хотя бы одного соседа. Может, это новый дом, специальный для клиентов, чтобы никто не мог подсмотреть за их сексуальными играми? Если сюда приезжают богатые мужчины, неудивительно, что они хотят держать в тайне свои наклонности.

Я на втором этаже, что тоже странно. На сколько помню дом наставника одноэтажный, но есть глубокий подвал. Думаю, там проходили все вечеринки. Ладно, это не так важно. Со второго этажа я могу спуститься по широкому выступу, а дальше на крышу крыльца и на землю, но сначала нужно выяснить, где мой сын.

Осторожно открываю дверь, и вдруг слышу голоса: один мужской, другой женский. Они говорят так тихо, что ничего непонятно. Молюсь, чтобы ни одна половица не скрипнула и подкрадываюсь к лестнице, напротив которой входная дверь. И как же хочется побежать со всех ног. Но не могу. Без сына не побегу. Да и куда я с такими ногами.

Закусываю зубами кулак, чтобы не завыть. За что мне это? Я родилась в аду, сбежала, но эти твари упорно тянут меня обратно, манипулируя моим мальчиком. Зачем? Потому что у старого выродка на меня стоит?

Я просто так не сдамся. Пока мой сын не окажется в безопасности, я буду бороться. Костьми лягу, но Максима отсюда вытащу. А со мной… будь, что будет. Влад хороший человек, и я уверена, станет отличным папой. Он позаботится о нашем малыше.

Продвигаюсь вперед и голоса становятся отчетливее, но они говорят слишком тихо. Опускаюсь на колени и осторожно выглядываю между перил. В поле зрения попадают ноги, сидящего в кресле мужчины. И женские, расхаживающие по комнате. Пробежать незамеченной не получится.

— …долго, — женщина говорит так тихо, что я различаю только последнее слово.

— Вера, врач сказал, это обычное снотворное. Скоро она проснется, — успокаивает ее мужчина в кресле.

Его голос громче и кажется смутно знакомым, но возможно из-за препарата я что-то путаю. И кто такая Вера?

— Вера Васильевна, пожалуйста, присядьте. Я и так весь на нервах, а от вашей беготни сильнее схожу с ума.

Влад? Боже, не может быть.

От безумной догадки я кубарем скатываюсь вниз и застываю в дверях. Если это сон, то он одновременно самый прекрасный и самый жестокий, потому что, проснувшись я не смогу оправиться от жестокой реальности.

Мама отмирает первой и бросается ко мне со слезами на глазах. Крепко стискивает в объятиях:

— Милая моя, как ты?

— Я в порядке, мам. Правда. Где Максим?

Рыдаем с ней, будто платину прорвало. Только в этот раз от радости.

— Вера Васильевна, разрешите Танюшке присесть, — говорит Влад. — Малышка, Максим играет на улице. С ним все хорошо.

— Влад, я же просила без отчества, — отчитывает учительским тоном, — просто Вера.

Выскальзываю из объятий мамы и буквально падаю в руки Влада. Он усаживает мена на диван, гладит по волосам, целует в макушку.

Поднимаю мокрое от слез лицо, вцепившись мертвой хваткой в футболку Влада.

— Спасибо, любимый, что нашел нас.

От моих слов в серых глазах вспыхивает радость, а затем разливается нежность. И я чувствую облегчение, что не вижу в них равнодушия или страха. Не каждый мужчина готов принять женщину с таким прошлым. Никто не дает гарантии, что оно не настигнет нас снова.

И пусть это пока не три заветных слова, но первый шаг.

— Конечно нашел и больше не отпущу, — Влад оставляет легкий поцелуй на моих губах и снова прижимает к своей груди. — Кстати, Танюш, ты только не ругайся, но я рассказал Максиму, что я его папа.

— Не буду я ругаться, — расплываюсь в широкой улыбке. — Наоборот рада, что ты избавил меня от этого разговора. Я всю голову сломала, подбирая слова.

Неожиданно с боку раздается покашливание, и я вспоминаю, что мы здесь не одни.

— Ой, здравствуйте, Александр Петрович, — стираю с лица слезы.

— Нет уж, Танечка, никаких больше Петровичей, — хитро прищуривается. — Ты как женщина моего племянника теперь обязана называть меня Сашей.

Смущаюсь от нового статуса, но ничего не имею против. Только бросаю вопросительный взгляд на Влада. Он подмигивает и притягивает меня за талию ближе к себе, целуя в висок.

— Я хочу к Максиму, — говорю я.

— Сначала нужно поменять повязки, — мама садится на диван рядом со мной и ставит коробку с медикаментами на пол, — потом я его позову и покормлю вас.

На слова о еде желудок издает утробный рык, и я смущенно улыбаюсь. Не помню, когда ела последний раз.

— А сколько я проспала?

— Часов десять, — отвечает Влад, — мы перехватили тебя уже по прилету. Олег настаивал на том, что вас в любом случае будут переправлять сначала в Сургут, а уже потом другим транспортом. Я очень не хотел лететь, надеялся, найти вас в Москве. Несколько часов я с группой захвата ждал в аэропорту. Чуть сердце не остановилось, когда тебя увидел.

Мама снимает бинты и обрабатывает царапины. Шиплю от неприятных ощущений, и мама как в детстве дует на ранки.

— А Максим был со мной?

— Он летел тем же самолетом, но Сомов вывел его раньше. А потом тебя вывезли на инвалидной коляске.

— Выдали меня за больную?

— Да сказали, что парализована и боишься летать, поэтому переборщила со снотворным.

— Что будет с сектантами?

— Котов над этим работает. Когда будут новости, я расскажу. Пойдем лучше к Максиму. Он все время о тебе спрашивал, еле уговорил его поиграть.

