Август без императора [Кюдзо Кобаяси] (fb2) читать онлайн

АВГУСТ БЕЗ ИМПЕРАТОРА

Аннотация

Роман ’’Август без императора” написан в жан­ре политического детектива. В основе сюжета - попытка государственного переворота в Японии. События в книге вымышлены, но прообразом их явился вполне реальный факт: попытка путча в 1961 г.

Своим романом Кюдзо Кобаяси предостерега­ет читателя: постепенная милитаризация страны, которую власти Японии осуществляют в союзе с монополистическим капиталом и ультраправы­ми фашистскими организациями, попытки ликви­дировать мирную конституцию, чреваты крайне опасными последствиями. Это может вернуть Японию к мрачным временам реакции, возро­дить националистические устремления, которые однажды уже привели страну к трагедии.

Предисловие

Из зеленых грузовиков, крытых пятнистым маскировочным брезентом, проворно выпрыгнули солдаты. Быстро выстроились в колонну по два и трусцой, какой в Японии обучают бегать в армии да в полиции, устремились к токийскому вокзалу ”Уэно”. Дробный топот солдатских ботинок по бетонному вокзальному полу заглушил шум много­людной толпы и скороговорку репродукторов, возвещавших об отправлении и прибытии поездов, и стих на перроне. Без суеты, с заученной четкостью солдаты вбежали, один за другим, в узкие вагонные двери. Они автоматически сомкнулись за солдат­скими спинами, и поезд тронулся. В вагонах, заня­тых солдатами, на окнах разом опустились как по команде — а может, и в самом деле по командир­скому приказу — плотные шторы. Поистине с кине­матографической точностью эта сцена повторилась и на других станциях, через которые следовал поезд, и к конечному пункту пассажирский экспресс ”Уэно—Аомори” прибыл заполненный солдатами, словно воинский эшелон.

Кюдзо Кобаяси понимающе улыбнулся, когда я кончил рассказывать о маневрах, в ходе которых

"войска самообороны”, как в Японии именуют ар­мию, отрабатывали переброску воинских подразде­лений по железной дороге.

—          Вы подметили правильно. Сюжет повести

"Август без императора” действительно совпадает с проводившимися маневрами, — сказал Кобаяси.— Мои герои действуют в условиях, максимально приближенных к реальным. Ведь основой книги послужили реальные события.

—          Какие же?

—          В 1961 году корреспондент американского телеграфного агентства ЮПИ сообщил из Токио о попытке офицеров ’’войск самообороны” совер­шить государственный переворот. Текст телеграм­мы я привел в книге. Телеграмму опубликовали газеты всего мира, кроме японских. Правительство убедило редакторов газет, что сообщение ЮПИ — выдумка и никакой попытки захватить власть не было и в помине. — Кобаяси иронически усмехнул­ся и продолжал: — А в это самое время служба безо­пасности уже производила аресты участников деся­того по счету после войны заговора. Сообщение агентства ЮПИ и побудило меня заняться изучением документов. Итог — книга ’’Август без импера­тора”.

Кобаяси говорил о попытке переворота, имено­вавшегося ’’план ’’Санъю”, то есть ’Три ’’нет”: ’’нет — безработице, нет — налогам, нет — войне”. Офицеры ’’войск самообороны” пошли на прямой плагиат. Подобно своим духовным предшественни­кам — фашистам 30-х годов, они не только задума­ли убить высших руководителей страны и крупней­ших политических деятелей, захватить правитель­ственные учреждения, банки, средства связи и установить военную диктатуру, но и выдвинули те же демагогические лозунги. Инициаторы военных путчей 1932 и 1936 годов выступали ’’против политических партии и против капиталистов, за крестьян и рабочих, которые подвергаются угнетению и терпят крайнюю нужду”.

Заговор 1961 года не удался. Перед судом пред­стали его руководители. Но отделались они настоль­ко ничтожным наказанием, что это не помешало одному из заговорщиков — участнику еще довоен­ного путча — стать вскоре депутатом парламента от правящей либерально-демократической партии.

—         Читая вашу книгу, я не раз ловил себя на мыс­ли, что хорошо знаю ваших героев или по крайней мере слышал о них. Не объясняется ли это тем, что и герои списаны с натуры? — спросил я у Кобаяси.

—         Образы в книге, разумеется, собирательные, но ни в коем случае не выдуманные, — ответил он. — За спиной организаторов переворота 1961 года стоял, например, То£саку Каванами. — сказал Кобаяси. — Каванами — крупный предприниматель, близкий друг генерала Тодзио, казненного по приговору Международного трибунала по делу главных япон­ских военных преступников. Каванами снабжал заговорщиков деньгами, поддерживал связь между мятежными офицерами и правыми политическими лидерами. — По уверенному тону Кобаяси чувство­валось, что он глубоко исследовал историю загово­ра. — Годзо Охату я наделил, - в голосе Кобаяси прозвучали неприязненные нотки, — многими черта­ми, присущими Каванами и другим представите­лям ’’большого бизнеса”, которые в той или иной степени подталкивали офицеров на мятеж.

—         В книге упоминается страна К., с которой заго­ворщики имели связь. Судя по всему, это - Южная Корея? — снова поинтересовался я,

—         Конечно, Южная Корея, — подтвердил Кобая­си. — Летом 1961 года в Южной Корее произошел военный переворот, — принялся рассказывать он.— Японские заговорщики немедленно вступили в кон­такт с пришедшими к власти генералами. Офицеры ’’войск самообороны” обратились к южнокорей­скому диктатору за помощью путчу в Японии оружием и боеприпасами, и тот обещал. В Японии существует разветвленное и мощное южнокорей­ское ’’лобби”, — объяснил далее Кобаяси. — Оно напоминает фашистское подполье и активно дей­ствует в деловом и политическом мире. Оттуда, из этого ’’лобби”, тянутся нити ко многим послевоен­ным офицерским заговорам.

—          Неужели опасность военного мятежа в Японии так велика, что вы решили своей книгой предупре­дить о ней народ?

Кобаяси внимательно посмотрел на меня, желая, видимо, придать особую значимость своим словам, и сказал:

—          Военный переворот в Японии уже происходит.

24 января 1946 года, через пять месяцев после подписания безоговорочной капитуляции Японии, тогдашний японский премьер-министр барон Кид- зюро Сидэхара встретился с командующим амери­канскими оккупационными войсками генералом Макартуром. ’’Новая японская конституция, — ска­зал Сидэхара, — должна содержать статью, раз и навсегда запрещающую Японии вести войну и соз­давать военный истэблишмент”. Американский переводчик, по записям которого я воспроизвожу разговор, термином ’’военный истэблишмент” передал смысл японского слова ’’гумбацу” — ’’воен­щина”. Макартур с неподдельным удивлением огля­дел Сидэхару, который занимал пост министра ино­странных дел в четырех правительственных кабине­тах и немало сделал для расширения японской экс­пансии. Сидэхара поспешил докончить мысль: ’’Для Японии — это единственный способ спастись от возрождения милитаризма и политического терро­ризма”. В искренность Сидэхары поверить, разу­меется, трудно, но ему нельзя было отказать в знании того, как пришла Япония к агрессии и войне.

3 мая 1947 года новая конституция вступила в силу. Ее 9-я статья, в частности, гласит: "Никогда впредь не будут создаваться сухопутные, морские и военно-воздушные силы, равно как и другие сред­ства войны. Право на ведение государством войны не признается”.

Конституция была попрана уже через три года. Сразу после начала агрессии Соединенных Штатов в Корее штаб американских оккупационных войск дал правительству Японии указание о сформиро­вании так называемого ’’резервного полицейского корпуса”. Расходы на содержание первых соедине­ний воссозданной армии составили тогда 130 млрд. иен. На вопрос в конгрессе США, можно ли этот полицейский корпус превратить в мощные вооруженные силы, генерал Макартур ответил: ”Да. Можно”.

Минуло еще тридцать лет. Голосами консерватив­ного большинства парламент одобрил оборонный бюджет на 1981 год в сумме 2400 млрд. иен, то есть в 19 раз больше, чем в 1950 году. По военном расходам Япония вышла на шестое место в капита­листическом мире. Макартур не обманул ожиданий американских конгрессменов. Японское правитель­ство заявило, что не считает оснащение японских вооруженных сил ядерным оружием противореча­щим конституции, а премьер-министр оповестил мир о намерении Японии защищать морские пути, пролегающие за тысячу миль от ее берегов. Посте­пенный отказ от конституционного запрета вести войну и превращение Японии в государство, чья политика не исключает использования силы, и имел в виду Кюдзо Кобаяси, когда сказал, что военный переворот в стране уже происходит. Кобаяси назвал этот переворот образно и точно: ’’ползучий”.

— Книгой ’’Август без императора” я хочу предо­стеречь: мы рискуем оказаться в положении залож­ников — как пассажиры экспресса ’’Сакура”, захва­ченного в повести военными. — Кобаяси говорил размеренно и четко. Он был непоколебимо убежден в своей правоте. — Правительство, проводя милита­ризацию, накапливает количественные изменения, — продолжал Кобаяси. — Они в конечном счете могут привести к качественному изменению — к фашист­ской диктатуре. ’’Ползучим переворотом”, осуще­ствляемым в масштабах страны, руководят лич­ности, подобные тем, что поднимают на мятеж сол­дат в моей книге. — Кобаяси помедлил — наверное, для того, чтобы дать мне время перебрать в памяти главных персонажей повести. Я сделал это и понял, сколь метафоричен ’’Август без императора”.

В Годзо Охате я разглядел Ёсихиро Инаяму, президента всесильного объединения японских монополистов — ’’Федерации экономических орга­низаций”. ’’Без войн нельзя надеяться на улучшение экономического положения страны”, — высказал Инаяма кредо ’’большого бизнеса”. Мне показа­лось, что увидел я в Охате и другого лидера крупного капитала — Хосая Хюгу. Он потребовал увели­чить военные расходы до 1,9% валового националь­ного продукта — сейчас они составляют 0,9% ВНП — и установить систему всеобщей воинской повинно­сти, запрещенной конституцией.

 — Я мог бы добавить еще по меньшей мере десяток фамилий крупнейших бизнесменов к тем, что перечислили вы, — откликнулся Кобаяси. — Но не одни они служат опорой ’’ползучему перевороту”. — Кобаяси раскрыл книгу на странице, где повествует­ся о секретных отделах больших фирм, торгующих оружием. — В Японии оформился ’’военный истэб­лишмент”, о возрождении которого лицемерно предупреждал барон Сидэхара. — Кобаяси отменил ногтем выдуманные им названия фирм, в которых легко, однако, угадывались подлинные ’’Мицуи буссан” и ’’Мицубиси сёдзи”.

В 1975—1980 годах сто семьдесят один генерал и старший офицер ’’войск самообороны” после вы­хода в отставку сделались советниками и управляю­щими в отрасли промышленности, занимающейся производством и торговлей оружием. Печать вскры­ла тайную договоренность Управления национальной обороны с военными промышленниками о ’’трудо­устройстве” по меньшей мере тысячи бывших во­еннослужащих. Управление ’’подсластило” просьбу щедрыми военными заказами. Газета ’’Майнити”, разоблачившая договоренность, с тревогой написа­ла: "Военные и промышленные круги переплета­ются и действуют сообща, чтобы добиться увеличе­ния военных расходов. Это воскрешает в памяти военно-промышленный комплекс прошлого и собы­тие, за которое он несет ответственность: войну на Тихом океане”.

Золотым ливнем явились для японских предпри­нимателей так называемые ’’спецзаказы” Соединен­ных Штатов, воевавших в Корее. Лишь в 1950 году восстановленная японская военная промышлен­ность произвела для американской армии военной продукции на сумму 119 млрд. иен. В наши дни золотой ливень ежегодно проливает на военный бизнес 700 млрд. иен — таковы заказы Управления национальной обороны. Предприниматели мечтают превратить ливень в нескончаемый обложной дождь. ’’Если бы не конституционный запрет, — сокру­шается один из руководителей концерна ’’Мицу­биси”, — мы удвоили бы военное производство”. С целью извлечь новые прибыли? Не только. Руко­водитель концерна ’’Мицубиси” откровенно ска­зал: ’’Чтобы достичь великой цели — главенства Японии в Юго-Восточной Азии, — все средства хо­роши, в том числе и гонка вооружений”.

За подобную ’’откровенность” Международный трибунал по делу главных военных преступников привлекал к ответственности, но теперь, на трид­цатом году ’’ползучего переворота”, откровенность эта остается безнаказанной.

— Вполне сознательно я определил героя книги на работу в фирму, продающую оружие, — сказал Кобаяси. — Я хотел, чтобы мой читатель, как и мой герой, почувствовал тесную связь между ’’торгов­цами смертью” и врагами конституции — теми, что действуют на страницах повести, и теми, что наяву покушаются на основной закон.

Среди врагов, о которых говорил Кобаяси, — ми­нистр юстиции Сэйсукэ Окуно. С парламентской трибуны потребовал он пересмотреть конституцию, чтобы вернулось в Японию, как выразился министр, ’’доброе старое довоенное время” — то самое, когда Окуно подвизался в императорской тайной полиции. К таким врагам относятся и представите­ли либерально-демократической партии, образовав­шие ’’Национальную конференцию за независимую конституцию” и ’’Совет по изучению конституции”. Думаю, что немногие из них отличат базуку от гаубицы, но они не менее опасны, чем целая дивизия солдат-заговорщиков, потому что исподволь го­товятся сами и готовят общественность к ликвида­ции антивоенной статьи парламентским путем. Как известно, их старания уже привели к тому, что 65% депутатов парламента от правящей партии публично высказываются за пересмотр конституции, а еще 17% — добиваются немедленного отказа от нее. Это они предложили 3300 городским, районным и сельским собраниям принять резолюцию с требо­ванием убрать из конституции 9-ю статью» Нашлись такие, что подобную резолюцию одобрили.

В 1978 году генерал Хирооми Курису, занимав­ший тогда пост председателя Объединенного коми­тета начальников штабов, вызвал сильное возму­щение общественности и был уволен с военной службы за то, что посмел заявить: в случае чрезвы­чайных обстоятельств ’’войска самообороны” должны принимать меры, не ограничиваемые никакими законами. Начальник Управления националь­ной обороны, видный деятель либерально-демокра­тической партии Син Канэмару, воспылав хорошо отрепетированным гневом, назвал Курису ”без- ответственным нарушителем конституционных принципов”. ЛДП еще не осмеливалась откры­то игнорировать общественное мнение. Как же далеко зашел ’’ползучий переворот”, если в 1981 году доклад Управления национальной обороны об отмене законов, мешающих действиям армии при чрезвычайных обстоятельствах, был почти без обсуждения одобрен общим собранием всех комитетов либерально-демократической партии, и не то что гнева, даже тени сомнения в правильности такого шага не выказали партийные лидеры! Сколь широко распространился заговор, если другой пред­седатель Объединенного комитета начальников штабов — Горо Такэда — заговорил о праве Японии наносить удар по чужим территориям!

—          В книге ’’Август без императора” мятежники изложили пассажирам захваченного поезда свое идейное кредо. Вы почерпнули его тоже у реальных заговорщиков?

—          Да. У реальных. Но не только у тех, что пла­нировали захватить власть в 1961 году, — ответил Кобаяси. — Идейная программа, зачитанная в пове­сти мятежными офицерами через вагонные динами­ки, — по существу, свод концепций, насаждаемых правящими кругами. — Кобаяси снова сделал пау­зу. Я уже научился понимать, что ею Кобаяси как бы подчеркивает последующие слова. — Первая из этих концепций, — сказал Кобаяси, — возвращение императору роли, которую он играл до поражения % Японии во второй мировой войне.

Вдохновитель агрессии, живой символ исключи­тельности японской расы — что служило идеологи­ческой основой экспансионизма, — император из­бежал Международного трибунала по делу главных японских военных преступников. Американские ок­купационные власти лишь заставили монарха во все­услышанье объявить ложной легенду о божествен­ности императорской фамилии. Но на ответствен­ность императора за подготовку и ведение агрессив­ной войны указано так и не было. Этим и воспользо­вались сценаристы ’’ползучего переворота”. Они хо­тят, чтобы император опять стал, как возглашала милитаристская конституция, ’’особой священной и неприкосновенной”, поскольку легче ввести в заб­луждение народ, если внушить ему, что военная дик­татура угодна земному богу и чтима им.

12 ноября 1951 года император совершил ”вы- сочайший выезд” в университет города Киото. Но не гимном, а боевой ’’Песней мира” встретили императора студенты и вручили ему письменный вопрос, намерен ли он прилагать усилия для защиты мира. Тридцать лет спустя благодаря ’’ползучему перевороту” ’’высочайший выезд” наследного принца в спортзал, где проводились соревнования по японской национальной борьбе сумо, вызвал со­вершенно иную реакцию. Чемпион сумо, приветст­вуя принца, молитвенно проговорил: ’’Император Японии все равно что бог”. Офицер бывшей япон­ской армии Сёити Екои, в течение двадцати семи лет после капитуляции Японии прятавшийся в филип­пинских джунглях, с солдатской прямолинейностью добавил: ”Я желаю императору такой же власти, какую он имел до войны”. Деятель либерально-де­мократической партии с депутатским мандатом в кармане облек пожелание милитаристского недо­битка в конкретное предложение: ’’Конституция должна быть немедленно пересмотрена, император должен стать главой государства”. Когда Япония шагнула к подобному пересмотру конституции, введя вопреки протесту общественности импера­торскую систему летосчисления, виднейший япон­ский юрист, профессор Токийского университета

Ясухиро Окудайра следующим образом охарактери­зовал очередной этап ’’ползучего переворота”: ’’Введение летосчисления по годам правления импе­раторов означает политический поворот Японии вправо и поощряет милитаризм”.

Летом 1945 года один из камикадзэ, прежде чем отправиться в последний полет, написал своей четы­рехмесячной дочери: ’’Когда ты вырастешь и захо­чешь встретиться со мной, то пойдешь в храм Ясу- куни, и твое сердце поможет тебе увидеть меня...”

В храме Ясукуни в Токио находится символическая могила всех японских солдат, встретивших смерть во время войн, развязанных Японией. Храм — оби­тель нескольких миллионов богов, поскольку богом являлся каждый, кто заплатил жизнью за агрессивную политику Японии.

Незадолго до второй мировой войны в японской печати появилась статья, автор которой усомнился в правильности обожествления в храме Ясукуни всех погибших солдат, независимо от того, что они совер­шили при жизни. Шовинисты яростно обрушились на статью. Газета ”Тэйкоку симпо” писала: ’’Каким бы преступником и негодяем ни был японский под­данный, он, становясь под боевые знамена, осво­бождается от всех грехов. Япония воюет во имя императора, и ее войны — святые войны. Кто погиб в них со словами ”да здравствует император” — был ли он хорошим или плохим человеком, — становит­ся богом”.

Надо ли удивляться, что к лику богов ныне при­числены Хидэки Тодзио и других глав­ных японских военных преступников, казненных по приговору Международного трибунала или умер­ших во время процесса. Газета ’’Асахи” задалась в связи с этим резонным вопросом: ’’Как реагировало бы большинство европейцев и американцев, если бы им сказали, что освящается память о Гитлере и Муссолини?” •

Большинство европейцев и американцев, без сом­нения, возмутилось бы, как вознегодовало и боль­шинство японцев, узнав о символическом захороне­нии в храме Ясукуни праха военных преступников. Поспешили преклонить колени перед их прахом лишь участники ультраправых организации да члены правительственного кабинета. Первые — прошагав строем к алтарю храма, вторые — подъехав на маши­нах к его боковому входу.

”В посещении премьер-министром и министрами храма Ясукуни мы видим пропаганду милитариз­ма”,— указала газета ’’Асахи”.

’’Ползучий переворот” продолжается, и не ис­ключено, что очень скоро не к боковому входу в храм, а вместе с ультраправыми прямиком к алтарю зашагают министры в день поминовения военных преступников.

—          Господин Кобаяси, хочу поделиться с вами еще одной мыслью, — обратился я к писателю.— Вы, ко­нечно, видели на перекрестке центральных токий­ских улиц грузовик, увешанный японским, южно- корейским и американским флагами и плакатами: ’’Долой конституцию!”, ”Да здравствует японо-аме­риканский военный союз!”, ’’Ядерными бомбами уничтожим Советский Союз и всех коммунистов!”. С грузовика выступает Бин Акао, чье фашистское мировоззрение и криминальная биография вам тоже наверняка хорошо известны. Однажды в его речи я услышал: ’’Красные муравьи обгладывают нашу ро­дину. Отстаивая конституцию, они делают Японию беззащитной и отдают ее на растерзание коммуни­стическому врагу”. Примерно то же самое выкри­кивает в книге ’’Август без императора” офицер- мятежник...

—          Совпадение покажется вам еще более примеча­тельным и еще более опасным, — ответил Кобая­си, — если я скажу, что заимствовал слова мятежни­ка не из речи фашиста, а из разговора солдат в казарме ’’войск самообороны”.

Оголтелость и нетерпение — такие качества отли­чают японскую военщину. В тридцатые годы воен­щина считала, что монополистический капитал и по­слушное ему правительство недостаточно активно осуществляли захват Китая и слишком уж неспешно готовились к мировой войне, и расправлялась за это с неугодными главами правительственных кабинетов и министрами. Сейчас военщина недо­вольна медленными, по ее мнению, темпами ’’пол­зучего переворота”. И это недовольство открыто высказывается в казармах. ’’Главный наш против­ник — коммунистическая партия, — внушал ново­бранцам один из офицеров-наставников. — Компар­тия мешает Японии сделаться йо-настоящему силь­ной и независимой. Нужно быть готовыми разгро­мить, когда представится случай, Ёёги. А вместе с ним и Касумигасэки, поощряющий компартию”. Ёёги — токийский район, где находится Централь­ный Комитет КПЯ. Касумигасэки — квартал прави­тельственных зданий. Профессор, приглашенный читать лекции в Академию самообороны, после пер­вого занятия в панике заявил: ’’Господам из прави­тельства следовало бы хоть раз послушать, что го­ворят солдаты. Просто страшно делается, насколько откровенно и часто заводят слушатели академии речь о государственном перевороте”.

Не только заводят речь. Составляют планы переворотов. И время от времени пытаются пре­творить их в жизнь, как, например, в 1961 году, когда готовился мятеж ’’Санъю”, или в 1970 году, когда фашиствующий писатель Юкио Мисима вознамерился поднять в ’’войсках самообороны” восстание.

В конце 1967 года заместитель начальника армей­ской разведшколы генерал-майор Киёкацу Ямамото познакомился с Мисимой, образовавшим национа­листическую банду ’’Общество щита”. Генералу очень нравились мысли Мисимы, изложенные в его статьях. ’’Защитить Японию — значит защитить кров­ные и культурные традиции, воплощенные в импера­торе”, — писал Мисима. ’’Мне обязательно нужен враг, — проповедовал он. — И коммунизм я избрал своим врагом”. Писателю же пришлись по душе настроения генерала, который возмущался граж­данским контролем над ’’войсками самообороны” и приходил в исступленную ярость при одном лишь упоминании о конституции.

Генерал Ямамото заявил на сходке ’’Общества щита”, что не останется бездеятельным, если левые силы предпримут наступление, как выразился гене­рал, ”на ценности императорского духа”. Мисима немедленно предложил генералу военное руковод­ство ’’Обществом щита”, а генерал помог Мисиме получить разрешение на боевую подготовку членов общества в военных лагерях ’’войск самообороны”.

Затем Мисима обратился к лидерам делового ми­ра. Ему требовались деньги для организации восста­ния, которое он начал готовить после того, как на­шел в генерале Ямамото единомышленника. Прези­дент Федерации предпринимательских организа­ций — высшего консультативного органа владель­цев крупнейших фирм и компаний — Такэси Саку- рада не торговался. Он предложил Мисиме 3 млн. иен наличными и помощь в сборе дополнитель­ных средств. Мисима отправился в Южную Корею ’’изучать, — по его словам, — организацию граждан­ской обороны”, а на деле — заручиться помощью южнокорейского Центрального разведывательного управления. На всех последующих совещаниях в Токио, где обсуждались детали восстания, при­сутствовали трое: Мисима, генерал Ямамото и представитель южнокорейской армии.

25 ноября 1970 года, взяв заложником коман­дующего токийским Восточным военным округом, Мисима призвал солдат округа двинуться к парла

—          Я не упустил из виду и эту попытку военного переворота, когда писал повесть, — сказал Ко­баяси.— Как и Мисима, заговорщики проповедуют в книге преклонение перед императором. — Кобаяси полистал страницы и отыскал нужную. — Вот, смот­рите: ’’Когда возродилось национальное государство во главе с императором, верность духу бусидо¹ стала синонимом патриотизма...” — Кобаяси задум­чиво похлопал ладонью по странице и продолжил: — Я старался использовать в повести наиболее ти­пичные высказывания и поступки послевоенных за­говорщиков, вплоть до намерения мятежников в книге взорвать захваченный ими поезд. Подобно Мисиме, они рассчитывают, что их коллективное самоубийство подтолкнет к выступлению дрогнув­ших солдат и, уж во всяком случае, усилит фа­натизм грядущих заговорщиков.

Спустя десять лет после харакири Мисимы член ’’Общества щита” Киёси Хонда с гордостью сказал: ’’Моральный урок, который мы получили у учителя, навсегда останется в нашем сердце. Он останется частью нашего духа до самой смерти”. Поклонник идей Мисимы профессор университета ’Такугэй” Норио Окубо мрачно кликушествовал: ’’Радика­лизм Мисимы, его жизнь и искусство пронеслись как очистительный поток по корням японского духа. Однажды его философия обернется револю­ционной энергией”.

—          В вашей книге, господин Кобаяси, мятеж закончился провалом, как и действительные попыт­ки военных и фашистов захватить власть. — Кобаяси в знак согласия склонил голову. — Я понимаю финал повести как выражение уверенности в том, что демократическим силам удастся сдержать военщину.

—          Что касается вооруженных мятежей типа ’’Санъю” или выступления Юкио Мисимы, то сегод­ня у них почти нет шансов на успех, — сказал Кобая­си. — Но я не случайно оставил в ’’Августе без импе­ратора” неразоблаченным главного инициатора и ор­ганизатора мятежа и совершенно сознательно напом­нил о событиях в Чили. У читателя, — Кобаяси ука­зал на книгу, — должно сохраниться чувство трево­ги: медленно, подчас незаметно, но неуклонно осу­ществляют власти ’’ползучий переворот”, и ведет он к той же трагедии, какая постигла чилийский народ. Читатель должен проникнуться убеждением: необ­ходима бдительность.

—          И последний вопрос. Почему повесть называет­ся ’’Август без императора”?

—          Август — самый жаркий, душный и тяжелый месяц в Японии, — ответил Кобаяси. — Политиче­ская погода меняется сейчас к жаре, августовскому гнетущему пеклу. Пока без непосредственного уча­стия императора — идейного знамени всех заговор­щиков в истории Японии. Но только пока.

Что ж, к предупреждению автора книги стоит прислушаться.

Владимир Цветов

В густом тумане не было видно ни зги. Рождаясь неведомо где, зловеще-свинцовые его сгустки волнами наплывали на ветровое стекло, стекая и медленно тая по обе стороны автомобиля. Монотон­ное, однообразное движение... Фары высвечивали не более метра дороги. Лучи света упирались в плот­ную стену мглы, отражались от нее и снова гасли в тумане.

Видимость близка к нулевой. Будь то не автомо­биль, а самолет, давно уже следовало перейти на полет по приборам. О скорости и говорить не прихо­дится. Но даже при двадцати километрах в час нет гарантии безопасности.

’’Давно не было такого тумана...” — подумал, глядя сквозь ветровое стекло патрульной машины, Митио Симаути, старший полицейский Центрального участка префектуры Аомори. Время от времени в луче фар, словно тени, возникали и проносились мимо встречные автомобили. Внезапность, с какой они появлялись, встревожила Симаути. Приподняв­шись, он обернулся с сидевшему рядом, за рулем, молодому полицейскому Мураками :

—          Может, сбавить скорость?

—          Зачем? — возразил тот. — Все и так еле тащатся. Больше двадцати никто не дает...

—          Ну, тогда ладно... — пробормотал Симаути и уселся поудобнее. Еще немного — и поворот с шоссе номер четыре к городу.

Взглянул на часы. Минула полночь.

”Да, нелегко найти убийцу в таком тумане, — подумал Симаути. — Может, тьма уже помогла преступнику проскользнуть через полицейские кордоны”.

Где-то в глубине подсознания всплыли приметы, уже разосланные по всем полицейским участкам. Около двадцати пяти лет. Рост - метр семьдесят. Худощав. В светлом плаще. Волосы длинные — судя по внешнему виду, работает где-нибудь в баре или ресторане.

Обычное ограбление такси. В одиннадцатом часу вечера полицейский, обходя свой участок по улице Хацукамати, заметил на обочине дороги, у парка, стоящее такси, на крыше которого мигала сигналь­ная лампочка. Когда полицейский подбежал к машине, оттуда стремглав выскочил какой-то парень и бросился в сторону. Полицейский начал преследование, но вскоре потерял убегавшего из виду. Шофер такси, пожилой мужчина, лежал на си­денье. Шея его была перетянута нейлоновой верев­кой. Он уже не дышал. Дневная выручка исчезла.

Дежурный поднял тревогу, и по всему городу были расставлены полицейские кордоны. А спустя десять минут после происшествия на поиски пре­ступника в туманную мглу ринулось двадцать пат­рульных машин.

—          Мы крутимся уже часа два.

Симаути почему-то не покидало предчувствие, что поиски закончатся неудачей.

Фигура разыскиваемого убийцы начала вдруг медленно расплываться, ее заслонили лица жены и сынишки. Только вчера сыну исполнилось два го­да - самый чудесный возраст. Сейчас, наверно, спит крепким сном. И Симаути представил себе сонное личико малыша, прижавшееся к обнаженной груди матери. Он встряхнул головой и полез в карман за сигаретами. Пачка была пустой.

—       Послушай, Му раками! Дай-ка закурить. А то у меня сигареты кончились.

—       Минутку. — Мураками снял руку с руля и, слегка повернувшись, вытащил из кармана пачку, протянул ее Симаути. В это мгновение Симаути уви­дел прямо перед собой огромную черную тень. Стальная махина, вылетев из тумана, преградила им путь.

—       Берегись! — Но, опередив крик Симаути, уже завизжали тормоза.

В свете фар выплывала, все надвигаясь, темная глыба, вот-вот готовая обрушиться всей своей огромной массой на полицейскую машину.

Симаути почувствовал, как внутри растекается противный холодок. Где-то сбоку скользнул слепя­щий луч. И тут же в уши ударил рев мотора.

