КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Утерянный дом [Арад Саркис] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

«Кончив, таким образом, одно славное дело, вам предстоит другое, в моих глазах столь же славное, а в рассуждении прямых польз гораздо важнейшее – усмирение навсегда горских народов или истребление непокорных»

Николай I, император Всероссийский, 1829 г.

Хасан смотрел вперед уставшим взглядом. Вот уже второй день колонну, состоящую из черкесов, вели в Туапсе, чтобы отправить на кораблях в Самсун, или Стамбул, или еще какой турецкий порт. Каждые несколько часов к колонне присоединялись новые люди со своими детьми, пригоняемые имперскими солдатами из аулов, недалеко от которых вели измученных людей. Иногда это были целые селения, а иногда – несколько семей или же только дети, что каждый раз приводило в безмолвный ужас и отчаяние всех плененных.

Хасан крепко держал Салима, своего десятилетнего сына, за руку, боясь, что тот пропадет или упадет от усталости. В этом случае его бы просто убили, чтобы не останавливать всю колонну. Мужчина постоянно пребывал в раздумьях. За все время он лишь несколько раз спросил сына, как он себя чувствует, и, получив удовлетворительный ответ, снова погружался в свои мысли.

Благо, солдаты позволяли ссыльным черкесам брать с собой еду, поэтому голодными дети не оставались. Но про усталость такого не скажешь. Несколько километров назад конвоиры убили семнадцатилетнего парня, который от измождения не смог идти дальше. Несколько мужчин хотели было понести юношу на руках, лишь бы он избежал незавидной участи, но им запретили, а парня застрелили прямо на глазах его матери. Та от горя сошла с ума и накинулась на одного из солдат. Ее тут же расстреляли и бросили тело рядом с мертвым сыном, и караван с пленными черкесами двинулся дальше.

Через некоторое время к плененным черкесам присоединилось две семьи с детьми и стариками. Взглянув на одну из вновь прибывших, высокую девушку лет двадцати пяти с длинными черными волосами, наполовину прикрытыми развязавшимся платком, молочного цвета кожей и нежными чертами лица, Хасан вспомнил свою прекрасную Зару, беременную их третьим ребенком, которого ему не посчастливится увидеть. Он вспомнил торжественную свадьбу, которую устроили их родственники, рождение Салима, их первенца, который теперь покорно шел за ним, крепко ухватившись за отцовскую руку. Сразу же ему на память пришло лицо жены, скованное ужасом, когда, ближе к вечеру, Бай, молодой соседский парень громко забарабанил в дверь, и весь запыхавшийся ввалился в дом чтобы сообщить новость, которая изменила всю их жизнь.

Вместе


Бай поведал, что военные во главе с офицером, то ли Смирновым, то ли Воронцовым, едут в аул, чтобы выселить жителей и погнать их к морю, чтобы затем сослать в чужую им страну.

В ту же минуту парень, извинившись, выбежал и, видимо, направился к следующему дому предупредить о надвигающейся беде. Хасан же, не теряя ни минуты, пошел в комнату дочери и, взяв один из ее платков, завернул в него хлеб, сыр и немного мяса, приготовленного на ужин. А беременная Зара стояла как вкопанная, на лице ее застыли страх и паника. Увидев ее состояние, Хасан подошел к жене, нежно коснулся ладонями ее лица и, произнеся заплетающимся языком что-то вроде «все будет хорошо», усадил ее на скамью у стола, рядом с которым они стояли.

Спустя минуту Зара начала приходить в себя. Хасан нехотя велел ей собрать несколько вещей в дорогу, а сам в спешке направился искать детей.

Через несколько недель Заре предстояло рожать, поэтому Хасан старался помочь ей, чем только мог, волнуясь, что от перенапряжения что-то может случиться с ребенком, но жена не позволяла ему ничего делать по дому, иначе, что сказали бы люди про него? Что Хасан, сын Нануха, один из самых уважаемых людей в округе, жену на голову посадил, а та и не против? Никогда! Для нее это было неприемлемо. Репутация мужа для Зары всегда стояла на первом месте.

Выйдя на улицу, Хасан увидел с детства знакомых ему людей, бегущих, торопящихся, кричащих. Некоторые, уже собрав пару вещей, оставляли свои дома и уходили в неизвестном направлении, ни с кем второпях не попрощавшись. Хасан тогда почувствовал, что вот-вот потеряет самообладание и предастся панике, но все-таки сумел вовремя взять себя в руки.

– Салим! – закричал он, идя по улице, на которой стоял их большой дом. – Мерем!

Дочка выглянула из-за соседского обоза.

– Папа! – прокричала она.

Хасан подбежал к ней и, схватив на руки, устремился обратно.

– Где твой брат, дочка? – спросил он ее в доме.

– Они с мальчишками пошли к речке, – тихо сказала девочка, ухватившись за подол материнского платья.

– Сколько раз ему говорил, чтоб без спросу не ходил к реке! – нахмурил брови Хасан. – Зара, послушай меня. Как только мы вернемся, вы должны быть готовы. Много вещей брать не будем. Только еду и пару овечьих шкур, чтобы вы были в тепле. Поняла меня?

Зара кивнула и принялась готовить дочку, а Хасан метнулся прочь из дома искать сына.

На полпути к реке его остановил Нартан, его троюродный брат и лучший друг. Он был весь на нервах и мотал головой в обе стороны, кого-то высматривая.

– Хасан! Слава Богу! Тебе на глаза не попадался Хэджал?

– Уверен, он у реки с остальными мальчишками, пойдем.

Нартан нахмурил брови, как и Хасан, когда маленькая Мерем сообщила, где ее старший брат. Но мужчина ничего не произнес.

Спускаясь к реке, Хасан и Нартан заметили какое-то странное движение вдалеке со стороны соседнего аула и остановились приглядеться. Солнце уже садилось, наступали сумерки, поэтому мужчины какое-то время не могли понять, что же там происходит. Но внезапно Нартан схватил Хасана за руку и потянул за собой.

– Ищи детей! Это солдаты идут, их полсотни, не меньше! – зрение Нартана с самого детства было такое же острое, как у ястреба, и с годами оно становилось все лучше.