— Да, он немного упертый. И это точно не в меня, — смеюсь и сразу морщусь, потому что мама начинает бинтовать.

***

Весь день я и Влад проводим в играх с Максимом. Правда, в основном я сижу под яблоней или на скамье, потому что ходить больно, а сын слишком подвижен для медленной прогулки.

Я так рада, что он не пострадал. Сомов обманул Максима, сказав, что я заболела и жду его у бабушки. Сын сомневался, не хотел с ним идти, но страх за меня победил. Слава Богу к этому моменту, мы с Владом во многом разобрались и не пришлось долго его убеждать в отцовстве и уговаривать помочь.

Сердце распирает от счастья, когда я наблюдаю за играми Влада и Максима. Папы и сына. Даже неудивительно как быстро они нашли общий язык. Мой малыш очень общительный и всегда тянулся к мужчинам: сначала к дедушке, потом к Диме, сейчас к отцу. А Влад искренне интересуется всем, что делает Максим, слушает его, что-то объясняет.

— Все в дом, — разносится над садом голос мамы, — скоро ужинать.

Отправляю моих мужчин умываться, а сама хромаю на кухню помочь. Мама усаживает меня за стол и просит нарезать овощи и зелень.

— Мам, а бабушка с дедушкой придут?

Выйдя на улицу, я сразу поняла, что оказалась в родном поселке.

— Завтра на обед. Мы не знали, как ты будешь себя чувствовать.

— А кто тебе сказал, что я здесь? И кстати чей это дом?

— Влад, позвонил, когда тебя уже спасли. Мы поговорили и решили, что лучше спрятать вас здесь и не пугать лишний раз деда с бабушкой. А этот дом построил Саша, на месте старого.

— Постой, — откладываю нож и буравлю мамину спину ошарашенным взглядом, — Александр Петрович — тот самый Саша? Твоя первая любовь?

— Ш-ш-ш, — она поворачивает ко мне красное смущенное лицо и подтверждает догадку кивком.

Ого! Вот это совпадение. Или судьба, что свела меня с Владом и тем самым поспособствовала встрече давних друзей.

— Ты говорила с ним?

— Да, мы долго вспоминали прошлое. Не расспрашивай меня, я сама еще не все осознала.

Не буду вмешиваться в ее жизнь, она взрослый человек, разберется сама. Я встаю и обнимаю маму со спины.

— Я так соскучилась, мамуль.

— Я тоже, маленькая моя.

Вдруг входная дверь с диким грохотом распахивается, я в ужасе поворачиваюсь к кухонному проему, ожидая увидеть фанатиков с вилами и копьями. Но в проем врывается рыжий вихрь.

— Тата! Мама!

Сестра сжимает нас в таких крепких объятиях, что я не могу вздохнуть, а мама бурчит что-то нечленораздельное.

— О, вы все-таки прилетели, — раздается веселый голос Александра.

— Спасибо, что связались с нами, — Дима пожимает ему руку, — знаю, это было сложно, мы забрались очень далеко.

***

Оглядывая счастливых близких за большим столом, я чувствую покой в душе. Так хорошо мне не было уже давно.

Ужин проходит шумно и весело, мы не вспоминаем причины, которые собрали нас вместе. Надеюсь, секта осталась позади, теперь окончательно. Мне дан еще один шанс начать с чистого листа. И я собираюсь им воспользоваться, собираюсь наполнить каждый день счастьем. А моя возросшая семья в этом поможет.

38

Кажется, я готова всю ночь сидеть за столом и слушать веселый гомон моей семьи. После сетований Лели, что они не вовремя уехали в отпуск, она делится своими впечатлениями от отдыха. По многозначительным взглядам Димки и смущению Алены не сложно догадаться, что основную часть отпуска они провели в номере отеля, работая над пополнением семьи.

Часть меня даже рада, что сестры не было в городе. Им с Димкой нужно было провести время вдвоем, вспомнить конфетно-букетный период.

Если бы Леля бросилась на наши с Максимом поиски, а она бы точно бросилась, а если бы пострадала… Боюсь думать, что бы со мной случилось.

Я так рада, что на психике Максима никак не отразилось случившееся. Он по-прежнему веселый, общительный и беззаботный. Большую часть вечера он крутился возле Влада, в основном называя его по имени, но пару раз у сына вырывалось «папа». В эти моменты мое сердце совершало радостные кульбиты.

Веселые посиделки затягиваются, на столе остаются только чашки с чаем и недоеденный торт, и постепенно все начинают расходиться. Первым сдается Максим и мама. Она уводит сына наверх со словами, чтобы мы не беспокоились и продолжали чаепитие. Следом за ней встает Саша, говорит, что смена часовых поясов плохо на него влияет и тоже уходит спать. Но мне почему-токажется, что разница во времени не при чем и он пошел следом за мамой.

Складывается ощущение, что Саша до сих пор не забыл свою первую любовь. На протяжении всего застолья он бросал на маму внимательные и немного грустные взгляды, помогал накрыть и убрать со стола, словно не хотел находиться от нее слишком далеко.

Лелька сладко зевает и предлагает Диме собираться. Им придется ночевать у бабушки и дедушки, потому что комнат в Сашином доме на всех не хватает.

— Лель, я вас провожу, — говорю я, домывая посуду.

Не хочется расставаться, но в отличие от меня остальные не спали всю ночь.

— С твоими-то ногами? — скептически спрашивает, упирая руки в бедра. — Отдыхай лучше, а мы завтра придем. Ты, — сестра напускает на себя строгий вид и поворачивается в сторону Влада, — не обижай мою сестренку, иначе пожалеешь.

