Индонезия — острова и люди [Игорь Ильич Кашмадзе] (fb2) читать онлайн

Игорь Кашмадзе
ИНДОНЕЗИЯ: ОСТРОВА и ЛЮДИ

*

Редакционная коллегия

К. В. Малаховский (председатель), Л. Б. Алаев,

Л. М. Белоусов, А. Б. Давидсон, Н. Б. Зубков,

Г. Г. Котовский, Р. Г. Ланда, Н. А. Симония

© Главная редакция восточной литературы

издательства «Наука», 1987

«Нет, не в Париж хочу… не в Лондон, — даже не в Италию, как звучно вы о ней ни пели, поэт, — хочу в Бразилию, в Индию, хочу туда, где солнце из камня вызывает жизнь и тут же рядом превращает в камень все, чего коснется своим огнем; где человек, как праотец наш, рвет несеянный плод, где царствует вечное лето, — туда, в светлые чертоги божьего мира, где природа, как баядерка, дышит сладострастием, где душно, страшно и обаятельно жить, где обессиленная фантазия немеет перед готовым созданием, где глаза не устанут смотреть, а сердце биться.»

И. А. Гончаров. «Фрегат «Паллада»

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Проведя в Индонезии более десяти лет и изучая ее почти четыре десятилетия, я, естественно, накопил много сведений и впечатлений об этой огромной, второй по численности населения, развивающейся стране мира. Именно это и побудило меня поделиться своими мыслями и наблюдениями с читателем. Сразу оговорюсь, что это не путевые заметки, а попытка показать некоторые аспекты индонезийской действительности и великие культурные ценности народов Индонезии через призму личных наблюдений. Не претендуя на то, что данная книга является полевым исследованием, считаю необходимым отметить, что мне довелось быть свидетелем большинства описанных в книге современных событий и явлений. О других событиях я слышал от очевидцев либо читал в индонезийской периодической литературе, в книгах индонезийских историков, писателей, государственных деятелей, слышал по индонезийскому рад не смотрел в кино и по телевидению. Все это дало мне возможность узнать довольно хорошо и особенности жизни индонезийцев.

Рассказывая о крупнейших исконно индонезийских явлениях культуры, которые органически входят в сокровищницу мировой цивилизации, таких, как ваянг, гамелан, батик и ряд других, я попытался показать это не как нечто застывшее, а как развивающееся, оказывающее влияние на жизненный уклад и мировоззрение индонезийцев и по сей день.

В одной книге, разумеется, невозможно осветить все стороны жизни народа такой огромной страны, как Индонезия. Так, я совершенно не касаюсь индонезийской литературы, хотя лично знаком со многими выдающимися писателями Индонезии, с такими, как Сутан Такдир Алишахбана, Прамудья Ананта Тур, Утуи Татанг Сонтани, Рендра, Путу Виджая, Омар Каям, Ситор Ситуморанг, Аип Росиди, Мохтар Лубис, Тауфик Исмаил. Само перечисление имен писателей говорит о том, что им следует посвятить не главу, а целую книгу. По той же причине вне поля зрения автора оказалась индонезийская кинематография. А ведь первые фильмы в Индонезии были созданы еще в начале 20-х годов. В среднем Индонезия выпускает в год 70–80 художественных фильмов. Немало фильмов, созданных индонезийскими кинематографистами, в том числе выпускниками московского ВГИК Шуман Джая и Ами Прийоно, отмечено наградами на весьма авторитетных кинофестивалях. Последний фильм Ами Прийоно «Запретный плод сладок» был признан лучшим на Всеиндонезийском фестивале 1984 года.

Большую помощь в создании книги оказали работы советских авторов. Благодарен я и десяткам и сотням простых индонезийцев, деятелям искусства и официальным лицам, включая высокопоставленных, таких, как бывшие вице-президенты страны султан Джокьякарты Хаменгкубувоно IX и Адам Малик, бывший губернатор Большой Джакарты Али Садикин, бывший министр информации, советник президента по вопросам идеологий Руслан Абдулгани, сын Сукарно — Гунтур Сукарнопутра и другие, личное общение с которыми дало мне возможность лучше понять культуру, искусство и характер индонезийского народа. Адам Малик, с которым я был знаком более тридцати лет, узнав о том, что я работаю над книгой об Индонезии, вызвался написать к ней предисловие. Но преждевременная смерть в сентябре 1984 года помешала ему исполнить свое намерение.

Сначала я хотел назвать книгу «Многоликая Индонезия». Это название мне подсказал символ, начертанный на гербе Индонезии: «Единство в многообразии», Хотя этот лозунг сформулирован на древнеяванском языке кави, он как нельзя лучше подходит к современной индонезийской действительности. Индонезия — громадное государство, раскинувшееся почти на четырнадцати тысячах островах. Многочисленные ее народности относятся к различным этническим группам. Но все это многообразие заключено в рамки единой унитарной республики, с единым языком межнационального общения — бахаса Индонесиа (индонезийский язык). Народ Индонезии един в стремлении к национальной независимости и территориальной целостности. Особенно это было заметно в послевоенный период истории Индонезии, когда народ завоевал независимость и героически отстаивал ее от посягательств как старых, так и новых колонизаторов. Не раз доводилось быть свидетелем проявления благодарности, которую питает индонезийский народ к нашей стране за бескорыстную помощь и поддержку на всех этапах его борьбы за независимость. В советско-индонезийских отношениях были периоды подъемов и спадов. Но во все времена, «при любой погоде», как поется в песне о советско-индонезийской дружбе, народы двух стран были и остаются соратниками в борьбе за лучшее будущее, за мир и счастье на земле.

Полное представление о любой стране, тем более о такой огромной и разнообразной, дать невозможно. Поэтому я в основном касаюсь лишь некоторых аспектов культурной и повседневной жизни индонезийцев, с которыми соприкасался лично.

За долгие годы общения с индонезийцами я полюбил этот талантливый народ, полюбил бесчисленные воистину райские острова архипелага с необычайной красоты природой, мягким ласковым климатом. Температура здесь стоит на протяжении года от 24 до 33 градусов тепла. В соседних Филиппинах свирепствуют смертоносные тайфуны, а на Малайском архипелаге ветры сильнее двух-трех баллов большая редкость, обычно дует легкий освежающий ветерок. Тропические циклоны, хотя и влияют на погоду в Индонезии, не оказывают на страну своего разрушающего действия.

Правда, климат Индонезии не везде одинаков, хотя острова вытянулись цепочкой вдоль экватора. Чем дальше на восток, тем сухой сезон продолжительнее и более выраженный. На Малых Зондских островах, да и на Восточной Яве и Мадуре сезон дождей не превышает трех месяцев (декабрь, январь, февраль). Сухой же сезон длится пять месяцев (с мая по сентябрь), а дважды в год — так называемый переходный сезон: два месяца после сезона дождей и два месяца после сухого сезона. Это связано с юго-восточными муссонами, дующими с марта из Австралии.

В целом по стране в год выпадает около 2000 миллиметров осадков, а на юго-востоке архипелага всего 600–700 миллиметров. В большинстве путевых заметок европейских естествоиспытателей, побывавших в Индонезии, Богор (в 63 километрах к югу от Джакарты) считается самым дождливым местом на земле. На самом же деле самым влажным районом Индонезии, а может быть и мира, является Индарунг, недалеко от Паданга (Западная Суматра). Там в год выпадает 6000 миллиметров осадков, или в десять раз больше, чем у нас в Москве. Мне довелось побывать там с группой советских артистов в самый разгар сезона дождей в декабре 1963 г. Мы были буквально ошеломлены сплошной стеной дождя. Бывают случаи, обычно в конце сезона, когда ливневые дожди идут беспрерывно в течение нескольких дней подряд, вызывая наводнения, наносящие большой ущерб посевам риса, деревням и даже городам, особенно окраинным районам — кампунгам. Наводнения в Индонезии относятся к главным стихийным бедствиям. Они приносят больше вреда, чем извержения вулканов. В обычные же дни дождь проходит быстро. А через четверть часа вода уже испарилась и снова сияет яркое солнце. В сезон дождей осадки выпадают с методичной аккуратностью, обычно часа в четыре вечера. Именно обилию теплых дождей обязана Индонезия своей необыкновенно пышной вечнозеленой растительностью. Сошлюсь на авторитет известного русского натуралиста профессора В. Арнольди, побывавшего в Индонезии в 1909 году: «Чем больше я всматривался в яванскую природу, тем больше видел новых форм и тем яснее становилось мне, что нужны целые годы жизни, чтобы действительно ознакомиться с бесконечными сокровищами острова».

Такое постоянство погоды привело к тому, что в Индонезии лишь совсем недавно (со второй половины семидесятых годов) стали печатать и передавать по телевидению сводки погоды, делая акцент не на температуру и осадки, а на направление ветра, что важно в первую очередь для рыбаков. Нередко сводки погоды приводят к курьезам. Неоднократно приходилось читать о таких случаях: услышав, что завтра ожидается сильный ветер и дождь, крестьяне спали весь день и не работали в поле, а рыбаки не выходили в море. Проснувшись же вечером, те и другие узнавали, что ни ветра, ни дождя не было. Бывало, что возбуждалось дело в суде в связи с неверным прогнозом метеослужбы.

Европейцам, привыкшим к умеренному климату и смене сезонов, индонезийский климат вначале кажется жарким и слишком влажным, а комары слишком назойливыми. Я же хочу заступиться за индонезийских комаров: кусаются они только с наступлением темноты. Ну а кусаться ночью, как говорится, и бог велел.

Многим жителям средних широт Индонезия с ее щедрой природой и благодатным климатом пришлась по сердцу. Ее восхваляли путешественники, естествоиспытатели, этнографы, писатели. Так, великий путешественник венецианец Марко Поло (1254–1325), который в течение 17 лет был на службе у китайского правителя Хубилай-хана, внука Чингисхана, и побывал во многих странах, так описал архипелаг: «Острова выплывали цветочными корзинами, дышали пряными запахами… Стороной далеко прошел остров Ява, знаменитый мускатными орехами, колганом, гвоздикой. Шли острова. Там жили люди, имевшие свой собственный язык. Дани они никому не платили, Хубилай-хана не боялись. Здесь раковины, которые в дальних областях Китая ходят как деньги, были как ничто. Выплыл остров Бинтан. Деревья на этом острове все благоухали. Кругом выплывали другие острова… Трудно поверить, что земля сама родила это все, что эти деревья не привезены сюда издалека на слонах».

Великий русский писатель И. А. Гончаров, побывавший в Индонезии в 1853 году во время кругосветного путешествия на фрегате «Паллада», так описал встречу с западным побережьем Явы: «Нельзя богаче и наряднее одеть землю, как она одета здесь… Природа — нежная артистка здесь. Много любви потратила она на этот, может быть, самый роскошный уголок мира… Едешь как будто среди неизмеримых, возделанных садов и парков всесветного богача. Что это за вечер! Это волшебное представление, роскошное обаятельное пиршество, над которым, кажется, все искусства истощили свои средства». В книге «По островам Малайского архипелага» профессор В. Арнольди писал: «Нет другого места на земном шаре, которое в такой степени привлекало бы к себе внимание натуралиста и этнографа… Возвратившись с островов Малайского архипелага на родину, натуралист с трудом свыкается с мыслью, что он лично сам видел и пережил: как будто грезился ему какой-то грандиозный, чудный сон, от впечатлений которого он не может отделаться долгое время».

Индонезия — самое крупное островное государство в мире, занимающее в настоящее время 13 667 островов общей площадью чуть меньше 2 миллионов квадратных километров. Более 6 тысяч из них имеют названия и считаются обитаемыми. На самом же деле постоянно заселено лишь около одной тысячи островов. Наверное, поэтому Индонезию чаще всего называют «Страной тысячи островов». Островов в Индонезии так много, что наша пословица «Одним выстрелом двух зайцев убил» звучит по индонезийски: «Одним взмахом весла миновал два-три острова».

Кстати, точное количество островов, составляющих Индонезийский архипелаг, стали называть лишь в последние годы. В справочниках начала 70-х годов называлась цифра 11 тысяч, а теперь 13 667. В результате вулканической деятельности в морях, омывающих Индонезию, нередко возникают новые острова. Так, в ноябре 1982 года в юго-восточной части моря Банда после вулканического извержения появился новый остров. Его официально зарегистрировали, дали название и водрузили на нем национальный флаг. Однако спустя три месяца остров вновь исчез в морской пучине, и его пришлось вычеркнуть из списков.

Главный, хотя и не самый большой остров Индонезии (пятый по площади — менее 130 тысяч кв. км) — Ява. На Яве проживает 100 миллионов человек, или почти две трети населения страны, ее народы имеют богатейшую историю и культуру. Поэтому Яве в этой книге уделено особое внимание.

Индонезию омывают 29 морей и 2 океана. Моря и воды в Индонезии до того почитаются, что слово «родина» по-индонезийски — «танах аир» (т. е. земля и вода).

Индонезийский архипелаг представляет собой мост (частично находящийся под водой) между Азией и Австралией. Полагают, что до ледникового периода большая часть островов Индонезии (Суматра, Ява, Бали, Калимантан, Сулавеси) были частью Азиатского материка, а восточные острова — Молукки, Ириан (Новая Гвинея) относились к Австралии. Эго, в частности, подтверждается характером флоры и фауны на двух группах островов архипелага.

Мало найдется в мире стран, которые могли бы сравниться с Индонезией по разнообразию языков, культур, обычаев и нравов. Наряду с древнейшей яванской культурой в ряде районов страны (на Ириане, Калимантане, Суматре) до сих пор встречаются этнические группы, живущие в каменном веке. Но в целом у Индонезии славное прошлое и, я верю, прекрасное будущее.

В книге дана общепринятая транскрипция индонезийских слов, хотя я считаю, что правильнее передавать их по-русски по возможности ближе к тому, как они произносятся в Индонезии. Так, безударное «е» (пепет), которое в индонезийском языке почти не произносится, я бы опускал. Например, «гамелан» я бы писал «гамлан», ибо это слово произносится именно так, и т. д.

Часто встречающиеся в индонезийском языке йотированные, особенно в именах собственных, считал бы целесообразным писать не через «йо», а через «ё», что гораздо ближе к их истинному звучанию. Так, например, пишутся по-русски японские слова типа «тоёта» и др. Это тем более оправдано, если принять во внимание, что в индонезийском языке отсутствует фиксированное ударение в словах, вернее, ударение равномерно распределяется на все слоги. Хотелось бы надеяться, что книга послужит делу укрепления дружественных связей между народами СССР и Индонезии.

УЛЫБАЮЩАЯСЯ НАЦИЯ

Индонезийцев, в первую очередь яванцев, нередко называют «улыбающейся нацией». С лица яванца почти не сходит улыбка, чуть-чуть застенчивая и немного загадочная. Порою нелегко определить, чему улыбается ваш собеседник. Голландцы называли индонезийцев «самой застенчивой нацией в мире». Недоброжелатели, правда, утверждают, что яванская вежливость и улыбка отчасти сродни лицемерию. Вообще же каждой этнической группе в Индонезии присущи свои характерные черты. Яванцы и сунды подчеркнуто вежливы. Батаки (Северная Суматра) — прямолинейны. Мадурцы — гордые, даже немного заносчивые и т. п. Самая крупная нация в Индонезии — яванцы: их 70 миллионов. На втором месте стоят сунды, проживающие на Западной Яве, — около 24 миллионов. Третье место за мадурцами (Восточная Ява и остров Мадура) — более 10 миллионов. Столько же проживает в стране и так называемых прибрежных малайцев, в основном на Восточной Суматре, Западном Калимантане. На Южном Сулавеси проживает 6 миллионов макассаров и бугов. Жителей Минангкабау на Западной Суматре — 5 миллионов. Балийцев — 3 миллиона. Батаков — жителей Северной Суматры — более 3 миллионов. Китайцев в Индонезии насчитывается около 5 миллионов, но они не коренные жители.

Что же касается ряда небольших этнических групп, то они рассеяны по всей территории архипелага, преимущественно в его восточной части. Некоторые находятся на уровне каменного века, ведут натуральное хозяйство, по существу, отрезаны от внешнего мира. Их так и зовут: «суку терасинг» (отчужденные племена).

Об этом можно судить хотя бы по тому факту, что в конце 1983 года из джунглей Центральной Суматры вышли два офицера индонезийской армии, попавшие туда в 1948 году. Почти 35 лет они жили среди перво-бытных племен Суматры, скрываясь от голландских колониальных войск, полагая, что война за независимость Индонезии еще продолжается.

Характерная черта Индонезии — быстрый рост населения. Несмотря на определенные успехи в «планировании семьи», ежегодный прирост населения составляет 2,3 процента, или около 3,5 миллиона. Средние же темпы прироста населения в мире — 1,7 процента в год. Помню, во время посещения СССР в 1959 году Сукарно шутил, что в недалеком будущем Индонезия обгонит нашу страну по количеству населения. Тогда в Индонезии было чуть больше 90 миллионов жителей, а в СССР — 209 миллионов. И вот теперь (в 1986 г.) индонезийцев стало 165 миллионов, а нас — 280 миллионов. По темпам роста населения Индонезия явно опережает нас.

Индонезийцы в своей массе очень симпатичны и жизнерадостны, артистичны и одарены от природы. У большинства мужчин и женщин приятные мягкие черты лица, великолепные черные волосы, ослепительные зубы, стройные фигуры. У них красивый цвет кожи как будто от загара, — цвет спелого плода саво. У части населения, в первую очередь на Яве и Бяли, кожа светлее. Женщины из аристократических семей, которые специально отбеливают кожу, прячутся от солнца, ходят под зонтиками. Каждая женщина с белым цветом кожи считается красивой. Наиболее светлокожие — жители Монадо (Северный Сулавеси). Совсем же белых — европейцев индонезийцы называют альбиносами. В индонезийских книгах и учебниках по истории приход первых европейцев (португальцев) в Индонезию в конце XV века так и называется: «приход альбиносов».

Нередко в колониальные времена знатные индонезийцы из престижных соображений женились на европейских женщинах, ибо это считалось тогда «большой привилегией». В этой связи вспоминается нашумевшая история женитьбы вождя племени папуасов Обахорока, обитавшего в горах Джаявиджая (Западный Ириан), на американке. В 1973 году все индонезийские газеты и журналы обошла фотография немолодой американки. На ней была лишь набедренная повязка из камыша — румбаи, которые носят коренные жители Ириана. Это была американский этнограф Вин Сарджент. Во время полевых исследований в джунглях Ириана она вышла замуж за вождя папуасского племени, чтобы «лупка познать нравы и обычаи ирианцев». Исследовательский азарт американки зашел так далеко, что она подтолкнула Обахорока начать кровопролитную войну с соседним племенем. Газеты писали, что подобной войны папуасы не знали уже многие десятилетия. Каприз Вин Сарджент стоил жизни сотням ирианцев. Потешившись, американка исчезла, захватив с собой результаты «полевых исследований», а также выкуп Обахорока: каменные топоры, высушенные черепа, чучела райских птиц, луки с отравленными стрелами и прочие экзотические вещи. По телевидению передавали интервью с Обахороком. Было искренне жаль закаленного в боях воина, который плакал как ребенок, будучи не в силах снести обиду. Американка же ничуть не жалела о содеянном, тем более что за ее «джунглевые» исследования ей была присвоена медаль научного общества США.

Индонезийки очень молодо выглядят и сохраняют стройность фигуры до старости. Отчасти они обязаны этим малому употреблению животных жиров. Хлеб в Индонезии почти не едят, а от риса, говорят, не поправляются. Не перестаешь удивляться тому, что многие индонезийки, родив дюжину детей, остаются стройными, как девочки. Чтобы иметь стройную фигуру, упругое тело и эластичную кожу большинство индонезийских женщин всю свою жизнь пьют настои из целебных трав — джаму. Стройности фигур способствует обычай носить груз на голове, как и во многих других странах Азии и Африки. Этот обычай отучил их не только сутулиться, но и вертеть головой, что предотвращает появление морщин на шее. Чтобы посмотреть в сторону, вверх или вниз, индонезийке достаточно скосить глаза. Опять же польза: гимнастика для глаз. Индонезийки необычайно красивы и привлекательны. Яркие национальные одежды облегают их изящные фигуры. Как писал в книге «У подножия Махамеру. Странствия по Яве» известный немецкий ученый Карл Гельбиг: «От индонезийских женщин с их прелестными фигурами, пластичными движениями, иссиня-черными волосами, расчесанными на строгий пробор и собранными сзади в пучок, темными ресницами и смуглой кожей веет на нас чужим, непостижимым миром тропиков, меланхоличным и в то же время возбуждающим». Добавлю, что индонезийки обладают природным вкусом, постоянно следят за своей внешностью и за модой. Они очень различны: нежные яванки-само воплощение женственности, спокойствия и обаяния; балийки — высокие, грациозные, с царственной походкой; светлокожие, немного напоминающие китаянок женщины Манадо на севере Сулавеси; энергичные, волевые, но очень женственные девушки и женщины Минангкабау на Западной Суматре; очень современные девушки Бандунга и т. д.

По натуре индонезийцы вежливы и приветливы. Только и слышишь: «силакан», «мааф» (пожалуйста; извините). Ссоры среди индонезийцев до того редки, что лишь однажды мне довелось видеть и слышать, как женщина бранила велорикшу за то, что он опрокинул коляску, в которой она ехала с вещами. Даже дети в Индонезии почти не ссорятся, хотя они очень живые, непосредственные и постоянно шумят. Порою трудно понять, плачут они или смеются. Плачущих детей не принято утешать, их и не наказывают. Индонезийцы до того вежливы, что даже не кричат на животных: лошадей, буйволов, собак, не говоря уже о том, чтобы хлестать их. Они только понукают запряженных животных цоканьем. О вежливости можно было бы рассказывать долго. Чего стоят, например, такие надписи на дорогах: «Извините, что мы ремонтируем вашу улицу».

У индонезийцев я не замечал резкой грани между радостью и горем. В характере индонезийцев существует некая нивелировка. Они не предаются безудержному веселью, но и не убиваются горем.

Индонезийцев можно назвать неунывающей нацией. Популярный джакартский журнал «Темпо» в 1978 году поместил репортаж о жизни молодых индонезийцев, нелегально эмигрировавших в Австралию. Журнал сообщил, что, согласно проведенному среди австралийцев опросу, они охотнее всего берут в услужение молодых индонезийцев, прежде всего потому, что они «постоянно улыбаются». В том же репортаже отмечалось, что, в отличие от большинства других эмигрантов — греков, турок, итальянцев, которые приезжают в Австралию, чтобы заработать деньги для оставшейся на родине семьи, индонезийцы все деньги тратят тут же, в основном на развлечения (пьют они мало, зато большие поклонники женщин), на покупку в складчину автомашин, на одежду, часы, модные очки и т. п.

Индонезийцы очень любят золото и украшения. Как бы ни была бедна семья, каждой новорожденной вставляют в уши миниатюрные золотые сережки, а мужчины все поголовно носят перстни, в зависимости от достатка — с бриллиантом или серебряный, а то и оловянный с камнем, похожим на булыжник. А зажиточные мадурцы, кажется, все щеголяют золотыми зубами. Страсть к золоту обусловлена непреходящей ценностью этого металла в условиях хронической инфляции. Другими главными ценностями являются земля и дом. По причине инфляции и… бедности индонезийцы прослыли мотами. Именно — бедности. Так, крупнейший индонезийский социолог профессор Кунчаранинграт считает, что расточительность большинства индонезийцев объясняется тем, что «они слишком бедны, чтобы думать о завтрашнем дне. Все их помыслы и интересы сосредоточены на дне сегодняшнем». Что же касается завтрашнего дня, то на этот счет у индонезийцев, можно сказать, есть своя философия: «будет день, будет и рис». Но в 1981 году, когда средний доход на душу населения достиг 520 долларов, Индонезия вышла из рядов беднейших стран мира.

На следующий день после получки многие индонезийские служащие просят взаймы. Большинство индонезийцев уверены, что, беря взаймы, они увеличивают свои доходы. Они просто не представляют, как можно жить, не занимая денег. Доходы, конечно, маленькие, а семьи большие. Много средств уходит на жилье, на транспорт. Казалось бы, тем более экономным следует быть. Но вот, например, как поступил библиотекарь в Доме советской культуры в Джакарте Улил, получив деньги за отпуск: он истратил недельную зарплату на сверхмодные очки от солнца, хотя можно было купить вполне сносные очки раз в десять дешевле. А уборщица Карсина, получив компенсацию за отпуск, нанимала такси и ехала всей семьей в фешенебельный парк «Прекрасная Индонезия в миниатюре». Такси, входные билеты, аттракционы и мороженое за один день съедали всю ее компенсацию. Зато индонезийцев нельзя упрекнуть в жадности. Они очень гостеприимны: в каждом доме непременно есть комната для приема гостей. Нередко это комнатушка с земляным полом площадью 3–4 кв. метра, вся меблировка которой состоит из стола и нескольких пластиковых или ротанговых стульев. Но все опрятно, стены побелены. По части опрятности индонезийцы не знают себе равных. Пожалуй, наиболее употребительное слово после «пожалуйста» и «извините»— «манди» (мыться). В среднем индонезиец ополаскивается три-четыре раза в день. Далеко не состоятельные люди ходят в белых рубашках. Белый цвет — главный, доминирующий цвет в толпе. Индонезийцы не только купаются сами, но часто моют и все другое — животных, велосипеды, автомобили, цементированные дворики.

Продолжая мысль о гостеприимстве индонезийцев, хочется упомянуть о популярности в Индонезии слова «трактир», означающего «угощать», «платить за угощение». Достаточно человеку найти побочный заработок или получить небольшую премию, как он непременно приглашает ближайших сослуживцев, соседей, не говоря уже о родственниках, поесть за его счет у прохожего торговца яствами или в местной закусочной. Иными словами, он «трактир».

Детей у индонезийцев много, и они их очень любят. Матери кормят их грудью лет до двух, а то и до трех. Известная индонезийская пословица гласит: «Много детей — много будет доходов». Имеется в виду, что, став взрослыми, дети будут помогать родителям.

Свадьба у индонезийцев — главное семейное торжество. Но торжественные свадьбы не гарантируют индонезийцев, в первую очередь яванцев, от частых легких разводов. Чтобы развестись, достаточно нескольких часов. Индонезийцы не имеют и понятия об алиментах. Дети разведенных зачастую остаются у бабушек и дедушек, а вдовы очень быстро снова выходят замуж.

Хотя большинство населения Индонезии мусульмане, а ислам разрешает иметь две, три и даже четыре жены при условии, что каждой жене будет предоставлено отдельное жилье и определенное содержание, многоженство в Индонезии не очень частое явление. Оно стало еще реже после принятия в 1974 году закона о браке, по которому мужчина может взять вторую жену лишь с согласия первой. Правда, в силу экономических и других причин первая жена зачастую соглашается против своей воли. Но из этого вовсе не следует, что индонезийские женщины забитые и всецело подчинены мужской воле. В отличие от женщин большинства мусульманских стран индонезийки официально пользуются равными правами с мужчинами. Нередко главой семьи является женщина.

Прекрасная черта характера большинства индонезийцев — трезвость, хотя урбанизация и влияние Запада привели к значительному росту употребления алкоголя. Но все же крепким спиртным напиткам предпочитают кофе, чай, в крайнем случае — пиво. Даже пиво для индонезийцев слишком крепкое. Приходилось слышать о случаях, когда, выпив бутылку пива, средняя крепость которого 4 градуса, индонезиец «в состоянии опьянения совершал преступление». Некоторые народности— немусульмане гораздо чаще употребляют спиртное. Особенно известны в этом отношении батаки Северного Тапанули. Это очень живой, веселый народ— они любят гулять, петь, а также играть в шахматы. Батаки, пожалуй, единственная народность Индонезии, у которой с давних пор популярен алкогольный напиток туак из аренговой пальмы — энау. В коре пальмы делают надрез, и из этого места сочится жидкость наподобие нашего березового сока. Добавляются дрожжи и кора дерева риру. После брожения получается напиток, нечто вроде браги. Пьют туак только мужчины и только в кабачках. Мужчины засиживаются в кабачках до утра, напевая знаменитую застольную песню «Лисой» композитора Нахума Ситуморанга. Для батаков сидеть в кабачке в кругу друзей за кружкой туака все равно что для яванцев наслаждаться по утрам воркованием сидящих в клетках на высоких шестах горлиц или для балийцев — петушиные бои. Кроме батаков, пристрастие к крепким напиткам наблюдается лишь у балийцев. На Бали популярна брага Брем Бали, которую варят из клейкого риса.

В Индонезии широко распространены азартные игры. Обычная картина: прямо на улице, укрывшись под тентом от палящего солнца, группа молодых парней с утра до вечера играет в карты на деньги. Широко распространены ставки в петушиных боях, соревнованиях кузнечиков, запуске бумажных змеев, гонке быков на Мадуре и т. п. Женщины в Индонезии в карты играют редко. Карты им заменяет «арисан» — нечто вроде того, что у нас называется «черной кассой», но с гораздо большим размахом. Нередко общества арисан превращаются в предприятия, предоставляя ссуды посторонним лицам под солидные проценты, открывают на кооперативных началах рестораны, магазины, мастерские. Печать неоднократно сообщала о злоупотреблениях средствами, собранными членами арисан. С 1 апреля 1981 года азартные игры в Индонезии запрещены, а игорные дома официально закрыты.

Индонезийцы не прочь иной раз шикануть, пустить пыль в глаза, особенно перед иностранцем. К небольшой группе наших геологов, которую я сопровождал в качестве переводчика в джунглях Суматры в 1960 году, было приставлено 150 носильщиков, которые несли живых кур, пиво, виски. И хотя мы находились там всего несколько дней, от водопада Сигурагура до деревеньки Пинту Похан специально для нас были проложены две нитки водопровода из бамбуковых труб длиною в несколько километров: одна цветовая гамма исключительна богата. Этот обычай созерцания природы произвел такое сильное впечатление на чешского писателя Норберта Фрида, что в своей книге «С куклами к экватору» он записал: «Ведь и у меня есть живот, есть и пальцы. Но когда я вот так безмятежно сидел, шевеля большими пальцами? Вот вернусь домой — непременно займусь этим».

У яванцев, балийцев, так же как у малайцев, полинезийцев, таиландцев и ряда других народов, голова является предметом табу. Они верят, что голова это вместилище души и, следовательно, священная часть тела, до которой постороннему нельзя дотрагиваться. Прежде всего это касается мужчин. Никто, включая родную мать, невесту и жену, не имеет права дотронуться до головы мужчины. Помню, как во время футбольного матча в Джакарте между сборной Индонезии и аргентинской командой «Росарио сентрал» в 1977 году один из нападающих команды гостей случайно дотронулся до головы индонезийского защитника. Все члены команды хозяев поля были вне себя от ярости. Началась драка, из которой, кстати, более щуплые индонезийцы вышли победителями. Им помогло знание приемов национальной борьбы, наподобие каратэ. По той же причине, что голова священна, индонезийцы избегают жить в многоэтажных домах. Они считают, что в многоэтажном доме живущие выше ходят по головам жильцов нижних этажей. Получившие в последнее время распространение многоквартирные дома — одноэтажные.

Хорошая черта индонезийцев — отсутствие в языке крепких словечек. Самые ругательные слова: клоп, обезьяна и свинья. Бранятся индонезийцы вообще редко. Даже во время дорожных происшествий водители столкнувшихся машин мирно разъезжаются, не говоря бранного слова. Как правило, они спокойно договариваются, какая сторона должна возместить причиненный ущерб. Манера поведения индонезийцев на дорогах достойна более подробного описания. Водителю, желающему пересечь или вклиниться в поток автомобилей, достаточно высунуть руку, как машины уступят место просителю. На первый взгляд движение транспорта на улицах больших городов совершенно беспорядочно, но аварий сравнительно немного благодаря взаимной уступчивости, вежливости, предупредительности и природной ловкости индонезийцев.

Несколько слов об именах. Фамилий, как таковых, в Индонезии не существует, за исключением названий кланов (марга) у батаков и у ряда других народностей. Имен же великое множество. Наряду с мусульманскими именами, количество которых исчисляется сотнями, и христианскими именами, есть много сугубо местных, в первую очередь яванских.

Мусульманское имя обычно состоит из одного или двух слов, как, например, Салим или Амир Махмуд. В результате в одном классе может быть несколько учеников с одинаковыми именами. Тогда преподаватель называет их по номерам: Салим первый, Салим второй и т. д. В женских именах нередко ставится приставка «Шри», означающая, что ее владелица аристократического происхождения, — вроде Шри Хартини. В мужских яванских именах часто встречается приставка «Су», означающая «больше» или «лучше», ее обычно употребляют люди знатного происхождения — например, Сукарно, Суброто.

При рождении ребенку могут дать несколько имеющих определенное значение имен, в зависимости от пожеланий родителей, дедушки, бабушки, старших братьев и сестер. Имена могут иметь значение «умный», «храбрый», «добрый» и т. п. Но в повседневной жизни каждого человека зовут одним, больше того — сокращенным именем. Салима зовут Лим, Насутиона — Нас, Бамбанга — Бам, Карсину— Кар и т. д. По достижении совершеннолетия многие меняют имена. При вступлении в брак женщина к своему имени добавляет имя (не фамилию) мужа, а перед ее именем при официальном обращении ставится слово «ибу» (мать). Так, выйдя замуж за Бамбанга Сумантри, женщина становится ибу Бамбанг. Шутят, что в таком случае трудно понять, кто эта женщина — жена или мать Бамбанга. А в Минангкабау при вступлении в брак все без исключения мужчины добавляют к своему имени почетный титул.

При громадном разнообразии имен простой человек в Индонезии, за исключением Минангкабау, никогда не возьмет себе аристократическое имя, так же как аристократ не возьмет имя простолюдина. По именам судят о происхождении того или иного человека. Имена можно изобретать. Одного моего знакомого шофера звали Камиран, потому что он родился в четверг (камис). А вот внучку бывшего посла в Москве Манай Софьяна назвали Аксара (буква), потому что накануне ее рождения ее мать писала дипломную работу. Знал я одну девушку, которую звали Кретавати (нечто вроде «электричка»). Оказалось, ее родители познакомились в электричке и назвали дочь в честь этого замечательного события. Индонезийцы свободно выбирают иностранные имена. Мне, например, довелось познакомиться с людьми, которых звали Элизабет Тейлор, Мерилин Монро, Черчилль и даже Гитлер.

Президент Сукарно, пожалуй, был первым яванцем, давшим своим детям своеобразную фамилию: к именам детей он стал добавлять свое имя плюс слово «путра» (сын) или «путри» (дочь). Так старший сын Гунтур стал Гунтур Сукарнопутра, а дочь Сукмавати — Сукмавати Сукарнопутри. В последнее время дети известных родителей стали все чаще добавлять к своему имени имя отца без «путра» или «путри», как, например, Ами Прийоно, известный кинорежиссер, сын бывшего министра культуры Прийоно.

Около 80 процентов населения Индонезии проживает в сельской местности. Из тех же 20 процентов, что живут в городах, большинство придерживаются традиционного деревенского образа жизни, даже в семимиллионной Джакарте. Большинство городов Явы, за исключением Джакарты, Бандунга или крупнейшего промышленного центра Сурабаи, похожи друг на друга. В каждом городе есть центральная площадь — алун-алун и главная улица, тянущаяся через весь город, чаще всего названная в честь яванского князя Дипонегоро, руководителя восстания против голландских колонизаторов (1825–1830). Перед каждым домом, а дома в большинстве одноэтажные, небольшой садик. Ежедневно происходит ритуал подметания двориков, сжигания листвы и отбросов в кирпичных мусорных ямах на обочинах улиц. Почти вся жизнь проходит во дворах под открытым небом. Если заглянуть через бамбуковый забор внутрь дворика, наверняка увидишь женщин, занятых приготовлением пищи (чаще всего на керосинках), шитьем или детьми. Ребята постарше играют, а их младшие сестры или братья целый день сидят на бедрах матерей или старших сестер. Детских колясок в Индонезии почти нет.

Несмотря на благоприятные для цветов климатические условия, во дворах домов растут в основном цветущие круглый год деревья и кустарники. Цветы же, как правило, разводят в горах. Это — гладиолусы, розы, игольчатые астры, хризантемы, лилии, гвоздики, орхидеи. А вот тюльпаны в Индонезии почему-то не растут, я их видал (и то раз в году) только в посольстве Голландии на приеме по случаю дня рождения королевы. Их доставляли из Голландии и раздавали по одномудва цветочка каждому гостю. Цветы в Индонезии дешевы, за исключением орхидей, которые раз в десять дороже роз. Цветочные базары очень красочные. В основном цветы продаются корзинами. Дарить цветы букетами не принято. Не доводилось встречать, чтобы, придя на свидание, молодой человек дарил девушке букет цветов. Как ни странно, в стране вечного лета, где цветы растут круглый год, живые цветы все больше вытесняются искусственными — пластиковыми или бумажными.

Главные ценности для индонезийцев — здоровье и деньги. Наряду со здоровьем обычно желают больших доходов. Может быть, это объясняется небольшими заработками. Даже государственные служащие — люди наиболее обеспеченные (их около 3 миллионов) — получают в месяц не более 100 тысяч рупий, т. е. 100 долларов, а многие из них, включая учителей, и того меньше. Чтобы сводить концы с концами, государственные служащие, как и многие другие категории рабочих и служащих, занимаются совместительством. Я знал чиновников, одновременно работавших в пяти, шести и более местах. Преподаватели вузов, чиновники и даже младшие офицеры занимаются маклерством — выступают посредниками при продаже земли, недвижимого имущества, открывают небольшие харчевни, лавчонки. Создается впечатление, что мечта каждого индонезийца — открыть дело. Жажда открыть торговое предприятие так велика, а быть президент-директором торговой фирмы столь престижно, что многие, даже не имея никакого дела, печатают визитные карточки с выдуманным названием фирмы, дабы произвести впечатление. На визитной карточке одного торговца старинными лампами на улице Сурабая в Джакарте стояло: «А. Манурунг — президент киоска». Он был одновременно президентом и единственным продавцом в своем киоске.

Выступая в Джакарте в 1963 году на митинге по случаю приезда Валентины Терешковой, Андриана Николаева и Валерия Быковского, президент Сукарно выразил надежду, что когда-нибудь и индонезийцы последуют примеру советских космонавтов. «А пока, — сказал Сукарно, — наши юноши мечтают совсем о другом. Недавно я имел разговор с десятью студентами Бандунгского технологического института. На мой вопрос кем бы они хотели стать после окончания института, девять из десяти заявили, что мечтают получить должность директора рынка, и лишь один сказал, что хотел бы построить тоннель, соединяющий Яву с Суматрой.

Индонезийцы питают пристрастие к громким титулам и ученым степеням. До самого последнего времени (1984 года) каждый выпускник университета или института получал ученое звание и непременно писал его перед своей фамилией или после, а иногда — впереди и в конце фамилии одновременно, нередко — по-индонезийски и по-английски. Даже окончившие три курса вуза получали звание «молодой ученый».

Очень сложная система обращений в Индонезии о себе индонезийцы, кроме слов «сая» и «аку», что означает «я», часто говорят в третьем лице, называя себя по имени либо «какак» (старший брат), «адик» (младший брат или сестра), «аях» (отец), «ибу» (мать) и т. д. Обращение «Вы» (анда) появилось лет 25 назад. Я знал несколько человек, претендующих на его авторство. Оно применимо ко всем, независимо от возраста, пола и положения. В некоторых случаях, особенно по отношению к иностранцам, употребляется английское «уои», а также «туан» (господин), «нйонья» (госпожа), «нона» (барышня). К младшим обращаются «адик», к старшим (мужчинам) — «какак» или «абанг», к женщинам — «мбакью». В последнее время в значении «Вы» стали все чаще употреблять слово «каму», считавшееся прежде грубым, вроде «ты». Что же касается — «ты» (энгкоу, сокращенно: коу), то оно редко употребляется вообще, разве что в обращении к равному, в основном среди детей. На Яве жена зовет мужа «мае, почти равнозначно господину, а муж жену — «адик» (сестренка). Слово «мае» употребляется и старшими в отношении младших, даже детей, стоявших выше в социальном отношении. Так, сыновей Сукарно звал» «мае», нечто вроде «барчук». Особая роль принадлежит слову «судара», дословно означающему «брат». Обычно этим словом называют людей одного круга, одних убеждений, единых верований, равного положения. «Судара» — нечто среднее между нашими «товарищ» и «гражданин», хотя у индонезийцев есть более точное слово для определения «товарищ» — «каван». Оно было популярно среди членов компартии.

Другим популярным в период национального пробуждения в первой трети XX века словом было «бунг», означающее «брат». Руководителей национально-освободительной борьбы, таких, как Сукарно, Хатта, Амир Шарифуддин, Адам Малик, называли непременно с приставкой «бунг»: бунг Карно, бунг Хатта, бунг Амир, бунг Адам. Японские империалисты, за редким исключением (по отношению к Сукарно и Хатта), запретили обращение «бунг». Доброе, ласковое «бунг» стихийно возродилось после изгнания японцев и провозглашения независимости Индонезии в 1945 году. После поражения левых сил и установления «нового порядка» слово «бунг» фактически исчезло. Стало модным обращение «бапак» или «пак», чтоозначает «отец». Так, Адама Малика, которого даже собственные дети называли «бунг», официально стали именовать Пак Адам. Если «бапак» или «пак», равно как и «бунг», ставится впереди яванского имени, приставка «су» отбрасывается. Так, президента Сухарто зовут «Пак Харто».

Характерная черта индонезийцев — пристрастие к церемониям и атрибутам государственной власти. Доводилось слышать мнение, что современная жизнь индо-.незийцев определяется «тремя пристрастиями: ачара, упачара и бичара», что означает «мероприятия, церемония и выступление». Выступать они большие мастера. А церемоний не счесть.

В поведении индонезийцев много общего: одинаково отдыхают, сидя на корточках, одинаково держат вилку и ложку, приподняв локти рук (ножи за столом, как правило, не употребляются), одинаково сплевывают, говорят витиевато, медленно подходя к предмету разговора, одинаково начинают и кончают письма, даже почерк у большинства одинаково красивый.

Все индонезийцы, где бы они ни находились, точно ориентируются по странам света, которые они называют «стороны ветра». Если вы спросите, как проехать в такое-то место, вам посоветуют примерно так: «Поезжайте прямо на север до перекрестка дорог. Затем поверните на восток, затем снова на север, а потом на юг». Однажды я наблюдал такую картину: двое индонезийцев заколачивали большой ящик. Один сидел внутри ящика и командовал другому, находившемуся снаружи: «Забей еще один гвоздь с северной стороны, а теперь чуть-чуть к востоку». Соседей по улице называют: северный сосед, восточный и т. д.

Несколько слов о транспорте. Человека, впервые приехавшего в Индонезию, поражает обилие и разнообразие видов наземного транспорта. Чего тут только нет: велосипеды, мотоциклы, мотороллеры, всевозможные мотоколяски — модификации мотороллеров, приспособленные под мини-такси, небольшие маршрутные такси на базе автомобилей величиной с наш «Запорожец», такси любых марок и любых цветов (каждая таксомоторная компания окрашивает такси в свой цвет и позволяет владельцам частных автомобилей использовать свои машины как такси под маркой той или иной компании). А какие автобусы! Тут и чуть ли не довоенные, проржавевшие донельзя, без каких-либо намеков на бамперы, тут и ультрасовременные. Не менее разнообразны автомобили, начиная с «антикварных», кончая шикарными «мерседесами». В конце 70-х годов в Индонезии занимались сборкой почти девяноста марок автомобилей, включая западногерманские, американские, итальянские, французские, шведские, австралийские и, конечно, японские. Ввоз автомобилей в собранном виде воспрещен. Собирают, правда, не всякие модели. Так называемые шикарные автомобили запрещены: мерседесы — не выше марки «Мерседес-230». Но быть обладателем более дорогой модели мерседеса настолько престижно, что некоторые богачи всеми правдами и неправдами, включая контрабанду, стараются заполучить их. Чтобы не быть задержанным полицией, у машин меняют внешний вид, а марки 280 или 450 заменяют на 230 и ниже. С начала 70-х годов на автомобильном рынке произошел резкий крен в пользу японских автомобилей, в первую очередь за счет американских, австралийских и частично европейских. Особым спросом пользовались «тоёты», «хонды», «мицубиси», «мазды», «ниссаны». Это объясняется торговой политикой японских фирм, которые вначале продают свои автомобили чуть дешевле своих конкурентов, затем постепенно поднимают цены, а также экономичностью машин японского производства, умением учитывать специфические вкусы индонезийцев, включая их пристрастие к новинкам и всяким безделушкам, хорошо поставленным сервисом, яркой рекламой, роскошными демонстрационными залами и — не в последнюю очередь — надежностью и неприхотливостью японских автомобилей. Индонезийцы не любят возиться с машинами, не имеют привычки ухаживать за ними. Зачастую не меняют масла и не смазывают автомобиль, пока не сломается. Такой характерный факт: в подавляющем большинстве машин вы не найдете насоса, и почти никто из индонезийцев не знает, какое должно быть давление в шинах.

Весьма колоритны автобусы. Они мчатся по улицам с такой скоростью, с таким грохотом и шумом, что диву даешься, как они не передавят все и вся. Висящие на подножках спереди и сзади кондукторы истошно кричат, зазывая пассажиров, объявляют маршруты, которые то и дело меняются. Неожиданно громадный автобус резко тормозит. Оказывается, какой-то прохожий хочет сесть. Желающим сесть всегда рады, а вот сойти где надо, не всегда предоставляется возможность: сплошь и рядом автобусы проскакивают остановки. Почти всегда автобусы переполнены, в них курят. Пассажиры, особенно молодые парни, стараются проехать зайцем. В свою очередь кондукторы не всегда дают билеты, прикарманивая тем самым деньги. Время от времени организуются розыгрыши автобусных билетов, чтобы поощрить пассажиров платить за проезд и требовать у кондуктора билеты.

Поражает не только разнообразие средств транспорта, но и их количество. Так, к 1984 году количество транспортных средств в Джакарте, включая мотоциклы и мотороллеры, перевалило за миллион. Сюда не входят военные автомашины. Отношение к нарушителям правил уличного движения очень либеральное. Самое крупное наказание — денежный штраф по постановлению суда, но процедура сложная: за любое нарушение водительские права отбираются, и каждое такое нарушение разбирает суд. Обычно права возвращаются. Даже если виновник дорожного происшествия приговорен к тюремному заключению, права его сохраняются. Талоны предупреждений были введены лишь с марта 1981 года, и то лишь в Джакарте.

На мой взгляд, только природный дар и виртуозность вождения спасают индонезийцев от частых аварий. Я не переставал удивляться тому, как на обыкновенном мотоцикле без коляски умещаются трое, а то и четверо людей, что девушка или женщина с ребенком на руках восседает амазонкой на мотороллере позади кавалера или мужа, заложив кокетливо ногу на ногу. И все это на скорости 70–80 километров в час. Движение транспорта осложняется еще и тем, что масса уличных торговцев располагает свой нехитрый товар пряма на тротуаре, а то и на краю проезжей части дороги.

Среди прочих «благ», подаренных японцами индонезийцам, когда они захватили Индонезию в марте 1942 года, была трехколесная велоколяска «бечак», в которой велорикша (его тоже зовут бечак) сидит сзади пассажиров (двух-трех) или груза. До японской оккупации индонезийцы вообще не представляли себе, как один человек может ездить на другом. Наступила эра безраздельного господства велорикш на дорогах страны, в первую очередь в городах. Труд велорикш один из самых тяжелых. В любую погоду — под палящим солнцем и в ливень, днем и ночью бечак крутит педали своей: коляски. То и дело ему приходится сходить на землю, чтобы подтолкнуть коляску в гору, а пассажиры тем временем и не думают сойти, чтобы облегчить усилия велорикши. Страдания велорикш окупаются тем, что они могут прокормить себя и семью, а также тем, что они пользуются уважением за свой нелегкий труд, организованность и солидарность. К велорикше обращаются не иначе как «абанг бечак» (старший брат бечак). Велорикши не раз выступали инициаторами борьбы трудящихся Индонезии за свои права против местных китайских и иностранных эксплуататоров. В большинстве случаев орудие производства бечака — велоколяска берется внаем у богатого китайца, за что приходится отчислять значительную часть заработка. Чтобы привлечь пассажиров, бечаки ярко раскрашивают свои коляски, расписывают их картинками, украшают наклейками, дают громкие имена, вроде «Владычица Южных морей», «Морской дракон». Индонезийцы вообще любят давать пышные имена. У каждого самолета, у каждойвиллы есть свое имя. Хотя в большинстве районов еще немало мест, где — бечак как самый доступный транспорт пока незаменим, эра велорикш подходит к концу. Если в начале 60-х годов в Джакарте было более 300 тысяч бечаков, или один велорикша на десять жителей города, то в конце 1983 года, когда население столицы Индонезии достигло 7 миллионов, бечаков осталось 30 тысяч. Их оттеснили на окраины Джакарты, а на центральных улицах города позволяли появляться лишь поздно ночью. А с 1986 года велорикши в Джакарте запрещены вообще.

Оригинальны индонезийцы и в языке. Из шестисот языков и наречий, на которых говорят многочисленныенародности. Малайского архипелага, они выбрали и сделали языком общения и официальным государственным языком не язык какой-нибудь крупнейшей нации Индонезии, например яванской, — родной язык 40 процентов населения страны, а суматранский (риау) диалект малайского языка, который является родным лишь для двух процентов населения. Правда, так случилось не по прихоти индонезийцев, а в силу обстоятельств.

Индонезийский язык — один из самых молодых языков мира. Бытует мнение, что в основе современного индонезийского языка лежит малайский язык (бахаса Медаю). Можно сказать, что современный индонезийский язык — внук малайского, а родителем его является язык-посредник, существовавший и развивавшийся на протяжении многих веков как язык общения в прибрежных районах Индонезии, так называемый базарный малайский, или низкий малайский. Наряду с ним существовал высокий малайский. Он был родным языком малайцев, живущих на Риау.

Мне довелось побывать на архипелаге Риау в.1960 году, и я наслаждался высоким малайским, как музыкой. Согласно версии одного из создателей современного индонезийского языка, профессора Сутана Такдир Алишахбаны, с Риау высокий малайский попал в Минанг Кабау, а оттуда через посредство учителей «школы раджей» и написанных ими книг распространился в Бенгкулу на юге Суматры и во многие другие районы Индонезии, став языком-посредником наряду с местными диалектами. Надписи на камнях (прасасти) времен империи Шривиджая, которым более полутора тысяч лет, сделаны на этом языке. Он был языком-посредником между представителями различных народностей Малайского архипелага, а также пришельцев: арабских купцов, китайцев, а затем португальцев, англичан, голландцев. В этом языке сильны элементы яванского, сунданского, мадурского, арабского, китайского, а также ряда европейских языков.

Как ни парадоксально, в определенной мере развитию и распространению малайского языка способствовали голландские колониальные власти. К началу XX века Голландия захватила почти все районы Индонезии, и голландцам понадобился универсальный язык общения. Сделать таким языком голландский не представлялось возможным из-за малочисленности голландской прослойки населения на громадной территории архипелага.

К тому же голландцы опасались, что, усвоив их язык, индонезийцы тем самым приобщатся к идеям европейского социализма. Они всячески ограничивали круг детей даже индонезийской знати, которых принимали в так называемые «голландские школы для инландеров», т. е. «туземцев», как они называли индонезийцев. Эти начальные школы, которые, в частности, окончили будущий президент Индонезии Сукарно и двое будущих вице-президентов, Мохаммад Хатта и Адам Малик, и где преподавание велось на голландском, были открыты как для подготовки низших чинов колониальной администрации, так и по просьбе индонезийской просветительной организации «Буди Утомо», основанной в 1908 году.

Яванский язык не стал общенациональным из-за наличия в нем сложного сочетания сословно-иерархических стилей, а также из-за исторически сложившейся предубежденности ряда других индонезийских народов к яванцам.

Ввиду этого в качестве языка общения был выбран малайский. Голландцы попытались взять процесс формирования такого языка в свои руки. В частности, голландский инспектор по вопросам образования на Суматре, известный лингвист ван Опхейзен создал первый стандартный учебник и словарь малайского разговорного языка. По его же инициативе малайский язык был переведен с арабского на латинский алфавит в 1901 году. Но решающую роль в превращении малайского в язык общения в Индонезии сыграл рост национального самосознания и национально-освободительного движения. Как отмечал в августе 1933 года Сутан Такдир Алишахбана в только что созданном им совместно с двумя другими выдающимися писателями Индонезии, Амиром Хамзатом и Армейном Пане, журнале «Пуджангга бару» (Новый писатель), «конец XIX и начало XX века было время, когда народ Индонезии, подобно другим народам Востока, раскрыл глаза и началось его возрождение. В первых рядах возрождающейся нации была молодежь с ее признанным лидером — будущим президентом Сукарно». В одном из выступлений на многолюдном митинге в 1926 году Сукарно сказал: «С сегодняшнего дня, с этой минуты давайте говорить по-индонезийски». Выступая на I конгрессе индонезийской молодежи в 1926 году, будущий министр культуры Мохаммад Ямин заявил: «Знание малайского языка даст возможность любому человеку общаться с яванцами, сундами, малайцами, арабами… Я глубоко убежден, что «бахаса Мелаю» со временем станет языком общения, языком единства индонезийской нации и что культура индонезийцев будет создаваться и развиваться на этом языке». Слова Мохаммада Ямина оказались пророческими. Состоявшийся через два года в Батавии (так тогда называлась Джакарта) II конгресс индонезийской молодежи официально признал малайский языком общения индонезийцев, впервые назвав его индонезийским языком. Это было во времена, когда Индонезия еще называлась Голландской Индией.

Относительно происхождения слова «Индонезия» существует несколько версий. В своей автобиографии, рассказанной американской журналистке Синди Адамс, Сукарно утверждает, что честь изобретения термина «Индонезия» принадлежит немецкому археологу Джордану, получившему образование в Голландии, который специально занимался Малайским архипелагом. Основываясь на географической близости архипелага к Индии, Джордан назвал его «Индийским архипелагом». По-гречески архипелаг — незос. В результате соединения двух слов получилась «Индонезия». По другой версии, термин «Индонезия» впервые предложил английский этнограф Эрл в 1850 году. Еще по одной версии, поддержанной М. Хаттой, слова «индонезиец», а затем и «Индонезия» изобрел голландский профессор Волленховен в начале 20-х годов XX века. В принятой участниками II конгресса Клятве молодежи говорилось: «Мы, сыновья и дочери Индонезии, принадлежим к одной нации — индонезийской. Мы, сыновья и дочери Индонезии, признаем одну Родину — Индонезию. Мы, сыновья и дочери Индонезии, признаем лишь один язык как язык общения — индонезийский».

Большую роль в популяризации понятий «Индонезия» и «индонезийский язык» сыграл журнал «Пуджангга бару». Принятие индонезийского языка в качестве языка общения многочисленных народностей страны знаменовало победу индонезийцев и поражение голландских колонизаторов. Индонезийский язык стал мощным орудием в борьбе за единство и национальную независимость. А после провозглашения независимости Индонезии в 1945 году индонезийский язык был официально признан государственным.

Прошло чуть больше полстолетия после провозглашения индонезийского языком общения, и он стал единым языком всех народностей Индонезии, языком, на котором преподают в школах и университетах, издаются газеты и журналы, ведутся радиои телепередачи, пишутся законы и осуществляется судопроизводство. Более того, индонезийский оказывает большое влияние на развитие малайского языка в Малайзии, который там называется малайзийским, в Сингапуре и Брунее, где он называется малайским. После прекращения конфронтации Индонезии против Малайзии в 1967 году было принято решение об унификации орфографии обоих языков, которое стало осуществляться с августа 1972 года. Ряд звуков в индонезийском языке стали изображать на малайзийский манер, а ряд звуков и суффиксов в малайзийском языке теперь пишутся по-индонезийски. Существенные изменения произведены в терминологии. Индонезийский язык лексически гораздо богаче малайзийского, поэтому чаще всего за основу берутся устоявшиеся в Индонезии термины. Не всегда, правда, этот процесс протекает гладко.

В качестве иллюстрации отношения малайзийцев к индонезийскому языку приведу высказывание видного лингвиста, профессора университета «Малайя» в Куала — Лумпуре Исмаила Хуссейна из его книги «Литература и общество»: «Индонезийский язык, особенно газетный, во многом напоминает непроходимые, но в высшей степени привлекательные джунгли. Термины в нем возникают и уходят так быстро, что диву даешься. В языке сумасшедшее количество сокращений, инициатором создания которых был сам президент Сукарно. Из-за них малайзийцу, читающему индонезийские газеты, кажется, что он читает на иностранном языке. За тридцать последних лет в индонезийском языке было создано триста пятьдесят тысяч технических и научных терминов. Различие между бахаса Мелаю и бахаса Индонесиа заключается в том, что малайцы, будучи гомогенной нацией, очень консервативны в вопросах языка, тогда как индонезийцы, состоящие из сотен национальностей, каждая из которых имеет свой собственный язык, с необычайной легкостью обращаются со своим языком общения — индонезийским. Особенно это касается яванцев, которые начиняют индонезийский язык санскритскими словами, так как в их языке очень много слов из санскрита». Малайзийский профессор совершенно прав: по богатству лексики и терминологии, почерпнутых из многочисленных местных и иностранных языков, бахаса Индонесиа может поспорить с самыми развитыми языками мира, а по количеству синонимов трудно найти ему равных. Почти каждое слово в индонезийском языке имеет три-четыре, а то и более синонима, заимствованных из яванского и других языков Индонезии, из арабского, португальского, английского, голландского. О богатстве лексики бахаса Индонесиа говорит хотя бы то, что в нем есть собственные слова для таких сложных понятий, как кризис, технология, космос, политика, семинар, телезритель.

Пожалуй, главная трудность овладения индонезийским языком и состоит в умении различать оттенки в этих многочисленных синонимах. Вторая трудность состоит в том, что индонезийский язык, я бы сказал, — это больше язык чувств, нежели разума. В нем очень развита модальность, он необычайно гибок. С помощью приставок, инфиксов и суффиксов из любого индонезийского слова, невзирая на его этимологию, индонезийцы свободно образуют любую часть речи. Большую трудность в изучении современного индонезийского представляет огромная разница между литературным языком, т. е. языком прессы и радио, и разговорным. Создается впечатление, что это два самостоятельных языка. Примечательно, что на разговорном языке, во многом напоминающем жаргон, общаются не простые индонезийцы (они говорят на местных языках), а интеллигенция, преимущественно студенты. Работая над переводом романа современного индонезийского писателя Асхади Сирегара «Я добиваюсь твоей любви», в диалогах студентов джокьякартского Университета Гаджа Мада я встретил около двух тысяч слов и выражений, которых не было ни s одном словаре. Хорошо, что у меня была возможность консультироваться с самими героями романа — студентами университета.

Мягкость характера индонезийцев, отсутствие ярко выраженных эмоций отразились на интонациях индонезийского языка. В нем нет фиксированных интонаций, как и фиксированных ударений в словах. Не расчленены и многие звуки. Мало тренированному уху трудно отличить «б» от «п», «д» от «т», «с» от «ш». Гласные тоже очень легко спутать.

А в общем бахаса Индонесиа — один из красивейших, оригинальных и богатейших языков мира. Красоту ему придает наличие большого числа открытых гласных, мягкость шипящих звуков, напевность и неуловимая интонация. Своей оригинальностью и неповторимостью индонезийский язык отчасти обязан удвоениям и счетным словам. С помощью удвоения создаются как новые слова, так и формы слов: множественные слова (судара — брат, товарищ; судара-судара — братья, товарищи), многократность, усиление (лекас — быстро, лекас-лекас — очень быстро).

Счетные слова и сейчас употребительны, а прежде — и подавно. Если у кого-либо трое детей, он говорит: у меня три человека детей, а если у него три овцы, он говорит: у меня три хвоста овец. Очень употребительно счетное слово «буах» (плод). Говорят: три плода автомобилей и т. д.

Большинство индонезийцев двуязычны: кроме индонезийского употребляют в семье и в общении между людьми одной национальности свой родной язык. По заявлению министра по вопросам народонаселения и окружающей среды Эмиля Салима, в 1983 году лишь 12 процентов населения Индонезии пользовались индонезийским языком в повседневной жизни. Но в дальнейшем бахаса Индонесиа завоевал большую популярность благодаря интенсивному развитию телевидения: в стране около семи миллионов телевизоров и почти все передачи ведутся на индонезийском языке.

С лингвистической точки зрения в Индонезии существует феномен — это джакартский диалект. Судите сами: большинство жителей столицы Индонезии говорят не на индонезийском языке и даже не на сунданском (Джакарта расположена в Западной Яве, где проживают сунды), а на джакартском диалекте. Это смесь малайского, яванского, сунданского и балийского языков с большой дозой арабских, китайских, португальских, английских и других слов. Объясняется это тем, что с момента своего возникновения более четырех с половиной веков назад Джакарта развивалась как многонациональный город. В столице находятся крупные землячества десятков национальностей со всех районов Индонезии: яванцы и мадурцы, батаки и минангкабау, палембангцы и макассары и многие другие. Все они помимо своих собственных языков говорят на джакартском диалекте, который, в свою очередь, подразделяется на добрый десяток поддиалектов. Джакартский диалект оригинален и с фонологической точки зрения. Он перенял из других языков ряд морфологических и синтаксических особенностей, которые, ради столичной моды, стали в последнее время употребляться не только в различных районах Индонезии, но даже в Малайзии и Сингапуре.

Наконец, несколько слов о яванском языке. На этом структурно близком к индонезийскому языке с богатейшей лексикой и фразеологией говорят 40 процентов населения Индонезии, или 65 миллионов человек. Это один из древнейших языков мира. Он был высоко развит еще до принятия яванцами индуизма в начале нашей эры. С индуизмом на Яву пришел санскрит, ставший языком аристократии, литературы и права. Санскрит оказал огромное влияние на древнеяванский язык, в первую очередь в лексике. В последующие века, особенно во время расцвета яванских империй Сингосари и Маджапахит, яванский язык и яванская культура распространились на Бали, Мадуру и Западную Яву, где большинство населения сунды. В свою очередь, яванский язык впитал в себя элементы местных языков этих районов. Определенное влияние на формирование современного яванского языка оказал арабский, имевший широкое распространение в прибрежных районах Явы во времена расцвета Центрально-Яванского государства Матарам в XVI–XVII веках. Существует несколько диалектов яванского языка. Но не они определяют его специфику, а гопорические стили, т. е. формы вежливого обращения. Яванцам, в сущности, приходится овладевать несколькими стилями одного языка, каждый из которых употребляется в зависимости от социального, возрастного и родственного положения как того, кто обращается, так и того, к кому обращаются. В первую очередь это касается местоимений, числительных, форм обращения, названий частей тела и т. п. Частично это находит отражение и в грамматике. В современном яванском три формы: нгоко (простой стиль), мадья (средний стиль) и кромо (высокий стиль). В свою очередь, каждая из трех форм современного яванского йзыка подразделяется на три уровня.

Нгоко — наименее иерархичен. Он больше всего подходит закадычным друзьям и заклятым врагам. За ним утвердилось мнение как за грубым языком простолюдинов. Но богатство словаря нгоко позволяет использовать его на любом уровне и при любых обстоятельствах. На нгоко первого уровня разговаривают близкие друзья-ровесники, вышестоящие по отношению к подчиненным и старшие по возрасту по отношению к младшим. В нгоко среднего уровня частично используется лексика из вежливого языка кромо, когда человек, стоящий на более высокой ступени социальной лестницы, обращается к более низкому или в разговоре между супругами. Высший уровень нгоко в первую очередь характеризуется повелительным тоном и большим процентом выражений из кромо. Специфической особенностью мадья является наличие нескольких десятков терминов, используемых в разговоре между людьми знакомыми, но не друзьями. Это язык-посредник между различными социальными группами. Самый низкий уровень мадья — мадья-нгоко. Это язык, тяготеющий к простому люду: на нем, например, обращаются к пожилой прислуге в состоятельных семьях. В мадья среднего уровня много выражений из кромо. Высший же уровень мадья так и называется мадьякромо. На нем обычно говорит молодежь средних слоев при обращении к старшим или подчиненные с начальниками.

Кромо — диалект, насчитывающий более тысячи вежливых выражений, употребляемых во время церемоний и в торжественных случаях. Можно сказать, существует два языка кромо: кромо-инггил (высочайший) и кромоандап (смиренный). Первым пользуются в тех случаях, когда хотят описать в выспренних выражениях чей-либо поступок, характер, положение. Применение же кромо-инггил по отношению к самому себе было бы расценено как тягчайшее нарушение этикета. Это привилегия лишь раджей. Но этикет высшего общества повелевает, чтобы его члены входили в положение других, сопереживали. В этих целях используют кромо-андап.

Яванский язык до того изысканно вежлив, что на нем даже нельзя покритиковать человека. Критика по — явански больше похожа на похвалу. Яванцы никогда не говорят в глаза другому человеку, что они о нем думают— это считается проявлением бескультурья. Даже жесты при разговоре регламентированы. Старший ПО' возрасту и по положению в разговоре с младшим может показывать указательным пальцем, что абсолютно запрещено младшим. У них в роли указательного пальца выступает большой палец (видимо, потому, что он короче).

Многоступенчатость яванского языка, необходимость строго соблюдать его иерархические каноны не позволили ему стать общенациональным. Правда, в последние годы лексическое развитие индонезийского языка в первую очередь идет за счет заимствования терминов из яванского. В сентябре 1984 года в Индонезии был учрежден Открытый государственный университет, на первый курс которого было принято… 60 тысяч человек. Через четыре года ежегодный прием в университет планируется довести до 150 тысяч. И хотя форма обучения в нем заочная, число студентов говорит само за себя. Эта цифра станет еще более значительной и, я бы сказал, знаменательной, если учесть, что в период колониального господства большинство населения Индонезии было неграмотным: лишь 7 процентов индонезийцев умели читать и писать. К моменту изгнания колонизаторов общее число индонезийцев с университетским образованием не достигало и четырех тысяч человек. А когда Сукарно в 1921 году поступал в Высшее техническое училище в Бандунге, единственный в ту пору вуз в стране, то вместе с ним туда поступали всего десять юношей. В настоящее время в Индонезии около 500 университетов, институтов и академий с общим числом студентов около полумиллиона. Правда, академии дают незаконченное высшее образование.

Средние школы ежегодно оканчивают чуть больше полумиллиона человек. Для сравнения скажем, что в 1910 году средние школы ежегодно выпускали 100 человек. Но несмотря на очевидные успехи, в 1980 году, как свидетельствует перепись, 2,5 миллиона детей в возрасте от 7 до 12 лет не посещали школу. Школьное образование в Индонезии очень неровное. На общем, далеко не высоком по уровню знаний фоне государственных школ выделяются привилегированные частные школы. С 1984 года началась перестройка системы образования с целью дать учащимся профессиональные навыки. Расширяется сеть профессиональных училищ и техникумов. На нужды просвещения в 1985 году было выделено 1,5 триллиона рупий, или 1,5 миллиарда долларов. В процентном отношении к государственному бюджету это немало, но в абсолютных цифрах — мало, ведь жителей в Индонезии 165 миллионов. Ставится цель в ближайшие годы ввести обязательное начальное (шестилетнее) обучение. Урок в первых двух классах продолжается 30 минут. В неделю 26 уроков. Средняя школа также шестилетняя: три года — первая ступень и три года — вторая. Спрашивают учеников в школе довольно редко, в основном в письменной форме. К доске вызывают редко. Развито подсказывание и списывание, причем подсказывают хором. Система оценок десятибалльная. Переходной балл — семь, а иногда и шесть. Десять баллов почти не ставят. С 1979 года вместо четвертей, учебный год стал делиться на два семестра. В конце каждого семестра устраиваются письменные экзамены, которые называются повторением. Учебный год начинается в третий понедельник июля.

Высшее образование в Индонезии до сих пор хранит следы голландской колониальной системы: основной упор делается на индивидуальное самообразование по книгам, большинство из которых на английском, голландском и немецком языках, хотя преподавание ведется исключительно на индонезийском. В результате в университете или институте могут успевать лишь те учащиеся, которые владеют иностранными языками и получили хорошую подготовку в элитной средней школе, чаще всего частной, короче говоря, дети зажиточных родителей. Большинство выпускников вузов имеют довольно посредственные знания. Раньше до 1984 года многие вообще доходили лишь до четвертого курса, получали (за исключением технических факультетов) звание «молодой ученый», что соответствует бакалавру, и прекращали учебу. Такое же звание имели и выпускники многочисленных академий, в своем большинстве частных. Полное высшее образование получают лишь 15 процентов общего числа студентов вузов. Наиболее основательные знания дают медицинские факультеты университетов (медицинских вузов в Индонезии нет). Интересно, что диплом врача выпускникам дается лишь после прохождения двухгодичной практики. Конкурсы для поступающих в государственные вузы огромные — нередко до тридцати человек на место, и хорошие знания абитуриента далеко не всегда служат гарантией поступления. Вокруг конкурсных вступительных экзаменов вьется целый рой маклеров. За большие деньги (от 300 до 800 долларов) они продают фотокопии ответов на экзаменационные вопросы. Бывает, что вопросы и ответы правильные. Тогда считается, что экзаменационные материалы «просочились». Но чаще случается, что вопросы и ответы вымышленные. На идентичные факультеты шести-семи ведущих университетов и институтов страны, расположенных в Джакарте, Бандунге, Джокьякарте и Сурабае, вступительные экзамены проводятся одновременно и в одном месте — Джакарте. Интересное зрелище: на трибунах джакартского стадиона «Сенаян» сидят 40 тысяч абитуриентов и сдают письменные экзамены. Стипендиатов мало. Так, в джакартском государственном Университете Индонезия из более чем 20 тысяч студентов стипендию получают лишь 500. Половина из них получают стипендию не потому, что успевают, а потому, что занимаются на непопулярных отделениях, таких, как отделение индонезийского языка и литературы.

Примерно половина студентов занимается в государственных вузах, которых больше 50. Другая половина — в частных, число которых, включая академии, достигает примерно 400. Старейший из них — Национальный университет, основанный в 1949 году, ректором которого является выдающийся ученый, председатель Джакартской академии искусств, писатель-классик, профессор Сутан Такдир Алишахбана. Вместе с христианским Университетом Трисакти, католическим Атмаджая и еще одним джакартским университетом, Джойобойо, Национальный университет составляет большую четверку, приравненную по уровню знаний выпускников к государственным вузам. Выпускники же большинства других частных университетов, чтобы получить диплом, должны сдать выпускные экзамены в одном из государственных вузов. Формально частные учебные заведения считаются некоммерческими, общественными учреждениями. На самом же деле все больше частных вузов приобретают сугубо коммерческий характер. Плата за обучение в престижных частных вузах невероятно высока, в результате чего среди учащихся этих вузов велик процент детей богатых китайцев и индонезийской элиты. Правда, есть частные университеты, как, например, созданный в 1952 году Национальной партией Университет 17 августа (УНТАГ), где занимаются дети небогатых родителей. Хотя эти вузы и получают определенную дотацию от государства, но, как писал в январе 1984 года журнал «Наука и культура», издаваемый Национальным университетом, «большинство таких вузов влачит жалкое существование: занимаются в арендованных зданиях, снимая даже помещения начальных школ. Занятия там, как правило, проводятся по вечерам. Оборудование плохое». К числу новых некоммерческих частных университетов следует отнести созданный в начале 80-х годов Университет Бунг Карно.

Характерной чертой студенческой жизни в Индонезии с момента резкого возрастания числа вузов в начале 50-х годов, т. е. после завоевания Индонезией политической независимости, и до середины 60-х годов была так называемая политизация студенчества, иначе говоря, размежевание вузов по политическим мотивам. Почти каждая политическая партия имела свой университет или академию. Студенты больше готовили себя к карьере политических деятелей, чем занимались науками по избранной специальности. С 1967 года правящие круги взяли курс на общую деполитизацию жизни в стране, на уменьшение числа политических партий и их роли в общественной жизни. Все это самым непосредственным образом коснулось и студенчества. Несмотря на сопротивление студентов, правительству к концу 70-х годов удалось в основном добиться своей цели: «вернуть студентов в кампусы» (студенческие городки), т. е. отстранить их от политической жизни. Это было сделано путем проведения ряда мер, включая запрещение деятельности политических партий в кампусах, роспуск студенческих советов, выступавших прежде в качестве объединяющей силы всех учащихся данного учебного заведения. Особая роль в деполитизации студенчества принадлежала министру образования и культуры Дауду Юсуфу, доктору экономических наук Сорбоннского университета. Он задался целью повысить успеваемость и уровень исследовательской работы учащихся, уменьшить второгодничество. Высшим органом студенческого самоуправления стали студенческие совещательные комитеты, которые в отличие от студенческих советов не имеют решающего голоса в назначении ректоров и профессоров, в составлении учебных программ. Правда, студенты и их организации не смирились, что, в частности, было продемонстрировано конгрессами студенческих и молодежных организаций в 1983 году, когда все они отказались принять концепцию панчасила как основу их деятельности. Иными словами, свою деятельность они по-прежнему пытаются основывать на идеологических концепциях политических партий, к которым они исторически примыкают.

Сменивший Дауда Юсуфа в марте 1983 года известный историк генерал Нугрохо Нотосусанто, который кроме должности министра образования и культуры занимал пост ректора Университета Индонезия и директора Центра истории вооруженных сил, сделал упор на гуманитарные предметы, на привитие учащимся националистических чувств. Был даже введен специальный предмет «Мораль панчасилы».

Закончить главу «Улыбающаяся нация» мне хотелось бы штрихами к портрету самого типичного индонезийца, как называли первого президента Индонезии Сукарно. Ограничусь лишь некоторыми замечаниями о личности Сукарно, не претендуя на исчерпывающее изложение его биографии, поскольку это прекрасно сделано в книге М. С. Капицы и И. П. Малетина «Сукарно. Политическая биография» (1980 г.). Познакомился я с Сукарно в 1956 году, когда сопровождал его в качестве переводчика во время первого визита в нашу страну. Затем довелось встретиться с ним в том же качестве в 1959 и 1961 годах, бывать у него в гостях в Джакарте и Богоре в 1960–1963 годах. Знаком я и с детьми Сукарно, особенно со старшим сыном Гунтуром и дочерью Сукмавати, а также с его женами.

Ни одна книга не может угнаться за событиями. Так, в путевых заметках Михаила Домогацких «Ожерелье экватора», вышедших в 1980 году, читаем: «На пути между цепью гор на южном побережье и рекой Брантас лежит городок Блитар, полусонный, тихий, кажется, чем-то напуганный… На простеньком деревенском кладбище среди других ничем не выделяющихся жителей похоронен бывший президент Сукарно. Дорога к кладбищу узенькая, до предела разбитая и давно не ремонтировавшаяся, обсажена еще в давние времена тамариндами. Редкая машина проезжает по ней сейчас». На самом же деле уже в 1979 году Блитар не был больше «полусонным, тихим», а стал шумным, напоминающим муравейник городом, и причиной тому стала могила Сукарно «на простеньком деревенском кладбище». Этого кладбища уже давно нет. Прах всех захороненных ранее (около трехсот), за исключением Сукарно и его матери, был перенесен на другие кладбища, а вокруг могилы Сукарно возвышается величественный мавзолей из светло-серого мрамора. Мемориальный комплекс Сукарно был открыт в девятую годовщину со дня его смерти — 21 июня 1979 года, ровно через год после того, как власти разрешили официально отметить «сэвинду», т. е. восемь лет со дня смерти Сукарно, в доме вдовы покойного, Фатмавати, в Джакарте. Мне довелось присутствовать на этой встрече, на которую собрались тысячи людей, включая министра информации генерала Али Муртопо, советника президента по идеологии Руслана Абдулгани, видных политических деятелей, представителей молодежных организаций националистического толка. Побывал я и на торжественном открытии мемориала Сукарно в Блитаре. Открывали мемориал президент Сухарто с супругой и вице-президент Адам Малик. Семья покойного, за исключением старшей сестры Сукармини, при этом не присутствовала из-за несогласия с местом его захоронения. Возражали его родные и против того, что из молитвенных зданий в мемориальный комплекс вошла только мусульманская мечеть, тогда. как «Сукарно принадлежал всему народу, представителям всех вероисповеданий».

При жизни сам Сукарно неоднократно выражал пожелание, чтобы его похоронили либо в Богоре, где находилась его загородная резиденция, либо в районе Бандунга, в прохладном и уютном Приангане, среди долин и гор, где он впервые встретил крестьянина по имени Мархаэн. Похоронили же Сукарно по решению правительства рядом с могилой матери на окраине Блитара, где постоянно проживала его старшая сестра. Сукарно завещал, чтобы на его скромном могильном камне была простая надпись: «Здесь покоится Бунг Карно, выразитель чаяний индонезийского народа». Вместо этого на темном монолите золотыми буквами выгравировано: «Здесь похоронен Бунг Карно, Прокламатор Независимости и Первый Президент Республики Индонезия. Родился 6 июня 1901 года. Скончался 21 июня 1970 года». Правда, как завещал Сукарно, недалеко от его могилы посажено развесистое священное для индонезийцев дерево берингин.

Справа и слева от могилы Сукарно находятся могилы его матери Иды Аю Ньоман Рай и отца Р. Сукеми Сосродихарджо, прах которого был перенесен из Джакарты. Все три могилы заключены в застекленный павильон из тикового дерева в стиле яванской архитектуры «джогло» площадью 376 кв. метров. Высота павильона 17 метров. Общая же площадь мемориального комплекса — почти 5 тысяч кв. метров. Кроме павильона он включает в себя небольшую, но весьма оригинальную мечеть, зал ожидания и несколько других помещений. Достойна упоминания Величественная арка — точная копия арки Варингин Лаванг в бывшей столице средневековой империи Маджапахит, которой, по преданию, восторгался великий патих (премьер-министр) Гаджа Мала, поклонником которого был Сукарно. Высота арки 11 метров — число для яванцев священное. Архитектура мемориального комплекса представляет собой соединение яванского, балийского и мусульманского стилей, так как мать Сукарно была балийкой, а отец яванцем.

Как известно, Сукарно умер в одиночестве, по существу под домашним арестом. Ему постоянно угрожали судом по обвинению в причастности к попытке переворота 30 сентября 1965 года. Вопрос о причастности Сукарно так и остался невыясненным. Представляется не лишенным основания вывод, к которому приходит Р. Суварто в своей книге «Величие и падение Сукарно»: «С политической точки зрения Сукарно вполне мог подключиться к событиям, происшедшим по инициативе Движения 30 сентября, чтобы призвать к порядку некоторых генералов, не желающих следовать его ультрареволюционной политической линии, опирающейся на так называемую ось Джакарта — Пекин. Такое предположение вполне допустимо, учитывая сложившуюся в тот момент обстановку».

