Снегурочка на бис [Дмитрий Спиридонов] (fb2) читать онлайн

Дмитрий Спиридонов Снегурочка на бис

«Вот и допрыгалась, Снегурочка!» – мрачно думает заведующая Домом культуры Вероника Захарова, прочно связанная по рукам и ногам.

Ей тридцать четыре года, из них она одиннадцать лет руководит клубом посёлка Герасимовка. Вероника знает за собой, что она сдобная и интересная женщина. За плечами у неё неудачный брак, куча благодарностей от управления культуры, хронический ларингит и остеохондроз шейных позвонков.

Ещё Вероника Захарова трепетно относится к тесному сексуальному белью, крему тирамису и релаксации в освежающем душе. Но сейчас она мучится неподвижностью под высокой, в потолок, наряженной ёлкой в пустом зале, увешанном флажками и фонариками. На ёлке устало мигают ленты гирлянд, в рваном непредсказуемом ритме окрашивая сцену, заиндевелые окна и саму Веронику в розовый, изумрудный, больнично-жёлтый цвета.

Заведующая клубом в васильково-голубом костюме Снегурочки беспомощно скрючилась под ёлкой среди ватных хлопьев и запутанного серпантина. Лежащая на правом боку Вероника плотно и толсто связана мебельным двусторонним скотчем в синюю и белую полоску, из-за чего напоминает сладкую новогоднюю посылку.

Её руки в голубых снегурьих варежках (в тон остальному костюму) заломлены за спину, полиэтиленовая плёнка туго охватывает запястья и локти, в несколько слоёв обкручена вокруг плеч и груди. Этим же скотчем плотно упакованы её икры в блестящих кожаных сапожках, и размашисто, от уха до уха перехвачен слипшийся от жары полуоткрытый рот женщины. Язык и зубы пленницы намертво прильнули к изнанке полосатого полиэтилена. Вместо членораздельных звуков завклубом способна издавать лишь глухое ворчание, какое издаёт собака, если у неё отнимают кость.

Выпрямиться Веронике не даёт ловкая стяжка из скотча, которая оборачивает ей подколенные сгибы и крепко прижимает бёдра к животу, согнув пленницу в три погибели, словно портновскую линейку. Захарова может только лежать или сидеть в позе Алёнушки на камушке, почти касаясь пухлых коленок забинтованной нижней челюстью. Шубка сзади приподнялась, обнажая танкерный, глобусный зад, облитый карамельно-молочной лайкрой колготок, украшенных чёрными бабочками.

Одна из бабочек раскинула крылышки точь-в-точь на влажной, выпуклой ластовице в женской промежности. По двум штрихам оборок, словно вкруговую проведённым циркулем, отлично видно, где именно под колготками влажные белые трусики «танго» облегают спёкшийся пах Вероники. Насколько внушителен женский зад, обтянутый белым шёлком, настолько же миниатюрными кажутся эластичные трусики.

Спелость ягодиц Захаровой подавляет и завораживает всех знакомых мужчин. Её «пятая точка» в колготках и трусиках чем-то походит, как если бы на грузный Ноев ковчег натянули ленточку от матросской бескозырки.

Стреноженная Снегурочка-Захарочка отлежала себе плечо, её подташнивает, в горле першит. Клейкий пластырь скотча, занимающий половину лица, туго собрал в кучу щёки, губы и подбородок женщины. Руки за спиной вспотели в рукавичках, скотч поперёк запястий тормозит ход кровообращения, локти тоже болят. Трусики защипнули тело резинками, чувствительно сжали интимную часть Вероники, там всё задохнулось от жары. Упругие колени блестят от лайкры, свет бросает тени полумесяцем, будто серебристые лезвия турецких сабель. На капроновые ягодицы и коленки налипло конфетти.

На связанной Веронике Андреевне театральный ансамбль сказочной героини: шуба, шапка, сапоги, рукавички. Рыжеватые непослушные кудри рассыпались по отложному воротнику голубой переливчатой шубки из бархата, украшенной снежинками. Шапочка с меховой опушкой съехала Веронике на один глаз, по согнутой спине стекает искусственная пышная коса, пришитая к шапочке с исподу. На женщине изящные белые сапожки до колен, а бёдра, как уже говорилось, обтягивают тёплые лайкровые колготки молочно-карамельного оттенка с роем бабочек.

Перед аппетитной Снегурочкой-Вероникой на полу стоит картонная табличка. Издевательская надпись гласит:

«Игорю – от Деда Мороза. С Новым годом!»

Вероника Захарова закрывает серые, выразительно накрашенные и подведённые гелем глаза. Она целый час пыталась вырваться из клейких пут, прогрызть осточертевший кляп из скотча, но лишь впустую израсходовала силы. Сейчас её, оклеенную полиэтиленом Снегурочку, наверняка изнасилуют и унизят прямо под ёлкой в пустом банкетном зале. Насильнику всего-то нужно немного стянуть с пленницы трусы и прилипшие карамельные колготки, мокрые от боли, бесплодного барахтанья и ненависти. Забирайте сказочную красавицу, пользуйтесь на здоровье!

За дверью зала слышатся шаги. Злобный карлик Игорь идёт за своим подарком.

***

Вот колготки-то Веронику и подвели. Точнее, подвело отсутствие юбки и вызывающий снегурочий наряд… Нет! Если уж по порядку, то вначале Веронику подвёл неуклюжий Витька Макинцев, из-за которого пришлось снять платье и во время выступления сверкать ляжками на весь зал. При выходе из автобуса Витька спьяну наступил ей на подол длинного голубого сарафана, поддетого под шубку Снегурочки. Не чуя подвоха, Вероника шагнула из автобуса на землю, раздался мерзкий треск – и серебряное шитьё с мишурой, пущенное по оборке, оборвались напрочь вместе с частью юбки.

Запаренная Захарова матерно отлаяла растяпу Витьку при всех, прикинула ущерб, понесённый костюмом, – безобразный отпечаток грязного ботинка на голубом шёлке смотрелся как разлив мазута по поверхности океана, остатки мишуры болтались куцей бахромой, всюду вылезли нитки и скрепки. Реанимировать злосчастный сарафан за двадцать минут до выступления не сумел бы ни один фокусник. Никаких булавок не хватит, да и след от башмака быстро не отмыть.

– Чтоб ты обосрался, Витя! Куда смотрел, урод?

К выгрузившимся артистам подскочила высокая девушка в небрежно наброшенном малиновом пальто. Её ноги были тощими как спицы, а обтягивающие брючки-скинни лишь усиливали это впечатление. В узкой змеиной ладошке подошедшей сверкал фирменный блокнот.

– Здравствуйте, меня зовут Илона. Я отвечаю за приём и размещение труппы, – затараторила худая девушка. – К сожалению, нас поджимает временной фактор, мероприятие начнётся уже в шесть.

– Успеем, – нехотя буркнула Вероника, держа раненый подол на весу. – Покажите нам зал и гримёрку.

Илона кивнула назад, где переминались два громилы-близнеца в комбинезонах с логотипом «Мебельный двор «Эталон уюта».

– Мускульная сила к вашим услугам. Показывайте, что им транспортировать: реквизит, аппаратуру, пульт?

Вероника отбросила загубленную оборку – что теперь жалеть попусту? Как говорил бывший муж: «Не надо слёз, уйдут на сперму».

– Негабаритного багажа у нас нет, мы очень мобильные артисты. Костюмы – на нас, звукооператор рядом с вами. Его зовут Алексей Нечёт. Покажите Лёше, куда воткнуть ноутбук, с остальным разберёмся.

В кабинете, отведённом артистам под костюмерную, сочная, фигуристая Вероника через голову стянула испорченный сарафан, осталась в простом зеленоватом свитерке, бронзовых колготках с чёрными мотыльками и белых сапогах со стразами, облипающих ноги до колен. Тяжёлые бёдра главной клубной Снегурочки напоминали дыни-переростки, зад был обстоятельно и глубоко обтянут тесными белыми трусиками.

Мужики-актёры не обращали на начальницу внимания, подклеивали бороды, чесали друг другу спины: коллеги по клубу видали заведующую Захарову во всех ипостасях, в том числе топ-лесс, в доску пьяной и переблёванной.

***

Освободившись от сарафана, сероглазая Захарова снова накинула шубку василькового цвета, повернулась у зеркала, надула круглые, свёкольно  нарумяненные щёки.

Без сарафана Снегурочка из неё получалась довольно смелой: шубка прикрывала ляжки женщины не больше чем на одну треть. Карамельная колготочная лайкра играла на изгибах ног на все лады, будто оптическая галлюцинация. Десятки бабочек усыпали сочные сдобные ноги. Если Вероника чуть шевелит мышцами бедра, крылья бабочек приходят в движение.

– Грёбаный Витя со своими лаптями. Придётся побыть развратной внучкой! – Захарова вынимает из несессера фляжку с коньяком, со вкусом глотает обжигающий напиток. – Хорошо хоть чёрные колготки под сарафан не надела, с белыми сапогами они бы вообще не в тему. Была бы сейчас Снегурка в трауре.

– Белые лосины надо бы, – несмело говорит виноватый в катастрофе Витька Макинцев.

– У тебя они есть? – вскипает Вероника.

– Откуда? Я ж не педик.

– Вот и не лезь, мудак хренов!

– Могу предложить свои брюки, Вероника Андреевна, – отзывается Галка Косихина в пенопластовом костюме снеговика. – Хотя они малы будут.

– Снегурка в брюках? Что за мужеподобный образ, Галя? – руководительница берёт у коллеги щепотку пудры, растирает по скулам, оттеняя румянец. – У нас не вечеринка феминисток, а детский спектакль. Я уж лучше в шубе с колготками зажгу. Они не рваные, пристойные, сойдут.