Я замираю, испугавшись Лелиной дерзости и резкости. Но спустя секунду она показывает мужчине язык и грозит пальцем, как нашкодившему мальчишке. Все прыскают от смеха и сдавленно смеются, чтобы не разбудить остальных.

— Грозная у тебя женщина, — Влад пожимает руку Диме. — С такой не соскучишься.

— Это точно.

Дима улыбается и, обняв Лелю, утягивает ее на улицу. Я выхожу следом, провожаю их до ворот, долго обнимая сестру, и возвращаюсь в тихий дом. Свет горит только на кухне, иду туда и застаю умывающегося Влада. Он избавился от футболки, и я как завороженная провожаю капли воды, стекающие по обнаженному торсу к поясу джинсов.

Не ожидала, что меня настолько взбудоражит эта картина, будто в кипяток окунулась, а потом сразу в сугроб свалилась. Тихо приближаюсь к мужчине и не удержавшись провожу руками по влажной спине. Влад замирает, мышцы под пальцами тут же напрягаются, но уже в следующее мгновение сильные руки прижимают к холодному от воды телу, а горячие губы накрывают мои.

Отвечаю стоном и впиваюсь ногтями в широкие плечи. Как же я соскучилась. По ласкам, по тем чувствам, которые вытаскивает на поверхность Влад. Мне кажется только он способен зажечь меня как спичку. Только с ним я чувствую себя красивой, сексуальной, желанной.

Влад скользит руками по талии, сжимает ягодицы, притягивая еще теснее, буквально впечатывая в свое тело. В живот упирается каменная эрекция, и не удержавшись я снова издаю стон. Испытываю неимоверный кайф от того, что действую на Влада так же, как он на меня. Ведь между ног настоящий потоп, а низ живота скручивает, требуя развязки.

Губы горят от поцелуев, ласки становятся откровеннее. Я без стеснения расстегиваю мужские джинсы и запускаю руку под резинку трусов, обхватывая напряженную головку, провожу ладонью по всей длине.

Влад рычит, подхватывая меня на руки, и бесшумно несет наверх. Приходится обвить его ногами, а руками вцепиться в плечи. Удивительно, как тихо он двигается. Будто хищник из семейства кошачьих.

Поцелуй приходится прервать, и чтобы не скучать по губам Влада, я атакую его шею. Помнится, ему это нравится. И я не ошибаюсь, хватка на попе становится сильнее. Возможно, останутся синяки.

Хихикаю на бурчание Влада, расслышав только, что я сводящая с ума ведьма. Но это не правда. Это Влад вскружил мне голову. Я не могу думать ни о ком, кроме него. Даже когда пыталась заполнить пустоту близостью с бывшим, мечтала только о Владе.

Останавливаемся около кровати, и приходится ненадолго отлипнуть от желанного мужчины. Но только на мгновение, чтобы я могла стянуть с себя платье, а Влад джинсы. Радуюсь, что в комнате темно. Мое тело уже не такое идеальное как до родов, да еще и шрам от кесарева. Сейчас я жалею, что так долго оттягивала момент и не вернулась к занятиям пол дэнсом.

Но сегодня я не буду думать и анализировать. Отбрасываю все страхи и сомнения и погружаюсь в ощущения и водоворот эмоций.

Опускаюсь на прохладные простыни и чувствую, как горячее дыхание Влада опаляет ключицу, как мягкие губы обхватывают сосок, как настойчивые пальцы проникают внутрь. Зажимаю рот ладонью, чтобы не кричать. Здесь тонкие стены, не хочется никого будить. А кричать есть от чего. Я уже и забыла какое удовольствие Влад может доставить одними пальцами. Он покрывает поцелуями каждый миллиметр моего тела, и я выгибаюсь навстречу, кусая губы.

— Влад, пожалуйста.

Я больше не выдержу эту сладкую пытку, мне нужен он. Полностью. И прямо сейчас.

— Иди ко мне, — шепчу я.

Влад нависает надо мной и заглядывает в глаза, будто хочет удостовериться в моей решительности. Протискиваю руку между нашими телами, обхватывая эрекцию, и тянусь за поцелуем, двигая ладонью.

Влад мягко отводит мою руку, фиксируя ее над головой, и переплетает наши пальцы. Не разрывая поцелуя, скользит членом по влажным складочкам и наконец проникает внутрь. С тихим стоном прогибаюсь в пояснице.

Сладко. Медленно. Тягуче.

Сегодняшний секс не похож на первый. Тогда была животная страсть. Мы трахались. Сегодня, я бы сказала, мы занимаемся любовью.

Поймав мой затуманенный взгляд, Влад его не отпускает. Он впитывает мои эмоции, пропуская через себя и возвращая стократно. Я плавлюсь в его объятиях. Каждое движение задевает глубинные струны души.

По виску Влада скатывается капелька пота. Я отчетливо осознаю, что он сдерживает своего внутреннего зверя ради меня. Хочет показать, что я для него не просто развлечение, а любимая женщина. А я хочу зверя.

— Влад, — стону я, — хватит со мной осторожничать.

— Я так хочу, — сдавленно хрипит он.

— А я хочу как в первый раз.

Кусаю его за шею и вдавливаю пятки в накаченные ягодицы.

— Помни, ты сама попросила, — рычит Влад и выпрямляется.

Не успеваю расстроиться, что он отстранился, как Влад закидывает мою левую ногу на плечо, правое бедро прижимает к матрасу, и начинает вколачиваться как обезумевший.

Не успеваю прикусить губу, и громкий стон вырывается из горла. Снова зажимаю рот ладонью.

