КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Baker street (СИ) [trista farnon] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

========== Часть 1 ==========

Пекарня Якоба была небольшой, но ее скромных площадей хватало для достойного дохода, потому что все шесть их столиков никогда не стояли пустыми. Людей привлекали кондитерские чудеса на витрине, такие же приятные на вид, как и на вкус, но Куинни полагала со смесью гордости и чуточку самодовольства, что дело было ещё и в ней: люди говорили, она умела слушать как никто. Порой она помогала мужу и Генри на кухне, но больше всего любила привечать гостей, которых помнила по именам, и на ее «Как ваши дела сегодня?» они не отмахивались вежливым «Хорошо, благодарю вас». Потому что Куинни умела слушать. Если хотите, это был ее особый дар.

Тем утром Куинни любовалась драматично скуластым лицом некоего иллюзиониста с плаката напротив витрины (рама большого зеркала, из которой кудесник взирал на прохожих разноцветными глазами из-под взбитых прядей белоснежных волос) и воображала себя жертвой его тёмных чар, доблестно спасаемой милым Якобом, когда в пекарню вошёл первый за сегодня посетитель.

— Мистер Скамандер! Как ваши дела? — спросила Куинни, порхнув ему навстречу, и сочувственно добавила: — Так и не сказали родным?

Судя по чемодану, нет, домой он не вернулся. Впервые мистер Скамандер появился здесь позавчера и оказался исключенным из Оксфорда студентом математических наук, после третьей чашки какао признавшимся ей, что стоит ему ступить на порог отчего дома, как все семейство растерзает друг друга в борьбе за право растерзать его.

— Я уверена, вы преувеличиваете! — воскликнула Куинни в ответ на эту драматичную повесть, и мистер Скамандер сумрачно усмехнулся.

— Они все потомственные военные, а мама была медсестрой.

— Значит, они уважают правое дело?.. — растерялась Куинни.

— Значит, они не боятся крови.

Куинни неуверенно хихикнула, а мистер Скамандер несчастно ссутулился над своей чашкой.

— Меня даже назвали Ньютоном, в честь того математика. А мне яблоки и то интереснее всех его сил тяготения!..

— Значит, вы не откажетесь от нашего штруделя! — объявила Куинни. — На голодный желудок любая беда кажется еще хуже.

Она была молода, но статус замужней дамы облегчал робкому мистеру Скамандеру общение с ней, делая ее в любом случае недоступной и потому безопасно очаровательной. Однако сегодня он был ещё более беспокойным, чем раньше.

— Вы знаете, кто живет в доме на углу улицы? — спросил он, едва Куинни подошла.

— Знаю, — кивнула она. — Никто.

Этот ответ его удивил.

— Но я… Вчера вечером я проходил мимо, и за оградой там была девушка. Она хотела подобрать клеста под елкой, и я сказал ей, что не надо, птенцов нельзя трогать, они так учатся выживать, и… Словом, там была девушка. Неодетая. То есть не тепло одетая! В одном платье, а там ведь зима…

— Девушка? — нахмурилась Куинни, вспоминая. — Я слышала про эту семью. Лестрейд, вроде бы… У него были сын и дочь, но они оба умерли много лет назад, а он, говорят, от горя сошел с ума и… Тоже умер. И их род прервался.

— Она сказала, ее зовут мисс Лестрейндж, — пробормотал мистер Скамандер и чуть не впервые посмотрел Куинни в глаза. — Я что же, говорил с привидением?

Это был очень интересный вопрос, и Куинни обратилась с ним к заглянувшей в пекарню сестре.

— Тинни, ты знаешь что-нибудь о доме в конце улицы? Кажется, там завёлся призрак! Ты такая умница, сможешь ведь это объяснить?

Но Тина не успела ничего объяснить, потому что в этот момент звякнул колокольчик и в пекарню вошел новый гость, сурово черно-белый и аппетитный, как шоколадный кекс.

— Инспектор Грейвс! — заулыбалась Куинни. — Клубничный тортик, как обычно?

Инспектор предпочёл сделать вид, что разоблачения его тайной кондитерской страсти в присутствии посторонних не случилось.

— Я хотел бы поговорить с вами, мисс Голдштейн, — сурово объявил он.

Тина настороженно смотрела на него.

— Вы узнали что-то новое о деле Риддла? — спросила она.

— Узнал, что в него влезли вы. Если вы снова станете мешать работе полиции, как в деле Бэрбоунов, я буду вынужден отправить вас за решетку за препятствование следствию.

— Но мальчик говорил правду! — вскипела Тина. — Вы даже не сверили следы у него на руках с пряжкой пояса той женщины!

— Да, да, и текстуру ста видов табачного пепла я тоже не изучил,— язвительно сказал инспектор. — Вам не приходило в голову, что мистер Абернати просто угостился чужой сигарой, потому на его костюме и оказался тот же пепел, что и на трупе?

Тина вспыхнула, вспомнив то свое фиаско.

— Я не так уж и ошибалась. Убийцей оказался его сосед, разве нет? Куривший те самые сигары!

— Вы ошиблись, и это главное, — отрезал инспектор. — Не вмешивайтесь в мое расследование. Это все, что я хотел вам сказать.

На этом он ушел. Тина, возмущенно сверкая глазами, выскочила на улицу за ним следом. Куинни вздохнула, провожая их обоих глазами. Сестра никак не оставляла надежды быть принятой на работу в полицию, и непреклонная суровость инспектора Грейвса до сих пор не сумела охладить ее пыл.

Вечером, когда Якоб закончил с подсчетом дневной выручки и с наслаждением вытянулся в кресле у очага, Куинни присела на ручку его кресла и умильно заглянула мужу в лицо.

— Милый, давай прогуляемся?

