Повешенный [Лина Вальх] (fb2) читать онлайн

Лина Вальх Повешенный

Пролог. Встреча

Июль, 2012

Стоя по локоть в крови раскалённой июльской ночью, Уильям Белл впервые задумался о том, как он докатился до такой жизни.

Он едва чувствовал свои ноги, выползая из операционной и позволяя медсёстрам снять с себя душный костюм. Кондиционер вырубился еще в начале операции: несколько раз надрывно прогудел, разогнался, как самолёт, и навеки замолк, оставляя операционную комнату утопать в набежавшей за день жаре. Даже сердце лениво перекатывалось в грудной клетке пациента, никак не запускаясь даже после нескольких сильных объятий ладони Уильяма и попыток поджарить его дефибриллятором. Упрямый скользкий орган только вырывался и протяжным писком выражал все своё недовольство. Пока Уильяму окончательно это не надоело спустя полчаса усилий.

Смена почти подошла к концу. Оставалось всего лишь двенадцать часов до долгожданных выходных.

Часы в ординаторской негромко трещали секундной стрелкой, а третья чашка кофе плескалась в пустом желудке. Сон стоял за спиной Уильяма и дышал на ухо, и заполнение карточек пациентов не пугало его. Глаза чесались от недосыпа, веки с хрустом опускались, а поднимать их для продолжения работы было сродни подвигу. Уильям Белл не спал уже восемнадцать часов, балансируя на грани нервного срыва и крепкого бессознательного сна, из которого его пришлось бы выводить ударами по лицу и обещаниями лишить премии.

Четырёхчасовой сон был лишь иллюзией отдыха, но Уилл все время твердил себе, что Наполеон спал по четыре часа, и он сможет. Разница была лишь в том, что Наполеон делал это по своей воле, а Уильям тратил драгоценные часы сна, просматривая медицинские документы, справочники и пытаясь успеть за шагающей по пять ярдов в минуту наукой. Уилл жадно хватал все новые знания, чувствуя, как его память постепенно рассыпается осколками песка. Если же он не работал, то бездумно переключал каналы, останавливаясь на жизни животных или мелодрамах для подростков.

– Доктор Белл… Доктор Белл!

Знакомый голос пробился сквозь туман сознания отбойным молотком. Стул опасно скрипнул под Уильямом, когда мужчина подскочил, раскидывая вокруг исписанные размашистым небрежным почерком листы бумаги – медсестры все время жаловались на почерк Уильяма, но ему было слишком лень над ним работать. Уилл несколько раз медленно моргнул, потёр ладонями глаза и обвёл рассеянным взглядом комнату, зажмурившись, когда свет из коридора ворвался в тёмное помещение, а в дверном проёме сияющим нимбом возникла голова медсестры Эбигейл Смит.

– Доктор Белл, пациентка в четвертой палате. Восемьдесят восемь лет. Перелом шейки бедра. Диабет и повышенное давление. Полгода назад перенесла инфаркт. Боится оставаться одна и жалуется, что в палате нет телевизора.

Слишком много информации для сонного мозга Уильяма. Возможно, диабет как-то был связан с телевизором, потому что согласно последним исследованиям малоподвижный образ жизни сильно сказывался на здоровье пациентов и приводил к… Уильям мотнул головой и нахмурился. Большего бреда он в жизни не прокручивал в своей голове, если только не считать тот случай, когда ему доказывали существование Рая и Ада и утверждали, что бог действительно существует, но является объектом изучения квантовой физики.

Пейджер несколько раз пискнул. Уилл зевнул и бросил взгляд на наручные часы.

– Что ж, – тяжелый вздох и еще один зевок, – у нас бывали и более тяжёлые пациенты.

– Думаете, справитесь?

– Я в этом уверен.

Собрать разлетевшиеся листы бумаги оказалось намного проще, чем себя.

Уилл не был уверен: это мир вокруг него качается или просто нужно было найти хорошую опору и перестать чувствовать себя флагом в ветреный день. Ноги с силой топали по полу, и каждый толчок отдавался в голове. Уильям сквозь силу держал глаза открытыми, тёр их и широко зевал, надеясь, что никто не обратит на него слишком пристального внимания. Казалось, опусти он сейчас хоть на секунду веки, и мир тут же погрузится во тьму, выбраться из которой не будет никакой возможности.

Глаза слезились от яркого света. Коридор был бесконечно длинным, а хлопающие двери порывами ветра хлестали Уилла по щекам, приводя в чувство.

Около двери медсестра остановилась, вручила Уильяму карту пациентки и, смахнув с плеч невидимые пылинки, втолкнула Уильяма в палату.

– Добрый день, мисс…

– Уилли! Ты пришёл за мной?

Уилл оторопел, несколько раз моргнул и посчитал, что ему сейчас просто послышалось. Стоять посреди кабинета и смотреть на пациентку преклонного возраста было верхом неприличия, и Уилл поспешил подойти к ней, вытащив из нагрудного кармана ручку и пробежав взглядом по заполненным полям в анкете женщины.

– А у вас острое зрение, мисс… – Уилл прищурился, разбирая почерк медсестры и серые картриджные буквы, – Донован. Меня зовут доктор Уильям Белл. Я ваш лечащий врач. Давайте проверим теперь ваше самочувствие, и вы ответите мне на несколько вопросов. Что с вами произошло?

– Я… – женщина опустила растерянный взгляд на сложенные перед собой руки и невнятно пробормотала: – я шла на кухню. Хотела спуститься по лестнице и оступилась. – Мисс Донован выглядела, к удивлению Уилла, несколько пристыженно, и, если бы Уилл не был слишком сонным, он бы непременно счёл, что ее щеки покраснели от румянца, а не от проблем с сердцем. Она помолчала еще некоторое время, а затем довольно громко воскликнула: – Ты должен знать, какая в нашем доме крутая лестница, Уилли. Ты ведь сам все время оступался на последней ступеньке! Потому что у неё край сбит!

Кончики пальцев пронзили маленькие острые иголочки.

– Миссис Донован, в нашем городе полно лестниц, на которых каждый день оступаются люди. К тому же в старых домах. – Уилл старательно сделал вид, что что-то вспоминает. – У моей бабушки был один из таких. Так что мне очень хорошо известно, как это бывает.

Врать пациентам Уильям не любил, а врать милым старушка было «верхом грехопадения», как любил повторять ему школьный учитель. К тому же голос миссис Донован обволакивал, он был тихим и вкрадчивым. Женщина говорила практически шёпотом и словно бы сама не верила в то, что произносит. Она смотрела на свои руки, сжимая в них платок, а затем перевела взгляд на Уильяма. Такой знакомый взгляд, в котором читалась немая мольба быть услышанной, как у…

Уилл тряхнул головой и принялся рассматривать рентген на экране. Закрытый перелом, почти незаметный для человеческого глаза.

Такой же, как в душе Уильяма Белла.

– Уилли, ты меня не узнаёшь? Я твоя сестра. Мэри. Ты… Ты вёл меня к алтарю. В сорок четвёртом. Ты разве забыл?

– Вы меня с кем-то путаете, миссис Донован, – недобро усмехнувшись, отозвался Уильям, неуверенный над кем он больше усмехается: над собой или ситуацией, в которой оказался. – Поверьте, я вам гожусь во внуки, мэм.

– Да нет же! Мой брат, Уилли! У него были такие же тёмные волосы и глаза… У него были глаза, как у тебя! Я помню его глаза. И его взгляд. Он всегда сажал меня к себе на колени и дарил подарки. Ты… Ты правда меня не узнаешь?

Уилл не успел сделать и шага – старушка протянула руку и вцепилась в его предплечье с неожиданной для своего возраста и сложения силой: женщина была невысокой и хрупкой. Во рту пересохло горьким металлическим привкусом, в груди все резко поднялось в ожидании неминуемого падения, а Уильям мог только сочувствующе смотреть на женщину перед собой, догадываясь, что она сейчас чувствует. Уилла не в первый раз принимали за давно умершего родственника, но он надеялся, что это был последний.

– Миссис Донован, я уверен, что ваш брат был чудесным человеком. Но, мне очень жаль, – Уилл накрыл ладонь женщины своей и слегка сжал ее, – он вряд ли смог дожить до столь преклонного возраста. Все это просто ужасное нелепейшее совпадение. К тому же люди очень часто бывают похожи друг на друга. Такова уж наша природа.

– Но, Уилли… Да. Уилли умер. Тогда… ты пришёл забрать меня с собой, Уилли?

– Миссис Донован, я не ваш брат, – Уилл тяжело вздохнул и, приглушив голос до шёпота, добавил: – Мари, отпусти меня, пожалуйста.

Возможно, было слишком жестоко давать этой женщине ложную надежду. Это казалось ему правильным, казалось именно тем, что он должен был сейчас сказать, повинуясь внутреннему голосу. Но чем больше Уильям вглядывался в искажённое старостью и морщинами лицо, чем больше смотрел на тонкие ссохшиеся губы и ощущал силу, с которой старушка цеплялась за его руку, тем медленней билось его сердце. Полный умоляющих просьб взгляд смотрел на него из-под редких белёсых ресниц, но лицо этой женщины, лицо Мэри Донован казалось ему все так же незнакомым. Как бы он ни пытался вспомнить ее, как бы ни пытался узнать этот голос.

С трудом отцепив от себя руку женщины, Уилл отступил на шаг, убеждая себя, что он все делает правильно.

– Вам нужно хорошенько отдохнуть, миссис Донован. Я вернусь к вам завтра. Надеюсь, вы не будете скучать без меня.

Холод пробежал по спине Уильяма, когда миссис Донован в последний раз посмотрела на него взглядом полинявших от времени синих глаз. Быть может Уилл ошибся?

– Извините, пожалуйста.

Дверь приоткрылась, и в палату заглянула девушка. Она тут же поманила Уильяма наружу, и он, не колеблясь ни минуты, поспешил выйти из ставшего неожиданно душным кабинета. Миссис Донован не противилась столь быстрому уходу врача, а Уилл почувствовал, как тиски спали с него – ему даже не пришлось выдумывать оправдания, чтобы поскорее покинуть пациентку. Причина ухода сама его нашла.

На вид девушке было не больше двадцати пяти – чуть младше самого Уильяма. Она оглядывалась по сторонам, а затем подалась вперёд и шёпотом начала:

– Надеюсь, бабушка не утомила вас, доктор Белл. Она в последние годы стала совсем плохой. – Губы девушки растянулись и поджались, а руки скрестились на груди. – Ей везде мерещится ее старший брат. Мы уже прячем от неё фотоальбомы. А то она нам каждый вечер показывала его фотографии и рассказывала, каким он был замечательным и любящим. Даже слушать не хочет о том, что он погиб больше полувека назад. Сразу затыкает уши и говорит, что мы лжём. Уже не знаем, что с ней делать.

– Да, – коротко кивнул Уилл. – В ее возрасте эмоциональные нагрузки противопоказаны. – Быстрый короткий вздох и шелест ручки по бумаге. – Ей придётся остаться у нас на некоторое время, чтобы мы могли ее понаблюдать. Надеюсь, это не вызовет никаких проблем?

– Нет. Спасибо вам большое. К счастью, страховка покроет все затраты.

Медсестра выскользнула из палаты, едва не задев Уильяма, и он отступил на шаг, бросив на сестру Эбигейл хмурый взгляд. Девушка улыбнулась и взялась за ручку двери, собираясь оставить Уильяма в коридоре, но медлила, рассматривая Уилла, – он видел это краем зрения, заполняя на весу документы миссис Донован. Плохая привычка, но Уильяму никогда не хватало времени разобраться с бумагами сидя за столом: голова сама клонилась к дереву или запрокидывалась на подголовник кресла с громким храпом.

– Вы, кстати, очень похожи на него.

Уильям замер, вскинув голову, и непонимающе переспросил:

– На кого?

– Ее брата. Я бы даже подумала, что вы с ним близнецы. Если бы вы не были так молоды, – хихикнула девушка.

Улыбаться было больно. Улыбка раскалёнными углями прожигала щеки. Смотреть в знакомые и такие чужие глаза было невыносимо. Но уйти было еще сложнее. Уилл переминался с ноги на ногу, чертил круги на чистом листе и украдкой бросал взгляды на точно так же смущающуюся внучку миссис Донован. Несколько раз они одновременно вздыхали, и пальцы девушки с силой сжимали дверную ручку в нерешительности открыть палату и уйти.

– Доктор Белл! – голос медсестры пронёсся над коридорным шумом громоподобной волной.

– Простите, нужно идти. – Уилл виновато улыбнулся. – Вы знаете, где меня найти, если я понадоблюсь.

– Я побуду с бабушкой. Спасибо за помощь.

Девушка еще раз сжала небольшой ладошкой руку Уильяма и впорхнула в палату миссис Донован. Уилл недолго смотрел ей вслед, прежде чем взлохматить отросшие, немного вьющиеся от влажности и пота волосы и отправиться к недовольно кривящей лицо сестре Смит.

– Доктор Белл! – нетерпеливо топая ногой, повторила медсестра, прижимая к груди планшет с листками.

– Кто там еще? – Уилл натянуто улыбнулся, надеясь смягчить гнев сотрудницы, но та лишь покачала головой и заглянула в свои записи, зашагав прочь от Уилла.

– Девушка. Четырнадцать лет. Потянула на тренировке лодыжку. Пятнадцатая палата, – как приказ отчеканила женщина и резко замерла около одной из дверей. – Пыталась упросить отпустить ее домой под честное слово, что больше не будет травмировать ногу.

– Все они так говорят, – Уилл взял из рук медсестры планшет и быстро пробежался взглядом по записям. – Родителям позвонили?

– Отец уже едет. С ней подруга, потому что… Мы едва смогли разобрать хоть слово из ее речи без помощи переводчика. Сами увидите.

– Мексиканцы?

– Не угадали.

Женщина многозначительно хмыкнула и нажала на ручку двери, ослепляя Уильяма рванувшим из окна солнечным светом. Лимонный аромат заполнил собой каждый уголок новенькой палаты, и Уилл шагнул в распахнувшийся перед ним цитрусовый сад. Сидящая на кровати девушка явно не жалела ни о чем, выливая на себя утром полфлакона духов. Девушка, точнее даже девочка, болтала ногами, сидя на кушетке, и напряглась, стоило Уильяму появиться в дверном проёме.

– Добрый день, мисс… – Уилл заглянул в листочек и на секунду нахмурился, – Маккензи. Эйлин. Красивое имя. Я доктор Белл, это сестра Эбигейл. На сегодня я буду твоим лечащим врачом. Надеюсь, страховка твоего отца покроет твой визит, – значительно тише хохотнул под нос Уилл, оценивая на глаз незначительность травмы пациентки.

Медсестра засуетилась, подтолкнув к Уильяму табурет, и выхватила из рук бумаги, положив на ближайший столик. Уилл закатил глаза и заметил, как на это губы девочки изогнулись в кривой усмешке. Почему-то от этой простой эмоции внутри Уильяма все сжалось – выражение лица показалось Уиллу слишком знакомым, чтобы можно было не почувствовать дежавю, но он тут же мысленно отмахнулся.

«Все люди усмехаются, Уилл. Не будь таким мнительным», – вздохнул Уилл и присел перед Эйлин на табурет.

Только сейчас Уильям заметил еще одну девушку, сидящую в уголке и пристально наблюдающую за Уильямом. Он уже давно привык к тому, что за ним наблюдают. Он уже давно привык терпеть внимательные изучающие взгляды начальства во время очередного испытательного срока. И уже давно не обращал внимания на мнительных пациентов, для которых единственно верным лечением было то, в котором они принимали непосредственное участие. Поэтому Уилл приветливо улыбнулся подруге Эйлин и пожелал себе скорого окончания рабочего дня без серьёзных потрясений для нервной системы.

– Итак, – хлопнул в ладоши Уилл, подкатываясь поближе к Эйлин, и осторожно дотронулся до ее ноги – в ответ донеслось болезненное шипение, – как же ты умудрилась так ее подвернуть? – Девушка насупилась и поджала губы. – Чего молчишь? Не заставляй меня выпытывать все из тебя. Я и не таких молчуний раскалывал.

– Она стесняется. Но мы уже работаем над ее произношением.

Уилл обернулся на подругу Эйлин, и та тут же смолкла, кажется, почувствовав себя неловко.

– Если у неё есть язык, то она сможет сказать, что с ней случилось, – мягко улыбнулся Уилл. – Уверен, что твоя подруга умеет разговаривать на английском языке. И поделится подробностями произошедшего с ее лодыжкой. Не думаю, что произношение этому помешает.

Девушка с Эйлин переглянулись, и последняя, набрав в грудь побольше воздуха, ответила Уильяму очень длинной и запутанной фразой, из которой Уильям смог разобрать только «нога» и «сцена». Весь остальной смысл слов Эйлин остался для Уильяма загадкой, на которую он смог только выгнуть дугой бровь и, едва контролируя высоту своего голоса, который все-таки предательски сорвался, икнуть:

– Прости?

Краски тут же схлынули с лица Эйлин. Девушка насупилась, опустила плечи и закрылась в молчаливом коконе – Уильям осознал это слишком поздно, чтобы успеть исправить ситуацию. Сколько бы он ни пытался повторить свой вопрос – получал в ответ красноречивое молчание обиженного человека, хмурый взгляд сквозь очки и тяжкие вздохи со стороны безымянной подруги. Потеряв всякую надежду, Уильям вздохнул и потянулся за принесённым бинтом. Пальцы привычным движением разорвали упаковку, и Уилл кивком указал Эйлин на штанину. Девушка фыркнула и закатала ткань светлых джинс.

– Она оступилась, – тихий голос подруги раздался, когда Уильям уже собирался начать попытки разговорить Эйлин заново. – Мальчишки переставили декорации. Случайность.

– Да. Спасибо большое за объяснение, – Уильям бросил короткий взгляд на девушку и кротко улыбнулся Эйлин. – Что ж. Кажется, я немного погорячился с выводами. Это будет очень… интересный опыт. Давненько я не слышал этого акцента. Инвернесс?

– Да.

Сухость в голосе Эйлин могла сравниться только с сухостью оборачивающегося вокруг ее лодыжки бинта. Но Уильям ухватился за единственную соломинку, боясь, что девушка снова замкнётся и разговаривать Уиллу придётся только с ее приветливой беспокоящейся подругой, ухмыляющейся медсестрой и молчаливыми аппаратами.

– Красивый город, – с улыбкой кивнул Уилл, обматывая эластичный бинт вокруг ноги Эйлин. – Был там однажды с хорошим другом. На удивление даже погода была сносной. Там еще такой лес красивый есть…

– В нем по легендам водятся феи, – глухо оборвала его Эйлин, не мигая наблюдая за каждым действием Уильяма.

– Да, – снова кивнул Уилл и, понизив голос, заговорщицки добавил: – Я даже видел одну. И не нужно смотреть на меня с таким недоверием, – мужчина мягко усмехнулся. – Она и правда была похожа на фею. По крайней мере, мне так показалось в тот момент. Жаль только, что я так и не узнал ее имени.

– Она была такой же красивой, как фея? – тихий голос Эйлин едва перекрывал писк аппаратов и сдержанное хмыканье стоящей над душой у Уильяма медсестры.

– Да. Светлая кожа. – Оборот бинта. – Огненные волосы. – Еще один оборот. – Она была воздушной. И мой очень хороший друг был от неё без ума. Но не у всех сказок про фей бывает хороший конец.

Уильям усмехнулся, чувствуя в собственных словах неловкость, и поспешил сменить тему:

– Почему переехали сюда?

– Работа отца.

– И кто же он у тебя?

– Актёр. В театре. Довольно посредственный.

– Твой отец или театр? – рассыпался смехом Уильям.

Эйлин помедлила, поджала челюстью и коротко кивнула, сдерживая рвущуюся наружу ироничную улыбку:

– Оба.

Сухие ответы Эйлин резали по натянувшемуся между ними напряжению, и Уильям решил больше не выпытывать из неразговорчивой девочки информацию. Его работа в этом кабинете практически закончилась, как и рулон в руках. Уильям сделал несколько последних оборотов и немного отъехал, оценивающим взглядом обведя перемотанную ногу Эйлин. Не самая лучшая повязка в его жизни, но и Уильям научился их накладывать, к своему большому стыду, совсем недавно, когда устроился работать в эту клинику. До этого все своё рабочее время Уилл проводил обычно за бумажками или держа в руках скальпель, а на пациентов смотрел исключительно сверху вниз.

– Ну вот и все, – поправив бинт, Уильям поднял голову и посмотрел на Эйлин, заглядывая той в глаза. – Несколько недель покоя, и твоя нога будет как новенькая.

Уильям говорил очень медленно и сам не понимал, зачем он это делает: Эйлин прекрасно его понимала. А вот он ее не так чтобы хорошо. Ему приходилось напрягать весь свой слух и раскатывать на языке каждое слово Эйлин, чтобы подобрать в собственном произношении подходящий аналог. Уильям казался себе школьником, которого заставляют на слух переводить незнакомый текст с французского или, что еще хуже, испанского без подготовки и с единственным выученным на этом языке словом «Здравствуйте».

И все же Уильям говорил медленно, делая паузу после каждого слова и выжидающе глядя на Эйлин, ожидая хоть какой-то реакции. Он объяснял девушке все, что от неё требуется сделать в ближайшее время и чего она точно не должна делать, но Эйлин безучастно пялилась в горящие на потолке лампы, болтала ногами, а затем резко посмотрела на Уильяма поверх толстых стёкол очков и наклонила голову на бок.

– Вы же знаете, что фей не существует?

Это было не то, что Уильям ожидал услышать после фразы «никакого бега и прыжков на кровати, и уж тем более танцев». Он хотел было уйти от ответа, крикнув «Смотри, какой у нас тут новый дефибриллятор!», но взгляд синих глаз Эйлин был слишком внимательным и изучающим. Этот взгляд не подходил четырнадцатилетней девочке, а заискрившиеся на дне язычки пламени, показались Уильяму знакомыми. Он снова мотнул головой, убеждая, что это ему просто мерещится.

– Да, – Уилл рассеянно переложил коробку с перчатками с одного столика на другой. – Но наша жизнь была бы слишком скучной без историй о феях и их волшебных дворцах.

Уильям подмигнул Эйлин и оттолкнулся ногой, отъехав в сторону. Уилл взял планшет и чиркнул ручкой по листку, как по его позвоночнику тут же пробежал могильный холод, а сердце забилось слишком медленно для живого человек, стоило услышать за спиной до ночных кошмаров знакомый мужской голос:

– Где она?

Уильяму не нужно было поворачиваться, чтобы назвать обладателя этого голоса, а промелькнувшая на лице Эйлин улыбка подтвердила худшие догадки Уильяма. Мужчина за спиной достаточно громко хлопнул дверью, влетев в палату, и тут же оказался около дочери. Уиллу стоило больших усилий сохранить спокойствие и продолжать заполнять карту юной пациентки. Отец Эйлин громко поблагодарил ее подругу за помощь и уже намного тише начал расспрашивать дочь. Уилл мог только прислушиваться и по интонациям догадываться о том, что разговор шёл напряженно и не в пользу Эйлин.

– Надеюсь, впредь ты будешь осторожней, – мистер Маккензи шаркнул ногой по кафелю и негромко кашлянул. – А если бы ты сломала ногу? Минимум два месяца без репетиций. И восстановление. Я поговорю с вашим учителем. Подобное поведение недопустимо в стенах театра. Тем более школьного театра.

– Все нормально, пап. Я сама разберусь, – вздохнула Эйлин. – Я уже не маленькая.

Уильям сдавленно усмехнулся, о чем почти сразу же пожалел.

– Вас что-то рассмешило? – холодный тон Маккензи резанул по воздуху и хлёстким ударом обжёг спину Уилла.

Внутри все привычно сжалось, скрутилось в плотный узел, и Уилл подавился воздухом, смазав с губ металлический привкус. На озабоченный взгляд медсестры Уилл медленно моргнул, говоря, мол, «все нормально». Дрожь в пальцах удалось легко унять, сильнее сжав ручку, но подпись все равно получилась слишком кривой, а длинный росчерк улетел за край бумаги, когда запястье свело до невозможности управлять собственными движениями. Несколько глубоких вдохов – обычно это всегда помогало Уильяму, – и он резко крутанулся на стуле, повернувшись к обоим Маккензи.

– Добрый день, мистер Маккензи, – Уильям выдавил из себя улыбку, молясь, чтобы она не получилась слишком неестественной. – С вашей дочерью все в полном порядке. Небольшое растяжение. Мы наложили повязку. Никаких серьёзных физических нагрузок ближайшие несколько недель. И репетиции тоже считаются. Только покой и холод. Через полторы недели придёте на дополнительный осмотр.

Напряжение внутри тут же спало, повиснув ослабленными концами тугого узла. Мужчина напротив наклонил голову набок, как это сделала Эйлин, и, сведя к переносице светлые брови, уставился на Уилла. Он не изменился ни на день, бледные, серые с темной окантовкой глаза все так же проникали своим взглядом под кожу и вытаскивали наружу всю подноготную, а острые, вырезанные из мрамора черты лица были слишком правильными, чтобы можно было назвать их недостаточно стоящими внимания. Алан Маккензи. Это без сомнения был он, и Уильям убедился в этом лично, встретившись с ним взглядом, понять который мог разве что только сам Алан.

Уголки губ Алана дёрнулись, и мужчина, довольный как кот, улыбнулся.

– Благодарю вас, доктор… – Маккензи прищурился, рассматривая бейджик на груди Уилла, – Уильям Белл. Какое интересное имя. Мы с вами никогда раньше не встречались?

– Возможно, – пожал плечами Уилл. – Чикаго – очень маленький город. – Он сделал еще несколько записей на листке и обратился уже к Эйлин: – Подожди здесь. Мне нужно обсудить с твоим отцом некоторые формальности.

Уилл негромко закряхтел, поднимаясь с табурета, и это не укрылось от Алана – мужчина негромко прыснул под нос и протянул Уильяму руку. Уилл в ответ закатил глаза и отмахнулся. Планшет с бумагами отправился обратно в руки подозрительно наблюдающей за ними медсестры, а Уилл, схватив висящий на стене халат, поспешил накинуть его на плечи и толкнуть бедром дверь. На секунду Уилл замер в дверях и головой позвал Алана с собой. Маккензи потрепал дочь по светлым волосам и поцеловал в макушку.

– Мы скоро вернемся. Не скучайте. Амелия, подождёшь меня, ладно? – Алан оглянулся на вторую девочку.

– Конечно, мистер Маккензи.

Подождав, пока Алан соизволит ленивой походкой преодолеть несколько метров, разделяющие кушетку Эйлин и выход, Уильям вылетел в коридор и быстрым шагом направился на улицу. Лавировать между пациентов было немного сложнее, когда у тебя на хвосте висит Алан Маккензи, собственной персоной, и пару раз Уильям резко останавливался, чтобы оглянуться. Появление Алана все еще казалось чем-то нереальным, и только светлый улыбающийся лик Маккензи мог разогнать туман сомнения, что то и дело подкрадывался к Уиллу. Алан действительно был здесь. Как и Эйлин Маккензи, которая, судя по всем документам, действительно была его дочерью. Уильям усмехнулся: несколько лет назад он даже представить не мог, что все обернётся подобным образом.

Но чувство любопытства все же не могло перебить горьковато-миндального налёта на языке, появившегося с приходом Алана Маккензи.

Улица встретила Уильяма привычным пресным запахом воды, выхлопами проезжающих за углом машин и небольшой кофейни прямо напротив больницы. Двери плавно сомкнулись за его спиной, и на секунду у Уильяма появилась слабая надежда на небольшую фору, но она разбилась крупными осколками стекла, когда довольное лицо Алана появилось прямо перед ним. Ладони захлопали по карманам, найдя в одном из них пачку сигарет, и Уильям поспешил закурить, выдохнув горький дым в лыбящуюся физиономию Алана.

– Я до последнего надеялся, что вы просто однофамильцы. Но ваше, – Уилл помедлил, прикусывая щеку, – внешнее сходство слишком ярко бросается в глаза.

– Да брось, Уилл, – Алан, не спрашивая, открыл пачку в руках Уилла и вытащил оттуда одну сигарету. – Неужели ты не рад видеть старого друга?

– Ты снова исчез почти на двадцать лет, Алан, – Уильям затянулся, чувствуя, как дым обволакивает лёгкие, и посмаковал сизое облачко, прежде чем выплюнуть его вверх, – а теперь вернулся с ребёнком. Наверно, я должен был уже привыкнуть, что именно так ты ведёшь себя со своими старыми друзьями.

– Главное, что я вернулся, – вскинул указательный палец Алан и вытащил из кармана Уильяма зажигалку. – А остальное – уже менее значимые детали. К тому же я писал тебе письма! И звонил! Тебе этого было мало?

Искреннее возмущение на лице Алана было настолько детским и чистым, что Уильям почти поверил.

– Ты звонил, чтобы рассказать, как тебе весело, – зажав зубами сигарету, начал разгибать пальцы Уильям, – что ты завёл себе очередную собаку и женился. Последнее, должен признаться, меня удивило. Но про ребёнка ты сказать мне забыл. Видимо, это было не самым ярким событием в твоей жизни.

– Бывает, – пожал плечами Алан, щелкая зажигалкой. – Выпиши мне таблетки от склероза.

Уильям закатил глаза. Алан Маккензи мог быть настолько же невыносимым, насколько большую часть времени был обворожительным. Он всегда мог найти общий язык с окружающими и располагал их к себе настолько быстро, что через пятнадцать минут он уже звал их своими лучшими друзьями и приглашал в самые дорогие рестораны города. Алан Маккензи был невыносим в той степени, как и любой лучший друг, влезающий в твои личные границы с отбойным молотком и стоматологическим буром, еще и приговаривая при этом, что «все под контролем, доверься».

– Твоё появление редко заканчивается для меня чем-то хорошим, Алан. – Уилл сжал пальцами переносицу и медленно помассировал ее. – Кого ты пытаешься обмануть? Тебе снова что-то от меня понадобилось? Ограбить банк? Украсть собачку у назойливой соседки? Вырвать зуб, потому что тебе жалко платить деньги дантисту?

– Как ты плохо думаешь обо мне, – возмущённо надулся Алан, но его губы все равно растянулись в улыбке, когда снова сомкнулись вокруг сигареты. – Неужели ты даже на секунду не можешь допустить мысль, что я просто соскучился и захотел провести время со своим лучшим другом? Вспомни все, что с нами было, и…

– Такое тяжело забыть. Алан, – Уилл сделал слишком глубокую затяжку и раскашлялся сизым дымом, несколько раз стукнув кулаком по груди, – я рад тебя видеть, но в следующий раз предупреждай, когда снова захочешь почтить меня своим визитом. Мне нужно морально к этому подготовиться. После всего, что с нами было.

Выражение лица Алана не показывало Уиллу ничего, что могло бы намекнуть на чувство раскаяния за содеянное. Алан ухмылялся, выпуская вверх облачка сигаретного дыма, и пританцовывал под порывами холодного озёрного ветра.

– Алан, – тяжело выдохнул Уильям, надеясь, что его обречённый вид произведёт нужное впечатление, – я с большим трудом устроился сюда работать. И мне бы очень не хотелось, чтобы сейчас все пошло по наклонной. Ты хоть представляешь скольких мне сил стоило доказать местному руководству, почему они должны взять на должность стажёра именно меня, а не успешного выпускника престижного университета? Было несколько сложно объяснить, где я учился и откуда я в принципе знаю медицину.

– Да брось, – состроил недоверчивое лицо Алан, – тебя с твоим опытом должны с руками все больницы отрывать. Какой у тебя уже стаж?

– Очень смешно, – хмыкнул Уильям в ответ на улыбку Алана. – Каждый раз, когда мы оказываемся в пределах одного города, все начинает идти самую малость не так, как планировалось. И в лучшем случае это заканчивается просто моим увольнением.

– Напомни, когда это в последний раз у нас все пошло не так? – ехидно поинтересовался Алан.

– Семьдесят седьмой.

– М-м-м, согласен. Нечего возразить. Но это был всего один раз.

– Пятьдесят шестой.

– Да брось, там все было как раз по плану!

– Тридцать четвёртый.

Алан помедлил, его глаза прищурились, а в уголках пролегли маленькие морщинки, и мужчина наклонил голову набок, оценивающим взглядом обведя Уильяма. Алан несколько раз втянул в себя сигаретный дым, чтобы затем выдохнуть весь в лицо Уильяма и с широкой довольной улыбкой победителя протянуть:

– Окей, ты выиграл.

Понимал ли Алан то, что до него пытался донести Уильям? Вряд ли. Алан редко когда обращал внимание на столь незначительные детали, как комфорт близких ему людей, пересчитать которых можно было по пальцам одной руки, даже если у тебя их осталось два. Алан редко когда задумывался о последствиях, а его характер порой взрывался в самые неожиданные моменты, разгребать которые приходилось в итоге Уильяму.

– Просто пообещай, что на этот раз все будет, как у нормальных людей, – устало пробормотал Уильям.

Понятие нормальных людей для него и для Алана разнилось настолько, что было проще объяснить, чего именно хочет Уильям, на конкретных примерах. Не будить друг друга по ночам для внезапных прогулок. Не приглашать в заброшенные доки на подозрительные встречи с неизвестно кем. Не врываться в жизнь без предупреждения, чтобы затем перевернуть ее с ног на голову. Уильям мог бы бесконечно перечислять все, что он считал нормальным для людей и вдалбливать это в голову Алана, но прекрасно знал, что это бесполезно. И по взгляду Алана было понятно, что тот думает точно так же.

– Я ведь могу и обидеться, Уилл, – угрожающе мурлыкнул Алан и сверкнул взглядом бледных серых глаз.

– Замечательно, – Уильям бросил недокуренную сигарету на асфальт и раздавил ее. – Тогда я, пожалуй, оставлю тебя, чтобы ты смог хорошенько об этом подумать и решить, как меня наказать за плохое поведение. Мне работать еще сутки, если что. После этого я с радостью предоставлю тебе возможность высказать все свои обиды по поводу моего непочтительного отношения к тебе, Алан. Надеюсь, ты сможешь подождать двадцать четыре часа. Уверен, на фоне последних двадцати лет, они пролетят как несколько минут.

– Ловлю тебя на слове.

Алан отвернулся, его рука замерла, сжимая пальцами вспыхивающую алым сигарету, а затем мужчина громко рассмеялся. Что так насмешило Алана, Уильям понял не сразу. Знакомый стройный ряд домов, дребезжащие рельсы метро и проносящиеся над головами голуби. Слишком знакомый пейзаж, чтобы находить его чуть более развлекающим, чем депрессивным.

– Удивительно, – Алан обернулся и кивком указал на одно из заведений. – Это кафе. Оно до сих пор работает?

Уильям прищурился, рассматривая надпись, и улыбнулся.

– К моему большому удивлению, да, – Уильям медленно кивнул, сложив на груди руки, а затем, немного подумав, добавил: – И кофе там все такой же отвратительный.

– Тогда ты знаешь, где меня искать.

Алан игриво подмигнул Уильяму, отчего последний в очередной раз закатил глаза. На них уже давно глазели все прохожие и некоторые сотрудники больницы, но родственников не выбирают, как всегда повторял себе Уилл, расшаркиваясь с обществом после очередной встречи с Маккензи. Хлопнув несколько раз Алана по плечу, Уилл сунул руки в карманы халата и зашагал обратно в больницу, прокручивая в голове все, что нужно было успеть сделать до обеда, которого у Уильяма не предвиделось в ближайшие пять часов.

– Кстати, Уилл.

Уильям замер в дверях, обернувшись и напряженно ожидая, что еще Алан скажет ему на прощание, чтобы окончательно уничтожить надежду на спокойный рабочий день.

– Что?

– Можно мы поживём у тебя какое-то время? – с невинной улыбкой на губах протянул Алан и быстро заморгал, нагоняя на себя жалобный вид бездомной девушки на выданье. – Несколько месяцев.

Уильям протяжно застонал, запрокинул голову и под заливистый смех Алана шагнул в тепло приёмного отделения. Хотелось снова закурить, но датчики дыма лишили Уилла и этой возможности. Смех Алана все ещё раздавался в ушах ударами молотка по тонкому стеклу и взрывался осколками багровых струй, потому что Уильям Белл уже давно выучил одну простую истину, которую пронесёт с собой через все годы жизни.

Появление Алана Маккензи в его жизни никогда не сулило ничего хорошего.

Глава I. Шулер

Сентябрь, 1931

– О, дон Куэрво! Сеньора! Вы, как всегда, обворожительны! Какая приятная встреча! Не ожидал вас сегодня здесь увидеть!

Уильям Белл, будучи в своё время студентом прилежным и весьма одарённым, довольно быстро усвоил правила игры в обществе, в котором по долгу своей профессии ему приходилось вращаться, а к концу первого вечера и вовсе выучил имя каждого пришедшего в бар и то, с кем общаться стоит, а к кому лучше не подходить, даже чтобы поздороваться. Он довольно быстро учился и схватывал на лету все новое. А финансовое положение сначала студента, а потом и врача, подталкивало Уильяма к поиску стабильного источника дохода, не несущего за собой серьёзных уголовных последствий или же конфликта с влиятельными людьми этого города. Да, у Уильяма было все, о чем может мечтать врач, но только это не решало вопросов, для которых обычно требовалась кругленькая сумма денег.

Сидящий напротив Уильяма мужчина скривился, внимательно наблюдая за тем, как Уилл ловко тасует карты.

– Я уже не раз говорил тебе, не называть меня так, – мужчина нервно дёрнулся, стряхнув с кончика сигары пепел, и смерил Уильяма предупреждающим взглядом болотистых глаз. – Люди могут неправильно подумать.

Законопослушность была характерной чертой семьи Куэрво, владеющей сетью небольших ювелирных салонов в городе, предлагающих своим клиентам украшения из самых редких и дорогих металлов и камней. А вовремя оплаченные налоги позволяли избегать ряда лишних вопросов со стороны властей. К тому же семья Куэрво была хорошо знакома с некоторыми членами правительства, благодаря чему ей очень часто удавалось сглаживать возникающие в результате ведения бизнеса острые углы.

Поэтому никто не обратил внимание, когда на задний двор одного из ювелирных магазинчиков приехал небольшой грузовичок, полностью загруженный тяжёлыми ящиками, и люди стали спешно заносить их внутрь.

– Разумеется, – Уилл обворожительно улыбнулся, небрежным жестом раздавая карты. – Просто вам так идёт это обращение.

Сеньор Куэрво только сел за стол к Уильяму, как его толстые, покрытые тяжёлыми массивными кольцами пальцы сжались в кулак, неприятное чувство поселилось в груди выходца из Испании, а пристальный взгляд тут же стал следить за действиями сидящего напротив молодого человека. Сколько бы раз он не играл с Уильямом – тот практически всегда выигрывал, пару раз позволяя другим сорвать куш, чтобы в следующий момент забрать весь выигрыш себе. Сеньор Куэрво не знал, как Уилл это делал, хотя и догадывался.

Но поймать Уильяма за руку у него так и не получалось.

Уильям улыбнулся, чувствительными кончиками пальцев незаметно скользнув по обращёнными к нему рубашкой пяти картам на столе, а затем отложил оставшиеся карты в сторону. Уилл предпочитал каждый раз играть новой колодой, чаще всего предлагаемой самими оппонентами, так что вопросов к его победе и сомнений в честности выигрыша практически никогда не возникало: даже самый цепкий взгляд стороннего наблюдателя не мог заметить, как лёгким движением Уилл оставляет на новеньких картах только одному ему заметные метки. Сначала мать, обучившая его игре на фортепиано, а затем и медицина убедили Уильяма в том, что кончики пальцев могут творить чудеса, если найти им правильное применение.

Взгляд Куэрво переметнулся с Уилла на кого-то за его спиной, и мужчина нахмурился, негромко хмыкнув и даже несколько помрачнев. Куэрво задумчиво почесал гладко выбритый подбородок, ещё не тронутый новой щетиной, и издал звук, похожий на покашливание, словно он пытался вернуть себе куда-то исчезнувший голос. Карты уже лежали перед его взглядом и манили к себе куда больше, чем внезапно открывшаяся перед ним сцена, поэтому, резко выдохнув, испанец взял в руки розданные Уильямом карты. Между его густых чёрных бровей пролегла глубокая складка, а пристальный взгляд по несколько секунд останавливался на каждой карте в руках, оценивающе изучая её и с каждым мгновением становясь ещё более серьёзным.

– Что это с ним? – наконец спустя несколько минут молчания и повышения ставок произнёс Куэрво низким хриплым грудным голосом и кивнул куда-то за спину Уильяма.

Уилл несколько удивлённо посмотрел на испанца и обернулся, окинув взглядом барную стойку и заливавшего в себя очередной шот мужчину.

– Энтони? – в голосе Уильяма читалась какая-то лёгкая апатия и безразличие по отношению к заливавшему алкоголем горе человеку, когда он обернулся к Куэрво. – Да он только что проиграл фамильное кольцо своей жены, – Уилл недобро усмехнулся. – Жаль паренька: ему восемнадцать, а он уже по уши в долгах.

Уголки губ Куэрво нервно дёрнулись в ответ на слова Уильяма, исказив привлекательное лицо испанца, и мужчина выдвинул вперёд несколько фишек, заранее поданных ему на входе в бар.

– Уверен, что ему просто не повезло, – Куэрво улыбнулся, у него были лучшие карты за всю его жизнь и он был уверен в том, что эту партию он точно выиграет.

Уильям вновь снисходительно улыбнулся в ответ на слова сеньора Куэрво и уже хотел было выставить столько же, как вдруг замер, поражённый странным холодом, оцепенением, внезапно охватившим все его тело. Пальцы свело, и мужчина с трудом смог удержать в руках карты, а затылком он почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. На мгновение Уильяму показалось, что его голова взорвётся от напряжения, которым наполнилось его в миг опустошённое сознание. Шум, жужжание окружили Уильяма, словно рой диких пчёл, и он потряс головой, отгоняя от себя внезапное наваждение. Уилл попытался собраться с мыслями, но вместо этого в голове стояла звенящая пустота, словно ветер с громким завыванием унёс их всех прочь, оставляя после себя лишь выпотрошенные поля и леса, на которых некогда произрастали самые тёмные мысли Уильяма Белла.

– Анхель!

И Уильям, и испанец одновременно подпрыгнули на месте и чуть было не открыли друг другу свои карты, когда чей-то голос неожиданно и слишком громко раздался у Уилла за спиной. Смутить или вывести Уильяма из равновесия было достаточно сложно, однако вся начатая им до этого линия давления на Анхеля могла в один миг провалиться из-за внезапного появления незнакомого для Уильяма человека.

– Натаниэль! – Анхель улыбнулся и протянул подошедшему руку. – Неожиданно как-то. Ты ведь обычно предпочитаешь избегать… таких мест.

Голос Куэрво был снисходительно мягким и надменным, именно таким, от которого у Уильяма сводило челюсть, а желание уравнять социальные слои усиливалось с каждой секундой в геометрической прогрессии. Он хорошо относился к Анхелю, но проскальзывавшее в его взгляде высокомерие слишком сильно било по самолюбию Уилла каждый раз, когда молодой мужчина замечал его в темных глазах испанца.

– Как и ты, – отрывисто, как маленькими льдинками, бросил Натаниэль, скривился и отряхнул идеально отороченный пиджак, словно на него попала пылинка. – Впрочем, я не мог позволить себе пропустить дегустацию новой партии текилы, которую завезли два дня назад в город. Уверен, носящий твоё имя напиток не может быть чем-то отвратительным на вкус или же столь же женственным, как какое-нибудь итальянское игристое вино.

Анхель дёрнулся, словно по его телу пропустили новомодный электрический разряд: о том, что поставляемый в подпольные бары алкоголь был результатом его трудов и хлопот, знали немногие.

И Натаниэль никогда не входил в число этих посвящённых.

Незнакомец довольно улыбнулся и резко обернулся к Уильяму, обводя его взглядом своих прозрачных серых глаз. Мужчина тряхнул головой, даже не разметав уложенные гелем волосы, и белозубо улыбнулся. Ему было около тридцати, что по меркам только что выпустившегося из университета Уилла если и не было ещё глубокой старостью, то несомненно признаком её скорого приближения. И то, что ему самому было двадцать пять лишь больше подогревало подобные мысли. Натаниэль был высоким, но недостаточно, чтобыУильям со своим ростом почувствовал себя на его фоне карликом, а его широким плечам и торсу не нужны были дополнительные подкладки в пиджак, чтобы казаться более внушительными, – как это делали многие мужчины в окружении Уилла и даже сеньор Куэрво. А тёмная фетровая шляпа в облачённых в молочно-кофейные перчатки руках, которую мужчина не стал оставлять вместе с пальто у входа, судя по внешнему виду была только недавно куплена в одном из модных салонов.

Внимание, с которым Уильям рассматривал незнакомого ему человека, не могло остаться незамеченным. Сам Уилл не торопился представляться. Незнакомец улыбался, но в этой улыбке не было ничего дружественного и тёплого. Лишь формальная вежливость и неловкость повисшей паузы, которая вскоре была точно так же, как и прежде, бесцеремонно прервана:

– Натаниэль Кёниг.

– Рад знакомству.

– Это ненадолго.

Уильям поёжился: от мистера Кёнига исходил холод, а давящее чувство, возникшее в душе Уилла, отказывалось покидать молодого человека, стоило ему только столкнуться взглядом с Натаниэлем. Уильям ещё никогда в своей жизни не видел таких глаз: бледных, несколько водянистых и почти прозрачных. Эти глаза пугали своей стеклянностью, отражали яркие лучи света и горели изнутри мрачным тусклым огнём. Уилл не мог выдавить из себя ни звука. Только молча открывал рот на дерзость Натаниэля и его обворожительную до сведённой от боли челюсти улыбку.

– А это у нас, —беспокойство и напряжённость Уилла уже передались Анхелю и он вклинился в молчание, – Уильям Белл. Один из лучших игроков в покер в городе. Он практически никогда не проигрывает, – Анхель нервно усмехнулся, тряхнув растрепавшимися за вечер каштановыми волосами.

– Вот как? – с удивлённым и заинтересованным видом Натаниэль вскинул светлую бровь, изогнувшуюся острой стрелой; плавно, как кот, опустился на принесённый подсуетившимся официантом стул и бросил шляпу на стол. – Что ж, видимо, я действительно не зря пришёл сегодня. Хотелось бы поближе познакомиться с человеком, который практически никогда не проигрывает. – Стягивая с рук перчатки, Натаниэль откинулся на резную спинку и закинул ногу на ногу, сверху вниз поглядев на Уилла своими серыми глазами.

Натаниэль смаковал слова, пробовал их на вкус и растягивал, как тёплую карамель. Его голос был словно обит мягким бархатом, создавая ложное ощущение приветливости, резко контрастировавшее с холодными серыми глазами. Уильям нервно сглотнул, покрепче сжав свои карты, и отвёл взгляд, надеясь, что хоть так липкое чувство, захватившее его голову, исчезнет. Оба они с Анхелем уже забыли про начатую партию, а сверлящий их взглядом Натаниэль не добавлял никакого спокойствия и сосредоточенности двум закадычным карточным партнёрам.

Анхель вздохнул и ещё раз посмотрел на свои карты, которые уже не казались ему такими уж выигрышными, как в начале партии. Неловкое чувство, зародившееся в его душе пару минут назад, проклюнулось и стремительно разрасталось с каждой секундой, проведённой в компании Натаниэля. Он был хорошо знаком с одним из ярчайших представителей немецкой общины Чикаго и был также прекрасно осведомлён о методах, которыми Натаниэль разбирался со своими соперниками. Жестокость, с которой порой действовали подручные немца, могла посоперничать даже с характерным поведением ирландцев, заправлявших доброй половиной города. Тем не менее Натаниэль практически никогда не высовывался на большую арену, разделённую пополам между итальянцами и ирландцами, предпочитая оставаться в тени. Куэрво даже не до конца был уверен в том, какую цель преследовал этот загадочный для всех человек, потому что он не гнался за авторитетом среди кланов, не стремился захватить чей-то рынок или установить контроль над торговыми путями. Он просто… был и этим наводил ужас на всех, кто его знал.

– Что ж, я думаю… – Анхель неуклюже замялся, бросив на Натаниэля опасливый взгляд, и отложил карты в сторону. – Думаю, мне пора идти. Уже слишком поздно. Уверен, вы и без меня сможете познакомиться поближе.

Стул со скрипом отодвинулся, а Куэрво отвесил обоим игрокам короткий кивок головой: желания находиться ещё хоть пару минут в компании Натаниэля у Анхеля не было, да и к тому же в последнее время по городу ползли слухи о том, что где бы не появился мистер Кёниг, за ним тут же выкладывалась дорога из трупов. Оказаться на первой полосе завтрашней газеты сеньор Куэрво не стремился, а потому спешно широкими шагами направился к маячившей вдалеке фигуре своей жены. По его лицу катился пот, который он безуспешно пытался отереть ажурным платком, а напряжение, пронзившее его тело, лишь усиливало звон натянутых до предела нервов.

Натаниэль хмыкнул и по-хозяйски подобрал карты Анхеля.

– Ха, да у него каре!

Натаниэль присвистнул и, качнувшись, с грохотом опустил стул на все четыре ножки. Стол подпрыгнул, а вместе с ним раскидались по столу и выдвинутые фишки. Уилл не успел заметить, как Натаниэль сгрёб к себе все карты и манящим жестом попросил Уильяма отдать и те, что он держал сейчас в руках. Уилл с трудом смог сглотнуть, почувствовав, как слюна со скрипом поползла по стенкам пересохшего горла, и протянул Натаниэлю свои карты.

– Замечательно, – улыбнулся мужчина и подмигнул Уильяму.

Расстегнув пиджак, под которым Уилл успел своим намётанным глазом врача заметить что-то напоминающее кобуру, Натаниэль вновь растасовал колоду, делая это так, будто всю свою жизнь только и промышлял игрой в покер. Карты скользили в руках незнакомого Уильяму до этого вечера мужчины настолько быстро, что даже привыкший к тасованию карт глаз Уилла не мог заметить ни одного намёка на блеф со стороны Натаниэля. Уильям даже засмотрелся на длинные тонкие пальцы мужчины, отдалённо напомнившие ему лапки паука; эти пальцы не были похожи на пальцы сеньора Куэрво, на пальцы его жены или же на пальцы самого Уилла – они были ловкими, искусными и быстрыми, скользящими по гладкой поверхности карт, как по стеклу. От Натаниэля не укрылось внимание, которое Уилл уделил его движениям, и он улыбнулся, сбросив в сторону Уильяма и себе по очереди две карты.

– Что предпочитаете, классику или техасский? – карты замерли в руках Натаниэля, острая светлая бровь надломленно изогнулась в вопросительном движении, а бледные глаза, на дне которых заплясали маленькие чёртики в окружении отражавшихся огней лампочек, сузились, устремившись взглядом куда угодно, но только не на Уильяма.

Уилл даже растерялся от такого вопроса, хотя обычно именно он решал, какую партию они будут разыгрывать на этот раз.

– Классику, – спустя несколько секунд раздумий ответил Уилл.

– Классику? Не любите пробовать что-то новое, мистер Белл? – Натаниэль несколько разочарованно хмыкнул, но все же раздал недостающие три карты. – А как же эксперименты, ранее неизведанные ощущения? Мне казалось, что такой человек, как вы, несомненно, должен стремиться к самосовершенствованию, – едко усмехнулся мужчина.

От взгляда Натаниэля хотелось поскорее спрятаться, убежать как можно дальше. Взгляд этих бледных серебристых в отблеске огней глаз был тяжёлый, он разом давил на Уилла и проникал сквозь него, пробирался в каждый уголок его сознания, копаясь в воспоминаниях, мыслях, идея. Натаниэль был похож на тех людей, от которых не могло укрыться ничто, которые словно могли читать твои мысли и предугадывать все, что ты ещё только мельком запланируешь. Натаниэль был тем самым человеком, чьё одно лишь присутствие в помещении заставляло воздух становить тяжелее и гуще, опускаться на пол и лишать людей воздуха, выбивая из лёгких остатки кислорода. Натаниэль словно копался в мыслях Уилла и знал уже о нем все. Уильям не был уверен в том, кажется ли ему все это или нет, но его щеки все же вспыхнули, однако Натаниэль этого уже не видел, обратив свой взор на проходящего мимо них официанта.

– Не думаю, что мне повезёт так же, как и мистеру Куэрво, – Натаниэль отложил оставшиеся в колоде карты в сторону и поднял свои собственные. – А вам, мистер Белл, и вправду везёт столь часто, что наш общий знакомый решил непременно упомянуть об этом?

Уильям не был уверен в том, что ему в этот вечер везёт: ни одна из полученных им карт не могла привести к выигрышу, даже если бы он напряг все свои возможности. Фишек у Уилла было не так много, чтобы разбрасываться ставками необдуманно, однако достаточно, чтобы вести и контролировать игру, – он мог либо бросить эту затею в самом начале, либо вынудить своего противника сдаться, повысив ставку в несколько раз, – а те, на которые мужчина положил глаз в начале партии с Куэрво, были единолично отобраны Натаниэлем, хотя Белл не сомневался в том, что у него и без того было достаточно денег, чтобы вести игру.

Тусклый отблеск упал на рубашку карт в руках Натаниэля, и Уилл почувствовал, как вся кровь отливает от его лица – тонкие длинные, едва ощутимые засечки, сделанные Беллом собственноручно на этой колоде, хорошо виднелись на нескольких картах в руках соперника. Было ли это просто совпадением или же Натаниэль был непросто любителем сыграть в покер Уильям не знал, но предупреждающий его голос в голове советовал как можно скорее уйти отсюда.

– Боюсь, сеньор Куэрво склонен преувеличивать некоторые вещи, – негромко хохотнул Уилл, унимая пронзившую руки дрожь. – Особенно когда они касаются моего таланта к игре.

В горле было сухо, настолько, что даже его голос показался Уильяму хриплым и надломленным, когтями по школьной доске процарапывающим себе путь на свободу, чтобы произнести эти несколько слов. Уилл чувствовал себя неловко, осторожно выдвигая вперёд несколько фишек, но казалось, что лишь он испытывает тёмные давящие эмоции в присутствии этого человека. Окружающие словно бы и не замечали того тёмного тумана, расползающегося вокруг их столика, скользящего по полу, окутывающего каждого присутствующего в этом баре. Рука сама потянулась, чтобы добавить ещё несколько фишек к уже выставленным в начале.

– Десять кругов, – голос Натаниэля вырвал Уилла из охватившего его тумана и вернул обратно за игральный стол и карты.

Уильям не сразу сообразил, о чем только что сказал ему Натаниэль, однако его взгляд упал на выдвинутые вперёд к уже находившимся там двум фишкам парочку черных, чья сумма слишком явно превышало месячную зарплату Уилла.

Натаниэль сбивал: своими жестами, своими ухмылками, своими фразами, из которых Уильям половину пропускал мимо ушей, – а ставки, которые новый знакомый уверенно выдвигал вперёд увеличивали растущую в центре стола гору довольно быстро. Больше всего сейчас Уилла волновало то, какие из помеченных им карт оказались в руках этого наглого и самоуверенного человека, решившего, сыграть партию с Уиллом. Ему самом удалось вытащить неплохую комбинацию, сменив парочку карт, однако у него не было ни одной старшей карты. Да, разумеется, при должном стечении обстоятельств и неожиданной удаче, у Уильяма были все шансы уйти сегодня ночью домой не с дырой в кармане, однако он был уверен в том, что в Натаниэль собрал в своих руках всех королей и просто ждёт момента, чтобы раздавить своего соперника.

Спокойствие давалось Уиллу с большим трудом, но он смог совладать с поначалу бьющимися мелкой дрожью руками и скатывающимися по коже капельками пота. Пальцы сами толкнули вперёд ещё несколько фишек, при проигрыше загонявших Уильяма в долговую яму на ближайшие пятьдесят лет. Разумеется, лишь теоретически: рабство было уже давно отменено в этих краях. Уилл даже улыбнулся, представив, как он отрабатывает проигранную сумму, трудясь на благо мистера Кёнига следующие несколько десятков лет. Возникшая в голове картина его повеселила, отчего Уилл, пару мгновений подумав, выставил ещё парочку черных фишек, поднимая предложенную соперником ставку в два раза.

– Пятьсот пятьдесят долларов? – Натаниэль скептично выгнул бровь и вопросительным взглядом уставился на Уильяма. – Мистер Белл, скажите честно, кем вы работаете, что можете позволить себе поставить на кон целых пятьсот пятьдесят долларов? Вы чей-нибудь личный адвокат? Или, возможно, брокер? Или… как там эта фраза звучит? – Натаниэль начал что-то припоминать и характерно цокнул языком. – Точно! Юноша чести?¹ – Натаниэль прищурился и театрально вздохнул: – Ах, я знаю. Вы чей-то консильери², ведь так, мистер Белл? Признавайтесь.

Уилл повёл плечами, подняв на Натаниэля апатичный взгляд карих глаз, и поджал губы. Нахождение в этом баре и общение с такими людьми как Анхель Куэрво и ему подобными, как само собой разумеющееся предполагало наличие определенного положения в иерархической лестнице местных кланов, которого, однако, у Уилла не было. Возможно, поначалу юному начинающему врачу, ищущему средства к существованию, казалась привлекательной идея стать полноправным членом одной из «семей» или же быть достаточно близко к ней, но довольно скоро юношеский максимализм и азарт авантюриста покинули Уильяма Белла, и он предпочёл оставаться в стороне от непосредственных действий. Собственная жизнь и спокойствие семьи стояли для него первее в списке целей, которые он планировал достичь, чем карьерный рост в криминальном мире. Тем не менее в этих кругах его знали многие, а он тщательно выбирал себе знакомых, чтобы в одно прекрасно утро не обнаружить себя с пулей во лбу.

– Вы не угадали, – Уильям покачал головой, с задумчивым видом играясь одной рукой с фишкой. – Я всего-навсего врач, мистер Кёниг. Это вас удивляет?

Натаниэль помедлил, сверкнув массивным перстнем с причудливо выведенными на потускневшем металле узорами.

– Вра-ач, – смакуя, протянул Натаниэль. – Занятно. Значит… простой врач может позволить себе поставить полугодовую зарплату в весьма рисковой карточной игре? Неужто в этой стране люди стали так хорошо зарабатывать, мистер Белл? Я даже как-то рад за наш средний класс. Не думал, что после такого разгромного кризиса, простой врач сможет ставить в покере пятьсот долларов! – по-детски восхищённо воскликнул мужчина.

Натаниэль улыбнулся, широким уверенным жестом повышая ставку Уильяма в два раза. Уилл выдохнул, покрепче сжав в руках карты, и подкинул воздух три фиолетовые фишки, сверкнувшие серебристыми потёртыми цифрами.

– А кем же работаете у нас вы, мистер Кёниг, в свободное от работы время? – широкая рука Уилла накрыла упавшие на поверхность стола фишки и, накинув их друг на друга, пододвинула к остальным.

– У меня нет конкретной профессии. Я разнорабочий, не в прямом смысле этого слова, конечно. Тружусь то здесь, то там. Не люблю долго задерживаться на одном месте. Быстро выгораю, – улыбка Натаниэля была слишком обезоруживающей и располагающей к себе, чтобы вызывать хоть малейшее подозрение в правдивости его слов. – Поэтому предпочитаю пробовать все и сразу.

– Вот как. Значит вы богатый безработный, – с ухмылкой присвистнул Уильям, выдвигая фишки; это была уже шестая ставка и Уилл начал чувствовать себя весьма комфортно, поставив на кон своё годовое жалование и готовясь удвоить его на следующем круге. – Должно быть вы много, где побывали, мистер Кёниг? Любите путешествовать?

– Да, стараюсь, когда выпадает подходящая возможность, – Натаниэль ответил на ставку Уильяма точно такой же суммой. – Жил довольно продолжительное время во Франции. Эти закаты на Монмартре, – с мечтательным видом протянул мужчина. – Поразительно очаровательная страна, знаете ли. И кухня у них приличная. Хотя я и не любитель мидий, – Натаниэль скривился. – Ещё вино, да, лучшее, что я пробовал со времён моей юности в Греции. Испанское даже рядом с ним не стоит. А какие там женщины! – Натаниэль громко хохотнул и стукнул ладонью по столу, заставив фишки несколько двинуться, но остаться стоять на месте неровными стопками. – Ах, мистер Белл, вам точно нужно съездить во Францию.

Уголки губ Уильяма потянулись в стороны в скромной улыбке, а сам он склонил голову на бок, рассматривая под замершей рукой фишки.

– Никогда не замечал за собой тяги к путешествиям, – тон Уильяма был мягким и осторожным. – Да и Франция, честно говоря, не так чтобы сильно меня привлекала. Французы слишком… высокомерны? По крайней мере я склонен так считать. Все французы, с которыми я сталкивался, были весьма неприятными личностями. Взять хотя бы мою учительницу французского…

– Ну что вы, – покачал головой Натаниэль. – Более высокомерных людей, чем американцы, поверьте, вам не найти ни в одном уголке этого мира. Никогда не видел, чтобы так кичились своими несуществующими корнями, как местные претенденты на аристократизм. Старушка Европа содрогается при виде американских удальцов, каждый раз, когда один из них ступает на её берега.

Ещё одна ставка больно ударила по карману начинающего врача, но проснувшийся в нем азарт и близость окончания партии не позволяли ему вот так сейчас сдаться и проиграть. Натаниэль замер на мгновение, оценивая выдвинутую ставку, а затем положил карты на стол, так что Уильям не смог бы даже при большом желании увидеть, что на них изображение, и стащил с пальца перстень. Он задумчиво покрутил его в своих руках и, подавшись вперёд, заманивающе поводил им перед взглядом Уилла. Кольцо вблизи выглядело таким же массивным, как и на пальце Натаниэля. Мастер, сделавший этот перстень, не использовал драгоценные камни, но от этого его работа не выглядела менее внушающе. Напротив, простое на первый взгляд кольцо притягивало к себе своей аскетичностью и заставляло рассматривать себя настолько пристально, что невольно становилось неловко из-за собственного любопытства. Металл немного потемнел и вряд ли существовал способ вернуть ему первозданную былую красоту, но золотой блеск, некогда прошедший через раскалённое пламя, все ещё был заметен. Перстень не был идеально ровным, какими сейчас делали кольца; в нескольких местах на его поверхности виднелись вмятины, но они лишь добавляли перстню резкости, острых углов, так подходящих к натуре хозяина. Причудливый узор на поверхности кольца поистёрся, оставив после себя едва возвышающиеся над поверхностью металла линии, а рубленое выточенное изображение на плоской части было слишком мелким, чтобы можно было беглым взглядом разобрать, что на нем было изображено – Уилл смог разглядеть лишь массивный глубоко вырезанный в жёлтом металле церковный крест.

– Что вы скажете на это, мистер Белл? – Натаниэль с вызовом посмотрел на Уильяма. – Испания, середина, хм, – мужчина на мгновение задумался, – четырнадцатого века.

Перстень с громким стуком опустился на стол, а Натаниэль с победоносным видом отпрянул от Уилла, взяв в руки карты.

Уильям замер: эта ставка была слишком крупной, чтобы её можно было перекрыть оставшимися у него фишками, да и денег в кошельке вряд ли бы хватило. Пальцы с силой сжали карты, отчего те начали складываться пополам, а в голове спешно просматривались все возможные варианты дальнейших событий. Проиграть сейчас означало для Уильяма тяжёлое поражение, которого он не мог допустить. Но у него не было ничего столь же дорогого и ценного, что могло позволить ему выйти из этого круга победителем. Он блефовал с самого начала игры и был уверен, что Натаниэлю об этом прекрасно известно. Этот взгляд, которым мужчина напротив смотрел на него, нельзя было ни с чем перепутать. Обычно таким взглядом его родители смотрели на него, когда пытались добиться от него правды. Вот и сейчас Натаниэль ждал, когда же Уильям прекратит свои безнадёжные слабые выпады и признает наконец поражение.

Внутренний карман пиджака Уилла был всегда тщательно защищён от ловких рук воришек, поэтому мужчина был уверен в том, что он найдёт нужную для него сейчас ставку именно в нем.

– Соединённые Штаты Америки, начало двадцатого века. – Небольшая бордовая книжка опустилась на стол рядом с кольцом Натаниэля.

Натаниэль удивлённо вскинул брови, глядя на винно-красного цвета обложку, тиснёную золотыми буквами и государственным гербом. Уильям был немного непредсказуем, что не могло не восхищать Натаниэля, потому как он не ждал подобного хода. Но вот уверенность, с которой Уилл выложил на стол свой паспорт, была… неопровержимой? Натаниэль даже не мог точно сказать, что сейчас больше взыграло в Уильяме: юношеская глупость или же твёрдость опытного игрока.

– И как это понимать, мистер Белл? – вкрадчиво поинтересовался Натаниэль.

– Я ставлю себя, – обескураживающе улыбнулся Уильям. – Если я проиграю, то обязуюсь съездить с вами в Париж, мистер Кёниг, и поменять своё мнение о французах и французских женщинах, – мужчина развёл руками, подводя итог их взаимным ставкам в этот вечер.

Уильям ещё никогда не ставил на кон свою жизнь. Деньги, семейные драгоценности, автомобиль – все это было лишь детскими игрушками в руках опытного шулера, уверенного в своей победе и не оставлявшего для своих противников ни одного шанса. То, что он сделал сейчас, выходило за привычные для него рамки, но от этого было ещё более желанным. Риск опьянял, а тихий, шепчущий ему на ухо голос, убеждал Уильяма, что он должен был это сделать. Эмоции бурлили внутри него, а чувства зашкаливали. Он никогда ещё не испытывал ничего подобного. Былой страх проиграть ушёл, слился с заходящим за горизонт вечерним солнцем и уступил место неожиданно проснувшемуся авантюризму.

Натаниэль хмыкнул, поджав губы, и замер, подперев кулаком подбородок. Высокие напольные часы раздражающе тикали, приближая полночь и наступление нового дня. Натаниэль вскинул руку, так что край пиджака немного сполз вниз, обнажая часы на запястье мужчины. Маленькие стрелочки подрагивая двигались по кругу, а Натаниэль отчего-то нахмурился: его брови сдвинулись к переносице и между ними пролегла маленькая глубокая морщинка. Он как будто забыл о присутствии Уильяма, погрузившись в свой собственный внутренний мир. Тихий стук каблука донёсся до чуткого слуха Уилла, и он посмотрел под стол, заметив, как нога Натаниэля нервно отбивает ритм громыхавших на весь бар старинных часов. Натаниэль молчал, долго, мучительно долго для Уильяма, а затем резко посмотрел на него.

– О нет, мне такого счастья не надо, спасибо, – вежливо улыбнувшись, вскинул руки Натаниэль.

Взгляд серебристых глаз мужчины перебегал с внушительной горы в центре стола на зелёной бархатной ткани на довольное лицо Уильяма. Пальцы Натаниэля пропустили между собой светлые прилизанные пряди, растрепав их, так что несколько прядей упало ему на глаза. Губы обнажили белоснежную улыбку, а во взгляде опасным огнём заплясали искорки безумия, напугавшие Уильяма. Натаниэль не был похож на сумасшедшего, но его взгляд… Его взгляд и эта улыбка твердили о совершенно обратном. Натаниэль выглядел безумцем, и Уильям не был до конца уверен, является ли это игрой его воображения или же сидящий перед ним человек действительно лишён рассудка.

– Пасую.

Натаниэль откинулся на спинку стула и бросил карты на стол. Его слова застыли в ушах Уильяма пронзительным звоном. Пасует? С его-то картами? Рука Уилла сама потянулась к растрепавшимся темным волосам, и пальцы скользнули по ним, пропуская между собой каштановые прядки. Грохот, с которыми его собственные карты опустились на стол, казалось, сотряс до звона обитые мягкими обоями стены бара, и искусные хрустальные люстры, и светильники. Перед глазами Уильяма все плыло, и лишь острый мертвенный смех Натаниэля прорезал опустившуюся сплошной стеной в сознании Уилла тишину. Мужчина смеялся долго и достаточно громко, чтобы обратить на себя внимание большинства людей в относительной близости, и неверяще смотрел то на раскрытые на столе карты, то на самого Уильяма. Собственные короли Натаниэля заговорщицки и одновременно предательски подмигивали Уиллу, словно бы насмехаясь над ним, а грустно разложенные тройки и шестёрки могли лишь траурно отсвечивать своей глянцевой поверхностью свет приглушенных светильников.

Смех Натаниэля резко прекратился, все ещё звоном отражаясь от маленьких кристаллов, украшавших собой весь интерьер, и растворяясь в мягком приглушенного цвета бордовом бархате.

– Вам сегодня невероятно повезло, мистер Белл, – Натаниэль натянуто и угрожающе улыбнулся, склонил голову на бок и зажал зубами вытащенную из серебристого портсигара сигарету. – Причём не один раз. Впервые вижу настолько везучего человека, Уильям. Я бы вам поаплодировал, но…

Натаниэль в извиняющемся жесте развёл руками и чиркнул спичкой о шершавую поверхность коробка, а Уильям нахмурился: голос его собеседника и соперника на этот вечер был невероятно спокойным, но чувствительные кончики пальцев начинающего врача ощутили неприятное покалывание, словно от маленьких собиравшихся в воздухе электрических разрядов. Люстра в центре зала задрожала, зазвенев прозрачными хрусталиками, но, кажется, никто кроме Уильяма этого не заметил. Он услышал чей-то топот, но в зале были лишь те, с кем Уильям уже здоровался этим вечером.

– Тебе практически удалось убедить меня в том, что у тебя роял-флэш, – неожиданно перейдя на новый уровень близости общения произнёс Натаниэль, выпустив в лицо Уильяму облачко сладковатого дыма. – Я восхищён, Уилл. Правда. – Длинные аристократические пальцы Натаниэля потянулись за перстнем, возвращая его на положенное ему место на руке хозяина, а пепел с сигареты серым снегом опал на потрескавшийся от времени паркет. – Не каждому такое под силу.

Дым был сладким, приторным, практически таким же, как и сам Натаниэль. Уилл не понимал, чем он мог так восхитить Натаниэля, потому как ни один из продуманных им заранее манёвров не сработал так, как было нужно: Натаниэль словно бы предугадывал каждое действие мужчины и был на несколько шагов впереди, а сам Уильям поддавался ему, принимал его правила игры, хотя сам думал, что это он тут главный. Для Уильяма, который видел Натаниэля первый раз, тот был как открытая книга, как те самые карты, что он выложил на столе, но ни одной строчки, ни одной масти Уилл разобрать не мог – все сливалось, перепутывалось между собой и сгорало яркой вспышкой сигаретного кончика. Липкая иллюзия превосходства, затмившая разум Уилла, не позволила ему заметить самое главное.

Это Натаниэль выбирал, каким будет следующий шаг Уильяма.

А не он.

– Поэтому дружеский совет, – на этих слова Уильяма передёрнуло, а Натаниэль лишь глубже втянул в себя сигаретный дым, чтобы в следующее мгновение выпустить его в воздух маленькими неровными кружочками, – тебе лучше свалить отсюда, да побыстрее. Если ты, конечно, хочешь остаться в живых.

Уильям не понимал. Он нервно вздохнул, почувствовав, как его сердце учащённо забилось в груди. Он редко страдал головной болью, но сознание резко пронзило словно острыми копьями: мысли спутались, заметались, а перед глазами поплыло. Что-то липкое, тёмное стало окружать Уильяма, скользя по коже, проникая внутрь и обволакивая собой каждую клеточку его тела. Он вздрогнул: что-то тёплое упало ему на руку, – и опустил затуманенный взгляд на так и замершую над картами кисть. Жирное алое пятно медленно растянулось на коже и неровными краями начало сползать вниз, замерев на секунду на остро выпирающей косточке, чтобы в следующее мгновение сорваться вниз на тёмную поверхность стола. Уильям вздрогнул и поднёс руку к лицу, стирая побежавшую из носа дорожку. Пересохшие от напряжения губы разомкнулись и на языке ощутился мёртвый металлический вкус собственной крови, окрасившей бледные губы юноши в алый цвет. Манжет белой рубашки покрылся розоватыми разводами, а в глазах начало двоиться, и как бы Уилл не пытался – у него не получалось отогнать от себя этот медленно наползающий туман. Он не пил в этот вечер, но голова шла кругом, а улыбка сидящего напротив Натаниэля, острая настолько, что об неё можно было порезаться, выглядела слишком опасной и ядовитой.

Уилл тряхнул головой, пытаясь отогнать от себя сонливость, но смог лишь вызвать смех Натаниэля, пристально разглядывающего лицо молодого мужчины.

– Тебе нужно поспать, Уильям Белл, ты неважно выглядишь, – Натаниэль небрежно вдавил ногтем сигарету в поданную ему пепельницу, а затем перегнулся через стол, приблизившись к лицу Уильяма и вглядываясь в его глаза. – Доброй ночи. Надеюсь, для тебя она пройдёт лучше, чем для остальных гостей.

За спиной Натаниэля скользнули расплывчатые тёмные фигуры, а затем яркие вспышки резью отразились в глазах Уилла и громкими хлопками разорвались внутри головы, проносясь дрожью и звоном по каждой мысли, каждому воспоминанию мужчины вместе со слившимися воедино криками людей. Задать вопросов Уильям не успел, потому как поверхность стола неожиданно оказалась слишком близко от его лица, а резкая тупая боль пронзила его нос и затылок, а вслед за ней пришла умиротворяющая тишина. Боль отступила, а её место заняла тьма, поглотившая в себя все пространство бара и лицо нового знакомого Уилла, принёсшего с собой гораздо больше вопросов и загадок, чем когда-либо стояло перед Уильямом.

Вопросов, которые не стоило задавать.

Загадок, которые не стоило разгадывать.

Глава II. Письмо

– Доброе утро, господин Саворетти! Как ваше самочувствие?

«Надеюсь, что намного лучше, чем моё…»

Уильям Белл едва перешагнул двадцать пятый день рождения, когда он наконец заплатил месячную аренду за квартиру и нашёл постоянную работу в одной небольшой клинике на окраине города. Полный юношеского восторга и максимализма он не упускал случая воспользоваться всеми преимуществами своей молодости, а длинные и нежные пальцы никогда не забывали обласкать рубашку очередной карточной колоды. Уильям Белл считал себя невероятно везучим человеком и никогда не боялся рисковать тем, что имеет.

Разумеется, если речь шла о покере.

Новенькая перьевая ручка скользила по шершавому листку бумаги, каждым своим отблеском вызывая у Уильяма острую резь в глазах, а тяжёлый кашель мужчины на больничной койке заставлял голову трещать и подозрительно хрустеть по неровным костяным швам, соединявшим такие же неровные костяные пластины, именуемые черепом. Мужчина что-то говорил Уиллу, но вместо слов врач слышал лишь тягучий низкий корабельный гул, сопровождавшийся противнейшим скрежетом ржавой тупой иглы по пластинке граммофона.

Уильям предпочёл бы, чтоб сейчас он сам был пациентом, а не врачом.

Каждое движение глаз вызывало перед взглядом Уилла яркие и болезненные вспышки молний, перемежавшиеся с последующими раскатами грома по венам молодого человека. За это утро Уилл уже опустошил не один стакан воды, а пачка сигарет закончилась на половину. Несколько кружек кофе тоже не спасали от разрывающей головной боли.

Щелчок колпачка ручки заставил Уилла поморщиться, и Белл тяжело вздохнул, потерев раскалывающуюся переносицу.

Буквы на бумаге плясали, не говоря Уильяму сейчас ровным счётом ничего, и врач начал жалеть, что прошлой ночью решил не провести время в мягкой кроватке, а заработать себе на новые ботинки или чуть более респектабельный костюм. Уильям бессмысленным взглядом пялился на разлинованный лист перед собой, силился разобрать мелкие напечатанные на машинке слова, но видел лишь «аппендицит», «воспаление» и «хирургическое вмешательство».

– Что ж, мистер… э-э-э… Саворетти, – Уилл неловко замялся, бегло проскользив взглядом по выведенному на табличке на кровати имени, и отвесил себе мысленную оплеуху за то, что успел забыть фамилию пациента за десять минут разговора, – кажется, все ваши показатели в норме. Вставать вам нельзя еще два дня, чтобы швы не разошлись. Сестра Грейс присмотрит за вами.

Уилл коротко улыбнулся поправляющей одеяло девушке, и щеки той мгновенно вспыхнули, отчего и Уилл, и сестра Грейс почувствовали себя в равной степени неловко. Уилл тут же вернулся к своему планшету с карточками пациентов, но смог лишь вывести на нем кривую подпись, тяжело вздохнуть и, бросив мистеру Саворетти короткий кивок, покинуть его палату.

События прошлой ночи вспыхивали в памяти Уилла неясными образами, голоса людей сливались в один сплошной гул, а во рту моментально становилось настолько сухо, что даже выпитое до последней капельки озеро Мичиган не смогло бы исправить ситуацию. Все казалось Уильяму неправильным, лишённым реальности и смысла. Он помнил как ступил через порог знакомого бара. Помнил, как привычно поздоровался с барменом и опрокинул в себя несколько бокалов виски. Помнил, как опустился за один из укрытых зелёным бархатом столов в ожидании очередной неосмотрительной жертвы, готовой прийти прямо к нему в руки.

Помнил бледные глаза незнакомца, хранившие на дне опасные серебристые кинжалы, вонзающиеся в тебя каждый раз, когда вы встречаешься взглядом с этими льдинками.

От одного воспоминания кожа Уильяма покрылась мурашками, волосы на шее встали дыбом, а внутри все скрутилось в болезненный узел в предвкушении чего-то неотвратимого, чего-то пугающего и до сих пор неизвестного. Уилл не помнил большую часть прошедшей ночи, а найденное на прикроватной тумбочке не дало ему никаких ответов – лишь нестерпимо жгло сквозь плотную ткань халата цвета слоновой кости.

Уильям поморщился, когда дверь захлопнулась, проносясь по сознанию гулким раскатом грома, и устало рухнул в скрипнувшее кресло. Пальцы потянулись к стоящему на углу рабочего стола небольшому радио и резким, – насколько это было возможно в состоянии Уилла, – движением повернул выключатель. Деревянное устройство противно зашипело, вторя Уильяму, и кабинет начал наполняться мягкими переливами труб и обволакивающим бархатистым мужским голосом.

Прощай весна, я больше не влюблюсь.

Должна ты знать – к тебе одной стремлюсь.

Мне нужна лишь ты одна,

Ведь я в тебя влюблён.

Уилл прикрыл глаза и откинулся на спинку неудобного и жёсткого кресла, каждой деталью впивающегося в раздражённые горящие огнём нервы врача. Пальцы спешно оттянули тугую удавку, именуемую в народе галстуком, и душный сдавленный воздух кабинета ворвался в его лёгкие. Уиллу нужно было всего пару минут отдыха, несколько желанных минут, чтобы позволить раскалывающемуся на кусочки сознанию наскоро склеиться клейкой лентой. Он чувствовал, как неровные края осколков трутся друг о друга, не подходя под узор, но все равно слеплялись, принося с собой скрипящие волны боли.

Уиллу нужно было всего пару минут.

Но их ему не дали.

– Уилл, malparido, я чертовски рад тому факту, что ты все еще жив!

Распахнувшаяся дверь с грохотом ударилась о стенку, заставляя Уильяма надрывно застонать от ослепляющей вспышками боли, и он попытался сползти пониже под стол, лишь бы скрыться прочь от навязчивого солнечного света за окном и не менее навязчивого друга, который мог достать тебя даже с того света.

– А вот я бы предпочёл сейчас умереть… – надрывно прохрипел Уильям, ощутив, как каждое слово вколачивает очередной последний гвоздь ему в голову.

Даниэль Куэрво был другом Уилла уже долгих десять лет. Это был весьма активный молодой врач, все своё свободное время проводивший в компании молоденьких барышень, поставляемой его кузеном выпивки и дорогих кубинских сигар. Характер у Даниэля не то чтобы был сложным… Он был невыносимым жизнерадостным испанцем, и второго такого еще нужно было поискать. Он был полной противоположностью своего брата, хотя у них и было очень много общего, когда дело доходило до способов заработать. Даниэль был, возможно, лучшим другом Уилла, и последний мог многое простить ему.

Даже причиняемую каждым громким словом невыносимую головную боль.

С таким же невыносимым грохотом дверь и захлопнулась, а Даниэль в несколько широких и быстрых шагов подлетел к рабочему столу, оперся на него и, перегнувшись, взглянул на бледное и несомненно измождённое лицо Уилла, безуспешно пытающегося спрятаться под столом. Во взгляде Даниэля промелькнуло беспокойство, и он склонился чуть ниже, внимательно и чутко вглядываясь в лицо друга.

– Ты как себя чувствуешь?

Уильям поморщился и отмахнулся от Даниэля, как от назойливой мухи. Кряхтя и стеная, как проживший не одно столетие человек, Уилл поднялся обратно в своём кресле и потёр ладонями слезящиеся глаза, прежде чем поднять на Даниэля тяжёлый взгляд потемневших синих глаз.

– Во мне две пачки аспирина, пять кружек кофе и я готов выпить озеро до последней капли. Но не уверен, что это мне бы помогло. Я вообще удивлён, что я все еще жив.

– Не поверишь, я тоже.

Даниэль плюхнулся на протяжно скрипнувший стул напротив и тут же закинул ногу на ногу. Весь внешний вид должен был бы кричать о том, что он беспокоится о своём друге, но теперь в его ярких зелёных глазах плясали маленькие чёртики, а уголки губ заметно подрагивали от сдерживаемой всеми силами улыбки. Обычно эта улыбка выводила Уильяма из себя, но сейчас все его внимание было приковано к тому, как бы собрать своё разваливающееся тело.

И последним словам Даниэля, заставившим сердце в груди Уилла на мгновение замереть.

– О чем ты? – Уилл вскинул голову и нахмурился.

– Ну как же, – полным недоумения голосом ответил Даниэль, а затем понизил голос и с интонацией величайшей тайны добавил: – бар.

Слова Даниэля пробудили маленький голосок на задворках сознания, который кричал, что Уилл должен о чем-то срочно вспомнить. Голос был тихим и хриплым, обволакивающим каждую мысль молочным тягучим туманом, и сколько бы Уильям ни хмурился, сколько бы ни силился вспомнить, в памяти не вспыхивало ничего, кроме помятых карт и зелёного бархата игрального стола. Голос шептал и укутывал, потрескивал трепетом поленьев в камине и усыплял равномерным шипением радио.

Уильям не помнил ровным счётом ничего, и многозначительные выражения лица, которые строил ему Даниэль, пытаясь на что-то намекнуть, не говорили Уиллу ни о чем, что могло бы столь сильно будоражить нервы, как какой-нибудь женский роман шестнадцатилетней девушке.

– Если ты и дальше продолжишь так себя вести, окажешься за дверью, – подавив очередной зевок, пробормотал Уильям. – Что… Что там произошло?

– Ты вообще видел газеты?

– Какие газеты, Дэн? Я проснулся и сразу сюда, – сделав неопределённый жест рукой, снова отмахнулся Уилл и состроил мученическое лицо. – Мне некогда было рассматривать первую полосу.

Даниэль как-то нервно улыбнулся, – или же это были пугающие спазмы внутренних противоречий? – и поправил загнувшийся край белого новенького халата. Эта деталь в образе друга всегда поражала Уильяма: халат Уилла был потасканным и прожжённым в нескольких местах алым сигаретным пеплом, в то время как Даниэль почти каждый день щеголял по больнице в девственном халате, навевая Уиллу мысли, что все же нужно было идти в психиатрию.

Но эти мысли всегда удачно прогонялись очередной сигаретой в зубах и плещущейся на дне стакана янтарной жидкостью.

– А зря, – с наигранно осуждающим видом покачал головой Даниэль. – Ты просто обязан это увидеть. Я даже захватил для тебя свеженький номер, – губы мужчины растянулись в улыбке и он сверкнул белоснежным рядом зубов. – Знал, что ты как всегда ничего утром не прочитаешь.

Единственным, на что у Уильяма хватило сил, было прочитать надпись на нужной упаковке аспирина с миленьким приветливым ангелочком, обещающим, что все страдания пройдут, стоит лишь принять одну из чудодейственных таблеток.

Маленький огонёк раздражения вспыхнул алыми искрами глубоко в груди Уильяма. Белл не любил загадки, и уж тем более, когда их загадывал Даниэль, у которого лучшим анекдотом была история про то, как он случайно попал на церемонию сунната, забредя в соседний район городка, в котором вырос, и с тех пор был любимцем у женщин. Уильям не любил загадки, и ему хватало тех, что жизнь сама подкидывала в последнее время, испытывая нервы и здоровье Уилла.

Так что отгадывать еще одну, он сейчас не был в состоянии.

– Да о чем ты, черт возьми? – рука сама с грохотом опустилась на шершавую поверхность стола, а прозрачный гранёный стакан с карандашами и перьевыми ручками подскочил, жалобно звякнув. – Что на этот раз произошло? К мэру домой ворвались неизвестные и расстреляли всю его семью? Или очередной владелец мебельного бизнеса недоплатил государству налогов и теперь ест на завтрак, обед и ужин кашу с хлебом за наш счёт?

– Просто сам посмотри.

Даниэль ловко, словно волшебник, вытащил из-под халата свёрнутую в несколько раз и изрядно помятую газету и приглашающе протянул ее Уильяму. Коричнево-серая бумага пускала по пальцам неприятно сжимающее все внутри ощущение, а неровные черные строки сливались в одну сплошную стену неразборчивого текста и чужих, незнакомых воспалённому разуму Уильяма слов. Руки забились мелкой дрожью, и Уиллу едва хватило сил, чтобы унять бурлящее раскалёнными потоками напряжение и с громким хрустом, перебивающим стук бешено колотящегося сердца, расправить смятые страницы.

Внимательный взгляд врача тут же зацепился за широкую черно-белую фотографию на первой полосе и скачущие перед расплывающимся взглядом буквы заголовка.

Внутри все тут же похолодело, и Уильям выпрямился по струнке, чувствуя, как раскалённая внутри пружина натянулась с новой силой, готовая в любой момент раскрутиться и разорвать сердце несчастного Уилла на маленькие кусочки. Во рту пересохло, и сколько бы Уилл не пытался сглотнуть редкие капельки проступающей на кончике языка слюны, он лишь чувствовал горький комок, что скребся по его горлу вверх и вниз, оставляя после себя привкус виски и металла.

– О, господи…

Уильям выронил из рук газету и резко отодвинул кресло, вскакивая на ноги. с фотографии на молодого врача смотрело внутреннее убранство одного из подпольных баров, в котором Уилл провёл вчерашний вечер. Разбитые плафоны, разлившийся по столам алкоголь и испещрённые мелкими дырочками стены заставляли сердце Уильяма биться с удвоенной скоростью, взывая к себе на помощь чьи-нибудь сильные руки, что смогли бы сделать ему массаж сердца и остудить бурлящую кровь.

Уильям слишком хорошо помнил льющееся через край веселье в этом баре.

И ему было больно видеть на фотографии тёмные пятна, усеявшие некогда светлый пёстрый ковёр, и чьи-то безжизненно выпавшие из-за барной стойки руки.

Уильям отшатнулся, нащупав за спиной ручку от двери, и резко нажал на неё, впуская в помещение свежий воздух. Радио противно шипело, ринувшийся в кабинет солнечный свет резал глаза отблесками зеркал, а Уильям лишь слышал шумящий в ушах прибой. Его взгляд нервно перебегал с брошенной на стол газеты на Даниэля, а губы безвольно открывались, как у выкинутой на берег рыбы. Ему не хватало кислорода, но он не мог сделать даже малейшего вдоха.

– Вот и я о том же, – голос Даниэля словно был покрыт лёгкой дымкой молочного тумана, чтотолько сейчас начал рассеиваться в голове Уилла, а движения друга были заторможенными, медленными и плавными, словно их прокручивал на плёнке засыпающий от прожитых лет старик. – Я как услышал, что ты заступил на дежурство, – тут же примчался посмотреть нет ли в тебе лишних отверстий.

Слова хлёсткой пощёчиной обожгли Уильяма, морской шум унёс резкий порыв ветра, и Уилл быстро заморгал, непонимающе глядя на Даниэля. Смысл сказанного слишком медленно доходил до Уильяма, и ему потребовалось несколько долгих и томительных мгновений, чтобы зацепиться взглядом за едкую и самодовольную улыбку на лице Даниэля, и, поджав губы, коротко бросить в ответ:

– Очень смешно.

Уголки губ Даниэля на секунду едва заметно дёрнулись, но улыбка не сошла с его лица: она стала лишь шире и еще более раздражающей, а сам Куэрво лишь беспечно пожал плечами, мол, «Что тут такого?», и развёл руками.

– Что? – тёмная густая бровь насмешливо изогнулась. – Мы живём в опасное время, знаешь ли! Никогда не знаешь, кто окажется следующим: я или ты.

– Скорее всего ты, – холодно отозвался Уилл.

– Почему? Потому что я красивый?

– Нет, – заметно помрачнев, покачал головой Уилл. – Потому что твой брат водит сомнительные связи с сомнительными людьми. А это не лучшая гарантия того, что ты доживёшь до старости и увидишь внуков.

Уильям глубоко вздохнул и потёр переносицу. Даниэль был его лучшим другом, но не тем, кому можно было доверить свою тайну. А кабинет, в котором работал Уильям, был не лучшим местом для подобных разговоров.

Пальцы Уилла несколько раз сжались в кулаки, и Белл подался вперёд, резким движением выключая надоедливое радио. Даниэль смерил Уильяма удивлённым взглядом, а затем брови мужчины поползли вверх, когда Уилл достал из кармана сигарету, пачку спичек и жестом пригласил его выйти на улицу.

Холодные ветра Чикаго остужали вспыхнувшие болезненным румянцем щеки Уильяма, но даже их силы было недостаточно, чтобы привести его в чувство. Дверь яркой вспышкой захлопнулась за спиной Даниэля, старая металлическая решётка черной лестницы пронзительно надрывно заскрипела под тяжёлыми шагами мужчин, а перила опасно покачнулись под резким порывом ветра.

Даниэль вытянул руку, намекая, что было бы неплохо позолотить ее хотя бы одной сигареткой: мужчина не был поклонником пассивного курения, предпочитая активно убивать свои лёгкие никотином, алкоголем и рентгеновскими аппаратами для ног в обувных магазинах.

– Ну-ну, Уилл, дружище. Никогда не зарекайся не водить сомнительных знакомств, потому что жизнь штука достаточно сложная.

– То, что это говоришь мне именно ты, вряд ли сможет меня переубедить.

Хмурый взгляд Уильяма иной раз заставлял усомниться в том, что ему всего лишь двадцать пять, а дрожащие руки, вечно бросаемые за спину взгляды и осторожность, с которой Белл передвигался по городу, каждый раз напоминали Даниэлю, почему он предпочитает пользоваться сомнительными деньгами своего кузена, нежели зарабатывать их так, как это делал Уильям.

Когда-нибудь Уилл непременно сделал бы неверный шаг.

И лучше было бы в этот момент быть как можно дальше от него.

– Уилл, дружище, зачем ты меня сюда вытащил? Здесь холодней, чем на фоне тонущего Титаника!

Облачко сизого дыма взметнулось в воздух, тут же нещадно разрываемое порывами ветра. Уильям поджал губы, прожигая взглядом дверь, отделившую их от душного кабинета. Шум города отрезвлял, крики полицейских сирен возвращали его на несколько месяцев назад, в один из таких же вечеров, как накануне, когда Уиллу пришлось удирать от полиции через крыши и кишащие крысами подворотни.

Короткая затяжка алой вспышкой, и Уильям повёл плечами, опершись о поскрипывающие перила.

– Грейс любит подслушивать. Она милая девушка, но слишком любопытная. К тому же у неё слишком длинный язык. Сложно поверить в то, что завтра о нашем разговоре не будет судачить полгорода. Если Грейс, разумеется, окажется под моей дверью, когда мы будем вести задушевные беседы.

– Ты слишком суров к ней, дружище.

– Я слишком хорошо ее знаю, Дэн.

Губы Уилла дёрнулись в слабой улыбке, и мужчина снова втянул в себя горький едкий дым, чтобы через секунду выплеснуть его сизым облаком. Слишком многое нужно было рассказать, и слишком мало было подходящих слов, чтобы это сделать.

Пауза затянулась несколько дольше, чем то позволяли правила, и Даниэль неловко замялся на месте, покачиваясь с пятки на носок и то и дело смеряя взглядом опытного оценщика с каждой затяжкой уменьшающуюся в руках сигарету. Пауза затянулась несколько дольше, чем Даниэль мог выдержать.

– Ирландцы лишились нескольких важных игроков, – сигаретным дымом выдохнул в лицо друга Куэрво. – В городе считают, что за этим стоят грязные итальяшки. И я с этим согласен.

– Разумеется. – Уильям дёрнулся в сторону и иронично поджал губы, разгоняя ладонью дым. – Что еще могут считать люди после стольких лет смертей и ненависти? Я вообще удивлён, что они еще не разнесли город на кусочки. Но я бы на твоём месте не раскидывался столь грубыми выражениями, – понизив голос, предупреждающе протянул Уилл. – Какими бы грязными они не были, у них есть «Томми», а у тебя нет.

– Зато у меня есть голова на плечах.

– Ненадолго.

Резкая вспышка пронзила память Уильяма, и он зажмурился, пытаясь ухватиться за ускользающие от него образы. «Это ненадолго» тягучим дымом сигар проскальзывало сквозь протянутые пальцы Уилла, заигрывающе взмахивало своим лисьим хвостом и растворялось в мутных обрывках воспоминаний. Фраза ударяла в нос запахом крепкого алкоголя и дурманила не хуже старого виски из тайных погребов Куэрво. Все было так ясно, что Уильям никак не мог найти зацепки, что могла вывести его из затянутого розоватым туманом лабиринта.

«Это ненадолго» хлёсткой пощёчиной серебристых глаз напомнило Уильяму о прошедшем вечере.

Слова крутились на языке. Слова просились, чтобы их произнесли, чтобы избавились от этого тяжёлого камня, висящего на шее и с каждой прожитой минутой тянущего Уильяма в пропасть. Мысли потягивались молочным туманом, не позволяя вспомнить ни единой лишней детали, а внутри все скручивало от странной чуждой Уиллу боли, стягивало его внутренности и спрессовывало в плотный комок изорванных нервов.

Он должен был произнести вертящиеся в голове мысли. Должен был поделиться с кем-нибудь раздражающими горькими словами, выжигающими на своём пути все живое, что было в Уилле, оставляющими после себя лишь боль и отчаяние, привкус сладкого миндаля и горький аромат мужского одеколона. Он должен был это сказать.

Или его сердце остановится.

– Я был там. В том баре.

Даниэль замер, так и не донеся сигарету до своих губ. Его брови изогнулись, а взгляд обеспокоенно забегал по лицу Уилла, будто бы ища малейшие признаки потрясения или инсульта. Не то чтобы Уильям был уверен, что Даниэль сможет определить эти два недуга, но его товарищ определенно выглядел встревоженным сказанными Уиллом словами.

Наконец, Даниэль все же плотно стиснул губами сигарету, закрыл глаза и сделал медленную и глубокую затяжку. Сизый дым через пару секунд ринулся через раздувающиеся от сдерживаемых эмоций ноздри. Мужчина сделал несколько глубоких вдохов, явно успокаивая себя, а затем пристально исподлобья посмотрел на Уилла.

– Ты точно нормально себя чувствуешь?

– Две пачки аспирина, Дэн, а голова все еще трещит так, словно я сначала искупался в бочке с текилой, а потом еще и выпил ее до последней капельки. Можешь начинать считать, сколько мне осталось, учитывая то, что я не помню большую часть вчерашнего вечера.

– То есть?

– Все как в тумане, – Уилл сделал несильную затяжку и выбросил окурок вниз, проводив его долгим, полным напряжения взглядом, доставая из кармана коробок и сигареты. – Помню, как пришёл туда, и перекинулся парой словечек с Энтони, а потом… Да еще и это письмо, – пальцы дёргано вытащили из пачки еще одну сигарету, а спички снова с шипением подожгли серый кончик алыми вспышками.

Даниэль, до этого задумчиво смотрящий себе под ноги и домучивающий свою сигарету, встрепенулся. Его взгляд заинтересованно сверкнул маленькими всполохами пламени, и Даниэль тут же легко подался вперёд.

– Что за письмо? – прокручивая в пальцах остатки сигареты, серьёзно и заинтригованно протянул Даниэль.

Уильям вздохнул и нервно потёр пальцы друг о друга, другой рукой теребя прикуренную сигарету.

– Нашёл утром у себя на тумбочке, – плечи Уилла нервно дёрнулись, а челюсть плотно сжалась, отчего под кожей заходили желваки. – Но я не помню, ни как я добрался до дома, ни как это письмо могло там оказаться. И я уж точно не знаю того, кто его написал. Почерк незнакомый. Инициалы тем более.

– Покажи.

Приказные нотки в голосе Даниэля уже было вызвали внутри уязвлённого самолюбиях Уильяма волны раздражения и возмущения, однако Белл быстро вспомнил, что это именно он вытащил своего друга для разговора на черную лестницу, а свёрнутый несколько раз листок бумаги неприятно жёг кожу даже через плотную ткань рубашки.

Уилл устало посмотрел на друга и нехотя потянулся в один из внутренних карманов, вытаскивая на свет жёлтый скрученный в четыре раза листок. Тот тут же призывно зашелестел своими краями, привлекая к себе внимание, и Уилл протянул письмо Даниэлю, тряхнув листком и кивком указав на него.

Бумага хрустнула, раскрываясь перед Даниэлем, и мужчина внимательно пробежался по первой строчке, сопровождая все изумлённо выгнутыми темными бровями и лёгким посвистыванием себе под нос.

– «Дорогой мистер Белл!», – Даниэль легко прокашлялся, поднёс ко рту сигарету, пробегая взглядом по следующим строчкам, и с негромким смешком добавил: – Спасибо, что хотя бы дорогой… «Для начала хочу поблагодарить вас за столь чудесный вечер, после которого я провёл в размышлениях очень долгое время. Вы заставили меня вспомнить, почему я приехал сюда, и насколько важно обращать внимание на то, что происходит вокруг. Во-вторых, хочу сказать отдельное спасибо за разыгранную вами партию – я давно так не веселился, а проведённое в вашей компании время я впервые не считаю потраченным впустую. Мне жаль, что наша встреча закончилась для вас некоторого рода неудобствами…»

Даниэль поднял на Уилла взгляд, но Белл лишь махнул ему читать дальше и хмурым пустым взглядом буравил красную кирпичную стену больницы.

– «Надеюсь, приложенный к этому письму выигрыш полностью покроет ущерб, нанесённый вашему здоровью алкоголем и стрессом», – голос Даниэля стал высоким, и мужчина скорее уже передразнивал незнакомца, даже не зная ни его внешности, ни его голоса. – «При желании можете пересчитать полученные деньги, однако смею вас заверить, что там вся выигранная вами сумма до последнего цента. В заключение мне бы хотелось сообщить, что я буду ждать вас в воскресенье в кафе, адрес которого вы сможете найти на обороте данного письма вместо привычного для всех «Уильяму Беллу». Проявляющиеся при нагревании чернила были бы слишком банальными, поэтому я решил использовать эффект неожиданности – никто не станет искать адрес на самом видном месте. Буду с нетерпением ждать нашей встречи. Всего наилучшего. А.М.»

Слова повисли в воздухе, тяжёлым молотком забивая в гроб Уилла последние ржавые гвозди. Даниэль пялился на строчки бессмысленным взглядом, а Уилл продолжал мусолить сигарету, превратив ее кончик в тонкую полосочку, сквозь которую уже с трудом проникал сизый дым. Уильям знал каждое слово в этом письме, запомнил каждую запятую, перечитав его десять раз, сидя на своей скрипящей кровати. Он несколько раз пристально всматривался в слова: они казались ему чужими, – и даже зачитывал письмо вслух, пытаясь уловить в нем знакомые выражения или фразы. Все тщетно. Отправитель так и оставался для него загадкой, а инициалы горели ярким пламенем, отпечатываясь на кончиках пальцев Уилла.

Тяжёлый вздох разбил повисшую тишину, которую не смели нарушить даже ставшие привычными полицейские сирены. Лист в руках Даниэля протяжно хрустнул, и мужчина осмотрел его со всех сторон, как если бы там было что-то еще, что упустил намётанный врачебный глаз Уилла или свыкшийся с душевными болезнями разум Даниэля. Но, увы, лист был абсолютно чист и свеж, а единственные строки на нем говорили ровно столько же, сколько и утаивали от своих читателей.

– Ну, дружище, – смешок Даниэля был нервным и надрывным, а истерические нотки в нем можно было услышать с другого конца города, – судя по всему, ему действительно жаль. Я бы не стал писать письма незнакомым людям, если бы не чувствовал себя виноватым. Или если бы задолжал им денег. Или переспал с их жёнами. В этом случае я предпочёл бы переписываться с прелестницами.

– Психиатр из тебя так себе, – лаконично с плохо скрываемым сарказмом подвёл итог многолетней практике друга Уилл и с пустым каменным выражением лица прикурил третью по счету сигарету.

Обиженному выражению, проступившему на лице Даниэля, мог позавидовать любой популярный актёр. Мужчина схватился за грудь, смял пальцами ткань халата и поднял глаза к небу. Колени немного подкосились, а серьёзность ситуации отрицали истерические конвульсии, сдерживаемые Даниэлем.

– Ты ранил меня до глубины души, дружище. Я думал, ты меня любишь…

Уильям что-то неразборчиво пробурчал себе под нос, и Даниэль точно смог бы разобрать в его словах «Идиот», если бы его взгляд снова не обратился к жёлтому листку и выведенным на нем инициалам незнакомца.

– «А.М.»… – Даниэль почесал подбородок и недовольно цокнул языком. – И что это еще за «А.М.»?

– Если бы я знал, не говорил бы с тобой об этом.

Раздражение, с которым говорил Уилл, и логичность его фразы не терпели опровержения со стороны Даниэля. Две ажурно выведенные буквы пробуждали в Уильяме желание узнать больше о таинственном отправителе письма и пугали возможными открытиями, о которых Уилл чувствовал, что пожалеет.

Порыв ветра качнул прогнившие прутья лестницы, и пальцы мужчин тут же вцепились в перила. Уилл с Даниэлем синхронно обернулись и посмотрели вниз, прикидывая, выживут ли они при падении с третьего этажа, и затем как-то многозначительно и понимающе кивнули друг к другу. Сигарета в руках Уилла сгорала медленным серым дымом, а письмо шелестело смятыми краями.

– Деньги приложены к письму, – рассеянно пробормотал Даниэль. – И где деньги?

– Дома, – с обескураженным видом ответил Уилл. – Не потащу же я их сюда. Там действительно все до последнего цента! И это меня пугает.

Пальцы Даниэля свернули письмо. Мужчина еще немного покрутил его в руках, изучая, как самого интересного в его жизни пациента, а затем протянул Уиллу, что тут же спрятал листок во внутреннем кармане пиджака. Ослабленный галстук косо свисал с шеи, придавая Уиллу еще более рассеянный, чем обычно вид, а запылившиеся ботинки, привлекали к себе внимание парой густых чернильных пятен на коричневой коже. Уильям не был похож на того, кому делают заманчивые предложения сильные мира сего или же просто этого города.

Тем не менее кто-то решил пригласить Уилла на личную встречу.

И отказа этот человек явно не принимал.

Даниэль рассеянно похлопал себя по карманам, глядя сквозь Уильяма. Меж темных бровей мужчины пролегло несколько глубоких морщинок, нос сморщился, а взгляд потемнел и нахмурился, походя на тёмный горький кофе, что так любил распивать Даниэль. Обычно пухлые губы сжались в тонкую полосочку, и Даниэль поджал подбородок, как делал каждый раз, если что-то ему не нравилось.

– Предложение выглядит достаточно заманчиво, – Даниэль задумчиво царапнул ногтем кончик острого носа, – но… Премия сама себя не получит, Уилл.

– Еще одна шутка про мою смерть, и ты полетишь вниз с этой лестницы.

Уильям приветливо и добродушно улыбнулся другу, намекая, что для беспокойства нет ни малейшей причины, но дружелюбность этой улыбки была слишком показной, и сквозь мягкую маску доброго мужчины проступали язвительные и едкие нотки липкого яда. Уильям чувствовал, как мышцы его лица сводит от тупой ноющей боли, пульсирующей через каждую клеточку его мозга, и напряжения, с которым мужчина пытался улыбаться и разговаривать. Уильям чувствовал, как его губы изгибаются в кривой сломленной ухмылке, словно кто-то тянет за невидимые ниточки, заставляя его тело повиноваться. Уильям чувствовал, как его пальцы медленно подносят ко рту сигарету и губы тут же обхватывают спрессованный кончик.

Уильям чувствовал каждое своё действие так, словно он был молчаливым наблюдателем в зале театра.

Даниэль дёрнулся, помедлил пару мгновений и похлопал Уильяма по плечу, растягивая свои пухлые губы в коронной усмешке семьи Куэрво: Уилл мог поклясться, что точно такое же выражение было у кузена Даниэля каждый раз, как они встречались.

– Уилл, malparido…

– И да, – взгляд Уилла опасно сверкнул в сторону товарища, а голос понизился до угрожающего шёпота, с которым Уилл обычно предлагал очередной жертве сыграть партию в покер, – еще раз назовёшь меня ублюдком – я всем расскажу о твоём маленьком секретике с дочерью сенатора.

– Хорошо, дружище, – Даниэль тут же вскинул руки в примирительном жесте и обворожительно – по меркам всех женщин, с которыми он был знаком, и в первую очередь мамы – улыбнулся. – Все понял.

Уильям медленно повёл головой, отгоняя липкий тягучий туман, и опасно покачнулся, наконец обретя полный контроль над своим телом и вслепую хватаясь за холодный ржавый поручень. Каждое движение давалось ему с большим трудом, каждый вздох пронзал грудь маленькими иголочками, вгонявшимися под ребра, а тело хрустело и трещало после онемения так, что Уиллу стало боязно, как бы случайно не сломать себе что-нибудь в глупых попытках скинуть с себя тяжёлое бремя похмелья.

Забивавший лёгкие густой горький дым отрезвлял, медленно пробирался по жилам Уилла и вытеснял молочный туман, казалось, застлавший собой каждую, даже самую невольную мысль, возникающую в разуме Уилла. Все вокруг казалось ненастоящим, потянувшимся мутной плёнкой серости: машины шумели будто издалека, солнечные лучи тонули в тяжёлых свинцовых тучах, а все цвета потемнели. Хотелось протянуть руку и мазнуть кончиками пальцев по грязной поверхности реальности, чтобы снять с неё липкий и грязный слой пыли. Хотелось закричать, чтобы разбить невидимый купол на мелкие осколки, как если бы он был реальным, как если бы Уильям мог из него вырваться…

Но это было безумием.

Уилл замотал головой, растрепав тёмные волосы, и потёр пальцами переносицу. Все резко стало вновь громким и ярким, сирена оглушила своим криком, красная кирпичная стена больно ударила по раскрасневшимся глазам Уилла, а солнечные лучи вновь начали слепить его. Уильям поморщился, прикрыв глаза до маленьких щёлочек, и опустил голову, позволяя пляшущим перед взором цветным кругам умолкнуть.

Глубокий вдох, и мужчина поднял на Даниэля взгляд глубоких синих глаз.

– Ты завтра занят, Дэн?

– А что?

– Нам надо наведаться в парочку баров.

Уильям в последний раз затянулся, выпустил серый дым вверх и бросил сигарету за спину, туда же, куда до этого отправилась ее сестра. Ловкие пальцы тут же скользнули по расстёгнутому халату, продевая пуговицы в прорезанные для них отверстия, а затем зачесали тёмные волосы назад, возвращая растрёпанной ветром причёске добропорядочный вид ответственного врача, чья голова все еще раскалывалась на мелкие кусочки от похмелья.

Уильям снисходительно улыбнулся другу и в последний раз подставил зажмуренное лицо под тёплые лучи солнца.

– Хочу убедиться в том, что я не сошёл с ума.

Глава III. Друг

– Такси!

Отливающая солнечным глянцем жёлтая машина плавно остановилась перед Уильямом, и он поспешил забраться внутрь, придерживая шляпу и тяжело дыша. Пробежка от работы до ближайшей широкой улицы никогда не шла Уиллу на пользу, а отработанные полностью два дня тяжёлым свинцом разливались по его ногам. Солнце уже почти опустилось за горизонт, и надежда поймать такси рассеивалась вместе с последними розовато-персиковыми лучами, отражавшимися в окнах небоскрёбов.

К счастью для Уильяма, депрессия выгнала людей на улицы не только из-за потерянного жилья, но и из желания заработать лишние деньги, поэтому свободную машину он нашёл достаточно быстро, просто вскинув руку перед первой показавшейся из-за поворота.

– Куда едем? – водитель небрежным жестом поправил твидовую кепку, стоило Уильяму захлопнуть дверь, и бросил на него взгляд в зеркало заднего вида.

– Маленькая Италия.

Светлые перчатки и шляпа безжизненно рухнули на колени Уильяма, и он запустил пальцы в волосы, растрёпывая их. Радио тихо заскрипело трубными фанфарами, а скрипки застонали в такт слипшимся тормозам машины. Даниэль позвонил поздно вечером на работу и точно таким же скрипучим голосом, сообщил Уиллу место, где он будет его ждать на следующий день. Не то чтобы Уильям плохо знал Даниэля, напротив, он мог предугадать каждое действие или слово своего друга, но в этот раз он превзошёл все ожидания Уилла, заплетающимся языком пробормотал невнятное название, из которого Уильям смог разобрать только «кабанчик».

«Грустный кабанчик». Именно так называлось питейное заведение, о котором Даниэль часто рассказывал Уиллу, и накануне он именно там собирался провести свой вечер.

– Почему мы так плетёмся? – Уильям выглянул в окно и мог поклясться, что в мельчайших подробностях рассмотреть пальто прошедшей рядом старушки с тростью

Водитель пожал плечами, вцепившись в руль и неотрывно глядя на дорогу перед собой. Тормоза заскрипели, и машина остановилась, пропуская перебегающих через дорогу людей. Уилл бросил нервный взгляд на наручные часы и вздохнул: он освободился слишком поздно, чтобы позволить себе ехать по правилам, а водитель явно тоже был не в восторге от скоростного ограничения, установленного в городе властями.

– Давайте так, вы довезёте меня как можно быстрее, а я никому не скажу, что вы превышали скорость, – улыбнулся Уильям и, достав из кармана несколько купюр, протянул одну из них водителю.

Тот тут же выхватил зеленоватую бумажку двумя пальцами, зажав ее, как сигарету, и спрятал в кармане.

– Замётано. Только скажите, если знаете короткий путь. А то, знаете ли, Маленькая Италия не такая уж и маленькая.

– А?

– Я обычно работаю в другом районе, – тут же ответил водитель, – сегодня вот пришлось подменить товарища. Плохо ориентируюсь здесь. Так что не уверен, что смогу довезти вас быстрее, даже если вдавлю педаль в пол.

– Хорошо, я покажу, где свернуть.

Автомобиль снова тронулся, но на этот раз ехал намного быстрее, так что Уильям даже позволил себе расслабиться и не обращать внимания на недовольные гудки других водителей, на яркий слепящий свет фар за окном и на лёгкую тошноту, подкатывающую к горлу. Все же не стоило ужинать перед поездкой, но проводить еще несколько часов на голодный желудок Уильяму не хотелось. А заливать накрапывающую язву алкоголем виделось Уиллу не лучшей идеей: он в принципе никогда не любил привкус крови во рту, а появляющееся иногда жжение он пытался загасить молоком.

Водитель нервно крутил колёсико радио, переключая станции, и динамики недовольно хрипели в ответ, кашляли пылью и извергались энергичной ночной музыкой, пришедшей на смену медленным звукам уходящего дня.

– Какая у вас новенькая машина, – взгляд Уильяма оценивающе скользнул по обивке сидений и замер на свежелакированном дереве дверей. – Давно я не ездил в таком чистом такси.

– Только из ремонта, – с какой-то гордостью ответил водитель. – Пришлось изрядно ее подлатать, особенно с обшивкой корпуса, но оно того стоило.

– Это в какую аварию могло попасть такси, чтобы чинить машину полностью?

– Старушку объезжал, – беспечно пожал плечами мужчина. Кажется, для него объезжать старушек было уже чем-то привычным и настолько незначительным, что даже мысль о том, что придётся рассказывать об этой ситуации, вызывала на лице скуку. – Возвращался в парк, как обычно, было темно, – ну, знаете вот эту вот нашу электрификацию, – а старушенция решила перебежать дорогу в неположенном месте. Ну я руль крутанул и снёс парочку столбов. Машина пострадала. Старушка, слава богу, нет.

– Осторожней надо быть, когда объезжаешь старушек.

– Хах, определенно.

Мужчина хотел сказать что-то еще, но осёкся и плотно сжал губы. Пальцы с силой вцепились в руль, так что побелели костяшки, и он больше не бросал на Уильяма взгляд в зеркало. Двигатель зарычал, и автомобиль, даже не подав никакого сигнала, обогнал сразу несколько машин по трамвайным путям, а затем резко повернул за угол. Уилл с силой вцепился в дверную ручку и придержал шляпу с перчатками.

– И с каких пор автопарк оплачивает такой ремонт? – Уильям знал очевидный ответ на свой вопрос, но выслушать версию водителя было не менее интересно.

Мужчина за рулём промычал себе под нос и уклончиво повёл головой.

– Есть у нас неравнодушные люди на работе, – уже более сухо наконец обронил водитель. – К тому же, как нам зарабатывать, если машина разбита.

– Мне казалось, что это проблема водителей. – Уилл повёл плечами, поудобней перехватывая пассажирскую ручку. – Не знал, что в этой стране стали беспокоиться о рабочих. К тому же сейчас. – Уилл мягко улыбнулся и, немного склонив голову на бок, поймал взгляд водителя в отражении. – Рад, что вам так повезло. Здесь направо. Мимо парка. И потом налево квартал. Остановитесь на углу.

Водитель нервно усмехнулся в ответ и послушно выкрутил руль, едва не столкнувшись с машиной на встречной полосе. Та разорвалась надрывным пронзительным гудком и свернула на тротуар, а Уильям поймал себя на том, что негромко бормочет под нос первую попавшуюся молитву. Водитель выругался на итальянском и резко крутанул громкость радио, позволив музыке заполнить салон.

Весь оставшийся путь они ехали в молчании. Лишь изредка обменивались понимающими хмурыми взглядами и хмыкали под нос. Дома быстро проносились мимо Уильяма, сливаясь в разноцветное покрывало, и десять минут незаметно промелькнули, растворившись в визге тормозов и финальных фанфарах саксофона.

Машина остановилась, и водитель буркнул под нос сумму и требовательно обернулся к Уильяму, ожидая свою положенную плату за поездку. Уилл неспешно натянул на руки перчатки и устроил шляпу на коленях. Он бросил хмурый взгляд на таксиста, нырнул рукой за скреплёнными скрепкой деньгами, отсчитал нужное количество и протянул их водителю.

– Сдачи не надо, – Уильям спешно свернул купюры и сунул их обратно в карман. – И… берегите себя.

– И вам удачи.

Дверь хлопнула за спиной у Уильяма, и автомобиль тут же тронулся, отправившись на поиски очередного ночного гуляки, который не постесняется выложить двойную стоимость за поездку после заката. Шляпа опустилась на голову Уилла, скрыв взгляд его потемневших глаз в тени ее полей, и Уильям поднял воротник, скрываясь за ним, как за хлипким щитом, он резких порывов ветров надвигающейся зимы.

Небольшой шумный квартал затесался среди высотных зданий островком чужой и незнакомой культуры. Низкие приземистые дома из красного кирпича в путах металлических лестниц и балконов горели вывесками на незнакомом Уильяму языке, – он только иногда видел знакомые по французскому слов, которые, тем не менее, не вносили никакой ясности, – а доносившиеся из-за их дверей ароматы заставляли сытый желудок молодого мужчины сворачиваться в узел от голода. Найти нужный бар среди столь пёстрого окружения казалось Уиллу нереальным. Но и на этот раз судьба благоволила Уильяму.

Даниэль переминался с ноги на ногу, низко подпрыгивал на месте и всячески пытался согреться, стоя около выбивающегося своей серостью и мрачностью здания. На нем не было вывески с цветастым изображением пиццы или пасы, а буквы не складывались в итальянскую фамилию. Напротив, «У Донована» звучало настолько привычно и знакомо, что Уилл даже забыл о том, что находится в самом сердце итальянского квартала.

Вот только хмурые косящиеся лица людей около ресторана напротив очень быстро вернули Уильяму чувство реальности. Пальцы скользнули по краю полей шляпы, и Уилл зашагал в сторону друга.

– Найдёшь меня в «Грустном кабанчике», – не скрывая ехидства протянул Уильям, вальяжной походкой подплыв к другу. – Ты ведь именно так сказал перед уходом со смены? Или мне показалось? Ах да. Ты же еще и упоминал его, когда звонил мне напившийся вусмерть и не мог связать даже двух слов.

Куэрво вздрогнул и обернулся к Уильяму.

– Я тебе звонил? Не помню этого, – Даниэль виновато улыбнулся. – Нет. У тебя определенно чертовски хорошая память, дружище. Хотя я ничуть не удивлён этому. Хирург должен помнить все.

– Правда, – Уилл обвёл здание позади Даниэля скептичным взглядом и покачал головой, – ты сказал, что это бар недалеко от Маленькой Италии. Ты не говорил, что он находится прямо посреди итальянского квартала. Это не очень… благоразумно.

– Ну забыл, немного. С кем не бывает. – Даниэль поднял взгляд к ночному небу с видом великомученика. – Посмотри на себя, к слову. У тебя такой вид, словно ты не спал несколько суток. И к тому же благоразумие никогда не было нашей сильной стороной.

– Я и не спал несколько суток, если ты забыл, – Уилл дотронулся пальцами до распухшего после встречи с Натаниэлем Кёнигом носа. – Но… почему «Грустный кабанчик»? Я не вижу нигде этой вывески. Только если ты не перепутал адрес.

– Его владелец Джеки Донован. Весь квартал зовёт его Джеки Кабанчик. Он похож на кабанчика. – Истеричный смешок вырвался из Даниэля. – Да и в городе ты скорее узнаешь о нем информацию, если спросишь про Кабанчика. Никто не знает его по фамилии. Вообще он ирландец. Я до сих пор не понимаю, что он забыл в итальянском квартале. Тут везде за милю пахнет тушёными помидорами, розмарином и вином, а тут Джеки со своим ирландским виски. Но на удивление, его никто не трогает. Пока что.

– А почему грустный?

– Ему никогда не дают чаевых. Потому что он ирландец. И потому что воняет как сто свиней. Да и бар у него отвратительный, скажу тебе.

– И именно поэтому мы в него идём?

– В точку!

Даниэль, казалось, сиял изнутри. Он с самым довольным видом вскинул голову и поднял в верх указательный палец, явно намереваясь продемонстрировать Уильяму всю тяжесть его скепсиса и предвзятости к гениальности Даниэля. Уилл тяжело выдохнул и, оглянувшись, потуже затянул пояс на своём пальто.

– Кстати, – спохватился Даниэль. – Джеки уже два месяца нет. Так что можно не волноваться за свои зубы и все выяснить.

– Неужели его подстрелили? – Уилл насмешливо выгнул дугой бровь и хмыкнул.

– Нет, к сожалению. Этот раунд остался за кабаном, – хохотнул Даниэль. – Но отбыть свой срок ему все же придётся. Разбойное нападение на ювелирный магазин и разбитое лицо полицейского не тянут на штраф. Но ничего. Лет через семь ты сможешь лично убедиться в том, что этого кабанчика очень сложно загнать в ловушку.

– Заканчивал бы ты со своими книгами.

– А что такое? Я люблю французскую литературу. – Даниэль пожал плечами. – И тебе советую читать что-то помимо медицинских журналов и справочников.

– У меня не так много свободного времени, чтобы наслаждаться любовными похождениями сытых французских дворян. Мне самому хотелось бы не сдохнуть с голоду. Если ты еще не забыл. – Уильям нервно сунул руки в карманы, тут же нащупав смятую пачку сигарет.

– Да-да, – язвительно ухмыльнулся Даниэль. – Ты же у нас на самообеспечении. Так это называют в армии, да? Слишком гордый, чтобы помириться с отцом и попросить у него помощи.

– Зато тебе, я смотрю, – зажав сигарету зубами, процедил Уильям, – гордость не мешает клянчить деньги у брата.

– Не клянчить, а брать в долг, – с важным и многозначительным видом заметил Даниэль.

Он с завистью посмотрел на сигарету Уилла, пока тот пытался чиркнуть спичкой по отвлажневшему коробку, и грустно вздохнул.

– Ну и как? – кончик сигареты вспыхнул алым, и Уильям тут же выпустил вверх струйку дыма. – Когда возвращать все Анхелю собираешься? Он еще не подослал к тебе пару крепких ребят, чтобы выбить ту тысячу, которую ты у него, – Уильям запнулся, а затем улыбнулся и елейным тоном протянул: – занял три месяца назад и клялся могилой своей мамы, что вернёшь через три дня?

– Зачем так сразу? Хорошо же общались, ей-богу, – Даниэль раздражённо отмахнулся. – Всему своё время, дружище. Как только разбогатею – сразу все верну.

Верить Даниэлю было сродни вере в то, что через пару дней кризис закончится и все станет как раньше. В любом случае Уильям предпочёл бы, чтобы все оставалось как раньше, потому как вытаскивать с того света очередного банкира, пустившего себе пулю в висок, чьи кости оказались слишком толстыми, Уиллу нравилось больше, чем вырезать аппендицит старушкам.

Они продолжали стоять перед тусклой вывеской бара: Уильям неторопливо курил, а Даниэль то и дело буквально заглядывал ему в рот. Была бы его воля – он определенно вырвал бы сигарету из рук Уилла и прикончил бы ее своими объёмными лёгкими. Но вместо этого он грустно вздыхал и откидывал в сторону носком ботинка валяющиеся вокруг него окурки. Уильям молча присвистнул: их количеством можно было обеспечить целую армию, но, кажется, все их скурил один Даниэль. И брошенная мимо урны пачка «Gitanes» подтвердила эту догадку.

– Так почему все-таки этот бар? – спустя несколько минут молчания наконец поинтересовался Уильям. – Я все же немного сомневаюсь, что идти в этот отвратительный, как ты сам сказал бар, хорошая идея.

– Где как не в отвратительном ирландском баре можно узнать все самые грязные тайны города? Здесь можно найти почти каждого, дружище. – Даниэль по-братски хлопнул Уилла по плечу и приглашающим жестом обвёл бар. – Уверен, в этом месте побывал когда-нибудь каждый житель Чикаго. А уж что творится здесь по вечерам. – Даниэль экспрессивно дотронулся кончиками пальцев до губ, послав в небо воздушный поцелуй. – Ты точно останешься доволен.

– Предпочитаю одиночные драки.

– Но на массовых побоищах ты сможешь больше заработать. И как врач, и как участник. Подумай об этом, Уилл. Ты сможешь делать деньги. И очень неплохие. Удар у тебя поставлен. Да и опыт есть.

– Непременно обдумаю твоё предложение, когда потеряю работу.

Уходить со с таким трудом найденной работы Уильям не планировал. Как и не планировал идти на поводу у всех безумных идей Даниэля, которые тот в силу своей профессии придумывал с такой скоростью, что уследить за хаотично мечущимися мыслями было невозможно.

Молчание, повисшее в воздухе, взрывалось клубами серого дыма, тонкой струйкой вырывающегося сквозь приоткрытые губы Уильяма, а Даниэль несколько раз развязывал пояс, чтобы тут же снова его завязать в тугой узел. Куэрво забавно подпрыгивал на месте, бессвязно бормотал себе что-то под нос и бросал косые взгляды на бар. За широкими панорамными окнами витрины было хорошо видно столпившихся внутри людей, и Уильям даже засмотрелся, заметив, как некоторые из посетителей бесследно исчезают за одной из обшарпанных деревянных дверей. Видимое с улицы помещение было слишком маленьким, чтобы удовлетворить потребность людей в выпивке, а в зале не было видно даже барной стойки: только ряд круглых столов, парочка развешанных по стенам картин и натирающий столы официант.

– Итак. – Даниэль хлопнул в ладоши, а его лицо неожиданно оказалось слишком близко от Уильяма. – Что мы ищем?

Уилл недовольно покосился на друга и сделал шаг назад. Сигарета в его руках почти полностью истлела, но он продолжал вытягивать из неё последние крупицы терпкого вирджинского дыма, согреваясь под холодными северными ветрами.

– Кого, – рассеянно поправил друга Уилл и затянулся.

– Не понял.

– «Кого мы ищем». – Уголки губ Уильяма дёрнулись в нервной улыбке. – Натаниэля Кёнига.

– Какое занятное имя, – притворно-задумчиво потёр подбородок Даниэль. – Немец? Если да, то возможно, нам стоило в таком случае отправиться в немецкий квартал и поспрашивать там. Но ты мне об этом не сообщил заранее, поэтому… Мы имеем то, что имеем. Впрочем, чего я ожидал от человека, который был двое суток на дежурстве?

– Твоя вера в меня, поражает, Даниэль, – кисло отозвался Уилл. – Я думаю, что мы пришли куда нужно. У меня нет уверенности, что это имя не выдуманное, и к немцам он не имеет никакого отношения. Если же его действительно так зовут, то… О нем определенно должны знать в барах.

– Что ж, в таком случае пора заявить о нас этому месту.

– Последний раз, когда ты так сказал, – полным скептицизма голосом заметил Уильям, – мы напились до чёртиков и нас за шкирку выкинул на заснеженную улицу охранник бара.

– Мы были молоды и глупы. Больше мы такой ошибки не повторим. Пойдём уже. Пока я себе все не отморозил. Почему сегодня такая холодрыга? – поёжившись от ветра, пробормотал Даниэль.

Уильям неопределённо пожал плечами, мол, «отстань от меня с глупыми вопросами, ты в Чикаго», вдавил выкуренную сигарету носком в асфальт и, поправив поднятый воротник, поспешил за Даниэлем. Тот уже распахнул дверь бара и смело шагнул внутрь под настороженные и хмурые взгляды посетителей. Уилл успел нырнуть в щель закрывающейся двери ровно в тот момент, когда Даниэль, подойдя к высокому темнокожему мужчине, привстал на цыпочки и, тыкая пальцами тому в лицо, громко и медленно прокричал:

– Нам два пива, пожалуйста.

Мужчина нахмурился и значительно тише, чем был до этого голос Даниэля, пробасил:

– Вход только по личному приглашению хозяина. И не надо так орать. Я не глухой.