В детстве он мог, стоя на горе, за несколько километров заметить человека и с точностью сказать, кто это, если они были знакомы. Все дивились этому дару, восхищаясь и иногда даже прося Нартана взобраться на гору посмотреть, не идет ли Ильяс, Намит, Емыз или кто еще.

Хасана охватил ужас. Он высвободил руку и побежал вперед.

– Салим! – прокричал он.

– Хэджал! – послышалось справа голос Нартана.

Никакого ответа не последовало.

– Джарым! – раздался позади голос Лалунэ, жены Орзэмэса, нынешнего главы и сына основателя аула Худа Кубата.

Видимо, Орзэмэс пытался успокоить народ, а жена в страхе за сына ринулась искать его, оставив остальных детей дома под присмотром старшей дочери, которой несколько дней назад исполнилось пятнадцать.

– Джарым! – голосила женщина в панике.

Хасан подошел к ней и, пообещав, что непременно найдет ее сына и приведет домой, отправил испуганную женщину обратно к детям.

Тем временем Нартан продолжал звать мальчиков по имени, каждый раз озираясь в сторону, откуда шли имперские солдаты. Времени оставалось не больше двадцати минут.

Солнце село за горизонт и постепенно становилось все темнее и темнее. Нартан с Хасаном потеряли было надежду, что смогут найти детей, как вдруг послышались детские звонкие голоса и гогот.

– А ну сюда идите, негодные мальчишки!

Глаза ребятишек при виде взрослых стали круглыми, и на лицах застыл страх. У каждого из них в голове вертелась мысль, что они вляпались по самые уши и дома получат от родителей нагоняй. Но к их удивлению ни Хасан, ни Нартан не стали их ругать. Нартан лишь приказал всем им живо отправляться прямо по домам. Мальчики, переглянувшись, быстрым темпом устремились в аул.


– Салим, давай быстрее, надо спешить! – сказал Хасан после того, как они отвели Джарыма к матери, как он и обещал Лалунэ.

– Что случилось?

– Сэлэтхэр1здесь.

– Мы будем защищаться?

– Поздно защищаться, их больше. Шевели ногами, мать с сестрой ждут!

– Пап, прости. Я не должен был уходить…

– Да, не должен был.


Зара и Мерем уже стояли во дворе. Девочка держала в руках платок с завернутой внутри едой, а сбоку у нее висела сумка со свернутой овечьей шкурой. У ног обеспокоенной Зары покоилась вторая шкура, свернутая и перевязанная так, чтобы можно было нести ее как сумку, перекинув веревку через плечо.

Салим моментально стащил с сестры сумку со шкурой, а Хасан взял ту, что лежала на земле.

Выстрел.

Крики.

Солдаты добрались до аула и, видимо, им оказали сопротивление. Хасан хотел было рвануть с места и побежать туда, где стреляли, но опомнился, взглянув на свою семью.

– Живо в горы, пока они не окружили нас! – проревел он.

Хасан прекрасно понимал, что если имперские войска дошли до Кубатея2, то аулы севернее уже были покорены, а население угоняют к морю, а теперь настал черед их села, поэтому, как и многие, предпочел спасти семью, чем отдать своих жену и детей на растерзание захватчиков и долгой дороги.


Прошло около шести часов после того, как Хасан с семьей оставили родной аул. Вчетвером они шли и шли, боясь оглянуться назад. В памяти все еще были свежи воспоминания о том, как в них стреляли солдаты, заметив, что они лезут в гору. Чудом ни одна пуля не попала в цель, и семья Мамрэш смогла спастись. Однако Хасану, беременной Заре и двумя их детям предстоял еще долгий путь в станицу Баталпашинскую.

Теперь же, холодной сентябрьской ночью, забредя в лес и убедившись, что за ними не гонятся, они нашли удобное местечко и устроились на отдых. Мерем уже несколько часов спала, поэтому Хасан нес ее на руках, завернувшуюся в теплую овечью шкуру. В какой-то момент пришлось отдать ее Заре, потому что недалеко от них загорелись мерцающие огоньки, двигающиеся из стороны в сторону – волки. Опасаясь, что звери нападут на них, Хасан шел прикрыв собой семью, лишь твердя Заре и Салиму, что если вдруг животные побегут, они должны сломя голову добраться до леса, не оглядываясь и не возвращаясь за ним. Жена и сын хотели было что-то возразить, но он велел всем замолчать, и сам умолк тоже.

Так, пройдя около часа, будучи настороже, Хасан с семьей оказались в лесу, в относительной безопасности.

– Даже волки сжалились над нами, несчастными… – сказала тогда Зара дрожащим от холода голосом, когда они устроили привал. – Что же стало с нашими родными, Хасан? Мы все в страхе разбежались и уже не увидимся никогда. Если солдаты дошли до нашего села, значит, вся моя родня в Кэсей хэблэ3уже пленены или убиты. Теперь и я сирота, Хасан. Ни у одного из нас нет родителей. Как же так случилось? За что мы это заслужили?

Она изливалась горькими слезами, прижимая спящую теплую дочь к груди и дрожа от холодного ветра.

Хасан забрал у нее Мерем, а Салиму велел накинуть на мать вторую шкуру. Зара, опомнившись и немного успокоившись, попыталась настоять, чтобы в нее обернулся сын, но Хасан был непоколебим:

– Ты носишь в себе дитя. Тебе нельзя мерзнуть!

Зара, понимая, что муж прав, не стала дальше препираться.

– Куда мы идем, пап? – внезапно спросила проснувшаяся Мерем.

Этот вопрос вертелся у них в голове с самого начала. Салим не хотел озвучивать его, чтобы лишний раз не нервировать отца, а Зара боялась получить в ответ пустое «не знаю». Хасан же молчал об этом, чтобы не давать лишних надежд, потому что путь предстоял непростой. Теперь же вопрос был задан, и ответа на него ждали все.

Хасан вздохнул.