Якоб с тоской покосился на уютно трещавшие поленья в очаге, но мудро смирился и только спросил:

— Куда?..

Куинни чмокнула его в щеку.

— К дому с привидениями!

Они вышли на Пекарскую улицу. На самом деле она звалась как-то иначе, но Куинни называла ее именно так: их пекарня объединяла здесь всех. Из окна их очаровательной квартиры прямо над пекарней Куинни по вечерам видела вдалеке светящееся окошко сильной и независимой сестры, снимавшей комнату в мансарде и до утра жегший там свечки над своими умными и неженскими делами. Жившая напротив элегантная мисс Макгонагалл частенько заглядывала за имбирным печеньем, а ее соседка Сесилия — за зефиром и разговорами о своем ухажёре. Инспектор Грейвс каждый день проходил по этой улице по пути в Скотленд Ярд, прихватив у Якоба непременный кекс, и даже загадочный дом сумасшедшего аристократа в самом ее конце теперь тоже привязал к ним мистер Скамандер, сдружившийся с тамошним привидением. Дом этот стоял с темными окнами, нигде ни движения, следов на свежевыпавшем снегу тоже нет… Куинни и Якоб прогулялись вдоль ограды сада несколько раз и не углядели ни малейших признаков кого-то живого — или неживого. Решено было отправиться домой, когда Якоб вдруг замер и шепнул ей:

— Смотри!

И Куинни успела ее увидеть: темный силуэт, различимый только на фоне белых стен дома и снежной земли. Женщина с длинными распущенными волосами в платье с пышной-пышной юбкой.

— Мисс Лестрейндж? — окликнула ее Куинни, прильнув к ограде, но тень метнулась за населенные клестами елки и исчезла. Следов на снегу там, где она стояла, не осталось.

***

Следующим утром мистер Скамандер снова пришел, но не один: за столиком напротив него обнаружился джентльмен приятной наружности и средних лет с выглядывающим из-под скучного серого сюртука лазурным шарфом в блестящих золотых звездах.

— Вы не выглядите как военный или медсестра, — улыбнулась ему Куинни. — Мистер Скамандер с вами в безопасности?

Незнакомец весьма мило улыбнулся, назвался Альбусом Дамблдором и сказал:

— Не могу сказать, что приехал без умысла, миссис Ковальски. Я преподаватель Ньюта и хочу убедить его вернуться.

Ньют ссутулился и обхватил себя за локти, пытаясь закрыться от профессора, как книжка.

— Простите, сэр, но даже вашей доброте есть предел. Я не верю, что вы ехали через всю страну ради меня.

Профессор Дамблдор вздохнул и заказал целое блюдо лимонных пирожных.

— Тем не менее я рад, что приехал. Ты скоро совсем уморишь себя голодом. — Его взгляд упал на чемодан Ньюта, с которым тот не расставался и в прошлые свои визиты в пекарню, и он о чем-то спросил своего бывшего ученика, но Куинни отвлеклась от них на разгоревшийся у витрины спор.

Тина и инспектор Грейвс всегда были как кремень и кресало: оба сплошная твердость и слишком заняты своими столкновениями, чтобы заметить, как между ними искры летят.

— …вас решительно не касается.

— Скажите только, получено ли письмо?

Грейвс тяжело вздохнул.

— Да. — Тина жадно смотрела на него, и инспектор все же добавил: — «Шесть боев не в вашу пользу. Стерпите этот удар и ни один больше». Полагаю, мистер Риддл получил желаемое, вписал себя в историю и решил отправиться на покой со всем награбленным. Напоследок не отказав себе в удовольствии показать нам язык.

Тина задумчиво сдвинула брови.

— Может быть, но… Он ведь раньше намекал в своих письмах, что именно будет украдено. Он похитил кольцо с черным бриллиантом, загадав загадку про помолвку и траурный цвет, потом чашу миссис Смит с загадкой про файв-о-клок и барсуков, потом точно так же было с диадемой — «окрыляет мысли и украшает», помните? Диадема была в форме птицы! И медальон был определенный, с монограммой Сеймуров, он намекнул на это в загадке про жён Генриха… Он очень точно давал нам намеки! Зачем прислал еще одну загадку, если это всего лишь прощание?

— После Джека Потрошителя всякая дрянь считает своим долгом писать нам письма, — сказал на это инспектор. — Риддлу просто нравится делать вид, что он умнее нас.

Тина слушала его, сверкая глазами.

— И он прав, — сказала она дерзко. — Вы ведь до сих пор его не поймали! Потому что не старались понять, не разгадывали его загадки!

— Мисс Голдштейн… — грозно начал было Грейвс, но Тина не слушала.

— В этот раз я докажу, что вы неправы! — воскликнула она и ринулась из пекарни растрепанным целеустремленным вихрем.

Наверняка проведёт весь день за книгами и газетными вырезками, вздохнула Куинни, проводив ее глазами. И отметив, что инспектор Грейвс тоже проводил.

Вечером она в красках описала Якобу эту сцену.

— Я читал про Риддла в газетах, — вспомнил Якоб. — Самый неуловимый грабитель в истории, так его кличут. Что он делает со всеми этими штуками, что украл? Дарит какой-нибудь барышне?

— А ты бы что сделал? — спросила Куинни кокетливо.

— Тебе бы подарил. А хочешь, и подарю! Что там у него было, сапфиры, рубины?

Заинтригованная Куинни спустилась за ним следом в кухню. Якоб растянул по старому столу душистое миндальное тесто и принялся вырезать узкие контуры корон, круглых медальонов и кубков. Внутрь их он насыпал толченые разноцветные леденцы. Извлеченные из духовки, печенья зазолотились и превратились в ювелирную оправу вокруг застывших внутри сахарных рубинов, изумрудов и сапфиров.

