С некоторых пор Илье стало скучно жить. По утрам он с трудом вставал с кровати, будь то рабочий день или выходной, ему одинаково не хотелось вырывать себя из безмятежной неги сновидений. Глухое раздражение, как липкая паутина облепило душу и сопровождало его везде: дома, на работе, в гостях. Иногда ему казалось: он подхватил вирус, который разъел душу, сделав её неспособной радоваться жизни.
Илья, не глядя в зеркало, сбрил щетину, провёл мокрыми руками по коротко остриженной голове. Ладони скользнули по большим залысинам, велюровому ёжику на макушке, задели чуть лопоухие уши, прошлись по складчатому затылку.
«Как у шарпея», – усмехнулся Илья. Равнодушно одёрнул футболку, туго натянутую на животе. На работу идти не хотелось, но ещё больше он не желал оставаться дома. Если на работе он мог обойтись минимумом слов, то дома это не удавалось. Жена, дочка и сын вовлекали его в бессмысленный, словно бормотание идиота, круговорот слов. Слова представлялись ему ничего не значащими и пустыми, как шелуха от семечек. Жена Соня, полностью оправдывая своё имя, подавала ему завтрак заспанная, с опухшим лицом, налитыми влагой толстыми губами. Он уже и не помнил, что двадцать семь лет назад его сводили с ума её нежные губы, голубые глаза с поволокой и дивные светлые волосы. Илья покосился на разогретую в микроволновке гречку с котлетой. Вчерашний ужин, ставший завтраком. Жена зевнула, продемонстрировав отсутствие верхнего резца, и откинула за спину спутанные пряди.
– Годы летят, прямо не замечаешь, Машка из всего выросла, – начала Соня, комкая в руках салфетку.
Илья хмыкнул. Он заранее до последнего слова знал, что она скажет.
– Машке снова нужна обновка, доча, небось, весь день об этом жужжала. Сколько на этот раз?
Соня хотела возразить, но потом передумала. «Так даже лучше. Распинайся перед ним, распинайся, а он глянет отсутствующим взглядом, будто на тлю какую. Не подойти к нему, не поговорить по-человечески. Сразу хмурится и губы кривит».
– Тысячи три Машке и пару тысяч Ромику, – решилась Соня, стараясь скрыть улыбкой, недовольство. «Вечно приходится клянчить деньги, будто я их лично на себя трачу».
Илья допил кофе, отодвинул тарелку с недоеденной гречкой.
– Машке возьми, всё равно не отстанет, будет пиявкой висеть, пока не получит. А Ромке не дам, пусть задницу от компа оторвёт и устраивается на работу.
Соня закусила губу и сосчитала до десяти. Илья усмехнулся: «Ну-ну, сдержанная ты наша, а ноздри так и колышутся, выдают гнев. Великовозрастному лодырю понадобились деньги, вот и сопишь».
– Ты же знаешь, после института без опыта работы устроиться трудно. Мальчик старается, ищет, – не очень уверенно произнесла Соня.
Илья почувствовал, что переполнен раздражением по самую макушку, оно поглощало его, будто болотная жижа неосторожного путника. Тысячу раз говорил с женой о сыне. Всё равно делала по-своему, вот пусть и расхлёбывает теперь. Он поддался на её истерики, откупил Романа от армии. Потом сынок отдыхал от напряжённой учёбы, затем в течение трех лет не попадалось приличной работы. Илья осознавал: тоже виноват в том, что вырастили иждивенца. Эта мысль промелькнула и ушла, добавив раздражения.
– Я сказал нет. Ему, видите ли, претит ежедневный рутинный труд.
Глаза Сони налились слезами. Илья покосился на одутловатое лицо жены. Когда-то он не переносил её слёз. Стоило Соне заплакать – его душа разрывалась от жалости, но теперь это лишь злило.
«Она что думает: у неё по-прежнему милое ангельское личико? В зеркало себя не видит?
Жена как-то странно поправилась, верх стал массивным: толстые плечи, пышная грудь, круглый живот. И хилый низ: узкие бёдра, худые жилистые ноги. Куда только делась изящная фигурка подростка?
Не обращая внимания на всхлипывания Сони, Илья вышел в коридор. Из своей комнаты выскочила Маша. Дочь явно подслушивала, потому что кинулась на шею.
– Папочка, спасибки, но можно ещё хотя бы тысячу добавить. Мне ещё причёску нужно сделать.
Илья отстранил дочь.
– Зачем тебе причёску делать?
Тонкая, гибкая, как ивовый прутик, дочь обладала роскошной светло-русой шевелюрой.
