Только не лги! [Лорин Батлер] (fb2) читать онлайн

ЛОРИН БАТЛЕР Только не лги! РОМАН

1

Положив трубку телефона на рычаг, Бертолд Кертис возвел глаза к потолку и с раздражением воскликнул:

— Ох уж эти женщины!

Он поднялся с кресла, собрал бумаги, подготовленные для совещания, едва не опрокинув чашку с остывшим кофе. Резким движением руки Бертолд успел ухватить чашку, и только благодаря этому кофе не разлился. Бертолд отставил чашку на дальний край стола и от души чертыхнулся.

Да, жуткий сегодня выдался денек.

Кое-кто мог подумать, что раздражение Бертолда вызвано неудачной игрой на бирже, однако дело было вовсе не в этом. Бертолд зарабатывал деньги в схватках на финансовой арене, получая от этого процесса огромное удовлетворение, а заодно увеличивая не только свое благосостояние, но и всех своих клиентов. Его не раз называли наркоманом от биржи, и Бертолд признавал справедливость этих слов.

Нет, с проблемами бизнеса Бертолд Кертис всегда мог справиться. А вот проблемы с женщинами доставляли ему массу неприятностей.

Вообще-то он просто не понимал этих существ, особенно их навязчивые идеи по поводу замужества и продолжения рода. Неужели они не понимают, что современный мир станет только лучше, если в нем будет меньше браков и детей? Ведь тогда определенно сократятся количество разводов и численность несчастных брошенных ребятишек!

Но нет! Подобные здравые рассуждения женщинам и в голову не приходят. Они продолжают стремиться к замужеству и деторождению, как будто это панацея от всех мировых проблем, а не наоборот, их усугубление.

А их бредовые мечты о романтической любви? Сумасшедшие, да и только! Когда это любовные страдания приносили женщинам — да и мужчинам, коли на то пошло, — хоть какое-то счастье?

Бертолд вырос в семье, в которую романтическая любовь не принесла ничего, кроме душевных мук и страданий. И ничего: ни любви, ни брака, ни детей — ему не хотелось. Бертолд твердо уяснил это еще в двадцатилетнем возрасте, когда подружка попыталась заманить его в ловушку, а приманкой была мнимая беременность.

Мысли об отцовстве и неизбежно сопутствовавшей ему женитьбе всегда пугали Бертолда. Возможно, страх был в какой-то степени связан с его отцом — плохим родителем и неверным мужем, и Бертолд подсознательно опасался, что тоже может оказаться подобным ничтожеством.

Бертолд вздохнул с облегчением, узнав, что беременность его подружки оказалась ложной. Это был его первый опыт относительно того, как далеко может зайти женщина в попытке осуществить свою заветную романтическую фантазию, называемую «любовь и замужество».

После этого случая Бертолд во время интимных отношений с женщинами всегда принимал меры предосторожности. Его не убеждали клятвы партнерши, что она принимает противозачаточные пилюли или заверения, что день «безопасный». И Бертолд всегда четко объяснял свою позицию любой женщине, с которой вступал в любовную связь: жениться не намерен ни в коем случае!

Мать отказывалась принимать его взгляды на семью и с типично женской логикой квалифицировала их как временное помутнение рассудка.

— Со временем твои взгляды изменятся, — неизменно утверждала она. — Когда ты влюбишься…

Еще одна романтическая мамочкина иллюзия! — снисходительно думал Бертолд. Я влюблюсь! Да я никогда в жизни не влюблялся! И не имею подобного намерения!

Само понятие «любовь» предполагало потерю контроля над собой, что Бертолд считал недопустимым. Это могло повлечь за собой череду неправильных решений.

К счастью Бертолда, надежды матери стать бабушкой были до недавнего времени устремлены на его младшего брата Питера, который женился два года назад. Бертолд очень надеялся, что вскоре Питер с женой подарят матери внука, и тогда она отстанет от него.

Однако несколько месяцев назад брат неожиданно заявил, что оставляет жену и отправляется в Тибет, чтобы стать монахом. Питер оставил все свое имущество жене и уехал. В приходивших впоследствии письмах он уверял, что очень счастлив, живя в монастыре на вершине горы.

Нетрудно было сделать вывод, что от Питера теперь внуков не дождешься, и поэтому миссис Кертис снова переключилась на старшего сына. Она буквально сводила его с ума, постоянно приглашая на ужин незамужних женщин. Все красавицы, все очень сексуальные. И все они хотели — или притворялись, что хотят, — того же самого, что и мать Бертолда. Замужества и детей.

Только что мать позвонила и попросила не задерживаться, потому что на ужин она пригласила Алексис Шеридан.

— Бедняжке так одиноко после смерти Бернарда, — посочувствовала Фредерика Кертис.

Одинока? Это Алексис-то Шеридан? — изумился Бертолд. Боже мой! Да эта женщина сексуальный вампир! Еще до гибели Бернарда в автомобильной катастрофе полгода назад Алексис всячески пыталась соблазнить меня. А теперь эту веселую вдову вообще ничего не остановит!

Бертолду нравился секс, но только ничем не обремененный. Поэтому он и занимался любовью с женщинами, которые придерживались аналогичных взглядов. Его нынешняя подружка Эстер работала в банке, ее брак распался потому, что она была слишком занята карьерой. Бертолд встречался с ней два-три раза в неделю либо у нее дома после работы, либо в номере отеля в обеденный перерыв. Подобные отношения прекрасно устраивали обоих.

Эстер исполнилось тридцать два: симпатичная брюнетка, отличная фигура, за которой она тщательно следила. Ей не требовались любовные прелюдии или бессмысленные комплименты, а слово «любовь» вообще никогда не проскальзывало в их немногословных беседах. И еще Эстер фанатично заботилась о своем здоровье. Только ей Бертолд верил, когда Эстер говорила, что сегодня «безопасный» день, но все равно принимал меры предосторожности. От укоренившихся привычек всегда трудно избавиться, вот Бертолд и продолжал цинично не доверять женской психологии.

Взять хотя бы Дебору, его бесценную секретаршу, которая много лет проработала с ним и всегда утверждала, что ее интересует работа, а не роль жены и матери. И что же? Разменяв четвертый десяток, Дебора выскочила замуж и ушла в декретный отпуск! Более того, на работу так и не вернулась, то есть бросила карьеру ради семьи и домашнего хозяйства.

Возмутительный случай!

Бертолд был вынужден предпринять некоторые шаги, чтобы подобное не повторилось, но поиски замены Деборе превратились в настоящую головную боль. Не могло идти речи о том, чтобы оставить на постоянной основе ту девушку, которую он временно взял на место Деборы, надеясь, что после рождения ребенка секретарша все же вернется в фирму. Симпатичные молодые незамужние девушки, как Флора, не подходили для такой работы… И подтверждением этому стало то, что произошло между ними, когда Бертолд в знак благодарности в последний день работы Флоры пригласил ее на ужин.

Бертолд вздрогнул от мысли, что при определенных обстоятельствах даже он, стреляный воробей, мог угодить в неприятную историю. В тот вечер за ужином он выпил слишком много вина, а когда отвез Флору на такси домой и проводил до дверей квартиры, она неожиданно расплакалась. Оказывается, буквально на днях дружок бросил ее, предпочтя другую.

Бертолд хотел лишь успокоить Флору, но утешение каким-то образом вылилось в нечто большее и закончилось тем, что они провели ночь вместе. Утром оба сожалели об этом и согласились, что подобного больше не повторится.

Флора вернулась на прежнюю работу в бухгалтерскую фирму, размещавшуюся этажом ниже «Кертис лтд.», а вскоре Бертолд познакомился с Эстер.

У него начала работать новая секретарша — Лизелотт.

Лизелотт не доставляла ему никаких неприятностей. Сорок четыре года, счастлива в браке, состоятельный, покладистый муж, взрослые дети. Лизелотт без возражений могла, если требовалось, задержаться на работе, в течение дня варила боссу кофе. А если ей что-то и не нравилась, она не показывала этого ни словом, ни взглядом. Очень разумная и тактичная женщина.

— Да, Лизелотт? — отозвался Бертолд, услышав зуммер интеркома.

— Вас ждут в зале совещаний, мистер Кертис.

Это тоже нравилось ему в Лизелотт. Она уважительно называла его мистером Кертисом, а не Бертолдом.

— Спасибо, иду. На звонки отвечайте сами, хорошо, Лизелотт? Меня ни в коем случае не беспокоить. У нас полно работы до самого конца рабочего дня.

2

Вскинув голову, Хилда с вызовом посмотрела на административное здание, затем опустила взгляд на лежащего в коляске хорошенького младенца в розовом костюмчике и воскликнула:

— Вот мы и пришли, дорогая! Здесь работает твой папа. К сожалению, если верить его секретарше, он до конца дня будет на совещании, и у него сегодня нет времени ни для каких посетителей. Очень жаль, правда? Потому что ему придется принять нас, хочет он этого или нет!

Хилда решительно покатила коляску к вращающимся стеклянным дверям, надеясь, что с ними хлопот будет меньше, чем до этого с дверями поезда подземки. Хилда обнаружила, что маневрировать детской коляской столь же сложно, как и магазинными тележками для покупок, у которых колеса вертелись так, как им хотелось. Но она возила детскую коляску всего неделю, и это, пожалуй, извиняло ее неловкость.

С большим трудом Хилде все же удалось протолкнуть коляску, не повредив ее при этом, в похожий на огромную пещеру полукруглый вестибюль. Коляска хорошо катилась по мраморному полу и Хилда без приключений добралась до огромного указателя, висящего на стене между лифтами.

С помощью указателя она быстро выяснила, что фирма «Кертис лтд.» занимает пятый и шестой этажи. И еще Хилда отметила, что против названия фирмы не были указаны род ее деятельности или предоставляемые услуги. Сообщалось только, что кабинет управляющего находится на двадцатом этаже.

Возможно, это была всего лишь небольшая оплошность, но Хилда решила, что подобный просчет отражает характер владельца фирмы: видимо, Бертолд Кертис уверен, что любому известно, что его фирма — одна из самых преуспевающих лондонских инвестиционных компаний.

А еще он самонадеянно верил, что его прошлогодняя любовная связь с секретаршей никогда не всплывет и не нанесет удара по его репутации.

Однако он ошибся! — злорадно подумала Хилда. Флора, возможно, слишком мягкосердечна и теряется, когда дело касается мужчин. Но я не такая!

Дочь Флоры, Петл, заслуживает самой лучшей участи. И я решительно настроена добиться для нее этого. Я дам Бертолду Кертису шанс стать настоящим отцом прекрасной маленькой дочери, а если он не пойдет на это добровольно, то тогда ему придется заплатить. Причем солидную сумму. В наше время запросто определяют отцовство с помощью анализа ДНК.

— Пусть только попробует отказаться, дорогая, — обратилась Хилда к малышке, закатывая коляску в лифт. — Да мы ему кишки порвем на подвязки!

Двери лифта распахнулись, и Хилда выкатила коляску с уснувшей Петл на шестом этаже. Прямо перед ней тянулась стеклянная стена с высокими дверями, на которых было выведено золотыми буквами: «Кертис лтд. Управляющий».

За стеклянными дверями находилось просторное помещение, в центре которого возвышался стол секретарши. Хилда язвительно подумала: интересно, а эту яркую блондинку, которая сидит за столом, Кертис лично подбирал для себя?

Возможно, у него страсть к блондинкам. Хилда вспомнила, как Флора рассказывала: глава «Кертис лтд.» лично присутствовал на собеседовании, в результате которого ее быстро приняли на работу.

Конечно, достоинства Флоры заключались не только в длинных светлых волосах, которыми она гордилась, но у нее еще были красивое лицо и потрясающая фигурка. Однако броская внешность доставляла Флоре одни проблемы и никакой радости. Мужчины были не в силах оторвать от нее ни взглядов, ни своих похотливых лап.

Бедная Флора, она всегда верила нежному вздору очередного воздыхателя. После того как стала работать секретаршей, она часто попадала под обаяние красноречивых симпатичных мужчин с темными волосами и голубыми глазами, которым без труда удавалось затаскивать ее в постель.

И каждый раз Флора верила, что влюбилась. А будучи влюбленной, она практически становилась рабыней очередного любовника, наивно веря, что наконец-то находится на пути к вожделенным обручальным кольцам и семье.

Естественно, Флора оставалась на бобах. Хилда приходила в бешенство, наблюдая, как подругу используют и бросают сладкоречивые негодяи. Женатые, разведенные, холостые — не имело значения. Если они говорили Флоре, что любят ее, она оказывалась в их власти.

После каждого разрыва Хилда пыталась утешать Флору и взывала к ее разуму, но со временем ее терпение истощилось. В конце концов Хилда вышла из себя. Произошло это вскоре после того, как Флора, получив место секретарши Бертолда Кертиса, заявила, что снова влюблена. Хилда надавила на подругу, и та призналась, что предмет ее страсти — новый босс. Между подругами завязался ожесточенный спор. Хилда распекала Флору за то, что та спит с любым мужчиной, который говорит, что любит ее, а Флора в свою очередь обвиняла Хилду в том, что у нее каменное сердце и она не способна по-настоящему никого любить, кроме самой себя.

Подруги разругались в пух и прах. Произошло это чуть более года назад.

А теперь Флора мертва.

Хилда почувствовала, как задрожал подбородок, и стиснула зубы, с трудом удержавшись от слез.

— Флора, я не позволю издеваться над твоей памятью, — прошептала Хилда, глядя на хорошенькую девочку, дочь Флоры. — Петл получит все, что ты желала для нее. Она не останется без материнской любви, не будет носить поношенную одежду, не уйдет из школы в пятнадцать лет. Она не узнает, что такое социальное пособие и сиротский приют! Никогда! Никогда, пока в моем теле будет теплиться жизнь!

Приготовившись внутренне к жестокой схватке, которая, без сомнения, ждала ее впереди, Хилда толкнула дверь и решительно направилась к столу секретарши.

— Мне надо увидеть Бертолда Кертиса! И, опережая ваш вопрос, скажу: да, мне назначено, — беззастенчиво солгала она эффектной зеленоглазой блондинке.

Хилда всегда верила, что робость мешает успеху. Она ни за что не поступила бы в театральную школу, если бы не была твердо уверена в своих актерских способностях. Три года подряд она приходила на прослушивание, прежде чем обрела желанное место в школе. Однако Хилда считала, что это еще не высший показатель ее способностей. Вот попасть в театр «Олдуич» или в «Ройял корт» — это так же трудно, как получить приглашение на прием в Букингемский дворец.

Блондинка направила Хилду в длинный коридор, который вывел ее в небольшую приемную, где на полу лежал роскошный темно-синий ковер. Колеса коляски немедленно утонули в ворсе и забуксовали.

— Чем могу вам помочь? — услышала Хилда вопрос, заданный слегка удивленным, но спокойным тоном.

Секретарша Бертолда Кертиса! — сделала вывод изумленная Хилда. Не блондинка. Не молоденькая. Да и не красавица. Она цинично подумала, что Бертолд Кертис наконец-то научился не смешивать бизнес и удовольствие.

— Мне надо увидеть Бертолда, — тоже спокойным тоном сообщила Хилда.

Секретарша нахмурилась.

— Мистер Кертис на совещании и настоятельно просил не беспокоить его ни по какому поводу.

Хилде все же удалось протащить коляску по ковру и поставить ее перед столом.

— Сомневаюсь, что распоряжение касалось меня. Или его дочери.

Глаза секретарши округлились, она даже приподнялась и, перегнувшись через стол, заглянула в коляску.

— Его… дочери? — переспросила она изумленно.

— Совершенно верно, — холодно подтвердила Хилда. — Ее зовут Петл, ей три месяца. Передайте, пожалуйста, Бертолду, что она здесь, и желает наконец познакомиться со своим отцом.

Секретарша растерянно заморгала.

— Гм… возможно, вам лучше пройти в кабинет мистера Кертиса, а я схожу за ним.

Хилда наградила секретаршу ледяной улыбкой.

— Прекрасная идея.

Кабинет Бертолда Кертиса удивил Хилду. Просторный, на полу ковер, из окон открывается потрясающий вид на город. И тем не менее, этот кабинет предназначался для работы, о чем свидетельствовал беспорядок на столе хозяина.

Секретарша тяжело вздохнула, покачала головой и взяла с черной блестящей поверхности стола чашку с недопитым кофе. Достав из ящика салфетку, она принялась вытирать пятно от кофе, что-то бормоча себе под нос.

А Хилда тем временем опустилась в одно из двух кресел с высокими спинками, которые стояли перед столом, закинула ногу на ногу и подвинула поближе коляску, чтобы можно было наблюдать за безмятежно посапывающей Петл.

— Какая ты хорошая девочка, — промурлыкала Хилда, поправляя розовое одеяльце, в которое была укутана малютка.

Подняв глаза, Хилда обнаружила, что секретарша вернулась и смотрит на нее так, будто увидела пришельца из космоса.

— Думаю, мистер Кертис скоро подойдет, — сказала женщина, снова покачала головой и удалилась, закрыв за собой дверь кабинета.

Менее чем через две минуты та же самая дверь рывком распахнулась, и Хилда впервые увидела отца Петл.

Бертолд Кертис удивил ее еще больше, чем его секретарша или кабинет. Высокий, мускулистый, темноволосый… Да, следует признать, симпатичный. И глаза пронзительно голубые.

Но, несмотря на все это, стоящий перед ней мужчина не соответствовал тому образу, который Хилда создала в своем воображении, памятуя о том, что все любовники Флоры были вежливыми, учтивыми, прекрасно воспитанными, хорошо одевались. Они излучали обаяние и сексуальность, чем привлекали романтических дурочек вроде Флоры.

Бертолд Кертис был другим.

Он стремительно вошел в кабинет — угрожающего вида мужчина, широкоплечий, с коротко подстриженными волосами. Рукава его голубой рубашки были закатаны, словно он приготовился к драке, узел галстука приспущен, верхняя пуговица рубашки расстегнута, открывая основание мускулистой шеи. Взгляд его был суров, впечатление усиливали сошедшиеся на переносице темные брови.

Честно говоря, Бертолд Кертис скорее походил на прораба, намеренного отругать своих рабочих, чем на преуспевающего бизнесмена, которому, по мнению Хилды, полагалось держаться с определенным апломбом.

Остановившись возле коляски, Бертолд сначала посмотрел на Петл, затем снова на Хилду и рявкнул:

— Мне передали, что, судя по вашему заявлению, это моя дочь!

Но на Хилду его рык не произвел впечатления: она вовсе не собиралась пасовать перед этим грубияном. Интересно, что Флора вообще нашла в нем? Впрочем, она утверждала, что в постели он гораздо лучше, чем вне ее.

— Совершенно верно, — любезно подтвердила Хилда.

Бертолд устремил на нее взгляд, от которого Флора наверняка бы съежилась и попыталась спрятаться. Теперь Хилде было ясно, почему подруга всего лишь раз попыталась обратиться за помощью и поддержкой к отцу Петл. Он был из тех мужчин, кто порывает с любовницей раз и навсегда.

Но я ведь не Флора, подзадорила себя Хилда. Посмотрим, какие возражения на этот раз представит мистер Кертис.

— Ждите здесь, — прорычал он.

— А я и не собираюсь уходить, — безмятежно сообщила Хилда, за что была пронзена убийственным взглядом.

Но она выдержала этот взгляд, даже не моргнув. Бертолд еще несколько секунд смотрел на Хилду, затем резко повернулся и вышел из кабинета.

Хилда сидела, насвистывая и болтая левой ногой. Хотелось надеяться, что мистер Грубиян сумеет взять себя в руки и вспомнит о хороших манерах. Или, по крайней мере, прислушается к голосу здравого смысла. Потому что она не отступит, пусть даже земля разверзнется!

Медленно текли минуты. Пять… Десять…

Хилда почувствовала, как внутри нее словно начинает сжиматься какая-то пружина, — так всегда бывало перед решающими моментами ее жизни. Она не рассчитывала, что этот человек добровольно пойдет на мировую, если он один раз уже отказался от отцовства, дал Флоре денег на аборт и выгнал ее.

Ничего особенного Хилда требовать и не собиралась. Однако явно придется побороться за финансовую поддержку, чтобы можно было дать дочери Флоры приличное воспитание. Хилду даже радовала предстоящая дуэль. Она всегда проявляла свои лучшие способности, когда ее припирали к стенке.

При звуке открывающейся двери Хилда выпрямилась в кресле, на ее лице появился агрессивное выражение. Да как он осмелился заставить меня ждать так долго?!

Хилда оцепенела, увидев в дверях кабинета двух здоровенных охранников, и почувствовала, как кровь прилила к щекам. Значит, вот каким образом он решил избавиться от меня?

Стиснув зубы, Хилда поднялась с кресла и устремила на приближающихся охранников полный презрения взгляд.

— Подозреваю, что мистер Кертис не вернется?

— Совершенно верно, мадам, — услышала она насмешливо-учтивый ответ. — Мистер Кертис просил передать вам, что в следующий раз вызовет полицию.

— Неужели? Ну мы еще посмотрим!.. Нет, обойдемся без этого! — вскричала Хилда, когда один из охранников взял ее за локоть. — Я сама уйду.

Однако, несмотря на ее протесты, охранники сопровождали Хилду до самого выхода на улицу. Несколько минут она стояла на тротуаре, глядя на верхние этажи здания и стараясь держать себя в руках. Наверное, этот негодяй сейчас наблюдает за мной в окно и самодовольно ухмыляется.

— Ты еще получишь свое, Бертолд Кертис, — угрожающе пробормотала Хилда. — Я тебе такое устрою!..

Глубоко вздохнув несколько раз, она попыталась успокоить сердцебиение и собраться с мыслями. Откуда у отца Петл такая уверенность в своей правоте, что он приказал охране вышвырнуть меня? Ведь он же понимает, что в наши дни глупо блефовать по поводу отцовства.

И, кем бы ни был Бертолд Кертис, он отнюдь не глупец.

Внезапно Хилду осенило: наверное, он убежден, что Флора сделала аборт, на который он дал деньги, поэтому и не поверил, что Петл его дочь. Может, даже подумал, что этот ребенок мой. Когда Бертолд пристально рассматривал меня, он, похоже, пытался припомнить: «Спал ли я когда-нибудь с этой женщиной. Если не спал, то это явно попытка шантажа на почве отцовства».

Эх, как же я оплошала! Надо было сразу сказать ему, что я не являюсь матерью Петл.

— Твоя новая мамочка просто идиотка, — сообщила Хилда проснувшейся малютке, катя коляску к стоянке такси на углу. — Но у меня есть план действия в чрезвычайных обстоятельствах. Так как твой папочка принял меня за мошенницу, мы повидаемся с твоей бабушкой. Пожалуйста, не смотри на меня с укоризной — в такси я тебя покормлю и переодену. У меня все с собой, бутылочки, памперсы и прочее.

Несколько прохожих обернулись, глядя на высокую эффектную брюнетку, которая катила по тротуару новенькую нарядную коляску и, не обращая ни на что и ни на кого внимания, разговаривала с младенцем.

— Подожди, твоя бабушка увидит, какая ты красивая. И какая хорошая. Она не сможет не признать тебя. А посмотри на меня? Дурнушка, как частенько говорила твоя настоящая мама. И, наверное, была права. Однако она ошибалась относительно моей неспособности любить. Да, тут она здорово ошибалась…

3

Ну и нахалка!

Бертолда душил гнев, когда он наблюдал из окна, как его недавняя визитерша удаляется по улице, катя перед собой коляску. Что, черт побери, за игру она затеяла?! Как могла надеяться, что кто-то купится на ее наглое заявление? Если даже я и оказался среди тех невезучих, кто воспользовался бракованными презервативами, то неужели она предполагала, что я не вспомню, спал ли с ней?

Она была не из тех женщин, кого Бертолд мог бы забыть. Хотя и в немногом, но шантажистка точно соответствовала его вкусу. Бертолда всегда привлекали высокие, стройные брюнетки с одухотворенными лицами и сверкающими глазами, которые с первой же встречи ясно давали понять, что с пренебрежением относятся к мужчинам. Ему нравилось принимать этот вызов и укладывать их в постель, а затем наблюдать, как они забывают о своей феминистской агрессивности. У Бертолда было несколько относительно продолжительных романов с такими особами, и он гордился тем, что после разрыва любовных отношений оставался с ними в дружбе.

Да, безусловно, я вспомнил бы, если бы спал с этой… черт, я даже не знаю ее имени! Лизелотт она назвала только имя младенца. Петл. Но мне это имя ни о чем не говорит!

Бертолд продолжал наблюдать за незнакомкой с коляской, пока та не скрылась за углом. Он был уверен, что видит эту шантажистку в последний раз, и почти сожалел, что поторопился вышвырнуть ее. Надо было бы расспросить, выслушать ее сказку и выяснить, что ей нужно.

Денег, наверное, решил Бертолд, отворачиваясь от окна и направляясь к дверям кабинета. Что же ей еще может быть нужно? Но почему именно меня она выбрала объектом своей авантюры? Не из-за репутации же ловеласа! Я не из тех мужчин, кого можно убедить, что я переспал неизвестно с кем, будучи в состоянии алкогольного опьянения или под воздействием наркотиков. Я никогда не напивался и не употреблял наркотики!

А может, она меня с кем-то спутала? Может, сама забыла, с кем переспала? Возможно, отец ее ребенка какой-то другой мужчина, работающий в «Кертис лтд.» или в другой фирме, расположенной в этом здании. Может, даже похожий на меня.

Да, наверное, именно так и есть. Она перепутала.

Бертолд приказал себе забыть об этой женщине и вернуться к работе. Он и так уже потерял много времени.

Оказалось, что миссис Кертис проживает неподалеку от Гайд-парка, на Кендал-стрит, в старом, но престижном районе. Хилда могла только догадываться, сколько стоит здесь даже самый скромный дом.

А жилище миссис Кертис представляло собой двухэтажный величественный особняк, перед которым был разбит великолепный, тщательно ухоженный цветник. Увидев владения Кертисов, Хилда сделала вывод, который напрашивался сам собой: эта семейка всегда была богатой, ее отпрыски считали себя выше других людей. Высокомерие столь же естественно для них, как дыхание.

И если миссис Кертис окажется высокомерной особой, она никогда не пустит в свою жизнь незаконную внучку, пусть даже Петл самая замечательная девочка на свете. Возможно, миссис Кертис такая же грубиянка, как и ее сын. И так же быстро, как и он, укажет незваным гостям на дверь.

Хилда колебалась всего несколько секунд: взглянув на малютку, которую держала на руках, она укрепилась в своей решимости. Ни одна женщина в мире не сможет отвергнуть Петл. Ни одна, если только у нее есть сердце!

Когда Хилда выбиралась из такси, ей в голову пришла другая мысль. Что, если матери Бертолда Кертиса нет дома?

Адрес миссис Кертис она узнала без труда, прибегнув к помощи своих актерских талантов. Хилда позвонила секретарше Бертолда Кертиса и, изменив голос и имитируя французский акцент, сказала, что она флорист, должна доставить миссис Кертис цветы, которые заказал для нее сын, но потеряла адрес.

Сочиняя эту сказочку, Хилда даже не знала точно, жива ли мать Бертолда, — просто предположила, что у него должна быть мать. Хотя Хилда ничуть не удивилась бы, узнай она, что самовлюбленный, страдающий манией величия негодяй Бертолд Кертис был зачат в пробирке.

Положив через пару минут трубку, Хилда уже знала все, что ей требовалось. Миссис Кертис жива и здорова. Не заподозрившая подвоха секретарша дала и адрес.

Решение нагрянуть к миссис Кертис без предварительного звонка было немногим лучше спонтанного визита к отцу Петл. Чисто импульсивное решение.

— Вы не могли бы подождать несколько минут? — спросила Хилда таксиста, расплатившись с ним. — Мне только сейчас пришло в голову, что той леди, к которой я приехала, может не оказаться дома.

— Конечно, мэм.

Таксист не только помог вытащить с заднего сиденья коляску, но и учтиво распахнул перед Хилдой створку ворот.

Хилда поблагодарила его улыбкой и покатила коляску по дорожке. Она слишком нервничала, чтобы восхищаться цветущими розами, украшавшими двор. Одно дело вести борьбу с отцом Петл — Хилда с самого начала предполагала, что поединок будет трудным, — но с его матерью следовало вести себя иначе. Хилда пыталась убедить себя, что миссис Кертис не встретит ее в штыки.

О, как она на это надеялась! Хилда отчаянно желала, чтобы у Петл была бабушка, которая любила бы ее и окружала заботой. И еще она хотела, чтобы миссис Кертис убедила сына признать дочь, оказать ей финансовую поддержку, — тогда Хилде не пришлось бы обращаться в суд.

Остановив коляску у каменных ступеней, Хилда с помощью специального приспособления зафиксировала колеса, быстро поднялась по ступеням и нажала на кнопку звонка.

В томительном ожидании прошла минута, казалось, что дома никого нет. Но вот дверь распахнулась, и Хилда увидела перед собой женщину лет шестидесяти в брючках цвета морской волны и в свободной цветастой блузке. Женщина была высокой, стройной, с симпатичным лицом и коротко подстриженными седыми волосами, но больше всего Хилде понравилась успокаивающая мягкость ее умных голубых глаз.

— Слушаю вас. — Женщина радушно улыбнулась.

— Вы миссис Кертис?

— Да, это я, дорогая. Чем могу помочь?

Обращение «дорогая», обезоружило Хилду. А также искреннее предложение помочь. В процессе постижения актерского мастерства Хилда научилась довольно хорошо разбираться в людях, особенно в женщинах. Для начала можно было сказать, что миссис Кертис вовсе не высокомерная особа. Но самое главное заключалось в том, что она была доброй.

Почувствовав облегчение, Хилда улыбнулась, повернулась и крикнула таксисту:

— Все в порядке! Можете уезжать!

Повернувшись, Хилда обнаружила, что миссис Кертис разглядывает коляску, которая стояла таким образом, что было хорошо видно личико Петл.

— О, какой прекрасный ребенок! — умилилась миссис Кертис и сбежала по ступенькам, чтобы получше рассмотреть Петл. — Девочка, да? — спросила она.

— Да.

— А можно, я ее подержу? Она ведь не спит.

— Да, пожалуйста.

Глядя, как миссис Кертис осторожно взяла из коляски внучку и принялась баюкать, Хилда почувствовала, как в груди разлилось приятное тепло. Хотя Хилда уже семь дней ухаживала за Петл, она не нашла лучшего способа успокаивать ребенка, чем баюкать его. Девочка не плакала, а просто смотрела на того, кто ее качает. При этом ее хорошенькое личико выражало полное блаженство.

— Как ее зовут? — спросила миссис Кертис.

— Петл.

— А вас, дорогая?

— Хилда. Хилда Уэр.

— Так что вы продаете, Хилда? — поинтересовалась миссис Кертис, улыбаясь Петл. — Если косметику, то очень жаль, но я не пользуюсь косметикой, за исключением разве что губной помады. Если вы продаете бытовую технику, то у меня имеется все, что нужно в хозяйстве. Мой сын не отличается большим воображением, поэтому всегда дарит мне бытовую технику. Он очень практичен, мой Бертолд, — с печальной улыбкой добавила миссис Кертис.

— На самом деле, миссис Кертис, я ничего не продаю. А приехала, чтобы как раз поговорить о вашем сыне Бертолде.

Внимательный взгляд голубых глаз миссис Кертис устремился на Хилду.

— О Бертолде? Правда? А в чем дело?