– О, поверьте, у нас приглашение определенно имеется. Моя фамилия – Куэрво. Вам это о чем-нибудь говорит? Нет? Точно нет? – уже менее уверенно переспросил Даниэль, а затем обернулся к Уильяму и понимающим тоном протянул: – Наверно новенький. – Он вздохнул и вытащил из кармана первую попавшуюся купюру. – Если нет, то вот этот серо-зелёный кусок помятой бумаги с изображением… – Даниэль скривился, вглядевшись в портрет американского политика, – какого-то мужчины, без понятия, если честно, кто это, должен сойти за приглашение. Надеюсь, конфликт исчерпан, здоровяк?

Даниэль похлопал мужчину по плечу и уверенно отодвинул его в сторону. Уилл нервно-виновато улыбнулся охраннику и, прошмыгнув за Даниэлем в открывшийся проем неприметной обветшалой двери, – Уильям припомнил себе, что именно в эту дверь входили многие посетители заведения, – обогнал друга.

– Ты сколько уже живёшь в этой стране, Даниэль?

Уилл преградил Даниэлю путь и уперся рукой в стену. Тот только растерянно захлопал глазами, спешно пытаясь свернуть деньги так, как они хранились до этого, но вместо этого зелёные бумажки только сильнее пушились и путались между собой. Даниэль резко выдохнул, поднял взгляд на Уильяма и широко улыбнулся фирменной улыбкой каждого члена семьи Куэрво.

– Всю свою жизнь. У меня даже акцента нет! Ты за кого меня принимаешь?!

– Вот именно, – Уильям вырвал из рук Даниэля одну из купюр и указал пальцем на портрет. – И ты никак не можешь запомнить, что это Улисс Грант?

– Да хоть сам Одиссей, Уилл, – вяло повёл плечами мужчина. – Моя семья сделала достаточно, восстанавливая ваши южные штаты после войны. Уверен, этот милый мужчина простит то, что я не помню его имени.

– Твоя семья обязана ему своим приездом в Америку, Даниэль.

– Вот как? Определенно это повод, чтобы я запомнил его имя. Уилл… Грант?

– Улисс, Даниэль.

– Пойдём, нас уже ждут, – Даниэль похлопал Уильяма по груди и кивнул на пятьдесят долларов. – Можешь оставить себе. У меня еще есть.

Даниэль никогда не упускал случая похвастаться своими испанскими корнями и упомянуть о вкладе его семьи в восстановление разрушенной войной страны. Однако, знания этого человека об остальной части американской истории заканчивались ровно на границе отцовского имения, там, где покосившийся белый деревянный забор отделял маленький мирок семьи Куэрво от остальной части общества. В политике Даниэль разбирался так же, как Уильям в литературе, а скучным университетским лекциям предпочитал пабы и дорогие рестораны, куда можно было привести очередную охотницу за деньгами.

Поэтому при любом удобном случае Даниэль проявлял чудеса ловкости и переводил тему в благоприятное для себя русло.

Отцепив руку Уильяма от стены, Куэрво подвинул друга в сторону и поспешил ступить на первую хлипкую дощечку лестницы, ведущей куда-то вниз под бар. Уильям потёр глаза и, сунув купюру себе в карман, шагнул в неизвестность следом за своим другом.

Лестница была достаточно крутой, чтобы при желании можно было с неё упасть и сломать себе шею, а ссохшиеся, покрытые занозами перила радушно вели гостей в глубь, под землю, подальше от солнечных лучей и пристальных взглядом полицейских. На последней ступеньке Уиллу пришлось пригнуться, чтобы не удариться лбом об низкий дверной проем, а затем Уильям замер, оценивая масштаб развернувшегося бара, который буквально был подпольным.

Просторное помещение венчалось высокими потолками, а арочные столбы придавали иронично богатый вид обшарпанному помещению. Живи они в Средневековье, в таком подвале непременно проводили бы пытки и допросы Инквизиции. К счастью для Уилла единственным допросом, который его мог тут ждать, был допрос в полицейском участке. Напротив лестницы вдоль стены вытянулась барная стойка с высокими круглыми стульями и седым костлявым барменом. Низенькие столы для посетителей были хаотично разбросаны между колоннами, стянуты в длинные ряды из трех-четырёх столов и завалены пустыми бутылками и опрокинутыми бокалами.

Довершала всю картину едкая вонь от перегара и немытых потных тел, варившихся в собственном соку промёрзлого помещения.

Даниэль шагал достаточно быстро и уверенно лавировал среди нагромождённых столов, чтобы исчезнуть из вида Уильяма, но стойкий запах дорогого французского парфюма тонким шлейфом вёл Уилла по следам друга. Уворачиваться от пьяных посетителей Уильяму было не впервой, а несколько брошенных стаканов едва не угодили Уиллу в голову: он успел пригнуться в последний момент, позволяя оглушительному звону разлетающегося стекла потонуть в гомоне неспящего бара.

Догнал Уилл товарища, когда до барной стойки оставалось несколько метров, а окружающие их люди перестали оглядываться, качать головой и перекидываться ухмылками.

– Когда ты успел договориться? – Уильям склонился над ухом друга.

– Пока ты оперировал того старичка с грыжей. Кстати как он? А, впрочем, не важно, – Даниэль рассеянно махнул рукой, не дав Уильяму даже шанса ответить, а затем коротко кивнул бармену. – Джон, дружище, это Уилл. О котором я тебе говорил вчера.

Джон оказался тем самым костлявым барменом. Он был долговязым и худым, напоминая Уильяму молодое тонкоедерево, которое можно было согнуть, просто подув на него. Его редкие и седые волосы на голове едва ли могли прикрыть блестящую от пота и сала лысину, а длинные узловатые пальцы с такой силой обхватывали сколотые гранёные стаканы, что еще чуть-чуть и придётся зашивать его ладони прямо здесь, пользуясь ржавой булавкой, прицепленной к карману на жилетке, и торчащими из швов одежды нитями.

Даниэль грузно опустился на высокий стул перед барной стойкой и сложил перед собой руки. Куэрво улыбнулся бармену, и Джон обвёл Уилла оценивающим взглядом, пару раз причмокнул тонкими бледными губами и покачал головой:

– Что-то слабо верится. Не похож он на шулера.

Уильям, до этого спокойно опускавший свою шляпу на деревянную поверхность бара, в удивлении вскинул голову, невольно выпучил глаза и поперхнулся неожиданно застрявшим в горле воздухом.

– Простите, что?..

– Так, одно маленькое дельце, – торопливо перебил его Даниэль. – Ты же не думал, что люди согласятся нам помочь безвозмездно и по доброте душевной? Нужно будет немного завоевать их доверие. Для начала. А там и разговор.

– Хорош, заливать, Рэйвен. – Даниэль поморщился от столь грубого переиначивания своей фамилии, но промолчал, втянув голову и глупо улыбаясь. – Проигрался твой друг вчера, – Джон обернулся к Уильяму, активно полируя стакан. – А потом пугал нас каким-то своим знакомым. Мол, разденет нас в два счёта, мы и не заметим. Пообещал притащить его сегодня. Кто ж знал, что это будешь… ты. Прости, парень, но лучше иди домой, пока последние портки не проиграл.

Маленький голосок внутри Уильяма еще вчера кричал ему, что в приглашении Даниэля не все так гладко, как хотелось бы, но надежда разузнать побольше о своём новом загадочном знакомом не позволила Уиллу отказаться, как он часто это делал. Сейчас же Уильям смог только апатично посмотреть на своего друга, стянуть с рук светлые замшевые перчатки и с силой бросить их в шляпу.

– Мы это еще с тобой обсудим, Даниэль, – приблизившись к другу, сквозь до боли сжатые зубы процедил Уилл и уже намного громче, но с нескрываемой нетерпеливостью, обратился к бармену: – Налейте мне выпить. И давайте что-нибудь покрепче пива. Оно мне точно не поможет.

– А платить кто будет? – вяло отозвался бармен и бессвязно промычал себе под нос, кивнув на Даниэля. – Твой малахольный? У него ни гроша не осталось. С него выгребли все до последнего цента.

– Я заплачу. Не волнуйтесь так. А то давление поднимется. – Улыбка Уилла заострилась, и он требовательно хлопнул ладонью по стойке, осматривая тренированным взглядом помещение. – За каким столиком обычно играете?

– Вон тот, – с еще большим раздражением отозвался бармен; слова Уильяма явно его зацепили, и мужчина только коротко кивнул куда-то вглубь бара и тут же отвернулся, кажется, не собираясь уточнять за каким именно столиком. – Там уже Малыш Гарри ждёт. По твою душу, Дэн, между прочим. – Джон еще несколько секунд рылся среди рядов начатых бутылок и уверенным движением вытащил одну из них, поставив перед Уильямом. – И не забудь вернуть мне мои деньги! – рявкнул на улыбающегося Даниэля бармен; пальцы молниеносно свинтили с горлышка крышку, и янтарная жидкость тут же плюхнулась в стакан Уилла. – Этот придурок вчера занял у меня триста баксов. Сказал, что отыграется и вернёт мне пятьсот.

Тёмная бровь Уильяма изогнулась дугой, когда он посмотрел на Даниэля. Тот же в ответ смотрел куда угодно, кроме лица своего товарища.

Бармен больше ничего не сказал: наполнил стакан Уильям до краёв, выплеснув часть напитка на лежащую рядом шляпу и пальто Уилла, и, осклабившись, ушёл к другому концу барной стойки. Уилл в последнюю секунду успел выдернуть перчатки, тут же несколькими хлёсткими движениями отряхивая их о бедро. Тёмное карамельное пятно уже быстро расползалось по светлой ткани пальто неровным узором, а шляпа увенчалась подходящей в тон ленте алкогольной глазурью.

– Чёрт бы его побрал, – пробормотал себе под нос Уилл.

Уильям рваными движениями смахнул повисшие на мелком ворсе пальто капли виски и поднялся со стула, отряхивая остатки жидкости с пол пальто. Пальцы ловко расстегнули ряд крупных пуговиц, и Уилл стряхнул тяжёлую ткань с плеч – пальто безжизненной массой перекинулось через руку Уильяма, свесив свои длинные рукава-плети.

Уилл не заметил, как Даниэль быстро подался вперёд и, схватив налитый Уильяму стакан, одним залпом осушил его. Обнаружил это Уилл только когда потянулся за своим виски, на который мужчина возлагал сейчас столько надежд по улучшению своего самочувствия. Увы, его ждало лишь пустое место и довольный, как кот, Даниэль, вертящий в руках кусок стекла.

– И все же пойло у них тут отменное, – философски заметил Даниэль, со звоном опустив стакан на стойку.

Куэрво потянулся до хруста ниток в швах и соскочил со стула. Замутнённый взгляд темных глаз кричал, что это уже был его не первый бокал, – но именно он стал решающим для Даниэля. Тем не менее Даниэль вполне осознанным взглядом обвёл бар и, заприметив кого-то в его глубине, сорвался с места.

Уильям вздохнул и в три широких шага догнал друга, – правда, шаги эти были не настолько длинными, чтобы увести далеко от барной стойки.

– Так, – Уилл обогнул Даниэля, второй раз за вечер преграждая тому путь, и заглянул в бесстыжие глаза друга, – а теперь расскажи-ка мне, за что я сейчас буду класть свою голову на плаху?

– Не беги впереди лошадей, Уилл, – попытался привычно отмахнуться Даниэль, тщательно пряча бьющий дрожью тело страх, но по сложенным на груди рукам и поджатым губам, натянуто исказившихся в ухмылке, все было предельно ясно.

Уильям с обиженным и осуждающим видом поджал губы.

– Даниэль. Посмотри на этого человека за моей спиной, – Уилл наугад ткнул пальцем в первого попавшегося здоровяка. – А теперь посмотри на своего Джона, который ждёт свои пятьсот баксов. Если мы доживём до следующего утра, это уже будет победа. Поэтому я хочу знать, сколько ты оставил здесь вчера.

Даниэль зарылся пальцами в черные непослушные кудри и растрепал их, позволив нескольким прядям устало упасть ему на лоб.

– Ну, как бы тебе сказать… Пять тысяч.

– Что?.. – сохранить спокойной лицо Уильяму удалось, а вот голос истерично подскочил под конец слова. – Гхм. И как ты планировал их возвращать?

– Сначала игра шла хорошо, – в извиняющемся жесте развёл руками Даниэль. – Я выиграл три партии подряд. Поэтому подумал, что будет неплохо занять еще немного, чтобы было, что ставить. И я хотел с выигранных денег погасить часть долга перед местными… обитателями. Мне казалось это хорошим планом.

– А потом удача повернулась к тебе задницей?

– Какое меткое наблюдение.

– И ты решил, что занять у бармена – это надёжный план, чтобы отыграться? – Уильям успокаивал себя плавным перекатыванием с пятки на носок и невнятным мычанием под нос, пока пытался осознать всю глубину проблем, в которые зарылся Даниэль и пытался затащить Уилла. – Да, Даниэль, даже швейцарские мастера позавидуют надёжности твоего плана.

– Да, – скривившись, протянул Даниэль. – Тут есть маленький нюанс.

– Что еще?

– Я должен всему бару.

– Я даже не хочу знать, почему я все еще с тобой дружу.

Конечно, Уильям знал ответ. При всех своих недостатках, Даниэль первый пустил Уильям к себе домой, когда того выгнали из дома. Именно Даниэль поддерживал Уилла во время учёбы и познакомил со своим кузеном, который в свою очередь ввёл Уильяма в круги, где можно было неплохо заработать, имея определенные таланты. Ими Уилл, разумеется, обделён не был. И именно Даниэль первым объяснил Уильяму, что мир не делится на черное и белое, а бурлящие внутри юноши чувства нормальны. В определенной степени.

Но рассказывать о них всем вокруг все же не стоит.

Даниэль не смотрел на Уильяма: он привставал на цыпочках и высматривал кого-то за спиной товарища, так что в какой-то момент Уильяму и самому стало интересно, что такого особенного нашёл Даниэль, что все его внимание приковано к этому.

Ответ не заставил себя ждать. Даже без подтверждения Даниэля Уилл был уверен, что крупный грузный мужчина за одним из столиков, на которого смотрел его друг, был Малышом Гарри, – Уильям уже привык, что здоровяки вроде этого получают достаточно забавные прозвища. Так, один раз ему пришлось оперировать Коротышку Джона – долговязого мужчину, который был выше Уильяма где-то на голову. Почему ему прозвали Коротышкой, Уильям поднял только на операционном столе, но тактично промолчал, скрыв ухмылку под маской и только изредка посматривая на сторожащего у выхода полицейского. Как будто Коротышка мог куда-то сбежать из-под лошадиной дозы наркоза.

Но все же он решил уточнить у Даниэля ради приличия.

– Я так понимаю, – Уилл кивнул на здоровяка, – это тот самый Гарри?

Даниэль нервно сглотнул и оттянул воротник рубашки, хватая ртом воздух. С каждой секундой его немного смуглое лицо бледнело, а вся приобретённая с щедрой руки виски храбрость испарялась, как сигаретный дым.

– Да. Это он.

Та медлительность, с которой Даниэль кивнул, красноречивей, чем любые описания и дифирамбы из уст испанца, которые он мог бы использовать для описания всего своего спектра эмоций, испытываемых относительно Малыша Гарри. И почему-то сейчас Уильям был рад, что Даниэль обошёлся без лишних предисловий и уловок.

– Не думаю, что стоит оттягивать неизбежное. – Рука Уильяма нащупала ближайшую наполненную рюмку, и он тут же опрокинул ее в себя; терпкий алкоголь обжёг горло, отдавшись на языке древесным сладковатым вкусом. Уилл поморщился и коротко взглянул на бармена. – Запишите на мой счёт. А ты, – бросил он Даниэлю, – захвати мою шляпу.

– Я тебе не слуга!

Даниэль насупился, но Уильям уже сделал глубокий вдох, набираясь сил сделать первый важный к его цели шаг, и непонятно зачем опрокинул еще одну рюмку, заметив подозрительную лёгкую бежеватость напитка. Плечи свело от боли. Ладони вспотели, а алкоголь, который должен был придать ему смелости, неожиданно быстро ударил в голову. Бар немного закружился, и Уильям замотал головой. Это немного помогло. По крайней мере теперь столы перестали кружить, а люди раскачиваться, как маятники.

– Мы не записываем на личные счета! – донёсся ему вслед обиженный выкрик бармена.

С каждым шагом ноги Уилла становились ватными. Он шёл через силу, прижимая к груди испачканное пальто. Если выпитые рюмки и не прибавили ему смелости, то они определенно вселили в Уильяма уверенность в своих силах. Он бесцеремонно подлетел к столу Гарри, кинул пальто на спинку стула и оперся ладонями на край стола, нависнув над мужчиной.

– Вы должно быть Малыш Гарри, да?

– Ага, – хмуро кивнул мужчина, поднимаясь из-за стола. – Назовёшь меня еще хоть раз Гарри – я тебе все зубы пересчитаю. Усёк, пацан?

– Предельно ясно.

Как и ожидалось, Малыш Гарри оказался на голову выше Уилла. Его широкие плечи полностью закрывали обзор на то, что происходило за его спиной, а овальная шишкастая голова возвышалась над Уильямом фонарём, настолько ярким, что тому все время хотелось зажмуриться и прикрыть глаза ладонью, чтобы хоть что-то увидеть. Коротенькие почти незаметные волоски светились потусторонним светом и нимбом окружали голову Малыша Гарри, и, как Уильям выяснил через секунду, стоило тому двинуть головой, виновником столь контрастного представления громилы была яркая лампочка прямо над его головой.

– Во что играем? – Уилл с громким скрипом отодвинул стул и опустился на него, вальяжно закинув ногу на ногу; спокойствие едва ли давалось ему с лёгкостью, но выхода у него все равно не было. – Покер, вист или может быть преферанс?

– Бридж. Мы тут на ваши покерные уловки не поведёмся. Можете даже не рассчитывать. А попробуешь мухлевать, моя парни быстро подправят твоё милое личико, красотка. Усёк?

– Для человека, предложившего сыграть в бридж, ты используешь слишком грубые слова. Последний раз я слышал об этой игре от бабки. Она любила после обеда перекинуться картами с подругами. Помню, она до последних своих дней любила только играть в бридж и раскладывать пасьянс. А ей было восемьдесят. Ты не очень похож на почти столетнюю старушку, Гарри.

Среагировать Уилл не успел: Гарри быстро перегнулся через стол, и его крепкая рука, схватив Уилла за воротник пиджака, отправила того в знакомство с шершавой и липкой поверхностью стола. Сломанный нос пронзила удушающая боль, перед глазами медленно проплыли ядовитые оранжево-лимонные круги, сталкиваясь друг с другом и разлетаясь в разные стороны, а металлический привкус на губах лишний раз напомнил, что стоит думать, прежде чем ввязываешься с авантюру Даниэля.

Гарри дружески похлопал Уильяма широкой тяжёлой ладонью по щеке и откинулся на спинку стула.

– Это было первое предупреждение.

Гарри улыбнулся и потянулся к стопке карт. Уилл безуспешно пытался проморгаться: каждое движение отдавалось в голове резью, а алкогольная патока, уже разлившаяся по телу, лишь больше усиливала болезненные ощущения. Кости черепа трещали и хрустели швами, и, казалось, их удерживали вместе только скальп и вросшие в него волосы. Уилл начал жалеть о своём импульсивном порыве выпить для храбрости и потёр глаза, как будто это могло хоть сколько-нибудь ему помочь.

Гарри улыбался. Карты приятным шелестом перекатывались в его руках, но даже этот звук не приносил Уильяму радости. Каждая карта яркой вспышкой пульсировала перед его глазами и оседала на языке липкой горькой плёнкой, которую было невозможно содрать даже зубами.

– На что играем?

– Ты же пришёл отыгрываться за своего друга? Так что ставлю его долг, – Гарри развёл руками и улыбнулся. – Плюс проценты, которые уже накапали за день.

– Мы не договаривались о процентах, – нахмурился Уильям

– А мы поменяли условия твоего кредита, – Гарри разразился мерзким смехом, который через мгновение перешёл в тяжелый надрывный кашель. – Выиграю я, и будешь мне должен двойную сумму долга своего дружка.

– А если выиграю я? – Уилл скептично вскинул бровь.

На мгновение показалось, что Гарри опешил от уверенного заявления Уилла. Он перестал тасовать карты и замер. Его взгляд сухо исследовал лицо Уильяма, и мужчина улыбнулся, настолько добродушно и фальшиво, что верить ему не хотелось ни единой секунды.

– А если выиграешь ты, то долг будет полностью погашен, – Гарри сунул в рот полускуренную сигарету из пепельницы. – Плюс получишь проценты своего дружка в виде подарка.

– Что-то это не очень похоже на честную сделку. Разве Даниэль не должен отдать занятые деньги людям в этом баре? Они между прочим твои дружки, – заметил Уильям. – Ты не можешь просто погасить его долг перед остальными.

– Могу. И пусть твой дружок скажет спасибо, что вообще жив останется. А с остальными я как-нибудь и сам разберусь. Договоримся.

– И под какой же процент Даниэль должен вам?

– Семьдесят.

Уильям хотел что-то ответить, но вместо этого прыснул воздухом и зашёлся громким кашлем. Он несколько раз ударил себя кулаком в грудь и смахнул повисшие на ресницах слезинки, чувствуя, как лицо запылало и налилось кровью. Сумма, которую Даниэль должен, раскалённым железом отпечаталась в сознании. В глазах Уильяма, уже давно не видевшего столь крупных сумм, даже потемнело на мгновение, когда он судорожно начал накидывать варианты, где бы он мог в случае чего найти такую крупную сумму. И пока что, кроме как пойти к Анхелю, идей больше не приходило.

– Что ж, хорошо, – Уилл оттянул узел галстука, ослабляя его. – Семьдесят так семьдесят.

Гарри ухмыльнулся и начал раздавать карты, смахивая их пальцами то в сторону Уильяма, то в сторону двух отсутствующих игроков.

– Это мой собственный вариант бриджа, – выпустив вверх струйку дыма, неожиданно пояснил Гарри, заметив взгляд Уильяма. – Чтобы удовлетворить любителей парного покера. Две недели придумывал, как в это играть. Ну, не буду тебе особо распинаться о правилах. Сам разберёшься. Не маленький уже.

Уилл хмыкнул, но возражать ничего не стал. Он больше был занят попытками разобраться в неожиданных для него правилах, когда Малыш Гарри закончил раздавать и громко пробасил: «Два, черви», – а Даниэль взволнованно ткнул Уилла в бок, кивком указывая, на его карты. Пять червей, четыре трефы, три бубны и туз пик.

– Э, – Уилл взъерошил волосы на затылке. – Я думаю…

– Не тяни за яйца. А то тебя потяну уже я.

Гарри предупреждающе сверкнул взглядом, и Даниэль прошептал что-то на ухо про масть. Уилл, увы, смог разобрать только одно слово сквозь заволакивающий сознание шум, так что принял единственное, как ему казалось, верное решение. Он глубоко вздохнул, еще раз оценил все полученные карты взглядом и чуть было не перекрестился, но вовремя одёрнул руку, зная, что бог ему сейчас точно не поможет.

– Четыре. Без козыря.

Гарри наморщил лоб настолько, что тот стал похож на вельветовый животик английского бульдога гувернантки Уильяма. Ирландец пару раз просмоктал слова Уилла и размашисто хлопнул ладонью по столу. Карты невидимого оппонента были вскрыты, и пробежавший внутри Уильяма вихрь подтвердил, что его выбор масти был верным, потому что иначе ему даже теоретически не светила бы победа.

Правда, Уилл и так не был уверен, что ему удастся не влезть в еще большие долги, чем уже сделал Даниэль.

И интуиция не подвела Уильяма. Первые несколько взяток Уилл бездарно проиграл, успокаивая себя тем, что он еще только разбирается в этой игре, но когда число выигранных Гарри взяток стало подбираться к шести, внутренний голос Уильяма почуял, что запахло жаренным. И тщательные попытки Уилла вырулить ситуацию напоминали ему те жалкие потуги его партнёров в покер, когда они изо всех сил пытались убедить его в том, что именно у них на руках лучшие карты.

– Знаешь, что-то не похоже, что ты выигрываешь. – Даниэль склонился над Уильямом, выдохнув ему слова на ухо.

По виску Уилла скатилась толстая капля пота, очертила скулу и проскользила дальше по линии челюсти, чтобы повиснуть на щетинистом подбородке. Масти, цифры и цвета мелькали перед глазами, кружились вокруг Уильяма и переплетались угловатым калейдоскопом. Он едва успевал уследить за скидываемыми картами и судорожно подсчитывал в голове каждое действие противника.

– Спасибо, Даниэль, – язвительно отозвался Уилл, спешно выбирая взглядом, какую карту скинуть на стол следующей. – Я же сам этого не вижу. Но я не могу понять в чем дело. Только если… Только если я не ошибаюсь в интерпретации правил. Черт возьми, – Уилл заводил рукой по краям карт, мечась между тузом и дамой, и слепо глянул на выкинутую Гарри карту. – К тому же я изначально не слишком хорошо знаю правила. Я последний раз действительно видел бридж у бабушки. Ты не мог этого не знать, когда угрожал тут всем, что приведёшь меня.

– Я рассчитывал на твой феноменальный талант разбираться на ходу. Ты же хирург, – так, словно это было самым весомым аргументом шёпотом воскликнул Даниэль. – Для тебя это привычное дело!

– У тебя неправильное представление о работе хирурга.

Уильям сглотнул. Пальцы с силой вцепились в карты, и те почти переломились пополам – Уилл тут же ослабил хватку и наугад кинул карту на стол, подняв взгляд на Гарри.

– У меня есть предложение.

– У нас не принято менять условия игры, – не вынимая сигареты, процедил Гарри.

– А я их не собираюсь менять, – Уилл с бесстрастным лицом проследил, как Малыш забрал себе четыре карты. – Раз уж мы все равно здесь надолго, так почему бы не разбавить суровое молчание взрослых мужчин дружеским разговором?

– Что ты задумал? – взволнованно пробормотал у него над ухом Куэрво.

– Заткнись, Даниэль. Иначе я буду первым, кто тебя пристрелит. Можешь в этом даже не сомневаться.

Даниэль понимающе вскинул руки и отступил на шаг назад, скользнув взглядом по оставшимся у Уильяма картам. Малыш Гарри недовольно поджал губы. Он молчал, стучал себя указательным пальцем по жирному маслянистому лбу, тёр щетинистый подбородок и то и дело грыз кривой слоистый ноготь на большом пальце. Наконец пальцы вытащили одну из карт и бросили поверх остальных.

– Разговор? – хмыкнул Гарри. – Ну давай, Гиппократ. Вещай нам, неучам, чего ты там хотел.

– Натаниэль Кёниг, – без лишних предисловий холодно отчеканил тяжёлым молотом каждое слово Уильям.

Малыш Гарри дёрнулся. Уилл хорошо заметил промелькнувшее на его лице волнение и страх в глазах, но уже через секунду тот снова нахально скалился своими редкими пожелтевшими зубами. Уильяму даже подумалось, что это было лишь игрой его опьянённого воображения – последняя взятка могла на любого нагнать страху. Особенно, если от неё зависела дальнейшая судьба всех участников.

– Первый раз слышу это имя. – Гарри небрежно бросил на стол короля пик и с вызовом посмотрел на Уильяма. – Твой ход, красавчик.

Уилл посмотрел на карту в своих руках, но не торопился сбрасывать ее на стол. В помещении бара стало чересчур жарко, но, кажется, так чудилось только одному Уильяму, тщетно оттягивающему галстук на шее и смахивающему со лба налипшую чёлку.

– Повторю еще раз. Натаниэль Кёниг. Что вы знаете об этом человеке? Чем он занимается? Виски? Вермут? – Уилл подался вперёд, заглядывая Гарри в глаза. – Может, если не знаешь ты, то кто-то из твоих дружков сможет мне подсказать?

Лицо Гарри исказилось в кривой ухмылке и он обернулся к залу, перекрыв своим выкриком стоявший до этого гомон.

– Эй, парни, тут врачишка спрашивает, знаем ли мы некоего Натаниэля Кёнига!

На его голос обернулось несколько голов и тут же активно закивали в отказе. Взгляды людей забегали, и посетители начали тут же о чем-то перешёптываться к неудовлетворенному любопытству Уильяма. Гарри пожал плечами, скинув последнюю карту, и ногтем вдавил окурок в потёртую прожжённую столешницу.

– Видишь. Никто не знает таких, – гоготнул Малыш. – Еще вопросы?

– Я думаю, вы прекрасно понимаете, о ком я говорю, – чёрство отозвался Уильям. – Ты дёрнулся, когда я назвал это имя. Как, впрочем, и ты, Даниэль, – Белл смерил друга осуждающим взглядом. – Даже если вы лично его не знаете, вы определенно слышали о нем. Так что я повторю свой вопрос. Но немного в другой форме.

Уильям опустил оставшуюся карту рубашкой вверх и еще сильнее подался вперёд, наваливаясь на хлипкий стол всем своим весом. Тот заскрипел и покачнулся, но Гарри, вцепившись в край, вернул его на место, врезаясь острым краем в грудь Уильяма.

– Где. Натаниэль. Кёниг? – медленно по слогам протянул Уилл, будто Гарри был необразованным малышом, которому приходилось разъяснять самые базовые вещи, а все вопросы повторять по три раза, пока до того не дойдёт.

Теперь пришла очередь Гарри навалиться на стол, заставляя тот оттолкнуть Уильяма и едва не прижать к спинке стула. Глаза мужчины прищурились, под кожей заходили желваки, а пальцы до белых костяшек вцепились в стол, так что тот боязливо захрипел распыляющимися щепками. Уилл бы несомненно испугался, если бы не две рюмки текилы, которые задорно переливались сейчас в его желудке, – он буквально слышал как волны залива разбиваются о песчаный берег неподалёку от плантации, на которой были выращены прекрасные терпкие растения.

– Послушай, пацан, – Гарри перекатил во рту комок слюны и сплюнул под ноги Уильяму. – Мы тебе уже сказали. Предельно ясно. Мы не знаем никакого Натаниэля Кёнига. А даже если бы и знали, с чего нам рассказывать тебе что-то? – плюнул ядом Гарри. – Ты завалился к нам, делаешь вид, что ты крутой, а у самого поджилки трясутся. Ты даже карты еле держишь. Доигрывай партию, оставляй свои денюжки и проваливай, пока еще есть силы. А этого, – он кивнул на Даниэля, – оставь нам. Мы найдём способ стрясти с него долги.

В принципе, Уильям бы нисколько не соврал и не покривил душой, если бы сказал, что половина слов Малыша потонула в расслабляющем шуме прибоя, которым кровь бежала по его организму. Голос Гарри всплывал сквозь шум, как утопающий на поверхность, возвращая Уилла в реальность. Но ненадолго. Уже через мгновение Уильям снова плыл на мягких голубых перинах из агавы, а неожиданно умолкший Малыш Гарри, заставил Уилла озадаченно уставиться на него в ожидании продолжения.

Но его, увы, не последовало.

Уилл несколько раз быстро моргнул и зевнул, прикрыв рот кулаком. Время подбиралось к часу ночи, и недосып начинал медленно, но верно ступать рука об руку с накатывавшей усталостью, крича Уильяму встать и отправиться домой в тёплую постель. А разум достаточно упорно и терпеливо подсовывал воспоминания о том, зачем Уилл пришёл сегодня в этот бар. Еще раз зевнув, на этот раз уже не прикрывая рот, Уильям потёр переносицу и, сведя брови к ней, покачал головой.

– А теперь послушай меня, – скрывая за словами зевок, протянул Уилл. – Я не уйду, пока ты не ответишь на мой вопрос. Кто такой Натаниэль Кёниг.

– Не знаю.

Уильям поднял взгляд к потолку, тяжко выдохнул, довольно громко вопросил бога дать ему сил «вразумить этих несчастных грешников, которые не ведают, что творят» и снисходительно улыбнулся, прекрасно зная, что это будет последней каплей для уже давно вскипающей ирландской крови.

– Что ж. В таком случае, я вынужден вас огорчить. Если я правильно все понимаю и если я верно подсчитал заработанные мною очки, то, – Уилл бросил на стол свою последнюю карту и улыбнулся, – я выиграл.

Гарри неверящим взглядом смотрел на брошенный туз пик и сжимал руки в кулаки. Он тяжело дышал, его выпученные от злости глаза налились кровью, а вены на шее вздулись. Он подался вперёд, едва не перевернув на себя стол и навис над безмятежным Уильямом.

– Как?.. Ты меня заболтал, отвлёк своим Натаниэлем, пусть он катится к черту вместе со всем своим бизнесом. Ты провёл меня. Я так этого не оставлю. Ты за это заплатишь.

– Буду признателен, если для начала заплатите вы. Помнится, вы обещали погасить долг Даниэля. И, пожалуй, оставшуюся сумму вашего долга я перепишу на Даниэля, – отозвался Уилл, поднялся на ноги и надел пальто. – Отдадите ему деньги, как только найдёте их. Гарри.

Если бы Уильяма спросили, что произошло после этого, он затруднился бы с ответом, так как помнил только руки Гарри, схватившие его за воротник пальто, покрасневшее от подскочившего давления лицо ирландца и хруст проползший по черепу при встрече с кулаком Гарри. Уилл помнил, что очнулся на полу в останках какого-то стола и парочки стульев, весь в щепках и пыли, а Даниэль встал между ним и Гарри, пытаясь вразумить последнего. Уильям не слышал его слов – в ушах шумело, а вниз за шиворот стекала липкая густая дорожка крови.

Подняться на ноги оказалось не так просто, когда мир вокруг тебя вращается и раскачивается, как маятник, все тело кажется мягким мешком с мелкой картошкой, а в лицо тут же прилетает еще один удар, от которого Уилл успел увернуться. Кулак Гарри просвистел в нескольких миллиметрах от носа Уильяма. Следующий удар Уилл пропустил – воздух судорожно вылетел из легких, и Уилл согнулся пополам, захлёбываясь кашлем.

Мир потянулся красным туманом.

Гарри стоял перед ним быком. Остальные ирландцы окружили их плотным кольцом, улюлюкая и подбадривая своего Малыша. Пальцы сжались в кулак, мир на секунду перестал вращаться, и Уилл бросился вперёд, навалившись всем телом на ирландца и повалив его на пол. Хруст ломающихся костей опьянял. Уильям знал каждое слабое место. Переносица. Скулы. Челюсть. Багровые узоры расплывались под кожей беспомощно распластавшегося Гарри. Победа казалась такой близкой, что Уильям уже чувствовал ее металлический привкус на своих губах.

Чьи-то руки подхватили Уилла и оттащили от бессознательного ирландца.

– Легавые! Валим!

Ирландцы закружили вокруг Уилла, едва не утащив его толпой за собой. Они завертелись хороводом, дезориентируя Уильяма, устремились в несколько дверей, за которыми тут же раздались крики и выстрелы.

– Куда ты, Уилл?! Сюда.

Сильная рука Даниэля резко втащила растерявшегося Уильяма в небольшую кладовку, которая при ближайшем рассмотрении оказалась узким и коротким коридором, в конце которого виднелась такая же поношенная, как и весь остальной бар дверь. Куэрво коротко шикнул на Уилла и приложил к губам палец, вслушиваясь в происходящее за дверью. Разрозненные мужские голоса сливались в один сплошной гомон. Грохот последних столов, которые в этот момент разваливались на части и хруст ломающихся костей довершал какофонию звуков в раскалывающейся голове Уильяма.

Дышать было тяжело: грудь болела, и каждый вдох отдавался резью по всему телу. Ребра ныли и тянули, а перед глазами все плыло, как если бы Уилл несколько раз хорошенько приложился головой об стену. К счастью, ноги все еще держали его, а пальто на плечах плотно сидело согревая.

Даниэль обхлопал Уилла руками и, убедившись, что тот не развалится по дороге, – это было первым, что пришло в голову Уильяму, – потащил за собой, в пару широких шагов преодолевая жалкие несколько футов, что разделяли их и потайной выход, о котором, судя по отсутствию ажиотажа, действительно знали не многие посвящённые.

Тяжёлая металлическая дверь хлопнула за их спинами слишком громко, но эти звуки тут же потонули в вое полицейских сирен, криках из-за угла и отборной брани.

– Браво, Уилл. Просто браво! – тяжело дыша, Даниэль хлопнул в ладоши и осуждающе посмотрел на Уильяма.

Тот тяжело дышал, положив руку на низ рёбер и согнувшись пополам. Легкие горели, из горла вырывались предсмертные крики, и в глазах все темнело и ходило беспорядочными кругами, пока Уильям соображал, где они сейчас находятся. Маленький переулок – не самое лучшее место, чтобы сооружать пути отхода на случай облавы, но владелец бара не отличался развитыми умственными способностями, а потому Уилл даже не удивился, столько банальному и очевидному выходу из ситуации.

Впрочем, насколько ему было известно, все рестораны предпочитали делать черный выход в точно такие же переулки. Именно это и делало ситуацию слишком обыденной.

Уилл усмехнулся собственным мыслям и сплюнул на землю собравшуюся во рту слюну. Губы саднило, их уголки трещали по швам и щипали, стоило только дотронуться до них кончиком языка, и все же Уильям был счастлив оказаться сейчас на улице в компании Даниэля, а не в полицейском участке.

– Хватит сыпаться сарказмом, Даниэль, – наконец, разогнувшись спустя несколько долгих минут, пробормотал Уилл. – Ты свои деньги вернул? Вернул. Долгов перед этими ирландцами больше нет. Не вижу смысла изливать на меня своё недовольство.

– То есть ты предлагаешь мне завтра идти на работу в таком виде?

Даниэлю осталось только топнуть ножкой, чтобы довершить весь свой обиженный вид, с которым он указал на своё лицо. Уильям только натужно выдохнул и не менее напряженно втянул сквозь боль воздух, чувствуя, как его кости вскрываются, словно ветка об чьё-то колено.

– У тебя всего лишь гематома вокруг глаза. Еще скажи, что это у тебя впервые. Как же больно, черт, – Уильям дотронулся до своей челюсти и несколько раз подвигал ей из стороны в сторону. – Хорошо, что у меня крепкие зубы. А то пришлось бы спустить весь выигрыш на дантиста.

– Твой нос точно должен быть таким синим и опухшим? – с сомнением пробормотал Даниэль.

– Ты явно прогуливал лекции, – с усмешкой покачал головой Уильям, переключая своё внимание на нос. – Кажется, не сломан. Опять. Если ты не заметил, он так выглядит с позавчера.

– Не присматривался к твоему лицу вчера. Оно все было такое… помятое, что твой нос на его фоне выглядел вполне нормально.

Даниэль еще раз перевёл дыхание и громко кашлянул в кулак. Вечер в компании Куэрво, как всегда, обернулся совершенно не так, как изначально предполагалось, но Уильям был полностью удовлетворён результатом. В отличие от недовольного Даниэля, на кислом лице которого читалось все, что он думал о своём друге. В начале их знакомства, это несомненно удивило бы Уилла, потому что именно он имел полное право возмущаться, но Даниэль каждый раз ловко изворачивался, прикидываясь несчастной жертвой.

– Все это было бессмысленно, – пробормотал Даниэль, нервно вышагивая из стороны в сторону и отдёргивая полы пальто. – Ты ничего не узнал. Только нашёл нам… проблемы. А мне еще хочется пожить между прочим! – Куэрво резко остановился перед Уильямом, бросая на него гневные взгляды.

Уилл, тяжело выдохнув, прижался к стене и ударился о выступающий из кладки кирпич. Сердце только сейчас начало успокаиваться, а хаотично мечущиеся в голове мысли стали выстраиваться в ровные ряды полученной информации. Выхватить среди неё нужное было сложно, но Уильям решил остановиться на самом очевидном.

– Успокойся, Даниэль, – обронил Уилл и потёр переносицу, широко зевая. – Я узнал все, что мне было нужно.

– Что например?

Губы растянулись в хитрой улыбке. Уилл поплотнее натянул шляпу на глаза и сунул руки в карманы, подставляя лицо под слабый ночной свет луны.

– Теперь я точно знаю, что Натаниэль Кёниг – существует, – хрипло прокашлялся Уильям. – И он не плод моего воображения. Осталось сделать самую малость.

Даниэль непонимающе уставился на Уилла:

– Что?

– Найти его.

Уильям еще не догадывался, что Натаниэль Кёниг сам найдёт его. И причём очень скоро.

Глава IV. Кафе

Пышущий жизнью город тонул в непрерывных воскресных разговорах людей, шуме сигналящих машин и раздающейся из кафе музыке. Уильям бросил гневный взгляд на затормозившего прямо у него перед носом водителя и ловко обогнул натёртую до блеска машину, протяжным гудком действующую на нервы пешеходам. Хаотичность дорожного движения завораживала, а те несколько десятков светофоров, что всё-таки можно было встретить на улицах Чикаго, казались чем-то чужеродным, чем-то лишним среди мчащихся по своим делам автомобилей и бросающих им вслед проклятья пешеходов.

Солнечные лучи зайчиками отражались от пёстрых витрин булочных и ресторанов, а покоящееся в кармане пальто письмо обжигало даже сквозь несколько слоёв одежды. Любопытство все же одолело Уильяма Белла, заставив того подняться в свой единственный на этой неделе выходной раньше полудня. Аккуратные с завитками инициалы «А.М.» задавали Уильяму намного больше вопросов, чем он мог ответить, а приглашение на воскресный кофе пробуждало горячую юношескую тягу ко всему новому.

Воздух молочными облачками вырывался сквозь полуоткрытые губы, тут же растворяясь в воздухе, а облетевшие листья шуршали под ногами приближающейся зимой. Золотистое покрывало, укутавшее город, казалось Уильяму красивой блестящей обёрткой, за которой скрывается насквозь прогнившие внутренности, а вспыхивающие на пути алые листья лишний раз напоминали юноше о причинах его ночных кошмаров и постоянных тревог.

Чикаго перемалывал людей, хрустел их хрупкими телами, чтобы затем выплюнуть поднимающимися сквозь зелёную траву гранитными табличками.

Небольшое кафе с причудливым итальянским названием встретило Уилла запахом свежего кофе и выпечки, от которых желудок тут же свело тугим узлом – Белл не ел нормально уже больше суток, а после смены сил хватило лишь на то, чтобы не повалиться спать прямо в коридоре. Звонок негромким перезвоном оповестил о приходе нового гостя, а взгляд Уилла скользнул по полупустому помещению. Несколько молодых парочек, один дряхлого вида старик да хозяин кафе, тщательно полирующий один из столов прямо перед носом у уткнувшегося в газету гостя.

Спокойную и умиротворённую атмосферу разбавляли разве что выложенные на столики револьверы, опасно сверкнувшие своей отполированной поверхностью из-под белоснежных салфеток, слишком пристальный взгляд, каким его смерил старик, прежде чем вернуться к своей книге, и полное безразличие к своей персоне со стороны хозяина кафе.

– Для меня такая честь, что вы решили сегодня удостоить нас своим вниманием, – хозяин раскидывался любезностями, не забывая при этом протирать уже вычищенный до блеска стол.

Несколько мгновений изучая хозяина заведения взглядом, Уилл поправил шляпу, парой неуверенных и осторожных шагов приблизился к владельцу кафе и негромко прокашлялся, возвращая охрипшему от долгого молчания голосу привычное звучание.

– Простите, вы не знаете?..

– Мистер Белл, какая приятная неожиданная встреча!

Газета с хрустом переломилась пополам, являя Уильяму пару внимательных бледно-серых глаз и едкую усмешку. От мягкого и бархатистого голоса по коже пробежали мурашки, а ноги сами собой сделали несколько шагов в сторону вальяжно развалившегося на шатком деревянном стуле мужчины. От потемневшей пепельницы поднималась тонкая струйка сероватого дыма и прогорклый запах дешёвого и крепкого табака. Хозяин, до этого всеми своими действия заполняя пространство вокруг гостя, предпочёл прикинуться деталью интерьера и мелкими шажочками засеменил в сторону подсобки.

– Присаживайся, рад, что ты все-таки решил прийти, – мужчина кивнул на стоящий напротив себя стул и вернулся к чтению газеты так, словно Уильям не представлял для него абсолютно никакого интереса.

– Вы?..

– Конечно, – в голосе мужчины проскользнуло лёгкое раздражение, но его лицо оставалось спокойным и несколько отстранённым, взгляд быстро перебегал с одной строчки на другую, а пальцы крепко сжимали уже изрядно помятые края газеты, – нас уже представили друг другу, но я решил, что будет правильным встретиться с тобой в более… располагающей к общению обстановке.

Мужчина улыбнулся, взглянув на замершего перед ним Уильяма. Только сейчас Уилл понял, что все это время не мог даже моргнуть, – его тело не слушалось его, ноги налились свинцом, а кончики пальцев онемели, маленькими острыми иголочками отдаваясь где-то глубоко в сознании. Уильям мог только стоять и смотреть на человека перед собой, чей образ казался ему подёрнутым пеленой воспоминанием плохого сна, иллюзией, прочно поселившейся в голове, но никак не реальным человеком, комкающим своими длинными аристократичными пальцами грязную серую газету.

Мужчина бросил на Уильяма еще один взгляд своих бледных серых глаз, и Уилл наконец смог слабо дёрнуть рукой, обхватить ладонью обжигающе холодный металл стула и опуститься на предложенное ему место. Газета неровными черными полосками бежала сквозь помятые страницы, а размытая фотография рассказывала об очередных жертвах «мирных переговоров», серыми красками очерчивая искажённые лица людей. По коже Уильяма пробежал холодок, и мужчина поёжился. Шляпа мягко опустилась на стол, рядом с принесённой для незнакомца чашкой кофе, а взгляд бегал по фигуре сидящего напротив мужчины, пытаясь ухватиться за каждую мельчайшую деталь, за каждую маленькую зацепочку, переносящую Уилла на несколько дней назад.

– Опустим некоторые формальности, – сталь в голосе мужчины пронзительным звоном отразилась от натянутых нервов Уильяма, а губы искривились в едкой ухмылке. – Алан Маккензи.

Короткая улыбка яркой вспышкой воспоминаний мазнула запахом виски и коньяка. Уильям ни секунды не сомневался в том, что он знает сидящего перед ним человека, но образ все время смазывался, растворялся в памяти лёгким туманом и утекал сквозь беспомощно сжимающие воздух пальцы. Светлые выцветшие волосы, бесцветные полупрозрачные глаза и острые черты лица, разрезавшие каждым движением тугую пелену окутавшего кафе воздуха. Массивный перстень на пальце приветливо сверкнул солнечным зайчиком, отчего Уильям на мгновение зажмурился, а заинтересованно вскинутые стрелки бровей не оставляли Уиллу ни малейшего сомнения.

Натаниэль Кёниг не был плодом воспалённого бессонными больничными ночами сознания Уильяма, как и их маленькая партия в баре.

Возможно Уильям смотрел на мужчину слишком долго. Дольше, чем это было положено правилами приличий, но никто его не останавливал, не делал замечаний и даже не отвешивал хлёсткий подзатыльник за неподобающее поведение в общественном месте. От мысли о тяжёлой отцовской руке Уилл даже немного поёжился, но не прекратил изучать своего нового знакомого с присущей только врачам пристальностью и скрупулёзностью, замечая каждую на первый взгляд незначительную деталь и пытаясь достроить образ человека перед ним из разрозненных осколков мозаики.

– Так вы… – осторожно начал Уильям, заглядывая в глаза Алану.

– Закажи себе что-нибудь, – не отрываясь от газеты, резко оборвал его Маккензи. – Выглядишь ты, прямо скажем, не слишком хорошо, – Алан бросил на Уилла короткий взгляд и вернулся к чтению газеты. – Мне ненужно, чтобы ты отпугивал всех своим видом. Предпочитаю, чтобы мои люди были здоровыми и внушали партнёрам доверие.

Уильям поморщился, подумав, что ему померещились слова Алана.

– Простите, возможно мне послышалось, – Белл постарался вложить в свой голос всю возможную мягкость и учтивость, с какой он обычно обращался к наиболее проблемным пациентам, – ваши люди?

– Разумеется, – тоном, не подразумевающим противоположного мнения, ответил Алан и перелистнул газеты, хрустнув ею и громко пошуршав. – Я здесь по одному важному делу, в котором мне нужна твоя помощь, Уильям Белл.

Что-то с громким звоном разбилось со стороны барной стойки, и Уилл подскочил на месте, тут же заозиравшись по сторонам. Сердце быстрее забилось в груди, а воздух застрял в горле, отчего Уильям тут же зашёлся тяжёлым надрывным кашлем, под мягким и бархатистый смех Алана. Маккензи смеялся так, словно Уильям был маленьким ребёнком, впервые познакомившимся с чем-то опасным и пугающим: по-отечески, слегка насмешливо и негромко.

– Вы находите меня смешным? – совладав со своим голосом, поинтересовался Уилл.

– Я нахожу тебя интересным, – пожал плечами Алан.

Уильям бросил на мужчину хмурый взгляд и рассеянно зашарил по карманам в поисках помятой полупустой пачки сигарет, припасённой юным врачом на случай ситуаций, в которой у него начнут сдавать нервы.

И такая ситуация происходила с ним прямо сейчас.

Пачка была найдена довольно быстро, но к неудовольствию Уильяма она оказалась пустой, а с ее желтоватого дна на Уильяма с грустью смотрели несколько крошек табака. Из груди Уилла вырвался вздох отчаяния: последняя надежда угасала внутри него так же, как обычно угасал маленький огонёк на кончике сигареты.

– Веселей, Уилл, – страница с хрустом перевернулась, а Алан дёрнул уголком губ в подобии улыбки. – Тебе не идёт это хмурое выражение. Улыбнись!

– Вы не можете просто заставить людей делать то, что вам хочется, – тон голоса Уильяма неожиданно стал серым и бесстрастным, а из взгляда исчезли любые эмоции, кроме молчаливо тлеющей глубоко внутри ярости.

– Конечно могу! Поэтому ты здесь!

Газета надломленно хрустнула и сложилась пополам на краешке стола, отрывая от себя взгляд Маккензи. Весь внешний вид Алана так и кричал детской непосредственной обидой. Серые глаза наполнились молчаливым укором, а губы сжались в тонкуюобескровленную полоску, сквозь которую можно было легко почувствовать все рвущееся изнутри мужчины негодование. Выражение лица Алана в одно мгновение стало болезненным и надломленным, словно Уильям задел что-то глубоко личное и скрытое от посторонних глаз, но уже через мгновение оно вновь сменилось холодной маской отстранённости и лёгкой надменности.

Владелец кафе появился из ниоткуда, нависнув над Уиллом в своём белом, заляпанном жирными жёлтыми пятнами фартуке и в проеденной молью старой жилетке, которая некогда была глубоко темно-синего цвета, а сейчас же выцвела, приобретя бледный сизый оттенок. Как и лысина на голове старика. От мужчины пахло дешёвым табаком и едким алкоголем, который можно было найти в дешёвых подпольных барах или в белом платяном шкафу в кабинете Уилла.

И если бы Уильям не встречался с людьми и похуже, он бы непременно потерял сознание о удушающих паров, исходивших от отталкивающего мужчины.

Губы Алана изогнулись в насмешливом движении: от Маккензи не ускользнуло то, как Уильям вздрогнул и какой взгляд бросил на молчаливо замершего рядом с собой владельца кафе, чьего имени он так и не узнал.

– Надеюсь, ты не против того, что мы встретились в таком месте, – Алан медленным и осторожным движением взял в руки дымящуюся свежим кофе чашку и поднёс ее к губам. – Видишь ли, нелегальные бары не слишком располагают к ведению деловых переговоров.

Кофе неспешно скользнул меж приоткрытых губ Алана, доносясь до Уилла мягким горьким ароматом, от которого желудок скрутило голодным узлом, а нос зачесался в предвкушении свежайшей выпечки и не менее свежайшего кофе.

Уильям сглотнул подступивший к горлу комок, провёл ладонью по взъерошенным темным волосам и наконец посмотрел на замершего, словно он древняя статуя, ссутулившего мужчину.

– Кофе, пожалуйста, двойной, без сахара и с молоком, – каждое произнесённое слово отдавалось на языке Уильяма знакомым с детства вкусом, а разум туманило молочной дымкой.

– Принести что-нибудь еще? – огрызок карандаша чиркнул по смятой бумажке, а пристальный взгляд маленьких засаленных глазок лысого мужчины вперился в Уилла.

– Нет, спасибо, – Уилл с трудом подавил в себе желание попробовать местную выпечку, но внутренний голос твердил, что он все правильно сделал, потому как ни у одного из сидящих в кафе мужчин не было ничего кроме чашки кофе.

Владелец кафе скривился, но тут же быстро засеменил прочь, поймав на себе предупреждающий взгляд Алана. Несколько глубоких поклонов, и лысая голова старика, – хотя ему было не больше сорока лет, – скрылась за скрипучей деревянной дверью, пару раз хлопнувшей по воздуху, когда ее попытались слишком быстро и резко закрыть.

– Я бы предпочёл продолжить нашу встречу в том же самом баре, – Уилл рассеянно поправил покоящуюся на столе шляпу и закинул ногу на ногу, наконец позволив себе хоть чуть расслабиться.

– Во всех этих барах слишком много лишних ушей, которые могут оказаться не в том месте, не в то время.

– Боитесь конкуренции? – бровь Уилла вопросительно изогнулась.

– Недолюбливаю федералов, – мягким рассыпчатым смехом отозвался Алан.

К сотрудникам закона Уильям и сам питал не самую большую любовь, а с представителями Бюро Уилл встречался дважды в своей жизни: первый раз, когда его кузен приехал с гордым видом сообщить о полученной в еще только созданном подразделении должности, а второй раз, когда один из баров накрыли и пришлось спрыгивать в снег с третьего этажа в одном лёгком пиджаке и порвавшихся штанах. Провалялся после этого Уильям недели две с воспалением легких, но это было меньшим из зол, как решил для себя молодой начинающий шулер. Провести за решёткой несколько дней или даже лет своей жизни Уильям решил ближе к сорока годам.

Если конечно ему повезёт.

– А этому кафе вы несомненно доверяете? – лёгкие нотки язвительности неожиданно скользнули в голосе Уильяма.

– Я доверяю людям, которые здесь сидят, – с широкой улыбкой ответил Алан. – Я лично рассаживал их за столики.

Улыбка Алана больше напоминала оскал, загнанного добычу хищника. Об улыбку Маккензи можно было бы даже порезаться, если бы она была осязаемой, а Уилл не был бы слишком острожным при общении с другими людьми. Мужчины за спиной Уильяма издали сдавленные смешки и тут же надрывно и тяжело кашлянули, как если бы подавились только что поданным им кофе. Только сейчас Уилл заметил, что Алан не смотрел на него. Взгляд мужчины был направлен поверх плеча Уильяма, на сидящих за его спиной людей, а окантовка бледных серых глаз мужчины потемнела, сравнявшись по тяжести с собиравшимися за окном низкими осенними тучами.

– Впрочем, – неопределённо махнул рукой Алан, словно отгонял от себя назойливую муху, – я не советовал бы тебе доверять кому-то из присутствующих людей. Даже самому себе.

Он перевёл взгляд на Уильяма, но тот предпочёл бы все так же оставаться незаметным, потому что от глаз Алана становилось не по себе, а внутри все сжималось от пробирающегося по коже мороза. На дне холодных льдинистых глаз мужчины плескался опасный огонь, до которого Уилл предпочёл бы никогда не дотрагиваться. Чувство страха, окружившее Уильяма в их первую встречу, вернулось с новой силой, и теперь давило на молодого врача тяжёлой бетонной плитой, неожиданно обрушившейся на болезненно хрустнувшую от такого грудную клетку.

Осторожность была главным козырем Уильяма, и действовать нужно было предельно аккуратно.

Уильям чувствовал, что все происходящее неправильно. Он не должен был приходить сюда, не должен был заговаривать с этим опасным даже на первый взгляд человеком, не должен был садиться с ним за один стол. Но он нарушил каждое из этих правил еще в баре, когда согласился сыграть с Аланом в карты, а их сегодняшняя встреча была лишь реваншем двух поломанных жизнью людей, для которых не могло найтись более подходящей компании, чем они сами.

– Послушайте, вышло какое-то недоразумение…

– Весь этот мир – одно большое недоразумение, – неожиданно прервав Уилла, с плохо скрываемым раздражением выплюнул Алан.

Пальцы нервным движением вытащили из пачки очередную сигарету, тут же зажатую губами. Алан захлопал себя по карманам в поисках спичек, а затем возвёл глаза к потолку, когда заметил коробок на столе прямо перед собой. Удар по ребру картонной коробки громким шипением разнёсся по небольшому помещению кафе, и в следующее мгновение в воздух взметнулись первые сизые колечки терпкого дыма, от которого у Уилла тут же начали слезиться глаза.

– Впрочем этот мир не настолько плох, как могло бы быть, – уже значительно более спокойно пожал плечами Алан под полный недоумения взгляд Уильяма.

– Что вы имеете в виду? – нахмурился Уилл.

– Я видел… места и похуже.

Губы Алана снова растянулись в улыбке, и Уильям снова пожелал бы никогда не видеть этот звериный оскал на приятном для обывательского взгляда лице мужчины. В сознании Уильяма тут же всколыхнулись алыми всполохами картины самых ужасных мест, какие только могут существовать на земле, среди которых почему-то промелькнули школьный класс, спальня немки-гувернантки, нанятой родителями Уильяма, и подвал их старого дома, в котором мальчик однажды провёл целый день, запертый друзьями. Во рту сразу отозвался сырой пресный вкус протухшего каменного воздуха, наполнявшего собой холодное тёмное помещение, а звуки мерно падающих на землю капель колокольным набатом отразились в ушах Уильяма.

Алан лениво развалился на стуле, выпуская одно облачко дыма за другим. Алан не смотрел на Уильяма, но почему тот был уверен, что Маккензи следит за каждым движением Уилла, за каждым его взглядом и вздохом, как это делал сам Уильям, пристально разглядывая своего собеседника. Уилл даже не удивился бы, знай Алан, какие мысли сейчас роятся в его голове, какие-то переживания закручиваются внутри юношеской груди тугим узлом плохого предчувствия.

И почему-то Уилл был уверен, что Алану все это прекрасно известно.

– Видишь ли, Уильям, – Алан прервал нависшее над ними молчание так же резко, как оно их окружило, – я не люблю проигрывать. Впрочем, о чем это я. – В голосе Алана проскользнула лёгкая горечь улыбки, и мужчина тряхнул головой, отчего несколько светлых прядей упали ему на лоб и тут же оказались зализанными назад. – Я никогда не проигрываю. Ты же заставил меня испытать некоторое… неудобство, о котором я предлагаю нам обоим забыть как можно скорее. – Пепел мелким серым снегом опал на дно пепельницы, а серые глаза Алана остановились на озадаченно замершем Уилле. – Однако я должен признать, что держался ты просто великолепно. Тебе достаточно хорошо удалось показать себя, и я это ценю. Не каждый может вот так легко поставить все, что имеет, зная, что может проиграть.

Уильям и сам не понимал, что двигало им в тот момент. Желание показать себя? Желание что-то доказать? Или же простой интерес, заставивший Уильяма прийти в это кафе навстречу неизвестности? Уильям не знал точного ответа, а сбившиеся в стайку испуганных птиц мысли могли лишь загнанно биться внутри его головы, звоном разбиваясь о хрупкие стенки клетки и оставляя на натянутых нервах мужчины свои белоснежные перья.

Уилл даже не заметил, как лицо Алана оказалось слишком близко от его собственного, как рассеянный взгляд мужчины упёрся ему в глаза, а из приоткрытых губ вырывались тонкие струйки приторно-сладкого дурманящего дыма. Уильям догадывался о составе табака, но сознание уже давно вдохнуло в себя первые лёгкие пары, чтобы теперь балансировать на тонкой грани реальности.

Губы Алана плотно обхватили вспыхнувшую алым сигарету, а взгляд терпеливо прожигал Уилла, ожидая от него ответа.

– Легко делать ставки, когда терять нечего, – развёл руками Уильям, поморщившись от окружившего их сладковатого дыма.

– Действительно.

Алан разочарованно цокнул языком, резко отстранился, откинувшись на спинку стула, и качнулся, выпустив вверх облачко сизого дыма.

– Но когда у тебя ничего нет – не за что и играть, – многозначительно нараспев протянул Алан, надломленно вскинув светлую бровь.

Аргумент, на который у Уилла просто не нашлось подходящего ответа. Алан смаковал сигарету, как смаковал каждое слово, вылетавшее из его полуприкрытых губ. Приторный дым окружил Уильяма плотной пеленой, застилая глаза и забиваясь в лёгкие крупными колючими комками пыли. Приторный дым дурманил разум не хуже опиумных настоек, которыми в детстве иногда поили Уилла, чтобы он не слишком капризничал.

Алан Маккензи дурманил разум, не хуже самой крепкой порции морфия.

– Так что же вас интересует? Зачем я вам? – тихий голос внутри Уильяма кричал, но Белл успешно игнорировал его, скрестив на груди и вскинув бровь в таком жесте, словно это Уилл пригласил сюда Алана, а не наоборот.

Уголки губ Алана дрогнули в едва заметной улыбке.

– Видишь ли, у меня есть небольшой автомобильный бизнес, – выкуренная сигарета отправилась в поданную Алану пепельницу и оказалась вдавленной в покрытое серым растёртым пеплом дно. – Ремонт и продажа машин, если быть точнее. Забавно, как автомобили неожиданно захватили нашу жизнь. – Новая сигарета вспыхнула, а прекратившийся на мгновение дым снова окутал Уильяма. – А ведь когда-то люди предпочитали загнать двух-трёх лошадей, чтобы прибыть вовремя из Парижа в Анжу, например. Сейчас же все, что нужно, парочка толстых зелёных пачек, бензин и минимальное умение водить машину. Безусловно райское время для бедных животных!

Причём тут были лошади и почему Алану было так их жаль Уильям не имел ни малейшего представления, но Уилл получил образование и не был достаточно глупым человеком, чтобы не уловить двойное дно в чемодане слов Алана. Но Маккензи слишком ловко жонглировал словами, чтобы Уильям мог ухватить хоть за малейшую зацепку и распутать наконец вручённый ему жестокой рукой судьбы клубок.

– Действительно, – Уильям нервно улыбнулся. – Так значит машины. Я всего лишь врач. Я ничего не смыслю в машинах. И уж тем более в лошадях.

– Ты смыслишь в людях, – зажав в зубах сигарету, Алан хлопнул в ладоши, обратив на себя внимание не только Уильяма, но и людей за соседним столиком. Короткий холодный взгляд бледных глаз – и мужчина за соседним столиком тут же вернулся к чтению своей утренней газеты, а его спутница с интересом уставилась на проходящие мимо парочки за окном. – Это намного ценней. Автомобиль можно купить. Даже «Дюзи». Было бы желание и нужное количество добытых честным трудом, кровью и потом банкнот.

Деньги. И снова все крутилось вокруг них. Манящие Уильяма зелёные банкноты не могли залатать дыр в душе начинающего врача, а чтобы покрыть все его долги, нужно было либо продаться в рабство, либо попытаться связаться с некоторым бизнесом, что было равносильно тому же рабству. Только в первом случае шанс оказаться за решёткой или на стуле был гораздо ниже.

– Так у вас можно отремонтировать даже «Дюзи»?

– И не только отремонтировать, но и купить самую последнюю модель, – Алан словно был горд этим фактом, потому что он практически засветился изнутри от счастья. – Однако… иногда запчасти или же машина приходят не вовремя или вообще исчезают по дороге без объяснимых причин. Меня это, разумеется, весьма расстраивает, потому что я не люблю, когда мои вложения прогорают. А еще больше это расстраивает моих клиентов. Время – деньги, а деньги – доступ к элитной жизни. Ведь выделяться на фоне погрязшего в нищете и депрессии народа мечтают многие. Даже такие простые врачи, как ты.

– Нет, – упрямо мотнул головой Уильям, сильнее сжав на груди руки.

– Тогда зачем ты посещал тот бар?

Перстень блеснул расплавленным золотом, когда Алан рассеянно повертел его на пальце, посылая в глаза Уильяму солнечных зайчиков. Взгляд Маккензи снова стал рассеянным, словно мыслями мужчина была очень далеко от этого кафе и уж тем более от самого Уильяма.

– Ты знаешь многих людей в этом городе. Я знаком пока что только с сеньором Куэрво, – Алан тяжело выдохнул и сделал очередную затяжку душным и едким дымом. – Но он не торопится сближаться в деловом плане, что меня несколько… нервирует. Я бы хотел решить эту небольшую проблему. Для начала.

Уильям хмыкнул: Анхель Куэрво был одним из самых подозрительных деловых партнёров, какого только можно было сыскать во всем Чикаго. Каждый свой контракт Куэрво обдумывал больше полугода, а все свои деловые связи предпочитал налаживать лично, узнавая о будущих партнёрах все, что можно было достать, прибегая даже к секретной информации, хранящейся за несколькими дверьми Федерального бюро. В их первую с Анхелем встречу, Куэрво едва ли не до пятого колена описал семейное древо Уильяма, назвал имя его нянечки и даже тот единственный университетский предмет, который Уилл завалил дважды.

Уильям не сомневался, что Анхель уже успел разузнать все про Алана Маккензи.

– К тому же до меня дошли слухи, что в Чикаго есть очень редкая модель автомобиля, выпущенная в единственном экземпляре, – негромкий и покрытый лёгким налётом бархата голос Алана вырвал Уилла из его мыслей.

– И вы непременно хотите ее получить? – Уильям наконец позволил себе разжать руки и потянулся длинными тонкими пальцами к небольшой фарфоровой чашечке.

– А ты весьма проницателен, Уилл, – язвительно отозвался Алан. – Да, я хочу эту машину. И как можно скорее. Пока о ней не узнал кто-то еще. Не хочу, чтобы столь ценный образец попал не в те руки. Предпочитаю быть единственным, кто владеет редкими и столь дорогими образцами.

– Не уверен, что я могу хоть как-то вам помочь, – Уилл отхлебнул из своей чашки и зашёлся хриплым надрывным кашлем, как если бы подавился, но он был точно уверен, что не вдыхал, когда пил.

Чашка со звоном опустилась на светлое блюдечко, расплескав тёмный напиток, а Уилл несколько раз ударил себя кулаком в грудь, силясь прогнать неожиданно охвативший его кашель. Но вместо того, чтобы вытолкнуть лишние горькие капли из горла, Уилл словно с каждым новым содроганием проталкивал их еще глубже в свои лёгкие, пока наконец ему не удалось с очередным громким и скрежещущим выдохом сплюнуть на приложенную к губам руку толстые липкие капли.

Алан Маккензи лишь все так же улыбался, безмятежно докуривая свою очередную сигарету, и отдал жестом какой-то приказ. Уильям не видел, кому он предназначался, – мужчина был слишком занят тем, чтобы выровнять своё дыхание и не позволить очередной подбирающейся к горлу порции колкого и ядовитого воздуха раздражить его горящие огнём лёгкие.

– Не стоит об этом беспокоиться. Ты все узнаешь, когда придёт время. – Слова Алана окружали Уилла лёгкой пеленой, не оставляя даже возможности к отступлению. – А сейчас продолжай делать то, что у тебя получается лучше всего – вытряхивай из толстосумов деньги. Хочу посмотреть на то, как они забегают, когда у них не останется даже цента, – расхохотался Алан и смахнул с глаз невидимые никому слезы.

– Я не хочу проблем.

Уильям залпом опустошил принесённый ему стакан ледяной воды и зашёлся очередной порцией тяжёлого грудного кашля. На этот раз из-за обдавших его горло потоков льда и колючих острых когтей спазмов.

– Об этом не беспокойся, – от взмаха руки Алана несколько горящих алым пылинок сорвались с кончика сигареты и опустились на белоснежный фартук хозяина кафе, тут же оставляя после себя тёмные проеденные пятна. – Никто не сможет причинить тебе вред. Я этого не позволю.

– Вы не можете быть со мной каждую минуту. – Голос Уилла был надломленным и хриплым, зажатым в тисках холодных вод Атлантики и придавленный сверху для надёжности бетонными плитами Чикаго.

– Это и не нужно, Уилл, – удивлённо ответил Алан и пожал плечами с таким оскорблённым и изумлённым видом, как если бы Уилл сказал полнейшую глупость. – У меня везде есть глаза и уши. В каждом баре, в каждом ресторане, в каждой организации этого города. Я знаю все и обо всех. Но, увы, – наигранно театрально вздохнул Алан, – не могу лично с ними познакомиться. Как понимаешь, не все хотят общаться с владельцем маленького ремонтного предприятия.

Алан круговым движением разогнал собравшийся на дне чашки кофе и тут же опрокинул его в себя. Это был первый раз, когда Маккензи поморщился, но Уилл не был уверен от чего: от пережаренных зёрен, от привкуса подгорелой посуды или же от самого Уилла, маячившего перед глазами своей заспанной и осунувшейся физиономией. Скорее всего виной были все три фактора, но Алан успешно свалил все на напиток, будто бы случайным жестом скинув чашку на пол.

Алан даже не ойкнул. Лишь надменно взглянул на окрасившиеся в лёгкий коричневый цвет осколки и оттолкнул их от себя ногой.

– И да, Уильям, – значительно понизив голос, Алан подался вперёд под натужный скрип стула, выдохнул серое облачко в лицо Уиллу и усмехнулся, – если вздумаешь меня обмануть, если вздумаешь играть за моей спиной, даже если просто подумаешь об этом в своей маленькой черепной коробочке – я об этом узнаю.

Сила, с которой Алан вдавил ногтем сигарету в дно пепельницы, заставила Уильяма сглотнуть скопившуюся во рту от напряжения слюну, а сердце забиться неровный болезненным ритмом. Уилл видел, что Алан не шутит и не раскидывается пустыми угрозами, как это делали многие в окружении Уильяма. От Алана исходила опасность. Она заключалась в каждом его сдержанном движении, в каждом выверенном слове и в каждой улыбке, которую Алан иногда прятал в крепком до зубной боли кофе. Щеки Уильяма неожиданно вспыхнули пожаром, а затем их обдал мертвенный холод, когда вся кровь отлила от его лица, уступив место звенящей пустоте и отдалённой агонизирующей головной боли. Уилл еще никогда не испытывал подобного. В глазах начало двоиться, а появившаяся под носом теплота напомнила молодому врачу об их маленькой партии в разрушенном баре. Уилл даже не попытался стереть медленно ползущую к губам кровь. Лишь резко мотнул головой, чувствуя, как молочный туман пробирается по его венам, отдаётся горьким миндальным привкусом на языке и ударяет в голову лёгкими пузырьками шампанского. Сердце сжалось, в груди закололо, а внутри все скрутило от резкой ослепляющей боли, разлившейся до самых кончиков пальцев накатывающей волной.

Все прекратилось так же резко, как и началось. Туман рассеялся, оставив после себя лишь выжженное поле, а Алан обеспокоенно, но насмешливо смотрел на Уильяма. Рядом с Маккензи уже стоял обслуживавший их хозяин, – и когда он только успел появиться? – ожидая, когда же его кофе оценят по заслугам.

– Думаю, мне не стоит подробней расспрашивать о вашем бизнесе, – с мрачным видом констатировал Уилл, почувствовав на губах вкус крови.

– Почему же? – удивился Алан. – Спрашивай. Но не гарантирую, что я отвечу на твои вопросы.

Алан резким движением захлопнул принесённый ему счёт, и из-под темной обложки на Уильяма грустно взглянули две смятые зелёные купюры. Сгорбленный хозяин кофейни тут же подхватил заветную книжечку и быстро умчался в сторону подсобки, чтобы наверняка пересчитать оставленные Аланом чаевые. Маккензи на это лишь хмыкнул и стал методично натягивать на длинные изящные пальцы кремовые кожаные перчатки. Он делал это с такой элегантностью, словно это были не купленные в магазине обычные перчатки, а выделанные из кожи молодой лани, сделанные на заказ по индивидуальным меркам каким-нибудь старым мастером на окраине Парижа.

Почему-то Уильям был уверен, что это так и было.

Каждое движение Алана было полно сдержанной строгости и молчаливой надменности. То, как его пальцы скользнули по полям молочно-кофейной фетровой шляпы, заставило сердце Уильяма замереть, а лента блеснула в тусклом свете темным кофейным цветом, пока Алан не водрузил ее себе на голову. Он был гармоничен в своём образе. Он был практически идеален, не оставляя возможности недостаткам ухватиться за его облик.

Нельзя было быть настолько идеальным.

– Доброго вечера, Уильям, – поднявшись со своего места, Маккензи приподнял шляпу, отвесив Уильяму короткий незаметный поклон. – Сходи в театр или в кино. Говорят, там вышел новый фильм Чаплина. Огни… «Огни большого города» вроде бы. Говорят довольно занятное зрелище. Про любовь. – Уильяму показалось, что на лице Алана проскользнул незаметный болезненный спазм, но стоило врачу моргнуть, как на губах Маккензи уже снова заиграла улыбка. – Пригласи кого-нибудь и постарайся не думать слишком много о нашем разговоре. Мы вернёмся к нему, когда придёт время.

Алан бросил на Уилла последний взгляд своих бледных глаз, хрустнул парой мелких осколков под подошвой, болезненно застонавшими под тяжёлой ногой мужчины, и направился к входу, на ходу что-то кивнув некоторым из сидящих в кафе людей. Уильям залпом опустошил свою чашку, поморщившись от разлившегося по языку горького привкуса, и резко обернулся, остановив Алана в тот момент, когда Маккензи уже открыл тяжёлую искусно сделанную дверь:

– А как письмо?..

– Слишком много вопросов, Уильям. Ты узнаешь все в подходящее для этого время.

Дверь со скрипом захлопнулась за Аланом. Уильям тяжело вздохнул и смог лишь проводить взглядом широкую фигуру мужчины, нырнувшего в припаркованную около входа черную машину и ни разу не обернувшегося на покинутое только что кафе.

Алан Маккензи оставил после себя больше вопросов.

Чем Натаниэль Кёниг дал ответов.

Глава V. Братья

Декабрь, 1931

Встреча с Натаниэлем Кёнигом не произошла ни через неделю, ни через две.

Встреча с Аланом Маккензи не произошла даже через два месяца, позволив Уильяму встретить День благодарения в кругу пустой квартиры и начать готовиться к надвигающемуся Рождеству. Квартира была вычищена до хирургического блеска, а пыль уже через два дня снова лежала толстым слоем, мозоля глаза и налетая с трамвайного моста через открытое окно. Перспектива спрыгнуть с этого самого моста прямо в реку была заманчивой. И все же Уильям предпочёл попытаться в этом году поискать в себе рождественское настроение, пускай этому и мешала дождливая погода и брюзжащий на ухо начальник.

Уилл даже чувствовал неожиданное умиротворение, зажигая каждую неделю новую свечу. Правда в церковь он так и не смог выбраться.

Сестра Уильяма – Маргарет – пришла к нему за день до Рождества, с силой колотила в дверь, а потом как курица наседка кружила вокруг Уильяма. Она все время причитала, что Уилл совсем себя не бережёт, недоверчиво косилась на стопочку денег на прикроватном столике и просила ненавязчиво в очередной раз просила больше не общаться с Даниэлем Куэрво и его братом. К счастью для Уильяма, она еще не знала о новом знакомстве с мистером Кёнигом. И Уильям надеялся, что Маргарет никогда об этом так и не узнает.

Маргарет провела с ним почти весь день, наводя порядок в квартире так, как ей хотелось, и Уильям ей не мешал. Он терпеливо ждал, когда Маргарет почувствует себя достаточно уютно, чтобы наконец сказать, чего она хотел от Уильяма. Ждать пришлось недолго. Несколько раз поцеловав Уильяма в щеки на прощание, Маргарет пригласила Уильяма на семейный ужин и попросила не опаздывать.

Чтобы в канун Рождества увидеть перед собой перекошенное от злости усатое лицо отца.

– Кто впустил его без моего разрешения?

Уилл едва перешагнул порог дома, как на него обрушилась волна терпкого отцовского парфюма, дешёвых сигар и пота. Знакомое с детства сочетание, от которого невыносимо резало глаза и становилось нечем дышать. Уильям помнил его, как и каждое наказание, что ждало за непослушание и несделанные уроки. Душный кабинет отца и просторная терраса за ним словно насмехались над маленьким Уильямом, который видел желанную свободу, но никак не мог до неё дотянуться. Каждый раз на пути возникала фигура отца и его въевшиеся в кожу наставления.

Маргарет возникла между Уильямом и отцом, разрывая протянувшееся между ними по невидимым проводам напряжение. Она положила руки на плечи отца, приподнялась на цыпочках и быстро поцеловала старого мужчину в щеку.

– Я пригласила его, не злись, – прощебетала Маргарет, закрывая Уильяма от отца, хоть это и было бесполезно – она была на голову ниже Уилла. – Это все-таки Рождество. Не вижу ничего плохого в том, чтобы провести его вместе. Как все нормальные семьи. Проходи, Уилл, – Маргарет оглянулась на Уильяма и кивнула в сторону гостиной. – У нас немного не прибрано. Я сама только пришла. А младшие уже устроили тут бардак. Мама у себя в комнате. Я ее позову?..

– Не стоит, – Уилл поджал губы в улыбке и замотал головой. – Увидимся за столом.

– Как скажешь.

Маргарет еще раз посмотрела на Уильяма и отца и упорхнула вглубь дома. Старший Белл дышал тяжело, грузно, смотрел на сына своими выцветшими голубыми глазами и жевал усы. Он хотел, чтобы Уилл ушёл – тот был в этом уверен так же, как в том, что Даниэль сегодня в очередной раз проиграет ирландцам зарплату. Отец смотрел на Уильяма взглядом заклятого родственника, с которым предпочёл бы никогда больше не встречаться. Уильям же вертел в руках шляпу, слегка приподняв бровь.

– Не смотри на меня так. Я не задержусь надолго в твоём доме, – кидая пальто на стул в прихожей, прошипел Уильям. – Маргарет попросила. Я не хотел ее расстраивать.

Отец ничего не ответил: прищурился и быстро ушёл в гостиную, оставив Уильяма в прихожей одного.

На входе в гостиную Уилла едва не сбили с ног пронёсшиеся мимо дети Маргарет, которых та тут же отправила на второй этаж в детскую комнату. Казалось, здесь собралась вся большая семья Беллов: родители, сестра, младшие братья. Не хватало только мужа Маргарет – вместо него были две его сестры, – и Мэри, младшей сестры Уильяма, но она, как и остальные дети, была отправлена в другую комнату. Братьям Уилла разрешили сидеть только потому, что это должно было позлить Уильяма. Наверняка отец именно поэтому усадил их рядом с собой. Уильяму же отвели место на другом конце стола вместе с женщинами.

– Ты так давно не заходил. У тебя все хорошо? – передав Уильяму поднос, спросила Маргарет. – Ты…

– Да, Уильям, – перебив дочь подал голос отец, – у тебя все хорошо? Обычно ты не вспоминаешь о семье.

Генри Джордж Белл. Самый ненавистный Уильяму человек на земле. И все же они сидели за одним столом, и Уилл был вынужден смотреть в его холодные чужие глаза. Нет, у Уильяма было счастливое детство, намного лучше, чем у многих его сверстников и коллег. Но лишь однажды он видел в глазах отца теплоту и заботу. Может, Генри Белл просто не знал, что такое любовь? Или Уильям себе все это надумал? Он был хорошим отцом: дарил детям подарки и интересовался учёбой. И все же он был чужим, человеком, при виде которого во рту у Уильяма все пересыхало, а пальцы начинали мелко дрожать против воли.

Ложка звякнула по фарфору, приводя Уильяма в чувство, и он поспешил наложить себе свою порцию, чтобы протянуть поднос дальше гостям.

Они ели молча. Посуда звенела, женщины обменивались последними сплетнями, а Уильям чувствовал, как отец прожигает его взглядом рвущегося наружу вулкана. Генри Белл никогда не проигрывал схваток, будь то суд или семейное поле брани. И сейчас он не собирался отступать, едва начав.

– И как работается с этими твоими пациентами? – продолжил Генри, отрезая крупный кусок мяса и нанизывая его на вилку. – Надеюсь, тебе хотя бы платят за то, что ты их разделываешь, как свиней.

– Отец…

– Тебе слово не давали, Маргарет, – рявкнул на женщину отец, и Уилл сжал кулаки. – И куда только смотрит твой муж? Совсем распустилась.

– При всем моем уважении, отец, – Уильям выделил последнее слово с такой силой, что зубы скрежетнули мелом по доске нервов, – Маргарет взрослая женщина и имеет право говорить, что думает. Даже если тебе это не нравится. У нас свободная страна. Если считаешь иначе – можешь подать на меня в суд.

Уильям знал, что пожалеет об этом. Он буквально чувствовал кипящую внутри отца ненависть к себе в этот момент. Лицо Генри побагровело, пошло кривыми темными пятнами. Мужчина оттянул ворот рубашки и ослабил узел галстука, не сводя с сына своих бесцветных белёсых глаз. Забавно, Уильям только сейчас это заметил – глаза его отца были похожи на глаза мистера Маккензи. Только у того они были тёплыми и яркими, от них не шёл могильный холод семейных отношений. Генри Белл дышал тяжело, из его горла вырывались хрипы, а вены на шее вздулись.

– Уважении? Уважении?! В тебе нет ни капли уважения, – сквозь зубы горячечно процедил отец. – Иначе бы ты не заявился даже на порог моего дома. Не говоря о том, чтобы сидеть с нами за одним столом. Уважение. Ты как уличная девка раздаёшь всем своё уважение за несколько центов. Постыдился бы…

– Довольно. Я не собираюсь слушать твои бредни снова. Ты мог говорить это своему сыну. Но я не твой сын. Ты сам мне это сказал.

Уильям знал, что слова ранят. Ранят их обоих. И все же он их произнёс. Холодно и отчётливо, как будто это было единственным, что существует в мире.

– Уилл, прошу…

Маргарет накрыла руку Уильяма своей, но он тут же выдернул ее из-под женской ладони, не отрывая взгляд от разъярённого отца. Он был похож на одного из тех быков, что поднимают подвернувшихся жертв на рога, а Уильям был для него красной тряпкой. Грязной красной тряпкой, которую нужно было побыстрее порвать на кусочки и выкинуть в мусорное ведро.

– Вон. Вон из моего дома.

Голос отца был настолько тихим, что даже в установившейся за столом тишине пришлось бы напрячь слух, чтобы расслышать слова. Но Уиллу не нужно было вслушиваться или читать по губам. Он знал, чего хочет отец. И в этом их желания полностью совпадали. Уильяму даже удалось унять бившиеся в мелкой дрожи руки и спокойно положить приборы на стол, хотя внутри все сжималось от животного страха перед сидящим напротив человеком.

– С радостью. Не имею ни малейшего удовольствия и дальше находиться там, где мне не рады.

Салфетка полетела на стол рядом с тарелкой, и Уильям спешно подскочил на ноги, вылетая из комнаты. Маргарет несколько раз окликнула его, но он не обратил на это внимания, облачаясь в пальто и шляпу. Послышался звон переворачивающейся посуды, и Уилл обернулся: отец соскочил со своего места и перевернул несколько чашек, младшие братья Уилла съёжились, а женщины спешно промакивали разлившийся чай. Генри Белл смотрел на сына, потрясая направленным на него пальцем и пережёвывая вместо рождественского ужина своё самообладание.

– И больше не смей никогда появляться тут! Неблагодарный мальчишка! Ты худшее, что могло случиться с родителями. Посмотри на своих братьев, – Генри указал на двух притихших мальчишек рядом с собой. – Вот настоящий пример преданных и ответственных сыновей. Ты должен был благодарить меня за все, что я тебе дал. Но вместо этого ты снова показываешь лишь свою ничтожность.

– Может, я и плохой сын. Но ты… Ты худшее, что могло случиться с твоими детьми. Я неблагодарный? Да, – согласно кивнул Уильям, сжимая в ладони перчатки до скрипа кожи. – За что мне тебя благодарить? За причинённую боль? Или за то, что ты позволил со мной делать? Оставь свои поучения для кого-нибудь другого. Я сыт ими по горло.

Уильям продержался дольше, чем рассчитывал. Ему даже удалось попробовать фирменное блюдо сестры, хоть он и не успел спросить, как оно называется. Да это и не было так важно сейчас. Картонные и безвольные. Уилл надеялся, что его братья избегут участи примерных сыновей, но они могли лишь вжимать голову в плечи, когда отец извергался в его сторону слюной. Когда-то и он был таким. И именно отец сделал его тем, кто он есть сейчас.

Крики отца еще некоторое время доносились из-за захлопнувшейся двери, и Уилл знал, что сейчас Маргарет кинется его успокаивать. Она всегда была на стороне отца. Но сейчас это было к лучшему. Никто не видел дрожащих рук Уильяма, никто не видел, с какой силой его пальцы впились в кожу перчаток, и никто не видел, как он остановился на и подставил лицо под хлопья пушистого снега. Уилл так и не застегнул пальто, позволяя зимнему ветру задувать под одежду, а шарф плетьми свисал с его шеи.

Гудок машины, и через несколько секунд в нос Уильяму ударил знакомый аромат мужского парфюма, от которого отмыться было сложно даже через две недели. Даниэль обнял Уильяма, и тому показалось, что ребра слегка хрустнули. Несколько раз Куэрво похлопал Уильяма по спине, словно пытался выбить из него лёгкие, а затем наконец отпустил и сделал шаг назад.

– Уилл, я уж думал, придётся тебя по всему городу искать, – Даниэль осмотрел его с таким видом, словно был родственником, а Уилл «завидным женихом, который так быстро вырос». – Ты слишком мрачный. Что-то случилось? Нужна помощь.

– Дай закурить.

Даниэль полез в карман, тут же раздосадованно выдохнул и расстегнул несколько верхних пуговиц пальто. Порывшись во внутреннем кармане, Даниэль с ухмылкой протянул Уиллу портсигар, который моментально вырвали из его рук, стоило только загнанному в клетку взгляду зацепиться за блестящую поверхность. Пальцы все еще дрожали, и Уильям слишком долго открывал хитрый замок. Когда же тот, поддавшись, щёлкнул и крышка откинулась, Уилл выронил несколько сигарет на землю, пытаясь достать одну единственную.

– Выглядишь неважно.

– Побудь рядом с моим отцом больше пяти минут и станешь трупом. У меня уже просто иммунитет.

– Не думал, что к твоему отцу может выработаться иммунитет.

– Не всем повезло так, как тебе или Анхелю.

Уильям вложил всю злость в короткое выверенное движение, чтобы защёлкнуть портсигар Даниэля. Куэрво хмыкнул и протянул Уиллу зажигалку, на кончике которой уже подрагивал небольшой огонёк.

– Повезло? – Даниэль поднёс огонь к сигарете Уилла, поджигая ее кончик. – Мой отец был самой большой свиньёй на свете. Хотя почему был? Он ей до сих пор остаётся. Если хочешь узнать, что такое настоящее «повезло», – Даниэль с видом знатока потряс перед Уильямом указательным пальцем, – приезжай в гости к моим родителям. Там тебя встретит мой отец, мать и три любовницы отца, живущие в том же самом доме. Видимо, он считает себя султаном.

Даниэль рассмеялся. Наигранно и сломано. Так, что его смех вскоре перешёл в кашель, и Даниэль несколько раз клокочуще кашлянул в кулак. Забрав у Уильяма портсигар, он поспешил спрятать его в складках пальто. Уилл молчал. Курил и стряхивал пепел на свежевыпавший снег, наблюдая, как снежинки выписывают в воздухе круги. Уилл молчал и только попросил у Даниэля еще одну сигарету, когда первая нашла вечный покой между подошвой и бетонными плитами дорожки.

– Ладно, говори, зачем приехал? – прикурив, выдохнул Уилл, а затем уже более оживлённо и изумлённо добавил: – И как ты меня вообще нашёл?

– Ты либо на работе, дружище, либо обкрадываешь какого-нибудь бедолагу. Но раз тебя нет ни на работе, ни в баре, ни дома, – Даниэль пожал плечами, сжимая пальцами собственную сигарету: курить в одиночку было так же опасно, как и пить, – я предположил, что ты поехал в этот рассадник благочестия и психически здоровых людей. Твоего отца не хватил удар, когда ты наступил на коврик в его прихожей, нет? – Уилл усмехнулся и замотал головой, затягивая лёгкие горьким пряным дымом. – Жаль. Я бы посмотрел на него. А впрочем, – Даниэль махнул рукой, – это уже не моё дело. – он подмигнул Уиллу и похлопал друга по плечу. – Ну, я не сидел все эти два месяца сложа руки и кое-что узнал про твоего мистера Кёнига. Это было сложно. И даже несколько опасно, но я все же смог выяснить, с кем он в последнее время очень тесно ведёт дела.

– Я думал, он сбежал из страны. От него не было никаких вестей все это время. Я уже приготовился, что его головорезы будут врываться ко мне в квартиру с каждым чихом, а в итоге даже удаётся поспать.

– Что? – Даниэль нахмурился, а затем его лицо натянулось маской обиженного друга. – А, точно, я забыл, что ты у нас маленькая гордая птичка и встречался с ним. Хотя я был против.

– Тебя даже не было в городе, Даниэль. Ты не мог быть против.

– Мысленно я был против, – так, словно это был весомый аргумент, заметил Даниэль. – Так вот. Его действительно не было в штате несколько недель, но мой доверенный источник сообщил, что месяц назад он вернулся и тут же начал активную работу. Автомобили. Частные вечеринки. Девушки. Он уже наследил в каждом клубе и каждом обществе. А это о многом говорит.

– Мне это говорит, что у него есть деньги на развлечения. И очень много свободного времени. Не более.

– Именно. И откуда у него по-твоему деньги?

Откуда? Конечно, из того же источника бесконечного богатства, откуда появлялись деньги у Анхеля Куэрво, его партнёров и других более известных личностей города. Сухой закон еще ни одного умелого дельца не оставил голодным, будь у того пара рук, голова на плечах, несколько крепких парней и возможность пересекать границу так, чтобы ни один патруль тебя не заметил.

– Я достаточно циничен, чтобы понимать, что он продаёт далеко не машины. – Уилл выпустил струйку сизого дыма, наблюдая, как та растворяется в потоке пушистых снежинок. – Толкать алкоголь противозаконно. Но твой брат занимается тем же самым.

– Да, но Кёниг занимается далеко не виски.

Уильям догадывался. Уильям догадывался, но предпочитал держать свои мысли подальше от логичных и очевидных подозрений. Он догадывался, что Алан Маккензи провозит в своих дорогих автомобилях далеко не канадский виски или мексиканскую текилу. Скользкая дорожка, по которой шёл мистер Маккензи, была опасна даже для людей его круга, и все же Уилл предпочитал не думать об этом слишком много. А то начинала болеть голова.

Уилл повёл плечами и перекатился с пятки на носок, скрипнув подошвой.

– Могу сказать, что у меня были подобные подозрения, – сухо ответил он.

– И ты ничего не скажешь? Кёниг подставит тебя, – Даниэль с силой ткнул пальцем в грудь Уилла, – если предоставится такая возможность. Ему ничего не стоит пожертвовать парочкой своих людей, чтобы выйти сухим из воды.

– Мне все равно, чем он занимается и как зарабатывает деньги, пока не трогает меня, – безразлично пожал плечами Уилл, дрожащими пальцами поднося к губам сигарету. – Если ему хочется поговорить – не вижу ничего в этом плохого. Я встречался с людьми и похуже него. Пока он от меня ничего не требовал. И слава богу.

– Уилл, я… – Даниэль обескуражено развёл руками и хлопнул ими себя по бокам, зажав сигарету зубами. Он несколько раз глубоко вздохнул, потёр наморщенный лоб двумя пальцами и тяжело выдохнул, словно это он был на месте Уильяма. – У меня есть парочка знакомых. Таких людей, как Кёниг, не жалуют в их кругах. И тех, кто на него работает, тем более. Не подставляй себя, Уилл. Мало тебе жизнь принесла боли?

Даниэль Куэрво всегда умел точно подобрать слова. И всегда чувствовал момент, в который нужно их сказать, чтобы точно попасть в цель. Уилл даже не заметил, как его снова начала бить дрожь. Только на этот раз уже не мелкая и легко игнорируемая. Нет. Уильяма трясло. Он чувствовал, как внутри все сжимается, а короткие и быстрые волны проходят по каждому нерву. Сердце загнанно билось, дышать становилось все тяжелее, а липкое опутывающее чувство страха струилось по пальцами, пробиралось под кожу и впивалось своими шипастыми когтями.

Уильяму не грозила опасность, но ему было до тошноты страшно.

– Ты дрожишь. С тобой точно все хорошо? Твой отец снова что-то сделал?

– Ты не можешь исправить ошибок прошлого, Даниэль, – Уилл через силу сглотнул горький комок и мотнул головой. – Их не могу исправить даже я. Они слишком тяжелы. Сомневаюсь, что кто-то в принципе мог бы продолжать нормально жить после общения с моей семьёй. К счастью, – Уильям выпустил вверх струйку сигаретного дыма, едва удерживая бумажную трубочку с табаком пальцами, – мне уже не шестнадцать лет и я нашёл отличный способ избегать общения с отцом. Оказалось, можно просто не звонить и не писать ему, чтобы не выслушивать порции упрёков и обвинений. Еще неплохо жить отдельно – тогда добраться до тебя намного сложнее. С его стороны было большой глупостью лишать меня наследства. Оно мне и так не нужно. Я могу просто за вечер отобрать чьё-то чужое наследство и состояние.

Послышался визг соседки и стук трости по металлу: Даниэль поставил машину на пешеходной дорожке, перегородив выход из калитки соседского дома. Нос его автомобиля немного вылезал на проезжую часть и другие водители недовольно сигналили Даниэлю, безуспешно пытаясь привлечь к себе его внимание. Он продолжал стоять и курить вместе с Уильямом, пока старушка отчаянно била его машину своей тростью. Уилл мог даже поверить в то, что Даниэль искренне наслаждается произведённым эффектом.

Знакомое чувство чужого присутствия налипло на кожу, и Уилл слабо дёрнул плечами, пытаясь скинуть его. Безуспешно. С каждой затяжкой крики соседки становились громче, а затылок нестерпимо жгло чужим взглядом.

– Я даже немного благодарен своему отцу. Уверен, он сейчас стоит и смотритна нас из окна гостиной.

– Ты чертовски прав, дружище.

Уиллу не нужен был ответ – он и сам прекрасно это знал. Он в деталях видел, как морщится лицо его отца, как старые пальцы сжимают занавески и с силой задёргивают их, только чтобы не видеть этого позора семьи. Он видел это так же хорошо, как лицо Даниэля или свежие царапины на его машине, оставленные разъярённой истеричной женщиной.

– Возможно, мистер Кёниг не так плох, как ты думаешь. По крайней мере, – горько усмехнулся Уилл, – если меня пристрелят, мои мучения наконец закончатся.

Даниэль рассеянно повёл плечами и, сделав последнюю затяжку, вдавил сигарету в землю.

– Ладно. – Куэрво махнул Уиллу и кивнул в сторону машины, около которой все еще истерично прыгала соседка. – Поехали. Мне нужна твоя помощь. Хочу купить новую машину, но никак не могу определиться с цветом.

– Еще одну? – Уилл бросил окурок на идеально подстриженный газон и поспешил за Даниэлем.

– Эту ласточку я никому не отдам. Но времена нынче тяжёлые. Приходится ездить на побитой машине, – страдальчески выдохнул Даниэль, подняв к небу глаза. – К тому же нужно быть уверенным, что получится вовремя свалить из города, случись что. Да уезжаю я, уезжаю! – раздражённо бросил соседке Даниэль, распахивая водительскую дверь. – Не нужно так истерить, дамочка. В вашем возрасте это может быть опасно для здоровья.

Старушка попыталась стукнуть Уилла тростью, когда он просачивался между ней и приоткрытой дверью в салон, но смогла лишь замахнуться и застыть в болезненной позе, схватившись за поясницу. Даниэль с приветливым видом помахал женщине на прощание и, зарычав кашляющим мотором автомобиля, соскользнул с высокого тротуара с такой же грациозностью, с какой Уильям обычно сползал с кровати после залитой алкоголем бурной ночи.

Радио шипело, и Даниэль раздражённо крутил колёсико и передвигал рычажки, пытаясь настроить станцию. Тихий пригород постепенно сменился небольшой полосой природы, разделяющей Чикаго и множественные уютные соседства, в которых Уильяму хотелось только плотнее закутаться в пальто, поднять воротник и натянуть на глаза шляпу. Слишком дружелюбными были местные жители, и слишком пристально они следили за каждым, кто ступал на их территорию.

Глаза слипались, и Уилл, подложив под голову перчатки, прижался к стеклу. Он дремал, чувствовал каждую кочку под колёсами автомобиля, слышал невнятную ругань Даниэля на сломанное радио, на других водителей и на нерасторопных пешеходов. Он слышал нетерпеливые гудки машин, но усердно продолжал держать глаза закрытыми, чувствуя периодически набегающее на него чувство лёгкой тяжести. Звуки становились отчётливей и эхом разносились в голове, и Уильяму только и оставалось, что изредка приподнимать голову, сильнее упираясь лбом в стекло.

– Просыпайся, красавица. Приехали.

Уилла грубо толкнули в плечо, и он дёрнул головой, врезавшись в стекло. Шея болезненно хрустнула, и Уилл потёр ее, наклоняя голову из стороны в сторону. Глаза резало от яркого света, они слезились, и пришлось несколько раз с силой моргнуть и потереть их пальцами, чтобы картинка вокруг стала чуть более похожей на реальный мир.

– Это…

– «Салон автомобилей и домашней утвари Натаниэля Кёнига», – с наигранной гордостью в голосе прочитал Даниэль огромную вывеску над входом в ангар. – Да, я привёз тебя в его салон. Посмотришь, чем этот сеньор прикрывается перед государством. К слову, налоги он платит исправно. Даже на этом не получится его подловить.

Уилл несколько раз медленно моргнул, перечитал надпись и нахмурился.

– Домашняя утварь?

– Чтоб приносить подарки любящим жёнам в обмен на новую игрушку, – развёл руками Даниэль, как будто это было очевидной вещью, а затем постучал пальцем по своему лбу. – Кёниг продумал все, дружище.

Кёниг продумал все. Уильям не сомневался ни секунды, что Алан Маккензи – или все же Натаниэль Кёниг? – продумал все. Он даже не хотел идти внутрь, чтобы лично убеждаться в том, что владельцем этого салона-ангара был действительно Алан Маккензи. Уилл хорошо видел своего нового знакомого сквозь стеклянную витрину, прогуливающегося между блестящими автомобилями с Анхелем Куэрво. Иногда Алан что-то говорил и тут же замолкал, кивая в такт словам Анхеля. Порой Алан закатывал глаза и зевал, стоило Куэрво отвернуться, или же листал небольшой журнал, делая вид, что ему очень интересна компания Анхеля.

Салон встретил Уильяма запахом краски и свежей кожи. Автомобили сияли под солнечными лучами, блестели отполированными капотами и отпугивали своими ценами. Уилл мог назвать по крайней мере двадцать человек в городе, кто мог купить подобную роскошь, но ни с одним из них он не был близко знаком – слишком любил свою жизнь и не очень любил оказываться связанным в багажнике подобных автомобилей.

– …я надеюсь, что все будет сделано в срок. Долгосрочное сотрудничество не терпит ошибок.

– Конечно, мистер Куэрво. Но смею напомнить, вы сейчас на моей территории.

Алан заметил их еще около входа – Уилл чувствовал на себе его взгляд, – и все же Маккензи продолжал разговаривать с Анхелем, делая вид, что не заметил новых посетителей. Алан прекрасно игнорировал присутствие Уильяма в своём салоне, пока между ними не осталось несколько метров, и Алан, облегчённо выдохнув, уверенным движением отодвинул Анхеля в сторону и возбуждённо воскликнул:

– Уильям! Какая приятная встреча!

Уилл почти поверил в то, что сейчас Алан распахнёт объятья и кинется на него, но Маккензи только приветственно развёл руками и усмехнулся растерявшемуся Уильяму. Анхель поспешно обернулся. Его глаза округлились – он не ожидал увидеть здесь Уилла и своего кузена, – но тут же совладал с собой и пожал подоспевшему Даниэлю руку.

– Уилл! Даниэль! – голос Анхеля нервно-истерично взвизгнул, и Куэрво прокашлялся. – А что вы тут делаете?

– Решил купить машину. Уилл вызвался мне помочь. Да, дружище? – Даниэль со всей силы хлопнул Уилла по плечу, и Уильям кивнул. – А ты что здесь забыл? Вроде твои машины все еще в довольно хорошем состоянии. Или решил купить подарок очередной любовнице? – Даниэль расхохотался, игнорируя заинтересованный взгляд Алана и прищуренный, полный подозрений взгляд Анхеля.

– Мария не отошла еще от прошлой, а ты предлагаешь мне завести новую. Бедняжку наверняка до сих пор ищут, но никто так и не додумался проверить доки.

– Ой и доиграешься ты, Анхель.

– Нет. Потому что у меня есть преимущество. Деньги.

Анхель обладал достаточным состоянием, чтобы позволить себе покупать машины, как перчатки и шляпы, но Уилл не удивился бы, говори Анхель не о машинах, а о собственных любовницах. Маленький голосок в голове подсказывал Уиллу, что он не ошибается в своих подозрениях, но идти против Анхеля было равносильно смерти. И оказаться в доках уже этой ночью мог и сам Уилл, скажи он много лишнего. И даже Алан Маккензи не сможет ему помочь.

– Деньги слишком эфемерны, чтобы полагаться на них, – скучающим тоном протянул Алан, опершись о высокий деревянный стол-стойку.

– Поэтому вы так о них беспокоитесь, мистер Кёниг?

– Я беспокоюсь лишь о том, чтобы все работало так, как нужно. Этого достаточно, чтобы сделать меня… – Алан достал из кармана портсигар, – удовлетворённым.

Анхель рассмеялся. Даниэль вместе с ним. А Уилл напряженно наблюдал за тем, как черты лица Алана заостряются с каждым смешком, вылетавшим изо ртов братьев Куэрво. Анхель смахнул с глаз набежавшие слезы и похлопал Алана по плечу – тот в ответ брезгливо покосился на свой пиджак и, когда Анхель убрал руку, смахнул с него невидимые пылинки.

– Как мало нужно для жизни мистеру Кёнигу. Всего лишь, чтобы все работало, как швейцарские часы. Уверен, – развязно осклабился Анхель, – девушки от этого в восторге. Но что-то мне подсказывает, что и у вас есть свои маленькие слабости.

– Да. Я люблю молчаливых людей.

– Молчаливые люди – мёртвые люди.

– Вам виднее, мистер Куэрво, – с нескрываемым безразличием пожал плечами Алан, прикуривая сигарету. – Я предпочитаю живых клиентов. И любовниц.

Анхель замер. Уголки его губ нервно задёргались, а лицо за несколько секунд калейдоскопом сменило выражения, подбирая самое подходящее ситуации. Алан торжествовал – он попал точно в цель. Маккензи подался вперёд и выдохнул в лицо Анхелю сладковатый дым, осевший на коже Уильяма липкой плёнкой. Куэрво тут же зашёлся низким грудным кашлем и отступил на шаг, разгоняя дым рукой. Несколько метров, в которых пряталось превосходство Алана.

Уилл заметил, как слоняющиеся по салону люди замерли, напряженно наблюдая за Аланом и Анхелем. Некоторые из них потянулись за пазуху. Где-то неподалёку раздался щелчок пистолета, и время замерло в тишине.

На этот раз рассмеялся Алан. Он смеялся тихо и мягко, растекаясь патокой по салону. И Анхель засмеялся ему в ответ. Короткий кивок головой – и люди Маккензи снова забродили по салону, изображая клиентов. Одинаковых и серых. Уильям не мог припомнить ни одного лица из тех, кого он сейчас видел, хотя рассматривал каждого в салоне с любопытством врача. Все люди Маккензи казались ему одним и тем же человеком, размножившимся на несколько маленьких копий.

Алан смотрел на Анхеля снизу вверх, но Куэрво казался на его фоне карликом, уродливой версией себя, которой нечего сказать в ответ. Анхель переминался с ноги на ногу, осматривался по сторонам и иногда кашлял, намекая Алану, что выдыхать дым в лицо – несколько некультурно. И все же Уилл заметил, как Анхель незаметно втягивает в себя дым от сигареты Алана с такой силой, словно это ингаляционное лекарство.

Пытаясь хоть как-то выплыть из положения, в котором оказался, Анхель обернулся к Даниэлю, преграждая вид на рассматриваемый кузеном автомобиль.

– К слову, – Анхель махнул рукой перед лицом Даниэля, отчего тот недовольно скривился, – что ты думаешь о перспективе совместного бизнеса с мистером Кёнигом?

Перспектива работать с мистером Кёнигом и в частности со своим кузеном не то чтобы не прельщала Даниэля Куэрво. Он старался держаться подальше от всего, чем занимается Анхель. Даниэль никогда не проявлял желания быть одним из компаньонов Анхеля и его товарищей и предпочитал сидеть в теплом кабинете и заполнять медицинские карточки пациентов – в глазах Даниэля это было более безопасным способом дожить до старости.

И все же это не спасало Даниэля от специфических знакомств с ребятами из ирландского бара.

– Ты решил поинтересоваться моим мнением? – тёмная бровь Даниэля надломилась, и он поджал губы. – Мне все равно. Я не участвую в твоих делах. И тебе это очень хорошо известно. Вы ведь уже все решили, я прав?

– Брось, Дани, – едко бросил Анхель. – Когда-нибудь ты наиграешься во врача, поймёшь, что это несерьёзная работа и займёшься семейным бизнесом. Так что я буду рад, если ты наконец отбросишь свои предрассудки и присоединишься к моим делам. Твоя помощь была бы в самый раз.

По лицам Алан и Даниэля можно было читать будущее Анхеля. Алан смотрел на Анхеля, как на одного из пациентов Даниэля, а Даниэль в свою очередь очень усердно пытался понять, за какие грехи ему достался такой брат. Уилл чувствовал себя четвертым лишним, и только присутствие Алана Маккензи не позволяло Уильяму сделать ни шагу. Он хотел было отойти в сторону, но ноги онемели, превратились в мешок маленьких и острых иголочек. Алан не смотрел на Уилла, но от этого чувство, что за ним наблюдают никуда не девалось. Напротив, с каждой секундой липкое присутствие кого-то за спиной становилось только сильнее.

Вот только оглянувшись, Уилл обнаружил только своё отражение в начищенной до блеска витрине.

– Можем ввести моего брата в курс наших дел…

– Боюсь, что я уже все сказал, мистер Куэрво, – оборвав Анхеля, ответил Маккензи. – Что ж, я вас оставлю. Семейные посиделки – не для меня. Хорошее пальто, Уильям. Ободрал какого-то беднягу? – Алан смерил Уильяма насмешливым взглядом. – Надеюсь, ты оставил ему хотя бы пару долларов, чтобы купить револьвер и застрелиться.

Маккензи собрался уйти и уже сделал несколько шагов, но тут же остановился и зашарился по карманам. Несколько раз Алан недовольно охал и причитал на немецком – Уильяму почему-то показалось, что это звучит слишком наигранно и топорно, но ни один из Куэрво этого не заметил. Иногда Маккензи поднимал на Уилла взгляд, хмурился и снова продолжал свои поиски.

– Ах да. Это твой аванс, мой дорогой Уильям, – Алан достал из кармана небольшой свёрток из вощёной бумаги и протянул его Уиллу. – Постарайся не потратить его за неделю. И не делай глупостей, о которых можешь потом пожалеть. Пожалуйста. Я вернусь через месяц. Надеюсь на нашу скорую и приятную встречу.

Алан коротко кивнул каждому, похлопал Уилла по плечу и скрылся в глубине заполненного автомобилями зала. Несколько людей, до этого бесцельно бродивших среди экспонатов, последовали за Аланом, и вскоре в салоне остались только Уильям, Даниэль с Анхелем да парочка крупных ребят из людей Маккензи. Они с подозрением посматривали на Уильяма и остальных и отвернулись сразу же, как Анхель приветливо помахал им.

Даниэль подавился смешком. Уилл же закатил глаза и сделал вид, что ему очень интересна цена соседней машины.

– Смотрю, ты времени не терял, Уилл. Заполучить такую, – Анхель поиграл бровями, – невесту себе в начальство… А ты не промах. Жаль, он успел раньше меня, – притворно обиделся Анхель. – Итак, мы остались одни. Дани, что ты думаешь об этой машине?

Куэрво хлопнул один из автомобилей по капоту и, подбоченившись, оперся на него с гордым видом. Уилл выгнул одну бровь: машина была настолько маленькой, что даже Маргарет с трудом смогла бы в ней поместиться. Анхель с его ростом мог только стоять рядом с этим автомобилем и рекламировать его в качестве игрушки.

Даниэль скептичным взглядом обвёл машину и присвистнул.

– Тебе придётся отрезать ноги, чтобы в неё поместиться. – Он покачал головой. – Уверен, Уильям сможет тебе с этим помочь.

– Мне мои ноги еще нужны, – с серьёзным видом фыркнул Анхель, то ли не поняв неприкрытого сарказма в голосе Даниэля, то ли делая вид, что он не заметил этого. Еще раз хлопнув машину по капоту, Анхель посмотрел и на Уилла и, указав на него пальцем, многозначительно кивнул: – Но Уильям действительно сможет мне помочь с одним делом. Не против, если я его у тебя украду?

Анхель подмигнул Уиллу. От этого жеста по коже Уильяма пробежали мурашки, сердце замерло, как на подъёме в крутую гору, и затем рухнуло в пропасть, а пальцы мелко задрожали, и Уилл поспешил спрятать их в карманах пальто. Даниэль скептично посмотрел на Анхеля и хмыкнул:

– Как будто тебе нужно разрешение. – Даниэль сочувствующим взглядом покосился на Уильяма, словно извинялся, но Уилл не имел ни малейшего представления за что.

Анхель тут же воодушевлённо хлопнул в ладоши, оттеснил в сторону Даниэля и, приобняв Уильяма за плечи, направил его к выходу, на ходу надевая протянутую ему одним из людей Маккензи шляпу. Внутренний голос кричал Уильяму, что идти с Анхелем – плохая идея, и Уилл не мог сказать, что его напрягало больше: то, что он все же поддался сильной руке Куэрво, оставив Даниэля одного, или то, что голос в голове был подозрительно похож на голос Алана Маккензи.

Дверь приветливо звякнула входным колокольчиком, но этот звон напомнил Уильяму поминальный колокол в церкви. Анхель улыбался, все так же приобнимая Уилла и направляя за собой.

– Предлагаю прогуляться и обсудить все детали, – Анхель потрепал Уильяма по плечу, как старого приятеля. – Тут неподалёку есть очень милый ресторанчик. Его владелец – мой хороший знакомый. Там нам никто не помешает.

Если бы за каждой улыбкой Анхеля Куэрво скрывались добродушие и искренняя дружба, Уилл был бы не прочь с ним общаться чаще, чем раз в три месяца.

Но Анхель Куэрво никогда на приглашал Уильяма в ресторан на дружескую беседу.

Глава VI. Протекция

Июнь, 1932

– Поднимай свою задницу, Белл, и отправляйся к остальным. Не задерживай очередь желающих отдохнуть в карцере.

Металлический скрежет проржавевшей двери разорвал лёгкую пелену сна, все еще окутывавшую только проснувшегося Уилла. Глаза открывались сквозь силу, сквозь яркие вспышки ослепляющей головной боли, сопровождавшей каждое пробуждение мужчины на протяжение уже нескольких долгих и мучительных для него месяцев. Просыпаться было тяжело. Но не сложнее, чем каждый день мириться с разрывающими изнутри душевными пытками.

– …виновен…

Болезненный пинок под ребра и удары по спине и почкам, – Уилл был уверен, что по ним, – бодрили не хуже крепкого ароматного кофе, а холодные солнечные лучи пробивались сквозь небольшие окна и плясали перед полуслепым взглядом Уилла яркими оранжевыми и алыми пятнами. Уильям покачнулся, врезавшись в холодный металлический косяк двери, и почувствовал, как маленькие раны на руках вскрылись капельками крови. Время не могло вылечить разбитых в кровь костяшек или сломанного носа, но оно методично затягивало, нет, зализывало грубые неровные рубцы в душе Уилла, подменяя воспоминания новыми.

– …к четырнадцати годам…

Еще один удар под колено окончательно заставил Уильяма рухнуть на пыльный пол коридора и поморщиться, когда дверь за спиной с таким же противным скрежетом захлопнулась, отгораживая его от липких давящих мыслей. Рука схватила его, поднимая на ноги, а толчок в спину придал сил распрямиться и уверенным шагом послушно направиться за офицером по тусклым коридорам, освещаемым лишь слабо мигающими лампочками да изредка пробивающимся сквозь загнанные под самый потолок небольшие решетчатые окна солнечным светом.

– …дело закрыто…

Он уже почти привык к своей жизни. Или же просто смирился, как советовали ему остатки совести. Возможно, вскоре он бы навсегда забыл о том, что жил когда-то по-другому, не чувствовал все время на себе пристального взгляда надзирателей и не ждал очередного дня, чтобы мысленно вычеркнуть его из длинного списка отведённых ему лет. Возможно, вскоре он бы перестал ощущать на себе запах новой жизни, покрывавший его с головы до ног каждый раз, когда ломался один из туалетов. Возможно, вскоре…

Возможно, вскоре Уильям бы снова начал жить.

– Ты жульничал!

Тяжёлый волосатый кулак с грохотом опустился на хлипкий деревянный стол, краска с которого слезла настолько давно, что уже никто и не помнил, каким он был до того как прогнить и почернеть.

Уильям поморщился и вытащил зажатую в зубах сигарету. Карты были открыты и теперь всем вокруг было предельно ясно, кому сегодня уйдут все поставленные деньги и пачки сигарет. Впрочем, как и во все остальные разы, когда Уильям предлагал перекинуться парочкой партий.

– О нет, увольте, – уголки губ Уилла дрогнули в едва заметной саркастичной усмешке, и мужчина сделал небольшую затяжку, чувствуя, как тёплый дым заполняет лёгкие. – Просто кто-то не умеет играть. Вот и все.

Тихий ропот пробежался по толпе, и взгляд Уилла заметил парочку одобрительных кивков. Разбитый кулак заныл, а пальцы свело ноющей болью, от которой Белл был не в силах даже слабо пошевелить хотя бы одним кончиком. Пришлось сделать над собой усилие, чтобы накрыть свой выигрыш ладонью и подтянуть поближе к себе, бегло пересчитывая немногочисленные потемневшие монетки и смятые купюры.

– У тебя были другие карты! Я видел!

Еще один удар опустился на полуразвалившийся стол. Уилл устало вздохнул, пряча в карман пачку сигарет, и поднял взгляд на сегодняшнего противника, осуждающе покачав головой.

– Как ты мог это видеть, если я всегда держал их к тебе рубашкой? Джеки, милый, – Уилл ловким движением сгрёб карты в охапку и сложил их в ровную и аккуратную стопку, – отыграешься в другой раз. С кем не бывает.

И без того маленькие заплывшие от жира глаза Джеки сузились до двух узеньких щёлочек, а сам мужчина медленно поднялся, нависнув над Уиллом, как над своей очередной добычей. Джеки тяжело дышал, а под кожей рук можно было рассмотреть каждую проступившую венку и жилку, готовые в любой момент привести эту машину для уничтожения людей в действие. Но Джеки лишь стоял и тяжело дышал, раздувая свои широкие ноздри, как загнанный в ловушку бык, перед которым так и размахивали алой тряпкой.

Уильям приветливо улыбнулся, – насколько могла быть приветливой улыбка измученного бессонными ночами человека, – и уверенным движением пересчитал сложенные рубашкой вверх карты.

– Я никогда не проигрывал, – понизив голос до утробного рыка, рявкнул Джеки.

– А я никого не убивал, – безразлично хмыкнул Уилл, тасуя покрытые грязью и жиром карты. – Завтра сыграем и у тебя будет шанс вернуть твои денюжки, если они тебе так дороги.

– Да ты!..

– Тише, Джеки. Здесь полно дубинок.

Широкая ладонь опустилась на плечо Джеки, и его бесцеремонно развернули к Уиллу спиной, так что Белл мог лишь догадаться по голосу, кто был внезапным нарушителем их милой беседы и перед кем так послушно расступилась окружившая их толпа заключённых. Не нужно было прилагать больших умственных усилий, но все же Уильям на секунду замер, скользя кончиками пальцев по острым краям карт и вылавливая в памяти прибитую на ржавые гвозди табличку с именем.

Том Салливан.

Мелкий пронырливый ирландец, держащий под пятой добрых две трети местных обитателей.

– Или ты забыл, как он расквасил лицо Донни в прошлом месяце? – все та же широкая ладонь отодвинула Джеки в сторону, и из-за его тучной фигуры тут же выплыл невысокий жилистый мужчина, опустившись напротив Уилла. – В больничке, конечно, хорошенькие сестрички, но я бы на твоём месте не торопился.

Том коротко кивнул остальным, и толпа начала медленно рассеиваться, пока возле кривого стола не остался один лишь Джеки, переминаясь с ноги на ногу и глядя на Уилла нахмуренным взглядом. Еще один короткий кивок – и Джеки тут же угрюмо побрёл в сторону скучковавшихся товарищей, разочарованных сорвавшимся развлечением.

– Я бы на твоём месте был с ним поосторожней, – Том вытащил из кармана сигарету и протянул руку к лежащему на столе спичечному коробку. – Кабанчик уже и так точит на тебя зуб. – Шипящий щелчок, и кончик мятой бумаги вспыхивает алым огоньком. – А ты его лишь больше злишь своими картами.

Тому Салливану было сорок лет. Он был невысоким жилистым ирландцем с плоским как тарелка носом и, как и все ирландцы, кичился тем, что каждое воскресенье ходил в церковь. Он родился в ирландском квартале, вырос в ирландском квартале и большую часть своей жизни провёл в местной тюрьме, а потому считал себя, если не богом, то как минимум его заместителем. Это было тем, что Уильям узнал во второй день своего пребывания здесь.

На третий день Уилл узнал, что Том неплохо дерётся.

Достаточно хорошо, чтобы разбить Уиллу нос и сломать несколько рёбер.

– Я его не боюсь. – Карты зашелестели в руках Уилла, а пальцы ловко меняли их местами.

Том осклабился и выпустил вверх струйку сизого разъедающего глаза дыма.

– А зря. Очень зря. – Голос у Тома был низким и скрипучим. – Он таких, как ты, вскрывает на раз-два. Дружеский совет – засунь свою гордость и свои ловкие пальчики поглубже себе в жопу и не отсвечивай. Таких, как ты, здесь не любят.

– Дружеский совет, – Уильям оторвался от карт и взглянул на Тома, вытащив изо рта почти скуренную сигарету, – держи свои советы при себе. Я таких, как Кабанчик, изнутри видел. Буквально.

– Ох, а я уж стал забывать, что к нам тут живодёр приехал. Как тебе по ночам спится после того, что ты сделал?

– Не очень хорошо. Ворочаюсь много. Думаю, это из-за жёсткой койки.

Губы Уилла изогнулись в едкой язвительной усмешке, и мужчина продолжил с неподдельным интересом тасовать карты, иногда оглядываясь по сторонам и отмечая про себя, чем заняты вальяжно прогуливающиеся на своих местах офицеры. У Уилла было еще полно свободного времени, которое он мог заполнить бесцельными прогулками по внутреннему двору, курением, – его лёгкие когда-нибудь припомнят ему об этом, если доживут, – или же рассматриванием своей обуви, потому как желающих проиграть в «дурака» больше не было.

Салливан хмыкнул и откинулся на спинку стула, покачнувшись и сложив на груди руки.

– Дошутишься ты, Белл. Ой, дошутишься, – сквозь выдыхаемый дым и натянутую хищную улыбку протянул Том, прожигая Уилла сальным взглядом своих темных карих глаз. – Я же тебе только добра желаю. Тебе с нами еще очень долго делить кров. Так постарайся сделать так, чтобы это время прошло для тебя с наименьшими трудностями. – Стул протяжно скрипнул, когда Том слишком сильно отклонился на нем. – Деловые отношения еще никому не повредили. Не заводи себе врагов в первые же полгода. Никогда не знаешь, как жизнь может неожиданно измениться.

– Да, – согласно кивнул Уилл, бросая сигарету на землю и втирая ее носком в песок, – действительно, никогда этого не знаешь.

Карты перелетели с одной ладони Уильяма на другую, а улыбка Салливана заострилась и исчезла. Том резко привстал и подался вперёд, и без того тонкие губы-ниточки сжались еще больше, стискивая в своих объятьях кончик сигареты, а руки потянулись к Уиллу. Пальцы с силой вцепились в хлипкую ткань синей рубашки, сминая под собой выбитые на ней цифры, и потянули его на себя, остановив в паре сантиметров от лица Тома.

– Думаешь, ты лучше нас, потому что вырос в большом доме с гувернанткой? – каждое слово выцеживалось сквозь плотно сжатые зубы, а сигаретный перегар бил в лицо Уиллу. – Потому что твой отец – адвокат? Так что ж твой папочка не отмазал тебя? Он скорее всего даже не знает, что его сына упекли за решётку. Какой это был бы удар по его безупречной репутации. Так вот. Ты ничем не лучше нас, раз оказался здесь. Так что запомни это хорошенько и повторяй себе перед сном, когда будешь вспоминать, как хорошо было рядом с мамкиной сиськой.

– Увы, я этого не знаю. У меня была кормилица.

Улыбка Уильяма нервная, дёрганая, надрывная и сломленная. Взгляд забегал по лицу Тома, а затем метнулся в сторону опасно замерших офицеров, очевидно поглядывавших в их сторону. Возвращаться в одиночку в ближайшие несколько дней в планы Уильяма не входило, да и драться с Салливаном, пока ребра все еще ноют, а нос едва зажил – тоже.

Уильям коротко кивнул в сторону охранников и едва заметно покачал головой.

– Я бы на твоём месте отпустил меня. Слишком много лишних глаз.

Раздражённый рык Салливана должно быть было прекрасно слышно в каждом уголке внутреннего двора. Пальцы медленно разжались, и он нехотя отпустил все еще улыбающегося Уилла. Темные брови нахмурились и сдвинулись к переносице, желваки под кожей заходили, и Уильям мог поклясться, что слышит скрежет зубов ирландца, от которого кожа покрывалась мурашками, а маленькие волоски на шее начинали шевелиться в ожидании удара.

Том рухнул на своё место. Черты его лица исказились от ярости, бьющиеся мелкой дрожью пальцы вытащили изо рта сигарету, и Салливан оскалился.

– Слышал в двадцать седьмом, – сигарета вспыхнула оранжевыми искрами, – одного такого же, как ты, докторишку, приговорили к верёвке. До неё он так и не дошёл. Не дожил. Чем же ты лучше него?

– Видимо, – усмехнулся Уилл и развёл руками, – чуть более удачлив.

Напряжение висело в воздухе, его можно было почувствовать под кончиками пальцев, ощутить запахом сотни потеющих под палящим солнцем тел и увидеть в лёгком колыхании ставшего слишком липким и едким воздуха. Уильям и Том прожигали друг друга взглядами. Молча. Сигарета Салливана практически испустила дух, но губы ирландца все так же продолжали вымачивать ставшую слишком мягкой бумагу, пытаясь втянуть в себя лишние крупицы ядовитого дыма. Уильям же бессмысленно игрался с картами, тасуя их, перекидывая из руки в руку и иногда вытаскивая одну из них, чтобы посмотреть, что ему выпало на этот раз.

Король бубен.

Уильям поёжился. Он не верил гаданиям на картах. В отличие от своих старших сестёр. Однако сейчас лёгкий мороз почему-то все же пробежал по его коже, а во рту горечью отозвался скудный завтрак, когда память услужливо в очередной раз подкинула ему значение неожиданно вытянутой старшей карты, пришедшей на смену ставшими привычными двоек или троек.

Уилл вздохнул, повертев карту между пальцев и спрятал ее между остальными мятыми картонными прямоугольниками. Сердце замедлило свои удары, язык пересох, и Уильям с трудом заставил его ворочаться, чтобы наконец прервать натянувшуюся между ними тишину.

– Хочешь еще что-то сказать или?..

– Когда объявят отбой, – Том снова подался вперёд, исподлобья глядя на Уилла, и понизил голос настолько, что пришлось напрячь весь свой слух, чтобы разобрать хоть что-то, – молись, чтобы мы за тобой не пришли.

Внутри все сжалось и скрутилось в тугой узел. Уильям с силой стиснул губы, а пальцы смяли в руках несколько карт. Ухмыляющееся самодовольное лицо Салливана напрашивалось на встречу с кулаком Уилла, но он лишь сильнее стиснул под пальцами измятые карты и уже открыл было рот, чтобы ответить ирландцу очередной колкостью, но осёкся, стоило услышать своё имя, выкрикиваемое хриплым от приказов голосом одного из офицеров:

– Белл, на выход! К тебе пришли.

Уильям обернулся и заметил, как офицер вальяжной походкой направился к ним, угрожающе похлопывая тяжёлой деревянной дубинкой по ладони. Задрожавший кулак разжался, и смятые сильной рукой бумажные карты рухнули на стол, отозвавшись в ушах Уилла тяжёлым колокольным набатом, который, казалось, можно было услышать за несколько десятков миль отсюда.

Это был первый раз, когда Уильяма навестили за долгих пять месяцев.

Уильям не был уверен, что он чувствует, в последний раз перетасовывая поредевший ряд карт. Облегчение? Вряд ли. С самого своего приезда сюда Уилл чувствовал внутри лишь пустоту и одиночество. Надеждам в душе молодого мужчины места не было, он никому не верил и не ждал, чтобы произошло чудо. Удивление? Возможно. Вместе с испарившимися надеждами пришёл здравый скептицизм: никто не будет поддерживать отношения с таким, как он.

Самообман приятен. Так было проще смириться.

Уильям громким хлопком опустил карты на стол и взъерошил отросшие короткие волосы, искренне – насколько могла быть искренней наигранная улыбка – усмехнулся Салливану.

– Увы. – Стул со скрежетом отодвинулся, и Уилл поднялся. – Вынужден отложить наш увлекательный разговор на другой раз.

Офицер нетерпеливо отбивал ногой ритм и все так же потрясывал дубинкой, толкнув Уильяма в спину, стоило тому поравняться с криво пришитыми погонами. Уилл оступился, неуклюже перевалившись на другую ногу, и замер. Перед глазами заплясали черные мелкие точки, и он затряс головой, пытаясь их отогнать.

– Не тормози, Белл.

Еще один уже менее сильный толчок в спину – и Уильям почувствовал, как с каждым шагом тяжёлая металлическая дверь, за которой находилось помещение для свиданий, становилась все ближе.