Почему же Сукарно не был предан суду и после того, как два его адъютанта — бригадный генерал Суганди и полковник военно-морского флота Виджанарко — дали показания о причастности Сукарно к событиям 30 сентября? Правда, в письменных показаниях, зачитанных на процессе по делу бывшего министра иностранных дел Субандрио, Сукарно заявил, что ничего не знал о подготовке Движения 30 сентября, а генерал Сухарто, вероятно, по тактическим соображениям отмечал, что Сукарно не мог быть непосредственным организатором этого движения. По мнению хорошо осведомленных людей, привлечение Сукарно к суду могло бы вызвать гражданскую войну, если учесть, что сторонники Сукарно, фанатично преданные ему, были достаточно сильны, на его стороне стояли флот, морская пехота и ряд частей других родов войск, и суд над Сукарно послужил бы для них поводом к выступлению. По этой причине правящие круги не решились пойти на крайние меры. Они предпочли уладить дело сугубо по-явански, методом компромисса. Усилив давление на серьезно больного Сукарно (он страдал болезнью почек и малярией), его отстранили от власти. Сукарно же надеялся сохранить хоть немного былой власти, используя свой авторитет, основанный на яванском патернализме и всеобщем обожании, остаться пожизненным президентом. Что же касается того, почему Сукарно не призвал своих сторонников к действиям, то тут чаще всего приходилось слышать такой довод: Сукарно всегда был противником кровопролития. Как он сам признавался, за всю жизнь он не убил даже комара. Кроме того, он до самого конца верил во всесильностьсозданной им еще в 1926 году схемы о единстве трех сил: националистов, религиозных кругов и коммунистов, верил, что это единство в конце концов спасет его. А его противники утверждали, что поражение компартии Индонезии было предопределено всесильностью государственной идеологии панчасила, которую якобы пытались разрушить коммунисты.

Как бы то ни было, Сукарно любили широкие народные массы. Он помог своему народу избавиться от забитости и покорности, от неверия в свои силы. С именем Сукарно связано возвращение индонезийцам их национальной гордости, превращение Индонезии из колонии в одну из динамично развивающихся стран Азии. Он стал выразителем дум и чаяний своего народа. Больше того, Сукарно — одна из наиболее ярких, хотя и противоречивых фигур современного Востока. Вместе с Неру, Нкрумой и Насером он символизирует целую эпоху в истории бывших колониальных народов, в истории завоевания ими национальной независимости. Открывая 18 апреля 1955 года историческую Бандунгскую конференцию стран Азии и Африки, инициатором которой он был, Сукарно говорил: «Нас объединяет общая ненависть к колониализму, в какой бы форме он ни проявлялся. Нас объединяет общая ненависть к расизму. Нас объединяет, наконец, общая решимость сохранить и упрочить мир во всем мире». В 1960 году Сукарно вместе с Неру, Насером и другими выдающимися деятелями молодых государств выступил инициатором создания движения неприсоединения.

Как вспоминает в своей автобиографической повести «Попробую выстоять» известный индонезийский писатель Юдистира, «каждый индонезийский юноша хотел быть похожим на Сукарно. Он был олицетворением смелости, ума, умения говорить с простыми людьми, вести их за собой. Иными словами, Сукарно для них был сразу и Арджуной, и Бимой, и Кресно. Образ Сукарно импонировал индонезийской молодежи да и людям старшего поколения в первую очередь потому, что качества бойца и бунтаря Сукарно проявил, еще будучи молодым человеком, когда власть колонизаторов казалась незыблемой. Сколько раз в разное время, при различных обстоятельствах, приходилось слышать и читать историю о том, как Сукарно, когда ему было всего 20 лет, отказался надеть традиционную юбку-саронг, бывшую в глазах колонизаторов отличительным признаком «туземности», и венчался в европейском платье. Тем самым он бросил вызов колониальным властям, показал, что не считает себя, а в своем лице и всех индонезийцев, ниже европейцев. А через три года, выступая на массовом митинге в Бандунге, Сукарно сделал публичное заявление: «Пора обращаться к господам империалистам не с просьбами, а с требованиями».

После подавления народного восстания на Яве и Суматре в 1927 году Сукарно создал Национальную партию Индонезии и выдвинул лозунг по тем временам неслыханной дерзости: «Независимость и немедленно». Тем самым он продемонстрировал свое убеждение, что эра колониализма подходит к концу. Сукарно призвал народ подниматься на борьбу с колонизаторами, за национальную независимость, создал из членов Национальной партии военизированную организацию и т. д. Введение настоящей военной формы вместо традиционного саронга и хождения босиком напугало колонизаторов да и многих индонезийских деятелей — сторонников реформ, Сукарно же решительно стоял на своем, доказывая, что боец-революционер в юбке, да еще разутый — скорее «смиренный раб голландских колонизаторов, чем боец».

С юных лет Сукарно проявил себя блестящим оратором, что в условиях почти поголовной неграмотности имело громадное значение. Его называли «тигром-трибуном». Приведем характеристику Сукарно, которую ему дал еще в 1933 году Мохаммад Хатта, которого никак нельзя заподозрить в особых симпатиях к Сукарно. Недаром Мохаммада Хатта называли «соратником-соперником Сукарно». Во всяком случае, это были люди совершенно различных темпераментов, сторонники различных методов в борьбе за независимость. В связи с очередным арестом Сукарно в 1933 году Хатта писал: «Сукарно завоевал невероятную популярность и пользуется большим влиянием в массах благодаря тому, что как оратор и агитатор он не имеет себе равных в Индонезии. Его манера говорить захватывает людей».

Действительно, об ораторском искусстве Сукарно ходили легенды. Он мог часами держать в громадном напряжении слушателей как у себя на родине, так и за рубежом, во время заграничных поездок. Вспоминаются два выступления Сукарно в нашей стране: на стадионе в Лужниках в 1959 году и на митинге советско-индонезийской дружбы в Большом Кремлевском дворце в 1961 году (я тогда переводил речи ораторов). Сукарно говорил так эмоционально, красиво и убедительно, что, казалось, присутствующие понимали его без перевода. Ораторская манера Сукарно, его бархатистый баритон, интонации, многозначительные паузы, «магический» блеск глаз, статная фигура, прекрасно сидевший на нем костюм, голос, то звучащий как набат, то переходящий на шепот, — все это завораживало слушателей. Каждое слово в речи Сукарно несло смысловую нагрузку. Речь его была подобна то журчащему ручью, то низвергающемуся водопаду, то пению птиц. Это не было позерством. Произнося речь, Сукарно находился во власти обуревавших его мыслей и страстей. Он был послом своей страны за рубежом, знакомил мир со своим талантливым народом, жизнь которого хорошо знал. По нему судили об индонезийцах вообще.

Сукарно был приятным собеседником, энциклопедически образованным человеком, несмотря на то что, в отличие от многих других политических деятелей Индонезии, он получил образование не за границей, а на родине. Познания Сукарно поражали обширностью и разнообразностью. Помню его интереснейшую беседу с Климентом Ефремовичем Ворошиловым о живописи во время первого приезда в нашу страну в 1956 году. К. Е. Ворошилов, большой любитель живописи и сам хорошо рисовавший, нашел в Сукарно знатока изобразительного искусства Востока и Запада. Кисти Сукарно принадлежат несколько интересных картин. Портрет няни Сукарно, простой деревенской девушки Сарины, написанный Сукарно, стал эталоном женственности и обаяния для всех женщин Индонезии. Помнится, в ленинградском Эрмитаже при осмотре картин Рубенса, Ван-Дейка и других фламандцев, а также главы голландской школы Рембрандта Сукарно делал такие любопытные замечания, что экскурсовод прекратила пояснения и стала записывать то, что он говорил.

Сукарно собрал крупнейшую в Индонезии коллекцию картин и скульптур индонезийских и иностранных мастеров, а также керамики, резьбы по дереву, камню и др. Он не только собирал произведения индонезийских художников, ремесленников по батику, но и направлял их деятельность, давал советы, призывал отражать, в своем творчестве патриотические и националистические чувства. Художественная коллекция Сукарно настолько обширна, что репродукции составили пять объемистых томов. Судьба коллекции до сих пор не определена. Говорят, трудно установить, что принадлежало Сукарно как гражданину и что — как президенту. Дело дошло до курьеза: до сих пор не определено, кому должна принадлежать картина самого Сукарно «Сарина», так как и на этот счет Сукарно не оставил никаких распоряжений. Большая роль в популяризации произведений искусства из коллекции Сукарно принадлежит «Обществу Бунга Карно», созданному в 1978 году. Во главе общества стоит старший сын Сукарно — Гунтур. В 1979 году была открыта интереснейшая выставка произведений из коллекции Сукарно в культурном центре «Таман Исмаил Мардзуки» под общим названием «Бунг Карно и искусство», организованная «Обществом Бунга Карно». В 1980 году часть художественных произведений, в основном скульптуры, из коллекции Сукарно была передана членам его семьи. Большинство же экспонатов хранится в Богорском дворце, загородной резиденции Сукарно.

Будучи по профессии инженером по гражданскому строительству, Сукарно показал себя большим знатоком истории, философии, свободно владел несколькими иностранными языками. Его перу принадлежит ряд теоретических работ, в том числе такие фундаментальные, как «Индонезия обвиняет», «Добиться независимости Индонезии». Сукарно был почетным доктором 26 индонезийских и иностранных университетов, включая МГУ. В своих речах и статьях он постоянно ссылался на примеры из истории, цитировал наизусть выдающихся деятелей и мыслителей всех времен и народов. В то же время он умел находить общий язык с простыми людьми, с «вонг чилик» (маленьким человеком). Именно из бесед с вонг чилик и родилась основополагающая концепция Сукарно — «мархаэнизм». В бытность студентом в начале 20-х годов во время прогулки на велосипеде в окрестностях Бандунга Сукарно встретил бедного крестьянина, который мотыжил крохотное рисовое поле. На вопрос Сукарно, кому принадлежит поле, крестьянин ответил: «мне».

— А мотыга и плуг тоже принадлежат тебе? — спросил Сукарно.

— Тоже мне, — ответил крестьянин.

Дальше Сукарно выяснил, что у крестьянина свой маленький домик, вроде лачуги, и что урожая едва хватает, чтобы прокормить семью. Узнал он и имя крестьянина: Мархаэн. У Сукарно возникла идея использовать имя нового знакомого в качестве нарицательного имени для большинства индонезийских крестьян и мелких собственников вообще, у которых есть какие-то орудия и средства производства и которые поэтому не являются пролетариями, так как не работают на других, но и не используют наемную рабочую силу. Как говорил Сукарно, ««мархаэн» это тот, у кого нет хозяина, равно как и нет помощников… Кто не подвергается эксплуатации сам и не эксплуатирует других». Свою доктрину, которая стала официальной идеологией созданной в 1927 году Национальной партии Индонезии, Сукарно назвал мархаэнизмом. По определению Сукарно, «мархаэнизм — это индонезийский социализм на практике». Мархаэнизм в целом — эклектическое учение, носившее идеалистический характер, основной упор в котором делался на националистическую общность, общегосударственное единство во имя независимости страны. Характерной чертой и вместе с тем слабостью мархаэнизма было отрицание классовой борьбы. Конечной целью борьбы объявлялось создание «нового, процветающего общества». В понимании социализма у Сукарно преобладали мелкобуржуазные народнические представления, хотя он был решительным противником крупного, в первую очередь монополистического, капитала и отвергал капиталистический путь развития для Индонезии.

При всей своей непоследовательности и идеалистичности мархаэнизм сыграл значительную роль в борьбе за национальную независимость Индонезии. Слабостью Сукарно была недооценка силы организации, включая политические партии, и упование на харизматический авторитет вождя. Иногда говорили, что Сукарно «мастер демагогии». Под этим имелась в виду его способность играть на чувствах масс. Но никто никогда не отрицал, что Сукарно владел редким даром увлечь массы злободневными лозунгами, вселить в них уверенность в свои силы. Сукарно был трибуном и романтиком, хотя зачастую забывал об экономических нуждах народа.

Сукарно был человеком твердых убеждений. В решающий момент после событий 30 сентября 1965 года, когда возник вопрос «быть или не быть» и от Сукарно требовали распустить компартию в обмен на сохранение власти, Сукарно не согласился на это, не пошел против своих убеждений. Он не раз страдал за свои убеждения и раньше. На его жизнь было совершено как минимум шесть покушений. Большинство из них было совершено мусульманами-фанатиками из организации «Дарул Ислам», боровшейся за превращение Индонезии в мусульманское государство. Во главе «Дарул Ислам» стоял друг юности Сукарно — Картосувирьо, которого поддерживали некоторые армейские круги во главе с заместителем начальника штаба армии полковником Зулкифли Лубисом, решительно выступавшие против концепции «направляемой демократии» Сукарно. Целью концепции было достижение национального единства и мира с помощью традиционных индонезийских методов достижения согласия (муфакат) путем обмена мнений (мушаварах) без голосования, считавшегося атрибутом западной демократии.

Одно из покушений на Сукарно было совершено 30 ноября 1957 года. По воспоминаниям очевидцев, включая самого Сукарно и его старшего сына Гунтура (в книге «Бунг Карно — отец, друг и учитель»), картина покушения была следующей. По случаю юбилея средней школы на улице Чикини Райя, в центре Джакарты, где учился Гунтур, был устроен благотворительный базар, куда пригласили родителей. Приехал и Сукарно. Когда около девяти часов вечера Сукарно в сопровождении школьников направлялся к своей машине, чтобы уехать, раздался мощный взрыв гранаты. За ним последовали второй и третий. Не успел Сукарно опомниться, как офицер Судиджо и старшина Одинг из подразделения личной охраны президента прижали его к земле позади автомобиля. Охранники закрыли Сукарно своими телами. Новый взрыв. Граната, брошенная с расстояния пяти метров, разнесла вдребезги мотор и разрушила добрую половину машины. Сукарно не пострадал, но один из телохранителей был тяжело ранен. Затем личный адъютант президента майор (теперь бригадный генерал в отставке) Сударто увлек Сукарно за собой через улицу в темноту ночи и в дождь, оставив позади около пятидесяти раненых ребятишек. Пятая граната, брошенная вдогонку, ранила Сударто в ногу. Через час Сукарно выступил по радио, сообщив народу, что «благодаря всемилостивейшему богу он остался жив и не получил никаких ранений». Сукарно называли «великим влюбленным». В предисловии к автобиографической книге «Бунг Карно — выразитель чаяний индонезийского народа» Сукарно писал о себе так: «Я великий влюбленный: страстно люблю свою родину, люблю свой народ, люблю женщин, люблю искусство, но больше всего люблю самого себя».

Он был большим эстетом: любил все красивое, любил украшать свои дворцы картинами и скульптурами, постоянно был окружен красивыми людьми. Изобретением Сукарно был так называемый парад красавиц — «пагараю» (дословно: красивый забор) — почетный караул, состоящий из самых красивых девушек, представляющих все провинции Индонезии, обычно студенток Университета Индонезия и кинозвезд. Все почетные иностранные гости Сукарно проходили через двойной ряд «пагар аю». Этот же обычай в немного измененной форме практиковал ревностный поклонник и соратник Сукарно — губернатор Джакарты генерал-лейтенант морской пехоты Али Садикин.

Благодаря Сукарно Джакарта украсилась рядом памятников и архитектурных сооружений. Именно с Сукарно началось плановое, комплексное оформление центральных площадей и магистралей столицы, центр города приобрел оригинальный современный вид с национальным колоритом. По инициативе Сукарно было воздвигнуто около десятка современных общественных зданий и примерно столько же памятников. Центром новой архитектурной планировки стала площадь Монас (площадь Национального монумента), которая считается одной из самых больших площадей в мире. Она возникла недалеко от президентского дворца, на месте бывшего стадиона Икада и прилегающих к нему улиц. Первоначально предполагалось создать комплекс сооружений под общим названием «Национальный монумент», куда бы вошли Национальный обелиск, мечеть, театр, картинная галерея и др. Пока удалось соорудить лишь обелиск и мечеть. В центре огромной площади Монас на высоту 137 метров взмыл облицованный мрамором Национальный обелиск, увенчанный языком пламени, на позолоту которого ушло более тридцати килограммов чистого золота.

В честь освобождения в 1963 году Западного Ириана от власти голландских колонизаторов, после чего Сукарно был провозглашен пожизненным президентом, на одной из центральных площадей Джакарты был установлен памятник работы известного индонезийского скульптора Эди Сунарсо по эскизу мэра Джакарты, художника Хенк Нгантунга, изображающий человека, поднявшего высоко над головой разорванные им цепи колониального рабства. Так же недалеко от президентского дворца на площади Ментеиг Прапатан на высоком постаменте, в основание которого были заложены камни из развалин португальской крепости, был воздвигнут памятник борцам за свободу Индонезии, получивший название «Пак тани» (крестьянин) и олицетворявший по замыслу Сукарно «Мархаэна», вставшего на защиту родины. Это подарок известного советского скульптора М. Манизера. По инициативе Сукарно в Джакарте была воздвигнута одна из крупнейших в мире мечетей, Истикляль, которая несет на себе черты синкретизма. Ее автор — христианин Силабан. И наконец, при содействии СССР в 1962 году был построен крупнейший в Азии спортивный комплекс «Сенаян» — родной брат наших Лужников.

Душою всех празднеств и фестивалей был Сукарно. Он везде мог создать непринужденную атмосферу веселья, сам хорошо танцевал. В противовес западным он популяризировал индонезийские народные танцы, ритмичные, массовые, на манер ча-ча-ча. Во время празднования 60-летия Сукарно в Москве в июне 1961 года в честь юбиляра был дан концерт мастеров искусств, известных оперных певцов и музыкантов. Концерт проходил в торжественной, серьезной обстановке. Вдруг Сукарно встал со своего места и пригласил всех присутствующих станцевать с ним вместе задорный танец на мотив «Чача марича». Надо было видеть, какое тут началось веселье. Серьезные оперные певицы лихо отплясывали с именинником. Скрипачи, привыкшие исполнять классические произведения, весело наигрывали индонезийские мелодии.

Сукарно любил давать красивые имена со значением, «приносящие счастье», детям знакомых и незнакомых людей, которые его просили об этом, любил выступать в роли свата, подбирал «подходящие» пары. В частности, он «нашел» жену вице-президенту Мохаммаду Хатта, с которой тот прожил счастливо до конца своих дней.

Свое пристрастие к женскому полу Сукарно также объяснял влечением к красоте. Во всех книгах, где упоминается имя Сукарно, обычно отмечается, что у него было несколько жен. Это действительно так. Во-первых, Сукарно был мусульманином, а у них распространена полигамия. Во-вторых, Сукарно глубоко усвоил индийский и яванский эпосы, герои которых имели множество жен. Так, Арджуна, с которым сравнивали Сукарно, имел жен чуть ли не в каждом селении. И третья причина — неудачная брачная жизнь Сукарно до сорокалетнего возраста. Первой женой Сукарно была Утари — дочь его учителя Чокроаминото, руководителя массовой политической организации «Сарекат Ислам», выдающегося деятеля национального движения, в доме которого Сукарно жил, учась в средней школе в Сурабае. Сукарно женился на Утари, чтобы облегчить жизнь своему учителю, когда умерла его жена — мать Утари. Ему тогда едва исполнилось 20 лет, а Утари— 15. Это был период политической учебы Сукарно, увлечения диспутами, работой. За короткое время он написал более пятисот статей на политические темы. Времени на молодую жену не оставалось. В том же году Сукарно переехал в Бандунг, где поступил в Технологический институт. Поселился он в доме Сануси и вскоре влюбился в жену хозяина дома Инггит Гарнасих, которой тогда было 33 года. Через два года Инггит развелась с Сануси и вышла замуж за Сукарно. Они жили душа в душу более двадцати лет. В связи со смертью Инггит в апреле 1984 года в возрасте 96 лет газета «Мердека» писала в передовой статье 17 апреля 1984 года: «Простая женщина Инггит Гарнасих пожертвовала всем, что имела, чтобы вдохновить Сукарно на борьбу за национальную независимость, против голландских захватчиков. Она продала все свои украшения и остальное принадлежавшее ей имущество, чтобы помочь борьбе за независимость. Она мужественно переносила все невзгоды во времена ссылки Сукарно, на острове Флорес и в Бенгкулу на Суматре. Она была сама кротость, но в этой маленькой женщине билось большое сердце». Сама же Инггит в автобиографической повести «Я сопровождала к вратам» писала: «Сукарно любил говорить, что в женщине он больше ценит не ум, а сердце, и мне было это приятно слышать».

Из-за болезни и протестов видных общественных деятелей Индонезии Сукарно в 1938 году был переведен с малярийного отдаленного острова Флорес в Бенгкулу. Там он начал работать в местной мусульманской школе, руководителем которой был Хасан Дин. Сукарно привязался к одной из своих учениц, дочери Хасана Дина — Фатмавати. Хотя Сукарно продолжал любить Инггит, брак их омрачался отсутствием детей, а Сукарно очень любил детей. Он усыновил и удочерил несколько детей знакомых — обычное явление в Индонезии. Инггит было уже за пятьдесят. Учитывая все это, Сукарно решил взять себе в жены Фатмавати. Но Инггит решительно воспротивилась этому и потребовала развода.

В 1943 году они развелись, Инггит уехала в Бандунг, а в июне того же года Сукарно заочно, через своего представителя (так разрешает ислам), женился на Фатмавати, которая еще оставалась на Суматре. Вскоре Фатмавати переехала в Джакарту и через год родила сына. Радости Сукарно не было границ: в 43 года он стал отцом. Первенца назвали Гунтуром, что означает гром. Затем Фатмавати родила Сукарно еще четверых детей: трех девочек и одного мальчика. Она прожила с Сукарно десять счастливых лет. Накануне провозглашения независимости Индонезии Фатмавати своими руками сшила ставший затем реликвией красно — белый национальный флаг, который 17 августа 1945 года был поднят в Джакарте, после того как Сукарно зачитал Прокламацию независимости Индонезии. Фатмавати жила вместе с Сукарно в президентском дворце и даже сидела в президиуме во время открытия исторической Бандунгской конференции, а также на праздновании 25-летия Бандунгской конференции в апреле 1980 года. Ей, как и Инггит, было присвоено звание «ветеран революции». Фатмавати считалась «первой дамой» Индонезии («матерью государства»), официальной женой Сукарно как президента, хотя после нее Сукарно был женат еще четыре раза. В дарственной надписи к книге воспоминаний «Маленькие заметки о жизни с Бунг Карно», которую Фатмавати подарила мне незадолго до смерти, весной 1980 года, она написала: «От первой дамы Индонезии». Супругу же нынешнего президента Индонезии Тин Сухарто она в книге называет «второй первой дамой Индонезии».

В 1953 году на одном из приемов Сукарно встретил Хартини, которой суждено было стать его четвертой женой. У Хартини от первого брака было пятеро детей и двое от Сукарно. Фатмавати не согласилась на новый брак Сукарно и, как выражались, «ушла из дворца». В ее защиту выступили различные женские организации Индонезии, боровшиеся против полигамии. В конце концов был достигнут компромисс: Хартини стала женой Сукарно не как президента, а как частного лица. Поселилась она в загородной резиденции Сукарно в Богоре и в Джакартском дворце не появлялась. Несмотря на это, Хартини принимала довольно активное участие в политической жизни страны. Ее всегда отличали прогрессивные взгляды. Она продолжала играть видную роль и после того, как Сукарно в 1959 году женился на японке Наоко Немото. После 1967 года почти все жены Сукарно развелись с ним. Хартини же сохранила верность Сукарно до конца. В отличии от Инггит и Фатмавати, Хартини согласилась на новый брак Сукарно.

Наоко Намото приняла ислам и даже совершила паломничество в Мекку. Сукарно дал ей новое громкое имя — Ратна Сари Дэви, что примерно означает: «красавица, цветок богини». Дэви была очень красива и почти втрое моложе Сукарно.

Судя по всему, Дэйви была самой любимой женой Сукарно. Это, в частности, подтверждается завещанием Сукарно, сделанный им в 1962 году. В завещании Сукарно говорилось: «Когда я умру, похороните меня под развесистым деревом. У меня есть жена, которую я люблю всей душой. Зовут ее Ратна Сари Дэви. Когда она умрет, похороните ее со мной в одной могиле. Я хочу, чтобы она всегда была со мной». У Дэви от Сукарно осталась дочь Картика (звезда), которая родилась в 1967 году.

Самой молодой женой Сукарно была Юрике Сангр, на которой Сукарно женился в 1964 году. От светлокожей красавицы Юрике, уроженке Манадо на Сулавеси, входившей в «парад красавиц» у Сукарно детей небыло. Небыло детей и у Харьяти, служащей государственного секретариата, которая вышла замуж за Сукарно в возрасте 23 лет. Харьяти развелась с Сукарно в 1968 году. После смерти Сукарно все его жены опубликовали воспоминания о жизни Сукарно. Все без исключения воздавали должное человеческим качествам Сукарно, восхищались магическим блеском его глаз и заявляли, что выходили замуж за Сукарно по любви, а отнюдь не потому, что он был президентом. Дети Сукарно живут между собою дружно. Признанным главой семьи считается его старший сын, Гунтур. Гунтур, как и Сукарно, учился в Бандунгском технологическом институте. В настоящее время он руководит несколькими строительными фирмами. Гунтур — заметная фигура в политической жизни страны, в первую очередь среди националистически настроенной молодежи. Многие считают, что Гунтур мог бы принимать активное участие в деятельности Демократической партии Индонезии — преемницы Национальной партии Индонезии. Но, как неоднократно приходилось слышать, Гунтур не хочет быть «тенью отца» в совершенно других условиях, и, кроме того, сама Демократическая партия не играет заметной роли в современной Индонезии. Вместо этого Гунтур с рядом последователей Сукарно занимается возрождением имени отца как борца за независимость Индонезии, одного из создателей движения неприсоединения, ценителя и собирателя произведений искусства. Он руководит общественной организацией «Бунг Карно». Как преуспевающий бизнесмен Гунтур оказывает финансовую поддержку младшему брату Гуруху, руководителю художественного ансамбля наподобие мюзик-холла — «Свара Махарддика» (Голос Свободы). Гурух сам пишет музыку, сам же осуществляет и постановку. Его ревю — грандиозные и красочные представления. Гурух стилизует и популяризирует классическую яванскую музыку. Обычно песни и танцы в представлениях ансамбля Гуруха объединены общей темой. Например, в июле 1980 года это был обобщенный образ индонезийского юноши, горячо любящего свою родину, но не знающего, как и куда приложить свои силы. В этом произведении Гурух выступает как художник-гражданин. Критика писала, что в составлении либретто представления принял участие Гунтур и что «юноша» воплотил в себе не только устремления братьев, но и отчасти образ Сукарно в юности.

ЯВА

Если бы меня спросили, какой остров Индонезии: особенно запал мне в душу, я не колеблясь ответил бы: Ява, и прежде всего ее центральная часть. На протяжении многовековой истории Яву награждали всевозможными эпитетами: «Остров риса», «Остров золота и серебра», «Величайшая империя Южных морей», «Остров жасмина», «Остров вулканов», «Сад Востока». Эти эпитеты до сих пор сохранились, за исключением, пожалуй, одного: «Величайшая империя Южных морей». Вместо этого Ява теперь — центр крупнейшего государства Южных морей. Что же касается вулканов, то они стали неотъемлемой частью Явы. А, например, книга русской путешественницы княгини Ольги Щербатовой о Яве так и называется «В стране вулканов». С извержением вулканов на Яве и Бали связывают судьбу людей. Бытует мнение, что вулканы оказывают покровительство и наделяют волшебной силой тех, кто родился одновременно с их извержением. От извержения вулканов нередко ведется отсчет возраста людей. Приходилось слышать: «Я родился через месяц после извержения вулкана Гунунг Агунг» и т. п. А вот эпитет «Остров жасмина», откровенно говоря, мне не совсем ясен. Трудно понять, почему среди несметного количества цветов и даже сплошь усеянных цветами громадных деревьев, не говоря уже о царице цветов — орхидее, скромному жасмину выпала такая честь. Самая большая похвала для красивой женщины в Индонезии — быть сравненной с цветком жасмина.

Известный чешский писатель и искусствовед Норберт Фрид в своей книге «С куклами к экватору» называет Яву «красивейшим островом мира», а яванок — «очаровательными». Фриду, объехавшему десятки стран, в том числе таких красочных, как Мексика, Бразилия, Индия, Шри Ланка, как говорится, и карты в руки.

История Индонезии — это в первую очередь история Явы. На ее развитие оказали влияние великие культуры прошлого, в том числе культуры древних греков и римлян, арабская, персидская и индийская. Первые девять веков нашей эры в истории Индонезии называют «периодом Средней Явы», X–XV века — «периодом Восточной Явы», XVI–XX века — «периодом Западной и Центральной Явы». И это несмотря на то, что другие острова Индонезии, особенно Суматра, Бали, Молукки, внесли значительный вклад в историю Индонезии в целом.

Такому возвышению Явы, занимающей лишь четырнадцатую часть территории страны, в первую очередь способствовал рис. Культура риса попала на Яву и развилась там около четырех тысяч лет назад. Рис же, в свою очередь, явился стимулом развития экономики и культуры острова. Возделывание риса, включая систему ирригации, находится где-то на стыке производства и искусства. Рису же Ява очень «приглянулась» благодаря благодатному климату и обилию вулканов, поддерживающих плодородие почвы. В результате возникла уникальная система заливного террасного рисосеяния, получившая название «савах». Климатические условия Явы и ряда других островов оказались идеальными для многих знаменитых пришельцев, в первую очередь каучуконосов, черного перца и других пряностей, а также кофе, чая, хинного дерева, сахарного тростника.

Рисосеяние, составной частью которого является сложная система орошения, выработало в яванском крестьянине чувство коллективизма, потребность в совместном труде, взаимопомощи (готонг ройонг). Легко представить себе, что бы было, если бы владелец саваха на верхней террасе не пропустил воду на принадлежащую соседу нижнюю террасу. Растущий на нижней террасе рис просто пропал бы. Более трети всей территории Явы, что составляет 5 миллионов гектаров, находится под рисом. Это около 40 процентов общей площади рисовых полей страны. В районах рисосеяния на Яве самая большая плотность населения — 1400 человек на 1 кв. километр, или в три раза больше, чем в самых густонаселенных районах Китая. Правда, люди облюбовали этот остров задолго до появления риса. Недаром Яву называют «колыбелью человека». Ява — один из немногих районов мира, где предки человека обитали полтора миллиона лет назад.

С незапамятных времен Ява была историческим культурным центром огромного Малайского архипелага, там возникли могущественные империи. Могут возразить: все это дела минувших дней. А как сейчас? Тем более что на этом сравнительно небольшом острове проживает 100 миллионов человек, там самая большая плотность населения в мире и, наверное, основная забота людей — прокормить себя. К тому же в наш век людей больше влечет экзотика, неизведанное, дебри, джунгли, и в этом отношении другие острова Индонезии, как, например, Ириан, Калимантан или Сулавеси, наверное, предпочтительнее? Что же касается меня, то я попал в Индонезию, будучи уже достаточно знакомым с этой страной, и, может быть, поэтому я сразу увлекся Явой. Кроме того, по счастливому стечению обстоятельств мне представилась возможность побывать во многих районах Индонезии. Весь архипелаг необычайно интересен, но Ява интереснее всех. Единственно, кто ей составляет конкуренцию, так это остров «богов и демонов» — Бали. Десятки раз я пересекал Яву с Запада на Восток и в обратном направлении на машине, поездом, самолетом, плавал вокруг нее на нашем лайнере «Федор Шаляпин» и не уставал любоваться террасами изумрудных рисовых полей, горами, покрытыми буйной растительностью, с дымящимися вулканами, бурными реками, величественными древними храмами и другими свидетелями богатейшей истории Явы. Любовался и не переставал удивляться тому, что для всего этого хватает места, что все это существует и сейчас. И часто приходила мысль: «А может, все это и существует не вопреки, а именно благодаря такой плотности населения, благодаря уживчивости, умению уважать друг друга, умению работать сообща».

На Яве расположено большинство крупнейших городов страны, включая столицу государства Джакарту, город-герой Сурабаю, «яванский Париж» — Бандунг, древнейшие культурные центры — Джокьякарту и Суракарту (Соло). Крупнейшие университеты также расположены здесь. Славится Ява и лучшими в мире ботаническими садами: в Богоре и Чибодасе, недалеко от Джакарты. Всемирную славу этому острову составили чай, кофе, табак, каучук, сахарный тростник, кокосы. Иностранцев поражает, что там еще сохранились заповедные леса и тиковые рощи.

Колонизация Индонезии началась с Явы. На Яве же и закончилась колониальная эпоха: 17 августа 1945 года индонезийский народ устами будущего президента Сукарно провозгласил в Джакарте независимость страны. На Яве проживают три самые крупные национальности страны: яванцы, которых 65 миллионов, сунды (на западе) — более 20 миллионов — и мадурцы (Восточная Ява и остров Мадура), которых около 10 миллионов. А сколько представителей других национальностей, включая китайцев, арабов, индусов, проживает в различных частях острова, особенно в столице. Джакарта для всех индонезийцев является «землей обетованной». По укоренившемуся мнению, в Джакарте «с голоду не умрешь», ибо всегда можно найти пропитание: работой, торговлей, в услужении (домашней прислугой, сторожем, садовником, паркировщиком автомашин), велорикшей, наконец — сбором утиля, макулатуры, пустых бутылок, консервных банок, даже окурков (которые затем перерабатываются в новые сигареты). Благодаря этому окурки не загрязняют улицы и кормят сотни людей. Вот и растет Джакарта как на дрожжах. За последние 60 лет ее население возросло в 20 раз, приблизившись к 7 миллионам.

Интересно, что под Явой индонезийцы подразумевают лишь центральную и восточную части острова, население которых говорит на яванском языке. Западная Ява, населенная народностью сунда, и Джакарта в понятие Ява не входят. Находясь в Джакарте, не раз приходилось слышать, что такой-то уехал на Яву. Яванцы, т. е. жители Центральной и Восточной Явы, составляют 40 процентов населения страны. По неписаному закону президентом Индонезии может быть только яванец. Правда, первый президент Индонезии Сукарно, отец которого был яванцем, а мать — балийкой, с целью сплочения нации и развития всех народностей страны старался смягчить доминирующее влияние яванцев в политике, экономике и культуре. При нем на руководящих постах в государстве было много жителей Суматры, Сулавеси и других островов. Так, первым вице-президентом стал суматранец Мохаммад Хатта. Сукарно как бы старался стоять над всеми национальностями страны. Он решительно выступал против влияния яванского языка на индонезийский. Помню, как неоднократно он поправлял мое произношение, указывая на то, что ряд звуков я произносил (как, впрочем, и он сам) на яванский манер (моим первым преподавателем индонезийского языка был яванец Семаун). После отстранения Сукарно от власти в 1966 году стал пышным цветом расцветать «яванизм».

Путешествовать на Яве — истинное удовольствие. Если летишь на самолете, внизу видишь сплошное зеленое море — это рисовые поля. Они взбираются почти до самых вершин гор, до кратеров дымящихся вулканов. Глядя на неописуемую, никогда не надоедающую красоту рисовых полей, не перестаешь восхищаться искусством и трудолюбием яванского крестьянина, который всю эту красоту, по существу, создает одной мотыгой, как и тысячи лет назад. И хотя каждому крестьянину на Яве принадлежит (а иногда и не принадлежит) клочок земли, поля здесь не производят впечатления лоскутного одеяла. Это система террас, гармонично вписавшаяся в рельеф. На Центральной и Восточной Яве рисовые поля и плантации пересекаются бурыми лентами рек: Бенгаван Соло, Брантас, Поронг. Воспетые в легендах, эти реки, подобно нашей Волге, с давних пор были кормилицами, орошая рисовые поля, давая возможность снимать по два-три урожая в год, хотя разливы рек в период муссонных дождей нередко становятся стихийными бедствиями, наносящими большой ущерб крестьянам.

В среднем на Яве в год выпадает 1800 миллиметров осадков. Но осадки выпадают в различных районах неравномерно. На более «сухой» Восточной Яве осадков в два раза меньше, а вот на Западной Яве, в Богоре (63 километра к югу от Джакарты), осадков выпадает 4200 миллиметров в год. Там 322 дождливых дня в году. Богор величают «грозовой столицей всего мира». Зато какая буйная растительность! Недаром самый большой в мире ботанический сад расположен в Богоре. Мне лично индонезийские дожди нравятся: спадает зной, оживает природа. К тому же дожди идут с завидной регулярностью, и к их расписанию привыкаешь. В сезон дождей, как правило, дождь начинается часа в четыре дня, но через 15–20 минут он проходит. Снова сияет солнце, от земли идут терпкие испарения. Правда, в конце сезона дождей ливни могут идти непрерывно в течение нескольких дней, нанося большой урон жителям, особенно бедным крестьянам. Их бамбуковые хижины нередко сносят потоки воды. Привыкшие к жаре люди мерзнут, так как температура опускается на 5–7 градусов. В среднем же температура ежесуточно колеблется от 24 до 33 градусов при влажности 90 процентов и выше. Поэтому, когда из равнинных прибрежных городов попадаешь в горы, где влажность значительно ниже, дышишь полной грудью. Почти все курортные места на Яве, да и по всей Индонезии, расположены именно в горах, а не на побережье (вода в море очень теплая, мутная и соленая).

Резкое уменьшение площади лесов и тропические ливни приводят к эрозии почвы. Яванские реки несут миллионы тонн плодородной земли вулканического происхождения. Это приводит к обмелению и без того мелкого Яванского моря. Одна лишь Бенгаван Соло ежегодно уносит в море до восьми миллионов тонн земли. Ява же, по выражению одного индонезийского ученого, «все больше напоминает тонущий корабль». Хотелось бы надеяться, что ей не суждено утонуть.

Несмотря на высокую культуру земледелия, благодатный климат и трудолюбие крестьян, Ява, особенно Центральная, далеко не самый богатый район Индонезии. Главная причина — крохотность крестьянских наделов (в среднем 0,3 гектара на семью). Миллионы яванских крестьян вообще не имеют земли и перебиваются случайными заработками. Эти данные во время личной беседы я узнал от губернатора Центральной Явы, ныне занимающего пост министра внутренних дел, генерала Супарджо Рустама. По его мнению, причин тяжелого положения крестьян несколько: тут и безземелье, и чрезвычайно высокая рождаемость, и так называемая система иджон, которую, несмотря на официальный запрет, широко практикуют скупщики-китайцы. «Иджон» — искаженное «хиджоу», что означает «зеленый». Яванский крестьянин отдает «зеленый» рис, т. е. рис на корню, в уплату за ссуду, полученную у китайского ростовщика, да так и остается на всю жизнь должником. Массовое безземелье крестьянства, широкое распространение ростовщичества, тяжелые условия аренды земли — все это характерные черты жизни яванской деревни, порождающие постоянную дифференциацию сельского населения.

От риса зависит жизнь почти каждого индонезийца и абсолютно каждого яванца. От урожая риса зависят цены буквально на все продукты питания и уровень цен в целом. Правда, в последние годы появился второй фактор, определяющий уровень цен в стране: это бензин, керосин и другие виды топлива. Но на первом месте все-таки рис. Несмотря на определенные успехи в развитии экономики, в том числе промышленности, несмотря на то, что нефть и газ дают стране 70 процентов валютной выручки, рис по-прежнему определяет характер жизни индонезийцев. До сих пор экономика Индонезии официально характеризовалась как «экономика риса». Практически все три первые пятилетки развития национальной экономики Индонезии, начиная с 1969 года, были нацелены на интенсивное развитие сельского хозяйства, в первую очередь производства риса. Была поставлена и выполнена задача самообеспечения рисом. Для этого расширены посевы, улучшена ирригация, значительно увеличено производство минеральных удобрений, ядохимикатов и т. п. Крестьяне стали шире использовать сортовые, высокоурожайные семена. Известную роль в этом сыграли две национальные программы интенсификации производства, сокращенно называемые БИМАС и ИНМАС. Они включают в себя кредитование крестьян государственными банками, предоставление отборных семян, удобрений, гербицидов, ядохимикатов, консультации специалистов и т. п. Часть валютных поступлений от продажи нефти и газа также была использована на развитие рисосеяния.

На 7 миллионах из 10,1 миллиона гектаров, занятых под посевами риса в стране, ведется интенсивное земледелие. Средняя урожайность риса в Индонезии — 2,7 тонны с гектара. Наибольшие урожаи собираются на Бали: в среднем 10 тонн с гектара, а в лучшие годы — до 14 тонн. Менее чем за 20 лет (1966–1985) производство риса в Индонезии возросло более чем в 2,5 раза, превысив 26 миллионов тонн в год. Среднее потребление риса на человека составляет 120 килограммов в год. Чтобы удержать цены на определенном уровне, правительство через заготовительную организацию «Булог» закупает у крестьян до 2 миллионов тонн риса (могло бы и больше, но не хватает зернохранилищ) и до недавнего времени импортировало в среднем в год миллион тонн, хотя и без импорта Индонезия могла бы обеспечить себя рисом. Начиная с 1981 года даже появились излишки риса в размере 2–3 миллионов тонн, тогда как в 1972–1979 годах Индонезия была самым крупным в мире импортером риса. С 1984 года Индонезия решила отказаться от импорта риса и даже стала экспортировать, в частности, рис на Филиппины. Довольно низкие, особенно закупочные, цены на рис оказывают отрицательное влияние на положение крестьян — производителей риса в условиях постоянного роста цен на многие потребительские товары. Подавляющее большинство крестьян, не говоря уже о безземельных, вынуждены прибегать к побочным заработкам: батрачеству, мелкой торговле, поденной работе и т. п. При двух урожаях в год гектар савах дает доход около миллиона рупий (менее тысячи долларов). Средние крестьянские наделы на Яве около 0,3 гектара. При этом доход составляет около 300 долларов в год, или примерно треть расходов крестьянской семьи (средняя крестьянская семья состоит из пяти человек).

Так как влажный тропический климат Явы с частыми проливными дождями, вымывающими соли из почвы, и молодой возраст геологических пород, составляющих остров, не способствуют созданию перегноя, в течение веков была выработана остроумная террасная система рисосеяния на заливных полях — савах. Эта система компенсировала названные выше недостатки. Опишем ее вкратце. На склонах гор формируются рисовые террасы. Их заливают водой из горных рек. Оросив террасы на всех уровнях, водавозвращается в реки. Яванская система рисосеяния принципиально отличается от методов разведения риса в других частях света. При яванской системе савах урожаи риса не находятся в прямой зависимости от плодородия почвы. Основной источник плодородия на Яве и Бали — реки, которые, стекая вниз по склонам вулканических гор, обогащаются растворенными минералами, содержащимися в лаве. Подобная система рисосеяния ближе к гидропонике, чем к обычному земледелию. Для савах больше всего подходят тяжелые глинистые почвы, которые не пропускают воду. При соответствующем орошении бедные земли на Яве и Бали дают неплохие урожаи риса. Благодаря ирригации рис выращивают и в сухой сезон, собирая в среднем два урожая в год.

Но за этими урожаями стоит кропотливый труд крестьян. Поддерживать в порядке оросительные системы, особенно в период муссонных дождей (с ноября по май), дело очень сложное. Ливневые дожди размывают и разрушают оградительные бортики рисовых террас. Никаких машин при обработке почвы, уходе за посевами и сборе урожая не применяют, за исключением более низких и более ровных участков, и то редко. На Яве ирригация — больше борьба с дождями, нежели с засухой. Вода, заливающая рисовые поля, защищает почвенный слой от размывания дождями и от выщелачивания — этого повсеместного явления в тропиках в сезон дождей. Медленно текущая вода стабилизирует температуру почвы, тормозит рост сорняков вокруг основания побегов риса, способствует развитию зеленых водорослей, которые закрепляют в почве азот для растений. Однажды созданные террасы заливного риса могут функционировать в течение столетий и даже тысячелетий. В сочетании со сложностями работ по орошению, необходимостью поддерживать ирригационную систему на должном уровне, а также с устойчивыми хорошими урожаями риса это способствовало созданию и росту деревень с оседлым населением. Это же способствовало развитию богатейшей культуры на Яве и Бали. В этом и причина того, что жители этих островов, несмотря на невероятную плотность населения, нехватку земли и постоянную угрозу со стороны огнедышащих вулканов, неохотно переселяются на другие острова.

Всего в Индонезии около 500 вулканов, из них 128 постоянно действующих. Это пятая часть всех вулканов земного шара. 70 вулканов, причем самых крупных, расположены на Яве, включая печально знаменитый Кракатау в проливе Сунда, отделяющем Яву от Суматры. Расположенный в самом центре Явы вулкан Мерапи считается самым активным вулканом в мире. Так, за последние 400 лет извержения Мерапи происходили через каждые семь с половиной лет, унося тысячи жизней. Мне довелось быть свидетелем двух крупнейших трагедий, обрушившихся на Бали и Яву. В 1969 году я наблюдал извержение Мерапи на расстоянии десяти километров. Меня поразило спокойствие и смирение, с которым крестьяне переносили страшную трагедию. Когда сила извержения немного ослабла, я спросил старосту и нескольких крестьян, почему они не переезжают в более безопасные районы Явы или не переселяются на другие острова, тем более что государство оказывает содействие в переселении. Ответы были примерно таковы: тяжело покидать места, где родились и хотели бы умереть, тяжело расставаться с савах, с кормилицей Мерапи. Что-то было жуткое в этих словах. Виновника гибели сотен людей, посевов и деревень — Мерапи называли «кормилицей». Но если вдуматься, Мерапи действительно кормилица: рисовые поля, удобряемые Мерапи, кормят миллионы яванцев.

Оказалось, что самым решительным противником переселения был староста, а крестьяне во всем привыкли следовать примеру старосты. Кроме того, жители прилегающих к Мерапи деревень накопили богатый опыт и знания, научились избегать самых страшных последствий извержения вулкана. Живут они в легких бамбуковых хижинах, которые, в случае надобности, при первых признаках надвигающейся угрозы легко переносятся на новое, более безопасное место. И почти все, с кем пришлось говорить, в один голос утверждали, что они «пасрах», т. е. полагаются на волю божью, что если бог захочет, то поможет избежать несчастья, а не захочет, все равно его не избегнуть. Правда, не ограничиваясь волею божьей, местные жители обращаются за помощью к знахарям (дукунам), которые, после заклинаний, советуют сажать пальмы и другие деревья, задерживающие потоки лавы при извержении. Средневековые хроники утверждают, что именно извержение вулкана Мерапи в начале XI века заставило раджу Эрлангга перенести центр своего государства на восток острова.

Рядом с Явой в проливе Сунда (Зондский), отделяющем Яву от Суматры, расположен вулкан, имя которого известно почти всем на земле — Кракатау. В результате извержения вулкана 27 августа 1883 года был почти полностью разрушен остров Кракатау и погибло 36 417 человек. Сорокаметровые волны, обрушившиеся на побережье Явы и Суматры, смыли буквально все, что там росло и находилось, включая триста деревень. Шум извергающегося вулкана был слышен в Сайгоне, Сингапуре, Бангкоке, на Цейлоне, Филиппинах, в Австралии, т, е. за несколько тысяч километров. Полагают, что сила взрыва Кракатау равнялась силе 200 тысяч атомных бомб, равных по силе той, что была сброшена на Хиросиму. Взрывом Кракатау было выброшено на высоту до 50 километров около 19 куб. километров вулканических и других продуктов извержения. Количество пыли, выброшенной в атмосферу в результате взрыва, было столь огромно, что оказало существенное влияние на погоду. На всем земном шаре ощущалось заметное похолодание в течение нескольких лет. Извержение Кракатау полностью поглотило огромную гору высотою 2 тысячи метров. На месте взрыва осталась лишь вода пролива Сунда.

А через 45 лет произошло новое подводное извержение вулкана, в результате чего возник остров, названный сыном (анак) Кракатау. Его высота достигла 200 метров. За время, прошедшее с момента моего первого посещения Анак Кракатау в 1960 году, остров вырос на 40 метров и продолжает расти. Сын весь в отца. Не успев появиться на свет, он не замедлил с извержением. Даже когда смотришь на его извержение с западной оконечности Явы, с расстояния в несколько десятков километров, бросает в дрожь и хочется скорее уехать подальше. Остается надеяться, что сын окажется слабее отца. При нынешней плотности населения Явы, возросшей с момента извержения отца Кракатау раз в десять, последствия такого же извержения сына были бы ужасающими. Не буду подробно рассказывать о Кракатау так как подсчитано, что в мире о нем написано 7500 книг. Скажу лишь, что, согласно специальному исследованию, проведенному учеными из Мельбурнского университета, последствия страшного извержения Кракатау продолжают сказываться по сей день. До сих пор Западное побережье Явы не может оправиться от извержения вулкана. За прошедшее столетие 60-километровая прибрежная полоса между местечками Мерак и Лабуан так и не смогла восстановить естественный природный баланс и страдает от сильной эрозии почвы.

Есть еще один вулкан, который, если можно так выразиться, «незаслуженно» забыт. Это Гунунг Тамбора на острове Сумбава, извержение которого в 1815 году было в пять раз сильнее Кракатау и привело к еще большим человеческим жертвам. Утверждают, что погибло 50 тысяч человек, т. е. почти все население острова. Оросительная система на Яве чрезвычайно сложна. Основой всей оросительной системы являются главные каналы. Цементные дамбы и шлюзы в местах разделения главных каналов на второстепенные строятся за счет государственных средств департаментом общественных работ. Оросительные каналы третьей степени находятся в ведении муниципальных властей и самих крестьян. Каналы четвертого разряда, по которым вода поступает непосредственно на рисовые поля, строятся и ремонтируются крестьянской общиной. Направляет всю эту работу староста деревни через начальника оросительной системы. Ирригационные системы очень разветвленные. В среднем на деревню приходится от 15 до 25 километров оросительных каналов. Правда, деревни на Яве очень населенные.

Пашут поле под рис на буйволах или коровах зебу, хотя тягловой силой владеют далеко не все хозяйства. Поголовье буйволов насчитывает три миллиона. Пара буйволов тянет деревянную соху. Затем землю мотыжат вручную. Буйвол при вспашке одновременно месит ногами залитую водой землю. Поэтому буйвол предпочтительнее трактора. Местный буйвол (кербоу) — ласковое и одновременно сильное животное. Он общий любимец. Подобно тому как наши ребятишки прежде водили коней в ночное, индонезийские ребята обожают взобраться на широкую спину буйвола и отвести его в ближайшую реку для купания после работы. Работают на буйволах с рассвета (часов с пяти) и до девяти часов утра, когда начинает сильно припекать солнце, а затем — часов с трех, когда немного спадает жара, и до наступления темноты (около шести часов вечера): в общем получается около семи часов в день. Столько же примерно и в те же часы работают и крестьяне, когда мотыжат землю, сажают, жнут и обмолачивают рис. Определяется это рядом факторов, в первую очередь тем, что светлое время в Индонезии постоянно: около 12 часов в сутки. Наделы же большинства крестьянских семей до того малы, что семи часов в день вполне достаточно для их обработки. Для сравнения позволю себе напомнить, что в 1905 году в европейской части России на 12 297 905 крестьянских дворов приходилось 135 миллионов десятин пахотной земли. Другими словами, русскому крестьянину с такими же примитивными орудиями, какими пользуются сейчас в Индонезии, приходилось обрабатывать более 11 гектаров.

Интересно, что развитие в последние годы телевидения стало некоторой помехой для земледелия. Прежде крестьяне ложились спать довольно рано, за исключением праздничных дней и теневых представлений ваянга, которые показывают ночью. Выспавшиеся, они вставали рано, часа в четыре, молились и сразу же отправлялись в поле. Теперь же из-за телевидения крестьяне нередко ложатся спать часов в двенадцать ночи. Пока окончатся передачи, пока вернутся домой (обычно телевизор смотрят в доме богатого соседа), пока улягутся, спать остается не более пяти часов, а то и меньше. Да и сон неспокойный: духота, комары. Мне об этом не раз рассказывал шофер Джунаэди, живший в сельской местности, километрах в семидесяти от Джакарты. Хотя Джунаэди приезжал на работу часам к семи, ему постоянно хотелось спать. На мои замечания он обычно рассказывал эту историю, непременно добавляя что-нибудь новое: то еще собаки лаяли всю ночь, то ночные сторожа били в колотушки. Что касается ночных сторожей, то это такая неотъемлемая часть повседневной жизни яванской деревни, что о них много пишут и говорят. Приведу вкратце один из рассказов известного писателя, актера и режиссера Рендры. Однажды автор гостил у своего приятеля в деревне. Всю ночь он не сомкнул глаз из-за ночных сторожей, которые ходили по деревне, били в колотушки и во все горло кричали: «Воры! Не спите! Берегитесь воров!» При первых криках ночных сторожей (обычно это ватага молодых парней) Рендра вскочил с постели, но его успокоил приятель:

— Не беспокойся. Это они кричат, чтобы показать, что не спят. Что же касается воров, то им сторожа не помеха. Они идут вслед за сторожами и делают свое дело.

— Вы платите сторожам? — спросил Рендра.

— А как же.

— Выходит, вы платите за то, что они мешают вам спать.

— Считай, что так, — заключил приятель.

До самого последнего времени яванские крестьяне культивировали лишь несколько местных сортов риса, и среди них самый знаменитый — «Дэви Синта», названный так в честь супруги легендарного Рамы, богини Синты (Ситы), которая, согласно верованиям, была рождена богиней Землей-кормилицей (Ибу Пертиви) и стала символом плодородия. Этот сорт известен на Яве около двух тысяч лет. В этом постоянстве сказалось влияние яванской философии «нримо», основной смысл которой— постоянство, спокойное восприятие любого события, убежденность, что все, что ни есть, — благо. Однако в последние годы яванские крестьяне стали изменять своей «богине» (хотя делают это неохотно, скрепя сердце), убеждаясь в преимуществах новых высокоурожайных сортов — «чудо-риса». При использовании пестицидов эти сорта риса дают урожай 6–7 тонн с гектара, т. е. в 3 раза больше, чем «Дэви Синта». Кроме того, «чудорис» созревает гораздо раньше, что дает возможность с одного поля в течение двух лет собирать пять урожаев. Правда, у новых высокоурожайных сортов есть один существенный недостаток: при традиционном способе жатвы у них ломаются стебли и осыпаются зерна как во время жатвы, так и при транспортировке на коромыслах или велосипедах. Поэтому рис новых сортов жнут серпами, что непривычно для яванцев, и обмолачивают прямо в поле, что также нетрадиционно. На первый взгляд это может показаться незначительным фактом. На самом же деле для яванского крестьянина это настоящая революция: рушится культ божественного происхождения риса.

Традиционным же способом рис на Яве жнется маленьким ножичком без ручки в деревянном станочке, наподобие точилки, который называется ани-ани или ктам. Мне с большим трудом удалось упросить одну крестьянку уступить мне этот ножичек прямо посреди рисового поля. Жниц было много (около пятидесяти) на небольшом участке. Но лишь одна из них уступила наконец мне ани-ани, соблазнившись, по-видимому, предложенной мною суммой. Незатейливый предмет перешел в мои руки, сопровождаемый благословениями бывшей владелицы и неодобрительными возгласами ее подруг. Ведь ани-ани, несмотря на всю свою примитивность, для яванцев так же волшебен, как, например, традиционный кинжал крис. По яванским поверьям, ани-ани был благословлен Ибу Пертиви и богиня была бы оскорблена, если бы рис, особенно сорт «Дэви Синта», жали чем-то другим. Жницы на Яве (а сбор урожая сугубо женское дело) выходят на рисовое поле, держа ани-ани под юбкой-саронгом, и прежде чем приступить к жатве, просят благословения у Ибу Пертиви. Богиней же риса на Яве и Бали является Дэви Шри, одна из жен могущественного бога Вишну.

С незапамятных времен на Яве существует обычай «бавон», по которому в сборе риса принимают участие все желающие, получая за это девятую, а в последнее время шестую часть урожая. Этот обычай касается каждого участка, как бы мал он ни был, и безотносительно к тому, может ли семья владельца сама управиться с уборкой или нет. У моего шофера Камирана на окраине Сурабаи был участок площадью лишь 100 кв. метров, и все равно он приглашал на уборку риса своих ближайших соседей. Иначе нельзя. Нарушить обычай равносильно преступлению. Порою владельцу участка нелегко отбиться от всех желающих принять участие в жатве и обмолоте риса. И тут «на помощь» нередко приходит скупщик урожая на корню, как правило, богатый китаец. Недели за две до жатвы он покупает будущий урожай и сам нанимает батраков для сбора урожая, платя им двенадцатую часть урожая. Такая система называется «тебасан». Количество батраков при этом строго ограниченно, особенно если поле засеяно новыми высокоурожайными сортами риса, которые жнут не с помощью ани-ани, а серпами. Это приводит к дальнейшему росту избыточной рабочей силы, которая устремляется в города. Так обстоит дело с урожаем. Но до сбора урожая проходит долгих пять месяцев. Начинается все со вспашки поля. В последние годы стали появляться трактора, в основном ручные, наподобие мотоблоков, но крестьяне по-прежнему предпочитают пахать на буйволах. В газетах сообщалось, что президент Сухарто подарил крестьянам такой-то деревни несколько тракторов. Но через некоторое время крестьяне обратились к президенту с просьбой заменить подаренные тракторы на буйволов. Часть тракторов быстро сломалась. К тому же они почти непригодны на заливных террасных полях, тогда как буйвол — вездеход. После вспашки землю мотыжат вручную. Это исключительно дело мужчин. В таком состоянии земля пребывает примерно неделю, после чего ее боронуют и вносят удобрения в виде листьев дерева каранг китри, навоза или минеральных. Залитое водою поле остается в таком виде еще на неделю. Затем поле перепахивают снова, боронуют, и лишь тогда оно готово к посадке риса. К этому времени готова и рассада риса высотою до 15 сантиметров. Рассаду выращивают лишь из отборных семян.

Отбор зерен для выращивания рассады очень сложный процесс. Сначала зерна помещают в бамбуковые корзины и вымачивают в течение суток. Затем покрывают банановыми листьями и держат так два-три дня. За это время зерна прорастают. Проросшие зерна высаживают в грядки, где они растут от пятнадцати до тридцати дней. Затем рассаду высаживают на поле, залитое водой высотой до шести сантиметров. Начинается период ухода за посевами. Их беспрерывно пропалывают, а когда рис начинает созревать, поле зорко охраняют от назойливых птиц, насекомых и крыс. Крысы для крестьян — сущее бедствие. В целом по стране они съедают на корню до миллиона тонн риса в год. Травить крыс бесполезно, ибо одновременно гибнут и питоны, а также другие змеи, которые питаются крысами. Ежегодно отлавливают около полумиллиона змей, сотни тысяч крокодилов и других пресмыкающихся, которые питаются крысами. В результате крысы плодятся с катастрофической быстротой. В целях сохранения змей основная борьба с крысами на полях ведется… палками. По ночам люди выходят на поле, ослепляют крыс фонарями и бьют их палками. Не раз приходилось видеть, как вместо денег в билетную кассу кинотеатра подавали два крысиных хвостика. В обмен кассирша выдавала один билет.

Громадный рост населения Явы (менее чем за два столетия оно возросло в 20 раз), а также рост потребления риса на душу населения привели к тому, что рис стал шире культивироваться и на незаливных полях (тегалан). Наибольшее развитие суходольный рис получил на Восточной Яве, где сухой сезон носит более выраженный характер, а также на Центральной Яве в районе горы Кидул, где пористые известковые породы малопригодны для террасного поливного рисосеяния, а влияние вулканов не ощущается. Там же широко культивируется и кукуруза. Рис обычно чередуют с палавиджей, т. е. промежуточной сельскохозяйственной культурой, обогащающей почву азотом и другими минеральными веществами. Палавиджа — это соя, бобы, арахис, маниок и другие корнеплоды, которые возделывают в сухой сезон.

Рис — основа жизни индонезийцев, особенно в главных районах рисосеяния: на Яве, Бали, Мадуре, Южной Суматре и Южном Сулавеси. Не случайно там проживает три четверти населения страны. С культурой риса тесно связана материальная и духовная культура индонезийцев. Рис воспевается в песнях, прославляется в легендах и танцах. А сколько связано с рисом пословиц и поговорок! Если кто-то опоздал что-то сделать, говорят: «Рис уже стал кашей» (сварить рассыпчатый рис, чтобы он был рисинка к рисинке, а не превратился в кашу, — большое искусство). «Отправиться на заработки» по-индонезийски звучит как «искать рис на стороне». Если говорят «рис подали на колени», это означает: что-то легко досталось. Культура поливного риса, наложила отпечаток на характер народа, привив ему трудолюбие, терпеливость, чувство коллективизма. Ирригационные системы строились сообща, и вода, как правило, распределялась поровну. Величина земельных наделов различна, а вот вода для орошения используется на равных началах. Больше того, если для выполнения различных работ, включая обработку почвы и сбор урожая, а также охрану деревни, богатые крестьяне обычно нанимают бедняков и батраков, то в строительстве и ремонте ирригационной системы должны принимать участие все члены сельской общины.

Нам, привыкшим к хлебу, трудно представить, что большинство индонезийцев питаются рисом. Именно отварной рис — наси — в Индонезии еда, а все остальное, включая мясо, рыбу, — приправа (лаук-паук). Ява в немалой степени способствовала тому, что в Индонезии и даже в Голландии и других странах появилось понятие «рисовый стол». В индонезийских ресторанах (крупных) три кухни: европейская, китайская и рисовый стол. К рису в Индонезии относятся с благоговением. Богиня риса Дэви Шри — главная богиня, вернее, главное божество на Яве, Бали и в других рисосеющих районах. Яванцы верят, что рис обладает магической силой. Во время сильной грозы, чтобы отвести гнев богов, на землю высыпают рис. Сортов риса бесчисленное множество. На крупном базаре можно встретить до двадцати сортов и даже больше. Разница в цене может составлять один к двум. Королем яванского риса стал «брас Чианджур» — крупный, белый, ароматный, необычайно вкусный, из района Чианджур, который расположен на полпути между Джакартой и Бандунгом. Индонезийские газеты ежедневно приводят данные о ценах на каждый сорт риса и сообщают о его поступлениях на рынки того или иного города. В этих сводках всегда на первом месте стоит «брас Чианджур». По цене он примерно в два раза дороже импортного американского риса.

Получив зарплату, индонезиец, чаще индонезийка, закупает рис на полмесяца или месяц вперед, обеспечивая тем самым питание на предстоящий период. Всю остальную пищу — рыбу, овощи, специи, а также сахар, чай, кофе, соль — покупают ежедневно или почти ежедневно, нередко за счет приработка, случайного заработка. В основном индонезийцы едят сваренный на пару без соли и масла белый рис. И хотя рис — главная еда, на мой взгляд, у белого риса функция аналогична с функцией нашего хлеба. Белый рис подают к столу в кастрюле с дырочками наподобие дуршлага, и каждый зачерпывает себе рис большой ложкой, вроде половника. Вначале в тарелку кладут рис, а затем приправу, и все перемешивается. Кроме того, рис приготовляется и как отдельное блюдо (например, различные виды жареного риса — наси горенг), напоминающее плов, но не из сырого, а из того же наси и без баранины. Наси горенг обычно готовят с креветками, кусочками куриного мяса, специями — толченым красным перцем, имбирем и т. п. Нередко горку наси горенг венчает омлет.

Сорта наси горенг в индонезийских ресторанах очень отличаются по названию и цене и не очень — по вкусу.

Так, в меню одного из ресторанов знаменитого горного курорта Селекта (Восточная Ява) значилось не менее десятка блюд наси горенг. Как только они не назывались: «наси горенг хусус» (особый), «наси горенг истимева» (специальный), «наси горенг спесиал» (т. е. тоже специальный, но на иностранный манер) и т. д. Ради интереса каждый раз мы заказывали новый сорт наси горенг и, откровенно говоря, особой разницы не замечали. Разница в основном была лишь в цене. Но зато все они имели общее — необыкновенный вкус. И хотя мы ели вилками, так и тянуло зачерпнуть рукою, ибо это очень вкусно, что называется, пальчики оближешь. На память приходили слова из книги большого гурмана Норберта Фрида: «Должен откровенно признаться, что ни в одной из стран, где мы побывали, мы не ели с таким удовольствием, как в Индонезии. Местный запеченный, сильно подрумяненный; щедро сдобренный специями рис намного превосходит индийское и цейлонское кэрри». Повсеместно на Яве употребляют наси ремес, т. е. рис с лаук-паук.

Довольно распространено наси кебули, наподобие узбекского плова, в котором вместо баранины куриное мясо, а бывает и без него, но очень много специй и зелени. Жарится наси кебули на говяжьем сале или кокосовом масле. Очень популярен желтый, вернее, зеленоватый рис наси кунинг. Цвет ему придает кокосовый сок — сантан. В качестве приправы к желтому рису подают курицу, жареное мясо, омлет, огурцы, жареный лук, шинкованную мякоть кокосового ореха. Наси кунинг — традиционное праздничное блюдо. Молодоженов на свадьбах непременно угощают желтым рисом. Мать жениха сначала угощает рисом невестку, а затем сына. Мать невесты повторяет процедуру, угощая сначала жениха. Во время годовщины свадьбы, дней рождения, торжеств, посвященных открытию предприятия, учреждения и т. п., виновник торжества разрезает и первым пробует наси тумпенг — рис с кокосовым маслом в форме остроконечной горки (аналогично юбилейному торту).

Особняком стоит клейкий рис — брас ктан. Готовят его с сантаном, добавляют сахар или запивают сахарным сиропом, едят с мясом, делают нечто вроде запеканки. Это деликатес. Едят его один-два раза в неделю, так как приготовление требует особого риса, да и занимает много времени. Каждый крестьянин из своего рисового поля выделяет несколько десятков квадратных метров под брас ктан. Из муки этого риса выпекают всевозможные кондитерские изделия.

Хотя рис все больше становится основным продуктом питания подавляющего большинства индонезийцев, растет он далеко не везде. На Малых Зондских островах, к востоку от острова Бали из-за сухого климата и отсутствия ирригации рис почти не культивируют. Там растет кукуруза и просо. А на Молуккских островах основная пища населения — саговая мука. Саговая пальма, которую называют «румбия», — удивительное дерево. Оно растет в громадных количествах на заболоченных местах. По достижении шести-десятилетнего возраста пальму расщепляют и из ее ствола методом выколачивания извлекают волокнистую сердцевину, заполненную саговой мукой. Муку просеивают, промывают и формуют кубиками, напоминающими молочный кисель. Едят саго в поджаренном виде или в виде густой каши, макарон. Из саго производят сахар, масло, клей. Дает оно и сырье для текстильной промышленности.

Вторая после риса продовольственная культура в Индонезии, включая рисосеющие районы, — кукуруза. Ежегодное производство кукурузы держится на уровне 5 миллионов тонн. Сам Сукарно пропагандировал кукурузу, придавая ей значение «второго риса». Помню, как в 1963 году, когда я был приглашен на обед во дворец Сукарно, подали кашу из кукурузы. Увидев мое недоумение, Сукарно сказал: «В целях расширения меню теперь по понедельникам едим кукурузу. Вроде рыбного дня у вас в Европе». Я похвалил вкус кукурузной каши, а Сукарно продолжал: «Некоторые даже предлагают ввести второй кукурузный день — в четверг. Но я лично против. Это уж слишком! Может получиться, как в пословице «сенен-кемис». Надеюсь, ты знаешь значение этой пословицы?» — спросил он. Я, разумеется, знал эту популярную пословицу. Набожные мусульмане постятся, т. е. ничего не едят два дня в неделю: по понедельникам и четвергам. Поэтому, когда спрашивают человека, как он живет, и он отвечает: «Живу сенен-кемис», это примерно звучит, как наша поговорка «Перебиваюсь с хлеба на квас».

Если культура рисосеяния на Яве насчитывает несколько тысяч лет, то с кукурузой индонезийцы познакомились лишь в XVI веке через, португальцев. Теперь посевы кукурузы на Яве составляют 40 процентов площади посевов риса, или около 2 миллионов гектаров. Наибольшее распространение кукуруза получила на Восточной Яве и в южных районах Центральной Явы, т. е. там, где преобладает суходольная, малопродуктивная система рисосеяния тегалан. Частично кукуруза на Восточной Яве культивируется на заливных землях. Кукурузу в початках на Яве варят в пресной воде и употребляют без соли. Початки кукурузы очень дешевы, особенно на Восточной Яве. Однажды в горах мы встретили девочку — продавщицу кукурузы лет десяти. За плечами у нее была огромная тяжелая корзина. Мы остановились перед шлагбаумом, и, как всегда, нашу машину облепили мальчишки и девчонки — продавцы фруктов, сигарет, жвачки, сладостей и т. п. Все наперебой предлагали свой товар. Я заметил, что девочку с корзиной кукурузы совсем затолкали и оттеснили более сильные мальчишки, и мне стало ее жаль. Решив хоть немного поддержать ее коммерцию, я спросил, сколько стоит связка кукурузы из трех початков.

— Селавей, — ответила девочка по-явански (т. е. 25 рупий).

— Не может быть, — сказал я.

— Почему не может быть?

— Слишком дешево. В Джакарте это стоит сто рупий.

— То в Джакарте, а то здесь…

Окончательно сбитая с толку маленькая продавщица неожиданно предложила: — Ладно, берите за сто рупий пять связок.

— Так это получается еще дешевле, — сказал я серьезно. Между тем обступившие машину ребятишки начали смеяться над девочкой. Чтобы разрядить обстановку, я протянул девочке 200 рупий и взял у нее две связки кукурузы. Машина тронулась, а девочка долго смотрела нам вслед.

Третье место среди продовольственных культур на Яве и ряде других островов занимает маниок, содержащий крахмал корнеплод, из которого делают крахмальную муку — тапиоку. Маниок начали культивировать на Яве сравнительно недавно — в начале прошлого века. Основные места его разведения — меловые малоплодородные склоны гор в южной части Явы. Маниок в Индонезии стал символом бедности. Районы, где его выращивают, самые бедные, а человек, употребляющий в пищу этот корнеплод, считается бедняком. Как-то при мне один состоятельный индонезиец отчитывал своего шофера за то, что по его оплошности произошла авария. «Виноват, так увольняйте, — спокойно ответил шофер. — А ругать не смейте. Я лучше буду есть один маниок, чем выслушивать нравоучения». Мне лично поджаренный на кокосовом масле маниок напоминает наш хрустящий картофель. В последнее время его стали подавать даже на дипломатических приемах.

Как продукты питания в Индонезии широко распространены и другие корнеплоды, в первую очередь батат, или сладкий картофель. Что же касается самого картофеля, то он в Индонезии растет только в горах, где влажность меньше, и поэтому стоит дорого, во всяком случае дороже самого лучшего риса. Почти повсеместно в пищу употребляются бобовые, особенно арахис, который до того дешев, что его покупают посетители зоопарков, чтобы кормить животных. Очень популярна соя, из которой делают различные вкусные соусы и приправы, без которых индонезиец не будет есть рис.

И еще один продукт питания индонезийцев следует упомянуть — перец. Хотя Индонезия занимает первое место в мире по производству черного перца, который, кстати, там называют белым перцем, и делит с Индией первое-второе места по экспорту черного перца, индонезийцы предпочитают употреблять в пищу красный или зеленый перец (ломбок), который гораздо острее. Ломбок — непременный компонент широко распространенной приправы самбал (наподобие аджики, но жидкой и значительно острее). Кладут перец в еду и целыми стручками в сыром виде, особенно самый жгучий малюсенький зеленый перец чили. Он до того остер, что стал нарицательным именем для въедливых, злых людей маленького роста.

Перец в Индонезии так популярен, что даже устраиваются соревнования, кто больше съест. В 1960 году я наблюдал такое соревнование. Победителем вышел личный секретарь президента Муаллиф Насутион. Он съел около килограмма чили. Но эта победа стоила ему двух недель пребывания в больнице. Кстати, именно он однажды сказал мне, что, «не будь перца, индонезийская еда, основанная на рисе, потеряла бы всякий вкус и, вероятно, индонезийцам пришлось бы, подобно европейцам, перейти на чрезмерное употребление соли». Действительно, индонезийцы, особенно яванцы, употребляют соли очень мало, едят несолеными огурцы, помидоры и прочие овощи. Правда, едят они их не отдельно, а в виде салатов, опять же сдобренных перцем и разными соусами. Любимое блюдо — печал, овощи с соусом самбал. В результате они редко страдают от ожирения и общего нарушения обмена веществ. Отведав приготовленные моей супругой соленые огурцы, один известный индонезийский журналист был до того поражен, что взял подробное интервью по поводу принятого у нас соления огурцов, грибов, помидоров и др. Затем напечатал это интервью в газете. Что же касается красного перца, он настолько «ядовит», что использовался даже в военных целях. Мне рассказывали в Сурабае, что в боях с высадившимися в конце 1945 года на Восточной Яве английскими войсками, пытавшимися восстановить в Индонезии колониальные порядки, индонезийцы использовали и перец. Перцовую настойку большой концентрации распыляли с помощью бамбуковых помп. Попадая в глаза, настойка обжигала слизистую оболочку солдат и выводила их из строя.

Потребление мяса в Индонезии весьма незначительно: около 4 килограммов на человека в год. Животноводство недостаточно развито из-за того, что пышная, но грубая тропическая растительность малопригодна для использования в качестве кормов для скота. Крупного рогатого скота, в основном бенгальских коров, или зебу, около миллиона голов. Овец — 4 миллиона, недойных коз — примерно 8 миллионов. В стране сравнительно много свиней: 5 миллионов. Сравнительно, потому что большинство индонезийцев — мусульмане и свинину в пищу не употребляют. Ее в основном едят китайцы, христиане (батаки на Суматре, жители острова Флорес, тораджи на Сулавеси), балийцы и европейцы.

Любят индонезийцы куриные яйца и мясо, причем не бройлеров, а обычных деревенских кур — жестких, но вкусных и ароматных. Бройлеры и европейские куры вообще называются «государственными курами», а яйца европейских кур именуются «государственными». Продаются они на вес, а вареные — поштучно. Очень популярны соленые утиные яйца. Не каждый индонезиец имеет право зарезать курицу. Этим занимаются специальные люди, причем каждый раз они должны произносить имя Аллаха.

Об индонезийской кухне можно распространяться до бесконечности: так она оригинальна и вкусна. Упомяну лишь о шашлыке (сатэ), который относится к разряду деликатесов. Особенно изысканный вкус у сатэ из маленьких кусочков куриного мяса, нанизанных на коротенькие бамбуковые шампуры. Сатэ, которое часто называется сатэ Мадура по имени острова, откуда он происходит, подается со сладким соевым соусом кечап или с арахисовым соусом. Слово «кечап» означает «причмокивать во время еды», «наслаждаться». Оно как нельзя лучше подходит к соевому соусу кечап.

По натуре индонезийцы гурманы. Каждый имеет пристрастие к определенным блюдам национальной кухни. При характеристике любого государственного и политического деятеля непременно упоминается его любимое кушанье. Но едят в общем мало. Строго говоря, еда на Яве — это рис плюс три других компонента: приправа лаук-паук (мясо, рыба, птица, яйца и т. п.), овощи и соусы, в основе которых лежат очень острые перцы, соя, смешанные с луком, чесноком, кокосовым маслом, сахаром, солью, имбирем, мякотью плодов тамаринда, коры пряного дерева месуи, тертыми листьями цитрусовых, лаврового листа и со многим другим.

Большое место в меню индонезийцев занимают дары моря, особенно рыба, но не свежая, а сушеная и соленая, что исторически обусловлено сложностью ее хранения в жарком климате. На душу населения приходится около 10 килограммов рыбы в год. Свежая же рыба до сих пор привилегия богатых. Рыба на Яве вообще так популярна, что рыбой называют любую еду, за исключением риса. Так, баранину яванцы часто называют «бараньей рыбой», курицу — «куриной рыбой» и т. п. Однажды я услышал такой диалог: Какая будет рыба к рису на обед? Вареные овощи. (Оказалось, что овощи тоже рыба.)

В пищу употребляется много всевозможной зелени: капуста, морковь, огурцы, помидоры, лук, шпинат, листья дерева салам (наподобие лаврового листа) и многих других деревьев, молодые побеги бамбука, проростки бобов и фасоли.

Молочных продуктов индонезийцы почти не употребляют. В год на человека приходится всего лишь несколько литров молока. Маленьких детей, если у матери пропадает молоко, кормят бананами. Бытует мнение, что из-за солнечных лучей и дождей в индонезийских фруктах и овощах мало витаминов. Но, по моим наблюдениям, это неверно. В доказательство можно привести следующие факты. Рахитичные дети в Индонезии — редкость. У всех индонезийцев густые, блестящие волосы, прекрасные белоснежные зубы, крепкие эластичные ногти и гладкая кожа. Это говорит о том, что индонезийская пища содержит весь набор необходимых витаминов. Перец, гвоздика, мускатный орех, имбирь, другие пряности, широко употребляемые индонезийцами, делают пищу оригинальной, предохраняют ее от порчи и стимулируют моторную деятельность кишечника.

Как известно, колониальные захваты индонезийских островов португальцами, испанцами, а затем голландцами первоначально были вызваны именно стремлением завладеть произрастающими там пряностями. Они же явились и причиной величайшего географического открытия, а именно открытия Америки Христофором Колумбом. Он сделал это в поисках морского пути из Европы к «Островам пряностей» — Молуккским островам. А испанская эскадра под командованием великого мореплавателя, португальца Магеллана совершила первое в истории кругосветное путешествие в поисках все тех же «Островов пряностей».

Острую огнедышащую пищу индонезийцы запивают чистой холодной водой со льдом, которую называют «белой водой», или холодным чаем. Чай и кофе — два главных напитка в Индонезии. Пьют их и горячими, и холодными. С середины 70-х годов холодный чай стали продавать в бутылках. Он успешно конкурирует с заморской кока-колой и тому подобными напитками. Основные плантации чая находятся на Яве.

Во время еды не пользуются ножами. Едят ложкой, в которую пищу накладывают вилкой. Едят медленно, чинно, спокойно. Простой народ чаще ест не за столом, а сидя на полу, скрестив ноги, или на корточках, примостившись где-нибудь в углу, разложив перед собою пищу, завернутую в пальмовые листья. В таких случаях едят руками. Но во всех случаях принятие пищи для индонезийца — священнодействие.

Любят индонезийцы есть, как они говорят, «дилуар», т. е. вне дома: в передвижных кухнях у уличных поваров, которые тут же при тебе разделывают курицу, замешивают лапшу, жарят на углях шашлык, а также в харчевнях, небольших кафе и т. п. Причем так любит есть не только бедный люд, но и состоятельные лица. Когда Адама Малика в 1978 году избрали вице-президентом, он искренне горевал, что «теперь положение не позволит ему есть дилуар». Особую прелесть угоститься у уличных торговцев придает возможность присутствовать при самом процессе приготовления пищи, видеть, из чего и как она готовится, наслаждаться ароматами, предвкушать удовольствие…

Уличным торговцам сродни падангские рестораны, которые встречаешь почти во всех районах Индонезии. Паданг — столица Западной Суматры, именуемой также Минангкабау. Поэтому падангские рестораны называются также и минангскими. Обычно эти рестораны размещаются в домах, построенных по типу традиционных адатных домов Минангкабау. Их легко определить по высоким изогнутым крышам, напоминающим перевернутые лодки.

