Мой взгляд на любовь [Кейт Стерритт] (fb2) читать онлайн

Кейт Стерритт Мой взгляд на любовь

Переводчик: Мария Куприянова

Редактор: Лидия Павлова

Вычитка: Ленчик Lisi4ka Кулажко

Оформление: Ленчик Lisi4ka Кулажко

Обложка: Ленчик Lisi4ka Кулажко

Пролог

Даже не видя ее лица, я знаю, что женщина, стоящая у берега, отчаянно грустит. Ее плечи поникли, возможно, от тяжести сожаления. Меня убивает, что отчасти в этом виноват я, и поэтому мне сложно смотреть на нее. Я прислоняюсь к стволу дерева и закрываю глаза. Моя жизнь всегда будет начинаться, и заканчиваться этой женщиной, и я не могу смотреть как разбивается ее сердце.

Не могу стоять на месте, поэтому начинаю ходить из стороны в сторону. Она еще ждет его или он уже ушел? Страх проходит по моим венам. Больше всего я хочу, чтобы она была счастлива. Если будет слишком тяжело, мне придется снова уйти. Я выдыхаю, расстроенный всей ситуацией.

Эмерсон Харт – любовь всей моей жизни. И к сожалению, я не единственная ее любовь. В этом и заключается вся проблема.

Часть 1

Глава 1

Настоящее.

— Эмерсон, соберись! — голос моего босса эхом отскакивает от стальных поверхностей кухни. — Эти кексы сами себя не приготовят.

Кэрри Синглтон, владелица «Выпечка от Кэрри», перфекционистка, начальница и женщина с деловой хваткой. С ее вспыльчивостью и громким голосом, Гордон Рамзи (прим: англ. Gordon James Ramsay; 8 ноября 1966 – знаменитый британский шеф-повар) выглядит безобидным, а сотрудники из-за этого надолго не задерживаются. Я работаю здесь уже три недели, и иногда мне кажется, что ей хочется стать друзьями. Иногда. Не сегодня.

— Прости, Кэрри, — отвечаю я.

Левой рукой она берет планировщик и делает заметки. Подняв голову, она смотрит на меня поверх своих очков.

— В полдень ты должна быть в резиденции Холландов.

— Знаю, — уверенно улыбаюсь ей. — Я тебя не подведу.

— Тебе лучше не делать этого. Сара – очень важный клиент.

— Знаю, — повторяю я, не забывая поддерживать профессиональный тон.

Когда она уходит, я пытаюсь переключиться. Не могу посчитать, сколько работ сменила с тех пор, как переехала в Мельбурн вскоре после окончания средней школы, но это определенный шаг по сравнению с моей предыдущей работой, на которой я оформляла страховки для сомнительных брокеров. Меня хватило на два дня, после чего я снова начала поиски. У меня нет высшего образования, но я быстро учусь, и буду пробовать свои силы практически во всем. Чтобы ускорить поиск, я ответила на объявление о работе в кондитерской в одном из самых элитных пригородов. «Выпечка от Кэрри» расположена среди модных кафе, дорогих магазинов с товарами для дома и небольшой художественной галереи, в которой я еще не была. Зеленые улицы создают прекрасную деревенскую атмосферу, и понятно, почему здесь такие высокие цены на жилье.

Кэрри в то время очень нуждалась в помощи и сразу же меня наняла. Когда на мой второй рабочий день она уволила декоратора, у меня появилась возможность проявить талант. С тех пор я проводила дни с помадкой и пищевым красителем.

Сейчас меня все устраивает, и это лучшее, на что я могу надеяться в ближайшее время. С этими мыслями, я упаковываю кексы в коробку и ухожу.

Жаркое летнее солнце согревает мои голые руки. На лбу выступают капельки пота, когда я с осторожностью несу коробку с пятьюдесятью кексами. Поднимаясь по песчаниковой дорожке к большой входной двери, мои руки болят от тяжелой коробки. Шоколадные кексы с белой помадкой и черным горошком выглядят прекрасно и изысканно, как мне кажется.

У меня получается нажать локтем на кнопку внутренней связи, и когда никто не отвечает, я пытаюсь снова. Ничего. Вздохнув, я удерживаю коробку одной рукой, и пытаюсь постучать.

Я не уверена, но, кажется, внутри слышу голос женщины.

— Привет, — говорю я, приближаясь к двери.

Мне не отвечают, я берусь за медную ручку и вижу, что дверь открыта.

— Есть кто?

Несмотря на роскошный холл, дорогой декор меня не пугает, как это бывало в домах других клиентов. Я вдыхаю притягательный цитрусовый аромат свечей, горящих на деревянном столе. Сложно не заметить картины на стене над столом, и я сразу узнаю ее, благодаря книге по истории искусств, которую я изучала в старшей школе. Это работа Моне «Женщина с зонтиком». Наш учитель рассказывал, что на этой прекрасной картине изображена первая жена Моне и его старший сын, на которой художник уделил внимание свету и цвету над линией и формой. Я находилась под впечатлением, когда была подростком, но видеть это лично, пусть и копию, поразительно, и я быстро отвожу взгляд.

— Чем могу помочь?

Я смотрю вверх, в сторону лестницы, где сидит элегантная женщина, обхватив руками свои ноги. На ней белое льняное платье, а ноги в дорогих туфлях плотно прижаты друг к другу. Она заправляет прядь золотистых волос за ухо и глубоко вздыхает. Ее глаза покраснели, а тушь стекает по щекам. Я застала ее в личный момент и это неловко.

— Здравствуйте, миссис Холланд, — говорю я. — Я – Эмерсон, из «Выпечка от Кэрри». Принесла заказанные кексы. Если вы скажете, куда их поставить, то быстро избавитесь от моего присутствия.

Молча, она хватается за лестницу с ковровым покрытием, поднимается, и спускается с легким изяществом.

— Я ждала одного из своих сыновей, — говорит она, когда спускается. — Мне жаль, что ты застала меня в таком виде, — ее нижняя губа дрожит с каждым произнесенным словом.

— Пожалуйста, не извиняйтесь, — говорю искренне.

Она кивает и грустно улыбается.

— Кухня там, — ее каблуки щелкают, когда она идет по плиткам.

Я иду за ней по лестнице, через арку в коридор, ведущий к просторной кухне.

— Куда их поставить? — спрашиваю тихо. Она кажется такой хрупкой, и боюсь, что она может сломаться, если скажу что-то не так.

— Ой. Да, — она указывает на дальний угол кухни с открытой дверью. — Оставь там. Или в любом свободном месте.

Я прохожу через кухню в просторную кладовую и аккуратно ставлю кексы на скамейку. Быстро осмотревшись, я возвращаюсь на кухню и вижу миссис Холланд в прилегающем дворе.

Она сидит за большим столом с белой скатертью. В центре стола в вазах лежат лимоны в окружении свежих цветов.

— Извините, миссис Холланд, — говорю, стоя у двери. — Я пойду, — не уверена, услышала ли она меня. Ее плечи слегка трясутся, а тело дрожит от тихих рыданий.

— Вы в порядке? — понимаю, что это глупый вопрос, но это все, о чем я могу спросить.

Она смотрит на меня влажными глазами.

— Ты можешь немного посидеть со мной? — спрашивает хриплым голосом. — Уверена, мой сын скоро придет, но мне бы очень понравилась компания.

— Конечно, — отвечаю я, нерешительно присаживаясь на мягкое кресло кремового цвета. — Уверена, Кэрри не будет против, если я немного задержусь.

Она кивает, и достает из кармана платья бледно-розовый платок, чтобы вытереть глаза. Потом наливает две чашки холодного чая из кувшина, стоящего на столе, и подает мне одну из чашек.

— В тебе есть что-то странно знакомое, — говорит она. — Не знаю почему, хотя уверена, что мы никогда не встречались, — она изучает меня, и я не знаю, что сказать. — Как только я тебя увидела, то почувствовала, что уже знаю тебя.

Я делаю глоток чая.

— Я много где работала, поэтому, возможно, вы видели меня раньше.

Она смотрит вдаль.

— Возможно. Я могу быть немного рассеянной время от времени.

В течении минуты мы молчим, и могу сказать, что она полностью потеряна в своих мыслях. Я смотрю на часы и размышляю, не думает ли Кэрри, что я заблудилась. Поерзав в кресле, я решаю нарушить тишину и, возможно, найти способ удалиться.

— У вас вечеринка? — спрашиваю я.

— Сегодня у меня благотворительный прием с послеобеденным чаепитием, — отвечает она.

Я киваю, и пытаюсь придумать, что сказать, осознавая, что глаза этой бедной женщины полны слез.

— Вы хотите поговорить об этом? — осторожно спрашиваю я.

Она качает головой.

— Не особо, — слезы льются из ее ярко-зеленых глаз.

Как бы мне ни хотелось уйти, я принимаю решение просто сидеть с ней, пока не придет ее сын.

— Вы живете здесь одна?

Она кивает.

— Мой муж умер от сердечного приступа.

— Боже мой. Мне очень жаль. Когда?

Она глубоко вздыхает и смотрит на меня.

— Десять лет назад. Ты, наверное, подумала, что я скажу, что это произошло на прошлой неделе.

Я качаю головой.

— У горя нет сроков.

Она кивает и с благодарностью улыбается.

— Мы так ждали возможности насладиться нашими золотыми годами, но потом… — она достает носовой платок и промокает глаза. — Я знаю, что этот дом слишком большой, но я не могу его продать. Это наш дом, и не могу представить, чтобы кто-нибудь еще жил здесь, — еще больше слез скатывается по ее щекам. — Мне очень жаль, Эмерсон. Ты просто доставляешь кексы, а тебе приходиться выслушивать меня.

— Все в порядке, — успокаиваю ее.

— Бывают дни, когда я в порядке, и боль не такая сильная, — она сморкается в платок. — Но в другие дни, как сегодня, просто невыносимо.

— Я сожалею о вашей потере, миссис Холланд.

— Пожалуйста, зови меня Сара, — говорит она, пожимая плечами. — Десять лет, — она качает головой. — Я не могу поверить, что прошло целое десятилетие, и я все еще скорблю, как будто это было вчера. Я думаю, что после некоторых потерь невозможно восстановиться. Неважно, что ты делаешь или как сильно пытаешься двигаться дальше, боль слишком сильная, и твой разум не позволяет сердцу исцелиться, — она смотрит на меня затуманенными глазами, и я хочу, чтобы было что-то, что я могу сказать или сделать. — Я потеряла любовь всей моей жизни, и я не знаю, как держаться в определенные дни.

Я жую внутреннюю часть щеки, размышляя, могу ли я сделать что-то полезное, поэтому тихо говорю:

— Я думаю, вам просто нужно плыть по воде, надеясь, что с каждым днем станет легче оставаться на плаву.

Ее взгляд смягчается.

— Мой сын, Джош, когда-то дал мне то, что помогло мне остаться на плаву. Он тяжело перенес смерть отца и всегда много беспокоился о моем благополучии, — она поворачивает голову к открытым французским дверям. — Я могу показать тебе?

Я киваю.

— Конечно.

— Мам, — раздается мужской голос.

— О, а вот и Джош, — говорит она, снова вытирая глаза.

— Я действительно должна идти, — говорю, глядя на свои часы. — Сара, надеюсь, скоро вам станет лучше.

Она кивает, когда мы встаем.

— Большое спасибо, Эмерсон. Было очень мило с твоей стороны остаться и выслушать меня.

Сара ведет меня обратно на кухню. Когда мы заходим, мужчина со стуком бросает сложенную газету на кухонный стол, что заставляет меня остановиться. У меня пересыхает во рту, когда он поворачивается к нам. Не в состоянии двигаться и ясно мыслить, я нагло разглядываю незнакомца.

Он высокий, может быть, шесть футов и два или три дюйма (187-190 см), с широкими плечами и сильным натренированным телом. У него русые волосы, стянутые в короткий хвост, и легкая щетина на красивом лице. Все, о чем я могу думать, это что он слишком красив, чтобы быть реальным.

— Дорогой, — с теплотой спрашивает Сара. — Как ты?

Он размахивает перед собой связкой ключей.

— Мама, дверь была не закрыта.

Она поворачивается ко мне.

— Это мой сын, Джош. Он немного помешан на домашней безопасности.

Джош закатывает глаза, и на его лице появляется потрясающая улыбка, но потом он странно смотрит на меня, как будто смущен моей внешностью.

— Я как раз рассказывала Эмерсон, какой ты хороший сын и как заботишься о своей любимой маме.

Он улыбается и смотрит на меня, протягивая руку.

— Рад знакомству, Эмерсон.

Я делаю неуверенный шаг вперед и пожимаю ему руку.

— Приятно познакомиться, Джош, — я горжусь тем, что мой голос звучит нормально и ровно.

Когда он отпускает мою руку, я понимаю, что он держал ее слишком долго, или, скорее всего это я держалась за него. В любом случае, это было странно, и мои щеки горят. Мне показалось, что, возможно, на моем лице немного муки или пищевого красителя, поэтому он с интересом смотрел на меня.

— Эмерсон привезла кексы для моего послеобеденного чая, и была очень любезна, чтобы остаться и составить мне компанию, — говорит Сара. — Боюсь, она приехала, когда у меня была вечеринка жалости.

— Ну, надеюсь, еще осталось немного кексов, — говорит Джош. — Я голоден.

— Держи свои жадные руки подальше от них, — говорит она легким, но непреклонным тоном. — Они для моих гостей.

Она поворачивается ко мне и спрашивает:

— Тебе нравится искусство, Эмерсон?

Из всех вопросов в мире, она спросила именно о том, что вызывает неудобство.

— Я… хм… ну, когда-то я этим занималась.

— Мой Джош проводит занятия по арт-терапии (прим: направление в психотерапии и психологической коррекции, основанное на применении для терапии искусства и творчества) в среду и четверг по вечерам в галерее, которая находится на той же улице, где и твоя работа. Ты должна знать.

Я вздрагиваю и очень надеюсь, что это не слишком очевидно.

— Ох, ничего себе, — говорю я неловко. — Это звучит… замечательно.

— Он удивительный художник, — продолжает она. — Он получал награды и выставлял свои работы в некоторых крупных галереях по всей стране.

— Поздравляю, — говорю Джошу, который пожимает плечами, но дарит мне еще одну из своих мегаваттных улыбок. Он великолепный, работающий художник, который заботится о своей скорбящей матери. Мне нужно отойти подальше, пока мои и без того неуместные мысли не причинили ему реального вреда.

— Заходи как-нибудь в галерею. В среду и четверг в семь вечера, — говорит он, пронзая меня взглядом. — Мои занятия спокойные и приятные, и мне нравится думать, что мои ученики наслаждаются ими.

— Ладно. Конечно. Удачи, — говорю я, прежде чем повернуться к его матери. — До свидания, миссис Холланд. То есть Сара.

— Еще раз спасибо за беседу, Эмерсон, — отвечает она с теплой улыбкой, и выглядит намного спокойнее.

Мое сердце пропускает удар, когда Джош переводит взгляд на меня.

— Было очень приятно познакомиться, — говорит он. — Я провожу тебя.

Когда мы подходим к входной двери, я с болью осознаю, что он позади меня. Кажется, одна из моих ног длиннее другой. Как настоящий джентльмен, Джош проходит вперед и открывает дверь.

— Эй, Эмерсон, — говорит он, а я все еще стою на месте из-за его изумрудного взгляда. — Спасибо.

— За что?

— За то, что ты была здесь ради мамы, когда было необязательно.

— Это не проблема, — с улыбкой я помахала рукой, перед тем как уйти.

На слегка заросшей дорожке, ведущей к главным воротам, я замечаю небольшой и идеально ровный камешек, который выглядит совершенно неуместным. Нерешительно я наклоняюсь, поднимаю его и пробегаюсь по нему большим пальцем. Практически сразу на меня нахлынули детские воспоминания, которые я до сих пор успешно блокировала. Я перехожу на легкий бег, и попадаю в приятный пустынный парк, где падаю на качели. Независимо от того, как сильно я пытаюсь забыть прошлое, воспоминания приходят слишком быстро и ясно. Закрыв глаза и сжимая цепи на качелях, я сдаюсь, когда защитная стена ломается, и ко мне возвращаются воспоминания о моих первых восемнадцати годах жизни.

Глава 2

Прошлое.

10 лет.

Несмотря на то, что мне было всего десять лет, никто не думал где я и что делаю, до тех пор, пока я помогала готовить ужин. Мы жили на окраине провинции, но я не часто бывала дома, в основном, чтобы избежать моего сводного брата Трента. Несмотря на то, что мы вместе учились, я пыталась держаться от него подальше и в школе. Мой отчим всегда был в пабе, поэтому я не видела его. А моя мать или игнорировала меня, или рассказывала о том, что я разрушила ее жизнь и, без сомнения, разрушу и свою.

В один особенно теплый летний день я притворялась искателем приключений из космоса, исследуя город, будто это новое и увлекательное место. Я даже сделала ободок с антеннами, просто для эффекта. Я всматривалась в грунтовую дорогу под ногами, надеясь найти какие-нибудь монеты или другие заброшенные сокровища.

Появившаяся тень заставила меня повернуть голову, и я увидела перед собой Трента и его отвратительную свиту.

— Неудивительно, что у тебя нет друзей, — сказал Джейкоб Смит, самый неприятный мальчик в школе, указывая на мою голову. — Ты уродина, — он подошел ближе и сорвал ободок, зацепив несколько прядей моих длинных волос.

— Прекрати, — стоящий рядом с ним мальчик, Мереки, схватил Джейкоба за руку, что меня очень удивило. — Оставь ее в покое.

Джейкоб отмахнулся от него.

— Зацени, — сказал он, держа мои антенны и смеясь.

Трент ухмыльнулся.

— Эмерсон – насекомое, — все мальчики засмеялись, кроме Мереки. Боль в его взгляде на удивление меня успокаивала.

— Знаешь, что мы делаем с насекомыми? — мое внимание было приковано к Джейкобу. От его прищуренного взгляда и угрожающего тона я не могла пошевелиться.

Я покачала головой.

Он бросил мой ободок и растоптал ногой.

— Мы отрываем им крылья, а потом давим их.

Я отскочила назад, когда они с Трентом бросились на меня. Потом развернулась и побежала без оглядки. Их жестокие слова снова и снова проигрывались в моей голове, пока я бежала по твердой грунтовой дороге.

Я не останавливалась, чтобы понять, куда именно направляюсь. Я прожила в этом городе всю жизнь, поэтому не могла заблудиться. Мне было все равно. Я просто хотела быть как можно дальше.

Когда у меня больше не было сил бежать, я остановилась и положила руки на колени, глубоко дыша и оглядываясь на любые признаки моих мучителей. На побережье никого не было, но они получили то, что хотели. Они разрушили то, что принадлежало мне.

Я встала прямо и попыталась сориентироваться. Мне было незнакомо это место, но я слышала музыку в парке через дорогу, где было явно много людей. Я подумала, что это рынки, о которых слышала. В последний раз я осмотрелась, нет ли плохих мальчиков поблизости, и побежала через улицу.

Я нырнула под деревянные перила и прошла по газону до первого ряда торговых палаток. В первой продавалось мыло ручной работы. Оно пахло как парфюм, которыми пользуются старые леди, поэтому я поспешила в палатку напротив, в которой женщина продавала соты. Она предложила мне кусочек, я с благодарностью взяла его и засунула в рот. Это было восхитительно. Я поблагодарила ее и пошла дальше. Возможно, чуть позже я вернусь и куплю немного.

Я подошла к другим палаткам и решила сказать что-нибудь приятное каждому продавцу.

— Это очень интересно, — сказала я человеку, продающему какие-то скульптуры. — Вы должно быть очень умны, чтобы сделать их.

Мужчина с жидкими седыми волосами и бородой смеялся так сильно, что ему пришлось наклониться и отдышаться.

— Милая, ты знаешь, что это? — спросил он, вытирая слезы с глаз.

Я покачала головой.

— Это специальные игрушки для взрослых.

Я пожала плечами, все еще не понимая, но довольная его объяснением.

— Ладно. Пока, — я помахала рукой, и пошла к другой палатке.

В следующем ряду я остановилась рядом с женщиной, продающей картины. На столе стояли маленькие подставки. Одна привлекла мое внимание, и я наклонилась вперед, чтобы рассмотреть.

— Тебе нравится?

Я оторвала взгляд от картины, и увидела женщину с черными вьющимися волосами и добрыми карими глазами, которые были такие же, как и ее красивая кожа, намного темнее моей.

У моей матери, отчима и сводного брата были светлые кожа и волосы. Я отличалась. Я была где-то посередине между моими светло-каштановыми волосами и оливковой кожей.

Кивнув, я снова повернулась к картине, полностью загипнотизированная каждым штрихом, каждой точкой и цветом. Она состояла из сотен, а может и тысяч разноцветных точек разных размеров.

— Что это? — спросила я, сморщив нос и прищуриваясь.

— Это секрет, — прошептала она, приложив палец к губам.

— Почему? — прошептала я в ответ.

Она наклонилась вперед, и я сделала то же самое.

— Наше искусство рассказывает истории о том, когда был создан мир, много лет назад.

— Но как можно рассказать историю без слов?

— Мы используем символы, и каждый что-то означает. Мы используем различные комбинации символов для создания изображения.

— Почему они спрятаны за точками? — спросила я.

Она улыбнулась.

— Нам нужно разрешение, чтобы нарисовать эти истории, и они должны принадлежать нашей семье, — она махнула рукой над столом. — Наши рисунки были изображены только на холсте, и

распространились за пределы нашего сообщества за последние пятьдесят лет. Точки нужны, чтобы скрыть священные тайны.

Я отошла, долго размышляя над ее словами.

— Значит, я не могу их нарисовать, потому что я не такая, как вы?

Ее улыбка сменилась грустью, прежде чем она обошла стол и обняла меня. Я не знала, почему она это сделала, но мне понравилось. Она отстранилась, держа меня на расстоянии вытянутой руки, глядя прямо в глаза.

— Никто не похож на меня, и никто не похож на тебя.

Почему-то я знала, что ее слова имеют значение. Я снова и снова повторяла их мысленно, прежде чем запечатлеть в памяти.

— Ну, думаю, что вы очень красиво рисуете, — сказала я с почтением. — Мне кажется, я тоже хотела бы быть художником.

Она подняла и протянула понравившейся мне холст.

— Подарок от одного художника другому.

— Но я еще не художник.

— Это не так, — настаивала она, широко раскинув руки. — Просто ты не знала этого до сегодняшнего дня.

Я так сильно улыбалась, что у меня заболели щеки, и я почувствовала вес более значимого подарка, чем могла представить.

— Спасибо, — я была в полном восторге.

Как только я отошла, мой взгляд привлекла необычно высокая женщина. Ее руки были покрыты интересными знаками, и я остановилась, чтобы рассмотреть лучше. Длинные темно-каштановые дреды спадали с плеч, и когда она повернулась ко мне лицом, я была поражена ее голубыми как лед глазами.

Она помахала мне и улыбнулась.

— Как тебя зовут? — спросила она, когда я подошла.

— Эмерсон.

— Я Дженни, — сказала она, взглянув на мой холст.

— Думаю, у вас самые классные волосы, которые я когда-либо видела, — сказала я.

— Спасибо, — ответила она. — Я думаю, у тебя самые красивые глаза, которые я когда-либо видела. Они такие же, как и твои волосы.

Я засияла от гордости.

Она указала на мой холст и спросила:

— Что там?

Я показала ей свою картину.

— Очень красиво, — сказала она. — Хочешь взглянуть на мое творчество?

Я кивнула, и она проводила меня к месту, где мужчина что-то рисовал на лопатке женщины. Он посмотрел на нас, когда мы подошли.

— Нашла себе красивый, чистый холст? — спросил он, посмеиваясь.

— Не обращай внимания на Эвана, — сказала женщина. — Мы занимаемся боди-артом. Используем свой рисунок или что-нибудь по твоему выбору, на любой части тела.

Мои глаза расширились в изумлении.

— Вы можете нарисовать что-нибудь на мне?

— У тебя есть деньги?

Я раскрыла ладонь, показывая все, что у меня есть – три доллара и шестьдесят пять центов.

Она сморщила нос.

— Я не могу ничего сделать с этим, — она оглянулась. — Но я нарисую что-нибудь простое, пока никого нет.

С трудом сдерживая волнение, я села на пластиковый стул.

Дженни передала мне черную папку.

— Пролистай и покажи мне то, что говорит с тобой.

— Истории без слов, — сказала я с улыбкой.

— Именно. Искусство не зависит от языка.

Ничего не привлекало меня, пока я не остановилась на странице, где было изображено множество перьев. Некоторые из них были настолько подробными, как будто фотографии. Другие были просто набросками.

— Закрой глаза и расскажи, что увидела на странице.

Я перестала говорить «перья», потому что не думала, что в этом смысл. Я вспомнила, что сказала та женщина, подарившая картину. Закрыв глаза, я положила руку на страницу и представила себе перья, летящие на ветру, плывущие над рынком, по городу и вверх в голубое небо, размытое белыми дымчатыми облаками.

Я больше не смотрела на перья, которые кружились вместе с музыкой, играющей в моей голове. Теперь я была с ними, смотрела вниз на тихие улицы города. Я видела свой дом, незначительный недостаток, бессмысленный, как мне кажется.

Я видела реку, огибающую город и протекающую туда, где она заканчивалась. Когда я увидела Трента и его друзей, я взлетела выше, пока они не стали крошечными, и я стала неприкасаемой.

— Они заставляют меня чувствовать свет и надежду, — сказала я, открывая глаза. — Они дарят мне крылья.

Дженни широко улыбнулась.

— Большинство людей просто говорят «перья».

Я кивнула, указывая на добрую женщину в художественной палатке.

— Она сказала, что я художница, — гордо ответила я. — Впервые кто-то не назвал меня помехой, а потом она обняла меня.

— Тогда она – перо в твоих крыльях, — Дженни подняла кисть и открыла несколько баночек с краской. — На протяжении жизни, некоторые люди будут пытаться подрезать твои крылья, в то время как другие помогут научиться летать.

Я вздрогнула от щекотки, когда краска заскользила по коже на моей руке. Сполоснув кисть, она окунула ее в баночку с краской более темного оттенка, прежде чем сделать одну гладкую линию.

— Твое первое перо, — сказала Дженни, снова промывая кисть.

Я склонила голову и вытянула руку, чтобы увидеть ее работу. Это было прекрасно. Пушистое белое перо с темным стеблем, придающим ему силу.

— Спасибо.

— Что еще?

Я приподняла подбородок.

— Однажды я бы хотела увидеть океан.

Она кивнула и начала рисовать идеальную ракушку на другой руке.

Может быть, она наслаждалась моим восхищением или, может быть, потому, что не было других посетителей, она позволила мне выбрать другой рисунок.

— Я хочу почувствовать себя воином. Воин, который находит свои крылья.

Следующие пятнадцать минут Дженни рисовала различные узоры на моих руках. Я попросила ее добавить точки и звезды. И без объяснений, она нарисовала их на моих руках.

— Почему вы нарисовали глаза на руках? — спросила я растерянно.

— Это глаз Гора – древнеегипетский символ защиты и власти. Каждая часть рисунка связана с одним из чувств. Правая сторона глаза – запах, зрачок – зрение, а бровь – мысли, — она указала на левую сторону глаза. — Слух, — ее палец парил над моей кожей, следуя за изогнутым хвостом. — Вкус, и наконец, — она указала на слезу и нежно постучала меня по носу. — Прикосновение, — мы улыбались друг другу, как будто только что поделились большим секретом. — Теперь ты будешь видеть вещи не только глазами.

Моя улыбка поникла, когда я пыталась осмыслить сказанное. Подняв руки перед собой, я смотрела на прекрасные рисунки с трепетом, удивлением, благодарностью и упоением.

Дженни продолжила:

— Используй найденное своими руками и что видишь разумом, чтобы сотворить что-то свое.

Счастливая, я спрыгнула со стула.

— Я начну сегодня же.

— Эван, ты слышал? — сказала она. — Мой маленький чистый холст однажды станет известной художницей.

Эван рассмеялся, но я не чувствовала, что он смеется надо мной.

Отдавая Дженни свои деньги, я не удержалась и обняла ее, надеясь, что не размазала краску.

— Спасибо, что показали мне свое творчество, — сказала я. — Я в восторге.

— Всегда пожалуйста, Эмерсон. Не позволяй никому подрезать твои крылья, но и не воруй чужие. Договорились?

В тот момент я чувствовала себя непобедимой. С крыльями я могла улететь от безразличия матери, кулаков сводного брата, насмешек Джейкоба и любого, кто говорил мне, что я никогда ничего не добьюсь.

Как только я вышла из палатки, в моей голове начали зарождаться идеи. Я могла бы нарисовать свою картину. Я могла бы сделать что-то только для себя. С тысячью разных мыслей, я перебралась через забор и подошла к склону у реки, наслаждаясь прохладой. Горячее солнце опаляло мои голые руки, и капли пота стекали по моему лицу. Мне нужны тень и принадлежности, поэтому я начала искать. Я слышала пение птиц, когда ходила по берегу. Возможно, так они меня подбадривали. Похоже, что так, потому что чем сильнее увеличивался звук, тем больше камней я смогла собрать.

Я остановилась у берега реки, затененного большими нависающими деревьями. Основную часть территории покрывала мягкая трава, и если бы я не планировала рисовать, то лежала бы на спине и весь оставшийся день смотрела на облака. Я подошла к поляне у подножия большого дерева подальше от реки. На ней были сорняки, которые я могла легко убрать, и немного травы, но это может быть мой первый холст. Когда я поставила возле дерева красивую картину, которую мне подарили, заметила гладкий белый камешек, застрявший в земле рядом с открытым корнем.

Я почувствовала волнение в животе, и ощущение мира, которое я никогда не испытывала раньше, окутало меня.

Неужели я нашла свое место?

Опустившись на колени, я вытащила из кармана свои находки и начала их раскладывать. Время от времени поднимала лицо к солнцу, проникающему сквозь ветви, прежде чем возвращалась к творчеству.

Я буду приходить сюда каждый день после школы. Это очень волнительно, иметь секретное место, которое было только моим.

Зная, что опоздала, я останавливалась у нескольких домов, чтобы выиграть время и решить, что делать дальше. Я не хотела идти туда и видеть сводного брата. Трент был всего на несколько месяцев старше меня, но недавно у него произошел скачок роста, и теперь он был выше мамы. Если бы я не вернулась домой, мне пришлось бы найти другое место для сна, но это ничего не меняло. Я все равно увижусь с ним на следующий день.

Глубоко вздохнув и прижимая холст, я направилась дальше. Я боялась того с чем предстоит столкнуться, но когда осторожно открыла дверь, напомнила себе, что я сильная.

Я с опаской прошла по коридору и проскочила в свою комнату. Поставив рюкзак и новую картину за дверь, пошла на кухню, чтобы приготовить ужин.

В доме было не особо много еды, поэтому я поставила кастрюлю с водой кипятиться на плиту, и взяла пачку макарон из шкафа. Я была как прислуга, поэтому наслаждалась тишиной и покоем, до того момента, пока не зашел Трент.

— Ты в курсе, сколько сейчас времени? — крикнул он с порога.

Пачка макарон взлетела в моих руках, когда я подпрыгнула, и кусочки посыпались, словно дождь.

— Я… ну... я заблудилась.

Трент подошел ближе, размахивая моим холстом.

— Ты украла это? — зашипел он с обвинением. — Ты воровка.

Впервые я не хотела стоять и мириться с этим дерьмом. Наверное, потому, что я нашла убежище у реки, или на это повлияла моя новая страсть к искусству.

Я посмотрела на рисунки на руке, и почувствовала смелость. Я чувствовала себя воином с крыльями.

— Оставь меня в покое, — сказала сквозь зубы. — Я ничего не украла.

— Что это за гадость? — спросил он, грубо хватая за руку. — Ты выглядишь уродливо.

Ярость заглушила страх. Как он смеет критиковать то, чего никогда не мог понять? Я вырвала руку, сжала кулак и изо всех сил ударила его в живот.

Реакция Трента была быстрой и жестокой. Он с такой силой ударил меня по лицу, что я увидела звезды, а затем он с самодовольным видом выбежал из комнаты, смеясь.

Я не знала, что он сделает с моим холстом. Когда вернулась позже вечером в комнату, нашла холст на моей кровати, он был уничтожен. Трент кулаком пробил центр моей красивой картины.

Я увидела красный, а потом и другие цвета, которые заполнили мое сознание ярким коллажем идей и надежд. Видимо, Трент думал, что выиграл, но все, что он сделал, было легким огнем, который помогал мне следующие годы.

Глава 3

Спустя несколько недель все изменилось. Когда я пришла на свое место, мальчик рыбачил. Он сидел ко мне спиной и не оборачивался. Я не владела этим местом у берега реки, но мне казалось, что это так. Это было мое место, и я не хотела, чтобы что-то или кто-то испортил его для меня. Сделав глубокий, успокаивающий вдох, я подошла к камешкам и села с желанием потеряться в работе. Я надеялась, что он просто уйдет.

— Что делаешь?

Вздрогнув, я увидела смотрящие на меня прекрасные, темно-карие глаза. Я сразу узнала Мереки, мальчика, который заступился за меня, когда Джейкоб отобрал мой ободок.

— Ты говоришь со мной? — спросила практически шепотом. Мы были одни, но я не думала, что он был хулиганом.

Он огляделся, склонил голову и улыбнулся.

— С кем еще я могу говорить?

— Наверное, ни с кем.

— Ну, я не никто, — он усмехнулся. — Я Мереки, но ты можешь называть меня Ки, если хочешь.

Я нерешительно улыбнулась.

— Эмерсон, — я сморщила нос. — У меня нет прозвища.

— Я знаю кто ты, — он сел рядом со мной. — Так что ты делаешь? — спросил он, изучая композицию из камней, которую я сделала на земле.

Я приложила палец к губам, как это сделала женщина на рынке несколько недель назад.

— Это секрет.

Он выглядел заинтересованным, но, возможно, немного озадаченным, когда поднялся и ушел. Я ощутила болезненную печаль и смущение. Он казался таким хорошим, и я не могла понять, почему он ушел. Отбросив разочарование, я вернулась к своей работе.

До этого момента все шло хорошо, хотя я не имела представления, чего хочу. Весь круг сформировался, но я решила, что не буду думать слишком много об общей картине и просто наслажусь этим. Не знаю, что получится, но это чувствовалось как захватывающее приключение.

Через десять минут Ки вернулся.

— Я подумал, тебе понадобится больше материалов, — сказал он, высыпая мешок с камешками на землю рядом со мной.

— Что? — спросила я.

Он указал на маленькую кучку рядом с моей работой.

— Они уже заканчиваются.

Его доброта напомнила мне ту женщину, которая подарила свою картину.

— Спасибо. Это очень мило.

— Так что это? — спросил он.

— Я рассказываю историю без слов, — ответила я, надеясь, что он не будет смеяться надо мной.

— С помощью камней?

Я пожала плечами.

— Конечно, почему бы и нет?

Ки не только принял мое объяснение без вопросов, но потратил следующие полчаса, собирая больше камней и помогая раскладывать их. После того как он принес их в третий раз, он опустился на колени и бросил два камешка на землю.

— Дай знать, если понадобится еще, — сообщил он. — Мне нужно ловить рыбу.

Следующие несколько часов я иногда поглядывала в его сторону, но он так и стоял у берега. Я надеялась, что он поймает много рыбы.

Как только я собралась уходить, Ки окликнул меня.

— Мне пора возвращаться.

Я очень хотела пойти с ним, но у меня не хватило смелости спросить. Вместо этого я с улыбкой помахала ему.

— Пока, Ки!

Вернувшись на следующий день, я обрадовалась, обнаружив его на том же месте. Помахав ему, я села и спокойно продолжила свое дело.

Через несколько минут я заметила тень над собой, и мешок с цветными речными камнями оказался на земле рядом со мной. Я широко ему улыбнулась, как никогда раньше.

— Спасибо.

Ки присел и выбрал гладкий серый камешек, проведя по нему большим пальцем.

— Могу я помочь? — спросил он.

Я пожала плечами, не уверенная, важно это или нет. Это должно было быть только для меня, но мне нравилась идея поделиться этим с кем-то.

— Если хочешь.

С осторожностью, он положил камешек в землю и провел пальцем по кругу. Я смотрела, как его палец поднимался и опускался. Я была загипнотизирована его действиями и поняла, что делаю то же самое. Мне нравилось, как разные текстуры чувствовались на коже. Неровные грубо задевали, грязные оставляли след, а по безупречно гладким я легко скользила.

— Мне действительно это нравится, – сказал Ки.

— Я рада, — ответила я. — Сейчас я просто играю с камешками, но однажды стану профессиональной художницей, — я сморщила нос. — Думаешь это глупо?

Он покачал головой.

— Думаю, мы можем делать все, что захотим.

— А чего хочешь ты? — спросила я уже увереннее.

— Я хочу стать инженером, чтобы проектировать и строить лучшие небоскребы, которые когда-либо видели.

— Ты когда-нибудь был в большом городе? — спросила, взволнованная и впечатленная его ответом.

Он покачал головой.

— Нет, но однажды я это сделаю, — он откинулся на локти и посмотрел на небо. — Я видел документальные фильмы по телевизору, о том, как строят самые высокие здания в мире, — он посмотрел на меня с блеском в глазах. — Это невероятно.

Его страсть к зданиям была такой же сильной, как и мои чувства к искусству.

— Я бы тоже хотела когда-нибудь увидеть высокое здание.

— Когда ты станешь известной художницей, а я – инженером, возможно, мы будем стоять вместе на вершине самого высокого здания в мире после того, как ты выставишь свои работы в галерее, — его улыбка была настолько широкой, и мне показалось, что его лицо может расколоться надвое. — Договорились?

Я засмеялась.

— Разумеется.

Несколько дней Ки иногда присоединялся к моим работам. Иногда он этого не делал. Со временем я перестала думать об этом как о своей истории и начала видеть нашу историю, не имея ни малейшего понятия о влиянии, которое она окажет на всю мою жизнь.

В последний весенний день, когда Ки закончил рыбачить, он навис надо мной.

— Надо возвращаться, — он покачивался на пятках, прежде чем спросить:

— Ты готова идти?

Я перекинула сумку через плечо и встала.

— Да. Наверное, пора.

Мы впервые шли в город вдоль реки. Не знаю, почему он ждал меня в тот раз, но я была рада.

— Где ты живешь? — спросила я.

— На улице Марчисон, напротив парка, — ответил он. — А ты за городом?

Я кивнула.

— Если на автобусе, то это не так далеко.

Какое-то время мы шли в тишине, когда я решила задать вопрос, о котором думала с тех пор, как увидела его одного во время рыбалки.

— Почему ты больше не общаешься с Трентом, Джейкобом и остальными?

Он смотрел вперед, и я не думала, что он меня услышал.

— Мне не нравится, как они относятся к людям, — в итоге ответил он, пожав плечами.

— Знаешь, тебе не надо заступаться за меня в школе, — сказала я, пристально глядя на дорогу. — Я могу справиться с ними.

— Знаю, но мама говорит, что мы должны относиться к людям так же, как хотели, чтобы относились к нам.

Мое сердце взорвалось от радости, и мне захотелось обнять его, потому что я знала, что он был кем-то особенным, и он был моим другом.

— Ки, — сказала я, ожидая, когда он посмотрит на меня.

— Что? — он встретился со мной взглядом.

— Я очень рада, что ты нашел меня.

Уголок его губ дернулся в улыбке.

— Я не знал, что ты потерялась.

— Я тоже.

Глава 4

Прошлое. 17 лет.

Ки прижался своим высоким телом к соседнему шкафчику.

— Мы все еще идем к реке? — спросил он.

— Разумеется, — ответила я, бросая свой альбом и пенал в рюкзак.

— Хорошо. Мне нужно покурить, а тебе — еще один урок рыбалки.

Я фыркнула.

— Тебе не надо курить, а учить меня – пустая трата времени.

— Может и так, но я упрямый мудак, и никогда не откажусь от тебя.

Я ненавидела рыбалку, но прекрасно проводила время, притворяясь, будто не знаю, что делаю, чтобы просто раздражать его.

Нас прервал знакомый, высокий женский голос.

— Эй, Эмерсон.

Я закатила глаза перед Ки, прежде чем повернуться к девушке, которой нравилось называть меня своей лучшей подругой. Не знаю почему, но я с трудом терпела ее. Она постоянно грубила моему настоящему лучшему другу, и мне это не нравилось.

—Эй, Челси, — сказала я без энтузиазма.

— Сегодня вечером встречаемся с друзьями, — она перекинула волосы через плечо. —Джейкоб надеется, что ты будешь там, — она подошла ближе и прошептала:— Мне кажется, он собирается позвать тебя на свидание, — она повернулась к Ки. — Извини, ты не приглашен.

Мне хотелось стереть самодовольное выражение с ее лица. Будучи объектом интереса Джейкоба Смита, Челси подбивала меня, как будто я выиграла в лотерею и собиралась разделить с ней деньги. Семья Джейкоба владела сетью ювелирных магазинов «Смит», поэтому его готовили взять на себя руководство, и вероятно, с ним можно было жить в достатке. Мне было все равно. За последние несколько лет он превратился из жестокого мучителя в безжалостного поклонника, и это сбивало с толку и раздражало. Он был отвратительным во всем. Все, что я хотела – это общаться с Мереки и заниматься своим творчеством.

— У нас с Ки другие планы, — я поморщилась, пытаясь не улыбаться. — Мне очень жаль, — не уверена, что она уловила сарказм. 

Челси не обратила на это внимания.

— Ну, если передумаешь, мы будем рады тебя видеть.

Она едва взглянула на Ки, а я могла смотреть на него весь день. Я взяла его за руку, повела за собой, и помахала, не оглядываясь.

Когда мы шли к школьным воротам, он обнял меня за плечи, а я прижалась к нему. Чуть позже он поднял камешек, положил его в карман, как делал это множество раз, после чего пнул землю, будто показывая, кто тут главный.

— Через несколько месяцев мы выберемся из этого города и станем кем-нибудь.

— Мы уже кем-то стали, — я улыбнулась единственному человеку в моем мире, который действительно заботился обо мне. — Мы лучшие друзья.

— У тебя есть мечты, Эмерсон, — сказал он, проводя руками по волосам. — Ты не можешь соглашаться на меньше, чем заслуживаешь.

Его настрой сбивал с толку.

— Я и не собиралась.

— Ты предназначена для большего.

Я схватила его за руку.

— Что случилось? — спросила я, болезненное чувство стянуло мой живот. — Не понимаю, с чего такое поведение.

— Ничего, Эмерсон. — сказал он с улыбкой, которая не коснулась его прекрасных, выразительных глаз. — Забудь.

Мы свернули с главной дороги и пошли дальше по изношенной грунтовой дорожке, которая вела нас вдоль реки.

Ки похлопал себя по лицу и рукам.

— Сегодня так много мошек.

— Перестань ныть, большой ребенок, — ответила я, отмахиваясь от собственного лица.

Когда мы дошли до поляны, я бросила несколько камешков на землю. Теперь это был сложный рисунок, который простирался во всех направлениях с момента создания, и за последние семь лет у него появилась собственная жизнь. Это связывало нас друг с другом и этим местом.

Присаживаясь на мягкую траву, я наблюдала, как Ки насаживал наживку на крючки, пока я доставала свой альбом и карандаши из сумки. Несколько лет назад, мое увлечение созданием картин из камней зажгло искру, чтобы выражать себя визуально. Я сфокусировалась на рисовании, постоянно работая над улучшением своих навыков, и просматривая специальные учебники, пока не была у реки, практикуя то, что узнала. Искусство, судя по всему, было моим любимым предметом в школе, и учитель по моим просьбам сделал все возможное, чтобы обеспечить дополнительные занятия.

—Пойдем, — сказал Ки, махнув мне рукой. — Сначала мы рыбачим, а потом ты занимаешься своей магией. Договорились?

Он был смехотворно милым, показывая решительность, и из-за этого я слишком долго смотрела на его мускулистое тело.

— Ты прекратишь меня рассматривать и подойдешь сюда?

Смущенная, что он поймал меня, мои щеки покраснели, когда я встала.

— Я не рассматриваю, — солгала я.

Когда я подошла к нему, то изо всех сил пыталась смотреть в глаза, пока в моем животе порхали бабочки.

— Ты однозначно делала именно это, — сказал он, мягко заправляя выбившуюся прядь волос за ухо.

Я подняла глаза и увидела, что он уставился на мой рот. И в эту секунду порхающие бабочки превратились в полноразмерных акробатов, когда наши отношения пресекли черту.

Его руки оказались на моих плечах, и я посмотрела на его рот, представив, как его губы будут чувствоваться на моих. Вместо того, чтобы поцеловать, он развернул меня спиной к себе.

— Ты помнишь что-нибудь из своего последнего урока? — спросил он напряженным голосом, подавая мне удочку.

Ки обхватил меня руками, чтобы направлять мою технику рыбалки, я повернула голову и посмотрела на него, хлопая ресницами.

— Кажется, я забыла все, что ты мне говорил, — подмигнув, я ожидала, что он закатит глаза, но, посмотрев на мои губы, он прошептал:

— Я когда-нибудь рассказывал историю о девушке, благодаря которой высохшая река начала течь снова?

Покачав головой, я повернулась к реке, разочарованная, что он не поцеловал меня, но с желанием услышать еще одну из его историй. Я могу слушать его голос вечно.

Ки держал меня за руки и контролировал мои движения. Я закрыла глаза, наслаждаясь близостью, когда он тянул удочку. Я не могла представить себя более довольной, чем в этот момент.

Я наклонилась к нему.

— Как ее звали?

—Мианн. Ее звали Мианн.

— Никогда раньше не слышала такого имени.

— Она была уникальной, — сказал он. — Дело в том, что Мианн славилась своей красотой, а еще она была доброй и любящей, — он наклонился и прошептал мне на ухо: — Она была очень похожа на тебя.

Я широко улыбнулась.

— Долгое время была засуха, и река была больше похожа на ручей. Самые слабые члены общины и значительная часть скота, погибли, так как запасы еды были в дефиците.

Глядя на быстротекущую реку перед нами, я задавалась вопросом о предках Мереки, которые мирно жили у этой реки до появления переселенцев из Европы.

Ки продолжил:

— Старейшины считали, если некоторые жители деревни не проявляли достаточного уважения к богам и богиням, наказание было одно для всех. Мианн больше не могла смотреть, как ее родственники страдают, поэтому она пошла к руслу реки и помолилась богине воды Айсилель.

Я усмехнулась.

— Ты это выдумываешь.

Ки ущипнул меня за бок. 

— Это не так. Возьми свои слова обратно.

Я извивалась у него в руках, но он не отпускал.

— Ладно-ладно, хорошо. Я верю тебе. Мианн молилась богине Айсилель. Она ответила на ее молитвы?

— Она сказала, что, если Мианн хочет, чтобы река снова текла, она должна принести жертву.

—Ооооох, — сказала я, улыбаясь.

— Хочешь, чтобы я пощекотал тебя?

— Нет, — я сдерживала смех. — Что она должна была принести в жертву?

— Ее собственное счастье.

Моя улыбка исчезла.

— Это очень жестоко, — сказала я. — Что ей нужно было сделать?

— Отказаться от человека, которого она любила, чтобы доказать преданность своим людям. Веря в большее благо, она отвернулась от любви своей жизни, и в результате он умер из-за разбитого сердца.

— Это самая печальная история, которую ты мне рассказывал. Что случилось с Мианн?

— Она была настолько опустошена смертью возлюбленного, что проводила дни, безутешно плача у реки. Ее слез было так много, что они вливались в русло реки. И это история о том, как девушка снова вернула к жизни высохшую реку.

— Это действительно ужасная история.

Он рассмеялся.

— Не у каждой истории бывает счастливый конец.

Я раздраженно сказала:

— Пожалуйста, не рассказывай мне больше печальных историй.

— Жизнь — это не всегда сердечки и цветочки, Калимна.

Я повернула голову.

— Кто такая Калимна?

Он поцеловал меня в щеку.

— Это значит «красивая».

— Ох, — сказала я, избавляясь от чувства ревности.

— Теперь твоя очередь рассказать историю, — потребовал он. — Расскажи, как мы здесь встретились. Сколько лет прошло?

— Семь, — прошептала я.

Я много раз рассказывала ему эту историю, но сегодня все было по-другому. Наши отношения менялись, и я знала, что хочу быть ему не просто другом.

Он кивнул.

— А сколько нам было?

— Десять, — ответила я, наслаждаясь его объятиями.

Когда я повернулась к нему лицом, электричество в воздухе было настолько ощутимо, что маленькие волосы на затылке встали дыбом. Он собирался сейчас поцеловать меня? Я хотела, чтобы он поцеловал меня. Наконец, его рот был на моем, и я была потеряна. Уронив удочку на землю, я быстро обняла его за шею, его язык проскользнул в мой рот. Углубив поцелуй, он застонал. Не в состоянии ясно мыслить, единственное, что я знала, было то, насколько это правильно.

Мой Мереки.

Моя родственная душа.

Прервав наш первый поцелуй, он молча наклонился, взял удочку и продолжил урок.

— Отходим и бросаем вперед, — он контролировал мои действия, и мы наблюдали, как леска тихо падала в реку. — Думаю, ты поняла.

В отличие от предыдущих уроков, он стоял позади меня, оставляя поцелуи на моей шее. Меня всегда пугал рывок при ловле рыбы, но теперь была еще одна причина, по которой я не хотела, чтобы это заканчивалось. Будет ли заклинание разрушено, когда мы покинем реку? Он пожалеет, что перешел черту? Я надумала статус наших отношений?

— Перестань думать, — прошептал он. Ки подошел к удочке и намотал леску на крепление.

Я наблюдала, как он снова забросил удочку и воткнул ее в песок.

Он поймал несколько рыб после того, как я отошла от него. Я сидела на своем обычном месте на мягкой траве, наблюдая за окружающим миром, не в состоянии сосредоточиться на своих рисунках.

После нашего поцелуя внутри меня что-то пробудилось. Поднявшись, я подошла к картине из камешков и обошла ее, замечая тонкие формы, которые изменились со временем. Я изучила каждую часть и отошла назад, чтобы увидеть ее целиком.

Быстро взглянув на Ки, я почувствовала умиротворение. Я была цельной, я была счастливой, и я была сильной.

На сегодняшний день в искусстве я отдавала предпочтение пейзажам, но имела в виду что-то другое. Я хотела запечатлеть то, что чувствовала в данный момент. Все было обнадеживающим и ярким, и я хотела запечатлеть нашу историю на бумаге.

