Глава 1. Преступление
Акт 1. «До»
Всё было, как обычно. Оленька проснулась, когда солнце уже было в зените. Соня, услышав шорохи, вошла в спальню и привычным движением распахнула тяжёлые шторы. Солнечный свет наполнил богато обставленную комнату.
Пробудившаяся скользнула по кровати, затронув висящую у изголовья игрушку. Эта причудливая вещица была соткана из белых перьев какой-то птицы. Она с детства была рядом, словно оберег сладких снов.
Затем миловидная женщина подошла к зеркалу и сладко потянулась во весь рост. Её белоснежная ночная сорочка, облегающая стройную фигуру, слегка обнажила достаточно высокую для Оленькиного возраста грудь.
– Доброго дня, матушка, – пробормотала служанка. – Как спалось?
– Ах, Сонечка, какой же мне опять сон приснился, видела бы ты! Мои сны – это такой прекрасный край! Что и просыпаться не хочется!
Хозяйка смущённо поправила сорочку и мило улыбнулась.
– Чур меня, чур…Тьфу-тьфу-тьфу…Ну что вы такое говорите! Как так, не просыпаться-то? Вы и так проспали до самого обеда. Пётр Николаич ужо про вас спрашивал. Где, мол, Оленька, супружница моя любимая… А как узнал, что вы ещё не вставали, так в город по делам уехал.
После этих слов от счастливой улыбки на лице Ольги не осталось и следа.
– А как дети? Уже завтракали? – перевела она разговор.
– Да, а что с ними будет-то? Поели, поучились с их хранцузиком ентим. Вон, резвятся на лужайке.
Хозяйка подошла к окну. На лужайке около дома бегали два раскрасневшихся и весёлых мальчугана, погодки девяти и восьми лет от роду. Оба были одеты в одинаковые синие костюмчики на морской манер. Подле них громко отсчитывал цифры на французском молодой учитель. А затем на русском продолжал:
– Кто не спрятался – я не виноват!
Женщина у окна громко хихикнула и сказала:
– Сонечка, я тебе уже сто раз говорила, что Никита Игнатьевич никакой не француз. Он студент столичного Университета. Его рекомендовали Петеньке как хорошего учителя. На лето приехал подзаработать немного денег. Он обучает наших детей языкам и наукам.
– Шут его разберёт, хто он тама… Болтает по-ненашему, знамо – хранцуз.
Хозяйка подошла к зеркалу, поправила растрепавшийся локон, присмотрелась повнимательнее.
– Ах, матушка, как же вы хороша! Ну, прям королевишна! – с придыханием и восторгом прошептала Соня.
– Прекрати сей же час! Вон смотри лучше. Опять седой волос.
Соня подскочила к зеркалу, привычным движением взмахнула на стул подле Оленьки, ловко отыскала седой волос и резко выдернула его. Та даже не поморщилась. Эта процедура ей была отлично знакома.
Затем служанка спрыгнула со стула и подала хозяйке платье.
В гостиную Ольга Дмитриевна вышла ухоженная и свежая. Завтрак уже был на столе. Она позавтракала и приказала служанке позвать детей. Мальчики забежали с громким гиканьем и смехом. Следом вошёл их гувернёр.
– Добрый день, маменька! – громко кричали сыновья.
Мать ласково прижала их к себе по обе стороны и поцеловала поочерёдно в золотые макушки.
– Здравствуйте, Ольга Дмитриевна! – произнёс Никита. – Мы старались играть как можно тише. Мы вас разбудили?
– О, нет, ну что вы! Я проснулась ещё до вашей прогулки. Просто… захотелось утром немного почитать, – смущённо ответила она и ещё раз сладко поцеловала своих отпрысков.
Госпожа Полунина немного стеснялась поздних пробуждений. Ведь детям нужно подавать хороший пример, а чтение до трёх часов ночи и долгий утренний сон сбивают режим.
– Андрей, Александр, нам пора заняться арифметикой, – сказал Никита и увёл мальчиков в детскую.
– Соня, как твои дела? «Скоро ли свадьба?» —ласково спросила Оленька, улыбаясь им вслед.
– Да, Макарушка уже и сватов засылал. Аккурат осенью этой сыграем, – смущённо ответила девица.
– Ну, дай Бог!
Вдруг на улице раздались крики, шум, несколько человек ввалились в переднюю.
– Матушка, Ольга Дмитриевна! Не губи! Горе! – орали наперебой мужики.
– Да что случилось? Чего вы, окаянные, всполошились? – прикрикнула на них хозяйка.
– Пётр Николаевич! Кормилец наш, – ревели мужики басом, – сгинул!
– Что-о? – Ольга привстала. Она не верила своим ушам.
– Убили… – почти шёпотом сказал Макар, и упал в слезах на колени.
Сколько прошло времени Ольга не понимала. Очнулась она в своей постели. В голове гудело, рядом сидел доктор и объяснял Соне как давать лекарства. Когда хозяйка дома открыла глаза, служанка ласковым голосом произнесла:
– Вот, красавица наша спящая проснулась. Сейчас я вам тёплого молочка налью. Вот и хорошо.
– Не надо молока. Доктор, расскажите, что случилось? Что с моим мужем? Где он?
– Ольга Дмитриевна, я подробностей не знаю. Знаю лишь, что на Петра Николаевича совершено покушение…
– Покушение? Так он жив?
– Я не договорил – покушение, которое привело к летальному исходу, – почти шёпотом закончил доктор.
– Вы подробностей не знаете? – поинтересовалась Оленька.
– Я был на месте преступления как судмедэксперт. Ножевая рана в области сердца, в результате чего наступила смерть пострадавшего.
– Где это случилось?
– Довольно людное место. В трактире на Крепостной.
– Да, и вправду, место бойкое. Но что мог Петя там делать в столь ранний час? Обычно он посещал трактир по субботам, к тому же вечером, с друзьями.
– Так я был там сегодня на рассвете. Стало быть, преступление совершено было ночью – доктор закрыл свой саквояж, дал последние распоряжения по лечению и удалился.
После слов доктора Ольга была в растерянности. Убит ночью, а утром был дома?
– Как же ночью? Соня!
– Матушка, простите меня! – рыдала девица.
– Тебя-то за что?
– Я вам давеча сказала, что Пётр Николаич о вас спрашивал, да опосля по делам уехал…так вот неправда это. Он со вчера ещё, с вечера не возвращался. Я вас расстраивать не хотела. Вы такая счастливая проснулись, что я вам настроение не хотела портить. Простите меня!
– Софья Митрофановна! Что за ложь «во спасение»? Я и без тебя, дорогуша, прекрасно знаю, что по субботам мой муж не ночует дома, – раздражённо закричала Ольга. И более спокойно добавила: – Тогда всё верно. Вчера была суббота, он встречался, как обычно, с друзьями в трактире и после не возвращался. Соня, догони доктора, спроси, в какое время он умер.
Соня побежала на улицу за доктором и тотчас же вернулась:
– Уехал доктор. Я не успела.
Акт 2. «После»
На похоронах Петра Николаевича было много незнакомых Ольге «деловых партнеров» супруга. Большую часть из тех, кто был на кладбище, Оленька не знала. Некоторые о чём-то перешёптывались, посматривая на неё. Родители Пети, на удивление, так и не приехали. Мальчиков вместе с гувернёром увезли в деревню к Полуниным, подальше от происходящего.
Сыщикам пока мало что удалось выяснить. Расследование велось, но очень медленно. Оленька почти не спала, она постоянно думала: кому мог насолить Пётр? Лекарства, которые оставил доктор, действовали на неё странным образом. От них очень хотелось спать, но мысли не давали ей покоя.
На кладбище на вдову Полунину страшно было смотреть. Некогда весёлая и жизнерадостная женщина за несколько дней превратилась в измождённую старуху, которая ничего не ела, постоянно плакала и молчала.
Тело в гробу показалось ей совсем чужим, непохожим на её Петеньку. Ольга ёжилась, будто от холода, и старалась не смотреть в его сторону. А когда гроб закопали, ей показалось, что все, кроме служанки, вдруг куда-то исчезли.
И когда они, наконец, тронулись в обратный путь, так невыносимо захотелось спать, что вдова закрыла глаза и провалилась в чёрную бездну, лёжа прямо на Сонином плече.
Дома Оленьке снился Петя. Сон был такой явный! Она чувствовала его запах, слышала его голос, ощущала его прикосновения. Одет он был очень нарядно: белый костюм, молочного оттенка туфли, цилиндр на голове и перчатки. Он куда-то торопился, собирал свой саквояж. Верная спутница тоже хотела поехать с ним, но муж строго приказал:
– Ты остаёшься дома. И точка! Смотри, чтобы Андрей Петрович и Александр Петрович хорошо осваивали науки! – говорил он очень быстро и строго.
Сновидица пыталась спросить: когда он вернётся из путешествия и почему она не может поехать с ним? Но Пётр Николаевич её не слышал, будто между ними была невидимая стена. Тогда супруга сделала над собой усилие и прильнула всем телом к мужу. Но он строго посмотрел на неё и сказал:
– Нет, Оленька, ты остаёшься. Детям нужна мать!
И вдруг, белоснежные одежды и сам Петенька превратились в белые пёрышки и взмыли вверх.
Проснувшаяся женщина открыла глаза и увидела над своим изголовьем безобидную игрушку, которую она помнила с раннего детства. Называла она её «Добрый сон».
Оленька ещё долго лежала на кровати и рассматривала белые пёрышки, из которых была сплетена игрушка.
Это были перья из её сна!
Она не сразу вспомнила о произошедшем. Ведь сон был такой реальный.
Ольга Дмитриевна попыталась встать с постели, но тело не слушалось, голова была тяжёлая. Тут зашла Соня:
– Доброе утречко, матушка! Ох и напужали вы меня! Жар-то трое суток не спадал. Вон только к утру нынешнему оклемалися. Ну дай Бог вам здоровьечка!
– Соня, скажи, где Петя? – прошептала хозяйка.
– Ой, Ольга Дмитриевна! Голубушка, а давайте-ка я вам водицы дам испить. Ну ка, ну ка, вот молодец! Красавица вы наша, умница!
Девушка посадила хозяйку на край кровати и напоила её водой. Та пила жадно, разливая воду по лицу. Выпила весь стакан и попросила ещё. Служанка щебетала о погоде, о природе, о будущей свадьбе, ни слова не говоря о произошедшем горе. Хозяйка всё поняла. Она встала и низким голосом проскрипела:
– Платье подай. Завтракать буду.
Соня аж оторопела. Но тут же спохватилась и начала хлопотать с платьем.
Молодая вдова подошла к зеркалу, сняла с него покрывало и ужаснулась. Из глубины зеркала на неё смотрела уродливая старуха с чёрными глазницами вместо глаз. Волосы с проседью были растрепаны, лицо изможденное. Ольга пошатнулась, но не упала. А старуха из зеркала прошипела:
– Пора прозреть…
Ольга с криком накрыла зеркало покрывалом:
– Соня, открой шторы!
Девушка открывала шторы, а сама причитала:
– Ольга Дмитриевна, ну зачем вы зеркало раскрыли? Рано ещё. Подождать надо немного, хотя бы девять дней. Я сама вас в порядок приведу… нельзя ведь…ох-ох-ох…
Когда ловкая мастерица делала своей хозяйке причёску, то обнаружила, что смоляные волосы в некоторых местах имеют седые пряди. Но говорить она ей об этом ничего не стала. Лишь заметила, что неплохо было бы сходить к мадам Войнич за новой шляпкой. И что в городе появились женские салоны по завивке и даже окраске волос.
Госпожа Полунина никак не отреагировала на эту новость и пошла завтракать.
В гостиную Ольга Дмитриевна вышла без настроения. Она быстрым движением положила себе салфетку на колени, съела весь завтрак и попросила добавки.
Соня от удивления аж рот приоткрыла. Пока хозяйка доедала вторую порцию, заботливая помощница стояла молча, почти не дыша. Та допила кофе, поблагодарила за вкусный завтрак, резко встала и громко возмутилась:
– Я не поняла. Почему ты ещё не готова? Сегодня нам предстоит очень много дел.
Соня мигом подала накидку, сама надела шаль и велела запрягать.
Целый день пробыли в сыскной части. Госпожа Полунина долго говорила с сыщиком, который вёл дело Петра и был на месте преступления. Она методично записывала детали в блокнот, а некоторые факты и цифры просила запомнить Соню. Служанка писать и читать не умела, но цифры знала и понимала время по циферблату. Всему этому её обучила Ольга Дмитриевна.
С десяти лет девочка проживала в доме Петра Николаевича и прислуживала его жене. Хозяина стала обращать внимание на ловкость и сообразительность Сонечки. Когда заботливая мама читала сказки старшему сыну Сашеньке, девчонка реагировала и запоминала прочитанные истории. Ольга Дмитриевна никогда не называла Соню служанкой. Всегда ласково: «Сонечка», «моя помощница» или «личный секретарь»!
Последнее очень нравилось Соне. После этого словосочетания девица делала важное лицо и ходила по комнате, шагая, как цапля…взад-вперёд. Ольга называла её личным секретарём в тех случаях, когда Соня демонстрировала свою великолепную память.
Дар у служанки появился не вдруг и сразу. Это был результат усердных занятий с Ольгой Дмитриевной. Поначалу хозяйка просила запомнить несколько слов, затем предложений, доведя этот навык до двух страниц прозы.
На семейных праздниках Сонечка рассказывала отрывки из рассказов, читала стихи и даже пела народные песни. У неё был отличный голос.
Иметь хорошую память, не умея писать и читать, было очень удобно. Оленька говорила один раз то, что нужно передать соседке или шляпнице, и Соня со скоростью голубя передавала устное сообщение адресату. Ни у кого в городе не было такой умной служанки.
Девушку показывали на приёмах, как чудо! Ради забавы господа говорили Соне любые тексты из книг, а в конце вечера она повторяла эти тексты слово в слово. Но Ольга не считала это чем-то сверхъестественным. Это была обычная тренировка памяти.
Сама госпожа Полунина тоже имела хорошую память, но умение читать и писать ослабляло острую необходимость в запоминании больших текстов. Сонечке же этот её навык очень нравился. Она часто просила прочитать что-нибудь из книги или газеты, а потом через несколько дней рассказывала этот текст.
Сегодня Соня ликовала! Наконец-то, для её памяти нашлась работа. Она не запоминала ничего уже довольно долго, начиная с того дня, как умер хозяин. В сыскном отделении же ей пришлось активно поработать. Целых пять фраз ей надо было запомнить в точности. Ведь вдова Петра Николаевича не всегда могла записывать в блокнот. Рука тряслась, карандаш часто выпадал. Полицейские поили несчастную водой и давали нюхательные соли. Сыщик постоянно повторял:
– Оленька Дмитриевна, голубушка, ну не убивайтесь вы так, милая! Отыщем мы этих мерзавцев, вот увидите, обязательно отыщем!
Госпожу Полунину в городе все очень любили. Она была добропорядочной и ласковой, даже с бродягами. Стражи порядка сопереживали её горю, поэтому отвечали на все интересующие по делу мужа вопросы.
Восемнадцати лет отроду Оленька вышла замуж за Петра, который был старше её на восемь лет. Это была настоящая романтическая любовь. Пётр увидел прелестницу на первом в её жизни балу. Он был элегантным дворянином, который очень красиво ухаживал. В него нельзя было не влюбиться. Вскоре Пётр Николаевич сделал юной красавице предложение, и они поженились.
С тех пор все в городе её называли Оленька или Оленька Дмитриевна. За десять лет брака, молоденькая девочка расцвела и стала настоящей красавицей. Её тёмные вьющиеся волосы ниспадали по белым плечам и стройной спинке, вызывая восхищённые взгляды мужчин.
Но сегодня в сыскном отделении это была не та Оленька, к которой все привыкли. Она была строга, скупа на слова и требовательна. Даже в моменты подступающего удушья из-за услышанных подробностей расположения тела или проникновения ножа, она сдерживала слёзы, поправляя очки на переносице, и яростно записывала факты.
Это было тяжёлое испытание для обеих молодых особ, но они его достойно выдержали.
– Мы молодцы! – довольно произнесла Ольга, когда они вышли. Весь блокнот её был исписан от корки до корки. – Надо купить новый блокнот, – добавила она.
Они, не раздумывая, отправились в магазин канцелярии на Крепостную. Пока хозяйка делала покупки, Соня перешла улицу и зашла в трактир, в котором и погиб её хозяин.
Подавальщик рассказал ей то же, что и сыщикам. В ту злополучную субботу заходил к ним цыганский табор с песней для именинника. Было весело, юбиляр угощал всех водкой. Цыгане шумною толпою обступили столы гостей именинника и спели для него 3 песни. Цыганки танцевали, их яркие широкие юбки так и мелькали в темноте трактира.
А когда цыгане ушли, трактирщик увидел полулежащего мужчину. Он подумал, что тот немного задремал. Это часто бывает с подвыпившими гостями. Прошло ещё минут пятнадцать. Трактирщик подошёл убрать со стола пустую посуду, и вдруг понял, что человек недвижим. Он тронул выпивоху за руку, тот накренился сильно вперёд, а в спине торчал нож.
Служанка вернулась к хозяйке, и они вместе отправились домой. По дороге Соня пересказала разговор с трактирщиком, потом добавила:
– Оленька Дмитриевна, надо идти в цыганский табор. Цыганки своими юбками закрыли стол хозяина. В это время его и убили. Цыгане что-то знают. Давайте-ка сегодня как следует отдохнём, а завтра я раздобуду цыганскую одежду, и мы с вами пойдём в табор.
Та только кивнула Соне в ответ, не в силах вымолвить ни слова. Дома, обессилевшая Ольга, не снимая одежды, рухнула на кровать.
Такие сны Оле не снились никогда. Она очутилась в безмолвном царстве. Город был выжжен дотла. От обуглившихся деревьев с голыми ветвями тонкими струйками тянулся дымок. Запах серы, жжёного мяса и пыли царил повсюду.
Ольга с трудом узнала тот город, в котором она прожила последние десять лет. Вот знакомая качелька, на которой так любили качаться её мальчики. Но сейчас она пуста и сильно обгорела.
Рядом, на земле, лежит чья-то кукла, забытая при пожаре. Дымок стелется поземкой и всё больше и больше застилает дорогу.