Чистая эйфория. Словно мое сознание пробило седьмое небо и унеслось в космические дали.

Влад склоняется ближе ко мне и левой рукой гладит горло. Я вспоминаю, что нам обоим понравилось, когда он слегка перекрыл мне доступ кислорода. Сжимаю пальцы Влад, давая понять, что он может делать как ему нравится.

— Боже, ты идеальна, — выдыхает Влад, надавливая на горло.

У меня от остроты ощущений сразу же закатываются глаза. Уже не приходится сдерживать крики, из горла вылетают только сдавленные хрипы.

Комкаю простынь, выгибаюсь от неописуемого наслаждения и, не выдержав натиска, кончаю, сотрясаясь всем телом. Если бы Влад не припал к губам требовательным поцелуем, разбудила бы своим криком ближайших соседей.

Постепенно дыхание приходит в норму, сознание проясняется, начинаю видеть отчетливее, но все равно парю где-то в облаках. Влад обтирает мой живот платьем, в котором я проходила весь день, но не понятно зачем. Только спустя несколько секунд доходит, что он убирает следы спермы.

Черт, мы не предохранялись. Хорошо, что у кого-то мозги не превратились в жижу, и Влад предусмотрительно кончил на мой живот.

Он устраивается на кровати полусидя, и я прижимаюсь всем телом, кладя голову ему на грудь. Готова замурлыкать от удовольствия.

— Танюш, завтра вечером мы возвращаемся в Москву, — Влад перебирает мои волосы, смотря в потолок. — Я хотел бы, чтобы вы с Максимом поехали ко мне, остались на несколько дней. Или навсегда. Я уже предложил сыну погостить, и он согласился. Возможно, он привыкнет и не захочет уезжать.

Влад наконец переводит на меня взгляд полный надежды и робко улыбается.

— А еще я хочу объявить в компании, что ты моя женщина. И всему миру тоже, — Влад опрокидывает меня на спину, снова нависая сверху.

Он не дает мне ответить, припадает губами к шее, обхватывает пальцами сосок, распаляя внутри огонь желания.

— Ты согласна? — спрашивает, втискивая колено между моих ног и разводя их в стороны.

— Ты специально спрашиваешь в такой момент, когда я просто не могу сказать «нет»?

— Да, — отвечает, бесцеремонно толкаясь внутрь.

— Ты меня с ума с ведешь, — произношу на выдохе. — Я согласна.

Эта ночь наполнена бесконечным счастьем и блаженством. Мы любим друг друга до первых проблесков рассвета на горизонте. Я измождена, а Влад, кажется, даже не устал. Он помогает мне спуститься и выйти во двор. По росе доходим до давно остывшей бане, и Влад мокрым полотенцем стирает с меня следы бессонной ночи. Я порываюсь сделать то же самое для него, но безрезультатно. Сижу на лавке не в силах подняться на ноги.

Хихикаю над своей слабостью, полностью осознав значение слова «затрахать». Продолжаю хихикать и млеть, когда Влад, подхватив меня на руки, несет в дом и укладывает нас в постель.

Вдвоем на кровати немного неудобно, Влад слишком крупный, мне приходится практически расположиться на нем, чтобы мы могли уместиться.

— Я люблю тебя, — тихо шепчу ему в грудь.

Сначала я уверена, что он меня не расслышал, и нисколько не расстраиваюсь, потому что не совсем готова говорить о чувствах открыто. Но спустя мгновение, дыхание Влада сбивается, а пальцы сильнее впиваются в плечи, но он молчит.

Не то чтобы я ожидала ответного признания, но в груди неприятно колет, а глаза увлажняются.

Он все-таки меня не расслышал или не чувствует того же?

39

Не могу уснуть. Дыхание Влада давно выровнялось, а я все еще лежу неподвижно, наблюдая за движением солнца, постепенно ползущего по деревянной стене и освещающего уютную комнату.

Я уже миллион раз успела пожалеть о признании в любви и столько же раз убедить себя, что все сделала правильно, и Владу необязательно было отвечать тем же. Я высказал то, что чувствую и не должна бояться отказа.

Но я боюсь. И мне больно. Я хочу семейного счастья. Хочу стабильных отношений.

А сейчас буквально чувствую, что оно проскальзывает сквозь пальцы как вода.

Тяжело принять факт, что я лежу в постели с потрясающим мужчиной, после бурной ночи, но он мне не принадлежит. Отворачиваюсь к стене и отодвигаюсь от Влада, стараясь отвоевать немного личного пространства.

Наверное, я поспешила откинуть сомнения и броситься в омут с головой. Эта ночь была потрясающей, наполненной нежностью и дикой страстью. Я не смогла выкинуть Влада из головы пять лет назад, а уж сейчас тем более не получится.

А Максим… Он уже привязался к отцу, ему всегда этого не хватало. Сынок думает, что обрел полноценную семью, получив приглашение погостить у Влада. И как мне потом объяснять, что все это временно?

Боже. Стираю редкие слезинки, катящиеся из глаз. Снова слишком много «но», «если» и вопросов «что дальше?».

На секунду прикрываю глаза, чтобы подумать, как себя вести с Владом и семьей, и незаметно мысли становятся вязкими и тягучими. Реальность смешивается со сном. Я вроде бы осознаю, что не сплю, но вижу подобие снов или это мои мечты проплывают под закрытыми веками.

Вижу себя на море. Я бреду по песку у кромки воды, иногда волны накатывают на босые ноги, охлаждая раскаленную кожу. Легкий ветерок треплет распущенные волосы и путается в длинном подоле белого длинного сарафана. Вдыхаю полной грудью соленый ветер, протягиваю руку куда-то в сторону и в нее тут же вцепляется маленькая ладошка Максимки. Он смеется, дергает меня вперед, торопит. Но я так расслаблена, что совсем не хочется спешить.