– Зоологические, – глубокомысленно говорит Гомоновский. – С бабочками.

– Фигня, кума. Только перед детьми сильно не нагибайся, без сарафана трусы заметно, – утешает Анька Сорогина, играющая в новогодней сценке Кикимору, и тоже припадает к заветной фляжке.

– Дети не увидят, но там и родители в зале сядут! У них совместный банкет, теперь так модно, – Вероника наскоро подмазывает потёкшие губы и ресницы, пудрит заблестевший от испарины нос.

Клуб Вероники Захаровой приехал на «сенокос» – проводить новогодний спектакль для сотрудников и детей в «Эталоне уюта». Захарова считала, что им, поселковому клубу, страшно повезло ухватить заказ на шабашку в городской корпорации. За день это был уже четвёртый и последний спектакль труппы («крайний спектакль» – суеверно поправлял Дед Мороз в лице Витальки Гомоновского).

Настроение у Вероники было паршивое: половина артистов изрядно закосела, Нечёт перепутал треки и чуть не запорол предыдущий спектакль, Леший плавал в тексте, у Кикиморы началась изжога от питья коньяка на голодный желудок. Виталька – Дед Мороз посеял посох, пришлось спешно мастерить ему замену прямо в автобусе, на ходу – из древка от завалявшегося плаката, скотча и серебряной бумаги.

В суматошной клубной жизни научишься моментально устранять почти любые досадные потери. Но вот сарафан с оборванным низом – это серьёзный случай. Попробуй не запей с этими чудаками! Вероника снова отхлебнула коньяку (неплохой, армянский, на антистрессовых допингах экономить нельзя), распушила синтетическую белую косу, поправила шапочку, поглубже запахнула шубку.

Угораздило же Витьку оставить Снегурочку без длинного платья! Бёдра и колени в молочно-карамельном капроне и бабочках выглядят немного не к месту в образе волшебной внучки – выпирают слишком соблазнительно, упруго и круто, будто пироги в хрустящей глазированной корочке.

– Да плевать, буду Снегуркой из «Плейбоя»! – Вероника кокетливо перекинула косу на тучную грудь. – Никто не позарится, кому я нужна в свои тридцать с гаком?

***

Раздав артистам наставления, Захарова разыскала банкетный зал – наспех разведала обстановку, процокала каблучками по паркету, сложила ладошки рупором, покричала в стороны, проверяя акустику. Каблуки звенели по прямоугольным плиткам как сосульки. Зал для торжеств был условно разделён пополам. В ближней половине высилась мохнатая ёлка в струях дождя и гирлянд, с местом под хоровод, шоколадным фонтаном и фуршетом для детишек.

В дальней части накрыты столы для взрослых: вазы с цветами, веера салфеток, шеренги винно-водочных бутылок. Пара девчат из местной обслуги торопливо сервировала посадочные места для ВИП-персон. Элитный стол Вероника определила сразу: там и бутылочки подороже, и цветочки погуще. Даже пепельницы в углах стоят.

– Лёша, соберись, минутная готовность! – Вероника вошла за импровизированные кулисы, где сидел звукотехник Нечёт. – И учти: ещё один бокопор на музыке – будешь три спектакля работать бесплатно!

– Понял, Вероника Андреевна.

– Аня, Галина, Витя! Не спим, подтягиваемся!

Снегурочка-Захарова поперхнулась, торопливо отхлебнула из спасительной фляжки. Голос сегодня сорван напрочь… а скоро ей в четвёртый раз исполнять арию Снегурочки: «Зима и лето ходят разными дорогами».

Распахнулись парадные двери, за столами начали рассаживаться взрослые гости, через боковой вход запустили малышню. Лёша Нечёт включил новогоднюю увертюру. Очередное представление стартовало. Ёлку облепила стая ребятишек от четырёх до двенадцати лет. В дальнем конце чопорно устроились сотрудники компании «Эталон уюта» и их высокое начальство. Вероника выждала семь минут, одёрнула подол шубы, выскользнула на сцену, стиснула микрофон покрепче.

– Здравствуйте, ребята! Здравствуйте, господа папы и мамы! Сегодня вы увидите невероятную карнавальную сказку!…

Явление осанистой, ладной Снегурочки в шубке-коротышке, белых сапогах и симпатичных колготках вызвало шквал одобрения на взрослой половине зала. Шею Вероники унизывали белоснежные бусы и мишура, масштабный бюст рвал узорчатую голубую ткань, а густой макияж делал её похожей на царицу с лубочной картинки. Обнажённые колени ведущей были привлекательны и упруги. Голос у Вероники Андреевны был слегка надтреснут, как у блюзовой певицы (спасибо ларингиту), но в целом – мощный, грудной, отрепетированный долгими годами труда на ниве культпросвещения.

Аплодировать броской героине вечера начали почти сразу. Под музыку Вероника строила детям глазки, кричала-зазывала, убегала от Кикиморы и Лешего, грохоча каблучками и мотая косой, пряталась за детскими спинами. Всё шло согласно откатанному сценарию. Кикимора колдовала, Дед Мороз бренчал поддельным посохом, Снеговик гонял противников лохматой метлой. Детки хихикали и повизгивали.

За столами ели и пили, поднимали здравицы, передавали салаты, стоял обычный праздничный гам. «Ну, за процветание компании!… Ну, за нашего дорогого Ивана Ивановича!…»

Во время пьесы от Вероники не ускользнуло, что за её передвижениями по залу внимательно следят десятки мужских глаз. Когда она, румяная, круглобокая Снегурочка, дурачится, виляет бёдрами и приседает за детишками, прося укрыть её от нечисти, подол куцей шубки приподнимается очень уж заманчиво, выпуская на волю мельтешащих бабочек. Рукой, затянутой в голубую рукавичку, Вероника то и дело оправляла стоящее колом бархатное одеяние. Ей мерещилось, что холёные дамы за столами шепчутся в её адрес, Кикимора-Анька издали посылала Захаровой непонятные знаки, всё это выбивало из колеи.

– У меня не задралось, Анька? – шёпотом орала Захарова, едва дети отвлекались на угощение. – Не стой как дура, семафорь мне, если что!

– А? Чего убралось? – к четвёртому спектаклю Анька уже почти не соображала. – Да нет, Андреевна, всё тип-топ, ты секси. Блин, изжога  замаяла, загибаюсь…

– Вместо того чтоб курить у автобуса, пепел от сигареты бы сожрала, кто мешал?

Из-за элитного ВИП-стола на Веронику Захарову в образе Снегурочки неотступно смотрел тонкогубый господинчик в шикарном белом пиджаке. Его редкие волосы были с висков зализаны на лоб, наверное, он пользовался муссом для укладки. Захарова слыхала, что это один из соучредителей и спонсоров праздника по фамилии Фотиев. Фотиев всюду находил взглядом Снегурочку, будто раздевал, оценивал её реплики и жесты. В его эксклюзивных очках отражались нежные и упитанные ляжки Снегурочки, еле прикрытые шубкой.

Часовая программа растянулась для Захаровой на целую вечность, ближе к концу представления Вероника выдохлась, стала злиться и нервничать. Декоративная шуба Снегурочки почти ничего не весила, она была сшита из искусственного бархата на сатиновой подкладке, однако в душном зале при большом стечении людей в ней со временем становилось некомфортно.

В лифчике и промежности под тёплыми карамельными колготками у Захаровой уже было склизко от пота. От выпитого алкоголя и тесного белья чугунно набрякли соски, тяжёлый бюст четвёртого размера сегодня очень уж напористо распирал вырез шубы. Зудели пышные ягодицы, похожие на Ноев ковчег, защемлённый ленточками от матросской бескозырки, ныло и урчало в растрясённом за день животе.

***

Внимание прилизанного спонсора в белом пиджаке тоже почему-то бесило Веронику. Иногда Фотиев вставал с места, подходил поближе к ёлке и рассматривал танцующую Снегурочку в упор. По сценарию спектакля во втором акте Леший с Кикиморой обманом брали Снегурочку в плен и таскали вокруг ёлки в тяжких оковах.

Цепи находчивая Вероника сварганила из обычного бельевого шнура, оклеив его дутыми блестящими звеньями из фольги. «Заковав Снегурочку», то есть скрытно обмотав ей запястья верёвками, и потрясая бутафорскими конструкциями, Леший с Кикиморой распяли руки Вероники в разные стороны и поволокли через зал, словно огромную синюю птицу с карамельно-бронзовыми ногами.

– Наша будет красотка! – ухарски гикала Анька, натягивая свою «цепь» и увлекая Веронику за собой.

– Нет, моя, куда потащила? – надрывался Леший – Мишка Докучаев – и тащил начальницу к себе за другую привязанную руку.

Снегурочка-Захарова, похожая на каторжницу, с громким плачем металась между двумя сказочными недругами, растянутая на манер распятия, умоляла детей помочь ей стихами и дразнилками, белый парик с косой ехал куда-то вбок, щёки раскраснелись даже сквозь густой грим, в карамельно-бронзовой глади обнажённых бёдер сияли гирлянды и цветомузыка.

Вероника видела, что Фотиев снимает её на телефон и похотливо улыбается краешком рта. Другие мужики за банкетом позабыли о бокалах, заинтригованно подались от переполненных столов, наблюдая за крупной Снегурочкой в короткой шубке, взятой в огромные цепи. Но пока Захарову беспокоило лишь одно: как бы дети не засекли под шубкой её белые эластичные трусики.