Оленька робко ступает к своему дому, но вдруг понимает, что дома больше нет! Вдалеке виднеются одни чернеющие развалины. Дым окутывает всё тело, становится трудно дышать. Она начинает задыхаться, кашлять…
Внезапно из сизого марева появляется образ старухи из зеркала! Она с седыми распущенными волосами, одета в цыганские лохмотья. Протягивает руку и говорит:
– Дай, погадаю. Всю правду расскажу! Что на сердце, что под сердцем…
Оленька сквозь режущий глаза дым, прокашлявшись, кричит:
– Скажи, кто убил Петю? Скажи мне, ты ведь знаешь!
Старуха громко смеётся и отвечает:
– Пора прозреть!
Акт 3. Как жить?
Оленька резко вскочила с кровати, будто её толкнули. От игрушки «Добрый сон» оторвалось пёрышко и застряло в волосах. Пока вынимала его, думала: «Откуда запах? А, вот откуда! У икон чадит лампадка.» Масло пролилось мимо, и вот-вот загорится рушник.
Хозяйка дома быстро схватила покрывало и накрыла несостоявшееся пламя. Облегчённо выдохнула: «Успела». Громко, позвав Соню несколько раз, она поняла, что той нет дома.
Стол уже был накрыт к завтраку.
– Куда запропастилась эта девчонка? Ещё и лампадку зажгла…ух… – громко сказала сама себе Оленька.
Одной рукой поправляя волосы, другой наливая себе остывший кофе из кофейника, наспех позавтракала.
Она совсем выпустила из виду, что спала в одежде. Зеркала в доме так и были закрыты, поэтому привести себя в порядок самой не представлялось возможным. Женщина сочла это удобным. Раз не надо тратить время на причёску, можно поработать.
Она сходила за своими блокнотами и принялась заново всё перечитывать и изучать. Довольно долгое время спустя, прибежала запыхавшаяся Соня. Она держала в руках большой узел с одеждой.
Хозяйка дома была так погружена в работу, что даже не обратила внимания на влетевшую помощницу. Листая блокнот, что-то вычёркивала, вписывала в новый, вырывала листы, сминала их, снова переписывала… На обеденном столе, рядом с чашками и блюдцами, уже скопилась большая куча уничтоженных страниц.
Соня застыла, как вкопанная от увиденного. Но мешать хозяйке не стала. Она тихонько примостилась на краешек стула и так просидела до тех пор, пока та не закончила работу.
– Итаааак… – Протянула Ольга Дмитриевна спокойным и довольным голосом. Она так и не заметила, что неподалёку от неё сидит Соня. Служанка поняла, что уже можно, и вскочила с шумом со стула.
– О, Соня! Ты здесь! Я не заметила, как ты пришла, – лишь на мгновение взглянув мимо своих записей, произнесла хозяйка.
– Оленька Дмитриевна, я цыганские платья принесла, – помощница развязала узел с ярким юбками и блузами.
Дама брезгливо бросила взгляд на ворох одежды, которую она в другой ситуации никогда бы не надела на себя. Сонечка заметила её реакцию и защебетала:
– Матушка, миленькая, вы не переживайте. Это всё новое. Я сейчас всё перестираю и отутюжу. Всё. Я очень-очень быстренько. За час всё сделаю. А вы пока себя в порядок приведите. Вон, волосы все в клок сбились.
– Соня, но ты же сама мне зеркало не разрешаешь открывать.
– А вы и не открывайте. Я утром в таз воды набрала для умывания. Туда на себя посмотрите, – Соня схватила одежду в охапку и вышла из комнаты.
Ольга окинула взглядом комнату. Она просидела здесь, за обеденным столом, несколько часов, но ей казалось, что обстановку комнаты видит сегодня впервые.
Таз и кувшин для умывания стоят в углу, между комодом и банкеткой. Над комодом висит портрет Петра Николаевича с чёрной ленточкой в углу рамы. Камин смотрится нелепо и угрюмо из-за висящего над ним зеркала, закрытого тканью. На камине блистают золочёными вензелями часы и подсвечники в венецианском стиле. Стулья с витыми ножками и подлокотниками расставлены вдоль стен и у стола. Добротный обеденный стол расположился в центре комнаты, объединяя все элементы убранства комнаты. Особое место отведено роялю. Он расположился у окна так, чтобы исполнителя было видно из любой точки комнаты. Вся мебель сделана из красного дерева.
Нестерпимо защемило сердце, захотелось взвыть по-волчьи, выбежать отсюда, зарыться в подушки и уснуть! А проснуться уже совершенно в иной реальности. В той, где Петенька жив, где мальчишки резвятся во дворе и где эта же комната наполнена теплотой и уютом.
Вдова с трудом сдержала рыдания, медленно встала и подошла к тазу с водой. Посмотрев вниз, она не сразу поняла, чьё там отражение. Лицо сильно осунулось, румянец исчез, уголки губ опустились.
– Кто это? – Мелькнула мысль. Женщина стала внимательно рассматривать себя в новом образе. Волосы были собраны в тугой узел. Она расплела свои шикарные длинные волосы, взяла с комода гребень и стала их расчёсывать. В густой гриве волос, то и дело, виднелись седые пряди.
Но всё равно Оленька была очень красива. Она ещё несколько раз взглянула на своё отражение и сделала вывод, что не так уж она и дурна.
Молодая женщина никогда не считала себя красавицей. В детстве она была тощей и угловатой девочкой. Тогда она больше заботилась о том, чтобы не расстраивать маму. Оленька много читала, училась наукам, занималась на рояле, играла на скрипке, пела. Она была любопытным ребёнком. Ей очень легко давалась арифметика, грамматика, но особую страсть она испытывала к логическим задачам. Любовь к логике привил ей отец. Его забавляло как легко девочка справляется с порой невыполнимыми, даже для взрослых, заданиями.
Лет с пятнадцати она вдруг стала хорошеть и к семнадцати годам стала очаровательной девушкой.
На венчании Петра и Ольги, в церкви, все восхищались прекрасной парой. Особенно хороша была невеста! Осиная талия, белое платье со шлейфом, фата, прикрывающая лицо. Ангел во плоти!
Но спустя десять лет семейной жизни, она стала замечать на себе неоднозначные взгляды мужчин. И нередко в её адрес сыпались комплименты о красоте её рук, волос и плеч. Пётр Николаевич с трудом сдерживался в такие моменты, однако, его жена была не только безмерно красива, но и умна, словно мужчина. Она обычно переводила всё в шутку и говорила, что расцвела благодаря своему супругу. Что это его заслуга. Он позволяет ей покупать любые наряды и драгоценности, поэтому и образ приобретает улучшенный вид.
– Господа, не смущайте меня. Если даже очень красивый камень огранить не золотом, а глиной, он будет смотреться ужасно. Поэтому, ваши комплименты я адресую своему огранщику, – говорила обычно Оленька слишком назойливым воздыхателям.
При этих её словах Пётр обычно довольно улыбался, покряхтывал и предлагал красноречивым поклонникам тост в честь его неповторимой супруги. Сам Петя никогда не делал ей комплиментов, редко говорил о любви. Но наблюдательная женщина иногда ловила на себе его пытливый взгляд. Например, тогда, когда она играла на рояле или читала детям на ночь сказку.
Он очень внимательно разглядывал её. Начинал всегда с волос, спускался по лицу, подолгу рассматривал грудь, и так доходил до самых каблучков обуви. После таких исследований он обычно говорил:
– Дорогая, что-то давно мы тебе ничего не покупали. Давай купим новое платье и шляпку?
Прелестница никогда не отказывалась от обновок. Хотя, на прошлой неделе она купила новую шляпку. Но шляпок много не бывает, как и платьев. На следующий же день они вместе отправлялись в магазин. Супруга примеряла наряды в примерочной и выходила к Петру. Он сидел на кушетке, курил трубку и говорил:
– Нет-нет, это платье слишком откровенно. Примерь ещё.
Она примеряла ещё одно, затем ещё…. Но все они, по мнению мужа, были «вызывающе откровенными». Тогда Петя описывал нужный фасон портнихе и та шила его супружнице то платье, которое мужчина считал скромным.
Как бы ни старался Пётр Николаевич скрыть все прелести своей супруги, красота её с каждым годом расцветала всё с большей силой.
А Пётр старел. Он много курил, каждую неделю выпивал с друзьями в таверне и играл в покер. К тому же, он сильно поправился и выглядел гораздо старше своих лет. Волосы его стали заметно реже, появилась лысина.
Госпоже Полуниной не нравилась настойчивость мужа в выборе её гардероба. Но она молчала. Считала это его капризом.
Сейчас молодая женщина вспоминала это с таким удовольствием! И даже с недостатками Петя был такой родной, такой заботливый в её памяти. Ах, как много бы она сейчас отдала, лишь бы он был жив!
Вбежала Соня, а хозяюшка так и стояла с гребнем в руках, задумчиво улыбаясь…
– Матушка, Ольга Дмитриевна! Вы ещё не причёсаны? Я уже всё простирала и развесила! Полчасика просохнет на воздухе, отутюжу и можно надевать. Экая ж вы мечтательная! Давайте я вам причёску сделаю.
– Нет, Сонечка. Причёску не надо. Лучше заплети мне такие две тонкие косички, как цыганки носят. И платья цыганские не утюжь. Я думаю, что в таборе у цыган нет утюга.
– Ох, какая же вы умная! И то верно!
– Ты тоже снимай косынку и расплетай косу.
– Хорошо. Я договорилась с Макарушкой. Он нас отвезёт к табору, чтобы никто нас в этих юбках не видел. Он ждёт на улице.
– Соня, а ты молодец! Я бы сама так ловко это не придумала. Сразу видно – личный секретарь! – гордо сказала Оленька.
Соня демонстративно встала, гордо подняла голову и начала шагать как цапля, высоко поднимая колени. Хозяйка громко и звонко захохотала. А Соня, видя такую реакцию, всё шагала и шагала…
– Всё, всё, хватит… – заливалась от смеха Ольга Дмитриевна.
Служанка подскочила к ней, обняла за плечи и прошептала со слезами радости на глазах:
– Голубушка моя, я готова так хоть вечно ходить, лишь бы слышать вас заливистый смех! Милая моя, родненькая!
Вдова вдруг осознала, что сейчас впервые засмеялась со дня гибели мужа. А ведь она всегда слыла хохотушкой в семье, приветливая улыбка редко сходила с лица.
Но теперь жизнь изменилась. Она поделилась на «до» и «после». Как теперь жить дальше? Вести себя скорбно «на людях», как это делают светские вдовы, а втайне от всех вести праздный образ жизни? Или стать отшельницей, уйти в своё горе и закрыться от мира? Ей больше нравилось второе. Как жить?
Соня смотрела так ласково, как маленький ребёнок смотрит на маму. Так Андрюша смотрел на Ольгу, когда впервые открыл глазки. Подумала о детях. С кем и как будут жить её мальчики, если она закроется от мира? С родителями мужа? Но они уже в возрасте. А у мальчиков всё только начинается. Петя прав, им нужна мать.
– Хорошо. – сказала она, глядя на портрет мужа – Я сделаю так, как ты хочешь.
Соня испуганно отскочила от неё, перевела взгляд на портрет и перекрестилась.
Акт 4. Табор
Макар высадил путешественниц прямо на обочине. За поворотом шла прямая дорога к расположению табора, а здесь деревья вдоль дороги закрывали обзор.
– Жди здесь – коротко бросила Ольга Дмитриевна Макару.
Макар молча кивнул. Соня уже бежала впереди хозяйки, поэтому Макар лишь махнул вослед. Конь хотел, было, пойти за двоими красавицами в ярких юбках, но Макар остановил его и отвёл в сторону от дороги пастись на траву.
Табор расположился на лугу. Кибитки и шалаши стояли широкой подковой, в центре которой горел большой костёр. Пела девочка, ей аккомпанировали гитара и скрипка. Издалека Оленька видела женщин и детей, которые что-то делали подле костра. Она вдруг начала говорить Соне какую-то ерунду, да ещё с цыганским акцентом, вставляя словечки на их языке. Та даже рот раскрыла от удивления и замедлила шаг.
– Ыды давай, чё встала! Всю правду расскажу, дай погадаю…что было, что будет. Скидывай башмаки! Быстро… – Ольга Дмитриевна была так убедительна, что Соня сняла обувь и спрятала её в свой узелок. Так же поступила и новоиспечённая цыганка. Затем она подняла с дороги землю и хорошенько выпачкала ею одежду и лицо Сони.
– Ох, Ольга Дмитриевна, как же я вас, оказывается, плохо знаю! Вы ещё и актриса прекрасная – промямлила Соня сквозь зубы.
– Это для правдоподобности – ответила хозяйка своим голосом – А ты будешь молчать. Скажем, что ты немая. Слышать слышишь, а говорить не можешь – бормотала она, натирая себя очередной порцией грязи.
Соня просто кивнула. Вдруг сзади к ним подошёл красивый черноволосый юноша в красной рубахе и с кнутом в руках. Оленька поздоровалась с ним по-цыгански, рассказала ему грустную историю о том, что они отстали от своего кочевого табора.
Молодой цыган что-то спросил у Сони. Было видно, что она ему понравилась. Но "великая актриса" объяснила, что сестра немая. Улыбка спала с лица юноши. Его чёрные глаза округлились и смотрели на Соню участливо и даже ласково. Он спохватился и повёл незваных гостей к очагу.
Мужчин в таборе было мало. Женщины и девочки-подростки готовили обед, остальные разучивали песню для выступления. Девчонка постарше пела, а два мальчика ей подыгрывали.
У самого младшего, лет семи, никак не получался пассаж на скрипке. Он постоянно останавливался, сердился на себя. И приходилось всё начинать заново. Уже все женщины начали обращать на него внимание, ругать его по-цыгански. Мальчишка чуть не плакал. Но рядом не было отца, который мог показать ему как правильно.
Оленька взяла у цыганчонка скрипку, присела на корточки и сыграла его пассаж в медленном темпе так, чтобы малыш мог его запомнить и повторить.
Мальчишка радостно размазал по своему лицу слёзы, кивнул чёрными кудряшками и так же медленно сыграл пассаж. Всё получилось. От удивления он громко хрюкнул и улыбнулся. Все вокруг засмеялись.
А юный скрипач сыграл ещё, и ещё, и ещё раз. С каждым разом он играл всё уверенней, постепенно увеличивая темп. Получилось! Дети исполнили песню на «Ура»! Матери и гостьи аплодировали стоя.
После такого фурора никто уже не сомневался, что незваная гостья «своя». Цыганки напоили чаем и, слово-заслово, история за историей, рассказали про тот злополучный вечер в трактире.
С ними было двое пришлых цыган из Ольховки. Там есть оседлые цыгане. Эти парни пришли оттуда пешком и ушли сразу после выступления. Звали их Зиндело и Шандор. Они знали все песни, хорошо подпевали, но старались быть «в тени», не привлекая к себе внимания. Денег за выступление не взяли, после поздравления юбиляра в трактире ушли ночью.
Всё, что было нужно, наши новоиспеченные цыганки узнали и собирались уже уходить. Как вдруг одна из женщин спросила Оленьку – не хочет ли та выдать замуж свою младшую немую сестру за её сына? И указала на юношу, который встретился им первым. Оленька улыбнулась, но ответила, что девушка уже засватана.
Внезапно началась суета: дети побросали инструменты и стали готовить места вокруг костра. Женщины принялись возиться с хлебом и овощами. Стало понятно, что скоро в табор вернутся мужчины. Гостьи попрощались со всеми и пошли восвояси.
Макар лежал на траве и жевал травинку, глядя своими синими глазами куда-то вдаль. Это был широкоплечий парень крепкого телосложения, белокурые волосы его разметались кудряшками по земле и напоминали лучи солнца.
Когда подошли две прелестницы в ярких юбках, юноша вскочил на ноги и поднял с земли заранее заготовленный букет полевых цветов. Он густо покраснел и молча подарил букетик Соне. Та буркнула что-то в ответ и тоже зарделась румянцем.
Оленька с большим удовольствием наблюдала эту радостную картину. И тут у неё мелькнула мысль: «А жизнь продолжается!».
Макар спохватился и начал рвать цветы. Он срывал второпях всё, что попадёт под руку – и траву, и ветки мелких кустарников… Потом вытер пот рукавом и торжественно преподнес «букет» Оленьке.
– Во, хозяйка. Эт вам – прогудел богатырь басом.
Оленька приняла букет, присев в глубоком реверансе, и все дружно рассмеялись.
Весь обратный путь девушки пели русские песни и плели венки из цветов, травы и веток, подаренных Макаром. Домой приехали весёлые, раскрасневшиеся, в шикарных венках на голове. Вошли со двора так, чтобы никто из соседей их не видел.
Однако, стоило зайти в гостиную, как веселье рукой сняло. Над комодом висел портрет Петра, над камином накрытое зеркало.
Соня подошла к большому зеркалу в спальне, прикоснулась к покрывалу и уж было хотела сорвать пелену с зеркала, но хозяйка дома задержала её руку и остановила девушку.
– Не смей – сказала она строго. Ещё рано.
– Оленька Дмитриевна, но ведь вы были в таком хорошем настроении! Вон, и пели, и смеялись, и на скрипочке играли! А эта обстановка вас сгрущает.
– Что делает? – нахмурилась Ольга
– Ну, сгрущает!
– Не выдумывай! И вообще…Нет такого слова. Надо говорить: «Делает грустной». Я постоянно тебе твержу как правильно надо разговаривать. А ты всё никак не запомнишь, – сердилась она.
– Да помню я всё. Все ваши «правильные» словечки. Просто не хочу. Мне по-нашеньскому, по-деревенски, привычней.
– Соня, ты со мной уже десять лет! Пор тебе научиться правильно разговаривать.
– Хорошо, барышня, как скажете, барышня… – съязвила Сонька – Ах, маменька, а не соблаговолите ли вы подать мне ваше платье? – она высоко приподняла брови, вытянула вперёд губки трубочкой, сложила на груди ручки одна на другую и мелко-мелко засеменила по направлению к даме.
Оленька залилась тем самым смехом, который так часто раздавался в этом доме до смерти его хозяина. Она со всего маху рухнула спиной на кровать и с хохотом зарылась в подушки.
– Софья, да ты актриса похлеще моего!
Служанка была очень довольна! Теперь она знала, как поднять своей благодетельнице настроение. Девушка села на край кровати и сказала ласково:
– Будете почивать, матушка?