— И еще о Петл. — Хилда сделала паузу, готовя себя к негативной реакции, которая могла последовать на ее следующие слова. Оставалось только надеяться, что миссис Кертис действительно добрая женщина, какой кажется. — Она… она дочь Бертолда.

Хилду изумила гамма различных эмоций, стремительно промелькнувших на лице миссис Кертис. Шок уступил место мгновенной откровенной радости, которая в свою очередь сменилась глубокой тревогой. Миссис Кертис медленно поднялась по ступенькам и остановилась рядом с Хилдой.

— А Бертолд знает? — озабоченно спросила она.

— Я пыталась сказать ему, но совершила глупую ошибку, и он приказал охране выгнать меня.

Озабоченность на лице миссис Кертис сменилась вспышкой гнева.

— Что?!

— Это моя вина, миссис Кертис, — торопливо пояснила Хилда. — Когда я сказала ему, что Петл его дочь, то забыла добавить, что я не ее мать. Думаю, ваш сын с первого же взгляда понял, что не знает меня, и принял меня за шантажистку.

Теперь гнев миссис Кертис уступил место изумлению.

— Но если не вы ее мать… то кто тогда мать малютки? Ваша сестра?

— Нет. Моя лучшая подруга. — Хилда почувствовала, как к горлу подступил комок. — Флора год проработала в «Кертис лтд.», с февраля по конец июня она была секретаршей Бертолда. Петл родилась в этом году, двадцать пятого марта. Две недели назад Флору сбил автобус, ее сильно покалечило, она… прожила еще несколько дней, но все же умерла. Перед смертью она назначила меня опекуном Петл. В свидетельстве о рождении девочки указано «отец неизвестен», но я знаю, что отец Петл ваш сын.

— Вы уверены?

— Абсолютно уверена, миссис Кертис.

Миссис Кертис нахмурилась.

— Это ваша подруга сказала вам, что Бертолд отец ее ребенка?

Хилда замялась. Ей не хотелось обманывать эту милую женщину а правда была довольно сложной и, наверное, даже шокирующей для любого, кто плохо знал Флору. Для миссис Кертис факт установления отцовства по-видимому имел особое значение.

— У нас с Флорой не было секретов друг от друга, — решительно заявила Хилда, довольная тем, что говорит правду: именно так обстояли дела, пока они не поссорились. — Мы с ней были скорее сестрами, чем подругами. Ваш сын — отец Петл, миссис Кертис, это точно. Но если он будет продолжать отрицать отцовство, анализ ДНК устранит любые сомнения.

— Что значит… «продолжать отрицать»?

— Обнаружив, что беременна, Флора пошла к нему. Бертолд отказался признать, что ребенок его, хотя и дал ей денег на аборт.

— Который она, как я понимаю, не сделала…

— Да. Флора не могла пойти на это…

— Слава богу. — Миссис Кертис вздохнула, улыбнулась девочке, которую держала на руках, затем посмотрела на Хилду. — Я всегда хотела иметь внуков. Вы не поверите, но я уже начала смиряться с мыслью, что у меня их никогда не будет. Бертолд упорно отказывался жениться и заводить детей. А потом и его брат Питер… ох…

Миссис Кертис осеклась и нахмурилась, глядя на Хилду.

— Вы сказали, что вы опекун девочки. Но почему, Хилда? Понимаю, вы были Флоре почти сестрой, но почему все-таки вы, а не дедушка и бабушка? Или тети и дяди?

— Когда Флоре было девять лет, ее мать погибла во время пожара. Флора никогда не знала ни своего отца, ни дедушку и бабушку. Понимаете, мать Флоры порвала с родителями и подростком сбежала в Лондон. Она не была замужем, когда родилась Флора. Поэтому у Петл и нет близких родственников, на данный момент у нее есть только я.

— Понятно. А вы сами, дорогая? Вы замужем?

— Нет.

На лице миссис Кертис появилось задумчивое выражение.

— Значит… вы собрались в одиночку воспитывать маленькую Петл?

— Да, в одиночку, если придется, миссис Кертис. Но я бы предпочла, чтобы мне помогли. У меня тоже нет родственников. Моя мать погибла во время того же пожара, что и мать Флоры. И тоже была матерью-одиночкой, сбежавшей из дома.

Хилда не стала упоминать о том, что и ее мать, и мать Флоры были проститутками. Лучше умолчать об этой постыдной стороне их жизни, ведь миссис Кертис могла придерживаться распространенной среди благонравных леди точки зрения, что распутство передается по наследству.

— Когда социальные работники не смогли отыскать родственников, которые пожелали бы забрать нас к себе, меня и Флору отдали в приют, — как бы между прочим сообщила Хилда.

— Боже мой, бедняжки!

— Мы выжили, миссис Кертис. Теперь вам должно быть ясно, насколько мы с Флорой были близки. Поэтому она доверила мне заботу о своей дочери, и я намерена сделать для девочки все, что смогу. Не хочу, чтобы Петл воспитывалась в приюте, как мы, в бедности, без родительской любви и заботы.

— Об этом не беспокойтесь, дорогая. Я готова помочь и ей, и вам. И Бертолд поможет, я поговорю с ним. Можете твердо рассчитывать на это! Прошу вас, пойдемте в дом, и вы расскажете мне абсолютно все. И будет хорошо, если вы дождетесь Бертолда, чтобы мы все обсудили в семейном кругу.

— Так ваш сын живет с вами? — изумилась Хилда.

— Да.

— Удивительно!

— Если вы думаете, что он маменькин сынок, то это не так. Его решение жить со мной было чисто практическим, а не сентиментальным.

— Послушайте, я вовсе не считаю Бертолда маменькиным сынком. Но вряд ли ему понравится, когда он, вернувшись домой, обнаружит здесь меня. Может, вы хотя бы позвоните ему на работу и предупредите?

— Ни в коем случае! Нет! — решительно воспротивилась миссис Кертис. — Судя по вашему рассказу, он не заслужил учтивого обхождения. А кроме того, в пятницу его лучше не отрывать от работы. Я уже звонила сегодня, и он разговаривал со мной довольно сухо. Кстати, хорошо, что я вспомнила, надо позвонить Алексис и отменить приглашение на сегодняшний ужин.

— Надеюсь, это не из-за меня, — промолвила Хилда, а сама подумала: кто такая Алексис? Подруга миссис Кертис? Или Бертолда?

Миссис Кертис как-то странно улыбнулась.

— Вовсе нет, дорогая. Она вдова, моя подруга. Может прийти в любой другой день. Я ведь тоже вдова, так что, увы, у маленькой Петл не будет дедушки. Но зато буду я, не так ли, моя маленькая? — Миссис Кертис склонилась над ребенком. — Так, дорогая, забирайте коляску, а я понесу Петл. Выпьем чаю и поболтаем. А потом, в оставшееся до возвращения с работы Бертолда время поедем в магазин, купим Петл какую-нибудь одежду. Не возражаете?

— О нет… конечно.

Изумленная Хилда с помощью миссис Кертис втащила коляску по ступеням и последовала за хозяйкой в дом. Она не ошиблась, предположив, что у этой женщины добрая душа, и вместе с тем миссис Кертис была энергичной и решительной. Непонятно, как у доброй и чувствительной женщины мог родиться такой сынок, как Бертолд Кертис.

Бертолд Кертис…

Хилда представляла его реакцию, когда он обнаружит «шантажистку» у себя дома. Его голубые глаза угрожающе сощурятся. Густые брови сойдутся на переносице, а из раздувающихся ноздрей, наверное, повалит дым. Широкие плечи расправятся, а грудная клетка раздуется от ярости. Он будет готов взорваться в любую секунду!

Хилда улыбнулась своим мыслям.

Ей не терпелось увидеть эту картину.

4

Бертолду хотелось вернуться домой как можно позже. У него даже мелькнула мысль позвонить матери и сослаться на вымышленный деловой ужин.

Однако трусость не была присуща его натуре, поэтому в шесть часов Бертолд сел в свой синий «ягуар» и направился домой. Ничего, ужин с Алексис Шеридан я как-нибудь переживу, но никаких ухаживаний за этой женщиной! И, если повезет, то веселая вдовушка, как, впрочем, и моя мать, поймут наконец, что в отношении меня Алексис, так сказать, ловить нечего. Господи, почему мне то и дело попадаются женщины, пытающиеся затащить меня под венец?!

Кроме того, Бертолду не нравились пышногрудые блондинки. Он предпочитал высоких стройных брюнеток, с длинными ногами, упругими бедрами и грудью. Вот таких женщин ему интересно было добиваться.

Алексис Шеридан была пышногрудой блондинкой.

В голове у Бертолда засел образ брюнетки, побывавшей сегодня в его кабинете. Несколько раз воспоминания о ней даже отвлекали его от работы. Она выглядела очень сексуально в белых обтягивающих бриджах и белом топе «в резиночку». Даже от ее волос веяло сексуальностью: длинные, темные, можно сказать буйные на вид, как и их владелица.

Жаль только, что она оказалась шантажисткой. Или дурой.

Интересно, кто же она все-таки? — подумал Бертолд, сворачивая на подъездную дорожку и останавливая машину возле гаража. Покидая гараж через дверь, ведущую в дом, он так и не пришел к определенному выводу.

Бертолд уже поднялся до середины лестницы, направляясь в свою комнату, когда плач ребенка остановил его. Нахмурившись, Бертолд остановился и прислушался. Похоже, плач доносится из гостиной.

Телевизор?

Нет, не телевизор, решил он, когда снова раздался плач. Слишком громкий. И слишком… натуральный.

В голове промелькнула пугающая мысль. Нет, не может быть… Она бы не осмелилась!

Но снова раздался детский плач, и Бертолд понял, что она осмелилась. Сбежав по лестнице, он бросился к дверям гостиной, чувствуя, что от ярости у него подскочило давление.

А затем он увидел ее. Она катала коляску взад и вперед по полированному паркетному полу и что-то тихонько напевала.

Бертолд уже раскрыл рот, чтобы отчитать нахалку, но в этот момент она неожиданно перестала петь и склонилась над коляской. Вид ее ягодиц, обтянутых белыми бриджами, заставил Бертолда на какое-то мгновение почти забыть о своей злости.

Но только на мгновение.

— Эй, что вы тут делаете?! — прорычал он.

Она резко обернулась. Темные волосы, сверкнувшие нимбом вокруг головы, медленно рассыпались по плечам. В темных глазах девушки светилось раздражение, она торопливо прижала палец к губам и прошептала:

— Ради бога, тише. Мне едва удалось ее убаюкать. Думаю, это потому, что она в незнакомом доме. Обычно после кормления она спокойно засыпает.

Прежде чем Бертолд успел хоть что-то сказать, незнакомка уперлась ладонью ему в грудь, вытолкала в холл, после чего осторожно закрыла за ними дверь. Причем проделала это так, словно все было в порядке вещей.

Бертолд только и смог, что в изумлении покачать головой. Нет, эта женщина не шантажистка, решил он. Она дура! Довольно привлекательная, но тем не менее дура!

— Не знаю, что вы наговорили моей матери, — пробормотал Бертолд, — но вы не на того напали. Я не являюсь отцом вашего ребенка.

— Подождите, мистер Кертис. Я этого никогда и не утверждала.

Бертолд ошеломленно уставился на нее.

— Вы не можете быть отцом моего ребенка, потому что у меня нет детей, — пояснила она таким тоном, каким говорят с бестолковым. — Мне следовало сказать вам об этом еще в офисе, но я как-то не подумала, что вы можете меня неправильно понять. Петл дочь Флоры.

— Флоры? — машинально повторил Бертолд.

Нахальная брюнетка бросила на него насмешливый взгляд.

— Надеюсь, вы не станете утверждать, что не знаете никакой Флоры. Флора Колитсис, — произнесла она подчеркнуто холодным тоном. — Если вы забыли, то она в прошлом году несколько месяцев работала вашей секретаршей, мистер Кертис, и в это время у вас с ней был роман.

От шока Бертолд на несколько секунд потерял дар речи. Однако затем его снова захлестнула ярость. Если Флора думает, что из-за одной совместно проведенной ночи сможет приписать ему отцовство, то она ошибается!

— Признаю, Флора была моей секретаршей. Но у нас не было никакого романа!

Брюнетка сложила руки на груди и безмятежно улыбнулась.

— Ох, мистер Кертис, я не первый день живу на этом свете. Я точно знаю, что произошло между вами иФлорой. И у меня просто в голове не укладывается, как вы можете отрицать, что спали с ней!

— А я этого и не отрицаю, — огрызнулся Бертолд. — Но это случилось всего один раз, и я принимал меры предосторожности. Повторяю, я не являюсь отцом этого ребенка или какого-то другого. Как я уже сказал, вы не на того напали.

Брюнетка наградила Бертолда ледяной улыбкой, что вызвало у него еще большее раздражение.

— Вы Бертолд Кертис, глава фирмы «Кертис лтд.», не так ли?

— Черт побери, вы сами прекрасно знаете ответ!

— Значит, я напала именно на того. Но если вы настаиваете на проведении анализа ДНК, я не возражаю.

— Анализа ДНК!!! — взорвался Бертолд. — Я не буду сдавать никаких анализов!

— Будешь, Бертолд.

Обернувшись, он встретился глазами с суровым взглядом матери, который выражал полное неудовольствие, когда ей перечили. Бертолд хорошо знал этот взгляд, потому что много раз видел его в течение жизни. Он издал стон и вздохнул, как бы подчиняясь неизбежному. Если отказаться от анализа, то вся жизнь полетит к чертям!

Немного успокоившись, Бертолд подумал, что анализ, возможно, не такая уж и плохая идея. Ничего лучше научного доказательства того, что он не является отцом этого ребенка, не найти.

— Хорошо, согласен, — вызывающе спокойно сказал Бертолд.

Обеих женщин явно удивила его покладистость, особенно темноглазую брюнетку.

Черт побери, да кто же она такая?! — подумал он. И кем приходится Флоре? Может, сестрой?

Бертолд внимательно посмотрел на брюнетку, она совершенно не была похожа на Флору.

— А скажите мне, мисс Всезнайка, почему Флора лично не пришла ко мне побеседовать о ребенке? Почему послала вас? Только не говорите, будто она испугалась, что я ей не поверю.

Бертолд даже слегка отшатнулся, когда в черных как уголь глазах, наполненных презрением к нему, внезапно появились слезы. Миссис Кертис подошла к гостье и успокаивающе обняла ее за плечи. И тут до Бертолда дошло.

Флора умерла. Эта красивая, ласковая девушка была мертва.

Сердце его сжалось. Как же она умерла? Во время родов, наверное?

— Флора погибла две недели назад в результате несчастного случая, — пояснила миссис Кертис, опережая вопрос Бертолда. — Попала под автобус, и ее смертельно покалечило. Свидетели говорили, что она вроде бы замечталась, поэтому и попала под автобус. У Флоры нет близких родственников, поэтому перед смертью она назначила опекуном Петл Хилду, которая ей как сестра. Хилда пришла ко мне узнать, не поможем ли мы воспитать ребенка.

— Все это очень печально, — промолвил Бертолд. — Я с удовольствием дам Хилде денег, если это ей поможет. Но, мама, не я отец этого ребенка.

Миссис Кертис кивнула.

— Я понимаю твои сомнения, сынок, и это объясняет твое агрессивное поведение. Но Флора со всей определенностью сказала Хилде, что отец Петл именно ты. Ведь Флора приходила к тебе, когда срок ее беременности насчитывал всего несколько недель. Ты отказался от отцовства и дал ей денег на аборт.

— Но это неправда! — возразил потрясенный Бертолд. — Если это сказала Флора, то она солгала. — Он устремил пристальный взгляд на брюнетку, которая уже, похоже, раздумала плакать и снова смотрела на него с холодным презрением. — Клянусь, я ничего не знал о беременности Флоры! И она не приходила ко мне с этим разговором.

Губы брюнетки скривились в усмешке, и она с вызовом заявила:

— Флора никогда не лгала!

— К сожалению, все женщины лгут, — буркнул Бертолд.

— Да неужели? — саркастически осведомилась брюнетка, которая явно не поверила ни одному его слову.

Бертолд не привык, чтобы то, что он говорит, подвергалось сомнению, и ему очень не нравилось вызывающее поведение этой нахальной девицы. Как ее? Хилды.

Он посмотрел прямо в ее темные глаза, но она легко, даже с насмешкой выдержала его взгляд. Внезапно Бертолда захлестнуло сумасшедшее желание: ему захотелось заставить ее поверить ему, заключить в объятья, впиться губами в ее губы, скривившиеся в презрительной усмешке, и тем самым сломить ее сопротивление.

У Бертолда даже слегка закружилась голова, задрожали руки, уже готовые обнять Хилду И, если бы рядом не было матери, возможно, он бы так и сделал.

Осознание своих чувств и желаний ошеломило Бертолда, такого с ним еще не случалось. Встревоженный не типичной для него потерей контроля над собой, Бертолд сжал кулаки, сунул их в карманы брюк и ужаснулся, ощутив, что возбужден.

Он не мог в это поверить. Никогда еще в жизни женщина не приводила его в такое замешательство: Бертолда одновременно буквально разрывали и слепящая ярость, и жгучее смущение. И чем старательнее он пытался подавить в себе плотское желание, тем сильнее оно обуревало его. Вытащив руки из карманов, Бертолд застегнул пиджак на все пуговицы, чтобы не было заметно никаких признаков возбуждения. Он понимал, что действия его просто смешны, но ни в коем случае не желал быть униженным в глазах этой девицы.

— И ты веришь во всю эту чепуху? — обратился Бертолд к матери, чтобы отвлечься от опасных мыслей и занять себя спором.

— Хилда показала мне фотографию Флоры, — холодно ответила мать. — Я в жизни не видела таких красивых девушек.

— Хочешь сказать, что я наверняка не смог бы устоять перед соблазном?

— Многие мужчины не смогли устоять, мистер Кертис, — вмешалась брюнетка, источник его неприятностей и пыток. — Особенно когда Флора воображала, что любит их. В мае прошлого года, незадолго до того, как была зачата Петл, Флора призналась мне, что влюбилась в вас. А когда Флора влюблялась, она была готова для мужчины на все.

Да уж не как ты, подумал Бертолд. Ты никогда не станешь рабой мужчины.

От этой мысли плотское желание Бертолда только усилилось. Однако осознание причины возникновения этого жгучего и на удивление неконтролируемого желания мало чем успокоило Бертолда. Его плоть упорно не желала прислушиваться к здравому смыслу.

Да, конечно, ему всегда нравилось одерживать победы над женщинами, но в данном случае ситуация была совсем иной. Эта Хилда презирает его. И надо быть мазохистом, чтобы желать женщину; которая всем своим видом и поведением подчеркивает, что уж с ним-то она ни за что не ляжет в постель.

— Повторяю, — отчеканил Бертолд, — я переспал с Флорой всего один раз. И я принимал меры предосторожности. Это был последний день ее работы в качестве моей секретарши. Флору только что бросил ее дружок ради другой женщины, и она была очень расстроена.

— А вы решили утешить ее, — язвительно подсказала Хилда.

Их взгляды скрестились, словно шпаги дуэлянтов, и Бертолд снова ощутил, что внутри него что-то происходит. Некий мощный, пугающий процесс. Впервые в жизни он потерял способность контролировать свои мысли.

В один прекрасный день, миледи, я заставлю вас смотреть на меня совсем по другому! — поклялся про себя Бертолд. И в глазах ваших будет не лед, а пламя!

Помешательство прошло так же быстро, как и возникло, однако тревога осталась. Оказывается, я могу утратить контроль над собой, отметил Бертолд. Следует немедленно овладеть ситуацией. И собственным телом. Неужели это разум сыграл со мной такую злую шутку?

Нет-нет, не разум. А эта девица.

— Да, можно сказать и так: утешил! — раздраженно бросил Бертолд.

— Но вам, должно быть, известно, что попадаются и бракованные презервативы?

— Только не среди тех, которые я покупаю.

Хилда удивленно вскинула брови.

— Я не знаю фирму, которая дает стопроцентную гарантию.

Не знал такой фирмы и Бертолд, но он не собирался пасовать перед нахалкой.

— Когда и где я смогу сделать анализ? — поинтересовался он, желая как можно скорее покончить с неприятным инцидентом.

— Я уже позвонила доктору Фарману, — вмешалась миссис Кертис. — Он сказал, что если ты и Петл приедете к нему в понедельник прямо с утра, то он сделает необходимые анализы крови и тут же отправит на исследование. Но поскольку это не срочный криминальный случай, то результат будет готов через пару недель.

— Они наверняка могут сделать и быстрее!

— Ну, я думаю, ты можешь попросить, но вряд ли из этого что-то получится. В лаборатории наверняка много работы в связи с возросшим спросом на исследование ДНК, и предпочтение отдается действительно срочным случаям: по запросам полиции, например. Кстати, я предложила Хилде и Петл пока пожить у нас. Последнее время она жила в Брайтоне, а в Лондоне у нее нет приличного пристанища, не считая крохотной квартирки, которую снимала Флора.

— Мне не очень нравится эта идея, мама, — твердо заявил Бертолд, довольный, что в его голосе не звучит растерянность, охватившая его несколько минут назад.

— Почему?

— Прежде всего потому, что за две недели, которые понадобятся на анализ, ты сможешь привязаться к этому ребенку. И как ты будешь чувствовать себя, когда выяснится, что это не твоя внучка?

Миссис Кертис с упреком посмотрела на сына, словно знала что-то такое, не известное даже ему.

— Если подобное произойдет, я переживу, не волнуйся. Какие у тебя еще возражения?

— Не хочу показаться педантом, но в действительности ты ничего не знаешь об этой женщине, за исключением того, что она тебе наговорила. И, как ты понимаешь, отцом этого ребенка может быть кто угодно. — Помедлив, Бертолд все же высказал мысль, которая еще раньше пришла ему в голову: — И эта женщина может оказаться кем угодно! — Он указал на Хилду. — А приглашать в наш дом чужого человека, не проверив ее историю через независимые источники, не просто наивно, но и чертовски глупо!

5

От последних оскорбительных слов Бертолда глаза Хилды превратились в щелки. Ну хорошо, война так война! — со злостью подумала она.

Я терпела, когда он смотрел на меня с таким видом, словно готов был задушить голыми руками. Сносила насмешки и оскорбления, которыми он осыпал меня в неправедной ярости. Даже спокойно выслушала пылкие отрицания и невообразимую ложь.

Но теперь он задел мою честь и порядочность. Сначала назвал лгуньей Флору… а теперь и меня обвиняет в этом. Хуже того! Он открыто дал понять, что считает меня мошенницей! Возможно, сегодня я кое в чем слегка и исказила правду, но только потому, что правда была слишком… запутанной. Однако это совершенно не меняет факта, что он отец Петл. И вот сейчас этот тип во второй раз пытается ускользнуть от ответственности.

— Я надеялась, что нам не придется привлекать к этому делу адвокатов, — заявила Хилда, сверкая глазами. — Думала, что мы сможем прийти к полюбовному соглашению. Оказывается, мои надежды были слишком оптимистичны. — Она повернулась к матери Бертолда. — Сожалею, миссис Кертис. Мне тоже хотелось бы остаться в вашем доме. Я же вижу, что вы не такая, как ваш сын. Вы добрая и порядочная женщина. Но из этого ничего не получится.

— Нет, получится! — возразила миссис Кертис с решимостью, изумившей Хилду. — Это мой дом, и вы останетесь здесь, поскольку я этого хочу. А если тебе, Бертолд, мое предложение не нравится, скатертью дорога. Тебе давно пора подыскать собственное жилье — закладные на дом выкуплены. И, кроме того, если ты будешь жить один, то тебе не придется беспокоиться по поводу моих попыток сватовства.

Закладные? Сватовство? Похоже, с удивлением подумала Хилда, у Кертисов не все так уж безоблачно.

— Вот и прекрасно! — раздраженно бросил Бертолд и шагнул к дверям.

Однако Хилду такой поворот событий совершенно не устраивал.

— Нет, подождите! — торопливо воскликнула она, и Бертолд повернулся к ней. — Миссис Кертис, прошу вас, — взмолилась Хилда, — я… я не хочу, чтобы между вами и сыном возникали разногласия.

Да, она действительно не хотела, потому что это не сулило ей никаких преимуществ. Сделать Бертолда Кертиса заклятым врагом значило затруднить решение задачи, которую поставила перед собой Хилда. А она не могла рисковать будущим Петл.

Что касается угрозы привлечь адвокатов… на самом деле тоже нежелательный вариант. Судебные разбирательства требуют времени. И денег.

А денег у Хилды не было. Пособие в связи со смертью Флоры представляло собой очень небольшую сумму, но тем не менее Хилда положила ее на специальный сберегательный счет — на образование Петл. Собственные сбережения Хилды были ничтожны — актерскую профессию нельзя назвать стабильной и выгодной.

Здравый смысл подсказывал Хилде, что наилучшим выходом было бы согласие, а не вражда с Бертолдом. Миссис Кертис уже на ее стороне. Теперь настало время действовать более умно и тонко. И, хотя ей было просто невыносимо идти на какие-то уступки в схватке с Бертолдом, если это пойдет на пользу Петл, то она смирится. Собравшись с духом, Хилда пустила в ход все свое актерское мастерство.

— Опасения вашего сына справедливы, миссис Кертис, — сказала она, демонстрируя покладистость. — Я могу оказаться кем угодно. Конечно, у меня есть водительские права и другие документы, удостоверяющие личность, но, наверное, этого не достаточно. Мошенники всегда запасаются фальшивыми документами. Но я могу дать вам несколько телефонных номеров, по которым вы сможете позвонить и справиться обо мне. Это номера друзей, режиссеров, адвоката, который занимался завещанием Флоры. Буду только рада, мистер Кертис, если вы убедитесь, что я именно та, за кого себя выдаю. — Хилда едва сдержалась, чтобы не наградить Бертолда злобным взглядом. — А что касается Петл, то я прямо сейчас могу доказать, что она дочь Флоры, у меня с собой ее свидетельство о рождении. Еще у меня есть ключи от квартиры Флоры, где хранится копия ее завещания и другие бумаги, подтверждающие правоту моих слов. Если хотите, я могу представить вам эти документы.

Бертолд не отреагировал на это предложение. Он молчал, на лице его застыло задумчивое, угрюмое выражение.

Хилда вздохнула. Какие же унижения приходится терпеть!

— Вполне разумно, Бертолд, — нарушила молчание миссис Кертис. — Большего Хилда сделать не может, не так ли? Послушай, почему бы вам сегодня после ужина не поехать вместе на квартиру к Флоре? Ты сможешь развеять свои сомнения и заодно привезешь вещи, которые могут понадобиться Хилде и Петл.

Хилда заметила, как на скулах Бертолда заиграли желваки. Совершенно ясно, что он не хочет никуда с ней ехать. Да и вообще не желает иметь с ней никаких дел.

Или с Петл.

Что ж, очень жаль, с раздражением подумала Хилда. Она старалась не показать свою злость, но, видимо, чем-то все же невольно выдала себя, поскольку Бертолд напрягся всем телом.

Наверное, меня выдали глаза, предположила Хилда, вспомнив, что преподаватель актерского мастерства настаивал, чтобы она училась контролировать взгляд, заставляла глаза выражать то, что она хотела, а не чувствовала. Хилда старалась изо всех сил, но, когда злилась, когда ей кто-то решительно не нравился, у нее ничего не получалось.

— Похоже, ты все уже за меня решила, да? — обратился Бертолд к матери, и в каждом его слове звучала глубокая обида. — Но только не обвиняй меня, если конец этой истории будет не таким, на какой ты надеешься. — Он глубоко вздохнул и медленно выдохнул. — Насколько я понимаю, Алексис сегодня к нам на ужин не придет.

— Да, я попросила ее перенести визит, — сухо подтвердила миссис Кертис.

— Что ж, спасибо небесам за эту маленькую радость, — пошутил Бертолд. — Кто бы мог подумать, что я хоть за что-то буду благодарен этой глупой ситуации!

Хилде очень не понравилось определение «глупая ситуация», но она вовремя прикусила язык. Более того, у нее возникло такое чувство, что ей частенько придется держать язык за зубами при общении с этим мужчиной. Еще заочно он вызывал у нее неприязнь, а личное общение только усугубило ее.

Правда заключалась в том, что Хилде никогда не нравились крупные мужчины. Их габариты часто заставляли ее нервничать, ощущать себя маленькой и беззащитной. Смешно, конечно, если учесть, что ее рост составлял пять футов семь дюймов и при всем своем хрупком телосложении она обладала достаточной силой. Однако Хилда всегда радовалась тому, что большинство актеров-мужчин невысокие и худощавые.

А Бертолд Кертис мужчина крупный. Сейчас, в небольшой гостиной, он выглядел еще внушительнее, чем в своем просторном кабинете. Оглядев Бертолда с ног до головы, Хилда прикинула его рост и вес. Как минимум, шесть футов три дюйма и сто двадцать фунтов. Без лишнего жира, плоский живот, широкие плечи и сильные мускулистые руки. Крупные ладони, крупные пальцы.

Без сомнения, все остальное у него тоже крупное.

При этой мысли Хилда вздрогнула, и Бертолд бросил на нее проницательный взгляд, который сначала уперся в ее глаза, затем опустился на губы, а потом еще ниже — на грудь.

Хилда встревожилась, почувствовав, как бешено заколотилось сердце.

Нет, Бертолд Кертис смотрел на нее не с вожделением. Он просто оценивал ее, точно так же, как несколько секунд назад она оценивала его. Как говорится, долг платежом красен.

Хилда почувствовала смятение и тут же отругала себя: нет уж, дорогая, ты, черт побери, не будешь дрожать перед ним, как какая-нибудь истеричка! Однако волнение не улеглось, что неприятно удивило ее.

— Мне надо принять душ и переодеться, — буркнул Бертолд и, оторвав наконец взгляд от груди Хилды, посмотрел на мать, которая с интересом наблюдала за ним. — Ужин как всегда?

— Чуть раньше. У Фелисити уже все готово, мне осталось только накрыть на стол и разогреть. Скажем… в половине восьмого?

— Прекрасно, — пробормотал Бертолд и удалился.

Когда за ним захлопнулась дверь, Хилда, не удержавшись, облегченно вздохнула. Миссис Кертис успокаивающе погладила ее по спине.

— Он больше лает, чем кусает. Думаю, вы прекрасно справились с ситуацией, не поддались его напору. Замечательная идея по поводу привлечения адвокатов. Если что-то и может заставить Бертолда колебаться, то это мысль о необходимости тратить время на судебные разбирательства по поводу установления отцовства. Понимаете, он же трудоголик, у него никогда ни на что нет времени, кроме работы. Это как-то объясняет то, что он завел роман с вашей подругой. Единственная женщина, которую он видит постоянно, это его секретарша.

— Не думаю, что у него роман с нынешней секретаршей.

— Тут я вынуждена с вами согласиться. — Миссис Кертис рассмеялась. — Странно, почему Бертолд так упорно отрицает свою любовную связь с Флорой? Почему утверждает, что только один раз переспал с ней, если это не так?

Хилде не хотелось говорить этой милой женщине, что ее сын наглый лжец. У нее имелись убедительные доказательства того, что Бертолд спал с Флорой не единожды.

— Гм… не знаю, почему он так утверждает.

— А мог у Флоры быть другой мужчина?

— Нет! Это я точно знаю. Флора часто влюблялась, но только не в двух мужчин одновременно. Вашего сына она полюбила в конце мая, а Бертолд признает, что переспал с ней ближе к концу июня. Поверьте мне, в этот период у нее не было другого мужчины. Если уж Флора влюблялась, то хранила верность.

