Сказка о невероятных приключениях девочки Маши и маленького доледникового Динозаврика [Денис Леонидович Коваленко] (fb2) читать онлайн

Денис Коваленко Сказка о невероятных приключениях девочки Маши и маленького доледникового Динозаврика

Вместо предисловия

В одном городе, скажем, в Липецке, на улице Папина, живёт маленькая девочка, зовут девочку Маша. Нет, Маша росла совершенно нормальной девочкой и была вполне нормального роста, и среди своих ровесниц ни как не выделялась. И если бы вы её встретили и сказали: «Какая хорошенькая маленькая девочка», Маша вам обязательно бы возразила: «Я не маленькая, мне уже четыре года». Но, как и все девочки (в любом возрасте) Маша называла себя большой, когда ей хотелось, что-нибудь сделать самой, например, помочь маме сварить суп или помочь брату отремонтировать велосипед, – тогда Маша говорила, что она большая и вполне может сама отремонтировать велосипед. А если Машу рано утром будили, чтобы отвести её в Детский садик, она сонно говорила: «Я ещё маленькая, мне всего четыре годика, а маленьким нужно ещё поспать, чтобы получше подрасти», – словом, Маша, когда ей нужно было сделать что-нибудь очень нужное, говорила, что она большая и ей уже четыре года, а если ненужное – говорила, что она маленькая и ей всего четыре годика.

Поэтому скажем так: в городе Липецке, на улице Папина живёт очень хорошенькая и красивая девочка, по имени Маша. А вот тут Маша (как самая настоящая девочка) совершенно с вами согласится. Потому что нет на всём белом свете ни одной девочки, которой было бы четыре годика, и она не была бы хорошенькой, красивой и умной, – такой девочки просто не существует в природе. Это подтвердит каждая мама, а уж тем более папа – потому что она вся в него. Спросите у любого папы: «в кого ваша доченька такая красива и умная?», и любой папа сразу ответит: «В меня», – и посмотрит на задавшего такой нелепый вопрос с искренним удивлением.

Итак, Маша росла хорошенькой, красивой и умной девочкой – конечно, вся в папу. Мама девочки Маши, часто так и говорила. К примеру, Маша утром проснулась, и, засмотревшись на солнечный лучик, так затейливо упавший на дверь платяного шкафа, совершенно забыла заправить свою кроватку, и, не заправив, побежала на кухню посмотреть, есть ли в холодильнике что-нибудь вкусненькое. «Ты вся в папу», – говорила мама и отправляла Машу заправлять свою постельку, а потом чистить зубки. Или Маша выбежала гулять во двор, а шарфик не повязала. «Ты вся в папу», – вздыхала мама, возвращалась домой, брала шарфик и повязывала его основательно на Машину шею и закрывала грудь, чтобы Маша вдруг не простудилась. Так что можно было с уверенностью сказать, что Маша была «вся в папу». Конечно, когда мама ходила с Машей в церковь, а мама девочки Маши, как и многие мамы очень любила ходить в два места – это в церковь и в магазин. Так вот, когда мама и Маша в белых платочках заходили в церковь, то все мамины знакомые говорили: «Какая хорошенькая у тебя девочка – вся в тебя», – и здесь мама не спорила, а соглашалась: да, вся в меня.

Словом, Маша, как и все девочки, была и в папу и в маму – зависело от обстоятельств, в которых оказывалась Маша.

Да, нужно обязательно сказать, что Маша у папы и мамы была не одна. И здесь Маше очень повезло, потому что у неё было два старших брата, которые были все в папу и во всём слушались маму: пятиклассник Тёма и третьеклассник Герман.

Маша жила совершенно обыкновенной жизнью: она просыпалась, когда папа уже уходил на работу, заправляла свою постельку, чистила зубки, завтракала вместе с мамой и братьями. Потом мама отводила Машу в Детский садик, а братья шли в школу. Потом мама забирала Машу из Детского садика, – всё было как у всех. Необыкновенное наступало, когда Маша выходила гулять: и не важно – выходила она гулять с папой во двор или с мамой – по магазинам, или всей семьёй на пикник.

Об одной такой необыкновенной истории и пойдёт речь в этой самой правдивой сказке:

Сказке о невероятных приключениях Маши и маленького доледникового Динозаврика.

Кто-нибудь не поверит, и скажет, что Маша, всё это нафантазировала, и ничего подобного с ней не происходило. И что вообще маленькие девочки склонны ко всяким таким выдумкам, особенно, когда они во что-нибудь играют, и очень просто смешивают игру и реальность.