Всю дорогу по низким погруженным в полумрак коридорам Уильям безуспешно гадал, кто же вспомнил о его существовании спустя столько месяцев, во время которых единственными его посетителями были крысы, тараканы и сменяющие друг друга конвоиры. Вытянутая из колоды карта напоминала о себе тихим противным пищанием комара, а молчание, сопровождавшее каждую проходку под конвоем, отравляло каждую клеточку держащегося из последних сил разума. Уильям гадал, но гадание это было скорее считалочкой, которая могла ответить, кто был его гостем – лишь два человека знали о его судьбе.

Старшая сестра Маргарет и Даниэль.

Даниэля он хотел видеть в последнюю очередь.

– Неважно выглядишь, дружище.

Даниэль улыбался, как делал это каждый раз при виде Уилла. Порой Белл даже не был уверен, была ли эта улыбка настоящей радостью от встречи или же Куэрво просто привык к ней и использует, когда это было нужно. Даниэль улыбался, и эта улыбка казалась сейчас Уильяму фальшивой, вымученной и лживой, на фоне сухих хмурых лиц, которые окружали его каждую минуту. Даниэль улыбался, и это было чем-то чуждым, незнакомым и пугающим, напоминающим о том, что осталось далеко позади, о том, чего, казалось, никогда и не было. Несмотря на то, что и сам Уилл начал снова улыбаться.

Улыбка Уилла была защитой.

Улыбка Даниэля – жалостью.

Стул натужно скрипнул, когда Уилл опустился на него. Некогда ярко-жёлтая, а теперь проржавевшая решётка лишний раз напоминала о том, где они находятся, а свежий и бодрый вид друга вызывал у Уильяма странное ощущение горечи на кончике языка.

– Уж получше тебя.

Даниэль закатил глаза и хмыкнул, покачав головой.

– В каком ты выйдешь? – Куэрво прищурился, словно пытался что-то вспомнить, и задумчиво постучал пальцем по подбородку. – В сорок шестом? Думаю, сухой закон к тому моменту точно отменят. – Губы Даниэля растянулись в широкой ухмылке, и мужчина явно был горд своей шуткой. – Попрошу Анхеля специально для тебя припасти бутылочку мексиканского. Четырнадцать лет выдержки. Ох, должно быть будет восхитительное на вкус вино.

– Удивительно, – негромко фыркнул себе под нос Уилл. – Я успел соскучиться по твоему ужасному чувству юмора.

– Неужели оно ужасней, чем местные условия жизни?

– Нет, – пожал плечами Белл, – но я только что понял, насколько мне плохо, раз я радуюсь твоей пропитой физиономии.

– Не пропитой, – Даниэль с многозначительным видом поднял вверх указательный палец и придал своему лицу самое умное выражение, на которое Куэрво только был способен, – а стерилизованной. Безопасность превыше всего!

Эта встреча должна была принесли Уильяму долгожданное облегчение, но вместо этого мужчина чувствовал себя еще более напряженно. Его плечи осунулись, он сгорбился и отводил взгляд, чтобы не смотреть лишний раз на Даниэля. Приход друга принёс с собой неловкость отдалившихся друг от друга людей и чувство вины, которое Уилл каждый день глушил очередной партией в карты и приконченной пачкой сигарет.

Уилл предпочёл бы пережить все это в одиночку.

Даниэль закряхтел, пытаясь устроиться на кривом стуле, и едва не упал, вовремя ухватившись за край стола. Его взгляд изучающе скользнул по Уиллу – тот чувствовал это, – и Даниэль что-то промычал себе под нос.

– Тебе, хм, идёт этот… грязно-синий цвет, – неловко хохотнул Даниэль. – Или это серый? В любом случае, ты выглядишь невероятно модным. Это ведь популярный в этом сезоне цвет.

Оживившийся было Уильям замер. Что-то внутри натянулось и завыло, как струна, по которой неловкой рукой ударили смычком. Пальцы сцепились в замок, челюсть с силой сжалась, и все черты, кажется, заострились. Хотелось спрятаться, хотелось уйти как можно скорее и не видеть больше этого полного плохо скрытой жалости взгляда, с которым Даниэль смотрел на него. Но вместо этого Уильям распрямился, чувствуя, как по позвоночнику проходит мелкая мертвенно холодная дрожь, отдающаяся в кончиках пальцев.

– Если ты не прекратишь, я уйду.

Холод в голосе Уильяма вонзался ему под ребра мелкими ржавыми иголками. Дышать с каждой секундой становилось все труднее: на грудь словно положили несколько тяжёлых бетонных плит, – и Уилл с трудом заставлял себя не отводить от Даниэля взгляд.

– Веселей, дружище, – воскликнув, развёл руками Куэрво. – У тебя столько времени впереди!

– И я предпочту потратить его не на твои глупые шутки.

Пальцы сильнее переплелись между собой, и Уильям невольно погладил разбитые костяшки, занывшие с новой силой. Настенные часы мерно стучали, отзываясь внутри Уилла обратным отсчётом очередного дня, а медленное расхаживание охранника за спиной сводило с ума похлеще одиночной камеры, в которую Уильям порой хотел попасть больше, чем в душ или в столовую.

Он любил быть наедине со своими мыслями.

Даниэль поджал губы и, бросив взгляд на настенные часы, сверился с наручными.

– Я приходил к тебе неделю назад, но мне сказали, что визиты к тебе запрещены.

– Да. Я был… немного не в том состоянии, – уклончиво ответил Уилл, почувствовав на себе пристальный взгляд офицера.

– Что с рукой? – коротко кивнул Даниэль в сторону покрытых маленькими багровыми точками и синеватыми разливами пальцев Уилла.

– О стену ударился.

Уилл нервно передёрнул плечами, сильнее выпрямляя спину, так что казалось еще чуть-чуть и его натянутый как струна позвоночник разорвётся с силой, достаточной чтобы уничтожить половину этой комнаты. Пальцы тут же разомкнулись, и ладонь накрыла разодранную кожу, пряча ее от взгляда Даниэля. Они оба прекрасно знали правду, и говорить ее вслух было столь же бессмысленно, как и объяснять опухшую переносицу Уилла, напоминавшую по цвету его нынешнюю повседневную одежду.

Даниэль медлил, и это не укрылось от Уильяма. Мужчина то и дело бегал взглядом по стенам, сжимал ладони в кулаки и тут же разжимал, нервно взъерошивал волосы и глупо улыбался. Даниэлю было неуютно, это читалось в каждом жесте, в каждом нервном одёргивании пиджака и смахивании невидимых пылинок с плеч. Даниэль молчал и поджимал губы, испытывая терпение Уилла.

– Грейс теперь встречается с Майком Джонсоном, – облизнув губы, наигранно безразлично бросил Даниэль, а затем добавил с неловким смешком, потерев заднюю сторону шеи ладонью: – Шустрая девка, однако.

Уилл хмыкнул, скептично выгнув бровь.

– А Майк никогда не упускал случая, чтобы залезть к кому-нибудь под юбку. Я даже не удивлён. Впрочем ожидать, что она дождётся моего возвращения было бы еще большей глупостью.

– Представляю, как она отшивала бы каждого мужчину и ездила бы к тебе на выходных. Даже настроение сразу поднимается.

Даниэль снова замолчал. Он заёрзал на стуле, и почему-то от этого внутри Уилла все сжалось. Сердце бешено забилось о ребра, а дышать стало неожиданно трудно, словно кто-то схватил его за лёгкие и сжал их сильной рукой. Во рту горьким кислым отзвуком отозвался скудный обед, а слабая тошнота, преследовавшая Уильяма с самой первой секунды встречи с другом, становилась все сильнее. Даниэль молчал, и Уилл чувствовал, как каждая мысль в его голове наливается густым свинцом, медленно расползается, как лава, и не позволяет Уильяму двигаться. Уильям хотел бы закричать, приказать Даниэлю уйти и больше не появляться, но он смог только сдавленно выдохнуть и посмотреть на друга.

– Я недавно видел Маргарет, – очень тихо начал Даниэль. – Она хотела приехать к тебе, но семья и родители…

– Что такое?

Уильям знал, что не хочет услышать ответ. Уильям знал, что ему лучше прямо сейчас встать и уйти в свой маленький мирок. И все же вместо этого он подался вперёд, с надеждой заглядывая в пустые глаза Даниэля, как будто это могло изменить то, почему его друг приехал к нему.

– Твой отец скончался две недели назад, – сорвавшимся на шёпот голосом ответил Даниэль. – Мне очень жаль, Уилл.

Струна, что непрерывно натягивалась все это время внутри Уильяма, оборвалась…

…Но вместо пронзительного крика, вместо обжигающих слез он почувствовал лишь пустоту и растерянность. Он должен был сокрушаться от разрушающей боли, должен был корить себя за случившееся, как было положено в обществе, но вместо этого мог лишь смотреть на то, как его ладони сжимаются и разжимаются, словно они не принадлежали ему, как под кожей пульсируют вздувшиеся вены, как мелкая дрожь пробивает кончики пальцев, – и не мог ничего с этим сделать, словно он был лишь молчаливым наблюдателем в этом театре абсурда и безысходности под названием «Жизнь». Уильям не чувствовал ничего, кроме тлеющего глубоко внутри чувства вины за свои отсутствующие эмоции, и раздражения на себя, за глупую растерянность и попытки укорять себя в неправильности.

Правильно было вгрызаться пальцами в своё сердце, сглатывать бегущие по лицу слезы и давиться оправданиями.

Но Уильям не был правильным.

– Я же просил… – сквозь плотно сжатые зубы негромко процедил Уилл.

– Мы не говорили ему, Уилл. Но он юрист. Сам знаешь. Мир очень тесен, и мимо него не могло пройти твоё дело. Да и к тому же… слухи среди юристов распространяются быстрее, чем среди медсестёр.

Сдавленный выдох вырвался из груди Уилла, и мужчина потёр глаза.

– Ну, – сглотнул Уильям, – мы не разговаривали с ним пять лет. С того момента, как он лишил меня наследства и на весь дом заявил, что я ему больше не сын. Наверно, это должно немного облегчить мою боль. Наверно.

Уильям поджал губы и опустил взгляд на сомкнутые перед лицом руки.

– Кто еще? – нотки раздражения в голосе Уилла не могли бы укрыться от Даниэля, как бы Белл их ни скрывал. – Мама?..

– Она не знает, – тут же замотал головой Даниэль. – Мы с Маргарет сказали ей, что тебе предложили хорошую должность в Англии.

– Ага. С трёхразовым питанием и здоровым сном. – Уильям надрывно усмехнулся.

– Зато твоя печень наконец сможет выдохнуть, – вскинув вверх указательный палец, заметил Даниэль. – В любом случае, твоя мать ничего не знает. Маргарет обещала держать ее в неведении как можно дольше. Отвлекает ее на внуков и братьев.

– Ты же понимаешь, что рано или поздно она захочет мне написать или позвонить? – бровь Уилла изогнулась, и он уставился на друга полным неприкрытого скептицизма взглядом.

– Марджи тоже возьмёт это на себя, – неловко крякнул Куэрво. – Будешь писать письма, а она запечатывать и отдавать твоей матери. Все будет хорошо.

– Сомневаюсь, что она поверит в то, что в Англии нет столов и приходится писать на коленке. Надо было сразу все ей рассказать, – пробормотал себе под нос Уилл. – Сейчас бы совесть не мучила.

Даниэль фыркнул с мученическим видом возведя глаза к потолку.

– Ну-ну. Представляю, насколько тебе стало бы легче, узнай твоя мама, что ее любимый старший сын, гордость семьи, просыпается со звонком, носит джинсу и ходит в колонне из-за подпольного аборта и смерти девушки.

– Если бы подпольного, Дэн, – полным опустошения голосом пробормотал Уилл и уронил голову на сцепленные перед собой в замок руки.

Уильям уже давно приказал себе не проявлять жалости – худшего, что может случиться с человеком. Он был виноват в случившемся – в этом не было ни малейшего сомнения. И он должен был нести ответственность за свои действия. Здесь не было места жалости, – по мнению Уильяма, – и не было места пустым страданиям о прошлом. Но все же иногда что-то внутри ломалось, врезавшиеся в подкорку образы вспыхивали с новой силой, и Уильям долгие часы пялился в стену напротив, прокручивая в своей голове случившееся.

– Время!

Низкий голос офицера выдернул обоих мужчин из напряженных мыслей, и Даниэль встрепенулся, будто бы вспомнив что-то важное, и неловко кашлянул в кулак, привлекая к себе внимание Уильяма.

– Анхель просил передать, что он… – Даниэль замялся, отведя взгляд, – он не держит на тебя зла или обиды за случившееся. Он все понимает. Это было неудачное стечение обстоятельств. Он просто хочет, чтобы ты знал, что между вами все, как ипрежде.

Внутри что-то треснуло, затрещало разорванными электрическими проводами, вскрылось трещинами в рёбрах, бессонными от боли ночами и металлическим привкусом на губах. Охватившая Уильяма пустота отступила, уступая место маленьким искрам, прыгнувшим прямо в разгорающийся костёр раздражения. Слова, крутившиеся на языке у Уилла, исчезли, оставив после себя лишь искреннее недоумение наивности, нет, наглости Анхеля.

– Твоему брату легко говорить. Он явно просыпается ближе к полудню на мягкой перине.

– Уилл…

– Еще что-то? Или я могу идти?

Тон Уильяма резкий, а на дне синих глаз тяжёлые толстые льдины разбиваются об отвесные скалы немного зачерствевшей души мужчины. Он с силой сжал челюсти, заскрежетав зубами, и, не моргая, посмотрел на Даниэля. Тот молчал, уголки его губ дёргались в неловкой улыбке, а сдвинутые в извиняющемся жесте брови намекали на то, что Куэрво сказал лишнего.

Стул скрипнул, и Уилл, пользуясь молчанием друга, поднялся с места. Офицер встрепенулся и приветливо махнул деревянной дубинкой, – у Уилла уже сложилось своё понятие приветливости, и любой взмах этим орудием пытки был дружелюбным, если не касался почек, печени или позвоночника.

– Руки за спину. Лицом к стене.

Даниэль зашуршал за спиной стулом и полами своего плаща. Прощаться на такой ноте было бы слишком грубо, поэтому Уильям коротко кивнул другу и одарил его сдержанной усмешкой, прежде чем сделать первый шаг обратно в свой маленький мирок за неподъёмной металлической дверью, отделявшей его от мира «живых».

– Так я могу еще к тебе прийти, Уилл?!

Слова Даниэля донеслись до Уильяма сквозь стон закрывающейся двери, но это было и к лучшему – Уилл не был готов к новой встрече с Куэрво, а молчаливый полный отрицания ответ захлопнувшейся двери спас его от ненужной драмы. Ее и так сейчас было в жизни Уильяма предостаточно.

***

– Белл, на выход!

Яркий свет офицерского фонарика ударил прямо в глаза, не давая Уильяму рассмотреть нависшего над ним офицера. Едва настигший его сон тут же смело потоком холодного воздуха, а сильные руки подняли Уилла и поставили на ноги. Офицер пару мгновений вглядывался в лицо Уилла, а затем коротко кивнул, приказывая идти за ним.

Не задавать лишних вопросов. Это главное, чему Уильям научился за прошедшие месяцы.

Их шаги эхом отзывались в пустом помещении и звенели переплетениями решетчатых ступеней, а свет кривыми сетчатыми силуэтами падал на пол, освещая их путь. Они шли тихо, и Уильям все время пялился себе под ноги, прокручивая в голове все возможные причины, по которым его разбудили посреди ночи. Последние несколько дней он вёл себя хорошо и не привлекал лишнего внимания, занимаясь отведённой ему работой или же следя за компанией ирландца: слова последнего впечатались в память Уильяма и мешали спать по ночам.

– Чего пялишься, Салливан?

Охранник резко остановился, и Уильям едва не врезался ему в спину. Встреча с Томом сейчас – последнее, чего хотелось бы и без того растерянному неожиданным визитом Уиллу.

– Да так, – оскалился ирландец, с неподдельным интересом припадая к решётке и рассматривая Уилла. – Стало интересно, куда это вы его посреди ночи.

– У начальства есть разговор, – мерзко хохотнул офицер, приблизившись к решётке камеры. – А тебе то что? – кончик дубинки ловко проскользнул между прутьев и уперся ирландцу в грудь, отталкивая того немного назад. – Хочешь на его место?

Уилл замер: в полутьме ночных проходов было сложно сказать, что сейчас мелькнуло на лице у Салливана, но Уильям заметил, как губы мужчины дёрнулись в истеричной ухмылке, а пальцы сжали металлические прутья.

– Да у нас к Беллу было одно дельце, начальник. Хотелось бы его поскорее уладить.

Офицер обернулся к Уиллу, удивлённо вскинув бровь и хмыкнул. Если что-то и могло заставить Уильяма нервничать больше ставших привычными пробуждений по ночам, так это молчаливый взгляд офицеров, которыми они всегда оценивающе смотрели на тебя, выискивая малейшую возможность для очередного наказания. Воздух застрял в горле Уилла, и он уже был готов зайтись кашлем и перебудить всех остальных, но офицер снова хмыкнул и отвернулся.

– Не волнуйся. – Охранник постучал кончиком дубинки по груди Салливана, а затем скользнул ей выше, приподнимая его лицо за подбородок и заглядывая в глаза. – До тебя очередь тоже дойдёт. Еще свидитесь. А теперь тащи своё тщедушное тельце обратно на койку. – Офицер уже хотел уйти, но, заметив, что Том все так же сжимает пальцами решётку, уже громче рявкнул: – Не зли меня.

Салливан тут же вскинул руки и отступил на пару шагов. Его взгляд мазнул по Уиллу, и на дне темных глаз отчётливо читалась неприкрытая угроза, отчего Уильям тут же отвернулся и, повинуясь тычку в спину, продолжил свой путь в неизвестность.

Последняя ступень скрипнула и вместе с ней пришла темнота пустого низенького коридора, в котором Уильям, как он неожиданно понял, оказался в первый раз. Сводчатые проходы сплетались над головой мелкой сеткой трещин, а штукатурка слезала слоями со стен, обнажая серые внутренности здания. Время тянулось слишком медленно, а коридоры сменяли друг друга низкими деревянными дверьми, пока наконец они не остановились перед тяжёлой металлической дверью, при виде которой сердце Уильяма на секунду остановилось, не в силах принять поразившую мужчину догадку.

Холодный ночной воздух обжёг лицо Уильяма. Мужчину нетерпеливо подтолкнули в спину, и он несмело сделал шаг наружу. Ему не была знакома эта сторона тюрьмы, и он заозирался рассеянным взглядом, пытаясь зацепиться хоть за что-нибудь. Его больше не толкали нетерпеливо в спину. Лишь впихнули в руки крупный мятый свёрток из вощёной бумаги и, взяв под ручку, повели к стоящему неподалёку автомобилю. Только сейчас Уильям заметил скрытую в тени от прожекторов машину и понял, что направляются они именно к ней.

В машину его практически втолкнули и захлопнули за спиной дверь, оставив Уильяма растерянно смотреть на сидящего напротив мужчину, одним коротким кивком поприветствовавшего офицера. Ночной гость был немного не тем, чего ожидал Уилл, но удаляющаяся спина охранника и словно нарочно проходящиеся мимо машины вспышки ламп отчего-то заставляли сердце Уильяма учащённо биться, а мысли путаться от тлеющих угольков еще пока что неосознанной радости.

– Добро пожаловать обратно в погрязший в коррупции, преступности и разврате свободный мир, мистер Белл!

Взгляд серебристых глаз сверкнул из-под полей серой фетровой шляпы, и Алан легонько постучал в стеклянное окошко, отделяющее пассажирские сиденья от водителя. Двигатель громко зарычал, и машина тронулась, хрустя колёсами по покрывавшему дорогу гравию. Салон немного покачивало, и Уильям прикрыл глаза, делая несколько глубоких вдохов: он не был поклонником автомобильных поездок, а подскакивающая на каждой кочке машина напоминала ему, почему.

– А я-то все думал, куда это делся мой любимый Уильям, – ехидно рассмеялся Алан, стягивая с рук перчатки. – Знаешь, я, конечно, подозревал, что после нашего знакомства ты можешь попасть в тюрьму, но я все же надеялся, что я хотя бы немного этому поспособствую. Ты же превзошёл все мои ожидания, Уильям Белл! Аборт, проведённый хирургом и прошедший самым худшим из всех возможных образом. Да еще и собственноручно вызвал полицию. Ха! Если уж не попросил помощи в сокрытии трупа, так мог бы хотя бы предупредить, чтобы я не дёргал знакомых адвокатов, пытаясь найти тебя. Не чужие все-таки друг другу люди.

Искренняя обида в голосе Алана позабавила бы Уильяма в любой другой ситуации, но только не сейчас. Сейчас Уилл мог только непонимающе смотреть на Маккензи и пытаться связать воедино то, что только что произошло. Белл всматривался в такое знакомое и одновременно ставшее чужим лицо Алана, пока огоньки раздражения, распалённые словами Даниэля, вспыхивали с новой силой.

– Мы не виделись полгода.

– Мы не виделись месяц, если быть точным, – поправил Уильяма Алан. – Месяц, во время которого ты должен был наслаждаться своей жизнью и продолжать свою работу. Так что… Остальное – уже не по моей вине. У меня были свои дела, Уилл. Ездил в Швейцарию. Подправить здоровье. Но, как вижу, ты не слишком тут скучал без меня.

Все те же сигареты, все та же шляпа и все та же… трость? Уильям прищурился, силясь в полутьме покачивающегося на ухабах автомобиля рассмотреть сверкнувшие янтарём глаза небольшой латунной лисицы, венчавшей длинную деревянную трость.

– Это подарок, – заметив интерес Уилла, с мягкой полуулыбкой пояснил Алан.

Пронзительный гудок разорвал ночную тишину, и Уильям оглянулся на запотевшее окно, только сейчас поняв, что они выехали на злополучное шоссе «66». Придорожные вывески за несколько месяцев поменяли свой внешний вид, но их расположение, освещение невысокими хлипкими фонарями и улыбающиеся лица нарисованных людей остались прежними. Реклама «Колы», предложение купить дом в пригороде и радостная вывеска «Вы покидаете Джолиет» казались Уильяму призраками прошлого, обретающими тела из плоти и крови.

– Анхель на коленях умолял меня помочь ему, – с трудом разлепив потрескавшиеся от сухости губы, пробормотал Уильям. – Не надо было мне соглашаться.

– А, так мне в следующий раз надо просто встать на колени, чтобы ты сделал то, о чем я прошу, Уильям Белл? – вскинул бровь Алан и саркастично хмыкнул. – И на заметку. Анхель Куэрво – идиот, каких еще свет не видывал. Я все еще удивлён, как он не словил себе парочку пуль в голову за все эти годы. Поразительное везение! Но он мне нужен, – тяжело выдохнул Алан. – При всех его недостатках, он разбирается в бизнесе и деньгах. Этого у него не отнять.

Уильям даже смог улыбнуться мученическому виду Алана. Маккензи сдавленно фыркнул, закатил глаза и вытащил из внутреннего кармана расстёгнутого пальто портсигар. Застёжка звякнула, спички зашипели, и вскоре салон автомобиля наполнился едко-приторным ароматом дыма. Кончик сигареты размеренно вспыхивал, когда губы Алана касались фильтра, а Уилл почувствовал, как крутящиеся в голове вопросы рвутся наружу. Его внимание уже не привлекали пестрые рекламные вывески или разбитый асфальт, по которому мчался автомобиль. Нет. Все внимание Уильяма теперь было приковано к Алану Маккензи.

– Как вы?..

– Пара нужных разговоров, пара обещаний поддержки, и вот уже несколько небольших пожаров очищают твою совесть и репутацию, – с улыбкой ответил на незаданный вопрос Алан. – Можешь снова работать… Кем ты там был? Хирургом? Не благодари. Даже можешь вернуться в свою клинику. Все уже забыли о тебе. У них были… новости поинтересней, чем врач, нарушивший закон. Благо в Чикаго все быстро забывают о тебе. Люди настолько привыкли к смертям, что очередная небольшая заметка в газете не способна привлечь к себе столько же внимания, как повышение цены на яйца. К слову, да. Цены снова выросли.

Уилл ничего не ответил, погрузившись в себя. Мысли маленькими кусочками паззлов собирались в голове у Уильяма. В машине укачивало, и Уиллу иногда приходилось отрываться от созерцания придорожных рощ и пригородных домиков, чтобы сделать пару глубоких вдохов. Он не ужинал, – просто не успел, – а та небольшая припрятанная в кармане булочка не могла привести к тому, что дорогой новенький костюм Алана мог подвергнуться жестокому хладнокровному нападению. Но от этого Уильяму все равно не становилось легче.

Алан испытывающим взглядом смотрел на Уильяма, словно копался в нем, и лишь изредка выпускал в воздух облачка сизого дыма после того, как вдоволь наслаждался ласкающим лёгкие теплом. Уиллу было что сказать Маккензи, но почему-то вместо этого он смог только сдавленно кашлянуть от попавшего в горло дыма и, осунувшись, коротко бросить:

– Мой отец умер.

Короткая затяжка. На лице Алана ни одна морщинка не изменила своей глубины, в уголках глаз на коже не появились лёгкие трещинки, а выражение было столь же отрешённым, как и прежде.

– Мне жаль. Наверно.

Алан быстрым и сильным движением открыл окно и, сделав последний вдох сладкого дыма, выбросил выкуренную сигарету на дорогу. Стекло с натужным поскрипыванием поднялось, и Уилл едва успел подставить лицо под прохладные струи ветра. Алан улыбнулся: казалось, его позабавили действия Уильяма, – и теперь мужчина с интересом рассматривал Белла, склонив голову набок и оглаживая пальцами длинную трость.

– Нам предстоит много работы, мой дорогой Уильям, – в голосе Алана проскользнули нотки раздражения, но мужчине удалось их тут же спрятать под напускным спокойствием. – Надеюсь, ты еще не забыл об этом. И я хотел бы начать в ближайшее время. И так столько месяцев потеряно впустую из-за твоей глупости.

Была ли это запоздалая реакция или же последствия шока, но именно сейчас слова Алана тупым ножом прошлись по только потянувшимся коркой ранам Уильяма, вскрывая их рваные края, вонзаясь ржавым лезвием в плоть и прокручиваясь там, пока холодный металл полностью не исчез в алых всплесках. Именно сейчас слова Алана сорвали амбарный замок с двери, за которую Уилл так усердно прятал все свои эмоции. Именно сейчас слова Алана… Нет, это не были слова Алана. Уильям сам вскрыл свою душу, произнеся эти три проклятых слова.

– Как вы не можете понять… – упрямо замотал головой Уилл, прислонившись лбом к холодному стеклу. – Мой отец умер!

– А мои дети меня предали! – вспыхнул Алан, метнув в Уильяма полный сдерживаемой ярости взгляд, но тут же взял себя в руки и уже намного спокойней продолжил: – Жизнь не всегда бывает справедливой. Ты должен был уже давно это понять, Уилл. Ты сидишь в тюрьме, а в городе продолжаются бойни, за которые никто не несёт наказания. Это ты читаешь справедливостью?

Всколыхнувшаяся внутри Уильяма волна разбилась белоснежной пеной о неприступную крепость Маккензи. Справедливость была для Уилла достаточно сложным и субъективным понятием, изменявшим свою форму под действием окружающих обстоятельств. Уильям вздрогнул и ударился лбом об окно, когда машина провалилась колесом в очередную яму, и его сонное ускользающее из реальности сознание зацепилось за кинутый ему конец тонкой красной нити. Уилл поднял голову и, болезненно поморщившись, потёр ушибленный лоб.

– Дети? У вас есть…

– Были, – оборвал Алан. – Очень давно. Еще… в прошлой жизни.

– Но вы…

– Молодо выгляжу? Кровь девственниц и молоко, – бархатистым раскатом рассмеялся Алан. – Шучу. У каждого из нас есть свои тайны. Моя в том, что у меня была семья. Я не хочу об этом говорить и уж тем более вспоминать. Это все в прошлом. Большего тебе знать не нужно, Уилл. Пока что. – Алан хотел сказать что-то еще, но машину занесло, и она неуклюже перекатилась по кочкам. – Полегче, Джим! Ты все-таки не трупы сейчас везёшь!

Мягкий свёрток лежал на коленях Уилла, и пальцы нервно сминали его края, теребили грубые нити, удерживающие бумагу, и скользили по шершавой поверхности. Слова Алана эхом проносились по сознанию Уильяма, бились друг о друга и смешивались в неразборчивый гул, оставляя Беллу лишь то, что он сам хотел слышать, то, что болезненными отзвуками сердца отражалось внутри, стоило взглянуть за окно и зацепиться взглядом за очередную счастливую пару в поисках идеального дома для семьи.

– В прошлом, – шёпотом протянул Уилл и нервно сглотнул. – Прошло всего пару месяцев, а мне казалось, что каждый день тянется целую вечность.

– Так всегда бывает, если не знаешь, чем себя занять в замкнутом помещении один на один со своими мыслями. Вечность не самое худшее наказание, Уилл. Хуже, когда о тебе забывают, когда ты растворяешься в истории и не оставляешь даже царапины на мраморной стене храма. Небытие и забвение – вот настоящая пытка и проклятие. Особенно, когда ты один на один со своими воспоминаниями. Когда только ты помнишь.

– Я подвёл их. – Пальцы до хруста сжали свёрток. – Мою семью, сестру, мать. Я подвёл их всех. Особенно отца.

– Единственный, кого ты можешь в этой жизни подвести, – это ты сам. Но маленькие трудности, с которыми ты столкнулся, еще не говорят о том, что ты подвёл себя. Каждое испытание это шаг к тому, чтобы стать личностью. А не ее жалкой тенью. Если жизнь лёгкая и простая, то какой в ней смысл? – пожал плечами Алан. – Принимай удары так, словно это лучший подарок, и иди дальше. И постарайся не оглядываться на прошлое. Делай выводы, но никогда не смотри назад. Прошлое убивает не хуже пули или мышьяка.

Уилл молчал, глядя на проносящуюся за окном чужую жизнь. Гудок поезда пронзительным вскриком разорвал воздух, и их машина едва успела проскочить в свете ярких огней несущегося паровоза. Тяжёлые веки налились металлом, прерванный сон начал давать о себе знать, и Уильяму едва хватало сил, чтобы отгонять от себя упорно наплывающий молочный туман сна и фокусироваться на паре сверкающих в темноте серебристых глаз.

– Ты скучаешь? – голос Алана приглушённо донёсся издалека, словно они сидели не напротив друг друга.

– А вы бы на моем месте не скучали? – прохрипел Уилл и надрывно кашлянул. – За все время я виделся только с Даниэлем. Когда только приехал… сюда, и пару дней назад. Он приходил сказать, что моя сестра не смогла найти минутки, чтобы навестить родного брата. Я до сих пор помню глаза Маргарет на суде. Я боялся. Нет. Я до сих пор боюсь. Не того, что меня ждёт впереди, за закрывающимися передо мной дверьми, а тех, кого я оставляю в своей прошлой жизни. – Сдавленный выдох вырвался из груди Уилла. – Смотреть Маргарет в глаза, после всего, что произошло. Я… Не думаю, что у меня найдутся для этого силы. Я растоптал ее доверие. Разбил на мелкие кусочки. И их не соединишь обратно простым «Прости. Мне очень жаль». Нет.

Уильям закрыл глаза и откинул голову назад, тут же зашипев, когда затылок с силой ударился о жёсткую стенку машины.

– Позволю себе считать, – вкрадчиво начал Алан, – что я достаточно долго общаюсь с людьми, чтобы в них разбираться. Твоя сестра любит тебя, Уильям Белл. Возможно, что никто на этом свете не любит тебя настолько же сильно, как Маргарет. – Ироничный взгляд Алана было сложно воспринимать всерьёз, но почему-то у Уилла не было сомнений в том, что Маккензи говорит. – Ты для неё значишь, намного больше, чем просто младший брат. Тебе и самому об этом прекрасно известно. А когда человек любит другого настолько, что готов ради него убить – а поверь, твоя сестра готова на это, – то он может простить любую глупость, лишь бы видеть, что ты жив и здоров. Она любит тебя, Уильям. И она ждёт тебя домой. Не позволяй своим страхам вставать между вами, и скажи это глупое и банальное слово «Прости».

Алан поджал губы, будто раздумывал о чем-то. Его глаза медленно обводили каждую деталь Уильяма, но думал Маккензи точно не о нем, – взгляд был рассеянным, пустым, как у маленького ребёнка, пытающего ухватиться сразу за все, но вместо этого пропускающего мимо себя большую часть важных деталей.

– Пока не стало слишком поздно.

Взгляд Алана неожиданно стал мягким и грустным – Уильям хорошо это видел в отблеске тусклых уличных фонарей, проносящихся мимо них. Его обычно ледяной взгляд потеплел, а все черты лица сгладились. Он сожалел, и это читалось в каждом вздохе, в каждом сдержанном движении головы и сведённых к переносице светлых бровях. Пальцы разжались, отпустив трость, и пелена, окружившая Уилла, исчезла, растворилась как табачный дым, сделав все звуки яркими и живыми.

– Я тоже порой скучаю, Уилл, – негромко, словно стесняясь своих слов, выдохнул Алан. – Смотрю на это чёртово небо над головой и ощущаю внутри лишь пустоту. Как будто часть меня вырвали, сожгли и развеяли, не оставив мне даже пепла, над которым можно было бы скорбеть. Не знаю, что я рассчитываю увидеть, вглядываясь в это проклятое звёздное небо. Знаки? Собственные воспоминания? Ответы? Но ответ лишь один: я скучаю. И чувствую себя от этого живым.

Алан отвернулся к окну, за которым распростёрлось усеянное маленькими светлячками небо. Он замолчал, погрузившись в свои мысли, и обвёл кончиками пальцев причудливую мордочку лесного зверька-набалдашника. Хотелось расспросить, хотелось узнать больше, но Уильям молчал, довольствуясь тем малым, что ему кинули, как хлебные крошки бездомной собаке. Уилл горько усмехнулся – он и сам сейчас был практически бездомным. До собаки было еще далеко, но крыши над головой не наблюдалось – за квартиру он не платил, да и вряд ли хозяева были бы в восторге от его возвращения.

Они пересекли знакомую Уиллу черту города, а густые рощицы и низенькие одноэтажные дома начали сменяться более высокими постройками, когда Алан оторвался от окна и перевёл заледеневший взгляд на Уильяма.

– Приводи себя в порядок и возвращайся к жизни. Ты даже ничего не пропустил. Город ждал твоего возвращения, так что постарайся его не разочаровать. Как и меня. И… – Алан замялся. – Не делай больше подобных глупостей без моего ведома. Мне не нравится, когда вокруг меня творится беспорядок. Я за тебя отвечаю. И я должен знать, что с тобой. Ты понял меня?

Уилл коротко кивнул.

– Возьми, – Алан вытащил из кармана свёрнутые в несколько раз купюры и протянул их Уиллу. – В качестве моральной компенсации за предоставленные неудобства. И я снял тебе квартиру. Она получше того, что у тебя было, если ты, конечно, не возражаешь. Надеюсь на скорую встречу.

– Вы же сообщите мне о ней?

– Разумеется. Как всегда чудесным письмом. Люблю писать от руки. Это… успокаивает, – уголки губ потянулись в мягкой улыбке, – даёт время подумать и собраться с мыслями. Да и к тому же – всегда можно сжечь письмо. Чего не скажешь обо всех этих новомодных телефонистках. Не люблю, когда подслушивают. Только если это делаю не я.

Они одновременно усмехнулись. Уилл не знал точно, чему он радуется и почему сам спрашивает, когда сможет снова увидеться с Аланом. Внутри все продолжало сжиматься, а эмоции, забурлившие внутри глубокого раскалённого котла под названием «душа», были слишком спутанными, чтобы Уильям мог распутать сходу этот клубок. Слова Алана, его рассеянное «Мне жаль» все еще отзывались глубоко внутри сдавленными немыми криками, а его взгляд, полный внезапной мимолётной грусти ласковой рукой смазывал кровоточащие раны.

Знакомые районы приятно согревали Уилла. Его взгляд то и дело цеплялся за вывески, выискивая среди них привычные имена, а летние террасы кафе уже приветливо подмигивали. Машина плавно скользила по широким проспектам и цветущим в тени небоскрёбов бульварам, а затем свернула на одну из узких и длинных улочек, которыми был испещрён центр города.

Алан негромко постучал тростью в окошечко, и водитель коротко кивнул в зеркале заднего вида. Входные двери замедлили свой бег, и вскоре автомобиль остановился перед одним из высоких и узких домов, наводнивших этот район. Заглушив двигатель, водитель негромко хлопнул своей дверью, поправил шляпу и распахнул пассажирский вход, впуская в салон дурманящую ночную прохладу.

Маккензи коротко кивнул, и Уиллу показалось, что его взгляд снова на мгновение стал мягким и сочувствующим.

Но ему это показалось.

Взгляд Алана снова был холодным и насмешливым, и мужчина не смотрел на Уильяма, когда дверь за его спиной захлопнулась, а стекло медленно опустилось, позволяя Уиллу в последний раз за этот вечер увидеть бесстрастное лицо своего непрошенного спасителя.

– Береги себя, Уильям Белл. И постарайся снова не угодить в тюрьму за пару ближайших дней.

Автомобиль зарычал, выпустил из-под колёс горький дым и тронулся с места, оставляя Уильяма одного на пороге его новой жизни, вход в которую скрывался за невысокой деревянной дверью, ключ к которой хранился под входным ковриком. Нужно было лишь сделать первый шаг.

И Уилл был полон уверенности сделать его.

Глава VII. Пациент

Июль, 1932

Тусклая лампочка рвано мигала от перепадов напряжения, и Уильяму приходилось все время напрягать глаза, чтобы рассмотреть что-то во вскрытой грудной клетке человека перед ним. Не сказать, что это ему помогало, потому что даже при хорошем дневном свете он вряд ли смог бы разобрать, что было лёгкими, а что рёбрами этого несчастного – сейчас его внутренности больше напоминали фарш, изредка булькающий, когда слабо бьющееся сердце совершало очередной виток крови по организму в тщетной надежде на спасение.

Пустой театр, обычно набитый гудящими от предвкушения сотрудниками и студентами, сейчас молчал. Было ли причиной этому раннее время операции или то, что оперировал Уильям, оставалось для хирурга большим вопросом, о котором он хотел сейчас думать как можно меньше. Раздробленная грудина юноши на столе вспыхивала вместе с лампочкой, и Уилл раздражённо чертыхнулся, вытаскивая щипцами мелкую дробь. Чудом было уже то, что сердце оказалось не задетым, но состояние пациента оставалось неудовлетворительным настолько, что Уильям сквозь силу заставлял себя проводить операцию.

«Случайно упал на дробовик», – сказали в приёмном покое двое высоких мужчин в дорогих костюмах, многозначительно похлопав Уильяма по плечу и бросив парня к его ногам, как мешок с картошкой.

«Вы знаете, что делать», – добавил один из них, понизив голос и сунув в карман белого халата несколько купюр. – «Надеемся на плодотворное сотрудничество».

Клапаны аппаратов глухо ухали в такт дребезжанию лампы, а сердце несчастного в последний раз сквозь силу перелилось ударом и замолкло. Уилл выдохнул, так и замерев с разжатыми щипцами, которыми уже нацелился на очередную дробинку. Собственное горячее дыхание под маской обжигало потрескавшиеся губы, а голова в туго затянутом чепце чесалась и ныла.

Щипцы глухо звякнули об металлический поднос. Короткий взгляд на часы, и Уильям отвернулся от операционного стола, коротко бросив стоящим рядом сёстрам:

– Время смерти – четыре часа сорок семь минут.

Солнце только показало свои первые лучи, пробираясь вперёд мягкой поступью, когда Уилл устало стянул с себя ненавистные маску и шапочку. Окрасившаяся в алое ткань рухнула на пол, а вода в раковине потекла багровым вином.

«Перчаток нет», – так прошлёпала старыми губами сгорбленная медсестра, увидев перед собой Уильяма.

Кровь струйками стекала по коже, цепляясь за длинные тёмные волоски на руках маленькими каплями. Перчаток нет. Уильям сквозь силу улыбнулся воспоминанию об этой милой сценке, в которой и старуха, и Уилл делали вид, что все в порядке. Всего лишь обыденная ситуация – позволить хирургу измазаться по локоть в крови пациента. Сдавленный болезненный смешок вырвался из груди Уилла, и мужчина с остервенением начал тереть кожу, ощущая лёгкое пощипывание. Перчаток нет. Как нет и привычного хорошего отношения: только одна медсестра смотрела на него с обожанием во время операции, да и та вскоре изменит своё отношение, поддавшись мнению старших.

Ноги гудели, и дрожь от них сильной вибрацией проходила по всему телу, казавшемуся Уиллу после нескольких часов за операционным столом мягкой подушкой с перьями. Он едва чувствовал руки, и каждое движение казалось ему чужим, словно это не он управляет своими пальцами и руками, а кто-то другой, дёргающий за ниточки, как кукловод. Грубая щётка оставляла после себя длинные борозды, но Уилл не прекращал тереть руки, пытаясь снять кожу и обнажить наконец окружающим все, что копилось внутри него.

Уилл вздрогнул, когда маленькая женская ладошка легла ему на плечо, а тонкий тихий голос пробормотал «Не мучайте себя. Все уже отмылось». Часы противно тикали, когда Уилл выходил из операционной, громко хлопнув дверью и оставив молодую сестру в растерянных чувствах.

Они думали, он не видит? Они думали, он не замечает взглядов, которыми смотрят на него? Не слышит громких голосов, стоит ему пройти по коридору и поздороваться? Первый день на работе оказался для Уильяма еще более тяжёлым, чем он изначально думал, лёжа на диване в своей новой гостиной и пялясь в потолок под хриплое жужжание радио.

Ключ щёлкнул в дверном замке, обещая Уильяму несколько часов спокойствия и сна. Верхний ящик стола распахнулся, и Уилл вытащил из него массивный будильник, заведя несколькими оборотами: проспать обход не хотелось, да и позволять сёстрам найти его спящим в запертом кабинете Уильям не собирался. Действовать на опережение было лучшим вариантом. Ноги на стол, халат вместо одеяла, и вот мысли уже медленно утекают песком в часах, позволяя забыться мягким облаком сна.

Ему снился дом. Маленький пруд около него и высокая скрипучая качель, спрятанная в тени раскидистого дуба. Усеянные маленькими розовыми цветами кусты и пахучие лилии, которые любила высаживать его мать. Ему снился дом. И высокая мягкая постель, прохладная после целого дня, в которую он забирался, укрываясь одеялом с головой, как в маленький замок. Ему снилось все то, что давно отняло время, растоптав и перемолов своими нещадными жерновами взросления. Улыбки сестёр стёрлись и погасли, родительский дом покосился под порывами ураганов, а лилии завяли и поникли, как поник и сам Уилл, уверенно вышагивая по коридорам больницы с высоко вздёрнутым подбородком.

Уильяма разбудил долгий и настойчивый стук в дверь. Кто-то колотился с той стороны, а будильник, еще не прозвонивший, продолжал негромко тикать, отмеряя оставшийся час сна. Выползать из сладкой пелены полудрёмы Уиллу не хотелось, но каждый удар по дереву колоколом разносился телу, болезненной вибрацией пульсируя в голове.

Кресло скрипнуло, и Уилл протёр глаза, несколько раз моргнув, чтобы скинуть с себя последние остатки сладкого сна. Кресло снова скрипнуло, и Уильям, надев на ходу халат, обогнул стол и в несколько шагов подлетел к двери. Его пальцы замерли в нескольких дюймах от ключа в нерешительности и спустя несколько мгновений уверенно схватились за него, провернув три раза. Три маленьких замочка отщёлкнулись, и Уильям распахнул дверь, едва не столкнувшись с неожиданно возникшей перед ним медсестрой в свежем чистом чепчике и новеньком переднике.

– Д-доктор Белл. А вы… как… что? – девушка отшатнулась, запнувшись о ковровую дорожку и едва не завалившись назад.

Уильям медленно через силу вздохнул и оперся предплечьем о дверной косяк.

– И тебе доброе утро, Грейс, – слегка насмешливо протянул Уилл, обведя девушку взглядом, а затем уже более сухо и словно для галочки добавил: – Как всегда прекрасно выглядишь.

Грейс только растерянно таращилась на него – это было всяко лучше всех тех недоверчивых и полных недовольства надменных взглядов, которых Уилл уже насмотрелся за прошедшие двенадцать часов с момента начала смены.

– А что вы здесь делаете? – пролепетала Грейс, быстро моргая своими длинными ресницами.

– Работаю, – нетерпеливо хмыкнул Уилл, мысленно прикидывая, насколько у него сейчас помятый вид, и радуясь тому, что за прошедшую неделю с чем-то его волосы успели отрасти до практически прежней длины. – Если ты вдруг забыла. Проверь пациента в тридцать третьей и не забудь раздать лекарства. И проследи, чтобы мистер Джонс не вставал с кровати. Как я вижу из его карты… – Уилл осёкся, понимая, что никакой карты у него в руках нет. – Как я увидел в его карте, ему только зашили аппендицит. При этом вчера он уже подскочил и начал делать приседания. Что ж, – Уилл цокнул языком и покачал головой. – Придётся ему полежать у нас на пару недель дольше.

– Да, хорошо, доктор Белл.

Уилл с трудом подавил рвущийся наружу зевок и собрался вернуться к своему сну – он на это надеялся. Вот только Грейс продолжала стоять перед ним посреди коридора, привлекая и без того лишнее внимание, и заламывала руки.

– Еще какие-то вопросы, Грейс? – бровь Уильяма выгнулась дугой.

– Я… я не ожидала вас здесь увидеть. Наверно, это не моё дело. Просто это так неожиданно и…

– И ты задаёшься вопросом, почему я снова работаю? – закончил за неё Уильям. – Что ж, это действительно не твоё дело, Грейс, и не суй свой симпатичный носик, куда тебе не следует.

К счастью для Грейс Меррифилд, обычно слова Уильяма доходили до неё с большой задержкой – будь то предписания для пациента, признание в любви или же болезненный яд, рвущийся сквозь спокойную маску доктора Белла.

И снова Уильям не смог уйти. Маленький червячок в его голове по имени Даниэль любезно подкинул воспоминание, принёсшее мужчине, возможно, больше всего пищи для размышлений в последние дни, что он провёл в холодной постели, укрываясь только тонким подранным в боях с самим собой покрывалом. Уилл сжал ладонь в кулак, приложив его к губам и уставился на Грейс, буквально ощущая, как слова маленькими огоньками пляшут на кончике его языка.

– Ах да, – будто бы внезапно вспомнив, с театральным удивлением заметил Уильям, – я слышал ты помолвлена. Совет вам да любовь. Уверен, ты будешь прекрасной женой.

– Уильям, я…

– Как закончишь – жду в операционной. Если еще что-то интересно, то советую поговорить с начальством. Я с тобой говорить на личные темы не собираюсь. Да и ты, предположу, не горишь желанием общаться. И не опаздывай. Пациент не переживёт лишние пять минут, пока ты будешь пудрить носик.

Захлопнуть дверь перед самым носом Грейс оказалось еще более тяжёлой задачей, чем смотреть ей в лицо и разговаривать. И все же Уильям это сделал: прижался спиной к двери и напряженно вслушивался в удаляющий стук каблуков своей – нет, уже давно не своей – девушки. Или их отношения изначально были обречены, как любой союз молоденькой медсестры и столь же молодого хирурга? Наверно, Уильям никогда не узнает ответа.

Сон уже давно покинул Уилла, все карты пациентов прочитаны вдоль и поперёк, все заметки внесены в маленький кожаный блокнот, до предстоящей операции оставалось еще слишком много времени, а заняться доктору Беллу было на удивление нечем. Даже радио стало раздражать. Сигареты слишком быстро уменьшались в помятой пачке, пока Уильям, прислонившись к металлической пожарной лестнице, курил и наблюдал за просыпающимся городом.

Жаркое июльское солнце плавило асфальт и стены домов – они плыли в лучах, извивались волнами стекольных отражений и взрывались яркими вспышками. И вместе с ними плавился и сам Уилл, взъерошивая уложенные гелем волосы и выпуская вверх серый прогорклый дым. Сейчас ему как никогда захотелось тех приторно-терпких сигарет, что курил Алан Маккензи, вместо дешёвого и едкого табака, оседавшего на языке плотной плёнкой.

– Да, я понимаю, что ваша проблема очень деликатная, и я…

– А мне кажется, вы не понимаете. Я пришла к вам за помощью, а вы говорите, что не можете ничего сделать? Что не видите никакой проблемы? Я ожидала от вас большего. Надеюсь…

Последние слова потонули в визге промчавшейся полицейской машины. Уилл вскинул голову, без удивления обнаружив, что голоса раздавались из окна кабинета Даниэля – он принимал парой этажей выше и обычно врывался к Уильяму не через коридорную дверь, а сквозь балконное окно. Уилл безуспешно прислушивался: теперь к шуму проснувшихся машин добавилось монотонное дребезжание поездов и стук колёс по рельсам. Сделав последнюю затяжку, Уилл бросил окурок вниз и поспешил обратно в кабинет, чтобы успеть добраться до Даниэля раньше, чем его оживлённый разговор закончится.

Уилл не любил подслушивать. Обычно у него это получалось случайно. Он всегда оказывался в нужном месте в нужный момент, чтобы узнать информацию, но порой начинал жалеть об этом уже через несколько минут, когда дела приобретали опасный для жизни поворот. Так что все тайны Уильям предпочитал поскорее забывать, с головой уходя в работу и бессонницу, которая хорошо помогала рассеять внимание.

Сейчас же Уиллу даже не нужно было прислушиваться: крик из кабинета Даниэля был слышен даже в конце коридора. Стоило Уильяму ступить на последнюю ступеньку, как до его ушей донёсся еще один фрагмент слишком горячего и напряженного разговора. И чем ближе Уилл подходил к двери Даниэля, тем ясней становилось, что беседа приобрела чересчур острые обороты.

– Послушайте, давайте мы еще раз все хорошо обсудим, и я честно скажу вам все, что думаю по вашей ситуации. Мы не может торопиться и делать ложных выводов. Вы должны понимать, что это в ваших же интересах.

– Это в ваших интересах. Всего хорошего.

Уилл едва успел увернуться от распахнувшейся двери и спрятаться за ней, как в коридор ураганом выбежала девушка. Она не стала утруждать себя тем, чтобы закрывать за собой дверь. Только остановилась, оглянулась и, заметив лестницу, промчалась мимо Уильяма. Девушка громко цокала каблуками по паркету, нервно теребила сумочку в руках и то и дело разъярённо трясла копной огненно-рыжих волос. Она остановилась около самой лестнице, громко выругалась и вскинула голову, устремив свой взгляд в сторону Уильяма.

Уилл видел, как время замедляется. Пыль неспешно парила в проникающих с улицы лучах солнца, а маленькие яркие зайчики игрались в волосах девушки. Уилл вдохнул – и этот вдох обжёг его лёгкие раскалившимся за несколько секунд воздухом. Он горел, он клокотал изнутри от незнакомого до этой секунды гнева, а кровь вскипала под его кожей, пульсирующими струями устремляясь к сердцу. Два раскалившихся до бела золотистых омута глаз всплывали пузырями расплавленного металла и разрывались маленькими опаляющими каплями.

«Теперь ты доволен? Сынок…»

Уилл вздрогнул – голос отца раздался совсем рядом – и обернулся, но позади него была только горчично-жёлтого цвета стена. Пальцы с силой сжали металлическую дверную ручку. Тихие шепчущие голоса становились все громче, надвигались на Уильяма лавиной, и он тонул в этих золотистых глазах, из последних сил цепляясь разумом за реальность.

«Позор семьи. Надо было позволить тебе умереть. Тогда я был бы сейчас жив…»

Слова отца раскатами грома пронеслись по коридору, столкнулись с женским плачем и взорвались криками чаек и змеиным шипением баллона с газом. Уилл дотронулся до уха – тонкая липкая дорожка устремилась по линии челюсти, оставляя после себя знакомое ощущение, но его пальцы все так же были чистыми. Он дотронулся еще раз, чувствуя, как кровь с новой силой хлынула из разорванных контузией отцовского крика ушей, но кончики пальцев только чувствовали под собой пульсирующую багровую жидкость: его халат все так же был чистым, а на руках не было ни капли крови. Горло пересохло, а охватившее его чувство всепоглощающего страха сменилось эйфорией.

Уильям плыл. Он стоял на ногах, но пол двигался волнами, и Уильям плыл вместе с ним. Он вскинул голову и посмотрел на незнакомку, словно надеясь привлечь к себе ее внимание. Цеплялся за неё взглядом – она была единственным ярким образом в потускневшем коридоре и казалась Уильяму единственной ниточкой к спасению.

Но смотрела девушка не на него, не на Уильяма, а на появившуюся из-за двери тёмную копну Куэрво. Даниэль выглядел вполне спокойным, но все его черты заострились, искажаясь уродливой маскарадной маской. Линии его лица плыли, заворачивались в петли и взрывались фейерверками. Даниэль был спокоен и смеялся. Истерично, надрывно и сломлено, а его смех отражался эхом от стен, взрывался барабанными перепонками и выбивал из груди последние остатки кислорода, заставляя Уилла хватать воздух ртом. Незнакомое ему ощущение надвигающейся волны поднималось, сердце сдавленно сжималось, стуча настолько плавно и неторопливо, что казалось мёртвым, а пальцы начали дрожать.

Мир казался Уильяму неестественным. И главным чужаком в нем был Уильям.

Все закончилось слишком неожиданно. Коридор перестал кружиться и сжиматься. Смех Даниэля стих, а липкая дорожка крови исчезла. Даниэль был спокоен и привычно приветлив. Он выглянул из-за двери, махая на прощание незнакомке.

– И вам тоже до свидания! – крикнул вслед пациентке Даниэль.

Уилл оглянулся, но девушки уже не было. Она исчезла, оставив после себя тонкий аромат крепкого кофе и цитрусовых.

Куэрво растерянно выдохнул, зарылся пальцами в волосы на затылке и сделал пару кругов на месте, выходя из-за двери. Он, казалось, не замечал Уильяма ровно до того момента, как тот громко скрипнул дверью, закрывая, и шагнул в сторону, глядя на друга сверху вниз. Даниэль подпрыгнул на месте, вскинув голову и полным недоверия и неверия взглядом уперся в грудь Уильяма, где на халате изящными каллиграфическими буквами были вышиты инициалы врача. Даниэль пару раз моргнул, прежде чем перевести взгляд выше.

– Уилл! Черт возьми! – наверно, крик Даниэля было слышно даже на первом этаже. – Ты что здесь делаешь?

– А по моему халату не видно? Вроде как работаю. Ну или пытаюсь. Это не очень просто делать, когда все вокруг на тебя пялятся и удивляются твоему появлению, – Уилл устало выдохнул, проводив взглядом группку местных медсестёр. – Ты уже второй человек, который спрашивает, что я делаю в больнице. Не стоило, наверно, возвращаться, раз моё присутствие вызывает у вас вопросы.

– Нет-нет-нет, – тут же активно зажестикулировал Даниэль, всем своим видом выражая протест, – даже не думай мне тут такое говорить. Ты здесь – и это лучшее, что было со мной за последнее время!

– Даниэль, мы виделись с тобой две недели назад. Прошло совсем немного времени.

– Да. Но теперь я могу набить тебе рожу и мне ничего за это не будет.

Сначала Уильяму показалось, что ему послышалось. Но даже через несколько секунд Даниэль не перестал самодовольно улыбаться, уперев руки в бока в позе, выдающей любого властелина этого мира. Ну или сумасшедшего. Ни в первом, ни во втором варианте Уилл нисколько не сомневался, зная, насколько врачи его специализации подвержены влиянию собственных пациентов.

Поэтому Уильяму оставалось только потереть лоб, всплеснуть руками и поднять глаза к скрытому за потолком небу.

– Ты сдурел?

– Это ты сдурел, – обиженно цокнул в ответ Даниэль. – Ты хоть представляешь, что мы здесь все пережили? Я, Маргарет, больница?

– В последнюю нашу встречу ты был более дружелюбным.

– А что ты от меня хотел? – Даниэль вопрошающе развёл руками и на всякий случай осмотрелся по сторонам. – Чтобы я вывалил на тебя все проблемы, которые нам пришлось разруливать из-за того, что ты решил вляпаться в дерьмо? Кто же мог предугадать, что великий и ответственный Уильям Генри Белл решится преступить черту закона и покинуть наше общество на неопределённый срок, не предупредив никого из нас?

– Из-за твоего брата на минуточку, – резонно заметил Уильям.

– Но ему искренне жаль, – тут же с улыбкой парировал Даниэль.

– Охотно верится.

Уильям поджал губы. С его стороны было бессмысленно заводить этот разговор, потому что ни Даниэль, ни Анхель не признают, что, помимо Уильяма, виновных в случившемся было намного больше. Он не снимал с себя ответственности, потому что взрослые мальчики сами думают и принимают решения, а не ведутся на уговоры других, но и отрицать причастность Анхеля Уилл не мог, каждую ночь просыпаясь от приходящих к нему кошмаров, главным действующим лицомкоторых был кузен Даниэля. Возможно, Уилл был бы рад видеть Анхеля болтающимся в петле. Но он знал, что этого никогда не произойдёт, – Куэрво был слишком изворотливым, чтобы так глупо закончить свою жизнь, а вот Уиллу стоило бы чаще переживать за свою шею, вокруг которой сейчас с силой стягивался узел галстука, как еще полгода назад угроза умереть в двадцать шесть лет.

– Я, между прочим, несколько недель потратил, чтобы привести в порядок все твои дела здесь. Оказалось, хирурги – не слишком сговорчивый народ, – недовольно пробурчал Даниэль, скривив лицо. – К тому же еще и высокомерный.

– Ты о чем? – понимающе пробормотал Уилл.

– Да так. Забудь.

Даниэль отмахнулся и еще несколько долгих секунд изучал Уильяма пристальным взглядом, словно они не виделись не пару месяцев, а несколько лет. Наконец, удовлетворив своё любопытство, Даниэль довольно и мечтательно улыбнулся, словно увидел перед собой что-то божественно прекрасное, и хлопнул себя по бокам, изрядно напугав этим жестом Уилла.

– А чего это мы стоим в коридоре, как осужденные перед казнью? – Даниэль неловко крякнул собственному каламбуру. – Давай, проходи, садись.

Даниэль распахнул дверь своего кабинета. Все выглядело точно так же, как Уильям это запомнил: дорогое кожаное кресло, дубовый стол, больше подходящий для какой-нибудь юридической конторы, и позолоченные часы, которым было самое место на камине, а не на столе врача какой-то захудалой клиники. На вопросы, почему он работает именно здесь Даниэль всегда отвечал так же уклончиво, как и на все остальные вопросы. Кабинет Даниэля Куэрво разительно отличался от всех остальных помещений больницы, а в своей практике мужчина не выходил обычно дальше своего кресла, просиживая дни и халаты, на которых регулярно появлялись дыры в районе бёдер.

Даниэль активно замахал Уиллу из глубины кабинета, а затем отвернулся, роясь в каком-то шкафчике. Дверь хлопнула за спиной Уильяма, подгоняемая сквозняком. Стекло подозрительно зазвенело, и через мгновение Даниэль обернулся, в одной руке зажав горлышко бутылки, а в другой – два гранёных стакана, которые когда-то ему подарил сам Уильям.

– Тебе налить?

– Я на работе, – с напускной серьёзностью буркнул Уилл, опускаясь в кресло пациента.

– Я тоже. И что? – Даниэль с удивлённо-обиженным видом развёл руками. – Мы в Чикаго, Уилл.

– Не нужно оправдывать свой алкоголизм городом, – едко отозвался Уильям, закинув ногу на ногу и сложив на груди руки.

– Сказал мне лучший шулер города. И только попробуй мне доказать, что ты занялся этим неблагодарным делом не потому, что живёшь здесь, – Даниэль не дал Уильяму сказать хоть что-то в своё оправдание, выставив вперёд руку и указав на него пальцем. – Уилл, дружище, место во многом определяет наш характер и строит наши личности. Живи ты где-нибудь на юге – ты был бы совсем другим человеком. Плантатором скорее всего. Выращивал бы хлопок, бил рабочих кнутами и развлекался с хорошенькими молоденькими девушками на сеновале. – Даниэль было рассмеялся, но осёкся под осуждающим взглядом Уилла, которым тот обычно смотрел на людей, в чьих умственных способностях сомневался. – Так что брось ломаться, как монашка перед дьяволом, и выпей со своим другом. Я полгода ждал этой возможности.

Слова Даниэля имели смысл, и Уильям не нашёл, что на них ответить. Он молча следил за тем, как Даниэль разливает по стаканам янтарно-жёлтый напиток, напевая себе под нос модную песенку, и нервно тёр подушечки больших пальцев друг о друга. Как только стаканы были наполнены до краёв, Даниэль небрежно подтолкнул один из них к Уильяму, благополучно расплескав добрую часть напитка, и с размаха опустился в кресло.

– Ну, рассказывай, – хлопнул в ладоши Даниэль.

Уилл непонимающим взглядом уставился на друга. Брови сдвинулись к переносице, сомкнувшись в глубокой и рваной морщинке, взгляд синих глаз потемнел, а челюсть напряглась до нервного скрежета в зубах.

– Что?

– Ну, как именно ты сейчас сидишь передо мной и почему я не узнал об этом сразу же, как ты приехал домой, – Даниэль вёл себя так, словно Уилл был маленьким ребёнком. – Почему ты мне не позвонил?

– Телефон подключат только на следующей неделе.

– Понятно-понятно. А чем ты… – Даниэль замолчал, прижав кулак к губам и на мгновение задумавшись. – Точнее, сколько ты уже тут?

– Полторы недели, – скупо бросил Уилл, пытаясь показать, что он не в настроении разговаривать.

Их общение с Даниэлем очень часто напоминало игру слепого с глухим: Уильям пытался отвязаться от навязчивого и профессионального заглядывания в душу и разум, а Даниэль делал вид, что не замечает, как его лучший друг пытается скрыть важные детали своей жизни, от которых могло зависеть достаточно многое. Включая будущее самого Даниэля.

– И ты только сейчас вышел на работу? Что ты делал все это время, malparido, раз даже не удосужился сообщить о своём освобождении своему другу?! – полным обиды голосом возмутился Даниэль.

– Не поверишь, – Уилл буквально почувствовал во рту горечь, с которой слова вырвались из него. – Сходил в кино. Трижды. Каждый вечер набирал полную ванну горячей воды, смотрел на неё и слушал радио. А еще я никогда не думал, что буду радоваться гудящему холодильнику и капающему крану. Сантехник обещал прийти еще через неделю.

Даниэль промолчал, смерив Уильяма понимающим взглядом, и только негромко промычал, словно подводил для себя какие-то итоги. Резко выдохнув, Даниэль опрокинул в себя свой стакан виски и отставил его в сторону. Пальцы мужчины ловко пробежались по столу, словно это была клавиатура рояля, и схватили одну из толстых папок.

“Карты пациентов” – так гласила крупная изящная надпись на обложке.

Часы мерно стучали. Иногда Даниэль зачем-то протягивал к ним руку и что-то поправлял, чтобы затем вновь вернуться к изучению разложенных перед собой бумаг. В какой-то момент Уиллу даже показалось, что Даниэль забыл о присутствии друга в кабинете, но Куэрво тут же вскинул голову, улыбнулся Уильяму и вновь опустил взгляд на мелкие убористые строчки. Они молчали, и это молчание давило на Уильяма, напоминая ритмичным тиканьем те долгие минуты, проведённые в одиночестве, когда единственным развлечением были собственные мысли и проплывающие в маленьком окошке высоко под потолком звезды.

– Хотя назвать то, что я здесь, освобождением, у меня вряд ли повернётся язык, – наконец, не выдержав, сказал Уильям, несколько раз сжав и разжав ладони.

– В смысле? – Даниэль оторвался от бумаг и вскинул на Уилла взгляд.

– Я не уверен, что, кхм, все было достаточно законно, – Уильям перевёл взгляд на часы, только сейчас заметив, что в них был встроен маленький маятник, который нужно было периодически подталкивать. – Однако мне сказали, что моя свобода – результат мирного дипломатического общения. Придётся поверить на слово. Раз уж проверить это я все равно никак не смогу. Да и не хочется снова лезть во все это. Предпочту поскорее забыть, как страшный сон.

Сердце перехватила невидимая рука, сжав в своих тисках. Кровь прилила к ушам, зашумев морским прибоем, а отступившая после бессонных ночей боль в голове пронеслась по швам с новой силой. Уиллу показалось, что весь его череп трещит, хрустит и грозится вскрыться неровными зубчатыми краями.

– Кто?

Даже без уточнения было ясно, что Даниэлю до смерти интересно, кто приложил руку к освобождению Уильяма. Долго скрывать это у Уилла все равно не получилось бы – и Анхель, и Алан были знакомы друг с другом, и в какой-то момент правда выплыла бы наружу вместе с весенними ручейками, а Уильям оказался бы в достаточно щекотливой ситуации. Так что оставалось только заглянуть в глаза своей гордости, пожать губы и бесстрастно ответить:

– Натаниэль Кёниг. – Каждая буква раскалённым металлом боли отпечаталась в голове Уильяма, и он поморщился, потерев круговыми движениями висок.

Брови Даниэля поползли вверх, и мужчина едва сдержал рвущуюся сквозь маску хладнокровия обеспокоенную улыбку.

– И что? Он ничего не попросил взамен?

– Почему же. Все как и всегда, – Уилл пожал плечами, взъерошив слегка вьющиеся тёмные волосы и пропустил пряди сквозь пальцы. – Он помогает мне – я помогаю ему. Для него это всего лишь бизнес. Не более. По крайней мере, он это описывал именно так, – тут же поспешил пояснить свои слова Уилл, заметив полный подозрения взгляд Даниэля. – «Ты мой человек, и я не могу позволить, чтобы мои люди прохлаждались, пока я горбачусь на благо этого общества», – не дословная цитата, но что-то такое он и имел в виду.

От Алана Маккензи не было известий все эти полторы недели, и Уилл был этому рад. Ни загадочных писем, ни внезапных автомобилей перед порогом – только блаженная тишина квартиры, жужжание лампочки и надоедливые мухи, пробирающиеся из-под приоткрытого от жары окна в прохладу помещения. Могло бы показаться настоящим раем, если бы не маленький красный неровный овал, которым была обведена дата выхода на работу с «вынужденного больничного». И если бы не ощущение пустой растерянности, преследовавшей Уильяма, – все последние дни до выхода на работу его не покидало чувство, что он встречался с Аланом и совсем недавно, но, как бы он ни силился, вспомнить при каких обстоятельствах и когда, он не мог. Ему казалось, что они о чем-то говорили.

Но чем больше Уильям думал об этом, тем нереальней ему казалось собственные мысли.

Даниэль потёр лоб и взмахнул рукой, выписав кистью пару кругов в воздухе. От этих фигур в глазах у Уилла начало двоиться, а отступившая на несколько минут головная боль вернулась с новой силой.

– А ты… уверен, что это все-таки безопасно?

– Знаешь, Даниэль, у меня как-то и в мыслях не было отказаться, когда меня посреди ночи подняли, повели в неизвестность, а потом втолкнули в машину и пожелали хорошего пути, – едко отозвался Уилл, прожигая друга взглядом. – Наверно, мне стоило сопротивляться и остаться там, да?

– Ты слишком резко реагируешь, дружище. Я же просто предположил…

– А я не очень хотел оставаться и ждать, пока мне запихнут куда-нибудь дубинку, а потом изобьют ею изнутри. Ощущения будут не из приятных, скажу я тебе. Я видел одного такого счастливчика в паре камер от моей. – Уильям нервно усмехнулся, и в этом смехе не было ни капли веселья, только холод и болезненная насмешка. – Вид у него был жалкий. А он ведь всего лишь не поделился сигаретами с Томми. А я, – Уилл развёл руками и извиняюще улыбнулся, – просто стряс с этого ирландца почти все деньги, что у него были. Надеюсь, мы с ним больше никогда не встретимся в этой жизни.

Даниэль расхохотался, запрокинув голову и схватившись за живот. Его плечи вздрагивали от каждого судорожного выдоха, вырывавшегося из его тела. От этого смеха губы на лице Уилла невольно изогнулись в улыбке.

– Я даже не сомневался в том, что ты даже там не упустишь возможности кого-нибудь раздеть, – Даниэль шутливо пригрозил Уиллу пальцем.

– Если есть угроза, что тебя разденут, надо брать инициативу в свои руки.

Двусмысленность этой фразы дошла до Уильяма только через мгновение. Его щеки резко запылали, воротник рубашки стал тесным, а воздух вокруг нагрелся. Уилл сдавленно сглотнул и, схватив свой стакан, опрокинул в себя все до последней капли под добродушный и искренний смех Даниэля.

– Эх, Уильям, Уильям, – покачал головой Даниэль. – Вот смотрю на тебя порой и гадаю, почему ты все еще не мой пациент.

– Потому что я скорее вскрою себе череп, – сглотнув набежавшую во рту слюну, ответил Уилл, – чем дам тебе в нем копаться своими загребущими ручонками.

Способность Даниэля решать проблемы ментального характера всегда поражала Уильяма. При всей неспособности Анхеля Куэрво хоть немного различать эмоциональное состояние собеседника, его кузен в пределах своего кабинета проявлял феноменальные умения.

– К слову о твоей работе. – Уилл поудобней устроился в кресле и немного подался вперёд, кивнув в сторону закрытой двери. – А кто это был у тебя в кабинете, когда я пришёл? Мне показалось, у вас вышел несколько напряженный разговор. Я не подслушивал, – Уилл улыбнулся, – но вы говорили настолько тихо, что услышать все можно было с другого конца этажа. Так что усмири моё разгоревшееся любопытство. Обычно никто из твоих пациентов не ведёт себя настолько… вспыльчиво. Когда эта девушка вылетела из твоего кабинета, вокруг неё едва искры не сверкали. Думал, вспыхнет сейчас, как спичка, до того была чем-то раздосадована. Или это ты виноват? – Уильям прищурился, с подозрением уставившись на друга.

– Ничего от тебя не скроешь. Вот что значит профессионал. Это большая тайна, но тебе, как моему лучшему и близкому другу, которого я считаю своим братом, я ее расскажу. – Даниэль заговорщицки понизил голос и точно так же, как до этого Уильям, подался вперёд. – Это дочь сенатора О’Брайана.

– О’Брайана? – вскинул бровь Уильям.

– Ага. Того самого. Который «надежда штата» и все прилагающееся. – Даниэль неопределённо взмахнул рукой; отношение Куэрво к политике было точно таким же, как к истории или здоровому образу жизни. – Он еще активно выступает против отмены Сухого закона.

– Как будто кто-то собирается его отменить.

Даниэль немного надменно усмехнулся, как любой человек, обладающий исключительной информацией, недоступной другим, и Уильяму захотелось ударить своего друга, чтобы стереть эту улыбочку как можно быстрее. Даниэль, заметив потемневшее лицо Уилла, тут же приосанился и с видом величайшего в мире мудреца поспешил успокоить друга:

– И вот тут начинается самое интересное. Ходят, скажем так, слушки, что уже в следующем году все это безумие закончится. Анхель сказал, что среди бутлегеров началась такая возня, что они почти спалили свой тайный склад. В обоих смыслах, – Даниэль прыснул от смеха; на его глазах выступили слезы, которые мужчина тут же поспешил смахнуть, но продолжить свой увлекательный рассказ он смог с трудом – как только он открывал рот, чтобы что-то сказать, из него вырывался очередной поток смеха, причину которого знал только сам Даниэль. – Полицейские сидели на хвосте у парочки идиотов, а-ха-ха, а те решили, что покурить рядом с разлившимся спиртом – хорошая идея. Думаю, зрелище было бы видно даже в Джолиете.

Сдавленный смех вырвался из Уильяма. Лицо исказилось болью от улыбки, кожа натянулась, и Уилл чувствовал, как каждая его мышца пульсирует, заставляя губы приветливо изгибаться, а взгляд теплеть. К счастью для Уилла, средство успокоения нашлось довольно быстро. Свеженькая пачка щёлкнула картонным замком, и Уилл выцепил из неё одну из спрессованных пахнущих табачным дымом трубочек. Белл хотел было предложить одну Даниэлю, но тот жестом отказался.

– А мисс О’Брайан приходила по делу или просто повидаться? – зажав сигарету, Уильям захлопал себя по карманам, но ни коробка спичек, ни зажигалки под рукой не оказалось.

– Конечно, по делу, Уилл. – Даниэль распахнул один из ящиков и протянул Уиллу искусно выполненную золотую зажигалку. – Я все-таки тут работаю, а не шашни кручу с медсестричками в отличие от некоторых. Это вы там занимаетесь моральным разложением прекрасного пола. Мне же потом приходится вытирать их слезы и убеждать, что они найдут себе еще одного такого «доктора Белла», – ехидно пропищал Даниэль, передразнивая какую-то девушку под удивлённый взгляд Уилла. – Или ты думал у меня с дочерью сенатора?…

– Я уже ничего не думаю, друг, – вздохнул Уилл, нервно пытаясь выбить из зажигалки огонёк. – Но я не был бы удивлён такому повороту событий.

Он прикурил зажатую во рту сигарету и рассеянно бросил зажигалку на стол, чем вызвал на себя ураган стрел полного недовольства взгляда Даниэля.

– По-хорошему я должен был бы обидеться, – задумчиво протянул Даниэль, потерев подбородок, и поспешил убрать зажигалку. – Но я слишком давно не видел тебя вот так вот близко, чтобы позволить себе минутную слабость.

– Как великодушно, – Уилл рукой разогнал проплывшее перед лицом прогорклое облачко дыма. – Запишу это в свой блокнот, чтобы вспоминать, если вдруг снова начну задаваться вопросом, почему ты мой друг.

– Лучший друг на минуточку.

– Ах да. Запамятовал.

Уилл повёл головой: на мгновение ему показалось, что из углов кабинета на него начал надвигаться уже знакомый молочный туман. Он пробирался медленно, облизывал каждый предмет мебели и остановился около самых ног Уилла, словно не решаясь двинуться дальше. Тонкие полупрозрачные пальцы дёрнулись, дотрагиваясь до штанины Уилла, а взрывающаяся фейерверками боль в голове заискрила перед глазами оранжевыми пятнами. Сигаретный дым заполнял собой лёгкие, окутывая Уилла изнутри, пока туман, недолго поколебавшись в нерешительности, двинулся дальше, закручиваясь вокруг ног Уилла плотной спиралью.

– Не волнуйся за неё, – довольно расплылся Даниэль. – Я мозгоправ, а не живодёр. Электричеством я ее не бью. Всего лишь помогаю справляться… с ее небольшими особенностями.

– Особенностями? – выпустил вверх струю дыма Уилл.

– Да. Или ты думал, что ко мне ходят здоровые люди? – саркастично отозвался Даниэль. – Это вы делаете из них инвалидов, а мне потом приходится вправлять им мозги и убеждать, что потеря ноги это не конец света.

– Потеря ноги лучше потери жизни, уж поверь мне.

– Меня убеждать в этом не надо, но все же. Будьте помягче со своими больными. А то потом и правда слишком много геморроя возиться с ними.

Уилл нервно дёрнул ногой, пытаясь скинуть с себя невидимые путы, но белый дым лишь крепче обхватил его, заскользив дальше. Он сжимал Уильяма, стискивал до красных полос на коже, но, кроме Уилла, никто больше этого не видел. Даниэль продолжал безмятежно восседать в своём кресле, вещая что-то о своих недавних пациентах, уже отойдя от темы разговора. Вот только вместо его слов Уилл слышал только сплошной гул, лишь изредка выхватывая знакомые уже несколько лет фамилии «особо важных и ценных клиентов» Даниэля.

Кабинет медленно плыл, покрывался рябью и рассеивался в вырывающемся сквозь губы паре. Туман плотным покрывалом обхватил грудь Уилла – ребра хрустнули, на грудь разом навалилось несколько бетонных плит, а сверху кто-то будто решил для уверенности еще и попрыгать, вколачивая острые края разрывающихся костей в истерзанные в кровь лёгкие. Уилл опустил голову, но вместо белого халата и чистой рубашки увидел разверзнувшуюся багровую пропасть. Под молочным туманом ритмично пульсировало сердце, перекатываясь в своей пустой мышечной оболочке, лёгкие взрывались влажными кровавыми пузырьками альвеол, а ребра с каждым вдохом, хлюпая и чавкая, входили все глубже в плоть. Туман практически добрался до шеи, выпустив свои невесомые щупальца, и Уилл задержал дыхание, пытаясь поднять руку и дотронуться до своей груди.

Но вместо этого туман дотронулся до его сердца.

Уильям вынырнул на поверхность из-под плотной пелены тумана, хватая ртом спасительный воздух. Уильям несколько раз медленно моргнул, отгоняя от себя остатки тумана, и поморщился, когда горячий дым от сигареты коснулся легких едва ощутимым покалыванием. Халат был на месте, как и рубашка. Уилл двинулся, и грудь пронзила обжигающая боль. Сделать вдох было невозможно – каждая попытка заканчивалась парализующей невозможностью. Тем не менее Даниэль продолжал что-то говорить про своих пациентов, и Уилл резко прервал его:

– Так что там такого занимательного с этой девушкой? – еще одна попытка вдохнуть, и Уилл с радостью для себя обнаружил, что боль отступила.

Даниэль пустым взглядом посмотрел на Уилла и подскочил в своём кресле, будто вспомнив важную информацию. Хлопок кожи о кожу разорвал воздух кабинета, и Даниэль потёр покрасневший лоб той самой рукой, которая за мгновение до этого с силой ударилась об него.

– Как ты правильно заметил, она и ко мне ворвалась так, словно мы с ней спали несколько лет, а потом я бросил ее в интересном положении, – Даниэль понизил голос и переложил пару листов обратно в папку. – И я бы еще понял ее настрой, если бы это действительно было так. Но залетать в мой кабинет посреди приёма другого пациента – не лучшее начало для отношений. Даже деловых. Однако я просто не мог отказаться от столь интересного образца.

– Ближе к делу, Даниэль, – с раздражением улыбнулся Уилл и бросил взгляд на часы. – У меня через два часа операция. Я надеюсь, что ты уложишься за час.

– Не занудствуй, – скривился Куэрво. – Так вот. Ворвалась ко мне сегодня эта сеньорита и заявила, что у неё шизофрения.

– Вот так прям и заявила? – с сомнением переспросил Уилл.

– Да, – Даниэль откинулся на спинку своего кресла, развалившись в нем бесформенным мешком. – Опустила своё тельце в кресло, на котором ты сейчас сидишь, и сказала, цитируя: «Я слышала, что вы лучший специалист в этой области, поэтому я к вам и пришла. Рассчитываю на конфиденциальность. У меня в голове кто-то живёт. Меня это не слишком смущает, но по вечерам этот голос начинает раздражать. Он все время бубнит что-то, как навязчивое радио. Сделайте с ним что-нибудь», – к концу своей речи Даниэль все больше пищал, изображая голос девушки, и в итоге зашёлся громким и долгим кашлем; он несколько раз стукнул себя по груди, и из его горла вырвался булькающий хрип, прежде чем мужчина смог продолжить: – Думаю, ты можешь представить мою реакцию на это.

Уильям коротко кивнул, стряхнув пепел с сигареты в изящную пепельницу из какого-то зеленоватого полированного камня – Уилл как-то попытался поднять его и едва не вывернул себе пальцы. Белл развалился в своём кресле пациента, точно так же, как Даниэль, медленно качая ногой и периодически делая долгие затяжки.

– И вот что самое занимательное, – Даниэль неловко усмехнулся, сцепив пальцы в замок, – у неё нет шизофрении.

– Это как? – Уильям был не так силен в психиатрии, как Даниэль, но кое-что из университетского курса он все же помнил; и голоса в голове не были чем-то обыденным среди людей. – Голос в голове есть, а шизофрении нет? Что-то мне не очень в это верится, Дэн.

– Да, я тоже этому удивился. Но я пообщался с ней, незаметно проверил по всем симптомам, и их отсутствие говорит о том, что у неё вполне здоровая голова, – Даниэль постучал пальцем по одной из разложенных бумаг, и Уилл подался вперёд, силясь рассмотреть маленькие буквы. – Может, немного взбалмошная, но это не страшно. До сумасшествия ей еще очень и очень далеко. Как понимаешь, я не могу скрывать от пациентов своё мнение, и оно… ей не очень понравилось.

– Так вот почему она так вспылила, – с полуулыбкой заметил Уильям.

– Да. Считает, что я ей не верю и сговорился с ее отцом, чтобы в итоге выставить ее сумасшедшей, – Даниэль рассмеялся. – Иронично, правда? После этого я уже несколько усомнился в своей уверенности об ее здоровье. Но я… не представляю, что лечить. Я могу поверить ей на слово. Могу поверить, что она слышит голос и все такое, но я не могу залезть ей в голову и проверить. И я не могу лечить ее, если я не вижу, с чем я должен работать. Пока что я вижу расстроенную и отчаявшуюся девушку, которой, судя по ее реакции, никто не верит. Но она не сумасшедшая.

Мисс О’Брайан не была сумасшедшей. Так сказал Даниэль. И причин не верить мнению дипломированного специалиста у Уильяма не было. Но он видел блеск в глазах девушки, видел взрывающуюся фейерверками россыпь веснушек на ее лице и пожар ее рыжих волос. Мир вокруг Уилла все еще немного кружился, стоило ему повести головой или моргнуть, а негромкие голоса призрачным эхом отражались в ушах, заставляя сердце леденеть, а позвоночник содрогаться от маленьких электрических разрядов. Внутри все сжималось, скручивалось и замирало, как при взлёте на качели, чтобы в следующую секунду сорваться вниз.

Уилл зажмурился и потряс головой, сдавленно кашляя вырывающимся сквозь плотно сжатые губы дымом.

– И… – воздух с силой вырвался из горла Уильяма, рывками продирая себе путь наружу, – ты точно уверен, что она абсолютно здорова?

– Она здорова не более, чем все люди вокруг. Но тем не менее я не могу сказать, что она больна. В той степени, как мы это обычно называем. А что? Сомневаешься в моей компетенции?

– Да нет, просто мне показалось… – Уилл прикусил язык, затихнув; воспоминания о короткой встрече быстро тухли – как оплывшая до основания свеча, и Уильям засомневался, что он в принципе видел то, что видел. – Забудь. Мне показалось.

– В церковь сходи.

Уилл закатил глаза. Церковь была последним местом, куда он собирался прийти, чтобы разрешить свои проблемы. Сигарета в последний раз вспыхнула на конце и опала в пепельницу серым снегом. Несколько раз ткнув окурком в каменное дно, Уилл бросил его там. Ладонь тут же прикрыла широкий зевок, и Уилл потёр покрасневшие глаза. Даниэль все-таки смог потратить меньше отведённого ему часа – всего сорок пять минут, показавшиеся вечностью. Жаловаться в этом случае на друга Уилл не собирался – Даниэль даже не раздражал своими ухмылочками и глупыми неловкими шутками, как две недели назад. Правда и большую часть времени Даниэль просто рылся в своих бумагах, мычал себе под нос песенки и улыбался мыслям в своей голове.

– Что будешь делать? – не то чтобы этот вопрос действительно мучил Уильяма, но узнать дальнейшие планы из вежливости было делом дружбы.

– С мисс О’Брайан? – Уилл коротко кивнул. – Для начала закончу все оплаченные ее отцом сеансы, присмотрюсь получше – может, я что-то пропустил, – а потом уже буду думать, что делать дальше. Но и бросать ее в такой ситуации мне бы не хотелось, – Даниэль поджал губы и повёл головой, неловко оскалившись. – Кто знает. Может, у неё действительно сложный случай, а я сужу исключительно поверхностно. В конце концов всегда можно использовать полученные опытным путём материалы для своего блага.

– А ты все о деньгах.

– И о славе, – Даниэль буквально засветился изнутри от предвкушения несуществующих денег. – Кто-то же додумался изобрести аппарат для лечении истерии у женщин и сделать на этом кругленькую сумму. А истерия, должен я тебе сказать, настолько полная чушь, что я не представляю, что еще придумает когда-нибудь человечество для женщин.

– И ты думаешь, что она придёт? После того, как назвала тебя предателем и пособником ее отца?

– Предателем она меня не называла. Но да, – Даниэль игриво поиграл бровями, – она сказала, что будет с нетерпением ждать следующей встречи. Не могу отрицать, что я нравлюсь своим пациенткам. Хотя, – задумчиво протянул Даниэль и вальяжно развёл руками, – может быть, это голос в ее голове рад встрече со мной. Кто знает этих женщин.

Тишину их молчания нарушали лишь часы, которые Даниэль изредка подталкивал. Уилл неторопливо качал ногой в такт маятнику и зевал. Курение всегда его успокаивало, но сейчас выкуренная сигарета оказалась фатальной – теперь Уиллу до смерти хотелось досмотреть прерванный Грейс сон, и бороться с этим желанием помогали лишь стрелки на циферблате, кричащие, что до запланированной операции оставалось все меньше и меньше времени.

Уильям в очередной раз зевал, когда его взгляд зацепился за пристально пялящегося на него Даниэля. Куэрво нервно перебирал кончиками пальцев друг о друга, навалившись на стол и явно о чем-то напряженно думал: его лоб то и дело морщился, брови сдвигались к переносице, чтобы в следующую секунду взлететь и выгнуться дугой, а губы раскрывались, демонстрируя плотно сжатые белые зубы.

– Слушай, Анхель устраивает ужин. Приходи, а? – на одном дыхании выпалил Даниэль и с надеждой заглянул Уильяму в глаза.

При упоминании имени кузена Даниэля Уилла передёрнуло. Он повёл плечами и с трудом заставил себя разжать губы, чтобы ссохшимся языком невнятно пробормотать:

– Нет, спасибо.

Даниэль удивился, но тут же натянул на лицо серьёзную маску понимающего человека, громко прочистил горло и пару раз кивнул. Пытался ли он таким образом показать, что понимает Уильяма, или же просто пытался выйти из неловкой ситуации? Уилл хотел было поверить в первое, но Даниэль собственноручно все испортил, тут же добавив:

– Ну почему? Приходи. Будет здорово, обещаю. Все хотят с тобой повидаться, – Куэрво заёрзал в своём кресле и забегал взглядом по кабинету. – Особенно Мария.

– Мне очень приятно. Но нет, – вновь холодно отозвался Уилл. – Я сейчас не настроен на светские вечера.

Даниэль хмыкнул. Он захотел сказать что-то еще, но в этот момент в дверь кто-то осторожно постучал, и Даниэль, бросив взгляд на часы, негромко чертыхнулся и спешно засобирал раскиданные по столу бумаги. Пепельницу он тут же стряхнул в задвинутую под столом мусорку и затем, подскочив, открыл окно, впуская в комнату свежий воздух. Стаканы глухо звякнули друг о друга и отправились в потайной бар вместе с бутылкой, а надпись на покосившейся дверце «Карты пациентов. Секретно», предупреждающе блеснула красными буквами.

Уилл мягко усмехнулся, поднимаясь из кресла, и, прежде чем открыть дверь навстречу очередной операции и очередным хмурым взглядам медсестёр, обернулся на Даниэля.

– Напомни принести тебе в следующий раз ведро со льдом. Сможешь предложить его мисс О’Брайан, если она снова вспыхнет от твоих профессиональных навыков.

Глава VIII. Консильери

Июль, 1932

– Семья? О нет, мой дорогой друг. Ты ошибаешься. Я совершенно точно уверен, что не создан для семьи.

Громкий шум машин едва ли доносился в полной мере, чтобы заглушить раскатистый мужской смех, до отдалённых уголков погруженного в непроглядную ночь Чикаго, чьи холодные пронизывающие ветра преодолевали любую преграду – даже тёплое шерстяное пальто, в которое безуспешно кутался Уильям Белл, скрывая под ним лёгкую рубашку и выходной костюм – выходы в свет случались в последнее время не так часто, как прежде, из-за возникших в его жизни обстоятельств, повлиять на которые он, увы, был не в силах, но каждый такой раз заканчивался для Уильяма неожиданными последствиями.

По правде говоря, Уильям предпочёл бы сейчас находиться в своей клинике, осматривая очередного пациента, или в теплой постели, нежели стоять на крыше одного из невысоких кирпичных домов, коими были застроены выжженные пожарами окраины города в надежде на то, что это убережёт население от новых жертв. Он не был большим поклонником ночных прогулок, если они не сулили ему очередной порции честно заработанных денег, однако отказать он не мог, послушно играя свою роль в отведённой ему Аланом части пьесы. Пусть и невольно и неосознанно. Не подозревая обо всем, что ему сулит будущее.

Когда-то Уильям Белл был подающим надежды молодым врачом, проводившим почти все своё время среди жаждущих его внимания людей. Он был умён, скептичен и остроумен. В своё время никогда не был замечен в полиции, помимо своих непосредственных обязанностей, – до определенного момента своей жизни, – и снискал в своё время вполне неплохую репутацию среди местного общества, как один из подающих надежду начинающих врачей, пускай и использующего порой не слишком традиционные методы лечения своих пациентов. Уильям был тем самым врачом, о котором все мечтали, но который был слишком для тех, кому он служит, и для тех, кого он лечит. У Уильяма Белла было практически все, о чем он только мог в юности мечтать, и даже больше.

Пока в его жизни не появился Алан Маккензи.

Облачко едкого приторно сладкого дыма вылетело прямо в лицо Уильяму, отчего мужчина закашлял, тряхнул каштановыми волосами и зло сверкнул глазами на своего собеседника, нагло ухмыляющегося ему в лицо. Уилл не мог сказать, что именно его привлекало в Алане Маккензи, как и не мог сказать, почему тот выбрал именно его, Уильяма, для своих разговоров перед камином, на крыше здания, за столиком в кафе, для своих весьма таинственных и пугающих откровений и решений на грани фатальности, за которые Уилла ещё долго будут преследовать ночные кошмары.

С Аланом Маккензи Уильям был знаком не так давно, однако у молодого врача уже довольно продолжительное время складывалось впечатление, что он знает этого мужчину практически всю свою жизнь, что этот таинственный и непонятный для него Алан всегда был рядом с ним, а не появился в его жизни при не менее странных и таинственных обстоятельствах. Алан выглядел не старше Уильяма и всегда походил на одного из тех смазливых актёров, которых можно было видеть на экранах кинотеатров, что своими голосами сводили с ума не один десяток томно вздыхающих красавиц, боготворящих не так давно пришедший в кинематограф звук. Алан, казалось, был не старше Уильяма, однако в его глазах Уилл все время видел отпечаток долгих прожитых Аланом лет, идущих вразрез с миловидной внешностью юноши.

Алан Маккензи тянул к себе Уилла и пугал одновременно.

Казалось, что вопрос Уильяма немало рассмешил Алана, потому как тот продолжал смеяться, кутаясь в дорогое черное пальто, на котором, Уилл мог поклясться, определенно были следы крови только что расстрелянной у входа в неприметное кафе семьи одного из подельников самого Алана. Уильям не был знаком с ними, но тем не менее испытывал давящее на плечи липкое чувство ответственности за их жизни, перечёркнутые рукой всего одного человека. Алан же, судя по всему, уже очень давно не испытывал мук совести за совершенные преступления.

Алан не спешил пояснять брошенные им слова, затягиваясь едким ядовитым дымом, кружащим Уильяму голову, и глядя на ясное ночное небо, какого Уильям уже давно не видел в этих краях. Уилл не мог сказать, что отражалось в этот момент на лице Алана, но промелькнувшая пугающая тень, показалась молодому врачу отдалённым призраком боли или сожаления, что было довольно удивительно видеть на лице обычно бесстрастного и пугающего своим спокойствием юноши.

– Зачем? – спокойным и даже несколько отстранённым голосом спросил Уильям; вопрос крутился у него на языке уже довольно долгое время, но мужчина все никак не мог найти в себе силы, чтобы задать его, чтобы спросить Алана об этом. – Неужели это действительно было так нужно?

Алан удивлённо изогнул бровь, неожиданно поджав губы и стряхнув с самокрученной сигареты пепел прямо на собственные новенькие ботинки. Было видно, что он не горел особым желанием отвечать на вопрос Уильяма, но все же тёплое облачко пара вырвалось изо рта молодого мужчины, прежде чем он полностью обернулся к Уиллу и заглянул в тёмные глаза своего собеседника.

– Ты испытывал когда-нибудь чувство вины, что разъедало тебя изнутри, что сжигало тебя, доводило до безумия и заставляло совершать то, чего ты никогда и не мог себе представить? Чувствовал ли ты когда-нибудь себя беспомощным перед насмешками судьбы, повлиять на которую ты просто не в силах, как бы тебе этого не хотелось и сколько бы усилий ты не прилагал? Хотел ли ты когда-нибудь извиниться, но не мог этого сделать? Знаю, что да. И много раз.

Голос Алана был мертвецки холоден, а бесцветные серые глаза блуждали по лицу Уильяма, будто бы пытались найти за что б им зацепиться взглядом. По телу юного врача пробежали мурашки от проникающего в каждую клеточку чувства страха перед этим… человеком. А мог ли Уильям вообще назвать его человеком? У Уильяма не было ответа на этот вопрос.

Уильям молчал, позволяя тишине растянуться на непозволительно долгие минуты, разрываемые лишь далёким гулом полицейских сирен, спешащих на место происшествия, которое на следующее утро уже будет пестреть на всех первых полосах главных чикагских газет. Рука Алана мелко и практически незаметно задрожала, когда мужчина стряхнул с сигареты пепел, а черты лица, казалось, лишь сильнее заострились, превращая юное лицо в лицо глубокого старика, каким Алан казался Уильяму внутри.

– Я опаздываю или же прихожу слишком рано. Мне достаётся либо бесчувственная гранитная плита, либо же младенец, не понимающий и половины из того, что я ему говорю, – практически безэмоционально протянул Алан, словно бы это был не он, словно бы это были чьи-то чужие, незнакомые ему слова, которые он слышал и говорил в первый раз в своей жизни, словно бы он не чувствовал ничего. – Иногда я успеваю вовремя, могу поговорить, но я не могу извиниться, сказать, что мне жаль всего, что произошло, потому что уже слишком поздно. Я… сделал слишком много ошибок, слишком много оступался, теряя над собой контроль, пока все не стало слишком неправильно, слишком запутанно и болезненно для нас обоих. Я виноват и не могу этого исправить, не могу извиниться, не могу загладить свою вину.

Казалось, Алан говорил сам с собой, забыв о присутствующем рядом Уильяме, окончательно переставшем понимать то, что происходило сейчас у него перед глазами. Порой Алан походил на сумасшедшего, на одного из тех, кого Уилл наблюдал во время своей университетской практики, но между тем слова Алана казались Уильяму осмысленными, полными тайных намёков и знаков, которые Уилл не мог разгадать, как бы не пытался. Он слушал, запоминал каждую деталь, но на следующий день не мог вспомнить и половины из того, что ему говорил Алан, словно бы никакого разговора и не было, а в голове стоял дурманящий туман, отдающий тонким дорогим ароматом сигар, что так любил Алан.

Каждый раз Уильям тщетно пытался поймать за хвост это ускользающее от него чувство, эти воспоминания, тонким шлейфом лёгкого дыма просачивающиеся сквозь ловкие пальцы врача, словно бы это могло что-то изменить, словно бы это могло позволить ему понять чуть больше о своём странном и таинственном друге. Но вместо этого Уильям чувствовал лишь тяжесть в своей голове, поглощающую все возникающие у мужчины вопросы и получаемые на них от Алана ответы.

– Зачем мне нужен ты, Уильям? – сорвав с языка Уильяма вопрос, Алан сделал затяжку, на мгновение позволив липкому дыму облизать своими языками лёгкие, а затем, запрокинув голову, выпустил колечки дыма в усеянное мириадами звёзд чистое ночное небо, ставшее такой редкостью в последние годы. – Ты, Уилл… Забавный. И интересный. Для человека, разумеется. Должен сказать, что ты немало меня удивил. Обычно я быстро забываю людей: вы так быстро исчезаете, растворяетесь пылью истории в воздухе, что мне порой кажется, что прошло всего пару минут, а на деле столетие, – Алан хмыкнул и пожал плечами. – Я питаю особую слабость ко всему превосходному и идеальному, а ты Уилл просто идеально выполняешь свою работу. – Алан криво улыбнулся и сделал ещё одну затяжку. – Ты меня не предашь.

Не предаст? Уильям даже не хотел знать, откуда в Алане было столько уверенности в этих словах. Впрочем, после того, что между ними произошло, и внезапного визита, после которого Уилл снова смог смотреть на это небо, не беспокоясь за свою жизнь, было неудивительно, что Алан придерживался подобного мнения. Тем более Уильяму не хотелось знать, что будет с ним, если он все же предаст своего… друга? Нет, вряд ли Алана можно было назвать его другом. Знакомого? Между ними было гораздо больше, чем просто заурядное знакомство двух противоположностей. Однако Уилл не мог отрицать того, что идти наперекор Алану он просто не посмел бы – произнесенные в кафе слова все еще колокольным набатом звучали в голове Уильяма, напоминая о том, что все уже давно было сказано и объяснено в их отношениях.

Консильери.

Алан вздохнул, бросив на Уилла мимолётный взгляд, прежде чем сделать пару шагов назад, в тень, где его бы не увидели приближающиеся к кафе полицейские. Блондин небрежно поправил тёмную шляпу в тон пальто и сильнее надвинул её на глаза, скрывая от Уильяма взгляд, на дне которого плескалось расплавленное серебро. Улыбка Алана пугала Уилла, но ещё больше его пугало совершенное равнодушие своего собеседника к трём только что унесённым жизням.

– Вы сошли с ума.

Слова вырвались у Уильяма быстрее, чем он сам смог это осознать, и лишь насмешливо-предостерегающее его от дальнейших слов выражение лица Алана вернуло молодого врача в реальность, в которой говорить подобные вещи человеку, у которого под пальто был спрятан заряженный револьвер, было не самой лучшей затеей из всех, что могли прийти в голову.

– Ты прав, Уилл. Я сошёл с ума очень и очень давно. Настолько давно, что я уже не помню точно, когда это произошло: до или после Трои, до или после того, как Зевс скинул своего отца, а тот погубил своего собственного. Я даже не уверен, было ли это до или после того, как был создан этот и все прочие миры. Я сошёл с ума и не хочу становиться прежним. Мне… нравится быть безумным, Уильям. Это даёт мне покой.

Уильяму показалось, что безумные, лишенные малейшего намека на реальность или здравый смысл слова Алана, как липкий ядовитый дым, что выдыхал мужчина, опутывают его, лишают возможности двигаться и мыслить, потому как в своей голове Уилл слышал сейчас лишь слова Алана, кажущиеся ему своими собственными мыслями, а в следующее мгновение все тело Уильяма сковал ужас, потому как он понял, что только что сам говорил произносимые Аланом слова, пока тот стоял и выдыхал в воздух причудливые облачка сигаретного дыма.

Уильям никогда в жизни не мог говорить подобного.

Уильям никогда в жизни не считал себя сумасшедшим.

– Люди считают безумцев гениями, я же иного мнения на этот счёт, – немного горько усмехнулся Алан, бросив сигарету на землю и тут же безжалостно вдавив её носком ботинка в крышу здания, а затем начал рыться в карманах, в поисках своего портсигара, чтобы достать очередную самокрутку и продолжить убивать свой собственный организм. – Если бы я был гением, я бы уже давно получил то, что я ищу, и перестал бы проводить свою жизнь в бесконечной погоне за призраком, все время ускользающим от меня, все время сгорающим, как только я оказываюсь достаточно близко, чтобы дотронуться, чтобы наконец сказать…

– Вы не думали, что возможно стоит прекратить все это и успокоиться?

Уильям сам не ожидал подобной дерзости от себя и никак не мог представить, что Алан позволит ему себя оборвать на полуслове вот так вот дерзко и нагло, как Уилл никак не мог себя повести в сложившихся обстоятельствах. Однако, Алан, на полпути задержав руку с очередной сигаретой, смотрел на Уильяма заинтересованно. Алан выглядел заинтересованным сумасшедшим, открывающим для себя очередную тайну мироздания. Или же таковым был сам Уильям. В любом случае Алан все еще не разрядил в грудь Уилла обойму и терпеливо ждал того, что еще ему скажет Уильям Белл.

По крайней мере, так казалось самому Уиллу, и оттого он решил все же найти в себе силы, чтобы продолжить.

– Остановиться и пойти другим путём. – Уильям глубоко вздохнул, на секунду прикрыл глаза, словно бы набирался мужества, которого у него в этот момент совершенно не было. – Может быть, это все просто знак, что что-то идёт не так, как должно быть? Вы никогда не думали об этом? Никогда не думали о том, что стоит вам отступить и скорее всего вы получите то, чего так долго ждёте?

Уильям с трудом сдерживал в голосе дрожь, чтобы звучать уверенно, а не как студент-медик, струдом отличающий печень от селезёнки и пытающийся что-то ответить своему экзаменатору. Но все же бившая тело мелкая дрожь выдавала Уильяма с головой, что не укрылось от бросившего взгляд на руки, обтянутые чёрной кожей перчаток, Алана.

– Неужели вы считаете, что настолько недостойны иметь маломальскую семью? – слова Уильяма казались ему самому до бесконечности глупыми, но он не мог не сказать их, втягивая в лёгкие дурманящий аромат новой сигареты Алана, пришедшей на смену только что втоптанной в крышу дома.

Алан хмыкнул, поджал губы, а затем его лицо перекосила непонятная Уильяму гримаса, в которой смешались боль, отчаяние и попытка скрыть за показушной отстранённостью настоящие чувства, бурлящие глубоко внутри этого мужчины. Вся фигура Алана была напряжена, хоть это и можно было заметить, только если очень приглядеться ко всем скользившим по лицу Алана теням, сливавшимся в единое целое, кружившимся в таинственном танце, укрывавшим лицо мужчины маской, и, казалось, искажавшими реальность. Уилл замотал головой, отведя взгляд, потому как на мгновение, на одно короткое мгновение, за которое лицо Алана оказалось освещённым упавшим на него лунным светом, юному врачу показалось, что вместо привычных бледно-серых глаз Алана он видит лишь пустоту, лёгкую розоватую дымку, что обволакивала глаза мужчины своей пеленой.

Но этого просто не могло быть.

Алан Маккензи не был слеп.

– Посиделки у камина, детские книжки и радио? Да уж, занятное и увлекательное зрелище, ничего не скажешь, – едко отозвался Алан, нетерпеливо цокнув языком, однако выглядел блондин несколько заинтригованным открывающей перед ним картиной возможного будущего. – Променять свою жизнь на жизнь обычного обывателя и погрязнуть в рутине и будничных делах? А ты умеешь рассмешить, Уильям.

Алан громко рассмеялся, его голос, низкий и грудной, казалось, заполнил собой все, что окружало Уильяма, разнёсся по округе и затих только высоко в небе, растворившись среди звёзд так же, как маленькие светлячки на темной ткани растворялись в первых утренних лучах, выкрашивающих все, до чего они дотронутся, в розоватые пастельные цвета. Алан смеялся, но в его смехе не было ничего тёплого или расслабляющего, напротив, смех Алана был острым, резким, колючим, как маленькие снежинки, впивающиеся в каждую клеточку тела. Отчего-то Уилл и сам улыбнулся, вспомнив сказку из детства и на всякий случай пару раз моргнул, чтобы убедиться, что осколки от смеха Алана не попали в его глаза.

Внезапно смех Алана прекратился, так же резко, как и начался, оставив после себя лишь тяжёлую, звенящую отголосками его смеха, окутывающую Уильяма со всех сторон тишину. Алан хмурился, меж его бровей пролегла глубокая рваная складка, а пальцы нервно крутили сигарету, словно бы мужчина раздумывал говорить что-то Уиллу или же оставить при себе, как он делал каждый раз, когда врач уже было настраивался выслушать очередной поток откровений от своего нового знакомого, от которых на следующий день оставалась лишь слегка сонная дымка, как от странного и испаряющегося в воздухе сна.

– Просто я устал, Уилл. – Губы Алана едва шевелились, и Уильяму пришлось приложить усилия, чтобы разобрать произносимые блондином слова. – Устал от одиночества и отсутствия подходящего собеседника, что мог бы меня выслушать. Каждый день происходит одно и то же. Мне кажется, что вся моя жизнь – это один и тот же день, бесконечный, долгий, утомительный, в котором я все время сгораю, схожу с ума, но не могу все это закончить. Я уже давно сошёл с ума, но мне кажется, что ещё чуть-чуть и я перестану осознавать, что происходит вокруг меня. – Алан выдохнул грязно-серый дым и на мгновение зажмурился. – И… Я устал от предательства других людей, – Алан скривился, покосившись на укрытые возле кафе темной тканью тела. – Даже дети предают, Уильям, я это слишком хорошо знаю.

В одну секунду перед Уильямом вновь оказался не такой же, как он, юноша, а глубокий, седой старик, повидавший в своей жизни слишком многое, чтобы поделиться этим с кем-то ещё. Ещё никогда до этого Уилл не видел, чтобы лицо Алана было столь изуродовано покрывшими его тенями, словно морщинами, разрезавшими привлекательное молодое лицо мужчины. Ещё никогда за время их знакомства Уилл не видел, чтобы Алан дышал… так. Уильям задел что-то, чего никогда не должны были касаться его любопытные руки врача, стремящиеся изучить все, что попадается им на пути, и из-за этого Уилл чувствовал себя несколько… виновато?.. перед Аланом, перед его чувствами и личными тайнами, о которых блондин предпочитал до этого молчать.

Алан молчал, лишь его тяжёлое дыхание разрезало холодный ночной воздух да выдыхаемый молодым мужчиной дым сигареты, за содержимое которой Алана уже давно должны были привлечь к ответственности в нескольких штатах, где он побывал, но только не в ставшем внезапно родным Чикаго. Уильям неловко переминался с ноги на ногу, вздрогнув от раздавшейся совсем рядом полицейской сирены, и наблюдал за скованными, словно бы связанными плотными верёвками, движениями Алана, устало потиравшего переносицу и красные заспанные глаза, вновь показавшиеся Уиллу совершенно не похожими на глаза обычного человека.

– Вам нужен не я, Алан, – с трудом сглотнув застрявший в горле горький комок, протянул Уильям, сделав осторожный шаг в сторону собеседника. – Вам нужна семья.

Слова Уильяма самому ему казались слишком нереальными и наивными, однако врач почему-то считал, что это именно то, что он должен сейчас сказать, без пафосных речей, без бессмысленных разговоров и очередных попыток залезть в душу Алана, – если она, конечно же, есть, – он просто должен был сказать то, что было самым очевидным, то, что все время крутилось на языке и ждало, когда кто-нибудь сорвёт такие ожидаемые и все же не менее логичные слова с языка, бросив их в затянутый дымкой воздух.

Алан ничего не ответил на слова Уильяма, отвернувшись и вперившись взглядом в суетящихся вокруг тел полицейских и коронеров, забавно обводящих погибших мелом, – эта привычка казалась и Алану, и Уиллу в равной степени смешной, потому как уже на следующий день эти рисунки обычно стирались добросовестными сотрудниками коммунальных служб, – и, запрокинув голову, подставил лицо прохладному свету бледной луны и мерцанию далёких звёзд. Он уже не был так напряжен, но все же в его движениях, в его чертах прослеживалось что-то усталое, что-то тяжёлое и непонятное Уильяму, что-то, чем он не мог найти объяснения.

В последний раз бросив взгляд на неподвижно замершего Алана, Уильям поправил светлую фетровую шляпу, запахнул пальто и, резко развернувшись на каблуках, направился к служебному выходу с крыши, доступ на которую был только у специальных служб и Алана. Он практически дошёл до двери и взялся за ручку, но его рука замерла на полпути, а по спине пробежался табун мурашек от вперившегося в него взгляда, что, словно новомодные рентгеновские лучи, пронизывал тебя насквозь.

Уильям замер и медленно обернулся, будучи готовым встретиться лицом к лицу с револьвером Алана или же с чем-то ещё, но вместо этого он увидел только натянуто, но все же несколько искренне улыбающееся лицо своего нового знакомого и догорающую тусклым тлеющим огоньком сигарету в его руках.

Уже завтра Уилл снова забудет об этом разговоре, словно его никогда и не было, как о многих других до него, а пока что…

– Я подумаю над твоим предложением, Уильям Белл.

Глава IX. Маскарад

Октябрь 31, 1932

Старинный, по мнению Уильяма, особняк в центре города радушно распахнул перед Уильямом свои двери, стоило мужчине показать на входе заветное вычурное приглашение и поправить туго завязанную на затылке маску.

Приглашение на маскарад пришло Уильяму столь же неожиданно, как и опустившийся на город первый октябрьский снег, принёсший с собой неловкие падения и аварии, от которых работы у доктора Белла значительно прибавилось, а времени на скудный и чуткий сон стало еще меньше. Работать в привычном некогда ритме было сложно, косые взгляды коллег за спиной липкими лентами обхватывали запястья Уильяма, словно кандалы, а желание отдать главврачу заявление на увольнение становилось сильнее с каждым проведённым на работе днём.

Поэтому отказываться от возможности развлечься Уильям не стал, хотя и чувствовал, что будет ощущать себя некомфортно среди гостей этого вечера. Уилл уже успел заметить нескольких знакомых, – если так можно было назвать тех, кого он обобрал в своё время в карты, – у входа и поспешил скрыться среди толпящихся в холле людей.

Меньше всего ему сейчас хотелось нарваться на неприятности.

Лакей достаточно требовательно стянул с Уильяма пальто и тут же стряхнул с него мелкие налипшие снежинки. Этот жест показался Беллу устаревшим, пропахшим нафталином и «маменькиными духами», которые она непременно использовала перед выходом в свет. Жизнь в однокомнатной квартире и работа на высокое начальство в городской больнице наложила отпечаток на некогда светлый и незапятнанный привычками бедного среднего класса ум Уильяма. Он уже давно не посещал приёмы, а сюртук, некогда купленный родителями на шестнадцатилетие для выхода в свет, пропитался насквозь пылью где-то на чердаке родного дома.

Уильям чувствовал себя неуютно среди разодетых парочек в вычурных масках.

Пальцы нервно поправили ленты, что туго обхватывали голову Уильяма. Выбор маски был сложнее принятия решения идти на этот приём. Если, разумеется, учитывать тот факт, что маску пришлось искать по всему городу, как и новый костюм. А те немногие экземпляры, что Уильям сумел найти были либо слишком дешёвыми, чтобы его вообще подпустили хотя бы к швейцару на входе, либо же их стоимость выражалась в числах, которые Уилл смог бы заработать только за два года тридцатишестичасовых смен в клинике.

В итоге спустя две недели напряженных поисков подходящая маска была куплена в маленьком антикварном магазинчике старого еврея на самой окраине города. Достаточно простая, из плотной светло-серой ткани с золотой вышивкой, она идеально подходила под заявленную в приглашении тематику и не доставляла неудобств. Маленькие золотые крылышки по краям переходили в серые ленты, а выстеганные потемневшими от времени золотыми нитями перья венчали правый край маски прямо около виска. Старый продавец выгреб за неё все до последнего цента и еще долго причитал Уильяму в спину, что эту маску носил сам король Неаполя, что, разумеется, ни о чем не говорило самому Уильяму.

Задумавшись, Уильям зацепил кого-то плечом и тут же пробормотал извинения, высматривая среди толпы знакомую светлую голову. В том, что Алана он узнает, Уилл почему-то не сомневался: было бы достаточно трудно не узнать этого человека, даже среди стольких похожих друг на друга людей. Вот только ни в холле, ни на двух богато украшенных цветами лестницах, – одному богу известно, откуда они нашли в конце октября цветы, – ни в длинном узком коридоре на втором этаже Алана не было.

Золото бального зала слепило глаза, и Уильям поспешил спрятаться в тени высокой колонны, рассеянно перебегая взглядом с одного гостя на другого, но все так же безуспешно не находя среди них Алана. Официант, – или лакей? Уильям уже этого не помнил, – услужливо предложил бокал с вином. Отказываться было глупо, но к напитку Уилл не притронулся: он вертел между пальцев тонкую хрустальную ножку, всматривался во всплывающие со дна пузырьки и задумчиво поджимал губы в ожидании чего-то.

– Красивая маска, Уилл! Выбирал ее по первой букве своего среднего имени? Даже не рассчитывал, что ты примешь приглашение.

От неожиданно раздавшегося за спиной голоса Уильям вздрогнул и несколько глотков вина опрокинулись ему на костюм. Стоило догадаться, что Алан сам найдёт его, как только Уильям переступит порог этого особняка. Уильям бросил короткий взгляд на наручные часы и негромко хмыкнул – двадцать минут ожидания и непрекращающегося рёва джазового оркестра, прежде чем Алан медленной походкой охотящегося кота подплыл к Уиллу.

– А у меня был какой-то выбор? – Уильям пожал плечами. – В нашу последнюю встречу вы ясно дали понять, что отказаться я не смогу, даже если в этот момент буду лежать с пулей в башке. У вас удивительный талант к убеждению других людей.

– А у тебя, Уильям, – с улыбкой протянул Алан и отсалютовал Уиллу полупустым бокалом, – удивительный талант к проницательности и понимаю других людей. Мы прекрасно дополняем друг друга. Ты так не считаешь?

– Не думаю, что у меня есть возможность ответить отрицательно.

– И ты снова прав, – Алан похлопал Уильяма по плечу, допил остатки вина и, поставив пустой бокал на поднос проходящего мимо официанта, тут же взял новый. – Обычно в этот момент люди говорят, что они не хотят давить на собеседника, но я не вижу смысла делать вид, что я не контролирую своих людей, – Алан неожиданно добродушно улыбнулся и, выхватив с подноса еще и кусочек сыра, отправил его себе в рот. – Некоторые считают хаос источником жизни, фонтаном вдохновения и тем, что заставляет нашу жизнь двигаться. Я же придерживаюсь иного мнения. Хаос разрушает. Он мешает и отвлекает. Нельзя достичь чего-то, если вокруг тебя беспорядок. Даже если ты считаешь, что контролируешь его, однажды все рухнет и ты окажешься под обломками. Так что да, я предпочитаю держать все под контролем. Это бизнес.

Только сейчас Уильям смог рассмотреть маску Алана. Причудливая и вычурная, она была словно сплетена из множества маленьких виноградных лоз, переходящих в багровые ленты. Маленькие вышитые виноградинки складывались в спирали на фоне зелёной листвы и обрамляли глаза. Маска оттеняла светлые глаза мужчины, а скорость, с которой Маккензи опрокинул в себя следующий бокал вина, отчего-то повеселила Уильяма. Он никогда не был силен в древнегреческой мифологии, но точно мог назвать двенадцать главных Олимпийских богов, среди которых непременно нашёлся бы любитель вина.

Перстень Алана сверкнул в отблеске богатой ветвистой люстры, и Уильям наконец отлепил себя от колонны, выпрямившись и посмотрев на Алана сверху вниз, – у них была не такая большая разница в росте, но и этого было достаточно, чтобы Уиллу пришлось немного наклонить голову. Уильям не выпил еще ни капли, но в голове зашумело, словно он опрокинул в себя не одну бутылку чего-то покрепче вина, и мужчина замотал головой, чтобы отогнать от себя лёгкое чувство головокружения. Алан усмехнулся и пригубил новый бокал.

– Мистер Маккензи, – Уильям оперся о перила и хмурым взглядом посмотрела на Алана, – я все еще думаю, что было плохой идеей приводить меня сюда. Я не знаю здесь никого, кроме вас.

– Поверь мне, мой дорогой друг, я знаю здесь ровно такое же количество людей.

Алан мягко рассмеялся, и в уголках его глаз пролегли мягкие морщинки, обычно не свойственные молодым людям.

– Но… – в замешательстве пробормотал Уилл, – вы же говорили, что разговаривали с кем-то, чтобы меня, кхм, отпустили.

– Разговаривал? – Алан изогнул бровь и насмешливо хмыкнул, заглянув в свой бокал. – Наверно, я немного неверно выразился. Это был односторонний разговор. Ну знаешь, когда ты сидишь на стуле, связанный, с кляпом во рту, а другой человек ласково бьёт тебя по лицу. Я не говорил, что с твоим освобождением было все так гладко. Мне просто повезло, что федеральный судья – мой постоянный клиент. Как оказалось. Можно столько нового узнать, если найти правильный подход к людям. Советую тебе тоже попробовать, Уилл, – Алан взмахнул бокалом и указал им на Уильяма. – Тебе может понравиться.

– Непременно последую вашему совету, – мрачно выдохнул Уилл. – Когда мне надоест моя прежняя жизнь.

– Твоя прежняя жизнь? – Алан воскликнул это несколько громче, чем требовалось, и пара людей обернулись посмотреть на них. – Твоя прежняя жизнь кончилась, Уильям. Если ты этого еще не понял. Ты оказался в таком дерьме, что любой другой на твоём месте уже давно бы покупал билет на другой конец мира. Но ты стоишь рядом со мной и ведёшь непринуждённую беседу, словно мы два старых приятеля. Это уже о многом говорит людям, Уильям Белл. – Алан бросил короткий взгляд через плечо на глазеющую на них парочку, и те поспешили тут же удалиться. – Твоя жизнь никогда больше не будет такой, как до нашей встречи. И чем раньше ты это поймёшь, тем тебе потом будет легче.

Уильям хотел бы верить словам Алана. Он хотел бы верить, что сможет когда-нибудь привыкнуть к старому для себя миру, в котором Уильям неожиданно стал новым человеком. Он хотел бы верить, что сможет привыкнуть к взглядам, которыми одаривают его проходящие мимо люди или же коллеги на работе. Жизнь простого шулера нравилась Уиллу намного больше по единственно значимой для него причине – он был свободен.

С трудом Уиллу удалось подавить рвущийся из груди вздох отчаяния. Он все так же кругами расплёскивал вино в бокале и хмурился, наблюдая за танцующими внизу людьми. Алан улыбался, в его взгляде плясали маленькие чёртики, а в руках был уже пятый бокал, который на этот раз мужчина решил, все же растянуть и распробовать.

– Как вы можете не знать тех, кто пришёл на вечер, который устроили вы? – задал крутящийся долгие минуты вопрос Уильям.

Алан поджал губы и пожал плечами.

– Это все идея Анхеля. Он занимался гостями и культурной программой. От меня ему были нужны только деньги и аренда этого дома на два дня. – Алан хмыкнул и, отхлебнув вина, поморщился. – Чувствую себя так, словно меня использовали.

– Но вас и использовали, мистер Ма… мистер Кёниг.

– И ты снова проявляешь недюжинную догадливость, Уилл, – сарказм в голосе Алана было трудно не заметить. – Для всех я здесь Натаниэль Кёниг. Если, конечно, меня кто-то узнает за этой маской. Как же все-таки хорошо никого вокруг не знать. Можно удачно избегать ненужных разговоров.

Алан немного обогнул Уильяма и оперся двумя руками на мраморные перила. Бокал он зажал меж пальцев и теперь рассматривал прибывших гостей, задерживаясь на каждом на несколько коротких мгновений, за которые он словно пытался узнать их так, как он когда-то узнавал Уильяма. Уилл хотел отступить в тень, но смог лишь покачнуться и снова припасть плечом к колонне. Несмотря на распахнутые настежь окна в зале было невыносимо душно, липкий воздух скатывался в легких в комки, и Уильям негромко закашлял, попытавшись сделать вдох.

– Как занятно видеть здесь этих людей. Они ведь даже не знакомы с Анхелем, я полагаю. – Алан пригубил вино и коротко кивнул куда-то в сторону входа, взглядом указывая Уильяму направление. – О, смотри, наш ангелок пришёл. И нос у этого ангела такой же белый, как и его крылья.

Алан насмешливо мазнул костяшкой указательного пальца по кончику острого носа и громко засмеялся. Его смех тут же потонул в рыке тромбонов и заунывных проигрышах саксофона, а Уильям выглянул из своего импровизированного укрытия, чтобы оценить повод для веселья. Внутри все тут же напряглось, а пальцы левой руки начали нервно сжиматься в кулак и разжиматься, скользя по ладони увлажнившимися подушечками.

Анхель Куэрво приветствовал гостей у входа в бальный зал, раскланивался с каждым, а некоторых хлопал по плечу, как старых приятелей. С каждым движением головы его маска сверкала драгоценными камнями, – Уильям был в этом уверен, – а шахматный узор из бордовых и черных ромбов Уилл мог разглядеть даже со второго этажа. Он знал, что Анхель будет здесь, но почему-то его приход удивил? нет, выбил из равновесия. Мысли хаотично забились в голове, как маленькие испуганные птички, а сердце тяжёлыми ударами пыталось пробить себе путь наружу сквозь кривые костяные прутья.

Уильям не был готов к встрече с Анхелем Куэрво.

Сделав несколько глубоких вдохов и попытавшись унять разгорающиеся внутри угольки обиды, – это было единственное слово, которым Уилл мог описать сейчас свои чувства к Анхелю, – Уильям покачал головой. Обманывать других было легко. Обманывать себя – практически невозможно. И Уиллу потребовались все силы, чтобы, скрипя до боли зубами, улыбнуться и уклончиво протянуть:

– Не думаю, что имею право его осуждать. Он женат, и у него есть дочь…

– Поверь мне, Уилл, – оборвала его Алан, – я знаю, что такое брак. Я был женат. Так что имею право говорить то, что думаю об этом… болване.

Последнее слово Алан выплюнул с таким отвращением, что Уильям буквально почувствовал, как липкие капли яда с громким шипением падают на мрамор.

– Вы были женаты? – Уилл заинтересованно посмотрел на Алана.

– Да, правда недолго. – тот замешкался, словно не хотел об этом говорить и уже начал сожалеть, что у него вырвались эти слова. – Одна маленькая автомобильная авария, и вот я свободен, холост и ступаю на берег Нового света, полный планов и ожиданий от этой консервативной и пуританской страны.

Алан едко усмехнулся и запил свои слова несколькими глубокими и долгими глотками. Уильяма застало врасплох то, что сказал Алана, и все заготовленные речи в оправдание Анхеля, – только зачем было его оправдывать? Потому что так было положено в обществе? – куда-то неожиданно исчезли, а на их место пришло детское любопытство, обычно толкающее Уильяма к самому краю пропасти.

– И вам… – Уилл неопределённо взмахнул бокалом, подбирая слова, – никогда не хотелось вернуть все обратно?

– Вернуть все обратно? Нет. Ни разу, – поджав губы, замотал головой Алан. – Как я уже говорил, семья это не моё. Сельская жизнь где-то в глубинке Англии? Ха! Скука смертная, от которой хочется то ли застрелиться, то ли повеситься. Нет, несомненно, та женщина была достойным выбором, но… Предпочитаю городскую жизнь. А моя бедная вдовушка найдёт себе кого-нибудь другого, – фыркнул Алан, поднося к губам край бокала, и, подумав, добавил: – К тому же характер у неё скверный.

У кого более скверный характер: у Алана или у его неожиданно возникшей вдовы, – еще нужно было хорошенько подумать. Мысли постепенно начали связываться в единое полотно, совмещая друг с другом, казалось, недостающие кусочки, и Уильям задумчиво хмыкнул.

– Наверно, было глупо удивляться новости о вашем браке. Это как-то связано с тем, что вы говорили про своих детей?

Что-то в голове Уилла с громким звоном разорвалось, стоило ему произнести эти слова. Во рту пересохло, когда Алан медленно повернулся к нему, возможно, впервые за долго время глядя прямо в глаза, а не сквозь них. Между светлых бровей пролегла глубокая складка, а губы стянулись в обескровленную тонкую полоску.

– Детей? – Алан непонимающе посмотрел на Уильяма и неожиданно обречённо простонал. – Как… Ох, ты невероятно внимательный к деталям, Уилл, – длинные тонкие пальцы потёрли укутанную тканью переносицу. – Правда то, что ты об этом помнишь, это скорее мой недочёт. Я стал слишком рассеянным в последнее время.

– О чем вы?

– Неважно, – Алан взмахнул рукой, словно он был фокусником в цирке и от его действия Уильям бы тут же все забыл. – Наслаждайся вином. Оно на удивление весьма изысканное. Я ожидал худшего.

Теперь настала очередь Уилла не понимать происходящего. Алан говорил странные вещи, но он не был похож на пьяного, наоборот, взгляд Маккензи был необычно для пяти бокалов трезвый и осознанный, чего нельзя было сказать о самом Уильяме. Познания Белла в химии были не столь обширными, как в медицине, но он точно знал, что от приёма спирта внутрь пьянеешь намного быстрее, чем от вдыхания его паров.

Тем не менее мир перед глазами Уильяма кружился всякий раз, стоило тому хоть немного отстраниться от спасительной колонны, чтобы размять затёкшие ноги. Впрочем, Уилл не исключал, что причиной всему была мучавшая его уже несколько дней бессонница и только что окончившаяся многочасовая смена в больнице, за которую он присесть смог всего два раза.

– Однако я все же считаю зарывание проблем в кокаине банальным и жалким методом, – неожиданно пробормотал между двумя глотками на этот раз красного вина Алан.

– Поэтому вы выбрали смерть. – Уильям повёл плечами. – К тому же вы и без несчастного брака любите курить сомнительного рода травы.

– Именно. Тебе никто не говорил, что ты очень догадливый, Уилл?

– Нет.

– Что ж, поздравляю, – улыбнулся Алан. – Теперь ты это услышал. Пирожок с полки не предлагаю, потому что я не промышляю выпечкой.

– Да, вы предпочитаете иной бизнес.

Уильям и Алан несколько долгих и мучительных для Уилла секунд смотрели друг на друга, прежде чем одновременно улыбнуться и громко рассмеяться. К искреннему удивлению Уилла сегодня он чувствовал себя рядом с Аланом намного спокойней, чем прежде. Было ли это как-то связано с «повышением» Уильяма в деловом мире Маккензи? Уилл точно не знал. Но привычное напряжение, к которому он только начал привыкать, неожиданно уменьшилось. Алан больше не смотрел на Уильяма своим привычным взглядом, от которого хотелось побыстрее открыть окно и выглянуть в него как можно глубже, а Уилл мог наконец спокойно дышать, не боясь за свою жизнь, и, что еще важнее, говорить с Аланом почти на равных. Даже если это было минутной поблажкой со стороны Маккензи, Уильям был этому рад.

Алан снова отсалютовал Уильяму бокалом и отвернулся, тут же несколько разочарованно присвистнув.

– Что ж, он нас заметил, – с интонациями детской обиды протянул Алан. – Придётся делать вид, что я рад его видеть.

– А вы не рады? – Уильям скептично выгнул бровь, хотя и понимал, что этого все равно не будет видно под маской.