Присев, я открыла альбом и начала рисовать. Я чувствовала себя одержимой чем-то загадочным, как будто не могла остановиться, даже если бы захотела. Время от времени мое внимание возвращалось к камешкам, отмечая свет и тень, и то, как острые части плавно смешивались с гладкими камнями, найденными в русле реки. Во мне было столько вдохновения, когда благодаря собранным за все время крошечным кусочкам было создано что-то захватывающее.

Завершив рисунок, я увидела в нем себя так ясно, что расплакалась.

— Эмерсон, ничего себе, — восхищенно сказал Ки, присаживаясь рядом. — Это невероятно.

— Спасибо.

— Могу я рассмотреть? — спросил он.

Я передала ему альбом. Он встал, переводя взгляд от камешков к рисунку. Судя по его лицу, можно подумать, что я изобрела колесо. В итоге он сказал:

— Это идеально, — он не отводил взгляда, и мое сердце пропустило удар, может быть, два.

Возвращая мне альбом, он сказал:

— Это ты.

— Это и ты тоже, — сказала я шепотом. Я встала и подошла к нему. — Когда я начала создавать картины из камней, я была потерянной и одинокой. У меня появилась цель, а потом и ты.

Он обнял меня за плечи, и я наклонилась к нему.

— Если когда-нибудь ты снова почувствуешь себя потерянной и одинокой, всегда помни, что ты сильная, — он указал на мой рисунок. — И это всегда будет твоей дорожной картой обратно к свету.

Я кивнула, расплакавшись. Он был моим компасом, и рядом с ним я больше никогда не потеряюсь.

Глава 5

В течении нескольких недель после произошедшего, мы не могли оторваться друг от друга. Мне нравилось целовать его и, судя по его стонам, я уверена, ему тоже это нравилось.

— А вот и дождь, — сказал Ки, протягивая ладонь. — Нам лучше бежать.

Я знала, что сегодня может пойти дождь, поэтому оставила свой альбом дома. Небеса разверзлись, как только Ки помог мне подняться.

— Слишком поздно, — сказал он, улыбаясь, когда мы оба промокли.

Подняв руки над головой, я посмотрела на темные облака и улыбнулась, когда дождь попал на лицо.

— Ты такая красивая, — сказал Ки, повышая голос, чтобы я могла услышать из-за проливного дождя.

Я посмотрела на него, сжимая руками его лицо.

— Как и ты.

Мы ушли с поляны, чтобы спрятаться под одним из деревьев. Дождь все еще шел, но единственное, что я чувствовала – его мягкие губы на моих, и объятия в кольце его сильных рук. Я не хотела, чтобы это заканчивалось. Поймав момент, я дернула за его шорты. Он сделал то же самое с моими, и мы стали неуклюже и безумно возиться с руками и ногами. После всего, что казалось вечностью, Ки приподнял меня, прижал к стволу дерева и вошел в меня.

Я отдала свою девственность единственному человеку, которого я когда-либо хотела.

Дерево царапало мою спину, что причиняло дискомфорт. Боль. Я всегда знала, что мой первый раз не будет удивительным опытом, про который я читала в романтических книгах, но это было настолько плохо, что я не могла не засмеяться.

Ки остановился, немного отодвинувшись. Из-за дождя все было скользким.

— Ты смеешься?

Кивнув, я засмеялась сильнее, когда он вышел из меня и помог встать. Я тряслась из-за мокрой одежды, что делало ситуацию еще смешнее. Не сказав ни слова, он снял презерватив.

— Это только что произошло? — спросила я, посмеиваясь.

— Ты про то, что я просто испортил наш первый раз? — спросил он. Я почувствовала вину, когда он отвернулся от меня. Мне казалось, что все было идеально.

Я натянула шорты и смахнула свои волосы с лица.

— Ки, — сказала я, постукивая его по плечу. Он повернулся, все еще выглядя опустошенным. — Мне очень жаль. Я не хотела ранить твои чувства. Я счастлива, правда.

Он выглядел растерянным.

— Ты счастлива, что я испортил твой первый раз?

— Ты ничего не испортил, — сказала я, подойдя ближе и оставляя легкий поцелуй на его губах. — Я хотела, чтобы ты был моим первым, и это должно было произойти здесь. Все было прекрасно, как и мы, — я поцеловала его в подтверждение своих слов. Отодвинувшись, я посмотрела ему в глаза. — У тебя был презерватив.

Он кивнул.

— Эмерсон, я так чертовски долго хотел этого.

Я вздрогнула, почувствовав ревность.

— Я тоже твоя первая?

— Эй, — сказал он, взяв меня за подбородок и встречаясь взглядом. — Только ты, Калимна. Это будешь только ты.

Его слова значили все. Зная, что наши мнения совпадают, я улыбнулась ему, с любовью глядя на эту глупую ухмылку. Несмотря на ощущение тепла внутри, я дрожала от мокрой одежды.

— Давай, — сказал он, хватая меня за руку. — Пойдем.

Мы шли по грунтовой дороге, обходя ямы и лужи. Дождь закончился, и солнце выглянуло из облаков.

— Как мне не хочется идти домой, — сказала я, прижимаясь к нему.

Он поцеловал меня в макушку.

— Нужно ли нам поговорить о произошедшем?

— Думаю да, — честно ответила я. — Ты жалеешь?

— Эмерсон, — он заправил прядь моих волос за ухо. — Единственное, о чем я жалею, что это был не самый лучший опыт для тебя.

— А я уже сказала, что это было прекрасно.

Наша неспешная прогулка внезапно прекратилась, когда Ки толкнул меня в плечо.

— Давай наперегонки, — дразнил он.

Засмеявшись, я побежала за ним. Когда я догнала его, он поднял меня, и я обхватила ногами его тело, в то время как наши губы слились в жарком поцелуе. Через несколько минут Ки остановился, и я почувствовала, как напряглось его тело. Повернув голову, чтобы выяснить причину, я опустила ноги на землю. Перед нами стояли Трент, Джейкоб, Айзек и Трой.

— Вы только посмотрите, что у нас здесь, — усмехнулся Трент.

— Встань за мной, — прошептал Ки, протягивая мне руку.

— Она не из твоей лиги, приятель, — Джейкоб указал на меня, не отрывая взгляда от Ки. — Посмотри на нее.

— Мы не друзья, — сказал Ки, делая шаг ближе к Джейкобу, и я перестала дышать. — Мы уже давно не друзья. Помнишь? — он подошел к нему. — Эмерсоном и я – не твое дело.

— Эмерсон – моя сводная сестра, а значит – мое дело.

На его лбу пульсировала вена, а кулаки сжимались и разжимались. Я схватила Ки за руку, зная, что он может сорваться в любой момент. Их было четверо, а нас только двое. У нас не было шанса, и я не хотела, чтобы Ки пострадал.

– Просто держи свои лапы подальше от нее, скотина. Она моя. — Джейкоб оглядел его. — Не забывай, кем ты являешься.

Я была ошеломлена от вида полного отвращения на лице Джейкоба. Как он посмел так говорить, особенно с моим лучшим другом и важным человеком, которого я знала? Разозлившись, я вышла из-за спины Ки и встала перед Трентом.

— Я не твое дело, так что не беспокойся об этой фигне про сводную сестру. Моя мать могла выйти замуж за твоего отца, но мы не семья, — я повернулась к Джейкобу. — А в чем твоя проблема? — я сильно толкнула его в грудь, прежде чем Ки схватил меня за запястье и притянул к себе. — Мы даже не друзья, поэтому тебя не касается, с кем я общаюсь.

Джейкоб сделал шаг вперед. Трент, Айзек и Трой окружили его, как телохранители.

— Я думал, ты просто маленькая динамщица, но, похоже, ты решила быть с ним, — он поднял брови. — Ты убогая, какой и была с самого детства.

— Никогда больше не говори о нем так, — сказала я гневно. — Ты никогда не будешь наполовину таким, как он. Я бы не прикоснулась к тебе, будь ты последним человеком на земле. И я бы никогда не была с тем, кто бы относился к людям так, как ты.

Глаза Джейкоба вспыхнули от ярости.

— Думаешь, что ты лучше всех, Эмерсон, но это не так. Тот факт, что ты привлекательная, не значит, что ты можешь так со мной разговаривать. Никогда.

— Все в порядке?

Повернувшись на звук сурового голоса, я застыла. Мы были так увлечены спором, что не услышали подъехавшей к нам машины.

— Да, офицер, — ответил Джейкоб.

— Мы просто дурачились, — сказал Трент.

Полицейский указал на Трента, Джейкоба, Айзека и Троя.

— Вас уже предупреждали. Мы следим за вами.

Они кивнули, как непослушные школьники.

— Расходитесь, — сказал офицер, прогоняя их, словно мух.

Перед тем, как уйти, Джейкоб повернулся к Ки и прошептал:

— Ты перешел слишком много границ, Мереки, и однажды поплатишься за это.

С этой злой угрозой, витавшей в воздухе, они ушли, покачивая головами.

— Вы в порядке? — спросил полицейский, когда они ушли.

— Спасибо, у нас все нормально, — сказал Ки, в его голосе все еще было раздражение.

Оставшись вдвоем, я схватила Ки за руку, успокоившись, что ситуация не вышла из-под контроля.

— Прости, Ки, — сказала я, когда мы медленно пошли обратно в город. — Они такие придурки, и я на самом деле переживаю, что они причинят тебе боль.

— Не беспокойся, — сказал он. — Это просто слова, — он сжал кулаки. — Я убью любого из них, если они коснутся тебя.

— Они этого не сделают, — сказала я, взяв его за руку. — Обещаю, что буду держаться от них как можно дальше.

Ки не выглядел спокойным, и напряжение ослабло, когда мы дошли до автобусной остановки, и я притянула его к себе, чтобы поцеловать. Отодвинувшись, он обхватил мое лицо руками, и мои колени подогнулись от его взгляда.

— Я так счастлив, что мы вместе, — прошептал он рядом с моими губами.

— Я тоже, — я прижалась своим лбом к его, и задумалась, можно ли чувствовать себя счастливее, чем в данный момент. — Я хочу быть… — я недолго думала, прежде чем сказать. — Я хочу быть достойной тебя.

Он сделал шаг назад, нахмурившись.

— Что это значит?

Я посмотрела вниз, проделывая ногой небольшую ямку в траве.

— Знаешь, — я сглотнула ком в горле. — Я не хочу, чтобы ты когда-либо покинул меня.

Он схватил меня за руки и притянул к себе.

— Я никогда не оставлю тебя.

Я кивнула, сдерживая слезы и не в состоянии что-либо сказать.

— Ты самая красивая девушка на земле. Ты добрая, жизнерадостная, любящая и хорошая, даже если не получаешь много из этого от окружающих тебя людей, — он наклонился и поцеловал меня в щеку. — Ты – мой сияющий свет, когда вокруг темно, — он положил руку на мое сердце. — Никогда не позволяй своему свету погаснуть, потому что он ярче, чем просто мой мир.

— Но ты мой мир. Нет ничего и никого другого.

Он коснулся своими губами моих, и я знала, что эта нежность останется со мной навсегда.

Когда подъехал автобус, я зашла в него и посмотрела в окно, чтобы помахать Ки. Я хотела остаться с ним, но мне не нужны проблемы с мамой, которая становилась все более неустойчивой.

— Я люблю тебя, Эмерсон, — крикнул он.

Автобус тронулся, прежде чем я успела ответить. Последние семь лет я провела с этим мальчиком, и у меня не было сомнений, что я окончательно и бесповоротно влюблена в него.

Глава 6 

Несмотря на все сложности последнего года в старшей школе, я словно парила по воздуху. Мереки был моим постоянным вдохновением, и я знала, что мои навыки в рисовании улучшаются день ото дня. Внизу у реки жизнь была наполнена страстью. Пусть нам и было всего семнадцать, но мы любили друг друга и чувствовали себя непобедимыми.

За утро я закончила все дела, и оставшаяся часть субботы была в моем распоряжении.

Мереки ждал моего выхода из автобуса.

— Привет, Калимна, — сказал он.

Я широко улыбнулась и протянула ему свою сумку.

— Эй, красавчик, — ответила я.

Я потянулась к его руке, но он уклонился, и это расстроило меня.

— Все знают, что мы вместе, Ки, — пробормотала я, проследив за его взглядом в сторону впереди идущих парней. Они были из нашей школы, но не заметили нас. — Я не понимаю, почему ты всегда на публике пытаешься притвориться, что мы просто друзья.

— Просто я думаю, что так будет лучше.

— Почему? — спросила я, пытаясь скрыть свою боль.

Он остановился и посмотрел на меня.

— Джейкоб и Трент всегда нарываются на драку, и как бы мне ни хотелось дать им по морде, я не хочу, чтобы у меня была запись об этом, когда в скором времени мы покинем этот город.

Я топнула ногой, словно капризный ребенок.

— Всегда будут люди, которым нравится доставлять неприятности.

— Думаю, ты права, — сказал он отстраненно, будто знал о чем-то, что неизвестно мне. — Я так горжусь тобой и хочу кричать всем о нашей любви, но мне не хочется быть безрассудным. Я просто хочу окончить школу и свалить отсюда.

— Пойдем, — сказала я, пробежав немного вперед. — Давай спустимся к реке.

Дойдя до поляны, я посмотрела на темное небо.

— Думаю, будет дождь.

— Наверное, — ответил он, взглянув вверх. — Ты хочешь вернуться?

Я покачала головой.

— Может позже.

— Как дела дома? — спросил он. — Трент доставал тебя сегодня?

Я пожала плечами.

— Не больше, чем обычно.

Он кивнул.

— Не могу дождаться окончания этого года.

Я вздохнула.

— Знаю. Я тоже, но везде будут придурки, поэтому перестань беспокоиться об этом.

— Я никогда не перестану пытаться защитить тебя от других, — сказал он тоном, который мне не нравился.

— Мне не нужна твоя защита, — я пошла быстрее, чтобы добраться до нашего места у реки. — Я могу сама постоять за себя.

Ки застонал, но не давил на меня. Мы много раз об этом говорили.

Когда мы пришли, я села рядом с камешками и взяла свой альбом.

— Это так удивительно, — сказал Ки, присаживаясь рядом со мной и глядя на изображение. — Сколько тут, как думаешь?

— Двое, — сказал я, улыбаясь. — Твое и мое, — я обняла его за шею. — Мы просто подходим друг другу, ты и я.

Он покачал головой, смеясь.

— Эмерсон, это немного приторно.

Я шлепнула его по груди и попыталась отодвинуться, но он удерживал меня своими сильными руками.

— Я пошутил, — он поцеловал меня с такой страстью, что мои колени ослабли.

Спустя время, которое казалось вечностью, Ки оставил меня с моим альбомом, пока насаживал наживку на крючки.

При каждом удобном случае я работала над картиной, которую считала своим автопортретом. Это стало сложным наслоением света и тени, отражающее каждый аспект моей жизни.

Я заслужила это и никому не причиняла вред намеренно. Я много работала в школе и дома, и не было причины, почему я не могу получить столько счастья, потому что оно было чистым и приносило пользу.

— Останься со мной сегодня вечером, — сказал Ки, когда несколько часов спустя мы подошли к моей автобусной остановке.

— Мне надо зайти домой, чтобы взять кое-что из вещей, — ответила я, уже думая над тем, какую одежду возьму.

— Это правильно, потому что завтра мы идем в художественную галерею, и чем меньше времени ты проводишь с Трентом, тем лучше.

— Я могу справиться с Трентом, — сказала я, расправив плечи и глядя ему в глаза. — Я заботилась о себе всю жизнь, и как бы я ни ценила и ни любила то, что ты хочешь защитить меня, не нужно, чтобы ты обращался со мной, как с какой-то беспомощной маленькой девочкой.

Он выглядел обиженным.

— Я знаю, что ты не беспомощна, Калимна, но я волнуюсь, и хочу, чтобы ты была в моей постели.

Посмотрев на него из-под ресниц, я поняла, что тоже этого хочу.

— Я пойду домой и заберу свои вещи, а потом вернусь.

Мама сидела на скамейке перед маленьким супермаркетом с некоторыми ее друзьями, как всегда делала это по вечерам. Она молча посмотрела на меня. Я чувствовала ее взгляд, когда проходила мимо, но она вела себя так, как будто я была незнакомкой, и в действительности для нее, я такой и являлась. Тем не менее, в тот день она пошла вслед за мной, и я осознала, что она рядом, когда открыла входную дверь.

Я почувствовала напряжение, когда складывала вещи из шкафа в сумку. Взглянув на дверь спальни, мой желудок ухнул вниз. Мама и Трент стояли, блокируя выход.

— Куда собираешься? — скрестив руки, спросил Трент.

— Сегодня остаюсь в городе, — ответила я, складывая джинсы в сумку. — Не то чтобы это твое дело, — пробормотала я. В последние дни я часто ночевала в доме Мереки, но мне никогда не приходилось оправдываться. Они редко были дома, в то же время что и я, и не думала, что они заботились о моем местонахождении больше, чем я о них.

— С кем? — спросила мама, засунув сигарету в рот. Трент достал зажигалку из кармана и поджег для нее.

— Да, — усмехнулся Трент. — С кем, Эмерсон?

— Ну… с другом, — стиснув зубы, я надеялась на лучшее.

— Ты ведь остаешься с Мереки, не так ли, маленькая шлюшка? — Трент злобно рассмеялся.

— Я не шлюха, — защищалась я. — Он мой парень и мне семнадцать лет.

— Ты должна быть с Джейкобом Смитом, — предложила мама, положив руку на бедро, а сигарета свисала с ее окрашенных красных губ. — Он твой тип, — и выдохнула сигаретный дым мне в лицо.

И пойти по твоим стопам? Я так не думаю.

Я перекинула сумку через плечо и сделала несколько шагов в их сторону.

— Это не ваше дело, — сказала я, агрессивно глядя на них. — И к сведению, Джейкоб Смит никогда не был и не будет моим типом.

Мама хмыкнула.

— Скоро ты узнаешь, что все мужчины уходят. Не имеет значения, насколько ты красива или как часто раздвигаешь ноги, — в ее налитых кровью глазах была боль. — Используй богатых парней, пока можешь.

— Ты ошибаешься, — прошептала я, удивленная, как спокойно себя чувствовала. Я могла бы сказать, что Мереки и я были влюблены и что мы распланировали нашу оставшуюся жизнь, подальше от нее и этого города. Могла сказать, что мы родственные души и ничто не встанет между нами. Я могла бы сказать так много, но прикусила язык. Она была злой и ненормальной, и я бы просто сотрясала воздух. Я молча поблагодарила звезды, богиню реки или того, кто привел меня к реке много лет назад, потому что то, что было с Мереки – это навсегда.

Трент расправил плечи.

— Твой отец бросил тебя до твоего рождения, потом мой, никчемный мудак, тоже слинял, — его темные глаза были полны ненависти. — С чего ты решила, что какой-либо мужчина останется с тобой?

Я взмахнула руками.

— Боже мой. Опять? В тебе столько ненависти, что ты не видишь ничего вокруг, — я прищурилась и сделала еще один шаг вперед. — Мне очень жаль тебя, Трент. Ты проведешь остаток своих дней, обвиняя его в своей бессмысленной жизни.

Отойдя от моей матери, он схватил меня за плечо, прижал к стене и сильно ударил по щеке. Его рот был всего в дюйме от моего.

— Ты всегда была злобной сучкой, — прошептал он.

Сделав шаг назад, он поднял кулак, но я не собиралась дать ему возможность ударить меня. Собрав все свое раздражение, гнев и разочарование, я ударила коленом в его пах. Застигнутый врасплох, он упал, согнувшись в агонии.

— Хватит, Трент, — сказала я уверенно. — Довольно.

Я взяла сумки и повернулась к маме.

— Я остаюсь в городе с Мереки. И я не спрашиваю, а ставлю перед фактом.

Когда я протиснулась мимо них, Трент схватил меня за лодыжку.

— Ты заплатишь за это.

Я отдернула ногу и, не оглядываясь, вышла за дверь.

Глава 7

Когда Ки открыл дверь, и притянул меня к себе, я почувствовала, как расслабились мои плечи.

— Я тоже рада тебя видеть, — сказала я с улыбкой, касаясь своими губами его.

— Что случилось? — спросил он, дотрагиваясь до моей щеки, которая, видимо, все еще была красной.

— Мама и Трент вели себя как обычно, — я пожала плечами. — Но я постояла за себя.

Ки сделал шаг назад и провел руками по волосам.

— Эмерсон, с таким враждебным настроем Трент играет с огнем.

— Я справилась.

Он покачал головой.

— Пойдем, — сказал он, схватив меня за руку и потянув в дом.

— Твои родители дома? — спросила я.

— Не-а. Мамы не будет несколько дней, а папа на ночной смене. Сегодня мы одни.

Я была в восторге. Как бы ни любила его родителей и как бы они не относились ко мне как к части своей семьи, меня порадовала идея провести целую ночь вдвоем.

— Мама оставила макароны на ужин, — сказал Ки, потянув меня на кухню. — Ты голодна?

Мой желудок заурчал в ответ, когда я почувствовала восхитительный запах бекона и сыра.

— Люблю твою маму.

Я села перед телевизором и переключала каналы, пока не попала на Суперсооружения (прим: англ. MegaStructures – документальный телевизионный сериал канала National Geographic освещающий вопросы строительства, функционирования и уничтожения крупнейших сооружений, построенных человеком. Каждая серия дает краткий экскурс в историю создания каждого суперсооружения, его применения и кратко рассказывается о перспективах развития). Это был любимый сериал Ки, и мне нравилось смотреть его вместе с ним.

— Ждешь завтрашний показ в галерее? — спросил он, когда появились титры.

— Разумеется, — ответила я. — Я мечтаю когда-нибудь стать частью этого. Представь, если бы мои картины путешествовали по стране.

— Когда. Не если, — поправил он, целуя меня в лоб.

После душа мы включили фильм, но так и не посмотрели его. Намного интереснее было целоваться на диване. Ближе к полуночи мы забрались в постель и легли лицом друг к другу.

— Это чувствуется так правильно, — прошептал Ки. Он погладил меня по щеке и заправил распущенные волосы за ухо. — Не могу дождаться, когда мы сможем жить вместе.

Наклонившись вперед, я прижалась к его губам. Углубив поцелуй, он застонал, когда его язык проник в мой рот. Избавившись от пижам, мы занимались любовью, словно у нас было все время в мире. И в нашем случае, так оно и было.

Когда все закончилось, мы лежали лицом друг к другу, и я прошептала слова, которые, как знала, являлись правдой.

— Ты никогда не оставишь меня.

— Ни за что.

Художественной галерее в нашем городе удавалось проводить несколько передвижных выставок каждый год, но эта была самой престижной. Она проходила в городе, что было огромным успехом, который руководитель смог организовать на данной программе.

— Мне нравится видеть тебя такой счастливой, — сказал Ки, расплывшись в улыбке, когда мы прошли через парадную дверь. У него не было страсти к искусству, но он поддерживал меня так же, как я рыбачила и смотрела документальные фильмы про инженерное дело.

От восторга я металась от одного экрана к другому. Было потрясающе и вдохновляюще наблюдать за настолько прекрасным искусством во множестве различных форм.

— А это что такое? — спросил он, указывая на первые серии инсталляции.

— Это победители государственного конкурса, — сказала я. — Темой является свет, без правил или ограничений, кроме общего размера.

Он склонил голову в сторону, возможно, пытаясь понять странную структуру из лампочек, завязанных веревок и вешалок.

— Думаю, это похоже на устройство для пыток.

Я усмехнулась.

— Искусство есть искусство. Это абсолютно субъективно. Кто, черт возьми, знает, что художник пытается показать? Возможно, он даже не знает себя. Но кто-то может увидеть что-то, что говорит с ним.

Ки пожал плечами, но я знала, что он был достаточно заинтригован, чтобы перейти к следующей инсталляции. Это была серия неравномерно собранных стеклянных блоков. Некоторые башни были высотой всего в три блока, а другие, по крайней мере, из десяти – над нашими головами. Каждый блок был освещен изнутри, и цвет менялся с, казалось бы, случайными интервалами.

— Это прекрасно, — сказала я после нескольких минут молчания. — Как гипноз.

— Что делает тебя счастливой, Эмерсон? — спросил Ки.

Я повернулась и увидела, что он все еще пристально смотрит на инсталляцию.

— Ты о чем?

— Когда смотрю на эту инсталляцию, то думаю о счастье.

Я снова посмотрела на разноцветные блоки в удивлении, что он видел то, чего не заметила я, и повернула голову в сторону в попытке посмотреть на нее под другим углом.

— Ты ответственна за свою жизнь и счастье, верно?

Я кивнула.

— Давай предположим, что каждый блок символизирует разных людей или вещи в твоей жизни.

Я снова кивнула, понимая, о чем он говорит.

— Если ты соберешь свою жизненную башню из вещей, которые делают тебя счастливой, то жизнь будет наполнена цветом и светом, а если проигнорируешь свои желания или не сможешь инвестировать в правильные вещи или нужных людей, тогда она будет неинтересной и скучной. Ты будешь жить в тени.

Я сжала его руку.

—Мереки, ты – лучший человек, которого я знаю, и ты делаешь меня невероятно счастливой, — я посмотрела на светящиеся башни. — Рядом с тобой я буду всегда улыбаться.

Мы прошли через комнату к ряду стеклянных витрин с очень дорогими украшениями. В первой было кольцо с огромным розовым бриллиантом в окружении камней поменьше. Рядом находилось изумительное ожерелье, и я могла только представлять его стоимость.

— Мне бы хотелось в один прекрасный день купить тебе что-то подобное, — сказал Ки.

Я пожала плечами.

— Мне не нужны дорогие безделушки, Ки.

— Знаю, что не нужны, — ответил он, встречая мой взгляд. — Никто в них не нуждается, но на тебе они будут смотреться красиво, и мне хочется думать, что однажды я смогу тебе их подарить, — он поцеловал меня в щеку. — Все в порядке, если я отойду покурить на пару минут?

— Конечно.

Не знаю почему, но я продолжала смотреть на украшения. Конечно, это было очень красиво, но я имела в виду то, что сказала. Не могу представить, чтобы когда-нибудь носить что-то подобное.

— Нравится, то что видишь?

Я дернула головой, услышав голос Джейкоба.

— Привет, Эмерсон, — он подошел слишком близко ко мне.

— Оставь меня в покое, Джейкоб, — ответила я, отодвигаясь от него.

Он махнул рукой в сторону витрины.

— В любое время могу тебе показать такие украшения в нашем магазине, — я поежилась от его надменных слов.

— Спасибо, не надо.

Его улыбка дрогнула.

— Такая красивая девушка, как ты, достойна красивых вещей, — он повернулся ко мне и взял за руки. — Если бы ты была моей…

Я перебила его.

— Я никогда не буду твоей, — сказала я, убирая руки от него и делая шаг назад.

Он прищурился.

— Тебе же хуже.

Мереки подошел ко мне обнял за плечи в защитном жесте.

— Смит, убирайся от сюда.

— Увидимся позже, Эмерсон, — подмигнув сказал Джейкоб, прежде чем ускользнуть как змея, кем он и являлся.

— Все нормально? — спросил Ки, сжимая кулаки.

— Милый, все порядке, — я взяла его за руку и повела в другую часть комнаты. — Хочу показать тебе эту картину.

Мы провели еще час в галерее, прежде чем спуститься к реке. Я была настолько вдохновлена выставкой, что закончила школьный проект на несколько недель раньше срока.

 Глава  8

Выпускной экзамен, выпал на день моего восемнадцатилетия - пятнадцатого ноября. Ки закончил на несколько дней раньше, и со знанием, что свобода была слишком близко, учеба была пыткой.

— С днем рождения, детка, — сказал Ки, когда я вышла из школьного зала. Он обнял меня и поцеловал макушку. — Как ты?

— Я справилась, — ответила я, целуя его. — Мы выжили.

— Так и есть, и наша жизнь только начинается.

Я потянулась к его руке, поцеловав ладонь.

В моей голове пронеслись тысячи счастливых воспоминаний детства, когда мы дошли до нашего места у реки. Ки обнял меня одной рукой, а другой закрыл глаза.

— Что происходит? — спросила я.

Он молча подтолкнул меня, чтобы я продолжала двигаться. Спустя несколько коротких шагов он остановил меня.

— Открой глаза, — сказал он, убрав руку.

Я подняла руки, чтобы прикрыть рот.

— Боже мой, — я думала, что умру, встретив его глаза, они были полны любви. Он выложил на земле слова «С Днем Рождения», используя камешки и несколько веток.

— Мне не хватило времени, чтобы сделать все это из камней, — сказал он, посмеиваясь.

— Я люблю это.

— На самом деле, я думал сделать предложение.

— Правда? — я испытала небольшое разочарование, что он не сделал этого, но быстро отогнала мысли.

— Я планировал речь и все такое.

— Скажи мне, — попросила я. — Я хотела бы услышать это.

— Когда-нибудь я  планирую это сделать.

— Мне все равно, — я посмотрела на него из-под ресниц, зная, что он не сможет отказать. — Пожалуйста.

Он покачал головой.

—Хорошо, ладно, — глубоко вздохнув, он начал. — Моя Эмерсон. Мой лучший друг и любовь всей моей жизни. Ты всегда будешь для меня самым важным человеком, и больше всего на свете я хочу быть твоим мужем.

Несколько счастливых слезинок скатились по моим щекам, а на лице расплылась широкая улыбка.

— Я собирался с помощью камней написать «Выходи за меня» или «Ты выйдешь за меня замуж?», но вместо этого выбрал «С днем рождения».

Я была в восторге, несмотря на то, что это не было предложением.

— Обещаю любить тебя всегда, в этой жизни и в следующей.

— В этой жизни и в следующей, — я повторила его слова, глядя в глаза самого замечательного человека на этой планете. Больше всего я хотела быть его женой.

— Глядя в глаза, я бы надел кольцо на твой безымянный палец, но ты бы не посмотрела на него, потому что тебе не нужны дорогие безделушки.

— Я бы сказала «да», — ответила с улыбкой.

Ухмылка озарила его лицо.

— С днем рождения, детка, — сказал он, подняв мою руку к губам и поцеловав мой безымянный палец, на котором когда-нибудь будет сидеть его кольцо. — В этом мире и в следующем.

Я вопросительно посмотрела на него.

— Это будет выгравировано на твоем кольце. Я люблю тебя в этом мире и в следующем.

— Ки, ты меня убиваешь. Когда ты стал таким романтиком?

— Думаю, это благодаря тебе, — он усмехнулся и что-то достал из заднего кармана. — Есть кое-что, что я действительно купил тебе на день рождения.

Он протянул мне флаер с информацией о ежемесячных городских продажах на рынке.

— Ты купил мне место на рынке? — спросила я, смеясь.

— Нет, — сказал он, закатывая глаза. — Я арендовал палатку, чтобы ты могла продать там свои картины в субботу.

Моя челюсть отвисла.

— Ты серьезно?

— Абсолютно.

— Ты думаешь, они достаточно хороши для продажи?

Он обхватил мое лицо ладонями.

— Эмерсон, у тебя великолепные рисунки, и однажды ты станешь известной художницей.

Я смеялась, но в душе наслаждалась его непоколебимой верой в меня.

— Ну, пока ты идешь со мной, спасибо. Я не против попытать удачи.

— Разумеется, я буду там.

Мы провели оставшуюся часть дня и вечера, наслаждаясь красотой нашего особого места. Я буду скучать по этому, но знаю, что всегда буду счастлива, если Мереки будет рядом со мной.

— Интересно, как много часов я тут рыбачил, — сказал он неожиданно.

Я посмотрела наверх, и обнаружила, что он смотрит в сторону реки.

— Тысячи, наверное. — я даже не пыталась считать. — Столько же, сколько и я, создавая картины из камней или делая наброски.

Повернувшись, он посмотрел в мою сторону, я удивилась, как он повзрослел с тех пор, когда мы были маленькими детьми. Его черные волосы немного отросли, но они были еще короче с момента нашего знакомства. Мы были тощими детьми, но он вырос в великолепного мужчину с мускулистыми руками и широкими плечами, и который полностью завладел моим сердцем.

— Я буду скучать по этому месту, — сказал он.

— При желании, мы всегда можем вернуться.

Он повернулся, сел и заключил меня в объятия. Мы немного помолчали, глядя на медленно движущуюся воду.

— Я счастлив рядом с тобой, но здесь чувствую безопасность, и это заставляет меня чувствовать, что все возможно.

Я прижалась спиной к нему.

— Жизнь вокруг нас может меняться сколько угодно. Мы непобедимы, пока есть друг у друга. Ничто не помешает нам, пока мы здесь. — Я посмотрела на заходящее солнце, уходящее к его угасающему свету. — Куда бы мы ни пошли, безопасность этого места будет с нами.

Мереки прошептал мне на ухо:

— Я хочу сохранить это чувство навсегда.

— Я тоже, пока ты рядом.

Глава 9

В моей палатке было множество рисунков, которые я пыталась продать.

— Они невероятны, — сказал Мереки. — Ты такая талантливая.

Мое сердце переполнялось гордостью.

— Спасибо, — сказала я, целуя его в губы. — За все.

— Пожалуйста. Я хочу, чтобы все знали, какая у меня талантливая девушка, — он взглянул на стол. — Ты не выставила на продажу свой автопортрет. Почему?

Я покачала головой.

— Не хочу с ним расставаться. Это слишком личное.

— Ты немного сумасшедшая. Знаешь об этом?

Я усмехнулась.

— Нет ничего плохого в том, чтобы немного сойти с ума, — подмигнула ему, когда две женщины остановились перед моим столом.

— Здравствуйте, — весело сказала я.

Они кивнули и вернулись к просмотру моих картин. В действительности это было отвратительное чувство, когда незнакомые люди внимательно изучали мою работу, и я была рада, что не показала свою самую личную часть. Ничего не сказав, они пошли дальше.

— Не беспокойся об этом, — сказал Ки, обнимая меня за плечи. — Будут и те, что с лучшим вкусом.

— Думаю, ты можешь быть немного предвзятым.

— Возможно, так и есть. Я ничего не понимаю в искусстве, но мне нравится твое, и ты разве не об этом говорила? Нравится то, что ты видишь?

— Да, но если я планирую что-то продать, мне нужно больше, чем тот факт, что моему парню нравится увиденное другими.

После того, как многие люди отвергли мою работу, появились сомнения, которые давили на меня. Было несколько комплиментов от более добрых посетителей, но я ничего не продала. Две соседние палатки по обе стороны от меня закрывались. Там продавали свечи и мед. Я видела, как возводится сцена для готовящейся живой музыки, и в пивной палатке были очереди жаждущих вечерних развлечений людей.

— Может, начнем собираться? — спросила я Ки.

Мое сердце упало, когда Джейкоб подошел к моему столу. Меньше всего в этом городе я хотела видеть его. По крайней мере, Трента с ним не было. Небольшое милосердие.

— Вижу, продажи идут успешно? — спросил он, ухмыляясь.

— Джейкоб, проваливай, — потребовал Ки.

Джейкоб поднял руки, словно под арестом.

— Эй. Я просто смотрю на работы Эмерсон. Должен сказать, что они довольно жалкие, — со смешком он повернулся и ушел прочь.

Его слова глубоко задели, хотя мне было плевать на его мнение. Это была моя мечта, и сегодня удача была не на моей стороне.

— Привет, — передо мной появилась пожилая женщина, которая выглядела как классическая бабушка в американских фильмах, которые я смотрела. У нее были светло-седые волосы, затянутые в низкий пучок, и она тепло улыбнулась мне и Мереки.

— Привет, — сказала я, надевая свое счастливое лицо.

— Это все твое? — спросила она, наклонившись вперед, чтобы получше рассмотреть.

— Да, мэм.

— Можешь немного рассказать об этой?

Откинув назад плечи, я сделал глубокий вдох.

— Я рисую то, что чувствую к вещам, которые вижу, — сказала я с максимальной уверенностью, как могла. Это был лучший способ описать мое творчество. Я взяла один из моих рисунков. — Этот был вдохновлен рекой, но надеюсь, что я передала мир, который заставил меня смотреть, как мой парень там рыбачит.

Она подвинула очки поближе к носу и поднесла рисунок к лицу. Судя по тому, как она его изучала, я решила, что она эксперт. Ее одобрение значило бы так много, и я знала, что хочу сделать. С резкими словами Джейкоба, грохочущими в моей голове, я потянулась за своей сумкой, вытащила альбом, повернулась к своему автопортрету, держа его вруках.

— Поменяла решение? — удивленно спросил Ки.

Я пожала плечами, не в силах взглянуть ему в глаза, когда показала его женщине.

— Это то, над чем я работала какое-то время.

Как только она коснулась рисунка, я хотела убрать его от нее.

— Все нормально, — она накрыла мою руку своей и осторожно отодвинула ее. — Я буду очень осторожна. Обещаю.

С огромным комом в горле я неловко переступала с ноги на ногу. Я не хотела, чтобы такое личное видел кто-то кроме Мереки.

В итоге она посмотрела на меня, и я удивилась, увидев ее неясный взгляд.

— Это ты?

Я кивнула.

— На самом деле я не понимала, что рисую, пока не закончила.

Ее взгляд сфокусировался.

— Ты показала здесь нечто особенное. Я чувствую, что знаю о тебе гораздо больше, просто взглянув на этот рисунок, — она посмотрела на него снова. — Это удивительно! Безусловно, тут есть большая надежда и сила.

— За это можно поблагодарить моего парня.

Она протянула руку и пожала мою, потом руку Мереки.

— Мадлен Гибсон. Я покупаю картины у австралийских художников и продаю в своей галерее в Мельбурне.

Я и Мереки посмотрели друг на друга широко раскрытыми глазами.

— Эмерсон, а это мой Мереки. Очень приятно познакомиться, Мадлен.

Она улыбнулась.

— Знаю, кому это понравится. Я хотела бы купить ее, если ты готова продать. За пятьсот долларов.

Я прижалась к Мереки, не уверенная, смогут ли ноги удержать меня. Это было больше денег, чем я могла представить, и это была такая невероятная честь, но я не понимала, что чувствую, расставаясь с таким личным.

— Можно нам минутку подумать? — спросила я.

— Конечно, — ответила она. — Я вернусь позже. Не торопитесь.

После нескольких мгновений безучастного взгляда на место, где она стояла, и с тысячей летающих мыслей в моей голове, я повернулась к Ки. Широкая улыбка осветила все его лицо, а гордость засияла в глазах.

— Когда нам было десять лет, ты сказала, что мечтаешь стать художницей и зарабатывать этим, – он положил руки по обе стороны от моего лица. — И твоя мечта была одобрена экспертом.

Я вздохнула. Как будто продаю часть себя, которую никогда не смогу вернуть.

— Думаю, тебе нужно это отпустить и осветить чужой мир, — он слегка поцеловал меня в губы и посмотрел на мое лицо. — О чем задумалась?

— О том, что Джейкоб не увидел, как я продаю свою первую картину, — я ущипнула себя за нос. — Ужасно так говорить?

Он покачал головой.

— Джейкоб – никто. Забудь о нем.

— Люблю тебя, — сказала я. И сделаю это.

— Я тоже тебя люблю, — он снова поцеловал и обнял меня. — Поздравляю, детка. Твои мечты уже сбываются.

С тех пор, как я начала создавать картины из камней, то чувствовала, что жизнь как-то меняется, словно большая для моего понимания сила работает, направляя мое сердце и руку. Своим щедрым предложением Мадлен предлагала мне больше, чем деньги. Она подарила мне абсолютную уверенность в выбранном пути. Впервые в жизни я не сомневалась в своей способности воплотить в жизнь самые смелые мечты. В тот момент я почувствовала себя легкой, как перышко, парящим высоко над всем негативом, через который мне пришлось пройти, и я знала, что у меня нет другого выбора, кроме как продать рисунок. Я должна отпустить его, освободить его, чтобы он открыл мне мир.

Мадлен вернулась и выжидающе посмотрела на меня.

— Я дала вам достаточно времени?

Я кивнула.

— Я решила продать вам мою картину.

Ее глаза загорелись.

— Это замечательная новость, — она открыла свой тонкий коричневый кожаный кошелек, достала пять хрустящих стодолларовых купюр и протянула их мне.

Я посмотрела слева от Мадлен, где с пивом в руках стояли Джейкоб с Трентом. Их глаза были как блюдца, глядя на деньги.

Я промолчала, но почувствовал глубокое удовлетворение от того, что они оба стали свидетелями этого момента.

— Я надеюсь когда-нибудь тебя увидеть, – сказала Мадлен. — Есть планы приехать в город?

— Я и Ки надеемся немного попутешествовать после выпуска, а потом поехать в Мельбурн, — я гордо взглянул на Ки. — Он собирается учиться на инженера, а я подала документы в Национальную художественную школу.

— Это прекрасно. Я абсолютно уверена, что у вас очень светлое будущее, — она дала мне блестящую белую визитную карточку. — Пожалуйста, приходите ко мне в галерею, когда будете в городе. Я была бы рада помочь вам любым способом, которым могу, – она указала на карточку. — Здесь адрес, — совершенно взволнованная, я быстро взглянула и осторожно положила ее в карман.

— Обязательно, — сказала я, восторженная тем, что у меня теперь был контакт в мире искусства.

Когда мы попрощались с Мадлен, Джейкоба и Трента уже не было. Если бы не тот факт, что у меня были все эти хрустящие бумажки и ее визитка в кармане, я могла бы подумать, что это все не по-настоящему. Как будто она появилась ниоткуда и исчезла в облаке дыма. Я покачала головой, не зная, что с собой делать. Поворот на сто восемьдесят градусов сегодня потряс меня до глубины души.

Я почувствовала, как он обнимает меня.

— Я говорил тебе, детка.

— Да, ты очень умный, — обняла его и хотела насладиться моментом, успешно отталкивая ощущение, что все было слишком хорошо для правды.

Часть меня сожалела, что отказалась от своего самого личного творения, потому что это было существенным напоминанием, как все трудности в моей жизни сделали меня тем, кем я была – сильной и любимой. Однако, большая часть меня была горда и счастлива. Я продала свою первую работу. У меня появился фантастический контакт и Мереки был рядом. Я бы сосредоточилась на таких вещах.

Потребовалось немного времени, чтобы собрать палатку, после чего мы шли рука об руку к музыке. Это был теплый, поздний весенний вечер, и я вздохнула, чувствуя запах лета в воздухе. Это должно было быть незабываемое лето.

— Нью-Йорк, потом Париж? — спросила я, похлопывая по карману и пытаясь выглядеть серьезной. — У нас теперь есть пятьсот баксов.

— Париж, потом Нью-Йорк, — подмигивая, ответил он.

Мы с Мереки часто говорили о путешествиях за границу. Однажды мы говорили о городах, которые видели только в фильмах и книгах. Париж был на первом месте в списке художников, но я всегда настаивала, чтобы мы сначала отправились в Нью-Йорк, потому что знала, насколько Мереки понравится там со знаменитыми небоскребами. Когда-нибудь мы собирались увидеть мир и расширить наши горизонты, и планировали сделать это вместе.

— Как хочешь отпраздновать? — спросил он, взяв мою сумку и набросив ее через плечо. — Останемся здесь и послушаем живую музыку?

Я покачала головой.

— Просто хочу побыть наедине с тобой у реки, наблюдая за закатом.

— И кто теперь романтик? — спросил он, прижимая меня ближе.

— Не могу дождаться отъезда из этого города, но я буду скучать по нашему месту у реки, поэтому хочу максимально использовать его, — я остановилась и обняла его за шею, потерявшись в темноте его глаз. — Это место привело меня к тебе.

Глава 10

Подойдя с Мереки к реке, мы сели на траву, и я прижалась к нему.

— Давай договоримся возвращаться сюда в этот день на закате каждые пять лет, несмотря ни на что, — сказал он, глядя на горящий оранжевый шар, спускающийся к горизонту. — Девятнадцатого ноября. Я бы предложил делать это каждый год, но думаю, что это нереально, и не хочу возвращаться сюда так часто. А ты?

— Разве ты не хочешь навещать своих родителей?

Он пожал плечами.

— Они могут приезжать к нам в город.

Я помолчала несколько минут, размышляя. Четыре маленьких слова. Они могли ничего не значить, но в тот момент для меня, они значили все.

— Мне не нравится, как ты сказал «несмотря ни на что», как будто когда-нибудь может быть причина, по которой мы не будем вместе.

— Это то, о чем ты подумала про мои слова? — он спросил, качая головой. — Разумеется, мы будем вместе. Я просто имел в виду, кто знает, что мы будем делать и где, через пять лет. Нам будет двадцать три года и, скорее всего, мы закончим учебу. Надеюсь, я буду большим специалистом в большой инженерной фирме, а ты будешь заниматься крупными выставками.

Я засмеялась над красивой картиной, которую он нарисовал.

— Ну, если ты так говоришь…

— Я просто думаю, что мы всегда должны помнить, что это означает для нас, и вернуться туда, где все началось. Мы расскажем реке обо всех интересных вещах, которые произошли с момента нашего отъезда.

Я встала на колени и обхватила его руками за шею.

— Это замечательная идея. Давай сделаем это, — я поцеловал его в губы, прежде чем отступить, встретив его взгляд. — Итак, через четыре дня после моего двадцать третьего дня рождения, мы оба будем смотреть на закат, несмотря ни на что.

Никто и ничто не помешает нам.

Было поздно, когда мы ушли от реки и направились домой. Подойдя к небольшому ряду магазинов в нескольких улицах от его дома, все тело Ки напряглось. Его хватка на моих плечах стала сильнее и участился пульс.

— Что случилось?

— Не уверен, но кажется, я видел кого-то впереди перед молочным баром.

Луна и несколько мерцающих уличных фонарей давали возможность увидеть, но я никого не заметила. Мы продолжили путь, но, когда бродячая собака залаяла, я схватилась за сердце.

— Вот черт.

— Видимо, просто собаки, — сказал Ки, выдыхая. Его крепкая хватка ослабла, когда мы ускорились, желая вернуться домой. — Проваливай, — прорычал он, махнув рукой, когда одна из собак подбежала ближе.

— Думаю, я только что потеряла несколько лет своей жизни, — сказал я, потирая грудь.

— Успокойся, Калимна, – он поцеловал меня в макушку. — Просто пойдем.

Прежде чем мы сделали еще шаг, сильная рука схватила меня за руку, а сумка была сорвана с плеча. Сердце ушло в пятки. Меня оттащили от Ки. Я споткнулась, отбиваясь, когда меня тащили вниз по маленькому переулку между молочным магазином и парикмахерской. Там были мужчины, но я их не рассмотрела, потому что меня ударили об кирпичную стену. Я могла разглядеть только тени. Их было трое? Четверо? Я слышала крики Мереки, но не могла разобрать слова, когда кровь шумела в моих ушах.

Большая и грубая рука закрыла мне рот. Когда я втягивала воздух через нос, почувствовала запах дешевой выпивки. Я хотела закричать, но у меня пересохло в горле, и я с ужасом подумала, что умру именно так.

— Черт! Отпустите ее, нахрен! — кричал Мереки.

Меня поглотил страх. Я хотела увидеть его, но больше всего – чтобы он ушел. Я не хотела, чтобы он пострадал, пытаясь спасти меня, но знала, что нет никаких шансов, что он уйдет. Я с яростью отбивалась, но это было безуспешно. Кто бы это ни был, он слишком силен, и я просто тратила энергию, пытаясь убежать.

— Деньги, — сказал один из мужчин.

Они могли их получить. Только чтобы Мереки не пострадал.

Рука больше не закрывала мой рот, и я закричала.

— Уходи, Ки. Пожалуйста, уходи, — я не хотела ничего другого. — Пожалуйста, отпустите его. Делайте со мной, что хотите, но не трогайте его, — его жизнь была для меня важнее всего на свете.

Меня резко толкнули в спину, я ударилась коленями о грубый гравий и упала вперед. Мои руки были за спиной, а лицо касалось земли.

— Калимна, все в порядке, — в его голосе слышалось отчаяние, после чего последовал удар и стон. Я повернула голову, взглянув боковым зрением. В лунном свете я увидела его окровавленный нос и один закрытый глаз. У меня не получалось не смотреть на него.

— Заткнись, маленькая сучка, — меня ударили по затылку и, стоя на коленях, я почувствовала, как он раздвигает мои ноги. Боже. Он собирался изнасиловать меня на глазах у Ки. Этого нельзя допустить.

— Пожалуйста, не причиняй боль Ки, — я отчаянно пыталась снова повернуть голову, но теперь одна из его рук давила мне на затылок. Другой поднимал мою юбку и срывал нижнее белье.

— Не трогай ее, — взревел Ки. — Пожалуйста, не трогай ее.

Человек позади меня пугающе молчал. А мое сердце забилось, желая, чтобы Мереки ничего не говорил. Они снова сделают ему больно.

Нападавший сорвал с меня трусы, и я закрыла глаза, желая, чтобы мой разум отключился. Я подумала о рисунке, который продала сегодня – дорожная карта к свету. Как я могла его продать? Изображения закружились в моей голове. Обычно они были ясными, но теперь они были беспорядочными, хаотично превращаясь в размытое и непонятное шоу ужасов.

Странный рев вернул в ужасающую реальность, и меня прижали весом, по крайней мере, вдвое больше, чем раньше.

— Калимна, я спасу тебя, — голос Ки был так близко к моему уху и его слова вернули мне надежду. — Я люблю тебя.

Потом он исчез, и в моем сердце появился страх из-за всего, что я когда-либо испытывала. Казалось, что с каждой секундой жизнь покидает меня.

— Ки! — крик умер в горле после удара по голове, и меня поглотила тьма.

Я летела над безжизненным телом, с ужасом наблюдая лужу крови вокруг, парализованная замешательством и страхом. Возможно, я кричала или вообще ничего не делала. Кто-то определенно кричал, но здесь больше никого не было. Это происходит, когда ты мертв? Где я была? Мое зрение было размытым и неясным, поэтому я закрыла глаза, впуская забвение.

Боль.

Единственное, что я могла чувствовать. Что-то не так. Я была полностью дезориентирована, прежде чем попытаться открыть глаза. Чувствовала неизвестные запахи, и мой мозг пытался их опознать – сосна, лимон и отбеливатель. Я лежала на кровати – простыни были не мягкими и холодными, и тогда я услышала писк. Откуда-то шли звуковые сигналы, но мой затуманенный мозг не мог этого понять. Мне нужно открыть глаза, но я боялась. Мои веки словно щиты от того, с чем я собиралась встретиться. Я надеялась, что они останутся закрытыми. Тогда никто меня не увидит. Я могу спрятаться.

— Эмерсон.

Я не узнала голос, поэтому демонстративно сжала глаза.

— Эмерсон, — я снова услышала женский голос. — Можешь открыть глаза?

Она звучала дружелюбно.