Куинни с наслаждением съела корону. А потом добавку из парочки кубков и медальонов. Аппетит приходит во время еды!

— Я самая богатая во всей Англии!.. У меня есть ты.

Назавтра тарелочку таких сладких сокровищ Куинни подала профессору Дамблдору.

— Профессор! Ньют вас послушал, продолжит учебу?

Мистер Дамблдор усмехнулся.

— Если бы вы имели удовольствие учить его, то знали бы, что он не очень хорошо слушается распоряжений…

На столе перед ним лежала газета, в которой красовалось то же изображение, что на стенах окрестных домов: афиша выступления магистра иллюзий Великого Геллерта.

— Я так хочу его увидеть! — воскликнула Куинни. — Магия — это ведь так здорово! Или вы скептик?

Профессор поднял на неё очень грустные глаза.

— Я дурак, миссис Ковальски.

Куинни молча скользнула за стол напротив него, вся — один сплошной интерес в облаке розовых шелковых юбок. И профессор рассказал. Великий Геллерт был полнейшей ему противоположностью, но притом другом, дороже и ближе, чем брат. Они вместе учились, вместе строили грандиозные планы и мечтали о величии, но по-разному. Профессор Дамблдор хотел стать полезным миру, а мистер Гриндевальд жаждал этот мир покорить. И у него были задатки: он разбил сердце юной сестре профессора и она скончалась от нервной горячки, и это положило их дружбе конец.

— Он уехал, и я впервые вижу его сейчас, на афишах, — закончил Дамблдор свою повесть. — Великий Геллерт!.. Он ничуть не изменился. Что вы кладете в вашу выпечку, миссис Ковальски? Сыворотку правды?

Куинни мягко улыбнулась ему.

— Я просто вас слушаю! Вы ведь не только из-за Ньюта приехали в Лондон? Вы хотите пойти на представление?

Дамблдор покачал головой.

— Благодарю за завтрак и за компанию, миссис Ковальски. — Оставив газету с портретом Великого Геллерта на столе, он попрощался и вышел на заснеженную улицу. Куинни, проводив его взглядом, решительно направилась к Якобу.

— Милый, ты ведь все равно не хотел идти на представление того волшебника?

Якоб с недоверчивой надеждой на избавление посмотрел на неё.

— Но ты ведь хотела…

— И теперь хочу ещё больше! Ты не против, если вместо тебя мне составит компанию уважаемый профессор? Мне нужно помирить двух старых друзей. Которые еще сами не знают, что им нужно помириться.

***

На следующий день Куинни отправилась в театр Альгамбра с коробочкой лакричных волшебных палочек: мистер Филч, владыка билетной кассы, всегда питал слабость к сладкому и волшебному. Не устоявший перед лакричным подношением и пламенными мольбами, он изыскал для неё пару билетов на выступление Великого Геллерта, в самый первый ряд. Выходя из театра, Куинни заметила на углу фривольно обнимавшуюся парочку: девушка в ярком рубиновом платье и вроде бы знакомый молодой человек. Приглядевшись, Куинни узнала в нем кавалера Сесилии из дома напротив пекарни. Неужели у них с мисс Си все кончено? Куинни грустно вздохнула: беды своих покупателей она всегда принимала чрезвычайно близко к сердцу.

Впрочем, беспокоилась о Сесилии Куинни недолго — недалеко от пекарни ее ждал более животрепещущий повод для беспокойства.

Тина и инспектор Грейвс стояли у витрины и снова спорили, а в руке сестры был очередной скучный и невкусный сэндвич из тех, какими она питалась, не находя времени на толковый обед.

— … хотите сказать, что догадываетесь, о чем речь? — спрашивал инспектор, когда Куинни приблизилась.

Тина так и сияла.

— «Стерпи этот удар и ни один больше»! — воскликнула она. — Это ведь говорят, когда посвящают в рыцари! В романах! Король бьет воина мечом по плечу, и рыцарь встает уже посвященным! — Она вдруг густо покраснела. — Вас зовут Персиваль.

Инспектор усмехнулся.

— Как вы догадались? По пыли на моих ботинках?

Тина покраснела ещё гуще, теперь уже от злости.

— Персиваль! Как рыцаря. Риддл обращается именно к вам и говорит, что похитит меч!

Грейвс воззрился на Тину, сдвинув брови, взвешивая ее слова.

— Какой меч? — наконец спросил он. — В Тауэре их целые залы.

Ответ у Тины был готов.

— Меч, который нашли в Годриковой впадине! Газетчики вовсю называют его Экскалибуром! Реддл нацелился на него!

Инспектор выпрямился.

— В честь его обретения королевское историческое общество устраивает торжественный прием и аукцион,— сказал он. — Я пойду туда и не спущу с меча глаз.

— Я пойду с вами! — выпалила Тина. — Это ведь я разгадала загадку, вы не можете мне запретить!

Горчица из сэндвича капнула ей на юбку, и мистер Грейвс протянул ей свой платок.

— Думаю, на это мероприятие в самом деле лучше пойти с дамой, — сказал он.

— Конечно лучше! — не удержалась Куинни. — Лучше пойти туда с таинственной красавицей, возможно, страшно богатой и родовитой, и пусть Риддл думает, вы не за ним охотитесь, а отправились на светский раут с вашей дамой сердца! Тогда он не заволнуется и будет чувствовать себя в безопасности, и тут-то вы его и поймаете!

Тина непонимающе смотрела на неё.

— С какой богатой красавицей?.. — спросила она.

Боже, ну почему в самых важных вещах люди всегда такие глупые?

— С тобой! В моем голубом платье тебя никто не отличит от принцессы Евгении, вот увидишь! — Куинни решительно подхватила сестру под руку. — Простите, инспектор, у нас много дел.