Ощущаю движение за спиной, талию обвивает сильная рука и притягивает к горячему телу. Сразу становится еще жарче, будто кровь ускоряется и бежит по венам быстрее. На губах расцветает счастливая улыбка, граница между сном и реальностью размывается окончательно, и я не понимаю слышу слова Влада наяву или выдаю желаемое за действительное.

— Моя ведьмочка. Никому не отдам.

***

Просыпаюсь ближе к обеду совершенно разбитой из-за сбившегося графика. Не смотря на открытое окно, в комнате очень жарко, я чувствую, как сильно вспотела, хотя одеяло сброшено на пол. Надеюсь, никто не заходил меня проведать и не видел обнаженную морскую звезду поперек кровати. Подбираю свое платье. Не хочется надевать его на мокрое тело, но выбора особого нет.

Передергиваю плечами от очень неприятных ощущений. Хорошо бы помыться.

— С добрым… эм… днем, — приветствую маму, сидящую перед тихо работающем телевизором.

— Выспалась, солнышко?

Она тут же подскакивает и подталкивает меня к кухне.

— Голова побаливает, — жалуюсь я, — смена часовых поясов и перевернутый распорядок дня. А где все?

— Мужчины ушли на рыбалку. Дед всех часов в шесть поднял. Даже Максимка с ними на речку убежал. Я тебе сейчас кофе сварю, — мама достает турку и назидательно добавляет, — но сначала позавтракай. В холодильнике творог, могу кашу сварить.

— Творог подойдет, но сначала я бы хотела сполоснуться. В комнате очень жарко.

Мама отставляет пакет с молотым кофе и кивает:

— Пойдем провожу тебя в баню. Я утром пару полешек кинула, чтобы ее прогреть.

В бане обалденно пахнет теплым деревом и смолой. От удовольствия даже голова немного кружится. Жаль нельзя попариться. Плещусь долго, смывая тяжесть предыдущих дней. Кажется будто не только тело, но голова очищается. Не могу сказать, что больше не переживаю из-за утреннего инцидента, но душу больше не выворачивает.

— Танюш, я твою чистую одежду принесла, — кричит мама из предбанника, — тут на лавку положу.

— Спасибо, мамуль, — высовываю голову.

С удивление обнаруживаю, что белье, джинсовые шорты и футболка действительно мои. Видимо бабуля впихнула деду утром. Помимо одежды нахожу зубную пасту и новую щетку. Этот день становится все лучше. Наконец свеженькая и благоухающая вплываю в кухню и набрасываюсь на творог.

К концу позднего завтрака прямо к свежесваренному кофе появляются Алена и бабушка.

— Танюшка, — бабуля со слезами бросается мне на шею, — как ты, милая? Добрались до тебя ироды проклятые. Чтоб их всех пересажали.

Стискиваю содрогающуюся бабушку, глажу по спине, шепчу утешения. Если уж моим близким суждено плакать, то пусть это будет от счастья, а не вот так… Сердце разрывает на куски от того, что привела к ним монстров, напугала, еще и сына втянула в этот ад.

— Я вчера с твоим Владом разговаривала, — бабушка шмыгает носом и слегка отстраняется, заглядывая мне в глаза, — он сказал, что не успокоится, пока всех зверей не накажет. Молодец! Позовет замуж — соглашайся, — она вытирает щеки уголком платка, накинутого на плечи. — Откажешься — выпорю.

Гладит меня по голове, наливает себе чай и, как ни в чем не бывало, садится за стол. А я продолжаю стоять как пришибленная. Какое замуж? Какое соглашайся? Мы даже не встречаемся.

Мне вообще начинает казаться, что чувств между нами нет (по крайней мере со стороны Влада), я просто удобный вариант. А что? У нас сын, я влюблена и сплю с ним с удовольствием. Постоянная любовница плюс никаких разборок на счет опеки. Верти мной как хочешь.

Отмираю и сажусь рядом с Аленой, никак не комментируя бабушкины слова. Не хочу ее расстраивать.

— А вы не знаете, кого-нибудь арестовали за похищение?

Вчера очень не хотелось портить праздник и поднимать эту тему. Да и сегодня не хочется, я бы с большим удовольствием оставила все в прошлом, но надо разобраться и понять: угрожает ли нам с Максимом опасность.

Мама бросает быстрый встревоженный взгляд на бабушку и садится напротив меня.

— Саша говорил, что всем занимается некто Котов. У него есть знакомые в органах. Но подробности лучше узнать у Влада.

В маминых глазах страх и обеспокоенность, и это вполне объяснимо. В детстве меня мучали кошмары и приступы паники. В новой школе было тяжело влиться в социум. Надо мной иногда жестоко подшучивали, а Леля защищала. Мы справились тогда, сейчас — тем более.

Мама порывается что-то спросить, но ее отвлекает шум во дворе, и мы вчетвером выходим на крыльцо. Вернулись наши довольные рыбачки, демонстрируя улов. Не ожидала, что они хоть одну рыбу поймают, не говоря уже о целом ведре. Что сказать — приятно удивили.

Сердце ускоряет темп, когда смотрю на счастливую улыбку Влада. Какой же он красивый. Его не портит ни мокрая клетчатая рубаха, явно с дедушкина плеча, ни высокие резиновые сапоги, ни заляпанные чешуей джинсы.

Влад ловит мой взгляд и широко улыбается. Его лицо словно озаряется теплым светом, и я понимаю, что мои страхи уходят на второй план. Не исчезают полностью, но будто втягивают головы в плечи, ожидая, когда можно восстать и утянуть меня в пучину расстройства.

