Агата Кристи
В зеркале
Рис. ДВОСКИНОЙ
Не могу объяснить эту историю. У меня нет никакой теории, которая подтверждала бы ее правомочность. Просто… так случилось. Тем не менее иногда я сам себя спрашиваю, как развивались бы события, если б в ту пору я обратил внимание на одну важную деталь, которую заметил лишь много лет спустя. Если бы я заметил тогда… думаю, полностью изменилась бы судьба троих. В этом и заключен основной смысл происшедшего.
Для того чтобы рассказать начало этой истории, я должен вернуться в лето 1914 года, в самый канун войны, когда мы с Нейлом Карлслаком поехали в Бадгеворти. Считаю, что Нейл был моим лучшим другом. Я был знаком также — но не очень близко — с его братом Аланом. Его сестру Сильвию я не знал совсем. Она была на два года моложе Алана и на три — старше Нейла. Дважды за то время, пока мы учились в колледже, я собирался поехать с Нейлом на каникулы в Бадгеворти, но в обоих случаях что-то этому помешало. И так вышло, что до двадцати трех лет я ни разу не побывал в доме друга.
Мы должны были собраться целой компанией. Сестра Нейла Сильвия только что обручилась с неким Чарльзом Кравлеем. По рассказам Нейла, я знал, что Кравлей намного старше ее, что он человек безупречно честный и достаточно богатый.
Помню, мы приехали около семи вечера. Все разошлись, чтобы переодеться к ужину. Нейл проводил меня в мою комнату. Бадгеворти был старинным, добротным домом оригинальной постройки. В течение трех последних веков его постоянно расширяли, пристраивая многочисленные лестницы, по которым надо было проходить в самых неожиданных местах, — один из тех домов, где легко заблудиться. Нейл должен был прийти за мной, чтобы проводить в столовую, и я чувствовал себя немного смущенным от мысли, что скоро буду представлен его семье. Помню, я в шутку обмолвился Нейлу, что это именно тот дом, где в одном из узких коридорчиков можно встретить привидение. И он, не придавая особого значения этому, подтвердил, что так оно и есть, говорят, они и в самом деле здесь водятся, хотя никто не знает, как они выглядят.
Я начал рыться в чемодане, чтобы найти приличествующий этикету костюм. Семья Карлслаков была не слишком богата, но, имея возможность содержать в образцовом порядке этот старинный дом, совсем не располагала прислугой для гостей.
Наконец я нашел галстук. Стоя перед зеркалом, я видел свое лицо, плечи, а позади — стену комнаты с дверью посередине. В тот момент, когда я начал завязывать узел галстука, дверь позади меня стала открываться.
Не знаю, отчего я не обернулся сразу, продолжая наблюдать в зеркале, как дверь медленно распахивается. И, когда она полностью открылась, я увидел комнату, смежную с моей. Это была спальня, большего размера, чем моя комната, с двумя кроватями. И тут у меня перехватило дыхание… Около одной из кроватей, на полу я заметил девушку. Две сильные мужские руки обвились вокруг ее шеи, все сильнее и сильнее сдавливая горло девушки, пока она не начала задыхаться. Несомненно — никакой ошибки тут не могло быть, — на моих глазах совершалось убийство.
Я хорошо видел голову девушки, ее ярко-золотистые волосы, ужас агонии на прекрасном лице, которое тяжело багровело в удушье. Мужчину я мог наблюдать только со спины — его руки и шрам с левой стороны лица, до самой шеи.
Слова мои куда медлительней, чем та, представшая мне, явь. Прошло мгновение, пока я обернулся, чтобы ринуться на помощь. У той самой стены, что отражалась в зеркале, я не увидел ничего, кроме большого старинного шкафа красного дерева.
Не было ни открытой двери, ни ужасной сцены. Я снова повернулся к зеркалу. Оно ничего не отражало, кроме шкафа. Я с силой протер глаза. Затем в два прыжка пересек комнату и попытался сдвинуть шкаф с места. В эту минуту вошел Нейл — через дверь, что вела из коридора. Он спросил удивленно: «Какую чертовщину ты тут пытаешься изобразить?»
Должно быть, я выглядел чрезмерно возбужденным, когда задал ему вопрос, нет ли за шкафом какой-либо двери. Нейл ответил, что есть. И ведет она в смежную комнату. Я спросил, кто занимал эту комнату; он мне ответил, что одна семейная чета — майор Олдхам и его супруга. Я поинтересовался — не светлая ли она блондинка? И когда он сухо возразил, что нет, напротив, она смуглая шатенка, я понял, что кажусь ему нелепым. Пришлось отделаться каким-то невразумительным объяснением, и затем мы вместе спустились по лестнице, чтобы идти в столовую. Сам себе я объяснил все происшедшее галлюцинацией. И чувствовал себя прескверно.