Отделка интерьеров, национальная одежда официантов, чем-то напоминающая одежду индийских раджей, и их ловкость, когда они умудряются подобно жонглерам нести в руках без подносов дюжину тарелок сразу, характерная, с арабским и индийским колоритом, минангская музыка — все это делает атмосферу падангских ресторанов неповторимой. Ну а блюда падангской кухни явно на любителя: трудно представить себе что-либо более перченое, огненное и засушенное. В основном это жареная говядина, а также печень, почки, желудок, мозги, ножки, головы, баранья кожа и даже глаза. Когда моя дочь, будучи еще маленькой, впервые попала в падангский ресторан и увидела все это, она с детской непосредственностью спросила официанта: «А шерсть вы не подаете?». В падангских ресторанах обычно «шведский стол», т. е. фиксированная плата независимо от того, сколько вы съели. Но, в отличие от общепринятого шведского стола, в падангских ресторанах еду берут не сами, а подают ее официанты, причем исключительно мужчины. По мнению падангцев, они приходят в ресторан, чтобы насладиться пищей, а официанты-женщины отвлекали бы их от еды. Каждый падангский ресторан принадлежит одной семье. Здесь нет ни хозяев, ни подчиненных. В обслуживании полная взаимозаменяемость: если надо, кассир оставляет кассу и становится официантом и т. п. Зарплату служащие падангских ресторанов получают поровну в зависимости от доходов, причем раз в квартал.

В Индонезии две основные кухни: индонезийская (рисовый стол) и китайская (кантонская). Не буду описывать все кушанья китайской кухни, которые довелось отведать в китайских ресторанах в различных районах Индонезии. Основными компонентами кантонской кухни являются дары моря (лангусты, акульи плавники, крабы, креветки, рыба), лягушачьи лапки, свинина под сладким соусом, побеги бамбука, соя, спаржа, цветная капуста и многие другие овощи, лапша и т. д. Для меня нет, ничего вкуснее супа аспарагус, который готовят из спаржи, креветочной икры, мяса лангустов. Очень вкусен чап-чай (в двух видах: в виде супа и овощного рагу). В его состав входят жареные креветки, свинина, капуста обыкновенная и цветная, лук порей, чеснок, зелень наподобие кинзы, сельдерей, соевый соус, грибы…

Другое широко распространенное блюдо — ми. В отличие от чап-чая, главный ингредиент ми — вермишель. Добавляется и куриное мясо. К блюдам китайской кухни подают всевозможные соусы, в основном соевые, включая сладкие, а также ачар — мелко нарезанные, заваренные кипятком огурцы, к которым добавляются уксус, соль, сахар, лук и красный стручковый перец.

Неискушенному посетителю китайские рестораны могут показаться слишком простыми, на уровне харчевен, особенно на фоне появившихся в Индонезии в последние два десятилетия роскошных международный отелей и ресторанов. Но любого гурмана сразит наповал неповторимая атмосфера и пьянящие запахи китайских ресторанов как в столице, так и в любом другом городе Индонезии. А дружеское участие хозяина ресторана, который относится к посетителю как к своего рода члену семьи, и предупредительное обслуживание со стороны официантов делают пребывание в китайском ресторане прекрасным отдыхом. При желании посетителям даже предложат отдохнуть на стоящей в углу зала кровати. Цены довольно сносные, если сравнить их с ценами в фешенебельных ресторанах. Поэтому в китайские рестораны ходят целыми семьями, с детьми. Лучше всего к блюдам китайской кухни подходит чай, фруктовая вода и пиво.

Индонезия — царство тропических фруктов. Одно перечисление их названий (около трехсот) заняло бы несколько страниц. Назову лишь некоторые из них: мангис (мангустан), дуриан, рамбутан, дуку, лангсат, саво, джамбу, блимбинг, сирсак, апукат. Среди известных у нас фруктов можно назвать бананы, ананасы, манго, папайю. Каждый вид к тому же насчитывает десятки, а то и больше сортов. Так, бананов более трехсот сортов. Несмотря на то что из тропических фруктов у нас больше всего известны бананы, хочу сказать о них немного подробнее. Славятся далеко не самые крупные, а средние и маленькие бананы, в первую очередь писанг раджа, писанг Амбон и писанг сусу (молочные).

Писанг раджа — королевский банан со всех точек зрения. Он необычайно вкусный, сладкий и ароматный, плоды длиною до 15 сантиметров, кожура толстая, но мягкая, красновато-желтая, мякоть желтая. В продаже писанг раджа есть не всегда из-за того, что растетон далеко не везде, быстро портится при перевозке. Стебель писанг раджа хрупкий и длинный (до восьми метров), поэтому легко ломается даже при небольшом ветре. Этот сорт очень разборчив к почве и требует много удобрений. Один мой товарищ, долгое время работавший во Франции, рассказывал, что шампанским во Франции угощают лишь самых дорогих гостей, всех остальных потчуют виноградным вином, а то и сидром. Так и в Индонезии: если вас угощают бананами писанг раджа, считайте, что принимают как самого дорогого гостя.

Гораздо чаще встречаются бананы сорта писанг Амбон. Он менее прихотлив, хотя тоже любит хорошую почву. Растет в основном в гористой местности Явы, хотя и носит название Амбон (Молуккские острова). Это главный экспортный сорт в Индонезии. Плоды писанг Амбон зеленые или светло-желтые длиною до 20 сантиметров, сладкие, ароматные и нежные. Поэтому их больше всего любят ребятишки. Дают их и грудным детям. Считается, что писанг Амбон обладает рядом целебных свойств: улучшает пищеварение, цвет кожи и даже характер. Он очень вкусен в сушеном виде.

К деликатесным бананам относится и писанг сусу. Плоды у него толстые, коротенькие (до 10 сантиметров), кожа тонкая, красноватая, мякоть нежная и сладкая, но не такая ароматная, как у писанг Амбон. По урожайности в два раза превышает средние сорта, но плохо транспортабелен из-за тонкой, быстро лопающейся кожуры. Считается, что писанг сусу способствует умственному развитию. Из него делают специальную муку для грудных детей. В заключение упомяну, что банановые листья в Индонезии — главный оберточный материал. Завернутая в них пища сохраняется не хуже, чем в холодильнике. Как ни странно, и в царстве бананов — Индонезии нередко продают зеленые, недозрелые бананы. Делается это по двум причинам: из желания поскорее реализовать товар и из боязни, что зрелые бананы станут добычей обезьян, летучих мышей, птиц и т. п.

Ананасы в Индонезии, как и бананы, растут почти везде, но особенно славятся богорские и палембангские (Южная Суматра). Плодоносят ананасы круглый год, но растут довольно медленно. Первый урожай снимается через два года, второй — через 18 месяцев, а третий— через 8—10 месяцев. После этого растение удаляют, так как плоды мельчают. В ананасах много витаминов, а также вещества папаин, способствующего пищеварению.

Очень интересный плод нангка, который, непонятно почему, называется хлебным деревом. На огромном тридцатиметровом дереве бывает не более десятка плодов, но зато каких! Длиною до метра, весом до 30 килограммов. Мякоть нангки желтого цвета, по внешнему виду напоминает ананас, а по вкусу — сладкий лук. Подобно ананасу и дуриану, плод нангки в шипах, правда мягких. Обычно нангку едят в сыром виде, как салат. Но есть одно блюдо из нангки, ставшее визитной карточкой целого города — центра яванской государственности и культуры — Джокьякарты. Блюдо это называют «гудг», а Джокьякарту в обиходе называют «кота гудг» (город гудг). Готовят гудг из молодого плода нангки в кокосовом молоке с говядиной или курицей.

Неизвестен у нас и другой экзотический фрукт — салак, напоминающий крупный каштан с коричневой чешуйчатой кожурой. В салаке много йода. Его особенно охотно едят индонезийцы из-за недостатка йода в питьевой воде, что нередко приводит к заболеваниям щитовидной железы и даже к кретинизму. У салака, как у нашей облепихи, плодоносят лишь женские особи.

В горах Явы, где климат субтропический, растут арбузы, дыни, только не очень сладкие, яблоки — сочные, но крепкие, толстокожие, и даже виноград — мелкий и не очень сладкий. Что касается яблок, то я был просто поражен, узнав, что в Селекте в горах Восточной Явы, где климат суше, яблони плодоносят более трех раз в год, т. е. каждые 100 дней. Но если подумать, что у нас от весеннего пробуждения яблонь до их плодоношения проходит месяца три, то три урожая яблок в год в Индонезии вполне естественны.

Не довольствуясь таким обилием фруктов, растущих круглый год, индонезийцы всегда с громадным нетерпением ждут, когда наконец созреет король фруктов дуриан. Наступает декабрь, и в воздухе, особенно около базаров, разносятся такие ароматы, что трудно описать. Я долго не мог определить, на что похож запах дуриана, и, наконец, остановился на смеси сивушного перегара, разложившегося мяса, грецких орехов и горчицы. Но вкус дуриана действительно божественный: нечто вроде тертых орехов со сливками. Внешне дуриан напоминает нечто среднее между зеленой дыней (до 70 см в длину), но в твердых острых шипах, и большим ананасом. Само название плода происходит от слова «дури» (колючка). Дуриан очень дорогой плод: раз в десять дороже ананасов. На громадном дереве высотою 50 метров созревает в год не более 70 плодов.

В первый и в последний раз мне довелось отведать дуриан при весьма необычных обстоятельствах. В последний раз — потому что с тех пор я и близко боюсь подходить к этому плоду. В 1960 году командующий войсками Северной Суматры генерал Джамин Гинтинг организовал для группы советских специалистов, в основном геологов, охоту на кабанов. После удачной охоты прямо в джунглях был устроен пикник. Зажарили шашлык, сварили к нему соус из крови кабана с перцем и другими специями. Был также подан дуриан. Часа через два после окончания пикника у меня да и у некоторых наших специалистов поднялась температура, все тело покрылось сыпью и нестерпимо чесалось. Врач поставил диагноз: отравление в результате перенасыщения организма излишне калорийной пищей — дурианом. Дуриан содержит в избытке витамины А и С. Видимо, и кровь кабана с перцем сыграла свою роль. С тех пор я больше не решался есть дуриан.

По широко распространенному в Индонезии мнению, дуриан — одно из наиболее сильных тонизирующих средств, так же как крокодильи яйца, мясо змей, лягушек, обезьян, ласточкины гнезда. О последних следует сказать особо. Ласточкины, а точнее, стрижиные гнезда, слепленные из слюны птиц, — самое дорогое, самое изысканное блюдо китайской кухни в Индонезии. По цене оно может поспорить с черной икрой, которая за границей в несколько раз дороже, чем у нас. Дороговизна ласточкиных гнезд определяется трудностью их сбора. Гнезда прилеплены к скалам на головокружительной высоте, и их добыча связана с громадным риском для жизни. Сборщики карабкаются по отвесным скалам. Вкус ласточкиных гнезд сладковатый, внешний вид наподобие икры.

Коль скоро я упомянул об икре, хочу рассказать одну забавную историю. В связи с официальным открытием в Джакарте роскошного отеля «Мандарин» его совладелец Масагунг и менеджер отеля Зибунг обратились к нам с просьбой помочь достать немного русской икры в качестве «гвоздя программы». На прием было приглашено более 3 тысяч гостей, включая министров. Мистер Зибунг ходил по залу, то и дело произнося с гордостью: «Рашн кавиар» (русская икра) и подмигивая мне. Я же едва сдерживал улыбку: на каждом сандвиче в виде кусочка хлеба и дольки свежего огурца красовались… три икринки. Икры у мистера Зибунга было менее фунта, а гостей, как я сказал, — 3 тысячи.

Деса (деревня и одновременно сельская община) на Яве, как и тысячу лет назад, представляет собой основу социально-политической жизни общества. Это первичная ячейка административного управления как в сельской местности, так и в городах. Глава этого управления — староста, первое в административной иерархии лицо, которое с недавних пор получает заработную плату в качестве государственного служащего. Вся государственная политика и уклад жизни в Индонезии в первую очередь опираются на десу.

Деса — это целый мир, это место, где яванец проводит всю свою жизнь. В отличие от жителей других островов, особенно Суматры и Сулавеси, яванцы и балийцы не любят переезжать в другие места, несмотря на крайнюю перенаселенность Явы и Бали. И хотя основная цель трансмиграции — переселение избыточного населения с Явы и Бали на другие, менее населенные острова, население Явы и Бали беспрерывно растет, и не в последнюю очередь за счет стихийной миграции на Яву, далеко превосходящей организованную трансмиграцию с Явы, хотя официально она объявлена закрытым островом. На Яву едут на учебу, едут, чтобы жениться на прелестных, нежных яванках, чтобы сделать карьеру, разбогатеть или просто заработать на жизнь торговлей, работой на стройках, предприятиях, транспорте.

Деса может быть компактной, а может состоять из нескольких отдельно стоящих деревушек. В большинстве случаев яванская деревня состоит из нескольких сот домиков, вытянувшихся цепочкой вдоль дороги. Население ее нередко достигает нескольких тысяч человек. Части деревни отделены друг от друга проселочной дорогой шириной не более двух метров.

Дома в десе лепятся друг к другу так тесно, что, глядя на них, я думал: «А почему бы им не объединиться под одной крышей? Было бы дешевле и практичнее». Но отдельная крыша на Яве — это символ самостоятельности. Богатые дома покрыты красивой черепицей, встречаются и алюминиевые крыши. В бедных домах крыши делают из камыша, рисовой соломы или из листьев саговой пальмы. Вообще крыша в Индонезии — главная часть дома. На Суматре и Сулавеси встречаются крыши замысловатой конфигурации, очень красивые. Такое почтение к крыше в Индонезии, несомненно, определяется частыми дождями.

Подавляющее большинство деревенских домов — деревянные. Стены из бамбука на манер плетеной циновки, из досок или каменные и оштукатуренные. Но во всех случаях внутренние стены белят. Большинство домов без окон, а если с окнами, то обычно без стекол. Стекла в окнах есть лишь в каменных домах. От комаров спасаются под марлевым пологом. Свет и воздух в дом проникают через щели в крыше и стенах. Во время муссонных дождей крестьянские дома нередко затопляются. Полы обычно земляные. В богатых домах — кафельные. Деревянных полов в Индонезии я не встречал. Деревенский дом, по существу, одна большая комната с множеством раздвижных перегородок.

Как бы ни был беден дом (и в городе, и в деревне), в нем непременно есть «гостиная», т. е. комната для приема гостей. Хождение в гости у индонезийцев — культ. Вся обстановка «гостиной» состоит из двух-трех плетеных стульев и низкого столика, покрытого скатертью.

Спят на бамбуковых или деревянных нарах по нескольку человек в ряд, включая детей. Матрасы не всегда есть. Подушки очень маленькие, плоские, набитые капоком, волокном, напоминающим вату, из плодов так называемого хлопчатого дерева капок. Тут же обычно лежит длинный валик — «гулинг», также набитый капоком. Неискушенные иностранцы, поселившись в гостиницах, нередко принимают такой валик за подушку. На самом же деле гулинг кладут между ног, чтобы избежать потливости в жарком климате. В углу дома или же во дворе располагается плита или керосинка для приготовления пищи. Иногда домашний очаг отсутствует из-за пристрастия индонезийцев к пище, которую при них же готовят в любое время бродячие повара.

В каждой деревне есть так называемый балей деса, административное здание, где располагается деревенская администрация и проходят сельские сходы — раз в 35 дней. Это связано с яванским календарем. Неделя поэтому календарю состоит из пяти дней. Цифра пять на Яве священная. Государственная философия Индонезии панчасила состоит из пяти принципов. Одной из двух тональностей музыки для знаменитого яванского оркестра гамелан является пятитоновая система слендро. Каждые семь яванских недель составляют селапан — самую важную на Яве меру времени. Большинство яванцев помнят, в какой из пяти дней недели они родились, и не помнят даты, месяца и нередко даже года рождения.

Центральной фигурой в сельской администрации в Индонезии, особенно на Яве, да и в жизни крестьянской общины вообще является деревенский голова (кепала деса), которого все еще называют по-старому — «лурах», т. е. староста. Это доверенное лицо центральной власти и харизматическая фигура для местных жителей. Предполагается, что помимо ума, опыта и организаторского таланта лурах должен еще обладать одним непременным качеством — иметь так называемый «пулунг», нечто вроде духовной эманации, наподобие дара внушения. Им не владеют даже такие более высокие должностные лица, как, например, глава уезда или района.

Общее число деревенских старост в Индонезии — около 33 тысяч. Мне доводилось встречаться с сельскими старостами на Яве и ряде других островов Индонезии. Как правило, это были энергичные и влиятельные люди. Во второй половине 60-х годов, после установления «нового порядка», большинство старост были военные или отставные военные, обычно унтер-офицеры. В последующие годы их отчасти сменили гражданские лица. В любом случае лурах — самый богатый и влиятельный житель деревни.

Сила и власть деревенского старосты не в последнюю очередь держится на непотизме, или кумовстве. Почти все должности в местном управлении заняты ближайшими родственниками или преданными друзьями старосты. Я знавал старост, сыновья которых бросали университеты и возвращались в деревню, чтобы занять на первый взгляд незначительную должность под началом отца. В деревне Суродади (Центральная Ява) я однажды разговорился с очень симпатичным молодым человеком. Оказалось, что он сын старосты и имеет ученую степень «молодой ученый». Вначале я подумал, что молодой человек приехал в родную деревню на каникулы. Однако сын старосты уже работал под началом отца чариком, т. е. деревенским секретарем. А его старший брат был улу-улу — ведал распределением воды для орошения рисовых полей односельчан. Зная, что у яванцев очень развито чувство собственного достоинства, граничащее с тщеславием, я спросил молодого человека, не жалеет ли он, что не закончил полный курс университета и не получил ученое звание «сарджана» (полный ученый). Ведь это привилегия немногих. «Конечно жаль, — ответил он. — Но что поделаешь? Пришлось вернуться по настоянию отца, чтобы укрепить его служебное положение». Молодой человек, однако, сказал не все. Кроме того, что он укрепил служебное положение отца, он еще как чарик получил в бесплатное пользование 7 гектаров савах. Другому сыну старосты как улу-улу был выделен участок более скромных размеров — 1,5 гектара. Но и он в 10 раз превышал средний крестьянский надел в деревне Суродади. Сам же лурах владел частью общинной земли площадью 16 гектаров. Староста и члены его семьи сами землю не обрабатывают, а сдают в аренду безземельным и малоземельным крестьянам за деньги или за две трети урожая. Кроме земли старосты нередко владеют рисорушками, лавками, закусочными. В руках старост, по существу, сосредоточены все правительственные субсидии, выделяемые на развитие ирригации и инфраструктуры (дороги, мосты, средства связи). Так повелось со времен голландского правления.

Сам лурах, члены его семьи, особенно жена, занимают прочные позиции не только в экономической, но и в социальной областях. Ни одна церемония в деревне, будь то свадьба, похороны и даже развод, не проходит без присутствия старосты или его жены. Он же главный третейский судья во всех спорах между односельчанами. Иногда староста финансирует из личных средств некоторые массовые мероприятия в деревне, как, например, по случаю самого крупного религиозного праздника Лебаран, празднования Дня независимости Индонезии 17 августа, что, естественно, укрепляет авторитет старосты.

Лурах выполняет две основные функции: представляет сельскую общину перед вышестоящими административными органами и проводит в жизнь указания этих органов. Он наделен широчайшими полномочиями для решения всех вопросов, касающихся жизни сельской общины. Старосте принадлежит право определять, каким образом решать тот или иной вопрос: на основании законов или адатного права. При решении принципиальных вопросов, затрагивающих интересы всей общины, староста созывает совет старейшин. Затем вопрос выносится на сельский сход «селапан» — тот, который проходит раз в 35 дней. Вопросы там решаются согласна общепринятому в Индонезии принципу — мушаварах (обсуждение) и муфакат (одобрение, согласие) без голосования. Разумеется, это не означает, что жители деревни всегда и во всем единодушны. Но прежде чем вынести тот или иной вопрос на суд совета, старейшин, тем более на сельский сход, староста дипломатично примиряет враждующие стороны, сглаживает острые углы, добивается приемлемого компромисса.

Подбирает помощников по сельской администрации сам лурах. Главные из них следующие: деревенский секретарь, помощник старосты по сельским вопросам; помощник по социальным вопросам, включая духовные; помощник по вопросам благосостояния, в первую очередь увеличения сельскохозяйственной продукции; помощник по вопросам безопасности; помощник, ведающий вопросами семьи и брака, включая свадьбы, разводы, примирения, похороны и т. д. Члены сельской администрации руководят общественными работами жителей деревни по ремонту сельских дорог, мостов, школ, балей деса, по прокладке и ремонту оросительных каналов, дамб и шлюзов, по уходу за кладбищем, мечетью и другими молитвенными зданиями, руководят церемонией по очищению деревни от злых духов, которая проводится раз в год. Лурах со своими помощниками ведает вопросами сельской кооперации, кредитования, снабжения крестьян сортовыми семенами, удобрениями, гербицидами.

Решающую роль в жизни сельской общины играют зажиточные крестьяне. Именно они в конечном счете определяют, кто будет избран на пост старосты деревни и его помощников. В случае, если староста не оправдывает надежд сельских богатеев, они добиваются его замены новым человеком, как правило близким к волостному старшине или уездному начальнику (бупати), чтобы иметь поддержку в верхах. На мировоззрение и положение крестьян на Яве да и во многих других районах Индонезии большое влияние оказывает укоренившаяся система патернализма, известная на Яве как «кавула-густи» (в дословном переводе с яванского «господские слуги»). В последнее время это явление стали называть «бапаизмом» от слова «бапак». По этой «философии» каждый старший и вышестоящий мудрее младшего и нижестоящего, их следует уважать и слушаться.

Старосты, как и большинство чиновников местного самоуправления в Индонезии, по традиции не получали жалованья от правительства или раджей, а полностью находились на обеспечении местной общины, взимая с крестьян плату в виде общинной земли, которую бесплатно обрабатывали сами крестьяне, податей деньгами или натурой.

Так обстояло дело вплоть до недавнего времени. В 1979 году был принят, а с апреля 1981 года введен в действие закон № 5 о сельском самоуправлении, по которому старосты, в том числе и в городах (низшая ступень административного деления в городах — келурахан — также возглавляется старостой), были переведены в разряд государственных служащих. Закон изменил порядок назначения старост. До этого деревенская община выдвигала несколько кандидатов в старосты, а правительство в лице министерства внутренних дел назначало одного из кандидатов старостой. За сельской общиной оставалось право контроля за деятельностью сельской администрации, включая старосту. Согласно закону № 5 система выдвижения кандидатов сельской общиной была упразднена. Теперь кандидатов выдвигают массовые организации. Одного из этих кандидатов булати или мэр города назначает старостой от имени губернатора провинции. При такой системе староста, будучи государственным служащим, отчитывается только перед вышестоящим начальством, а сельскую общину лишь ставит в известность о своей деятельности. По общему мнению, с введением закона № 5 с сельской автономией было покончено. В отличие от 50-х и 60-х годов, деревенские старосты теперь находятся и вне контроля политических партий, деятельность которых разрешена лишь начиная с уездных городов и выше.

Превращение старост в государственных служащих способствовало укреплению центральной власти и ослаблению местной автономии, которой пользовалась сельская община еще до колониального господства. Голландские колонизаторы сохранили сельскую автономию, учитывая силу традиций и не желая платить жалованье представителям местной администрации. Лишь высшие представители этой администрации — бупати имели при голландцах статус государственных служащих. Но основной целью введения закона № 5 было привлечение старост на сторону проправительственной организации Голкар во время всеобщих выборов. Став государственным служащим, лурах, независимо от своей партийной принадлежности, обязан голосовать за Голкар, а его примеру по традиции следует вся сельская община.

Готонг-ройонг, старинный обычай взаимопомощи, вместе с адатом и институтом старост представляют собой три главных явления в общественной жизни на Яве. Готонг-ройонг как совместный труд и взаимопомощь односельчан имеет массу проявлений. Одни формы готонг-ройонг осуществляются в масштабах деревни, другие в масштабах «Рукун тетангга» (РТ) и «Рукун варга» (РВ), соответственно объединяющих двадцать и двадцать по двадцать, т. е. четыреста, крестьянских дворов. Готонг-ройонг практикуется и в более мелких масштабах: между ближайшими соседями или родственниками. Одна из наиболее распространенных форм готонгройонг — «тулунг лаят» (помощь и сочувствие), проявляемые в случае смерти односельчанина и других несчастий. В таких случаях в готонг-ройонг включается вся деревня. Одни (ближайшие родственники) заняты организацией похорон, другие готовят еду для поминок, третьи обрабатывают первое время землю покойного, все вместе — «принимают участие в обряде похорон, делают денежные пожертвования с целью облегчения финансового бремени, связанного с похоронами. Другая, наиболее распространенная форма готонг-ройонг — «гугур гунунг» (дословно — сдвинем горы): ремонт дорог, мостов, школ, балей деса, оросительных каналов и т. д. Существует еще много других форм взаимной помощи, связанных с семейными праздниками, строительством дома, работой на рисовом поле и т. д. Хотя и в меньших размерах, обычай готонг-ройонг распространен и в городских кварталах бедноты (камлунгах).

Три с половиной столетия голландского колониального господства на Яве наложили отпечаток на систему сельской взаимопомощи. Вмешательство голландской администрации в повседневную жизнь сельской общины ослабило или даже свело на нет некоторые формы готонг-ройонг, которые строились преимущественно на чувстве солидарности и общности судьбы. Голландцы лривнесли в жизнь сельской общины элемент принуждения. А вот на Бали, где колониальный режим, по существу, утвердился лишь в начале XX века, сельская община сохранилась почти в неприкосновенности в ее первоначальном виде, особенно две ее организации: банджар и субак. Банджар — низшая форма общинной организации, членами которой являются все женатые члены общины. Банджар в основном включает общественные работы по уходу за храмами, подготовку и проведение религиозных праздников и других обрядов, а также финансовые затраты. Предусмотрены и наказания за нарушение правил банджар вплоть до изгнания нарушителей из общины. Субак на Бали объединяет крестьян, связанных одной оросительной системой. Он основан на совместном труде жителей ряда деревень. В субаке строгие правила: никто из его членов не имеет права бросить свой надел, продать или передать землю другому. На Яве же это практикуется широко.

Основная проблема сельского хозяйства Индонезии связана с его социальной и экономической структурой, в первую очередь наличием частной собственности на землю. В деревне все больше усиливается поляризация. Общая площадь обрабатываемой земли в Индонезии составляет 15 миллионов гектаров. Крестьянских семей — около 25 миллионов. Из них 11 миллионов — малоземельные крестьяне — так называемые петани гурем (беспросветные), владеющие наделами менее полгектара. Но еще более беспросветная жизнь у 9 миллионов полностью безземельных крестьян. В лучшем случае они — батраки или сезонные рабочие на плантациях, в худшем — безработные. В плантационном хозяйстве Индонезии занято более 6 миллионов человек.

Максимальный размер землевладения по аграрной реформе 1960 года установлен на Яве до 5 гектаров на семью, а на малонаселенных островах — до 20 гектаров. Но это положение нарушается уже с момента принятия закона. За последние два десятилетия особенно усилился процесс скупки земли деревенскими богатеями и городской буржуазией. Делается это через подставных лиц. Нередко в частных беседах мои знакомые военные, государственные служащие, торговцы, врачи признавались, что вложили капиталы в землю. Исторически в Индонезии две вещи — земля и золото считаются наиболее верными сферами помещения капитала, не подверженными инфляции и социальным потрясениям. В стране появились крупные латифундисты. Так, бывшему генеральному директору государственной нефтяной компании «Пертамина» Ибну Сутово, по сообщению еженедельника «Темпо», на Западном Тиморе принадлежат пастбища площадью 40 тысяч гектаров.

Особенно остро земельная проблема стоит на Яве. В деревне Сенданг, у подножия горы Вилис на Восточной Яве, в 1960 году мне довелось побеседовать с помощником старосты Састроутомо. Он рассказал, что на 2200 жителей деревни приходится 274 гектара савах и тегалан, т. е. в среднем по 0,12 гектара на человека.

— А что же трансмиграция? — спросил я.

— Трансмиграция идет. Но большинство предпочитают оставаться в родных краях, — ответил Састроутомо. — Гораздо большие надежды мы возлагаем на планирование семьи, т. е. уменьшение рождаемости.

Трансмиграция, или переселение избыточного населения с Явы и Мадуры, началась еще при голландцах — в 1905 году. Основными районами, куда шла трансмиграция, были Южная Суматра и Южный Сулавеси. Дело шло туго. За 35 лет до 1940 года было переселено лишь 200 тысяч человек. Возобновилась трансмиграция в 1950 году, но темпы по-прежнему были невысоки. До 1970 года было переселено всего полмиллиона человек. Прирост же населения только на одной Яве за это время составил почти 30 миллионов. По-прежнему основными районами переселения были Суматра и Сулавеси, а к переселенцам с Явы и Мадуры прибавились жители Бали и Ломбока (остров к востоку от Бали). Начиная с 70-х годов темпы трансмиграции значительно возросли, особенно в третьей пятилетке (1979–1984), когда было переселено около 2 миллионов человек. В четвертой пятилетке (1984–1989) планируется переселить около 800 тысяч семей, или 4 миллиона человек. Это уже много, хотя кардинально и не решает проблему, если учесть, что за пять лет естественный прирост населения Явы составит около 8 миллионов и с других островов на Яву переедет какое-то число людей. Предполагается, что к 1990 году население Явы может достигнуть 120 миллионов. До 1982 года каждая семья переселенцев получала до 2 гектаров пашни. Но, не имея буйволов, они практически не могли обрабатывать такую площадь. Кроме того, возросшие масштабы трансмиграции грозили тем, что в ближайшие годы на Суматре и Сулавеси вообще не осталось бы свободных земель. Поэтому наделы для переселенцев были урезаны до гектара на семью.

Основные переселенцы — это безземельные или малоземельные крестьяне, отставные военные. К ним предъявляется ряд требований. Глава семьи должен быть здоров и не старше 45 лет. Есть еще одно довольно оригинальное требование: совокупный возраст жены и всех детей переселенца не должен превышать 50 лет. Такие переселенцы получают правительственную помощь в виде бесплатного проезда к новому месту жительства и распаханный участок земли около гектара. Им предоставляется в кредит жилье, семена и сельскохозяйственные орудия. Общие затраты на семью, включая кредит, составляют 5 тысяч долларов.

Вторая группа переселенцев — люди, пострадавшие от стихийных бедствий (извержения вулканов и наводнений), а также безработные и городские жители, занимающиеся бродяжничеством. На них также распространяется вышеуказанная правительственная помощь.

Третья группа — так называемые неорганизованные переселенцы, в трансмиграции которых власти также заинтересованы. Государство предоставляет им неосвоенные участки земли, некоторую помощь на проезд к новому месту жительства и дает возможность приобрести строительные материалы. В своей массе неорганизованные трансмигранты переезжают в провинцию Лампунг (Южная Суматра), куда транспортные расходы не столь велики. Чаще всего они присоединяются к ранее переселившимся трансмигрантам. Конечно, при таких условиях им трудно наладить хозяйство и построить сносный дом.

У переселенцев есть и еще одна трудность: в новых районах в межсезонье трудно найти побочный заработок. А ведь даже «богатые» крестьяне на Яве, владеющие наделами в полгектара, лишь наполовину удовлетворяют свои потребности за счет рисосеяния.

Нужно побывать в Индонезии, чтобы понять, насколько богат растительный мир влажных тропиков. По разнообразию видов растений Малайский архипелаг не имеет себе равных в мире. Одних только цветковых растений там насчитывается более 30 тысяч, из них на одной Яве— 10 тысяч. Не случайно индонезийцы, включая простых крестьян, так хорошо знают ботанику. Многих естествоиспытателей поражал тот факт, что индонезийцы задолго до европейцев пришли к так называемой бинарной номенклатуре растений и животных, где род обозначается одним словом, а вид — другим. Так, все цитрусовые обозначаются одним словом «джерук», а его производные: джерук нипис (кислый джерук) — лимон, джерук манис (сладкий джерук) — апельсин, джерук кепрок (горьковатый джерук) — мандарин, джерук Бали (балийский джерук) — грейпфрут.

Мне посчастливилось не раз путешествовать пешком через джунгли Суматры, Сулавеси и высокогорные леса Явы. Занятие это захватывающее, но крайне трудное, несмотря на то что нас сопровождали специальные проводники, вырубавшие длинными ножами тропинки в непроходимой чаще.

Отдельные деревья достигают высоты 130–150 метров, т. е. высоты 45-этажного дома. Но пуще всего в джунглях донимают пиявки. Они умудряются незаметно заползти под рубашку и присосаться к телу так, что оторвать их трудно, а главное — болезненно. Самые терпеливые ждут, пока, насосавшись крови, пиявки сами отвалятся. Когда в 1977 году в высокогорных джунглях Сулавеси потерпел аварию самолет индонезийской авиакомпании и части пассажиров чудом удалось уцелеть (самолет задел верхушки деревьев и упал на склон горы), то, по словам оставшихся в живых, они больше страдали от пиявок, чем от ран.

Тропические леса в Индонезии раскинулись на площади 100 миллионов гектаров. Лесами покрыта половина территории Индонезии. Их было гораздо больше, но с 1960 года ежегодно сводится как минимум 0,5 миллиона гектаров. Уменьшение лесных массивов приводит к эрозии почвы и разрушительным наводнениям. Для исправления положения в конце 1983 года была разработана программа, в соответствии с которой ценные породы тропического леса в ближайшие годы будут высажены на площади 15 миллионов гектаров, что превышает общую площадь острова Ява. Большая часть лесных богатств страны поделена между так называемыми «держателями права на эксплуатацию лесных богатств». В основном это бывшая аристократия, военные и высшие гражданские чиновники. Сами они лесоразработками занимаются мало, а сдают леса в аренду иностранным компаниям: японским, южнокорейским, тайваньским и др. И лишь тиковые леса на Яве разрабатываются национальной компанией «Перхутани». Общая площадь лесных концессий превышает 50 миллионов гектаров, т. е. составляет около 50 процентов лесных угодий страны.

Индонезия занимает первое место в мире по экспорту тропической древесины. В 1980 году было вывезено 16 313 тысяч кубометров в основном круглого леса. Лишь 10 процентов составляли полуфабрикаты. Валютная выручка превысила 1,6 миллиарда долларов. С тех пор лес вышел на второе место по стоимости экспорта после нефти и газа, обогнав каучук. В последующие годы доля обработанной древесины в экспорте леса значительно возросла, в первую очередь за счет облицовочной фанеры из тика и меранти. Производство фанеры в 1984 году составило 3,8 миллиона кубометров. Из них 2,7 миллиона экспортировалось. Производство такой фанеры планируется довести до 8 миллионов кубометров в год. С конца 1985 года Индонезия прекратила полностью экспорт необработанной древесины. Первое место по импорту индонезийской древесины занимает Япония (более половины). Из европейских импортеров выделяются Италия, Франция и Испания. Главным европейским импортером индонезийского тикового дерева традиционно является Голландия. Во времена голландского господства заготовки других ценных пород тропического леса, как, например, черного дерева, из которого теперь режут знаменитые балийские статуэтки, не велись из-за чрезмерной твердости древесины. Другие два крупных импортера индонезийского тика — ФРГ и скандинавские страны. Во время визита в Москву в июне 1984 года делегации Торгово-промышленной палаты Индонезии(КАДИН) была достигнута договоренность об экспорте в СССР тропических пород дерева и тиковой фанеры.

В последние годы в связи с развитием экономики возросло внутреннее потребление тикового дерева. Тик, пожалуй, единственный вид строевого леса, который «не по зубам» термитам. Построено несколько предприятий по производству бумаги и целлюлозы совместно с американским, австралийским, французским, испанским и норвежским капиталом.

Далеко не каждый, находясь в Индонезии, может попасть в джунгли. Но чтобы получить представление о всем богатстве тропического леса, и не только в Индонезии, достаточно отъехать от Джакарты на расстояние чуть больше 50 километров. Там, в Богоре, на высоте 290 метров над уровнем моря, где климат прохладнее, чем в Джакарте, у подножия горы Геде раскинулся, наверное, лучший в мире ботанический сад. В Богоре расположен крупнейший в Азии региональный исследовательский центр тропической биологии (БИОТРОП). Не буду подробно описывать Богорский сад. Почти каждый, кто побывал в Богоре и поделился своими впечатлениями в письменной форме, непременно отдал ему дань восхищения. И как не восхищаться! Там растет более 15 тысяч видов деревьев и кустарников, включая 400 видов пальм и более 5 тысяч сортов орхидей, как тех, что растут в Индонезии, так и в других странах. Там представлены и такие виды растений, которые не обнаружены нигде в мире, кроме Богора. Гордость Богора — самый крупный в мире цветок раффлезия, родом из Бенгкулу на Суматре, который цветет раз в год в октябре. Диаметр цветка больше метра. Во время цветения раффлезии число посетителей сада возрастает в несколько раз, тем более что несколько лет назад от Джакарты до Богора и дальше в горы была проложена первоклассная скоростная, правда, платная, автострада, по которой машины идут безостановочно со скоростью 100–120 километров в час. Прежде, помню, по старой дороге поездка до Богора занимала часа полтора.

Много интересных страниц посвятили Богорскому ботаническому саду работавшие там в начале века знаменитые русские ботаники, профессора Арнольди и Краснов. Еще раньше знаменитый русский путешественник Миклухо-Маклай собирал там гербарий. Отмечу лишь, что ботанический сад был основан в начале XIX века. Богорский дворец, ставший после провозглашения независимости Индонезии летней резиденцией президента Сукарно, был построен в 1756 году. С 1870 по 1942 год дворец служил постоянной резиденцией и офисом генерал-губернаторов Голландской Индии, которые сменялись в среднем каждые пять лет. В начале XIX века в Богоре в течение нескольких лет проживал английский вице-губернатор Явы Т. С. Рафлс, оставивший о Богоре интереснейшие, полные восхищения заметки.

Вокруг дворца прекрасный громадный парк, где пасется стадо изящных ланей — «оленей Аристотеля». В самом же дворце, где после Сукарно никто не живет, хранится коллекция картин и скульптур, собранных Сукарно.

Человек, попавший в Богор, полагает, и не без оснований, что на свете не может быть сада прекраснее Богорского. И это действительно так. Но стоит проехать от Богора километров 40 в горы, миновать перевал Пунчак, подняться на высоту около 2 километров, как вы попадаете в новый, в некотором отношении не менее прекрасный сад — Чибодас. Уступая Богорскому саду по разнообразию растений, Чибодас превосходит его по ландшафту, по заповедности и естественности, наконец, по удобству обозрения. Климат там прямо как у нас в Подмосковье в хороший летний день. Не случайно Чибодас облюбовали индонезийские бойскауты, превратив его окрестности в сплошной палаточный лагерь. В Чибодасском саду преобладают представители субтропической флоры и нашей средней полосы: гигантские эвкалипты, клены, дубы. Но среди этих исполинов сразил нас и растрогал обыкновенный наш одуванчик. Следует сказать, что такие типичные наши растения, доставляющие немало хлопот любителям садоводства, как одуванчики, подорожники или крапива, в Индонезии не растут. А тут на специальной грядке, рядом с оранжереей королевы цветов — орхидеи торчал хиленький одуванчик, а рядом была табличка «Леондотон из Сибири». Почему из Сибири? Не раз приходилось сталкиваться с тем, что многое, что связано с нашей страной, называют сибирским. Увидев наш одуванчик в самом центре тропиков, да еще на такой высоте, жена и дочь растрогались до слез.

Прохлада высокогорья, тени от гигантских деревьев, достигающих высоты 30-этажных домов, цветущие круглый год кустарники, прелестные поляны Чибодаса манят к себе многочисленных туристов из Джакарты, Бандунга и других близлежащих городов. Они устраивают там пикники, проводят воскресенье. Горы на Яве вообще лучшее место отдыха, во всяком случае здоровее и приятнее, чем побережье теплого, мутного Яванского моря. Особый колорит Чибодасу придают бамбуковые рощи. Бамбук, пожалуй, самое распространенное растение в Индонезии. Он растет повсюду, и польза от него огромная. Бамбук обогащает почву минеральными веществами, усиливает ее сопротивляемость толчкам во время землетрясений, что необычайно важно в этой стране. А сфера применения бамбука безгранична. Большинство крестьянских домов на Яве да и на многих других островах Индонезии построено из бамбука. А что может быть лучше бамбукового забора! На Западной Яве очень популярен оркестр анклунг, все инструменты которого сделаны исключительно из бамбука. Молодые побеги бамбука — большое лакомство. Легкий и прочный бамбук — прекрасный материал для строительных лесов при постройке любых зданий, включая небоскребы в Джакарте, Сурабае и других городах. Бесчисленное количество мостов на Яве, Бали, Суматре сооружено из бамбука. Особенно много их на Бали. Едешь по такому пружинящему «живому мосту» на автомобиле, сердце екает: а вдруг не выдержит, и полетишь в пропасть. Но я не слышал, чтобы бамбуковый мост рухнул под тяжестью машин. Случается это только, когда берега реки подмывает вода.

Бамбук широко используется для изготовления водопроводных труб. Он также незаменимый материал для мебели: красивый, легкий и необычайно прочный. А какие очаровательные вазы из бамбука большого диаметра делают в Сурабае. На бамбуке пишут масляными красками прелестные жанровые сценки. На Сулавеси в Тана Тораджа из бамбука делают всевозможные шкатулки для хранения деловых и любовных писем, денег и т. п., и все — тонкая работа. Индонезиец родится и умирает с бамбуком. Бамбуковым ножом перерезают пуповину новорожденного, качают в бамбуковой колыбели. Большинство орудий труда, включая коромысло, на котором переносится едва ли не большая часть грузов, сделаны из бамбука. Наиболее удивительное свойство бамбука — его быстрый рост. В этом отношении он держит пальму первенства. За сутки он вырастает почти на треть метра. Зрелый возраст бамбука — 2–3 месяца.

Индонезия и каучук — понятия неразделимые. К концу нынешнего десятилетия Индонезия намерена выйти на первое место в мире по производству и экспорту каучука, обогнав Малайзию. Уже и сейчас Индонезия занимает первое место в мире по площади каучуковых плантаций (на площади 2,3 миллиона гектаров растет 600 миллионов деревьев). К концу 80-х годов эта площадь возрастет до 3,6 миллиона гектаров. Основной производитель каучука — Суматра. Недаром одно из старинных названий Суматры — Пулоу перча, т. е. остров растений, в которых накапливается особый млечный сок, идущий на изготовление каучукоподобного продукта — гуттаперчи.

Что же касается основного каучуконоса — гевеи, то этот «великий переселенец» попал в Индонезию из Бразилии менее ста лет назад, в конце прошлого века. Впервые гевеи были высажены как диковинные растения;в Богорском ботаническом саду. Они быстро прижились. Вообще каучуконосы очень неприхотливы, не в пример другим переселенцам, таким, как чай, кофе, хинное дерево и даже сахарный тростник. Они растут на любой почве, лишь бы она не была заболочена. Что им нужно, так это тропический климат и небольшая высота над уровнем моря: около 500 метров, так же как и для чая и кофе. Гевея может расти ниже и выше 500 метров, но при этом снижается выход латекса, который здесь называется соком или смолой.

На вид гевея довольно невзрачная, вроде нашей ольхи или осины. Но ее роль в жизни индонезийцев исключительно велика. С каучуком связана жизнь 10 миллионов работающих, а вместе с семьями — четверти всего населения Индонезии. До начала 70-х годов, когда значительно возросла добыча нефти и резко поднялись цены на нее, каучук был главной экспортной статьей Индонезии. 90 процентов из 1,1 миллиона тонн ежегодно производимого каучука экспортируется. Валютная выручка от продажи каучука достигает миллиарда долларов в год. Цены на каучук на мировом рынке нестабильны: подъем чередуется с резким падением, что приводит к разорению крестьян, поскольку треть каучука в Индонезии производится в мелких крестьянских хозяйствах. Большая часть индонезийского каучука экспортируется в США (в 1983 году 425 тысяч тонн), в Западную Европу и Японию. Традиционный покупатель индонезийского каучука и Советский Союз (50–60 тысяч тонн в год). Часть каучука используется внутри страны, в частности для производства автопокрышек. В Индонезии действуют семь таких заводов. Крупнейший из них, принадлежащий американскому концерну «Гудьир Тайр энд Раббер компани», производит в год 2 миллиона покрышек.

Разводят каучуконосы семенами и черенками. Семена берутся от деревьев в возрасте не менее десяти лет сажают, вернее, втыкают неглубоко, лишь бы не унесло ветром. Для прорастания семян гевеи нужна не столько земля, сколько влага. Уход за молодыми посадками отнимает много времени. У каучуковых деревьев много врагов. Для кабанов, обезьян, ланей молодые листья и даже кора каучуконосов —большое лакомство. Донимают эти растения и различные болезни, особенно в сезон дождей, в местах подсечки, откуда стекает латекс. Болезнь приводит к появлению прямых черных полос, идущих по стволу дерева снизу вверх. Она трудноизлечима. С пораженных деревьев полностью снимают кору, а ствол дезинфицируют денатуратом или обмазывают жидким асфальтом. Другие паразиты, в первую очередь плесень, приводят к опадению листьев и повреждению ветвей деревьев. Легко поражаются и корни.

Каучуконосы начинают «плодоносить», т. е. давать белый как молоко сок, в возрасте 6 лет. Подсечка деревьев для получения сока требует определенной сноровки. Специальным ножом надрезается лишь внешний слой коры, дабы не повредить внутренний слой. Собирают латекс раз в день, обычно утром. Вначале дерева дает около килограмма латекса в сухом виде в год, Больше всего продукции дерево дает в возрасте 16 лет— 2 килограмма в год, после чего урожайность падает. Поэтому каучуковые плантации требуют периодического омоложения.

Латекс с подрезанного дерева стекает в алюминиевую чашечку, подвешенную к стволу, затем сливается в бидоны и быстро, чтобы не загустел, отправляется для переработки на завод. Чтобы сок не очень загустел, в него добавляют немного воды, а также муравьиную или уксусную кислоту. Латекс поступает в большой, облицованный изнутри фарфором бак. Затем он варится, остывает, затвердевает и прокатывается на деревянных каталках, чтобы выжать из него остатки воды. После этого листы каучука вымачивают в воде для очистки от прилипшей к ним грязи и вальцуют на машине. Снова каучук промывается и высушивается в тени и лишь после этого отправляется на обкуривание дымом в течение 4–5 дней. После копчения листы каучука приобретают коричневый цвет. Их покрывают тальком, чтобы не слиплись, и стягивают жестяными бандажами. Процесс первичной обработки каучука довольно сложный и трудоемкий, требующий много чистой воды. От первичной обработки зависит качество продукта. Плантационный каучук более качественный, чем так называемый народный, который производится в крестьянских хозяйствах.

Хотя на всей Яве климат в общем одинаковый, в некоторых ее районах существует микроклимат — в зависимости от направления ветра, продолжительности муссонных дождей и высоты местности. Так, Западная Ява на юго-восток от Джакарты, знаменитый горный район Прианган, славится на весь мир своими чайными плантациями. По мнению специалистов, в мире трудно найти другое такое место, которое бы так подходило для произрастания чая. На высоте от 500 до 1500 метров, а иногда и чуть выше, на склонах гор практически не бывает сухого сезона, т. е. там постоянная влажность, позволяющая чайному листу расти круглый год. Чай Приангана великолепен: ароматный, вкусный, дает красивый настой. Когда поднимаешься вверх или спускаешься по извилистому горному шоссе, с обеих сторон обрамленному морем зеленых чайных кустов, от которых исходит терпкий, пьянящий аромат, кажется, что плывешь по лазурному морю, а сборщицы чайного листа в белых одеяниях и широкополых соломенных шляпах на склонах гор подобны парусам. Сходство с морем усиливается маяками — белоствольными деревьями рассамала из семейства акаций, достигающими в высоту 50 метров и более. Они обрамляют чайные плантации, защищая нежные листочки от палящих лучей солнца.

Процесс создания хорошего чая очень сложный. Сорванные листья должны пройти процесс ферментации, сушки и сортировки. Подбор сортов до сих пор ведется вручную. Фабрика на плантации в районе Тугу, на полпути между Джакартой и Бандунгом, где мы обычно покупали чай, развешенный в полукилограммовые пакеты, выпускает более десятка сортов чая, включая любимый индонезийцами — с примесью цветов жасмина. Когда я пью этот чай, нередко вспоминаю одну и ту же картину: на фабрике десятки молодых индонезиек сидят по привычке на корточках перед плетеными ситами и веялками. Их пальцы бегают с быстротой и изяществом, соперничающим с виртуозной игрой пианиста. Несмотря на усталость, девушки улыбаются, сверкают белые как жемчуг зубы.

В стране производится 119 тысяч тонн чая в год (1984). Больше половины экспортируется. И хотя по производству чая в мире Индонезия занимает довольно скромное — седьмое — место, уступая Индии, которая в 1983 году произвела 566 тысяч тонн чая, или Шри Ланке (187 тысяч), для всех, кто имел возможность хоть однажды отведать чай Приангана прямо с плантации, лучшего чая не существует. Всего же в Индонезии выращивают 16 сортов чая. Выше чая, на высоту до 2 тысяч метров, взбирается хинное дерево, тоже пришелец из Южной Америки. Ему так пришлись по сердцу яванекие горы, что Индонезия почти на 90 процентов удовлетворяет мировые потребности в хине.

На Восточной Яве хорошо прижились и знаменитые сигарные табаки «Бесуки», произрастающие на вулканических почвах. Правда, на Северной Суматре в районе бывшего султаната Дели растут не менее знаменитые табаки, из которых делают всемирно известные голландские сигары. И наши знаменитые в прошлом папиросы «Дели» были названы по имени суматранского города и султаната Дели. Табак на Северную Суматру был завезен из Америки испанцами в XVII веке. Цены на индонезийские сигарные табаки на мировом рынке просто фантастические. Рассказывая нам об этом на плантации табака «Бесуки» в районе города Джембер, директор плантации не без гордости сказал, указывая на кипу табака: «Эта кипа стоит ровно столько, сколько стоит, мерседес». Сами же индонезийцы сигары не курят, предпочитая им сигареты «Кретек» с добавлением гвоздики. Такие сигареты очень ароматичны и слегка потрескивают (кретек и означает «трещать»). В год в Индонезии продается более 60 миллиардов сигарет «Кретек». В 1982 году правительство Индонезии получило около миллиарда долларов в виде налога на эти сигареты, т. е. столько же, сколько от экспорта каучука. Под табаком в Индонезии занято 180 тысяч гектаров. На табачных плантациях трудится полмиллиона человек. Всего же, вместе с рабочими и служащими табачных фабрик, в сфере производства и продажи табачных изделий в стране занято до 7 миллионов человек. Доходы от продажи табака и сигарет как внутри страны, так и на экспорт в 1980 году составили 12 процентов бюджетных поступлений.

Кофе появился в Индонезии, опять же на Западной Яве, в 1711 году. Но обосновался он в основном на Восточной Яве, где климат суше, благодаря юго-восточному муссону, дующему из жарких внутренних районов близкой Австралии, особенно в период с мая по сентябрь. Индонезия занимает третье место в мире и первое в Азии по производству кофе (300 тысяч тонн в год). Более двух третей экспортируется, в том числе в СССР. Кроме известных сортов «Арабика» и «Робуста» культивируется самый знаменитый, несравненный по вкусу сорт «Луак», названный так по имени небольшого животного из семейства виверровых — луака. Он большой любитель кофе: съедает, вернее, глотает целиком, самые вкусные зерна кофе. Гурманы же высоко ценят зерна кофе, извлеченные из помета зверька. Но такой кофе Индонезия не экспортирует, так как его очень мало. Широко же известный сорт кофе «Луак» только назван в честь зверька и никогда в его желудке не бывал. Этот сорт немного с кислинкой. Поэтому лучше всего смешивать его с «Арабикой».

Несколько слов о какао, которое в Индонезии называют шоколадом, как прежде этот налиток назывался у себя на родине — в Центральной Америке Деревья какао были завезены на Северный Сулавеси испанцами из Мексики в XVI веке. Но основным местом разведения какао стала Ява. В настоящее время под ним занято 63 тысячи гектаров. Внутреннее потребление какао небольшое. Ежегодный экспорт на уровне 14–15 тысяч тонн. Главные плантации какао соседствуют с плантациями сигарного табака в районе Бесуки. Мне не раз доводилось бывать там. Ходить по плантации какао истинное удовольствие: прохладно, чисто, как будто подметено, красиво. С ветвей деревьев свисают сигарообразные плоды длиной 8—10 сантиметров. В зависимости от возраста они светло или темно-зеленые. В каждом гаком плоде несколько десятков зерен. Плантации какао плодоносят непрерывно в течение всего года. Опыляются они в основном летучими мышами.

Коль скоро какао не пьют без сахара, немного о сахаре. До второй мировой войны Индонезия была одним из крупнейших экспортеров тростникового сахара. Более того, в начальный период колонизации пряности и сахар были главными продуктами, которые влекли захватчиков в эту далекую страну. Почти весь индонезийский сахар (чуть больше 1,6 миллиона тонн) производится на Яве. А в лучшие годы экспорт сахара с Явы достигал 3 миллионов тонн. Но начиная с 30-х годов нашего столетия производство тростникового сахара на Яве резко сократилось из-за того, что сахарный тростник стал широко культивироваться в Индии и Японии, бывших до этого крупнейшими покупателями индонезийского сахара.

Яву называют «Островом пальм». Но пальмы растут и по всей Индонезии. Когда я впервые попал на Сулавеси, остров показался мне сплошным морем пальм. В Индонезии в основном растут два сорта пальм: кокосовая и масличная. Из кокосовой добывается растительное масло, употребляемое в пищу индонезийцами, и копра — сырье для парфюмерной промышленности. До 1973 года по производству копры Индонезия занимала первое место в мире, но затем уступила его Филиппинам. Из орехов масличной пальмы вырабатываются смазочные вещества, маргарин, мыло и т. п.

Животный мир Индонезии настолько разнообразен и богат, что нет никакой возможности его описать. Остановлюсь лишь на некоторых, наиболее характерных для этой страны представителях, многие из них, например орангутан или доисторический варан комодо, встречаются только здесь. В переводе с индонезийского орангутан означает «лесной человек». Это огромная, сильная, поросшая рыжей шерстью человекообразная обезьяна. Известны случаи, когда орангутан побеждал в единоборстве питона или крокодила. Подавляющее большинство орангутанов, число которых, по разным оценкам, колеблется от 4 до 10 тысяч, обитает на Калимантане и Суматре. Популяция этих редчайших животных постоянно уменьшается. Еще совсем недавно, 25 лет назад, их отлавливали в больших количествах и продавали в частные руки внутри страны и за границу. В США торговля орангутанами стала выгодным бизнесом. Один американец говорил мне в Джакарте в 1963 году, что молодого орангутана, который стоит в Индонезии 25 тысяч рупий, или 500 долларов, можно продать в США за 4 тысячи долларов.

Тогда среди индонезийской элиты появилась мода держать орангутанов у себя в домах, тем более что эти животные легко приручаются, усваивают человеческие привычки: пользуются ложкой и миской, пьют из чаш-ящериц, громадный варан комодо. Он так назван потому, что обитает на острове Комодо, входящем в Малый Зондский архипелаг. Комодо был обнаружен в 1912 году, когда в бухте около единственной на острове деревушки бросила якорь шхуна ловцов жемчуга. От островитян они узнали о живущей там гигантской хищной драконообразной ящерице. Местные жители называли варана «сухопутный крокодил». (Кстати, тем же именем в Индонезии величают больших охотников до женского пола. Лишь после этого сообщения директор Богорского музея послал на остров Комодо людей, которые отловили и привезли несколько экземпляров удивительного животного. Так варан комодо стал известен внешнему миру.

Сам остров Комодо суров и неприветлив, как и его именитый обитатель. Так, вероятно, выглядела наша планета, когда по ней бродили огромные рептилии. Вараны комодо — черные, страшные, чем-то похожие на динозавров, но, естественно, меньших размеров (до 3 метров в длину). Взгляд у комодо чем-то напоминает орлиный, челюсти могут раздробить любую кость, а хвостом он легко сбивает с ног крупное животное, например кабана. В неволе комодо практически не живут. Время от времени их привозят в зоопарки Джакарты и Сурабаи, где в лучшем случае они выдерживают годдва.

Однажды я видел, как кормят комодо, а кормят их лишь два раза в месяц живыми козлятами. Делается это рано утром до открытия зоопарка. Я упросил знакомого ветеринарного врача, доктора Линуса, работавшего в джакартском зоопарке Рагунан, добиться для меня специального разрешения присутствовать на церемонии кормления. Зрелище это, прямо скажу, отвратительное. Я даже пожалел, что пришел. Как только в вольеру затолкнули козленка, комодо набросился на него, вспорол живот, вытащил внутренности (видимо, это его самое лакомое блюдо) и одним махом проглотил их. Затем добрая половина козлиной туши также мгновенно исчезла в пасти комодо. Но, по-видимому, кусок застрял у него в горле. Варан тряс головой и весь извивался в конвульсиях. Через пять минут с несчастным козленком было покончено. Зрелище было настолько отвратительным, что я даже не воспользовался кинокамерой и фотоаппаратом, которые специально захватил. Второй комодо все это время неподвижно лежал в углу вольеры и терпеливо дожидался своей очереди. Минут через пятнадцать в вольеру втолкнули вторую жертву. Но с меня было достаточно и первого сеанса. Доктор Линус рассказал, что не всегда кормление первого комодо не нарушается вторым. Нередко между ними возникают схватки, чем-то напоминающие схватки борцов тяжелого веса, в основном они дерутся могучими хвостами. На воле комодо кроме крупной добычи питаются также змеями и насекомыми.

В настоящее время в Индонезии обитает около 2 тысяч комодо. Охота на них полностью запрещена. Тем не менее популяция комодо за последние десятилетия уменьшилась. С 1970 года официально было отловлено 40 особей комодо, в основном для зоопарков внутри страны и подарков в зарубежные зоопарки.

К редким, исчезающим животным относятся и носороги. На Яве (в заповеднике Уджунг Кулон) обитает однорогий, а на Суматре — двурогий носорог. Однорогих осталось всего 52 особи, а двурогих — 800. Рога — грозное оружие носорогов. Но именно они стали причиной почти полного уничтожения их владельцев. Рога носорога обладают целебными свойствами и ценятся в несколько раз дороже слоновой кости или чуть дешевле золота. Из толченого рога делают нечто вроде приворотного зелья. Приходилось встречать и крисы, рукоятки которых сделаны из рога этого животного. Такие крисы воистину бесценны.

Что касается слонов, то они водятся на Суматре, встречаются, но редко, на Калимантане. Общая популяция их оценивается в 2,5 тысячи. Суматранские слоны отличаются необычайно сильным чутьем: они чуют врага, включая человека, за несколько километров. Особенно бдительно слоны охраняют беременных слоних я «стариков». Новорожденный слоненок весит 100 килограммов. Растут слоны до 25 лет, а живут примерно столько же, сколько и человек. Взрослый слон в день съедает до 400 килограммов травы, т. е. в 35 раз больше, чем лошадь, и выпивает 200 литров воды. В отличие, например, от своего индийского собрата слон в Индонезии совсем не в почете. Наоборот, его считают «врагом крестьянина номер один» из-за набегов, которые слоны совершают на плантации и рисовые поля. Опять же в отличие от Индии, слонов здесь не приручают. Из-за непрерывного сокращения площади джунглей в результате вырубки леса и распашки земель под посевы среда обитания слонов постоянно сужается, и они, как бы в отместку людям, совершают набеги на поля и даже деревни. Дело дошло до того, что недавно пришлось прибегнуть к помощи регулярных частей индонезийской армии, чтобы отогнать слонов подальше от районов трансмиграции на Суматре. Но вскоре слоны вернулись в родные края. Отчаявшись справиться со слонами, министр сельского хозяйства Суджарво предложил начать продавать слонов за границу, надеясь тем самым сразу решить две проблемы: избавиться от слонов и заработать валюту. По словам министра, каждый слон стоит 25 тысяч долларов. Но возобладала точка зрения использовать слонов как тягловую силу внутри страны. Было приглашено 20 известных слоноводов из Таиланда и Бирмы для укрощения диких слонов в двух специальных центрах на Суматре.

И уж совсем маленькое, сугубо индонезийское животное, пожалуй, достойно того, чтобы сказать о нем несколько слов. Это — тупайя (семейство полуобезьян). Сначала его относили к насекомоядным, затем по внешнему сходству — к белкам, хотя питается он насекомыми. Но теперь тупайя повышен в ранге: он включен в разряд приматов, и причина этого — строение конечностей зверька. У него не лапы, а руки, выполняющие хватательные функции. Ученые склонны считать, что тупайя является отдаленным насекомоядным предком человека — приматом, находящимся на низшей ступени развития.

Коль скоро я упомянул о насекомоядных, нельзя обойти молчанием и панголина (род муравьеда), все тело которого покрыто роговыми пластинами. Польза от панголина огромная, ибо он питается термитами, вред от которых колоссален. Подсчитано, что ежегодно термиты приносят стране ущерб, исчисляемый в 100 миллионов долларов. Питается панголин и муравьями. Забравшись в термитник или муравейник, зверек поднимает чешуйчатые пластины на теле, куда немедленно заползают насекомые. Затем он быстро захлопывает пластины и бежит домой с добычей для детенышей. Внешне это очень забавное, симпатичное животное. К сожалению, их в больших количествах истребляют на чучела.

Муравьи же, которыми питается панголин, не менее симпатичны. В Индонезии они постоянные спутники человека. Нет, вероятно, дома, где не было бы муравьев. Пока к муравьям не привыкнешь, они кажутся назойливыми, а привыкнешь — симпатичными, великими тружениками и санитарами. Наблюдать за их неутомимой деятельностью, как они прокладывают дорожки по стенам домов и по земле, как помогают друг другу, таща какое-нибудь насекомое, в десятки раз превышающее их собственные размеры, все равно что наблюдать за рыбками в аквариуме: успокаивает, наводит на размышления. Вот кто неприятен, так это термиты — анемичные, противные. В последнее время, в связи с интенсивным ростом населения, особенно на Яве, термиты, подобно многим другим животным, стали ближе подходить к жилищу человека и проникать в дома. Прожорливость термитов не знает границ. Они давно уже перестали довольствоваться растительной пищей, включая дерево. Теперь они не брезгуют и хлорвиниловой обмоткой электрических и телефонных проводов, что нередко приводит к замыканиям и обрывам в сети. Утверждают, что некоторые виды термитов даже едят металл. Сам лично не видел, поэтому утверждать не могу, хотя и я довольно от них натерпелся. Однажды, это было в Сурабае, стая термитов съела запасы бумаги на складе. В другой раз в Джакарте эти прожорливые твари превратили в труху сделанные из бука корпуса двух усилителей радиолы «Эстония» в Доме советской культуры. А более слабое дерево, как, например, ель, термиты могут уничтожить в считанные часы.

Большой вред наносят и рукокрылые млекопитающие— крыланы (калонги), самые крупные из летучих мышей. За крупную, покрытую жесткой рыжей шерстью собачью морду калонга называют летучей собакой. Черные перепончатые крылья зверька более метра в размахе. Целыми днями калонги висят на деревьях вниз головой, а с наступлением ночи направляются на промысел в банановые и другие фруктовые сады и плантации.

В отличие от калонга его более мелкий собрат — калелавар очень симпатичное насекомоядное животное. Гурманы высоко ценят мясо калелаваров, и отстрел их регулируется. Охотятся на них из рогаток, когда они висят днем на деревьях или под крышами высоких строений. В 1963 году на сахарном заводе в Сраги (Центральная Ява) мне с группой советских артистов довелось наблюдать охоту на калелаваров. Зрелище было ужасное: беззащитных зверьков расстреливали в упор камнями из рогаток. Отведать же их мясо мы отказались наотрез.

Из великого множества змей, обитающих в Индонезии, упомяну лишь одну — каучуковую. Она называется так потому, что по внешнему виду напоминает пятнистое дерево — каучуконос. Напоминает змея каучук и по эластичности. В обиходе ее называют «летающей». Она пролетает, вернее, прыгает на расстояние 50 метров при длине тела всего в один метр. В отличие от индийских индонезийские змеи редко кусают людей.

Из многочисленных пернатых расскажу лишь о знаменитой райской птице и незаметной пичуге маньяр. Конечно, следовало бы коснуться многочисленного семейства попугаев. Но не буду, тем более что у индонезийцев даже нет специального слова для семейства попугаев. Каждый вид имеет свое название: какаду, баньян, нури и т. п. Кстати, какаду по-индонезийски «какатуа», что означает старший брат.

Райские птицы водятся преимущественно на Ириане и островах к югу от него. По красоте и разнообразию оперения они не имеют себе равных. Хвост у самцов достигает полутора метров в длину. Брачное оперение появляется лишь на шестом году жизни. Когда райская птица летит, создается впечатление водопада перьев. В свое время перья райской птицы, которые носились на шляпах, ценились дороже бриллиантов. Они были? непременным украшением головных уборов монархов. Не случайно самые красивые виды райских птиц носят «монаршие» названия: «Принцесса Стефания», «Принц Рудольф», «Король Саксонии». Как ни странно, райская птица принадлежит к отряду воробьиных. Прирученные райские птицы великолепно имитируют любые звуки: лай собаки, хрюканье свиньи, мяуканье кошки, крик ребенка, свист человека. В неволе они выживают, но в зоопарках встречаются нечасто, так как редко попадают в руки людей живыми. Они очень быстро летают и исключительно осторожны. Папуасы используют их оперение для изготовления ритуальных нарядов, украшения луков и другого оружия. Отлов райских птиц и вывоз их чучел за границу теперь строго запрещены. Но, невзирая на запрет, нелегальный вывоз продолжается, и популяция райских птиц угрожающе уменьшается. Полагают, что в джунглях Ириана осталось не более 2 тысяч особей. Целое семейство птиц на Яве именуется «расхитителями риса». Они меньше какаду, но их клювы схожи: толстые, короткие, приспособленные для лущения риса. Они быстро размножаются, выводят птенцов по нескольку раз в год. Эти «враги яванского крестьянина» необыкновенно красивы, и за ними приятно наблюдать. Особенно хороша небольшая с золотистой грудкой и головкой птичка маньяр. Питается она рисом, но любит полакомиться и кузнечиками, которых в Индонезии великое множество. На Яве устраиваются даже соревнования по прыжкам кузнечиков, а гурманы предпочитают мясо кузнечиков куриному мясу.

Самец маньяра, и только самец, плетет из листьев сахарного тростника причудливой формы гнездо, подвешивая его на верхушки сахарного тростника, плантации которого обычно соседствуют с рисовыми полями. У маньяров царит матриархат: самка сама выбирает самца, главный критерий при этом — красота гнезда. Нередко самцу из-за капризов супруги приходится несколько раз разрушать гнездо и плести новое. Между самочками маньяра большая конкуренция. Иногда отчаявшегося угодить подруге самца «берет под свое крылышко» самочка попроще. Самцы же неумехи остаются холостяками.

И наконец, несколько слов о живущих в воде. Правда, крокодил, как известно, живет и в воде, и на суше. По популярности в баснях, пословицах и поговорках индонезийский крокодил может поспорить с нашим медведем. Несколько десятилетий назад реки здесь кишмя кишели крокодилами. Они даже выходили на мелководье морей в устьях рек. Во всяком случае, во время купания в Малаккском проливе в 1960 году мы с группой наших специалистов столкнулись с крокодилом, что называется, нос к носу. В последние годы крокодилы были почти истреблены. Один мой знакомый рассказывал, что в устьях рек на Калимантане он ловил крокодилов на приманку из табака. В конец длинного бамбукового шеста кладут с килограмм табака. Шестом дразнят крокодила, который вгрызается в шест и постепенно одурманивается табаком. После этого остается оглушить крокодила палкой. В различных районах страны теперь созданы фермы по разведению крокодилов. На одной крокодиловой ферме на окраине Джакарты в качестве платы за вход берут… курицу.

В тридцати морях и двух океанах, омывающих Индонезию, обитают десятки видов акул, начиная от самых маленьких, кончая десятиметровыми. Акулы — страшные хищники. Самая же большая акула, как ни странно, вегетарианка. Обычно гигантскую акулу сопровождают рыбы-лоцманы. Они указывают акуле дорогу (она подслеповата) и предупреждают об опасности, хотя редко кто может справиться с акулой, разве что человек. У акулы необычайно тонкое обоняние, в пасти — зубы в три ряда. Зубы у нее растут непрерывно: старые и сломанные заменяются новыми. Шкура акулы крепкая и шершавая наподобие наждачной бумаги: индонезийские хозяйки используют ее для чистки посуды. Мясо считается вкусным и полезным, за исключением некоторых частей, употребление в пищу которых может привести к смерти. Особенно славится суп из акульих плавников. Самая вкусная часть — брюхо, но не все. В Джакарте существует общество гурманов, возглавляемое султаном Джокьякарты Хаменгкубувоно IX. Мне довелось присутствовать на одном заседании общества. На обед были поданы исключительно дары моря, в том числе блюдо из брюха акулы. Что сказать? Оригинально…

Яванское общество до сих пор придерживается так называемой яванской философии жизни — другими словами, устоявшихся этических норм жизни. Прививается она с детских лет. Первое и главное положение этой «философии» — «мулат салиро» — ежедневный на протяжении всей жизни самоанализ. Основная цель его — понять самого себя, осознать свои ошибки и недостатки и попытаться исправиться. Считается, что в Европе теория самоанализа получила распространение лишь в начале XX века, на Яве же — 2 тысячи лет назад. Яванская философия исходит из того, что самоанализ — дело необычайно сложное. Ведь объектом анализа является сам субъект.

Непременное условие самоанализа — душевное спокойствие, слагаемое из ряда сокращений яванских слов: нэнг-нинг-нунг-нанг. «Нэнг» означает спокойствие, покой. Обретя покой, человек становится просветленным, умиротворенным, т. е. вступает в стадию «нинг». Затем наступает следующая стадия — «нунг», что означает ясность и объективность. И наконец — «нанг», сокращение от «менанг», что означает «победа» — победа над собою, освобождение от эгоцентризма.

Второй аспект самоанализа — «тепослиро», что означает попытаться понять чувства и мотивы поведения других, поставив себя на их место. В основе его лежит умение ужиться с окружающими, уважение к их образу жизни. «Тепослиро» считается лучшим способом взаимоотношений между супругами, между родителями и детьми, соседями, сослуживцами. Предполагается, что человек, овладевший «тепослиро», в любом случае не должен обижать других, а наоборот — делать им приятное.

«Яванская философия жизни» учит, что правду нельзя выражать прямо и открыто. Ее надо преподносить вежливо, намеками. Нередко вежливость побеждает правду. Вежливость — символ яванизма. Обычно о грубом, невежливом человеке говорят: «Извините его: он еще не совсем яванец, он еще не овладел культурой». В качестве иллюстрации к поведению яванца, овладевшего «тепослиро», приведу рассказ крупнейшего индонезийского художника по батику Амри Яхья, произведения которого демонстрировались на выставке картин по батику в Москве в 1978 году. Готовя эту выставку, я побывал в гостях у Амри Яхья в Джокьякарте, в самом центре яванизма, хотя сам Амри Яхья по происхождению суматранец. Во время разговора художник то в дело подтрунивал над своей женой-яванкой и яванцами вообще. «Знаете ли вы, как реагирует яванец, если ему в автобусе наступят на ногу?» — спросил Амри Яхья и сам же ответил: «А вот как: Извините, пожалуйста, это моя нога. Благодарю Вас». Супруга его подтверди ла, что в этом рассказе есть доля истины.

Следующий аспект яванского самоанализа — «сабар» — сдержанность, умение побороть эмоции, нетерпение, не реагировать бурно на поступки других, не идти на поводу у своих чувств, излишне не предаваться грусти, так же как и радости. Именно благодаря «сабар» индонезийцы, в первую очередь яванцы, получили название «улыбающаяся нация». Яванцы не предаются бурной радости, но с их лиц не сходит улыбка даже тогда, когда им не до веселья.

Близко к «сабар» в яванских нормах поведения стоит «нримо» — спокойное, безропотное восприятие любого события и явления, как бы неприятно оно ни было, отсутствие зависти, восприятие всего как должного. Некоторые считают, что философия «нримо» особенно полезна в наш беспокойный век, когда многими людьми овладевают чувства нигилизма, разочарования и зависти. Но ясно и другое: философия «нримо» обрекает людей на пассивность, ибо они полагаются лишь на провидение, а сами не стремятся что-либо изменить. Нередко из-за приверженности к «нримо» яванские крестьяне продолжают по старинке возделывать далеко не самые урожайные сорта риса и не приемлют новые, перспективные сорта.

По мнению крупнейшего индонезийского философа Сутана Такдир Алишахбана, приверженность к «нримо», т. е. отсутствие стремления к новому, привело к «сплошной цепи повторений и утрате динамичности в яванской культуре и искусстве». Балийское же искусство, как считает профессор, гораздо динамичнее яванского, так как феодализм на Бали имел менее классические формы.

Философия «нримо» нашла отражение и в воспитании детей. В яванских семьях детей редко приучают к самостоятельности. Среди них не поощряется результативность труда. В частности, такого мнения придерживается видный индонезийский этнограф профессор Кунчаранинграт. Главное, чему родители стараются научить своих детей, это ладить друг с другом, уживаться, не ссориться. Как принято говорить на Яве — научить быть социальным (общественным) существом. Наш шофер Камиран в Сурабае, когда я его спрашивал, как он относится к тем, кто не трудится, а живет привольно на проценты с капитала, например, занимаясь ростовщичеством, тогда как сам он, работая в двух местах, еле сводит концы с концами, обычно отвечал: «Значит, они умнее меня. Я не завидую, а просто нримо. Я ищу не врагов, а друзей».

Но все сказанное выше не только не исключает, но, наоборот, предполагает стремление яванцев к приобретению чинов и положения в обществе. Но чинов добиваются не упорством и энергией, а через «топоброто», т. е. уповая на божью милость, терпимость и уживчивость. В последнее время такую манеру поведения стали называть «живи и давай жить другим». В этой связи приходит на память такой случай. По роду службы мне приходилось помещать объявления в газетах о культурных мероприятиях в Доме советской культуры в Джакарте, включая занятия на курсах русского языка. Обычно объявления давались через фирмы-посредники. Однажды мне пришла мысль: «А что, если прямо обратиться в редакцию газеты и дать объявление без посредников?» Объявление в газету «Компас» у меня приняли, но каково было мое удивление, когда я узнал, что тариф за Публикацию объявления, которое дается непосредственно, выше, чем через посредническое агентство. На мой недоуменный вопрос ответили: «Мы действуем по принципу: живи сам и давай жить другим».

В следующий раз пришлось пользоваться услугами посредников. Коль скоро я заговорил о посредниках, расскажу еще один случай. При оформлении документов на вывоз грузов, пришедших в наш адрес из джакартского порта Танджунг Приок, мы обычно пользовались услугами экспедиционной фирмы «Сетиакаван». Плата за посреднические услуги была одинакова, шла ли речь об автомобиле или, скажем, о радиоле. В любом случае представитель «Сетиакаван» обходил в таможне около 60 столов чиновников, получая визы-разрешения на вывоз груза из порта, и каждому столоначальнику полагались «уанг смир» (дословно: «деньги на смазку», чтобы «подмазать» прохождение бумаг). Вся процедура занимала несколько дней, ибо при отсутствии одного из столоначальников дело застопоривалось.

Когда в наш адрес пришла из Москвы радиола, я решил оформить документы в таможне сам, полагая, что так будет быстрее, да и несправедливо так много платить экспедиционной фирме за такую малую вещь, как радиола. Я, правда, не знал, что «Сетиакаван» большую часть взимаемой с клиентов платы расходует на «уанг смир». Глава фирмы, мой старый знакомый Альберт Сираит, не возражал против моей инициативы, сказав обычное на Яве «терсерах», что примерно означает «как вам угодно». И я приступил к делу. Мне удалось собрать все необходимые подписи за один день, причем бесплатно. Гордый предстал я перед Сираитом. «Поздравляю, — сказал он, — но боюсь, что вы не так близки к цели, как вам кажется. На всякий случай дам вам своего человека, чтобы он помог на складе и на территории порта». Идти одному на склад действительно было неудобно. И тут-то начались мучения. Оказалось, что перед «неподмазанной» бумагой наглухо закрыты все двери склада, все ворота на причале. Что было делать? «Подмазывать», минуя «Сетиакаван»? К тому же охрана порта здорово пригрозила сопровождавшему меня человеку из «Сетиакаван». Пришлось сдаться: вернуться к Альберту Сираиту и попросить его все оформить заново обычным путем. Вот как бывает, когда на Яве пренебрегаешь философией «нримо».

Следующий элемент «яванской философии жизни» — «элинг», что означает «помнить». Каждый должен помнить, не забывать друзей и знакомых, помнить и исполнять обещания, не забывать платить долги, помнить о боге в горе и радости, выполнять все законы всевышнего, помнить добро, помнить об ограниченности своих возможностей, о своих неблаговидных поступках и т. д.

В традиционном яванском обществе глубоко укоренилось мнение, что все, что окружает человека, исполнено магического смысла и должно почитаться как святыня. Буквально все: имена, дети, родители, положение человека в обществе, жилище, оружие, животные, предметы искусства и т. д. — имеет магическое значение. Так, дети считаются даром божьим, а родители — посланцы бога. Отсюда, какими бы ни были родители — хорошими или плохими, дети должны не только повиноваться им, но и почитать как святых. Положение человека в обществе, чины и звания — все это в традиционном яванском обществе — милость божья. Все виды искусств — средство возвеличения всевышнего и добрых духов, средство задабривания злых духов. Так, во многих танцах исполнители впадают в транс, т. е. «общаются с духами». Оружие, например крисы, обладающие волшебной силой, может приносить их владельцам либо счастье, либо наоборот — несчастье. Само же несчастье считается не божьей карой, а следствием ошибок, совершенных самим человеком, и человек должен искать способы и средства, чтобы избежать последствий несчастья.

В основополагающий кодекс яванской жизни входят и правила гармоничной семейной жизни. Чтобы муж не взял себе еще одну жену или не засматривался на других, а постоянно любил свою жену, его следует ублажать тремя способами: вкусно кормить, восхищаться сильными сторонами и не замечать слабостей, ласково обходиться с ним. Разработана специальная система ухода за женским телом, дабы поддерживать постоянное влечение у мужа. Жены ежедневно пьют настои из целебных трав, пользуются притираниями, чтобы тело было упругим, а кожа эластичной и благоухающей. Живот, особенно после родов, обматывается широким поясом-бандажом. Благотворно влияют также и влажный тропический климат, так как все поры тела открыты, и малое потребление жиров, особенно животного происхождения.

Может быть, отчасти поэтому разведенные женщины на Яве, которых называют вдовами, легко выходят замуж даже при наличии множества детей. Ведь по традиционному представлению яванцев, чем больше детей, тем большую помощь они будут оказывать родителям, когда вырастут. Правда, такое положение определенным образом поощряет разводы. К тому же дети после развода родителей нередко остаются с отцом или с его родителями. Разводы в Индонезии не редкость. Даже до войны Индонезия занимала одно из первых мест по числу разводов. В настоящее время четверть замужних женщин развопится в первые пять лет замужества. Этому способствуют и такие факторы, как отсутствие алиментов и то, что живут большими семьями: всегда есть кому присмотреть за детьми. Чаще всего за младшими присматривают старшие братья и сестры. Частая причина разводов — несогласие первой жены, чтобы муж взял себе еще одну жену. Процедура развода довольно простая. Для этого не обходимо согласие обеих сторон и чтобы жена не была беременна. Бывают и условные разводы. Например, супруги любят друг друга, но что-то в их семейной жизни не ладится. Тогда они могут развестись временно на срок до 100 дней, а затем, как теперь модно выражаться, сойтись снова. И так можно до трех раз. После этого настоящий развод обязателен. Цифра 100 дней не случайная. Именно по прошествии 100 дней женщина может точно определить, беременна она или нет. Лишь тогда она может выйти замуж за другого.