— Что ж, спасибо за откровенность. Но почему Бертолд отрицает, что Флора приходила к нему и сообщила о беременности? Конечно, мой сын не святой, но не имеет привычки лгать.

— Гм… честно говоря, даже не знаю… — пробормотала Хилда. — Может, просто не хочет предстать перед вами в неприглядном свете? Для меня тайна за семью печатями, что творится в голове у вашего сына, миссис Кертис, но я точно знаю: он — отец Петл. Анализ ДНК подтвердит это.

— О, тут я с вами согласна! Да у меня, собственно говоря, и нет никаких сомнений!

— Правда? — обрадовалась Хилда, которая уже начала беспокоиться, что твердое отрицание Бертолдом отцовства могло зародить сомнения и у миссис Кертис.

— Ну конечно! — с улыбкой подтвердила миссис Кертис. — Петл точная копия маленького Бертолда. Я это сразу заметила. Он был таким хорошеньким ребенком, да и подростком тоже. А после наступления половой зрелости превратился в мужчину с грубыми чертами.

По мнению Хилды, Петл совсем не была похожа на Бертолда. Скорее уж на Флору. Однако она не стала спорить — ведь она не видела Бертолда в младенческом возрасте.

— А как, по вашему мнению, поступит Бертолд, когда будет готов анализ ДНК и он больше не сможет отрицать свое отцовство? — поинтересовалась Хилда.

Миссис Кертис вздохнула.

— Увы, он вряд ли обрадуется. Будем надеяться, что смирится.

— А не захочет ли он… — Хилда осеклась и закусила губу, осознав, что собеседница внимательно, оценивающе разглядывает ее.

— Хилда, а у вас есть приятель? — спросила миссис Кертис нарочито небрежно.

Хилда едва не рассмеялась. Если мать Бертолда сейчас подумала о том, о чем и я, то пусть лучше оставит эти мысли. Да скорее ад обледенеет, чем я полюблю Бертолда Кертиса! Да и любого другого мужчину!

Однако сейчас был довольно неподходящий момент для того, чтобы откровенничать о том, за что Флора всегда критиковала Хилду, — о неспособности любить мужчин или хотя бы доверять им. Исходя из своего опыта и опыта Флоры, Хилда полагала свое отрицательное отношение к мужчинам вполне справедливым. И ее всегда удивляло, с какой легкостью Флора попадала в их сети.

Хилда ничего не могла поделать со своим жестким, даже циничным отношением к мужчинам и к сексу. Нет, она не была девственницей, переспала несколько раз с мужчинами, но отнюдь не из любви к ним. Просто хотелось узнать — что же такое этот самый секс, по поводу которого все сходят с ума.

Однако Хилда так и не постигла прелести секса.

— Нет, в данный момент у меня никого нет, — промолвила она.

Похоже, ее ответ доставил миссис Кертис удовольствие.

— А есть ли какая-то причина, по которой вам необходимо вернуться в Брайтон? Вы, кажется, говорили, что работа над мыльной оперой, в которой вы снимались, уже завершена.

— В общем да, но если сериал понравится зрителям, будут снимать продолжение, и без меня тогда не обойтись.

— А могли бы вы найти работу в Лондоне?

— Вряд ли.

— Ох…

— Прошу вас, не беспокойтесь, миссис Кертис. В данный момент моей главной заботой является Петл, а не карьера. Если вы хотите, чтобы я осталась в Сиднее, то я останусь.

Хилда действительно начала разочаровываться в профессии актрисы. Творчество не доставляло ей того удовольствия и удовлетворения, на которые она когда-то рассчитывала. Хилда с удовольствием отложила бы на время работу, чтобы заняться воспитанием Петл.

Миссис Кертис расплылась в улыбке, и Хилда подумала, что Петл очень повезло с бабушкой.

— Хилда, перестаньте называть меня миссис Кертис. Просто Фредерика.

— Фредерика, — с улыбкой повторила Хилда.

— Вот и отлично. А теперь мне лучше заняться ужином, пока мой сердитый сынок не рассердился еще сильнее.

— Может, вам помочь? — предложила Хилда.

— О нет, спасибо, дорогая, я прекрасно справлюсь. Не хотите ли пока привести себя в порядок перед ужином?

6

Бертолд шагнул под душ и резко вздохнул, когда покалывающие ледяные струи обрушились на его разгоряченное тело. Стиснув зубы, он замер, дожидаясь, пока холодная вода укротит восставшую плоть, чего ему не удалось сделать усилием воли.

Наконец, он открыл кран с теплой водой, взял с полки гель, налил в ладонь и растер по всему телу, испытывая удовлетворение оттого, что снова может контролировать себя.

Но надолго ли я обрел этот контроль, учитывая, что эта девица продолжает находиться со мной под одной крышей? Черт побери! С четырнадцати лет я не испытывал такого несвоевременного плотского желания! Не смей даже думать о ней! — приказал себе Бертолд, чувствуя, как снова заныло в паху.

Но он просто не мог не думать о ней и о сложившейся ситуации.

Ладно, возможно, это не афера и Хилда не мошенница. Тогда ее саму ввели в заблуждение. Наверняка ввели, если она уверена, что я отец ребенка.

Потому что этого просто не может быть!

Хотя… конечно, стопроцентной гарантии дать нельзя, с неохотой признал Бертолд. Хилда права. Известно, что попадаются бракованные презервативы. Правда, подобная вероятность очень мала. И потом, если Флора даже хоть на мгновение уверовала, что я отец Петл, то ей бы следовало прийти ко мне и все рассказать.

Однако она не сделала этого.

Нет, Петл не мой ребенок. И Флора знала об этом. А Хилда считает отцом Петл меня. И это означает, что Флора солгала лучшей подруге.

А почему люди лгут? Чтобы скрыть позор? Защитить кого-то? Возможно, отцом ребенка был женатый мужчина, один из служащих «Кертис лтд.»…

Бертолд нахмурился. Надо выяснить имя настоящего отца… и побыстрее… прежде чем мама успеет привязаться к ребенку. И пока я не сойду с ума от всего этого.

Господи, жить под одной крышей с этой девицей целых две недели, а то и больше — об этом даже подумать страшно! Эти ее фантастические глаза, шелковистые пухлые губы… маленькие торчащие крепкие груди…

С губ Бертолда сорвался стон. Похоже, стоило ему теперь только подумать о Хилде, как плоть тут же реагировала. Закрыв кран с горячей водой, он вновь подверг себя пытке ледяным душем, но на этот раз холодная вода остудила его не так быстро.

Спустя двадцать минут, одетый в тесные джинсы и рубашку для гольфа, Бертолд спустился вниз. Бриться он не стал, поэтому на подбородке пробивалась легкая щетина, волосы все еще были мокрыми от долгого пребывания под душем.

Бертолд решил, что, по крайней мере, ужин должен пройти нормально. Но вот перспектива везти куда-то Хилду после ужина ему совсем не нравилась. И вообще не хотелось находиться на расстоянии вытянутой руки от этой особы! Не было и желания оправдываться перед ней, доказывая свою невиновность.

Черт побери, за какие грехи мне такие неприятности? Всю свою жизнь я был нормальным, хорошим парнем, разве не так? Хорошим сыном. Хорошим братом. Хорошим другом. Не употреблял наркотики, пил в меру, не обманывал своих клиентов. Очень много работал, жертвовал деньги на благотворительные цели. Но, что самое важное, я не был бессердечным соблазнителем и не брюхатил своих секретарш!

Услышав женские голоса, доносившиеся справа, из кухни, Бертолд свернул налево, в столовую, где подошел к бару и налил себе щедрую порцию виски. Бывают моменты, когда помогает только алкоголь!

— Не пей, Бертолд.

Стакан с виски замер в паре дюймов от рта. Обернувшись, Бертолд увидел мать с дымящейся супницей в руках.

— Почему? — грубо спросил он.

— Потому что тебе придется после ужина ехать с Хилдой на квартиру к Флоре. Забыл? И, кроме того, под мясо будет твое любимое красное вино. Так что воздержись от виски.

— Тогда я выпью поменьше вина, — буркнул Бертолд и приложился к стакану.

Алкоголь еще не успел на него подействовать, когда в столовую вошла Хилда. Бертолд отметил про себя, что, пока он принимал душ, она собрала волосы наверх и сделала прическу. Подкрасила губы дразнящей розовой помадой. По мнению Бертолда, она выглядела очень аппетитно, как конфетка для любителей сладкого.

Взгляд ее темных сверкающих глаз был обращен в его сторону, когда она шла к столу и усаживалась на стул, и в этом взгляде не было презрения. Бертолда снова охватило возбуждение, словно его тело только и жаждало этого взгляда.

В отчаянии он резко отвел глаза от Хилды и опрокинул в рот остатки содержимого стакана.

Хилда заметила, как Бертолд осушил залпом стакан с виски — он проделал это с таким видом, словно ему действительно требовалось выпить. Однако она нимало не сочувствовала ему. Если кто-то и был виновен во всей этой ситуации, то именно он, Бертолд Кертис.

Взгляд его был каким-то затравленным, а жесты выдавали чрезвычайное раздражение, вызванное отнюдь не справедливым гневом невиновного человека. Он вел себя как дикий зверь, загнанный в угол, его буквально трясло от попыток контролировать свое недовольство и подавлять еле сдерживаемую ярость.

Когда Бертолд смотрел на нее, Хилде казалось, что его обуревает единственное желание — схватить ее в охапку и трясти до тех пор, пока у нее не выпадут все зубы. И сейчас его несколько потерянный вид ничуть не уменьшал исходившего от Бертолда духа опасности.

Без костюма он как никогда походил на прораба. А когда поднял стакан к губам, под коротким рукавом рубашки вздулся мускулистый бицепс. Честно говоря, в этой обтягивающей грудь рубашке и тесных голубых джинсах все его тело казалось пугающе мускулистым.

Хилду совсем не радовало, что после ужина ей придется оказаться наедине с этим мужчиной. Но не потому, что она опасалась, будто Бертолд может хоть пальцем тронуть ее. Нет, ее по-прежнему тревожила собственная реакция на его крупные габариты.

Ну почему он не похож на обычных приятелей Флоры? — в отчаянии задалась она вопросом и сама же ответила: наверное, потому, что на самом деле он не был ее приятелем.

А что, если он говорит правду? Что, если действительно всего один раз переспал с Флорой? Вдруг он и впрямь воспользовался презервативом, а настоящим отцом Петл является кто-то из дружков Флоры?

Нет, невозможно! Но если это действительно так, то я сижу не за тем столом, явилась не в тот дом и не в ту семью.

Хилда решительно прогнала эту мысль и сглотнула комок, подступивший к горлу. Ведь Флора прямо сказала ей, что мужчина, в которого она влюбилась и с которым спала, — ее босс. Значит, это Бертолд Кертис. И своей соседке Флора говорила то же самое. А карточки из цветочного магазина, обнаруженные среди вещей Флоры? На них были короткие любовные послания, подписанные инициалом Б. Ведь не могла же Флора одновременно иметь двух любовников, чье имя начиналось на букву «Б» и кто работал в «Кертис лтд.»!

Нет, ошибки быть не может. Наверное, Флора именно потому привязалась к Бертолду, что он не был похож на остальных ее дружков. И наверняка именно он отец Петл.

Хилда облегченно вздохнула, опустила взгляд и уставилась на тарелку с супом.

Бертолд сделал то же самое. Ужин проходил в молчании. Фредерика попыталась завязать разговор, но ни Бертолд, ни Хилда не поддержали его.

За супом последовала телятина под жирным соусом, а после нее, слава богу, нежирный фруктовый салат. Хилде приходилось следить за фигурой. Вообще-то она была стройной от природы, но если набрать десяток лишних фунтов, то можно лишиться ролей на телевидении. А она не была такой наивной, чтобы, будучи принятой в доме миссис Кертис, уже рассчитывать на то, что всю оставшуюся жизнь сможет не работать и посвятить себя воспитанию Петл. Все могло повернуться и совсем по-другому.

Едва Хилда закончила есть фруктовый салат, как в столовую донесся пронзительный детский плач. Хилда моментально вскочила из-за стола.

— Ребенок! — воскликнула она и выбежала из комнаты.

Бертолд устремил укоризненный взгляд на мать, которая тоже поднялась из-за стола.

— На твоем месте я бы постаралась привыкнуть к этим звукам, — посоветовала Фредерика Кертис.

— Мама, сколько раз можно говорить? — Бертолд устало вздохнул. — Это не мой ребенок.

Фредерика рассмеялась. Совершенно искренне. Выходя из столовой, она продолжала смеяться.

Глядя ей вслед, Бертолд покачал головой. Ох уж эти женщины! Их ни за что не переубедить. А теперь еще появилась опасность того, что мать сильно расстроится, узнав, что девочка не ее внучка.

Ведь она просто отказывается слушать какие-либо доводы… даже не верит родному сыну. Предпочитает ложь этой девицы, которая, возможно, действует из лучших побуждений, но которую тоже обманули.

Хилда вернулась в столовую, держа в руках затихшую Петл, завернутую в розовое одеяло.

— Тихо, тихо, дорогая. Да, я знаю, что ты голодна и что памперс пора менять. Мне только надо… Ох! — воскликнула она, обнаружив в комнате только Бертолда. — А где Фредерика?

— Понятия не имею, — неприязненно буркнул он. — Я думал, что она тоже пошла к ребенку.

— Мне надо узнать у нее, где памперсы, которые мы купили. Послушайте, почему бы вам не подержать дочь, пока я найду Фредерику?

В ответ Хилда получила испуганный взгляд.

— Да не бойтесь, она не кусается. — Хилда подошла к Бертолду и чуть ли не насильно вложила ему в руки розовый сверток. — Если заплачет, то походите по комнате и побаюкайте ее. Тогда Петл успокоится.

— Но… но… — попытался возразить Бертолд, однако Хилда, уходя, даже не оглянулась.

Бертолд, поджав губы, стал рассматривать ребенка, лежащего на его одеревеневших руках. Его взору предстали два больших голубых глаза, безусловно очень красивых и умных. В них была безмятежность, а значит, сделал вывод Бертолд, плач был просто своего рода сигналом, означавшим: «Мне скучно, уделите мне внимание».

— Так, малышка, значит, ты тоже обманщица? — пробормотал Бертолд. — Как твоя опекунша. Если она думает, что у нее пройдет этот номер, то глубоко ошибается.

Малышку, по-видимому, напугал грубый мужской голос, ее хорошенькое личико сморщилось, и она захныкала.

Брови Бертолда взлетели вверх. Как такой неприятный звук могут испускать маленькие хорошенькие губки в форме бантика?

Моментально вскочив на ноги, он принялся расхаживать по комнате, интенсивно качая ребенка, и даже приговаривая при этом:

— Тихо, тихо, не плачь. Я не хотел тебя обидеть. На тебя я совсем не злюсь, а вот вся эта ситуация выводит меня из себя. Наверное, ты не привыкла к громким голосам. Или к мужским. Ладно, я буду говорить тише, обещаю…

Однако ни расхаживание по комнате, ни убаюкивание, ни уговоры — не помогали. Плач ребенка только усилился.

— Да, я вижу, что отец из тебя никудышный, — раздался голос Фредерики. Она подошла к Бертолду и забрала у него девочку. — Давай я покажу тебе, как надо обращаться с ребенком.

Уложив сверток с ребенком на свободный конец обеденного стола, Фредерика быстрым и ловким движением упрятала ручки девочки под одеяло и туго запеленала ее.

— Детям нравится, когда их туго пеленают, — пояснила Фредерика. — Тогда они чувствуют себя в безопасности.

Плач моментально стих, два голубых глазика весело уставились на Бертолда с безопасного расстояния.

— Вот видишь? — спросила довольная Фредерика.

— Да, вижу, — пробормотал Бертолд. — Все женщины используют слезы для того, чтобы добиться своего. Прямо с колыбели. Мне надо подняться наверх и позвонить. Скажи нашей гостье, чтобы была готова через пять минут. Я не собираюсь тратить на нее весь вечер. Уже девять, а мне еще надо будет поехать кое-куда.

— И куда же?

Бертолд с раздражением посмотрел на мать.

— Мама, мне тридцать три года, и нечего обращаться со мной как со школьником. Но если ты так уж хочешь знать, то я поеду на свидание к подружке.

— К подружке?

— Совершенно верно.

— Но ты не упоминал ни о какой подружке. По крайней мере… в последнее время.

— А как ты думаешь, почему не упоминал?

— Понятия не имею.

Бертолд решил, что настал момент расставить все по своим местам. Он проявил некоторую слабость, позволив матери сватать ему женщин вроде Алексис Шеридан. Решил не обращать на ее старания внимания, потому что не хотелось разом рушить все надежды матери. Ее и так очень расстроил уход Питера в монастырь.

Но теперь все, с него хватит!

— Мама, тебе известно мое отношение к женитьбе и детям, — решительным тоном начал Бертолд. — Это не для меня. Я знаю, ты надеешься, что в один прекрасный день я изменюсь. Но этого не произойдет. Надеешься, что я со временем влюблюсь. Но я не влюблюсь.

— А твоя подружка знает об этом? — лукаво поинтересовалась Фредерика.

— Знает совершенно определенно.

— Странная подружка.

— Эстер меня понимает. У нас с ней… нечто вроде соглашения.

— Хочешь сказать, что вас обоих интересует только секс?

Бертолд поморщился.

— Ну, я бы не сказал так грубо.

— А как бы ты сказал?

— Мы с ней любовники.

— Нет, это не так. Любовь не имеет никакого отношения к тому, чем вы занимаетесь.

Насмешка матери ошеломила Бертолда. Он не видел ничего постыдного в подобных рациональных и разумных отношениях между мужчиной и женщиной. Он никого не обижал этим, и уж тем более Эстер.

— У тебя очень старомодная точка зрения, — буркнул Бертолд.

Он повернулся, чтобы уйти, и увидел в дверях Хилду. В одной руке она держала бутылочку, в другой памперсы.

Интересно, слышала ли она наш разговор? — подумал Бертолд. Если неприязнь в ее взгляде являлся оценкой моего поведения, значит, она слышала о моих отношениях с Эстер.

— Прошу меня извинить, — пробормотал Бертолд, подходя к двери.

Хилда быстро отступила в сторону, пропуская его. Ее суетливость показалась Бертолду просто оскорбительной. Что она возомнила? Испугалась, что если прикоснется ко мне, то может заразиться?

Бертолд едва не рассмеялся. Вот если бы она знала, что я думал о ней в течение всего ужина, тогда да, тогда ей действительно стоило бы испугаться.

К счастью, все мысли о Хилде, похоже, отошли на задний план. Возможно, потому, что он нашел верный способ избавиться от этих мыслей раз и навсегда!

Выйдя в холл, Бертолд стремительно поднялся по лестнице, перепрыгивая через ступеньку. Через пять минут он спустился вниз уже гораздо спокойнее. Он обрел душевное спокойствие. Эстер сказала, что будет ждать, можно приезжать в любое время.

Разумная, сексуальная Эстер.

О, если бы было побольше таких женщин!

7

Хилда сидела молча, вжавшись в кожаное сиденье автомобиля, принадлежащего Бертолду Кертису, и отчаянно пыталась не обращать внимания на охватившую ее тревогу.

Как и следовало предполагать, она не испытывала удовольствия, находясь наедине с этим мужчиной в тесном пространстве автомобиля. Но в данный момент Хилде мешали даже не его широкие плечи. Ощущение неловкости и неудобства возникло еще в тот момент, когда она невольно подслушала разговор Фредерики с сыном.

А на признание Бертолда об отношениях с какой-то неведомой Эстер, основанных исключительно на сексе, Хилда как-то странно отреагировала. Нет, это было не презрение к Бертолду, которого следовало ожидать, а какое-то непонятное возбуждение.

Господи… возбуждение!

Хилду так потрясло это открытие, что она застыла на месте, приоткрыв рот. Сердце ее бешено колотилось, в воображении возникали эротические сцены, в которых партнершей Бертолда была не какая-то Эстер, а она сама!

И вот сейчас, пятнадцать минут спустя, шок не только не прошел, а даже усилился оттого, что это тревожное чувство не исчезало. Кожа Хилды покрылась мурашками от ощущения близости Бертолда.

Господи, да что со мной происходит?! Ведь мне не нравится этот крупный мужчина! Да и секс мне противен!

— Расскажите мне о вашей дружбе с Флорой, — резко прозвучали в мучительной тишине слова Бертолда.

— Для чего вам?

— Да просто так, — Бертолд хмыкнул, — ради разговора. Нам придется добираться до дома Флоры минимум полчаса. Вы же сказали, что это в Уайтчепле, да?

— Да, — пробормотала Хилда.

Уайтчепел, один из беднейших районов Ист-Энда, находился к востоку от Сити. Застроен он был старыми домами с маленькими квартирами, одну из них, на Док-стрит, и снимала Флора. Квартира была крохотной, но чистой, наверное, лучшего жилья Флора не могла себе позволить на пособие матери-одиночки.

— Ну так что же? — нетерпеливо напомнил Бертолд о своем вопросе.

Хилда пожала плечами. А почему бы и не рассказать ему? В конце концов, Флора мать его ребенка. И потом, лучше уж разговаривать, чем терзаться мыслями на тему, о которой она вообще предпочитала не думать.

И Хилда рассказала. Все, без утайки. Поведала всю правду, неприкрашенную, отвратительную. Ей даже понравилось наблюдать за его реакцией. Поначалу Бертолд был явно шокирован, но быстро сумел взять себя в руки. А поскольку он явно умел, когда хотел, хранить непроницаемое выражение лица, Хилде не удавалось понять, что он на самом деле думает.

Надо отдать ему должное, Бертолд не делал по ходу рассказа каких-то поверхностных замечаний, не выказывал фальшивого сочувствия. И, когда Хилда закончила первую часть своего повествования, вопросы Бертолда были не жестокими, а просто уточняющими.

— Значит, когда ночью рухнула горящая крыша, похоронив под собой ваших матерей и нескольких… э-э-э… гостей, где вы с Флорой были в этот момент?

— На улице.

— На улице? Посреди ночи?

Хилда пожала плечами.

— В любом случае это было лучше, чем оставаться дома. Когда в порту ошвартовывался корабль, наши мамаши приводили в дом кучу клиентов. Те всегда много пили, вот я и уводила Флору от греха подальше. На нее даже девятилетнюю заглядывались мужчины.

— Боже мой… На девятилетнюю?

Бертолд замолчал, задумавшись, как так можно было жить. Хилду такие вопросы не мучили. Она прошла огонь, воду и медные трубы. Жизнь была очень трудной, и после смерти матерей Хилде приходилось продолжать оберегать Флору от посягательств мужчин.

А делать это с каждым годом становилось все труднее, слишком лакомым кусочком была Флора уже подростком. И хотя Хилда сейчас и сожалела о ссоре, она понимала, почему оставила подругу. Просто не смогла больше наблюдать за тем, как мужчины пользовались Флорой.

— И куда вы с Флорой направились после пожара? — задал Бертолд следующий вопрос.

— Нас забрали в приют.

— А как же ваши дедушки и бабушки?

— После смерти наших матерей социальные работники занялись поиском их родственников. Может, даже и нашли кого-то, но, наверное, никто не захотел взять к себе отпрысков блудных дочерей. Понимаете, у меня и у Флоры в свидетельствах о рождении указано: «отец неизвестен». А к тому времени, когда мы стали достаточно взрослыми, чтобы самим заняться поисками, дедушка и бабушка Флоры уже умерли. Я выяснила, что мои дедушка и трое дядей живут в Шотландии, написала им несколько писем. Через некоторое время один из дядей ответил, что мои письма очень расстроили дедушку и что моя мать — дурное семя, которое не принесло семье ничего, кроме позора и несчастий. А посему они будут благодарны, если я перестану писать и искать контактов с ними.

— Довольно сурово с их стороны.

— А жизнь вообще суровая штука, — язвительно отозвалась Хилда, радуясь, что к ней возвращается ее обычная циничная, безжалостная самоуверенность.

Хилде всегда было больно вспоминать о своем прошлом. И сейчас эти воспоминания вызвали только горечь, практически не оставив в душе места для каких-либо других чувств. И вообще, как она могла, пусть и на мгновение, поддаться такому безумному чувству, как сексуальное желание к сидящему рядом мужчине? Совершенно непонятно! Она лучше других знала, кто такие эти мужчины, особенно, когда дело касалось секса.

— Ладно, давайте вернемся к нам с Флорой, — продолжила Хилда довольно холодным тоном. — Никто не мог удочерить нас на законном основании, потому что не нашлось родственников, готовыхподписать необходимые бумаги. И нас отдали в приют. Днем мы посещали школу, но обе не преуспели в учебе. И не потому, что были тупыми. Флора на занятиях постоянно болтала с парнями, а я погружалась в себя. Когда нам исполнилось по пятнадцать, мы покинули школу и устроились работать в магазин. Флора окончила вечерние курсы секретарш, и постепенно находила все лучшую и лучшую работу, а я продолжала работать в магазине и повышать свое образование. Мы жили вместе до прошлого года, пока я не получила работу и не уехала в Брайтон.

Хилда ни в коем случае не собиралась рассказывать Бертолду о ссорах и о размолвке с подругой.

— Какую работу? — поинтересовался он.

— А разве Фредерика не говорила?

— О чем?

— О том, что я актриса.

— Нет, не говорила. И хорошая актриса?

— Не Сара Бернар, конечно, но кое-что умею.

— Гм, я слышал, в театральную школу очень трудно поступить.

— Да, это так. Я три года подряд ходила на прослушивание, прежде чем меня приняли.

— Вами двигали амбиции или просто упрямство?

— Раньше я бы сказала, что амбиции, но сейчас склоняюсь к тому, что упрямство.

— В это я могу поверить, — хмыкнул Бертолд. — И нашли хорошую работу в Брайтоне?

— Это с какой стороны посмотреть. Я получила роль в мыльной опере, играла этакую роковую женщину. К сожалению, роль второго плана. Некоторые актеры терпеть не могут мыльные оперы, но в них можно хорошо проявить себя, если у тебя есть талант. И кроме того, это хоть и небольшая, но все же страничка в карьере.

— А что теперь будет с вашей карьерой, когда вам придется воспитывать Петл?

— Буду вынуждена прервать работу на некоторое время.

— Кстати, сколько вам лет?

— Двадцать шесть. А что?

— А каково ваше финансовое положение? — продолжал Бертолд, проигнорировав вопрос Хилды.

— С вашей стороны это просто любопытство или намерены сделать благотворительный взнос? — съехидничала она.

— Прекратите огрызаться и отвечайте на вопрос.

Огрызаться? — весело изумилась Хилда. Да я еще не начала по настоящему огрызаться!

— Мое финансовое положение — это сугубо личное. Неужели вы действительно думаете, что я сообщу подобную информацию человеку, с которым мне, возможно, предстоит судиться?

— Это означает, что вы отнюдь не богаты. Будь вы богаты, вы бы с гордостью сообщили мне об этом.

— Это означает, что мы с вами враги, мистер Кертис. Я не стану снабжать вас какими-либо сведениями, которые могли бы дать вам преимущество. Флора была добрейшим существом, и она доверила мне заботу о своей дочери. Поверьте, я действительно намерена сделать все, что в моих силах, чтобы заставить вас признать Петл и обеспечить ей то воспитание и жизнь, которую она заслуживает.

— Значит, в конечном счете все упирается в деньги, не так ли?

— Мне жаль вас. Глупец, все упирается в любовь! Я люблю Петл, но она мне не родная. Она родная вам и вашей матери. Фредерика может дать Петл ту любовь, которую не могу дать я и в которой так нуждается ребенок. Я не заблуждаюсь по поводу того, что и вы когда-то подарите своей дочери любовь. Судя по тому, что я слышала и видела, эмоции вам чужды. Но деньги могут создать у ребенка иллюзию любви. Кто знает, может, со временем вы дорастете и до любви к Петл. Если она пойдет характером в мать — а я подозреваю, что пойдет, — то трудно будет не полюбить ее.

— А вы не считаете, что с подобной лекцией следует повременить до готовности результатов анализа ДНК?

— Вы сами захотели поговорить о Флоре, — парировала Хилда. — А я не могу говорить о Флоре, не касаясь при этом Петл. И уж конечно исчезнувшего отца Петл!

— Но если вы так уверены в моем отцовстве и так злы на меня, то почему же не пришли ко мне раньше? Когда Флора сказала вам, что я отказался быть отцом и дал ей денег на аборт, почему вы тогда не ворвались в мой кабинет, словно ангел мщения? По-моему, для вас это не составило бы труда. Так почему надо было ждать до сегодняшнего дня?

Хилде не понравился этот вопрос, он ставил ее в тупик.

— Ну… я была в Брайтоне.

— Но вы же приехали в Лондон, когда родилась Петл?

Под пристальным взглядом Бертолда Хилда почувствовала, что лицо ее покрывается румянцем, вызванным чувством вины.

— На самом деле… нет, я не приехала, — призналась она, ощущая, как к горлу подступил комок.

В машине на короткое время воцарилась гнетущая тишина.

— Не скажете ли почему? — В голосе Бертолда прозвучало удивление, смешанное с раздражением. — А то у меня создается впечатление, что вы какая-то очень странная лучшая подруга.

— Я… мы… мы поссорились.

Хилда закашлялась, отвернулась и уставилась в окно. Они выехали на набережную Темзы, но открывающийся прекрасный вид не произвел на Хилду никакого впечатления. Она отчаянно пыталась взять себя в руки.

— Из-за чего? — потребовал ответа Бертолд.

Она не могла говорить и только покачала головой, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.

Бертолд вздохнул.

— В бардачке есть салфетки, — подсказал он.

И только Хилда достала салфетки, как чувство горя и вины выплеснулось наружу в виде глубоких, сотрясающих рыданий.

Бертолд был рад тому, что едет в плотном потоке машин и не может остановиться или свернуть на обочину. И слава богу, иначе пришлось бы делать что-нибудь глупое, например, обнять Хилду и попытаться успокоить.

К неудовольствию Бертолда, плач Хилды растрогал его, как и ее несчастливая история. Этим во многом объяснялось ее поведение, ее решимость как можно лучше устроить жизнь дочери Флоры. Бертолд даже почувствовал себя виноватым, чему не мог найти никакого разумного объяснения. Возможно, это было вызвано упреком Хилды, что он не способен любить кого-то и заботиться о нем.

Наконец рыдания стихли, Хилда выпрямилась на сиденье, зажав в кулаке изрядно намокшие салфетки.

— Вам легче? — вежливо поинтересовался Бертолд.

Хилда кивнула.

— Тогда, может, продолжим наш разговор? О вашей ссоре с Флорой?

— У меня нет желания, — буркнула она.

— Что ж, вполне откровенно. Насколько я понимаю, когда Флора погибла, вы находились в Брайтоне?

Хилда снова кивнула, комкая в руках салфетки.

— И не пытались поговорить с ней после ссоры?

Лицо Хилды исказилось от боли.

— Я… звонила несколько раз. Но Флора уволилась с работы и переехала с нашей старой квартиры. В справочнике ее фамилия не значилась, потому что у нее не было телефона. Но Флора знала мои координаты… поэтому я решила, что она… не хочет больше общаться со мной…

— Вы подумали, что она сделала аборт?

Глаза Хилды, все еще блестевшие от слез, округлились и гневно сверкнули.

— Флора никогда не пошла бы на это!