По памяти читая текст несчастной Снегурочки, Вероника старалась держать коленки вместе, целомудренно приседала, отворачивалась боком, не позволяя васильково-голубой шубке вздёрнуться выше мысленно отмеченной на бёдрах черты.

«Вот шары вылупили! – негодует про себя Захарова на взрослых зрителей. – На баб своих смотрели бы! Садо-мазо вам тут, что ли?»

К приверженцам постельных грубостей Вероника Андреевна себя не причисляет, но (как надлежит женщине культурной и развитой) знает о БДСМ-практиках чуть больше, чем положено среднестатистической жительнице посёлка Герасимовка. Мало ли где пригодится?

В последний раз пригодилось осенью, во время предвыборной кампании. Там Вероника Захарова неожиданно сошлась с молодым и презентабельным кандидатом, который просил называть себя просто Алик. Алик вёл агитацию и встречи с избирателями, клуб помогал ему с креативным сопровождением. Было весело. После встреч с избирателями Вероника ныряла в роскошный лимузин черноволосого цыганистого Алика и они ехали в городской отель: даже после развода Захарова принципиально не водила любовников к себе домой.

Наличных денег у спутников Вероника не выпрашивала, но сразу давала понять, что в неё придётся вложиться. Иные кавалеры тушевались и сматывали удочки, зато с обеспеченными дядями схема работала безотказно. Алик баловал её французскими духами и голландскими букетами, накрывал поляны, расплачивался за Веронику в ресторане и бутиках.

На втором свидании он намекнул, что хотел бы сыграть роль ночного подчинённого у темпераментной, решительной завклубом. Мадам Захарова мило улыбнулась и отдала подчинённому первый приказ: ехать в лучший брендовый магазин женского белья и аксессуаров. Алику было велено ждать у примерочной кабинки, позже он расплатился кредиткой за кучу выбранных Вероникой свёртков и коробочек.

В отеле после шампанского Вероника спряталась в душевой и надела купленный кожаный комплект: красно-чёрное бюстье, перчатки и облипающие шорты с вырезом в паху на молнии. Натянула на ляжки чудесные чёрные чулки, расчерченные неровными зубцами. Влезла в тяжёлые ботинки с высоким берцем, выкрасила веки и губы в готические мрачные тона.

Вышла, связала голого Алика ремнями, заткнула ему рот пахучими, горячими, только что снятыми с себя колготками. Вооружилась щипцами для бровей, иголками, пластырем и маленькой плёткой. После долгих и продолжительных мучений Алик залил спермой весь номер и несколько последующих встреч выступал перед избирателями нараскорячку, боясь задеть собственную опухшую мошонку.

Пока Алик зализывал раны, выборная гонка кончилась, во второй тур он не прошёл. Так они и расстались. Ветреная Вероника вдруг охладела к цыганистому кандидату и с головой окунулась в клубную работу. Сын Егорка, оставшийся от мужа, большей частью рос у бабушки, а Вероника Захарова жила вольной богемной жизнью, уходя в Дом культуры в три часа дня и возвращаясь в половине седьмого утра. В преддверии Нового года она набрала столько шабашек, что иногда спала в кабинете на диване. Для любого культурного учреждения праздники – это жизнь, хороший заработок и постоянная движуха.

***

Сразу после выступления Илона в брючках-скинни перехватила Веронику по пути в гримёрку.

– Вероника Андреевна, пора обсудить сумму. Сколько с нас?

– Сумму обсуждали заранее. Пятнадцать тысяч.

– У почётных гостей вечера есть просьба лично к вам, – неожиданно сказала Илона. – Вероника Андреевна, нельзя ли повторить ваше выступление на бис?

– Что? – Вероника хрипло засмеялась смехом блюзовой певицы. – Нет, бисов мы не даём, труппа уже с ног валится, а я совершенно без голоса. Мы неделю на колёсах, по четыре концерта за день! Поэтому извините. Можем оставить вам Галю-Снеговика на часовую конкурсно-игровую программу за отдельный расчёт.

– Нам не нужна вся труппа, – с нажимом подчеркнула секретарша Илона, треща фирменным блокнотом. – Гости хотели бы видеть на празднике лично вас.

Захарова осмотрела свой наряд: мишура, коса, колготки, сапоги. Всё ясно. Блестящую и сексапильную Снегурочку наверняка жаждут заполучить за ВИП-столик дяденьки с большой мошной. Подобные прецеденты у прелестной пышки Вероники Андреевны случаются регулярно, но есть у неё неписаное правило – никакой гульбы в рабочее время.

– Вот как? Меня хотят видеть? А кто конкретно хочет?

Илона сморщила нос.

– Могу уверить – очень достойный и обеспеченный человек.

– Наш ответ – нет, – Вероника забросила косу за круглое плечо. – Отдельно от труппы я тем более не выступаю. Спасибо, мы возвращаемся в Герасимовку.

– Хорошо, – без эмоций сказала Илона. – Тогда можно задержать вас ещё на секунду? Пройдёмте в сборочный цех, там касса.

Сборочный цех, освещённый светодиодными трубками – целый лабиринт нагромождённой мебели. На недосягаемой высоте покачивает крюками кран-балка, на уровне второго этажа по периметру помещения тянется ажурный лестничный переход, напоминающий театральную галёрку. Женщин встречает резкий запах лака, формальдегидов, стружки и олифы. В другое время Вероника с удовольствием изучила бы ассортимент фирмы «Эталон уюта» – ей давно хотелось поменять дома кресла. Может, попросить у Илоны рекламный буклет? В тишине склада колготки и мишура Снегурочки шелестят ласково и нежно, словно кусок сливочного масла, брошенный на сковородку.

Остановившись в узком проходе между горами полусвинченных шкафов, раскрытых комодов, мешков с комплектующими, пирамидами из дверок, столешниц и полок, Илона что-то отрывисто набрасывает в блокноте, отгибает листок и показывает Веронике Андреевне.

На листке аккуратным почерком написано:

«Вас приглашают в ночной вояж. Две тысячи долларов».

– Не поняла… – снисходительно говорит Вероника, приподнимая соболиную бровь.

На самом деле она сразу интуитивно понимает, от кого поступило «вояжное» приглашение. Перед глазами возникает прилизанный Фотиев в белом пиджаке, дотошно снимающий на камеру, как Веронику с обнажёнными ногами таскают по залу в цепях, и длинная коса бьёт её по упитанным коленкам. Несомненно, богатому Фотиеву запомнились бронзовые ляжки могучей Снегурочки, её алый рот и плен в фальшивых кандалах. Вероника знает, что ей бесподобно удаются ролевые женские образы, даже в облике Бабы-Яги она умудряется быть сексуальной. В училище её в шутку сравнивали с Лореттой Янг – за элегантность и подачу фактуры.

– Это вам Фотиев поручил? – прямо спрашивает завклубом.

– Уважаемая Вероника, вам хотят сделать новогодний подарок, – невозмутимо говорит Илона. И дописывает: – «Две тысячи долларов плюс дополнительные бонусы».

Как человек увлекающийся и творческий, Вероника Захарова никогда не корчила из себя орлеанскую девственницу. Мазохистский красно-чёрный комплект, оставшийся от Алика, верно ждёт своего принца, (а ещё она в тот раз заодно купила шикарные сапоги-чулки, сетчатую тужурку с ошейником и нейлоновый комбинезон в обтяжку). Будем откровенны: случаются у мадам Захаровой в её клубной рутине и скороспелые романы, и «случки по взаимной симпатии», и язва Галка нет-нет да поздравляет начальницу «с новым хером», а Сорогина декламирует неизвестную цитату:

– «Мне нравится Орфей! Придётся дать…»

Законный муж ушёл от Вероники не просто так – не смог простить ослепительной супруге клубных интрижек, амурных похождений и поздних отлучек. Порой пьяную в дым Веронику под утро привозили домой неведомые поклонники на «маздах» и «крузерах» (как она потом уверяла мужа – «оч-чень приличные люди, не подумай плохого»).

Чего стыдиться, красивая и талантливая завклубом питает слабость к крутым мужчинам с мощными машинами и к приятному отдыху в саунах с последующим фееричным сексом. Но госпожа Захарова всегда была свободна в выборе половых партнёров и ни с кем не ложится чисто за деньги. Предложение зализанного Фотиева, переданное через Илону, выглядело уж слишком наглым.

Две тысячи баксов за ночь с голубоватым говнюком? Да будь он хоть основатель «дома Сваровски», Вероника на такие штуки не ведётся.

– А тебе за вояжи он сколько платит? – в упор говорит Снегурочка.

– Вполне достаточно, – Илона бесстрастно возвращает листок на место, складывает блокнотик. – На жизнь хватает.

– А вот мне недостаточно! Извините, но я вынуждена вам отказать, вам и вашему гнойному начальнику! – чётко произносит Вероника. – Пусть он засунет эти две штуки долларов в более доступную дырку.

Выслушав отповедь артистки и ничего не ответив, Илона молча исчезает в проходе между ящиков. И в этот миг как по команде на складе-цехе гаснет свет.

***

Не успевает Вероника набрать в грудь воздуха, чтоб позвать пресс-секретаршу, потребовать вывести её отсюда, как вдруг в кромешной тьме её крепко хватают за руки и крутят их за спину. Над ухом бешено трещит скотч, разматываемый с катушки. Нападающих как минимум двое. Захарова чувствует, как ей выламывают суставы, вывихивают жилы в локтях, задирают руки до лопаток.