Мой разум наполнился страхом. На краю сознания был намек на что-то очень болезненное, но я оттолкнула его. Ни за что.

Дезинфицирующее средство. Это то, чем я пахну. Жесткие простыни. Звуковые сигналы.

Боже мой. Я была в больнице. Почему я тут оказалась? Открыв глаза, я встретилась с серьезной, но дружелюбно выглядящей женщиной в униформе с бейджем.

— Милая, как ты себя чувствуешь? — спросила медсестра Марина.

— Как я сюда попала? — проворчала я и морщась, удерживая свой вес на локтях.

— Милая, просто отдыхай, — она положила руку мне на плечо и нежно подтолкнула назад. — Тебе это необходимо. Морфин должен помочь в этом.

Мой взгляд неуверенно скользили по телу.

— Что со мной произошло, и где мой парень?

— Произошло нападение и тебя ударили по голове, — она положила руку мне на плечо. — Полиция хотела бы произвести допрос как можно скорее.

— Полиция? – спросила я и сердце выскочило из груди.

— Они просто хотят узнать о произошедшем, чтобы найти виновных.

Когда я снова открыла глаза, то плыла над своей больничной койкой, и все, что могла делать, это наблюдать свой сон.

Дверь открылась и, к моему облегчению, Марину, дружелюбную медсестру, теперь сопровождал Мереки. Переполненная радостью и отчаянно пытаясь позвать его, я не могла вымолвить и слова.

— Проснись! — я кричала на спящую себя. — Эмерсон, проснись. Мереки здесь, чтобы увидеться с тобой.

Пока Марина поправляла простыни и заполняла мою карту, Ки стоял у моей кровати, пристально глядя на меня своими красивыми, любящими глазами. Мне было очень приятно знать, что, когда я проснусь, он будет рядом, чтобы держать меня за руку и говорить, что все будет хорошо. Мы могли бы вместе поговорить с полицией и найти способ жить дальше. Мне просто нужно проснуться.

Часть 2

Глава 11

Настоящее

— Привет, милый. Я дома, — говорю, хлопая входной дверью так сильно, что она вздрагивает.

Мереки не поворачивается ко мне. Я научилась просто быть благодарной, что он все еще здесь, когда каждый раз, приходя домой, задаюсь вопросом, не сегодня ли он уйдет навсегда. Я научилась принимать душераздирающее ожидание и радоваться подарку каждого дня, но это не значит, что мне легче, когда он так откровенно игнорирует меня. Я найду способ это изменить.

— Пойду в ванную, — говорю я, нарушая гнетущую тишину. Направляюсь в спальню, снимаю испачканную мукой одежду и принимаю душ. Мне нужно мыть голову каждый день. Это профессиональный риск зарабатывать на жизнь выпечкой.

Помывшись, я собираю разбросанную одежду и складываю ее в корзину для белья. И тут замечаю камешек на полу. Я была в беспорядке, но, к счастью, Кэрри не заметила, что я плакала, когда вернулась на работу. Один маленький камешек, ответственный за такие душевные страдания. Видимо, он выпал из кармана, и я быстро поднимаю его, проводя большим пальцем по поверхности.

Когда я возвращаюсь в гостиную, Мереки выглядит совершенно измученным, но все еще потрясающе красивым и все еще моим. Он не смотрит на меня, но я все равно сажусь рядом.

— Помнишь день, когда мы встретились? — спрашиваю я, сжимая камешек в кулаке. Привлечь его внимание в последнее время становится практически невыполнимой задачей.

Он кивает, но не улыбается и даже не смотрит на меня. Я любила этого человека больше половины своей жизни и ненавижу то, что с нами стало. Это не то, чего я хотела.

— Я вспоминаю те дни у реки, когда мы были детьми.

Ничего.

Он закрывается от меня, и я задыхаюсь.

Прежде чем я успеваю еще что-то сказать, он встает и выходит за дверь. Ни взгляда, ни простого «прощай» – он просто уходит, и мое всегда наполненное надеждой сердце получает еще один удар.

Вместо того чтобы сосредоточиться на том, куда он ушел или, когда вернется, я провожу вечер за чтением. По крайней мере, я могу позволить своему разуму увести меня от мрачной реальности.

Когда я ложусь спать, он все еще не вернулся. К сожалению, я привыкла спать одна, но знаю, что, когда проснусь, он будет рядом, потому что мы любим друг друга на уровне, который сильнее всего остального.

Когда я просыпаюсь на следующее утро, Ки уже ушел. Он так много работает, и я уверена, что он быстро поднимется по карьерной лестнице. Я знаю, что скоро он уедет и его это радует. Я буду далеко от тех мест, куда приведет его работа.

Потянувшись к тумбочке, я беру нашу фотографию в рамке. Мать Мереки сфотографировала меня у них дома в день моего одиннадцатилетия. Понимая, что моя собственная мать, вероятно, даже не вспомнит о моем дне рождении, она пригласила меня на ужин и испекла торт. Я уже собиралась задуть свечи и загадать желание, когда Ки обнял меня за плечи. У нас были самые большие улыбки. Это был идеальный момент, и я так благодарна, что он был запечатлен.

Я рассеянно провожу пальцем по фотографии, прослеживая сильный профиль Ки, все еще пораженная тем, насколько сильно уже тогда он заботился обо мне.

В итоге я вылезаю из постели, собираю волосы в пучок и собираюсь на работу. Моя утренняя поездка на поезде в город занимает около двадцати пяти минут, и я обычно провожу это время за чтением. Сегодня я достаю из сумки гладкий белый камешек и смотрю на него. Я сосредоточилась на нем, вытащила клочок бумаги, положила камешек и обвела его карандашом. Словно повинуясь инстинкту, я начинаю затенять его. К тому времени, когда поезд прибывает на мою остановку, я зарисовываю бумагу фигурами разных размеров, некоторые из них затемнены, а от других остались просто очертания. Я сосредоточилась на этом с колотящимся сердцем.

По дороге со станции на работу я собираю еще несколько камешков, которые попадаются мне на глаза, и кидаю их в сумку. Каким-то образом от них мне становится легче.

Мое утро – сплошное пятно из выпечки, глазури и украшений. Мне нравится творческая сторона этой работы, и Кэрри позволяет мне импровизировать с кексами, которые мы продаем в магазине. Заказы обычно очень специфичны, но мне нравится, когда покупатель консультируется с нами по поводу дизайна и цветового вдохновения. Сегодня утром я потратила несколько часов, делая сто двадцать бабочек разного размера из розовой помадки, после чего положила их в форму и оставила сушиться в заранее подготовленной фольге. Когда все приготовлено, они похожи на красивый шквал крылатых и готовых к полету красавиц.

Вместо того чтобы направиться в парк в обеденный перерыв, я иду прогуляться. Пытаюсь убедить себя, что у меня нет цели, но остановившись перед художественной галереей, точно знаю, для чего я там. Услышав о занятиях Джоша по арт-терапии, я не могу перестать думать о них. Почему сейчас? Я бросила искусство много лет назад и думала, что успокоилась. Думая об этом теперь, понимаю, что я сделала все, чтобы избегать этого.

У галереи в парке ухоженный фасад. Кирпичная кладка вокруг большого окна выкрашена в темно-красный цвет. Несколько мольбертов установлены по другую сторону стекла, и я подхожу ближе, чтобы лучше рассмотреть. То, что заставляет меня удивиться – набросок мужского лица. Половина идеально нарисована с такими мелкими деталями, словно фотография, а другая половина в основном затенена и переходит к краю, полностью ее искажая. Прежде чем я успеваю посмотреть поближе и прочитать имя художника, дверь в задней части галереи открывается. Не знаю почему, но я не хочу, чтобы меня здесь увидели. Убегаю, что иррационально, но инстинктивно, а я больше не борюсь с инстинктами.

Работа заканчивается в пять, но предлагаю остаться и почистить духовки. Кто так делает? Возможно, я просто убиваю время, но нужна уборка, а мы всегда слишком заняты в течение дня для этого. Взглянув на настенные часы, понимаю, что скоро начнется урок Джоша. Кэрри всегда говорит, что я могу взять любой не проданный кекс, но я редко это делаю. Сегодня я упаковываю их в маленькую коробку и закрываю.

Сара Холланд – потенциально важная клиентка, а Джош – ее сын, поэтому говорю себе, что делаю это для помощи бизнеса Кэрри. В моей голове это звучит так допустимо – как будто у меня нет другой причины.

Я превосходная лгунья.

Я иду по улице, напевая мелодию, застрявшую у меня в голове. Не знаю название этой приставучей песни. Это позволяет мне изображать беззаботность. Но мой желудок скручивается в узел, когда вижу Джоша на тропинке у двери галереи держащего ящик под мышкой. Я слишком близко, чтобы уйти, но замедляю шаг и делаю все возможное, чтобы успокоиться.

Когда я оказываюсь всего в нескольких футах от него, он смотрит в мою сторону и улыбается.

— Эмерсон, – говорит он, вытаскивая ключ из кармана. — Ты придешь на мое занятие?

Балансируя с коробкой с кексами в одной руке, я прижимаю другую руку к животу, чтобы немного ослабить напряжение.

— О нет, — говорю я, хмурясь и качая головой. — Я просто подумала, что тебе и твоим ученикам это может понравиться, — я отдаю ему коробку. — Это остатки, которые собирались выбросить.

Балансируя коробкой в одной руке, Джош опускает ящик с художественными принадлежностями на землю.

Его глаза загораются, когда он поднимает крышку.

— Большое спасибо.

Я нервно переминаюсь с ноги на ногу.

— Надеюсь, они понравятся.

Кивком головы он указывает на дверь.

— Ты уверена, что не хочешь посетить мой урок сегодня вечером? Можешь просто заглянуть и узнать, нравится ли тебе это.

Какая-то часть меня хочет закричать «да», притягивая художественные принадлежности и счастливые детские воспоминания, но я этого не делаю. Качаю головой.

— Мне пора домой. Может, в другой раз.

Он разочарованно пожимает плечами.

— Что ж, еще раз спасибо за кексы.

Я начинаю уходить, оставляя Джоша там, где нашла, только теперь он придавлен кексами и растерянным взглядом.

Ругая себя за глупость, я ускоряю шаг, решив с этого момента избегать галереи. Он, наверное, думает, что я сумасшедшая, и никогда его больше не увижу. Потом он зовет меня по имени.

Встав как вкопанная, я медленно оборачиваюсь.

— Не хочешь как-нибудь выпить кофе? — спрашивает он.

Меня охватывает восторг. Прошло много времени с тех пор, как я чувствовала что-то подобное, и это было связано с Ки.

Разумеется, я не могу согласиться, поэтому вежливо отказываюсь. Свет исчезает из его глаз, когда я второй раз за вечер отвергаю его. Мне больше нечего сказать, и я продолжаю в одиночестве идти домой.

Глава 12

— Привет, милый. Я дома, — каждый день говорю одно и то же, но на этот раз только шепотом. Я говорю это больше себе, чем ему.

Быстро прохожу по маленькой квартире, на ходу включая свет. Когда я добираюсь до двери в спальню, на балконе стоит Мереки.

Он стоит ко мне спиной, но от одного его вида мне становится теплее. Он есть, всегда был и всегда будет моим всем.

Открыв стеклянную дверь, я выхожу и становлюсь рядом с ним у перил.

— Ты здесь, — я подавляю рыдания, как всегда радуясь его появлению.

Есть вещи, которые я должна сказать, которые годами не произносила вслух. Я не позволяю себе даже думать о них.

— Такое чувство, что ты больше не хочешь быть здесь со мной, и я не знаю, что делаю не так. Даже когда ты здесь, я скучаю по тебе, — из груди вырывается громкий вздох. Когда я не получаю никакой реакции, спрашиваю: — Ты слышишь меня, Мереки?

Он ничего не говорит, но я вижу печаль в его глазах. Он не знает, что сказать, чтобы эта пропасть из страданий между нами исчезла.

Я не давлю. Когда мы росли вместе, общение всегда было особенным. Мы могли сказать, о чем думает другой, не произнося слов. Но теперь все иначе.

Я разочарованно выдыхаю, прислоняюсь к перилам и подаюсь вперед, сосредоточившись на открывающемся внизу виде. Несколько бродячих кошек дерутся у мусорных баков, и я хочу, чтобы они перестали. На прошлой неделе я отвезла одну из них к ветеринару, и счет составил почти недельную зарплату. Ронни, наш сосед снизу, закуривает сигарету на балконе, и я машу рукой перед лицом, когда дым поднимается ко мне. Я всегда ненавидела запах сигаретного дыма.

Не знаю, сколько времени прошло, но, когда дрожь от прохладного ночного воздуха возвращает меня к реальности, замечаю, что Мереки вернулся в дом.

Я чувствую себя опустошенной, растерянной и раздосадованной. Он ускользает от меня, и я не знаю, как остановить этот поезд, прежде чем мы разобьемся и сгорим. Я не могу жить без него, и знаю, что, если он действительно уйдет, я умру от разбитого сердца.

Смахнув текущие по щекам слезы, я возвращаюсь в спальню и раздеваюсь. Быстро принимаю душ, чищу зубы и переодеваюсь в простую хлопковую пижаму, прежде чем лечь в постель. Я не просто одна. Я одинока. Я хочу вернуть своего лучшего друга. Я хочу вернуть своего любимого.

Как всегда, сон дается нелегко. Рыдания сотрясают мое тело, пока, к счастью, усталость не овладевает мной и затягивает вниз.

В какой-то момент ночью я просыпаюсь и чувствую его теплое тело так близко к моему. Я хочу протянуть руку и коснуться его, но не делаю этого. Смотрю в потолок и вспоминаю наш первый поцелуй. Мы уже были так сильно влюблены.

Кровать пустая, когда я опять просыпаюсь. Он снова покинул меня.

Глава 13

Когда я прихожу на работу в пятницу утром, у двери лежит конверт с моим именем. Внутри изящно детализированный рисунок одного из оставленных кексов, и подписанный от Джоша Холланда. Я знаю, что так он по-своему выражает благодарность.

В следующий четверг я остаюсь до половины седьмого. Затем упаковываю непроданные кексы, в том числе мой любимый – с карамельной бабочкой наверху, и оставляю возле галереи.

Я не доверяю тому, что Джош заставляет меня чувствовать, поэтому прихожу туда пораньше, чтобы не столкнуться с ним. Он – риск, а я никогда не рискую ни телом, ни сердцем, ни душой. Это принадлежат Мереки, и ничто этого не изменит.

Но я хочу еще один рисунок Джоша и, разумеется, на следующее утро под дверью меня ждет еще один конверт. На этот раз это нежная бабочка, взрывающаяся цветом.

В последующие месяцы я почти каждый четверг оставляю коробку кексов у дверей галереи. Каждый раз, когда я это делаю, знаю, что на следующий день под дверью кондитерской будет конверт с моим именем. Внутри будет красивый рисунок. Рисунки каждый раз разные и кажутся случайными, но они пробуждают что-то глубоко внутри меня. Интересно, они как-то связаны друг с другом, или каждый из них был вдохновлен чем-то, что он видел в тот день. Это напоминает мне о том, как сильно я любила создавать картины, потому что могла рассказать историю, когда у меня не было слов. Я аккуратно кладу их между страницами купленного альбома, в котором еще не рисовала.

Возвращаясь домой, я убираю их в коробку из-под обуви, стоящей в шкафу рядом с большой стеклянной банкой для моей новой коллекции камней. И то и другое приносит ощущение цели и проблеск надежды. И оба напоминают о моем прошлом.

Несмотря на то, что я не видела Джоша всю зиму, я чувствую усиливающуюся связь с ним через его рисунки. На каком-то уровне началась новая дружба. Джош понятия не имеет, что его еженедельные рисунки стали спасательным кругом, отчаянно пытаясь освободить меня от моего унылого и серого существования.

И мне нужно освободиться. Каждый день Мереки проводит со мной все меньше времени, и одиночество, с которым я так упорно боролась, сковывает меня, словно веревка вокруг горла, пока я полностью не уничтожена этим.

Я никогда так не нуждалась в крыльях, как сейчас.

Глава 14

Банка с камешками в моем шкафу теперь заполнена. Мне надо решить, найти новую банку или сделать то, что я подсознательно планировала уже несколько месяцев. Эта мысль пришла ко мне, когда я нашла камешек возле дома Сары Холланд после встречи с Джошем. Это вернуло мне некоторые очень приятные воспоминания, поэтому надеюсь, что это будет ключом к работе через мои отношения с Ки.

Рисунок, который я получила сегодня утром от Джоша, подстегивает меня, и мысль о том, что это набирает силу, заставляет мое сердце биться быстрее. Это абстрактный рисунок, в отличие от большинства ранее полученных. Он уловил движение в струящихся линиях. Это заставляет думать о реке у дома, где мы с Ки провели так много времени вместе, и это кажется знаком.

Как обычно, Ки не приходит домой, пока я не ложусь спать в пятницу вечером, и уже встает, когда я просыпаюсь. Зная, что он будет в гостиной, я облачаюсь в джинсы и бледно-желтую рубашку с короткими рукавами, которую давно не надевала. Желтый – счастливый цвет, и я приветствую новый сезон.

— Хочу кое-куда тебя отвести, — говорю я, входя в гостиную и обнаружив, что он сидит на диване, уставившись перед собой на пустой экран телевизора. Он переводит взгляд на меня, вопросительно выгибая брови, но все же поднимается с дивана, и мы выходим из квартиры. Даже когда злился, он никогда не мог мне отказать, и я стараюсь не злоупотреблять этим.

Ки просто смотрит в окно, поэтому мы едем молча. Я провожу время, думая о первых днях нашей дружбы у реки. Тогда мир казался полным надежд и возможностей. Это были самые счастливые дни в моей жизни.

Возможно, если бы я свободнее говорила о тех днях, вместо того, чтобы закрываться, когда наш мир развалился, все могло быть по-другому. Приехав в город, я должна была следовать за своими мечтами, не позволяя им умереть.

Не уверена куда направляюсь, но знаю, что река протекает через пригород недалеко от того места, где мы живем. Учитывая, что мы оба выросли, проводя так много времени у воды, досадно, что мы избегали этого.

Я паркуюсь на тихой улице в конце тупика. Прижимая банку с камнями к груди, выхожу из машины и жду Ки. Он смотрит на банку и хмурится.

— Доверься мне, — говорю я, направляясь к тропинке. — Все будет идеально.

Не в силах сдержать волнение, я бегу трусцой, оставляя Ки позади. Как я и надеялась, тропинка ведет к красивому парку на берегу реки, и я чуть не кричу от радости, вспоминая тот день, когда много лет назад нашла наше место.

Я жду, пока Ки догонит меня, и мы идем в более уединенную часть парка, дальше вдоль реки. Это не займет много времени, прежде чем я найду идеальное место. Я с легкостью перелезаю через большое бревно, держа в руках банку с камнями. В последнее время было дождливо, поэтому уровень воды выше, а течение быстрое. Воспоминания переполняют мой разум, пока я иду к воде и жду Ки. Я падаю на колени и переворачиваю банку, рассыпая камни по земле. Когда я вижу камешек, с которого началась эта коллекция, наклоняюсь и поднимаю его, с трепетом проводя большим пальцем по его холодной мраморной поверхности. Это фантастическая идея.

Удивляясь, почему Мереки так долго нет, встаю и трусцой бегу обратно.

Потом я вижу, как он неподвижно стоит на другой стороне бревна с поникшими плечами и руками в карманах.

— Что случилось? — спрашиваю я, разозлившись. — Мы можем начать все сначала, Ки. Наша история не закончена, — мой голос дрожит. — Это не может закончиться. Мы можем начать новую историю.

Он качает головой, и подавляемая ярость отзывается у меня в животе. За такое долгое время слишком много боли.

— Почему бы тебе не сделать это для меня? — это похоже на рычание, и я удивлена звуком своего голоса. — Ты сказал, что если я когда-нибудь снова почувствую себя потерянной и одинокой, то должна помнить, что сделана из прочного материала, — я держу гладкий камешек. — И у меня есть дорожная карта к свету, — поднимаю руки. — Я пытаюсь составить еще одну чертову дорожную карту, ублюдок, и никогда не думала, что придется это делать, потому что ты все еще со мной, и ты всегда был моим светом.

Его оглушительное молчание раздражает. Не раздумывая, я бросаю камешек прямо ему в лицо. Он ловко поворачивает голову, и мой идеальный камешек, не попав в цель, исчезает позади. Не знаю, почему он такой упрямый. Он должен знать, что мне это нужно.

Когда он поворачивается и уходит, я остаюсь наедине со своими эмоциями.

— Ненавижу тебя, Мереки, — выкрикиваю я ложь, и он продолжает идти, как будто не услышав.

Перелезая через бревно, я падаю на четвереньки, отчаянно копаясь в грязи и траве в поисках дурацкого, идеального камешка. Когда мои пальцы находят его, новая волна слез прорывается наружу. Я закрываю лицо руками и сажусь на пятки.

Я совсем одна на пустынном берегу реки в каком-то дурацком пригороде и рыдаю как ребенок. Может, я и держу в руках камешек, но я достигла дна.

Ему этого мало? Разве меня недостаточно?

В конце концов, я с трудом поднимаюсь на ноги, сломленная и слишком разочарованная разбитым состоянием, которого не было до прибытия сюда. Возвращаясь к машине с пустой банкой для камней, я пытаюсь решить, хочу ли снова закричать на него и выплеснуть накопившуюся ярость. Его потерянный взгляд принимает решение за меня.

— Мне очень жаль, — говорю я, садясь на водительское место. — Не знаю, что на меня нашло, — я замолкаю, вспоминая ужасные, жестокие слова, сказанные любви всей моей жизни. — Ты же знаешь, я не это имела в виду. Ты знаешь, я люблю тебя больше, чем кого-либо. Верно?

Воздух в машине наполнен болью, невысказанной правдой и жизнью отчаянной любви. Нет никаких подходящих слов, поэтому мы в тишине размышляем в состоянии скорби и замешательства.

В итоге я беру себя в руки, и мы молча едем к нашему дому. Как только я подъезжаю, Ки исчезает за дверью.

Я опускаю голову на руль. Что с нами случилось?

Бежать от этого бессмысленно, так же, как и стоять на месте в надежде на изменения. Я не могу и дальше мучить себя, задаваясь вопросом, почему Мереки нарушает свое обещание – остаться, несмотря ни на что. Я пока не могу зайти туда. Либо скажу еще что-нибудь, о чем пожалею, либо еще больше пострадаю от его сокрушительного молчания, так что вместо этого я катаюсь по городу, пока не чувствую, что готова ехать домой.

Глава 15

Воскресным утром на рассвете Мереки уезжает на два месяца в Сидней для проектной работы. Он пропустит мой двадцать третий день рождения, а я не могу заставить себя поговорить о нашем пятилетнем договоре про возвращение на реку.

— Подожди, — говорю я, останавливая его у входной двери. — Мне нужно кое-что сказать.

Он поворачивается ко мне с каменным выражением лица.

— Так не может продолжаться, — говорю я, избегая его взгляда, смотрю в пол. Это тяжело, но я должна сказать это до его ухода. Хотя бы ради себя. — Я люблю тебя и знаю, что ты тоже, но не могу и дальше надеяться, что все наладится, потому что это не так, — посмотрев на него, показалось, что его взгляд немного смягчился, но его сжатые челюсти и стиснутые зубы говорят о другом. — Нам нужен перерыв, — я едва могу вынести эти предательские слова, но правда часто ранит еще больше, чем ложь, которую мы говорим себе.

Решительно пройдя мимо него, я открываю дверь и прислоняюсь к ней.

— Или все наладится, когда ты вернешься, или все кончено.

Он проходит рядом, кивает и машет мне. Я хочу свернуться на полу. Он не должен был соглашаться на это. Как он мог согласиться, что между нами все кончено?

Демонстративно покачав головой, я закрыла дверь и прошептала:

— Я никогда не попрощаюсь с тобой.

Вчера был необходимый мне звонок. Разложив несколько камешков на земле, я не смогла бы волшебным образом решить ничего между мной и Мереки, но это напомнило мне о горящей внутри страсти. Я так скучаю по этому чувству. Как я могла ожидать, что он останется с непостоянной оболочкой человека? Я знаю, что он любит меня, но он на это не подписывался.

Вместо того чтобы предаваться хандре в квартире, я еду на рынок в южную часть города. В прошлую неделю на работе под дверь просунули листовку, и она привлекла мое внимание. Я легко нахожу парк и ругаю себя, что не пришла сюда раньше. Это живая какофония видов, звуков и запахов.

У меня текут слюнки, когда в нос ударяют соблазнительные ароматы свежеиспеченного хлеба. Не в силах контролировать свои ноги, я иду к палатке, ответственной за реакцию моего тела. От большого выбора, булочек, рулетов и пирожных мой рот наполняется слюной. Классические французские багеты выстроились в ряд в корзинках вдоль прилавка, и полный мужчина с широкой улыбкой, розовыми щеками и черным беретом на голове широко раскинул руки.

— Bonjour, mademoiselle. Ca va? (прим: Здравствуйте, мисс. Как дела?)

— Bonjour, — отвечаю я, мои щеки пылают. У меня всегда было плохо с языками, и я очень хотела ответить чем-то большим, чем просто обычным приветствием.

— Эмерсон?

Я поднимаю глаза и вижу Джоша, стоящего рядом со мной с большим букетом цветов.

— О. Джош, привет, — я переступаю с ноги на ногу. Странно видеть его лично после нескольких месяцев общения с помощью кексов и рисунков.

— Как ты? — спрашивает он, перекладывая огромный букет из одной руки в другую.

— Я в порядке. Хорошо. Я как раз собиралась купить хлеб.

— Вижу, — он смотрит на прилавок, потом снова на меня. – Пахнет потрясающе.

Не уверенная, что это конец нашего разговора, я переключаю внимание на дружелюбного продавца.

— Мне, пожалуйста, легкий ржаной хлеб.

— Отличный выбор, — говорит Джош. — Я тоже возьму один, пожалуйста.

Мы оба благодарим продавца после оплаты и берем завернутые в бумагу наши покупки в нескольких шагах от палатки.

— Ты здесь одна? — спрашивает Джош, оглядываясь вокруг.

Я киваю, пытаясь и, скорее всего, безуспешно, скрыть свою грусть.

— Знаю, что в последний раз, когда спрашивал, ты дала мне от ворот поворот, но я готов рискнуть еще одним отказом. Могу я угостить тебя кофе? — не дожидаясь моего ответа, он продолжает, махнув рукой в другой конец рынка.

— Там новый киоск, где продают бобы. Уверен, они делают кофе на вынос. Я как раз шел туда, когда увидел тебя, — его спокойствие заставляет меня чувствовать себя так комфортно.

— С удовольствием выпью кофе, — отвечаю, не позволяя себе передумать. – Ты любишь рынки? — спрашиваю, когда мы протискиваемся через толпу, проходя мимо различных прилавков.

— Немного, — отвечает он. — А ты?

— Этот мне очень нравится.

Как только Джош заказывает кофе, он поворачивается ко мне, и я впервые вижу проблеск нервозности на его лице, и нахожу это очаровательным.

— Итак. Как твои дела? — спрашивает он.

— Все в порядке, спасибо, — я взмахиваю желтым сарафаном и улыбаюсь, и боюсь, что это выглядит кокетливо. — Мне нравится теплая погода.

Его глаза словно впиваются в меня, и мое тело реагирует. Мне кажется, что я просыпаюсь от долгого сна и хочу, чтобы он прикоснулся ко мне. Это ужасная мысль, и я понимаю, что моя улыбка исчезает. Что со мной не так? Этот человек играет с моим телом, и я инстинктивно делаю шаг назад.

Если он и замечает, то ничего не говорит.

— Может, пройдемся и поговорим? — спрашивает он и я быстро соглашаюсь. Разговор на ходу – это гораздо меньше конфронтации, чем встреча лицом к лицу, где я буду смотреть только на него.

— Мне нравятся твои рисунки, Джош, — говорю я после паузы.

— Мне нравятся твои кексы, — говорит он, подмигивая мне.

— Ты расскажешь мне больше о своих занятиях? Что на самом деле означает арт-терапия?

— Это может означать, то что ты хочешь, чтобы оно означало.

Я изучаю его черты, пытаясь понять, серьезен он или нет. В этом нет никакого смысла.

— Некоторые из моих студентов знают, почему они там и что им нужно, а другие узнают по пути, — он тепло улыбается. — Мне нравится думать, что я помогаю им.

Я контролирую свои движения, потому что то, что он говорит, влияет на меня, и я не хочу, чтобы он знал, насколько.

— Звучит заманчиво.

— В среду начинаются занятия с новой группой, если хочешь, зайди и проверь. Если тебе не понравится, можешь не возвращаться в четверг.

Я делаю глоток кофе, чтобы не отвечать сразу.

— Это то же, что и по вечерам?

Он качает головой.

— Каждое занятие следует за следующим, и я призываю своих студентов посещать оба занятия каждую неделю. Я считаю, что мы можем достичь большего, если между ними не будет целой недели.

— Что конкретно связано с арт-терапией? — спрашиваю я, искренне заинтересовавшись.

— Давай я покажу тебе в среду вечером, — говорит он с кривой улыбкой.

Я встречаюсь с ним взглядом, но там нет и намека на юмор. Я все еще в раздумьях.

— Это определенно возможно.

Следующий час мыбродим вокруг оставшихся палаток, выбирая понравившиеся нам случайные вещи. Я не могу не скупить половину прилавка ларька с шоколадом, а он приобретает большую пачку орехов. Я улыбаюсь больше, чем когда-либо за долгое время, и не хочу, чтобы это заканчивалось. Мы выбегаем из киосков, и я знаю, что скоро мы расстанемся, когда вернемся к палатке с хлебом.

— Джош, спасибо, что составил мне компанию, — говорю я как можно беззаботнее.

Он подходит ко мне и целует в щеку, после чего шепчет на ухо:

— Приходи ко мне на занятия в среду.

У меня перехватывает дыхание, и с губ срывается тихий вздох. Все мое тело в огне, и касаюсь рукой места поцелуя, чтобы охладить румянец, без сомнения пылающий на моих щеках.

Я неуклюже отступаю на несколько шагов и заикающимся голосом прощаюсь.

Уйдя достаточно далеко, чтобы снова дышать, я не могу удержаться и оглядываюсь через плечо. Джош все еще стоит с огромным букетом цветов и смотрит мне вслед.

Глава 16

В среду вечером, с коробкой оставшихся кексов и на нервах, я немного опаздываю на занятия Джоша. Оглядев комнату, насчитала пять студентов разного возраста, сидящих на табуретках в кругу. У каждого мольберт и стол с художественными принадлежностями и небольшой стопкой журналов. Это более неформальная обстановка, чем я ожидала, и атмосфера легкая и радушная.

— Эмерсон, добрый вечер, — глубокий голос Джоша привлекает мой взгляд к передней части комнаты, и я обезоружена его теплой улыбкой. Когда он подходит ближе, мое сердце бьется быстрее. — Добро пожаловать, — говорит он, когда оказывается всего в нескольких футах от меня. — Я надеялся увидеть тебя здесь сегодня вечером.

Я протягиваю ему кексы.

— Не хотела приходить с пустыми руками.

— Спасибо, — он берет коробку, и я стараюсь не вздрогнуть, когда его пальцы касаются моих. — Мы как раз собирались начать.

Выбрав одно из свободных мест, я бросаю сумку под стол и сажусь. Слева от меня – пожилой мужчина с седеющими волосами, справа – девушка примерно моего возраста с черными как смоль волосами.

Джош хлопает в ладоши.

— Ладно. Давайте начнем со знакомства, — он оттолкнулся от стола, на который опирался, и сделал шаг вперед. — Я буду первым, — он широко разводит руками. — Меня зовут Джош Холланд, и я очень рад приветствовать вас на своем занятии. Надеюсь, что это будет, по крайней мере, приятный жизненный опыт, — все ученики кивают, глядя на него, словно он какой-то Бог.

— Давайте посмотрим. Что я могу рассказать о себе? — он бросает быстрый взгляд на потолок. — Мне тридцать один год. Я люблю виндсерфинг и свою собаку Лероя, шоколадного лабрадора.

У меня головокружение при упоминании о его собаке. Я всегда хотела иметь свою.

— Я закончил Национальную художественную школу восемь лет назад, а после получил степень преподавателя, — говорит он. — Работаю художником и провожу разные мастер-классы. Арт-терапия – моя специальность, и я очень увлечен этим, — он хлопает в ладоши. — Это немного обо мне, — подняв брови, он оглядывает комнату. — Был бы рад, если бы вы представились и, если вам удобно, сообщили нам, что надеетесь получить от этого занятия.

Стоявшая ближе всех к Джошу женщина сказала:

— Я – Зои Смит, — говорит она. — Мне сорок четыре года, и я делаю что-то для себя впервые с тех пор, как вышла замуж в двадцать с небольшим и начала рожать детей, — она выглядит усталой, но в ее голосе слышится ярость. — Я больше не знаю, кто я, и надеюсь, что эти занятия помогут мне.

— Спасибо, Зои, — тепло говорит Джош.

— Эрик Дэниелс, — говорит мужчина постарше. — Мне пятьдесят пять, и я детский хирург, — он сжимает руки на коленях.

— Вам необходимо выйти из стресса? — предполагает Джош.

Он качает головой.

— Моя жена недавно скончалась.

— Мне очень жаль, — говорит Джош.

— Искусство было ее страстью, и я понял это только после ее смерти, — его глаза стекленеют, и у меня болит в груди. — Не совсем понимаю, что здесь делаю, но, полагаю, я пытаюсь почтить ее память? Это имеет смысл?

— Разумеется. Я рад, что вы здесь.

Знаю, что теперь моя очередь, поэтому делаю глубокий вдох и встречаюсь взглядом с Джошем.

— Я – Эмерсон. Мне двадцать два, — вздыхаю, не уверенная, насколько правильно рассказываю о своей жизни. — Когда я была ребенком, то хотела стать знаменитой художницей, но где-то по пути у меня пропало это желание, — точно знаю, когда это произошло, но определенно не собираюсь делиться этим.

— Ты здесь, чтобы снова найти это желание? — спрашивает Джош, и в его глазах вспыхивают искры.

Я сажусь чуть прямее.

— Да.

Джош не реагирует на мои слова. Он смотрит мне в глаза, и на мгновение я чувствую себя совершенно беззащитной. Это неприятное ощущение, и я отвожу взгляд, смотря на девушку рядом со мной, надеясь, что она начнет рассказывать о себе.

Видимо, почувствовав мой дискомфорт, она улыбается и поворачивается к остальным.

— Меня зовут Брук, и мне двадцать три. Боже, я старею, — некоторые хихикают, в то время как ученики постарше закатывают глаза и стонут. — Я актриса, — говорит она и встает, чтобы поклониться. — Возможно, я знакома вам по телешоу «Кузены».

На самом деле, я никогда не видела это шоу, но некоторые кажутся расслабленными. Знакомство, видимо, не беспокоило их.

— И почему ты записалась на мои занятия, Брук? — спрашивает Джош.

— Я прослушиваюсь на роль музы для депрессивного художника, так что это как исследование.

— Ну, такое впервые, — хихикает Джош. — Брук, добро пожаловать, — он кивает следующему человеку, привлекательной пожилой женщине.

— Я – Кей Уэджер, — говорит она, очки без оправы сползают на кончик носа, и она поправляет их, прежде чем продолжить. — Сорок лет я работала дизайнером интерьеров, но думаю о новой карьере.

— Продолжайте, — говорит Джош.

— Я бы хотела проводить художественные мастер-классы в доме для престарелых.

— Думаю, это замечательная идея, — говорит Зои. — Моя мать недавно переехала в дом престарелых, и это может быть так уныло.

— Точно, — с энтузиазмом говорит Кей. — Я хочу привнести немного цвета и творчества в их жизнь.

— Это фантастика. Спасибо, Кей, — говорит Джош.

Человек по другую сторону от Брук.

— Меня зовут Тенн, сокращенно от Теннисон. Тридцать лет, и я в разводе, — слово «развод» он говорит, стиснув зубы, и я предполагаю, что это произошло недавно. — Я программист, и моя бывшая жена считала эту профессию неприемлемой и скучной, — его плечи опускаются, когда он делает глубокий вдох. – Наверное, я хочу расширить кругозор и, может быть, стать менее унылым. Без обид, Джош, но делаю буквально все, что могу найти.

Джош смеется.

— Не обижаюсь. Спасибо, что поделился с нами, Тенн. Я не думаю, что ты выглядишь скучно.

Тенн пожимает плечами.

— Спасибо, мужик.

— Ладно, — говорит Джош, заправляя волосы за уши. — Самовыражение через творчество – известный целитель. Выражая себя через искусство, вы можете найти много сфер своей жизни. У всех вас есть причины быть здесь и, возможно, будут причины, о которых вы еще не знаете. Вот что так волнует в этих занятиях.

Часть меня хочет встать и убежать. Как бы ни была волнующей мысль о том, чтобы снова заняться рисованием, я не нуждаюсь в этой психотерапевтической бессмыслице.

— Начнем с простого упражнения. — Джош подходит к столу и перебирает бумагу. — Это просто поиск точек соприкосновения, но это тоже важно для того, что мы здесь делаем, — говорит он, глядя на меня.

Я хочу оглядеть комнату, но не могу перестать смотреть на Джоша. Его зеленые глаза горят страстью. Я знаю этот взгляд – это взгляд человека, который любит то, что делает со всей душой.

— Любовь и ненависть. — Джош передает каждому ученику по два чистых листа белой бумаги. — У вас две минуты, чтобы выразить эти эмоции, используя черные чернила и кисти, — он улыбается, протягивая мне мою. — Используйте некоторое время, чтобы подумать о людях или вещах, которые вызывают в вас эти сильные эмоции. Попробуйте выразить это через кисть, и давайте посмотрим, что получится, — он ходит по комнате, проверяя, все ли бумаги правильно прикреплены к мольберту и возвращается в переднюю часть комнаты. — Время пошло.

Я беру кисть и окунаю ее в баночку с черными чернилами.

Любовь.

Я знаю все о любви к кому-то всем сердцем, так что это должно быть легко.

Эмерсон, ты можешь это сделать.

Кисть медленно движется по странице мягкими волнами. Я провожу ею еще несколько раз, чтобы закончить круги, которые просятся быть нарисованными.

Ненависть.

Я испытала это чувство, но мне мешает нерешительность, чтобы нарисовать его. Сосредоточенность на этой эмоции приводит меня в места, которые я изо всех сил стараюсь избегать.

Рваные линии пересекают страницу, и ненависть исчезает.

Джош просит нас принести результаты. Мы все кладем законченные работы в ряды любви и ненависти на большой стол, и делаем шаг назад.

— Кто хочет сказать мне, что интересного в этом упражнении? — спрашивает он.

— Почти все они одинаковые, — говорит Брук.

Джош кивает, и я снова смотрю на шесть очень похожих выражений сильных эмоций.

— Любовь может принимать так много форм, но обычно она выражается визуально очень похожими способами. Так же и с ненавистью.

— Так круто? — спрашивает Брук, когда мы возвращаемся на свои места. — Я была уверена, что они будут разные.

— Я тоже, — отвечаю я.

— Следующее упражнение включает в себя размышление о том, кто вы как личность, — говорит Джош. — Кем ты являешься? — он сидит на круглом табурете, поставив ногу на низкую перекладину. На нем свободная серая футболка и рваные джинсы, но то, как он себя ведет, говорит о том, что он атлетически сложен. Интересно, что он делает, чтобы оставаться в форме?

Когда наши взгляды встречаются, я раздражаюсь от его улыбки. Он думает, что я пялилась на него? Ух.

— Я бы хотел, чтобы вы просмотрели журналы на ваших столах и вырвали все, что вам нравится или вызывает какую-либо реакцию. Неважно, что это. Нет ни правильного, ни неправильного.

Я беру первый журнал и начинаю листать страницы.

Кто я? Я снова и снова мысленно повторяю этот вопрос. Мое сердце учащенно бьется, когда я дохожу до конца первого, не вырвав ни одной страницы. Стараясь не паниковать, я тянусь за другим журналом. Почему меня должно волновать, что я не могу иметь отношения ни к чему в глянцевом журнале? Может, это и хорошо.

Кажется, ни у кого больше нет этой проблемы. Страницы непринужденно рвутся, и каждая из них ощущается как удар в мою разбитую личность.

Джош наклоняется и шепчет мне на ухо.

— Эмерсон, все хорошо, — он опускает свою руку на мою, возможно, сознавая, что я близка к бегству.

— Я больше не знаю, кто я, — шепчу.

— Я помогу тебе это выяснить. Ладно?

Киваю, с трудом сдерживая слезы, и делаю несколько глубоких вдохов.

— Спасибо.

Я не могу смотреть на него, когда он встает, но легкое пожатие плеча дает мне понять, что я услышана. Физический контакт заставляет все мое тело пылать, вызывая оба сильных чувства, которые я нарисовала раньше.

Что-то существенное во мне начало меняться. Я люблю Мереки всем сердцем, но моя жизнь проходит мимо, а он ускользает все дальше и дальше. Он всегда хотел, чтобы я была сильной и боролась за свои мечты, никогда не отказываясь от чего-то большего. С этой мыслью я следующим вечером открываю дверь галереи с ясной головой и полным надежды сердцем.

— Всех с возвращением, — говорит Джош голосом, от которого мое сердце учащенно бьется. — Сегодняшний урок посвящен самовыражению. То, что вы здесь делаете, очень личное, и это абсолютно безопасное место. Мы постоянно меняющиеся существа, и важно прислушиваться к своему внутреннему голосу. Нет никого, кто был бы честнее с вами, если бы вы позволили себя слушать.

Мне это не нравится. С моим внутренним голосом лучше не шутить.

Джош продолжает.

— Если бы вам пришлось описывать себя, что бы вы сделали? Какие слова использовали?

Зои вскидывает руку.

— Боксерская груша, уборщик, таксист, — она делает короткую паузу. — Я чувствовала себя боксерской грушей для моей семьи в разных отношениях в течение почти двух десятилетий, и я так устала. Но я позволила этому случиться, и я не виню их.

— Зои, это упражнение будет для тебя идеальным, — говорит Джош, жестом приглашая нас собраться вместе.

Мы все подходим к Зои. Джош ставит на мольберт чистый холст. Он окунает кисть в чернила и протягивает ее Зои, нервно оглядывающуюся по сторонам.

— Подумай, как ты относишься к тому, что только что сказала мне, а затем вырази это на холсте.

Зои кивает и недолго смотрит на чистый холст, прежде чем, ее рука поднимается и ударяет по нему кистью. Она откидывается назад, бросает кисть в чернильницу и смотрит на Джоша. Я не могу оторвать глаз от темного чернильного пятна, которое взорвалось на светлом фоне. Это удивительно прекрасно.

— Что ты оставила на холсте? — спрашивает Джош.

— Мое разочарование, — отвечает Зои.

— В тебе есть нечто большее, — он снова берет кисть и протягивает ей. — Преврати свое разочарование в нечто совершенно иное. Используй цвет, если хочешь.

Он поворачивается к остальным.

— Если кто-то еще хочет попробовать, думаю, что это очень интересное упражнение, но я не заставляю.

Мы все садимся на свои табуреты, и я оглядываюсь на остальных учеников, которые нетерпеливо тянутся за кистями.

Я чувствую Джоша еще до того, как вижу его. Его сильное присутствие одновременно пугает и волнует меня.

— Эмерсон, какими словами ты бы описала себя?

— Я бы предпочла не употреблять слов, — говорю я.

— Ладно. Хорошо. Просто отметь холст тем, что ты чувствуешь. Или оставь его пустым, если хочешь, — он сжимает мое плечо и уходит.

Закрыв глаза, я позволяю своему разуму смотреть за пределами зрения, и то, что я вижу, поражает.

Не слишком задумываясь, что это значит, я беру кисть и рисую сердце, расколотое пополам.

Брук наклоняется, чтобы посмотреть.

— У тебя разбито сердце?

Я пристально смотрю на две зеркальные фигуры.

— Да, но я знаю, как это исправить.

— Тогда иди и сделай это, — говорит Джош, подходя к моему рабочему месту.

Он выходит в переднюю часть комнаты и включает классическую музыку. Я ее не знаю, но звучит вдохновляюще и ненавязчиво.

Мои первые штрихи бледны и нерешительны. Я трусиха. Сосредотачиваюсь на холсте в своем сознании, закрыв глаза. Открыв их, я рисую более уверенно, наслаждаясь, как кисть скользит по бумаге. Возможно, это мышечная память, смешанная со здоровой дозой ностальгии, но это происходит так естественно, и я не могу не удивляться, как мне удалось так долго отворачиваться от моей страсти, которая не исчезла. Через равные промежутки времени я закрываю глаза и парю над всем этим, как перышко, как в тот день на рынке много лет назад.

К тому времени, как Джош объявляет, что наше время закончилось, я смотрю на то, что мне нужно, но не могу найти. Я качаю головой, проглатывая ком в горле. По коже поползли мурашки, и острая боль пронзает руку. Опустив взгляд, с ужасом вижу, что сломала держащую в руке кисть. Чтобы не привлекать внимания, я сжимаю щепки и стараюсь успокоиться. Стены вокруг сжимаются, и у меня кружится голова.

— Все в порядке? — голос Джоша пугает меня.

— Да, — отвечаю я.

— Расскажешь мне об этом? — спрашивает он, указывая на мой холст.

— Мне нужно снова научиться летать, — шепчу я.

— Эмерсон, ты ведь нарисовала не разбитое сердце? — я смотрю в его изумрудные глаза и знаю, что он понимает. — Ты нарисовала крылья.

Медленно киваю, стиснув зубы.

— Я забыла, как летать.

— Что-то подсказывает мне, что это возвращается к тебе.

Воздух между нами заполняется электричеством, и у меня перехватывает дыхание, я не могу справиться с происходящим.

Звонок отрывает нас от разгоряченного момента, и мы смотрим на открывающуюся дверь. Я задыхаюсь, когда появляется та, кого я давно не видела. Чувствую холод во всем теле, когда воспоминания о том дне, когда я встретила ее, переполняют меня. Мне трудно дышать и приходится держаться за стул, когда я начинаю раскачиваться.

Джош идет к ней, и они тепло обнимаются. Я не хочу смотреть на них из страха, что меня узнают, но не могу удержаться от быстрых взглядов. Мое прошлое настигает меня.

— Все, — говорит Джош через несколько минут. — Я хотел бы познакомить вас с моей очень хорошей подругой и владелицей этой галереи, Мадлен Гибсон. Она только что вернулась из двухмесячной поездки по Европе.

Затем он идет по классу, представляя нас. Я застываю на месте, но, когда он называет меня, киваю, позволяя своим длинным волосам закрыть лицо.

— Джош, большое спасибо, — тепло говорит она. — Приятно познакомиться.

Когда она исчезает за дверью в глубине комнаты, я выдыхаю. Если повезет, она не вернется до моего ухода.

— На сегодня это все, — говорит Джош. — Пожалуйста, принесите на следующей неделе любой выбранный вами предмет. Это может быть любой трехмерный объект, лучше, если не слишком большой.

— Мы будем его рисовать? — спрашивает Теннисон.

Джош наклоняет голову.

— Тебе придется подождать и выяснить это.

Глава 17

Во время обеденного перерыва я возвращаюсь в галерею, переполненная тревогой и решимостью. Там никого нет, но я слышу звонок. Мне нужно поговорить с Мадлен, но только не при Джоше.

Через мгновение у двери появляется Мадлен. Я не знаю, узнала ли она меня, поэтому стою на месте, изучая одну из картин на стене, и жду, когда она подойдет ко мне.

— Чем могу помочь? — спрашивает она. — Ты что-то ищешь или просто смотришь?

Я заправляю волосы за уши и поворачиваюсь к ней. Она улыбается, но, когда ее глаза расширяются и она раскачивается с носка на пятку, я понимаю, что она узнала меня.

— Эмерсон?

Я киваю.

— Давно не виделись, — говорю я, чувствуя одновременно радость и сильное сожаление.

— Боже мой! Не могу поверить, что это действительно ты. Сколько времени прошло.

— Мне очень жаль. Я… — моя решимость покинула меня и, заикаясь и бормоча, пытаюсь разобраться в своих спутанных мыслях.

— Пойдем ко мне в кабинет, — она кладет руку мне на спину и ведет к двери в конец галереи.

Ее кабинет – хаотичное скопление холстов, банок с красками, незаконченных эскизов и бумаг на каждой поверхности. В центре стоит большой стеклянный стол, а стул рядом с ним больше похож на трон.

— Когда ты приехала в Мельбурн? — спрашивает она, когда мы садимся.

— О. Ну, — это так неловко. — Пять лет назад.

— Что? — ее глаза расширяются в недоверии, которого я ожидала. — Почему ты так долго искала меня?

Я жую нижнюю губу, пока она не начинает кровоточить.

— Не то, что искала, — честно отвечаю. — Я до сих пор в шоке от того, что мне вообще пришлось посещать занятия по рисованию, не говоря уже о вашей галерее.

— Ты – та девушка вчера вечером, которая не смотрела на меня, когда нас представили.

Я киваю.

— У меня был шок при виде вас, и я запаниковала. Извините. Это было грубо.

— С чего бы тебе паниковать, милая? Я не понимаю, — она подвигается вперед, упирается локтем в подлокотник и наклоняется. — Почему ты не позвонила, когда приехала в город? Я бы могла помочь тебе.

— С чего вы взяли, что мне нужна была помощь? — защищаюсь я.

Она вздыхает.

— Ты живешь здесь уже пять лет и ходишь на занятия по арт-терапии. Возможно, я спешу с выводами, но что-то подсказывает, что тебе не помешала бы дружеская поддержка.

Не знаю, что сказать. Это правда, мою жизнь не назовешь успешной, но она была большой частью моих самых болезненных воспоминаний, и я никогда не планировала снова ее увидеть.

— Девушки, которую вы встретили пять лет назад, уже давно нет. Я не наивный подросток со звездами в глазах, и я была бы очень признательна, если бы вы не афишировали наше давнее знакомство. Я не хочу, чтобы Джош или кто-то еще в классе знал о глупых мечтах моей прошлой жизни.

— Почему ты занимаешься с Джошем, если отвернулась от своей страсти и своего невероятного таланта?

— Его занятия — это просто зуд, который мне хотелось почесать. Я, разумеется, не искала это.

— Думаю, Джош хотел бы знать, кто ты. Вообще-то, он…

Я перебила ее:

— Пожалуйста, Мадлен. Я знаю, вам это кажется странным, но я ни с кем не говорю о своем прошлом, и я была бы признательна, если бы вы уважали это.

Она встает и подходит к буфету из дубового дерева. Взяв кувшин с водой, она наливает два стакана.