Иначе, почему только одна Маша увидела китов в речке Дон, когда на пикник она приехала вместе с папой, мамой и братьями? А почему Тёма и Герман их не увидели? И откуда вообще киты появились в речке, когда они живут в океане? И все эти говорящие птицы, которые жили во дворе дома, где жила Маша – почему одна Маша понимала их и разговаривала с ними? И вся эта умопомрачительная история с заточением динозавров в Детском садике? Но мы слишком забежали вперед.

Не будем же разубеждать нашего многоуважаемого и строгого читателя. Заметим лишь, что история эта страшно увлекательная и даже опасная, но сразу предупредим, что закончится она, как и положено самой правдивой сказке, хорошо.

Глава первая

в которой Маша познакомилась с Китёнком и его папой, Белым китом

Как-то раз Маша захотела поймать кита, ей иногда хотелось поймать какого-нибудь Белого кита или хотя бы Тигровую акулу. Она много раз видела на картинках разных китов и акул, и была уверена, что поймать их даже очень ничего сложного, просто нужно ловить их в рыбных местах, а таких мест (и Маша это знала точно) в их дворе не было, а были они только на речках или в океанах. И значит, чтобы поймать кита, нужно обязательно поехать или на океан или, хотя бы, на речку.

Так вот, в один прекрасный выходной день, папа предложил всей семьёй съездить на пикник, на речку Дон.

Маша знала, что речка Дон – быстрая, глубокая и большая речка, и если нужно поймать большого Белого кита, лучшего места, чем речка Дон, просто не найти. И Маша страшно обрадовалась, когда мама согласилась всей семьёй поехать на пикник.

Когда мама вместе с Тёмой и Германом расстилали покрывало и готовили всё для пикника, Маша с папой отправились на берег речки Дон.

На берегу росло много высокой травы, и именно на такую траву, в этот прекрасный выходной день, Маша чуть-чуть не поймала самого настоящего Китёнка.

Было это так.

Трава для ловли китов росла у самого берега. Это была самая подходящая трава – длинная и плоская. Маша выбрала самую длинную травинку, стала на камушек, забросила «удочку» в реку, и стала терпеливо ждать, когда кит клюнет. Но киты не клевали. Они спокойно плавали у самого берега и пускали мыльные пузыри. Конечно, это было красиво и весело. Но Маше очень хотелось, чтобы хотя бы один кит подплыл и клюнул.

Маша знала, что киты, как и остальные рыбки не будут клевать просто так, а будут клевать только на мушек или червячков. А уговорить мушку, чтобы она сама села на травинку и ждала, пока её клюнет кит – нет – ни одна мушка на такое не согласится.

А киты прыгали и плескались и пускали мыльные пузыри, и самые красивые пузыри пускал самый большой Белый кит.

Маша собиралась уже сойти с камушка и заняться чем-нибудь другим, например, построить домик из песка или пойти собрать цветы для мамы – потому что даже у самой терпеливой девочки со временем терпение заканчивается – как вдруг кто-то клюнул. Маша отвлеклась на красивых белых бабочек, которые вылетели из травы, и не заметила, как один маленький любопытный Китёнок подплыл к берегу и осторожно клюнул самый кончик травинки, которую терпеливо держала Маша.

Маша знала, что когда рыбка клюнет, её надо подсечь, подставить сачок, чтобы рыбка не сорвалась, а потом положить рыбку в ведерко с водой. Но Китёнок оказался таким милым, что подсекать его Маше совершенно не захотелось. И Маша села на корточки, протянула руку и просто погладила милого Китёнка. А Китёнок от удовольствия фыркнул и пустил маленький фонтанчик мыльных пузырей.

– А большой Белый кит, это твой папа? – спросила Маша Китёнка. Маша была умной девочкой и знала, что китята не умеют говорить, но это не значит, что они ничего не понимают. И Китёнок кивнул, как кивают киты – всем телом, хлопнув по воде хвостом.

– А твой папа не будет ругаться, что ты без спросу, один, подплыл к незнакомому человеку и клюнул? А если бы я тебя подсекла и бросила в ведерко? – серьезно спросила у Китёнка Маша, спросила тем же тоном, каким спрашивала мама, когда говорила с Машей на серьезные темы.

И Китёнок снова кивнул, но кивнул по-другому, так, как если бы хотел, чтобы Маша поняла, что папа внимательно за ним смотрит, и не надо спрашивать разрешения. И правда, когда Маша посмотрела на Белого кита, она увидела, что он не пускает мыльных пузырей, а внимательно смотрит на своего Китёнка и на девочку, с которой тот беседует – точь-в-точь, как если бы за Машей смотрел её папа, когда Маша решила бы побеседовать с каким-нибудь незнакомым котёнком или щенком.

– А ты можешь попросить своего папу, – вдруг с надеждой попросила Маша, – чтобы он тоже подплыл и тоже клюнул. Я не буду его подсекать и бросать в ведерко – ни в коем случае! – честно сказала Маша, – мне только очень хочется поймать белого кита. Хотя бы понарошку, не по-настоящему.