—       Пронесло! Какие-то доли секунды... — Вместе с чувством облегчения Симаути ощутил жаркую вол­ну крови, хлынувшей в голову.

Обернувшись, он успел различить кузов огром­ного грузовика. С оглушительным воем промчав­шись мимо, он уже исчезал в туманной мгле.

—       Догоняй! — скомандовал Симаути, хлопнув по плечу Мураками. — Живее!

—             Слушаюсь! — после секундной заминки выда­вил тот. Встреча с сумасшедшим грузовиком явно выбила его из колеи.

—       Быстрей! — закричал Симаути. Теперь все его подозрения сконцентрировались на пронесшейся мимо громадине. Это было своего рода предвиде­ние, рожденное десятилетним опытом сыскной работы.

—          Вот сволочь! — наконец пришел в себя Мура­ками. Он завел мотор, круто развернулся и рванул машину с места.

Симаути не узнавал своего напарника — лицо Му­раками, с остервенением жавшего на педаль газа, выражало яростную одержимость. Завыла сирена. Всякий раз, когда возникал, нарастая, свет фар встречных машин, Симаути чувствовал, как потеют от страхд руки.

—          Странный какой-то грузовик, — проговорил Мураками, напряженно вглядываясь вперед. - Буд­то ослеп на один глаз...

’’Разбита передняя фара”, — расшифровал Си­маути.

Тяжелый грузовик с разбитой фарой мчится в густом тумане со скоростью, да которую может ре­шиться разве что сумасшедший. Точно не опреде­лишь, но километров семьдесят—восемьдесят будет. Мчится сквозь тьму, не разбирая дороги. Самоубий­ца за рулем?..

—          Куда же он так спешит? — пробормотал Симау­ти, стараясь хоть что-нибудь разглядеть во мгле.— В Мориоку, Сэндай или в Токио?

Внезапно прямо перед самым носом Симаути оказался хвост грузовика. При первой встрече Симаути был ошеломлен настолько, что ничего, кроме массы металла, разглядеть не сумел. Теперь он отчетливо видел огромный фургон серебристого цвета. Десятитонный закрытый трейлер!

Мураками включил сирену на полную мощ­ность, приказывая водителю остановиться. Но тот только прибавил скорость, явно пытаясь отор­ваться.

—          Удрать старается, — хрипло выговорил Мураками и еще сильнее нажал на газ.

—          Догоняй! — стиснул зубы Симаути. Мысль об опасности гонки в тумане уже не пугала его.

Догнать! Догнать беглецов! Азарт погони цели­ком завладели Симаути. Это чувство передалось и сидящему за рулем Мураками...

Мотор ревел, машина вибрировала от встречного потока воздуха. Казалось, даже туман начал рассеи­ваться. Проглянула белая осевая линия. Фургон петлял из стороны в сторону по всей ширине дороги, стараясь преградить путь преследователям. Номер был токийский.

Мураками весь подался вперед, выбирая момент для обгона. Надо удостовериться, что впереди нет встречных машин, и тогда, выйдя за осевую, обойти автофургон.

Однако не так-то просто было разглядеть в кро­мешной тьме встречную машину, тем более что впереди болтался, то влево, то вправо, закрывая дорогу, грузовик.

— Ну погоди же, — тихонько пробормотал Мураками и резко вывернул руль вправо.

Симаути швырнуло в сторону. Осевая линия словно взвилась в воздух и повисла над дорогой. Завизжали шины, в нос ударил запах горелой резины.

Когда Симаути наконец с трудом восстановил равновесие, слева от него поднималась серебристая стена. Их машина мчалась параллельно фургону. Симаути показалось, что прошло много-много вре­мени, на самом же деле минуло всего пять-шесть секунд.

Патрульная машина яростно рванулась вперед. Оставшаяся позади серебристая стена начала быстро отдаляться.

Полицейский автомобиль, обогнав фургон, вер­нулся на левую сторону, и, проехав еще немного вперед, затормозил. Симаути метнулся из маши­ны — несущийся во весь опор, словно разъяренный слон, автофургон мог раздавить ее, как скорлупку. Вслед за ним выскочил Мураками.

Путь грузовику был прегражден, и он, словно смирившись, постепенно сбавил скорость и оста­новился, едва не задев бампером полицейскую машину.

Симаути подбежал к кабине. Он был настолько взбешен, что готов был убить шофера. Надо же знать меру, когда имеешь дело с полицией!

Старший полицейский, поднявшись по ступень­кам, заглянул в кабину. За рулем сидел молодой парень. Волосы коротко стрижены — по нынешней моде даже непривычно. Сквозь стекло кабины Симаути встретил острый, неприязненный взгляд.

Человек, сидевший рядом, выглядел значительно старше. Но тоже короткая стрижка и такой же взгляд — холодный, пронзительный.

Мураками, встав рядом с Симаути, постучал в стекло. Окно приоткрылось.

—         Ваши права! — потребовал Симаути.

Водитель достал из кармана книжечку и протя­нул ее Симаути, настороженными глазами следя за обоими полицейскими.

’’Неужели прячут убийцу таксиста?”— лихорадоч­но пытался сообразить Симаути, изучая права. Коити Тадзима, город Муроран, улица Ваниси, но­мер... Взглянул на фотографию, потом на шофера. И похож, и не похож... Подозрение усилилось. Надо бы тщательно осмотреть машину.

—         Что везете? — осведомился полицейский.

—         Станки... На завод, в Токио, — запинаясь, от­ветил водитель.

—         Посмотрим! — Не отдавая права, Симаути же­стом приказал водителю выйти из машины. Лицо шофера помрачнело. Парень растерянно обернулся к тому, постарше, что сидел рядом с ним — он с само­го начала не проронил ни слова, — и получил в ответ какой-то знак глазами.

Он покорно открыл дверцу кабины. Полицей­ские спрыгнули на дорогу. Шофер тоже вышел, оставив дверцу полуоткрытой. И тут Симаути, собравшийся уже заглянуть в фургон, увидел нечто показавшееся ему невероятным — черный ствол, направленный на него из неприкрытой дверцы.

В то же мгновение ворпеи, оттолкнув полицей­ских, рванулся к кабине. Не ожигавшие подвоха, Симаути и Мураками отлетели на дорогу.

Машинально Симаути бросил взгляд в сторону кабины. Дуло винтовки! Симаути никак не мог взять в толк, что задумал тот, постарше.

Из ствола полыхнуло пламя.

Короткий вскрик ударил в барабанные перепон­ки. Тело Мураками, подпрыгнув, ударилось плашмя о землю. В лицо Симаути брызнула тепловатая липкая жидкость.

Застрелили Мураками!

Едва осознав это, Симаути увидел направлен­ное - теперь уже на него - дуло винтовки. Холод­ный блеск металла. Бесстрастное лицо целящегося в него человека.

Симаути резко отпрянул в сторону и бросился бежать, пригибаясь к земле. Где-то, словно в отда­лении, раздался резкий, похожий на удар бича, звук.

И что-то ударило в поясницу. Симаути ощутил, как смертный холод сковывает все его существо. Он не мог двинуться с места. Острая боль толчка­ми распространялась по телу. Корчась от чудовищ­ной муки, он рухнул на землю. Все поплыло перед глазами. Смутной тенью мелькнул водитель, вско­чивший в кабину. Заработал двигатель.

Автофургон тронулся с места.

Предупредить! Мысль эта сверлила гаснущее сознание полицейского. Но тело уже не повинова­лось ему. С огромным трудом удалось перевернуть­ся на живот. Симаути проводил взглядом исчезаю­щий в тумане автофургон, пытаясь определить маршрут.

Фургон объехал патрульную машину и вырулил за осевую. В этот момент и выскочил встречный гру­зовик. Огромный столб пламени взметнулся к небу,  раскидав туман. Рванул груз в автофургоне.

— Взрыв! — прошептал Симаути, уже не слыша грохота.

’’Что же он вез?” — мучительно пытался понять он, но глаза уже застилала густая пелена. Последним усилием воли Симаути приподнял голову. Сознание  его блуждало на грани реального. Ему вдруг почу­дилось, что на шоссе ливнем падает оружие — взле­тевшее на воздух содержимое фургона: карабины, автоматы М-1, гранатометы М-79.      

—   Бред какой-то! —  простонал Симаути.

Туман на шоссе номер четыре снова начал сгущаться.

Часть первая УБИЙСТВО В ЭКСПРЕССЕ

 1

Над привокзальной площадью станции Хаката^[1] сгущались вечерние сумерки. Хироаки Исимори, уверенно пробиравшийся сквозь уличную толчею к зданию вокзала, вдруг остановился и обернулся.  Его словно кольнули в затылок острой иглой.     

Исимори снова показалось, что за ним следят. Это ощущение уже несколько раз возникало у него за сегодняшний день, впервые появившись, когда он, чтобы убить время до отхода поезда, зашел в ближайший кинотеатр, где шли подряд два порно­графических фильма. Больше половины он проспал, но всякий раз, когда просыпался, у него возникало чувство, что за ним наблюдают.

Исимори внимательно оглядел немногочислен­ных зрителей, однако не обнаружил никого, кого могла бы заинтересовать его скромная персона.

’’Показалось!” — попытался уверить себя Исимо­ри. Только вчера он приехал из Токио сюда, в Фукуоку, за материалом для газеты, и до сих пор ему не приходилось бывать в этих местах. Не только в городе, но и на всем Кюсю у него не было ни одно­го знакомого. Командировка в Фукуоку заняла лишь сутки, и теперь он торопился назад в Токио.

Весь вчерашний вечер он просидел в своем номе­ре в гостинице ’’Хигаси-Накасу”, работая над стать­ей об Институте обуви ’’Фукуока эсперанса”. Его беседы и встречи с директором институ­та и студентами носили чисто деловой, прозаический характер. ’’Вряд ли их настолько интересует коррес­пондент скромной отраслевой газетки со смешным названием ”В мире обуви”, — усомнился Исимори.

Успокоившись и отбросив сомнения, следит ли кто-нибудь за ним или нет, Исимори вышел из кино­театра и направился к станции Хаката. Последний ночной экспресс на Токио — ’’Сакура”, отправление из Хакаты в 18.59. На нем он вернется домой. Завтра в половине двенадцатого дня поезд прибудет на Токийский вокзал.

Исимори выгадал бы во времени, возьми он билет на Синкансэн¹ — тогда бы он попал домой в тот же день. И все же он выбрал ночной экспресс со спальными местами. Ничего такого, что требовало бы его срочного возращения в Токио, не было. Свой репортаж о первом обувном институте в провинции он вполне успеет написать и дома.

(1 Скоростная железнодорожная магистраль)

Что толку в суперэкспрессе, кроме экономии во времени? Коль скоро длительное путешествие по железной дороге неизбежно, то спальный вагон — лучше всего. Разве плохо дать себе отдых от еже­дневных хлопот — безмятежно поспать на жесткой полке под мерное покачивание вагона? Своего рода отдушина в этой суматошной жизни. И, поразмыс­лив, Исимори взял билеты на ночной экспресс — от Токио до Хакаты и обратно. Несмотря на свои тридцать два года, Исимори бывал порой несколько старомоден, особенно в некоторых своих пристрас­тиях, отступать от которых заставить его было непросто.

’’Кто же может ходить за мной?” — оглянувшись, Исимори так и не увидел никого, на комбы мог задержаться взгляд. Перед глазами мелькали одни незнакомые лица.

’’Пустые страхи”... На худом лице Исимори по­явилась усмешка. Он вошел в здание вокзала.

В киоске купил журналы и вечерние газеты. Жур­налы уложил в сумку, газеты засунул под мышку и взглянул на наручные часы. Они показывали начало шестого. До отхода поезда оставался еще почти целый час.

Исимори решил прогуляться по торговым рядам, купить сувениры для сотрудников и для жены — Тиаки. Он зашагал к магазинам и вдруг снова почувствовал, как что-то кольнуло его в затылок. Но теперь во взгляде, устремленном на него, чув­ствовалась какая-то особая сила. Боль не утихала, затылок точно огнем жгло. Теперь уже у Исимори исчезли последние сомнения в том, что за ним ходят по пятам. Но, сколько бы он ни вертелся вокруг, ничего подозрительного так и не смог обнаружить.

Исимори недолго выбирал подарки: для жены — знаменитые хакатские куклы. У Тиаки болела нога, и она редко выходила на улицу, целыми днями сидела дома, мастеря на продажу куклы. А с коллег хватит и коробки ’’монака” — вафель с фасолевым мармеладом. В редакции-то всего семь сотрудни­ков, включая шефа.

Но все равно еще оставалось много времени, и Исимори решил заглянуть в кафе. Не то чтобы ему очень хотелось кофе, но и слоняться без дела в ожидании поезда по платформе, ощущая на себе пристальные взгляды таинственных соглядатаев, было не слишком приятно.

Исимори выбрал кафе в самом конце торговых рядов со знакомым названием ’’Черный дилижанс”. Кафе ’’Черный дилижанс” — главная контора нахо­дится в Токио — разбросаны по всей стране. Исимори сел у самой двери, чтобы видеть всех входя­щих.

Закурил сигарету, подозвал официантку и в ожидании кофе залпом выпил стакан холодной воды: почему-то пересохло в горле. Потом раскрыл вечернюю газету. По привычке пробежал снача­ла заголовки политических статей — о внутренних проблемах, о международной жизни. Крупные иеро­глифы заголовков возвещали о возможности больших перемен: приближались всеобщие выборы, и прогрессивные силы могли взять верх над консер­ваторами. В правящей Демократической партии процветала коррупция, и это вызывало всеобщее возмущение.

Принесли кофе. Теперь Исимори занялся страни­цей местных новостей.

В глаза бросилась жирная строка: ’’Проданы два билета на одно спальное место в сегодняшнем ноч­ном экспрессе ’’Сакура”. Ошибка компьютера на станции Хаката”.

’’Сегодняшняя ’’Сакура”?  Это  же   мой поезд!” — вспомнил Исимори.

Что там за путаница с билетами на ’’Сакуру”? От­пивая маленькими глотками кофе, Исимори углубился в статью.

’’Администрация станции Хаката в растерянно­сти — стало известно, что в результате ошибки компьютера допущена продажа трех двойных биле­тов на спальные места экспресса ’’Сакура”, следующего сегодня, семнадцатого,       из   Нагасаки —Сасэбо в Токио через Хакату”. Так начиналась заинте­ресовавшая Исимори статья. В ней говорилось, что вчера, примерно в пять часов вечера, из-за небреж­ности оператора компьютера, не вычеркнувшего номера уже проданных спальных плацкарт, на три места в хвостовом вагоне было продано по два билета. Администрация сообщала и номера мест:

1)          Вагон номер один. Место девятое верхнее.

2)          Вагон номер один. Место двенадцатое верхнее.

3)          Вагон номер один. Место тринадцатое нижнее.

Исимори поставил чашку на стол. Один из номе­ров показался ему знакомым: тринадцатое нижнее.

”Да ведь на это место я и купил вчера билет в кассе на станции Хаката”, — подумал Исимори.

^[1] Хаката - район Фукуоки — города на севере о-ва Кюсю. Здесь расположен порт и станция государственных железных дорог. -

2

Он достал билет из бокового кармана. Да, три­надцатое нижнее! Тот же номер...

’’Выходит, мне попался ’’двойник”?”— Исимори внимательно рассмотрел билет. Да, и прежде он читал в газетах о таких недоразумениях...

В большинстве случаев причиной продажи ’’двойных” билетов бывала ошибка оператора при стирании данных из памяти компьютера. Продажа билетов на ’’Сакуру” начинается по всей стране за месяц до отправления экспресса. Потом она возоб­новляется — за неделю. Например, пассажир отка­зался от билета, заказанного за месяц до отправле­ния. Получив сведения об отказе от би­лета, на станции в память компьютера закладыва­ют информацию о том, что указанное место сво­бодно. Если же оператор ошибся и набрал неверный номер, то на одно место будет продано два билета.

’’Вот так возникают ’’двойники”. По-видимому, и на мое место также было продано два билета. Зна­чит, есть еще кто-то с билетом на тринадцатое ниж­нее место, причем он приобрел билет раньше ме­ня. После посадки мы с ним встретимся. Да, поло­женьице”, — размышлял Исимори. Может быть, в кассе на вокзале обменять билет на другой вагон или на следующий поезд?

Но ’’Сакура” — сегодня последний ночной экс­пресс на Токио. Нет больше поездов на Токио и по Синкансэн...

Что же делать? Исимори на мгновение задумался, потом решился сразу — сейчас же идти на посадку, ехать на ’’Сакуре”. Вину за продажу ’’двойника” несет администрация государственных железных до­рог. Проводник экспресса просто обязан разо­браться.

Исимори читал в каком-то еженедельнике, что на поездах государственных железных дорог на такой случай специально оставляют четыре свободных места. Места эти отдаются в распоряжение провод­ника и старшего кондуктора, билеты на них, естест­венно, не продаются. Так что даже если придется от­дать нижнее тринадцатое обладателю второго би­лета, то и Исимори без места не останется.

— А, обойдется, — пробормотал Исимори и в этот момент снова ощутил на себе чей-то острый взгляд. ’’Прилипли”, — с досадой щелкнул он языком.

Он наконец разозлился — что за люди? Какого черта так назойливо следят за ним?!

Исимори раздавил в пепельнице сигарету и де­монстративно принялся за другую статью. ”В окре­стностях города Аомори на шоссе столкнулись два грузовика, погибли все, кто ехал на них, — оба води­теля и их сменщики”.

Короткая заметка привлекла внимание Исимори не потому, что он питал интерес к дорожным проио шествиям. Его заинтересовало само место — Аомо­ри. Исимори родился в Хатинохэ и до второго клас­са начальной школы изъездил вместе с родителями немало уездов префектуры Аомори. Отец служил в Лесном департаменте, и его часто переводили с места на место. Потом он получил место в Цент­ральном управлении, и вся семья вернулась в

Токио. Больше они никуда не переезжали, и с тех пор любое упоминание об Аомори вызывало у Исимори своеобразную ностальгию, щемящие воспоминания детства - молочно-белая дымка мор­ского тумана, стелющегося по улицам, тревожные гудки пароходов, стаи чаек...

Странное чувство испытывал Исимори, читая в кафе на станции Хаката новости из далекой Аомори. Судя по всему, причина столкновения — густой туман. Все случилось вчера, примерно в 0.20 ночи. В газете сообщалось, что еще одной жертвой происше­ствия стали полицейские из Центрального участка города Аомори, проезжавшие мимо на патрульном автомобиле. Оба погибли, как говорится, ”на посту”.

”Как это может быть? — невольно задумался Исимори, закуривая вторую сигарету. — Или по­лицейская машина была раздавлена, оказавшись зажатой между двумя грузовиками, столкнувши­мися друг с другом, или же сами полицейские соз­дали аварийную ситуацию?”

Второе объяснение выглядело более правдопо­добным. Полиция частенько скрывала невыгодные для себя обстоятельства дела. Очевидно, и на сей раз не обошлось без уловок.

Такое объяснение просто возмутило бы погиб­ших в аварии водителей, останься они в живых.

Поглощенный заметкой об аварии автофургона, принадлежавшего токийской станкостроительной фирме, и грузовика строительной конторы города Аомори, Исимори почти забыл про статью о пере­путанных местах в поезде. В Аомори местные газеты, наверно, дали подробную информацию о происшествии, а вот в Фукуоке вечерние выпуски газет отнеслись к аварии равнодушно. Заметка, по­мещенная на неприметном месте, слишком коротка, чтобы судить о происшедшем.

Допив кофе, Исимори вышел на улицу. Он бы еще посидел в кафе, полистал вечерние газеты, но чей-то неотступно устремленный на него взгляд лишал его покоя.

Войдя в проход торговых рядов, Исимори ощу­тил, что нервы его взвинчены до предела. Теперь слежка стала особенно явственной. Однако на этот раз зловещий взгляд, казалось, не провожал, а встречал Исимори.

Наступали вечерние часы пик, и торговые ряды были заполнены покупателями — горожанами и ту­ристами. Настороженно вглядываясь в толпу, Исимори пробирался вперед. Часы показывали по­ловину седьмого. Пора было идти к перронному контролю.

Все началось, когда Исимори уже дошел до книжного магазина у самого выхода из торговых рядов. Неожиданно перед ним, чуть справа, прегра­див путь, возник угрюмый коренастый молодой человек с коротко стриженными волосами. Он был одет в легкое темно-коричневое пальто. Второй подошел сзади.

Вздрогнув, Исимори остановился.

—          Хироаки Исимори, не так ли? — послышался за спиной липкий, вкрадчивый голос.

Исимори молча кивнул и оглянулся. Краем глаза он увидел высокого мужчину в темных очках. Лицо худое, длинное. Короткая стрижка.

—          У нас к вам просьба, — негромко, почти шепо­том, сказал мужчина в темных очках, беря Исимо­ри под руку. Коренастый сразу же встал по другую сторону, и Исимори оказался зажатым между дву­мя незнакомцами.

”Что им надо, этим молодчикам?!” — забеспоко­ился Исимори. Оглядел одного, потом другого. Лица обоих светились дружеской улыбкой — словно встретили старого приятеля после долгих лет разлу­ки. Но глаза были холодны как сталь.

—          Может быть, поговорим на ходу, прогуляемся... — ласково предложил человек в темных оч­ках.

Исимори, не двигаясь с места, оценивающе посмотрел на него. Тот в свою очередь впился глазами в Исимори. За стеклами очков глаза его горели жестоким, властным огоньком.

Взгляд этот вызвал у Исимори безотчетную тревогу. Да в конце концов, что все это значит? Какая-то просьба... Но зачем тогда весь день следи­ли за ним?                                       

—          Поговорим на ходу! — Молодой довольно гру­бо подтолкнул Исимори. Тот нехотя повиновался. Человек в темных очках по-прежнему крепко дер­жал его за руку. Исимори попробовал высвободить­ся, но пальцы мужчины сжимали запястье точно ти­сками. Человек явно недюжинной силы.

’’Куда они меня ведут?” — заволновался Исимо­ри. Он украдкой осмотрелся. Мимо тек бесконеч­ный людской поток. Со стороны все выглядело так, словно трое сослуживцев после работы мило бесе­довали на пути домой. Но даже если поднять крик, все равно никто не придет на помощь. ’’Холодное равнодушие, нежелание вмешиваться в чужие дела, характерно для всех горожан, оно толстой стеной отделяет меня от них”, — подумал Исимори. За этой невидимой для глаза стеной — ничто, мертвящая пустота...

И все же было какое-то спасение даже в безраз­личной толпе. Эти типы, похоже, способны на все, но здесь, на глазах у людей, они вряд ли осмелятся прибегнуть к грубой силе...

—          Так что за дело у вас ко мне? — нарушил молчание Исимори.

—          Вы не уступите нам ваш билет на сегодняшнюю ’’Сакуру”? Окажите любезность... — неожиданно сказал человек в темных очках. Весьма странная просьба.

—          Зачем? — удивился Исимори.

—          Не уступите ли? Разумеется, не бесплатно, — холодно повторил человек в темных очках. — С вашего позволения, мы заплатим вам за него...

—          Зачем? — снова спросил Исимори. Теперь ему стало даже любопытно.

’’Интересно, знают ли они, что мой билет на ”Са- куру” — ’’двойник”?”

—          Зачем? Просто нам надо уехать на сегодняшней ’’Сакуре”. Других причин нет, — ответил человек в темных очках. Он говорил вежливым тоном, но в словах ощущалась скрытая угроза. Наглость неиз­менно рождала в Исимори дух противоречия.

—          Вот незадача! И мне очень надо... — язвитель­но заметил он.

—          Мы понимаем это и все же просим вас.

—          А если я скажу ’’нет”?

—          Может, вы все же не будете упрямиться?

—          А вы прекрасно осведомлены. Как это вы узна­ли, что я уезжаю сегодня на ’’Сакуре”?

С лица человека в темных очках стерлась улыбка. Тонкие губы застыли.

Исимори молча ждал ответа.

—          Уступите, а? —не к месту вставил коренастый парень. В голосе его чувствовалась неуверенность. Человек в очках оборвал его:

—          Если вы отдадите билет, мы оплатим вам го­стиницу за сегодняшнюю ночь и билет на завтра в зеленый вагон¹ на Синкансэн.

’’Чего им так дался мой билет? — подумал Исимо­ри. — Нужен ли им просто билет на сегодняшнюю ’’Сакуру” или указанное в нем место тринадцатое нижнее в первом вагоне? Очевидно, все-таки мое ме­сто. Иначе к чему бы с таким упорством выслежи­вать меня! Но почему именно тринадцатое нижнее в первом вагоне? Надо выяснить”.

—          Зачем? —упрямо спросил Исимори.

⁽¹ Вагон первого класса.)

Оба незнакомца молчали, словно набрали в рот воды.

Исимори поднял вопрошающий взгляд. Глаза ко­ренастого злобно сверкнули. А ведь могут и при­кончить! Перехватило горло: может, действительно отдать билет?!

Исимори вдруг расхотелось бороться. Завтра ут­ром авиарейс Фукуока—Токио, билет они купят. Деваться им некуда, так что раскошелятся. А ему все равно нужно быть в редакции только после обеда...

—         Итак, вы отдаете свой билет? — решительно подытожил человек в темных очках. Этого оказа­лось достаточно, чтобы сделать Исимори несговорчи­вым. Ну нет, он не уступит этим нахалам!

—         Нет, не отдам,— передернул плечами Исимори.

—         Что ж, жаль... — мрачно процедил мужчина в темных очках.

—         Счастливо оставаться! — Исимори попытался освободиться от хватки человека в очках, но тот только крепче стиснул его руку.

—         Как вы смеете?!

—         Отдайте по-хорошему!

—         А что, иначе силой возьмете?

—         Ну, зачем же так...

—         Не отдам!

—         Невзирая на нашу просьбу?

—         Какая же это просьба? Это прямое вымогатель­ство!

—         Называйте, как вам угодно.

Незаметно для себя Исимори оказался в зале перед выходом на перрон. Он увидел впереди крас­ную лампу на двери комнаты охраны — рядом с би­летным контролем. До нее оставалось еще метров тридцать.

Преследователи поймали взгляд Исимори, и все трое остановились.

Наступило молчание. Тягостная пауза. Прошла секунда, пять, десять...

Молодой парень неожиданно подошел вплотную к Исимори. Придвинулся и человек в очках.

Теперь их лица были настолько близко от Исимо­ри, что он мог рассмотреть даже поры на коже. Движимый инстинктом самосохранения, Исимори сделал попытку вырваться, но это оказалось не­возможным.

Что-то твердое уперлось ему в бок. Это ’’что-то” высунулось из пальто коренастого. Сквозь пиджак Исимори ощутил прикосновение холодной стали — пистолет! Ствол его все сильнее вдавливался ему в тело.

’’Сейчас убьют!” — У Исимори потемнело в гла­зах.

3

Мир вдруг поблек. Погасли звуки. Предметы, людской поток, текущий по вокзалу, — все быстро теряло краски, превращаясь в черно-белые негати­вы. Мир смерти, без света и звуков.

— Сейчас же отдайте, — повторял, словно закли­нание, человек в темных очках. Он явно не привык говорить много.

Его голос вернул Исимори к действительности. Однако нужные слова никак не приходили на ум. Вот мерзавцы! Они готовы на все, лишь бы заполу­чить билет. Даже пристрелить — тут же, на месте! Из-за какого-то паршивого билета на спальное ме­сто в экспрессе!

Самые противоречивые предположения теснились в мозгу Исимори. Кто эти двое? Может, гангстеры? Непохоже. Внешность, манеры... Тогда — сыщики? Ведь только полицейским разрешается иметь при себе пистолет. Да и то лишь при преследовании преступника. Еще кому-то, кроме полицейских, разрешено носить оружие, но кому? Этого Исимори никак не мог вспомнить.

Изо всех сил Исимори старался сохранить хлад­нокровие, но чувствовал, что это ему плохо удается.

Все тело покрылось испариной. Дыхание стало неровным. Инстинкт самосохранения требовал, что­бы он отдал билет.

Исимори сунул руку в боковой карман. Кон­чиками пальцев нащупал конверт с билетом и плац­картой. Он уже почти вытащил его, как вдруг...

Исимори заметил женщину. Ее фигура то появ­лялась, то снова исчезала в толпе. На какое-то мгно­вение Исимори забыл обо всем. Его глаза следили - только за ней. В памяти всплыли воспоминания далекого прошлого. Все его мысли были прикова­ны сейчас к профилю девушки в легком пальто темно-вишневого цвета, которая спешила к выходу на перрон. Ее фигура слегка подалась вперед, словно она шла против ветра.

’’Кёко Эми!” — едва не вскрикнул Исимори.

Не отдавая себе отчета, он шагнул вперед, но стоило ему шевельнуться, как стальной ствол еще сильнее уперся в бок. Пришлось остановиться.

— Поторопитесь! — потерял терпение человек в очках. Исимори молчал, будто не слышал. Замолча­ли и оба незнакомца, пристально наблюдавшие за ним.

Оцепенев, Исимори проводил взглядом направ­лявшуюся к билетному контролю Кёко Эми. Он не верил собственным глазам. Эта женщина когда-то должна была стать его женой и вдруг, не сказав ни слова, бесследно исчезла. Это произошло пять лет назад, зимой. Что только не делал Исимори, чтобы разыскать ее. Но все было напрасно.

И вот теперь Кёко Эми неожиданно возникла здесь, на вокзале Хакаты. И именно в тот момент, когда неизвестные подозрительные типы почему-то собираются пристрелить его!

Дойдя почти до самого выхода на перрон, Кёко Эми — в руках у нее был небольшой чемоданчик в тон пальто — внезапно остановилась.

Может, у нее здесь назначено свидание?

Замерла, огляделась кругом. Движения нервные, заметно, что встревожена.

Часы над ее головой показывали 6 часов 40 минут.

Взгляд Кёко Эми, скользнув до места, где стоял Исимори, резко остановился. Она была метрах в двадцати—тридцати. То и дело их разъединяли волны людского потока, и Исимори не был уверен, что Кёко узнала его.

Тем не менее было очевидно, что взгляд Кёко Эми устремлен именно в его сторону. Лицо девуш­ки заметно побледнело.

’’Узнала ли меня Кёко?” — подумал Исимори, и тут произошло нечто неожиданное. Молодой па­рень вдруг повернулся и негромко вскрикнул: ”Да это же Кёко Эми!”

Исимори опешил.

Но восклицание было адресовано не ему, а чело­веку в темных очках. Тот, очевидно, тоже заметил Кёко. Они переглянулись.

—        Плохо дело... — сдавленно протянул тот, что по­моложе.

-Да...

—        Неужели ей что-то стало известно?

—        Может быть.

—        Что же делать?