– Ай! – вякает Вероника от испуга и боли, и тут же поперёк лица ей с силой накладывают широкую ленту скотча, потом вторую, третью…

Остаток крика выскакивает из женщины уже через нос. Тугая клеёнчатая липкость сковывает щёки, рот, прильнула к зубам, сдавила напомаженные губы. Чьё-то чужое колено грубо втёрлось Снегурочке между ног, прямо в мокрые от пота трусики, это унизительно и противно, её валят лицом вниз на невидимые гремучие ящики и вяжут скотчем завёрнутые руки.

Мадам Захарова никогда не была трусихой и овцой – в поселковом Доме культуры слабой быть нельзя. Заглушённая кляпом Вероника вертит головой и пышным тазом, бодает пустоту, трясёт грудями и бусами, пинает каблуками пространство позади себя и даже попадает два или три раза во что-то живое. Потом где-то далеко на выходе со склада мелькает полоска света – негодяйка Илона выскользнула наружу, бросив несговорчивую артистку на растерзание маньякам.

– Илона… извините, как вас по отчеству? – Вероника узнаёт вдали голос Лешего-Докучаева. – А где наша командирша-Снегурочка? Ищем-ищем… домой пора ехать, в Герасимовку. Вы её не видели?

– По-моему, ей стало плохо, кто-то вызвал ей такси и отправил домой, – нагло лжёт Илона. – Пойдёмте, я расплачусь с труппой.

Дверь захлопывается, лучик света исчезает, оставляя связанную Снегурочку наедине с насильниками. Захарова протестующе рычит сквозь толстый пласт скотча, стягивающего рот. Вспомнив уроки женской самообороны, которые у неё в ДК вела тхэквондистка Эльга Таирова, Вероника резко откидывает голову назад раз, другой (больно выстреливают остеохондрозные шейные позвонки), зато злорадно отмечает, что попала кому-то затылком в лицо. Хватка на локтях на секунду слабнет. Закрепляя успех, Снегурочка-Захарочка наугад топает каблуками-шпильками по вражеским ногам, сзади вновь раздаётся оханье – кому-то не повезло. Тогда женщина отталкивается, откидывается от ящиков назад, тараня противника всем живым весом.

Каким-то чудом ей удаётся вырваться из захвата и она наобум бежит по тёмному цеху – со скрученными за спину руками и залепленным ртом. Во тьме её пытаются поймать за шубку, но лишь сдирают звёздочки и мишуру с плеча. Сердце Вероники дико бьётся, громко вжикают тугие карамельные колготки в паху и недомотанный скотч тоже вжикает и хрустит, хвостом болтаясь где-то сзади.

Один из врагов почти настигает Веронику, наощупь вцепляется в пушистую белую косу, но поддельная коса соскальзывает вместе с шапкой, а Вероника вслепую мчится дальше. Когда узловатая ладонь впивается ей в ляжку повыше колена, на выручку приходят скользкие капроновые колготки: они помогают пленнице стряхнуть с бедра чужую руку. Запыхавшаяся Захарова благодарит Бога, что на ней нет сказочного голубого сарафана с длинным подолом.

Оставшись без поддержки, разлетевшиеся волосы сыплются беглянке на лицо, пряди щекочут лоб, виски, уши, проникают сзади за воротник шубки. В густой, пахнущей стружкой и олифой темноте Вероника не видит даже кончика собственного носа, зато и похитители растерялись. Похоже, они не рассчитывали нарваться на активное сопротивление «артистки». Через два шага Вероника отбивает себе колено об какой-то угол, через три – стукается лбом о вставший на пути шкаф, потом по наитию, по слабому движению воздуха определяет, где идёт узкий коридор между завалами мебели и пускается наутёк.

***

Вряд ли Веронике дали бы уйти далеко, но тут сзади загрохотало – кто-то из нападающих уронил во тьме мебельные остовы и сам себе забаррикадировал путь. Погоня застопорилась, матерясь вполголоса и разгребая завалы стульев и тумбочек. Это неслыханная удача. Воспользовавшись замешательством в рядах противника, Вероника отрывается от преследователей и, руководствуясь каким-то сверхъестественным чутьём, убегает вглубь гигантской свалки «Эталона уюта», набивая шишки о выступающие мебельные каркасы.

На бегу Вероника лихорадочно дёргает вывернутыми за спину руками, но противники успели-таки надёжно скрутить её скотчем: плёнка стягивает женщине локти и запястья поверх голубых варежек, две или три ленты опоясали грудную клетку. Полупустая катушка болтается в районе ягодиц, Вероника ощущает, как картонный цилиндр трётся и стучит её по бёдрам.

Бежать к запертой двери склада не имеет смысла: там Веронику будут искать в первую очередь. Внезапно Захарова понимает, что её с головой выдают звонкие каблуки, шелест мишуры, колготок и скотча, стук пластмассовых бус, сиплое дыхание. Она толкается наугад влево и вправо – и вдруг обнаруживает ответвление-проход среди шкафов. Возможно, это тупик, но деваться некуда.

Нырнув в проход, Снегурочка медленно отступает на цыпочках, пытаясь унять сердцебиение. Красться на носочках неудобно: полные икры Вероники под вечер надсадно болят от тесноватых белых сапожек. Пот пополам с гримом заливает ей глаза, руки ноют в тугом коконе прозрачной плёнки, но останавливаться никак нельзя: похитители уже идут за жертвой по пятам, подсвечивая себе мобильными телефонами. Вся надежда только на то, что они побоятся показывать ей свои лица.

Притаившись за каким-то выступом (может, приоткрытая дверца шкафа?) Вероника приседает и безуспешно пытается сжаться до размеров котёнка.

«Чёрт, засада. Вот это попала ты, голубушка Вероника Андреевна! Прямо триллер. Сижу в чужом тёмном складе без окон, ничего не вижу, меня ловят подосланные насильники, руки связаны, рот заклеен!»

Она снова поводит плечами, пытаясь ослабить, распустить руки, стянутые за спину лентой. Бесполезно, наверное, похитители использовали специальный мебельный скотч. И что теперь делать? Абсолютно одна в незнакомом здании против двух или трёх бандитов – жуть! От переживаний Захаровой вдруг хочется в туалет. Возможно, за ней охотится та самая «мускульная сила», грузчики в комбинезонах с логотипами, подчинённые шестёрки Фотиева?

А ведь ловко придумано! Никто в «Эталоне уюта» не видел, как Илона уводит Веронику в сборочный цех. В случае чего пресс-секретарь махом открестится: «там выключился свет и больше я её не видела». Олигарх Фотиев тоже заявит, что никому не поручал делать артистке интимное предложение за две тысячи долларов, а в случае отказа – гасить на складе лампы и брать аппетитную Снегурочку силой. У Захаровой нет никаких доказательств, кроме связанных рук и рта. Единственные участники шоу – две шестёрки-грузчика, которых Вероника даже в лицо не помнит.

Своё положение Вероника оценивает как безнадёжное. Руки спутаны за спину, во рту кляп, свободны только ноги. При себе у неё ни мобильника, ни ножа, ни газового баллончика. Все личные вещи остались в несессере вместе с косметичкой, тампонами, ключами от клуба и кошельком. На артистке Захаровой лишь шумный наряд Снегурочки из мишуры, лайкры, капрона и фольги, а также сапоги, колготки, свитер и трусики. С таким арсеналом много не навоюешь. Со связанными руками ей даже сапог не снять.

Захарова робко отступает на несколько шажочков, натыкается ягодицами на какую-то конструкцию из фанеры. Древесно-стружечная плита предательски гудит. Осторожно, дура! Так тебя в два счёта поймают.

К общей досаде добавляется то, что связанные руки в варежках слишком неповоротливы, снегурочьи рукавицы не позволяют женщине нащупать скотч на запястьях. Почему она не сняла их сразу после выступления? Вероника упорно напрягает руки, прикидывая, сможет ли раскачать, расширить изнутри солидный слой плёнки, потом разочарованно вздыхает и оставляет идею разорвать путы с нахрапа. Локти стянуты накрепко, бандиты успели нахлестать на её предплечья не меньше полкатушки скотча. Просто беспомощная курица. В колготках чешется от пота и нервного напряжения, будто туда высыпали горсть мебельных опилок. Ноют мышцы спины и шейные позвонки – слишком резко дёрнула головой, когда отбивалась.

Обычно в случае затруднений Вероника начинает прикусывать и посасывать нижнюю губу – такая у неё привычка. Бывший муж Костя находил это сексуальным. Но со скотчем на пол-лица Снегурочка-Захарочка лишена даже этого удовольствия. Губы намертво расплющились, растеклись по изнанке липкого кляпа.

Злобно сопя носом, женщина снова приседает на корточки, давая отдых ногам. От её промежности под подолом шубки несёт сладковато-затхлым запахом возбуждённого женского тела (побегайте-ка весь день по концертам в тесных капроновых колготках!). Белые трусики кокетливо благоухают пряно-кислыми ферментами интимных мест, раздражёнными, слежавшимися гениталиями. Из вульвы в прокладку «Milana» щекотливо просачиваются увлажняющие соки. Кто-то из бандитов сильно натёр Веронике пах своим коленом, пока связывал, и её тело не замедлило откликнуться. Наверное, женский организм счёл это упражнение восхитительной любовной игрой.

За месяц до новогодних каникул Вероника объявила себе «сухой марафон», как поступала на протяжении последних лет. Известно, что хорошего артиста одна неделя праздников целый год кормит. Это значило – до первых чисел января у завклубом Захаровой отменяются все гулянки, интимные встречи и половые контакты.