— Понятно. Только не надо возмущаться. Я просто пытаюсь все выяснить. И подумал, что вы как раз уговаривали ее сделать аборт и поссорились по этому поводу. То есть… я полагал, что вы, не знавшая счастья ни в детстве, ни в юности, могли возражать против появления на свет нежеланного ребенка.

— Это свидетельствует о том, что вы совершенно ничего не знаете о таких, как я. Если хотите знать, мы поссорились из-за вас.

— Из-за меня? — ошеломленно переспросил Бертолд.

— Вот именно. Если бы вы знали об отношениях Флоры с мужчинами, то поняли бы глубину моего возмущения. Она постоянно влюблялась, часто в тех, с кем работала, но всегда в таких, которые не питали к ней взаимной любви. Я так устала утешать Флору каждый раз, когда ее бросал очередной возлюбленный. Устала оттого, что ей приходилось часто менять работу, если герой ее романа оказывался женатым.

— У нее были связи с женатыми мужчинами?

— Иногда. Поймите, она вовсе не была шлюхой. Флора просто не могла сопротивляться любви. Если мужчина говорил ей, что любит, она тут же становилась его жертвой. Ей нужен был не секс, а именно любовь. Когда Флора поступила на работу в «Кертис лтд.», она дала мне слово, что отныне все будет иначе. Но вскоре я начала замечать признаки того, что она снова влюблена. Флора подолгу собиралась на работу, покупала наряды. Я стала допытываться, кто на этот раз поразил ее воображение. Поначалу она отрицала, что влюбилась в кого-то на работе, но я-то понимала, что это не так. В конце концов Флора призналась, что влюбилась в своего босса, то есть в вас. И тут я пришла в ярость.

— Флора влюбилась в меня? — повторил изумленный Бертолд.

— Только не притворяйтесь, что не знали об этом! — язвительно бросила Хилда.

— Но я действительно не знал! Клянусь вам.

— Возможно, Флора старательно скрывала от вас свои чувства, поскольку поняла, что вы за человек, — насмешливо предположила Хилда. — Кто теперь знает? Но, как бы там ни было, я набросилась на нее, назвала дурой… и даже шлюхой. Вроде бы обычная перепалка между подругами. Но Флора с пеной у рта стала защищать свою любовь к вам, сказала, что никого еще не любила так сильно. И в свою очередь обозвала меня дурой, потому что я не знаю, что такое любовь.

Вздох Хилды был полон печали и сожаления.

— Мы наговорили друг другу такого, чего, наверное, не следовало говорить. Я как раз через неделю должна была ехать на съемки в Брайтон, и Флора сказала, чтобы я убиралась немедленно, потому что она больше не желает ни видеть меня, ни слышать.

— Понятно, — пробормотал Бертолд.

Мысли лихорадочно крутились в его голове. В тот вечер, когда я переспал с Флорой… может, она наврала про загадочного дружка, который бросил ее? Может, специально подстроила такую ситуацию, чтобы я пожалел ее и утешил в своих объятиях? Умело подавила мою силу воли с помощью вина, а потом пустила в ход старинный женский трюк — слезы!

Если так, то с какой целью?

Напрашивался единственно возможный ответ: чтобы забеременеть и поймать в ловушку…

Бертолд напряг память, пытаясь вспомнить, что произошло тем вечером. Но, честно говоря, он тогда был немного пьян… и, потом, это было так давно.

И все же Бертолд был совершенно уверен, что оба раза пользовался презервативом.

Оба раза?!

У Бертолда свело живот от этого внезапного озарения. Во второй раз именно Флора надевала на него презерватив — сейчас Бертолд вспомнил это. Может, она как-то повредила презерватив? Может, по глупости своей понадеялась, что забеременеет, а впоследствии женит босса на себе?

Из слов Хилды можно понять, что Флора была неисправимой романтической дурочкой. Страждущая душа, которая искала страстную любовь не там, где надо.

Уж у меня она точно не нашла этой любви, мелькнула у Бертолда жестокая, неприятная мысль. На следующее утро я четко дал понять Флоре, что совместно проведенная ночь была ошибкой, которая больше не повторится. Покорное молчание Флоры я принял тогда за смущение и согласие, тогда как она, возможно, просто смирилась с крахом своих надежд. А когда Флора узнала, что беременна, стыд, наверное, не позволил ей признаться мне в своих ухищрениях.

Эти рассуждения вернули Бертолда к изначальным обвинениям Хилды, которые заключались в том, что Флора сообщила ему о своей беременности, а он отказался от отцовства и дал денег на аборт. У Бертолда мелькнула новая мысль, и он озадаченно посмотрел на Хилду.

— Так вы даже не знали, что она беременна?

— Не знала.

Терпение Бертолда лопнуло.

— В таком случае, как она могла рассказать вам, что приходила ко мне, узнав о беременности?! Какого черта вы солгали?!

Взгляд Хилды снова стал твердым и холодным.

— Здесь суть только в словах, а на самом деле так оно и было. Флора рассказала об этом своей соседке, а та в свою очередь поведала эту историю мне, вчера. Я знаю, что после визита к вам Флора плакала несколько дней.

Бертолд не мог поверить своим ушам.

— Так вы обвинили меня на основании чьих-то слов?

Хилда бросила на него взгляд, полный презрения.

— Нет, у меня имеются и другие доказательства против вас.

— Какие еще доказательства?

— Пусть вас это не волнует.

— Нет, черт побери, меня это волнует! — рявкнул Бертолд. — Очень волнует!

— А меня волнует то, что вы бросили Флору! Любили вы ее или нет, но вы могли, по крайней мере, оказать ей моральную и финансовую поддержку. У меня сердце разрывается при мысли о том, что Флора рожала в одиночестве и умирала в одиночестве.

— Ваше сердце, мисс, разрывается оттого, что это вы бросили Флору, — ожесточенно парировал Бертолд. — Вас не было рядом, когда она так нуждалась в вашей поддержке. Вы обозвали ее глупой шлюхой и бросили на произвол судьбы, хотя прекрасно знали, что она не такая сильная, как вы.

Хилда смертельно побледнела, и Бертолду очень захотелось взять назад свои безжалостные слова обратно.

— Только не смейте снова плакать! — прорычал он, видя, как подбородок Хилды начал подрагивать.

Подбородок тут же перестал дрожать, и Хилда устремила на Бертолда яростный взгляд.

А в гневе она чертовски привлекательна! — невольно восхитился Бертолд. Лицо раскраснелось, глаза сверкают. И эти ее привлекательные пухлые губки, которые она то сжимает, то надувает.

— Вы больше никогда не увидите моих слез, бессовестный негодяй! — выкрикнула Хилда.

Спасибо небесам хотя бы за это маленькое благо, уныло подумал Бертолд, сворачивая с Ройял-Минт-стрит на Док-стрит, где находился нужный им дом.

8

Вечером все здесь выглядит таким же запущенным, как и при дневном свете, подумала Хилда, ведя Бертолда к двери квартиры Флоры. Кровля и водостоки явно нуждаются в срочном ремонте, краска на старых деревянных оконных переплетах облупилась, некоторые стекла потрескались. Газон вдоль фасада зарос сорняками.

Хилда открыла дверь и включила свет. Ее снова охватила жалость к Флоре, которая была вынуждена жить с ребенком в таких условиях. Может, и хорошо, что сейчас Бертолд Кертис увидит, до чего докатилась мать его ребенка.

Бертолд не произнес ни слова, пока оглядывал тесную каморку, которая служила домом Флоре и Петл. Краска на стенах потрескалась и местами облетела, на полу лежал изрядно потертый коврик, который давно следовало отнести на помойку. Лампочку на потолке прикрывал дешевый пластмассовый абажур. Вся мебель была настолько старой, что оставалось только удивляться, как она не развалилась. На фоне всей этой рухляди яркими пятнами выделялись только новое стеганое одеяло и вещи, купленные для ребенка. Причем вещи эти были довольно дорогими.

Как это похоже на Флору, подумала Хилда, когда неделю назад переступила порог этого жилища. Для ребенка — все только самое лучшее.

Но вместе с тем Хилда удивилась, на какие деньги подруга позволила себе купить дорогие кроватку и коляску, не говоря уж о детской одежде. Флора никогда не имела сбережений. Она тратила все, что зарабатывала, на наряды, различные аксессуары, косметику и на визиты в парикмахерскую.

Хилда нашла ответ на эту загадку, когда, заглянув в гардероб, обнаружила, что все красивые наряды Флоры исчезли, а их место заняли несколько дешевых вещей. Исчезли украшения, коллекция кожаных сумок и модных шарфов.

На туалетном столике не оказалось никаких обычных женских безделиц, только прислоненная к зеркалу фотография Флоры и Петл.

Пожилая леди из соседней квартиры — та самая, которая поведала Хилде о неудачном визите Флоры к Бертолду, — подтвердила, что ради своей драгоценной девочки Флора продала все, что можно.

— Так вы живете здесь? — выдавил наконец из себя пораженный Бертолд.

— Да, — с вызовом заявила Хилда, — а где же еще?! Вон у стены мои два чемодана.

Чемоданы так и стояли не распакованными. У Хилды не было желания заниматься этим, она не планировала долго задерживаться здесь.

— Тогда не пытайтесь блефовать, что у вас есть деньги! — рявкнул Бертолд. — Забирайте что вам нужно, и побыстрее убираемся отсюда. Видел я убогие места, но это не идет с ними ни в какое сравнение. И, поверьте, если бы Флора пришла ко мне и сообщила о беременности, ей с ребенком не пришлось бы жить в этой дыре!

Хилда уставилась на Бертолда, не веря своим ушам, потому что в его голосе прозвучала неподдельная искренность. Он явно был расстроен.

— Она правда не приходила к вам? — вырвалось у нее.

— Правда. — Бертолд и посмотрел ей прямо в глаза. — В последний раз я видел ее утром после того дня, когда она перестала работать у меня. А потом даже в лифте случайно не встречался. А если уж быть честным до конца, то я даже не знал, что она уволилась.

— Но почему она сказала, что ходила к вам, если не делала этого?

— Понятия не имею. Кто вам рассказал об этом?

— Пожилая леди, которая живет в соседней квартире.

— Как ее зовут?

— Что? Э-э-э… Пайети. А фамилию не знаю.

— Понятно. Возможно, Флора сказала ей, что собирается пойти ко мне, но затем передумала. А когда Пайети поинтересовалась результатами визита, Флора просто солгала. Думаю, мы не узнаем, как это было на самом деле и что в тот момент было у Флоры на уме.

— Похоже, что так, — согласилась Хилда и присела на краешек кровати. — Да и какое это теперь имеет значение…

— Для меня имеет, потому что я не люблю, когда меня называют лжецом! — с жаром возразил Бертолд. — Послушайте, леди, я не святой, но и не бесчувственный негодяй!

Хилде стало стыдно за свои слова, но они вырвались у нее скорее от злости, чем от искреннего убеждения в непорядочности Бертолда. Это она поступила непорядочно, обозвав его бесчувственным негодяем, потеряв контроль над собой.

Хилда посмотрела на Бертолда и попыталась рассуждать объективно. Если взглянуть на факты, то, говоря по совести, я с самого начала отнеслась к нему предвзято. Еще даже не увидев его, уже готова была предъявить обвинения. Нет, чтобы сначала выслушать. Явилась этаким ангелом мщения, наделила Флору качествами святой, которыми та не обладала.

На самом деле Флора частенько врала, когда считала, что ложь убережет ее от неприятностей и ссор. Она ненавидела всякие конфликты и всегда выбирала путь наименьшего сопротивления.

— Я… простите меня, — пробормотала Хилда.

— И вы меня простите за то, что я сказал, что вы бросили Флору. Насколько я вижу, она не могла желать лучшей подруги. И лучшей приемной матери для своего ребенка.

Хилда закашлялась, подбородок задрожал, на глаза навернулись слезы.

— Вы поклялись, что я больше никогда не увижу ваших слез, — строго напомнил Бертолд.

— Я… я ничего не могу поделать с собой. — Хилда всхлипнула и, почувствовав, как слезы брызнули из глаз, закрыла лицо ладонями.

Бертолд в растерянности уставился на нее и подумал: за что мне эти муки?

При виде ходящих ходуном плеч Хилды лицо его исказила гримаса боли. Бертолда разрывали противоречивые чувства: он хотел успокоить плачущую женщину, но боялся, что даже безобидное прикосновение может вызвать гнев Хилды.

А если еще вспомнить, что произошло, когда он в последний раз утешал в своих объятиях плачущую женщину! И это притом, что Флора не принадлежала к тому типу, который ему нравился. А Хилда была женщиной его типа. Без сомнения.

Бертолд нерешительно переминался с ноги на ногу, когда ему в голову пришла спасительная мысль: беспокоиться не о чем, потому что Хилде не нравятся такие мужчины, как он! Правда, все же существовала опасность, что может случиться нечто неприятное, когда обнимаешь женщину, которая тебя терпеть не может. А все ее извинения — это ни что иное, как вынужденная уступка. Она продолжает считать его лжецом и бессердечным соблазнителем.

Собравшись с духом, Бертолд приблизился к узкой кровати и опустился на нее рядом с Хилдой. Старый матрас так сильно прогнулся, что Хилда буквально свалилась на Бертолда.

— Ох! — в панике воскликнула она, убирая ладони от лица.

— Все хорошо, — успокоил ее Бертолд и обнял рукой за плечи.

Хилда смотрела на него округлившимися глазами, губы ее были маняще приоткрыты. Ладони, упиравшиеся в грудь Бертолда, тихонько дрожали.

Бертолд дал ей шанс. Действительно дал. Хилда могла отстраниться, могла остановить его в любую секунду, пока он пальцами свободной руки приподнимал ее подбородок.

Но Хилда не сопротивлялась и не попыталась остановить его, когда губы Бертолда потянулись к ее губам.

Хилда поняла, что Бертолд намерен поцеловать ее. Поняла, но не остановила его ни жестом, ни словом.

Она без всякого сопротивления позволила языку Бертолда глубоко проникнуть в ее рот. Позволила его ладони скользнуть с ее шеи на грудь.

Последней ее здравой мыслью было: это безумие. А затем взрыв желания помутил ее разум, и здравый смысл уступил место жгучему желанию. Руки Хилды обняли Бертолда за шею, и, падая на кровать, она увлекла его за собой.

Бертолд даже не успел удивиться страстному ответу Хилды. Если его мозг и задумался о причине этой страсти, то тело действовало машинально. Возбудившись, Бертолд перешел ту черту, от которой весь этот вечер пытался держаться подальше.

Хилда застонала, когда Бертолд, прервав поцелуй, уложил ее голову на подушку. И снова застонала, когда он раздвинул ее ноги, лег на нее всем телом и вновь впился губами в ее губы. Хилде показалось, что воздух покинул ее легкие и сейчас она задохнется. Бешено кружилась голова, но это ее уже не пугало. Какая прекрасная смерть, подумала Хилда и крепче обняла Бертолда за шею.

Бертолд осторожно повернулся на бок, и Хилда почувствовала на своем теле его горячие, жаждущие ладони, которые скользнули под топ, где их ожидали изнывающие по ласке груди. Внутри у Хилды все сжалось, когда руки Бертолда легли на набухшие соски, и с губ ее слетел сладостный стон.

И раньше мужчины дотрагивались до ее грудей, но никогда — с такими истовостью и безумием. Никаких искусных ласк, а только животная страсть, когда пальцы все сильнее и сильнее сжимали чувствительные соски, вызывая в них сладкую боль.

Но вот губы Бертолда оторвались от губ Хилды, он убрал ладони, и Хилда испустила вопль отчаяния. Не останавливайся, только не останавливайся! — взмолилась она про себя.

Но Бертолд и не собирался останавливаться.

Широко раскрыв глаза и тяжело дыша, Хилда наблюдала, как он стянул с нее топ и потянулся губами к обнаженным грудям. Ласки его языка оказались столь же чудесными, как и ласки пальцев. Хилде казалось, что ее соски буквально раскалились, но ей и этого было мало, она выгнула спину, теснее прижимая груди к лицу Бертолда. Ей даже понравилось, когда он пощекотал соски небритым подбородком, — Хилда задохнулась, почувствовав, как сладостная истома охватывает все тело.

Она зажмурилась, как бы страшась головокружительного удовольствия, однако не нашла спасения в темноте. Наоборот, невозможность наблюдать за действиями Бертолда только усилила остроту ощущений. Никогда еще ее груди не были такими чувствительными и такими набухшими. Никогда ее тело не изнывало так от желания. Внезапно ласки прекратились, и Хилда резко открыла глаза.

Бертолд стоял на коленях между ее раскинутых ног и расстегивал пуговицу на поясе ее бриджей. Словно в тумане, Хилда увидела себя, лежащую на кровати, с обнаженными грудями, влажными и набухшими сосками.

Бертолд наклонился и начал стягивать бриджи с бедер, одновременно целуя живот Хилды. Застонав, она повернула голову и уже была готова снова закрыть глаза и позволить Бертолду делать с ней все, что угодно, но в этот момент затуманенный взгляд Хилды упал на небольшую фотографию Флоры и Петл, стоявшую на туалетном столике.

Плотское желание, превратившее Хилду в покорную рабыню, моментально испарилось. Если бы ее сейчас окатили ледяной водой, эффект был бы слабее. Пожиравший тело огонь мгновенно сменился пронзительным холодом, а невероятное желание — мучительным страхом.

— О господи… нет! — вскричала Хилда, резко села и столкнула Бертолда с кровати с невероятной силой, которую ей придал хлынувший в кровь адреналин.

Бертолд медленно поднялся на ноги и в недоумении уставился на Хилду, лихорадочно натягивающую топ и бриджи. Это оказалось нелегким делом, но она все же справилась, и довольно быстро. Хилда вскочила и хотела уже броситься к двери, но замерла, дрожа всем телом, и снова опустилась на кровать.

Бертолд хотел сесть рядом, однако Хилда взглядом остановила его и, с трудом выговаривая слова, предупредила:

— Не смейте… приближаться ко мне и… дотрагиваться до меня.

— Хилда, ради бога! Опомнись! Ты же тоже хотела меня. Я понял это.

Хилда резко замотала головой.

— Нет… не хотела… не хотела. С кем угодно, только не с вами. Я вас ненавижу… и презираю.

— Но почему? Я подумал, что ты поверила моим словам про Флору.

Хилда стиснула зубы, всеми силами пытаясь перестать дрожать, чтобы спокойно смотреть в лицо этому человеку.

— Вы использовали ее и жестоко обошлись с ней! — резко бросила она. — Вы не любили ее, но тем не менее переспали с ней. А когда Флора перестала работать на вас, вы просто переключились на другую женщину… как ее… Эстер. Интересно, знает ли Эстер, с кем связалась? Хладнокровная секс-машина — вот вы кто! Да, вы прекрасно владеете техникой секса. И выбираете правильный момент, чтобы овладеть женщиной: когда она расстроена, утомлена, беззащитна, переживает. Вот тогда вы и набрасываетесь на нее, разве не так? Вы… вы… бессердечный, бесчувственный самец!

Выпалив это, Хилда закрыла лицо ладонями и разразилась безудержными слезами.

Никогда в жизни Бертолд не чувствовал себя так погано. И в физическом плане, и в эмоциональном. Он одновременно испытывал и разочарование, и угрызения совести, и чувство вины, и конечно же смущение.

И все же в глубине души он даже был рад тому, что Хилда остановила его, потому что по своей воле не смог бы остановиться. Забыл бы и о последствиях, и о необходимой предосторожности.

Подобная безоглядность была не только чужда ему, но и необъяснима. Да что в этой женщине такого, что заставило его потерять контроль над собой и лишиться здравого смысла?! Неужели он попал в старую как мир эмоциональную ловушку, делавшую из мужчин дураков, жертвой которой он поклялся себе никогда не стать?

Бертолд помотал головой, как бы отрицая подобную возможность. Нет, наверняка, чтобы влюбиться, требуется больше времени!

И все же при виде несчастной фигурки, примостившейся на кровати, Бертолд почувствовал необычайный прилив нежности. Надо подойти к Хилде, все уладить. Я просто обязан сделать это.

Опустившись перед Хилдой на колени, Бертолд взял ее ладони в свои и не отпускал, хотя она и пыталась вырваться.

— Нет, тебе придется выслушать меня, — твердо заявил он. — Ты высказалась. Теперь моя очередь.

Хилда посмотрела на него: ее глаза, полные слез, сверкали злобой.

— Я не знал, что так получится. Не хотел этого и не планировал. Но, честно говоря, я сразу обратил на тебя внимание, когда впервые увидел. Да, это правда, — подчеркнул Бертолд, увидев недоверие в глазах Хилды. — Я не мог выбросить тебя из головы. Мне всегда нравились стройные темноглазые брюнетки. А когда, вернувшись домой с работы, я обнаружил там тебя, между моими разумом и плотью началась борьба, которая не прекращалась до настоящего момента. Я так же был зол на тебя, как и ты на меня, потому что не совершал того, в чем ты меня обвиняла. Но в то же время мне хотелось заключить тебя в объятия и заняться сумасшедшей, страстной любовью. А если уж быть честным до конца, то на протяжении всего ужина я находился в возбуждении.

Темные глаза Хилды округлились, а губы так маняще приоткрылись, что Бертолду понадобилась вся сила воли, чтобы не преодолеть короткое расстояние и вновь не впиться в них.

Он подозревал, что у него и сейчас еще есть шанс, что называется, уломать Хилду, если применить немного силы, но ему этого не хотелось. Бертолд желал не просто обладать телом этой женщины. Ему нужно было еще и ее уважение к нему.

Однако в данный момент ни о каком уважении речи быть не могло.

— Мне показалось, что я тебе тоже понравился, — промолвил Бертолд, ожидая, что сейчас Хилда станет отрицать это.

Но она промолчала, и Бертолд почувствовал, как учащенно забилось его сердце, а мысли уже перенеслись в будущее, когда они снова окажутся в постели. В следующий раз он уже не позволит ей остановить его. Воспользуется всем арсеналом опытного любовника, чтобы они испытали оргазм. И не один раз, а оргазм за оргазмом!

Черт побери, да это просто плоть разыгралась! — внезапно осознал Бертолд и облегченно вздохнул. Надо же, а я уж подумал…

— Но ведь ни что не помешает нам быть друзьями, не так ли? — мягко продолжил он. — А если окажется, что я действительно отец Петл, тогда тем более нам лучше сохранять хорошие отношения.

— Так вы… вы признаете, что можете быть отцом Петл?

— Наверное, это возможно.

В душе Бертолд отбрасывал вероятность такой возможности. Во всяком случае, нечего ломать себе голову над этим до получения результатов анализа ДНК. Но если признание подобной вероятности поможет наладить отношения с Хилдой…

— А как же загадочный приятель Флоры? — осторожно поинтересовалась она. — Или вы согласны, что его не существовало?

— Конечно же он существовал. Подозреваю, что она имела в виду меня.

— Тогда посмотрите на себя внимательно в зеркало. — Хилда вырвала у Бертолда свои ладони и наградила его холодным взглядом. — А что касается… дружбы, — она хмыкнула, — то я не вижу подобной перспективы. Теперь, когда я поняла, с кем имею дело, я буду настороже, поверьте.

Бертолд поднялся с колен и с трудом взял себя в руки, чтобы спокойно выдержать насмешливый взгляд Хилды. Да, тяжело с этой женщиной, ее бросает в крайности.

— Что значит… ты поняла, с кем имеешь дело?

— Вы прекрасно понимаете, что это значит, — огрызнулась Хилда. — Вы хищник, мистер Кертис. Стервятник. Считаете, что можете иметь любую женщину, которую пожелаете. Не сомневаюсь в ваших бесчисленных победах. Но со мной у вас номер не пройдет, потому что я не Флора, не Эстер, не любая из тех бедняжек, которых вы использовали и бросили. Возможно, сегодня я показалась вам как раз такой женщиной, но каждый может ошибиться в оценке. Вас я недооценила, а себя переоценила. Не предполагала, что события могут развернуться подобным образом. Но теперь мне все ясно.

— Я не могу в это поверить!

Бертолд принялся нервно расхаживать по комнате. Господи, она снова выводит меня из себя, и это когда я уже почти успокоился! Черт побери, кто бы мог подумать, что желание обладать женщиной может обернуться таким потоком оскорблений и обвинений!

Поднявшись с кровати, Хилда устремила на Бертолда уничтожающий взгляд.

— Уверена, что после сегодняшнего посещения Эстер вам станет гораздо легче. В конце концов, вам ведь все равно, лишь бы была стройная темноглазая брюнетка!

При этих словах, полных сарказма, лицо Бертолда вспыхнуло румянцем ярости.

— Должен заметить, что Эстер очень умная женщина и живет она своим умом. Я использую ее не больше, чем она использует меня.

— Как здорово! И вас это устраивает, да?

— Вполне.

— Тогда запомните на будущее: оставьте меня в покое.

— Не беспокойся. Я так и сделаю!

9

Только около одиннадцати все еще раздраженный Бертолд появился в квартире Эстер. Обычно они сразу отправлялись в спальню, но на этот раз Бертолд изменил традиции. Он прямиком двинулся в гостиную и подошел к бару.

— Выдался плохой день, дорогой? — поинтересовалась Эстер, когда Бертолд налил себе виски.

Он хмыкнул и залпом осушил содержимое стакана.

Эстер подошла к нему сзади и успокаивающе положила руки на его напряженные плечи. Пальцы Бертолда крепко сжали стакан, когда ладони Эстер скользнули на его талию, а затем еще ниже.

— Ммм… — промурлыкала Эстер, млея от удовольствия.

Бертолд растерялся, внутренний голос подсказывал ему, что он поступает неправильно. Все не так! Ты хочешь Хилду. А не Эстер.

Но Хилда презирает тебя, возразил дьявол-искуситель. Тебе никогда не заманить ее в постель. Никогда! И ты не сможешь жить с этим. Сойдешь с ума. А вот Эстер всегда тебе рада.

Испустив мучительный стон, Бертолд резко отшвырнул стакан, обернулся, подхватил Эстер на руки и понес в спальню. Спустя пять минут ошеломленная Эстер прикрыла простыней свое неудовлетворенное обнаженное тело и уставилась на Бертолда, в задумчивости стоящего у окна.

— Дорогой, да что с тобой? — спросила она. — Ты же хотел меня, я это чувствовала.

Бертолд обернулся, посмотрел женщине в глаза, все еще полные желания, и вспомнил другие темные глаза. Глаза, которые сверкали гневом, а он отдал бы все на свете за то, чтобы они смотрели на него так, как смотрела сейчас Эстер.

— Я хотел не тебя, — признался он, судорожно вздохнув.

— А-а, — понимающе протянула Эстер, кивнула и потянулась за пачкой сигарет, которая лежала на прикроватной тумбочке.

Бертолд наблюдал, как простыня скользнула вниз, обнажив груди Эстер, но она не обратила на это ни малейшего внимания и спокойно затянулась сигаретой. В памяти Бертолда вспыхнула картина: Хилда торопливо натягивает топ на обнаженные груди.

Как же ей было стыдно за то, что она предстала передо мной в таком виде! В этот момент она и себя ненавидела за то, что почти позволила мне соблазнить ее. Интересно, Хилда презирает только меня или вообще всех мужчин? Жуткие годы детства могли привить ей отвращение к нашему брату. И, естественно, ее злило то, что Флора не могла противостоять мужчинам и соблазнам секса.

Но, тем не менее, ей не чужды чувственные наслаждения. Ей наверняка нравится заниматься любовью. Так что, наверное, она питает отвращение только ко мне.

— Кто она такая? — поинтересовалась Эстер между затяжками.

Бертолд вернулся к действительности.

— Я только сегодня познакомился с ней.

— На работе?

— Да, в моем кабинете.

— Клиентка или коллега?

— Ни то ни другое.

— Так кто же она?

— Ангел, — вырвалось у Бертолда.

— Ангел! — Эстер рассмеялась. — Ох, дорогой, плохи твои дела.

— Да нет, не тот ангел, — с сожалением уточнил Бертолд. — Ангел мщения. Явилась прямо из преисподней. Но я не влюбился в нее.

— Вот как? Но если ты не влюбился в нее, то почему мы не занимаемся любовью? С потенцией у тебя все в порядке.

Бертолд был вынужден признать правоту Эстер. Он не импотент. Во всяком случае, в физическом смысле.

— Я просто не могу выбросить ее из головы, — признался он. — Но это не любовь.

— Любовь обычно подкрадывается, когда ее не ждешь, — заметила Эстер, и Бертолд нахмурился, услышав в ее голосе странные нотки.

— Боже мой! — встревоженно воскликнул он. — Эстер… ты… ты влюбилась в меня, да?

— Слава богу — нет. Но я начала слишком часто думать о тебе, это не к добру. Так что лучше положить конец нашим отношениям.

Бертолд не знал, что сказать. Осознание того, что у Эстер начали появляться чувства к нему, явилось настоящим шоком. Так, а что дальше?

Он постарался привести в порядок мысли. Мне следует держаться подальше от Хилды. Как можно дальше. Любовь не входит в мои планы. Ни сейчас, ни в будущем. Я хочу вернуться к прежней жизни, к прежнему самообладанию. И не желаю, чтобы со мной когда-нибудь повторилось то, что случилось сегодня!

Бертолд бросил взгляд на Эстер, которая продолжала курить.

— Эстер, с тобой все будет в порядке? — поинтересовался он.

На ее губах появилась улыбка — улыбка уверенного в себе человека.

— Безусловно, но спасибо, что спросил. На самом деле я позавчера познакомилась с невероятно сексуальным мужчиной, и он меня сильно заинтересовал. Да и я его тоже. Дал мне свою визитную карточку. Он адвокат, характер железный. Не такой, как у тебя, дорогой. На самом деле, ты в душе слабовольный человек.

— Я? Да ты шутишь!

— Вовсе нет, не шучу.

Бертолд рассмеялся.

— А я считал, что банковские служащие должны хорошо разбираться в человеческих характерах.

— Мы прекрасно в них разбираемся, — невозмутимо подтвердила Эстер. — Прекрасно.

10

Хилда сидела в спальне перед туалетным столиком и резкими движениями расчесывала волосы. Часы показывали половину девятого. Воскресный вечер, прошло сорок восемь часов с того момента, как рухнули все ее ошибочные представления о себе и о сексе.

Хилда вздохнула и отложила щетку. Какой же бесконечно длинный уик-энд.

Сначала она обрадовалась, когда после их возвращения из квартиры Флоры Бертолд сбежал, предупредив мать, чтобы не ждала его домой в выходные.

Однако радость Хилды оказалась недолговечной. Ночью она лежала без сна, представляя, чем Бертолд занимается со своей подружкой, терзая себя эротическими сценами, вызванными сумасшедшей ревностью.

Хилда размышляла о признании Бертолда, что понравилась ему с первого взгляда, а на протяжении всего ужина его мучила эрекция. Она испытывала боль от мысли, что этой ночью в объятиях Бертолда могла бы быть она сама, а не Эстер.

Неудивительно, что в ночь с пятницы на субботу Хилда почти не сомкнула глаз!

Теперь Хилда понимала, что имела в виду Флора, когда пыталась объяснить, какие испытывала чувства, влюбляясь в мужчину. Это просто какое-то безумие. Полеты фантазии, которые уносят из реальности в мир, где не существует ничего, кроме твоего томящегося, пылающего тела, наполненного тайными желаниями.

Хилда застонала при воспоминании о том, что чувствовала в кровати с Бертолдом. Она совсем обезумела. Даже сейчас ее лицо пылало от стыда, что она стала легкой добычей для опытного в любовных делах Бертолда.