Человек в темных очках ничего не ответил, только коротко вздохнул.

Эти двое явно знакомы с Кёко Эми. Но какая может быть связь между внезапным появлением Кёко и попыткой отобрать у него билет на ’’Саку­ру”? Может быть, случайное совпадение? У Исимо­ри зародились новые подозрения.

Мысли преследователей были явно заняты Кёко.

На какие-то доли секунды ослабла рука, прижи­мавшая пистолет к его телу. Исимори не медлил. Сделав отчаянный рывок, он нырнул в толпу. У всех на виду. Мгновенный расчет: не станут же они стрелять в людей.

И все же из предосторожности Исимори бежал зигзагами. Он понимал, что все смотрят на него. Но для Исимори это было спасением. Если они бросят­ся за ним, то выдадут себя! А ведь сейчас им меньше всего хотелось бы привлечь к себе внимание...

Ноги несли Исимори к билетному контролю. Здесь тот спасительный барьер, который преградит путь преследователям. Стоит миновать его, и он в безопасной зоне, где ему нечего бояться.

Надо лишь добежать туда, вскочить в экспресс ’’Сакура”, и тот помчит его сквозь ночную тьму в Токио, с каждой секундой отдаляя от этих по­донков...

Но и на бегу Исимори продолжал искать глазами фигурку Кеко Эми. Однако та точно сквозь землю провалилась...

До выхода на перрон было уже рукой подать.

Исимори замедлил бег и пошел быстрыми шага­ми. Ему почудилось, что он во власти кошмарного сна: убегает, но ноги отказываются повиноваться, вот-вот его настигнут. Схватят... А может, все в са­мом деле было сном, кошмаром?

Тяжело дыша и тщетно стараясь взять себя в ру­ки, Исимори протянул билет контролеру. Ему поче­му-то казалось, что, увидев билет, тот не пустит его на перрон.

Исимори украдкой взглянул на него. Пожилой толстяк тоже поднял глаза и пристально посмотрел на Исимори.

’’Вот оно, начинается”. — Исимори едва сдержи­вал тревогу.

Однако вопреки его опасениям контролер, не проронив ни слова, пробил компостером билет.

Исимори вышел на перрон. Теггерь он мог вздох= нуть с облегчением. Остшоншшнсь, Исямори огля­дел зал, через который с нескончаемая людская река. В этом пояокуре лиц он попытался найти своих преследователей. Ощупывал взглядом каждого, но тех двоих уже и след простыл.

Куда они подевались? Может, раздумали садиться на поезд?

Другого объяснения он придумать не смог. Поскольку эти негодяи рассчитывали отобрать у него билет до посадки на ’’Сакуру”, теперь он по­терял для них всякий интерес. Значит, следить за ним теперь незачем.

Надо быстрей занять место в экспрессе, и с непри­ятным приключением будет покончено.

Исимори взглянул на часы, 6 часов 46 минут. Через девять минут экспресс ’’Сакура” прибудет на третий путь станции Хаката.

Исимори направился к платформе, ощущая вя­лость во всем теле. Ноги дрожали и заплетались.

”Да что же все-таки произошло? — задумался Исимори. — Двое неизвестных силой пытались ото­брать у меня билет на экспресс. Вот и все происше­ствие. Правда, был момент, когда они могли поти­хоньку прикончить меня”.

Просто маниакальная одержимость!

А может, с его билетом на дважды проданное место связана какая-то важная тайна?

Шагая по платформе, Исяморн принялся снова разглядывать свой билет. Ничего особенного: обычный листок бумаги. Обыкновенный посадочный талон, цифры: дата и время отправления, номер вагона, номер места...

Они знакомы с Кёко Эми! Исимори вспомнил встревоженные голоса: ’’Неужели ей что-то стало из­вестно?!” — ’’Может быть...” — ’’Что же делать?'"

Перед глазами встало лицо Кёко Эми, вспомнил­ся испуг, отразившийся на ее лице в ту минуту, когда она заметила их.

В голове Исимори мелькнуло неясное предполо­жение: ’’Эти двое, видимо, охотятся за Кёко Эми. Она собралась уехать на сегодняшней ’’Сакуре”, и один из преследователей решил вслед за ней сесть на тот же поезд. Но на ’’Сакуре” свободных купе нет. И тогда они попытались отнять билет у меня.

Но зачем им понадобилось преследовать Кёко Эми? Что означал этот странный диалог? Что им все- таки нужно? Наконец, откуда им стало известно о нем, Исимори, о его билете на сегодняшнюю ”Сакуру”?”

Одно подозрение сменялось другим.

’’Сядет ли Кёко Эми на ”Сакуру”?”— Исимори прошелся из конца в конец длинной платформы, надеясь отыскать Кёко. Ее нигде не было видно. Похоже, исчез и ’’хвост”.

В экспрессе ’’Сакура” четырнадцать вагонов. Вагон номер один в самом конце состава.

Остановившись у края платформы, Исимори закурил. Уже совсем стемнело. В ночном небе черными громадами высились высотные здания на привокзальной площади. Дул теплый апрельский ветер.

Исимори еще не совсем пришел в себя, но мысли его уже вернулись к Кёко. Словно возникнув из мглы, она стояла пред его взглядом.

...Короткая стрижка, как и тогда, пять лет назад. Бледная кожа... Красивые темные глаза... Глядя на убегающие вдаль пути, Исимори погрузился в вос­поминания.

4

Он познакомился с Кёко Эми в небольшом китайском ресторанчике в Кито, столице южноаме­риканской республики Эквадор.

   В то время Исимори работал в Сантьяго, предста­вителем отдела по закупкам меди 1-го управления по импорту цветных металлов торговой фирмы ”Ицуи сёдзи”. Попал он в ”Ицуи сёдзи” после окон­чания частного университета в Токио, и через два года его уже послали в ’’медную республику” — Чи­ли. Но деятельность Исимори не ограничивалась одной страной. Скупая медь, он исколесил всю Латинскую Америку. В Кито же приехал, чтобы провести там недельный отпуск, который ему нако­нец предоставила фирма на третьем году службы.

Японцы в Эквадоре весьма немногочисленны — в течение многих лет туда была запрещена иммигра­ция лиц азиатского происхождения. Но это как нельзя больше устраивало Исимори, которому хо­телось отдохнуть от своих соотечественников.

Он остановился в отеле ’’Колон интернэшнл”. Днем отсыпался в номере, а вечером не спеша ,  прогуливался по главной торговой улице Кито — Гуаякиль, заглядывая в сувенирные лавки, где продавались местные изделия — ковры ручной рабо­ты, серебряные поделки индейцев, пончо и про­чие безделушки.

На третий вечер Исимори   решил заглянуть в ки­тайский ресторан в тихом переулке за улицей Гарсии Морено. В ресторане сидели три японские туристки. В Кито не было ни японского, ни корей­ского ресторанов, только три китайских, и девуш­ки, так же как и Исимори, зашли в один из них. Они пребывали в явной растерянности: меню было только на испанском языке.

Исимори помог им и так и остался с девичьей компанией. Среди них была Кёко Эми. Девушки служили в коммерческом отделе одной из метал­лургических компаний в Токио. Для заграничного путешествия они избрали не Европу — эту своеоб­разную мекку молодых японок, а принадлежащие Эквадору Галапагосские острова. Вот почему они оказались в Кито. Именно Галапагосы с их своеоб­разным животным миром послужили толчком для эволюционной теории Дарвина: здесь до сих пор обитают в первозданном виде пресмыкающиеся и земноводные — гигантские ящерицы-игуаны, слоно­вые черепахи. От Кито до Галапагосских островов более двух с половиной часов лету. Уже один свое­образный выбор маршрута придавал девушкам ро­мантичность и неповторимость в глазах Исимори.

Самолеты на Галапагосский архипелаг отправля­лись по вторникам и пятницам.

До самого отлета Исимори неотлучно находился при девушках. Они вместе съездили в индейскую деревню Рактанга в окрестностях Кито, походили и по самому городу: побывали в соборе Сан-Франси­ско, церкви Ла Компанья, в парке имени Двадцать четвертого мая — излюбленном месте отдыха го­рожан.

Кёко Эми все больше и больше нравилась ему. Его влекли затаившие грусть прекрасные глаза. Нравилось и то, что она не вела длинных пустых раз­говоров, чем грешат обычно ее сверстницы. Харак­тер у нее был, скорее, замкнутый.

После отпуска Исимори вернулся в Сантьяго, а Кёко Эми — в Токио. Они стали писать друг другу длинные письма.

Все это произошло в ноябре шесть лет назад.

Вскоре Исимори отозвали в Токио, и он стал служить в главной конторе, 5-м управлении по эк­спорту черных металлов.

Это было ’’призрачное” отделение, оно даже не значилось в административной схеме ”Ицуи сёдзи”. Оно было замаскировано под ’’Специальную группу азиатского сектора 4-го экспортного управ­ления”. Ведало 5-е управление экспортом япон­ского оружия. Его сотрудники занимались секрет­ной деятельностью — продажей странам Юго-Восточ­ной Азии самой различной военной техники: военных самолетов — от транспортных С-1 до спасатель­но-поисковых самолетов и вертолетов Н-19, всевоз­можных ракет, в том числе управляемых снарядов ’’земля—воздух” Найк-Джей и ракет ’’воздух—воз­дух” ААМ-1, танков модифицированного типа 61, специальных транспортных средств — шести- и семитонных грузовиков, трейлеров для перевозки понтонов и, наконец, огнестрельного оружия — авто­матов образца 64-го года, пулеметов образца 62-го и т.п.

Строгая засекреченность нового, 5-го управления была вызвана стремлением замаскировать экспорт оружия, скрыть его от глаз общественности, питав­шей явную нелюбовь к торговцам оружием. В ’’призрачном” 5-м управлении трудились не призра­ки, а вполне реальные люди, тридцать два сотруд­ника.

Для работы были отобраны наиболее способ­ные — те, кто хорошо зарекомендовал себя на преж­нем месте, отличаясь упорством и энергией. ”Ицуи сёдзи” необходимы были крепкие кадры, ведь у конкурента — торговой фирмы ’’Ицубиси буссан” — был более богатый опыт: еще десять лет назад она начала потихоньку заниматься этим при­быльным бизнесом и теперь с каждым годом увели- чивала объем экспорта.

Сотрудники фирмы, иронизируя, прозвали отдел Исимори ’’группой призраков 4-го управления по торговле смертью”. Исимори глубоко страдал от сознания, что работает в таком месте.

Находясь в Чили, он, конечно, тоже занимался да­леко не безобидными вещами. Трудно сохранить свои руки чистыми, находясь на переднем фронте экономической войны. Но тогда у Исимори было оправдание — ведь он сражался за столь необходи­мые родине источники сырья.

Иное дело торговля смертоносной военной тех­никой — этого ничто не может оправдать. Проданные им танки и винтовки будут калечить и убивать ни в чем не повинных людей на улицах городов и в джунглях Юго-Восточной Азин! Мысль об этом тер­зала Исимори.

Духовные муки еше больше сблизили его с Кёко Эми. После возвращения в Токио они стали часто встречаться, сделались близки. Их скорая свадьба считалась делом решенным, хотя ни он, ни она не говорили об этом вслух.

Отец Кёко - Тамэитиро Эми — служил в Штабе сухопутных сил. До войны он закончил военную академию, после войны поступил на службу в ’’силы самообороны” и дослужился до звания бригадного генерала. Исимори понимал, какая это мощная организация — Штаб ’’сил самообороны”. В довоенной Японии были военное министерство и министерство морского флота, Генеральные штабы сухопутной армии и флота. Теперь всем — и органи­зацией армии и управлением войсками — ведает Штаб ’’сил самообороны”. И тем не менее Исимори не знал и не желал знать, чем занимается отец Кёко. Да и сама Кёко Эми, судя по всему, тоже почти ничего не знала о работе отца.

Беда пришла неожиданно — Кёко Эми исчезла. Кёко — единственная дочь — жила вместе с роди­телями в районе Накано. В тот день сразу же после окончания рабочего дня Кёко вышла из конторы, которая находилась в Маруноути^[1] и направилась в испанский ресторан в Роппонги на свидание с Иси­мори, но до ресторана так и не дошла. Не дождав­шись Кёко, Исимори позвонил ей домой. Было уже совсем поздно, но и дома ее не оказалось.

На следующий день Кёко не пришла в контору. Не позвонила, не написала и домашним. Стало ясно, что с девушкой что-то случилось.

Попала в аварию?

Вместе с родителями Кёко Исимори обращался в полицию, даже пытался сам искать ее. Выяснить удалось немногое. Подруга рассказала, что на улице, выйдя из здания компании, Кёко сказала, что едет в Роппонги, и, попрощавшись, направилась к стан­ции метро Отэмати, чтобы сесть на линию Мару­ноути.

Иначе как загадочным это исчезновение назвать было нельзя. Его просто невозможно было объяс­нить — кроме Исимори, поклонников у Кёко не было, проблем на службе и дома не возникало. Она не оставила даже записки. Случилось все это пять лет назад, девятнадцатого февраля. В тот день выпал такой редкий в Токио снег...

Однажды, летним вечером, спустя полгода после исчезновения Кёко, ее отец — Тамэитиро — пригла­сил Исимори к себе домой.

Потягивая пиво, Тамэитиро как бы между про­чим сообщил Исимори, что уходит из ’’сил самообо­роны” и возвращается на родину — в Нагою.

Исимори был удивлен неожиданной отставкой Тамэитиро — тому еще оставалось более пяти лет до предельного возраста, однако Тамэитиро предпочел не упоминать о причинах.

Они молча пили пиво, закусывая стручками бо­бов, и, когда Исимори уже собрался уходить, Тамэ­итиро вдруг сказал, низко склонив голову: ”3а дочь меня простите и забудьте о ней!”

В самой глубине глаз Тамэитиро — этого человека с суровым лицом верного долгу самурая — Исимори поймал затаенную боль. После исчезнове­ния единственной дочери он сильно сдал, лицо его прорезали глубокие морщины, выдававшие стра­дания и усталость.

”Не связана ли преждевременная отставка с ис­чезновением Кёко?” — осенило Исимори, и он решился спросить об этом.

— Нет! — отрицательно качнул головой Тамэитиро и задумался. — Просто мы хотим спокойно провести остаток дней на родине. Кёко мы не будем больше разыскивать. В конце концов, ей уже двад­цать три года. Она не в том возрасте, когда по своей воле делают глупости...

Из этих последних слов, вырвавшихся у старого служаки, Исимори заключил, что ему стало извест­но что-то о дочери. Исимори почувствовал это ско­рее интуитивно, никаких оснований для уверенно­сти у него не было, но он не осмелился выпытывать дальше — его остановило выражение лица Тамэи- тиро, говорившее, что больше он не произнесет ни слова.

Вскоре супруги Эми уехали к себе в Нагою. Люди аккуратные, они не забывали присылать традицион­ные открытки, в которых выражали сожаление по поводу наступления летней жары или поздравляли с Новым годом, но — ни строчки о дочери...

Они писали лишь, что благодаря протекции старого приятеля Тамэитиро удалось устроиться на работу в небольшую транспортную контору или что в свободное время он занимается сочинением хайку^[2].

Постепенно Исимори потерял надежду разыскать Кёко, но боль, причиненная ее необъяснимым ис­чезновением, не затихла со временем, а, напротив, становилась все острее и острее.

Жизнь стремительно рушилась, теряла свой смысл — он сознавал это.

Из-за скандала в баре на Гиндзе, где он поколо­тил управляющего ”Тоёва сангё” — фирмы, произ­водящей оружие, — Исимори пришлось распрощать­ся с ”Ицуи сёдзи”. Возможно, это был своего рода психологический взрыв, протест против жизненных невзгод...

В тот вечер управляющий фирмы ’Тоёва сангё”— клиента ”Ицуи сёдзи” - пригласил Исимори в бар. Когда он, обнимая одной рукой девушку из бара, поднял другой стакан с брэнда и с пафосом провоз­гласил: ”0 вино, подобное крови! Ты — источник моей жизненной энергии!” — Исимори, сам того не ожидая, швырнул ему в лицо свой стакан с виски. Вид управляющего — разбитые вдребезги очки, окровавленное лицо - привел его в исступление: Исимори набросился на него, стал хлестать по ли­цу, сам не понимая, откуда взялась у него эта зве­риная ненависть.

Стараниями руководства компании дело удалось замять и избежать судебного разбирательства, но прошение Исимори об отставке было тут же под­писано.

После ухода из ”Ицуи сёдзи” Исимори сменил много занятий. Кем он только не был: продавал видеомагнитофоны, служил в коммерческом отделе кожевенной компании... Именно тогда его и заметил Коитиро Арига - владелец небольшой отраслевой газеты ”В мире обуви”. Он и пригласил Исимори на совершенно новое для него место корреспондента.

Арига был человеком со странностями. Он не желал ограничиваться одними хвалебными статьями и время от времени подпускал яду, публикуя сар­кастические заметки, вызывавшие в деловых кругах замешательство. Особенно любопытной для читателей была рубрика ’’Небесный барабан”, * которую Арига вел под псевдонимом Карл Смит. Имя он позаимствовал у Карла Маркса, а фами­лию — у Адама Смита, причем по содержанию его статей трудно было разобраться, к кому он ближе — к правым или левым.

Его заметки поражали глубиной мысли, а подчас - ошеломительно неожиданным поворотом темы. Например, сопоставляя цифры производства кож с количеством голов скота, забиваемого в Америке, Арига установил, что в последнее время забой крупного рогатого скота — не считая телят — резко возрос. На этом основании он делал возникновения мировой войны. Свою идею Арига сформулировал следующим образом: ’’Топот солдатских сапог отзывается стенаниями коров”.

Какое-то странное обаяние было в этом низень­ком краснолицем человечке, убежденно изрекаю­щем свои экстравагантные теории. И, покоренный этой притягательной силой, три года назад Исимори согласился стать корреспондентом его газеты.

В подобного рода небольших редакциях сущест­вует неписаный закон: сотрудники не ограничивают свои обязанности выполнением редакционной рабо­ты, они должны заниматься и чисто коммерческой деятельностью — добывать рекламу, собирать день­ги с подписчиков, но Арига освободил Исимориот этого. Такова была максимальная дань уважения, которую он мог воздать Исимори за блестящую страницу в его биографии — то, что он когда-то слу­жил в крупнейшей по масштабам и деловому разма­ху торговой фирме Японии — ”Ицуи сёдзи”.

Вскоре Исимори женился на Тиаки, своей нынеш­ней жене. Она работала кассиром в кафе, куда иног­да заходил Исимори. Тиаки была на восемь лет мо­ложе его. Эта красивая девушка с тонкими, изящ­ными чертами лица, с веснушками под глазами, слегка прихрамывавшая на правую ногу, которую она повредила еще в детстве, вызывала у Исимори жалость. Кроме того, после увольнения из торговой фирмы Исимори чувствовал, что катится вниз по наклонной плоскости, и ему показалось, что Тиа­ки — именно та женщина, которая сможет понять и поддержать его.

Свадьбу справлять не стали. Просто поселились вдвоем в квартирке на втором этаже жилого дома в Хигаси-Мукодзиме, неподалеку от редакции. О пере­мене в своей жизни Исимори не стал сообщать гене­ралу Эми, и последняя ниточка, связывавшая его с Кёко, оборвалась. Прогулки с нею по Кито отодви­нулись в безвозвратное прошлое. Равно как и блес­тящая жизнь торгового агента в Сантьяго...

Остались лишь смутные, неясные обрывки воспо­минаний — словно старая, рваная, вся в мутных пят­нах кинопленка. Одно только еще иногда волно­вало его — стоило вспомнить о таинственном исчез­новении Кёко Эми, как закипала кровь в жилах, начинала болеть старая рана, хотелось кричать...

И вот только что он собственными глазами видел Кёко Эми у билетного контроля!

^[1] Деловой квартал Токио.

^[2] Традиционные японские трехстишия.

5

Во тьме показалась яркая точка. Она приближа­лась, то разгораясь, то почти пропадая, подобно дыханию живого существа.

Рассеянно наблюдая за мерцающей точкой, Иси­мори прокручивал назад ленту далеких воспоми­наний.

Тяжелый звук прорезал вечернюю темноту. Он вернул Исимори к действительности. Лента остано­вилась.

— Экспресс ’’Сакура”, — пробормотал Исимори, бросил на платформу недокуренную сигарету и взял сумку. Стремительно приближался темно-синий состав ’’Сакуры”.

’’Сядет ли Кёко Эми на этот поезд?” — мелькну­ло в сознании. Что будет, если он встретится с ней там? Может быть, иначе тогда закрутится колесо его судьбы...

’’Какая чепуха!” — оборвал себя Исимори. Кёко Эми уже двадцать восемь. Пять лет назад, девятнад­цатого февраля, они расстались и пошли каждый своей дорогой, расстояние между ними росло, и теперь их разделяла глубокая пропасть.

’’Может, хоть узнаю исчезновения Кёко”, — подумал Исимори, но тут же другой голос возразил: а собственно, зачем? Может быть, лучше и не знать?! Исимори горько усмехнулся: ”Столько воды утекло за эти годы, а я все еше как во сне...”

Экспресс ’’Сакура” с лязганьем подполз к плат­форме и остановился.

Плавное течение мыслей оборвалось.

За спиной Исимори как-то незаметно выстрои­лась очередь. Человек семь-восемь. Одни мужчины, и все с большими сумками. Похоже на группу строительных рабочих — закончили, наверно, строи­тельство высотного здания или плотины гидростан­ции и возвращаются домой. Лица загорелые, муже­ственные.

Открылись двери вагонов. Исимори вошел в последний — вагон номер один. Группа мужчин последовала за ним.

В вагоне было пусто — пассажиров десять, не больше, и ни одной женщины. Они расположи­лись в глубине вагона — постели были уже разо­браны. Когда Исимори вошел, все разом уставились на него:

Один из них поднял руку, подавая знак вошед­шим вместе с Исимори. По-видимому, из одной компании с севшими в Хакате.

Спальное место Исимори было в конце вагона, у двери во второй вагон. Самая нижняя из трех, расположенных друг над другом полок.

Исимори ожидал увидеть другого пассажира — обладателя ’’двойного” билета. Никого... Были сво­бодны и средняя, и верхняя полки под тем же номе­ром — тринадцать.

Положив сумку на багажную сетку, Исимори вышел в проход и стал считать места. Вагон спаль­ный, сорок восемь мест. Пассажиров — пятнть. Меньше одной трети. Все почему-то заняли заднюю часть вагона. Вблизи Исимори никого не было.

Сплошные пустые полки... Он вернулся на место.

Можно, конечно, сразу лечь и попытаться за­снуть, но еще нет и семи вечера. Так рано все равно не уснешь.

Достав из сумки журнал и покэт-бук, Исимори обнаружил, что забыл купить виски. А что может быть приятнее, чем сидеть в вагоне ночного экспрес­са и читать еженедельник или детектив, потягивая недорогое отечественное виски! А когда слегка захмелеешь и захочется спать — закрыть глаза и от­даться свободному полету фантазии. Если не считать единственного ограничения — в вагоне далеко не уй­дешь, — в остальном полная свобода.

Можно думать о чем угодно и как угодно. Хо­чешь — вспоминай о футбольном клубе, в котором играл во время учебы в школе высшей ступени. Или любовной интрижке с туристкой из Парижа, с которой впервые встретился на площади Пласа де Армас в Сантьяго, во времена службы в торго­вой фирме...

Чем неудачнее твоя реальная жизнь, тем дороже именно эти часы одиночества, часы мечтаний и грез...

В будничной жизни времени на это нет. Кто ста­нет мечтать в переполненной электричке, которая мчит тебя на работу, или в крохотной комнатушке в шесть татами¹, вслушиваясь в дыхание спящей же­ны? В часы пик в электричке, держась за поручни, стиснутый со всех сторон, он думал только о рабо­те — дел было невпроворот. Ночью, в постели, раз­дражал звук воды, капающей из крана в соседней комнате, отделенной однойтонкой перегородкой. Вот почему Исимори, возвращаясь в Токио, выбрал не скоростной, а неторопливый ночной экспресс.

¹ (Циновка из рисовой соломы стандартного размера (немногим больше 1,5 кв. м), которыми застилается пол в традиционном японском доме. В данном случае — мера площади.)

Но теперь, когда ему уже перевалило за тридцать, для того, чтобы погрузиться в сладостный мир ил­люзий, необходим был алкогольный допинг. Обыч­но перед посадкой он всегда покупал в киоске на вокзале или на платформе маленькую бутылочку виски. Теперь-то хладнокровие уже вернулось к нему, но все же цепь странных происшествий на какое-то время выбила его из колеи, и он совер­шенно забыл про это.

До отхода поезда оставалось три минуты. За три минуты он вполне успеет сбегать на платформу.

Исимори ринулся к выходу, спрыгнул на плат­форму и помчался к киоску.

Платформа была забита пассажирами и прово­жающими. Перед киоском стояла очередь. Покупа­ли газеты, журналы, сигареты, завтраки в короб­ках. Когда наконец Исимори получил виски, раздал­ся пронзительный звонок, возвещающий об отправ­лении поезда.

Добежать до своего, последнего вагона он явно не успеет. Исимори решил вскочить в ближайший.

Взглянул на табличку на платформе с номером вагона. Вагон номер пять.

В то мгновение, когда Исимори вскочил в вагон, уголком глаза он заметил промелькнувшее яркое пятно. Пятно вишневого цвета.

Уже у дверей оглянулся на него — какое-то время оно плыло по платформе, а затем скрылось в дверях вагона.

Он повернулся к выходу и выглянул на платфор­му, пытаясь определить, в каком вагоне исчезло вишневое пятно.

В эту секунду двери стали закрываться.

Инстинктивно Исимори отдернул голову. Обзор был закрыт. Экспресс тронулся, живые картины на платформе начали разваливаться и сливаться в еди­ный яркий жгут света. В сердцевине его вновь про­ступило вишневое пятно. Постепенно оно станови­лось объемным, обретая очертания человеческой фигуры. Фигуры женщины в вишневом пальто. Она одиноко стояла в луче света, струящегося по ту сто­рону дверей. Страшно одинокая, маленькая фи­гурка.

Затем свет погас и надвинулась темнота.

Поезд уже почти миновал платформу. Неожидан­но четко фигурка женщины выдвинулась из мрака и стала наплывать на Исимори, словно приближае­мая объективом киноаппарата. Она стояла перед ним как живая.

—         Кёко Эми! — тихонько вскрикнул он. Кёко все же села в экспресс. Судя по всему, когда он поте­рял ее из виду, она вошла в седьмой или восьмой вагон.

Исимори услышал, как гулко застучало его серд­це. Первым порывом было узнать, куда все-таки села Кёко. Он даже взялся за ручку двери перед­него вагона, но тут же овладел собой.

’’Она ушла от меня... Нам незачем встречать­ся!” — холодно приказал он себе и повернул в об­ратную сторону. Он возвращался в вагон номер один.

В пятом вагоне почти все места были заняты.

В четвертом вагоне ни одного свободного места.

То же самое было в третьем и втором вагонах.

От Хакаты ’’Сакура” шла уже почти полной. Даже после того, как линия Синкансэн была проложена до Хакаты, многие по-прежнему предпочитали ноч­ной поезд.

Исимори вошел в свой вагон и остановился: его словно окатили ледяной водой. В глаза бросился ряд незанятых полок — столько пустых мест было только здесь. Пассажиры, сидевшие в задней части вагона, угрюмо молчали. Вокруг стояла какая-то кладбищенская тишина.

Он присел на постель, ослабил галстук.

Надо было чем-то открыть бутылку с виски. Он поднял глаза к багажной полке и нахмурился: его сумка лежала как-то иначе — не так, как он ее положил.

Исимори проверил содержимое. Смена белья, туалетные принадлежности, фотокамера, блокнот с записями. Все на месте. И все же в его отсутствие кто-то рылся в сумке. Исимори был просто уверен в этом.

Кто? Зачем? Тот, кто копался в его вещах, явно едет вместе с ним в одном вагоне.

Исимори высунулся в проход и посмотрел назад, туда, где сидели остальные пассажиры. В проходе стоял какой-то мужчина и пристально смотрел на Исимори. Лицо его было мрачно-суровым. Оно словно приказывало: быстрее укладывайся спать!

Повинуясь этому взгляду, Исимори поспешно убрал голову. Он чувствовал себя как-то не в своей тарелке. Все пятнадцать пассажиров были, похоже, из одной и той же фирмы. Около половины сели на поезд раньше, остальные присоединились в Хакате. Исимори был среди них единственным чужаком.

Странным казалось и то, что, будучи явно знако­мы, они совершенно не разговаривали друг с дру­гом. Некоторые, задернув занавески своих купе, улеглись спать. Они были разобщены, и все же су­ществовала некая воля, связывавшая их воедино.

’’Какая зловещая компания”, — подумал Исимо­ри. Хоть бы на следующей станции сели другие пассажиры...

Он достал расписание и нашел страницу с графи­ком движения по линиям Кагосима и Санъё.

Тосу (отбытие)             18.30

Хаката                            18.55

18.59

Модзи                             20.01

20.06

Симоносэки                   20.15

20.19

Убэ                                   20.56

Огори                              21.18

21.19

Токуяма                          21.56

21.57

Хиросима                       23.29

23.33

— До следующей станции почти целый час, — вздохнул Исимори. В этот момент из глубины кори­дора донесся какой-то звук. Шаги. Четкий стук од­ной — нет, двух пар ботинок.

Шаги постепенно приближались.

Продолжая изучать расписание, Исимори насто­роженно прислушивался.

Эти люди вот-вот пройдут мимо него. Звук ша­гов на мгновение замер. Обнаженными нервами Исимори почувствовал, что двое остановились и внимательно разглядывают его.

Исимори, затаив дыхание, пытался сообразить, что происходит за его спиной. Но незнакомцы, по­стояв, двинулись дальше.

Снова застучали шаги.

Исимори украдкой взглянул на ноги странных попутчиков. По роду службы он теперь хорошо раз­бирался в обуви. По ней подчас нетрудно определить профессию.

Ботинки... Исимори с трудом удержался от воз­гласа изумления. То, что он увидел, было словно удар ножом в спину.

’’Это же...” — он едва сдержал готовое сорваться с языка слово. По телу пробежал озноб.

6

—         Что вы говорите? Масагаки еще нет на месте? А может, он просто прячется от меня? — кричал Коитиро Арига в трубку, набрасываясь на невиди­мого собеседника.

—         Нам тут не до шуток! Мы сами уже давно до­жидаемся заведующего! — оправдывался в трубке молодой голос. В нем слышалось легкое раздраже­ние. Наверно, молодой репортер из политического отдела. Еще не знает, как следует отвечать по теле­фону. Когда появится Масагаки, надо будет сказать ему, что его сотрудники плохо вышколены.