И она утащила Тину домой, примерить то самое платье. Это заняло изрядно времени, и пока сестра выбиралась из усаженного булавками платья, Куинни сбегала в пекарню подать булочки и чай мисс Сесилии с подружкой.

— … Сэм собирается сделать мне предложение! — щебетала мисс Си. — Миссис Сэм Уильямс!.. Подумать только!

Обе девушки захихикали, а Куинни вспомнила сегодняшнюю сцену в театре: мистер Сэм Уильямс и красотка в рубиновом платье. Вот негодяй! Ее даже замутило от возмущения. И от растерянности. Что же ей теперь делать? Если бы она была Сесилией, хотела бы она знать?.. Может быть, написать ей? Подложить записку в коробку конфет, будет сразу и горькая пилюля, и сладкое лекарство… Или отправить анонимное послание Сэму? Вырезать буковки из газет, как в романах, так зловеще!

«Привет, Сэм. А Сесилия знает про тебя и Руби? Ну, ту девушку в рубиновом платье из театра, ты же понял?».

Смехотворный из нее мститель!

Так и не надумав, что делать, Куинни рассказала обо всем Якобу.

— Он водит за нос нашу мисс Си? — воскликнул он. — Давай-ка я сам с ним поговорю. По-мужски!

— По-мужски — это с виски и сигарами?.. — немного нервно спросила Куинни.

Якоб погладил ее по плечу.

— Ну а как же.

Вечером в пекарню заглянул мистер Ньют, как обычно с чемоданом в руке.

— Мистер Скамандер! — обрадовалась Куинни. — Я вчера весь день приберегала для вас штрудель.

— Простите, — всерьёз устыдился он в ответ на этот шуточный упрёк и выдал весьма нетривиальное объяснение: — Я весь день был на кладбище.

Куинни ахнула, и мистер Скамандер поспешно добавил:

— Я хотел узнать про Лестрейнджей. Там есть ее могила. Ее и брата: Корвус и Лита Лестрейндж, умерли в один день, двенадцать лет назад. Вы были правы, она… ее нет. Может, у меня воспаление ума и мне тогда все просто почудилось…

— Нет, я тоже ее видела, — воскликнула Куинни. — Женщину в платье с кринолином. Она скрылась, как только я ее заметила.

— Но кто она? Мошенница, выдающая себя за умершую?

Куинни не представляла. В конце концов, самовольно вселиться в богатый дом и называться фамилией его владельца, да ещё и зачем-то носить ужасный старомодный кринолин — это уж слишком даже для самой отчаянной грабительницы или бездомной!

— Вы ходили туда днем?— спросила она. — Звонили в двери?

— Да. Мне никто не открыл. Но я видел дым из печной трубы! Там точно кто-то живет.

Куинни глубоко вдохнула пахнущий ванилью воздух и улыбнулась.

— Чужим мужчинам дамы дверь не открывают, даже если они и привидения! А знаете, перед чем откроются любые двери? — Мистер Скамандер не знал, и Куинни объявила: — Перед свежими булочками! Давайте сходим вместе. Уверена, нас впустят. Перед таким ароматом не устоит даже призрак.

***

Вооруженные целой корзиной булочек с орехами и корицей, Куинни и Ньют отправились в дом с привидением. Ворота сада были заперты, лезть через забор Куинни, конечно, не согласилась, и вместо попыток пробраться к парадному входу они обошли ограду и постучали в чёрную дверь.

В ответ не донеслось ни звука.

— Не тревожьтесь, мы пришли по-дружески! — подала голос Куинни. — Мой муж — хозяин пекарни неподалёку, мы хотели бы вас угостить!..

— И мы видим следы от улицы к двери, — добавил Ньют. — То есть вы точно дома. Кто бы вы ни были…

Эти ли слова решили дело или все-таки аромат булочек, но дверь действительно открылась. На пороге стояла крошечного росточка немолодая женщина в форменном платье.

Куинни даже засмеялась от облегчения.

— Ух ты, вы не призрак! — воскликнула она. — Мой друг считает, что здесь живет привидение, а тут вполне настоящие люди, наверняка ещё не пившие чай!

Куинни вручила женщине корзину вкусностей.

— Куинни Ковальски, а это мой друг мистер Скамандер. Он знакомый мисс Лестрейндж. Она ведь к нам присоединится?

Опешившая экономка переводила взгляд с Куинни на Ньюта и обратно.

— Она…

Мертва. За всей своей бодрящейся жизнерадостностью Куинни готова была это услышать, но экономка сказала другое:

— Она больна. Давно.

Повисло молчание, неумолимо требовавшее ответов, и женщина, глубоко вздохнув, наконец пригласила непрошенных гостей в дом. В сумрачной и очень холодной гостиной она назвалась миссис Дугар и рассказала им трагично настоящую историю. После смерти жены лорд Лестрейндж отправил сына и дочь к родным в Америку, но корабль попал в шторм и мальчик утонул. Отец души в нем не чаял и в своем горе отстранился от дочери, а она считала себя виновной в случившемся, оттого, что не смогла спасти брата, что принесла такое горе отцу, и…

— Она решила, что умерла, тоже утонула, — сказала горничная. — Что ее на самом деле здесь нет. Я не понимаю ее, не знаю, что творится в ее голове, но одно я знаю: вера в это помогала ей жить. Лорд Лестрейндж объявил ее умершей, уехал из этого дома и оставил меня ухаживать за ней.

Куинни прижала руки к губам.

— Как это ужасно!

— Можно мне с ней поговорить? — спросил Ньют.

Миссис Дугар испуганно замотала головой.

— Нет! Не нужно вам лезть в это, оставьте нас в покое, уходите!