В несколько широких шагов Влад оказывается рядом, склоняясь к моему лицу.

— Малышка, я требую поцелуй прекрасной принцессы.

А нет, кое-что его очень даже портит. Запах рыбы и тины. Непроизвольно морщу нос и неожиданно чихаю.

— Сначала в баню — потом поцелуи, — улыбаюсь, но говорю безапелляционно и отступаю на шаг.

Влад смеется и, послав мне воздушный поцелуй, уходит, стягивая рубаху и сапоги на ходу. Не могу оторвать глаз от этой картины. Мышцы спины перекатываются под загорелой кожей, длинные босые ноги ступают по скошенной траве, непослушные волосы торчат, делая Влада милым и домашним. Хищный кошак, превратившийся в домашнего.

Самой хочется замурлыкать. Не было бы столько свидетелей, поскакала бы потереть спинку. А, возможно, еще кое-что. Щеки краснеют от смелых фантазий, поселившихся в голове.

— Пойдем, — пихает меня в спину Аленка и хихикает, — а то слюна сейчас потечет.

— Отстань. Сама-то.

— И мне тоже следует поскорее уйти.

Прослеживаю за ее взглядом туда, где стоит Дима в одних штанах цвета хаки и помогает Максиму снять резиновые сапоги. Видно, что Павлов не гнушается спортзалом. Такое же рельефное тело как у Влада.

— Отдых пошел на пользу? — спрашиваю игривым тоном, но внимательно наблюдаю за лицом сестры.

— Да, сначала мы немного повздорили, а потом я решила принять позицию Димаськи, отпустить ситуацию и просто наслаждаться друг другом. Это был лучший отпуск, — Лелька мечтательно закатывает глаза. — Мы со времен медового месяца не проводили в постели столько времени.

— Я рада за вас, — приобнимаю сестру за плечи и подталкиваю к двери. — Поверь мне мечты сбываются, когда этого не ждешь.

— Угу, — Леля капризно надувает губы, — у тебя-то с первого раза получилось.

— Угу, — передразниваю ее, — и я этого никак не ожидала.

Открываю дверь, пропуская сестру первой, и уже собираюсь шагнуть за ней, как меня хватают за талию и дергают назад. Успеваю только охнуть и поймать хитрый взгляд Аленки, которая подмигивает мне и захлопывает дверь перед носом.

Влад поднимает меня в воздух и уносит прочь от дома.

— Э-э-э, а мы куда? — спрашиваю растерянно, когда он со мной на руках покидает двор.

— Твой дедушка рассказал, что река, на которой мы рыбачили, делает изгиб и протекает где-то недалеко.

— Это туда, — указываю рукой направление, — поставь меня, я покажу.

— Неа, — Влад игриво целует меня в щеку.

Сколько бы я не приводила аргументов и как бы не уговаривали и, Влад доносит меня до небольшой полянки на берегу и только тогда ставит на ноги.

— Танюш, мне нужно тебе кое-что сказать, а в Сашином доме слишком много людей. Пожалуйста выслушай и не перебивай.

Влад очень серьезен, во взгляде горит решимость, и я немного теряюсь. Вдруг он сейчас признается, что не любит меня, а жить вместе предложил только из-за сына. Вдруг скажет, что хотел объявить меня своей женщиной, чтобы никто не имел на меня притязаний, и я согревала только его постель.

Влад делает глубокий вдох перед разговором, а я, наоборот, задерживаю дыхание.

— Танюш, я — трусливая скотина, — он прижимает большой палец к моим губам, когда я открываю их, чтобы возразить. — Ночью ты сказала, что любишь меня, а я промолчал, потому что испугался. Хотя чего бояться? Я просыпаюсь и засыпаю, думая о тебе. Я не могу сосредоточиться на работе. Дома я представляю, как ты ходишь по комнатам босая, растрепанная и сонная, как в моей рубашке на голое тело готовишь на кухне. Как Максим заполняет пустоту своим смехом и задором. Кажется, все очевидно. Но не для такого остолопа как я. Надо исправляться, — Влад хитро улыбается и опускается на одно колено, держа мою правую руку в своих ладонях. — Я люблю тебя больше всего на свете. Ты выйдешь за меня?

Эпилог

Три года спустя

Нет ничего приятнее, чем наблюдать как твой муж и сын резвятся на детской площадке. Взрослый мужчина играет с семилетнем мальчишкой наравне, они кувыркаются, прячутся в импровизированных окопах, стреляют друг в друга из водных пистолетов.

Сегодня такой теплый августовский вечер, что мы всей семьей решили прогуляться до ближайшего парка. Забрались в дальний уголок, чтобы никому не мешать, и я могла отдохнуть в относительной тишине. Подставляю лицо солнечным лучам и в блаженстве прикрываю глаза, но не перестаю следить за своими мужчинами.

Принимая предложение Влада, я и представить не могла, что к безграничному счастью прибавится всепоглощающая ревность. Восемьдесят процентов женщин, встречающихся на пути, пожирают моего мужчину взглядом, некоторые открыто флиртуют, игнорируя и обручальное кольцо, и мое присутствие.

Со временем Влад своими поступками доказал, что я единственная, кого он замечает, кого видит рядом и к кому он возвращается с работы. Ревность утихла, но иногда вспыхивает с такой силой, что выжигает внутренности и мутит рассудок. Как, например, сейчас.

Пока я грелась на солнышке к Владу подплыла нимфа в коротких шортиках и тоненькой маечке. Она держит за руку пухлощекую девочку лет пяти, которая вырывается, желая играть, но мамочка зачем-то прижимает ее к своей ноге, пытаясь успокоить.