— Если ты не преследуешь свои мечты, то что? — она поднимает бровь, и мне кажется, что она заглядывает мне прямо в душу. Это обезоруживает, и я неловко ерзаю на стуле.

— Недавно я начала работать в «Выпечка у Кэрри», это чуть дальше по улице.

— О. Как давно ты там?

— Не очень долго.

Она выглядит задумчивой.

— Значит, ты устроилась на работу недалеко от моей галереи, но никогда здесь не была. Меня не было последние два месяца, иначе встретились бы раньше.

Я качаю головой.

— Эмерсон, чувствую, может быть, ты хотела, чтобы это произошло.

— Что вы имеете в виду? Я потеряла вашу визитку и не знала, что это ваша галерея.

Она поднимает руки в защитном жесте.

— Послушай, я не шутила, когда говорила о любой посильной помощи. В то время я имела в виду контакты и, возможно, наставничество, но думаю, что теперь тебе нужен кто-то, чтобы слушать.

— Вы продали мой рисунок? — спрашиваю я. Иронично, но я надеюсь, что она не смогла найти покупателя.

— Я покупала его в подарок другу, — ее взгляд смягчился. — Я думала оставить его себе, полагая, что это хорошая инвестиция. Я верила, что однажды ты станешь знаменитой художницей, и у меня будет один из твоих оригиналов.

— Вы его отдали?

Она кивает.

— Я отдала его Джошу.

— Джош, который учитель рисования? — потрясенно спрашиваю я.

— Единственный и неповторимый, — отвечает она. — Вот для кого я его купила. Я помогала ему во время учебы, и верю, что у нас есть особая связь. Когда его отец умер, упокой Господь его душу, Джош практически жил в моей галерее и, в конце концов, я дала ему работу. Когда я вернулась из поездки, где встретила тебя, его работа заключалась в том, чтобы распаковать работы, которые я собрала в своих путешествиях.

Я делаю большой глоток воды, пытаясь переварить сказанное.

— Когда он наткнулся на твой рисунок, он остановился и долго смотрел на него. Впервые с тех пор, как умер его отец, он улыбнулся, и я знала, что это произвело впечатление, на которое я надеялась.

Делаю глубокий вдох.

— Никогда не забуду его слова, — она пристально смотрит на меня. — Он сказал, что это вселяет в него надежду.

— Не могу поверить. Честно, я просто не могу в это поверить.

— Эмерсон, что с тобой случилось? — спрашивает она шепотом и теплотой во взгляде. — Ты была полна жизни и страсти, когда мы встретились пять лет назад. Я столько раз думала о тебе все эти годы с мыслями, позвонишь ли ты когда-нибудь.

Я замолкаю, не в силах сказать ей, потому что не говорю никому.

— Жизнь случилась, — я останавливаюсь и натянуто улыбаюсь. — Пожалуйста, не говорите Джошу обо мне и о рисунке.

— Я уважаю твои желания, но Джош хороший человек – выдающийся художник и учитель. Открой свой разум и свое сердце снова. Никогда не знаешь, что может случиться в большом городе.

Я тянусь за сумкой.

— Рад была снова увидеть вас, Мадлен.

— Эмерсон? — зовет она, когда собираюсь открыть дверь, и я поворачиваюсь к ней. — Что случилось с мальчиком, с которым ты была? Как его звали? Малаки? Наверное, он уже не мальчик, но я помню, как он смотрел на тебя, словно ты была центром его вселенной.

— Мереки, — поправляю я, проглатывая огромный ком в горле и положив руку на сердце. — Он здесь, со мной, — выхожу за дверь, и слезы текут по моему лицу, пока иду по галерее. Я иду на улицу, вытираю лицо, делаю несколько глубоких вдохов и смотрю в ночное небо. Мереки сказал мне, что я нарисовала путеводитель к своему счастью, но я никогда не думала, что он понадобится мне снова, когда он будет рядом. Теперь мой план принадлежит другому человеку, и он понятия не имеет, что для меня значит. Этот рисунок был создан с любовью и продан с надеждой, но из-за него моя жизнь была разрушена.

Переходя дорогу, я поднимаю глаза и вижу, как две сороки нападают друг на друга. Скрип похож на скрежет ногтей по школьной доске, и я закрываю уши, чтобы не слышать его. Из-за приглушенного звука я не могу не наблюдать за их жестоким поведением. Это долгожданное избавление от моих собственных мучений. С каких это пор я заставляю других страдать из-за своего собственного желания уйти от реальности?

В следующий шокирующий момент одна из черно-белых птиц падает на бетон прямо передо мной, избитая и окровавленная. Крики победителя стихают вдали, а жертва смотрит прямо на меня, прежде чем прекратить борьбу за жизнь. Меня тошнит от отвращения, и я едва успеваю добраться до клумбы в нескольких футах, прежде чем некрасиво опустошить свой желудок.

Глава 18

После последнего занятия я старалась не думать о Джоше, Мадлен и своем прошлом.

В среду я решаю вернуться на занятия, и Джош, кажется, искренне рад меня видеть. Я протягиваю ему свою регистрационную форму и платежные реквизиты, чтобы подтвердить свои обязательства, и сажусь рядом с Брук. После семи, когда все рассаживаются, он выходит и прислоняется к длинному столу, скрестив ноги.

— Для тех из вас, кто не знает, в рамках этого курса я предлагаю факультативный полный рабочий день в моем доме на полуострове Морнингтон в следующую субботу, — он оглядывает комнату, где мы сегодня вшестером собрались. — Я знаю, что это долгие выходные, так что у вас могут быть другие планы, но кто-нибудь поедет?

— Я согласна, — говорит Зои, поднимая руку.

Все остальные подтверждают свое присутствие, оставляя меня пялиться на свои ногти.

— У тебя есть планы на субботу? — спрашивает Джош, глядя на меня.

— Мне нужно свериться с календарем, — говорю я, не желая соглашаться.

Его улыбка на мгновение исчезает.

— Ладно. Все принесли какой-нибудь предмет?

— О боже, — Эрик вскидывает руки. — Я забыл.

— Не проблема, — успокаивает его Джош. Он берет коробку с открытых полок и протягивает ее Эрику. — Выбери что-нибудь отсюда.

Эрик изучает содержимое, и вытаскивает кусок веревки, завязанный в двух местах.

— Спасибо.

Прежде чем обратиться к нам, Джош ставит коробку на стол.

— Первое упражнение на сегодня – рисование по памяти, — он берет ситцевый мешок. — У каждого из вас есть такой, и я хочу, чтобы вы положили, то что принесли внутрь него, — я кладу в мешок свой предмет, кусок плавника, и туго затягиваю шнурок. — Правильно. Теперь, используя любой из доступных материалов: соберите, нарисуйте или вылепите свой объект.

— Джош, какой в этом смысл? — спрашивает Брук.

— Честно? Нет никакого смысла, кроме как отключить свой разум. Вы можете найти это расслабляющим.

Я беру карандаши и начинаю рисовать по памяти. В прошлое утро воскресенья я вернулась к реке и подобрала кусок плавника, пораженная его измученной формой. В его неровных линиях и зияющих дырах была какая-то красота.

С уверенностью, которой у меня давно не было, я коснулась карандашом бумаги. Закрыв глаза, я вспоминаю один из тех моментов, когда тьма не могла сравниться с сияющим светом Мереки и меня на нашем месте у реки. Я мысленно возвращаюсь в то время, когда мне было лет четырнадцать-пятнадцать, и настроение у меня было ужасно мрачное. Как обычно, мама унижала меня, вымещая свое разочарование.

— Подожди и увидишь, Эмерсон, глупая девчонка, — сказала она и глубоко затянулась сигаретой. Ее худые щеки стали впалыми, когда она вдохнула дым.

Не сводя глаз с пепла на кончике ее сигареты, я гадала, когда он упадет на потертый ковер. Еще я представила путь дыма, когда он вошел в ее легкие и украл неизвестную часть ее вероятной жизни. Меня это волновало? Когда пепел упал, я снова сосредоточилась на ее словах, и не смогла пропустить конец сегодняшней лекции.

— Ты зря тратишь время со своими дурацкими рисунками и нелепыми мечтами выбраться из этой дыры, — сказала она с насмешкой.

Схватив сумку, я выскочила за дверь и пошла в город. Я знала только одно место, где хотела находиться, и одного человека, с которым хотела быть.

Мереки сидел в кресле-качалке на веранде и что-то записывал в блокнот.

— Что пишешь? — спросила я, стоя у подножия лестницы.

Его глаза встретились с моими, и широкая улыбка осветила его красивое лицо.

— Эмерсон, — он произнес мое имя с волнением, заставляя мое сердце трепетать. Этот мальчик заботился обо мне, и я верила, что так будет всегда. — Что ты здесь делаешь? Я думал, тебе надо учиться.

Покачав головой, я попятилась.

— Пойдем со мной к реке?

Мой лучший друг вскочил и сбежал ко мне по ступенькам.

— Как будто надо спрашивать.

Добравшись до нашего особенного места, мы сели рядом на берегу реки. Несколько птиц гневно закричали на нависающих деревьях, но в остальном было все спокойно.

Мереки толкнул меня локтем.

— Я когда-нибудь рассказывал тебе историю об Аберфорте, мальчике, который превратился в рыбу, чтобы спасти свой город?

Я покачала головой и положила ее ему на плечо.

— Расскажи мне все, что нужно знать.

Закрыв глаза, я почувствовала глубокий покой и благодарность к этому мальчику, который, казалось, точно знал, что мне нужно.

— Он был проклят речным Богом с именем Риопель.

— Как ты до этого додумался? — спрашиваю я, не в силах удержаться, чтобы не прервать его рассказ.

— Я ничего не придумал, — ответил он. — Просто слушаю реку, и она рассказывает мне истории. Записываю их в блокнот, чтобы запомнить все детали.

— Это безумие, но мне нравится, — я взяла его за руку. — Расскажи, пожалуйста, всю историю.

Вскоре я чувствую движение реки. Ее сила пульсирует во мне, направляя мою руку, пока полностью не поглощает меня. Я представляю, как волна достигает берега, задевая затонувшие камни. Наблюдаю за движением как зрительница и участница, не желая, чтобы это останавливалось. Вода холодная и неумолимая. Она ни перед кем не извиняется за свою безжалостную силу. Это вне моей досягаемости, но я не боюсь. Мне это не нужно. Я не стою на месте. Я – вода.

— Эмерсон, вот это да, — голос Брук звучит рядом со мной. Я подпрыгиваю. — Это необыкновенно, — продолжает она. — Где ты научилась так рисовать?

Мое тело покалывает от осознания того, что Джош рядом, и когда я смотрю на него, он стоит слишком близко, полностью сосредоточенный на моем рисунке. Осознав, что не следовала инструкциям Джоша, я быстро решаю вырвать страницу, скомкать ее и бросить на пол.

— Зачем ты это сделала? — кричит Брук. — Это было так прекрасно.

Я пожимаю плечами, но мои руки дрожат. Джош наклоняется и поднимает мой рисунок.

— Ладно. Следующее упражнение, — громко говорит он всем. — Достаньте предмет из мешка и держите его в руке, которой не рисуете, — я сижу как вкопанная без желания участвовать. — Это прозвучит немного странно, но я хочу, чтобы вы притворились муравьем, исследующим свой объект. В любом случае, нужно показать свое путешествие над вашим объектом на бумаге. Возможно, это будет одна длинная линия или может быть серия небольших набросков. На самом деле это не имеет значения, но ваши глаза будут закрыты, а рука на вашем объекте в процессе работы.

Когда все закрывают глаза и начинают, Джош машет мне рукой и идет к двери. Я тихо встаю и выхожу вслед за ним.

— Поговори со мной, — говорит он, указывая на комок бумаги в руке.

Я прикусываю нижнюю губу, глядя прямо перед собой.

— Я не хотела это рисовать, — шепчу. — Извини.

— В этом рисунке было много боли, но еще и сила и решимость, — говорит он мягко. Его голос полон ободрения и тепла. — Эмерсон, ты умеешь выражать широкий спектр эмоций с помощью своих рисунков. Я вижу в твоей работе талант, который редко встречал раньше. В одну минуту ты детально рисуешь перья для своих крыльев, показывая свет и надежду, а в следующую – гаснет свет и появляется тьма.

— Думаю, ты слишком много об этом думаешь, — уклончиво отвечаю я.

— Тебе никогда не казалось, что ты тонешь? — спрашивает он.

Качаю головой, не уверенная, солгать или нет.

— Я думала о грустной истории, которую мне когда-то рассказал друг. Вот и все.

Он опускает руку мне на поясницу и придерживает дверь.

— Эмерсон, ты прекрасная художница.

— Спасибо, — шепчу я, улыбаясь и развернувшись. — Это много значит.

— Это все на сегодня, — говорит Джош. — Спасибо, что пришли, — он смотрит на меня. — А для тех, кто придет в субботу, встретимся в кафе «Кошка/Мышка» рядом с Туристическим информационным центром, — я смотрю на адрес с листовки, которую он оставил на каждом из наших столов. — Это недалеко от моего дома, и мы отправимся туда примерно в девять тридцать.

Я не тороплюсь со сборами и ухожу последней.

— Приходи в субботу, — говорит Джош, открывая мне дверь. — Думаю, это пойдет тебе на пользу.

Я киваю.

— Это определенно возможно.

Глава 19

Слезы текут по моему лицу. Я знаю, что должна сесть в машину, но не могу заставить себя выйти из дома. Здесь я в безопасности, и мне не нужно притворяться, что все в порядке. Там я полностью уязвима, особенно с Джошем.

Я хочу позвонить Мереки. Я хочу сказать ему, чтобы он вернулся ко мне. Хочу, чтобы он обнял меня и сказал, что последние пять лет были сложным периодом, чтобы положить конец всем трудностям, и что у нас все будет хорошо. Я слишком много прошу?

Беру телефон и бросаю, словно он горит. Я не могу ему позвонить. Он не отвечает. Этот ублюдок не берет трубку. Во мне кипит злость, снова хватаю телефон и швыряю его через комнату. К моему раздражению, он не соприкасается ни с чем твердым, а просто скользит по ковру и мягко падает на диван.

Вернувшись в спальню, замечаю свое отражение в зеркальных дверцах встроенного шкафа и вздыхаю. Я в ужасном состоянии. Опухшие красные глаза, прыщавое лицо, поникшие плечи. Я погрязла в своей меланхолии. Может, я позвоню Джошу и скажу, что сегодня не смогу. А что потом? Хандрить все выходные, скучая по Мереки? Я такая жалкая. Кажется, это все, что я делаю. Хорошо, что он уезжает ненадолго, говорю я себе.

— Я не могу этого сделать, — говорю я вслух своему отражению в зеркале. Я ненавижу звук этих пораженческих слов, и ненавижу человека, который смотрит на меня. Я едва узнаю ее по той сильной, стойкой выжившей, какой была в детстве. Теперь я просто дышащая оболочка человека, пробирающегося через жалкое существование. — Что-то должно измениться, — я прищуриваю глаза. — Ты, — показываю на себя в зеркале. — Тебе нужно разобраться со своим дерьмом, и побыстрее.

Я нахожусь на опасной территории, и не знаю, что чувствую из-за этого. Одно знаю точно – ничего не изменится, если ты будешь делать одно и то же снова и снова, ожидая другого результата. Это определение безумия, и я знаю, что иду по тонкой грани.

Воодушевленная этой побуждающей речью, я беру сумку, покидая дом и зону комфорта.

Я добираюсь до «Кошка/Мышка» через час и пятнадцать минут. Несмотря на то, что вышла позже, чем планировала, и ехала медленно, я была на месте сразу после девяти. Возможно, даже буду первой пришедшей из группы, поэтому пользуюсь возможностью, чтобы выпить кофе в комфорте. Держа в руках стаканчик, я выхожу на задний двор.

— Здесь красиво, правда? — Спрашивает Джош.

Я даже не поняла, что он присоединился ко мне. Была так очарована окружающим меня лесом. Встречаю его взгляд и улыбаюсь, кивая, прежде чем сделать еще один глоток кофе.

— Как давно ты живешь здесь?

— Десять лет плюс-минус, — отвечает он, — земля всегда принадлежала нашей семье, и в детстве нас сюда привозил отец.

— И тебе здесь нравится больше, чем в городе.

Он кивает, отпивает кофе и больше ничего не говорит. Я смотрю на него поверх чашки кофе и разглядываю его профиль. Он кажется погруженным в свои мысли, и это дает мне возможность оценить его сильный подбородок. Есть в нем что-то невероятно спокойное. Он кажется таким уверенным в себе и в мире со своей жизнью. Я могу делать дикие предположения. Я, как никто другой, умею делать счастливое лицо, но не могу отделаться от ощущения, что этот человек доволен собой.

Он встречается со мной взглядом и задерживается на несколько секунд, пока мне не приходится отвести глаза. Одним напряженным взглядом он отодвинул часть моей защиты, и я чувствую себя беззащитной, несмотря на то остальное.

— Нам лучше вернуться к главному входу, на случай, если кто-то пришел, — говорит он, теплая улыбка освещает его гипнотические глаза.

Я киваю, поворачиваюсь на каблуках и направляюсь обратно через кафе, выбрасывая полупустой стаканчик в мусорное ведро, и иду на гравийную обочину, где припаркована моя машина.

Зои, Брук, Теннисон, Кей и Эрик собрались у входа и стоят у двух машин. Видимо, они разделились, и я понимаю, насколько одинока. Никогда бы не подумала, что можно устроить автомобильную стоянку. Я привыкла все делать сама.

— Эмерсон, — говорит Брук, взволнованно размахивая рукой. — Ты сделала это.

— Так и есть, — я улыбаюсь. — Не могу дождаться.

— Ну ладно, — говорит Джош, махая рукой над головой в подзывающем жесте. — Я поеду в белом Лендкрузере, поэтому следуйте за мной. Это всего в десяти или пятнадцати минутах ходьбы, но вход можно не заметить.

Возвращаясь к нашим машинам, я занимаю место за Джошем, и мы следуем за ним по извилистой, петляющей через лес, дороге. Проезжаем немного по другой, дальше от шума и суеты города. Не прошло и пятнадцати минут, как Джош свернул на гравийную дорогу, и мы поехали за ним. Ворот нет, но мы натыкаемся на решетку для скота, чтобы попасть внутрь. Он был прав. Нет никаких знаков с обозначением, кроме маленького черного почтового ящика, и без дома, невидимого на дороге, поэтому было бы легко пропустить подъездную дорожку. Это кажется привилегией – быть в таком уединенном месте. Мы пробираемся сквозь высокие деревья, прежде чем подняться по небольшому склону.

Лендкрузер Джоша исчезает за холмом передо мной, и я жму на педаль чуть сильнее, чтобы не отстать. Достигнув вершины, я под впечатлением от увиденного.

Глава 20

Я паркуюсь рядом с машиной Джоша и смотрю через лобовое стекло.

— Ух ты, — говорю себе, разинув рот.

Джош стоит перед своей машиной, прислонившись к бамперу. Я наблюдаю, как его плечи поднимаются и опускаются в такт глубокому дыханию. Он живет здесь, но могу сказать, что он не воспринимает эту красоту как должное. Пес, должно быть, Лерой, тот самый, о котором он упомянул, когда представился на первом уроке, прыгает к Джошу, и мое сердце тает, когда он присаживается на корточки, чтобы погладить его по голове с явной любовью.

Я выхожу из машины, и тут же на меня набрасывается большой коричневый пес, двигающий всем телом, явно взволнованный компанией.

— Извини, — говорит Джош, когда я чуть не падаю от такого восторженного приветствия. — Привет, Лерой, — он берет палку и бросает ее. — Принести, — Лерой подпрыгивает.

— Все в полном порядке, — говорю. — Я люблю собак.

Ни один из нас не произносит больше ни слова, пока мы смотрим друг на друга, прежде чем я прерываю зрительный контакт, чтобы оглядеться. Слева от нас, на склоне холма, построен деревянный дом в виде хижины, полностью скрытый от дороги и с видом на пышные, зеленые поля в окружении воды. Черные коровы пьют у кромки. Я вижу еще несколько зданий, которые, как думаю, являются сараями или, возможно, навесами для машин. Может, я и выросла за городом, но никогда не была на ферме. У меня нет ни малейшего представления о сельскохозяйственных животных или о чем-либо, связанным с фермой.

— Это великолепно, — восклицает Брук, появляясь перед нами, широко раскинув руки и кружась.

Зои, Эрик, Кей и Теннисон реагируют так же. Неудивительно, что Джошу здесь так нравится.

— Ты живешь здесь совсем один? — спрашивает Брук, и мы все поворачиваемся к Джошу. Ненавижу, что хочу, чтобы он сказал «да».

Он качает головой, и мое сердце падает.

— Лерой составляет мне компанию.

Он наклоняется и гладит его, вернувшегося с палкой и светящегося от гордости. Меня тревожит испытываемое от его ответа облегчение.

— Вот откуда берется твое вдохновение? — Кей смотрит куда-то вдаль.

— Иногда, — отвечает он. — Иногда нет. Но я надеюсь, что сегодня вы все его найдете. По моему опыту, смена обстановки и компания единомышленников не повредят творчеству.

— С этим не поспоришь, — говорит Теннисон.

— День ваш, так что найдите себе удобное место, — он машет рукой в сторону дома. — Все запасы в задней части, но вы можете взять их с собой куда пожелаете.

Мы следуем за Джошем к большой веранде, которая охватывает всю длину дома. Все остальные выбирают необходимое и возвращаются на травянистый холм. Мы с Джошем остались одни, чему я рада. Не следовало бы, но это так. Там установлено несколько мольбертов, и я замечаю потрясающую картину, которая кажется наполовину законченной. Оглянувшись, я вижу, что остальные либо нашли место на холме, либо все еще гуляют, наслаждаясь пейзажем.

— Похоже, остались только ты и я, — улыбается Джош.

— Похоже, что так, — неловко отвечаю я.

— Что заставило тебя прийти сегодня? — спрашивает Джош, когда я сажусь перед другим мольбертом. — Я был немного удивлен, увидев тебя.

Я пожимаю плечами.

— Не было других дел, — звучит неубедительно и грубо, но это правда.

Джош ухмыляется, явно не оскорбившись.

— Что ж, я рад. Возможно, это будет то, что тебе нужно, чтобы начать снова творить.

— Может быть.

— Вероятно, я не очень хорошо тебя знаю, но у меня такое чувство, что ты все время ищешь стратегию выхода.

Супер. Видимо, мы не будем говорить о погоде. Я жую внутреннюю сторону щеки, потрясенная его жестокой честностью.

— Эй, — он мягко берет меня за руку и останавливает, привлекая к себе. — Я не хотел тебя обидеть. Думаю, просто пытаюсь тебя понять.

— Тут нечего понимать, — я отстраняюсь, и его рука падает с моей. —Мне нужно время, чтобы привыкнуть к людям, — перекидываю волосы через плечо и накручиваю их на пальцы.

— Когда мы познакомились прошлым летом, ты замерла, когда мама спросила, любишь ли ты искусство. Я никогда не забуду выражение твоего лица, и сейчас больше, чем когда-либо, хочу знать, почему оно причиняет тебе боль, когда очевидно, что это то, что ты любишь.

Я недоверчиво смотрю на него, не в силах поверить, что он затронул столь личную тему, и буквально через пять минут нашего разговора разрывает меня на части. Я открываю и закрываю рот несколько раз, прежде чем удается придумать ответ.

— Я посвятила искусству все детство. Это то, что я оставила по причинам, которые не хочу обсуждать ни с тобой, ни с кем-либо еще. Поэтому была бы признательна, если оставим все как есть.

— Ладно, — говорит Джош, но мой ответ его не устраивает. — Но я не отказываюсь от тебя, Эмерсон.

Мое тело напрягается. Мереки говорил мне то же самое.

Вытащив из-за уха кисть, Джош машет ею между нами.

— Помнишь, что это?

— Кисть, — невозмутимо отвечаю я.

— Это спасательный круг, — он берет мою руку и сжимает ее пальцами. — Рисование, живопись, создание картин – это твой жизненный путь, и ты должна принять его.

Я смотрю на его большие руки вокруг моих, держащих кисть. Это сильная связь, и я не могу решить, плакать мне от радости или кричать от боли.

— Закрой глаза, — настаивает он.

— Извини? — удивленно спрашиваю я.

— Просто сделай это. Пожалуйста.

Чувствуя себя побежденной, я закрываю глаза и выдыхаю, ожидая дальнейших указаний. Не было ничего, кроме тишины, по крайней мере, минуту, может, больше.

— Скажи мне, что ты чувствуешь.

Странно, но я готова потакать ему. Я глубоко вдыхаю и выдыхаю, улыбаясь.

— Краску.

Тишина, а потом я слышу скрип дерева и движение. Думаю, он сидит на своем стуле. Прислушиваюсь к шуму воды и стуку дерева о стекло. Он ополаскивает кисть.

Следующие несколько минут – симфония мелодичных звуков.

— Мазки кистью, — шепчу я, и мое сердцебиение замедляется. Я видела, над чем он работал раньше, и теперь представляю, как он дополняет сельский пейзаж.

— Как ты думаешь, какой цвет я использую?

Не колеблясь, я отвечаю:

— Зеленый.

— Почему? — спрашивает он строгим и требовательным голосом.

— Красные луга. Ты нанес только базовый слой, и нужно добавить зеленый.

— Открой глаза.

Я открываю их, а он держит кисть, покрытую темно-зеленой краской.

— Зачем ты меня подталкиваешь к этому? — спрашиваю. — Я посещаю твои занятия и пришла сегодня. Что еще ты от меня хочешь?

Джош бросает кисть обратно в банку с водой и проводит рукой по волосам.

— В общем, я не знаю, — он встает и делает шаг ко мне. — Я знаю, это может показаться безумием, но мне кажется, что я встречал тебя раньше, или, может быть, ты мне кого-то напоминаешь, — он делает паузу, пытаясь выразить словами то, о чем думает. — Я хочу помочь тебе, но не знаю, как, потому что ты много о себе скрываешь, — он улыбается. — Это выбивает из колеи.

Его интуиция одновременно тревожит и успокаивает. Кажется, ему действительно не все равно, и я понимаю, что доверяю ему. Возможно, из-за рисунков, которые он мне оставил, или из-за того, как мое тело реагирует на него, я ему верю. Но я не вижу смысла рассказывать ему о том, через что прошла пять лет назад.

Я беру одну из кистей и окунаю ее в синюю краску. Не встречаясь взглядом с Джошем, я говорю:

— Может быть, сейчас нам лучше сосредоточиться на рисовании.

Остаток дня Джош уделяет внимание одинаково каждому из нас, как и на каждом уроке. С каждой минутой и каждым тихим мазком кисти я чувствую себя более живой, чем когда-либо за долгое время. Цвет озера темнеет вместе с небом.

Надвигаются грозовые тучи, и я обхватываю себя руками, чувствуя холод в воздухе, когда температура быстро снижается.

— Какая жалость, — говорит Джош. — Пора идти, дамы и господа. Думаю, в течение часа начнется дождь, так что вам лучше вернуться как можно скорее. Уверен, это будет недолго. Я наблюдал это множество раз только здесь.

— Это был замечательный день, — говорит Зои, поднимая холст. — Спасибо, что пригласил нас, Джош.

— Не за что, Зои.

— Именно так, — говорит Эрик, пожимая ему руку. — Я обязательно вернусь в следующем месяце.

По какой-то причине я все еще стою рядом с Джошем, когда две машины исчезают на подъездной дорожке. Для постороннего, наверное, это будет выглядеть, как будто мы пара, которая прощается с гостями. Я чувствую себя слишком комфортно с этим человеком и понимаю, что мне тоже нужно идти.

— Спасибо, — тихо говорю я, когда Джош смотрит на меня. — Я рада, что приехала.

Джош улыбается, но в его улыбке печальный оттенок. Может быть, я принимаю желаемое за действительное, но мне интересно, разочарован ли он тем, что я ухожу. Если бы он мог видеть мои мысли, то знал, что я тоже расстроена. Мне здесь нравится, но мне грустно покидать не ферму, а его.

— Надеюсь, ты не сочтешь это неуместным или назойливым, но можешь остаться здесь на ночь, если хочешь. Обещаю, мои намерения исключительно благородны. — Он оглядывается на дом. — У меня есть несколько свободных комнат, и я беспокоюсь, что ты поедешь одна в такую погоду.

Мы оба смотрим на небо. Оно сильно потемнело за то короткое время, как уехали остальные.

— Это очень мило с твоей стороны, Джош, но мне пора домой, и мне удобно ехать под дождем, — улыбаюсь. — Я – деревенская девушка.

Он вздыхает и кивает.

— Веди аккуратно, ладно? — он провожает меня до машины. — Когда пойдет дождь, будет очень скользко. У нас их давно не было.

— Хорошо, — я роюсь в сумке в поисках ключей и забираюсь внутрь. — Еще раз спасибо за сегодняшний день. Я наслаждалась сменой обстановки. Думаю, я нуждалась в этом больше, чем думала.

— Всегда пожалуйста, — говорит он, постукивая по крыше моей машины.

Я оглядываюсь на хижину и озеро за ней и надеюсь, что у меня есть возможность вернуться.

— Это очень великодушно с твоей стороны.

— Приятно видеть твою улыбку.

Я так давно не чувствовала себя желанной. Дружба с Джошем возвращает меня к жизни. Пока я не пересекаю никаких границ, не вижу в этом вреда.

Отъезжая, вижу в зеркало заднего вида, что он смотрит мне вслед, и не могу не улыбнуться.

Счастье вскоре угасает, когда из развернувшихся небес хлещет ливень. Натыкаясь на решетку для скота, я теряю вид через ветровое стекло. Разумнее всего было бы повернуть назад, но я этого не делаю.

Еду всего несколько минут, когда машина подпрыгивает, заставляя меня резко нажать на тормоза. Стараюсь держать себя в руках, скользя по дороге и в итоге останавливаясь на гравийной дороге, обнаруживаю, что у меня спустило колесо.

Просто охренеть как прекрасно. Сумерки, пустынная дорога, темный лес, проливной дождь. Конечно, у меня спустило колесо. Это закон подлости, так ведь?

— Черт, что за нахрен, твою мать, ну и херня. — стуча ладонями по рулю, я кричу от раздражения.

Я хочу домой, и это последнее, что мне нужно. Немного успокоившись, я думаю о вариантах. Оставаться в машине и ждать, пока дождь закончится, и кто знает, когда это случится, или смириться и поменять колесо под дождем. Я делаю несколько глубоких вдохов, считаю про себя и выпрыгиваю.

— Ааааа, — кричу я, насквозь промокнув. Понимая, что нет смысла беспокоиться из-за одежды и, учитывая, что лучше не станет, я поднимаю глаза. На дороге в лесу я смотрю сквозь просвет между деревьями на темнеющее небо. Это на самом деле довольно захватывающе видеть тысячи капель, стекающих вниз, бьющих мне в лицо. Я вытягиваю руки и закрываю глаза, позволяя каплям дождя падать на мое тело, когда я откидываюсь на твердый металл и вспоминаю, как меня застали под дождем с Ки.

— Слишком поздно, — сказал он, улыбаясь мне, мы оба промокли насквозь.

Подняв руки над головой, я уставилась на темные облака и улыбнулась, когда дождь ударил мне в лицо.

— Ты такая красивая, — сказал Ки, повышая голос, чтобы его было слышно сквозь проливной дождь.

Я опустила глаза, чтобы встретиться с ним взглядом, и мои руки обхватили его лицо.

— Ты тоже.

Мы, спотыкаясь, пошли дальше от поляны в поисках защиты под одним из деревьев. Дождь продолжал лить, но единственное, что я чувствовала, были его мягкие губы на моих, и сильные руки, требовательно обнимающие мое тело. Я не хотела, чтобы этот момент заканчивался.

Глава 21

Громкий раскат грома возвращает меня в настоящее. Выйдя из машины, я открываю багажник, чтобы найти домкрат и запасное колесо. С легкостью нахожу его, но домкрат нигде не виден. Черт, ну где он?

— Черт, что за нахрен, твою мать, ну и херня!

Такого не происходило с тех пор, как я купила эту подержанную машину несколько лет назад, поэтому мне интересно, есть ли он. Не позволяя ситуации взять надо мной верх, я продолжаю поиски и, в конце концов, нахожу его в боковом отсеке, о существовании которого даже не подозревала.

Мереки заставлял меня практиковаться в смене колеса на маминой машине, так что я знаю, что делать, но есть большая разница – делать это на ровной подъездной дорожке в солнечный день и в данной обстановке. К счастью, место, где я остановилась, почти ровное, но с каждой секундой становится все темнее. Нужно сделать это как можно быстрее.

Ослабив гайки, я опускаюсь на колени рядом с машиной и заглядываю под нее, пытаясь найти точку для установки домкрата. Мне говорили, что она обычно находится в одном месте на всех машинах, поэтому знаю, где искать и нахожу ее. Установив домкрат, мне удается поднять машину достаточно, чтобы снять колесо. Закрепив запаску, я закручиваю гайки, опускаю домкрат и делаю последний поворот. Стоя, полностью покрытая грязью и промокшая с головы до ног, я опускаю руки на бедра и улыбаюсь. Чувствую удовлетворение и мысленно хлопаю себя по спине. Я сильная, независимая женщина, которая может сама о себе позаботиться.

Положив спущенное колесо и домкрат в багажник, я неторопливо возвращаюсь на водительское место. Если честно, чувствую себя самодовольной и почти хочу, чтобы кто-нибудь был рядом, чтобы увидеть мою потрясающую демонстрацию женской силы. Это длится до тех пор, пока я поворачиваю ключ в замке зажигания и слышу страшный щелчок двигателя, который не заводится.

— Ну что теперь? — завизжала я, оглядывая приборную панель в поисках мигающих значков. Мое сердце замирает, когда я вижу, что бензобак пустой.

— Черт, что за нахрен, твою мать, ну и херня, — говорю я, стуча по рулю еще сильнее.

Выйдя из машины, я оглядываю улицу. Обычно я не впадаю в истерику, но сейчас в тупике. Опять же, у меня есть только два варианта. Бог знает, сколько времени придется идти до «Кошка/Мышка» которая может быть открыта, а может и нет, в надежде, что ни один убийца с топором не остановится и не разрубит меня на куски. Или я могу дойти пешком до фермы Джоша. Убийца с топором или Джош.

Схватив сумку, я выпрыгиваю из машины и закрываю ее. Не знаю, зачем я это делаю, потому что потенциальный вор не уйдет далеко, если только у него нет с собой бензина, но это привычка. Без колебаний, я иду по короткому пути. Это так унизительно.

— Эмерсон? — открыв дверь, Джош бросается вперед и видит, что я стою у него на крыльце, промокшая до нитки.

Мое тело сотрясается, а волосы прилипают к лицу и плечам. Уверена, что все одежда испачкана. Даже не глядя в зеркало, я знаю, что мой вид – полная катастрофа.

Пожимаю плечами.

— Я передумала и решила остаться.

Он усмехается, пропуская в дом, но я протестующе поднимаю руки.

— Это констатация очевидного, но я насквозь промокла. Не хочу испортить твои полы, — я пытаюсь убрать волосы с лица. — Может, принесешь мне полотенце или что-нибудь еще?

— Эмерсон. Пожалуйста, заходи. Ты здесь умрешь, если не обсохнешь, и мне плевать на полы.

Сдавшись, я захожу, обхватив себя руками. Посмотрев вниз, обнаруживаю лужу у моих ног.

— У меня спустило колесо, и немного дальше по дороге кончился бензин, — я съеживаюсь, как жалко это звучит. — Может, ты отведешь меня к ближайшему…

— Ты не можешь вернуться в город в таком состоянии, а дождь усиливается. Я настаиваю, чтобы ты осталась на ночь, а утром мы разберемся с твоей машиной.

Я тру лицо, расстроенная всей ситуацией и тем фактом, что действительно довольна поворотом событий. Я хочу быть здесь и провести больше времени с Джошем.

— Сюда, — говорит он, идя впереди меня по коридору слева от входа. Дойдя до конца, он открывает дверь и входит. Я следую за ним в роскошную спальню, но Джош исчез за другой дверью, которая, как я предполагаю, ведет в ванную. Иду к нему, чтобы капли не падали на ковер. Он снимает с вешалки пушистые белые полотенца и кладет их на туалетный столик. — Это комната моей мамы, так что можешь воспользоваться кое-какими девчачьими вещами, а я как раз собирался постирать, поэтому оставь мокрую одежду за дверью, — руки покрылись мурашками и я растираю их. — Теплый душ поможет. Я найду сухую одежду, а потом пойдем на кухню. Сделаю горячий шоколад.

— Джош, это так мило с твоей стороны. Прости за неудобства. Не могу поверить, что я не заправила машину, и чувствую себя полной…

Джош прерывает меня, нежно касаясь моих губ кончиками пальцев.

— Эмерсон, перестань. Может, ты помнишь, я надеялся, что ты останешься, поэтому, пожалуйста, не извиняйся за то, что я получил желаемое.

Его взгляд направлен туда, где он касается меня, и я улыбаюсь. Мои глаза следят за ним, и эта связь завораживает.

— Тебе надо согреться, — говорит Джош и делает шаг назад. Это я должна была оттолкнуть его, но слишком наслаждалась его прикосновениями. Это плохо. Очень, очень плохо.

Я киваю и одариваю его легкой улыбкой, которая ускользает, как только Джош поворачивается и исчезает за дверью. Я быстро приободряюсь. Я этого не выбирала, и не хотела, чтобы машина сломалась, чтобы вернуться сюда. Это не моя вина.

Пока вода в душе нагревается, я неловко сбрасываю промокшую футболку, джинсы и нижнее белье. Это такое облегчение – чувствовать, как согревается тело, и я могла бы стоять здесь часами под прекрасной водой этого города. Еще не хочу давать себе слишком много времени, чтобы думать о том, что я одна, за много миль от любого места, с мужчиной, которого считаю невероятно привлекательным как внешне, так и внутри. Когда я вытираюсь насухо, меня поражает мысль, что, возможно, вселенная пытается подтолкнуть меня к Джошу. Но зачем? Если бы дело было только в искусстве, вселенная, конечно, была бы достаточно порядочна, чтобы дать мне наставницу, а не кого-то, к кому меня тянуло физически.

Джош оставил мне одну из своих белых футболок и темно-синие спортивные штаны на завязках. Одевшись, я заворачиваю мокрую одежду в полотенце и иду искать его. В доме легко ориентироваться. Спальни проходят вдоль передней части с видом на подъездную дорожку, в то время как вся задняя часть дома в основном открытой планировки с захватывающим видом на озеро.

— Я все время думал о стекле от пола до потолка, но решил не делать этого по экологическим причинам. Я хотел, чтобы он был как можно более экологически чистым, и было бы слишком дорого нагревать и охлаждать с таким количеством стекла. Такое количество углерода, было бы ужасно.

— Очень ответственно с твоей стороны, — говорю я, забирая у него чашку с горячим шоколадом и иду к большому панорамному окну на кухне. — Все еще невероятно.

— Этот дом был мечтой моего отца, но он никогда не видел, как его строили. Мы приезжали сюда почти каждые выходные и останавливались в лодочном домике, или разбивали лагерь.

— Почему он не построил дом?

Он качает головой, и на лице появляется печаль.

— Мой отец был больше болтуном, чем деятелем. Мы подробно обсуждали каждую деталь дома, и я всегда подталкивал его к тому, чтобы архитектор составил какой-нибудь план. Его реакция всегда была одинаковой, — прежде чем продолжить, он делает глоток из чашки. — Когда-нибудь.

— Он слишком долго откладывал, — шепчу я.

— Да. Надо было надавить сильнее или рассказать маме о его мечте, но я этого не сделал.

— Ты не мог знать, что он умрет, Джош. Ты не можешь нести вину за то, что, по-твоему, должен был сделать, когда был так молод.

— Я построил для него этот дом и постарался сделать его как можно ближе к тому, что он описывал.

Мы обходим кухонный островок и заходим в гостиную. Французские двери ведут на террасу, где мы раньше рисовали, но оттуда плохой обзор из-за запотевшего стекла. Ливень уже не такой сильный с тех пор, как я приехала. На улице темно, и я, конечно, рада, что приняла решение вернуться сюда пешком, а не ждать в машине. Я могла бы просидеть там всю ночь, пока прекратится дождь.

— Тебе когда-нибудь было здесь одиноко? — спрашиваю я. Джош смотрит на меня, и я морщусь, надеясь, что это не прозвучало как намек. Почему меня так интересует его личная жизнь, когда это абсолютно не мое дело?

— Эмерсон, я не всегда один. Нет.

Мои щеки пылают от мысли, что он приводил сюда женщин. От этого у меня внутри все переворачивается.

— О. Конечно. Не знаю, почему я спросила.

Джош смеется.

— Мама и братья часто приезжают сюда.

— А, точно. Так у тебя нет девушки?

— Ответ – нет.

— Ох, — выдыхаю я, не в силах скрыть улыбку.

Сделав еще глоток из дымящейся чашки, Джош ставит ее на деревянный обеденный стол и подвигается ко мне.

— Я уже говорил, что меня тянет к тебе так, как никогда раньше, — он забирает мою чашку и ставит рядом со своей, после чего вторгается в мое личное пространство.

Я не могу дышать.

— Джош. Я…

Он кладет руки мне на щеки, убирая пряди волос с моих широко раскрытых глаз.

— Ш-ш, Эмерсон.

Когда он произносит мое имя, в голове у меня все путается, и я могу только смотреть на его рот. Это, очевидно, выглядит как приглашение, так как этот рот внезапно оказывается на моем.

Это словно не я. Не может быть, чтобы мои руки обвились вокруг его шеи и притянули ближе, в то время как я открываю рот его жадному языку. Не может быть, чтобы я стонала, когда руки Джоша двигаются от моего лица к затылку, потом вниз по спине, прежде чем обнять меня так крепко, что я чувствую, как он прижимается ко мне. Это просто не могу быть я – девушка, которую не целовал никто, кроме ее первой и единственной любви. Проблема в том, что это слишком естественно и слишком хорошо, чтобы ошибаться. Джош заставляет меня чувствовать себя самой драгоценной вещью в мире. Я знаю, потому что так Ки заставлял меня чувствовать себя каждый день. Теперь я не существую.

Это неправильно – хотеть чувствовать, что я что-то значу?

Неправильно – хотеть чувствовать себя важным для кого-то?

Неправильно – хотеть снова чувствовать?

Может быть, но я не думаю, что смогу остановиться. Я перешла черту и беру эту ответственность. Джош понятия не имеет о моих обстоятельствах, и я хочу, чтобы так было, по крайней мере, в эти выходные. Мне нужно сбежать и снова почувствовать себя живой, но смогу ли я жить с последствиями?

Думаю, Джош чувствует, как хаос уничтожает клетки моего мозга, потому что он отстраняется и с волнением держит мое лицо в своих руках, снова глядя мне в глаза.

— Это слишком быстро? — спрашивает он. — Я обещал себе, что не буду давить, и мы можем остановиться прямо сейчас, если это не то, чего ты хочешь. Я не хочу, чтобы ты об этом сожалела.

На мгновение зажмурившись, снова встречаюсь с его обеспокоенным взглядом.

— Я ни о чем не жалею, Джош, но спасибо, что остановился.

— Эмерсон, все зависит от тебя, — в его взгляде доброта. Насколько я могу судить, у этого человека нет секретов, нет багажа, и его сердце полностью открыто для того, что так очевидно происходит между нами. Возможно, я худшее, что с ним когда-либо случалось.

Я киваю, наслаждаясь ощущением его больших рук. Я чувствую мозоли и размышляю, от работы на улице или от карандашей и кистей. Мой мозг представляет, каково это, когда они бродят по моему обнаженному телу, возможно, когда я прислоняюсь к машине под дождем. Боже мой. Мне нужно, чтобы мой мозг отключился, прежде чем я сорву с нас одежду и приму не то решение. Кто я и почему мне все еще кажется, будто это не я?

— Дождь закончился, — говорит Джош, убирая руки и возвращаясь на кухню с нашими чашками, отрывая меня от моих сексуальных мыслей.

— Ну и гроза была, а?

Я иду за ним, чувствуя естественное притяжение, которое ассоциируется у меня с близостью Джоша.

— Ты голодна? — спрашивает он, заглядывая в духовку. — Я приготовил тунец, и его много. Уверен, что смогу сделать салат.

Я слегка прижимаю пальцы к губам. Все еще не понимаю свое состояние от этого изменяющего жизнь поцелуя несколько минут назад и теперь чувствую себя немного неловко, в такой домашней обстановке с ним.

— Было бы здорово. Спасибо.

— Если бы я знал, что будет компания, то приготовил что-нибудь более впечатляющее.

— Я не привередлива. Для меня это идеально.

Звенит таймер, и Джош достает из духовки белую форму для выпечки и, сняв фольгу, ставит ее на плиту, и плавно перемещается по кухне, доставая тарелки и ингредиенты для салата.

Я прерывисто вздыхаю, когда его рука касается моей.

— Ты любишь готовить? — спрашиваю я. Мой голос хриплый, и я прочищаю горло, добавляя это к неловкому состоянию.

Джош выглядит совершенно невозмутимым и расслабленным. Я думаю, что да, учитывая, что он не страдает от какой-либо дилеммы, которая угрожает поглотить его целиком. Я, с другой стороны, думаю, что могу взорваться в любой момент.

— Я люблю готовить, — он одаривает меня одной из своих невероятных улыбок, от которой я превращаюсь в желе. — Вино? — спрашивает он, потянувшись за бутылкой красного, которую, видимо, открыл раньше.

Боже, да!

— Это было бы прекрасно, — говорю я, пытаясь скрыть свое внезапное отчаяние по поводу успокаивающих свойств алкоголя.

— А ты любишь готовить? — спрашивает он, наливая вино.

Я качаю головой.

— Терпеть не могу.

— За грозы и спущенные шины, — говорит он, улыбаясь, как будто это два великих события в истории мира.

Я морщусь, но не могу удержаться от улыбки, когда мы чокаемся, потому что это самый прекрасный тост на свете.

— Ммм, — стону я, потягивая вино. — Великолепно. Что это?

— Местное вино.

Я с энтузиазмом киваю.

— Мне придется сделать над собой усилие, чтобы вернуться сюда, к виноградникам. Я не очень разбираюсь в вине, но это очень вкусное.

— Ну, я надеюсь, ты вернешься не только из-за виноградников, — этот мужчина чертовски мил. — Здесь тоже есть классные рынки.

Мы забираем тарелки и вино в столовую, и Джош возвращается на кухню, чтобы взять салатницу. Стол расположен рядом с большим венецианским окном сразу за французскими дверями.

— Смотри. Облаков почти нет.

Я выглядываю в окно. С включенным внутри светом трудно что-то разглядеть, но могу различить луну и мягкий свет, который она отбрасывает на озеро. Миллионы звезд пронзают черное небо, и я заворожена.

— За несколько часов все изменилось.

— Такое происходит часто. Все заканчивается вскоре после того, как началось.

Я глотаю вино, съеживаясь от иронии его слов и того, что происходит между нами.

— Ты сказал, что здесь есть рынки? — спрашиваю я.

— Да. Много, но есть один, на который я действительно хотел бы тебя завтра отвезти.

— Ты любишь это место, да?

Он откусывает от своего обеда и, очевидно, серьезно обдумывает свой ответ.

— Здесь я чувствую себя ближе к отцу.

Не задумываясь, я протягиваю руку и кладу свою в его ладонь. Он переплетает наши пальцы и подносит мою руку к своим губам для нежного поцелуя. Мой взгляд следует за нашими руками, фокусируясь на его идеальном рте, я знаю, что действительно хотела бы почувствовать его снова. Быть здесь с Джошем кажется невероятно правильным, хотя я знаю, что все порчу своей нечестностью. Это разбивает мне сердце, а оно достаточно страдало. Мое бедное, доверчивое, наивное сердце заслуживает того, чтобы биться от радости и волнения, и исцеляться любовью, которую, как ему казалось, оно всегда питало к Ки, но, может быть, просто находит где-то еще.

Джош смотрит мне в глаза, и я улыбаюсь теплой и искренней улыбкой.

— Очень вкусно, — шепчу я.

— Это одна из моих сильных сторон, — он отпускает мою руку, но мы оба знаем, что только что разделили момент.

— Расскажи о своем отце, — прошу я, желая узнать о нем больше. — Ты похож на него?

Он поднимает бокал и делает глоток.

— Мама говорит, что мой старший брат Хантер похож на него внешне, а я – по характеру и темпераменту.

— Мне очень нравится твоя мама, — говорю я. — Мне грустно, что она все еще скорбит о твоем отце и, кажется, так будет всегда.

— Им во многом повезло. Они так любили друг друга, и смерть отца была… охренительно неприятной. Прости за мой французский.

Я качаю головой.

— Звучит как идеальный способ описать как есть на самом деле.

— Никогда не видел, чтобы они ругались, и они всегда держались за руки, — он хихикает. — Раньше мы стонали из-за того, как они целовались у нас на глазах или прижимались друг к другу на диване перед телевизором, но теперь я готов на все, чтобы он снова взял ее за руку.

Слезы застилают мне глаза, когда я слышу, как его сердце разрывается из-за родителей.

— Ты замечательный сын, присматривающий за ней.

— Мне невыносима мысль, что она одна в этом большом доме. Меня убивает то, что она ходит вокруг, видя его в каждой комнате. Я общаюсь с ней как можно чаще, чтобы она не погрязла в своем горе. Я могу отвлечь ее, составив компанию, — он вздыхает. — Но потом она изливает душу девушке с кексами, и я понимаю, что она все еще такая хрупкая.

— Девушка с кексами? — я помню, что он называл меня так, когда я прощалась в доме его матери. Почему-то согревает меня изнутри.

Он смеется.

— Ты девушка с кексами, — его глаза расширяются от восторга. — Для того, кто ненавидит готовку, они были великолепны.

— Выпечка – другое дело, — говорю я, кладя нож и вилку на пустую тарелку. — Это творческий подход. Приготовление пищи практично и скучно.

— Может, ты делаешь это неправильно. Я не нахожу готовку скучной.

Я поднимаю руки, защищаясь.

— Ты готовишь. Я пеку. И все сходится в этом мире.

— Я буду готовить, ты печь, и мы оба будем заниматься нашим искусством, — он поднимает брови. — Договорились?

При упоминании о любви к искусству, которую мы разделяем, мое сердце делает небольшой кувырок.

— Посмотрим.

— Подожди здесь, — говорит он, вставая и забирая наши тарелки. — Буду через секунду.

Он возвращается из кухни с бутылкой вина и наполняет наши бокалы. Он ведет меня, и мы направляемся на самый удобный угловой диван перед открытым камином. Здесь невероятно уютно, и чувствую себя как дома – я шла к этому всю свою жизнь.