И вот тут… тут… Нейл сказал: «Знакомься, моя сестра Сильвия». Я увидел перед собой прекрасное лицо девушки, которую только что на моих глазах пытались задушить. Тут же мне представили ее жениха, высокого, смуглого, со шрамом на левой стороне лица.
Представьте, что я испытал в этот миг. И ответьте, как поступили бы вы в подобной ситуации. Передо мной была девушка — именно та, та самая… И мужчина, душивший ее. Не далее, чем через месяц они должны пожениться…
Быть может, это некое пророчество? Уж не возвратится ли однажды Сильвия со своим мужем в этот дом, где ей предложат ту самую комнату, лучшую спальню? И не повторится ли та страшная сцена в реальности? Сцена, свидетелем которой я был недавно.
Что я должен был сделать? Что я мог сделать? Кто поверил бы моей истории — Нейл? Или сама девушка?
Всю неделю, что я провел там, у меня не выходило из головы увиденное и пережитое. Но к этому примешивалось еще одно обстоятельство — я страстно влюбился в Сильвию.
Я любил ее больше всего на свете. И это в известной мере меня связывало. Однако, если ничего не сказать, Сильвия выйдет замуж за Чарльза Кравлея. И тот убьет ее. Страшное предчувствие мучило меня.
Наконец, за день до отъезда, я решился поведать ей все. Я сказал, что она может посчитать меня немного тронутым или что-то в этом роде, но я торжественно клянусь, что видел эту сцену именно так, как рассказал о ней, и что, поскольку Сильвия решила выйти замуж за Кравлея, ей необходимо знать о моем странном видении.
Она выслушала молча. Глаза ее выражали нечто необъяснимое. Нет, она не рассердилась. Когда я закончил свой монолог, она сдержанно поблагодарила. Я же повторял и повторял, как идиот: «Честное слово, все так и было, честное слово». Она ответила: «Да, да, я уверена, что ты в самом деле видел все то, о чем говоришь. Я верю тебе…»
Словом, я так и уехал, не зная, правильно ли поступил, или совершил глупость. А неделей позже Сильвия разорвала помолвку с Чарльзом.
Вскоре началась война. Она оттеснила все прежние мысли. Один или два раза судьба предоставила мне возможность повидать Сильвию, но я уклонился от встречи.
Я любил ее, любил с прежней страстью, но, по моему разумению, это была бы нечестная игра — ведь именно из-за меня Сильвия порвала с Кравлеем. Я не переставал себе повторять, что должен держаться с ней как можно более бесстрастно.
Нейл погиб в 1916 году, и на мою долю выпала скорбная миссия сообщить Сильвии о его последних минутах. Теперь мы оба не могли себе ничего позволить — Сильвия очень любила брата, а для меня Нейл навсегда остался лучшим другом. Она была прелестна в своем горе. С большим трудом я заставлял себя молчать и уехал, мечтая о том, чтобы шальная пуля скорее покончила со всем этим. Жизнь без Сильвии теряла для меня всякий смысл.
Но пули меня обходили. Правда, одна задела щеку возле правого уха, а другая срикошетила от табакерки, которая находилась в кармане, но я остался невредим.
Чарльз Кравлей погиб в начале 1918 года. Это несколько меняло обстоятельства. Вернувшись в Англию осенью 1918 года, в момент перемирия, я сразу увидел Сильвию и признался ей в любви, не питая надежд на то, что она тоже полюбит меня. И когда Сильвия спросила, отчего я не говорил ей об этом раньше, был просто потрясен, пролепетав в ответ что-то насчет Кравлея. «Ты считаешь, что с этим покончено?» — промолвила Сильвия. И сама призналась, что, так же, как и я, давно в меня влюблена — с первого взгляда. Я ей ответил, что думал, будто она разорвала свою помолвку из-за меня, из-за той самой истории, и считал себя виноватым. Она засмеялась и сказала, что, если женщина действительно любит, ее ничто никогда не остановит, не испугает. Мы еще раз поговорили о том моем странном видении и пришли к выводу, что все это не более, чем удивительный случай.
Прошло время. Мы с Сильвией поженились и были счастливы. Однако очень скоро я понял, что не создан для того, чтобы стать образцовым мужем. Я безумно любил Сильвию, но страшно ревновал ее. Ревновал до абсурда. Сначала это ее просто смешило, быть может, развлекало. А скорее всего даже нравилось — ведь это доказывало силу моей любви.