Несмотря на крошечный рост, в своей панической заботе она выглядела очень грозно. Спорить не решился даже Ньют.

В напряженном безмолвии он и Куинни вернулись в пекарню. Ньют остановился у входа.

— Спасибо за помощь, миссис Ковальски, я…. Я лучше пойду.

Он открыл для Куинни дверь, неловко ударив створкой чемодан, и тот вывернулся у него из руки и раскрылся. На затоптанный снег из него как будто хлынуло лето: рисунки, карандашные и цветные, большие и маленькие, но все полные жизни. Птица на заборе, лягушки среди кругляшек кувшинок, цветущее дерево, ёж, два сцепившихся в игривый клубок щенка.

Куинни подняла этот рисунок почти благоговейно.

— Покажите ей свои рисунки! — выдохнула она. — Они же прекрасны! Столько живого! Может быть, она захочет увидеть своими глазами мир, если он такой! Захочет тоже быть живой!

Ньют поспешно сгрёб рисунки, снова запер их в чемодан.

— Из-за них меня и исключили,— пробормотал он. — Я в тот раз рисовал прямо на лекции, не слушал, и профессор Прендергаст потерял терпение…

Оборвав себя на середине фразы, Ньют отвесил Куинни нервный прощальный поклон и был таков.

На полу пекарни остался один из рисунков, Куинни заметила его, когда мистер Скамандер уже ушёл, подняла и с удивлением рассмотрела:на бумаге красовалось диковинное создание навроде выдры, но с утиным клювом, странное, но очень милое. Под рисунком была латинская надпись и бегло зарисованные отпечатки лап.

Якоба это тоже впечатлило.

— А он здорово рисует! Зверь прямо как в нашем зоологическом саду, я обожал туда ходить, когда был мальчишкой.

Куинни улыбнулась счастливому блеску у него в глазах, безусловно выдававшему, что ее почтенный супруг погрузился в воспоминания о детских деньках, проведенных им с горячо любимой бабушкой.

— До сих пор их помню — тропические птицы, мартышки, тигры! — Якоб взмахнул руками, очерчивая в воздухе что-то смутное, большое и замечательное. — Может, нам попробовать испечь чего-нибудь такое? Разные звери, не только лошадки-петушки. Вся эта туземная живность тоже!

Куинни восторженно хлопнула в ладоши.

— По-моему, чудесная придумка!

Допоздна они пробыли на кухне в компании мисок со всевозможными сортами теста, начинок и глазури, а на следующий день вместе с парой булочек-утконосов Куинни принесла завтракающему профессору Дамблдору позолоченный билет.

— Тина сегодня занята и не может пойти со мной, Якоб не любит магию, а будет так жаль, если билет пропадёт… Составьте мне компанию!

— Как вы достали билеты? — изумился профессор. — Мне сказали, все давно продано!..

Куинни хитро улыбнулась:

— А, так вы все-таки хотели пойти!

Разоблаченный профессор мог на это только вздохнуть и принять приглашение.

Вечером, нарядившись в своё второе по красивости выходное платье, Куинни помогла Тине, одетой в первое, сделать прическу. Поход на великосветское мероприятие, пусть и с целью арестовать одного из гостей, требовал выглядеть безупречно!

Тина разгладила непривычно нарядную юбку, громко выдохнула.

— Не понимаю, почему я так нервничаю!..

— Я тоже не понимаю! — Куинни протянула ей перчатки. — Ты же выглядишь прекрасно. На аукционе смотри в оба, ведь инспектор Грейвс будет смотреть на тебя и упустит этого вашего Риддла!

Тина нервно хихикнула.

— Да ну тебя!

Перед пекарней остановился кэб, и Тина, еще раз глубоко вздохнув, отправилась вниз, к ждавшему ее мистеру Грейвсу.

Вернувшись в пекарню, Куинни успела заметить выходивших мисс Си и гадкого изменника Сэма с пакетом выпечки в руках. Под глазом у него красовался яркий и свежий синяк.

Куинни повернулась к Якобу, беззаботно насвистывавшему что-то себе под нос.

— Милый, я думала, поговорить по-мужски — это все объяснить за виски и сигарами…

Якоб в ответ только плечами пожал.

— Ну, он приложил к глазу лёд из виски, сказал, что за дело получил, а потом мы выкурили по сигаре, так что поговорили по-мужски!

***

Театр Альгамбра был полон. Куинни и профессор Дамблдор заняли свои места и, словно только их и ждали, роскошный бархатный занавес медленно поднялся и к зрителям вышел сам Великий Геллерт, совершенно неотразимый в чёрном чародейском плаще. Позади него на сцене сверкал сталью старинный рыцарский доспех, будто прямиком из музея.

— В своих путешествиях, — начал он, обводя взглядом застывший в предвкушении зал, — я услышал старинную сказку о братьях, сумевших одолеть саму смерть. Я проник в их тайны и овладел их искусством, и сегодня смерть будет побеждена прямо на ваших глазах. Учтите: увиденное может вас шокировать.

Он немного помолчал, давая зрителям время осознать услышанное и вообразить ждущие их грозные чудеса, затем объявил:

— Для первого номера мне потребуется доброволец.

Куинни немедленно вскинула руку, но желающих было много, и выбор Великого Геллерта пал не на неё.

— Вы, мисс.

Рыжеволосая девушка, заливаясь восторженным румянцем, взошла на сцену к красавцу-волшебнику. Тот подал ей зловеще сверкнувший длинный кинжал.

— Разрубите эти веревки, храбрая воительница, покажите зрителям, что кинжал настоящий и острый!