И Китёнок еще раз кивнул, но так, что Маша поняла – Белый кит, ни за что не согласится клюнуть, даже ради такой умной и доброй девочки, как Маша.

– Но тогда попроси своего папу, чтобы он для меня пустил самый большой и самый красивый фонтан мыльных пузырей.

И Китёнок кивнул так, что Маша поняла, что она сейчас увидит самый большой и самый красивый фонтан, какой только может пустить кит.

Когда Китёнок вернулся к своему папе и передал ему просьбу Маши, Маша заметила, как Белый кит улыбнулся.

И над водой в небо поднялся разноцветный фонтан из больших красивых мыльных пузырей.

– Маша! – услышала Маша голос Германа, – пойдём, поиграем в мяч!

– Пока, – сказала Маша Китёнку и побежала играть с братьями в мяч.

Маша, как настоящая девочка знала, что ни один мальчик, даже если он её родной брат, не поверит, что она только что чуть не поймала кита, и потому не стала никому ничего рассказывать.

***

Неудивительно, что если произошла одна необыкновенная история, то не произойдет и другая необыкновенная история. Наоборот, весь секрет всех необыкновенных историй, что они происходят одна за другой, и каждая следующая история обязательно необыкновеннее предыдущей.

Только Маша наигралась с братьями в мяч и вместе со всеми очень вкусно и полезно пообедала, Маша решила полепить куличики из речного песка. И взяв ведёрко и совочек, побежала обратно к берегу речки Дон. Киты уплыли, видимо они уже нагулялись в речке и вернулись домой, в океан.

Конечно, жалко, что они так скоро уплыли, но Маша прекрасно понимала, что любая прогулка рано или поздно заканчивается и нужно возвращаться домой. А так как Маша вместе с папой, мамой и братьями ещё не нагулялись: мама ещё не назагаралась под ласковым сентябрьским солнышком, братья не наигрались в мяч и рыцарей (Машины братья очень любили играть во всяких рыцарей, викингов и нинзей), а папа не наговорился по своему телефону (папа, где бы он ни был всегда с кем-то постоянно разговаривал по телефону, и всегда по работе), Маша решила полепить куличики, и может быть слепить какой-нибудь волшебный замок из песка. И когда Маша уже почти спустилась к речке, она встретила настоящую принцессу.

Глава вторая

в которой Маша встретила Настоящую Принцессу

Стоит заметить, что перед сном Маша очень любила слушать сказки о принцессах, и мечтала встретить настоящую принцессу и поговорить с ней.

И вот сейчас, когда она спускалась к речке, Маша увидела её – Настоящую Принцессу. Она выглядела точно так, как рассказывал папа. На ней было голубое, шитое золотом, платье, в голубые волосы была заплетена золотая лента, сверху возвышалась усыпанная бриллиантами корона, а на ножках были голубые с золотыми узорами туфельки. Как и положено, за принцессой, следовала её свита: фрейлина, с зонтиком от солнца, и пудель с бантами на шее, чёлке и хвосте.

– Здравствуй, Принцесса! Как тебя зовут? Меня – Маша, – поравнявшись с принцессой, вежливо поздоровалась Маша.

Но принцесса оказалась заколдованной. Она, даже не взглянув на Машу, прошла мимо.

– А вы, извините, королевский пудель? – обратилась тогда Маша к пуделю.

– Да, – гордо кивнул пудель, – я большой королевский пудель Элтон, а это моя повелительница, несравненная принцесса Лиза. И потому ты должна отойти в сторону, сделать реверанс, и прикрыть глаза, чтобы не ослепнуть от сияния, которое исходит от принцессы Лизы.

Сама принцесса Лиза продолжала оставаться безмолвной.

– Мой папа говорит, что я – принцесса, – вежливо, отвечала королевскому пуделю Маша.

Принцесса Лиза страшно удивилась, и уже с любопытством смотрела на Машу.

– А почему тогда на тебе нет голубого шитого золотом платья и голубых вышитых золотом туфелек? – спросил королевский пудель. – И где твоя золотая корона?

– Дома оставила, сегодня жарко, – невозмутимо ответила Маша.

– А сколько у тебя корон? – вдруг расколдовалась и оживилась принцесса Лиза.

– Пять или шесть, – тем же тоном отвечала Маша. Хотя Маша и была самой правдивой девочкой в мире, но это не значит, что она не могла себе позволить придумать пять или шесть каких-то золотых корон.

– А у меня только четыре, – и принцесса Лиза готова была зарыдать.

– А зачем тебе столько? – спросила Маша.