– Вы помните, к нам приезжал мужчина по имени Минас? Хотя откуда, вы тогда еще под стол ходили, – задумчиво произнес он и после недолгой паузы продолжил. – Когда-то мой отец, ваш дед, вел в Пашинке4кое-какие дела с армянским купцом Тарасовым5. Я был немногим старше тебя, Салим. У купца был сын, мы подружились, и со временем мы стали кунаками6. Как ты и Хэджал. Так вот, мы идем к нему, и я надеюсь, что он поможет нам добраться в Сунжу к вашей тете Сэтэнай. В Ингушетии, говорят, сейчас безопасно для черкесов, поэтому отправимся туда.

При упоминании золовки с Зары спала некая напряженность, сковывающая ее все это время. Теперь она знала, что они не идут без цели, и это ее успокаивало.

– Как ты? – спросил ее Хасан через полчаса. – Можешь идти?

– Да, но дети устали, дай им еще немного поспать.

– Хотел бы я, милая Зара, но рассвет наступит где-то через пять часов, нам непременно надо успеть проникнуть в Пашинку затемно, чтобы остаться незамеченными. Да и не мы одни, наверное, туда устремились. Уверен, и Нартан с семьей отправились в станицу окольными путями, и многие другие тоже. Первым делом нас будут искать именно там, поэтому нам как можно быстрее надо найти Минаса и уехать оттуда, понимаешь?

Покачав головой, Зара согласилась. Муж с женой разбудили детей и снова выдвинулись в дорогу.


Станица располагалась на реке Псыжь7. Попасть в нее можно было по двум дорогам: с севера и с юга. Правда, еще существовал и третий путь, но он проходил лишь рядом, и на нем не было развилки, которая вела бы в селение.

Хасан с Минасом, будучи подростками, изучили станицу вдоль и поперек. Не было такого закоулка, который бы они не знали. Со временем, конечно, поселение выросло в размерах, но старые улочки остались прежними, и незаметные выходы из Пашинки все еще были открыты.

Затаившись в лесу, Хасан и его семья, уставшие и изможденные, ждали возможности проскочить в станицу с южного входа. Однако трое полупьяных солдат с ружьями наперевес никуда не уходили, лишь время от времени отпуская грязные и язвительные комментарии в адрес местного населения, дикарей, по их словам, не понимающих, что к ним явились «освободители».

До рассвета оставался час. Больше нельзя было медлить. Хасан велел жене и детям следовать за ним и вести себя как можно тише.

Продираясь сквозь ветви деревьев на восток, мужчина то и дело оборачивался проверить, идут ли за ним беременная жена и дети. Каждый раз он чувствовал, что ведет их на убой, но тут же выкидывал эту мысль, вспоминая, что бы с ними случилось, останься они в Кубатее.

Несколько раз они чуть не нарвались на солдат, но удача была на их стороне, и им некоторое время удавалось оставаться незамеченными. Но на подступе к Пашинке маленькая Мерем, споткнувшись, упала в овраг и подвернула ногу. Позабыв о наказе отца не шуметь, девочка завопила от боли и страха так громко, что ее возглас, казалось, раскатился по всему лесу и еще спящей станице, нарушив утреннюю тишину. В панике Хасан бросился к дочке и закрыл ладонью ей рот, но уже было поздно. Несколько солдат бежали в их сторону с ружьями наготове.

– Зара, уводи Салима! – взвыл Хасан. – Десять минут на восток, и вы упретесь в стену, должен быть проход, найдите его. Нужно пересечь четыре улицы, шестой дом справа. Бегите!

– Хасан…

– БЕГИТЕ! ЖИВО!

Хасан и Мерем


Салим взял сумку со шкурой и потянул мать за руку. Зара, нехотя, последовала за ним, полная ужаса и страха за мужа и дочь. Хасан же первым делом подбросил Мерем, чтобы та уцепилась за корень дерева и выбралась, но ни с первого, ни со второго раза девочка не смогла удержаться. Голоса солдат слышались все ясней. Тогда мужчина сам подпрыгнул, взялся за выступающие корни и, велев девочке как можно крепче схватиться за правую ногу, подтянулся, вытащил себя по пояс, цепляясь руками за влажную почву, и одним рывком вытащил маленькую испуганную Мерем, чуть не свалившись обратно в овраг. В ту же минуту Хасан с трудом полностью выбрался, схватил дочь и веревку со связанной шкурой, чтобы та не выдала их, и побежал вглубь леса. Он переставлял ноги с небывалой скоростью. Последний раз он так бежал, когда много лет назад, еще будучи подростком, вместе с Нартаном во время охоты на оленя убегал от погнавшегося за ними здоровенного леопарда. Им лишь чудом удалось спастись, отделавшись лишь сломанным безымянным пальцем левой руки Хасана, когда они выбежали из леса и покатились по склону горы, а леопард не пожелал покидать свою территорию.

Приметив большой дуб, стоявший с обнаженными корнями над еще одним оврагом, Хасан спрятал под ним маленькую Мерем, строго-настрого наказав лежать тихо и не шевелиться, а сам бросился бежать дальше. Спустя некоторое время мужчина начал кричать, чтобы привлечь внимание вооруженных солдат на себя, и ему это удалось. Те, услышав человеческий рев и возгласы на непонятном языке, бросились в сторону Хасана, пробежав в двух метрах от дрожавшей под корнями Мерем, которая еле держалась, чтобы не заплакать.

Уже начинало рассветать, ночная тьма потихоньку отступала, уступая место дневному свету, но солнца не было видно из-за нависших грозовых облаков. Ожидался ливень.

Хасан из последних сил забрался на дерево с широкими ветвями и затаился там. Прошло несколько минут, и трое солдат с ружьями в руках уже стояли прямо под ним, озираясь во все стороны. Они были готовы поразить любую цель, которая по глупости попала бы им на глаза. Хасан лежал на не очень толстой, но крепкой, ветви и молился, чтобы никто из солдат не посмотрел наверх, иначе беды было бы не миновать. Конечно, он мог спрыгнуть и попытаться расправиться с ними, даже будучи выбитым из сил, и, возможно, у него бы это получилось, однако кто-то из той троицы точно успел бы выстрелить, и тогда примчались бы уже десять, а то и двадцать имперских головорезов. Да и убей Хасан хоть всех троих без единого выстрела, их вскоре начнут искать, а выехать из Пашинки его семье придется лишь после захода солнца, не раньше. Рисковать было нельзя.