Арига почесал карандашом кончик носа и осведо­мился:

—         Куда же отправился мой друг Масагаки?

—         По-видимому, в резиденцию министра.

—         В резиденцию министра? Какого?

—         Кажется, министра внешней торговли и про­мышленности Куросаки.

—         Вот оно что?! — удивился Арига. Интуиция подсказывала ему, что в правительственных кругах происходит что-то весьма серьезное. Министр внеш­ней торговли и промышленности Куросаки — круп­ная фигура в Демократической партии. Ранее он за­нимал посты генерального секретаря партии, началь­ника УНО^[1], министра строительства. Если заведую­щий политическим отделом крупнейшей газеты ’’Майнити симпо”, выходящей тиражом в пять мил­лионов экземпляров, самолично занялся сбором материала, значит, дело не шуточное, что-то из ряда вон выходящее.

’’Может быть, перетряхивают кабинет перед парламентскими выборами?” — предположил Арига и снова насел на собеседника.

—          Копи же Масагаки выехал в резиденцию мини­стра?

’’Интервью у министра Тацуносина Куросаки, — подумал Арига, — могло бы заинтересовать чита­телей и моей газеты”.

—          После обеда! — сухо ответили на другом конце провода- Но Арига не унимался.

—          И до сих пор не вернулся? Ведь уже семь ве­чера!

—          Да, еще не давал о себе знать...

—          Понятно...

—          У нас тут неразбериха, — пожаловался голос.— Начальство занято чем-то важным, а сотрудники в полном неведении!

—          И когда же началась вся эта суматоха?

—          Примерно после двух.

—          Понятно. Вернется Масагаки, передайте ему, что звонил Арига из газеты ”В мире обуви”.

—          ”В мире обуви”?.. Это что еще за газета?

Не утруждая себя ответом, Арига бросил трубку, встал с потертого кресла, из которого уже местами торчала набивка, и подошел к окну.

На улице лил дождь. И без того блеклые огни рекламы в районе Асакуса сегодня вечером ка­зались совсем полинявшими.

-Съезжу-ка я на Гиндзу, — неожиданно решил Арига. Каждый месяц, семнадцатого числа, вечером, он встречался в ’’Марсе” — баре на Гиндзе — со сво­им другом Синго Масагаки, с которым они некогда вместе выпускали студенческую газету. На этих встречах они обменивались информацией. Правда, ’’обменивались” звучало, пожалуй, слишком гром­ко — ведь его собеседник возглавлял политический отдел крупнейшей газеты, а он, Арига...

Попав в ’’Майнити симпо”, Масагаки около года проработал в местном отделении газеты, в Нагано, а потом перешел в политический отдел, с тех пор и осел там, занимаясь исключительно Демократической партией. Он уверенно шел вперед по журна­листской стезе, карьера его была блистательной. Три года назад Масагаки добился поста заведующе­го политическим отделом. Масагаки имел доступ к самой секретной информации, а уж анализировать он умел великолепно... Это и принесло ему из­вестность.

А кто он — Арига? Владелец отраслевой газетен­ки с тиражом всего-то тысяч десять. Вот и выходи­ло, что говорил один Масагаки, а он, Арига, почти­тельно выслушивал мнение коллеги. И все же их ежемесячные встречи бог знает почему продолжа­лись уже несколько лет. Началось это, еще когда Масагаки был только назначен старшим редакто­ром, а следовательно, встречались они уже более пяти лет.

В университете приятели выпускали вместе сту­денческую газету, а вот судьба сложилась по-разно­му. Масагаки попал в солидную газету и пошел в гору, а он, Арига, терпит одну неудачу за другой. Может быть, ему помешало то, что в годы учебы он слишком увлекся студенческим движением. Видно, поэтому во время приемных экзаменов в газету ”Тотё тайме” его срезали на собеседовании. С тех пор Арига сменил больше десятка занятий — был торговцем, продавал одежду с лотка, даже ра­ботал в патинко^[2]. Потом ему удалось устроиться секретарем Объединения кожевенных фабрикантов, что впоследствии и привело его в отраслевую газету, и затем он стал ее редактором и владельцем...

С тех пор миновало уже пятнадцать лет, но дела газеты были по-прежнему не блестящи...

Долгие годы ’’хождения по проволоке”, годы постоянной борьбы с конкурентами, сделали из него брюзгу, смотревшего на мир вечно недовольными и подозрительными глазами. Но временами в нем пробуждались былые настроения студенческих лет, и тогда он бросал в деловой мир свою очередную ’’бомбу”, вызывавшую новый скандал. Может быть, именно эта черта характера и вызывала уважение Масагаки, питавшее столь длительное время их странную дружбу.

Сегодня Арига получил приглашение на демонст­рацию новых моделей. Прием устраивала крупней­шая обувная фирма ’’Ямагива сёкай”, поэтому он никак не мог быть, как обещал, в девять часов на Гиндзе. Сегодня с самого обеда он звонил в ре­дакцию ’’Майнити симпо”, чтобы предупредить Масагаки, что опоздает минут на тридцать, но так и не поймал его.

Последняя беседа по телефону привела Аригу в крайнее раздражение, однако дала ценную инфор­мацию.

—         Что там стряслось с кабинетом Сабаяси? — размышлял он, глядя на темный, вечерний город.

Он перебрал все политические и экономические события за неделю. Но ни в одном из них не нашел даже намека на что-нибудь существенное.

—                 Ничего не понимаю, — вернулся к заведующему Ядзуми.

—                 Пожалуй, пора ехать

—               

Ядзуми подскочил как на пружине и поправил на переносице очки с толстыми стеклами.

Ядзуми было уже около пятидесяти — примерно столько же, сколько и Ариге. И должность, бы, неплохая — заведующий коммерческим отделом, но он так и остался робким, начисто лишенным собственного мнения человечком: только и знает что следить за выражением лица начальства. Правда, под началом у заведующего отделом всего два сот­рудника. Но на него все равно нельзя полагаться в серьезных коммерческих вопросах — умом не вышел, да и солидности маловато.

— Кроме Исимори, ни одного толкового работ­ника, — сердито проворчал Арига, снял с вешалки висевшее на стене пальто, набросил его на плечи и вышел из редакции, находившейся на пятом этаже. По лестнице он спустился бегом.

У Ариги уже появились первые признаки диа­бета, и он, чтобы хоть как-то восполнить недоста­ток движения, предпочитал не пользоваться лиф­том. Покачиваясь на ходу, словно кукла ’’дарума”^[3], Арига несколько раз повторил: ’’Как там Исимо­ри?” С самого утра ему почему-то не давала покоя мысль о любимом сотруднике.

У Ариги была привычка писать свои статьи по утрам, в постели, лежа на животе, и сегодня кончик карандаша обломился на первом же иероглифе. Каждое утро карандаш выполнял роль гадальной палочки. По тому, обломится грифель или нет, Арига судил, каким будет наступающий день. Он всегда сильно нажимал на карандаш, поэтому остро заточенный кончик частенько ломался. Если это случалось на первой же строчке, день не предвещал ничего хорошего. В такой день чек, выданный кли­ентом в оплату за объявление, оказывался недейст­вительным или с кем-либо из сотрудников газеты случалась какая-то неприятность. Арига иногда ду­мал, что все его беды начались с той самой первой жизненной неудачи — провала на экзаменах в газе­те ”Тотё тайме”. В тот день у Ариги тоже сломался карандаш, когда он начал писать статью на заданную тему.

Именно тогда у него впервые появилось это зловещее предчувствие. Оно сбылось — Арига не выдержал экзамен. С тех пор, несмотря на насмеш­ки окружающих, он упрямо придерживался собст­венного метода гадания о судьбе.

Сегодняшнее гадание предвещало беду. Перебрав в памяти шестерых сотрудников редакции, он вспом­нил, что один из них — Исимори — уехал в Фукуоку за материалом. Придя в редакцию, Арига позвонил по междугородному телефону в гостиницу, где оста­новился Исимори, но связаться с ним не смог, так как тот уже выехал. Мысль об Исимори, как сорин­ка в глазу, беспокоила его весь день.

Спускаясь по лестнице, Арига спросил у шедшего сзади Ядзуми:

—         Исимори, кажется, должен быть в редакции завтра днем?

—         Он вернется экспрессом ’’Сакура”. Днем, ду­маю, покажется в редакции...

—         А он точно сел на ’’Сакуру”?

—         Наверно...

—         На твоем ’’наверно” далеко не уедешь. Плохо следишь за сотрудниками! — сорвал Арига зло на заведующем.

У выхода из здания поймали такси.

—         В ’’Парк-отель” на Восточной Гиндзе! — прика­зал шоферу Арига. Поудобнее расположившись ,на сиденье, он скрестил руки на груди, закрыл глаза и задумался. Почему его так беспокоит Иси­мори? Отчасти, по-видимому, потому, что утреннее гадание предсказало несчастье. Но пожалуй, глав­ным образом из-за того, что Исимори напоминал ему самого себя в молодости.

Что-то есть у них общее в характере. Прямой, че­стный, горячий и в то же время не прост, трезво смотрит на вещи. Из-за неумения выслуживаться так и не сделал карьеры в солидной фирме.

По радио передавали новости.

Арига прислушался. Скоро зацветет сакура на Хоккайдо, где-то дорожное происшествие, поджог...

Ничего такого, что могло бы заставить заведую­щего политическим отделом крупной газеты поки­нуть свой кабинет и рыскать по городу в поисках материала...

Новости сменились комментарием. Бесстрастным голосом радиокомментатор поведал слушателям, что японцы ежегодно тратят на игру в патинко один триллион пятьсот миллиардов иен, что составляет примерно один процент валового национального продукта. Примерно такова же сумма оборонных расходов Японии. Значит, при составлении бюджета нужно руководствоваться золотым правилом — обо­ронные расходы должны составлять не более одного процента валового национального продукта. Иными словами, не превышать траты на патинко.

Вывод был: ’’Япония — поистине мирная страна”.

Рассеянно слушая идиотский комментарий, Арига не переставая думал о том, что могло бы означать отсутствие Масагаки.

Этот комментарий — жонглирование цифрами, пустая болтовня. А там, в Нагата-тё^[4], в залитом дождем Токио, несомненно, происходит нечто серьезное. За это Арига готов был поручиться. Хоть он всего лишь малоизвестный журналист от обув­ной промышленности, но интуиция профессиональ­ного газетчика, уже много лет следящего за разви­тием событий в политической жизни и экономике, подсказывает ему, что назревают серьезные со­бытия.

—            Может быть, выплыла афера со страной К., — открыв глаза, сказал вслух Арига. — Или все мини­стры подали в отставку...

—            Что? — недоуменно вытаращился сидевший рядом Ядзуми.

—            Да нет, ничего, — отмахнулся от него Арига. Ка­бинет Сабаяси пришел к власти в прошлом году, лавируя между враждующими фракциями Демокра­тической партии. Теперь оппозиция обрушила на него огонь своей критики, обвиняя в грязных махи­нациях с соседней страной К.

Говорили, что правительство этой страны затра­тило колоссальные суммы на взятки заправилам из правящей партии. Их скупили, что называется, на корню. Коррупция достигла ужасающих масштабов.

Сам премьер-министр Сабаяси снискал себе из­вестность как лидер мощной группы лоббистов, защищавших интересы К. Избрание бывшего мини­стра внешней торговли и промышленности Сюдзо Сабаяси, несмотря на его молодость — ему было всего пятьдесят четыре года, — председателем Де­мократической партии и назначение на пост премьер- министра было вызвано всеобщим желанием руко­водства партии свести до минимума возможность разоблачения скандальных связей с государством К. Об этом уже говорилось открыто. Высказывались опасения, что если вся эта грязь выплывет наружу, то на всеобщих выборах, которые были не за гора­ми, соотношение сил между консерваторами и ре­формистами круто изменится, в результате чего придет конец многолетнему правлению Демократи­ческой партии

’’Следовательно, — потянул дальше за ниточку Арига, — кабинет Сабаяси прилагает отчаянные уси­лия, чтобы скрыть аферу с К., и вряд ли так просто согласится с отставкой. Не пойдет премьер и на

незначительные перестановки в кабинете. Может быть, депутаты от оппозиции заполучили решаю­щие доказательства участия Демократической партии в этом деле? — подумал Арига. — Но зачем в таком случае Масагаки столь срочно встречаться с министром внешней торговли и промышленности Куросаки?”

Устав от предположений, Арига решил не ломать больше голову. ’’Если удастся связаться с Масагаки, все прояснится”.

Тем временем такси выехало на Восточную Гиндзу. Дождь лил все сильнее. Время от времени на востоке гремел гром и сверкали голубые мол­нии. Гроза была необычной для этого времени года.

В Павлиньем зале на первом этаже гостиницы уже начался прием.

В обувной промышленности наблюдался застой, она страдала от перепроизводства сапожек, бывших в моде год назад. Теперь фирма ’’Ямагива сёкай” предлагала новую модель: укороченные полусапож­ки — и сапоги и не сапоги, и ботинки и не ботинки. Фирма пыталась создать что-то новое, промежуточ­ное между привычными фасонами обуви. Естествен­но, новое изделие вызывало всеобщий интерес.

На банкете присутствовало много фабрикантов. Но какой-то всеобщий налет провинциальности и грубоватости отличал собравшихся в зале дельцов. Не дожидаясь окончания приема, Арига вышел в фойе и принялся разыскивать телефон. Набрал прямой номер политического отдела ’’Майнити симпо”, минуя коммутатор. На этот раз Синго Ма­сагаки был на месте.

—          Это я, — поздоровался Арига и спросил напря­мик: — Что, встреча на сегодня отменяется?

—          Извини, срочное дело...

—          Чрезвычайное происшествие?

—          Нет, — сдержанно ответил Масагаки.

—          Что-то происходит в правительстве?

—          Не знаю.

—          Хватит притворяться. Ты чего целый день ходил за министром Куросаки?

—          Ни за кем я не ходил!

Голос Масагаки дрогнул. Арига представил себе его элегантную фигуру. Масагаки всегда был изыс­кан и сдержан. А теперь его голос едва заметно дрожал.

—          Что-то серьезное? — сердито спросил Арига. — И ты не хочешь мне говорить?

Ответа не последовало. Даже по телефону чув­ствовалась напряженность, царившая в редакции.

Арига задумчиво уставился в потолок. Явно произошло какое-то событие чрезвычайной важно­сти! Масагаки обычно охотно открывал ему заку­лисную сторону политической жизни — тут, разу­меется, играло роль и то, что он не считал его, Аригу — редактора небольшой отраслевой газеты, — конкурентом. Но сегодня Масагаки упорно мол­чит, словно воды в рот набрал.

—          Ну, намекни хотя бы! — взмолился Арига. Пусть это не входит в сферу интересов его газеты, но он должен знать о подводных течениях политиче­ской и деловой жизни!

—          Что с тобой поделаешь... — нехотя согласился Масагаки. Наступило долгое молчание. Затаив дыха­ние, Арига опустил в автомат еще одну десятииенную монету и стал терпеливо ждать ответа.

—          Перечитай сегодняшние газеты! — наконец послышался в трубке деловитый голос Масагаки. — Вчера ночью на государственном шоссе номер четы­ре в префектуре Аомори произошло столкновение грузовиков. Вот тебе мой намек.

—          Столкновение грузовиков?! — забывшись, громко переспросил Арига.

—          Да, да! — И Масагаки положил трубку.

’’Что бы это могло значить?” — озадаченно спросил себя Арига и растерянно посмотрел по сторонам.

^[1] Управление национальной обороны.

^[2] Заведение с игральными автоматами.

^[3] Кукла, напоминающая ваньку-встаньку.

^[4] Квартал в Токио, где расположены правительственные учреждения.

7

8 часов 6 минут вечера. Следующий в столицу экспресс ’’Сакура” точно по расписанию отошел от станции Модзи.

Дождавшись, пока поезд тронется с места, Хиро- аки Исимори поднялся и стал собираться. Смутная, еще не осознанная вполне мысль беспокоила его. Когда вскоре после отправления со станции Хаката мимо него по коридору прошли двое, он по про­фессиональной привычке взглянул на их обувь — это были не обычные черные полуботинки, а корот­кие сапоги! Подошва из искусственного каучука соединялась с верхом без шва.

Все ясно — военная обувь. В обычных ботинках подошва пристрачивается к кожаному верху. Эти же сапоги целиком отливаются из синтетического кау­чука и подвергаются затем вулканизации. Такие сапоги отличаются повышенной прочностью и ис­пользуются как походное обмундирование в ’’вой­сках самообороны”.

’’Значит, молодчики из ’’войск самообороны!” — понял Исимори. Только одеты кто во что горазд — не похоже на солдат... Пиджаки на них обычные, сели в поезд в гражданском. Но зачем в таком слу­чае походные сапоги? Коль уж переоделись в граж­данское, то и ботинки тоже могли бы надеть обычные.

’’Силы самообороны”! Исимори вдруг припом­нились странные незнакомцы, которые, угрожая пистолетом, пытались отнять у него билет на стан­ции.

”А те двое? — задумался Исимори. — Если в его вагоне солдаты ’’сил самообороны”, значит, и эти, что преследовали меня, вероятнее всего, из той же компании...”

Он вспомнил, как реагировали они на появление Кёко Эми, и у него исчезли последние сомнения.

Да, они явно из ’’сил самообороны”. Отец Кёко — генерал Эми — в прошлом служил при штабе, и эти типы, очевидно, были у него в подчинении, вот и познакомились с его дочерью.

”В вагоне солдаты ’’сил самообороны”, и те двое явно пытались помешать мне сесть на поезд. Значит, вполне возможно, что они действовали по чьему-то приказу, — попытался логически размышлять Иси­мори. — Иначе не объяснишь их упорство... Мерзав­цы готовы были всадить мне пулю в живот!”

С того самого мгновения, как он случайно заме­тил сапоги проходивших по коридору пассажиров, Исимори потерял покой. Лежа на полке, он мучи­тельно пытался разрешить сомнения, теснившиеся у него в голове. Откупорив бутылку с виски, сделал несколько глотков, но никакого облегчения не пытал.

’’Очевидно, они скупили все билеты в первый ва­гон, но из-за ошибки компьютера три билета были проданы посторонним, один оказался у меня. Тогда они попытались ’’вернуть” билеты. Следовательно, они не желали, чтобы в первом вагоне были чужие. Почему? Зачем им понадобился целый вагон? Может быть, у них какая-то тайная цель? — подумал Исимори. — И они не хотят, чтобы об этом узнали гражданские лица? Но все равно, наглость их пере­ходит все границы. Ничто не может оправдать безза­коние. Подумать только, военные пытаются силой отобрать билет у корреспондента газеты! Они мог­ли застрелить меня! Интересно, какое начальство санкционировало бы подобные действия? А может, они не имеют никакого отношения к ’’силам само­обороны”? Тогда кто же они? Что с владельцами других билетов-’’двойников”? Удалось ли этим скотам завладеть их билетами?”

В памяти вновь всплыли фразы, которыми обменялись на станции Хаката его преследова­тели.

’’Неужели ей что-то стало известно?” — ’’Может быть”.

’’Что кроется за этими словами? Не таится ли тут опасность для самой Кёко Эми, похоже, проникшей в их тайну?”

Все смешалось в голове Исимори.

Он пил виски глоток за глотком, но совершен­но не пьянел.

’’Силы самообороны”... Билеты на экспресс... Кёко Эми... Мысли стремительными неоновыми вспышками проносились в его сознании. Он и ду­мать забыл про сон, про мечты и грезы.

”Пойду-ка я в вагон-ресторан, поужинаю...”

Когда поезд остановился на станции Модзи, Исимори встал с постели. Ресторан, кажется, в ше­стом вагоне. Вдруг по дороге удастся встретиться с Кёко Эми? Может быть, эта встреча прольет свет и на события минувшего дня, и на ее загадочное ис­чезновение...

У Исимори забрезжила слабая надежда. Но к ней примешивалось тяжелое, гнетущее чувство — ка­кой-то осадок после всего происшедшего с ним се­годня. Обычно решительный, Исимори медлил.

Чтобы успокоиться, он закурил.

В Модзи экспресс стоял довольно долго. Исимо­ри точно не помнил, но как будто здесь был пере­ход с линии переменного тока на линию постоянно­го. На Кюсю пользуются переменным, на Хонсю — постоянным, и электровозы типа EF-72 на этой станции меняют на EF-65. Из-за этого стоянка длит­ся пять минут.

Наконец поезд тронулся. Это словно подтолк­нуло Исимори.

Погасив сигарету, он сунул ноги в ботинки.

Вышел в коридор и пошел прямо к дверям. Проходя по коридору, быстро оглянулся назад.

На него никто не смотрел.

Похоже, все пятнадцать парней, задернув занавески на постелях, спокойно спят... Даже разгово­ров не было слышно. До жути тихая команда.

Он вышел в тамбур первого вагона.

В это мгновение Исимори инстинктивно почув­ствовал, что рядом кто-то есть. Из умывальника¹ вышли трое. Вздрогнув от неожиданности, Исимори замер. Один из незнакомцев внезапно бросился вперед и преградил ему путь. Широкоплечий, коренастый, лет тридцати. С угрожающим видом он стоял перед Исимори, не давая заглянуть ему через плечо. Правда, Исимори все же успел разглядеть стоявшего за ним человека, поддерживавшего за плечи третьего. У того в лице, перекошенном от боли, не было ни кровинки, глаза за стеклами оч­ков — закрыты.

¹ (В японском поезде туалет и умывальник раздельные.)

Каким-то шестым чувством Исимори догадался, что тот, который загородил ему путь, и другой, стоящий сзади в обнимку с человеком в очках, — те самые пассажиры, что недавно прошли мимо него по коридору. Третьего он видел впервые.

Стоявший поперек дороги незнакомец смотрел на Исимори тяжелым, немигающим взглядом.

Исимори невольно попятился.

— Не двигаться! — тихо приказал мужчина.

Исимори застыл на месте.

Второй, продолжая  прижимать  к себе человека  в очках, как-то бочком начал подвигаться к двери, а первый, стоя перед Исимори, по мере его переме­щения медленно поворачивался всем корпусом — так, чтобы журналист не мог ничего увидеть.

И все же перед Исимори несколько раз мелькну­ло лицо человека в очках. Он тихо постанывал. Руки его были плотно прижаты к животу, он весь скорчился, согнувшись почти пополам. На лице выступил липкий пот. Было видно, что он с трудом держится на ногах. Рука обнимавшего его спутника не могла удержать тела, оно безвольно поникло и раскачивалось, словно морская трава.

’’Что это? Приступ аппендицита?” — подумал Исимори. Непонятно... Незнакомцы явно прятали от него человека в очках. Если ему плохо, надо немед­ленно позвать кондуктора!

Второй мужчина явно намеревался проскольз­нуть в дверь.

Таща на себе скрюченное тело, он развернулся в тамбуре и приближался теперь к входу в первый вагон.

Стоявший в дверях Исимори явно был ему поме­хой. Мужчина, преграждавший Исимори путь, про­должал поворачиваться. Его глаза приказывали Исимори: ’’Убирайся отсюда!”

Исимори отошел в сторону.

Цепкий взгляд незнакомца не отрывался от него. В его взгляде Исимори заметил пляшущий злоб­ный огонек затаившегося зверя.

Он опустил глаза и увидел красную лужу, рас­ползавшуюся по полу. Кровавая жидкость проса­чивалась из умывальника. Судя по всему, человек в очках был ранен в живот.

Они застрелили его! По телу Исимори пробежала дрожь.

Он незаметно взглянул на человека в очках. Неожиданно голова раненого упала на грудь.

’’Мертв!” — Исимори вздрогнул.

В этот момент гаркнул стоявший перед ним муж­чина:

—          Иди, тебе говорят!

Исимори попятился.

—          Убирайся! Говорят тебе — иди! — рассвирепел незнакомец. — Если сейчас не уйдешь — застрелю!

—          Китадзава! — остановил его тот, что поддер­живал мужчину в очках.

—          Но, подпоручик Мацумия! — прохрипел тот, которого только что назвали Китадзавой.

’’Подпоручик Мацумия”? Офицер?

Затаив дыхание, Исимори остановился как вко­панный.

Мацумия впился в него взглядом_с Исимори впервые увидел — в непосредственной близости от себя — лицо Мацумии. Глубоко поса­женные глаза. Во всем облике — страшная напря­женность натянутой тетивы. Запавшие глаза налиты кровью.

Его лицо, казалось, кричало, подстегивало. Иси­мори весь сжался от этого беззвучного крика.

И все же успел отметить, что сделал Китадзаве знак глазами.

8

В этот миг что-то холодное, металлическое коснулось лица Исимори. 0.н увернулся, отпрянув в сторону. Страшный удар, миновав цель, пришел­ся в левое плечо. Исимори пошатнулся влево, едва не упав на пол.

Удар нанес Китадзава.

В правой руке он сжимал небольшой стальной предмет.

’’Пистолет!” — осенило Исимори. Это был автома­тический пистолет М-1911А-1, калибр 11,43 мм. Надежное оружие, поставляемое американцами, — один патрон в стволе и семь — в обойме.

’’Конечно, они из ’’сил самообороны”, — только и успел подумать Исимори, как с возгласом ’’скоти­на!” Китадзава начал приближаться к нему. Иси­мори слышал его яростное дыхание, ощущал едва сдерживаемую жажду убийства, исходившую от него.

Изготовившись к схватке, Китадзава медленно придвигался к Исимори. Движения его напоминали дикую кошку перед решающим прыжком.

Исимори уже не понимал, что происходит. И все же он сознавал, что Китадзава вряд ли решится выстрелить. "Он просто прибьет рукояткой пистолета! - мелькнуло в голове

на него. ”Он пытается ствия брошусь я в сторону или отступлю назад — И Иси­мори сделал легкое движение вбок

Китадзава прыгнул вперед. Он, очевно, решил, что выпад в сторону — обманный, на самом вое деле Исимори собирается броситься назад. Но он про­считался. Исимори резко отскочил в сторону, мет­нулся к двери и буквально влетел в соседний вагон.

Исимори рассчитал верно.

Согнувшись, он побежал по коридору второго вагона. Несмотря на то что поезд шел довольно плавно, Исимори бросало из стороны в сторону. Как на автомобиле, у которого отказали тормоза.

С трудом остановился в середине прохода. Не­ловко повернувшись, посмотрел назад.

Страх вновь охватил Исимори, ему почудилось, что Китадзава все еще преследует его.

"Если он только подойдет ко мне, — решил Исимори, — я позову на помощь. Кто-то же из пас­сажиров должен отозваться — ну, хоть один или двое. Сами не помогут, так по крайней мере позовут старшего кондуктора или проводника”.

Однако погони не было.

И тут только Исимори ощутил острую боль в ле­вом плече. Удар был зверский. ’’Слава богу, перело­ма, похоже, нет”, — поставил себе диагноз Исимори.

Возвращаться в первый вагон было нельзя. Оставалось двигаться только вперед. Исимори вошел в третий вагон.

Он внимательно ощупывал взглядом лица пассажиров, словно проверяя каждого из них. И хотя страх еще владел им, глаза уже напряженно искалиКёко Эми.

”Я — свидетель убийства, — подумал он. Теперь ему стала понятна сцена в тамбуре. Эти негодяи хо­тели втащить в первый вагон труп убитого. Убий­ство произошло, по всей видимости, в умывальни­ке. — Увидев меня, убийцы растерялись и решили вначале не трогать. Но потом, сообразив, что я все видел, поняли, что отпускать нельзя.

Верно, они хотели оглушить меня рукояткой пистолета, затащить в первый вагон и держать там. Словом, заткнуть рот. Но кто же убитый? Застре­лить человека в поезде — да это чистое безумие! Что они будут делать дальше?

Вывод напрашивается только один — существо­вали какие-то крайние обстоятельства, вынудившие их на убийство, на заведомое преступление. Но все равно, просто в голове не укладывается, как можно решиться на такое в поезде?! ’’Силы самооборо­ны” — часть государственной машины. Единственная в Японии легальная военная организация. Никакие обстоятельства не могут служить оправданием убий­ства, да еще в поезде, на котором едут мирные пассажиры, — недоумевал Исимори. — Может быть, они — все пятнадцать из первого вагона — дезертиры, а застрелили своего сослуживца, который вы­следил их?

Но зачем бы им дезертировать? Может, не вы° держали строгой дисциплины в     войсках? Нет, вряд ли... Среди них немало совсем зеленых, но все же больше трети — люди зрелого возраста, осмотрительные и разумные. Вряд ли это простое бегство...

А может, мятеж? За неподчинение командирам их хотели отдать под трибунал, как в старой армии, и они бежали? Что-то непохоже — слишком слаженны их действия. В вагоне никакого беспорядка. Какая- то неразбериха! — Исимори покачал головой. — Сплошные загадки!”

Незаметно для себя он очутился в пятом вагоне. Следовательно, он уже прошел и третий, и четвер­тый, но Кёко Эми так и не было нигде — если только она не скрывалась за занавеской...

“Что же делать? — прошептал Исимори.— Понят­но только одно — это убийство. Неизвестно, что они сделают с трупом. Но, уж во всяком случае, меня, свидетеля преступления. они постараются убрать поскорее. Преступники будут тщательно следить за мной. Потом в подходящий момент заставят замол­чать — навсегда... Эти типы прошли прекрасную боевую подготовку. Так сказать, профессиональные убийцы. Специальными приемами слежки владеют виртуозно. Так что пытаться улизнуть бесполезно”.

Во что бы то ни стало — сойти с поезда! Но во время движения двери экспресса не открываются. Значит, на ходу не спрыгнешь.

Исимори мысленно перелистал железнодорожное расписание. Следующая станция — Симоносэки. Прибытие около 8.15.

Он взглянул на часы. 8 часов 10 минут. До оста­новки менее пяти минут. Задумался.

’’Мои намерения разгадать не трудно. Надо быть готовым ко всему. Они постараются задержать меня”.

Исимори почувствовал себя в ловушке. Быстры­ми шагами он прошел в вагон номер шесть. Вошел в ресторан.

Там было яблоку некуда упасть: ни одного свободного места. Открыл дверь следующего ва­гона. Подумал, что до того, как он сойдет в Симоно­сэки, надо бы встретиться с Кёко Эми. Он вовсе не собирался воскрешать былое. Только хотелось узнать, что это за зловещая команда, захватившая весь первый вагон. ”Да что мне в этом", - вдруг за­колебался Исимори. Что он сможет сделать, если даже и выяснит, кто они? И без того понятно, что это не обычные люди. Куда направляются — неиз­вестно, но ясно как божий день, что здесь затевается подлость.