– Потому что я принце-е-есса-а! – не выдержала и разрыдалась принцесса Лиза, – у принцессы должно быть много туфелек, бантиков, платьев и корон, – сквозь слезы жаловалась принцесса Лиза, – а у меня их только четыре-е-е. А у тебя – целых пять или шесть. Ты даже не п-о-омнишь.

– А сколько у тебя лопаток и ведёрок? – спросила принцессу Лизу Маша.

– Ни одной, – удивилась и перестала плакать принцесса Лиза.

– А чем же ты играешь в песочнице?

– Ничем, – растерялась настоящая принцесса. – А что такое песочница?

– Ну, это где можно лепить из песка куличики и строить замки, – сказала Маша и спросила, – а с коронами ты что делаешь?

– Ношу, – удивилась принцесса Лиза.

– И всё? – спросила Маша.

– А ты? – спросила принцесса Лиза.

– На кукол надеваю, – ответила Маша, – иногда на бабушкиного кота Кузю. Но ему это совершенно не нравится.

– А у тебя есть золотые куклы?! – поразилась принцесса Лиза.

– Да, – отвечала Маша. Вообще, Маша была самой настоящей девочкой, а настоящей девочке было совершенно всё равно какие у неё куклы – золотые или тряпичные. Когда ей было надо, её куклы становились золотыми, а когда надо – оставались тряпичными.

Услышав это, принцесса Лиза чуть не лишилась чувств, и если бы не её верный пудель, она свалилась бы прямо на траву.

Видя, как Маша невозмутимо разговаривает с принцессой, королевский пудель решил, что Маша тоже принцесса, и потому он сразу разучился говорить, и только стоял, вежливо поскуливал и повиливал остриженным хвостиком.

Сама принцесса Лиза, когда чувства вернулись к ней, ласково смотрела на девочку, у которой было пять или шесть золотых корон, золотые куклы и бессчетное количество лопаток и ведёрок (без сомнения золотых), которыми она лепила из песка куличики и строила замки.

– А ты научишь меня лепить куличики? – попросила Машу принцесса.

– Я даже дам тебе лопатку и ведёрко, – отвечала Маша, – я взяла с собой целый пакет лопаток и ведёрок.

– Какая ты хорошая девочка, – и принцесса снова чуть не заплакала, но уже от радости.

– Держись, – Маша протянула принцессе руку, – и мы пойдем с тобой играть на берегу реки – там очень хороший мокрый песок. А с кем ты гуляешь? С мамой?

– Нет, – отвечала принцесса, – за мной идёт моя фрейлина-гувернантка.

– А-а, – поняла Маша, – твоя мама сейчас дома и готовит обед.

– Нет, – призналась принцесса, – моя мама – королева, она живёт в своем собственном дворце, у неё много важных дел, и ей некогда готовить обед.

– Тебе обеды готовит бабушка?

– Нет, – отвечала принцесса, – бабушка тоже королева; у неё свой дворец, и она принимает меня лишь в особые дни, когда у неё день рождения.

– Ты живёшь с одним папой, и он сам готовит тебе обед? – удивилась Маша.

– Нет, – призналась принцесса, – мой папа король, у него своё королевство, и сейчас моя гувернантка увезёт меня в папино королевство в гости.

– А кто же тебе читает сказки, твоя гувернантка? – спросила Маша.

– Мне никогда не читают сказок, – призналась принцесса. Моя мама-королева, говорит, что просто читать сказки – значит бессмысленно тратить время. Я изучаю иностранные языки, философию, астрономию, математику, играю на фортепиано, а ещё – танцы, рисование. Потом…

– Какая ты бедная и несчастная принцесса, – пожалела принцессу Маша, так и не дослушав, что потом. – А ты видела китов? Они весёлые, милые, плавают в речке Дон, и умеют пускать мыльные пузыри.

– В моём золотом бассейне есть золотые киты, но они не умеют пускать мыльные пузыри, они пускают только теплую воду, – призналась принцесса. – А ты мне покажешь своих золотых кукол? – спросила она Машу.

– Я их тебе подарю, – ответила Маша. – Моя мама мне сделает новых кукол.

– Твоя мама может делать золотые куклы? – обомлела принцесса Лиза.

– Конечно, – удивилась Маша. – Папа всегда говорит, что у мамы золотые руки. Так что я подарю тебе своих кукол. Потому что мне тебя очень жалко.

– Почему тебе меня жалко? Потому что у меня только четыре короны, а у тебя пять или шесть? – принцесса снова приготовилась заплакать.

– Нет, просто… – но Маша не договорила, что значит это «просто», потому, что принцессу позвала её гувернантка.

– Елизавета Аркадиевна, нам пора ехать!

– Нам пора ехать, – огорченно вздохнула принцесса Лиза. – Но ты вышлешь мне своих золотых кукол по почте? Ты же мне обещала?