Но теперь ей открылась прелесть секса. Хилда поняла, почему люди переходят границы морали, когда их охватывает страсть. Это во многом объясняло все те вещи, которые прежде смущали ее.

Однако новые познания вовсе не облегчили ее собственного положения. Она, словно безумная, все еще желала Бертолда Кертиса — мужчину, которого презирала. И в этом заключалась суть ее проблемы.

Будь это любой другой мужчина, она смогла бы оправдать свои чувства, не боясь при этом потерять уважение к себе. Но как она могла поддаться мужчине, который соблазнил Флору и бросил?

Ситуация казалась невозможной, и ее невозможность только усиливалась тем фактом, что обычно здравый, рациональный мозг Хилды, похоже, больше не контролировал ее тело. Здравый смысл и элементарная порядочность требовали задушить в зародыше потенциально губительное для нее желание, но Хилда просто не могла сделать этого — настолько прочно оно завладело ею.

В дневное время Хилде удавалось хоть как-то отвлечься: она занималась стиркой, купала и кормила Петл, съездила с Фредерикой за покупками.

Эта добрая женщина явно пыталась наверстать то упущенное время, когда была лишена внучки. Она накупила Петл массу игрушек и кучу одежды. И хотя у Петл имелось все необходимое, Хилда просто не осмеливалась останавливать Фредерику. Она понимала, что такой прекрасный ребенок, как Петл, так неудачно начавший жизнь, может задеть сердечные струны. Фредерике хотелось подарить девочке любовь и заботу, чтобы компенсировать потерю матери и отсутствие любящего отца.

Сегодня утром женщины долго гуляли с Петл в парке, потом зашли в кафе и неторопливо пообедали. Стоял прекрасный день, тихий и солнечный, не слишком жаркий. Вернувшись домой, они искупали Петл, покормили и уложили спать. Потом Хилда помогала Фредерике срезать розы, и они пару часов расставляли их в вазах по всему дому. Все это время с лица Хилды не сходило счастливое выражение.

Но душу ее терзали чувства к Бертолду Кертису. Каждый раз, когда Фредерика заводила разговор о сыне, а это происходило часто, Хилда напрягалась. Разумеется, она не показывала этого, но ей приходилось использовать все свое актерское мастерство.

И Хилда даже испытала некоторое облегчение, когда после ужина Фредерике пришлось уехать. Позвонила какая-то приятельница и объяснила, что одна из постоянных воскресных партнерш по бриджу заболела, а им просто необходим четвертый игрок. Поначалу Фредерика пыталась отказаться, но Хилда настояла, подумав, что неплохо будет побыть немного одной. А вот теперь она сожалела о своей настойчивости. Идея побыть наедине со своими мыслями и чувствами оказалась не такой уж хорошей.

Хилда поднялась и, утопая по щиколотку в роскошном ковре кремового цвета, подошла к окну, выходящему во двор. Подъездная дорожка была пустынна. Хилда понадеялась, что таковой она и останется. Меньше всего ей сейчас хотелось, чтобы Бертолд приехал домой в отсутствие матери. Он сказал, что его не будет весь уик-энд, а это значит, что если повезет, то он появится сегодня поздно вечером или еще лучше — утром в понедельник.

Отвернувшись от окна, Хилда прошла в ванную, из которой другая дверь вела в другую, меньшую спальню, где оборудовали детскую для Петл.

Фредерика призналась Хилде, когда поселила их в этих комнатах, что специально велела соединить через ванную две спальни в надежде, что ее младший сын Питер женится, а потом у него появятся дети.

Фредерика рассказала Хилде про Питера, неисправимого мечтателя в отличие от Бертолда, который стал ее финансовой и моральной опорой после смерти мужа. Мистер Кертис-старший скоропостижно скончался от сердечного приступа семь лет назад. Семью потрясла не только его внезапная смерть, но и тот факт, что финансовые дела оказались в жутком беспорядке. Сплошные счета с превышением кредита и повторные закладные!

Бертолд энергично принялся исправлять положение, работая чуть ли не круглосуточно. Это и явилось одной из причин, почему он переехал жить к матери. Во-первых, у него просто не было времени ухаживать за собой, а во-вторых, отказ от аренды квартиры помогал экономить значительную сумму и быстрее гасить долги по закладным.

Но Фредерика тут же заверила Хилду, что сейчас их финансовое положение в полном порядке, так что по поводу материальной помощи Петл можно не волноваться. Она с гордостью сообщила, что ее старший сын прирожденный финансист — в деда, сумевшего заработать кучу денег, которые отец Бертолда потерял на участии в нескольких рискованных инвестиционных проектах.

Фредерика добавила, что сейчас Бертолду на самом деле нет необходимости жить в ее доме, и она подозревает, что он просто не хочет оставлять ее одну.

А вот Хилда подозревала, что делает он это потому, что гораздо проще перекладывать всякого рода бытовые заботы на мать, освобождая себя для занятий по-настоящему серьезными делами, как, например, зарабатывание денег и соблазнение женщин.

Сердце Хилды сжалось при этой мысли. Она на цыпочках прошла из ванной в комнату, где спала Петл. И тут же на душе стало легко при виде хорошенького детского личика. Господи, какой чудный ребенок! Очень похожа на Флору: прекрасная кожа, длинные, загибающиеся ресницы, очаровательные пухленькие губки.

Уже сейчас ясно, что Петл будет настоящей красавицей, когда вырастет. Ей в жизни понадобитсязащита, потребуется не только мать, но и отец.

— У тебя будет отец, дорогая, — твердо заверила Хилда спящего ребенка.

Убедившись, что с Петл все в порядке, Хилда потихоньку вышла из комнаты, оставив дверь в ванную приоткрытой, чтобы услышать, если девочка проснется. Вернувшись в свою спальню, Хилда подумала, не спуститься ли вниз и немного посмотреть телевизор, но тут же отвергла эту мысль, так как уже приняла душ и надела ночную рубашку. Можно попасть в глупое положение, если Бертолд вернется и обнаружит ее в гостиной в таком виде.

— Если не хочешь обжечься, то держись подальше от огня, — вслух напомнила себе Хилда.

А нахождение наедине с Бертолдом Кертисом — это чрезвычайно пожароопасная ситуация. Если же учесть, что ее тело прикрыто лишь тонким шелком ночной рубашки, то возгорания не избежать. Хилда почувствовала, как набухают соски. Это происходило каждый раз, стоило ей только подумать об этом мужчине.

Нет, оставалось только лечь спать. К счастью, у нее есть роман, позаимствованный с книжной полки Фредерики. Похоже, какой-то захватывающий детектив.

Хилда только успела скинуть халат, когда внизу хлопнула входная дверь. Это явно не Фредерика — она не стала бы шуметь, зная, что в доме спит ребенок. Похоже, Бертолд наконец-то заявился домой.

Хилда услышала, как он позвал мать, но, не получив ответа, торопливо поднялся по лестнице, прошел по коридору в свою комнату, затем вернулся. Сердце Хилды замерло, когда шаги Бертолда затихли перед дверью ее спальни, а, услышав стук в дверь, она вздрогнула.

— Хилда? Ты здесь?

Она вцепилась в медную дверную ручку, чтобы Бертолд не смог повернуть ее. Если бы имелась задвижка, то Хилда воспользовалась бы ею. Но не было ни задвижки, ни ключа в замке.

— Да, — сдавленно проронила Хилда. — А в чем дело?

— Я не могу найти маму. — В голосе Бертолда чувствовались раздражение и нетерпение.

— Вашей мамы нет дома. Она играет в бридж.

— Но сегодня не ее вечер!

— Она заменяет кого-то.

— Ради бога, открой эту чертову дверь и объясни мне все как следует! — повысил голос Бертолд. — Я тебя почти не слышу.

— Не могу. Я… не одета.

— Это в такой-то час? С каких это пор взрослые женщины ложатся спать в половине девятого?

— Потому что им приходится по ночам вставать к детям! — огрызнулась Хилда. — А теперь уходите и оставьте меня в покое.

Бертолд замолчал, затем раздались его шаги. Резко хлопнула дверь его комнаты, а вскоре после этого в водопроводных трубах зажурчала вода. Наверное, Бертолд принимал душ.

Когда Хилда наконец отпустила дверную ручку, у нее подогнулись колени. Он был так близко, подумала она, ковыляя к кровати. Плюхнувшись прямо на одеяло, Хилда почувствовала, что дрожит всем телом. На глаза навернулись слезы. Разозлившись на себя, она усиленно заморгала и залезла под одеяло.

— Не смей плакать из-за этого типа! — приказала себе Хилда и взяла книгу.

Когда через несколько минут журчание в водопроводных трубах прекратилось, Хилда все еще читала первое предложение. Она поймала себя на том, что напряженно прислушивается, и уже готова была вернуться к чтению, когда хлопок двери вновь взбудоражил ее нервы.

Бертолд шел по коридору, явно в направлении ее спальни. Мысль о том, что он может просто пройти мимо, не успокоила Хилду. Она знала, что Бертолд идет именно к ней. Просто знала, и все.

И она оказалась права. Шаги Бертолда стихли возле ее спальни. Хилде показалось, что она слышит его дыхание, но это было чистым безумием, потому что дверь комнаты была старинной, массивной. Через такую дверь не могло проникать никакое дыхание.

Резкий стук до предела обострил нервы Хилды.

— Хилда? — послышался приглушенный голос Бертолда.

Она не ответила, потому что перехватило дыхание, сердце бешено заколотилось. Однако какой-то отвратительный дьяволенок, сидевший в ней, желал, чтобы Бертолд вошел в комнату без разрешения.

— У тебя горит свет, — крикнул он.

— Я… читаю…

— Нам надо поговорить.

— Нет, не надо. — Охватившая Хилду паника отразилась и в голосе.

— Мне надо тебе кое-что сказать.

— Скажете утром.

— Нет, сейчас, или я не смогу спать.

Увидев, как поворачивается дверная ручка, Хилда вскрикнула, вскочила с постели и бросилась к двери. Но в этот момент Бертолд шагнув в комнату, и Хилда налетела на него. Она вскинула ладони, пытаясь защититься, и уперлась ими в обнаженную грудь Бертолда, поросшую на удивление мягкими, курчавыми темными волосами.

На нем были черные шелковые пижамные брюки и такой же халат, распахнутый на груди. Ладони Хилды ощущали, что кожа у Бертолда прохладная и чуть-чуть влажная. Она попыталась не смотреть на него и ничего не чувствовать, но у нее ничего не вышло.

Она смотрела… и чувствовала.

Глаза Хилды не подчинялись командам мозга. А что касается ладоней… Они словно застыли на груди Бертолда, но чувствительные подушечки пальцев ощущали все его мужское естество.

От охватившего ее желания у Хилды закружилась голова. Ей до боли захотелось ощупать все огромное, мускулистое тело. Когда Хилда невольно подняла голову и встретилась взглядом с Бертолдом, ей показалось, что ее действиями руководит кто-то другой. Как будто в ее тело вселилась безрассудная, глупая женщина, готовая игнорировать тот факт, что она ни в коем случае не желала быть соблазненной именно этим мужчиной.

Внутренний голос подсказал Хилде, что еще не поздно все прекратить, но мозг оказался бессилен перед внезапно проснувшейся сексуальностью со всеми ее неистовыми желаниями.

11

Бертолд всего лишь собирался сообщить Хилде, что он выяснил, кто настоящий отец Петл. Черт побери, он потратил на поиски весь уик-энд!

И поспешил домой, обуреваемый желанием рассказать правду матери и Хилде и тем самым положить конец этому фарсу. Он даже намеревался предложить Хилде приличную сумму на воспитание ребенка, чтобы впоследствии не терзаться дурацкими угрызениями совести.

Бертолд хотел одни махом разрубить узел проблем, а потом забраться в постель и впервые с пятницы нормально выспаться. И что получилось? Матери нет дома, а Хилда не желает с ним разговаривать.

Разве можно было обвинить его за то, что он настаивал на разговоре? Да любой бы мужчина поступил бы точно так же!

И куда теперь привело его нетерпение? В спальню к почти обнаженной Хилде, которая смотрела на него так, как он и в самой смелой фантазии представить не мог. Хуже того, ее прикосновения возбудили его, несмотря на только что принятый холодный душ.

Несколько секунд Бертолд пытался бороться с жгучим желанием, затуманившим разум, но это было трудным делом, потому что рядом стояла Хилда — такая красивая, такая желанная. Прекрасные темные волосы рассыпались в беспорядке по голым плечам, голубой шелк оттопырился под набухшими сосками. Пухлые чувственные губы маняще разомкнулись…

Что же мне делать? — мучился Бертолд. Остановиться и попытаться понять, что происходит? Заявить ей, что она самая противоречивая и несносная женщина в мире? Не дотрагиваться до нее, пока она не выслушает меня и не согласится, что я отнюдь не подлец, каковым она меня считает?

С любой другой женщиной Бертолд, возможно, так бы и поступил. С легкостью. Но с этой он не мог ждать или рассуждать здраво. Он должен дотронуться до нее, должен заняться с ней любовью. Должен.

Подобные настоятельные чувства не обрадовали Бертолда. Ему по-прежнему не нравилось, что он теряет контроль над собой, когда дело касается Хилды. Не нравилось, что он смущался перед ней. И, даже подчиняясь неизбежному, Бертолд злился на себя.

И на нее.

Хилда увидела, как потемнели, затем сузились глаза Бертолда. Она поняла, что он сейчас сделает. Ей не надо было никаких слов.

И осознание этого пронзило ее как удар молнии.

Да, целуй меня! — охватило ее дикое, нетерпеливое желание. Целуй меня! Ласкай! Делай со мной все, что хочешь!

Резко захлопнув за собой дверь, Бертолд схватил Хилду за запястья и завел ей руки за спину так, что у нее заныла спина. Хилда задохнулась, а затем увидела, как голова Бертолда склоняется вниз, но не к ее губам, а к груди, прикрытой тонким шелком.

Губы Бертолда сомкнулись вокруг набухшего соска, они ласкали его, втягивая все дальше в рот, а затем резко отпустили. Шелк рубашки намок, сосок жаждал продолжения ласк, и когда Бертолд снова стал лизать его языком, Хилда застонала от наслаждения.

Он вскинул голову и уставился на Хилду — сумасшедший мужчина с диким взглядом. Отпустив ее запястья, Бертолд спустил с плеч Хилды бретельки ночной рубашки, и та соскользнула на пол.

Хилда выпрямилась, борясь с головокружением, и даже не пытаясь прикрыть наготу. Сейчас она ее нимало не смущалась, а даже наоборот, испытывала какое-то вызывающее желание выставить свое тело напоказ.

Несколько длинных мгновений Бертолд разглядывал ее, а затем тоже стремительно сбросил одежду. Хилда едва успела бросить взгляд на его могучее обнаженное тело, как Бертолд подхватил ее на руки, отнес к кровати, и они вместе рухнули в ее прохладные мягкие глубины.

Хилда никогда не испытывала подобных волнующих и возбуждающих ощущений. Голова ее металась по подушке, сердце готово было выскочить из груди, а безжалостные пальцы и губы Бертолда продолжали свои сладостные пытки, вызывая у Хилды все новые и новые ощущения.

— Возьми меня, умоляю… — простонала она, когда поняла, что отчаянно желает большего, желает Бертолда целиком.

И он овладел ею. Хилда задохнулась, почувствовав, с какой силой и страстью Бертолд вошел в нее, а затем застонала, когда его бедра пришли в движение. Подчиняясь инстинкту, Хилда задвигалась вместе с ним. Жар разлился по ее телу, она задыхалась так, словно пробежала олимпийскую милю. Внутри начало нарастать напряжение, сдавило грудь, кружилась голова, воздух начал казаться густым и тяжелым.

И только Хилда успела подумать, что сейчас у нее случится сердечный приступ, как внезапно внутри будто что-то раскололось. Сотрясавшие тело судороги накатывали волна за волной, доставляя невероятное удовольствие.

Застонав, Хилда крепко зажмурила глаза, но сдавленный крик Бертолда заставил ее снова открыть их. Она увидела собственную вздымающуюся грудь и Бертолда, на лице которого появилось смешанное выражение муки и блаженства. Хилда ощутила прилив тепла и такого глубокого удовлетворения, что ее охватил страх. Теперь ее будет сжигать желание снова, и снова, и снова пережить подобные мгновения.

И эта мысль здорово отрезвила Хилду.

С горьким сожалением она осознала, что именно подобные мгновения превратили Флору в безвольную дуру. А теперь и она сама станет такой.

Если не сумеет не поддаться соблазну. Если не сможет противостоять Бертолду.

Бертолд рухнул на Хилду, тяжело дыша. Несколько секунд он не мог даже пошевелиться, пребывая в состоянии блаженства, потому что никакой его прежний сексуальный опыт не мог сравниться с тем, что он только что испытал.

А момент, когда он овладел Хилдой, останется в его памяти навечно. Какое-то сумасшедшее сочетание эротического восторга и глубокой нежности. Потрясающее ощущение слияния обнаженных тел. И момент оргазма, освободившего наконец Бертолда от физического и эмоционального напряжения, не покидавшего его с пятницы.

Но любое блаженство быстро проходит, когда о себе напоминает реальность. Конечно же он не воспользовался презервативом. В какое-то мгновение Бертолд подумал об этом, но тут же и забыл. Желание было слишком велико, он не владел собой, не мог и не хотел остановиться.

Боже мой, как быстро нарушена клятва держаться от Хилды подальше!

Бертолд медленно приподнялся на локтях и посмотрел на Хилду. И содрогнулся, натолкнувшись на ее холодный, презрительный взгляд.

— Теперь я убедилась, что ты всегда принимаешь меры предосторожности, — зло бросила она.

Бертолд понял, что отныне его словам нет веры. И рассказ о загадочном дружке Флоры будет поставлен под большое сомнение. Хуже того: не исключено, что сейчас мог быть зачат нежелательный ребенок.

Он с горечью осознал, что с появлением Хилды его жизнь очень осложнилась.

— А что, могут возникнуть проблемы? — выдавил из себя Бертолд, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

— К счастью… нет.

Он постарался не выдать своего облегчения.

— Ты принимаешь противозачаточные таблетки, да?

Хилда наградила его очередным ледяным взглядом.

— Да, — буркнула она и со злостью добавила: — В отличие от бедняжки Флоры.

Бертолд отказался от намерения сказать что-нибудь в свою защиту. Зачем зря трепать нервы? Проблема исчезнет сама собой, когда станут известны результаты анализа ДНК. Тогда, и только тогда он изложит Хилде всю правду — как понимает ее. А разговаривать раньше на эту тему просто пустая трата времени.

Так, а что делать с тем, что только что произошло?

— Хилда, нам действительно надо поговорить. — Бертолд постарался, чтобы его голос прозвучал как можно серьезнее.

— Нет, не надо.

Хилда резким толчком оттолкнула Бертолда и встала. Он растерянно наблюдал, как она сняла со спинки кровати атласный халат, в который плотно закуталась, и только после этого снова посмотрела на него.

— О чем нам говорить?! — гневно спросила Хилда, сверкая темными глазами. — О том, что произошло между нами? Подумаешь, какое дело! Ты захотел. Я захотела. Вот и все.

Бертолд поразился, как больно ранили его эти слова. Услышь он такое от Эстер, то ничуть бы не обиделся. Даже посмеялся бы. А сейчас его охватил гнев.

Как Хилда может считать то, что произошло между нами, примитивным сексом без всякой чувственной подоплеки?! — возмутился он. Возможно, это и не любовь, но явно нечто большее, чем просто животное совокупление!

— Не говори глупости! — рявкнул Бертолд. — Если бы ты действительно так думала, то переспала бы со мной в квартире Флоры в пятницу вечером. Потому что у тебя и тогда было желание. Но ты остановила меня. И правильно сделала. Это был бы гнусный поступок.

— А ты не считаешь гнусным спать со мной после того, как целый уик-энд не вылезал из постели другой женщины?! — возмутилась Хилда.

— Ничего подобного! — огрызнулся Бертолд. — В пятницу я поехал к Эстер, но между нами ничего не было, и я уехал. И вообще, мы с Эстер решили разойтись. На уик-энд я снял номер в отеле. Я вдруг обнаружил для себя, что не могу лечь в постель с другой женщиной, потому что хочу тебя. Только тебя, Хилда.

На мгновение в ее глазах промелькнуло нечто удивительное: изумление, радость и… Но вспышка эта тут же погасла, сменившись ледяным холодом.

— Мне очень жаль, Бертолд, но я тебе не верю. Мне остается только надеяться и молиться, что в этот уик-энд ты все же пользовался презервативом. А теперь я иду в ванную, если ты не возражаешь.

Бертолд лежал среди смятых сбившихся простыней, ожидая возвращения Хилды и злясь на нее за не проходящее плохое мнение о нем. Пока шли минуты, он серьезно задумался: не рассказать ли все-таки о том, что удалось выяснить за уик-энд. Правда, у Бертолда не было твердых доказательств, одни только слухи и сплетни.

Но если ему все же удастся убедить Хилду, что он не отец Петл и что Флора не приходила к нему просить помощи, тогда, возможно… да, возможно…

Возможно что, дурень?! — возмутился его разум. Зачем тебе все это нужно?

Бертолдом начало овладевать сильное раздражение на самого себя.

А когда он услышал шум льющейся из душа воды, открытой на полную мощность, волна раздражения другого свойства захлестнула его и без того уязвленное самолюбие. Казалось, что Хилда торопится как можно быстрее смыть с себя его прикосновения. Как будто он вымазал ее грязью.

Но, на взгляд Бертолда, сегодня в их отношениях не было никакой грязи. Оба получили необычайное удовольствие, и, чем скорее Хилда осознает это, тем лучше. И, чем скорее поймет, что он не подлый соблазнитель, тем тоже лучше.

Казалось, Хилда находилась в ванной уже целую вечность. Давно перестала литься вода, а она все не появлялась. Бертолд уже собрался встать с кровати и пойти в ванную, но в этот момент дверь распахнулась и в спальню вошла расстроенная Хилда с ребенком на руках.

— Шум воды разбудил Петл, — пояснила она. — Я об этом не подумала. Теперь надо дать ей бутылочку с соской. Ты не подержишь ее, пока я сбегаю вниз?

Бертолд припомнил, как в прошлый раз Хилда отдала ему ребенка, и его охватила легкая паника, но не подал виду надеясь поднять свое реноме в глазах Хилды.

— Конечно. — Бертолд сел в кровати и подложил под спину пару подушек. — Давай ее сюда.

— Может быть, ты сначала оденешься? — неприязненно предложила Хилда.

Бертолд хоть и сомневался, что трехмесячную девочку смутит его нагота, но спорить не стал. Встав, он послушно надел пижамные брюки и, удовлетворив тем самым целомудренность Хилды, вернулся в кровать.

Хилда взглянула на его обнаженный торс, но ничего не сказала, а только вздохнула, подошла к кровати и отдала Бертолду ребенка.

— Я постараюсь не задерживаться. Если она заплачет, то покачай ее, походи по комнате или спой.

— Хорошо.

Бертолд вспомнил, что в прошлый раз его грубый голос напугал ребенка. Если повезет, то ничего делать не придется, а уж особенно петь. У него был такой отвратительный слух, что в свое время одноклассники предлагали ему «взятки», лишь бы он не пел на школьных концертах.

Однако не повезло. Как только Хилда вышла из комнаты. Петл открыла глаза, увидела склонившееся над ней мужское лицо и захныкала. Бертолд вскочил с кровати, принялся расхаживать по комнате, одновременно баюкая девочку. На какое-то время это помогло, но потом малышка осознала, кто ее баюкает, и заорала еще громче.

— Нет, детка, петь я ни за что не буду, — пообещал Бертолд плачущей малютке. — Сказки я тоже рассказывать не умею. Говорят, надо рассказывать то, что хорошо знаешь, поэтому… — И он начал рассказывать о своей работе.

Спустя пару минут Бертолд замолчал, чтобы перевести дыхание, и только тут до него дошло, что Петл перестала плакать. Голубые глазенки внимательно смотрели на него, словно девочка ловила каждое его слово.

— Разрази меня гром, — прошептал Бертолд, — ей нравится слушать про бизнес! Какая же ты умная девочка, — промурлыкал он, радуясь, что нашел способ унять плачущего ребенка. — Так вот, фондовая биржа — это что-то вроде большой международной спортивной арены, — вещал Бертолд, садясь с девочкой на кровать. — Там круглые сутки играют в очень сложные игры, и существует несколько тысяч различных правил и ловушек. Но если ты знаешь все правила, то можешь избежать ловушек. В мире нет ничего интереснее. Но тебе, моя девочка, придется многому научиться, если ты захочешь, когда вырастешь, играть в эту игру. Так… на чем я остановился?

12

Едва Хилда спустилась на первый этаж, как услышала плач Петл, но не вернулась: сейчас ей было не до ребенка, хотелось как можно дольше побыть вдали от Бертолда.

Если Петл немного поплачет, то ничего с ней не случится. А вот если бы она, Хилда, продолжала оставаться в одной комнате с Бертолдом Кертисом, то, возможно, убила бы его!

Самодовольный тип! И бесчувственный! Неужели он не понял, чего мне стоило лечь с ним в постель? Неужели не понял, как пострадали мои гордость и уважение к себе?

Конечно же не понял. Такие мужчины, как он, вообще не думают о женской гордости и самоуважении. Для них женщины просто партнерши по сексу, с которыми можно развлечься, а потом бросить за ненадобностью.

Да еще имел наглость заявить, что провел уик-энд не в постели своей подружки и даже порвал с этой Эстер ради меня. Как бы не так, нашел дуру! А еще не воспользовался презервативом, хотя клялся, что всегда делает это. Возможно, и так, но сегодняшний случай доказал, что плотские желания у него сильнее разума, как, впрочем, и у всех мужчин.

Интересно, а если бы я призналась, что не принимаю противозачаточные таблетки? Вот бы увидеть его лицо в тот момент!

На самом деле Хилда солгала насчет таблеток не ради спокойствия Бертолда, а ради своего. Не хотела объяснять, что прекрасно изучила свое тело и менструальные циклы, и уверена, что «опасные» дни миновали. Могла поспорить на тысячу фунтов, что следующие месячные придут где-то в середине дня в следующую субботу.

Нет, сегодня, слава богу, зачатие было невозможно. Хилда со страхом подумала о том, что было бы, встреть она Бертолда в самые «опасные» дни. Ведь рассуждать она начала только сейчас, после того как все произошло.

Но существовала и другая причина, почему она солгала насчет таблеток. Хилда хотела дать понять Бертолду, что ведет нормальную сексуальную жизнь. Ему совсем не следовало знать, что последняя любовная связь с мужчиной у нее была два года назад. Да и вообще, в ее жизни было всего два кратковременных романа. Хотелось, чтобы Бертолд поверил в то, что для нее близость с ним была всего лишь удовлетворением сексуального желания, а каких-то особых чувств она к нему не испытывает.

Потому что и вправду не испытывала!

Бертолд просто… сбил ее с толку. Вскружил голову. Каким-то непонятным ей образом все перевернул в ней. Можно сказать, околдовал. Еще минуту назад в спальне она не могла смотреть на Бертолда, не испытывая при этом желания снова прикоснуться к нему. Лучше бы он надел и халат, а не только пижамные брюки. Слишком большой участок обнаженного тела оставалась доступным ее взгляду. Буквально до боли хотелось опять положить ладони на его мускулистую грудь.

Хилда застонала, ощутив истому. Господи, зачем я отдала ему Петл? Решила использовать ребенка в качестве защиты, способной оградить меня от плотских желаний. Боже, какой стыд! Неужели непонятно: ничто не сможет защитить меня от неконтролируемого вожделения?! Надо просто терпеть изо всех сил и скрывать свои чувства.

Таким мужчинам нравится власть над женщинами. Они получают удовольствие, когда их обожают, преклоняются перед ними, любят. В памяти Хилды всплыл триумфальный блеск в глазах Бертолда, когда он овладел ею. Ему понравилось, что она умоляла взять ее, а потом он разозлился, когда она сразу после любовного акта покинула постель.

Что ж, в следующий раз я не буду умолять его.

Хилда судорожно вздохнула. Я уже думаю о следующем разе. Господи, да что же такое со мной происходит?!

Дрожащими руками она взяла бутылочку с кипяченой водой и, приложив к щеке, попробовала температуру. Достаточно теплая. Теперь надо подняться наверх, забрать Петл у Бертолда и укрыться вместе с девочкой в детской спальне.

С бутылочкой в руке Хилда поспешила наверх, но в коридоре замедлила шаг, удивленная тишиной. Она напрягла слух, но не услышала детского плача — только голос, доносившиеся через приоткрытую дверь ее спальни. Бертолд говорил с выражением, наверное, рассказывал Петл сказку.

Когда Хилда подошла ближе, глаза ее округлились. Она разобрала, что именно рассказывает Бертолд: не «Трех медведей», не «Красную шапочку, а о бирже и об акциях!

Изумленная Хилда заглянула через щелочку в спальню. Ее поразила сцена, представшая ее взгляду. Бертолд сидел на кровати, а на коленях у него лежала Петл. Он держал девочку за ручки и ласково смотрел на нее, повествуя о финансовых делах. Судя по тому, что малышка не плакала, ей было интересно.

В душе Хилды началась борьба между раздражением и внезапным умилением, вызванным этой очаровательной сценой. Раздражение победило. Как могла дочь Флоры так легко поддаться чарам этого мужчины!

Хилда рывком распахнула дверь, вошла в спальню, подошла к кровати и уставилась на Бертолда. А он даже не обратил на нее внимания, продолжая увлекательное повествование о биржевых крахах.

— Но самые умные люди умеют предвидеть крах, это помогает им сохранить свои деньги, — назидательно говорил Бертолд. — Я бы рассказал тебе об этом подробно, но мамочка принесла тебе бутылочку. Отложим до следующего раза, дорогая.

Сердце Хилды дрогнуло, когда она услышала, как Бертолд назвал ее «мамочкой», а Петл — «дорогой». Он осторожно поднял ребенка с колен и взял на руки.

— Если хочешь, я ее покормлю, а ты отдохнешь, — предложил Бертолд и протянул руку за бутылочкой.

Хилда проглотила подступивший к горлу комок и отдала бутылочку. Ее заветной мечтой было, чтобы Бертолд признал свое отцовство и полюбил Петл. Как же можно и дальше ненавидеть его, когда он так нежен с ребенком?

Внезапно Бертолд поднял взгляд на Хилду, на его лице была мука.

— Понимаешь, я никогда бы не стал отрицать свое отцовство, если бы твердо знал, что я действительно отец Петл. Поверь мне.

Впервые в душу Хилды закрались настоящие сомнения, и это сильно расстроило ее.

— Мне кажется, я знаю, кто отец девочки. Я потратил весь уик-энд, чтобы выяснить это, — спокойно продолжал Бертолд.

— И выяснил? — еле слышно промолвила Хилда.

— Да. Как я уже тебе говорил, я не был у Эстер. Господи, как мне заставить тебя поверить в это?! Ну подумай сама, какой мне смысл лгать? Я согласился сдать завтра кровь на анализ ДНК, но уже знаю, каков будет результат. Понимаю, сегодняшний случай наводит тебя на мысль, что я безответственен в сексуальных отношениях. Клянусь, сегодня я впервые за тринадцать лет не воспользовался презервативом. На самом деле я просто фанатик безопасного секса.

Хилда была склонна поверить. Во всяком случае, что касается презервативов.