Вместо пояса верности Вероника потуже затянула себя в трусы и нейлоновые колготки, а всю женскую энергию направила на концерты, сценарии, репетиции, выездные выступления. В итоге даже на бандитское колено между ног она среагировала как на медленный вальс с мужчиной своей мечты – мигом размякла в паху и поплыла. Ну и гадость.

***

Враги разгребли завал, погасили мобильники и теперь шепчутся неподалёку. Вероника настораживает уши. Мужчины говорят очень тихо, часть слов Вероника скорее угадывает, чем разбирает. Здесь они даже в темноте ориентируются гораздо лучше посторонней пленницы. Похоже, парочка остановилась за два или три параллельных прохода от лакомой, увешанной снежинками добычи.

– Упустили соску. Куда смотрел, сука?

– А ты? Сам-то чего не держал её?

– Я вторую катушку разматывал, а она мне ка-а-ак вдарит каблуком по стопе, вот сюда, в косточку, чуть не насквозь!

– Думал, она тебе просто так отдастся? Боевая девка-то.

– Говорили, она за бабки всем даёт (Вероника в своём укрытии чуть не давится кляпом от злости и обиды).

– Так её сперва уламывать надо, тёлки это любят. Кафе-шмафе, кино-вино. А Фотиев сказал: хочу сейчас же! Тащите Снегурочку сюда.

– Илонка сглупила, подкатила к ней в лоб со своими баксами, отпугнула соску.

– Мы тоже неправильно сделали, Сивый. Надо было не свет гасить, а мешок ей на башку накидывать и вязать.

– Задним-то числом мы все академики. Где она, как думаешь?

– Наружу ей не выйти, Илонка дверь на замок заперла. Где-то тут Снегурка ныкается.

– Как ловить будем? Включим верхний свет?

– Нет! Обождём палиться. При свете она тоже нас увидит. Хочешь, чтобы рыло твоё срисовала?

– Не-а, не хочу.

– И я не хочу. Попробуем обойти с двух сторон и взять внезапно.

– Хорошо, хоть рот ей успели залепить, Колюха. Сейчас визгу было бы на весь комплекс!…

– Мне спасибо скажи, я ей сразу пасть замотал.

– Спасибо тебе Фотиев скажет. Где её искать?

– Она связанная, цех закрыт, по-любому далеко не убежит. Отсиживается где-нибудь между рядов.

– А цех-то – тысяча двести квадратов!

– Ничего, бабёнка жирная, сочная, не иголка. В щель не закатится. Найдём.

– Только надо делать быстро, пока никого нет.

Парочка (Вероника окончательно уверилась, что её караулили двое) немного размышляет, затем один говорит:

– Скидывай обутки! Я тоже сниму. Действуем так: свет не включаем, мобильником подсвечиваем только изредка. Полагайся на слух и на запах – от неё парфюмерией здорово прёт.

– Да уж, вкусно пахнет девочка.

– Идём тихонечко на цырлах и слушаем в оба уха. Без причины не шуметь! Нащупаешь Снегурку – сразу бери за жопу и ори, я врублю свет и иду помогать.

– Пульт от люстры у тебя?

– Ага. У тебя скотч остался ещё?

– Есть. Хватит ей, пышечке нашей. И ремень есть. Может, когда брать будем, по чайнику её слегка причесать? Вырубить минут на пяток.

– Можно, только осторожно. Череп соске не пробей. Хоть сдохни, а найти её надо, не на складе же оставлять.

– Пошли, огибаем, ты от этой тележки налево, я направо. Здесь рядов двадцать. Слушай каждый шаг! Работаем осторожно, бдим внимательно, понял?

– Чего тут не понять? Не забывай, у неё всё шуршать и блестеть должно. Смотри и слушай. Новогодний костюм, какие-то чечки на ней, звёздочки, бусинки отражаются… Сапоги, колготки с лайкрой тоже отсвечивают.

– Сексуальная девчуля, мотыльки на ляжках. Я б такую сам повалял.

– Поваляешь… после Фотиева.

Наступает тишина. Вероятно, охотники действительно разулись, стали невидимыми и неслышными. Вероника пугливо сглатывает под скотчем и тоже отделяется от фанерной опоры. Ей кажется, что снежинки на голубой шубке гремят на весь цех как жестяные консервные банки. На счастье, цех изобилует набивными материалами, пенопластом и войлоком. Звуки искажаются и тонут в море синтетики.

Лифчик под бархатной шубой Захаровой прилип к соскам, трусики ребром вонзились в мокрое от возбуждения влагалище. Вероника торопливо соображает, что ей делать. Темнота ей скорее на руку. Мужики-охотники идут сюда, прочёсывать западную часть цеха. Значит, надо попытаться проскользнуть на восточную сторону, обойти их буквой «П».

Едва Захарова вытягивает ногу вперёд, как за поворотом предупреждающе мигает фонарик мобильного телефона бандита. Вспыхнул, мазнул по фанерным рядам в отдалении и потух. За эту секунду Вероника видит, что стоит возле приоткрытого шифоньера цвета «бамбук», за ним высится ещё один, дальше свалены какие-то плиты в упаковочной бумаге.

В темноте бандит сворачивает в проход к Веронике и останавливается, прислушиваясь. До него не больше пяти метров, женщина чувствует это своим обострившимся инстинктом жертвы. Если он опять зажжёт фонарик – ей конец.

– Ты тут, Снегурочка? – угрожающе шепчет грузчик. – Иди ко мне, я твой Дед Мороз.

Призыв адресован в никуда, бандит её пока не видит. Он и вправду зажигает фонарик, узкий луч падает немного в сторону от Вероники, наискосок, выхватывает раззявленные пасти комодов, поставленные на попа односпальные диваны. Ожидая в любую секунду быть обнаруженной, связанная Вероника делает шаг прямо в недра шифоньера и встаёт за ту дверку, что прикрыта плотнее. Жалкое и нелепое убежище, впрочем, выбирать не из чего. Днище чуть скрипит под массой женщины, но, похоже, охотник не слышит – его отвлёк шум на другом конце склада, где в потёмках бродит его второй коллега.

– Ау-у, маленькая? – зовёт бандит в проходе.

Вероника перестаёт дышать, зажмуривается, представив себя сгустком пустоты без цвета, вкуса и запаха. Слышно, как бандит втянул носом воздух, ловя ноздрями аромат женской косметики, мокрых трусиков, театрального грима. Захарова тоже отчётливо обоняет запах врага: мужское дыхание пахнет солёной рыбой, алкоголем и табачным дымом. Луч бежит вдоль прохода и гаснет. Едва посиневшая Вероника хочет выдохнуть, фонарик загорается снова, нашаривая что-то на полу. С ужасом Захарова видит, что неподалёку блестит оброненная ею с костюма переливчатая снежинка.

Преследователь тоже разглядел улику, подошёл ближе, мягко ступая ногами в носках. Выключил фонарь, постоял, прислушался. Снегурочка замирает внутри шкафа, упираясь в боковину спиной и связанными руками. Ей мерещится, что от неё разит как от косметического салона, что удары её сердца звучат громче выстрелов из пушки, а молочно-карамельные колготки потрескивают на ляжках между ног, будто ломкие ледышки на поверхности ручья.

Помедлив, бандит распахивает дверцу соседнего шифоньера и освещает внутренности фонариком. Никого. Подбирает улику, прячет в карман и уходит дальше – без света.

Отпустив неприятеля подальше, Вероника бессильно выползает из шкафа на цементный пол. Виски разрывает от подскочившего давления, в ушах шумит, как у подножия Ниагарского водопада. Рискуя в любой миг получить в спину вспышку света илиудар кулаком по затылку, Захарова на носочках бредёт в противоположную сторону от той, куда ушёл грузчик Сивый, пропахший селёдкой. Через пять метров женщина сворачивает в проход налево и движется зигзагом в восточное крыло сборочного цеха, стараясь не находиться подолгу в одном проходе, петляя и путая следы.

На сороковом или сорок первом шагу Вероника не выдерживает, оборачивается. Ей кажется, что она видит потолок цеха, видит ломаную линию мебельных шеренг, но внизу и вокруг неё царит всё та же чернильная темнота. Пленница трётся о плечо заклеенной щекой, пробуя отодрать скотч, проклятые бусы на шее тут же сухо брякают.

Застонав на свою тупость, Снегурочка срывается с места, углубляется в цеховой лабиринт, натыкаясь на тележки с электроприводом, мешки и коробки, постоянно меняя местоположение. Это напоминает игру, где водящий ходит с колокольчиком на шее, а другие его ловят. Только если её найдут и изнасилуют, Веронике будет не смешно.

Пройдя ещё метров двадцать, Вероника вновь оборачивается. Неизвестность угнетает её сильнее, чем кляп и скрученные руки. В заклеенном рту остывает перегар коньяка и клубничной жвачки. Виски ломит. Шов карамельных колготок туго прикусил в промежности взмокшие половые губки, трогает её за увеличенный, налившийся страхом и желанием клитор. Отблеск фонарика разрывает пространство в мебельных дебрях – словно зарница перед грозой. Он одновременно и пугает и успокаивает беглянку: по крайней мере, один из бандитов от неё далеко. А где напарник?

Будто прочтя немой вопрос Снегурочки, новое пятно света прыгает между кроватями, сложенными штабелями на манер костяшек домино. Ага, вот и второй гаврик объявился. Гораздо ближе, чем хотелось бы. За краткие секунды, пока фонарик не погас, Вероника успевает миновать ещё несколько поворотов, выписывая замысловатые траектории и рассчитывая дальнейший маршрут, скользит за угол и снова замирает, обратившись в слух. Мебельные острова образуют продольные и поперечные улицы. Сбежать отсюда невозможно, можно только играть с бандитами в кошки-мышки, пока она окончательно не выдохнется.