Влад порывается отвернуться и вернуться к игре с сыном, но брюнетка хватает его за руку, строит глазки, встряхивает волосами, привлекает внимание всеми возможными способами.

Я, конечно, все понимаю. Невозможно устоять перед шикарным мужчиной в мокрой белой футболке, сквозь которую просвечивают кубики пресса. Пора спасать своих мужчин, а то Максим уже заскучал без папы, а Влад из последних сил старается не грубить. Вон как челюсти сжал, сейчас зубы раскрошит.

— Пожалуйста, — игриво хнычет брюнетка, — здесь совсем недалеко. Вы такой сильный мужчина, вы в считанные секунды почините велосипед.

— Я уже сказал, — рычит Влад, — поищите кого-нибудь другого.

— Но…

— Вы что, глухая? — перебиваю нимфу. — Хотя можете не отвечать, я и так это вижу. Ваша дочь плачет, а вас больше интересует чужой муж.

Пока брюнетка активно хлопает ресницами и ртом, я тяжело опускаюсь перед девочкой, чтобы быть с ней на одном уровне.

— Вот, держи, — протягиваю ей один из леденцов, который приготовила для сына.

Девочка растирает слезы и с сомнением смотрит на угощение, потом на мать и снова на конфету. Понимая, что не добьется от матери реакции осторожно принимает леденец и звонко говорит:

— Спасибо.

Тепло ей улыбаюсь и выпрямляюсь, облокотившись на руку Влада. Всем своим видом даю понять, что нимфе пора уходить, сложив руки на семимесячном животике.

— Не мог бы ты уродиться менее красивым, — бурчу с улыбкой, провожая взглядом спину брюнетки.

— Все претензии к производителям.

Влад обнимает меня и нежно целует.

— Пап, идем играть!

Занимаю свое место на лавке, возвращаясь к любованию своими мужчинами. Такие дурашки.

— Вы не против, если мы присядем? — раздается надо мной голос.

Поднимаю глаза на пожилую пару и отодвигаюсь. Мужчина бережно поддерживает свою жену, помогая сесть ей, а затем и сам опускается.

— Кого ждете? — старушка указывает взглядом на мой живот.

Внимательнее рассматриваю пару. Возраст у них приблизительно как у мох бабушки и дедушки, а в глазах отражается лишь любопытство. Не чувствую от них опасности, внутренний голос молчит.

— Девочку, — смягчаю улыбкой, затянувшуюся паузу.

— У нас две дочери. То есть было две дочери, — с затаенной тоской поправляется женщина, — У старшей прекрасная семья, а младшую мы не видели уже больше двадцати лет.

Не понимаю зачем она это говорит и не знаю, как реагировать. Наверное, им просто хочется с кем-то поделиться.

— Очень жаль такое слышать, — говорю тихо.

— Но мы кое-что о ней слышали, — вступает в разговор мужчина, и я замечаю блеснувшие в его глазах слезы.

Неожиданно женщина берет меня за руку, и я дергаюсь от испуга. Мне не нравится их реакция. Ощущение, что они пытаются что-то мне сказать, подвести к какой-то мысли, но я не понимаю.

— Танюш, — возле лавки материализуется Влад и взволнованно осматривает с ног до головы, — ты в порядке?

— Д-да, — отвечаю с запинкой и выдергиваю руку из цепкой хватки старушки, складывая обе на животе в защитном жесте, — мы просто разговаривали.

— Я же просил вас подождать, — Влад присаживается на корточки и обхватывает мои колени, но обращается к старикам. — Посмотрите, что вы наделали, Танюшка вся бледная.

— Мам, ты как?

Глажу Максима по голове и киваю в знак, что все хорошо.

— Влад, что происходит? — смотрю на мужа, требуя пояснений.

— Милая, я хотел тебе сделать сюрприз к рождению нашей дочери и разыскал родителей Оксаны. Твоих бабушку и дедушку.

Я в шоке поворачиваюсь к старикам. Я не часто задумывалась, где родители Оксаны, как они живут, чем занимаются. Не хотела ассоциировать себя с этой дьяволице. И вот передо мной сидят люди, которые ее родили и воспитывали. Что они совершили, ели Оксана превратилась в монстра?

— Танюш, я хотел подготовить тебя, но раз уж так получилось, поговори с ними. Все не так как кажется.

— А как?! Их дочь — чудовище, гниющее в психушке в соседней палате с их внучкой Машкой, — я на гране истерики. — Я же рассказывала, что пережила из-за них двоих, сколько кошмаров снилось после побега. А сколько ужасов случилось, пока отлавливали верхушку сектантов. Около года меня таскали по судам, чтобы я тыкала пальцем во всех, кого могла вспомнить.

— Танечка, внученька, — мне в ноги кидается старушка, обливаясь слезами, — мы не во всем виноваты. Клянусь. С Оксаной в детстве кое-что случилось, мы узнали слишком поздно, и когда пытались помочь, она сбежала. Мы искали, но средств не было… Я… Мы…

Женщина оседает и горбится, опуская плечи.

— Анечка, — мужчина пытается ее поднять, — вставай. Придет время, и мы все обговорим.

— Влад, помоги, — прошу я, указывая на Анну, — и сходите с Максимом за мороженным, — когда женщина садится на лавку, а мои мужчины достаточно удаляются, я спрашиваю. — Что с ней случилось?

— Мой младший брат, — отвечает мужчина, — изнасиловал ее, когда ей исполнилось пятнадцать. И делал это на протяжении полугода, пока я однажды на пришел с работы раньше.