Алан пожал плечами и задумчивым взглядом проводил скрывающегося на полукруглой богатой лестнице Анхеля.

– Я с некоторого момента мало чему радуюсь в этой жизни. – Алан сделал глубокий глоток и отступил от мраморных перил. – Получаю удовольствие – да, но не радуюсь. А эта эпоха еще и угнетает, как испанская инквизиция. Выпей, Уилл. Тебе будет полезно. Этой ночью может быть слишком много ненужных для твоих юных ушей разговоров.

Алан повернулся спиной к лестнице, ровно в тот момент, когда жизнерадостное лицо Анхеля появилось в арочном проёме, знаменовавшим вход на второй этаж. Анхель ничуть не поменялся за прошедший год: та же широкая улыбка, тот же смеющийся взгляд и те же темно-русые вихры, беспорядочной шапкой разбросанные на его голове. Маска скрывала его лицо, но узнать этого человека было слишком легко по пружинистой походке и спешном раскланивании с каждым встречающимся на его пути гостем.

Уильям тяжело вздохнул, почувствовав, как левый глаз задёргался мелкой дрожью, и решил все-таки последовать совету Алана – вино действительно было прекрасным, и Уиллу было поистине интересно, где они его достали. Хотя было глупо задаваться подобными вопросами, зная, что организовывал праздник Анхель Куэрво.

– О, какой приятный сюрприз! Натаниэль, не ожидал тебя здесь увидеть!

Распахнув свои объятия, Анхель подлетел к Уиллу и Алану и остановился рядом с ними, не встретив такого же рвения с их стороны. Алан равнодушно потягивал оставшиеся несколько капель вина в бокале, а Уилл старательно делал вид, что его здесь нет – только узорчатая светлая колонна. Анхель перевёл несколько удивлённый взгляд из-под усеянной ромбами маски с Уильяма на Алана и обратно, нетерпеливо потерев подбородок и притопнув ногой.

– Ты всегда так удивляешься моему приходу, словно я сын еврейского пастуха, – язвительно отозвался Алан. – Увы, я вино пью, а не создаю.

– Плотника.

– Что?

Алан удивлённо взглянул на Анхеля.

– Он был сыном плотника, – с несколько усталой улыбкой ответил Анхель.

– Тебе виднее, – безразлично отмахнулся от него Алан. – Никогда не был силен в религии.

Маккензи не смотрел на Анхеля, неспешно потягивая вино, которое до этого выпивал несколькими глотками. Галдящая и танцующая внизу толпа была сейчас для Алана намного интереснее, нежели опостылевшее лицо Анхеля. Желваки под кожей испанца опасно задвигались, и послышался негромкий скрежет зубов. Анхелю потребовалось несколько секунд, чтобы собраться и повернуться к Уильяму. Хотя он об этом совершенно не просил.

– Уилл, я… я так счастлив тебя видеть! – радость в голосе Анхеля показалась Уиллу на мгновение искренней, но тут же смылась холодным и отстранённым взглядом, которым Анхель обвёл его. – Ты просто не представляешь! Не думал, что снова удастся встретиться с тобой так скоро. Даниэль сказал мне, что ты вернулся на работу, но я не сразу поверил. А теперь… – Анхель жестом обвёл фигуру Уилла и с несколько переигранным облегчением выдохнул. – Боже, это чудо. Я так благодарен богу за то, что весь этот ужас для тебя закончился.

– Не стоит благодарности. Можешь всегда звонить, если понадобится помощь.

И Уилл, и Анхель тут же обернулись на безмятежно вертящего в руках бокал Алана. Губы мужчины изогнулись в мягкой усмешке, и он ловким движением выхватил с подноса у официанта два бокала, тут же вежливо протянув один из них Анхелю. Тот несколько замешкался, прежде чем взять в руки вино, и заливисто, но холодно рассмеялся. Словно это было ему в тягость.

– Ха-ха-ха, а ты все так же хорошо шутишь, Нейт.

– Натаниэль, – маленькие льдинки в голосе Алана впивались даже в кожу Уильяма. – Не «Нейт». Мы партнёры, а не друзья, мистер Куэрво. Я надеюсь, вы еще не забыли о нашем маленьком деловом предприятии, – Маккензи многозначительно понизил голос и немного подался вперёд, заглядываю Анхелю в глаза. – У вас в нем далеко не последняя роль. Если вспомнить то, что именно вы радели за создание «Дабл Си».

– Кстати об этом. Через неделю мне придёт письмо от кузена из Мехико. Уверен, вам будет очень интересно его прочитать! – от непонятного восторга Анхель даже опрокинул на себя немного вина.

– Вот как? И с каких пор мне позволено читать личные письма? Это прямое вторжение в частную жизнь. Ведь это так называется у вас тут, в Штатах?

Анхель ответил не сразу. Он замялся, нервно ухмыльнулся и пригубил поданное ему Аланом вино.

– В любой другой ситуации я бы с вами согласился, – с улыбкой нараспев протянул Анхель. – Но вам правда стоит прочитать это письмо. Кузен выслал еще и гостинцев. Местные сладости, фрукты и все такое. Надеется, что вам понравится.

– Какой невероятно щедрый у вас кузен, – с лёгкими нотками раздражения и одновременно апатии цокнул языком Алан. – И наверняка он даже ничего за это не просит.

– Как вы догадались?

– Практикую по выходным дар ясновидения. Могу записать вас на сеанс, мистер Куэрво.

Уильяму захотелось рассмеяться, но вместо этого он смог лишь сдавленно прыснуть в кулак и отвернуться. Неожиданное противостояние Анхеля и Алана позабавило Уилла. Он мог поклясться, что сейчас улыбка Куэрво уже не такая радостная и не такая искренняя, какой он пытался сделать ее пару минут назад. Уилл знал, что сейчас уголки губ Анхеля нервно дёргаются, пока мужчина пытается сохранить лицо, а его глаза привычно прищуриваются, словно он пытается получше рассмотреть своего собеседника. Уилл не знал, что послужило причиной столь резкого понижения температуры со стороны Алана, но почему-то ему думалось, что Маккензи в принципе ни к кому не относился с должным уровнем доверия и тепла.

Пауза затянулась. Воздух вокруг Алана, казалось, заискрил маленькими липкими разрядами, которые видел только Уильям. На всякий случай Уилл незаметно принюхался к своему вину – никаких подозрительных запахов, – а искры исчезли, стоило моргнуть пару раз и посмотреть на разводящего руками Анхеля. Кажется, он еще что-то говорил Алану, но Уильям почему-то этого не слышал. Анхель открывал рот, его губы двигались, а язык то и дело скользил меж зубов, но Уилл будто смотрел немое кино, в котором у всех были главные роли, кроме него самого. Даже движения Анхеля стали какими-то скомканными, то медленными, то слишком быстрыми, словно на заевшей плёнке. Единственным, что выглядело настоящим, был Алан.

И почему-то от этого Уильям нервно сглотнул и оттянул ставший неожиданно тугим воротник.

– Простите, вынужден вас покинуть, – мужской голос выплыл из-под толщи воды, а нервная наигранная улыбка Анхеля должна была быть виноватой – вместо этого она лишь уродливой трещиной исказила лицо мужчины. – Нужно обговорить пару дел. Я обязательно вас снова найду, как только появится возможность.

Анхель хотел было поклониться, галантно отставить ногу и выписать в воздухе рукой фуэте, но смог лишь неуклюже покачнуться и завалиться в сторону. Звон разлетающихся на мелкие осколки бокалов разорвал завесу шумного оркестра. И снова все виделось Уильяму, как в замедленной съёмке, а в ушах пульсирующими толчками шумела кровь. Анхель чудом остался на ногах, а официант, попавшийся на его пути, тут же спешно начал извиняться и бросился собирать мелкое битое стекло. Испанец помедлил, мазнув по официанту взглядом, и Уильям вздрогнул: он еще не видел, чтобы Анхель смотрел на кого-то с такой плещущейся на дне карих глаз смесью презрения и отвращения.

Короткий жест – Анхель смахнул со своего кофейного полосатого костюма невидимые брызги, тряхнул головой и, нацепив на лицо привычную мёртвую улыбку счастливого человека, быстрым шагом засеменил к лестнице.

Мягкий смех Алана морским шумом отозвался в голове Уилла, и мужчина вздрогнул, наконец вынырнув из-под толстого слоя ледяной воды. Уильяму показалось, что он, как рыба, открывает рот, чтобы схватить спасительный воздух, но вместо этого лишь быстрее подгоняет себя к краю пропасти. Мелкая дрожь в пальцах от взгляда Анхеля прошла быстро, но мысли продолжали маленькими бешеными птичками роиться в голове Белла.

– Он ведь знает, что ваша фамилия пишется с другой буквы?

– Не хочу его разочаровывать, – взгляд Алана следил за Анхелем. – Он все время так улыбается и радуется жизни, что я начинаю подозревать, что в его венах течёт далеко не кокаин. Столь пугающее откровение относительно написания имени повергнет его в глубочайший шок и депрессию.

– Не уверен в этом, – скептично отозвался Уильям, опрокинув в себя остатки вина.

– Да я тоже не уверен, – язвительно бросил Алан, – но мне нравится мысль о том, что Анхель Куэрво может впасть в депрессию. Как экономика этой страны.

Глядя вслед Анхелю, Уильям испытывал ворох смешанных чувств, ядовитыми змеями свернувшихся в один шипящий и сочащихся ядом клубок. Тугие липкие капли срывались с их острых клыков и разъедали истерзанные в клочья чувства Уилла, оставляя после себя только обугленные головёшки да едва тлеющий костёр мести, которую Уильям мог бы планировать для того, кто был виноват во всех его проблемах.

Для самого себя.

Уилл вздохнул. Он хотел бы отпустить, хотел бы забыть обо всем и позволить Анхелю безмятежно кружиться среди увешанных бусами и драгоценностями женщин и напомаженных мужчин, проведших не один час перед зеркалом, чтобы уложить свои редкие волосы гелем. Но вместо этого он лишь снова и снова видел улыбку на лице Анхеля, снова смотрел на него взглядом брошенного в канаве щенка и задавался всего одним давно мучающим его вопросом.

Почему?

– Для человека, который подтолкнул меня к пропасти ужаса, Анхель слишком рад моему возвращению. Я ведь мог рассказать, что он тоже к этому причастен. – Уилл запустил пальцы в волосы и взлохматил их, болезненно поморщившись, когда дёрнул попавшие в узел лент пряди.

– Анхель знает, что ты бы не рассказал, – Алан кончиком пальца приподнял маску и почесал нос, – и надеется, что ты, маячащий перед глазами, поможешь сделать то, что не удаётся кокаину и текиле. Заглушить совесть, которая у него на удивление все еще осталась. Забавно, правда? – усмехнулся Алан. – У человека, отправившего свою девушку под нож неопытного врача, который ничего не смыслит в нужной области, все еще есть совесть, которая продолжает терзать его каждый день. Поразительно и достаточно странно, как по мне.

– И что говорит ваш дар ясновидения?

– Что Анхель Куэрво не просто идиот. Он скрывающий что-то от нас идиот.

Бокалы в руках Алана сменялись с такой же скоростью, с какой Анхель менял пестрящих несколько старомодными платьями партнёрш. Тридцатые годы уже вовсю вышагивали, перепрыгивая через редкие праздничные и церковные дни, но обрушившаяся на мир несколько лет назад Депрессия продолжала преследовать людей. Она была во всем: в поношенных костюмах некоторых гостей, в платьях, с которых стряхнули пыль ради этого вечера, в масках, многие из которых видали и лучшие времена. Нет, Уильям не мог осуждать людей за то, что они пришли отвлечься от реальности, поглазеть на танцовщиц в коротеньких платьях и хоть ненадолго, но ощутить старую жизнь.

Мелодии сменяли одна другую, кружа людей в своём танцевальном вихре. Иногда гости останавливались и в центр зала выходили разодетые в полупрозрачные платья из стекляруса девушки. Их каблуки стучали громче оркестра, а заразительный смех разносился под высокие своды зала. Танцовщицы улыбались, даже когда на них пытался упасть очередной напившийся гость, и продолжали выступление под одобрительные возгласы толпы.

Многие не выдерживали ожидания. Зал снова наполнялся хлопками и стуком каблуков, сначала разрозненными, но с каждым новым движением все более синхронными. Люди присоединялись к танцовщицам, увлекали их за собой и давали начало новому буйству жизни.

В какой-то момент Уильяму и самому захотелось спуститься вниз и присоединиться к отплясывающим до стёртых каблуков гостям. Ноги сами начинали отбивать знакомые ритмы, а на губах появилась мечтательная улыбка, что тут же не укрылось от Алана.

– Соберись, Уилл. У тебя теперь новое положение в обществе, – на этот раз в руках Алана оказалось белое вино, но выглядел мужчина так же, как и несколько бокалов назад. – Хоть я и представлял твоё повышение несколько… по-другому. Не только тебе удалось меня обыграть, как я посмотрю. Сдаю позиции, однако.

– Может, не стоит столько пить?

– А? – непонимающе переспросил Алан, а потом коротко хмыкнул. – А, я задумался. Приношу свои искренние извинения. Обстановка слишком нервная сегодня. Да и к тому же я должен знать, за что заплатил три тысячи.

– Вы сказали о новом положении. Оно… будет подразумевать под собой определенные обязанности?

Алан потёр подбородок и прищурился, делая вид, будто задумался.

– Если ты про то, нужно ли будет тебе отправлять парочку молодых крепких ребят всадить очередь в тельца неугодных мне людей, то мой ответ – нет. Мой бизнес… имеет несколько другую структуру. А я предпочитаю разбираться со всем по возможности лично. Не люблю играть в сломанный телефон. Люди никогда не понимают правильно и с первого раза, – несколько раздражённо и разочарованно покачал головой Алан.

Уилл многозначительно хмыкнул и сделал вид, что понял, о чем говорил Маккензи, – по правде говоря, большая часть того, что говорил Алан казалась Уильяму бредом, и оставалось только догадываться, что было сокрыто за всеми витиеватыми пассажами слов Алана.

Внизу кто-то завизжал: один из гостей решил показать свою силу и поднял одну из танцовщиц над головой, держа, как штангу. Алана это позабавило, и он слегка перегнулся через перила, чтобы получше рассмотреть. Его глаза сверкнули в упавшем на лицо отблеске, а взгляд больше походил на глаза выслеживающего добычу охотника. Мужчина рассматривал зал недолго, после чего распрямился и повернулся к Уиллу.

– Как я уже тебе говорил, у меня есть в этом городе важное дело и мне…

– Прошу прощения. Вы не могли бы подсказать?..

– Нет.

Сталь в голосе Алана резанула по слуху Уильяма, и он обернулся, чтобы посмотреть на того, кто отважился нарушить их хрупкое душевное равновесие. Мужчина, казалось, и сам уже пожалел о том, что обратился к Алану, но продолжал стоять с гордо вскинутым подбородком. Его маска отличалась от остальных: она практически полностью закрывала его лицо, оставляя для рассмотрения только губы и заросшую небольшой щетиной кожу. Узоров на маске не было – только сплошной белый цвет, за которым скрывалось лицо гостя. Две широкие прорези позволяли хорошо рассмотреть карие глаза, а тёмные волосы были тщательно уложены гелем. Слишком мало информации, чтобы Уильям мог хотя бы теоретически узнать этого человека.

Алан нервно дёрнул плечами, будто сбрасывая с них невидимый плащ.

– Вы нездешний?

– О, нет, – с улыбкой спохватился мужчина. – Я в городе ненадолго. Проездом, так сказать.

Алан обвёл незнакомца полным скепсиса взглядом, покачал головой и как-то грустно выдохнул.

– И на сколько планируете задержаться? – Уильям был уверен, что под маской Алан привычно выгнул бровь дугой и во всю потешается над этим несчастным.

– Месяц. Может, два, – с нотками сомнения протянул незнакомец. – Хочу полюбоваться местными красотами, – его губы растянулись в усмешке, и он добавил: – и красотками. Если вы понимаете, о чем я.

– Не лучшее вы время выбрали, чтобы любоваться, – едко отозвался Алан, и яд с его слов сорвался прямо в бокал красного вина. – Нынче красотки стоят очень дорого. Подумайте для начала, сможете ли вы расплатиться за созерцание наших… – Алан запнулся, пробуя на вкус следующее слово, – красот.

Уильям сдавленно крякнул сквозь глоток, но это больше было похоже на негромкое похрюкивание. Незнакомец покосился на него. Во взгляде карих глаз читалось сомнение в достаточном уровне развития Уилла, и на мгновение мужчине показалось, что этот взгляд был полон тщательно скрываемой надменности. Эти маленькие вспыхивающие жилки собственного превосходства над окружающими – результат иррациональности и человеческой глупости.

– И как же вы сюда попали? – Алан с неподдельным интересом посмотрел на незнакомца. – Вы не похожи на того, кто водит знакомство с Анхелем Куэрво.

– Долгая история на самом деле. – Весь внешний вид мужчины неожиданно на мгновение стал каким-то виноватым, и гость тут же понизил голос, чтобы его слышали только Алан и Уильям: – Надеюсь, вы не выдадите меня. Я стащил приглашение у одного из гостей. Они все равно неименные. Под маской моего лица не видно, а швейцары вряд ли знают всех этих людей в лицо, чтобы отличить: похож я на приглашённого или нет. Захотелось посмотреть, что здесь такое происходит. Люблю, знаете ли, маскарады. Всегда можно притвориться кем-то другим.

– Действительно. Чудесное время, где все мы можем считать себя богами, королями или героями. – Губы Алана тронула ироничная усмешка. – Маску вы, как я понимаю, тоже украли у одного из гостей?

– Вместе с приглашением.

Незнакомец ничуть не смутился и вскинул вверх бокал, празднуя свою необычайную находчивость. Алан изучал мужчину, осматривал его, склонив голову на бок, но на этот раз вокруг Маккензи не было ни той тяжёлой давящей ауры, с которой он знакомился с Уильямом, ни того раздражения, что вызывал в этот вечер Анхель Куэрво. Алан просто смотрел на очередного гостя бала, задумчиво тёр подбородок и изредка внезапно хмыкал, чем вызывал недоумение у Уильяма. Незнакомец всвою очередь тоже смотрел на Алана, потягивая алкоголь.

Белл коротко закашлял, прервав неловкий обмен взглядами, и Алан встрепенулся.

– И как же зовут нашего маленького воришку?

– Джеймс. Рад встрече. – Мужчина протянул руку для знакомства.

– Джеймс, – растягивая каждый звук повторил Алан и едко фыркнул, отпивая из бокала. – Как предсказуемо. Заурядное имя для заурядной внешности. Но у вас красивые глаза, должен признать. Все девушки наверняка в восторге от вас.

Алан проигнорировал протянутую ему руку. В зале раздались хлопки, а следом одобрительные возгласы уже хорошо выпивших гостей и шипение вылетающего игристой пеной шампанского. Джеймс сконфуженно сжал ладонь в кулак, перебегая взглядом с Алана на Уильяма, и взъерошил уложенные волосы.

– Даже не знаю, что на это ответить., – растерянно пробормотал Джеймс.

– А вы не отвечайте. Вы подошли к нам, чем обратили на себя внимание. Я спасаю ваше положение и делаю вид, что у нас с вами очень интересный разговор. – Неожиданно Алан громко рассмеялся, откинув назад голову, обращая на себя внимание других людей, а затем взмахнул бокалом, расплескав шампанское. – Я бы тоже хотел, чтобы моя тётушка оставила мне кругленькую сумму! Но, увы, я сирота. Приходится зарабатывать себе на хлеб своими силами.

Алан оглянулся по сторонам и похлопал Уильяма по плечу, опершись на него. Актёрскому таланту Маккензи можно было только позавидовать, потому как смеялся он настолько искренне, что даже Уилл на секунду практически поверил в неожиданно разыгрываемую Аланом сценку. Алан даже смахнул невидимые слезы. Хотя Уильяму это показалось лишним. Да и в целом Белл не слишком верил в правдоподобность этой сценки, но разочаровывать Алана и ставить под сомнение его актёрский дар не спешил.

Отсмеявшись, Алан громко выдохнул и сделал глоток. Он еще пару раз хлопнул Уилла по плечу и отступил от него. Музыка снова стала громче, и теперь можно было чуть меньше беспокоиться о том, чтобы быть услышанными.

– Делайте вид, что вам весело, а не то все почуют неладное. – Алан снова рассмеялся, но в его смехе уже не было ничего весёлого и уж тем более искреннего. – И тогда ничто не спасёт вас от клейма подсадной утки. Не думаю, что мне нужно вам рассказывать, что бывает с теми, кто оказывается не в том месте и не в то время.

Губы Джеймса нервно дёрнулись, а правый глаз задрожал, но мужчина медленно сглотнул, явно беря себя в руки.

– Я просто первый раз в этом городе и сразу же попал на столь грандиозное мероприятие. Решил, пользуясь случаем, завести пару знакомств, – развёл руками мужчина. – Деловых.

– Деловые знакомства никогда не повредят. И знаешь что, Джеймс. Я дам тебе напоследок один совет. Как новый деловой знакомый. – Алан практически вплотную подошёл к Джеймсу, так что между ними осталась пара сантиметров, а затем подался вперёд и негромко выдохнул ему в ухо: – Убирайся из этого города, пока еще можешь стоять на ногах. А то, знаешь ли, кровь у людей имеет свойство течь, если проделать в теле парочку отверстий.

Алан по-дружески хлопнул Джеймса пару раз по плечу, отодвинул мужчину в сторону и направился прочь, оставив позади опешившего Уильяма. Джеймс растерянно обернулся к Уиллу, разводя руками и беспомощно открывая рот, как выброшенная на берег рыба.

– Ох. А он… всегда такой?

– Он?

Вопрос несколько загнал Уильяма в тупик, и потребовалось приложить усилия, чтобы не молчать слишком долго, задумчиво глядя вслед удаляющейся спине Алана, в этот момент сосредотачивавшей в себе все людское внимание и любопытство. К тому же затягивавшаяся пауза действовала Уильяму на нервы, и он поспешил исправить эту неловкую для всех троих ситуацию.

– Нет. Обычно он менее разговорчив. Прошу меня простить. – Уилл тоже похлопал Джеймса по плечу и ловко обогнул сбоку. – Нужно идти.

Догнать Алана оказалось достаточно трудной задачей. Шаги Маккензи были широкими и быстрыми, он перепрыгивал через одну ступеньку, и Уиллу потребовалось приложить усилия, чтобы поравняться со своим новым знакомым раньше, чем он скроется среди кружащихся в танце гостей.

– Это было достаточно грубо, – слегка наклонившись к Алану пробормотал Уилл.

– Грубо? – Алан воскликнул это немного громче, чем нужно было. – Я спасаю этому мальцу жизнь. Пусть еще мне спасибо скажет.

Алан хмыкнул и нырнул в небольшое арочное углубление в зале со столами, откуда было хорошо видно импровизированную сцену на противоположном конце комнаты. Уильям тут же последовал за ним.

– И все же мне кажется глупым угрожать незнакомому человеку, не зная его. – Уилл оперся о стену, сверля Маккензи взглядом. – Он может сделать все, что ему взбредёт в голову, а мне потом придётся латать вас.

Кровь прилила к щекам Уильяма, он всплеснул бокалом и указал пальцем на Алана, чтобы придать своим аргументам больше убедительности. Но вместо этого встретил со стороны мужчины привычную усмешку и ироничные огоньки в глазах.

– Да, – согласно кивнул Алан, отставляя в сторону вино, и достал из внутреннего кармана портсигар, – он несомненно может сделать все, что угодно. Но дело в том, что… скорее всего после этих слов он с криками убежит и спрячется под папину юбку. Как впрочем и всегда. Видел испуг в его глазах, когда я с ним разговаривал? Приятно знать, что что-то в этом мире остаётся постоянным. И да, Уилл, не тыкай пальцем. Это некультурно.

Уильям смутился и опустил руку.

– Вы… знакомы с ним?

– Разумеется, – зажав зубами сигарету, удивился Алан. – Заочно, конечно. Я много наслышан о нем. Лично мы с ним никогда не сталкивались. До этого вечера.

– А он?

– Что «он»? – переспросил Алан и замотал головой. – Нет. Он со мной не знаком и вряд ли даже обо мне слышал. Но это для него к лучшему. Иначе бы он даже не сунулся в этот город. Не говоря уже о том, чтобы подходить и разговаривать вот так вот.

Алан фыркнул и наклонился к одному из столов, прикуривая от зажжённой свечи. Небольшой проем тут же начал наполняться сладковатыми запахами, и Уилл спешно взмахнул рукой около лица, отгоняя от себя дурманящие ароматы. Алан на это негромко и хрипло рассмеялся, выпуская в воздух тонкие струйки сигаретного дыма.

– И вы даже не представились ему, – неожиданно осуждающе выдохнул Уилл.

– Меньше знает – крепче спит. В его случае крепкий сон это то, что спасёт от ненужных проблем. Никогда не рассказывай, как тебя зовут первому встречному, Уилл, – тоном великого мыслителя философии протянул Алан. – Если не хочешь потом разгребать мешки с дерьмом.

Гости начали понемногу рассеиваться по залу. Музыканты взяли перерыв и накинулись на закуски, а танцовщицы облепили Анхеля, как самую сладкую булочку с вареньем. Брать свою жену в этот вечер мистер Куэрво не стал, и Уильям очень хорошо понимал почему.

– А это еще кто?

Вопрос Алана застал Уилла врасплох, и мужчина заозирался по сторонам, пытаясь понять, что на этот раз привлекло внимание его нового друга.

– Где?

– Рядом с тем усатым Паном, – Алан коротко кивнул в сторону длинных накрытых скатертями столов. – Боже, какой ужасный выбор маски. Воистину усатые козлы могут водиться только в этом городе.

Намётанный взгляд Уилла тут же выхватил среди толпы высокую статную фигуру мужчины и более низкую фигуру девушки. Маски удачно в этот вечер скрывали лица, и Уилл мог во все глаза рассматривать гостей, не боясь осуждения. Он мог бы сказать, что он знает привлёкшую внимание Алана девушку. Но правда была в том, что эти золотистые карие глаза Уильям узнал бы теперь из тысячи других темных глаз.

– Дочь сенатора, – сглотнув кусочек канапе, отозвался Уилл. – Кэтрин О'Брайан. Полагаю рядом ее отец. Мистер О'Брайан.

– Откуда ты ее знаешь? – с нескрываемым интересом произнёс Алан.

– Видел в клинике. Она ходит к Даниэлю по средам и пятницам.

Алан подавился сладким дымом и, согнувшись пополам, зашёлся кашлем. Уилл тут же поспешил похлопать его по спине, но Алан лишь остановил его жестом и распрямился. Он коротким хмыканьем прочистил горло, тряхнул разметавшимися волосами и стряхнул пепел с сигареты прямо на лакированный паркет.

– И от чего же страдает эта милая юная девушка?

– Я мало что понимаю в том, что касается человеческой головы, только если это не включает в себя вскрытие черепа. – Уилл улыбнулся и в извиняющемся жесте развёл руками. – По словам Даниэля у неё достаточно интересный случай. Девушка считает, что сходит с ума, поэтому и пришла к нему. Говорит, что слышит голоса у себя в голове. Но при этом у неё нет галлюцинаций, она ясно осознает действительность и нет никаких изменений в сознании и организме в целом – он проводил анализы. Все в норме, и это… наводит на определенные размышления. Хах, Даниэль думает, что она ходит к нему, потому что он ей нравится. Забавно это все. Но я бы думал так же, приди ко мне пациент без единого явного симптома болезни.

– Да, – Алан медленно кивнул, не сводя взгляда с Кэтрин, – действительно, забавно. Жизнь вообще забавная вещь, ты так не находишь? А этому вечеру уже дважды удалось меня удивить. Что же будет дальше, мой милый Уильям?

Мой милый Уильям. Каждый раз эти слова вызывали внутри Уилла непонятную волну непринятия и протеста. Алан будто бы относился к нему, как к маленькому ребёнку, которому надо все время все разъяснять по несколько раз, – впрочем, порой так оно и было, – и при этом почти каждый раз звал его полной формой имени. Уильям. Если что-то и могло в этой жизни раздражать больше, чем повторяемое из раза в раз имя, то только его средняя форма.

Уильям Генри Белл. Еще одно болезненное напоминание о детстве и об отце. Воспоминания, которые Уильям пытался спрятать как можно дальше на пыльный чердак своей памяти и как можно реже доставать. Но они все равно яркими маскарадными красками пробирались сквозь узкие щели, услужливо подкидывая Уиллу очередной повод задуматься о своей жизни.

Вскрывать старые раны было больно, но подливать масла в никогда не заживающие – до сладкого одурманивающего тумана в голове приятно.

Алан легонько толкнул Уильяма в бок и кивком указал на вылезшего на импровизированную сцену Анхеля. Испанец хлопнул несколько раз в ладоши, привлекая к себе внимание гостей, и широко улыбнулся, раскинув руки в подобии приглашающих объятий.

– Дамы и господа! Уважаемые сеньоры и прекрасные, очаровательнейшие сеньоры! Прошу минуту вашего внимания. Для нас большая честь приветствовать здесь сегодня нашего почётного гостя, что столь любезно согласился посетить наш скромный праздник…

Слова Анхеля потонули в аплодисментах толпы, когда из неё на сцену вышел уже знакомый мужчина в маске козла в сопровождении миниатюрной девушки.

– Интересно, он действительно считает, что его слова сейчас здесь так нужны? – скептично протянул Алан, выдыхая сизый дым.

Уильям промолчал. Жизнь действительно была забавной штукой. Почему-то именно в этот момент в его голове снова вспыхнули воспоминания последних недель, а под лопаткой зачесалось сказать крутящиеся на кончике языка слова. Уилл не знал, как Алан отреагирует, но он чувствовал, что сейчас самый подходящий для этого момент, – нельзя было быть уверенным, не встретятся ли они снова только через еще несколько месяцев, как это нравилось Алану.

– Я решил уйти…

Алан обернулся к нему настолько резко, что по позвоночнику Уильяма пробежали холодные влажные мурашки, слова вылетели из головы, а во рту мгновенно пересохло, и даже большие глубокие глотки вина не могли этого исправить.

– Что? – Алан всем своим видом пытался показать, что ему это всего лишь послышалось. – Ты хочешь меня оставить? Не ожидал я такого от тебя. После всего, что я для тебя сделал…

– Я решил уйти из этой больницы, – спохватившись, повторил Уильям, почувствовав, как внутри что-то сворачивается от неприятного ощущения, что тут же отступило. – Уже подыскал другое подходящее место в пригороде. Там как раз нужен хирург. И не так далеко от квартиры, которую… вы мне арендовали.

Алан молчал, поджав губы, и продолжал смаковать ими кончик наполовину выкуренной сигареты. Молчание было худшим, что ожидал Уильям. Было бы проще, если бы Алан сразу высказал ему все, что думал, но он лишь стоял и курил, отвернувшись от Уильяма и буравя взглядом сенатора. Словно Уилла здесь не было.

– Мы вернёмся к этому вопросу позже. – Алан бросил сигарету себе под ноги и носком вдавил в пол. – А пока у тебя есть время подумать над своим поведением.

Портсигар со звоном опустился на стол рядом с Уиллом. Уильям непонимающе уставился на Алана, но тот лишь загадочно улыбнулся и выскользнул сквозь полукруглую арку, исчезая среди галдящей, как маленькие воробьи, толпы. Уилл тяжело вздохнул и поправил ленты вокруг головы: Алан вызывал порой жуткую головную боль, но сейчас Уильям не был уверен, что ему это просто кажется.

Уже спустя несколько мгновений светлая макушка Алана вынырнула около Анхеля, а рука уверенно отодвинула испанца в сторону, что рассмешило Уильяма. Но он сдержался, отдав проходящему мимо официанту бокал.

– Я бы хотел воспользоваться правом хозяина этого вечера и пригласить эту очаровательную даму на танец. Если, разумеется, вы не против.

Голос Алана пронёсся по всему залу так, словно не было всей этой шумящей толпы. Сенатор обернулся вместе с дочерью, и теперь Уильяму стало хорошо видно ее аккуратную простую маску, в которой не было абсолютно ничего лишнего. Только плавные линии и золотая окантовка.

Высокий мужчина улыбнулся и коротко кивнул Алану.

– Конечно. Она вся ваша, мистер Кёниг.

Уильяму пришлось немного привстать на цыпочках, чтобы рассмотреть что-то за спинами мельтешащих зевак.

Девушка отпрянула от Алана и отступила на несколько шагов назад, стоило только ему протянуть руку. Все ее движения казались Уильяму медленными, ленивыми, заторможенными. Она чуть наклонила голову, изучая Алана внимательным взглядом, а затем зевнула, прикрыв рот маленькой ладошкой.

– Прошу меня извинить. Я слишком устала для танцев.

Даже под маской было видно насколько удивлённым было лицо сенатора, а взгляд, которым он посмотрел на дочь, выражал полнейшее непонимание. Лицо Кэтрин же было спокойным и отчуждённым, и она поспешила обратить своё внимание на тут же окруживших ее полукругом молодых мужчин. Уильям стоял достаточно далеко, чтобы разобрать, что они ей говорили, но по движениям их рук, по лёгкой полуулыбке на лице Кэтрин и по ее смеху было легко понять, что они определенно нахваливают ее и одаривают своим чрезмерным влиянием. Сенатор что-то еще сказал Алану – этого уже не было слышно в поднявшемся гуле и заигравшей музыке, но Маккензи его не слушал.

Губы Алана были изогнуты в довольной усмешке, когда он обернулся к Уиллу и начал пробираться сквозь расступающуюся перед ним толпу. Мужчина еще пару раз оборачивался на Кэтрин, но каждый раз тут же отводил взгляд, задумчиво поджимал губы и взъерошивал уложенные волосы. Он даже почти не заметил Уильяма, и тому пришлось отскочить в сторону, пропуская Алана к оставленному на столе портсигару. Тонкие пальцы Маккензи тут же вытащили сигарету, и мужчина посмотрел на Уилла полными маленьких лукавых чёртиков глазами и довольно ухмыльнулся.

– Что ж, Уильям. Кажется, мои дела в этом городе наконец сдвинулись с мёртвой точки. Я бы хотел поближе познакомиться с этой очаровательной мисс О'Брайан. Так что… тебе придётся повременить со своим увольнением.

Глава X. Сестра

Декабрь, 1932

Анна умерла на Рождество.

Уилл тяжело выдохнул. Он уже добрых несколько минут стоял перед входной дверью новенького выкрашенного в серую краску дома, прижимал к себе обёрнутую в вощёную бумагу коробку и в нерешительности держал сжатую в кулак ладонь в нескольких сантиметрах от звонка. Пару раз он закрывал глаза, делал глубокие вдохи и говорил себе, что вот сейчас он это сделает, сейчас он опустит палец на звонок или в крайнем случае вкрадчиво постучит привычным для себя ритмом. И каждый раз поджимал губы, понимая, что не может этого сделать. В какой-то момент он даже был готов развернуться и уйти, сделать вид, что ничего этого не было, но его тут же остановили два холодных серых глаза и насмешливый голос в голове: «Ты так и не поговорил с сестрой. Как печально».

Дождь нещадными жирными каплями барабанил по тонкой натянутой ткани зонта, и Уилл вторил ему тремя уверенными и громкими ударами в дверь. Прислушиваться было бесполезно – все заглушала сплошная стена ливня, и все же Уиллу показалось, что где-то в глубине дома, сквозь окруживший его купол, быстро застучали женские каблуки. Заглянуть в окно Уилл побоялся и уже было собрался развернуться и уйти, как замер, настороженно глядя на поворачивающуюся дверную ручку.

– Кого там еще?.. – дверь распахнулась, и в грудь Уильяму едва не врезалась невысокая женщина. – Уилл?!

– И тебе доброе утро, Мэгги. – Неловкость, которую Уилл испытывал сейчас, могла сравниться только с тем, когда Даниэль в самом начале работы в клинике попросил посторожить в коридоре на случай, если следующий пациент придёт слишком рано. Белл переминался с ноги на ногу и с надеждой заглянул в глаза сестры: – Могу я войти?

Маргарет выгнула дугой бровь, при этом вторая осталась неподвижной, и поджала губы.

– Нет, – сухо ответила женщина, прикрывая дверь в прихожую. – Сейчас для этого не самый подходящий момент.

– Марджи, кто там пришёл?! Это Уильям?

Маргарет сдавленно выругалась под нос, тут же перекрестившись, и, прошипев что-то про «Чтоб вас всех побрал», оглянулась, спешно пытаясь захлопнуть дверь перед носом Уилла:

– Нет, это разносчик газет, и он уже ухо…

– Это я, мам!

Уилл ловко проскользнул в образовавшийся между Маргарет и дверным косяком проем, на ходу стягивая перчатки. Все было в точности, как он запомнил в свой последний визит. Просторная светлая прихожая, узкая лестница на второй этаж и гостиная прямо напротив входной двери. Даже отцовское кресло стояло на том же самом месте, размеренно покачиваясь от порывов вентилятора. Уилл напряжённо сглотнул: переступив через порог, он с головой нырнул в своё прошлое, чувствуя, как воспоминания мелкими мошками налипают на его кожу, оставляя после себя крупные чешущиеся пятна.

Зонтик зазывно щёлкнул и опустился в углу, коробка уместилась рядом, и Уилл поспешил скинуть с себя промокшее насквозь пальто. Жмущие новенькие ботинки сквозь силу были стянуты с ног, и Уилл с облегчением выдохнул, разминая затёкшие ступни. Маргарет прожигала брата недовольным взглядом и нетерпеливо стучала ногой, сложив на груди руки. Уилл в ответ на это лишь неловко улыбался и невпопад усмехался, вешая пальто и шляпу.

– Такая погода сегодня отвратительная, Мэгги, – прикусывать язык было уже поздно, а первая пришедшая в голову мысль как можно хуже подходила, чтобы разрядить накалившуюся обстановку. – Ты так не думаешь? – Уилл заглянул в зеркало, приглаживая растрепавшиеся волосы и встретился с Маргарет взглядом.

– Да я как-то и не обратила внимание. Вроде было солнечно, – женщина повела плечами, откинув за спину длинные каштановые волосы, и тут же поспешила добавить с кислой улыбкой: – пока ты не пришёл.

– И я тебя люблю, Мэгс.

Уилл схватил обёрнутую в бумагу коробку, быстро поцеловал сестру в лоб, пока она не успела опомниться, и тут же поспешил в гостиную, получив вслед мокрым полотенцем по спине и нарочито громко и обиженно выдохнув «Ай!».

В гостиной пахло апельсинами, гвоздикой и корицей. И это было единственным, что напоминало Уиллу о приближающемся Рождестве: выпавший в начале недели снег быстро превратился в чавкающую под ногами серо-коричневую грязь, а зарядившие дожди смывали ее в канализацию вместе с надеждами на холодное и приятное глазу Рождество. Невысокая ель размашисто раскинула свои ветви, прогнувшиеся под тяжёлыми игрушками, а ряд носков выстроился над камином. Маленький мир внутри дома разительно отличался от пустой, украшенной одним только венком на входной двери квартиры Уилла. Но он не мог сказать, что это отличие было не в его пользу.

Вслед за приятным ароматом горячего вина в нос ударил приторный запах ванили, пережаренного мяса и шалфея. Все, что Уильям не любил в Рождестве и с чем приходилось мириться из года в год. Индейка, которую к полуночи уже невозможно есть, горячие напитки, которые сквозь силу заливаешь в себя, и бесконечная череда поздравлений, которые повторяешь из года в год, настолько заученно и сухо, что уже и сам не веришь в то, что говоришь.

Уголки губ нервно дёрнулись, стоило Уильяму вспомнить Рождество в прошлом году и недовольное лицо отца. Это было даже забавно: каждый раз, как Уильям появлялся на пороге родительского дома, его встречали колкие слова, холодный воздух и чёртов запах сгоревшей индейки.

– Билли, мой мальчик!

Полный неподдельной радости голос из гостиной разорвал повисшую между Уильямом и Маргарет напряженную тишину, и он тут же поспешил воспользоваться возможностью.

– Я Уилл, мам, – улыбаясь, сквозь плотно сжатые зубы пробормотал Уилл, наклоняясь и целуя мать в щеку.

– Да-да, Билли, – проворковала женщина, приобнимая Уилла за плечи, и добродушно хохотнула, когда он отстранился. – Как твоя поездка в Англию? Не слишком понравилась тамошняя еда, да? Помню, мы с твоим отцом ездили еще по молодости в Лондон. Так там, скажу я тебе, даже в ресторанах еда была настолько жирной и невкусной, что я еще месяц мучалась изжогой. Правда потом выяснилось, что я просто была беременна тобой, – женщина заливисто расхохоталась, и Уилл с трудом сдержал рвущуюся наружу улыбку.

Коробка опустилась на стол, и Уилл удобно развалился в глубоком мягком кресле, сцепив пальцы в замок и похлопывал ногой по паркету, пока Маргарет терпеливо стояла у него над душой. Он чувствовал на себе ее недовольный осуждающий взгляд, но продолжал с безмятежной улыбкой наблюдать за суетящейся над столом матерью, чьи пальцы ловко раскидывали карты веером, а редкие выцветшие брови хмурились, каждый раз как она разочарованно цокала, сгребала карты и начинала все заново.

– Я тут пасьянс раскладываю, – женщина положила на стол очередную карту и сдержанно хохотнула своим высоким тёплым голосом. – Могу и тебе погадать, Билли.

– Меня зовут Уилл, мам. – Уилл на секунду закатил глаза. – Прошу, не надо звать меня Биллом.

– Конечно, сынок. Раз тебе не нравится «Уилл», я не буду тебя так звать.

Маргарет прыснула в кулак над ухом у Уильяма и попыталась спрятать рвущийся наружу смех в сдержанном почтительном кашле, как всякий раз делала их мать в обществе своих подруг или свекрови. Хорошие манеры – главное, чему их учили с самого детства. Хорошая жена, приличная работа и уважаемые в обществе знакомые – главные признаки успешного человека, которым Уильям никогда не станет. К расстройству своих родителей и к своему полному внутреннему одобрению.

– Давай-ка поглядим. Что у тебя там карты говорят…

Маргарет многозначительно кашлянула и опустилась в кресло напротив. Они прожигали друг друга с Уильямом взглядом и одаривали ехидными ухмылками, как когда-то в детстве. И только тихо напевающая себе под нос рождественские песенки мать отделяла их от того, чтобы высказать все, что вскипало внутри двух старших отпрысков семьи Белл. Они смотрели друг на друга, нервно сжимая подлокотники кресла, повторяли каждое действие друг друга. Стоило Уиллу закинуть ногу на ногу, как Маргарет делала то же самое, игнорируя осуждающий взгляд матери. Стоило Маргарет подпереть щеку кулаком, и Уилл повторил это движение, с улыбкой глядя на сестру.

– Так-так-так, – мать постучала ногтем по столу, вглядываясь в разложенные перед ней карты. – Что это тут у нас?

Женщина так низко склонилась над картами, что, казалось, еще немного и она упадёт на них, разобьёт нос, и Уиллу придётся оказывать ей первую помощь. Однако, к удивлению Уильяма, его мать тут же отпрянула от потёртых старых кусков бумаги и снова всплеснула руками – этот жест начинал выводить Уилла из себя, но он просто продолжал мягко улыбаться и делать вид, что все хорошо. Маргарет проследила за взглядом матери и подалась вперёд, с интересом разглядывая разложенные по аккуратным островкам карты.

– Что там такое? – Маргарет нахмурилась, перебегая взглядом с одной карты на другую, и напряженно прикусила губу; ее пальцы нервно перебегали по подлокотнику, и с каждой секундой лицо старшей сестры становилось все мрачнее.

Уилл поднял глаза к потолку и постарался не слишком позволять себе выражать лицом все, что он думает о карточных гаданиях, к которым так была неравнодушна вся женская половина семьи Белл. Король бубен все еще яркими вспышками неожиданных совпадений всплывал в памяти Уилла, но тот предпочитал отмахиваться, скидывая все на волю случая и свою мнительность.

– Беда, Марджи. Ой, что же делать! – запричитала мать и снова всплеснула руками. – Страшная беда. Но я не могу понять ничего из этого расклада. Бессмыслица какая-то. Что же творится-то.

Теперь уже и Уильям привстал на своём кресле, щурясь и рассматривая то, от чего так сокрушалась его матушка. Пара червей, пики и бубны. Ничего, что могло бы заинтересовать карточных игроков, но, судя по всему, что-то важное для экзальтированных барышень девятнадцатого века, к которым Уильям был готов смело отнести и свою старшую сестру, в тридцать три года проявлявшую удивительные чудеса наивности и отрицания науки.

Впрочем, винить ее он не мог. Он и сам получил в детстве весьма посредственное образование, а все, что знал сейчас, жадно впитывал будучи подростком. Финансы, которым его пытался научить отец, пригодились ему, только когда пришло время платить за жилье, а знание нескольких законов не спасло Уильяма от заслуженного наказания. Французский язык – Уильям усмехнулся, чувствуя, как язык сворачивается в трубочку, губы округляются, а из горла начинает вырываться хриплый гортанный звук, когда он пытается грассировать, – пригодился ему только один раз, когда он пытался объяснить французскому гостю, что теперь это деньги Уильяма, а добираться до родной Франции придётся вплавь.

– Кто-то неравнодушный и известие из казённого заведения, – пробормотала Маргарет. – И…

– Приближающиеся неприятности из-за ошибочных действий, которые приведут к приятному сюрпризу, – закончила за неё мать Уилла. – Бессмыслица какая-то.

– Действительно, – с ехидной улыбкой протянула Маргарет, откинувшись на спинку кресла. – Какая бессмыслица. Не очень-то похоже на предсказание будущего.

– Не стоит так сокрушаться, maman, – последнее слово Уильям выделил с особым усердием, как делал это в детстве. – Это всего лишь карты. Они не могут предсказывать будущее. Только отнимать ваши деньги. Или находить неприятности, – Уилл негромко рассмеялся.

Маргарет метнула в его сторону мрачный взгляд потемневших от беспокойства глаз, и Уилл осёкся, поперхнувшись воздухом. И мать, и сестра выглядели настолько правдоподобно, что Уильям даже забеспокоился: ни одна из них не верила в получавшиеся расклады уже больше десяти лет. Сейчас же взгляд Маргарет если и не пытался убить Уильяма на месте, чтобы он потом не мучился, так точно сулил ему инвалидность. Которая, к сожалению, не освободила бы Уилла от работы.

– Да бросьте, – Уилл состроил непонимающее выражение лица и развёл руками. – Неужели вы все еще всерьёз к этому относитесь? Это же просто…

– Уилли!

Уилл не успел среагировать, как на его шею ураганом накинулось нечто в красном пышном платье и повисло, крепко прижимаясь всем телом и тяжело дыша в шею.

– А кто это у нас такой большой? – Уильям подхватил девочку под мышки и усадил к себе на колени. – Какая красавица выросла. Смотри, что я тебе принёс, Мэри. – Уилл потянулся к подарку, несколькими уверенными движениями порвал обёрточную бумагу и открыл крышку. – Нравится? Даже у английских принцесс такой куклы нет. У неё даже глазки закрываются, если положить на спину. А какая кожа фарфоровая, ты погляди. И такая бархатистая, словно настоящая. Тебе нравится?

– Да-а, – девочка заворожённо смотрела на обрамлённое мелкими кудряшками личико куклы, а затем схватила и с силой прижала ее к груди. – Спасибо! Ты самый лучший на свете брат! Теперь Лиззи удавится от зависти!

Уилл сдержанно улыбнулся, чувствуя, как к щекам приливает краска, и поправил завитые в кудряшки короткие волосы сестры, все еще с довольным донельзя видом рассматривавшей куклу в руках. Мэри вертела свой подарок, заглядывала под пышное платье, накручивала на пальцы искусственные кудри, усаживала на колени и крутила нежные фарфоровые ручки. Она пристально изучала свой подарок и делала в общем-то то, что Уилл привык делать со своими пациентами, а затем заёрзала на коленях и подняла на старшего брата взгляд.

– Я услышала твой голос, но не хотела вам с Марджи мешать, – Мэри наклонилась поближе к Уиллу с заговорщицким видом и прошептала ему на ухо, прикрыв рот ладошкой. – Она все время ходит и бурчит на тебя, когда тебя нет.

– А ты что?

– А я сижу у себя в комнате и все слушаю. Чтобы тебе рассказать, – девочка с гордым видом посмотрела на Уилла, а потом неожиданно несильно стукнула его кулачком в плечо, но Уилл все равно болезненно охнул. – Ты обещал приходить почаще, а сам не сдержал своё слово. Ты куда пропал? Я скуча-ала. Считала дни, сколько тебя уже не было.

– Я тоже, Мэри, я тоже. Прости. У меня было очень много работы, Мэри. Обещаю, больше не исчезать так надолго, – Уилл заправил тёмную прядку за ушко сестры и поцеловал ее в висок.

– Без тебя тут скучно. Марджи все время нудит…

– Так, Мэри, ты уроки сделала?

– У меня каникулы!

Мэри соскочила с коленей Уилла и, показав Маргарет язык, быстро убежала по лестнице, громко топая своими маленькими ножками. Уилл сдерживался не больше нескольких секунд, прежде чем взорваться громким и искренним смехом, смахивая накатившие на глаза слезы. Маргарет только тяжело выдохнула и потёрла глаза, громко, чтобы все в доме слышали, прося у бога сил пережить еще один год, – быть старшей сестрой было сложно, а быть одновременно сестрой и матерью еще и невыносимо.

Мать Уильяма, уже раскинувшая новый расклад, недовольно цокнула языком и покачала головой, уставившись в карты, а затем в очередной раз всплеснула руками и заохала – все это так подходило какой-нибудь старушке, какой была бабушка Уилла, и так не подходило еще взрослой и зрелой женщине, которой была его мать. Уилл проглотил последний смешок и напрягся: он знал, что последует за этими жестами матери, и как и всегда хотел впервые в жизни ошибиться.

– Сходите, проведайте Анну, а я пока за детьми присмотрю. – Слова матери тяжёлыми плитами опустились на грудь Уильяма, и женщина тут же поспешила добавить, заметив, как замешкались Уилл и Маргарет: – Сходите-сходите. Не заставляйте ее ждать. Узнайте, как ее ребятишки. Уж больно давно она мне ничего не писала. И не звонила.

– Пять минут роли не сыграют. Сначала я закончу готовить, а потом мы с Уиллом сходим. Не волнуйся. И не нервничай. Тебе нельзя.

Маргарет поднялась и поцеловала мать в щеку, а затем коротким кивков указала Уильяму на кухню. Сгрёбши остатки подарочной обёртки, Уилл поспешил вслед за сестрой, не забыв напоследок еще раз заверить мать, что они непременно сходят, проведают Анну и все ей передадут. Как только найдут в себе силы это сделать. Рождественские встречи – так они с Маргарет всегда называли недолгие прогулки по городу и молчаливое созерцание ровного ряда гранитных плит в каждый канун праздника. Почему именно Рождество, – время, причинявшее обоим слишком много боли, – ни Уилл, ни Маргарет уже не помнили, но отчего-то Уильяму казалось, что стоит копнуть глубже и он непременно вспомнит.

Но хотел ли он этого?

Маргарет вплыла на кухню походкой опытной и ответственной хозяйки, чьи указания не подразумевают возмущений или отказа, на ходу обвязывая вокруг талии схваченный со спинки стула фартук. Маргарет остановилась около кухонной столешницы и медленно обхватила пальцами рукоять огромного ножа для рыбы. Пальцы несколько раз пассажем обхватили холодный металл, заставив Уилла занервничать, женщина вытащила из деревянной корзинки луковицу и тут же со звоном бросила нож.

– И откуда же у тебя деньги на такой дорогой подарок? – Маргарет резко развернулась, взглядом старшей сестры уставившись на плюхнувшегося за стол Уилла.

– А откуда у вас теперь такой дом? – с улыбкой парировал Уилл.

Маргарет обречённо простонала. Цветастый фартук сестры просто не располагал к тому, чтобы серьёзно воспринимать ее грозный вид. Уилл развалился на стуле, играясь маленькой ложечкой, что попалась ему под руку, и только довольно лыбился сестре. Маргарет сделала несколько глубоких вдохов и подошла к холодильнику.

– Ты просто невозможный. Есть будешь? – дежурным тоном матери бросила Маргарет.

– Не откажусь, – довольный, как кот, отозвался Уилл, сложив локти на стол и подавшись вперёд.

Наполненная до краёв макаронами с сыром тарелка со звоном опустилась на стол перед Уиллом. Маленькие рогалики из теста даже не были слипшимися – Уилл хотел бы научиться готовить их так же хорошо, но каждый раз он забывал, что за макаронами надо следить, а не читать одновременно очередное издание анатомического атласа или модный роман ДюМорье об очередной несчастной любви. Увы, Уилл мог испортить даже яичницу, и от голодной смерти его спасало существование в этом мире хлеба, колбасы и кофе.

– Так значит, ты снова вернулась к мужу? – Уилл вонзил вилку в несколько макаронин и отправил их себе в рот.

Маргарет передёрнула плечами и с остервенением разрубила хрустнувшую луковицу. Уилл сквозь силу сглотнул ставшие неожиданно липкими макароны и дотронулся до лба, проверяя, нет ли на нем выступивших от страха капелек пота. Нет, его кожа была сухой и холодной, а внутренний голос говорил, что сегодня ему не придётся доставать из своего тела острое кухонное орудие. Маргарет молчаливо продолжила нарезать лук, и Уилл, немного успокоившись, продолжил свой неожиданный обед, надеясь, что сестра не услышит то, как довольно урчит от еды его голодный желудок.

– Да, – наконец ответила Маргарет, заставив сердце Уилла замереть от неожиданности, а самого Уильяма подпрыгнуть на месте и схватиться за грудь от испуга. – Тебе что-то не нравится? Должна заметить, между прочим, что мой муж приличный человек и работает в банке…

– Твой муж жулик, Мэгги, – усмехнувшись, закатил глаза Уилл. – Он обворовал людей, не вернув им их вклады. Не уверен, что приличный и честный человек так бы поступил, когда на дворе кризис и все борются за последние центы.

– По крайней мере, мой муж не обкрадывает пьяных олухов, проворачивая школьные трюки, – тоном самого авторитетного аргумента ответила Маргарет.

Уилл на мгновение задумался.

– Действительно. Он обкрадывает трезвых олухов. Это несомненно огромная разница.

Маргарет обернулась, чтобы высказать очередную колкость о способах заработка Уильяма, но осеклась и сглотнула заготовленные слова, стоило ей увидеть довольное, как у мартовского кота, лицо младшего брата. Уилл закинул в рот еще несколько макаронин, и попытался оторвать от подбородка повисшую на нем прядку расплавленного сыра. Задача неожиданно оказалась слишком непосильной для Уильяма, и вместо того, чтобы избавиться от еды на лице, он лишь больше все испортил: теперь в сыре были рукава его рубашки и галстук, а Маргарет расхохоталась своим чистым хрустальным голосом.

Уилл поднял на сестру взгляд и только сейчас заметил то, что должно было уже давно привлечь внимание опытного врача.

– Тебя можно поздравить?

– Ты о чем? А, это… – женщина опустила взгляд на заметно округлившийся живот и рассеянно отмахнулась откуда-то взявшимся половником. – Спасибо.

– Надеюсь, на этот раз ты посоветуешься со мной при выборе имени для ребёнка, – Уилл наигранно насупился от обиды и ловко подхватил вилкой сыр, подтягивая ко рту и тут же стягивая его зубами с зубцов. – Ты должна мне два имени. Не забывай.

– Чтобы ты назвал его Даниэлем? – хмыкнула Маргарет, скептично выгнув бровь и сложив на груди руки. – Ну уж нет. Мне хватает одного Даниэля в твоей жизни.

– Почему сразу Даниэлем? Может это будет Даниэлла? – Уилл усмехнулся: щеки Маргарет вспыхнули от недовольства, и женщина открыла было рот, чтобы ответить на предложение Уильяма, как тот вскинул руки, снова заляпав себя сыром: – Ладно, брось, Мэгги. Ты покраснела как в тот раз, когда я выкинул твою любимую куклу в пруд. Я же шучу.

Увернуться от летящего в него полотенца Уилл смог, только потому что слишком хорошо и слишком долго знал свою сестру. Маргарет ничего не говорила: лишь тяжело дышала и прожигала Уильяма взглядом таких же темных, как и у него, синих глаз. Уилл улыбался, но эта улыбка давалась ему сквозь все большие усилия – выдерживать осуждающий взгляд сестры никто не мог достаточно долго, и даже Уильям, человек, который вырос рядом с Маргарет и был как никто другой натренирован находиться с ней в любую погоду ее души, обычно сдавался через несколько минут.

Бросив вилку на стол, Уилл вздохнул и потерянно взмахнул руками, мол, «Я не знаю, чего ты от меня хочешь, женщина». Он стиснул зубы, напряженно копаясь в воспоминаниях, хотя каждое из них причиняло боль, и, собравшись с духом, почти шёпотом пробормотал в воздух:

– Если будет девочка, назови ее Фелицией.

Он не рассчитывал, что Маргарет в принципе его услышит сквозь шум вскипающей воды. Счастье обернулось для их семьи нестерпимой горечью на губах и седыми висками отца. Но почему-то именно это имя заставляло Уильяма чувствовать тепло. Губы Маргарет дёрнулись в лёгкой улыбке, и женщина слегка наклонила голову на бок, прищурив глаза, отчего в уголках пролегли неглубокие добродушные морщинки.

– Я подумаю.

Натянувшееся между ними одеяло напряжения в одну секунду ослабло, и Уильям почувствовал, что дышать стало намного легче – он больше не ощущал невидимых электрических разрядов, щипавших его кожу, тяжелый плотный, как покрывало, воздух не давил на грудь, а губы не сводило от улыбок. Да и Маргарет выглядела вполне довольной сложившейся ситуаций. И все же Уилл чувствовал, что еще нельзя расслабляться – каждый раз, когда он терял бдительность, Маргарет стремительно наносила один удар за другим, поражая его в самые болезненные точки, как молния поражает одиноко стоящее в поле дерево. Так что Уильям решил немного перехватить инициативу и перевести разговор в безопасное для себя русло.

– И да, это не макароны с сыром, а сыр с макаронами. – Уиллу наконец удалось отцепить от себя последние кусочки проклятого сыра, и теперь он усиленно оттирал салфеткой остатки следов. – Вы ограбили сырную фабрику? – Уилл неловко усмехнулся, и этот смешок больше напомнил ему кряканье утёнка, отставшего от своей матери.

Маргарет с такой силой закатила глаза, что можно было услышать, как натягиваются нити в ее голове, ответственные за это движение. Женщина рассеянно отложила в сторону все кухонные принадлежности и оперлась о край столешницы, негромко мыча под нос детскую песенку. Уилл вернулся к макаронам, которые за время его борьбы с сыром успели немного остыть, но от этого не стали менее вкусными или несъедобными. Постепенно кухня заполнилась молчанием, прерываемым только воодушевлённым чавканьем Уильяма и стуком ноги Маргарет.

– Итак, – наконец с сарказмом бросила Маргарет, как только Уилл отставил в сторону опустошённую тарелку и налил себе в стакан воды, – ничего не хочешь мне рассказать?

– Ммм, нет? – с сомнением посмотрел на сестру Уилл, круговыми движениями заставляя воду в стакане проноситься по стенкам.

Маленькие шестерёнки в голове Уильяма задвигались с ускоренной силой. Ему определенно было нечего сказать сестре, но щекочущее нервы чувство подсказывало Уильяму, что добром этот разговор не кончится. Маргарет смотрела на него с прищуром, морщила свой широкий вздёрнутый нос и осуждающе качала головой, словно Уилл был нашкодившим школьником, который не хотел признаваться в самом страшном в своей жизни – несделанной домашке.

– Мне звонил Даниэль. – Уилл хотел бы, чтобы этот разговор закончился на одной этой фразе, но Маргарет продолжила, окончательно добивая Уильяма и его желание не убивать Даниэля: – Четыре месяца назад. Сказал, что ты вышел на работу, как будто ничего и не произошло. Как ты хочешь, чтобы я это все понимала, Уилл? Четыре месяца и ни одного сообщения о себе. Я думала, мы семья. Или я тебе нужна, только когда у тебя проблемы, а когда все хорошо, ты…

– Я рад, – мягко оборвал сестру Уильям, – что вы с Даниэлем стали столь тесно общаться. И я… работал, – пожал плечами Уилл и залпом выпил воду в стакане.

– Все это время? Не смеши меня, Уильям Белл, – Маргарет раздосадованно хлопнула себя по ногам и простонала. – Я слишком долго и слишком хорошо тебя знаю, чтобы поверить в твои сладкие сказочки. Ты жулик и пройдоха. Как и твой дружок Даниэль, – женщина в несколько шагов подлетела к столу, оперлась о него одной рукой и, нависнув над Уиллом, угрожающе наставила ему в лицо указательный палец. – И я клянусь, если он втянул тебя во что-то… незаконное, я лично найду его и лишу его мать возможности увидеть внуков.

Уильям бы и сам не хотел, чтобы Даниэль хоть когда-то заводил детей, потому что взбалмошный характер Куэрво при неблагоприятном исходе мог превратиться в страшный кошмар для Уильяма и всех окружающих. Но к счастью для Даниэля и к несчастью для Уильяма, они были друзьями, и позволить Маргарет заниматься действиями, направленными на унижение чужого достоинства, Уилл просто не мог.

Уилл вздохнул и уже было приготовился сказать хоть что-нибудь в защиту друга, как из гостиной донеслись крики младших братьев и радостный визг Мэри. Маргарет смотрела на брата требовательным взглядом и нервно постукивала пальцами по столу, так что Уилл, прочистив горло несколькими короткими покашливаниями, понизил голос и многозначительным взглядом указал в сторону окна:

– Думаю, нам стоит прогуляться. Это разговор не для лишних ушей.

Маргарет помедлила и все же ответила коротким сдержанным кивком. От сердца у Уильяма не отлегло, но стало чуть легче. По крайней мере, теперь Маргарет не давила на него своим авторитетом, который Уилл всегда пытался небезуспешно оспорить.

– Только мне нужен час, чтобы все тут закончить, – с улыбкой добавила Маргарет, наслаждаясь просыпающимся в Уильяме подозрением. – А ты пока развлеки братьев. Они не видели тебя полгода.

Слушать возражения Уильяма Маргарет даже не удосужилась: развернулась столу и продолжила готовить ужин. Уильяму же оставалось только смириться со своей участью и смиренно положить голову на плаху младших братьев. Каждый раз, когда Уилл оказывался с ними в одном помещении дольше, чем на пять минут, он начинал чувствоватьсебя не по годам старым: он не понимал и половины из того, что говорили подростки, а они в свою очередь все время посмеивались над тем, как Уилл общается с матерью. Уилл не знал, что интересно его братьям, а когда пытался это выяснить, те лишь отмахивались или начинали обсуждать последние новости из Европы, делая ставки, через сколько начнётся очередная война.

Вот и сейчас Уилл безуспешно пытался наладить общение с братьями, молясь, чтобы стрелка часов побыстрее прошла очередной круг, а Маргарет наконец спасла его от этой пытки. Единственным, что скрашивало мучительные минуты, была Мэри, снова усевшаяся на колени Уильяма и все время тыкающая ему в лицо яркой детской книжкой. Мама Уилла продолжала бормотать бессвязные фразы, раскидывая по столу карты, а дождь, прекратившийся на пять минут, зарядил с новой силой.

Маргарет не пришла через час. Не пришла она и через два часа. Вместо не в комнату вплыл дурманящий разум аромат приготовленного куриного супа и тефтелек, которые все будут обязаны съесть до начала Рождества, чтобы потом не отнимать друг у друга порции. Так было всегда в отцовском доме и будет продолжаться в доме Маргарет. Не лучшая стабильность в жизни, но, по крайней мере, тефтельки Маргарет были съедобны в отличие от тех, что готовила их кухарка – кровь отлила от лица Уилла при воспоминании о слипшихся холодных кусках мяса в подливке, которые ему приходилось сквозь силу запихивать в себя.

Маргарет вплыла в гостиную через два часа сорок минут и тридцать семь секунд – Уильям засек время, – и бросила фартук в сторону кресел. Послышалось недовольное пыхтение: ткань повисла на Александре, и тот пытался из неё безуспешно выпутаться.

– Мам, мы ушли, – наклонившись, Маргарет приобняла мать и обменялась с ней тремя поцелуями. – Вернусь к ужину.

– Благослови вас господь, детки мои.

Едва заметный кивок в сторону двери, и Уилл уже натягивает на себя пальто, облачает руки в перчатки, поправляет помятую шляпу и раскрывает еще мокрый зонтик на пороге дома. Маргарет несильно сжимает его локоть – и вот они уже медленно бредут по опустевшим под шторой ливня улицам знакомым обоим маршрутом. Город спал в предпраздничной суете, уныло перемигивался боа из гирлянд и вздыхал выхлопным дымом машин. Город спал, единственный раз в году усмирив свой по-северному юный пыл и набирался сил, чтобы ворваться в очередной год своей истории россыпью пуль и всплесками багровой краски на стенах.

Тишина окружила Уильяма и Маргарет непроницаемым куполом, позволяя наслаждаться привычными порывами ветра и потемневшими от дождя небоскрёбами. Серые луковые гиганты ³– Уильям помнил, как они строились, облепленные маленькими человеческими муравьями, как поднимали свои головы и всходили под тёплым солнцем, чтобы спрятать в своих тенях длинные широкие улицы. Уильям помнил покосившиеся старые здания, на месте которых уже через пару недель появлялись уродливые металлические скелеты бетонных монстров. Уильям помнил неуклюжие машины, как подростки цепляющие всё своими угловатыми плечами, чтобы через пару лет превратиться в изящные округлые линии, переливающиеся под солнечными лучами.

Они шли молча. Маргарет изредка тяжко вздыхала и крепче стискивала руку Уильяма, а он делал вид, что рассматривание украшенных витрин для него намного интереснее, чем намёки сестры. Маленькие заводные человечки за стеклом смешно наклоняли свои деревянные туловища, а механические паровозы нарезали круги вокруг горы подарков – в детстве Уильям бы все отдал за то, чтобы получить на Рождество не очередную скучную книгу или новый костюм, а побольше игрушек. Или деревянную лошадку, чтобы качаться на ней весь день. Уилл улыбнулся и стиснул пальцами ручку зонта, перешагнув бурлящий в канализацию поток воды.

– Сколько это еще будет продолжаться, Уилл? – Маргарет резко дёрнула Уильяма за руку, когда они пересекли последний перекрёсток и, пройдя под каменной аркой, свернули на узкую щебёнчатую аллею. – Тебе двадцать шесть, и у тебя все еще нет жены. Да хотя бы невесты! У меня в твоём возрасте, уже были Джон и Нэнси, – Маргарет покачала головой и спешно добавила, заметив полный нескрываемой иронии и насмешки взгляд Уильяма: – Я волнуюсь за тебя, Уилл. Ты ведь знаешь, что людям только дай повод посудачить. Ты молодой завидный мужчина. К тому же врач. Хирург. Любая девушка будет готова выйти за тебя замуж, просто узнай она, кто ты.

Уилл пожал плечами и отвернулся от сестры, рассматривая хаотично раскиданные каменные плиты, на многих из которых уже нельзя было разобрать ни имени, ни возраста – только глубокий выбитый крест выдавал очередную могилу.

– Не вижу пока смысла, – Уильям хмыкнул. – К тому же, не я наследник отцовского состояния. Так что тут ловить нечего. Я не слишком интересен увлечённым финансами женщинам. Я могу дать им лишь призрачное имя известного адвоката и все. Да, я хирург. Но покажи мне хоть одну претендентку за роль жены нищего хирурга и шулера. Не вижу смысла тешить себя и окружающих пустыми надеждами.

– Зато ты хороший человек. Нужно очень сильно постараться, чтобы найти второго такого же.

– Как жаль, что это ценят в последнюю очередь.

Уилл усмехнулся, слизнув с губ капли горечи, и резко умолк, заметив нужный им поворот.

Чем ближе они были к знакомому гранитному памятнику, тем медленней становились их шаги. Время растягивалось липким ожиданием. Ни один из них не хотел вновь смотреть на безжизненный серый портрет в овальной рамке, за которым не скрывалось ничего, кроме бесконечной горечи и пустоты, заполнить которую не могли ни детские голоса в доме, ни шелестящие под пальцами карты и деньги.

– Уилл, ты мой брат и я за тебя переживаю, – понизив голос, боязливо отозвалась Маргарет, словно не желая потревожить вечного сна младшей сестры. – Одно дело просить за тебя, потому что ты решил вляпаться в дерьмо по собственной глупости. Совсем другое вытаскивать тебя из тюрьмы, потому что твои… увлечения противоречат принятым в обществе нормам.

– С моими увлечениями все в порядке, Мэгги, – Уилл с силой повёл плечом, на котором повисла Маргарет. – Брось пороть чепуху. К тому же сейчас не самое подходящее время это обсуждать.

– Да? Не самое лучшее время? – женщина дёрнула Уилла за руку. – А когда будет подходящее? Когда мне снова придётся смотреть в твои испуганные глаза и жадно до крови лицо прокурора? Тебе напомнить, кхм, того парня из школы? Напомнить, благодаря кому вас оставили в покое?

– Нам было шестнадцать.

– А сейчас тебе двадцать шесть. И ты представляешь для общества большую угрозу, чем неопытный любопытный подросток. Наш отец мёртв, – последнее слово сорвалось с губ Маргарет невесомым облачком тихого шёпота, и она вздохнула, собирая все своё женское мужество. – Уилл, прошу тебя, женись. Порадуй мать. Она и так держится из последних сил. Мы до сих пор не рассказали, что отец умер. Я… не знаю, что делать. Эта новость ее добьёт. Она так и не смирилась со смертью Анны. Она такая красивая, – неожиданно обронила Маргарет, и ее голос дрогнул от заботы и чуткости. – Просто посмотри на неё. Такая нежная и добрая.

Уилл упрямо смотрел в сторону, не находя в себе сил встретиться с двумя холодными угольками глаз старшей сестры вместо сияющей синевы. Каждый раз он входил в ледяные воды озера, боясь окунуться в реальность с головой, и медленно, дюйм за дюймом переводил взгляд на выбитые чьей-то грубой рукой буквы, складывающиеся в такое чужое теперь имя «Анна Мейер». Семнадцать лет, пять месяцев и три дня. Из них Уильям знал свою сестру не больше десяти лет, казавшихся ему лучшим временем в жизни. Из них он узнал, что не все люди вокруг хотят, чтобы Уилл соответствовал их ожиданиям. А еще он узнал, что такое тёплые объятья сестры, в которых можно было укрыться от всех проблем этого мира.

– Она всегда такой была. Иногда мне становится интересно, была бы она такой же сейчас, спустя столько лет. Смогла бы она вынести все, что на нас свалилось? – голос донёсся до Уильяма издалека, и он понял, что произносит эти слова, только когда губы обжёг холодный ветер. Уилл поёжился и мотнул головой. – Продолжай хранить молчание, Мэгги. Когда-нибудь мы скажем нашей матери всю правду. Но не сейчас. Сейчас…

– Сейчас я хочу, – прошипела Маргарет, плотнее прижавшись к руке Уильяма, – чтобы ты рассказал мне, кто такой Натаниэль Кёниг. И почему Даниэль притащил меня именно к этому высокомерному немцу с ужаснейшим британским акцентом. Думала, такие люди уже давно вымерли. Но нет. Он напомнил мне нашу учительницу английского, когда она читала Байрона или Шекспира.

Уильям вздрогнул, но смог только уставиться на сестру непонимающим ничего взглядом и быстро рассеянно заморгать.

– Стоп. Откуда ты… Я ничего не понимаю, – Уилл упрямо мотнул головой и зажмурился. – Что ты делала у Натаниэля и почему Даниэль повёл тебя к нему?

– Мы просили помочь тебе, – скрывая явное неудовольствие от встречи, ответила Маргарет. – Просили за тебя. Даниэль сказал, что поможет, а потом неожиданно позвонил и сказал, что, кажется, он нашёл выход, но не уверен, что это сработает. Сказал, что для надёжности должна пойти и я.

Слова Маргарет доходили до Уильяма очень долго, ползли неповоротливыми черепахами и прорывались длинными уродливыми лозами сквозь окруживший Уильяма кокон. Уилл моргал, и чем дольше он прокручивал в голове слова Маргарет, тем больше они хрипели, как плёнка, и наждачкой растирались в мелкую пыль, чтобы вспыхнуть от малейшего прикосновения.

– Что… О боже, я убью Даниэля, – простонал Уилл.

– Вот что ты ввязался, Уилл?

– Мэгги, все хорошо, – Уилл сжал пальцами переносицу и сделал несколько глубоких вдохов, не глядя на сестру. – Мистер Кёниг продаёт машины, а я вызвался заниматься здоровьем его сотрудников. Сама знаешь, что техника – довольно сложная вещь и в любой момент что-то может пойти не так. А страховки у нас, сама знаешь, как люди оформляют. Даже если они перепишут свой долг на детей и внуков, это все равно не покроет стоимости их приёма в больнице.

– С каких пор ты стал таким заботливым? – с усмешкой съехидничала Маргарет. – И кого ты обманываешь, Уилл? Ты только выпустился. Тебя ни один приличный… предприниматель не возьмёт быть врачом фирмы. Тем более ты хирург.

– Как ты плохо обо мне думаешь, Мэгги.

Уилл наигранно состроил обиженное выражение лица и притворно схватился за сердце, вызвав на лице Маргарет улыбку.

– Я слишком хорошо тебя знаю, – женщина покачала головой. – И я также знаю, что происходит вокруг. Уилл, скажи, что он действительно продаёт машины.

Уилл ответил Маргарет красноречивым молчанием, сказавшим за Уильяма все, что Маргарет и так уже давно подозревала. Женщина опустила взгляд, задумчиво покусывая тщательно накрашенные бордовой помадой губы. Уилл бы хотел переубедить ее, сказать, что все ее домыслы – пустое и все хорошо, но они оба прекрасно знали, что это не так. Уилл каждый день видел последствия нормальности, в которой они жили. Он уже привык не оборачиваться на звуки полицейских сирен и подавлять любопытство расспросить, что произошло. Он уже привык оглядываться на незнакомцев и выхватывать взглядом тех, от кого стоило держаться подальше.

Но быть как можно дальше от Натаниэля Кёнига Уильям не мог.

– Посмотри на нас, Уилл, – сиплым облачком вздохнула Маргарет. – Что с нами стало? Что бы сказала Анна?..

– Прекрати.

– Ты не понимаешь, с чем ты связался. Анна бы…

– Я сказал, хватит!

– Уилл…

– Анна мертва, – сквозь стиснутые до оранжевых кругов перед глазами зубы процедил Уилл. – Ее больше нет. А я жив, стою перед тобой, и у меня есть чувства, – голос Уильяма задрожал, как и он сам, заглядывая в слишком похожие глаза сестры. – Мне больно! Не пытайся сказать, что время лечит. К черту. Оно делает лишь больнее. Анна должна была жить, воспитывать детей, а не смотреть на меня с этого тупого куска камня. Она должна была жить. Должна была прийти и сказать мне, что я самый последний идиот на этом свете, который вляпался в столько дерьма, что даже после смерти будет его разгребать! – голос Уилла сорвался, и мужчина умолк, чувствуя, как невысказанная горечь растекается по горлу хрипом и сдавленным дыханием. – Но она бросила нас. Она бросила… меня.

Детская обида? Нет, Уильям давно привык не обижаться на близких, сколько бы боли они ему не причиняли своим отношением. Он привык улыбаться матери и быть почтительным с отцом, часто смотрящим на него, как на полупрозрачную стену из стекла, которую стоит только толкнуть, и та распадётся мелкими осколками. Он привык терпеливо выслушивать колкости братьев, для которых он просто был братом на пять минут: приходил редко, а уходил слишком быстро, чтобы стать частью семьи, как Маргарет или ее муж. Но каждый раз, когда Уилл думал об Анне, в его груди медленно стягивался плотный терновый узел, разрывая лёгкие, взрывающиеся на его иголках пузырьками воздуха. Каждый раз, когда Уилл думал об Анне, ему хотелось молчать, сглатывая крутящиеся на языке слова, которые никто и никогда уже не услышит, после которых никто не прижмёт его к себе и не скажет, что он может ошибаться, как и все.

Нет. Уильям больше не мог ошибаться, и никто не собирался прощать ему ошибок.

– Я тут денег принёс, на первое время. Для тебя и для матери… – Уилл вывернул руку из объятий Маргарет и вытащил из кармана свёрнутые в несколько раз купюры.

– Мой муж вполне может всех нас обеспечить. Не стоит так утруждать себя. И рисковать своей жизнью.

Маргарет с подозрением покосилась на протянутые Уильямом деньги и взяла их с видом человека, делающего в своей жизни самое большое одолжение. Впрочем, Маргарет всегда отличалась особенной склонностью к принятию многих вещей вокруг себя, как чего-то должного.

– Это деньги от твоего… нового начальника? – все же решила уточнить Маргарет, спрятав пачку в глубоком кармане манто.

– Какая тебе разница, откуда деньги? – раздражённо рявкнул Уилл и тут же взял себя в руки. – Это деньги для твоих детей. Отец умер. Брайан и Алекс ещё маленькие, а Мэри восемь лет. На что мать будет их растить? Тем более в ее состоянии это в принципе невозможно. Спасибо Даниэлю, что ее все еще считают вменяемой.

– Да. Спасибо Даниэлю. За все.

Стиснуть зубы было меньшим, что Уильям мог сделать, чтобы не ответить Маргарет на колкость. Даниэль делал все возможное, чтобы их семья продолжала жить, как и раньше, но Маргарет не упускала случая, чтобы напомнить Уильяму о том, что ни Даниэлю, ни Уиллу она теперь особо не доверяет.

Тем не менее деньги она все же всегда брала. Пусть и с недовольным лицом, высказывая все, что крутилось у неё на языке, и бросая кинжал за кинжалом в сжимающееся сердце Уильяма. Он всегда смотрел на своих сестёр, как на единственный образец, которому нужно было соответствовать в жизни, и Маргарет своей холодностью и отчуждённостью подтверждала самые худшие опасения маленького Уильяма – его старшая сестра не была святой, а его судьба, возможно, волновала ее не так сильно, как той бы этого хотелось.

– Уилл.

– Что?

Уилл обернулся, глядя на сестру сверху вниз и вопросительно выгнув дугой тёмную бровь.

– Зачем ты приходил, Уилл?

– Попросить у тебя прощения.

Пообещать Алану пойти и помириться с сестрой было намного проще, чем пойти и сделать это. Уилл успокаивал себя тем, что он, по крайней мере, признал это. Признание своих слабостей – первый шаг к принятию. Так всегда говорил Даниэль. Вот только Уилл не хотел принятия. Ему нужно было отпущение грехов, прощение самых темных сторон его души. Его грехи не мог освятить настоятель храма или же бродячий монах, нет. Уилл спасал жизни людей, чтобы вечером отправиться в бар и разрушить чью-нибудь судьбу, ловким движением пальцев. Наверное, Уилл должен был чувствовать себя виноватым, но он не помнил ни одного лица тех, с кем ему пришлось играть, кроме…

…кроме лица Алана Маккензи.

Уилл нахмурился. Он напрасно копался в своей памяти, пытаясь из разрозненных кусочков паззла собрать хоть одно знакомое лицо, но все они отворачивались от него в самый последний момент, покрываясь вуалью тумана и растворяясь в близорукой дымке. Он пытался вспомнить, но даже лицо стоящей рядом с ним Маргарет в его памяти было искажено уродливыми путами белого тумана. Холодный пот проступил на лбу Уилла, а по позвоночнику пробежал холод – Уилл не мог вспомнить ни одного лица и сколько бы ни пытался, они лишь больше стирались из его памяти лёгким песком.

– Некоторые вещи нельзя починить банальным «Прости», – тон Маргарет не был поучительным или по-матерински навязчивым, но Уилл все равно не мог отделаться от чувства, что ему пытаются объяснить то, что он и так уже давно знает. – Ты знаешь, сколько ты для меня значишь после смерти Анны. Мы остались с тобой одни. Больше нет той, кто всегда могла бы поддержать нас и послужить проводником. Теперь есть только я и ты. И мы должны доверять друг другу, – Маргарет попыталась развернуть к себе Уилла, но он упрямо продолжил смотреть на могилу Анны, не позволив сдвинуть себя с места. Сдавшись, Маргарет тяжело выдохнула: – Я люблю тебя, Уилл, и ты мой брат. Но я не прощу ни тебе и себе, если с тобой что-то случится, потому что ты возомнил себя одним из тех удальцов, что делают деньги, омываясь кровью людей.

Если бы Маргарет была чуть более эмоциональной, он непременно начала бы заламывать руки, плакать или осыпать Уильяма беспорядочными слабыми ударами. Но за всю жизнь Уилл не видел на глазах Маргарет ни единой слезинки. Она не плакала ни когда они хоронили Анну, бросая на всхлипывающего Уильяма косые осуждающие взгляды, ни на последнем заседании суда, когда Уилл уже сам отстранённо смотрел на себя со стороны, потеряв последние силы на сочувствие и переживания. Холодная и сдержанная на эмоции Маргарет всегда казалась Уильяму неприступной крепостью. Была ли Маргарет при этом расчётливой? Уилл не был в этом уверен, потому что в таком случае она бы не вышла замуж за среднестатистического сотрудника банка, главным умением которого была способность не рассказывать клиентам то, что написано мелким шрифтом. Маргарет не высчитывала каждый свой шаг и каждое своё действие, а все ее богатство было лишь в ее умении брать себя в руки и собирать из тысячи осколков, на которые каждый день ее разбивали близкие.

Но Уилл всегда хотел быть таким же, как сестра.

– Приходи на ужин. Мы все-таки семья, Уилл.

Маргарет осторожно дотронулась до плеча Уилла, и он отпрянул в сторону, сделав небольшой уверенный шаг. Даже этого шага хватило, чтобы глубокая пропасть, пробежавшая между братом и сестрой, забулькала магмой недоверия и отчуждённости. Пальцы с силой вцепились в шершавую ручку зонта, всаживая под кожу маленькие занозы. Костяшки побелели. Губы сжались, словно их стянули крепкими толстыми нитями на холодном столе морга – когда-нибудь это с Уиллом действительно произойдёт, но ни Маргарет, ни кто-либо другой об этом не узнают. А бешено проносившиеся в голове мысли пульсирующей болью отражались от костяных стен черепной клетки. Легкие жгло, а в горле застряли слова, которые Уилл поспешил проглотить.

Уильяму было больно.

Но, кажется, только он один это замечал.

– Я позабочусь о себе, Маргарет, – потрескавшиеся от сухости губы разомкнулись, чтобы выдохнуть в воздух молочное облачко дыхания. – Не волнуйся об этом.

Свинцовые тучи на небе стали светлеть, а тяжесть их веса стала опадать с плеч лёгкой периной. Уиллу бы хотелось, чтобы и тянущий его сердце вниз груз мог исчезнуть так же легко. Но он знал, что не все его желания сбудутся, даже если он загадает их в Рождественскую ночь. Он хотел бы обещать себе, что они с сестрой снова будут так же близки, как и при жизни Анны, но это было бы большой ложью. Единственное, что он мог обещать себе – это напиться до беспамятства и молиться, чтобы это хоть немного смазало заржавевшие шестерни его души.

– Счастливого тебе Рождества, Мэгги.

Уилл нервным движением стряхнул с зонта повисшие на концах спиц капли, вручил зонтик сестре, развернулся и широкими шагами направился прочь, пытаясь поскорее сбежать от выцветшего серого портрета на каменной плите. Он безуспешно прятал лицо под полями шляпы и остановился около калитки, запрокинув голову и подставив лицо хлестающим его плетям дождя. Влажные дорожки смешивались собственной болью и солёным привкусом слез оседали на губах. Уилл хотел бы убедить себя, что он все делает правильно, но сердце лишь быстрее билось с каждым шагом, а неожиданные, маленькие, оседающие на пальто и лицо снежинки кололи больнее слов сестры.

Это Рождество Уильям Белл снова встретит один.

Но на этот раз по своей воле.

Глава XI. Семья

Декабрь, 1932

– Я тебе уже полчаса названиваю, malparido! Поднимай свою задницу с дивана и приезжай. Я не смогу в одиночку съесть всю эту еду!

Настойчивый телефонный звонок Уильям смог игнорировать не больше десяти минут, упрямо прижимая к уху подушку и ворочаясь на узком диване, который каждую секунду скрипел под ним когтями по школьной доске. Звонивший, на удивление, оказался довольно настырной личностью и после нескольких минут тишины комнату снова разорвал дребезжащий металлический голос телефонного аппарата, точными выверенными ударами вбивающего в голову Уилла раскалывающую боль. Уильям, громко простонав, все же поднял трубку, о чем пожалел уже в следующую секунду.

Даниэль Куэрво. Который тут же поспешил невнятно проорать что-то в трубку, и разобрать слова Уильям смог, только потому что долго общался с этим человеком.

Уилл перевернулся на спину, сжав пальцами переносицу, и, не открывая глаз, поморщился, пытаясь уловить тайный смысл в словах Даниэля Куэрво.

– Что, о чем ты, Даниэль? – зевая, пробормотал Уильям. – Какая еще еда и причём тут я? У меня раскалывается голова, и я так хорошо спал, а ты все испортил…

– Бросай эти упаднические настроения, – слишком громкий и радостный голос Даниэля каждым своим звуком проносился по черепу Уильяма, отдаваясь в затылок и зубы. – На дворе праздник! Анхель устроил рождественский обед, и их кухарка наготовила столько, что… Погоди секунду. Нет, он еще не согласился. Что?! Да, накрывайте. Он точно приедет. Так вот…

– Ты же сам только что сказал, что я еще не согласился приехать, – Уилл хмыкнул и, закряхтев, перевернулся на бок, прижимая к уху трубку. – Я не маленький, чтобы за меня решали, что я буду делать. Назови хоть одну вескую причину, почему я должен провести несколько часов в компании твоего брата, и я подумаю над твоим предложением дольше минуты и только потом откажусь.

– Уилл, дружище ты мой неразумный, – по интонации Уилл понял, что Даниэль привычно кивает и немного надменно улыбается, как человек, чувствующий своё превосходство над собеседником, – я уже говорил, что моему брату очень жаль и он приносит тебе нижайшие извинения.

– Я не заметил, чтобы он горел желанием извиняться при нашей последней встрече.

– Вы виделись? Когда? Почему? Я думал, ты избегаешь встреч с ним… А впрочем, это сейчас не особо важно. Приезжай – и все мне расскажешь лично. Не хочу, чтобы нас подслушивали.

Уилл открыл было рот, чтобы ответить разом на все вопросы Даниэля и, положив трубку, продолжить смотреть сладкие сны, в которых у него не болела голова, но смог только тяжело выдохнуть, сдуть со лба отросшую вьющуюся чёлку и вжаться им в шершавую подушку, подтянув колени к животу.

– Даниэль, я уже много раз отказывал тебе. И в этот раз ничего не изменится. Я не приду и точка.

– Уилл, дружище, – полным возмущения и детской обиды голосом воскликнул Даниэль, и Уильяму пришлось немного отнести трубку от уха, чтобы не оглохнуть, – не заставляй меня лично приезжать к тебе домой, одевать тебя и притаскивать сюда. Ты ведь знаешь, что я запросто могу это сделать. Как в тот раз, когда ты напился в хлам и испортил мой любимый костюм. Или ты уже позабыл об этом?

– Я все хорошо помню. В отличие от Анхеля. Мой ответ все еще нет. И не уговаривай меня. Бесполезно.

На том конце послышалась невнятная возня, кряхтение и обиженное сопение, которые, судя по всему, должны были переубедить Уильяма. Увы, Уилл смог только красноречиво промолчать и довольно громко хмыкнуть, мысленно считая секунды до того, как Даниэль сдастся и применит свой фирменный приём – жалобный голос и пассивную агрессию, пытаясь вызвать в Уильяме чувство вины за брошенного в беде друга. Уилл слишком хорошо знал Даниэля, чтобы хоть на секунду поставить под сомнение этот вариант событий, и уже спустя несколько мгновений Даниэль громко и натужно выдохнул и шаркнул ногой.

– Уилл. – Голос Даниэля понизился, словно тот сообщал государственную тайну или историю об очередном любовном похождении. – Ты мой друг. Мне нужно, чтобы ты меня поддержал. Морально. Я не могу находиться с Анхелем дольше десяти минут в одной комнате. Он сразу начинает уговаривать меня вести с ним бизнес, а я… Ну вот зачем мне все это? Мне еще хочется немного пожить. А все эти дружки Анхеля, черт бы их побрал. С каждым годом они становятся все подозрительней. Да ты и сам знаешь. Пожалуйста, приезжай. Кислую мину Анхеля можно переносить только в пьяном состоянии. А напиваться в одиночку – дурной тон…

Уильям мог в любой момент прервать горячечный монолог Даниэля, который тот повторял из раза в раз, хотя Уилл прекрасно знал, что Куэрво был не против доли в семейном бизнесе и одно время уговаривал Анхеля позволить ему работать над «закупками сырья для ювелирных изделий». Но вместо этого Уилл продолжал вслушиваться в шипящий от помех голос Даниэля и негромкое хихиканье телефонистки между ними.

Голова все еще раскалывалась после бессонной ночи, проведённой в ближайшем ирландском пабе, где Уильям к собственному удивлению все же напился, убеждая себя, что это отличный способ отпраздновать Рождество. Увы, вместо облегчения ему стало лишь хуже, желудок словно бился в мелкой дрожи, а все внутренности то и дело поднимались, как будто он с силой разогнал качели. Амбре от разговора с сестрой все еще преследовало Уильяма, и вариться в собственном соку ему не особо хотелось.

Даниэль замолк только через пять минут – Уилл неотрывно следил за тем, как секундная стрелка плавно скользит по очередному кругу, – и снова засопел в трубку. Уильям вздохнул и, зная, что еще не раз пожалеет о своём решении, негромко выдохнул в трубку:

– Ладно, Даниэль. Но только потому, что я тебя слишком сильно люблю.

***

– Не верится, что я все же подписался на это.

Стоило только Уильяму перешагнуть порог особняка Куэрво, как его мозг тут же вспомнил основную причину нежелания ходить в гости к Анхелю. Вездесущие лакеи. С трудом отвоевав себе право самостоятельно раздеться, Уильям заработал в копилку своих маленьких достижений недовольный взгляд старого дворецкого. Уилл уже давно перестал испытывать чувство вины за неподобающее своему статусу поведение, но идти на поводу у бьющихся в предсмертных конвульсиях традиций вырвавшийся из родительского гнезда Уильям Белл не собирался.

Затхлый воздух особняка Куэрво пах формальдегидом, следуя за каждым его обитателем, впитываясь в багровый бархат и оседая мелкой пылью на искусной деревянной мебели.

Даниэль улыбнулся и медленно несколько точно вымеренных по времени раз хлопнул Уильяма по плечу. Куэрво привычно улыбался, пряча под маской хозяйского радушия разъедающую изнутри скуку. Взгляд Даниэля улыбался, но Уилл с лёгкостью мог разглядеть в нем пустоту, как у одного из тех несчастных, кому не повезло на операционном столе. Взгляд Даниэля был холодным и отстранённым, устремлённым за спину Уильяма, где на улице взрывами шампанского текла жизнь. Увы, репутация семьи Куэрво, выбранная дедом Даниэля, не позволяла раскидываться собой и проводить время порочащим честь образом.

Но ни Даниэлю, ни Анхелю это не мешало появляться в злачных местах города, гордо неся над головой фамильный герб.

– Ты же мой друг, – Даниэль снова хлопнул Уилла по плечу, подталкивая в сторону гостиной. – К тому же ты мне должен.

– За что это? – Уилл резко остановился и обернулся к Даниэлю, вскинув тёмную бровь. – Не припомню, чтобы ты выручал меня из неловкой ситуации с родственниками. Обычно ты только подливаешь масла в огонь, раздражая мою сестру.

– Я навещал тебя в тюрьме, – с важным видом вскинул указательный палец Даниэль и приосанился. – Это уже веский повод помочь мне сегодня. И причём тут твоя сестра? Мне кажется, мы с Маргарет чудесно общаемся. Последний раз, когда я был у тебя, даже твои родители заметили, что любой захочет себе такого зятя. Так что ты в меньшинстве, Уилл, смирись. – Даниэль широко улыбнулся, рассеянно поправляя загнувшийся лацкан пиджака Уильяма. – Да и к тому же твоя сестра милая и воспитанная женщина, а я еще тоже ничего так…

– Я знаю, что вы ходили к мистеру Кёнигу, – Уилл понизил голос до шёпота и подался вперёд, закрывая Даниэля собой от пристального и цепкого взгляда замершего в отдалении дворецкого. – Я не буду говорить, что в восторге от этого. У меня только один вопрос: зачем? Зачем ты подверг мою сестру подобной опасности? Ты ведь знаешь, что могло произойти, если все пойдёт не так? И я не о мистере Кёниге говорю в данном случае. Ты ведь тоже не в восторге от подобного рода… деятельности.

Тень сомнения накрыла лицо Даниэля лишь на мгновение, жизнерадостная улыбка не покидала губ мужчины, а в его взгляде маленькими фейерверками испуга взрывалась озабоченность словами Уильяма. Даниэль нервничал, но умело скрывал это. Его пальцы мелко задрожали, и он вовремя сжал ладонь в кулак, однако этот жест не укрылся от Уильяма. Даниэль прекрасно чувствовал, как воздух между ними начал покрываться мелкой рябью волн, а взгляд Уильяма темнел с каждой секундой молчания, что искрило перемигивающимися между собой ажурными плафонами и негромким скрежетом радио.

Наконец Даниэль мотнул головой и с невинным видом заморгал.

– Опасности? – рот Даниэля исказился в нервной усмешке. – Не припомню, чтобы ты задумывался об опасности общения с Натаниэлем, когда согласился с ним работать. Так что поздно сливать бензин, Уилл. Твой Титаник уже на полных парах несётся к айсбергу мистера Кёнига, и задумываться о целесообразности общения с ним уже немного поздно. К тому же, – прервав попытку Уильяма вставить хоть слово, заметил Даниэль, – моей целью было заставить его помочь тебе. Как видишь, ты здесь, а значит, все прошло просто замечательно. Да и в принципе, он был достаточно милым при встрече. Даже попросил своих людей убрать пистолет от моей головы, когда те услышали, что я Куэрво. Кажется, хе-хе, Анхель раздражает не только нас с тобой.

Даниэль расхохотался, схватившись за живот, и сжал ладонью плечо Уилла. Уильям улыбнулся, вымученно, сквозь силу и вложив в эту улыбку всю кипящую глубоко внутри боль. Анхель? Раздражает его? О нет, Анхель не раздражал его чуть больше, чем комар, навязчиво кружащий вокруг твоей головы.

Даниэль смеялся, и от этого смеха внутри Уилла все скручивалось, стягивалось в узлы, и Уиллу показалось, что его кто-то выворачивает наизнанку. Даниэль смеялся, и с каждым новым вдохом черты его лица искажались, стирались плотным налётом песка, и, стоило только Уиллу отвести взгляд, как он уже не мог вспомнить ни цвета глаз Даниэля, ни его вьющихся волос, ни искрящихся лукавством глаз.

Уилл несколько раз быстро отводил взгляд от Даниэля, чтобы убедиться в том, что ему это не мерещится и образ лучшего друга кривым зеркалом искажается в его памяти. Уильям нервно сглотнул и с силой сжал ладонь в кулак, впиваясь ногтями в нежную кожу. Но даже это не смогло принести ему облегчения.

– Ты. – Уилл тупым взглядом уставился на Даниэля, схватывая каждую деталь его лица, но разрозненные кусочки мозаики лишь неровно складывались в потёртую от времени фреску.

Смех Даниэля прекратился, и мужчина смахнул с уголков глаз невидимые слезы, прежде чем натянуть на лицо серьёзное выражение.

– Я, – аналогичным тоном ответил Даниэль, сложив на груди руки, и нахмурился. – Ты выглядишь так, словно не узнаешь меня. У тебя все хорошо? Тебе… не нужна помощь?

– Нет, прости. Я в полном порядке. Просто голова последние дни сильно болела. Вот я сейчас продолжаю ходить, как будто меня долго били. Медленно соображаю. Извини.

– Понимаю. Сам только оправился от последней попойки.

– Я не пил…

– Не оправдывайся. У каждого есть свои маленькие секретики.

Тихий стук каблуков потонул в обитых бархатом стенах, и Уилл с Даниэлем обернулись к лестнице. Маленькие быстрые шаги, светлые собранные в высокий пучок волосы и приветливая улыбка, так присущая каждому члену семьи Куэрво. Мария Алехандра. Головная боль Уильяма и лучшая жена на свете по мнению Анхеля. Уилл последний раз виделся с ней на крестинах дочери Куэрво, куда он все же смог заявиться только в качестве гостя, а роль крестного отдали лучшему другу семьи. Имени этого несчастного Уильям не знал, но помолился за него несколько раз, надеясь, что бог пошлёт ему достаточно терпения и бесконечных лет жизни, чтобы быть так тесно связанным с четой Куэрво.

Сам же Уилл предпочитал оставаться просто другом Даниэля.

– Уилл, o, Dios mío⁴! Я уже и не надеялась увидеть тебя сегодня! Уилл такой скромник, – кокетливо махнув рукой и прикрыв рот ладошкой, обратилась к Даниэлю женщина. – Каждый раз, когда я звонила ему, чтобы пригласить к нам на ужин, он быстро отнекивался и клал трубку. А тут сразу приехал! – всплеснула руками Мария и погрозила Даниэлю пальцем. – Ты определенно имеешь на него влияние, Даниэль.

– Я не уверен, что…

– Да, Мария. Это определенно так, – Даниэль снисходительно улыбнулся. – Мы вынуждены тебя оставить на какое-то время. Нам с Уильямом нужно обсудить один рабочий вопрос. Касательно больницы. К сожалению, без нашего участия это невозможно сделать, – предвосхищая вопрос Марии, перебил ее Даниэль. – Мы и так тянули до последнего. Надеялись, что получится скинуть на других, но… Увы.

Если Мария и поверила в ложь, которую Даниэль развешивал по ушам женщины увесистыми комками пасты из ближайшего итальянского ресторана, то она определенно сделала вид, что не заметила приторной фальшивой улыбки на лице кузена и того, как он заискивающе смотрит своими темными глазами.

– Ладно, – губы Марии стянулись в бледную полоску, и затем женщина мягко улыбнулась. – Только не опаздывайте. Лусиа не будет рада, если вы придёте, когда еда уже остынет. Она очень ревностно относится к своей работе.

Заверив, что они придут на обед вовремя, Даниэль недвусмысленно затолкал Уильяма в спину, на ходу раскланиваясь на прощанье с Марией, дворецким и парочкой лакеев, бросивших в их сторону полные подозрительности внимательные взгляды. Уильям же смотрел только себе под ноги, надеясь, что когда-нибудь Даниэлю надоест вести себя, как неразумному отцу, и он позволит Уиллу сделать свои первые самостоятельные шаги в эту большую жизнь, название у которой было не столь пафосным, как все ее окружение.

Главная лестница дома Куэрво. Главный аттракцион для тех, кто выпивал слишком много. И для тех, кто не брал в рот ни капли. Тёмная, дубовая и лакированная, она была покрыта истоптанным небесно-синим бархатом. В некоторых местах дорожки виднелись протоптанные залысины. По краям ткань начала бахромиться и рассыпаться длинными нитями, цепляясь за подошву и перекатываясь комками. А золотые крепления, державшие ткань, потемнели, прижались к полу под тяжёлой поступью владельцев, а где-то и переломились, рваными краями раны сообщая о своей смерти.

Уилл не торопился преодолеть пролёт полукруглой лестницы, хотя Даниэль продолжал подталкивать его. Семейные портреты в вычурных старинных рамах, черно-белые фотографии, раскрашенные вручную, и безвкусные индейские маски – Уилл сбился со счета, пока во все глаза рассматривал пополнившуюся коллекцию Куэрво. На последней ступеньке Уильям все же решился прервать паузу, задав первое, что пришло ему в голову:

– Лусиа?

Даниэль застопорился на месте, хмыкнул и затем жестом пригласил Уильяма пройти дальше, напоследок оглянувшись.

– Новая кухарка Анхеля, – полушёпотом сквозь сжатые зубы ответил Даниэль. – Мария настолько любит себя, что никогда не дотронется до сковородки. И уж тем более – плиты. Она даже дочь поручает одевать и мыть другим людям. Не то чтобы нас с Анхелем воспитывали иначе, но сейчас все же другие времена, да и Анхель не похож на благочестивого работодателя. К счастью для моего кузена, у него достаточно денег, чтобы оплатить прислугу и их молчание.

Сделав большие глаза, Даниэль неопределённо кивнул головой и, остановившись у темной покоцанной двери, нажал на ручку, впуская Уильяма в комнату. Было удивительным, что из всех дверей в коридоре именно самая примечательная дверь принадлежала домашнему офису Даниэля. Кажется, она была несколько раз выкрашена в разные цвета, пробивающиеся теперь сквозь друг друга уродливыми пятнами и опадающие на пол мелкими щепками. Да и сам кабинет больше походил на кладовку или небольшой склад – несколько метров в ширину, заставленный высокими стеллажами и одним крупным полупрозрачным шкафом. В конце комнаты виднелись высокое створчатое окно и стол перед ним, на котором взгромоздились стопки книг и просто стопки.

Паркет протяжно заскрипел под медленными кошачьими шагами Уильяма. Лампа приветливо замигала, жужжа своей раскалённой спиралью и отбрасывая на стены причудливые тени. Уильям не стал дожидаться очередного приглашения Даниэля и прошёл вглубь комнатушки, опустившись в одно из кресел.

– Отлично, – Даниэль хлопнул в ладоши, как только дверь захлопнулась, и поспешил присоединиться к Уильяму, заняв кресло напротив. – Теперь нас будет слышать чуть меньше ушей. Итак, дружище, напомни-ка мне, на чем мы остановились? Ах да. Ты виделся с Анхелем. Когда?

– На маскараде. И я бы не сказал… – Уильям прикусил щеку, подбирая подходящее определение той вакханалии безвкусицы, что творилась на празднике. – Я бы не назвал это встречей. У них был довольно короткий разговор с мистер Кёнигом. А потом Анхель поспешил удалиться. Но даже за это время у меня свело от него зубы и зачесались кулаки. Больно у твоего кузена было довольное лицо.

Слова Уильяма доходили до Даниэля достаточно долго, чтобы Уилл успел различить каждую эмоцию, проскользнувшую на его лице: лёгкое недоумение сменилось детской растерянностью и чем-то еще – Уилл когда-то дал этому название «Куэрво не понимает, как кто-то его обыграл по этой жизни».

– На маскараде? На том самом маскараде? – Анхель едва не подпрыгнул в своём кресле от неожиданности, а потому вцепился пальцами в край стола и зашёлся тяжёлым кашлем, как при стремительно развивающейся пневмонии.

– Не знаю, на каком «том самом», – Уилл нервно повёл плечом, подался вперёд и несколькими сильными ударами по спине выбил из горла Даниэля ком из слюны и припрятанных оскорблений. – Для меня это был просто маскарад. И очередное сборище скучающих по старой жизни людей.

– Вот все тебе приходится объяснять, – нетерпеливо пробормотал Даниэль, подаваясь вперёд, и уже шёпотом продолжил: – Анхель каждый год проводит маскарад в конце октября. Сорит деньгами и развлекает местную элиту. И с кризисом, на удивление, он не перестал их устраивать. Только сделал закрытыми. Попасть можно только по личному приглашению и не распространяться никому о том, что там было. Разумеется, об этом маскараде знает добрая половина города. И каждый делает вид, что не знает, о чем говорят остальные. Но… меня поражает, что ты даже не сказал мне, что Анхель пригласил тебя!

– Меня пригласил не Анхель. И меня больше поражает то, что тебя там не было.

Даниэль несколько раз быстро моргнул, а затем привычным жестом отмахнулся.

– У меня было дежурство, – Даниэль вернул несколько стопок в горизонтальное положение, а затем добавил в ответ на возмущённый взгляд Уильяма: – Да, Уилл. Именно в тот раз, когда ты решил наконец оторвать свою задницу от кресла и посетить хоть какое-то светское мероприятие!

В том, что у Даниэля Куэрво в этот вечер было дежурство Уильям очень сильно сомневался. Практику Даниэль предпочитал вести в качестве частного врача, занимая один из лучших кабинетов клиники и отсчитывая главврачу довольно крупные суммы за его красноречивое молчание мертвеца. С настоящими пациентами, для которых были подготовлены мягкие удобные кресла и забавные электрические шапочки, Даниэль старался сталкиваться как можно реже. Обычно всю грязную работу он скидывал на младших сотрудников, отсиживаясь в мягком кресле и выписывая одинаково бесполезные для обречённых на существование в вечных страданиях пациентов рецепты.

Осуждать Даниэля Уилл не мог, но и хвалить за столь ответственный подход к работе – тоже.

– Почему тебя это вдруг стало беспокоить спустя два месяца? – Уилл отобрал у Даниэля стопки и отставил в сторону, метнув на друга насупленный взгляд. – То тебя не увидишь на пороге, то ты выпытываешь у меня все подробности моей жизни, словно тебе это интересно.

– Смею напомнить, – Даниэль упрямо потянулся и вернул стеклянные ёмкости для напитка на место, – что это ты избегаешь моей компании, запираешься в своём кабинете или вечно спешишь на очередную операцию. Что, у всего города резко воспалился аппендицит, когда твой лучший друг смог оставить пациентов наедине с их проблемами, и только ты можешь помочь страждущим? Уилл, дружище, я тебя не узнаю! Где твой настрой? Мне казалось, что после всего, что между нами было, ты уж точно не должен ничего от меня скрывать, а выходит… Ты мне не доверяешь? – Даниэль подался вперёд и с заговорщицким видом уставился в глаза Уилла немигающим взглядом.

От этих темных внимательных глаз напротив становилось не по себе. Даниэль находил правильные вопросы, вскрывал старые раны и использовал запрещённые в дружбе приёмы, порой слишком сильно давя на чувства Уилла. Стоило прекратить это все, но Уилл, застигнутый врасплох, каждый раз предпочитал просто отойти в сторону и дать Даниэлю ту информацию, которую он хочет.

По крайней мере, Даниэль должен был подумать именно таким образом.

А больше, чем позволит Уилл, ему знать необязательно.

– Нет? – Уилл ловко выхватил одну стопку из-под родительской опеки Даниэля и поставил рядом с собой. – Конечно, доверяю. Просто… – Уилл вздохнул, – мне нужно немного больше времени. Я переоценил свои силы.

– Сейчас Рождество! Сколько еще времени тебе надо, чтобы понять, что тащить груз прошлого – это бесперспективный вариант? На, выпей, – Даниэль достал откуда-то сбоку бутылку и плеснул в стопку рядом с Уиллом. – Тебе определенно полегчает.

– Я не хочу.

– А я настаиваю, – упрямо повторил Даниэль. – Пьяный Уильям мне нравится больше. По крайней мере, ты становишься менеесерьёзным. И не капаешь на мозги. А башка и так раскалывается.

В слабые попытки Уильяма сопротивляться не поверил бы и сам Уилл, сиди он сейчас на месте Даниэля. Уилл хорошо помнил предыдущий вечер. Слишком хорошо для человека, оставившего в баре всю свою зарплату за месяц, которую начальство и без того безбожно резало, вероятно думая, что Уильям не заметит разницы. Стоящая перед ним стопка выглядела заманчиво, но Уильям замотал головой, растрепав причёску, и отпрянул от Даниэля, вгрызаясь короткими ногтями в подлокотники кресла.

Даниэль с недоверием посмотрел на Уилла, а затем холодно и жёстко отчеканил:

– Пей.

– Нет. Я не буду пить непонятный напиток, который ты налил мне из подозрительной бутылки в надежде, что я потеряю бдительность и позволю сбить себя с толку. Нет, Даниэль. Мы уже с тобой это проходили. Трижды. И ты прекрасно помнишь, чем все эти три раза заканчивались, – Уилл красноречиво вскинул брови и заглянул в глаза Даниэля, словно это могло напомнить его другу о том, что вспоминать не стоило. – Давай ограничимся ими.

– Ты слишком много ворчишь. Как будто это тебе за тридцать, а не мне. Даже Анхель не такой сварливый. А ему на минуточку через два года – сорок лет, – Даниэль опрокинул свою порцию и поморщился.

– Жизнь у меня тяжёлая. Поработал бы ты с нашими санитарками, еще не так бы начал на все возмущаться. Ладно. – Хмурый насупленный взгляд остановился на стопке слишком надолго, чтобы можно было отрицать заинтересованность Уильяма в выпивке. – Давай сюда своё пойло. Но все, что будет после – на твоей совести.

Лицо Даниэля просияло, и Куэрво заёрзал на своём месте, предвкушая долгожданную дегустацию и мысленно празднуя маленькую победу.

– Давай. Тебе понравится. Такого у нас нигде не найдёшь. Мескаль⁵.

– Ме…что?

– Мескаль. Как текила, только лучше. Жаль, здесь в Штатах живут только жалкие любители, для которых существует только один напиток из Мексики. На другое они даже не смотрят. Попробуй. И только скажи потом, что тебе не понравилось.

Уилл устремил на светлый напиток задумчивый взгляд, в нерешительности сжимая стопку. Если бы только Даниэль знал, что Уильям и сам был не прочь сейчас напиться каким-нибудь мексиканским пойлом и забыться на неделю. Только этому мешала приближающаяся смена в больнице и нежелание получать очередной выговор от начальства за помятый вид, «неподобающий врачу вашего статуса», и лёгкое спиртовое амбре. О каком статусе врача шла речь, Уильям если и имел представление, то весьма отдалённое и смутное. Больница их некогда и представляла медицинский интерес для горожан, когда была единственной на несколько кварталов. Но сейчас о былой славе напоминала разве что потемневшая вывеска с именами известных врачей, что работали в ней, кучки студентов, глазеющих по сторонам, и старый главврач, переживший всех своих заместителей и жён.

Не медля больше ни секунду, Уилл залпом выпил все, собрав кончиком языка повисшую на краешке стекла каплю. Горло обожгло, и тепло устремилось куда-то вниз, растекаясь по желудку. Жар от напитка быстро перетёк в вены Уильяма, разносясь по организму, и Уилл покачнулся, медленно опуская бокал на стол. Мир слишком резко закружился перед ним, и Уильям несколько раз с силой моргнул, пока голова Даниэля не стала неподвижно покоиться на его плечах, а стол перестал покрываться мелкой рябью.

– О господи, – Уилл побледнел, прикрыв рот рукой.

– Понравилось?

– Мне кажется, – Уилл несколько раз стукнул себя кулаком по груди, – мне кажется, я кого-то проглотил. Что ты мне подсунул?

– Тебе кажется. Я же говорю. Редчайший товар. Тут такого не найти, даже если поднять все имеющиеся связи. Он до засухи-то был не в особом почёте у местной публики, а сейчас вообще не достанешь. Еще будешь?

– Нет. С меня хватит одной. – Уилл через силу сглотнул рвущийся наружу из желудка воздух и устало потёр лоб. – Твой брат еще будет меня вином спаивать. Уверен в этом.

Даниэль хмыкнул и застучал ногой по полу. Он смотрел на Уильяма, пока тот медленно и тяжело хватал ртом воздух. Мескаль добрался до сознания Уильяма быстрее, чем Белл рассчитывал, и теперь все вокруг казалось подёрнутым блестящей плёнкой, слишком ярким для реального мира и пахнущим корицей. Почему именно корицей, Уилл не понимал, отгоняя от себя наваждение.

– К слову о разговоре внизу, – голос Даниэля звучал приглушённо бархатно. – Откуда ты знаешь, что мы с Маргарет ходили к мистеру Кёнигу?

– Она мне сама об этом сказала. Точнее, – поправил себя Уилл, – она пообещала тебя кастрировать, если со мной что-то случится, пока я работаю с Кёнигом, по твоей вине. Маргарет выглядела довольно пугающе, должен тебе сказать. Так что я бы не сомневался в серьёзности ее намерений, будь я на твоём месте.

– Ха-ха, да, твоя сестра та еще штучка. Можно даже не сомневаться, кто в ее семье главный.

Даниэль налил себе еще, тут же выпив все, и удовлетворённо выдохнул. Чего нельзя было сказать о Уильяме. С каждой минутой ему становилось все тяжелее дышать, желудок болезненно сжимался и урчал, а маленькие комки в горле торопливо проталкивались наружу. Ни одна из знакомых Уиллу методик не помогла сдержать надвигающуюся неизбежность, и Уильям привстал с кресла, тут же остановленный Даниэлем.

– Так, значит, ты меня не избегаешь, да? – Куэрво схватил Уилла за руку, помогая подняться.

– Да, Даниэль, – с опаской открыв рот, пробормотал Уильям. – И… Кажется, мне нужно в уборную. Встретимся внизу.

Уильям остановился у двери, нажав на ручку, и тщетно копался в памяти и плане устройства дома Куэрво.

– Напомни, пожалуйста, куда…

– Сразу направо и до конца коридора, – усмехнулся Даниэль. – Там будет массивная дверь в углу.

– Спасибо.

Добраться до уборной не особо сложно, когда дверь, ведущая в неё, возвышается над всем остальным коридором витиеватыми деревянные узорами, позолотой деревянных листьев и блестящей дверной ручкой. За такой дверью, как когда-то решил для себя Уильям, должен был бы скрываться проход в другой мир или покои какого-нибудь французского короля до того, как он потеряет голову. За такой дверью могло быть все, что угодно, но никак не скромная ванная комната, выложенная зелёным кафелем. От этого цвета Уильяму стало только хуже, и он поспешил к гордо стоящему в уголке унитазу, надеясь, что его страданий никто не услышит.

Прочистив хорошенько желудок и избавившись от остатков пойла Даниэля, Уильям неспешно выполз из ванной комнаты, проведя там по меньшей мере минут пять, тщетно дёргая за верёвку для спуска воды – унитаз наотрез отказывался подчиняться, сдобно кряхтя и изрыгая звуки пустого бочка. Сдавшись под грустным взглядом Уильяма, унитаз утробно зарычал и, брызнув ржавой водой на штаны своего клиента, все же смыл остатки мескаля и дневного бутерброда.

Мир вокруг больше не закручивался в спирали и не шёл крупной рябью прибоя, но все же избавиться от шума в ушах у Уильяма не получалось. Пальцы бегло поправили пуговицы, пока Уилл неторопливо вышагивал к лестнице, гадая, удастся ли ему спуститься с первого раза и не промазать мимо последней ступеньки, как в их последнюю попойку с Даниэлем.

– Да, я понимаю, что у нас поджимают сроки, но я ничего не могу с этим поделать. Да, я понимаю, но и вы поймите… Нет, я не затягиваю специально.

Уильям остановился. Пришлось прислушаться, чтобы определить из-за какой двери раздаётся взволнованный сбивчивый голос Анхеля Куэрво, и затем на цыпочках подкрасться к ней. Если Уилла что-то и смущало в этой ситуации, так только то, что приходится немного сгибаться, чтобы было лучше слышно. Облившаяся алкоголем совесть молча выкуривала очередную сигарету безразличия, а внутренний голос только ехидно потирал ручки. Уилл уже привык к тому, что случайно подслушивает чужие разговоры. И менять пока ничего в этом не собирался.

– Поставки – это трудоёмко и сложно. – Обречённый вздох вырвался из груди Анхеля, и мужчина непременно в обычной своей манере сжал пальцами переносицу, как делал это каждый раз, когда был чем-то обеспокоен или разочарован. – Вы должны это понимать. К тому же сейчас у нас есть, кхм, некоторые проблемы. – Замолчал, чтобы ослабить галстук. – Не с моей стороны, конечно. Да, я понимаю, что уже вложено много денег. Да. Я вас очень хорошо слышу. – Нервно закачал ногой, развалившись в своём мягком кресле. – Я постараюсь как можно быстрее разобраться с реализацией, но не могу ничего гарантировать. Конкуренция достаточно высокая. Почти все игроки на рынке друг друга знают. А все новые проходят через… – Собеседник наверняка остался недоволен услышанным, потому что Даниэль сдавленно простонал в трубку и прочистил горло кашлем. – Да, я понимаю, что нам надо обойти это препятствие. Я сейчас как раз этим и занимаюсь. Да, я знаю, что вы на меня рассчитываете. Я не подведу. Да. Я все предельно ясно понял. Я свяжусь с вами через два дня. Сейчас Рождество и Новый год. Думаю, это хороший шанс начать работу.

Телефон звякнул повешенной трубкой, и пол протяжно заскрипел под тяжёлыми шагами. Быстро распрямиться и отскочить в сторону, Уильяму помешала неожиданная боль в спине, растёкшаяся жалящим огнём по пояснице и позвоночнику. Сделав несколько глубоких вдохов, Уилл резко распрямился. Хруст его спины был достаточно громким для организма, но потонул в бархатной обивке стен. Уильям успел сделать шаг в сторону, почувствовав, что он все еще чувствует свои ноги и может ими управлять. Однако ему не хватило нескольких секунд, чтобы отойти достаточно далеко: дверь резко распахнулась и на пороге появился хмурый, как зимнее небо, Анхель. Он долго смотрел на Уилла, хмурился и будто бы не узнавал его, а затем маска на его лице сменилась и он едва не засветился от привычной вбитой воспитанием радости.

– Уильям! – с искренне удивлённой улыбкой протянул Анхель. – А ты что тут делаешь?

Уилл помедлил, понимая, что выглядит он как минимум подозрительно. Оглядевшись, Уилл поправил галстук, запустил пальцы в волосы и нервно дёрнул уголками губ.

– Я… Мне стало нехорошо после пойла Даниэля. Я шёл из уборной. Там туалет, кажется, немного неисправен.

– Да. Ты и вправду выглядишь паршиво, – Анхель скривился, взяв Уильяма за плечи и осмотрев. – Покажись врачу. Вдруг здоровье подорвал? Шучу, конечно. От мескаля некоторые сразу отрубаются. Ты герой. – Анхель обернулся на хлопнувшую дверь в кабинете Даниэля и проводил кузена долгим внимательным взглядом. – Пойдём. Нас наверняка уже заждались. Как ты? Мы с тобой не виделись… два месяца! Надо срочно исправлять это недоразумение, – Анхель с улыбкой пригрозил Уильяму пальцем и, приобняв, как до этого Даниэль, предложил пройти вместе. – Мне уже стыдно в глаза жене смотреть. Все время спрашивает о тебе. Даже становится неловко. Как будто ее муж ты, а не я. Обо мне она волнуется намного меньше, чем о «том симпатичном враче»! Вот умеешь же ты пробираться внутрь людей!

– Да. Наверно.

Чувство неловкости и скованности? Нет, это не было похоже на них. И все же Уильям не мог отделаться от чувства, что за ним со всех сторон наблюдают, пока они с Анхелем неторопливо спускались по лестнице. Портреты перемигивались, маски озлобленно скалили свои уродливые морды, а женщины на настенных светильниках поворачивались в их сторону, чтобы пристальней и въедливей изучить Уильяма. Даже слуги и те не преминули перешёптываться за спиной, как только Уильям сделал первые шаги по лестнице. Он все слышал. Он слышал каждое их слово и продолжал плотно сжимать губы в вежливой улыбке, как его учили в детстве.

Анхель болтал без умолку, то и дело взмахивая руками, несколько раз попытался ударить Уильяма в глаз, а затем громко рассмеялся собственной шутке. Уилл смог выдавить из себя смешок, сцепив руки за спиной и сжав в кулаки. Терпение было, несомненно, величайшей из добродетелей. Которой Уильям, к сожалению, обладал не в той степени, чтобы провести еще несколько минут один на один с Анхелем.

– Ммм, – Куэрво остановился у входа в столовую, глубоко вдохнул и наиграно зажмурился от удовольствия. – Чувствую запах домашней еды. Надоело, если честно питаться в ресторанах. Хочется просто прийти домой, сесть и нормально поесть. Ты должен меня понимать, Уилл.

– Да. Понимаю.

Короткие односложные ответы – к ним никогда нельзя придраться. Это Уильям выучил в школе и закрепил в университете. Питался Уилл обычно в кафе и сомнительного вида забегаловках, оставляя официантам чуть больше, чем было положено, чаевых. Разделял ли он мнение Анхеля? Да. Он соскучился по домашней еде и был бы не прочь оказаться сейчас на семейном обеде. Но только не у четы Куэрво.

– А вот и мы! – вплывая в столовую, Анхель раскинул руки в приветственном жесте и, приобняв сидящую за столом жену, поцеловал ее в щеку. – Уже успела соскучиться по мне, дорогая?

Холодный и надменный взгляд Марии ответил намного красноречивей любых слов, что могли сорваться с алых губ этой женщины, и все же она удосужилась повернуть голову к мужу, тут же переведя взгляд на Уильяма. Тот сделал вид, что наручные часы интересуют его намного больше, чем синьора Куэрво, и едва не простонал от облегчения, когда Мария вновь сосредоточила все свои внимание на муже.

– Нет, Анхель, – женщина немного наклонила голову на бок и мягко улыбнулась; однако ничего тёплого в этой улыбке не было, только зимний холод и трескучий на языке мороз. – Мне было некогда по тебе скучать. Укладывала Хану спать. Она снова капризничала. Просила почитать сказку и говорила, что не может спать в темноте. Будто там живут монстры. Что за чушь, – возмущённо вспыхнула Мария, бросив на стол салфетку, но тут же спохватилась, вспомнив, что в комнате помимо них есть еще Уильям, и положила кусок ткани обратно на колени.

– Эта новая няня на неё плохо влияет. Нужно с этим что-то сделать. Смит! – Анхель обернулся ко входу, и Уильям вслед за ним, едва не столкнувшись с возникшим из ниоткуда дворецким. – Позови сюда миссис Бейкер. Будь так добр.

– Конечно, сэр.

Мужчина отвесил Анхелю короткий поклон и быстро исчез, видимо, отправившись на поиски вышеупомянутой миссис Бейкер. Анхель окликнул Уильяма и пригласил сесть за стол, указав на место рядом со своей женой. Подоспевший к этому времени Даниэль, к большому удивлению, выглядел теперь еще более помятым, чем когда Уилл только приехал сюда – кажется, пока Уильям обнимался с чудом фаянсовой техники, Даниэль еще несколько раз вкусил любимый напиток южных соседей. Иначе Уилл никак не мог объяснить пьяной улыбочки на лице Даниэля, растрёпанной шапки кудрей, вместо уложенной причёски, и немного покачивающейся походки. Друг бросил на Уильяма сочувствующий взгляд и с размаху плюхнулся на свой стул.

Сидеть рядом с Марией было несколько неуютно. Особенно когда женщина то и дело бросала на Уильяма взгляды исподтишка и норовила слегка пнуть ногой под столом. Анхель не стал дожидаться возвращения дворецкого и приступил к поданному мясу. Даниэль сидел красный, как сами стены столовой, периодически подавлял рвущиеся наружу из желудка газы и вяло ковырялся вилкой в своей тарелке, гоняя морковку с места на место. Уильям же не стал испытывать прочность своего урчащего желудка, требующего еды с того момента, как до обоняния донёсся тонкий аромат жареного мяса, овощей и сыра. Даже наполненный бокал красного вина не смущал Уильяма, и мужчина тут же поспешил опробовать предложенный ему напиток.

Дворецкий вернулся через десять минут, пыхтя и причитая, а следом за ним в столовую просеменила невысокая женщина средних лет, с уже появившейся в волосах проседью. Уильям только мельком бросил на неё взгляд, раскатывая по языку терпкий вкус испанского вина, а Анхель едко ухмыльнулся, оторвался от своей тарелки и откинулся на спинку стула, сложив перед собой руки в замок.

– Вы уволены, миссис Бейкер, – торжественность тона Анхеля контрастировала с тем, что он говорил, и Уилл мог бы подавиться пережевываемым куском мяса, если бы уже не видел эту сцену несколько раз в своей жизни в доме отца. – Мы больше не нуждаемся в ваших услугах. Деньги можете забрать сегодня же у мистера Смита. Уверен, он с радостью поможет вам собрать вещи и покажет, где выход. Рекомендацию он вам так же предоставит. Но не гарантирую, что положительную.

Боковым зрением Уилл заметил, как осунулись плечи женщины. Она невнятно пробормотала извинения и благодарности и поспешила удалиться, напоследок громко хлюпнув носом в дверях. Анхель жестом отослал дворецкого и вернулся к нарезанному мелкими ровными кубиками мясу.

– Ты как всегда чертовски вежлив, Анхель, – не глядя на кузена, с ехидной усмешкой покачал головой Даниэль и уверенным движением отрезал кусочек мяса, который тут же улетел от резкого действия куда-то в сторону комода. – Я даже не сомневался, что ты сделаешь прислуге запоминающиеся подарки на Рождество.

– Я плачу им не за тем, чтобы они внушали моему ребёнку всякие глупости и предрассудки. – Анхель поджал губы и потянулся за своим бокалом. – Сколько мы уже сменили нянь, дорогая?

– Это уже пятая за два месяца, – сухо отозвалась Мария, со скрытым остервенением отрезая от своего куска. – Когда это уже закончится? Нам нужна постоянная няня. Я не выдержу снова объяснять правила этого дома. Но почему-то обычно они дольше пары недель не задерживаются.

– Это и неудивительно, – многозначительно прокашлял себе под нос Уильям.

– Что, прости, Уилл?

– Говорю, мясо очень вкусное.

Уильям поспешил спрятать рвущуюся наружу улыбку за тщательным пережёвыванием пережаренного мяса, которое уже не казалось таким же вкусным, как в начале обеда. Единственным, что скрашивало вкус гари, было вино, к третьему бокалу которого тянул руку Уильям. Мешать два алкогольных напитка за короткий промежуток не было привычкой Уилла, но он посчитал, что раз мескаль Даниэля в достаточной степени не понравился организму и спешно покинул его, значит, для вина нет никаких противопоказаний.

Уильяма даже не смутил туман, потянувший собой лица собеседников.

– Я слышала, ты снова работаешь. – Вежливый тон Марии сочился фальшивой заинтересованностью. – В той же больнице, да?

– Да. Мне несказанно повезло, что получилось вернуться на работу. Мне нравится там работать, и я бы не хотел, – Уилл повёл плечами и пригубил свой бокал, – менять привычную работу. Я всех знаю, знаю, как там все работает, и это хорошо помогает, когда нужно быстро принять решение.