”Все-таки сойду, — пробормотал он про себя. — В редакцию опоздаю, но ничего не поделаешь...” Подумал о сумке, брошенной на постели, и тут ему вспомнились громоздкие рюкзаки, которые грузили в вагон на станции Хаката.

’’Что в них?”— перед глазами скользнула черной птицей зловещая тень.

Исимори стало не по себе.

Одиннадцатый вагон, двенадцатый. Кёко Эми не было.

Исимори отворил дверь в тамбур между двенад­цатым и тринадцатым вагонами. Надо найти старше­го кондуктора. Он расскажет ему об убийстве и попросит проводить в первый вагон, забрать сумку. Сойдет же не в Симоносэки, а позже — в Убэ или Огори.

Исимори решил изменить первоначальный план. Проще всего — убежать, поджав хвост, словно трус­ливый побитый пес.

’’Поезд прибывает на станцию Симоносэки. Стоянка — четыре минуты”, — послышалось из реп­родуктора.

В поисках старшего кондуктора Исимори доб= рался до тринадцатого вагона.

Но, едва ступив в коридор, застыл от неожидан­ности.

—   Кёко! — словно в забытьи прошептал Исимори.

9

—               Ни черта не понимаю! — простонал Коитиро Арига, отодвигая газетную подшивку. Машинально сунул в рот сигарету. Взял зажигалку, закурил и снова задумался: дело-то пустяковое, столкновение двух грузовых машин!

Поудобнее уселся на диване и проводил взгля­дом уплывающее кольцо дыма.

—         

—         

—         

—         

—         

—                  

—                  

—                   .

—                  

—                  

—                  

—                  

—                  

—                  

—                  

—                  

—                  

—                  

—                  

—                  

—                  

—        

—        

^[1] Жест, обозначающий любовника.

10

—       

—       

—       

—       

—       

—       

—       

—       

—       

—       

—       

—       

—       

—       

11

—        

—        

—        

—       

—       

—       

—       

—       

—       

—       

—       

—       

—       

—       

—       

—       

—       

—       

—       

—       

—       

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

— 

— 

Часть вторая ПРОПАВШИЙ ПОЕЗД

 1

—      

—      

—      

—      

 2

— 

— 

— 

— 

— 

— 

— 

— 

— 

— 

— 

— 

— 

— 

— 

— 

— 

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—      

—      

—      

—      

—      

—      

—      

—      

—      

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

3 

1)         

2)         

3)         

4)         

4

—    

—            

—            

—            

—             и решили запереть ворота императорского дворца, блокировать штаб-квартиры прогрессивных партий, профсоюзов...

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—           

—           

—           

—           

—           

—           

—           

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

^[1] Офицерский путч в 1936 году.

5

—       

—       

—       

—       

—       

—       

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—       

—        .

—       

—       

—       

—       

—        

—        

—        

—        

^[1] Район фешенебельных особняков в Токио.

6

7

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—  

—  

—       

—       

—       

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—            

—            

8

9

10

¹ Средневековый способ самоубийства.

11

12

13

14

11.29   

15

, ’’инцидент отряда боже­ственных солдат”, ’’инцидент 26 февраля”, - и все они были подготовлены крайне небрежно. Заговор­щики весьма смутно представляли себе, по какому пути пойдет Япония в случае их победы.

10.30   

—      

—      

—      

^[1] Попытка путча, совершенная пятнадцатого мая 1932 года молодыми офицерами флота совместно с выпускни­ками военной академии. Мятежники атаковали правитель­ственные учреждения, Банк Японии, штаб-квартиру партии Сэйюкай, убили премьер-министра Инукаи. Мятеж был подавлен.

^[2] План государственного переворота, который разраба­тывался правыми националистами во главе с Торао Амано, раскрыт в июле 1933 года. Заговорщики были арестованы, но в 1941 году освобождены.

16

—      

—      

—      

—      

—      

—      

—       

—       

—       

—       

—       

—       

—       

—       

—       

—       

—       

—       

—       

—       

—       

—       

—       

—       

—       

—       

—       

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

17

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

—        

18

—        

—        

—        

19

Часть третья  ПОХОРОНЫ СО СВАСТИКОЙ

1 

В темноте раздался выстрел.

’’Очевидно, экспрессу дан сигнал остановить­ся, — лихорадочно подумал Исимори.— Кто мог это сделать? По-видимому, отряд ’’сил самообороны” окружил поезд, чтобы арестовать мятежников”.

В вагоне все замерло, но это была какая-то необычная, до жути напряженная тишина, готовая вот-вот взорваться.

Зверь, приготовившись к прыжку, затаил дыха­ние. Вот что означала эта тревожная тишина. Как же осторожно должны действовать окружившие поезд солдаты!

Весь экспресс ’’Сакура” представлялся Исимори бомбой замедленного действия. Бомба на колесах, бомба огромной взрывной силы, способная спустить в преисподнюю всю Японию.

Сейчас сработает детонатор этой адской машины.

”Не стреляйте! Подумайте о пассажирах! Они ни в чем не повинны!” — чуть не закричал Иси­мори.

Поезд по-прежнему стоял на месте. За окном густела тьма.

Раздался одиночный выстрел, и снова наступила тишина.

С момента остановки экспресса прошло уже минут пять. Сколько будет длиться это молчаливое противостояние?

Внезапно зарябило в глазах: ослепительные пятна замелькали во мраке. Подобно огням рыбацких лодок, кружки света растянулись вдоль горизонта, мерцая и колеблясь. Прямо в глаза ударил яркий луч света — Исимори невольно зажмурился. Проис­ходило что-то важное.

’’Поезд оцеплен, — подумал Исимори. — Что это?” — Он попробовал открыть глаза, пытаясь обнаружить источник света, но ничего не увидел. Поток жгучего света лился прямо в окно вагона, и там стало светло как днем.

Исимори часто заморгал. По мере того как к нему возвращалась способность видеть, он стал раз­личать и источник света. Это была мощная прожек­торная установка. У самых путей стоял генератор, рядом с ним виднелся силуэт танка.

Исимори вгляделся — танков было несколько.

Два, три...

Исимори различил контуры по меньшей мере че­тырех танков, двигавшихся к железнодорожным путям.

Исимори сразу узнал их — танки типа 61, оте­чественного производства. Вес — тридцать пять тонн. Экипаж — четыре человека. Пулеметы — тяжелый и легкий, плюс 90-миллиметровое орудие. Максималь­ная скорость — сорок пять километров в час. Это был средний танк, воплотивший в себе все достиже­ния мировой танковой промышленности, гордость ’’сил самообороны”.

Они походили на огромных крабов с длинными усиками. И тянулись усики сюда, к поезду. Четыре чудовища угрожали экспрессу.

’’Орудия установлены прямой наводкой на поезд”, - подумал Исимори. Если поезд двинется, они расстреляют его бронейбойными и кумуля­тивными снарядами. Поезд взорвется. Видно, они намерены беспощадно расправиться с пре­ступниками. Но и у мятежников есть оружие! И они сражаются за ’’чистоту политики” и ’’народное благополучие”.

”Да, отбить поезд будет нелегко. Здесь нужно немалое мужество, — подумал Исимори. — Попал в переделку”.

К нему подошла Кёко Эми.

—          Заговор раскрыт полностью, — сообщила она.— У заговорщиков осталась только ’’Сакура”, да и она окружена. Прости, — Кёко уныло понурилась, — что не предупредила тебя...

—          Что ты... — пробормотал Исимори, но острая игла кольнула сердце. Он подумал: стоило Кёко хоть одним словечком, одним жестом предупре­дить его тогда, на станции Хаката, перед посадкой на поезд, и не было бы этого кошмара. Спал бы он сейчас крепким сном где-нибудь в гостинице Фу­куоки. Не мучали бы его жуткие сны, не блуж­дал бы он сейчас в непроходимом лесу неизвест­ности...

В ушах еще звучал рассказ Кёко. Рассказ, кото­рый начался со слов: ”В тот вечер, пять лет тому назад...”

Вслушиваясь в этот голос, Исимори разглядывал силуэты танков. За ними стояли солдаты.

Казалось, что все в поезде и вокруг него затихло, замерло. Противники настороженно вглядывались друг в друга. Но он знал, как обманчива эта мертвая тишина, знал, что под пологом ночи идет непрекра- щающееся движение, — движение, которое окон­чится взрывом. Но он вновь и вновь повторял про себя исповедь Кёко Эми...

 2

—          ...В тот вечер, пять лет тому назад, — начала Кёко, — я уже подошла к метро на улице Отэмати, как вдруг у входа на линию Маруноути меня оклик­нул какой-то мужчина. Он назвался подчиненным отца, сказал, что отец попал в аварию и его отвезли в госпиталь в Синдзюку. Он посадил меня в маши­ну, сказав, что довезет до госпиталя. В машине сидело еще трое...

—          А я ждал тебя в это время в ресторане, в Роппонги...

—          Я собиралась позвонить тебе из госпиталя!

—          И не позвонила. Почему?

—          Я не смогла. Потому что машина привезла меня не в Синдзюку, а на какую-то квартиру в Ха- радзюку. Только тогда-то я поняла, что этот человек обманул меня.

—          Почему ты не попыталась бежать?

Кёко безнадежно покачала головой.

—          Меня держали взаперти...

—          Чтобы шантажировать твоего отца! Ведь он вел тогда расследование.

—          Да, они боялись, что раскроется тайна плана ’’Булл”. Первую неделю они держали меня в этой квартире. Следили за каждым моим шагом, и я ничего не могла предпринять. Только сквозь щель в занавеске я рассмотрела, что дом находится на улице Омотэ-Сандо, рядом с греческим посольст­вом. А квартира — на седьмом или восьмом этаже...

—          Они вели переговоры с отцом? Значит, он отверг их требования. Так генералу Эми была известна причина исчезновения дочери...

—          Да. — Кёко отвела глаза. У губ залегли горест­ные морщинки.

—          Словом, генерал Эми остался верным долгу и принес дочь в жертву. Ты, наверно, ненавидишь его? — сказал Исимори и тут же пожалел.

—          Отец считал, что все предначертано судьбой...— Кёко сжала губы. — После войны он стал все объяс­нять этим и никогда не роптал. В молодости отец поклялся посвятить свою жизнь армии. Но война кончилась, и армии не стало. С тех пор отец считает, что он не живет, а только доживает остаток своих дней. Еще молодым он распрощался с жизнью.

—          Но ведь он же дослужился до бригадного гене­рала в ’’войсках самообороны”! — все же не удер­жался Исимори, хотя понимал, что разговор об этом не имеет смысла.

—          Как знать, об этом ли мечтал отец.

Исимори задумчиво нахмурился. Перед ним воз­никла фигура Тамэитиро Эми, его суровое лицо самурая. Может быть, Кёко права, и в ’’силах самообороны” действительно немало подобных ему старых военных. Какими глазами смотрел Тамэити- ро Эми на послевоенную жизнь? Наверное, многое он не мог принять. Но горький опыт довоенных лет напоминал ему, что бывает, когда армия вмешивает­ся в политику. Вот почему его так взбесили без­рассудство и самоуверенность молодых офицеров, разработавших план военного переворота. Можно только представить, с какой одержимостью взялся он за это дело. А ведь многие сомневались в успе­хе... Возможно, он поклялся посвятить расследова­нию всю оставшуюся жизнь.

Но негодяи похитили единственную дочь бригад­ного генерала, надеясь, что он отступит. Нетрудно представить, что пережил Тамэитиро Эми, когда принимал решение. И все же он выбрал не дочь. Он, старый кадровый военный, остался верен себе — государство для него было важнее судьбы отдель­ной личности. Но жертва оказалась напрасной. Он так и не добился правды* Докладную записку, стоившую так дорого, положили под сукно. Дочь была потеряна навсегда...

Что же произошло с Кёко, когда кончился ее ’’домашний арест”?...

—          Через неделю после похищения меня освободи­ли, — ответила она.

—          Почему ты не вернулась ко мне?

—          Зачем...

—          Почему?!

—          Фудзисаки меня...— выдохнула Кёко и заку­сила губу.

Исимори почувствовал, что кровь отливает от его лица. Он догадался, что хотела сказать Кёко. ’’Фуд­зисаки взял ее силой!”

—          Я уехала с Фудзисаки. Мне было тогда все рав­но. Слишком сильна была обида на отца, который пожертвовал мной ради службы. К тебе я тоже не считала себя вправе вернуться. Отныне все за меня решали другие. Деваться мне было некуда. И я уеха­ла с Фудзисаки. Но я не виновата...

—          Где вы жили?

—          Фудзисаки служил тогда в штабе 9-й дивизии, в Аомори. Спустя год после докладной записки отца Фудзисаки ушел со службы. Он вернулся на ро­дину, в Фукуоку. Я осталась вместе с ним* Что я еще могла сделать?..

—          Ты вышла за него замуж?

—          Замуж? За Фудзисаки?

—          Тогда как прикажешь его называть — любов­ником?

Кёко слегка скривилась, словно неохотно под­тверждая это.

—          Фудзисаки угрожал тебе?

—          Мы слишком много знали об их секретах — отец и я. Фудзисаки собирался держать меня заложу ницей долгие годы, чтобы отец никогда не выда;Г тайны ’’плана быка”. Он грозился убитъ меня, если отец проговорится.

—          Значит, отец знал, что ты жива?

—          Наверно, знал...

—         Напиши я хоть одну строчку, с тобой было бы кончено... ’’Несчастный” случай. За мной постоянно следили и в Аомори, и в Фукуоке.

—         А что ты делала в Фукуоке?

—         Держала бар — в Хигаси-Накасу. Вчера вечером я ехала на машине в бар и увидела тебя. Сначала подумала, что обозналась, а потом поехала следом и поняла, что это все-таки ты... Ты вошел в гостиницу, потом сразу вышел и отправился на станцию Хаката.

—         Я пошел за билетом на ’’Сакуру”...

—         Да, я знаю

—         Следила за мной?

—         Да, — кивнула Кёко, — я страшно испугалась, когда увидела, что ты купил билет в первый вагон.

Какая злая насмешка судьбы!

—         Так ты знала, что Фудзисаки и его дружки по­едут в первом вагоне?!

—         Я не хотела, чтобы ты оказался на ’’Сакуре”. Поэтому сегодня утром я рассказала о тебе Фудзи­саки. Я была просто в отчаянии.

—         Так вот почему за мной следили! Они тут же пронюхали и о жене!

—         Но ты все же прорвался к экспрессу.

—         Потому что на вокзале увидел тебя.

—         Я так волновалась за тебя...

—         Так уж за меня? — неожиданно вырвалось у Исимори. — Ведь ты заодно с Фудзисаки!

—         Можешь считать, как тебе угодно, — обиженно отвернулась Кёко. — Я не могу заставить тебя ду­мать так, как бы мне хотелось. Но поверь, я места себе не находила. Я даже не помню, как очутилась в поезде.

—         Значит, ты знала о планах Фудзисаки и его дружков...

—         Он, конечно, никогда ничего мне не рассказы­вал. Но я знала. Хоть и взаперти, но прожила я с Фудзисаки целых пять лет. Все эти годы я презирала его. Сколько раз я хотела убежать и жить одна. Я много раз порывалась сделать это, но не посмела. Я могла повредить и тебе, и отцу...

Голос Кёко звучал глухо, но с неожиданной си­лой.

—         Когда вчера вечером я случайно увидела тебя в Хигаси-Накасу, мне захотелось кончить с этим. Мне стало все равно — что будет с отцом, с тобой, со мной. Я решила поставить точку — любой ценой. Потому что больше так не могла. Вот что я хотела тебе сказать...

—         Ты больше никому не рассказывала об этом?

—         Только тебе! Только тебя я хотела предупре­дить. Только о тебе волновалась. Но когда увидала тебя в поезде, не могла вымолвить ни слова. Сама не знаю почему.

Слезинка, повиснув на ресницах, скатилась по щеке Кёко.

Исимори молчал. Слова порой бывают не нужны.

Многое в рассказе Кёко казалось противоречи­вым, непоследовательным, но именно поэтому он безотчетно поверил ей. Он задумался. Вряд ли Кёко испытывала к Акимасе Фудзисаки только нена­висть. Когда мужчина и женщина живут пять лет под одним кровом... Исимори ощутил это особенно ост­ро, когда вспомнил о Тиаке. Нечто жестокое, непод­властное их воле вторглось между ним и Кёко, раз­метав их в разные стороны.

Исимори сравнил нынешнюю Кёко Эми с девуш­кой, которую он встретил в Кито. Да, мало что оста­лось от прежней Кёко. Разве что красивые грустные глаза. Только грусти, пожалуй, прибавилось...

Он вспомнил, с какой странной затаенной нежно­стью смотрел на Кёко Фудзисаки. Но ни словом, ни жестом не выдал себя, не показал, что они — не чу­жие друг другу...

У Исимори перехватило горло.

— Будь они прокляты! — пробормотал он.

’’План быка”... чистейшее безумие!

Да. Все поведение,мятежников подтверждает это. Зверские убийства, захват поезда... Люди для них не более чем средство для достижения цели. Какими бы прекрасными идеалами они ни оправдывали себя, то, что делают, - чудовищно! Люди - не куклы. Нельзя так обращаться с ними!

—          Я рада, что мы встретились... - повернулась к нему Кёко. Исимори верил и не верил. Теперь их разделяла бездна.

—          Мы несемся с тобою сквозь мглу к неизвест­ности... — неожиданно словно пропела девушка.

И волна грустной сентиментальности захлестнула Исимори. Поезд, летящий сквозь ночную мглу.

Где будет конечная остановка? Но они вместе — до конца. В этом была какая-то странная прелесть. Невзирая ни на что...

3

Неожиданно мысли Исимори прервали.

К нему неслышно подошел сержант Сима. Исимо­ри вздрогнул от неожиданности, когда Сима загля­нул ему в лицо. Все тот же омерзительный взгляд.

Исимори не стал отводить глаза.

И тут Сима вдруг подмигнул, явно подавая ка­кой-то знак. Исимори недоуменно уставился на сержанта.

Нарочито громко Сима сказал:                                            

—          Что, в туалет? Ладно, поднимайся!

—          Какой туалет? — совсем растерялся Исимори.

Сима снова заморгал. Исимори, ничего не пони­мая, поднялся с места.

—          Пойдешь со мной, — повторил Сима, и Исимори * ничего не оставалось, как выйти в коридор. Сержант шел сзади. Исимори опять вспомнил его глаза в мо­мент убийства проводника. Леденящий взгляд через прорезь прицела. Плотно сжатые тонкие губы.

Они вышли за дверь. На площадке никого не ока­залось. Исимори оглянулся. Дверь за его спиной автоматически закрылась.

Сима слегка отстал, но мгновенно нагнал Исимо­ри, не давая ему ни малейшей возможности выр­ваться из-под охраны. Просто поразительная реак­ция!

—          Не трусь, — приглушенно проговорил Сима.

Исимори не мог прийти в себя от изумления.

—          До Токио что-нибудь придумаем. — Сима под­толкнул Исимори к туалету. Видимо, он опасался, как бы кто-нибудь не заметил их.

—          Мне нужна твоя помощь! — торопливо продол­жил Сима. — Ничего плохого я тебе не сделаю. Согласен?

От неожиданности Исимори утратил дар речи.

Сима снова сбивчиво зашептал:

—          Держи при себе. Может, пригодится. — Какой- то твердый предмет скользнул в правый карман. Исимори ощупал его, но не понял, что это.

Сержант Сима покосился на Исимори, снова под­мигнул ему и неожиданно громко закричал:

—          Долго не задерживайся, сразу же выходи. И не вздумай запираться! — и затолкнул Исимори в туалет.

Как только закрылась дверь, Исимори сунул руку в карман.

Что-то тяжелое...

Пистолет. Пистолет-автомат М-1911-А-1, калибр 11,43, вес около килограмма.

’’Кто он, этот Сима? И зачем мне пистолет?..”

В дверь забарабанили, послышался голос Симы:

—          Сюда идут!.. Быстрей выходи!

Когда Исимори вернулся в купе, он услышал за дверью громкий топот. Вошли четверо.

Впереди шел подпоручик Мацумия, за ним двое незнакомых мужчин. Обоим было лет пятьдесят. Их конвоировал молодой парень с карабином. Исимори видел его в первом вагоне.

Очевидно, парламентеры. Первый вагон мятежни­ки превратили в штаб. И эти двое пришли сюда, вероятно, для переговоров с командиром — быв­шим подполковником Фудзисаки.

Четверо прошли по коридору.

Исимори прислушивался.

Звук шагов умолк.

—          Бригадный генерал Токунага и полковник Такаяма, из 13-й дивизии, — представил вошедших подпоручик Мацумия.

’’Значит, поезд окружен войсками 13-й диви­зии”, — заключил Исимори. Штаб дивизии находится в городке Кайда уезда Аки, неподалеку от хиросим­ского порта.

—          Весьма рад, — послышался голос Фудзисаки, как всегда бесстрастный и холодный.

—          Ваш план не удался, — сказал один из пришед­ших. Взволнованный голос. Очевидно, говорил пол­ковник Такаяма. — Все мятежные части из Титосэ, Хиросаки, Канадзавы и других районов пере­хвачены.

—          И что же?

Это уже голос Фудзисаки.

—          Мы предлагаем вам сдаться.

—          Сдаться?!

—          Прикажите своим солдатам немедленно сло­жить оружие и сойти с поезда.

—          Мы отказываемся подчиниться.

—          Захват поезда вам не поможет.

—          Это вы так думаете.

—          Что вы намерены делать? Идти напролом до Токио?

—          На этот вопрос я отвечать не намерен.

—          Ваши действия безрассудны...

—          Мы по-разному смотрим на вещи.

—          Вы допустили серьезный просчет.

—          У нас разные взгляды.

—          Послушайте, в поезде пятьсот пассажиров, которые не имеют к вам никакого отношения. Ка­кое вы имеете право рисковать их жизнью?

—          Ничего не поделаешь.

—          Неужели вы собираетесь держать заложника­ми всех пассажиров? Ведь возможны жертвы.

—          Это будет зависеть от вас.

—          Что вы хотите сказать?

—          Жертв не будет, если вы не станете мешать нам. Мы намерены действовать до конца, по плану.

—          Ваш план провалился.

—          Не все потеряно. Мы знали... найдутся трусы, которые сразу же капитулируют. Но мы и это пре­дусмотрели.

—          Вас только тридцать пять человек. Что вы мо­жете сделать, даже если доберетесь до Токио? — вме­шался второй.

’’Бригадный генерал Токунага”, — подумал Исимори.

Он заглянул в коридор. В глубине его толпились люди. Он увидел спины парламентеров. За ними мелькнуло лицо Фудзисаки, который был выше ростом. Стекла его очков поблескивали в свете мощных прожекторов, направленных на поезд.

—          Даже если вам удастся пробиться в Токио, что вы сможете сделать? — увещевающим тоном пов­торил бригадный генерал Токунага.

—          Будем действовать, как намечено. И только, — с холодной усмешкой ответил Фудзисаки.

—          Но это же безумие! — воскликнул полковник Такаяма. Чувствовалось, что он с трудом сдер­живается.

’’Плохо дело, — подумал Исимори. — Парламенте­ры волнуются”.

—          Так вот. Дальше поезд пойдет без остановок, — спокойно заключил Фудзисаки. — Больше не делай­те глупостей. Не вздумайте снова останавливать поезд.

—          Это мы делаем глупости?! — возмутился пол­ковник Такаяма.

—          Не вздумайте подстроить крушение, пустить поезд под откос. Он начинен боеприпасами. Если они взорвутся... — Фудзисаки явно догадывался о намерениях противника и постарался предвосхи­тить их.

—          Мы вовсе не собираемся, — пробормотал один из парламентеров.

—          На этом переговоры закончены. Извольте по­кинуть поезд, — сказал Фудзисаки.

—          Вы забываетесь, подполковник! Пора вам прийти в себя! — Полковник Такаяма шагнул к Фудзисаки. Момент был критическим, но стоявшие за спиной Такая мы Мацумия и Сима удержали его.

—          Поймите, вас постигла неудача. Я даже отчасти сочувствую вам, — продолжал уговаривать бригад­ный генерал Токунага. — Мы не станем обращать­ся с вами, как с преступниками. С полной ответст­венностью я обещаю вам свою помощь.

—          Самурайское благородство? — усмехнулся Фудзисаки. — Оставьте эту сентиментальную болтов­ню при себе. С нами это не пройдет. Мы завершим дело по-своему.

Спор между Токунагой и Фудзисаки затянулся. Как быть с поездом — пойдет он дальше или останет­ся на месте? Обе стороны упорствовали, и все яснее становилась тщетность пререканий. Наконец Фудзи­саки не вытерпел:

—          Убирайтесь, иначе мы вас здесь же поставим к стенке!

Фудзисаки посмотрел на парламентеров — это был взгляд судьи на ринге, отсчитывающего боксе­ру в нокдауне последние секунды. Ни на минуту этот человек не терял самообладания.

Миссия парламентеров закончилась безрезуль­татно.

Бригадный генерал Токунага и полковник Такаяма в сопровождении подпоручика Мацумии двину­лись к выходу. Пассажиры, по-видимому, уже почувствовали что-то неладное. Многие проснулись и ходили по вагонам, пытаясь выяснить, что проис­ходит. Отголоски этой суматохи доносились и до первого вагона.

Парламентеры покинули поезд, ’’Сакура” снова тронулась в путь.

Исимори опять повернулся к окну. За стеклами _i проплыли тени танков. Погасли  огни прожекторов, перестало слепить глаза.

Что они собираются делать с поездом? Фудзиса­ки сказал, что они пойдут напролом. Пассажиры — заложники... Но что они будут делать в Токио? По всему видно, что мятеж полностью подавлен. Что же может горстка военных — тридцать пять че­ловек? Неужели они утратили чувство реальности? Или это безрассудство отчаяния? Нет, непохоже. Слишком хладнокровно держался подполковник Фудзисаки, не поддался на уговоры. Не растерялся, не испугался...

Фудзисаки и его сподвижники столько лет лелея­ли свою мечту. Видно, они разработали несколько вариантов на случай неудачи. Неизвестно, предусматривался ли захват поезда, но вполне вероятно, что они действуют сейчас в соответствии с планом, Исимори терялся в догадках, вглядываясь в дремлющую за окном поезда ночь.

В окне отразился профиль Кёко.

Во время переговоров между Токунагой и Фуд­зисаки она не проронила ни слова. Она не могла не слышать их разговора, но ни одна черточка в ее лице даже не дрогнула.

Что чувствует теперь Кёко по отношению к Фуд­зисаки? А Фудзисаки, что испытывает он?

”А ты сам как относишься к Кёко? — спросил себя Исимори. — Пять лет назад, 19 февраля, нас с Кёко разметала в разные стороны жизнь. А теперь мы оба уже не те, что пять лет тому назад. Вот Кё­ко — это она и словно не она. Вероятно, и меня она видит иным. План мятежа сломал жизнь и у меня, и у Кёко. Нам уже не вернуть прошлого”, — подумал Исимори, и от сознания невозможности обратить время вспять ему сделалось невыразимо горько.

Это было даже не отчаяние, а какое-то странное ощущение бессмысленности всего происшедшего.

”Но как бы то ни было, — думал Исимори, — пока ’’Сакура” в их руках, нам с Кёко быть рядом. Мы связаны теперь одной веревочкой”.

Даже сердце его билось теперь как-то иначе. Исимори сознавал, как мало он думает сейчас о Тиаки. Вечера, которые он проводил с женой в своей квартирке, с раздражением вслушиваясь в звуки капающей воды, казались воспоминанием далекого прошлого.

Он тщетно вновь и вновь пытался разобраться в собственных чувствах, потом оставил эти попытки и снова стал любоваться профилем Кёко в оконном стекле. Неожиданно его охватило такое страстное желание обнять ее, что даже закружилась голова.

’’Нашел время!” — обругал он себя.

Ему не давала покоя загадка — поведение Симы. Мало того что он предложил действовать заодно, он дал ему пистолет! В чем тут дело?

Сима не заговорщик. В этом можно быть уве­ренным. Он сказал: придумаем что-нибудь, но что ему нужно от Исимори? Какой помощи?

Исимори поискал взглядом сержанта. Тот стоял в проходе, невозмутимо глядя перед собой. Очевид­но, Симе приказали охранять Фудзисаки. Когда их взгляды встретились, на лице его не отразилось ни­чего, как будто он и не видел Исимори.

Исимори вздохнул. В этот момент откуда-то сверху заговорил репродуктор.

—          Господа пассажиры! Прослушайте объявление. К вам обращаются представители ’’сил самооборо­ны”. С настоящего момента мы приступаем к сек­ретным действиям с целью выполнения важного задания. Поезд по расписанию сделает остановки в Осаке, Киото, Нагое и так далее, но двери откры­ваться не будут. В связи с этим вы не будете иметь возможности сойти с поезда до конечной остановки в Токио...

Четкий молодой голос. Вежливые обороты речи, но в голосе — твердая решимость.

—          ...Вы не сможете сойти с поезда, взамен мы га­рантируем полную безопасность и жизнь. Мы реко­мендуем вам, следуя нашим указаниям, сохранять спокойствие. Просим также иметь в виду, что в слу­чае беспорядков мы будем вынуждены принять строгие меры. Повторяю. К вам обращаются пред­ставители ’’сил самообороны”...

4

Заглянув в окошко такси, Арига ахнул: ”Да это же Сайко!” Приникнув к окну, он внимательно раз­глядывал женщину на заднем сиденье машины, ос­тановившейся впереди. Без сомнений, это Сайко Накатами.

’’Как оказалась здесь хозяйка ’’Марса”? Ведь се­годня она вылетела из Ханэды в Аомори?!”

Зажегся зеленый свет.

— Гони за той машиной! — крикнул Арига шоферу. Удивленный внезапной переменой маршру­та, пожилой таксист обернулся, но тут же словно подстегнутый рванул машину за удаляющимся такси.

Это было в Харадзюку, на перекрестке улиц Мэйдзи и Омотэ-Сандо. Машина с Сайко мчалась по улице Мэйдзи в направлении Сэндагая.

’’Сайко, наверно, возвращается к себе на квар­тиру в Итигая”, — подумал Арига. — Но откуда она взялась? Забрала останки своего любовника — пол­ковника Ногами, сгоревшего на государственном шоссе номер четыре в Аомори, — и сразу же верну- лась в Токио? А может быть, поездка в Аомори была лишь для виду?”

Интуиция подсказывала Ариге, что встреча с Сайко поможет ему узнать что-то важное.

Арига довольно усмехнулся. Пусть случайно, но наконец-то он наткнулся на важный источник информации.