– Соня, эти двое цыган из Ольховки! Ты понимаешь? Из твоего родного села. Там поместье Полуниных. И там сейчас мои мальчики, у родителей Пети. Давай утром поедем туда?
Та опешила. Надо было столько всего сделать по дому, заказать помины хозяина, перенести дату свадьбы на позднее время. Она не ожидала такого быстрого отъезда. Решили ехать через два-три дня, когда все дела будут сделаны.
Оленька закрыла глаза и очутилась в каком-то чудном месте. В комнате не было мебели. Стены, потолок и пол были будто сплетены из корней, веток и листьев деревьев.
«Где это я?» – подумала она.
– Ты во мне – прозвучал голос.
– В ком? В тебе? А кто ты?
– Я – сама Мать. Мать – Природа. Смотри.
Спящая увидела в стене странное окно. Оно было прямоугольное, но его длина располагалась горизонтально, а не вертикально.
И вдруг из этого окна на неё полился яркий свет. А затем стали появляться разные картинки природы. Там была и пустыня, и море, и реки с дивными рыбами. Изображения не были застывшими. Картинки двигались, будто Оленька смотрела на эти пейзажи в реальности. Это было очень красиво!
Никогда ещё она не видела таких диковинных животных и такие живописные пейзажи, даже в папенькиных книгах. Иногда эти картинки были очень далеко, будто их видит птица своими глазами. А иногда очень близко, так, что видно каждую тычинку у цветка. Ольга смотрела и не могла оторвать взгляд. Тем временем, голос продолжил:
– Природу надо любить, доченька!
– Доченька? Почему вы сказали мне «доченька»?
– Потому, что вы все для меня дети. Пора прозреть!
Акт 5. Ольховка
Прошло несколько дней с момента визита наших героинь в табор. Соня закончила все приготовления, уладила с переносом свадьбы. Её решили сыграть осенью, потому что сейчас хозяйку нельзя было оставлять одну. А к новой служанке она пока была не готова.
Поминки было решено сделать в Ольховке. А здесь разнести поминальные булочки и сладости всем знакомым Петра Николаевича. Это поручили кухарке.
Сонечка действительно стала настоящей помощницей Ольги. Со смертью главы семейства всё приходилось делать самим.
С мужской работой, по-прежнему, справлялся Макар. Он был и за конюха, и за плотника, и за садовника. Сейчас же Макар был очень рад побывать в родной деревне, да ещё и вместе с Соней. Их семьи жили там, в Ольховке.
Макар проснулся на рассвете. Дел было много, поэтому он решил встать пораньше. Соня тоже проснулась ни свет ни заря, чтобы уложить вещи, накрыть завтрак и сделать последние приготовления.
Оленькин сон все в доме берегли, старались не шуметь и на хозяйскую половину рано не заходили.
Снилось ей, будто стоит она посреди поля, а над головой пролетает большая птица. Сначала высоко, потом снижается всё ниже и ниже. И вдруг, от неё начинают отделяться белые точки, как семечки. Эти семечки летят вниз, превращаясь постепенно в зонтики от одуванчиков. А внизу каждого зонтика чёрная запятая. И снится Оленьке, что запятые эти, приближаясь к Земле, становятся людьми. Все они идут по направлению к ней. Она стоит в нежно-розовом платье, том, что не купил ей в последний раз Петенька. В руках держит полевые цветы Макара. А люди проходят мимо, будто не замечая её, такую красивую и откровенно одетую! Но вот двое молодых людей подходят и говорят:
– Мама, это мы. Ты нас не узнала? – ухмыляется тот, что постарше.
– Наконец-то ты приехала, мамочка, – с улыбкой произносит второй и крепко обнимает Ольгу.
Она интуитивно понимает, что это её взрослые сыновья.
– Значит, мои дорогие, всё у нас с вами будет хорошо! – улыбаясь, шепчет на ушко юноше, крепко прижавшемуся к ней.
Но тут Ольга ощущает странное прикосновение очень худых рук вместо рук сына. Она отодвигается немного назад и видит перед собой всё ту же старуху из зеркала. Та смотрит злыми глазами и кричит своим чёрным ртом:
– Пора прозреть!
В этот раз образ старухи не вызвал страха. Стало даже интересно – почему та ей постоянно снится. Проснувшись окончательно, женщина поднялась с постели, взяла карандаш и принялась рисовать портрет увиденной во сне ведьмы. Когда набросок был выполнен, Ольга хотела подписать его «ведьма», но подумала, что это слово не совсем ей подходит. Она вспомнила свой сон про Мать-Природу. Вслух сама себе подытожила:
– Возможно, эта женщина тоже чья-то, ведь, мама.
В правом нижнем углу она написала «ведьМАМА». Довольная собой, начала приводить себя в порядок: умылась, причесалась, надела тёмно – синее платье и вышла к завтраку.
В гостиную Ольга Дмитриевна вышла ухоженная и свежая. Завтрак уже был на столе. Сегодня она не звала Соню. Та хлопотала по хозяйству, укладывала с Макаром чемоданы в экипаж, готовилась в путь. Девушка то и дело забегала в дом: то в одну комнату, то в другую. Но в гостиную и спальню не заходила. Думала, что хозяйка ещё спит.
Оленька позавтракала, подошла к выходу, дождалась очередного визита своей помощницы и с улыбкой встретила её в дверном проеме.
– Ох, матушка, да вы уже на ногах! – всплеснула руками Соня – Макар! Я же говорила, чтоб ты не топал. Вон, разбудил нашу душеньку! А ей выспаться надо было перед дорогой!
– Нет, нет, я сама проснулась. Спасибо вам, вы были тише моих мыслей! – громко, чтобы слышал Макар, сказала Оленька.
Макар стоял, потупив взгляд от Сониных слов, а тут довольно развёл руками и безмолвно кивнул. Потом резво подхватил чемоданы и понёс их на улицу.
– Оленька Дмитриевна, всё ли мы взяли из вещей? – спросила молодица встревоженно – Чтоб потом на полпути не возвращаться. Примета плохая.
– Надо пройти по комнатам и проверить – поучительным голосом ответила ей Ольга.
Соня побежала по комнатам, вернулась, держа в руках гребень и «Добрый сон».
– Ну вот, чуть самое главное не забыли! – с претензией в голосе заметила Соня. – Помню я, как мы всем семейством Петра Николаевича возвращались с полпути за вашем этим «Добрым сном». Вы ведь без него ни одной ночи спать не сможете!
– Какая ты молодец, Сонечка! – произнесла Ольга – Настоящий…
– Личный секретарь! – вместе воскликнули они и засмеялись.
«Ходить цаплей» сейчас Соне было некогда. Её благодетельница и так уже улыбалась. Поэтому девушка аккуратно сложила всё в саквояж и наши героини вместе с Макаром отправились в дальний путь.
Дорога была довольно ровной, поэтому через пару часов Оленька задремала.
Снилось ей, что цыгане поют красивую песню. Мальчик играет на скрипке, юный цыган на гитаре, а женщины – цыганки поют все вместе.
Самые молодые выходят вперёд и танцуют, размахивая своими широкими многослойными юбками. Ольга подпевает им, идёт «в пляс».
И вдруг, видит за спинами цыганок двоих мужчин с суровым выражением лица. Они что-то прячут под рубахой. Немного присмотрелась – ба! Да это же нож! Тот самый нож, которым убили её мужа. Она видела его в полицейском участке. Это был цыганский нож «Чури» с изображённой на рукояти головой лошади. Такой нож является почти таким же сакральным и неотъемлемым атрибутом жизни каждого цыгана, как конь и свобода. Возможно поэтому каждый цыганский подросток должен был сам смастерить себе оружие и никогда не расставаться с ним.
Женщина хорошо рассмотрела их лица. Это были настоящие цыгане. В детстве недалеко от поместья, родового гнезда Оленьки, было поселение оседлых цыган. Местные жители мирно уживались с ними, многие даже дружили. Мать Ольги тоже общалась с одной цыганкой. Та приходила к ним в гости, гадала маме на картах, они много разговаривали о детях и о жизни в целом.
Танец подошёл к своей финальной точке, традиционно поднесли кубок и стали скандировать: «Пей до дна, пей до дна». Но Оленька не пьёт спиртного, поэтому долго не решалась взять кубок в руки. К ней подошла цыганка, вложила этот кубок в руку и прошептала на ухо:
– Пора! Скоро ты прозреешь. Теперь ты готова.
Ольга Дмитриевна взглянула мимо кубка в глаза цыганке и увидела всё ту же женщину из зеркала. Только сейчас она была не такая злобная, цыганская яркая одежда убавила предполагаемый возраст. Это была вовсе не старуха. Волосы были заплетены на цыганский манер, спрятаны под платком, на плечах лежала шаль. Оленька присмотрелась и увидела в её лице свои черты.
Она ещё раз взглянула в сторону тех цыган, что были с ножом. Но их там уже не оказалось. Тогда Ольга с шумом выдохнула из лёгких воздухи залпом выпила содержимое кубка.
Проснулась она всё в том же экипаже, рядом сидела Соня и бережно придерживала голову своей хозяйки:
– Вот, и хорошо. Подремали. Теперь уж совсем недолго ехать осталось.
– Сонечка, у меня для тебя есть работа. Сейчас как раз для этого свободное время. Слушай внимательно и запоминай. Записать я в дороге не смогу, поэтому ты должна запомнить всё слово в слово.
Ольга Дмитриевна достала из саквояжа блокнот и карандаш. Крупно написала, проговаривая вслух:
Мои сны:
№1 Петя в белом костюме. «Детям нужна мать».
№2 Пепелище. «Пора прозреть».
№3 Птица. Дети. «Пора прозреть».
№4 Мать-Природа. «Пора прозреть».
№5 Цыгане. Нож. Кубок. «Пора! Скоро ты прозреешь. Теперь ты готова».
– Соня, запомни этот список. А сейчас я расскажу тебе каждый из этих снов.
И рассказала ей свои сны в мельчайших подробностях. Помощница всё внимательно выслушала. Для закрепления Ольга Дмитриевна попросила её проговорить список снов и цитаты. Как было записано в блокноте. Соня всё с лёгкостью повторила. Ольга, довольная способностями Сони и проделанной работой, подвела черту:
– Отлично! Какой у меня замечательный личный секретарь!
И тут девушка окликнула Макара, чтобы тот остановил экипаж. Соскочив на землю, она с важным видом сложила руки за спиной, запрокинула голову и стала шагать, словно цапля. Ольга и Макар тоже спешились размять ноги. Оба стояли недалеко от «важной птицы» и просто еле держались на ногах со смеху! До того это было потешно! И каждый раз как-то по-новому.
Въехали в Ольховку. Деревня приобрела богатый вид, крестьяне ходили деловито, все радостно приветствовали госпожу.
Проезжая мимо мальчишек, играющих в лапту, Оленька заприметила родную светлую головушку. Андрюшка тоже узнал экипаж и побежал навстречу:
– Мама! Мама приехала, – громко кричал он на бегу.
Подбежал, не дожидаясь остановки, запрыгнул и прижался к матери. У Ольги выступили слёзы радости. Точно, как во сне, сын крепко обнимал самого родного человека на свете, маму! Только во сне он был гораздо старше.
Мать целовала дитя в темя, лобик, ерошила ему волосы, крепко прижимала к себе. Затем взяла его лицо в свои руки, заглянула в глаза, и, рыдая сказала:
– Андрюшенька, ты уже большой. Ты всё поймёшь, как надо. Я не хочу тебя обманывать. Нашего папы больше нет. Он умер.
– Я знаю, мама.
– Кто тебе сказал?
– Я это сам понял недавно.
– Как ты это понял? – перестав плакать, спросила Ольга.
– Я не знаю. Как-то почувствовал. А ещё, папин портрет упал, и на нём стекло лопнуло. Я спросил у бабушки – что бы это могло значить? А она заплакала и вышла из комнаты. Вот так я и понял. Я очень боялся, что и ты умрёшь, мамочка!
– Ну что ты, мой хороший! Нет, конечно! Я буду с вами. Мы будем жить долго и счастливо.
– Как в сказке?
– Намного лучше, чем в сказке. Там ведь есть Дракон, Кащей, Баба Яга, всякая иная нечисть. А в жизни их нет. Мы их себе сами придумываем. Вот, что напридумаем, то и будет!
– А давай напридумаем всё только самое-самое хорошее?
– Давай. Только попозже. А то нас там уже Сашенька, бабушка и дедушка заждались. Поехали!
Экипаж подъехал к дому. Навстречу бежал старший сын с книгой в руках. Он тоже запрыгнул к маме на колени, и они так и сидели втроём, крепко обнявшись. На улицу вышли родители Пети. Все были очень рады приезду Оленьки. Макар стал заносить коробки и чемоданы, Соня понесла саквояж в комнату хозяйки. А мать с детьми так и сидела в экипаже, дети не отпускали её.
Наконец, на улицу вышел гувернер Никита Игнатьевич и увлек мальчиков небольшой игрой.
– Ну, здравствуй, дорогая моя, бедная девочка – расцеловывая трижды по русскому обычаю, прошептала мать Петра.
Николай Фёдорович же сухо, но громогласно продекламировал:
– Милости просим, Оленька Дмитриевна. Наш дом – ваш дом. Проживайте столько, сколько Вашей душеньке будет угодно – и поцеловал ей руку.
Лариса Андреевна и Николай Фёдорович Полунины очень любили невестку. Они были давними друзьями её родителей. Подробности их знакомства и дружбы она не знала, но дружили они очень давно. Когда Ольга была ребёнком, в гости друг к другу они не ездили, а вот после свадьбы часто бывали все вместе. Поместья находились неподалёку друг от друга. Два часа езды лошадьми.
Наконец-то Ольга была в кругу семьи! Здесь не завешивали зеркала, чтобы не пугать детей. И всё было почти как раньше. Андрюша пожалел мать и рассказал про смерть отца старшему брату сам, наедине. Они немного поплакали, но решили быть мужчинами и помогать матери как смогут. Пообещали друг другу меньше говорить об этом при ней, и не шалить, чтобы лишний раз не расстраивать. Так и сделали. К ужину они спустились весёлые, опрятные и с отменным аппетитом. Андрюша плохо ел, но ради настроения мамы он всё слопал быстрее остальных. И даже выпил молоко!
Все радовались произошедшим изменениям, потому что до приезда матери, младший Полунин часто вовсе отказывался от еды. Ужин прошёл просто замечательно. Все много шутили, много ели и пили. Стол был богат разносолами и закусками. К ужину подали любимый всеми расстегай, перепелов, кабанчика под мятным соусом, буженину, херес, наливку, прекрасное вино… Да чего там только не было!
После плотного ужина приступили к музицированию. Мальчики продемонстрировали своё владение инструментами: Александр играл на фортепиано, Андрей на флейте и гитаре. Позвали Соню. Она исполнила несколько народных песен. Аккомпанировала ей Оленька. Никита Игнатьевич исполнил «Ноктюрн» Шопена и предложил саккомпанировать Ольге Дмитриевне. Они исполнили несколько романсов. Всё было здорово.
Вот только Пети не было. Вдова ощущала, что все умышленно молчат, не поднимая тему гибели Петра. Она понимала, что все щадят именно её. Ну, и конечно же, маму Пети. Оленька поблагодарила всех за прекрасный вечер. Сделала паузу.
Шёпотом она попросила Соню последить за реакцией гувернёра и родителей Петра на её следующие слова. Далее Ольга Дмитриевна попросила минуту внимания и заявила:
– Родные мои, любимые, я понимаю, что вы не хотите ранить моё и свои сердца беседами о смерти Пети. Но это невозможно. Мы не можем не говорить об этом. Я считаю, что это жизнь. Да, такой жизненный поворот не нравится никому из нас. Но, что случилось, то случилось. Однако, я не буду мириться с тем, что расследование не привело к должным результатам. Преступник не найден и не наказан. Я считаю это несправедливым. Возможно, я сейчас буду жестока, но я приехала сюда не просто увидеться со всеми вами, а в первую очередь, меня привело сюда самостоятельное расследование преступления, совершенного против моего мужа.
Лариса Андреевна громко всхлипнула, приложила кружевной платок к лицу и вышла из комнаты.
Николай Фёдорович сильно насупил брови, трясущейся рукой вынул карманные часы, с трудом открыл их и сиплым голосом вымолвил:
– Что ж, простите стариков за столь ранний уход, но время уже позднее. Организм требует отдыха. Спокойной всем ночи – сказал он, кривя недовольную гримасу.
Лица гувернёра Ольга не видела. Он стоял спиной к ней у рояля и перелистывал ноты. Но Соне хорошо было его видно. Позже она рассказала Ольге:
– Хранцузик ентот так перепужался, когда вы сказали: «…в первую очередь, меня привело сюда самостоятельное расследование преступления, совершённого против моего мужа…».
Цитату Сонечка произнесла в точной манере Ольги Дмитриевны, правильно произнося слова.
– Интересно. Что же это была за реакция? Ведь Никита родом отсюда, из Ольховки. Мне Петя говорил об этом. Однажды он пришёл с очередной встречи с друзьями в субботу не так поздно, как обычно. Я ещё не спала. Он был немного выпившим и говорил без умолку. Он рассказывал про юношу, очень способного, но из небогатой семьи. Родом он был из Ольховки. Хотел помочь ему, устроить в столичный Университет. Я поддержала тогда мужа. Сказала, что это благородное дело, и что обязательно надо помочь земляку. Прошло два года после этого разговора. И этим летом Никита появился в нашем доме как гувернёр сыновей – размышляла Оленька – Я думаю, что это один и тот же человек.
– Матушка, а давайте спросим у самого хранцузика. Помогал ли ему Пётр Николаич поступить в Университет?
– Да, обязательно спросим – задумчиво сказала Ольга – а ещё вот что спросим. Никита накануне того злополучного вечера ездил домой, в Ольховку. Вернулся он в субботу утром. А в завершении того же дня Петя был убит. Об этом тоже надо узнать поподробнее.
Дом погружался в объятья тишины. Мальчики, уставшие от пережитых эмоций, уже спали. Родители Петра что-то тихо обсуждали в спальне Ларисы Андреевны. Оленька накинула шаль крупной вязки на плечи и вошла в гостиную, чтобы убрать ноты на место. Около рояля стоял Никита. Увидев её, он смутился и поприветствовал:
– Ольга Дмитриевна, не спится?
– Нет-нет, я хотела убрать ноты.