Разговор не клеился – сухой воздух вокруг обеденного стола трещал разрываемыми швами реальности. Анхель о чем-то расспрашивал Даниэля, и тот в ответ рассеянно отмахивался, кривил лицом и продолжал апатично гонять по тарелке морковку, возмущённо тряся шапкой темных кудрей, когда кусочек овоща в очередной раз своевольно соскальзывал с зубцов вилки. Мария задавала Уиллу несвязные вопросы и после каждого глупо хихикала, как это делала всякая женщина в окружении Уильяма, когда пыталась казаться милой и дружелюбной, не лишённой женского достоинства, но, увы, не блещущей выдающимся умом.

– А ты никогда, – Мария повернулась корпусом к Уиллу и прищурила яркие голубые глаза, – не думал больше не быть хирургом?

– Нет, никогда.

– Уиллу просто нравится вскрывать людей и копаться в их внутренностях. Мне, в принципе, тоже. Но я предпочитаю менее, – Даниэль усмехнулся, – кровавые методы.

– Действительно, – тоном Даниэля ответил Уилл, вновь берясь за подлитое щедрой рукой лакея вино. – Ты просто предпочитаешь давить на людей, пока они с тобой не согласятся и не подпишут нужные бумажки.

– Подписывают они их еще до первого приёма. Так что тут я ни при чем, – Даниэль кисло расхохотался, вскинув руки, и в уголках его глаз пролегли маленькие морщинки, но не веселья.

Прекрасное личико Марии сморщилось, словно женщина увидела в своей утренней каше комочки и неочищенные кусочки рыбы с чешуёй. Она не стала ничего отвечать на слова мужа и Даниэля, медленно потянулась за своим бокалом и с наигранно беспечным видом повернулась к Уильяму.

– Я недавно была у мистера Хадсона. Хана приболела. Пришлось отдать ему крупную сумму, чтобы он сказал то, что я и так видела. «У неё температура», – Мария скривилась, отпивая из своего бокала. – Какая неожиданность, правда? Вот я и подумала, что ты мог бы стать замечательным семейным доктором, Уилл. Такого специалиста, как ты, еще нужно хорошенько поискать. А Анхель платил бы тебе намного больше, чем ты получаешь в своей захудалой больничке.

Уильям несколько раз медленно моргнул, обмозговывая слова Марии, пока воздух столовой не сотряс громоподобный смех Анхеля. Куэрво, трясясь на своём стуле, отбросив в сторону салфетку для рук, смахивал с глаз невидимые слезы и в какой-то момент даже зашёлся кашлем, едва в силах унять себя.

– А-ха-ха, – Анхель с силой хлопнул ладонью по столу и резко выдохнул. – Порой я удивляюсь, как столь гениальные идеи приходят в светлую голову моей ненаглядной жены. А ты что думаешь об этом, Уилл? – тёмные глаза Анхеля устремились на Уильяма, и его вилка замерла на полпути ко рту. – Стал бы ты работать на меня? Семейный доктор. Звучит заманчиво и перспективно. Сможешь открыть свой кабинет. У нас очень много знакомых, кому нужен хороший надёжный врач. Заработаешь денег, уедешь на юг, во Флориду, например. Хороший план, не находишь?

Уилл медленно кивнул, стянув кусочек мяса зубами, и принялся с усилием его пережёвывать, чувствуя, как от натуги начинает сводить челюсть. Или это было от устремлённых на него взглядов и вымученной улыбки, которой он пытался все это время скрыть свой дискомфорт от нахождения в доме Куэрво? Наконец через силу сглотнув сухой, как и его ответы, кусок свинины, Уилл дёрнул уголками губ, скрывая снисходительную ухмылку за темным содержимым бокала.

– Да. План звучит очень интересно, но, – Уилл повёл головой, – пожалуй, я откажусь от такой чести.

– Почему это? – Мария быстро и глупо заморгала, взмахивая длинными редкими ресницами, и уставилась на Уильяма взглядом, в котором даже без умственных усилий было заметно недоумение и непонимание, чем это ее план мог не понравиться. – Неужели тебе не хочется спокойной стабильной работы, без вечного стресса и задержек зарплаты? Знаем мы, как вам платят в этой больнице. Даниэль хотя бы работает там десять лет, и у него хорошая должность. А ты-то! – женщина всплеснула руками, укоризненно покачав головой. – Ты ведь для них еще никто. Они даже не заметят твоего отсутствия, а ты уже отказываешься от щедрого предложения моего мужа. Неужели рассчитываешь, что Натаниэль всю жизнь будет тебя обеспечивать?

Уильям поперхнулся набранным в рот вином и, несколько раз с силой ударив себя кулаком в грудь, прокашлялся.

– Натаниэль? Откуда ты знаешь?

– Натаниэль на минуточку, – тоном оскорблённого учителя напомнила Мария, – хороший друг нашей семьи. Разумеется, он рассказывал нам о тебе. Говорил, какой ты приятный для общения человек. С мозгами. Все быстро понимаешь и не задаёшь лишних вопросов. А вот стоило бы их задать. Например, откуда у него столько денег.

– Мария, – понизив голос, предупреждающим тоном перебил жену Анхель.

– Что? Он обязан знать, что…

– Я в курсе, Мари, – Уилл сдержанно улыбнулся, ковыряясь вилкой в своём салате. – Или ты думала, что я настолько глуп, что соглашусь на работу, не выяснив ничего о ней заранее? Конечно же, я знаю все. Ну или большую часть из того, чем занимается Натаниэль. Но это не значит, что я готов бросить свою основную работу.

Уильям мог поклясться, что видел, как из ушей Марии Куэрво повалил лёгкий светлый дымок от усиленно работающих мыслей. Пустой взгляд женщины на несколько секунд осветился пониманием слов Уильяма, но это наваждение быстро исчезло, как только Уилл моргнул. Мария смотрела на него с осуждением. Она смотрела на него, как на предателя, человека, которому она доверила самую страшную тайну, а он, неблагодарный, отказался быть ее хранителем. Марию не беспокоило, что Уилл может не хотеть быть посвящённым в ее замыслы и идеи. Она привыкла получать почти все, что ее душенька захочет. И Уильяму это было хорошо известно еще с их самой первой встречи, когда отцеплять эту женщину от себя пришлось с посильной помощью Даниэля.

– Как это глупо и эгоистично – лишать людей возможности у тебя лечиться. Я все же советую тебе обдумать наше предложение. Тебе больше не придётся работать по тридцать шесть часов и спать три часа в сутки. А деньги! – женщина с силой стукнула вилкой по столу, отчего бокал рядом подпрыгнул, расплескав багровые капли. – Ты сможешь больше не шляться по всем этим злачным местам. Тебе не нужно будет подвергать опасности своё милое личико, – Мария неожиданно подалась вперёд и потрепала Уилла за щеку. – Разве это не кажется тебе привлекательным? Стабильность и благополучие. Вот к чему мы все должны стремиться!

– Стабильность интересна лишь тем, кто устал от жизни. Я же предпочитаю рисковать, когда это возможно. Так что, пожалуй, и на этот раз я риску перспективой стабильности. Какой в ней толк, если от скуки хочется лезть на стену и рвать на себе волосы от безделья? – пожал плечами Уилл и отсалютовал бокалом, опрокинув его одним глотком, и тепло тут же разлилось по его горлу, обжигая маленькие царапинки от еды и устремляясь в заполненный желудок.

Даниэль грузно закряхтел с другого конца стола и заскрипел стулом. Анхель с неподдельным интересом наблюдал за действиями своей жены, каждый раз отводя взгляд, когда Уилл смотрел на него в ответ, а Мария мягко улыбнулась и, обхватив вилку губами, стянула с неё кусочек, оставив на серебре след от красной помады.

– Неужели, у меня нет ни одного шанса уговорить тебя? – рука Марии словно невзначай накрыла руку Уильяма, а нежные кончики пальцев скользнули по коже, разгоняя под ней кровь. – Прошу, Уилл, – женщина подалась вперёд, с надеждой заглядывая ему в глаза, – не торопись, обдумай это предложение и дай ответ чуть позже. Взвесь все за и против и реши, действительно ли ты хочешь провести всю свою жизнь на ногах около операционного стола, пока тебя не выбросит на улицу очередной способный юнец, просто потому что он родственник начальства? – Мария понизила голос и шёпотом добавила: – Ты даже сможешь отказаться от работы на мистера Кёнига. Если она тебе не нравится.

Кончики пальцев Марии продолжали с заботой оглаживать руку Уильяма, и этот жест казался Уиллу неправильным. Не только потому что Мария была замужем и женой Анхеля, но и потому что лицо женщины было искажено уродливой гримасой кокетства, казавшегося сейчас Уильяму таким же неуместным, как пляски на похоронах. Мария заглядывала ему в глаза, заискивающе улыбалась и накрывала руку Уильяма своей, прижав пальцы к столу.

«Ты же не позволишь так легко себя уговорить, мой милый Уилл?»

Тихий вкрадчивый голос в голове раздался так, словно он всегда там был, и Уилл, вздрогнув, замотал головой. Он несколько раз оглянулся, чтобы убедиться, что обладателя этого голоса нет в комнате, а затем в несколько глубоких глотков опустошил свой бокал и со звоном опустил его на стол. Слова все еще эхом раздавались в голове, с каждым новым повтором становясь только громче и впечатываясь в подкорку дымящимися черными буквами, что под неумелой рукой кузнеца подпрыгивали, никак не хотя собираться в ровную и аккуратную строчку.

Вытянув руку из-под ладони Марии, Уильям отпрянул от женщины.

– Прошу меня простить, – Уилл промокнул губы салфеткой и скрипнул стулом, поднимаясь на ноги. – Я вспомнил, что мне нужно закончить одно дело. И оно не терпит отлагательств.

– Уилл, ты же не уйдёшь прямо сейчас? – с удивлением воскликнул Анхель. – Посмотри на себя. Ты еле на ногах держишься!

Только сейчас Уилл понял, что мир вокруг него действительно начинает медленно вращаться и покачиваться морскими волнами. Он не считал выпитые бокалы, заливая свои эмоции алкоголем, а его кровь тем временем начинала взрываться маленькими пузырьками спирта. Пальцы с силой вцепились в спинку стула, удерживая Уильяма на ногах, и мужчина сжал челюсть, замотав головой.

– Я в полном порядке. Спасибо.

– Давай хоть довезу тебя.

Анхель поднялся из-за стола, но Уильям вскинул руку, останавливая его.

– Нет. Не нужно. – Уилл попятился к выходу, прикладывая к каждому шагу усилия, чтобы не качнуться и не повалиться навзничь. – Спасибо за прекрасный обед. Как-нибудь загляну еще разок. Чтобы повторить.

– Уильям!

Уилл не ответил, спешно натягивая пальто и выхватывая из рук лакея свою шляпу, под полами которой он тут же поторопился спрятать подёрнутый пьяным туманом взгляд. Уилл не дождался, когда ему откроют дверь, распахнув ее навстречу проливному снежному дождю. Даниэль еще несколько раз окликнул его в тщетных попытках остановить Уильяма, прежде чем дверь мелкими трещинами на стене захлопнулась. Ноги сами двинулись в нужном направлении, рука вскинулась тормозя ближайшее такси, а мысли тщетно пытались сбиться в связанный и ясный клубок. Уилл не был уверен в том, что он собирается делать и зачем, но одно он знал точно.

Куда ему предстоит сейчас отправиться.

Глава XII. Веселье

Декабрь, 1932

Барабанить изо всех сил в дверь квартиры на седьмом этаже было не самой лучшей идеей, но пьяный мозг Уильяма не нашёл ни одного аргумента против столь грубого вторжения в частную жизнь Алана Маккензи.

Кирпичный дом встретил Уильяма скрипом подъездной двери, привычным шуршанием крыс и ступеньками, из которых торчали незабитые гвозди. Адрес, оставленный ему Аланом на маленькой жёлтой визитке, сам собой всплыл в памяти, и Уильям поспешил последовать знаку судьбы.

Вино уже практически выветрилось из разума Уильяма хлёсткими пощёчинами мороза, но тело все еще неважно слушалось, мир покачивался кривым кораблём, и Уилл навалился на дверной косяк, терпеливо прислушиваясь к невнятному шуршанию за стеной. Алан Маккензи не спешил принимать у себя гостей, и Уилл постучал еще несколько раз, вложив в свои удары всю накопившуюся внутри силу и отчаянное желание высказать мистеру Маккензи все. Желание это, такое же лёгкое и воздушное, как и отцветший одуванчик, сдулось, стоило двери отвориться, а удивлённому лицу Алана возникнуть в проёме.

– Почему вы не сказали, что виделись с моей сестрой? – ногти Уилла опасно заскребли по дереву стены, и Уилл напрягся, удерживая себя в вертикальном положении.

– И тебе добрый вечер, мой милый Уильям, – расплылся в ядовитой улыбке Алан. – Ты, как всегда, прекрасно выглядишь. Как у меня дела? Все просто замечательно. Спасибо, что поинтересовался.

Алан пошире распахнул дверь, впуская Уильяма в квартиру – хотя это больше напоминало точное попадание пьяного хирурга в зияющую рану молотком, – а затем от всей своей широкой души захлопнул ее за спиной Уилла. Если бы боль можно было измерить, Уилл непременно поставил бы то, как раскалывалась сейчас его голова в один ряд с ударом локтем об угол или мизинцем о мебель.

Стянуть ботинки оказалось для Уильяма непосильной задачей, так что он просто прошёл вглубь небольшой квартирки, стряхивая с себя налипшие полурастаявшие хлопья снега. Недовольный взгляд Алана Уильям решил проигнорировать, но вот белый пушистый ковёр все же обошёл стороной, решив, что добивать тонкую душевную организацию этого любителя порядка все же не стоит: у него не было заметно даже пылинки на мебели, а полнейшее отсутствие так популярных сейчас фарфоровых ваз вызывало у Уильяма чувство восхищения.

– Присаживайся, – Алан махнул в сторону дивана и остановился около зеркала, взявшись за концы галстука. – Не переношу, когда стоят над душой. Итак, тебя что-то беспокоит? – Алан улыбнулся и посмотрел на Уильяма сквозь отражение, продевая один из концов шёлковой ленты в петлю.

– Не прикидывайтесь, будто не понимаете, о чем я, – взгляд Уильяма пробежался по обстановке в комнате, ни на секунду не задерживаясь на чем-то конкретном, и Уилл опустился на предложенный ему диван, опершись предплечьями на ноги и сцепив пальцы в замок. – Маргарет, моя сестра. Вы виделись с ней, когда она приходила к вам с Даниэлем Куэрво. Они просили помочь мне выпутаться из… из моей сложной ситуации. Почему вы мне об этом не сказали?

Алан, кажется, был слишком заинтересован тем, чтобы завязать идеальный галстук, вместо того, чтобы уделить внимание распаляющейся внутри Уильяма тираде. Маккензи крутился перед зеркалом, примерялся как лучше продеть концы лоснящейся на свету ленты и напевал себе под нос. Мужчина даже немного пританцовывал, отбивая ритм каблуками начищенных ботинок.

– Хорошо, допустим, – наконец отозвался Алан. – Маргарет – это та милая женщина в безвкусном манто с полосатым воротником? В таком случае, мой ответ – да. Черт, – прошипел Алан, распуская кривой узел и начиная все заново. – И насколько я помню, я говорил, что твоя сестра любит тебя. Если бы ты не был так увлечён жалостью к себе, то сообразил бы, что мы с ней виделись.

Уилл рассеянно заморгал и подавился воздухом.

– Я не… – растерялся на мгновение Уильям. – Я не был увлечён жалостью к себе. Почему вы не сказали об этом прямо? Без намёков и уловок? Я был не в том состоянии, чтобы разгадывать вам ребусы.

– А если бы я сказал – это что-то изменило бы? – Алан в пол-оборота посмотрел на Уильяма, вслепую затянув галстук.

– Нет, но…

– Так тогда в чем твоя проблема? – Алан отвернулся и пожал плечами. – Или ты неожиданно понял, что мой мир не крутится вокруг тебя, Уильям Белл? Да, твоя сестра приходила ко мне. Если бы не она, ты бы пробыл в тюрьме чуть дольше. У меня были некоторые дела, которые было необходимо уладить, а ты… немного не входил в список приоритетных дел. Но все же не твоей сестре удалось меня переубедить. – Алан замолк, скептично вглядываясь в своё отражение в зеркале, и цокнул языком. – Что ты думаешь об этом галстуке?

Уже второй раз за несколько минут Уильям смог только растерянно моргать и бессознательно открывать и закрывать рот в тщетных попытках найти что ответить. Алан продолжал крутиться перед зеркалом, наклонял голову и качал ею, а потом тяжело вздохнул и щёлкнул подтяжками по рубашке. Галстук он все же не поменял, а вот настроение Маккензи, когда он обернулся, уже не было столь приподнятым и воодушевлённым, как секунды назад.

– Наверно, стоит тебе напомнить, что я обычно не позволяю людям подобного к себе отношения, – прищурив свои светлые глаза, елейным голосом протянул Алан. – Врываться ко мне в дом, повышать на меня голос, хм. Я мог бы позволить это своему ребёнку. Если бы он у меня, конечно же, был, – усмехнулся Маккензи. – К твоему огромному везению, ты тоже входишь в число избранных, мой милый Уилл. Так что на сегодня можешь выдохнуть. Ты доживёшь до наступления следующего года. Если только тебя не собьёт машина или не упадёт на голову сосулька. Моей руки к твоей смерти приложено, увы, не будет.

– Вы издеваетесь? – поперхнулся воздухом Уилл и оттянул ставший тугим узел собственного галстука.

– Нисколько.

Алан обворожительно улыбнулся и поспешил накинуть на себя кофейный пиджак. Он поправил его нервным движением, отчего ткань идеально облачила его плечи, и пропустил светлые пряди волос между пальцами, растрёпывая причёску. Если бы Уильяма спросили, кем был самый необычный и эффектный человек в его жизни, он не задумываясь ответил бы, что Алан Маккензи. Этот чёртов Алан Маккензи, из-за которого температура в комнате резко повысилась, к щекам прилила кровь, а дышать стало слишком тяжко. Даже открытое настежь окно не помогало Уильяму. Алан же только бросил на Уилла быстрый взгляд и усмехнулся уголками губ, снова отвернувшись к зеркалу.

Сделав несколько глубоких вдохов, Уилл прочистил горло негромкими покашливаниями и привстал на диване, как будто это хоть как-то могло помочь.

– Собираетесь на свидание? – наблюдая за тем, как Алан тщательно зализывает каждую прядку гелем, поинтересовался Уильям.

– Свидание? – светлая бровь выгнулась дугой, и Алан мягко хохотнул, немного приминая волосы ладонью. – Боже, Уилл, откуда у тебя только появляются подобные глупости в голове? Я собираюсь в театр. Составишь мне компанию?

– Вы, как обычно, не собираетесь оставлять мне выбора, да?

– Ну почему же, – Алан распрямился и одёрнул пиджак вниз, расправляя ткань. – У тебя есть выбор: отправиться домой и пить в гордом одиночестве или пойти со мной и сделать все это в приятной компании. Знаешь ли, Уилл, опасно пить в одиночку. Так и в алкоголизм скатиться недолго.

– А курить то, что курите вы, тоже нужно не в одиночку? – даже не пытаясь спрятать сарказм в голосе, парировал Уильям.

– Обычно я курю рядом с тобой. Значит, это не считается.

Алан с улыбкой подмигнул Уильяму и суетливо забегал по квартире. Только сейчас Уильям смог выдохнуть и получше рассмотреть достаточно аскетичную обстановку дома Алана Маккензи. Светлая мебель – в основном кофейного цвета, – блестящие от чистоты полки, ряд выстроившихся на стеллаже книг и гора немытой посуды в раковине. Последнее вызывало у Уильям особенное чувство причастности и нормальности. Как говорила всегда его мать: «Человека определяет то, насколько чистая у него посуда». Уилл никогда не видел в этом особого смысла, но знать, что не только ты не можешь помыть посуду уже неделю, было приятно.

На секунду Алан остановился около раковины и недовольно покачал головой. Пару раз он вздохнул, а затем увенчал гору посуды дополнительной чашкой. Пара тарелок внизу звонко брякнули друг о друга фарфоровыми краями, и гора немного осела, но не потеряла своей формы.

Выключив во всем доме свет и проверив несколько раз, хорошо ли закрыты краны, Маккензи поспешил ко входной двери. Ставшее уже знакомым Уильяму кофейное пальто Алан не без труда надел поверх объёмных плеч пиджака.

– Пойдём, – Алан кивнул в сторону входной двери.

– Вы сегодня пешком? – Диван скрипнул, как только Уилл поднялся с него, а ковёр предупреждающе блеснул светом уличных фонарей. – Я думал, нас снова подвезёт этот милый парнишка. Как его там? Джимми? Как же без вашей пафосной машины и эффектного выхода? Не хотите привлекать к себе слишком много внимания?

– Нет. Хорошего понемножку, – Алан схватил шляпу, перчатки и любимую трость и распахнул перед Уиллом дверь. – В моем возрасте полезны умеренные физические нагрузки. Да и к тому же сегодня такой чудесный вечер, Уилл, – Алан быстро провернул ключ в замочной скважине и, перепрыгивая через несколько ступенек, устремился на первый этаж. – Ты только посмотри на эти звезды. А воздух – хрустит на губах. Сразу чувствуется Рождество. Я уже думал, что мы не дождёмся в этом году снега. Декабрьские ливни, конечно, не редкость, но… В этом году они совсем нагоняли уныние.

Уилл хотел было возразить, что по дороге сюда он не заметил особо живописного снегопада – только редкие крупные хлопья таявшего еще в воздухе снега, но маленькие колючие снежинки, впившиеся в его лицо, переубедили мужчину. Алан Маккензи был прав – на улице, на удивление, действительно закружилась рождественская метель, а снег под ногами перекатывался громким хрустом. Уилл выдохнул – стоило уже привыкнуть к столь резким сменам погоды, но дождливый декабрь не сулил городу долгожданной зимы.

Алан подставил лицо падающим с неба хлопьям, а Уилл едва удержался от того, чтобы высунуть язык и начать ловить их, как в детстве. Он даже не заметил, как Алан уже широкими быстрыми шагами направился в сторону перемигивающегося редкими в городе светофорами перекрёстка, жизнерадостно размахивая своей тростью и придерживая шляпу от налетающего ветра.

– Что вы рассказали моей сестре, мистер Маккензи? – догнав Алана, запыхавшимся сиплым голосом прохрипел Уильям.

– Только правду, Уилл, – с невозмутимым видом ответил Алан, и Уилл почувствовал, как его щеки сравниваются по холоду с налипшими на них снежинками. – Семья должна знать своих героев в лицо.

– В смысле? Вы же не сказали ей?..

Мороз отрезвлял. Мир вокруг Уильяма больше не качался так, словно он находился на корабле, а собственный язык не путал непохожие друг на друга слова. Тем не менее Уильяму все же пришлось приложить усилия, чтобы обдумать то, что сказал Алан и понять, что конкретно тот имел в виду. Уильям хмурился, вышагивая рядом с Аланом, а затем замер на месте, отчего шедшая за ним девушка едва успела свернуть на пешеходный переход и бросила что-то вроде «Идиот!». Алан остановился и озадаченно обернулся к побледневшему до цвета снега Уильяма.

Осмотревшись по сторонам и поняв, что причиной ступора Уилла является именно он, Алан вернулся, стянул перчатку и пару раз громко щёлкнул пальцами перед носом у Уилла. Тот отшатнулся и отвернулся к светофору.

– Успокойся, Уильям, – Алан добродушно похлопал Уилла по плечу, остановившись рядом на краю дороги. – На тебе лица нет. А ведь ты еще не сделал ничего, о чем твоей сестре не стоило бы знать. Кроме того твоего маленького подпольного дельца в больнице. К счастью, я к этому не был причастен. Я сказал все как есть. Ты работаешь на меня, так как мне нужна твоя помощь. Автомобильный бизнес нынче стал слишком опасным. Машины разбиваются только так, а лечить людей надо. Увы, оплатить все страховки даже я не в силах, – наигранно вздохнул Алан, натягивая перчатку обратно на похолодевшую руку. – Ладно. Перейдём здесь.

– Она не очень-то поверила вашим словам, – Уилл прожигал взглядом красный сигнал светофора, который, как назло, никак не собирался переключаться.

– Твоим, как я погляжу, тоже. Иначе ты бы не примчался ко мне с таким видом, словно убил человека. Что, Рождество прошло не так, как хотелось бы? – Алан запустил руку во внутренний карман и вытащил блеснувший металлом портсигар. – Дай угадаю. Ты наконец решился поговорить с сестрой, но вот она не очень была рада видеть тебя после нескольких месяцев молчания? Ах, жаль. Очень жаль. Но так бывает, когда ты ведёшь себя подобным образом. Люда не всегда совпадают по настроениям. А слова не всегда приходят вовремя. В следующий раз советую не тянуть так долго. А то, возможно, придётся ждать не одну тысячу лет, чтобы примириться, – Алан мягко рассмеялся, щёлкнув портсигаром.

– В следующий раз?

– Вдруг тебе захочется новых ощущений, и ты решишь кого-нибудь убить, – пожал плечами Алан. – Намеренно, разумеется.

Уильям нетерпеливо, с раздражением потянул рукава пальто, и в этот момент его молитвы были услышаны и светофор наконец засиял тусклым зелёным светом. Машины недовольно гудели, пока Алан и Уильям переходили дорогу, рычали своими забитыми моторами и хрипели выхлопными газами. Снег закручивался в водовороты и опадал на землю плотным покрывалом серой шали, смешиваясь с дымом автомобилей и еще недавней слякотью города.

– Если вдруг тебе интересно моё мнение, – спустя несколько минут молчаливой прогулки, выдохнул Алан, – то лучше сходи еще раз к сестре,засунь свой характер куда подальше и поговори нормально. Будь я на ее месте, я бы тоже тебе не особо поверил. Ты нервничаешь, иногда начинаешь что-то мямлить и тебя достаточно легко смутить правильной фразой. Даже и не подумаешь, что ты так хорошо умеешь держать лицо во время карточной партии, – осклабился Алан, выпустив вверх струйку дыма.

Уильям промолчал, отвернувшись к разукрашенным витринам, как делал это с Маргарет. Алан остро скрёб тростью по асфальту сквозь еще тонкий слой снега и курил, ярким огоньком на кончике сигареты выдавая их присутствие на улице в столь поздний час. Фонари перемигивались, машины слепили фарами, и Уильям посильнее натянул шляпу на глаза, чтобы мелкие снежинки не резали болью зрение. Уильям бы молчал, покусывал губы и почти что заламывал руки, если бы не образ взрослого мужчины, для которого все это было бы ребячеством.

– Я сегодня был у Куэрво. У Анхеля, – сухо сообщил Алану Уилл, нервно поправив перчатки.

– По твоему лицу это заметно.

Алан уже докурил первую сигарету и теперь, на очередном красном переходе, прикурил следующую, тут же выпустив в сторону Уильяма облачко приторного дыма.

– И что же заставило тебя переступить через свою гордость и пойти на такие серьёзные жертвы, мой милый Уильям? Помнится мне, – Алан театрально прищурился, словно что-то вспоминал, – на Хэллоуин ты даже стоять рядом с ним не хотел. А тут принял приглашение на ужин. Или даже скорее обед.

– Я не говорил про приглашение, – нахмурился Уилл.

– Да? – бровь Алан выгнулась дугой, и мужчина затянулся. – Наверно, ты просто забыл о том, что сказал мне. Да и к тому же сейчас Рождество. В любом случае это было бы приглашением.

Уилл привычно не успел ответить, когда Алан уже сорвался с места и оказался на другой стороне улицы. Маккензи замер перед пестрящими маленькими яркими лампочками афишей. Уродливая игрушка с огромным ртом – у Уильяма была одна такая в детстве, и колоть ею орехи было не легче, чем детским башмачком или любимой куклой Маргарет. Уилл усмехнулся, да, он определенно любил досаждать Маргарет. Но только если она первой развязывала войну.

Алан зажмурился, увернувшись от витавшей в облаках парочки, и проводил ее полным жалости взглядом. Уилл еще ни разу не видел, чтобы Маккензи смотрел на кого-то таким образом. Но это видение было столь же мимолётным, сколь может быть счастье умирающего человека. Уже в следующее мгновение все черты лица Алана заострились, и он обернулся ко входу в театр, докуривая плотно стиснутую пальцами сигарету.

– Балет… – Уилл попытался припомнить, когда он последний раз ходил в театр. Кажется, ему было шестнадцать, и родители всячески пытались свести его с дочерями их друзей и знакомых. – Ответьте мне, мистер Маккензи, все европейцы настолько скучные и чопорные? Вы умеете веселиться?

Уилл мог бы сказать, что он хотел не произносить этих слов. Но это было бы ложью. Уильям не любил театры. И крикет. Он терпеть не мог дворецких и лакеев, которых было так много в европейских домах его детства, а гувернантки вызывали у него нервное подёргивание правого глаза. Уильяму Беллу было душно в закостенелых рамках общества его родителей и ушедшего уклада жизни, а каждая перспектива вновь оказаться скованным тяжёлыми кандалами бездушных серых лиц до тошноты скручивала желудок Уилла.

Алан резко повернулся и посмотрел на Уильяма.

– Веселиться, мистер Белл? – Взгляд Алана подозрительно сверкнул, и мужчина хохотнул парами сигаретного дыма. – Понятие веселья для каждого разное, мой дорогой Уильям. Я предпочитаю культурный отдых с менее культурным продолжением. Некоторые предпочитаю переходить сразу к десерту, отвергая все главные блюда, что предлагает нам жизнь. Я предпочитаю попробовать каждое блюдо. – Серый искрящийся пепел опал на снег, расползшийся уродливыми почерневшими краями. – Хочешь посмотреть на то, что я считаю хорошим весельем?

На этот раз Алан дождался короткого кивка Уильяма и взмахом трости позвал его за собой.

Широкие бульвары сменились небольшими, но такими же шумными улочками, и минут через пятнадцать размеренной прогулки и бессмысленных разговоров о погоде, которые Алан, как оказалось, мастерски умел переплетать с разговорами о политике, кино и искусстве, в нос Уильяму ударил пресный запах озера. Корабли глухо гудели, перекрикивания людей смешивались с гулом машин, а громкая музыка из-за плотно закрытых дверей контрастировала с тихими спальными райончиками. Уильям был в этой части города довольно часто, сопровождая Даниэля, Анхеля или расслабляясь после трудной операции. Знакомые вывески приветливо мигали неоном, и Уилл чуть было не упустил из виду Алана, свернувшего в небольшой переулок, где уже под неприметными буквами их ожидал высокий смуглый мужчина. Он стоял, прислонившись к стене, и подскочил, как только заметил приближающегося к нему Алана.

Уилл помедлил и с недоверием покосился на тяжёлую железную дверь.

– Бар? Серьёзно? Вы просто привели меня в бар? Я был во всех барах города и…

Охранник на входе открыл дверь и пропустил усмехающегося Алана, а затем сплошной стеной возник перед Уильямом, не пропуская его внутрь. Уилл успел затормозить, чтобы не столкнуться с тем лбом, и услышал негромкий мягкий смех Алана Маккензи.

– Не думаю, что ты был здесь, – Алан выглянул из-за плеча охранника и уверенным жестом отодвинул того. – Потому что попасть ко мне можно только по моему личному приглашению. А у тебя его определенно не было, мой милый Уилл. До этого момента. Он со мной, Мигель, – Алан бросил взгляд на охранника, и тот послушно отступил в сторону, придерживая дверь. – И если ему захочется прийти, когда меня нет – пропускайте. У него очень тяжёлая работа. Очень, – с широкой улыбкой выделил Алан. – Хоть здесь сможет расслабиться.

– Конечно, мистер Кёниг.

Дверь громко ухнула совой, погрузив на мгновение возникшее перед Уильямом помещение в плотный полумрак. Редкие плафоны вдоль стен волнообразно покачивались, подкидываемые порывами ветра с улицы, несколько столов и стульев были хаотично разбросаны по залу, барная стойка – завалена грязными чашками, а кран грустно отзывался в тишине ударами капель о дно жестяной раковины. Бар не казался Уиллу заброшенным, он даже заметил свежий выпуск газеты. Но если здесь и были люди, то за несколько часов до них или даже дней.

Алан небрежно качнул плоскую люстру наконечником трости, и плафон глухо звякнул. Маккензи уверенно обогнул барную стойку и остановился перед пустыми стеллажами, на которых теперь были расставлены чайные наборы книги и парочка потрёпанных меню.

Со стороны улицы не доносилось ни звука, и Уилл поспешил выдохнуть – впервые за два дня он чувствовал себя достаточно безопасно. Или же ему просто это казалось?

Подлетев к Алану, Уилл оперся о покачнувшуюся барную стойку и навис над Маккензи, ожидая, что тот хотя бы немного повернёт в его сторону свой острый аристократичный профиль. Увы, Алан продолжал с интересом изучать большое зеркало в пол, которое Уилл заметил только сейчас.

– У меня нет никаких проблем с тем, чтобы расслабляться, – понизив голос, угрожающе протянул Уилл.

На Алана это не произвело должного впечатления, но мужчина все же оторвался от созерцания собственного отражения и взглянул на Уилла. Светлые брови Маккензи сдвинулись к переносице, и между ними пролегла глубокая складка. Глаза прищурились, отчего в уголках появились маленькие насмешливые морщинки, а кожа губ натянулась, когда уголки поползли в противоположные друг другу стороны.

– Да? А по твоим ладоням незаметно.

– Мистер Маккензи… – сквозь стиснутые зубы процедил Уильям; его щеки заалели румянцем, а ладони вспотели, и он поспешил сжать их в кулаки.

– Не любишь слушать правду? – с ехидной улыбкой поинтересовался Алан, вскинув светлую бровь. – Ну-ну. Смотри, как бы зрение не село. От чтения в темноте.

Пальцы Алана схватились край рамы зеркала, и мужчина потянул его на себя, открывая низкий проход. Маккензи жестом предложил Уильяму пройти вперёд и, опершись предплечьем о раму, проводил насмешливым взглядом в темноту.

Глаза обожгло ярким блеском отражающегося в хрустальных люстрах света. Уильям зажмурился и прикрыл глаза рукой, быстро заморгав. Солнечные зайчики от бокалов бегали по проступающим очертаниям зала, точными ударами попадая по чувствительным раскрасневшимся белкам, а показавшийся вначале морским прибоем шум на деле оказался слившимися в единое эхо разговорами гостей, музыкой и смехом. Уильяму потребовалось достаточно много времени, прежде чем он смог проморгаться и рассмотреть хоть что-то в этой вакханалии блеска, золота и огней.

Только спустя минуту Уильям осознал, что смотрит на все впереди с открытым ртом. И то, помог ему в этом усмехающийся под боком Алан, поигрывающий пальцами по белоснежным перилам, как по изысканной клавиатуре рояля. Назвать это просторное помещение баром у Уильяма не повернулся бы язык. Ресторан, в который его привёл Алан напомнил Уиллу салоны десятилетней давности, в которых разбогатевшие после войны и начала Сухого закона дельцы стремились просадить свои деньги, тонкие натурой находили способы расслабиться, а молоденькие и не очень женщины выискивали опытным взглядом хищницы каждый вечер новую жертву.

Уилл вздрогнул от трубных фанфар, а затем на сцену вдалеке выбежало несколько девушек в коротеньких золотистых платьях из стекляруса и в точно таких же золотых туфельках. Их движения перемешивались с общим блеском, а громкие взвизгивания примешались к общему гомону. Официанты в белых фраках, – Уилл молча поблагодарил, что не в черных фраках лакеев, – плавно лавировали между столами с серебряными подносами. Раздалось несколько глухих выстрелов, и на секунду в зале повисла тишина, чтобы затем взорваться потоком шампанской пены и громкими тостами. Гости сталкивались бокалами, которые тут же осушались, чтобы налить новую порцию вина, а некоторые из посетителей после очередного глотка наклонялись низко к столу – вот только Уилл не мог рассмотреть зачем.

Полукруглые диванчики по краям зала были спрятаны в полумраке углублений. Нависающие над ними стены скрывали большую часть того, что там происходило, а зрителям в зале было гораздо интересней происходящее на сцене. Из-под ближайшей к ним арки выглянула полураздетая девушка, Алан коротко кивнул ей, взявшись за краешек шляпы, и кто-то тут же утащил ее обратно.

– Боже, – закатил глаза Уильям, шаг в шаг следуя по небольшим ступеням за Аланом, – даже не понимаю, почему я не догадался о вашем бизнесе еще в нашу первую встречу. Вы ведь всем своим видом кричите, что не созданы для существования в качестве продавца машин.

– О каком бизнесе? – обернулся Алан.

– О том, что вы не виски из Канады гоните, мистер Маккензи. Хотя все же до последнего надеялся, что я ошибаюсь, и вы простой заурядный бутлегер. Как половина жителей нашего штата.

– Тогда мне пришлось бы вытаскивать тебя не из тюрьмы, а с того света. Аллегорически, конечно же, – развёл руками Алан, словно расписываясь в своём божественном чувстве юмора. – Гарантировать безопасность всех моих сотрудников – довольно затруднительно. А штат, как ты мог уже заметить, у меня довольно обширный. Не скажу, что у меня не бывает проблем, – Алан сделал неопределённый жест рукой и снял шляпу, – но мне повезло – попадаются достаточно сговорчивые люди, которым хочется прожить еще пару лет. Этот бизнес не особо ценит старая школа. А как по мне – деньги не пахнут. Тем более когда люди сами бегут, чтобы их отдать.

Только шагнув в гущу гудящего человеческого улья, Уильям почувствовал витавшее все это время в воздухе безумие, растёкшееся по языку пресно-горьким вкусом. Искажённые в горячечной агонии лица людей уродливыми гипсовыми масками были нанизаны на восковые шеи, а огрубевшие угловатые конечности двигались рвано и заторможенно, когда кто-то дёргал за очередную ниточку.

Уильям отпрянул назад: изящный набалдашник трости Алана в виде лисьей головы возник прямо у него перед носом и едва не ударил по нему. Алан улыбался. Достаточно искренне для человека вроде него, и все же, несмотря на усилия Уильяма, ему удалось несколько раз шутливо ударить кончиком лисьего носа по лбу, расхохотавшись.

– Веселей, Уилл, – Алан шутливо пригрозил Уильяму. – Мы все-таки не на похоронах, а ты не похож на музыканта, для которого они уже десятые за три дня.

– Я и так весёлый, – хмуро отозвался Уилл, оттолкнув в сторону очередной ходячий труп, которого утром придётся откачивать в реанимации. – У меня просто лицо такое.

– Вот мне ты точно можешь не врать, – Алан подал жест одному из официантов, и тот тут же исчез в самой дальней нише с диваном. – Я прекрасно знаю, что твоя милая мордашка умеет улыбаться. Лично видел. Посмотри на этих людей вокруг. Они хотят напиться, закинуться очередными чудодейственными таблетками и забыться, чтобы не вспомнить рвущееся наружу отчаяние и боль, которая ждёт их за этой дверью, – Алан указал тростью на потайной вход и значительно тише пробормотал себе под нос: – И я их прекрасно могу понять.

– Помнится мне, вы говорили, что осуждаете подобный способ уйти от проблемы.

– Я и сейчас придерживаюсь этого мнения. Однако между мной и этими, – Алан задумался, – людьми есть некоторая большая разница. Я предпочитаю совмещать приятное с полезным. А предаваться страданиям, жалеть себя и сбегать от реальности я, пожалуй, оставлю этим милым заблудшим душам. В конце концов это единственный рай, в который они смогут попасть.

Алан рассмеялся собственной шутке и кивнул, приглашая проследовать за ним. Парочка подоспевших официантом раскланялась Алану и поспешила стянуть с Уильяма пальто – прямо как лакеи Анхеля, – а затем довольно требовательно забрали и шляпу с перчатками. «Они тебе в ближайшее время не понадобятся», – одними губами произнёс Алан в ответ на полный недоумения взгляд Уильяма.

Маккензи провёл его в ту самую нишу, где парой минут ранее скрылся один из официантов. На столе Уилла уже ждало несколько разных бокалов, ведро с охлаждёнными бутылками шампанского и небольшая деревянная коробочка. Когда Уильям попытался открыть ее, Алан грубо шлёпнул его по руке и подтолкнул шкатулку в свою сторону. Уилл на это лишь закатил глаза и откинулся на жёсткую спинку ресторанного диванчика.

С выбранного Аланом места открывался вид на весь салон, и Уильям обнаружил, что наблюдать за волнующимися из стороны в сторону, как корабли в шторм, людьми не менее интересно, чем смотреть на то, как сердце бьётся во вскрытой грудной клетке. Уилл даже неожиданно нашёл нечто схожее с ритмичными сжиманиями мышечного комка и судорогами некоторых посетителей, когда официанты выносили их из зала. К счастью для Уилла, его внутренний Гиппократ молчал за пределами больницы, а угрызений совести из-за неоказанной помощи Уильям никогда не чувствовал.

– Какое вам дело до мисс Кэтрин? – Уильям резко повернулся к Алану всем корпусом и выгнул дугой тёмную бровь. – Вы выглядели слишком заинтересованным в ней на балу.

– Скажем так, – пожал плечами Алан, плотно сворачивая набитую сигарету, и скользнул кончиком языка по краешку бумаги, – праздное любопытство скучающего старика.

Уильям нахмурился, поджав челюсть и приподняв плечи в защитном жесте.

– Тебя что-то беспокоит? – зажав сигарету, пробормотал Алан и щёлкнул зажигалкой. – Я могу как-то помочь с твоей… проблемой?

– Нет, просто…

Уилл осёкся. Он не был уверен, что говорить Алану о той встрече с Кэтрин будет разумным, учитывая возросший интерес Маккензи к девушке, но и молчать об этом было глупо. С Кэтрин О’Брайан Уильям больше не встречался, но не упускал случая узнать у Даниэля, как проходит лечение необычной пациентки. Куэрво в свою очередь в ярких красках расписывал свой необычный опыт и все время приглашал Уильяма поприсутствовать на одном из сеансов, на что последний всегда вежливо начинал отнекиваться или же обещал прийти, а затем говорил, что благополучно забыл о назначенном времени.

Разумеется, Уилл ни о чем не забывал, но яркие воспоминания пляшущих перед глазами огоньков и разрывающаяся от боли голова не позволяли Уиллу переступить через себя и вновь оказаться рядом с Кэтрин.

– Будешь? – Алан кивнул на покоящиеся на льду бутылки.

– Нет, – сдвинув брови, замотал головой Уилл. – С меня на сегодня достаточно алкоголя.

Алан насмешливо улыбался, обводя Уильяма взглядом, и сделал несколько затяжек, смакуя минуты повисшего между ними молчания. Уильям заёрзал на месте и попытался сделать вид, что ему очень интересно рассматривать маленькие пуговки на обивке дивана. Алан коротко кашлянул, и Уилл резко вскинул голову, ударившись затылком о деревянную отделку спинки и обиженно зашипев.

– Так что там такого с мисс Кэтрин? – кажется, Алан даже причмокнул, произнося имя девушки. – Тебе определенно есть, что мне рассказать.

Уилл потёр затылок и уронил руку рядом с собой обессиленной плетью.

– Вы сочтёте меня сумасшедшим, – горько усмехнулся Уильям и замотал головой. – Так что я воздержусь от комментариев.

– Ну почему же? – Алан стряхнул пепел в хрустальную пепельницу и закинул ногу на ногу. – Неужели есть что-то, чего ты не можешь доверить своему хорошему другу? То есть мне, – заметив смятение на лице Уилла, добавил Алан с едва заметной полуулыбкой.

Хорошему другу? Уильям едва был знаком с Аланом чуть больше года. Да и то мог по пальцам пересчитать их встречи, за которые Маккензи смог настолько втереться к нему в доверие, что Уилл спокойно пускал его на порог собственного дома, а заваливающиеся посреди ночи с простреленной ногой помощники Алана вызывали в Уильяме желание захлопнуть дверь. Ведь Уилл уже хорошо выучил – ему за это ничего не будет. Он мог смотреть на Алана с усмешкой, мог ставить под сомнения его слова и адекватность суждений и не получить ничего в ответ, кроме предостерегающего взгляда. Разве что иногда после этого у Уильяма несколько дней болела голова, а все, что он съедал, стремилось побыстрее вернуться наружу, но Уилл никогда не связывал это со своими встречами с Аланом.

Может быть, Алан и считал Уильяма своим хорошим другом. Уилл не знал. Но входить в число немногих приближенных с каждой встречей становилось все приятней. Уильям замотал головой, но эта мысль крепко вцепилась своими крючковатыми когтями в его разум и несколько раз предупреждающе каркнула.

Перевернуть всю свою жизнь, чтобы быть хорошим другом Алана Маккензи. Или все же Натаниэля Кёнига?

– Вы так и не сказали, что сподвигло вас отправиться на мои… поиски.

Уилл пересилил себя и позволил официанту наполнить бокал, по стенкам которого он теперь с задумчивым видом гонял прозрачный бежеватый напиток.

– Ты интересный человек, Уилл. – Вся ниша, где они сидели наполнилась дурманящими парами, и Уильям никак не мог решить что лучше: дышать чаще и короче или реже, но глубже. Все равно результат был один. – И мне было бы жаль терять такого замечательного собеседника. В конце концов, люди живут не так долго, чтобы можно было ими разбрасываться, как игрушками, – белый дым вырвался сквозь растянутые в улыбке губы Алана. – Кстати, вам в больницу морфий не нужен?

– Нет.

– Жаль, – кажется, Алан не был нисколько расстроен отказу и игриво подмигнул Уильяму: – У меня есть знакомый поставщик. Лучше опиума, чем у него, вам нигде не сыскать.

– Мы не используем морфий, – Уилл нервно отхлебнул вина и отвёл взгляд, пробегая кончиками пальцев по длинной изящной ножке.

– Вот как? Однако, медицина шагнула чуть дальше за эти тридцать лет.

Выражение лица Алана, напоминавшее сейчас нашкодившего школьника перед директором, повеселило Уильяма.

– И ты не уходи от темы, Уилл. Мисс Кэтрин, – Алан мурлыкнул имя девушки, раскатывая «э» по языку мягким рыком. – Что тебя беспокоит? Что придётся шпионить? Или ты не хочешь слишком часто видеться с Даниэлем? Мне казалось, что вы хорошо ладите.

– Да, но… – Уилл сжал пальцами переносицу, пытаясь унять резкую боль во лбу. – Все несколько сложнее. Я виделся с мисс Кэтрин один раз. И больше мне, знаете ли, не хочется этого делать.

– Да брось. Что в ней такого особенного, кроме того, что я уже про неё знаю с твоих слов? – оскалился Алан.

Уильям помедлил – по его шее пробежал холодок, а в горле резко пересохло и вино не могло этого исправить, – а затем вывалил на Алан все, что пришлось пережить за несколько коротких мгновений, что он провёл в одном коридоре с мисс Кэтрин. Уильям описал каждую мельчайшую деталь, вспыхивающую в памяти. Он рассказал все, что в это мгновение наговорил ему уже умерший отец. Пересказал дословно каждую фразу, сказанную холодными бледными губами. Он даже вспомнил, насколько спокойным при этом был Даниэль Куэрво. Уильям в ярких красках описывал все, что видел своими глазами, и то, как мир вокруг него закручивался в тугую спираль, и чем дольше Уилл говорил, тем мрачнее становилось лицо Алана Маккензи, подтверждая худшие опасения Уильяма.

Алан ему не верил.

Маккензи молча курил сигарету несколько минут после того, как Уильям закончил рассказ, даже не утруждая себя тем, чтобы скинуть сгоревшие остатки бумажной трубки в пепельницу. Алан не смотрел на Уильяма, запрокинув голову на спинку дивана и пустым взглядом уставившись в потолок. Грудь мужчины медленно вздымалась под светлой рубашкой, под расстёгнутым пиджаком металлическими бляшками блестели подтяжки, а галстук петлёй повис вокруг его шеи, несмотря на плотный идеальный узел, скреплявший два конца ленты. Внимание Алана к окружающему миру выражало лишь лёгкое подрагивание сжимавших сигарету пальцев и тихое постукивание ноги по полу в такт музыкантам. Наконец Алан резко выдохнул, напугав Уильяма, и потёр ладонью глаза, словно они начали слезиться.

– Вынужден тебя огорчить, – слова вырвались из горла Алана хриплым выдохом сигаретного дыма. – Тебе все равно придётся узнать о ней как можно больше. Так что советую пересилить своё предубеждение и успокоить бурную фантазию. А то я подумаю, что ты один из моих тайных клиентов. Вот еще выдумал, – хмыкнул Алан. – Оранжевые круги. Голоса. Галлюцинации. Возможно, тебе стоит больше спать, Уильям. Недосып до добра не доводит. И не употреблять запрещённые на территории штата непроверенные вещества. – Мужчина стряхнул длинную пепельную трубку на хрустальное дно. – Да и к тому же, тебе необязательно встречаться с мисс О’Брайан лично. Наверняка есть другие способы узнать все, что нужно.

Слова Алана холодными пощёчинами остудили вспыхнувшие щеки Уильяма, возвращая его в реальность. Кажется, Уилл забыл, что перед ним сидит Натаниэль Кёниг, человек, которому в принципе нет дела до других людей, если они не могут принести ему выгоды. Уильяма забыл, что пытаться открыться ему – заведомо провальная задача. И все же что-то в голосе Алан Маккензи насторожило: его наигранно ледяные нотки отдавали весенней теплотой, а тон казался более чем-то раздражённым и раздосадованным, нежели насмешливым. Словно Алан пытался переубедить самого себя. Словно Алан сам не хотел верить в то, что рассказал ему Уильям.

Уильям же до сих пор видел золотистые глаза Кэтрин в своих кошмарах, вновь стоя посреди злополучного коридора и держась за раскалившуюся под кожей дверную ручку. Даже сейчас он отставил в сторону бокал и сложил на груди руки, сжав ладони в кулак, чтобы унять пробирающую их мелкую дрожь. Взрывы хлопушек в зале, напоминали маленькие веснушки на бледном лице девушки, а пестрящие стеклярусом женщины вспыхивали перед его взглядом, как огненные волосы Кэтрин. Уильям хотел бы поскорее забыть ее, но память-злодейка с каждым днём все глубже впитывала образ девушки, своими ядовитыми корнями прорывающий себе путь вглубь Уилла.

Танцовщицы уже ушли со сцены, предоставив свободу действия музыкантам, и теперь парочка труб заунывно выводила рваные синкопированные фанфары, повисая на неразрешённом тоне, чтобы тут же плавными переливами виолончели и скрипок спуститься в основную мелодию. Контрабас глухо отсчитывал ритм знакомой песни, и Уилл начал постукивать ногой в такт, беззвучно повторяя слова губами. Он поймал на себе тяжелый хмурый взгляд Алана и тут же отвернулся к сцене, на которую уже вышла певица, и переполненному людьми залу.

– Как тебе уже хорошо известно, – голос Алана, тихий и вкрадчивый, раздался поверх грянувшей музыки неожиданно громко, вплетаясь в неё и разносясь по каждой клеточке Уильяма, – Анхелю от меня нужны далеко не машины. Как и мне от него далеко не платина или бриллианты. Пока тебя не было, я попытался с ним пообщаться, но он такой… религиозный, – последнее слово Алан резко выдохнул на ухо Уильяму, и тот обернулся, но рядом никого не было: Алан все так же безмятежно сидел напротив него, покачивая ногой в такт музыке и курил несчастную сигарету. Или это уже была новая? – К тому же он слишком часто стал пропадать из поля зрения моих людей и делает что-то за моей спиной. Было бы неплохо разузнать, чем это он занимается по вечерам, когда не шляется по притонам и не закидывается кокаином. Не переношу, когда меня держат за идиота.

Анхель. Анхель Куэрво. Уильям буквально подскочил на месте, как если бы осознал, что сидит на вилах, которых все это время благополучно не замечал. Внутри что-то скрутилось, сердце хоть и билось медленно, но стало отдаваться в живот неприятным жжением, и, как бы Уильям ни пытался его унять, лишь с большей силой раскалялось внутри.

– К слову об этом… – Уилл привстал на месте и потянулся было к своему бокалу, но остановил руку на полпути, сжав ладонь в кулак. – Я уже говорил, что я сегодня был у Анхеля на обеде. И… Я случайно подслушал разговор. Снова.

Уилл и сам бы не поверил себе, так что просить Алана поверить в случайность всего, что с ним происходит, он бы точно не стал. Алан скептично вскинул светлые брови. Взгляд его серебристых глаз смотрел сквозь Уильяма, но он все равно чувствовал внутри это неприятное чувство, возникающее каждый раз, когда кто-то пытается вскрыть твою грудную клетку и вывернуть наизнанку, как старую потрёпанную игрушку. И Уилл не был уверен, что внутри него органы, а не аморфная смятая годами давления вата, для которой лучший выход – сгореть вместе с остальными старыми вещами и разнестись по миру невесомыми семенами одуванчика.

– Случайно и снова, – с видом знатока, дегустирующего новую бутылку вина, протянул Алан. – Да у тебя феноменальные способности, Уильям! Ты не только мастерски играешь в покер, но еще и подслушиваешь случайно. Никогда не думал, что скажу это, – улыбка Алана, до этого похожая на оскал, смягчилась, – но я рад, что ты не в тюрьме.

– У вас были сомнения на мой счёт?

– Нет. Мне просто нравилось представлять тебя в синей одежде. Хорошо сочетается с цветом твоих глаз.

Щеки Уильяма в который раз за вечер вспыхнули, а Алан удовлетворённо улыбнулся, наслаждаясь смущением друга. Кажется, Алану Маккензи нравилось вгонять Уильяма в краску. Ну или Уильям все это себе придумал, а слова Алана носили абсолютно невинный характер, за которым не скрывалось ничего, о чем мог подумать разнузданный Уильям Белл. Тем не менее кривые в ухмылке губы Алана и то, каким взглядом он наблюдал за крутящемся на месте Уиллом, не оставляли сомнений в преднамеренности сказанных им слов.

– Так что там с разговором? – как ни в чем ни бывало поинтересовался Алан.

Уильям сделал несколько глубоких вдохов и снова принялся говорить в попытках кратко пересказать весь прошедший день. Увы, получалось это у него из рук вон плохо. Его щеки все еще горели. Он заплетался каждый раз, как мимо него проходила неожиданно полуголая официантка – и как он раньше их не заметил? – оттягивал ворот рубашки при виде разливающихся по бокалам напитков и порой забывал слова, которыми можно было описать все его отношение к Анхелю Куэрво. Тем не менее ему все же удалось объяснить Алану, как он оказался в доме Анхеля и именно под той самой дверью, где Куэрво вёл очередные деловые переговоры. «Чистейшая удача и приятное совпадение», – с улыбкой заметил Алан, отпив из своего бокала.

Уилл нахмурился и потёр переносицу.

– Я понял не очень много из разговора Анхеля, – развёл руками Уильям и мягко усмехнулся. – К тому же он так быстро и тихо говорил, что разобрать слова было трудно. Анхель обсуждал с кем-то дополнительные поставки. Жаловался, что очень сложно реализовывать товар и в принципе о честной конкуренции здесь речи вообще не идёт. Не имею ни малейшего представления, о чем он говорил. Сначала я подумал, что возможно это связано с бизнесом Анхеля. Но он так подозрительно занервничал. Практически так же, как когда играет в карты. Поэтому я решил, что вам будет интересно узнать.

– Ты не сказал практически ничего важного, – Алан с силой вдавил небольшой окурок в дно пепельницы и запахнул пиджак, быстрыми движениями продевая пуговицы в петельки. – Но теперь и мне любопытно, чем это на досуге занимается наш милый Анхель. И почему он от этого не спит по ночам. Но это будет чуть позже, а пока… Софи, дорогая, подойди сюда.

Алан жестом пригласил одну из облачённых в стеклярус девушек и, несильно потянув ее за руку, усадил к себе на колени. Плавное движение кисти – и пальцы Алана убрали закрывающие бледную шею тёмные пряди волос за спину Софи, и мужчина скользнул кончиками по изящной линии шеи, перейдя на плечо и затем приподняв руку танцовщицы, чтобы оставить на тыльной стороне ладони долгий поцелуй. Кончик острого носа заскользил по смуглой коже девушки, повторяя дорожку переливающихся под кожей связок, чтобы в конце игриво зацепить пёструю длинную серёжку. Губы Алана опустились на нежную кожу за ушком Софи, а затем обхватили краешек уха, несильно потянув за него под заливистый смех девушки и игривые беззлобные отмашки. Уилл закатил глаза и попытался отвернуться, но почему-то тело перестало его слушаться: как бы он ни напрягал мышцы шеи, его голова продолжала оставаться на месте, лицом к лицу с нахально ухмыляющимся беспомощности Уильяма Аланом. Уильям попытался отвести взгляд в сторону, но и тут потерпел сокрушительное поражение: каждая подобная попытка отзывалась резкой болью в глазах, как при гриппе.

Алан что-то тихо мурчал девушке за ушко, отчего та глупо хихикала прикрывая рот ладошкой, а Уильям чувствовал себя подростком, невольно подглядывающим за чем-то непотребным, чем-то, чего никогда не должно было быть. Он все же смог сквозь силу поднять руку, чтобы потереть затёкшую шею, и хотел попробовать приподняться, но ноги словно приросли к полу.

– Ну чего ты, мой милый Уилл? – с усмешкой выдохнул Алан в шею Софи и оставил на шее девушки яркий багровый засос. – Уже хочешь меня покинуть? А ведь наш вечер только начался.

Официант пронёс мимо лица Уильяма серебряный поднос и водрузил его на стол. Несколько гранёных стаканов, еще одна пепельница и вазочка с фруктами – не то чтобы это было необходимым запасом на вечер, но желудок Уильяма скрутило от вида блестящих свежих кусочков, нарезанных идеальными квадратиками.

– Угощайся, – с тёплой улыбкой протянул Алан и, обронив быстрый поцелуй в ушко девушки, требовательно развернул к себе ее лицо. – Не могла бы ты прилечь на этот столик, милая Софи?

Поднос был спешно переложен на колени не особо сопротивляющегося Уильяма, а ведёрко с вином проворный услужливый официант тут же задвинул ногой под стол. Софи немного помедлила. Девушка оценивающим взглядом осмотрела деревянный стол, поджала губы и хотела что-то спросить у Алана, но осеклась, глупо открывая и закрывая рот. Уилл напрягся: спустя секунду губы Софи растянулись в улыбке, и она послушно поднялась на ноги.

Тонкие длинные пальцы обхватили лямку платья и приспустили ее с острого угловатого плечика. Девушка двигалась плавно, медленно, извивалась в такт медленной музыке, и Уильям мог бы даже найти это привлекательным, если бы все было при несколько других обстоятельствах. Стеклярус шумно затрещал, когда платье рухнуло к ногам Софи, и та послушно легла на негромко скрипнувший столик. Ее кожа блестела капельками пота в полумраке ниши, и Уильям только сейчас заметил, что каждый миллиметр тела девушки покрыт белой пудрой. Уилл хотел было наклониться поближе, чтобы рассмотреть присыпку на теле Софи, но все еще не мог сделать ни движения – только беспомощно наблюдать и жадно хватать каждое действие Алана. Уильям усмехнулся – как будто это могло ему помочь.

Алан приблизился к Софи. Его рука скользнула вдоль тела девушки в нескольких миллиметрах от ее кожи, не касаясь и не тревожа маленьких капелек пота на ее теле. Кончики пальцев мужчины подрагивали, уголки губ дрожали, и Алан бормотал что-то бессвязное под нос – Уильям не знал этого языка, так что даже при огромном желании не смог бы разобрать и слова из того, что говорил Маккензи. Алан склонился еще ниже, цепляя кончиком острого носа маленькие светящиеся волоски на бархатистом теле девушки, а затем приоткрыл губы и дотронулся кончиком языка до плоского живот Софи.

Девушка мелко задрожала. Рука Алана опустилась ей на бедро, крепко вцепившись в него пальцами, а кончик языка слизал с кожи немного белой пудры. Щеки Уильяма похолодели – до Уилла достаточно медленно доходило то, что собирается сделать Алан, – а затем вспыхнули с новой силой, когда язык Алана двинулся дальше, выводя на смуглой коже Софи узоры и с каждым движением собирая все больше порошка с ее тела. Там, где проходился язык Алана, оставались тёмные дорожки, и Алан с какой-то издевательской заботой возвращался к ним, повторяя собственные движения несколько раз и каждым небольшим движением языка вызывая в девушке новые волны дрожи.

Уилл мысленно чертыхнулся – он даже не мог двинуться, чтобы сесть поудобней, и теперь просто надеялся, что в темноте не будет видно ни его горящего, покрывшегося красными пятнами лица, ни того, как неестественно выглядят его штаны.

С каждым новым скольжением ловкого языка Алана по коже, та становилась все темнее, переливаясь в приглушенном свете зала, Софи отчаянно прикусывала указательный палец, а Маккензи все шире ухмылялся. Уильям же сбивчиво молился, чтобы Алан уже поскорее прекратил эту пытку. Правда Уилл не был уверен, для кого она в действительности была подготовлена: для извивающейся на столе девушки или для Уилла. Зная Алана, Уильям склонился к последнему варианту.

Припав губами к небольшой ямке на животе, Алан запустил в неё язык. Софи вздрогнула и негромко простонала, прикусив нижнюю губу, а Алан удовлетворённо улыбнулся и тут же отпрянул от девушки.

Оцепенение резко спало с Уильяма, и он грузно выдохнул, схватившись за грудь и похлопывая себя по всему телу, словно хотел удостовериться, что все еще жив.

Софи села на столе, спиной к Уильяму, открывая ему болезненный вид на выпирающие сквозь кожу позвонки: если бы Уилл присмотрелся, он смог бы пересчитать каждый и сказать, где именно у девушки есть проблемы. Крючковатые края костей выпирали сквозь тонкую, покрытую мурашками кожу, создавая прекрасный змеиный контур. Если бы Уилл был чуть более ответственным врачом, он непременно посоветовал бы Софи хорошего специалиста. Но сейчас Уильяму было плевать. Его больше беспокоило то, с какой жадностью во взгляде Алан смотрит на девушку и как та мелко дрожит, обхватив себя руками и подавшись вперёд.

– Можешь идти, – выдохнул Алан в губы Софи. – Я найду тебя чуть позже.

Маккензи резко отпрянул от девушки, оставив ту с опухшими от нервных покусываний губами, – Уильям был в этом уверен, не нужно было обладать выдающимися способностями, чтобы не прочитать этого по лицу Алана. Софи обернулась к Уиллу, быстро заморгала ресницами и, подобрав с пола своё платье, поспешила раствориться среди не прекращающей своей бешеной пляски толпы. Алан повалился на сидение дивана, прикрыв глаза и накрыв лицо рукой, словно ему вздумалось подремать. Уилл напряженно вглядывался в острые черты Алана, ища в них малейший намёк на мысли мужчины, но спокойное выражение лица последнего не оставляло Уильяму надежды на успех. Ресницы Алан слабо подрагивали, и иногда он делал резкие глубокие вдохи, словно ему не хватало воздуха. А вместе с ним тяжело дышал и Уильям, нервно поглядывающий на часы. Проворные руки Уилла уже дотянулись до одной из бутылок, и теперь Белл боролся с застрявшей пробкой.

Громкий хлопок – и вино хлынуло пеной из узкого горлышка прямо на Алана. Тот подскочил на диване, и вместе с ним подскочил и Уильям, облив себя игристым напитком. Маккензи недовольно нахмурился, его и без того острые черты лица заострились еще больше, разрезая собой тягучую сущность пространства, и ставший холодным взгляд рассеянно скользнул по лицу Уильяма. Внутри все сжалось – Уилл не знал почему, но весь вид Алана не предвещал ничего хорошего, – однако Маккензи лишь улыбнулся и, подозвав официанта, взял у него еще один бокал.

– Мне нужно хорошенько обдумать твои слова, Уилл, – наконец протянул Алан; внутри Уилла все резко оборвалось от облегчения, и он смог хоть немного расслабить вцепившиеся в бутылку пальцы. – И решить, что делать дальше. А пока… наслаждайся праздником. Надеюсь, что грядущий год будет намного лучше, чем нынешний.

Взгляд Алана опасно блеснул серебристыми льдинками, и Маккензи шутливо отсалютовал Уильяму и залпом опустошил свой бокал. Алан улыбнулся, небрежно подтолкнул к Уильяму свою шкатулку и с безмятежным видом обратил свой взор на сцену, напевая незамысловатую песенку под нос и оставляя Уиллу чувство озадаченности и растерянности. Которые Уилл довольно быстро утопил в бутылке крепкого и терпкого виски, приправленного сверху белоснежной сахарной пудрой, позволив себе на один долгий и липкий вечер потерять самоконтроль.

В конце концов, Уильяму действительно нужно было расслабиться в преддверии наступающего нового года.

Как бы он этого ни отрицал.

Глава XIII. Дело

Февраль, 1933

– Зачем вы захотели сегодня со мной встретиться? Не припоминаю, чтобы пропуски работы входили в условия моего с вами договора.

Алан Маккензи исчез из жизни Уильяма на два долгих и блаженных месяца. Алан исчез, не оставив даже записки с предупреждением, как порой исчезают несостоявшиеся любовники перед рассветом.

Алан Маккензи исчез из жизни Уильяма, только чтобы затем ворваться в неё с новой силой.

Он появился на пороге его дома в тот вечер, когда Уильям уже собирался на ночную смену в клинику. Он появился внезапно и без предупреждения, словно это было в порядке вещей. Уильям даже усмехнулся своей растерянности, потому что за время общения с Аланом ему стоило уже давно привыкнуть к неожиданным визитам Маккензи и не менее неожиданным исчезновениям последнего из жизни Уильяма.

– Что ж, возможно, ты не в курсе, но сегодня у тебя официальный выходной. Не благодари.

Алан появился на его пороге в приподнятом настроении и идеально выглаженном темно-синем костюме, заставив все внутри Уильяма похолодеть в ту же секунду. Он не стал дожидаться приглашения – только уверенно отстранил Уильяма в сторону и шагнул через порог оплачиваемой им квартиры. Алан много шутил, пока Уилл переодевался, и осматривал обустроенное за несколько месяцев жилище. Алан даже напевал себе что-то под нос и вертел в руках фотографию в рамочке, когда Уильям спустился с последней ступеньки скрипучей деревянной лестницы.

«О, ты уже собрался!» – было единственным, что сказал ему Алан, прежде чем развернуться и поспешно направиться на улицу.

Алан Маккензи был в хорошем настроении, и это беспокоило Уильяма больше всего.

Дверь негромко хлопнула за спиной Уилла, и он несколько раз повернул в замочной скважине ключ, дёрнул ручку и на всякий случай заглянул в окна, проверяя, выключил ли он свет. Машина за спиной нетерпеливо рычала мотором и приглашающе ждала топчущегося в нерешительности на тонком слове хрустящего снега Уильяма.

Уилл едва успел подтянуть ногу и захлопнуть за собой дверь, когда водитель резко вдавил педаль газа в пол и закрутил руль, выворачивая из ряда плотно припаркованных друг к другу машин.

– Не могу представить обрадованное лицо мистера Ридли, когда вы сообщили ему о моем внеплановом выходном, – хмыкнул Уильям практически сразу же, как кинул свою шляпу и перчатки на место рядом с собой.

Алан ответил не сразу. Его губы растянулись в лёгкой усмешке, в уголках глаз пролегли полные иронии смешливые морщинки, а взгляд оставался привычно холодным и внимательным. Уилл выгнул дугой бровь, закинув ногу на ногу и сложив на груди руки. Он и сам не знал, откуда в нем неожиданно появилось столько уверенности и юношеской наглости, но он не мог не воспользоваться этим возникшим чувством.

Алан улыбнулся и коротко кивнул, как экзаменатор, оценивая жест Уилла.

– Все знают, что ты работаешь со мной, мой дорогой Уильям. – Алан повёл плечами и огладил кончиками пальцев покоящуюся на коленях трость. – Это немного облегчает мне работу. Не нужно по сто раз повторять остальным, что трогать моих людей не стоит. Но вот тебе от этого легче не становится. К моему большому сожалению. Тебе стоит об этом помнить, если вдруг в твою голову закрадутся ненужные мысли, Уилл.

– Спасибо, что предупредили, – едко отозвался Уильям и вздрогнул, поразившись собственному тону. – Теперь я не буду удивляться, если ко мне посреди ночи заявится парочка головорезов, потому что вы перейдёте кому-нибудь дорогу.

– Брось, Уилл, – Алан закатил глаза. – Они не будут так рисковать своими людьми. Но тебе действительно стоит быть теперь намного осторожней в нашем… маленьком предприятии. Нельзя вызвать лишних подозрений. Это помешает нам, если все действительно будет так, как я думаю. А я редко ошибаюсь.

Маленькое предприятие. Алан любил так называть его задание разузнать больше о дочери сенатора. Девушка, привлёкшая к себе внимание Маккензи, не выходила у Уильяма из головы долгие несколько недель, но, как бы Уилл не старался, все возможные двери к информации о ней закрывались у него прямо перед носом. А появлявшиеся в квартире Уилла записки от Алана, в которых он просил немного ускориться или же сообщить что-нибудь новое, не вызывали в Уильяме ничего, кроме искреннего раздражения и желания сказать Алану, чтобы он сам этим и занимался.

Но вместо этого Уильям продолжал безуспешно высматривать копну пышных рыжих волос в коридорах клиники и в кабинете Куэрво, куда Уилл стал наведываться гораздо чаще, чем прежде. За что получал от друга приятельские насмешки и заверения, что скоро Уилл забудет все, что с ним произошло за последний год, как страшный сон. Нужно просто подождать.

Уильям бы с радостью подождал. Но у него не было на это времени.

– Мне не удалось ничего узнать о Кэтрин. К сожалению, – Уилл нервно потёр шею и выглянул в окно. – Да и Даниэль не рассказываетмне ничего важного или касающегося своих пациентов, а я не видел Кэтрин в клинике с самого маскарада.

Алан поджал губы и тяжело выдохнул молочное облачко тёплого воздуха. Пальто согревало Уильяма, но температура в салоне неожиданно понизилась, как и градус настроения Маккензи.

– Это печально, – мужчина поджал губы; его пальцы с силой обхватили трость, и, казалось, еще секунда, и та разлетится на мелкие кусочки. Но этого не случилось: Алан разжал пальцы и потёр переносицу. – Впрочем, прошло всего три месяца. Чего еще я мог ожидать за столь короткий срок? Не думаю, что за это время можно было далеко продвинуться.

– Ну, знаете ли, – нахохлился Уильям. – Три месяца – срок внушительный. Некоторые за это время могут изменить свою жизнь до неузнаваемости. Во всех смыслах.

– Это ты про себя?

Смех Алана мягким бархатом укутал Уильяма, опустился на его плечи тяжёлой накидкой и защекотал кончик острого носа. Мужчина нахмурился, глядя на своего улыбающегося собеседника, и нервно повёл плечами, словно пытался скинуть с себя груз его благодушия.

– Очень смешно, мистер… Кёниг.

– Да брось, Уильям, – Алан отмахнулся и оперся о дверь локтем, дотронувшись кончиками пальцев до виска. – Прошло уже больше полугода. Ты должен был привыкнуть к старой жизни. Разве нет?

Да, Уильям уже должен был привыкнуть, но вместо этого каждый день лишь чувствовал, как его старая жизнь все дальше отступает от него. Он уже не видел так ясно образы своих старых друзей и знакомых – их силуэты скрывались в надвигавшемся молочном тумане, – а семья была единственным, что все еще связывало Уильяма с прошлой жизнью. И он отчаянно за неё цеплялся. Как утопающий цепляется за тонкую соломинку, считая ее ключом к спасению.

– Я уже говорил, что хочу уволиться, – взгляд Уилла прожигал Алана, – но вы запретили.

– Действительно. Я уже и забыл.

Тон Алана был до того беспечный, а жест, с которым он махнул рукой в воздухе, настолько рассеянным и нескоординированным, что Уильям даже почти поверил в то, что Маккензи действительно забыл об этом маленьком факте.

Но Алан никогда ничего не забывал.

Или же Уилл был слишком невнимательным, чтобы это заметить.

– Вы только что сказали, что три месяца это ничто. Но при этом же считаете, что я могу прийти в себя через шесть месяцев после… после того, как вы вытащили меня из дерьма? – иронично отозвался Уилл, переведя взгляд на проносящиеся за окном дома. – У вас странные понятия о времени, мистер Кёниг.

– Твоя правда, Уильям, – пожал плечами в ответ Алан. – Я привык разбрасываться временем, как некоторые разбрасываются деньгами. Время гораздо более ценная валюта в этом мире. К счастью, у меня его много.

– Много? – Уильям все еще не терял надежды стереть со своего лица удивлённое выражение, но вместо этого чувствовал, как оно вытягивается все больше и больше. – Вы не бессмертны, мистер Кёниг. У вас времени не больше, чем у меня или у вашего водителя.

Сидящий за рулём Джимми гоготнул. Машина плавно свернула на просторный бульвар, и ряды бетонных домов сменились на облетевшие еще прошлой осенью голые деревья. Зелень их крон только через несколько месяцев украсит собой город. Сейчас же их крючковатые ветки пальцами цеплялись за пальто и шляпы прохожих, умоляя согреть под натиском холодных зимних ветров.

Уильям поёжился, порадовавшись наличию в машине обогревателя. Мужчина только недавно встал на ноги после двух дней жара и насморка, и сейчас в его планы определенно не входило вновь заболеть.

Машина стала ехать медленней, позволяя Уиллу рассмотреть пестрящую неоновыми вывесками улицу. Яркие огни отражались в стекле. Они освещали фигуры спешащих по делам людей, запрыгивали под полы тёплых пальто и игрались с дорогими украшениями женщин. Машина замедлялась, и с каждой секундой все более отчётливо было видно стремительно ускоряющуюся с наступлением ночи жизнь Чикаго.

Алан развёл руками, а машина глухо чихнула двигателем, прежде чем вздрогнуть и остановиться около тротуара.

– Что ж, у тебя есть полное право так думать, Уилл, – облачённые в перчатки пальцы любовно оглаживали причудливую лисью морду на месте набалдашника трости. – Впрочем, мы сюда приехали не затем, чтобы рассуждать о быстротечности человеческих жизней. У меня запланирована деловая встреча, на которой я должен быть уже через пятнадцать минут.

Уильям не слушал Алана: все его внимание было приковано к пробегающим мимо людям, – а слова Маккензи только эхом отразились в его голове, чтобы в следующую секунду разлететься крупными снежными хлопьями. Уилл уже забыл, о чем был их с Аланом разговор, и только нахмурился и упрямо поджал губы.

Он знал, что Алан заметил его реакцию, и перевёл взгляд на человека напротив. Маккензи заинтересованно рассматривал Уильяма, склонив голову на бок и постукивая кончиками пальцев по тёмному дереву трости.

– Как твоя семья? – неожиданно поинтересовался Алан. – Я слышал, у тебя были большие проблемы с сестрой. – Хмурый и удивлённый взгляд Уильяма сопроводился вскинутыми бровями, и мужчина едва заметно улыбнулся уголками губ. – Не смотри на меня так! Я не хотел спрашивать у тебя об этом в нашу последнюю встречу, а сейчас самый подходящий момент.

– Если вы пытаетесь быть вежливым, то спасибо. Это уже что-то. – Голова Уилла дёрнулась в подобии благодарного кивка, но взгляд стал холодным и усталым. – Но это немного не подходящее время. Я сейчас не в том настроении, чтобы обсуждать свои семейные проблемы.

– Ты с ней так и не поговорил после Рождества, – снисходительно улыбнулся Алан.

От его мягкого и понимающего взгляда, хотелось либо убежать куда-нибудь подальше, либо выцарапать себе глаза, лишь бы не видеть этой лукавой улыбки в серебристых с темной, почти черной окантовкой глазах.

– Поговорил, – Уильям взял в руки перчатки и начал нервно перебирать пальцами болтающиеся куски кожаного материала. – Дважды. Только этого оказалось мало, чтобы сгладить все возникшие между нами острые углы. Одного сочувствующего взгляда недостаточно, мистер Кёниг, чтобы мне стало легче. Маргарет, она… Теперь она все время бегает за мной и просит бросить все, пока еще не стало слишком поздно.

– Бросить эту работу ты сможешь только вперёд ногами. Не думаю, что твоя сестра хочет опознавать тебя в морге.

В любое другое время Уильям бы рассмеялся над этой шуткой. В ней было все, что когда-то привлекало молодого человека. Вот только прошедшие полтора года вымотали его, он стал нервным и уставшим. Бессонница мучила его все чаще, а если Уильяму и удавалось заснуть, на смену вскрытым на операционном столе людям приходили яркие вспышки алого пламени. Уилл пытался спастись от него, бежал и прятался, но каждый раз палящие языки лизали его ноги, пробирались все выше, пока не охватывали полностью. Иногда вместо снов он видел лишь успокаивающую голую темноту, похожую на звёздное небо бездну, которая в результате все равно взрывалась ярким пожаром, от которого нельзя было спастись.

Уильям сходил с ума.

Или же ему это только казалось?

Алан улыбнулся по-отечески мягко и покачал головой.

– Не принимай все это близко к сердцу, Уилл.

– Вам легко говорить.

Вероятно, едкий тон Уильяма получился чересчур дерзким, потому что Алан нахмурился. Его обычно ясный взгляд потянулся лёгкой задумчивой дымкой, пальцы прекратили отбивать свой ритм, а брови неожиданно расслабились, вернув себе привычную острую форму. Алан молчал, бездумно глядя на лицо Уилла, а затем тяжело выдохнул и произнёс настолько тихо, насколько это было возможно:

– Порой мы говорим болезненные вещи тем, кто нам дорог, потому что боимся. Будущего. Неизвестности. Боимся, что реальность окажется к нам слишком жестока, если мы промолчим, а правда, которая скрывается за этими словами, слишком тяжёлая, чтобы мы могли ее признать. – Его голос отозвался в тишине машины хриплыми сорванными нотками. – Говорим из собственного слепого эгоизма. Но если задуматься – действительно ли это так? Боль отрезвляет. Даже если это боль от чужих слов. Но кого мы пытаемся отрезвить? Их или… себя?

Уильям прикусил щеку, не позволяя себе ответить колкостью. Вместо этого он досчитал до десяти, выдержал пристальный цепкий взгляд Алана, который явно ждал от Уилла какого-то ответа, и нашёл единственное, что могло быть достаточно нейтральным в его ситуации.

– Как же это в духе людей. – Уильям улыбнулся, и от этой улыбки его лицо свело болью.

Алан медленно кивнул в знак согласия.

– Да, Уилл. Люди – удивительные создания. Этого у них не отнять.

Джимми нетерпеливо кашлянул, и этот простой жест вывел Уильяма из охватившего его состояния транса. Только сейчас Уилл понял, что его тело практически онемело. Пальцы не слушались его, губы высохли и будто потрескались, а сердце билось слишком медленно. Белл осторожно повёл головой, с облегчением для себя обнаружив, что власти над своим телом он все еще не потерял.

Проезжавшая мимо машина громко засигналила, и Уилл вздрогнул от неожиданности, почувствовав, как по телу забегали маленькие острые иголочки. Он перевёл взгляд на переливающуюся огнями вывеску театра и спокойно, даже несколько иронично выдохнул:

– Вы вроде бы очень торопились, мистер Кёниг.

Неловкая попытка Уильяма сменить тему лишь развеселила Алана. Мужчина попытался спрятать свою улыбку в тени шляпы, склонив голову и рассматривая свою трость, но ничто в этом свете не могло скрыть веселья Алана Маккензи, если он действительно был рад. Он несколько раз сдавленно усмехнулся, с блаженным видом прикрыл глаза, словно убеждая себя в чем-то, и наконец отложил в сторону трость.

– Как ты думаешь, что самое главное при ведении переговоров, Уилл?

Это было не то, что Уильям ожидал услышать от Алана. Удивление вперемешку с подозрительностью охватили мужчину, и он заинтересованно уставился на Маккензи, перебирая в голове все подходящие варианты ответа.

– Эм, дипломатия? Тактичность? Вежливость? – Уилл задумчиво прикусил нижнюю губу.

– Нет, Уилл. Главное, чтобы «Томпсон» не заклинило.

Алан громко расхохотался и смахнул выступившие с глаз слезинки. Уильям вторил ему, но его смех был скорее похож на неловкое кряканье молодой утки, едва обрётшей голос. От слов Алана по спине Уилла пробежал холодок, и мужчина вспомнил, кто перед ним сидит и почему не смеяться над его шутками было бы дурным тоном. Впрочем, сейчас от Алана веяло спокойствием и радушием, и Уилл не торопился нарушать это хрупкое спокойствие безумца.

Смех Алана перешёл сначала в хрип, а затем мужчина громко закашлял. Он согнулся пополам. Его тело сотрясали низкие тяжёлые приступы, но Уильям не торопился броситься Алану на помощь. Внутренний голос говорил ему, что жест милосердия все равно останется без ответа, а Маккензи и сам неплохо справлялся с внезапно одолевшим его приступом. Его лицо покраснело, глаза заслезились и налились кровью, а каждый вырывавшийся из горла хрип разрывал нежные стенки своими заострёнными шипами. Алан кашлял все громче и громче…

…пока все неожиданно не прекратилось.

Еще раз осторожно прочистив горло лёгким покашливанием, Алан бросил взгляд на наручные часы и нахмурился.

– Это, конечно, шутка, но в каждой шутке есть доля шутки. Так ведь говорят? – он поднял взгляд на Уильяма и взял в руки трость. – Что ж, уже почти время. Опаздывать – худшее, что может сделать человек моего положения.

Озадаченность Уилла читалась не его лице. Врач с интересом рассматривал как и прежде светлую кожу Алана, на которой не осталось ни малейшего признака недавнего приступа. Его взгляд пристально изучал каждую деталь безмятежно спокойного лица Маккензи, запоминал каждую мелочь в его образе, чтобы сравнить с тем, каким Алан будет уже через несколько часов или минут.

Острый подбородок Уилла разрезал воздух, и Белл схватил с сиденья перчатки, принявшись натягивать их на руки, уверенным и привычным движением.

– Итак, что мы будем делать на этой деловой встрече?

– Мы? – брови Алана взлетели вверх, глаза удивлённо округлились, а рука так и замерла на полпути к дверной ручке. – О нет-нет. Ты, Уильям, – он пальцем указал на молодого мужчину, – сидишь и ждёшь меня вместе с Джимми в машине. А я в это время поболтаю с моим скользким другом. Мне не нравится, как он в последнее время ведёт свои дела. Это доставляет мне некоторый… дискомфорт.

Дискомфорт. Алан часто говорил подобные слова, но Уильям никогда не обращал на это должного внимания. Сейчас же мужчина заметил, как лицо Алана едва заметно для обывательского взгляда исказилось от боли и отвращения, взгляд потемнел, а пальцы сильнее сжались в кулак.

– Что ж, жди меня здесь, – предупреждающе кашлянув, Алан поправил шляпу и открыл дверь. – Постараюсь не задерживаться надолго.

Дверь в салон захлопнулась быстрее, чем Уилл успел что-то возразить, и Алан насмешливо, с улыбкой помахал ему в окно. Шаги Алана были быстрыми и мелкими, и уже через минуту он скрылся за тяжёлыми дубовыми дверьми. Мёрзнувший на улице швейцар учтиво поклонился Алану, прежде чем закрыть за ним дверь, а следующий лакей, ожидающий гостей внутри, столь же боголепно принял из рук Маккензи шляпу и пальто. Трость Алан оставил при себе.

Уильяму пришлось напрячь своё зрение, чтобы разглядеть все это через запотевающее окно машины, которое он то и дело протирал рукой, и разноцветный витраж ресторана.

Джимми молча насвистывал себе под нос популярную мелодию, то и дело бросая на Уилла взгляд в зеркало, так что через несколько минут он не выдержал и попытался завести разговор, тайно надеясь, что водитель Алана окажется неразговорчивым и ситуация разрешится сама собой.

Как же Уильям в тот момент ошибался.

– Ты давно работаешь с мистером Кёнигом?

Уилл наклонился вперёд, натягивая на лицо самый заинтересованный вид, на какой он вообще был способен. Джимми тут же встрепенулся, и по его воодушевлённому виду, Уильям понял, что допустил огромный промах, заведя этот разговор.

– Уже почти десять лет, – гордо отозвался мужчина и вскинул подбородок, тут же поспешно добавив: – Он вообще-то и сам хорошо водит. Но несолидно приезжать на встречи самостоятельно. Никто не поймёт подобного. А ты знаешь, что такое имидж босса в наше время. – Уилл послушно кивнул. – Да и одному находиться опасно. Я до сих пор не понимаю, почему он не наймёт себе парочку крепких парней для дополнительной охраны. Время неспокойное.

– А когда оно было спокойным? – заметил Уилл. – По мне последние двадцать лет с самого окончания войны – чистое безумие. А кризис окончательно добил умирающий старый мир… К тому же парни не помогут тебе, если твою машину подорвут.

– Это правда. Когда я только пришёл к нему на службу еще ничего было. По крайней мере, банды не были столь наглыми и не нападали в открытую средь бела дня. А потом несколько нападений на местных шишек, День святого Валентина и массовые облавы. Удивляюсь, как нас это миновало.

– Да… – Уильям выглянул сквозь окно на улицу, а затем резко встрепенулся, словно по его телу пропустили мощный электрический разряд. – Стоп. Ты сказал, что работаешь на него уже почти десять лет? Ты не местный?

– Что? – Джимми нахмурился, бросив на Уилла непонимающий взгляд. – Нет. Я родился и вырос в Ист Сайде. Ты не найдёшь большего чикагца, чем я. Уж поверь мне.

– Но мистер Кёниг говорил мне, что он в городе недавно.

– Ты сам его слышал, – Джимми лениво развалился на кресле и оглянулся на Уильяма через плечо. – Видимо, десять лет пролетели для него, как один день. Такое бывает, когда все время работаешь. Ты и сам должен это знать. Не думаю, что твои смены и операции тянутся бесконечно долго.

– Иногда тянутся.

Уильям задумался. Слова Джимми осели в его голове и прочно вгрызлись своими корнями в изголодавшийся по новой информации мозг Уилла. Алан убедил Уильяма в том, что он в городе совсем недавно и именно по этой причине ему так необходима помощь шулера, вхожего во все самые сладкие слои общества. Теперь же все виделось Уиллу под другим, острым и резким углом. Уильям мог бы почувствовать себя обманутым и использованным. Но он не сделал еще ровным счётом ничего из обозначенных Аланом заданий, чтобы попасться в ловушку собственных метаний.

Но оставаться без ответов Уильям тоже не хотел.

– Не нравится мне все это. – Пальцы плотней переплелись между собой, натягивая на руках перчатки. – Ты подожди тут, Джимми, а я пойду за ним.

Водитель обернулся к Уильяму всем корпусом и нахмурил редкие светлые брови.

– Эй, босс сказал сидеть и ждать. Значит, надо сидеть и ждать.

– Ты всегда так безоговорочно слушаешься его?

– Он мне за это платит, – гоготнул Джимми. – Я больше удивлён, что он таскается с тобой. Ты ничего не умеешь. Стреляешь? Нет. Смыслишь в наших делах? Нет. Ты нашёл себе проблемы, а боссу пришлось тебя вытаскивать. Ты даже сейчас идёшь против его приказа! Я считаю…

– Можешь оставить своё мнение при себе, – резко оборвал его Уильям. – Не тебе решать, кого он берет на работу. И уж тем более не тебе осуждать его решения.

Ставший неожиданно холодным взгляд Уилла окатил водителя ушатом ледяной воды, а слова вонзились маленькими раскалёнными кинжалами. Джимми стушевался и отвернулся, уставившись на стоящую впереди машину.

– Жди здесь. Я скоро вернусь. – Уилл водрузил на голову шляпу и открыл дверь.

– Эй!

– Жди. Здесь, – тщательно разделяя каждое слово, повторил Уильям. – Если понадобится твоя помощь, нужно, чтобы ты был наготове.

– Ладно. Но я тебя отговаривал! – с важным видом воскликнул Джимми и тут же гораздо тише добавил: – Это если босс спросит.

– Боже, Джимми.

Уилл закатил глаза, чувствуя, что еще несколько мгновений в компании этого человека, и он приставит себе к виску пистолет.

– Что?

– Непременно передам ему твои слова.

Он захлопнул дверь слишком быстро, чтобы Джимми смог сказать ему что-то еще, и в спину ему прилетела приглушенная ругань оставленного в одиночестве водителя. Уилл остановился перед входом в пестрящий огнями ресторан. Ни одна из имевшихся у него в запасе причин посетить сегодня вечером это заведение не могла бы смягчить сурового швейцара на входе, вцепившегося в Уильяма своими маленькими черными глазами.

Машина возмущённо зарычала за спиной Уилла, и он обернулся. Джимми бросил на него уничтожающий взгляд и вывернул от тротуара, завернув в ближайший переулок.

Шальная мысль озарения тут же вспыхнула в голове у Уильяма, схватившегося за неё, как за спасительную соломинку. Пальцы скользнули по краю полей фетровой шляпы, мелкий снег под ногами захрустел, и Уильям уверенным шагом подошёл к швейцару.

– Я от мистера Куэрво.

Тон Уилла был уверенный, а голос низкий. Он отчеканил слова, как будто стрелял в тире, и надеялся, что они произведут должное впечатление. Швейцар встрепенулся, обвёл Уильяма взглядом, каким иной дворецкий не удостаивает худшего работника поместья или же дома, и распахнул перед ним входную дверь.

Просторный холл встретил Уильяма полукрасными приглушенными тонами, облачёнными в незнакомую ему восточную одежду и смешными палочками в волосах, которые были так модны каких-то десять лет назад. Это было не совсем то, чего ожидал Белл, но загадочные иероглифы вместо вывески и китайские фонарики зародили в нем семя подозрения, что встреча будет проходить в одном из новых и экзотичных ресторанов города.

Ароматы благовоний дурманили разум. Музыка тихой, ласкающей слух волной доносилась откуда-то из глубины здания, и Уильям хотел было уверенно направиться на запах ароматной пищи и звонкий смех девушек, но путь ему преградил низенький лакей. Его внешность была вполне обыденной, и он сам казался диковинкой в этом царстве Азии.

– Пройдёмте, мистер…

– Белл.

Лакей, – или же это был метрдотель? Уильям не слишком хорошо разбирался в их названиях, – снисходительно улыбнулся и еще раз повторил его фамилию, словно бы она ему о чем-то говорила. Мужчина медленно кивнул самому себе и что-то чиркнул в своём толстом журнале. Лакей не стал медлить и тут же передал снятое с Уильяма пальто и шляпу подоспевшему пареньку в смешной шапочке, а сам тем временем жестом позвал Уилла следовать за ним.

Ресторан встретил Уильяма выкриками труб, перекрикиваниями людей и ароматом сытной пищи, приносимой на подносах официантами. Он следовал за семенящим мелкими шагами мужчиной, уворачивался от официантов и сдержанно улыбался разодетым в пёстрые платья дамам. Китайский ресторан всеми силами напоминал людям о счастливой и свободной жизни, а гости не торопились возвращаться обратно на улицу, на морозный ветер Чикаго.

К счастью Уильяма и его огромному удивлению, единственный свободный столик оказался в самой отдалённой части ресторана за несколькими слоями тяжёлых штор и китайского шелка. Он опустился за стол, и ему тут же вручили меню. Метрдотель развернулся на каблуках и бросил единственное: «Я вернусь через десять минут», – прежде чем уйти в зал.

Уилл поджал губы и подавил рвущийся наружу смешок. Приказной тон мужчины позабавил его. Словно бы они были не в ресторане, а в военной столовой и время на еду было строго регламентировано уставом. Уильяму даже на мгновение захотелось оттянуть все и сделать свой заказ через пятнадцать минут, но от этой мысли его оторвал знакомый голос, полный неподдельного раздражения и нетерпения, раздавшийся из-за соседней тканевой стенки.

– …у вас нет товара? Что это все значит, мистер Райт? Может, мне стоит напомнить вам, что это вы на меня работаете, а не наоборот? Я трачу на вас своё время, чтобы услышать, что вся партия бесследно исчезла где-то на границе? Что я должен в этом случае думать?

Уильям втянул голову и прислушался.

– Я уверен, что все разрешится в ближайшее время, – второй голос был ему незнаком. Высокий и истеричный, он напоминал ему голос разъярённой женщины, заставшей своего мужа в постели с любовницей, но никак не собеседника Алана Маккензи. – Не произошло ничего серьёзного. Вам прекрасно известно, что иногда поставки задерживаются. Сроки могли сдвинуться из-за… некоторых задержек на таможне, но я уверен, что наши люди во всем разберутся.

– Ваши люди? – полным скепсиса голосом поинтересовался Алан. – Смею вам напомнить, мистер Райт, что эти ваши люди уже на три месяца задерживают обещанную партию. Я могу покрывать убытки еще какое-то время, но все простаивает, потому что ваши люди облажались.

Уильям не видел ни Алана, ни его собеседника, но от тона мистера Маккензи – или же мистера Кёнига, как он непременно представился метрдотелю, – в животе появилось давящее и скручивающее ощущение, а нос заложило, как если бы сейчас из него пошла кровь. Толстая тканевая стенка не могла оградить Уильяма от тяжёлой ауры Маккензи. Буквы в меню плыли перед глазами, пальцы начали неметь, а на языке появился металлический привкус.

Алан Маккензи был в ярости, и Уилл чувствовал это каждым миллиметром своей кожи.

– Я не потерплю такого отношения к работе, – что-то чиркнуло, и раздалось тихое шипение. – Я уже не раз вам это говорил.

– Такого отношения? – искренне удивился мистер Райт и громко кашлянул несколько раз. – Мистер Кёниг, если вы еще не забыли, то за все время нашего с вами сотрудничества, у вас не было к нам ни единого замечания.

– Не было. Ваша правда, мистер Райт. – Алан улыбнулся. В этом не было ни малейшего сомнения. По крайней мере, Уильяму хотелось так думать. – Но всему когда-то приходит конец. Даже порядку. Вы меня разочаровываете. А это не лучший способ благотворно влиять на наше сотрудничество.

Тишина давила, и Уильям оттянул ставший неожиданно тугим воротник. Пальцы сами нашли петлю галстука, ослабив эту удавку, а затем скользнули выше, зарываясь в растрепавшиеся тёмные волосы. Алан сказал что-то еще мистеру Райту, но вместо его слов Уилл услышал лишь взрывы фанфар и громкий смех женщин за своей спиной в другой «комнате».

– …Вы хотели еще о чем-то поговорить? – донеслось до Уилла, как только трубы стихли. Трость Алана с раздражением ударилась о ножку стола. Или же стула. – Насколько я помню, по телефону вы очень настойчиво напрашивались на эту встречу. – Алан на мгновение замолчал, а потом резко бросил: – Вас что-то беспокоит, мистер Райт?

Уильям прислушался, мягко перевернув страницы объёмного меню – ни одно название не было ему знакомо, а некоторые позиции и вовсе были описаны иероглифами, ставя Уилла в тупик.

Собеседник Алана что-то невнятно пробормотал и прочистил горло негромким покашливанием. Проходивший мимо официант неловко задел ткань, и она на мгновение приоткрылась. Но и этих секунд хватило, чтобы Уильям смог разглядеть сидящего к нему спиной Алана и тощего, иссохшего не по годам человека напротив него.

– Да. Мне немного неприятно об этом говорить, но эта наша с вами сделка была последней. Я был рад с вами работать. Но вы и сами знаете, что это просто бизнес.

Алан ответил не сразу. Он молчал, и брошенные его собеседником слова висели в воздухе, несомненно давя на хрупкие плечи сухого и ссутулившегося мужчины в черном деловом костюме.

– Вот как, – разочарованно просмаковал эти два слова Алан. – Что ж, вы правы. Это всего лишь бизнес. И что заставило вас прийти к решению выйти из нашего договора? Еще и в столь… неподходящее время. Или это вы тоже предпочтёте сохранить в секрете? Как и все те маленькие делишки, что вы проворачивали за моей спиной.

– Да, – согласился с Аланом мистер Райт и тут же взволнованно пробормотал: – То есть нет. Я не представляю, о чем вы говорите, мистер Кёниг.

– Да бросьте, мистер Райт, – стул Алана скрипнул, а каблук ботинка ударил по каменному полу. – Я знаю, какую роль вы сыграли в деле доктора Белла. Должен сказать, что со своей работой вы справляетесь поистине великолепно. Давно я не встречал таких профессионалов.

Маленькие волоски на шее Уилла встали дыбом, а по позвоночнику пробежал могильный холод. Пальцы с силой вцепились в меню, сминая края дешёвой газетной бумаги, а губы через силу разомкнулись, чтобы кончик сухого языка пробежал по обветренной коже. Мистер Райт. Уильям не помнил этого имени и не знал беседовавшего с Аланом человека. Но упоминание его фамилии взволновало Уилла так же, как слова Алана мистера Райта.

Уилл не имел ни малейшего представления, кто этот человек и какую роль он сыграл в его жизни.

– Вы мне льстите, – елейным тоном протянул Райт.

– Ничуть. Так что с вашим выходом на пенсию? Собираетесь переехать за город и выращивать цветы? Неужели столь скучное занятие может привлекать такого человека, как вы?

– О нет. Нет. Мне… сделали одно заманчивое предложение.

Официант прошаркал ногами мимо стола Уильяма, и все затихло, словно в ожидании возможности взорваться неизбежностью и снести все на своём пути. Трость Алана заскрежетала по полу, стул скрипнул, и мужчина тяжело выдохнул, звякнув застёжкой портсигара.

– Что ж… Сколько?

– О чем вы?

– Сколько вам предложили? Я дам больше.

– Нет-нет, послушайте…

– Это вы послушайте, мистер Райт, – холодно отчеканил каждое слово Алан. – Я не поверю, что кто-то предложил прокурору штата больше, чем ему могу дать я.

Мистер Райт замешкался и затем невнятно промямлил:

– Это предложение от одного моего хорошего друга.

Алан хмыкнул, снова чиркнув спичками. Сладковатый дым полетел в сторону Уильяма, и ему пришлось задержать дыхание, чтобы туман не подёрнул пеленой его разум, а сознание не ускользнуло сквозь пальцы мелким песком.

– А те милые сотрудники Бюро в паре столиков от нас – тоже ваши друзья? Или они зашли сюда попробовать азиатские деликатесы?

– Откуда вы…

– Вы же не думали, мистер Райт, что я пойду на встречу, даже не удостоверившись в ее безопасности. Так сколько вам предложил ваш… друг?

Прокурор кашлянул, но этот кашель был больше похож на неловкое кряканье загнанной в капкан утки.

– Он попросил встретиться с вами.

Алан рассмеялся.

– И вы согласились встретиться со мной, чтобы сказать о прекращении нашего сотрудничества? Право, мистер Райт. Вы казались мне умным человеком.

– Д-да, я… я понимаю, как это выглядит со стороны.

– Неужели? Тогда позвольте мне прояснить для вас некоторые детали…

– Вы готовый сделать свой заказ?

Официант возник над Уильямом неожиданно и своим громким вопросом заглушил голос Алана. Уильям спешно замотал головой и попытался жестами намекнуть официанту на то, что он несколько невовремя и пусть подойдёт через пару минут, но тот продолжал нависать над ним отвесным утёсом и не сводил с Уилла взгляда, ожидая его решения относительно предполагаемого приёма пищи.

Уилл раздражённо выдохнул и почти что прошипел, стараясь понизить голос и молясь, чтобы его не услышали за стенкой:

– Нет, мне нужно еще несколько минут.

Высокий мужчина недовольно поджал губы и ушёл прочь, оставляя Уильяма наедине с бешено колотящимся сердцем и неожиданно удушающей тишиной со стороны Алана и его сегодняшнего собеседника. Уилл прислушивался, но вместо голосов слышал лишь тишину, сквозь которую иногда до него доносились невнятные обрывки чужих слов, разобрать которые Уилл был не в силах.

Его взгляд вновь метнулся к раскрытому меню, пробегаясь по бессмысленным закорючкам и квадратикам. Уилл усмехнулся: «Кому вообще могло прийти в голову составлять меню исключительно на китайском даже не в китайском квартале?» – а затем перелистнул очередную страницу…

…вместе с очередной страницей своей истории.

Выстрел раздался неожиданно, прорезал собой воцарившуюся тишину и разрушил уютный кокон Уильяма, в котором тот просидел несколько минут. Вслед за звонким хлопком раздалось недовольное «Ай!» и послышался полный обиды голос Алана:

– Какая неприятность! Мне так нравился этот костюм!

Уильям не успел среагировать, как раздалось несколько идущих подряд выстрелов и что-то тяжёлое и грузное повалилось на пол. Послышался звон разлетающихся на мелкие осколки бокалов, сдавленная ругань Алана, и топот засуетившихся вдалеке официантов. Музыканты заиграли громче, перекрывая раздающиеся редкие выстрелы, а тканевая занавеска захлопала, как если бы ее безуспешно пытались убрать в сторону.

– Уильям, выходи! Я знаю, что ты там!

Но вместо того, чтобы дождаться уже сорвавшегося с места Уилла, Алан сам ввалился к нему в «комнатку». Револьвер в руке Маккензи все еще дымился от выстрела. Мужчина немного пошатывался, а под его расстёгнутым пиджаком черной бездной виднелось отверстие от пули. Его взгляд потемнел, края радужки стали практически черными, и Алан почти заскрежетал зубами. Желваки под кожей заходили, и прошло несколько бесконечных секунд, прежде чем Алан разомкнул губы.

– Уильям, какая часть из фразы «Сиди и жди меня в машине» тебе была непонятна?

Уилл замер. Стоило догадаться, что все обернётся именно подобным образом, но удивление, растерянность и непонимание перемешались внутри Уильяма в такой безумный коктейль, что мужчина мог только стоять и разводить руками, пытаясь сказать хоть что-то в своё оправдание.

Алан резко вскинул руку.

– Я был бы очень рад сейчас с тобой поговорить, но…

Алан осёкся и покачнулся. Лёгкий порыв ветра распахнул его пиджак, открыв Уильяму возможность рассмотреть расползающееся багровое пятно на груди. Алан растерянно осмотрел свою одежду, вскинул в удивлении светлые брови и, побледнев, полным энтузиазма голосом пробормотал:

– Какая неприятная неожиданность.

– Мистер Кёниг!

Алан повалился навзничь, зацепив деревянный стол, за которым до этого восседал Уилл, и опрокинув его. Брошенное меню захлопало своими страницами и плавно спланировало на пол рядом с Аланом, которого успел подхватить Уилл. На поверку мистер Маккензи оказался намного тяжелее, чем Уильям себе представлял. К тому же он активно сопротивлялся и отмахивался от Уилла револьвером, упрямо мыча и мотая головой.

Звуки стрельбы становились все отчётливей. За шёлковой стеной раздался топот разбегающихся гостей. Цокот чьих-то каблуков раздался совсем рядом и тут же замолк, прерванный автоматной очередью. Уилл оттащил Алана в сторону за секунду до того, как ряд маленьких разрозненных отверстий добавил в шёлке вентиляции и пули выбили из стены штукатурку.

Хрустальные бокалы разлетались мелким фейерверком, а плафоны дорогих люстр вторили им в воцарившейся какофонии звуков – доносившиеся до Уильяма шум и гомон выкрикивающих проклятья голосов хорошо описывали царившее в зале безумие. Кто-то пробежал мимо их укрытия, и Алана как назло громко застонал, придя в себя. Сердце Уилла замерло, ожидая закономерного конца, а мозг отчаянно бился в попытках найти выход из ситуации.

Негромкое «Тш!» – и ладонь Уильяма уверенно накрыла рот Алана, который уже хотел выразить своё возмущение тем, как его грубо и бесцеремонно держат под руки. На дне серебристых глаз плескалось удивление, а взгляд кричал, что до следующего утра Уилл точно не доживёт – Алан об этом лично позаботится.

Шаги за шёлковой стенке затихли. Осколки хрустели под размеренными шагами, и Уильям боялся дышать. Любое неловкое движение могло выдать их присутствие. Уилл мысленно закатил глаза, потому что больше выдать их расположение, чем стенания раненого Алана, вряд ли что-то могло.

Черные острые носки ботинок уже хорошо виднелись из-под края занавески. Ткань заколыхалась от порыва ветра, и чьи-то короткие толстые пальцы схватились за край, собираясь ее отодвинуть, как оглушительный выстрел взорвался в ушах Уилла. Пальцы разжались, отпуская ткань, и тело повалилось на пол, хрустя разбитым стеклом и собственными костями.

Уилл с неподдельным облегчением выдохнул и отнял ладонь от губ Алана. Маккензи многозначительно хмыкнул, разразился тихой бранью и попытался высвободиться из хватки Уильяма. Ослабшее тело мужчины не слушалось его, ноги разъезжались на растекающейся по полу крови, а взгляд блуждал – Алан как будто не понимал, где он находится и что происходит. Левая рука с силой вцепилась в ворот пиджака Уилла, притягивая того ближе – даже слишком близко, как показалось Уильяму.

– За шторой есть черный ход, – Алан улыбнулся и махнул рукой в сторону испещрённой пулями стены, часть которой была прикрыта только сейчас замеченной Уиллом пёстрой занавеской. – Уходи через него.

– Вы мне, конечно, не нравитесь, но я не собираюсь бросать вас здесь.

Алан натянуто улыбнулся ослабевшими губами и схватился за плечо Уильяма, крепко его сжав. Хватка длилась всего несколько мгновений. Алан вздрогнул. Его веки опустились, ноги скользнули по полу, и он отпустил Уилла, повалившись на него всем телом. Револьвер пронзительно звякнул о пол.

– Мистер Кёниг, – растерянно пробормотал Уилл, глядя на побледневшее лицо Алана. – Мистер Кёниг! Вот дерьмо.

Звуки пальбы за спиной становились все хаотичней и надрывней. Бокалы больше не разлетались яркими ослепляющими вспышками. На смену им пришли непрекращающиеся крики женщин, ругань мужских голосов и осуждающие всех и вся пули. «Обыщите здесь!» – и сердце Уилла рухнуло в разверзнувшуюся внутри бездну, ее края с громким хрустом разошлись разрываемыми рёбрами, а рваная рана поглощала все, до чего дотрагивалась.

Закинуть бессознательного Алана на спину было чуть проще, чем когда он все еще был в сознании, сыпал проклятьями и отбивался изо всех угасающих сил. Сейчас же Уилл перекинул Алана поверх плеч, схватил за руки и уже собирался последовать совету начальства и уйти через черный ход, как вспомнил об одной маленькой детали, за которую его точно не погладят по голове.

Чертыхнувшись, Уилл медленными дрожащими шагами нырнул за бордовую шёлковую стенку. Трость валялась на полу подле мёртвого прокурора, и Уильям побледнел. Он бросил короткий взгляд на перекинутого через шею Алана и сглотнул. Во рту пересохло. Колени задрожали, когда мужчина осторожно присел, и пальцы несколько раз выронили трость, прежде чем лиса сверкнула своими драгоценными глазами и уверенно легла в ладонь Уильяма.

Обратно через занавеску, к большому удивлению Уилла, он пролетел достаточно быстро, движимый всего одной единственной целью – поскорее выбраться из этого Ада. Дверь за темной шторой подозрительно легко поддалась, что недвусмысленно намекнуло на ее частое использование, а скрывавшийся за ней коридор был ровный и не слишком длинный, чтобы Уиллу хватило сил дотащить Алана до противоположного конца.

Мороз вцепился в лицо Уилла, когда он вывалился сквозь металлическую дверь и припал щекой к шершавой кирпичной стене. Алана он осторожно опустил на землю, и осел рядом с ним, вглядываясь в бледное лицо Маккензи. Его кожа выглядела тонкой, хрупкой, как старый пергамент. Ресницы едва заметно подрагивали. А с губ спала вся краска, превратив их в серые тонкие полоски. Дыхание Уильяма было хриплым. Оно с болью вырывалось из его груди молочными облачками пара и растворялось под жестокой рукой ветра. Ночь была предательски красивой, а переулок, в котором они сидели – отнюдь нет. Сил идти дальше не было, и на мгновение Уильяму даже захотелось, чтобы их нашли и чья-нибудь шальная пуля прекратила бы все мучения.

Но вместо этого он услышал знакомый рёв автомобиля, и вскоре машина Алана остановилась поперёк переулка. Пар из под колёс плавно плыл в рассеянном теплом свете фар, двигатель чихал на морозе, а дверь с хрустом открылась, выпуская на воздух водителя Маккензи.

Джимми неспешно обошёл машину, не захлопнув дверь, и довольно хлопнул в ладоши, увидев сидящих на снегу Уильяма и Алана.

– Так и знал, что он выйдет этим путём!

– Джимми, – Уилл зашёлся хриплым кашлем, поднимаясь по стенке на ноги, – скорее.

– Что случилось?

Водитель подбежал к ним, и Уилл осознал всю трагичность ситуации. Ростом Джимми был даже ниже Алана, а телосложение заставляло задуматься о плохом питании в детстве. Надеяться, что он сможет сделать то, о чем собирался попросить Уильям, было наивно, но все же Уилл потянул на себя Алана за руку и удостоил Джимми долгого взгляда.

– Он стоял разговаривал со мной, – прокряхтел Уилл, перекидывая руку Алана себе через шею, – а потом просто повалился на землю. Помоги затащить его в машину. Мне нужно его осмотреть. А тебе – увозить нас поскорее. Уверен, скоро здесь будет не протолкнуться от копов.

– Просто повалился? Или упал на тебя всем телом? – Джимми, кажется, не заметил в темноте расползшегося по груди Алана пятна и подхватил его под другую руку, тут же просев и поперхнувшись воздухом. – Какой он тяжёлый. Как ты его вообще дотащил?

– А ты думал, с его характером он будет весить как девушка на выданье? Смешной ты, Джимми.

– Это ты просто мою кузину не видел. Я бы не рискнул на ней жениться.

Джимми мерзко рассмеялся.

Несколько метров до машины показались Уильяму бесконечными. Джимми то и дело спотыкался, перетягивал на себя еле дышащего Алана и отпускал сальные шуточки о своей сестре и бывших. Если бы у Уилла были свободны руки, он бы непременно подправил и без того отталкивающее лицо водителя. Приплюснутый картошкой нос, тонкие губы и большие навыкате глаза напоминали Уильяму одного знакомого из далёкого детства, с которым никогда не получалось наладить отношений. В какой-то момент Уилл даже подумал, что этот Джимми и есть мальчик из детства, но эта мысль довольно быстро вылетела из головы мужчины.

Они остановились перед машиной, и Джимми неловко нажал на ручку двери, отскочившую со звоном. Водитель громко выругался, в ярости пнув заднее колесо машины. Уильям бросил взгляд на оставленные волочащимися ногами дорожки на снегу, которые непременно выдадут их, и развернулся, отодвинув Джимми. Пальцы обхватили холодный металл, и он нажал на ручку, выпустив из салона тёплый сладковатый воздух.

Джимми недоверчиво заглянул внутрь, оценивающе обвёл взглядом Алана и покачал головой.

– Он не поместится на заднем сиденье.

– Придётся постараться, чтобы поместился, – негромко рыкнул Уильям и потянул на себя Алана. – И побыстрее.

Уложить Алана на заднем сидении им удалось только с третьей попытки. Полупосадив Алана к окну, Уилл закинул его ноги на противоположное сиденье и опустился рядом. Джимми тут же поспешил вернуться на своё место. Он нервно протёр зеркала рукавом и обернулся к Уильяму, одной рукой хватаясь за руль, а другой за рычаг коробки передач.

– Везти к боссу домой?

– Да… То есть нет, – спохватился Уильям и еще раз уверенней добавил: – Нет. Вези ко мне.

– В Линкольн Парк? – Джимми щёлкнул переключением передачи, и машина медленно тронулась, выписывая полукруг по переулку.

– А есть еще варианты? Мистеру Кёнигу нужна помощь. Не думаю, что у него дома найдутся нужные приспособления.

– О, чего только у него нет.

Нос машины заскрежетал о кирпичную кладку, и Джимми раздражённо зарычал, дёрнув на себя рычаг. Машина медленно отъехала назад, заворачивая задом направо, и Джимми снова хватился за управление, наконец направляя автомобиль на выезд из переулка. Машину дёргало и трясло каждый раз, как Джимми ускорялся и на секунду задерживал рычащую машину на предыдущей ступени. Повороты заставляли Уилла хвататься за обивку дверей и спинку сиденья. А голова Алана то и дело безвольно стукалась о стекло.

– Только не смейте умирать вот так вот, – пробормотал Уильям, отмеряя медленный и редкий пульс Алана. – Вы еще не оплатили мне квартиру за следующий год. Я не позволю вам так легко сдаться.

Город проносился за стёклами окон, новомодные высотные здания сменялись одноэтажными домиками, а Уильям все сильнее вдавливал пальцы в кожу запястья Алана, впивался в него ногтями, пытаясь ухватиться за ускользающий от него пульс. Несколько раз их выносило на тротуар, и Джимми тут же резко выкручивал руль, отчего Уиллу приходилось ловить Алана, как куклу. Несколько пожарных гидрантов оставили вмятины на корпусе машины, а права фара была разбита и теперь лишь тускло мерцала в темноте.

– Долго еще?

– Почти приехали, – Джимми махнул на Уильяма рукой. – Я выжимаю все, что можно из этой малышки.

Уилл потёр переносицу и зажмурился.

– Почему машины такие медленные?

– Ну, знаешь ли, – возмущённо запыхтел Джимми, выкручивая руль вправо. – Тут четыре ступени. Ее только недавно выпустили. Новинка, так сказать. Мистер Кёниг лично ее выбирал.

– Я рад, но это не отменяет того, что сейчас мы плетёмся как черепахи.

Джимми смерил Уильяма в зеркало заднего вида укоризненным взглядом и резко остановил машину. Уилл упал на противоположное сиденье, а Алан звучно стукнулся головой о стекло, оставив на нем жирное пятно.

– Приехали, – сухо отрапортовал Джимми, не глядя на Уилла поправляя перчатки на руках.

– Помоги его перенести.

Лицо Джимми исказилось от удивления, когда он поднял взгляд и встретился глазами с глазами Уильяма. Мужчина поджал губы. Машина громко закашлялась на морозе и затихла,в последний раз чихнув, чтобы затем выпустить Джимми из своих тёплых объятий.

Всю дорогу до входной двери Уилла не покидало чувство, что Джимми словно бы делает ему одолжение, помогая перенести едва дышащего Алана из машины. Было ли это непонимание стараний Уильяма или же Джимми уже мысленно искал себе другую работу? Уилл не знал ответа, но мог лишь догадываться по ставшему неожиданно безразличным взгляду, по плотно сомкнутым в строгую официальную полоску губам и по обременённому выражению лица. Джимми было в тягость тащить на себе Алана, и этот контраст на фоне его энтузиазма в переулке полчаса назад, пугал, нет, удивлял Уилла.

Входная дверь легко поддалась Уильяму, и они ввалились в тёмный коридор. Пальцы сами нащупали небольшой выключатель, и одна единственная лампочка вспыхнула мотыльком в ночном покрывале.

Джимми присвистнул и усмехнулся:

– Да, не густо у тебя добра-то.

Пустой коридор, в котором они пытались развернуться, грустно взирал на непрошенных гостей небольшим шкафом, вешалкой для пальто и старым стулом. До люстры руки у Уилла так и не дошли, а лампочка сменялась гораздо быстрее. Причудливые настенные светильники были свалены в кучу в углу около гостиной, поблёскивая хрустальными украшениями, а на небольшой тумбочке стояла одна единственная фотография в богатой золотой рамке.

Жизнь в больнице наложила на Уильяма свой отпечаток. А проведённое в тюрьме время научило обходиться и без того неприхотливого в быту мужчину еще меньшими затратами.

– Клади его на стол, – приказным тоном протянул Уильям, как только они втянули Алана на кухню. Перехватив Алана под руки, Уилл уложил его на спину и поспешил помочь Джимми закинуть неподъёмные ноги на стол. – Да, вот так.

– Еще нужна моя помощь?

– Нет, – Уилл бросил взгляд на мерно щелкающие настенные часы. – Уезжай побыстрее и убедись, что мы не наследили слишком сильно. Я смогу объяснить полиции лужу крови перед входной дверью в случае чего. Но я бы предпочёл обойтись без допросов.

– Не волнуйся, – Джимми широко улыбнулся, и Уильяму почудилось на мгновение, что в этой улыбке было все, кроме искренней поддержки. Яд, издёвка и непонятное Уиллу торжество смешались в безумный коктейль на лице Джимми. – Мистер Кёниг держит меня не только за мои выдающиеся способности шофёра.

Джимми исчез, даже не хлопнув дверью. Он легко растворился в воздухе, оставив Уильяма один на один с едва дышащим Аланом и разъедающим все внутренности чувством вины. По правде говоря, сам факт того, что Алан все еще дышал вводил Уильяма в странное исступление. Все его знания, весь его небольшой, но ценный опыт говорили, что невозможно оставаться живым, когда почти вся кровь покинула тело, а сердце бьётся настолько слабо, что даже вскрой ты кожу и мышцы – вряд ли увидишь пульсацию в венах.

Но Алан Маккензи все еще был жив.

Пиджак и рубашка разлетелись маленькими пуговками вскоре вслед за ними отправилась и рубашка, открыв Уильяму доступ к ране Алана. Не нужен был рентген-аппарат, чтобы понять – все попытки спасти его жизнь будут тщетны, но Уильям зачем-то попытался вытащить пулю. Рана хлюпала кровью, а мягкие желейные ткани обхватывали пальцы Уилла, пока он пробирался все глубже. Он чувствовал, как рядом изредка раздаются слабые удары сердца, а пуля словно ускользала от него.

– Давайте же. Еще не пришло ваше время. Я в этом точно уверен.

Он схватил цепкими и ловкими кончиками что-то продолговатое и холодное и резко выдернул руку. Пуля поблёскивала в свете ламп своей черной поверхностью, и Уильям поднёс ее поближе. Крупная и гладкая, она была сплошь покрыта темной маслянистой жидкостью, как и пальцы Уилла. Пуля была холодной, хоть и находилась так долго в теле Алана, и стоило Уиллу чуть сдавить ее, как она разлетелась мелкой пылью, заставив Белла отшатнуться от стола и с ужасом уставиться на свою руку. Масло медленно стекало с его кончиков пальцев и жирными каплями опадало на пол. Оно не было похоже на кровь. Уильям никогда не видел подобного и просто пялился на блестящую в темноте руку, пока не вспомнил о лежащем на столе Алане.

Схватив полотенце, он тут же попытался оттереть тёмное масло, но оно лишь больше размазалось по его руке. Отбросив в сторону ткань, Уилл примерился к груди Алана и положил ладони друг на друга, молясь всем известным богам, чтобы стол выдержал подобное обращение с собой.

– Ну же.

Уилл несколько раз с силой надавил на грудь Алана и припал к его губам, выдыхая в рот воздух, но сердце все так же продолжало затихать, как бы сильно Уильям ни давил на него. Стол надрывно скрипел и раскачивался из стороны в сторону, его ножки подкашивались, и вся импровизированная операционная вот-вот должна была развалиться от прикладываемых Уильямом усилий по реанимации – по правде говоря, это была не самая его сильная сторона, – но в какой-то момент Алан хрипло застонал, вскинул на секунду руку и затих, оставив Уилла один на один с надоедливым тиканьем часов.

– Черт! – негромко прорычал Уильям, опершись руками о край столешницы, и бросил взгляд на наручные часы. – Время смерти – одиннадцать часов пятьдесят три минуты после полудня.

Чувство тоски разрывало Уильяма. Приход Алана Маккензи в его жизнь принёс с собой только беспокойство и тревогу, и его уход должен был принести Уиллу облегчение. Но вместо этого мужчина чувствовал болезненную горечь. Привык ли он к Алану Маккензи? Определенно нет. Но отрицать, что с ним в жизни Уильяма появились новые неизведанные впечатления, он определенно не мог. Он смотрел на серое лицо Алана, на его выцветшие губы и на острые черты лица, пытаясь найти малейшую деталь, что смогла бы сказать, что он дышит и сейчас вновь распахнёт свои глаза. Но Алан лежал неподвижно. Еще один человек в списке тех, кого видел Уильям в последние секунды их жизни. Пустота давила, но не была невыносимой. Он еще один пациент, которому не повезло. И Уильяму придётся с этим жить.

Уильям долго сидел около Алана, бесцельно слонялся по кухне и несколько раз перебирал скромный набор столовой посуды. Он не мог найти себе места, а спички как назло не зажигались – лишь громко шипели и ломались, стоило провести ими по коробку. Уилл вглядывался в тёмное небо, но не находил на нем звёзд. Город вспыхивал фиолетовыми молниями на горизонте и яркими розовыми всполохами совсем рядом с домом Уильяма. Город наползал темными низкими тучами – предвестниками очищения и страданий.

Уилл с остервенением тёр руку щёткой и содой, пытался содрать ненавистную черную жидкость щёткой для обуви и собственными ногтями. Горячая вода обжигала кожу, а он продолжал сдирать налипшее масло, в освещаемом одними только молниями помещении, пока кожа не покраснела и на ней не проступили маленькими алые капельки. Он тёр руку с такой злостью, что не заметил, как в раковину вместе с водой стала стекать его собственная кровь. Уилл видел перед собой лишь бесконечную звёздную бездну, покрывающую его руку, высасывающую из неё каждую капельку и въедающуюся в душу. Он был готов содрать с себя кожу, лишь бы избавиться от этого липкого ощущения, но продолжал тереть, пока последний черный ошмёток не смысля в канализацию вместе с запёкшейся кровью.

Бинты мягко укутали израненную руку, а ноги привели Уильяма в спальню. Постель мягкой периной вжимала в себя Уильяма, а тонкое одеяло не спасало от пробирающего сквозь трещины в кирпиче холода. Сон был лучшим спасением от реальности, и Уилл хотел как можно быстрее провалиться в него. Но он пялился в потолок, прижимал к себе забинтованную руку и считал громоподобные удары напольных часов в гостиной, беспощадно отмеряющих наступление нового дня.

Уильям не знал, сколько он пробыл в беспокойном и горячечном сне, когда его разбудил звон падающей на пол посуды и громкая ругань со стороны кухни. Мафия, старые враги и грабители – были единственным разумным объяснение для сонного и дремлющего в полутьме коридора мозга. Еще более безумные варианты приходили с каждым новым шагом к кухне, где он оставил бездыханного Алана Маккензи, а мысль, что кто-то пробрался к нему домой, чтобы удостовериться в смерти последнего, становилась все более правдоподобной. Звуки возни усиливались, и Уилл щёлкнул выключателем, протирая второй рукой слипшиеся глаза, и замер, с открытым ртом глядя на вертевшегося на столе Алана.

– Ох, это было отвратительно, – хрипло пробормотал Алан.

Он вертел головой, явно пытаясь понять, где он, распахнутые рубашка и пиджак негромко хлопали тканью в ответ его движениям, а через несколько мгновений непонятных поисков мужчина заметил стоящего в дверях Уилла. Его лицо просияло, болезненные морщинки на лбу разгладились, и он тут же с воодушевлением подался вперёд:

– У тебя есть выпить, Уилл?

– Мистер Мак… Мистер Маккензи, – Уильям растерянно заозирался и развёл руками, пока Алан морщился и чесал живот, свесив со стола ноги. – Но как? Вы… Я могу поклясться, что вы были мертвы. Я лично проверил ваш пульс. Вы не дышали, а ваше сердце… После такого нельзя просто встать и сказать «Это было отвратительно».

– Как видишь, можно, – Алан поднял голову к яркой лампочке и зажмурился, тут же опустив голову. – Так у тебя есть выпивка? Только не говори, что нет. Ты дружишь с Даниэлем. Он точно должен подкидывать тебе бутылочку.

– Я, кажется, сошёл с ума.

– Ты не спятил, Уильям. Успокойся.

Алан ловко соскочил со стола. Его безмятежное выражение лица не тронула ни растерянность Уильяма, ни недавнее пребывание в ином мире, а полуслепой взгляд уже во всю рыскал по кухни в поисках чего-нибудь съестного. Глаза замерли, а уголки губ потянулись в противоположные стороны в довольной улыбке чеширского кота, когда он обнаружил источник пищи – небольшой надрывно вибрирующий холодильник – и настенный шкаф с полупрозрачной дверцей, за которой виднелось несколько бутылок.

Уильям удивлённо выгнул бровь, преграждая Алану путь к холодильнику и небольшому бару.

– Успокоиться? – Уилл почувствовал, как его щеки вспыхнули от прилившей к ним крови, а в ушах зашумел морской прибой. – Труп умершего на моих глазах человека только что подскочил и теперь требует налить себе выпить. Я не уверен, что это происходит сплошь и рядом, мистер Маккензи. Я знаю, что вы были мертвы. А теперь вы со мной разговариваете. Что происходит?

Алан обвёл Уильяма тяжёлым взглядом. Уилл навис над ним, лишая любой возможности уклониться от неизбежного разговора, а поджатые в возмущённом возбуждении губы и двигающиеся под кожей желваки кричали о серьёзном настрое Уильяма получить ответы на все вопросы.

Алан вздохнул и потёр глаза.

– Что ж, – он хлопнул Уильяма по плечам, вцепившись в них пальцами, а затем потрепал Уилла по щеке, – располагайся, Уильям. Уверен, у тебя есть ко мне много вопросов.

Алан всплеснул руками и опустился на один из стульев.

– Но для начала все же налей мне стаканчик виски. После воскрешения всегда так хочется пить.

Глава XIV. Гефсимания

Март, 1933

Будь Уилл умнее, он непременно вёл бы дневник со всеми своими наблюдениями.

Он бы непременно отмечал все странности в поведении Алана Маккензи, записывал бы все его слова и подмечал каждую незначительную деталь, складывающуюся вместе с другими в один большой паззл. Уилл бы непременно думал о всех особенностях Алана каждый день, прокручивал в голове каждую его фразу и искал ускользающие от внимания ответы.

Но Уильям не придавал ничему значения, упиваясь собственным горем и все больше зарываясь в воображаемый кокон из проблем. Он был рад оказываемому Аланом вниманию и в это же время всячески пытался от него спрятаться. Каждый раз говорил своему отражению, что это будет последний раз, но снова и снова приходил в назначенное время в назначенное место, даже если на улице был проливной ливень, а последний зонтик сломался еще в прошлую встречу. Вся его жизнь после встречи с Аланом ткалась из противоречий.

Уильям хотел бы прекратить их отношения.

Но ему было слишком интересно узнать, что же кроется на последних страницах книги.

– Итак. – Алан хлопнул в ладоши и покрутил в руке бокал с янтарной жидкостью. – У тебя ко мне вопросы. Утро еще не скоро. А я… в достаточно бодром расположении духа, чтобы просветить тебя в некоторых аспектах этой жизни.