Дождавшись, когда солдаты пойдут вперед, Хасан с большой осторожностью спустился из своего укрытия, оставив овечью шкуру на дереве, чтобы она не мешала, и помчался обратно туда, где спрятал дочь. Сердце его бешено колотилось, разум рисовал страшные картины, но он их отгонял, стараясь думать о хорошем.

Наконец, достигнув спасительного дуба, Хасан раздвинул корни и обнаружил лежащую дочь, спрятавшую лицо в землю.

– Мерем, это папа, вставай, – прошептал он.

Девочка, уловив родной голос, резво выбралась из корней дерева и кинулась отцу на шею, позабыв о боли в ноге. Оба, отец и дочь, были измазаны грязью, потные и ловили воздух ртом, будто им не хватало кислорода. Расцеловав Мерем, Хасан схватил ее на руки и побежал со всех ног в сторону Пашинки. Ему надо было во что бы то ни стало добраться до кунака прежде, чем утренний свет дошел бы до станицы. Хасан бежал наперегонки с солнцем.

Зара и Салим


– Мама, подожди тут, я сбегаю вперед посмотреть, что там.

– Будь осторожней, Салим, возвращайся скорее, за нами могут гнаться.

Не успела Зара договорить последние слова, как мальчик уже пропал среди деревьев. Он побежал вперед, узнать далеко ли до станицы. Если верить словам Хасана, они уже должны были добраться до Пашинки, но этого не случилось.

Внезапно Зара ухватилась одной рукой за живот, а второй облокотилась о стоявший рядом молодой дуб. Ребенок решил, что ему самое время появиться на свет. Всю дорогу женщина молилась, чтобы этого не случилось в дороге, но судьба распорядилась иначе. Бедная Зара держалась, как могла, чтобы не издать ни единого звука. Каждый толчок малыша откликался в ней оглушительной болью.

– Мама, мы немного ушли в сторону, – раздался голос вернувшегося Салима, – надо пойти вон туда, еще десять минут и мы на месте.

Мальчик наконец взглянул на мать, и на лице его появилась беспокойство.

– Мам, что случилось? Тебе больно?

– Нет, дорогой, просто голова закружилась. Давай спешить, веди нас.

Салим повернулся и пошел туда, где по его словам находилось селение. Зара медленно последовала за ним, стараясь не отставать. Пару раз они натыкались на овраги, которые приходилось обходить, из-за чего десять минут растянулись на двадцать. В одном из них Салим оставил сумку со шкурой, которая только мешала идти. Беременная Зара уже была на грани, а солнечный свет вот-вот должен был прогнать ночную тьму. В воздухе уже некоторое время висел земляной запах, а небо грохотало, предупреждая о надвигающимся ливне.

Женщина то и дело оглядывалась, боясь что за ними мог кто-то идти, но погони не было. Когда они с сыном, наконец, добрались до стены, ее сердце успокоилось. Зара про себя воздала благодарность Богу и тут же почувствовала боль: ребенок рвался наружу.

Так называемая стена оказалась высоким и длинным забором из каменного основания и деревянных толстых досок. Это массивное заграждение окружало всю станицу. Салим, помня слова отца о проходе, искал его, проводя руками по всем доскам перед собой, Зара принялась ощупывать забор как и сын. Они двигались на восток вдоль «стены», но никаких тайных проходов не было. А ночная тьма уже почти рассеялась, в станице начались слышаться редкие голоса и движение. Зару охватили отчаяние и паника, от чего она на минуту позабыла о боли.

– Мама, сюда! – к ней подбежал Салим и, схватив за руку, потянул за собой.

Спустя минуту, мальчик остановился, схватился за большую доску и начал ее тянуть. Зара, видя, что сыну не хватает сил, взялась за край доски и принялась тоже тащить. Доска поддалась и рухнула, оставив вместо себя зияющую дыру, за которой виднелся узкий проход между двух крестьянских домов.

– Это тот самый проход? – озадаченно спросила Зара скорее себя, чем Салима.

– Другого у нас нет, – раздался голос мальчика.

– Хасан сказал пересечь четыре улицы и постучаться в шестой дом по правую сторону.

– Давай я побегу и приведу папиного друга?

– Нет, сынок, ты должен быть со мной, я не могу тебя потерять. Пойдем вместе.

Зара тихо заплакала, думая то о муже с дочерью, то о невыносимой боли.

Пересекая одну улицу за другой, мать с сыном замечали, что размеры домов увеличиваются и сами жилища становятся все красивее. Одно из двухэтажных строений на четвертой улице в темноте напомнило Заре об их очаге в Кубатее, хотя их дом и не был настолько большим. Тоска вновь наполнила ее сердце.

Наконец, они достигли пятой улицы, и повернули направо. Зара уже еле передвигала ноги. По ее щекам катились слезы, но уже от невыносимой боли, но застывшему в горле крику она не давала воли, боясь за сына.

– Беги, постучи, – еле выдавила она, и Салим тут же бросился со всех ног к шестому дому.

Двухэтажный, но небольшой, он казался игрушечным, Салим даже подумал, что вряд ли кто-то жил бы в таком месте. Подбежав к двери, он забарабанил в нее.

Вдалеке уже виднелся еле различимый рассвет, который через несколько минут должен был достичь Пашинки. Зару снова захлестнула тревога за мужа и дочь. Держа одной рукой живот с еще нерожденным ребенком, а другой прислонившись к невысокому забору чьего-то жилища, она через боль передвигала ногами в направлении шестого дома.

Спустя минуту дверь открылась, и перед Салимом предстал высокий мужчина с небольшим животом и короткой бородой, совсем как у отца.

– Ты кто? – обратился он к раннему гостю сонным и рассерженным тоном.

Судя по рубахе, неопрятно заправленной в шальвары8, мальчик понял, что разбудил всех.

– Там мама, – он указал рукой, – ей плохо.

Мужчина посмотрел в ту сторону, куда указал мальчик.

– Господи! Анна, иди сюда! – мужчина поспешил Заре навстречу, и на полпути, не останавливаясь, повернул голову к дому, теперь точно зная, чей сын стоит перед его дверями. – Салим, зайди внутрь!