– Не беспокойтесь, я уже всё положил на место.
– Никита, можно мне вас так называть, без отчества?
– Да, конечно. Я буду только рад.
– Скажите, вы ведь отсюда родом, из Ольховки? А где вы жили?
– Мои родители рано ушли из жизни. Мне было двенадцать лет, когда умер отец. Он был местным кузнецом. Тяжёлый труд в постоянной жаре сгубил его. А мать умерла почти сразу же. Она очень любила отца. И вот, в четырнадцать лет я остался сиротой. Дай Бог здоровьечка Ларисе Андреевне, которая приютила меня в этом доме.
– А как вы попали в Университет?
– Я усердно учился в детские годы, много читал. Мой отец мечтал дать своему единственному сыну образование, чтобы не приходилось зарабатывать на жизнь физическим трудом. Мне повезло. Со мной с малых лет занимался Николай Фёдорович. И уже к двенадцати годам я был неплохо подготовлен по гимназическому курсу. Но гимназии здесь нет. Меня отвезли в город, и я сдал экзамены экстерном. Так я и закончил гимназию, – Никита почесал затылок и добавил – А уж поступление моё в Университет – это полностью заслуга вашего супруга. Он меня туда определил. Но вы не думайте, там я тоже выдержал все испытания на «отлично». И учусь сейчас прилежно. Я не подвёл своего благодетеля, Петра Николаевича. Я его безмерно уважаю и почитаю. Золотой был человек! Ох, простите… – он опустил голову и нахмурился.
– Нет-нет. Мы ведь договорились. Я в порядке. Лучше скажите мне, вы ведь приехали накануне, в субботу утром. Чем вы добирались?
– Так телега с товаром ехала из Ольховки на рынок. Вот, на ней.
– Вы были там один?
– Нет. Там был Митрофан – хозяин телеги и лошадей, торговка его Аксинья, две девицы да два цыгана каких-то.
– Цыгане? С вами ехали цыгане?
– Ну да, оседлые, местные. Чужих бы Митрофан не взял. Они воруют. А этих раз взял, значит знает их. Телега получилась сильно нагружена. Поэтому цыгане часто спешивались, когда кони уставали, и шли рядом с телегой. Крепкие такие парни, средних лет. Примерно по тридцать. Угрюмые, неразговорчивые. Девицы вот весёлые попались, мы с ними всю дорогу судачили, – он улыбнулся – особенно одна мне приглянулась. Ох и хохотушка! Марфой зовут.
– Что ж, Никита, сладких вам снов.
Акт 6. Дом лесника
Оленька ушла к себе в спальню, улеглась в подушки, посмотрела вверх и увидела своего вечного спутника. «Добрый сон» был заботливо водружён Соней на почётное место у изголовья кровати. Женщина принялась, как всегда, разглядывать эту необычную игрушку.
Это был небольшой оберег, сплетённый из веток, нитей, бусин и белых перьев. Основой являлись гибкие веточки. Они были скручены между собой по кругу в диаметре, примерно, десять сантиметров и плотно привязаны друг к другу в нескольких местах. От неправильного круга свисали нити с вплетёнными в них перьями. На круг, как на барабан, была натянута рукотворная паутина. В центре этой композиции красовался нежно – голубой камень. О его ценности Ольга не знала. Возможно, это был просто осколок стекла, красиво обточенный заботливой рукой мастера со всех сторон. Но, когда Оленька, будучи ребёнком, смотрела сквозь него на солнце, этот камешек казался ей самой большой драгоценностью в мире!
Снился сказочный лес. Диковинные птицы перелетали с одной ветки на другую, мелкие зверушки перепрыгивали с ветки на ветку. То и дело, вдалеке пробегали какие – то стада невиданных животных. Это были странные существа, которых она не видела даже в своём сне про Мать-Природу.
Очень красивые цветы росли на полянке. Они были огромные, с разноцветными лепестками. Один красный, другой желтый, третий синий…и так все цвета радуги. На эти удивительные цветы прилетали невиданные насекомые. Чем-то похожи на бабочек, но с человеческой головой и конскими ногами. Они подлетали, ударяли своими маленькими копытцами по лепестку, и из центра со звоном осыпалась разноцветная пыльца.
Оленька хотела поймать одного такого бабочко-коня, но он отлетел. Подлетел к её лицу и вдруг произнёс человеческим голосом:
– Никакой я не бабочко-конь! Имейте уважение! Мы тут, между прочим, очень важным делом занимаемся. Озарение собираем.
– Что, простите?
– Озарение, что не понятного?
– Озарение? А зачем оно вам?
– Оно не нам, оно вам и другим людям нужно!
– Для чего?
– Как это для чего? Вот пишет, например, поэт стихотворение. Скучный такой стих, обычный, поздравительный… И вдруг – бац! И наступило озарение. И поэт сел и написал прямо целую оду!
– А-а, теперь понятно. Но мне оно зачем? Я ведь не пишу стихов.
– О-о, вам оно как раз очень даже пригодится! Скоро вы сами всё поймёте. А пока вот, держите – он протянул копытце и показал привязанный к нему маленький мешочек. Она развязала нитку и взяла мешочек.
– Там озарение? – спросила она, пытаясь открыть мешочек и посмотреть, что там.
– Ну конечно! Только сейчас не открывайте. Когда наступит время, вы сами поймёте. Просто закройте глаза и мысленно возьмите своё озарение. Затем посыпьте его себе на голову и всё. Дело сделано. Тут же вас озарит.
– Вы хотели сказать – осенит.
– Нет, озарит! Озарение озаряет, а осеняет осенение! Что непонятного?
– Я всё поняла. Не сердитесь. Спасибо вам большое – Ольга решила, что лучше не спорить, а подыгрывать во всем, как будто перед ней маленький ребёнок – Скажите всё-таки, кого я должна благодарить, как вас зовут?
– Меня не зовут, я сам прихожу, а вместе со мной озарение! Но у меня есть имя. И звучит оно так: Тосопай Макридент Третий!
Она давилась от смеха, но у Тосопая был такой важный вид, что не посмела себе даже хихикнуть. Ольга Дмитриевна выпрямила спину, сделала глубокий реверанс, как перед коронованной особой, и важно произнесла:
– Благодарю вас, сударь! Тосопай Макридент Третий!
– Прощайте, у меня очень много дел. И запомните – прощайте!
Вмиг всё исчезло. И чудные цветы, и Тосопай, и даже великаны-деревья, которые постоянно двигались и скрипели.
Сон продолжался. Но теперь это была небольшая хижина, на полу которой сидела женщина в просторном плаще и с большим капюшоном на голове, скрывающем лицо. Перед ней на кровати лежало тело девушки.
– Я им этого так не оставлю, – говорила она сквозь рыдания – Слышишь? Я клянусь тебе, они за всё ответят! За всё!!! – она встала, повернулась к Оленьке лицом и повторила – За всё ответят. Не прощу!
И вдруг, в лице этой женщины она узнала знакомые черты. Да-да. Это был тот же облик, но намного моложе. Старуха из зеркала, женщина с пепелища – это всё она. А говорила она голосом Матери – Природы.
Пробуждение в этот раз было долгим и мягким. Никаких толчков и резкого подъёма. Она долго лежала в постели и всё обдумывала, пытаясь запомнить сны до мельчайших подробностей. Затем нащупала свой блокнот, вынула из него карандаш и записала в продолжение записи о снах:
Мои сны:
№1 Петя в белом костюме. «Детям нужна мать»
№2 Пепелище. «Пора прозреть»
№3 Птица. Дети. «Пора прозреть»
№4 Мать-Природа «Пора прозреть»
№5 Цыгане. Нож. Кубок. «Пора! Скоро ты прозреешь. Теперь ты готова»
№6 Дивный лес. Озарение. «Прощайте»
№7 Хижина. Мёртвая. «Не прощу»
Вошла Соня и присела на колени около кровати. Ольга рассказала ей свои два новых сна во всех деталях. Та слушала очень серьёзно. Даже описания дивного леса не вызвали в ней эмоций. Она просто запоминала текст.
После того, как хозяйка встала с постели, а служанка начала приводить её причёску в порядок, девушка восхитилась красотой и образами Оленькиных снов:
– Вот ведь какие вам, бывает, красивые сны видятся. Мне такие никогда не снятся. Мне вообще редко сны являются. Только к подушке, как вставать пора.
– Это потому, Сонечка, что ты очень устаёшь. Физический труд утомляет. Да, к тому же, ты рано просыпаешься, а я сплю дольше. Если хочешь, тоже можешь позже вставать. Здесь и так много прислуги.
– Ну что вы, Оленька Дмитриевна, я уж привыкла. Только петухи запели – я на ногах!
Ольга ласково погладила Соню по голове и пошла в гостиную. Там было пусто. Все уже позавтракали и разбрелись по своим делам. Но стол для Ольги был накрыт Соней, как обычно.
После завтрака вбежал Андрей и прозвенел:
– Мамочка, доброе утро. А пойдёмте все вместе в лес! Там так красиво! Но нас одних не пускают.
Из своей комнаты вышел Саша с книгой:
– Правда, пойдёмте! Я очень люблю гулять в лесу.
– Хорошо, мои дорогие. Сейчас пойдём.
– Ура! Ура! – заголосили мальчишки – мы пойдём с мамой в лес!
Из спальни вышла Лариса Андреевна:
– Что за новости? Какой лес? Что там делать?
– Не волнуйтесь, Лариса Андреевна, мальчики хотят прогуляться. Они дети, к тому же – забияки, им надо резвиться. А в лесу я как дома, вы же знаете. Я выросла в поместье, где в округе тоже густые чащи. Не заблудимся. Вот и Соня с нами пойдёт. Верно, Сонечка?
– Как скажете. Я везде с Вами.
Начались сборы для прогулки в лесу. Соня взяла корзинку с провизией, мальчики надели башмаки с плотной подошвой, Оленька взяла с собой блокнот, карандаш и надела шаль.
Сыновья упросили взять с собой ещё и гувернёра. Он много знал о цветах и растениях. Непоседы любили беседовать с Никитой. Он действительно был очень хорошим учителем и наставником. Большой заслугой гувернёра Ольга считала его любовь к чтению, которую он передавал и детям. Саша постоянно что-то читал. Это ей очень нравилось.
Компания выдвинулась по направлению к лесу. Лариса Андреевна стояла и смотрела им вслед.
Когда Сашенька поравнялся с мамой, она спросила:
– Что ты сейчас читаешь? Я видела у тебя книгу в руках. Интересная?
– Весьма интересная. Это «Робинзон Крузо», приключения.
– Тоже мечтаешь о морских путешествиях?
– Если мечтать о путешествиях, то уж не морских, а воздушных! –гордо произнёс будущий мужчина.
– Ничего себе! Вот так вундеркинд у нас подрастает! – радостно воскликнула Оленька.
Саша побежал рассматривать жука, которого нашёл по дороге Андрюша. Никита слышал разговор сына с матерью. Он добавил:
– Да-да! Александр прав. Не за горами тот час, когда путешествия будут производиться по воздуху. Идея подняться на воздух, воспользовавшись громадным воздушным океаном, как путём сообщения, очень стара.
Далее последовал довольно длинный монолог Никиты:
«Ещё с глубокой древности начались попытки, хотя большей частью тщетные. По преданию, Беллерофонт, летая, поднялся до вершины Олимпа.Архип Тарентский изготовил голубя, который носился в воздухе с помощью механического приспособления. Немец Саломон Идлер потерпел неудачу как пионер авиации в Аугсбурге. В своей первой и последней попытке полета с двумя самодельными крыльями на обеих руках он потерял контроль над своим самолетом и врезался в мост, который разрушился от силы удара. После неудачной попытки полета он сжег свое летное оборудование. По сообщению французского миссионера Бассу, в Пекине, при вступлении на престол китайского императора Фо-киена в 1306 году, на воздух поднялся воздушный шар. Позже, Баттиста Данти в Перуджии, затем бенедиктинский монах Оливер Мальмесбури, равно как португалец Бартоломеу де Гусман строили летательные машины. Иезуит Франсис Лана после сочинения Галльени, устроил уже в 1686 году громадный шар из жести, из которого выкачан был воздух; он выдавал это приспособление за настоящий воздушный корабль. Только когда братья Монгольфье устроили аэростат и когда первый такой шар, наполненный нагретым воздухом, поднялся 5 июня 1783 года в Аннонэ, а второй, устроенный профессором Шарлем и наполненный водородом, поднялся 27 августа 1783 года, открылся путь к осуществлению настоящего воздухоплавания. Аэростатами и воздушными шарами сейчас уже никого не удивишь. Но будущее, на мой взгляд, за летательными машинами. А вот профессор Менделеев, в своём сочинении «О сопротивлении жидкостей и о воздухоплавании», склоняется к мнению, что аэростат надёжнее, ближе в цели, чем летательные машины. Однако, я с ним не согласен. Нужно развивать оба направления».
– Никита, да вы просто будущий светила науки! – улыбаясь, ответила Ольга, когда они проходили мимо деревни, – Скажите, где здесь живут оседлые цыгане?
– На окраине деревни. Ближе к лесу.
– А мы будем сейчас проходить мимо?
– Да, конечно, будем.
– Отлично. Мы с Соней зайдём к ним ненадолго. Вы не против подождать нас? Поиграете с детьми?
– Конечно.
Дорога вела к лесу. Вот и окраина села. Несколько домов стоят обособленно. Это и есть дома цыган. Здесь чисто, дома добротные. Никита вывел мальчиков на лужайку и затеял догонялки. Оленька и Соня отделились от своих спутников и пошли к домам. Легко нашла дом, где жили те два цыгана, что ездили в город недавно на телеге. Они были братьями— Шандор старший, Зиндело младший.
Молодые особы вошли во двор. Братья работали. Один рубил дрова, другой точил ножи. Оленька сразу заприметила в руках нож с похожей рукояткой. Разговор не получился. Братья отпирались. Никого они не убивали, просто помогали выступать своим собратьям-цыганам.
Пока Ольга Дмитриевна беседовала с ними, Соня обошла вокруг сарая и увидела сидящего в огороде старичка. Он возился с овощами на грядке.
– Добрый день – заговорила она первой. Это ваши сыновья? – тот кивнул, – а где их мать?
– Померла давно. Красивая была цыганка.
– У вас только двое детей? У цыган обычно их много.
– Нет, есть ещё дочь. Но она от первой жены, русской.
– Русской? Она тоже умерла?
– Да, после рождения моих девочек. Когда мы полюбили друг друга, мой отец был против нашего брака. Я ушёл из дома отца. Мы жили в лесу десять лет, в доме лесника. У нас родились две прекрасные девочки: старшая Настя и младшая Маша. – старик вздохнул всей грудью, – Но моя Лизонька умерла во время вторых родов, и мне пришлось вернуться в дом отца вместе с девочками на руках. Один я не справлялся. Машеньке было всего два дня отроду. От голода она уже даже не плакала. Она не выжила бы без грудного молока. Поэтому мне пришлось попросить прощения у отца и вернуться. Мы нашли кормящую цыганку и спасли девочку от верной гибели. Потом отец женил меня на молодой цыганской девушке. От неё у меня и родились сыновья, – старик задумался на секунду, но потом спохватился и начал дальше полоть грядку.
– Да зачем ты его слушаешь? Старик совсем выжил из ума! Несёт всякий бред. И вообще, иди отсюда. Тебя не звали! – возмутился подошедший Шандор.
Наши героини поспешили выйти со двора, потому что братья стали злобно кричать на них по-цыгански, активно жестикулируя.
Сонечка тут же, стоя у ворот, шёпотом всё рассказала Ольге Дмитриевне.
– Какая интересная история! – воскликнула Оленька, – Но почему он сказал «дочь», а не «дочери»? Значит, одна из девочек уже умерла.
Когда они пошли по дороге, к ним подошли две старые цыганки:
– Что такие красавицы делают у наших братьев – холостяков? Мы слышали, что свой долг они уже выполнили. Теперь можно и жениться.
– Какой долг? О чём вы говорите? – поинтересовалась Ольга.
– У цыган есть поверье о том, что, если обидели твою сестру или брата, ты должен отомстить, это дело чести! Слушай, а дай я тебе погадаю, а? Всю правду расскажу: что было, что будет… – цыганка пыталась повернуть руку Ольги ладонью вверх.
– Нет, мы спешим, нас ждут – ответила женщина, направляясь в сторону ребят, на лужайку.
Цыганка долго что-то говорила им вслед, а потом повернулась к своей спутнице и сказала ей громко по-русски: «Она наша». Соня услышала.
Компания путешественников по лесу воссоединилась, и они продолжили путь.
– Никита – заговорила Оленька первой – вы хорошо знаете здешние места?
– Да, Ольга Дмитриевна. Я знаю здесь каждую тропинку, каждый кустик.
– Это просто замечательно! – радостно ответила мама воспитанников – А давайте пойдём в дом лесника?
Никита вдруг застыл, испуганно глядя перед собой. Лицо его резко побледнело, рот приоткрылся, глаза округлились, он не мог вымолвить ни слова.
– А… зачем? Что нам там делать? – сглотнув, пробормотал он.
– Ну, просто…я там ни разу не была. Слышала, что там очень необычно, как в заколдованном лесу, как в непроходимой чаще. Ребята любят сказки. Вот, пусть посмотрят, что такое непроходимая чаща! – на ходу придумывала причину Ольга.
Сыновья стали её поддерживать:
– Да, да, Никита Игнатичь, пойдёмте в чащу! Это ведь так здорово! А мы увидим там лешего? Или бабу Ягу, или Избушку на курьих ножках? Ухты!
Никита начал понемногу приходить в себя:
– Ну, хорошо. Я отведу вас туда, в чащу. Но в сам домик лесника я не пойду.
– Конечно, Никитушка. Вы поиграете с детьми поодаль, а мы с Соней зайдём ненадолго.
– Зачем вам туда? Это связано с расследованием?
– Не знаю. Просто интересно посмотреть, что это за место такое.
По лесу все, кроме Никиты, шли весёлые и счастливые. Он много и скучно рассказывал мальчикам о кустарниках, деревьях, травах и ягодах, которые встречались в лесу. Погода была замечательная, лето в самом разгаре. Соня и Ольга шли позади и обсуждали новые истории, услышанные от цыган.
– А вот теперь начинается непроходимый лес – после примерно получаса пути произнёс гувернёр.
И правда, впереди была густая дубрава, поросшая плотным кустарником и порослями.