В последние годы правила развода среди государственных служащих, включая военных, были ужесточены. В 1974 году был принят закон о браке, установивший в общих чертах моногамию для мусульман, а также возрастной ценз для вступления в брак: для жениха — 19, для невесты — 16 лет. Позднее (в 1983 г.) в целях уменьшения рождаемости возрастной ценз невесты был увеличен до 18 лет. Но и без того в последнее время наметилась тенденция к вступлению в брак в более зрелом возрасте, особенно в городах. Согласно переписи 1980 года, средний возраст девушек, вступающих в брак, составлял 20,6 года.

Согласно правительственному распоряжению № 10, принятому 21 апреля 1981 года, т. е. в день рождения индонезийской просветительницы Картини, много сделавшей для эмансипации женщин, государственные служащие, прежде чем вступить в брак или развестись, должны получить разрешение вышестоящего начальства. В качестве возможного наказания предусматривается исключение из корпуса государственных служащих Кроме того, женщинам, имеющим статус государственных служащих, запрещено становиться вторыми, третьими и четвертыми женами гражданских государственных служащих. Среди военных многоженство запрещено во обще. Если жена государственного служащего (включая военных) не может выполнять супружеские обязанности из-за болезни, то он может вступить в повторный брак, но лишь с письменного разрешения жены. Для государственных служащих также обязательно ограничение деторождаемости.

Так получилось, что я рассказал о процедуре разводов раньше, чем о заключении брака, тогда как в Индонезии, за исключением Бали и Тана Тораджа на Сулавеси, нет события или праздника более красочного, более радостного, чем свадьба. В свадебных обрядах сфокусированы богатейшие традиции и обычаи народа в целом и каждой народности Индонезии в частности. Пышность и многолюдность свадеб в Индонезии восходят к домусульманским временам. В свадьбах проявляется верность традициям, уважение к родителям и старшим. Свадьба в Индонезии — крупное массовое торжество. Не редкость, когда на свадьбе, даже далеко не в богатой семье, присутствует несколько сот человек. Свадебные церемонии в богатых семьях копируют свадьбы раджей и султанов. Создается иллюзия бракосочетания будущих раджей. Жених и невеста одеты в одежды раджей, сидят на импровизированных тронах раджей или султанов. Больше всего свадеб на Яве играется на третий месяц после Лебарана (разговенья после великого поста). Свадебная церемония подразделяется на две части: религиозную (акад никах), что означает «соглашение о вступление в брак», и прием (у богатых) или празднество (у простых людей). Как правило, акад никах проводится в доме жениха без участия невесты. По окончании акад никах жених посылает невесте сообщение о прошедшей свадебной церемонии в виде «крис пусака» (священный фамильный кинжал).

Свадебная церемония длится несколько дней и даже недель. Конечно, далеко не всем по карману организовать свадьбу с полным ритуалом, которая делится на 12 этапов. Чаще свадьбы устраиваются, если можно так выразиться, по сокращенной программе. Сделав выбор, жених засылает сватов: обычно двух-трех ближайших родственников, реже — родителей. Сваты торжественно несут подарки (две-три крупные грозди бананов), несут так, чтобы все видели, что юноша засылает сватов. Придя в дом невесты, сваты вручают подарки и заводят такой разговор: «Мы слышали, что у вас расцвело дерево. Кто-нибудь позарился на него?» Если родители невесты согласны отдать дочь, они отвечают: «Еще нет. Если у вас есть кто-то, желающий сорвать цветы, пожалуйста». Если не согласны, ответ обычно таков: «Извините, уже есть кто позарился». Если предложение принято, устраивается помолвка. От жениха в дом невесты посылаются подарки — пирожные и фрукты, на что стороны невесты отвечают вареным рисом со всевозможными приправами.

Для свадьбы выбирается «самый подходящий день» по яванскому календарю. Снова в дом невесты являются посланцы жениха с фруктами и пирожными. Уговариваются о выкупе за невесту и о дне свадьбы. Жених не только дает выкуп, но и приобретает мебель, домашнюю утварь, золотые украшения и свадебную одежду для невесты. Если у невесты есть незамужние старшие сестры, жених должен уплатить им определенную сумму за то, что его избранница опередила сестер. Деньги должны помочь им выйти замуж. После того как все финансовые дела улажены, примерно за три дня до свадьбы жених приходит в дом невесты, чтобы вручить самой невесте определенную сумму денег, называемую «приношением». Это плата за первую брачную ночь.

За день до свадьбы рано утром несколько близких родственников невесты навещают могилы предков невесты и просят их благословения. А вечером того же дня родственники, ближайшие соседи и знакомые невесты собираются в ее доме и проводят там всю ночь. Существует поверье, что в эту ночь ангелы спускаются с небес, чтобы благословить будущих супругов.

В тот же день устраивается церемония передачи со стороны жениха всех необходимых для свадебного стола продуктов: риса, кур, мяса, живых овец, овощей, специй и т. п. Шумная процессия несет и ведет все это в дом невесты. Затем жених в сопровождении нескольких родственников прибывает в дом невесты, откуда они вместе с невестой направляются в коляске регистрировать брак у пенгхулу — чиновника духовного ведомства. Можно сочетаться и гражданским браком в специальном учреждении при местном самоуправлении. После регистрации брака молодые возвращаются каждый в свой дом.

Кульминация свадебного обряда — церемония «мунггах», когда наконец происходит официальное свидание невесты и жениха. Последний отправляется в дом невесты в сопровождении родных и близких. Впереди процессии идут барабанщики и певцы. Группа танцоров во дворе дома приветствует жениха от имени семьи невесты исполнением танца «пенчаксилат». Одна из женщин из свиты невесты берет жениха за руку и ведет в горницу, где его ждет невеста. Там же находится и мать невесты, которой жених вручает подарки. Она, в свою очередь, снимает с дочери вуаль и передает ее матери жениха. Обмен кольцами также происходит через посредство матерей. Мать невесты надевает обручальное кольцо на палец жениха, а мать жениха — на палец невесты. После этого жених и невеста выходят во двор и садятся на доску, символизирующую лодку жизни, причем невеста сидит впереди, что указывает ведущее положение женщины в семейной жизни. Затем группа женщин, одетых в традиционные костюмы, преподносит молодоженам «сирих пинанг», т. е. бетель — тонизирующую смесь, состоящую из извести, толченых листьев бетеля (сирих), листьев гамбира (сорт жасмина), толченых орехов пальмы пинанг. Обычно «сирих пинанг» жуют пожилые женщины вместо курения. Но молодым «сирих пинанг» вручается в знак уважения. Приняв его, жених передает эту смесь невесте, которая кладет ее под мышку левой руки, опять же показывая свое главенствующее положение в семье. Следующая же церемония, наоборот, как бы напоминает, что, несмотря на главенствующее положение женщины в семье, какого бы положения женщина ни добилась в обществе, включая службу, она должна угождать мужу со всей любовью и уважением. Эта церемония называется омовение ног. Невеста моет ноги жениху водой из миски, в которой плавают цветы, и вытирает полотенцем. Новая церемония, призванная уравновесить положение будущих супругов, это уравновешивание на той же доске.

Обычно свадебная церемония заканчивается обрядом угощения новобрачных желтым рисом с курицей. И тут символика: мать жениха сначала потчует невестку, а затем сына. Мать невесты сначала угощает зятя, а потом — дочь. После этого новобрачных окропляют водой, выражая тем самым пожелание, чтобы у них было большое потомство. Процедура обливания водой принимает массовый характер. Никому из присутствующих не удается избежать душа. Затем следует угощение. Теперь это называют «ресепси» (прием). Первые четыре-пять дней после свадьбы молодожены проводят в доме жены, а затем переселяются в дом мужа. И снова устраиваются торжества, хотя и более скромные.

Свадебные церемонии в Индонезии носят такой массовый характер, что их организация под силу только Целой деревне или целой улице в городе. Обычно создается свадебный комитет, состоящий из десятков, а иногда сотен людей. Необходимо приготовить массу угощений, построить громадный навес на случай дождя, хотя свадьбы, как было сказано выше, обычно играют на третий месяц после Лебарана, что соответствует началу сухого сезона. Нужно собрать сотни стульев для гостей. Больших расходов стоит и «художественная часть»: оркестр, представление ваянг пурво и т. п.

Приглашения присутствовать на свадьбах я принимал охотно: уж очень интересны и красочны свадебные обряды. Кроме того, там как бы сфокусирована вся жизнь индонезийцев, можно наблюдать их традиции во всех проявлениях. Новобрачным я обычно дарил наши русские матрешки, и это воспринималось тепло и, я бы сказал, верно: как пожелание, чтобы у вступивших в брак было много детей. Правда, большинство индонезийцев считает, что идеальная семья, это когда в ней трое — четверо детей. Правительство же призывает к тому, чтобы в семье было не более двух детей.

То, что я рассказал, Вовсе не означает, что все свадьбы е Индонезии устраиваются по раз заведенной схеме. У различных народностей Индонезии в свадебных обрядах много специфического, присущего только им. Однажды я присутствовал на свадьбе у батаков (Северная Суматра). Женитьба для батаков — акт, связывающий не только жениха и невесту, но и их родственников. Поэтому по старинному обычаю юноша не свободен в выборе невесты. Идеальным считается брак с двоюродной сестрой — дочерью дяди по матери. В то же время категорически возбраняется женитьба на дочери сестры отца, хотя она тоже приходится двоюродной сестрой. Выкуп за невесту у батаков выплачивается деньгами, украшениями, буйволами, свиньями и т. п. Получают выкуп не только родители невесты, но я браг матери, брат бабушки и сестры матери невесты. У батаков, живущих в районе озера Тоба, выкуп получают даже дяди невесты по отцовской линии. Раздел выкупа ведется во время свадебной церемонии: режут буйволов и свиней, делят мясо. А в Минангкабау, где существует матриархат, сватаются родители невесты. Они же и готовят приданое.

В Серанге (Западная Ява), довольно засушливом районе, существует прелестный обычай: вступающие в брак сажают плодовое дерево. В случае же развода каждый из супругов сажает по пять деревьев. Вступающие повторно в брак сажают по три дерева.

Если свадьба самый крупный и яркий семейный праздник, то самый массовый и самый радостный общенациональный праздник — Лебаран. Это мусульманский праздник разговенья после окончания великого поста в арабский месяц рамадан. Он приходится на первое число месяца шавал — десятого месяца по арабскому календарю. Несмотря на то что Лебаран праздник мусульман его отмечают фактически все индонезийцы, независимо от религиозной принадлежности. Начинается Лебаран в последнюю ночь поста. Целый месяц правоверные мусульмане постились днем, принимая пищу лишь после захода солнца, и то в ограниченных количествах. Накануне Лебарана и в сам праздник всем членам семьи делаются обновки. Базары и магазины полны народа, и в ночь накануне праздника звучит хвала в честь Аллаха. Воздух сотрясается от боя барабанов в мечетях, от взрывов петард. С восходом солнца толпы народа направляются в мечети. По окончании молебна все просят друг у друга прощения за вольные и невольные грехи, и это продолжается целую неделю. Интересно, что он известен только в Индонезии. В Лебаран все ходят друг к другу в гости. Многие приурочивают к Лебарану отпуска, совершают путешествия, например на Бали. Работающие в городах возвращаются на несколько дней в деревни к своим родственникам, навещают родителей. На Лебаран приходятся каникулы в школах и других учебных заведениях. Рабочие и служащие к празднику Лебаран получают либо определенную сумму денег, либо новую одежду. Посылаются поздравительные открытки, как у нас по случаю Нового года.

Для бедняков Лебаран — редкая возможность наесться досыта. По пониженным ценам продают рис, сахар, муку, мясо. А самые бедные и бездомные получают подаяния в виде риса и другой пищи, а также одежды за счет правительственных субсидий и частных пожертвований, обязательных для имущих мусульман.

Заметное место в свадебных ритуалах и других обрядах занимают дукуны (жрецы и знахари). Им принадлежит особенно большая роль в случае, если речь идет о неразделенной любви. Они составляют всевозможные снадобья, привораживают невесту, иногда жениха. Мало кто может сравниться с дукунами по популярности на Яве. Разве только даланги из теневого представления ваянг пурво. Нехватка врачей, особенно в сельской местности, и акушеров (на 165 миллионов населения — всего несколько сот специалистов), дороговизна врачебной помощи и лекарств, наконец, обилие целебных трав и кореньев, растущих в тропиках круглый год, предопределили особую популярность народной медицины и самих дукунов.

Роль дукуна во многом сродни роли даланга. Дукун одновременно колдун, знахарь, шаман, гипнотизер, актер, хранитель адата, детектив, а на более высоком уровне даже политик. Интересно, что в роли дукунов чаще выступают женщины, нежели мужчины. Дукуны заговаривают болезни, некоторые из них даже исцеляют операционными методами. Последний, довольно редкий метод врачевания мне довелось наблюдать в деревне Кедунгвунгу (Западная Ява). Слава о знахарке Идах, жене капитана ВВС, разнеслась по всей Индонезии. В числе ее пациентов были и генералы, и очень богатые люди. Она специализировалась на почечнокаменной болезни, диабете, язве двенадцатиперстной кишки, лечила и нервные заболевания. Мы увидели женщину средних лет в белом халате и попросили разрешения присутствовать на сеансе лечения. Дукун Идах сказала, что предстоит сеанс хирургического лечения, к которому она прибегает лишь как к средству взятия анализов, если «болезнь засела в теле больного слишком глубоко». Идах начала ощупывать тело старика, бормоча что-то невнятное. Вдруг ее руки остановились, как будто нащупали, что искали. Длинным ногтем большого пальца дукун сделала надрез на бедре старика и отщипнула кусочек мяса. Крови не было: то ли по причине старости пациента, то ли потому, что старик был очень худой. А может быть, знахарка умела заговаривать кровотечение. Она погладила ранку, произнесла заклинание. Ассистентка выдала пациенту какое-то питье, сказала ему, что можно есть и от чего нужно воздерживаться. Больному было предписано еще шесть раз явиться к знахарке с определенными интервалами. Я спросил нескольких пациентов, помогает ли лечение знахарки, и услышал в ответ характерное для индонезийцев: «А кто знает». Сама же Идах так резюмировала результаты своего лечения: «Кому как, у одних после нескольких сеансов болезнь как рукой снимает, другие говорят, что никакого улучшения не последовало. Но ведь и хуже не стало!?» Последние слова Идах предназначала стоявшей рядом пожилой женщине, Ha лице которой было явное разочарование. «Сами виноваты, — отрезала знахарка. — Не верите, а надо верить! Тогда поможет».

Приходилось слышать, что уголовная полиция прибегает к услугам дукунов. Знахари выступают здесь в роли детективов и детекторов лжи. Они помогают расследовать преступления, выявляя преступников методом опроса, определяя безошибочно, говорит ли подозреваемый правду или лжет. Основное средство дукунов в таких случаях — проклятия, которые они сыплют на головы преступников, и угрозы неминуемой кары в потустороннем мире. А так как индонезийцы в своей массе суеверны, преступники не выдерживают и быстро сознаются в совершенных преступлениях. Но больше всего знахарки занимаются акушерством. С их помощью рожают до 80 процентов женщин. Может быть, поэтому смертность при родах довольно большая: 87 на тысячу (1985 год). Начертанные на гербе Индонезии слова находят свое выражение и в религии. Подавляющее большинство индонезийцев — мусульмане, и по числу последователей ислама (135 миллионов) Индонезия занимает первое место в мире. Но ислам не является государственной религией Индонезии, и сам ислам в Индонезии не столь ортодоксален даже в сравнении с соседней Малайзией, не говоря уже о таких странах, как Пакистан или Бангладеш. По конституции 1945 года Индонезия не является теократией, но одновременно она и не полностью светское государство, так как церковь не отделена от государства. Правительство формально не вмешивается в дела религии, но существует министерство религии, осуществляющее опеку над всеми религиозными общинами страны. Государство оказывает им материальную и моральную помощь, тем самым активно влияя на их жизнь. Официально все религии равны, и каждый волен исповедовать любую религию, но министром религии назначается лишь мусульманин. Государство определяет, какие вероисповедания законны и какие нет. Признается пять вероисповеданий: ислам, протестантизм, католичество, индуизм и буддизм. Согласно переписи, в 1983 году 129 миллионов индонезийцев, т. е. 87,5 процента населения, исповедовали ислам, 8,5 миллиона — протестантизм, 4,3 миллиона — католичество, 5 миллионов — индуизм, 1,2 миллиона — буддизм. Помимо официально признанных вероисповеданий существует ряд религиозных верований: конфуцианство, которое обычно включается в буддизм, кебатинан, что расшифровывается как «поиск в собственном я с целью достижения нравственного совершенства во имя гармоничного земного существования», и множество других. Одни верования признаются правительством, другие запрещены.

После событий 30 сентября 1965 года правые религиозные лидеры попытались оказать давление на правительство с целью закрепления за исламом статуса доминирующей религии. Но военные пошли лишь на некоторые уступки, не желая ни с кем делить власть. Более того, в 1970 году правительство монополизировало организацию паломничества в Мекку. В среднем 50 тысяч индонезийцев совершают ежегодно подобное паломничество. В 1974 году, как уже говорилось, был принят закон о браке, установивший в общих чертах моногамию для мусульман и затруднивший полигамию. По указу властей все мусульманские партии Индонезии в 1973 году объединились в одну партию: Объединенную партию развития (Партэй Персатуан Пембангунан). Тем самым была ослаблена главная мусульманская партия — Нахдатул Улама, уменьшилось ее влияние на массы верующих. С 1973 года уроки религии в государственных школах были заменены преподаванием официальной доктрины панчасила. В 1985 году в государственных школах были восстановлены уроки религии. Каждый учащийся обязан выбрать одну из пяти официально признанных религий. В сложном положении оказались приверженцы различных верований, которые не относятся ни к одной из пяти религий.

Правительство установило жесткий контроль за содержанием проповедей в мечетях и молельнях, общее число которых превышает 450 тысяч. Мечети все больше становятся центрами пропаганды официальной доктрины, хотя часть духовенства пытается противодействовать усилению контроля государства за деятельностью религиозных общин. С другой стороны, после 1965 года стало престижно быть мусульманином. Ислам стал восприниматься как сугубо национальная религия, а все другие как нечто пришлое. Так, многие китайцы после 1965 года приняли ислам и совершили паломничество в Мекку. В общем же в Индонезии существует закрепленная в конституции веротерпимость и, я бы сказал, нетерпимость к атеизму. Нередко члены одной и той же семьи исповедуют две, а то и три религии, особенно в интеллигентных семьях. Индонезийцы довольно легко переходят из одной религии в другую.

До принятия ислама, в основном суннитского толка, жители Явы, Бали, Мадуры и ряда других островов Индонезии исповедовали индуизм и меньше буддизм. Эти две религии пришли в Индонезию не в чистом виде, а в синкретической форме. А еще раньше яванцы были анимистами и исповедовали культ предков. Жители индонезийского архипелага, в первую очередь яванцы, к моменту принятия индуизма находились на высокой ступени развития. Поэтому они не копировали культурные ценности индусов, а преломляли все, приспосабливали к местным условиям. В результате впоследствии сложилась оригинальная индо — яванская смешанная культура. Может быть, это явление еще ярче проявилось на острове Бали, население которого до сих пор исповедует индуизм, именуемый балийским. В нем превалируют обрядность, яркий национальный колорит. Для иностранцев, посещавших Яву в первые века принятия индуизма, яванский индуизм казался «нечистым» и «ненастоящим». Так, китайский буддист Фа Сень, попавший на Западную Яву в 414 году на обратном пути с Цейлона в Китай, писал, что ему довелось встретить в государстве Тарума Нэгара (на месте нынешней Джакарты) «много брахманов, исповедующих несовершенную религию».

До сих пор идут споры о том, когда ислам пришел в Индонезию. Ряд исследователей полагает, что ислам стал проникать туда в VII веке, т. е. в первом веке своего существования, когда еще находилось в самом расцвете буддийское государство Шривиджая с центром на Южной Суматре. Широкое же распространение ислама в прибрежных районах Суматры, а затем Явы началось в XIII веке через посредство купцов-мусульман из Персии, Гуджарата и арабских стран. В районе Гресика на северо-запад от Сурабаи, а также в Тубане к западу от Гресика я видел каменные надгробия мусульман, датированные XI веком. Вдоль всего северного побережья Явы в XI–XII веках были разбросаны поселения, жители которых приняли ислам. В глубинных же районах Явы вплоть до XVI века безраздельно господствовал индуизм.

Первым мусульманским государством на территории Индонезии стал Перлак в Аче (Северная Суматра). «Золотой век» ислама в Индонезии наступил после ослабления, а затем падения последнего крупнейшего индуистского государства Маджапахит в конце XV века. Первым мусульманским государством на Яве стал Демак на северном побережье Центральной Явы. Затем возникли мусульманские государства Бантен и Джаякерта на Западной Яве.

Ислам довольно быстро укоренился на Яве по ряду причин, прежде всего потому, что он попал туда не в чисто ортодоксальном виде, а под сильным влиянием индуизма, которое он испытывал в Индии, в частности в Гуджарате, в течение двух веков. На Яве ислам воспринимался как модернизированный индуизм и легко вписывался в яванский индуизм. Охотно он принимался простым народом вследствие своей внешней демократичности, отсутствия характерных для индуизма каст. В то время на Яве существовала высокоразвитая культура, что явилось одним из сдерживающих факторов сплошной исламизации населения Явы. Исламу в Индонезии пришлось поступиться целым рядом своих постулатов, приспособиться к местным условиям. Он, в частности, пошел на неслыханное: в мечетях на Яве по мусульманским праздникам стали играть оркестры гамелан, которые всегда были атрибутами индуизма. Яванские раджи, считавшиеся наместниками богов на земле, с приходом ислама остались раджами, сменив лишь титул раджи на титул султана.

Особенно сильны доисламские верования на Центральной и частично Восточной Яве. В ряде районов большинство населения относится к так называемым «кеджавен», или «абанган». Эго мусульмане неортодоксального толка. Они не полностью выполняют предписания ислама, редко молятся, не соблюдают пост, не стремятся совершить паломничество в Мекку и т. д. Одновременно среди сторонников «абанган» широко распространена вера в духов, сильно развит культ предков. Поминки по умершим совершаются бесчисленное число раз: в день смерти, на третий, седьмой, сороковой и сотый день, в первый и второй годы, наконец, в тысячный день. В своих попытках подчинить себе Молукки, Яву и другие острова архипелага первые европейские колонизаторы — португальцы использовали нежелание правителей некоторых государств этого региона принимать ислам. Совместными усилиями они пытались преградить путь исламу.

Падение первого крупнейшего мусульманского султаната на Яве — Демак во второй половине XVI века в определенной степени способствовало возрождению индуистско-буддийской религии. Это, в свою очередь, содействовало возникновению сильного государства на Центральной Яве, последнего независимого образования на территории Индонезии. В результате в глубинных районах Явы, особенно в центральной ее части, влияние ислама оказалось гораздо слабее, и элементы индуизма и буддизма нередко являются определяющими до сих пор. Ислам там не более чем оболочка, прикрывающая старые верования. По-прежнему процветает культ предков, анимистические верования, адатное право, вера в духов, что противоречит исламу, который признает лишь единого всемогущего бога. На Центральной Яве доводилось встречать молитвенные здания, о которых сразу не скажешь, какой религии они принадлежат. Это мечети, напоминающие индуистские храмы. На могилах мусульман нередко можно видеть индуистские атрибуты. Короче говоря, там сложилась синкретическая религия. Около 10 миллионов жителей Центральной Явы, как принято говорить, исповедуют «кебатинан» — нечто среднее между исламом, индуистским многобожием и анимизмом.

В Индонезии отсутствуют клерикальная иерархия и институт мулл. Любой сведущий в религии человек может выступать в роли имама. Мечети, за исключением Великой мечети XV века в Демаке, недалеко от Семаранга, и мечети Истикляль в Джакарте, не так внушительны, как в других странах, где исповедуют ислам. В отличие от большинства мусульманских стран в Индонезии женщины пользуются довольно широкими правами. Они никогда, как правило, не носили паранджу. Рождение девочки не считалось бедствием, в то же время рождение мальчика не отмечалось так шумно, как в других мусульманских странах. Пышно в Индонезии отмечается обряд обрезания. На острове Ломбок мусульмане молятся не пять раз в день, как предписывается исламом, а только три. Система исламской юрисдикции в Индонезии ограничена разрешением семейно-брачных вопросов, разбором (частичным) тяжб о наследстве, вопросами пожертвований на религиозные и благотворительные цели. Одним из проявлений неортодоксальности ислама в Индонезии является необычайная популярность представления плоских кожаных кукол ваянг пурво на индуистские сюжеты. В ортодоксальном же исламе, как известно, изображение человека на сцене запрещено. Единственная небольшая уступка исламу в ваянге — стилизация и гротескность в изображении персонажей.

В своей массе индонезийцы, исповедующие ислам верят в существование духов. Каждое необычное труднообъяснимое явление в жизни человека связывается с духами, которые, по мнению яванцев, сопровождают их на протяжении всей жизни. Духи обитают повсюду. Они вселяются в людей, делая их своими жертвами. При этом злые духи вселяются в тех людей, которые не усвоили все атрибуты яванского образа жизни, как говорят, «не усвоили адат». Вселение духов — высшая форма наказания, а более легкое наказание — болезни как предупреждение людям о грозящей им опасности. Одна из главных обязанностей дукунов — изгонять злых духов. Раз в году злых духов изгоняют всей деревней, в так называемый день «очищения деревни». Изгнание злых духов проходит под руководством муэдзина, официального лица, ведающего религиозными делами и имеющего семинарское образование. Муэдзин руководит церемонией очищения, находясь в священном обиталище даньянга, т. е. мифического существа, которое первым занималось очищением лесов, рисовых полей, сельских построек и т. п. Считается, что даньянг был первым сельским старостой на Яве. Поэтому яванцы верят, что все сельские старосты наделены сверхъестественной силой. Каждый кандидат в сельские старосты перед избранием на этот пост делает жертвоприношения даньянгу. Олицетворение даньянга — гигантское дерево берингин, под сенью которого яванские крестьяне приносят жертвоприношения даньянгу, прося его даровать здоровье, счастье и дружелюбие в сельской общине.

Доисламские верования на Яве чаще всего выражаются в обрядности, в многочисленных праздниках в честь различных сверхъестественных сил: морских царевен и т. п. Наиболее распространено на всем южном побережье Явы поклонение царице Южных морей Кадженг Рату Роро Кидул. Вера во всесилие обитательницы морских чертогов настолько вошла в жизнь яванцев, что в честь ее устраиваются пышные праздники. Эта вера поддерживается тем, что океанское дно у побережья очень зыбкое, сыпучий песок буквально уходит из-под ног, многим кажется, что морская царевна может увлечь за собой в пучину. Нередки случаи, когда купающиеся в бухте Королевы и других местах южного побережья Явы тонут на глазах многочисленных отдыхающих. Из суеверия их почти никогда не пытаются спасти. Однажды я присутствовал на красочном празднике рыбаков в Тренггалеке (Восточная Ява), посвященном Роро Кидул. В празднике воплощался синкретизм верований яванцев: он был приурочен ко дню рождения пророка Мухаммеда и одновременно считался символом единения рыбаков с природой, поклонения силам стихии. Морской царевне были преподнесены красочно оформленные дары природы: овощи, фрукты, рис, рыба. Часть даров была отдана морю как свидетельство всеобщей готовности отплатить за щедроты Морской царевны и задобрить на будущее. Остальное было роздано нищим. Разыгрывались также сценки из жизни Морской царевны.

Почитаются священными и могилы видных деятелей прошлого, как, например, могила князя Джаякерты. Совершается и массовое паломничество на могилу последнего правителя империи Маджапахит на склоне горы Селаронг около Джокьякарты. Не все паломники преисполнены религиозных чувств. Молодежь просто гуляет, веселится. Верующие, так же как и на могиле князя Джаякерты, просят благословения. Другие просят богатства, чинов, прибавки к жалованью и т. п. Молодые девушки просят помочь поскорее выйти замуж. Тут же забивают овец, режут кур, а мясо раздают нищим. На Центральной Яве, начиная с XIX и особенно в XX веке, распространились секты и религиозные верования как мусульманского, так и синкретического толка. Как правило, их возникновение было связано с националистическими, антиколониальными устремлениями, социальным протестом, включая протест против клерикальной элиты, сотрудничающей с властями в ущерб интересам рядовых верующих. Некоторые секты борются за чистоту ислама, против смешения ислама с доисламскими верованиями, против части улемов, которых называют вероотступниками (кафирами).

В наиболее выраженной форме эти верования нашли свое выражение в «кебатинан» (от слова «батин» арабского происхождения, означающего что-то сокровенное в сердце, в душе, обладающее волшебной, сверхъестественной силой). Расшифровывается кебатинан как «поиск в собственном я» с целью достижения гармонии в земном существовании. Основной способ, которым приверженцы этого верования стремятся к достижению высшей цели, — упражнения в созерцании. Кебатинан уделяет не так много внимания проблемам загробной жизни, а сосредоточивает внимание на метафизическом поиске гармонии в этой жизни, в самом себе, гармонии с природой, с вселенной, с богом.

Кебатинан — типичный продукт яванской философии, яванского мышления, основанного на синтезе понятий. Он имеет нечто общее с конфуцианством, с его попытками установить гармонию между индивидуумом и обществом, с его культом предков. Есть нечто общее и с даосизмом с его верой в сверхъестественные силы и в возможность общения с душами умерших, с буддийской философией удовлетворенности и отсутствия честолюбивых стремлений. У индуизма кебатинан взял его мистическую веру в перевоплощение. И при всем этом приверженцы кебатинан называют себя мусульманами. Их общее число оценивается примерно в 10 миллионов. Кебатинан, в свою очередь, подразделяется на целый ряд верований. На Центральной Яве существуют сотни школ и религиозных групп кебатинан. У них есть и свой координирующий центр, созданный в 1970 году, — «Объединенный секретариат сотрудничества религиозных верований кебатинан». И хотя приверженцам кебатинан пока не удалось добиться для своей веры официального статуса религии, парламент Индонезии включил кебатинан в число разрешенных верований. Во главе каждой организации кебатинан стоит «духовный вождь», авторитет которого непререкаем. Паства рассматривает «духовного вождя» как существо, в котором воплотились божественные черты, примерно так, как рассматривают султанов. Все, что говорят, чему учат «духовные вожди», — это глас божий.

Под эгидой «Объединенного секретариата» в Джакарте и на Центральной Яве устраивается празднование Нового года по яванскому календарю Соко. Мне довелось побывать на этих торжествах, которые обычно проводятся в крупнейшем зале Джакарты — Дворце спорта. Присутствовали некоторые министры правительства, демонстрировалась массовая медитация.

Кебатинан имеет влиятельных сторонников в лице интеллектуалов, включая министров. Они исповедуют кебатинан, чтобы «расслабиться физически и духовно, сбросить эмоциональкое напряжение». По свидетельству биографа и близкого друга семьи президента Сухарто, известного публициста и главного редактора сурабайского журнала «Скец масса» Сурипто, «президент Сухарто и его супруга также увлекаются кебатинан, т. е. самовнушением, подавлением в себе стремления к богатству, к обильной пище и т. п.» (книга Сурипто «Гостеприимная первая леди Индонезии Тин Сухарто», издана в Сурабае в 1979 г.).

Что же касается простых яванцев, то их приверженность к кебатинан отражает давнюю мечту народа о добром короле или радже (Рату Адил), который должен прийти, чтобы установить справедливость и порядок. Эта легенда во многом схожа с бытующей у мусульман верой в приход на землю спасителя имама Махди или у христиан — Христа Спасителя. Но в отличие от двух последних приход Рату Адил к яванцам ожидается не когда наступит «конец света», а в трудные минуты жизни, чтобы помочь освободиться от тиранов, особенно иностранных поработителей и иноверцев. Интересно, что в качестве Рату Адил в истории Индонезии, как правило, выступают исторические личности, которые почувствовали призвание защитить обиженных и угнетенных. Нередко сами массы воспринимают ту или иную личность как Рату Адил. Так, в частности, было с руководителем крестьянского восстания на Яве (1825–1830) князем Дипонегоро. Восстание переросло в священную войну всех жителей Явы против голландских колонизаторов.

Мессианство на Яве проявлялось и в локальных масштабах. Так, в 1886 году доведенные до отчаяния крестьяне в районе Чиомас к югу от Джакарты взбунтовались против своего помещика-голландца. Выступление крестьян возглавил местный житель по имени Арпан, который выступил в роли Рату Адил. В 1903 году в Сидоарджо, к югу от Сурабаи, вспыхнуло крестьянское восстание, во главе которого встал Муклин, назвавшийся Рату Адил. Он сумел убедить своих приверженцевкрестьян, чьи земли оказались захваченными плантаторами, что они будут неуязвимы против голландских пуль. Вооруженные бамбуковыми копьями восставшие штурмовали голландские гарнизоны, которые обстреляли их из пушек. Хотя восстание было подавлено, оно показало, что терпение индонезийцев не беспредельно. Это восстание описано в романе одного из крупных индонезийских писателей, Прамудья Ананта Тура, «Сын всех народов», вышедшем в Индонезии в 1980 г.

В 1924 году крестьяне Танггеранга на Западной Яве выступили против засилья местных китайцев, скупавших у крестьян за бесценок землю. И на этот раз выступление проходило под знаком пришествия спасителя. Им оказался крестьянин по имени Капин, назвавшийся героем «Махабхараты» Арджуной, символом храбрости и справедливости.

И в наши дни случаются выступления под знаком прихода Рату Адил. На этот раз уже против не иностранных, а местных властей. Можно сослаться на так называемое «движение Савито» в середине 70-х годов. Руководитель движения, агроном Савито, вместе с рядом видных деятелей страны, включая Мохаммада Хатта, пытался мирным, ненасильственным путем отстранить от власти президента Сухарто и сформировать новое правительство.

Кебатинан приобрел особую популярность за последние два десятилетия. Отчасти это связано с возросшей поляризацией в политической жизни Индонезии. До Августовской революции 1945 года и в последующие годы, прошедшие под знаком борьбы за достижение и становление национальной независимости, все слои общества были сплочены единой целью, различия отходили на задний план, и мусульманская религия нередко выступала как объединяющий фактор в борьбе против иноземных захватчиков, против чужеземных верований. После полного завоевания независимости и особенно после 1965 года наступило размежевание политических и религиозных кругов. Разгром компартии способствовал укреплению позиций правых мусульман. Одновременно эти силы вступили в противоречие с правящей военной верхушкой, которая отказалась делить власть с мусульманами. Политика открытых дверей, провозглашенная новым режимом, приход к руководству экономикой технократов западной ориентации также способствовали ослаблению роли мусульманских кругов. Нельзя также сбрасывать со счетов тот факт, что после падения Сукарно доминирующей силой в стране стала «Джокьякартская группировка» во главе с президентом Сухарто и вице-президентом, султаном Джокьякарты, Хаменгкубувоно IX, рядом ведущих военных и министров. Как известно, позиции ислама на Центральной Яве вообще и в Джокьякарте в частности наименее сильны — именно там, где были широко распространены доисламские верования (анимизм, индуизм, буддизм) и получили наибольшее развитие различные культы мистического толка и сектантство.

Но не следует думать, что кебатинан и другие мистические культы распространены лишь на Яве. Они существуют и на других островах, правда в меньших масштабах. Так, на Суматре, и в первую очередь в оплоте ислама — Западной Суматре, распространено религиозное верование, сходное с кебатинан, — тарекат, что дословно означает «путь, ведущий к правде». Предполагается, что путь к познанию истины и к самому богу ведет через созерцание и размышление, а также через паломничество на могилу одного из основателей секты тарекат, шейха Бурхануддина, жившего в XVII веке. Паломники увозят с собой землю, которая, как полагают, способствует плодородию почвы. В отличие от кебатинан, где верующие могут непосредственно обращаться к богу, в тарекат существуют васитхахи — духовники, или посредники, которые служат связующим звеном между паствой и посланцами бога, в число которых входят как пророк Мухаммед, так и современные крупные богословы.

Особая роль в развитии ислама в Индонезии, в первую очередь на Яве, принадлежит песантренам, т. е. религиозным школам-интернатам, в которых, в отличие от медресе и других религиозных школ, воспитанники не только учатся, но и живут. В этом смысле песантрены напоминают монастыри. В песантрены принимаются как молодежь, так и взрослые, в основном мужчины, хотя есть и женские песантрены. Для поступления туда требуется начальное образование как минимум. Учащиеся углубленно изучают ислам по первоисточникам на арабском языке, читают произведения мусульманских богословов. Наиболее успевающие выпускники песантренов, прошедшие полный курс обучения, становятся в дальнейшем мусульманскими учеными-богословами — кьяи, они служат священниками или преподают религиозные предметы в общеобразовательных школах и медресе. Главное для любого песантрена и его руководителя кьяи не то, сколько человек окончило песантрен, а сколько из него вышло крупных богословов — кьяи.

Нередко родители отправляют детей в песантрен, чтобы дать им строгое воспитание, оградить их от влияния западной культуры. Иногда детей помещают туда на исправление на год-два, а то и меньше, например на время великого поста. В песантренах царит строгая дисциплина и аскетический образ жизни. Распорядок дня очень жесткий. Подъем в 5 часов утра, а отбой в 10 вечера. Весь день занят уроками в классах, молитвами в мечети, работой в саду, на ферме или в мастерских, самостоятельной подготовкой, внеклассными занятиями, встречами, собраниями, спортивными соревнованиями. На Яве каждая семья стремится к тому, чтобы хоть один из сыновей получил образование в песантрене, тогда у нее будет свой, семейный богослов. Основные районы распространения песантренов — Восточная Ява, Мадура, а также Минангкабау, где они называются по — арабски «суроу», и Аче. Общее число песантренов и медресе в 1973 году, по сведениям министерства религии, составляло 16 тысяч, а учащихся в них — 6 миллионов. Некоторые из них очень крупные. Так, в песантрене «Даруссалам» в Баньюванги (Восточная Ява) в 1980 году было более 6 тысяч учащихся. В ряде районов песантренов больше, чем общеобразовательных школ. Так, на Мадуре, занимающей по количеству песантренов относительно численности населения первое место в Индонезии, в 1974 году было 2271 песантрен и медресе и всего лишь 731 общеобразовательная школа.

Кроме религиозных дисциплин в песантренах преподаются и другие предметы, в основном касающиеся философского осмысления жизни на религиозной основе, правил морали, поведения в обществе, а также экономики, производства, астрономии. Преподается и право. Толкование Корана и хадисов, повествующих о жизни и изречениях пророка, ведется на основе трудов знаменитых мусульманских богословов, таких, как Имам Бухари и Имам Муслим. В песантренах нет экзаменов, как нет и дипломов об окончании обучения. Мне доводилось бывать в этих заведениях на Восточной Яве. Обычно это комплекс строений барачного типа, отрезанный от внешнего мира. Он включает дом, в котором живет кьяи, помещения для занятий — медресе, жилые помещения для преподавателей и учащихся, мечеть.

В своей массе песантрены расположены в сельской местности. Исторически они были крупными духовными центрами. Богослов кьяи, получивший там образование, в глазах крестьянской массы выступает как неофициальный духовный наставник по вопросам религии и повседневной жизни; богослужения, молебнов, поста, свадебных обрядов, Мусульманских праздников. Кьяи мирит поссорившихся, разбирает тяжбы, дает советы. Его слушают, ему повинуются. Кьяи — обычно богатые землевладельцы. Нередко и песантрены являются личной собственностью кьяи.

Отношение к песантренам и их руководителям со стороны властей двойственное. С одной стороны, они соперничают с властями в вопросах влияния на массы, а с другой — нередко поддерживают власти, как было во время всеобщих выборов. Кьяи склоняли массы верующих голосовать за проправительственную партию Голкар. В обмен кьяи получали значительную материальную помощь. Но были случаи, когда они выступали против властей. Во время колониального господства, особенно в XIX веке, когда голландцам удалось заставить султанов и раджей служить колонизаторам, многие песантрены стали центрами антиколониального сопротивления.

Яву называют колыбелью человечества. Нередко Яву еще называют и рассветом человечества. Именно на Яве, в Триниле, в 1891 году были обнаружены останки древнейшего человека — питекантропа, который вошел в историю как яванский человек (явантроп). Питекантропы вымерли, когда Ява была составной частью Азиатского континента, т. е. примерно полмиллиона лет назад.

Ни с чем не сравнимое чувство овладело мною, когда однажды я приехал в деревню Сангиран в долине реки Соло (Центральная Ява). Стремился я туда целые годы, а попал с легкостью необыкновенной: всего за один час. Сев на самолет в Джакарте, через три четверти часа приземлился в Соло, а там— 18 километров на машине на север, и оказался не то что в глубине веков, а в глубине двух миллионов лет. Если подавляющее большинство сельских жителей Явы сеют и жнут рис, то жители деревни Сангиран заняты сбором ископаемых останков доисторического человека и животных. Их «поле» — это холм площадью 250 гектаров в долине реки Соло. Если яванским крестьянам проливные дожди и оползни доставляют много хлопот, то жителям Сангирана они только на пользу: обнажаются древние отложения. Со всех сторон Сангиран окружен вулканическими горами. Именно вулканическая лава и река Соло приносят туда и вымывают круглые черепа доисторического человека, жившего во времена верхнего и среднего плейстоцена (от 2 миллионов до 200 тысяч лет назад). Как раз на выходе пород по берегам реки и находят останки питекантропа. Правда, на Яве есть и другие места, где они были обнаружены. Это — Моджокерто и Тринил (Восточная Ява).

Хотя останки доисторического человека обнаружены в различных районах Явы, тем не менее именно Сангиран считается антропологической Меккой. Там находится созданный в 1972 году музей доисторического человека, в котором хранятся как находки, так и копии с них. Многие ценнейшие находки хранятся в Бандунге, где расположен Директорат антропологии, а также в домах индонезийских антропологов, обнаруживших останки древнего человека, например у профессора Тэуку Якоба, декана медицинского факультета университета Гаджа Мада в Джокьякарте, где я и видел их.

Поиски останков доисторического человека на Яве начались с конца прошлого века. Первой находкой был череп «человека разумного из Ваджака» (homo sapiens wajak), обнаруженный в 1889 году в районе Кедири на Восточной Яве. Жил «человек из Ваджака» сравнительно недавно: примерно от 100 до 40 тысяч лет назад, в период верхнего палеолита. Систематические исследования под руководством доктора Э. Дюбуа увенчались сенсационной находкой верхней части черепа древнейшего предка человека — питекантропа эректуса (прямостоящего) в Триниле на берегу все той же реки Соло. Это событие произошло в 1891 году, а через год была обнаружена берцовая кость женщины. Я обращаю внимание на этот факт потому, что чаще обнаруживают черепа, которые гораздо лучше сохраняются в силу их округлой формы, и челюсти. Но больше всего останков питекантропа найдено в Сангиране между 1936 и 1941 годами: челюсти, зубы и целые черепа. Средний рост питекантропа 165–170 см. Вес около 100 килограммов. Нос широкий, подбородочный выступ отсутствует. Объем черепа около 900 куб. сантиметров (у современного человека— 1600). Питался питекантроп в основном растительной пищей, частично обработанной. По-видимому, питекантроп уже знал огонь. Жили питекантропы не менее полутора миллионов лет назад, хотя в литературе и музеях, в том числе в Биологическом музее имени Тимирязева в Москве, можно еще встретить устаревшие данные, определяющие верхний потолок жизни питекантропов в 600 тысяч лет.

Останки и самого примитивного человека — мегантропа были обнаружены в Сангиране в 1936 и 1941 годах. Возраст найденных останков мегантропа (челюсти) определен в 2 миллиона лет.

Третий период изысканий на Яве начался в 1952 году, и снова самые знаменитые находки были сделаны в Сангиране. Раскопки на этот раз велись индонезийскими антропологами. В 1963 году был обнаружен череп питекантропа-мужчины в возрасте 20 лет, объемом 975 куб. сантиметров. Самый же полный череп питекантропа найден в 1969 году. Это череп мужчины объемом 1100 куб. сантиметров.

Обнаруженные останки питекантропов настолько ценны, что считаются национальным достоянием. Помню, какую бурю протеста в 1979 году вызвала весть о том, что одна из челюстей и фрагмент черепа питекантропа отправлены на всемирную антропологическую выставку в Токио. Студенты в Бандунге, где хранятся эти останки, в знак протеста прекратили занятия. Ссылки на то, что череп питекантропа застрахован на огромную сумму — миллион долларов и отправлен в Токио на специальном самолете в специальном непотопляемом контейнере, не могли успокоить студентов. В конце концов череп питекантропа был срочно возвращен в Бандунг, а вместо него на выставке демонстрировалась копия.

Порядки в Сангиране очень свободные. Любой турист имеет право вести археологические раскопки. Тут же около музея идет бойкая торговля «останками» питекантропа и других древнейших предков человека. Продаются также пепельницы, вазы и т. п. из черепов и других костей ископаемых животных. В последние годы освоено производство подделок останков питекантропов. Иному иностранному туристу, жаждущему сенсации, желающему заполучить череп или челюсть яванского древнего человека, за кругленькую сумму могут всучить хорошо сделанную из обыкновенной известняковой породы подделку. Имеют же хождение так называемые«новины», т. е. поддельные старинные монеты. Почему бы не быть поддельным черепам?

Движимые любопытством, идем на толкучку и мы. Прицениваемся. Цены сходные: миллион долларов не запрашивают. Черепов нет. В основном челюсти сомнительного свойства, смахивающие на бараньи. Просят за них 5—10 тысяч рупий (что-то около 10–15 долларов). Хотя я абсолютно убежден, что это не челюсти питекантропа (ведь их было найдено всего несколько штук), в глубине души закрадывается мысль: «А вдруг действительно попадется что-то уникальное!» Не успел я подумать, как оказался окруженным со всех сторон продавцами «останков» древнего человека. Спрашиваю особенно назойливого молодого парня:

— А ты можешь гарантировать, что это челюсть питекантропа?

— А как же! — отвечает парень без тени сомнения.

— А может быть, это зубы древнего носорога? — не унимаюсь я.

Парень тут же уцепился за брошенную мною мысль:

— Точно, господин, это челюсть древнего носорога. Он древнее питекантропа. Покупайте, не сомневайтесь.

— А может, это просто челюсть современного барана?

— Господин изволит шутить, — отвечает парень, делая вид, что обиделся.

Не вдаваясь в подробности, почти даром покупаю кость, утешая себя тем, что, во всяком случае, эта кость принадлежала «земляку» нашего общего прародителя-питекантропа. Вдруг в отдалении на берегу реки замечаю какого-то старца. Индонезийские старики, вообще, отличаются худобой, но этот побил все рекорды, прямо «живые мощи», загорелый, беззубый, в набедренной повязке. Он что-то держал в руках: видимо, только что нашел. Старик рассматривал это и, судя по всему, не собирался продавать. Опрометью бросился я к нему, опасаясь, что могут опередить другие туристы. Подбежав к старику, я увидел, что он держит нечто наподобие фрагмента челюсти. Но чьей?

— Чья это кость? — спрашиваю я. Но, оказывается, старый яванец не понимает по-индонезийски. С трудом устанавливаю контакт и становлюсь владельцем кости, кто знает, может быть, уникальной. Во всяком случае, привез ее в Москву.

А вечером того же дня недалеко от Сангирана мне удалось приобрести целый «окаменелый череп» человека величиной с утиное яйцо. Случилось это на главной торговой улице Джокьякарты, которая тогда носила громкое иностранное название Малиоборо (с 1982 года улица была переименована). Чего только не продают на Малиоборо: старинные и поддельные крисы, старинные монеты, абажуры из буйволиной кожи, сумки и множество других изделий ремесленников. Бойко торгуют природными камнями. Большинство товаров разложено прямо на тротуаре. Мы с товарищем переходили от продавца к продавцу, не зная, на чем остановить выбор. Наше внимание привлекла коллекция отшлифованных камней, отдаленно напоминающих человеческие фигурки. Я поднял один из камней и спросил продавца:

— Что это?

Ничтоже сумняшеся, продавец отвечал: — Это, господин, засушенная человеческая голова. Полагая, что продавец шутит, в том же шутливом тоне я спросил:

— А сколько же ей лет, раз она такая окаменелая? И откуда она?

— Голове десять тысяч лет. Нашли ее на горе Кидул, вон там, — кивнул продавец в сторону темневшей вдали горы.

— Ну а сколько ты за нее просишь?

— Недорого: десять тысяч рупий.

Поторговавшись, мы купили голову за 500 рупий.

ЧАНДИ

Ява вся великолепна, но Центральная Ява ни с чем не сравнима. В первую очередь это относится к плоскогорью, или долине, Кеду, которое прославило на весь мир созвездие буддийских и индуистских храмов (чанди). Слово «чанди», по-видимому, происходит от слова «Чандика» — одного из названий богини смерти Дурги. Первоначально к разряду чанди относили лишь мемориальные памятники, но со временем ими стали называть все буддийские и индуистские храмы и вообще все сооружения общественного назначения. Правда, на Бали храмовые постройки называют «пура». По мнению ряда ученых, далеко не все индуистские и буддийские храмы на Яве, Бали, Суматре имеют прототипами индийские храмы. Это нечто оригинальное, национальное, особенно восточнояванские чанди. Они больше напоминают ступенчатое мегалитические культовые сооружения, возведенные еще до того, как Ява испытала на себе влияние индийской культуры (хотя многие из них были созданы позднее). В частности, это видно на примере эротического храма Сукух на Центральной Яве. Статуи, лесенки и т. п. в чанди Сукух характерны для доиндуистского периода.

В первоначальном виде чанди служили только местом захоронения раджей, считавшихся наивысшим земным воплощением богов и призванных управлять людьми. После смерти каждого раджи его тело сжигалось, а пепел зарывался в землю. Над ним воздвигалась статуя бога, земным воплощением которого считался покойный раджа. Лицо у статуи напоминало лицо раджи. Статуя считалась местом пребывания души покойного, которая, слившись с богом, время от времени спускалась на землю для встречи с людьми, поклоняющимися духу раджи, прося у него благословения. Чанди именно и строились как кров над головой статуи раджи, одновременно — и бога. Олицетворяющие вселенную чанди по вертикали делятся на три части: нижний мир (основание) — для простых смертных, само здание — срединный мир — местопребывание людей, отказавшихся от земных благ, и верхняя часть — верхний мир, мир богов. По горизонтали индуистские храмы Явы и Бали подразделяются на внешний, центральный и внутренний дворы. Два последних священны: они предназначены для богов и их земных воплощений — раджей. На Бали, чтобы попасть в центральный и внутренний дворы храма, необходимо пройти процесс очищения. Что же касается внешнего двора, то он предназначен для подготовки религиозных церемоний.

Поскольку боги обитают на священной горе Махамеру (Семеру) — самой высокой горе Явы, чанди по возможности строились таким образом, чтобы они напоминали эту гору. Яванские раджи нередко строили себе чанди еще при жизни. Так произошло с самым величественным шиваитским чанди Лороджонгранг, который расположен в деревне Прамбанан, в 17 километрах от Джокьякарты, и поэтому более известен как храмовой комплекс Прамбанан. Строительство храма относится ко второй половине IX и началу X века, когда на Центральной Яве после буддийского периода снова ненадолго воцарился шиваитский индуизм. Прамбанан был построен раджей Матарама Балитунгом как место поклонения духам, а вернее, как памятник самому себе и своим родственникам. Это подтверждается и самим устройством храма, имеющего форму стилизованной копии кратона (дворца) раджи. В центре на троне — как бы сам Балитунг. Справа и слева от него расположились советники и супруга раджи, а сзади — наследный принц в одежде главнокомандующего. Впереди — животное, на котором ездит раджа. Вокруг в торжественных позах стоят сотни военачальников, устремивших взгляды в сторону владыки. Чанди Прамбанан одновременно был задуман и как прекрасное место отдыха для души раджи и членов его семьи, когда они будут сходить на землю для встречи со своими подданными. Хотя в своем большинстве современные индонезийцы исповедуют ислам, вера в то, что древние чанди — это обиталище душ умерших раджей, все еще сохраняется. Во время посещения на Восточной Яве в районе Маланга великолепного чанди XIII века Кидал, в котором увековечен раджа государства Сингосари — Анусапати, я обратил внимание на то, что выступавший в роли гида сторож храма вел рассказ в настоящем времени. «В этой нише, — авторитетно заявил сторож, — ныне обитает дух раджи Анусапати. Прежде же он обитал в статуе, которая теперь находится в центральном музее Джакарты».

Храмовой комплекс Лороджонгранг первоначально состоял из 8 главных чанди и 156 гробниц. Но его постигла та же участь, что и все другие чанди Центральной Явы: он был заброшен, когда в X веке яванская государственность переместилась с Центральной Явы на Восточную. Страшные землетрясения в начале XI века, а затем в 1584 году превратили в руины большинство чанди в Прамбанане. Затем пришел ислам, и об индуистских и буддийских храмах забыли. Затерянные в джунглях руины Прамбанана были обнаружены учеными лишь в конце XVIII века. Реставрационные работы начались в 1885 году. Шла также расчистка джунглей, поглотивших храмы. Настоящая реставрация началась лишь в 1937 году. 20 декабря 1953 года президент Сукарно официально открыл восстановленный главный чанди комплекса — храм Шивы 47-метровой высоты. Затем, в 70-е годы, были восстановлены два других главных храма высотой 23 метра: чанди Брахмы и чанди Вишну, а также чанди Нанди и ряд других. Восстановительные работы ведутся и сейчас с использованием разбросанных вокруг фрагментов разрушенных сооружений. Тут же в мастерских вытесываются недостающие детали. Теперь стало строже, а более четверти века назад, когда я впервые побывал там, почти каждый турист брал на память «кусочек» Прамбанана. Хорошо еще, что туристов тогда было мало.

С храмом Лороджонгранг, что означает «стройная дева», связано много легенд. Одна из них приводится в книге Л. М. Демина «Из яванского дневника», другая — в книге И. Ф. Муриан «Искусство Индонезии с древнейших времен до конца XV века». Мне лично приходилось слышать несколько устных преданий и видеть балет «Лороджонгранг», в основе которого лежит следующее предание. У раджи Ратубака, кратон которого находился на вершине горы Бака к югу от Прамбанана, была красавица дочь, которую звали Лороджонгранг. Однажды к ней посватался богатырь-волшебник Бандунг Бондовосо. Боясь огорчить Бандунга своим отказом, принцесса согласилась, но при условии, что Бандунг преподнесет ей свадебный подарок, построив за одну ночь храм с тысячью статуй. Лороджонгранг полагала, что юноша не сумеет выполнить ее пожелание. Но ее надежды не сбылись. Бандунг созвал подвластных ему духов и принялся за работу. К рассвету они воздвигли храм с 999 статуями. Осталось создать последнюю статую. Коварная принцесса решила помешать претенденту на ее руку выполнить свое обещание. Она приказала разбудить проживавших во дворце девушек и велела им толочь в ступах рис. Шум разбудил остальных обитателей дворца. Духи, помогавшие Бандунгу строить храм, решили, что наступило утро, и спешно удалились восвояси, так и не достроив последнюю статую. Разгадав козни Лороджонгранг, богатырь превратил ее в каменную статую. Эта статуя, которая и теперь стоит в северной целле главного храма — чанди Шива, изображает на самом деле богиню смерти Дургу.

До сих пор статуя Лороджонгранг привлекает массу паломников. Большинство их — молодые девушки, которые просят «стройную деву» помочь поскорее выйти замуж, а молодые замужние женщины — стать матерями. Они подносят статуе принцессы цветы и душистую золотистого цвета рисовую пудру, которой натирают статую до блеска, и жгут благовония.

С первого взгляда Прамбанан напоминает индийские храмы: там возвышаются статуи божественной троицы Тримурти — Брахмы, Шивы и Вишну, т. е. высших богов в пантеоне индуизма. Те же рельефы, повествующие о перевоплощении бога Вишну, иллюстрирующие жизнь и приключения Рамы, в первую очередь поход обезьяньего войска на остров Ланка, где в плену у Раваны томится супруга Рамы Сита, героические поступки сына богини ветров в образе обезьяны Ханумана, помогающего Раме освободить Ситу. А весь храм как бы представляет копию священной горы Махамеру на Восточной Яве, где обитают боги. Прамбанан для богов — временное пристанище. Орнаменты и рисунки Прамбанана: небесные деревья и живые существа, мифические животные, листья и цветы — все это стилизованные копии того, что водится и растет на горе Махамеру и в ее окрестностях.

Как было сказано выше, главной статуей Прамбанана, олицетворяющей весь шиваитский храм, является статуя Шивы. В руках у Шивы (а их у него, как и у Вишну и Брахмы, четыре) — веер, чтобы отгонять мух, кувшин со святой водой, четки и трезубец. На голове Шивы Махадева как верховного бога — корона с изображением черепа и полумесяца. На лбу — третий глаз. Набедренная повязка — из тигровой шкуры. У ног Шивы на постаменте примостился дракон. Из открытой пасти дракона иногда сочится вода. Это тирта — святая вода после омовения Шивы. Омовение совершается в определенные дни, и вода охотно раскупается как целебная, ибо считается, что тирта омыла не статую, а тело самого бога Шивы. На Бали священники-педанды, считающиеся земным воплощением Шивы, тоже продают святую воду для жертвоприношений с той лишь разницей, что вода там становится «святой» после того, как педанды омывают ею… самих себя. «Вода жизни» — тирта, земля и деревья почитаются яванцами как святая троица — символ всего живого.

В целле храма Шивы, обращенной на север, установлена статуя супруги Шивы — богини смерти Дурги. По индуистской мифологии север символизирует смерть. Дурга имеет устрашающий вид. Она восьмирукая и в каждой руке держит оружие. В храме Брахмы находится прекрасная, но, к сожалению, поврежденная статуя Брахмы. Он четырехликий. Там же и статуя супруги Брахмы — богини искусств и красоты Сарасвами. Летает Брахма на гусе.

В храме Вишну стоит четырехрукая статуя бога Вишну. В руках он держит дубинку, оружие в виде диска, крылатую раковину и цветок лотоса. Он летает на священной птице, наподобие орла, Гаруде. Очень красива статуя супруги Вишну — богини счастья Лакшми. В третьей целле храма Шивы, обращенной на запад, помещена статуя Ганеши — четырехрукого бога счастья, науки и преодоления препятствий. На голове Ганеши корона с теми же атрибутами, что и у его отца — Шивы: черепом и полумесяцем. Б Прамбанане Ганеша — земное воплощение сына раджи Балитунга. Одновременно он воплощает образ патиха (премьер-министра) и главнокомандующего с их атрибутами.

Ганеше, можно сказать, повезло. Не будучи главным богом в пантеоне индуистских богов, он не только не уступает по популярности главным богам — Брахме или Вишну, но и нередко превосходит их. В первую очередь это касается популярности Ганеши в изобразительном искусстве. Каких только статуй Ганеши не доводилось встречать на Яве и Бали: из камня, бронзы, дерева. Специалисты считают, что популярность Ганеши происходит от трех причин: 1) вид у него необычный (с головой слона), 2) он сын могущественного Шивы и 3) кроме бога познаний и науки он еще бог, способный преодолеть любое препятствие. Вот люди и обращаются к Ганеше, прося его помочь преодолеть всевозможные невзгоды. Оружие Ганеши — короткий топор парасу, которым он разит врагов. В одной руке он держит парасу, а в другой — осколок бивня, который у него отрубил в единоборстве предводитель великанов Ниларудрака. История, почему Ганеша родился с головой слона, такова. Когда одна из жен Шивы, богиня Ума, собиралась родить Ганешу, к ним в гости приехал на слоне бог Индра. Слон испугал Уму, она потеряла сознание и через некоторое время родила сына с головой слона. Хобот Ганеши опущен в чашу, наполненную научными познаниями. Он беспрерывно пьет из чаши, содержимое которой никогда не кончается. Вот почему Ганеша — бог познаний и науки. Кроме того, слоны способны пробираться через любые заросли в джунглях, преодолевать любые препятствия. Ганеша ездит на… мыши, которая вместе со слоном является символом преодоления препятствий. Кроме того, Ганеша почитается как бог разума: в левой задней руке, которая отходит от локтя передней руки, Ганеша держит волшебные четки, означающие мудрость. Ганеша служит символом различных научных учреждений в Индонезии.

Прамбанан — каменная симфония рельефов, повествующих о жизни Рамы — земного воплощения Вишну, — в последние годы стал громадной сценой под открытым небом, где в сухой сезон во время полнолуния (всего четыре раза в год) ставится балет «Рамаяна». Это ни с чем не сравнимое зрелище. Эффект присутствия абсолютный. Кажется, что ты сам непосредственный участник происходящего на сцене. Более подробно об этом рассказывается в главе «Ваянг».

Особняком на Яве стоит эротический индуистский храмовой комплекс Сукух, расположенный на западном склоне горы Лаву, недалеко от Соло. Лишь лет десять назад была проложена грунтовая дорога на склон горы, и появилась возможность добираться до чанди Сукух на автомашине, чем я не преминул воспользоваться. Правда, путь к храму по-прежнему нелегкий и довольно опасный. Сукух представляет собой сплав чего-то мистического, различных стилей и какого-то сатанинского величия. Хотя фаллический культ в чанди Сукух превалирует (в форме рельефов), он отличается от эротических храмов Индии и Непала. Во внешнем облике чанди Сукух много общего, казалось бы, со столь далекими от Явы ступенчатыми пирамидами Египта. До сих пор не получен ответ на эту и ряд других загадок чанди Сукух, построенного в середине XV века в период расцвета империи Маджапахит. Сукуху повезло по части туристов. По посещаемости туристами он стоит на втором месте после шедевров Центральной Явы — Боробудура и Прамбанана.

Храмы плато Диенг — самые древние индуистские храмы Явы — расположены на высоте две тысячи метров, в пятистах километрах к востоку от Джакарты, на северо-западе Центральной Явы. Плато Диенг, бывшее когда-то кратером вулкана, представляет пустынное каменистое нагорье с многочисленными горячими источниками и небольшими озерами.

Воспользовавшись тем, что группа советских специалистов занималась исследовательскими работами на предмет строительства гидроэлектростанции Мерича на реке Сераю на склонах плато Диенг, в октябре 1978 года я еще раз осмотрел храмовой комплекс Диенга. Довольно однообразную картину плато оживляют вздымающиеся в небо на стометровую высоту фонтаны геотермальных вод, по запасам которых Диенг держит первенство в Индонезии. В некоторых местах из земли вырываются ядовитые газы. Буквально через несколько дней после нашего посещения от этих газов погибло несколько сот местных жителей, преимущественно детей, и много скота, так как газы распространялись на высоте до полутора метров. Днем на плато жарко, а по ночам температура падает до нескольких градусов выше нуля. Диенг — царство овощей и шампиньонов. Последние консервируются на экспорт.

Храмы на плато были построены в VIII–IX веках правителями государства Матарам. Будучи расположенными на плоскогорье, где очень редкое население и нет действующих вулканов, храмы Диенга сохранились гораздо лучше других храмовых сооружений Центральной Явы. Всего храмов около десятка. Они небольшие — высотой 7–8 метров. Шиваитские храмы южноиндийского типа плато Диенг расположены группами. Самая большая — группа Арджуны. В нее входят чанди Семар, Сриканди, Пунтадева, Сембадра и Арджуна. В южном конце плато, простирающемся почти на два километра, расположен чанди Бима. Несмотря на кажущуюся простоту, храмы плато Диенг представляют исключительную ценность. Они геометрически строги, лаконичны, но очень выразительны. Построены они по единому принципу: квадратное или слегка вытянутое основание, кубическая целла и трехступенчатая верхняя часть (теперь, как правило, сильно разрушенная). Статуи не сохранились.

Краткое описание древних храмов Явы я хочу закончить буддийским чанди Боробудур, шедевром яванской архитектуры, который величают восьмым чудом света. Боробудур настолько грандиозен, так совершенен, пропорционален и красив, так изумительно вписывается в окружающий ландшафт, что если бы в Индонезии не было Прамбанана, храмов Восточной Явы и плато Диенг, одного Боробудура было бы достаточно, чтобы прославить Индонезию как страну шедевров мирового искусства. Боробудур — самый грандиозный в мире буддийский храм. Он на триста лет старше знаменитого Ангкор Вата в Кампучии. «Чудо в камне» — так называют Боробудур, поражающий своей монументальностью. Его объем — 55 тысяч куб. метров; состоит он из более чем двух миллионов каменных плит.

Боробудур был построен во время правления династии Шайлендра из суматранской империи Шривиджая, исповедовавшей буддизм. В середине VIII века Шайлендра захватили значительную часть Явы, вытеснив оттуда шиваитских властителей. Расположен Боробудур в сорока километрах к северо-западу от Джокьякарты. Название храма, по-видимому, состоит из двух слов: «Боро», или «Бара», и «будур». «Бара» происходит от санскритского слова «вихара», что означает комплекс храмов или монастырей, а «будур» напоминает балийское «бедухур», что означает «наверху». Следовательно, «Боробудур» можно расшифровать как «комплекс храмов на холме».

Каждый раз, путешествуя по Яве, я обязательно посещал Боробудур, и не ради праздного любопытства, а чтобы еще глубже осознать, какие шедевры были созданы талантливыми предками современных индонезийцев, которым, кстати, и самим не занимать таланта. Мне посчастливилось быть свидетелем того, как в течение четверти века Боробудур из почти заброшенного храма превратился в один из главных культурных памятников Индонезии и всего мира, стал объектом массового паломничества туристов, возродился в «симфонию из камня», прославляющую гений и титанический труд человека. Даже не верится, что каких-нибудь тридцать лет назад этот гимн индо-яванской культуры интересовал лишь ученых, и то немногих. В день Боробудур посещали с десяток людей, и при нем жил всего один сторож, как до сих пор при большинстве восточнояванских храмов.

Впервые мне довелось увидеть Боробудур в конце ноября 1960 года. Сезон тропических дождей был в самом разгаре. Смеркалось. Никто из моих спутников не решился выйти из машины. Я же, много лет мечтавший о встрече с Боробудуром, невзирая на ливень и грозу, направился к храму один. Хотя я много читал о Боробудуре, видел его изображения на многочисленных открытках и картинах, «живой» Боробудур меня буквально ошеломил. Я стоял как завороженный. Казалось, небеса разверзлись, оттуда вышел великан и застыл, как огромное каменное изваяние. Несмотря на раскаты грома и полыхающие молнии, делавшие Боробудур абсолютно неземным, я стал подниматься наверх по крутым каменным ступеням. Взобравшись на верхнюю террасу, я застыл в оцепенении при виде открывшейся мне картины. В сгущавшихся сумерках при свете молний открылась главная ступа-пагода и множество статуй Будды и ступ поменьше. Картину дополняли стаи обезьян. Напуганные грозой, они носились по верхним ярусам чанди, истошно крича. Не знай я, что Боробудур — храм буддийский, впору было подумать, что ожили картины «Рамаяны». Казалось, полчища обезьян штурмом берут чанди. Одна из обезьян, что покрупнее и почти совсем белая, была точь-в-точь как легендарный предводитель обезьяньего войска Хануман. В ужасе я поспешил вниз. Поскользнувшись на мокрой плите, кубарем полетел по ступенькам лестницы.

Хотя первое посещение Боробудура стоило мне разбитых коленей, исцарапанных рук и разорванных брюк, я был безмерно счастлив. Единственно, что портило настроение, это реакция моих спутников, дожидавшихся в машине. «Стоила ли игра свеч?» — спросил один из них. «Еще как стоила», — ответил я. Не успокоившись на этом, к явному неудовольствию тех, кто «пожалел свечей», я направился в будку сторожа, чтобы задать ему несколько интересовавших меня вопросов, в том числе— почему такой всемирно известный памятник культуры мало посещается. Вместо ответа уже было задремавший сторож протянул мне книгу отзывов почетных гостей. Хотя я не причислял себя к почетным гостям, все же расписался в книге и по своей дотошности записал все тот же вопрос — о причинах редкой посещаемости. По отзывам в книге было видно, что и почетные гости не баловали Боробудур. Последняя запись была сделана две недели назад женой министра иностранных дел Индонезии Субандрио.

Забегая вперед, скажу, что Боробудур я «сглазил». Когда я снова приехал туда в 1963 году, от полчищ обезьян не осталось и следа, а во время посещения Боробудура еще через пять лет уже были полчища туристов.

В последние годы туристский бум в Боробудуре стал абсолютно неуправляемым. В отличие от индуистских храмов Боробудур не имеет внутренних помещений. По всей вероятности, он был задуман не как молитвенное сооружение, а как место паломничества буддистов. Поэтому внутренние помещения были излишни. Боробудур был буквально облеплен туристами. Они карабкались по его крутым ступеням, ходили по террасам, взбирались на ступы, тянулись руками до находящихся внутри ступ изваяний Будды. Существует поверье, что тот, кто дотянется до статуи Будды, будет счастлив и все его желания исполнятся. Некоторые наиболее ретивые посетители взбирались на главную дагобу высотой семь метров, чтобы сфотографироваться. Повсюду кожура от бананов и других тропических фруктов, листья бананов, в которые заворачивают рис и приправу к нему, бутылки от прохладительных напитков, обрывки бумаги. Ребятишки играют в прятки. Вся территория вокруг чанди обросла лавочками и лавчонками, торгующими сувенирами, изделиями ремесленников, прохладительными напитками, фруктами и всякой снедью. Воздух отравлен чадом выхлопных труб туристских автобусов. Шум невообразимый.

Для подавляющего большинства туристов сложная философия буддизма, отраженная в Боробудуре, его символика не очень понятны. По этой философии, ступы, или дагобы, а их в Боробудуре семьдесят две, как основные сооружения храма представляют наивысший символ буддизма. Одновременно это модель вселенной. Так же как и весь Боробудур, каждая его ступа — модель человека с его телом, мыслями и поступками. Ступы относятся к последней, десятой ступени в структуре Боробудура. Все эти ступени отражают мечту буддистов освободиться от порочного круга житейских страданий, вырваться из этого лабиринта, очиститься и перевоплотиться, достичь нирваны, т. е. абсолютного покоя. Буддисты верят, что после смерти человека, которому удалось вырваться из этого лабиринта, его душа отделяется от тела, перевоплощается тысячи раз и, наконец, находит покой в нирване.

Бытовавший на Яве во время возведения Боробудура буддизм махаяны делал упор на элементы Тантраяны, повествующей о способах достижения нирваны, в первую очередь через посредство дыхания. Особый способ дыхания позволяет человеку воплотиться в Будде и достичь нирваны. Каждая часть тела находится во власти определенного божества, в основном Будды или Шивы. В дальнейшем в XIII веке во времена правления раджи Сингосари Кертанагара, когда центр яванской государственности прочно закрепился на Восточной Яве, шиваизм и буддизм слились в одну религию — шивабуддизм.

При всей своей грандиозности не ступы и не статуи Будды, которых первоначально было 504, а рельефы Боробудура составляют славу и гордость величайшего буддийского храма. Они поражают своей жизненностью и простотой, являя собой энциклопедию жизни яванцев VIII века. Именно в рельефах, несмотря на то что они повествуют об этапах развитий буддизма, о жизни его основателя Сиддхартхи Гаутамы, о деяниях человека, приводящих к карме, согласно которой общественное положение человека является результатом его поведения в прошлых существованиях, — именно там отражен жизненный уклад и религиозные представления яванцев того времени. На этом фоне и разворачиваются джатаки — притчи о 550 перевоплощениях Будды. Каждая панель рельефов Боробудура, составляющих в длину 3 тысячи метров при площади 2500 квадратных метров, — это изображения на камне, по которым мы можем представить себе повседневную жизнь, обычаи, пищу, животных, средства передвижения, музыкальные инструменты яванцев, живших двенадцать веков назад. Правда, рельефы самой нижней стены первого яруса изображают садистские и сексуальные сцены, которые были закрыты еще в стародавние времена по причине их непристойности. Закрывшая их балюстрада шириной шесть метров укрепила основание храма.

Приехав в очередной раз на Центральную Яву в 1978 году, я не смог полюбоваться Боробудуром: он был закрыт лесами. Но зато повезло в другом. По рекомендации нашего соседа по Дому советской культуры в Джакарте, профессора Роосено, бывшего министра общественных работ, руководившего реставрацией Боробудура на первом этапе (начиная с 1973 года), я встретился с заведующим отделом общественных связей при штабе по реставрации Боробудура, известным искусствоведом Р. Сухарсоно. Было интересно узнать, как идет реставрация храма. Заинтересовала меня и ранее неизвестная легенда о сотворении Боробудура, которую пересказал Сухарсоно.

С незапамятных времен остров Ява плавал в океане. Чтобы Ява не уплыла куда-нибудь, ее пришлось прибить гвоздем к центру земли. Не случайно в именах многих центральнояванских раджей присутствует слово «гвоздь» (паку). Со временем гвоздь, которым прибили Яву, превратился в холм, расположенный к югу от города Магеланг. Холм назвали горой Тидар. Район вокруг гвоздя стал известен как долина Кеду. Из-за необычайного плодородия и трудолюбия его жителей долину Кеду нарекли «садом острова Ява». Именно в этом саду и возник Боробудур. Красоту долины Кеду дополнили две высокие горы-близнецы — Мерапи и Мербабу — на востоке и горы Сумбинг и Синдоро на северо-западе. Особенно величественна огнедышащая Мерапи, название которой и происходит от слова «огонь» (апи). Это один из наиболее часто извергающихся вулканов Явы, за что его восславил Л. М. Демин в своей книге «Над Мерапи облака». Над остроконечной вершиной Мерапи постоянно видны клубы дыма. В среднем извержение происходит каждые два-три года. Согласно легенде, именно Мерапи породил Боробудур. Но он же его и разрушил, вызвав в 1006 году страшное землетрясение.

С западной и южной сторон плоскогорье Кеду обрамлено цепью гор Менорех. Если смотреть на них со стороны Боробудура, явно различимы гигантские черты лица какого-то человека, возлежащего на вершинах гор. Этот человек и есть создатель Боробудура по имени Гунадарма. Его имя означает, что он «сделал добро». Гунадарма отдыхает на вершинах гор, глядя на творение рук своих.

В прежние времена долина Кеду считалась священной. Кроме Боробудура там почти одновременно было возведено два других буддийских храма — Мендут и Павон. Все три составляют единое целое. Мендут расположен в трех километрах от Боробудура, а Павон — в полутора километрах. Несколько позже, в начальный период государства Матарам, был воздвигнут чанди Каласан, ставший четвертым крупным буддийским храмом долины Кеду. Подобно чанди Мендут, Каласан имеет три основные части: основание, главную целлу и многоступенчатую кровлю, к сожалению сильно разрушенную. Храм венчала дагоба, от которой осталось лишь основание. Несмотря на разрушения, Каласан необычайно красив и величествен. Особую красоту ему придают длинные, пышно декорированные лестницы и высокие входы с огромными грозными масками кала-макар над ними. Хотя Каласан буддийский храм, по своим очертаниям он гораздо ближе к индуистскому Прамбанану, чем к буддийскому Боробудуру. Это впечатление усиливается, когда видишь, насколько грандиознее типично индуистские маски кала-макар, нежели статуи бодхисатв, обрамляющие порталы чанди Каласан. Храм — продукт синкретизма двух религий: шиваизма и буддизма.

Очередь Каласана на восстановление пока не наступила. Когда смотришь на величественный храм, кажется, что он ждет, когда же наконец и к нему придут реставраторы. В ожидании же этого он почернел и продолжает дряхлеть. Как и многие другие, движимые любопытством, однажды я забрался в главную целлу Каласана и с трудом спустился вниз, едва не свалившись из-за скользкого мха, которым оброс храм.

Что же касается Боробудура, то он отреставрирован полностью, вернее, насколько возможно и 23 февраля 1983 года был официально открыт заново, венчая тем самым десятилетний титанический труд реставраторов. Правда, десять лет может показаться не таким большим сроком в сравнении с восьмьюдесятью годами, ушедшими на возведение Боробудура. На его строительстве было занято несколько десятков тысяч человек, правда… без компьютеров. В феврале 1983 года закончился последний этап реставрации Боробудура. Начался же он 170 лет назад, когда в 1814 году английский губернатор Т. С. Рафлс (тогда англичане владели Явой) узнал от местных китайцев, что в джунглях около деревни Бумисегоро, недалеко от Джокьякарты, находится полузаросший каменный холм, представляющий собой развалины храма. По поручению Рафлса в 1815 году начались раскопки под руководством офицера саперных войск капитана Корнелиуса, который незадолго до этого провел первые работы по восстановлению Прамбанана. Но к реставрации Боробудура приступили лишь в конце XIX века.

Первый период восстановления закончился в 1911 году. Однако это не только не спасло храм от дальнейшего разрушения, но и отчасти усугубило этот процесс: его стали еще больше размывать тропические дожди (в среднем в день в сезон дождей на Боробудур обрушивается до 100 миллиметров осадков). Горный пористый камень андезит, из которого создан храм, впитывал влагу, как губка. Грунтовые воды безжалостно подмывали основание чанди, расположенное на небольшом земляном холме. Кроме того, в колониальный период десятки статуй Будды были похищены. Многие статуи были обезглавлены. Как писал индонезийский журнал «Вариа» (24 января 1973 года), в 1896 году было совершено «величайшее, ничем не прикрытое преступление: голландские власти преподнесли в подарок королю Сиама Чулалонгкорну лучшую статую Будды из Боробудура».

Второй этап реставрации Боробудура начался в 1969 году. Именно тогда с помощью ЮНЕСКО, куда обратилось правительство Республики Индонезии, пошли на риск разборки основания храма. Но это все же был лишь подготовительный этап. Настоящая реставрация началась в 1973 году и длилась десять лет. Срок, конечно, большой, и, по выражению упоминавшегося ранее первого руководителя реставрационных работ профессора Роосено, работы вначале велись по широко распространенной на Яве пословице «Медленно, но верно». Но и объем работ был колоссальный. Было разобрано, обработано, реставрировано и уложено обратно 29 тысяч кубометров камня, что составляет более половины общего объема Боробудура. Из разбросанных вокруг 10 тысяч камней было вытесано и уложено около 5 тысяч новых фрагментов-заменителей, помеченных белой краской. Каждый камень предварительно был тщательно изучен, дизенфицирован, покрыт предохранительным раствором. Успешному завершению реставрационных работ во многом способствовали компьютеры. Они кодировали вес, размеры, форму и цвет каждой плиты, каждого камня, а затем классифицировали, определяли, какой куда положить, какой статуе Будды принадлежит та или иная голова, веками валявшаяся у подножия храма. До начала реставрации Боробудура 280 из 504 статуй Будды были без голов. Подсчитано, что использование вычислительной техники ускорило процесс реставрации Боробудура в семь раз.