Резко по грунту и крышам домов забарабанил дождь. Салим, стоя под навесом, не отрываясь смотрел, как только что выбежавший мужчина схватил его мать под руку и осторожно вел к дому, не обращая внимания на ливень. Мальчик снова повернул голову к дому и перед ним возникла худая женщина приятной наружности с черными как смоль волосами. Это была Анна Даниелян, жена Минаса Тарасова, с которой он познакомился еще юношей будучи в гостях у своего дяди в Нахичевани-на-Дону. Анна давно была знакома с Хасаном, так как тот присутствовал на их с Минасом свадьбе, а вот его жену никогда не видела, но со слов мужа, изредка навещавшего давнего друга, знала, какая добротная девушка.

– Заходи, быстро, – произнесла она и по-матерински потянула Салима в дом.

К двери уже приближался Минас, придерживающий еле стоящую Зару. Оба они промокли до нитки. Ее лицо искривлялось от боли, но она так и не издала ни единого звука.

– Анна, она рожает, открой двери спальни.

Женщина поспешила выполнить распоряжение мужа. Несмотря на ситуацию, она оставалась спокойна, чтобы не нагнетать обстановку. Открыв настежь двери, Анна подхватила Зару за вторую руку и помогла уложить ее в кровать.

– Мне нужен таз с водой и несколько полотенец, – сказала она, посмотрев на мужа. – И накорми мальчика, пожалуйста, он, наверное, голодный.

Минас поспешил за водой. У двери он увидел жмущегося к стене Салима.

– Эй, дружок, не переживай, с мамой все будет хорошо! – заверил он его. – Сядь вон туда, я сейчас вернусь.

Салим медленно поплелся в указанное мужчиной место. Сев на мягкое кресло, мальчик сразу почувствовал усталость, измождение и голод. Последний раз он ел лишь небольшой кусок хлеба с сыром четыре или пять часов назад, так что живот у него урчал не на шутку.

В это время Минас уже успел отнести таз с водой и полотенца, привезенные его двоюродным братом как подарок из Бурсы, и теперь вернулся в комнату к Салиму. Мужчина велел ему сесть за стол, а сам спустился в погреб и принес оттуда копченую баранину, сыр и банку абрикосового сока, сваренного Анной на зиму. В спешке он достал из шкафа тарелку и положил перед голодным мальчиком. Салим принялся есть.

– Не спеши, дружок, а то подавишься.

Минас сидел напротив и размышлял. Он гадал, что же случилось с Хасаном и маленькой Мерем, что только Зара и Салим смогли добраться до Пашинки.

Из спальни слышались сдавленные крики роженицы. Зара пыталась не шуметь, чтобы соседи Тарасовых ничего не заподозрили, но боль была сильнее, хотя сквозь барабанящий дождь вряд ли кто-то мог что-либо услышать. Салим оглянулся было в сторону материнского голоса, но Минас перехватил его взгляд и сказал не волноваться.

– Ба́, вов гганче́9? – раздался озадаченный и сонный голос с лестницы, которая вела на второй этаж.

– А, Ваграм, иди сюда, сынок. – подозвал мальчика Минас. – Познакомься, это Салим, сын Хасана. Вы почти одного возраста.

– ФIэхъус, сэ си цIэр Ваграм10, – протянул руку маленький армянин, на что его отец широко улыбнулся.

– Упсэу, сэ Салим11, – ответил маленький черкес на приветствие, положив кусок хлеба в тарелку, и совсем по-взрослому пожал протянутую руку.

– Хуабжьу си гуапэщ12.

– Сэри13.

Внезапно громко забарабанили в дверь.

Исход


– Ваграм, уведи Салима наверх!

Дождавшись, пока мальчики уйдут, Минас подошел к двери и отворил ее. К его удивлению перед ним стоял Хасан с дочкой на руках. Лицо его было все красное, и влага струилась по ней. Явно уставший, мужчина еле стоял на ногах, а девочка, казалось, спит, но на самом деле, выбитая из сил, была не в состоянии пошевелиться.

Уже совсем рассвело, но, благо, ливень не давал никому выйти из дому. Минас отошел в сторону, чтобы пропустить друга с ребенком на руках, и как только те оказались внутри, крепко закрыл дверь.

– Положи девочку в кресло, сейчас принесу полотенца.

Хасан без слов сделал это, и внезапно раздался громкий стон из дальней двери. Мужчина, узнав голос, ринулся было туда, но Минас его остановил.

– С ней Анна, скоро родится ребенок.

– А Салим?

– Наверху с Ваграмом, – произнес Минас и, приобняв друга, помог ему сесть, – Салим спустись.

Спустя пару секунд мальчики стояли на нижних ступенях лестницы. При виде отца он заплакал и кинулся к нему. Хасан, не говоря ни слова, прижал сына к себе.

Тем временем Минас уже принес полотенца и протянул другу. Мужчина взял их, отпустив сына, и принялся утирать Мерем, снимая с нее мокрое платьице.

– Ты в порядке? – спросил Хасан сына, закончив сушить дочь и обернув ее в серое мягкое одеяло из волчьей шкуры, которое подал Минас.

– Да, папа.

Салим хотел было обнять сестру, но отец его одернул.

– Дай ей поспать, сын, пойдите с Ваграмом наверх. – произнес он.

Он принялся утирать свою голову. Хасан чувствовал, как тепло дома разносится по телу. Он быстро переоделся в сухие шальвары и рубашку, которые подала Анна, когда Минас постучал в дверь спальни.

– Минас, я видел с десяток солдат несколькими улицами ниже. Они, видимо, обходят дома.

– Да, в последнее время такие проверки проходят несколько раз в неделю.

– Друг мой, нам больше не куда было податься, все черкесские аулы захвачены, неизвестно, остались ли наши родные в живых. Нам необходимо попасть в Ингушетию, к Сэтэнай, ты же помнишь ее?

– Как забыть твою бойкую сестру? – произнес с улыбкой Минас. – Она меня от волка спасла в ваших лесах.

– И правда, – грустно улыбнулся Хасан, почесав короткую бороду, – как я мог забыть об этом?!