Что касается меня, я прекрасно понимал, что был не только смешон, но и подвергал опасности счастье и мир в нашей семье. Хорошо сознавая это, я ничего не мог с собой поделать. Если Сильвия получала письмо и не показывала мне, я мучительно допытывался, от кого оно. Когда она смеялась, разговаривая с мужчинами — кто бы это ни был, — я мрачнел и настораживался.
Как я уже сказал, вначале Сильвия лишь посмеивалась надо мной, ей казалось это забавным. Затем это перестало забавлять ее. И, наконец, совсем отдалило от меня. Сильвия стала скрытной, все реже делилась со мной своими мыслями. И хоть по-прежнему была нежна, тень печали все больше и больше разъединяла нас. Я понял — она уже не любит меня так, как раньше. И это именно я, я сам убил в ней любовь.
Как раз в это время и появился Дэрев Вайнврайт. В нем счастливо сочеталось все, чего очень не хватало мне. Он был блестяще остроумен, уверен в себе и держался превосходно. «Вот мужчина, который создан для Сильвии», — не без горечи признался я себе.
Она боролась со своим чувством, и я это знал… Но ничем не захотел помочь. Не смог помочь. Я пребывал в мрачном состоянии духа, страдая несказанно, но даже пальцем не шевельнул, чтобы спасти то, что рушилось в нашей жизни. Я не только ничем не помог, а даже ухудшил ситуацию, когда однажды, поссорившись с Сильвией, наговорил ей много обидного. Я сходил с ума от ревности и боли. Все высказанное мною сгоряча было грубым и несправедливым, и я сам испытал жестокое, болезненное наслаждение от этих слов. Сильвия покраснела, отступила. Я довел ее терпение до предела. Помню, она прошептала: «Больше так продолжаться не может…»
Вернувшись тем же вечером домой, я не застал ее. Дом был пуст. Пуст… Сильвия оставила мне лишь записку, где поистине в старом классическом стиле написала, что уходит от меня навсегда. И что теперь отправляется в Бадгеворти, где проведет один или два дня. А затем уедет с человеком, который любит ее и которому она необходима. Она просила расценивать это как конец нашим отношениям.
Теперь я полагаю, что до того времени и сам не очень-то верил в реальность моих подозрений. Но, увидя записку, подтверждавшую самые худшие опасения, я просто лишился рассудка. И тут же помчался за Сильвией на бешеной скорости, какую только мог выжать из своего автомобиля.
Помню, что она как раз переодевалась к ужину, когда я, подобно смерчу, ворвался в ее комнату. До сих пор стоит передо мной ее лицо — удивленное, испуганное, прекрасное… Ее блестящие глаза. «Никто не смеет обладать тобой, — взволнованно ринулся я к ней, — ты никому не будешь принадлежать, никому, — слышишь?»
Схватив ее за горло, я, словно в беспамятстве, крепко стиснул его руками и медленно повалил Сильвию на пол.
В этот миг я увидел отражение в зеркале. Человек, который душит женщину. И шрам на его щеке. Шрам, что пуля прочертила на моей правой щеке…
Нет, я не убил ее. Эта вновь повторившаяся картина парализовала меня, ослабила руки. Я выпустил Сильвию…
И тогда она прижала меня к себе и стала утешать. Да, она утешала меня, повторяя, что фраза «человек, который меня любит и которому я нужна» в записке подразумевает не кого иного, как брата Сильвии Алана.
Той ночью мы пришли к полному пониманию, и между нами больше никогда не возникало разногласий.
Это весьма поучительно — жить с мыслью о том, что, если бы не вмешательство Бога и не откровение, ниспосланное из зеркальных недр, кто-то мог бы стать убийцей…
Именно той же ночью навсегда было покончено с демоном ревности, который так жестоко и так долго преследовал меня.
Однако порою я ловлю себя на мысли — а что могло бы произойти, если бы не была совершена та, самая первая, ошибка, когда я посчитал, что шрам находился на левой щеке? В действительности же он был на правой… По закону зеркального отражения…
И в самом деле — был ли я настолько уверен, что тем человеком из зеркала являлся Чарльз Кравлей? И за кого из нас в таком случае должна была бы выйти замуж Сильвия? За него или за меня? И еще — не являются ли по сути своей чем-то единым прошлое и будущее?
Я обычный человек и не претендую на то, чтобы объяснять подобные вещи. Но то, что я видел, я видел. И вследствие того, что я видел, мы с Сильвией, как принято говорить, будем вместе — теперь уже навсегда. До самой смерти. А возможно, даже и после нее.
Перевод Татьяны КИНЖАЛОВОЙ.