Уильяму хватило сил, только чтобы распахнуть импровизированный бар в одном из шкафчиков и достать оттуда полупустую бутылку виски. Алан Маккензи чувствовал себя вполне умиротворённо и здорово после неожиданного воскрешения – которое было неожиданным только для Уильяма – и теперь требовательно ждал выполнения своей просьбы. Вся прежняя серость его щёк испарилась – к ним прилила кровь, а губы снова изгибались в едкой улыбке. Он сидел на стуле и ждал, пока Уильям принесёт ему то, чего Алан хочет, и не торопился переходить к следующему шагу.

Уильям выдохнул и опустился на стул напротив Алана, обведя его растрёпанную фигуру взглядом.

– Знаете, – пальцы сами собой оттянули воротник рубашки, – когда доходит до подобных разговоров, все вопросы исчезают сами собой.

– То есть, – Алан многозначительно вскинул брови и отпил из стакана, – я могу добить этот чудесный виски и отправиться домой? Раз уж нет ко мне ни одного вопроса. К слову, – он еще раз пригубил виски, – напиток просто потрясающий. Куэрво определенно имеют талант к выбору алкоголя. И все же. – Алан наклонил голову вбок, изучая Уильяма взглядом, как порой собака изучает свою новую цель. – Мне уйти?

– Нет-нет, – спохватился Уилл и замотал головой. – Прошу. Меня интересует все. Каждая деталь, о которой вы можете мне рассказать. Каждый момент будет важен, чтобы… чтобы я мог понять всю картину.

Алан улыбнулся. Его полуслепой взгляд смотрел сквозь Уильяма, пока губы медленно потягивали терпкий напиток. Мужчина размеренно покачивался на стуле, балансируя на двух ножках с такой лёгкостью, словно был воздушным эквилибристом в одном из бродячих цирков – Уилл не был уверен, что это тоже не было правдой, – загадочно улыбался и поглядывал на Уильяма поверх янтарной жидкости.

– О, мой милый Уильям. – Алан резко опустил стул на все четыре ножки и барским движением плеснул себе в стакан еще виски, разлив добрую половину мимо стеклянной ёмкости на деревянный стол. – Тебе не хватит жизни, чтобы осознать все, что происходит вокруг. Знания – сила. Но иногда эта сила сводит с ума тех, кто знает слишком много. – Алан на мгновение замолчал, заглянув на дно гранёного стакана. – Власть – это тоже сила. И она сводит с ума тех, кто к ней не готов.

– О чем вы?

– Ты никогда не задумывался, что маленькие существа становятся столь могущественными, если дать им почувствовать на своём языке хоть каплю власти? – Уильям вздрогнул от холодного и пустого взгляда Алана. – И, увы, не всегда успеваешь предотвратить эту трагедию. Но об этом чуть позже. Спрашивай. Задавай. Выпытывай. Я весь внимание. Но помни о том, что за знанием придёт ответственность. А за ответственностью – последствия. Убедись, что ты готов к ним. Потому что помочь тебе я в случае чего, увы, не смогу.

Алан виновато развёл руками и усмехнулся. Липкое чувство наползало на Уильяма, взгляд Алана блуждал по его лицу и, казалось, проникал в каждую, даже самую беспечную и давно забытую, мысль Уилла. Алан потягивал их, как виски или дороге вино, пробовал на вкус, крутил на языке, чтобы затем выпить до последней капли, не оставляя Уиллу возможности сопротивляться.

Вопросы вертелись в голове Уильяма ураганом, но мужчина не мог разомкнуть иссохших за прошедший вечер и обветренных на морозе губ. Он кусал их, сдирал небольшие корочки до металлического привкуса во рту и нервно сжимал пальцы в кулак. Слова вертелись на кончике языка, но Уильям не мог набраться смелости их спросить. Он молча смотрел на безмятежного Алана и гадал, у кого раньше кончится терпение.

Ладонь скользнула по кожаной обложке. Кончики пальцев обвели тиснёные буквы, и Уилл прикрыл глаза, вслушиваясь в окружившую его куполом тишину. Казалось, ничто не могло просочиться в его невидимое убежище, ничто, кроме…

Кто вы?

Слова эхом раздавались в ушах Уильяма, колокольным звоном переливались по кончикам пальцев и разноцветными солнечными зайчиками ослепляли сквозь пёстрые причудливые витражи собора.

Старая Библия в руках приглушённо шуршала своими пожелтевшими страницами в поисках подходящей строчки. Но та как назло не находилась, оставляя Уильяма наедине с беспокойными мыслями. Он приходил в эту церковь на другом конце города каждое воскресенье с того злополучного дня. Он надеялся, что найдёт здесь умиротворение, и древесный запах скамьи успокоит, но вместо этого Уилл видел везде лицо Алана Маккензи, а его слова раздавались в ушах, когда священник в очередной раз взывал прихожан к покаянию и прощению.

– Иисус же, отвечая, сказал: о, род неверный и развращённый! доколе буду с вами? доколе буду терпеть вас? приведите его ко Мне сюда. И запретил ему Иисус, и бес вышел из него; и отрок исцелился в тот час…

Если бы все было так же просто, как на страницах учебников и священных текстов, человечество уже давно непременно бы жило в обществе достатка и всеобщей любви. Но, увы, люди продолжали убивать друг друга за несколько хлебных крошек, а бог оставался глух к их молитвам. Возлюби ближнего своего – всего лишь выцветшие буквы на хрупких, как слипшийся пепел страницах, а устремившиеся ввысь соборы – попытка сохранить все те небольшие крупицы иллюзорной власти.

Ведь настоящим правителям не нужны замки и устрашение. Они одним своим существованием заставляют людей трепетать, а их имена покрываются печатями тайны.

Если бы все было так же просто, как в Библии, Уилл бы уже давно изгнал из себя всех демонов. Он бы не ловил себя на чуждых и пугающих мыслях, а стенания матери о женитьбе прекратились бы еще несколько лет назад, когда в его жизни появилась Грейс. Она была милой девушкой во всех смыслах этого слова. Но Уильям тянул, выслушивал нотации сестры и только негромко чертыхался под ее осуждающий взгляд каждый раз, как оказывался в родительском доме.

Уильям усмехнулся: как глупо со стороны людей бояться произносить простое «господи» или «Иисус» вне церкви, когда они каждый день восхваляют другого, стремясь сделать приятное ближним.

– Кто я? – Алан как-то болезненно и горько улыбнулся, подперев кулаком подбородок. – Уверен, если бы на моем месте был кто-то другой, то он сказал бы что-то вроде: «О, это слишком сложно для твоего понимания, мой мальчик». Ну или как-то так.

– Вы только что сказали мне то же самое, – Уилл слабо усмехнулся уголками губ и потянулся за своим стаканом; ему определенно нужно было выпить и как можно скорее. – Или на вас это правило не распространяется?

– Действительно.

Сдавленный смешок вырвался из груди Алана, и мужчина зашёлся тяжёлым низким кашлем. Его лицо покраснело, а на глаза набежали слезы. Вот только на этот раз Уильям не бросился ему на помощь: только внимательно наблюдал, замерев с поднесённым к губам стаканом. Алану не нужна была его помощь.

Или же Уильям и на этот раз ошибался?

– Обычно в таких ситуациях, – продолжил наконец Алан, – также говорят что-то вроде: «У меня очень много имён». Но это не так. Имя у меня одно. Идеал, – будничным тоном, словно это был очередной прогноз погоды или сводка криминальной хроники за неделю, подвёл итог Алан.

– Как скромно с вашей стороны, – Уильям едко хмыкнул и опрокинул в себя виски. – Я ожидал чего-то более приземлённого. Зевс, Один, Бог. Иисус на крайний случай. Вдруг предыдущие варианты слишком просты для вашей выдающейся персоны. – Стакан со звонким грохотом опустился на стол, а Уильям потянулся за бутылкой.

Алан рассмеялся, запрокинув голову и схватившись рукой за живот. Его низкий бархатный голос заполнил собой всю полупустую кухню квартиры Уильяма, и тот с трудом взял себя в руки, чтобы не промахнуться и не пролить ни капли драгоценного животворящего напитка.

В конце концов, если в церкви почитают вино, почему бы Алану не почитать что-нибудь покрепче?

– Не я так себя назвал, – смахнув с ресниц невидимые слезы, ответил Алан. – Да и к тому же мы ведь не выбираем наши имена. Вот тебя, Уилл, назвали в честь деда. Второе имя дали в честь отца. А фамилию ты тем более не выбирал и должен будешь передать своим детям. Так и я не выбирал: быть мне Идеалом или кем-то другим. Имя – всего лишь слово, которым мы пытаемся отличаться от других.

– И что в таком случае значит ваше имя? Хотя я не очень удивлён тому, что вас так прозвали.

– О, нет-нет, – по-отечески улыбнулся Алан, и Уильяма передёрнуло: еще не хватало только, чтобы он встал и потрепал Уилла по голове, как это делал когда-то его отец. – Если ты думаешь, что они посмотрели на меня и подумали: «О, Идеал. Отличное имя для такого идеального существа», – то ты ошибаешься. Иногда я думаю, что всему виной Древняя Греция. У них было довольно интересное представление о происхождении мира. И не могу сказать, что они были далеки от истины.

– Хаос? – Уильяму показалось это забавным.

– Он самый. Пустота, бездна, ничто, если тебе будет так проще. Вот только греки считали, что до ничего не было. Лишь тьма и холод. В чем-то они были правы. Но там был я.

Уилл не сомневался, что там был Алан. Он спокойно мог представить Алана в центре мироздания, выстраивающего правила, по которым все будет существовать, по которым будут сменяться циклы жизни и вращаться земля. Он не сомневался, что в том хаосе и безумии, что происходили в жизни Уильяма, есть щедрая доля руки Алана Маккензи – он даже мог это видеть собственными глазами. Вот только все известные ему со школьных уроков источники говорили лишь о том, как Бог за семь дней не покладая рук сотворил этот мир, создал людей и прописал законы вселенной.

– Почему тогда вы не называете себя Хаосом? Почему именно Идеал? Разве вы не являетесь, в таком случае, пустотой?

– Я? Нет. Не совсем, – тут же покачал головой Алан. – Вижу, что я тебя запутал, мой дорогой Уилл. Да, признаюсь, я не люблю, когда появляется что-то новое. Потому что все новое приносит с собой беспорядок. Но я не пустота в том смысле, который ты в неё вкладываешь. Звезды, космос, планеты – все это соткано из меня, пусть мне этого не слишком и хотелось. Но нам часто приходится мириться с тем, что вне нашей власти. Мы привыкаем и живём так, словно это всегда было в нашей жизни. Так же и я. Если я не могу ничего сделать со вселенной, придётся ей помогать, – пожал плечами Алан и отставил в сторону стакан. – Хотя я бы предпочёл, чтобы ни этой планеты, ни в принципе всего этого не было.

Уильям и сам не знал, какой именно смысл он вкладывал в произносимое им слово. Липкое чувство постороннего присутствия в его голове сбивало с толку, а Алан только с улыбкой раскрывал свой портсигар и вытаскивал оттуда ставшую неизменной частью его образа сигарету. Алан, или же Идеал, видел каждую его мысль, пробирался в каждый уголок его сознания и уже непременно отобрал для себя самые лакомые вопросы, которые только мог придумать разум Уильяма.

– Но все же космос появился, – многозначительно заметил Уилл, потягивая виски. – Как и вселенная. Значит, что-то пошло не так?

– Не совсем, – Алан мягко рассмеялся и чиркнул спичками. – Даже пустоте, – Алан нехотя произнёс это слово, – может быть одиноко. А за одиночеством приходит желание избавиться от него.

– И вы это сделали, – жирной точкой заключил Уильям. – Избавились от одиночества, создав Вселенную.

Алан снова улыбнулся.

– Нет. Я создал тех, кто создал Вселенную. Я же заставил Вселенную работать, заставил существовать законы физики, а атомы вступать в превращения, чтобы давать этому миру новый оборот в бесконечном пространстве космоса. Если меня не станет – вы все умрёте. Вселенная питается от меня, как лампочка от электричества. Если подобное сравнение будет для тебя уместней.

Слова Алана звучали настолько обнадеживающе, что Уильям невольно вспомнил о недописанном завещании, которое он начал составлять еще два года назад. Знание, что вся жизнь вселенной заключена в руках одного человека – Уилл не мог назвать его человеком в полной мере этого слова, но и другого подходящего определения у него для Алана не было, – пугало.

Уильям видел Алана мёртвым. Он слышал, как сердце этого человека перестало биться, а затем он разнёс половину его кухни, пытаясь понять, где он оказался. Уилл бы рассмеялся, не будь он в церкви. Поэтому он только подавился рвущимся из него наружу воздухом.

Маргарет сидела в нескольких рядах от него, вдохновлённо слушая священника, и только иногда шикала на вертящихся рядом с ней детей. Она не видела Уильяма: он пришёл слишком поздно после начала службы и опустился на край самой последней скамьи, – поэтому он мог спокойно наблюдать за семьёй. Семья. Уилла передёрнуло на этом слове, а рука напомнила о себе лёгкой болью. Кожа все еще была покрыта небольшими кровавыми корками, а в некоторых местах о произошедшем напоминали только оставшиеся багровые пятна.

Пальцы лениво перелистнули очередную страницу Библии в тщетной попытке успеть за пастырем, а ладонь прикрыла глубокий и искренний зевок Уильяма.

– Эта жидкость внутри вас, – Уильям подался вперёд, с разгоревшимся внутри интересом глядя на Алана. – Она не была похожа на кровь.

– Сама бесконечность космоса. – Уильям не представлял, что Алан имеет под этим в виду, но понимающе кивнул. – Да, моё тело смертно. Оно состоит из плоти и крови, но ты забрался слишком глубоко и не в тот момент. Обычно я не страдаю от подобного. Но бывают моменты редчайшего исключения.

– Бесконечность космоса, – задумчиво протянул Уилл и поджал губы. – Я уже начинаю привыкать к тому, что вы говорите загадками.

– Материя, если быть точным. – Алан с улыбкой выдохнул приторное облачко сизого дыма в лицо Уильяму. – То, из чего состоит этот мир. Ты дотронулся до самой Вселенной, и тебе невероятно повезло.

Уилл слишком заслушался, невольно вдохнув в себя дым от сигареты Алана, и зашёлся громким кашлем. Тонкие светлые струйки дыма проникали в его лёгкие, растекались по их каналам и опутывали. Дышать стало неожиданно тяжело, а разум потянулся плотной пеленой тумана, вслед за которым пришло слишком подозрительное спокойствие. Уилл откинулся на спинку стула и попытался нахмуриться, но его губы сами собой растянулись в улыбке.

– Та пуля рассыпалась в моих руках.

– Она вернулась к исходному состоянию, – Алан сделал затяжку, и сигарета вспыхнула в полумраке. – Все было атомами и в атомы вернётся. Ну или в кварки. Вы о них еще не знаете.

Витражи взирали на Уильяма своими пустыми безжизненными глазницами. Безмолвные свидетели человеческих пороков. Если бы только они могли сойти со своих божественных постаментов и воочию узрели прогнившие насквозь души людей. Но они продолжали восседать в своих бессмертных обителях, присутствуя лишь на страницах истории.

Позолоченное распятие поблёскивало в свете пронизывающего собор солнца, а маленькие горящие свечи роняли свои восковые слезы на каменный пол. Мир оплакивал своего бога, безвременно покинувшего детей. Невольные сироты, они продолжали тыкаться вслепую носом, как щенки, бросаясь под ласку первой попавшейся доброй руки.

Губы Уильяма изогнулись в едкой усмешке: Алан, как оказалось, был прав. Глядя на мирно бормочущих под нос молитвы прихожан, Уилл видел лишь потерянные и сломанные игрушки, что изо всех сил пытались привлечь к себе внимание хозяина. Только им было невдомёк: проще купить новую вещь, чем пытаться склеить старую.

Уилл вздохнул и перевернул очередную страницу. Черно-белые рисунки должны были красочно повествовать о страданиях пророка, но у Уильяма они всегда вызывали лишь раздражение и детскую обиду. Семена сомнения, зревшие в маленьком детском сердечке, лишь укреплялись, стоило Уиллу взглянуть на очередную иллюстрацию, а проповеди и молитвы казались ему способом переложить с себя ответственность. Если Бог существовал, то он представлялся Уильяму безответственным отцом, бродягой, который всюду сеет лишь страдания и смерть. Священник в школе внушал Уиллу, что бог милосерден и всепрощающ. Ему говорили, что он просто недостаточно горячо верит и слишком много сомневается. Уильям же молча сбегал в свою комнату, чтобы в очередной раз смахнуть пыль с картонной фотографии и дотронуться кончиками пальцев до знакомого образа.

Если бог милосерден, как он мог это допустить? Как он мог позволить ей умереть?

– А Бог, он… существует?

Уильям снова почувствовал себя смущающимся школьником, четырнадцатилетним мальчишкой, который безуспешно тянет руку, чтобы учитель его заметил. Перед ним сидела сама Вселенная, открывала ему свою душу, а его интересовало лишь одно: существует ли на самом деле Бог. И судя по кислому выражению лица Алана, который прикуривал очередную сигарету, это было не то, что он хотел услышать от Уилла.

– Бог? – Алан поморщился, произнося это слово. – К моему большому сожалению – да. Когда-то он был маленьким комком света, одним из многих созданий, что принесли в этот мир хаос. Кажется, люди называют это энтропией. Считают, что без неё не будет жизни. И они правы. Хаос позволил вам появиться. Но я все еще его не одобряю.

– Вы говорите так, словно Бог – чудовище. Впрочем, я не был бы этому особо удивлён.

– Чудовище? – в свою очередь действительно удивлённо протянул Алан, выпустив вверх сигаретное облачко. – Брось, Уильям. Он не чудовище. Это слишком сильное слово для описания столь жалкого создания. Но если бы ты был с ним знаком, ты бы разделил мою позицию. Я был даже несколько удивлён, когда жители этого маленького изолированного мирка начали неожиданно верить в одного бога, поклоняться ему, прятаться по пещерам и ждать пришествия Мессии. Видимо, это прописано в природе человечества. В любом мире, в любой вселенной они будут поклоняться ему так, словно он вместе с ними как минимум пил чай.

Бога в этом мире нет.

Так сказал Алан Маккензи.

Его нет и он не услышит твои молитвы, как бы страстно и отчаянно ты ни взывал к нему о помощи. Бога нет. Но есть Алан Маккензи. Человек, переживший пулю в сердце. Человек, на протяжении часа бывший мёртвым. Если бы бог слышал его, Уильям непременно спросил бы, чудо ли то, что Алан все ещё ходит и разговаривает. Но бога нет, и он не ответит на вопросы Уильяма.

Здесь нет никого, кроме меня. Забавно, правда?

Уильям вздрогнул: Библия выскользнула из его рук и глухо упала на пол, раскрывшись своим изъеденным коричневым переплётом. Слова Алана раздались совсем рядом, а пристальный взгляд серебристых глаз смотрел на Уильяма с каждого витража. Уилл метался на месте, загнанный в ловушку. Дышать стало тяжело. Ладони вспотели, и Уильям тщетно сжимал их в кулаки – видения лица Маккензи не прекращались, а священник, вместо очередной заученной цитаты, неожиданно посмотрел на него, улыбнулся и выдохнул низким грудным голосом Алана:

– Эта вселенная – одна большая ложь. И должен заметить довольно искусная. Он постарался на славу.

Видел ли это кто-то еще, кроме Уилла? Он не знал. Прихожане сидели тихо и хватали каждое слово пастыря. Уильям поспешил поднять с пола книгу, с большим трудом разорвав зрительный контакт со старым мужчиной, а когда вынырнул из-за скамьи, тот уже взывал к совести слушателей.

Взгляд Уильяма забегал в поисках Алана, но среди разношёрстной толпы он не заметил ни знакомой светлой копны волос, ни молочно-кофейной шляпы, ни взмывающего вверх сизого дыма от сигареты – Уильям был уверен, что Алан даже в церкви бы курил, расположившись в первом ряду и вальяжно закинув ногу на ногу. Но Алана не было. Как не было и ставшего привычным, дурманящего разум дыма его сигарет, от которых все происходящее начинало казаться плодом воображения.

Уильям был один на один со своими мыслями и Вселенной.

– Поэтому вы здесь?

Если бы Уильяма спросили, что он чувствует, разговаривая с Аланом, он бы промолчал. Наверно, от него непременно ждали бы падения ниц и поклонения великому божеству, но Уилл чувствовал только здоровый врачебный интерес. Алан был для него загадкой, и каждая новая минута рядом с ним позволяла Уильяму узнать больше о своём знакомом.

– Нет, – Алан небрежным жестом стряхнул пепел с сигареты прямо на пол и закинул ногу на ногу. – Я здесь, потому что мои Дети меня изгнали. Я был слишком ворчливым и мешал им создавать все новое и новое. Как это всегда и бывает со стариками, – усмехнулся Алан. – Но им было легко говорить. Не они же поддерживали баланс этого мира. Чтобы что-то создать, нужно забрать эту энергию, нужно взять материю и преобразовать ее. А кто будет нести за это ответственность? Конечно, я. Но я был… слишком слаб, чтобы сразу действовать. Мне пришлось выжидать, наблюдая, как мои Дети создают миры и вселенные, вытягивая из меня жизнь и силы. А потом… я все это прекратил.

Уильям вскинул голову, оторвавшись от разглядывания плывущей перед глазами этикетки на бутылке виски.

– Как?

Алан повёл плечами и медленно втянул в себя дым, чтобы в следующее мгновение потонуть в нем. Уильям закашлял и замахал рукой, разгоняя от себя едкое облачко. Алан же улыбался.

– Отгородил этот маленький мирок от всех остальных. Здесь никогда не было магии. Только беспощадная эволюция, первичный бульон и закручивающаяся вправо ДНК. А, точно, этого вы тоже еще не знаете. В любом случае, не думаю, что кто-то вообще помнит об этом мире.

Взгляд Алана подозрительно сверкнул, и мужчина зажал в зубах сигарету, протянул руку, забрал бутылку у Уильяма и плеснул себе еще янтарной жидкости. Он осушил свой стакан быстрее, чем Уилл это заметил, и снова налил себе, небрежно откинув бутыль на стол.

– О чем вы?

Тяжелый вздох вырвался из груди Алана и пронёсся по пустой кухне, отразившись звоном оконных стёкол и неожиданно участившимся сердцебиением Уильяма.

– Бог достаточно умело поддерживает свою ложь уже столько веков. А его преданные дети ему в этом помогают, – зло выплюнул Алан. – Он хорошо научил их иерархии, а потом еще и показал, что будет, если тебя не устраивает то, что тобой помыкает старый выживший из ума старик. К счастью, «лично» я этого уже не застал. Но было приятно наблюдать за тем, как он пожинает плоды собственного труда. – Алан замолчал, размеренно затягиваясь и запивая сладкий дым терпким напитком, и неожиданно протараторил: – Да и люди только подкрепляют все его начинания своими молитвами, жертвоприношениями и религиозными психозами. Легко управлять теми, кто ничего не видит.

Белый голубь блеснул свинцом в одном из витражных листьев стеклянной розы, накрыв коленопреклонённую Марию своими крыльями. Была ли она так же слепа, доверяя свою судьбу высшим силам, как и Уильям? Или же она знала, на что идёт? Никто так и не ответил Уиллу на этот вопрос. Он и так знал очевидный и простой ответ, за которым не нужно было заглядывать в священные тексты или совершать паломничество в Иерусалим.

Ангелы на боковых крупных окнах продолжали во весь свой божественный рост взирать на Уильяма, сжимая в руках копье и ветку белых лилий. Угол стены около протянутой к прихожанам лилии был выбит разрывами пуль, а выбоины на другой стене напоминали о недавней бойне. Священник не прекращал монотонно взывать к покаянию грешных душ, и все синхронно крестились, когда мужчина надрывно и вдохновенно в очередной раз произносил въевшееся в кожу «Аминь».

Уильям опустил пальцы в стоящую рядом чашу со святой водой и брызнул ей себе на лицо, другой рукой оттягивая галстук. Библия тихо зашелестела своими страницами и глухо хлопнула, сложившись у него на коленях. Уилл не помнил, на какой странице они остановились – он уже давно потерял мысль настоятеля, а его слова не могли морским шумом заглушить голос Алана в голове.

– Знаешь, чем мне нравится этот мир, Уильям?

Уилл сбился со счета минут, которые они провели в понимающем молчании двух старых друзей. Когда его жизнь успела так кардинально перевернуться с ног на голову? Было ли это в тот злополучный вечер в баре, когда он впервые увидел Алана Маккензи? Или же намного раньше, когда его пальцы первый раз коснулись карточной колоды под чутким взглядом отца. Ученик превзошёл своего учителя – Уильям довольно быстро перенял все, что знал Белл-старший, а затем впервые узнал, как трудно дышать со сломанным носом после своей первой победы. Кажется, это было в семнадцать лет. Именно тогда Уильям впервые понял, что значит жить самостоятельно.

– Теряюсь в догадках, – Уилл ощутил, как его лицо начинает гореть, а травы Алана уже не противны его сознанию, напротив, он хочет еще, хоть и не уверен, что это пойдёт ему на пользу.

– Он так же чист и девственен, как когда его только создали. Никаких ангелов, никаких Рая и Ада, – Алан отсалютовал бокалом и, развернув свой стул, закинул ноги на стол. – Только бесконечно сменяющиеся циклы природы, вращение вокруг Солнца и люди, искренне верящие, что их создал Бог. Или боги. Смотря, о какой религии мы будем рассуждать. Идеальный образчик. Все остальные миры лишь бледные попытки Бога создать нечто похожее.

Кажется, Уильям пропустил момент, когда Алан впервые упомянул божественных созданий, сосредоточившись на самом Алане. Сейчас же его разум зацепился за знакомое слово. Ангелы. Светлые и непорочные создания, приносящие людям лишь радость и благоденствие, из уст Алана звучали как то, отчего Маккензи избавился бы в первую очередь.

– Подождите, – Уильям вскинул руку и проглотил заскользивший по горлу наружу воздух. – Я немного не понимаю. Вы хотите сказать, что есть еще другие миры?

– Как минимум один – это точно, – патетично отозвался Алан, покачиваясь на стуле. – Потом мне надоело следить за тем, что происходит за барьером, и я решил начать обживаться в этом мире.

– И в этих мирах есть ангелы?

– Не думаю, что в каждом из них, – Алан взмахнул рукой, отчего с сигареты опал выгоревший серый снег. – Со стороны бога было бы весьма глупо создавать несколько одинаковых копий одних и тех же существ. Хотя я не очень уверен в его умственных способностях, так что все возможно. – Алан мягко рассмеялся, но от этого смеха по коже Уильяма пробежали холодные мурашки. – Но да, ангелы существуют. К счастью, вход в этот мир для них закрыт. В их же интересах. Как и для их чудесного папочки.

Пастырь – пастух, а люди – послушное стадо овец, которых можно легко направлять в лоно церкви. Это Уильям усвоил уже очень давно. Он уже привык к тому, что при удачном исходе операции благодарят бога, а лечение затягивают, искренне веря, что на то была божья воля. Люди слепы. Они внимают каждому слову священников, благоговейно ждут окончания поста и искренне считают, что ограничения в еде смогут смыть с рук кровь.

Если Бога в этом мире нет – так зачем притворствовать?

Ведь Рай никогда не распахнёт перед тобой свои врата, а адские палачи послушно сложат в углу свои вилы и пойдут отдыхать. Ведь этот мир стоит в сторонке от иудейских проблем бытия, а картинки на страницах Библии о Страшном суде – всего лишь картинки. После будет только бесконечная тьма, имя которой Алан Маккензи.

Уильям прикрыл налившиеся свинцом веки и опустил голову, позволив себе мгновение спокойствия. Маленькие черные буквы на небольших пергаментных страницах сливались в сплошное тёмное пятно, и Уилл не мог различить ни слова. Ему это было не нужно. Он знал наизусть каждую строчку, заботливо вколоченную в юную голову Уильяма Белла в восемь лет гувернанткой. Он надеялся, что если закинуть подаренную на именины Библию в самую глубокую часть пруда в отцовском доме, каждая буква, каждое слово выцветет, сотрётся из его памяти, как страшный сон, и унесёт с собой болезненные воспоминания о милосердном и всепрощающем Боге.

Но вместо этого Уилл продолжал бормотать во сне стихи, идя под дождём за заколоченным деревянным гробом на городском кладбище.

– Он может нас слышать?

– Кто знает, – с ехидной усмешкой протянул Алан.

– Но если… – Уильям помедлил, словно вспоминал слова, – если он нас слышит. Не опасно ли?..

– Не опасно ли говорить все, что говорю тебе я? – закончил вопрос Уильяма Алан. – Ничуть. Бог знает об этом мире не больше, чем неродившийся ребёнок. Он не знает ни о том, что на свете живёт некий Уильям Белл, которому сейчас раскрываются карты Вселенной, ни о том, что здесь живу и здравствую я собственной персоной. Хотя я не уверен, знал ли бы он о твоём существовании, будь он в этом мире. Что-то мне подсказывает, что он был бы так же занят своими игрушками, которые никак не хотят играть по его правилам, чтобы обращать внимание на какого-то Уильяма Белла.

– Что ж. Это многое объясняет.

– Да?

– Да. – Уилл до скрежета сжал зубы и пустым взглядом уставился сквозь Алана, отгоняя от себя наплывающие воспоминания и появляющийся от них жар в груди. – Я думал, что бог жесток, что он хотел смерти моей сестры. Когда все случилось, я все время спрашивал себя: почему? Почему именно она? И почему он выбрал для неё такую страшную смерть. Я повторял это почти каждую ночь. Наверно, я все же надеялся, что он меня услышит. – Уильям поджал губы. – Сейчас же я знаю, что ему просто плевать.

Он залпом опустошил свой стакан и резко подскочил на ноги, оттолкнув в сторону стул. Перебинтованная рука отозвалась саднящей болью, и Уилл поморщился, но лишь бессознательно скользнул по ней взглядом и нервным движением подтянул держащий повязку узел. Уилл начал быстро ходить из стороны в сторону, сжимая кулаки с такой силой, что ногти впивались в ладони до красных полулунок, словно это могло хоть что-то решить в его жизни, а затем остановился спиной к Алану, потёр переносицу и устало простонал.

Алан, все это время молча наблюдавший за ним, хмыкнул.

– Он не знает о том, что происходит здесь, – тоном учителя, который вынужден объяснять по сто раз простые истины этого мира, повторил Алана. – Он не видит, что происходит здесь. Но ты прав. Даже если бы он существовал в этом мире, ходил рядом с нами и даже влиял на наши жизни… Ему плевать. Ведь так легко оправдать свою профессиональную дисфункцию, назвав ее неисповедимостью. Надо было мне так же сделать.

Неисповедимость божьего промысла всегда ставила Уильяма в тупик. Как и попытки священников объяснить все происходящее чьим-то высшим замыслом, о котором они, как и всегда, ничего не знали. Они считали себя сведущими в делах божественных, но порой даже не могли процитировать ни строчки из Библии. Они читали по бумажке, но призывали своих прихожан заучивать и повторять молитвы до посинения. Если божий промысел действительно был неисповедим длячеловеческого разума, то это объясняло, почему Уильям не мог понять принцип отбора священнослужителей.

Ведь только всезнающий и мудрый Бог мог избрать своими помощниками на земле старых немощных стариков, восседающих в своих мраморных дворцах где-то на другом континенте.

Уильям тут же замотал головой, с такой силой сжав края Библии, что бумага натянулась и надрывно затрещала. Служба подходила к концу, а голова Уильяма от запаха ладана болела все больше. Но встать сейчас – значит привлечь к себе все внимание прихожан рядом с ним, ведь и скамья и старые деревянные двери были слишком скрипучими для незаметного исчезновения. Подобный жест был бы слишком некультурным с его стороны.

– Наверно, с моей стороны будет не очень культурно это спрашивать.

Уилл обернулся к Алану и облокотился о деревянную столешницу кухни.

– Брось. Я рассказал тебе уже намного больше, чем ты должен был знать. Еще пара десятков вопросов вряд ли сможет больше усугубить ситуацию. Что именно тебя интересует? – Алан приветливо раскинул руки, приглашая Уильяма к продолжению разговора.

Тот помедлил. Вопрос, который он хотел задать, казался Уильяму до ужаса банальным и в то же время тревожащим любопытство. И тем не менее он все еще не знал, как Алан отреагирует на него.

– Ваши дети вас изгнали.

– Да. Я не ошибся, выбрав тебя своим слушателем. Ты невероятно внимателен к деталям, – добродушно усмехнулся Алан, точным движением выбросив выкуренную сигарету в мусорный бак.

Его пальцы тут же снова потянулись за портсигаром, а у Уильяма на мгновение появилось желание просветить грудную клетку Алана новомодными рентгеновскими лучами и посмотреть на состояние его легких. У любого из пациентов Уилла от такого количества выкуренных за время их знакомства сигарет несомненно начались бы проблемы со здоровьем, но Алан, кажется, не испытывал ни малейшего дискомфорта.

– Как им это удалось? – осторожность сквозила в каждом слове Уильяма, и ему казалось, что он ступает сейчас по минному полю. – Как вашим творениям удалось низвергнуть вас с вашего мнимого пьедестала и загнать в самый отдалённый уголок Вселенной, сжав до состояния человеческой оболочки?

– Как обычно происходят дворцовые перевороты, Уильям? Собирается компания заговорщиков, обсуждает план действий, а потом нападают, когда их жертва ни о чем не подозревает. Они творили – я слабел. – Алан говорил это так, словно ничего необычного в произошедшем не было; его будничный и спокойный тон поразил Уилла, а отстранённый взгляд лишь усилил произведённое впечатление. – Им ничего не стоило растащить меня на маленькие кусочки и закинуть в разные уголки мироздания, чтобы мне было тяжелее восстанавливаться.

– Вы дали им власть, – понимающе протянул Уильям. – И они почувствовали ее в полном объёме.

– Да. Я относился к ним, как к равным. Больше я такой ошибки не допущу.

Как к равным. Вся жизнь Уильяма был построена на строгом подчинении старшим, беспрекословной вере им и соблюдении придуманных когда-то и кем-то формальностей. И слова Алана о созданиях, которые не были подчинены его воле, которые стояли с ним на одной ступени, лишний раз напомнили Уиллу о прописанных свыше истинах, внушаемых церковью своей пастве. Королю власть дана от Бога – все призваны служить ему и подчиняться, как ангелы, созданные Богом.

И за неподчинение последует наказание.

Алан не сожалел, когда говорил о произошедшем, но его тон стал неожиданно холодным и колючим. Уилл не видел на его лице ни тени сомнения в своих действиях, но ошибка привела Алана в Чикаго, загнала его в этот маленький мир, в котором он был вынужден ютиться. Уилл усмехнулся: наверно, Алан чувствовал себя так же, как человек, оказавшийся в маленькой тюремной комнате после роскошного особняка.

Четыре стены и кровать – минимум удобств, с которыми приходится мириться, в обмен на возможность жить.

Если все было так, то Уильям хорошо его понимал, но все же выражение лица Маккензи было слишком безучастным и апатичным, чтобы Уилл мог подтвердить свою догадку. Алан больше не смотрел на Уильяма, устремив свой взгляд сквозь него, далеко за пределы этой планеты и, возможно, даже этой галактики. Но Уилл не хотел знать, что он там видит.

– Так что вы все-таки такое? Идеал. – Уилл протянул это слово, как будто это могло развеять окруживший их туман и приоткрыть завесу тайн Алана Маккензи. – Чем больше вы рассказываете мне о себе, тем мне больше кажется, что я вас практически не знаю. Вам комфортно находиться здесь, в этом теле? Мне кажется, для такого существа, как вы, не было бы проблематично сжаться до состояния человека, но все же. Это должно приносить дискомфорт.

– Так и есть, Уилл. Я все и ничто. Я одновременно нахожусь в каждом уголке Вселенной и в каком-то конкретном месте на этой планете. Нет ничего, что могло бы укрыться от моего взгляда. Но у этого есть своя плата. – Алан наигранно вздохнул. – Человеческие глаза фокусируются на предмете своего интереса. Вы рассматриваете его, ваш мозг обрабатывает информацию, и только потом вы переводите взгляд дальше, маленькими шагами продвигаясь вперёд. Я же лишён этой привилегии. Однако, об этом ты узнаешь чуть позже. Не рассказывать же сразу все в наше первое свидание.

Алан привычно исчез из жизни Уильяма на долгие недели, оставив его кипеть в котле из собственных сомнений и тревог. Алан исчез, но вместе с ним не исчез ни сладкий запах дыма, пропитавший каждый уголок кухни Уильяма, ни ощущение постоянного присутствия Алана рядом. Алан был везде, в каждой детали и в каждом человеке вокруг, он видел все и ничего. Иначе бы он уже непременно появился и развеял все одолевающие Уильяма сомнения.

Внутри все на мгновение скрутило от боли, а волоски на задней стороне шеи зашевелились. Уильям обернулся, и на мгновение ему почудилось, что около входа мелькнула чья-то фигура, но это была лишь высокая тёмная занавеска, вскинутая в воздух порывом ветра.

– А я?

– Что ты?

– Что теперь будет со мной?

Уилл поморщился и невольно прижал руку к все еще саднящей груди. Прошло несколько долгих недель, но выстрел Алана раздавался в памяти Уильяма так, словно все произошло несколько мгновений назад. Уилл даже не успел обернуться, ища что-то в кухонных ящиках, когда почувствовал на языке привкус крови, а губы стали слипаться от пробулькиваемой сквозь горло крови. Он смог только опустить голову и увидеть расползающееся по груди алое пятно, а затем развернуться и посмотреть на ухмыляющегося Алана.

– Прости. Ты слишком много знал. Ничего личного.

Алан успел отсалютовать ему бокалом, прежде чем Уильям провалился в стремительно надвигающуюся на него тьму.

Очнулся Уильям от ощущения холодного пола и пульсирующей боли в затылке. Ребра болели, дышать было тяжело, а грудь ныла, словно на него разом навалили несколько тяжёлых каменных плит. Солнце почему-то пробивалось сквозь распахнутые ставни и обжигало своими лучами лицо Уильяма, и он обессиленно попытался поднять руку, чтобы закрыться.

– Как себя чувствуешь, Уилл? – голос Алана раздался совсем рядом, как будто тот навис над ним и рассматривал. – Сердечко не болит?

Слова неожиданно вселили в Уильяма силы, и он распахнул глаза, уставившись в две серебристых льдинки во взгляде Алана. Мужчина действительно навис над ним, но теперь в его руках была уже бутылка. Причём, судя по виду, открыл ее Алан совсем недавно.

Уилл попытался приподняться и тут же рухнул обратно на пол, застонав от пронёсшейся по телу электрическим разрядом боли. Он стиснул зубы до скрежета и прикрыл глаза, делая несколько глубоких вдохов. Ему предстояло сказать самые важные в своей жизни слова, и он не был уверен, что после этого его точно не убьют.

– Иди. Ты. К черту.

Алан удивлённо присвистнул, а Уилл замер в ожидании небесной кары за столь неуважительное отношение к себе. Но ее не последовало. Алан только дружески похлопал его по щеке и рассмеялся.

– О, мы так резко перешли на «ты»? Точнее, ты перешёл на «ты».

Яд слов Алана плавно растекался по губам Уильяма невидимой плёнкой, отзывался на кончике языка миндалём и прожигал после себя багровые рваные дорожки. Уилл распахнул глаза и едва не столкнулся с ухмыляющимся над ним Аланом.

– И да. Я, может быть, с радостью бы сходил на экскурсию в Ад, только в эту версию мира его не завезли.

Маккензи распрямился и отпил из горла бутылки, отчего его кадык плавно заходил под натянутой кожей, а взгляд раздражённых глаз Уильяма зацепился за это размеренное и методичное движение, как за единственную соломинку, чтобы оставаться в сознании. Алану потребовалось секунд десять, чтобы осушить добрую треть бутылки, и Уилл судорожно сглотнул, почувствовав стягивающую язык и горло сухость.

Кажется, он начал понимать слова Алана о выпивке.

– Что вы со мной сделали?

– Просто показал тебе, что теперь можешь не смотреть по сторонам, когда переходишь дорогу. – Алан пожал плечами. – Убить тебя смогу только я. И делать это я буду не с помощью ваших человеческих игрушек.

Слова Алана звучали так, что сомневаться в них особо не хотелось. Поэтому Уильям негромко простонал и, вцепившись пальцами в шероховатую от ссохшейся крови столешницу, приподнялся. Спина прижалась к деревянной дверце, и Уилл тяжело задышал, чувствуя, как внутри все скручивается от незнакомой ему боли. Его тело стягивалось изнутри, его мяли и растягивали в стороны, чтобы потом с новой силой впечатать в раскалённую пулю. Уильям никогда не думал, что может испытывать подобное.

Алан молчал, наблюдая за Уильямом, и опустился на свой стул. Кухня была все так же разгромлена, как накануне. Только теперь ее освещали лучи взошедшего солнца и довольная улыбка Алана Маккензи. Эта улыбка напрягала Уильяма даже больше, чем многозначительное молчание Алана.

– Почему вы все это мне рассказываете? – сквозь силу и боль в легких выдохнул Уилл. – Почему доверяете это простому человеку?

Алан хмыкнул.

– Ты уже не простой человек. Ты мой друг, Уильям. А друзьям принято доверять свои тайны.

– Друг? – скептично заметил Уилл.

– Определенно. Потому что я не падаю в объятья кого попало. К тому же с парочкой дыр в теле. Это знаешь ли, несколько щекотливая ситуация. Не к каждому можно обратиться за помощью.

– Вам нужна помощь, сын мой?

Уильям вздрогнул и вскинул голову, встретившись взглядом с двумя ярко-голубыми глазами священника. Этот взгляд был холодным, но от него неожиданно веяло теплом и уютом. Мужчина опустился на скамью перед Уильямом, заглядывая ему в глаза, и тому неожиданно захотелось поскорее вернуться домой, напиться и сделать вид, что ничего этого не было. Чем он в основном и занимался между долгими и мучительными сменами в больнице.

– Вы всю службу витали в облаках, – мягко протянул мужской голос, и его слова эхом разнеслись под своды собора. – Что-то случилось?

Губы Уильяма дёрнулись в слабой улыбке, а пальцы с силой сжали Библию.

– Нет. Вы ничем не сможете мне помочь.

Ведь если Бога в этом мире нет, то чем ему сможет помочь простой священник? Поддерживающие слова Уильям предпочитал говорить самому себе, а то, что открылось ему недавно, не могло быть рассказано первому встречному, даже если на нем была черная ряса. Уильям был один в этом мире, кто знает правду, и ее груз нести придётся тоже одному.

Витражи насмешливо переливались солнечными зайчиками, окрашивая пол и стены собора разноцветными красками, а тяжелый крест, возносимый на Голгофу, словно насмехался над Уильямом. Шляпа тугим обручем обхватила голову Уилла, а перчатки раскалённым металлом обожгли кожу рук, впиваясь в них своими шипами. Запах горького миндаля окружил Уилла, и как бы быстро мужчина ни удалялся от священника, ему казалось, что он стоит на месте, а ноги наливаются свинцом.

Он никогда не верил истово в Бога и не собирался уверовать сейчас. Он мог кричать о помощи, но вместо этого молчал, сминая пальцами исчирканные ручкой листы Библии. «Блажен, кто верует», – были ли сейчас это его слова или же они отпечатались в его памяти искусной рукой безумца? Уилл не знал и, ступая под пролившийся на Чикаго дождь, надеялся, что тяжёлые капли смоют все его сомнения и очистят истерзанную душу.

Ведь он не хотел ничьей помощи. И помочь ему никто не мог. Кроме Алана Маккензи.

Только если ему не было плевать так же, как восхваляемому в пасхальные недели Богу.

Глава XV. Опыт

Октябрь, 1933

Уильям не помнил, в какой момент его воспитание дало сбой и он начал фамильярничать с Аланом Маккензи. Наверно, в тот самый, когда покинул порог церкви в предпасхальное воскресенье. А может, когда Алан колотил в дверь его кабинета и кричал, что умрёт, если ему сейчас же не окажут помощь. Умереть, как Уильям уже выяснил, Алан не мог, а потому врач не спешил открывать дверь, наслаждаясь редкими мгновениями превосходства над Аланом. Разумеется, потом он пожалеет о своём решении, но минутная слабость к риску взяла над Уильямом верх.

Впрочем, как оказалось, Алан не был в настроении высказывать неудовольствие. Он ввалился в кабинет Уильяма, хватаясь за ногу, и опирался на трость с заметной дрожью: уборщицы не будут спрашивать откуда кровь, но косые взгляды в сторону Уильяма и стоящие над душой старшие коллеги ему были обеспечены на ближайшие несколько недель.

– Снимай штаны.

– Так сразу? Мне кажется, двух лет недостаточно, чтобы перейти на этот уровень отношений!

Понять, когда Алан шутит, а когда говорит вполне серьёзно, представлялось не самой лёгкой задачей, как минимум потому что с лица Маккензи в такие моменты никогда не сходила лукавая улыбка и невинное выражение.

Вот и сейчас Алан быстро заморгал, отвлёкшись от своей травмы, а затем, видимо, спохватившись, громко и жалобно заохал, привлекая к себе внимание всей больницы. Уилл тут же спешно зашипел на него и замахал руками, как будто это могло заткнуть рот вошедшему в роль Алану.

– Хорошо, – громко шикнул Уилл и пригрозил Алану пальцем. – Можешь не снимать. Но тогда я разрежу их ножницами, потому что я не могу осматривать твою рану сквозь ткань. Если тебе их не жалко, можешь оставаться одетым.

Алан прищурил глаза, скользнул кончиком языка по бледным губам и махнул рукой.

– Ладно. Черт с тобой, – пробормотал Маккензи. – Только смотри не пялься на меня.

– Больно ты мне нужен, Алан, – закатил глаза Уилл, надевая халат.

– Чувствую себя оскорблённым.

Притворное возмущение Алана было по-детски очаровательным. Только Уильям был единственным – из двух человек в комнате, – кому было не до шуток. Уилл буквально чувствовал затылком, как ему в спину смотрит с десяток презрительно-подозрительных взглядом коллег, которым нужно было только дать повод найти изъян в работе Уильяма Белла и спусковой крючок нажался бы сам собой.

Алан рухнул в кресло, предварительно скинув пропитавшиеся кровью штаны на пол. Уилл подтянул к себе самый низкий стул, какой только был в этом кабинете, и присел. Освещение обеспечивала настольная лампа и загнанная под потолок люстра, так что рассмотреть что-то достаточно хорошо было сложной задачей, однако Уилл мог с большой уверенностью опытного врача сказать, что пуля прошла насквозь – он видел это, как и то, что края раны достаточно обожжены, чтобы утверждать о выстреле с близкого расстояния. Алан громко охнул и застонал, когда Уильяма резким движением затянул на его ноге жгут из какой-то тряпки.

– Алан, я на работе. – Уилл натянул перчатки и пинцетом осторожно вытащил из раны какую-то щепку. – А ты мой пациент. Из-за которого у меня могут быть очень больше проблемы. Я сейчас очень сильно рискую. Ты это понимаешь? Мне все еще запрещено осматривать пациентов и тем более лечить их без разрешения руководства.

– Должен напомнить, что я тут ни при чем.

Уилл промолчал, принявшись за порученную ему миссию по спасению ноги Алана Маккензи, которой в принципе ровным счётом ничего не угрожало. Краска на вытащенных из раны щепках была подозрительно похожа на стулья на кухне Алана. Однако Уилл не стал заострять на этом внимания, под неодобрительно-обиженное шипение плеснув на рану изрядную порцию спирта. К счастью, кость была не задета. Да и в этом случае, Уилл был уверен, пришлось бы просто зашить рану и ждать, когда все само затянется.

– Где ты вообще ее подхватил? – Уилл отложил в сторону пинцет и скептично цокнул. – Специально искал кого-нибудь с дробовиком, чтобы наверняка раздробить себе ногу?

– Увы, дробовика не было, – едко хохотнул Алан. – Пришлось обходиться пистолетом и собственной неуклюжестью. Потому что ты отказался идти сегодня вместе со мной.

– У меня работа, Алан, – проигнорировал упрёк в свою сторону Уилл и, взяв кусочек ваты, промакнул стекающие по коже дорожки багрового алкоголя. – И мне за неё платят деньги. А ты, – он указал зажатой в пальцах ватой на Алана, – платишь мне за работу только потрёпанными нервами и квартирой, в которой я едва ли бываю. Я и так пропустил несколько смен. Мне не нужны лишние проблемы. Может, я и работаю здесь без нареканий почти год, но наше знакомство делает все только хуже.

Последовавшая за этим тишина заставила нервы Уилла натянуться, плотным канатом удерживая рушащиеся башни самообладания, и Уильям поспешил схватить небольшую металлическую коробочку. Алан наклонил голову на бок – он заметил это краем взгляда – и внимательно изучал Уильяма, как сторожевой пёс свою будущую добычу. Иглы выскальзывали из пальцев Уильяма, и ему через силу удалось достать нужную. Мягкий смех Алана разнёсся по кабинету – Уильям вскинул голову и встретился взглядом с потянувшимися молочно-розовым туманом глазами Маккензи.

– Ну наконец-то, мистер Белл, – саркастичные слова Алана сочились ядом, но его капли могли нанести вред только дорогому пиджаку мужчины, – в тебе проснулся настоящий характер. Я думал ты так до конца своей жизни будешь прятать от меня взгляд. А ты, я посмотрю, и сам любишь плеваться ядом.

– Вокруг слишком много змей, – Уильям почувствовал, как уголки его губ дёрнулись против воли. – Приходится соответствовать.

Алан хмыкнул и откинулся на спинку кресла. Вдеваться в иглу нить упорно не хотела, и в какой-то момент Уильям даже хотел попросить Алана отвернуться или закрыть глаза, но затем вспомнил, что это бессмысленно – Маккензи все равно увидит то, как Уилл несколько минут не может продеть кончик нити в ушко. Когда же ему это удалось, из груди даже вырвался победный вздох облегчения, и Уильям развернулся к Алану, намётанным взглядом оценивая лучшее расположение стежков.

– Только сделай мне красивые швы, – подался вперёд Алан, рассматривая зияющую в своей ноге дыру. – Не хочу ходить с уродливыми рубцами.

– Ты все равно можешь от них избавиться. И почему я вообще должен делать это вручную?! – возмущённо взорвался Уильям, хлопнув Алана по раненой ноге.

Маккензи зашипел, немного отпрянув от Уилла, и сжал ладонями бедро. Его глаза потемнели, но Алан спешно взял себя в руки и улыбнулся.

– Мне нравится, когда за мной ухаживают, – тоном уставшего учителя, который в сотый раз повторяет одно и тоже нерадивому ученику, протянул Алан. – Сразу чувствую заботу.

– Заведи себе женщину. Я то тут при чем?

– Увы, женщине не все можно доверить. В отличие от друга.

Уилл тяжело вздохнул и приготовился сделать первый стежок, как его неожиданно озарила очевидная и логичная догадка, которую он тут же поспешил подтвердить:

– Ты сам всадил себе эту пулю. Я ведь прав?

Уилл поднял голову и посмотрел на ухмыляющегося белыми зубами Алана – оскал мог бы нагнать на Уильяма страху, но это у врача сейчас в руках была иголка и будущее прекрасного тела Алана Маккензи.

– Чертовски прав. Ты очень сообразительный.

– Зачем?

– Чтобы был повод оказаться у тебя, – искренне удивился непониманию Уильяма Алан. – Я видел внизу стенд с графиком смен. И твой друг Даниэль сегодня работает. Если я все правильно рассмотрел. Ты же не против?

– Уверен, ты и сам знаешь ответ. Я не буду ее зашивать, – Уилл бросил иглу обратно в коробку и взялся за пинцет. – Если не хочешь лишиться ноги.

Конечно Уильям был против. Уильям хотел как можно меньшего присутствия Алана Маккензи в своей жизни, а втягивать во все еще и своего лучшего друга Уиллу не хотелось. Он догадывался о причине интереса Алана, и все же надеялся, что хотя бы на этот раз он ошибается.

– Если ты хочешь попасть к Даниэлю – это самый глупый способ, какой только можно было придумать.

– Ты прав, – беспечно пожал плечами Алан. – Можно было просто назвать себя Наполеоном и потребовать себе Францию по праву. Так явно получилось бы быстрее и надёжнее. Только меня не прельщает перспектива общения с милыми врачами в мягких комнатах.

– Ты мог просто рассказать ему все то, что поведал мне, – съехидничал Уильям. – Уверен, Даниэль оценит твоё богатое воображение.

Очередная неловкая пауза, от которой кожа покрылась липким слоем пота, стягивающим ее сухой коркой. Уильям безуспешно пытался занять себя разглядыванием содержимого своей экстренной аптечки и раны Алана Маккензи, пока последний стучал кончиками пальцев по подлокотникам кресла, готовя очередной ответ.

– Пожалуй, – Алан растянул каждую гласную, раскатав по языку и наслаждаясь напрягшейся фигурой Уильяма, – никогда не буду пихать тебе пальцы в рот. А то еще откусишь ненароком.

– Мистер Маккензи, это не смешно! – щеки Уильяма сами по себе вспыхнули от смущения, и придать голосу грозности оказалось достаточно трудно.

– А я и не шучу, – осклабился Алан. – Ты закончил? У меня есть еще дела на сегодня, которые хотелось бы сделать до того, как твой друг уйдёт домой. Не хотелось бы тянуть.

– Смею напомнить, что это не я прострелил себе ногу, прибежал в больницу с криками и привлёк к себе внимание. Так что, будь добр, – Уильям резко толкнул приподнявшегося вперёд Алана в грудь, – сиди теперь тихо и молись, чтобы никто не нашёл тебя здесь. Не знаю, кому может молиться такое существо, как ты, но уверен, что жертва в лице стакана виски подойдёт.

– Ты точно там все правильно делаешь? – с сомнением поинтересовался Алан. – Мне кажется, вот тот последний стежок не так параллельно лежит, как остальные.

– У кого из нас больше медицинского опыта? У меня или у тебя, Алан? Все нормально лежит, – рассеянно отозвался Уильям, даже забыв, что он только что решил не зашивать огнестрельную рану Алана. – Или если они не параллельно друг другу, то ты не сможешь спать по ночам? И к тому же, – спохватился Уилл, – Алан, я даже не начинал накладывать тебе швы.

– Да. Я уверен, что буду знать, что этот стежок там есть, и это будет меня раздражать. Люблю, чтоб все было идеально, – улыбнулся Маккензи.

– Боже, дай мне сил.

– Он не даст. Он жадный.

Удостоверяться в правдивости слов Алана у Уильяма не было никакого желания. Тем не менее по собственному опыту и отсутствию каких-либо жизненных сил, Уилл начинал подозревать, что временно исполняющий обязанности создателей людей действительно либо не хотел давать Уильяму дополнительных сил, либо просто давно перестал переживать о том, как люди будут выживать. Иначе никак не получалось объяснить, почему Уильям каждый день чувствовал себя как двигатель внутреннего сгорания. Правда подливать в него бензин регулярно забывали.

– К тому же у меня тоже есть некоторый опыт в лечении людей. Я между прочим изобрёл «Безвредные пластины с мышьяком для улучшения цвета лица доктора Маккензи». Они пользовались большим спросом.

– И почему я даже этому не удивлён?

Уильям щёлкнул ножницами и приказал Алану перевернуться, на что получил еще добрую порцию колких комментариев Маккензи, который нехотя, но разлёгся теперь уже на полу предоставляя Уильяму возможность обработать рану и с другой стороны. Он плеснул на скальпель спирта и аккуратно нацелился, рассекая податливую мягкую кожу. Обожжённая плоть, покрывшаяся тонким слоем черной слизи, запёкшаяся от температуры кровь и еще остатки щепок – Уильяму потребовалось больше получаса, чтобы вычистить рану до идеального состояния. Алан не упускал возможности отпускать ехидные шуточки и замечания о работе хирурга, за что тут же получал очередную порцию обжигающего спирта в рану и недовольно шипел, как котёнок.

– Я наложу повязку. А дальше как-нибудь сам. – Уилл резким движением разорвал упаковку с бинтом.

– Ну конечно, – недовольно прокряхтел Алан. – Всегда приходится все делать самому.

– Поработайте ручками, мистер Маккензи. Может человеком станете.

Несколько неровных прокладок из бинтов, изрядная доля спирта и нога Алана Маккензи оказалась в плотном плену тут же окрасившей в сочащуюся кровь повязки. Алан кряхтел все время, что Уилл помогал ему подниматься на ноги и пока натягивал на себя штаны, и делал бы это еще дольше, если бы Уилл не вручил ему с гордым видом трость и не вытолкал спешно за дверь кабинета.

Замок красноречиво щёлкнул ключом, и Уилл, положив руку на плечо Алана, вытянул руку, предлагая пройтись подальше от кабинета хирурга. Пока никто не спохватился и не позвал руководство больницы. Оставаться в кабинете после устроенного Аланом представления было опасно для жизни и здоровья персонала больницы. Поэтому Уильям решил, что если придётся жертвовать – нужно обойтись меньшей жертвой.

– Так зачем вам нужен Даниэль, мистер Маккензи? – Уильям оглянулся, убедившись, что поблизости никого нет, и все равно понизил голос.

– О’Брайан, – рассеянно поправил его Алан, прихрамывая и стуча тростью по полу, стульям и всему, до чего Маккензи мог дотянуться. – Ты же сказал, что она регулярно ходит к нему на приёмы. Вот я и подумал, что проще будет подойти и поговорить с ним. Не думаю, что он будет против. К тому же он твой лучший друг. А друзья любят сплетничать.

– Боюсь, вы не входите в круг его друзей-сплетников. – Уилл коротко кивнул прошедшей мимо медсестре и запахнул халат, пряча следы от крови.

– Это пока что.

– Да и к тому же я не видел мисс О’Брайан уже довольно давно. Как я уже несколько раз говорил, – спешно поправил себя Уилл, заметив взгляд Алана. – Возможно, она уже перестала ходить к нему. Она и раньше сомневалась в его профессионализме. А за несколько месяцев могла лично в этом убедиться.

– Какая невероятная вера в друга, – трость насмешливо стукнула кончиком по полу, – и в его профессиональные способности.

– Я просто знаю, как Даниэль работает. И вы сами скоро в этом убедитесь.

Нет, Уильям не считал Даниэля простым специалистом, но его методы слишком отличались от привычных, тех, о которых рассказывали на скучных лекциях в университете, которые Уильям частенько прогуливал на сменах в больнице и выгребании дерьма из-под пациентов. Психиатрией Уильям заниматься не хотел и не видел смысла посещать предмет, который понадобится ему только один раз в жизни – на экзамене. Да, он знал, что, возможно, когда-нибудь об этом пожалеет. Но пока что этот момент еще не наступил.

– А если серьёзно. Что вам понадобилось от мисс Кэтрин? – вопрос слишком долго крутился на кончике языка Уильяма, чтобы и дальше его игнорировать. – Только не говорите, что это ваш личный интерес. Я скорее поверю в то, что вы хотите сблизиться с ее отцом ради собственной выгоды.

– Как низко, Уильям, с твоей стороны думать обо мне в подобном ключе! – притворно возмутился Алан, схватившись рукой за грудь, и ткнул Уилла тростью в плечо. – Да, это личный интерес. Мой личный интерес. Мне все еще не удалось познакомиться с ней поближе. И я считаю это большой оплошностью с моей стороны. Или тебя удивляет то, что мне могут нравиться женщины?

– Меня в принципе удивляет то, что вы проявляете интерес к людям, – сухо отозвался Уилл и спешно добавил: – Любой.

– Мой дорогой Уилл, я человек. По большей своей части. И ничто человеческое мне не чуждо. Например, любовь к тесным отношениям с другими людьми.

– Это вообще безопасно?

– Абсолютно. Я же не монстр какой-то. К тому же я всегда использую защиту.

Невозмутимость, с которой Алан произнёс эти слова, в большей степени обескуражила Уильяма, чем удивила – он уже начал привыкать к подобного рода вещам, которые только за один этот день услышал с добрых два десятка. Двусмысленные шутки с начало зимы стали слишком часто слетать с языка Алана, заставляя лицо Уильяма покрываться красными пятнами злости и смущения, а ладони – сжиматься в кулаки. Тем не менее, Уилла волновал только один вопрос: Алан Маккензи делает это специально или подобное поведение для него так же естественно, как для Даниэля опасные связи с ирландскими группировками? Знать ответ, Уильям не так чтобы сильно хотел и подозревал, что правда его не слишком порадует.

Оставшиеся два этажа они шли в молчании. Только трость Алана изредка стучала по наполированному паркету, а сам Маккензи грузно охал и кряхтел каждый раз, как в поле его зрения появлялась медсестра, и Уилл был готов поставить всю свою зарплату на то, что Алан таким ненавязчивым образом флиртовал. Пару раз Алан покачивался и начинал своё свободное падение в сторону очередной молоденькой девушки – но на пути к его счастью вставали сильные руки Уильяма, что тут же подхватывал Маккензи и тащил дальше по лестнице. Кабинет Даниэля был несколькими этажами выше, и Уильям впервые про себя проклинал своего друга: подниматься по лестнице и тянуть за собой сопротивляющегося Алана было сложной задачей.

– Вы наверно забылись, мистер Куэрво!

Уильям ехидненько крякнул, остановившись перед дверью в кабинет «доктора Куэрво» – он как всегда подошёл в самый подходящий момент. Даже Алан весь встрепенулся и, забыв про больную ногу, припал ухом к двери. Взгляд Маккензи блеснул искрящимся серебряным интересом, и Алан шикнул на Уильяма, стоило тому открыть рот и попытаться что-то спросить.

– Мисс О’Брайан, – мягкий голос Даниэля патокой разлился по кабинету, отчего тут же захотелось выпить несколько стаканов воды, – я прошу вас хорошенько подумать еще раз. От вас не требуется ничего сверхсложного. Всего лишь прийти на ужин вместе с вашим уважаемым отцом. Насколько мне известно, он уже согласился.

– У вас неверная информация, мистер Куэрво. – Кэтрин коротко прокашлялась, даже не скрывая насмешливости своего жеста. – Мой отец сказал, что он подумает над предложением вашего кузена. Он еще не дал окончательного ответа.

– Что ж. В таком случае вы тем более должны согласиться. Поверьте, вы нисколько не пожалеете.

– Я все еще жалею, что согласилась прийти на маскарад, который устроил ваш кузен. Никогда не видела настолько же безвкусного сборища.

Даниэль замолчал. Уилл буквально видел, как его губы растягиваются в улыбке, когда хитрый изворотливый мозг испанца вытаскивает не свет очередной козырь. В общении с людьми Даниэль преуспевал чуть больше, чем в игре в карты. И все же каждый раз Куэрво ходил по тонкой грани, впивающейся ему в подошву ботинок.

– Ну, я там не был, так что не могу ни подтвердить, ни опровергнуть ваши слова. Но я знаю, что этот ужин будет хорошим поводом развеять все слухи, что крутятся вокруг вашей семьи.

Алан и Уилл переглянулись.

– Какие слухи? – голос Кэтрин, тихий и обеспокоенный, сквозил опасностью и угрозой.

– Да так. – Глухой удар бумажных папок по столу. – Некоторые наши знакомые утверждали, что ваш отец занимается не только политикой. А вас он держит запертой в своей комнате, потому что боится, что люди узнают, что дочь сенатора – сумасшедшая.

– Что за вздор!

– Вас с осени не видели на людях, мисс О’Брайан. Людям дай только повод посплетничать о богатых и политиках. Моего кузена, например, за глаза обвиняют в незаконной торговле алкоголем. Но ведь это не имеет никакой логики. Зачем владельцу ювелирного бизнеса заниматься криминалом?

– Ёрничаете?

– Нисколько.

Алан закатил глаза. Если до этого только Уильям и Кэтрин сомневались в профессионализме и способностях Даниэля к интеллектуальному труду, то теперь к этому списку добавился еще и мистер Маккензи.

– Я бы на месте Даниэля был осторожней со словами.

– Это еще почему?

– Мне было бы очень жаль смотреть на его труп, – хрипло кашлянул Алан в кулак. – Шантаж – не лучший способ расположить к себе женщину. К тому же такую, как мисс Кэтрин.

– И что вы предлагаете?

– Дипломатию. Дружеский разговор в конце концов, – пожал плечами Маккензи. – Она откажет ему, вот увидишь. На самом деле она уже ответила отказом. Сейчас она просто наслаждается его попытками вывести ситуацию в нужное для себя русло.

Уильям не был достаточно знаком с Кэтрин. Он не знал девушку в достаточной степени, чтобы утверждать правдивость слов Алана. Он видел ее лишь дважды, в каждый из которых у него было не больше нескольких мгновений, чтобы составить о мисс О’Брайан собственное мнение. Первый раз Уильям предпочитал не вспоминать, но встреча в коридоре все еще возвращалась к нему взрывающимися алыми кошмарами и стучала болью в висках. Второй же раз все небольшое внимание девушки перехватил Алан, безуспешно пригласив ее на танец. Кто знал о Кэтрин больше в таком случае: Алан или Уилл, – Уильям не знал.

Но Алан говорил о Кэтрин с такой уверенностью, будто знал ее лично уже очень давно.

– Кто еще там будет? – резкий безапелляционный вопрос Кэтрин вырвал Уильяма из размышлений.

– Несколько наших общих знакомых, начальник полиции, прокурор, их жены и… Уильям! Как я рад тебя видеть!

Даниэль подскочил в кресле: Уильям распахнул дверь, только из вежливости коротко постучав перед этим. Кэтрин не обернулась. Ее фигура оставалась неподвижной, а пальцы нервно сжимали сумочку. Алан привстал на цыпочках и выглянул из-за спины Уилла: его дыхание было слишком тяжёлым и горячим, чтоб можно было игнорировать проявляемый интерес к Кэтрин.

– Он тоже приглашён? – Уилл был уверен, что Кэтрин скептично выгнула бровь.

– Он? Нет. То есть, да, – Даниэль хлопнул в ладоши. – Конечно да, он тоже приглашён. Он… и мистер Кёниг!

Кэтрин обернулась. И Уильям был готов отдать все, что у него было, чтобы девушка продолжала сидеть к нему спиной. Золотистые глаза девушки потемнели – расплавленный металл на их дне выплёскивался за гранитные берега радужки и разливался по веснушчатому лицу. Девушка смотрела за спину Уильяма, на Алана, но сосало под ложечкой все же у Уилла. Он хотел бы отступить назад, захлопнуть за собой дверь и больше никогда не общаться с Даниэлем, потому что это было слишком опасно для его психики и здоровья, но Алан дышал ему в спину. Во всех смыслах

– Я бы предпочла, чтобы пришёл только… – Кэтрин перевела взгляд на Уилла. – Уильям, да? Вас ведь так зовут?

Трость с силой толкнулась в спину Уильяма, и он подавился воздухом.

– Да, мисс О’Брайан. Приятно познакомиться.

Уилл попытался жестом незаметно отмахнуться от Алана, но получил лишь еще один тычок в спину, саркастический тихий хохот и подозрительно-изучающий взгляд Кэтрин. О’Брайан, слегка прикусила нижнюю губу, перебирая кончиками пальцев по спинке стула.

– Так вы придёте? – спросила девушка Уильяма, но смотрела она поверх его плеча.

– Я подумаю, – предупреждая толчок трости Алана в спину, пробормотал Уильям. – В конце концов дом мистера Куэрво большой. Места хватит всем.

Даниэль негромко хохотнул, активно делая вид, что он перебирает документы у себя на столе. А Кэтрин теперь уже смотрела на Уилла, горячее дыхание исчезло с его шеи – Алан опустился на полную стопу и скрылся за широкой спиной своего «друга», легонько постукивая набалдашником трости тому по плечу. Возможно, это был намёк, что Уильяму стоит отойти в сторону и пропустить вперёд Алана. Но, к сожалению, Уилл не чувствовал ничего – он разобрать хоть что-то на бесстрастном и отчуждённом лице Кэтрин О’Брайан. Девушка сидела неподвижно, лишь изредка моргала, скрывая от Уильяма золото глаза, и изучала его. Иногда взгляд Кэтрин задерживался на чем-то конкретном: губах, волосах или торчащей из нагрудного кармана ручке, и девушка открывала рот, словно собиралась что-то сказать, но тут же прикусывала щеку и вновь погружалась в задумчивое созерцание доктора Белла.

Негромкий кашель из-за спины практически толкнул Уильяма вперёд. Он покачнулся и отступил в сторону. Психология не была сильной стороной Уильяма – по крайней мере он сам так считал, хотя окружающие утверждали обратное, – однако он успел зацепиться взглядом за то, как на мгновение скривилось лицо Кэтрин при появлении Алана. Громко хмыкнув, Кэтрин резко отвернулась, закинула ногу на ногу и уставилась на растерявшегося Даниэля. Бровь Уильяма выгнулась дугой, и он шагнул к шкафу, в котором Даниэль хранил «стратегические запасы алкоголя», в отражении наблюдая за раскинувшимся за спиной кабинетом.

– Я вам не нравлюсь, мисс О’Брайан?

Алан вальяжно подплыл к столу Даниэля и, уверенным жестом отодвинув рабочие папки, опустился на край стола. Закинув ногу на ногу, Алан обхватил колени руками, сцепил пальцы в замок и навис над Кэтрин. Он ждал от неё ответа, но на этот раз Уилл не заметил во взгляде Алана привычной требовательности или нетерпения. Напротив, сейчас глаза Алана были мягкого лунного цвета, привычные морщины на лице разгладились и он с непонятной для Уильяма заботой разглядывал Кэтрин. Он переживал за неё, и это было непонятно Уиллу, как и то, почему черты лица девушки заострились, искажаясь, а алые губы плотно слиплись помадой. Попади сейчас под руку Кэтрин стакан с ледяной водой – и она непременно плеснула бы его в лицо Маккензи.

– Вы? О нет, – слова Кэтрин патокой разлились в ушах Уильяма и толстой багровой каплей опали ему под ноги, – мистер Кёниг. Мне не может не нравиться человек, которого я едва знаю. Однако не могу отрицать, что ваша репутация бежит впереди вас. Мне бы не хотелось испортить репутацию отца, если нас увидят рядом.

Размеренный треск часов стал низким и тягучим. Солнечные зайчики заскользили в отражении стёкол, распадаясь на оранжево-красные цвета, ослепительно вспыхивали и растворялись в планирующей по воздуху пыли. Спектр цветов был ограничен багровой древесиной шкафов, палящим летним солнцем и неожиданно подёрнувшимся сепией миром. Уильям попытался поймать рукой одну из пылинок, но вместо этого по кадрам наблюдал за движением своей руки. Кисть вывернулась, открываясь ладонью кверху. Складки на коже углубились, вычерчивая в деталях жизнь Уилла. А пальцы слегка разошлись веером, чтобы тут же начать стремительно сгибаться и сомкнуться в кулак. Уильям видел каждый момент этого действия, будто кто-то показывал ему искусные акварельные рисунки. И от этого во рту пересохло, а горький привкус плёнкой покрыл язык.

– Увы, – пальцы Алана подцепили одну из стоящих на столе ручек, расположил ее на кончике пальца и начал слегка наклонять из стороны в сторону, балансируя ею, как шестом канатоходца, – у нас слишком много общих знакомых. Рано или поздно мы окажемся в одном помещении. Как сейчас. Или на маскараде. Вы к слову все еще должны мне танец, мисс О’Брайан.

Ручка соскользнула с пальца Алана, и он тут же поймал ее. Даниэль подавился воздухом и ударил себя в грудь, громко и надрывно кашляя, а Кэтрин вжалась в спинку стула. Ноздри девушки раздувались с каждый вдохом, лицо пятнисто покраснело, и костяшки пальцев побелели. Кэтрин заёрзала на стуле, нервным движением заправила за ухо выбившуюся рыжую прядь. Слипшиеся губы разомкнулись и тут же снова примкнули друг к другу, навсегда скрывая за своими плотными створами ворот невысказанные мысли. Алан оскалился: губы криво сдвинулись на бок, искажая лицо, и слишком острые для человека клыки выглянули из-за бледно-розовых полосок кожи.

– Хах, как интересно! Это правда? – просипел Даниэль, посмотрев на Кэтрин.

– Да, – натянуто улыбнувшись, нехотя отозвалась Кэтрин. – В тот раз у меня болела голова и я была вынуждена отказать мистеру Кёнигу в его просьбе.

Уильям кашлянул в кулак, но это все равно получилось слишком похоже на смешок, потому как на него тут же обернулись две пары глаз: бледно-серые и ярко-золотые, усеянные темными карими веснушками. Только Даниэль не смотрел на Уилла укоризненным взглядом. Все его внимание было приковано к сидящей перед ним парочке, напряжение между которыми было настолько сильным, что можно было спокойно зажечь лампочку, включить радио или даже прикурить двигатель автомобиля. Но ни Уильям, ни Даниэль понятия не имели, почему Алан Маккензи с таким упорством наседает на девушку, а Кэтрин в свою очередь всячески показывает своё неудовольствие компанией малознакомого человека.

– Что ж, – Даниэль схлопнул тяжелый липкий воздух. – Вот и замечательно. Теперь у меня есть возможность увидеть вас обоих на приёме! А вы сможете рассчитать друг перед другом. Считайте это вашим домашним заданием, мисс Кэтрин. Общение с людьми очень помогает в терапии. Уверен, вам будет полезно.

Неожиданная волна с силой развернула Уильяма и толкнула к стене. Даниэль косо посмотрел на друга и Уилл спешно пробормотал: «Немного перебрал вчера», – спиной нащупывая опору в виде стены. Кабинет закружился, и только Алан и Кэтрин оставались на своих местах. Даниэль поплыл на кресле в сторону окна, сливаясь с ним и растворяясь в алых частичках стекла, а стол под Аланом кривыми ножками разъехался в стороны. Уильям моргнул – все вернулись на свои места и тут же начали кружиться в новом адском хороводе. Кто-то зашептал Уильяму на ухо слова на хриплом незнакомом языке, и Уилл повернул голову, но не увидел ничего, кроме пышущего жизнью и зеленью фикуса в горшке, который Даниэль изредка поливал остатками недопитого виски.

Воздух искрился, взрывался на языке карамелью и оставлял после себя запах пороха. Алан и Кэтрин играли в гляделки, победитель из которых мог выйти только один. Они поджигали друг друга взглядами, а кончики огненно-рыжих волос – или Уильяму это только показалось? – начали дымиться, чтобы тут же вспыхнуть маленькими золотистыми огоньками. Запахло палёным мясом, и Уильям взглянул на свои руки, с облегчением поняв, что они все еще были целы. Мир все еще кружился вокруг него, растягивался в стороны и раскрывался оранжево-красными кругами. Уилл чувствовал слабость во всем теле, единственной опорой ему служила неожиданно накренившаяся стена: Уильям кружился вместе с ней и разваливался кусками штукатурки.

Все прекратилось слишком резко. Уильям еще какое-то время покачивался в такт секундной стрелке, скребя ногтями по тёплой стене. Даниэль писал в записной книжке, поглядывая на Алана и Кэтрин. О’Брайан закрыла глаза и беззвучно, одними губами что-то пробормотала, и это действие вызвало на лице Алана тень заинтересованности. Мужчина подался вперёд, хватая каждое движение губ и пытаясь его расшифровать, и отпрянул, когда навстречу емураспахнулись два янтарных глаза.

– Ладно, – Кэтрин резко поднялась, и Алан спрыгнул следом за ней с края стола. – Но не ждите, что я пробуду там дольше часа.

– Засеку время, – со всей присущей ему обаятельностью улыбнулся Алан.

Будь на месте Кэтрин любая другая девушка или женщина, и она уже непременно ехала бы с Аланом в только одному ему известный бар Чикаго, где подают лучший портвейн. Будь на месте Кэтрин кто-то еще – и чары Алана несомненно подействовали бы так, как и должны быть. Да что скрывать, Уильям и сам редко когда мог сопротивляться этому нахальному взгляду голодного до приключений щенка и растягивающей губы улыбке. Вероятно, стоило обдумать это откровение и сделать определенные выборы, но Уилл предпочитал, чтобы все оставалось так, как сейчас.

– Надеюсь, после этого мы с вами больше никогда не встретимся, мистер Кёниг.

– Будет жаль, вас разочаровать.

Разумеется это было ложью. Алан Маккензи никогда не испытывал чувства вины. Или в принципе не знал, что это такое. И Уильям был уверен, что Алан не будет жалеть, найди он еще с десяток поводов для встречи с Кэтрин О’Брайан.

Кэтрин вылетела из кабинета Даниэля, так что последний даже не успел с ней попрощаться. В дверях девушка ненадолго остановилась, оглянулась и, бросив «До встречи», хлопнула дверью с такой силой, что висящая на стене картинка несколько раз размашисто раскачалась из стороны в сторону, а потом и вовсе повалилась на деревянный пол.

Только сейчас Уильям нашёл в себе силы отлипнуть от стены. Даниэль глядел вслед Кэтрин, сжимая пальцами листы бумаги. Он был похож на брошенного у алтаря жениха, который все еще не мог определиться, к счастью или нет его невеста только что сбежала от него с шафером.

– А она та еще штучка, – невпопад обронил Даниэль.

Ручка пронзительно щёлкнула в руках Алана, и две разломанных половинки растёкшимися чернилами опустились на стол перед Даниэлем. Куэрво спешно схватил кучки разбросанных бумаг, пока густое фиолетовое пятно не коснулось их краёв своими широкими расплывчатыми пальцами. Алан поднёс руку к лицу, разглядывая стекающую по пальцам жидкость, и небрежным движением стер ее о штаны. Уильям нервно сглотнул, прикидывая в голове стоимость костюма мистера Маккензи.

– Она ваша пациентка, мистер Куэрво. – Алан неспешно обернулся к Даниэлю; его лицо мёртвой гипсовой маской уставилось на врача, и Даниэль отпрянул, вжимаясь в спинку кресла. – Постарайтесь не забыть об этом в следующий раз, когда будете пытаться ее шантажировать. Так и клиента потерять недолго.

Алан три раза постучал тростью по столу, словно это был волшебный портал в другой мир. К сожалению, стол Даниэля Куэрво был порталом лишь в мир алкоголизма, проституток и долгов. Не то чтобы Даниэль жаловался, но нервная натянутая улыбка на его лице, ярче слов кричала, что дела Куэрво в очередной раз хуже некуда и терять богатую клиентку не в его интересах.

– Несомненно, – Даниэль медленно кивнул и придвинулся обратно к столу, – я прислушаюсь к вашему совету, мистер Кёниг.

Когда на Уильяма одновременно уставились две пары глаз, он подумал, что стоило еще лет десять назад отказаться от знакомства с Даниэлем Куэрво. Это было спасло много личного времени Уильяма от пустой траты на болтовню и выпивку, кошелёк от дыр, которые в нем проделывали ненасытные крысиные зубки обоих Куэрво, а нервы – от вечной сшивки белыми нитями. Как будто это могло помочь Уильяму сохранить привычный ему мир и свою жизнь.

Вот и сейчас Уильям стоял под наведёнными пушками взглядов, выбирая, за кем ему сейчас последовать. Остаться с Даниэлем и опустошить очередную бутылочку, тайно провезённую в страну подпольными умельцами? Или пойти с Аланом и провести еще несколько незабываемых минут в компании человека, который любит, когда слушают его, и пропустит сквозь пальцы все, что вы расскажете ему? Выбор показался Уильяму очевидным, и Белл, бросив Даниэлю «Скоро вернусь», вылетел из кабинета вслед за Аланом, едва не врезавшись в того за порогом.

– Вы довольны?

– Отчасти. – Алан отряхнул с плеча пылинки. – Затащить девушку на званый ужин не равно получить ее доверие, уж поверь мне. К тому же мисс О’Брайан слишком неприступная крепость, готовая вспыхнуть в любой момент. – Алан приподнял брови и взгляд, словно прикидывал что-то в уме, и покачал головой. – Придётся немного ускориться, если ты не против, в нашем маленьком предприятии. Не хотелось бы, чтобы все, через что ты прошёл, было впустую.

– О чем вы?

– Не важно. Мне пора идти. И, – Алан выглянул через плечу Уилла, – кажется, это за тобой. Крепись.

– Что?..

– Мистер Белл! Задержитесь на секундочку.

На последок Алан похлопал Уильяма по плечу, посмотрел искренне сочувствующим – как и всегда, когда Алан хотел сделать вид, что он переживает за Уильяма, – взглядом и быстрыми широкими шагами здорового человека направился прочь, пока непосредственное официальное начальство Уильяма не оказалось слишком близко к нему. Как будто Алан мог заразиться от них бюрократией и снобизмом, – Уильям хмыкнул собственным мыслям. Даже если недостатки его начальства и передавались воздушно-капельным путём, Алану не стоило переживать за своё здоровье. Алана Маккензи не возьмёт ни одна зараза в этом мире.

Потому что он сам главная зараза, проникающая под кожу и расползающаяся в каждую мысль.

– Мистер Белл, – невысокий низкий мужчина остановился перед Уильямом, разглядывая своими маленькими выкатывающимися из костяных ям глазками сквозь круглые стекла очков, – мне казалось, что я чётко дал вам понять, что ваша работа хирургом не должна выходить за пределы операционного театра. Ко всему прочему ваше частое отсутствие просто неприемлемо для вашей должности! И это даже несмотря на ваш богатый для столь юных лет медицинский опыт.

– Да, я это хорошо помню, мистер Ридли.

– Мистер Белл, наша больница – образец правильности и профессионализма, – мужчина начал расхаживать из стороны с сторону, сцепив руки за спиной и кивая в такт каждому своему слову, – Мне бы не хотелось в завтрашнем выпуске читать об очередном инциденте с участием наших сотрудников. Надеюсь, вы понимаете мои опасения.

– Да, – Уилл согласно кивнул, выхватив короткую паузу в монологе начальника, чтобы наконец вставить и своё слово, – очень хорошо понимаю и…

– Я надеюсь, – прервал его Ридли, – что впредь подобной ситуации, как сегодня – больше не повторится. Приводите своих благодетелей к себе домой и там оперируйте. Уверен, вас обеспечили местом для… – он взмахнул в воздухе руками, словно пытался обрисовать то, что имеет в виду, – подобного рода деятельности. Мне не нужно, чтобы по моей больнице расхаживали вооружённые бандиты. Это вам ясно?

– Предельно.

Кивать и соглашаться. Порой работа ничем не отличалась от тюрьмы. Все те же правила и тот же подход. Чем меньше говоришь и споришь – тем больше шансов дожить до следующего утра. Иногда Уильяму это казалось парадоксальным, но он довольно быстро усвоил, что все приходит с опытом. Даже умение вовремя замолчать.

Низенький врач несколько раз огладил свой живот, затем похлопал себя по груди и причмокнул губами, как старушка, вспоминающая свои лучшие годы. Мистер Ридли смотрел на Уильяма, явно решая его судьбу, и еще два года назад Уилл бы занервничал и начал придумывать способы сохранить свою работу любым образом. Сейчас же Уильям не чувствовал ничего, думая о перспективах своего будущего. Все, чего Уильяму хотелось – лечь в кровать и спать несколько дней подряд, потом сытно поесть, послушать радио, сходить в кино и снова спать, пока ему и это не надоест, как всякое другое увлечение.

Он устал.

В худшем значении этой фразы.

Мистер Ридли громко хмыкнул, и звук этот больше был похож на низкий тяжелый кашель. Старший врач сунул руки в карманы, скрипнул каблуками по полу и развевающимся халатом начал удаляться, напоминая Уильяму помесь летучей мыши и гуся. У него даже были такие же маленькие красные лапки – новенькие лакированные ботинки и разваливающаяся походка идеально дополняли друг друга.

– Ах да.

Ридли остановился в другом конце коридора и, обернувшись, протрубил на последок:

– Мистер Белл, вы уволены!

Что ж, по крайней мере, теперь у Уильяма появилось лишнее время, чтобы дочитать наконец ту стопку книг, что уже второй месяц возвышалась на его прикроватном столике.

Глава XVI. Щепки

Длинные алые языки пламени взметались ввысь, жадно облизывая мечущееся в дыму апельсиновое небо и обгладывая обгоревшие кости деревьев, попадавшихся на пути всепожирающего пожара. Он аплодировал крикам людей хрустом ломающихся домов и агонией мечущихся в западне животных, медленно, но верно продвигаясь вперёд, обходя стороной небольшую опушку на границе еще не тронутого смертью леса.

Низкий покосившийся дом с давно проломившейся крышей стал невольным свидетелем царившего вокруг него безумия, молчаливо наблюдая за всем пустыми глазницами окон и тихо поскрипывая ставнями в такт резким порывам ветра, нещадно ударяясь об проломленные стены и подгоняя замедлившийся на подступах к дому пожар, который словно боялся подойти ближе и нарушить напряжённый покой двух фигур, замерших в тени строения.

Мужчина хмурился, глядя на стоящую перед ним девушку светлыми выцветшими глазами словно сквозь неё, и нервно поправлял колышущийся от порывов жаркого ветра плащ за спиной, бьющийся об ноги. Огонь шумел в ушах, и мужчина замотал головой, пытаясь избавиться от этого чувства, но оно стало лишь сильнее, добавившись к спутанным и захлёбывающимся в самих себе мыслям. Жар от остановившихся в паре шагов от них языков пламени усилился, похрустывая искрами в воздухе.

Мужчина с силой сжал хрупкую ладошку девушки в своей руке, небрежно смахнув выступившую на бледной коже кровь. Глаза слезились от дыма, а медленно бьющееся сердце будто бы разрывалось от отлетающих с пронзительным хрустом от деревьев щепок, что острыми иглами вонзались в него. Девушка задрожала и сделала шаг назад, даже не дрогнув, когда ее голых лодыжек коснулись обжигающе холодные языки пламени, и словно длинные костлявые руки начали тянуть к себе, стремясь забрать еще одну жертву на свой и без того ломившийся в эту ночь алтарь.

Рука сама по себе потянулась к девушке, но была остановлена холодным взглядом с пляшущими в нем чёртиками, доведшими до безумия жителей деревни, что сейчас своими криками прорезали спокойную ночную тишину и безмятежное спокойствие полей, пав невольными жертвами неосторожных слов, недосказанности между богами и сводящего с ума вихря буйствующих в экстазе вакханок из ближайшего храма, что в эту ночь принимал самого Диониса.

Дом неподалёку взорвался ярким сиянием, выплюнув сквозь свои пустые окна пышущий жаром воздух, а затем огонь стих, теперь уже как-то робко касаясь сухих, еще не тронутых пожаром стен полуразрушившегося дома, и не смея подступить еще ближе к девушке и непривычно хмурому мужчине. Где-то вдалеке в последний раз вскрикнула птица, прежде чем все погрузилось в мрачную давящую тишину.

Никто не смел нарушить повисшее молчание, словно это было той тонкой гранью, что отделяла этот мир от того, чтобы окончательно забыться и упасть в объятья всепожирающего пожара. Вся фигура мужчины выдавала плохо скрываемое им напряжение, плечи были опущены, и он немного неловко переступал с ноги на ногу, взметая в воздух устилавший землю тяжёлый пепел, что хлопьями, словно грязный горелый снег, оседал на его сандалиях и светлой коже. Он улыбался, бегая взглядом слепых глаз по тому, что находилось перед ним, улыбался натянуто, нервно, с едва уловимым безумием, что сопровождало его все последние годы. Мысли в голове метались, как стая диких загнанных в клетку птиц, сталкивающихся друг о друга, чтобы разлететься на несчётное количество острых осколков, что тут же вновь собирались воедино. И все начиналось заново.

Лёгкий порыв прохладного ветра и крепкие объятия ворвались в его мысли, как ураган, принося с собой тепло. Хрупкие девичьи ладошки и горячие слезы обжигали его кожу, оставляя после себя багровые обгорелые дорожки. Девушка дрожала, облачённая в короткий хитон, и крепко, будто бы в последний раз, прижималась к мужчине, словно ища в нем защиты. Низкий мужской голос что-то шептал девушке, крепко держа ее в своих объятьях, а огонь постепенно затихал, отступая все дальше к выжженному лысому лесу.

Губы мужчины почти невесомо касались покрытой пеплом кожи девушки, слизывая проступившие на ней солёные капельки пота и растирая сажу грязными разводами, и он морщился, ощущая на нежной потрескавшейся от огня поверхности губ покалывания от мелких, но острых как иглы солёных щепок, лезвиями прорезавших все, чего они касались. Сквозь сознание мужчины с громким треском прошла трещина, разделив образы в его голове на несовпадающие фрагменты, которые ему никак не удавалось собрать воедино, как бы мужчина не пытался. Кусочки то и дело перемешивались, стоило ему только соединить несколько из них в ясную картинку, и ярким калейдоскопом взрывались в его голове оранжевыми огнями.

– Остановись… – тихий шёпот мужчины казалось был подобен грому, отдающемуся в каждой клеточке тела и вызывавшему в нем дрожь, заставляющему сердце болезненно сжиматься, пропуская удары и не попадая в такт в тщетной попытке успокоиться.

Обгоревшие волосы девушки безвольными серыми прядями струились по ее спине, впитывая в себя прогорклые запахи смерти и страха, наполнивших все вокруг себя. Аккуратная ладошка с неровно обломанными ногтями дотронулась до широкой руки мужчины, переплетаясь с ней пальцами, и девушка прижалась к его груди, в которой медленно и отчаянно вырывалось сквозь ребра сердце.

– Ты ведь знаешь, что я не могу. – Отвратительный горький комок в груди, что свился там, словно клубок змей, точно так же зашипел, жаля и отравляя своим ядом все, до чего он дотрагивался.

Девушка вздрогнула, почувствовав, как мужчина проводит кончиком носа вдоль бьющейся под кожей голубой линии, и резко отстранилась, не расплетая пальцев и подняв на мужчину затянутый пеленой немного безумный взгляд горящих огнём глаз. В голове раздались голоса людей, что все еще были неподалёку, но их крики были тихими, прикрытыми нежным женским голосом, что, успокаивая, нашёптывал мужчине его же собственные слова, что он только что говорил ей сам. Пламя за спиной девушки всколыхнулось, но не решилось подойти ближе.

Дом протяжно заскрипел за спиной мужчины и опасно накренился, уступая напору тлеющего пожара. Ветер резко подхватил плащ, оборачивая вокруг владельца, и мужчина обернулся, чтобы увидеть, как дом мельчайшими деревянными иглами разлетается перед его невидящими глазами. Пальцы девушки выскользнули из его руки, и он повернулся к ней, протянув руку, словно пытаясь поймать ее, как птицу, вырывающуюся из золотой клетки, что он для неё свил, чтобы не отпускать.

– Лисса! – В груди что-то резко и надрывно оборвалось, мерзким, посасывающим чувством падения увлекая мужчину за собой, лишая возможности двигаться и ясно мыслить, окутав его разум плотной мягкой пеленой, успокаивающей и дарящей мнимый покой.

Он смог схватить рукой только горячий воздух, безмолвно наблюдая, как девушка медленно, глядя ему в глаза, делает несколько шагов назад, неуверенно застывая на несколько секунд на той тонкой невидимой границе, что отделяла ее и вспыхнувший с новой силой пожар, а затем уверенно отступает навстречу раскрывшемуся для неё огню, полностью отдавая себя в объятья пламени и вспыхивая на фоне тёмного леса ярким факелом, как свеча, что в последний раз жадными глотками пила воздух.

Что-то замирает на мгновение внутри мужчины, чтобы в следующую секунду безумной болью разлететься на хрупкие осколки, оставляющие после себя только давящий холод, болезненные шрамы и чувство несовершенства, отсутствия последнего кусочка в серой мозаике, что смог бы раскрасить ее. Мужчина обречённо выдыхает и падает на колени, чувствуя, как сердце медленно замедляет свои удары, а трещина в сознании становится больше, пропуская сквозь себя всепоглощающую и ненасытную тьму отчаяния и пустоты.

Глава XVII. Прием

Октябрь, 1933

Больше утренних смен Уильям Белл ненавидел, когда кто-то приходил к нему в гости без предупреждения. Долгие и упёртые стуки в дверь отдавались в каждой клеточке сонного тела Уильяма, когда тот натягивал халат поверх помятой полосатой пижамы и шаркающими тапочками скользил по коридорам дома к входной двери. Сладкое желание не открывать дверь преследовало Уильяма от самого порога спальни. Сделать вид, что никого нет дома, и пойти дальше спать – идеальный план для… Уильям сбился со счета дней, но чутье подсказывало, что сегодня воскресенье.

Уилл остановился перед толстым календарём и щедро оторвал несколько листочков. Стук в дверь усилился, а металлический лязг и громкий нетерпеливый крик: «Я знаю, что ты дома, Уильям Белл!», – выдавали незваного гостя так же, как рыжая шерсть и развороченные гнезда лису в курятнике.

– Что происходит?

Уилл едва разлепил глаза, как в них тут же ударил яркий солнечный свет. Гудки проносящихся мимо машин разрывали барабанные перепонки, и единственным желанием Уильяма сейчас было захлопнуть дверь и вернуться в постель. Его не смущало, что солнце уже несколько часов, как взошло, а желудок протяжно сжимался и булькал вчерашним супом. Его даже не смущало маячившее перед ним довольное лицо Алана Маккензи. Захлопнуть дверь и уйти. Это был идеальный план, который начал трещать по швам в ту самую секунду, как Уильям помедлил, широко зевнул и позволил Алану перехватить инициативу в этой невидимой борьбе за личное пространство.

– Уилл! – Алан тростью придержал дверь и встряхнул поддерживаемого под локоть низкого мужчину. – Смотри, кто пришёл к тебе в гости! Это мистер Ридли. Ты ведь помнишь его? Он тебя уволил несколько дней назад. Поздравляю, Уилл, теперь ты свободный человек!

– Да, добрый вечер… Что?!

Уилл распахнул глаза. Открыл он их уже несколько минут назад, но только сейчас распахнул и осмотрел стоящих на его пороге людей. Алана Маккензи и начальника, – Уилл тут же себя поправил, – уже бывшего начальника мистера Ридли. Последний трясся рядом с Аланом как выстиранное белье на ветру, не поддерживаемое ни единой прищепкой, и держался на ногах только потому, что, Маккензи с силой прижимал его к себе, держа за локоть, как новобрачную.

– Понимаешь ли, – невинно моргая, протянул Алан, – мистер Ридли очень сожалеет, что все так сложилось. Произошло ма-алюсенькое недоразумение. Он не собирался тебя увольнять. У вас произошло… недопонимание. И он хотел бы все исправить. Так что можешь снова возвращаться к работе с понедельника. Да, мистер Ридли?

– Д-да, – активно закивал головой низенький лысый мужчина.

Нет. Уильям определенно не понимал. Он не понимал, почему должен сейчас выслушивать весь этот бред. Он не понимал, зачем Алан притащил к нему домой мистера Ридли. Но он хорошо понимал, что мистер Ридли не был в восторге от предложенной ему прогулки: заплывший буро-фиолетовым оттенком глаз эффектно оттенял блестящую на солнце лысину мужчины. Дипломатичный разговор по душам, как это называл Алан, всегда приносил свои плоды. Даже в случае с принципиальным мистером Ридли.

– Очень лестно с его стороны, – Уилл сжал переносицу двумя пальцами и навалился плечом на дверной косяк. – Но я не так сильно хочу работать в его больнице. Я как раз уже нашёл несколько подходящих позиций. Так что в ваших услугах я больше не нуждаюсь, мистер Ридли. И мне казалось, свободный и безработный – это немного разные понятия.

– Уилл, не горячись, – Алан похлопал Уилла по плечу, словно успокаивал; но успокаивал он скорее себя. – Подумай хорошенько. Мистер Ридли очень переживает из-за произошедшего. Спать не может от беспокойства. Не своди на нет все старания мистера Ридли. Он через столько прошёл, чтобы доказать свои искренние сожаления по поводу твоего увольнения. Вы ведь сожалеете, мистер Ридли?

– Д-да.

Если мистер Ридли о чем-то и сожалел, так о том дне, когда взял Уильяма к себе на работу. Впрочем, Уильям не видел ни одной веской причины, по которой мистер Ридли мог возмущаться профессионализмом и ответственностью Уилла. До встречи с Аланом Маккензи Уильям ни разу не пропустил смену, всегда вовремя появлялся на работе, а сверхурочные часы стали уже чем-то обыденным и привычным для доктора Белла. Порой его даже никто не спрашивал, хочет ли он остаться и поработать еще – его ставили перед фактом, рисовали в графике на регистрации новые часы и советовали выпить пару чашек кофе. Сам же мистер Ридли исправно, кирпичик за кирпичиком выстраивал себе репутацию честного и неподкупного врача, в кабинете которого часто видели видных владельцев ресторанов и баров из итальянского квартала. О чем они разговаривали – оставалось загадкой. Но после каждого подобного визита у Уильям прибавлялось работы и трупов.

И все же больница мистера Ридли была единственной, где согласились взять врача без опыта, едва выпустившегося из университета, на полную ставку. Стоило сказать спасибо, хотя бы за это. Да и никакой новой работы Уильям так и не смог найти за эти несколько дней. Он даже не начинал ее искать.

– Ладно. – Вздох вырвался из груди Уильяма, губы поджались, а все черты лица заострились, когда звуки сложились в неприятные для Уильяма слова. – Я согласен.

Всего за несколько секунд на лице мистера Ридли, до этого боязливо сморщенного в ожидании уверенного и бесповоротного отказа Уильяма, удивление сменилось подозрительностью, а затем искренней радостью. Мужчина едва ли не прыгал на месте и, высвободившись из объятий Алана, кинулся жать руку Уильяму с такой силой, что последнему послышался хруст костяшек пальцев. Мистер Ридли тряс руку Уильяма, а вместе с ней и все остальное тело, пока Уильям не прохрипел: «Помогите». Ридли отскочил назад и спешно раскланялся, прижимая к груди шляпу.

– Спасибо вам, мистер Белл! Спасибо вам большое! Господь вас благословит! Господи, спасибо вам, мистер Белл!

Мистер Ридли расшаркивался в благодарностях до самого края тротуара. Его ноги скользили на пожухлых слипшихся в кашицу листьях, и он смешно махал руками, удерживая равновесие. Еще несколько громких «Спасибо!», и мистер Ридли едва не побежал – мешали лишний вес, низкий рост и неуклюжесть. Мистер Ридли пересчитал каждый фонарь на дороге, цепляясь за них то плечом, то рукой.

– Еще чуть-чуть и он будет считать тебя богом, – Алан оглянулся на спешно семенящего подальше от дома Уильяма мистера Ридли и махнул в его сторону тростью. – Как мало нужно людям для открытия портала веры в высшие силы.

– Это было так необходимо? Я удивлён, что у него всего лишь лёгкая гематома, а не переломы всего тела.

– Брось, Уильям. Я же не чудовище, чтобы почто зря калечить людей направо и налево. Ладно. Иногда я бываю резким. Но у меня всегда есть веская причина. Мистер Ридли оказался достаточно сговорчивым, юношей, – Алан проигнорировал прыснувший из Уильяма смешок, – и предпочёл наступить на горло собственной гордости. Да и о его делах с итальянцами я знаю слишком много. Ему просто не выгодно иметь меня своим врагом.

– Смотрю, у тебя хорошее настроение?

– Разумеется, Уилл. Или ты забыл какой сейчас день? Боже, ты выглядишь так, словно спал три дня.

– Я спал три дня.

Выйдя из кабинета Даниэля во второй раз, уже немного выпивший Уильям пришёл к логичному выводу, что оставаться на работе после многозначительных слов мистера Ридли нет никакого смысла. Он быстро собрал вещи, покидав все самое нужное в объёмную кожаную сумку, которую всегда таскал с собой на работу, чтобы ничего случайно не забыть, несколько раз тяжело вздохнул, обведя взглядом кабинет и ушёл. Возможно впервые раньше окончания рабочего дня и без серьёзных задержек.

И он действительно спал три дня. Изредка выбирался из кровати, чтобы сжечь яичницу на сковородке или парочку тостов и снова забирался под одеяло с книгой, забываясь в новом романе ДюМорье.

– Значит, – Алан уверенным движением собственника снимаемого Уильяму жилья оттеснил Уилла в сторону тростью и прошёл внутрь помещения, – у тебя сейчас очень много сил, чтобы высидеть скучный приём у Анхеля.

– Черт.

Это было наиболее безобидным, что вырвалось из Уильяма в следующие несколько минут. Подоспевший за Аланом в гостиную Уилл рухнул на диван и закрыл лицо ладонями, сокрушаясь так, словно он несколько лет проработал подмастерьем сапожника, а все его клиенты были последними ирландцами из рабочего района. Уильям забыл об этом приёме, на который он и Алана внаглую напросились. А теперь идти на него хотелось еще меньше, чем несколько дней назад.

Радио прокашлялось сводкой новостей и щёлкнуло выключателем. Лампочка грустно жужжала вместе со вторившим ей холодильником, и Уильям чувствовал, как вместе с ними дрожат и его нервы. Маккензи терпеливо слушал ругань Уильяма, рассматривая обстановку в доме, словно видел ее в первый раз. Несколько раз он останавливался около фотографий на стене, качал головой и начинал снова ходить кругами вокруг Уильяма. Ждать окончания тирады долго не пришлось, и Уилл, в последний раз выплюнув «Вот дерьмо!», откинулся на спинку дивана.

– Смотрю, ты уже в полной боевой готовности, – Алан скептично покачал головой, кивнув на кучу посуды около раковины и в ней.

– На себя бы посмотрел, – Уилл провёл ладонью по лицу. – Или мистер Маккензи неожиданно начал любить мыть посуду?

– Не скажу, чтобы начал. Я просто нанял себе домработницу, – Алан толкнул одну из водружённых на вершину стопки из тарелок чашек, и та вскриком разлетелась об пол под любопытным взглядом Алана. – Приходит раз в неделю, когда меня нет, убирается. Меня все устраивает. Главное, не пересекаться с ней. Не люблю посторонних людей в своём личном пространстве.

Уильям криво усмехнулся.

– Меня же ты как-то терпишь.

– Ты особый случай, Уилл. – Алан приподнял тростью край ковра и ногой загнал под него осколки. – Ты хотя бы умеешь шутить. К слову, как бы мне ни была приятна твоя компания, мы уже изрядно опаздываем. Не хотелось бы разочаровывать этих испанцев прямо с порога. Не дойдя до него. К тому же, там будет слишком много людей. Придётся бороться за внимание к себе.

– Уверен, у тебя без труда получится это сделать.

– Без труда? – насмешливо вскинул бровь Алан, принявшись снова ходить кругами по гостиной-кухне. – Без труда, мой милый Уилл, можно было снять проститутку в борделе лет сто назад. И то там приходилось изрядно постараться, чтобы доказать свою финансовую состоятельность. Нынешние вышибалы – жалкая копия тех, кто охранял жриц любви в захолустных районах столиц. Все в этом мире достигается трудом. Даже секс.

Алан, несомненно, заметил, как насмешливо-иронично выгнулась бровь Уильяма, как морщинки пролегли на его еще молодом лице и с каким сомнением Уилл смотреть на гостя. Алан просто не мог не заметить этого. И все же Маккензи непостижимым образом проигнорировал летящие в него молнии взгляда Уильяма и, остановившись перед диваном, уставился на Уилла сверху вниз, как мать на нашкодившего ребёнка. И Уильям даже чувствовал себя соответственно. В носу защипало, взгляд потянулся мутной плёнкой близорукости и захотелось тереть глаза до ярких оранжевых кругов.

– Ты закончил свои стенания? – Нога Алана нетерпеливо отбивала ритм. – Или дать тебе еще минут десять, чтобы ты смирился со своей судьбой? Можешь даже разбить пару тарелок, если тебе от этого станет легче. Не придётся мыть посуду.

Уильям насупился, засопел и замотал головой и руками. Протест проигравшего всегда был очарователен. Но не когда этим проигравшим был ты сам. Алан отступил. Но только чтобы тут же бросить в Уильяма очередной камень подколов и усмешек:

– Отлично. В таком случае надевай штаны, зализывай свои волосы гелем и пойдём. Сегодня у нас слишком много дел.

От общества Алана Маккензи Уильяма могла спасти только смерть. Но даже в этом Уилл не был до конца уверен.

***

Алан Маккензи решил, что прогулки на свежем воздухе будут полезны для здоровья.

В особенности, перед очередной пьянкой.

Уильям же не видел ничего полезного в прогулках под пронизывающим холодным ветром и накрапывающим не ко времени дождём. Осень ворвалась в город без приглашения, распахнув его двери пинком засушливого торнадо и присыпав сверху пылью и духотой. За первый месяц воздух высох до прозрачных трещин. Дышать было больно, и лёгкие горели от забивающихся в них песка. Впрочем, и дождю жители Чикаго оказались не рады.

Порывы ветра на набережной озера забирались под одежду своими длинными когтистыми пальцами. Даже лёгкая щетина на лице вставала дыбом в жалких попытках согреть горящее холодом лицо. Голые ветви деревьев уродливыми черными пальцами дрожали от надвигающихся заморозков – ветер нещадно хлестал ими смельчаков, отважившихся выйти на улицу, и рябью пробегал по темной глади озера. Алан выбрал для прогулки день, совмещавший в себе все, что Уильям ненавидел с рождения в сырой осени Иллинойса.

– Улыбнись, Уилл, – Алан толкнул Уильяма лисьей мордочкой трости в плечо. – А то дворецкий Анхеля подумает, что я тебя насильно притащил, и вызовет полицию.

– Полиция не поможет мне прервать этот круг вечных страданий, – повёл плечами Уилл, сунув руки в перчатках поглубже в карманы.

Алан промолчал. Он еще несколько раз пытался завести с Уильямом пустую беседу о погоде и последних новостях, но Уилл упрямо молчал, смотрел под ноги и пинал попадающиеся камушки. Родной город казался ему чужим. Впитавшиеся в кожу узоры улиц незнакомцами встали перед Уильямом. Он видел свой город и не узнавал его. Вывески кофеен и магазинов с безделушками сливались в тусклые размытые пятна, а лица продавцов калейдоскопом переходили друг в друга, как мифическое чудовище. Город ревел жизнью, но этот рёв был предсмертным криком умирающего зверя и эхом раздавался в ушах Уильяма. Родной город стал ему чужим, стал незнакомым и болезным.

И Уилл болел вместе с ним.

– Чувствуешь? Память ускользает от тебя как песок. Не пытайся ее удержать. Только силы потеряешь.

Уильям оглянулся на Алана – тот только пожал плечами и подмигнул, прежде чем броситься через дорогу наперерез затормозившим машинам. Уильям, придерживая шляпу, кинулся за ним, жестами извиняясь перед оторопевшими и разозлёнными водителями. Алан бежал, шлёпал ногами по мокрому асфальту, перепрыгивал неглубокие лужи. Иногда он останавливался, чтобы посмотреть на своё отражение в одной из витрин. Но тут же продолжал свою погоню за невидимой добычей, оставляя Уильяму только жалкие попытки угнаться за ним.

Вскоре набережная сменилась ровными маленькими улочками. Длинные и неповоротливые, они рублеными жестами рассекали город на правильные фигуры. Особняк четы Куэрво занимал самое почётное место среди похожих на него домов. Грузный и неприветливый. Отливающий красным кирпичом и резной железной оградой. Он восседал во главе безвкусицы и вульгарности не только своим внутренним убранством, но и внешним обликом. Возможно, стоило убрать несколько деталей, подстричь разросшиеся кусты и покрасить проржавевший забор, и особняк вдохнёт новую жизнь. Но сейчас он медленно гнил вместе со своими хозяевами, расползался зеленоватым туманом и отравлял все вокруг себя.

Обвитая янтарными листьями арка впустила очередную парочку гостей – на этот раз Уильям и Алана – под свою сень. Дверной молоточек несколько раз ударил по двери. На секунду Уиллу захотелось, чтобы никого не оказалось дома. Увы, тяжёлые мужские шаги раздались по ту сторону безопасности, и Уильям уже приготовился пялиться на хмурую кирпичную физиономию дворецкого, как женский голос остановил проворачивающуюся в двери ручку: «Я сама».

Мария Куэрво. Ее сияющий беспокойным блеском взгляд отрезал пути к отступлению любому, кто оказывался достаточно неосторожным, чтобы попасться в ее сети. Молодая и впечатлительная, она была обделена мужской лаской и заботой. По крайней мере так говорил Уильяма Даниэль. И у Уильяма не было ни одной причины не верить другу. Взгляды, которыми Мария одаривала каждый раз Уилла, дарили обычно мужьям, а не малознакомым мужчинам. Впрочем, Анхеля это, судя по всему, не слишком сильно напрягало. Он всегда улыбался и только кивал, пока Уилл в очередной раз уворачивался от брошенного в него взгляда Марии.

Вот только сейчас бежать было не куда. Впереди Мария Куэрво, а сзади Алан Маккензи. И кто из них был молотом, а кто – наковальней, Уильям еще не определился.

– Уилл, – взвизгнула сеньора Куэрво, – спасибо, что пришёл. Я уже собиралась обидеться на тебя. Даниэль обещался, что ты составишь нам компанию. Ждала тебя с самого полудня. – Она перевела взгляд на Алана, и ее улыбка тут же потухла, сменившись звериным оскалом. – Ну проходите, что стоите?

Алан пожелал Марии прекрасного вечера и прошёл вперёд. Уильям замешкался – это стало роковой ошибкой. Мария тут же возникла у него на пути, опершись одной рукой о косяк и закрывая путь дальше. Если бы не алая помада, она, несомненно, облизнула бы губы, и от одной мысли об этом Уиллу стало нехорошо. Они несколько раз одновременно шагнули в сторону в попытках разойтись в неожиданно узком дверном проёме. И каждый раз Мария оказывалась все ближе к Уильяму, а щеки последнего пылали все сильнее. Казалось, прошло несколько часов, прежде чем Алан, сжалившись над другом, позвал его, вырывая из хищных лап Марии. Уилл несколько раз горячо извинился, протиснулся мимо Марии, прижимая к груди шляпу, и выдохнул только когда увидел ухмыляющееся лицо Алана.

– Вот тебе смешно, а она меня пугает, – шёпотом посетовал Уильям, оглянувшись и еще раз натянуто улыбнувшись Марии.

– Не тебя одного, – Алан смахнул пыль с комода и подцепил пальцем одну из маленьких картин-масок на стене. – На месте Анхеля я бы выгнал горничную и весь этот сброд лентяев. Здесь пыли столько, словно она тут с Французской революции. А это уже, знаешь ли, долгое время.

Лакеи тут же окружили их роем, отбирая шляпы, пальто и даже трость Алана, потому что он «мог кого-нибудь ею поранить». Алан только неодобрительно нахмурился и хмыкнул, но спорить с ними не стал. Уилл закатил глаза – всегда бы Алан так изображал воспитанность и этикет, как сейчас.

Холл гудел ульем маленьких облачённых в костюмы муравьёв. Было приятно осознавать, что некоторые лица выглядели знакомыми: в толпе Уилл даже разглядел нескольких своих пациентов – одному пришлось пару лет назад вытаскивать пулю из черепа. Жаль, нельзя было в анамнезе написать «дубоголовость». Лица политиков выглядели такими же серыми, как на газетных листках. А парочка местных актрис заливисто хихикали над низеньким старым камердинером Анхеля. Из столовой уже доносился аромат жареного мяса, и плотно сомкнутые двери спасали наготовленную поварами еду от того, чтобы быть съеденной еще в первые пять минут нахождения в особняке.

Алан привычно остановился в стороне ото всех и жестом позвал одного из официантов. И впервые Уильям посетовал на свой рост. Среди низеньких разъевшихся политиков, миниатюрных женщин и даже на фоне Алана Уилл умудрился выделяться. Ему было хорошо видно каждого находящегося в холле гостя, и ни один из них не упустил возможности пробежаться по Уиллу и Алану взглядом. Ни один. Кроме стоящей поодаль Кэтрин.

Через несколько минут вернулась Мария вместе с мужем. Но смотрела сеньора Куэрво опять только на Уильяма, и он даже немного согнул колени, прячась за возникшей перед ним группкой людей.

– Скажи, – сквозь плотно сжатые зубы протянул Алан, – чем ты так насолил ей, что она раздевает тебя взглядом?

– Задаюсь этим вопросом каждый раз. – Уилл физически ощущал неудобство от нахождения рядом с Марией, и сейчас оно было как никогда сильно. – Если бы я знал.

В столовую их пригласили через десять минут и сорок восемь секунд бессмысленных распинаний Анхеля. Все это время Уилл пытался напиться бокалом шампанского и терроризировал взглядом секундную стрелку на наручных часах – даже она была интересней того, что говорил хозяин дома. Но за столом поток слов из Анхеля не иссяк. Напротив, он только с новой силой хлынул на опешивших гостей, и все кивали, переглядывались и взглядами вопрошали, когда же это закончится.

Закончилось это еще через пятнадцать минут и шесть секунд. Уильям при встрече отмерял каждую речь Анхеля. И ни одна из сегодняшних еще не успела сместить с пьедестала рассказ сеньора Куэрво о том, как его семья оказалась в Америке. Эти два часа Уильям хорошо помнил даже спустя почти десять лет. Он помнил каждую пылинку, пролетевшую у него перед носом в тот вечер, и взгляд Марии Куэрво, который не поменялся ни на йоту.

Громко прокашлявшись, Анхель поднялся со своего места и сжал в руке ножку бокала.

– Какой сегодня чудесный вечер! – По лицам присутствующих только слепой не заметил бы скрытой глубоко внутри радости от присутствия в доме Анхеля, которой не было. И, возможно, у Анхеля была близорукость. – Я рад, что здесь собрались все мои самые близкие партнёры, благодаря которым наш маленький, но прибыльный бизнес никогда не стал бы столь процветающим, как сейчас. Господин сенатор. Для нас особая честь видеть вас сегодня здесь.

Анхель коротко кивнул сидящему чуть поодаль от Уильяма мистеру О’Брайану.

– Помолимся.

Куэрво опустился на стул-кресло и закрыл глаза. Все тут же повторили за ним это действие, и Уилл только в последнюю секунду остановился, поймав насмешливо-издевающийся взгляд Алана. Маккензи неслышно фыркнул, закатил глаза и закинул в рот виноградинку из вазы перед ним. Все гости спешно бормотали под нос молитвы, сливающиеся в сплошной радиошум. Уилл неловко забегал взглядом и быстро перекрестился со всеми, когда Анхель громко и торжественно произнёс: «Аминь». Алан в свою очередь рассматривал выставленную на стол еду с такой же страстью, с которой все присутствующие до этого молились.

Слуги неторопливо вплыли в комнату, неся подносы. Уильям поёжился: снова знакомый дискомфорт пафоса и бессмысленности, в которой погрязло старшее поколение. Жаль, нельзя было отказаться от навязываемого обслуживания – это бы сильно огорчило хозяев дома. А вот Алана пресыщенность лакеями на квадратный метр нисколько не смущала. Он активно подзывал к себе каждого, оценивал предлагаемые ими закуски и недовольно поджимал губы, попробовав каждую из них. Наконец, распробовав одно из канапе, Алан щедрой рукой выложил себе на тарелку половину подноса и жестом позволил лакеям отправиться дальше вдоль стола, где их уже поджидали покрасневшие, как омары, гости.

– Мистер Кёниг, вы протестант?

Головы всех присутствующих разом повернулись сначала к Анхелю, а затем к Алану. Даже Уильям оторвался от размазанного по тарелке пюре с овощами. Казалось, только Алан и Кэтрин не придавали большого значения вопросу Анхеля: Маккензи нарезал свой кусок мяса, а Кэтрин болтала в бокале вино, словно силясь разглядеть сквозь его толщу на дне будущее. Уилл готов был поставить зарплату, что будущее ни для кого из присутствующих не было радужным. Кроме Алана Маккензи.

Наконец, Алан поднял голову и мягко улыбнулся.

– С чего вы это взяли?

– Вы не молились со всеми.

– Да, – Алан сдержанно кивнул, закусив свой ответ. – Вы невероятно наблюдательны, мистер Куэрво. Но смею вас разочаровать. Я никогда не молюсь

– Никогда? Совсем никогда?

– Совсем.

Если бы вокруг не было столько людей, Уилл несомненно рассмеялся бы выражению лица Анхеля. Смятение и непонимание слились в одну непереводимую эмоцию на лице испанца, для которого мир всегда делился на тех, кто ходит в церковь по воскресеньям, и тех, кто после смерти непременно будет гореть в самых глубоких и грязных котлах Ада. Он частенько рассказывал об этом Уильяму. Набожность и религиозная страстность не могли спасти душу Анхеля. Как и вера в то, что помолись он перед смертью – и все грехи смоются всепрощающим дождём.

– Но… Занятно. Мне казалось, что такой человек, как вы, непременно должен посещать все службы, чтобы заслужить прощение грехов.

– Не вижу смысла поддерживать всеобщее помешательство на одном из тысячи мучеников и его так называемом отце. С таким же успехом я могу найти на улице бездомного и основать религию в его честь. Он ведь тоже жертва людской безграмотности и узколобия. Скорее всего когда-то он был успешным работником банка или биржи, возможно предпринимателем и держал небольшой ресторанчик где-то в центре города. А потом все это исчезло. Жена ушла. И он оказался на улице, чтоб просить теперь подаяние у прохожих. Неплохое начало для святого, да?

Алан подмигнул Анхелю и отправил в рот свой кусочек мяса, игнорируя направленные на него взгляды.

– Так скажите мне, чем этот бездомный отличается от вашего бога? Ах да, вы ведь даже не богу молитесь, а его пророку. Если я правильно помню, наши братья из жарких стран именно поэтому называют вас неверными.

Алан имел полное право так говорить. И по стечению обстоятельств за столом только один человек знал правду – Уильям, со скучающей небрежностью нанизывающий на свою вилку вялые кусочки шпината. В этом даже была какая-то ирония: он с такой же уверенностью брался за еду, как Алан за терпение других гостей. Пока все переглядывались и шёпотом обсуждали произнесённые слова, Маккензи в самых высокопарных фразах описывал своё восхищение поваром семьи Куэрво. Казалось, Алан уже даже забыл о том, что пять минут назад он заставил волосы каждого в этой гостиной – каждого, кроме Уильяма, разумеется – зашевелиться от ужаса посягательства на незыблемые веками столпы веры.

Все молчали. Косые взгляды метались от гостя к гостю и только звон приборов о посуду и зубов о хрустальные бокалы, когда кто-нибудь забывал об осторожности, нарушал безмятежность воздуха.

– Какая прелестная точка зрения, – наконец изрёк Анхель, развалившись в своём глубоком мягком кресле-стуле.

Кроме Анхеля высказывания Алан почти никому не казались прелестными. Парочка сидящих поодаль стариков раздражённо бормотала про «невежественную молодёжь», «разврат» и «безбожников» и бросала на Алана осуждающие взгляды. Женщины постарше сжимали губы в тонкую полоску и смотрели на Маккензи свысока, а несколько молоденьких девушек возбуждённо перешёптывались и хихикали, прикрывая рты ладошками, пока их не одёрнули родители. Но и после этого те продолжили сплетничать только что придуманной информацией и исподтишка поглядывать на Алана. В их глазах он, несомненно, был героем, человеком принципов и собственного мнения, – Уильям усмехнулся в приложенную к губам салфетку. Хотел бы и он быть таким же наивным.

– Вы считаете миллионы людей идиотами, мистер Кёниг? – тихий звонкий голос Кэтринперекрыл гам от перешёптывания, и все взгляды обратились на девушку.

Секундная пауза оказалась слишком своевременной, чтобы все смогли перевести дыхание и приготовиться к новому витку разговоров на этой скользкой серпантинной дороге религии и атеизма. Уильяма это начинало даже немного забавлять, пусть он и переживал об Алане больше, чем сам Алан о себе.

– Конечно, нет, мисс О’Брайан. Я лишь предлагаю вам альтернативу, – осклабился Алан, не глядя разрезая кусок мяса.

– Тем не менее вы ставите под сомнение веру людей.

– Я ставлю под сомнение целесообразность громадных каменных построек и золотых крестов. Даже если бог существует, – Алан закинул кусочек себе в рот и продолжил, пренебрегая правилами приличия: – вряд ли ему достаётся хоть крупица богатства Ватикана, а Понтифик спит в, я уверен, намного лучших условиях, чем самые приближенные к богу слуги.

– И все же это часть человеческой веры, – упрямо повторила Кэтрин, глядя в глаза Алана не моргая. – Вы не можете просто взять и выкинуть ее, сказав, что она бессмысленна.

– Могу, – просто отозвался Алан, запивая свои слова щедрым глотком красного вина. – Или ваша вера может существовать только при наличии золота и драгоценных камней? В таком случае, ха-ха, вы молитесь богатствам, а не богу. И это, кажется, один из смертных грехов. Впрочем, я не очень силен в этой части религии. Слишком нравится вкусно покушать и побыть в компании прекрасных дам, чтобы переживать о спасении души.

Раздалось несколько одобрительных мужских смешков, и их тут же спешно подавили под суровыми взглядами жён. Девичьи смешки стали слишком громкими и их не могли заглушить даже строптивые пошикивания родителей. Алан добился своего и теперь торжествовал, потягивая вино и глядя на Кэтрин. Девушка молчала, прищуривала свои золотистые глаза и морщила немного курносый нос, как лиса, вынюхивающая свою добычу. К счастью для Уилла, сегодня не он был добычей Кэтрин. А шкура Алана каждый раз оказывалась слишком толстой, чтоб можно было с лёгкостью ее прокусить. Тем более еще неопытным женским зубкам.

– Тогда во что вы верите, мистер Кёниг?

– Я верю в себя.

Несколько простых слов, сложившихся в такой же простой и незамысловатый ответ. Порой всем не хватало веры в себя, но у Алана Маккензи ее хватило бы на несколько небольших городков где-нибудь в средней полосе или на юге страны. Уверенности Алана можно было только молча позавидовать, проглотить все обидные слова, приготовленные для Маккензи, и постараться не подавиться ими в приступе бессильной злобы.

– Предлагаю выпить! – Анхель поднялся, стараясь побыстрее разрядить трещащую электрическими разрядами обстановку. – Чтобы каждый верил в себя и свои силы!

Казалось, это должно было сбавить градус напряжения, протянувшегося между Аланом и Кэтрин высоковольтными проводами. Так и было. Первые минут десять после тоста Анхеля прошли достаточно спокойно. Все даже начали находить темы для светских разговоров, восхищались едой и старательно не замечали взглядов, которыми Алан и Кэтрин одаривали друг друга. Уильям вёл беседу с милой старушкой по левую руку, которая неожиданно оказалась знакомой его бабушки, и теперь приходилось поддакивать ее воспоминаниям молодости, поправлять стирающиеся в памяти имена и говорить, что это не он был тем пухлым малышом в матросском костюмчике, который измазался в яблочном пюре с головой.

Но уже вскоре Уильям стал замечать подозрительные взгляды, которые Алан кидал на сенатора О’Брайана, с остервенением пережёвывая поданный салат. В какой-то момент Уилл даже начал беспокоиться, что Алан просто выплюнет зажатое в челюсти вино на лицо политика. Но нет, Алан просто несколько секунд раскатывал напиток по языку, прожигая сенатора взглядом, а затем сглотнул.

– Слышал, скоро собираются отменить Сухой закон. И вы этим недовольны, сенатор, – Алан не спрашивал, а просто констатировал, ожидая реакции политика.

– Я? Да, – сенатор слегка подскочил на своём месте, оглянулся и, заметив смотрящего на него Алана, нахмурился. – Вместо того, чтобы усиливать меры, правительство потакает прогнившему обществу. Этот мир трещит по швам и разваливается в охватывающем его безумии, а идиоты в своих кабинетах только и думают, как бы набить себе карманы новенькими купюрами. Нужно отлавливать всю чернь, что уничтожает наше общество и разрушает моральные устои, на которых держится наша история. Сегодня они пьют алкоголь, а завтра… А завтра они будут якшаться к отверженными обществом людьми, обжиматься с себе подобными и дружить с черномазыми?

– Какие красочные выражения от политика. Не думал, что вы способны связывать слова в столь… – Алан взмахнул бокалом, выплеснув немного вина на свой костюм, но совершенно этого не заметил, – изысканные конструкции. Все политики, которых я встречал, были довольно косноязычными и могли связать слова только в нечто в духе «В атаку!» или «Отрубите же ему голову!». Вы практически поразили меня, сенатор.

– Приходится развиваться, чтобы убеждать идиотов коллег в их некомпетентности.

Если кто-то и не заметил неприкрытого сарказма в голосе Алана, то это точно был мистер О’Брайан. Уильям поперхнулся прожёвываемым кусочком мяса, когда понял, что политик посчитал слова Алана комплиментом, и еще больше опешил, когда заметил, как гордо преобразилась осанка мистера О’Брайана, как вздёрнулся его подбородок и как победно засиял взгляд человека, уничтожившего карьеру не одного своего соперника.

– К слову, откуда вы, мистер Кёниг?

– Восточная Пруссия, – небрежно брякнул Алан, не глядя на сенатора, и поднял голову, когда тишина, последовавшая за ответом, стала слишком неловкой, чтобы ее можно было игнорировать. – Это рядом с Польшей. Вы же знаете, где Польша?

Сенатор нахмурился, его жена мягко улыбнулась и заморгала своими маленькими крысиными глазками, а Алан вскинул брови, кажется, гадая, действительно ли эти люди не знают таких банальных вещей или просто прикидываются. Уилл поперхнулся воздухом и слегка стукнул себя по груди: карта мира тщательно вбивалась старым учителем в голову непослушного Белла, но все, что он знал о Польше, это ее отсутствие на известной ему карте мира. Анхель на другом конце стола искренне забавлялся разыгравшейся сценкой и отпил из своего бокала.

– Занятно. Двадцать лет назад мы и не думали, что увидим старую добрую Польшу на наших картах. Правда, как по мне, она уже давно отжила своё. Жаль, что императорская семья сдала свои позиции и позволила этому, – Анхель улыбнулся, – недоразумению вновь обрести крылья.

– Он, конечно, должен был спросить твоего мнения, – едва слышно, так что слова донеслись только до Уильяма, пробормотал Алан.

Мария наклонилась к мужу, что-то зашептав ему на ухо. Анхель только размеренно кивал и поглядывал то на Алана, то на Уилла, пока Мария с ним разговаривала. Или точнее с его внимательно слушающим ухом. Все гости вернулись к свои блюдам, и некоторые даже начали покрикивать на «нерасторопных официантов, которых в детстве недостаточно лупили родители, раз они выросли такими растяпами». Уилл предпочёл сделать вид, что не слышал этого от милой старушки по соседству, и продолжил наблюдать за более интересной частью стола – Куэрво и О’Брайанами.