– Пап, ты всё равно в этом не понимаешь! Позолоти ручку…
Илья тянул, как мог до зарплаты, распределяя финансы на каждый день. Деньгами, что зарабатывала жена, торгуя в газетном киоске, распоряжалась сама. Обычно их хватало на два-три дня.
– Может, обойдёшься? Я же не печатаю.
Глаза Маши вспыхнули от злости, милое личико перекосила гримаса презрения.
– Обязанность родителей содержать детей. Я не просила рожать меня. Сами решили. Другие всё для детей делают и не заставляют ходить в обносках.
Илья глянул на шёлковый халатик дочери, ценою в ползарплаты. Услышав шум, в коридор выглянул сын. Дети переросли их с женой на голову и внешне взяли от них самое лучшее. Роман мог похвастаться не только высоким ростом, но и широкими плечами, тонкой талией, узкими бедрами. Сочетание тёмных глаз и светлых волос делало его неотразимым для женского пола. Девушки менялись у него чуть ли не каждую неделю. Илья иногда сталкивался с ними в ванной или на кухне. Пробормотав извинения, очередная пассия сына бесшумно проскальзывала мимо него.
– Содержать, значит? – Илья оглядел дочь, сына, жену, появившуюся в кухонном проёме. На него вдруг накатило полное безразличие и усталость. Он наперёд знал всё, что они скажут, а он ответит.
– А вы правы! Чего это я экономлю, один раз живём, – усмехнулся он, выгреб из портмоне все деньги, сунул дочери. – Гуляйте, и я погуляю. – Илья положил тубу с чертежами и портфель с проектной документацией на тумбочку в прихожей, развязал галстук, вместо выходных туфель надел сандалии. Лёгкая белая кепка дополнила наряд. – Не ждите раньше понедельника, не трезвоньте по больницам и моргам.
Хлопнула входная дверь. Ошарашенные домочадцы некоторое время пялились на неё.
– У отца крыша поехала? – поинтересовался Роман у матери. – Как это он работу прогуляет? – Заметив, что сестра пересчитывает деньги, заволновался: – Машка, гони мою долю. Не одной тебе дали.
Соня глянула на портфель. Сердце ёкнуло: сегодня муж должен представлять проект нового торгового центра. «Вдруг и, правда, у Ильи что-то с головой. Никогда он не вёл себя так безответственно?»
Илья завёл машину, выехал из тенистого двора на улицу, залитую солнцем. Без всякой цели отправился за город. Хотелось сбежать, куда глаза глядят, от семьи, от надоевшей работы, где ему приходилось проектировать очередной стеклянно-бетонный куб. Илья машинально свернул с трассы на грунтовую дорогу, спустя полчаса сменившуюся на две еле видные в траве колеи. Остановил автомобиль под ивой на берегу озера, с одной стороны заросшего осокой и камышом, с другой, имевшей удобный песчаный пляж. Илья приблизился к воде. Блестящая гладь озера сверкала чешуйками волн, они неспешно лизали серый песок и мелкую гальку. Чуть в стороне от пляжа под огромным дубом лежал большой серо-рыжий валун. В детстве Илья обожал взбираться на него и, растянувшись во весь рост, смотреть сквозь листву на игру солнечных зайчиков. Получается, глаза привели его к озеру детства. А вот деревни, в которой он рос, давно не стало, как и родителей, умерших три года назад. Ему показалось, раньше валун находился ближе к стволу дуба. Илья взобрался на камень, лёг в удобную, словно предназначенную для этого впадину. Чуть сощурившись, стал бездумно смотреть на ветви и листву, едва колышущуюся от ветерка. Солнечные лучи выплели узорчатое кружево в кроне дуба. Илья не знал, сколько так пролежал, раздражение, снедавшее его душу улеглось. Он почувствовал неимоверное облегчение и свободу.
– Эх, люди, будто мураши всё мельтешат, торопятся. Это в тебе жёлчь от суетной жизни разыгралась, – услышал Илья чей-то голос.
Илья лениво приподнялся, покрутил головой – никого.
– Чего головой вертишь? Тут я. Ты лежишь на мне.
Илья, не веря тому, что делает, приложил ухо к камню.
Снова раздался тихий, но басовитый голос.
– А в детстве ты со мной часто беседовал. Или запамятовал?
Илья вспомнил сны из ранней юности. Вроде бы у него имелся невидимый друг, с которым он делился тайнами и мечтами. Он приходил к этому валуну и любил на нём лежать.
– Крыша поехала?– огорчился Илья.