– Конечно, вышлю, – согласилась Маша. Ей так жалко стало эту несчастную принцессу, что она готова была подарить ей все свои игрушки. – А как же киты, которые пускают мыльные пузыри… и куличики из песка, – уже вслед принцессе, сказала Маша.

– Ты вышли мне их тоже по почте, вместе с золотыми куклами! – отвечала принцесса Лиза.

– А разве можно их выслать по почте? – и Маша, наверное, в первый раз в своей жизни, так удивилась, что не знала, что ответить.

– Нет, это какая-то неправильная принцесса, – подумала Маша, – и побежала к папе, который всё это время с кем-то разговаривал по телефону, к маме, которая загорала на мягком сентябрьском солнышке, и к братьям, которые отчаянно дубасили воображаемых врагов палками-мечами. И все они: и папа, и мама, и братья, даже представить себе не могли, с кем только что разговаривала Маша.

Когда все хорошенько отдохнули, и всем захотелось домой, уже сидя в машине и глядя в окно на удаляющуюся и превращающуюся из большой реки в маленький ручеёк речку Дон, Маша ни к кому конкретно не обращаясь, сказала чуть слышно:

– Какой это был удивительный день.

А когда вернулись домой, и папа, как всегда, стал читать Маше перед сном сказки о принцессах, принцах, королях и драконах, Маша подумала, что как хорошо, что она не настоящая принцесса, а обыкновенная девочка. И ей не нужно вместе с фрейлиной-гувернанткой ездить к папе и к маме в гости, и учить какую-то философию. Куда лучше жить вместе с папой и мамой, и слушать перед сном удивительные сказки, – думая так, Маша не заметила, как заснула.

Глава третья

в которой Маша познакомилась с Человечком-Ящеркой

На следующий день, когда мама забрала Машу из Детского садика, не заходя домой, Маша вместе с мамой пошли гулять по магазинам.

Маша знала, что для девочек магазин – самое важное и самое главное место, куда главнее музея и даже зоопарка, и потому входила в магазин всегда с самым серьезным видом.

Когда невероятные истории приключались с Машей на берегу речки Дон или во дворе (о которых рассказ впереди), Маша этому ни сколько не удивлялась. Но Маша и представить себе не могла, что и в таком серьёзном месте как магазин, может приключиться невероятная история. И вот какая.

Для прогулки мама всегда выбирала самые большие магазины, куда пускали только с большими тележками на колесиках. Даже если мама говорила, что она идет в магазин «только за хлебом», тележка сама подкатывалась к маминым рукам, и вела маму не к полкам, где лежали хлеб и булки, а водила маму по всему магазину. Маша сразу поняла, что тележки эти не простые, а волшебные. И кто-то управляет этими тележками (его никто не видит, но он видит всех), и каждому, кто входит в магазин, подгоняет волшебную тележку.

В этот день, как и во все остальные дни, как только Маша вместе с мамой вошла в магазин, тележка тут же подкатилась к маме, и повела маму в бесконечную и пёструю глубину магазина.

Маша не могла не заметить, что у мамы был точно такой же зачарованный вид, какой был у самой Маши, когда она, держась за папину руку, входила в лабиринт приезжавшего в город террариума: узкий проход, а слева и справа витрины, из глубины которых на Машу смотрели разноцветные змеи, лягушки и ящерицы.

– Привет, Маша!

Маша чуть вздрогнула, и даже испугалась, но совсем чуть-чуть, когда увидела на краю тележки маленького человечка, разноцветного и похожего на ящерку. Элегантно подобрав торчавший из-под пиджачка хвостик, Человечек-Ящерка в приветствии поклонился, и, закинув ногу на ногу, уселся на край тележки, не выпуская из рук своего разноцветного хвостика, кокетливо им покручивая, точно в такт музыки.

– Здравствуйте, – ответила на приветствие Маша, и посмотрела на маму, которая совершенно не замечала никакого Человечка-Ящерку, так бесцеремонно сидевшего на её тележке, а всё смотрела на полки, где пёстрыми рядами стояла всякая всячина. Время от времени мама протягивала к полкам руку, брала какую-нибудь коробку или пачку и не глядя, опускала её в тележку.

Каждую брошенную в тележку всячину Человечек-Ящерка провожал оценивающим взглядом, и всякий раз этот взгляд точно говорил: «и зачем это надо?»

– Какая-то ерунда, – наконец произнёс Человечек-Ящерка, когда в тележку к курице, макаронам и колбасе, упали две упаковки с рисом. – Разве за этим мы пришли в это чудесное место? – сказав это, Человечек-Ящерка, даже не привстав, быстро протянул свою лапку, и в тележке оказались две коробки с кукурузными хлопьями, две пачки чипсов и большая бутылка кока-колы.