Хасан то и дело оглядывался в сторону спальни, откуда раздавались приглушенные стоны Зары. Все его нутро желало увидеть ее, но он понимал, что его присутствие помешает.

На секунду из-за двери появилась Анна, и Хасан моментально встал, несмотря на усталость. Девушка, поздоровавшись, попросила мужа принести еще воды и тут же скрылась в спальне.

– Хасан, ты давай ешь, а я пока воду отнесу. Вернусь и будем думать, как вас доставить к твоей сестре.

Минас вышел на улицу и вернулся с полным тазом воды. Аккуратно поставив его у спальни, он осторожно постучал и ушел обратно к Хасану. Дверь открылась и Анна забрала, что просила, а стон Зары наполнил каждую клетку тела ее мужа.

– Днем выехать не получится, – начал Минас, сев напротив своего кунака. – Это надо сделать после захода солнца, не раньше. Конечно, если к этому времени ребенок уже родится.

– Если не родится, тогда отправим детей, а мы с Зарой и младенцем поедем следующей ночью. Это можно устроить?

– Думаю, да. Есть у меня один доверенный человек…

Минаса прервал стук в дверь, раскатившийся по всему дому.

– Бери Мерем и тихо поднимайся наверх.

Хасан поспешил к уже сидевшей в кресле дочке. Он схватил ее и метнулся к лестнице, под его сильными ногами заскрипели половицы. Как только первый этаж остался пуст, Минас, не представляя. что говорить, подошел к двери и открыл ее. Дождь уже прекратил лить, но тучи все еще не уходили, готовясь снова разразиться тысячами литров воды. На улице стояло двое солдат с винтовками наперевес.

– А, Михаил, – он узнал одного из них, высокого светлого парня с зелеными глазами, он был на несколько лет младше Минаса. – Что привело к моему дому двоих солдат ранним утром?

– Да вот отряд приехал из южных аулов, господин Тарасов, – Михаил сделал кивок в сторону своего товарища, – говорят беглецы могли спрятаться в нашей станице.

– И чего эти черкесы вечно бегут, правда? – ехидно улыбнулся Минас.

– Ваше степенство, мы можем осмотреть дом? – спросил незнакомый хозяину солдат.

– А у меня есть выбор?

Тот лишь пожал плечами, что означало отсутствие оного. Солдаты попытались было зайти, однако Минас загородил путь.

– Только один.

Нежданные гости переглянулись, и незнакомец молча кивнул, дав понять, что не против остаться на улице. Михаил, миновав освободившего путь Минаса, вошел в дом, а хозяин, последовав за ним, закрыл дверь.

– Кто это вопит?

– Соседская женщина рожает, – соврал купец, – не обращайте внимания.

Михаил, засомневавшись, все же решил, что не стоит беспокоить роженицу, и направился к двери, ведущей в подвал. Он уже хорошо знал дом Минаса, так как хозяин только его пускал на осмотры жилища.

С появления полтора года назад в станице ефрейтора Михаила Головина ни один военный, кроме него, не дозволялся обыскивать дом. Минас быстро нашел общий язык как с самим ефрейтором, так и с местным поручиком Антипиным, с которым завел традицию устраивать каждый месяц дружеский вечер с выпивкой и яствами. Поручик был человек чванливый, грубый, но справедливый и человечный, если дело не касалось приказа сверху. Не один раз после нескольких часов застолья разговор переходил в полупьяную исповедь поручика о его сожалениях, что приходится разрушать семьи невинных людей и отнимать их жизни, когда этого требует приказ. Минас, будучи человеком чести, никогда ни при ком не упоминал этих разговоров, чем и заслужил уважение и доверие военного. Все просьбы Минаса тот выполнял в обязательном порядке, считая купца своим другом. Собственно, кроме него, почти никто из жителей и не общался близко с поручиком, считая его палачом и истязателем за высылку черкесов из их аулов и страшные пытки пойманных беглецов, бездоказательно обвиняемых в шпионаже на турок.

Михаил поднялся из подвала удовлетворенный, так как не обнаружил никого. Из спальни снова раздался стон Зары.

– Я все-таки осмотрю спальню, ваше степенство, – сказал он и направился к двери на другом конце коридора.

Опустив ручку, Михаил осторожно потянул дверь, держа винтовку на изготовке, стон Зары вырвался из небольшой комнаты. Сердце Минаса в тот момент заколотилось с бешеной скоростью, так как его обман вот-вот мог раскрыться.

Ефрейтор осторожно вошел, ступая осторожно, но половицы под тяжестью мужчины начали громко трещать. На звук обернулась Анна, сидящая у ног бедной Зары. Она резко встала, узнав Михаила и смекнув, почему он пришел, и подошла к нему и мужу.

– Что здесь происходит?! – недовольно произнесла она, встав перед ефрейтором так, чтобы лицо черкешенки не было видно.

Михаил, конечно, понятия не имел, кто из женщин округи ждет ребенка, а кто нет, но незнакомое ему лицо Зары точно вызвало бы массу подозрений.

– Не беспокойтесь, мне только надо проверить…

– Проверить рожающую женщину?! – повысила голос обычно тихая Анна. – Здесь никого нет, кроме нее и меня! Выйдете вон отсюда! Как вам не стыдно только!

Ошарашенный отпором девушки, Михаил, извинился и вышел из спальни. Его взял стыд, что дал себе волю зайти в комнату, где женщина давала новую жизнь, не мужской это поступок. Потупившись несколько секунд у двери, солдат вспомнил, зачем он пришел. Он резко повернулся и пошел к лестнице. Минасу показалось, что у него подскочило давление.

– Обязательно надо подниматься, Михаил? Там сын все еще спит.

– Иначе никак, господин. Если только у вас там еще кто-то не рожает.

С этими словами ефрейтор повернулся и начал осторожно подниматься. Каждый его шаг отдавался предательским скрипом ступеней. Минас был уверен, что Хасан и дети наверху все слышат. Он только надеялся, что давний друг не набросится на Михаила, иначе поднимется невообразимый шум, и к нему в дом явится целый взвод, и худо будет всем.