– Сюда без меня никогда не ходите. Я покажу тропинку – он отодвинул нависшие на тропу ветки кустарника и пропустил под рукой путников.
Ольга вдохнула полной грудью. Этот запах показался ей очень знакомым и таким родным! Она пыталась вспомнить – откуда знает этот запах, но ничего не приходило на ум. Там, где жили её родители, лес был редким, дубы не росли, в основном были берёзы. Но этот запах она точно знала. Она закрыла глаза и вдруг ей вспомнился Тосопай. Женщина мысленно достала мешок и посыпала себе из него на голову озарение. Точно! Этот запах был в том самом сне про Дивный лес. Открыла глаза. Соня смотрела на неё с таким странным видом:
– Всё нормально? Матушка? Вы себе над головой что-то солили…
– Да, всё просто замечательно! Здесь так хорошо, Сонечка, так спокойно! Я, будто домой вернулась. Где-то бродила долго, и вот, вернулась – задумчиво, полушёпотом, чтобы не слышали мальчики, ответила Ольга – Мне кажется, я даже знаю куда идти.
– Так и я знаю. Туда, куда тропинка ведёт! Хм…Эка невидаль!
Теперь начинающие сыщики шли впереди, а мальчики и гувернёр позади. Все интересные растения закончились. Были лишь дубы да кусты. Никита молчал. Мальчишкам стало скучно:
– Мааам, я проголодался, – сказал Сашенька уставшим голосом, – Давайте привал сделаем!
– Хорошо, дорогой, сейчас найдём место поудобней.
Они вышли на небольшой пролесок, нашли там поваленное дерево, расстелили на нём платок из Сониной корзинки с провизией, присели около импровизированного стола и начали трапезу. Наши героини взяли по пирожку и, сказав, что им надо отлучиться, направились в глубину леса. Никита жевал огурец и внимательно смотрел им в след.
Две молодые женщины пробирались по густой чаще леса очень ловко, словно делали это нередко. Вела Оленька, Соня просто ступала за ней.
– Я знаю куда идти. Я помню этот лес. Скоро будет дом лесника.
И действительно. Красавицы попали в непроходимые дебри. Тропинки не было. Ветки кустарников и деревьев цеплялись за одежду и волосы, царапали ноги и лицо. Пройдя совсем немного, горе-путешественницы вышли на опушку. Она была так удачно замаскирована деревьями, что человек, впервые попавший в эти места, никогда бы её не нашёл. Посредине стоял сруб из брёвен, довольно крепкий для старого заброшенного дома лесника.
– Боязно как-то, Оленька Дмитриевна – затаив дыхание, процедила Соня.
– Хочешь – оставайся. Я пойду.
Ольга ступила на опушку и направилась к дому. Он не выглядел заброшенным. Здесь была поленница, в пеньке торчал топор. Были натянуты бечёвки для просушки одежды. Но на них ничего не висело. Путница открыла скрипучую дверь и перешагнула порог. Дальше она с трудом помнила происходящее.
Это был не сон. Она вдруг уменьшилась вдвое и видела комнату снизу, будто ей было года три-четыре. Там стоял небольшой стол, кровать и кроватка для неё, девочки Оленьки. Над её кроваткой висел любимый ею «Добрый сон» из белых пёрышек. А над большой кроватью похожий, но из серых.
Стены деревянного дома были увешаны пучками высушенной травы. От этого запах стоял невероятный! Ни одни духи не могли сравниться с этим волшебным ароматом. Оленька держала в руках цветок. Она вбежала и подошла к женщине.
– Это тебе! – радостно сказала девочка и подарила цветочек.
Женщина обернулась, малышка присмотрелась внимательней в её лицо.
О, Боже! Это была она, нынешняя Ольга Дмитриевна! Только одежда её была совершенно другая. Простая, крестьянская рубаха, лапти. Вьющиеся волосы были распущены, очень густые и красивые.
– Что с вами? Вы будто привидение увидели. – Соня стояла в дверях дома, позади Ольги. – Почему не проходите внутрь?
Та будто очнулась ото сна. Она не могла пошевелиться.
– Я здесь была в детстве. – прошептала она.
– В детстве? Быть этого не может! Идёмте, дорогая. Что-то вы побледнели. Плохо вам, что ли?
Ольга Дмитриевна повернулась к Сонечке лицом и попросила описать ей всё, что она видит внутри комнаты. Всё было так, как в видении, только не было детской кроватки и белого «Доброго сна».
– А «Добрый сон» там есть? – спросила Оленька.
– Да, Матушка, висит прям над большой кроватью.
– Он такой же, как мой?
– Такой же, но из серых перьев.
– Пойдём отсюда, Соня. Нас никто в этот дом не приглашал. Это неправильно – входить туда без хозяйки.
– Почему вы сказали – хозяйки? А может, там мужчина живёт?
– Нет, там живёт женщина. Я это точно знаю. Пойдём. Мне нехорошо здесь. Трудно дышать, и голова кружится. Да и мальчики уже, скорее всего, пообедали.
Путешественницы отправились в обратный путь. Оленька снова безошибочно вела свою спутницу, пока шли, несколько раз останавливалась и прислушивалась.
– На нас кто-то смотрит, – тихо сказала она Соне – я чувствую.
Соня стала озираться по сторонам, но никого не увидела:
– Померещилось вам, померещилось. Лес дикий, хмурый. Вот и лезут в голову всякие страшные мысли. А то, что мутит вас, так это не мудрено. Запах там, в доме лесника, слишком пряный был. А вы ж к запахам ой какая чувствительная!
Вдруг они услышали хруст веток справа от себя. Затаились. Присмотрелись, а там медвежонок.
– Это плохо. Не иди, – сказала Ольга – стой на месте. Скоро его мама появится.
Они остановились, как вкопанные. Через несколько секунд страшный хруст раздался с той стороны, где играл маленький медведь. К нему вышла медведица. Она пошевелила ноздрями, нюхая воздух, и учуяла людей!
Мать медвежонка медленно встала на задние лапы, закрывая собой малыша. Она не сводила глаз с незваных гостей. Те не двигались с места. Медведица грозно зарычала, опустилась на все четыре лапы… Ещё мгновение, и её было бы уже не остановить.
Как вдруг на пути грозного зверя возникла, будто ниоткуда, фигура человека. Он был одет в плащ с капюшоном, в руках держал большую палку.
Нашим героиням не было видно лица, ведь человек стоял к ним спиной. Отважный защитник распахнул руки в стороны, закрывая собой путь медведицы к нашим горе – путешественницам.
Зверюга ещё раз громко зарычала, однако покорно повернула назад и пошла восвояси, оберегая своего несмышленого дитятю.
Человек в плаще опустил руки и хотел, было, уйти. Но Оленька громко окликнула:
– Спасибо вам! Однако, постойте, мы хотим знать имя нашего спасителя. Погодите.
Ольга и Сонечка пошли навстречу скромному и бесстрашному герою. Человек остановился к ним спиной. Но уже не удалялся от них. Когда подошли ближе, Ольга произнесла:
– Благодарю от души! Если б не вы, мы бы погибли! Прошу вас, покажите своё лицо.
Человек нехотя развернулся и скинул капюшон. Это была немолодая темноволосая женщина! Та самая женщина, которую убитая горем вдова видела во снах и в последнем видении. Только в видении она была гораздо моложе. Спасительница молвила:
– Медведица – мать! Она защищала своё дитя. Но и я мать. Я не могла позволить ей убить мою единственную дочь!
Глава 2. Наказание
Акт 1. Настя
Оленька и Соня познакомились с их мужественной спасительницей. Её звали Настасья. Жила она отшельницей в доме лесника. Ольге многое было непонятно в этой истории. Поэтому она отвела Сонечку к мальчикам и велела им идти домой, а сама вернулась обратно.
Настасья сидела на кровати и ждала Оленьку. Когда гостья показалась на пороге, хозяйка встала и подошла к ней:
– Проходи, чувствуй себя, как дома. Не бойся.
– Я и не боюсь. Очень хорошо помню это место. Вот здесь, – Оленька указала налево, – стояла моя кроватка.
– Верно. А вот такую же игрушку для оберега твоих сладких снов сплела тебе я, – отшельница указала на игрушку «Добрый сон».
– Да, только моя белая. Я часто видела вас во сне. Вы мне говорили, что пора прозреть. И я прозрела. Вы – моя мама? Да?
– Да, доченька! Я твоя родная мама.
Слёзы градом покатились у матери по щекам, она крепко прижала к себе самое дорогое, что у неё было в жизни – ее единственного ребенка, ее кровинушку, ее потерявшуюся во времени дочь!
Оленька тоже громко разрыдалась. Какая – то волна облегчения и радости всколыхнулась в её душе. Она прижалась всем телом к только что нашедшейся родной матери! Ощущения были непередаваемые… Тело пылало изнутри, а душа трепетала.
Дальше последовал рассказ, от которого всё внутри сжималось:
«Родилась я здесь, в этом самом доме. Моя мать, Елизавета, была не такая, как все люди. Она видела необычные сны, умела лечить травами. В деревне её не любили и даже боялись, но, когда нужна была помощь – бежали к ней. А отец был цыганом, из оседлых семей. Они полюбили друг друга и ушли жить в лес, в домик лесника. Затем родилась я. Назвали Анастасией. Мы жили очень хорошо, почти не болели, кормились лесом и тем, что обменивали на травяные отвары и настои в деревне.Мама научила меня травничеству. Она была очень сильной ведуньей. Умела толковать сны, видела во времени события: и прошлое, и будущее. Так мы прожили до моих десяти лет. Мама понесла, очень хотела еще одну доченьку. Но её однажды сильно напугал кабан. И так случилось, что роды начались раньше. Папа смог спасти маленькую Машу. Но маму спасти не удалось. Мы похоронили её здесь, неподалёку.Отец взял малышку, и мы пошли к моему дедушке – цыгану. Вот тут-то и начались самые трудные для меня годы. Мы жили с цыганами. Их устои и быт сильно отличались от того, к чему я привыкла, живя в лесу с родителями. У меня появилась мачеха – цыганка. Мне было уже десять лет, поэтому мы плохо ладили. Я часто приходила сюда, навещала могилу мамы. И вот, после очередной ссоры, я ушла сюда жить. Было мне тогда шестнадцать годков. Мой отец был загружен домашними делами, он был только рад отсутствию ещё одного «рта». А здесь мне было очень хорошо.Дикие звери меня не трогали. Мы со многими были друзьями. Например, как с Марфушкой, медведицей, которая вас напугала.Иногда приходили люди на охоту, но их было мало.Однажды я спасла тут парня. Он был раненый да беспамятный. Выходила его, вылечила. Полюбили мы друг друга. Вот ты и появилась на свет. Прожили мы втроём два года. А потом он внезапно исчез. Видимо, память-то я ему вернула. Иваном я его называла. А как величали на самом деле – того не ведаю.Да не устала ль ты меня слушать, дитятко мое горемычное?» Настасья погладила Оленьку по голове так нежно, так ласково, что от удовольствия взрослая дочь прикрыла глаза. Руки у мамы были тёплые и заботливые.
Настя подошла к столу и взяла травяной отвар, угостила дочь, и сама тоже пригубила. Вкус показался Оленьке очень знакомым.
– Как получилось, что я ушла из леса? – спросила Ольга.
– Когда тебе было пять лет, пришёл человек. Он сказал, что мой Иван знатного рода. Настоящего имени его человек не называл. Сказал только, чтобы я собирала дочь. Завтра за ней придут. Я очень испугалась! Ведь, если бы тебя забрали, то я никогда больше не увиделась бы с тобой. Иван считал меня ненормальной, говорил, что я неправильно воспитываю дочь, что он её сделает госпожой. Решила я спрятать тебя навсегда. Я одела тебя в лучшую одежду, дала в руки «Добрый сон», с которым ты не расставалась ни на одну ночь, и повела ближе к поместью Полуниных. Я знавала хозяев да их сына Петю, частенько лечила их травами. Как раз он и играл на пригорке. Я его окликнула и велела отвести тебя к его маменьке, Ларисе Андреевне. Сама пойти черед деревню в дом помещика я не решилась.
Настя ещё много говорила, но Оленька так устала, что её веки закрывались сами по себе. Впервые сон был крепкий, без видений. Сколько проспала – не понимала.
Проснулась Оленька свежая и отдохнувшая. В доме лесника никого не было. Она покликала маму, но та не отозвалась. Дочь Настасьи с тревогой подумала о своих детях. Надо было сей же час идти в поместье.
На обратном пути некоторое время шла вдоль речки, там в утренние часы обычно никого не было. Однако, в этот раз ещё издали, она заприметила фигуру человека рядом с мольбертом. Путь Ольги Дмитриевны лежал как раз мимо того места, где находился, как она решила, художник.
Сделав небольшой крюк, чтобы обогнуть незнакомца, госпожа Полунина услышала, как тот её окликнул:
– Мадам, доброе утро, не могли бы вы задержаться подле меня на десять минут?
– Здравствуйте. Вам нужна помощь? – Ольга подошла ближе.
– Да, вы могли бы встать вот сюда? Мне нужно понять перспективу и сделать наброски.
Она немного удивилась его просьбе, но выполнила всё в точности. Пока художник делал карандашом на холсте свои наброски, внимательно рассмотрела его.
Это был довольно интересный мужчина средних лет, очень обаятельный и симпатичный. Одет он был так, как обычно одеваются художники: свободная холщовая рубаха, летние брюки, всё перепачкано масляными красками. Руки измазаны графитом, лицо очень миловидное для мужчины. Светлые пышные волосы обрамляли лик со всех сторон и спускались до плеч. Это необычно для мужчины, с точки зрения Ольги. Она привыкла к тому, что представитель сильного пола должен быть коротко острижен. Но Ольге Дмитриевне это понравилось.
Художник работал быстро. Бросалось в глаза то, что он мастерски владеет карандашом и кистью. Движения его были размашистыми и точными. Когда карандашный набросок был завершён, живописец взялся за кисть и нанес несколько мазков на холст красками разных оттенков. Затем он тщательно вытерся, подошёл поближе к даме, протянул руку, несколько склонившись, и произнёс:
– Художник Артемьев. Алексей. – он нерешительно поцеловал протянутую ею руку – Простите, сударыня, что ранее не представился. Торопился. Солнце уйдёт. Тени иначе лягут. Понимаете?
– Да-да, конечно, я понимаю. Ольга.
– Ольга? Можно так, без отчества?
– Да, наверное, можно, – мило улыбнувшись, запросто ответила она, сама от себя не ожидая такой лёгкости в общении с мужчиной.
Впервые в жизни она беседовала с незнакомцем сама, без сопровождающих и наблюдающих. До замужества около неё всегда была Татьяна Петровна, а после – супруг.
Алексей вдруг замешкался, заглядывая в Ольгины глаза. Он пронзительным взглядом изучал её лицо, волосы, шею. Живописец заинтересованно приоткрыл рот, и у женщины было ощущение, что художник ощупывает ее своим проникновенным взором, миллиметр за миллиметром. Ей стало неловко.
– Довольно, – резко остановила она изучение собственных черт лица.
– Ой, простите! Я вовсе не хотел вас сконфузить, – мужчина густо покраснел и нехотя отвел взгляд – это профессиональное, понимаете? Ваша внешность, точнее лицо! Это шедевр, который не сможет передать ни одна кисть!
– Полно вам! – Ольга залилась своим заразительным смехом, – Какой там шедевр!
– Именно шедевр! Мать-Природа – искуснейшая из мастеров. Человеку никогда не отразить всей её красоты. А вы – одно из величайших творений природы!
– Это приятно слышать. В мой адрес нередко звучали комплименты, но такой впервые.
Оленька уже собралась, было, уходить, но ценитель прекрасного взмолился:
– Прошу вас, не откажите мне в любезности. Я просто обязан написать ваш портрет! Понимаете? Обязан! Я ведь теперь ни спать, ни жить спокойно не смогу. Приходите сюда завтра, молю вас. Мне нужно-то всего несколько дней.
– Я не собиралась заказывать вам свой портрет.
– Вы не поняли. Я не отдам его вам. Эта картина будет выставлена на моей персональной выставке в столице как доказательство того, что в мире масса прекрасного!
– Хорошо, раз вам это нужно для выставки, я приду завтра. На закате.
Акт 2. Лариса Андреевна
Оленька пришла в поместье Полуниных довольно быстро. Навстречу ей вышла Лариса Андреевна:
– Боже мой! Ну наконец-то. Я места себе не нахожу.
– Всё хорошо, я была дома.
– У кого дома, дорогая?
– У себя.
– Господь с тобой, ты в бреду? Дом твоих родителей в двух часах езды отсюда!
– Нет, Лариса Андреевна. Дом моих родителей – дом лесника. Моя мать – Анастасия, местная ведунья и травница. Разве вы этого не знали?
– Нет. Я впервые это слышу. – Свекровь смущённо опустила взгляд, было видно, что она скрывает правду.
– Расскажите мне, как и когда впервые я появилась в вашем доме? Только не говорите, что после свадьбы с Петром.
Лариса Андреевна, заломив руки, призналась во лжи и стала рассказывать:
«Это случилось, когда Пете было тринадцать лет. Он гулял неподалеку от поместья, как вдруг привел домой необычную девочку. Тебя. Ты была одета небогато, но чисто и очень приятно пахла травами. Твои вьющиеся волосы были распущены. В руках ты держала любимую игрушку и называла её «Добрый сон».Ты неплохо разговаривала, знала название предметов, трав, деревьев, очень хорошо пела. Назвала своё имя – Оленька, свой возраст – пять лет.Петя привел тебя за руку, и сказал, что травница из леса попросила отдать тебя мне и спрятать от чужих людей, пришедших из леса, чтобы никто в деревне не знал, что ты её дочь. Она боялась какого-то Ивана. Я ничего не понимала. Но просьбу выполнила.В скором времени к нам приехали друзья из соседнегопоместья. Семейная пара, помещики Заречные. Супруга незадолго до этого визита потеряла ребенка – случился выкидыш. И врачи поставили ей бесплодие. Татьяна очень горевала. Когда мы разговорились наедине, даже расплакалась. Вдруг ты вышла из соседней комнаты, подошла к моей рыдающей подруге и сказала:– Не надо плакать. Ты очень хорошая. Хочешь, я стану жить с тобой? Тогда ты будешь всегда улыбаться!Так ты и попала в семью Заречных. И стала Ольга Дмитриевна Заречная. Татьяна Петровна и Дмитрий Борисович прекрасно воспитали тебя. Они любили тебя, как родную. Жаль, что с ними приключилась эта беда.»