Я охаю и закрываю рот ладонью. Солнечный день будто померк и больше не кажется теплым и беззаботным.

Когда Оксану и Машу арестовали, они обе впали в истерию, винили меня в том, что я сущий дьявол, разрушивший их семью. Они искренне верили, что поселение — святое место для избранных. Очень жалели, что младенцем вынесли меня на мороз, но папа вовремя заметил.

Психиатры выявили у обеих шизофрению. Предполагалось, что всему виной психологическая травма и внешние факторы. Машку довели наркотики и вседозволенность, а что довело Оксану выяснилось только сейчас.

Я была уверена, что и во мне есть предрасположенность, уговорила Влада показать меня лучшим специалистам. Все они сошлись во мнении, что меня вовремя вытащили из секты. Если бы не побег, возможно, я была бы уже мертва.

— Что с ним случилось? — я поворачиваю бледное заплаканное лицо на престарелую пару. — С вашим братом?

— Его посадили, — глухо отвечает мужчина, — а Оксана плакала ночами и умоляла забрать заявление. Говорила, что любит его. Мы не знали что делать и повели ее по врачам. На какое-то время она успокоилась. Потом нам позвонили и сообщили, что брата убили. Оксана все слышала, той же ночью собрала рюкзак вещей и сбежала.

— И больше мы ее не видели, — говорит женщина, вытирая слезы, — уже думали, что она погибла, пока не приехал Влад. Фото, которое он нам показал… Казалось, та женщина не может быть нашей малышкой, нашей маленькой девочкой.

Анна прижимается к мужу, захлебываясь слезами. Я представить не могу каково это — узнать, что над твоим ребенком надругались, потом искать его полжизни, а найти совершенно другую личность в теле любимой дочери.

Я не знаю, как поддержать горюющих родителей. Для них Оксана — дочь, для меня — жестокий монстр. Никто не заслуживает насилия, и она в том числе. Это ужасно. Но и я пережила из-за нее не мало, хотя ни в чем не была виновата.

Все на что меня хватает сжать плечо Анны в знак поддержки.

— Вы познакомились с Машей?

— Не совсем, — отвечает Анна, — она не отличает реальность от своих фантазий. Приняла Гришу за одного из сектантов. Думала, он приехал ее спасти, — женщина сжимает мою ладонь. — Танечка, Влад нам многое рассказал о твоей жизни, только не ругай его, — добавляет быстро, — нам жаль, что твоя мама…

— Не называйте так Оксану, — перебиваю я, — меня удочерила прекрасная женщина. Вера — моя мама.

— Да, да, прости. Нам жаль, что Оксана причинила тебе столько боли. Но мы рады, что ты выросла в прекрасной семье. Нам бы хотелось получше тебя узнать, познакомить с твоей тетей и двоюродными сестрой и братом.

— Может быть вы приедете всей семьей к нам в гости, — добавляет Григорий.

— Я подумаю.

Все, что могу им пообещать. Мне нужно осознать полученную информацию.

Кажется, Григория и Анну вполне удовлетворяет мой ответ. Их лица разглаживаются и озаряются легкими улыбками.

— Извините, но мне пора.

Я уже давно заметила приближающихся Влада и Максима, уплетающего мороженное. Хочу обнять их и пойти домой. Расслабиться, побыть с любимыми, посоветоваться с мужем.

Прощаюсь и иду к своим мужчинам, чувствуя на спине теплые, полные надежды взгляды. И вдруг резко разворачиваюсь.

— Может, поужинаем завтра в каком-нибудь ресторане?

Старики активно кивают, и я со спокойным сердце спешу к семье.

— Как прошло? — спрашивает Влад, окидывая меня напряженным взглядом.

— Нормально, — пожимаю плечами. — Пригласила их завтра на ужин. Не очень хочу говорить про Оксану, но хочу познакомиться с бабушкой и дедушкой.

Биологическую мать я окончательно стерла из воспоминаний, когда удалила шрам с поясницы.

Влад обнимает меня за талию и ведет к машине.

— Я оплатил им гостиницу на две недели, но хотел подготовить тебя и устроить встречу после Лелькиной выписки.

— Завтра сходим на ужин. Послезавтра поедем в роддом. Безумно хочу увидеть племянника.

Заливаюсь веселым смехом, вспоминая переживания сестры. Она подходила к беременности с точностью математика, а стоило расслабиться — забеременела. До сих пор в ушах стоит ее писк, когда она позвонила после возвращения из Сургута. Оказалось, в отпуске они с Димкой заделали первенца Илью, а через два дня нам уже забирать счастливую мамочку второго мальчишки.

Интересно, они с Димкой сошлись во мнении как его назвать? Лелька хотела Матвея, а Дима — Мишу.

— А потом надо навестить маму, — добавляю еще дел.

Теперь она с бабушкой и дедушкой живет недалеко от Москвы. Продали все хозяйство и мою квартиру, поддавшись на наши с Лелькой уговоры. Мама продолжает работать и часто общается с Сашей, пока у них только дружеские отношения, но кто знает…

А бабушка с дедом разбили небольшой огород для удовольствия, а не ради пропитания.

И вот я узнаю, что это еще не вся моя семья. А скоро еще и Леся появится. Ласкаю мою девочку, получая в ладонь легкий толчок.

Я безгранично счастлива, словно внутри горит сверхновая, согревая пространство вокруг меня. И зажег эту звезду Влад, нагло ворвавшийся в мою жизнь восемь лет назад.

Оглавление

23 минуты мая

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

  15

  16

  17

  18

  19

  20

  21

  22

  23

  24

  25

  26

  27

  28

  29

  30

  31

  32

  33

  34

  35

  36

  37

  38

  39

  Эпилог