Наконец, преодолев шесть ступеней, Михаил попал на второй этаж, состоящий из одной небольшой комнаты, принадлежащей Ваграму. Мальчик всегда напоминал ему собственного сына, Михаил любил наблюдать за ним, когда тот играл с мальчишками. В такие моменты он вспоминал своего сорванца и представлял, как вернется домой к родным.

Изредка Ваграм с парочкой друзей захаживал в воинскую часть поглядеть на ружья, а Михаил с удовольствием им показывал их.

Ефрейтор, к слову, в отличие от многих солдат, никогда не был падок на алкоголь, редко его можно было увидеть пьющим, и никогда пьяным, поэтому какое-никакое доброе отношение со стороны жителей Баталпашинска к себе он заслужил. За это его товарищи не взлюбили и при каждом удобном моменте старались отпустить едкую шутку, мол ефрейтор Головин подхалим и шестерка местного сброда, раз не пьет и не насилует.

Миновав дверной проем, глазам военного предстал стоящий у стены рядом с небольшим шкафом Хасан, будто загнанный зверь, смотрящий на солдата свирепым взглядом и держащий обоих своих детей за спиной. А те со страхом в глазах не отнимали взгляда от винтовки, которую Михаил наставил на них. Ваграм стоял в противоположной стороне комнаты, перепуганный и дрожащий.

– Михаил, опустите оружие, эти люди безобидны, – раздался голос Минаса позади, – вы пугаете детей.

– Вы в своем уме? Прятать беглецов! – прошипел солдат.

Михаил держал Хасана на мушке.

– Михаил, не делайте то, о чем пожалеете, – произнес Минас, медленно подойдя к Ваграму.

– Это угроза, ваше степенство?

– Боже упаси! Я лишь говорю вам, что потом вы будете сожалеть о содеянном, так как жизни этих людей будут на вашей совести, ни на чьей больше. В вашей власти отпустить их, Михаил.

– Господин Тарасов, это измена. Меня расстреляют, вас повесят, а наши семьи отправят на каторгу! Вам этого хочется? Даже дружба с поручиком вам не поможет!

– Михаил, полагаю, мы почти одного возраста, – заговорил, наконец, Хасан, успокоивший в себе зверя, – у тебя ведь есть жена и дети?

– Да, – нехотя произнес ефрейтор после недолгих раздумий.

– Моя жена сейчас рожает, она не сможет отправиться в дорогу в таком состоянии, она просто умрет. Дети тоже умрут в пути. Что бы сказала твоя жена, узнай она, что ты обрек целую семью на смерть? Как ты будешь смотреть своим детям в глаза и учить их добродетели, зная, что убил моих?

Михаил молчал, явно обдумывая слова мужчины, которого держал на прицеле.

– Я пойду с тобой, парень, – продолжил Хасан. – Только оставь мою семью в покое, дай Минасу помочь им уехать, а меня забирай.

Солдат смотрел на черкеса и прячущихся за ним напуганных Салима и Мерем.

– Ты и мальчик, – произнес, наконец, Михаил, опустив оружие, – я заберу вас обоих, а жена и дочь пусть остаются.

– Послушайте, Михаил… – начал было купец.

– Нет, это вы послушайте! Это, – он указал винтовкой на Хасана с детьми, – это измена. Если вам плевать на благополучие вашей семьи, Минас Георгиевич, то мне на своих родных нет. Он и его сын! Это больше, чем я могу сделать для них!

Сердце Хасана упало.

– Нет, – отрезал он. – Только я.

– Если я выйду отсюда только с тобой, то Дмитрий, мой товарищ, не поверит, что взрослый черкесский мужик бросил семью и бежал. Ты и сам прекрасно это знаешь. Ты и твой сын. Я не собираюсь торговаться с тобой.

Хасан молчал.

«Он прав, – думал он, – второй солдат точно заподозрит неладное и проверит дом повторно. Найдя, Зару и Мерем, их поволокут к морю, а Минаса казнят, выслав его жену с сыном».

– Ладно, – выдавил из себя с болью Хасан, – Я и Салим.

Воцарилось молчание. Никто не смог произнести ни слова. Минас стоял, как вкопанный, не веря своим ушам, он до последней минуты надеялся, что удастся спасти всех, увезя семью друга в Ингушетию, но судьба распорядилась иначе. Хасан крепко обнял маленькую Мерем и поцеловал ее в лоб.

– Прощайся с сестрой, Салим, – дрожащим голосом произнес он.

Мальчик плакал, чуть ли не в голос. Он крепко обнял свою младшую сестру, которая не понимала, что происходит и, видя слезы брата, сама разревелась.

– Пора, – сухо произнес ефрейтор.

– Хасан, пока не поздно, спуститесь к Заре, – сказал с сожалением в голосе купец.

Еле в силах стоять, мужчина взял руку сына и потянул к двери, а дочери велел сидеть наверху с Ваграмом и не выходить, пока Минас не разрешит. Девочка громко заплакала, чувствуя, что это был последний раз, когда она видела отца и брата.


В дверь спальни постучали. Спустя минуту дверь медленно открылась и из-за нее появилось встревоженное лицо жены хозяина дома. Как только Анна увидела Хасана с сыном, мужа и ефрейтора, которого недавно выгнала, ее лицо побледнело. Взор молодой женщины тут же упал на мужа, который кивнул ей в знак того, что нужно их впустить.

– Она почти без сил, – произнесла она и вышла в коридор, дав Хасану с сыном войти.

Дверь за ними закрылась.

– Чтоб ноги твоей здесь больше не было, таканк14! – выпалила Анна военному и ушла в гостиную ждать, что же будет дальше.

– Что скажете своему товарищу? – произнес Минас, заметив задумчивое лицо Михаила.

– Что нашел их в подвале. Ни вы, ни госпожа Даниелян, ни Ваграм не должны даже упоминать случившееся сегодня в этом доме. Вам все ясно?

Минас тяжело вздохнул.

– Вы должны ночью их вывезти из станицы.

– Смотря, когда родится ребенок.

– Угораздило же! К утру точно родится, они должны затемно покинуть Баталпашинск. Как только взойдет солнце, я зайду проверить. Их не должно быть здесь. Если вы думаете, что мне это нравится – отнюдь. Но при всем моем уважении, я и так пошел вам навстречу и сделал, сколько мог.