Он припомнил, сколько ему пришлось крутиться сегодня по городу. Он даже направился было на такси к особняку Годзо Охаты в Нампэйдай, в Сибуя, но ведущая туда улица Тамагава оказалась перекрытой полицейским отрядом на участке Сакураока—Икэдзири. И очевидно, не только Тамагава, но и все остальные улицы и переулки, ведущие к Нампэйдай.        

Отпустив такси в Сакураоке, Арига подошел к полицейскому:  

—         Я живу здесь. Пропустите меня. — Однако по­лицейский отказал ему наотрез. Тогда Арига напра­вился к другому полицейскому. Сказавшись журна­листом, он снова попросил пропустить его, но и на этот раз встретил неумолимый отказ.                              

Полицейские принялись разгонять собравшуюся толпу. Они образовали вокруг Нампэйдай плотное кольцо, сквозь которое и мышь не шла бы про­шмыгнуть .

Аригу постигла та же участь, что и остальных зе­вак. Отказавшись на какое-то время от мысли про­никнуть в Нампэйдай, он вернулся к прввокзальной площади и позвонил из автомата Масагаки, в редакцию ’’Майнити симпо”.

—         Ничего не получается. К особняку Охаты не подойти, — сообщил он Масагаки

В трубке послышалось сердитое хмыканье:

—          А я что могу сделать?

—          Как развивается обстановка?

—          Толчки стали тише.

—          Средней силы?

—          Во всяком случае, очагов уже не так много. По последним сведениям, сейсмические волны сли­лись.

—          Что-то больно мудрено...

—          Волна землетрясения движется с Кюсю в на­правлении столицы. Самое скверное, что может воз­никнуть цепная реакция, которая приведет к силь­ному землетрясению в самом Токио.

—          С Кюсю в направлении столицы?

Вместо ответа Масагаки поспешил изменить тему разговора:

—          Однако ты рьяно взялся... Ты и вправду соби­раешься писать об этом?

Арига кивнул.

—          Посвятишь землетрясению весь номер своей обувной газеты?

—          Да.

—          Но ведь твоя газета может прогореть...

—          Что ж, должен же кто-то сказатьправду!

—          Это рискованно... Моей газете такое не под силу. Как бы не вышло то же самое, что с телеграм» мой ЮПИ, — саркастически заметил Масагаки и, посоветовав: ’’Будь осторожен!” — поспешно поло­жил трубку. Очевидно, кто-то подошел к его столу.

’’Движется с Кюсю в направлении столицы...” — эти загадочные слова Масагаки продолжали звучать в ушах Ариги. Решение загадки он нашел быстро. По всей вероятности, речь шла о поезде с мятежни­ками, который двигался в направлении столицы.

Что за поезд?

’’Жаль, — подумал он, — нет при себе железно­дорожного расписания”. Тогда Арига позвонил за­ведующему коммерческим отделом Ядзуми, жившему в районе Осиагэ.

Поднятый среди ночи с постели, сонный Ялзуми отрапортовал:

—        Вы куда-то исчезли с приема. А я презент захватил для вас.

—        Возьми расписание и посмотри, какие поезда идут сейчас с Кюсю в направлении Токио, — прервал его излияния Арига. Внезапная просьба шефа изряд­но ошеломила Ядзуми, тем не менее он, не тратя времени на расспросы, сразу же принялся изучать расписание и вскоре доложил:

—        Есть только один — ночной экспресс ’’Сакура”, следует от Нагасаки. Это тот поезд, на который дол­жен был сесть сегодня вечером наш Исимори.

—        Исимори? — повторил Арига. Телефонная труб­ка чуть не выпала у него из рук. Ему снова почуди­лось, что хрустнул грифель карандаша.

Арига бесцельно побрел по привокзальной пло­щади. Дождь кончился. Подул свежий ветер. Однако Арига не ощущал холода. Голова пылала как в огне.

Значит, Исимори едет на ’’Сакуре” вместе с участ­никами мятежа. Что же это — счастливый случай или наоборот?

А ведь утреннее гадание на карандаше явно пред­вещало беду.

Теперь, когда Арига узнал, что его сотрудник, Хироаки Исимори, очутился в одном поезде с заго­ворщиками, сбор информации приобрел для него новый смысл. Теперь он хоть на один шаг прибли­зился к цели.

’’Правительство установило жесткий контроль над прессой. Сколько я ни стараюсь, ничего су­щественного узнать так и не удалось. Одни обры­вочные сведения, да и те по секрету сообщил Синго Масагаки”. Арига болезненно переживал свою беспомощность, он чувствовал себя глубоко уяз­вленным. ’’Неужели я так и останусь неудачником, подбирающим объедки на задворках журналисти­ки? — думал Арига. — На такой информации мате­риала о заговоре не сделаешь. Меня же поднимут на смех, обвинят в заведомой лжи. — Арига чер­тыхнулся. — Вот если бы удалось заполучить бесспорные доказательства, тогда можно было бы вы­пустить специальный номер, посвященный переворо­ту. Пусть моя газета невелика — всего двенадцать страниц небольшого формата... Это был бы мой ре­ванш, моя месть — за все многолетние неудачи. Ради такого стоит рисковать! Да, это тот самый шанс, который выпадает один раз в жизни. Но надо смотреть правде в глаза: пока не удалось заполу­чить ни одного стоящего фактика, и я, словно бездомный пес, тщетно рыщу по мокрой после дождя привокзальной площади в Сибуя...”

Сгорая от нетерпения, Арига решился еще раз побеспокоить Масагаки. Что делать, придется снова униженно просить совета у пронырливого газетчика.

Он сел в такси. Машина выехала на улицу Мэйдзи.

Когда такси затормозило перед светофором, Арига вновь ощутил боль в ладони. Саднила рука, которой он раздавил от волнения фужер с коктей­лем — в баре, когда встречался с Масагаки. Тогда он _:     просто  замотал руку носовым платком, а теперь от неосторожного движения из раны снова потекла кровь.

Алое пятно почему-то напоминало об Исимори.

Он тряхнул головой, отгоняя нехорошие мысли, и тут-то и заметил в остановившейся впереди ма­шине хозяйку бара ’’Марс” Сайко Накатами.

Машина Сайко подъехала к жилому дому в Итигая. Это было десятиэтажное здание, носившее название ’’Вилла Мотомура”.

Таксист, везший Аригу, резко затормозил, Арига выскочил из машины почти одновременно с Сайко. Увидев его, она от удивления остановилась на месте.

— Вы же сказали, что уезжаете в Аомори? — стараясь говорить невозмутимо, осведомился Арига.

—          А вы что, следили за мной? — с подозрением спросила Сайко.

—          Полковник Ногами, кажется, погиб? На шоссе в Аомори?

—          Простите, но по какому праву?

—          Где вы были сегодня вечером? — Арига подошел к Сайко.

—          Я не обязана отчитываться перед вами!

С лица Сайко сошел первый испуг. Губы тронула презрительная усмешка. У себя в баре Сайко никог­да не бывала такой грубой.

—          Я прошу ответить на мой вопрос.

—          Не знаю, ничего я не знаю, — отмахнулась Сайко и толкнула вращающуюся дверь. Арига бросился вдогонку. Случайно оглянувшись, заме­тил, как у входа остановилась черная машина и кз нее вышли двое. Увидев, что он смотрит на них, повернулись к нему спиной.

Сайко прошла через холл к лифту. Арига — за ней. Было уже очень поздно, и Сайко с Аригой ока­зались в лифте одни.

Накатами нажала кнопку последнего, десятого этажа.

Когда двери закрылись и лифт пополз вверх, Арига снова спросил:

—          Что случилось сегодня вечером?

—          Отстаньте от меня. Иначе я позову полицию.

—          Ради бога.

—          Ну что, что вы хотите? — раздраженно спроси­ла Сайко.

Не обращая ровным счетом никакого внимания на то, что Сайко хмурилась, Арига сказал:

—          Ваш любовник погиб на шоссе в Аомори, а в Нампэйдай — в Сибуя — арестован бывший министр иностранных дел Годзо Охата. Это верно?

—          Годзо Охата арестован? — фыркнул» Сайко Накатами, сморщив носик. Под ее

взглядом Арига стушевался и обескураженно про­мямлил :

—               Так говорят.

—       Какая чепуха! Годзо Охата умер. —Умер?!

—               Он мечтал о перевороте, но переворот про­валился. Его предали. И предателем оказался тот, кто был самой главной фигурой заговора. Умирая, Охата скрипел зубами от злобы. Инсульт... от силь­ного потрясения.

—               Вам известно имя предателя?

—               Вы хотите это знать?

—          Да.

—               Ну что ж, — усмехнулась Сайко, поправляя свои крашеные рыжие волосы, — извольте. Я услы­шала это от тех, кто собрался у тела Охаты...

Коитиро Арига удивленно смотрел на Сайко. Перед ним стояла высокая статная женщина лет тридцати пяти. Слегка вздернутая верхняя губка. Вид вызывающий. Говорили, что в прошлом она была любовницей видного политического деятеля, но откуда, как заурядная ’’мадам” из бара могла узнать о смерти Годзо Охаты, человека, которого полиция считает тайным организатором путча?! Почему она говорит, что не Охата был организа­тором заговора?!

Кто же тогда?

Арига весь обратился в слух.

Губы Сайко дрогнули, но тут лифт остановился. Последний этаж.

Двери открылись.

Сайко, наклонившись к Ариге, который хотел последовать за ней, шепнула ему два слова и вышла. Арига остался стоять, не в силах двинуться с места.

—               Неужели? — повторял он. Это было единствен­ное, на что был способен Арига. Он стоял, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Стоял, точно ока­менев.

Двери стали закрываться.

Через сужающуюся щель виднелась в глубине коридора фигура Сайко Накатами. Двое мужчин с обеих сторон приближались к лей, словно беря ее в клещи. '’Кажется, те, что вышли у дома из машины”, — подумал Арига, и в этот момент двери лифта захлопнулись.

Лифт плавно пошел вниз.

Арига похолодел от ужаса. Он повторял в уме имя, которое шепнула ему Сайко.

— Невероятно!.. — воскликнул Арига. Многое было загадочным. Например, что за люди подошли к Сайко?

Но сейчас не до таких мелочей — после того, что он узнал от Сайко. Интересно, известен ли Маса­гаки этот чудовищный факт?

Вряд ли... В обмен на этот\фактик Арига получит всю информацию, которой располагает ’’Майнити симпо”. Ведь сама ’’Майнити симпо” вряд ли осме­лится опубликовать такое...

Коитиро Арига почувствовал необычайный прилив сил. Он даже забыл о Хироаки Исимори.

5

Ночной экспресс ’’Сакура” с лязгом подполз к станции Осака. Он пришел с двадцатипятиминут­ным опозданием в 4 часа 20 минут (по расписа­нию — 3.59).

Занималась заря. На платформе не было ни души. Железнодорожные служащие загрузили вагон-рес­торан упакованными завтраками и питьевой водой.

Во время стоянки поезд охраняли вышедшие на платформу солдаты с винтовками в руках — во­семь человек. У каждого на рукаве была повязка с изображением бизона. Отличительные знаки — по-видимому, на случай перестрелки.

Требование снабдить поезд продовольствием и питьевой водой мятежники передали по радио. Железнодорожные власти, опасаясь за жизнь пяти­сот пассажиров, были вынуждены согласиться.

На всякий случай на осакский вокзал прибыли полицейские. Тысячный отряд оцепил экспресс, держась на почтительном расстоянии, но ничего предпринимать они не стали.

Занавески на окнах во всех четырнадцати ваго­нах ’’Сакуры” были плотно задернуты, скрывая происходящее в поезде. Из экспресса не доносилось ни звука.

’’Сакура” казалась совершенно пустой.

В 4.30 заправка водой и продовольствием закон­чилась.

Экспресс сразу же тронулся в путь.

6

5.05 утра.

’’Сакура” прибыла на станцию Киото и после ми­нутной стоянки отправилась.

Во время остановки с поезда высадили пятнад­цать пассажиров — стариков, женщин, детей. У не­скольких женщин с грудными младенцами были би­леты до Токио, но их тоже заставили сойти.

7

’’Зачем они рвутся в Токио?” — Начальник Бюро расследований при кабинете министров Тосикура устремил стеклянный глаз на репродукцию картины Уччелло.

Прищурил здоровый. Однако на этот раз ему не удавалось привести свои мысли в порядок.

Чем упорнее пытался он сосредоточиться, тем навязчивее одолевали совершенно посторонние мысли о сыне, который нынешней весной, окончив университет, поступил на службу в судоходную компанию, о дочери, которая бросила колледж и живет теперь с каким-то нечесаным типом, именую­щим себя художником-иллюстратором, о жене, которая сбежала с человеком лет на десять моло­же ее и пропала, словно в воду канула.

В раздражении Тосикура залпом выпил чашку кофе, которую держал в руках. Ни вкуса, ни арома­та не почувствовал. Мутная вязкая жижа.

Его затошнило.

— Совсем распоясались, скоты! — выругался То­сикура и с досады замахнулся кофейной чашкой на висевшую на стене картину. Кофейная гуща, вы­плеснувшись, заляпала холст. Это было непохоже на неизменно сдержанного и подтянутого Тосикуру.

Бурая гуща угодила прямо в лицо командиру кавалерийского отряда, изображенному в центре картины.

Удивляясь самому себе, Тосикура, словно впер­вые, стал разглядывать репродукцию. Лицо открыто лишь у командира. У остальных — за исключением трубача и двух пехотинцев — подняты железные забрала. Эти средневековые рыцари в шлемах и стальных доспехах создавали впечатление жуткого маскарадного действа.

Напряженные, мужественные лица солдат, приго­товившихся к сражению при Сан-Романо... Но мож­но было истолковать картину и иначе — тайный по­ход вооруженного отряда...

В таком свете Тосикура видел репродукцию впервые. Великолепные краски картины слились в мозгу Тосикуры с картиной ночного экспресса, несущегося в предрассветных сумерках к столице.

Сведения о движении экспресса поступали непре­рывно. Тосикура уже знал, что мятежники выста­вили в каждом вагоне двух ощмид, шбюолав- ших за пассажирами. Солдаты — с нарукавными по­вязками с изображением бизона. Все вооружены. Перепуганные пассажиры не решаются даже жало­ваться или возмущаться. Под дулами винтовок они вынуждены молчать. Также сообщалось, что на станции Киото мятежники высадили с поезда пят­надцать человек — всех, кто мог обременить их: стариков, женщин с грудными младенцами.

Солдаты охраняли и кабину машиниста, и купе проводников. Обычно движение поездов регулиру­ется посредством связи машиниста с начальниками станций, а также с диспетчерами центрального управления железной дороги и местных отделений по замкнутой цепи. Между диспетчерской и поезда­ми связь прямая, по диспетчерскому телефону — без коммутатора.

Машинисту мятежники разрешали сообщать только о движении поезда: ’’Следуем до Токио по расписанию. Двадцатиминутное опоздание постара­емся наверстать”. Судя по ответам, машинист гово­рил по подсказке. На предложение сменить его и проводников машинист ответил, что это невозмож­но. Видимо, заговорщики запретили замену.

Машинист с помощником без отдыха с самой станции Хаката вели экспресс — теперь уже по остав­шемуся маршруту от Фукуоки до Токио.

Двадцатиминутное отставание ’’Сакуры” Тосику­ру вполне устраивало. Это собьет с толку прессу. Она потеряет след. Некоторые газеты, прежде всего ’’Майнити симпо”, судя по всему, что-то пронюхали, но редакторам крупных газет премьер-министр Са- баяси рекомендовал воздержаться от публикации подобных сообщений.

Только бы удалось как-нибудь остановить ’’Саку­ру”! Тогда можно совсем похоронить это дело.

Премьер-министр Сабаяси больше всего боится, что народ узнает о попытке переворота. Это будет для него чувствительным ударом. Оппозиция получит великолепный повод для новой критики правительства. Это может повлечь за собой отставку кабинета министров, причем как раз накануне парламентских выборов. В памяти народа воскрес­нет ужас мрачных лет реакции, и, естественно, все симпатии масс окажутся на стороне прогрессивных сил.

Это изменит соотношение сил в парламенте: левые возьмут верх над консерваторами, и правле­нию Демократической партии придет конец.

Поэтому в случае неблагоприятного исхода Са- баяси и решил уничтожить ’’Сакуру”.

Когда выяснилось, что ’’Сакура” захвачена пут­чистами, состоялось еще одно срочное заседание кабинета. На нем присутствовали представители УНО, полиции, высшие чины государственных же­лезных дорог.

Тон задавал Сюдзо Сабаяси.

Премьер-министр был в ярости. ”Ни в коем слу­чае не допустить ’’Сакуру” в Токио и взорвать весь состав, если произойдет заминка с арестом мятеж­ников”. Сабаяси настаивал на взрыве.

Даже министры были против, считая это чудо­вищным, ведь взрыв означал гибель пятисот пасса­жиров. Однако Сабаяси легко переубедил несоглас­ных, сыграв на чувствительной струнке — на страхе перед возможностью огласки.

Дебаты длились недолго.

Технические детали заняли несколько больше времени. Всех занимало одно: как избавиться от ’’Сакуры” без шума. Наконец было решено: ’’Саку­ру” следует отвести с главной магистрали Токай- до^[1] на какую-нибудь боковую линию, оцепить и захватить мятежников. Конечно, жертвы среди пас­сажиров неизбежны, и многочисленные, однако все же гораздо меньше, чем при взрыве всего состава.

Представители ’’сил самообороны”, полиции и го­сударственных дорог занялись разработкой кон­кретных деталей операции. Контроль над движением ’’Сакуры” взяла на себя Главная служба государ­ственных дорог. Все делалось в строжайшей тайне.

Розыск главных заговорщиков был поручен Тосикуре.

Местонахождение Г одзо Охаты по-прежнему было неизвестно.

Возвратившись в свой офис, Тосикура тут же принялся за работу. Он связался с охранными от­рядами ’’сил самообороны” и с Главным полицей­ским управлением. Показания арестованных под­твердили: Годзо Охата действительно один из руко­водителей заговора. Однако выяснилась интересная подробность:  помимо Охаты,  существует еще кто-то — важная персона, поддерживающая заго­вор. Однако ни один из арестованных не смог назвать его имени. Оно было известно, вероятно, весьма узкому кругу лиц — таким, как Масаси Хигасиками и Акимаса Фудзисаки.

Фудзисаки сейчас на ’’Сакуре”, а вот где нахо­дится Хигасиками, установить так и не удалось.

Итак, еще одна таинственная влиятельная фигу­ра, поддерживавшая заговорщиков. К немалой до­саде Тосикуры, на этом расследование зашло в ту­пик.

—         Негодяи, бунтовщики! — проворчал Тосикура и опять уставился на картину Уччелло. Лик рыцаря почти очистился от кофейной гущи. Она стекала вниз, и черты лица проступали все отчетливее. То­сикура так и впился глазами в лицо полководца. Оно показалось ему знакомым... Ему почудилось, что он сходит с ума: рыцарь напоминал ему одного крупного политического деятеля, человека, слово которого могло внушить Хигасиками и Фудзисаки веру в успех.

—         Неужели он?! — Тосикура вздохнул и задумался, скрестив на груди руки.

Тревожно зазвонил телефон. Тосикура кинулся к аппарату и схватил трубку.

—        Годзо Охата мертв.

Звонил начальник охранного департамента Поли­цейского управления.

—        Он скрывался со своей любовницей на тайной квартире в Харадзюку. Там и наступила смерть, как считают, от кровоизлияния в мозг.

—        А что с любовницей?

—        Ее тоже нашли мертвой в постели — в собствен­ной квартире на десятом этаже ’’Виллы Мотомура” в Итигая. Она приняла цианистый калий. Пока не удалось установить, самоубийство это или насильст­венная смерть. Никакой записки или завещания не обнаружено.

—        Как ее имя?

—        Сайко Накатами. Для видимости держала бар на Гиндзе, на самом же деле была шлюхой высшего разряда — переходила от одного политического деятеля к другому.

’’Сайко Накатами...” — Тосикура где-то слышал это имя, но никак не мог припомнить где. По всей видимости, она слишком много знала, и поэтому ее убрали. Но бог с ней, главное сейчас установить, кто же, помимо Охаты, поддерживал заговорщиков. На этот вопрос начальник охранного департамента пока затруднялся ответить.

’’Где тебе...” — пробормотал себе под нос Тоси­кура и положил трубку. Подошел к окну и посмот­рел на лежавший внизу город. Хотя уже близился рассвет, все за окном было словно залито черным лаком. Дождь кончился, но тучи низко висели над крышами домов.

Тосикура попытался нарисовать портрет. Мужчи­на. Высокого роста, правильные черты липа. Креп­кое, как у спортсмена, тело. В пвалпатъ лет он был теннисистом. Страсть к самоутверждению владела им, и вскоре его звезда ярко засверкала на небо­своде спортивного мира. В тридцать он бросил спорт и занялся политикой. Чтобы оставаться ’’звездой”, надо побеждать, и снова побеждать, а затем неожи­данно уйти в тень, надеть на себя маску таинствен­ности. И он одерживал победу за победой — уже в политике, а потом вдруг, внезапно, подобно обо­ротню, затаился. Власть — вот что было целью его жизни, но свои амбиции он искусно маскировал высокими фразами и потому казался более честным и справедливым, нежели какой-либо другой полити­ческий деятель. Это помогло ему быстро продви­нуться в Демократической партии и утвердиться на самой вершине политической власти. Мог ли этот честолюбец возжелать большего — превратить свое кресло в императорский трон? А для достиже­ния цели избрать крайнее средство — военный переворот?! В той политической ситуации, когда каждый день был чреват опасностью коренных пе­ремен в соотношении сил между консерваторами и левыми, он в один миг мог лишиться всего, если бы только не решился на этот рискованный шаг.

’’Бунтовщики, враги порядка! Никому — ни важ­ной персоне, ни простому смертному, — никому не позволю нарушать закон и порядок, — рассвирепел Тосикура. — Даже если он занимает такой пост...” Арестовать, непременно арестовать! В этот момент позади открылась дверь.

Обернувшись, он увидел Маэно, начальника от­дела.

— Принято решение относительно ’’Сакуры”, — сообщил он. — Ночью ее по запасному пути отведут к морскому причалу Ои. Там экспресс будет окружен пятью тысячами солдат. Одновременно в Тоёхаси будет составлен другой, подложный экс­пресс ’’Сакура”. Точно по расписанию он прибудет на токийский вокзал, а захваченная мятежниками ’’Са­кура” исчезнет как призрак. На станции Синагава уже идут работы по прокладке пути к причалу Ои. В случае неудачи операции ’’Сакура” будет взорвана.

Тосикура мрачно слушал доклад Маэно. Слушал и думал: значит, главный заговорщик намерен спрятать концы в воду. Он знает, что на ’’Сакуре” находится опальный подполковник Фудзисаки, ко­торому известно, кто подлинный вдохновитель путча.

—         Что же мне делать? — в растерянности понурил­ся Тосикура. На душе было тяжело.

8

—         Прошу покинуть вагон! — властно сказал под­полковник Фудзисаки.

—         Куда прикажете идти? — осведомился Иси­мори.

Фудзисаки неприязненно рассматривал его.

—         Теперь вам незачем быть здесь. Мы не хотим, чтобы вы совали нос в наши дела.

—         Значит, теперь мы вам не нужны? Теперь вы разоблачены и мы вам не нужны. Ведь так?

—         Вы сказали ”мы”? — иронически поднял брови Фудзисаки. — Речь идет только о вас одном.

Кёко пораженно привстала. Не обращая на нее никакого внимания, Фудзисаки приказал сержанту Симе:

—         Отведи его куда-нибудь.

—         Пошли! — Сима потянул Исимори за руку.

—         И я с вами. — Кёко умоляюще посмотрела на Исимори.

—         А ты останешься здесь. — Фудзисаки положил ей руку на плечо.

—         Пустите меня! — попыталась высвободиться Кёко.

—         Прекрати ломаться! — В голосе Фудзисаки зву­чала неподдельная угроза. Кёко в нерешительности остановилась.

Взгляды Фудзисаки и Кёко встретились. Глаза Кёко горели ненавистью.

— Идите, вам говорят! — раздраженно прикрик­нул Фудзисаки, обернувшись к Симе. Тот подтолк­нул Исимори в спину.

Исимори вышел в коридор.

Оглянулся. Кёко смотрела ему вслед. В ее пре­красных глазах стояло отчаяние.

Губы Кёко зашевелились. Она пыталась что-то сказать ему. Но Исимори тщетно силился разоб­рать слова. Сержант снова толкнул его в спину.

В это время из динамика послышался голос:

”Мы, японцы, с древних времен воспитывались в духе преданности долгу, в духе бусидо. После ре­ставрации Мэйдзи¹, когда в государстве было до­стигнуто подлинное единство, когда возродилось национальное государство во главе с императором, верность духу бусидо стала синонимом патриотиз­ма... Быть патриотом — значит любить свое госу­дарство превыше всего, почитать за высшую честь возможность отдать свою жизнь за родину... Но мы спрашиваем вас — к какой нации, к какой расе при­надлежат эти красные муравьи, что так назойливо призывают защищать конституцию, считают ее не­зыблемой и единственной в своем роде?!

Мы начали действовать, движимые любовью к отечеству и скорбью о судьбах народа, страстным стремлением к самопожертвованию. Наша прог­рамма предусматривает временное прекращение действия конституции и немедленное введение чрезвычайного положения в стране. Наше искреннее чувство любви к родине вынуждает к этому — оно требует, чтобы мы защитили отечество от коммуни­стической диктатуры. Иными словами, мы нанесли упреждающий удар, чтобы помешать красным муравьям обглодать нашу родину. Наши действия — это вынужденная оборона...

Повторяю... Мы, японцы...”

Все с самого начала — словно заигранная пла­стинка ...

Исимори перешел из первого вагона во вто­рой. За ним тенью следовал Сима. Ему вспомнилось, как странно вел себя последние часы сержант. Какой он трюк выкинет теперь? Исимори пригото­вился к самому неожиданному.

Но сержант Сима молчал.

Из второго вагона перешли в третий. У каждой двери стоял солдат с винтовкой. Пассажиры встре^ воженно слушали речь, лившуюся из репродуктора. Но комментировать не смели, хотя лица их выража­ли явное недовольство и усталость.

’’Почему они не возмутятся? Почему молчат? По­чему позволяют так обращаться с собой? Не борют­ся за свои права?” — спрашивал себя Исимори. Их безразличное молчание рождало у него глухое раз­дражение.

”А сам? — упрекнул он себя. — Беспомощен, как котенок, и они вертят тобой, словно марионеткой”.

Прошли третий, четвертый вагон. Вышли на пло­щадку пятого.

’’Ресторан, кажется, в шестом”, — припомнил Исимори, но тут его негромко окликнул сержант Сима:

—          Постой!

Исимори остановился.

—          Слушай, но не оглядывайся! — скороговоркой продолжил сержант. — Без меня их тридцать четы­ре, но это ничего... Надо убрать Фудзисаки и Мацу- мию, остальные мелочь, сброд...

—          ?.. — Исимори ожидал чего угодно, только не этого.

—          Будем ждать случая... А он представится, обя­зательно! И тогда вы поможете мне.

—          Да кто вы? — не выдержал Исимори. В этот мо­мент открылась дверь и на площадке возник под­поручик Мацумия. Он спешил в первый вагон.

—          Что это вы тут делаете? — Он с подозрением оглядел обоих. Ему явно не понравилось, что они стоят здесь.

—          Мне приказано увести этого типа подальше от первого вагона, — отрапортовал сержант Сима и не­ожиданно влепил Исимори пощечину.

—          Говорил тебе — не отставать! — Исимори боль­но ударился затылком и ощутил на языке привкус крови.

’’Какое страшное сочетание кошачьей мягкости с просто садистской жестокостью”, — подумал он.

—          У нас впереди еще много времени. Надо быть хладнокровнее, — посоветовал Симе подпоручик Мацумия и нырнул в четвертый вагон.

—          Ты извини, — прошептал Сима. — У меня не было выхода. Фудзисаки хочет прорваться к То­кийскому вокзалу и держать пассажиров в поезде двое суток. Все это время они не переставая будут читать в громкоговоритель свое воззвание к народу, чтобы о них узнала вся страна. Они заранее пре­дусмотрели такой вариант на случай провала пе­реворота.

—          А потом?

—          Неизвестно, — ответил Сима, внимательно сле­дя за дверьми. — Либо сдадутся, либо взорвут себя вместе с поездом — одно из двух.

’’Взорвать... Неужели вместе со всеми пассажира­ми?” — хотел было спросить Исимори, но передумал. Глупый вопрос — что знает Сима о намерениях под­полковника Фудзисаки?

—          Фудзисаки совсем взбесился. После провала за­говора в 1961 году он только и думает что о перево­роте, только этим живет. Каждого, кто мешает его планам, считает врагом. Он приказал убрать генера­ла Эми. Отца этой Кёко...

’’Значит, Тамэитиро Эми уже нет в живых?” - ужаснулся Исимори, лихорадочно закуривая сигаре­ту. Знает ли об этом Кёко?

’’Нет, еще не знает. Она ведь верит, что его держат под домашним арестом...”

Любит ли Кёко отца, бросившего ее на произвол судьбы? Слишком глубока обида...

Нет, все гораздо сложнее. Кёко должна понимать, в каком трудном положении был отец. Понимать, что он ставил на карту и свою жизнь...

Возможно, Кёко осталась с Фудзисаки не только потому, что он угрожал ей. Может, именно из любви к отцу она решила следить за приверженцами плана ’’Булл”? Может, Кёко продолжала поддерживать связь с генералом Эми? Информировала его о подпольной деятельности Фудзисаки и его сподвиж­ников?..

’’Если я прав, — Исимори бросил на пол окурок, придавил его каблуком, — если это действительно так, значит, она очень любит отца. А может быть, по­лучая очередное сообщение от дочери, Тамэитиро Эми непременно информировал кого-то о дейст­виях заговорщиков? Некое лицо в высших прави­тельственных кругах или в командовании ”сил самообороны”... А сержант Сима? Кто он? Агент военной полиции или органов безопасности? Выхо­дит, и проводника Цугаву он застрелил, чтобы про­демонстрировать свою преданность Фудзисаки? Своего рода маскировка... Но все равно это не оправдание. Ничто не может оправдать убийства мирного человека. Они все посходили с ума, — с от­вращением подумал Исимори. — Все тридцать пять.

Сима, по-видимому, решил изолировать Фудзи­саки и его дружка Мацумию, чтобы затем распра­виться с остальными. И хочет, чтобы я помог ему в этом... Конечно, это преступление — оставаться безучастным наблюдателем, — подумал Исимори, — но какой от меня прок? Я ведь даже толком не умею обращаться с пистолетом”.

И все же сидеть сложа руки нельзя. Исимори ог­ляделся по сторонам.