Вероника Захарова осторожно шмыгает носом: волосы слиплись, мешают, цепляются за жирно намалёванные ресницы и золотые серьги. «Не надо слёз, уйдут на сперму», – говорил бывший муж. Есть ещё один вариант – выйти навстречу охотникам и сдаться – но его Вероника Андреевна даже не рассматривает. Коли уж господину Фотиеву приспичило трахнуть румяную Снегурочку, связанную скотчем, пусть не надеется, что она придёт к нему сама. Перетопчется, прилизанный.

***

У кого-то из бандитов играет мобильный телефон – что-то из блатной музыки, типа «Бутырки». Вероника машинально спешит прочь от источника звука, показавшегося здесь чересчур оглушительным.

– Алло, Игорь Афанасьевич… – нехотя отвечает бандит. – Да, мы в цеху. Нет, не готово. Проблемка у нас нарисовалась… Шухера нет, пока всё тихо, просто клиентка чуток соскочила. Ага… В зале прячется. Нет, бучу не поднимет, руки мы ей замотали, язычок тоже, только ножки не успели – сбежала… Да-да, цех закрыт на клюшку. Где-то тут притихла, отсиживается. Ага, Игорь Афанасьевич. Ищем.

– Что? Что говорит? – подаёт голос напарник, выдавая своё местоположение метрах в тридцати от Вероники.

– Ржёт. Мудаками обозвал. Тепловизором советует искать, – буркает говоривший по телефону. – Сказал, если что – он нас не знает.

– Грёбаная Снегурка со своими каблуками. Всё ещё из-за неё хромаю.

– Ладно тебе ныть. Ты свой сектор обшарил?

– Как бы почти всё прошёл. Мусор с неё нашёл всякий – звёздочки, конфетти…

– Ха-ха! А сиську она тебе не оставила, Колюха?

– Сам-то тоже не поймал, Сивый? А ржёшь.

– «Не поймал»! Мне чо, в каждый шкаф заглядывать? У меня аккумулятор в телефоне скоро сдохнет. Тут одних гардеробов три партии! Да прихожие, да стенки, да всякая шняга…

– Умная девка. Бойкая попалась, зараза.

– Бля, неудачно как-то всё пошло… Фотиев недоволен.

– Не в следопытов надо играться, а врубать верхний свет, искать и вязать курву за ляжки, чтоб не бегала.

Вероника Андреевна совсем не хочет, чтоб её вязали за ляжки. Достаточно того, что по наущению хозяина ей скрутили руки, залепили рот и заставляют бегать по чёрному залу как офлажкованную волчицу, спасая свою честь. Она ковыляет прочь от голосов, стараясь не приступать на каблуки, праздничные белые сапоги по края налились потом, руки набрякли за спиной в тугих лубках из скотча, зудит между ног и между лопаток.

Хочется пить, хочется две таблетки аспирина, хочется улетучиться отсюда куда угодно, лишь бы больше её не трогали. Не так-то легко балансировать на пуантах даме с избыточными формами. Когда Вероника на работе встаёт на весы в кабинете у худрука Сорогиной, стрелка судорожно взмывает к неутешительным цифрам. Вероника отшучивается:

– У тебя весы спешат, Аня!

***

В беспокойной артистической жизни с завклубом Вероникой Захаровой происходило разное. В её мятущейся натуре благополучно уживаются и ангелы и демоны.

Сегодня она может вести в ДК поэтический вечер, вышибать из зрителя слезу, исполняя романс на стихи Есенина в строгом монашеском платье, а завтра та же Вероника на автопилоте шкандыбает по Герасимовке пьяная вдрызг в заляпанной грязью мини-юбке и с туфлями подмышкой. Сегодня её увозит от ДК очередной поклонник на дорогой иномарке, она спит в отеле на батистовых простынях, благородно рыгая «Вдовой Клико», а назавтра Вероника с трясущимися руками занимает из кассы полтинник на банку дешёвого пива.

Старшее поколение в посёлке считает заведующую клубом дамой лёгкого поведения, поскольку мадам Захарова обожает фривольные образы разбойниц, пираток и злых колдуний, носит тугие лосины, необычные колготки и фирменные трусики. В личном плане у Вероники всё складывается довольно хаотично. Иногда под настроение она позволяет себе покурить травки, иногда соглашается на нетрадиционный секс (был бы человек приличный). Через постель и объятия Вероники прошли несколько партнёров, которым она разрешала себя связать и поиграть в сексуальное рабство.

Не раз и не два голая мадам Захарова исходила на крик в любовном ложе, растянутая и привязанная ремнями, схваченная пластмассовыми зажимами за губы и соски, соединённые бечёвками, пока её долго и изобретательно пытают. Надо признать, некоторые самцы ставили над Вероникой очень забавные и развратные опыты. Слава Богу, она давно не девочка и знает, каковы из себя жёсткие интимные игры, кляпы, наручники, а также каковы на вкус мужские члены и их содержимое. Но следует заметить, что кляпы в рот мадам Захаровой принято пихать исключительно по обоюдному согласию, и руки скручивать – тоже по её доброй воле.

Вероника Андреевна испытывает трепетные чувства к коньяку, мужчинам, ужимающим фантазийным колготкам и своей творческой работе. Взбалмошный ритм жизни Веронику вполне устраивает, правда, сына Егорку она навещает нечасто, хоть и живут недалеко. Совсем без матери пацан растёт. С другой стороны, в средствах сын с бабушкой не нуждаются, им и сама Вероника несёт, и бывший Костя алименты отстёгивает, поэтому мальчик сыт, обут, одет, в сентябре вон в Турцию их свозила. Ничем не хуже других неполных семей. Мамке тоже надо для себя пожить.

Вероника Андреевна не святая, но раз уж решила, что мерзкий господинчик Фотиев не соответствует её идеалу мужской красоты, то добром в постель к нему не ляжет. У неё своя система ценностей, хоть вы весь скотч мира на неё намотайте.

***

По стуку за спиной Вероника догадывается, что Сивый с Колюхой выборочно распахивают дверцы шкафов в поисках полненькой сексапильной беглянки. В этот момент мебельные громады впереди расступаются и Захарова скорее чутьём, чем зрением определяет, что приблизилась к головным воротам цеха. Отсюда «Эталон уюта» отгружает готовую продукцию. Место открытое, значит, надо держаться от него подальше. Зазевавшись, Вероника в потёмках налетает животом на офисный стол – скорее всего, здесь сидит учётчик (или приёмщик? или менеджер по отпуску товара?). Хм, это плюс, что рот залеплен скотчем, а то бы ойкнула от неожиданности.

Блин, зачем вокруг так темно-то? Ведь в столе у клерка наверняка валяются линейка, ножницы, ещё какой-нибудь острый предмет? У самой Вероники сделан отличный маникюр – длинные ногти, выкрашенные «под хром», – но руки спрятаны в рукавицы, всё завязано скотчем, и толку от маникюра, увы, никакого.

Чужое присутствие Вероника ощущает резко, как йоги ощущают приток энергии в астральную точку ци. Бандит сзади появляется внезапно, свет фонаря-мобильника в его руке описывает полукруг.

Ничего не успев сообразить, но повинуясь инстинкту самосохранения, Вероника моментально падает на колени, отбив чашечки о цементный пол. Колготки с бабочками оказались слабой защитой – в колени проникает каменный холод, впивается мелкая строительная крошка. Будто отбивая земной поклон, женщина вбирает голову в воротник, скорчившись у офисного стола за какими-то коробками.

Фонарь в руках Колюхи обшаривает стальные ворота с амортизаторами, висящие бочата огнетушителей, по стенам рассыпаются суматошные тени. Почти плеснувшись по коленям и лбу согнутой за столом Вероники, белый луч мечется туда-сюда и снова потухает – аккуратный Колюха бережёт батарею. Через плечо у него небрежно висит голубая шапочка с косой, сдёрнутая с беглянки. Затравленной Веронике блазнит, что капли пота с её лица падают с невыносимо громким стуком, будто кто-то вгоняет в мишень пули тридцать восьмого калибра.

– Цып-цып! И где ты, наша жопа с косичками?

Не получив ответа, грузчик бесшумно разворачивается и уходит в другой фанерный переулок. Там снова ухают дверцы, дребезжат шарниры, трясутся пирамиды из матрасов…

Снегурочка-Захарова с молчаливым криком выпрямляет спину, неловко поднимается на каблуки. Позвоночник будто налился свинцом, боль отдаётся в крестец, бурчит желудок, во рту пузырятся слюни, которые невозможно выплюнуть. От скотча одеревенели скулы, капроновая резинка колготок под свитером и шубкой врезалась в плоть почти до мяса. Без ботинок охотники за Вероникой стали гораздо опаснее и проворнее.

За несколько мгновений света Вероника разглядела у стены лестницу из железных пластин. Женщина помнит про ажурный переход-галерею, идущий над сборочным цехом. По идее, лезть туда опасно – если бандиты наплюют на маскировку и включат большое освещение, полная женщина в голубом окажется как на ладони. Но если рискнуть, то вряд ли они будут искать её там. Вдобавок, на галёрке может оказаться дверь в соседний цех.

Но сначала надо решить другую, самую неотложную проблему. Боязливо озираясь, Снегурочка-Захарова наваливается бёдрами на край стола, разводит ноги и принимается яростно чесаться промежностью об угол. На глазах у женщины выступают слёзы облегчения, она чуть не всхлипывает от радости. Движения невольницы выглядят похабно и комично, а тугие колготки с бабочками отзываются на трение сочным капроновым скрипом, но Вероника больше не может терпеть пытку зудом в половых органах. Её вульва изнемогла от эластичных трусиков, переполненных сыростью и возбуждением.