– Вот это – то, что нам надо! – вслух повторила за Человечком-Ящеркой Маша и сама поразилась сказанному, потому что она совершенно не собиралась этого говорить!

– Это не я! – глядя то на чипсы, то на маму, воскликнула Маша.

– Маша, – мама и тележка остановились, – я разве тебе не говорила, что всё, что ты положила в тележку – вредно для маленьких девочек, – мама с осуждением смотрела на Машу. – И когда ты успела всего этого набрать? – и правда, чипсы были через три стеллажа от круп, где остановилась мама и её тележка.

– Мама, это не я! – искренне повторила Маша.

– А кто? – и мама с укоризной посмотрела на Машу, – маленький человечек-ящерка?

– Да! – радостно воскликнула Маша, – мама, ты тоже его видишь? Мама, конечно, это он! Я никогда не положила бы ничего без спросу.

– Ты вся в папу, – расстроено сказала мама, – он тоже никогда ни в чем не виноват. Машенька, надо признавать свою неправоту, – назидательно произнесла мама, погладила Машу по волосам, и, решив, что вопрос решён, тронулась вслед за волшебной тележкой, на краю которой сидел Человечек-Ящерка и просто покатывался со смеху, даже чуть с тележки не свалился.

– Какой вредный человечек, – обиженно глядя на смеющегося Человечка-Ящерку, сказала Маша.

– Отнюдь, – и Человечек-Ящерка приосанился, – я даже очень полезный. Вот смотри, – и в тележке вдруг оказалось любимое Машино мороженое, это мороженое мама покупала Маше только в особенных случаях. И лежало оно в тележке совсем незаметно, между курицей и колбасой.

– И кто придумал, что чипсы и кукурузные хлопья – это вредно? – как только Человечек-Ящерка это сказал, чипсы и кукурузные хлопья снова оказались в тележке. Но мама совершенно этого не заметила, она пыталась прочесть, что было написано на банке с томатной пастой. Вообще, попадая в магазин, мама совершенно обо всём забывала, она только и делала, что смотрела на стеллажи, или пыталась прочесть, что написано на баночках, пачечках и коробочках. И Маша, хотя и была умной девочкой, никак не могла понять, зачем нужно читать какие-то маленькие буковки, когда на каждой коробочке или баночке есть яркий и понятный рисунок. Наверное, там написано что-то очень интересное, раз мама читает с таким интересом.

– Ничего интересного, – и Человечек-Ящерка в подтверждение зевнул, и подмигнув, подбросил в тележку две коробочки с соком, на которых были нарисованы веселые динозаврики и апельсины.

– Как?! – удивилась мама, когда увидела в тележке мороженое и сок.

– Это, правда, не я! – честно возмутилась Маша.

– Ну, ладно, – вдруг смягчилась мама, – я давно не покупала тебе ничего вкусненького. Только скажи, когда ты успела все это положить?

– Это, правда, не я, – и Маша даже остановилась, до того ей стало обидно. Она хотела сесть на пол, как поступают в таких случаях некоторые непослушные девочки, и зареветь. Но Маша не зря считалась послушной девочкой, потому она просто остановилась, и завела руки за спину.

– Ну, хорошо-хорошо, – совсем смягчилась мама, потому что она больше всего на свете любила свою девочку Машу, – но купим мы только мороженое, а всё остальное вернем на полки, хорошо?

Маша сразу перестала обижаться и радостно закивала. Тем более что мама вдруг сама удивилась, откуда в тележке появилось столько коробок с рисом и макаронами, и сыр, и колбаса, когда она, казалось, половины из этого не брала.

– И когда я успела положить эту упаковку творога? Дома же есть творог. Или кончился? А зачем я положила копченую колбасу? – удивлялась мама, выкладывая на кассе батон копчёной колбасы. У нас же никто не ест копчёную колбасу. И зачем столько рыбных консервов, когда дома их полно? – всё удивлялась сама на себя мама, выкладывая банки с консервами на ленту. – И опять сыр, – мама совсем растерялась.

– Сегодня скидки на сыр, копчёную колбасу и рыбные консервы, – громко, слово в слово повторяя за Человечком-Ящеркой, сказала Маша.

– Ну, ладно, пока! – и, махнув лапкой, Человечек-Ящерка, прыгнул в пустую тележку, которая вела за собой в магазин какую-то важного вида тётю и не менее важного вида мальчика.

***

Вечером, когда Маша, вместе с папой, вышла во двор, она вспомнила про Человечка-Ящерку и спросила:

– Папа, а ты когда гулял с мамой по магазинам, ты видел Человечка-Ящерку?

Папа задумался, но почему-то ничего не ответил.

Наверное, видел, – подумала Маша, и сама приняла задумчивый и серьезный вид.