В вагоне-ресторане было пусто. Лишь обслужи­вающий персонал — повара, официантки... Из вагона их не выпускали, но охрана здесь не слишком усерд­ствовала — может, оттого, что в основном там сиде­ли женщины. Лишь изредка в вагон заглядывали солдаты.

’’Где мы сейчас находимся?” — подумал Исимори. Посмотрел через щелку в занавеске. Уже совсем рассвело. Пасмурное, хмурое утро. Серые тучи за­волокли небо. В небе висел черный вертолет. Еще один! Хотя кругозор был очень ограничен, Исимори смог насчитать три машины. Они казались фантасти­ческими черными птицами.

Вертолеты с реактивными двигателями! Они летели с такой же скоростью, с какой шла ’’Саку­ра”. Один из них спикировал, едва не задев крыши вагона. Остальные два снизились и зависли над поездом, прикрывая первый.

Так повторилось несколько раз. Рев двигателей разрывал барабанные перепонки.

’’Вертолеты ’’войск самообороны”, — догадался Исимори. Хотят атаковать поезд с воздуха или сесть на колею, загородить путь? Но это не оста­новит Фудзисаки”.

Воображение нарисовало картину — ’’Сакура” на полном ходу сталкивается с вертолетом и летит под откос. Вертолет взрывается.

Исимори даже застонал, но в этот момент черный вертолет стал быстро набирать высоту и вскоре исчез в хмуром небе.

’’Почему он улетел?” — Исимори испытывал странное разочарование. Он не отрывал глаз от опу­стевшего неба.

Промелькнула какая-то станция. Мимо пронесся городок — спокойный и безмятежный. Привычно

тек поток автомобилей, тянулись к станции верени­цы служащих и школьников.

—         Какое мирное утро! — вырвалось у Исимори.

Огромная бомба с часовым механизмом пронес­лась мимо, но решительно никто не обратил на нее внимания. Что будет, когда эта бомба взорвется?

Исимори взглянул на часы. 6_С42. Он успел только подумать: ”По времени должна быть Нагоя”, как вагон задрожал. Заскрипели колеса.

Поезд сильно тряхнуло, и ’’Сакура” резко остано­вилась.

9

11.32 утра.

Ночной экспресс ’’Сакура” с двухминутным опоз­данием прибыл на Токийский вокзал.

Из всех четырнадцати вагонов вышли пассажиры. Пятьсот человек: почти одни мужчины. Встречаю­щие, подошедшие к платформе, стояли с растерян­ными лицами. Пассажиры, сойдя с поезда, стреми­тельно исчезли, будто их ветром сдуло.

Однако факт оставался фактом: экспресс ’’Са­кура”, отправившийся накануне из Нагасаки, почти точно по расписанию прибыл на Токийский вокзал.

Не найдя своих родных и знакомых, встречающие обращались в справочное бюро, но там их ждал де­журный ответ:

—         ’’Сакура” прибыла в Токио точно по расписа­нию. Тот, кого вы ищете, очевидно, сел на другой поезд.

В тот же день было нарушено движение поез­дов по всей магистрали Токайдо западнее Нагои. Пассажирский поезд 524-М, отправившийся из Оса- ки в Нагою, куда он должен был прибыть в 6.50 ут­ра, сошел с рельсов на подходе к станции, а в восьмом часу утра из-за неисправности стрелки произошло крушение товарного поезда, шедшего от Токио. К счастью, происшествия обошлись без жертв, но на восстановление путей требовалось много времени. Управление дороги в Нагое заявило, что нормальное движение по магистрали Токайдо будет восстановлено лишь после часа дня.

Весь график движения по Токайдо в обоих направлениях был сломан. Правда, по Синкансэн движение продолжалось, поскольку линия проходит в стороне от основной магистрали. А восточнее Нагои задерживались скорые и курьерские поезда, несколько обычных поездов вообще были отме­нены.

10

Между тем настоящий экспресс ’’Сакура” стоял в восьми километрах двухстах метрах от Нагои.

Между ’’Сакурой” и отделением железной дороги в Нагое непрерывно по специальной линии связи велись переговоры.

Машинист ’’Сэкуры” уже несколько раз докла­дывал в управление:

—          Мятежники вне себя. Они утверждают, что кру­шения на дороге подстроены. Обстановка нервоз­ная, поэтому прошу как можно быстрее пропу­стить нас.

Начальник управления, отвечающий на вызовы, неизменно повторял одно и то же:

—          Авария на дороге непредвиденная. Как только путь будет восстановлен, вам сообщат. Пока на экспресс доставят продовольствие и все необходи­мое. Потерпите еще немного.

11

11 часов 33 минуты.

Грузовые машины Полицейского управления

префектуры Айти доставили на ’’Сакуру” пятьсот завтраков и запас питьевой воды.

Двери пятого вагона, через которые проводилась заправка продовольствием, были широко открыты, но охранявшие их вооруженные солдаты не позволи­ли полицейским заглянуть вовнутрь.

Шторы на окнах по-прежнему задернуты*

12

В кабину машиниста ’’Сакуры” вошел Фудзи­саки. Схватив телефонную трубку, он сам вызвал нагойское управление дороги:

— Какого черта! Я вас спрашиваю, почему про­изошла авария? — рявкнул он.

Начальник управления, пересыпая речь техниче­скими терминами, попытался убедить его, что дело в неисправности стрелки и что крушение никто не подстраивал.

Фудзисаки не верил. Он принялся задавать вопросы, которые можно было ожидать только от специалиста, железнодорожника, и не раз вгонял на­чальника в пот. Он допытывался, в каком положе­нии находился стрелочный перевод в тот момент, когда товарный поезд сошел с рельсов, спрашивал о ’’запирающем механизме”, о ’’стрелочном щитке”. Было видно, что Фудзисаки перед решающим вы­ступлением тщательно изучил систему регулирова­ния движения поездов на случай непредвиденных осложнений.

Фудзисаки допрашивал начальника управления, не давая ему увильнуть в сторону. Видимо, опасал­ся, что длительная стоянка ’’Сакуры” — западня.

Вытирая пот с лица, начальник управления как заведенный в который раз повторял, что единствен­ная причина происшествия — неисправность стрелки.

Удовлетворили ли Фудзисаки его объяснения или нет, но в конце концов он отступился и спросил:

—         Когда же ’’Сакура” сможет отправиться в путь?

—         Мы приложим все силы, но раньше двух часов дня, очевидно, последствия ликвидировать не удастся, — ответил начальник.

—         Почему так долго?

—         Две аварии подряд... Потребуется время...

—         Нельзя ли побыстрее?

—         Это невозможно.

—         Нам необходимо быстрее, через час.

—         Постараемся все сделать, но...

—         Не виляйте — сделаете или нет?!

—         Постараемся... — уклончиво ответил начальник управления так, как ответил бы любой чиновник. Правительство и Главное управление государствен­ных железных дорог поручили ему задержать ’’Саку­ру” на подходе к Нагое — по меньшей мере на шесть часов. Пришлось пойти на крайние меры — подстро­ить две аварии, чтобы остановить бег ’’Сакуры” к столице.

Это привело Фудзисаки в бешенство:

—         Слушайте меня. Даю вам предельный срок — час дня. Если к тому времени ’’Сакура” не тронется с места, мы начнем расстреливать пассажиров по юному. Всю ответственность за расстрелы будет нести администрация государственных железных до­рог, подстроившая эти аварии.

И, не дожидаясь ответа, Фудзисаки бросил трубку.

Потом повернулся к машинисту и его помощ­нику:

—         Пока отдыхайте. Никаких разговоров по теле­фону, на вызовы не отвечать. Тот, кто попытается : тветить, будет расстрелян на месте.

Приказав часовым ни на минуту не покидать кабины машиниста, Фудзисаки торопливо уда­лился.

13

Управление железной дороги в Нагое.

В диспетчерской — командир дивизии с команди­рами полков, подчиняющихся штабу Центрально­го округа. Они пытаются вызвать по телефону Фуд­зисаки и Хигасиками. Чтобы предложить им сло­жить оружие. Пусть призыв к капитуляции будет презрительно отвергнут, но это лучше, чем неопре­деленность. Переговоры должны ослабить их дух.

Однако на все вызовы ’’Сакура” отвечала молча­нием.

14

11 часов 33 минуты, Токио.

К главному штабу Восточного округа в Итигая одна за другой подходят отборные части ’’сил само­обороны”. Среди них и те пятьсот человек из 35-го пехотного полка Нагои и 10-го артиллерийского полка города Тоекава, которые прибыли в Токио как пассажиры ’’ложной” ’’Сакуры”.

Дождавшись темноты, эти части численностью более трех тысяч человек должны подойти к прича­лу Ои, куда постараются перевести ’’Сакуру”, и оцепить экспресс.

15

11 часов 51 минута.

Исимори услышал автоматную очередь, взбудора­жившую притихший поезд.

Выстрелы доносились из соседнего, пятого ваго­на. Потом послышались громкие голоса, топот ног.

Исимори хотел пойти туда, но передумал.

Поездное радио предупредило, что все должны оставаться на своих местах. Тот, кто самовольно покинет свое купе, будет расстрелян...

Выстрелы прекратились. Сразу же оборвался топот и крики.

В поезде снова воцарилась мертвая тишина. ’’...Неужели опять кого-то застрелили?” — поду­мал Исимори. Он закурил. Сомнений не было: кто- то из пятого вагона был убит при попытке к бегству.

Куда же он мог бежать? Наверное, просто не вы­держали нервы...

Поезд уже пять часов стоит на месте, но никаких разъяснений пассажиры так и не дождались. Запре­щено покидать свои места. Неудивительно, если кто- то не вынес нервного напряжения.

Нервничали не только пассажиры, но и сами мя­тежники.

Голос из репродуктора беспрестанно твердил: — Мы, японцы, с древних времен воспитывались в духе преданности долгу. В духе бусидо...

Молодой солдатик, зашедший для проверки в вагон-ресторан, потеряв терпение, заорал ’’затк­нись!” и едва не выстрелил в динамик.

Атмосфера в поезде была предгрозовой. ’’Саку­ра” была оторвана от мира, тучи сгущались с каж­дой минутой. Казалось, взрыв неминуем. Одной искры достаточно, чтобы началась паника. Пока было тихо, но все понимали, что это обманчивая ти­шина.

’’Почему мы так долго стоим? Как там Кёко? < * Куда исчез сержант Сима?”

Сима, проводив Исимори в ресторан, исчез и больше так и не появился. Исимори не находил себе места. Может, и недавняя очередь из автомата была по Симе? Вдруг заговорщики разоблачили его?! Если он попался, то они догадаются, что я с ним заодно. Исимори представил, как в ресторан врываются солдаты, хватают его...

Исимори сам испугался своей фантазии. Неужели он тоже сходит с ума?

Но в следующий момент...

Открылись двери, ведущие в ресторан, и на поро­ге показался человек. Исимори инстинктивно сунул руку в карман пиджака и приготовился обороняться. Но это оказался Сима. Как ни в чем не бывало он подошел к Исимори и сообщил:

—         Через час поезд тронется.

Затем добавил:

—         Фудзисаки психует. Он почуял западню. Счита­ет, что их перехитрили, и собирается взорвать поезд на Токийском вокзале.

—         Взорвать вместе с собой?

—         И с пассажирами. Надо во что бы то ни стало ликвидировать Фудзисаки... до этого! Его постоян­но охраняют несколько человек. Без тебя мне не обойтись — надо сразу покончить с обоими — с Фудзисаки и Мацумией.

”Но как?” — Исимори посмотрел на Симу.

 Есть только один способ. — И Сима придвинул­ся к Исимори поближе и заглянул ему в лицо. Глаза у него были совершенно пустые.

16

—         Что ты сказал?! Повтори! — взревел Масагаки.

Брови его сошлись на переносице.               

—         Я сказал — Сюдзо Сабаяси, — повторил Арига.

—         Руководитель заговора?        

—         Да.                                                                                 

—         У тебя есть доказательства?

—         Я уже говорил — Сайко Накатами совершен­но ясно сказала об этом.

—         Свидетельство ’’мадам” из ’’Марса’*?! - издева- к тельски рассмеялся Масагаки. Он встал со стула и подошел к окну.

—         А этого тебе недостаточно? - крикнул Арига.

Ответа не последовало. Заложив руки за спину,

Масагаки смотрел в окно.

Встревоженный его молчанием, Арига встал и по­дошел поближе. После недавнего дождя сад вокруг императорского дворца сверкал свежей зеленью.

—         Потом я еще раз съездил в Итигая на квартиру Сайко, — нарушил молчание Арига.

—         И что же?

—         Сайко мертва. Ее убили.

—         Ясно.

—         Она была любовницей Годзо Охаты.

—         Что ж, это вполне возможно...

—         С ней расправились, потому что она слишком много знала.

—         И это не исключено...

—         Вполне возможно, что Сюдзо Сабаяси — глав­ная фигура заговора.

—         Может, ты и прав. — Масагаки едва заметно кивнул и больше не проронил ни слова.

Арига прикидывал, как бы вызвать Масагаки на откровенность. В приемной на девятом этаже ’’Майнити симпо” было непривычно тихо. Полный контраст с шумной суетой редакции.

Расставшись с Сайко Накагами, Арига поехал к себе в Курамаэ и принялся просматривать материа­лы. Но Сайко почему-то не выходила у него из го­ловы. Он набрал номер. Ответил мужской голос. Арига назвал себя и попросил к телефону Сайко. На другом конце провода сразу же положили трубку. Тогда он поехал в Итигая. Дверь оказалась заперта. Арига спустился на первый этаж, к при­вратнику, и узнал, что сегодня рано утром Сайко по­кончила с собой. Тело увезли родственники.

Арига ни на минуту не сомневался, что это убий­ство. Сайко не из тех, кто способен покончить с со­бой под влиянием минуты.

Из Итигая Арига помчался прямо в редакцию ’’Майнити симпо”, к Масагаки. Он сел в такси у дома Сайко и уже по дороге заметил слежку.

И слежка, и загадочная смерть Сайко были бес­спорным доказательством того, что Сайко сказала правду. Подтверждали это и материалы о Сюдзо Сабаяси, которые он просматривал у себя дома.

Загнанный в угол, Сюдзо Сабаяси явно вознаме­рился разыграть грандиозный политический спек­такль во имя сохранения позиций Демократической партии, да и своих собственных тоже... ’’Как же он жаждет власти...”— думал Арига.

Эту сенсацию он обменяет на подробные сведения о перевороте. Для этого он и шел на встречу с Ма­сагаки.

Секретарша провела Аригу в приемную. Но он прождал почти два часа, прежде чем Масагаки нако­нец появился.

Поздоровавшись, Арига тут же без всяких преди­словий выложил все, что ему удалось узнать. Тот изменился в лице и словно воды в рот набрал.

Вот уже почти двадцать минут они сидели друг против друга, но вся беседа сводилась в основном к молчанию.

—          Решил писать? — спросил наконец Масагаки.

—          Собираюсь.

—          А доказательства? Фактов маловато...

—          А мне и не надо. У меня бульварная газетка, не то что у тебя... И потом слухи частенько бывают весьма близкими к правде.

—          Пожалуй...

—          Сюдзо Сабаяси, безусловно, способен на такое. Только он любит загребать жар чужими руками, — уверенно сказал Арига.

—          Будь поосторожней.

—          Понимаю.

—          Такое уж сейчас время. Может случиться самое неожиданное. — Масагаки чего-то не договаривал. Однако Арига не заметил этого.

—         Мне многое напоминает 61-й год, — сказал он. - Тогда после волнений из-за японо-американ­ского договора безопасности заговорщики дважды пытались совершить переворот.

—         Ты имеешь в виду июньскую телеграмму ЮПИ?.. А вторая попытка?

—         В декабре было раскрыто ’’дело трех нет”¹, — сказал Арига.

Утром, просматривая досье, он натолкнулся на полузабытую крохотную заметку. Путчисты намере­вались ворваться в здание парламента, запереть в одной из комнат членов кабинета министров, рас­стреливая тех, кто оказывает сопротивление, вре­менно отменить конституцию и ввести военное положение. Во главе заговора стояли офицеры ста­рой императорской армии и ультраправые — быв­ший генерал-майор Токутаро Сакураи, Таку Мика­ми, президент компании ’’Каванами когё” Тоёсаку Каванами и другие участники ’’путча 15 мая”, еще оставшиеся в живых. Заговорщиков арестовали, было обнаружено пятьдесят складов с винтовками, доставленными контрабандой из Южной Кореи, военным обмундированием, противогазами амери­канского производства.

Теперь в заговоре тоже участвуют ультраправые и части ’’сил самообороны”, но на этот раз все го­раздо серьезней, поскольку возглавил его крупный политический деятель. Это повышало шансы заго­ворщиков на успех. Если бы не катастрофа на госу­дарственном шоссе номер четыре, Токио уже был бы на грани политической катастрофы. И не только Токио, сейчас лихорадило бы уже весь Японский архипелаг.

—         Нынешний переворот окончится тем же, что и ’’дело трех нет”, — заключил Арига.

—         Как знать... — Масагаки покачал головой, отходя от окна.

—         Ты имеешь в виду ’’Сакуру”?

—         Да, ’’Сакуру”. Между прочим, если дело будет совсем плохо, ее отгонят в тупик и взорвут.

—         Ты что говоришь?! — Арига даже задохнулся. На ’’Сакуре” Хироаки Исимори!

—         Правительство очень боится, что о заговоре станет известно. И оно не остановится ни перед чем, лишь бы сохранить все в тайне.

—         Значит, после катастрофы на шоссе номер че­тыре Сабаяси переметнулся? Теперь он хочет заме­сти следы... Конечно, он постарается уничтожить свидетелей.

—         Сабаяси быстро меняет кожу, — неопределенно ответил Масагаки. Лицо Ариги стало медленно на­ливаться кровью. Теперь-то до него начало дохо­дить, что Масагаки притворялся, будто не знает, что за заговорщиками стоит сам премьер-министр.

”Я просто с ног сбился, бегая по Токио, чтобы добыть эту новость, а Масагаки, оказывается, давно все известно”, — в отчаянии подумал Арига. Никог­да еще он не ощущал так остро тщетность своих усилий. Снова заныла рана на ладони.

”А все-таки он не смеет написать об этом ни строч­ки, — проворчал он. — Правительство, конечно, приняло все меры, чтобы заткнуть рот прессе”.

Эта мысль принесла ему удовлетворение.

”А я напишу! Заполню весь номер статьями о перевороте! Пусть это будет для них как комари­ный укус, все равно напишу. Газета выходит по средам, но ведь можно выпустить ее и раньше, да еще увеличить количество полос...”

—         Надо следить за передвижением ’’Сакуры”, — сказал Арига, подсаживаясь на диван к Масагаки. — Я должен показать развитие событий...

—         Значит, ты все же намерен писать? — в ко­торый раз подчеркнуто сухо спросил Масагаки.

Арига кивнул.

—          Знаешь, лучше забудь об этом, — неожиданно сказал Масагаки.

—          Почему?

—          Я тебе не советую.

—          Но вчера в баре ты сам намекнул мне?

—          Я не сказал ни слова.

—           Да что с тобой?

Масагаки, не отвечая, вынул сигарету из лежа­щей на столе серебряной шкатулки.

—          Ведь это трусость! — возмутился Арига.

—          Отчего же трусость? — пожал плечами Масагаки.

—          Зачем же ты тогда рассказывал мне обо всем этом?

—          Я... - Масагаки запнулся. - Ради нашей друж­бы. Но не для печати.

—          Не смеши меня. — Голос у Ариги задрожал.

”Я не мальчишка, чтобы меня водили за нос”, — подумал он.

—          Все должно растаять, как мираж. — Масагаки понизил голос и поднес к сигарете спичку. — Опасно гоняться за призраками. Пусть они исчезают сами по себе.

—          Это твой совет? — Арига взглянул Масагаки в глаза.

—          Понимай как угодно.

—          Ну уж нет! Статья выйдет, и непременно! — Те­перь ничто не могло остановить Аригу.

—          Вот как? - Масагаки изменился в лице. — Тогда тебе лучше уйти отсюда. Но помни: что бы ты ни написал, я не имею к этому отношения.

—          Само собой.

Арига понял, какое давление оказывается на Ма­сагаки — заведующего политическим отделом влия­тельной газеты. А его газетку правительство даже не принимает в расчет... Что ж, завтра этот буль­варный листок станет бумажной бомбой, кото­рая потрясет всю страну.

— Можешь не беспокоиться. — Арига махнул рукой, поднялся и пошел прочь из приемной. Зна­чит, конец их встречам, продолжавшимся целых пять лет. Конец дружбе со студенческой скамьи...

Спустившись на лифте на первый этаж, Арига ре­шительным шагом покинул редакцию ’’Майнити симпо”.

Светило солнце, но из едва заметных облачков сеял мелкий дождик. Пытаясь поймать такси, Арига думал: ’’Почему мне так хочется написать об этом? Только ли потому, что меня возмущают грязные махинации политиков, которые стараются любой ценой скрыть от народа правду? Или во мне еще жива мечта юности, студенческих лет? Ведь тогда я так стремился писать политические статьи! Увы, так и не довелось...”

Он так и не смог ответить на этот вопрос.

Остановив такси, Арига отправился на Токий­ский вокзал. В ушах гремели победно лившиеся ла­виной нескончаемые звуки цугарского сямисэна^[1], слышанного им когда-то.

Внезапно вспомнился Хироаки Исимори. Если ему удастся благополучно выпутаться из этой пе­редряги, Арига попросит его написать красочный репортаж о том, что произошло в поезде. ”Да, имен­но так. Обойдемся без помощи Масагаки. Мы выпу­стим такой номер, что все ахнут”.

Арига покачал головой — как же это раньше не пришло ему в голову? Очевидно, он просто расте­рялся от неожиданности. Арига живо представил себе специальный выпуск ”В мире обуви”, посвя­щенный военному перевороту. Ему даже почуди­лось, что ноздри его щекочет свежий запах типо­графской краски.

17

2 часа 30 минут дня.

Экспресс-призрак ’’Сакура” проследовал мимо запитой дождем станции Тоёхаси. В сегодняшнем графике движения поезд уже не значился.

Разумеется, остановки в Тоёхаси не было. Не было остановок и в Сидзуоке, Нумадзу, Иокогаме.

Пробило 12.45 дня, когда ’’Сакура” вновь отпра­вилась в путь. К этому времени на участке восточнее Нагои вышли из графика все поезда. Из-за этого ’’Сакура” едва тащилась. Экспресс может развивать сто двадцать километров в час, но теперь он давал всего километров восемьдесят.

При такой скорости экспресс прибудет в Токио не раньше половины восьмого вечера, а может быть, и гораздо позже.

18

В 5.50 вечера миновали Нумадзу. ’’Сакура” еще замедлила ход. Обычно экспресс проходит участок Тоёхаси — Нумадзу за 2 часа 10 минут. Теперь же на эта потребовалось 3 часа 20 минут.

К вечеру дождь в районе Токай усилился. Каза­лось, тучи перемещаются на восток вслед за ’’Саку­рой”. Шторы во всех вагонах ’’Сакуры” по-прежне­му задернуты. По всему пути следования полиция скрытно наблюдала за экспрессом, но ничего нового узнать не удалось.

За это время несколько раз включалась связь между центральной диспетчерской и поездной бри­гадой, однако все ограничивалось переговорами относительно движения поезда. Из центральной ди­спетчерской спрашивали о состоянии пассажиров, но каждый раз кабина машиниста отвечала молча­нием.

19

6,00 вечера. Токио.

Проливной дождь. К выполнению секретной операции приступил сводный отряд ’’сил самообо­роны” — численность более трех тысяч человек.

Центральное управление государственных желез­ных дорог регулировало движение ’’Сакуры” таким образом, чтобы экспресс подошел к Токио около девяти вечера. Затем, примерно в 9.30, предполага­лось по боковой ветке отвести ’’Сакуру” к при­чалу Ои.

К этому времени войска плотным кольцом окружат поезд. Мятежникам, которые окажутся за­пертыми в поезде, предложат сдаться. Это предло­жение будет неоднократно повторяться, однако для путчистов будет установлен крайний срок — 2 часа ночи. Власти опасались, что, если затянуть перего­воры, операцию не удастся закончить до утра, и тогда общественность узнает о попытке переворо­та. Надо было покончить с мятежниками тайком, под прикрытием ночи. Если уговоры окажутся на­прасными, вспыхнет перестрелка. Среди пассажиров неизбежны жертвы, но, если удастся быстро разо­ружить мятежников, они будут немногочислен­ными.

На случай сопротивления путчистов были достав­лены противотанковые ракеты М-20 усовершенст­вованного типа ”4”. При прямом попадании они способны разнести на части несколько железно­дорожных вагонов. Привезли и 106-миллиметровые безоткатные орудия, снабженные пристрелочными устройствами. Эти легкие орудия наиболее эффек­тивны в условиях уличного боя, когда нужно выбить противника из удерживаемого им здания.

В операции должны были принять участие танки с бронетранспортерами — они пойдут впереди. Предполагалось также использование слезоточивой жидкости. Отряд из шестидесяти ’’рейнджере”¹, прошедших специальную подготовку, должен был ворваться в поезд и арестовать путчистов.

Это была классическая ’’операция по поддержа­нию общественного порядка”. Войска помогали полиции. С 1969 года в ’’силах самообороны” не раз проводились учения по ’’поддержанию общест­венного порядка”, а вот теперь можно было прове­рить их в деле. Во время последних учений сопро­тивление ’’бунтовщиков” было сломлено в течение часа.

Выступая к месту проведения операции, началь­ник Штаба сухопутных войск с довольным видом заметил командиру первой дивизии Восточного округа:

— Нам представился неповторимый случай про­верить готовность войск на практике.

20

Записывающее устройство вычерчивало график движения ’’Сакуры”. Другой аппарат автоматически выводил данные о задержке экспресса и немедленно передавал информацию в центральную диспетчер­скую.

Было решено завершить операцию так: сначала ’’Сакура” пойдет по главной магистрали Токайдо до станции Синагава. На подходе к этой станции стрел­ку переведут на специальную линию для товарных поездов и направят экспресс к сортировочной стан­ции Сиодомэ. Там поезд остановят и прицепят сзади локомотив, который потащит его по ветке к при­чалу Ои.

Проблема заключалась в тех десяти минутах, в течение которых экспресс будет идти от станции Сиодомэ до причала Ои. Линия эта — одноколейка. Экспресс на ней не развернешь. Остается одно — прицепить локомотив к последнему вагону и пота­щить состав в обратном направлении. Однако мя­тежники тут же увидят, что их везут не туда, куда следует.

Колея для товарных поездов идет от района Тамати вдоль побережья Токийского залива и вы­ходит к причалу Ои. Девять километров. Для ’’Са­куры” это около десяти минут ходу.

Что же произойдет в поезде за эти десять минут, когда солдаты поймут, что ’’Сакура” идет в обрат­ном направлении? Потребуют остановить поезд? Начнется паника в вагонах? Предсказать это невоз­можно.

Мятежники, естественно, кинутся выяснять по диспетчерскому телефону причину. Им ответят, что из-за нарушений в расписании, вызванных авария­ми на дороге, на станции Токио получился затор и поезд временно отводят на запасной путь. Было решено, что, если мятежники не поверят такому объяснению, несмотря на их протесты, локомотив все равно потащит состав к причалу Ои.

Была еще одна трудность — как прицепить к зад­нему вагону локомотив на станции Сиодомэ. Сцеп­ку можно произвести менее чем за одну минуту. Причем так осторожно, что никто в поезде даже и внимания не обратит. Заметить неладное могут лишь те, кто едет в хвосте — в вагоне номер один. Во избежание этого задумали отвлекающую опера­цию: когда начнут прицеплять локомотив, вплот­ную к поезду подойдет полицейская машина и через динамик власти предложат мятежным солдатам сло­жить оружие.

И наконец, мятежники могли понять, что, не доезжая Синагавы, поезд перешел на другую, пред­назначенную для товарных поездов линию, Направ­ляясь в Токио, ’’Сакура” движется обычно между электричками линий Яматэ и Кэйхин-Тохоку (сле­ва) и экспрессами дороги Синкансэн (справа). Если же ’’Сакура” пойдет по товарной линии, то экспресс, идущий по Синкансэн, окажется не спра­ва, а слева.

Мятежники могут обнаружить обман. Тогда не избежать беды. Риск был слишком велик, и поэто­му, когда ’’Сакура” приблизится к станции Сина- гава, движение поездов по линиям Синкансэн, Яматэ, Кэйхин-Тохоку в обе стороны на участке Синагава — Симбаси решили приостановить. По при­казу правительства к проведению крупномасштаб­ной военной операции приступили все: ’’силы само­обороны”, Полицейское управление и Управление государственных железных дорог.

Аппарат отметил, что в 7.30 вечера ’’Сакура” проследовала через Одавару и подходит теперь к Хирадзуке.

8 часов — экспресс прошел станцию Офуна.

В 8.31 вечера ’’Сакура” промчалась мимо стан­ции Иокогама.

Наконец прибор, регистрирующий местонахожде­ние поездов по датчикам путевого реле, выдал информацию: ’’Сакура” вскоре войдет в столицу. На особой бумажной ленте с напечатанным на ней же­лезнодорожным графиком прибор вычерчивал путь ’’Сакуры”. Зигзагообразная линия казалась зажжен­ным бикфордовым шнуром, по которому к поро­ховому складу бежит огонь.

8.41 ’’Сакура” миновала станцию Кавасаки.

С грохотом промчалась по мосту Рокуго.

Близился первый барьер — надо было перевести экспресс со станции Синагава на товарную линию. Второй барьер — участок Синагава—Сиодомэ.

И наконец, самое трудное, от чего зависел весь успех операции, — прицепка локомотива и перевод

поезда от Сиодомэ к грузовому железнодорожному узлу Ои.

Стоит выпасть хоть одному звену, и провал всей операции. Захваченная путчистами ’’Сакура” застря­нет в центре города, и на глазах у всего Токио разыграется душераздирающая трагедия. И по всем Японским островам вновь активизируется мятеж­ное подполье.

К ночи дождь еще больше усилился. Это уже был настоящий ливень, но никто не мог сказать, помо­жет ли он операции.

21

— Пора! — прошептал сержант Сима на ухо Иси­мори.

Стараясь ступать неслышно, Исимори пошел вслед за Симой в пятый вагон. Вот-вот уже должен был появиться часовой, наблюдавший за вагоном- рестораном. Сима велел Исимори выяснить, через сколько минут появляется солдат.

Солдат заглядывал каждые полчаса. Прошлый раз он заходил в 8 часов 10 минут. Теперь 8.41. Сима сказал, что солдата зовут Цуцуми. Звание — ефрейтор.