Девушка исполнила требуемое, и волшебник, отпустив ее на место, вложил кинжал в стальную перчатку доспеха, повернулся к зрителям, собираясь что-то сказать…. И тут доспех внезапно ожил, вскинул клинок и под дружный вопль зрителей вонзил его Великому Геллерту в спину. Острие кинжала сверкнуло, появившись из груди чародея, а тот как ни в чем ни бывало ухватился за лезвие и вытянул его наружу, перехватил за рукоять и единым взмахом снес ожившему доспеху голову.

— Я испугал вас? Прошу простить! — Чародей прижал к пробитой груди ладонь, а потом раскинул руки и под восхищенные аплодисменты зрителей выпустил словно бы из своей раны стаю прекрасных синих бабочек.

Дальше чудеса следовали одно за другим, Куинни не успевала перевести дух: чтение мыслей и левитация, превращение птиц в дым и дыма в вино, которым затем угостились несколько везучих добровольцев…

Профессор Дамблдор, кажется, единственный в зале даже не аплодировал.

— Неужели вам не нравится? — прошептала ему Куинни.

Профессор не отрывал глаз от царившего на сцене чародея.

— Он всегда знал, как пустить пыль в глаза. Всегда жаждал восторга и оваций. Называл меня унылой библиотечной крысой, а я его — павлином, бессмысленно тратящим жизнь… — Дамблдор отвернулся от сцены и взглянул на Куинни с настоящим страданием. — Вы же видите: он самовлюбленный, живущий только ради славы и восхищения!..

Куинни осторожно улыбнулась.

— Но вам без него плохо. А раз так, то значит в нем есть что-то очень хорошее, для вас. Я, конечно, совсем не учёный, но мне это кажется логичным, профессор. К тому же он не прав. — Она деликатно поправила его усыпанный золотыми звездами шарф, рвавшийся из-под скучного серого сюртука ярким криком души. — Вы совсем не скучная библиотечная крыса!

Очередной трюк иллюзиониста был встречен громом аплодисментов. Поклонившись, Великий Геллерт пригласил к себе из-за кулис прелестную и весьма смело одетую — вернее неодетую — ассистентку. Куинни даже отвлеклась от самого чародея, разглядывая девушку и ее наряд со смесью смущения и восхищения, а Великий Геллерт тем временем объявил:

— Сейчас вы увидите, как эта прекрасная леди умрет… и вернётся к жизни!

Замершая аудитория следила, как волшебник приковывает свою помощницу к обложенному хворостом столбу, будто средневековую ведьму, а затем вскидывает руки в эффектном колдовском жесте… Девушка исчезла в кольце огня, с ревом взвившегося к потолку, а когда пламя угасло, зрители увидели прикованный к столбу скелет в обрывках узнаваемого наряда ассистентки. Великий Геллерт призвал всех успокоится:

— Постарайтесь сдержать свои чувства. Это еще не конец.

Он поцеловал руку скелета в обгорелом кружеве перчатки, а затем снова рванувшееся к потолку пламя поглотило их обоих — и опало, явив потрясенному залу невредимого волшебника и чудом воскресшую девушку у него на руках.

Аплодисменты были столь громкими, что Великому Геллерту пришлось подождать пару минут прежде, чем продолжить.

— Пришло время последнего номера, — сказал он. — Исчезновение. Мне снова нужен доброволец.

— Давайте же! — прошептала Куинни профессору Дамблдору. — Это ведь последний номер, вдруг он и правда исчезнет! И вы так и не поговорите!

Профессор с совершенно отчаянным видом все-таки поднял руку. Чёрный и светлый глаза чародея вспыхнули в полутьме зала.

— Вы, сэр.

Куинни восторженно и нервно разом смотрела, как профессор в сопровождении красавицы-ассистентки идет навстречу Великому Геллерту. Тот не подал вида, что узнал старого друга. Пожав ему руку, любезно подвел профессора к появившейся на сцене арке с завешенным черной тканью проходом и попросил убедиться, что в ней не спрятано никаких секретных приспособлений. Дамблдор исполнил требуемое, и волшебник отпустил его с благодарным полупоклоном.

— Как вы убедились, это заурядная конструкция. Шаг — и я на другой стороне. Или же нет?..

Он отбросил в сторону струящийся занавес, шагнул вперед — и исчез. Черная завеса скользнула на свое место и замерла гладким атласным полотном, показывая, что волшебник не спрятался где-то внутри. Зрители крутили головами, пытаясь отыскать исчезнувшего чародея, кто-то поднялся со своих мест, а луч софита метнулся со сцены в зал и обрисовал Великого Геллерта у самых дверей зала. В сотне шагов от сцены, где он пропал всего несколько секунд назад.

Буря оваций чуть не оглушила Куинни, но даже больше этого невероятного трюка ее занимало другое.

— Ваш рукав! — сказала она профессору Дамблдору. — Проверьте правый рукав! Он что-то спрятал вам под манжету, я видела!

Нахмурившись, Дамблдор ощупал рукав своего сюртука и вытащил наружу квадратик дорогой бумаги, на котором остроугольным красивым почерком было начертано:

“Рад был тебя увидеть”.

Ниже красовался рисунок: треугольник и круг, нанизанные на линию посередке и с цифрами у сторон.

— Что это значит? — растерялась Куинни. — Это… это какая-то математика?

— Это приглашение встретиться в три часа на двенадцатой площади из адресной книги. Площадь этого круга — примерно двенадцать, а радиус нарисован как будто часовая стрелка указывает на три. В школе я помогал ему с геометрией. А он присылал мне такие записки, и мы прогуливали лекции и… — Дамблдор поднял на Куинни непонимающий и очень блестящий взгляд. — Он ведь должен был написать это заранее! Он знал, что я приду?..

Куинни улыбнулась и поправила:

— Он надеялся.