Величайшее творение человеческого гения удалось сохранить для будущих поколений. Теперь его посетители имеют возможность ознакомиться с памятником последовательно, увидеть главное, ради чего он был построен. Боробудур стал крепче, ярче, но, как выразился руководитель реставрационных работ доктор Сукмоно, он «стал менее романтичным, в первую очередь из-за изменения цвета. Прежде он был темно-серым, теперь его седые камни стали белесыми. Боробудур потерял очарование веков, хотя его удалось сохранить на века».

Казалось бы, на этом можно поставить точку. Но, думаю, что уместно сказать и о том, что для регулирования потока туристов, для ведения просветительной и научной работы создается туристский комплекс Боробудур — Прамбанан площадью 86 гектаров. Комплекс, или парк, будет создан в течение десяти лет, и на его создание будет затрачено столько же средств, сколько ушло на реставрацию Боробудура, а именно 25 миллионов долларов. В состав туристского комплекса войдут рощи священного дерева Бодхи, молитвенные здания, научные лаборатории, занимающиеся проблемами сохранения памятников старины, помещения для научных симпозиумов, информационный центр, киоски, торгующие сувенирами для туристов, кафе, автобусные станции. Станут лучше и шире дороги, тянущиеся к Боробудуру мимо живописных рисовых полей и пальмовых рощ. Во главе туристского комплекса встал бывший министр информации и бывший посол Индонезии в Испании маршал авиации Будиарджо, уроженец тамошних мест, большой знаток яванской культуры. Правда, в конце 1985 года Будиарджо был заменен. Несколько ступ Боробудура 20 января 1985 года было взорвано злоумышленниками. Ими оказались исламские экстремисты. Они взорвали Боробудур, а также ряд других «немусульманских» зданий в различных частях Явы в знак протеста против «политики правительства». В январе 1986 года начался процесс по делу о взрыве Боробудура. К величайшему сожалению, мне не довелось увидеть реставрированный Боробудур (видел лишь на кинопленке). Кто знает, может быть, еще доведется…

КРАТОНЫ

Представление о Яве может оказаться неполным, если не сказать, хотя бы вкратце, о кратонах. На Центральной Яве в колониальные времена существовали четыре автономных феодальных княжества, или султаната. После провозглашения независимости Индонезии все они, как и княжества на других островах, были упразднены. Однако по традиции князья продолжают носить свои титулы и сохраняют во владении княжеские резиденции — кратоны.

Все четыре центральнояванских княжества восходят к одному государству — позднему Матараму, названному так в отличие от древнего Матарама (VIII–X вв.), которое в период своего могущества при султане Великом (Султан Агунг Ханьокрокусумо), правившем с 1613 по 1645 год, занимало более двух третей Явы, а также соседний остров Мадуру и ряд других территорий за пределами Явы. В обиходе столицы султанатов на Яве именуются кратонами. Само слово «кратон» происходит от пату», одно из значений которого «раджа», или «султан». Дословно «кратон» — местопребывание раджей. Но истинное значение кратона выходит за рамки дворца: он имеет политический, религиозный, магический, философский и культурный смысл.

Кратоны стали концентрированным выражением яванского представления о построении Вселенной (макрокосма). Согласно этому представлению, Вселенная состоит из семи континентов и семи океанов, окруженных сплошным кольцом гор. Континент, расположенный в самом центре мироздания, именуется «Джамбудвипа», что означает «Земля джамбу» (джамбу — тропический плод). В середине «Земли джамбу» находится гора Меру — сердцевина Вселенной. Солнце, луна и звезды вращаются вокруг Меру. Столицы яванских феодальных государств были построены по этой схеме макрокосма. Даже большинство деревьев, растущих в кратонах на Яве, — из схемы макрокосма, а именно джамбу. Именем Махамеру (или Семеру) названа самая высокая, самая священная и сказочная гора Явы, расположенная на востоке острова. На ее вершине обитают боги, включая главного из них — Шиву. Почти все яванские раджи считали себя земным воплощением Шивы. Правда, первый правитель Джокьякарты Хаменгкубувоно I считал себя земным воплощением бога Вишну, но это было предопределено тем смутным временем, в котором он жил. Вишну — символ спасителя мира в смутные времена. Власть и сила, по яванской философии, идут всегда рядом. Все могучее является синонимом и символом власти: храмы, горы, вулканы, моря, океаны. По той же философии, каждый человек может стать обладателем волшебной силы, например через волшебный кинжал-крис или через отшельничество. Так, будущий раджа могущественного государства Эрланга (XI век) провел два года в отшельничестве в джунглях Восточной Явы, накапливая силы для того, чтобы отнять власть у врага, убившего тестя Эрланги, раджу Дармавангсу, и захватившего трон.

Местоположение и архитектура сооружений кратона, облицовка зданий и резьба по дереву, число колонн, цвет — все имеет особый, магический смысл. Как было сказано выше, все четыре центральнояванских княжества восходят к государству Матарам. Оно начало складываться накануне прихода голландцев в Индонезию. Первая голландская экспедиция под командованием Корнелиса ван Хаутмана прибыла на Яву в 1596 году, а в 1602 году при содействии правительства Нидерландов была создана торговая голландская Ост-Индская компания.

В 1575 году правителем государства Матарам стал Сутовиджойо, получивший имя Сенопати, что означает «верховный главнокомандующий». Он значительно расширил владения Матарама. Но наибольшего могущества Матарам достиг при внуке Сенопати — Султане Агунге. В 1624 году он принял титул «сусухунан» («тот, кому все повинуются»). В 1641 году правители Мекки пожаловали радже Матарама титул султана. Султан в Индонезии, по существу, мусульманский синоним раджи, или махараджи. Постепенно, из-за распрей между наследниками престола Матарама и политики голландцев, это государство распалось, и все попытки воссоединить его не увенчались успехом. К началу XIX века по воле колонизаторов было окончательно оформлено разделение остатков некогда могущественного государства на четыре султаната, из коих два (Суракарта и Джокьякарта) — главные, а два других (Мангкунегаран и Пакуаламан) — второстепенные, как бы анклавы.

Мне довелось быть лично знакомым с бывшими правителями и наследными принцами трех из четырех княжеств, за исключением сунана Суракарты. С последним не удалось познакомиться лично отчасти из-за затворнического образа жизни, который вел нынешний владетель кратона Суракарты до недавнего времени. Правда, в последние годы сусухунан стал выходить из изоляции, в первую очередь благодаря «брачной дипломатии», выдавая своих дочерей замуж за сыновей представителей индонезийской элиты. Ближе всего я познакомился с султаном Джокьякарты в силу обстоятельств, которые выразились в том, что еще в 50-е годы я подружился с видным общественным деятелем Индонезии, председателем Индонезийского комитета защиты мира, двоюродным братом султана, профессором Университета Гаджа Мада Пурбодинингратом. Именно благодаря этому мне удалось побывать в личных покоях и других сооружениях кратона Джокьякарты, которые недоступны для подавляющего большинства посетителей. Брат султана познакомил меня с принцем Пакуаламом, а затем и с самим султаном Хаменгкубувоно IX. Впоследствии по роду службы, в качестве заведующего отделом культуры советского посольства, я неоднократно бывал в Джокьякарте, встречался с султаном Хаменгкубувоно IX как председателем Национального спортивного и Олимпийского комитетов Индонезии во время посещений Индонезии советскими спортивными делегациями, на товарищеских матчах по футболу, волейболу, гимнастике, боксу и т. п. В 1979 году я сопровождал султана во время его пребывания в Москве в качестве почетного гостя Спартакиады народов СССР поприглашению Организационного комитета московской олимпиады.

Несмотря на огромные богатства, сосредоточенные во всех четырех кратонах Джокьякарты и Суракарты, включающие предметы старины, уникальные наборы старинных инструментов оркестра гамелан, картины великого индонезийского художника Раден Салеха и других, старинные экипажи, паланкины, одежды, редчайшие образцы тканей батика ручной работы, драгоценности, «волшебные» крисы, ритуальные маски, коллекции старинных монет, орденов и т. п., внешне кратоны не поражают ни архитектурой, ни пышностью. Они скорее похожи на не очень ухоженные старинные усадьбы феодалов, нежели на резиденции здравствующих монархов, за исключением кратона султана Джокьякарты, который со второй половины 70-х годов стали усиленно реставрировать и приводить в порядок на средства, выделяемые центральным правительством Индонезии. Делается это в первую очередь с целью развития туризма.

Сочетание старины и живых монархов весьма привлекательно для туристов, особенно иностранных. Во многом благодаря этому Джокьякарта и Центральная Ява вообще за последние годы стали второй после Бали туристской Меккой Индонезии. А с исторической и культурной точек зрения Джокьякарта намного превосходит Бали. Слабое место Джокьякарты — языковой барьер (мало кто говорит по-английски, а многие жители города даже не говорят по-индонезийски) и отсутствие знаменитых, ни с чем не сравнимых балийских песчаных пляжей. Главный же «недостаток» Джокьякарты, по мнению западных туристов, — отсутствие так называемой ночной жизни в виде ночных клубов, баров и т. п.

Строительство кратона султана Джокьякарты, который, так же как и султанат Джокьякарта, официально называется Нгайогьякарта Хадининграт, началось в 1756 году. Согласно яванским хроникам, главным архитектором кратона был сам султан Хаменгкубувоно I.

Общая площадь кратона 14 тысяч кв. метров. Комплекс сооружений окружен с четырех сторон каменной стеной, высотой 3,5 метра и шириной 3–4 метра. Общая длина стены — один километр. Снаружи она окружена широким и глубоким рвом. В стене устроены бойницы, по углам — бастионы и арсеналы. С внешним миром кратон связан пятью воротами. Перед воротами подъемные мосты, которые прежде поднимались в случае опасности. Ворота кратона закрываются в 8 часов вечера и открываются в 5 часов утра. Церемония открытия ворот очень красочная и собирает много туристов: бьют барабаны, звучат фанфары. Дворцовая стража у ворот кратона вооружена копьями, большинство же других служащих— крисами. Вид у них устрашающий: одеты во все черное, в юбках-саронгах, за поясом кинжал, но разутые. На голове — икат (шапочка наподобие ночного чепчика). Точно так же одеты и гиды, причем все — мужчины. Всюду изысканная традиционная яванская вежливость. Только и слышишь: «Добро пожаловать. Входите, пожалуйста». Общее число служителей кратона достигает двух тысяч. Каждый поступающий на службу в кратон получает новое имя, первая часть которого соответствует его должности.

Кратон расположен в живописном месте между реками Чоде и Винанга. В интересах строительства течение рек было частично изменено. На северо-востоке от кратона возвышается знаменитая гора Мерапи. За 230 лет существования кратона вокруг него вырос город Джокьякарта, ставший крупнейшим центром яванской культуры и сыгравший выдающуюся роль в национально-освободительной борьбе индонезийского народа.

Раджи и султаны постоянно внушали своим подданным, что кратоны символизируют гармонию духовной и физической силы народа. Поэтому каждый, посягающий на власть раджи, нарушает гармонию жизни. Почти все сооружения кратона полны символики. Так, колонный концертный зал Пагларан имеет 64 колонны, что соответствует возрасту пророка Мухаммеда. Перед кратоном раскинулась громадная, поросшая травой площадь (алун-алун). В восточной части ее — Большая мечеть, построенная в 1773 году. В центре алун-алун растут два священных дерева берингин — символ кратона. Согласно обычаю, оба дерева должны быть одинаковой высоты, но одно из них было повреждено во время фейерверка на празднике-фестивале секатен в честь дня рождения пророка Мухаммеда. Поврежденное дерево заменили, но дубликат пока отстает в росте от своего соседа.

Кратон поражает не размерами, а тонкостью отделки каждая деталь которой полна магического смысла. Большинство сооружений — одноэтажные грациозные дворцы и пендопо — нечто вроде деревянных навесов или крытых сцен. Строительство кратона в общей сложности заняло сорок лет, т. е. оно велось на всем протяжении царствования Хаменгкубувоно I, но внутренний ансамбль зданий Пробогьоксо был построен всего за один год, и до сих пор он служит личными покоями султана и членов его семьи.

Сами здания и все находящиеся там предметы являются «пусака», т. е. священными. Вход туда посторонним категорически запрещен. Однако мне удалось побывать там, опять же благодаря дружбе с братом султана, профессором Пурбодинингратом. Он взял с меня слово, что я никогда не буду описывать вид внутренних покоев кратона, и я держу это слово. Могу только рассказать, что по традиции к одному из дворцов (желтому), составляющих личные покои султана, ежедневно родители приводят несколько девочек-подростков. Их «преподносят» султану: теперь символически, а прежде в прямом смысле этого слова, ибо считалось, что, если девочка забеременеет от султана, в родившемся ребенке будет божественное начало; мать ребенка становилась самой завидной невестой.

Два других комплекса зданий и пендопо кратона под общим названием Ситингил после 1949 года были отданы султаном Хаменгкубувоно IX под гуманитарные факультеты Университета Гаджа Мада. Профессор Пурбодининграт рассказывал, что султан посоветовал сусунану Суракарты последовать его примеру, но тот ответил, что «не позволит детям вонг чилик (маленьких людей) осквернять его священный кратон». Так он и остался в полной изоляции от «вонг чилик». Сусунан не играл никакой роли в политической и общественной жизни страны. Соответственно ему не выделялись правительственные субсидии на содержание кратона. В результате кратон Соло находился в запустении.

Гордость кратона Джокьякарты — великолепный зал приемов Бангсал Кенчана (золотой павильон), строительство которого было завершено в 1792 году. За последние два столетия в облике кратона почти не произошло изменений, если не считать декоративных новшеств сугубо европейского характера в XX веке. Появились трюмо в золотых рамах, хрустальные люстры и бокалы, итальянские декоративные изделия. Полы во дворцах пендопо оделись в итальянский мрамор. Все это совсем не согласуется с яванской архитектурой кратона. Чувство диссонанса усиливается, когда смотришь на бесстрастные лица служителей кратона, облаченных в старинные яванские одежды, с крисами за поясом и босиком. Они — сама предупредительность и одновременно преисполнены чувства собственного достоинства и ответственности за порученное дело. Из бесед со служащими кратона я вынес впечатление: они абсолютно убеждены в том, что «служат посланнику божьему — султану в волшебном кратоне».

Два пендопо кратона используются для хранения коллекций золоченых паланкинов и кресел, а также четырех полных старинных наборов инструментов оркестра гамелан. Два из них относятся ко времени империи Маджапахит, т. е. им не менее пятисот лет. Третий набор— XVI века, а четвертый гамелан — копия второго демакского гамелана XVIII века (оригинал принадлежит сусунану Соло). В кратоне Джокьякарты хранится коллекция портретов королевской семьи Хаменгкубуво но кисти Раден Салеха.

К западу от дворцов и других сооружений кратона раскинулся Таман Сари (дословно: сад цветов) — замок на воде, окруженный великолепным парком. Его возведение началось в 1758 году. Таман Сари представляет систему искусственных озер с подводными тоннелями и искусственными островами, гротов, открытых залов, подземных лабиринтов. В бассейнах дворца прежде купались и катались на лодках многочисленные жены и наложницы султана. Рядом на возвышении находились покои султана, откуда он любовался купающимися. В создании Таман Сари воплотилась легенда о владычице Южных морей Роро Кидул, покровительнице султанов Матарама и их наследников. Однако время и влажный тропический климат сделали свое дело. Таман Сари был заброшен, обветшал, порос бамбуком и папайей.

В последние десятилетия Таман Сари превратился в подобие Монмартра, где расположились десятки студий художников по батику. Тут же живут их семьи. Ходить по этим студиям, наблюдать процесс создания картин по батику, выбирать полюбившуюся картину— истинное наслаждение. В 70-е годы в связи с туристским бумом кратон, включая Таман Сари, начали реставрировать.

Кратон служит местом проведения различных религиозных праздников. Самая крупная праздничная церемония — гребег, которая проходит трижды в год: в день рождения пророка, в последний день поста и в день жертвоприношений Идул Адха. Во время праздников султан подносит простому народу угощение в виде «рисовой горки» и прочих кушаний. Устраивается молебен, которым руководит сам султан. Во время гребега в Большую мечеть кратона вносится гамелан. Затем султан в сопровождении свиты обходит сооружения и деревья кратона. Каждый вид дерева символизирует чтото определенное: покорность всевышнему, умение говорить умно и приятно, доброту души и т. п.

В Джокьякарте, как нигде на Яве, чувствуешь присутствие прошлого и утонченную культуру яванцев. Поражает размеренность жизни и спокойствие. Если иностранец побывает в Джакарте, Бандунге, Семаранге, Сурабае, но не побывает в Джокьякарте или Соло, у него сложится превратное представление об Индонезии.

Джокьякарта — самый яванский город Явы. Там все живет по раз навсегда заведенному порядку: идет неторопливая торговля в многочисленных художественных салонах и на базарах, спокойно работают ремесленники— чеканщики по серебру, художники по батику, изготовители масок. Идут занятия в Академии художеств, в Академии национальной музыки, оттачивают мастерство танцоры и музыканты, стайки мальчиков и девочек неторопливо крутят педали велосипедов, направляясь в школу. Ни в одном городе Индонезии я не видел так много велосипедистов. И как это прекрасно! Не то что в Джакарте или Бандунге, где трудно дышать из-за выхлопных газов автомобилей и мотоциклов, а мотоциклисты носятся с такой скоростью, что рябит в глазах. В Джокьякарте все до того спокойно, что даже грозный сосед-вулкан Мерапи, кажется, старается пыхтеть потише, чтобы не нарушить спокойствие города. Девушки Джокьякарты и Соло славятся красотой, женственностью и целомудрием. Под стать им и природа: умиротворенная и целомудренная. Особенно очаровательна Джокьякарта ранним утром, когда с окружающих гор веет прохладой. Оживает же город с закатом солнца, когда наступает волшебная тропическая ночь и тысячи фонарей и маленьких керосиновых ламп освещают торговые улицы и базары. Так и хочется воскликнуть на манер Гоголя: «Знаете ли вы джокьякартскую ночь?» В ночные часы (а в Индонезии сразу после захода солнца наступает ночь) особенно хороша главная торговая улица Малиоборо, где можно найти любые художественные произведения прошлого и настоящего. Ни с чем не сравнимо удовольствие переходить от одного киоска к другому, от одной груды «художественных» изделий, расположенной прямо на тротуаре, к другой, прицениваться, брать в руки, торговаться. Слово «художественные» я взял в кавычки, а, пожалуй, зря, потому что все, что там продается, включая подделки и имитации, сделано талантливыми людьми и отличается большим вкусом. Однако не всегда Джокьякарта была такой спокойной, сугубо яванской, как сейчас. Знала она и бурные периоды: с 1946 до конца 1949 года она была «фронтовым городом», столицей борющейся республики.

Но вернемся немного назад. Принц Дороджатун короновался на трон Джокьякарты 18 марта 1940 года в возрасте 28 лет, через несколько месяцев после смерти отца — султана Хаменгкубувоно VIII. За несколько месяцев до этого будущего султана вызвал из Голландии его больной отец. В Голландии принц Дороджатун окончил экономический факультет Лейденского университета. Вскоре после его возвращения на родину японские войска оккупировали Яву (в марте 1942 года). Когда японцы вошли в Джокьякарту, молодой султан демонстративно надел генеральский мундир голландской армии и, как свидетельствует история, отказался сотрудничать с японскими оккупационными войсками. После смерти патиха (премьер-министра) в 1945 году султан сам стал заниматься административными вопросами султаната. Это был беспрецедентный случай в яванской истории. Хаменгкубувоно IX провел различные преобразования в своих владениях. Он значительно уменьшил число служащих кратона, упростил дворцовые ритуалы, открыл возможность представителям всех сословии служить в кратоне.

Султан решительно поддержал объявление независимости Индонезии 17 августа 1945 года. По предложению султана столица Республики Индонезии в январе 1946 была перенесена из Джакарты в Джокьякарту. В том же году президент Сукарно утвердил Хаменгкубувоно IX главой султаната, а сам султан вскоре упразднил название «султанат», объявив Джокьякарту «особой областью». В декабре 1948 года голландцы, вернувшиеся в Индонезию с помощью англичан, вероломно захватили Джокьякарту, арестовали руководителей республики, включая президента Сукарно. Голландские войска окружили кратон, где находился султан Хаменгкубувоно IX. Командование голландских войск предложило султану вступить в переговоры. Но Хаменгкубувоно согласился дать голландцам только десятиминутную аудиенцию, решительно заявив, что вступит в переговоры лишь после того, как голландские войска покинут Джокьякарту. Голландцы предложили султану встать во главе «Великого Матарама», который бы включал в себя все четыре центральнояванских султаната, но Хаменгкубувоно отверг это предложение. В 1950 году, после создания унитарной Республики Индонезии, бывшие владения султана были объединены с владениями его родственника принца Пакуалама VIII в единую Особую область Джокьякарта на правах провинции. Пакуалам стал заместителем главы Особой области, а с 5 декабря 1977 года султан Хаменгкубувоно IX и принц Пакуалам назначены соответственно пожизненным губернатором и вице-губернатором и Особой области Джокьякарта.

После введения в 1959 году президентом Сукарно «направляемой демократии» пути Сукарно и Хаменгкубувоно разошлись. Вплоть до 1965 года султан не играл заметной роли в политической жизни страны. Он занимал номинальные должности председателя Советов по туризму, спорту и экономике, а также Совета по контролю за деятельностью государственного аппарата. Возвысился он после событий 30 сентября 1965 года, став министром-координатором по вопросам экономики и финансов. Вершиной же политической карьеры султана стало избрание его в 1973 году на пятилетний срок вице-президентом Индонезии.

Ввиду большой занятости в Джакарте султан мало уделял внимания своей области. Исполняющим обязанности главы султаната все это время был Пакуалам. Активное участие в делах Джокьякарты принимает старший сын султана принц Мангкубуми, 1946 года рождения. Он выпускник юридического факультета Университета Гаджа Мада, член центрального парламента страны, руководитель проправительственной партии «Голкар» в Джокьякарте, крупный бизнесмен. После завоевания независимости султан решил не назначать официального наследника. До 1975 года султан не присваивал детям княжеские титулы. Бытовало мнение, что Хаменгкубувоно IX решил стать последним правителем Джокьякарты и что после него Особая область будет упразднена. Но в связи с сорокалетием своего правления в качестве султана Джокьякарты султан присвоил княжеские титулы трем сыновьям, что было расценено как явное намерение не упразднять Особую область. Более того, с августа 1983 года султан решил лично заниматься делами провинции как ее губернатор. Правда, он по-прежнему живет в Джакарте, но каждые два месяца приезжает в Джокьякарту на несколько дней для решения неотложных дел, инструктажа управленческого аппарата, проверки исполнения законов, инспекции на месте вплоть до деревень. Полагают, что это вызвано ухудшением экономического положения подданных, в частности из-за уменьшения ассигнований на развитие области со стороны центрального правительства, роста бюрократии и волокиты.

Если в Особой области Джокьякарта 40 процентов населения находится ниже официальной черты бедности, то жители Соло живут еще беднее. Одна из причин — невероятная скученность. Масса крестьян сгонялась в город в услужение сусунану и его приближенным. Соло издавна был типично феодальным районом Явы. Голландские короли всегда называли правителей Соло своими «братьями», и эти «братья» хранили истинно братские чувства к голландским королям и не очень приветствовали провозглашение Республики Индонезии. Соответственно и Республика не очень жаловала их. В отличие от Джокьякарты, получившей статус провинции, кратон Соло всего лишь кабупатен, т. е. уезд, или район.

Кратон Соло считался богаче кратона султана Джокьякарты, особенно по части драгоценностей, старинных монет, экипажей и т. п. Я говорю «считался», потому что 31 января 1985 года кратон Соло сгорел дотла. Для его восстановления создана государственная комиссия во главе с министром-координатором по вопросам политики и безопасности генералом Суроно. Президент Сухарто стал покровителем, а его супруга — советником по вопросам восстановления кратона. В основание нового здания кратона будет положен «священный» пепел от сгоревшего дворца, дабы восстановить «мистическую силу» кратона Соло. Идет сбор пожертвований среди состоятельных людей на восстановление кратона Соло. Лицам, внесшим наиболее крупные суммы, султан дарует аристократические титулы.

Современный Соло славится крупнейшими предприятиями по производству батика «Семар» и «Крис». Правда, в основном это недорогой батик, так называемый печатный батик. На всю страну и даже за ее пределами Соло известен своим джаму (настойкой из целебных растений).

Кратон князя Мангкунегара в Соло, уступая по размерам кратону сусунана Соло, обладает самой богатой коллекцией предметов старины из золота и бриллиантов, включая почти двухкилограммовый «пояс верности» из чистого золота, монеты средневековой империи Маджапахит, старинные ордена, картины, антикварную мебель и т. п.

Мне удалось довольно подробно ознакомиться с кратоном Мангкунегаран, в первую очередь благодаря давнему знакомству с семьей Сукарно. Его третья дочь Сукмавати с самого рождения была обручена с принцем Мангкунегарана — Дживо Кусумо, а затем, в 1973 году, стала его женой. Они ровесники: 1952 года рождения, и имена у них по-древнеявански имеют одинаковое значение — «душа». Тем не менее их брачный союз оказался неудачным — с 1982 года они не живут вместе. Сукмавати унаследовала от отца любовь к искусству, став балериной, и революционный дух. Она ревностная поклонница кубинских революционеров-интернационалистов Че Гевары и Фиделя Кастро, друга ее отца. В феврале 1983 года ее супруг, принц Дживо Кусумо, был назначен главою королевского двора Мангкунегаран, став тем самым официальным преемником Мангкунегара VIII.

Заканчивая главу о кратонах, расскажу один забавный случай. Зная понаслышке, что две знаменитые аллегорические картины великого индонезийского художника прошлого века Раден Салеха должны находиться в кратоне Мангкунегаран, и выполняя поручение Льва Михайловича Демина, который работал над книгой о Раден Салехе, разузнать как можно больше о картинах Раден Салеха, я специально побывал в кратоне Мангкунегаран во время поездки на Центральную Яву в 1977 году. Поездка совпала с подготовкой выставки картин индонезийских художников по батику в Москве, а в кратонах Центральной Явы хранятся великолепные образцы батика. Во время осмотра кратона Мангкунегаран я спросил принца Дживо Кусумо о названных выше картинах, но он ничего о них не знал. Собираясь покинуть кратон, я зашел в контору, чтобы уплатить за купленные во дворце маски (там работает специальная мастерская). И хотя в конторе царил полумрак, мое внимание привлекла висевшая на стене почерневшая от времени картина.

Приглядевшись, я различил изображение льва. Я чуть не вскрикнул от удивления. Придя в себя, я спросил пожилого служащего, который выписывал мне счет: «Что это за лев?» — «А кто его знает, — ответил он. — Вон там в углу еще один. Они, поди, висят здесь лет сорок, а может, и больше, во всяком случае с тех пор, как я поступил сюда на службу». Принц распорядился снять картины и вынести их наружу, дабы лучше рассмотреть. Когда картины обтерли, к всеобщему удивлению, стала различима подпись Раден Салеха. Так я обнаружил две забытые картины художника. В доказательство подлинности описанного мною случая могу сослаться на свидетельство присутствовавших при этом Ю. Ф. Мишина и его супруги, а также самого принца Дживо Кусумо. Кроме того, были сделаны фотографии. Что же касается смысла обеих картин, то он заключается в следующем. На первой картине изображен молодой гордый лев, олицетворяющий начальный период голландской колониальной империи, а на второй — старый одряхлевший лев, что показывает упадок голландского колониализма.

Кроме четырех центральнояванских кратонов на территории Индонезии осталось несколько других, но уже совсем захиревших феодальных резиденций, например в Чиребоне на северо-западном побережье Явы. На Суматре в колониальные времена также существовало несколько небольших султанатов. Одним из них был Дели в районе Медана. Роль нынешнего султана Дели иллюзорна. Он всего лишь глава адатного права некогда могущественного султаната и владелец дворца. От центрального правительства султан получает небольшое пособие и живет в основном на средства, получаемые от голландских концессий, расположенных на землях бывшего султаната. Султан Дели известен как ярый противник прогрессивных перемен. (В свое время он оставил Северосуматранский университет в Медане, где учился на юридическом факультете, в знак протеста против влияния левых сил в университете при Сукарно.)

ВАЯНГ

В большинстве языков мира встречается это коротенькое слово. Оно символизирует одно из древнейших культурных явлений Индонезии, в первую очередь Явы. И хотя ваянг как представление преимущественно плоских теневых изображений с давних пор известен в Индии, Кампучии, Таиланде, Малайзии и в ряде других стран Южной и Юго-Восточной Азии, но именно в Индонезии— на островах Ява, Бали и Ломбок — этот вид искусства стал неотъемлемой частью культуры, религии и истории народа. Он продолжает развиваться и наполняться новым содержанием.

В толковом словаре индонезийского языка Пурводарминто говорится, что ваянг это «представление, в котором персонажами служат изображения человека, сделанные из кожи, дерева и т. п.». Дословно «ваянг» означает «тень», «теневой эффект». К разряду ваянг относятся некоторые представления и без теневого эффекта: представление объемных деревянных кукол (голек) и просто живых людей (ваянг оранг, по-явански — ваянг вонг). В период своего зарождения и кино в Индонезии называли ваянгом, точнее, «ваянгом картин» (ваянг гамбар). Сюжет (по-индонезийски — лакон) большинства представлений ваянга основывается на индийских эпосах «Махабхарата» и «Рамаяна», а вот вершина ваянга — ваянг кулит пурво (древний ваянг плоских кожаных кукол), несомненно, яванское изобретение. Исследования многих ученых, как индонезийских, так и иностранных (голландских, немецких, английских), доказывают, что ваянг кулит пурво возник на Яве около трех тысяч лет назад, т. е. более чем за тысячу лет до проникновения индийского влияния на Яву, когда там еще исповедовали анимизм. Один из крупнейших специалистов по ваянгу, Шри Мульоно, даже утверждает, что ваянг пурво появился на Яве за полторы тысячи лет до нашей эры. Вначале сюжеты ваянга были на сугубо яванские темы: яванские мифы, предания, и лишь с проникновением индуизма на Яву, Бали и Ломбок стали превалировать древнеиндийские сказания. В доказательство яванского происхождения ваянг кулит пурво можно сослаться на то, что ведущий (даланг) и все принадлежности ваянга с древних времен и по сей день на Яве, Бали, Ломбоке, Суматре, Калимантане называются не иначе как по-древнеявански. Но это, разумеется, не исключает индийского влияния на развитие ваянг кулит пурво.

О том, что яванцы с давних пор любят ваянг, упоминает Ма Хуань, сопровождавший посланца китайского императора адмирала Чжен Хе во время его путешествия по странам Южных морей (1413–1416), Ма Хуань писал: «Во время полнолуний яванцы любят играть во всевозможные игры, петь хором и смотреть представления ваянг бебер» (рисованные картины на длинных свитках, изображающие людей, животных, птиц). Говоря о представлении ваянг вообще, я стараюсь избегать ставшего у нас традиционным выражения «театр теней», так как слово «театр» относительно представления ваянг у индонезийцев не существует. Оно просто называется «ваянг». Разновидностей ваянга десятки, но главный, доминирующий — ваянг кулит пурво.

Ваянг кулит пурво — теневой эффект на белом экране, создаваемый плоскими кожаными куклами. По образному выражению крупнейшего знатока ваянга Суброто Кусмарджо, это «основанная на реальности игра, отражающая действительные поступки людей». Другими словами, ваянг — это тень, отражение реальной жизни. Выйдя из седой старины, ваянг удивительно сохранил свою молодость, свою актуальность. Ваянг — это история, повернутая в настоящее, кладезь мудрости, целая философская система, источник радости и веселья, умный и тонкий собеседник, мудрый наставник.

Президент Сукарно мог целыми ночами смотреть ваянг кулит пурво. По его словам, представление ваянг пурво, особенно если его ведет умный даланг (а в своем большинстве даланги умные), давало Сукарно «много пищи для ума, для раздумий, вдохновляло на серьезные шаги». Во время серьезных, порою кризисных ситуаций по просьбе Сукарно устраивались представления ваянг на заданную им тему, т. е. тему историческую, но напоминавшую данную ситуацию, и это рождало у Сукарно идеи, подсказывало шаги для преодоления той или иной сложной ситуации. Искусство далангов вкраплять в канву повествования так называемые обролан, т. е. разговоры, болтовню простых людей об их повседневной жизни, заботах и горестях, включая критику должностных лиц, а нередко и различные слухи не лишенные основания, давало возможность Сукарно понять жизнь народа, узнать о его настроениях многое такое, чего он не мог узнать от своих многочисленных министров (последний кабинет Сукарно состоял из ста министров). В данном случае напрашивается аналогия далангов с придворными шутами. Ваянг кулит пурво вообще сыграл большую роль в политической карьере будущего первого президента Индонезии. Именно у далангов Сукарно учился риторике, умению импровизировать, говорить без текста, держать слушателей в постоянном напряжении, наконец, умело играть на чувствах слушателей. По своей форме выступления Сукарно были близки к лаконам. которые разыгрывают даланги. Подобно им, Сукарно в своих речах обращался к аллегориям, к примерам из жизни эпических героев ваянга, особенно таких, как Кресно, Бима, Арджуна, земным воплощением которых многие (да и, судя по всему, он сам) считали Сукарно.

Каждый герой ваянг кулит пурво глубоко современен. Он стал нарицательным. Любому современному индонезийцу можно «наклеить ярлык» одного, а то и сразу нескольких героев ваянга: добр он или зол, богат или беден, умен или глуп. Недаром ваянг кулит пурво сравнивают с зеркалом жизни. Человек смотрит на себя в это зеркало всю жизнь и никак не насмотрится. Большинству яванцев и балийцев лаконы ваянгов до того известны, что, казалось бы, должны уже наскучить. А они смотрят и смотрят с неослабевающим интересом. Чувство сопереживания, возгласы восхищения сопровождают каждое представление. Чем старше становится яванец, тем внимательнее он вглядывается в зеркало жизни — ваянг, находя в нем все новые и новые подробности. Глядя в это зеркало, каждый видит себя, находит присущие ему черты. Одновременно он видит сидящих рядом родных и знакомых, соседей, односельчан и не в последнюю очередь государственных и политических деятелей страны, представителей местных властей.

Ваянг как вид искусства настолько пластичен и универсален, что нередко драматические труппы ставят аллегорические спектакли на «темы ваянга». Неоднократно доводилось видеть такие постановки в исполнении труппы самого знаменитого в Индонезии театра «Бенгкел» (Мастерская) в Джокьякарте, которым руководил Рендра, крупнейший режиссер, актер, писатель и драматург. В частности, брехтовский «Кавказский меловой круг» был поставлен Рендрой в аллегорической форме ваянг пурво. Зрители без труда узнавали в персонажах спектакля как героев ваянга, так и современных индонезийских министров, губернаторов, генералов и их жен.

Лаконы ваянга постоянно печатаются в центральных и местных газетах и журналах с комментариями известных писателей, общественных и политических деятелей. Сюжеты ваянга до того злободневны, что используются в различных ситуациях. Помню, в середине 70-х годов в Индонезии широко дебатировался, а затем был принят закон о браке, основной целью которого было затруднить многоженство. В публичной полемике сторонники и противники полигамии то и дело ссылались на героев ваянга. Одни доказывали вред, другие — пользу многоженства. Сторонники полигамии, в частности, ссылались на то, что у популярнейшего героя ваянга Арджуны было около тысячи жен. Противники же (в основном, разумеется, женщины) напоминали о том, что богиня Друпади из «Махабхараты» была одновременно женою пятерых братьев Пандава. «Но это, — говорили женщины, — ведь не может стать основанием для введения полиандрии». Во время борьбы за возвращение в состав Республики Индонезии последней, отторгнутой голландскими захватчиками территории Индонезии — Западного Ириана первая женщина-доброволец, высадившаяся в тылу голландских войск на Ириане, была официально названа «Шриканди Западного Ириана», по имени жены и боевой подруги Арджуны, за то, что, подобно Шриканди, она занялась сугубо «мужским» делом — сражалась с оружием в руках против врагов своей родины. Настоящее имя индонезийской героини Херлина. И в своей дальнейшей жизни Херлина доказала, что ей не случайно присвоили такое звание. Будучи уже матерью нескольких детей, она стала в 1981 году одним из руководителей Всеиндонезийской федерации футбола.

Вспоминается и такой случай. Вручая в 1961 году в Кремле высший индонезийский орден «Махапутра» Великий сын) первому космонавту Юрию Гагарину, Cукарно в шутку сказал, что Индонезия тоже имеет своего космонавта, правда мифического, одного из героев ваянга из «Махабхараты», Гатоткача, наделенного способностью летать. И уже всерьез добавил: «Я верю, что когда-нибудь и Индонезия будет иметь своего Гагарина».

В ваянг кулит пурво удивительно соединились воедино фантазия и реальность, символика и обыденность. Ваянг питают великие индийские эпосы «Махабхарата» и «Рамаяна», во многом индонезированные, а также сугубо национальные, преимущественно яванские, легенды, сказания и реальные исторические события. Одновременно ваянг, особенно ваянг пурво, отражает мистические аспекты образа мыслей яванцев и балийцев. Тот факт, что куклы ваянг пурво, так же как и традиционная живопись на Бали, имеют лишь два измерения, символизирует философское воззрение древних яванцев о двух противоположных началах, на которых зиждется мир: добре и зле. Ваянг пурво имеет самое прямое отношение и к культу предков, существующему на Яве и Бали с древнейших времен. Он как бы стал формой поклонения душам умерших. Ведь ваянг означает «тень», «призрак», «дух предков».

История возникновения ваянг кулит пурво еще до конца не изучена. Слово «пурво», или «пурва», вероятно, происходит от санскритского слова «парва», что означает «книга». Прежде всего имеются в виду книги индийского эпоса. Одновременно «пурво» означает «древнейший». Ваянг пурво включает в себя ваянг кулит пурво (плоские кожаные куклы), ваянг бебер (история с картинками на белом листе бумаги наподобие ватмана). Ваянг бебер сохранился лишь в районах Пачитан и Воносари на Центральной Яве. К ваянг пурво относится также ваянг голек сунда, т. е. ваянг объемных раскрашенных деревянных кукол, одетых в костюмы, напоминающие длинные сарафаны, популярный среди сунданцев, преимущественно в районе Бандунга на Западной Яве. К разряду ваянг пурво относится и ваянг вонг, или ваянг оранг, т. е. театр живых актеров, которые заменяют куклы. Сюда же входит и ваянг бату (каменный ваянг), представляющий собой каменную летопись на храмах Прамбанана, чанди Джаго на Восточной Яве и некоторых других.

Несколько слов о ваянг кручил, или ваянг клитик, который также относится к ваянг пурво. Он стоит на грани между ваянг кулит и ваянг голек. Подобно ваянг голек, он не проецируется на экран и имеет форму деревянной куклы, но плоской и без одежды. С ваянг кулит он связан тем, что руки у марионеток ваянг кручил подвижные и сделаны из кожи. Разница между ваянг кручил и ваянг клитик заключается в том, что лаконы первого основываются на поэме «Махабхарата», а второго — на яванском эпосе «Дамарвулан», повествующем о похождениях исторических героев времен яванской средневековой империи Маджапахит.

Древнейшие письменные памятники Явы, датированные IX веком, уже упоминают о представлениях ваянг пурво. Знаменитый яванский даланг Эмпу Канва, автор эпоса «Арджуна виваха» (Женитьба Арджуны), созданного в 1030 году, утверждал, что колыбелью ваянг пурво был двор восточнояванского раджи Эрланги (1028–1049). Яванские хроники «Пустакараджа» и «Састрамируда» приписывают авторство ваянг пурво другому восточнояванскому радже, Джойобойо, правившему с 1135 по 1160 год в Кедири. Более того, указывается точная дата — 1069 год по яванскому календарю Соко, или 1147 год по новому стилю.

Теневое представление ваянг кулит пурво имеет в своей основе ритуал общения с тенями умерших предков. Вначале ваянг пурво носил сугубо ритуальный характер и даже мог показываться без зрителей. Лишь с течением времени ваянг вышел из кратонов раджей и султанов и стал народным зрелищем. Достаточно сказать, что общее число далангов (кукловодов) представления ваянг в настоящее время превышает 20 тысяч. Будучи столь популярным в народе, ваянг является действенным средством массовой агитации и пропаганды. В частности, в 1981 году приказом министра по контролю за развитием экономики и охране окружающей среды Эмиля Салима всем далангам было вменено в обязанность вести агитацию за сохранение окружающей среды через посредство представлений ваянг. Используется ваянг во время проведения избирательных кампаний.

В прежние времена ваянг кулит пурво смотрели, сидя сзади клира — экрана, на котором проецируется изображение ваянг. Таким образом, зрители видели не самих персонажей ваянга, а лишь их тени. Теперь же ваянг кулит смотрят так лишь женщины и дети, да и только в глубинных районах страны.

Клир сделан из белой хлопчатобумажной материи длиной 5 метров и шириной 1,5 метра. Он укреплен на двух бамбуковых столбах и снизу обрамлен красной материей, обозначающей землю. Обрамлен он и сверху, с боков, обычно тканью голубого или черного цвета. Тени, образуемые кожаными куклами с помощью лампы, заправленной кокосовым маслом, падают на кран. Лампа в форме мифической птицы Гаруды сделана из бронзы. В популярном лаконе о радже Боманаракасура герой летает на Гаруде — царе птиц во время битвы с прабу Кресна. Кроме того, Гаруда спасла Ситу из объятий злого волшебника Раваны в эпосе «Рамаяна». На Яве и Бали изображение Гаруды охраняет покой каждого селения и является неотъемлемой частью убранства общинного дома. Гаруда — основа герба Республики Индонезии и символ государственной идеологии панчасила. Индонезийская государственная авиакомпания носит название «Гаруда». В последнее время для освещения клира стали использовать и электрические лампы, а там, где нет электричества, — газовые фонари «Петромакс», наподобие лампы «летучая мышь», заправленные керосином. Истинные знатоки и любители ваянг пурво, особенно в кратонах, смотрят представления лишь при свете ламп, в которых используется кокосовое масло.

Обычно ваянг смотрят приглашенные, следовательно — бесплатно. Неприглашенные же (все, включая мужчин) сидят сзади экрана. Большим преимуществом считается возможность сидеть спереди экрана, поскольку тогда видны не только сами кожаные куклы и их отражения на экране, но и то, как действует даланг, что не менее интересно, чем видеть, например, как дирижер руководит симфоническим оркестром.

Хотя в настоящее время представление ваянг отчасти утратило свой первоначальный смысл — общение с душами умерших предков, древние атрибуты ваянга частично сохраняются в неприкосновенности. Например, представление ваянг кулит пурво идет лишь ночью, т. е. когда духи, покинув свои привычные обиталища (горы, деревья, пещеры, храмы), бродят вокруг. Перед началом представления жгут благовония, делая тем самым приятное все тем же духам.

Как правило, представления ваянг пурво устраиваются в связи с важнейшими событиями в личной и общественной жизни яванцев и балийцев, такими, как свадьба, обрезание, седьмой месяц беременности, назначение на новую должность, повышение по службе. Например, по случаю седьмого месяца беременности разыгрывается такой лакон, на главного героя которого хотели бы видеть похожим будущего ребенка. Чаще всего — лакон об Арджуне, красивом, элегантном и смелом, либо о сильном и честном Биме, либо о смелом, ловком и находчивом сыне Бимы — Гатоткаче.

Показывают ваянг и в знак благодарности за исцеление от болезни, в случаях, когда удается счастливо избегнуть беды, стихийного бедствия и т. п. Ваянг обязательно показывают перед началом посадки и после окончания сбора риса, при так называемом обряде очищения деревни. В этих случаях разыгрываются лаконы, посвященные богине-покровительнице риса Дэви Шри.

Спектакли ваянг кулит пурво, по нашим европейским представлениям, длятся слишком долго: с 7 часов вечера до 5 часов утра, т. е. 9—10 часов подряд. Бывают, правда, и несколько сокращенные варианты. Представление делится на три части: пролог, само повествование и эпилог, или мораль, — торжество добра над злом. В прологе излагается тема представления. Длится он часа два-три. Затем следует само повествование (драма), продолжительностью три-четыре часа, и, наконец, эпилог, оканчивающийся на рассвете. Не все, конечно, выдерживают 9–10-часовое представление ваянг: часть зрителей засыпает, развалившись тут же на земле, но редко кто уходит, не дождавшись конца представления.

Современные куклы ваянг кулит пурво изготовляются из сыромятной кожи буйволят-самцов. Процесс обработки шкур очень долгий и сложный. В результате шкура приобретает вид пергамента цвета светлой слоновой кости. Выделанная кожа поступает к мастеру-резчику (дословно — огранщику). От мастера зависит выразительность фигур и степень эмоционального воздействия персонажей на зрителей. Он как бы дает плоской кукле жизнь. Главное, сделать выразительными глаза, уши, нос, рот. От него кукла переходит к художнику, который раскрашивает ее, пользуясь пятью цветами (белый, желтый, синий, красный и черный), не считая обильной позолоты. Сочетание цветов имеет первостепенное значение. Так, красный и черный цвета взаимно исключают друг друга, ибо красный символизирует буйность, агрессивность, темперамент, несдержанность, а черный — спокойствие, самообладание. Краска покрывается лаком для лучшей сохранности. Затем прикрепляются также вырезанные из кожи подвижные руки. И наконец, чтобы даланг мог манипулировать куклой, ее плоское изображение прикрепляется к длинной, проходящей через всю высоту куклы полированной трости из буйволиного рога или из панциря черепахи.

Основными центрами производства кожаных марионеток, так же как и центрами ваянг кулит пурво, являются Суракарта (Соло) и Джокьякарта — два крупнейших центра яванской культуры. Каждому из них присущ свой стиль. Фигурки, созданные в Суракарте, отличаются тонкостью и более светлыми тонами, а джокьякартские более яркие и выразительные, что соответствует специфическому характеру каждого из султанатов: в Соло все тоньше, мягче, женственнее, включая девушек, в Джокьякарте все динамичнее, ярче.

Общественное положение того или иного персонажа можно определить по головному убору куклы. По выражению лица и позам видно настроение героев. Все персонажи ваянг кулит пурво подразделяются на несколько групп: 1) Гиганты (раксаса или бута). Их легко распознать по огромным размерам тела, выпученным глазам, торчащим клыкам, длинным носам и румяным лицам, ибо красный цвет на Яве и Бали — признак злых персонажей. 2) Слуги типа Семара, Гаренга, Петрука с громадными страшными лицами, искривленными телами, окрашенные в черный и белый цвета. 3) Божества и священнослужители, одетые в плащи и, в отличие от других, обутые. 4) Самая большая группа состоит из раджей, которых зовут «прабу», принцев или князей (раден) и министров (патих) — все названия яванские.

Но куклы ваянг пурво не всегда имели современную форму и не всегда делались из кожи. Прежде их делали из листьев пальмы лонтар, на которых также писались старинные хроники. Куклы имели примитивно-натуралистическую форму. Тем не менее они были ближе к прототипам, нежели теперь, когда приобрели ярко выраженную стилизованность и гротескность формы. Этот процесс, как полагают, прошел через два главных этапа. Первый — в XIII веке под непосредственным влиянием восточнояванского правителя Раден Панджи Инукертапати, большого знатока и покровителя искусств. Второй этап, по мнению Т. С. Рафлса, явился следствием принятия ислама. Сунан Суракарты в угоду исламу, питающему неприязнь к идолопоклонству и запрещающему изображать людей, настолько трансформировал очертания кожаных марионеток, что они во многом потеряли человеческий облик. Это подтверждается и тем, что на Бали, не испытавшем на себе влияния ислама, куклы имеют более реалистические формы.

Ваянг, так же как и оркестр гамелан, был в свое время использован в целях утверждения ислама на Яве. Так, один из девяти главных распространителей ислама, сунанКалиджого, бывший одним из правителей империи Маджапахит, в виде платы за представление ваянг требовал от зрителей произносить первую заповедь ислама: «Нет бога, кроме Аллаха, и Мухаммед — пророк его». В лаконах ваянга сугубо явано-индуистского характера некоторые герои были названы по имени деятелей ислама. Были также исламизированы и некоторые атрибуты власти, оружие и т. п.

По форме и орнаменту кожаные плоские марионетки представляют собой сплав многовековых традиций. У всех У них есть общие черты: лица и руки изображены в профиль, а тела — анфас. Краски, костюмы, да малейшие детали имеют значение. У положительных персонажей благородного происхождения лица заостренные, птицевидной формы и покрыты позолотой, глаза миндалевидные, талии тонкие. Отличительные черты героев яванского эпоса — небольшие размеры тела и отсутствие мускулов, утонченность манер и магическая сила. Чтобы воплотить все эти характерные черты в куклах, художнику необходимо обладать большим мастерством. Лица злых персонажей грубые, румяные, с большими мясистыми носами, выпяченными губами, с наглыми, вылезающими из орбит глазами. Добрые герои помещаются по правую руку от даланга, а злые — по левую.

Главной, центральной фигурой представления ваянг кулит пурво является даланг, который в одном лице соединяет кукловода, драматического актера, оратора, философа, певца, хормейстера, хореографа, режиссера-постановщика, у которого несколько сот актеров в виде плоских кожаных кукол, дирижера оркестра гамелан, полифоническая музыка которого сопровождает представление ваянг. Даланг должен владеть даром импровизации, обладать блестящей памятью, ибо все, что он говорит и делает, он должен помнить наизусть. Перед ним лишь краткие записи на двух страницах. Даланг должен быть хорошо осведомлен о повседневных делах зрителей, знать политическую обстановку в стране. И еще одним непременным качеством должен он обладать — чувством юмора. Голос даланга должен иметь широкий диапазон, чтобы играть как мужские, так и женские весьма разнохарактерные роли. Каждый из многочисленных персонажей, говорит своим, присущим лишь ему голосом. Даланг говорит за них, напевает, меняет куклы одну за другой, заставляет их общаться Друг с другом, сражаться. Убитые тут же падают, а на их место в горизонтально уложенный мягкий банановый ствол даланг втыкает новые куклы. Поединки очень красочные. В ход пускаются все средства, включая оружие и зубы. Кроме того, а пожалуй и прежде всего (особенно на Бали), даланг является знахарем. Любое представление ваянг он начинает с чтения мантр, т. е. волшебных заклинаний. В них он призывает добрых духов сойти с небес и войти в контакт со зрителями и жителями близлежащих селений через медиума, т. е. самого себя.

Даланг — большой артист и великий труженик. Кроме рук даланг пользуется еще и ногами. Сидя на земле, скрестив разутые ноги вблизи экрана, даланг держит пальцами левой ноги небольшое колесико, которым ударяет в маленький медный инструмент, укрепленный на ящике для хранения кожаных кукол. Инструмент издает звуки, напоминающие гром, шум боя и т. д. Носком же правой ноги даланг бьет по металлическим тарелочкам и деревянным ударным инструментам, создавая также шумовые эффекты и подавая тем самым знаки оркестру гамелан, сопровождающему представление.

Даланг должен быть незаурядной личностью, чтобы удерживать внимание зрителей в течение 9—10 часов подряд, давая им пищу для размышления. Своим вдохновенным рассказом он вдыхает жизнь в плоские кожаные куклы. Часто, слушая даланга, я ловил себя на мысли, что куклы играют лишь иллюстративную роль, а даланг — всемогущий вершитель судеб, бог и судья, милующий и карающий. В отличие от европейского театра кукол кукольник в ваянге не скрывается за ширмой, а сидит у всех на виду. Он главное действующее лицо— рассказчик, одновременно манипулирующий куклами, иллюстрирующими его рассказ. В своем большинстве даланги — пожилые, умудренные жизнью люди. Но, несмотря на возраст, они очень подвижные, гибкие, ловкие.

Начиная представление, даланг желает собравшимся доброго здоровья и благополучия, зажигает стоящую рядом лампу — символ вечной жизни и ставит впереди справа гунунган, что по-явански значит «гора» (по-балийски — какайонан). Гунунган символизирует мифический мир и одновременно реальную жизнь. Он имеет форму удлиненного кожаного треугольника наподобие стилизованного листка тополя высотой 80 сантиметров, на обеих сторонах которого нанесены цветные картинки. Гунунган для индонезийцев — святыня. Как атрибут национальной культуры, он, в частности, изображен на монете достоинством 100 рупий. Гунунган символизирует мозаику жизни, сплетение реального и вымышленного. В верхней его части изображено древо жизни. В центре — краснолицый демон с высунутым языком. На ветвях дерева расположилась стая обезьян и каких-то фантастических животных. Здесь же змеи, сражающиеся с другими животными, птицы, расправляющие крылья, павлины с распущенными хвостами, насекомые. Ниже краснолицего демона — дом с пирамидальной крышей. Закрытые наглухо двери дома сторожат страшного вида гиганты с огромными дубинками. На крыше — две пушки, охраняющие символическое жилище человечества. Гиганты же символизируют кару, которая ожидает людей за их дурные поступки. В целом же гунунган отражает мечту человека о лучшей жизни. Обезьяны и другие животные — это препятствия, стоящие на пути человека к самосовершенствованию. Дом же с закрытыми дверями как бы место, где человек может обрести это совершенство. Цель гунунгана идентична цели даланга, т. е. он призывает богов и добрых духов сойти на землю. Одновременно гунунган служит талисманом против злых духов, защищая зрителей от их дурного влияния.

Один из таких гунунганов висит на стене моей московской квартиры. Купить гунунган, так же как и крис пусака (наследственный, считающийся волшебным, кинжал), просто так нельзя. Мне гунунган подарил в 1971 году известный даланг, один из ближайших сподвижников Сукарно, главный редактор газеты «Сулух Брита» — органа Национальной партии Индонезии на Восточной Яве — Бамбанг Сисвойо. Вручая гунунган, который, так же как и крис пусака, может перейти к другому лицу лишь сопровождаемый заклинаниями, дабы не навлечь беду, Бамбанг Сисвойо сказал: «Пусть этот гунунган, хранившийся в моей семье несколько десятков лет, поможет тебе добиться осуществления мечты, которую он символизирует, а именно мечты о духовном и физическом совершенстве». Получил я этот гунунган в память о международном фестивале танца «Рамаяна», который состоялся в амфитеатре Чандра Вилватикта на Восточной Яве в сентябре 1971 года. Бамбанг Сисвойо был одним из организаторов фестиваля. О самом фестивале скажу несколько позже. А сейчас вернемся к ваянг кулит пурво.

Итак, зажженная лампа и установленный перед далангом гунунган символизируют начало представления ваянг кулит пурво. Начинается музыкальная увертюра, исполняемая гамеланом. Как минимум, в оркестре двенадцать музыкантов (в основном мужчины), играющих, по меньшей мере, на пятнадцати музыкальных инструментах (подробно об инструментах см. в главе «Гамелан»), Интересно, что даже среди специалистов по ваянгу и самих далангов нет единого мнения о составе полного гамелана для сопровождения ваянга, с точки зрения как числа исполнителей, так и количества инструментов. Крупнейший специалист по ваянгу Шри Мульоно считает, что полный гамелан должен включать 44 инструмента, на которых играют 22–23 музыканта.

Главным музыкантом оркестра, сопровождающего ваянг, является барабанщик. Именно он получает от даланга знаки-указания и с помощью барабана передает их остальным музыкантам. Барабан также имитирует звуки шагов кукольных персонажей. В последние десятилетия в состав сопровождения ваянга непременно включается певица. Представление сопровождают две певицы, а иногда (очень редко) их число достигает двадцати пяти и даже больше. Классический яванский репертуар музыкального сопровождения ваянга насчитывает около тысячи мелодий. Во время одного представления используется около тридцати мелодий. У каждого главного действующего лица, у каждой сцены (бой, свидание, прощание и т. п.) своя музыкальная тема.

После окончания музыкальной увертюры даланг начинает излагать основное содержание представления ваянг пурво. Делает он это в сопровождении гамелана, а иногда — и певицы. Затем начинается пролог, который переходит в повествование. В конце акта, а то и картины даланг выводит на сцену веселых и остроумных персонажей Пунакаван, т. е. Семара и его сыновей — Петрука и Гаренга. Эта неразлучная троица вносит в представление элемент современности. Иногда к ним присоединяется Багонг, друг Семара, «созданный из его тени». Во многом благодаря Пунакаван ваянг пурво популярен не только среди традиционного общества, т. е. поклонников старины и приверженцев традиций, но и среди людей, придерживающихся современных взглядов. Семар и компания в своих интермедиях говорят о различных явлениях современной жизни не намеками, как в самих лаконах ваянга, а прямо, без обиняков, комментируют события и поступки должностных лиц, включая высокопоставленных, критикуют, высмеивают современные нравы. Говоря современным языком, понятным для всех, Пунакаван как бы создают юмористический настрой, дают зрителям возможность расслабиться и выдержать длящееся всю ночь представление.

Могут они и проводить официальную линию властей или политических партий. В этом отношении Пунакаван напоминают пелавак, т. е. шутов, или конферансье, которые также очень популярны в Индонезии. Накануне всеобщих выборов 1971 и 1977 годов мне довелось слышать во время представлений ваянг пурво предвыборную агитацию, которую вели даланги через посредство Пунакаван. Наиболее активно они выступали за правящую партию «Голкар», хотя нередко призывали голосовать и за мусульманские партии. Представления ваянг используются властями также для проведения агитации в целях сокращения рождаемости.

Каково же происхождение Пунакаван? Семар с сыновьями и Багонг — комические слуги кшатриев (по-нашему— рыцарей). Чаще всего они служат Арджуне и его сыновьям. Семар — самый популярный герой ваянга. Внешне он очень комичен — женоподобный (пол его не установлен), толстый, с большим животом и мясистым носом, но очень подвижный. Семар необычайно мудр и обладает силой, не уступающей силе индуистских богов. Одновременно Семар и компания символизируют маленького, простого человека, олицетворяя народную мудрость и смекалку простых яванцев. В них есть что-то от нашего Иванушки-дурачка или Емели. Если человек умен и находчив, ему в Индонезии нередко дают кличку Семар.

Хотя Пунакаван выступают в представлениях ваянг пурво на тему древнеиндийского эпоса, они сугубо яванские персонажи. Существует мнение, что Семар и компания появились задолго до знакомства индонезийцев с индуизмом и, следовательно, с «Махабхаратой», хотя Семар — один из главных героев «Махабхараты», известный там под именем самого могущественного из богов Санг Хьянг Исмая. По преданию, Семар — единоутробный брат бога Маникмая, который впоследствии получил имя Гуру (учитель), так как именно он выступил в роли распространителя буддизма. Оба брата как бы воплощают два противоположных начала, что предопределено историей их появления на свет. Бог Гуру явился на свет в виде светлого луча, символизируя тем самым Духовное начало, а Семар — в виде темного луча, символизируя плотское начало. Гуру и Семар дополняют и уравновешивают друг друга в полном соответствии с яванскими взглядами на мир, который построен на сочетании добра и зла, радостей и горестей, так что в любом, самом совершенном, предмете или явлении непременно есть изъяны (индонезийская пословица гласит: даже в бивне слона есть трещины), и наоборот — в самом несовершенном есть элементы положительного.

В соответствии с этой яванской философией утверждают, что Семар, как самый могущественный из богов, мог бы править миром. Но он предпочел быть обычным существом, воплощением народной мудрости. Представления же на тему бога Гуру в ваянг пурво относятся к разряду самых священных. Только перед ними распространяют благовония, а гамелан исполняет музыку особой тональности.

Представления на тему Пунакаван на Яве настолько популярны, что зачастую идут самостоятельно. Есть и сугубо яванские истории, посвященные Пунакаван, как, например, «Как Петрук был раджей». Наряду с Пунакаван в этом представлении выступают герои «Махабхараты», которые на Яве и Бали, может быть, более любимы, чем в самой Индии. Это Арджуна, Кресна, Гатоткача и другие. В ваянг пурво выступает и ряд других исконно яванских, очень популярных фигур: Лимбук, Чанчик и т. п.

Лаконы Пунакаван разыгрываются и как любительские спектакли «ваянг вонг», т. е. ваянг с живыми актерами. При этом подбираются исполнители, внешне и внутренне соответствующие персонажам Пунакаван.

Один из популярнейших героев ваянг пурво — Батара (бог) Кала, одно из злых воплощений Шивы. Это — необузданная, свирепая личность, жестокость которой доходит до каннибализма. По преданию, Батара Кала родился в виде огня, вышедшего из морской пучины в районе острова Нусакамбанган в Индийском океане (к югу от Явы). Именно этот остров впоследствии стал местом ссылки воров-рецидивистов и других опасных преступников.

Маски бога Калы «украшают» входы как в буддийские (например, чанди Каласан на Центральной Яве), так и в индуистские храмы (плато Диенг, Прамбанан и более поздние храмы на Восточной Яве). Вырезанные из дерева маски Калы хранятся в домах жителей Явы и Бали. Такое широкое использование масок Калы преследует цель задобрить свирепого бога. Кроме того, Кала охраняет храм, жилище.

Основные сюжеты для ваянг кулит пурво дают, как говорилось, два величайших древнеиндийских эпоса — «Махабхарата» и «Рамаяна». Сказание о Раме было переведено в конце IX века на древнеяванский язык кави в стихотворной форме высокого стиля какавин во время расцвета государства Матарам на Центральной Яве.

Приписываемый Вальмики санскритский эпос «Рамаяна», попав на Яву, обильно впитал в себя элементы местного фольклора, культуры и идеологии и стал восприниматься не как заимствованное произведение, а как свой собственный национальный эпос. В индонезийской версии «Рамаяны» наряду с богами индийского пантеона фигурируют и местные божества.

Что касается «Махабхараты», переведенной на древнеяванский язык кави в начале XI века на Восточной Яве, куда в конце X века переместился центр яванской государственности и культуры, то она еще больше яванизирована, чем «Рамаяна». Большинство индонезийцев уверены, что «Махабхарата» — исконно яванский эпос. Считаю уместным поэтому вкратце коснуться содержания яванской версии «Махабхараты». Как и подлинник, индонезийский вариант в основном рассказывает о войне между Пандавами и Куравами, которые происходят от одного и того же рода Бхарата.

А начинается история так. Действие происходит в государстве Агастина. Сатьявати выходит замуж за раджу государства Сантану с условием, что корону в будущем унаследует не его сын от первого брака, а их общий сын. Но унаследовавший престол сын Сантану от Сатьявати, Вичитравирья, оказался бездетным. После его смерти сын Сатьявати от первого брака, Вьяса, для продолжения рода женится сразу на двух вдовах Вичитравирья. От первой у него родился слепой сын Дертарастра, а от второй — сын Панду. После смерти отца править стал Панду, но с условием, что престолонаследие будет идти по линии Дертарастры, когда подрастут его дети. А детей у Дертарастры оказалось много — сто: 99 сыновей и одна дочь. Их стали называть Куравами. У Панду было пятеро сыновей, из них трое (Юдистира, Бима и Арджуна) от первой жены и двое (близнецы Накула и Сахадева) от второй жены. Они получили наименование Пандавы.

Панду вскоре умер, и слепой брат Дертарастра вынужден был стать во главе государства, а его дети (Куравы) и сыновья Панду стали воспитываться вместе под руководством двух брахманов. Вместе с ними воспитывался и Карна (по-явански — Карно), брат Пандавов по матери Кунти. Он родился еще до того, как Кунти вышла замуж за Панду. Карно был зачат богом солнца Сурьей и родился необычным путем: вышел на свет через ухо матери. На санскрите «карно» и означает «ухо». Президент Сукарно (бунг Карно), отчасти считавший себя воплощением Карно из «Махабхараты» называл себя «ушами и голосом народа». Родился Карно в сорочке и с сережками в ушах. Он обладал волшебной силой и был неуязвим для врагов. В индонезийской версии раджа Карно — воплощение рыцарства. Сукарно также считался рыцарем и верил в свою неуязвимость. На его жизнь неоднократно совершались покушения, но он оставался невредимым. Более того, Сукарно, подобно радже Карно, в конце концов погиб трагически, пал от рук близких ему людей: министров и генералов. Раджа Карно погиб от рук своих братьев по матери — Пандавов, сражаясь на стороне Куравов, в семье которых он вырос. Ваянг занимал громадное место в жизни Сукарно. Раз в месяц в президентском дворце «Истана негара» обязательно устраивалось представление ваянг кулит пурво. Руководил представлением даланг Сукарно Ки Гитосевоко, который своим искусством покорял зрителей, включая самого Сукарно. Мне довелось дважды присутствовать на представлениях великого даланга. В основном разыгрывались сюжеты, повествующие о подвигах любимого героя Сукарно— Гатоткачи — сына храброго Бимы и Раксаси (великанши-демона). Гатоткача, сильный; храбрый, хотя и некрасивый, обладал способностью летать. Сукарно постоянно прославлял Гатоткачу как героя и патриота, готового пожертвовать своей жизнью во имя родины.

Когда братья Пандавы и Куравы выросли, Дертарастра назначил своим преемником не одного из своих сыновей — Куравов, а племянника Юдистиру, самого образованного и воспитанного из Пандавов. Большую часть времени Юдистира проводил в созерцании окружающего. В индонезийской версии «Махабхараты» Юдистира — типичный яванец: воспитанный, рассудительный и степенный.

Второй брат Пандавов — Бима был очень храбрым и вспыльчивым. Он наводил ужас на окружающих своей огромной дубинкой и страшными когтями. Одновременно он был воплощением честности, преданности и справедливости. Третьим братом был красавец Арджуна, нежный, романтический, но сильный и мужественный. Индонезийском варианте больше всего страниц поэмы посвящено романтическим эпизодам с участием Арджуны, его жен и наложниц. Сукарно часто сравнивали с Арджуной, но он лично предпочитал сравнение с Бимой. В принципе же ему были присущи черты характера обоих героев «Махабхараты».

Назначение Юдистиры главой государства вызвало зависть со стороны братьев Куравов, и они попытались уничтожить Пандавов. Злоупотребив рыцарством Пандавов, Куравы предложили бросить жребий. Проигравший должен будет удалиться в изгнание на 14 лет. Пандавы проиграли. Долгие годы они бродили в джунглях, подружились с их обитателями. Братья построили волшебный дворец и создали свое государство, пригласив Юдистиру стать их раджей. Куравы отнеслись очень ревниво к государству пяти братьев, которые разумным и гуманным правлением завоевали любовь и преданность своих подданных. Куравы снова прибегли к коварству: обманным путем заставили Юдистиру проиграть в карты свое королевство. И снова пять братьев оказались в лесу без крова, сопровождаемые их верными слугами Пунакаван: Семаром с сыновьями. Помогал им и Хануман, царь обезьян, который обладал волшебной силой увеличивать почти беспредельно размеры своего тела. Хануман был старшим братом Бимы: ведь каждый из братьев Пандавов, хотя и был сыном Панду, произошел на свет от одного из богов.

Вражда между Пандавами и Куравами продолжалась. Она переросла в войну Бхаратаюддха, изобиловавшую кровавыми схватками, где братья Арджуна и Бима проявляли чудеса храбрости. Во главе обезьяньего войска Хануман помог Биме и всем Пандавам разбить их врагов. Война закончилась победой братьев Пандавов и полным истреблением Куравов. Пандавы получили обратно оба королевства, но понесли большие потери и были очень истощены.

Как отмечалось выше, яванцы воспринимают «Махабхарату» как свой национальный эпос, и это не случайно. Ведь первые главы поэмы, переведенные на древнеяванский язык кави почти тысячу лет назад (сначала было сказание «Арджуна Виваха», что означает «Женитьба Арджуны»), по существу, стали самостоятельными яванскими произведениями, нечто вроде вариаций на тему «Махабхараты». «Арджуна Виваха» было создано в 1035 году придворным поэтом Мпу Канва по случаю бракосочетания великого правителя восточнояванской империи Эрланги с суматранской принцессой, что символизировало союз между двумя крупнейшими и самыми развитыми островами архипелага. Эрланга, проведший ряд лет в качестве отшельника в пещерах, где он предавался созерцанию под руководством гуру, использовал поэму «Арджуна Виваха» в целях укрепления своей власти. В поэме под именем Арджуны выступает сам Эрланга. Мне довелось видеть текст «Арджуна Виваха», высеченный на скальных породах в пещерах Восточной Явы. Вся же поэма «Махабхарата» была переведена на древнеяванский язык, а вернее, яванизирована во время правления знаменитого раджи Кедири на Восточной Яве — Джойобойо (1135–1160), покровителя искусств, прославившегося своими знаменитыми пророчествами. Правда, некоторые специалисты, в том числе и Шри Мульоно, считают, что яванизация «Махабхараты» относится ко времени правления раджи Дармавангса Тегух в первом десятилетии XI века.

Период правления Джойобойо, как и ряда последующих восточнояванских раджей, был очень бурным. Богатая событиями история яванских государств была великолепной питательной средой для различных сказаний и легенд, многие из которых стали сюжетами для ваянг кулит пурво. Вот некоторые фрагменты истории.

«Параратон», хроники жизни раджей средневековых яванских государств, и придворная поэма «Нагаракер — тагама» повествуют, в частности, о яванце незнатного происхождения из деревни Пангкур в районе Маланга по имени Кен Арок (Ангрок), неоднократно уличенном в воровстве и разбое, за что он преследовался властями. В 1222 году он завладел волшебным крисом, сделанным искуснейшим мастером Эмпу Гандрингом, убив при этом самого мастера. Умирая, Эмпу Гандринг бросил своему убийце: «Этот крис убьет тебя самого и твоего внука. Семь раджей погибнут от этого криса». Хотя матерью Кен Арока была простая крестьянка, в хрониках утверждается, что он родился от бога Брахмы, став земным воплощением бога Вишну. Более того, говорится, что сам Шива считал Кен Арока своим сыном и предсказал, что он прославит Яву. (До сих пор отношение к Кен Ароку двойственное. Его считают выдающимся государственным деятелем Явы и одновременно злодеем. С помощью усыновившего его брахмана Кен Арок попал в услужение к радже княжества Тумапел имени Тунгул Аметунг. Соблазнившись красавицей женой Аметунга Кен Дедес и властью, Кен Арок с помощью украденного волшебного криса убил спящего раджу и завладел княжеством. Затем он женился на вдове Аметунга. До сих пор в Индонезии Кен Дедес остается символом красоты. Она действительно была обворожительна, если судить по прижизненному скульптурному портрету Кен Дедес (в образе богини Праджнапарамиты), похищенному голландцами в 1826 году. Лишь через полтора столетия они вернули шедевр его законному владельцу — индонезийскому народу. В апреле 1978 года мне довелось присутствовать в Джакартском музее на церемонии возвращения статуи Кен Дедес. Вместе с возвращенной одновременно картиной Раден Салеха «Пленение Дипонегоро» статуя была установлена в специально оборудованном кондиционерами зале.

Кен Арок был провозглашен «прабу» (раджей). Воспользовавшись междоусобицей в государстве Кедири, куда входило княжество Тумапел, Кен Арок поднял мятеж против махараджи Кедири. В битве при Гантери в том же году Кен Арок разбил и убил махараджу Кертаджая, захватил власть и создал новое государство Сингасари, охватывавшее почти всю Восточную Яву. С Кен Арока начинается новая династия Раджаса. Но править Кен Ароку пришлось недолго — всего пять лет. В 1227 году он был убит по приказу сына Кен Дедес от Тунгул Аметунга, Анусапати, который тем самым отомстил за смерть отца. В честь Кен Арока позднее был воздвигнут храм Шивы и Будды. Анусапати стал махараджей Сингасари и правил двадцать лет. В свою очередь, он был убит сыном Кен Арока от другой жены во время петушиного боя. В честь Анусапати в 1260 году был сооружен прекрасный храм Кидал около Маланга. Одновременно он был увековечен в громадной статуе, хранящейся теперь в Джакартском музее. Затерянный среди пальмовых и банановых рощ, сравнительно небольшой чанди Кидал кажется миниатюрной копией самого большого и совершеннейшего чанди Восточной Явы — Сингасари. Кидал красив, строен, пропорционален, со ступенчатым верхом. Великолепны рельефные изображения Гаруды на трех сторонах основания храма.

Тохджая Правил всего несколько месяцев. Сын Апусапати Ранга Вуни, желая отомстить за смерть отца напал на Тохджая и смертельно ранил его. Получившй имя махараджи Виснувардана, Ранга Вуни правил в течение двадцати лет и умер естественной смертью, что было в те времена большой редкостью. В 1268 году на престол Сингасари взошел сын Виснуварданы, Керта — нагара, ревностный поклонник Шивы и Будды. При нем была создана синкретическая религия, в которой шиваизм и буддизм сочетались с культом предков. Кертанагара был выдающимся государственным деятелем, значительно расширившим границы Сингасари. Он присоединил к Сингасари остров Бали, часть Калимантана и Молуккские острова. Много он сделал и для того, чтобы сдержать китайскую экспансию в сторону Южных морей. Пекинский правитель Хубилай, внук Чингисхана, четырежды во время правления Кертанагара посылал посольства в Сингасари, требуя, чтобы Кертангара признал себя вассалом Китая и уплатил дань. Когда домогательства послов Хубилая перешли все границы, одному из них, по имени Менг Чи, в 1289 году отрезали ухо в знак пренебрежения угрозами богдыхана и отправили обратно. Разгневанный Хубилай решил проучить махараджу Сингасари. Он снарядил огромную армаду с двадцатитысячным войском и послал ее на Яву. Армада прибыла в восточнояванский порт Тубан в 1293 году, не зная о том, что Кертанагары уже нет в живых. Он пал от рук воинов восставшего вассального раджи княжества Кедири — Джайякатванга. Захватив столицу, Джайякатванг стал правителем Сингасари. В память о Кертанагаре было воздвигнуто два храма, чанди Сингасари, лучший храм Восточной Явы, и чанди Джави.

Чанди Сингасари оказался недостроенным, вернее, не были закончены декоративные работы. Но в этой незаконченности есть своя прелесть. Лысые, с выпученными глазами незаконченные головы чудовища калы над входом в обиталище богов в Сингасари производят более сильное впечатление, чем в других, законченных храмах. Из многочисленных статуй, некогда украшавших апартаменты богов, осталась лишь одна, но какая! Это великолепная статуя Агастьи, «божественного учителя» и наставника самого Шивы.

Но со смертью Кертанагары сопротивление противников Джайякатванга не прекратилось. Его возглавил зять погибшего раджи Сингасари Раден Виджайя, жена сразу на всех четырех дочерях раджи, чтобы наверняка унаследовать трон Сингасари (сыновей у Кертанагары не было). С помощью одного из князей Мадуры и прибегнув к хитрости (притворился, что готов объединиться с войсками Хубилая) Раден Виджайя разбил мятежного раджу Кедири, а затем нанес поражение войскам Хубилая, которые в панике бежали.

Для истории Сингасари характерна не только острая борьба его правителей за власть, но и расцвет яванской культуры. Архитектура и искусство приобрели сугубо яванский характер. Мотивы местного фольклора стали доминирующими. Окончательно оформился симбиоз буддизма и шиваизма, слившихся в одну религию — шивабуддизм. Начало этому было положено при радже Эрланга в первой четверти XI века, когда яванская цивилизация сместилась на восток острова. Сам Эрланга был поклонником индуизма, считался земным воплощением бога Вишну, но многие его придворные оставались буддистами. Шивабуддизм, в частности, нашел свое выражение в великолепных храмах в районе Маланга. Живя несколько лет в Сурабае, я часто посещал два великолепных храма-близнеца — Джаго и Млери, воздвигнутые для увековечения памяти раджи Виснувардана (1248–1268). Когда раджа умер, его прах был помещен в две гробницы. В чанди Джаго он был похоронен как воплощение бодхисатвы Амогханасе, а в чанди Млери — как земное воплощение Шивы. Чанди Джаго украшен прекрасными рельефами персонажей ваянг кулит пурво, включая Пунакаван. Строился храм в общей сложности 75 лет. Посетителям чанди Джаго повезло в том смысле, что в течение нескольких десятилетий в храме служит смотрителем и одновременно гидом интереснейший рассказчик, знаток истории яванской культуры Бамбанг Сутрисно. Он рассказывает так, как будто сам был свидетелем событий средневековья.

Став правителем Сингасари, Раден Виджайя в 1293 году перенес столицу в Маджапахит, в низовье реки Брантас, километрах в семидесяти к юго-западу от Сурабаи, и под именем Кертараджаса Джаявардана короновался на престол нового государства, получившего название Маджапахит. Это было последнее индо-яванское государство на территории современной Индонезии. Ему суждено было стать величайшей империей в Юговосточной Азии. Кертараджаса правил шестнадцать лет и умер в 1309 году. Прах раджи был одновременно захоронен в двух храмах: в буддийском и индуистском.

В обоих чанди установлено по статуе раджи в виде Харихара (Шива и Вишну одновременно). Кертараджасу сменил его сын Джайянагара, слабый правитель, правивший около двадцати лет. Он был отравлен личным врачом по имени Танча. Врача же убил будущий величайший в истории Индонезии патих (премьер-министр) империи Маджапахит Хамангкубуми Гаджа Мада, бывший в то время начальником дворцовой стражи. Вместе с Хаям Вуруком, внуком отравленного Джайянагара, ставшего императором Маджапахита в 1350 году, Гаджа Мада настолько расширил границы империи, что ее владения равнялись примерно территории современной Индонезии и даже включали часть Малайи. Правда, в какой степени эта империя была централизованной, ученые до сих пор ведут дискуссии.

Хаям Вурук правил почти сорок лет (до 1389 года). Это был период расцвета Маджапахита, и главная заслуга в этом принадлежала Гаджа Маде, который служил Маджапахиту в течение 45 лет. Об этом говорит хотя бы тот факт, что, когда Гаджа Мада умер (в 1364 г.), его обязанности были поделены между семью лицами. И после смерти Гаджа Мады Маджапахит еще оставался великой империей, несмотря на непрерывные восстания раджей в различных районах страны. Так, в 1370 году трое суматранских раджей вассального государства Шривиджая, подстрекаемые китайским богдыханом, попытались освободиться из-под власти Маджапахита. Хаям Вурук послал флот, и с раджами было покончено. Это означало окончательное падение существовавшей более семи веков империи Шривиджая.

После смерти Хаям Вурука начались междоусобицы между наследниками великого махараджи, и Маджапахит стал клониться к упадку. Его падению способствовали острые социальные противоречия, сепаратизм феодалов и проникновение ислама, ставшего идейным знаменем борьбы со старыми феодалами индо-буддистами. Начали возникать прибрежные мусульманские государства. Окончательно индо-яванская империя Маджапахит пала в конце XV века под ударами исламского государства Демак с центром на северо-восточном побережье Явы.