– Конечно, легче счесть себя сумасшедшим, чем поверить в то, что человек не единственное разумное существо на планете. Вот поэтому я с детьми могу общаться, а с взрослыми, увы. Ты лучше скажи, твои мечты исполнились? Ты построил красивый дом? Женился на самой замечательной девушке? Создал крепкую семью? Ты всё же всё время жаловался, что родители, живут серо, скучно не понимают тебя. А ты будешь ходить с детьми в походы в лес, горы, на озёра.
– Ты не общаешься с взрослыми. А как же я? – решил придраться к непонятному голосу Илья. Не верить же, что валун и впрямь с ним беседует.
– Сам удивляюсь. Ты успокоился и вошёл со мной в ритм. Посмотри вокруг.
Илья сел на камне и ничего особенного не заметил.
– Внимательнее приглядись.
– Ох, ничего себе!
Вокруг Ильи всё замедлилось в несколько раз: бабочка еле махала крылышками, не шевелилась листва, сверкающим зеркалом застыла на озере вода.
– Я же говорю, обычно люди быстро мельтешат. А сейчас я могу разглядеть тебя.
Илья вздохнул:
– Красивый дом не построил, только бетонные коробки клонирую. Детей в походы не водил, оказалось некогда. Надо обеспечивать семью всем необходимым. Женился на чудной девушке, но не доглядел, что она нудная и меркантильная. Надоело мне всё. Тошно и скучно жить, мечусь по кругу, словно белка. Семье от меня кроме денег ничего не нужно. Только и слышу, дай, дай.
– Как ты думаешь, для чего рождается человек? – прошелестел знакомый голос.
– Нельзя ли вопрос попроще? Ни один философ ответа не отыскал, а ты от меня требуешь.
– Попытайся.
– Чтобы приносить стране, семье пользу…
От жутковатого смеха, похожего на гул, Илья вздрогнул.
– Сделать хоть одного человека счастливым, – сделал ещё одну попытку Илья.
– Молодец! А какого человека?
Бабочка, еле шевеля крылышками, зависла перед носом Ильи, вихрь из пылинок и песка красивым веретеном замер рядом с камнем.
– Жену? Дочь? Сына?
На каждое слово Илья слышал гулкое хихиканье.
– Себя?!
– Конечно. Что тут сложного? Мы же говорили об этом когда-то.
Илье почудилось, под ним шевельнулся валун. Словно яркая вспышка вернулись воспоминания о беседах с камнем в детстве.
«Планета живая, – говорил ему странный собеседник. – Ей нужно много положительной энергии для самочувствия. Человек, результат эксперимента мыслящих сил планеты и создан для увеличения позитивной энергии. Люди, излучающие счастье, дают благодатный нужный фон для развития».
– Долго же ты вспоминал, – укорил валун.
Илья буркнул:
– Надо было сделать нас идиотами, тогда бы счастья переливалось через край.
– Такой эксперимент провалился. Подобные люди нежизнеспособны.
– А мы оказались слишком жизнеспособными, – усмехнулся Илья. – Только планете от этого мало счастья. Кажется, мы ей только и делаем, что доставляем неприятности.
Валун согласился:
– Да уж одни ядерные взрывы чего стоят. Но она всё ещё верит в своих неразумных детей.
Илья улёгся в выемку. «Счастье для себя? Это как?»
***
Соня с детьми сидела на кухне.
– Ну, вы поняли, что наделали? И я, как дура, только о вас и думала. Отец ведь не железный.
Скрипнула входная дверь. Все в ожидании замерли. На кухне появился Илья.
– Чего вытаращились, как на привидение? После обеда сдаю проект. А завтра выезжаем в путешествие по России, возражения не принимаются. Соня ты берёшь отпуск. На бездельниках Маше и Ромке сборы в дорогу. – Илья кивнул на деньги, лежащие на столе. – Рассчитывайте сами, если что-то забудете, придётся без этого обходиться. Всё я пошёл. – Илья подхватил в коридоре тубу и портфель.
– А на чём мы поедем? – крикнул Ромка, очнувшийся первым.
– Я разве не сказал? Взял в аренду фургон, стоит под окном. Лови. – Илья бросил связку ключей сыну. – И наведи в автомобиле порядок перед дорогой.
Илья, перепрыгивая через ступеньки, помчался вниз. Он хмыкнул, вспоминая ошарашенные лица родных. Может, ещё не поздно кое-что исправить. Вдруг получится найти общий язык с уже взрослым сыном, и хоть немного понять жену и дочь. Во всяком случае, он собирался стать счастливее.