***

Пока Куинни и профессор Дамблдор наблюдали за чудесами Великого Геллерта, Тина собиралась с силами перед тем, как отправиться на первое в своей жизни настоящее полицейское дело. Роскошный особняк впереди сиял десятками окон, за которыми собрался цвет высшего общества, и она к собственному стыду ощутила, что боится, как неопытная самозванка. Руки в очередной раз взлетели к волосам, ощупать непривычную прическу. Мистер Грейвс окинул ее взглядом. Тина ожидала услышать очередную суровую отповедь, но он сказал:

— Вы прекрасно выглядите.

Тина вцепилась одной рукой в другую.

— Сегодня?

— Всегда.

Мистер Грейвс подал ей руку, и вместе они прошествовали через золоченые двери в полный богачей и аристократов зал. Лакей с поклоном предложил новоприбывшим шампанское, и Тина, поборов неизящное желание выпить его для храбрости залпом, огляделась. Помпезный чертог с огромными окнами, лепниной и млечным путем бесчисленных газовых ламп в многоцветных абажурах полнился светскими разговорами, шорохом юбок и звоном бокалов.

— Думаете, Риддл уже здесь? — спросил ее Грейвс, раскланиваясь с компанией незнакомых Тине господ в вечерних костюмах.

— Наверное да. — Тина исподтишка разглядывала других приглашенных, хотя сама не знала, что именно рассчитывает увидеть. Вряд ли Риддл стал бы со зловещей ухмылкой тащить золотые часы из карманов собравшихся или еще как-нибудь обращать на себя внимание. — Все прошлые кражи ведь были очень… тихие, никакого насилия, он забирал сокровище и исчезал.

Инспектор кивнул.

— Я проверил списки приглашённых. Это все люди с именем, отследить их перемещения было несложно. Нет ни одного, кто присутствовал в городе в дни совершения каждой из прошлых краж.

— Может быть, сюда Риддл явился как слуга? — Тина бросила подозрительный взгляд на лакея с полным бокалов подносом в руках.

Тут ее прервали: распорядитель торгов, красивый молодой человек с поэтично длинными черными кудрями, взошел на постамент и пригласил гостей аукциона садиться.

— Леди и джентльмены, приступим, — сказал он. — Наш первый лот — манускрипт шестнадцатого века, великолепно иллюминированный. Посвящен искусству приготовления некоего эликсира, с уточняющими пометками на полях. Начальная цена…

Грейвс чуть наклонился к Тине.

— Охрана дома предупреждена, — сказал он тихо. — Со всех дверей не спустят глаз, каким бы ходом Риддл ни вздумал уйти, его там тепло встретят.

— …Семьсот фунтов, джентльмен в первом ряду. Будет ли больше?

От озвучиваемых сумм у Тины кругом шла голова. Манускрипт продали, за ним последовало несколько китайских ваз, опаловое ожерелье, перстень какого-то знаменитого деятеля…

— Может, он и вовсе сегодня не появится? — шепнула Тина Грейвсу. — Дождется, пока меч кто-нибудь купит, и выкрадет его уже у нового владельца?

Тут распорядитель позволил себе понимающую улыбку и объявил долгожданное:

— Не смею томить вас больше, дамы и господа. Лот восьмой! Жемчужина любой коллекции, обретённая лишь недавно, и, может статься, меч самого легендарного короля Артура!..

Двое служителей внесли драгоценный меч и водрузили его на бархатную подушку перед распорядителем. Тот поднял меч, позволив клинку зеркально вспыхнуть в лучах ламп.

— Примерно шестой век. Украшен рубинами и надписью: «Лишь храбрейш…

Его оборвал выстрел.

Гости с криками вскочили с мест, Тина ощутила, как ее схватили за плечо — Мистер Грейвс рывком дёрнул ее себе за спину. Распорядитель пошатнулся, на его груди расцветало шире и шире темно-алое пятно. Он качнулся назад, врезался спиной в окно, так и не выпустив меч, и стекло не выдержало, с ломким дребезгом хлынуло вниз водопадом осколков, и прежде, чем кто-то успел помочь несчастному, тот подался назад и упал, исчез в темноте за окном. Гости в панике ринулись кто куда — к окну, к дверям — но инспектор Грейвс, пробившись сквозь течение толкающейся толпы, подошёл к окну первым.

— Пропустите! Полиция!

Тина следовала за ним, но задержалась у кафедры распорядителя, заглянула под неё и, получив пищу для размышлений, тоже приблизилась к окну и выглянула наружу.

Тела в снегу не было видно, а на полу у окна темнело несколько багровых капель. Тина наклонилась к ним, тронула дрогнувшим пальцем — и под потрясённым взглядом Грейвса облизнула его.

— Брусничный соус!.. — сказала она.

Инспектор понял мгновенно, бросился к кафедре, заглянул под неё. Тина уже видела это: хитро закреплённый и, должно быть, заряженный холостыми револьвер, который и произвёл испугавший гостей выстрел. Риддлу нужно было только брызнуть на себя клюквенным соусом, предусмотрительно запасенным где-нибудь во внутреннем кармане, и драматично отыграть умирающего.

Шепотом выругавшись, мистер Грейвс снова подошёл к окну. Следа упавшего тела не было, вместо него имелись три цепочки следов и…

— Матрас, — воскликнул Грейвс. — Сообщники ждали его внизу, он разбил окно мечом, чтобы не поранить себя, и тут же друзья положили на землю под окном матрас, и мистер Реддл преспокойно выпал из окна на перину. И был таков вместе с добычей, пока здесь творилась паника.

Он замолчал, глядя на вечерний Лондон в разбитое окно.

— Мы его поймаем, — наконец сказал он. — Клянусь!

Тина решила, что ослышалась или не так поняла.