— Я сегодня тоже впервые не предохранялась, — призналась она.

— Мне кажется, что сегодня многое было впервые для нас обоих, не так ли? — мягко спросил Бертолд.

— Что… что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду нечто очень специфическое. Нечто уникальное. Не знаю как ты, а я не испытывал с другими женщинами того, что сегодня испытал с тобой. Честно говоря, меня это потрясло. Мне нравится жить размеренной жизнью, нравится держать себя в руках. Безумная любовь не входит в мои планы, но я не…

— Это не любовь! — резко оборвала Хилда, напуганная словами Бертолда. — Просто страсть.

— Ты говоришь так, словно уверена в этом.

— А я действительно уверена.

— Ты хочешь сказать, что сегодня для тебя не было ничего необычного? — огорчился Бертолд. — Ты и раньше испытывала подобную страсть?

— Просто первый контакт всегда возбуждает больше обычного.

Бертолд внимательно посмотрел на Хилду. Еще никогда в жизни она не чувствовала себя так отвратительно. Ее бил озноб, терзал стыд.

Бертолд встал с кровати и передал ребенка и бутылочку Хилде.

— Заканчивай ее кормить. А я, похоже, просто понапрасну теряю время с вами обеими.

— Но разве ты не скажешь мне, что выяснил?

Бертолд бросил на нее презрительный взгляд.

— А зачем? Твердых доказательств у меня нет, только сплетни. А сплетен ты и обо мне много наслушалась. Хотя, ты говорила еще о каких-то загадочных доказательствах. Я только надеюсь, что к тому времени, когда будут готовы результаты анализа ДНК, мама не успеет слишком уж привязаться к этому замечательному ребенку. Потому что моя мама не заслуживает того, чтобы испытать еще одно разочарование, она достаточно натерпелась в своей жизни. Подумай об этом, когда сегодня вечером будешь лежать в постели. А также подумай о своем предубеждении и лицемерии. О, и еще: надеюсь, тебе понравилось наше первое совокупление, дорогая, потому что для тебя оно было одновременно и первым, и последним!

Захватив свой халат, Бертолд стремительно вышел из комнаты, так сильно хлопнув за собой дверью, что Петл заплакала.

13

Шагая по коридору в свою комнату, Бертолд бормотал под нос проклятия. Вот, я даже начал хлопать дверью, чего до знакомства с Хилдой за мной не водилось. Наверное, до того времени, как она покинет этот дом, хлопанье дверью войдет у меня в привычку.

— «Первый контакт всегда возбуждает больше обычного»! — громко передразнил Бертолд небрежный тон Хилды.

Да, эта фраза глубоко обидела и оскорбила меня, понял Бертолд. Предположим, она сотни раз испытывала наслаждение от секса. Но и я тоже! А сегодня это был не просто потрясающий сексуальный опыт — сочетание физического и эмоционального наслаждения. Во всяком случае, для меня. Черт побери, ей просто не хватило душевной тонкости понять разницу!

Бертолд принялся нервно расхаживать по комнате, осыпая Хилду всевозможными грубыми словами на все буквы алфавита. Когда он дошел до «шарлатанки» и «шлюхи», фантазия его иссякла и Бертолд устало присел на край кровати.

Он понял, что уснуть не удастся, поэтому и пытаться не стоит. Встал, подошел к столу, включил настольную лампу.

— Лучше уж поработать, — пробормотал Бертолд.

Однако его мысли сначала вернулись к Хилде, потом к стоявшей позади кровати, а затем просто закружились в каком-то водовороте.

Когда-то эта комната была главной спальней, но после того, как умер отец и Бертолд переехал жить сюда, мать настояла, чтобы старший сын занял эту комнату. После продолжительных споров он согласился.

Но, честно говоря, это была единственная комната в доме, достаточно просторная, чтобы служить одновременно и спальней, и кабинетом. Поначалу Бертолд чувствовал себя неловко оттого, что спит на родительской кровати. Он слышал много сплетен о том, что происходило на ней. Возможно, в большинстве случаев это были лишь домыслы, но Бертолд лично знал одну девицу, работавшую в доме горничной, которую его отец регулярно ублажал на супружеском ложе.

И, кто знает, сколько еще было этих девиц!

Поэтому с разрешения матери Бертолд пожертвовал всю старую мебель благотворительному обществу и купил новую. И теперь у одной стены стоял гардероб с одеждой и личными вещами, у другой — просторная кровать, а у окна Бертолд оборудовал нечто вроде кабинета.

Спальня матери теперь находилась внизу, в той комнате, где раньше размещался кабинет отца, и поэтому она редко поднималась наверх. Бертолд оплачивал работу уборщицы, которая приходила дважды в неделю и выполняла все домашние дела, включая стирку, а также кухарки Фелисити — она ежедневно проводила в доме по несколько часов. Однако Бертолд считал, что на кухарку он только зря тратит деньги, потому что его мать и сама прекрасно готовила. Кроме того, раз в две недели приходил парень, который подстригал газон, подрезал кусты и иногда вскапывал клумбы. Однако в основном с цветами возилась мать: они были ее радостью, гордостью, да и просто хобби.

Бертолд вернулся мыслями к тому, что он выяснил в минувший уик-энд. Только из чистого упрямства он не поделился своим открытием с Хилдой, а вот матери обязательно надо было рассказать обо всем. Поэтому Бертолд спустился в гостиную, прихватил графин с хересом и рюмку и устроился перед телевизором, ожидая возвращения матери.

Кинофильм закончился вскоре после одиннадцати, и сразу же Бертолд услышал, как поворачивается ключ во входной двери. Он не двинулся с места, зная, что мать непременно заглянет в гостиную.

— А, это ты! — бросила Фредерика небрежным тоном, которого скорее можно было ожидать от Хилды.

Да, похоже, в последнее время я не пользуюсь особой популярностью в этом доме, с усмешкой заключил Бертолд и сухо подтвердил:

— Да, это я. Твой любимый сын.

— А где Хилда? Наверное, спряталась от тебя в своей комнате?

— Да, я ее напугал, — прорычал Бертолд. — Я же чудовище, которое соблазняет женщин, а потом бросает их беременными. Она забилась под кровать после того, как я оттаскал ее за волосы.

Фредерика вздохнула.

— Вы снова поругались?

Легкая улыбка тронула губы Бертолда. Если бы только ты, мамочка, знала!

— Можно и так сказать, — пробормотал он.

— Из-за чего на этот раз?

— Не сошлись во взглядах на жизнь.

— А Петл спит?

— Думаю, да. Наверху все тихо.

— Я, пожалуй, тоже пойду спать. Устала.

— Мама, я должен сказать тебе кое-что.

Фредерика остановилась в дверях и грустно спросила:

— А тебе не кажется, что ты немного опоздал со своим признанием? Я и так уже знаю, что ты отец Петл.

— А вот и нет, мама. Отец Петл Бернард Шеридан. В этот уик-энд я провел расследование и выяснил, что они с Флорой были любовниками.

— Ох, Бертолд, Бертолд. — Фредерика покачала головой. — Непорядочно сваливать вину на покойного.

Бертолд не поверил своим ушам. Да что творится с этими женщинами?!

— Но, мама, Флора спала с ним! Я это точно знаю!

— Она и с тобой спала, не так ли? Петл твоя дочь, сынок. Уж поверь мне.

— Но она даже не похожа на меня!

— Не говори глупости! — резко возразила Фредерика. — Разумеется, похожа. — Просто она девочка, поэтому ты и не видишь сходства.

Глаза Бертолда округлились. Да, дело безнадежное. Он подошел к матери и, положив ладонь на ее плечо, ласково сказал:

— Мама, мне не хочется тебя расстраивать.

На лице Фредерики появилось недоуменное выражение.

— А с чего мне расстраиваться? Хилда — милая и добрая. Она хочет, чтобы я стала частью жизни Петл. И чтобы ты стал частью жизни девочки.

— Мама, ради бога, ты можешь меня выслушать?!

Бертолд внимательно посмотрел на мать и понял по ее глазам, что в этом вопросе она уже все для себя решила.

— Понимаешь, когда я впервые увидела Хилду, — начала Фредерика, — то подумала, что эта девушка как раз в твоем вкусе. Честно говоря, не знаю, почему женщины буквально липнут к тебе. Ну довольно симпатичный, ну фигура хорошая. Однако ты с такой легкостью покоряешь женщин… Наверное, я слишком размечталась, надеясь, что вы поженитесь.

— Поженимся! — вскричал Бертолд. — Боже мой, неужели в этом доме все сошли с ума?!

— Все? А кого ты еще имеешь в виду?

— Себя, мама, — пробормотал Бертолд и устремился к лестнице, ведущей наверх. — Себя!

14

— Хилда, ты плохо себя чувствуешь? — участливо спросила Фредерика, когда они вышли из процедурной.

Бертолд только что отправился на стоянку, где оставил машину, и после его ухода Хилда облегченно вздохнула.

Завтрак прошел в мрачной обстановке. Такая же атмосфера царила возле процедурной, пока ждали приглашения на анализ крови.

За все утро Бертолд не произнес ни слова, даже когда брали кровь у него и у Петл. И только после этого поинтересовался у доктора Фармана, нельзя ли ускорить получение результата. Врач пообещал сделать все от него зависящее, но выразил сомнение, что анализ будет готов раньше чем через две недели. Увидев, как Бертолд при этом известии поджал губы, Хилда поняла, что на душе у него сейчас так же скверно, как и у нее.

— Нет, со мной все в порядке, — солгала она Фредерике. — Просто я переволновалась. Опасалась, что Петл может испугаться иглы.

— Да, понимаю. Но Петл плакала всего минуту. Посмотри, — Фредерика кивнула на коляску, — она уже снова спит.

— Замечательный ребенок. Прекрасная маленькая соня.

— Судя по твоему виду, тебе тоже не мешало бы поспать.

— Конечно, — согласилась Хилда, — я плохо спала прошлой ночью.

— И я знаю почему! — заявила Фредерика. — Бертолд мне рассказал.

Оцепенев, Хилда уставилась на Фредерику и с трудом выдавила:

— Он рассказал вам… что?

— Что вы поссорились вчера вечером.

— Ах да… да, мы поссорились.

— Представляю, как тебя возмутила эта болтовня про Бернарда Шеридана.

— Бернарда Шеридана? — машинально повторила Хилда.

— Ну, про того мужчину, которого Бертолд обвиняет в любовной связи с Флорой. Он работал главным бухгалтером в «Кертис лтд.». Был женат, разумеется, но Бернарда это не останавливало, он волочился за каждой юбкой. Женщинам он нравился, симпатичный был мужчина. Очень обходительный, когда дело касалось прекрасного пола.

Хилда нахмурилась. В такого Флора вполне могла влюбиться. Но почему мне вдруг показалась знакомой фамилия Шеридан?

— Бедная Алексис, — пробормотала Фредерика, и тут Хилда вспомнила.

Наверное, Бернард Шеридан был женат на Алексис Шеридан, той самой, которую Фредерика приглашала в пятницу на ужин. Закусив губу, Хилда принялась лихорадочно размышлять: будучи женатым, этот Бернард, наверное, убедил Флору держать в тайне его имя, а Бертолдом Флора, возможно, просто прикрывалась, когда я приставала к ней с расспросами о новом любовнике.

— Вы говорили, что Алексис вдова, не так ли? — спросила Хилда у Фредерики.

— Да, полгода назад Бернард погиб в автомобильной катастрофе. Причем по своей вине. Сел пьяный за руль, не справился с управлением и врезался в телеграфный столб.

Хилда прокручивала полученную информацию, когда ей на ум пришло еще кое-что. Имя Бернард начинается с буквы «Б». Кровь отхлынула от лица Хилды. О господи… что же я натворила?!

— Но не волнуйся, все это не имеет значения, — успокоила Фредерика, истолковавшая ее волнение по-своему. — Я так прямо и сказала Бертолду: крошка Петл твоя дочь. И неприлично сваливать вину на другого, тем более на покойного. В такой ситуации надо вести себя по-мужски.

Хилда почувствовала, как покрылась холодным потом.

— Пожалуй… мне лучше сесть, — пробормотала она и опустилась прямо на бордюр, тянувшийся вдоль тротуара.

— Ох, дорогая, ты бледная как полотно! — встревожилась Фредерика. — Послушай, надо добраться до моей машины и включить кондиционер. Здесь очень жарко. Давай-ка, обопрись на меня. Когда мы приедем домой, думаю, тебе лучше полежать. За Петл я присмотрю. Мы на весь день перенесем ее кроватку вниз, чтобы ты смогла хорошенько выспаться. Если она будет плакать, то не разбудит тебя.

— Спасибо, вы очень добры, — пролепетала Хилда, готовая расплакаться.

Как вчера сказал Бертолд? «Моя мама не заслуживает того, чтобы испытать еще одно разочарование, она достаточно натерпелась в своей жизни». Наверное, он имел в виду, что Фредерика потеряла мужа слишком рано, а младший сын бросил жену и стал монахом. И вот теперь бедная женщина еще может лишиться внучки, о которой всегда мечтала.

Хилда почувствовала себя отвратительно. Просто отвратительно!

Бертолд расхаживал по своему кабинету. И чувствовал себя отвратительно. Просто отвратительно!

Как же по-свински я вел себя сегодня утром: дулся на всех, будто капризный ребенок, убежал из процедурной, не сказав ни слова даже матери! Неудивительно, что у нее был такой разочарованный взгляд.

А что касается Хилды, то она этим утром выглядела какой-то отрешенной. В ней не чувствовалось ни малейшего намека на ту напористую особу, которая в прошлую пятницу буквально вломилась в мою жизнь, обуреваемая жаждой мщения. Она выглядела разбитой, была бледна, под глазами темные круги, плечи поникли…

Бертолду пришло в голову, что, возможно, вчера вечером Хилда просто защищалась, изображая этакую развязную девицу. Играла роль. Ведь она, в конце концов, актриса.

Учитывая ее неприязнь к нему, их спонтанный порыв, неземной в своей прелести любовный акт, должно быть, повергли ее в шок. И краснеющая скромница, торопливо натягивавшая топ вечером в пятницу, не имела ничего общего с той вульгарной развязной девицей, Хилда какой притворялась вчера.

Возможно, она убежала из постели потому, что боялась оставаться в ней вместе со мной, предположил Бертолд. Испугалась того, что может сказать, почувствовать и сделать. Из чего я могу сделать вывод, что все-таки для Хилды это был не просто секс. А нечто большее!

Бертолд снова ощутил мучительное чувство вины за то, что все время неправильно вел себя с Хилдой. Да, следует признать, что у нее были все основания ненавидеть меня. Я с самого начала обошелся с ней жестоко. Сначала приказал охране вышвырнуть ее, затем обвинил в мошенничестве.

И более того, когда меня охватила страсть, которую я посчитал не чем иным, как просто похотью, я воспользовался тем, что Хилда была расстроена и беззащитна. А вчера, почувствовав, что нас тянет друг к другу, овладел Хилдой, будто она моя собственность! Я даже не потрудился пощадить ее чувства! Так что же удивительного в том, что Хилда предприняла отчаянную попытку защититься от меня?!

И вот теперь она потеряна для меня. А через две недели, когда будут готовы результаты анализа ДНК, Хилда вообще исчезнет из моей жизни. Навсегда.

Если только… Бертолд уселся за стол и принялся разрабатывать план действий.

Когда план был готов, от его дерзости у Бертолда даже перехватило дыхание. Но у него в распоряжении оставалось всего две недели, и он не мог позволить Хилде уйти из его жизни. Не сейчас, когда он встретил женщину, именно такую, какую прочила ему в жены мать. Не сейчас, когда он по-настоящему влюбился!

Хилда в очередной раз перевернулась с бока на бок. Она не могла уснуть — мешали все новые и новые мысли. И, несмотря на усталость, невозможно было просто лежать и ничего не делать. Ей следовало поехать к Бертолду, поговорить с ним, извиниться, объяснить.

Хилда понимала, что теперь он должен ненавидеть ее, но сейчас она думала не столько о себе, сколько о Фредерике и о Петл.

К горлу подступил комок. Бедная маленькая Петл. У нее не будет любящего отца, и дедушки с бабушкой, наверное, тоже не будет. Даже если родители Бернарда живы, захотят ли они признать незаконнорожденного ребенка их покойного сына? Хилда сильно сомневалась в этом. А кроме того, имеет ли она право усугублять горе утраты рассказом о непристойном поведении их сына?

А приятельница Фредерики, Алексис, вдова Бернарда? Разве заслуживает она того, чтобы кто-то пришел к ней и заявил, что у ее мужа есть незаконнорожденный ребенок?

Хилда не могла представить женщину, которая спокойно отнеслась бы к известию о том, что у ее мужа был ребенок от другой.

Нет, решила Хилда, я не стану делать этого, не стану вторгаться в жизнь еще одной семьи, вызывая при этом переполох, как уже сделала в семье Кертисов. У меня уже просто не хватит смелости для этого. Да и желания. А это означает, что мне самой придется растить Петл, не имея ни финансовой, ни моральной поддержки.

Свесив ноги на пол, Хилда поднялась с кровати и расправила плечи. Она сумеет сделать это. Она сумеет все, что угодно.

Но сначала надо повидаться с Бертолдом и попытаться расставить точки над «i».

Бертолд обдумывал проблему результатов анализа ДНК, когда зазвонил телефон. Он только-только поставил точку в третьем пункте, который гласил: «Если ничего не получится, подкупить лаборантку».

Первым пунктом значилось завоевать любовь и доверие Хилды. Второй пункт предполагал попросить доктора Фармана прислать результаты анализа сначала ему, чтобы можно было их подделать.

— Да, Лизелотт?

— Пришла молодая леди, которая хочет поговорить с вами, мистер Кертис. — Понизив голос до шепота, Лизелотт заговорщицки добавила: — Это она.

— Кто?

— Та самая, что приходила в прошлую пятницу. С ребенком. Только сейчас она без ребенка. Прикажете вызвать охрану и снова выставить ее?

Бертолд от неожиданностивыронил ручку.

— Ни в коем случае, Лизелотт. Не делайте этого!

— Но, мистер Кертис, в пятницу вы приказали мне вызывать охрану, если она еще раз появится.

Бертолд покачал головой. Неужели это произошло только в пятницу? Всего три дня назад? А кажется, прошла целая вечность.

— Я совершил ошибку, Лизелотт. Принял эту леди за другую. И оказалось, что тот прекрасный ребенок действительно мой. Я иду.

Хилда увидела, как округлились глаза секретарши. Затем Лизелотт подняла голову и уставилась на нее.

— Он снова велел вышвырнуть меня, да? — спросила Хилда, которая, хоть секретарша во время разговора и прикрывала микрофон ладонью, сумела разобрать слово «охрана».

Секретарша так и продолжала сидеть с открытым ртом, зажав в руке телефонную трубку, когда распахнулась дверь кабинета и на пороге появился Бертолд. Он устремил внимательный взгляд на Хилду.

Она тоже посмотрела на него, возможно впервые — совершенно непредвзято. И снова изумилась, как разительно отличается Бертолд от любого из возлюбленных Флоры.

Однако на этот раз Хилде бросилось в глаза нечто большее, чем огромная мускулистая фигура Бертолда. Она увидела в чертах его лица силу характера, а в глазах — доброту.

Нет, этот мужчина вовсе не хладнокровный соблазнитель. Подобные типы всегда придают огромное значение своей внешности. Одним из их многочисленных пороков является тщеславие.

Хилде понравилось, что костюм Бертолда не был щегольским, что голубая рубашка не была батистовой, шелковой или с ручной вышивкой, а галстук вышел из моды так давно, что любой другой мужчина уже пожертвовал бы его неимущим.

И еще ей нравилось, что Бертолд одержим своей работой, заботится о матери и теперь с осторожностью подбирает секретарш.

Хилда даже не подозревала, что ей могут так понравиться личные качества Бертолда Кертиса. И это плюс к тому, что он оказался превосходным любовником.

— Я… мне надо поговорить с тобой! — выпалила Хилда и прошмыгнула мимо Бертолда в его кабинет.

Она подошла к столу и села в кресло для посетителей, внутренне вся дрожа. Бертолд тихонько закрыл дверь, медленно, с задумчивым видом прошелся по толстому ковру. Хилда отметила, что Бертолд с любопытством и — с восхищением? — разглядывает ее.

После посещения доктора Фармана Хилда сделала прическу и переоделась: усилившаяся жара требовала надеть что-нибудь полегче, чем джинсы и футболка. Поэтому она остановила выбор на легком цветастом платье без рукавов, с глубоким вырезом, коротком, выше колен.

Видя, что Бертолд не отрывает от нее взгляда, Хилда слегка заволновалась и, пожалуй впервые, в полной мере ощутила свою привлекательность.

Когда Бертолд уселся за стол в большое черное кресло, Хилда мысленно приказала себе: начинай что-нибудь говорить, пока вообще не растеряла все мысли.

— Я… пришла извиниться…

Она осеклась, смущенная тем, как Бертолд смотрел на нее. Словно зачарованный. В его голубых глазах одновременно светились и радость, и удивление.

— Я очень ошиблась, — пробормотала Хилда. — По поводу тебя. Теперь… мне это ясно. После того, как сегодня утром ты уехал на работу, Фредерика рассказала мне про Бернарда Шеридана, о том, какой он… то есть каким был. И я сразу поняла, что он как раз из тех мужчин, с которыми обычно встречалась Флора. А ты совсем не в ее вкусе. Но… полная уверенность пришла тогда, когда я осознала, что его имя начинается с буквы «Б».

— Ну и что? — Бертолд не оценил важности открытия.

— Сейчас. — Хилда торопливо раскрыла сумочку и вытащила стопку карточек из цветочного магазина. — Я нашла их среди вещей Флоры. На всех любовные послания, и все подписаны «Б.».

— И ты решила, что это означает «Бертолд», — догадался он, беря пару карточек. — Поэтому сделал вывод, что это я отправлял их вместе с цветами?

— Да… — дрожащим голосом подтвердила Хилда.

Бертолд поднял голову, и их взгляды встретились. В глазах Хилды стояли слезы.

— Прости меня, Бертолд. — Она всхлипнула. — Я сделала неправильный вывод, отказываясь слушать тебя. Ты был прав, когда говорил, что Флора, наверное, солгала насчет тебя. И правильно назвал меня предубежденной. Так оно и было. Сейчас я понимаю, что отец Петл не ты, а Бернард Шеридан. Я обидела тебя, а теперь мне еще придется расстроить твою маму. Твою милую, добрую маму.

Слезы хлынули из глаз Хилды, но она быстро вытерла их, поскольку была полна решимости не впасть в истерику. Ничего хорошего это не принесло бы.

— Не могу передать, как отвратительно я себя чувствую, Бертолд. И ненавижу себя больше, чем ты ненавидишь меня, поверь. Но я… я не знаю, что теперь делать. Я больше не хочу никому доставлять неприятности, и уж конечно вдове и семье этого мужчины. Ты… случайно не знаешь, родители Бернарда живы?

— Умерли.

Хилда вздохнула.

— Оно и к лучшему. Мне было бы трудно не предоставить Петл шанс познакомиться с ними, но и огорчать их не хотелось. И еще я боялась, что они не признают Петл. Я бы этого не пережила.

Бертолд грустно улыбнулся.

— Да, могу представить.

— А его вдова? Полагаю, она тоже не захотела бы признать Петл.

— Пожалуй. Послушай, Хилда, я не хочу, чтобы ты и дальше оставалась в плену своих заблуждений.

— Заблуждений? — Хилда недоуменно заморгала. — Каких заблуждений?

— Во-первых, у меня нет ненависти к тебе. Ни малейшей.

— О!

— Твое второе и, наверное, главное заблуждение состоит в том, что ты считаешь Бернарда Шеридана отцом Петл.

— Но ты сам сказал…

— Да, у них с Флорой была любовная связь. Тут все правильно. И Флора, наверное, считала его отцом ребенка. Я убежден, что она пошла к нему и сообщила о беременности. Знаю точно, что Флора никогда не называла мое имя соседке, потому что вчера я съездил в Уайтчепел и поговорил с этой старушкой, Пайети Селби. Флора только сказала ей, что виделась с отцом ребенка, своим бывшим боссом. Но никаких имен не называла.

Хилда совсем перестала что-либо понимать. Ведь Бертолд больше других должен быть убежден в том, что отцом Петл является Бернард. И он, как никто, заинтересован в этом.

— И что из этого следует? — спросила она в недоумении.

— Думаю, когда Бернард отказался от отцовства и дал Флоре денег на аборт, он, должно быть, не объяснил ей настоящую причину, по которой не мог являться отцом Петл. Наверное, ему не хотелось, чтобы Флора подумала, что он считает ее шлюхой, которая спит со всеми подряд. Решил утаить от нее правду.

— Какую правду?

— Дело в том, что несколько лет назад Бернард сделал операцию по удалению семявыводящего протока, потому что не хотел иметь детей. Понимаешь, он просто физически не мог иметь детей.

Хилда испытала настоящее потрясение.

— Когда… когда ты узнал об этом?

— Только сегодня утром.

— От кого?

— Я… не могу тебе этого сказать. Информация сугубо конфиденциальная.

— Мне очень жаль его жену. Как ты думаешь, она знала?

— Не стоит жалеть Алексис Шеридан, — неприязненно посоветовал Бертолд. — Она гуляла — не меньше, чем Бернард. У них был так называемый… современный брак.

Хилда не удержалась и поморщилась от отвращения.

— Не бери в голову! — буркнул Бертолд.

Однако от Хилды не ускользнул его презрительный тон. Бертолд действительно был чрезвычайно старомоден в некоторых аспектах жизни. Он не осуждал холостяков за частую смену партнерш, однако брак означал для него верность и определенные обязательства. Возможно, он стремился избежать супружеских уз именно потому, что не встретил женщину, которую мог бы полюбить на всю жизнь.

Что ж, по крайней мере, честная позиция. Лучше оставаться холостым, чем разводиться в суде. Развод так травмирует детей…

— О! — воскликнула Хилда. — До меня только что дошло! Если Бернард не является отцом Петл, тогда остается только…

— Да, ты совершенно права. — На губах Бертолда появилась какая-то странная улыбка.

— Но… но… почему ты улыбаешься?.. Разве тебя это не огорчает? Я же знаю, Петл тебе не нужна.

— Кто это тебе сказал? — В голосе Бертолда явственно прозвучало негодование.

— Ты… ты сам говорил!

— Это я просто со злости и от неожиданности известия, — заявил Бертолд, небрежно махнув рукой. — Меня возмутило обвинение в том, чего я не совершал, а именно — соблазнил Флору и бросил ее беременную и без средств к существованию. Я никогда не поступал подобным образом, Хилда. Никогда, — с ожесточением подчеркнул он.

— Теперь я знаю это, — сдержанно промолвила Хилда, хотя душа ее ликовала от радости.

Значит, Бертолд — отец Петл. И теперь все будет хорошо. Фредерика не испытает огорчения, Петл обретет хорошего отца. А я? Что ж, я переживу, если хоть иногда буду видеть Бертолда. Кто знает? Может, в один прекрасный день я и перестану тосковать по нему. И, возможно, мы останемся добрыми друзьями.

Бертолд поднялся из-за стола и с серьезным видом принялся расхаживать вдоль окна, сцепив руки за спиной.

— Я не из тех, кто боится отвечать за свои поступки, — сказал он. — А теперь, когда я уже привык к мысли, что у меня есть ребенок, мне это даже нравится. Петл прекрасная девочка. И очень умная. Это сразу видно. И у меня есть две хороших женщины, желающих помочь мне вырастить дочь. — Резко остановившись, Бертолд с благодарностью посмотрел на Хилду и улыбнулся. — Что еще нужно мужчине?

— Это… слишком хорошо, чтобы быть правдой! — горячо воскликнула она, чем несколько смутила Бертолда.

Он шагнул к Хилде, и в глазах его появилось совсем иное выражение, отчего ее охватила дрожь.

— Более того, — мягко продолжал Бертолд, положив сильные ладони на хрупкие плечи Хилды, — опекунша моей дочери вызывает у меня такое сексуальное возбуждение, которого я никогда не испытывал раньше. — Он притянул ее к себе. — Она смотрит на меня своими огромными темными глазами, которые подсказывают мне ее желания, заставляют выполнять их молчаливые приказы… — Губы Бертолда потянулись к лицу Хилды.

Она тихо застонала.

Это был необычайно страстный поцелуй, Хилде не оставалось ничего другого, как ответить на него с той же истовостью, утонуть в этом поцелуе, нестись по реке желаний, пока непреодолимая сила не вынесет в океан наслаждения.

Спустя пять минут Хилда пришла в себя и обнаружила, что сидит на краю стола, обхватив ногами бедра Бертолда, и дышит тяжело и прерывисто.

Кружилась голова, поплыло перед глазами. Руки Хилды, обнимавшие шею Бертолда, разомкнулись и безвольно рухнули на полированную столешницу. Если бы Бертолд не поддерживал ее, она упала бы на спину. Когда он отступил на шаг, Хилда испустила прерывистый вздох, похожий скорее на стон.

Глядя ей прямо в глаза, Бертолд стал приводить в порядок одежду. При звуке застежки-молнии на его брюках Хилда вздрогнула.

— С тобой все в порядке? — озабоченно спросил Бертолд.

— Я… не знаю, — дрожащим голосом ответила Хилда.

Ей была понятна тревога Бертолда. Ведь он действовал почти грубо, когда усадил ее на стол, стянул трусики и овладел ею, охваченный страстью и нетерпением.

Но Хилда не винила его за это. Ведь она сама расстегивала на нем брюки, пока он целовал ее. Ласкала, отбросив стыд. Вспомнив о своем поведении, Хилда в изумлении покачала головой и смущенно потупилась. Неужели это она, которая не видела никакой прелести в сексе, которая презирала женщин, легко и быстро сходящихся с мужчинами? Да ни одна из них, наверное, не была такой доступной и не вела себя так бесстыдно, как она только что!

Хилде хотелось бы назвать любовью то, что сейчас произошло между ними, однако она не считала слово «любовь» подходящим, когда речь шла о Бертолде и сексе с ним.

И все же… она не могла отрицать, что получила невероятное наслаждение. Когда Хилда подняла голову и посмотрела на Бертолда, ее ресницы затрепетали, а щеки запылали. От чего? От стыда? Или от нового возбуждения?

— Пойдем, — пробормотал Бертолд и помог Хилде встать на ноги. — Ванная вон там. — Он кивнул на боковую дверь и убрал прядь волос за ухо Хилды. — Я вызову такси, а ты пока приведи себя в порядок. У тебя усталый вид, поедешь домой и поспишь. А ночью нас с тобой ждет чудесное продолжение.

Хилда судорожно вздохнула, а Бертолд ласково улыбнулся и сказал:

— Ты ведь не думаешь, что я остановлюсь на этом? Мы с тобой два раза наспех занимались любовью, но это было так прекрасно, что только распалило мои желания. Я хочу, чтобы мы любили друг друга, не торопясь, наслаждаясь каждым мгновением. Ты ведь тоже хочешь этого, да?

Хилда сглотнула комок, подступивший к горлу. Боже мой, о чем он говорит? Неужели о всех тех любовных ласках, о которых я читала, не веря, что они могут доставлять наслаждение?

Да, наверняка об этом. Бертолд самый лучший мужчина. И, похоже, меня он считает лучшей женщиной. При этой мысли Хилда нервно облизнула губы.