Ольга не хотела вспоминать о смерти людей, которых она всегда считала своими родителями. Они ехали в свое поместье из города, где гостили у нее. На экипаж напали грабители. Всех, кто был свидетелем разбоя, убили.
– Но как же пережила расставание со мной моя кровная мама? Разве она не искала встречи? – поинтересовалась Оленька.
– Да, она приходила сюда, искала тебя. Но я рассказала о той сцене с моей подругой Татьяной. Настасья стойко пережила то, что ты живёшь в соседнем поместье у хороших людей. Ведь теперь люди Ивана никогда не найдут тебя. Она боялась, что отец заберёт тебя к себе, настроит против неё и не разрешит вам встречаться.
– Неужели ей никогда не хотелось увидеть меня?
– Она мне сказала, что вы видитесь во сне. Правда, спустя четыре года, Настя пришла вместе со своей сестрой Машей очень встревоженная. Лесная ведунья тогда потребовала срочного свидания с тобой, заявив, что тебе грозит серьёзная болезнь. Она принесла травы и уверяла, что должна лечить тебя ими несколько дней. Мы поехали к Татьяне Заречной.
– Да, да, я помню, как меня лечили от удушающего кашля. Я вдруг начала задыхаться и впала в бред. Но сквозь сон помню вкус травяных отваров.
– Правильно. Мы с Настасьей поехали, а сестра её, Машенька, осталась здесь. Петя предложил проводить девушку в деревню. Они подружились.
– Мой Петенька? Наш Петя?
– Да, Оленька. Наш Петя. Они оказались одногодки. Было им тогда по семнадцать лет. После того, как мы вернулись домой, Петя и Маша почти не расставались. Они полюбили друг друга с первого взгляда. Я, конечно, была против их отношений. Она – наполовину цыганка, без роду, без племени! А он заладил – женюсь, и всё тут, – Лариса Андреевна по-бабьи всплеснула руками и заплакала. – Ну кто же знал, что всё оно так обернется?
– Что обернётся? Что произошло дальше?
Акт 3. Никита
– Смерть Петеньки неслучайна. Ты вот ищешь преступников. Так вот знай – я этот преступник. Но меня жизнь уже наказала. Она отняла у меня самое дорогое – моего единственного сына! – свекровь разрыдалась на плече у Ольги.
На крыльцо тихо вышел Никита. Он был скрыт от взора беседующих женщин, однако слышал их разговор. Лариса Андреевна присела на скамейку у дома и продолжала свой рассказ:
«Я грешный человек. Я была против отношений сына с простолюдинкой. Но сын очень любил Машеньку, твою тетю. Она забеременела. Отец-цыган, узнав об этом, проклял девушку и выгнал из дома. Та пришла жить в дом лесника к Насте. Настя долго беседовала со мной, объясняя, что нельзя запрещать любящим сердцам быть вместе. Это большой грех.Но я её не послушала. Мы с Николаем Федоровичем так и не дали согласия на свадьбу. Тогда Анастасия уговорила нас не мешать счастью молодых без венчания. Мы поселили их в гостевом домике. Маша вынашивала ребёнка, Петя готовился к поступлению в Университет. Так они и жили. Ждали рождения малыша.Настасья сразу сказала, что это будет мальчик. Но расположение плода неудачное, роды будут сложные. Да и здоровье будущей мамочки оставляло желать лучшего, она с детства было болезненной и очень худенькой девочкой. А тут ещё ранняя беременность.Когда начались роды, Настю мы не позвали, хотя она строго приказала – позвать! Лил проливной дождь. Сбегали в деревню за повитухой. Роды были очень сложными, бедная девочка мучилась всю ночь. К утру родился мальчик. А Маша умерла.Я сказала Насте, что и малыш тоже умер. Ей мы отдали тело сестры, а мальчика, якобы, похоронили мы сами, как нашего родственника.Анастасия очень сильно горевала. Наши отношения после этого ухудшились. Она называла меня демоном. Говорила, что это я виновата в смерти сестры, что отомстит моему отродью. Что накажет меня. И она отомстила!»
Свекровь уже не плакала. Она сидела с бледным непроницаемым лицом и без эмоций рассказывала дальше:
– Мальчика мы отдали в семью кузнеца. У них не было детей. Жена его была очень полной женщиной, часто беременела, но не донашивала. Повитуха сказала, что вчера у неё случился очередной выкидыш, хотя срок уже был приличный. Так мальчик попал к ним в семью. Назвали его…
– Никитой! – громко крикнул гувернёр и вышел из своего укрытия.
– Что? – Оленька широко раскрыла глаза.
– Да, Ольга Дмитриевна, да. Я – сын Петра Николаевича! Да ещё, ко всему прочему, ваш племянник!
Лариса Андреевна схватилась за сердце:
– Вы всё знали? Никита!
– Представьте себе! Мне рассказал отец, мой настоящий отец – кузнец, перед смертью. Так что, вы, Лариса Андреевна, не просто преступник! Вы сволочь, каких мало! – сквозь зубы процедил гувернёр.
Оленька боялась сойти с ума. Оказывается, Петя все знал про своего незаконнорожденного первенца. Но, чтобы скрыть позор, отдал мальчика в чужую семью и тайком занимался его образованием.
– Уж не знаю, кто там прирезал моего благодетельного папеньку, но у меня руки чесались это сделать! – кричал Никита – тетка Настасья всегда твердила, что отомстит за мою мать. Но она мстила не «напрямую». Она говорила, что жизнь сама накажет злодеев. А моя мама – ангел на небесах!
Никита прослезился и убежал в свою комнату. Лариса Андреевна сидела с каменным лицом. Ольга от услышанного тоже не могла прийти в себя. Она так утомилась от всех этих разговоров и откровений, что не было сил даже шелохнуться. Так и сидели на скамейке.
Соня прибежала из деревни. Она была у своих родителей. Принесла охапку полевых цветов и крынку молока. Радостная и счастливая, девушка подбежала к Ольге Дмитриевне и начала рассказывать новости:
– Добрый день, хозяюшки. Представляете, те два брата – цыгана, которых мы подозревали в убийстве Петра Николаевича, скоро женятся. Им нашлись хорошие невесты. Все готовятся к свадьбе.
Ольга и Лариса Андреевна молча переглянулись.
– Знаешь, Сонечка, я что-то так устала! Милая моя, расстели-ка ты мне постель. Спать пойду. – Ольга с трудом поднялась на ноги и медленно пошла в спальню.
В своей комнате Ольга сняла с себя всю одежду и взглянула на себя в зеркало. Неужели Пётр никогда не любил её? Может быть, она просто напоминала ему Машу? И только лишь её одну он любил всю жизнь?
Так и стояла – нагая и босая перед зеркалом. Густые вьющиеся волосы каскадом ниспадали по её плечам и бёдрам. Подумала:
– А ведь прав был художник. Я действительно очень красива.
«Добрый сон» белел над изголовьем кровати. Ольга подошла, взяла его в руки и долго рассматривала, перебирая каждое пёрышко, каждую бусинку игрушки. Она, не надевая сорочки, легла и укрылась покрывалом. В голове мелькали воспоминания.
Себя в лесу Оленька почти не помнила. Только некоторые обрывки и вспышки. Зато очень хорошо помнила свою приёмную мать. Помнила то тепло, которое она дарила девочке, ту любовь и ласку, которую проявляла в избытке. Татьяна Петровна никогда не бранила доченьку, даже в часы баловства. Бывали у них такие часы. Самые светлые воспоминания были связаны с ними.
В часы баловства все бегали, шумели, кидались подушками, громко смеялись и гикали! Ольга Дмитриевна часто вспоминала эти сцены, чтобы поднять себе настроение в минуты грусти.
А таких минут в её жизни было предостаточно. Пётр не отличался от других мужчин верностью и преданностью. Она подозревала его в изменах, и небезосновательно.
Однако, Ольга успокаивала себя тем, что все мужчины так поступают. Её супруг не афишировал свои отношения «на стороне». Он был хорошим семьянином, хотя времени проводил с ней и сыновьями очень мало.
Но то, что услышала Ольга Дмитриевна сегодня, повергло её в депрессию. Теперь ей было совершенно очевидно то, что Петра убили не просто так. Ему отомстили за смерть сестры двое цыган. А надо ли их наказывать за это? Или простить?
Тут вспомнился Ольге сон про Дивный лес, в котором Тосопай сказал ей напоследок: «Прощайте!». Сейчас это слово звучало не как «До свидания», а как «Научитесь прощать».
И, действительно, прощать непросто. Получается, что эти двое цыган её кровные дяди. Как же она может донести на них? Мысли не давали покоя, сильно разболелась голова. Вдруг так стало жаль себя! Она сжала в кулаке «Добрый сон», уткнулась в подушку и горько заплакала.
Как уснула – не помнила. Снилась ей Лиза, мама Настасьи. Она была молодая и красивая. Лёгкий сарафан развевался на ветру. Девушка бежала по полю и смеялась тем заливистым смехом, которым смеётся Оленька.
Следом, вприпрыжку, гнался красивый чернявый парень. Его кудрявые волосы, то поднимаясь, то опускаясь, хлестали по мужественным скулам лица.
Молодая пара очутилась по опушке леса. Они были очень счастливы. Юноша был одет в цыганскую одежду. Его стройную фигуру подчёркивал кожаный широкий пояс и остроносые сапоги.
Догнал молодую красавицу, обнял и крепко поцеловал. Она ласково погладила его курчавую голову, но тут же вырвалась и снова убежала, весело увлекая за собой.
Молодой цыган остановил девушку, взял её руку в свои руки и произнёс:
– Лизонька, я так люблю тебя! Будь моей! Навсегда. Понимаешь? Будь моей женой.
– Я согласна. Я тоже тебя люблю.
Они крепко поцеловались и легли в траву.
Дальше две их души поднялись вверх и полетели над облаками. Они сплелись в единое целое, а когда решили вернуться назад, вниз, то душ было уже не две, а три. И третьей была душа Оленькиной мамы, Анастасии.
Акт 4. Прощение
Проснувшись, Ольга увидела, что зажатая в руке игрушка «Добрый сон» повреждена. Женщина так крепко её сжала, что ветки, из которых было сделано кольцо, сломались в трёх местах. Требовался ремонт.
Наспех позавтракала, отпустила Соню к родителям и ушла в лес. Свою маму Оленька нашла около дома лесника. Та перебирала собранные травы для настойки. Увидев дочь, Настасья сказала:
– Ничего страшного. Сейчас починим мы твоего ловца злобных сновидений.
– Откуда ты знаешь? Я ведь ничего ещё не сказала. Да и не так я зову свою любимую с детства игрушку.
– Да, ты называешь её «Добрый сон». Так назвал её твой отец. А вообще, этот оберег предназначен для того, чтобы ловить в свою сеть плохие сны. Он защищает от злых духов.
– Я не могу уснуть без него.
– Нет, это тебе так кажется. Ты можешь спать и без него – Настя щёлкнула перед Оленькиным лицом пальцами и снова продолжила перебирать траву. – Скоро придут мои братья и отец. Они хотят увидеть тебя.
– Откуда ты знаешь?
– Я знаю. Мне тоже снятся сны.
Женщины ещё немного побеседовали, вспоминая былые годы. Настя вдруг замолчала и прислушалась:
– Встречай родственников. Дед уж не чаял дожить до вашей встречи.
Ольга Дмитриевна увидела вдалеке три мужские фигуры. Двое шли быстро, уверенно. А старик опирался на палку, плёлся сзади, еле поспевая за сыновьями.
– Внученька! – запричитал он, – Оленька, прости дурака! Век мне свой грех не искупить! Прости, если сможешь, – старый цыган заплакал, как ребенок, и обнял взрослую внучку.
Мужчины стояли поодаль. Отец Настасьи вытер слёзы, дочь подошла и отвела его в дом.
Два цыгана поздоровались с племянницей. Они повинились ей в том, что действительно совершили убийство Петра. Настя отговаривала их, ругала, она знала, что Пётр – муж Оленьки. Но братья не послушали своей сестры. Они хотели отомстить.
Теперь получается, что убийцы Пети – её родные дяди, они просили простить их. Скоро состоится двойная свадьба. Цыгане надумали жениться.
Ольга была в растерянности. С одной стороны, ей хотелось справедливости. Ведь любое зло должно быть наказано! Но, с другой стороны, ей было очень жаль этих людей. Ведь, по сути, они совершили акт возмездия. У цыган свой Закон. Закон Чести!
Вдова была на распутье. На распутье собственных мыслей, собственной совести, собственного понимания происходящего.
– Как быть? – думала она – Простить и забыть о смерти Петра? Но эти люди лишили меня – мужа, а сыновей – отца. В то же время, их можно понять. Но они убийцы! Как можно одному человеку решать – будет ли жить другой?
Ольга ничего не ответила своим новоиспечённым родственникам. Она лишь вздохнула, опустила голову и отошла в сторону.
Настя держала в руках отремонтированную Оленькину игрушку «Добрый сон». Она подошла и увлекла в глубь леса:
– Нам надо поговорить. Доченька, поверь мне. Если ты сейчас не простишь их, то навлечёшь беду на саму себя! Сними с души этот камень. Тебе самой станет легче. Мне было видение, что ты загоняешь себя в угол. Не надо. Убери из души обиду, очисть её и ты почувствуешь облегчение.
– Не могу. Я так любила Петю! Не могу их простить. Ты понимаешь, что они убийцы? Они лишили человека жизни! – Ольгу трясло от злости.
– Да, я понимаю. Тяжело, когда умирает близкий тебе человек. Когда умерла Машенька, я тоже хотела, очень сильно хотела отомстить. Но я смогла простить. Жизнь сама распорядилась так, что все мои обидчики уже наказаны. Найди в себе силы, прости их.
– Нет, не могу. Никому не дано лишать жизни других людей. Моя совесть не позволит мне жить дальше, зная, что убийцы гуляют на свободе. Пойми меня! Даже, если бы они убили не моего Петю, а совершенно чужого мне человека, я бы всё равно требовала для них суда!
Ольга выхватила из рук матери свою игрушку и убежала прочь. Дома она заперлась в спальне наедине с Соней и принялась писать письмо.
Акт 5. Письмо
– Расследование завершено, Соня. Убийцы найдены, они сами признались мне в совершенном преступлении. Сейчас мы с тобой напишем письмо. Затем ты тайком снесешь его на станцию, поняла? – строго заявила хозяйка – И даже если я буду сомневаться: отправлять его по почте или нет, отправляй. Не слушай меня.
Ольга Дмитриевна взяла конверт, подписала его и аккуратно отложила в сторону. Адресатом было сыскное отделение. Затем положила перед собой блокнот, взяла чистый лист бумаги и начала писать донос.
Она то и дело просила Соню повторить факты преступления, совершенного против её мужа. Записывала. Часто смотрела в блокнот. Записывала. Снова использовала память помощницы – та цитировала тексты разговоров. И опять записывала.
Прошёл примерно час. Оленька несколько раз переписала письмо начисто. Снова прочитала и осталась довольна. Факты и доказательства показались ей достаточно убедительными. Женщина запечатала конверт и отдала Соне.
Девушка решила доделать дела по дому, а уж после снести конверт на станцию. Но Ольга настояла, чтобы помощница немедленно отнесла письмо. Служанка тот же час ушла.
Автора письма начали терзать сомнения. Правильно ли она сделала? Ведь пошла против воли матери, это её родственники!
Но Оленька вспомнила тех людей, с которыми она прожила все свое детство, с пяти до восемнадцати лет. Именно они были для неё родителями, именно они привили ей нормы морали и понятие совести. Не сможет она жить в согласии с ней, не завершив это дело. Женщина решила, что просто обязана добиться наказания преступникам. Так было логично и правильно, так учил её отец.
Ольга, довольная собой и тем, что виновных скоро привлекут к ответственности за содеянное, решила немного развеяться. Снова побаливала голова, поэтому необходимо было подышать свежим воздухом. День приближался к завершению. Ольга вспомнила, что обещала художнику на закате увидеться с ним.
Она надела розовое платье, шляпку в цвет и пошла к реке. Лариса Андреевна, ничего не спросив, долго провожала её взглядом. Видимо, она решила, что молодая женщина снова пошла к своей лесной матери.
Солнце было уже не так высоко, как днём. Воздух наполнился свежестью, лёгкий ветерок ласкал ленты на платье и великолепные вьющиеся волосы прелестной женщины. Повсюду благоухали своим ароматом полевые цветы, травы густым ковром расстилались до самого берега. Река извивалась широкой серебряной тропой, уходя далеко за горизонт. Было так красиво, что хотелось петь!
Оленька вдруг подумала: почему в ту ночь, когда убили Петра, она не почувствовала ничего плохого? Почему так? Ей не приснился дурной сон, не привиделось ничего. Такого не могло быть, её интуиция всегда подсказывала о беде. Снились предупреждающие сны, было плохое настроение. А тут вдруг ничего. Вот и сейчас. Ольге мерещилось, что Петя жив, она не верила в то, что его больше нет на этом свете.
Размышляя, эффектная дама в нежно-розовом платье с глубоким декольте подошла к реке. На берегу уже стоял мольберт с красками, однако художника видно не было. Ольга Дмитриевна подошла к краю берега и внизу, на воде, увидела лодку. В ней сидел Алексей Артемьев. Он был нарядно одет, в небольшой соломенной шляпе на голове.
– Здравствуйте, Ольга! – воскликнул художник – Вы знаете, такая прекрасная погода. Я подумал: а не прогуляться ли нам по реке?
– Добрый день. Я сделаю это с большим удовольствием – с улыбкой ответила женщина.
Алексей поднялся на берег и помог даме спуститься вниз. Затем он подал ей руку и увлек в лодку. Войдя на борт, прелестница так и ахнула!
Всё дно, все лавки и даже корма лодки были заботливо устланы полевыми цветами и травами. Это было так красиво, что поначалу жаль было ступать по ним!
– Алексей, это великолепно!
– Оленька, это вы великолепны! Можно я вас так и буду называть? Оленька!
Молодая женщина улыбнулась и призналась, что он угадал. Именно так её все обычно и величают.