– Мистер Кёниг, вы не думали вернуться на родину? – снова встряла в установившееся молчание Кэтрин, посмотрев на Алана.

– На родину? – удивлённо переспросил Алан и пожал плечами. – Нет. Никогда не горел желанием. Мне там нечего делать.

– И вас не беспокоят происходящие там дела? – рыжая бровь Кэтрин изломилась в вопросе, и девушка хмыкнула. – Я слышала, что обстановка там накалилась до предела. Возможно, вам захотелось бы увидеть родные края, пока их еще не охватил огонь безумия.

Если огонь безумия и мог охватить хоть что-то, то точно не эфемерную родину Алана Маккензи. Уильяма забавляла ирония ситуации, понимая, что Кэтрин и Алан говорят о совершенно разных вещах, но то, как их слова и фразы складывались в целостную картинку, как кусочки мозаики, склеиваемые крошащимся цементом, яичным белком и человеческими надеждами, не могло не поражать. Алан улыбался. Как и Кэтрин. Они улыбались, понимая друг друга с лёгкого подрагивания уголка губ, и ни один не собирался уступать в этой неожиданной борьбе.

– Уверен, что я смогу как-нибудь пережить это. К тому же у меня остались достаточно плохие воспоминания о последней встрече с семьёй, – неловко крякнул Алан, пряча за этим усмешку. – Не хочу разочаровывать их своим появлением. Скорее всего они думают, что я уже давно где-то сгинул. Моё появление может несколько… обескуражить их. Живые родственники мало кому нравятся.

– Я не удивлена, что у вас плохие отношения с семьёй.

– Кэтрин! – зашипел на дочь сенатор, но Алан только мягко кивнул головой.

– Все в порядке. Она говорит то, что думает. И это просто очаровательно.

Уильям снова почувствовал это. Непреодолимый страх липкими когтистыми лапами пробирался внутрь, прорывал себе путь разорванными в лохмотья чувствами и взрывался переворачивающимся миром. Уилл поспешил отвести взгляд от Кэтрин – это помогло, но ненадолго. Девушка смотрела на Алана, ее мелкие веснушки на лице перемигивались мириадами звёзд, а собранные в небрежный пучок волосы, казалось, вспыхивали на торчащих кончиках маленькими огоньками. Уильям оглянулся на Алана и замер: лицо того исказилось, все черты заострились, а опустившаяся на них тень, казалось, накрыла собой еще и всю остальную комнату. Алан молчал. Сжимал в руках вилку с ножом и скрипел зубами друг о друга так, что это было слышно даже Уильяму. Алан! видел то же, что и Уилл – последний в этом не сомневался. Уилл мог лишь надеяться, что Алан сможет дать объяснение происходящему.

Потому что видеть безумного… бога? идеала? вселенную? Уильяму хотелось в последнюю очередь.

– Вы чем-то недовольный, мистер Кёниг? – голос сенатора донёсся до Уильяма издалека, сквозь тяжёлую пелену мыслей.

– Немного неважно себя чувствую. Прошу меня простить. Хочу пройтись и подышать свежим воздухом. Составь мне компанию, Уилл.

Побросав вилку с ножом и салфетку на стол, Уильям вылетел из столовой вслед за Аланом. Предварительно раскланявшись и принеся свои глубочайшие извинения. Которых ни Уильям, ни уж тем более Алан не испытывали.

Дышать стало сразу же легче, стоило ступить за порог душного и прогорклого от табачного дыма сигар дома. Вечер ласкал лицо тонкими струйками прохладного воздуха, игрался с опавшими листьями и ничто не напоминало о влажном и пожухлом дне, в котором не было ни единой яркой краски. Фонари ритмично мигали вслед проезжающим машинам, прощаясь с ними, а Алан раздражённо чиркал спичками около небольшого садового пруда с фонтаном. Рыбы вторили ему воодушевлёнными хлопками хвостов о воду, но Алан только нетерпеливо шипел и пытался закурить, бросая одну за другой спичку себе под ноги. Когда же ему удалось поджечь кончик самокрученной сигареты, дым выдохом облегчения вырвался сквозь его приоткрытые губы, и Алан запрокинул голову.

– Смело. Очень смело. – Уилл мягко зашуршал гравием под подошвой, подойдя к Алану. – Завалиться в дом к рьяно верующим католикам, заявить, что бог – это чепуха. И оскорбить Папу Римского. Смотрите, как бы они вам не устроили вторую Варфоломеевскую ночь, мистер Кёниг. Будет жаль оттирать вашу кровь от мебели.

– Я верю только в то, что могу потрогать. Бога, увы, я потрогать не могу. Да и не очень-то хотелось.

Мягкий смех Алана разнёсся по небольшому садику. Уильям хотел бы посмеяться вместе с Маккензи, но мог только слабо улыбаться и выдавливать из себя понимающий взгляд – он не мог понять Алана. Хотя и очень хотел бы. Все сказанное Аланом продолжало крутиться в голове комочками каши, слипалось и колючим комом сухих веток цеплялось за каждую мысль. Но Уильям все еще не понимал. Не мог осознать до конца все, что слышал. Или он просто сам этого не хотел? В любом случае он чувствовал, что Алану нужна его компания.

– Поверь, Уилл, – продолжил Алан, – никто не станет мне мстить. Посчитают сумасшедшим – да. Но мстить, – он пожал губы и мотнул головой, растрепав тщательно зализанные пряди. – Они считают себя выше других людей, потому что они верят. А могли бы просто считать себя вершиной эволюционного искусства.

Эволюция. Открытая совсем недавно, она все еще возмущала ярых защитников церкви и возбуждала умы учёных. Даже среди коллег Уильяма находилось немало тех, кто убеждал окружающих в исключительной и всеобъемлющей мощи бога. Уилл усмехнулся и взял протянутую Аланом сигарету.

– Сегодня такой прекрасный вечер, – Алан запрокинул голову и выдохнул в мерцающее ночное небо струйку дыма, – а мы тратим его в компании заплесневелых стариков и идиотов, для которых важны лишь деньги и статус.

– Разве для вас они не так же важны? – сквозь зажатую в зубах сигарету пробурчал Уильям.

– Нет, Уилл. Статус – хрупкая вещь, – Алан стряхнул пепел прямо на свои ботинки. – Деньги могут испариться, стоит какой-нибудь корове в тихой швейцарской деревушке наложить слишком большую кучу навоза. А слава – самая продажная проститутка. Нет, Уилл, все это бессмысленно, если тебе не за что цепляться. Все за этим столом уже давно мертвы, – Маккензи оглянулся на доносящийся из дома смех гостей. – Это лишь вопрос времени, когда их положат в деревянную коробку и наконец дадут спокойно поспать.

Рыбы в пруде хлестнули хвостами по воде. Время тянулось патокой, и Уильям впервые за долгое время ощутил внутри пустоту. Нет, не пустоту от бессмысленности происходящего, а чувство растерянности, потерянности и ошарашенности. Безмятежность пруда усыпляла, чешуя рыб сверкала в фонарном свете, а Уильям в первый раз за многие месяцы просто стоял и никуда не спешил. Работа осталась позади, и ее новый виток только еще предстояло испытать. Семья молчала телефонными звонками и страстно беспокоилась об Уильяме сухими заученными фразами. А Алан… Алан просто стоял и рассматривал звезды, пытаясь найти в них ответы. По крайней мере, именно так поступил бы сам Уильям, впервые в жизни откинув все предрассудки и вглядевшись в бесконечную глубь космоса.

Редкие машины нарушали девственность этого садика шумом моторов. Алан докурил сигарету и вдавил окурок в гравий, остановившись взглядом на плавающих в пруде рыбах. Маккензи нахмурился, желваки под его кожей заходили, а светлые глаза налились свинцом, темнея и тяжелея.

– А рыбка все никак не ловится в расставленную сеть, – цокнул языком Алан, наклоняясь ниже и вглядываясь вглубь пруда. – Но я, признаться, поставил ее слишком криво, а рыбка слишком умна, чтобы быть пойманной.

– Что?

– Забудь. Я как слепой котёнок, Уилл. – Алан вздохнул. – Тыкаюсь мордочкой, а найти миску никак не могу.

Гравий зашуршал чужими шагами, и Алан с Уильямом обернулись практически одновременно, чтобы заметить семенящего к ним невысокого рыжего офицера. Форма показалась Уильяму незнакомой, но он предпочёл продолжить курить, потому что направлялся мужчина определенно к Алану Маккензи.

– Мистер Кёниг!

Он немного картавил и говорил слишком мягко для уроженца Чикаго. Несколько раз мужчина спотыкался и его ноги начинали разъезжаться на промокших от проливных дождей мелких камнях. Когда же офицер оказался перед ними, то тут же коротко кивнул и, запыхавшись, пробормотал:

– Я бы хотел кое-что с вами обсудить. Наедине.

Рыжий мужчина бросил взгляд на Уильям, и губы Алана тронула улыбка. Он посмотрел на Уилла и пожал плечами.

– Приношу свои извинения. Вынужден ненадолго покинуть тебя, мой милый Уилл.

Алан произнёс это таким тоном, словно у Уильям был какой-то выбор и он мог воспротивиться уходу Алана. Лицо офицера пятнело красным, и мужчина тяжело дышал, прижимая к груди шляпу. Нашивка на плече вспыхнула кленовым листом, когда мужчина прошёл вслед за Аланом в глубину сада. Канадец. Уильям затянулся, провожая взглядом эту парочку, пока они не скрылись за решетчатой оградой, увитой ветками винограда, и отвернулся к дому.

Алан вернулся достаточно быстро, несколько минут о чем-то разговаривал с офицером уже неподалёку от Уильяма, все время поглядывая на последнего, а затем хлопнул канадца по плечу, и тот поспешил уйти по небольшой тропинке, ведущей на улицу, минуя главный вход, дворецкого и всех слуг.

Приходил ли этот человек еще и к Анхелю или просто был хорошо осведомлён об устройстве его особняка и сада?

– Кто это был? – Уильям бросил сигарету на землю и, наступив на неё, хрустнул гравием.

– Это? – Алан едва не помахал канадцу вслед, но повернулся к Уильяму. – Лейтенант Калверт. Вообще он служит в Канаде, но я давно и хорошо его знаю. Поставляет мне некоторую информацию о конкурентах и потенциальных партнёрах. К примеру, за последние несколько месяцев, наш Анхель не ввёз через границу с Канадой ни одного ящика виски. Даже ни одной бутылки.

– Виски? Мне казалось, он предпочитает поставлять текилу.

– Анхель слишком труслив, чтобы обеспечивать себя только одним поставщиком и направлением. Он и с канадцами проворачивает дела. По крайней мере проворачивал. До недавнего времени. – Алан сунул руки в карманы пиджака, рассматривая бездушные окна-глазницы дома Куэрво. – У меня полно ушей и глаз, но он действует так ловко, что и не подберёшься. К тому же его таинственный новый партнёр. Не нравится мне все это. Впрочем, сегодня слишком хороший вечер, чтобы задумываться о делах. Пойдём. Нам обоим нужно выпить.

Алан махнул рукой и сделал несколько шагов к распахнутым дверям особняка, как неожиданно замер. Его плечи напряглись, и он повернул голову, вслушиваясь. Уильям остановился прямо за ним, нависнув и завертев головой. Увы, он не мог понять, что привлекло внимание Алана, но тот уже, кажется, определился с выбором и сорвался с места, двинувшись вдоль стены дома к запасному выходу.

Алан шёл быстро и бесшумно. Скользил в тени дома, как кошка, и не обращал внимания на следующего по его следам Уильяма. Алан остановился около неприметной двери, использовавшейся слугами для незаметного ухода из дома, доставки почты и продуктов, и прислушался. Уилл наклонился немного вперёд, припадая ухом к щели между дверью и косяком – за стеной раздалось невнятное шуршание, а затем взволнованный женский голос:

– Мистер Куэрво, сейчас не время и не место…

– Кэтрин. Мне показалось…

– Вам показалось. Спасибо большое за оказанную мне помощь, но я в ваших услугах на этом вечере не нуждаюсь.

Что-то со звоном упало на пол, а затем послышалось глухое мужское айканье.

– Постойте…

Алан схватился за ручку и распахнул дверь, выпуская затхлый кухонный свет на улицу. Уильям выглянул через его плечо, через силу заставляя свою челюсть не распахнуться от открывшейся его взору картины. Кэтрин и Даниэль. На кухне особняка Куэрво. Одни. Бровь Уильяма вопросительно выгнулась, и он посмотрел на друга, который обиженно шипел и потирал затылок.

– Вам дама ясно сказала, что ваша работа окончена. – Алан ступил в комнату и в несколько широких шагов оказался около Даниэля. – Как только вы ей понадобитесь, она с вами свяжется.

Уильям успел слишком поздно среагировать: Алан уже схватил Даниэля за лацканы пиджака, приподнял над землёй и с силой впечатал в стену. Возможно, любую другую женщину этот поступок непременно впечатлил бы, но Кэтрин смотрела на двух мужчин с таким безразличным видом, что Уильям начал подозревать, что с ней действительно что-то не так и Даниэль ошибался. Кэтрин стояла около широкого разделочного стола, сложив на груди руки. Ее отстранённое выражение лица больше подходило для скучной светской беседы нежели для кухонной баталии. Ни одна морщинка на ее лице не выдавала заинтересованности в происходящем. Взгляд Кэтрин скользил по Алану, останавливаясь то на взъерошенных волосах, то на плотно сжатых губах, то на остром прямом носе. Казалось, Алан интересовал Кэтрин. Но Уильяму это только показалось – уже через секунду, Кэтрин отвернулась и, взяв в руки нож, поднесла его к лицу, вглядываясь в отполированную до блеска поверхность.

Даниэль зашёлся кашлем. Алан еще несколько раз с силой тряхнул его, приводя в чувство. Но Уилл с большей уверенностью поверил бы в то, что Алан пытался привести в чувство себя. Когда же ноги Даниэля коснулись пола, мужчина немного просел, согнув колени и все еще тяжело и низко кашляя – Уилл никогда в жизни не слышал такого кашля. Даниэль отёр губы, и Уильям на секунду заметил, как кожа на его кисти покрылась тонкой черной плёнкой, но стоило моргнуть, как это наваждение исчезло.

– Приношу свои извинения, – сдавленно прохрипел Даниэль. – Мне жаль, что так вышло. Мы неправильно друг друга поняли.

Даниэль бросил на Уильяма взгляд и, сжимая рубашку на груди, покинул кухню. Алан, все это время стоявший спиной к Уиллу, наконец обернулся. Его растерянный взгляд блуждал по кухне и в какой-то момент остановился на Уильяме. Алан хмурился, открывал рот, чтобы что-то сказать, но тут же смолкал. Пропустив пряди между пальцев, Алан взъерошил волосы. Он выглядел потерянный, и впервые за все знакомство Уильям начал беспокоиться.

Нож в руках Кэтрин со звоном вонзился в поверхность стола, и девушка обернулась.

– Спасибо, мистер… Напомните, как ваша фамилия?

Алан резко поднял голову – его взгляд протрезвел, и мужчина осклабился.

– Кёниг, – Алан проигнорировал откровенную издёвку в голосе Кэтрин.

– Да, – Кэтрин медленно кивнула и обошла Алана, – спасибо. Однако я бы попросила вас впредь не вмешиваться, если вас об этом не просят.

– Мне показалось…

– Вам показалось, – холодно оборвала его Кэтрин. – Я благодарна вам за помощь, но прошу вас с этого момента держаться от меня подальше. Я знаю, что вы меня преследовали. Моя охрана давно заметила ваших людей. Не пытайтесь этого отрицать. Что вам от меня нужно, мистер Кёниг?

Уильям чувствовал себя лишним. Но не так, как в светском обществе гостей Анхеля. Чуждость, испытываемая сейчас Уильямом, была похожа на ту, что ощущаешь в компании двух близких старых знакомых, для которых ты просто общий друг. Алан и Кэтрин не сводили друг с друга взгляда, и чем дольше это продолжалось, тем больше Уильяму хотелось подать признаки жизни и спросить, не мешает ли он им. Алан и Кэтрин едва ли не кружили вокруг друг друга, как старые враги. Воздух вокруг них поплыл, как в жаркий летний день, очертания кухни покрылись рябью, и Уилл почувствовал скользнувшую по виску каплю пота.

– Танец. Как я уже вам сказал.

– Я бы предпочла танцевать с вашим милым другом. – Кэтрин гордо вздёрнула подбородок и посмотрела на Уильяма. – Он хотя бы симпатичный.

– Вот как, – Алан проглотил смешок. – Увы, он уже занят этот вечер. Да, Уильям? – Маккензи обернулся к Уиллу и, наклонив голову на бок, с интересом прищурил глаза. – Сеньора Куэрво практически умоляла, чтобы я позволил Уильяму этим вечером не работать. Бедняжка не могла дождаться встречи с ним.

– Действительно, бедняжка, – саркастично заметила Кэтрин. – Могла бы выбрать вас, мистер Кёниг. Уверена, вы никогда не разочаруете девушку.

Кэтрин развернулась настолько быстро, что шпильки вылетели из ее причёски, а концы рыжих волос хлестнули Алана по лицу. Отрезвляющая пощёчина – и вот Алан уже спешит за Кэтрин по узким коридорам особняка Куэрво, а Уильям безуспешно пытается его окликнуть, пока все трое не останавливаются перед самым выходом в заполненную людьми гостиную-холл.

– На нас смотрят, Кэтрин. – Алан приветливо улыбнулся и кивнул пожилой парочке неподалёку. – Давайте для начала не будем разочаровывать гостей.

Алан предложил Кэтрин руку, и девушка неохотно, но все же взяла его под локоть, впившись ногтями в ткань его пиджака. Уильям хотел остаться в небольшом полутёмном коридорчике, но как на зло Алан оглянулся и кивком позвал за собой. Но не прошёл Уилл и нескольких шагов, как его под руку перехватила маленькая женская ладошка, а аромат приторно-сладких духов безошибочно указал на личность своей обладательницы.

– Мистер Белл? – Мария накрыла обнимающую руку Уильяма ладонь другой ладонью и посмотрела на Уилла.

– Я… – Уилл с мольбой уставился на Алана, но тот лишь усмехнулся.

– Уильям, не заставляй сеньору Куэрво ждать. – Маккензи укоризненно покачал головой. – Дамы любят пунктуальность. – Хохотнул Алана, а потом понизил голос и с видом великой тайны добавил: – Во всем.

– Что ж, не будем более вас утруждать нашим обществом, – тут же схватилась за протянутую ей соломинку Мария. – Уильям, я хотела показать вам одну картину. Ее подарили Анхелю на этой неделе. Вам она непременно понравится.

Мария потянула Уильяма в сторону лестницы, и как бы Уилл ни бросал на Алана укоризненные взгляды преданного товарищем человека, Алан только закатывал глаза и прижимал к себе безучастную ко всему происходящему Кэтрин.

Уильям привык не успевать за Аланом. Но он никогда не мог подумать, что поспеть за Марией Куэрво окажется еще более сложной задачей, чем понять то, что говорит Маккензи. Мария быстро перебирала своими маленькими облачёнными в черные туфли ножками по ступенькам, утягивая за собой Уильяма. На самом верху лестницы Уилл еще раз обернулся: Алан и Кэтрин уже стояли в центре зала, а люди, разделившись на две группы, отошли в стороны, освобождая пространство. Алан о чем-то разговаривал с музыкантами, а Кэтрин пряталась за распушившимися волосами, пока остальные гости перешёптывались и с видом знатоков кивали. Почувствовав на себе липкое ощущение чужого взгляда, Уилл заозирался, тут же встретившись глазами с Анхелем. Тот стоял около одной из декоративных колонн, которые Даниэль всегда называл «самой безвкусной вещью в этом доме после Марии Куэрво», и Уилл был уверен, что Анхель ухмыльнулся, заметив Уильяма и свою жену.

Мария нетерпеливо дёрнула Уильяма и увлекла за собой в длинный бархатистый коридор. Уилл вздрогнул, заприметив в конце знакомую вычурную дверь уборной и вспомнив таящегося за ней монстра. К счастью, до него они не дошли – Мария остановилась около темной дубовой двери, и Уилл не без изумления отметил про себя, что, кажется, он не был только за этой дверью. Проснувшееся внутри любопытство подстёгивало Уильяма, поэтому он не стал дожидаться приглашения и, когда Мария открыла дверь, тут же нырнул в проём, осматриваясь.

Комната была просторной и тёплой. Немного темней, чем кабинет Анхеля или каморка Даниэля, но недостаточно темной, чтобы Уильям смог не заметить высокую кровать с балдахином, длинный бархатный диван и низенький столик, украшенный вазой с розами. Комната пахла цветами и молоком. И все же кое-то напрягало Уильяма – он нигде не мог найти взглядом картину, которую так жаждала показать ему сеньора Куэрво.

– Это не очень похоже на… – Уилл обернулся к Марии и споткнулся на полуслове. – Что вы делаете?

Мария остановилась около двери. Уильям не слышал, чтобы щёлкнул замок, но уверенный и воинственный – если так можно было назвать то, с каким напором Мария скользнула кончиком языка по алым губам – вид женщины очень хорошо дал понять Уильяму, что выйти из этой комнаты без ее разрешения у него не выйдет.

– Оказываю нашим гостям тёплый приём, мистер Белл. – Мария шагнула в его сторону, развязывая пояс на запахнутом платье. – На правах хозяйки дома я имею право на каждую минуту нашего дорогого гостя. Мой супруг ведь не может в одиночку развлекать гостей.

– Уверен, вы сможете развлечь кого-нибудь еще. А я, прошу меня извинить, – Уилл опустил взгляд, когда платье Марии с тихим шуршанием опало на пол, – пойду посмотрю, как там мистер Кёниг. Он без меня и минуты не может спокойно провести.

Уилл, не поднимая головы, попытался проскользнуть мимо Марии к спасительной двери, из-за которой раздавался гомон забитого людьми холла и шум настраивающегося после перерыва оркестра. Вот только Мария снова возникла перед ним неприступной стеной и упёрлась ладошкой в грудь, толкая Уильяма от себя.

– Он прекрасно проведёт без тебя и полчаса, – хмыкнула Мария, разглядывая лицо Уильяма.

– Миссис Куэрво… – Уилл вскинул руки и попятился, уворачиваясь от прикосновений Марии.

– Тшш, не порть такой момент своими глупыми разговорами, мальчишка.

Самый неловкий момент в жизни Уильяма? Нет. Определенно нет. Уилл мог назвать с десяток более неловких ситуаций, в которых оказывался молодой врач. И все же стоящая напротив него Мария Куэрво пугала его. Пугала своей решимостью и уверенностью в действиях. Женщина не ждала приглашения – она сама протянула руку, схватила Уильяма за галстук и, привстав на цыпочках, впилась в его губы, оставляя на них вкус алкоголя, аниса и табака. Нет, она не курила, и все же впитавшийся запах кубинских сигар мужа разъедал потрескавшиеся губы Уилла. Он хотел бы отстраниться, хотел бы оттолкнуть ее от себя. Но он окоченел, не в силах сделать действия.

Реальность разорвалась протяжным воем скрипок, когда пальцы Марии скользнули ниже, вытаскивая пуговицы на жилетке Уильяма из петель. Громкий, ритмичный стук чужих каблуков о паркет взрывался ударами загнанного в клетку сердца Уилла, когда кончики пальцев скользнули по лёгкой щетине на его щеке, обвели острую линию челюсти и замерли над губами, боясь дотронуться до них. Он едва ли мог перехватить тонкое запястье женщины и отвести от себя ее руку. Воздух искрился напряжением, и оно не было похоже не то, что Уилл видел между Аланом и Кэтрин. Воздух забивался в лёгкие и обжигал кожу там, где пальцы Марии касались ее. Руки женщины скользнули под ослабленный галстук и расстёгнутую на несколько пуговиц рубашку и резко толкнули Уильяма на стоящий за спиной диван.

Приземление было болезненным. Таким же болезненным и тяжёлым, как и забравшаяся на Уильяма сверху Мария. Диван скрипнул надрывом смычков по нервным струнам. Взмах волос. Вспышка алого и пьянящий запах духов. Уильям уворачивался от поцелуев женщины – выскальзывал из его объятий мотыльком – и все равно в итоге безвольно падал в руки неизбежного. Мария целовала Уилла, покусывала его губы и прижималась всем телом. Он бы хотел дать ей больше, но признайся он в этом – и никакая больше ложь не сможет стать наглей этой. Мария ласкалась, как кошка, скользила руками по телу, обжигала дыханием кожу. Уильям мог только молчать, сжимать руками плечи женщины и отводить взгляд каждый раз, когда она смотрела на него, как иной танцор уводит ногу, чтобы кинуться вперёд.

Уильям бы хотел, чтобы всего этого не было.

Но слышал лишь треск разбитых в щепки скрипок и завывания холодного ветра по листве.

Занавески колыхались лёгкими всполохами платья в притихшем зале. С улицы доносился редкий гул проезжающих машин, отдалённый вой сирен и выстрелы, вбиваемые каблуками в пол зала. Мария приподнялась над Уильямом, всматриваясь в его лицо, а затем подалась вперёд и скользнула по губам кончиком языка, несильно надавливая на них и проникая глубже. Уилл вжался в спинку дивана, но и этого не было достаточно, чтобы не чувствовать, как Мария утягивает его в новый поцелуй и ёрзает на коленях, прижимаясь все ближе и ближе. И даже протестное мычание не могло заглушить страсти Марии Куэрво.

Зато это удалось собакам. Оглушительный лай ворвался сквозь распахнутое окно, разбиваясь звоном о хрустальные вазы. Мария подскочила, и Уилл протяжно заскулил – практически как собака, – молясь, чтобы женщина сдвинулась хотя бы на несколько дюймов.

– Чёртовы соседи, – зло выдохнула Мария, оглянувшись на открытое окно. – Я уже столько раз просила Анхеля пристрелить их чёртову псину.

Снова посмотрев на Уилла, Мария погладила его по щеке и поцеловала, выдохнув: «Я скоро». Уилл замер, наблюдая за тем, как Мария медленно поднимается с него, напоследок крепко прижавшись, а затем идёт к окну. Женщина остановилась в тени занавесок и что-то громко прокричала на испанском. Уилл же дрожащими руками застегнул пуговицы на рубашке и затянул галстук, поперхнувшись воздухом. С улицы донеслась низкая басистая ругань, и Мария взвизгнула, словно ударилась о стоящий рядом столик.

Сердце билось медленно. Время текло патокой, и Уилл только сейчас понял, что Мария стоит достаточно далеко от него. Не медля ни секунды, Уильям рванул к двери, споткнулся о завёрнутый край ковра и уже за захлопнувшейся с характерном щелчком дверью услышал протяжный визг Марии:

– Вернись! Сейчас же!

Дышал Уильям тяжело. Коридор расплывался мутными грязными пятнами безысходности. Радушие хозяйки дома – Уильям предпочёл бы никогда его не знать. Галстук удавкой сжимал шею Уильяма, пересохший язык еле ворочался, а шаги бетонными плитами опадали на велюровый пол. Терпкий вкус алой помады все еще растекался по губам Уилла, и он поспешил стереть его краем рукава, оставляя на нем кровавые разводы. Уилл предпочёл бы, чтоб это была кровь, а не липкое напоминание о Марии Куэрво. Уильям предпочёл бы, чтобы на его месте был кто-нибудь другой, кто-нибудь, для кого приветливость и оказанное внимание значили больше, чем для Уилла.

Пальцы цеплялись за холодный поручень до побелевших костяшек. Несколько раз Уилл оступался, цеплялся носками ботинок за золотые держатели ковровой дорожки под стонущий плач скрипок. Нужно было проверить истории оставленных в больнице пациентов, да. И заплатить за счета. Еще было бы неплохо сходить в магазин и купить еды. А еще книга так и осталась брошенной на тумбочке, шелестя своими раскрытыми листами. Нужно было поскорее вернуться и закончить все дела.

Он остановился перед входом в зал вместе с последним вскриком скрипки. Алан еще не отпустил руку Кэтрин, но та уже поспешила скривить губы и дёрнуть на себя ладонь, отступая от Маккензи.

– Вы отвратительно танцуете, мистер Кёниг.

Оставалось поверить мисс О’Брайан на слово.

Раз все веселье Уильям все равно пропустил.

Глава XVIII. Костер

Обычно кристально голубое чистое небо южной Франции в эти дни было будто бы заволочено сероватой туманной дымкой, а солнце, привычно жаркое и палящее, казалось ярким неестественно оранжевым пламенем, выжигающим все живое на простирающейся под ним земле. Воздух был горьким на вкус, воздух оседал на коже, плотной коркой до боли стягивая обгоревшие струпья, а с языка никак не сходило одно единственное имя, наводившее ужас на всех местных жителей уже несколько долгих недель.

Брат Натанаэль.

Бледные серые глаза отсутствующе скользили по безжизненной пожухлой траве, что хрустела под ногами как хворост, а лёгкие пропитывались дымом разгорающегося алым заревом костра. Дым был горьким, дурманящим, как восточные курения, популярные в соседней Испании. Дым обволакивал разум и приносил с собой спокойствие. Сознание мужчины давно уже заволокло плотным туманом безумия, точно такой же пеленой, что покрывала его белёсые слепые глаза, устремлённые взглядом в самые отдалённые уголки вселенной и собственных поистёршихся на задворках бесконечной памяти воспоминания. Весь мир вокруг него словно выцветал, терял свои краски, стоило ему только ступить на раскалённую полуденным солнцем землю. Яркие кровавые розы покрывались пеплом и опускали свои горделиво вскинутые головы, а трепетно колышущиеся на ветру лавандовые метёлки выцветали, превращаясь в черно-белые сухие колосья.

Невысокий покосившийся от времени домишко встретил его гробовым молчанием и недоверчивыми взглядами детей. Хозяева дрожали, – о да, он это прекрасно чувствовал ещё из-за порога, – они боялись, опуская свои взгляды каждый раз, как только его бесцветные безжизненные глаза останавливались на ком-то из не слишком многочисленной семьи. Тяжёлый массивный перстень на руке мужчины сверкнул ярким серебром в проникающих сквозь единственное распахнутое окно лучах солнца, как и спрятанные под натянутым на лицо капюшоном глаза.

Анонимный донос – Натанаэлю было все равно, кто был автором короткой и безграмотной записки, изобличающей скрывавшуюся в этом доме ведьму. Люди забавляли его, заставляли изучать себя, рассматривать со слишком близкого расстояния, чтобы можно было разглядеть все их пороки, все их мысли, извергающиеся изнутри людей грязными липкими потоками. Люди были готовы предать близких людей, ради призрачной надежды на спасение своей души. Натанаэль лишь улыбался, глядя на них, – нет никакого спасения души, не в этом мире и не в том, что ждёт многих после смерти. Рай остался далеко за пределами досягаемости, и даже самому Натанаэлю было бы сложно до него добраться. Что уж говорить о душах обычных людей.

Губы мужчины исказились в болезненной усмешке, когда его взгляд остановился на жмущихся к родителям детях. Это было так… забавно? Ведь они знали, что живыми сегодня останутся лишь некоторые из них, лишь те, кому будет благоволить судьба и утолённый голод безумия, пожирающий душу Натанаэля изнутри. Разумеется, метафорическую душу.

Тихий скрип за спиной заставил Натанаэля обернуться, но это оказались лишь его собственные шаги, эхом отражавшиеся в полупустом помещении.

– Не бойтесь, – голос мужчины был низким и бархатным, контрастирующим с его пугающей и завораживающей внешностью. – Я не причиню вам вреда.

Ложь была его извечным союзников в этой погоне за собственными призраками прошлого, которые он хотел сжечь, бросить в огонь и спалить дотла. Сколько он уже провёл в этих бесконечных поисках? Год? Два? Десять? А может быть все последние столетия, что он бессмысленно бродил по земле, воскрешая в памяти алое зарево зари где-то на обрыве, у подножья которого плескалось тёплое греческое море, белыми барашками разбивающееся о черные острые камни?

Ложь была его неизменным спутником, пока он медленно и терпеливо вышагивал по разорённым войной и голодом землям, сея вокруг себя смерть. Жертвы были неизбежны, а плата за долгожданную награду становилась слишком высокой. По человеческим меркам. Для Натанаэля это были лишь мельтешащие перед взором фрагменты истории, незначительные для вселенского масштаба детали, перепутывающиеся между собой как разрозненные кусочки мозаики, которые он не хотел складывать воедино. Ему нужна была лишь одна девушка. Но каждый раз она выскальзывала у него из рук, тёплым рассыпчатым песком скользила меж его пальцев и вновь исчезала, заставляя начинать все сначала.

Он уже и сам забыл, зачем он продолжает гнаться за ускользающим от него призраком прошлого. Лишь вдыхал поглубже дым от костров, приносящий с собой рыжие всполохи воспоминаний и безумную улыбку на губах, с которой он вновь и вновь бросал факелы в то, что осталось от его собственных желаний. Он был безумен. Он купался в своём безумии, наслаждался им и жадно хватал губами каждую секунду, проведённую в болезненно-алом воспалённом сознании, усеянном разрозненными воспоминаниями о прошлом. Он был безумен и не хотел излечиваться, всё глубже и глубже погружаясь в поглощающую его бездну, разверзнувшую свою пасть и готовая принять его в свои успокаивающие объятья забытья.

Безумие было теперь его спасением.

И каждое мгновение он горел на костре собственного безумства.

Натанаэль остановился перед детьми, воззрившись сверху на несколько светлых белёсых, – практически, как и его собственные волосы, – макушек. Дети жались друг к другу, прятались друг за другом и не смотрели на него. За исключением одной – маленькой, ещё совсем крохотной девочки, своими глубокими темными глазами, прожигающей в Натанаэле несколько глубоких и болезненных ран. Он замер, а затем резко развернулся и дал жестом какой-то знак своим помощникам.

Оброненный на землю хворост негромко хрустел под ногами, устилая дорогу к наскоро возведённому помосту прямо перед хлипким покосившимся домишком. Он не запомнил ни одного лица, что он видел в своей жизни, ни одного человека, с которым он общался: они было ему безразличны, они просто проходили мимо него, растворяясь в тумане памяти бледными пятнами, песочными фигурами разносясь по ветру, стираясь из разума Натанаэля, – но отчего-то взгляд маленькой девочки заставлял его все время оборачиваться и лишь разочарованно вздыхать не то от досады и ещё одного промаха, не то от наполнявшей его изнутри скуки. Это была не она, нет. Он был точно в этом уверен. Вместо рыжих волос на голове малышки был лишь светлый пух, становившийся на солнце ещё белее. Разве что глаза… Натанаэль ещё раз обернулся, столкнувшись взглядом с этими тёплыми золотистыми глазами, нервным взглядом наблюдающими за тем, как незнакомые ей люди складывают костёр во славу какого-то жестокого и капризного бога, считающего своими противниками всех, кому не посчастливилось иметь редкий цвет волос.

Натанаэль на это лишь усмехался: да, этот бог был действительно жестоким, но не он был инициатором Святой инквизиции.

Девочка дрожала, цепляясь за юбку старшей сестры. Её глаза завораживали Натанаэля. В этих золотистых глазах он не видел взгляда ребёнка, которому было от силы несколько лет. Натанаэль видел нечто мучительное и тягучее, плещущееся на дне этих темных глаз, как расплавленное золото. Нет, это была не она, но взгляд был слишком похожим, слишком болезненным и надломленным. Слишком глубоким, усеянным маленькими золотистыми веснушками, и слишком уставшим, словно повидавшим уже очень многое на этом свете, чего даже многие взрослые могли не знать. Этот взгляд был напомненным, выплёскивающимся через края и тяжёлыми дымящимися каплями опадающим на трескавшуюся под ногами землю.

Такого взгляда не может быть у человека.

Такого взгляда не может быть у трёхлетнего ребёнка.

Натанаэль вздрогнул. Быть может ему это лишь померещилось? Быть может эта мрачная тень в глазах маленькой девочки лишь искажённый свет, упавший в эти глубокие глаза цвета расплавленного золота? Его губ коснулась безумная, уже ставшая привычной улыбка, а сознание подёрнулось дурманящей пеленой, когда тонкого обоняния коснулись первые запахи подпалённых веток. Ветер взметнулся вверх яркими оранжевыми всполохами и тихим печальным голосом, переливами птиц раздающимся вдалеке; а в груди вдруг нещадно засаднило. Сердце быстро забилось, принося с собой тупую ноющую боль, словно он стоял сейчас не во дворе полуразрушенного дома, а на покрытом пеплом месте, где некогда стоял величественный и богато украшенный храм, воздвигнутый в его честь, окружённый виноградом и заполненный самыми прекрасными девушками Греции.

Его устоявшийся мир разрушился, покрылся трещинами под слоем тяжёлого пепла и рассыпался мелкими осколками на выжженую греческую землю.

Его мир был распят на обгоревших под палящим солнцем юга крестах.

Размытые временем слова, мелкими причудливыми буковками испещрившие износившиеся от времени страницы памяти, струились полупрозрачным дымом сквозь покрытые пеплом пальцы, а яркие вспышки воспоминаний тонули в алой заренаступающего дня, сталкивались друг с другом и разлетались на мелкие кусочки мозаики, из которых нельзя было уже ничего сложить.

Сколько раз он уже приближался к своей цели и сколько раз она ускользала прямо у него из-под носа? Он уже сбился со счета, пронося с собой сквозь все эти века память вселенной и её память, бережно оберегая хрупкие хрустальные воспоминания от посягательства жестокой руки безжалостного даже к Натанаэлю времени. Воспоминания кололись, пропитывались кровью и покрывались мелким узором трещин, пока Натанаэль снова и снова чувствовал, ощущал на своей коже лёгкое прикосновение знакомых рук и слышал тихий голос, переливающийся перешёптываниями зелёной листвы.

Воспоминания были с ним слишком долго.

Ему даже стало казаться, что это уже его собственная память.

– Поджигай. – Его голос звучал для него чужим, хриплым и опустошённым, доносящимся до него издалека, пробивающимся на свет сквозь толстую пыль лежащих на плечах столетий.

Пытался ли он этим освободиться? Он не был в этом уверен, раз за разом кидая факел в костёр очередной невинной жертвы его собственных ошибок прошлого. Он сам выбрал этот путь, усеянный осколками неловко оброненных отрывков памяти. Он сам выбрал нести сквозь века все то, что осталось далеко позади, на берегу никем не примеченного лесного озера, своими темными водами устремлённого в самое сердце Вселенной. Быть может стоило просто остановиться и забыть, раствориться в бушующем потоке людских сознаний и слиться с ними, обрести наконец покой и спокойствие, которого у него нет?

Но что бы тогда от него осталось?

Что бы в таком случае осталось от неё?

Он всё ещё чувствовал её, он слышал её, но он никогда не оказывался достаточно близко к тому, чтобы прикоснуться к ней, направить её, вернуть ей все то, что все эти годы приходилось нести в одиночку. Словно чего-то не хватало, какой-то маленькой детали, которую Натанаэль не замечал или же попросту не хотел замечать. Не хватало маленького моста, который мог бы соединить их и позволить наконец быть вместе спустя все эти века. И Натанаэль не знал, как это исправить.

Алые языки пламени медленно облизывали босые ступни и пробовали на вкус нежную бархатистую кожу, прежде чем взметнуться вверх, поглощая в себе высокое лазурное небо. Алые языки отражались в его слепых бесцветных глазах, чей взгляд упорно избегал встречи с потемневшими глазами маленькой белокурой девочки, безмолвно кричащей в агонии беспомощности и отчаяния. Слишком знакомые и слишком ненавистные всем сердцем чувства.

Он выбрал свой собственный путь. Долгий и мучительный, прогибающийся под тяжестью взваливаемого на плечи груза и покрытый горьким невесомым пеплом.

Он выбрал свой путь и был уверен в своём выборе.

Но не мог ли он в этот раз ошибиться?

Глава XIX. Врач

Октябрь, 1933

– Она тебя отшила.

Слова Уильяма прозвучали неоспариваемым приговором и тут же потонули в громком и надрывном смехе мужчины. Бесстрастное лицо сидящего на водительском месте Алан Маккензи только больше раззадоривало пробудившихся внутри мужчины ехидных чёртиков: до того старательно он делал вид, что не понимает тайного смысла в словах Уильяма.

– Нет. С чего ты это взял, Уильям? – светлая бровь Алана приподнялась дугой, а в уголках серебристых глаз появились морщинки.

– Я видел, как ты с ней разговаривал, – сквозь непрекращающийся смех выдавил из себя Уилл, – и по своему опыту могу сказать, что она тебя отшила.

– Видимо, у тебя был очень плохой опыт.

– Но он хотя бы был.

Уильям с многозначительным видом поднял вверх указательный палец, натянув самое серьёзное выражение лица. Алан буравил товарища взглядом, и на его лице не проскальзывало ни одной лишней эмоции. Он молчал, нервно сжимая пальцами деревянный руль, и только поджимал губы, лишний раз подтверждая правоту Уильяма.

Сдерживаться Уилл смог только несколько долгих секунд, а затем повисшая в машине тишина вновь была разорвана в клочья звонким и бархатистым смехом Уильяма. Алан закатил глаза и поправил шляпу.

– Чего смеёшься?

– Просто… – Уилл схватил ртом воздух, но очередной смешок тут же вырвался из груди, – это так смешно. Ты… вы самое могущественное существо в этой вселенной, и вас отшила девушка. Вы бы на моем месте тоже смеялись.

– Но я не на твоём месте.

Холодность тона Алана острым лезвием зацепила Уильяма, и на мгновение мужчине показалось, что его щеку обожгло огнём, а по коже засочилось что-то тёплое и липкое. Несколько глубоких вздохов – и Уилл смог остановить непрекращающийся поток смеха. Ему еще никогда не было так трудно контролировать своё поведение, как сейчас, сидя рядом с Аланом и чего-то ожидая.

Молчание было слишком тяжёлым, давящим и липким. Воздух, казалось, стал настолько плотным, что можно было его потрогать и оторвать себе пару кусочков, а бурлящий внутри Уильяма поток с новой силой вырвался проступившими на глазах слезами и истерическим смешком.

– Прости, я не могу это контролировать, – Уилл тяжело выдохнул, стерев большим пальцем с глаз слезинки. – Тебя отшила девушка, а теперь… теперь мы сидим в машине в какой-то глуши не окраине города и обсуждаем это, как старые друзья. Кажется, мне скоро понадобится помощь Даниэля.

– Ты не сошёл с ума, Уилл. Я уже тебе это говорил. И мы не обсуждаем это… надуманное тобой увлечение. Я не обязан отчитываться перед тобой, с кем и когда я говорил. Не забывайся, Уилл.

Забыться было очень сложно, а понять – реально ли все происходящее, практически невозможно. Все последние недели Уильяму казалось, что он медленно, но верно сходит с ума с того самого момента, как Алан рассказал ему о себе. Не то чтобы Уилл не подозревал Алана в некоторых… странностях. Он не до конца осознавал масштаб происходящего, а копившиеся внутри эмоции находили достаточно экстравагантные способы выбраться наружу.

Здравый разум кричал Уильяму не смеяться, но закручивающиеся в тугой узел эмоции не могли позволить этого. Последние несколько долгих недель он взращивал внутри себя мёртвое спокойствие, но даже его выдержка дала сбой. Уильям не мог прогнать из памяти воспоминания о недавнем ужине у четы Куэрво и уж тем более не мог забыть растерянное лицо Алана после разговора с дочерью сенатора.

И все же Уильям нашёл в себе силы вернуть на лицо маску серьёзности и, сделав несколько глубоких вдохов, спокойным и ровным тоном, – словно не было этих долгих минут на грани истерики, – спросил:

– Так зачем мы здесь сидим? И чего мы ждём?

Неожиданное предложение Алана совершить очередную небольшую прогулку уже не загоняло Уильяма в тупик. Но мужчина все еще не знал, зачем они в этот раз приехали в один из опаснейших районов города, и теперь сидели в машине напротив старого проржавевшего порта, которым руководила небольшая группка ирландских рабочих, не признававших ни власти профсоюзов, ни официального владельца порта.

Пальцы Алана на мгновение разжались, чтобы в следующую секунду с большей силой вцепиться в нагревшееся от хватки дерево руля. Губы стянулись в тонкую обескровленную полоску, и Алан неопределённо повёл головой.

– Ирландцы все время мешаются под ногами. Я планировал мирно с ними разойтись, но их босс начинает вставлять мне палки в колеса.

– Ты… Вы подозреваете ирландцев в том, что происходит с вашими машинами?

– Вспомнил ты, конечно, про машины, – фыркнул Алан, но все же слабо улыбнулся. – Два года прошло. Теперь все стало намного сложнее. В некотором плане, разумеется. И кого же еще мне подозревать? Одного ирландского виски, который они гонят через север, им уже мало. Сухой закон трещит по швам. Теперь они пытаются сместить моих людей и поставить на их место себя. Я не могу этого допустить, Уилл.

Два года. Они показались Уильяму несколькими очень долгими днями. Днями, сливающимися в одну бесконечную бессонницу, в которой ты отчаянно хочешь уснуть, чтобы все исчезло, испарилось и ты мог продолжить жить. Но, когда тебе удаётся закрыть глаза, вместо долгожданной освежающей тьмы и покоя, ты лишь с большей силой погружаешься внутрь себя, зацепляешься за петли из мыслей и остаёшься висеть на них, как поломанная марионетка, ожидая, когда хозяин снова дёрнет за ниточку и ты продолжишь жить.

Невольно Уильям устало выдохнул и потёр переносицу. Ему не хотелось сейчас об этом думать и уж тем более заниматься анализом своей жизни в тщетных попытках понять, когда он свернул не туда.

Алан безмятежно напевал себе что-то под нос, постукивал пальцами по рулю и выглядывал из-под лобового зеркала, словно надеялся увидеть что-то в уносящихся ввысь зданиях. По правде говоря, Уильям и сам невольно повторял действия Алана, пробегаясь взглядом по старым покосившимся зданиям, задаваясь всего одним вопросом, мучавшим его последние полчаса – успеет ли он на смену или придётся в очередной раз выслушивать недовольное ворчание главврача?

– Мне не кажется это хорошей идеей, мистер Маккензи. Ночью, на старом заброшенном заводе. Что может пойти не так?

– Все, Уильям, – с улыбкой ответил Алан, натягивая на руки перчатки. – Все может пойти не так. И наша задача сделать так, чтобы для нас все закончилось с наименьшими потерями.

– Почему нельзя было завести себе нормальную банду? Найти подручных, чтобы посылать их на дела.

– Это не та ситуация, когда можно положиться на помощь подручных. А нормальные банды – для слабых духом людей. Но если тебе так хочется узнать, Уилл, у меня тоже не очень хорошее предчувствие от этой встречи. Мне просто слишком интересно, чтобы упустить возможность выяснить, подводит меня внутреннее ощущение или нет.

Уильям предпочёл бы, чтоб Алан без него выяснял, подводит ли его внутренний голос. Встревать в очередную передрягу из-за Маккензи у Уилла не было ни малейшего желания, да и последняя их деловая встреча закончилась совершенно не так, как изначально планировалось: Алан оказался не Аланом, а Уильяму пришлось залечивать раны существа, годящегося ему в… Уилл даже не был уверен, что он может сказать, кем ему приходится Алан. Он не был богом и не создавал людей. И не был человеком. А формулировки, которыми Алан оперировал, словно скальпелем, были слишком острыми, чтобы Уилл мог поближе их рассмотреть и сделать окончательные выводы.

– Так что собирайся и пойдём. Надеюсь, ты не забыл главное правило деловых переговоров.

– Как же его можно забыть, когда у тебя на заднем сиденье валяются автоматы? – саркастично усмехнулся Уильям, открывая дверь машины.

Холодный ночной воздух ласкал лицо Уилла, а затихший город встречал его напряжённой тишиной предвкушения скорой драмы. Неприятное липкое ощущение не покидало Уильяма, но он все же опустил ногу на землю, распрямился и громко захлопнул за собой дверцу. Длинный серый забор тянулся вдоль дороги, иногда изломами меняя своё направление, и вдалеке виднелись старые покосившиеся ворота, которые при желании можно было легко выбить плечом.

Алан вылез следом за Уиллом. Лениво, неторопливо и грациозно, как вышедшая на охоту кошку, он потянулся, поправил шляпу и поплотнее запахнул длинное светлое пальто. Дверь мягко закрылась, и Алан тут же открыл багажник, что-то в нем спешно ища и негромко ругаясь себе под нос.

– А чем тебе не нравятся те, что на заднем сиденье? – Уилл осторожно выглянул из-за полукруглого бока машины, заглядывая в багажник вслед за Аланом.

Маккензи отбросил в сторону ржавый автомат.

– Они никуда не годятся. Я собирался выкинуть их по пути, но что-то отвлёкся. Вот вы где, – пробормотал мужчина себе под нос и нырнул еще глубже, ничуть не заботясь о чистоте своей светлой одежды.

– Кто?

Алан не ответил. Только быстро вынырнул и захлопнул крышку багажника с такой скоростью, что Уилл едва успел отвести голову и отшатнуться в сторону. Алан с беспечным видом проверил магазин пистолета и спешно сунул его в глубокий карман пальто.

– Никогда нельзя быть уверенны, в какую сторону повернут переговоры. Так что лучше подстраховаться, Уилл.

Алан улыбнулся, отряхнул с пальто грязь и снова поправил шляпу. Маккензи огляделся по сторонам и, подав Уильяму короткий знак рукой, широкими шагами направился к запримеченным Уиллом чуть ранее воротам. К счастью для Белла, на этот раз шаги Алана хоть и были широкими, но шёл мужчина достаточно медленно, хлопая полами пальто и разглядывая усеянное мириадами звёзд тёмное ночное небо.

Уильям хотел бы быть столь же спокойным.

– Они красивы, правда?

Вопрос Алана застал Уильяма врасплох, но отчего-то Уилл знал, что для ответа нужно всего лишь поднять голову и вглядеться в распахнувшийся над ними космос. Миллионы других миров, похожих на их, взирали на Уильяма с этого бесконечного для человеческого глаза небосклона. Сотни других миров были разрушены и развеяны по ветру истории, вспышкой напоминая о своём существовании. Сотни других миров напоминали о себе лишь слабым отблеском на черной скатерти вечности, и память о них хранил один только Алан.

От этой мысли Уильям поёжился. Его губы дёрнулись в сардонической улыбке, и мужчина согласно кивнул.

– Они прекрасны.

Алан негромко рассмеялся.

– Прекрасны. Это ты несколько преувеличил. Звезды красивы. Они ведь манят тебя. Да, Уилл? – Алан обернулся на друга и обвёл слегка насмешливым взглядом. – Они всех манят. Вот только то, что за ними скрывается, – не столь прекрасно. Оставленный после себя след закрывает прижизненные уродства. Как у людей. Нельзя сказать ничего плохого обо всех этих мирах, потому что мы видим лишь прекрасный яркий образ, освещающий нам путь. Но сколько из этого правда? Сколько из звёзд своим сиянием венчают величие своей жизни?

Уильям нахмурился и пожал плечами.

– Мне все равно. Не люблю строить догадки и терзаться сомнениями. Они прекрасны сейчас. Все, что было в их прошлом – давно исчезло. Они чисты. Так к чему задаваться этими вопросами?

Алан усмехнулся.

– Видишь в них себя? – светлая бровь взметнулась вверх.

Уильям подавился воздухом от неожиданного вопроса и спешно замотал головой.

– Что? Нет, конечно! С чего бы это?

– Да так, – Алан повёл плечами. – Просто небольшое наблюдение.

Уильям даже не заметил, как они подошли к воротам, и Алан легонько толкнул их, открывая путь на опустевшую после заката территорию порта. Уилл нервно сглотнул, – он и сам не до конца понимал, почему так реагирует на ночную вылазку, – и проскользнул вслед за Маккензи в узкую щель ворот. Одна из створок протяжно скрипнула за его спиной, и Уильям обернулся, чтобы удостовериться, что там никого нет. А Алан мягко рассмеялся и покачал головой.

Они несколько долгих мгновений обменивались молчаливыми осуждающими взглядами, и на этот раз первым не выдержал Алан: он закатил глаза, резким движением поправил перчатки и неожиданно приложил палец к губам.

– Не шуми, – одними губами пробормотал себе под нос Алан.

Он осмотрелся по сторонам и неспешно направился в сторону высокого ангара, видневшегося на другом конце импровизированной площади. По всему периметру были разбросаны канистры, поломанные деревянные коробки, выцветшие и пожелтевшие листовки и высокие контейнеры для грузов. Уилл осторожно перешагивал через разбросанный мусор, чего нельзя было сказать об Алане: пару раз он спотыкался о непонятные железки, шипел себе под нос незнакомые ругательства и даже попытался один раз упасть, чем вызвал у Уильяма немалое удивление.

Им все-таки удалось добраться до ангара и не привлечь к себе лишнего внимания, несмотря на некоторые усилия Алана. Мрачное кирпичное здание возвышалось над высоким сетчатым забором, который при желании можно было легко перемахнуть. Дым из трубы не шёл, но Уильям заметил в маленьких окошечках мелькнувшие отблески света. Мужчина заозирался, но в округе не было ни единого источника света, кроме севшего несколько часов назад солнца, а кривые фонари стояли украшениями, молча взирая на Уилла своими перегоревшими лампочками.

Однако, в разрез с ожиданиями Уильяма, Алан свернул у главного входа и направился в обход строения, держась ближе к стене, но тщательно избегая редких узеньких окон. Уилл тут же поспешил за ним, низко пригибаясь и повторяя каждый шаг мужчины. Сейчас ему особенно остро захотелось, быть пониже на пару дюймов, – красться стало бы намного проще. Уильям усмехнулся. Еще проще было никогда не знакомиться с Аланом Маккензи.

Задумавшись, Уилл не заметил, как Алан резко остановился, и врезался ему в спину, за что тут же получил укоризненный взгляд из-под тени полей шляпы.

– Не отвлекайся, Уилл. Ты можешь нас выдать.

Уильям даже не успел напомнить Алану, что это он только что сосчитал почти все канистры по пути к ангару, – Маккензи резко толкнул деревянную дверь и ввалился сквозь неё внутрь. Уилл сделал глубокий вдох и шагнул следом на ним.

– Боже, за что мне все это?

– Не старайся. Он все равно не услышит, – ехидно хохотнул Алан и щёлкнул курком.

Раздался грохот, и Алан с Уильямом синхронно обернулись в его сторону. Маккензи при этом как-то подозрительно покачнулся, его взгляд забегал по сложенным друг на друга коробкам и металлическим контейнерам, словно он пытался что-то рассмотреть, но в упор ничего не видел. Уилл нахмурился – состояние Алана ему не нравилось, но тот вряд ли бы рассказал Уильяму о своих проблемах.

Через мгновение раздался уже хлопок, а затем невнятная ругань уже совсем с другой стороны, и теперь Уиллу стало хорошо видно, как заторможенно оборачивается Алан, вытянув перед собой руку с зажатым пистолетом, как он слепо шарит взглядом по помещению вокруг них, как делает осторожный и неуверенный шаг, как его глаза движутся медленней, чем поворачивается голова.

От этого зрелища по коже Уильяма пробежали мурашки. Странное незнакомое ему раньше чувство медленно прокрадывалось по венам, вытесняя оттуда кровь и заменяя все липкой патокой. Уилл даже попытался отогнать это наваждение своим излюбленным способом – замотав головой, но ничего не изменилось. Алан все также неуверенно двигался, а вся его фигура была полна напряжения и натянута как струна.

Алан двигался осторожно, выверяя каждый свой шаг. Как охотник, выслеживающий свою добычу, он продвигался в сторону становящихся все громче голосов, то и дело останавливаясь и прислушиваясь. Уилл поначалу не торопился следовать за ним, но голос разума убедил Белла, что быть рядом с Аланом сейчас намного безопасней.

Голоса раздавались уже совсем рядом, когда Алан резко вынырнул из-за очередного проржавевшего контейнера, а Уильям осторожно выглянул за ним. Трое людей о чем-то активно спорили. На коробке рядом с ними виднелось несколько отверстий от пуль. Мужчины активно размахивали руками, ножи и пистолет в их руках блестели в тусклом свете ангара, а самый низкий то и дело рявкал на двух других, отчего они тут же притихали и чесали голову. Уилл не мог разобрать ни слова из их ругани, но мог хорошо рассмотреть двух высоких незнакомцев – рыжего, самого молодого судя по голосу, и брюнета постарше, стоящего рядом с ним. Их главарь стоял к Уиллу спиной, так что рассмотреть его не представлялось возможности, но под ложечкой у Белла засосало от нехорошего предчувствия.

Алан сделал шаг в их сторону, и деревяшка под его ногой хрустнула. Мужчины тут же вскинули головы, а их главарь обернулся, заставив сердце Уильяму рухнуть в бездну, а маленькие волоски на задней стороне шеи зашевелиться.

– Как грубо направлять на незнакомых людей пистолет, – осклабился самый низенький из троих знакомой ухмылкой, обнажив ряд кривых и пожелтевших от сигарет зубов.

Уилл поджал губы. Том Салливан. Нужно было догадаться, что судьба не оставит попыток свести их вновь, но все же Уильям был рад, что прошёл почти год с их последней встречи, старые раны затянулись и теперь рядом был Алан Маккензи. Последний пункт в особенности добавлял Уиллу уверенности в том, что на этот раз любая потасовка с ирландцем разрешится не в пользу последнего.

– Какая неожиданная встреча, – скептично протянул Уилл, полностью выходя из-за угла и вставая рядом с Аланом.

Маккензи с заинтересованным видом обернулся на него и выгнул острую светлую бровь.

– Вы знакомы с ним, Уилл?

– Ну, как сказать, знакомы. Не то чтобы знакомы… – Уилл переступил с ноги на ногу и поднял глаза к скрытому за крышей небу. – Мы общались с ним некоторое время.

Белл развёл руками и шаркнул ногой. Ситуация была не самая лучшая для Уильяма, но лучшей защитой всегда было нападение. Так что он упрямо мотнул головой, улыбнулся в лучших традициях Анхеля Куэрво и посмотрел на ирландца.

– Тебя уже выпустили? Так быстро? – Уилл присвистнул, уголки его губ растянулись в едкой ухмылке.

– Не так быстро, как тебя, Белл. – Салливан продолжал скалиться, а затем плюнул на пол. – У меня нет столь сильных покровителей.

– Вы мне льстите, мистер Салливан. Просто я в отличие от вашего босса ценю своих людей.

Алан встрял в их небольшой обмен любезностями в своей привычной манере. Он уже опустил пистолет, но рука все еще держала пальцы наготове. Взгляд бледных глаз въедался в лицо каждого из присутствующих. Кривая ухмылка исказила красивое лицо Алана, и на лице двух ирландцем, – только Салливан остался спокоен, – появилась тень беспокойства.

Алан лениво повёл плечами, распрямляя спину и сделал шаг навстречу ирландцев, в приветственном жесте разведя руками.

– Итак, зачем вы нас сюда позвали? Мне передали, что у вашего босса есть ко мне какое-то деловое предложение. Так, где ваше начальство? – Алан осмотрелся по сторонами, намекая на присутствие поблизости кого-то помимо Уилла. – Я жажду с ним познакомиться. К тому же невежливо заставлять потенциальных партнёров ждать.

– Да-а, здесь такое дело. Наш босс немного задерживается. Он попросил нас ввести вас в курс дела и, так сказать, объяснить некоторые специфичные моменты предстоящих переговоров.

– Специфичные моменты переговоров? Мне нельзя смотреть ему в глаза или…

Едкий язвительный хрип ирландца, заменявший тому сейчас смех, оборвал Алана. Ничего хорошего это не могло им сулить, но пока что только Уилл чувствовал исходившие от Маккензи лёгкие волны напряжение и беспокойства. Уильям инстинктивно отступил в сторону и поймал взглядом мягкую усмешку Алана, от которого не ускользнуло это действие.

– Вы только посмотрите, парни, – Салливан обернулся к стоящим чуть в стороне товарищам. – Он еще и шутит. А мы думали у вас, немцев, все чувство юмора кислой капустой выбило. Да и рожи у вас вечно такие же кислые.

Ирландцы дружно и мерзко засмеялись, перекинувшись парочкой фраз на незнакомом Уильяму языке. На лице Алана промелькнула мрачная тень, он поджал губы и надменно оскалился.

– А я разве сказал, что я пошутил? Вы наверно меня не совсем правильно расслышали. Давайте я вам чуть подробней расскажу о своей видении нашей встречи. Иди сюда. Ты ведь Том, да? Иди сюда Том. Поближе.

Салливан жестом приказал своим людям не двигаться, а сам уверенно шагнул к Алану. На его губах виднелась надменная ухмылка. Он игрался ножом, словно пытался произвести на Алан впечатление, и гордо задирал покрытый редкими темными пучками волос подбородок.

– Знаете, я не очень люблю, когда при постороннем человеке, начинают говорить на незнакомом ему языке. И вот еще что…

Алан улыбнулся, и ни одно из последующих слов Уильям не смог разобрать. Он общался с Даниэлем достаточно долго, чтобы привыкнуть к его раскатистому акценту, но звуки, которыми Алан изъяснялся сейчас с тремя ирландцами, были для Уилла слишком чуждыми и незнакомыми. Гортанные, хриплые и кажущиеся архаичными, они завораживали и пугали Уильяма. Сейчас Алан звучал намного внушительней, в его голосе звучала неприкрытая угроза, – даже если ее не было в словах, – а лица ирландцев медленно вытягивались с каждой секундой.

Закончил свою недолгую речь Алан низки гортанным рыком.

– Надеюсь, мы друг друга поняли.

Алан дружелюбно похлопал ирландца по плечу. Или же это должно было выглядеть дружелюбным жестом. Салливан коротко кивнул и хотел было отступить, но Алан не позволил ему сделать даже шага, а затем Уилл заметил, как в тусклом свете блеснул упирающийся в живот ирландца пистолет. Двое подельников Тома дёрнулись, но тот остановил их жестом и осклабился.

– Вот только не надо мне угрожать, – он предупреждающе поднял лезвие к лицу Алана.

Ни одна морщинка не лице Алана не поменяла своей глубины или формы, но он все же несколько отступил, бросив короткий взгляд на нож. Маккензи немного опустил пистолет. От Уильяма не укрылось, как плечи Салливана опустились в полном облегчения движении. Рваный оскал на лице ирландца стал шире, взгляд блеснул, а поза выдавала в нем хозяина положения. Или ему хотелось так думать.

– Я просто предупредил. – Деревяшка под каблуком ботинка Алана хрустнула. – Сейчас вы говорите мне, что вы трое тут делаете, а я, ммм, не буду вас убивать.

На мгновение в ангаре воцарилась нервная тишина, прерванная дружным язвительным смехом ирландцев. Салливан смахнул с глаз невидимые слезы и, играясь ножом, оскалил на Алана зубы.

– А-ха-ха! Не будете нас убивать? Да вы ни на что не способны. Какое уж там уби…

Договорить он не успел: кончик дула пистолета еще дымился, когда яркая бордовая дыра появилась ровно меж двух бровей ирландца, чуть выше переносицы, мишенью выделяясь на его бледной коже. Салливан запрокинул голову и повалился на бок, безжизненным мешком с костями брякнувшись об пол и раскидав стоящие рядом коробки. Шум отрезвил Уильяма, замершего в молчаливом наблюдении, но не двух других свидетелей безвременной кончины Салливана. Они так и стояли разинув рты и неверяще глядя на труп своего бывшего начальника.

Алан поджал губы и опустил пистолет.

– Не люблю, когда меня не воспринимают всерьёз, – Маккензи цокнул языком и покачал головой. – Кому-то еще нужны подтверждения или вы начнёте говорить?

Вопрос показался Уильяму риторическим. Да и Алана не собирался дожидаться ответа. Он опустил пистолет и, вытащив из нагрудного кармана платок, отёр с лица кровь Салливана. Алан поморщился, посмотрев на запачканную ткань и кинул платок растерянно поймавшему его Уильяму. Если бы взглядом можно было убивать, Уилл непременно воспользовался бы этим.

Один из ирландцев, тот, что был выше остальных, тупо таращился на тело своего босса и тяжело дышал. Он рассеянно заметался на одном месте, а затем замер и полным гнева взглядом уставился на Алана. В руке ирландца сверкнул пистолет, и он вскинул руку, направив на Алана оружие.

Маккензи заинтересованно наклонил голову на бок.

– Ты убил Тома! Ты…

– А теперь я убил и тебя.

Хлопок оборвал так и оставшегося для Уильяма безымянным ирландца. Тёмная липкая жидкость брызнула на стоявшего рядом с ним рыжего ирландца, тут же отшатнувшегося в ужасе в сторону. Пистолет вывалился из рук и звякнул по полу, и мужчина завалился на хлипкие деревянные коробки, напоровшись на сложенные в них ломы.

– Надо сначала снимать его с предохранителя, – Алан небрежно пнул оружие в сторону. – А потом уже тыкать им в других. Как это все… жалко выглядит.

Лицо оставшегося из трех ирландца было искажено неподдельным ужасом. Только сейчас Уилл смог хорошенько его разглядеть, и сердце болезненно сжалось в груди. На вид пареньку было не больше двадцати лет. Веснушки покрывали все его лицо, а зелёные глаза таращились на медленно приближающегося к нему Алана. Паренёк безуспешно выставил перед собой руку с зажатым в ней складным ножом.

Алан приближался медленно. Уилл не представлял, как ему удалось превратить эти несколько метров в сотни. Алан разделял каждый свой шаг долгой паузой, словно он наслаждался испугом в глазах противника. Пистолет Алана зажал подмышкой и расслабленно стягивал с рук светлые перчатки, – Уильям только сейчас понял, что все это время тот был в перчатках. Но для чего ему понадобилось их снимать? Уилл не знал, но внутри все скрутилось в тугой узел, готовый разорваться в любую секунду.

Уильям шагнул в сторону ирландца, но остановился чуть в стороне, внимательно за всем наблюдая.

Рыжий ирландец отчаянно махнул ножом прямо перед носом у Алана, и тот раздражённо выбил оружие из рук противника. Парнишка был выше Маккензи на полголовы, но эта разница с лихвой скрадывалась внушительностью фигуры Алана. Мужчина тяжело вздохнул и небрежно запихнул перчатки в нагрудный карман, после чего точным ударом заставил скулу ирландца громко хрустнуть.

– Как зовут твоего босса? – тщательно разделяя каждое слово, холодно отчеканил Алан. – У тебя есть два варианта: либо ты называешь мне сейчас его имя, либо копы будут отскребать твои мозги от этой стены. Уверен, по милому узору твоих внутренностей можно будет гадать на будущее.

Маккензи навис над ирландцем, несмотря на то что разница в росте была не в пользу Алана, и, не дав тому опомниться, схватил паренька за челюсть, притягивая ближе к себе. Пистолет тут же уперся рыжему в висок, а Алан усилил хватку, впиваясь ногтями в кожу.

– Не заставляй меня ждать.

Уильям невольно отшатнулся. Там, где пальцы Алана вцепились в челюсть паренька, кожа начала выцветать, розовый медленно поглощался серым, и по лицу рваным пульсом побежали маленькие черные прожилки. Ирландец испуганно смотрел на Алана. Взгляд зелёных глаз метался с лица мужчины на руку, держащую у виска пистолет. Тело тряслось. С каждой секундой серость от пальцев Алана расползалась все дальше, стирая краски с лица с парня. Веснушки выгорели, слившись с кожей, и теперь только тёмная дорожка крови выделялась на фоне потускневшего лица.

Уильям сглотнул подступивший к горлу горький комок и уверенно положил руку на плечо Алана, заглядывая ирландцу в глаза. Пальцы несильно сжали ткань пальто Маккензи, а Уильям неожиданно для себя спокойно и уверенно сказал:

– Я бы на твоём месте последовал его совету. Он обычно держит слово. Скажи, и у тебя будет шанс уйти отсюда.

Парень что-то замычал и попытался кивнуть головой, но держащая его рука не позволяла этого сделать. Алан негромко рыкнул, скинул с себя руку Уильяма и резко отпустил ирландца, отступив от него на шаг.

Все краски тут же вернулись к побледневшему юноше, кровь прилила к лицу. Ирландец спешно отёр рукой кровь под носом, но это не помогло – она продолжала течь, а в следующую секунду парня скрутило. Он схватился за ребра и упал на колени, трясясь всем телом.

– Я жду, – пугающе спокойным голосом сообщил Алан.

Уилл отступил в сторону, настороженно наблюдая за Аланом. Ирландец тяжело закашлял, сплёвывая на бетонный пол кровь, и поднял на Маккензи взгляд. Белки покраснели и налились кровью. Парня покачивало, но он продолжал упрямо сжимать губы, сквозь которые кровавы бульканьем прорывались душащие изнутри приступы кашля. Алан нетерпеливо выдохнул и навёл на ирландца дуло пистолета, многозначительно прочистив горло. Тот тут же побледнел и разомкнул губы, попытавшись выдавить из себя подобие звуков:

– О…

– Громче.

– О’Б…

– Если открывать рот, получится говорить более внятно.

– О’Брайан.

– Замечательно.

Ирландец облегчённо выдохнул, опустив голову. Алан обернулся к Уиллу. Он улыбался, и от этой острой улыбки становилось не по себе. Маккензи небрежно приподнял шляпу дулом пистолета и шутливо расписался Уильяму в каком-то старомодном поклоне: выписав пистолетом непонятные круги, отставив назад правую ногу и преклонив на мгновение колени.

– Ну вот видишь, Уильям. Могут же, когда захотят, – усмехнулся Алан, но в его смехе не было ничего весёлого.

Прежняя медлительность Алана испарилась, все его снова стали быстрыми и отточенными. Уильям едва успел заметить, как Алан обернулся к ирландцу, – или же это были проделки Маккензи? – вскинул руку и, не медля ни секунды, твёрдой рукой нажал на спусковой крючок.

– Мистер Маккензи, что…

– Это ты пообещал ему возможность уйти, – резко оборвал Уильяма Алан. – Не я. Оставь я его в живых, он тут же побежал бы рассказывать о нас. Тебе нужны дополнительные проблемы? Они бы убили тебя, подвернись такая возможность, а ты переживаешь из-за жизни какого-то психа, готового выпустить тебе кишки? Не разочаровывай меня, Уилл.

Алан неспешно приблизился к повалившемуся на пол телу и носком пнул безжизненно болтающуюся в крови голову.

– Он точно мёртв? – Уильям сам не верил, что говорит это.

Маккензи удивлённо вскинул брови и перегнулся, чтобы получше рассмотреть изуродованную голову ирландца.

– Ты вроде бы врач, Уилл. Или ты считаешь, что с прошитой насквозь головой человек может быть жив?

Алан еще раз пнул труп, сунул пистолет в карман и, перешагнув ирландца, не медля ни секунды направился к выходу. Маккензи несколько раз останавливался и напряженно прислушивался, но сколько бы Уильям ни пытался повторить за ним, он не слышал ничего кроме своего мерно бьющегося сердца.

– Идём. Нужно поскорее убираться отсюда, – коротко бросил Алан и толкнул плечом дверь.

Свежий воздух опьянял. То недолгое время, что они провели внутри ангара показались Уильяму вечностью, а бьющиеся в голове мысли едва не увели его от Алана. Маккензи не стал повторять их путь через рабочую площадку, а свернул направо и уверенно направился к сетчатому забору, покачивающемуся под порывами ветра.

Уилл кутался в пальто, но теплее от этого не становилось. Вся ситуация казалась ему до безумия бессмысленной и глупой, а хлопки выстрелов все еще разрывались в голове, забивая очередной гвоздь в мигрень Уильяма.

– Очень продуктивная встреча, мистер Кёниг, – недовольно буркнул Уильям, но просочившуюся в голосе едкость скрыть не удалось. – Три трупа и ноль информации. И это всего лишь за, – он бросил короткий взгляд на часы на запястье, – десять минут! Я поражён.

– Ну почему же? – Алан остановился у забора и вскинул голову, оценивая его высоту. – Я узнал все, что мне было нужно. И сбавь градус сарказма в голосе, Уильям. Кровь этого парнишки на твоих руках.

Алан запахнул поплотнее пальто, пряча под светлым твидом следы крови, и небрежно полупродел несколько пуговиц в петли. Уильям поперхнулся воздухом и возмущённо закраснел, вспыхнув лучше, чем солома под полуденным июльским солнцем.

– Мистер Маккензи, я не убийца!

– Знаю, Уильям, поэтому убил я. Это была шутка. А теперь подсади меня на эту чёртову ограду, нам бежать надо.

Забор не был достаточно высоким, чтобы через него было трудно перебраться, но рост Алана на удивление был недостаточным для того, чтобы перебраться без посторонней помощи. Уильям не был уверен, что было более забавны: он, подталкивающий древнейшее существо во вселенной, или это самое существо, которое с кряхтением и стонами перебирается на другую сторону по сетке-рабице.

Перекинув одну ногу, Алан замер на самом верху, оценивая траекторию прыжка. Уилл недоверчиво покосился на хлипкий забор, – возможно, было проще просто уронить его и уйти? – но Алан уже перекинул и вторую ногу, сидя теперь на небольшой металлической планочке и готовясь прыгнуть.

– Мистер Маккензи, может не стоит?..

Подозрительный хруст, с которым Алан приземлился на ноги, показался профессиональному Уильяму слишком знакомым, чтобы спутать его с чем-то еще. Белл тут же поспешил преодолеть качающийся забор. Алан держался за ногу и охал каждый раз, когда делал очередной шаг.

– Вот черт. Дерьмо! Каналья! Помоги мне, Уилл.

Уильям поднял глаза к затянувшемуся тучами небу, тяжело вздохнул и подхватил Алана под руку, останавливая его.

– Ты еще «тысячу чертей» забыл, – ворчливо отозвался Уилл. – Ты, что, никогда не перебирался через забор?

– Ну знаешь ли.

Вдалеке раздались знакомые звуки полицейской сирены, и Уильям вскинул голову, придерживая морщащегося от боли Алана под руку. Ни одной машины не было поблизости, и Уилл нахмурился.

– Это, что, полиция?

– Ну, тебе виднее, Уилл.

Алан ехидно рассмеялся под осуждающий взгляд Уильяма и слегка оттолкнул его от себя. Машина, на которой они приехали, виднелась почти у самого угла покачивающегося от ветра забора. Алан скептично осмотрел свою ногу и покачал головой. Холодный воздух обжигал лицо и опьянял, но Уильям был все еще достаточно в своём уме, чтобы понять, что с такой ногой, как у Алана далеко не уйдёшь.

Алан же был другого мнения.

– Иди и не оборачивайся, чтобы ни случилось, – безэмоционально отчеканил Алан, придерживая руками обёрнутое вокруг тела пальто и захромав. – Делай вид, что все хорошо. В этом районе всегда полно копов, и эти – не единственные поблизости от нас. Меньше всего хочется сейчас ввязываться в разборки еще и с этими идиотами.

– Еще и с этими?

В голосе Уилла проскользнуло удивление, что тут же сменилось лёгким раздражением. Уильям мог бы удивиться, но вряд ли что-то в этой жизни могло бы его удивить, после открывшейся об Алане правды. Разве что, если бы Маккензи неожиданно сказал, что у него родился ребёнок.

– Меньше вопросов, Уилл. – Алан незаметно обернулся, но кроме возвышающихся небоскрёбов и завывающей полицейской сирены никого не было видно. – Надо добраться до машины и свалить.

– Мистер Маккензи, – Уильям понизил голос насколько это было возможно и немного склонился в сторону Алана, – вы… ты хромаешь и охаешь так, что нас наверняка слышно на всю округу. Это не лучший способ сделать вид, что все в полном порядке. Да и к тому же, мне казалось, что ты… ну… не должен страдать подобного рода проблемами.

– Я сейчас не в лучшей форме, Уильям.

– А, то есть бывает и получше?

Маккензи резко остановился. Взгляд, которым Алан наградил его, можно было смело заносить в список оружия, запрещённого к распространению, но Уильяму все же удалось найти силы, чтобы не вздрогнуть под этими серебристыми бледными глазами. Хотя ему и потребовалось на это собрать всю свою выдержку. Внутри все сжалось, а давно забытое давящее чувство вновь охватило Уилла. В глазах потемнело, кровь зашумела в ушах, и дышать стало неожиданно сложно.

На губах Алана растянулась злобная усмешка, – Уильям был уверен, что сейчас ему это не показалось.

– Следи за языком, Уилл.

Все неожиданно прекратилось. Алан все еще улыбался, довольный произведённым результатом. Уилл сплюнул на землю собравшуюся во рту кровь, распрямился во весь свой рост и посмотрел на Алана сверху вниз, пользуясь разницей в росте.

– Разумеется, – хмыкнул Уильям. – Что мне еще остаётся делать?

– Ты стал слишком много себе позволять. Сначала в больнице, потом у Куэрво, теперь это.

– Возможно, стоило лучше выбирать себе друзей.

– У вас все в порядке, сэр? Не нужна помощь?

Алан и Уильям синхронно обернулись на неожиданно возникшего рядом с ними полицейского. За своей небольшой перепалкой они не заметили остановившейся рядом с ними полицейской машины, – или же это только Уилл не заметил? – и подошедшего к ним высокого и поджарого полицейского с пышными усами и маленькими глазками. Уилл сжал ладони в кулаки, а Алан приподнял шляпу, приветствуя сотрудника.

– Нет, офицер, – тон Алана в одну секунду стал приветливыми и мягким. – Засмотрелся на город, оступился, подвернул ногу. Стал таким невнимательным в последнее время. Сами понимаете, когда много работаешь…

– Времени на сон совсем не остаётся, понимаю.

Полицейский согласно закивал, но Уилл чувствовал, что он не верит ни одному их слову. До машины оставалось несколько метров и нужно было просто добраться но неё, чтобы поскорее уехать из этого проклятого порта. Но как назло офицер продолжал смотреть на них, ожидая, что они сейчас сами признаются во всех преступлениях, а ему нужно будет только преподнести их на блюдечке своему начальству.

Неловкая пауза затянулась, и полицейский прокашлялся.

– Вы не слышали поблизости выстрелы?

– Выстрелы? – Алан настолько искренне удивился, что Уильям на секунду поверил ему. – Нет, к сожалению. А нам стоит начинать беспокоиться о своих жизнях? Случилось что? Сами понимаете, время неспокойное.

Алан запустил руки в карманы, позволив пальто распахнуться, а Уильяма заставив занервничать.

– Нам поступил вызов десять минут назад. – Только сейчас Уильям обратил внимание на выглянувшего из машины второго полицейского. – В этом районе была стрельба и мы тут же выехали на место. По описанию очевидцев, это как раз произошло пару минут назад неподалёку. Нам подумалось… – офицер замялся, упершись взглядом в распахнутое пальто Алана. – Это у вас кровь на пиджаке? Вы не ранены?

– Ах, какая досада. – Алан всплеснул рукой и тут же принялся осматривать себя. – Только купил этот костюм. Что за жизнь пошла? Я скоро разорюсь на одежде! А знаете… – Алан выглянул из-за спины полицейского и нахмурился. – Какие у вас интересные на машине номера, офицер. Наверно сложно было добраться сюда за десять минут из Ист Сайда? Поделитесь секретом. Я тоже так хочу.

Свеженькие номера, выдаваемые в Ист Сайде, красовались на полицейском автомобиле. Уильям не был математиком, но до южного района города нельзя было доехать за десять минут. Темные брови Уильяма сдвинулись к переносице, меж ними пролегла глубокая складка, а зубы сжались до напряжения и боли в челюсти. Взгляд синих глаз Уилла метался с автомобиля на офицера и обратно, а затем Белл с сомнением выдохнул:

– Что происходит?..

– Стоило чуть-чуть ослабить хватку, и люди тут как тут, готовые накинуться на еще не остывшие тела. – Алан истерично рассмеялся. – Тебе интересно, что происходит, Уилл? Но я думаю, ты уже и сам обо всём догадался. А вот, что скажете вы, офицер? – Уилл услышал щелчок предохранителя. – Я выстрелов не слышал. До этого момента.

Офицер не успел среагировать – рука Алана слишком быстро взметнулась в воздух, а несколько пуль тут же прошили грудь полицейского. Водитель попытался выхватить табельное оружие, но стекло разлетелось пронзительным треском, а вслед за ним второе тело замертво повалилось на землю. Пистолет выпал из руки полицейского и со звоном отлетел в сторону. Сирена била по ушам пронзительным стоном. Кровь медленно растекалась по асфальту, и Уильям сделал шаг назад, чтобы не запачкать ботинки.

Алан не был столь щепетилен, а потому его подошва мерзко хлюпнула, когда он развернулся и направился к ждущей их машине.

– Нужно торопиться. Скоро здесь будут все копы города. Это может показаться очевидным, но… Нас предали.

– Я надеюсь, пистолет не зарегистрирован на тебя?

– Конечно нет! Я по-твоему идиот?

По правде говоря, у Уильяма были подобные мысли, и он был уверен, что Алану об этом прекрасно известно. Но спорить все же не стал.

Для человека со сломанной ногой Алан достаточно быстро преодолел оставшееся расстояние, оставляя за собой кровавые следы и раскидываясь настолько отборной бранью, что будь рядом гувернантка Уильяма, она непременно вымыла бы рот Алана с мылом. Буквально. Уилл поморщился, вспомнив горький привкус наязыке и поспешил вслед за Маккензи.

– Живо садись за руль! – Алан остановился около пассажирской двери и кивнул на машину. – Нужно как можно скорее отсюда убраться.

Уильям опешил и замер на месте. Он знал, что этот день когда-нибудь настанет и придётся раскрыть Алану страшную правду, но Уильям не думал, что это будет при столь неудобных обстоятельствах. Спохватился он только в тот момент, когда Алан уже распахнул дверь и собирался усесться на кресло рядом с водительским.

– Мистер Маккензи, но я не умею водить!

Алан так и замер, занеся ногу над порогом и глядя на Уильяма, как на идиота.

– Тебе сколько лет, Уилл? – растерянно поинтересовался Алан, но дожидаться ответа на стал, отмахнувшись. – Ай, черт с тобой. Нет времени читать тебе нотации о том, насколько важно уметь водить машину. Забирайся и поживее. Опять все придётся делать самому.

Он захлопнул дверь прямо перед носом Уильяма, опрыгивая машину, и ввалился на водительское место. Уилл пристыженно потупил взгляд и помедлил, прежде чем открыть дверь и забраться в автомобиль. Алан уже активно пытался завести двигатель, но со сломанной левой ногой это оказалось не столь лёгкой задачей. Машина кашляла бензином, хрипела, но никак не заводилась.

– Чтоб тебя!

Алан наощупь схватил один из автоматов с заднего сиденья и подтянул к себе. Уильям настороженно покосился на оружие в руках Маккензи, оценивая свои шансы дожить до утра, но Алан не обратил на него внимания. Мужчина осмотрел оружие, несколько раз с серьёзным видом хмыкнул себе под нос, а затем опустил автомат прикладом вниз, нажимая на педаль сцепления. Ключ провернулся в зажигании, педаль газа вдавилась в пол, и, крякнув выхлопом, машина затряслась и надрывно завелась.

Колеса негромко захрустели по асфальту, и автомобиль тронулся с места, рывками преодолевая первые несколько сот метров. Алан недовольно косился на Уильяма, пытаясь разогнать машину одной здоровой ногой и автоматом, а Уилл тщательно делал вид, что не замечает направленного на него сердитого взгляда.

Выехали они из портового района гораздо медленней, чем приехали. Алан уже не лихачил, как предыдущим вечером, входя в повороты на такой скорости, что у Уильяма появлялось чувство, что еще чуть-чуть и он оторвёт дверную ручку. Теперь машина ехала неторопливо, редкие, возникающие на их пути светофоры игнорировались, и Алан включил радио, из которого тут же донеслось шипения, а затем и негромкий успокаивающий женский голос.

– В вашей… твоей жизни хоть что-то происходит, как вы и планировали? – Уильям отлепил себя от прохладного оконного стекла и обернулся к Алану, когда машина в очередной раз промчалась через перекрёсток под неодобрительные гудки редких автомобилей. – Вроде бы ты… вы самое могущественное существо в этом мире, а проблем столько, что нам это разгребать до скончания времён.

– И у Вселенной бывают черные полосы. И стоп, – в голосе Алана появилось удивление, – ты сказал «нам»?

– А у меня есть выбор? – пальцы Уильяма нервно выбивали знакомый ритм по светлой обивке двери. – Я слишком много знаю, а значит у меня сейчас только два пути. Либо я помогаю, либо уже никому больше не помогаю. Я, знаешь ли, люблю жизнь слишком сильно, чтобы так просто сдаться.

– У тебя… у тебя все в порядке, Уилл? Ты какой-то… – Алан помедлил, подбирая слова, – слишком серьёзный.

– Тебе кажется. Все… Все в полном порядке. Я просто не ожидал, что… Я просто не ожидал.

– Не ожидал всего этого?

Алан усмехнулся и повернул руль. Машина послушно последовала за действиями водителя.

Да, Уильям не ожидал все, что произойдёт с ним за последние два года. Случайное знакомство обернулось чередой не слишком приятных последствий, а Уилл, который по своей наивности считал, что вляпался в разборки кланов, оказался втянут в проблемы более масштабного характера, из которых он не имел ни малейшего представления, как выбраться.

– И почему это ты не умеешь водить?! – Алан почти искренне возмутился этому факту. – В прошлый раз…

– В прошлый раз мы были с твоим водителем, – устало пояснил Уильям и тут же добавил: – Если ты вдруг не помнишь. И в позапрошлый тоже. Почему его нет сегодня, мне неизвестно.

– У него день рождение у мамы. Он отпросился.

– На день рождения моей мамы ты меня не отпустил.

На это Алан промолчал, внимательно следя за дорогой. Высотные дома сменяли друг друга, небольшие парки и скверы проносились, укрытые ночным мраком, а фонарные столбы едва ли освещали улицу в достаточной мере, чтобы можно было заметить редких ночных гуляк. Фары освещали им дорогу, и вскоре в их свете Уильям заметил первые редкие жирные капли наползающего на город дождя. Алан нервно шмякнул рукой по рычагу, и дворники со скрипом рвано заскользили по еще сухому стеклу.

– Мы видимся так нечасто, что порой мне начинает казаться, что все это бред. Тем более сейчас, – сухие губы не слушались Уильяма, и он с трудом смог выдавить из себя слова. – Ты бы на моем месте поверил тому, что я узнал? Что человек, который… который казался мне просто очередным бандитом со странным подходом, оказался на самом деле… вами. Если честно, я все еще не до конца понимаю, как вообще это все произошло. Как вы можете существовать и быть таким… реальным?

Вопрос повис в воздухе тяжёлым грузом. Алан смотрел перед собой, выпрямив спину настолько, что Уильяму самому стало больно от этого. Губы Маккензи стянулись в тонкую бледную полоску, бесцветные глаза ни за что не цеплялись взглядом, словно остекленев, а затем Алан упрямо мотнул головой.

– Слишком много вопросов, на которые ты вряд ли захочешь услышать ответ. Сейчас у нас есть дела поважнее.

Поважнее. Прошедший вечер подкинул Уильяму еще загадок, ответы на которые он не хотел находить. Но мозг продолжал упрямо работать, перебирая карточки с известной ему информацией, чтобы услужливо предложить одну из них. Уилл знал не столько много О’Брайанов, чтобы быть уверенным в своих подозрениях, но он не мог сказать, что это не слишком распространённая фамилия. Но все же решил высказать Алану свои мысли.

– О’Брайан… – рассеянно пробормотал Уильям, до которого только сейчас начали доходить слова рыжего ирландца. – Не тот ли это О’Брайан, которого мы видели на маскараде и на приёме? Сенатор?

– Вполне возможно, – Алан нахмурился. – А что? Считаешь, что это с ним связано?

– Возможно это просто глупое совпадение. Зачем сенатору влезать в этот бизнес? К тому же сейчас, когда закон почти отменили. Насколько я помню именно он был всеми руками за запрет алкоголя.

Алан задумчиво хмыкнул, плавно поворачивая руль. Машина послушно свернула на просёлочную дорогу.

– Сенатор, ратующий за продление сухого закона, ввязывается в бутлегерство и незаконные поставки. Звучит как вполне логичный план, – Алан просмаковал каждое слово. – Если все действительно так и обстоит, в этом есть смысл. Как и в том, что произошло сегодня ночью.

– Охотно верю, – буркнул Уильям, прислонившись головой к окну.

Холод приятно успокаивал раскалывающуюся от боли голову, и Уилл поморщился, когда машина медленно перекатилась через несколько кочек. Алан бросил на него обеспокоенный взгляд, и на этот раз в отражении Уильям не увидел ни капли наигранности. Эмоции Алана были настоящими: внимательный взгляд не оставлял ни малейшего сомнения.

– Ты точно себя хорошо чувствуешь?

– Голова немного болит, – нехотя прокряхтел Уилл. – Хотя после сегодняшнего вечера я вообще этому не удивлён.

– Ты халатно относишься к своему здоровью.

– И это мне говорит человек, который сейчас ведёт машину со сломанной ногой.

Алан резко выдохнул нечто, похожее на «Ха!», и хлопнул руками по рулю. Ответ Уильяма его развеселил. Искренне и без прикрас. Это был один из тех немногих моментов, когда Алан был неожиданно искренним, и Уилл не чувствовал себя неуютно. Алан смеялся и следил за дорогой, иногда смахивая собиравшиеся в уголках глаз невидимые слезы. Иногда машина начинала странно петлять, но лишь потому что Алан что-то говорил, взмахивал руками и громко хохотал.

Уильям не слышал большую часть рассказов Маккензи. Все его мысли были заняты холодным пронзительным взглядом серых глаз, замедленными рассеянными движениями и пугающим спокойствием Алана, когда по лицу ирландца начали расползаться черные прожилки.

– Там в порту, я видел… – Уильям не знал, как будет лучше выразить крутящиеся на кончике языка мысли. – С тобой все в порядке? Тот парень и его лицо. И твои… ваши глаза. Я точно уверен в том, что видел.

– Я даже не буду переубеждать тебя, Уильям, – вся весёлость Алана мгновенно испарилась, стоило ему услышать слова Уилла. – Со мной сейчас не все в порядке. Поэтому я и беру везде тебя. Такое бывает. Иногда. – Алан поморщился. – Не думал, что это отнимет у меня столько сил. Раньше все было проще. Хотя я раньше не проворачивал такого, как с тобой.

– Как со мной?

– Ну да, Уилл. Или ты думал, что я как бог? – усмехнулся Алан. – Щёлкну пальцами и ты станешь бессмертным? Нет, Уильям. Вселенная не прощает вторжения в своё пространство. И теперь я пожинаю плоды своего минутного желания. Впрочем не могу сказать, что я особо жалею об этом. Ты мне нравишься, Уилл. И в конце концов. Определись уже, как ты ко мне обращаешься! Твои вечные скачки от сарказма на показушную вежливость начинают порядком раздражать, – тихо рыкнул Алан.

Секундная вспышка озарения промчалась в сознании Уильяма, и его губы растянулись в улыбке от столь очевидного теперь факта.

– Тебе не было интересно, – задумчиво протянул Уилл, почесав кончик кривого носа. – Ты просто не знал об этой засаде.

Алан тяжело вздохнул. Машина подпрыгнула, и лицо Маккензи исказила гримаса боли, если такое существо, как Алан вообще мог испытывать боль. Почему-то задумался об этом Уильям только сейчас.

– Да, Уилл. Я не знал. Я не пророк. И будущее не вижу. Такое бывает и я не хочу больше об этом говорить.

Уильям хотел было спросить что-то еще, но Алан остановил его жестом. Оставшиеся минуты они ехали в тишине, нарушаемой только хрипами радио и иногда выплывающими из шума мелодиями, что не мгновение заполняли собой салон машины, чтобы в следующую секунду вновь потонуть в сером хрипе.

Уильям задремал. Поездка обратно его убаюкивала, да и Алан больше не был в настроении везти с ним беседы. Поначалу Уилл еще силился рассмотреть что-то за окном, но темнота и вымотанный за несколько дней организм оказались против созерцания местных красот, и вскоре Уилл провалился в сладкую полудрёму. Он слышал тихое бурчание Алана себе под нос, радио и вскрикивания гудков машин, но держал глаза закрытыми, отгородившись от остального мира хрупкой воображаемой стеной.

Вышел из этого плена он, только когда машина плавно остановилась, а двигатель перестал дребезжать. С трудом разлепив глаза, Уильям всмотрелся в тёмному, обнаружив, что Алан привёз их не к квартире Уилла, а в какой-то пригород Чикаго, застроенный рядами дорогих домов с собственными садиками и не менее дорогими автомобилями во дворе.

– Ты привёз нас…

– Ко мне домой. – Алан щёлкнул ручкой, открывая дверь, и посмотрел на Уилла. – Не люблю водить к себе гостей, но сейчас экстренная ситуация. К тому же ты уже был у меня. Забыл? Можно сказать, что у тебя есть преимущество перед другими. Помоги выбраться.

Уильям не забыл свой прошлый визит к Маккензи, но почему-то сейчас все выглядело совсем по-другому. Дом казался пустым и одиноким, как и его владелец, а несколько автомобилей, выстроившихся во дворе были лишь вычурным украшением для самолюбия своего владельца. Или же он хотел, чтобы так думали.

Уилл быстро выбрался из машины, хлопнув дверью, и обогнул ее, тут же сгибаясь и помогая Алану ухватиться за шею.

– А Джимми?

– Джимми? Боже, нет, – почти что простонал Алан не то от вопроса Уилла, не от боли в сломанной ноге. – Я такого человека, как Джимми даже близко не подпущу к своему дому. Нет, он, конечно, хороший водитель. Получше тебя во всяком случае. Но я слишком ценю своё личное пространство, чтобы пускать в него кого попало.

Длинная узкая дорожка услужливо подвела Уильяма и Алана ко входной двери. Она оказалась открыта, как и ворота, которые никто не стал закрывать. Уилл усмехнулся этому, но уточнять причины столь халатного отношения к своей безопасности не стал. В конце концов, если бы он был на месте Алана, он тоже не беспокоился бы о столь незначительной детали, как это делал какой-нибудь Анхель Куэрво.

– Дома есть кто-нибудь? – Уильям остановился посреди холла, ногой захлопнув за ними дверь.

– Думаешь, у меня есть собственный дворецкий, Уилл? – надломленно усмехнулся Алан. – Мне и так хватает пылесборников типа картин или диванов. К тому же от прислуги никакого толку. Они все время бегают, суетятся. Я все время делаю вид, что не замечаю их. Они что-нибудь обязательно подслушивают, не так понимают, ссорятся друг с другом. Нет, я сыт по горло за все эти годы. Хорошая прислуга редкость. Да и время уже не то, чтобы заводить дворецкого, экономку и целый штат нахлебников.

Уильям вспомнил суетящихся в доме его родителей людей и не смог не улыбнуться. Слова Алана не были лишены смысла и логики. Уилл и сам придерживался принципа «Я сам», чего нельзя было сказать об его матери и сестре, продолжавших поддерживать отмирающий домашний строй.

Хотя Уильям никогда не был уверен, не изменится ли его мнение, если он женится.

Но и в своей женитьбе Уильям тоже не был достаточно уверен.

Пальто они скинули прямо перед входом вместе с пиджаками, оставив их валяться на полу бесформенной кучей.

– А кто тебе готовит? – стоило им включить свет и зайти на кухню, спросил Уилл.

– Я сам, – просто ответил Алан, как будто Уильям спросил у него полнейшую глупость. – Только не говори мне, Уилл, что ты не умеешь делать яичницу. Да и всегда можно пойти в ресторан и плотно перекусить. Если, конечно, на это есть парочка зелёных купюр.

– Я умею делать яичницу, – обиженно отозвался Уилл. – А еще кашу и печь пироги, мистер Маккензи. Просто я…

– Не ожидал, что такой человек, как я, будет сам готовить себе. Да-да, Уилл. Это правда. А еще я не живу во дворце, – с раздражением рявкнул Алан, хватаясь за спинку стула и опускаясь на него.

– Ну это с какой стороны посмотреть, – полным скептицизма голосом отозвался Уильям.

– Мой тебе совет, Уилл, – ожидай от жизни чуть больше, чем сейчас. А то что-то ты совсем всему удивляешься.

Алан расстегнул жилет и достал из кармана брюк портсигар.

– Действительно, – закатил глаза Уильям. – Я ведь каждый день встречаюсь с людьми, которые называют себя верховными существами этой вселенной. А хотя постой-ка. Я знаю парочку таких. У Даниэля лечатся. Вместе с Наполеонами.

Маккензи смерил его усталым взглядом и щёлкнул спичками. Огонёк на кончике сигареты тут же вспыхнул оранжевым, и мужчина выпустил в воздух струйку приторного сизого дыма.

– Аптечка должна быть где-то здесь, – Алан неопределённо махнул рукой, откинувшись на спинку стула. – Правда я понятия не имею, что в ней.

– Предлагаешь мне поставить вам йодную сетку и подуть? – Уильям принялся открывать все подряд ящики. – Ты же понимаешь, что тебе нужно сейчас в больницу? Нужно сделать снимок и наложить гипс. Я не могу делать все это вслепую.

– Все бывает в первый раз, Уилл, – спокойным тоном ответил Алан, размеренно раскуривая сигарету. – Так что постарайся справиться. Будь так добр. Там всего-то нужно сдвинуть края кости друг к другу. Как будто я первый раз ломаю ноги.

– И как же ты до этого обходился без меня? – Уилл выглянул из-за столешницы.

– Само заживало, – Алан пожал плечами и улыбнулся.

Аптечка нашлась на самом верху одного из шкафов, и ее содержимое заставило Уильяма застонать. Несколько рулонов бинтов, йод, бутылка спирта и бесполезный шприц. Зачем все это было нужно Алану Уилл постарался не задумываться. К счастью, перелом оказался не столь серьёзным, как Уильям изначально считал, – ему даже показалось, что он уже начал заживать, как и сказал Алан. Но все же Уильям пошёл на варварский поступок: один из стульев лишился ножки, которую тут же поспешили прибинтовать к ноге под одобрительный взгляд Алана.

Уильям начал сомневаться в том, что Маккензи вообще была нужна его помощь.

К счастью Уильяма на кухне у Алана нашёлся кофе, который он поспешил сварить. Как всегда горячий напиток перелился через край и залил горящую конфорку, а Уильям сдавленно начал ругаться на глупую кухонную утварь. Алан только молча за всем этим наблюдал, выкуривая сигарету за сигаретой, отчего вскоре пришлось открыть окно – перед глазами Уилла начали плясать разноцветные круги, а внутри разлилось неожиданное спокойствие.

Чашка с кофе со звоном опустилась на стол, и Уильям плюхнулся на стул напротив Алана, откинувшись на спинку и блаженно прикрыв раскалывающиеся от боли глаза. Часы мерно щелкали, отсчитывая секунды до рассвета. Тишина ставшей неожиданно уютной кухни успокаивала, и Уильям медленно потягивал кофе, наслаждаясь прогорклым вкусом и выдавшейся минутой отдыха.

Которая не продлилась долго.

– Уилл, кажется, ты мне еще сегодня снова понадобишься как врач.

Уильям подскочил на стуле и напряженно посмотрел на Алана, оценивая все возможные варианты полученных по время сидения на стуле травм. Он даже не заметил пролившийся на жилетку и рубашку кофе.

– Что еще? – побледнев, пробормотал Уилл.

– У меня болит зуб.

Протяжный и полный обречённости стон Уильяма, скорее всего, было слышно даже на другом конце штата.

Как и полный искреннего веселья смех Алана.

Глава XX. Бизнес

Март, 1934

Март встретил Уильяма проливными дождями, ветром и сгоревшим фондю.

Зима промчалась слишком быстро, чтобы Уилл заметил ее, но проигнорировать шагнувшую в город весну он уже просто не мог. Насильный отпуск, в который его отправило начальство не без помощи Алана, подошёл к концу, но Уилл чувствовал себя еще хуже, чем в его начале. Долгие часы сна только больше выматывали, а надоедливые звонки от Даниэля и Маргарет яркими гирляндами телефонных проводов обматывались вокруг шеи Уильяма. Он хотел поскорее вернуться на работу, чтобы не думать. Чтобы зарыться в работе, пока глаза не начнут чесаться от раздражения. Чтобы выматывать себя до последней капли и без сил падать на кровать, где его ждала темнота забвения. Чтобы не вспоминать о своих обязанностях перед семьёй и об очередной дюжине приглашений в дом Анхеля Куэрво, которого он очень успешно избегал последние полгода.

Уильям остановился перед входом в автомобильный салон Алана, и за шиворот ему тут же налилось с добрую столовую ложку ледяной талой воды. Уилл обиженно зашипел, втягивая шею, и с грохотом входной двери влетел в тёплое прокуренное сигаретами Маккензи помещение.

Уилл замер. Он не был здесь несколько лет, но все осталось таким же. Автомобили стояли в том же порядке, а между ними сновали люди Алана, остановившись только на секунду, чтобы недовольно посмотреть на Уилла и покачать головой. Разве что обстановка стала несколько более… разорённой. Повсюду валялись листы бумаги, чеки и куски автомобильной обшивки. Около одного из автомобилей возвышалась гора из наполнителя для сидений, окурков и пуль, а чуть поодаль распахнутыми дверьми дышал автомобиль. Все его внутренности были вытащены наружу, и даже крышка от бензобака валялась на полу.

– Уилл? Что-то случилось?

Алан возник за спиной Уильяма неожиданно: привстал на цыпочках и выдохнул свои слова на ухо слишком тихо и осторожно, чтобы Уилл не отшатнулся в сторону и сбил высокий столик-стойку. Маккензи хмыкнул и насмешливо проследил за тем, как сотрудники салона тут же бросились поднимать стол и приводить вокруг босса все в порядок.

– Да нет. Я просто решил заглянуть. – Уилл рассеянно крутил в руках шляпу и переминался с ноги на ногу, слыша, как под подошвой хрустят осколки лобового стекла соседнего автомобиля. – Осмотреться. Последний раз я здесь был…

– До того, как ты познакомился с моими частыми клиентами. Точнее, – поправил себя Алана с улыбкой, – с теми, кто работает на моих частых клиентов. Проходи, не стесняйся. У нас тут небольшой ремонт. Внезапный. Федералы ведут себя крайне некультурно, когда доходит до чужой собственности.

– Предполагаю, они ничего не нашли.

Алан прошёл вглубь салона и махнул рукой, приглашая Уильяма следом.

– Разумеется, – Алан отвёл плечи назад, выпрямляясь. – Я же не идиот, чтобы держать весь товар в салоне у всех на виду. А машины они не трогали. Ну, большую часть. Парочку люксовых они вскрыли. Дешевле будет теперь их сжечь. Но… Эту они так и не осмотрели. Ведь кто будет провозить в этой малютке несколько килограммов «снежка»?

Уилл выгнул бровь, обвёл взглядом опершегося с гордым видом на машину Алана и красноречиво кивнул. Маленькая, округлая, «малютка» была образцом тех машин, что в последние месяцы активно рекламировались, как «женская машина». Женского в ней был только размер: Уилл в неё точно никогда не поместится, даже если переломает себе все кости и попросит кого-нибудь впихнуть в салон, а Алан будет крутить руль грудью.

– Подозреваю, что ты. Или отчаявшаяся домохозяйка из Гленвью.

Самодовольная ухмылка Алана без всяких слов подтвердила слова Уильяма. Алан Маккензи сиял, как новенький цент, и с какой-то заботой гладил машину, скользя пальцами по гладким округлым формами осматривая со всех сторон. Алан смотрел на машину, как обычно смотрят на женщину. Или на бутылку долгожданного коньяка. Все зависело лишь от вкусов смотрящего.

– В нашу первую встречу ты сказал, – прищурившись, вспомнил Уилл, – что ищешь один очень ценный и редкий образец машины. И что он сейчас находится в этом городе, но ты не знаешь, где именно.

– Да, – вскинул голову Алан и хлопнул ладонью по крыше машины. – К счастью, я его нашёл.

– И что теперь?

– Что теперь? Теперь осталось заполучить его в своё полное и безраздельное владение. Если можно так выразиться.

Алан говорил удивлённым и обиженным тоном – еще секунда и Уилл посчитал бы, что обидел Маккензи до глубины души. Но растягивающиеся в ухмылке губы и горящий пьяным огнём взгляд, напомнили, что перед ним стоит не школьный товарищ, не Даниэль Куэрво и даже не собственный отец, а Алан Маккензи, и обидеть его было невозможно. Можно было лишь удивить своей близорукостью к простым и очевидным фактам, понимать которые Уилл начал совсем недавно. Когда проснулся сегодня от очередного кошмара с участием Алана Маккензи.

Уильям сжал руки в кулаки – он не курил уже несколько недель, и с каждым днём желание затянуться едким дымом становилось сильнее. А затянуться сигаретой в компании Алана стало такой же доброй традицией, как вытаскивать задницу Даниэля Куэрво из очередной стычки с ирландцами. Уилл даже не заметил, как это произошло – Алан стал частью его жизни незаметно и уверенно. Алан Маккензи стал новой вредной привычкой, от которой было невозможно избавиться.

– Речь ведь не о машине, верно? Мисс О’Брайан…

– Что, мисс О’Брайан? – резко с раздражением оборвал его Алан. – Неужели ты думаешь, что я искал именно ее? Что за вздор? – насупившись, он прыснул от возмущения и пожал плечами. – Мисс О’Брайан просто мой интерес. Как и ты, Уилл.

– Просто интерес обычно не преследуют, мистер Маккензи. Вы… – Уильям осёкся, глядя на дёргающийся глаз Алана и тут же поправил себя: – Ты выглядишь одержимым этой девушкой, Алан. Ты прострелил себе ногу, чтобы встретиться с ней. И едва не отправил Даниэля в больницу, увидев их вместе. Это не просто интерес. И я не отпущу тебя, пока не узнаю правду.

Уильям не хотел знать правду. Он не хотел заглядывать глубже внутрь бесконечной бездны Алана Маккензи, но состояние последнего беспокоило Уильяма. Алан осунулся, черты его лица заострились, а под глазами пролегли глубокие круги. Он выглядел даже хуже, чем минувшей осенью. К рассеянности добавилась вечная усталость. Даже цветы на подоконнике в квартире Маккензи пожухли, пусть Уилл и поливал их ответственно. Алан все время отмахивался от Уильяма и прятался в своём баре. Даже сейчас он выглядел так, будто несколько минут назад побывал под копытами табуна лошадей, а затем выпил литр кофе, чтобы хоть как-то держаться в сознании. Алан был болен, и Уильям никак не мог ему помочь.

Маккензи криво усмехнулся и повёл плечами.

– Боюсь, ты еще не дорос до этой правды. – Алан по-дружески похлопал Уилла по плечу и оттеснил в сторону, прячась за одним из высоких автомобилей; Уилл нырнул следом. – Ешь побольше кашки, и однажды, я тебе расскажу.

– Да куда уже больше расти? И так хожу все дверные проёмы оббиваю лбом.

– Попробуй наклоняться. Говорят, помогает.

Тон Алана был колючим и едким. Он ядовитыми лозами тянулся к Уильяму и молочным туманом оседал на коже. Алан был раздражён, но не показывал этого в открытую. Только сбившееся дыхание, ледяное покалывание в кончиках пальцев и горящие щеки напомнили Уильяму о том, кто находится рядом с ним. Алан был раздражён, и даже воздух вокруг них стал липким и густым, потянулся мутью мельтешащих частиц. А висящие на стене часы неторопливо тянули свои минуты. Даже движения Уильяма стали слишком медленными: он сквозь силу смог повернуть голову на звон входного колокольчика, но никого не увидел, и оторопел, почувствовал на губах металлический привкус.

Реальность вернулась к Уильяму хлопком пощёчины и выпущенным в лицо приторным дымом от сигарет Алана. Маккензи рассматривал Уильяма, как маленького щенка, и явно раздумывал, стоит ли оставлять его или же лучше выкинуть на улицу доживать свои жалкие годы под дождём. Будь Уилл на месте Алана, он бы именно так и размышлял. Но вместо этого, Алан вытащил из кармана новенькую пачку сигарет и протянул Уильяму.

– Грустно выглядишь, Уилл.

– Ты не лучше, – буркнул в ответ Уильям и спешно спрятал сигареты в карман. Он сможет договориться со своей совестью и пойти на сделку. Но это будет позже. – И все же. Почему именно она? Вокруг полно других женщин. И они вполне не прочь быть рядом с тобой. С твоими деньгами и связями…

– Не в этом счастье, Уилл. Я уже много раз это говорил. Деньги – это пустышка. В некоторых народах до сих пор расплачиваются ракушками или черным перцем. И что? – Алан оглянулся на Уилла и сделал затяжку, сжимая в руке футляр для сигарет. – В таком случае даже последний бедняк при должном количестве перца становится миллионером в глазах туземцев. Но это не делает его миллионером в глазах соседей.

Когда-нибудь Уильям поймёт. Когда-нибудь он выяснит все, что от него тщательно прячет Алан Маккензи. Но сейчас у него слишком болела голова, чтобы напрягаться и думать.

– Можешь считать меня идиотом, но я не понимаю, к чему ты клонишь.

– Не понимаешь? Я мог бы сказать, что мне жаль. Увы, нет. Я не буду разжёвывать тебе каждое своё слово. Но, – Алан остановился и вскинул вверх зажатую между пальцев сигарету, уронив пепел прямо на свой пиджак, – мне нужна мисс О’Брайан. И мне не подойдёт никто другой. Особенно жена Анхеля. Оставлю ее для тебя.

– Спасибо, откажусь.

– Что так? Не любишь женское внимание? Она от тебя без ума, – Алан хлопнул Уильяма по спине и, бросив сигарету на пол, раздавил ее носком ботинка.

– Она в принципе последние лет семь без ума, – брякнул Уилл и тут же замолк, поняв, что сказал слишком много лишнего.

Маккензи прищурился и повертел в руках портсигар. Он молча вытащил из него новую свёрнутую бумажку и хмыкнул с таким видом, словно это должно было что-то сказать Уильяму. Алан несколько раз нервно стукнул ногой по полу, и на этот жест обернулась парочка его людей: они безуспешно убирали последствия визита государственных служб в салон Алана.

– Занятно, – понимающе протянул Алан и кивнул, вбивая кончик сигареты в крышку портсигара. – Я думал, что она просто помешалась на тебе, а все оказалось намного интересней. В любом случае, если понадобится помощь, можешь обратиться ко мне. Что-то мне подсказывает, что Анхель был бы не против избавиться от своей жёнушки. А еще он весьма не против ее… – Алан покачал головой, будто подбирая подходящее слово, чтобы культурно описать все происходящее между Уильямом и Марией, – отношения к тебе.

Отношение Марии Куэрво было ошибкой молодости Уильяма, которую он уже десять лет расхлёбывал чайной ложкой и все больше увязал в этом болоте. Но и об этом задумываться сейчас Уилл не очень хотел.

Они еще некоторое время слонялись по салону, пока Алан раздавал указания и отпугивал от себя всех парами сигареты. Алан покрикивал на своих людей, отпинывал в сторону разбросанные листы и театрально вздыхал, нависая над надраивающими заляпанный пол мужчинами. Взгляд Уилла зацепился за багровые пятна, около одной из машин – голос Алана тут же требовательно приказал не отставать, а то «могу принять за еще одного федерала».

Иногда Уильям останавливался, чтобы посмотреть на своё отражение в витрине. Иногда он неловко поправлял воротник пальто и ёжился, ощущая прикосновение холодной мокрой ткани к своей шее. Алан на это снисходительно улыбался и предлагал сигарету. Им было о чем поговорить, но ни один не собирался начинать первым, позволяя тайнам оставаться скрытыми глубоко внутри.

– Что ты планируешь делать? – Уилл остановился около двери в подсобку, когда они сделали пятый или шестой круг по салону. – Она не была особо в восторге от твоей компании. Никогда не видел, чтобы кого-то так воротило от незнакомого человека.

– Просто ты никогда не наступал в собственное дерьмо. Дважды.

Лицо Алана исказилось в кривой ухмылке. Ему было больно. И Уильям впервые это заметил. Алан натянуто улыбался, с такой силой сжимая кончик сигареты, что он спрессовался, размокший от слюны.

– Будь я на ее месте, вёл бы себя точно так же, – нервно хохотнул Алан.

Лампа на стене замигала в такт смеху Алана. Он смеялся сизыми облачками дыма, и этот смех отзывался в ушах Уильяма морским эхом. Только сейчас Уилл заметил, что все люди Алана столпились на другом конце помещения и боязливо наблюдали за ними, перешёптывались и кивали в их сторону. Они боялись Алана. А вместе с ним и Уильяма.

– Анхель работает с ирландцами, – резко сменил курс разговора Алан, перехватывая у Уильяма право нового вопроса. – А ими руководит некто Сенатор. Угадай с одной попытки, насколько этот Сенатор умный. Даю подсказку – не особо.

Воздух вокруг потянулся туманной дымкой, отгораживая остальных, и дышать к удивлению стало резко легче. Сладковатый запах трав успокаивал. Алан говорил, медленно и монотонно. И Уильям слышал. Уильям вдыхал успокаивающий дым, а память подкидывала ему образы недалёкого прошлого, о котором теперь Уилл вспоминал уже намного легче. Во рту пересохло, сердце подпрыгнуло, как будто Уильям резко въехал на гору, но туман Алана успокаивал и приносил покой.

Возможно, коварная ухмылка Алана тоже почудилась Уильяму, и на самом деле ее не было. А взгляд Алана не вспыхнул на мгновение серебристым огнём, чтобы в следующую секунду потухнуть в волне розового тумана. Плотно сжатые губы Уильяма пронзили маленькие иголочки.

– В соседней камере был парень, – слова клокочущим хрипом вырвались из горла Уилла, и он прокашлялся, сбрасывая налипшую на связки плёнку. – Его все звали Яйцеломом. Когда меня привезли, он был в одиночке. Вживую я его увидел дня через два. Полтора метра ростом, веснушки и руки толщиной с твою трость. Едва доставал мне до груди. Оказалось, он как-то перебил матери все купленные яйца, – рассмеялся Уилл. – А сел за кражу. Так что я не удивляюсь, что наш дорогой сенатор О’Брайан называет себя Сенатором. Хотя, должен сказать, у нас есть преимущество.

– Какое?

– Мы знаем, что это он.

– Но мы не знаем, чего хочет Анхель.

– Не поверю, что ты ничего не знаешь об этом, – Уилл попытался сложить на груди руки для более грозного и недовольного вида, но зажатая в пальцах шляпа этому помешала, и он лишь смешно замахал руками. – Ты ведь… видишь все и везде, да?

– Я уже сказал тебе. У меня сейчас плохой период в жизни.

Алан медленно выдохнул. Черты его лица расслабились, и только сжимающие сигарету пальцы выдавали внутреннее напряжение.

– Хотел бы я знать, что для тебя плохой период.

– Как и для тебя, – лениво отозвался Алан. – Быть запертым. Не иметь возможности делать все, что хочется. Чувствовать себя бессильным перед будущим. Мы не так сильно отличаемся, Уилл. Я больший человек, чем многие люди на этой планете. Я хотя бы могу аргументировать все свои действия.

Автосалон разорвался тихим переливание колокольчиков у двери, и из-за неё тут же появилась знакомая шапка каштановых волос. Мужчина осмотрелся, осторожно и с опаской, явно боясь быть замеченным кем-то еще. Когда же он не заметил в поле своего зрения Алана, то тут же расправил плечи и уверенно шагнул внутрь.

– Вспомнишь черта вот и он, – кисло констатировал Алан, выглядывая из-за автомобиля и оценивая на вплывающего внутрь Анхеля Куэрво. – Есть в их семье что-то, что меня пугает, Уилл.

– Неужели? Есть что-то, что может тебя испугать? – Уилл саркастично закатил глаза и громко кашлянул, пряча в кулаке вырвавшийся из горла сгусток крови.

Алан бросил на него предупреждающий взгляд и мягко улыбнулся.

– Да, Уилл. Например Анхель Куэрво, стоящий на пороге моего салона с радостной улыбкой, – полушёпотом пробормотал Алан, грузно выдохнул и, раскинув руки, вышел к Анхелю: – Мистер Куэрво! Как приятно снова видеть вас. Вы по делу или?..

Анхель вздрогнул и обернулся. Его бледное лицо покраснело в эту же секунду, скрывая испуг мистера Куэрво, и он тут же поспешил одёрнуть пиджак, надеть на голову кофейного цвета шляпу и отвесить короткий поклон. Куэрво протянул Алану руку, но тот по старой доброй привычке сделал вид, что не заметил ее, в первую секунду как будто бы протянув руку в ответ, но тут же подняв ее и проведя по зализанным гелем волосам. Уголки губ Анхеля нервно дёрнулись, а вместе с ними и глаз.

– Хочу купить машину. Слышал, сейчас появилось очень много новых моделей. Устал ездить на своей старенькой малышке. Не по статусу. Коллеги засмеют, если я еще раз приеду на этой развалюхе, – Анхель оглянулся на припаркованную за окном машину и рассмеялся.

Уильям снова почувствовал себя третьим лишним. Как в тот раз, на кухне Анхеля, когда весь мир сошёлся для Алана Маккензи в дочери сенатора. Анхель перекидывался пустыми мёртвыми фразами с Аланом и получал в ответ колкие усмешки и замечания. Анхель разговаривал с Аланом, казалось, не замечая стоящего рядом с ним Уильяма. Крутить в руках шляпу, чувствовать, как в кармане жжётся пачка сигарет, и желать поскорее уйти – все, что оставалось Уильяму.

Пока Анхель не обернулся к нему, устремив взгляд болотных глаз:

– Хорошо выглядишь, Уилл! Все еще не передумал?

Уилл поперхнулся воздухом и покосился на скалящегося Алана.

– Не понимаю, о чем ты.

– Наверно, мой милый Уилл, – растягивая каждый слог, пропел Алан и, развернувшись, медленно направился к разорённым ФБР автомобилям, – Анхель намекает на то предложение о работе, которое они сделали тебе на прошлое Рождество. Не нужно смотреть на меня так, Анхель, – усмехнулся Алан, даже не обернувшись, чтобы удостовериться в своих словах. – Ты же не думал, что я позволю тебе без моего ведома переманивать моих людей к себе на работу? А вот ты даже не заметил, что некоторые из твоих сотрудников уже давно работают на меня. Прости, ничего личного.

Алан говорил это с лёгкостью ребёнка, охотящегося за бабочками. Он не беспокоился о комфорте своей жертвы и хватал прямо за крылья, растирая по подушечкам пальцем хрупкую пыльцу. Анхель же выглядел себя ничуть не лучше уличного кота: взъерошенный, помятый и отпинываемый прохожими, он принял боевую стойку, но никто кроме Уилла не придал этому значения. Люди Алана продолжали копаться в устроенном федералами беспорядке, оттирали кровь и громко хохотали, а Маккензи с любовью оглаживал контуры автомобилей и напевал под нос.

– Что ищете на этот раз? – Алан остановился и обернулся; его лицо смягчилось, и, прежде чем продолжить, он посмотрел на Уильяма. – Простой, но статусный автомобиль или вот эту крошку, из которой можно выжать больше ста километров?

– Я не разбираюсь в вашей метрической системе, мистер Кёниг, – улыбнулся, как умный дурачок, Анхель. – Она слишком сложная для меня.

– Действительно. Лучше же мерить все ногами, – съехидничал Алан, но Анхель похоже пропустил это мимо ушей.

– А вот тот автомобиль, – Куэрво кивнул куда-то в сторону стоящих кучкой машин, – за сколько отдадите?

Уилл проследил за жестом Анхеля и сделал вывод, что скептично-саркастичное выражение лица Алана, вздёрнутая в издёвке бровь и взгляд, с которым смотрят обычно на экзаменуемых по латыни студентов, вполне резонно появились на лице Маккензи, после того как он повернул голову и посмотрел на интересующий Анхеля автомобиль. Разумеется, возможно, Анхель хотел купить каждый из стоящих вместе четырёх автомобилей, но все же Уильям сомневался в платёжеспособности мистера Куэрво. Особенно после того как главный источник его доходов испарился вслед за надоевшим всем законом о запрете алкоголя.

Алан глубоко вдохнул и переспросил:

– Который?

– Серый. Выглядит довольно… вкусно.

– Боюсь, – Алан насмешливо хмыкнул, – даже вы, мистер Куэрво, не сможете за один раз оплатить всю сумму. Да и к тому же, увы, он немного пострадал от наших бравых защитников морали и порядка. Но, если все-таки возьмёте его, в подарок вас ждёт небольшой сюрприз под бортовой панелью.

– Вот как. Звучит весьма заманчиво, – Анхель шмыгнул носом.

Уильям сделал вид, что не заметил этого короткого жеста. Алан же расплылся в кошачьей улыбке и продолжил наступление на размякшего и потерявшего бдительность – или же так показалось только Уиллу, – Анхеля.

– А если купите машину сегодня, – Алан с заговорщицким видом понизил голос, хлопнул машину по капоту и проигнорировал отвалившуюся от бензобака крышку, – то получите пожизненную гарантию и возможность обслуживаться в нашем салоне с двадцатипроцентной скидкой. Ну что, берете?

Анхель думал не долго: нервно тряхнул головой, хихикнул и махнул рукой.

– Беру. Но без пожизненной гарантии и скидки на облуживание, – тут же добавил Куэрво, заметив довольную ухмылку на лице Алана. – Мне это не понадобится.

Алан вскинул руки, мол, «делайте как знаете», и подозвал одного из своих людей. Уильям все еще чувствовал себя лишним, но уходить первым не хотелось – это территория Маккензи и уйти должен Анхель. Уилл смутился собственным мыслям, мотнул головой и зевнул. К счастью, ни Алан, ни Анхель этого не заметили. Они активно обсуждали выставленную за машину цену, а возвышавшийся над Аланом громила, который был высоким даже по мерках Уильяма, с каменно-тупым лицом кивал, как если бы понимал все, что говорят Алан и Анхель. Интересно, где только Алан нашёл столько умственно не обременённых людей?

Но управлять ими было наверняка намного проще, чем Уильямом. Они не задают вопросов и не лезут в душу. Если у Алана была душа.

– Я пришлю своих людей с деньгами. Передайте машину им, мистер Кёниг? – Анхель с силой потряс руку Алана.

– Уверены, что это будут ваши люди, мистер Куэрво? – расплылся в едкой улыбке Алан и тут же добродушно добавил: – Всего доброго. Хорошего вечера.

Маккензи ответил Анхелю таким же активным рукопожатием, и Куэрво пришлось придержать шляпу, чтобы та не слетела с головы. Все это затянулось. Алан сжимал ладонь Анхеля, а тот натянуто улыбался, пытаясь высвободить руку. Они смотрели друг на друга, буравили взглядами и ждали, пока кто-то не сдастся первым. Когда же Маккензи наконец отпустил Анхеля, тот тут же раскланялся и ушёл – перебиваясь на сбитый бег, спотыкаясь и чертыхаясь, – в сопровождении громилы Алана.

Уилл присвистнул, поморщившись уколовшего лицо ветра. Алан вальяжно развалился на одной из столов-стоек, и Уилл поспешил присоединиться к нему, выхватив из пальцев подваленную сигарету. Алан вскинул в удивлении брови – как ребёнок, у которого только что отняли любимую игрушку.

– Нет ведь никаких слуг, да? – Уилл покосился на Алана.

– Конечно нет. Ты за кого меня держишь? Но мне нравится видеть Анхеля таким… – Маккензи причмокнул и оскалился, – возбуждённым.

Уильям втянул сладковатый дым сигареты и зашёлся кашлем. Алан только поднял глаза к потолку, тяжело вздохнул и закурил. Он смотрел вслед Анхелю и хмурился, бормотал под нос и курил, выпуская одну за другой струйки сизого дыма, пока наконец не разомкнул ссохшиеся и потрескавшиеся губы, чтобы серо выдохнуть:

– Однако не нравится он мне сегодня. И я все никак не пойму почему.

***

– Прошу, мисс О’Брайан, успокойтесь. Я уверен, что мы сможем разобраться в этой ситуации, если вы спокойно объясните мне, что происходит. Я не смогу вам помочь, если вы не расскажете все.

– Я… Мне нечего вам рассказать.

Анхель исчез из жизни Уильяма и не объявлялся уже две недели. Он не звонил, не приглашал на привычные встречи в баре, а Даниэль ни разу за это время не заикнулся об очередном приглашении на ужин в особняк Куэрво. Анхель «залёг на дно», как шутил Алан каждый раз, стоило Уильяму заикнуться о старшем из семьи Куэрво. Но даже Алан не мог сказать, с чем было связано столь внезапное принятие отречения от всего мирского. Тем не менее, по сведениям Алана, в особняке Анхеля провели за это время несколько приёмов, на каждом из которых заметили как сенатора О’Брайана, так и многих его коллег. Алана благородно не пригласили, чтобы не смущать высокопоставленных гостей.

Робко постучав в дверь, Уильям нажал на ручку и заглянул внутрь.

– Извините, я…

– Это вы?!

Голос Кэтрин громом разорвал воздух, врезался в грудь Уильяма и спазмом сжал лёгкие. Стоящий за письменным столом Даниэль активно размахивал руками из-за спины мисс О’Брайан, и если это был совет к быстрому отступлению – Уильям решил его проигнорировать. Сильнее нажав на ручку, Уилл зашёл в кабинет, глухо хлопнул дверью и замер, не моргая глядя на Кэтрин.

– Что, простите?

– Это ведь вы были с мистером Кёнигом. – Холодный тон Кэтрин, казалось, понизил не только боевой настрой Уильяма, но и температуру в кабинете. – Я вас запомнила. Снова пришли донимать меня по указке своего босса?

– Мистер Кёниг не мой босс, – нарочито вежливо протянул Уилл, аккуратно обходя Кэтрин вдоль стены. – И уж тем более я не собираюсь донимать вас ни своим присутствием, ни разговорами. А пришёл я к своему… коллеге. Если вы вдруг не заметили, мы все еще находимся в больнице.

– Действительно. Как это я могла упустить такую деталь.

Кэтрин тряхнула рыжими волосами и сложила на груди руки. Губы стянулись в тонкую полоску, яркие веснушки на лице потухли, и Уильяму стоило больших усилий, чтобы не смотреть девушке в глаза. Но даже без этого он снова почувствовал покалывание вовсем теле и тихое перешёптывание голосов в голове. Комната начала покачиваться, пол под ногами пошёл крупными волнами, а над ухом раздался голос, слишком напоминающий Алана:

«Тшш, просто дыши глубже и все будет хорошо, Уилл, а не то…»

– Уилл, уйди.

Договорить «Алану» не дал умоляюще смотрящий на Уильяма Даниэль. Он свёл брови к переносице, придавая себе самый жалостливый вид, на который был способен и активно закивал в сторону выхода.