Мы садимся рядом и подтягиваем колени, чтобы оказаться лицом к лицу. Это очень интимно, и в этот момент я знаю, что нет места, где бы хотела быть, и нет никого, с кем бы я хотела быть. Это одновременно страшно и волнующе, так как груз, который давил на меня много лет, чувствуется легче и контролируемым.

— Итак…

Джош перебивает меня:

— Теперь моя очередь задавать вопросы, девушка с кексами.

Я качаю головой, посмеиваясь над своим новым прозвищем.

— Что ты хочешь знать? — спрашиваю я, молясь, чтобы он не задал неправильных или, может, правильных вопросов.

— Ты кое-что знаешь о моих родителях. Можешь рассказать мне немного о своих?

Хорошо, я могу ответить на этот вопрос.

— Моя мама никогда не хотела меня. Мы не разговаривали почти пять лет, — я не говорю ему, что отправила ей сообщение на телефон, когда нашла жилье в городе, но она так и не перезвонила. — А мой отец … — я делаю глубокий вдох. — Скажем так, я была результатом хорошего, но недолгого времяпровождения, — я пожимаю плечами. — Я никогда с ним не встречалась и не знаю его.

— Ты когда-нибудь спрашивала у мамы про него?

Я киваю.

— Я прошла через стадию отчаяния, чтобы узнать о нем, но моя мать утверждала, что не знает, и ее только злили мои многочисленные вопросы.

— Мне жаль, Эмерсон, — Джош кладет руку мне на колено и нежно сжимает. — Надеюсь, ты не против говорить об этом.

Глядя на его руку, лежащую у меня на колене, я отвечаю:

— Я делаю все возможное, чтобы не останавливаться на этом.

— По большей части ты закрыт от меня, и теперь это имеет для меня больше смысла, — я поднимаю на него глаза. — То, что ты показываешь, мило, сострадательно, талантливо и прекрасно, но я хочу знать, что скрывается за всем этим.

— Ты считаешь, что внутри я уродливая и злая?

Он качает головой.

— Ни в коем случае. Я думаю, есть что-то бесконечно более прекрасное.

— Ты не знаешь меня достаточно хорошо, чтобы делать такие выводы.

— Не могу этого объяснить, но мне кажется, что я знаю тебя намного дольше. Я действительно хочу знать, что заставило тебя перестать рисовать и следовать своим мечтам.

— Есть много вещей, которыми я поделюсь с тобой, но уже говорила, что это не одна из них, — говорю я честно и с убеждением, надеюсь, что он серьезно это понимает.

— Эмерсон, вредно держать все в себе.

— Это то, что сказал бы любой хороший психотерапевт, и я это понимаю, но это мой путь и мой выбор.

— Спасибо, — он делает глоток вина, не сводя с меня глаз. — Ты сегодня многое мне рассказала.

— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я. — Я не сказала то, что ты хотел знать.

— Я не был уверен, что с тобой что-то случилось, заставившее тебя бросить искусство, а теперь знаю.

Мой желудок сжимается. Я никогда ни с кем об этом не говорила и, сама того не замечая, открыла ящик пандоры.

— Мы можем оставить эту тему?

— Конечно, — говорит он. — Хочешь еще вина?

Я качаю головой.

— Думаю, мне уже хватит на сегодня. Я очень устала, — взглянув на часы, вижу, что уже почти полночь. Удивлена, что уже так поздно, и зеваю. — Не возражаешь, если мы закончим? — я эмоционально и физически истощена и очень надеюсь, что сон будет нормальным. Я не в состоянии продолжать это.

— Разумеется. Я тоже готов лечь спать, — он поднимает руки в ответ на мой потрясенный взгляд. — Не волнуйся. Раздельные комнаты.

Я улыбаюсь, смущенная своей грубостью, но в то же время испытываю облегчение.

— Спасибо, Джош. За все.

Он улыбается, берет мой пустой бокал, и я иду за ним на кухню. Как только он ставит их в раковину, мы идем к спальням, и останавливаемся перед той, которой я пользовалась раньше.

— Это твоя, — говорит он и притягивает меня к себе.

Моя первая реакция – напрячься, но что-то в его объятиях заставляет меня расслабиться. Невозможно отрицать, какой безопасной и защищенной я себя чувствую, когда твердое тело Джоша прижимается к моему, а его мускулистые руки крепко обнимают меня. Я хочу быть сильной, независимой женщиной, но приятно чувствовать себя желанной и важной. Прошло много времени, и я отчаянно скучаю по этому. Цепляясь за его рубашку, я зарываюсь лицом в мягкую ткань и вдыхаю. От него все еще пахнет мылом, вероятно, после душа, который он принимал до моего возвращения. Помню, когда он открыл дверь, меня поразил его свежий вид. Влажные волосы, без усилий взъерошенные до совершенства. Меня действительно чертовски влечет к этому человеку, как на физическом уровне, так и на более глубоком, более важном уровне чувств, связанных особенным образом. Это то, что некоторые люди ищут всю свою жизнь. Есть возможность, что я нашла это дважды?

— Спокойной ночи, девушка с кексами, — шепчет он и целует меня в макушку. Его губы остаются там, кажется, очень долго, но, когда он отстраняется, этого недостаточно. — Спасибо, что вернулась ко мне, и я обещаю, что не буду давить на тебя, к чему ты не готова.

Я улыбаюсь.

— Можешь поблагодарить меня за безответственное вождение автомобиля, — я очень расслабилась, зная, что дальше этого дело не дойдет. Мне нужно немного пространства и сна, чтобы понять, почему я так сильно разочарована, что он оставляет меня, чтобы пойти в свою комнату.

Ки… Мне очень, очень жаль. Мое сердце разрывается надвое.

У меня большие неприятности.

Глава 22

Электронные часы на прикроватном столике показывают 6:19, но что-то в экране привлекает мое внимание. Единица и девятка, кажется, постепенно исчезают. Я подвигаюсь ближе и протираю глаза, все еще затуманенные сном. Теперь я в нескольких дюймах от дисплея и, к своему удивлению, вижу крошечного человечка внутри часов, рисующего цифры. Когда они пропадают, он или, может быть, она начинает красить двойку и ноль красной краской. Какого черта? Уверена, что мне это не кажется, но я немного обеспокоена тем, что схожу с ума. Голос в моей голове напоминает мне, что это совсем не смешно. Я наблюдаю еще десять минут, и действительно, маленький человек, которого я увидела при ближайшем рассмотрении, – это пожилая дама, использующая свою кисть и лестницу при необходимости, чтобы обозначить правильное время. Это самая странная, но крутая вещь, которую я когда-либо видела.

Оторвавшись от своего маленького друга, я встаю и иду в ванную, потом открываю дверь спальни, чтобы пойти искать Джоша. За дверью спальни лежит моя вчерашняя одежда и нижнее белье, чистое, сухое и сложенное. Благодарная, впечатленная и немного смущенная, я быстро беру их и переодеваюсь. Как и было обещано, я нашла разные туалетные принадлежности в ванной комнате, включая женский дезодорант и зубную щетку, так что я полностью чувствую себя человеком.

В доме тихо, и я бы предположила, что Джош спит, если бы не моя выстиранная одежда. На кухонном столе, я нахожу записку, в которой меня просят налить себе кофе и сделать что-нибудь на завтрак, если я голодна, на случай, если к этому времени он еще не вернется после прогулки с Лероем у озера. Из кухонного окна я вижу его у кромки воды. Найдя туфли у французских дверей, ведущих на террасу, я выхожу на свежий утренний воздух.

Хотя мое желание быть рядом с Джошем кажется почти отчаянным, я останавливаюсь у перил терассы и глубоко вдыхаю, закрыв глаза. Открыв их, я смотрю на панораму. После дождя все выглядит и пахнет так свежо. Мне нравится закрытость города, но я никогда не считала себя городской девушкой. Я не возвращалась в свой родной город с тех пор, как уехала пять лет назад, но это не потому, что я до сих пор не люблю его. Благодаря Мереки у меня было восемь замечательных лет, наполненных счастливыми воспоминаниями. Не прошло и десяти минут, как у меня пропало всякое желание когда-либо снова оказаться в этом городе. У меня украли гораздо больше, чем это, но лучше не думать об этом. Я счастлива здесь, и это, кажется, имеет большое отношение к человеку, к которому я сейчас иду.

Он уходит все дальше, но я все еще отчетливо вижу его и Лероя. Как мотылек на пламя, привлеченный светом, несмотря на опасность, я приближаюсь.

Джош оборачивается, когда я все еще на приличном расстоянии от него, как будто почувствовал мое присутствие. Его лицо озаряется улыбкой, и я замираю.

— Как спалось? — спрашивает Джош, целуя меня в щеку, когда я подхожу к нему.

— Очень хорошо. А ты?

— У меня всегда здесь хороший сон, — отвечает он, бросая что-то в спокойную воду.

Мои глаза расширяются, когда я смотрю в неверии. Все, что он бросал, отскакивало от поверхности один, два, три, четыре, пять раз, прежде чем исчезнуть.

— Как ты это сделал? — зачарованно спрашиваю я.

— В зависимости от того, откуда ты, он известен как скачок, прыжок или скольжение камней. Британцы называют это утками и селезнями. Еще я слышал, что это называется лягушачьими прыжками. В этом есть что-то действительно полезное и расслабляющее, — он присаживается и поднимает из множества камней один белый камешек у своих ног. — Все дело в ракурсе. Хочешь, я тебя научу?

За все годы, что я провела у реки, играя с камешками, не могу поверить, что никогда не пробовала этого.

— Конечно. Было бы здорово.

Он подбирает для меня камешек.

— Все они тщательно подобраны по их ровной, гладкой поверхности, но думаю, что ты должна попробовать с этим, — он протягивает мне тот, который немного больше остальных. — Легкие, маленькие, как правило, пропускают больше раз и идут дальше, но средний вес, как этот, обычно лучше всего подходит для новичков.

— Что дальше? — спрашиваю я, проводя большим пальцем по гладкой поверхности.

Он держит свой, чтобы показать мне.

— Приложи указательный палец к краю камня. Держи плоские стороны большим пальцем с одной стороны и средним пальцем с другой. Нужно, чтобы камень мог вращаться по прямой линии с плоским концом почти параллельно воде, — он ждет, пока я выполню его указания, прежде чем продолжить. — Ты должна обязательно положить камень на сгиб указательного пальца, а большой палец положить поверх камня, чтобы контролировать его.

— Хорошо, — говорю я, когда уверена, что все правильно поняла. — А дальше?

— Лицом к воде, расставив ноги на ширине плеч, — он подходит ко мне сзади и кладет руки мне на плечи, чтобы поправить положение. — Ты правша, поэтому тебе нужно встать левой или недоминантной стороной ближе к кромке воды, плечом к воде, — я чувствую давление на плечи. — Присядь на корточки так, чтобы при броске твой камень был почти параллельно поверхности.

— Все это очень научно, — говорю я, посмеиваясь. — Я думала, мы просто бросаем камни.

— На самом деле ученые обнаружили, что идеальный угол между камнем и водой – двадцать градусов.

— Ученые потратили на это время? — недоверчиво спрашиваю я.

— Это серьезное дело, Эмерсон.

Я смотрю в его глаза и вижу искорки. Не знаю, шутит он или нет про ученых, но он не воспринимает это слишком серьезно.

— Чуть меньше двадцати градусов, — говорит он, — и трение замедляет движение. Еще немного – и все пойдет ко дну.

— Хорошо, мои ноги начинают болеть, так что ударь меня инструкциями по метанию, пожалуйста.

Он смеется.

— Извини. Согни запястье назад, а затем брось его вперед, чтобы кинуть камень по поверхности воды. Не думай об этом как о бросании фрисби сверху, а как о бросании софтбола снизу. Ты также можешь думать об этом как о броске кнута в сторону. Важно, что ты аккуратно сгибаешь запястье назад, чтобы генерировать некоторую энергию, а затем быстро и под прямым углом отбрасываешь вперед, позволяя вращаться против часовой стрелки. Бросай как можно быстрее, не теряя форму. Угол и вращение важнее скорости.

Я запрокидываю голову и смеюсь.

— Кажется, моя голова взорвалась.

— Попробуй, и ты, возможно, поймешь, что мои инструкции – это не просто фигня-шмигня.

— Фигня-шмигня? — я продолжаю смеяться. Что, черт возьми, это такое?

— Заткнись, умник, и брось этот чертов камешек, — он тоже не может удержаться от смеха.

Я прокручиваю в голове его безумные сложные инструкции, а затем выполняю их как можно лучше. Камень вылетает у меня из руки и неловко падает в озеро неподалеку от нас.

Я морщу нос, и мои плечи опускаются в поражении.

— Твои инструкции неверны, — говорю я, стараясь не рассмеяться.

Джош стонет.

— Ты не довела дело до конца.

— Ты не велел мне довести дело до конца, — отвечаю капризно.

— Когда согнешь запястье, обязательно проведи рукой по всей груди, заканчивая около плеча противоположной руки.

— Это была моя единственная ошибка?

— Это требует практики, Эмерсон, — его веселый тон совершенно пропал. — Как и искусство, некоторые люди более одарены от природы, чем другие, но большой прогресс может быть достигнут, если заниматься этим, — я думаю, как полностью забросила искусство и как сильно по нему скучала. — Если ты дойдешь до конца, то убедишься, что вложила в бросок всю свою силу и импульс, и камень будет двигаться дальше и прыгать дольше.

— Как скажешь, Мистер Главный ученый.

— Мистер Главный ученый?

Я смеюсь, наклоняясь и поднимая другой камень.

— Ага.

Спустя двадцать пять бросков и поисков камней, у меня не получилось ни одного отскока. Я вне себя от разочарования, наблюдая за каждым из прыжков Джоша по поверхности без усилий.

— Готова к лучшему завтраку, который ты когда-либо ела? — спрашивает Джош, очевидно чувствуя, что мое терпение на исходе.

Вздохнув, я киваю.

— Думаю, да.

Джош свистит Лерою, и тот послушно возвращается к нему. По дороге домой Джош берет меня за руку, и я позволяю ему держать ее. Так или иначе, мне удалось создать для себя целую альтернативную жизнь здесь с Джошем, где я могу чувствовать себя хорошо с этим невероятным человеком, держащим меня за руку и предлагающим приготовить мне завтрак.

— Когда ты научился так бросать камешки? — спрашиваю я, нарушая уютное молчание.

— Мой отец учил нас, когда мы были детьми, — он смотрит на озеро. — Он хотел, чтобы мы с братьями как можно больше времени проводили на улице.

— Где сейчас твои братья?

— Двое живут в городе. Хантер – старший, успешный адвокат и ведет светскую жизнь.

— Сколько ему лет?

— Тридцать два, мне тридцать один, Луке и Максу двадцать восемь.

— Четверо мальчиков и двое из них – близнецы. Твоя мама, должно быть, была очень занята, когда ты был маленьким.

Он смеется.

— У нее много историй, которые, я уверен, она с удовольствием расскажет тебе, чтобы смутить нас.

— Значит, Хантер – успешный адвокат. Что насчет Луки и Макса?

— Лукас – технарь. Он разрабатывает приложения и продает их за копейки.

— Я понятия не имею, как все это работает.

Джош качает головой.

— Я тоже, но Лука немного волшебник.

— Похоже, вы с ними ладите.

— Да. Мы видимся не так часто, как хотелось бы маме, но мы все делаем ради друг друга, и все возможное, чтобы помочь маме справиться.

— А что насчет твоего другого брата?

— Макс живет в Южной Африке в качестве иностранного корреспондента, — отвечает он, придерживая для меня дверь.

— Все так по-другому, — говорю я, снимая туфли и оставляя их у двери, где нашла их раньше.

— Макс рискует своей жизнью на работе, но я не могу представить, чтобы он делал что-то еще. Некоторые из историй, которые нам удавалось из него вытянуть, сильно напрягали маму, но даже она знает, что это его жизнь и его решение.

В его голосе слышится уважение, которое он, очевидно, испытывает ко всем своим братьям, и это согревает мое сердце.

— Ты ближе всех к Максу, а он дальше всех. Это, должно быть, тяжело.

— Ты экстрасенс?

Я хихикаю.

— Нет. Сложность не в том, что ты сказал, а как ты сказал. Иногда все дело в интонации.

Джошсмотрит на меня, глубоко задумавшись.

— Ты интригуешь меня больше, чем кто-либо другой, Эмерсон, — он качает головой, потом указывает в сторону кухни.

Когда Джош начинает доставать миски и сковородки из шкафов, я понимаю с удивлением, как этот невероятно красивый, талантливый и находчивый мужчина одинок.

— Как так получилось, что ты один? — мои мысли вылетают у меня изо рта.

— Могу задать тебе тот же вопрос, — говорит он, поднимая брови.

Я не отвечаю, жалея, что затронула эту тему, но понимаю, что уже слишком поздно.

— Кто-нибудь из твоих братьев в браке или состоит в серьезных отношениях?

— Макс женился на своей школьной подружке Ками, и у них дочери-близнецы, Арабелла и Мэгги.

— Неожиданно, учитывая его работу.

— Южная Африка может быть очень опасным местом, но они живут в закрытом сообществе, и их безопасность является приоритетной для Макса. Он даже сказал, что они могут переехать домой, когда Ками заберемела, но она не позволила ему отказаться от своей мечты, — он продолжает колдовать, пока мы болтаем. — Она любит его и подружилась с другими неместными.

— Я бы с удовольствием поехала на сафари, — говорю я, вспоминая документальный фильм о национальном парке Крюгера.

— Тогда ты должна это сделать, — небрежно говорит он. — Ты молодая и здоровая. И исполнять свои желания из списка, а не просто говорить о них.

— У тебя есть список желаний? — спрашиваю я.

— Конечно. Я думаю, что у большинства людей есть вещи, которые они надеются сделать или испытать в своей жизни, даже если они не записывают их.

Я вытаскиваю табурет из-под стойки и сажусь.

— Предложила бы помощь, но ты, кажется, все держишь под контролем.

— Просто сиди и наслаждайся.

Я усмехаюсь, наклоняюсь вперед, кладу подбородок на ладони и локти на стойку.

— Что ты делаешь?

— Яичницу с беконом, — говорит он. — Я надеюсь, у тебя на это нет аллергии.

Я качаю головой.

— Звучит отлично.

— У тебя есть братья или сестры? — спрашивает он, кладя по большой яичнице на каждую тарелку. — Ты так много знаешь обо мне, а я даже в курсе, есть ли они у тебя.

— Был сводный брат, Трент.

Джош стоит на противоположной стороне скамейки со сковородкой в руке, собираясь взять яичницу.

— Был?

— Он никогда не был мне братом, — стискиваю зубы. — Мы не общаемся.

— Услышав это, я так благодарен за счастливое детство.

— Мне нужен кофе, — говорю я, слезая со стула и подходя к кофеварке. — Хочешь?

— Конечно. Черный, одна ложка сахара, пожалуйста.

Для его кофеварки используются кофейные зерна, и отдельный отсек для молочной пены. У Кэрри такая же установлена в нашей комнате отдыха на работе, так что я могу быть полезна хотя бы здесь.

Когда я заканчиваю, Джош готовит две восхитительные на вид и пахнущих яичницы. Я занимаю свое место на том же табурете, и Джош садится рядом со мной. Я протягиваю ему кофе и делаю глоток, вдыхая пар.

— Ммм, — говорю я, наслаждаясь жидким золотом.

— Ты сводишь меня с ума, знаешь об этом? — спрашивает он.

Я ставлю кружку и беру свою еду.

— Да? Почему?

Он качает головой и стонет.

— Ты просто невероятно прекрасна, и даже не подозреваешь об этом.

Мои щеки горят, и я откусываю маленький кусочек от своего блюда, не уверенная, как ответить на его комплимент. Джош смотрит на меня, и его улыбка становится шире.

Чтобы сменить тему, я спрашиваю:

— Можешь отвезти меня на заправку, чтобы купить немного топлива?

Он кивает и машет рукой, как будто мое затруднительное положение ничего не значит.

— У тебя есть время побыть со мной сегодня? — он смотрит на меня так, словно что-то обдумывает, но не уверен, стоит ли это говорить.

— Джош, в чем дело?

— Я думаю, тебе не нужно завтра идти на работу в праздничные дни?

Я предполагаю, к чему он клонит.

— Все так. У меня выходной.

— Я надеялся, что ты останешься еще на одну ночь.

Жую внутреннюю часть щеки и смотрю на пустую тарелку. Я наслаждаюсь этим продолжением моей реальности, и мысль о возвращении в мой пустой дом угнетает. Смотрю на него и улыбаюсь.

— С удовольствием.

С улыбкой до ушей он моет наши тарелки.

— Я чертовски рад этому.

Глава 23

Убрав со стола и умывшись, мы выходим на улицу.

Его лендкрузер стоит на подъездной дорожке, но Джош исчезает в деревянном сарае рядом с домом, поэтому я следую за ним. Меня удивляет увиденное. Как будто я вошла в мастерскую механика, с рядом автомобилей разных марок и моделей. Один поднимается над землей, у другой нет дверей и колес.

— Ты любишь машины, — говорю я, все еще оглядываясь вокруг.

— Да. Наверное, это еще одно мое хобби, — он обводит рукой сарай. — Мы с папой вместе реставрировали старые машины, а потом продавали их. Я все еще занимаюсь этим.

— Чувствую, что недооценила тебя, — говорю я.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты говорил, что я загадка. Я бы сказала, что ты полон сюрпризов.

— Ты просто не задаешь правильные вопросы, — он подмигивает мне и идет к задней части дома к стойкам с шинами и различными запасными частями. Находит необходимое, и возвращается туда, где я все еще стою, держа металлическую банку.

— Я действительно выбрала правильное место, чтобы сломаться, не так ли?

Он смеется.

— Мне нравится так думать.

Мы останавливаемся на заправке, потом возвращаемся к моей машине. Возможно, забыв заправиться по дороге сюда, вмешалась судьба. Кто знает?

Вернувшись в дом, я хватаю с заднего сиденья свою запасную куртку, прежде чем прыгнуть обратно в машину Джоша, чтобы поехать в город.

— Не могу поверить, что это было практически рядом последние пять лет, а я никогда не была здесь, — говорю я, когда мы пробираемся через потрясающий пейзаж.

— Мне нравится здесь, как и контраст города, поэтому я благодарен, что могу провести там много времени, — говорит он. Поворачиваюсь к нему лицом. — Мне повезло, что у меня есть лучшее из обоих миров.

— Думаешь, твоя мама навсегда останется в этом большом доме?

Он кивает, но даже со стороны я вижу печаль, мелькнувшую на его лице. Его руки сжимают руль чуть крепче, а плечи слегка приподнимаются. Он так беспокоится о своей матери, и я нахожу это милым. А еще меня мучает чувство вины за то, что я не скучаю по своей. Я не проронила ни слезинки, когда оставила ее и всех, кого знала, и редко вспоминала о ней. Это делает меня монстром?

— Она цепляется за этот дом, как будто от этого зависит ее связь с отцом, — он бросает на меня быстрый взгляд, прежде чем снова сосредоточиться на дороге. — Не думаю, что это хорошо.

— Что это значит?

Он глубоко вздыхает.

— Она больше не живет.

Я делаю паузу, чтобы понять, что он говорит. Интересно, как она жила до того, как потеряла мужа?

— Чем занимался твой отец?

— Он был инвестиционным банкиром одной из крупных фирм города.

— Как познакомились твои родители?

Он улыбается.

— Любовь с детства.

— Похоже, они были счастливы вместе.

— Верно, — он качает головой. — Это абсолютная трагедия, что его забрали у нее, когда они планировали всю свою совместную старость. Они были лучшими друзьями.

— Похоже, он был великим человеком.

— У моего отца была лучшая трудовая этика из всех, кого я когда-либо знал, но у него были четкие приоритеты, — кадык Джоша подпрыгивает, когда он смотрит на дорогу впереди. Это, очевидно, сложная тема для него. — Его жена и дети были для него всем, и он никогда не подводил маму. Она была замечательной матерью и заботливой женой, но она знала, что, если дела дома пойдут плохо, она может сообщить ему, и он будет там, — он снова бросает на меня быстрый взгляд. — Он был настоящим мужчиной.

— Что-то мне подсказывает, что ты очень похож на своего отца.

Мы останавливаемся на красный свет, Джош рассматривает меня.

— Все, чего я когда-либо хотел, чтобы родители гордились мной.

Сглатываю ком в горле. У нас с Джошем было совсем разное детство.

— Я видела твою маму всего один раз, но она так хорошо о тебе отзывалась.

Загорается зеленый, и мы пересекаем перекресток, прежде чем Джош снова говорит.

— Она моя опора, и я стараюсь быть для нее лучшим сыном, насколько могу.

— Расскажи, как ты стал преподавать арт-терапию.

— Я хорошо рисовал в школе, — говорит он, быстро взглянув на меня. — Но я никогда не считал это карьерой. Как ты знаешь, папа умер через несколько лет после того, как я окончил школу. Я нарисовал его так подробно, чтобы запомнить, и это стало для меня своего рода терапией. Каждый день в течение нескольких месяцев я рисовал что-то, что напоминало о нем. Это было нечто осязаемое и совершенно личное. Я позволил своему горю истечь на бумагу, и это помогло.

— Ты изучал искусство, чтобы помогать другим?

— Сначала я хотел помочь себе, но преподавание оказалось для меня таким полезным, и я решил, что могу использовать горе, которое я испытал, в чем-то значимом.

Я протягиваю руку и касаюсь его плеча, нуждаясь в физическом контакте с этим красивым мужчиной.

— Думаю, то, что ты делаешь – невероятно.

— Моя жизнь была чем-то вроде чертовой сказки. Родители вместе и счастливы, никаких финансовых забот, хорошие друзья и здоровье, — он смотрит на мою руку и улыбается, встречаясь со мной взглядом. — Я знал, что папа не захочет, чтобы кто-то из нас перестал жить, потому что он умер, поэтому все, что я делаю сейчас – стремлюсь быть хотя бы наполовину тем человеком, которым он был, — он кивает, когда мы проезжаем знак. — Вот оно. Клэр, одна из моих лучших подруг, делает свечи и продает их здесь, поэтому я люблю приходить поддержать ее, — он произносит ее имя с большой любовью, и мне очень интересно с ней познакомиться.

Рынок расположен на территории местной начальной школы. Джош паркует машину, и мы выходим. Продавцы, видимо, уже почти закончили раскладку, и здесь еще не так много людей.

— Хочешь еще кофе? — спрашивает Джош. — Похоже, она открывается только в десять.

— Почему бы и нет? — говорю я, улыбаясь. — Ты знаешь хорошее место?

— Пойдем, — говорит он, с энтузиазмом кивая. — Есть еще кое-кто, с кем я хотел бы тебя познакомить.

Мы идем по улице к ряду магазинов, и Джош ведет меня в кофейню, книжный магазин, который, как я быстро понимаю, также является кафе, когда я делаю глубокий вдох. Божественный запах. Молотые кофейные зерна, горячий шоколад и книги – пьянящее сочетание желания, страсти и историй, умоляющих быть съеденными. Я оглядываю магазин, рассматривая книжные полки. Я не могу разобрать ни одного стиля мебели. Каждый набор полок, каждая таблица и даже каждый стул отличаются, но эта эклектичность выглядит совершенной. Владелец сумел смешать стили, эпохи и цвета, чтобы создать уютную и гостеприимную атмосферу, которая заставляет посетителей оставаться.

— Джейн, привет. Тодд здесь? — спрашивает Джош девушку за кофеваркой.

— Вы только что разминулись с ним, — она наклоняет голову в сторону двери. — Он помогает Клэр поставить прилавок. Скоро должен вернуться.

— Ладно. Спасибо. Могу я взять кофе с молоком и черный, пожалуйста?

Я улыбаюсь.

— Ты помнишь, какой кофе я люблю, — он пожимает плечами, как будто это ничего не значит. — Спасибо.

— Не за что.

— Я, наверное, посмотрю книжные полки, — провожу пальцем по волнистым корешкам на ближайшей ко мне полке.

Продолжая читать, я останавливаюсь у небольшой спортивной секции. Мне бросается в глаза книга, которую я видела раньше, давным-давно. Я осторожно вытаскиваю ее и держу в руках, пытаясь подавить сильные эмоции при виде такого ностальгического.

— Любишь рыбалку? — спрашивает Джош, заглядывая мне через плечо.

Смотрю на обложку книги, на которой мужчина целует рыбу.

— Я подарила эту книгу своему лучшему другу, когда ему исполнилось одиннадцать. Не могу поверить, что она тут.

— «Поймать и поцеловать»? Это абсолютная классика, — он хихикает. — Отец Тодда – заядлый рыбак, поэтому у него всегда в запасе несколько книг о рыбалке на случай, если тот когда-нибудь зайдет, — смотрит с грустной улыбкой. — Он никогда не приходит.

Я прижимаю книгу к груди и вспоминаю тот день, когда отдала ее Ки. К тому времени мы дружили уже больше года, и я хотела купить ему что-нибудь, но у меня было всего несколько долларов, состоявших в основном из пяти и десятицентовых монет. Я была в книжном магазине и не нашла ничего дешевле десяти долларов, но однажды я проходила мимо дома, в гараже которого проходила распродажа. Я заметила коробку с надписью «Книги» и стала рыться в ней в поисках чего-нибудь, что могло бы понравиться Ки. «Поймать и поцеловать» привлекла меня из-за человека, целующего рыбу. Гадость, подумала я. Я смотрю на Джоша и улыбаюсь, но пытаюсь сжать губы в прямую линию. Он только что рассказал мне об отце своего друга.

— Джош Холланд, — зовет мужской голос, но я его не вижу. — Тащи сюда свою великолепную задницу.

Ну, это было странное приветствие, и я не могу сдержать смешок, который срывается с моих губ. Джош стонет.

Высокий худощавый мужчина примерно того же возраста, что и Джош, появляется из-за книжной полки. Он с иголочки одет в облегающие джинсы, белую рубашку с воротником, твидовый жилет и галстук-бабочку. Распахнув объятия, он бросается вперед. Несмотря на то, что Джош гораздо крупнее Тодда, его поглощают восторженные объятия этого человека. Через несколько мгновений я начинаю сомневаться, отпустит ли он его, когда он кладет щеку на плечо Джоша. Он, очевидно, очень привязан к нему, и, кажется, это взаимно.

— Ладно, ладно, — говорит Джош. — Пока достаточно, — в хорошем расположении он отодвигается от Тодда, обнимает меня за плечи, и я прижимаюсь к нему. — Это моя подруга Эмерсон. Эмерсон, это мой друг, Тодд.

— Приятно познакомиться, — говорю я, пожимая протянутую руку.

— Очень приятно познакомиться, Эмерсон. Самое время Джоша познакомить меня с женщиной. Я уже думал, что у меня есть шанс с ним, — он смеется с таким удовольствием, и я не могу не присоединиться к нему.

Джош стонет, закатывая глаза, но его улыбка искренняя.

— Я просто помогал Клэр, — говорит Тодд, возвращаясь к кофеварке. Он качает головой. — Она всегда так нервничает перед открытием, и я не знаю почему. Она всегда что-нибудь продает.

— Клэр – сестра-близнец Тодда, — объясняет Джош, подталкивая меня к нескольким столам, расположенным вдоль задней стены.

— У тебя прекрасный магазин, Тодд.

Грудь Тодда вздымается, глаза блестят за стеклами очков без оправы.

— Спасибо, любовь моя. Ты смотришь на три мои любимые вещи прямо здесь, — говорит он, подмигивая, когда Джейн ставит мой кофе с молоком передо мной и черный перед Джошем.

— Три? Я думаю о книгах и кофе… а что еще?

Тодд бросает на Джоша дерзкий взгляд.

— Привлекательные мужчины! — он поднимает руки и смеется.

Так приятно смеяться, и я вдруг понимаю, как мало сделала за последние пять лет. Несмотря на укол вины, который я испытываю из-за того, что отлично провожу время с двумя мужчинами, которые не являются Мереки, я не хочу уходить. Не хочу возвращаться в город и сталкиваться с моей одинокой реальностью. Отказываясь позволить себе испортить это прекрасное утро, я отодвигаю все плохие мысли и живу настоящим. Еще одна вещь, которую я не делала слишком долго.

— Откуда вы знаете друг друга? — спрашиваю я, потягивая кофе.

Джош смотрит на Тодда, потом снова на меня.

— Мы вместе ходили в школу, потом, когда я переехал сюда, они регулярно навещали меня и в итоге переехали.

— Джош помог нам с Клэр начать наш бизнес два года назад. Мы подшучиваем друг над другом, но он лучший человек в мире, и мы сделаем все, чтобы отплатить за его щедрость.

— О, прекрати, — раздраженно говорит Джош. — Бесплатный кофе и свечи для мамы. Мы в расчете.

Тодд смотрит мне в глаза и слегка качает головой.

— Этот парень слишком скромный. Слепой мог увидеть химию между вами, голубками, так что держись за него и не отпускай, — он хлопает Джоша по плечу. — Он один из лучших.

Смотрю на Джоша, но он молчит. Я прикусываю нижнюю губу, зная, что не должна чувствовать себя так хорошо из-за того, что сказал Тодд, поэтому кусаю сильнее.

— Если ты закончила с кофе, может, встретимся с Клэр? — спрашивает Джош.

Я киваю.

— Пойдем.

— Ужин в пабе? — спрашивает Тодд, забирая наши пустые чашки и блюдца.

Джош смотрит на меня и поднимает брови.

— Что думаешь? Хочешь?

Я пожимаю плечами.

— Конечно. Почему бы и нет?

— Потрясающе, — говорит Тодд, обнимая меня за плечи и провожая через свой магазин, оставляя Джоша следовать за нами. — Увидимся в семь, — он обнимает меня и целует в щеку. — Рад познакомиться, Эмерсон.

— Спасибо за кофе, — улыбаюсь. Я искренне рада, что увижу его снова.

Мы с Джошем возвращаемся на рынок, и я замечаю, что машин и людей стало больше. Сейчас все в полном разгаре, и я не могу дождаться, чтобы пройтись.

— Почему ты не сказал Тодду, что мы не вместе? — спрашиваю я, когда мы без труда проходим мимо первой палатки с детской одеждой.

— А почему ты этого не сделала?

Теперь моя очередь молчать, зная, что он прав. Когда Джош останавливается у прилавка с солью, я продолжаю идти.

— Местный мед, — кричит женщина, привлекая мое внимание. — Хочешь попробовать?

— Да, пожалуйста, — говорю я, подходя к ней. Я кладу ложку в рот. — Ммм. Мед – одна из тех вещей, которые я всегда пытаюсь купить на рынке. Его вкус намного лучше, чем то, обработанное дерьмо, которое продается в магазинах.

— Я верю тебе, — говорит он, не сводя глаз с моих губ, — я отворачиваюсь. — Сколько ты собираешься купить?

— Две баночки, — говорю я. — Это только для меня, этого хватит. — Мереки перестал есть мед, когда нам было по двенадцать лет, и его ужалили четыре пчелы. Он надулся, как воздушный шарик, покрылся сыпью. Он затаил обиду. Я улыбаюсь воспоминаниям.

— Мы возьмем четыре банки, — говорит Джош, обращаясь к продавцу. Он поворачивается ко мне. — По две на каждого.

Лезу за кошельком, но он протестующе поднимает руку.

— Я оплачу.

Я качаю головой, но не спорю. Уверена, что смогу рассчитаться у другой палатки.

Джош несет пакет с четырьмя банками меда, и мы идем дальше. Сегодня прекрасный солнечный день, и я снимаю свою легкую куртку, чтобы насладиться теплом на моей коже. Я поднимаю лицо к небу и закрываю глаза, вдыхая свежий деревенский воздух. С Джошем, идущим рядом со мной между рядами увлеченных людей, продающих свои домашние товары, я чувствую удовлетворение. Это не ностальгия, какой я никогда раньше не испытывала. Даже в моем родном городе, когда у нас с Ки все было хорошо, меня преследовало дурное предчувствие. Когда все казалось слишком хорошим, чтобы быть правдой, так оно и было.

— О чем думаешь? — спрашивает Джош, отрывая меня от моих мыслей.

Я открываю глаза и смотрю на него.

— У меня сегодня хороший день, — честно отвечаю я.

Джош улыбается.

— Аналогично.

Мы смотрим друг на друга, и связь, которую я знаю, мы оба чувствуем, потрескивает в воздухе между нами. На минуту, я не удивлюсь, если он собирается поцеловать меня снова, на этот раз рядом со стойкой с уггами и фоновой музыкой из двадцати колокольчиков.

Глядя на его рот, я вспоминаю, как чудесно он ощущался на моем. Я делаю вдох, когда он облизывает нижнюю губу. Желание пронзает меня, и в этот момент я не могу думать ни о чем, кроме него. К черту последствия и мой извращенный моральный компас. Джош делает шаг ближе, и я не могу дышать. Он поднимает руку к моему лицу и нежно проводит костяшками пальцев по моей скуле. Мои глаза расширяются, когда его невероятно чувственный рот приближается ко мне.

Всего в нескольких дюймах между нами и с моим мозгом произойдет полный катаклизм, я задерживаю дыхание. Вот оно. Он собирается поцеловать меня. У меня кружится голова. Боже, я хочу этого больше всего. Я...

— Джош! Джош!

Он не отстраняется, но и не приближается. Наши глаза встретились, и я вижу желание, кружащееся в его изумрудных радужках, близко и интимно.

— Джошуа Холланд, — раздается голос уже ближе.

Застонав, он целует меня в кончик носа, потом отворачивается и делает шаг назад. Я не могу пошевелиться, но мне приходится втягивать воздух в лишенные кислорода легкие. Мои глаза все еще прикованы к нему, но теперь я смотрю на его сильный профиль. Его темно-русые волосы заправлены за уши, и он проводит по ним свободной рукой, приветствуя того, кто остановил наш поцелуй.

— Эмерсон.

Я качаю головой и понимаю, что он произносит мое имя, возможно, не в первый раз.

— Извини, — говорю я, слегка съеживаясь. Я поднимаю глаза и вижу перед собой женскую версию Тодда. — Вы, видимо, Клэр, — протягиваю руку и пожимаю ее.

— Приятно познакомиться, — говорит она дружелюбным, но далеко не таким теплым тоном, как ее брат.

Клэр берет Джоша за руку и оттаскивает от меня. Мне это не нравится, хотя у меня нет на него никаких прав. Ревность ничего не знает о добре и зле, и мне приходится сдерживаться, чтобы не шагнуть вперед и не вырвать его руку из ее. Что за дрянная мысль с моей стороны, но она вспыхивает в голове прежде, чем я успеваю это проконтролировать.

— Твоя палатка выглядит великолепно, как и всегда, — говорит Джош, хваля ее действительно замечательную установку. — Как продажи?

Клэр сияет от его одобрения.

— Пока отлично. Я уже продала весь свой Рождественский ассортимент.

Я делаю шаг вперед, чтобы поближе рассмотреть ее свечи, время от времени поднимая одну, чтобы вдохнуть аромат.

— Это та, что в прихожей твоей мамы? — спрашиваю я, поднимая ту, что напоминает мне о том дне, когда я была там.

Клэр смотрит на Джоша, потом снова на меня.

— О, ты знакома с Сарой?

Я киваю и улыбаюсь.

Джош переводит взгляд с меня на нее и обратно, а затем говорит:

— Тодд предложил поужинать сегодня в пабе, если ты не против.

Она смотрит на него щенячьими глазами.

— Конечно. Я собиралась предложить то же самое.

Толпа потенциальных клиентов прибыла к палатке Клэр, и ей нужно вернуться к работе.

— Тогда мы оставим тебя, — говорит Джош, кладя руку мне на поясницу, — это кажется интимным. — Увидимся вечером.

— О. Да. Увидимся вечером. — Клэр выглядит растерянной, и я замечаю, как она сдвинула брови. Она ревнует, и мне интересно, какие у них отношения.

Когда мы уходим, я решаю не совать нос в чужие дела. Это не мое дело.

Мы проводим еще час на рынке, делая несколько покупок. Пока Джош занят разговором со знакомой пожилой парой, я нахожу палатку с красивыми платьями ручной работы и нижним бельем. Я выбираю понравившееся мне, радуясь, что у меня будет что надеть на ужин с Тоддом и Клэр.

Когда я встречаюсь с Джошем, мы берем хот-доги на обед, прежде чем отправиться домой в середине дня.

Он останавливает машину на подъездной дорожке, но никто из нас не выходит.

— Я бы хотел нарисовать тебя, — говорит он.

Я резко поворачиваюсь к нему.

— Что? Почему?

Его взгляд смягчается.

— Просто я уже давно хотел это сделать.

И хотя сказанное им не наводит на размышления, все выглядит просто, что-то внутри меня говорит, что это очень, очень неправильно.

Глава 24

Оставив покупки в гостевой спальне, я возвращаюсь на кухню, чтобы найти Джоша.

— Где ты хочешь это сделать? — спрашиваю я, стараясь, чтобы голос звучал не так нервно, как я чувствую.

Взяв альбом, он ведет меня к французским дверям на террасу.

— Пойдем в лодочный сарай.

Мы спускаемся по склону. Когда подходим к небольшому деревянному зданию, Джош идет впереди меня, чтобы открыть дверь.

Вместо того чтобы последовать за ним, я останавливаюсь, полюбоваться мастерством конструкции. Вблизи это красиво, очевидно, сделано с осторожностью и вниманием к деталям.

— Ты идешь? — спрашивает Джош.

Я киваю.

— Извини.

— Не надо, — он касается моего плеча, когда мы вместе заходим внутрь, и по всему моему телу пробегает электрический разряд.

Внутри сарай больше, чем я ожидала, со всевозможными инструментами, снаряжениями для водных видов спорта и рыболовными снастями. Ясно, что Холланды любят бывать на природе.

— Где ты хочешь меня видеть? — спрашиваю я, оглядывая комнату в поисках свободного места.

Он качает головой и ведет меня к задней двери.

— Сюда.

Дверь ведет на пристань, и я, не раздумывая, следую за ним. В этот момент я понимаю, что пойду за ним куда угодно. С ним я чувствую себя в безопасности, а я не чувствовала этого слишком долго.

— Ты ведь умеешь плавать? — спрашивает он, указывая на лодку, покачивающуюся на воде. — Разумеется, я не собираюсь выбрасывать тебя за борт.

— Как рыба, — отвечаю я, делая шаг вперед, широко раскинув руки для равновесия, и присаживаюсь.

Джош забирается внутрь, бросает рюкзак на пол и садится напротив меня. Он отвязывает веревку, которая держит нас у причала. Закрепив весла, начинает грести, а я разглядываю пейзаж. День тихий и ясный, но я жалею, что не захватила с собой легкую куртку или кардиган, когда нас обдувает легкий ветер.

Без слов, Джош достает из рюкзака одеяло и протягивает мне.

— Спасибо, — говорю я, заворачиваясь в него.

Когда мы добираемся до середины большого озера, Джош ставит весла обратно в лодку. Несколько мгновений мы плывем по течению, потом он достает из сумки альбом и карандаши.

— Тебе удобно? — спрашивает он.

— Не совсем, — отвечаю я, сморщив нос. — Никто меня раньше не рисовал.

— Рад, что я твой первый, — говорит он, с намеком на улыбку в уголке его рта.

Я закатываю глаза.

— Просто поторопись и нарисуй меня.

— Ты капризная модель, девушка с кексами.

Качая головой, я не могу не улыбнуться от прозвища.

— Ну ладно. На несколько минут притворись, что меня здесь нет. Ты сможешь сделать это для меня?

— Без проблем.

Он хватается за грудь.

— Думаю, мне следует обидеться.

Улыбаясь, я опускаю плечи, и напряжение в моем теле немного спадает. Но когда он наклоняется вперед и, кажется, изучает меня, я чувствую себя уязвимой под его пристальным взглядом. Как будто он пытается раскрыть все мои секреты, просто присмотревшись внимательнее.

— Почему на середине озера? — шепчу, не знаю почему.

Он не отвечает сразу, и я понимаю, что наклоняюсь вперед, слабея от магнитного притяжения, которое я чувствовала с момента нашей встречи.

— Не хотел, чтобы ты смогла убежать, — наконец говорит он, продвигаясь вперед.

Мы так близко, что я чувствую его дыхание.

— Справедливо.

Джош касается губами моих, но не целует. Вместо этого он шепчет мне прямо в ухо:

— Я пытаюсь тебя понять и не хочу рисковать, — заправляя выбившиеся пряди волос за уши, он, должно быть, знает, какое потрясающее впечатление производит на меня. — К тому же я думал, тебе здесь понравится, — говорит он, снова глядя мне в глаза. — Когда ты смотришь на воду, выглядишь умиротворенной.

Закрыв глаза, я киваю, принимая его ответ. Я попадаю под его чары, и ничего не могу с этим поделать.

Когда я слышу знакомый звук движения на бумаге, я позволяю своему разуму улететь с прохладным полуденным ветерком. Тысячи мыслей смешиваются, как вагоны в мчащемся поезде. По какой-то причине каждая из многих работ, которые я делала с момента переезда в Мельбурн, по очереди всплывали, прежде чем вернуться в тайники моего мозга. Мои сердечные мышцы сжимаются при воспоминании о подавляющем одиночестве, которое я испытывала, нигде не задерживаясь достаточно долго, чтобы установить какие-либо реальные связи. Я просто выполняла свою работу, а потом бежала домой к Мереки, который не составлял мне компаниию.

— Эй, Эмерсон, — говорит Джош, прерывая мои мысли. — Дыши.

Открыв глаза, я делаю глубокий вдох и морщусь.

— Прости. Наверное, я все еще нервничаю.

Он обеспокоенно хмурится.

— Это недолго. Я могу закончить позже.

— Хорошо. Я опускаю руки на колени, не зная, разочарована ли я, или испытываю облегчение.

Он пристально смотрит на меня.

— Могу нарисовать тебя в деталях и без твоего присутствия, — он берет меня за подбородок и проводит большим пальцем по щеке. — Просто хотел найти предлог, чтобы быть ближе к тебе.

Его слова убивают и исцеляют.

— Можно посмотреть, что ты уже нарисовал?

Он переворачивает альбом и передает его мне. Я задыхаюсь от восторга, шока и узнавания одновременно.

— Это твой рисунок я увидела в витрине галереи Мадлен, когда пришла туда в первый раз, — я помню прекрасный рисунок мужского лица, наполовину идеально детализированный, а другая половина была полностью размыта.

— Мой единственный автопортрет, — кивает он. — Мадлен – моя самая большая поклонница и часто показывает мою работу.

Возвращая взгляд к рисунку, что он сделал, я снова поражаюсь деталям, которые ему удалось запечатлеть за такой короткий промежуток времени.

— Почему размытые линии?

Он пожимает плечами.

— Ни у кого нет черно-белой жизни. У всех нас есть серые зоны – неуверенность, недостатки, несовершенства, тайны. Мы все просто люди, и в этом есть какая-то красота.

Глава 25

Когда мы возвращаемся в дом, я спешу уединиться в гостевой спальне, нуждаясь в небольшом пространстве от невероятно талантливого и потрясающе привлекательного Джоша Холланда. Долгое время я лежу на спине на кровати и смотрю в потолок, обдумывая его слова и рисунок.

В конце концов смотрю на часы и вижу, что уже седьмой час, а Джош сказал, что мы уезжаем в шесть тридцать, чтобы встретиться с Клэр и Тоддом. Я достаю из сумки платье и нижнее белье, кладу их на кровать. Это самое красивое платье, которое я когда-либо видела, и я не могу дождаться, чтобы примерить его, очень надеясь, что оно подойдет. После быстрого душа натягиваю платье через голову и позволяю ему скользить по моему телу. Подол, воротник и рукава окаймлены крошечными зелеными драгоценными камнями, которые ловят свет, когда я двигаюсь, и надеюсь, что это не слишком нарядно для паба. Подкрасив губы блеском, который был у меня в сумке, и заплетая волосы в косу через левое плечо, я позволяю нескольким прядям свободно падать вокруг моего лица. Это любимая прическа Ки, и я чувствую неприятный укол вины за надежду, что Джошу она тоже понравится.

— Ты готова? — зовет Джош из коридора.

Когда я открываю дверь, глаза Джоша расширяются, прежде чем с явным одобрением рассмотреть мое тело. Когда он встречается со мной взглядом, его изумрудные глаза становятся темнее, и единственное слово, которое приходит мне в голову – похоть. Джош хочет меня, и зверь, проснувшийся во мне, рычит от восторга. С тех пор как встретила его, я не могу отрицать химию между нами. Я не сомневаюсь, что он видит, как в моих глазах танцуют похотливые мысли.

Тяжело сглотнув, я провожу потными ладонями по бедрам, разглаживая немнущуюся ткань.

— Это подходит, — шепчу я.

— Да, — говорит он, вторгаясь в мое личное пространство.

У меня перехватывает дыхание, когда он берет мое лицо в свои большие ладони.

— Эмерсон, от тебя захватывает дух.

Я немею, не в силах оторвать от него глаз, когда он проводит большими пальцами по моим скулам. Я хочу подойти ближе и преодолеть небольшое расстояние, разделяющее наши тела, но не делаю этого. Просто стою, наслаждаясь его прикосновениями, близостью и мучаясь своей тайной. Этот человек хочет меня, и что-то подсказывает, что он не приверженец встреч на одну ночь или отношений без обязательств. Он производит впечатление человека, который не боится серьезных отношений. При других обстоятельствах, возможно, я могла бы быть его «долго и счастливо», но факт в том, что за меня всегда говорит другой человек. Я не знаю, в какую игру играю, но знаю, что запустила процесс, когда доставила эти кексы в галерею, и с тех пор я делала все более серьезные шаги.

— Спасибо, — наконец говорю я, но мой голос звучит хрипло, и он должен знать, как его прикосновение, взгляд и слова действуют на меня.

Отступив на шаг, он убирает руки с моего лица.

— Пойдем.

Я немного разочарована, что этот момент закончился, но облегчение берет верх.

Чтобы добраться до паба, мы едем в противоположном от рынка направлении, но времени уходит столько же. Я с нетерпением жду встречи с Тоддом. Я испытала странное состояние рядом с Клэр, поэтому мне интересно, было ли это из-за стресса или из-за того, что она защищает Джоша. Когда мы доберемся туда, я успокою ее тем, что мы просто друзья.

Харриган – это настоящий ирландский паб, расположенный в небольшом городке. Здесь тепло и уютно, как и в этой компании. Окинув взглядом оживленную комнату, я вижу около десяти столов и несколько занятых кабинок вдоль задней стены. Тодд и Клэр сидят напротив друг друга в одной из кабинок, и Тодд, увидев нас, радостно машет рукой.