Но вернемся к представлению ваянг кулит пурво. Уже брезжил рассвет, когда даланг поставил гунунган к середине экрана, показав тем самым, что представление окончено. Откровенно говоря, меня, в отличие от большинства зрителей, не столько заинтересовали перипетии драмы, хотя они были в высшей степени захватывающими, сколько потрясло мастерство, вернее, волшебство даланга на протяжении долгих восьми часов. Непостижимо, как при этом он сохранил бодрость. Не было ни малейших признаков усталости: и после окончания представления, собирая реквизит, он продолжал шутить, разговаривать со зрителями. Для полноты картины отмечу, что температура воздуха была около 30 градусов, а даланг был одет в черный сюртук из плотной материи, на голове — черная бархатная шапочка. Только увидев собственными глазами, что из себя представляет творчество даланга, начинаешь понимать, почему даланги окружены таким уважением и почетом. Не случайно среди далангов встречаются философы, ученые, преподаватели вузов, священнослужители, высокопоставленные военные. Нередко искусство даланга передается по наследству от отца к сыну. Если же у даланга нет сыновей, он обычно передает свои знания и право быть далангом зятю, но с согласия дочери. В последнее время стали появляться даланги-женщины, но пока очень редко. Первая школа далангов была открыта во дворце сусунана Соло в 1923 году. Мне посчастливилось лично познакомиться с несколькими выдающимися далангами, в том числе с вице-маршалом авиации Шри Мульоно Джойосупадмо. Это — видный ученый, автор таких широко известных исследований, как «Ваянг: история, философия и будущее», «Ваянг и женский характер» и т. д. Знаком я и с другим очень популярным далангом, кстати, тоже маршалом авиации, бывшим министром информации Индонезии Будиарджо, возглавлявшим одно время общество по охране и использованию Боробудура и Прамбанана. Горжусь я и личным знакомством с известным далангом и крупнейшим знатоком ваянга, ректором Джакартской академии международных отношений, профессором антропологии Университета Индонезия Пандамом Гуритно и его братом Бамбангом Гунарджо, директором музея ваянга в Джакарте, где представлены все виды ваянга. Ваянг голек — ваянг объемных деревянных кукол, второй по популярности на Яве вид ваянга. Ваянг голек (от сунданского слова «голек», что означает кукла) основном популярен на Западной Яве, в первую очередь в Бандунге, Чиребоне и окрестностях, где проживают сунды. Ваянг кулит пурво там менее популярен. Представление ваянг голек — без теневого эффекта т. е. без проекции на экран, примерно так же, как кукольное представление вообще. В зависимости от тематики представления ваянг голек подразделяется на три вида: 1) ваянг голек пурво, использующий сюжеты «Рамаяны» и «Махабхараты»; 2) ваянг голек менак, в основе которого лежат персидские и арабские мотивы преимущественно о жизни Амира Хамзаха, считающегося дядей пророка Мухаммеда; имя его по-явански — Вонг Агунг Менак, что означает «великий человек Менак». Отсюда и происходит название «ваянг менак»; 3) ваянг голек гедог, повествующий о жизни наследного принца Панджи. Сказания о Панджи — одно из многих сотен устных преданий, бытующих на Яве, Бали и в ряде других; районов Индонезии. Великий яванский писатель — Р. Н. Ронговарсито сделал литературную запись многих легенд о Панджи, назвав их рассказами о Панджи Джаенг Тилам. В хрониках о Панджи, в частности, излагается история восточнояванского государства Кедири (1042–1222), рассказывается о радже Кедири и его красавице жене Шри Киране, которую, наряду с Кен Дедес, считают идеалом женской красоты. Принц Панджи накануне свадьбы лишается своей невесты — прекрасной принцессы королевства Кедири — Чандры Кираны. Принц отправляется на поиски невесты. Это — история о верной любви, для которой не страшны никакие преграды. В чем-то она схожа с «Рамаяной». Панджи — это яванский вариант Арджуны, но в отличие от Арджуны Панджи однолюб. Куклы ваянг голек делаются из специальной породы дерева — каю кедондонг, растущего только на морском побережье и обладающего рядом специфических свойств: после сушки древесина не морщится и не теряет белого цвета. Это очень важно. Такое дерево не оказывает влияния на краски, которыми покрывается кукла. И что особенно важно, несмотря на сравнительную легкость и кажущуюся непрочность, каю кедондонг стойко ко всяким насекомым-точилыцикам, включая термитов, которые в Индонезии пожирают буквальна все. Каждый раз, приезжая в Бандунг, я непременно ходил на представление ваянг голек сунда и приобретал куклы либо для себя лично, либо для друзей и знакомых, ибо самые лучшие куклы делают именно в Бандунге. У представления ваянг голек есть свои преимущества: куклы красочнее, одежда изысканнее. Куклы настолько хороши, что их нередко используют для украшения интерьеров домов, вроде статуэток. Размеры кукол самые разнообразные: от двух-трех десятков сантиметров до метра. Роль даланга в ваянг голек не так многопланова, как в ваянг кулит пурво, но требует от него, что называется, ловкости рук. Даланг в ваянг голек сидит не спиною к зрителям, а лицом. Повествование ведется на сунданском или яванском языке. Хотя ваянг голек на первый взгляд кажется реалистичнее и живее, ваянг кулит пурво все равно намного более впечатляющий. Его тени создают обстановку волшебства, а даланг там — истинный маг и чародей.

Ваянг вонг, или ваянг оранг, — представление ваянг, где вместо кукол выступают живые люди, но в основе которых те же сюжеты, взятые из «Рамаяны», «Махабхараты», яванских сказаний и др. Зародился ваянг вонг сравнительно недавно, но популярен он во всех районах Явы и Бали. Здесь тоже есть даланг, но его роль не столь велика, так как актеры говорят сами за себя. В ваянг вонг даланг в основном поет и руководит оркестром гамелан. Живые актеры как бы подражают своим прототипам из ваянг кулит пурво. В ваянг вонг много танцев, перебранки между персонажами и клоунады. Характерная его особенность — то, что благородных героев в нем, как правило, играют женщины, загримированные под юношей.

Как бы вариантом ваянг вонг считается ваянг топенг, с той лишь разницей, что в ваянг топенг все актеры играют в масках и не разговаривают, потому что маску они удерживают зубами за кожаный язычок на ее тыльной стороне. А в ваянг вонг в масках выступают только великаны, обезьяны и другие звери. Основным репертуаром для ваянг топенг являются эпизоды из яванских исторических хроник, включая сказания о Панджи. В принципе ваянг топенг — танцевальное представление, быстрое, динамичное, под веселую ритмическую музыку гамелана. Некоторые представления даются на современные темы. В этом случае актеры в масках разговаривают, хотя и немного. Чаще всего ваянг топенг показывают на свадьбах и других праздниках. Что же касается самих индонезийских масок, в первую очередь яванских и балийских, то они до того великолепны, настолько разнообразны, что, несомненно, достойны подробнейшего описания. Для коллекционеров ритуальных масок Индонезия — сущий рай.

Ваянг вонг ведет свое происхождение с Центральной Явы от первого султана Джокьякарты Хаменгкубувоно I, который в 1760 году показал первый ваянг с живыми артистами. Представления давались редко — раз в полтора года, но зато четыре дня подряд, и каждый день спектакль длился 16 часов без перерыва. Но особым успехом ваянг вонг не пользовался. Долгое время считалось, что представление ваянг в исполнении людей, а не кукол может навлечь беды и болезни на зрителей, тогда как ваянг кулит пурво в первую очередь и устраивается как некий громоотвод, чтобы оградить их от несчастий. В результате ваянг вонг стал популярен на Яве совсем недавно — с середины нашего столетия. На Бали же этот театр — театр живого актера самый популярный.

Представления ваянг вонг чаще всего устраиваются в рамках фестивалей. Самый знаменитый фестиваль проходит на фоне величественного храма Прамбанан. Хореографические спектакли — сендратари на сюжет «Рамаяны» показываются там в сухой сезон (с мая па октябрь) во время полнолуния — каждый месяц в течение четырех ночей под открытым небом. В сендратари «Рамаяна» участвует около ста танцоров. Впервые мне довелось присутствовать на фестивале «Рамаяна» в Прамбанане в 1960 году, через шесть лет после учреждения этого фестиваля президентом Сукарно, когда происходило официальное открытие реставрированного храмового комплекса Прамбанан. Сендратари «Рамаяна» разыгрывается на фоне главного чанди Прамбанана — храма Шивы Лороджонгранг. Прамбананский фестиваль быстро приобрел мировую известность. В начале 60-х годов туда специально приезжал великий Чарли Чаплин.

Трудно себе представить что-либо более подходящее для сендратари на сюжет «Рамаяны», чем шиваитский храм Прамбанан, каменные рельефы которого иллюстрируют эпизоды из этой поэмы. Кажется, что изображенные на рельефах герои Рамаяны — сам Рама, его жена Сита, злодеи Равана, храбрый предводитель обезьяньего войска Хануман покинули каменные плиты Прамбанана и включились в представление.

В последние годы в рамках фестиваля в Прамбана — не было показано несколько других хореографических спектаклей, в том числе на сюжет легенды об Иисусе Христе в постановке крупнейшего хореографа и художника Багонг Куссудиарджо. Кроме того, студия Багонга в Джокьякарте ставит музыкальные драмы на современные сюжеты — кетопрак, в которых артисты одновременно танцуют и поют.

Яванские классические танцы ваянг вонг регулярно показывают в Боробудурском зале джокьякартской гостиницы «Амбарукмо», в нескольких километрах от Прамбанана. Особенно интересны танцы на сугубо яванские темы: сказания о Панджи, Роро Мендут, о радже Сенопати, легенда, связанная с историей яванского государства Матарам — Виджайакусума. Показывают и хореографические миниатюры по мотивам «Махабхараты» и «Рамаяны».

Ваянг вонг популярен также и в Соло. В этом виде искусства, как и во многих других, таких, как живопись, роспись картин и тканей методом батика, ваянг кулит пурво, между двумя центрами яванской культуры, отстоящими друг от друга всего на 60 километров, существует большая конкуренция, а между поклонниками того и другого города — жаркая, неутихающая полемика в масштабах всей страны. В сентябре 1971 года в амфитеатре Чандра Вилватикта в Пандаане около Сурабаи состоялся первый и пока единственный международный фестиваль танца «Рамаяна», в котором кроме Индонезии приняли участие Индия, Шри Ланка, Малайзия, Бирма, Кампучия, Таиланд.

Каждая из этих стран вложила в представление на сюжет «Рамаяны» свое понимание извечных истин, волнующих человечество на протяжении всей его истории: добра и зла, созидания и разрушения. Зрелище было необыкновенное. И хотя с тех пор прошло уже 15 лет, как сейчас, вижу громадную открытую сцену на фоне величественной горы Пенангунган, откудавеет прохладой. Тропическая ночь. Мириады звезд. Воображение уносит в далекое прошлое на несколько тысяч лет назад, когда благородный Рама вместе со своими Друзьями и помощниками вел борьбу с коварным Раваяной за свободу родины, отстаивал честь своей любимой и верной жены Ситы.

Интересно было наблюдать, к каким сценическим средствам прибегают в разных странах для демонстрации легенды о Раме. Так, таиландские артисты играли на фоне огромного кожаного панно, изображающего сцены из «Рамаяны». Малайзийцы также сделали некую комбинацию ваянг вонг с ваянг кулит, но через посредство телевидения. Изображения ваянг кулит на телеэкране как бы иллюстрировали танцы живых артистов на сюжет «Рамаяны».

С тех пор Чандра Вилватикта стала постоянным местом проведения национальных фестивалей ваянг вонг. Представления идут в сухой сезон во время полнолуния, каждый месяц по две ночи подряд: первую ночь на сюжет «Рамаяны», в основном по рельефным изображениям в индуистских храмах Восточной Явы в районе Маланга, а вторую ночь — танцы на сюжеты древних восточнояванских сказаний.

Возвращаясь к ваянг кулит пурво, следует сказать, что, несмотря на огромную, ни с чем не сравнимую популярность, у этого вида искусства есть свои проблемы. Главная из них — языковая. «Махабхарата», «Рамаяна», а также древние яванские эпосы, на сюжеты которых разыгрываются представления, идут либо на древнеяванском языке кави, либо на среднеяванском языке, которые все больше и больше уходят в прошлое, в первую очередь из-за повсеместного распространения, в том числе и на Яве, индонезийского языка. После революции 1945 года и провозглашения независимости, когда все народности Индонезии были охвачены порывом создать единое демократическое государство с единым языком общения — бахаса Индонесиа, а также устранить яванизм, который ассоциировался с феодализмом и властью раджей и султанов, стали делать переводы лаконов ваянг кулит пурво на индонезийский язык. Это делалось также и для того, чтобы к культуре ваянг приобщились и жители других островов Индонезии, не говорящие на явансдом языке. Такой ваянг кулит пурво стали называть «ваянг сулух» (сулух — факел или другое приспособление, используемое для освещения). Ваянг сулух, пожалуй, можно перевести как разъяснительный, пропагандистский ваянг, тем более что к нему стали относить и ваянг кулит на современные темы, например о революционных событиях 1945–1949 годов. Но ваянг сулух не привился. Его рассматривали как некую профанацию древнего искусства.

Языковая проблема существует и для далангов. Абсолютное большинство их блестяще владеет языком кави и совсем не блестяще — бахаса Индонесиа. Несомненную конкуренцию ваянгу составляют кино и особенно развившееся в последние годы телевидение. Правда, по телевидению время от времени показывают фрагменты ваянг кулит пурво, но при этом пропадает ритуальный, волшебный характер, так свойственный «живому» ваянгу.

Для сохранения и популяризации ваянг кулит пурво и ваянг голек 13 августа 1975 года в Джакарте был открыт Национальный музей ваянга. На церемонии открытия музея я обратил внимание на предупреждение, запрещающее «дотрагиваться руками, тем более играть с куклами ваянг». Но многие посетители все же дотрагивались руками до кожаных и деревянных кукол, а также масок: так они были хороши. В богатейшей коллекции музея кроме масок с Явы, Бали, Ломбока, Суматры, Калимантана представлены маски Малайзии, Кампучии, Китая и ряда других стран.

Много делает для развития всех форм ваянга джакартский культурный центр «Таман Исмаил Марзуки». Под его эгидой организуются декады ваянга, национальные конгрессы по ваянгу, выставки коллекций ваянга, семинары далангов и т. п. Декады дают прекрасную возможность познакомиться со всем многообразием мира, имя которому ваянг. Искусство ваянга — это действительно целый мир, это волшебство. Ни фильмы с суперзвездами, ни могучее телевидение, ни видеомагнитофоны не в силах затмить славу древнейшего искусства. Ваянг кулит пурво по-прежнему остается властителем дум миллионов индонезийцев.

ГАМЕЛАН

Оркестр гамелан (по-явански произносится «гамлан») на Яве и Бали так же неотделим от повседневной жизни народа, как и ваянг. Еще на каменных плитах Боробудура изображены музыканты, играющие на ударных, струнных и духовых инструментах, многие из которых напоминают музыкальные инструменты, входящие: в оркестр гамелан.

Стоит вслушаться в музыку гамелана, как вы становитесь его пленником. Не имеет значения, что вы не можете повторить мелодию в уме, не можете напеть ее. Русский поэт К. Бальмонт в присущей ему образной манере так воспел гамелан:

Музыка гамелана одновременно полифоническая и полиритмическая, оркестровая, с преобладанием ударных инструментов. Ее нередко называют орнаментальной, поскольку она действительно похожа на орнамент. Музыка гамелана делится на два вида: слендро и пелог, в основу которых положен пятизвучный или семизвучный звукоряд. Слендро ведет свое начало от династии Шалендра, правившей на Яве в IX веке. Европейцам, привыкшим к диатонической музыке, слендро представляется в виде звукоряда до, ре, ми, соль, ля, до. Но это только приблизительно, так как ноты в обеих системах недостаточно фиксированы. Музыка гамелана носит название «каравитан». Полагают, что это слово происходит от яванского слова «равит», что означает маленький, нежный. В четырех городах Индонезии— Суракарте, Бандунге, Денпасаре (Бали) и Паданг Панджанге (Западная Суматра) — открыты консерватории каравитан.

Оркестр гамелан состоит из разного рода ударных инструментов: металлофонов (бронзовых), ксилофонов (деревянных), висячих и лежачих гонгов и нескольких видов барабанов, а также струнного ребаба (типа смычковых), бамбуковых флейт и струнного щипкового инструмента. Название оркестра происходит от «гамел», что означает колотить, барабанить. Чтобы один и тот же гамелан мог играть в ритме обеих систем (слендро и пелог), он состоит из двух наборов инструментов, каждый из которых настроен на одну из систем. Число музыкальных инструментов в оркестрах гамелан не фиксировано: оно может колебаться от нескольких единиц до семидесяти пяти.

До начала XX столетия гамеланы были исключительно привилегией кратонов султанов. В каждом кратоне было не менее 2–3 полных гамеланов, составлявших: гордость султана. Располагались они в пендопо (крытых верандах), отражаясь в натертых до блеска кафельных полах. Представлению предшествует священный ритуал. Главному и самому священному гонгу гамелана — агенгу, почитаемому как святыня, делается приношение в виде благовоний и горок вареного цветного риса. Считается, что все инструменты гамелана, и в первую очередь его главный гонг, служат вместилищем духов, которых следует задобрить перед началом представления. По тем же причинам музыканты никогда не переступают через инструменты оркестра, а обходят их, приложив руку к сердцу и слегка согнувшись, наподобие того, как яванцы проходят мимо старших и уважаемых людей. Старинные гамеланы настолько почитаемы, что их категорически запрещено вывозить из постоянных помещений, за исключением крупнейшего мусульманского праздника гребег, и то совсем недалеко, например в ближайшую мечеть. Во время фестиваля традиционного искусства в Джакарте в 1978 году впервые в виде исключения по личному распоряжению султана Джокьякарты Хаменгкубувоно IX два старейших священных гамелана — «Кьяи Мадумурти» и «Кьяи Мадукусмо» — были перевезены из кратона султана в Джакарту.

Гамеланы подразделяются на мягкозвучащие и громкозвучащие. Громкозвучащие прежде использовались во время королевской охоты, состязаний и военных действий, а гамеланы, состоящие из мягкозвучащих инструментов, сопровождали ритуалы и церемонии во внутренних покоях кратона. Пышные похороны супруги султана Мангкунегара в Соло, свекрови дочери Сукарно Сукмавати, в ноябре 1978 года сопровождались игрою трех священных гамеланов.

Музыканты в оркестре исключительно мужчины. Они же и поют хором. А все певцы-солисты — женщины. Каждый музыкант может играть на всех инструментах оркестра. Этому учатся с малолетства долгие годы. Музыка гамелан, так же как и яванские и балийские танцы, не преследует цели развлечь публику. Скорее наоборот, цель представления — успокоить слушателя или зрителя, увести его в иной мир. Приходилось слышать: «Так славно подремали, слушая гамелан».

В отличие от западной музыки каравитан не несет в себе ярко выраженной гармонии. Исследователи считают, что каравитан продолжает ту линию развития, что оставила западная музыка, начиная с XII века, перейдя к диатонике. В настоящее время делаются попытки осовременить музыку каравитан, придать ей гармоничность звучания, современную ритмичность. Этим, и, надо сказать, весьма успешно, занимается младший сын Сукарно Гурух, который, живя в президентском дворце, еще в детские годы полюбил гамелан и сам учился играть в нем. Гурух Сукарно вообще много делает для популяризации народной индонезийской музыки. По словам Гуруха, он хочет «помочь молодым индонезийцам, увлекающимся бездушной западной поп-музыкой, в которой зачастую нет ничего, кроме ритмов и шума, познать и полюбить богатейшую национальную музыкальную культуру своей родины». Мне не раз доводилось бывать на концертах ансамбля Гуруха Сукарно, где исполняются и его собственные произведения. Это — красочное, запоминающееся представление, ибо выступают молодые, талантливые энтузиасты.

Хотя в принципе все оркестры гамелан состоят из одних и тех же инструментов, они делятся на три типа в зависимости от обработки мелодии и ритмов, а также художественной интерпретации: сунданский (Западная Ява), яванский (Центральная Ява) и балийский. Яванский, в свою очередь, подразделяется на джокьякартский и суракартский. Балийский подразделяется на южнобалийский и северобалийский. Разницу между двумя последними сами балийцы в шутку определяют так: услышав музыку в исполнении северобалийского гамелана, житель Южного Бали затыкает уши, а житель Северного, слушая южнобалийский гамелан, засыпает.

В отличие от западной диатонической музыки, где музыканты играют по фиксированным нотам, отражающим замысел композитора, в музыке каравитан не существует тесной связи между замыслом композитора исполнителями — музыкантами и певцами, хотя, как; правило, композитор играет в том же оркестре, где исполняется его музыка. Если же сочинение исполняется другим оркестром, оно может существенно измениться, ибо в музыке каравитан большая роль отводится импровизации, дающей простор фантазии, поскольку нет фиксированных нот. Большое значение здесь имеет сыгранность оркестра, музыкальность исполнителей, без чего возникла бы какофония. Гамелан не только сопровождает ваянг кулит пурво, ваянг вонг, священные танцы, свадебные церемонии, обряды обрезания и т. п., но и является неотъемлемой частью религиозной жизни, особенно на Бали, создавая звуковой фон во время религиозных церемоний и молебнов в храмах. На Яве насчитывается более 17 тысяч таких оркестров.

Музыкальные системы слендро и пелог сумели устоять под натиском ислама и западной музыки. Индонезийцы не только сохранили древнюю музыкальную культуру, но и значительно развили ее. Оркестры гамелан в последние годы приобрели популярность на Западе; в том числе в США, особенно на Гавайях. В некоторых консерваториях США обучают игре на инструментах, гамелана. В ряде университетов, консерваторий и филармоний Америки имеются оркестры гамелан. Обычно их руководители — индонезийцы.

Гамелану более тысячи лет. Современный гамелан как бы является сплавом двух типов гамелана, оформившихся к концу XV — началу XVI века. В первом типе превалируют инструменты, издающие высокие звуки такие, как ксилофон, флейта и др. Этот тип гамелана называется «женским». Второй — «мужской» — играет на низких тонах; основные инструменты — барабаны, цимбалы, разнообразные гонги. Этот тип гамелана предназначался для выступлений на открытом воздухе, во время храмовых празднеств и даже на полях сражений.

В состав современного гамелана обычно входит до тридцати различных инструментов, разбитых на несколько групп. Ведущий в струнной группе — ребаб, напоминающий двух-трехструнный смычковый инструмент из арабских стран или Ирана. Он вступает в игру первым и ведет одну из главных тем. Другой инструмент струнной группы — чемпунг, род цитры на ножках с 26 струнами. Его назначение сводится к заполнению интервалов между нотами, созданию лейтмотивов в виде парафраз и вариаций. Главную же тему в оркестре ведет сарон — инструмент металлофонического типа в трех видах. Каждый вид отстает от другого на одну октаву. Играют на сароне предметом, напоминающим молоток. Музыкальные инструменты гамбанг и гендер развивают основную тему. Гендер состоит из двенадцати, иногда четырнадцати бронзовых пластинок, подвешенных попарно на двух шнурах, которые закреплены на резонирующих бамбуковых трубках. Гамбанг — это два десятка деревянных дощечек, свободно поставленных в ряд. При ударе они легко вибрируют на деревянном звучащем ящике. Гамбанг ведет аккомпанемент и развивает основную тему. Мне доводилось видеть изображение гамбанга на каменных плитах индуистского храма Панатаран (Восточная Ява), которому более 600 лет.

В небольших оркестрах ведущую роль играет гонговый инструмент бонанг, представляющий собой полтора десятка маленьких гонгов, подвешенных горизонтально парами над звучащим деревянным ящиком. В оркестрах с неполным набором инструментов бонанг ведет основную тему, заменяя сарон. Иногда бонанг как бы обрамляет и синкопирует главную мелодию, т. е. смещает музыкальное ударение с сильной доли такта на слабую. Достоин упоминания и кенонг — круглый гонг, подвешенный на звучащем, наполненном водой ящике. Низкие звуки кенонга ставят акценты в нужных местах главной темы. Наконец, яванский барабан удлиненной формы — кенданг определяет такт и темп мелодии. Музыкант бьет по нему руками с двух сторон. В некоторых случаях кенданг играет роль дирижера. В общем гамелан очень сложный живой организм. Каждый музыкант оркестра — составная часть этого организма. От него зависит звуковая палитра всего гамелана. Играть в оркестре гамелан — величайшая честь для любого музыканта.

У гамелана, если говорить о традиционном музыкальном искусстве Индонезии, есть два младших брата: крончонг и анклунг. Музыка в стиле крончонг, исполняемая оркестром того же названия, популярна в Индонезии более четырехсот лет. В чем же секрет неувядаемости крончонга? В мелодичности, понятности, доступности и не в последнюю очередь в национально-патриотической направленности. Песни крончонг в буквальном смысле этого слова стали революционными песнями в 1945–1949 годы.

Музыка в стиле крончонг вместе с гитарой и банджо была завезена в Индонезию португальцами в XVI веке. К этим двум инструментам в XVII веке присоединился небольшой струнный щипковый инструмент гавайского происхождения — чукулеле. В разных районах Индонезии набор инструментов оркестра крончонг различен. Так, в Джакарте к трем вышеназванным инструментам присоединяются серулинг (флейта) и ребана (бубен). Больше того, на основе оркестра крончонг в Джакарте и в прилегающих к ней районах возник оркестр Мелаю, репертуар которого состоит из музыкальных произведений индийского и арабского характера. На Центральной и Восточной Яве музыка, исполняемая оркестром крончонг, была приспособлена к вкусам яванцев, предпочитающих спокойную музыку. Вместо бубна здесь тамбурин (удлиненный барабан), а вместо банджо — джедор, деревянный инструмент наподобие контрабаса, только с резиновыми струнами. В последнее время оркестры крончонг стали дополняться виолончелью и скрипкой, а вместо джедора нередко используется европейский контрабас.

Претерпел изменение и характер музыки, исполняемой оркестром крончонг, изменились музыкальные жанры. С начала XX века на Центральной Яве оркестры крончонг все чаще исполняют музыку в стиле пелог, но на западный манер. В таком стиле в начале 40-х годов крупнейший индонезийский композитор Гесанг написал ставшую знаменитой песню «Бенгаван Соло», прославляющую легендарную реку Соло, которую по ее роли в истории Явы можно сравнивать с нашей матушкой-Волгой. Любой оркестр и практически любой певец в Индонезии имеет эту песню в своем репертуаре. В середине 70-х годов для оркестра крончонг стали сочинять мелодии в другом стиле — слендро. В последние годы оркестры крончонг все чаще исполняют современные ритмы в стиле рок, буги-вуги, диско…

Ежегодно по всей Индонезии организуются фестивали музыки крончонг. Многие знаменитые певцы, особенно певицы, считают для себя за честь выйти победителем фестиваля крончонг. По эмоциональному восприятию, особенно людьми старшего поколения, песни крончонг можно сравнить с популярностью у нас песен революции и старинных романсов одновременно. Отправление поездов, самолетов и кораблей в Индонезии сопровождается услаждающими слух и успокаивающими мелодиями крончонг.

Примером песни в стиле крончонг может служить широко известная в нашей стране песня композитора Исмаила Марзуки «Морями теплыми омытая», которую по своему значению в жизни Индонезии я бы сравнил с нашей «Широка страна моя родная» Дунаевского. Позывными на мелодию «Морями теплыми омытая» начинаются передачи новостей по радио и телевидению на всей территории Индонезии. Мне довелось лично знать Исмаила Марзуки, долгие годы работавшего на индонезийском радио. В память о композиторе-патриоте, написавшем более двухсот популярных песен, крупнейший в стране джакартский культурный центр носит имя Исмаила Марзуки.

Другой младший брат гамелана — анклунг имеет более локальный характер. Анклунг — народный оркестр сундов — жителей Западной Явы. Не буду сам описывать анклунг, а приведу высказывание известного русского естествоиспытателя Владимира Митрофановича Арнольди: «Анклунг, — писал Арнольди в книге. По островам Малайского архипелага», — это ряд бамбуковых трубок разного поперечника и длины, свободно подвешенных на раме; качаясь на ней, они производят своеобразные звуки. Глядя на этот инструмент, в котором нет ничего, кроме бамбука, невольно удивляешься талантливости народа, сумевшего создать такое оригинальное сочетание трубок, разместить их сообразна тонам и из простых звуков, происходящих от удара одной трубки о другую, произвести гармоничную мелодию».

Анклунг настолько популярен на Западной Яве, что, когда в апреле 1980 года отмечалось 25-летие Бандунгской конференции, перед дворцом, где проходила историческая конференция, состоялся красочный парад оркестров анклунг. Помню, как тепло приветствовали музыкантов участники юбилейной сессии. Завершая эту главу, отмечу, что исключительно мелодична и богата музыка батаков Северной Суматры, а также песни Молуккских островов. Батакские песни, как правило, исполняют мужские хоры. Их отличает мощное звучание, чем-то напоминающее хоровое пение грузин. Читатели среднего и старшего поколения, должно быть, помнят выступления в нашей стране великолепного батакского певца Гордона Тобинга в начале 50-х годов. Сильный, красивого тембра драматический тенор Тобинга буквально зачаровывал слушателей. Приходилось бывать на концертах ансамбля «Импола», которым до сих пор с успехом руководит Гордон Тобинг. У солистки ансамбля Терезии, его супруги, изумительное контральто. В отличие от батакской народной песни мелодии Молуккских островов нежны и лиричны. Они сродни гавайским песням.

В последнее десятилетие большое распространение получили вокально-инструментальные ансамбли. Успешно работают композиторы-песенники. Некоторые из них отличаются феноменальной плодовитостью. Так, А. Рианто написал более двух тысяч песен — мелодичных, приятных, незатейливых и довольно однообразных. Огромной популярностью пользуется композитор, певица и киноактриса Тити Пуспа. Она создала первую в Индонезии оперетту. О популярности песен Тити Пуспы говорит хотя бы то, что ее песня «Апанья донг?» («Что тебе?») в исполнении дочери Тити Пуспы — Дарлиах была записана на кассету в Японии и разошлась тиражом три миллиона экземпляров. Большой популярностью пользуются две другие певицы-композиторы: Грэйс Симон и Тити Хамзах. Первая — кинозвезда, а вторая — победительница ряда международных конкурсов эстрадной песни, в том числе такого престижного, как Токийский. «Золотым голосом» Индонезии называют Хетти Кус Энданг, победительницу многих ежегодных конкурсов эстрадной песни. Кроме голоса у Хетти прекрасный вкус. Характерная особенность Индонезии— то, что почти все певицы — киноактрисы и, нужно отдать им должное, очень красивые.

НАРОДНЫЕ ТАНЦЫ И ПРЕДСТАВЛЕНИЯ

Кажется, сама природа создала Индонезию и индонезийцев для танцев и праздничных представлений: мягкий тропический климат, позволяющий танцевать круглый год на открытом воздухе; благоприятные природные условия, когда у человека остается довольно много времени, чтобы посвятить себя искусству; необычайная музыкальность, артистизм, пластичность и грациозность жителей различных островов Индонезии; богатейшая история и мифология. Каждая из шестисот народностей Индонезии имеет свои, так не похожие друг на друга, танцы: медленные и грациозные — у яванцев, быстрые, стремительные — у балийцев, веселые и ритмичные — у минангкабау, воинственные — у макасаров на Сулавеси, у даяков на Калимантане и у почти первобытных племен Западного Ириана. Все танцы условно можно разделить на две группы: классические (придворные) и народные.

Общее число танцев в различных районах Индонезии невозможно сосчитать и тем более описать. Только на Бали туристам показывают около двухсот танцев. А сколько не показывают! В этой главе делается попытка дать представление о некоторых, наиболее характерных танцах ряда народностей Индонезии. Начнем по географическому принципу: с крайнего севера Суматры — автономного района Аче. Характер этих танцев определен тем, что Аче — самый мусульманский район Индонезии. Там преобладают танцы с ярко выраженным мусульманским колоритом: много сугубо мужских танцев, в ритмах ясно прослеживается арабское влияние. Наиболее характерный мужской танец саман. Представьте себе несколько десятков парней, которые, сидя на коленях в одну линию, раскачиваются вправо и влево, назад и вперед в такт очень ритмичной музыки, подпевая себе хором и хлопая в ладоши. Их движения то плавные, то стремительные. В свое время (в средние века) танец саман исполнялся с целью популяризации ислама. Во времена голландцев исполнение самана было запрещено, так как с ним связывалась борьба индонезийцев против «иноверцев», т. е. против иноземных поработителей. Но голландский запрет лишь способствовал популяризации этого танца в народе: саман в Аче — составная часть всех торжеств, религиозных праздников, свадеб и т. п.

Танцы батаков и минангкабау, живущих к югу от Аче, на Северной и Западной Суматре сильно отличаются от яванских. Большая часть батаков — христиане, что наложило свой отпечаток на их танцы. Танцы и песни батаков очень мелодичны, особенно для слуха европейцев. Минангкабау — мусульмане. Их танцы с мусульманским колоритом. Борясь с западным влиянием на культуру и искусство Индонезии, Сукарно в качестве альтернативы пропагандировал именно суматранские танцы, такие, как «серампанг дуаблас», «танец со свечами», «танец с зонтиками», с их сугубо народным характером.

Отличительной особенностью сунданских танцев часто является то, что исполнители танцуют в масках (топенг). Своими корнями сунданские танцы уходят в средние века. Танцы обычно сопровождаются оркестром гамелан. Очень популярны чиребонские танцы с масками. Чиребон расположен на северо-западном побережье Явы. Все чиребонские танцы, как и большинство яванских и балийских, сюжетные, как бы иллюстрирующие историю Индонезии. Именно поэтому их называют «танцевальными драмами». Групповые чиребонские танцы с масками поставлены по мотивам теневого представления ваянг. Сольные же танцы — по мотивам «ваянг бабакан», в основе которого лежат сказания о наследном принце Панджи. У каждого персонажа своя маска, отличающаяся цветом и выражением лица, своя музыкальная тема. Белый цвет символизирует величие, тонкость и доброту души; голубой — довольство; бордовый— желание. У исполнителей танцев топенг очень красочные костюмы. Непременный атрибут костюма — широкая лента, свисающая в виде пояса с талии. У меня лично сложилось впечатление, что танцы топенг — подражание марионеткам. Характерной особенностью танцев топенг является то, что их зачастую исполняют пожилые люди. Однако танцуют они так, что никак не определишь, какому танцору 15 лет, а какому 70. Танцы топенг чиребон совсем не похожи на классические яванские танцы. Они скорее ближе к китайским. Чиребон — прибрежный город на севере Явы, а все северное побережье Явы испытало на себе китайское влияние.

Когда речь заходит о народном искусстве, обычаях и традициях жителей семимиллионной Джакарты, та употребляется выражение не «джакартский», а «батавский» от голландского названия столицы Индонезии — Батавия. С момента своего возникновения — более четырех с половиной веков назад — Джакарта является многонациональным городом. Наряду с коренными жителями — малайцами и сундами, там находятся многочисленные колонии китайцев, арабов, индусов, представителей других национальностей страны. Поэтому батавское искусство вобрало в себя элементы фольклора, обычаев и традиций различных народностей, в том числе португальцев и голландцев. Традиции батавцев хранит и простой люд, оттесненный богатыми горожанами и чиновниками голландской администрации в кампунги па окраинах города. Их основное занятие — мелкая розничная торговля, ремесло, услуги, сельское хозяйство. Наиболее характерные, сугубо батавские виды народного искусства — народные драмы ленонг, топенг и ондел-ондел, основными средствами выражения в которых являются танцы и песни.

Ленонг — народная драма на героические и детективные сюжеты. Главный герой, как правило, рыцарь, защищающий угнетенный простой народ. Много юмора. Число действующих лиц не ограничено. Действие сопровождается игрой оркестра, который называется «гамбанг кромонг», т. е. джакартский гамелан. По ходу действия исполняются китайские и батавские песни, причем последние — на одном из джакартских диалектов, в зависимости от района города. Ленонг, пожалуй, самое любимое зрелище в Джакарте. Его можно видеть как на такой представительной сцене, какой является джакартский культурный центр Таман Исмаил Марзуки, так и в домах жителей Джакарты, когда ленонг показывают по случаю свадьбы, обряда обрезания, подпиливания зубов и т. п.

Топенг — народное представление на тему повседневной, чаще всего семейной, жизни батавцев, в котором много юмора. Представление носит название «топенг» (маска), потому что перед началом повествования на сцене появляется танцовщица. Посредине танца на сцену выходит мужчина, который спрашивает танцовщицу: «Что здесь происходит?» — «Я здесь показываю маски», — отвечает танцовщица. «Показывать маски (топенг)» и означает танцевать. Затем следует представление «топенг батави», хотя масок нет и в помине. Представление идет на диалекте бедных окраин Джакарты. Сопровождает его сунданский гамелан. Песни тоже сунданские, так как «топенг батави» чаще всего разыгрывается на городских окраинах, населенных сундами.

В Джакарте очень популярны представления ондел — ондел — громадных кукол, разбитых на парочки, в одеждах жениха и невесты. Они непременные участники всех празднеств и карнавалов. В куклах находятся живые люди. Бытует поверье, что ондел-ондел, подобно гамелану или крису, обладают способностью изгонять злых духов и излечивать болезни. Поэтому в определенные дни им делают жертвоприношения. Наряду с куклами в представлениях участвуют актеры в масках. Танцы носят импровизированный характер. В них нередко участвуют и зрители.

Несколько слов об очень важной церемонии для всех мусульман вообще и жителей Джакарты в частности. Я имею в виду обряд обрезания, который представляет собой второй по значению после свадьбы семейный праздник. Зачастую он превращается в праздник всей улицы, квартала или целой деревни, потому что в последнее время все чаще устраиваются массовые обряды обрезания. Над мальчиками в Джакарте этот обряд совершается по достижении ими десятилетнего возраста. Накануне организуется шествие, включая ондел-ондел. Виновники торжества одеты на манер хаджи, т. е. мусульман, совершивших паломничество в Мекку, — на них белые халаты, длинные брюки и тюрбаны. После совершения обряда мальчиков одевают в белые рубашки без ворота, юбки-саронг и шапочки.

На Центральной Яве кроме ваянг вонг на сюжеты «Рамаяны» и древнеяванского эпоса популярен и более демократичный вид театрального искусства — музыкальная драма кетопрак. Основная тематика кетопрака — исторические сюжеты, повествующие о борьбе за независимость, как, например, восстания под руководством Суропати Дипонегоро. Наибольшего расцвета кетопрак, равно как и шри мулат и лудрук, речь о которых пойдет ниже, достиг в 50–60-е годы нашего столетия, когда эти народные драмы широко использовались различными политическими партиями в агитационных целях. В настоящее время их популярности способствует телевидение. Но пожалуй, чаще всего по телевидению выступают комики (пелавак) — группами и в одиночку. Такие комики, как С. Багио, Беньямин С., Атенг, Крис Бианторо, Эди Суд, настолько популярны, что без их участия не обходится ни одна дорогая реклама в телевидении, кино, газетах и журналах. Правда, в последнее время коммерческая реклама по телевидению была запрещена на том основании, что большинство рекламируемых товаров «недоступно простому народу». О популярности комиков в Индонезии говорит тот факт, что в стране параллельно существуют два творческих союза комиков: Союз комиков Индонезии и Общество юмористов Индонезии. В то же время нет ни союза писателей, ни союза композиторов или художников.

Народная комедия шри мулат, появившись вначале в Соло в 50-е годы XX века, быстро приобрела всеяванское значение. Комедия названа по имени создателя жанра, актрисы Шри Мулат после ее смерти. Шри мулат напоминает репризы комиков, вроде наших Тимошенко и Березина, но исполнителей гораздо больше. Сходство усиливается тем, что говорят одновременно по-индонезийски и на местных диалектах. В представлениях много пения, танцев, разыгрываются сценки из современной жизни, часто критического характера.

Современный жанр музыкальной драмы лудрук зародился в начале XX века как ответ на вопросы, волновавшие индонезийцев в период бурного роста национального самосознания. Не случайно, что лудрук появился в Сурабае, крупнейшем промышленном и пролетарском центре Индонезии. Лудрук — зрелище сугубо народное, социальная драма, герой которой сам народ. Контакт между исполнителями и зрителями здесь полный. Не раз приходилось видеть в Сурабае и на гастролях труппы в Джакарте, как увлеченные представлением зрители вбегали на сцену и включались в действие, смешивались с актерами, которых это ничуть не смущало. Мне даже самому однажды довелось принять таким образом участие в представлении лудрук. Сюжетами служит повседневная жизнь народа с его радостями и горестями. В них много юмора, критики на существующие порядки.

Актеры театра лудрук — универсалы в полном смысле этого слова. Они поют, танцуют, владеют искусством пантомимы, секретами перевоплощения. Обычно лудрук разыгрывается на яванском языке. Чаще всего сцена сооружается прямо на улице. Занавесом служит кусок батика. Человеку, впервые увидевшему лудрук, может показаться, что большинство женских персонажей сущие красавицы. Движения плавные, глаза выразительные, ресницы пушистые, кофточки и юбки облегают стройные фигурки. Они воркуют, как голубки, поют красивыми, высокими голосами. На самом же деле все роли исполняются мужчинами. Объяснить это только канонами ислама, запрещающими женщинам выступать на сцене, довольно трудно, тем более что ислам в Индонезии не так ортодоксален.

Каждый раз по пути в Сурабаю из Джакарты, если позволяло время, я непременно заезжал в небольшой уездный городок Понорого, расположенный в 200 километрах к западу от Сурабаи, чтобы насладиться необычным, в высшей степени интересным представлением «Рейог Понорого». Посмотреть его можно и на Западной, и на Центральной Яве. Но только в Понорого дают рейог в его натуральном виде. В уезде Понорого нет ни одной деревни, где бы не было, как минимум, одного-двух ансамблей рейог, составленных из великолепных самодеятельных артистов. А дело это необычайно сложное, требующее большого таланта, умения петь, танцевать, играть на нескольких музыкальных инструментах, быть акробатом, наконец, владеть искусством перевоплощения. Это умение в уезде Понорого передается из поколения в поколение, по крайней мере в течение пяти веков. Для жителей Понорого рейог то же самое, что ленонг для коренных джакартцев.

Чаще всего «Рейог Понорого» показывают на ночных базарах во время полнолуния как сюжетный ритуальный танец. Нередко рейог исполняется вместе с другим танцем «куда кепанг» (танец лошадок), в котором исполнители как бы сидят верхом на сплетенных из бамбука плоских лошадках. Оба танца роднит то, что во время их исполнения актеры до того входят в роль, что чувствуют себя лошадьми или тиграми: едят траву, скошенный рис и все, что им ни предложат, ржут, лягаются, как лошади, или же набрасываются на людей, как тигры. Главный исполнитель носит на голове тяжелейшую маску тигра весом до 40 килограммов. Всего же в труппе от тридцати до сорока человек.

Музыкальное сопровождение очень яркое, ритмичное, задорное. Обычно, услышав издалека музыку, сопровождающую процессию «Рейог Понорого», местные жители сбегаются к месту представления и включаются в действие. Создается впечатление, что находишься на латиноамериканском карнавале. Оркестр состоит из традиционных народных инструментов: из деревянной или из буйволиного рога трубы, одного большого и двух маленьких барабанов цилиндрической формы, двух бамбуковых инструментов анклунг, нескольких гонгов и цимбал.

Рейог Понорого — это театрализованный победный танец яванского раджи и его свиты, в который вплетены сценки из жизни раджи. Как гласит предание, в давние времена в районе Понорого находились владения раджи государства Бандарангин — Колосевандоно, мудрого и справедливого правителя. Его патих Пуджанга Аном также отличался умом и честностью. Однажды радже приснилась дочь правителя соседнего государства Кедири, Дхохо, красавица Деви Сонголангид. Проснувшись, раджа тут же послал сватов во главе с верным и храбрым патихом. Конный отряд патиха был встречен на границе тиграми и павлинами, охранявшими государство Кедири. Завязался бой. Патих Аном вынужден был отступить. Снова собрали войско, которое на этот раз повел сам раджа Колосевандоно. Ему удалось разгромить тигриное войско Кедири. Во главе своего и разгромленного войска, сопровождаемый толпами народа, Колосевандоно направился в столицу поверженного государства. Вскоре сыграли пышную свадьбу. Эти события легли в основу сюжета «Рейог Понорого». Большинство персонажей одеты в маски тигров и павлинов. Изза того что головы и туловища актеров закрыты довольно плотными одеждами, имитирующими шкуры тигров, оперение павлинов и т. д., в условиях сильной жары и влажности артисты, как правило, впадают в транс. Кроме того, они заранее готовят себя к этому: внушают себе, что они тигры, павлины или лошади, принимают специальные тонизирующие снадобья. Приходилось видеть, как «тигры» в буквальном смысле слова рвали на части не только одежду, но и тело «конников» раджи Колосевандоно. Изо рта у них шла пена. У нескольких вошедших в транс артистов происходил спазм челюстей, сомкнувшихся на руке противника. Специальные люди разжимали им челюсти палками и другими приспособлениями.

Самовнушение и транс, широко распространенные почти у всех народов Индонезии, используются в ритуальных танцах знахарями и т. п. Хочу рассказать об одном случае транса, который довелось наблюдать в джакартском культурном центре Исмаил Марзуки. Вначале был продемонстрирован массовый транс наподобие того, что показывают в «Рейог Понорого». Затем на сцену была выставлена жаровня, и по горящим углям ходили босыми ногами. После этого горсть раскаленных углей положили на непокрытую голову одного из артистов, поставили сковороду, разбили пару яиц и на глазах изумленных зрителей поджарили яичницу. Кульминационным пунктом представления было поедание лезвий безопасных бритв и стекла от керосиновой лампы. Молодой, какой-то убогий, отрешенный от жизни парень разгрызал, а затем медленно пережевывал и глотал бритвы и осколки стекла, запивая киселем. Я стоял в метре от него и внимательно наблюдал, как и все присутствующие в зале. Это не был фокус, а самовнушение и транс. Актер уверовал, что ест хрустящий хворост из креветок. Зрелище, откровенно говоря, было далеко не из приятных. Поэтому, когда на сцену начали вываливать из чемоданов кобр и питонов, по-видимому, собираясь сделать с ними что-то еще похлеще, многие зрители, включая меня, предпочли покинуть зал.

Мы многое знаем об испанской корриде или об американском родео — единоборстве ковбоев с необъезженными лошадьми. Но почти ничего не знаем о единственном в мире зрелище «керапан сапи» — гонках быков на Мадуре. Остров Мадура очень интересен с исторической, этнографической и климатической точек зрения. Человеку, впервые приехавшему на Мадуру, может показаться, что он находится не во влажных тропиках, а где-нибудь в жаркой полупустыне. Мадурцы гораздо темнее яванцев. Лица у них более узкие, суровые, носы более тонкие. Мадурские женщины славятся темпераментом, пристрастием к украшениям, особенно золоту, ярким одеждам, платьям с глубоким вырезом на груди. Мужчины же носят рубашки и брюки черного цвета. Брюки широкие, короткие. Мадура — главный скотоводческий район Индонезии. Выращенный там скот направляется в различные районы страны и экспортируется.

С давних пор (с XIV века) в каждой мадурской деревне устраиваются гонки быков, запряженных парами. Они проходят после сбора урожая — с июля по сентябрь. Второй этап соревнований проводится на уровне волостей, третий — на уровне уездов, а последний, всемадурский — в столице острова — Памекасан в октябре. В последние годы в связи с развитием иностранного туризма керапан сапи устраиваются круглогодично в уездном центре Бангкалан, ближайшем через Мадурский пролив от Сурабаи.

Социальный статус зажиточного мадурца зависит от двух вещей: от того, сколько раз он совершил паломничество в Мекку и сколько у него упряжек для керапан сапи. Средняя цена быка, принимающего участие во всемадурских скачках, около 5 миллионов рупий (5 тысяч долларов), т. е. в пять-шесть раз дороже стоимости обычного быка. Правила отбора быков очень строгие. Допускаются лишь быки мадурского происхождения или с соседнего острова Сапуди, строго определенного роста (от 120 до 130 сантиметров), с хорошими рогами. Быки в упряжке должны быть одной масти, одного роста и одинаково украшены, а это целое искусство. Рога раскрашены в яркие цвета и обвиты ленточками, на голове нечто вроде чепца, на шее — колокольчики. Причудливо разукрашены влачащиеся по земле и две резные оглобли, в которых запряжены оба быка и на которых стоит погонщик. Быков холят и лелеют. Их беспрерывно чистят и моют, делают массаж. В их рацион входят куриные яйца, мед, красное вино, целебные настои из трав.

Бегам на любом уровне предшествует парад участников, цель которого не только развлечь публику, но и вызвать симпатии зрителей. Ведь от их поддержки во многом зависит успех в гонках, а болельщики мадурцы страстные. Парад сопровождает оркестр гамелан, разыгрывается пантомима, чаще всего на тему дрессировки быков. Группы молодых людей показывают спортивный танец самообороны «пенчак силат». Девушки в национальных костюмах исполняют народные танцы.

Сами соревнования захватывающие: скорости довольно высокие — до 50 километров в час, т. е. не уступают скорости скакунов. Расстояние 120 метров быки преодолевают менее чем за десять секунд. Погонщики хлещут быков кнутами, ветками деревьев, колют заостренными бамбуковыми палками, железными щетками. Зрители ведут себя азартно, истошно кричат, бросают в воздух шапки, сандалии, кожуру от бананов. Многие заключают пари. Ставки очень высокие, включая дома и драгоценности. А в прежние времена ставкой нередко становились и жены. Широко практикуются подкупы жокеев. Но в своем большинстве погонщики преданы владельцам быков. Они обычно живут в одном хлеве с быками, отдавая им все свое время и всю свою любовь.

Быки во время соревнований бывают настолько разгорячены, что далеко не каждому погонщику удается остановить их на финише, даже с помощью специальных людей. Нередко упряжки врезаются в толпу, давят не успевших отскочить зрителей. Помню, в 1977 году пара быков сбросила наездника и промчалась по всему Памекасану, громя по дороге лавки торговцев. А в общем керапан сапи очень красочное зрелище.

Классические танцы Центральной Явы — это «ваянг вонг», т. е. танцы по мотивам теневого представления ваянг пурво на сюжеты «Рамаяны» и яванской истории. Долгие годы и даже столетия эти танцы исполнялись только в кратонах султанов. Авторами многих танцев были сами султаны. Лишь после обретения страной независимости они стали достоянием народных масс.

Танцы ваянг вонг представляют собой нечто среднее между балетом и оперой: артисты не только танцуют, но и говорят и поют. Поэтому танцор должен обладать громким голосом красивого тембра, уметь говорить и петь в сопровождении гамелана. Есть танцы, которые существуют как бы отдельно, где исполнители только танцуют. Танцевальное искусство Центральной Явы настолько богато икрасочно, что достойно целых книг. Мне лично яванские танцы представляются даже интереснее всемирно известных балийских танцев. В яванских танцах исключительно высока техника исполнения. Танцует всё: руки, тело, глаза, лицо. Каждый танец имеет свой стиль исполнения. Одни символизируют покой и безмятежность, другие — простоту и естественность, третьи — высокомерие, четвертые — упорство и настойчивость. Многие танцы — подражание поведению животных: слона, лани, тигра. Они, как и большинство яванских танцев, полны символики. Многие «взрослые» яванские танцы исполняются детьми или подростками.

Отличительной чертой исполнения яванских и балийских классических танцев является то, что ноги играют лишь роль опоры для танцора. Нередко танцы исполняются сидя. Освоить по-настоящему технику исполнения яванских танцев для европейцев почти невозможно. Я об этом слышал лично от нескольких европейских, американских и австралийских танцоров, которые изучали яванские танцы по нескольку лет, но так до конца и не постигли все их секреты. Точно так же для индонезийских балерин, включая очень талантливых, нелегко постичь законы классического европейского балета. Здесь как раз их больше всего подводят ноги (руки у них великолепные). Пожалуй, единственное известное мне исключение — талантливейшая индонезийская балерина и хореограф Фарида Фейсол (Утойо), выпускница балетного училища Большого театра. Фарида даже исполнила несколько партий в спектаклях Большого театра. Неоднократно в беседах с нами Фарида отмечала, что она училась и в США, и в Австралии, но настоящую школу балета прошла в Москве. Теперь Фарида ведет класс балета в Джакартском институте художественного образования и руководит собственной балетной школой. Она поставила целый ряд балетных спектаклей. Особенно мне понравился ее балет «Извержение вулкана Агунг», в основе которого лежат традиции классического яванского и балийского театров.

Хотя зрители знают наизусть сюжет каждого танца, знают буквально каждое движение головы, рук и даже пальцев танцора, они смотрят представление так, как будто находятся на премьере. Единственное, что не принято в Индонезии, так это награждать актеров аплодисментами. Кажется, зрители, равно как и исполнители, не знают устали. Нередко представление идет 7–8 часов подряд. С особым интересом наблюдают за выступлением маститых танцоров, для которых каждый раз танец — импровизация.

До 1950 года профессиональных танцоров на Центральной Яве готовили в специальной школе, расположенной в кратоне султана Джокьякарты. В школу принимали лишь детей аристократов. В 1950 году Хаменгкубувоно IX демократизировал школу, вывел ее из кратона и предоставил возможность более широкому кругу населения постигать искусство классического яванского танца. Правда, в 1973 году по инициативе того же султана с целью развития иностранного туризма школа была возвращена в кратон и стала одним из объектов туризма на Центральной Яве. Мне доводилось наблюдать за занятиями в этой школе. Большая роль в обучении отводится концентрации внимания. Танцор должен научиться сосредоточиться на выступлении так, чтобы не замечать ничего вокруг, не обращать внимания на укусы комаров и муравьев, если даже муравей заползет ему в нос. Концентрация внимания танцора всегда стоит на грани транса. Находясь в трансе, артист как бы теряет чувство реальности. Ему безразлично, сколько в зале зрителей и как они реагируют на его выступление.

Транс в классических яванских танцах основывается на специальной школе танца «Джогет Матарам» или психологическом искусстве танца в стиле Джокьякарты, создателем которого был султан Хаменгкубувоно I. Система обучения в школе «Джогет Матарам» основывается на следующих четырех принципах: I) полнейшая концентрация воли, не вызывающая душевного напряжения; 2) умение давать постепенный выход бурным страстям, охватывающим танцора во время вхождения в образ, — иными словами, — умение справиться с эмоциями и направить их в нужное русло; 3) уверенность в себе, не переходящая в самонадеянность; 4) умение не приходить в отчаяние и не пасовать перед трудностями. Овладеть всеми этими качествами дано не каждому. Но кто овладевает ими, становится большим артистом.

КРИС

Одной из главных святынь (пусака) жителей большинства островов Индонезии является крис, древнейшее холодное оружие, в большинстве своем с пламевидным лезвием. Многие индонезийцы верят, что после смерти дух умершего поселяется в дереве (беренгин), в драгоценном камне или каком-либо другом предмете, принадлежащем семье умершего, и в первую очередь в крисе.

Веками в Индонезии, особенно на Яве, Мадуре и Бали, существовал культ криса. Его поклонники верят и уверяют других, что крис может плакать, танцевать, истекать кровью, стоять неподвижно в вертикальном положении на острие, не будучи вонзенным во что-либо, — в общем, ведет себя, как живое существо. Не случайно крисам присваиваются имена.

Крис не только оружие. Он почитается как частица души его владельца. В этом качестве крис может представлять своего хозяина в различных ситуациях, например на свадьбе — вместо отсутствующего по каким-либо причинам жениха. На Бали крис может представлять своего владельца на деревенском сходе. О том, как высоко почитается крис, можно судить по одному случаю, о котором рассказал в своей книге воспоминаний Мохаммад Хатта. Когда в 1949 году в соответствии с решениями Конференции круглого стола в Гааге были созданы Соединенные Штаты Индонезии, а вскоре после этого Голландия была вынуждена признать полную независимость Индонезии, сепаратистски настроенный раджа Лампунга на Южной Суматре отказался войти в состав Республики Индонезии. Тогда радже напомнили, что в 1947 году он подарил Хатте крис пусака в знак верности республике. Как отмечает Хатта, после этого напоминания раджа Лампунга безоговорочно признал свой султанат составной частью Республики Индонезии.

Крисы не раз знаменовали важнейшие события яванской истории. Так, в знак окончания трех войн за престолонаследие в государстве Матарам, длившихся полстолетия, сунан Суракарты Пакубувоно III преподнес своему противнику, султану Джокьякарты Хаменгкубувоно I, крис пусака Кьяи Копен, который до сих пор считается одной из трех святынь кратона Джокьякарты. С незапамятных времен крис почитался как главный атрибут власти султанов. Ни один яванский султан не мог официально утвердиться на престоле, не заполучив крис пусака. Одновременно раджа, потерявший в борьбе крис пусака, тотчас же признавал свое поражение и расставался с властью.

В истории Явы крису вообще отводится решающая роль в борьбе за власть. Основатель династии Матарам Сенопати был благословлен на царство волшебным крисом. Хроники «Бабад Танах Джава» повествуют о крисе пусака султана Кудуса на севере Явы. Целыми десятилетиями этот крис служил символом единства и стойкости в борьбе с иностранными захватчиками. С этим крисом во главе войска султан Кудуса в начале XVI века совершил поход на Малаккский полуостров с целью изгнания оттуда португальцев.

Легенда гласит, что первый древнейший крис был сделан мастером (эмпу) Рамади в 152 году по яванскому календарю Соко, т. е. в 230 году нашей эры. Существует легенда, что крис ведет свое происхождение от клыка легендарного могущественного бога Батары Кала, родившегося в виде огня в океанской пучине. Под крисом имеется в виду древнее оружие в форме кинжала, широко распространенное кроме Индонезии на Малайском полуострове и в ряде районов Филиппин. Загадкой остается происхождение слова «крис». В яванском и индонезийском языках слово «крис» происходит от глагола «ирис», что означает «резать». «Крис» же означает орудие или инструмент для резания. Крис может не только резать, имея обоюдоострое заостренное лезвие, но и колоть. На древнеяванском языке крис назывался «чуриго», что означает «подозревать» или «быть начеку». Это название отражало царившую в те далекие времена обстановку страха и одновременна связанную с крисом надежду на защиту от нападения. В средние века крис называли также «палак», что означает «взбешенный», «безрассудный», «наихрабрейший». Подобное определение, в частности, встречается в путевых заметках китайского путешественника Чен Сена, посетившего Яву в 1416 году. «У каждого мужчины на Яве, — писал он, — начиная с трехлетнего мальчика, кончая стариками, висит на поясе нож, который зовется палак. Лезвия ножей, сделанных из прекрасного металла, богато расписаны узорами — памор. Рукоятки ножей очень тонкой работы сделаны из золота, из рога носорогов или из слоновой кости в форме головы дьявола и других подобных чудовищ». Во время церемоний на Яве, когда крис носят заткнутым за пояс сзади, его называют «вангкинган», что в переводе с яванского дословно означает «оружие, заткнутое за пояс». Кстати, другой китаец, Ма Хуан, писал примерно в то же время, что «яванские раджи носят сразу по два криса, а во время ссор яванцы немедленно хватаются за свои крисы».

Первые крисы делались из никелевой руды, добываемой на горе Лаву на Восточной Яве. С конца XVIII века крисы, особенно крисы пусака, стали делать из металла, содержащегося в метеорите, упавшем на Прамбанан в 1784 году. С 1940 года производство крисов, по существу, прекратилось и стало понемногу возрождаться лишь с конца 60-х годов, в первую очередь в связи с развитием туризма. Причин подобного положения несколько. Главная из них состоит в необычайной трудоемкости процесса создания крисов. Чтобы сделать крис среднего достоинства, мастер затрачивает, как минимум, несколько недель. Требуется немало материала: около шести килограммов высококачественной стали (большая часть металла идет в отходы). На обжиг и закалку лезвия расходуется до 300 килограммов угля из дорогого тикового дерева. Рукоятка криса чаще всего делается из сандалового дерева, реже — из шелкового дерева. Обычно один крис создают одновременно несколько мастеров: один делает лезвие криса, другой — рукоятку, третий — ножны. Особенно ценятся специалисты по памору, т. е. рисунку на внешней стороне лезвия криса.

Хороших крисов, не говоря уже о крисе пусака, совсем немного. Обладать хорошим крисом, даже современным, не говоря уже об антикварном, — значит владеть уникальным произведением искусства.

Со временем крис потерял свое первоначальное значение, превратившись в непременный атрибут праздничного, ритуального костюма практически во всех районах Индонезии, за исключением Западного Ириана (где вместо криса используется заостренная бердовая кость казуара — птицы наподобие страуса) и некоторых других островов Восточной Индонезии. А на Яве, Мадуре, Бали, Ломбоке, в Тана Тораджа на Центральном Сулавеси крис до сих пор остается непременным атрибутом жертвоприношений богам и духам, правда в строго определенные дни. На Бали крис пусака используется в ритуальных танцах, а также во время церемоний кремации, очищения и т. п. Кроме криса пусака в жертву богам и духам приносятся некоторые виды цветов и фруктов, вареный рис. Все это окуривается ладаном и священным фимиамом. Исполняя танцы с крисом, танцоры входят в транс, к которому их готовят священнослужители и колдуны. При этом танцоры довольно глубоко вонзают острие криса в голую грудь, не ощущая боли.

Символом мистической силы криса является его памор, а также число изгибов и зарубок на лезвии. Каждый памор имеет свое название и обладает присущей лишь ему «волшебной силой». Наиболее популярный памор на Яве — «рассыпанные зерна риса». Согласно древней яванской хронологии, каждое число знаменует собою строго определенное явление природы. Отсюда на лезвии каждого криса должно быть строго определенное количество изгибов, соответствующее гороскопу его «законного владельца». Приобрести крис, число изгибов которого не соответствует вашему гороскопу, — значит навлечь на себя несчастье. Определенная форма криса также соответствует строго определенному положению человека. Так, крисы с совершенно прямой, без каких-либо изгибов конфигурацией лезвия, что означает спокойствие, с памором, изображающим змею в состоянии покоя, больше всего подходят священникам и лицам с аскетическими наклонностями. Крис с извилистой формой лезвия, с памором «ползущая змея» символизирует деятельность и активность.

Яванские хроники дают картину того, как, начав со спокойных и очень простых форм паморов в начале нашей эры, мастера все больше усложняли конфигурацию и мотивы паморов. Из множества разновидностей паморов основными являются пять: «рассыпанные зерна риса», «цветы мускатного ореха», «букет цветов», «поставленные прямо цветы», «сухие листья кокосовой пальмы». Каждый орнамент памора имеет свою символику: процветание, человечность, справедливость, авторитет, взаимная любовь, или привязанность.

Паморы создаются из трех видов материала: из железа и никеля метеоритного происхождения (эти паморы белого и серого цвета); из обыкновенной стали темного цвета; из необычайно крепкого камня аэролита желто-серого цвета.

Паморы наиболее ценных крисов пусака два последних столетия делались в кратоне Соло из прамбананского метеорита весом 240 тонн, который отличается большим содержанием никеля. Паморы изготовляются из тончайших металлических пластинок, напаянных друг на друга. В лучших из них число слоев может доходить до четырех тысяч. Самые искусные мастера накладывают один слой памора на другой с помощью тепла рук, растирая металл пальцами.

Паморов великое множество. Лишь «обладающих священной магической силой» — около ста. Один из них обладает способностью «отводить» пули, другой приносит богатство, особенно клады золота, третий — удачу в торговле. Есть паморы, способствующие успеху в любви. Есть и такие, что приносят несчастье. Знатоки советуют выбрасывать такие крисы в реку или сдавать в музеи. Волшебная сила паморов метеоритного происхождения, как утверждают, заключается в их «космической силе», помноженной на земную силу, которую в них вкладывают мастера. Созданию криса пусака предшествует тщательная подготовка и сложный ритуал. Знахари-дукуны заговаривают металл, освящают заклинаниями и ритуальными танцами. Для начала работы выбирается особый, «счастливый» день в зависимости от расположения звезд, воли богов и духов. Только при соблюдении всех этих условий крис становится «волшебным».

Прежде чем приступить к созданию криса пусака, эмпу должен очиститься духовно и физически. Он должен вымыться и начать поститься. Пост может продолжаться несколько дней, несколько месяцев и даже лет в зависимости от обстоятельств, до тех пор пока мастер не почувствует, что на него низошла «божья благодать» в виде волшебной силы, ниспосланной свыше. Во время поста эмпу довольствуется вареным рисом без соли и жиров, и то в ограниченных количествах, и пьет лишь воду из священного источника. Желательно, но не обязательно, чтобы соблюдал пост и заказчик — будущий владелец криса. Последние несколько дней поста, если пост долгий, эмпу проводит в одиночестве, без сна, перед горящим огнем в закрытом помещении. Все это время мастер просит бога ниспослать ему вдохновение и силы для создания криса пусака, просит надоумить, как лучше сделать такой крис. Прежде чем приступить непосредственно к созданию криса пусака, мастер приносит дары богам и духам в виде вареного риса, плова, фруктов, в первую очередь бананов, пальмового сахара, жжет благовония, читает молитвы и заклинания, «устанавливает космические связи» с потусторонним миром. Считается, что крис создает не мастер. Он лишь орудие в руках бога. Поэтому имя эмпу не ставится на крисе. Закончив работу, эмпу говорит крису напутственное слово, что должно придать ему волшебную силу. В прошлом некоторые мастера при создании крисов для раджей даже лишали жизни молоденьких девушек с тем, чтобы их души «переселились» в крисы.

Мне довелось присутствовать на лекции-демонстрации, пожалуй, самого великого эмпу современности Кьяи Эмпу Джено Харумброджо из кратона Джокьякарты на постоянной выставке в Джакарте «Прекрасная Индонезия в миниатюре» в декабре 1978 года. Мастер, в частности, рассказал, что на создание криса пусака в среднем уходит до трех месяцев и что такой крис может стоить миллион рупий и даже дороже, т. е. более тысячи долларов. Стоимость криса в первую очередь определяется числом слоев памора и мастерством исполнения.

Ножны крисов, как правило, делаются из дорогих тропических пород дерева. У недорогих крисов ножны делаются из тика или фикусового дерева. На Бали ножны чаще всего изготовляют из черного эбенового дерева, покрытого резьбой по мотивам древних эпосов. Ножны калимантанских крисов украшены гроздьями зубов и шерстью животных, ярко раскрашены. Рукоятки калимантанских крисов напоминают головы птиц. К недостаткам этих крисов относится бедность, а то и полное отсутствие паморов. Ножны мадурских крисов могут быть покрыты сплошь перламутровыми пластинками. Мнe был подарен великолепный мадурский крис. Но в нашем сухом климате перламутровое покрытие криса полностью отклеилось, точно так же как у нас трескаются деревянные балийские статуэтки.

Обычно деревянные ножны хороших крисов покрываются на манер перевязей серебряными пластинами, а в редких случаях (для султанов и раджей) — золотыми. Гравировка пластин полна символики и должна сочетаться с памором. Знатоки никогда не приобретут, равно как и не согласятся принять в подарок, крис без того, чтобы предварительно не измерить его лезвие в соответствии с правилами, изложенными в древней книге предсказаний счастья и несчастий «Примбоне». Измерение крисов ведется лишь прижатыми друг к другу большими пальцами обеих рук. При этом каждая мерка соответствует философскому взгляду на мир будущего владельца криса. Длина криса должна соответствовать «набору философских воззрений» будущего владельца криса, и ничто в мире не может заставить его приобрести или принять в дар крис, оказавшийся короче или длиннее этого набора. Пришлось однажды быть свидетелем того, как один яванец несколько раз подряд перемеривал крис. Видимо, крис пришелся ему по душе, но не соответствовал по размерам. Тогда яванец пошел на хитрость: поставил пальцы поплотнее, дабы получить желаемую сумму, и купил крис.

Лучшие яванские крисы делаются в окрестностях Джокьякарты, где традиции этого ремесла, а вернее, искусства передаются из поколения в поколение со времен империи Маджапахит. Так же как и далангам в ваянге, лучшим мастерам по крисам присваивается звание «кьяи», что означает «человек, наделенный магической силой».

Широко распространено мнение, что президент Сукарно владел магическим крисом, созданным знаменитым эмпу Гандрингом, в который вселился дух раджи средневекового восточнояванского государства Синга — сари — Кен Арока, убившего этим крисом самого мастера. Утверждают, что в крисе покоится и душа супруги Кен Арока — красавицы Кен Дедес. Считалось, что владение этим крисом делает Сукарно неуязвимым. Это мнение подкреплялось, в частности, тем, что во время многочисленных покушений, стоивших жизни многим людям, находившимся рядом с ним, сам Сукарно оставался невредимым. Молва утверждала, что памор волшебного криса находится в жезле главнокомандующего, который Сукарно постоянно носил под мышкой. Соблазн узнать правду был так велик, что однажды я осмелился спросить об этом самого Сукарно. Услышав мой вопрос, Сукарно спокойно передал мне в руки жезл, напоминающий укороченную трость, и предложил попробовать раскрыть его. Кровь бросилась мне в лицо. Дрожащими руками я попытался открыть жезл. Но в ту же секунду главный адъютант Сукарно полковник Сабур выхватил у меня жезл. «Извините, — сказал он. — Дотрагиваться до этого священного предмета запрещено, да и опасно. Заключенная в нем магическая сила может обрушиться на Вас». Сукарно же благоразумно промолчал. Так мне и не удалось узнать тайну.

Многие индонезийцы искренне верят, что крис пусака защищает своего владельца, если только хозяин криса владеет им по праву, если крис соответствует характеру владельца и попал к нему при благоприятных условиях, как правило по наследству. В «чужие руки» крис пусака может попасть, если только соблюдены все необходимые условия. Иначе он принесет горе. В мои руки попал такой крис. Сказать наверное, принес ли он мне несчастье или счастье, не могу. Крис был подарен мне с соблюдением сложного ритуала в 1963 году губернатором Западной Суматры Датук Кахаруддином, как он выразился, «за особые заслуги перед его семьей». А заслуги мои выразились вот в чем. За несколько месяцев до этого сын губернатора был послан на учебу в Москву. Вначале он был зачислен в технологический институт, хотя мечтал о медицинском. В Москве я познакомился с молодым человеком, узнал о его заботах и помог перейти на медицинский. Датук Кахаруддин решил отблагодарить меня за это. Если бы он предложил что-либо другое, я бы, конечно, отказался. А тут был крис, хотя внешне неприметный, но которому двести лет. По словам Датука Кахаруддина, крис «трижды отведал вражеской крови», о чем свидетельствуют три зарубки на его лезвии. Бытует мнение, что магическая сила криса значительно возрастает, если он «был в деле». Утверждают, что такой крис может поразить врага, даже не коснувшись его. Достаточно направить его в сторону противника. Крису пусака приписывается способность выступать в качестве медиума во время спиритических сеансов общения с его умершим владельцем.

Чтобы крисы пусака сохраняли свою магическую силу, наиболее ревностные владельцы ежедневно жгут в их честь благовония. Самые священные крисы хранятся в кратонах султанов на Центральной Яве. Некоторые уникальные экземпляры попали в Голландию, Англию, Швецию, Японию, США, пополнив коллекции оружия голландской королевы, императора Японии, короля Швеции и т. п. У нас крисы можно видеть в Музее этнографии в Ленинграде, в Музее искусства народов Востока в Москве.

В связи с развитием туризма в Индонезии усилилась практика продажи кустарных крисов. Помню, такой дешевый крис нам пытались продать в Сурабае. На главной улице Сурабаи Тунджунган к нам с моим коллегой В. А. Цыгановым пристал один мадурец с крисом. Мадурцы большие мастера уговаривать покупателей. Мы наотрез отказались от предложенного криса, но мадурец продолжал преследовать нас, утверждая, что ему очень нужны деньги, и поэтому он готов уступить нам великолепный крис пусака всего за… десять тысяч рупий. Невооруженным глазом было видно, что мадурец предлагал грубо сработанный крис, не стоящий и тысячи рупий. Но он решил, видимо, воспользоваться нашей неосведомленностью. К тому же всех европейцев в Индонезии принимают за миллионеров. А запрашивать втридорога — обычное дело в Индонезии. Желая отделаться от назойливого продавца, В. А. Цыганов предложил ему смехотворно малую сумму— 500 рупий, надеясь, что тот оскорбится и отстанет от нас. Но мадурец, ничуть не смущаясь, шел неотступно за нами, постепенно снижая цену: девять тысяч, восемь… семь… пять… наконец, тысяча рупий. Мы продолжали отказываться. «Ладно, — сказал он со вздохом, — берите за пятьсот рупий». Делать было нечего — пришлось взять. Крис оказался таким грубым, что, заплатив деньги, мы оставили его оторопевшему продавцу.

БАТИК

В 1978 году в Москве с большим успехом прошла выставка индонезийского батика, включая картины известных индонезийских художников, написанные методом батикования. Выставка была организована в рамках культурного обмена между Индонезией и Советским Союзом.

Мне довелось заниматься ее организацией, находясь в Индонезии. Пришлось провести большую работу по отбору экспонатов и отправке их в СССР. Вначале намечалось устроить выставку на базе картин самого именитого художника по батику Амри Яхья при личном участии художника. Но в последний момент выяснилось, что Амри Яхья поехать не сможет, и срочно пришлось подбирать другие кандидатуры на роль сопровождающих выставку. Как бы то ни было, выставка состоялась, и москвичи смогли познакомиться с прекрасными образцами индонезийского батика. Так как батик в нашей стране еще недостаточно известен, а он заслуживает того, чтобы о нем знали больше, хочу рассказать о батике чуть подробнее. Батик стоит в одном ряду с такими величайшими культурными ценностями Индонезии, как ваянг, гамелан, крис. При упоминании о батике в воображении возникают различные виды одежды и предметы домашнего обихода, сшитые из ткани батик: женские платья, особенно вечерние, купальники, шарфы, головные уборы, платки, шляпы, мужские рубашки, покрывала, скатерти, салфетки и т. п. Батик одинаково пригоден для любой одежды: как для традиционных, так и для современных моделей. Однако применение батика не ограничивается лишь утилитарными рамками. Художники широко используют батик в живописи.

Несмотря на определенное влияние со стороны Индии, Китая, арабских и ряда других соседних стран, батик сохраняет национальное своеобразие в Индонезии и снискал себе мировую славу. Батик прошел долгий путь развития и совершенствования на индонезийской почве. Благодаря этому понятие «батик» неразрывно связано с Индонезией. Во времена правления раджей, особенно на Яве, производством батика занимались в основном девушки из знатных семей, чаще всего в ожидании замужества. Занятие батиком давало им возможность не только коротать время, но и вырабатывать в себе такие качества, как упорство, настойчивость, прилежность, терпение и изящество, которые в Индонезии ассоциируются с понятием женственности. И сейчас батик сохраняет свою оригинальность и ценность, несмотря на то, что с течением времени он получил новое развитие, приобрел новые формы. Что же такое батик?

Чтобы вникнуть в суть понятия «батик», проследим этимологию этого слова. Основа его — «тик» означает по-явански «небольшой». Под словом «небольшой» в понятии «батик» имеется в виду что-то тонкое или сложное. Создание батиковых тканей равнозначно созданию тонких, изящных или небольших сложных рисунков. Рисунок на батиковой ткани состоит из орнамента, калейдоскопа линий или сложнейших, правильно расположенных точек. Иными словами, это целая гамма тонких чувств. Рисунок по батику создается при помощи черточек или восковых точечек на гладко-белой ткани. Цель их нанесения воском на ткань состоит в том, чтобы закрытые черточками и точечками места остались неокрашенными, когда ткань окунают в краску. И хотя при современном производстве батика для нанесения воска на ткань часто пользуются и кистью, но и в этом случае черточки и тонкие точечки по-прежнему наносятся с помощью «чантинга» (нечто вроде небольшого медного чайничка, из носика которого на ткань выливаются тонкие струйки растопленного воска).

Процесс производства батика (батикования) распадается на два этапа: подготовительный и собственно этап создания батика. От степени полноты процесса, тщательности производства зависит как тонкость и изящество батика, так и его стоимость. Наиболее сложен процесс создания изящного классического и традиционного батика.

Процесс подготовки ткани для батикования в общих чертах таков. Для производства тонкого (дорогого) батика белая ткань из хлопка, льна, гораздо реже из шелка и ни в коем случае не из синтетических волокон, разрезается на куски размером в простыню, замачивается в воде, затем стирается в растворе из смеси растительного масла (арахисового и т. п.) и каустической соды. Стирка с отжиманием повторяется до пяти раз. Последняя стирка заканчивается прополаскиванием ткани в чистой воде. Если же речь идет о грубом, недорогом батике, процесс стирки ограничивается замачиванием ткани на ночь. Затем ткань отжимается, выколачивается и прополаскивается. Чтобы ткань стала прочнее и для облегчения процесса снятия воскового покрытия путем погружения в кипящую воду, по окончании стирки указанным выше способом ткань слегка накрахмаливается (крахмалом из тапиоки). Затем ее закручивают в рулоны и колотят, чтобы сделать более гладкой. На этом подготовка ткани к нанесению рисунка заканчивается. Для нанесения рисунка материя натягивается на подрамник.

Дальнейший процесс создания батика заключается в рисовании воском. Это основной процесс. При создании тонкого, дорогого батика используется способ разливания воска с помощью чантинга, и рисунок создается непосредственно ручным способом. При создании же грубого, недорогого батика воск на ткань наносится с помощью трафаретов (в форме медных штампов) или печатается машинами, как на ситце. Отсюда и происходят три названия батика: рисованный, набивной и печатный.

Как было сказано выше, кроме рисования воском из чантинга восковой рисунок может создаваться также и кистью. Зачастую в сочетании с двумя названными выше способами используется метод произвольного распыления воска на ткань в виде точек. Роспись ткани с помощью воска может вестись либо непосредственно, либо с предварительным нанесением карандашного рисунка. Это зависит от сорта создаваемого батика и от мастерства художника. Создание хорошего батика — это подлинное искусство, требующее помимо мастерства аккуратности и терпения. На создание куска батика в классическом стиле длиной три метра нередко уходит до полугода. Соответственно высока и цена такого батика.

Чтобы уметь наносить красивые линии воском, необходимо досконально изучить свойства нагретого воска. Это довольно тонкая наука. Точно определить нужную температуру нагревания воска нелегко. Опытные мастера определяют ее каким-то чутьем. Следующий после окраски этап — удаление воска. Частично воск удаляют с определенных частей ткани путем соскабливания. Общее же удаление воска производится с помощью опускания ткани в горячую воду. Качество батика зависит как от качества ткани — основы, так и от качества воска. Сортов воска несколько, каждый из них имеет свой цвет и свою характеристику.

Не менее важны и красители. Традиционные красители, которыми пользуются со времен раджей, состоят из растительных материалов. Основные цвета следующие: синий — из листьев дерева индигофера; коричневый — из коры дерева сога; красный — из коры дерева менгкуду; желтый — из растения куньит. Для окраски более дешевых тканей используются химические красители. Они просты в употреблении и практичны, но по стойкости уступают натуральным.

Батиковая ткань, на которую нанесены краски растительного происхождения, не полиняет никогда и сохранит неповторимый аромат. Батики невероятно разнообразны. В первую очередь это вызвано разнообразием одежды, которую шьют из батика, особенно «каин» (длинная юбка из куска материи, которая обертывается вокруг тела женщины). В ряде районов страны, как, например, на Центральной Яве, каин носят и мужчины. Широко используется батик и на «сленданги», нечто вроде шарфов, которые носят женщины через плечо. А как красивы, практичны и элегантны мужские рубашки, галстуки и шляпы из батика!

Все батики разделяются на три основные группы: батик традиционный; батик современных направлений; картины, созданные методом батикования. Из традиционного батика, искусство изготовления которого передается из поколения в поколение, шьют одежду, скатерти и т. п., которые пользуются неизменным успехом. В одежде из батика индонезиец испытывает чувство приподнятости, праздничности. Каждый район Явы славится своими, только ему присущими сортами батика. Наиболее известные центры его производства — Джокьякарта, Соло, Пекалонган, Чиребон, Тасикмалая.