– Мне нужна помощь. Твоя. – Уилл заглянул Даниэлю в глаза. – Там пациент буйный. Не можем понять, что с ним. То ли приступ, то ли он просто закинулся чем-то.

Даниэль ответил не сразу. Сначала он осуждающе смотрел на Уильяма, видимо, взывая к его благоразумию. Потом он несколько раз глубоко вдохнул и потёр глаза. И в конце концов взорвался:

– Уилл, дружище, я не единственный психиатр в этой больнице! Найди кого-нибудь другого! Да ты и сам можешь отличить симулянта. Не первый день работаешь. Я сейчас занят. Мисс О’Брайан…

– Я не вижу смысла оставаться здесь еще дольше, – сухо оборвала его Кэтрин. – Это была наша последняя встреча, мистер Куэрво. Я не могу позволять вам и дальше вести себя с подобным неуважением. Вы знаете о моем отношении к мистеру Кёнигу и все же не выставили этого человека тут же за порог. – Девушка бросила колючий взгляд на Уильяма, что разительно отличалось от ее отношения к нему в тот раз, когда он заявился в кабинет Даниэля в компании Алана. – А ты… вы передайте своему боссу, что если я еще раз увижу его людей около нашего дома – натравлю полицию. Уверена, ему есть чего бояться.

– Мисс О’Брайан, я могу точно сказать, что произошло какое-то недоразумение. Мистер Кёниг не следит за вами. Зачем ему это?

Кэтрин хмыкнула, и Уилл почувствовал себя идиотом. Да он в принципе был идиотом, потому что знал, что Алан следит за Кэтрин, он знает о ней все, и сомневаться в словах Кэтрин было глупо. Разве что Уильям до последнего надеялся оборонять занятые в разговоре позиции.

«А вот и неправда. Я не все о ней знаю», – беззлобно хохотнул голос в голове Уилла.

– Зачем? Чтобы добраться до моего отца. Разве он не этого хочет?

«Конечно не этого. Зачем мне ее старый провонявший чиновничьими кабинетами и дешёвыми деньгами отец?»

– Это абсолютно точно недоразумение… – растерянно пробормотал Уилл, сжимая пальцами переносицу.

– Недоразумение? Это вы все тут недоразумение. Выставляете меня дурой. Я знаю, что я видела. Я даже чувствую, что вы недавно говорили с мистером Кёнигом. Как? О, понятия не имею. Спросите это у голоса в моей голове, который вы, к слову, – Кэтрин ткнула пальцем в Даниэля, – так и не вылечили. Хотя и хвалились своими действенными методами. Вы мошенник, мистер Куэрво. Или глупец. В любом случае можете не возвращать деньги. Они вам точно нужны больше, чем мне.

«Она прекрасна, да?»

– Заткнись!

Все резко смолкло. Голоса в голове затихли и даже ехидные смешки Алана не раздавались в голове Уильяма. Череп перестало саднить. А движущееся чувство сползающей кожи смолкло, оставив после себя только глухую пустоту. Как будто кто-то щёлкнул выключателем и отсоединил Уильяма от этой бесконечной цепи головной боли и переживаний.

Уилл сделал несколько глубоких вдохов и круговыми движениями потёр виски, не замечая направленного на него испуганного взгляда Даниэля и вздёрнутой брови мисс О’Брайан. Мир трескался мелкой паутиной вопросов и немых ответов. А Уильям бессильно цеплялся за пустую тишину, в которой единственным, что нарушало спокойствие, было сердце, перекатывающееся в своей жалкой оболочке из плоти и костей.

– Простите, мистер Белл, мне сейчас послышалось? – Кэтрин быстро заморгала и шагнула к столу Даниэля. – Вы не только работаете на этого… мистера Кёнига, но еще и лишены малейшего воспитания.

«Не могу не согласиться. Но винить не за что. Всему виной воспитание…»

«Если ты сейчас же не заткнёшься, я запихну твою трость тебе в задницу. Лисой внутрь», – мысленно рявкнул Уильям, надеясь, что хоть это ненадолго заставит голос Алана смолкнуть.

Кэтрин ждала. Воздух вокруг неё искрился, плыл волнами жары и густел, чем дольше Уильям молчал. Язык пересох и едва ворочался во рту, пока Уильям рассеянно мычал и подбирал слова, чтобы еще больше не разозлить мисс О’Брайан. Но все безуспешно.

– Я не…

– Вы не джентльмен, мистер Белл. Да и вы тоже, мистер Куэрво, – обернулась к Даниэлю Кэтрин. – Хорошего вам дня.

Мисс О’Брайан вылетела из кабинета огненным вихрем быстрее, чем Даниэль или Уилл успели возразить ей. Даниэль выглядел оскорблённым. Он тяжело дышал, пыхтел, взъерошивал пальцами вьющиеся волосы и походил на обиженного красной тряпкой быка. Уилл оставался чуть менее экспрессивным. Он молча прожигал взглядом дверь и отсчитывал секунды с момента, когда Алан наконец соизволил заткнуться. Не сказать, что Уилл был удивлён подобной фамильярности и нарушению личного пространства, но Алан даже не предупредил об этой способности. Хотя это Уилл был слишком наивным, чтобы посчитать Алана достаточно воспитанным, чтобы не влезать в чужие мысли столь бесцеремонным образом.

Обречённо выдохнув, Даниэль рухнул в своё кресло и закрыл глаза. Уилл чувствовал себя глупо: стоял над другом древней бесчувственной колонной и должен был ощущать себя виноватым, но вместо этого единственной доступной для него эмоцией оказалось разочарование. Слова, как на зло, подобрались только сейчас, и Уилл был готов броситься вслед за мисс О’Брайан, чтобы высказать ей все, но вместо этого стоял и молчал прогонял в голове сценарии прошедшего разговора, восхищаясь собственной смелостью и острым языком.

Даниэль закряхтел и громко театрально простонал. Он схватился за голову, пробормотал что-то на испанском и тут же подскочил, словно наконец почувствовал длинную тонкую иглу, вонзившуюся в самое ценное место организма.

– Черт, она оставила свою сумочку. – Даниэль обскочил письменный стол и схватил брошенную на него женскую сумку размером не больше кошелька. – Весь день была какая-то сама не своя. Сначала впервые за эти два года опоздала. Никогда такого не было. Она еще в первый приём заявила, что любит пунктуальность и не терпит опозданий и безответственных людей. – Даниэль пискляво передразнил Кэтрин, крутя в руках ее сумочку и сердито потрясая головой. – А теперь еще и это. Но не думаю, что она далеко ушла.

Губы Уилла скривились в ехидной усмешке, и он сложил на груди руки.

– Видел бы тебя Анхель. Даниэль Куэрво бросается вслед за девушкой, чтобы отдать ей сумочку. Ты похож на героя любовного романа.

– Заткнись, malparido, – тёмные глаза Даниэля опасно сверкнули. – Пока я не начал шутить про твои любовные романы.

– Нельзя шутить про то, чего нет.

Даниэль открыл было рот, чтобы ответить, но тут же поджал губы, вздёрнул подбородок и широкими шагами вышел из кабинета. Уилл раздражённо хмыкнул – хоть буйного пациента наверху и не было, но еще дольше задерживаться и не появляться на работе не хотелось. Он цокнул языком и тенью выскользнул из кабинета Даниэля, не забыв схватить со стола ключ и проверить, чтобы дверь надёжно захлопнулась.

Он догнал Даниэля где-то в пролёте между третьим и вторым этажом. Куэрво перескакивал через ступеньки, и Уилл схватил его за руку, удерживая от болезненного падения – нога Даниэля соскользнула с края ступеньки, – и замедляя друга.

– Что там она говорила про твоё поведение? Снова пытался приставать к ней, как на приёме?

– На приёме? – Даниэль нахмурился, высвобождаясь из хватки Уильяма. – На приёме она сама позвала меня поговорить, начала снова сыпать на меня обвинениями, что я плохой врач, а потом подоспели вы с Кёнигом. Он, конечно, тот еще экспонат, – нервно хохотнул Даниэль. – Когда я с таким упорством ухаживал за девушкой, на меня подали в полицию и запретили приближаться к ее дому.

– Что, прости?

– Уже в прошлом. Теперь это моя невеста. Последние лет десять. А твоему мистеру Кёнигу стоило бы тоже сходить ко мне на приём.

«Только через его труп», – недовольно буркнул голос в голове, и Уилл незаметно ущипнул себя за руку ногтями.

Уилл обогнул Даниэля, одной рукой уперся в стену, а другой – схватился за перила, преграждая Даниэлю пусть к отступлению. Кажется, Уильям пропустил в жизни своего лучшего друга слишком много деталей, а об Алане Маккензи уже знал больше, чем о Даниэле Куэрво.

– У тебя есть невеста? – переспросил Уилл, дёргаясь из стороны в сторону вслед за мечущимся Даниэлем.

– Да, Уилл, представь себе! – раздражённо рявкнул Куэрво. – И ты бы точно знал об этом, спроси ты у меня о личной жизни чаще, чем раз в десять лет. А теперь отойди в сторону, иначе Кэ… мисс О’Брайан уедет раньше, чем я верну ей еще один повод ненавидеть меня так же, как тебя или твоего ненаглядного Кёнига.

Даниэль столкнул руку Уильяма вниз и просочился между ним и стеной. Перепрыгивая через ступеньку, Куэрво нёсся на первый этаж, спотыкался о ковровую дорожку на лестнице и поторапливая не отстающего от него Уильяма. Через минуту они были уже внизу, тяжело дышали, запыхавшись, и озирались в поисках мисс О’Брайан. Даниэль допрашивал группку молоденьких медсестёр и громко ругался на испанском, повторяя одни и те же слова. Уильям же неторопливо ходил из стороны в сторону, выглядывая девушку.

«Попробуйте посмотреть на улице. Говорят, это иногда помогает», – съехидничал голос в его голове.

И в этот раз Уилл вынужден был согласиться с Аланом. Они вылетели из дверей в тот момент, когда Кэтрин уже садилась в стоящую в стороне от главного входа машину. Водитель захлопнул за ней дверь и поспешил на своё место. Автомобиль выглядел знакомым: серый борт, в нескольких местах заляпанный на скорую руку краской, криво прилепленные стекла и сетка мелких трещин на лобовом стекле. Уильям знал этот автомобиль. Сердце сжалось, подгоняя к горлу горький комок.

Даниэль толкнул Уильяма плечом, окрикивая Кэтрин:

– Мисс О’Брайан, постойте. Погодите!

Она повернула голову в их сторону, скептично выгнула бровь и что-то сказала водителю. Даниэль кинулся к машине. Сумочка в его руках раскрылась и опала содержимым на землю. Раздался короткий щелчок, заглушенный двигателем.

– Даниэль!

Уилл с силой оттянул Даниэля за плечи в тень козырька больницы и повалил на землю. Грохот взорвал барабанные перепонки. По коже засочилась густая тёплая жидкость. Мир погрузился в мягкий водный кокон, скрывая от Уильяма все лишние звуки. А стены больницы приобрели приятный апельсиновый оттенок. Даниэль вздрагивал с каждым вдохом, прижимаясь спиной к стене, а в его глазах читался ужас. Уильям знал, что он увидит, приподнявшись на локтях.

– Я… я уже видел эту машину.

Новенький автомобиль Анхеля Куэрво ярко догорал в оранжевых языках заката.

Глава XXI. Наследник

Апрель, 1934

– Это была машина Анхеля. Я в этом уверен.

– Уилл, дружище, мы уже говорили с тобой об этом. Таких машин по всему городу полно. А если ты продолжишь настаивать на том, что Анхель виноват в произошедшем, мне придётся выставить тебя из дома.

Уилл метался по комнате, бил кулаком по столу Даниэля, а потом повторял все это еще несколько раз в разном порядке. Они спорили с Даниэлем уже в пятый раз за последние сорок минут, и ни один не хотел признавать правоту другого. Уилл видел машину, которую несколько недель назад Анхель купил, и мог поклясться на библии – или анатомическом справочнике, в нем было больше правды, – что Анхель причастен к смерти Кэтрин. Даниэль, увы, придерживался иной позиции. И продолжал защищать своего кузена.

Сделав еще несколько кругов по кабинету друга, Уилл устало рухнул в кресло и откинул голову, ударившись затылком о жёсткую деревянную спинку. Он обиженно зашипел и потёр ушибленное место, приоткрыв один глаз. Даниэль ухмылялся, перекладывая бумажку из стороны в сторону, и качал головой. Он только один раз взглянул на Уильяма, да и то мельком, прежде чем снова погрузиться в бумаги. Часы медленно тикали, иногда голос Алана отвешивал в голове неуместные шутки про Даниэля и ирландцев, но большую часть времени стояла тишина. Уилл не слышал роящиеся в голове мысли – там была пустота усталости и отчаяния, а шум бьющейся прибоем крови стоял в ушах.

– Даниэль, ты должен мне поверить…

– Нет, Уилл. Черт возьми, нет! – Даниэль с силой хлопнул ладонью по столу и бросил на него толстую папку, из которой тут же вылетело несколько листков. – Я никогда в жизни не поверю, что мой брат купил у твоего ненаглядного мистера Кёнига машину, напихал в неё взрывчатку и подсунул сенатору О’Брайану, чтобы в этой машине погибла его единственная дочь. Анхель не настолько умён, дружище, как ты о нем думаешь. Этот план слишком сложный для его куриных мозгов, – Даниэль красноречиво постучал по своему лбу и тут же небрежно смахнул что-то с кожи. – Посмотри, сколько ошибок в его бухгалтерии только за эту неделю!

Уилл приподнялся в кресле. Последние несколько дней его глаза саднили от недосыпа и раздражения, и все же он смог разобрать исчирканные уверенной рукой Даниэля строки, закрашенные слова и куски текста в документах и только вскинул брови. Его отец, должно быть, вертелся сейчас в гробу от такого кощунственного обращения с юридическими документами. Хотя Уилл не был уверен, что кто-то в этом доме относится серьёзно к бизнесу и ведению документации. Кроме Даниэля.

– Почему ты даже на секунду не можешь посчитать такой вариант возможным? – Уилл прыжком придвинулся ближе к столу и, схватив наугад один из листов, поднёс его к лицу.

– Потому что я рос с Анхелем. – Даниэль вырвал лист из рук Уильяма и вложил обратно в кривую покосившуюся стопку. – И это самый глупый транжира, которого я только знал. Боже, если бы он и продумал такой изощренный план, то ничем хорошим для него это не кончится. Он обязательно упустит важную деталь, которая приведёт к краху всей тщательно выстраиваемой пирамиды. Анхель не стратег. – Даниэль широким движением вычеркнул столбец в нарисованной от руки таблице. – И уж тем более не криминальный ум преступного мира. Вот поэтому ему и нужен Кёниг. Тот хотя бы соображает как заметать за собой следы и не приводить в дом копов. Анхель не может и этого.

– Он привёл в дом копов? – не то чтобы Уильяма это удивило, но уточнить подробности все же стоило.

Даниэль нервно усмехнулся.

– Да прошлым летом! Анхель притащил сюда нескольких проституток и начал поливать их новеньким вискарем. И это на кануне отмены закона! Ты представляешь скольких сил нам стоило, чтобы замять это дело?

Уилл представил. В ярких красках. И от этого даже мысленного зрелища ему стало не по себе. Он никогда не сомневался в способностях Анхеля Куэрво и все же глубоко в душе надеялся, что у того хватает ума не ввязываться в проблемы и специфичные для его репутации ситуации. И все же каждый новый рассказ Даниэля поражал Уильяма примерно так же, как откровение о том, что бог действительно существует, а Алан Маккензи древняя сущность, которая ищет себе друзей. И наверно, – Уилл усмехнулся, – Алан был меньшим злом. На фоне пьяного Анхеля Куэрво и его похождений.

Тяжко вздохнув, Уилл потёр глаза. Он не пробыл в особняке и часа и уже чувствовал себя вымотанным.

– А что ты делаешь? – бессмысленная попытка разрядить обстановку, но даже эта фраза далась Уильяму с трудом.

Даниэль окинул взглядом разбросанные перед собой бумаги и скептично покачал головой.

– Анхель попросил разобрать некоторые документы. Очень настойчиво попросил, – сквозь зубы процедил Даниэль, казалось, для самого себя. – Не знаю, что на него нашло, но отказать я ему просто не мог. Он все же мой брат. Единственный. Хотя я не уверен, что у него останутся силы что-то делать после той взбучки, что ему устраивает сейчас мистер Кёниг. И это все по твоей вине!

– По моей?

– Да, – уверенно, не подразумевая контраргументов, кивнул Даниэль, – а кто кричал на половину улицы, что это машина, которую купил Анхель Куэрво? Не ты ли, дружище?! – Даниэль прищурил тёмные глаза, наклонил голову на бок и вгляделся в лицо Уилла, как будто тот должен был чувствовать от этого вину. – Я торчу здесь с этими бумажками, потому что тебе стоит проверить зрение и купить себе очки. А могли бы зависнуть в каком-нибудь баре и попробовать местную выпивку. К счастью, теперь с ней проблем нет.

С отменой Сухого закона жизнь в городе возобновилась с новой силой. Но проблем от этого меньше не стало. Лишённые единственного источника заработка последних десяти лет, банды набросились друг на друга в борьбе за расположение политиков, новые торговые пути и влияние на районы городов. Работы в больнице становилось каждый день все больше, а напиться хотелось каждую минуту. Уилл даже забыл о данном себе обещании не курить и уже на следующий день прикончил «подаренную» Аланом пачку сигарет, очнувшись на последней затяжке. Город пылал в огне безумия, и Уилл не узнавал его. А Алан только повторял, что это «логичное завершение искусственного давления». Ничего логичного в происходящем Уильям не видел, но предпочитал сильно не задумываться. Чтобы голова лишний раз не болела.

Спокойным оставался только Алан Маккензи.

– Не понимаю, зачем я все это делаю. В этих документах нет никакого смысла. Вот что это такое? – Даниэль ткнул куда-то в лист, вглядываясь в мелкие буквы, а затем медленно по слогам прочитал: – «Закладная на жемчужное ожерелье». Причём тут жемчужное ожерелье? Анхель торгует украшениями из платины, а не из жемчуга. Что за… «Золотая подвеска, инкрустированная изумрудами», – вскинув указательный палец, продекламировал Куэрво.

– Может Анхель решил расширить бизнес? – пожал плечами Уилл и взъерошил волосы на затылке.

– В тяжёлые годы кризиса торговал никому не нужной платиной, а как финансы людей пошли на рост, так сразу переключился на золото? Не смеши, меня, дружище. – Даниэль едко ухмыльнулся и покачал головой. – Ни одна налоговая этому не поверит. Матерь божья, у него долг перед налоговой в пятнадцать тысяч долларов! Как… как он планирует это выплатить?

– С божьей помощью? – съехидничал Уилл.

– Спасибо за поддержку.

Сквозь несколько стен, отделявших кабинет Даниэля от Анхеля, доносился разговор на повышенных тонах. Разобрать слов ни Уилл, ни Даниэль не могли, но каждый раз напряженно вслушивались в неожиданную тишину и одновременно выдыхали с облегчением, когда ругань возобновлялась. Алан Маккензи – или Натаниэль Кёниг, разобрать сейчас было достаточно сложно, – пожаловал в особняк Куэрво несколькими часами ранее и не для дружеской беседы о бизнесе. Даниэль сказал, что он был похож на разъярённого быка и накинулся на Анхеля едва перешагнув порог дома. Алан говорил громко и спокойно – и от этого спокойствия по коже пробегал холод. Уилл слышал истеричные нотки в речи Анхеля, и ровный, морозный тон Алана. И был удивлён, почему Анхель Куэрво в принципе еще жив, дышит и даже смеет что-то возражать.

– И, – протянул Уилл, заглядывая в глаза Даниэлю, – ты не хочешь об этом поговорить?

– О чем? – тот с непонимающим видом уставился на Уилла, лизнул кончики пальцев и перелистнул несколько страниц.

– О случившемся. И не делай так больше, пожалуйста, – понизив голос, пробормотал Уилл. Он негромко прокашлялся под насмешливый взгляд Даниэля и продолжил: – Твоя пациентка погибла у нас на глазах. А мы чуть не погибли вместе с ней. Но вот мы здесь, сидим, как будто ничего не произошло, и разговариваем о финансовых проблемах твоего брата. Разве… Разве мы не должны испытывать чуть больше эмоций на этот счёт?

Даниэль помедлил, явно наслаждаясь покрасневшим лицом Уильяма. Куэрво прекрасно знал, как вывести Уилла из равновесия. Прямо как Алан Маккензи. Но если в случае последнего не нужно было задаваться вопросом, откуда он столько знает о Уильяме Белле, то здесь Уилл был сам виноват в установившейся между ним и Даниэлем неглубокой пропасти.

– Хочешь поговорить об этом? – Даниэль повторил свой жест и расхохотался. Холодно и отрешённо. – Не знаю, как ты, malparido, а для меня мисс О’Брайан была, как ты заметил, пациенткой. Дорогостоящей пациенткой на минуточку, – заметил он. – И очень сложный случай. Да, мне жаль, что не удалось собрать достаточно материала для докторской. И не удалось, судя по всему, помочь этой девушке, но я не могу на этом зацикливаться, Уилл. Жизнь идёт. Мы теряем и более близких нам людей. Тебе это известно намного лучше, чем мне.

Анна. Было подло со стороны Даниэля приплетать в разговор старшую сестру Уильяма. Но он прав. Уилл не знал Кэтрин О’Брайан. Уилл видел Кэтрин настолько мало раз, что пересчитать каждый можно было по пальцам одной руки, даже если на ней не будет хватать парочки пальцев. Тогда почему он должен что-то чувствовать? Почему он должен беспокоиться о произошедшем и переживать? Он не знал эту девушку и не видел ни одной причины, чтобы горевать по ней. Разве что…

Уилл замотал головой. Нет, он чувствовал себя странно определенно не из-за Алана Маккензи. И уж точно не из-за копошащегося в душе чувства вины перед ним.

Но тогда почему было так мерзко смотреть в собственное отражение? Почему было невыносимо закрывать глаза и вновь жмуриться от всполохов лижущих небо языков пламени?

«Потому что ты видишь ее моими глазами…»

– Анхель сам не свой эти несколько дней. Все время бубнит себе что-то под нос, не выходит из кабинета и вот вызвал меня помочь с документами, – пробормотал Даниэль, не отрываясь от бумаг. – Говорит, ему понадобится в будущем моя помощь. Он все еще надеется, что я займусь, как он это называет, «семейным бизнесом». Но судя по этим выпискам, его бизнес не доживёт до того, как им займусь я.

Даниэль невесело расхохотался и тут же осёкся. Он глубоко вздохнул, перечеркнул еще одну строчку и откинулся на спинку кресла, вглядываясь в испещривший лист мелкий почерк Анхеля.

– Возможно, это будет даже лучше. – Уилл переложил один лист в сторону и замер.

Расписка о сотрудничестве с Натаниэлем Кёнигом, подписанная в вечер, когда Уилл впервые с ним встретился. Уильям нахмурился. Бумага не имела никакого смысла, как и написанный на ней текст. Под распиской Уильям нашёл несколько писем, адресованных чиновникам и сотрудникам полиции. Также там была парочка личным переписок Анхеля с любовницами, среди которых нашлись жены ранее упомянутых высокопоставленных лиц. Даниэль не остановил Уильяма: он развалился в кресле, опустил голову и, кажется, дремал, убаюканный горячей испанской перебранкой Анхеля и Алана.

Копаться в документах Анхеля было не особо интересно, и все же Уилл наткнулся на любопытное письмо, адресованное Мелани Купер. «Надеюсь, все обговорённое останется только между нами. Ты получишь крупную сумму за работу и…» – дальше разобрать было невозможно; на письмо пролили бокал вина и буквы слились в одно неразборчивое пятно. Уилл нахмурился. Он уже слышал это имя – но обстоятельства и образ девушки ускользали от него.

Откинувшись на спинку кресла, Уилл потёр глаза. Голова взорвалась вспышкой боли, и Уильям больше не пытался вспомнить Мелани Купер – каждый раз, когда он цеплялся за выцветающие в памяти воспоминания, думать становилось физически больно, лёгкие взрывались пузырьками кислорода, а ноги наливались тяжёлым металлом. И точно не свинцом. Отпустить то, что не помнишь было намного проще. И, к удивлению Уильяма, безболезненно.

Даниэль вскинул голову и покосился на входную дверь.

– Думаешь, он его уговорит?

– Уговорит? – Уилл обернулся и покачал головой, словно кто-то стоял за дверью и подслушивал, а затем посмотрел на Даниэля. – Анхель Кёнига? Все возможно, но я бы на всякий случай заказал к дому катафалк.

– Да уж. – Даниэля передёрнуло. – Лишним он не будет. К слову… не мог бы ты мне немного помочь? А то уже в глазах двоится от этих цифр и почерка Анхеля. Как он только сам его разбирает?.. Как все-таки удачно, что ты решил к нам заглянуть.

Решил заглянуть – именно так назывался настойчивый голос Алана, разбудивший Уилла около полудня. Вернулся Уильям домой накануне только к восьми утра, слонявшись половину ночи по городу, так что сейчас приходилось волевым усилием подавлять рвущиеся наружу зевки и уповать на то, что глаза не выглядят слишком красными. К счастью для Уилла, настольная лампа Даниэля достаточно засвечивала взгляд последнего, и, каждый раз поднимая голову, Куэрво тут же опускал взгляд, несколько раз с силой сжимал глаза и возвращался к документам Анхеля.

– Да, разумеется. Иначе мы будем плохими врачами, раз не можем разобрать почерк твоего кузена.

– Знаешь, Уилл, у меня некоторые пациенты из стационара пишут разборчивей, чем Анхель. – Даниэль усмехнулся, передавая Уиллу несколько распухших от бумаг папок. – Хотя уровень бреда в обоих случаях одинаковый. Надо было идти в юристы.

– В таком случае ты был бы любимчиком моего отца.

Разбирать бумаги Анхеля было сродни скучной контрольной по латыни или очередному больничному собранию, на котором время начинает тянуться настолько медленно, что даже слежение за притаившейся в углу мухой, хитро потирающей свои маленькие лапки, не приносило радости. Анхель Куэрво был абсолютно неспособным к математике человеком. Единственным, что было посчитано правильно в бухгалтерских отчётах компании «Куэрво Платинум», оказался высчитанный столбиком счёт за выпивку в баре и оплата услуг девушек лёгкого поведения «из дома мадам Фьори». Но и сумма там не превышала даже сотни долларов. С двузначными числами Анхель все же умел обращаться.

Уильям и Даниэль одновременно посмотрели на закрытую дверь кабинета, когда в коридоре раздались хлопок, топот ног и цоканье чего-то острого о пол – Уилл тут же признал в этом трость Алана.

– Послушай, Натаниэль, я уверен, что мы сможем все уладить. – Кажется, Анхель остановился прямо перед дверью; настолько хорошо было слышно его голос. Как и недовольное сопение сдерживающегося Алана. – Я готов загладить свою вину и приношу глубочайшие соболезнования, что все так вышло.

– Да, Анхель. Я тоже думаю, что мы сможем все уладить. И довольно скоро. Всего хорошего.

Они напряженно вслушивались в уходящие шаги, как Анхель внезапно крикнул вслед Маккензи:

– Буду с нетерпением ждать новой встречи!

Не прошло и секунды, как дверь распахнулась и из-за неё появилось сияющее лицо Анхеля Куэрво.

– Ух, что за денёк! – Анхель ввалился в кабинет Даниэля и отёр со лба несуществующие капли пота. – Насилу уболтал мистера Кёнига отложить наш разговор до завтра. Сегодня голова совсем не варит.

Уболтать Алан мог разве что покойник и то своим презентабельным внешним видом. Анхель Куэрво пока не выглядел, как покойник, да и внушающего доверия внешнего вида Уильяма не разглядел в закутанном в махровый домашний халат хозяине дома. Если он в таком виде принимал у себя Алана, то можно догадаться, какие мысли роились в голове начальства Уильяма.

Анхель вальяжной походкой подплыл к столу. Он замер, наклонил голову на бок и обвёл взглядом заваленный стол Даниэля.

– А у вас тут как дела? Смотрю, ты даже не сдвинулся на треть этой стопки.

– Единственная стопка, на которую я бы сдвинулся, увы, стоит в баре, – мрачно отозвался Даниэль. – Недопитая.

– Да брось. Ты слишком драматизируешь. Тут всего лишь пара часов упорного труда. Вон тем более Уилл может тебе помочь, – Анхель обернулся на Уильяма и махнул в его сторону рукой. – Если, конечно, ты захочешь.

Даниэль откинулся на спинку, сложил на груди руки и выдержал продолжительную паузу, чтобы затем низко и заговорщики протянуть:

– Я хочу, чтобы ты сам занялся этим, кузен.

Анхель либо сделал вид, что не понимает, либо действительно не понимал, на что ему прямым текстом указал Даниэль. Хозяин особняка несколько раз медленно моргнул, затем хмыкнул и наконец махнул рукой под громкий обречённый стон Даниэля. Уилл снова почувствовал неловкость. Из-за поведения Анхеля Куэрво. Кажется, испанцы называют это «позор за других».

– Чего хотел мистер Кёниг? – Уилл приветливо улыбнулся, отчего скулы тут же свело фальшивостью.

Анхель потянул в столу Даниэля стул и рухнул на него, обмахиваясь кончиком длинного пояса от халата.

– Мистер Кёниг? Да как обычно. Бизнес, поставки, конкуренты. Хотел узнать, когда я выполню свою часть сделки на этот год. Что ж, мне порадовать его было нечем. Увы, – развёл руками Анхель, – есть независящие от меня обстоятельства, которые несколько замедляют мою работу. Например, невыносимый голод. Что насчёт ужина в «Риволи»? Даниэль, ты с нами?

Если взглядом можно было убивать, то Даниэль уже скорбно стоял над гробом своего брата. Он молча вскинул тёмную бровь, подался вперёд, взял со стола один из листов с отчётами Анхеля и пробежался по убористым строкам. Затем он отложил его в сторону и поднял другой, проделав все то же самое. Уилл негромко прыснул от смеха, прикрыв рот кулаком. Анхель же сохранял спокойное выражение. Разве что выгнул бровь в точности как кузен. Минуты через две Даниэль отложил последний листок в сторону и посмотрел на Анхеля. Взглядом спокойного и разумного человека.

– Дай бог, чтобы я разобрался в твоих бумажках ко второму пришествию, – чеканя каждое слово отозвался Даниэль, не сводя с кузена взгляда. – А то будет неловко. Иисус ходит по улицам, заходит в этот дом и спрашивает: «Чего ты хочешь, Даниэль? Вижу, вёл ты жизнь праведную, посты соблюдал, голос на старших не повышал. Проси чего хочешь!» А все, что я у него попрошу, – это разобраться в бумагах моего любимого кузена, потому что я сижу в этом кабинете уже целую вечность, mierda!

На последнем слове Даниэль подскочил в кресле и с силой хлопнул по столу ладонью. Уилл успел заметить, как маска Анхеля на мгновение дала трещину, и его глаз нервно задёргался. Но лишь на мгновение. Стоило Анхелю поймать на себе взгляд Уильяма, как привычная маска высокомерия и недалёкости вернулась на его лицо. Пусть кто-то мог бы назвать это проявлением аристократичности, Уилл предпочитал молча насмехаться над людьми одной с Анхелем породы, выделяя среди них только Даниэля. Не удивительно, что ему оказалось не так сложно найти общий язык с Аланом.

– Что ж… Уверен, он удовлетворит твой запрос. Главное, не поминай при нем черта и не ругайся. А ты Уилл? – Анхель повернул голову и уставился на Уильяма. – Придёшь? Я угощаю.

«Соглашайся. Когда еще удастся поесть за счёт Куэрво?»

Такого предательства от Алана Уильям не ожидал. Но отказывать от приглашения Анхеля Уилл и сам не собирался. На этот раз. Уильям был в «Риволи» лишь однажды, еще до начала Депрессии, и об этом вечере у него остались приятные воспоминания. Пусть в дальнейшем он и принёс Уильяму много проблем и неприятностей.

Аккуратно поправив нависшую над полом стопку, Уилл улыбнулся и коротко кивнул.

– Да, боюсь, я не могу отказаться. Звучит весьма заманчиво.

***

– Итак, Уильям, чем ты нас порадуешь?

Анхель задал этот вопрос уже в пятнадцатый раз за вечер, и Уилл понял, что игнорировать его и дальше, уводя разговор в сторону еды и обстановки ресторана, будет невозможно. Уильям изучил каждый золотой цветок на скатерти, разобрал каждую монограмму на столовых приборах и теперь хотел задать пару вопросов владельцу ресторана. И даже несколько раз справлялся о здоровье семьи и родственников Анхеля.

Выдержав паузу – благо, Уилл отправил в рот отрезанный кусочек пережаренного мяса именно в тот момент, когда Анхель зашёл на очередной круг расспросов, – Уильям легко наклонил голову на бок и переспросил:

– Порадую?

– Да. Натаниэль как раз вспоминал недавно наше предложение, – Анхель указал на Уильяма вилкой и улыбнулся. – Все еще не передумал?

Уилл замялся и качнул головой.

– Боюсь, мой ответ остаётся прежним. Я вполне доволен своей работой в больнице и мистер Кёниг… – Уилл поджал губы, подбирая подходящие для описания Алана слова. – Он специфичный человек, но вы его просто знаете недостаточно близко. Поверьте, пообщайся вы с ним подольше и потеснее, и он покажется вам душой компании.

«Не хотел бы я быть с ними близко знакомым. От Анхеля мурашки по коже.»

Похоже, Анхель был того же мнения об Алане. Куэрво нервно усмехнулся, уголки его губ непроизвольно дёрнулись, и лицо исказилось в непонятной Уильяму гримасе не то отвращения, не то испуга. Анхель несколько раз оглянулся – впрочем, он делал это весь вечер, – а затем отпил из бокала остатки вина и тут же протянул его проходящему мимо официанту.

– Отмена закона как-то сказалась на твоей работе, Уилл? – Мария с присущим ей изяществом отрезала кусочек стейка и настолько медленно отправила в рот, что Уилл почти уверовал в то, что она пытается его соблазнить.

И, возможно, ему это не показалось.

– Не понял.

– Подозреваю, что теперь работы у вас стало чуть меньше, ведь поток… – Мария улыбнулась, подавшись в сторону Уильяма и заглядывая с интересом ему в глаза, – пациентов от некачественных сделок снизилось. Или нет?

– Боюсь, что нет. – Уилл непроизвольно отпрянул от жены Анхеля и заметил, как скисло от этого движения ее лицо. – Люди все еще стреляют друг в друга за последнюю пачку яиц или за словесное оскорбление матушки. Увы, это человеческая природа. Тут я бессилен.

Мария смолкла. Жена Анхеля погрузилась в свои мысли. Но только Уильям с облегчением выдохнул, бросая взгляд на наручные часы, как Мария поджала губы и пожала хрупкими плечами, облачёнными в шершавую ткань голубого платья.

– Как глупо. Стрелять друг в друга из-за пачки куриных яиц. Не понимаю этого. У нас на кухне их всегда в достатке, – женщина рассмеялась, и Анхель тут же вторил ей низким грудным смехом.

– Конечно, дорогая. Потому что наш поставщик всегда беспокоится и скупает все первым.

«Пусть едят пирожные. За такое можно и головы лишиться», – хохотнул Алан.

Уилл не видел ничего в этом смешного. Хотя бы потому что ему каждый раз хотелось плакать, приходя на рынок или в магазин. Цены росли, как грибы после дождя, а зарплата Уильяма топталась на том же месте, что и восемь лет назад, иногда ложилась и не хотела подниматься. Почти как сам Уилл по утрам. Он даже не был удивлён тому, что половина больницы подрабатывала на стороне для заправляющих городом банд и группировок – прожить на официальную зарплату нереально, а жить хорошо хотелось всем. Пусть и недолго.

Даже «Риволи», некогда роскошный ресторан для правящих элит, превратился в жалкую тень себя. Напускная роскошь, сопровождавшая Уильяма от самого входа в заведение, не вызывала ничего кроме жалости и уныния. Грязные занавески и пыльные дорожки, облупившееся золото лепнин и сбитый каблуками паркет, который было проще снять и положить заново, чем полировать. Официанты немыми тенями скользили меж круглых столов, отзывались на бездушное «Эй, парень», а охрана у входа осматривала каждого с такой пристальностью, что невольно задумывался о том, что попал в резиденцию президента, а не в обветшалый ресторан. «Риволи» не помогло даже то, что два года назад его купило важное лицо из итальянского квартала. Единственное, что появилось у ресторана, – плохая репутация и второй этаж, попасть на который не хотел бы никто из гостей.

Уилл провёл взглядом по балкону второго этажа и замер. По коже пробежал холод, сопровождаемый мурашками, и Уилл медленно сглотнул застрявший в горле комок. Схватив со стола бокал, он тут же отпил из него и вновь посмотрел на второй этаж, но там уже никого не было – тень Алана Маккензи исчезла так же внезапно, как и появилась. Но Уилл мог поклясться, что видел там своего друга.

Друга. Как забавно. Он уже почти свыкся с этим словом в отношении Алана.

Нужно было обязательно поблагодарить музыкантов – их выход позволил Уильяму сделать передышку в бесконечном круге бессмысленных расспросов и разговоров с четой Куэрво. Но ненадолго. Уже через минут пять Уилл стал ловить на себе взгляды Марии, а затем кто-то дотронулся до его ноги под столом своей ногой. Очень хотелось верить, что это был Анхель или сбежавшая у одного из музыкантов экзотическая змея. Даже она была бы не настолько ядовита, как Мария Куэрво.

– А помнишь, Уилл, как мы познакомились? – голос Марии прорвался сквозь невидимую стену в сознании Уильяма, и ему пришлось повернуться в сторону женщины. – В этом самом ресторане. Это было чудесное время.

Мария расплылась в улыбке, принимая от официанта подоспевший десерт. Уилл не мог поспорить. Время, когда он еще не знал, ни Анхеля Куэрво, ни его жену действительно было чудесным. Разве что… Уилл обязательно потом пожалеет о своих словах, но сейчас как никогда захотелось стереть эту милую плотоядную – Уилл не мог подобрать другого слова, чтобы описать Марию Куэрво – улыбку с лица женщины.

– Да. Тот вечер действительно был неплох. Я даже сумел подзаработать, – словно невзначай обронил Уильям, зная, что Мария зацепится за сказанные им слова, как рыба за крючок.

– Что?

– А Анхель вам не говорил? Мне заплатили за танец с вами, миссис Куэрво.

«Как жестоко с твоей стороны говорить подобное этой бедняжке. Мог потянуть еще пару лет, – едко отозвался в голове голос Алана. – Но мне нравится. Продолжай…»

Будь Уильям поэтом, он непременно смог бы запечатлеть выражение лица Анхеля в стихах. Удивление, недоумение и раздражение – прекрасный букет эмоций собрался на главе семейства Куэрво. Лёгкое чувство удовлетворения растеклось внутри Уильяма, когда щеки Марии вспыхнули. Женщина заёрзала на стуле, отложила в сторону приборы и уставилась на мужа. Анхель смотрел на жену в ответ, изредка косясь на Уильяма и явно пытаясь сказать: «Ты чего учудил, дружище?». Нет, Анхель не назвал бы Уилла «дружище». Скорее, он бы промолчал и потом снова попросил Уильяма об услуге, которая будет стоить последнему нескольких лет жизни.

– Это правда, Анхель?

– Конечно, нет, – всплеснул руками Анхель. – Уилл, как ты додумался до такого?

Безразличие очень тяжело давалось Уильяму. И все же он нашёл в себе силы, чтобы отложить в сторону вилку, промокнуть салфеткой уголки рта и, посмотрев на наручные часы, тяжко вздохнуть. А чтобы усилить произведённый эффект Уилл еще покачал головой и осуждающе цокнул языком.

– Уже поздно. Спасибо за приятный вечер в знакомой компании. Боюсь, вынужден вас оставить. Завтра рано заступать на смену, – учтиво протянул Уилл, поднимаясь из-за стола, и задвинул под него стул, потянув в свою сторону этим жестом скатерть.

Анхель проследил за Уильямом и привычно хлопнул в ладоши.

– Да. – Анхель подозвал ближайшего официанта. – Думаю, мы тоже пойдём. Час поздний. А завтра рано вставать.

– Но па-ап, – подала голос дочь Анхеля, едва выглядывая из-за стола даже на высоком стуле.

– Не спорь, – холодно отрезал Анхель. – Ты и так слишком долго сегодня гуляешь.

Уилл не стал дожидаться, когда Анхель расплатится по выставленному рестораном счету: бросил на стол несколько купюр за заказанные блюда и поспешил к выходу. Улица освещалась редкими вспышками первой грозы, и Уилл поспешил поднять воротник, ёжась от залившейся за шиворот дождевой воды. Грома слышно не было, но от этого только сильней билось сердце. Город был молчалив. Даже разбивающиеся о землю капли глухими хлопками разбивались на почерневшем тротуаре. Зонт Уильям как всегда забыл дома, поверив катящему по небу дневному солнцу, и теперь жмурился от срывающейся с полей шляпы воды.

Еще одна вспышка разорвала сизое небо уродливым шрамом, и витрине магазина напротив Уилл заметил фигуру Алана. Он стоял у него за спиной, но, обернувшись, Уилл обнаружил только фонарный столб и парочку луж.

«Иди домой, Уилл», – Алан выдохнул слова на ухо Уильяму, и он еще раз посмотрел на витрину на против, в которой все так же отчётливо виднелся силуэт Алана Маккензи.

«Зачем?» – Уилл сунул руки в карманы пальто и, приподнял плечи, походя в этот момент на подозрительную личность.

Уилл даже не удивился тому, как покосились на него полицейские из проехавшей мимо машины.

«Я сказал идти домой, – устало протянул Алан; в его голосе послышались нотки грусти. – И не оборачивайся, чтобы ты не услышал.»

«Меня смущает подобная постановка указаний, – повёл плечами Уилл, медленно шлёпая по лужам. Он еще не так далеко отошёл от ресторана, чтобы не слышать, как Анхель смеётся, придерживая дверь свой жене. – Что будет, если я обернусь? Превращусь в камень или больше никогда не увижу Анхеля?»

Алан не ответил. Вместо насмешек, шуток и ехидных комментариев в ответ Уильяму раздалась только кладбищенская тишина. Алан молчал. Уилл знал ответ. И все же хотел, чтобы Алан сам сказал это.

«Алан, я хочу знать…»

«Нет, не хочешь, – оборвал его Алан. – Ты хочешь удостовериться. Возможно, тебя очень расстроит увиденное. Или просто расстроит. А мне… Мне бы этого не хотелось. Ты ведь мой друг.»

Уилл остановился, ощущая на затылке чужой взгляд. Шины завизжали женским криком, хлопнули двери и время замедлилось. Не обернуться было невозможно. Но ноги не слушались, словно что-то сковало их, сжало невидимой рукой. Каждое движение отдавалось хрустом, тонущим в догнавшем молнию-лису громе, каждый взгляд из-под сведённых к переносице бровей вспышками боли отзывался в сцепляющих череп швах, а каждый глоток наэлектризованного воздуха взрывался в альвеолах. Уильям обернулся – Алан отпустил его, он был в этом уверен – и теперь уже сам не мог сдвинуться с места, врастая ступнями в промокшую землю и глубокие лужи. Мир подёрнулся мокрой пеленой безумия, стекал каплями дождя по невидимой стене между Уиллом и остальным городом и смывал все грехи этого мира в водосточную трубу.

Уильяму еще долго этой ночью будет слышаться раскалывающаяся ореховой скорлупой тишина, пулю в которую всадил Алан Маккензи.

И сниться распустившиеся на голубом платье Марии багровые розы.

Глава XXII. Доверие

Анхель умер мгновенно. Как и его дочь.

Мария прожила еще несколько часов, скончавшись на руках подоспевшего к ресторану Даниэля Куэрво.

Уильям стоял за углом, царапал ногтями шершавый кирпич стены и морщился от попадавших на лицо капель. Возвращаться не хотелось. Как и смотреть в лицо Даниэлю. Ни он, ни Уилл не могли ничего изменить, и все же Уильям чувствовал, как к его собственному виску приставили револьвер и щёлкнули предохранителем, готовясь сделать выстрел.

Если он не сделает его первым.

О смерти Анхеля написала каждая газета города, в красках расписывая все достоинства и благоразумно умалчивая о неприглядных недостатках безвременно ушедшего владельца «Куэрво Платинум». Только ленивый не потоптался по памяти сеньора Куэрво. Даже на работе Уильяма не укрылся от расспросов и сплетен медсестёр. Каждый день всю следующую неделю Уильям избегал Даниэля, только раз поднявшись на его этаж и замерев перед дверью кабинета с поднятым и готовым постучать кулаком. Он должен был поговорить в первый же день, должен был сказать все, что положено. Хотя бы ради уважения к лучшему другу.Но Уилл ушёл, спрятавшись в работе и механической жалости к усопшему.

Конец апреля зарядил частыми дождями, слеплял землю в парках в уродливые черные комки грязи и барабанной дробью бил по натянутым перепонкам зонта. Гравий кладбищенских дорожек хрустел под вкрадчивыми шагами Уильяма, а сам он пытался слиться с одинаково черной толпой скорбящих родственников Анхеля, которых оказалось достаточно много, чтобы претендовать даже на небольшое наследство почившего.

– Не думал, что ты придёшь.

Голос Даниэля раздался за спиной Уильяма, и он подумал, что стоит попросить знакомых никогда не подкрадываться к нему сзади. Еще одного такого «Привет, Уилл» или «Соскучился, Уилл?» его сердце просто не перенесёт.

– А я не думал, что ты будешь прятаться за этим деревом, – Уилл обернулся и шагнул в сторону. – Хотел зайти к тебе в клинике, но кабинет оказался закрыт. Вспомнил, что ты сегодня не работаешь.

Даниэль Куэрво вынырнул из-за ствола старого дуба, ёжась под хлёсткими пощёчинами ливня и укрываясь в тени черного зонтика. Лицо Даниэля осунулось, под глазами пролегли глубокие круги, да и сам он выглядел слишком бледным. Его обычно смуглая кожа посерела, и, казалось, он сейчас больший покойник, чем его кузен.

– А я подумал, что у тебя проснулась совесть, дружище. Ан нет. Ты просто излечил склероз. Поздравляю, – Даниэль похлопал Уильяма по плечу. – Скажу начальству выписать тебе премию.

– Даниэль, я…

– Подумай десять раз, прежде чем что-либо сказать.

Уильям подумал. Уильям уже хорошенько подумал несколько раз. Каждую ночь он засыпал под очередную сцену извинений перед Даниэлем и пустых соболезнований. Каждую ночь он прокручивал в голове возможные сценарии их встречи и просыпался с головной болью. Кажется, он подсел на аспирин, ставший уже третьей его пагубной привычкой после кофе и сигарет. Жаль только, что ни одна из них не могла его убить. Это было теперь под силу только Алану Маккензи.

Перевалившись с ноги на ногу, Уилл отступил на шаг и спрятался вслед за Даниэлем в тени дуба.

– Мне очень жаль, что с Анхелем… – Уилл поперхнулся словами и кашлянул в кулак, – что с твоим братом такое произошло. Прими мои соболезнования.

– Жаль? – Тёмная бровь Даниэля красноречиво поползла вверх, а голос исказился желчью. – Уильям, не ври хотя бы сейчас. Тебе не жаль. Ты бы сам с радостью отправил несколько пуль в его голову, если бы твои руки не связали глупые клятвы помощи людям. Нет, Уилл, тебе не жаль моего брата и ты радуешься его смерти. Не обманывай себя. По крайней мере хотя бы один раз в жизни.

Нет, Уильяму правда было жаль. Он с таким усердием внушал себе это каждое утро, заливая кофейный порошок кипятком, что уже и сам в это поверил. По началу Уилл не чувствовал ничего. Он даже не чувствовал ту пустоту, что пришла вместе с известием о смерти отца. Ему просто было все равно. Даже вид содрогающегося в рыданиях над телом брата Даниэля не вызывал у Уильяма ничего кроме скуки и ощущения наигранности эмоций. Он стоял и выкуривал одну сигарету за другой, пока дождь не прекратился, а окурки под ногами не превратились в размокшие комки бумаги. И Уильяму стало страшно. Страшно от охватившего его безразличия к смерти своего знакомого. Но и этот страх прошёл, стоило Уильяму отвернуться и направиться домой, вслушиваясь в полицейские сирены и гудки автомобилей.

Ему было все равно. И он пытался почувствовать за это вину.

– Даниэль, мне правда очень жаль, – тяжело выдохнул Уилл, перехватывая поудобней ручку зонта и кладя ладонь на плечо Даниэля. – Мне тоже не хватает Анхеля и…

– Я потерял брата, Уилл, – сухо, негромко и остро процедил Куэрво. – Единственного, к слову брата. Пусть даже он и был мне всего лишь кузеном, но мы выросли вместе. Я был на крестинах его дочери, а теперь бросаю на их гробы слипшиеся комки земли. Так что не нужно мне врать. Я слишком хорошо и давно тебя знаю. Господи, Уилл, это я познакомил вас, – еще больше понизив голос прошипел Даниэль, и Уилл ощутил, как напряглись его мышцы под плотной тканью пальто. – Я помог тебе с работой и я втянул тебя во все это. А Анхель все сломал. Анхель сломал твою жизнь. Я знаю, как ты относился к Анхелю после того, что он сделал. Поэтому, будь так добр, хватит плеваться мне ложью в лицо. – Даниэль резко дёрнул плечами, скидывая с себя руку Уильяма и огрызнулся: – И не пытайся успокоить меня, Уилл. Потому что я наглотался «микстуры Бехтерева»⁶, – Куэрво побледнел и икнул, – но, кажется, немного переборщил. И теперь я абсолютно спокоен, но, кажется, меня сейчас вырвет.

Даниэль не соврал. Он согнулся пополам и с хрипом опустошил и так пустой желудок. Уильям незаметно шагнул в сторону, выступая из-за дерева и закрывая собой корчащегося Даниэля. Никто из гостей этого не заметил. Собравшиеся вокруг трех гробов люди дружно кивали какой-то старушке, выступавшей за принесённой из ближайшего церковного сарая трибуной. Она говорила так тихо, что едва ли кто-то из присутствующих мог разобрать ее причитания. По крайней мере Уильям не расслышал ни слова из ее пламенной речи – все они заглушились кашлем Даниэля, кряхтением и грубыми ругательствами. Только одна из пришедших, стоящая в последнем ряду, обернулась и недовольно цыкнула на Уильяма. Он же в ответ глупо улыбнулся и помахал ей рукой, немного наклоняясь в сторону, параллельно стволу дуба.

Сплюнув скопившуюся на языке желчь, Даниэль распрямился и отодвинул Уильяма в сторону.

– Как ты вообще додумался до этого? – хмыкнул Уилл, с сомнением оглядывая отирающего рот носовым платком Даниэля.

– Ну я же врач.

– Я тоже.

– Ты шулер, Уилл. Медицина – это твоё хобби.

Уилл молча сглотнул брошенные Даниэлем слова. Но теперь Даниэль выглядел уже лучше. Ненамного, но теперь его кожа не отливала зелёным оттенком разрываемого изнутри завтраком человека. Он даже вышел из-за дерева, укрывшись черным зонтом, и покачивался с пятки на носок, бегая взглядом по стянувшимся из самых отдалённых уголков мира гостям. Уилл только сейчас заметил, что Даниэль не уложил волосы – они беспорядочными кудрями разметались по голове Куэрво, отрезая от возраста мужчины лишние восемь лет, что отделяли его от Уильяма.

– Анхель сам виноват в своей смерти, – минут через десять пламенной речи следующего гостя, говорившего исключительно по-испански, выдохнул Даниэль. Уилл все это время делал умный вид и кивал, как будто понимал, о чем идёт речь, но из всего выступления он разобрал только «Куэрво». – Это был лишь вопрос времени. Но если ты и дальше продолжишь делать вид, что ничего не понимаешь, мне придётся прервать нашу увлекательную дружбу. Ты мой друг, Уильям, но некоторые вещи не могут остаться прежними. Поэтому ради всего, что нас связывает, перестань делать вид, что мистер Кёниг не причастен к смерти Анхеля. Мы оба хорошо знаем, что это не так.

«Технически, я к ней действительно не причастен, – раздался в голове голос Алана. – Я не нажимал на курок.»

– Но если я еще раз увижу Натаниэля Кёнига, – Даниэль повернулся к Уиллу и заглянул в глаза, – я лично всажу ему пулю в затылок. Ничего личного.

– Я был бы осторожней со словами, – нервно улыбнулся Уилл, поправляя шляпу.

«Да, а то ведь я могу обидеться», – язвительно протянул Алан.

Даниэль промолчал. Он напряженно вглядывался вдаль, а затем коротко улыбнулся и посмотрел на Уильяма.

– Я рад, что ты пришёл, Уилл. Теперь хотя бы можно прятаться за этим деревом не в одиночку.

Гости сменяли один другого, а их речи лились как дорогой шотландский виски. Даже сквозь чужую испанскую речь Уилл чувствовал сквозившее из каждого звука лицемерие. Даниэль прислонился к дереву и, казалось, задремал, натянув на глаза шляпу. Иногда он причмокивал губами и бормотал под нос бессвязные фразы, но затем Даниэль приподнял голову и открыл один глаза, исследуя обстановку взглядом. Обнаружив, что ничего не поменялось за полчаса его отсутствия в сознании, Даниэль уже было собрался продолжить свои приключения в царстве Морфея, как вдруг все гости зашевелились и кинулись с надрывными плачами к гробам.

Уильям видел подобное только в Украинской деревне в детстве. Содрогающиеся в рыданиях женщины все время причитали – это так отличалось от похорон Анны и сдержанных разговоров, каким хорошим человеком была его сестра, – мужчины же придерживали их за плечи и качали головами. Как лицемерно и наигранно. Но и это было искренней напускного безразличия и принятия своей судьбы, въевшегося под кожу высшего света Чикаго, так пытавшегося дотянуться до старушки-Англии.

Когда пришло время Даниэля прощаться с кузеном и его семьёй, Уилл отошёл в сторону. Опустил пониже зонтик и повернулся спиной. Пальцы впервые за неделю пробила мелкая дрожь, и Уилл поспешил списать все на пронизывающий ледяной ветер и ливень, а не на зачесавшиеся в носу эмоции. Кладбище начало пустеть. Несколько групп из гостей прошли мимо Уильяма и смерили его оценивающим взглядом, и вскоре рядом появился сам Даниэль. Он остановился, зажал плечом рукоять от зонтика и, вытащив из кармана злополучный носовой платок, чистой стороной отёр с ладони почерневшую от дождя землю.

– И что теперь? – Этот вопрос мучил Уилла с самого прихода на скучные и непримечательные похороны человека, сделавшего для незаконной деятельности города, возможно, больше, чем кто-либо еще.

– Что теперь? Этот идиот успел оставить завещание! – Даниэль широким жестом указал куда-то в сторону, и Уилл по привычке проследил за ним, но, никого не обнаружив взглядом, отвесил себе мысленную пощёчину. – Не понимаю, когда он это успел, но видимо между очередными заходами в бордель. А возможно и в самом борделе. Он даже нашёл двух свидетелей и юридически все оформил, поэтому теперь я должен нашему государству пятнадцать кусков. Спасибо, Анхель! Надеюсь, ты слышишь меня в этом твоём красивом деревянному гробу, который на минуточку тоже я оплатил!

Они медленно прогуливались между стройными рядами скупых на эмоции гранитных камней, укрываясь от дождя под промокшими насквозь зонтами. Почему Даниэль выбрал это кладбище не было большой загадкой – оно находилось в одном районе с особняком Куэрво, и добираться при необходимости было бы в несколько раз быстрее и проще. Жаль только, что единственным хранителем памяти об Анхеле в этом городе будет Даниэль. Остальные уже завтра забудут о еще одном трагически погибшем горожанине и родственнике. Как это было с Анной. Как это было с отцом Уильяма, о котором он спустя год нашёл несколько скупых строк в газете. Словно никогда не было Генри Белла и его блестящей адвокатской практики.

Дыхание молочным облачком вырвалось сквозь приоткрытые губы Даниэля.

– А если честно, – вздохнул он, наклоняя зонтик назад, отчего повисшие на заострённых концах спиц капли сорвались ему на лицо, – уволюсь из больницы. Выскажу все арендодателю квартиры. Этот паскуда повысил мне аренду в прошлом месяце в три раза. Он не знал, что я могу себе это позволить, – Даниэль негромко хохотнул. – Но платить почти сотню за кухню и спальню – перебор даже для меня. Женюсь. Заведу ребятишек. Сделаю ремонт в особняке и выгоню этого старого скрягу вместо дворецкого. А, ну и выкину к черту все эти идиотские маски, которыми так восхищался Анхель.

– Даже не дашь им шанса?

– Я давал им шанс каждый раз, когда приходил в гости к Анхелю. Увы, они упустили все возможности мне понравиться.

Вся толпа гостей семенила перед Уильямом и Даниэлем, закрывая собой вид старинных ворот. Кажется, они были тем немногим, что пережило пожар. Или же никто за ними не ухаживал. В любом случае, запустение этого кладбища было удивительным – Уилл приметил еще несколько похоронных процессий и всхлипывающих по-итальянски женщин, а значит и поводов прийти сюда было намного больше. Но люди предпочитали зарывать все воспоминания и эмоции вместе с ушедшими из этого мира людьми, оставляя их на этом пожухлом участке городской земли.

– Да и не хочется мне смотреть на них, – продолжил Даниэль, замедляя шаг. – Взглянул сегодня утром и увидел вместо них Анхеля. Сейчас еще придётся выслушивать фальшивые речи от людей, которые едва знали моего кузена, но говорить будут так, словно лично принимали его из утробы матери на этот свет. – Куэрво остановился и пустым взглядом проводил вышедших за ворота гостей. – Ей богу. Нет ничего более лицемерного, чем похороны.

– Хочешь улизнуть, Дэн? – осклабился Уилл.

– Нет. К сожалению, я должен досидеть до конца.

– Ты даже воскресные службы никогда не высиживал.

– То-то. Но я уже припас кое-что на этот случай, – Даниэль приоткрыл пальто и показал Уиллу блестящую фляжку. – Чистейший Мескаль. Только из Мексики.

– Я ничуть не удивлён, Даниэль.

Даниэль уже собирался шагнуть вслед процессии, но Уилл перехватил его за предплечье, останавливая и вынуждая задержаться еще ненадолго.

– А что будешь с долгом перед налоговой?

Губы Даниэля изогнулись в усмешке. Под ложечкой появилось неприятное посасывающее чувство, которое Уилл давно забыл.

– А вот с этим мне поможешь ты, дружище. – Даниэль указал на него пальцем, ехидно хохотнув. – Еще не растерял все свои навыки? Предлагаю нанести визит нашим чудесным знакомым из ирландских пабов.

Сделав глубокий вдох, Уилл попросил у небес терпения. Богу он не молился уже очень давно. Но общение с Аланом Маккензи сделало своё дело – Уильям Белл стал намного терпеливей. А самообладание, приобретённое за эти несколько лет, помогло не отправить Даниэля в далёкое путешествие, а смиренно кивнуть вместе с зонтом, обдавая друга ледяными каплями.

– Хорошо. Но обещай мне, Даниэль, что ты будешь очень осторожен.

***

– Уилл! Дорогой! Добро пожаловать!

Бодрое и радостное приветствие Уилла в его собственном номере заставило покоситься на барные запасы и намётанным взором оценить их состояние. К удивлению Уилла, оно оказалось не тронутым охочими до спиртных напитков руками Алана Маккензи.

– И как все это понимать? – Уильям вопросительно приподнял бровь, сверху вниз взирая на развалившегося на кровати Алана.

С момента их внезапного приезда в Париж Алан не упускал случая попытаться вогнать Уилла в краску или же поставить его в затруднительное положение. Нет, Уилл уже привык к тому, что порой действия Алана вызывают приступы неконтролируемого непонимания. Но теперь ему начало казаться, что это особый вид пыток, который Маккензи придумал специально для него. По правде говоря Уильям, по своему собственному мнению будучи человеком образованным, считал, что такое высшее существо, как Идеал, должно обладать чуть большей фантазией. Но реальность оказалась слишком суровой.

Взгляд Алана на мгновение подёрнулся молочной бело-розовой предупреждающей пеленой и тут же просветлел. Маккензи улыбнулся. В уголках его глаз пролегли неглубокие морщинки. Алан Маккензи был вихрем, сметающим на своём пути все, что только попадалось ему под руку, будь то просто скучная книга с банальным сюжетом о потерянной любви, или же не выполнивший свою работу подельник. Алан Маккензи был неприступной стеной, границы которой для Уильяма с каждым днём стирались все больше и больше, постепенно растворяясь в серебристо-белой дымке непотушенных сигарет и сладковатом аромате трав и пряностей, неизменно сопровождавших Алана.

С самого начала их знакомства Алан любил повторять, что время замедлилось, перестало стремительно нестись к своему неизбежному концу.

Конец для всех был одинаковым.

Но Уилл не хотел знать, что их там ждёт.

Друг. В последнее время Уилл довольно часто слышал от Алана это слово. Алан был слеп, но Уильям в первый раз не поверил ему, сочтя это за очередную глупую шутку. Алан был слеп, но ничто не могло в этом мире остаться незамеченным его чутким присутствием. Алан был слеп, а на месте его привычных серебристых глаз был лишь розовато-белый туман мечущегося в черепной коробке сознания, несущего в себе каждую страницу, каждую строчку, каждое слово истории этой Вселенной и всего мироздания.

И несмотря на это Алан Маккензи был на удивление невероятно обаятельным человеком. Он остался им, даже когда ворвался в квартиру Уильяма с дымящимся револьвером и окровавленной рубашкой, заявив, что им срочно нужно уезжать из города. Причём тут был сам Уилл, он не уточнил.

– Тебя что-то смущает? – Алан с улыбкой удивлённо уставился на друга, приобнимая за плечи двух прикрытых лишь одним покрывалом девушек.

Смущает? Конечно же нет. Уильяма уже ничего не должно было смущать в присутствии Алана, но тем не менее он все ещё привыкал к некоторой… эксцентричности? своего нового знакомого.

– Да, смущает, – сохраняя невозмутимый вид ответил Уильям, – например, наличие посторонних в нашем номере. – Уилл как-то неопределённо взмахнул руками в воздухе, поймав взмывший над его головой на мгновение светлый пиджак, и указал на двух девушек в постели Алана.

Уильям уже не помнил, почему они с Аланом жили в одном номере. Кажется, Алан аргументировал это тем, что они приехали в самый сезон и это был единственный свободный номер во всем отеле. Спрашивать, во что на этот раз ввязался Натаниэль Кёниг и почему при всех его возможностях ему нужно уехать, было бессмысленно – Уилл и так хорошо это знал. Поэтому совершенно не мог отказать Алану Маккензи в его предложении. К тому же он обещал ему поезду во Францию, а Париж в это время года была невероятно привлекательным.

Замок двери в ванную комнату громко щёлкнул, и в проёме появилась еще одна девушка.

Уильям никогда не страдал от плохой координации, но в этот момент привычная собранность подвела его. Он не успел поймать момент, когда замершая в дверях девушка медленно обвела его взглядом, а затем в два прыжка повалила на кресло. Послышался сдавленный хохот Алана, больше похожий на хрюканье. А Уильям смог лишь тяжело вздохнуть и покачать головой: изменения в их отношениях происходили слишком быстро, причём со стороны Алана, казалось, все развивалось со стремительной скоростью.

– Я определенно нахожу это лишним, Алан, – сдавленно пробормотал Уильям, приподнимая полуголую девушку и осторожно опуская её на пол.

Вздохнув, Уилл накинул свой пиджак на плечи гостьи. Алан саркастично ухмыльнулся, подскочил на кровати и, подперев кулаком щеку, уставился на Уилла.

– А ты, я погляжу, джентльмен, – усмехнулся Алан и покачал головой.

Маккензи небрежным жестом махнул в сторону двери, приказывая всем девушкам выйти, что они тут же поспешно и сделали. Уильям неожиданно для себя с облегчением выдохнул, но холодный тяжёлый взгляд Алана заставил маленькие волоски на его руках встать дыбом, а волосы на затылке практически зашевелились. Алан был недоволен. Алан был рассержен, и резкий контраст хмурых бровей с добродушной дружеской улыбкой заставлял Уильяма усомниться в том, что он сможет выйти из комнаты, не сломав себе парочку рёбер. Как только дверь за спиной девушек захлопнулась, от былой приветливости древнего существа не осталось и малейшего воспоминания. На губах отчётливо отразился вкус железа, и Уильям спешно отёр стекающую струйкой из носа кровь.

– Спасибо, – голос Уилла отчего-то дрогнул, и Уильям нервными рваными движениями попытался остановить кровь прикладывая к носу платок и немного запрокидывая голову – все медицинские знания оказывались бесполезными, если рядом вырисовывался Алан Маккензи.

Улыбка Алана граничила с привычным оскалом, но ничего ровным счётом не происходило. Он лишь безучастно выдыхал вверх идеально ровные кружочки сигаретного дыма, иногда перемежавшиеся с неровными помятыми овалами, да смотрел на Уильяма, словно ждал от него чего-то. Минуты тянулись непозволительно долго, пока двое мужчин буравили друг друга суровыми взглядами, и воздух начал тихонько трещать, разрываясь маленькими электрическими разрядами прямо перед кончиками носа и ожидая, кто же не выдержит первым.

– У тебя же сегодня день рождения. – Светлая бровь Алана скептически изогнулась, в воздух взметнулся белый извергаемый лёгкими мужчины дым. – Я подумал, что тебе будет полезно развеяться.

Рука Маккензи вздрогнула и разбросала по полу мелкий серый пепел, как снег, закружившийся в воздухе, прежде чем опасть на мягкий пушистый коврик около кровати.

– Да, – согласно кивнул Уильям, присев на подлокотник кресла. – Но я не просил заказывать мне проституток.

Тон Уильяма получился чуть более грубым и резким, чем он хотел, но было уже слишком поздно что-то менять. Однако Алан лишь слегка полуулыбнулся и снисходительно посмотрел на Уильяма, словно тот был маленьким ребёнком и сделал только что очередную шалость.

– Фи, – Алан поморщился, состроив обиженное выражение лица, – как грубо. Я их не заказывал, – беспечно пожал плечами мужчина и потянулся. – Более того, я даже ни цента им не заплатил, – Алан с важным видом поднял вверх указательный палец и потряс им, словно бы сообщал Уильяму важную для жизни и существования вселенной информацию. – Они сами пристали ко мне на площади. Не мог же я отказать им в их маленьком желании? – Алан небрежно стряхнул пепел в ближайшую к нему подходящую для этого ёмкость.

Почему-то Уильям нисколько не сомневался в том, что эти девушки пришли в номер к Алану добровольно. Алан никогда не предпринимал активных действий, чтобы собрать вокруг себя восторженных воздыхательниц. Вот только они были ему не нужны. Холодное сердце мужчины кряхтело заржавевшим морозом каждый раз, стоило только кому-то порыться в его замке отмычкой. А ключ затерялся в истёртых веками воспоминаниях. Алан не часто рассказывал Уильяму о ней. Но каждый раз, каждое мгновение Уилл жадно ловил его слова, запоминал каждую малейшую деталь, случайно или специально оброненную Аланом, чтобы затем, в полумраке собственной спальни, складывать из разрозненных кусочков мозаики единое целое.

О ней было сказано немного. Но и этого хватало, чтобы все понимать. Молча. Замечая взгляды и движения, полные сдавленной и давно заглушаемой боли.

Алан говорил о ней рвано, бросая в воздух обугленные обрывки воспоминаний, гарью костров раздражающих лёгкие. Алан говорил о ней, выдыхая в воздух окутывающий каждую частичку бесконечного сознания дым, и Уилл глупо улыбался, вдыхая его с жадностью застрявшего путника в пустыни. Алан крутил в руках перстень, так привлёкший к себе внимание Уильяма в их первую встречу, и задумчиво разглядывал выбитую на ней печать, пока поток его мыслей возвращал Уилла на многие тысячи лет назад. Он рассказывал о ней тихо и негромко, словно боясь нарушить чей-то покой. Иногда он прерывался, обрывая себя на полуслове, а его взгляд стекленел, становился пугающе пустым, и даже привычно мельтешащих огоньков нельзя было разглядеть за поднимающейся в глубине бездонных глаз тьмой. Он замирал и смотрел в пустоту, оставляя Уильяма одного с мыслями о ней. Он замирал, и её имя тихо срывалось с его пересохших от жара пылающих костров губ.

Но Уилл никогда не мог разобрать, произносимые Аланом слова: они были хрупкими, трещащими, как маленькие раскалённые добела угольки, и с тихим шипением растворялись в густом воздухе. Слова взрывались маленькими вспышками прямо перед носом у Уилла, распадаясь на тысячу мелких звёздочек, тут же затухающих, стоило им только приблизиться к земле. Слова пахли чем-то домашним и немного резким, примятой под ногами зеленью и тонким ароматом вина.

Уильям так и не узнал её имя.

Уильям даже не был уверен в том, что у неё было имя в обычном человеческом понимании этого слова. Но это казалось ему и ненужным. Намного больше о ней говорило то, как Алан вёл себя в моменты воспоминаний.

Уилл тряхнул головой и сдунул упавшую на глаза чёлку, а Маккензи довольно улыбнулся, заметив секундное смятение Уильяма.

– Тебе стоит смириться. С каждым годом ты будешь забывать о том, сколько на самом деле ты уже прожил, – еле слышно выдохнул в воздух Алан. – Воспоминания, как и все знакомые тебе люди, начнут растворяться в обволакивающем тебя тумане. А ты просто перестанешь замечать, как дни, годы, столетия сменяют друг друга. И чем раньше ты смиришься с неизбежным, тем быстрее ты сможешь жить дальше.

Цена доверия Алана оказалась слишком высока.

Лицо Уилла помрачнело, и он нахмурился, не обращая внимания на замершего около кровати Алана. Надолго забиваться в свои мысли было опасным, они засасывали, парализуя каждую клеточку тела, и услужливо подкидывали в сознание с силой задвигаемые на задворки памяти воспоминания. Уильям пытался забыть. И Уильям пытался смириться. Вот только получалось у него это из рук вон плохо.

– Ты изменился в последнее время, Уильям, – Алан подошёл к невысокому столику и небрежным жестом плеснул себе в гранёный стакан янтарного цвета виски. – Тот Уильям, с которым я познакомился, насколько я помню, был не против хорошенько повеселиться. Или я не прав? – Алан залпом залил в себя напиток и подмигнул Уиллу.

Изменился? Уильям вкрадчиво усмехнулся: из них двоих больше всех изменился Алан. Это не Уилл превратился в ведущего весьма аморальный образ жизни мужчину. Это не Уилл перечеркнул гнетущее напряжение, сопровождавшего каждого незнакомца рядом с ним. Это не Уилл неожиданно показал другого себя. И ответ у Алана был на это всего один: «Привык», – и неопределённое движение плечами. Возможно, Уильяму стоило обидеться на факт того, что теперь он был просто очередной привычкой Алана, но вместо этого Уилл просто улыбался.

– Я предпочитаю развлечения несколько другого рода, – Уилл повёл плечами и поджал губы. – И ты прекрасно знаешь, почему я так себя веду.

Пропустить партию в карты или сходить в бар – Уильям всегда был рад составить компанию Алану, пускай даже тот звал его куда-то в два часа ночи посреди довольно горячего и интригующего сна, в который беспардонно и нагло врывался Маккензи. В первый раз подобное напрягло Уильяма. Во второй раз ему захотелось разукрасить лицо Алана, но в результате Уиллу самом пришлось прикладывать лёд к разбитой скуле, потому как реакция у Алана была молниеносной и бескомпромиссной. В третий раз Уильям уже просто не сопротивлялся и послушно проследовал вслед за довольно улыбающимся Аланом.

Алан смерил Уильяма многозначительным взглядом, налил себе еще виски, а затем плеснул напиток во второй стакан, все еще покоящийся на столике.

– Да, я понимаю, ты очень близко к сердцу принял смерть Анхеля, но… – Алан замялся, медленно отхлебнув виски из стакана. – Видишь ли, он сам в этом виноват. Его много раз предупреждали, но он как всегда предпочёл не слушать.

Даниэль сказал то же самое. Анхель сам виноват. Но от этого дышать не становилось легче, а вспышки памяти не угасали, а только с новой силой разгорались в памяти Уильяма. Анхель был сам виноват в своей смерти, но Уилл знал его ближе, чем любого из своих пациентов, и просто не мог заглушить копошащиеся чувства даже несколькими коробками отборнейшего шотландского виски.

– Тебе нравятся женщины, Уилл? – Алан неожиданно возник перед ним и протянул наполненный до краёв стакан.

Заданный в лоб вопрос застал Уильяма врасплох. Он невольно помедлил, подбирая подходящие слова. Разумеется, ему нравились женщины, как и практически любому мужчине вокруг.

– Конечно, нравятся, – насупившись, буркнул себе под нос Уильям.

Алан помедлил, прежде чем ответить Уильяму. Алан молчал, глядя на друга своим пристальным и изучающим взглядом. Уилл вздрогнул, сознание потянулось лёгким туманом, а кожа покрылась маленькими липкими капельками пота, неспешно стекающими по коже мужчины. Алан изучал его и непременно рылся в каждом уголке его памяти. Как будто там осталось ещё что-то, чего Алан до этого не видел.

Неожиданно для себя Уилл обнаружил, что глаза-то у Алана бледные-бледные. А окантовка серебристой радужки тёмная, практически черная, – Уильям никогда не обращал не это внимание, – и от этого взгляд стал ещё более глубоким и пугающим. Протянув руку, Уилл выхватил стакан из руки Маккензи и, поднеся его к губам, замер. Уилл колебался несколько мгновений и отпил виски глубоким глотком, чувствуя, как он обжигает горло.

– Неужели? Как… занятно, – наконец выдохнул Алан.

Алан стоял слишком близко к нему. Его внимательный взгляд серых глаз скользил по лицу Уилла, останавливаясь на каждой детали. Алан стоял слишком близко, что Уильям чувствовал на своих губах его горячее дыхание, а по коже пробежал табун мурашек. Друзья не вели себя подобным образом. Но с Аланом все знакомые Уиллу понятия размывались, приобретая новые оттенки, отдаваясь на языке приторным вкусом курительных трав и опьяняя распалённое жарким солнцем сознание. Алан стоял настолько близко, что Уилл мог заметить, как на дне его бездонных глаз в расплавленном серебре плещутся маленькие чёртики.

– Ты ведь мне доверяешь, Уильям Белл? – Алан отсалютовал стаканом и опрокинул в себя все его содержимое.

Они определенно не были просто знакомыми.

Но для друзей они уже перешагнули несколько ступеней.

***

– Ты уточнял, доверяю ли я тебе, чтобы протащить пешком на другой конец города ради того, чтобы посидеть в кафе?

– Разумеется! А вдруг, пока мы идём, ты нападёшь на меня со спины! Это, знаешь ли, сильно повредит моему к тебе доверию.

– На тебя нападали со спины?

Лицо Алана скривилось, как если бы ему сунули под нос кусок камамбера, – он явно вспомнил нечто болезненное для себя, нечто, что он прятал глубоко в душе, и Уилл тут же пожалел о том, что задал этот вопрос. Лицо Алана лучше любых слов ответило на него. Уильям снова забыл. И все же Маккензи фыркнул, раскрыл меню и по-учительски добродушно выплюнул:

– Нет. Не буквально. И я тебе уже говорил. Но не будем об этом, – бросив шляпу на столик, Алан улыбнулся и подмигнул Уиллу.

Алан разбудил его на рассвете. Солнце едва показалось из-за горизонта, а Алан уже тащил Уилла по узким улочкам Парижа, соблазняя запахом свежеиспечённого хлеба, булочек и кофе. Первые полчаса самым сложным было – не запнусь о выступающие камни брусчатки. Уилл даже успел даже повертеть головой, рассматривая особняки и маленькие магазинчики, напомнившие ему о поездке в Виргинию и Джорджию. Было в них что-то неуловимо плантаторское.

Улочки стали еще уже, стоило Алану и Уиллу перейти через мост и оказаться в тени серого угрюмого собора, чтобы тут же свернуть в паутину старого города. С каждым шагом идти становилось тяжелее, ступни болели от бесконечного перепрыгивания с одного булыжника на другой, а свежие лужи на дороге не прибавляли их путешествию лёгкости. Когда же Уильям увидел перед собой крутой подъем, на который его тут же воодушевлённо потащил Алан, он смог только громко обречённо простонать и спросить: «Может лучше не надо?»

И все ради того, чтобы встречать рассвет в одной из маленьких кофеен где-то на другом конце города. Уилл даже не мог выговорить название района, сколько раз не пытался.

– Так… – получив меню из рук сонного официанта, прервал молчание Уилл, – зачем мы сюда приехали?

– О, мой дорогой Уилл, для этого было очень много причин. – Алан хищно оскалился, скользя взглядом по раскрытым перед собой страницам, но не посмотрел на Уилла. – Во-первых, как ты помнишь, мне нужно ненадолго покинуть город, пока все не уляжется. Во-вторых, у нас есть в Париже несколько важных дел…

– У нас?

– Разумеется, Уилл, у нас, – Алан ткнул пальцем в одну из строчек, и зависший над ним официант тут же записал что-то в свой маленький блокнотик. – И в-третьих, ты сам согласился поехать со мной во Францию. Или ты об этом уже забыл? Ты собрал чемодан за десять минут, если меня не подводит память. – Алан поднял голову и, наклонив голову на бок, впился в Уильяма внимательным взглядом. – А память меня обычно не подводит. Рассказывай, что так ужалило тебя, раз ты наплевал на работу и уехал в другую страну.

Уилл помедлил. Алан все и так знал. В мельчайших деталях. Он просто не мог не знать того, что в очередной раз устроили Уильям и Даниэль. И все же ждал, когда Уилл сам выпустит вертящиеся на кончике языка слова, ждал с этой ехидной ухмылкой на губах и желанием горячих подробностей последнего дня Уильяма в Чикаго.

– Мы обобрали ирландцев на двадцать пять тысяч.

– Мы? – скептично уточнил Алан, вскинув светлую бровь.

– Я и Даниэль. Анхель оставил ему в наследство долг. – Тяжелый вздох. – И нужно было как-то его погасить.

– И Даниэль не придумал ничего умнее, чем наведаться в ирландский квартал, лишить их годовой выручки и остаться в городе? – с каждым произнесённым пунктом Алан загибал пальцы и едва сдерживал рвущуюся наружу усмешку. – Смело. Очень смело. Хотя больше этого мне интересно, откуда у ирландцев столько денег. Обычно они все сразу же спускают на баб и выпивку.

Этот вопрос интересовал и самого Уильяма. Примерно так же сильно, как содержание предоставленного ему меню, где каждая строчка пестрила длинными непроизносимыми словами, «аксан гравами» и циркумфлексами. Уилл идентифицировал только «кофе с молоком» и «хлеб» и, едва ворочая языком, выдавил из себя «спасибо», когда официант смерил его насмешливо высокомерным взглядом и сделал очередную пометку в записной книжке. Алан добавил еще что-то про крем, на что гарсон⁷ снова кивнул, как заводная игрушка.

– Забавные они, эти французы, – Алан обернулся, проводив взглядом официанта. – Такие высокомерные и ранимые одновременно. Удивительно. Единственные, кому удаётся носить крест и ходить без трусов одновременно. Так что там с ирландцами? Они нашли горшочек с золотом или взяли в рабство лепрекона?

– Без понятия. Вот только, – Уилл лениво улыбнулся, откладывая в сторону меню, и поймал едва не упавшую на пол шляпу, – Даниэля они вряд ли смогут теперь тронуть. У него охрана и связи. Он сам тот еще лепрекон. Чего не сказать обо мне. А валяться без сознания, пока кости будут срастаться – не очень хочется.

Трудно было сказать, что именно отразилось в этот момент на лице Алана. Хитрый, как у лисицы взгляд едва мог скрыть пронизывающую мужчину боль, но Маккензи держался. Он был мил с Уильямом все это время, за исключением нескольких незначительных стычек. Неожиданно для человека, который не моргнув глазом вынес смертный приговор целому семейству. Совесть Алана Маккензи не мучила, а единственным преступлением по его мнению, за которое нужно было нести наказание, это ранние подъёмы. И то если не Алан был их инициатором.

– Что ж, ты сделал правильный выбор. – Алан брякнул идеальное «merci» подоспевшему с чашкой кофе официанту и звякнул ложечкой по фарфоровой стенке. – Париж прекрасен. Отдохни, наберись сил и потом возвращайся домой.

– А ты?

– А я побуду еще какое-то время в старушке Европе. Я хоть и бессмертное существо, но, как ты знаешь, меня тоже можно убить. Или скорее вывести из строя. Можно, конечно, сделать нового Алан Маккензи, но это отнимет слишком много времени и сил. А у меня нет сейчас ни того, ни другого.

Казалось, они обговорили все вопросы еще тогда, год назад, когда Уилл впервые узнал о том, что мир населяют не только люди, но и Алан Маккензи. И вот сейчас, вопрос сам зачесался на языке. Алан размеренно помешивал в кофе в чашке, затем замер, открыл сахарницу перед собой и, мокрой ложкой, зачерпнул горсть таящего сахара. Сладкая приправа тут же отправилась на дно чашки, и Алан бросил вслед за ней еще одну горсть, удовлетворённо улыбнувшись и звякнув фарфоровой крышечкой.

– Наверно поздно это уточнять, но все же, – Уилл взъерошил волосы на затылке и неловко крякнул. – То есть ты можешь выглядеть как твоей душе захочется?

– Душа довольно спорное понятие. Особенно для меня. Но да, я могу принять любой облик.

– И… почему ты выглядишь так?

– Просто я слишком люблю это тельце.

Очевидный ответ на очевидный вопрос. Алан Маккензи действительно был идеален в роли… Алана Маккензи. И Уильям едва ли мог представить его другим человеком. Но почему-то именно сейчас в голову Уилла полезли самые глупые вопросы, на которые он только был способен.

– Ты ведь, – осторожно протянул Уильям, – говоришь не только на английском?

– Верно, Уилл. Было глупо подозревать обратное, – улыбнулся Алан. – Знаю немецкий. Ну, его восточные диалекты. Провёл в своё время очень много времени при прусском дворе. И в Саксонии. Еще говорю на французском, испанском и итальянском. Читаю Достоевского в оригинале, если тебе это интересно. И знаю японский. Китайский мне не нравится по звучанию. И эта их система тонов. Одно неверное движение связок – и вот ты уже оскорбил чью-то мать. Еще могу объясниться по-гэльски или на польском. Но с последним бывают проблемы – часто путаю слова с русским. Еще неожиданные вопросы?

– А почему… Почему только эти? Мне казалось, что…

– Что я должен говорить на каждом языке, существующем в этом мире? Увы, Уилл. Возможности этого человеческого тела ограничены. Если его перегрузить произойдёт, – Алан усмехнулся, – сбой в системе. Разумеется, я могу запомнить больше, чем любой человек, но в этом теле только часть моего сознания. Важная для меня часть. Я не могу беспечно относиться к нему. Разумеется, как я только что сказал, все можно восстановить, но это займёт некоторое время.

Уилл хотел было съёрничать, но вместо этого выдохнул и промолчал. Официант подоспел как раз вовремя, чтобы переключить его внимание на дымящийся черный напиток в чашке. А следом за ним на столик перед Уиллом опустился десерт, который совершенно не подходил под то, что Уильям заказал несколькими минутами ранее. Небольшая корзиночка, от которой доносились ароматы карамели, ванили и апельсинов. Если это была ошибка Уильяма в произношении, то он нисколько не будет жалеть.

Желудок предательски заурчал и болезненно заныл, в рот набежала слюна и Уилл поспешил залить просыпающийся голод кофе. Алан наблюдал за ним, потягивая свой переслащённый напиток.

– Я решил, что крем-брюле подойдёт больше, чем хлеб с масло. – Ах, это все же была не ошибка Уильяма; его произношение все еще было таким же ужасным. – А теперь позволь мне кое-что показать.

Алан вытащил из внутреннего кармана сложенный в четыре раза лист и, развернув резким движением, положил его перед Уильямом на стол. Жёлтая дешёвая фотография на прохудившейся подложке, которую можно было сделать в любом ателье, наберись у тебя нужная сумма. Девушка на фотографии показалась Уильяму смутно знакомой, но Уилл не мог припомнить ни как ее зовут, ни обстоятельств, при которых они могли бы встретиться. Внешний вид выдавал в ней работницу какого-нибудь захудалого борделя – посещать такой было себе дороже.

Уилл нахмурился и поднял взгляд на Алана, молча спрашивая взглядом: «И что ты хочешь этим сказать?»

– Мелани Купер. Проститутка из Норт-Сайда. – Алан покачнулся на стуле и сложил на груди руки.

– И причём тут это?

– Посмотри на фотографию еще раз. Очень внимательно. Никого не напоминает это милое ангельское личико?

Мелани Купер. Уильям уже слышал это имя. Точнее – Уилл даже слегка подскочил на стуле, когда воспоминание вспыхнуло в его памяти, – видел на одном из писем Анхеля Куэрво. Теперь и лицо Мелани не казалось чужим – он узнал ее. Хоть и видел всего один раз в жизни, о котором предпочёл быстро забыть.

– Это же та девушка, которую ко мне привёл Анхель, – побледнев, пробормотал Уилл.

– Именно. И что ты об этом думаешь?

Уилл ничего об этом не думал. И его пустое выражение лица хорошо это показывало. Шестеренки в голове слишком заржавели, чтобы быстро соображать, поэтому Уильям вздохнул и посмотрел на Алана, ожидая объяснения.

– Сифилис четвёртой стадии, – с улыбкой начал перечислять Алан, загибая пальцы, – туберкулёз и ещё целый букет болезней, о которых в приличном обществе не говорят. Эта девушка не пережила бы даже падения с велосипеда, Уилл. Не то, что операцию. Кстати, если тебе вдруг интересно, в ее крови нашли очень хорошую порцию героина.

– То есть умерла она не из-за того, что потеряла несколько литров крови, потому что мы не смогли остановить кровотечение? – съехидничал Уилл, отпивая из своей чашки.

– Нет, разумеется, из-за этого, но, – Алан вскинул палец, – не нужно так ехидничать. Мешать героин и наркоз – не лучшая идея. Это все просто очень удачное совпадение. А я не верю в совпадения.

Спорить с Аланом было глупо. Это не было удачным совпадением, а Анхель Куэрво слишком любил себя, чтобы связываться с подобными женщинами в отличном от денежных отношений смыслах. Анхель Куэрво посещал только дорогие бордели, которые держали его хорошие знакомые, именуя своим заведения «престижными отелями». Анхель Куэрво вращался в кругах, где Мелани Купер никогда бы не появилась. А найти девушку можно было только выйдя на улицу после полуночи.

Анхель Куэрво подставил его.

Уилл поперхнулся кофе, спешно отставляя в сторону тарелку с чашкой. Алан едко усмехнулся, наклонившись над столом и неспешно помешивая свой напиток, хотя сахар в нем давно растворился. Забавно, Алан пил кофе с сахаром.

– Почему ты не рассказал мне раньше? – голос Уилла вырвался из обожжённого горла хрипом и царапнул язык.

– А что бы это изменило? – пожал плечами Алан, с удивлением поглядывая на Уилла, пока все внимание было приковано к лежащей на краю стола газете. – Твоё отношение к Анхелю? Ты и так его не любил, не обманывай себя. Мстить ты бы вряд ли стал – это не твой стиль.

– Я бы не чувствовал себя виноватым.

– Ты и так не чувствуешь себя виноватым, Уилл, – фыркнул Алан, поднимая глаза к небу, и редко выдохнул. – Ты заставляешь себя испытывать вину. И стыдишься, что не делаешь этого, как следует. На самом деле в этом нет ничего предосудительного. У каждого человека внутри свои демоны. И твои лишь в том, что ты не переживаешь за других людей так, как за самого себя. Ты пытался внушить себе чувство вины из-за смерти Анхеля. А когда у тебя это не получилось, начал внушать себе, что непременно должен чувствовать себя виноватым из-за отсутствия эмоций. Люди любят все усложнять. Мир и так сложный, а вы еще прибавляете в него проблем.

– Как будто вы не чувствуете вину.

Губы Алана поджались. Глаза прищурились, и Уильяму не понравился взгляд, которым Маккензи на него посмотрел. Взгляд хищника, оказавшегося в роли жертвы. И через секунду он стал привычно насмешливым. В уголках глаз пролегли небольшие морщинки, и Алан рассмеялся.

– Чувствую ли я вину, – Алан не спрашивал, но утверждал, растягивая каждую гласную. – Я чувствую… разочарование. В самом себе. Чувствую обиду других ко мне. Но я не чувствую вину. Вина разрушает. И это не лучший способ для саморазрушения. Алкоголь и сигареты. Предпочитаю их.

Алан насмехался над Уиллом. И на этот раз тем, кто видел собеседника насквозь, оказался Уильям. Алан мог до конца времён отрицать то, что он чувствует вину перед самим собой – не разочарование, нет, а винув том, чего он не сделал, – но Уилл все слышал. И видел. Самообман был маской Алана Маккензи. Но и она порой давала трещины. Цена доверия была высокой, и платили ее в отношениях оба.

Тарелка ударилась о стол, и ложечка со звоном опустилась на неё. Алан поправил узел галстука, посильней его затягивая. Мимо них проплыли несколько женщин, на что Маккензи тут же поспешил проводить их оценивающим взглядом.

– Как я уже говорил тебе раньше, Уилл, – Алан вернулся взглядом к Уильяму, водружая на голову кофейного цвета шляпу, – ты мне нравишься. Как человек. Как личность. Как друг в конце концов. Мне с тобой интересно, и я бы хотел… продолжить наши увлекательные разговоры о вселенной, о природе вещей, о твоём экзистенциальном кризисе, кризисе личности и о твоём месте в этом мире. Но…

– Все самое интересно всегда идёт после «но», – сухо ответил Уильям, ощущая, что ему не понравится то, что сейчас скажет Алан.

– Спасибо, мой очевидный друг.

Алан залпом выпил весь принесённый ему кофе, свернул газету в несколько раз и бросил на столик пару помятых франков.

– Но меня ждёт встреча с парой очаровательных барышень неподалёку, – Маккензи подмигнул Уильяму и поднялся из-за столика. – Не скучай. Скоро вернусь.

Алан что-то сказал официанту, и тот в ответ сдержанно кивнул. Напоследок Алан еще раз подмигнул Уильяму и помахал. А затем быстрым шагом бросился вслед за удаляющимися от них женщинами. Маккензи догнал их на самом углу, вежливо приподнял шляпу и сходу рассмешил их. Он оказался немного ниже вышагивающих по брусчатке парижанок, но это не помешало ему тут же заполучить двух из них себе в спутницы и, размашистым жестом газеты указав на возвышающийся собор, неторопливо направить спутниц к достопримечательности столицы.

Уильям усмехнулся, покачал головой и откинулся на спинку плетёного стула, наслаждаясь горячим горьким кофе и выглядывающим из-за домов утренним солнцем. Они обсудят все с Аланом завтра, когда он вернётся со своего маленького рандеву.

А пока Уилл впервые за долгое время мог не торопиться и вдыхать свежий воздух Парижа.

Эпилог. Инвернесс

Июль, 1956

– Ты окончательно спятил, Алан.

Уильям тяжело выдохнул, положив телефонную трубку и сочувствующим взглядом посмотрел на своё отражение в зеркале.

Уилл не был любителем дальних поездок. Но и отказаться от приглашения объявившегося через двадцать лет Алана он просто не мог. В конце концов в их последнюю встречу он практически назвал Маккензи своим лучшим другом.

Британия в первый же день встретила Уильяма грозой и штормовым ветром, сдувающим с улиц людей, словно осенние листья. Других друзей у Уилла не осталось – последний раз он виделся с Даниэлем Куэрво на его свадьбе, куда Уильяма пригласили шафером, а потом… а потом Уильям сменил адрес и исчез из жизни Даниэля, как в своё время исчез из его собственной жизни Алан Маккензи.

По которому, к слову, Уильям уже успел соскучиться, а потом просто не мог не принять его приглашение.

Маленький неприветливый на первый взгляд двухэтажный городок встретил Уильяма мелодичными переливами птиц. Весна в этом году выдалась ранняя и даже ко всеобщей неожиданности тёплая. Лужи зеркалами хлюпали под ногами, отражая в себе невысокие пологие холмы, покрытые пожухлой зеленоватой травой, и распростёршееся над ними голубое небо. Ветер завывал, проносился вдоль тротуара, заглядывал за углы домов и протяжно вскрикивал, когда на его пути возникал очередной тупик. Длинные узкие улочки тянулись, переплетались между собой, завязывались в замысловатые узлы; а поросшие мхом дома причудливо возвышались над людьми своими потемневшими от времени окнами и остроконечными черепичными крышами. Могло даже показаться, что время в этом городке остановилось, а люди давно из него исчезли, чтобы не нарушать своими жизнями безмятежное течение времени.

Однако первое впечатление часто очень обманчиво.

Стоило Уильяму ступить на мощёную крупным булыжником улицу, как под ноги ему откуда-то сверху тут же опрокинулось ведро воды, яркими красками расплёскиваясь по серому камню, а вслед донеслась определённо не слишком замысловатая деревенская брань.

Уильям неожиданно для себя обрадовался. Все вокруг ожило и потонуло в громких гудках машин, девичьей болтовне, пьяных спорах и супружеской ругани. Из булочной неподалёку донёсся аромат свежей выпечки, от которого тут же свело желудок. Мужчина в кафе напротив приветливо отсалютовал Уиллу чашечкой кофе, оглянулся, убедился, что никто не него больше не смотрит, достал из внутреннего кармана куртки флягу и щедрой рукой плеснул в кофе свой напиток. Почтальон звонко и пронзительно предупредил о своём приближении на велосипеде, а тучный краснолицый полицейский наматывал на толстый палец короткий ус. Группка девушек, звонко хохоча, промчалась мимо замершего на месте Уилла и дружно обернулась, чтобы оценить его взглядом. Поднявшийся ветер зацепился своими длинными тонкими пальцами за подолы пышных шерстяных юбок и резким рывком подкинул их вверх, заливаясь низким грудным хохотом дымовых проходов.

Найти Алана не составило труда. Достаточно было пойти на шум возбуждённых женских голосов, недовольное бурчание парней и аромат дорого французского парфюма. Алан трижды рассказал о нем Уиллу, самым бесцеремонным образом разорвав телефон посреди ночи.

Алан не постарел ни на секунду. Он выглядел точно так же, как в день, когда бросил Уильяма посреди Монмартра, а возможно и несколько моложе. Сейчас, глядя на своего друга, Уилл не дал бы ему больше двадцати лет.

Алан был хорош собой: одетый совершенно не по погоде, он привлекал к себе все внимание окружающих, собирая восхищённые, полные восторга взгляды девушек и ревнивые взгляды парней. Светло-синие джинсы, подвёрнутые по последней моде, и мягкие бордовые кеды явно не знали долгих пеших походов и глубоких луж местной природы. Под распахнутой кожаной курткой была лишь светлая футболка, подчёркивая накаченный торс мужчины. А светлые волосы волной зализали назад.

С момента приезда Алана в Инвернесс он стал идеальным конкурентом для местных парней.

О, да, целуй,

Целуй меня быстрее

Губ твоих пьянящий аромат

Распахни те двери в рай скорей

Где будем вместе мы навеки

Так целуй ж, ведь я тебя люблю

Алан был хорош собой. Восседая на блестящем мотоцикле, он напоминал одного греческих богов, чьи статуи выставляют в музеях по всему миру и кем восхищаются люди на протяжении многих веков. Такой же изначальный, такой же незыблемый, как и все мироздание. Трудно было найти в нем изъян, однако Уильям знал, что там, за мнимой преградой тёмных стёкол очков, за широкой грудью, идеальным телом и обворожительной улыбкой, которой Алан одаривал окружавших его девушек, скрывается худший ночной кошмар, от которого не спрятаться даже после смерти, существо, которому не надо продавать душу, чтобы её лишиться.

И все же пел он слишком хорошо.

– Спокойней, дамы, спокойней. А то не узнаете, что у меня есть, – Алан небрежным жестом откинул назад отросшую чёлку, отставил гитару, а затем нырнул рукой во внутренний карман чёрной куртки, выудив из него маленьких жёлтый конвертик. – Итак, – обычно самодовольная ухмылка Алана раздражала Уильяма, однако мужчина был вынужден признать, что такому Алану она очень идёт, – кто угадает, что в этом конверте?

Одна из девушек рядом с Аланом нетерпеливо подпрыгнула на месте, тряхнув аккуратно уложенными шоколадными локонами, и отчего-что хлопнула в ладоши.

Уилл не решился подходить слишком близко, чтобы не распугать стайку девушек. Алан уже давно заметил его: ещё когда Уилл только ступил на землю Британии, Алан уже был готов его встретить.

Девушки нетерпеливо толпились вокруг Алана, а одна из них, что до этого подпрыгивала в ожидании долгожданного сюрприза, практически повисла на плече у Алана, прожигая конверт в его руках взглядом темных зелёных глаз. Она нервно закусывала розовые пухлые губы и заламывала себе руки. Казалось, ещё немного, и девушка вырвет этот конверт из рук Алана.

– Что, никто? – несколько разочарованно протянул Алан и присвистнул. – Как жаль. А я ведь хотел подарить этот новенький альбом Элвиса одной из вас, мои красавицы. – Алан грустно вздохнул и ловким движением убрал конверт обратно в карман.

Раздался дружный удручённый возглас девушек.

– Алан, но разве… ты не собирался подарить его самой красивой девушке в городе? – нетерпеливая девушка улыбнулась и прильнула к руке мужчины.

Алан оценивающим взглядом обвёл лицо девушки, а затем ткнул её пальцем в кончик носа.

– Конечно, Эбби, – согласно кивнул Алан, – он достанется ей сразу, как найду её.

Маккензи расхохотался. Эбби обиженно насупилась, сморщив тонкий нос, и стукнула каблуком по земле. Уильяму вся эта картина показалась до коликов в животе смешной, отчего он всё-таки не смог сдержать себя и громко рассмеялся вслед за Аланом.

– Кто к нам пожаловал! – приложив руку к груди, Алан отвесил Уиллу театральный поклон, насколько это было возможно сидя на мотоцикле, и приветствующим жестом пригласил его подойти поближе. – Дамы, разрешите представить вам Уильяма Белла, моего лучшего друга и практически брата. Если бы не он, меня бы не было сейчас с вами.

Да, Алан определённо умел создать нужный настрой в момент, когда это было совершенно лишним и ненужным.

Эбби внимательным взглядом обвела Уильяма, оценивая стоит ли тратить на подошедшего человека драгоценное время. Но по кокетливому подмигиванию девушки Уилл понял, что переживать ему в данный момент не о чем. Лицо Алана светилось от самодовольства, и Уильяму резко захотелось стереть это выражение с лица друга.

– В последний раз, когда мы виделись, – добродушно усмехнулся Уилл, взлохматив волосы на затылке, – ты представлялся всем Натаниэлем Кёнигом. Что такое, Алан? Что заставило тебя вернуться к старому доброму шотландцу?

Лицо Алана на мгновение помрачнело, а улыбка из добродушной и располагающей к себе стала резкой, натянутой. Но уже через секунду выражение лица Маккензи стало, а в уголках глаз пролегли не свойственные молодым людям морщинки. Алан, прищурившись, пристально посмотрел на Уилла.

– Понимаешь, – многозначительно протянул Алан, поведя облачёнными в чёрную лоснящуюся ткань плечами, а Уилл почувствовал как что-то вязкое и липкое, такое же тёмное проникает в его голову, обволакивая, сдавливая в своих тисках и перекрывая любую возможность мыслить, – в последние годы быть немцем стало несколько… неудобно.

Алан криво усмехнулся, как делал каждый раз, когда был вне себя от ярости. Опасно было быть тем человеком, кто посмеет пойти наперекор мнению Алана Маккензи или же Натаниэля Кёнига – Уилл хорошо выучил этот урок. Как и его друг Даниэль Куэрво. И Уильям ответил Маккензи такой же кривой напряженной улыбкой. Ему было уже все равно. Алан ничего ему не сделает. Точнее, не сделает ничего, с чем Уилл не смог бы справиться.

Алан тяжело выдохнул, провёл рукой по уложенным волосам, а затем, повернувшись к Эбби, кончиком пальца приподнял её личико за острый подбородок. Её глаза оказались напротив его собственных.

– Я думаю, что вам всем пора идти по своим делам, – подмигнув, мурлыкнул Алан, практически мазнув своими губами по розовым губам девушки, отчего там прикрыла глаза и подалась вперёд.

А затем резким движением оттолкнул от себя Эбби.

Все девушки замерли на месте, глупо захлопав густо накрашенными ресницами, а затем стайка, – Уилл никак не мог отделаться от сравнения этой группки с птицами, – разбилась на парочки, и девушки начали разбредаться в стороны. Наконец Уильям смог вздохнуть полной грудью. Давящее чувство толпы отступило, и вскоре около мотоцикла остались только трое – он, Алан и почему-то так и стоящая на своём месте Эбби.

Алан раздражённо цокнул языком и покачал головой.

– Эбби, иди, не заставляй своего жениха ждать. – Алан взял девушку за руку и, осторожно развернув Эбби к себе спиной, подтолкнул в сторону булочной.

Уильям проводил взглядом заплетающуюся в собственных ногах девушку. Она уже успела ему понравиться, но Уилл был уверен, что Алан не собирался задерживаться в этом городке слишком долго. Заводить отношения со смертными Маккензи предпочитал только на короткий срок в пару дней. Изредка все растягивалось на несколько лет.

Алан был слишком непредсказуемым. Нос заныл, напоминая об их знакомстве. Уилл не был уверен в том, что это фантомные боли, а не забравшийся в его голову Алан. И судя по довольной ухмылке на лице того, второй вариант был более правдоподобен.

– Это было весьма и весьма необдуманно с твоей стороны, Уильям, – с наигранно разочарованным видом покачал головой Алан, но по мелькнувшим в глазах маленьких чёртиках стало ясно, что сегодня Алан был в слишком хорошем расположении духа. – Однако, я невероятно рад тебя видеть. Живым.

Уилла передёрнуло. Дружба с Аланом означала знать слишком многое, а после слов о том, что Алан – это буквально каждый атом в мире, что он одновременно везде и нигде и что он видит и знает все, – Уильяму стало неловко мыться в душе.

– Милый Уилл, – неожиданно хохотнул Алана, – если бы от мастурбации слепли, я бы уже давно перестал видеть хоть что-то вокруг себя. Ведь люди постоянно занимаются своими грязными делишками, а мне приходится на это смотреть. – Алан повёл плечами, а затем резко замер и посмотрел на Уилла. – Хотя постойте-ка.

Обычно с таким выражением лица Уилл смотрел на чек со своей зарплатой или медицинскую карту, в которой дата рождения с каждым годом смещалась все дальше от привычного шестого года. Или же другие смотрели на самого Уильяма во время очередной партии в покер, пытаясь выхватить момент, когда он ловко подменяет карты. Увы, знать, что за тобой подглядывают в душе и снова копаются в мыслях, было дискомфортно, и Уилл тут же попытался сменить тему:

– Неплохая песня.

– Да. Подумываю продать ее Элвису за пару тысяч долларов, – Алан сухо осклабился, показывая, что продолжать эту тему беседы он не намерен.

– И это, – переминаясь с ноги на ногу, язвительно протянул Уилл и кивнул в сторону поспешно ушедшей Эбби, – та «очень срочная, неотложная» причина, по которой ты так настойчиво, – Уильям мысленно припомнил количество звонков телефона в квартире, – вызвал меня сюда?

Алан нервно одёрнул край чёрной куртки и вытащил из кармана немного помятую пачку сигарет.

– Эбигейл? – в голосе Алана послышалась смесь удивления и обиды, а светлая острая бровь надломленно изогнулась. – Нет, она не в моем вкусе. Да и к тому же за ней ухлёстывает местный парнишка-автомеханик, Гарри вроде бы. Думаю, стоит дать ему шанс. Хотя у него и довольно глупое имя. А еще выглядит он… специфично, как по мне. – Алан ловко выудил из пачки сигарету и, зажав её зубами, зашарился по карманам в поисках спичек. – Однако, —сквозь сцепленные зубы заметил Алан, – мне даже обидно. Неужели ты подумал, что у меня настолько плохой вкус?

Ухмылка исказила лицо Алана, когда он чиркнул спичками и прикурил, выпустив в лицо Уиллу облачко сладковатого дурманящего дыма. Эта привычка Алана и раздражала, и забавляла Уильяма.

Алан разомкнул было губы, чтобы что-то сказать, но тут же осёкся, задумавшись. Его взгляд остекленел, а рука механически поднесла сигарету ко рту, чтобы сделать очередную затяжку опьяняющим дымом. Уилл не торопил друга. Он и сам не хотел торопиться и куда-то идти: этот маленький по меркам Уильяма городок располагал к себе приветливыми окрестными пейзажами и медленным расслабляющим ритмом жизни. Для привыкшего к городской суете Уильяма подобное было в новинку, потому как последний раз в деревню он выезжал, когда ему было пять – у родителей был маленький домик в Индиане. Не так далеко от Чикаго. И дорога занимала всего пять часов на старой машине. Сейчас, разумеется, Уилл может доехать до Лафейетта за часа три, а может и меньше.

Только какой в этом смысл?

Детство закончилось слишком быстро – в шесть Уильяма отправили в частную школу для мальчиков, а оттуда прямиком в университет. С родителями, полностью переключившимися на остальных детей, он виделся два-три раза в год, и каждый раз это заканчивалось для Уильяма слишком болезненно. Сейчас же Уилл практически не общался с сёстрами и братьями. Последний раз он был на свадьбе Мэри в сорок четвёртом, ведя сестру к алтарю, как старший мужчина в семье. Мать умерла через два года после этого, а спустя десять лет Уильям выглядел точно так же, как и двадцать лет назад. Поэтому сейчас Уилл ограничивался открытками на Рождество и Пасху и сухими письмами с заученными уже наизусть фразами.

Мрачное выражение лица Уилла не ускользнуло от Алана, и он, сделав затяжку в последний раз, бросил остатки сигареты на землю и тут же вдавил их в землю кончиком белой подошвы. А следом достал новую и тут же ее прикурил.

– Тебя что-то беспокоит, Уилл?

Беспокоит? Нет, Уильяма ничего не беспокоило. Ему просто было интересно, почему Алан снова появился в его жизни именно сейчас, когда Уилл наконец смог справиться с последствиями двадцатилетнего кризиса и наименее болезненно войти в новую для себя эпоху. Уилл все еще чувствовал дискомфорт, глядя на современные танцы и моду.

– Мы не виделись двадцать лет. Двадцать. Лет, – разделяя каждое слово протянул Уильям.

– И? Ты из-за этого на меня злишься? Это же всего лишь двадцать лет!

Кажется, Алан искренне не понимал проблемы, но ехидно выгнутая бровь, растянувшиеся в ухмылке губы и расслабленная поза говорили об обратном. Алан сунул одну руку в карман и снова выдохнул в лицо Уильяма приторный сигаретный дым. Уилл зашёлся кашлем и шагнул назад.

– Люди за двадцать лет вырастают, Алан, – разбив взмахами руки повисшее перед лицом тяжёлое облако, пробормотал Уилл; глаза заслезились, и он быстро заморгал. – А в нашу последнюю встречу ты бросил меня одного посреди Парижа без гроша в кармане. Сказал, что скоро вернёшься и исчез!

– И все? В этом вся проблема?

– Я не говорю по-французски! – рявкнул Уилл. – Я знаю только как сказать «извините» и «я не хочу есть кашу». Это не очень помогало в процессе общения.

– Я оставил тебе денег!

– Чтобы добраться до Англии. Спасибо хоть на этом.

Оставленной в номере отеля суммы хватило ровно на то, чтобы добраться до старушки Англии, где в ход снова пошли скрытые таланты Уильяма Белла. И хотя местное столичное общество не слишком жаловало покер и косо поглядывало на говорящего с американским акцентом Уилла, ему все же удалось разжиться достаточной суммой, чтобы добраться до Ливерпуля и купить билет на лайнер и надеяться, что на этот раз никакой айсберг не появится на пути. Замёрзнуть на смерть Уильяму бы не грозило благодаря Алану, но воспаление он бы точно заработал.

Выхватив у Алана сигарету, Уилл сделал затяжку, игнорируя взгляд, которым его наградили.

– Я в принципе не думал, что ты снова объявишься. Да еще и так скоро.

– Да, – растягивая гласную, ухмыльнулся Алан, – моё свидание немного затянулось. Но у меня были веские причины позвонить тебе. Ты знаешь сейчас намного больше, чем в нашу первую встречу, а я уже почти свыкся с мыслью, что ты теперь со мной навсегда.

– Свыкся? Тебе напомнить, Ал, что это я тут пострадавшая сторона? – от наглости в голосе Алана, Уилл подавился вдыхаемым дымом и несколько раз с силой стукнул себя кулаком по груди. – Твоё свидание затянулось на двадцать лет. И что будет в следующий раз? Снова исчезнешь, а потом притащишь ко мне домой ребёнка?

– Ты слишком драматизируешь, – закатил глаза Алан. – Пойдём. Мне нужно тебе кое-что показать.

Алан соскочил со своего мотоцикла и жестом приказал Уильяму следовать за ним. Нет, конечно, это был не приказ в той степени, в какой Алан обычно раздавал их окружающим. Это было нечто на грани просьбы, а голос Маккензи почему-то стал невероятно нежным, что не оставляло сомнений в важности для Алана приезда друга. Уилл тихонько хмыкнул себе под нос и, бросив взгляд на оставленный мотоцикл, быстрым шагом направился за почти скрывшимся за поворотом Аланом.

Почему они решили идти пешком оставалось для Уильяма загадкой. Алан без устали болтал, делился впечатлениями и прошедших годах и местных женщинах, а Уилл молча кивал и не задавал вопросов. Дорога хлюпала под ногами, засасывала обувь, и в какой-то момент Уиллу стало жалко новенькие кеды Алана. Поехать на мотоцикле казалось наиболее подходящим вариантом, но Маккензи уверенно вышагивал по грязи, перепрыгивал лужи и балансировал на проложенных жителями для ходьбы брёвнах, как заправский акробат.

К вечеру просторные поля начали сменяться сначала редкими кустарниками, а затем и крупными деревьями, пока перед двумя мужчинами не вырос старый заросший лес. Небо темным покрывалом нависло над ним, бросая тень на опушку и цепляясь за крючковатые ветви. Алан и Уильям одновременно остановились и запрокинули головы.

– Так зачем ты меня позвал? – тихо протянул Уильям, но его голос все равно раскатистым громом прокатился вперёд, столкнувшись со сплошной стеной из деревьев.

– Наслаждаться природой, конечно же! – цокнул языком Алан. – Неужели ты не чувствуешь этого? Этот запах, эта природа… Эта свобода, в конце-то концов! Разве ты не должен хотеть выбраться из города ради единения с природой? Разве ты не чувствуешь всего этого?

– Пока что я чувствую только запах навоза, в который я вляпался метров триста назад, – фыркнул Уильяма. – Ты окончательно спятил, Алан, – пробормотал себе под нос Уильям. – Никогда не замечал за тобой такой любви к человеческому вниманию. А если кто-то потом, спустя много лет, нас узнаёт? Это не Америка, здесь не так легко спрятаться.

– Не волнуйся, – Алан дружески похлопал Уильяма по плечу и снял куртку, – никто из этих жителей уже завтра нас с тобой не вспомнит. Да и к тому же – ты не все знаешь о моей любви к человеческому вниманию.

Алан заговорщицки подмигнул Уиллу, закинул на плечо куртку и шагнул сквозь поредевшую перед ним зелень в лес. Уильям помедлил, будто бы решая, стоит ему идти вслед за Аланом или нет. И все же Уилл сделал шаг вперёд, а в следующее мгновение почувствовал, как ветви за его спиной с громким хрустом поползли навстречу вдруг другу, перекрывая вход в лес неприступной плотной стеной. Следовать за Аланом оказалось сложной задачей и приходилось все время жмуриться, чтобы не лишиться глаза или обоих.

– Знаешь ли ты, Уилл, что местные жители считают этот лес волшебным?

Ушедший вперёд Алан нисколько не боялся торчащих во всех сторон веток, грозивших вот-вот схватить названных гостей леса, и продолжал уверенно продираться вперёд, утопая теперь уже чёрными от грязи кроссовками во влажной, размягчённой после дождя земле.

«Откуда мне это знать?» – несколько резко и раздражённо промелькнуло в голове у Уилла, пока он отдирал от своего пиджака прицепившуюся маленькую веточку.

Алан резко остановился, так что Уилл чуть было не врезался в него, и обернулся, сверкнув в полумраке леса своими бледными глазами, подёрнувшимися дымкой молочно-розового тумана.

– Действительно, откуда тебе было это знать? – многозначительно протянул Алан и хмыкнул. – Ну вот, теперь мы исправили эту неприятную оплошность.

Привычка Алана знать все и влезать к нему в голову уже почти не пугала Уильяма – липкое чувство и сейчас посетило его, заставляя Уилла замереть. Воздуха стало катастрофически не хватать, а губы изогнулись в ехидной улыбке, в точности повторяя ухмылку на лице Алана.

– Вежливость, Уилл, это залог успеха в жизни, – поучительным тоном протянул Алан, подняв указательный палец. – Будь вежливым с людьми, и они к тебе непременно потянутся.

Уилл с непонимающим видом уставился на Алана. На несколько долгих секунд повисло молчание, а затем Маккензи рассмеялся. Громко, звонко, даже несколько несвойственным ему смехом, отирая выступившие на глазах слёзы. Сидящие на ближайших ветвях птицы с громкими хлопками крыльев вспорхнули вверх, а деревья глухо качнули верхушками.

– Видел бы ты своё лицо! – согнувшись пополам, сквозь смех выдавил из себя Алан.

Уилл смог только прожечь Алана молчаливым осуждающим взглядом.

– Это была плохая шутка, – хватая ртом воздух, процедил Уилл, покачал головой и не смог сдержать рвущуюся наружу улыбку. – Очень плохая, Алан.

– Плохая шутка была во Париже в тридцать четвёртом: я же не знал, что тебе не понравятся те милые девушки, – ехидно протянул Алан, а щеки Уилла покрылись густым и плотным румянцем.

Алан широко улыбнулся и продолжил свой путь в чащу леса, лишь изредка оборачиваясь и проверяя, идёт ли Уилл за ним. Набрав в грудь побольше воздуха, Уилл резко выдохнул и широкими шагами двинулся вслед за другом. Алан напевал под нос какую-то незамысловатую мелодию, а Уильям пытался запомнить путь, по которому они шли, но каждый раз, когда его взгляд рыскал в поисках зацепки, ориентира, чего-то, что можно было запомнить и оставить себе в качестве напоминания, все как на зло почему-то было одинаковым, зелёным, усеянным сплошной стеной ветвистых дубов, видевших ещё падение Рима.

Уилл не знал, сколько они шли: время в этом лесу имело свой собственный ход. Сквозь плотную крону деревьев пробивались лучи света, а наручные часы Уильяма утверждали что сейчас десять вечера. Однако вскоре деревья стали редеть, а в небе замерцали маленькие звёзды, отражая яркий свет полной луны. Уилл выдохнул с облегчением, поняв, что источником света была всего лишь луна, а не внезапно взошедшее ночью солнце.

– Тише. – Алан резко остановился и преградил Уильяму путь рукой. – Нельзя выдать нашего присутствия.

Коротким кивком Алан указал на один из массивных дубов, за которым вполне могли спрятаться двое взрослых мужчин. «Какое удачное совпадение», – промелькнуло в голове Уилла, и по ухмылке Алан он понял, что тот думал совершенно так же.

Древний дуб возвышался среди остального леса, стоя на опушке небольшой лесной поляны. Землю усеяли странные каменные узоры, возвышающиеся камнями над мелкой зелёной травой. Ветви дуба извивались, длинными змеями тянулись к соседним деревьям, переплетаясь с ними и образуя вокруг поляны плотный круг. Над ухом Уильяма раздалась пронзительная птичья трель, а затем с громким хлопком крыльев кто-то взлетел с хрустнувшей ветки. Вдалеке заухала сова; а сверху за шиворот Уильяму упали крупные капли воды.

Уильям пробурчал под нос и осторожно выглянул из-за дерева, но кроме одиноко сидящей на поляне птицы никого не было видно.

– Терпение, друг мой, терпение, – одними губами протянул Алан, смерив Уильяма предупреждающим от необдуманных поступков и слов взглядом.

Ждать долго не пришлось. Минут через десять на другой стороне поляны среди деревьев мелькнула фигура, показавшаяся Уильяму в полумраке вечерних сумерек призраком. Но Алан уже давно убедил его, что в этом мире призраки не водятся, а значит их гость был вполне материальным телом. Фигура двигалась плавно, покачивая в воздухе волнами белой лёгкой накидки. Маленький резной фонарик, который смог рассмотреть Уилл, был единственным источником света, помимо мелких, рассыпанных солью по небу звёзд. Фигура лавировала между рядами причудливо выложенных камней в такт неслышимому ритму, а фонарь мерно раскачивался из стороны в сторону.

Уильям был слишком далеко, чтобы рассмотреть поближе детали фигуры. Проснувшаяся в последние годы близорукость дала о себе знать однако позволила понять, что это девушка. Под полупрозрачной тканью, служащей капюшоном, он смог рассмотреть длинные ниспадающие волнами огненные волосы. Маленькие огоньки в воздухе, возникшие из ниоткуда, парили вокруг девушки, пока она продолжала кружиться, поднимая лёгкий ветер и заставляя маленькие опавшие с деревьев листья взмывать в воздух, кружась в таком же причудливом танце.

У Уилла перехватило дыхание. Не могло быть таким совпадений. Только не рядом с Аланом Маккензи.

Уильям обернулся, чтобы спросить у Алана, кто это, но вместо этого только открыл рот и во все глаза уставился на замершего друга. Алан стоял, опершись рукой о дерево. Его плечи напряглись и опустились, словно на них разом обрушился весь мир. Уильям заметил, как с силой сжалась челюсть Алана, как на его шее вздулись быстро качавшие кровь вены. Уильям видел, как глаза Алана блеснули в мерцающем свете огоньков, превратившись в две маленькие холодные льдинки. Видел ли Алан что-то перед собой? Знал ли он, где они сейчас с Уильямом? Был ли он вообще сейчас здесь или же унёсся мыслями далеко отсюда, рассекая время и пространство с немыслимой для человека скоростью? Уильям не знал ответа на эти вопросы. Но мог догадываться, какой будет ответ.

– Почему… почему ты не подойдёшь к ней? – наконец смог выдавить из себя Уильям, охрипшим от молчания голосом. – Почему не сделаешь то, чего так долго хотел? О чем говорил? После всего что произошло?

Алан ответил не сразу. Он выдержал театральную паузу, но она была больше нужна ему самому.

– Потому что я опоздал, – если бы Уилл не знал Алана продолжительное время, он бы сказал, что услышал всхлип; но нет, это была лишь присущая Алану язвительность, за которой тот скрывал большую часть своих мыслей и чувств. – Снова. Я не думал, что она вновь появится спустя такое короткое время. В последний раз мне пришлось ждать триста лет. – Алан усмехнулся, сглатывая горечь. – Меня долго тянуло сюда. Казалось, что я должен приехать и как можно скорее. Но я все медлил. После стольких лет, столетий, стольких безуспешных попыток успеть, увидеть, сказать хотя бы слово… Я уже не видел смысла в том, чтобы срываться с места и ехать сюда, в Шотландию, на край света за призрачной надеждой увидеть её. Пока не стало слишком поздно… Скоро она вспыхнет как мотылёк, привлечённый ярким и горячем пламенем, и сгорит. – Лицо Алана исказилось надломленной улыбкой, а взгляд стал безжизненным и пустым. – И ничего не останется. Даже маленькой горстки пепла, которую смог бы развеять ветер.

В опустившемся на землю ночном мраке лёгкие воздушные движения светлой ткани завораживали. Уиллу показалось, что девушка здесь не одна. Тихие перешёптывания чужих голосов заполнили каждый уголок сознания Уилла, и он тряхнул головой, отгоняя это наваждение. Плавные движения притягивали к себе внимание, и постепенно Уильяму начало казаться, что он погружается в транс: мысли стали путаться, растерянно сталкиваясь друг с другом, а сердце забилось медленно. Слишком медленно для обычного человека.

Алан молчал. Брови нахмурились, а острый резкий профиль выдавался в ночном свете луны. Второй раз за день Уильяму захотелось сравнить своего друга с древним божеством, со спустившимся на землю созданием, но на этот раз в нем не было ничего прекрасного – это был мрачный, источающий вокруг себя давящую, душащую ауру бог.

– Она всю жизнь думала, что с ней разговаривают духи природы. Отвечала на их голоса, просила у них совета, молила о помощи… А это был всего лишь я, – Алан тихо болезненно усмехнулся, а в уголках его серебристых глаз, заблестели острые кристаллики слез. – Она считала себя избранной древними языческими богами. Как же это иронично. Ты так не находишь, Уилл?

Жизнь любила насмехаться над людьми. И Алан не стал исключением. Уилл не ответил. Лишь молча наблюдал за тем, как Алан нервно сжимает в пальцах край темной кожаной куртки, а затем достаёт из внутреннего кармана уже немного помявшийся жёлтый конверт с диском.

– Она очень хотела себе новый альбом, – Алан отчего-то виновато улыбнулся и пожал плечами. – Но, как понимаешь, в этой местности очень сложно найти что-то моложе Стравинского. Только если это не радиопрограмма с новинками поп-индустрии.

Уилл дёрнулся, обернувшись к поляне, где ещё мгновение назад кружила девушка, но полупрозрачное призрачное видение исчезло, скрылось за ветвями, словно никого кроме них с Аланом там и не было. Только плавно опускающиеся на землю листья напоминали о завораживающем танце, в котором кружилась девушка пару мгновений назад.

Тихий пронзительный хруст раздался рядом с Уиллом. Парой лёгких прыжков Алан оказался в центре выложенной камнями поляны. Немного помятый желтоватый конверт на долю секунд задержался в руках Алана, прежде чем он положил пластинку на массивный валун, явно служивший в качестве стола. За деревьями огненными всполохами мелькнули рыжие волосы девушки, и Алан так же быстро и легко, едва заметно хрустнув маленькой веточкой под белой подошвой, оказался рядом с Уиллом, всем телом прижавшись к стволу дуба и тряхнув небрежно упавшей на лоб прядью светлых волос.

Алан тяжело дышал, его глаза были закрыты, а Уилл ждал, мельком наблюдая за тем, как девушка воздушной поступью неуверенно приблизилась к камню. В сумерках показалось, что глаза девушки блеснули яркими золотыми огоньками, но Уилл предпочёл скинуть это на отблеск фонаря в руках незнакомки. Уильям знал слишком много и все же до сих пор находил логичные по его мнению объяснения происходившим вокруг Алана вещам. Хотя больше он пытался убедить себя в собственной адекватности.

Девушка осторожно протянула руку к конверту, ловким движением схватила его, пару мгновений покрутила, внимательно разглядывая, а затем тут же скрылась среди листвы. Лишь густые огненные волосы ярким всплеском мелькнули напоследок среди тихо шуршащей насыщенной зелени деревьев, чтоб вскоре окончательно раствориться в глубине древнего леса.

Девушка специально пришла сюда.

Девушка знала о том, что ждёт её на этой поляне.

И судя по улыбке Алан это было относительной правдой.

Алан улыбался. Блаженно, с лёгкой горечью предстоящей разлуки, но все же счастливо. Алан улыбался и уже не был похож на себя. Его черты стали слишком мягкими и размытыми, а напряженно нахмуренный в морщинах лоб разгладился. Уильям не знал, о чем сейчас думала Алан. Но находиться рядом с ним было спокойно.

– А знаешь, – наконец полушёпотом протянул Алан и по-лисьи ехидным прищуром посмотрел на друга, – мне нравится здесь, Уилл.

Алан выдохнул и достал из кармана помятую сигарету. Огонёк вспыхнул на конце спички, а следом за ним вверх взметнулись волны серебристого дыма, облачками растворившегося в свете луны. Они стояли, прижавшись спинами к тёплому дубу, и вслушивались в шёпот леса и скрип деревьев. Они стояли, и Уилл не решался нарушить упавшую на плечи тишину, вдыхая сладкий дым и терпкий парфюм Алана. Они стояли, и весь мир замер вместе с ними в немом ожидании.

– Думаю, я ещё сюда вернусь.

Примечания

1

Giovane D’Onore – Юноши чести – Друзья и сторонники мафии, как правило, не итальянских кровей. В это обширную группу входят коррумпированные чиновники, полиция, юристы, банкиры мафии, и все те люди, которые помогают семье функционировать.

(обратно)

2

Consigliere – «Советник» – консультант Дона. Реальной власти, в принципе, не имеет, однако Дон, как правило, прислушивается к советам своего консильери, и теоретически этот человек может протолкнуть почти любое решение.

(обратно)

3

Название Чикаго является искажённой версией индейского слова, использовавшегося для обозначения лука.

(обратно)

4

О мой бог! (исп.)

(обратно)

5

Напиток, получаемый путём дистилляции ферментированного сока агавы. Слово mezcal имеет свои корни в языке науатль: melt, что означает «агава» и ixcalli, что означает «приготовление пищи». Таким образом, mexcalli дословно переводится, как «приготовленная агава».

(обратно)

6

«Микстура Бехтерева» (лат. mixtura Bechtereva) – лекарственный препарат в форме микстуры, оказывающий успокаивающее действие на центральную нервную систему, умеренное противосудорожное действие, и стимулирующий сердечную деятельность. Относится к комбинированным седативным лекарственным средствам.

(обратно)

7

Гарсон (фр. garçon – мальчик) – официант или посыльный во Франции.

(обратно)

Оглавление

Пролог. Встреча

Глава I. Шулер

Глава II. Письмо

Глава III. Друг

Глава IV. Кафе

Глава V. Братья

Глава VI. Протекция

Глава VII. Пациент

Глава VIII. Консильери

Глава IX. Маскарад

Глава X. Сестра

Глава XI. Семья

Глава XII. Веселье

Глава XIII. Дело

Глава XIV. Гефсимания

Глава XV. Опыт

Глава XVI. Щепки

Глава XVII. Прием

Глава XVIII. Костер

Глава XIX. Врач

Глава XX. Бизнес

Глава XXI. Наследник

Глава XXII. Доверие

Эпилог. Инвернесс

*** Примечания ***