Художник был скромен и учтив, был прекрасно образован. Они много говорили о живописи, поэзии, литературе. Алексей ни на минуту не сводил глаз со своей будущей модели. Он сам сидел на веслах, сильными движениями правил лодкой. Было видно, что это занятие ему не в новинку. Живописец был широкоплечим, стройным и хорошо сложенным мужчиной. Детство он провёл в деревне, среди простых людей, поэтому каждое лето селился где-нибудь на берегу реки в крестьянском доме и писал картины. Это были, в основном, пейзажи и просто наброски с натуры для будущих полотен.
Время пролетело незаметно. Солнце садилось над рекой. Его розово-красный блин отражался в воде и рисовал рябью разноцветную дорожку к их лодке. Закат был великолепен!
Алексей перестал грести, перевёл взгляд с Оленькиного лица на солнце и произнёс:
– Вот оно, счастье. В таких, казалось бы, мелочах. Солнце, вода и Богиня в моей лодке.
Оленька засмущалась:
– Скажете тоже! Богиня. Просто женщина.
– Каждая женщина и есть Богиня. Она-мать, она-любимая, она-дочь. Она и есть Жизнь!
– Понятно. Вы-философ.
– Отчасти, да.
– Скажите, уважаемый философ, а портрет мы сегодня писать будем?
– Увы, работа на сегодня отменяется! У меня тоже должен быть отдых.
– Ах, вы хитрец! Заманили меня по делу, а сами устроили настоящее свидание.
– Да, Оленька, это так. Вы мне очень нравитесь.
– Вы прекрасно знаете, что я недавно потеряла мужа. Он погиб.
– Да, конечно, я знаю. Вот ещё и поэтому я решил вас немного развлечь. А завтра мы непременно займемся портретом.
– Скажу вам честно, с детства не каталась на лодке. Это была прекрасная идея, но нам пора причаливать.
– Оленька, ещё минуту. Прошу вас. Вы мне так нравитесь! Вы теперь вдова, не откажите мне в свидании. Я понимаю, что у вас траур, но ведь он когда-то закончится. Пообещайте мне, что мы ещё увидимся. И не только для написания вашего портрета, молю!
Ольге Алексей очень понравился. Он был обходительный, романтичный, образованный, галантный. И, как мужчина, он пробуждал в ней непривычные для нее чувства. С Петей всё было иначе, как-то ограниченней.
Во время прикосновений Алексея внутри всё будто расцветало. Рядом с ним она не искала выражений, не сдерживала своих эмоций, не стеснялась показаться глупой и безрассудной. Всё было легко и непринужденно.
А когда её касался Пётр, всё словно сжималось внутри. Всегда в его присутствии Ольга Дмитриевна боялась сказать лишнего, подбирала правильные высказывания. Что называется, «держала фасон».
Однако, Оленька ответила художнику, что отныне видеться они будут исключительно по делу. Когда портрет будет закончен, их пути разойдутся.
Алексей немного расстроился, но принял отказ Ольги с понимающим видом. Он высадил спутницу из лодки и проводил её до поместья настолько, насколько это было возможно, чтобы не спровоцировать пересуды.
По пути «деловые партнеры» договорились встретиться на следующий день после обеда.
Сонечка принесла со станции письмо для Ольги. Оно было от потенциального покупателя поместья Заречных. Пётр давно выставил собственность жены на продажу, но покупатель появился только сейчас. На письме она увидела имя: Виктор Сергеевич Звягинцев. Он сообщал, что приедет осмотреть владения девятого июля. Ольга Дмитриевна сделала запись в свой блокнот, чтобы не забыть о встрече.
Несколько дней подряд молодая вдова виделась с художником, который писал её портрет. Она думала, что это займёт всего пару дней, но Алексей каждый день сетовал на то, что работа не окончена и настаивал на очередной встрече.
Соня часто ходила в деревню и приносила оттуда разные новости. Однажды она прибежала запыхавшаяся и сообщила, что братьев – цыган арестовали. Но они, якобы, виновными себя не считают и в убийстве Петра Николаевича не признаются.
Ольга не знала, как реагировать на это событие. Её мучили угрызения совести. Она понимала, что свадьбы у родственников не состоялись, что теперь им придется отбывать срок за совершённое убийство Петра. Но всё же решила, что поступила правильно, написав донос.
– Соня, сегодня седьмое июля. Девятого приезжает покупатель. Решено, завтра с утра едем в Заречное – так Ольга Дмитриевна для краткости называла дом, где она выросла.
Удивительно, но уже несколько ночей подряд вовсе не снились сны, и этой ночью тоже. Пришлось рано вставать, возможно, она их просто не запомнила. И снова нестерпимо болела голова.
Акт 6. Поместье Заречных
На рассвете вместе с Софьей и Макаром Ольга отправилась в путь. Дети ещё спали, Оленька бесшумно зашла в детскую и трепетно поцеловала мальчиков в лобики. В гостиной сидел Никита. Она сказала, что не хочет волновать и будить всех домашних, попросила передать свекрови и свекру о визите в Заречное. После обеда Ольга Дмитриевна планировала вернуться.
Рассвет был волшебным. Соня дремала, а Оленька не могла оторвать взгляд от восходящего солнца.
Макар старался не нарушать сон возлюбленной, поэтому правил экипаж медленно и тихо.
Ольга не торопила его, она с удовольствием любовалась окружающим их великолепием. Солнце только-только показывало край своего диска, освещая небо лазоревым светом. Цвет неба вокруг солнца менялся от нежно-голубого к розово-сиреневому. Земля была ещё в тени, но верхушек деревьев уже касались солнечные лучи. От этой разницы казалось, что деревья парят над землей. Оленька смотрела и не могла насмотреться на эту красоту. Она впитывала и запоминала каждую деталь и каждый оттенок этого места, как будто видела его последний раз.
Эту поездку хозяйка поместья Заречных расценивала, как небольшое приключение, как быструю прогулку. Настроение у нее, несмотря на мигрень, было прекрасное.
Когда проезжали деревню близ поместья Заречных, Оленька обратила внимание на то, что жизнь крестьян здесь к лучшему не изменилась. Дома стояли убогие, даже кое-где покосившиеся.
Мужчины были худые, их грозный взгляд исподлобья не обещал ничего хорошего хозяйке поместья, коей и являлась сейчас Ольга. Женщины-крестьянки старались не смотреть на нее, опускали глаза в землю.
Одни только дети, как и принято, играли и смеялись. Но и они выглядели болезненными и бледными. Видно было, что вдоволь они не едят. Ольга Дмитриевна приказала остановить экипаж около одной кучки детей, подошла и угостила их пирожками из корзины. Те накинулись на выпечку так, будто давно не ели мучного. Они с жадностью совали грязными руками сладости в рот, набив полные щеки. Рубахи мальчишек были перепачканы и много раз зашиты. Девочки были неопрятные, с не расчесанными волосами.
У Ольги Дмитриевны от тряски и увиденного ещё больше разболелась голова. Она села в экипаж и велела ехать быстрей в поместье.
Подъехали к дому Заречных. Он был ухожен, розы пышно цвели на клумбах, стены были добротно отремонтированы и покрашены в белый цвет. Всё было именно так, как раньше. Хозяйку встретил управляющий:
– Ма-а-тушка, Оленька Дмитриевна! Какими судьбами! Радость-то какая!
Управляющий будто лоснился от собственного благополучия. Он расплывался в наигранной слащавой улыбке, от чего жирное блестящее лицо становилось еще шире. Когда этот приторный человек двигался, все складки на теле пружинили и подпрыгивали. Это напоминало ходьбу пудинга, если бы тот умел ходить. Он всегда был противен Оленьке, сейчас же ещё сильнее поправился и был просто омерзителен. И фамилия-то у него была под стать его жадности, звали управляющего Капитон Иванович Прихватов. Служил он здесь очень давно. Ольге было восемь лет, когда толстяк появился в их доме.
Хозяйка сослалась на мигрень и ушла в свою спальню. Там было всё прибрано и свежо. Сонечка принесла букет роз, поменяла скатерть на столе, поставила на нее, рядом с цветами, любимую чайную пару хозяйки и перетрусила постель.
Оленька с нежностью взглянула на фарфоровую чашку и вспомнила, как маменька поила её из этой чашки в детстве.
– Ну здравствуй. – сказала Ольга посуде.
Соня пристально посмотрела на женщину и удивлённо приподняла брови. Молча вышла и прикрыла за собой дверь.
Нахлынули воспоминания. Каждый уголок, каждая дощечка в этом доме были родными. Оленька не помнила себя в лесу, зато очень хорошо помнила себя здесь, в поместье Заречных.
Неужели придётся продать имение? Неужели Ольга больше не приедет сюда? Каждый предмет здесь наполнен счастьем, каждое дерево в саду связано с какой-то веселой историей. Как хорошо, что в её жизни было Заречное! Это были самые счастливые годы.
В деревне раньше было иначе, она часто бегала туда играть с крестьянскими девочками, они плели венки, пели песни и водили хороводы. А, став постарше, даже гадали на женихов. Это было так весело и беззаботно!
Увиденное в деревне сегодня потрясло Ольгу Дмитриевну, и после обеда она решила туда прогуляться. Пошла вместе с помощницей.
Они долго беседовали с крестьянами, расспрашивали их о жизни, интересовались подробностями быта, заходили в дома и осматривали условия жизни. Оленька была в ярости!
Люди жили в нищете, они едва сводили концы с концами. Все, как один, твердили о жадности управляющего. Якобы, ему так приказал хозяин. О том, что Пётр погиб, крестьяне не знали. Прихватов требовал от них отдавать почти всё, что они выращивали на земле.
После Крестьянской реформы, начатой в одна тысяча восемьсот шестьдесят первом году, бывшие крепостные всё же не могли иметь собственной земли. Она принадлежала помещику. Но он выдавал в пользование крестьянина придомовый участок. Его назвали «усадебная оседлость». Так вот, Капитон Иванович отбирал половину урожая с этого участка, ссылаясь на волю хозяина.
Ольга негодовала. Так обирать народ она не позволит! Помещица отправила мальчонку к Прихватову, и велела явиться к ней немедленно.
Управляющий пришел весь мокрый от пота, вытираясь большим белым платком. Он почти бежал, спотыкаясь и переваливаясь с боку на бок. Было видно, что ходить он не привык и делает это крайне редко. С виноватым видом он подошел к хозяйке и начал оправдываться, что, дескать, старался для их благополучия, что так распорядился хозяин поместья после смерти Заречных.
– Пётр Николаевич мёртв, и вы это прекрасно знаете! Теперь я здесь хозяйка. У вас люди голодные да больные, – грозно крикнула Ольга – немедленно выдайте в каждый двор зерна и купите одежду по необходимости.
Управляющий утвердительно замотал головой, да так, что, казалось, она у него слетит с плеч. Он вынул из дорогого жилета записную книжицу в кожаном переплете и начал делать пометки – что кому купить. А его голова так и кивала, будто болванчик. Этот слащавый человек был настолько нарочито услужлив, что становилось отвратительно на душе.
Оленька ещё немного поговорила с женщинами, выслушав все их просьбы, узнала, как и чем лечат детей, дала еще несколько распоряжений и уже хотела идти обратно в поместье. Но вдруг она заметила, что управляющий пошёл не к хозяйскому дому, а свернул по направлению к заброшенной мельнице. Ольге стало интересно, что может скрывать этот жадный пройдоха. Она незаметно шепнула Соне, чтобы та проследила за ним.
Люди не отпускали Ольгу Дмитриевну, настроение крестьян резко изменилось. Мужчины уже не смотрели на нее злыми волчьими глазами, а женщины и ребятишки обступили кружком и называли Матушкой и Спасительницей. Оленьке так стало их жаль, что она еле сдерживала слёзы, люди настрадались.
От всего происходящего жутко разболелась голова. Она попрощалась со всеми и, сославшись на то, что соскучилась по родным местам, пошла прогуляться. Мальчишки долго провожали, идя рядом и рассказывая новости. Они поведали, что лес по-прежнему кормит их грибами да ягодами, лечит травами. Мельница обветшала, не работает, но туда часто бегает Матрёна с узелком. Видать, с парнем тайком встречается. А что за парень-никто не знает.
Оленька отпустила ребят и пошла по направлению к мельнице. Где-то здесь должна была быть Соня, но той нигде не было. Природа была великолепная! Мало что изменилось за эти годы.
Мигрень не проходила уже несколько дней, Ольга присела на траву под деревом, и задремала.
Приснилась она себе в свадебном платье с глубоким декольте, в фате, прикрепленной к распущенным волосам. К груди красавица прижимала игрушку «Добрый сон». Оленька стояла на берегу реки, справа, шагах в пяти от неё, был Петя, он держал зеркало, накрытое тканью. А слева, на таком же расстоянии, возник Алексей с её портретом в руках.
Ольга Дмитриевна сделала два шага по направлению к мужу, но тот резко сорвал с зеркала покрывало и заявил:
– Посмотри на себя! Что ты надела? Это так вызывающе откровенно! Не подходи ко мне, не позорь перед людьми!
Оленька взглянула издали в зеркало и увидела там себя совсем юной, в восемнадцатилетнем возрасте.
– Уезжай отсюда и больше никогда не возвращайся. Я не желаю тебя лицезреть в таком виде! – кричал Пётр. Затем он со злостью поднял зеркало вверх и с размаху разбил его о землю. Зеркало разлетелось на мелкие осколки, часть из которых зацепили лицо и шею женщины. Она отстранилась прочь от супруга и шагнула несколько шагов назад. На щеке появилась капелька крови. Женщина закрыла лицо руками и заплакала.
Алексей оказался совсем близко к Ольге Дмитриевне. Он положил на траву её портрет и кинулся на помощь, быстро вынув платок и начав утирать капли крови и слезы молодой женщине. Он был очень обходителен и нежен. Когда Ольга Дмитриевна успокоилась, художник молвил:
– Милая Оленька, я хотел подарить ваш портрет Петру Николаевичу, но стал невольным свидетелем вашей размолвки.
Ольга взглянула туда, где раньше стоял муж, но его там уже не было. Лишь осколки зеркала на земле напоминали о его гневном присутствии. Она облегченно вздохнула:
– Не обращайте внимания. Петя всегда был ревнив.
– Оленька, я хочу вас пригласить на мою выставку. Ваш портрет я сделаю центральной картиной. Вы поедете со мной в качестве моей невесты.
– Ну, что вы! Я ведь замужем! Это невозможно.
Вдруг всё исчезло, но сон продолжался. Ольга стояла около заброшенной мельницы и пряталась за деревом. Вот из перекошенной деревянной двери вышла молодая крестьянка с корзинкой в руках и пошла к хозяйскому дому.
Оленька проснулась от голоса Сони:
– Матушка, простудитесь, идемте в усадьбу.
Пока шли к дому, Софья рассказала, что проследила за управляющим. Он пошёл в заброшенную мельницу и долго оттуда не выходил, а потом опрометью бросился в барский дом.
– Да что же там такое-то, в этой мельнице? – думала про себя Оленька.
Акт 7. Николай Федорович
Когда вернулись, оказалось, что приехал свекр, Николай Фёдорович:
– Олюшка, почему ты вдруг так спонтанно уехала, ничего мне не сказала? Как ты будешь завтра вести переговоры по продаже? Здесь нужна мужская рука и холодный рассудок. Ты ведь никогда не заключала подобные сделки.
– Напрасно вы приехали. Я вполне справилась бы и сама.
Свекор начал обсуждать с управляющим последние распоряжения хозяйки дома, а Оленька, якобы, ушла к себе. Она сделала вид, что покинула кабинет, однако оставила дверь приоткрытой и решила послушать их разговор. Мужчины сначала обсудили хозяйственные нововведения, а затем, решив, что Ольга ушла, вполголоса начали вести такой диалог:
«– Он в порядке, не болен? – спросил Николай Фёдорович
– Да, всё хорошо. В надежном месте.– Матрёна не проболтается?
– Нет. Я поселил её здесь, в усадьбе. В деревне она не бывает.
– Как стемнеет, схожу к нему.»
Николай Фёдорович договорил и на цыпочках подошел к тому месту, где стояла Оленька. Он что-то услышал, резко открыл дверь… Но за дверью уже никого не было, Ольга бесшумно скользнула к себе в спальню. Сердце выпрыгивало из груди, в голове пульсировали гулкие удары. Что мог значить их разговор, что за тайны за её спиной?
Голова болела невыносимо и беспрерывно. Соня делала отвары трав, прикладывала Оленьке повязку на лоб, массировала ей виски. Ничего не помогало, сославшись на нестерпимую боль, хозяйка дома сделала вид, что легла спать.
Окна спальни выходили во двор. Стемнело. Она увидела мелькнувший силуэт мужчины. Ольга бесшумно откинула покрывало, взяла в руки обувь и босиком спустилась вниз. Она предусмотрительно легла в платье, чтобы при необходимости долго не собираться. Цвет одежды женщина выбрала серый, его меньше видно в темноте.
Выйдя из дома, Ольга Дмитриевна обулась и тихо последовала к мельнице. Она не ошиблась, вдалеке виднелась фигура её свёкра. То, что это он, молодая женщина не сомневалась, прихрамывал на левую ногу. Прячась за деревьями, короткими перебежками Ольга следовала за отцом погибшего мужа. Ночь была тёмной, одежда в тон ночи, поэтому до мельницы удалось дойти незамеченной.
А вот и мельница. Николай Фёдорович, озираясь по сторонам, открыл скрипучую деревянную дверь и вошёл внутрь. Ольга наблюдала, стоя за деревом. Но любопытство взяло верх, и она подошла к мельнице. Но, чтобы не обнаружить себя, сделала это с противоположной стороны от двери. Там была широкая доска в стене, которую в детстве Оленька аккуратно отодвигала и пряталась внутрь, играя в жмурки. Мало кто знал про эту тайную дощечку.
Внутри было пусто, всё обветшало и не выказывало признаков жизни. Ольга прислушалась. Вот угукает филин в лесу, поют сверчки. Но она искала в палитре ночных звуков человеческую речь. Тонкий музыкальный слух не подвел, да, она отчётливо слышала голоса мужчин. Вот только не понимала откуда они раздаются? Было такое ощущение, что звуки слышны из-под земли!
Ольга вышла в центр мельницы и легла всем телом навзничь. Она приложила ухо к земле и послушала. Так и есть, диалог вели двое мужчин. Из-под земли!
Оленька лежала, слушала и не верила своим ушам. Тембр голоса второго мужчины, который разговаривал с ее свекром, был похож на тембр Петра!