Тем временем Салим крепко обнимал мать и изливался горячими слезами, а та из последних сил целовала его и шептала, что они еще встретятся, и все будет как раньше, но эти слова мало чем могли утешить несчастного мальчика.

Хасан же держал руку жены в своей ладони и уже не сдерживал слез. Сердце его билось с невероятной скоростью и отдавалось жгучей болью, будто душу пытались насильно вырвать из тела.

– Анна сказала, это мальчик, – еле слышно произнесла Зара, и ее лицо искривилось от боли, но она не издала ни единого звука.

– Назови его Хагур, пусть имя оберегает его15, – произнес Хасан и поцеловал со слезами жену в лоб. – Прощай, цветок мой.

Он потянул Салима, но тот не отпускал мать. Хасану еле удалось оттащить его от кровати. Мальчик кричал и вопил во весь голос, вырывался, бился в истерике, не отрывая заплаканных покрасневших глаз от материнского лица, пока не потерял сознание. Его тело обмякло в руках Хасана, и тот взяв сына на руки и кинув на Зару последний взгляд, вышел из спальни.

Он посмотрел без слов на своего кунака.

– Минас, друг мой, отвези их в Сунжу, к Сэтэнай. Муж ее Амин, сын Салмана из рода Эгихой. В тех краях меня многие знают, скажи что ты мой кунак и вопросов к вам будет меньше.

– Хорошо, старый друг, – тяжело вздохнул Минас, – Мне так жаль, что все так обернулось.

Хасан лишь кивнул и пошел в сторону парадной двери. На пути он увидел заплаканную Анну.

– Я позабочусь о Заре и твоих детях, – произнесла она дрожащим голосом.

– Спасибо тебе.

– Да хранит вас Бог.

Анна, не дожидаясь, пока Хасана с сыном на руках выведут на улицу, поспешила обратно к роженице, беспокоясь, что та могла истечь кровью.


– Выходи, – скомандовал Михаил, наставив оружие на Хасана.

Минас открыл дверь. Дмитрий, солдат, ожидавший на улице, увидев черкеса, бросил самокрутку и схватился за оружие, будто тот мог что-то ему сделать, держа ребенка в руках и находясь под прицелом ефрейтора.

– Их прятали?

– Нет, эти двое в подвале сидели, хозяева о них не знали, ночью забрались в дом.

Дмитрий с подозрением посмотрел на Минаса, а тот лишь недовольно поднял бровь, смотря на незнакомого военного, и захлопнул дверь.

Пришла ночь, Хасан и Салим уже несколько часов шли с караваном в Туапсе. А в доме Минаса случилось чудо: как и предсказала Анна, Зара родила мальчика. Помня слова мужа, она назвала его Хагур. Хагур, сын Хасана. Зарапоклялась беречь его ценой своей жизни и когда-нибудь, когда он вырастет, поведать о его храбром отце и старшем брате, которых он, может, когда-нибудь увидит, если судьба так распорядится.


* * *

– Папа, встань! Папа! – Салим пытался поднять отца, который, обессиленный, рухнул наземь.

– Эй! Что с тобой? – бросил один из конвоиров.

Хасан молчал, а Салим тянул его за руку и кричал.

– Папа! Ну же, встань!

Раздался громогласный выстрел. Вопль Салима раскатился по всей долине.

Благодарности


Большое спасибо Джаммалудину Маликову и администрации группы ВКонтакте «ГIалгlай ГIалгlайче (Ингушетия и Ингуши)», которые предоставили массу информации, без которой этот рассказ не увидел бы свет.





Обложка
В оформлении обложки использована фотография автора «Village Near Mountain Cliff» с https://www.canva.com/media/MADGxt9D25Y.

Примечания

1

Сэлэтхэр (кабард.–черк. salat-har) – солдаты.

(обратно)

2

Кубатей – аул, ныне носит название «Жако».

(обратно)

3

Кэсей хэблэ (кабард.–черк. «Къэсей хъэблэ») – аул, до 1925 года носил название «Касаевский», ныне известен как Хабез.

(обратно)

4

Город Черкесск был основан в 1825 году как станица Баталпашинская на месте одноимённого русского военного укрепления (редута) на Кубанской пограничной линии. Редут, а затем и станица получили свои названия в честь победы в 1790 году русского войска под командованием генерал-майора И. И. Германа над армией турецкого военачальника Батал-паши. Таким образом, название «Баталпашинская» представляет собой редкий случай, когда населённый пункт был назван в честь побеждённого. Однако жители не приняли это название, и в обиходе станица называлась «Пашинка».

(обратно)

5

Тарасовы – род черкесогаев (черкесских армян).

(обратно)

6

Куначество – старинный кавказский обычай, согласно которому двое мужчин, принадлежавших к разным родам, племенам или народностям, вступали в настолько тесные дружеские отношения, что эти отношения по своему смыслу были близки к кровнородственным отношениям, что делало для них вопросом чести оказывать друг другу помощь и защиту.

(обратно)

7

Псыжь (кабард.–черк.) – Кубань.

(обратно)

8

Шальвар (перс. شلوار) – штаны.

(обратно)

9

«Пап, кто это кричит?» (донской диалект армянского языка).

(обратно)

10

[Ффахýс, са си цáр Ваграм] (кабард.–черк.) – Привет, меня зовут Ваграм.

(обратно)

11

[Упсáу, са Салим] (кабард.–черк.) – Привет, я Салим.

(обратно)

12

[Хуáбжу си гуáпащ] (кабард.–черк.) – Очень приятно.

(обратно)

13

[Сáри] (кабард.–черк.) – И мне тоже.

(обратно)

14

տականք [арм. takanq] – сволочь, подонок.

(обратно)

15

«Хьагъур». Включение компонента «хьэ» (собака) было связано с суеверными представлениями об оградительной, защитительной функции имени. В древности собака для адыгов считалась священным животным. («Адыгейские фамилии и имена». Блягоз З. У., Тхаркахо Ю. А. ГУРИПП «Адыгея», Майкоп, 2002.)

(обратно)

Оглавление

  • Вместе
  • Хасан и Мерем
  • Зара и Салим
  • Исход
  • Благодарности
  • *** Примечания ***