Батик из Джокьякарты и Соло коричневых тонов, традиционных классических узоров, на которых изображены крисы, паранги (нечто среднее между короткой саблей и длинным ножом), Гаруда, Сида Мукти (специально для новобрачных, дословно означает «Желаем счастья», в форме косых клеток со стилизованными изображениями птицы Гаруды). Кроме того, существует еще целая гамма орнаментов. Что же касается красок, то кроме доминирующего коричневого цвета используются темно-синий, черный и белый цвета. Следует сказать, что коричневый цвет вообще любимый цвет индонезийцев. Он соответствует цвету их кожи — «цвет спелого плода саво».

Характерная черта батика из Пекалонгана, Чиребона и Тасикмалаи— разнообразие красок. Первые два города, расположенные на северном побережье Явы, так сильно испытали на себе влияние Китая, что в батике стали преобладать китайские мотивы в виде птицы феникс, драконов и т. п. Большинство мастерских по производству батика принадлежит там местным китайцам. Балийский батик легко отличить по стилизованным изображениям буйволов, птиц, масок и персонажей ваянга.

Очень своеобразен батик с острова Мадуры. В основном у него орнаментальные мотивы темных цветов. Как правило, для него берется грубая ткань наподобие холста. В характере мадурского батика отразился характер мадурцев — гордых и суровых. За последние десятилетия развился батик современных направлений, для которого характерна свобода выбора рисунка, композиции и темы. Такому батику не свойственна районная ограниченность.

Развитие батика современных направлений нашло отражение в живописи методом батикования. Начав свой путь в качестве материала для одежды, этот вид батика настолько развился и усовершенствовался, что превратился в самостоятельный вид искусства. Картины по батику пишутся вручную, так же как создается рисованный батик. Одни художники пишут в декоративной манере, другие — в орнаментальной. Некоторые рисуют человеческие фигуры. Наибольшее распространение получила подобная живопись в абстрактной манере. Самый знаменитый художник-абстракционист в этом стиле — Амри Яхья из Джокьякарты. А в декоративном стиле больше всех преуспел художник-модельер Иван Тирта. Богатые модницы гордо щеголяют в платьях из тканей, разрисованных этими художниками. Иван Тирта посвятил два десятилетия тому, чтобы батик стал символом Индонезии. В огромной степени благодаря ему индонезийский батик приобрел известность во многих странах мира. В 1967 году он написал интересную книгу «Батик: волшебное искусство». Иван Тирта сочетает современный условный, зачастую абстрактный, рисунок с традиционными мотивами.

Популяризации одежды из батика способствовал генерал Али Садикин в бытность свою губернатором Джакарты с 1966 по 1978 год. Благодаря ему мужские рубашки навыпуск из батика стали официальной одеждой на многих торжественных церемониях, вплоть до официальных правительственных приемов. Идею Али Садикина подхватили иностранные дипломаты в Джакарте. Рубашка из батика с длинным рукавом заменила официальный костюм на большинстве дипломатических приемов, за исключением национальных праздников. В условиях влажного тропического климата это большое облегчение.

С давних пор батик стал неотъемлемой частью ритуала поклонения богам, раджам и другим правителям. Каждый узор, каждый стиль батика полон символики и наделен «волшебной силой». Некоторые сорта с определенными узорами предназначались лишь для раджей и султанов. В прошлом, да отчасти и до сих пор, батик— это не только материальный плод труда человеческих рук, но и высшая духовная субстанция наравне с ваянгом, гамеланом и крисом.

Своего совершенства батик достиг в XIV–XV веках. А некоторые узоры его ясно прослеживаются в одеждах, в которые облачены скульптурные портреты в буддийских и индуистских храмах на Яве, построенных в конце первого тысячелетия нашей эры. В кратонах султанов Джокьякарты и Соло хранятся богатейшие коллекции батика, возраст которого исчисляется столетиями. В Джакарте в 1978 году по инициативе супруги президента Индонезии Тин Сухарто был создан музей старинных тканей, в котором собраны уникальные образцы батика. Многие видные деятели индонезийской культуры посвящают свои усилия сохранению и укреплению позиций батика внутри страны и за рубежом. В области батика успешно работают выдающиеся художники и дизайнеры Индонезии. Они постоянно ищут и находят все новые художественные ценности, заключенные в батике. Упомяну лишь некоторых, наиболее выдающихся из них. Это — Кусваджи Кавен дросусанто, Бамбанг Уторо, Багонг Куссудиарджо и уже упоминавшиеся Амри Яхья и Иван Тирта.

Индонезийцы ревностно оберегают свое первородство и монополию на батик, хотя изготовление тканей методом, сходным с батикованием, с давних пор практикуется в других странах, в том числе и у нас. Настоящим откровением для многих посетителей выставки советского прикладного искусства в Джакарте в 1975 году были ткани, изготовленные в художественных мастерских Прибалтики методом батикования. Тем не менее можно с уверенностью сказать, что только в Индонезии батик получил ни с чем не сравнимую популярность, став бесценным достоянием индонезийской нации. Основными импортерами индонезийского батика являются Голландия, Франция и США.

С батиком непосредственно связана одежда многочисленных народностей Индонезии, хотя, разумеется, далеко не всякая одежда делается из батика. Чуть подробнее об этом. Национальная одежда Индонезии столь же разнообразна, сколь разнообразны различные народности Индонезии, живущие более чем на тринадцати тысячах островах.

Ношение национальной одежды в Индонезии, особенно для женщин, — целое искусство. Оно предполагает не только определенный покрой, рисунок, цвет и фактуру ткани, из которой сшита одежда, время и место, где следует ее носить, но и определенную прическу, набор больших и малых шпилек, гребней, строго определенные украшения на голове и груди соответственно положению женщины в обществе, семейному положению, национальности, возрасту и т. п. У мужчин, как и везде, гораздо проще. Здесь, как правило, лишь два критерия: национальность и материальное положение.

Из сотен, а может быть, и тысяч видов национальной одежды в Индонезии можно выделить четыре основных. Три из них в своей основе имеют «баджу», т. е. блузку (она может быть длинной и короткой), или женскую рубашку, надеваемую поверх юбки, называемой «каин» или «сарунг». Юбки в Индонезии зачастую носят и мужчины, ибо, насколько известно, брюки — это не что иное, как модификация юбки.

Каин представляет собой кусок материи размером 2 1/4 на 1 метр, которым обматывают нижнюю часть тела, со складками впереди. У мужчин складки покрупнее. Каин делается из батика или лурика — ткани в полоску, а также из обыкновенной хлопчатобумажной ткани, расшитой шелком или серебряными нитями (на Бали). Суматранский каин — из плотной шелковой материи, расшитой золотыми нитями. Носят каин преимущественно в районах, где до сих пор сильно влияние индуизма: на Центральной Яве (Соло и Джокьякарта), на Бали, Ломбоке. Мужчины обычно носят каин в сочетании с «сурджан», т. е. рубашкой с высоким воротом, напоминающей косоворотку с пуговицами по диагонали.

Сарунг — юбка размером 2,5 на 1,5 метра, наподобие мешка из хлопчатобумажной, чаще жаккардовой ткани, из батика или шелка. В отличие от юбки-каин сарунг носят ревностные приверженцы ислама. Это непременная принадлежность костюма во время богослужения в мечети. Он очень удобен. Им можно пользоваться как одеялом ночью и для того, чтобы укрыться от комаров. Когда же сарунг не нужен, его скатывают и носят через плечо на манер солдатской скатки. Индонезийцы любят облачаться в сарунг дома в свободное время. На Суматре сарунг носят поверх шаровар (женщины) и. поверх брюк (мужчины).

Как было сказано выше, три из четырех основных видов женской одежды в Индонезии это — «баджу», т. е. блузка различных фасонов. К четвертому виду относятся те виды одежды, в основе которых не лежит баджу, как, например, «кембен» на Бали в виде шарфа, которым обматывается тело женщины от плеч до талии.

Баджу кебая в основном распространена на Яве, а также на Южной Суматре, в прибрежных районах Калимантана и на острове Тимор. Так как на Яве проживает около ста миллионов человек, или почти две трети населения страны, кебая вместе с каин стала общенациональной одеждой индонезийских женщин. Кебая — это короткая или длинная блузка с длинным рукавом, которую надевают поверх каин или сарунг. Короткая, кебая шьется по фигуре из гладкой или пестрой материи — из хлопка, шелка, гипюра, ткани лурик. На груди — соединительный лоскут для регулировки по фигуре, который прикалывается красивыми булавками в два ряда. Носится также брошь. Кебая может быть с большим вырезом на груди и без него. Длинная кебая шьется из парчи, из пестрой вышитой нейлоновой ткани. Длинная кебая из бархата — одежда невесты из знатного рода на Центральной Яве. Во всех случаях, за исключением последнего, по талии обматывается «статен» — пояс из крепкой плотной хлопчатобумажной материи шириной 12,5 сантиметра и длиной около 12 метров. Костюм довершает широкий шелковый или батиковый шарф через плечо (сленданг). Им же привязывают через плечо младенца, сидящего на бедре. Кебая настолько популярна на Яве, что устраиваются конкурсы на звание «рату кебая» (королева блузки кебая).

Если кебая с вырезом, то волосы заплетаются в виде продолговатого пучка. Если без выреза, пучок в форме подковы. В обоих случаях, если волосы короткие, вплетается искусственная коса. Нередко к волосам прикалывают цветок, чаще всего магнолии. Цветы в Индонезии вообще широко используются как украшение. Ими даже украшают быков во время скачек на Мадуре, декорируют статуи богов и демонов на Бали. Головы у женщин обычно непокрытые. Правда, в Палембанге, на Бали, Сулавеси и островах архипелага Риау женщины носят на голове нечто вроде короны из золоченых булавок, а на Северной и Западной Суматре — настоящие миниатюрные золотые короны.

Второй вид баджу — баджу бодо, длинная блузка в форме вытянутого прямоугольника с вырезом для головы, ног и рук. Баджу бодо шьется из ткани, сотканной из ананасового волокна. Это одежда женщин народности бугов на Южном Сулавеси. Носят баджу бодо с длинной шелковой юбкой сарунг. Край подола юбки замужняя женщина держит в левой руке, а незамужняя стягивает его на спине.

Третий вид баджу — баджу курунг, который в основном носят женщины минангкабау на Западной Суматре, а с небольшими вариациями — на Западном Калимантане, Южном Сулавеси и Молуккских островах. Это средней длины блузка наподобие короткого платья. Эта одежда пришла в Индонезию из Западной Индии. Такую же носят в Пакистане и Бангладеш, т. е. в исламских районах. Обычно с баджу курунг надевают много золотых украшений, которые нередко занимают у родственников. В Минангкабау баджу курунг шыот из плотного сатина красногоили голубого цвета, расшитого цветами и отделанного по краю золотой ниткой. С этой блузкой носят батиковую юбку-каин без складок, подпоясывают ее шелковым, расшитым золотом поясом. Шарф сленданг надевается крест-накрест под пояс, а на голову — громадная золоченая корона. Носят индонезийки и европейские платья, но во время празднеств и торжеств непременно появляются в национальной одежде. В ней они выглядят намного женственнее и красивее.

ХУДОЖНИКИ ИНДОНЕЗИИ

Эту небольшую главу я назвал так, потому что в ней расскажу лишь о некоторых, хотя и самых выдающихся, современных художниках Индонезии, с которыми посчастливилось быть лично знакомым, а не о живописи в Индонезии вообще.

Отцом современной живописи в Индонезии по праву считается великий художник-реалист Раден Салех Шариф Бустаман (1807–1880), автор ряда полотен антиколониального характера, в том числе «Пленение Дипонегоро». Около двадцати лет он провел в Европе. На творчество Раден Салеха оказали влияние представители романтического направления в живописи, в том числе его современник, выдающийся французский живописец Эжен Делакруа, автор революционно-романтической картины «Свобода на баррикадах» и картин, посвященных борьбе Греции против турецкого ига. Полотна Раден Салеха также проникнуты духом борьбы, героизма и романтики.

Так случилось, что Раден Салех в истории индонезийской живописи своего времени оказался одиночкой. У него не было ни соратников, ни учеников. И тем не менее он оказал громадное влияние на развитие всего изобразительного искусства современной Индонезии. Его могучий талант стал примером для художников, начавших свой творческий путь в первые десятилетия XX века, таких, как Абдуллах Сурио Суброто (1878–1941), выпускник Голландской академии художеств, Пирнгади (1865–1936), Басуки Абдуллах, Суджойоно, Аффанди. В первый период своего творчества эти художники проявили себя как пейзажисты. Они воспевали волшебную природу Индонезии. Основными заказчиками были голландские служащие и иностранные туристы, приобретавшие на память картины с видами Индонезии. Почти все художники этой поры писали в стиле голландской школы живописи.

Знаменательным событием в истории индонезийской живописи стало создание в Джакарте в 1937 году Союза художников Индонезии — ПЕРСАГИ. Его создали Агус Джая, Суджойоно и ряд других молодых художников Индонезии. Целью ПЕРСАГИ было «прорвать голландскую блокаду» в живописи, доказать, что индонезийские художники могут творить самостоятельно, не на потребу колонизаторам. Вскоре к Союзу художников Индонезии присоединился Аффанди, живший в соседнем Бандунге.

Во времена японской оккупации Индонезии к названным художникам присоединились еще три: Дуллах, Хендра Гунаван и Хенк Нгантунг. Первый стал придворным художником президента Сукарно, два других — художниками-революционерами. Японские оккупанты попытались с помощью демагогических лозунгов о создании «азиатской сферы сопроцветания» привлечь на свою сторону индонезийских художников. Но те в своем большинстве отказались сотрудничать с японскими властями. Аффанди и Суджойоно писали плакаты, призывающие народ к борьбе с японскими захватчиками. Аффанди написал картину «Трое нищих». Сюжет ее таков: трое несчастных, оборванных, но гордых людей, не имея средств к существованию, живут подаянием, но не идут за горстью риса, завернутого в пальмовый лист, который раздают бедным японские оккупационные власти.

После революции 1945 года, когда правительство Республики Индонезии было вынуждено переехать в Джокьякарту, так как Джакарта была вновь оккупирована голландцами, Джокьякарта в течение четырех лет была «художественной столицей» Индонезии. Художники принимали активное участие в вооруженной борьбе, воспевали героизм защитников революции. Аффанди, Хендра Гунаван, Русли и ряд других художников в 1946 году основали Союз общедоступного изобразительного искусства. В том же году Суджойоно создал в Мадиуне Объединение молодых художников. Участники объединения писали огромные плакаты и панно на темы борьбы за независимость, устраивали художественные выставки. Их лозунгом было: «Краски, карандаши и бумагу приравняем к пулям, разящим захватчиков». В 1947 году Аффанди и Гунаван основали объединение «Народный художник». Когда в 1950 году Коммунистическая партия Индонезии создала «Общество народной культуры» — Лекра, «Народный художник» установил с Лекра тесные связи. Основной темой творчества членов объединения «Народный художник» была повседневная жизнь народа с его радостями и горестями. Методом творчества был реализм, основными поборниками которого стали Суджойоно, Трубус, Гунаван, Аффанди.

Далеко не все индонезийские художники приняли реализм как основной метод творчества. Целый ряд художников, не в последнюю очередь под влиянием Запада, в 50-е годы увлекся абстракционизмом. Наиболее известными из них стали Сидарта, Ахмад Садали, Мохтар Апин, Срихади, Попо Искандар, Усман Эффенди, Абас Алибашах, Пирус. Некоторые увлекались кубизмом, линиями и штрихами, другие просто жонглировали красками. У многих это увлечение вскоре прошло, и они стали импрессионистами или полуабстракционистами. Пирус, например, перешел на художественное изображение арабской каллиграфии. Но некоторые остались верны абстракционизму на всю жизнь.

Все эти процессы привели к созданию индонезийской школы живописи. И хотя эта школа еще не полностью оформилась — в ней чувствуется влияние чужих школ, в первую очередь западного абстракционизма и импрессионизма, все же у индонезийских художников есть свое лицо, свой стиль, своя манера. Известную роль в формировании национальной школы живописи играют Институт искусств Индонезии (бывшая Академия изобразительного искусства — АСРИ) в Джокьякарте, кафедра изобразительного искусства Бандунгского технологического института, Джакартский институт художественного образования, ряд педагогических институтов, где преподают крупнейшие художники Индонезии, а также различные выставочные залы и художественные галереи, в которых устраиваются выставки картин, проходят диспуты и т. п.

В живописи современной Индонезии в течение нескольких десятилетий «царствуют» три художника: Суджойоно, Басуки Абдуллах и Аффанди. Суджойоно, родившегося в 1913 году, обычно называют импрессионистом, хотя в основе его творчества лежит реалистическое восприятие действительности. Суджойоно считает, что жизнь с ее радостями и горестями реальна, но душа человеческая постоянно стремится к лучшему, что, по его мнению, хорошо можно выразить средствами импрессионизма. Тематика творчества Суджойоно очень разнообразна. Помню, когда я познакомился с ним в начале 50-х годов в Москве, где он был проездом, возвращаясь с Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Бухаресте, меня поразило, как трогательно и нежно рисует он детей. Большое место в творчестве Суджойоно занимает изображение индонезийских женщин. Этому, несомненно, способствовала его жена — известная камерная певица, очень красивая женщина Розе Панданванги. Ее портретов художник создал великое множество. Если же он пишет портреты других женщин, то, как правило, в них просвечивают черты его жены. Художник объясняет это тем, что жена для него — идеал женщины. Одновременно он работает и как скульптор. Суджойоно также автор многочисленных работ по теории изобразительного искусства.

В последнее время этого художника все больше привлекает история Индонезии. Одна из лучших его работ— громадное полотно размером три на десять метра «Штурм Султаном Агунгом крепости Батавии» (в 1628 г.) — украшает Джакартский музей. Суджойоно много делает для того, чтобы произведения индонезийских художников были доступны широким массам. С этой целью он организовал издание репродукций и художественных открыток. Суджойоно был любимым художником недавно скончавшегося крупнейшего коллекционера произведений живописи, бывшего вице-президента Индонезии Адама Малика. В его коллекции, насчитывавшей 500 произведений самых знаменитых художников Индонезии, 30 картин принадлежат кисти Суджойоно.

Второй из «великой троицы», Басуки Абдуллах, родился в 1915 году в Соло в семье художника. Учился в Академии художеств в Гааге, затем в Париже и Риме. Он стал любимым художником Сукарно: его даже называли придворным художником. Сукарно импонировала манера Басуки Абдуллаха изображать все красивым, особенно красивых, часто обнаженных женщин. Он достиг больших успехов в портретной живописи. Для любой кинозвезды большая честь (за большие деньги) быть увековеченной самим Басуки Абдуллахом. Кинозвездам и прочим знаменитостям льстит, что художник изображает их на полотне красивее, чем они есть на самом деле, чего никак не скажешь об Аффанди. Но об этом чуть позже. В последние годы Басуки Абдуллах создал портретную галерею глав всех государств — членов АСЕАН, включая султана Брунея, вступившего в АСЕАН после получения независимости 1 января 1984 года. Басуки Абдуллах настолько близок к султану Брунея Болкиаху, что тот предложил ему стать послом Брунея в Джакарте. Но художник отказался от столь лестного предложения. Целые десятилетия Басуки Абдуллах «царствовал в мире красоты» в одиночку, и, казалось, никто не сможет отобрать у него корону. У него много подражателей, однако никто не мог сравняться с ним. Но вот несколько лет назад все чаще стало упоминаться имя молодого художника Эрмана Садина, выпускника Академии изобразительного искусства в Джокьякарте. Он быстро обратил на себя внимание тем, что писал в манере Басуки Абдуллаха. Но пишет он не обнаженных женщин или пасторальные картины, а портреты простых людей: молодых и старых, красивых и некрасивых. Правда, Эрман Садин написал с натуры портрет супруги президента Индонезии Тин Сухарто, что в значительной степени способствовало росту его популярности. Но слава не вскружила голову молодому художнику. Эрман Садин по-прежнему живет и работает на индонезийском «Монмартре» — Анчоле, на северной окраине Джакарты, на берегу Яванского моря.

На Анчоле обосновались художники, скульпторы, ремесленники, люди небогатые, но талантливые. Бывать на Анчоле, особенно вечером, когда спадает жара и с моря дует прохладный ветерок, наблюдать, как на твоих глазах создаются произведения искусства, переходить из одной мастерской в другую, от одного сувенирного киоска к другому — ни с чем не сравнимое удовольствие. Именно на Анчоле у меня произошла встреча с одним известным теперь художником — Батарой Лубисом. Хотя с момента нашей первой встречи в 1960 году прошло почти двадцать лет, мы без труда узнали друг друга. А познакомился я с художником в Медане, где находился с группой советских геологов. Восемнадцатилетний Батара Лубис, по национальности батак, подарил мне тогда картину, на которой изображена батакская деревня в районе Кароу. При встрече на Анчоле я напомнил Батаре о его подарке. «Теперь я так не пишу», — ответил он. Да, Батара Лубис теперь знаменитый художник, но он остался верен своей теме, хотя перебрался с Суматры на Яву, под «крылышко» Аффанди в Джокьякарте. Стиль его письма декоративно-орнаментальный, с четко выраженными контурами линий. В картинах Батары Лубиса всегда присутствует ностальгия, тоска по родному краю — Северной Суматре.

В июле 1977 года тогдашний губернатор Джакарты, покровитель Джакартского культурного центра Таман Исмаил Марзуки, Али Садикин устроил прием по случаю ретроспективной выставки картин Аффанди. Мне посчастливилось присутствовать на этом празднике искусств. Выставка была приурочена к 70-летию маститого художника. Но, как сказал, обращаясь к юбиляру, Али Садикин, «никто, в том числе и сам Аффанди, точно не знает, когда он родился. Пожалуй, это к лучшему. Не знающий свой точный возраст человек чувствует себя гораздо моложе». И действительно, родившийся в Чиребоне на Западной Яве Аффанди (по одним данным, в 1907 году, а по другим — в 1910 году) очень живой и жизнерадостный.

На выставке собрался весь цвет художественной интеллигенции Индонезии. Каждый считал своим долгом присоединить свой голос к хору поздравлений в адрес этого именитого художника. Когда официальная часть закончилась и перешли к осмотру экспозиции, я улучил удобный момент и напомнил Аффанди данное год назад обещание посетить СССР со своими картинами. Аффанди подтвердил свое давнее желание побывать в СССР, но сказал, что не может назвать точной даты поездки, потому что прежде, чем отправиться в СССР, как, впрочем, в любую другую страну, он должен «почувствовать илхам», т. е. вдохновение, или прилив творческой энергии. Зная об этой стороне творчества Аффанди, я предложил: «А если вам взять несколько картин из этой коллекции?» — «Но все это давно не мое, — ответил художник. — Почти все эти картины из частных коллекций. В моем же личном собрании в Джокьякарте, как вы сами видели, хранится всего несколько десятков полотен семейного характера, которые я оставил себе и которые уже давно не выставляю. Если же я соберусь к вам в Россию, то, подобно тому как поступил в этот раз, перед открытием выставки напишу около дюжины картин непосредственно в залах выставки. Но для этого я должен почувствовать илхам и иметь до начала выставки, как минимум, месяц-полтора. Видите, как сложно иметь дело с таким строптивым стариком, как я».

Мы продолжили осмотр выставки, которая никого не оставила равнодушным. Особое впечатление произвели хранящиеся в личном собрании автопортреты Аффанди, которые он показал здесь в виде исключения. На одном из них, уже не молодой и далеко не Аполлон, художник предстал… обнаженным. Но это не дань натурализму, а творческий метод Аффанди. Поясняя замысел картины, художник сказал: «Люди родятся голыми, и голыми все мы одинаковы, все равны. Изображая человека голым, я имею возможность обратить внимание на его руки и ноги. Именно они — главный признак социального положения того или иного человека».

Аффанди глубоко народный художник. Он постоянно общается с простыми людьми: рыбаками, крестьянами, грузчиками, велорикшами, нищими, уличными танцовщиками. Часто его можно видеть обедающим с ними. Именно они — герои произведений Аффанди: простые, сильные, неприукрашенные, с натруженными руками, грубыми, обветренными лицами. На картинах Аффанди сильные, гордые люди, главной ценностью для которых является свобода. Не случайно во время японской оккупации власти запрещали Аффанди устраивать выставки своих картин. Он тогда писал плакаты, звавшие народ на борьбу за свободу родины, сам сочинял и тексты к плакатам. На одном из плакатов было написано: «Вперед без страха, друг! Разорвем цепи рабства. Вперед! Не спрашивай, куда. Вперед к свободе! В рай!» Во время борьбы за независимость, после Августовской революции 1945 года, Аффанди поставил свое творчество на службу передовым идеям. Он был схвачен голландцами, но освобожден под давлением общественного мнения. Когда же голландские войска захватили временную столицу Республики Индонезии Джокьякарту, он наотрез отказался сотрудничать с «просвещенными» голландцами и уехал на Бали. Под влиянием балийского искусства Аффанди на какое-то время увлекся скульптурой, показав себя искусным ваятелем. Там же, на Бали, сформировался творческий метод Аффанди— так называемый импрессионистский реализм.

Два года Аффанди провел в Индии, где изучал лучшие творения индийских мастеров, несколько лет прожил в Европе, в основном во Франции, и испытал на себе влияние импрессионистов и абстракционистов. Но Аффанди остался самим собой, художником национальным, неповторимым, выработавшим свой стиль, не подверженный никаким влияниям моды. Наиболее сильное воздействие на его творчество оказал ваянг кулит пурво с его эпическими героями, сильными страстями и характерами. Балийское же искусство внесло в творчество Аффанди пластичность и одухотворенность. Определить творческий метод Аффанди нелегко. Начав свою деятельность художника как реалист, он проделал сложный путь, отдав дань импрессионизму и экспрессионизму, особенно последнему. Современный Аффанди свое реалистичное восприятие действительности преломляет через весьма своеобразную индивидуальную манеру письма. Его полотна насыщены динамизмом, экспрессией и выполнены обычно штриховым методом— резкими сумбурными мазками.

Аффанди никогда не приукрашивает жизнь, не делает своих героев красивее, чем они есть. На этой почве случаются курьезы. Богатые люди, включая иностранцев, любят заказывать знаменитому художнику свои портреты. Аффанди немного пишет по заказу и зачастую расстраивает заказчиков. При этом художник обычно утешает их так: «Не расстраивайтесь. На самом деле вы гораздо красивее. Вы уж извините старика: пишу, как вижу». Может быть, по этой причине Аффанди, в отличие от Басуки Абдуллаха, не стал придворным художником Сукарно, который был тонким ценителем всего прекрасного. Правда, в коллекции Сукарно было несколько полотен Аффанди, написанных преимущественно на военную тему. По натуре этот художник человек эксцентричный, немного чудаковатый. Будучи состоятельным человеком, которому доступны любые холсты и краски, он нередко довольствуется тем, что попадается под руку, вплоть до мешковины или листа обыкновенной бумаги. Живет он скромно; как и большинство яванцев, неприхотлив в еде: рис, сушеная рыба, овощи, фрукты, иногда яйца и непременный черный кофе — таков его повседневный рацион. И это несмотря на то что картины Аффанди буквально нарасхват и цены на них самые высокие: в среднем от двух до четырех тысяч долларов. Аффанди пользуется мировой известностью: он почетный доктор ряда зарубежных академий искусств, лауреат международной премии мира имени Дага Хаммаршельда вместе с такими выдающимися деятелями, как бывший президент Танзании Дж. Ньерере и бывший вице-президент Индонезии Адам Малик.

Дом Аффанди под стать натуре художника: небогатый, но эксцентричный. Внешне он напоминает ангар, а внутри — грот. Там же расположена и его картинная галерея. С улицы дом даже не сразу заметишь, так как он расположен в низине, на берегу реки, хотя и в нескольких сотнях метров от крупнейшей гостиницы Джокьякарты «Амбарукмо». Мне посчастливилось видеть, как работает Аффанди. Только что перед этим мы мирно беседовали с художником и его дочерью Картикой на веранде дома, попивая ароматный яванский чай с жасмином. Аффанди встал из-за стола и, извинившись, вышел. Картика объяснила, что на отца, по-видимому, снизошло вдохновение (илхам), и если мы хотим, то можем понаблюдать за его работой, глядя сверху через стекла галереи, разумеется, я охотно отправился туда. Обычно спокойный и даже застенчивый, Аффанди весь как-то преобразился. Работал он без этюдов, по памяти. Тюбик за тюбиком, которые подавал помогавший ему шофер Джоно, Аффанди выдавливал прямо на холст, разминая краски пальцами и даже ладонями. Он работал в той же одежде, в которой был, когда пил с нами чай. Перепачканные краской руки Аффанди то и дело вытирал о брюки. Заметив мое удивление, Картика пояснила, что это обычная манера отца. Часа через два художник закончил картину и в изнеможении опустился на стул. Мы же тихонько вернулись на веранду, находясь под впечатлением увиденного.

Вскоре Аффанди присоединился к нам. Я выразил восхищение тем, что за каких-нибудь два часа он создал шедевр. «Прибавьте к этим двум часам, — заметил художник, — недели, а может быть, и месяцы, в течение которых зрел замысел картины, и вы поймете, чего мне это стоило. Что касается процесса исполнения замысла, то это дело вдохновения и моего самочувствия». Я сделал Аффанди комплимент, но он прервал меня: «Нет, что ни говорите, старею. Иногда не хватает сил, чтобы закончить картину на одном дыхании, а дорабатывать я не умею. А тут еще недавно сломал ногу…» — «Сам виноват, — перебила отца Картика. — Представьте, до сих пор сам водит машину, да еще спортивную. Вот и упал, вылезая из машины». Я поинтересовался, как поступает Аффанди со своими незавершенными картинами. «Складываю в запасник, — ответил он. — Уничтожить не решаюсь, а показывать людям в таком виде неудобно. Может быть, Картика после меня закончит». Снова все принялись уверять Аффанди, что думать о таких мрачных вещах ему рано, что он, слава богу, здоров и полон сил.

Затем мы спустились вниз, в музей Аффанди. Понятие «музей» в данном случае довольно относительное, ибо он не открыт для всеобщего обозрения. Скорее, это выставочный зал при мастерской художника, куда доступ разрешен лишь по личной договоренности с самим Аффанди или Картикой. Зал сравнительно небольшой: там всего несколько десятков картин, в основном портреты Аффанди и членов его семьи, сцены петушиных боев на Бали и балийские танцовщицы, т. е. все то, что художник оставил себе.

Рассматривая написанные крупными мазками картины Аффанди, полные экспрессии, я не переставал спрашивать себя, в чем же главный секрет мастерства этого художника. Секрет, по-видимому, в неповторимости, в оригинальности его манеры. Он никому не подражает, ему же подражают (правда, безуспешно) многие. Неоднократно приходилось слышать: «Советую купить эту картину: в ней есть что-то от Аффанди». Именно «что-то», а это, в общем, ничто. Что же касается стиля, в котором пишет Аффанди, то даже сам художник не может точно его определить. Когда впервые (в 1951 г.) полотна Аффанди были показаны за рубежом, его окрестили импрессионистом. Но долгие годы, особенно в начальный период творчества, его причисляли к реалистам. Более того, его называли «реалистом-фотографом»: так точно он фиксировал на холсте окружающее. Оставаясь реалистом, в первую очередь по тематике, Аффанди стал уделять все больше внимания не деталям, а восприятию явлений, которые он отражает в своих картинах. Мазки и штрихи стали менее выписанными, более крупными. С конца 60-х годов Аффанди отказался от кисти и стал наносить краски на холст, выдавливая их из тюбиков. «Так душевнее, — говорит художник. — Кисть не живая, а пальцы передают тепло души». Аффанди нередко называют «семейным художником» за то, что часто натурщиками для его картин служат он сам и члены его семьи. Так, в подаренном альбоме репродукций своих лучших картин, написанных с 1936 по 1978 год, из 48 картин—15 автопортретов, 5 портретов Картики, 5 портретов матери и тещи художника, 2 портрета внуков Аффанди. Автопортрет для Аффанди— это самоутверждение, воплощение мыслей и идей. Художник как бы хочет сказать: «Вот я весь перед вами. Да, я стар, но рука у меня еще тверда и дух по-прежнему молод».

Казалось бы, с таким же успехом Аффанди мог писать портреты своих друзей. Но он не любит писать по заказу. Большой друг художника — знаменитый индонезийский поэт Ситор Ситуморанг, выступая во время чествования Аффанди в связи с его 70-летием, рассказал: «Впервые я попросил Аффанди написать мой портрет в 1949 году. Он усадил меня в кресло, долго ходил вокруг, рассматривал со всех сторон, вертел мою голову так и сяк, проводил по лицу пальцами, как будто лепил скульптуру, затем посмотрел мне в глаза, словно говоря: «Что тут рисовать?!» — и ушел. Подобное повторилось и в 1951 году. И лишь в 1976 году, когда после долгого перерыва мы встретились вновь (я гостил у Аффанди в Джокьякарте), он неожиданно сказал: «Завтра в шесть утра будь готов. Буду рисовать тебя». Дальше Ситор Ситуморанг рассказал, что, когда часа через полтора Аффанди закончил его портрет, поэт буквально остолбенел: с портрета на него смотрел человек, лишь отдаленно напоминающий его. «Но чем дольше я смотрел на портрет, — закончил Ситор, — тем яснее проглядывали мои черты».

Можно спорить о том, насколько Аффанди удалась та или иная картина, насколько совершенна она с точки зрения техники письма, но с уверенностью можно сказать, что все его произведения отмечены печатью большого мастера, написаны в «стиле Аффанди» — единственном и неповторимом. У Аффанди много учеников и последователей, но, пожалуй, самый талантливый ученик великого мастера— единственная дочь Картика, родившаяся в 1934 году. Ей ближе всего стиль и метод Аффанди, но она не копирует отца. В начале своего творческого пути она подражала Аффанди, но затем выработала свой собственный стиль. Лучше всего ей удаются портреты женщин и детей. Это неудивительно: у Картики семеро детей. Особенно выразительно художница рисует глаза: то грустные, то лукавые, но всегда умные. Вместе с отцом и без него Картика побывала со своими картинами в десятках стран мира, и везде ей сопутствовал успех. Художественное образование она получила в Индии, а в Англии закончила политехнический институт.

Второй художницей Индонезии считается Шрияни, которая на четыре года старше Картики. С точки зрения стиля Шрияни — универсал. Ей доступны все жанры: реализм, импрессионизм, абстракционизм. Но больше всего она тяготеет к импрессионизму. Вместе с мужем, атташе по вопросам культуры, Шрияни в середине 50-х годов находилась в Москве, где устраивала выставки своих работ. Картины Шрияни экспонировались во многих странах.

С картинами названных выше и многих других художников Индонезии мне довелось познакомиться в Джакартском культурном центре Таман Исмаил Марзуки (ТИМ), играющем выдающуюся роль в культурной жизни Индонезии. ТИМ был создан в 1968 году на территории бывшего зоопарка на одной из центральных улиц Джакарты, Чикини, при непосредственном участии тогдашнего губернатора Джакарты Али Садикина. Ему же принадлежала идея учредить Джакартскую академию искусств, состоящую из десяти выдающихся деятелей культуры Индонезии: писателей, художников, драматургов, кинорежиссеров, музыкантов. Члены Академии назначаются пожизненно губернатором Большой Джакарты. Во главе Академии стоит бессменно крупнейший писатель, философ и ученый, ректор Национального университета, президент Всемирной ассоциации искусства будущего, профессор Сутан Такдир Алишахбана, посетивший нашу страну в 1983 году по приглашению Союза писателей СССР. Основные задачи Джакартской академии искусств — назначать Совет искусств Джакарты сроком на три года, наблюдать за деятельностью Совета, присуждать ежегодные премии Академии по литературе и искусству, консультировать губернатора Джакарты по вопросам культуры и искусства.

Совет искусств Джакарты руководит деятельностью культурного центра, который, хотя и носит название «джакартский» на самом деле имеет общеиндонезийский характер. Совет организует национальные фестивали театра, музыки, танца, выставки художников, скульпторов, выступления местных и зарубежных артистов, дискуссии и семинары. В разные годы во главе Совета искусств стояли такие выдающиеся деятели, как писатель, бывший начальник управления кинематографии министерства информации Индонезии, доктор Омар Каям; известный кинорежиссер, член парламента Асрул Сани; писатель и издатель Аип Росиди; директор Джакартского института художественного образования Джаякусума; известная пианистка Иравати Судиарсо. Сейчас Совет возглавляет поэтесса, философ и психолог Тути Керати.

В ведении Совета искусств находится и расположенный на территории ТИМ Джакартский институт художественного образования, состоящий из пяти академий-факультетов: театра, хореографии, музыки, скульптуры и кинематографии. Институт сравнительно небольшой: около 500 студентов. Там занимаются люди, уже проявившие себя в определенных видах искусства. Преподают в институте крупнейшие деятели искусств. В преподавании делается упор на творческие дискуссии, сопоставление мнений, совместный труд студентов и преподавателей. Каждый класс напоминает творческую мастерскую.

На территории ТИМ, занимающей восемь гектаров, кроме института и выставочных залов расположены книгохранилище, планетарий и театральные помещения. В книгохранилище размещена самая большая частная коллекция книг, собранная известным литературным критиком X. Б. Ясином. Он же руководит библиотекой, которую передал в дар культурному центру. Теперь в эту библиотеку в обязательном порядке поступает экземпляр каждой изданной в Индонезии книги. Театральных помещений в ТИМ несколько. Это — Большой театр, Открытый театр, Закрытый театр, Театр-арена, Земляной театр, Новая студия и Балетный зал имени выдающейся индонезийской танцовщицы и хореографа Хуриах Адам, погибшей в авиационной катастрофе в 1971 году. В Открытом театре на три тысячи мест представления проходят лишь в сухой сезон. Сидящие на скамейках под открытым небом зрители имеют возможность познакомиться с традиционным танцевальным искусством различных народностей Индонезии. Именно в этом театре мне довелось увидеть прекрасный балет «Извержение вулкана Агунг», созданный Фаридой Фейсол. В Закрытом театре на четыре тысячи мест ставятся драматические и музыкальные спектакли, показываются фильмы, устраиваются вечера. Театр-арена имеет форму подковы со сценой на уровне первого ряда (наподобие цирка). Он так уютен и, я бы даже сказал, интимен, что создает впечатление, будто зрители являются участниками представления. В Театре-арене часто организуются литературные диспуты, встречи студентов с писателями, кинорежиссерами и т. п. Публичные представления и концерты даются в Земляном театре под открытым небом. Зрители сидят на скамьях либо просто на покрытом травой возвышении. Нередко они поднимаются на сцену и присоединяются к певцам или танцорам. В Новой студии читаются лекции, а по пятницам совершаются пятничные намазы.

Несколько слов о планетарии, который органически входит в культурный центр ТИМ. Впечатление от лекций в планетарии огромное: все очень красочно и впечатляюще. Посетители лежат в креслах, как в самолете. Лекторы рассказывают остроумно, не скупясь на эпитеты и сравнения. Особенно впечатляет рассвет под музыку Чайковского из «Лебединого озера». Кажется, что вернулся из длительного путешествия к другим мирам и тебя гостеприимно встречает родная Земля.

Размеры книги не позволяют рассказать о других культурных учреждениях Джакарты. Все же хочется упомянуть о так называемом «Славном парке грёз Анчол», раскинувшемся на площади 555 гектаров на самом берегу моря на северной окраине Джакарты. В основном это парк культурного отдыха и развлечений. Там же расположен Художественный базар, где продаются созданные здесь же произведения художников, резчиков по дереву, кости, изделия из кожи, батика и т. п. Именно на Анчоле в ноябре 1985 года произошло примирение «великой троицы»: Аффанди, Басуки Абдуллаха и Суджойоно. После многолетней размолвки они устроили на Анчоле совместную выставку картин и даже написали на одном холсте портреты друг друга. Достоин отдельного рассказа парк «Прекрасная Индонезия в миниатюре», раскинувшийся на площади более 200 гектаров к востоку от Анчола. Каждая из 27 провинций Индонезии имеет в парке свой павильон, рассказывающий о культуре, обычаях, ремеслах многочисленных ее народностей. Там устраиваются фестивали искусств, народные гулянья. В 1980 году парк пополнился великолепным этнографическим музеем. Ежегодно в парке бывает до пяти миллионов посетителей.

ТАНА ТОРАДЖА — СТРАНА ВЕЧНЫХ ДУШ

Объехав почти всю Индонезию, побывав в разные годы на ближних и дальних островах архипелага, до конца 1977 года по стечению обстоятельств я не успел побывать в Тана Тораджа (по-индонезийски сокращается: Татор), интереснейшем районе в центре острова Сулавеси, где проживает народность Тораджа с уникальным укладом жизни. Наконец такая возможность появилась. В конце 1977 года в Индонезию приехали футболисты московского «Спартака» во главе с Андреем Петровичем Старостиным. Судьба сразу сделала мне два подарка: дала возможность целую неделю общаться с легендарным Андреем Старостиным, энциклопедически образованным человеком, прекрасным собеседником и изумительным рассказчиком, и возможность осуществить давнюю мечту — посетить Тана Тораджа. Мне было поручено сопровождать команду в поездке по стране. В рамках турне по Индонезии «Спартак» играл в столице Южного Сулавеси Уджунгпанданге (бывшем Макассаре). И вот мы летим на Сулавеси. Первое впечатление — Сулавеси не такой зеленый, как Ява, Суматра, Калимантан или Бали, во всяком случае его южная часть, хотя, в отличие от Явы, на Центральном Сулавеси, где расположен Тана Тораджа (административно этот район входит в состав провинции Южный Сулавеси), сохранились девственные джунгли. Надолго ли? Японские, тайваньские, южнокорейские и другие лесозаготовительные компании бесцеремонно вторгаются в джунгли Сулавеси, хищнически сводят девственные леса, особенно черное эбеновое дерево, из которого, между прочим, режут знаменитые балийские статуэтки. Южный Сулавеси известен древними пещерами, на стенах которых до сих пор сохранились картины, написанные кровью около 5 тысяч лет назад. Жители Южного Сулавеси — буги и макассары — искусные мореплаватели. С незапамятных времен они плавали по Южным морям вплоть до Мадагаскара и Австралии.

Спартаковцы выиграли мaтч в Уджунгпанданге со счетом 4:0 и вернулись на Яву, где в Сурабае сыграли вничью с местной командой «Персибая». Я же воспользовался любезным приглашением губернатора Южного Сулавеси Ламо посетить Тана Тораджа. Он же предоставил в наше распоряжение джип и охрану. Иностранные туристы, преимущественно голландцы, приезжают туда морским путем, но на это уходит много времени. Я же торопился, чтобы присоединиться к «Спартаку» в Сурабае.

Ехали всю ночь. Расстояние 310 километров по горным дорогам на высоте почти три тысячи метров покрыли за… 10 часов, включая, правда, непредвиденную остановку в уездном городе Паре-Паре, мэр которого подполковник Юсуф Маджид и его супруга, известный хореограф Ида Юсуф, устроили нам пышную встречу и ни за что не хотели отпускать, не угостив обедом и знаменитыми танцами Сулавеси. Мы были чуть ли не первыми советскими людьми в Паре-Паре, и этим, вероятно, во многом определялось такое внимательное отношение к нам.

На рассвете прибыли в религиозный центр Тана Тораджа — Рантепао. Тана Тораджа в переводе означает «Земля раджей». Нередко ее называют «страной вечных душ» из-за широко распространенного обычая считать души умерших вечно живущими рядом с живыми. Подавляющее большинство жителей Татора придерживаются анимистических верований, хотя многие официально приняли христианство, а некоторые — ислам. На религию тораджей оказали большое влияние индуизм и конфуцианство. Общее число жителей Тана Тораджа, по данным газеты «Мердека» от 11 февраля 1983 года, составляло 320 тысяч. Тораджи подразделяются на 30 этнических групп. Площадь Тана Тораджа 4233 кв. километра. На этом высокогорном плато (2600 метров над уровнем моря) расположено 65 деревень. Крестьяне выращивают рис, кукурузу, гвоздику, кофе.

Остановившись в гостинице «Марьякача» — единственной гостинице Рантепао, мы сразу же отправились к цели нашего путешествия — месту захоронения тораджей в пещерах, вырытых в скалах. Тораджи верят, что, чем выше расположена могила покойного, тем ближе он к небесам. Простой же люд хоронят в естественных пещерах, находящихся гораздо ниже и, следовательно, дальше от небес. Подобный обычай захоронения существует только в Тана Тораджа. Именно благодаря ему этот край и приобрел такую известность.

Когда мы подъехали к месту захоронения высоко в скалах, мы увидели, как двое мужчин на головокружительной высоте рыли искусственную пещеру — будущее место захоронения. Они висели в люльке на канатах, закрепленных с обратной стороны горы. Через какое-то время они спустились вниз, чтобы передохнуть, и мы разговорились с ними. Каково же было наше удивление, когда мы узнали, что один из них роет могилу самому себе, а второй ему помогает в надежде, что и ему там найдется местечко. Известная пословица тораджей гласит: «В Таторе смерть дороже жизни». Буквально с момента рождения тораджец готовится к смерти. Рыть могилы начинают лет с тридцати. На рытье могилы в твердом скальном грунте уходят долгие годы. Если же человек умирает, не успев вырыть себе могилу-пещеру, работу завершают родственники. Но подобные могилы могут себе позволить лишь богатые люди. При захоронении в скалах у входа в могилу-пещеру делают как бы лоджии, где устанавливают деревянные статуи умерших в полный рост. Одетые в платья статуи умерших как бы сами себя охраняют, взирая на живых, с птичьего полета. Время от времени истлевшие одежды на статуях заменяются новыми, причем это сопровождается праздничными церемониями.

После осмотра мест захоронения в скалах мы вернулись в гостиницу, вошли в ресторан. Справа у стены стояли две превосходно сделанные статуи в рост человека. Мужчина был в форме бригадного генерала, а женщина средних лет — в традиционной одежде тораджей. Обслуживала молодая, симпатичная девушка. Приглядевшись, я заметил, что лицом девушка очень похожа на эти статуи. Мелькнула мысль: «Наверное, это изображения ее покойных родителей». Я решил спросить об этом ее саму. «Да, это мои родители, — подтвердила девушка и тут же предложила: — Если хотите я могу вас с ними познакомить». Не успел я ответить, как девушка скрылась за дверью и вскоре вернулась в сопровождении живых копий выставленных в зале статуй. Генерал любезно согласился на следующий день проехать с нами до места его будущего погребения в горах. Как практичный, к тому же богатый человек (отель принадлежит ему), генерал (в отставке) не только приготовил себе при жизни могилу, но и заказал статуи себе и жене, которые затем будут установлены у входа в их усыпальницу.

Похороны в Тана Тораджа, как и на Бали, — самый большой праздник. Я не оговорился: именно праздник. Трудно себе представить что-либо более веселое, чем похороны и поминки у тораджей, разумеется, если речь идет о богатом человеке. Как тут не веселиться, если тораджи верят, что после захоронения они обретают место в раю (понятия ада у них нет). Более того, торжества, связанные с похоронами, посвящаются не только Данному усопшему, но и всем умершим предкам. Религия тораджей так и называется: «религия предков». Согласно этой религии, каждый верующий обязан молиться и славить создателя — Пуанг Матуа, приносить ему жертвы в виде буйволов, свиней, кур. Делаются жертвоприношения и хранителям неба, земли и ее недр — полномочных наместников Пуанг Матуа на земле. То же самое полагается и душам умерших предков, которые неустанно следят за поведением живущих на земле. Если все тораджи после смерти автоматически попадают в рай, то, казалось бы, какой смысл тратиться, устраивать пышные похороны? Зачем потомкам умерших стараться превзойти друг друга по числу принесенных в жертву животных? Оказывается, от пышности похорон зависит место, уготованное душе усопшего около Пуанг Матуа, т. е. расстояние до создателя.

Церемония похорон может состояться по прошествии определенного числа дней, чаще — недель и месяцев и даже лет. Все это время покойник считается больным. Прежде, чтобы сохранить тело покойного до похорон, его превращали в мумию. Теперь тело умершего бальзамируется, а затем обматывается белой материей, достигающей в длину несколько сот метров (в зависимости от состоятельности семьи покойного). Поверх оно обматывается расшитой красной материей. В таком виде в ожидании похорон тело хранится в доме. Такой большой срок между кончиной и похоронами у тораджей объясняется рядом причин, главные из которых две: необходимость собрать на поминки большие средства и дождаться приезда всех родственников, которые нередко находятся на заработках в различных районах Сулавеси и даже на других островах (они уезжают туда после уборки урожая в Тана Тораджа).

Во время пребывания в Рантепао мы были приглашены в один дом, где находился покойник, за несколько дней до похорон. Им был местный староста — потомок раджи. Нам сказали, что умер он около пяти лет назад. Присутствовать на самих похоронах я не смог, но видел последние приготовления и некоторые предварительные церемонии. Судя по ним, похороны должны были быть грандиозными. Местом торжеств было выбрано сжатое рисовое поле площадью около пяти гектаров. Возводились деревянные сооружения для зрителей, наподобие строительных лесов. Мычали буйволы, хрюкали бесчисленные свиньи и кудахтали куры, приготовленные для жертвоприношений. Довелось увидеть петушиные бои и бой быков, устраиваемые накануне похорон. Петушиный бой стал смертельным: на шпоры петухов были надеты заостренные металлические шипы. В считанные секунды один петух разделался со своим соперником.

Победителя поймали и поднесли к издыхающему сопернику. Оказывается, для полной победы он должен был клюнуть врага в голову. Но он этого не сделал, и официально была зарегистрирована ничья. Обычно делаются большие ставки. Состоялся также бой буйволов. На этот раз поединок закончился мирным исходом: более сильный буйвол прогнал с места боя более слабого, к великому разочарованию зрителей.

Буйволов и свиней забивают на глазах у всех. Тут же делят часть туши среди присутствующих. Другая часть туши в вареном и жареном виде будет подана в качестве угощения на поминках. Делят сырое мясо согласно «табели о рангах». Голова и легкие достаются аристократам. Шея идет тому, кто закалывал буйвола (не каждый может заниматься этим). Ребра, желудок и кишки достаются простому люду, а остальное раздается более зажиточным. Часть мяса, в основном ноги, передается на нужды сельского самоуправления. Как нам сказали, всего будет забито триста буйволов. Откуда берется такое огромное количество? У покойного старосты было много земли. Так вот, часть земли покойного наследники обменяли на буйволов. Часть буйволов, свиней и кур была вкладом со стороны односельчан, которым в аналогичных случаях помогал при жизни староста. Было припасено также много пальмовой водки туак. Пир продолжался более двух недель.

Высоко в горах в скальных склепах хоронят только знатных и богатых. А как обстоит дело с простым людом? О нем позаботилась сама природа. Недалеко от Рантепао в деревне Лонда нам показали громадную известняковую пещеру, которая служит местом массового погребения простых жителей Татора. У входа в пещеру нас встретила толпа ребятишек с электрическими фонариками. Они неотступно сопровождали нас в пещере в качестве добровольных, но не бескорыстных гидов. Правда, они довольствовались малым. Над входом в пещеру на вырубленной в известняке террасе стояло несколько деревянных статуй умерших. Они как бы приветствовали посетителей. В отличие от статуи генерала они были грубой работы и сделаны из дешевой породы дерева — каю сурен, вроде нашей осины. В самом начале пещеры на возвышениилежало несколько, видимо, недавно захороненных трупов, обернутых в белые грубые ткани. Первым моим желанием было повернуть назад и выйти на свет. Но ребятишки схватили меня за руки и увлекли в глубь пещеры. Там открылась еще более жуткая картина: на больших камнях в ряд, как статуэтки на этажерке, стояли черепа, а на дне пещеры в углах возвышались горки черепов и костей. Стало совсем не по себе. Выхватив у одной девчушки фонарик, я бросился стремглав к выходу. За мною последовала ватага ребятишек.

Бытует поверье, что в Тагоре во время похоронных процессий покойники могут сами идти в могилу. Мне довелось присутствовать на одной подобной церемонии. Ночь была душной, и клонило ко сну. Близко к покойнику не подпускали. Истошно кричали участники похоронной процессии. Хор исполнял заунывные воинственные песни. Картину дополняли не менее воинственные танцы, сопровождаемые топотом ног и дикими выкриками. Освещением был лишь бледный, призрачный диск луны. Как и всем присутствующим, мне сильно хотелось увидеть чудо. Показалось, что, легко подталкиваемый сзади группой мужчин, покойник на собственных ногах медленно двигался вперед. Утверждают, будто некоторые тораджи владеют телекинезом, т. е. способностью перемещать предметы с помощью мысленного воздействия.

Очень интересны традиционные жилища тораджей. Они напоминают усадьбы, состоящие из нескольких жилых домов с красивыми, покрытыми резьбой амбарами для хранения риса. Число амбаров при каждом доме определяет имущественное и социальное положение владельца. Семьи большие. Они включают три-четыре поколения. Отличительная особенность дома тораджей — большая, с загнутыми краями крыша, по форме напоминающая седло или древнюю египетскую папирусную лодку. Высокая мачта на египетских судах, предназначенная для поднятия парусов, в домах тораджей трансформировалась в высокие колонны. Жители Татора уверены, что в древности их горы находились на берегу моря и добраться до их страны можно было лишь морским путем. Предание гласит, что первые поселенцы прибыли в Тана Тораджа из Китая в начале нашей эры. На первых порах они жили в лодках, на которых прибыли. Строившиеся ими дома тоже напоминали по форме лодки. Крыша дома тораджей делается из бамбука, а стены из бревен, сплошь покрытых резьбой. Основные мотивы резьбы — растения, животные, особенно буйволы, и предметы повседневной жизни. Любой дом снабжен тремя непременными символами: солнце, петух и буйвол (голова и рога). Петух, попирающий солнце, обычно находится на самом верху дома. Солнце символизирует источник жизни, петух — силу, гордость, патриотизм и мужество. Буйволиные рога, символизирующие отвагу, нанизываются друг на друга вдоль поддерживающей крышу колонны. Нередко их больше дюжины. Это означает, что хозяин дома забил столько буйволов для похоронных церемоний. Чем больше рогов на доме, тем, значит, богаче хозяин. Кроме того, тораджи верят, что умершие направляются на небеса на буйволах.

Традиционный дом тораджей — истинное произведение искусства. Для западных архитекторов остается загадкой, как простые жители Татора могут строить так искусно, причем без единого гвоздя, довольно внушительные дома, настоящие шедевры архитектуры. Я привез из Тана Тораджа модель традиционного дома. Хотя у меня достаточно образцов произведений индонезийского искусства, ажурный дом тораджей непременно обращает на себя внимание моих гостей.

Уникальны и расписные резные доски тораджей. Их основная тематика — дома и рисовые амбары, петухи, крисы, различные орнаменты. Каждая из них исполнена религиозной символики: всего около 150 различных стилей. Используется четыре цвета: красный символизирует кровь, белый — тело человека, желтый — божье благословение и славу, черный — тьму и смерть. Резные доски тораджей украшают стены домов, и лишь в последние годы их стали разрешать вывозить за пределы Тана Тораджа.

ЗАМОРСКИЕ КИТАЙЦЫ

«Заморскими» в Индонезии называют китайцев, переселившихся в Индонезию и осевших там. Их также называют «хвакиао» и «чина», тогда как в литературе они больше известны под именем «хуацяо», или этнических китайцев.

Как и в предыдущих главах, я хочу поделиться личными впечатлениями и наблюдениями, в данном случае— от общения с китайцами. А не общаться с ними, находясь в Индонезии, невозможно. Нужно ли купить что-либо из еды, одежды, посуды, мебели, электроники, парфюмерии; понадобились ли лекарства, книги, журналы, канцелярские принадлежности; нужно ли починить автомобиль, сшить брюки или костюм, постричься, почистить одежду, обратиться к врачу, пообедать в ресторане или кафе, посмотреть фильм, остановиться в гостинице, обменять деньги, проявить фото- и кинопленку, — в этих и в десятках других случаях наверняка имеешь дело с китайцами. Китайцев я встречал почти во всех районах Индонезии. Где их мало или почти нет, так это в Минангкабау, в Аче, Тапанули и на Бали — иными словами, в тех районах, где сохранилась крепкая сельская община и где не терпят представителей других религий. Может быть, отсутствие китайцев и развило у этих народов склонность к бизнесу, к торговле. Полагают, что в руках хуацяо находится от 60 до 80 % промышленных предприятий и ряда отраслей, играющих основополагающую роль в экономической жизни Индонезии.

По сообщению газеты «Компас» от 19 ноября 1979 года, 90 % торговли и 70 % банковского капитала на Восточной Яве, население которой составляло 30 миллионов, находилось в руках заморских китайцев. В Джакарте около 70 % крупных предприятий и магазинов принадлежит китайскому капиталу. Целые торговые центры, столицы Индонезии, такие, как Глодок, Хаям Вурук, Сенен, Пасар Бару, Джатинегара, многие супермаркеты почти полностью находятся в руках китайцев.

Подавляющее большинство «гроссеров», т. е. оптовых торговцев, непосредственно импортирующих товары из-за границы, — хуацяо. Они же скупают львиную долю товаров у местных производителей и затем перепродают их в кредит мелким торговцам. Крупный китайский капитал вследствие компетентности его представителей и наличия связей широко используется транснациональными корпорациями США, Японии, Западной Германии, Англии, Голландии, Австралии для проникновения в экономику Индонезии. Интересно, что на втором месте по капиталовложениям в Индонезии после Японии стоит Гонконг.

Может быть, причина такого засилья этнических китайцев в их многочисленности? Отнюдь нет. Включая и тех, в жилах которых течет не более четверти китайской крови, число заморских китайцев в Индонезии не превышает и 3 процентов населения страны, составляя около 5 миллионов человек. Но, как отмечал бывший военный атташе Индонезии в Китае генерал Сламет Мартосудиро в диссертации на тему «Решение проблемы этнических китайцев, исходя из интересов национальной безопасности», «хотя китайская колония в Индонезии сравнительно невелика, это китайское меньшинство, будучи хорошо организованным, господствует почти во всех областях экономики страны».

Следовательно, сила этнических китайцев не в их численности, а в их экономической мощи. Сами же китайцы говорят, что их сила заключается в их «культуре», т. е. в исторических условиях, традициях и обычаях, в образе жизни, в первую очередь в прагматизме, исполнительности, обязательности, бережливости, компетентности, уживчивости, цепкости. Не раз доводилось слышать мне о том, что китайцы умудряются заниматься торговлей в непроходимых джунглях Калимантана, где основные обитатели — даяки. Во всяком случае, мне приходилось встречать китайские лавки и закусочные в домах-плотах в заливах архипелага Риау, где живут так называемые морские племена, а также в непроходимых топях Южной Суматры.

Эмиграция китайцев в Индонезию, как и в другие страны ЮВА, началась с незапамятных времен. Китайские купцы посещали Южную Суматру еще во времена империи Шривиджая, начиная с VI века. Письменные источники времен первой Сунской династии (420–478) утверждают, что уже тогда яванские раджи платили дань китайским императорам. Вероятно, речь идет об обычных подарках посольств, а не о дани. Первыми временными переселенцами с материкового Китая на «Острова Южных морей», как тогда называли Индонезию, были моряки и рыбаки. За ними последовали купцы. Затем, в начале второго тысячелетия, на северном побережье Явы (в Тубане и Сурабае) появились постоянные китайские поселения.

Особенно широкого размаха китайская эмиграция достигла с XVII века, когда власть в Китае захватила Цинская (Маньчжурская) династия которая преследовала приверженцев свергнутой китайской династии Мин. Спасаясь от преследований, многие приверженцы династии Мин переселились на острова Малайского архипелага. Этот период совпал с началом колонизации Индонезии голландцами. Китайцы стали прибывать целыми семьями, с женами и детьми, чего прежде не было. Голландцы, будучи немногочисленной нацией, живущей далеко от Индонезии, остро нуждались в среднем управленческом персонале для плантаций, рудников и других предприятий. Колониальная администрация охотно использовала на таких должностях услужливых, изворотливых китайцев. Изменился и качественный состав китайской эмиграции. Ее пополнили мастеровой люд и даже чернорабочие, искавшие работы на плантациях и рудниках.

Наиболее удачливые китайцы, пользуясь покровительством голландских властей и поддержкой сплоченной китайской общины, становились предпринимателями, владельцами плантаций, крупными торговцами или сборщиками налогов в пользу голландской администрации. Китайские поселения разрастались, превращаясь в целые города, нередко внутри индонезийских городов. Китайские общины носили замкнутый, обособленный характер со своим языком, своими обычаями, своей религией, системой образования на китайском языке, своим культурным наследием, своими руководителями. Каждая община как бы воздвигала вокруг себя собственную «китайскую стену». Всей душой заморские китайцы оставались со «страной предков», но навещали родину лишь разбогатев или возвращались туда, достигнув преклонного возраста, чтобы умереть на своей родине.

Со временем китайцы начали селиться не только в традиционных «китайских» районах, как, например, на Западном Калимантане, острове Банка, архипелаге Риау, Южной Суматре и на севере Явы, но и в столице Голландской Индии — Батавии. Вскоре китайцы составили голландцам такую конкуренцию, что в 1740 году колониальные власти издали закон, согласно которому хуацяо должны проживать только в специальных китайских кварталах. Во главе каждого квартала был поставлен староста — самый богатый китайский торговец, который хотя и не был военным, но получал чин майора, капитана или лейтенанта.

Хотя целью закона было ограничить деятельность китайских торговцев, особенно в столице и сельской местности, на самом деле он способствовал росту китайского капитала, концентрации сил и средств китайцев, их сплочению и созданию обособленной касты. Китайской элите в лице глав китайских кварталов и их приближенных голландская администрация предоставила широчайшие права.

Китайским иммигрантам отводилась роль посредников между голландской администрацией и индонезийцами. Они выступали от имени голландского правительства в качестве сборщиков налогов, монополизировали ломбарды, игорные дома, торговлю рисом и опиумом. Они сосредоточили в своих руках крупную торговлю, скупку пряностей, сахара, пальмового масла и тому подобных «колониальных» товаров для экспорта за границу. Большие доходы китайцы получали от ростовщичества. Единственно, где они не могли развернуться, это область землевладения. По аграрному закону 1870 года землей в Индонезии могли владеть лишь коренные жители. Голландское законодательство разрешало китайцам селиться в строго определенных районах архипелага. В частности, в конце XIX века на Яве, и то в строго определенных районах, проживало лишь 300 тысяч китайцев. Своего апогея иммиграция китайцев на архипелаг достигла в самом конце XIX — начале XX века. Так, в 1930 году в Индонезии уже проживало 1250 тысяч этнических китайцев.

С материкового Китая в Индонезию эмигрировали преимущественно мужчины, ибо считалось, что они едут временно на заработки и должны непременно вернуться на родину, где остались могилы их предков. Первое время так и было. Пробыв некоторое время в Индонезии, китайские эмигранты возвращались на родину, нередко оставляя на архипелаге своих индонезийских жен, которые охраняли имущество китайцев во время их отсутствия, но захватив с собой детей, особенно сыновей. Со временем они все чаще стали изменять «стране предков», оставаясь навсегда в Индонезии. Чистокровные китайцы ревностно сохраняли обычаи и язык предков. Что же касается детей, родившихся от смешанных браков с индонезийками (за исключением проживающих на о. Банка и Западном Калимантане), то многие из них плохо или совсем не владели китайским, говорили по-индонезийски или на местных диалектах и в определенной степени приобщались к местным обычаям и культуре. Фактически так обстоит дело и до сего времени. Во всяком случае, индийское, арабское, пакистанское и некоторые другие меньшинства в Индонезии ведут более обособленный образ жизни, чем китайские эмигранты. Тем не менее дети китайцев от смешанных 261 браков и даже внуки по-прежнему считали себя при голландцах китайцами.

На Яве, Западной Суматре и в ряде других районов Индонезии китайцы живут преимущественно в городах, и главный источник их существования — торговля. За пределами Явы, в первую очередь на островах Банка, Белитунг, Бинтан, китайцы наряду с торговлей занимаются рыболовством, работают на оловянных и других рудниках, на плантациях. В 1909 году правительство Китая издало закон о двойном гражданстве: любой ребенок, один из родителей которого китаец, в какой бы стране он ни родился, является гражданином Китая. В ответ на это правительство Голландии в 1910 году приняло закон о голландском подданстве, устанавливавший, что главным в определении подданства того или иного человека служит место его рождения. Таким образом, все родившиеся в Голландской Индии объявлялись подданными (но не гражданами) Голландии. Подобное двойственное положение заморских китайцев в Индонезии существовало до 1960 года, когда было заключено китайско-индонезийское соглашение, официально отменившее двойное гражданство.

Конституция 1945 года, принятая после провозглашения независимости Индонезии, объявила «всех детей иностранцев, родившихся и проживающих в Индонезии, гражданами Индонезии». Правда, не желающим стать гражданами Республики Индонезии предоставлялась возможность отказаться от индонезийского гражданства до 10 апреля 1947 года. После признания Голландией Республики Индонезии де-юре в 1949 году было подписано голландско-индонезийское соглашение, определявшее, что «гражданами Республики Индонезии являются и лица китайского происхождения — голландские подданные, но не голландцы, достигшие совершеннолетия к моменту передачи суверенитета, родившиеся и проживающие в Индонезии». Правительство гоминьдановского Китая выступило против этого соглашения.

Создание КНР изменило ориентацию всех хуацяо. Больше половины (1750 тысяч) выбрали Пекин, 250 тысяч из них даже стали гражданами КНР. Остальные 1250 тысяч решили ориентироваться на Тайвань. Во время Бандунгской конференции 1955 года между главами правительств Индонезии и КНР — Али Састроамиджойо и Чжоу Эньлаем было подписано соглашение об упразднении двойного гражданства этнических китайцев в Индонезии, вступившее в силу 20 января 1960 года. Взрослые хуацяо в течение двух лет должны были выбрать гражданство либо Индонезии, либо КНР. Дети же должны определять свое гражданство в течение года после достижения совершеннолетия. Те же хуацяо, которые ориентировались на Тайвань, получили статус «лиц без гражданства», продолжая находиться в Индонезии. Укрепление связей между Джакартой и Пекином имело своим следствием запрещение всех организаций, газет и школ, принадлежавших «тайваньским» хуацяо.

В связи с засильем китайского капитала, в первую очередь в сельской местности, в 1959 году Сукарно издал постановление № 10, запретившее иностранным (китайским) торговцам заниматься экономической деятельностью в сельской местности, за пределами волостных, уездных и провинциальных центров. Главная цель закона состояла в том, чтобы освободить индонезийских крестьян от широко практиковавшейся китайцами системы «иджон», т. е. скупки урожая на корню, превратившей их в издольщиков на собственной земле. В то же время вытеснение китайских иммигрантов из сельской местности привело к уменьшению экспорта, многие плантации пришли в упадок, участились перебои в снабжении населения необходимыми товарами. Ведь китайцы несколько веков подряд специализировались на заготовках сельскохозяйственной продукции, прекрасно разбирались в сортах кофе, чая, табака, пряностей, риса и других культур.

Претворение в жизнь закона № 10 в ряде случаев вызвало выступления хуацяо. На Западной Яве в районе Чинахи дело дошло до вооруженных столкновений между китайцами и подразделениями индонезийской армии. В результате к концу 1960 года 210 тысяч этнических китайцев — граждан КНР выразили желание вернуться на родину.

Воспользовавшись военным положением, действовавшим в Индонезии, руководство вооруженных сил запретило издание всех газет и журналов на китайском языке. Было также запрещено пользоваться китайскими иероглифами при написании вывесок, рекламы и т. п. Усилилась кампания по замене китайских фамилий на индонезийские, против чего решительно выступило руководство влиятельной левой организации хуацяо БАПЕРКИ. Замена фамилий проводилась в рамках ассимиляции этнических китайцев. Но самые богатые китайцы нередко уклонялись от смены фамилий. В ряде мест произошли столкновения между китайцами и индонезийцами. Среди китайцев были произведены аресты. Немало магазинов и лавок, принадлежащих хуацяо, было разграблено. Многие плантации, рисорушки, типографии и т. п., принадлежавшие китайскому капиталу, после ареста их владельцев быстро пришли в упадок, с прилавков магазинов исчезли самые необходимые товары, включая соль и мыло, чему, кстати, я сам был свидетелем. Но все это не мешало Сукарно и его сторонникам держать курс на укрепление связей с Пекином, в первую очередь на международной арене.

После событий 30 сентября 1965 года отношения между Пекином и Джакартой настолько ухудшились, что в 1967 году дипломатические отношения между двумя странами были «заморожены» и не восстановлены до сих пор. На первых порах положение хуацяо значительно ухудшилось, но вскоре, в первую очередь благодаря политике «открытых дверей», которую стало проводить правительство, они сумели восстановить свое былое экономическое могущество и даже значительно укрепить его. Теперь китайцы выступают представителями и компаньонами многих иностранных фирм в Индонезии. Более того, целый ряд могущественных компаний, в том числе две самые крупные — «Астра» и «Кедаунг груп» — почти полностью контролируются китайским капиталом. «Астра» собирает половину всех автомобилей в Индонезии, включая «тоёты», а «Кедаунг груп» в сотрудничестве с японскими фирмами выпускает львиную долю холодильников, кондиционеров, телевизоров и др. Тем не менее китайская проблема в Индонезии далеко не решена и, по меткому выражению видного политического деятеля Руслана Абдулгани, представляет «головную боль для правительства Индонезии».

Власти предприняли попытки «упорядочить» китайскую проблему. При участии ведущих синологов страны была выработана концепция о методах разрешения создавшегося положения, создан «Государственный комитет по выработке политики, направленной на разрешение китайского вопроса». В состав комитета вошли руководящие работники различных министерств и ведомств, имеющие отношение к проблеме этнических китайцев. Комитет, в частности, пришел к выводу, что «различие исторических судеб, а также политического, экономического, социального и культурного развития индонезийцев и китайцев привело к возникновению среди индонезийцев чувства недоверия и подозрительности к китайцам в целом».

На основе этого вывода был создан координационный комитет, получивший название «Специальный штаб по китайским вопросам». Штаб во главе с бригадным генералом Сунарсо разработал «Основополагающую стратегию» правительства, направленную на разрешение проблемы этнических китайцев. Основные положения стратегии изложены в инструкции президента № 37 от 7 июня 1967 года. Инструкция предписывает правительственным инстанциям, включая армию, не допускать въезд в страну новых китайских иммигрантов и защищать все население страны, включая хуацяо. В тех местах, где проживает много этнических китайцев, разрешается создание ими общественных организаций, деятельность которых ограничена вопросами религии, спорта, организации отдыха, похорон, охраны здоровья. В инструкции уделяется большое внимание мерам, направленным на интеграцию хуацяо с коренным населением. Общественные организации хуацяо объединены в так называемый «Семейный союз граждан Индонезии», находящийся под эгидой Голкар. Официальная цель этого союза: «воспитывать своих членов в духе единства со всем народом, чтобы они не чувствовали себя обособленной группой». Помнится, по свежим следам в 1970 году я проинтервьюировал в Сурабае видного журналиста, владельца журнала «Либерти» Го Чин Хока. «По моему мнению, — сказал Го Чин Хок, — создание особой организации для этнических китайцев не только не ускорит, но, наоборот, затормозит процесс ассимиляции. В доказательство верности моего пророчества могу сослаться на печальный опыт аналогичной организации времен Сукарно — БАПЕРКИ».

Надо сказать, Го Чин Хок оказался прав. Хотя с момента выработки «Основополагающей стратегии» по китайскому вопросу прошло почти 20 лет, обособленность и влияние китайцев не только не уменьшаются, но и возрастают, что таит в себе опасность новых столкновений на расовой почве. В то же время могущество и способности китайцев таковы, а умение китайцев задобрить власти, включая военных, так велико, что правительство не может с этим не считаться, если бы даже и хотело. Поэтому главный выход правительство по-прежнему видит в интеграции китайцев со всем индонезийским обществом, в создании обстановки, при которой, по словам крупного специалиста по проблемам хуацяо, доктора Мели Г. Тан, доклад которой я слушал в Джакарте 10 мая 1976 года, «термины «прибуми» (аборигены, коренные жители) и «нон прибуми» (некоренные жители) отомрут сами по себе». Ассимиляцию пытаются проводить разными путями, в том числе принятием хуацяо индонезийского гражданства, сменой китайских фамилий на индонезийские, совместным обучением детей китайцев и индонезийцев, закрытием специальных китайских школ, запрещением издавать газеты, книги и журналы на китайском языке, запретом обучать детей на родном языке, писать вывески китайскими иероглифами, поощрением смешанных браков. До сих пор браки между индонезийцами и китаянками настолько редки, что буквально о каждом из них в пропагандистских целях сообщают в печати и даже по телевидению. Чаще китайские юноши женятся на индонезийках. Шутят, что богатые китайцы «монополизируют» красивых индонезийских девушек.

Часто приходилось слышать, что одна из причин обособленности этнических китайцев, сосредоточения всех их сил только на торговле, на извлечении прибыли — исторически сложившееся неучастие их в политической жизни страны. Отсюда делается вывод, что хуацяо нужно привлекать к политической жизни. При этом забывают, что подобное мнение коренным образом противоречит лозунгу, выдвинутому «новым порядком» после прихода к власти в 1966 году. В призыве, обращенном ко всему народу, тогда говорилось: «Хватит увлекаться политикой! Давайте работать!» В соответствии с этим лозунгом, сохраняющим силу до сего времени, число политических партий было уменьшено до трех, включая проправительственную Голкар. В рамках деполитизации была сведена на нет деятельность политических партий (особенно на местах), профсоюзных, женских и молодежных организаций; сфера деятельности студентов ограничена рамками кампусов. В подобных условиях призыв к этническим китайцам включаться в политическую жизнь страны выглядит явным парадоксом, хотя следует отметить, что этнические китайцы играют заметную роль в Демократической партии Индонезии (ДПИ), в частности как бывшие члены Христианской и Католической партий Индонезии, объединившихся впоследствии в ДПИ.

В прежние годы хуацяо также имели опыт политической деятельности, но это не привело к их ассимиляции с индонезийцами. Представители крупной китайской буржуазии и интеллигенции в 1927 году создали партию Чунг Хуа Хуой, которую также называли партией «паккардистов», потому что большинство ее членов ездили на «паккардах». «Паккардисты» ревностно оберегали свою китайскую индивидуальность и поддерживали голландские колониальные власти.

А в 1954 году была создана новая организация этнических китайцев — БАПЕРКИ. Хотя БАПЕРКИ расшифровывалось как «Консультативный совет по вопросам индонезийского гражданства» и формально боролся за вступление некоренных жителей страны в индонезийское гражданство, его членами в основном были китайцы. Через год БАПЕРКИ превратился в политическую партию того же названия. Во время первых всеобщих выборов БАПЕРКИ удалось провести своих представителей в центральный парламент и Народный консультативный конгресс. А через несколько лет один из руководителей этой партии, Уй Чу Тат, был назначен Сукарно государственным министром его кабинета. Одновременно БАПЕРКИ установил тесные связи с Пекином. У БАПЕРКИ были свои учебные заведения, включая крупнейший частный университет страны «Республика», на базе которого после событий 30 сентября 1965 года был создан самый престижный частный университет ТРИСАКТИ.

Китайский капитал в Индонезии необычайно гибок и оперативен. Несмотря на официальное запрещение, в магазинах Джакарты, Сурабаи, Семаранга, Бандунга и многих других городов в конце 70-х годов, как я сам убедился, продавалась китайская литература. В китайских кварталах этих городов демонстрировались гонконгские, тайваньские и другие китайские фильмы на китайском языке, в номерах гостиниц, принадлежащих хуацяо, показывали полупорнографические видеофильмы. Что же касается кинопроката в Индонезии импортных фильмов, то он почти полностью в руках китайских синдикатов. Добрая половина иностранных фильмов, демонстрирующихся в Индонезии, — так называемые фильмы «мандарин», т. е. китайские гонконгского и тайваньского производства, сделанные на основе китайского материала, но по голливудским образцам. В основном это гангстерские фильмы, фильмы каратэ, а также мелодрамы. Таким образом, китайцы в немалой степени определяют, какие фильмы смотреть индонезийцам. Многие видные индонезийские режиссеры, создающие серьезные картины, не выдерживают конкуренции с фильмами «мандарин» (слово «китайский» в Индонезии зачастую заменяется словом «мандарин»). До недавнего времени большинство заведений, где процветали проституция, азартные игры и т. п., такие, как казино, бильярдные, «стимбас», т. е. банные кабинеты типа сауны, были исключительной монополией китайцев. Затем они были запрещены. Большинство функционирующих официально публичных домов также принадлежит китайцам.

Две наиболее развитые и наиболее доходные отрасли индонезийской экономики: производство специальных местных сигарет «кретек» (с добавлением гвоздики) и текстильное (батиковое) — почти полностью монополизированы китайским капиталом. Прочные позиции занимают хуацяо в сборке автомобилей и мотоциклов, холодильников, кондиционеров, телевизоров, кассетных радиоприемников и магнитофонов, детали которых частично импортируются из Японии, ФРГ, США, Австралии, частично изготовляются на месте. Многие типографии также принадлежат этническим китайцам. Хуацяо господствуют в области рыболовства. У индонезийских рыбаков, как правило, нет ни сетей, ни лодок. Все это они берут внаем у богатых китайцев, отдавая за это не менее половины улова. Остальную часть перекупают у рыбаков за бесценок все те же китайцы. Разумеется, не все китайцы в Индонезии принадлежат к эксплуататорскому классу. Есть среди них и ремесленники, и рыбаки, и даже крестьяне (преимущественно на Калимантане). Немало среди хуацяо ученых, журналистов, художников. Есть и так называемые патриотически настроенные национальные китайцы, как, например, упоминавшийся ранее Масагунг, посвятивший себя просветительству, изданию книг индонезийских авторов, переводу и публикации иностранных книг об Индонезии. Масагунг создал крупнейшее издательство «Гунунг Агунг» и самый крупный книжный фонд «Идаю» — по имени матери Сукарно, ближайшим другом и поклонником которого был Масагунг. Правда, одновременно он, как значится в его визитной карточке, является президент-директором ряда других фирм, таких, как «Сари Агунг», специализирующейся по продаже книг, канцелярских принадлежностей, музыкальных инструментов и спортивных товаров, отделения которой имеются в столицах каждой из 27 провинций Индонезии; «Виндусурья» — филиал могущественного «Кодака»; компания «Джая Мандарин Агунг»; председателем и исполнительным директором сингапурской фирмы «Аю Мас». Наконец, Масагунг — совладелец самого фешенебельного в Джакарте международного отеля «Мандарин». Масагунг принял ислам и совершил паломничество в Мекку.

Китайские районы (печинан) в индонезийских городах очень колоритные, хотя и поражают своей скученностью. Вот, например, знаменитый Глодок на северной окраине Джакарты. Это район фешенебельных супермаркетов, как, например, «Глодок Билдинг» или «Глодок Плаза», куда простой люд и заходить-то боится, и громадный комплекс киосков под одной крышей «Харко», специализирующийся на торговле телевизорами, видеомагнитофонами, кассетами, холодильниками, скобяными товарами и т. п. Вперемежку на Глодоке расположены маленькие лавчонки, скромные харчевни и шикарные рестораны. С рекламных щитов кинотеатров на вас глядят супермены из фильмов «мандарин». Другие картины здесь не идут. Из дверей ресторанов и кафе доносится модная западная и старинная китайская музыка.