– Я схожу с ума! – решила она – Видимо, я уснула и мне это всё снится. Сейчас мёртвый Петя выйдет из-под земли ко мне.
Но голоса звучали всё громче:
«– Петя, сынок, неужели у нас всё получилось? Я так рад! Завтра продадим это злополучное поместье, и ты уедешь за границу. Все документы я справил. Осталось только обзавестись нужной суммой, и ты свободен! Как ты всё хорошо придумал с этим актеришкой! Никто и не кинулся его искать. Видимо, подумали, что он спился где-то под забором. А он с почестями похоронен, как помещик.– Да, отец, уже всё позади. Осталось только продать поместье. Спасибо тебе за то, что ты так вовремя прислал мне депешу о том, что цыгане планируют меня убить на юбилее в трактире.Они бы не успокоились, зная, что я живу на этом свете.– Прихватов скопил немало, но этих денег тебе хватит всего на неделю жизни во Франции. Поэтому потерпи немного. Я всё устрою так, что в документах будет фигурировать одна сумма продажи, а в реальности я получу намного больше. Разница пригодится тебе за границей.– Ха, да с такими харчами и с такой Матрёной здесь можно до самых холодов просидеть! Матрёна хороша! Ох, хороша! Ха-ха-ха-ха!– Я знаю, чем тебя можно порадовать, сыночек. И вкус твой тоже изучил.»
Мужчины громко смеялись. Оленька не могла поверить. Это точно был не сон, но ощущение нереальности происходящего засело в ее сознании. Голова болела невыносимо, звон в ушах усиливался, разум отказывался верить.
И тут она вспомнила логические задачки папеньки. Ольга решительно встала, окинула взглядом деревянный пол, раздвинула солому и вдруг увидела поперечную прорезь на досках. Подпол! Она нашла петлю, схватилась за неё и резко откинула ляду погреба.
Снизу, приоткрыв от неожиданности рты, смотрели свекр и Петя! Оленька лишилась чувств.
Очнулась она от неприятных легких пощечин. Сонечка охала и приводила свою любимую хозяйку в чувства. Макар стоял неподалеку и, как мог, удерживал Петра за руки, чтобы тот не сбежал. Николай Фёдорович находился рядом и громко кричал на Макара:
– Отпусти, громила! Кому говорят! Ты не видишь – это твой хозяин, Пётр Николаевич!
– Хозяин мой помер. У меня теперь хозяйка одна осталась. А что енто за хрукт ща Ольга Дмитриевна разберутся! Видите, плохо им! Очнутся и скажут кто есть кто.
Оленька с Сониной помощью приподнялась на локтях:
– Сонечка, вы как здесь?
– Да что ж я, свою хозяйку не знаю? Вон, в платье улеглись и притворялись, будто спите. Я и почуяла неладное. Мы с Макарушкой затаились за сараем, да и за вами следом прокралися.
Ольга перевела взгляд на Петра:
– Петя, это и вправду ты?
– Так получилось, дорогая. – Надменно и ничуть не смущаясь ответил Пётр. – Эти убийцы, они преследовали меня. Мне надо было исчезнуть, иначе они бы не успокоились.
– Петя, но как же мы? Ведь я с горя сама чуть жизни не лишилась, дети страдают. А Лариса Андреевна знает? Знает, что ты жив?
– Нет.
– Но ведь это бесчеловечно, – Ольга с трудом поднялась на ноги. – Ты собственную мать обрек на муки! Она оплакивает тебя, винит себя в твоей смерти! Как ты так можешь? Да и ладно мы, но мои родственники, братья-цыгане сядут в тюрьму, я собственноручно написала на них донос.
– Уж они-то сядут за дело. Актера-то они подрезали. Хоть и не меня, но всё же живого человека жизни лишили.
– Да, еще и актер на твоей совести. Петя, ты подлец! Ты это понимаешь? Ты предал нас всех. Лучше бы ты умер. Моим сыновьям я не скажу о том, что ты жив, отца у них больше нет. До этого момента он был невинно убиенным, но теперь нет ни тебя, ни памяти о тебе. Отныне это только мои дети.
Макар отпустил Петра Николаевича, брезгливо отойдя от него в сторону. Последний спустился в погреб и закрыл за собой ляду.
Акт 8. Покупатель
Утром приехал покупатель. Это был стройный, богато одетый мужчина лет пятидесяти. Он представился Николаю Фёдоровичу как Виктор Сергеевич. Они осмотрели поместье, договорились о цене, и, когда настал час подписать бумаги, пригласили наследницу поместья.
Ольга не спала всю ночь, её продолжали мучить головные боли, никакие травы и снадобья не помогали. Чувствовала себя она ужасно, но природная красота брала своё – выглядела довольно сносно для неутешно горюющей вдовы. Причёску делать Ольга Дмитриевна отказалась, так и вышла к гостю в траурно-чёрном платье и с распущенными волосами, простоволосая, словно русалка.
Покупатель, увидев Ольгу, вдруг побледнел и рухнул в кресло за ним, позабыв про все приличия и этикет.
– Как вас зовут? – Только и смог вымолвить он дрожащими губами, и, не дождавшись ответа, шёпотом спросил – Оленька?
– Да, – безразлично бросила она, – а вы откуда знаете? Муж говорил?
Виктор Сергеевич и Ольга Дмитриевна, на радость свёкра, быстро подписали все нужные бумаги, и покупатель выписал вексель на сумму, даже большую, чем договаривались изначально партнеры. Николай Фёдорович тут же поехал в банк за наличными, оставив покупателя и Оленьку наедине.
Ольга смотрела на всё отрешенным взглядом. Боль не проходила, да она уже к ней и привыкла, несостоявшейся вдове всё было безразлично.
– Оленька, вам нехорошо? – Поинтересовался новый владелец поместья Зарецких.
— Да, мне нехорошо. Я осталась ни с чем, деньги за дом я отдам свекру, они ему очень нужны. Мои сыновья, скорее всего, будут жить у родителей мужа. А я? Что будет со мной, я не знаю. Да мне уже всё равно.
Ольга встала и хотела уйти:
– Прощайте, завтра я съеду отсюда. Владейте!
— Подождите, Оленька, я понимаю, что вы горюете по погибшему мужу, но мне нужно с вами поговорить.
– О чём?
– Видите ли, мне нужно знать, кто были ваши родители.
– Заречные. Это дом моих родителей, вы и так знаете.
– Нет, нет. Понимаете, вы очень похожи на одну женщину…из леса под Ольховкой.
Оленька заинтересованно перевела взгляд с настенных часов на нового владельца поместья.
– Понимаете? Настя! Вы на неё очень похожи. Она звала меня Иваном. А вы Оленька. Так звали дочь Насти, мою, нашу с ней дочь! Доченька, я тебя сразу узнал, Оленька! – Виктор Сергеевич по-отечески обнял молодую женщину. Он вынул из внутреннего кармана сюртука перышко от ее оберега и вложил ей в ладонь. – Вот, прихватил на память перед уходом из леса.
Ольга Дмитриевна рыдала в голос, по-бабьи. Её плечи вздрагивали, слёзы ручьями текли по щекам, подбородку и даже рукам нового отца, который пытался их вытирать. Эти прикосновения больших рук с длинными тонкими пальцами были ей знакомы. Сразу же прошла головная боль, стало легче.
Звягинцев оказался очень состоятельным человеком. Он всю свою жизнь искал Ольгу. Уже отчаявшись, решил скупить все поместья в округе, чтобы хоть где-то отыскать следы дочери. Его счастью не было предела!
Новый хозяин первым делом распорядился наладить жизнь крестьян, уволил управляющего и всеми делами занимался сам. Прихватов, уходя из дома злобно крикнул:
– Эти ваши бедненькие крестьяне ограбили и убили чету Заречных, а вы всё их жалеете. И вас прибьют, вот увидите. – Особенно язвительно выделил слово “бедненькие”.
Он сказал правду про смерть Заречных. Люди так изголодались из-за жадности управляющего, что действительно напали на своих хозяев и убили их. Думали, что всё зло в них, ноошиблись. Вор давно обкрадывал Заречных.
Прихватова выгнали с позором, разрешив взять с собой только самое необходимое. С ним уехала и Матрёна, в деревне ей бы спокойно жить не дали. После их отъезда нашли несколько схронов, сделанных воровливым управляющим в саду, с золотом и драгоценностями. Их продали и справили людям одежду, накупили еды.
Николай Фёдорович тайком отправил сына за границу, дав с собой достаточно большую сумму наличными.
Виктор Звягинцев обосновался в поместье, дочь Оленька с сыновьями и племянником Никитой окончательно переехала к нему, в дом, где она выросла и была счастлива в детстве. Однако, после всех перипетий, она часто страдала от мигрени.
Однажды, вернувшись из города, отец приехал не один. Ольга с сыновьями читала книгу. В гостиную вошел мужчина средних лет, блондин, с волосами до плеч, довольно редкая прическа для мужчин их круга общения.
– Алексей, — мелькнула мысль в голове Оленьки.
Да, это был художник из Ольховки. Только сейчас он выглядел, как состоятельный деловой человек, был одет «с иголочки», говорил четко и коротко.
Но, стоило ему увидеть Ольгу Дмитриевну, мужчину, как подменили!
– Оленька, я уж не чаял! Какое счастье снова видеть вас!
Никита увёл мальчиков в детскую. В гостиную вошёл отец, следом Макар занёс картину, упакованную для перевозки.
– Ну что, Алексей, это она, ваша муза?
– Да, я так вам благодарен!
— Себя благодарите, точнее, свой талант! Так реалистично написать ряд портретов моей дочери не смог бы сам Господь Бог, как мне кажется.
— Ряд портретов? — Вмешалась Ольга.
— Да, да! – подтвердил Виктор Сергеевич – Представляешь, зашёл на выставку к очень известному художнику, как мне порекомендовали этого гения, а там все стены увешаны твоими лицами! И сидящая, и лежащая, и даже спящая! Ну, я к художнику, откуда, мол, знаете эту женщину, и всё такое. А он мне так в лоб и отвечает: "это любовь всей моей жизни, моя муза", говорит, "если бы не она, не был бы я известным портретистом". А я отвечаю: "Правда? Какое совпадение, это и моя муза тоже. И любовь всей моей жизни". Вот такая весёлая история.
Оленька смотрела, не отводя глаз от Алексея. Ее улыбка говорила за нее, лицо светилось тем редким светом счастья, который появляется в исключительных случаях.
И теперь уже всё пережитое было неважно. Они смотрели друг на друга и молчали.
Сонечка распаковала портрет. На картине была изображена спящая девушка. Она лежала на правом боку, плечи были обнажены, волосы рассыпаны по подушке, а в руке была зажата любимая Оленькина игрушка «Добрый сон».
— А это – отец указал на изображённого на портрете ловца злых духов и снов — оберег, который смастерила тебе Настя, когда ты родилась. Откуда вы, Алексей, знаете, как он выглядел? Почему вы нарисовали его в руке спящей Оленьки?
— Мне однажды приснился сон, и в нём я увидел эту картинку. Вот и нарисовал её по памяти.
Ольга, не торопясь встала со своего места, подошла к картине и мужчинам, разглядывающим детали рисунка.
Сонечка уже сходила в спальню и принесла оттуда любимую с детства игрушку. Ольга взяла оберег в свои руки:
– Да, эта вещица с рождения рядом со мной. А название ей придумал мой отец. Зовут её…
– «Добрый сон». – продолжил Виктор Сергеевич.
Эпилог
Жили тихо, без ссор и скандалов. Поместье Заречных стало для большой семьи надёжным домом. Так и называли: "Заречное".
Алексей очень любил Ольгу, практически боготворил. Она была его музой, его вдохновением, его жизнью, наконец. Художник много и продуктивно работал.
Его картины выставлялись как в России, так и за рубежом.
Любила ли живописца Оленька, она и сама не знала. Что-то надломилось в ней после всей этой истории со смертью Петра. Официально числилась вдовой и могла бы выйти замуж, но женщина не хотела этого. Ее здоровье сильно подорвалось, головные боли часто беспокоили и не позволяли радоваться жизни.
Да, они жили вместе, как муж и жена. Дети понимали, что Алексей любит их мать. Но афишировать отношения Ольга не желала.
Полунины обнищали. Те деньги, которые Николай Фёдорович отдал сыну, быстро закончились. Приходилось все средства пересылать во Францию для безбедного существования Петеньки. Ларису Андреевну, случайно узнавшую от Прихватова о том, что сын жив, хватил удар.
Соня и Макар поженились той же осенью, как и планировали. Они жили в Ольховке, трудились на Полунина.
Ольга Дмитриевна родила дочь. После родов здоровье матери заметно ухудшилось. В мучении и постоянных болях Ольга прожила ещё три года. Сны ей теперь больше не снились.
Местный доктор немного облегчал страдания больной, но зачастую просто разводил руками от бессилия. Отец Оленьки приглашал столичных лекарей. Но те лишь на время снимали боль, не в силах вылечить болезнь.
Однажды пришла Настя. Отца Ольги не было в поместье, уехал в столицу по делам. Мать поднялась в её спальню, обняла страдалицу и произнесла:
– Молю тебя, дитя мое, прости меня.
– Мама, я тебя давно простила.
– Девочка моя горемычная, прости и мужа своего, Петра! Сними с души грех, не держи обиду. Тебе и самой легче станет.
– Мамочка, не могу. Он ведь разбил моё сердце, я в любовь верить перестала, он предал не только меня, но и всех нас.
– Ты освободишься от груза, если простишь всех своих обидчиков, доченька. – Настасья взяла прозрачную руку в свои ладони, приложила к губам и заплакала.
В спальню вошла трехгодовалая девочка:
– Не плачь! Мама скоро будет в чудесном месте. Ей будет совсем не больно, и она научится летать. Я это точно знаю. Мне сегодня снился сон, будто маменька машет белыми крыльями и взлетает.
Оленька будто очнулась, увидев милое создание:
– Малышка, бабушка не плачет. Это она от радости. Ведь она так давно хотела повидать тебя, свою внученьку, да всё не удавалось. А сегодня вот пришла.
– А, так ты моя волшебная лесная бабушка Анастасия? Здравствуй, бабушка. А я Лиза, Елизавета. – Девочка взялась двумя пальчиками за подол юбки и присела в реверансе.
– Я так смотрю, ты уже совсем взрослая. И меня знаешь, но откуда?
– Маменька мне много хорошего рассказывала про тебя. А еще, мне снятся чудесные сны. И там есть добрая волшебница. Лица её я не вижу, но знаю, что это ты.
Настасья приобняла внучку и расспросила какие именно сны видит малышка.
– Всегда самые разные. Бывает, что и чудища лесные меня пугают, – ответила та.
– А знаешь ли ты, что от злых духов может защитить одна волшебная игрушка?
– Да, знаю. Мама мне говорила про "Добрый сон". Да и папа его на своих картинах рисует, – Лизонька наклонилась и прошептала на ухо бабушке, прикрыв рот ладошкой, – знаешь, где она его прячет? Под подушкой, – хихикнула заговорщица и приподняла брови.
В дверном проеме появилась фигура художника. Он стоял и с удовольствием наблюдал сцену откровения бабушки и внучки.
– Так вот, с этой ночи чудовища и злые духи не побеспокоят тебя. Я принесла тебе волшебную игрушку. Этот оберег будет ловить в свои сети все плохие сны, а являться будут только хорошие. – Анастасия вынула из котомки новую игрушку по подобию "Добрый сон". Только эта была меньше и перья на ней были коричневые.
– Спасибо, бабушка Настя, а как зовут эту игрушку?
– Еще никак не зовут. Давайте все вместе и придумаем, – ответила лесная отшельница.
Оленька, с трудом выговаривая слова, предложила:
– Мою игрушку "Добрым сном" назвал когда-то мой отец. Пусть и твоему оберегу даст имя папа.
Алексей взял в руки сплетенный из перьев и ниток предмет и произнёс:
– Хм, так это же «Сладкий дрёма».
– Папа, какое чудесное имя! Спасибо, – восторженно воскликнула Лиза, – я повешу его над моей кроватью, и теперь буду видеть только хорошие сны!
Девочка аккуратно взяла новую игрушку и вприпрыжку побежала в детскую.
Ольга слабым голосом попросила подойти мужа ближе. Она на последнем издыхании прошептала:
– Мои силы покидают меня. Прошу тебя воспитать моих мальчиков, как своих, а Лизоньке дать достойное образование. Я благодарна за заботу и любовь, но моя душа ищет покоя. Болезнь стала, возможно, отражением моих душевных и сердечных мук. Пришло время отдохнуть. Я устала. Прощайте.
Оленька замерла, посмотрела вверх и испустила дух.
Алексей упал на колени перед постелью и беззвучно зарыдал. Настя сидела, как мумия, не в силах шелохнуться.
Вдруг вбежала Лизонька и тихо сказала:
– Папенька, не плачь, мамочка теперь ангел, я видела её сейчас, она улетала на небо. Не плачь! Ей там очень хорошо, головушка больше не болит.
Алексей, стоя на коленях, обнял дочь и постарался спокойно, без рыданий, ответить:
– Да, милая, я не буду плакать, раз ей там хорошо.
Настя встала, погладила свою мёртвое дитя по голове и вынула из-под подушки оберег с белыми перьями. Он изменился: перья сильно пожелтели, ветки поломались, нити перепутались между собой. Мать положила игрушку на грудь ушедшей в мир иной дочери и произнесла:
– Теперь ты вся целиком объятая сном.
Хоронили Оленьку вместе с оберегом. Через год Алексей соорудил красивый памятник для своей любимой. Основой послужил портрет, где она спала, а в руке сжимала "Добрый сон". Сверху было написано:
Объятая сном А ниже портрета:
Оленька Полунина Художник часто приходил сюда с детьми, приносил цветы, разговаривал со своей любимой и даже писал картины.
Природа в этом месте была живописной, солнце дарило превосходные восходы и закаты, птицы распевали на множество голосов свои трели. А поодаль собирала полевые цветы и плела венки их дочь Лиза, которая ежедневно рассказывала Алексею свои чудесные сны. Некоторые сюжеты он даже переносил на холст.
Оленька, будто, как и раньше, была с ними, только теперь она была ангелом на небе. Ведь сейчас она стала объятая сном.
Продолжение трилогии читайте в следующей книге «Объятая сном – 2»