Расчесав интимные места о край стола до одури, почти до оргазма, как коровы в посёлке скребутся рёбрами о забор, Вероника принимает окончательное решение – идти наверх! Сборочный ангар огромен, спору нет, но прятаться по шкафам больше нельзя: судя по щёлканью дверей, бандиты вскрыли уже половину мебели. В шкафу от Сивого с Колюхой не отбиться. По этой же причине нет смысла заползать под одну из кроватей: скорее всего, задастая и грудастая Снегурочка намертво застрянет там со своими связанными руками и охотники благополучно возьмут её тёпленькой. Зато на узкой галерее на измученную Веронику не смогут напасть сзади и застать врасплох. Там может быть запасной выход. Там может быть спасение. Думать некогда, надо рисковать.

– А, вот ты где!

От охотничьего клича мочевой пузырь Вероники чуть не опустошается прямо в белые трусики. Она снова падает на пол, прячется за стол, тщетно пытается срастись с равнодушной тумбой. Сердце женщины выпрыгивает в рот и прилипает к кляпу вместе с языком. Нервы звенят как перетянутые фортепианные струны.

Сегодняшнее приключение стопроцентно доведёт её до кардиологии. Реально ли схлопотать приступ в тридцать четыре года? Если двое здоровых мужиков скрутят вам руки и начнут ловить по ночному цеху, похожему на кошачье кладбище из романа Стивена Кинга, – то, пожалуй, да. Реально, ещё как.

Отдышавшись, Вероника приподнимает голову. Рядом с ней никого нет, никто не прыгает на неё из темноты. Фонари охотников блуждают вдалеке, в мебельных трущобах.

– А, вот ты где! – очередной возглас, за ним дебильный мужской гогот.

Тьфу! Веронике хочется истерически захохотать сквозь заклеенные губы. Похоже, ребята устали молчать и решили сменить тактику, взять бегляночку на понт. Ходят по проходам и горланят в надежде, что Снегурочка таится поблизости и выдаст себя неосторожным движением. В общем-то, так и есть. Если бы они в это время подошли к воротам, пленнице не помог бы укрыться никакой камуфляж. Вон как шумно она нырнула под стол! Ракетой, мухой сиганула. Только коленки об цемент сбрякали, её бедные, изъезженные колени в карамельных колготках с бабочками.

Душа Вероники Захаровой постепенно возвращается из пяток, и сердце тоже уплывает из глотки обратно в грудь. Ложная тревога, сердечко моё. Надо торопиться, пока Вероника видит дислокацию бандитов Сивого и Колюхи, пока они оба далеко. Снегурочка грузно встаёт и, пошатываясь, чуть не в полный рост направляется к ажурной лестнице. Лишь на полпути Вероника вспоминает, что лучше бы пригнуться (опять ломать в поклонах свинцовый позвоночник!) и потише стучать каблуками. Достаточно ли крепка лесенка? Не будет ли лязга?

В ДК у Вероники тоже имеется пожарная лестница на второй этаж, до которой вечно докапывается инспектор пожнадзора. Это ржавое чудовище гремит от ветра как решето с гвоздями. В каждый свой визит инспектор Сверчков нудно записывает пункты нарушений в заведении великолепной Вероники, поедая глазами из-под фуражки её плечи и бюст. Сверчков знает, что все эти чёртовы пункты неисполнимы, и Вероника тоже об этом знает. Потом они улыбаются и прощаются до следующей проверки.

Сверчков неоднократно давал понять, что хотел бы прокатить красивую завклубом до ближайшей койки и раздвинуть ей шелковистые, крепкие ноги, но его планы неосуществимы: Вероника не спит с односельчанами. Она предпочитает ловить рыбку в городе, чтобы не плодить по Герасимовке лишних сплетен и неприятностей.

Наощупь Вероника ставит ногу в белом сапожке на ступеньку, сопит в опостылевший кляп, проверяет металл на прочность. Вроде бы держит. Подтянем вторую ногу… Поставим рядом с первой… Отлично. Поехали выше. Кстати, перила тоже железные. Наверху она попробует перетереть об арматуру клейкую плёнку на запястьях. Только суждено ли ей подняться? Дадут ли?

Крепкая фигурка в голубой шубке и белых сапожках медленно крадётся по сварным пластинам. Наверное, зрение Снегурочки адаптировалось к этой кромешной мгле, она всё уверенней различает контуры мебельного цеха, островки и баррикады полусобранных предметов интерьера. Бандиты тоже нет-нет да дают о себе знать контрольными вспышками фонарей в разных углах склада. Ставим ногу на ступеньку… Ставим вторую. Людям снизу отлично было бы видно пышную Снегурочку через паутину ажурных ступенек, но охотники сердито рыщут по шкафам и окутывающий мрак – её верный союзник.

Кое-где перила сделаны сплошными, забраны жестью или пластиком, в таких промежутках Вероника разрешает себе краткий отдых. Вообще-то она запросто бегает по утрам три километра, если не ленится (надо же заснять себя в лосинах для Инстаграма!), но изнурительный подъём в сборочном цехе «Эталона уюта» кажется ей в тысячу раз длиннее знаменитой Чкаловской лестницы Нижнего Новгорода, куда Вероника ездила ещё вместе с бывшим мужем. На последних железных ступеньках Снегурочке хочется выть от боли и усталости. Трусики сдавливают её женское естество, словно она села в таз с застывшим алебастром, колготочный шов продолжает теребить секретную пуговку между ног.

У бандита Колюхи снова звонит телефон, когда потная, взмыленная Вероника уже стоит наверху, в галерее, и неловкими толчками пытается разодрать скотч о заусеницу перил. Поджилки у Вероники дрожат, груди в бархатной шубке тяжело трясутся от спешки и напряжения. Она действительно нашла дверь, едва поднявшись на «галёрку», но – запертую.

В другом конце ажурного перехода, кажется, есть ещё одна дверь, там же висит стеклянная кабина оператора кран-балки. Возможно, это её шанс и там отыщется что-нибудь подходящее для защиты или бегства?

Но сперва Вероника пытается развязать руки. Она вслепую царапается задом о перила, хрипло дышит носом, капает потом себе на сбитые бронзовые коленки, усаженные погрустневшими бабочками. Скотч на запястьях порой совсем удачно начинает пилиться о железную зацепку, но тут же срывается, Снегурочке приходится собираться с духом и заново искать драгоценный заусенец на перилах.

Телефон у Колюхи звонит, он берёт трубку.

– Да, Игорь Афанасьевич… Да, я. Ищем… Виноваты, Игорь Афанасьевич.

Веронике надо опять немножко отдохнуть, колени и бёдра уже подламываются от позы в полуприседе. Она поворачивается лицом к залу и в эту самую секунду с её снегурочьей шубы отпадывает и пикирует вниз очередная снежинка. Мелкая сверкающая точка тихо и плавно планирует на мебельные трущобы. В панике Снегурочка наблюдает за кружением лоскутка фольги со своей верхотуры.

Колюха бубнит по телефону бессвязные оправдания перед патроном Фотиевым. А серебристый лоскут приземляется перед носом второго бандита – чуть не садится ему на рукав. Сивый машинально ловит звёздочку на лету, но что-то сообразив, задирает голову и разражается счастливым воплем:

– Нашлась! Нашлась Снегурочка, Колюха!

Охотники в два прыжка взлетают по ажурной лестнице, на которую пленная Вероника карабкалась, наверное, не меньше недели. Вокруг найденной женщины начинается светопреставление и пляска Святого Витта. Кривятся злобно-восторженные хари, на Веронику Андреевну наваливаются слева и справа, ей задирают голубую шубку, хватают за плечи, за сырые капроновые ляжки, хлещут по щекам, куда-то волокут, тискают, рвут.

Потом дружно вяжут в четыре руки бесконечными километрами скотча, облепляя ей лодыжки, предплечья, живот, бёдра… Дальнейшее выпадает из памяти. «Мне нравится Орфей… придётся дать».

***

«Вот и допрыгалась, Снегурочка!» – мрачно думает заведующая Домом культуры Вероника Захарова, прочно связанная по рукам и ногам.

Вероника Андреевна любит тесное сексуальное бельё, крем тирамису и качественный армянский коньяк. Но сейчас она мучится неподвижностью под высокой, в потолок, наряженной ёлкой в пустом зале, увешанном флажками и фонариками. На ёлке устало мигают ленты гирлянд, в рваном непредсказуемом ритме окрашивая сцену, заиндевелые окна и саму Веронику в розовый, изумрудный, больнично-жёлтый цвета.

Заведующая клубом в голубом костюме Снегурочки беспомощно скрючилась под ёлкой среди ватных хлопьев и запутанного серпантина. Лежащая на правом боку Вероника плотно и толсто связана мебельным двусторонним скотчем в синюю и белую полоску, из-за чего напоминает сладкую новогоднюю посылку. Её руки в голубых снегурьих варежках (в тон остальному костюму) заломлены за спину, полиэтиленовая плёнка туго охватывает запястья и локти, в несколько слоёв обкручена вокруг плеч и груди.

Этим же скотчем плотно упакованы её икры в блестящих кожаных сапожках, и размашисто, от уха до уха перехвачен слипшийся от жары полуоткрытый рот женщины. Язык и зубы пленницы намертво прильнули к изнанке полосатого полиэтилена. Вместо членораздельных звуков завклубом способна издавать лишь глухое ворчание, какое издаёт собака, если у неё отнимают кость.