Китайские лавки и магазины (за исключением супермаркетов), как правило, тесные, без яркой рекламы, многие рестораны скромные, а пользуются несравненно большим успехом, чем те, что принадлежат индонезийцам или индийцам. Я не раз задумывался над причинами подобного положения и из наблюдений и разговоров с самими китайцами пришел к выводу, что для солидных постоянных клиентов, а китайские торговцы в основном ориентируются на них, главное — не внешний блеск, а надежность, внимательность и услужливость продавцов и официантов, умение дать любую консультацию, если нужно — возможность приобрести товары в кредит, иногда чуть подешевле, чем в магазинах, принадлежащих индонезийцам, которые любят блеск, яркую рекламу и меньше уделяют внимания самим покупателям.

Более того, мне рассказывал китайский бизнесмен, принявший индонезийское гражданство, — Сламет, у которого в Сурабае был большой магазин по продаже телевизоров «Шарп», что «блеск и мишура нередко отпугивают солидных покупателей, привлекая лишь налоговых агентов, которые определяют величину подоходного налога чаще всего по внешнему виду магазина или ресторана. «У меня же, — продолжал Сламет — все скромно, но добротно и солидно. Я и мои помощники всегда готовы дать квалифицированную консультацию и гарантировать сервис после приобретения товара. Благодаря скромному виду предприятия я плачу меньше налогов, а это дает возможность продавать телевизоры и другую аппаратуру чуть дешевле. Покупателям это нравится». Живут китайцы в Индонезии большими семьями. Прирост населения у них даже выше, чем у индонезийцев: 2,5 % в год. Каждая семья, каждый дом — это своего рода крепость. Дети, как правило, беспрекословно подчиняются родителям, младшие — старшим. Фактически все члены семьи владельца работают в магазине, ресторане или каком-нибудь другом предприятии, находясь на положении служащих. В магазине они — приказчики, которым помогают индонезийцы в качестве посыльных и подсобных рабочих. В кассе сидит глава семьи или клана. Он ведает святая святых — деньгами. Правда, в последнее время «китайская крепость» стала давать хотя и еле заметные, но все же трещины, особенно когда со сцены уходит сильный, энергичный создатель фирмы — глава клана. Нередко в таком случае созданная им фирма делится между многочисленными наследниками, теряет былое могущество, хиреет, а то и вовсе поглощается более сильными. Чтобы избежать этого, самые дальновидные главы семейств начинают отходить от сугубо семейного характера фирм, привлекая к руководству энергичных людей со стороны, назначая их менеджерами. Это дает возможность сохранить предприятие в прежней компактной форме, где доля каждого наследника по-прежнему находится в общем деле.

Но не всегда бывает так. Приведу два случая, свидетелем которых был сам. В Сурабае в конце 60-х — начале 70-х годов мы пользовались услугами известного магазина «Токо Кон» в районе Губенга. За конторкой в магазине неизменно сидел крепкий старик лет семидесяти, а обслуживали покупателей его сыновья, дочери, невестки и иногда зять. Фирма процветала, но одновременно бросался в глаза аскетизм, господствовавший в доме Кон. Сыновья нередко нас спрашивали, что идет по телевидению, какие фильмы демонстрируются в кинотеатрах. Телевизоры в состоятельных домах в Индонезии — не редкость, в богатом же доме Кон глава семьи не только не хотел покупать телевизор, но и не давал сыновьям и дочерям денег на кино. Все, что он делал для них, это — одевал, кормил и обещал завещать каждому долю капитала. Старший сын, Винь, еще неженатый, как-то пожаловался мне (что не принято в китайских семьях): «Отец обещает выделить долю. Но, во-первых, он еще крепкий и, поди, проживет лет пятнадцать. Мать же моложе отца на десять лет, и все может перейти к ней. Я даже жениться не могу, хотя мне уже за тридцать: отец не разрешает, не хочет дробить капитал».

И вдруг однажды город потрясло известие: пропал старый Кон. Через несколько дней полиция сообщила, что его… похитили зять вместе с сыновьями. Винь в похищении не участвовал. Старика обманным путем увлекли в Сидоарджо, небольшой городок километрах в тридцати от Сурабаи, и сделали заложником, потребовав от матери выкупа в несколько миллионов рупий (около 10 тысяч долларов). Операция провалилась благодаря вмешательству полиции. Зятя как главного организатора похищения привлекли к ответственности, сыновей же отпустили. Старый Кон снова стал восседать за кассой. Вскоре я уехал из Сурабаи, так и не узнав, купил ли Кон телевизор и стал ли он давать детям деньги на кино. Когда в 1976 году я снова побывал в Сурабае, в помещении магазина Кон уже находился салон западногерманской фирмы «Фольксваген». Мне удалось установить, что старик Кон умер, капитал поделили между наследниками, и фирма перестала существовать.

А несколько лет спустя на одной из главных торговых улиц Джакарты — Пасар Бару я встретил бывшего владельца крупного магазина по продаже итальянских холодильников, водонагревателей и газовых плит и не узнал его — так он изменился. И он поведал мне свою невеселую историю. После смерти отца на правах старшего сына он возглавил торговую фирму «Иглас». Братья, а их было более десяти, подросли. Кто продолжал жить с ним, кто уехал в другие города, а один брат даже отправился учиться в Америку. Однажды «американец» приехал на каникулы и, сговорившись с братьями, потребовал от Роберта (так звали старшего брата) разделить имущество. Роберт предложил братьям 50 процентов капитала на том основании, что после смерти отца он вел дело один и растил младших братьев. Дело дошло до суда. Роберт выиграл процесс, но братья не удовлетворились и, подстрекаемые «американцем», наняли бандитов, которые стали методически шантажировать и избивать старшего брата, его жену и детей. Вмешательство полиции не принесло успеха. Роберту ничего не оставалось, как сдаться. Магазин со всем товаром был продан, и все вырученные деньги были поделены поровну между братьями. Из владельца роскошного магазина на Пасар Бару Роберт превратился в рядового торговца на одном из захудалых базаров Джакарты. Правда, поговаривали, что часть капитала и недвижимости Роберт утаил от плохо осведомленных братьев и через какое-то время сможет снова завести солидное дело.

Властям приходится учитывать неприязненное отношение индонезийцев к хуацяо, которое нередко прорывается наружу, угрожая национальной стабильности. Осуществляются меры, направленные на укрепление позиций индонезийского капитала. С этой целью в последние годы было принято несколько постановлений. Так, в 1979 году в целях увеличения роли национальных торговцев в розничной торговле было решено, что не менее 60 % новых торговых помещений должно предоставляться в распоряжение мелких индонезийских торговцев в рассрочку по пониженным ценам. Но по ряду причин это постановление осталось на бумаге. В числе причин называют коррупцию, взяточничество, запутанность процедуры получения кредита национальными торговцами, неплатежеспособность мелких индонезийских предпринимателей, трудности в развитии торговли без ведущего участия крупного китайского капитала, у которого за плечами богатейший опыт и необходимые связи. В рамках той же политики поддержки национального капитала с 1 мая 1981 года была полностью запрещена торговая реклама по телевидению на том основании, что большинство рекламируемых товаров, выпускаемых предприятиями, в основном принадлежащими иностранному или китайскому капиталу, «недоступно простому народу».

Но судя по всему, пока эти меры не достигают своей главной цели: уменьшения неприязни индонезийцев к китайским торговцам, о чем, в частности, свидетельствуют антикитайские выступления в различных районах Явы в декабре 1980 года, а также в ноябре 1984 года в Джакарте, выразившиеся в совершении поджогов на Глодоке и в ряде других торговых центров, принадлежащих китайцам.

Следует сделать оговорку, что неприязнь к этническим китайцам в значительной мере искусственно раздувается и поощряется индонезийской буржуазией и бюрократией, заинтересованной в том, чтобы направить социальное недовольство не против имущих классов вообще, а только против богатых китайцев. Впрочем, во время неоднократных беспорядков на расовой почве страдают в основном мелкие китайские лавочники и мастеровые. Верхушка же китайской буржуазии, тесно связанная бизнесом с верхушкой индонезийского бюрократического аппарата, чувствует себя в полной безопасности. О том, как хуацяо удается выжить, больше того — процветать в условиях, мягко выражаясь, неблагожелательного отношения к ним со стороны большинства населения страны, лучше всего, пожалуй, говорят материалы исследований, проведенных редакцией авторитетного индонезийского журнала «Скец Маса». Вот что писал журнал по поводу этнических китайцев (привожу в сокращенном виде):

«Кое-кто считает китайцев добрыми соседями. Говорят также, что они оказывают большую помощь представителям местных властей, в частности своей обязательностью. Действительно, если в доме китайца ночует кто-либо посторонний, китаец непременно доложит об этом представителям власти и не просто доложит, но приложит какой-нибудь подарок: что-нибудь из съестного, материал на платье, на брюки и т. п. Какие индонезийцы поступают подобным образом?! Если, например, китайцу понадобилась какая-либо справка, он не забудет возместить стоимость бумаги и чернил, а также труда, затраченного на составление справки. Богатый китаец непременно дружит со старостой деревни. При любой поездке, особенно заграничной, китаец привозит старосте подарки. В случае болезни старосты или кого-либо из членов его семьи китаец обязательно навестит больного и купит за свой счет необходимые лекарства. Если в семье старосты какое-либо торжество — свадьба или другое, китаец непременно сделает богатый подарок, одолжит автомобиль. Нужно ли после этого удивляться, что китаец и староста становятся добрыми друзьями? Приобретает ли китаец землю через подставных лиц, открывает ли предприятие, ему обеспечена поддержка старосты.

Подобным же образом богатые китайцы дружат и с волостным старшиной и с бупати (начальник уезда). Задумал, например, бупати построить себе новый дом, чтобы спокойно и приятно дожить свой век после ухода на пенсию. Ну как можно позволить бупати отрываться от государственных дел по такому пустяку, как строительство дома? Этим займутся друзья бупати — китайцы. Вероятнее всего, они подарят бупати уже готовый дом. Их не надо ни о чем просить. Они сами готовы предупредить любое желание начальства, и, главное, тихо, без огласки. Они всегда берегут доброе имя друга и покровителя. Как же не оценить подобную деликатность?»

Мог бы губернатор Джакарты (в начале 70-х годов) без помощи китайцев собрать в течение нескольких лет сотни миллиардов рупий на нужды развития города? Некоторые называют «сомнительными» способы, с помощью которых изыскивались эти средства. К числу их относится китайская азартная карточная игра «хва-хве». Впоследствии из-за резких протестов со стороны общественных организаций китайские дельцы заменили «хва-хве» лотереей. Через некоторое время по инициативе все тех же предприимчивых китайцев были открыты казино, игорные дома и т. п. Пример Джакарты оказался заразительным. Мэры многих других городов, руководители волостей, бупати и губернаторы в различных районах страны по инициативе местных китайцев открыли подобные же заведения с целью «изыскания средств на развитие районов».

Китайцев упрекают в том, что они далеко не бескорыстно оказывают материальную помощь представителям властей. А разве процветание последних не на пользу государства? Правда, можно привести примеры действий китайцев, наносящих ущерб государству. Глава акционерного общества «Синар семеста» Ан Чонг Гван надул сотни своих компаньонов — мелких акционеров. Он не только не заплатил им обещанные проценты, но и присвоил их капитал на общую сумму миллиард рупий. После суда Ан Чонг Гван бежал за границу, предварительно переведя туда похищенные Деньги. Бежал за границу и другой крупный делец, по имени Тан Чонг Хоа,прихвативший с собою принадлежащие казне 2 миллиона долларов.

Представляется, что все сказанное выше проливает определенный свет на то, каким образом этническим китайцам удается процветать и не пользуясь симпатиями коренного населения Индонезии.

БАЛИ — ОСТРОВ БОГОВ И ДЕМОНОВ

Самый пленительный из почти 14 тысяч островов Малайского архипелага — Бали я оставил «на сладкое». Дать представление о Бали, тем более в одной главе, невероятно трудно. А потому ограничусь лишь некоторыми личными наблюдениями.

Мне в жизни повезло. Редко кому довелось так много бывать на Бали. Посетивший лишь однажды остров, советский биолог О. Б. Мокиевский в книге «Нусантара, записки биолога об экспедиции в Индонезию» (М., 1967) так описывает свое впечатление от Бали: «Наши рты широко раскрылись, чтобы не закрываться потом на протяжении всего нашего пребывания на сказочном острове». Нечто подобное испытал и я, когда впервые попал на Бали в 1960 году. С тех пор я побывал там около 20 раз, и рот у меня до сих пор открыт. И как ему не быть открытым, если Бали напоминает громадную сцену, на которой без антрактов разыгрывается красочный спектакль, исполняют который все жители острова — от мала до велика. У этого грандиозного спектакля двадцать веков истории, созидательный труд сотен поколений балийцев, богатейшая культура, талант, любовь жителей к своему волшебному, уникальному острову, стремление сохранить его своеобразие.

Первое впечатление от Бали: балийцы только и делают, что устраивают ритуальные шествия и жертвоприношения бесчисленным богам и демонам, проводят фестивали, отмечают бесконечные праздники, пышные похороны, трижды празднуют новый год, организуют петушиные бои, танцуют, пишут картины, лепят и вырезают скульптуры. Религия на Бали так переплелась с искусством, что трудно определить, где кончается религия и где начинается искусство. Но за всем этим — громадный повседневный труд не только в поле, но и в храмах, мастерских, художественных салонах.

Что прежде всего поражает на Бали? Красота и целомудрие. На Бали все красиво: природа, храмы, произведения искусства, религиозные обряды и, наконец, люди. Такого изумительного сочетания гор, величественных храмов и бескрайних рисовых полей, как на Бали, не доводилось видеть ни на одном другом острове. От всего веет спокойствием и благолепием. А если ко всему этому добавить утопающие в зелени и слившиеся с природой современные отели и великолепные песчаные пляжи, доступные круглый год, то, даже не побывав на Бали, можно составить некоторое представление, что такое «пулоу Девата», т. е. «остров богов», как чаще всего называют Бали. У него много и других, не менее поэтических названий, в том числе «небесный остров», «последний земной рай», «остров ангелов», «остров грез». Мне лично к этим эпитетам хотелось бы прибавить еще два: «остров вечных сказок» и «заповедник культуры». За все время пребывания на острове не покидает чувство, что его жители рассказывают, а точнее, разыгрывают нескончаемую сказочную пьесу. У каждого из них своя роль: одни играют богов, другие — злых духов, третьи — простых людей. Повседневная жизнь и сказочное представление на Бали сливаются воедино. Что бы ни делали балийцы: работают ли в поле, строят дома и мосты, ремонтируют многочисленные храмы, готовят жертвоприношения богам и демонам, выполняют невероятно трудные обязанности, связанные с бесчисленными религиозными праздниками, ваяют скульптуры или пишут картины, — все у них отмечено чувством красоты и гармонии, абсолютного слияния с природой. Все это сопровождается экзотической музыкой и окружено морем цветов и вечнозеленых деревьев.

Конечно, далеко не все на Бали живут, как боги. Как и на других островах, есть там богатые и бедные. Но ввиду сохранившегося до сих пор общинного образа жизни, а главное, благодаря необычайной щедрости природы и благодатности климата, бедность на Бали не такая вопиющая. Даже облик балийских деревень совсем другой. Балийцы очень гордый народ. Именно чувство гордости не позволяет даже самым бедным жителям Бали просить милостыню. Нищих на Бали я не встречал. Развившийся в последние годы туризм, особенно иностранный, дает жителям острова возможность работать. Чтобы окончательно убедить читателей, что Бали великолепен во многих отношениях, приведу высказывание одного японского искусствоведа, с которым мне довелось познакомиться. Делясь впечатлениями от пребывания на острове, он сказал: «Я много путешествовал. Но если по ошибке я попаду в рай (сам я буддист), то после Бали рай будет для меня большим разочарованием».

Весь этот уникальный мир умещается на сравнительно небольшом острове, площадью чуть более 5800 кв. километров, с населением около 2,5 миллиона. Достаточно переплыть на пароме пролив шириной 7 километров, отделяющий Яву от Бали, как вы сразу попадаете в другой мир. Уклад жизни абсолютно иной, не говоря уже о религии и культуре. С запада на восток Бали тянется горная гряда высотой от полутора до трех километров. Горы занимают доминирующее положение в религии и мировоззрении балийцев: ведь там обитают боги. Горы для балийцев — средоточие всего самого возвышенного. Именно высоко в горах расположены основные храмы, включая главное святилище балийцев — пура (храм) Бесаких. Море же считается источником и обителью зла, демонов, несчастий и болезней. Одновременно море — это начало и конец земной жизни. Из моря выходит все живое, туда же оно и возвращается. Балийцы как индуисты (95 % жителей исповедуют индуизм) не признают смерти как таковой. Они верят в вечное перевоплощение из одной формы жизни в другую.

Индуизм проник на Бали, так же как и на Яву, в начале нашей эры. Здесь индуизм смешался с анимистическими верованиями, включая культ предков и поклонение духам, обитающим рядом с людьми: в морях, на деревьях, в пещерах и т. п. Анимизм как бы стал подвоем для индуизма. Существует мнение, что буддизм проник на Бали одновременно с индуизмом. По другим сведениям, буддизм был привнесен сюда лишь в начале средних веков, когда остров подпал под власть империи Маджапахит и к балийскому индуизму добавились некоторые черты буддизма. Правда, тесные связи между Явой и Бали существовали за несколько веков до этого. Более того, сын балийского раджи Удаяна, Эрланга, предположительно родившийся в 922 году, в возрасте 17 лет был провозглашен восточнояванским раджей после женитьбы на дочери погибшего яванского раджи. В конце же XIII века (в 1284 году) Бали подпал под власть восточнояванского государства Сингасари, а в середине XIV века был присоединен к империи Маджапахит и перестал существовать как самостоятельное государство.

Во времена Эрланги на Бали проникла богатейшая яванская культура, включая архитектуру храмов, письменность, ваянг кулит пурво, оркестр гамелан. Завоевав Бали, великий патих Маджапахита Гаджа Мада в 1380 году сделал брахмана Шри Кресна Капакисана из восточнояванского княжества Кедири раджей острова. Когда в конце XV века индуистская империя Маджапахит пришла в упадок и на смену индуизму пришел ислам, последний раджа Маджапахита покончил с собой самосожжением, а его сын в 1478 году нашел убежище на Бали. Он переехал туда с большой группой сановников, священников, ученых, поэтов и художников. Усиленные яванцами, балийские раджи завоевали соседний остров Ломбок. На Бали окончательно утвердилась синкретическая религия — индуизм яванского толка. Именно в это время культура, искусство и религиозные обряды стали выходить из дворцов, распространяясь на повседневную жизнь простого народа. Так, кремация усопших, бывшая до тех пор привилегией знати, постепенно превратилась в повсеместный обряд.

Хотя первые голландцы побывали на Бали еще в конце XVI века, окончательно им удалось покорить его лишь в 1914 году. В течение 70 лет мужественный народ Бали оказывал упорное сопротивление голландским колонизаторам. История борьбы балийцев за независимость изобилует примерами героизма и самопожертвования. Так, в 1906 году, когда голландский флот подверг ожесточенной бомбардировке столицу Бали — Денпасар и большой голландский десант высадился на берег, раджа княжества Бадунг, видя, что силы неравные, призвал две тысячи балийских воинов, вооруженных позолоченными копьями, вступить в «смертельный бой» с врагом. Предварительно раджа сжег свой дворец. Одетый во все белое, с украшениями из бриллиантов и других драгоценных камней, с золотым крисом в руках раджа вместе с членами своей семьи и священнослужителями, военачальниками и простыми воинами смело бросился на штыки голландцев. Все войско и сам раджа погибли. Раджа другого балийского княжества, Клунгкунг, повторил его подвиг. А раджа Табанана покончил с собой, не желая стать вассалом голландских захватчиков. Некоторые представители балийской знати, правда, подчинились колонизаторам. Но голландцы все равно лишили их реальной власти. Все, что им осталось, это стать покровителями искусств.

О происхождении Бали существует много легенд: Одна из них записана на древнем манускрипте «Чатур Йога», хранящемся в культурном центре «Верди Будая» в Денпасаре. Легенда ставит Бали в центр вселенной. Из хаоса дракон Антабога создал черепаху Беда — ванг как основу мироздания. На черепаху дракон положил две змеи, а на них — мир. В центре мироздания — остров Бали в виде черного камня, а над ним — всемогущий бог Сангхьянг Види. Под камнем — сплошная пустота без света, без солнца, без луны. В этой преисподней царствует бог Кала. Именно он создал землю, над которой простирается слой воды в виде морей и океанов. А над ними небеса. Из них впоследствии были созданы поля и горы как основа жизни. В небе — чертоги бога любви Семара. Далее простирается царство бога солнца Сурья в виде солнца и луны. Выше всего — пылающие небеса предков. А над небесами обитают божественные стражи, осуществляющие надзор над небесными нимфами. Я изложил легенду вкратце. На самом же деле она еще более запутанная.

Интересно, что жители Бали, включая интеллектуалов с университетским образованием, верят в «космическое» происхождение своего острова. В конце 1975 года, во время пребывания на Бали, я зашел в известный художественный салон в Масе. Мое внимание привлекла вырезанная из корня пальмы собака. Но хозяин салона — художник сказал, что собака не продается. Он не может с ней расстаться, так как она была вырезана его отцом за несколько дней до того, как он «ушел за космос». Я переспросил, и хозяин салона пояснил: «Отец покинул нас, уйдя за космос в пылающие небеса предков». Я вежливо спросил художника, как можно совместить рассказанную им историю об отце с современным представлением о мире, и он ответил мне все так же убежденно: «По-видимому, вы не знакомы с космическим происхождением нашего острова. К тому же Далеко не каждый балиец может попасть на пылающие небеса предков. Это высшее искусство — избежать физической смерти на земле и уйти за пределы вселенной Доступно лишь самым мудрым людям. Отец входил в их число». Из уважения к религиозным чувствам владельца салона я воздержался от комментариев, за что был вознагражден. Сын продал мне последнее произведение отца.

Современная балийская религия называется «хинду Бали», т. е. балийский индуизм. Однако этот дословный перевод не отражает сущности этой религии. В действительности балийцы исповедуют своеобразную религию, представляющую собой сложное сочетание, синкретизм некоторых черт индуизма, буддизма и анимистических верований. Кастовые различия на этом острове не столь велики, как в Индии. И браки между представителями различных каст не редкость. Балийский индуизм во многом отличается от классического индуизма. В добавление к трем индуистским богам: Шиве, Вишну и Брахме, в образе которых предстает на земле всевышний, на Бали «обитает» сонм анимистических богов и богинь (дэва и дэви), олицетворяющих горы, реки, посевы, деревья и другие творения природы, которые балийцы обожествляют и которым поклоняются. На первом месте стоит рис, который был «дарован» балийцам богами с тем, чтобы, выращивая его, они оплачивали благодеяния богов. Рис был дарован балийцам в трех цветах: красном, черном и белом, т. е. цветах обитающих на Бали богов. Поэтому балийцы с такой любовью и прилежанием обрабатывают рисовые поля: они угождают богам. И это несмотря на то что 80 процентов балийцев, обрабатывающих «дарованную богами» землю, сами землею не владеют, хотя формально она считается общинной собственностью. Священна и вода, идущая на полив рисовых полей из священных озер Батур, Буян и других. Все, что связано с рисом, священно и обладает магической силой. Как бы ни был богат балиец, дом его и все надворные постройки непременно покрыты рисовой соломой, отгоняющей злых духов.

Анимистические верования сохранились до наших дней (при минимальном влиянии индуизма) среди потомков коренных жителей Бали, так называемых бали ага, или бали мула, что переводится как «первые балийцы». Бали ага населяют горные деревушки на севере и востоке, в районе озера Батур, сохраняя основные черты общественной, религиозной и культурной жизни, существовавшей до прихода индуизма на Бали. Можно сказать, они продолжают жить в бронзовом веке.

Особенно ревностно оберегают свои древние традиции трунгены, насчитывающие около двух тысяч, живущие на восточном побережье озера Батур. Свой край они считают центром земли и в течение многих столетий охраняют его от вторжения пришельцев. Даже Гаджа Мада, завоевав Бали, так и не смог покорить бали ага. В отличие от большинства балийцев трунгены не кремируют тела умерших, а кладут их на большие камни на берегу озера, где они становятся добычей диких зверей.

Суровый горный край вокруг озера Батур в 70-е годы облюбовал крупнейший деятель культуры, президент Джакартской академии искусств, ректор Национального университета, писатель, профессор Сутан Такдир Али — шахбана. В Кинтамане на берегу озера на высоте 1000 метров он создал центр искусств Тоябунгках, дословно: центр отражения и творчества. Под непосредственным руководством профессора талантливые балетмейстеры создают новые танцы и хореографические миниатюры, картины и пьесы, как правило антивоенного характера, устремленные в будущее. Там же, в Тоябунгках, находится созданная Алишахбаной штаб-квартира Международной ассоциации искусств и будущего, объединяющей деятелей искусств многих стран. Интересна история создания Тоябунгках. В начале 70-х годов С. Т. Алишахбана попал в авиационную катастрофу в Риме. К счастью, он остался жив, получил солидную страховку, купил участок земли на берегу озера Батур и основал там Тоябунгках. Во время пребывания в нашей стране по приглашению Союза писателей СССР в 1983 году маститый ученый и его супруга — доктор философии высоко отзывались об огромной заботе советского государства о памятниках культуры и искусства. Самое сильное впечатление на С. Т. Алишахбану произвели Ленинград и Самарканд.

Как было сказано выше, жизнь на Бали напоминает бесконечный карнавал. Только новогодний праздник отмечается трижды в году: по трем календарям, которые одновременно в ходу у балийцев. Это — лунно-солнечный индуистский, или явано-балийский, календарь Соко, балийский календарь Вуку и общенациональный (григорианский) календарь.

Календарь Соко состоит из 12 месяцев продолжительностью 29 или 30 дней, в зависимости от периода обращения луны. Первые десять месяцев года имеют балийское название и лишь два последних — санскритское. По этому календарю год длится 354 дня 8 часов 48 минут, так как лунный месяц равняется 29 дням 12 часам 44 минутам. Используемый до сих пор на Яве и Бали модернизированный календарь Соко (Шака) был назван в честь индийского правителя Аджи Соко (Шака), который, как полагают, был первым, от которого древние яванцы почерпнули первые фундаментальные знания, включая и свой первый календарь. Это случилось в 78 году нашей эры. Поэтому яванский календарь и отстает на 78 лет от григорианского.

Самый же распространенный на Бали календарь — календарь Вуку (от слова «вуку» — «неделя»). Год по этому календарю состоит из 210 дней. Недели же колеблются от одного до десяти дней. Самые важные те, что состоят из 3, 5, 6 и 7 дней. Месяцев нет вовсе. Различные очень сложные комбинации дней и недель определяют «важные дни». Особо важный каждый 15-й день — он одновременно и святой, и страшный. Этот день получается от умножения числа три на пять. А 210 дней, составляющих год, получаются от умножения 5 на 6 на 7. Когда бы ни приехал на Бали, обязательно услышишь: «Вам повезло: завтра важный день. Будут красочные церемонии и фестивали». Дело в том, что почти каждый день на Бали «важный», тем более если учесть, что у каждого из десяти тысяч храмов на Бали есть свой праздник, приуроченный к дате основания храма. Так что теоретически ежедневно на Бали около пятидесяти храмов устраивают праздники, которые начинаются утром и заканчиваются на рассвете другого дня. Вечером устраиваются грандиозные петушиные бои, ярмарки. Пролитая петушиная кровь почитается священной, ею задабривают злых духов. Цена боевого петуха — неоднократного победителя может достигать нескольких тысяч долларов, т. е. примерно стоимости среднего автомобиля. К храмовым праздникам приурочивают свадьбы и кремации усопших. Ряд праздников дублируются, так как проводятся по двум календарям: Вуку и Соко.

Вообще же балийцы, как и яванцы, придают большее значение дням недели и месяцам, нежели числам. Для всяких праздников и церемоний, включая дни рождения, назначают не число месяца, а день той или иной недели. Обычно выбирают так называемый «хороший», или «подходящий», день. В результате день рождения человека в разные годы может приходиться на разные числа.

По календарю Вуку отмечается и общебалийский, самый большой праздник — Галунган. Раз в 210 дней, обязательно в среду, в счастливое совпадение дней из календарей Вуку и Соко в ознаменование победы балийцев над царем-демоном Мая Дэнава. Как гласит легенда, этот царь запрещал подданным соблюдать культ предков. С помощью бога Индры и его союзников балийцы восстали и разбили царя-демона. Балийцы верят что в день Галунган верховный бог Сангхьянг Види в сопровождении других богов и духов спускается с небес в храмы, а предки возвращаются в дома, к живым родственникам. Поклонение им длится десять дней. Оно включает в себя религиозные процессии, жертвоприношения, танцы, драматические представления и песни. Из всех храмов выходят Баронги, мифические существа наподобие львов, олицетворяющие добро, которое побеждает зло в виде демона Рангды. В десятый день Галунгана на Бали отмечается второй по значению праздник — Кунинган. В этот день сотни тысяч людей совершают паломничество на маленький остров Серанган у южного побережья Бали или в Тампаксиринг в центре Бали, где совершают омовение в святом источнике Тирта Эмпул.

Очень красочен новогодний праздник Ньепи по календарю Соко. Он приходится на весеннее равноденствие, первого числа десятого месяца. Это начало сухого сезона, когда у нас весна. Праздник состоит из множества церемоний. Первая из них — мелис. Верующие по всему острову собираются возле храмов и направляются на берег моря, «сопровождая богов». «Боги» купаются, а балийцы воздают хвалу богу морей Баруне. Живописные процессии растягиваются на целые километры. Участников процессий сопровождают Баронги, Рангды и другие маски, изображающие добрых и злых духов. Над головами громадные ритуальные зонты. Развеваются знамена.

Следующая церемония посвящается одновременно как всевышнему, так и злым духам Бута Кала. На каждом перекрестке дорог приносят жертвы в виде фруктов, цветов, мяса диких и домашних животных, трав опьяняющего свойства и даже спиртного (рисовой водки), которой угощают и всех гостей на Бали. С помощью трав и водки злых духов одурманивают, а затем изгоняют, вернее, загоняют в их постоянные обиталища, чтобы они не бродили по острову. Молодежь стреляет из самодельных бамбуковых пушек, взрывает петарды. Бьют в гонги, музыкальные тарелки. Шум стоит невообразимый. С факелами в руках участники празднества обходят каждый двор, распыляя благовония. Священнослужители с высоких платформ читают магические заклинания с целью изгнания злых духов.

Все это как бы прелюдия к самому празднику, который проходит в мертвой тишине и бездействии. Все молча сидят по домам. На улицах — ни души. Запрещено зажигать свет и разводить огонь, издавать какие-либо звуки. Запрещено работать, готовить пищу, пить и есть. В этот день туристам рекомендуют не прибывать на остров. Те же, кто прибыл раньше, должны подчиняться общим правилам. Цель праздника Ньепи — подготовить себя к вступлению в новый год. Мне посчастливилось принять участие в праздновании нового года Ньепи на Бали в… 1900 году, т. е. я вступил в XX век на Бали, правда по календарю Соко, что соответствовало 1979 году по григорианскому календарю. Основное впечатление — очень хотелось пить, а пить нельзя. Уши же от взрывов петард болели с неделю. Но утешением было, что стал свидетелем события, которое повторится лишь через сто лет. На второй день нового года жизнь возвращается в обычную колею: с восходом солнца разводят огонь, все выходят из домов.

Церемония кремации умерших на Бали — одна из самых ярких. Смысл кремации — освободить душу умершего от всех связей с бренным миром, дать ей принять другой облик в зависимости от того, как жил человек на земле. Душа умершего может перевоплотиться в брахмана, может быть и «понижена в ранге», например, возродиться в виде представителя низшей касты — шудра, а то и вовсе стать, причем на целые тысячелетия подряд, тигром, собакой, змеей, червяком или даже ядовитым грибом. Можно стать и обезьяной. На Бали процветает культ обезьян. Балийцы считают, что буквально все обезьяны — бывшие люди. Принято считать, что человек произошел от обезьяны (от обезьяноподобных предков), а на Бали, оказывается, наоборот. Кем станет человек после перевоплощения, во многом зависит от того, как проведен обряд кремации. В случае нарушения правил кремации душа умершего может воплотиться в злого духа, который будет преследовать потомков.

Впервые я познакомился с Анак Агунг Маде Банджаром в 1960 году в Сингарадже на севере Бали Мы остановились в его гостинице. Холеный, средних лет мужчина, проходя мимо нашего столика в ресторане отеля, осведомился, хорошо ли мы устроились. Узнав, что мы всем довольны, Анак Агунг предложил: «Сегодня вечером я провожу обряд мукур, т. е. поминки по недавно умершему брату. Жаль, вы не успели на его похороны. Кремация была ровно шесть недель назад. Но мукур во многом напоминает обряд кремации, так сказать повторная кремация в миниатюре. Если желаете, милости просим к нам в пури (дворец) к семи часам вечера».

Смысл обряда мукур — помочь душе умершего достичь небес, где она предстанет перед судьями. Чем пышнее церемония мукур, тем снисходительнее будут верховные судьи к душе покойного. Итак, впервые мне удалось увидеть обряд поминок во главе с педандой — высшим жрецом из касты брахманов. Это было нечто среднее между богослужением, заклинанием и колдовством. Педанда отчаянно жестикулировал, держа в руках лампаду. Время от времени он впадал в транс. В отличие от служителей культа более низкого ранга педанда имеет право совершать обряд поминок по представителям любой касты. Помимо этого он выступает в роли духовного пастыря верующих: толкует религиозные догмы, подает советы, определяет благоприятный день для совершения того или иного обряда, снабжает святой водой, которая становится таковой после того, как педанда омоет ею самого себя. Одним словом, педанда выступает посредником между паствой и всевышним, вступая с ним в контакты.

С тех пор мне не раз приходилось встречаться с Анак Агунгом. Так, в 1963 году вместе с ним я впервые посетил главный индуистский храм Бали — Бесаких на горе Гунунг Агунг. В последний раз я виделся с ним в 1975 году. Сильно постаревший, он почти не выходил из дома. Прощаясь, пригласил меня на… собственные похороны. Будучи уже хорошо знакомым с обычаями балийцев, я не удивился этому. Каждый балиец готовится к собственным похоронам всю жизнь, заранее копит Деньги, высказывает родным и близким свои соображения по поводу будущего ритуала кремации. Готовится так, как если бы речь шла о самом радостном событии в его жизни, ибо от обряда кремации, как верят балийцы, зависит их жизнь после перевоплощения. Поэтому и сам обряд кремации — веселое, яркое празднество.

Смерть для балийцев, так же как и для тораджей на Сулавеси, удобный случай, чтобы собрать вместе всех родственников и друзей покойного. Несколько ночей подряд они проводят вместе с семьей покойного, пока тело усопшего находится тут же, дожидаясь определенного педандой дня так называемого очищения, после чего тело будет временно погребено на деревенском кладбище. В первую очередь это касается бедных балийцев. Обычно в целях экономии средств их потом кремируют вместе с богатыми и знатными людьми. Тело же брахмана вообще не может быть предано земле и должно быть кремировано как можно скорее. Если по каким-либо причинам тело брахмана нельзя кремировать сразу, его бальзамируют и хранят в доме покойного. Покойников кремируют и потому, что тело для балийцев вообще не представляет никакой ценности. Главное — душа. Даже когда человек засыпает, душа покидает тело. Она выходит через рот, а сны — это то, что видит душа во время странствий, пока тело спит. Если же душа не пожелает вернуться к телу, человек умирает. Но пока тело сохраняется, душа витает вокруг. Лишь когда тело разрушается посредством кремации, душа освобождается полностью от связей с бренным миром и улетает на небеса.

И вот в 1979 году я узнал из газет о смерти Анак Агунга. Решил отдать последний долг доброму другу, от которого узнал так много интересного о Бали. Недолгие сборы, и вот я на Бали.

Анак Агунга кремировали всего через две недели, потому что он принадлежал к касте брахманов. Во сколько обошлась его кремация, сказать не могу. А вот кремация знаменитого художника И Густи Ньёман Лемпада, умершего в возрасте 113 лет, обошлась в несколько десятков миллионов рупий, или в десятки тысяч американских долларов. Об этом я узнал из газет. Когда за несколько лет до его смерти мы с Л. Б. Скомороховым познакомились с художником, он напоминал живые мощи, но продолжал творить, и каждое его произведение было шедевром. Узнав, что мы из СССР, Лемпад сказал: он сожалеет о том, что в нынешний цикл жизни на земле ему не удастся побывать в нашей стране, о которой он так много слышал. Чувствовалось, что Лемпад твердо верил в возможность перевоплощения после смерти.

Приехав в пури Анак Агунга, я узнал, что обряд похорон начался три дня назад. На третий день состоялся торжественный обряд передачи подарков, оставленных покойным его ближайшим родственникам. Тем самым дух Агунга окончательно рассчитался с долгами, На четвертый день состоялась кремация. Были принесены жертвы добрым и злым духам. Все это сопровождалось веселым перезвоном гамелана и представлением ваянг кулит пурво. Ритуал прощания окончен. Ближайшие родственники, одетые в блестящую парчу, подняли обитую белой материей урну с телом покойного и установили на бамбуковую платформу. Затем урна с телом была помещена в установленную на платформе многоступенчатую башню, сделанную частично из дерева, частично из бамбука. Башня украшена золотой и серебряной фольгой, гирляндами. Она покоилась на основании в виде черепахи, обвитой змеей. Это — символ мироздания. Высота башни — метров пятнадцать. Рядом с ней находился саркофаг — громадное изваяние быка, окрашенное в черный и золотой цвета. Предполагается, что именно на быке душа покойного после кремации отправляется в рай. В зависимости от принадлежности к той или иной касте, а также от положения человека даже в одной и той же касте, душа покойного может отправиться на небеса в саркофаге в виде других животных, например оленя или крылатого льва. Брахманы и другие высокопоставленные балийцы отправляются на небеса на быках (мужчины) и коровах (женщины). Представителей же самой низшей касты — шудра, если их кремируют отдельно, сжигают просто в гробах, и на чем они добираются на небеса — неизвестно.

Священник подал сигнал. Боже, что тут началось! Несколько сот обнаженных до пояса мужчин направились к платформе, подлезли под нее и подняли на плечи. Издавая неописуемые вопли, носильщики бросились вперед. Вместе с толпой я тоже сорвался с места. Немного придя в себя, я заметил, что группа молодых ребят, человек пятьдесят, делают вид, что хотят отнять платформу с башней и быком у носильщиков. Носильщики же неслись вперед, петляя по узким улицам, сильно раскачивая платформу. Они делали это для того, чтобы покойник не смог запомнить дорогу обратно и чтобы обмануть злых духов. Страсти понемногу улеглись, когда носильщики и сопровождающие их люди порядочно устали. Наконец, процессия, включавшая в себя музыкантов, танцоров и группу женщин с жертвоприношениями и святой водой, прибыла на место кремации. Тело покойного из башни перенесли в священного быка, украшенного гигантскими бусами. Одновременно совершался очень сложный ритуал, читались молитвы, кропили святой водой. Ткани, шарфы, бусы, любимые вещи покойного, старинные китайские бронзовые монеты с квадратными отверстиями посредине разбрасывались у саркофага в качестве выкупа владыке ада Яме. Оркестр гамелан исполнял бравурную мелодию.

Начался самый процесс кремации. Гигантское сооружение было подожжено все целиком. Вспыхнувший костер ярко осветил далеко не скорбные лица родственников покойного и других присутствующих. Сюрприз следовал за сюрпризом. Еще до того, как башня и саркофаг сгорели, группа молодых парней ринулась к башне и стала ее разрушать. Минут через сорок от пышного сооружения остался лишь пепел, который собрали в специальные сосуды и снесли на берег моря. Группа мужчин с громкими криками села в лодки и развеяла пепел над водой как можно дальше от берега, где в глубине якобы обитают злые духи. За ними вплавь поспешили мальчишки. Они подбирали высыпавшиеся из пепла обгорелые бронзовые монетки, которые затем будут проданы иностранным туристам.

Мне удалось выяснить, что большинство старинных китайских монет, используемых в качестве жертвоприношений на Бали, было отчеканено в начальный период правления Цинской династии (XVII век). Попадаются, но реже, монеты времен династии Мин (XIV–XVII века), когда император Юн Ло шестьсот лет назад снарядил в Южные моря экспедицию адмирала Чжэн Хэ, который затем был причислен к лику святых. Мне довелось видеть статую Чжэн Хэ перед китайской пагодой Сампо в Семаранге, построенной для увековечения памяти адмирала местной китайской общиной несколько веков назад. Чжэн Хэ посетил Семаранг в 1413 году. Побывал он и на Бали. Китайские монеты имели хождение на Яве и Бали со времен империи Маджапахит вплоть до голландской колонизации Индонезии. Со временем китайские монеты приобрели религиозный, ритуальный характер. Ни императоры, ни адмирал, конечно, не могли и представить, что выпущенные ими деньги через многие столетия будут использоваться на далеком острове Бали в качестве даров богу ада Яме. Что же касается самих балийцев, то они и знать не знают ни о каких китайских императорах и адмиралах. Они уверены, что бронзовые монеты были им ниспосланы небом, точнее, небожительницей, богиней денег Мерчу. Богиня время от времени посылает балийцам эти монеты, а они и не думают, что этот денежный дождь может когда-нибудь иссякнуть.

Согласно представлениям балийцев, после смерти человек должен вернуться к своей изначальности, что совершается через обряд кремации. Пепел растворяется в воде. Вода испаряется и возносится на небо в виде души умершего. На этом кончается церемония кремации. Правда, родственники и друзья покойного в течение нескольких месяцев еще не раз будут устраивать различные дорогостоящие обряды — поминки по умершему. Только после этого считается, что душа прошла все земные очищения и может спокойно поселиться в потустороннем мире впредь до очередного перевоплощения и возвращения на землю. На этих церемониях я не присутствовал. Но я был свидетелем одной исключительно редкой церемонии, приуроченной к вступлению в новый век по календарю Соко (в 1979 году). Это была церемония братских похорон, когда в один день кремировали останки тысяч и тысяч бедных балийцев, умерших на протяжении нескольких десятилетий, но над которыми не был совершен обряд кремации по причине их бедности. Все это время их останки пролежали в земле.

Доводилось мне бывать и на обряде наречения именем младенца у балийцев. Заходите к нам завтра, если хотите посмотреть обряд «крещения» на балийский манер, — предложил мой старый знакомый Густи Ктут Калер, когда я заглянул в его художественный салон в Убуде во время очередного приезда на Бали. — Завтра, — продолжал он, — исполняется ровно месяц и неделя со дня рождения моей младшей дочки, и мы устраиваем жертвоприношения богам.

В пять часов вечера я был в уютном доме Густи Ктута. До начала церемонии оставалось около часа, Устроившись в удобных ротанговых креслах, мы пили ароматный чай с жасмином.

— Какое имя вы выбрали для дочери? — полюбопытствовал я.

— Это решат боги во время обряда жертвоприношения, — ответил Густи Ктут. — А каким образом вы узнаете волю богов?

— Это очень просто. Мы назовем девять имен, а священник напишет каждое имя на отдельном листе пальмы лонтар. Один конец листьев он обернет ватой, пропитанной кокосовым маслом. Затем зажжет факелы. Тот, который сгорит последним, и даст имя дочери.

— Значит, ваше желание не будет принято во внимание? — спросил я.

— Почему же? Будет. Мы поступим так, как в таких случаях поступают все на Бали. Имя Чемпака, которое мы хотим дать дочке, священник напишет на самом длинном листе, который сгорит последним.

— А что на это скажут боги?

— Боги у нас добрые. Злых же духов мы задобрим жертвоприношениями, напитками и музыкой.

Танцы на Бали сопровождают человека всю его жизнь и даже когда он еще в утробе матери (в последние 42 дня беременности). Балийские танцы берут начало в религии — как в анимизме, так и в индуизме яванского толка домусульманского периода. В их основе лежат ритуальные жесты. Как правило, танцы сюжетные, повествуют о жизни богов и демонов. Другие танцы — это яванизированные и балинизированные фрагменты из «Рамаяны» и «Махабхараты». При этом чем больше их смотришь, чем больше проникаешь в суть, тем больше они нравятся. Покоряет мастерство танцоров и красочность представления. Общее число постоянно исполняемых на Бали танцев, включая музыкальные танцевальные драмы, около двухсот. На Бали танцуют все чуть ли не с колыбели. Танцуя всю жизнь до глубокой старости, балиец остается любителем. Профессиональные танцоры появились лишь в последнее десятилетие в связи с развитием иностранного туризма.

Именно любительский характер танцевального искусства помогает балийцам избегать штампов и повторений. Даже те исполнители, которые по прихоти туристов, как, например, в деревне Батубулан на северо-востоке от Денпасара, дают ежедневно по два-три хореографических представления «Баронг» на протяжении многих лет, не утрачивают чувства импровизации, не вырабатывают профессиональных штампов. Мне довелось видеть «Баронг» в Батубулане на протяжении двадцати лет раз пятнадцать в исполнении в основном тех же артистов. Каждый раз они играли по-новому, импровизируя, добавляя новые краски, новые штрихи. Единственное, что изменилось, опять же под влиянием туристического бума, так это продолжительность спектакля. За двадцать лет представление «Баронг» сократилось с двух с половиной часов до 45 минут. Конечно, «Баронг» от этого не выиграл. В «Баронге», представляющем нечто среднее между балетом, опереттой и цирком, много деревенского юмора, граничащего с озорством, хотя место действия — храм и большинство действующих лиц — боги. «Баронг» символизирует извечную борьбу добра со злом. Основное содержание пьесы — восстание богов в раю. Показывают спектакль под открытым небом на площадке у входа в храм. Зрители сидят под навесом, в большинстве своем это иностранные туристы. Танцевальных миниатюр на Бали так много, что даже не знаю, о каких лучше рассказать, каким отдать предпочтение. Одним больше нравятся массовые, в основном мужские, танцы, как, например, кечак или крис. Другим — женские: сольные и массовые. Я поклонник последних в исполнении грациозных, обворожительных балиек. Красота и пленительность балиек известна с давних пор. Еще в средние века балийские рабыни пользовались большим спросом на невольничьих рынках. Большинство балиек очень красивы, светлокожи и стройны. У них царственная походка, которую они сохраняют до старости. Этому во многом способствует обычай носить груз на голове. Чуть ли не каждый день балийки отправляются в ближайшие храмы за несколько километров, неся жертвоприношения на голове. Да и самые обычные вещи — фрукты, овощи, живую птицу — балийки тоже носят на голове. Мужчины же при всей любви к женам, как мне показалось, злоупотребляют своим положением. Нередко приходилось видеть балийку, у которой на голове тяжелая ноша, на боку привязан ребенок, в руках тоже ноша. А идущий рядом муж несет всего лишь нераскрытый зонтик. Женщины на Бали, в отличие от других островов Индонезии, за исключением Центральной Явы, заняты и на тяжелых строительных и дорожных работах. Правда, женщины здесь меньше заняты на рисовых полях. Они лишь жнут Рис наряду с мужчинами, чего не доводилось видеть на Яве. Точно так же мужчины и женщины делят поровну заботу о детях. Дети на Бали — самая привилегированная «каста». С детьми, особенно с сыновьями, родители связывают надежды на то, что будет кому позаботиться о родителях на старости лет, а после смерти совершить обряд кремации. Младенец на Бали считается воплощением святого духа. Поэтому детей никогда не подвергают телесным наказаниям. Их берут с собой, куда бы ни шли, включая религиозные церемонии. С малых лет в детях воспитывают чувство общности и коллективной ответственности.

Балийцы быстро взрослеют, но в брак вступают не так рано, как яванцы: девушки — около 20 лет, а юноши — 23–25 лет. Ритуал празднований совершеннолетия очень сложный. Он включает довольно болезненное подравнивание зубов путем подпиливания. Ритуал совершает священник. Основная цель обряда — духовная: уменьшить отрицательные черты человеческой натуры, такие, как леность, равнодушие, нерешительность, сладострастие, пристрастие к роскоши и еще бог знает что.

Процедура развода на Бали еще проще, чем на Яве. Чтобы развестись, мужчине достаточно поставить об этом в известность сельские власти, а женщине — и того меньше. Она просто возвращается к своим родителям, оставляя детей на попечение мужа, чаще — его родителей. Но разводов на Бали несравненно меньше, чем, например, на Яве. В чем основная причина? Такой вопрос я однажды задал губернатору Бали, профессору Ида Багус Мантра, с которым познакомился еще в Джакарте в бытность его генеральным директором директората культуры и искусств министерства образования и культуры. «Разводов на Бали мало, — сказал профессор, — потому что мало ранних, скороспелых браков. Кроме того, у балийцев необычайно развито чувство общности интересов, причастности к общине». Балийки очень целомудренны. На Бали нет проституции. Если бывают случаи, то в них замешаны либо приезжие с Явы, либо иностранные туристы.

Ведение семейного хозяйства — исключительно забота жены. Жена готовит еду, носит из ручья воду, делает из вареного риса и цветов жертвоприношения богам, чтобы они защитили дом от злых духов, убирает и содержит в порядке дом. А дома у балийцев довольно обширные. Все строения (и дома бедняков тоже) украшены резьбой по камню. Во дворах множество изваяний добрых и злых духов, героев народных сказаний. Во дворе почти каждого дома свой миниатюрный домашний храм и жертвенник. Дом у балийцев ассоциируется с живым существом. Считается, что у него есть голова — семейный алтарь, руки — жилые комнаты ноги — кухня и рисовые амбары, и, наконец, да извинят меня читатели, зад — место для мусора на заднем дворе. Каждая часть дома представляет собой бале (крытый павильон) из кирпича и дерева. Все дома, включая двор, обнесены высоким глиняным забором, который скрывает семейную жизнь от посторонних глаз, а ночью защищает от воров. Кроме того, непосредственно за входными воротами возвышается небольшая стена (алинг-алинг), которая не только скрывает внутреннее убранство дома, но и защищает от дурного глаза, злых духов и т. п. Помню, какой навлек на себя гнев наш шофер-сунданец, не знакомый с балийскими обычаями, когда попытался без всякого умысла заглянуть за алинг-алинг.

За пределами жилого комплекса расположен фруктовый сад и свинарник. Подобно собакам, свиньи (черные) бродят по улицам, выходят на проезжую часть улицы. В основном они находятся на подножном корму. Разведение свиней и кур — основной источник доходов женщин. В базарные дни можно наблюдать типичную картину: неся на голове огромную ношу, женщина ведет на веревке на продажу поросенка. Торговля же крупным рогатым скотом — занятие мужчин. За редким исключением, на базарах — одни женщины. Кроме купли-продажи базары для них место, где можно поболтать, обменяться новостями. Бывать на балийских базарах большое наслаждение: одурманивают пряные запахи, завораживает пестрота, заражает азарт продавцов и покупателей. Создается впечатление, что все продают и покупают одновременно.

С базара возвращаются незадолго до полудня и начинают варить рис. На Бали едят не вместе, а когда кому заблагорассудится. Хозяйка дома кладет рис и приправу в определенное место, и каждый член семьи обедает, когда захочет. Вечером того же дня, часов в пять, всех обитателей деревни мужчин и женщин — можно встретить в одном месте — на реке, где они моются. Искупавшись, идут ужинать. На ужин — тот же рис, только холодный, с добавлением фруктов и овощей. С наступлением темноты переодеваются и идут гулять по деревенским улицам, ночным базарам, слушают гамелан, ходят в гости или выполняют общественные обязанности — участвуют в свадебных и других церемониях, готовят украшения к предстоящим празднествам и т. и. Заведенный порядок нарушается лишь в канун храмового праздника, кремации или крупных религиозных всебалийских торжеств.

Но вернемся к балийским танцам. Правда, я не собираюсь описывать их подробно, и не столько потому,что их великое множество, сколько из-за того, что описать словами любые танцы, особенно балийские, — затея невыполнимая. Хотя должен признаться, что Михаил Домогацких в упомянутой мною ранее книге нашел выразительные краски, дающие представление о некоторых балийских танцах. Интересно рассказал о балийских танцах и Л. М. Демин в книге «Остров Бали».

Итак, несколько слов о двух-трех главных танцах, не упомянуть о которых никак нельзя.

Первый и самый священный — танец легонг. Он до того популярен на Бали, как и на Яве, что все знаменитые художники, включая великого Аффанди, не раз запечатлевали его на холсте. На тему легонга создаются прелестные статуэтки. Легонг — это небесный танец божественных нимф. Из всех балийских танцев он самый грациозный. Танец повествует о принцессе, которую похититель вынудил силою выйти за него замуж. Исполняют его три девочки не старше тринадцати лет. Две из них одеты в яркие богатые одежды. Они и есть легонги, что означает танцоры, а третья — бедно одетая служанка. Во время танца исполнительницы впадают в транс. Состояние транса как бы распространяется и на зрителей, абсолютно верящих в достоверность всего происходящего, в магическую силу, которой обладают находящиеся в трансе танцоры. В это время танцовщицы истощают все физические и духовные силы. При выходе из транса они напоминают людей, переживших сильный приступ истерии. В транс впадают и танцоры, исполняющие танец крис, который заключает хореографическое представление «Баронг». У всех на глазах танцоры вонзают в голое тело острия крисов.

В противоположность легонгу мужской танец барис символизирует могущество и отвагу балийских воинов. Барис и означает «строй воинов». Для исполнения этого танца нужно быть хорошо подготовленным физически, прекрасно чувствовать оркестр гонгов гамелана, который сопровождает танец.

Массовый грандиозный мужской танец кечак — эта танцевальная сюита. Впервые я увидел его у ворот храма Бесаких в 1963 году. Была темная ночь. Танцоры, а их было несколько сот, расположились на земле под сенью священного дерева беренгин при свете факелов. Первоначально это был мужской хор. Выкрикивая хором слово «чак» (сокращенное название танца кечак), сотни раздетых до пояса танцоров уподобляются обезьяньему войску под руководством Ханумана. Наряду с групповым танцем обезьян в хореографическом спектакле много сольных партий. Впечатление от всего этого не поддается описанию.

Увидел я впервые кечак на том самом месте, где всего за полгода до этого разыгралась страшная трагедия: извержение вулкана Агунг, на склонах которого расположен Бесаких. И хотя пура Бесаких считается символом спокойствия и святости, расположенный чуть выше храма вулкан в марте 1963 года проснулся после 613-летней спячки. Его пробуждение стоило жизни пяти тысячам людей.

Очень популярный ритуальный танец пендет интересен тем, что его могут исполнять как мужчины, так и женщины, даже девочки. Это массовый танец-импровизация, при исполнении которого все повторяют движения нескольких наиболее опытных танцоров. Обычно пендет исполняется во время храмовых празднеств. Все танцовщицы держат в правой руке жертвоприношения в виде зажженных благовоний, пирожных, сосудов со святой водой или лепестков цветов. Танцоры одеты в яркие, расшитые золотом праздничные одежды.

В жизни балийцев много такого, что отличает их от других народностей Индонезии, в большинстве своем мусульман. Это, в частности, касается собак. Собаки здесь в большом почете, и их великое множество. На каждого жителя острова приходится, как минимум, по собаке. Собаки весьма упитанные: ведь большая часть съедобных жертвоприношений богам и злым духам достается им. Кроме того, собаки на Бали заменяют кошек: они истребляют грызунов. А кошек почти нет. Индонезийская версия «Махабхараты» гласит, что старший из братьев Пандавов — Юдистира, попавший по воле ботов в рай, в самом начале своего долгого путешествия встретил Черного пса с острова Бали. Юдистира так привязался к псу, что решил взять его с собой в рай. Но страж у врат рая сказал, что собак в районе пускают, на что Юдистира ответил: «Я войду в рай с верным псом или вообще не пойду туда». Страж по достоинству оценил рыцарский поступок Юдистиры и пустил в рай обоих. Считается, что все собаки на Бали ведут свой род от того Черного пса, который побывал в небесном раю и вернулся в земной рай — на остров Бали. У мусульман же, как известно, собака приравнена к свинье и считается нечистым животным за всеядность и за то, что при любой жаре у свиньи и собаки кончик носа влажный и холодный.

Балийские статуэтки из черного эбенового, коричневого тикового, красного дерева саво и белого — панггал буая покорили мир. И это не случайно. Как очень точно заметил Михаил Домогацких в книге «Ожерелье Экватора», «людей, владеющих кистью и резцом, в Индонезии больше, чем в любой другой стране мира, а на Бали, вероятно, каждый второй — художник или скульптор».

Я не встречал человека, который бы не привез с Бали деревянную статуэтку на память. Резьба по дереву здесь не ремесло, а искусство. Резчики по дереву — высокоодаренные художники, у которых высоко развито чувство гармонии, знание пропорций человеческого тела. Мне не доводилось встречать непропорциональных фигурок даже из числа аляповатых, сделанных наспех. Балийцы прекрасно чувствуют дерево. До войны основным материалом было дерево саво красноватого цвета и тик. С начала 60-х годов, когда появились более совершенные резцы, стали широко использоваться более крепкие и ценные породы дерева: черное тяжелое, очень крепкое эбеновое дерево, белое с сероватым оттенком, на подобие слоновой кости, дерево панггал буая, также очень крепкое, и корни трехсотлетних пальм коричневатого цвета в крапинку, очень тяжелые и необычайно крепкие, плохо поддающиеся обработке из-за волокнистости. Мне лично, да и многим знатокам (хотя не беру на себя смелость причислять себя к таковым) дерево панггал буая нравится больше, чем эбеновое. Оно теплее, и у него очень затейливая текстура. Панггал буая хорошо передает характерные особенности человеческого тела. Эбен же универсален, а главное — необычайно крепок. Но из-за хищнической эксплуатации иностранными компаниями тропических лесов на Сулавеси, где растет дерево эбен, его запасы находятся на грани истощения. Дело дошло до того, что у резчиков на Бали не всегда есть необходимый материал, и из-за недостатна дерева они переходят на изготовление скульптур меньшего размера.

На Бали существует множество школ резьбы по дереву. Общебалийский центр — деревня Мас в 20 километрах от Денпасара. Там же — знаменитая на весь мир галерея Ида Багус Ньяна Тилем. Все, что делают резчики из этой галереи, не поддается описанию. Это шедевры, которые по карману только очень богатым людям. Их цена по меньшей мере раз в 15–20 выше цены хороших статуэток, которые делают в других мастерских на Бали. Во всяком случае, у меня есть только одна небольшая статуэтка из галереи Ньяна Тилем, сделанная из панггал буая, очень тонкой работы. Под стать и название: «Остров Бали в руке божьей». Про изведения этих резчиков украшают лучшие музеи мира. Любоваться же экспонатами галереи мне доводилось десятки раз. Правда, многие скульптуры этой галереи стилизованные, выполненные в стиле модерн, с некоторым налетом абстракционизма. Но это не дань моде. Все эти стили с давних пор бытуют на Бали. Рассказывают такой случай. Знаменитый немецкий художник, обосновавшийся на Бали, Вальтер Спейс в 1930 году заказал одному балийскому скульптору вырезать из большого куска дерева две женские фигуры. Через некоторое время балиец принес Вальтеру Спейсу фигуру одной девушки с удлиненной талией. Скульптор пожалел разрезать дерево пополам и употребил его полностью на одну статую. Женская фигурка получилась такой очаровательной, что стала эталоном для многих резчиков на Бали.

До начала 70-х годов господствовали две школы резьбы по дереву: в Масе и Убуде. Затем определенную конкуренцию им стали составлять резчики. из других районов острова. Их работы проще и значительно дешевле, так как рассчитаны на массового туриста. Большую популярность в последние годы приобрели мастера художественной резьбы по дереву из деревни Джати в 25 километрах от Маса. Глава семьи Чокот, пятнадцать его сыновей и другие родственники создали новое направление резьбы по дереву, получившее название «чокотизм». В отличие от традиционной балийской, довольно консервативной школы деревянной скульптуры, Чокот использует почти любое дерево и все его части, Даже считавшиеся ранее непригодными. Это дало ему большую выгоду в условиях безудержного роста цен на тропические породы деревьев. Чокот и сыновья более свободны и в выборе тематики произведений. Она включает персонажи балийской и индуистской мифологии: злых демонов, священную птицу Гаруду, предводителя обезьяньего войска Ханумана, бога Ганешу, Раму и Ситу, изображенных вместе; фигурки балиек в ритуальных позах во время жертвоприношений, стилизованные юмористические персонажи, нередко в фривольных позах; традиционных рыбаков, животных и т. п. Все оригинально и неповторимо. Не случайно именно Чокоту поручил Аффанди украсить резьбой свой дом-студию в Джокьякарте.

Главный критерий ценности балийской скульптуры — тонкость исполнения. Упаси бог сказать скульптору или даже продавцу статуэтки, что вам предлагают грубую работу — этим вы выведете из себя и оскорбите любого балийца. Помню, однажды наш шофер сказал одному мальчишке-разносчику, торговавшему дешевыми статуэтками, изображавшими свиней, лягушек и других животных, что его товар — касар (грубый). Он сказал это, чтобы мальчишка сбавил цену. Услышав слово «касар», мальчик бросил в лицо шоферу весь свой товар и удалился со слезами на глазах.

Приобретать балийские статуэтки очень интересное занятие. Тут нужно иметь навык и сноровку. Иначе обманут, продадут втридорога и даже выше. В салонах, особенно при гостиницах, и имея навык дешево не купишь. Цены там баснословные. Ведь надо содержать салоны, делать дорогую рекламу. В лавчонках же, где — нибудь в Тампаксиринге или Денпасаре, продавцы до того назойливы (достаточно, идя между рядов лавчонок, скосить глаз, как вас затаскивают в лавку), настолько «затюкивают» бедного туриста, что в конце концов он покупает что попало и за любую цену. Кстати, все цены — в американских долларах, хотя охотно принимают индонезийские рупии. Нельзя не сказать хотя бы несколько слов о балийских масках (топенг): до того они красочны и разнообразны, настолько велика их роль в ритуальных танцах и церемониях. В отличие от яванских масок балийские топенги более крупных размеров и, на мой взгляд, более тонкой работы. Особенно распространены маски Шивы, богини риса Дэви Шри, Баронга, исторических деятелей, например Гаджа Мады. Балийские маски часто украшены волосами, усами, настоящими серьгами.

Каждый актер на Бали имеет свой набор масок: в среднем от тридцати до сорока. У потомков балийских раджей до сих пор сохранились большие коллекции топенгов, относящихся к различным эпохам. Две главные маски: Баронга и его лютого врага — ведьмы Рангды — считаются священными, связанными с магическими силами. Далеко не каждый мастер осмеливается создать маску Баронга или Рангды. Обычно их изготовляют к очередной церемонии очищения острова. Когда эти две маски не используются в представлениях или религиозных церемониях, они хранятся в специальном павильоне храма, переложенные цветами и фруктами, которые употребляют как жертвоприношения во время храмовых празднеств.

Мало мест на земном шаре, где можно встретить такое количество каменной скульптуры и резьбы по камню, как на Бали. На каждом перекрестке дорог, на каждой площади возвышаются резные арки, монументальные скульптуры, чаще всего изображающие Вишну, Шиву и Брахму. Очень забавно они выглядят, когда в дни религиозных празднеств одеты в клетчатые черно-белые юбки. Лишь одних крупных храмов на острове более десяти тысяч. Вход в каждый из них — это симфония в камне. Стены дворцов, общественных купален, художественных галерей, семейных храмов и алтарей, ворота в каждом крестьянском доме — все сплошь из резного камня. Покой и сон каждой семьи охраняют каменные изваяния. Одной из причин оседлости балийцев на своем острове и нежелания переселяться на другие острова, несмотря на нехватку земли, является то, что балиец чувствует себя неуютно и плохо спит, если его не охраняют привычные боги и демоны в виде каменных изваяний.

Над входом в каждый дом, равно как и в любое другое сооружение, непременно красуется изваяние страшного чудища с распростертыми руками — Кала Макара, который стережет вход в дом от всяких назойливых злых духов и привидений. Каждый крестьянский дом, беден он или богат, должен соответствовать общепринятым канонам архитектуры. Никто не имеет права изменить произвольно внешний облик ворот или фасада своего дома. В качестве наказания нарушитель может быть оштрафован, а в отдельных случаях — исключен из общинного адатного института банджар, что равносильно изгнанию из общины. И все это только в интересах красоты и гармонии.

В архитектуре балийских храмов прослеживается связь с доисторическими сооружениями культового характера из огромных камней, относящимися к III–II тысячелетиям до нашей эры, — так называемыми мегалитами. В отличие от индийских и индо-яванских храмов, имеющих форму дома или зала, балийский храм — пура представляет собой квадратный участок земли, отделенный от внешнего мира высокой кирпичной стеной. Ворота каменные, прекрасно декорированные, ведь мастерство скульптора передается из поколения в поколение. Все пропорции храмовых сооружений исходят из пропорций человеческого тела. Так, соотношение высоты к ширине входной арки храма равно соотношению длины вытянутых рук к длине ступни архитектора. Именно поэтому на Бали нет двух одинаковых храмов. Красота каждого из них определяется пропорциями и тем, насколько он гармонирует с окружающей природой.

В первые десятилетия XX века, когда голландцы окончательно утвердились на Бали, и началось знакомство Запада с балийской живописью, архитектурой, резьбой по дереву и. монументальной скульптурой. То, что узнали в Европе и Америке об искусстве Бали, буквально ошеломило Запад. Автор широко известной книги «Мятеж в раю» Ктут Тантри рассказывает, какое громадное впечатление произвел в Голливуде, где она работала корреспондентом, документальный фильм о Бали в начале 30-х годов. Недолго думая, она купила билет на пароход и через четыре месяца была на Бали.

Больше всего Запад был поражен традиционной балийской живописью, полной восточной романтики. Все картины подразделялись на три вида: длинные свитки, которые до сих пор вывешиваются в храмах и алтарях; большие прямоугольные картины, украшающие стены домов аристократов, и иллюстрированные астрологические календари, на которых помечены счастливые дни каждого месяца. Большинство картин написано на мифологические сюжеты в стиле ваянг кулит пурво. В этих картинах перспектива не соблюдается, персонажи заполняют сплошь все полотно. Те, которые расположены в глубине, изображаются выше. Где бы ни находилась фигура, она выписана во всех деталях. Балийские художники используют растительные, никогда не выцветающие краски. Хотя краски масляные, написанные ими картины напоминают акварели и отчасти гобелены.

В 30-е годы в балийской живописи появились новые веяния. Этому в первую очередь способствовал Вальтер Спейс, а также другие западные художники — Рудольф Боннэ, Ари Смит, Ле Мейер, обосновавшиеся на Бали накануне второй мировой войны. Наконец, в 1957 году на остров прибыл американский гражданин — испанец по происхождению Антонио Мария Бланко, женившийся на известной балийской танцовщице Ньи Роньи.

«Что нового внесли художники-европейцы в балийскую живопись?» Такой вопрос я задал одному известному балийскому художнику. «Они испортили традиционную манеру письма балийцев, добавив к ней третье измерение», — не задумываясь ответил он. Можно согласиться с мнением балийского художника, а можно и не соглашаться. Но одно бесспорно: европейские художники оказали влияние на традиционную манеру балийской живописи и до некоторой степени разрушили ее К тому же (например, А. М. Бланко), они придали балийской живописи фривольную направленность. Почти на всех полотнах Бланко — обнаженные совсем или до пояса балийские женщины с большим налетом секса. Художники-ремесленники делают с картин Бланко дешевые копии и сбывают их иностранным туристам, насаждая тем самым безвкусицу и похоть, оскорбляющие целомудрие балийцев. Сам же Антонио Бланко именует себя «импрессионистом-романтиком, воспевающим сексуальную красоту женского тела» (Журнал «Темпо». Джакарта, 1983, № 5).

Тем не менее школа традиционной балийской живописи продолжает успешно развиваться. Во многом этому способствует общебалийский культурный центр «Верди Будая», открытый в Денпасаре в 1977 году. Центр, построенный по проекту знаменитого балийского архитектора Ида Багус Тугуна, великолепен. Строительство велось около восьми лет и обошлось в полтора миллиона долларов. При «Верди Будая» существует школа традиционной балийской живописи и прекрасная картинная галерея. Культурный центр ежегодно посещают сотни тысяч людей.

Бали, как и вся Индонезия, многолик. Через раскрытые настежь двери бара доносятся оглушительные звуки танцевальной музыки дангдут. Группа молодых [? возможно пропуск текста] лювых катера с туристами причаливают к берегу. Я смотрю на губернатора. На его лице удивление. И как не удивляться: абсолютно все туристы в одних плавках, у многих девушек обнажена грудь. Они быстро сходят на берег и, не обращая внимания на встречающих и ритуальную церемонию, отбегают в сторону, раздеваются догола и лезут в воду. Искупавшись, выходят из воды и загорают нагишом на песчаном берегу на глазах изумленных балийцев. На следующий день я узнал из газет, что американские туристы-хиппи, собственно говоря, только для того и приехали на Бали, чтобы «опроститься, слиться с природой». Что же касается балийских танцев, то они им показались «скучными». После этого инцидента ходить голым на пляжах было строжайше запрещено. За нарушение полагается от двух до трех лет тюрьмы. Но хиппи продолжают вести себя, как им вздумается. Отчасти виновата реклама туристических фирм, которая расписывает Бали как сугубо эротический остров. Некоторые туристы даже выражают разочарование тем, что балийские женщины больше не ходят с открытой грудью. Большинство иностранных туристов проявляют абсолютное невежество. Выяснилось, что добрая половина из них даже не подозревает, что Бали — часть Индонезии. Когда в середине 70-х годов правительство Индонезии попыталось договориться о том, чтобы самолеты с иностранными туристами прибывали сначала в Джакарту, с тем чтобы по пути на Бали гости могли ознакомиться с интереснейшим районом — Центральной Явой, иностранные фирмы заявили, что их туристов интересует лишь остров Бали.

Современный Бали уже сейчас полон контрастов. Традиционные деревушки соседствуют с фешенебельными отелями. Улицы Денпасара и других городов купаются в свете неоновых ламп, рядом с которыми в многочисленных храмах на алтарях горят лампады жертвенников. Храмы соседствуют с барами и дискотеками. Мимо статуй богов и демонов на перекрестках дорог с бешеной скоростью проносятся взятые напрокат туристами мотоциклы. Современный молодой балиец нанимает автомобиль, чтобы похитить невесту, вместо того чтобы унести ее на плечах, как полагалось прежде.

В отличие от других районов объектом туризма на Бали является весь остров, все стороны жизни балийцев. Мне часто приходила в голову мысль, что туризм на Бали напоминает… охоту в заповеднике. С одной стороны, заповедный, сохранившийся почти нетронутым в течение многих веков уклад жизни, который не тер пит вмешательства извне, а с другой — бесцеремонно вторгающиеся в этот мир бесчисленные полчища иностранных туристов, особенно хиппи, которые веротерпимость и целомудренность балийцев принимают за некое согласие на то, чтобы распоясаться, «принять участие» в обрядах и церемониях, нисколько не уважая обычаи и гостеприимство хозяев острова. Например, по законам индо-балийской религии все, что выше, означает святость, божественность и неприкосновенность. Во время! богослужения никто не может находиться выше педанды. Точно так же никто не имеет права явиться в молитвенное здание, не будучи соответствующим образом одет. Обязательный элемент ритуальной одежды — повязанные на бедрах шарфы, которые должны носить и туристы. Но сколько раз, в том числе в святилище балийцев — храме Бесаких, доводилось видеть американских, английских и других западных туристов, которые, невзирая на неоднократные предупреждения и просьбы, влезали на храмовые сооружения, чуть ли не на алтари и жертвенники, став на две головы выше педанды, бесцеремонно снимали прихожан, нацеливая объективы фотои кинокамер на грудь молящихся девушек, топтали жертвоприношения, наступали на полы одежды склонившихся в ритуальном поклоне людей, шумели, переговаривались, курили, пили кока-колу.

Согласно другому мнению, тысячелетняя балийская культура, приверженность балийцев к вековым обычаям и традициям выйдут победителями из единоборства с полчищами иностранных туристов. Думается, что оба фактора будут играть свою роль в определении дальнейшей судьбы острова. Героическое сопротивление балийцев иностранным колонизаторам в прошлом вселяет надежду, что остров устоит перед натиском новых «завоевателей». А пока современные пришельцы — туристы колесят по Бали вдоль и поперек, и будет бесконечно жаль, если это нашествие приведет к утрате островом его неповторимости, его уникальной культуры.

Ежегодно Бали посещают около 600 тысяч иностранных и несколько миллионов местных туристов. Это не так уж много, учитывая туристические возможности острова, но довольно много, если учесть, что Бали лежит в стороне от главных мировых туристских маршрутов. Ведь основные иностранные туристы — это японцы, австралийцы, американцы и европейцы (немцы австрийцы, голландцы, французы). В последние годы в рамках «асеановской солидарности» Бали навещает все больше сингапурцев и туристов из других стран АСЕАН. Чтобы представить, как вырос за последние годы иностранный туризм на Бали, скажу, что, например, в 1963 году на Бали побывало всего 2 тысячи иностранных туристов, включая несколько десятков советских групп артистов, которую мне довелось сопровождать.

Несмотря на установленный в декабре 1977 года официальный запрет, иностранный капитал, в первую очередь японский, австралийский, тайваньский и американский, властно вторгается в туристический бизнес на Бали. Полагают, что половина капитала, вложенного в туристическую индустрию на Бали, принадлежит иностранным фирмам, действующим через подставных лиц (индонезийцев). В 1980 году разразился большой скандал, когда выяснилось, что крупнейшая туристическая фирма «Деви тур» принадлежит иностранному капиталу.

Известный индонезийский писатель, актер и режиссер Путу Виджая, балиец по происхождению, ведет активную борьбу против «коммерциализации» Бали. В частности, он решительно выступил против распродажи земель под строительство крупных международных отелей типа «Хилтон», «Интерконтинентал», «Шератон» и др. Особую тревогу вызывают случаи, когда ради строительства того или иного отеля или туристского комплекса перемещают, а то и просто сносят старинные храмы. «Коммерциализация» в последнее время частично распространилась и на священные обряды, включая кремацию. Бывают случаи, когда труп умершего зарывают в землю в ожидании наплыва иностранных туристов (чаще всего на рождество). Затем труп откапывают, и устраивается обряд кремации как аттракцион для иностранных туристов за соответствующую плату.

Несмотря на то что на Бали построено много первоклассных отелей, большинство туристов предпочитают останавливаться не в гостиницах, а в частных домах или в недорогих пансионатах. Делают они это по причине экономии, а также следуя распространенной на Западе моде: «назад к природе». В связи с этим начальник главного управления по туризму министерства коммуникаций Йоп Аве горько заметил: «Не тот пошел турист: норовит жить не в отеле, а в дешевой ночлежке». А президент Джакартской академии искусств профессор Сутан Такдир Алишахбана, у которого на Бали свой собственный туристический комплекс, рассказывал, что моральный уровень некоторых западных туристов настолько низок, что нередки случаи, когда «берут без спроса лодки, не платят за еду». На основании этого профессор делает вывод, что «большинство бед в современном мире связано с падением морали, с кризисом религии, в том числе ислама». Алишахбана — сторонник создания «общечеловеческой культуры ради спасения морали», как бы взамен религии, а в конечном счете ради спасения человечества. Но когда профессор Алишахбана приехал в 1983 году в советский Узбекистан, увидел в Самарканде, с каким уважением советские люди относятся к творениям великих мастеров прошлого, сколько сил и средств выделяется на реставрацию и сохранение памятников культуры, мне показалось, что он чуточку заколебался, усомнился в том, что в современном мире «не осталось места для высокой морали и нравственности».

Учитывая же западную моду: «назад к природе», а вернее, к дикости, можно предположить, что иностранных туристов заинтересовал бы Западный Ириан, где еще обитают племена, находящиеся в каменном веке. Но это противоречит официальной политике правительства Индонезии — не эксплуатировать отсталость некоторых первобытных племен, а, наоборот, приобщать их к цивилизации.

Согласно опросам, сильнее всего иностранных туристов влекут в Индонезию действующие вулканы, по числу которых Индонезия занимает первое место в мире. С одной стороны, рост туризма на Бали сопровождается увеличением спроса на сувениры. А с другой — этот спрос приводит к тому, что искусство все больше становится ремесленничеством. Турист всеяден: лишь бы подешевле… Сотни и тысячи появившихся за последние годы магазинов и лавчонок заполнены грубыми статуэтками, аляповатыми картинами, наскоро сшитыми предметами одежды. К счастью, на Бали так повелось, что там время от времени рождаются великие художники. Мне лично довелось быть знакомым с такими выдающимися художниками, как И. Густи Ньёман Лемпад, Ида Багус Ньяна, Ида Багус Тилем, Чокот. Они и ряд других составляют славу Бали. Именно они создавали и создают шедевры, которые затем копируются сотнями бойких ремесленников. Именно такие вещи заполняют многочисленные художественные салоны. Они в десятки раз дешевле оригиналов. Большинство же статуэток и картин, которые продаются в сотнях и тысячах лавчонок, созданы безымянными художниками, талантливыми, но очень спешащими. Ведь за свой труд они получают слишком мало, а жить надо. В среднем у владельца салона работают от ста до двухсот резчиков или художников. При такой системе творчество заменяется клише, хотя все делается исключительно вручную.

Между ремесленниками и художниками, с одной стороны, и покупателями — с другой, стоит армия перекупщиков и продавцов, которые преследуют туристов по всему острову. Назойливость их не знает границ. Что же касается тонких, оригинальных произведений, то в своем большинстве они «уплывают» за границу, в основном в США и Японию. Пытаясь хоть как-то предотвратить это, владелец самого крупного художественного салона, крупнейший художник Ида Багус Тилем в конце 60-х годов начал приобретать и собирать лучшие изделия старых и новых талантливых мастеров, в основном деревянную скульптуру и картины, включая работы художников-небалийцев, например Аффанди. На базе этой коллекции он открыл в деревне Мас частный музей, а при нем художественную мастерскую. Впечатление от представленных в музее шедевров ни с чем не сравнимое. Описать это невозможно, это надо видеть. Хотелось бы надеяться, что любители искусства в нашей стране увидят эти шедевры, подобно тому как москвичи в 1978 году с большим интересом ознакомились с лучшими образцами индонезийского батика на выставке в Музее искусства народов Востока.

На этой оптимистической ноте я и позволю себе закончить книгу.

*

Кашмадзе И. И.

Индонезия: острова и люди / АН СССР, Ин-т востоковедения. М.: Наука, 1987. - 309, [2] с., [8] л. ил.: ил.; 20 см. — (Рассказы о странах Востока)

Оглавление

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

УЛЫБАЮЩАЯСЯ НАЦИЯ

ЯВА

ЧАНДИ

КРАТОНЫ

ВАЯНГ

ГАМЕЛАН

НАРОДНЫЕ ТАНЦЫ И ПРЕДСТАВЛЕНИЯ

КРИС

БАТИК

ХУДОЖНИКИ ИНДОНЕЗИИ

ТАНА ТОРАДЖА — СТРАНА ВЕЧНЫХ ДУШ

ЗАМОРСКИЕ КИТАЙЦЫ

БАЛИ — ОСТРОВ БОГОВ И ДЕМОНОВ