— Я вижу, что хочешь. — Бертолд прижался губами к дрожащим губам Хилды. — Господи, как же я смогу дождаться конца рабочего дня?.. — пробормотал он. — Я же буду постоянно думать о сегодняшней ночи… о тебе…

И он снова поцеловал ее.

15

Такси довезло Хилду до дома Кертисов, в дверях ее встретила Фредерика, державшая на руках Петл.

— Ну, как все прошло? — спросила Фредерика. Ее проницательные голубые глаза с любопытством разглядывали все еще ошеломленную Хилду. — Ты выяснила у Бертолда что хотела?

Вопрос вернул Хилду к действительности. Все ее личные проблемы с Бертолдом меркли в сравнении с вопросом будущего Петл и радости Фредерики.

— Да, выяснила. — Она улыбнулась и забрала у Фредерики девочку. — Мы поговорили, и ваш сын признал большую вероятность того, что отец Петл он, а не Бернард Шеридан. По срокам не получается, что отцом является Бернард, — на ходу придумала Хилда, поскольку не имела права говорить, что у Шеридана вообще не могло быть детей.

— Сроки, подсчеты, — пробурчала Фредерика. — Да стоит только посмотреть на Петл — это же вылитый Бертолд! У нее на лбу написано, что она Кертис!

Хилда же по-прежнему считала, что Петл совершенно не похожа на Бертолда. Тонкие черты лица, светленькая, необычайно женственная, ну совсем как Флора. Но разве могла она расстраивать счастливую бабушку?

— Если бы он слушал мои доводы, то я бы представила его незрячим глаза массу доказательств, — продолжила Фредерика. — Но Бертолд уперся, как осел, и я решила не пытаться разубедить его, пока не будут готовы результаты анализа. Мне даже немного жаль, что он уже готов признать себя отцом. Хотела бы я посмотреть, каким глупцом он бы выглядел, получив результаты анализа!

— Не могу представить Бертолда, выглядящего глупцом, — пробормотала Хилда, направляясь в дом.

— Именно так он и выглядел в прошлую пятницу, — сухо заметила Фредерика. — Должна сказать, ты его огорошила. Бертолд привык все держать под контролем, поэтому и пытался делать это. Но сегодня в процедурной он понял, что очень скоро уже не сможет отрицать свое отцовство. И, готова поспорить, решил добровольно признать Петл дочерью, чтобы снова держать ситуацию под контролем. Понимаешь, ему во всем надо быть главным. Как он сегодня обошелся с тобой? Выслушал? Был искренним?

— Гм… да, пожалуй… в определенной степени…

— Тогда будь осторожна. Возможно, он планирует заставить тебя делать то, что он хочет.

У Хилды пересохло во рту, когда она вспомнила о планах, которые строил Бертолд на сегодняшнюю ночь.

— Не сомневаюсь, он попытается организовать свою жизнь так, чтобы Петл практически не внесла в нее никаких перемен, — продолжала Фредерика. — Наверняка предложит тебе переехать жить к нам, чтобы за Петл ухаживали две женщины. О дочери будет заботиться, но не станет посвящать ей все время. Потому что это может помешать его работе!

Хилда отогнала прочь все мысли, постаравшись сосредоточиться на том, что говорит Фредерика.

— Он ничему не позволяет мешать своей работе. Как ты думаешь, почему я ничего не знала об этой Эстер? Да потому, что он превратил свои любовные встречи в нечто вроде визитов к дантисту — только после работы или в обеденный перерыв. Понимаю, ты удивлена, но я видела счета. Как еще, по-твоему, можно объяснить наличие счетов из отеля, если я точно знаю, что все ночи мой сын проводит дома, а с работы отлучается только на обеденный перерыв?

Пройдя через холл, женщины остановились у лестницы. Хилда смотрела на Фредерику широко раскрытыми глазами, сердце ее билось учащенно. Если мать Бертолда говорит правду, то ее, Хилды, присутствие в доме будет для Бертолда даже более удобным, чем наличие покладистой Эстер. Ему даже не придется выходить из дома, чтобы заняться любовью!

— Может, он уже предложил тебе переехать к нам? — поинтересовалась Фредерика.

— Нет.

— Предложит, дорогая. Обязательно предложит. А что ты ему ответишь на это?

Хилде хотелось сказать Фредерике, что она охотно согласится на подобное предложение. Честно говоря, это было бы во всех отношениях прекрасным решением. Вот если бы они с Бертолдом не стали любовниками, то у нее и не возникло бы подобных мыслей.

Но они любовники, и этого уже не изменишь.

Только сейчас Хилда начала понимать, какой слабой может быть женщина, охваченная страстью. Она отказывалась называть свое влечение к Бертолду любовью. Вот Флора каждый раз называла свою страсть любовью, однако время всегда доказывало, что она ошибалась.

И все же сейчас Хилда понимала, почему ее подруга сходила с ума по мужчинам. Хилде очень трудно было оставаться сильной и мыслить здраво, трудно было игнорировать желания, которые Бертолд возбуждал в ней.

— Что я отвечу? — Хилда вздохнула, понимая, какая она, в сущности, слабая женщина. — Соглашусь, наверное.

Фредерика расплылась в улыбке.

— Именно это я и надеялась услышать. А теперь давай мне Петл, отправляйся наверх и поспи. Ты выглядишь ужасно усталой, дорогая.

— Так оно и есть, Фредерика. Так оно и есть.

Приехав вечером домой, Бертолд ощутил какую-то тревогу. Хилда вела себя с ним очень странно, вся напрягалась, когда он приближался к ней. И, похоже, всеми силами старалась не оставаться с ним наедине, пользовалась присутствием ребенка и Фредерики, чтобы лишить Бертолда возможности поговорить с ней о чем-то личном или поцеловать.

А как Бертолду хотелось поцеловать Хилду!

В половине восьмого все трое сели ужинать, коляска, в которой лежала Петл, стояла рядом с Бертолдом. Он настоял на этом, надеясь поразить Хилду приливом отцовских чувств, но, похоже, на нее это не произвело должного впечатления. На протяжении всего ужина Хилду не покидали напряжение и отрешенность, даже заигрывания Бертолда с Петл вызвали у нее всего лишь слабую улыбку.

— Тебе удалось поспать после обеда? — поинтересовался Бертолд, когда Фредерика вышла из-за стола и отправилась за кофейником.

Хилда тут же втянула плечи и отвела взгляд.

— Немного…

— Что с тобой? — спросил Бертолд и, не получив ответа, забеспокоился: — Я что-то сделал не так?

Хилда покачала головой.

— Может, таким способом ты хочешь дать понять мне, что не придешь ночью в мою комнату?

Хилда наконец посмотрела на него, ее глаза сверкнули.

— В твою комнату? — хрипло переспросила она.

Страхи Бертолда по поводу того, что Хилда больше не хочет его, похоже, подтверждались. Он понял ее состояние. В душе она так же возбуждена, как и он, однако не может позволить себе быть сексуально раскованной, как во время их короткого любовного акта днем. Бертолд подозревал, что Хилда необычайно застенчива. Сегодня ночью ему следовало вести себя очень осторожно, чтобы не отпугнуть ее какими-либо сексуальными желаниями, выходящими за рамки ее явно ограниченного опыта.

И вообще, ему нужен был не просто секс. Хотелось нечто большего.

— Но из твоей комнаты я не услышу, если Петл заплачет.

Невероятно! — подумал Бертолд. Она практически сгорает от желания, но не забывает о ребенке. Какой же силой обладает эта малютка!

Разумеется, Петл прекрасная девочка. Очень хорошенькая и очень смышленая. А ее обаятельная улыбка растопит даже самое черствое сердце.

— Я попросил маму взять Петл на ночь к себе, — сообщил Бертолд. — Она ответила, что и сама собиралась это предложить. Сказала, что тебе надо хорошенько выспаться, а я, естественно, согласился с ней.

Хилду потрясла коварная предусмотрительность Бертолда. Получается, что он уже все продумал! Все спланировал, как сказала Фредерика. И ничто не сможет помешать ему предаваться удовольствию.

И тебе тоже, мелькнула язвительная мысль.

Даже Фредерика называла сына хитрым и опасным типом. Похоже, в этом она права. Он всегда получает то, что хочет.

Но проблема заключается в том, подумала Хилда, что в данный момент я являлась добровольной жертвой его желаний. А что будет, когда я надоем Бертолду? Когда сексуальные отношения со мной наскучат ему и в его жизни появится более соблазнительная женщина?

Ведь я же довольно быстро заняла место Эстер. А в один прекрасный день кто-то займет мое место. Интересно, кто будет следующей? Может, Алексис Шеридан? Или для Бертолда это уже пройденный этап?

Нет, он не стал бы соблазнять чужую жену. Это не в его правилах. В области сексуальных отношений у Бертолда имеются свои нормы морали, исключающие адюльтер.

— Господи, да о чем ты думаешь? — несколько раздраженно спросил Бертолд, но как раз в этот момент в столовую вернулась Фредерика, неся кофейник.

Хилда решила, что надо пытаться хоть в какой-то степени самой распоряжаться своей жизнью.

— Я подумала, будет неплохо, если я пока поживу у вас, — заявила она, не дожидаясь, когда Бертолд попросит ее об этом. — Как вы считаете, Фредерика? В конце концов, это же ваш дом.

Фредерика наградила Хилду восхищенным взглядом.

— Прекрасная идея! Тогда мы сможем втроем ухаживать за ребенком.

— Втроем? — переспросил Бертолд, нахмурившись.

— Разумеется, — подтвердила Фредерика, разливая кофе. — В конце концов, ты отец Петл и должен принимать участие в ее воспитании.

— Гм, но ты же знаешь, мама, что у меня нет времени. Я очень много работаю.

Фредерика и Хилда обменялись понимающими взглядами.

— Значит, в будущем тебе придется работать поменьше.

Внезапно, неожиданно для обеих женщин, Бертолд улыбнулся.

— Ты абсолютно права, мама. Так и будет, но, боюсь, не сегодня. Я захватил с работы кое-какие бумаги, требующие тщательного изучения. А вот завтра я в вашем полном распоряжении. Спокойной ночи, малышка. — Бертолд послал Петл воздушный поцелуй и поднялся из-за стола. — Если понадоблюсь, я у себя в комнате.

У Хилды все сжалось внутри от этих слов, и она всеми силами старалась не встретиться с ним взглядом. Когда он уходил, сделала вид, что поглощена захватывающим процессом размешивания сахара.

— Фредерика, похоже, вы ошиблись, — сказала Хилда, когда они остались вдвоем. — Бертолд не отказывается от своих обязанностей.

— Думаешь? Запомни, что я тебе скажу, девочка. Когда мой сын такой добрый и покладистый, значит, он что-то задумал. Какой-то тайный план. Так что не стоит недооценивать его и обольщаться.

Хилда и не обольщалась. Но ей казалось, что Фредерика чересчур несправедлива к сыну. С того времени, как Бертолд убедился, что он отец Петл, он вел себя очень порядочно.

Ну, может, и не совсем уж порядочно. По-настоящему порядочный мужчина не стал бы овладевать женщиной на столе в рабочем кабинете. Не стал бы поручать ребенка заботам матери, чтобы иметь возможность предаться ночью радостям секса.

Интересно, подумала Хилда, сколько времени я смогу сегодня вечером высидеть в своей комнате, пока не придет Бертолд и не уведет меня к себе?

16

Часы на прикроватной тумбочке показывали половину двенадцатого. До половины одиннадцатого Хилда и Фредерика сидели в гостиной и смотрели телевизор, а потом Фредерика объявила, что идет спать. Петл покормили в половине десятого, значит, девочка проснется только часа через три. Хилда предложила утром покормить малышку, но Фредерика решительно воспротивилась:

— Я не такая уж старая и помню, что значит недоспать утром. Спи столько, сколько захочется. А уж если мне понадобится помощь, я разбужу отца Петл. Думаю, он будет жутко рад, — со смехом закончила Фредерика.

Хилда не осмелилась возразить, но поклялась себе, что не останется на всю ночь в комнате Бертолда. Если вообще попадет в эту комнату.

В данный момент Хилда сидела на кровати в своей спальне. Она приняла душ, вымыла и уложила волосы, не забыла воспользоваться духами. Во время всех этих эротических приготовлений Хилда испытывала необычайное возбуждение, но сейчас чувствовала себя совершенно разбитой.

Время приближалось к полуночи, наверное, это крайний срок, до которого она сможет оставаться в своей комнате. Бертолд наверняка придет после полуночи узнать, почему она не идет к нему. И это будет более унизительно, чем самой отправиться к нему.

Сглотнув слюну, Хилда поднялась с кровати и двинулась к двери.

Бертолд старался не следить за временем. Приняв второй раз за этот вечер холодный душ, он постарался отвлечь себя работой, но постоянно прислушивался, не идет ли Хилда. Черт побери, уже почти полночь! Но она придет. Обязательно придет.

И вдруг он услышал тихий скрип двери. Бертолд напряг слух, ему показалось, что он слышит мягкие шаги Хилды по коридору. Все, он больше не мог сидеть на месте ни секунды. Вскочив с кресла, Бертолд устремился к двери своей комнаты, рывком распахнул ее и замер, встретившись глазами с темными, округленными, полными страха глазами Хилды.

Издав стон, Бертолд обхватил ладонями испуганное лицо Хилды и потянул его к себе. Ей пришлось встать на цыпочки, их губы почти соприкасались.

— Не бойся, — прошептал Бертолд. — Ничего не бойся…

Хилде ничего не оставалось, кроме как поверить Бертолду. Он знал, как приласкать ее, говорил правильные слова.

От его ласковых прикосновений и столь же ласковых слов все страхи Хилды улетучились, ей захотелось только одного — прижаться к его крепкому телу и отдаться во власть его силы.

Именно так она и поступила. Какое же это было чудесное ощущение! Как замечательно пахла его свежевымытая кожа, слегка спрыснутая дорогим одеколоном!

Первый поцелуй Бертолда был жадным и долгим, их губы не расставались, пока он втаскивал Хилду в комнату и запирал дверь. Второй поцелуй был уже более мягкий, соблазняющий, а в это время ладони Бертолда освободили Хилду от ночной рубашки.

Оказавшись обнаженной, Хилда слегка вздрогнула. Бертолд отстранился и, глядя ей в глаза, пробормотал:

— Только не говори, что ты стесняешься своего великолепного тела.

Хилда никогда не считала свое тело великолепным. Оно не напоминало формой песочные часы, что очень нравится мужчинам, да и груди ее не были полными, отчего сильный пол также приходит в восторг. Поэтому она удивленно спросила:

— А тебе нравится мое тело?

— Я его обожаю. — Бертолд крепко обнял ее. — Люблю твои маленькие груди и стройные бедра. Плоский живот и упругую попку. А особенно мне нравятся твои длинные ноги с тонкими лодыжками. Черт побери, да я все люблю в тебе! Мне казалось, ты знаешь об этом.

Подхватив Хилду на руки, Бертолд поднес ее к кровати и опустил на хрустящие простыни и белоснежные подушки. Отбросив в сторону черный шелковый халат, остался только в пижамных брюках, и уже хотел лечь рядом, но Хилда запротестовала:

— Нет-нет, я хочу, чтобы ты тоже разделся! — И поразилась собственной смелости.

Бертолд удивленно вскинул брови, однако подчинился. Затаив дыхание, Хилда уже без смущения разглядывала его великолепное мускулистое тело.

— Ты занимаешься бодибилдингом? — спросила она, когда Бертолд опустился на кровать рядом с ней.

— Иногда. Это помогает снять напряжение. В нашем здании есть хороший спортзал.

— А откуда этот великолепный загар?

— Кварцевая лампа. — Бертолд улыбнулся, а Хилда нахмурилась.

— Почему ты смеешься?

— Вообще-то я не привык разговаривать с женщиной в постели.

— О!

Хилда внезапно ощутила неловкость. И робость. Если бы она сейчас могла убежать из комнаты, то убежала бы.

— Но с тобой, моя дорогая Хилда, мне нравится разговаривать, — продолжил Бертолд, гладя ладонью ее плечо, руку, бедро. Какими же сладкими казались Хилде эти прикосновения! — Так нравится, — пробормотал он, — что я могу ласкать тебя и говорить всю ночь. А тебе это нравится, любовь моя? — спросил он голосом таким же нежным, как его ладонь, которая в этот момент накрыла ее груди с набухшими сосками. — Тебе не надо ничего делать. Просто ложись на спину, закрой глаза и наслаждайся…

Хилда покорно легла на спину. Ладонь Бертолда ласкала самые интимные места ее тела, а звучавший в ее ухе шепот обещал настоящее блаженство, если она доверится ему. От этих эротических ласк и шепота Хилда почувствовала, как исчезли и страх и смущение. И когда в ходе ласк ладонь Бертолда сменили губы, ей даже в голову не пришло остановить его.

И так продолжалось несколько часов.

Несколько раз Бертолд овладевал ею, удивляя Хилду не только своей нежностью, но и выносливостью, и изобретательностью. Казалось, он никак не мог насытиться ее телом. Ласкал его, целовал, снова ласкал. Бертолд не требовал от Хилды ничего такого, что было бы для нее неприемлемым, просто попросил не сопротивляться тому, что он делал.

Отдыхая, они разговаривали, болтали о пустяках, делились детскими воспоминаниями, говорили друг другу комплименты. Хилда даже вдруг подумала, что Бертолд действительно любит ее и желает проводить с ней время не только в постели.

Когда он наконец уснул, Хилда попыталась дать определение тому, что только что произошло. Неужели это просто секс? Нет, честно призналась она себе, для меня это нечто большее.

А вот для Бертолда, возможно, просто секс. Новая женщина, новые ощущения. Да, он не любит меня. Я просто новая сексуальная партнерша, на которую не надо тратить много времени и которая не доставляет особых неприятностей.

Тяжело вздохнув, Хилда выбралась из кровати, оделась и тихонько вернулась в свою комнату, где, к своему удивлению, уснула сразу, как только голова коснулась подушки.

Когда на следующий день Хилда только к полудню спустилась вниз, то с изумлением узнала, что Бертолд поднялся в семь утра, как обычно.

— У него было такое хорошее настроение, — сообщила Фредерика во время позднего завтрака. — Он даже успел покормить Петл и попросил меня показать, как надо менять пеленки. У него получилось ловко, Бертолд остался доволен собой. Если бы я не так хорошо знала своего сына, то подумала бы, что ему, наверное, и впрямь нравится быть отцом.

Хилда только и смогла, что покачать головой. Да, Бертолд был настоящей загадкой. Никогда не знаешь, чего от него ждать.

— И еще, — продолжила Фредерика, — ты не забыла, что доктор Фарман велел на этой неделе сделать Петл прививку?

— Не забыла.

— Так вот, я договорилась на утро четверга, и — представляешь…

— Что?

— Бертолд заявил, что сам отвезет Петл в поликлинику!

Хилда нахмурилась.

— Но тогда он опоздает на работу.

— И я ему сказала то же самое. А он ответил, что это не имеет значения. Дескать, тебе может понадобиться его помощь, он же видел, как тебе стало плохо вчера, когда у Петл брали кровь.

Хилда была вынуждена признать, что ее действительно тревожила предстоящая прививка. Она лучше бы сама вытерпела пятьдесят уколов, чем наблюдать, как колют малютку. И все же Хилду удивило, что Бертолд заметил ее состояние и проявил заботу.

— Это… очень странно с его стороны, — промолвила она, размышляя, что, наверное, ошиблась в своей оценке этого мужчины.

— Вот именно. — Фредерика поджала губы. — Хотелось бы мне знать, что он задумал.

— Возможно, ничего и не задумал, — попыталась защитить Бертолда Хилда. — Может, теперь, когда он убедился, что Петл его дочь, он стал по-настоящему заботиться о ней.

— Что ж, наверное, ты права. Я всегда верила, что в глубине души он прекрасный отец.

Хилде оставалось только надеяться, что Фредерика права.

В тот момент, когда игла вонзилась в попку Петл, Бертолд ощутил, как ей больно, словно укололи его самого. Еще бы! Эта чертова игла такая огромная! Лично он не хотел бы, чтобы его кололи такой иглой. У Бертолда сжалось сердце, когда Петл забилась в его руках и расплакалась.

Он чувствовал себя монстром, злодеем, который собственными руками отдал ребенка на пытки. Бертолд понимал, что это глупая мысль, что прививки делаются во благо ребенку. Без них девочка будет подвержена массе всяких детских болезней.

Но, похоже, логика отступала на задний план, когда он, расхаживая по процедурному кабинету, пытался утешить рыдающее дитя.

— Успокойся, успокойся, дорогая. Не плачь, папочка с тобой.

И вдруг Бертолд вздрогнул, словно его ударило током.

Папочка?

Господи, неужели я действительно сказал это?!

— Папочка, — пробормотал Бертолд, гладя Петл по спине.

Это слово задело в нем какие-то струны. Как-то расслабило и вместе с тем сделало сильнее.

— Простите, — извинился доктор Фарман, когда рыдания Петл сменились тихими всхлипываниями, — но прививка делается ради здоровья ребенка.

— Легко говорить, когда находишься с другой стороны иглы! — буркнул Бертолд.

— Да, наверное. — Врач внимательно посмотрел на Бертолда. — У меня такое впечатление, что вы уже не сомневаетесь в своем отцовстве.

Бертолд собрался попросить отменить анализ ДНК, но в этот момент в процедурную как фурия ворвалась Хилда.

— Я просто не могу слышать ее рыдания! С ней все в порядке?!

— Все замечательно, — заверил доктор Фарман. — Ее папочка все уладил.

Но Бертолд не был уверен в этом. Он упустил шанс попросить отменить анализ. И Хилда, готовая расплакаться, как-то подозрительно смотрит на него. Как назло, Петл снова заплакала.

— Дай мне ребенка! — потребовала она и забрала Петл.

Девочка тотчас затихла, и Бертолд с некоторым раздражением подумал, что ему еще следует попрактиковаться, прежде чем стать «отцом года».

— В течение следующих двадцати четырех часов у девочки может слегка подняться температура, — предупредил врач. — В этом случае дайте ей детский парацетамол. А в остальном все должно быть хорошо.

— Как же, хорошо… — бормотал Бертолд, следуя за Хилдой, которая уже спешила к выходу.

Бертолд считал, что Хилда доверяет ему, может быть, даже влюблена в него. А теперь он не был уверен в этом…

Петл уснула сразу, как только машина тронулась с места, и в салоне воцарилась гнетущая тишина.

Хилда молчала. Бертолд не мог понять ее настроения. Ведь вчера ночью все вроде было нормально.

— Что-то случилось? — не выдержав, спросил он.

— Нет. А что могло случиться?

Бертолд нахмурился.

— Мне показалось, что в твоем голосе прозвучал сарказм.

Хилда вздохнула и отвернулась. Тогда Бертолд подрулил к тротуару, остановил машину и заглушил двигатель.

— Что ты делаешь? — встревожилась Хилда. — Ты и так уже опоздал на работу.

— Работа может подождать.

— Судя по рассказам твоей матери, это что-то новенькое.

— Вот как? А о чем еще сплетничает дорогая мамочка за моей спиной?

— Ни о чем таком, чего бы я уже не знала.

— Например?

— Например, о твоем отношении к женщинам и к сексу.

— И что она об этом говорит?

— Ты сам прекрасно знаешь, Бертолд, как ты относишься к женщинам и к сексу. Изложил мне свое кредо в первый день нашего знакомства. Возможно, твою последнюю женщину устраивал секс без всяких чувств, но мне это совершенно не нравится. И я злюсь на себя за то, что позволила тебе использовать меня таким образом.

— Но я не использовал тебя! — возразил Бертолд, которому не понравилось, что разговор свернул в опасное русло.

— Нет, использовал, — стояла на своем Хилда.

— Посмотри на меня! — взмолился Бертолд. — И постарайся выслушать, что я скажу.

Хилда бросила на него один из тех презрительных взглядов, которые поначалу так раздражали Бертолда. Теперь же этот взгляд вызвал у него страх.

— Слушаю, — бросила она ледяным тоном.

Бертолд замялся, не зная, с чего начать. Еще слишком рано было говорить Хилде, что он полюбил ее. Она не поверит, он знал это. И все же хотелось дать ей понять, что она для него не просто удобный объект удовлетворения сексуальных вожделений.

Черт побери, подумал Бертолд, последние две ночи я вел себя совершенно неправильно! Пробирался вечером к ней в спальню, занимался с ней любовью, а после этого уходил к себе. Неудивительно, что Хилда решила, будто мне от нее нужен только секс.

Но просто я ошибочно считал, что на данном этапе наших отношений это как раз то, чего она и сама хочет. Просто не привык к каким-то другим отношениям с женщинами.

Мне следует научиться этому. И как можно скорее.

Отстегнув ремень безопасности, Бертолд взял ладони Хилды в свои, не обращая внимания на тревогу, появившуюся на ее лице.

— То, что я чувствую к тебе, Хилда, это гораздо большее, чем сексуальное желание, — искренне признался он. — Я и раньше говорил тебе: мне показалось, то, что произошло между нами, нечто иное, чем просто секс. Ты тоже так считала, не правда ли? И должен сказать тебе: ты не из тех женщин, которые прыгают в постель к любому мужчине.

— А это очевидно? — пробормотала смущенная его словами Хилда.

— Что очевидно?

— Что я совершенно неопытна в постели.

— Господи, о чем ты говоришь?! Какая неопытность? Ты великолепна в постели! Такая нежная, чуткая… Ты заставляешь меня чувствовать себя королем.

— Но… я не умею делать ничего такого, что так нравится мужчинам. Я имею в виду… О, Бертолд, ты знаешь, что я имею в виду.

— Но я и не жду от тебя этого, — честно заверил он. — Для меня огромное наслаждение доставлять тебе удовольствие. — Он поднес к губам пальцы Хилды и по очереди поцеловал. — Ты просто не представляешь, как мне хорошо с тобой. И не нужны мне какие-то экзотические позы или ласки. Все, что мне нужно, это твои сладкие губы: целуя их, я возношусь на небеса.

Взглянув в огромные темные глаза Хилды, Бертолд понял, что она отчаянно пытается поверить ему.

— Тогда почему мы делаем это тайком, Бертолд? Почему вечерами крадемся друг к другу? Объясни.

— Я могу только извиниться перед тобой за это. Признаюсь, в своей прежней жизни я приобрел массу дурных привычек, касающихся отношений с женщинами. Вел себя ужасно глупо. Единственное, что извиняет меня, так это то, что я не желал стать таким, как мой отец.

— Твой отец?

— Да. Он был неисправимым донжуаном и пытался каждую очередную интрижку объяснить тем, что влюбился. Заявлял, будто ничего не может поделать с собой. Господи, как же я презирал его, особенно за то, что он сделал с мамой! Не понимаю, как она могла любить его и прощать.

— Знаешь… я часто так же думала про Флору. Не понимала, почему она позволяла мужчинам плохо обращаться с собой… оправдывая это любовью.

— И ты дала себе слово, что не станешь такой, как она, — пробормотал Бертолд, прекрасно понимая Хилду.

Ведь он поклялся не стать таким, как отец, которого считал никчемным человеком не только в личной жизни, но и в бизнесе. Отец играл на бирже, но глупо рисковал не только собственными деньгами, но и деньгами клиентов. После смерти отца дела фирмы и финансовое положение семьи оказались в ужасающем состоянии.

Но это все в прошлом, подумал Бертолд. Сейчас меня тревожит совсем другое.

— Давай начнем все сначала, — предложил он.

Хилда в изумлении уставилась на него.

— Каким образом?

— Будем встречаться, как нормальные пары.

В глазах Хилды вспыхнули веселые огоньки.

— Ты хочешь сказать, у нас с тобой будут свидания?

— Вот именно. Начнем прямо сегодня вечером. Ты наденешь лучший наряд, и я повезу тебя на ужин в шикарный ресторан. Мама увидит, что наши отношения наладились, поэтому для нее не станет шоком, когда впоследствии она поймет, что мы с тобой не просто хорошие друзья.

— А… как же наши ночные встречи?

— Мы возобновим их, когда оба пожелаем этого.

— Это случится сегодня же ночью или я не знаю тебя! — фыркнула Хилда.

— О нет, не думаю, — с улыбкой возразил Бертолд.

— Тебе уже надоело? — с притворным разочарованием поинтересовалась она.

— Нет. Но сегодня мама играет в бридж, она уедет в половине восьмого, так что можно будет не дожидаться ночи.

Увидев, как вспыхнули радостью глаза Хилды, Бертолд подумал, что, наверное, пора расширить ее сексуальный опыт. Нельзя, чтобы она считала, что ничего не умеет в постели. Да и не только в постели!

17

— До сих пор не могу поверить! — воскликнула Фредерика. — Бертолд пригласил тебя на свидание, а ты согласилась! Я заметила, что за последнюю неделю ты стала лучше относиться к нему. Я всегда знала, что ты в его вкусе, но даже не надеялась… не ожидала… — Она присела на край кровати Хилды и приложила ладонь к сердцу. — Да, такого я не ожидала.

Хилда, прихорашивавшаяся у зеркала, обернулась к Фредерике.

— И сейчас не стоит питать слишком уж большие надежды, — осторожно предупредила она. — Бертолд есть Бертолд.

— Но он тебе нравится, правда?

— Да, нравится.

— И, похоже, очень нравится. — В глазах Фредерики появился лукавый блеск. — Мой сынок в сексуальном плане просто зверь.

— Это уж точно, — согласилась Хилда и почувствовала, как по спине пробежала дрожь.

Слово «зверь» как нельзя лучше подходило к тому, как вел себя Бертолд прошлым вечером. Стоило только Фредерике переступить порог дома, как он тут же набросился на Хилду. Слава богу, что Петл в это время спала наверху.

— Мы не пойдем в кровать, — прорычал Бертолд и, подойдя к Хилде сзади, крепко обнял и впился губами в ее шею.

Действительно, в этот вечер кровать им не понадобилась. Перемена места действия вызвала у Бертолда и перемену в желаниях. Ему внезапно захотелось от Хилды большего. Удивительно, но и Хилду охватило желание выполнять все его прихоти.

Ее до сих пор изумляло, как охотно она делала то, чего раньше даже в мыслях не могла допустить. И подобная раскованность вызывала у нее необычайное возбуждение, пока Бертолд занимался с ней любовью в экзотических позах и в самых различных местах гостиной. Она вела себя просто бесстыдно.

Но даже сейчас, все еще ошеломленная воспоминаниями, Хилда не чувствовала смущения. Потому что любила Бертолда. А разве можно стыдиться, когда любишь?

Но любит ли ее Бертолд?

Он этого не говорил. А если бы и сказал, то разве она поверила бы? Мужчины часто обманывают. Для них главное секс, а не любовь. Этому Хилду научили многочисленные «односторонние» любовные связи Флоры.

Однако нельзяотрицать, что она питает надежду. Как и Фредерика. Но следует быть осторожной и не позволять своим чаяниям заходить слишком далеко.

— Как я выгляжу? — поинтересовалась Хилда.

— Прекрасно, — похвалили Фредерика. — Просто замечательно!

Хилде и самой казалось, что выглядит она неплохо. У нее было мало нарядных вещей, обычно она не вылезала из джинсов и футболок, однако те, которые имелись, были самого лучшего качества.

Сейчас на ней было черное платье из не мнущегося материала — узкое, облегающее фигуру, с глубоким круглым вырезом, короткое, но не слишком. В сочетании с черными туфлями на высоком каблуке и серьгами с горным хрусталем платье выглядело превосходно.

— У Бертолда потекут слюнки, когда он увидит тебя, — предупредила Фредерика. — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

— Что вы имеете в виду?