Но тут с Машей произошла такая невероятная история, что Маша не то, что о Человечке-Ящерке, она обо всё забыла, потому что увидела заколдованную девочку.

И было это так.

Глава четвертая

в которой рассказывается, как Маша очутилась в волшебной шкатулке

Когда Маша подошла к детской площадке она увидела заколдованную девочку. Девочка определенно была заколдована, – Маша поняла это сразу, как только её увидела. Все девочки и мальчики играли в песочнице, лазили по детскому городку, шумели и веселились, и только одна эта девочка сидела на скамейке и молчала. Можно было подумать, что девочка больна, но, во-первых, девочки, которые болеют, не гуляют на улице, а лежат дома в кроватке, смотрят мультики и пьют сладкий чай с медом, а во-вторых… Во-вторых, девочка казалась совершенно ненастоящей. Нет, выглядела она, как и все девочки: она дышала, моргала глазами, чесала носик и поправляла волосы, если нос чесался, а волосы мешали. Но вид у неё был самый заколдованный. В руках девочка держала красивую шкатулку, и очень внимательно в неё смотрела.

Наверное, всё дело в этой шкатулке, – решила Маша. И не ошиблась.

Мимо скамейки, держась за мамину руку, к песочнице шла ещё одна девочка. Но как только она поравнялась с заколдованной девочкой, так сразу остановилась, затопала ножками, вырвала ручку из маминой руки, и, забравшись на скамейку, заглянула в волшебную шкатулку. И сразу заколдовалась. И ещё одна девочка, которая тоже шла в песочницу, затопала ножками, заупрямилась, и, взобравшись на скамейку, уставилась в шкатулку.

Маша сразу поняла, что внутри этой шкатулки есть что-то очень интересное, что-то, что заставляет маленьких девочек топать ногами и упрямиться, и вместо того, чтобы играть в песочнице, замерев, сидеть на скамейке.

Маша, как любознательная девочка, решила разгадать эту волшебную загадку. И отложив лопатку и ведерко, она подошла к заколдованным девочкам.

Шкатулка, на первый взгляд, была самая обыкновенная, но как только Маша подошла поближе и заглянула в неё…

Маша почувствовала, будто она стала невесомой. Она легко, как пушинка поднялась в воздух, и влетела в волшебную шкатулку, точно её туда затянуло.

– Уф! – только и успела выдохнуть Маша и сильно зажмурилась. Когда она раскрыла глаза… Как же вокруг было красиво! Яркое солнце, высокие горы, много прекрасных цветов! Бабочки, стрекозы!

– Поймай меня! – кто-то тронул Машу за плечо. Маша оглянулась. Маленькая озорная феечка в голубом платьице покачивалась над Машей, трепеща разноцветными прозрачными крылышками. – Догоняй! – и ещё раз тронув Машу за плечо, феечка отлетела на два Машиных шага.

И Маша бросилась за феечкой. Она поймала её быстро.

– Ой! – вскрикнула феечка и растаяла, а в Машиных ладонях оказалось аппетитное яблочко.

– Поймай меня! – Маша оглянулась. За её спиной кружилась в воздухе точно такая же феечка. Маша поймала и её. И снова вместо феечки, в её ладошках оказалось ещё одно яблочко.

– Держи! – кто-то протянул Маше красивую корзинку, – бросай яблочки в неё! – крикнул кто-то, – соберёшь десять яблочек, и я отнесу тебя к морю! Ты была на море?

– Нет, – удивлённо отвечала Маша.

– Тогда вперёд! – ответил кто-то.

И сразу три озорных разноцветных феечки окружили Машу.

Маша поймала всех, и все яблочки, в которые превращались феечки, бросала в корзинку.

Это было так увлекательно – ловить феечек и складывать яблочки в корзинку, – что Маша не заметила, как оказалась на берегу синего моря.

– Поймай меня! – над морем подпрыгнула золотая рыбка, а в свободной руке Маши оказался сачок.

Уф! – как же это было интересно! – быстро-быстро бегала Маша по берегу и только успевала ловить сачком разноцветных рыбок. И каждая пойманная рыбка превращалась в какой-нибудь фрукт. И этот фрукт падал в корзинку. Но корзинка, нисколько не тяжелела, она оставалась такой же лёгкой, как если бы в ней ничего не было!

– Маша! Маша! – раздалось где-то вверху. – Маша! – кто-то тронул её за плечо. Маша подняла голову и… увидела над собой своего папу, который стоял и смотрел на свою девочку Машу.

А где же феечки, рыбки и яблочки?

– Маша, пойдем играть, – позвал папа, и взял Машу за руку.

– Я не хочу, – не веря своим словам, не слыша своего голоса, грубо, как никогда, отмахнулась Маша от папиной руки. – Я не хочу! – она вдруг спрыгнула со скамейки, и затопала ногами, точь-в-точь, как топали ногами заколдованные девочки.