Сима остановился около дверей и оглянулся. Он посмотрел через плечо Исимори на официанток. Его глаза молчаливо приказывали им: ’’Что бы ни случилось, не поднимать шума!” Съежившись под его взглядом, все сгрудились в конце вагона.

За дверьми послышались шаги.

Сима немного отошел в сторону и слегка при­гнулся.

Исимори стоял в коридоре метрах в трех от дверей, сжав кулаки. Он должен был вызвать подо­зрение у солдата, заманить его в вагон.

Дверь открылась, и на пороге появился солдат.

Из-за стальной каски было трудно определить его возраст, но, судя по блестящей коже лица, ему было лет двадцать. Заметив стоящего в проходе Исимори, солдат властно окликнул его:

—          Эй! Ты что тут делаешь?!

Глядя ему в лицо, Исимори отошел назад на несколько шагов. Словно загипнотизированный, солдат переступил порог.

Именно этого и Ждал сержант Сима. Он зашел со спины и нанес удар по шее прикладом. Г олова часо­вого резко откинулась вбок, и он ничком рухнул на пол вагона. Видно, Сима одним ударом перешиб ему шейные позвонки. Солдат лежал на полу без дви­жения.

Сима сделал Исимори знак глазами.

Исимори подбежал к солдату и обхватил его за плечи. Сима приподнял его за ноги.

Исимори попятился назад и толкнул спиной дверь. Сима, держа солдата за ноги, не забывал внимательно следить за дверью в соседний вагон.

Они быстро занесли тело в туалет.

Сима сразу же вышел оттуда и приказал:

—          Живей переодевайся и не забудь запереться изнутри!

Исимори протянул руку к каске. Руки дрожали. В глазах потемнело. Солдат казался мертвецом. Если и жив, то очнется очень нескоро.

Колеса под ногами застучали по-другому. ’’Мост Рокуго!” Значит, ’’Сакура” наконец пересекла границу Токио. Вот чего ждал Сима. По мере того как ’’Сакура” подходила к Токио, солдаты стали переодеваться в военную форму. Теперь их было трудно отличить друг от друга. Сима считает, что в солдатском обмундировании Исимори сможет сво­бодно разгуливать по поезду.

’’Вот я и стал подручным Симы... — подумал Исимори. — Если я откажусь помогать ему, он без малейшей жалости пристрелит меня. А за поводом дело не станет. Вон в пятом вагоне какой-то пасса­жир решил было возмутиться, так его расстреляли на месте, для острастки...”

Когда о расстреле сообщили через полчаса по радио, наступило гробовое молчание.

Да, Сима мог застрелить его. Конечно, Исимори боялся этого. Но сильнее страха были ненависть и злоба. Ненависть к авантюристам, поставившим на карту жизнь пятисот ни в чем не повинных людей. Негодование, отвращение, желание расправиться с ними разжигали решимость. В Исимори зрел протест.

’’Сима прав. Если покончить с Фудзисаки и Ма- цумией, остальные превратятся в стадо, в толпу, с которой будет совсем не трудно справиться. Правда, может случиться и так, что, лишившись главарей, они от отчаяния бросятся вперед очертя голову.

Но все-таки Сима прав”.

Исимори был не по душе сержант. Скользкий тип, шпион... Но выбирать не приходилось.

’’Рискнуть стоит. Если расчет верен, мятежникам крышка. Конечно, опасность велика. Но риск есть риск. Если сидеть сложа руки, погибнешь вместе с ними”.

Когда Исимори решился, Сима поведал ему свой план...

...Скорей переодеться!

Исимори принялся стаскивать с солдата куртку. В голове мелькнула мысль: ”До чего же я дока­тился!”

22

Дождь лил все сильнее. Струи его рассыпались бе­лыми брызгами, ударяясь о хитросплетение рель­сов, бегущих к Токио.

Вздымая водяную пыль, электровоз мчал ”Сакуру! к станции Синагава. Сквозь пелену дождя был ясно виден мерцающий огонек, указывающий путь экспрессу.

Повинуясь светофору, ’’Сакура”, слегка накре­нив влево свое громадное тело, на малой скорости перешла на грузовую колею. Это произошло в 8.52 вечера.

23

Надвинув на глаза стальную каску, Исимори прошел за Симой через пятый вагон. В руках у него была винтовка. Подсумок на поясе висел гирей. Неподъемными казались и солдатские ботинки. На каждом шагу его пошатывало — то влево, то вправо. Он чувствовал себя неуклюжим, точно за­водная кукла.

А для пассажиров он был одним из насильников. Они бросали на него испуганные, ненавидящие взгляды.

Прошли пятый вагон.

Выйдя на площадку четвертого вагона, Исимори мельком взглянул на дверь. И раскрыл глаза от удивления.

Огни рекламы, отражавшиеся в оконном стекле, проплывали где-то совсем рядом. Экспресс, очевид­но, уже миновал станцию Синагава и шел теперь по Хамамати.

И все же эти неоновые огни плыли слишком близко. Не очень отчетливо, но он помнил, что глав­ная магистраль Токайдо должна проходить где-то посередине между линиями Яматэ, Кэйхин-Тохо­ку — слева и Синкансэн и товарной линией — справа.

И огни должны быть дальше.

”Мы едем по другой колее!” — мелькнула мгно­венная догадка. Но для раздумий времени сейчас не было.

Перешли из третьего вагона во второй.

Следующий — первый, штаб мятежников. Казав­шаяся нескончаемой речь, лившаяся из радиоприем­ника, наконец прекратилась. Какое-то странное ожидание повисло в воздухе.

Ожидание близкого конца...

”Но для заговорщиков это не конец путешест­вия, а начало нового сражения. Они намерены за­хватить Токийский вокзал и обратиться к народу с воззванием. Объяснить, почему решились на мятеж. Рассчитывают, что их поддержат. А пятьсот человек будут сидеть в поезде заложниками... Так говорил Сима. Они будут сопротивляться до конца и взорвут поезд вместе с собой и пассажирами.

Это называется у них — ’’осыпаться лепестками прекрасного цветка...”

Правда, Фудзисаки с Мацумией поначалу не по­мышляли о взрыве. Но дело, видно, не в них, а в развитии событий. События же разворачивались не так, как им хотелось бы. По словам Симы, Фудзи­саки ежеминутно повторял, что их предали. Но Си­ма, похоже, не знал, кого имел в виду Фудзисаки, говоря о предательстве.

Каким образом ’’войска самообороны” и поли­ция будут останавливать экспресс, неизвестно. Но от их действий зависит, смогут ли осуществить заду­манное Исимори с Симой.

’’Мне наплевать на ’’силы самообороны” и по­лицию, — рассуждал Исимори. — И, уж конечно, не из любви к шпиону Симе я иду на это. Я гражда­нин и не могу терпеть беззаконие”.

Ему вспомнилась Кеко Эми. Словно откуда-то издалека донесся ее слабый голосок:

— В тот вечер, пять лет назад...

’’Неужели я готов на такое лишь для того, чтобы * вернуть ее, отнять у фанатика Фудзисаки? Что ж, может, и так...”— подумал Исимори.

Дошли до дверей первого вагона.

Исимори взял винтовку поудобнее.

—          Ну, смелей! Держись за мной, — сказал Сима, обернувшись к Исимори.

Они вошли в вагон.

Исимори почувствовал на себе испытующие взгляды. Ноги сделались словно ватные, лицо по­крылось липким потом.

Идя вслед за Симой, Исимори огляделся.

Фудзисаки и Мацумия находились в конце ва­гона. Кроме них, там было еще трое. Скоро Токио, и мятежники были начеку. Прижавшись к окну, они пытались рассмотреть через шторы, что происходит снаружи.

Непроизвольно Исимори поискал глазами Кёко.

Кёко сидела там, где он ее оставил. На его три­надцатом нижнем месте. От усталости лицо ее побледнело, ресницы были опущены.

Словно почувствовав взгляд, Кёко открыла глаза и печально посмотрела в его сторону. Исимори уви­дел в ее глазах вопрос. Кёко с немым изумлением рассматривала его форму. Еще секунда — и она за­кричит!

Исимори подмигнул, пытаясь остановить ее.

—          Мы обошли весь поезд, — сказал кому-то сержант Сима.

—          Кто там, позади тебя? — спросил голос из купе.

Это был подпоручик Мацумия. В тоне его прозву­чало нескрываемое раздражение.

—          Ефрейтор Цуцуми.

—          Что ему нужно?

—          Ефрейтор Цуцуми обнаружил в ресторане подозрительного типа. Он хочет доложить... — про­двигаясь, как было условлено, вперед, ответил Сима. Исимори шагнул за ним, затылком ощущая взгляд Кёко.

—          Подозрительный тип? — Мацумия выглянул в коридор. В голосе звучала досада — поезд вот-вот прибудет на Токийский вокзал, а тут какие-то ду­рацкие доклады. Но Мацумия все же вышел в ко­ридор.

—        Ну что там у тебя? Давай выкладывай побыст­рей! — Мацумия посмотрел на обоих обведенными синевой глазами.

—        Есть! — через силу ответил Исимори и загля­нул через плечо Симы. Мацумия смотрел ему в глаза.

Сима придвинулся к подпоручику. Исимори опу­стил голову, пряча лицо. Исподлобья посмотрел на Мацумию.

Глаза Мацумии сверкнули черными молниями. Он весь напружинился и подобрался.

—        Ах ты гад! — взревел Мацумия. Он узнал Иси­мори. Пора начинать! Сима пригнулся и, оттолкнув­шись от пола, буквально влетел в купе. Исимори, подняв над собой винтовку, бросился на Мацумию.

Тот прыгнул в сторону, уклоняясь от удара, и схватился за пистолет.

В этот момент поезд тряхнуло, и он резко оста­новился. Исимори едва удержался на ногах. За­шатался и Мацумия. Исимори успел ударить прикла­дом. На таком близком расстоянии стрелять было невозможно.

Мацумия низко присел, и Исимори увидел, как правая рука Мацумии вытянулась вперед. Заметил, но увернуться уже не успел.

Страшный удар в челюсть отбросил Исимори назад.

В этот момент раздалось объявление по радио:

’’Уважаемые пассажиры! Наш поезд прибывает на станцию Токио”.

Это спасло Исимори. Воспользовавшись тем, что Мацумия отвлекся, Исимори выхватил из кармана куртки пистолет. Мацумия, откинувшись назад, попытался пнуть Исимори носком ботинка.

—        Не двигаться! — раздался грозный окрик Симы. Он вытолкнул Фудзисаки в проход.

—          Встаньте рядом! — приказал Сима, направляя на них пистолет.

Теперь они поменялись местами,— Фудзисаки и Мацумия стояли спиной к входу, а Сима — в глуби­не купе. Трое солдат, разговаривавших поодаль, заметили неладное, но Сима остановил их окриком:

—          Оставаться на месте! Иначе убью Фудзисаки!

Сима приказал Исимори обезоружить Мацумию.

Тот вытащил у Мацумии из кобуры пистолет и протянул его Симе.

—          Сдавайтесь!

—          Сима! Так ты, мерзавец, из военной поли­ции!.. — в бешенстве крикнул подпоручик. Голос его дрожал от злобы.

—          Так что ты нам хочешь сказать? — спросил Фудзисаки у Симы. Голос его был удивительно мяг­ким. За очками блеснули глаза. Этот человек никогда не теряет самообладания! Реакция его на­сторожила Исимори.

—          Прикажите всем сдаться, — сказал Сима.

—          И не подумаю, — ответил Фудзисаки. — Мо­жешь убить меня или оставить в живых — это твое дело.

—          Предложите им сдаться!

—          Нет! — непреклонно ответил Фудзисаки. Он стоял с гордо поднятой головой, глаза метали искры, губы были презрительно искривлены. Мацу­мия являл полную ему противоположность: руки безвольно повисли, запавшие глаза сузились в щелочки. Стоявшие позади солдаты тупо пялились на Симу и Исимори. Они явно ничего не понимали.

—          Если будете упорствовать — застрелю! — тяже­ло выговорил Сима.

—          Это твое дело! — сказал Фудзисаки, скрестив руки на груди. — Но знай: застрелишь меня — поезд будет взорван. У нас договоренность — если со мной что-нибудь случится, ефрейтор Китадзава — он в седьмом вагоне — подожжет взрывчатку. Поезд взлетит в воздух вместе с пассажирами.

—          Ефрейтор Китадзава? — Голос Симы упал.

"Так это же тот тип...” — Исимори вспомнил широкоплечего здоровяка, который вместе с подпо­ручиком Мацумией тащил мужчину в очках.

—          Бешеные псы! — выругался Сима.

На губах Фудзисаки появилась насмешливая улыбка.

—          Что ж, пусть так. Только безумцы способны на подвиг. Только им дано изменить государственный строй.

—          Вы расправились даже со своим товарищем, с Масаси Хигасиками! Ведь это его труп лежит на верхней полке в тринадцатом купе!

—          Хигасиками струсил, струсил перед самым выступлением. Перед посадкой на ’’Сакуру” он вдруг усомнился в нашем покровителе. Подозре­вать такого человека! Государственного деятеля...

—          Государственного деятеля? — переспросил Сима.

—          Это не твоего ума дело.

—          А ведь бригадный генерал Эми предостерегал вас, но вы похитили его и убили.

—          Бригадный генерал Эми послал свою дочь сле­дить за нами, — высокомерно сказал Фудзисаки. До Исимори с трудом доходил смысл этого обмена обвинениями. Он очень смутно представлял себе ту беспощадную отчаянную борьбу вокруг заговора, которая разгорелась в последние годы. Все-таки отец и дочь Эми поддерживали между собой тайную связь! Тамэитиро Эми лишь сделал вид, что ушел на покой, переселившись в Нагою. На самом деле он продолжал следить за участниками ’’заговора быка”...

Внезапно Исимори заметил Это была Кёко Эми.

Она стояла в коридоре, прижав руку к груди, и внимательно вслушивалась в разговор. Хотя поезд стоял на месте, она изгибалась из стороны в сторо­ну, словно травинка.

’’Что она собирается сделать?!”—подумал Исимо­ри, и тут произошло неожиданное — поезд дернулся и пошел вспять.

Все закачалось и поплыло перед глазами.

Тело его качнулось, как будто его толкнула в спину чья-то сильная рука. В следующий момент правая ладонь Мацумии, описав дугу, выбила у него пистолет.

Падая, Исимори увидел, как пистолет засколь­зил по полу.

24

После долгого, но бесплодного препиратель­ства с перронным контролером Токийского вокзала Арига пошел обратно в зал, к выходу на Яэсу.

Контролер твердил ему, что вблизи Нагои сошли с рельсов два поезда — товарный и пассажирский, в результате чего нарушен весь график движения по­ездов. Вечером ни один поезд не отправился со станции Токио. Неизвестно также время прибытия поездов. Чтобы избежать беспорядка, прекращено движение пригородных электричек и поездов по ли­ниям государственных железных дорог, по линии Йокосука и другим дорогам. В связи с этим для пассажиров проход на платформы закрыт.

Все выходы на станцию были перекрыты поли­цейскими и служащими железнодорожной охраны. Они следили, чтобы ни один пассажир не проник на платформу. Все попытки Ариги оказались тщет­ными.

’’Что же мне делать?” — нервничал Арига, проби­раясь в толпе пассажиров, заполнивших зал.

Было ясно, что на станции Токио что-то проис­ходит. Либо экспресс ’’Сакура” с мятежниками  прибыл на Токийский вокзал, либо приближается к нему. Однако Арига мог только предполагать.

Он обратился в справочную — там ответили, что сегодняшняя ’’Сакура” уже прибыла в 11.32 утра. Какая чепуха! Ведь Исимори выехал на ’’Сакуре”, но до сих пор его нет в Токио.

Арига был убежден, что тут какой-то фокус, трюк с исчезновением ’’Сакуры”. Чтобы докопаться до сути, Арига обегал все вокруг, но ничего узнать не удалось. Он звонил в редакции газет и на телеви­зионные студии, но нигде к его звонкам не проявля­ли интереса. Арига нутром чувствовал, что над сред­ствами массовой информации установлен неглао ный, но жесточайший контроль.

—        ’’Все мои ухищрения — комариные укусы...” — обескураженно подумал Арига. Комару не продол­бить вечной мерзлоты политики, на ней не останет­ся даже царапины...

И все же он не станет молчать — он расскажет читателям о перевороте.

Арига отдавал себе отчет, что произойдет, если он займет все страницы своей обувной газеты репорта­жем о перевороте. Тогда на газете можно будет поставить крест. ”Ну и пусть!” — решил Арига. Он бросит журналистику и наймется куда-нибудь сторо­жем. Это будет его местью собственным неудачам.

Мысли вновь вернулись к Исимори, и он почув­ствовал угрызения совести. Если лопнет ”В мире обуви”, Исимори окажется на улице, а у него жена с больной ногой. Но Исимори должен понять его...

Ариге почему-то показалось, что Исимори вер­нулся на сегодняшней ’’Сакуре” в Токио и сейчас уже дома, в своей квартире в Хигаси-Мукодзиме. Он вышел из зала и из автомата у киоска позвонил домой Исимори.

—        Слушаю! — послышался издалека испуганный голос жены Исимори — Тиаки.

Арига назвал себя и спросил, не возвратился ли муж.

—        Нет, не приехал...

Ариге показалось, что Тиаки какая-то странная. Неужели кто-то стоит рядом с ней?!

С нескрываемой тревогой Тиаки спросила:

—        Скажите мне... Что-нибудь с мужем?

—        У вас кто-то есть?

—        Да.

И сразу же разговор прервался.

’’Даже за женой Исимори наблюдают!” — с доса­дой подумал Арига. Не успел он положить трубку, как к нему с обеих сторон подошли двое неиз­вестных.

—        Вы Коитиро Арига? Владелец ”В мире обу­ви”?.. — спросил молодой крепыш.

Арига кивнул. Второй незнакомец достал из кармана черную книжечку и сунул ее под нос Ариге.

—        Вы арестованы по подозрению в отравлении Сайко Накагами. На квартире Сайко обнаружены отпечатки ваших пальцев.

—        Какая ерунда!

—        Вы ведь частенько заглядывали в ’’Марс”, — не­возмутимо добавил широкоплечий агент, мертвой хваткой беря Аригу за руку.

—        Подстроили-таки ловушку! — пробормотал Арига.

25

Поезд катился назад все стремительней. В первом вагоне события принимали драматический оборот. В тот момент, когда поезд дал задний ход, Исимори кинуло вперед. Воспользовавшись этим, Мацумия выбил у него пистолет. Он покатился по полу, но Кеко тут же подобрала его. Она была очень хороша в эту минуту, с горящими гневом глазами.

Одной рукой, чтобы не упасть, Кеко держалась за спинку дивана. Кёко целилась в Фудзисаки. Сейчас она снова была такая, какой он встретил ее в Кито,— гордая, недоступная.

Кёко молчала.

—          Вы не выстрелите! — Фудзисаки посмотрел на Кёко. Никаких признаков волнения. Полное спо­койствие.

У Кёко дернулась щека.

Исимори застыл, переводя взгляд то на Фудзи­саки, то на Кёко. Не менее его поражены были и Сима с Мацумией. С нескрываемой тревогой они следили за поединком.

А поезд продолжал катиться назад. В вагон вбе­жал ефрейтор Китадзава.

Увидев Кёко с пистолетом в руке, он оцепенел. Видно, не мог понять, где свои, а где чужие.

—          Что случилось? — спокойно спросил его Фуд­зисаки.

—          Сообщили, что переводят на запасной путь... временно... из-за скопления поездов. Сейчас тащат поезд от Синагавы к морю.

—          Заманили на товарную линию! Это западня! — закричал Мацумия.

—          Что делать? — Китадзава ждал указаний.

Но Фудзисаки не ответил. Исимори заметил, как в его спокойных до сих пор глазах зажглись злые искорки.

У Исимори перехватило дыхание.

—          Товарная станция... Причал Ои, — прошептал Фудзисаки. — Они собираются окружить нас там. Сейчас, наверно, эти подонки уже поджидают.

—          Остановить поезд? — предложил Мацумия.

Фудзисаки молчал. Складки, прорезавшие его лицо, стали еще жестче. Наступила тягостная пауза.

Воображение Исимори рисовало ужасные карти­ны — поезд мчится сквозь дождь, войска окружают экспресс, солдаты врываются в вагоны, гремят автоматные очереди...

”Ад кромешный! — подумал Исимори. — Это ги­бель — гибель всех пассажиров”.

—          Конец... всем вашим планам, — нарушил тиши­ну голос Кёко. — Я знала, чем это кончится...

Фудзисаки лишь слегка усмехнулся.

—          Как вы могли увлечься такими безумными идеями?

—          Женщине этого никогда не понять... — ответил Фудзисаки.

—          Я знаю. Ваш отец был казнен как военный преступник. Принял на себя вину старшего коман­дира, весь его позор... По обвинению в жестоком обращении с военнопленными... Поэтому вы возне­навидели государство?!

—          Прекрати! Что за чушь!

—          Ваша мать одна растила вас... Она умерла от истощения. И вы не смогли простить государству того, что оно лишило вас родителей, ввергло в ни­щету, и свержение существующего строя сделалось целью вашей жизни. — Кёко говорила тихим, моно­тонным голосом. — Но вы не один такой... Ведь немало людей пострадали от войны.

—          Замолчи!

—          Главное было в том, что вас не взяли в воен­ную авиацию — из-за плохого зрения. А вы так стре­мились туда. Это было ударом по самолюбию. Вот почему вы примкнули к заговору.

Голос Кёко звучал совершенно спокойно, даже равнодушно, но именно поэтому для Исимори ее слова были полны убедительной силы.

—          Говорят тебе, прекрати! — истерически закри­чал Фудзисаки.

Уголки губ его дергались, но в остальном он вы° глядел довольно спокойным. В его глазах, устрем­ленных на Кёко, перемешались страсть и равноду­шие, безумие и холодный расчет. Это равновесие, казалось, могло нарушиться в любую минуту...

Кёко бросила быстрый взгляд на Исимори. Губы ее зашевелились, как будто она что-то хо­тела сказать.

Исимори смотрел на нее, пытаясь разобрать слова.

Где-то совсем рядом раздался взрыв. Но глаза Фудзисаки неотрывно смотрели в одну точку, словно он не слышал его.

Исимори замер в изумлении — уж не сошел ли с ума Фудзисаки?

Наконец Фудзисаки, с трудом разжав губы, сказал:

—          Будем взрывать...

Его оборвал короткий сухой треск, сверкнула вспышка. Колени Фудзисаки подогнулись, он мед­ленно осел и рухнул на пол.

’’Это выстрелила Кёко!” — понял Исимори, боль­ше он уже ничего не мог сообразить. Он не сообра­жал, что происходит.

Вспышка разорвала тьму. Мелькнули фигуры солдат. Где-то вблизи прогремело несколько силь­ных взрывов, заискрился ослепительный свет. Иси­мори стоял как вкопанный. От фейерверка за окнами он совершенно растерялся.

—          Ложись! — скомандовал чей-то властный голос. Повинуясь ему, Исимори бросился на пол.

Над головой прогремела очередь.

’’Ручной пулемет!” В поезд ворвалссь солдаты. Чудовищный грохот, парализовавши! его волю, издавали, взрываясь, специальные, ’’гремучие”, гра­наты, которые на несколько секунд оглушают человека. Кроме того, каратели, очевидно, сорвали двери в вагон направленным взрывом миниатюрных магнитных мин.

Началась перестрелка. В вагоне запахло порохом. Снова раздался тот же властный голос:

—          Пассажирам немехленно покинуть вагоны!

Сразу поднялась паника. Кричали все - кто во что горазд.

За долгие часы мучительного ожидания взаперти тревога, раздражение, недовольство достигли преде­ла. Страсти готовы были вырваться наружу. В пои­сках спасения пассажиры ринулись в хвостовые ва­гоны. В этот момент открылись наружные двери. Люди лавиной хлынули из поезда. Этот вихревой поток захватил и Исимори.

В отчаянии он пытался вырваться из него, разы­скать Кёко, но толпа затянула его, выбросила нару­жу и понесла. И он бежал, не видя перед собой ниче­го, под струями льющегося во тьме дождя, под крики, проклятия и плач. Он бежал, протягивая вперед руки, пытаясь схватиться за что-то, но перед ним была лишь одна пустота. Он был бессилен остановить этот бег, и отчаяние захлестнуло его. Исимори не помнил, как долго он бежал. И, лишь услышав мужской голос: ’’Осторожно! Ложись!” — инстинктивно бросился наземь. И позади раздался грохот, потрясший тьму. Приподнял голову, обер­нулся и увидел, как взметнулся в небо столб пла­мени, темноту прорезали бесчисленные яркие полосы.

’’Поезд!” — Разрывы следовали один за другим, они казались ему лишь далеким эхом. Исимори не мог отвести глаз от языков пламени.

Видимо, рвались боеприпасы. Огненные смерчи вскипали в небо, причудливо извиваясь и рассы­паясь искрами. В этом зрелище была какая-то фан­тастическая, неземная красота.

Затем огненные лепестки начали опадать на зем­лю, но сам экспресс продолжал полыхать и издали казался вышедшей из берегов рекой огня. Это было словно конец света.

Исимори обдало горячим вихрем. Пот стекал со лба, заливая глаза. Но он, не моргая, продолжал смотреть на огненную ленту. Ему почудилось, что пламя все разгорается.

’’Что с Кёко?”

В отчаянии Исимори оглянулся кругом, но Кёко нигде не было видно.

’’Неужели она осталась в поезде?! — Его объял ужас. Перед глазами замелькали картины недавних событий: Кеко с пистолетом... Вспышка выстрела... Фудзисаки, падающий на пол вагона... Образы возникали в памяти черно-белыми, начисто лишен­ными цветовых оттенков. Потом стерлась и черная краска, остались одни белые фигуры.

Исимори прокрутил еще раз кинопленку памяти. Крупным планом появилась фигура Кёко с пистоле­том в руках. На лице застыло выражение отчаяния и покорности судьбе.

’’Неужели Кёко решила погибнуть? Что она пы­талась сказать мне в последнюю минуту? Простить­ся? Или признаться в любви?..

—         Кёко! — не помня себя, закричал Исимори, пошатываясь, поднялся и устремился к охваченно­му пламенем экспрессу.

—         Ты что, спятил? — Сзади протянулась мужская рука и швырнула Исимори наземь.

В это же мгновение раздался еще один мощный взрыв.

Падая на землю, Исимори рванулся вперед, чтобы хоть на один шаг быть ближе к поезду.

—         Кёко! — закричал он снова изо всех сил.

Все затопило феерическое половодье красок.

На красном фоне извивалисьжелтые, зеленые, оранжевые, черные полосы — смешались все сущест­вующие цвета, образовав неописуемый мир красок.

Разноцветные струи били фонтаном к небу, закручивались в спираль, текли вниз, сталкивались друг с другом. Они дышали и пульсировали, словно живые существа. Пляска их сопр^^ждалась оглу­шающим грохотом. Звуки, казалось, тоже были жи­выми. Они то падали откуда-то сверху, с подне­бесья, то извергались из самых земных недр. На­слаиваясь друг на друга, они то усиливались, то вдруг стихали на какой-то миг, чтобы тут же взор­ваться таким ревом, от которого, казалось, начи­нала дрожать сама земля. Это была поистине вак­ханалия красок и звуков.

На мгновение Исимори почудилось, что он бре- дат. Он уже не чувствовал ничего, не понимал, что происходит. Ему показалось, что он и в самом деле видит перед собой фигурку Кёко Эми, оку­танную пламенем. Вот-вот и сам он растворится в этом бесконечном потоке огня.

—                Кёко! Кёко! — напрягая все силы, звал Иси­мори.

Дождь бил прямо в лицо. Пытаясь защититься от него, он закрыл глаза.

Но и с зажмуренными глазами он по-прежнему видел Кёко, неподвижно стоявшую среда огненной реки.

26

—                Все решилось наилучшим образом, — сказал в телефонную трубку начальник Бюро расследований Тосикура. — Тридцать пять мятежников, захватив­ших ’’Сакуру”, погибли, взорвав вместе с собой поезд. Из пятисот человек пока не обнаружены толь­ко проводник и одна пассажирка. Раненых — трид­цать один человек, совершенно невероятно, но все живы. Жертв меньше, чем ожидалось.

—                Значит, взорвали и поезд и себя, — послышал­ся в трубке самоуверенный голос. Голос премьер-министра Сабаяси.

—                Всех пассажиров разместили в восьми город­ских больницах. Всем строго-настрого запрещено рассказывать о случившемся. Каждый будет под­вергнут строгой проверке, сейчас выясняются фами­лии и адреса. Мы установим над всеми пассажирами негласный надзор. Того, кто станет распространять слухи о том, что происходило в поезде, отправят в психиатрическую больницу. Пощады не будет никому.

—          А что с главарями путча?

—          Об этом не беспокойтесь! — беззвучно рас­смеялся Тосикура. — Годзо Охата... Акимаса Фудзисаки.. Масаси Хигасиками... Все мертвецы. Мы по­лучили достаточно достоверные сведения о том, что Масаси Хигасиками сел на ’’Сакуру”.

—          Понятно... — Было слышно, как по другую сторону провода облегченно вздохнул Сабаяси.

—          Все исчезнет, как мираж в пустыне. Тех, кто был связан с Охатой, арестуем без промедления,— докладывал премьер-министру Тосикура. Он бро­сил взгляд на картину Уччелло ’’Битва при Сан-Ро- мано”. Его внимание вдруг привлекли острые копья в руках всадников. ’’Вот так и защитили мы правопорядок”. Тосикура нахмурился. Он с трудом сдержал готовый сорваться с языка воп­рос: ’’Окажись вы снова в политическом тупике — опять затеете игру, где ставкой будет судьба стра­ны?”

Но телефон был еще не разъединен. Тосикура слышал зловещее молчание премьер-министра. Вслу­шиваясь в него, он саркастически улыбнулся.

Автор использовал в качестве справочного материала книгу Тэрухико Одзаки ’’Перевороты” (’’Библиотека ”Тюо корон”).

Книга ’’Август без императора” была впервые опубликована под названием ’’Похороны со свас­тикой” в журнале ’’Сёсэцу гэндай” в мае—июле 1977 года. События, изображенные в книге, — авторский вымысел.

Оглавление

Аннотация

Предисловие

Часть первая УБИЙСТВО В ЭКСПРЕССЕ

   1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

Часть вторая ПРОПАВШИЙ ПОЕЗД

   1

   2

  3 

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

  15

  16

  17

  18

  19

Часть третья  ПОХОРОНЫ СО СВАСТИКОЙ

  1 

   2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

  15

  16

  17

  18

  19

  20

  21

  22

  23

  24

  25

  26