— Дорогая, мой сынок не сможет долго изображать из себя джентльмена в обществе такой красивой женщины.

— Фредерика, мне двадцать шесть лет, и я прекрасно отдаю себе отчет в своих действиях.

— Но все же будь осторожна, дорогая. Я не хочу, чтобы ты испытала разочарование. Иногда мужчины ведут себя как жуткие эгоисты, говорят женщинам, что любят их, а на самом деле стремятся только затащить их в постель.

Хилда вздохнула.

— Вы правы, Фредерика. Совершенно правы.

— Твоя мать считает тебя неисправимым распутником.

Бертолд медленно опустил на стол бокал с вином и внимательно посмотрел на любимую женщину. Сегодня вечером Хилда выглядела особенно красивой, особенно желанной. Приехав с работы домой, Бертолд просто поразился переменам в ее внешности. Так преобразиться можно было только ради любимого мужчины.

Бертолд и сам в обеденный перерыв отправился в магазин и купил себе новую одежду. Понимая, что плохо разбирается в моде, он попросил элегантно одетого продавца помочь выбрать что-нибудь не слишком вызывающее и в то же время модное. Раньше Бертолда совершенно не заботило то, как он выглядит, однако ради Хилды он хотел быть неотразимым. Черт побери, хотелось, чтобы при виде его у Хилды перехватило дыхание!

И Бертолд добился своего. Но вместе с восхищением его новым обликом к Хилде вернулась тревога, вызванная недостаточным доверием к Бертолду. Подобное состояние совершенно отличалось от ее вчерашней раскованности. Она вела себя просто невероятно, была страстной до бесстыдства, полностью доверилась ему. И у Бертолда появилась надежда, что подобное поведение Хилды означает, что он пробудил в ней нечто большее, чем просто сексуальное желание. За этим наверняка последует любовь, надеялся он.

И вот, похоже, его надежды рушатся. И все из-за его матери, которая, по идее, должна бы поощрять их с Хилдой отношения, а не мешать им. Бертолд решил, что, вернувшись домой, поговорит с матерью, пока она своими разговорами не натворила чего похуже.

— Наверное, это все из-за отца, — осторожно возразил он. — Но мама ошибается. Я не распутник, а просто дурень, который наконец-то очухался.

— Что ты хочешь этим сказать?

Бертолд устремил на Хилду твердый взгляд и решил все выложить смело и без обиняков.

— Я собирался сказать тебе об этом несколько позже, но дело в том, что я влюбился в тебя. Бесповоротно.

У Хилды был такой вид, что, казалось, она готова упасть в обморок. Руки сильно задрожали, и немного вина из бокала выплеснулось на белую льняную скатерть.

— Ты… ты шутишь, — пролепетала она дрожащим голосом.

— Нет. Я уверен в этом с прошлого понедельника, когда ты пришла ко мне в кабинет. Но тогда я решил, что слишком рано говорить тебе о своей любви. Хотелось добиться от тебя взаимности. Но, судя по твоему лицу мне этого не удалось.

— О нет! — вскричала Хилда, и сердце Бертолда радостно прыгнуло в груди. — Тебе удалось. Я… люблю тебя. И тоже поняла это в понедельник. Я просто не могла поверить… или надеяться… что и ты любишь меня. Но ты уверен, Бертолд? Я хочу сказать…

Бертолд протянул руки через стол и взял ладони Хилды в свои.

— Абсолютно уверен. Я готов для тебя на все, — пробормотал он, думая о том, как обманул Хилду, признав свое отцовство.

Ну, не совсем обманул, тут же мысленно поправил себя Бертолд. Я действительно питаю к Петл самые нежные чувства.

Почувствовав прикосновение к плечу, Бертолд нехотя выпустил ладони Хилды и с раздражением обернулся. Перед ним стоял официант с подносом, на котором был телефон.

— Простите за беспокойство, мистер Кертис, но вас просят к телефону. Леди утверждает, что это очень срочно.

Очень срочно? Бертолд взял трубку, подумав, что единственный, кто знает, где он проводит сегодняшний вечер, это мать.

— Бертолд Кертис, — резко бросил он.

— Ох, Бертолд, я так рада, что дозвонилась до тебя! Ужасно волновалась, что вы могли пойти в какое-то другое место.

Бертолд насторожился, уловив в голосе матери панические нотки.

— Что случилось, мама? — спросил он и тут же услышал резкий прерывистый вздох Хилды.

Они смотрели друг на друга, пока Бертолд с нарастающей тревогой выслушивал сбивчивые объяснения матери.

Петл проснулась около девяти, и Фредерике показалось, что девочка заболела. Кашляла, слегка поднялась температура. Фредерика дала ей парацетамол, как и велел врач. Но к десяти часам у ребенка затруднилось дыхание. Перепуганная, что это может быть аллергическая реакция на прививку, Фредерика позвонила доктору Фарману. Тот сказал, что на аллергическую реакцию не похоже и посоветовал отвезти девочку в ближайшую больницу. А в больнице только взглянули на Петл, как тут же отправили ее в отделение интенсивной терапии.

Господи, взволнованно подумал Бертолд, если что-то случится с Петл, Хилда этого не переживет!

— Мы срочно выезжаем в больницу, — заверил он мать, поднимаясь из-за стола.

Хилда уже стояла, теребя в руках сумочку. Бертолд взял ее за локоть и быстро повел между столиков.

— Мы уходим, — бросил он официанту. — Срочное семейное дело. Пусть метрдотель, как обычно, пришлет мне счет.

— Что-то с Петл, да?! — с тревогой спросила Хилда, когда они вышли из ресторана. — Она заболела?

— Да.

— Что с ней?!

— Не знаю. Она кашляет, и ей тяжело дышать. Может астма, или что-то в этом роде.

— Боже мой…

Бертолд успокаивающе обнял Хилду за плечи.

— Только не паникуй. Мама отвезла ее в очень хорошую больницу — Святой Марии, на Прайд-стрит. Все будет в порядке.

— Как ты можешь так говорить? Ребенок может умереть!

— Не умрет, — пробормотал Бертолд, открывая перед Хилдой дверцу машины.

Это была кошмарная поездка. Хилда сидела молча, с мертвенно-бледным лицом, а мысли Бертолда путались, перескакивая с одного на другое. Он волновался не только за женщину, которую любил, но и за ребенка. Ведь Петл такая маленькая и так дорога им всем. Нет, Господь не заберет ее. Нет…

Когда они уже подъезжали к больнице, Бертолд впервые в жизни готов был заключить сделку со всемогущим Богом.

Господи, спаси невинное дитя, и я… я…

А что я? — подумал он, испытывая отвращение к самому себе. Стану хорошим мальчиком? Буду по воскресеньям посещать церковь? Скажу Хилде правду, что Бернард Шеридан не делал никакой операции? Что я специально обманул ее, стараясь убедить в том, что я хороший человек и хороший отец?

А какой смысл в подобном признании? Хилда разлюбит меня, а я этого не перенесу.

Но ведь нельзя строить отношения на лжи и обмане, возразил внутренний голос.

Черт побери!

Фредерика ждала их у дверей главного входа и выглядела сильно постаревшей.

— Это я во всем виновата! — выпалила она. — Наверное, Петл проснулась раньше, чем я услышала ее плач. Но я разговаривала по телефону и находилась довольно далеко от детской.

— Фредерика, не вините себя ни в чем, — тихо промолвила Хилда. — Никто не виноват.

— Где она?! — вскричал Бертолд.

— Пойдем, — сказала ему мать.

Она повела их какими-то коридорами, в пустоте которых тревожно отдавались их шаги. Наконец все трое вошли в палату, где малышка Петл лежала, подключенная к кислородному аппарату и опутанная массой проводов.

Хилда разрыдалась, и Бертолд успокаивающе обнял ее за плечи. Сердце его буквально разрывалось на части.

Медсестра, стоявшая рядом с кроватью, поспешно вытолкала их из палаты.

— Вы родители? — спросила она уже в коридоре.

— Это опекунша Петл, — пояснил Бертолд, поскольку Хилда, рыдавшая у него на груди, не могла вымолвить ни слова. — Мать ребенка умерла, а я отец девочки, — добавил он, подумав, что дальнейшие объяснения сейчас ни к чему.

— А я ее бабушка, — вмешалась Фредерика. — Это я привезла ее сюда.

— И слава богу, что вовремя, — заметила медсестра. — Жалко бедняжку! У нее бронхит. Сейчас ей уже гораздо лучше, дышать легче, но предстоит трудная ночь. Врач скоро вернется и еще раз осмотрит ее, а вы постарайтесь не волноваться. Хорошо, что у нее нет аллергии на пенициллин. Конечно, он полностью не уничтожает вирус, но все же это лучший антибиотик для повторных инъекций. Правда, после бронхита бывают осложнения в виде пневмонии, особенно в таком раннем возрасте.

— А откуда вы знаете, что у девочки нет аллергии на пенициллин? — поинтересовался Бертолд.

Сестра удивлено посмотрела на него.

— Это записано в ее карте. Когда ее привезли сюда, карту заполнили с чьих-то слов.

Бертолд вопросительно посмотрел на мать. Та пожала плечами.

— Я не говорила, что абсолютно уверена в этом. Просто сказала, что у ее отца нет аллергии на пенициллин. Да и в семье подобного не замечалось.

— Мама, ради бога! — взорвался Бертолд. — А что, если я не отец Петл? Ты же знаешь, стопроцентной уверенности у нас нет.

Хилда подняла на Бертолда заплаканные глаза.

— Но Бертолд… Кто же еще может быть ее отцом?

— Ладно, не беспокойтесь, — торопливо оборвала их препирательства медсестра. — Девочке еще не кололи никаких антибиотиков. Мы ждем результатов анализа крови. Я сделаю пометку в карте, но советую вам все же поговорить с врачом. А теперь извините, мне надо вернуться к пациентке.

Медсестра поспешила в палату.

Заметив, что мать и Хилда выжидающе смотрят на него, Бертолд пробормотал:

— Я просто хотел сказать, что мы не можем быть абсолютно уверены, пока не будут готовы анализы ДНК.

— Нет, Бертолд, ты можешь быть уверен, — решительно заявила Фредерика. — У меня появились новые факты, полностью устраняющие сомнения по поводу того, кто отец Петл. Вчера вечером мне позвонила Алексис. Я хотела извиниться перед ней за то, что отменила свое приглашение на ужин в прошлую пятницу, и рассказала о Петл. А потом она призналась мне, как любит детей и как их ненавидел Бернард. Он даже сделал себе операцию… чтобы не иметь детей. Эту, как ее?.. Ватек… вакек…

— Вазектомия, — подсказал Бертолд, надеясь, что его голос не выдал ошеломления, которое обрушилось на него подобно лавине.

— Да, верно! Так что видишь, сынок, Бернард просто не мог быть отцом Петл.

Бертолд так сильно изменился в лице, что Хилда даже обеспокоенно поинтересовалась его самочувствием. Он зажмурился, затем открыл глаза и внимательно посмотрел на нее. Мысли лихорадочно крутились в его голове.

— Ты только что по-настоящему осознал это, да? — тихо спросила Хилда. Ее прекрасные глаза были полны слез. — Тебя поразила мысль, что там лежит твоя дочь?

Боже мой, подумал Бертолд, если бы она только знала!

— Да, — выдавил он из себя, и мысли его вернулись к крохотному существу, лежавшему в палате.

Бертолд и до этого момента считал, что заботится о Петл, однако осознание того, что она его плоть от плоти, породило чувства, о которых он и не подозревал. Его тревога усилилась тысячекратно, боль все сильнее и сильнее сжимала сердце, хотелось даже кричать от боли.

Боже, я должен сделать что-то, чтобы девочка поправилась, чтобы вернулась домой! Я даже готов сказать Хилде правду, если это поможет.

А кто знает? Вдруг поможет?

— Я… мне надо поговорить с тобой, Хилда, — напряженным голосом сказал Бертолд. — Мама, извини, но ты не оставишь нас на несколько минут наедине?

— Пойду посижу с Петл, — сказала Фредерика.

— В чем дело, Бертолд? — спросила Хилда, когда они остались вдвоем.

— Я должен сказать тебе кое-что. Нечто очень важное.

— Что?

— Я солгал тебе.

Хилда прижала ладонь к горлу.

— Солгал? Ты… хочешь сказать… что не любишь меня?

— Нет-нет. Разумеется, я люблю тебя. Люблю так сильно, что именно поэтому и солгал. Насчет вазектомии.

— Но, Бертолд… какой в этом смысл? Я ничего не понимаю.

— Когда я сказал тебе, что Бернард сделал вазектомию, то был убежден в тот момент, что он отец Петл. Но я уже так сильно полюбил тебя, что решил воспользоваться любыми средствами, лишь бы завоевать твою любовь. Я выдумал историю с вазектомией и объявил Петл своей дочерью потому, что думал — это поможет мне завоевать тебя.

— Так значит, ты только сейчас действительно убедился, что она твоя дочь?

— Да.

— И ты все время притворялся, изображая любящего отца?

— Да. Нет. То есть… немного. — Бертолд вздохнул. — Но мою вину смягчает то, что я по-настоящему полюбил этого ребенка. И все же понимаю, что поступил нечестно.

— Опасный и неискренний, — пробормотала Хилда, уставившись в пол.

Но тут она вскинула голову и, нахмурившись, стала вглядываться в лицо Бертолда, словно пытаясь понять еще что-то.

— А почему ты признался мне сейчас? Мог бы и не делать этого.

Он пожал плечами, чувствуя беспомощность и отчаяние.

— У меня возникла сумасшедшая мысль, что, возможно, меня наказывает Бог, и я смогу спасти Петл, если расскажу тебе правду. А потом, нельзя строить отношения на лжи и обмане. Я не хочу огорчать тебя, как мой отец огорчал мать. Мне надо, чтобы ты доверяла мне, уважала меня. Я не желаю расставаться с тобой. Не только на какое-то время, но и до конца жизни.

Хилда смотрела на Бертолда, и эти секунды показались ему вечностью. А затем она сделала нечто такое, отчего Бертолд едва не лишился разума. Хилда обняла его и сказала:

— Не надо волноваться, Петл поправится. А я доверяю тебе и уважаю, и тоже не желаю с тобой расставаться. До конца дней своих.

18

Хилда сидела в тесной комнатке приемного покоя, сжимая ладонями пластмассовую чашку с кофе. Бертолд сидел напротив, упершись локтями в колени и положив голову на сцепленные ладони. Фредерику после долгих уговоров отправили домой отдохнуть.

— Мама, нам только еще не хватает, чтобы и ты заболела, — сказал Бертолд после того, как они втроем всю ночь просидели у кроватки Петл.

Сейчас время уже приближалось к полудню, и они покинули палату, чтобы выпить кофе.

— Бертолд, перестань терзать себя, — попросила Хилда.

Ей казалось, что она прекрасно понимает нынешнее состояние Бертолда. А может, она и не понимала. Хилда любила Петл, но не была ей родной матерью.

Бертолд выпрямился, и Хилду ужаснул его вид.

— Думаю, тебе тоже лучше поехать домой, — предложила она. — Тебе надо немного поспать.

— Господи, да я не смогу уснуть, пока не буду знать, что Петл вне опасности!

Сейчас Хилда ничуть не сомневалась в любви Бертолда. Просто удивительно, на какие ухищрения он пошел, чтобы завоевать ее. И какая ирония судьбы: придуманная им ложь оказалась правдой! Да, жизнь бывает непредсказуемой. Кто бы мог поверить, что Хилда полюбит отца дочери Флоры, мужчину, которого, даже еще не зная, уже презирала.

А может, в этом нет ничего непредсказуемого? Может, все предопределено?..

Хилда была поглощена своими мыслями, когда в приемном покое появилась улыбающаяся медсестра, приставленная к Петл.

— Хорошие новости. Девочке уже гораздо легче дышать. Температура спала, и сейчас Петл проснулась. Может, кто-то из вас хочет покормить ее?

Забавно было наблюдать, как Бертолд и Хилда наперегонки бросились в палату. Бертолд на несколько секунд опередил Хилду, но она не обиделась. Ей было очень приятно наблюдать, с какой любовью и нежностью этот огромный мужчина заботится о своей маленькой дочери. Сердце Хилды затрепетало, когда Бертолд тайком смахнул слезу, а потом прижал к себе Петл с таким видом, словно она была для него величайшей в мире драгоценностью.

Бертолд поднял голову и их взгляды встретились. Хилда улыбнулась.

— Я позвоню Фредерике, ладно?

— Да, конечно.

По пути Хилда зашла в туалет и обнаружила, что ее менструальный цикл в очередной раз не дал никаких сбоев. И это было хорошо. Бертолд сейчас настолько занят заботами о дочери, что какие-то новые проблемы могут помешать ему.

Когда вечером они возвращались из больницы домой, Бертолд завел разговор, которого Хилда ждала.

— Я думаю, нам надо пожениться, — без обиняков заявил он и добавил, не дав своей избраннице времени опомниться: — И прямо сейчас постараться подарить Петл братика или сестренку.

Хилда лишилась дара речи.

— Сейчас я понял, как много упустил из всего того, что связано с Петл, — продолжал Бертолд необычайно серьезно, — и хочу теперь своими глазами увидеть рождение моего сына или дочери. Хочу вместе с тобой выбирать имя ребенку. Каждому.

Хилда с трудом сглотнула слюну.

— Каждому? И сколько их будет?

Бертолд улыбнулся.

— Только не говори мне, что ты боишься. Ты же храбрая и решительная женщина. Никогда не забуду, как ты смотрела на меня, когда впервые появилась в моем кабинете. И позже, когда я приехал с работы домой. Так что тебя не испугали мои слова, да?

Хилда улыбнулась. Если бы он только знал…

— Я должна что-то ответить? — спросила она.

— Может, ты скажешь мне: да, да, да?

— Ты торопишь меня, как обычно. Торопился затащить в постель, теперь торопишь с замужеством и детьми.

— Торопливость — это когда не уверен. А когда уверен, это называется решимостью. Так ты согласна, дорогая?

— У меня голова идет кругом.

Бертолд усмехнулся.

— Так согласна? На замужество и детей?

— Наверное, придется согласиться. Бог знает, к каким хитрым уловкам ты можешь прибегнуть, если я откажусь.

— И ты выбросишь таблетки, которые принимаешь?

— А ты не думаешь, что следует подождать до свадьбы?

— Нет, черт побери! Зная мою маму, на приготовления к свадьбе уйдет целая вечность. Будет настаивать на белом платье, на венчании и всем таком прочем. А я хочу от тебя ребенка, Хилда. И как можно скорее.

Она подумала, что Бертолд действительно человек действия.

— Ладно, я согласна.

Бертолд расплылся в улыбке.

— Ты моя любимая женщина.

— Да. А ты мой любимый мужчина.

— На всю жизнь, дорогая.

У Хилды защемило сердце от искренности, прозвучавшей в голосе Бертолда, и от любви, которой светились его глаза.

— А что скажет твоя мама?

— Да она с ума сойдет от счастья.

— Я просто не верю своим ушам! — вскричала Фредерика, услышав новость. — Еще неделю назад вы друг друга терпеть не могли. О, я поняла, вы делаете это ради Петл, да?

Бертолд обнял Хилду.

— Мама, — с укоризной промолвил он, — неужели ты действительно думаешь, что я могу жениться ради чего-то, а не ради настоящей любви?

— Ну… есть у меня некоторые сомнения, — не сдавалась Фредерика.

— Я люблю Хилду. А она любит меня, правда, дорогая?

— Да, безумно люблю, — подтвердила Хилда.

И все же Фредерика выглядела не такой счастливой, как они предполагали.

— А где вы будете жить? — робко поинтересовалась она.

Хилда опередила Бертолда, не дав ему раскрыть рот.

— Конечно же, здесь. Если вы не возражаете.

— Думаю, я смогу это пережить, — заявила Фредерика, пытаясь спрятать свою радость.

— Да, но смогу ли я? — пробормотал себе под нос Бертолд.

Во вторник Бертолд поехал на работу очень рано, потому что намеревался присутствовать на рабочем месте только до обеда. Петл выписывали из больницы, и он хотел сам забрать ее. Бертолд обнаружил, что сейчас ему трудно сосредоточиться на биржевых котировках и на падении цен на промышленные товары, но заставил себя сделать это. В конце концов, теперь он несет ответственность не только за себя, Хилду и Петл, а и за будущих детей.

Подумать только! Если бы не испорченный презерватив, он мог бы так и не познать радости отцовства. Не говоря уж о любви. Уму непостижимо, как он мог жить до тридцати трех лет без любви!

Хилда оказалась потрясающей женщиной. Ради семьи она согласилась пожертвовать карьерой актрисы. Без какого-либо нажима с его стороны она решила, что будет растить Петл и их будущих детей.

Но Бертолд вовсе не собирался держать ее под замком. Если Хилде когда-то захочется вернуться на сцену или на телевидение, он охотно поддержит ее. Ведь у такой красивой и эмоциональной женщины, как Хилда, вполне может появиться желание как-то реализовать свои творческие способности. Ладно, там будет видно!

Радостные мысли Бертолда нарушила Лизелотт, которая принесла утреннюю почту.

— Вам бандероль, мистер Кертис. — Секретарша положила на стол пакет. — С пометкой «лично».

— Спасибо, Лизелотт.

Нахмурившись, Бертолд уставился на пакет. Затем пожал плечами, вскрыл его и выложил содержимое на стол.

Это был ежедневник, на вид довольно новый, с цветами на обложке. К нему прилагалось письмо.

«Уважаемый мистер Кертис. Вы просили меня сообщить, если я вспомню что-то из моих разговоров с Флорой. Ничего нового я не вспомнила, но несколько дней назад я по просьбе домовладельца убирала ее квартиру к приезду новых жильцов и обнаружила под матрасом этот дневник. Думаю, вы найдете в нем необходимые сведения о том, кто настоящий отец ребенка. Ваша Пайети Селби.»

Бертолд уставился на ежедневник с таким видом, словно перед ним лежала болотная гадюка.

Сожги его! — мелькнула мысль.

Но он понимал, что не может сделать этого. Надо прочитать. Чтобы все окончательно выяснить.

Спустя полчаса, он захлопнул ежедневник и замер в оцепенении. Затем медленно поднялся, подошел к окну и устремил невидящий взгляд в пространство.

Оказывается, не я отец Петл.

Бертолд глубоко вздохнул и медленно выдохнул. Он не знал, как назвать то чувство, которое сейчас испытывал. Уныние? Отчаяние? Нет, эти слова не отражали точно его состояния. Скорее шок.

А затем шок сменился яростью. Черт бы побрал эту Флору, которая подцепила в пивной какого-то бродягу и не удосужилась узнать его имени! Это не помешало ей трахаться с ним в машине без презерватива! Господи, эта девка, должно быть, рехнулась!

Случилось это через неделю после того, как она переспала с ним, Бертолдом. Флора не описывала в своем дневнике буквально каждый день, да и имевшиеся записи не давали полную картину происходившего. Однако деталей хватало.

Имелись в дневнике ответы и на другие вопросы.

Обнаружив, что беременна, Флора поначалу решила, что отец ребенка Бернард, потому что он никогда не пользовался презервативами, но, когда Флора заявилась к Бернарду с этой новостью, он наорал на нее, объяснил, что не может иметь детей, и дал денег на аборт.

Далее из записей ясно следовало, что, по убеждению Флоры, отцом ребенка являлся незнакомец, которого она подцепила. Бертолд даже не рассматривался в качестве потенциального отца, потому что всегда предохранялся. Однако Флора писала, что желала бы, чтобы отцом ее ребенка был Бертолд. Ей очень хотелось полюбить такого порядочного мужчину, как Бертолд, а не такого негодяя, как Бернард.

Не имея возможности точно выяснить, кто отец ребенка, Флора решила, что будет воспитывать его одна. Ей было стыдно, поэтому она не стала ничего сообщать Хилде. После рождения Петл Флора впала в отчаяние и снова стала думать о Бернарде. Похоже, она действительно любила его. Флора позвонила в «Кертис лтд.», но ей сообщили, что Бернард погиб. И на этом записи в дневнике обрывались.

Бертолд попытался выбрать из всех этих беспорядочных признаний хоть один положительный факт. И остановился на том, что, по крайней мере, настоящий отец Петл никогда не появится и не заявит о своих правах на дочь.

Значит, я все равно женюсь на Хилде, после чего удочерю Петл, упрямо решил он. Пусть в биологическом смысле она, вероятно, и не моя дочь, но во всех остальных смыслах она будет моей настоящей дочерью.

От этой мысли настроение Бертолда улучшилось. Да, именно так он и сделает!

А как же быть с дневником? Показать Хилде или уничтожить? А вдруг осознание того, что я не настоящий отец Петл, повлияет на чувства Хилды ко мне?

И еще одна мысль встревожила Бертолда. Возможно, любовь Хилды к нему каким-то образом связана с ее клятвой позаботиться о ребенке лучшей подруги.

Бертолд надеялся, что это не так, однако прагматический внутренний голос настаивал, что такое возможно. Хилда очень любит Петл. И, может быть, готова на все ради счастья ребенка, готова убедить себя, что любит отца девочки. Или мужчину, которого считает его отцом…

Когда Бертолд приехал домой, чтобы забрать Хилду и отправиться вместе в больницу, она тут же почувствовала: что-то не так. Однако не спешила расспрашивать Бертолда, ждала, пока они останутся одни.

Бертолд не стал отрицать, что возникла проблема, а затем как-то неохотно протянул Хилде дневник.

— Это дневник Флоры, — пояснил он.

— Но Флора никогда не вела дневника!

— Похоже, начала в прошлом году.

— Как он к тебе попал?

— Помнишь уик-энд, когда я пытался выяснить, кто настоящий отец Петл?

Хилда кивнула. Она была не в силах ни отвести взгляда от дневника, ни открыть его. Волнение Бертолда передалось и ей.

— В субботу я поехал в Уайтчепел и расспросил Пайети, а потом оставил ей визитную карточку, на тот случай, если она что-то вспомнит. Вот она и прислала этот дневник мне по почте. Нашла его в квартире Флоры, под матрасом. Пайети убиралась там по просьбе домовладельца.

Хилда сглотнула слюну.

— Там есть… что-то такое, что мне не понравится?

— Зависит от того, как на это посмотреть.

— Что ты хочешь сказать?

— Просто прочти его. А потом мы поговорим.

И Хилда прочитала дневник. Сначала она ужасно разозлилась на Флору, а потом сильно опечалилась.

— О, Бертолд, — промолвила она дрожащим голосом, — ты, наверное, чувствуешь себя отвратительно.

Улыбка у Бертолда получилась грустной.

— По крайней мере, тебя, похоже, волнуют мои чувства.

— Конечно, волнуют. А как же иначе?

— А я уж подумал, что ты разлюбишь меня, когда узнаешь, что я не отец Петл.

— Бертолд, это же глупо! Моя любовь к тебе почти не имеет никакого отношения к Петл, и я полюбила тебя уж никак не ради нее. А знаешь, я то же самое могу сказать и о тебе. Возможно, твоя любовь ко мне связана с твоей любовью к Петл. И, может быть, теперь, когда ты знаешь, что не являешься ее отцом, ты уже больше не любишь Петл. Да и меня заодно.

— Но это неправда! Боже мой, не говори так!

— Тогда и ты не говори! Это оскорбляет мою любовь к тебе!

— Да, ты права. Прости меня. Я, наверное, рехнулся, когда получил этот чертов дневник. Никогда не чувствовал себя таким опустошенным и расстроенным. Но это не значит, что я перестал любить Петл. Я по-прежнему люблю ее! И мне кажется, что нам ни в коем случае не надо менять наши планы. Я остаюсь ее отцом во всех смыслах. А после того, как мы поженимся, я смогу удочерить ее. Ты согласна?

От избытка чувств у Хилды защемило сердце.

— Конечно, согласна. Ты будешь замечательным отцом.

— Уж я постараюсь.

— Бертолд… а ты подумал о том, что скажешь матери?

— Конечно. К сожалению… она должна знать всю правду.

— Она так любит Петл.

— Очень любит. И вполне естественно, что она расстроится. — Бертолд вздохнул. — Бедная мама. Она была так уверена.

— Да.

— Что ж… жизнь иногда преподносит и неприятные сюрпризы.

К больнице они подъехали в полном молчании и только, увидев Петл, воспрянули духом. К тому времени, когда вернулись домой, Хилда с радостью заметила, что подавленное настроение Бертолда улетучилось, однако глаза его все еще были немного грустными.

Наблюдая за тем, как бережно Бертолд доставал из машины ребенка, она подумала, что жизнь несправедлива. Именно Бертолд заслуживает право быть отцом Петл, а не какой-то пьяный шалопай.

Когда Фредерика вышла встречать их, все радостно улыбались. Бертолд бросил на Хилду многозначительный взгляд, как бы предупреждая: не сейчас. Она согласно кивнула, радуясь тому, что оставила дневник Флоры в машине.

Фредерика забрала ребенка у Бертолда. Глаза ее светились счастьем, когда она разглядывала личико Петл.

— Пока вас не было, звонил доктор Фарман, — сообщила Фредерика, продолжая лучезарно улыбаться. — Он позвонил в лабораторию и попросил их поторопиться с анализом, поскольку Петл заболела, а ему срочно требовалось подтверждение того, что Бертолд отец Петл. Так что результаты уже готовы.

— Сейчас уложим Петл, и я съезжу за ними, — сказал Бертолд деревянным голосом, и у Хилды сжалось сердце. — Мама, но прежде я хотел…

— Господи, да зачем тебе ездить за ними! Доктор Фарман мне все рассказал по телефону. Как жаль… — глядя на сына, Фредерика покачала головой, — жаль, что я не азартный человек, а то заключила бы пари и выиграла кучу денег.

Хилда затаила дыхание, а Бертолд превратился в статую.

— Эй, да что вы оба застыли? — встревожилась Фредерика. — Разве мы не были на девяносто девять процентов уверены в результате? Особенно после того, что рассказала мне Алексис. Конечно же, мы были уверены! И не будь ты, Бертолд, таким упрямым, я в самый первый день продемонстрировала бы тебе, как много Петл унаследовала от тебя. У нее даже есть родимое пятно Кертисов! Но вы, мужчины, всегда думаете, что знаете абсолютно все.

Бертолд не знал: то ли растерзать мать, то ли расцеловать.

— Какое родимое пятно?

— За ушком. Такие пятна есть у тебя и у Питера. И у твоего отца было.

— Разве?

— Конечно. Ты что, никогда не замечал?

— Я не могу видеть то, что у меня за ухом. И Питера я не осматривал.

— Вот оно, здесь. Поверь мне. Ведь матери моют маленьких мальчиков, а уши особенно.

Не в силах больше сдерживаться, Бертолд радостно засмеялся. Он посмотрел на Хилду, но она не смеялась, а плакала. Плакала от счастья.

Фредерика в недоумении переводила взгляд с одного на другого.

— Петл, дорогая, надо нести тебя в дом, а то твои родители временно лишились разума. Можно подумать, они только что получили известие о том, что выиграли в лотерею.

— Это гораздо лучше, чем выигрыш в лотерею, не правда ли, дорогая? — Бертолд обнял Хилду за плечи.

— Да это просто чудо! — всхлипнула она.

— Верно, — согласился Бертолд, — настоящее чудо. И это напоминает мне о том…

— О чем?

— Что завтра с утра я собирался в Кентербери, испросить разрешение на брак у епископа Кентерберийского. Составишь мне компанию?

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18