— Мы?..

Она и Грейвс встретились глазами, и он кивнул.

— Если вы окажете мне такую честь и согласитесь сотрудничать.

Куинни сказала бы, что совсем не такое предложение от кавалера могло бы осчастливить даму, но Тина все равно ощутила себя очень и очень счастливой.

***

Дома сейчас, наверное, в самом разгаре долгожданный рождественский пир, Тесей с отцом пьют бесценный древний виски, мама украшает свежим остролистом праздничный пудинг… В доме Лестрейнджей праздновать не собирались. Ньют стоял под снегопадом у самой ограды и смотрел на темные окна впереди. Свет горел только в одном, такой слабый, что мог бы и правда исходить от привидения. Собравшись с духом, он уже проверенным путём перебрался через ограду и зашагал к особняку. Лита его видела: в чуть светящемся окне виднелся знакомый силуэт в платье с кринолином. Наряд ее матери, как ему рассказала миссис Дугар. Когда она выросла из детских платьев, отец не стал заботиться о ее гардеробе, и она надевала мамины платья, а затем уже не было смысла шить ей туалеты… В засыпанном снегом саду нигде ни отпечатка, как будто из дома никто не выходил. Пышная юбка на обручах погружалась в сугробы и легко заметала все следы Литы, но рисунки, которые он вчера оставил ей на подоконнике, исчезли. Она все-таки взяла их или просто ветром сдуло?

Ньют постучал в замерзшее окно.

— Впустите меня, пожалуйста! Я просто хочу поговорить! Хочу… говорить с вами!

Лита Лестрейндж молча покачала головой.

— Вы не… — начал Ньют и замолчал.

Вчера он всю ночь повторял ей это, вот так же стоя под закрытым окном и благодаря щели в старой раме за то, что его, наверное, слышно внутри: что она не виновата. Ни в том, что родилась не мальчиком, как того желал ее отец, ни в том, что мальчик погиб, а она осталась, и отец в попытках пережить свою потерю винил в смерти сына ее. Что она не мертва. Лита слушала его, но ничего не отвечала и только смотрела на него. А может, сквозь него… Вот как сейчас. Ньют обернулся на белый пушисто-ледяной сад. Снег искрился в бледном свете из окна, празднующий город за оградой казался невозможно далеким и чужим, и сам он был такой мучительно неуместный в этом тихом холодном мире в облаке своего горячего дыхания, затоптавший здесь все непрошенно человеческими следами.

— Сегодня очень красиво, — бестолково сказал Ньют.

Лита, конечно, вновь не ответила. Миссис Дугар говорила, она никому не отвечает, даже ей, годами не говорит ни слова. Мертвым не полагается разговаривать, наверное… Но с ним ведь она заговорила, когда он сбивчиво объяснял ей, почему нельзя трогать клеста, которого она хотела подобрать!.. Сказала своё имя! Перед лицом ее непреклонного молчания Ньют почти готов был подумать, что в тот раз она тоже молчала, а ее имя он чудесным образом прочел в еемыслях. Вот только спустя пару лет в оксфордском храме науки верить в чудеса мог только профессор Дамблдор, даже карточные трюки любивший как ребенок.

Ребенок…

— Вы… Вы хотели спасти того птенца, да? — Слова не успевали за вдруг вспыхнувшей в голове у Ньюта догадкой. — И сказали мне свое имя потому что я тоже хотел его спасти? Потому что… как будто это было спасти хоть кого-то?

Лита снова не ответила, но подошла к окну совсем близко, от ее дыхания запотело стекло. Ньют стёр дымку собственного дыхания, но с той стороны окно так и осталось помутневшим, и он прошептал:

— Ты же дышишь! Как я.

Она завороженно смотрела на запотевшее стекло, медленно-медленно протянула руку и прочертила пальцем осторожную полосу. А потом улыбнулась.

Ньют подышал на стекло со своей стороны и добавил две линии по бокам. Получился птичий след. Лита тоже узнала, нарисовала рядом ещё один такой, потом когтистый отпечаток лисьей лапы, и след оленьего копыта, очень похоже. Значит, она все-таки забрала его рисунки.

Они изрисовали этими следами все окно. Ньют прижался лбом к стеклу, и она повторила за ним, с двух сторон их дыхание снова затуманило стеклянную гладь. Где-то в городе били часы: похоже, наступала полночь.

— С Рождеством! — тихо сказал Ньют.

Она смотрела на него, широко раскрыв темные блестящие глаза. А потом ответила.

***

Рождественским утром Куинни разбудил несравненный аромат свежесваренного какао. Якоб принёс ей из кухни нагруженный угощениями поднос, и Куинни пробовала и восхищенно ахала: вишневый тортик — а внутри мятные драже! Чайные булочки с тмином, совсем обычные с виду, а на самом деле это не тмин, а перчинки! А на шоколадных коржиках рядом — не тоффи, а восхитительная соленая карамель.

Якоб наблюдал за ее радостью с нескрываемым удовольствием.

— Решил тоже тебя удивить. Что же я, хуже этого твоего чародея!..

Куинни взяла мужа за руку. У Якоба руки были мягкие, удивительно мягкие для мужчины: он целыми днями возился с тестом, по локти в своих сливочно-сладких чудесах. После войны, после бедности и проклятого консервного завода. Он сам был такой же — с виду мирный и мягкий, не грозный, не чародей, а на самом деле куда более волшебный.

— Ты лучше всех,— сказала она. — И ты прочел мои мысли: мне как раз хотелось чего-нибудь сладкого и соленого разом!..

Якоб не очень понимающе посмотрел на неё, и Куинни улыбнулась:

— Милый, думаю, это последнее Рождество, что мы встречаем только вдвоём!