Выпрямиться Веронике не даёт ловкая стяжка из скотча, которая оборачивает ей подколенные сгибы и крепко прижимает бёдра к животу, согнув пленницу в три погибели, словно портновскую линейку. Шубка сзади приподнялась, обнажая танкерный, глобусный зад, облитый карамельно-молочной лайкрой колготок с силуэтами бабочек.

Одна из бабочек распустила крылья прямо на интимном месте, где соединяются ноги. По двум штрихам оборок, словно вкруговую проведённым циркулем, отлично видно, где именно под колготками влажные белые трусики «танго» облегают спёкшийся пах Вероники. Её «пятая точка» в колготках и трусиках чем-то походит, как если бы на грузный Ноев ковчег натянули ленточку от матросской бескозырки.

Стреноженная Снегурочка-Захарочка отлежала себе плечо, её подташнивает, в горле першит. Клейкий пластырь скотча, занимающий половину лица, туго собрал в кучу щёки, губы и подбородок женщины. Руки за спиной вспотели в рукавичках, скотч поперёк запястий тормозит ход кровообращения, локти тоже болят.

Трусики защипнули тело резинками, чувствительно сжали интимную часть Вероники, там всё задохнулось от жары. Упругие колени блестят от лайкры, свет бросает тени полумесяцем, будто серебристые лезвия турецких сабель. На капроновые ягодицы и коленки вперемешку с бабочками налипло конфетти.

На связанной Веронике Андреевне театральный ансамбль сказочной героини. Перед нею на полу стоит картонная табличка, издевательская надпись гласит:

«Игорю – от Деда Мороза. С Новым годом!»

Вероника Захарова закрывает серые, выразительно накрашенные и подведённые гелем глаза. Она целый час пыталась вырваться из клейких пут, прогрызть осточертевший кляп из скотча, но лишь впустую израсходовала силы. Сейчас её, оклеенную полиэтиленом Снегурочку, страшно изнасилуют и унизят прямо под ёлкой.

Насильнику всего-то нужно чуть-чуть стянуть с неё трусы и прилипшие карамельные колготки, мокрые от боли, бесплодного барахтанья и ненависти. Забирайте сказочную красавицу, пользуйтесь на здоровье!

За дверью зала слышатся шаги. Злобный карлик Игорь идёт за своим подарком. Входит и останавливается над связанной, с кляпом во рту, сексуальной Снегурочкой. Повисает молчание. Лежащая Вероника отрешённо ждёт своей участи.

***

– Спасибо, Вероника Андреевна, – вдруг говорит Фотиев. – Вы вполне заслужили приз за волю к победе. Две тысячи долларов переведут вам на банковскую карту.

Ножом для бумаги он разрезает скотч на руках и ногах пленницы, освобождает ей от плёнки распухший рот, поворачивается и направляется к выходу. Не веря своим ушам, Вероника со стоном вынимает руки из-за спины, бешено растирает затёкшее лицо. У неё даже нет сил запустить чем-нибудь в спину злейшему врагу.

– Тварь! Подонок! – кричит она с пола надтреснутым голосом блюзовой певицы. – Думаешь, тебе всё можно? Типа подразнил, помучил человека … и пощадил?

И тут Веронику словно ударяют обухом по голове.

– Я и не собирался вас насиловать, – говорит респектабельный гад Фотиев. – Достаточно того, что я полтора часа смотрел увлекательное новогоднее приключение Снегурочки по камерам наблюдения сборочного цеха.

– Что-о-о? – упавшим голосом переспрашивает несчастная Вероника. – За мной следили по камерам?

– Да, это и был «ночной вояж», о котором говорила Илона, – ухмыляется Игорь Фотиев. – Триллер с эротичной связанной Снегурочкой в центральной роли. И главное – настоящие эмоции, неподдельное отчаяние, храбрая борьба за свободу.

– И Сивый с Колюхой тоже знали, зачем схватили меня? – мозги у Вероники отказываются работать, она бездумно общипывает мишуру с костюма. За вечер её хромированный маникюр подпортился, но по-прежнему производит впечатление.

– Гм-м… частично. Да, они немного вам подыграли. Ха-ха, неужели вы всерьёз подумали, что они не нашли бы вас на складе мебели? Ошибаетесь. Вы очень яркая, заметная женщина, а они знают цех как свои пять пальцев.

Захарова швыряет в Фотиева отщипнутой мишурой.

– Ну и как? Ты от души подрочил на Снегурочку перед телевизором?

– Зачем рукоблудствовать? Я не обделён благосклонностью женщин. У нас, богатых, свои причуды. В общем, спасибо за кино, Вероника Андреевна. Я смотрел не отрываясь.

– Хамло!… Тебя просто уязвило, что я не повелась на провокацию Илоны, не поскакала к тебе в койку.

– Обидно, конечно. Наверное, вы искушённая в любви женщина?

– Этого ты никогда не узнаешь, хорёк. Ты со своими орлами можешь скрутить мне руки и отыметь, но на взаимность не рассчитывай!

Фотиев лишь пожимает накладными плечами.

– Купите что-нибудь сыну. Слышал, вы очень редко с ним общаетесь?

– Я занятая женщина и любящая мать, а остальное – не твоё собачье дело. Я в ментовку на вас заявлю, слышал?

– Заявляйте, почему бы и нет? – прилизанный Игорь в белом пиджаке посылает от дверей поцелуй растрёпанной, безумно соблазнительной Снегурочке, возящейся под ёлкой. – Дать вам телефон начальника ОВД?

– Сама найду, козёл!

– Заметьте, уважаемая Вероника Андреевна: вас не били и не подвергали сексуальному насилию. Всего лишь вовлекли в азартную игру.

– В игру??? Я чуть не умерла в этом скотче, подонок! Чуть разрыв аорты не схлопотала!

– Примите мои извинения. За это я и выплачу вам деньги.

– В ментовке извиняться будешь!

– Ах да! Между прочим, начальник милиции сидел на корпоративе рядом со мной, – предупредительно поясняет Фотиев. – И жутко восхищался вашей блистательной актёрской игрой, вашими спелыми дамскими формами.

– Ну и дружка он нашёл.

– Я ему не дружок. По стечению обстоятельств, ОВД возглавляет мой родной брат, Фотиев Георгий Афанасьевич. Прошу любить и жаловать.

Это известие совершенно добивает Веронику. Кругом одни продажные сволочи.

– Конечно, какие ещё братья могут быть у вонючего олигарха? Чиновнички да начальнички! – Вероника с рычанием массирует натёртые узлами запястья. – Плевать, я и в областную ментовку напишу! И в генпрокуратуру! Режиссёры нашлись! Везде напишу! У меня тоже есть друзья, есть кому вступиться!

– Воля ваша, Вероника Андреевна, – Фотиев усмехается как человек, абсолютно уверенный в своих тылах. – Выход с территории «Эталона» найдёте? Я мог бы предложить вам ужин за мой счёт и персональную машину до Герасимовки…

– И Сивого за рулём? – Вероника с трудом поднимается на ноги, наконец-то царапает себя ногтями в ложбинке между ног, отрывая от тела прикипевшие эластичные трусики. Боже, какой кайф – суметь почесаться в интимном месте! – Пошёл на х…, ублюдок!

– Прощайте, Вероника Андреевна. Вы обалденная женщина. Из сумочки у вас ничего не пропало, вот она. Надеюсь на будущий год снова увидеть вас на представлении в «Эталоне уюта». Вы приватно споёте мне арию «Зима и лето ходят разными дорогами»?

Под град проклятий Фотиев исчезает, в коридорах рассеивается его лёгкий смешок.

***

Ослабшая Вероника в бархатной шубке с ободранной мишурой плетётся по ночной зимней улице, подальше от «Эталона уюта». К чёрту такие эталоны и такие вояжи, господа. Крепкие ляжки в карамельно-бронзовых колготках покусывает декабрьский ветерок, груди ноют от возбуждения, волосы упрямо лезут в лицо. Удалившись на безопасное расстояние, Вероника вызывает с мобильника такси до Герасимовки. Её коллеги уже два часа как дома, наверное, давно нажрались в умат во главе с Нечётом и растяпой Макинцевым.

– Ожидание две минуты, – говорит диспетчер.

Вероника натягивает голубую шубку пониже, но не может прикрыть продрогших полных, хрустящих от лайкры коленок. Горстями она черпает снег с обочины – хочется пить. Вдалеке мигают оранжевые шашечки такси.

В мобильнике Захаровой высвечивается СМС-сообщение. «Вероника Андреевна, на ваш счёт поступил перевод 130 тысяч рублей от Игоря Афанасьевича Ф.»

– Гляди-ка, не обманул, ублюдок! Ладно, я их честно заработала и даже не нарушила свой «сухой марафон», – иронично шепчет заведующая клубом. – Не надо слёз, уйдут на сперму.

Водитель такси открывает женщине дверцу, с удовольствием смотрит на голубой снегурочий ансамбль, на славные ляжки в пикантных колготках с чёрными бабочками, на шапочку с искусственной косой. Женщина приносит с собой чудную смесь запахов зимы и хвои, сладковато-затхлый запах возбуждённого под колготками зрелого тела, пряно-кислый аромат интимных мест. С превеликим трудом таксист отрывает взгляд от бёдер пассажирки и сосредотачивается на дороге.

– С наступающим вас, девушка! – огни «Эталона» скрываются за кормой машины. – Какая вы волшебная и красивая! С праздника или на праздник?

Вероника усаживается в кресло, в салоне тепло, её руки и ноги свободны, хочется мурлыкать и петь от блаженства.

– Ночной вояж… Снегурочку на бис вызывали.