Джош делает то же самое и поворачивается ко мне.

— Что хочешь выпить?

— Красное вино, которое было вечером, было бы отлично, если у них есть. Или что-то подобное. Спасибо.

Мы идем к бару, и он заказывает красное для меня и пиво себе, и несет их к кабинке, где его ждут друзья. Это популярное заведение, поэтому нам приходится проталкиваться через море тел.

— Вот это да, подруга, — говорит Тодд, вставая и обнимая меня. — Я знал, что ты великолепна, но в этом платье ты просто сияешь.

Мои щеки пылают.

— Спасибо.

— Привет еще раз, — говорит Клэр, оставаясь на месте, но двигаясь вперед, без сомнения надеясь, что Джош сядет рядом с ней.

— Привет, Клэр, — говорю я, садясь рядом с ней. — Рада снова тебя видеть.

Джош говорит, что они оба не против выпить, прежде чем сесть рядом с Тоддом.

— Клэр, как прошел остаток дня на рынке?

— Продала все, — отвечает она, широко улыбаясь. — А еще я получила несколько дополнительных заказов и у меня попросили визитку.

— Это отлично, — говорит Джош, сияя. — Следующая остановка – мировое господство.

Клэр улыбается.

— Ты же знаешь, что без тебя я была бы никем.

— А кто я? — спрашивает Тодд, наклоняясь вперед и притворяясь обиженным. — Просто мимо проходил?

— О, Тодди. Братик, без тебя бы тоже ничего не получилось.

Тодд качает головой.

— Две минуты, — он смотрит на меня и поднимает брови. — Я на две минуты младше.

Мы все смеемся и потягиваем напитки.

— Ты одна из учениц Джоша? — спрашивает Клэр с озорным блеском в глазах.

— Господи, Клэр, — вмешивается Тодд. — Они не в школе. Из твоих уст это звучит так отвратительно.

— Мы с Эмерсон были друзьями до того, как она начала приходить на мои занятия, — говорит Джош, глядя прямо на меня.

— Я должна была вернуться в город вчера вечером, но у моей машины спустило колесо, и бензин кончился еще до того, как я уехала.

Уверена, Клэр подмигнула Джошу.

— Я пригласил ее остаться, чтобы осмотреть окрестности, — говорит Джош. — Можешь поверить, что она никогда здесь не была?

— Это трагедия, — драматично говорит Тодд. — Я люблю этот город, но ты пропадаешь, если время от времени не выбираешься из суматохи.

— Буду иметь это в виду, — говорю я.

Когда Джош и Тодд идут к бару, чтобы заказать еще выпивки и немного еды, я остаюсь с Клэр, и уверена, что сейчас на меня повалится шквал вопросов о моих отношениях с Джошем.

Разумеется, как только парни оказываются вне пределов слышимости, она начинает допрос.

— Что у тебя с Джошем?

— Ты о чем? — спрашиваю я, прекрасно понимая, что она имеет в виду.

— Джош никогда не просил своих учеников оставаться у него. Никогда.

Я пожимаю плечами.

— Что ж, для меня большая честь быть первой, и это определенно не планировалось. Честно говоря, мы просто друзья.

— Но вы оба хотите большего? — спрашивает она, и я не могу понять ее тона.

— Почему ты интересуешься?

Она хихикает, качая головой.

— Я не ревную, если ты об этом.

Она ковыряет этикетку на бутылке сидра в руке.

— Джош действительно особенный человек, и я защищаю его, вот и все.

Взглянув в сторону бара, Джош и Тодд оживленно беседуют.

— Ты с Джошем встречалась? — спрашиваю я, снова глядя на нее.

Она кивает.

— Это было после того, как мы с Тоддом переехали сюда, и проводили много времени вместе, создавая мой бизнес, — она смотрит в сторону бара, потом снова на меня. — Я думала, у нас будет безумная любовь, мы поженимся и заведем кучу детей, — она хихикает, но в ее глазах застыла печаль.

— Что случилось? — спрашиваю я, потирая грудь.

— Джош порвал со мной, сказав, что не чувствует того же, но в каком-то смысле он сделал мне одолжение.

— Он это сделал? — спрашиваю я, мое сердце учащенно бьется.

— Он ищет кого-то или что-то, и я думаю, в глубине души, я всегда знала, что меня никогда не будет достаточно, — она делает глоток сидра и вздыхает. — Никто не хочет быть утешительным призом.

— Прости, — говорю я, надеясь, что это звучит так искренне, как хотела. Клэр милая и хорошая и, очевидно, была очень открыта для любви к Джошу. Она – тот тип женщины, которую он заслуживает, а не та, которую он, кажется, хочет. Я извиняюсь не только перед Клэр, но и перед Джошем, потому что то, чего он хочет, не может принести ему ничего, кроме боли.

Она касается моей руки.

— О, пожалуйста, не извиняйся. Это было много лет назад, и я с этим закончила. Если честно, я так благодарна, что он есть в моей жизни и, видя, как он смотрит на тебя, я задаюсь вопросом, нашел ли он того, кого искал.

Мои щеки горят, а кожу покалывает от дискомфорта. Прежде чем я успеваю что-то ответить, парни возвращаются с новой порцией выпивки, и тема разговора меняется.

Шум в пабе становится громче с каждым часом. Я только что съела лучшую рыбу и чипсы в своей жизни и смеялась сильнее, чем когда-либо. Тодд веселый, и дело не только в том, что он говорит. Дело в подаче. Он мог прочитать список покупок и этим рассмешить меня. Может, все дело в алкоголе, когда я говорю, что люблю его.

— Ну конечно, милая, — говорит он, обнимая меня. — Я привлекательный, забавный и недосягаемый.

Обняв его за шею, я соглашаюсь по всем трем пунктам. Мы прощаемся, и я понимаю, что мои запреты уменьшились по мере повышения уровня алкоголя в крови. Джош выпил только одну бутылку пива, и я ловлю на себе его взгляд весь вечер, когда смотрю в его сторону. Не могу отрицать, что мне нравится внимание и то, как его губы изгибаются вверх, когда наши глаза встречаются. Между нами есть связь, и это пугает меня не меньше, чем распаляет.

По дороге домой мы молчим, но стук моего сердца оглушает. Я хочу его и не беспокоюсь о последствиях. Хочу, чтобы мой разум замолчал, чтобы мое сердце было открыто тому, что, как я думаю, должно произойти.

Глава 26

Когда мы заходим в дом, он берет меня за руку и ведет по коридору. Не колеблясь, проходя мимо комнаты, в которой я осталась прошлой ночью, меня ведут через дверь в конце коридора. Нет занавесок или жалюзи, но дом находится на частной территории, поэтому в этом нет необходимости. Я представляю, каким захватывающим будет вид на окружающие поля при дневном свете. Мое внимание приковано к огромной кровати, и задаюсь вопросом, должна ли я продолжать стоять на месте, или идти к ней. Все мысли останавливаются, когда Джош подходит ко мне сзади и опускает руки мне на талию.

— Эмерсон, скажи, чего ты хочешь, — говорит Джош, его губы касаются моего плеча.

— Тебя, — отвечаю я. — Я так чертовски хочу тебя.

— Ты позволишь? — спрашивает он так тихо, что я едва слышу.

Впрочем, это не имеет значения. Мне не нужны слова, чтобы понять его мольбу. Я не могу оттолкнуть его, хотя знаю, что эмоционально не готова к последствиям своих действий.

Он разворачивает меня и делает несколько шагов, пока мои ноги не упираются в кровать. Когда его губы касаются чувствительной кожи моей шеи и ключицы, я вскрикиваю:

— Да.

Я чувствую, как все его тело напрягается, а затем расслабляется за долю секунды до того, как его губы касаются моих. Голодный и настойчивый поцелуй, наполненный сексуальным отчаянием. Не прерывая нашего поцелуя, руки Джоша находят подол моего платья, и он снимает его через голову. У меня перехватывает дыхание, когда его пальцы касаются моей обнаженной кожи. Я вся горю, и он стонет, когда я трусь о его эрекцию.

Он перестает целовать меня, но его губы все еще касаются моих, когда он говорит:

— Эмерсон, ты такая красивая.

Я не хочу, чтобы он говорил. Я хочу, чтобы он заставил меня забыть, поэтому на этот раз целую его сильнее, притягиваю ближе и ложусь на кровать, заставляя его лечь на меня. К счастью, он понимает намек, и стягивает с себя футболку через голову. Мои жадные руки блуждают по его обнаженному торсу, удивляясь мускулам, которые, как я давно подозревала, были скрыты под одеждой. У него есть недооцененная сила, которая меня дико привлекает, и я позволяю своему разуму идти именно туда, куда не хочу, на долю секунды, и сравниваю его с Мереки. Они так похожи физически, и они оба чувствуются так близко. Это одновременно разрушительно и чудесно.

С закрытыми глазами я могла бы оказаться в объятиях единственного мужчины, с которым спала. Я наслаждаюсь этим, притягивая Джоша ближе руками, губами, и ногами, когда они открываются для него и обвиваются вокруг его задницы. Я заманиваю его в свою паутину и не извиняюсь за свою бесчувственность.

Мои губы впиваются в его, я просовываю руки между нами и расстегиваю его джинсы, стягивая их вместе с боксерами до колен, а затем и вовсе откидывая их ногами. Я одержима нуждой и веду себя как голодное дикое животное. Этот мужественный, талантливый и добрый человек понятия не имеет, что он словно раненая зебра, пойманная в моей запутанной жизни, и он собирается стать добычей.

Джош быстро снимает мой лифчик и нижнее белье, в безумии рук и летающей одежды мы, наконец, обнажены, и я чувствую, как его желание крепко прижимается к моему животу.

— У тебя есть презервативы? — спрашиваю я шепотом, но в голосе слышится отчаяние.

Джош кивает и тянется к тумбочке, открывая ящик, чтобы достать квадратный пакетик. Я не в себе, это самая безрассудная вещь, которую я когда-либо делала. Я принимаю это от него, как дьяволица, которой я никогда не знала, что могу быть, как будто я не в первый раз пользуюсь презервативом. Последний раз мы с Ки занимались сексом так давно, что думаю, не будет ли там паутины. Ки всегда обо всем заботился. Но теперь уже нет, и будь я проклята, если позволю Джошу взять все в свои руки. Это мое решение, моя безрассуднаяинтрижка на одну ночь, и мне нужно быть кем-то другим. Для разнообразия мне нужно стать львицей.

Чувствуя прилив сил, я толкаю Джоша на спину. Его смех затихает, когда я скольжу вниз по его обнаженному телу и беру его в рот. Из него вырывается первобытный стон. Опьяненная властью, что именно я вызываю такую реакцию у мужчины. Его очевидное удовольствие дает мне уверенность, что он получает что-то от этого грязного действия. Я беру то, что хочу, но и даю кое-что взамен. Надеюсь, этого достаточно.

Когда он становится невероятно твердым у меня во рту, Джош хватает меня под руки, и я снова поднимаюсь по его телу.

— Мне нужно быть внутри тебя, — говорит он, его глаза потемнели от вожделения.

Кивнув, я хватаю презерватив с подушки, где оставила его, разрываю пакет зубами и с удивительной легкостью надеваю. Я смотрю на Джоша и улыбаюсь. Его глаза закрыты, дыхание прерывистое. Уверена, что он близко к краю, и я не могу ждать, чтобы подтолкнуть его.

Не колеблясь, сажусь на него, поднимаясь выше на коленях, чтобы оказаться там, где отчаянно нуждаюсь. Глаза Джоша распахиваются, когда я немного опускаюсь, позволяя кончику войти в меня. Ни один из нас не дышит, когда я погружаюсь дюйм за дюймом. Я останавливаюсь на полпути, позволяя себе приспособиться к его размеру, прежде чем мой внутренний голос снова рычит, и я полностью опускаюсь на него.

Джош приподнимается.

— Черт, Эмерсон! Эмерсон! Боже мой, Эмерсон! — он повторяет мое имя в мольбе, чтобы я никогда не останавливалась, и в надежде, что я отвечу.

Он обнимает меня за талию, прижимая к себе, а рот пожирает мою правую грудь, посасывая и покусывая, как будто он точно знает, что сведет меня с ума и одичает от похоти. Когда я начинаю двигаться, он вознаграждает мою другую грудь с таким же пылом. В моих закрытых глазах звезды, а удовольствие становится невыносимым.

Мы летим все выше и выше. Звезды, которые я видела несколько минут назад, превратились в целую галактику ослепительных огней. Мое тело овладевает им все сильнее и сильнее, и он отвечает мне тем же, возбуждая каждым поцелуем и прикосновением, все выше и выше.

Я уверена, что сейчас взорвусь, превратившись в море удовольствия. От этого можно умереть? Это нормально?

— Я собираюсь кончить, — тихо стонет Джош. — Детка, давай со мной.

Я не могу ответить словами. Кажется, я больше не могу говорить. Я не сталкиваю его со скалы. Я – всего лишь один большой шар ощущений, и с последним толчком моих бедер и еще одним толчком его, я держу его руку и прыгаю в темноту.

Толчки стихают, и мы держимся друг за друга, не желая расставаться после такого мощного опыта. Я слезаю и ложусь рядом с ним. Мое дыхание все еще неровное, поэтому я закрываю глаза и сосредотачиваюсь на дыхании. Слышу, как он двигается, и кровать поднимается, когда он встает. Мгновение спустя он возвращается к кровати и укладывается рядом со мной. Открыв глаза, я поворачиваюсь на бок, отчаянно надеясь, что это не будет неловко.

— Это было… — он замолкает, и я думаю, что ему трудно выразить словами, насколько это было невероятно.

— Знаю, — о чем бы он ни думал, мы с ним на одной волне.

— Я никогда… — и он снова не может закончить предложение.

— Я тоже.

— Мы…

— И ты тоже, — я говорю, улыбаясь, немного недоверчиво, что это так комфортно и совершенно интимно.

Я бросаю взгляд на часы – точная копия тех, что стояли в комнате, где я спала.

— Кто это сделал?

Джош усмехается.

— Это приложение. Лука втягивает меня во все эти безумства. Разработчик сделал видео, где рисует пожилая женщина, чтобы сохранить идеальное время. Не знаю, сколько времени я потратил, наблюдая за ней.

— Могу себе представить.

Мы оба лежим на его кровати лицом друг к другу и улыбаемся, как идиоты. Что мне теперь делать? Я действительно хочу принять душ, но мне вернуться в свободную комнату и остаться там, или я должна воспользоваться его ванной, а потом лечь с ним в постель? Боже мой.

— У тебя такие выразительные глаза, — говорит Джош, прерывая мой внутренний хаос. — Я видел момент, когда ты перестала расслабляться и наслаждаться последствиями и начала о чем-то беспокоиться, — он поднимает бровь и убирает волосы, упавшие мне на лицо, за ухо. — Видимо, ты думаешь, остаться ли тебе здесь со мной на ночь или вернуться в свободную комнату, — он прищуривается, явно считая себя очень умным.

— Вообще-то, — говорю я, — Я тоже думала, какой ванной мне воспользоваться, — кажется, я для этого человека открытая книга, и он очень доволен, что читает меня.

— Воспользуйся моей, — он быстро целует меня в губы. — И останься со мной.

— Уверен? — спрашиваю я, закатывая глаза от своего глупого вопроса. Конечно он уверен. Почему нет? У нас только что был великолепный секс, и он, вероятно, разогревается для второго раунда в душе, а потом, возможно, он планирует заняться со мной утренним сексом. Он, похоже, думает, что это начало чего-то между нами, и я не дала ему повода думать иначе.

Доказав, что в душевой достаточно места для двоих, Джош засыпает через несколько секунд после пожелания доброй ночи, полностью насытившись. Я же, напротив, бодрствую, наедине со своей виной и мучительными мыслями.

День был слишком прекрасен.

Джош был слишком совершенен.

Я чудовище.

Не в силах уснуть, когда демоны опустошают мой разум, я в конце концов сдаюсь. Пытаясь отключиться, я наблюдала, как моя маленькая старая подруга на циферблате рисует часы несколько минут. Она только что закончила час пятнадцать, и я не чувствую себя ближе ко сну, чем, когда Джош задремал. Я решаю встать и немного пройтись. Может, выйду на улицу и постараюсь успокоиться.

Одевшись, на цыпочках пробираюсь по тихому дому. Когда я выхожу на улицу, Лерой выходит из своей конуры, чтобы присоединиться ко мне, и я благодарна ему за компанию.

Несмотря на поздний час, видимость хорошая благодаря полной Луне. Озеро волнующе прекрасно в мягком свете. Ухает сова, нарушая тишину, которую я нахожу невероятно мирной. Безмятежность напоминает мне о времени, проведенном у реки с Мереки в нашем родном городе.

Я иду по тропинке к воде. С озера поднимается туман, и меня поражает мысль, что это может быть сцена из фильма об убийстве.

Когда я останавливаюсь и смотрю на спокойную воду, все эмоции, которые мне удавалось подавить за последние двадцать четыре часа, всплывают на поверхность. Меня переполняет желание заплакать, и не успеваю опомниться, как падаю на колени и безудержно рыдаю.

Не знаю, как долго я плачу, но, когда у меня не остается слез, я заставляю себя встать и вытираю лицо рукавами рубашки. Я чувствую присутствие Джоша еще до того, как он подходит ко мне, но не оборачиваюсь. Не хочу, чтобы он видел мое опухшее, заплаканное лицо.

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает Джош, сокращая расстояние, чтобы оказаться прямо передо мной. — Я проснулся, а тебя нет.

Отвожу взгляд от спокойного озера и смотрю на ураган, бушующий в его глазах. Вместо того чтобы отвернуться, падаю в центр бури.

— Я не могла уснуть.

Он поднимает голову.

— Не хочешь рассказать, почему плакала? — меня убивает боль на его лице.

Опускаю взгляд на свои ноги и отталкиваю воспоминания, окружающие меня со стороны. Встав на ноги, у меня кружится голова. Я считаю в уме, чтобы восстановить равновесие. Десять, девять, восемь, семь, шесть…

— Ты в порядке? — спрашивает Джош, беря меня за руку, — в его взгляде видна паника. – Эмерсон, ты пугаешь меня.

Со злостью, отодвигаю его.

— Мне просто нужно, чтобы ты оставила меня в покое.

— Не смей говорить, что сожалеешь о произошедшем между нами, — говорит он удивительно мягким тоном. — Я не поверю тебе, поэтому мне нужно знать, что происходит, и попытаться помочь тебе, если смогу.

— А что, если я не хочу этой помощи? — слезы снова щиплют мне глаза, но я выдерживаю его взгляд. — Я не жалею о том, что произошло между нами, но это не должно повториться.

— Твои глаза рассказывают мне другую историю, — голос у него спокойный и ровный.

Я отворачиваюсь.

— Моя история замаскирована, а ты видишь только то, что хочешь видеть.

— Господи, Эмерсон. Иногда я тебя совсем не понимаю. В один момент ты берешь контроль в спальне, а в следующий уже закрываешься. Я боюсь, что, если скажу или сделаю что-то не так, ты разобьешься на миллион частей, и я не буду знать, как тебя собрать.

Расстроенная, я ловлю себя на том, что кричу на него.

— Ты просто кто-то, кто играет с краской, говоря уязвимым грустным неудачникам, что им нужно «выразить себя через искусство», — говорю я, показывая воздушные кавычки, чтобы довести мое оскорбление до конца, — Что это поможет исцелить их, — я с силой тыкаю пальцем ему в грудь. Знаю, что срываюсь, но ничего не могу с собой поделать. — И знаешь, что?

Джош делает шаг назад и скрещивает руки на груди.

— Что?

— Ты не психиатр, и все это полная херня.

Он кричит, и я подпрыгиваю.

— Тогда скажи, зачем ты приходила на три занятия, если это была такая пустая трата твоего драгоценного времени?

Бездумно, я позволяю словам вырваться наружу.

— Потому что я была потеряна и чертовски одинока, — слезы текут по моим щекам. Я даже не осознавала правды в своих словах, пока не услышала их в собственном голосе.

Между нами воцаряется тишина, и ни один из нас не отводит взгляда. Сила, адреналин, облегчение и печаль проносятся между нами. Я слышу свое тяжелое дыхание, грохочущее в ушах, и знаю, что моя грудь поднимается и опускается, когда кислород успокаивает меня.

Наконец Джош нарушает молчание.

— Эмерсон, все в порядке, — он сокращает расстояние между нами и обнимает меня. — Я здесь.

Слезы падают, когда я прижимаюсь щекой к его твердой груди, заключенная в кокон его сильных объятий. Мне стыдно за свое признание, но я почувствовала облегчение. Я доверяю Джошу, а доверие – это не то, что я когда-либо чувствовала с кем-то, кроме Мереки. Возможно, мы нашли друг друга по какой-то причине, и этот человек важен для меня. В глубине души я знаю, что я не ужасный человек. Время, которое я провела с Джошем, было похоже на терапию, и с моей стороны было ужасно неправильно говорить другое. Тем не менее, я знаю, что, если он мне небезразличен, я оставлю его в покое. Мне нужно разобраться со своей жизнью и трудностями, прежде чем тащить его вниз.

— Я больше не могу приходить на твои занятия, — говорю я, отстраняясь от его промокшей рубашки. — Прости меня за то, что я сказала раньше. Думаю, то, что ты делаешь со своим искусством, прекрасно. Это просто…

— Это безумие, — говорит Джош. — Ты открываешь свой разум и творческий потенциал. Ты не можешь остановиться сейчас, — он берет меня за подбородок и поднимает мое лицо, чтобы встретиться взглядом. — И еще, я буду скучать по тебе.

— Я подумаю об этом, — говорю я, слегка улыбаясь, когда он смахивает слезы с моих щек большими пальцами. — Но ничего не обещаю.

— Когда-нибудь ты должна рассказать, почему плакала здесь одна посреди ночи, потому что я знаю, что это не имеет никакого отношения к тому, что случилось раньше, — он слегка улыбается мне, и мое сердце болит от осознания того, что это был лучший секс в моей жизни. Как это может быть правдой? — Я забочусь о тебе, и думаю, что ты должна рассказать кому-нибудь, что происходит в твоей голове.

Я делаю глубокий вдох, затем медленно выдыхаю.

— Это было много лет назад, и я никогда не говорила об этом.

— Может быть, ты не окружила себя нужными людьми, если они не видят, что часть тебя сломана и пытается помочь тебе исцелиться.

Он понятия не имеет, почему его слова так разрушительны, потому что я скрыла от него самую важную часть себя. Я спрятала Мереки – мою любовь, мою жизнь, мое сердце.

Я вздрагиваю, и Джош обнимает меня за плечи.

— Пойдем. Давай вернемся.

Я неохотно позволяю ему проводить меня до дома и обратно к его кровати. Я позволяю ему обнимать меня и даю себе передышку, чувствуя себя в безопасности и желанной. После нашего короткого разговора у озера я чувствую, что с моих плеч упал небольшой груз. Закрыв глаза и сжав руку Джоша в своей, я засыпаю. Впервые за пять лет я не страдаю от повторяющегося кошмара, в котором происходит то, что случилось той ужасной ночью. На самом деле, я вообще не думаю, что сплю.

Глава 27

Просыпаясь в объятиях Джоша, я мысленно стряхиваю пыль с паутины сонного мозга, чтобы оценить свои чувства. Я должна быть опустошена или, по крайней мере, испытывать стыд или вину. Я не могу позволить этому продолжаться, но прижимаюсь ближе, наслаждаюсь его теплом и снова засыпаю.

Чуть позже он поворачивается ко мне и начинает покрывать поцелуями мою шею, стягивая с плеча рубашку, которую он мне дал. Я задираю ее, тоже поворачиваясь к нему.

— Доброе утро.

— Как спалось, красавица? — он наклоняется, чтобы поцеловать меня, но я отодвигаюсь и закрываю рот рукой.

— Утреннее дыхание, — говорю я. Это не техника отклонения, потому что это абсолютно нормальное отношение.

Он убирает мою руку и быстро целует меня, прежде чем я успеваю остановить его.

— Мое желание поцеловать тебя сильнее, чем утреннее дыхание.

— Джош, — говорю я, толкая его голую грудь, вызывая смех. — Ты такой странный.

Я выбираюсь из постели и пользуюсь его ванной. Когда возвращаюсь, Джош сидит на кровати.

Я не могу вернуться к нему в постель. Мое предательское тело хочет еще одного умопомрачительного секса, но я решила не позволять ему победить. Мне нужно вернуться в город и держаться на расстоянии, пока я не выясню, что происходит с Ки.

— Пойду поищу свои джинсы, — говорю я, хватая с пола платье и нижнее белье, и шаркающей походкой выхожу из комнаты, прежде чем он успевает заставить меня передумать.

Когда я принимаю душ и одеваюсь, он на кухне варит кофе. На нем мешковатые шорты, низко сидящие на бедрах. Он без рубашки, и у меня текут слюни от этого вида. Я проклинаю свое чертово существование, где подхожу к нему и обнимаю за талию, зная, что это будет приятно, жестоко и оттягивает неизбежное.

Несмотря на то, что я не издаю ни звука, Джош поворачивается ко мне и улыбается. Его улыбка проникает сквозь стену вокруг моего сердца, но Мереки – основа этой стены, и Джош ставит ее целостность под сомнение.

— Чувствуешь себя лучше? — спрашивает он, поворачиваясь, чтобы закончить варить кофе.

— Да. Спасибо, — я сажусь за стойку и кладу подбородок на руки, опершись локтями о столешницу. — Думаю, мне пора.

Плечи Джоша слегка опускаются, и он качает головой. Когда он поворачивается, в руках у него две дымящиеся кружки, и выражение его лица серьезное.

— К чему такая спешка? Сегодня все закрыто, и тебе не нужно работать, — он ставит чашку передо мной и остается на другой стороне.

— Это было здорово, — отвечаю я, глядя скорее на свой кофе, чем на него. — Я просто…

— Я думал, мы куда-то продвинулись, особенно после прошлой ночи, — в его голосе слышится гнев или, может быть, разочарование, и я не могу его винить.

Сказать ему правду? Сказать ему, что мое сердце всегда принадлежало кому-то другому? Сказать, что я безнадежно сломлена? Должна ли я ему что-то объяснять? Все эти вопросы крутятся у меня в голове, пока я смотрю на дымящийся из моей кружки пар.

— Пожалуйста, посмотри на меня, — просит он.

Я поднимаю на него глаза. Вместо чувства вины и стыда, я злюсь на него за то, что он даже на время разрушил мою тщательно выстроенную ледяную стену. В какой-то маленькой, рациональной части моего мозга я признаю, что он не виновен в своем преследовании, но разум не всегда играет роль в сердечных делах. Почему он так чертовски неотразим для моего хрупкого, изголодавшегося по вниманию тела и разума? Потом я понимаю, что на самом деле я не сержусь на Джоша. Я злюсь на Мереки за многое, но больше всего я злюсь на него за то, что он бросил меня. Разгневанная, разъяренная, я чертовски вне себя от злости.

Я быстро пью кофе, обжигая небо и язык. Мне нужна доза кофеина, а потом убираться отсюда, подальше от Джоша и любых других соблазнов. Когда моя чашка пуста и решение принято, я встаю из-за стола.

— Мне нужно идти.

— Что? — спрашивает Джош, вскинув руки. — Какого черта происходит?

— Я… Я… — не могу вымолвить ни слова, поэтому отшатываюсь назад, и табурет скребет по полу.

Джош обходит вокруг и хватает меня за локоть. Я отстраняюсь, но его хватка тверда. До сих пор он был добрым, нежным и внимательным, но я, очевидно, толкнула его за грань, о существовании которой даже не подозревала. Его глаза сузились, вены на шее пульсируют. Он пугает, и во мне просыпается страх, как в ту ночь, когда на меня напали, берет верх над моим разумом. Меня удерживал мужчина, физически сильнее, в то время как жизнь ускользала.

— Пожалуйста, отпусти меня, — говорю я, умоляя его увидеть мой страх.

Он отпускает мою руку, как будто я горю.

— Мне очень жаль, — он делает шаг назад и с трудом сглатывает. — Пожалуйста, не смотри на меня так.

— Как? — спрашиваю я, цепляясь за ниточку.

— Будто думаешь, что я причиню тебе боль.

— Я не думаю, что ты причинишь мне боль, — делаю паузу, чтобы сделать глубокий вдох. — Но я больше не хочу причинять боль тебе, — обхватываю себя руками, словно защищаясь.

— Не знаю, что это значит. Прошлая ночь что-то значила для меня, Эмерсон, и я не знаю, что изменилось, — он проводит рукой по волосам и трет лицо. Он разочарован и имеет на это полное право.

— Джош, я не хотела, чтобы это случилось, — мой гнев утих, сменившись потребностью покончить с этим с минимальными потерями. — Мне не надо было приезжать сюда и уж точно не следовало оставаться так долго. Надо было попросить помощи на дороге, чтобы разобраться с машиной.

— Тогда почему ты этого не сделала?

— Потому что впервые за долгое время я хотела, чтобы кто-то увидел во мне больше, чем просто «девушка с кексами» или как там еще я называюсь последние месяцы.

— Я думал, мы прошли через это прошлой ночью у озера. Мы нашли друг друга. Разве это не прорыв, который привел к связи, о существовании которой я не знал? Или я единственный, кто так думал?

Я качаю головой.

— Я тоже была там, но… — должна сказать ему, но не хочу страдать от последствий. Как бы эгоистично это ни было, не хочу, чтобы он уходил из моей жизни.

— Продолжай.

С трудом сглатываю, зная, что должна нанести смертельный удар. Должна просто закончить с этим и сказать, что не могу быть с ним, потому что мое сердце и душа принадлежат другому, и что я так сожалею обо всем, но слова не идут. Слезы текут по моим щекам. Я даже не пытаюсь остановить их или стереть. Хочу, чтобы Джош увидел, как мне жаль, что я позволила ему почувствовать что-то ко мне. Я смотрю на него сквозь влажные ресницы.

— Ты заслуживаешь гораздо большего.

— Я даже не знаю, что это значит. Я хочу тебя, Эмерсон. Хочу всю тебя, и думал, у нас получается что-то настоящее, — он тянется ко мне, но я делаю шаг назад. — Не убегай от этого. Останься и поговори со мной.

Это то, чего я хочу? Джош тот, кто мне нужен? То, как мое сердце разрывается, опустошается и освобождается. Мереки ушел от меня, и я боролась с этим изо всех сил. Приятно, когда кто-то хочет меня, в кои-то веки. Кто-то борется за то, чтобы я осталась, и это чувствуется… так хорошо.

Мы продолжаем смотреть друг на друга, пока, в конце концов, я не могу больше этого выносить. Нахмурив брови, сдавшись, с болью в груди, о которой я даже не подозревала, я делаю первый честный шаг навстречу этому прекрасному мужчине и отчаянно надеюсь, что он попытается понять то, что мне еще нужно ему сказать.

Джош обнимает меня и целует в макушку.

— Спасибо.

— Твоя подъездная дорожка – кошмар, — откуда-то доносится дружелюбный мужской голос.

Повернувшись в объятиях Джоша, я сталкиваюсь лицом к лицу с человеком, который так сильно похож на Джоша, что это, судя по всему, один из его братьев.

— Лука, — говорит Джош, крепко прижимая меня к себе. — Что ты здесь делаешь?

— Извини, что вломился к тебе. — Лука подмигивает мне, прежде чем повернуться к Джошу. — Я возвращаюсь с холостяцких выходных Тома. Говорил же, что зайду.

— Прости, приятель. Совсем забыл.

Лука смотрит на меня, потом снова на Джоша, подняв брови, явно ожидая, что его представят.

— Извини, — Джош отпускает меня, и я делаю шаг вперед. — Лука, это Эмерсон.

— Ах. Эмерсон, — он протягивает мне руку, и я пожимаю ее, пытаясь скрыть свои чувства. — Приятно познакомиться. Наслышан о тебе.

Я перевожу взгляд на Джоша, потом снова на Луку.

— От тебя?

Я не могу игнорировать бабочек, порхающих у меня в животе, или широкой улыбки на лице, которую невозможно сдержать.

— Джош рассказал нам о тебе на семейном обеде в прошлые выходные.

— Лука, заткнись, — требует Джош, но в его голосе слышится смех. — Эмерсон не хочет об этом слышать.

— Да ладно, — говорит Лука, обнимая меня. — Я хочу познакомиться с первой девушкой, о которой мой младший брат добровольно рассказал всей семье.

Он проводит меня в гостиную и заставляет сесть. Мне бы хотелось, чтобы мы с Джошем остались наедине и я могла бы поговорить с ним, но я благодарна Луке за его жизнерадостность и рада отвлечься.

— Как прошла вечеринка? — спрашивает Джош, вероятно, пытаясь сменить тему.

— Еще один повержен в прах. Это было весело, но я не могу избавиться от чувства, что это камера смертников для него.

— Тебе не нравится его невеста?

Лука смотрит на меня.

— Я работаю с Томом. Он немного сумасшедший, но хороший парень. Никогда не встречался с ней, но она кажется ненормальной, — он закатывает глаза. — За выходные она звонила ему раз сто. Полное психопатическое поведение, если хотите знать мое мнение.

— А что Том? — усмехаясь, спрашивает Джош.

Лука пожимает плечами.

— Честно говоря, я думаю, он ее боится.

— Ой. Хочешь что-нибудь поесть? — спрашивает Джош. — Немного жирного с утра?

— Давай, дружище, — Лука трет свой живот.

Джош исчезает на кухне, оставляя нас с Лукой наедине.

— Вы с Джошем, да? — спрашивает Лука, тепло улыбаясь.

— Не могу поверить, что он рассказал обо мне.

— Он пришел на наш семейный обед в прошлую субботу с большим букетом цветов для мамы и еще большей улыбкой, — он постукивает себя по голове. — Мы все знали, что что-то случилось.

Тяжело сглатываю, не уверенная, хочу ли я, чтобы он продолжал, но молчу.

— Это семейная традиция, которую начал наш отец, — продолжает он. — Перед тем, как начать семейный ужин, каждый из нас скажет самое лучшее, что случилось с нами с последней встречи.

Я поднимаю брови, заранее зная, что он скажет.

— Он сказал про тебя. Сказал, что Эмерсон Харт – лучшее, что с ним случилось.

Мое сердце сжимается в агонии от осознания того, что я действительно могу причинить боль Джошу, если не смогу объяснить ему все и заставить понять.

Нужно время, чтобы взять себя в руки, и я говорю:

— Мне просто нужно в ванную и собрать вещи.

— Без проблем. Тогда я пойду помогу Джошу на кухне.

Я вскакиваю и бегу в свободную спальню, чтобы забрать свои покупки с рынка и воспользоваться ванной, чтобы взять себя в руки.

Смотрю на свое отражение в зеркале и улыбаюсь. Это не большая улыбка, и она едва достигает моих глаз, но для того, кто не мог нормально смотреть на свое отражение в течение пяти лет, она кажется важной. Я думала, что Мереки – моя вечность, но жизнь не всегда складывается так, как ты думаешь. Иногда жизнь бросает тебя в пропасть, а иногда, как в моем случае, перед тобой открывается гигантский кратер и ты падаешь в его глубины. Я провела достаточно времени, барахтаясь в темноте, и теперь готова забраться по крутому склону обратно к свету. Джош заставил меня увидеть другой путь для моей жизни, и я готова его пройти.

Вернувшись в коридор, я резко останавливаюсь, услышав, как Лука и Джош разговаривают на кухне.

— Она приехала сюда с другими моими студентами-художниками в субботу, и у нее были проблемы с машиной, так что в итоге она осталась на две ночи, — слышу я голос Джоша.

— Круто. Значит, она художница. Ставим галочку. И она, очевидно, хотела остаться здесь с тобой, потому что у нее были проблемы с машиной, — говорит он. Он думает, что я это сделала специально! — И она определенно красотка. Я очень рад за тебя, Джоши.

— Знаю, это прозвучит безумно, но я думаю, что влюблен в нее.

Я хлопаю ладонью по губам, чтобы подавить вздох. На несколько мгновений между ними повисает молчание, и я представляю, как Лука морщится, словно одновременно почувствовал вкус и запах чего-то отвратительного.

— Знаю, — говорит Джош, отвечая на выражение лица Луки. — Это звучит слишком рано, но я чувствую, что знаю ее намного дольше, и в ней есть что-то действительно особенное.

— Ух. Я знал, что это случится с тобой, — говорит Лука. — Как только ты ее найдешь, сразу же попадешь на крючок, леску и грузило.

— Я даже не знал, кого ищу, пока она не появилась на мамином пороге. Чувствую, что знаю ее намного дольше.

Я прочищаю горло, прежде чем вернуться на кухню.

Джош и Лука смотрят на меня.

— Как долго ты там стояла? — спрашивает Джош с чувством вины и, возможно, страха на лице.

— Не долго.

Достаточно долго.

— Джош просто пел тебе дифирамбы. Он говорит, что ты потрясающая художница.

Я улыбаюсь, встречаясь взглядом с Джошем.

— Спасибо.

— Ну, я пошел, — говорит Лука, беря булочку с яйцом и беконом, которую приготовил для него Джош. — Сегодня вечером у меня совещание, и мне нужно кое-что подготовить.

— Увидимся на этой неделе, — говорит Джош, похлопывая его по спине.

— Приятно было познакомиться, — говорю я.

— Мне тоже, Эмерсон. — он целует меня в щеку. — Может, увидимся на следующем семейном обеде.

— Конечно, — неловко отвечаю я.

Лука смеется.

— Никакого давления. Мы спокойная кучка идиотов.

— Мило, — говорит Джош, качая головой.

Мы все вместе выходим на улицу, затем Лука садится в свой серебристый Феррари и исчезает в облаке пыли.

— Мне нравится твой брат, — говорю я, когда пыль оседает, и мы возвращаемся в дом.

— Ага, — отвечает Джош, касаясь рукой моей поясницы.

Когда он закрывает за нами дверь, его губы и руки в мгновение ока оказываются на мне, крепко целуя и срывая мою рубашку через голову.

— Я хочу тебя, — говорит он между поцелуями. — Ты нужна мне прямо сейчас.

Не в состоянии нормально мыслить, я киваю. Со стоном он спускает мои джинсы и нижнее белье, затем ловко расстегивает лифчик, позволяя ему присоединиться к моей одежде на полу. Он прижимается ко мне всем телом, и я упираюсь спиной в дверь. Я чувствую, как его твердая эрекция трется об меня, и эта похоть сводит меня с ума.

— Ты принимаешь противозачаточные? — спрашивает он, его губы почти касаются моих.

Я снова киваю.

— Да, таблетки.

— Не против, если мы обойдемся без презерватива? — он спрашивает, прерывисто дыша. — Моя последняя девушка изменила мне, так что я сдал анализы после того, как мы расстались. Я чист.

Я не обманываю, говорю я себе. Мы с Мереки уже давно закончили, и я планирую отпустить его. Уверена, что именно этого он и хочет. Не знаю, почему я не заметила этого раньше. Мое сердце никогда не будет прежним, но прямо сейчас, это так хорошо, и мне нужно что-то, чтобы наконец-то почувствовать себя хорошо.

Я спускаю его шорты до лодыжек, и он сбрасывает их с ног. На нем нет нижнего белья, так что теперь мы оба совершенно голые и смотрим друг на друга с желанием.

— Возьми меня, Джош, — говорю я, держа его лицо в своих руках и притягивая его рот к своему.

Он берет меня на руки, и я ударяюсь спиной о дверь. Когда мои ноги обвиваются вокруг его талии, он входит в меня одним плавным движением. Я откидываю голову назад и приветствую сильные ощущения, которые притупляют каждую мысль, помимо той, как хорошо это чувствуется, когда он заполняет меня. Джош – это недостающий кусочек головоломки, который я нашла, даже не искав.

Мы быстро достигаем кульминации, освобождаясь от накопившегося напряжения предыдущего разговора и тяжелых выходных. Я обнимаю его, пока он несет меня в свою спальню. Не хочу пока его отпускать, и уж точно не чувствую, что он хочет того же. Когда мы приводим себя в порядок в ванной, мы лежим на его кровати, все еще голые, лицом друг к другу.

— Мне нужно тебе кое-что сказать, — говорю я, делая глубокий вдох.

— Ты можешь рассказать мне все, что угодно, — шепчет он, проводя рукой по моей руке и талии, а затем опуская ладонь мне на попу.

Мы так близко, и его теплое дыхание щекочет мне лицо. Я могу слишком легко потеряться в нем. Я должна найти способ говорить с ним открыто.

— Думаю, я могу объяснить, почему у тебя такое чувство, будто ты знаешь меня гораздо дольше.

Он кивает.

— Не могу объяснить, но с того самого момента я почувствовал сильную связь с тобой. Как будто я уже знал тебя, как бы безумно это ни звучало.

Я на мгновение закрываю глаза.

— Так и есть.

— Что ты имеешь в виду? — он приподнимается на локте.

— Мадлен подарила тебе рисунок пять лет назад.

Его глаза расширяются, а нижняя губа опускается.

— И что с ним?

Я прерываю зрительный контакт и сосредотачиваюсь на очень интересном узоре, который свет создает на потолке.

— Ну так что, Эмерсон? — голос Джоша звучит напряженно, и я снова встречаюсь с ним взглядом.

— Я познакомилась с Мадлен пять лет назад, когда впервые продавала свои картины на рынке в родном городе.

Джош вскакивает, опускает ноги с кровати и упирается ладонями в колени.

— Это твой рисунок, — говорит он, кивая.

Я переползаю через кровать и становлюсь на колени позади него, осторожно пробегая руками по его спине и плечам, прежде чем обнять сзади. Я хочу, чтобы он понял и шепчу ему на ухо.

— Я оставила большую часть себя на этой бумаге, и с тех пор ты ее держишь.

Его плечи поникли, но его руки прижимают мои к его груди.

— Думаю, что уже знал это.

— Я тоже так думаю, — целую его плечо, прижимаясь грудью к напряженным мускулам его спины. — Мне кажется, ты видел меня на этом рисунке и ждал.

— Почему так долго? — шепчет он, беря мою правую руку и прижимаясь губами к моей ладони. — Пять лет, — он целует мою ладонь и притягивает к себе на колени. — Я ждал долгих пять лет, даже не зная об этом.

— Мне так много нужно объяснить, — я смотрю ему в глаза, и то, что вижу сейчас, изменилось. Вокруг меня совершенно новый уровень эмоций, и я падаю.

— Этот рисунок изменил мою жизнь, — говорит он, и я задаюсь вопросом, не из-за болезненных воспоминаний он хмурится. — Это помогло мне пережить действительно темные времена, и это положило началом цепи событий, которые привели тебя ко мне.

— Где же он? — спрашиваю я уверенным голосом, удивляясь тому, как спокойно себя чувствую.

— В мамином доме.

— Это ты ей его подарил?

— Я видел, как свет побеждает темноту на твоем рисунке. Это помогло мне, и я хотел, чтобы это помогло и ей. Она погрузилась во тьму, когда умер папа, и я был уверен, что она умрет от разбитого сердца.

— И это ей помогло? — спрашиваю я, шокированная мыслью о том, что мое личное путешествие помогает другим.

Он кивает, утыкаясь носом мне в шею.

— У нас с братьями есть мама.

— Но она все еще скорбит, — говорю я, вспоминая ее отсутствующий взгляд и покрасневшие глаза, когда она говорила о своей потерянной любви.

Джош отстраняется и смотрит мне в глаза.

— И она будет горевать вечно, но это больше не занимает все ее существование, — в его улыбке печаль, но в глазах свет. — Мне нравится думать, что ты показала ей путь назад.

Что-то, что Мереки однажды сказал мне, всплыло в моей голове, и я задыхаюсь от эмоций.

Ты – мой сияющий свет, когда вокруг тьма. Никогда не позволяй своему свету погаснуть, потому что он ярче, чем просто мой мир.

— Мне так много нужно тебе сказать, Джош, — теперь я знаю, что мой собственный мир меняется, и Мереки никогда не был моим компасом. Мне нужно выйти из тени и снова сиять в своем мире.

Правая рука Джоша проскальзывает под мои ноги и поднимает меня на кровать, где я оказываюсь лежащей на спине перед ним. Раздвинув мои ноги, он встает между ними на колени.

— Это может подождать? — с любовью спрашивает он, прикрыв глаза. Он хватает меня за лодыжки и отталкивает назад, так что мои колени согнуты, и я полностью открыта для него. Я не чувствую себя уязвимой или смущенной. Я чувствую, что готова позволить ему снова наслаждаться мной.

— Это может подождать, — говорю я, застонав, когда он покрывает меня поцелуями от колен до бедер, к самой моей чувствительной части.

— Боже, Джош, — говорю я, выдыхая его имя, когда он облизывает и посасывает с опытной точностью. Мои бедра напрягаются, а голова откидывается на одеяло, когда его язык достигает чувствительного места, запуская фейерверк по всему моему извивающемуся телу. Я открыта и уязвима, но чувствую себя в безопасности. Он сосредоточен исключительно на моем удовольствии, и я беру все, что он может мне дать.

В то время как волны продолжают разбиваться, и меня захлестывает экстаз, который я никогда раньше не знала, Джош двигается вверх по моему телу и входит. Мои глаза резко открываются, когда новые ощущения берут верх. Я наполнена им, раздавлена самым лучшим образом, и обхватываю его ногами, заставляя двигаться глубже, сильнее, быстрее.

— Посмотри на меня, — говорит он, приподнимаясь на локтях по обе стороны от моей головы. Руками откидывает мои волосы с лица, и обхватывает ладонями мои щеки.

— Почувствуй меня глубоко внутри себя.

Смотрю в его ясные зеленые глаза и улыбаюсь.

— Я чувствую всего тебя.

Он снова входит, и я поднимаю бедра навстречу.

— Ты такая красивая, Эмерсон.

Я принимаю комплимент с томной улыбкой, одурманенная удовольствием, но стараюсь поддерживать зрительный контакт. Я провожу руками по его спине и крепкой заднице. От его тела захватывает дух, но то, как он поглощает все мое существо, больше, чем просто физическое. Я скучала по близости с мужчиной, кожа к коже. Нами движет не только похоть, я чувствую с ним связь во всем.

— Джош, это были невероятные выходные, — говорю я, когда мы смотрим друг на друга, наслаждаясь нашим блаженством после кульминации. — Спасибо.

Он слегка целует меня в губы.

— Мне следовало бы поблагодарить тебя за закончившийся бензин.

Я съеживаюсь. Ненавижу чувствовать себя девушкой в беде, но должна признать, что это положило начало цепи событий, которые привели меня в объятия Джоша.

— Интересно, это вообще когда-нибудь бы случилось?

— Конечно, — он машет рукой между нами. — Это было неизбежно.

А то, что случилось через несколько дней после моего восемнадцатилетия, тоже было неизбежно?

Прежде чем я успеваю потеряться в водовороте воспоминаний, Джош встает и идет к двери. Я перекатываюсь на живот, приподнимаюсь на локтях и опускаю подбородок на руки. Это дает мне идеальную точку обзора, чтобы полюбоваться уходящим голым Джошем. Представление заканчивается слишком быстро, он возвращается меньше чем через минуту, держа в руках нашу одежду.

— Я на сто процентов за то, что ты останешься голой, просто чтобы ты знала.

Закатив глаза, я улыбаюсь, опускаю ноги с кровати и тянусь за одеждой.

— Хорошая попытка, — говорю я, посмеиваясь. — Мне действительно пора.

Джош берет меня за руку и ведет к машине.

— Позвонишь сообщить, что благополучно добралась до дома? — спрашивает он, прижимая меня к себе так, словно никогда не отпустит.

Киваю, уткнувшись ему в грудь. Я чувствую невероятное облегчение, когда обнимаю что-то настоящее. Я провела слишком много лет, сражаясь со своим прошлым.

Уезжая, я спрашиваю себя, как и когда я расскажу Джошу правду.

Глава 28

Прошло два дня с тех пор, как я покинула дом Джоша, и я скучаю по нему больше, чем могла себе представить, и уж точно больше, чем следовало бы. Я скучаю по его рукам на мне и нашим телам, двигающимся вместе. Я и не подозревала, насколько одинока была на самом деле.

Я не разговаривала с Мереки, и так будет лучше. Мне нужно перестать хотеть его, как наркозависимая, всегда ищущая очередной дозы. Теперь я на правильном пути, и его тоже пора отпустить. Я знаю, что это будет самое трудное, что мне когда-либо приходилось сделать, но независимо от того, кем мы являемся, мы обязаны нормально разойтись. Я сдержу свое обещание быть в нашем доме у реки через четыре дня после моего дня рождения, и я знаю, что он тоже там будет. Я слишком сильно держалась за него, и теперь понимаю это.

— Эмерсон, тебя кое-кто хочет видеть, — говорит Кэрри, когда я достаю из духовки подставку с кексами.

Мое сердце сжимается, надеясь, что Джош приехал в город раньше, но знаю, что это маловероятно. Вчера вечером он сказал по телефону, что у него есть планы с Тоддом на сегодня и что он заедет за мной после работы, чтобы поужинать перед занятием. Я надеюсь, что ему не будет неловко меня там видеть, учитывая то, что произошло между нами в выходные, потому что я хочу быть там и из-за рисования, и из-за него.

— Кто? — спрашиваю я.

— Мадлен Гибсон, из галереи недалеко отсюда. Она пьет кофе за одним из столиков на улице и спросила тебя, — нетипично дружелюбным тоном Кэрри добавляет. — Здесь тихо, так почему бы тебе не закончить сейчас и не присоединиться к ней?

— Хорошо, спасибо, — я снимаю фартук, беру с полки сумку и иду к магазину, чтобы встретиться с Мадлен.

— Надеюсь, ты не против, что я заглядываю к тебе, когда ты на работе, — говорит она, поднимая голову и глядя меня. — Я просто надеялась, что мы сможем быстро поговорить.

— Кэрри сказала, что я могу закончить сейчас, так что я вся ваша, — отвечаю я, садясь напротив. — Что случилось?

— Даже не знаю, как сказать, — говорит она, неловко ерзая на стуле.

Ее тон выводит меня из себя, и я с трудом сглатываю.

— Что такое? — мой желудок сжимается. — С Джошем все в порядке? — не знаю, почему я спрашиваю, но они друзья, и, возможно, что-то случилось, и она собирается сообщить мне ужасную новость. Слезы щиплют мне глаза, и я начинаю дрожать.

В ее взгляде смятение.

— С Джошем все в порядке. Но это касается и его.

Я отрицательно качаю головой.

— Пожалуйста, объясните, что происходит. Вы меня пугаете.

Она встречается со мной взглядом.

— Ты рассказала ему о своем рисунке.

Я киваю.

— Да. Откуда вы знаете?

— Джош звонил мне сегодня, хотел поговорить об этом.

Я сажусь прямее, мне не нравится, к чему все это идет.

— Он хочет помочь тебе, Эмерсон.

— Я никогда не просила его о помощи.

Она держит руки перед собой.

— Я знаю, и не думаю, что когда-нибудь попросишь, — она поднимает бровь. — Но я никогда не слышала, чтобы он был так увлечен кем-то.

— Я только снова обрела свою страсть к искусству, — я съеживаюсь от своих слов. — Надеюсь, что это не прозвучит неблагодарно, но все это немного ошеломляет.

— Я не собираюсь помогать, если ты не попросишь меня напрямую. Ты взрослая, и я думаю, что есть очень веская причина, по которой ты все это бросила. Но это не совсем то, о чем я пришла говорить.

— О, — говорю я, стиснув зубы.

— Джош мне как сын, Эмерсон. Я знаю, что у него романтические чувства к тебе, и я боюсь, что его сердце будет разбито.

Я открываю рот, чтобы что-то сказать, но тут же снова закрываю его.

— Почему он не знает, что у тебя есть парень? — спрашивает она строгим тоном.

Я резко дергаю головой, когда мое прошлое сталкивается с настоящим.

— Что? — мой мозг работает со скоростью миллион миль в час.

— Ты сказала мне, что Мереки здесь, в Мельбурне, так почему Джош думает, что у него есть шанс с тобой?

Собрав остатки спокойствия, я говорю.

— Я действительно не уверена, что это ваше дело, но мы с Мереки уже давно расстались.

— Не позволяй Джошу быть твоим спасением. Он заслуживает большего, — она наклоняется вперед и берет мои руки в свои. — Скажи ему правду, Эмерсон. Это освободит вас обоих.

Я киваю, понимая, что рано или поздно мне придется рассказать Джошу о Мереки, иначе это сделает Мадлен. Но как я ему скажу? Что я ему скажу?

— Не хочу разбивать ему сердце, Мадлен. Я забочусь о нем, и нахожусь на неизвестной территории.

— Все это очень хорошо, но и Мереки, и Джош заслуживают правды.

Бросаю взгляд на часы.

— Я скажу ему, — я морщу нос. — Скоро.

Она встает и улыбается.

— Хорошо. Я думаю, вы с Джошем могли бы стать прекрасной парой. Но мне жаль, что с этим красавчиком Мереки ничего не вышло. Я видела его всего один раз, но было в нем что-то такое, чего я никогда не забуду. Это было похоже на то, что он был умен не по годам, и явно очарован тобой. Я не удивлена, что ты по какой-то причине не можешь его отпустить, но ты нашла в Джоше еще одного потрясающего мужчину, — она обнимает меня, потом отстраняется, чтобы посмотреть в глаза. — Ты счастливица, Эмерсон Харт.

Счастливица. Я? Грустно улыбаюсь ей, потому что у меня не хватает душевной силы для чего-то большего.

— Удачи, милая, — говорит она, кладя руку мне на плечо, прежде чем уплыть со своей фирменной грацией. В этой женщине действительно есть что-то странно неземное.

Еще несколько минут я сижу в одиночестве, прежде чем решаю, что мне нужно немного пройтись, чтобы прояснить голову. Я потрясена разговором с Мадлен, но в то же время чувствую себя храброй и готовой к переменам.

Повернув налево, а потом еще раз, я иду по обсаженной деревьями улице. Достаю свой телефон и отправляю сообщение Джошу о том, что закончила рано и буду ждать его в доме его мамы, а не на работе. Джош предложил поужинать там, так как до галереи можно дойти пешком, а поблизости действительно нет ни одного ресторана, кроме очень модных, которые не предлагают быстрый перекус в шесть вечера.

Пройдя долгий путь, я поднимаюсь по тропинке к дому Сары. Она у своей подруги, поэтому я сижу на плиточных ступеньках и жду. Мой телефон оповещает меня о сообщении.

Джош Холланд: Уже иду. Запасной ключ под черным цветочным горшком рядом с входной дверью. До скорой встречи. Я принесу ужин. Х

Рой бабочек, поселившихся в моем животе в тот день, когда я встретила Джоша, взлетел. Я не уверена, что это – непринужденная легкость сообщения или поцелуй в конце. Возможно, все вместе. Этот человек заставляет меня чувствовать себя живой, и когда ты знаешь, каково это – быть живым трупом, ты хочешь удержать это чувство. Ты хочешь держаться за него и никогда не отпускать.

Я: Спасибо. Жду тебя. Х

Можетбыть, сегодня самое время рассказать ему о Мереки? Возможно, я смогу сделать это на занятии, и посмотреть, что из этого выйдет. Это трусость или легкомысленность? Я понятия не имею, но точно знаю, что не хочу причинять боль этому прекрасному мужчине, который был всего лишь идеальным джентльменом, не подозревающим о моем положении или внутреннем смятении. Это должно измениться, и именно я должна сказать ему. Если он услышит это от кого-то другого, у нас не будет никаких шансов на совместное будущее. Но единственный человек, который знает мое прошлое и настоящее – это Мадлен, и она была достаточно добра, чтобы предупредить меня. И она была права. Я прятала голову в песок, надеясь, что сумею добраться до того дня, когда мы с Мереки попрощаемся.

Счастливица. Слово, которое Мадлен использовала для описания меня, постоянно повторяется в моей голове. Несмотря на то, что я выросла с равнодушной, далекой матерью и жестоким сводным братом, я чувствую себя счастливой. Я развила свою собственную устойчивость к внешним силам, неподвластным контролю, нашла свое собственное искусство, и «счастливица» звучит как самое большое преуменьшение, чтобы описать, как я чувствовала себя после встречи с Мереки. Несравненная дружба, непоколебимая поддержка, прекрасные истории, любовь. Без него я была стойким воином. С ним этого было больше. Я поняла, что значит быть любимой. Поняла, что значит по-настоящему любить кого-то всем сердцем и душой.

Несмотря на то, что я готовилась в ближайшие недели попрощаться с ним, я верю, что наша любовь безусловна. Мы будем любить друг друга всегда, и есть большая часть меня, которая боится за себя и за Джоша, что ты можешь любить так только один раз. Джош заставил меня почувствовать себя снова живой, и это дало мне столько надежды. Тот роковой день пять лет назад разлучил нас с Мереки, и было глупо с моей стороны полагать, что он останется, когда ему нужно будет уйти.

Смахнув несколько слезинок с щек, я встаю и достаю запасной ключ из-под горшка, где, по словам Джоша, он должен быть. Как только вхожу, я прислоняюсь к двери ненадолго. На меня нахлынули воспоминания о том дне, когда я принесла кексы. Я была поражена картиной Моне, висевшей над столом в холле.

Боже мой. Мой рисунок находится где-то на этих стенах. Что было, если бы я увидела его в тот день. Меня парализует мысль, что он сейчас где-то рядом.

Я иду по коридору на кухню, где уже была раньше, и бросаю сумку на табурет. Оглядевшись, я решаю подождать Джоша снаружи, где я не смогу случайно наткнуться на свой рисунок. Я знаю, что это всего лишь клочок бумаги, но в нем так много всего, как хорошего, так и плохого. Не знаю, как я отреагирую, увидев его снова в доме человека, в которого влюблена.

Сидя за столиком на открытом воздухе, я размышляю о своих чувствах к Джошу. Неужели я влюбилась в него? Неужели я уже влюблена в него? Я качаю головой, надеясь затолкать разные части моего разума в какой-нибудь управляемый хаос. Я не могу думать об этом. Мне нужно попрощаться с Мереки раз и навсегда, прежде чем я смогу полностью отдаться Джошу. Если бы я думала, что смогу держаться подальше от Джоша до этого времени, я бы так и сделала. Но теперь я не хочу этого, когда чувствую его губы на своих, его руки на своем теле и его взгляд, снимающий мой щит. Вместо того чтобы видеть осколки, он видит воина внутри.

Входная дверь закрывается, и бабочки снова взлетают.

— Эмерсон? — голос Джоша доносится из коридора.

Я встаю и возвращаюсь в дом.

— На кухне, — отвечаю я.

Он появляется секундой позже, и в тот момент, когда наши глаза встречаются, я делаю глубокий вдох. Он, невероятно красив в рваных джинсах, простой коричневой футболке и с темно-русыми волосами, собранными в короткий хвост. Все эти поверхностные черты бледнеют в его улыбке, достигающей изумрудных глаз, когда он сокращает расстояние между нами, едва задерживаясь, чтобы положить пакеты с едой на стол.

Он останавливается прямо передо мной и заправляет несколько выбившихся прядей моих волос за уши. Я как олень в свете фар, неспособный пошевелиться или ответить, благодаря пьянящей комбинации желания, похоти, глубокого страха и облегчения, что он хочет меня.

Обхватив мое лицо руками, он шепчет:

— Я скучал.

Я улыбаюсь. Это дает ему зеленый свет, чтобы взять то, что он теперь считает своим.

Сначала его поцелуй нежный. Наши закрытые рты встречаются в сладостном воссоединении прошлой близости, но с волнением новых возлюбленных. Я обнимаю его за шею, пока его язык пытается проникнуть в мой рот. Принимая, он стонет, кладя одну руку мне на затылок, чтобы притянуть еще ближе. Я схожу с ума от желания к этому великолепному мужчине, который держал часть меня близко в течение последних пяти лет и работает над остальной. Я гадаю, что он почувствует, когда я скажу, что какая-то часть всегда будет утеряна.

С этой печальной мыслью я отстраняюсь и шепчу:

— Я тоже скучала по тебе, — это правда, и я обещаю себе прямо сейчас, что с этого момента я буду с ним честна.

Он снова легонько целует меня.

— Как ты? — спрашивает он. — И что еще важнее, ты принесла мне кексы?

Я морщусь.

— О, извини. Совсем забыла, — я выбрала его любимые, насколько мне известно, но не взяла их, когда встретилась с Мадлен.

— Думаю, могу придумать что-нибудь другое на десерт, — он подмигивает и усмехается.

Я закатываю глаза.

– Как банально с вашей стороны, мистер Холланд.

— Банально? — он задыхается в притворном ужасе. — Вы можете обвинять меня во многих вещах, мисс Харт, но это не из их числа.

Подвигаюсь и убираю руку с моего плеча.

— Я никогда не говорила, что ты банальный. Это было сказано для поддержания разговора.

— Я шучу, — он целует меня в макушку и раскладывает нам поесть по двум тарелкам. — Красное или белое вино?

— Белое, пожалуйста, — отвечаю я, подходя к открытым полкам, где на витрине стоят перевернутые бокалы.

Стало слишком холодно, чтобы есть на улице, поэтому я иду за Джошем в столовую. Это выглядит слишком официально для еды на вынос и рваных джинсов.

— Моя леди, — говорит Джош, отодвигая одно из двенадцати кресел от длинного темного деревянного стола.

— Благодарю вас, добрый сэр, — отвечаю я, посмеиваясь над его чрезмерной галантностью. Не могу отрицать, как мне нравится его внимание.

Я слежу за каждым его движением, и узнаю с каждым жестом, который он делает своими великолепными руками, каждой улыбкой, которую он дарит, и каждым словом, которое выходит из его прекрасного, талантливого рта. Я не влюблена в него, потому что еще не готова, но мне этого хочется, и это потрясающе.

Он указывает вилкой на тарелку с едой.

— Надеюсь, ты не слишком привередлива, потому что я не знал, что заказать и выбрал на свое усмотрение

Я отрицательно качаю головой.

— Нет. Я редко заказываю на дом, так что это мне в удовольствие.

Он прижимает руку к сердцу.

— Это лучшая тайская еда в Мельбурне. Ты должна попробовать зеленый карри, — вилкой он берет немного риса и цыпленка, которые плавают в каком-то молочном соусе.

Я открываю рот и позволяю ему кормить меня. В ту же секунду, как ароматы коснулись моих вкусовых рецепторов, я вздрагиваю.

— Все в порядке, — говорю я, протягивая руку к стакану с водой.

Джош съедает все, что у него на тарелке, и чем больше я ем карри, тем больше оно мне нравится.

— Знаешь, я не уверен, что смогу быть с кем-то, кто не любит тайскую кухню, — он шутит, но он поднял тему наших отношений, даже если не хотел этого.

— Джош, как ты себе это представляешь? — спрашиваю я, не в силах удержаться от серьезного разговора. Я показываю рукой на него и себя. — Нас.

Он ничего не говорит, и я чувствую на себе его тяжелый взгляд. Не знаю, обдумывает ли он свой ответ или анализирует мой вопрос. Возможно, все вместе.

— Ты не заметила, — говорит он. Совсем не то, что я ожидала услышать от него.

— Что именно? — растерянно спрашиваю я.

Он мотает головой вправо, но не сводит с меня глаз.

— То, что висит над камином.

Я замираю, мгновенно понимая, что увижу, когда повернусь.

— Это не ответ, — говорю я, не в силах скрыть дрожь в голосе.

— Ты спросила, как я представляю это, и я отвечу, — он встает и подходит к камину. — Когда умер мой отец, я совсем сбился с пути. Я превратился в едва функционирующую оболочку, пытаясь найти причину в этом хаосе. Он был молодым и здоровым человеком в расцвете сил, в ожидании прекрасного будущего с любовью всей его жизни.

Я отодвигаю стул назад и встаю. Иду по ковру, не поднимая глаз и встаю рядом с ним. Опускаю одну руку на каминную полку, а другую на его руку.

— Судя по всему, тебе и твоей семье было очень тяжело.

— Только что он был здесь, смеялся и держал маму за руку, пока они вместе на диване смотрели забавный фильм, а в следующую секунду его уже не было. Исчез. Стерт. Просто… ушел, — он смотрит на меня с болью в глазах. — Разве это справедливо?

Я отрицательно качаю головой.

— Никто никогда не говорил, что жизнь справедлива, — я прикусываю нижнюю губу, зная, что должна попытаться затронуть тему Мереки, но хочу увидеть, к чему он ведет.

— Долгие годы я пытался смириться со смертью отца. Я ходил в художественную школу, и я очень многим обязан Мадлен за поддержку, но чувствовал себя потерянным.

— Джош, я не знаю, к чему ты клонишь.

— Я иду к этому. Наберитесь терпения, мисс Харт.

Я поднимаю руки.

— Извини. Продолжай.

Он смотрит на мой рисунок в рамке.

— День, когда я впервые увидел твою картину, был для меня самым тяжелым. Я собирался отказаться от своего творчества, несмотря на предложение выставить работы в лондонской галерее. Знаю, звучит странно, но я почувствовал, как мой мир изменил направление, когда я убрал упаковку, закрывавшую твой рисунок. Он словно ударил по лицу от эмоций. Я никогда не испытывал ничего подобного.

— Мне странно это слышать, — я смотрю на него и не могу поверить, что листок бумаги с моими карандашными пометками может так много значить не только для меня, но и для этого человека. — Знаешь, я никогда не собиралась его продавать. Долгое время я так сильно жалела об этом решении, что это поглотило меня.

— Я понимаю, что ты не хочешь расставаться с чем-то личным, но очень благодарен тебе за это. Видишь ли, в то время мне казалось, что он был послан для меня, как спасательный круг. Я не знал тебя и вообще ничего о том, почему ты нарисовала его именно так, но он дал мне то, в чем я нуждался.

— Джош, я очень рада, что это помогло тебе, — делаю паузу, пытаясь осмыслить сказанное им. — Ты чувствуешь себя обязанным мне или что-то вроде этого? Поэтому ты хочешь быть со мной?

Он дергается назад.

— Почему ты так говоришь? Мы уже провели вместе ночь, когда я узнал, что ты художница. Помнишь?

Я перевожу взгляд с рисунка на ноги, чувствуя себя виноватой за свой необдуманный вопрос.

— Мне очень жаль. Я просто пытаюсь смириться со всем этим.

— Я все еще не ответил на твой вопрос.

Киваю, едва вспоминая, что это было.

— Ты спросила меня, что я имею в виду, — говорит он, словно читая мои мысли. — Я вижу только тебя, Эмерсон. Твой рисунок показал мне, как снова обрести счастье в моей жизни, и это ты. Он держал меня, пока я не получил настоящую тебя, и я не позволю тебе ускользнуть от меня, — я подавляю всхлипывание. — Свет и тень, сила и устойчивость. Совершенные несовершенства. Это вся ты.

— Это был очень длинный ответ, — говорю я, улыбаясь, несмотря на слезы.

— Если коротко, то я уже много лет влюблен в тебя и вижу свое будущее только с тобой.

Счастливые слезы затуманивают взгляд, но я чувствую, как он обнимает меня, и его теплое дыхание на моей шее.

— Мы опоздаем на занятие, — шепчет он.

Все мое тело напрягается. У меня нет времени, чтобы сказать ему то, что я действительно хочу, чтобы он знал.

— Что случилось? — спрашивает он, отстраняясь и держа меня на расстоянии вытянутой руки, чтобы посмотреть в глаза.

Я прикусываю нижнюю губу, лихорадочно соображая, стоит ли говорить об этом сейчас.

— Мне нужно рассказать тебе кое-что о своем прошлом.

Его взгляд смягчается.

— Эмерсон, ты можешь рассказать мне все, что угодно.

Я киваю, все еще покусывая свою бедную, невинную губу.

— Сейчас у нас нет времени, но я хочу, чтобы ты знал – я доверяю тебе, и кое-что скрываю. Не думаю, что тебе это понравится, но мне нужно, чтобы ты попытался понять, действительно ли ты хочешь меня в своем будущем.

Он хмурит брови.

— Это определенно похоже на разговор, который должен состояться не тогда, когда мы опаздываем, — взглянув на рисунок, он вздыхает. — Я тоже тебе доверяю.

Мы относим тарелки и бокалы на кухню, где он быстро складывает их в посудомоечную машину. Я быстро протираю стойку и беру свою сумку. Часть меня жалеет, что я не объяснила ему всего, но мы продвинулись вперед, и я скоро расскажу. Джош заслуживает моей правды, а Мереки заслуживает того, чтобы быть освобожденным от моих цепей.

Глава 29

В этот вечер на занятии все по-другому. Я чувствую себя присутствующей и расслабленной, наслаждаясь этим. Джош – профессионал, и уделяет каждому ученику одинаковое время и внимание, но он даже не пытается скрыть, кем мы стали друг для друга. Ранее, когда он давал мне некоторые конструктивные отзывы о моей работе, одна из его рук небрежно лежала на моей пояснице. Это было так интимно, особенно когда его пальцы коснулись края моей футболки и делали крошечные круги на моей коже. Я не могла сосредоточиться и расслышать ни единого его слова. Весь мой мир за эти секунды сузился до квадратного дюйма кожи, а все остальное исчезло, став незначительным.

— Значит, ты и Джош? — Брук наклоняется и шепчет с заговорщической улыбкой и подмигивает, когда Джош оказывается в другом конце комнаты.

— Вроде того, — отвечаю я, ухмыляясь.

Ее улыбка становится шире.

— Да ладно тебе. Он такой сексуальный, — она вытирает лоб. — Честно говоря, я думала, что он занят. Он казался совсем недоступным, иначе я бы в первый же вечер набросилась на него.

Я качаю головой, посмеиваясь.

— Тс-с. Он тебя услышит.

Она пожимает плечами.

— Я – открытая книга. Впрочем, это не имеет значения. В море полно рыбы.

Я не говорю ей, что не понимаю. Я никогда не рыбачила. Во всяком случае, не в том смысле, который она имеет в виду.

Она добавляет еще несколько штрихов к своей картине, прежде чем откинуться назад и спросить:

— Ты свободна в пятницу вечером?

Я колеблюсь, но не потому, что не хочу праздновать ее день рождения, а потому, что мне приходит в голову, что я завожу друзей и пускаю корни впервые с тех пор, как переехала в город.

— Давай. Это мой день рождения, и мы собираемся выпить и потанцевать, — она надувает губы и смотрит на меня щенячьим взглядом. — Пожалуйста.

Она хлопает в ладоши и встает.

— Слушайте, — она ждет, пока все, включая Джоша, посмотрят на нее. — Завтра у меня день рождения, и вы все приглашены в «Пульс», чтобы отметить… ну, отметить со мной, — она машет руками перед собой. — Я уже пригласила много друзей, так что приходите в любое время, начиная с половины девятого, — затем она указывает на Джоша. — Я действительно хочу, чтобы Эмерсон пришла, и я знаю, что она придет, если ты будешь там.

Мои щеки пылают, и я не могу смотреть на него, поэтому мой изумленный взгляд направлен на нее. Она такая открытая и уверенная. У меня всегда была внутренняя уверенность, но я скрывала ее, приберегая только для себя и, до недавнего времени, еще для одного человека. Из-за моего внешнего щита меня называли отчужденной, застенчивой, пустой и скучной, но меня это не заботит и никогда не будет. Я полагаюсь на себя и выбираю, кого впустить. Я нахожу любовь по-своему и на своих условиях. И, кажется, я снова нашла то, чего никогда не ожидала.

Когда я слышу, как кто-то прочищает горло, я понимаю, что просто смотрела на Брук, и возвращаюсь к настоящему. Чувствую на себе взгляд Джоша и поднимаю глаза, чтобы встретиться с ним взглядом. Даже с другой стороны комнаты его изумрудные глаза пылают страстью и любовью.

Он прерывает зрительный контакт, чтобы обратиться ко всем.

— Брук, с наступающим днем рождения. Я обязательно постараюсь прийти.

В конце занятия, когда все ушли, мы с Джошем остались одни в галерее. Я продолжаю работать над своей последней картиной, пока он собирает вещи и возвращает их на полки.

— Ты пойдешь со мной завтра на день рождения Брук? — спрашивает он, поднимая последнюю коробку.

— Да, — отвечаю я, добавляя несколько желтых пятнышек к своему восходу.

Он проходит через комнату и выдвигает стул. Схватив мой, он оттаскивает меня от мольберта, поэтому мы сидим лицом к лицу.

— Я хочу, чтобы мы пошли вместе, и хочу провести с тобой ночь, — он протягивает руки и проводит ими по моим ногам. — Я хочу проснуться рядом с тобой в субботу.

Я могу думать только о том, как сильно хочу этого. Кровь стынет в жилах, когда я понимаю, что он, возможно, планирует остаться у меня. Не думаю, что готова привести его туда, пока не попрощаюсь с Мереки. Это несправедливо.

— Мы могли бы снова провести выходные у тебя, — отвечаю я, накрывая его руки своими.

— А не лучше ли завтра остаться у тебя? — его руки двигаются вверх по моим бедрам. — Тогда ты останешься у меня в субботу вечером, или мы можем провести все выходные у тебя.

Все слишком быстро. Я едва успеваю отдышаться перед тем, как планирую провести вторые выходные с Джошем, и совершенно не представляю, что делаю. Все, что я могу – это делать то, что кажется правильным, но вся эта ситуация сбивает с толку. Мысль о том, чтобы Джош провел ночь в моем доме... доме, который я делю с Мереки, как бы холодно и одиноко мне там ни было, неправильна с любой точки зрения, но у меня нет способа заставить его понять. Я не могу рассказать ему все, потому что у меня нет нужных слов. Не знаю, будут ли они у меня когда-нибудь. Воспоминания о его объятиях, его губах, целующих меня, и его тихих словах, заставляющих меня снова чувствовать себя целой, взрывает путаницу в моей голове. Все эти вещи казались настолько правильными.

— Хорошо, — говорю я, чувствуя что угодно, но только не хорошо. — Конечно.

Он хватает мою сумку, перекидывает через плечо, берет меня за руку и поднимается.

— Мне надо ехать. Лерой начнет интересоваться, где я.

— О, тогда, может быть, лучше, если мы вернемся к тебе завтра вечером. Что ты будешь делать с Лероем?

— Я отвезу его к Клэр в пятницу днем и заберу на следующий день. Я думаю, он любит ее больше, чем меня.

Черт.

— Я отвезу тебя домой, — говорит он, когда мы останавливаемся у его лендкрузера, припаркованного прямо перед галереей.

— У меня здесь машина. Я ездила на работу по средам и четвергам в последнее время. Я припарковалась в разрешенном месте на Меллинг-стрит.

Он настаивает на том, чтобы довезти меня до машины, а потом целует на прощание. Когда я оказываюсь в безопасности внутри, он уезжает. Жизнь для меня все еще сложная, но я двигаюсь вперед, и это намного лучше, чем стоять на месте и еще лучше, чем идти назад.

Когда я еду домой, воспоминание настигает меня ни с того ни с сего. Мои руки крепко сжимают руль, пока мой разум пытается заблокировать то, что я не хочу вспоминать. Прошло около года, c того момента, как мы с Ки начали встречаться. Тогда нам было около шестнадцати лет.

— Мереки, в чем твоя проблема? — спрашиваю я, тыча ему в руку указательным пальцем.

Он поворачивается ко мне лицом, поднимает брови, наклоняет голову набок и отводит взгляд. Ни единого слова не слетает с его губ, но его молчание говорит о многом.

— Ты сердишься на меня за то, что случилось сегодня с Джейкобом? — это единственное, что имеет хоть какой-то смысл. Джейкоб пригласил меня на ужин перед Ки и половиной школы, когда мы стояли в очереди на обед. Я не сказала «да», разумеется, но и не хотела устраивать большую сцену, поэтому притворилась, что мне нужно в туалет, и уклонилась от ответа.

Он фыркает, но не смотрит мне в глаза. Я задела за живое. Уверена в этом. Его челюсти сжимаются, и я боюсь, что он сломает свою удочку из-за побелевших костяшек пальцев, которыми он ее держит.

— Неужели ты думаешь, что я пойду с Джейкобом Смитом? — кошмар, все мое тело дрожит от отвращения.

Ки наматывает леску, берет свой рыболовный ящик и уходит от меня и нашего места у реки. Разозлившись, я бросаюсь за ним.

— Молчание – это так незрело, Мереки, — кричу я. — Возможно, что твоя зрелость уменьшается с возрастом? — разочарование и собственный гнев портят мой тон. — Ты сейчас пойдешь домой и поплачешься маме?

Он бросает на меня сердитый взгляд через плечо, но по-прежнему ничего не говорит. Мереки – мой лучший друг. Он определенно мой единственный настоящий друг, но над его гневом необходимо работать. Молчание – не лучший вариант. Никогда. Мы разговариваем, смеемся, он рыбачит, я рисую. У нас так много позитивных способов общения, что это для меня неприемлемо. Молчание никогда ничего не решает.

Глава 30

— Эмерсон, — я слышу, как мое имя буквально выкрикивают в ту же секунду, как только я захожу в ночной клуб «Пульс».

Брук подпрыгивает на месте, машет рукой, и я делаю то же самое ей в ответ, смущенная полученным вниманием.

— А где Джош? — спрашивает она, оглядываясь вокруг.

— Боюсь, что опаздывает, но он будет здесь, — лопнувшая сегодня водопроводная труба в кафе Тодда была, конечно, веской причиной для Джоша, чтобы изменить наши планы встретиться за ужином и пойти вместе в клуб. Водопроводчик так и не появился, поэтому Тодд попросил своего лучшего друга помочь свести ущерб к минимуму. Я сказала, чтобы он обнял Тодда от меня и что я просто встречусь с ним в клубе позже.

Целуя в щеку, Брук держит меня на расстоянии вытянутой руки.

— Ты выглядишь сексуально, — я не обижаюсь на удивление в ее голосе. Она никогда не видела меня ни в чем, кроме джинсов и футболок. — Я так рада, что ты пришла.

Когда прошлой ночью я выбирала, что надеть, поняла, как у меня мало одежды «на выход», и что наряда для ночного клуба у меня нет. В обеденный перерыв зашла в магазин одежды в соседнем пригороде, и нашла облегающее черное платье. Оно было короче, чем я привыкла, но продавщица настаивала, что мне очень идет. Ей также удалось уговорить меня купить золотые аксессуары и туфли на каблуках с ремешками. Моя левая рука полностью закрыта, а правая остается голой. Это создает поразительный контраст, и я полна решимости выглядеть именно так.

Брук тащит меня по клубу, как одержимая. Я сосредотачиваю все свое внимание на том, чтобы оставаться в вертикальном положении, когда спотыкаюсь позади нее. Я знала, что не смогу надеть свои надежные кроссовки или даже балетки с этим нарядом, но мои ноги не согласны. Когда мы останавливаемся, я знакомлюсь с большой группой ее друзей, сидящих и стоящих вокруг двух столов возле бара. Я киваю и улыбаюсь, пытаясь вспомнить имена. Некоторые из них кажутся мне смутно знакомыми, и я задаюсь вопросом, не актеры ли они.

— И, конечно, ты знаешь Теннисона, — говорит она, и я вздыхаю с облегчением, что знаю еще одного человека. Он возвращается к столу с подносом напитков и широко улыбается при виде меня.

— Привет, Тенн, — говорю я, и мы одновременно улыбаемся..

— Ну разве ты не услада для глаз? — говорит он, кивая и оценивая мой наряд. — Джош здесь?

Я чувствую от него запах алкоголя.

— Пока нет, но, надеюсь, что скоро будет.

— Не бери напитки ни от кого, кроме меня. Ладно? — его беззаботный тон, которым он говорил несколько минут назад, теперь сменился очень серьезным выражением лица. — Что предпочитаешь?

У меня так мало опыта с алкоголем, но думаю, что немного смелости не помешает.

— Водку с тоником, пожалуйста.

— Сейчас, — он снова возвращается к бару.

Оглядываясь вокруг, я вижу монохромные интерьеры, сделанные с помощью цвета в световом шоу, которое похоже на какое-то художественное развлечение. Танцпол нагревается от полуобнаженных тел, и я не могу отрицать всплеск адреналина, эта атмосфера поглощает меня. Мои несоциальные инстинкты вытесняются синхронизированной музыкой и светом.

— Одна водка с тоником, — говорит Тенн, протягивая мне высокий стакан. — Не откладывай это в долгий ящик.

— Спасибо, — говорю я, согретая его заботой. Делаю большой глоток и чувствую опьянение.

Я открываю рот, чтобы сказать что-то еще, но Тенн уже отвернулся, откликнувшись на одну из привлекательных грудастых подруг Брук. Зная, что он находится в плохом состоянии из-за развода с женой, очень приятно видеть, как он немного расслабляется.

Допиваю свой напиток одним долгим глотком, чувствую, как кто-то хлопает меня по плечу. Развернувшись, оказываюсь лицом к лицу с парнем, с которым меня познакомили раньше. Я не помню его имя.

— Эмерсон, — он протягивает мне руку, и я уверенно пожимаю ее, желая, чтобы его имя чудесным образом возникло в моей голове. Очевидно, понимая, что я не имею ни малейшего понятия, он приходит на помощь. — Рик. Было много имен, которые нужно запомнить.

Он все еще держит меня за руку и потирает большим пальцем костяшки пальцев. Он флиртует со мной, но я понятия не имею, как с этим справиться.

— Рада знакомству, Рик.

— Могу я угостить тебя выпивкой? — спрашивает он, делая шаг ближе, чтобы официально оказаться в моем личном пространстве и все еще держа меня за руку.

— Нам нужно потанцевать, — говорит Брук, хватая меня за руку и утаскивая прочь.

— Танцуй или уходи. Это мой девиз, — ее длинные черные волосы перекинуты через плечо, а подбородок вздернут. Она смотрит на Рика. — Извини, приятель. Она занята.

Одна из ее подруг, кажется, ее зовут Тая, вскакивает со своего места, и мы следуем за Брук на танцпол. С тех пор как приехала, я, наверное, раз сто поглядывала на главный вход, надеясь увидеть Джоша, но он так и не появился. Музыка слишком громкая, но по мере того, как ритм поднимается и падает, я начинаю расслабляться. Хочу чувствовать себя полностью свободной. Краем глаза я замечаю его на другой стороне танцпола. Музыка просто исчезает. Как одержимая женщина, я проталкиваюсь мимо танцующих, потных тел, чтобы рассмотреть поближе. Он стоит ко мне спиной и движется в неправильном направлении. Я не могу до него добраться. Когда он поворачивается, я останавливаюсь как вкопанная, и мое сердце болезненно колотится в груди. Это совсем не мой Мереки. Мои колени слишком ослабли, чтобы держать меня, и я не могу набрать достаточно воздуха в легкие. Резко обернувшись, вижу, что Брук и Тая все еще вызывающе танцуют, не обращая внимания на близкую потерю моего сознания. Я не могу ясно мыслить. Схватившись за грудь, я пытаюсь стереть боль, но мне нужно больше пространства, чтобы дышать.

— Пойду в уборную, — говорю я Брук на ухо, когда возвращаюсь к ней.

— Ты в порядке? — спрашивает она, крича. — Ты белая как полотно.

Киваю и убегаю с танцпола.

Относительная тишина комнаты дает мне возможность взять себя в руки. Слушая группу пьяных девушек, сплетничающих с чрезмерной жестикуляцией, помогает мне отвлечься от произошедшего. К тому времени, как я возвращаюсь к группе возле бара, чувствую себя намного лучше.

Уже почти десять, а Джоша нет. Я проверяю телефон и вижу сообщение от него пятнадцать минут назад, что он почти здесь. Я улыбаюсь сообщению, затем улыбаюсь еще шире, когда поднимаю глаза и встречаюсь с ним взглядом всего в нескольких футах от меня. Мои внутренности плавятся, когда его пристальный взгляд внимательно изучает мое тело. Похоть ясно читается в его глазах, а решимость – в его походке, когда он сокращает небольшое расстояние между нами. Я протягиваю руку и хватаюсь за удобно расположенный поручень, так как мои ноги слабеют. Моя тоска и душевная боль тускнеют до серого цвета, когда Джош рассматривает меня и все это поглощает.

Не заботясь о том, что Брук и ее друзья рядом, он целует меня так, словно хочет заявить свои права, и я позволяю ему.

— Ты выглядишь охренительно потрясающе, — шепчет он мне на ухо.

Я впервые слышу, как он по-настоящему ругается, и в этом есть что-то очень сексуальное, когда это делают так редко и с такой страстью.

— Спасибо, — я обнимаю его за шею. — Ты и сам неплохо выглядишь, — и это еще мягко сказано.

Обычно Джош, одетый в очень повседневную одежду, теперь в темных джинсах, которые, похоже, сшиты на заказ для его невероятного тела, вместе с черной рубашкой с короткими рукавами на пуговицах. Она не облегающая, потому что я знаю, что это не в его стиле, но все же не такая свободная, чем все, в чем я видела его раньше.

Брук представляет его всем, и он пытается поговорить с несколькими ее друзьями, но музыка, кажется, становится громче. Я едва слышу свои мысли.

Когда я снова смотрю на часы, уже за полночь.

— Другой мой друг выступает в новом клубе на Литтл-Бурк, — говорит Брук. — Ты хочешь пойти?

Тая подпрыгивает на своем сиденье.

— Очень, — она поворачивается ко мне и Джошу. — Давайте, ребята. Ночь только начинается.

Джош встречается со мной взглядом, и воздух между нами потрескивает. Понятно, что ни один из нас не заинтересован пойти в другой клуб. Я держу руки перед собой.

— Не я. Мне уже хватит.

Джош расслабляется.

— С Днем рождения, — говорит он, целуя Брук в щеку.

Когда мы выходим из клуба, рука Джоша крепко сжимает мою, мои внутренности скручиваются в узлы, а разум скачет в множестве разных направлений. Независимо от того, как сильно я хочу игнорировать это, мое тело предупреждает меня, и я должна прислушаться.

Глава 31

Мы возвращаемся на такси ко мне домой, и я на пределе, когда сворачиваем на мою улицу. Несмотря на отчаянное желание к Джошу, реальность быть здесь с ним даже хуже, чем я ожидала, и я испытываю огромное сожаление.

— Что случилось? — спрашивает Джош, скорее всего чувствуя исходящее от меня напряжение.

Поклявшись быть честной, я отвечаю:

— Я никогда раньше не приглашала парня на ночь.

— Ну что ж, это делает меня до забавного счастливым, — отвечает он, обнимая меня за плечи, пока я копаюсь в сумке в поисках ключей. — Никакого давления. Ладно? Я просто хочу быть с тобой. Хочу быть здесь ради тебя.

Его слова словно бальзам на мои глубокие и болезненные раны.

— Спасибо.

Когда мы заходим, я не даю Джошу ни малейшей возможности оглядеться. Вместо этого я хватаю его за руку и тащу в спальню с целеустремленностью одержимой женщины, и он не оказывает никакого сопротивления. На самом деле, он уже наполовину раздет, когда мы падаем на кровать в безумном желании. Его руки повсюду, и его глубокие толчки напоминают мне, как сильно он хочет, чтобы я была его.

После этого Джош легко проваливается в глубокий сон, а я ворочаюсь с боку на бок. Мое тело удовлетворено, но разум не дает покоя. Это бушующее пламя еще не высказанной правды и боли, которые я буду чувствовать, если они разрушат то, что у меня сейчас есть, в этой теплой постели. В конце концов, я засыпаю, мой разум уступает, чтобы продолжить пытку во снах.

Через несколько минут я чувствую, как мой палец больно ударяется об угол плинтуса, и я почти кричу, но не могу найти свой голос. Что я делаю в коридоре?

И тут я вспоминаю. Я услышала, как закрылась входная дверь, и запаниковала так, как никогда в жизни. Голая, с все еще обнимающими меня руками Джоша, я пыталась отодвинуться от него, затем натянула через голову одну из моих огромных футболок, в которых часто спала.

Все кажется слишком быстрым, но в то же время и недостаточно. Мой мир рушится самым ужасным образом. Я выдыхаю, теперь думая, что это был просто очень яркий кошмар. Очевидно, мое подсознание сеяло хаос и заставляло мои страхи казаться реальными.

Решив взять стакан воды, чтобы успокоиться, я на цыпочках иду на кухню. Когда сворачиваю за угол в гостиную, то оказываюсь лицом к лицу с Мереки. На этот раз я действительно кричу, но мои руки взлетают ко рту, чтобы заглушить звук. Я не видела его несколько недель, и он выглядит иначе. Старше, как будто годы, прошедшие после переезда в Мельбурн, настигли его сразу.

— Девятнадцатого ноября, — безнадежно говорю я, протягивая руки, чтобы дотронуться до него, отчаянно желая прикоснуться. — Я собиралась все объяснить у реки. Мне нужно больше времени.

Он показывает на куртку Джоша, поднимает брови и садится на диван. Вместо того чтобы игнорировать меня, как он делал это, кажется, целую вечность, он не сводит с меня глаз. Самое странное, что он не выглядит сердитым. Вместо этого он выглядит смирившимся и, осмелюсь сказать, счастливым. Я щипаю себя, чтобы убедиться, что на самом деле еще сплю, и обнаруживаю, что совершенно определенно бодрствую.

Подойдя к дивану, я сажусь рядом с ним. Боже, я так его люблю. Что я наделала?

— Ты все-таки придешь к реке девятнадцатого числа? — спрашиваю я, всхлипывая от боли.

Мне нужно, чтобы он кивнул. Едва заметное движение его головы, чтобы сказать, что он сделает то, что мы обещали пять лет назад.

— Пожалуйста, – теперь я умоляю, и мой голос звучит громче и требовательнее. — Мне нужно услышать твой голос, черт возьми. Ты мне нужен, Мереки. Не оставляй меня. Пожалуйста, не оставляй меня, — слезы теперь льются сильнее.

— Эмерсон?

Услышав голос Джоша, я вскакиваю с дивана. Я не могу смотреть на него. Не могу смириться с таким сценарием.

— С кем ты разговаривала? — спрашивает он, и в его голосе слышится беспокойство.

Я смотрю на него, стоящего в дверях в черных боксерах, потом перевожу взгляд на пустой диван. Неестественное рыдание вырывается из моей груди. Это ни с чем несравнимая боль от осознания того, что кто-то, кого ты любишь больше жизни, мертв. Мереки умер, и я ничего не могу сделать, чтобы это изменить. Бог знает, что я пробовала. Неважно, что я все еще вижу его, все еще говорю с ним, все еще люблю его. Его нет, и это убивает меня.

Я совершенно сбита с толку и в ужасе, и мое тело начинает неудержимо трястись.

— Что происходит? — Джош пересекает комнату и останавливается передо мной, закрывая мне вид на диван. Он берет меня за плечи. — Ты меня пугаешь. Тебе приснился плохой сон?

Я почти смеюсь над его вопросом, протягивая руки ладонями вверх, желая, чтобы дрожь прекратилась, чтобы я могла попытаться объяснить.

— Хотелось бы, чтобы все было именно так, — я поднимаю глаза и встречаюсь с его обеспокоенным взглядом.

Он пытается притянуть меня к себе, но я стряхиваю его руку. Я не могу больше терпеть его прикосновения.

Его глаза вспыхивают от смущения.

— Эмерсон, скажи, что происходит. Пожалуйста.

Как дикий зверь, попавший в капкан, мои глаза мечутся по комнате в поисках выхода. Это никого не касается, кроме меня, и теперь мне придется высказать то, что я не думаю, что смогу объяснить вслух.

Иррациональный гнев захлестывает меня, и я иду в атаку.

— Я больше не знаю, что нормально, а что нет.

— Почему ты кричишь на меня? — спрашивает он, поднимая руки.

Я чувствую себя так, словно попала под поезд, и не знаю, что с собой делать, потому что я и причина, и жертва. Джош стал случайным пострадавшим. Когда он снова смотрит на меня, его глаза непроницаемы, и я понятия не имею, о чем он думает. Я эмоционально истощена. У меня кружится голова, и я изо всех сил пытаюсь привести в порядок хоть какие-то связные мысли в своей спутанной голове.

С трудом сглатываю, холодный пот покалывает кожу. Простое движение плеч назад придает мне немного сил, и я провожу рукой по глазам, раздраженная несколькими прядями волос, которые не слушаются меня.

— Мне так много нужно тебе сказать, и не знаю, поймешь ли, но я должна сказать тебе правду.

Джош недоволен.

— Хорошо, — говорит он, растягивая гласную. — Я хочу знать о тебе все. Хорошее, плохое и, я подозреваю, уродливое – все это сделало тебя той невероятной женщиной, какой ты являешься, — его рука тянется к моей, но я все еще не могу позволить ему прикоснуться ко мне. — Скажи мне, что ты скрываешь, Эмерсон.

Закрыв глаза на мгновение и сделав глубокий вдох, я говорю:

— Когда мне было восемнадцать, меня и моего друга ограбили. Деньги, которые я получила за тот рисунок, что висит в доме твоей матери, были украдены вместе со всем моим миром. Единственная причина, по которой меня не изнасиловали и, скорее всего, не убили, в том, что они запаниковали, когда поняли, что Мереки не дышит. Он потерял сознание, пытаясь спасти меня, и его голова ударилась о тротуар. Он умер в безлюдном переулке, в нескольких метрах от того места, где я лежала без сознания, — слова вылетают так быстро, что у меня кружится голова.

Краска отхлынула от лица Джоша.

— Боже, Эмерсон. Ты говорила с ним так, будто он все еще здесь, — он трет ладонями глаза.

— Давай присядем, — говорю я, указывая на диван.

Сделав глубокий вдох, я начинаю с самого начала. Я кратко описываю ему свои первые десять лет и свою далеко не идеальную семейную жизнь. Затем я рассказываю историю о том, как наткнулась на рынок и нашла свою любовь к искусству после того, как убежала от Джейкоба Смита.

Джош снова тянется к моей руке, но я не позволяю ему взять ее. Я висела на волоске, и его прикосновение могло бы разрушить.

— Я обрела своего первого настоящего друга несколько недель спустя на берегу реки, занимаясь галечным искусством, — Джош смотрит на меня с мягкостью, желая продолжения. — Мы с Мереки были неразлучны, и наши отношения превратились в нечто большее, когда нам было семнадцать лет, и мы полюбили друг друга.

Джош слегка откидывается назад. Не сильно, но это заметно. Ни один мужчина не хочет слышать о бывшем, не говоря уже о том, что стоит на неприкасаемом пьедестале.

— Как долго вы были вместе? — спрашивает он срывающимся от волнения голосом.

Он задает один-единственный вопрос, почему этот разговор такой чертовски трудный.

— Недостаточно долго, — честно отвечаю я.

Джош еще больше откидывается назад, как будто пришел к какому-то выводу сам.

— Ты ведь все еще любишь его?

Я оглядываю комнату в поисках руководства. Может быть, я ищу силу Мереки. О, какая ирония судьбы.

— Мереки был всей моей жизнью с десяти лет, и все хорошие качества, которые ты, кажется, видишь во мне, благодаря ему.

Он отрицательно качает головой.

— Я в это не верю.

— Извини?

— Ты такая сама по себе.

Я яростно трясу головой.

— Это неправда.

Неловкое молчание повисает между нами, и я очень хочу, чтобы мой палец на самом деле мог вырыть дыру в ковре, чтобы поглотить меня.

— Мне нужно рассказать остальную часть моей истории, — я говорю шепотом, а сердце болит.

— Можно я сначала кое-что скажу? — спрашивает он.

Я киваю с тихим облегчением.

— Мне тридцать один год, и ты первая женщина, в которой я не мог или не захотел найти существенный недостаток. Все мои серьезные отношения закончились, потому что я ждал тебя, не осознавая этого, — он съеживается. — Не думаю, что идеален, но я всегда искал ту, кто была бы идеальной для меня. Знаешь, есть разница.

— В данный момент моей жизни я не идеальна для тебя, и у меня больше недостатков, чем ты можешь себе представить, — я все еще шепчу.

— В этом-то все и дело, — он колеблется, прежде чем продолжить. — Что бы ты ни думала о своих недостатках, я вижу в них прекрасные несовершенства, — он берет мое лицо в ладони и вытирает слезы большими пальцами, совсем как Мереки. — В тебе столько печали, и теперь, когда я знаю почему, то хочу помочь. Но мне нужно знать, что ты здесь, со мной, а не застряла в прошлом.

Я поднимаю руки и накрываю его ладони своими. Я посвятила свою жизнь Мереки и даже за миллион лет не ожидала, что подвергну сомнению это обязательство.

— Не думаю, что готова, — говорю я, и слезы текут по моему лицу. — Но я хочу, и это большой шаг для меня.

Тишина воздвигает стену между нами, и у меня нет сил остановить ее.

— А теперь постарайся немного поспать, — говорит он.

— Ты собираешься остаться? — спрашиваю я и прикусываю нижнюю губу.

Он кивает, но не двигается, поэтому я поворачиваюсь на пятках и возвращаюсь в спальню. Как будто мое тело знает, что мне нужна передышка от реальности, сон быстро овладевает мной. Я мечтаю свернуться калачиком у высохшего русла реки, искалеченная опустошением. Я – Мианн, и мои слезы снова заставят дать жизнь реке.

Когда я просыпаюсь, дневной свет проникает сквозь открытые занавески. События прошлой ночи стремительно возвращаются, и мое сердце сжимается. Прищурившись, я протираю опухшие от сна глаза и вижу Джоша, стоящего на балконе. Я понятия не имею, спал ли он в моей постели или на диване, или бодрствовал все это время. Даже не видя его лица, я знаю, что он ужасно грустит. Он повернулся ко мне спиной, и его плечи поникли, возможно, от сожаления, что он вообще связался со мной, или от того, что он собирается выйти за дверь. Меня убивает осознание, что я полностью виновата. Моя жизнь началась снова, когда я встретила Джоша, но я была несправедлива к нему, и он имеет полное право оставить меня. Я рада, что он позаботился о том, чтобы дождаться и лично попрощаться.

Словно почувствовав, что я проснулась, Джош поворачивается ко мне, прислоняется к перилам и скрещивает руки на широкой груди. Мое тело болит, но я заставляю себя встать с кровати и присоединиться к нему, зная, что пришло время расплатиться за свои действия.

— Ты хоть немного поспал? — спрашиваю я. Мой голос хриплый, поэтому я прочищаю горло.

Он пожимает плечами.

— Немного.

Прикусив нижнюю губу, я не знаю, что сказать дальше, поэтому мы стоим и смотрим друг на друга.

Он прерывает молчание.

— Прошлая ночь была…

— Джош, извини, — я не пытаюсь с ним объясниться.

— За что ты извиняешься? — прямо спрашивает он.

— Прости, что тебе пришлось это узнать. На самом деле мне жаль, что ты вообще об этом узнал.

Он кивает, улыбаясь, но это грустная улыбка.

— Знаешь, иногда я разговариваю с папой, когда никого нет рядом. Я рассказываю ему о своих работах или о том, как живет мама. Я знаю, что его там нет, и понятия не имею, слышит ли он меня, но когда я говорю с ним, пустота не кажется мне такой болезненной, — он замолкает на несколько секунд, и я слышу, как он делает несколько глубоких вдохов. — Я знаю, каково это – желать, чтобы кто-то, кого ты любишь, все еще был рядом, но не знаю, как ты можешь быть со мной, пока ты все еще любишь призрака.

Слезы текут по моим щекам, потому что я не могу дать ему утешение,в котором он так отчаянно нуждается и которого заслуживает.

Он раскрывает объятия, и я не могу сопротивляться его теплу. Шагаю к нему, плачу ему в грудь слезами пятилетней давности, а он обнимает меня. Я вспоминаю психотерапевта, который пришел поговорить со мной в больницу, когда сказали, что Мереки мертв. Она рассказала мне о пяти стадиях горя, начиная с отрицания.

— Но он не ушел, — сказала я ей. — Я видела, как он стоял рядом с моей кроватью.

Она пыталась объяснить, что я была в наркотическом состоянии, а он не был настоящим. Вместо того чтобы поверить ей, я перевела отрицание на совершенно другой уровень и боролась изо всех сил, чтобы остаться на этой стадии навсегда. Я верила, что если отпущу отрицание, то отпущу и его. Хотя я только что ступила на воду, и не тонула в своем опустошении. Но я не могу вечно топтаться на воде, и мне пора снова плыть.

В конце концов, я отстраняюсь от Джоша.

— Думаю, нам нужно какое-то время побыть порознь.

Он отрицательно качает головой.

— Мне не нужно пространство, — он хмурит брови. — Я не убегаю при трудностях.

— Мне нравится это в тебе, но важно, чтобы я справилась с этим сама. Мне просто нужно немного времени и пространства, чтобы привести себя в порядок.

Его взгляд становится жестким.

— Что, черт возьми, это вообще значит, Эмерсон? Ты была счастлива обманывая меня, пока я был в неведении, но теперь, когда я знаю правду и не убегаю, ты отталкиваешь меня? Какого черта? Сколько времени тебе надо?

Проходя мимо него, я прислоняюсь к перилам.

— Я возвращаюсь в свой родной город на пятилетнюю годовщину смерти Мереки. Когда нам было по восемнадцать лет, я заключила с ним договор, что мы будем возвращаться на наше место у реки на закате девятнадцатого ноября каждые пять лет. Это должно было быть что-то, что мы делали вместе, но я планирую поддержать наш договор и попрощаться с моим лучшим другом.

Джош кладет руки на перила рядом со мной, и я смотрю на него. На его лице множество противоречивых эмоций. Я знаю, что он хочет понять, чтобы мы могли идти вперед, но это, очевидно, проверка его стойкости. Я нисколько его не виню.

— Это довольно хреново.

Я киваю.

— Я позвоню тебе, когда вернусь, но пойму, если ты передумаешь, — машу рукой между нами. — По поводу нас.

Джош опускает голову.

— Надеюсь, ты получишь то завершение, которое тебе нужно, — он замолкает на несколько мгновений, затем поднимает глаза и смотрит на меня. — Меня убивает, когда я говорю это… — он делает шаг вперед и целует меня в лоб. — До Свидания, Эмерсон, — и с этими словами он входит внутрь и выходит из моей квартиры.

Шатаясь, я возвращаюсь и падаю на кровать, не в силах встать. Мое сердце разрывается новой волной опустошения, отвергая мое решение оттолкнуть Джоша, в то время как я сталкиваюсь с беспорядком из-за того, что держалась за Мереки. От меня не ускользает ирония.

Я не выхожу из дома все выходные. На самом деле, я едва встаю с постели, и позволяю себе погрязнуть в жалости, прежде чем снова взять себя в руки.

В понедельник утром я иду на работу и говорю Кэрри, что меня не будет четыре недели. Она недовольна, но не просит объяснений. Меня можно заменить, и она приступает к поиску нового сотрудника. Если бы она спросила, и я подумала, что ей не все равно, я бы сказала, что мне пора перестать прятаться от жизни и заняться своим увлечением – искусством. С тех пор как я встретила Джоша много месяцев назад, я медленно открыла свое сердце для любви, но также и для творчества. Воспоминания, которые нахлынули на меня с тех пор, напомнили, что, когда я нашла свою страсть, я также нашла путь к своей внутренней силе. Тогда я нашла свои крылья, и я так близка к тому, чтобы найти их снова, чувствую тепло солнца на своем лице и прохладный ветерок, целующий мое тело.

Без сомнения, это было бы слишком много информации для Кэрри, и она бы прервала меня, закатив глаза, покачав головой и с видом, будто уходит. Но это то, что я чувствую в своем сердце, и что сейчас имеет значение.

Глава 32

6 недель спустя

Завтра будет пять лет с тех пор, как убили Мереки. В итоге я прекратила работать, потому что Кэрри нашла мне замену всего несколько дней назад. Мег, однако, опытна и полна энтузиазма, поэтому я передаю свой фартук гораздо более достойному сотруднику с высокими стандартами к выпечке Кэрри и страсти к дизайну кексов. Сегодня я уезжаю, чтобы вернуться в свой родной город и попрощаться с Мереки, как я должна была сделать давно. Джош всегда в моих мыслях, и я сильно скучаю по нему, но здесь мне было хорошо, и когда я вернусь, то свяжусь с ним в надежде, что мы сможем свой путь в будущее.

Выезжая на автостраду, я открываю окна, чтобы насладиться теплым ветерком, и подпеваю классическому хиту U2 «With or Without You». Когда я останавливаюсь, чтобы послушать текст, быстро меняю песню, потому что мне не нужно, чтобы Боно говорил мне, что он не может жить с кем-то или без кого-то. Это слишком личное и абсолютно неэффективно для моего завтрашнего дела.

Я выезжаю из дома в обед и еду весь день, лишь иногда останавливаясь, чтобы заправиться и перекусить, и добираюсь до города, которого избегала в течение пяти лет, как только солнце опускается за горизонт. Медленно проезжая по тихим улицам, мои эмоции перескакивают с одной крайности на другую. Часть меня в восторге, что я снова здесь, где у меня есть много прекрасных воспоминаний. Мне нравится мысль, что пребывание здесь выведет многие из них на передний план. Однако большая часть меня отдается болью.

Припарковав машину у знакомого дома, я долго иду к входной двери. Я застряла где-то между желанием нервно смеяться и безутешно плакать. Набравшись храбрости, которую я копила последние несколько недель, я слегка стучу.

Дверь открывается, и меня качает из-за тяжести нахлынувших эмоций.

— Эмерсон, — говорит Адина. — Как чудесно, что ты здесь.

— Я… хм… — я заикаюсь, захожу и буквально падаю в ее объятия. Опустошение и радость при виде мамы Мереки совершенно сбивают с толку.

— О, милая, — она крепко прижимает меня к своей большой груди.

Она мне как мать. Я не видела ее пять лет, и мое решение уехать, не оглядываясь, давит на меня.

Из кухни появляется отец Мереки, и наши взгляды встречаются.

— Привет, Эмерсон, — говорит он, слегка улыбаясь мне.

Адина отпускает меня, и я медленно иду к единственному положительному образу отца, который у меня когда-либо был, и останавливаюсь перед ним.

— Привет, Уоррин, — мой голос срывается, когда я произношу его имя.

Слезы скапливаются в уголках моих глаз, и я потираю грудь в попытке облегчить боль в сердце. Его схожесть с сыном разрывает меня на части. Миллион эмоций проходит между нами безмолвно. Все это так ужасно несправедливо.

— Привет, Эмерсон, — его голос дрожит от волнения, и я падаю в его распростертые объятия. — Я так рад тебя видеть.

Я отстраняюсь и смотрю ему в глаза.

— Я тоже так рада тебя видеть, — несколько слезинок скатываются по моим щекам.

— Извини, но сейчас мне надо на работу, — говорит он. — Я работаю в ночную смену, но ты же останешься хотя бы на несколько дней?

Я киваю, вытирая щеки.

— На пару дней.

— Тогда мы сможем как следует наверстать упущенное.

После его ухода Адина обнимает меня за плечи и ведет на кухню. Мы садимся за маленький столик, и я оглядываюсь вокруг, успокаиваясь от привычности этой комнаты.

— Я так рада снова тебя видеть, — говорит она. — Мы оба скучали по тебе.

— Я тоже по тебе скучала, — думала, что встреча с родителями Ки будет слишком болезненной. Вместо этого мое сердце переполняется любовью. — Так долго, — я качаю головой и тереблю выбившуюся нитку на скатерти. — Ты видела мою мать или Трента?

— Она уехала из города вскоре после тебя, и, насколько я знаю, Трент сейчас в реабилитационном центре. В Аделаиде, кажется (прим: адм. центр шт. Южная Австралия), — она хмурится. — Застройщики купили ваш старый дом и снесли его. Теперь там новый жилой комплекс.

Не хочу говорить о них. Я даже не знаю, почему спросила. Я здесь, чтобы извиниться перед женщиной, которая была мне ближе всех и заменила мать.

— Адина, — говорю я, немного подумав, чтобы собраться с мыслями. — Мне следовало остаться подольше после того, как меня выписали из больницы. Я должна была быть здесь ради тебя и Уоррина. — я с трудом сглатываю ком в горле. — Но я не могла оставаться здесь без Ки.

Она перегибается через стол и берет меня за руки.

— Вы стали целым миром друг для друга. Мы поняли, что ты хочешь уехать подальше отсюда.

Я киваю.

— Я не могла остаться. Было слишком трудно противостоять реальности, поэтому я сбежала от нее, — мои слова вылетают так быстро, как будто они слишком долго были заперты в моем сознании, умоляя, чтобы их выпустили. — Все время, пока я разговаривала с полицией, думала, что произошла какая-то огромная ошибка и Мереки может появиться в любой момент.

— У тебя произошло слишком много чего. Я и Уоррин хотели, чтобы ты осталась, но не получилось, — она сжимает мою руку. — Ты должна знать, что мы любим тебя как дочь, и ты всегда желанная гостья в нашем доме.

Я киваю, но больше не нахожу слов.

Немного помолчав, она встает, подходит к духовке и достает форму для выпечки.

— Я приготовила лазанью. Ты голодна?

— Немного, — отвечаю я, не желая быть грубой, несмотря на тошноту.

Поев, мы идем в гостиную и садимся рядом друг с другом на диван. Я смотрю на женщину, которая, как я надеялась, когда-нибудь станет моей свекровью, и вижу, как тяжело далась ей потеря единственного ребенка. Она, кажется, выглядит более постаревшей, чем пять лет назад, и морщинки вокруг ее глаз заметнее из-за эмоциональных трудностей.

— У тебя все в порядке? — спрашиваю я.

Она придвигается ближе ко мне.

— Каждый день мы находим покой. Меня больше волнует, как дела у тебя.

— Я все еще ищу покой, но я ближе, чем раньше.

Она кивает.

— Нет никаких временных рамок или дорожной карты для процесса скорби. У всех это происходит по-разному, и никто не должен осуждать других, что они нашли свой собственный путь.

Несколько минут мы сидим молча.

— Ненавижу, что правосудие так и не свершилось, — шепчу я. — Не могу поверить, что никому не предъявили обвинения.

— Знаю, но это бы его не вернуло.

Я киваю.

— Да, но мысль о том, что он мертв и никто… — я не могу закончить предложение. Тот факт, что у Джейкоба и Трента было железное алиби, когда произошло нападение, означало, что мне нечего было предложить полиции, чтобы помочь в расследовании. В тот вечер за живой музыкой собралось так много приезжих, и без свидетелей дело зашло в тупик.

Она вздыхает.

— Я провела годы в злости, обиде и горечи, но потом поняла, что позволяю незнакомцам украсть и мою жизнь тоже. Я сосредоточилась на том, что не могла изменить, как бы сильно мне этого ни хотелось. Это убивало меня, и думаю, что это делало то же самое с тобой, — она встает и подходит к деревянному столу в углу, заваленному бумагами и книгами. Открыв ящик стола, она достает пачку вскрытых конвертов и возвращается на диван. — Спасибо, что присылала мне это, — говорит она. — Последнее особенно меня обрадовало.

Несколько раз в год я отправляла им письмо, чтобы они знали, что я жива. Мне особо не о чем было рассказывать, но я хотела поддерживать хоть какую-то связь. Самое последнее я отправила всего несколько недель назад, и это был рисунок, как рыбачил Мереки.

— Он был со мной, когда я писала эти письма, — тихо говорю я, протягивая ей письмо и указывая на рисунок. — Я знаю, что это звучит безумно, но я так долго чувствовала его присутствие, и это не давало мне горевать. Я знала, что все отрицаю, но мне было все равно. Я видела его так ясно. Он как будто держался за меня.

Слезы текут из ее глаз, и она закрывает лицо руками.

— О, Эмерсон. Жаль, что ты не поговорила со мной раньше.

— Он перестал появляться в последнее время, и мне это не нравилось. Я пыталась притвориться, что у него были веские причины для отсутствия, но теперь знаю, что отпустила его.

— Я тебе завидую, — говорит она сквозь слезы. — В самые темные дни я звала его, умоляя дать мне знак, что он слышит меня. Я чувствовала себя нелепо, но мне просто хотелось увидеть его снова. Мне хотелось обнять сына и сказать, что я люблю его. Я хотела, чтобы он рассказал мне одну из своих замечательных историй, а я не говорила ему, что все это чепуха.

Я киваю, слезы текут по моим щекам.

— Мне тоже нравились его рассказы. Он когда-нибудь рассказывал тебе о девушке, которая заставила реку течь снова?

Она отрицательно качает головой.

— Нет, но он записал их все в дневник, так что я прочитала историю Мианн и Айсилель.

Мои глаза расширяются от радости, а рука прикрывает рот. Она снова встает и исчезает в коридоре, вернувшись через несколько минут с кремовой книгой в руках. Когда она протягивает ее мне, я подношу к носу, страстно желая понюхать страницы. Это инстинктивная реакция на то, что Мереки когда-то держал и, очевидно, ценил.

Я открываю его и начинаю листать страницы, вне себя от радости, обнаружив все истории, которые он мне рассказывал, а некоторые – нет.

— Можешь оставить себе, — говорит она. — Думаю, он хотел бы, чтобы она была у тебя. Я уверена, что ты вдохновила его в той или иной степени для каждой истории, которую он написал с момента вашей встречи.

Я киваю, прижимая ее к груди в знак благодарности. Позже, лежа в постели, мои веки тяжелеют, когда я читаю о Дарлизабет, бесстрашной воительнице, защищающей своих детей от змей-убийц в Красной реке Сайта. Когда меня одолевает дремота, мои последние мысли – о Мереки, первой великой любви в моей жизни, эталоне для всех остальных мужчин, и о том, как он учил меня о бесконечности моего сердца. Но проснувшись, я думаю о Джоше.

Глава 33

Я провожу утро с Адиной, просматривая ее старые фотоальбомы и предаваясь воспоминаниям. Когда Уоррин просыпается позднее, мы вместе обедаем, и я рассказываю ему о том, чем занималась последние пять лет, и что снова начала рисовать. Я даже рассказываю им о Джоше, и они кажутся искренне счастливыми, что я снова нашла способ любить, даже если все это еще витает в воздухе. Быть с ними и открыто говорить о Ки – это исцеляет и это то, что я должна была сделать давно.

— Наверное, я прогуляюсь, — говорю, ставя тарелку в посудомоечную машину. — Есть вещи, которые мне нужно сделать, — я беру свою сумку и перекидываю ее через плечо. — Что-нибудь купить в магазине?

— Нет, спасибо, милая, — говорит Адина. — Наслаждайся прогулкой. Мы будем здесь, когда ты вернешься.

Я обнимаю их и иду к двери. Сейчас теплое, ясное летнее утро, и я рада, что на мне мой любимый желтый сарафан. Я специально выбрала для этого дня, так как он будет одним из самых трудных в моей жизни.

Есть два способа дойти от дома Мереки до центра города, и я могла бы легко пойти другим путем, но сегодня это не то, что нужно. Вместо этого я поворачиваю налево в конце Мерчисон-стрит к старому молочному бару, где моя жизнь почти остановилась пять лет назад. Несмотря на теплую погоду, я дрожу, когда добираюсь до входа в переулок. Так мало изменилось с той роковой ночи, и я обхватываю себя руками, когда это повторяется в моей голове.

Черт! Отпусти ее нахрен!

Все в порядке, Калимна.

Не прикасайся к ней. Пожалуйста, не трогай ее.

Я спасу тебя, Калимна. Я люблю тебя.

Ки!

Стоя на том месте, где меня вырвали из рук Ки, я признаю то, что знаю. Мой лучший друг и первая любовь в моей жизни никогда не покидал этот город. Предполагалось, что он будет инженером, строящим огромные небоскребы и каждый вечер приходящим домой ко мне. Вместо этого, к тому времени, когда нас нашли, я была без сознания, а Мереки мертв, как и наши мечты.

— Этого не должно было случиться, — шепчу я пустому переулку, заросшему сорняками и заброшенному временем.

Это облегчает мой шаг, когда я продолжаю идти к центру города. Моя следующая цель, вероятно, будет столь же неприятной, как и важной.

Первое, что я замечаю, когда выхожу на главную улицу – сколько там новых магазинов. Некоторые из сетей одежды открыли свои, и я испытываю искушение заглянуть в модный магазин товаров для дома, но я пришла не для этого, и знаю, что это задерживает меня от того, что нужно сделать. Сегодня речь идет о конфронтации, а не об избегании.

Дойдя до другого конца главной улицы, я останавливаюсь перед витриной, где раньше был ювелирный магазин Смита, семейный бизнес Джейкоба. Это все еще ювелирный магазин, но теперь он называется «Продман», местная сеть, и здание полностью отремонтировано. Я надеялась, что кто-нибудь здесь поможет мне найти Джейкоба, но теперь это кажется маловероятным. Я все еще испытываю к нему неприязнь, и у меня есть вопросы, которые я не могла задать пять лет назад. Но я решила сделать это сейчас, поэтому продолжу поиски.

Звенит колокольчик, когда дверь магазина открывается, и человек, которого я пришла сюда увидеть, выходит, опустив голову и глядя на тротуар. Он не поднимает глаз, и не думаю, что он заметит меня.

— Джейкоб.

Его глаза резко поднимаются, вспыхивают с чем-то похожим на панику, затем он просто смотрит.

— Эмерсон, — наконец произносит он. — Что ты здесь делаешь?

— Сейчас я здесь, чтобы увидеть тебя, — я наслаждаюсь его дискомфортом.

Возможно, чтобы ослабить напряжение в его сжатой челюсти и поднятых плечах, достает пачку сигарет из кармана, вынимает одну и закуривает ее зажигалкой Zippo.

— Я все думал, появишься ли ты когда-нибудь, — говорит он, выпустив дым в воздух между нами.

— Твой отец продал бизнес? — спрашиваю я, отмахивая дым от лица.

Взглянув на вывеску над нами, он пожимает плечами.

— Оказалось, что его по полной использовали, — он снова затягивается. — Несколько лет назад это была вынужденная продажа, но новые владельцы позволили мне сохранить работу.

Мне нечего сказать. Он так самонадеянно говорил о богатстве его семьи, и как он будет управлять бизнесом, когда его отец уйдет на пенсию. Возможно, немного смирения сослужило бы им хорошую службу.

— Мне нужно тебя кое о чем спросить, — меняю тему, по которой я здесь.

— Я собираюсь встретиться с женой за ланчем, — говорит он, снова оглядывая улицу. — Можешь прийти позже?

— Ты женат?

— Пришлось, — отвечает он, стряхивая пепел с кончика сигареты. — Случайно обрюхатил ее. Ее родители сказали, что купят нам дом и помогут с деньгами, если мы поженимся.

— Мне нужно спросить тебя о той ночи, когда убили Мереки, — хватит с меня этой болтовни. У меня есть вопросы, и мне даже близко не интересна его личная жизнь.

— А что с ней? — он смотрит на трещины в асфальте.

— Я знаю, что у вас с Трентом было алиби, но вы кому-нибудь говорили, что у меня есть деньги? Вы были единственными, кто знал, и мне всегда было интересно…

— Ты думаешь, мы все подстроили? Думаешь, мы сказали толпе чужаков напасть на тебя и убить Мереки?

У меня кровь стынет в жилах.

— Значит, чужаков?

Его глаза устремляются на землю, затем он поднимает сжатый кулак, чтобы прикрыть рот, и громко кашляет.

— Все думали, что это приезжие.

Я делаю шаг ближе к нему.

— Смотри. Я знаю, что тебя там не было. Я знаю, что ты не нападал на меня и не убивал Ки. Уверена, что он бы выкрикнул имена, если бы знал кого-нибудь из них. Я просто хочу знать, что произошло той ночью. Я никогда не верила, что это случайное ограбление зашло так далеко. Это могло бы дать мне какое-то завершение, если бы я лучше понимала, — я жду, пока он посмотрит мне в глаза. — Возможно, у тебя есть что-то, что поможет сбросить камень с души.

Он бросает сигарету на землю и тушит ее ботинком. Опускает подбородок на грудь.

— Мы с Трентом видели, как ты получила деньги от той пожилой дамы, — начинает он. — После того, как мы ушли от тебя, Айзек и Трой пили с целой группой мутных чуваков, которых я никогда раньше не видел, — он смотрит на меня, но быстро отводит взгляд. — Трент говорил о своей «сводной сестре-сучке», — говорит он, показывая пальцами кавычки, — которая получила кучу денег за какой-то дурацкий рисунок.

— Ты думаешь, те парни напали на нас?

— Когда позже ты и Мереки прошли мимо нас, пара приезжих посмотрели на тебя и сказали, что они хотели бы встретиться с тобой, — он делает паузу. — Трент сказал им, что ты его «сводная сестра-сучка», и эти парни исчезли, как только музыка закончилась.

— И все?

Он пожимает плечами.

— Не знаю, они ли это сделали, но я чувствовал себя виноватым, и знаю, что Трент тоже.

— Значит, ни один из вас не навестил меня в больнице и не сказал полиции то, что сказал мне сейчас?

Он отрицательно качает головой.

— Трент взбесился, когда новость распространилась. Он думал, что его обвинят в соучастии или еще в чем-то, хотя на самом деле не знал, были ли те парни, о которых он рассказал, теми, кто это сделал, — закурив очередную сигарету, Джейкоб начинает расхаживать. — Мы не хотели рисковать.

— Я знала, что ты не самый большой мой поклонник, но ты когда-нибудь думал предупредить меня? — спрашиваю, поднимая руки ладонями вверх. – У Трента был мой номер. Ты мог бы отправить мне сообщение.

Это могло бы спасти жизнь Мереки.

После долгого молчания он смотрит на меня с сожалением.

— Я был пьяный и тупой.

— Похоже, Трент все еще здесь.

Джейкоб кивает.

— После той ночи он еще сильнее приложился к бутылке, а год спустя отсидел в тюрьме за то, что сбил старика на пешеходном переходе. Его уровень алкоголя в крови был превышен в три раза, а прав лишили за предыдущие правонарушения.

Я не заметила приближающейся женщины, пока она не встала рядом с Джейкобом.

— Челси? — мой взгляд падает на ее очень большой живот.

— Эмерсон?

Я перевожу взгляд с нее на Джейкоба.

— Вы супруги? — недоверчиво спрашиваю я.

Они оба смотрят на меня и пожимают плечами, прежде чем Челси похлопывает себя по животу и говорит:

— Второй ребенок ожидается в январе.

— Что ж, удачи вам обоим, – говорю я со всей искренностью, на какую только способна. — Это было… по-настоящему.

Джейкоб дал мне то, за чем я пришла. Ничто не вернет Мереки, и правосудие, скорее всего, никогда не настигнет людей, убивших его, но мне нужно двигаться вперед, несмотря ни на что. Время пришло.

Глава 34

Когда вечернее солнце опускается за деревья, я в одиночестве спускаюсь к реке. Это кажется совершенно нереальным. В течение восьми лет я делала это почти каждый день, и слишком много воспоминаний нахлынули на меня. В отличие от города, берег реки почти не изменился, как будто время полностью перескочило через него. Я беспокоилась, что в этом районе может что-то поменяться.

Когда я выхожу на нашу поляну, шепот вопросов в моей голове становится громче. Хочу ли я посмотреть, что осталось от того, что я делала с камнями? Хочу ли я видеть это разрушенным, когда я пришла сюда для исцеления?

Направляясь к берегу реки, где я столько раз наблюдала, как Мереки ловит рыбу, я грустно улыбаюсь, вспоминая лучший и худший день в моей жизни и договор, который мы заключили.

— Давай договоримся возвращаться сюда в этот день на закате каждые пять лет, несмотря ни на что, — сказал он, глядя на горящий оранжевый шар, спускающийся к горизонту. — Девятнадцатого ноября. Я бы предложил делать это каждый год, но думаю, что это нереально, и не хочу возвращаться сюда так часто. А ты?

— Разве ты не хочешь навещать своих родителей?

Он пожал плечами.

— Они могут приезжать к нам в город.

Я помолчала несколько минут, размышляя. Четыре маленьких слова. Они могли ничего не значить, но в тот момент для меня, они значили все.

— Мне не нравится, как ты сказал «несмотря ни на что», как будто когда-нибудь может быть причина, по которой мы не будем вместе.

— Это то, о чем ты подумала про мои слова? — он спросил, качая головой. — Разумеется, мы будем вместе. Я просто имел в виду, кто знает, что мы будем делать и где через пять лет. Нам будет двадцать три года и, скорее всего, мы закончим учебу. Надеюсь, я буду большим специалистом в большой инженерной фирме, а ты будешь заниматься крупными выставками.

Я засмеялась над красивой картиной, которую он нарисовал.

— Ну если ты так говоришь…

— Я просто думаю, что мы всегда должны помнить, что это означает для нас, и вернуться туда, где все началось. Мы расскажем реке обо всех интересных вещах, которые произошли с момента нашего отъезда.

Я встала на колени и обхватила его руками за шею.

— Это замечательная идея. Давай сделаем это, — я поцеловала его в губы, прежде чем отступить, встретив его взгляд. — Итак, через четыре дня после моего двадцать третьего дня рождения, мы оба будем смотреть на закат, несмотря ни на что.

Никто и ничто не помешает нам.

Сделав глубокий вдох, я бормочу:

— Несмотря ни на что.

Я пытаюсь успокоиться, но слезы наворачиваются на глаза. Смахнув их, я расправляю плечи, решив быть сильной ради моего любимого Ки. Когда слова приходят снова, они произносятся с уверенностью.

— Несмотря ни на что.

Ветер усиливается, и я слышу его голос, кружащийся вокруг меня. Несмотря ни на что.

Он появляется из ниоткуда, и я всхлипываю от облегчения. Я чувствую себя слишком счастливой, снова увидев его красивое, доброе лицо, даже если знаю, что это в последний раз. Его темные глаза полны понимания.

— Не смотри на меня так, — говорю я, и слезы текут по моему лицу. Я протягиваю руку и касаюсь его лица. Я чувствую его каждой частичкой своего тела.

Слышу, что он хочет сказать, потому что это именно то, что я сказал бы ему, если бы это была я.

— Скажи это от всего сердца и искренне. Скажи это, потому что это твой величайший подарок мне, нашей памяти и, самое главное, тебе.

Я сильно трясу головой, и с моих губ срывается громкое рыдание.

— Не думаю, что смогу.

— Ты можешь, Калимна.

Я встречаюсь взглядом с Мереки. Он наклоняет голову, затем идет к тому месту, которое я избегаю. Мне нужно увидеть, что осталось от тех камней, которые изменили мою жизнь. С ним я могу это сделать. Я хочу это сделать. Мельком взглянув на сгущающиеся облака, я следую за ним, мое сердце колотится от адреналина. Когда он останавливается, я делаю то же самое.

Он что-то шепчет мне, и могу поклясться, что слышу голос его восемнадцатилетнего.

— Я здесь, Эмерсон.

С его поддержкой, добавляющей мне силы, я смотрю вниз и задыхаюсь. Рухнув на колени, я закрываю рот руками, охваченная ностальгией, опустошением и странной радостью. Как будто смотрю в зеркало своей души, я вижу разрушение. Некоторые камни разбиты, сдвинуты и размыты. Другие исчезли, смылись в реку и пропали навсегда. Но общая картина в целом остается неизменной. Может быть, больше, чем когда-либо, это отражает сильную и жизнерадостную девушку, которой я всегда была внутри, закаленной обстоятельствами и временем.

Оглядываясь вокруг, я обнаруживаю Ки, который стоит у речного берега, и мой разум возвращается назад к сотням раз, когда я сидела на этом самом месте и смотрела, как он ловит рыбу.

Проводя руками по бедрам, мое сердце замирает, зная, что пришло время сделать то, ради чего я сюда пришла. Я встаю и иду к нему, останавливаясь, когда оказываюсь достаточно близко, чтобы почувствовать его присутствие.

Его улыбка грозит свести меня с ума, и я посвящаю ее той части моей памяти, которая предназначена только для него. Часть моей памяти, которую я никогда не отпущу. Я все еще слышу его голос в своей голове.

— Я не хочу тебя отпускать, — хотя я ненавижу слабость в своих словах, мой разум говорит правду.

Ки подносит пальцы к губам и посылает мне воздушный поцелуй. Это все еще причиняет боль, но я слышу его.

— Продолжать жить своей жизнью и любить кого-то другого – это не значит отпустить меня. У нас было время, и оно было прекрасно, но есть еще кое-что в твоей истории любви. И ты не хочешь это пропустить.

Не могу контролировать свои рыдания, когда слушаю слова в своей голове, в своем сердце и кружащиеся на ветру. Сердце разрывается одновременно от боли и надежды.

— Ты принимаешь следующую главу обеими руками, ясными глазами и открытым сердцем.

— Я хочу снова быть счастливой, но не могу представить свою жизнь без тебя, — дрожа, я хватаюсь за сердце, зная, что именно там он и находится. — Мое счастье всегда было связано с тобой.

Закрыв глаза, я чувствую его объятия. В этот момент я думаю о его дружбе, любви, его абсолютной вере во все, кто я есть, и это обволакивает меня, пока я не холодею. Крепче зажмурившись, я хочу заморозить время.

— Скажи это, Эмерсон, — он шепчет мне на ухо. — Скажи это, зная, что я всегда буду в твоем сердце, как ты навсегда в моем.

Прерывисто вздохнув, я открываю глаза и медленно иду к реке, все еще ощущая его присутствие рядом с собой.

Я пытаюсь улыбнуться, но сильная грусть все еще преобладает во мне, когда я беру его удочку и борюсь со страхом, зная, что собираюсь сделать.

— Всему, кто я есть, я научилась у тебя, — говорю я, глядя в его любящие глаза.

— Живи и люби за нас обоих, Калимна.

Я сосредотачиваюсь, чтобы унять дрожь в руках, и готовлюсь бросить леску. В этот момент я ожидаю, что он встанет у меня за спиной и направит меня. Когда я смотрю на него, он едва заметно качает головой. Я понимающе киваю, абсолютно раздавленная.

Солнце касается горизонта, и вечерний туман опускается на мягко текущую реку, когда я отрываю взгляд от Ки.

— Скажи это, Калимна, — это больше не похоже на его голос в моей голове. Это только шепот ветра, плеск воды и шелест листьев на деревьях.

В панике я резко поворачиваю голову. Облегчение переполняет меня, когда он все еще там, но он исчезает. Он растворяется в тумане и выглядит очень счастливым. Я потрясена, обнаружив, что мое сердце не полностью разбито. Во всяком случае, это вселяет надежду. Я хочу счастья для него так же сильно, как и он для меня.

— Скажи это, Калимна, — слова на ветру оседают вокруг меня, и я улыбаюсь сквозь слезы.

С вновь обретенной решимостью я крепко сжимаю удочку, отбрасываю назад и плавно направляю вперед, как он учил меня много раз. Он больше не управляет каждым моим движением, но он со мной. Он всегда будет со мной.

— Прощай, — я говорю слово, которое до сих пор отказывалась произносить из страха потерять его по-настоящему. — Прощай, мой первый друг, моя первая любовь, мое первое все. Я никогда не забуду тебя и всегда буду благодарна за то время, которое мы провели вместе, — несмотря на легкость, просачивающуюся в мое сердце, мои плечи опускаются, и слезы безжалостно текут по моим щекам. — Прощай, Мереки.

Мереки, за которого я цеплялась годами, уносится прочь вместе с туманом. Не в силах больше держать удочку, я наматываю леску и понимаю, что ее тоже нужно оставить. Без раздумий я закапываю ее в землю, как это делал Ки много лет назад, когда он искал камешки для нашего творчества. Сделав несколько шагов назад, я почти вижу Ки, стоящего рядом со своей удочкой и улыбающегося мне. Но сейчас все по-другому. Это просто воспоминание, и я полностью признаю, что он больше не физическая часть моей жизни, кроме постоянного места, которое он всегда будет иметь в моем сердце.

Мои плечи поникли, но на сердце стало легче. Я продолжаю смотреть на реку в течение долгого времени, которое я не могу начать измерять. Это могут быть минуты или часы. Это могут быть дни, месяцы или годы. Впервые с тех пор, как мне было всего десять лет, я столкнулась с жизнью без него, и я полна решимости жить для нас обоих.

— Эмерсон.

Я слышу свое имя и на несколько мгновений задумываюсь, действительно ли сошла с ума. Оборачиваюсь и вижу Джоша, который стоит в нескольких футах от меня. Его руки в карманах, плечи сгорблены, но того, что я вижу в его глазах, достаточно, чтобы перехватило дыхание. Они наполнены печалью, тоской и глубокой любовью.

— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я, вытирая заплаканное лицо. — Откуда ты знал, где я буду?

Он идет вперед, вытаскивая руки из карманов и сокращая расстояние между нами.

— Ты назвала мне дату и, судя по тому, как ты говорила о родителях Мереки, я подозревал, что ты остановишься у них, — его плечи поднимаются и опускаются с каждым вздохом. — Я поспрашивал, когда приехал пару часов назад, и без проблем нашел их дом, — я не перебиваю его в первую очередь потому, что лишилась дара речи. Не могу поверить, что он здесь. — Я не знал, как они отнесутся к тому, что незнакомец появится на их пороге и спросит про тебя, но они приняли меня в свой дом, — его глаза ищут мои. — Ты рассказала им обо мне.

Я киваю.

— Да.

Уголки его рта приподнимаются, но он осторожен.

— В моей машине для тебя подарок. Я хотел подарить его тебе на день рождения, но знал, что ты хочешь побыть одна, и очень стараюсь уважать это.

— Что изменилось?

Он вздыхает.

— Эмерсон, честно. Я пытался отговорить себя от поездки, зная, что ты хочешь сделать это одна, но не мог удержаться, представляя, как это будет трудно, — он поднимает голову и показывает через плечо. — Последний час я расхаживаю возле этого дерева, не зная, стоит ли мне здесь находиться, но не в силах уйти. Мне нужно было знать, что с тобой все в порядке, — он проводит рукой по волосам, и я вижу, как боль отражается на его лице.

— Я здесь, по меньшей мере, как друг, — еще один шаг вперед, и он оглядывается на реку, на долю секунды отрывая от меня взгляд. — Я так сожалею обо всем, через что тебе пришлось пройти.

Я делаю шаг вперед, и он делает то же самое.

— Скажи, чтобы я ушел…

— Джош, я очень рада, что ты здесь, — делаю маленький шаг, и теперь мы так близко, что если бы мы оба протянули руки, то могли бы коснуться друг друга. Я вздыхаю. Воздух потрескивает между нами и окутывает меня теплым одеялом, сшитым успокаивающим присутствием Джоша, сочувствием и любовью. Я опускаю взгляд, но Джош хватает меня за подбородок, заставляя посмотреть ему в глаза.

— Эмерсон, посмотри на меня, — говорит он твердым тоном. — Мне нужно видеть твои глаза, когда я говорю тебе это.

Я с трудом сглатываю, удивляясь, что у меня еще остались слезы, но чувствую, как они собираются в уголках моих глаз.

— Я нарушил данное тебе обещание, и это моя вина.

Я качаю головой, и его рука падает с моего подбородка.

— Ты ничего не нарушил. Я разрушила тебя.

— Нет, — говорит он. — Пожалуйста, дай мне закончить.

— Я увидел тебя с самого первого взгляда, — он протягивает руку и заправляет мне волосы за уши, вторгается в мое личное пространство. — Я видел тебя, Эмерсон, и понял, что ты что-то скрываешь. Я обещал, что не буду давить, и вместо того, чтобы уважать это, я впустил тебя в свое сердце и в свою постель.

Слезы, которые я так старалась сдержать, вырываются наружу.

— Я тоже была там, Джош, хотя и не была готова расстаться со своим прошлым и двигаться вперед вместе с тобой.

— Я должен был быть твоим другом и ждать, пока ты не доверишься мне настолько, чтобы свободно говорить об этом, — он проводит костяшками пальцев по моей правой скуле с такой нежностью, что я не могу подобрать слов. — Я должен был сфокусироваться на твоем искусстве, а не на твоем теле, и уж точно не на твоем сердце. Тихий голос сказал мне, что это не будет легко для нас, но кто слушает, когда он говорит противоположное тому, что ты хочешь услышать?

— Джош, во многом ты прав, но, если бы ты не подтолкнул меня, я бы до сих пор жила в подвешенном состоянии, боясь оглянуться назад, не имея возможности двигаться вперед. Я практически не жила до встречи с тобой.

Он притягивает меня к себе и стонет, когда я обнимаю его за талию, прижимаясь к твердой груди.

— Я скучал по тебе больше, чем думал.

— Я тоже скучала по тебе, — говорю я, зная, что говорю правду.

Он отодвигается и держит меня на расстоянии вытянутой руки.

— Нам нужно поговорить об этом, Эмерсон. Мне нужно знать, что с тобой все будет в порядке. Я не буду просить ни о чем, кроме доверия и дружбы, пока ты не будешь готова к большему.

Я киваю.

— Спасибо, — чувствую его губы на своей макушке и пытаюсь приблизиться к нему.

— Тебе нужно еще побыть здесь или готова уйти? — спрашивает он.

Нехотя, я отстраняюсь, чтобы посмотреть в его глаза.

— Я готова идти, и я готова жить.

Эпилог

Пять лет спустя

Не привыкшая к публичным выступлениям, не говоря уже о том, что это связано с дебютной художественной выставкой в моем родном городе, я делаю глубокий, успокаивающий вдох, чтобы утихомирить свои измотанные нервы. Я слишком много работала, и не позволю нескольким бабочкам забрать это у меня.

— Добрый вечер, леди и джентльмены, — говорю я уверенным голосом. — Я Эмерсон Харт, и я хотела бы поблагодарить вас всех за присутствие на сегодняшнем вечере.

Легкие аплодисменты дают мне несколько минут, чтобы быстро глотнуть воды и оглядеться, еще раз удивляясь тому, что мои картины украшают стены. Тот факт, что здесь, по меньшей мере, пятьдесят человек, в том числе несколько школьных знакомых, поражает меня.

— Я нашла свою любовь к искусству здесь, в этом городе, когда мне было десять лет. Это дало мне возможность выразить то, что я чувствовала по отношению ко всему и всем вокруг. Это был подарок и спасательный круг. В подростковом возрасте я ходила на передвижную художественную выставку, представляя, каково это – быть художницей с собственной выставкой, — я делаю несколько шагов к первому рисунку и чувствую на себе взгляды всех присутствующих. Поворачиваюсь к ним лицом. — Как некоторые из вас знают, что через несколько дней после того, как я стала взрослой, я потеряла своего лучшего друга и долгое время не могла обрести покой. Он показал мне, как любить и быть любимой, — чувство глубокого спокойствия охватывает меня, и я знаю, что какой бы ни была реакция на мою работу, это не имеет значения. Мой план состоит в том, чтобы закончить свою речь, пообщаться несколько часов, а после спуститься к реке, чтобы рассказать обо всем Мереки. Его не будет там, как в течение многих лет, реальная для меня фигура, за которую я могла бы ухватиться. Но он будет слушать и гордиться мной, и этого достаточно. — Благодаря помощи некоторых очень особенных людей, с которыми я познакомился пять лет спустя, я смогла обрести покой, частично благодаря искусству, а частично благодаря тому, что вспоминала, как пользоваться своими крыльями. Я сильная и выносливая сама по себе, и я полечу достаточно высоко для него и для себя, — громкие аплодисменты пугают меня, и я благодарно улыбаюсь, ожидая тишины, прежде чем продолжить. — То, что вы видите здесь сегодня, было прекрасной терапией для меня, и я искренне надеюсь, что вы возьмете что-то для себя из моего путешествия, — в горле встает ком, но я проглатываю его и улыбаюсь. — Большое вам спасибо за то, что вы были здесь сегодня вечером. Для меня это очень много значит. Я буду рада ответить на любые вопросы, которые у вас могут возникнуть, когда вы осмотритесь, — я улыбаюсь, а публика аплодирует.

Я ставлю первую картину, и отхожу в сторону, когда толпа устремляется к ней.

Женщина с седеющими каштановыми волосами и прищуренными голубыми глазами изучает его несколько мгновений, прежде чем сказать:

— Ты выглядишь такой одинокой.

Я признала, что моя работа автобиографичная, поэтому, конечно, она предполагает, что девушка на картине – это я, как ребенок. Я иду по пустой улице в ничем не примечательном провинциальном городке, одетая в грязную, рваную одежду. На голове у меня ярко-оранжевые антенны, прикрепленные к ободку – тому самому, который Джейкоб безжалостно сорвал и растоптал. На картине есть и другие люди, но все они повернуты спиной к маленькой девочке.

— Мне было одиноко, — честно отвечаю я.

— Почему ты носишь антенны? — спрашивает она. — Это экзистенциальная метафора?

Я улыбаюсь, качая головой.

— На самом деле, это довольно буквально. Я всегда чувствовал себя чужой, поэтому притворилась инопланетной авантюристкой с другой планеты, где никто не ставит под сомнение внешность, потому что мы все выглядели одинаково.

— Я вижу твое одиночество и страх, но это вселяет в меня надежду, — женщина с каштановыми волосами машет рукой поверх холста. — Цвета вдалеке ярче. Ты идешь к свету.

Я улыбаюсь ей.

— Одиночество, страх и надежда. Три эмоции мне знакомы.

— Надежда – опасная эмоция, — говорит она. — Это может быть так же разрушительно, как страх и ненависть.

— Это действительно так, но что у нас есть без надежды?

Она, кажется, обдумывает мои слова, а затем говорит:

— Ну что ж, я заинтригована, чтобы продолжить ваше путешествие.

Я машу рукой перед собой, показывая, что она должна перейти к следующему рисунку.

— Спасибо, что нашли время по-настоящему посмотреть.

Она улыбается.

— Спасибо, что поделилась с нами своим талантом.

Мимо проходит официант, и я отказываюсь от шампанского, выбирая минеральную воду. Я улыбаюсь поверх своего бокала, когда вижу Зои в другом конце комнаты, болтающую с Эриком, Кей, Тенн и Брук, которая теперь стала огромной звездой благодаря своей роли музы сексуального художника. Я так тронута, что они совершили это путешествие. Цветочная корона Зои этим вечером просто взрывается от красок, и я не вижу ни одного недостающего лепестка. Мое сердце наполняется радостью, когда я вижу, как она выглядит счастливой и расслабленной в своей собственной коже. Она смотрит мне в глаза и машет рукой.

— Милая, ты сделала это.

Я улыбаюсь, поворачиваюсь и шагаю прямо в объятия Мадлен.

— Я была на грани нервного срыва, — отвечаю, отстраняясь.

— Знаю, но это все твое, и я так горжусь тобой.

Мои глаза щиплет от переполняющих эмоций.

— Спасибо за все. Я бы не справилась без вас и...

— Это потрясающе, — говорит Зои, прерывая меня чрезмерно крепким объятием. — Ты потрясающая.

— Спасибо, — пискнула я.

К счастью, она отпускает меня, и я делаю глубокий вдох.

— Зои, — говорю я, когда прихожу в себя. — Ты помнишь Мадлен? — я машу рукой между ними. — Мадлен. Зои – одна из моих подруг. Она была на первом занятии арт-терапии, которую я посещала в вашей галерее.

Они тепло пожимают друг другу руки.

— Ну, если вы меня извините, — говорит Мадлен, кладя руку мне на плечо. — Я только что видела Джона Фостера. Он сказал, что хочет обсудить возможность выставитьтвои работы в Сиднее. Я лучше пойду поздороваюсь. — Она поворачивается к Зои. — Было приятно с вами познакомиться.

— Еще раз спасибо, — искренне говорю я. — Это больше, чем я мечтала.

— Это не больше и не меньше того, что ты заслуживаешь, дорогая.

С этими словами она уплывает прочь. Мой ангел-хранитель, самая элегантная, самоотверженная и по-настоящему добрая женщина, которую я когда-либо встречала, и, когда я считаю свое счастье в эти дни, она одна из многих, кого я считаю дважды.

— Я немного обманула, — говорит Зои, сморщив нос.

— То есть? — спрашиваю я, отрывая взгляд от удаляющейся Мадлен.

— Я просмотрела первые картины в поисках тех, которые могла бы узнать.

Я смеюсь.

— Это абсолютно нормально. Их не нужно рассматривать в каком-либо порядке. Они тоже могут быть отдельны друг от друга.

— Эмерсон, я так рада за тебя, — она качает головой и улыбается. — Мы все знали, что ты станешь великой.

— Конечно, ты знала, — отвечаю я, хихикая.

— Мы! — твердо отвечает она, легонько толкая меня в плечо.

Потратив еще час на общение, я выскальзываю через черный ход. Мадлен увидела меня и кивнула, так что я знаю, что она прикроет меня, если понадобится.

Теплый ноябрьский воздух обволакивает меня, когда я покидаю галерею. Еще светло, но солнце уже низко над горизонтом, когда я выхожу из города и спускаюсь по некогда знакомой тропинке к реке. Именно по этой причине я специально попросила, чтобы выставка состоялась девятнадцатого ноября, и когда река появляется в поле зрения, я вижу любовь всей моей жизни.

— Эй, — кричу я, и самые красивые лица в мире поворачиваются на звук моего голоса.

— Мама, — мой маленький мальчик кричит и бежит ко мне. — Я поймал рыбу, мама.

От волнения в его голосе и на лице я едва не падаю на колени. Подхватываю его, когда он подходит ко мне, и он целует меня в щеку.

— Где же она? — спрашиваю я, поднимая свободную ладонь.

— Он заставил меня поцеловать ее, а потом отпустить, — говорит Джош, сморщив нос, вызвав смех у Кая. — Как все прошло, красавица? — спрашивает он, забирая Кая из моих рук. — Не могу поверить, что ты не позволила нам прийти.

Я смотрю ему в глаза и улыбаюсь.

— Все было идеально. Знаю, что ты хотел быть там, но я была бы слишком эмоциональна. Мне нужно было знать, что ты будешь ждать меня здесь.

— Я буду там, где ты захочешь, любовь моя, но никто не удержит меня от следующего раза.

— Договорились, — я протягиваю руку и прижимаюсь своими губами к его, закрывая глаза, чувствуя, как он прижимается ко мне.

— Никаких поцелуев, — маленькая ручка разделяет нас. Джош щекочет его бока, превращая нашего трех с половиной летнего ребенка в извивающиеся торнадо.

— Дать тебе немного уединения? — говорит мой заботливый, великолепный муж.

Я киваю.

— Будьте рядом. Ладно?

— Конечно, — он целует меня в макушку, берет Кая за руку, берет удочку и неспешно идет вдоль реки.

Как только Джош опускает Кая на землю, он хватает удочку. Наблюдая за тем, как они насаживают наживку на крючок, меня охватывает глубокое чувство спокойствия. Отвернувшись от них, я смотрю на медленно текущую воду. Несмотря на десятилетие, прошедшее со смерти Мереки, и пять лет с тех пор, как я обрела покой, все еще вижу его, и все еще люблю его по-своему. Я думала, что как только попрощаюсь, все будет кончено и он полностью уйдет из моей жизни.

Именно Джош предложил мне соблюдать этот договор и приезжать сюда каждые пять лет.

— Он был самым важным человеком в твоей жизни, и он часть того, кем ты всегда будешь. Нет причин пытаться забыть его, пока память о нем не мешает тебе двигаться вперед, — сказал он.

Именно Джош убедился, чтобы я говорила о нем. Я даже застала его за чтением рассказов Мереки нашему сыну. Однажды я спросила его, не боится ли он призрака Мереки, и он покачал головой и сказал:

— Я благодарен мальчику, который предложил тебе дружбу, когда ты в ней нуждалась, а потом любил тебя так, как ты заслуживала, чтобы тебя любили так долго, как он мог, — он взял мою руку и поцеловал обручальное кольцо. — Мереки и я – счастливые ублюдки, которые знают, что значит быть любимыми Эмерсон Харт, — он смотрел на меня с любовью в глазах. — Призрак мне не угрожает. Он самый лучший человек, которого я никогда не знал.

Я закрываю глаза и улыбаюсь, когда ветер поднимается вокруг меня.

— Привет, Мереки, — шепчу я.

Шелест листвы, случайный крик птиц, жужжание лески, брошенной в воду. Эти звуки я слышу, и когда открываю глаза, вижу его. Он улыбается мне, такой же красивый, как всегда, и машет правой рукой.

— Еще пять лет, но ты помнишь, о чем мы договорились? — я поднимаю брови, —Несмотря ни на что, — я делаю паузу. У меня была запланирована целая речь, но теперь, когда я здесь, не могу вспомнить ни одной вещи, которую хотела сказать. Я смотрю на Джоша, и он встречает мой взгляд, ободряюще кивая. Я прикусываю нижнюю губу и снова поворачиваюсь к реке, к своей первой любви. — Я вышла замуж, и у нас родился сын, — поднимаю левую руку и смотрю на свое обручальное кольцо. Я отказываюсь носить что-либо слишком экстравагантное, поэтому это простое золотое кольцо, но его значение – весь мой мир. — Нашего сына зовут Кай, и он хороший рыбак. Мне нравится думать, что ты присматриваешь за ним и, возможно, даешь ему несколько советов, — заправляю волосы за уши и делаю глубокий вдох. Так приятно снова поговорить с ним, и теперь я не хочу останавливаться. — Твои родители так чудесно ладят с Каем. Они учат его всему, что касается вашей культуры, и он обожает их. Мы стараемся навещать их как можно чаще, — я качаю головой. — Нет. Я до сих пор не знаю, где моя мама, но, честно говоря, моя жизнь меня устраивает, я желаю ей всего хорошего и надеюсь, что она нашла счастье. Иногда я думаю, что ты должен найти свою собственную семью, — смотрю на Джоша и Кая. Я думаю о его семье и о том, как крепко они меня приняли. Я думаю о родителях Мереки, которые всегда относились ко мне как к дочери, которой у них никогда не было, и о том, что я подарила им внука с еще одним на подходе. Я похлопываю себя по все еще плоскому животу, зная, что так будет не очень долго. — Думаю, это будет девочка, — улыбаюсь, вспоминая прозвище, которое дал мне Мереки. — Калимна или Кали для краткости, — я встаю выше и расправляю плечи, не желая плакать, но зная, что это неизбежно. Я могла бы обвинить гормоны ранней беременности, или признать, что собираюсь сказать ему именно то, что я знаю, что он хотел бы услышать. — Я действительно счастлива, Мереки. Меня любят, и я люблю всем сердцем. Я даже осуществила свою мечту стать работающей художницей, но знаю, что в конечном счете ты хотел моего счастья, — смахиваю слезы счастья и печали со своих щек. — Я так скучаю по тебе, но я люблю и любима, — посылаю воздушный поцелуй на свою поднятую ладонь, и поднимаю руку. — Увидимся через пять лет.

Я поворачиваюсь, зная, что Джош и Кай приближаются.

— Ты в порядке? — шепчет Джош.

Киваю, одаривая его улыбкой, которая не доходит до моих глаз.

— Я люблю тебя, — говорит он, подходя ко мне.

— Я тоже тебя люблю, — отвечаю я, одной рукой обнимая его за талию, а другой – за плечи нашего сына.

— Я люблю еще сильнее, — говорит Кай, хихикая.

Мы покидаем особенное место у реки, но я вернусь через пять лет, чтобы рассказать Мереки о том, как я живу для нас двоих. Я всегда знала, наша любовь преодолеет все.

И это мой взгляд на любовь.

Оглавление

Кейт Стерритт Мой взгляд на любовь

  Пролог

  Часть 1

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

    Глава 5

    Глава 6 

    Глава 7

     Глава  8

    Глава 9

    Глава 10

  Часть 2

    Глава 11

    Глава 12

    Глава 13

    Глава 14

    Глава 15

    Глава 16

    Глава 17

    Глава 18

    Глава 19

    Глава 20

    Глава 21

    Глава 22

    Глава 23

    Глава 24

    Глава 25

    Глава 26

    Глава 27

    Глава 28

    Глава 29

    Глава 30

    Глава 31

    Глава 32

    Глава 33

    Глава 34

  Эпилог