– Ой! – вдруг поняла Маша, – меня заколдовали! – и, поняв это, она крепко схватилась за папину руку.

Папа поднял Машу высоко над головой, посадил себе на плечи, донёс до песочницы, и поставил туда, где лежали её лопатка и ведёрко.

– Смотри, – и папа показал Маше замок из песка, который он для неё построил. – А я тебя зову-зову, – говорил папа Маше, а ты не слышишь. Правда, красивый замок?

И Маша облегчённо кивнула.

Невольно она оглянулась. На скамейке всё сидели три девочки и заколдованно смотрели в волшебную шкатулку.

– Какая странная эта шкатулка, – подумала Маша и решила больше не подходить к этим заколдованным девочкам.

Маша очень любила своего папу, и ей было стыдно, что она топала на папу ногами, и упрямилась, как какой-нибудь глупый ослик.

Глава пятая

в которой Маша познакомилась с Умной Волшебницей

Если папа у Маши, был самый обыкновенный папа: он рассказывал Маше сказки о принцессах и волшебницах – добрых и злых, ходил с Машей в зоопарк и кукольный театр, то мама у Маши, была необыкновенная мама, потому что мама Маши не только не верила в принцесс и волшебниц, но постоянно уверяла Машу, что никаких волшебниц нет, а Дед Мороз – это переодетый папа.

Но однажды, гуляя с мамой по магазинам (потому что с мамой Маша гуляла исключительно по магазинам – если, конечно, не ходила гулять в церковь), Маша встретила самую настоящую Волшебницу.

И было это так.

Как обычно, заглянув в магазин «только за хлебом», и выйдя из магазина с переполненной всякой всячиной тележкой, мама стояла возле выхода и звонила папе, чтобы папа всё бросил, примчался к магазину и отвез всё это домой вместе с мамой и Машей.

Мама до того была расстроена, что папа так долго ехал, что не заметила Волшебницы, которая неторопливо шла мимо. Это была самая настоящая Волшебница. На ней был чёрный до пят плащ с капюшоном, синий усыпанный звездами колпак, и на носу круглые золотые очки без стёкол. В одной руке Волшебница держала метлу, а в другой – разноцветные воздушные шары.

Но Маша не была так расстроена, как мама, и Волшебницу заметила. И Волшебница заметила Машу.

– Здравствуй девочка, как тебя зовут? – спросила Машу Волшебница.

– Маша, – не скрывая удивления, ответила Маша.

– А меня просто: Волшебница, – отвечала Волшебница. – Хочешь, я подарю тебе волшебный шарик?

– А почему он волшебный? – спросила Маша.

– А на нём можно летать.

– А почему тогда вы идёте пешком, а не летите на воздушном шарике? – потихонечку приходя в себя от удивления, спросила Маша.

– Надоело, – охотно призналась Волшебница. – И на метле летать надоело. Захотелось все делать самой. Вот ты, к примеру, всё делаешь сама?

– Я стараюсь, – честно призналась Маша. – Я сама умею есть суп ложкой, сама умею чистить зубы, и даже сама умею выдавить зубную пасту из тюбика – столько сколько нужно. А раньше я выдавливала столько пасты, что она даже падала на пол. А вот завязывать шнурочки на ботиночках я ещё не научилась.

– А хочется?

– Конечно, – не задумываясь, ответила Маша.

– А почему? – все допытывала Волшебница.

– Во-первых, – и Маша привычно загнула мизинчик, – чтобы меня не дразнил мой старший братик Герман. А то, когда мы куда-нибудь с мамой опаздываем (с папой Маша никогда никуда не опаздывала), Герман постоянно ноет: опять мы из-за Маши опоздаем, опять она не успела завязать шнурочки на ботиночках! – подражая своему девятилетнему брату, заныла Маша.

– А во-вторых? – спросила Волшебница.

– А во-вторых, – Маша загнула безымянный пальчик, – чтобы папа меня похвалил. Я когда что-нибудь делаю сама, папа обязательно меня хвалит, и покупает моё любимое мороженое.

– А в-третьих? – не отставала любопытная Волшебница.

– А в-третьих, – Маша загнула средний палец, – это очень интересно, когда всё делаешь сама.

– Вот! – сказала Волшебница и страшно почему-то расстроилась. – И у меня то же самое, – честно призналась она Маше.

– Во-первых, – и Волшебница, подражая Маше, загнула мизинец, – мне надоело слушать от моей знакомой, Серой Вороны: опять эта Волшебница на своей метле всех нас обогнала! – передразнивая Ворону, жаловалась Волшебница. – Это не честно! – каркливо продолжала она передразнивать.

– А во-вторых? – сочувственно спросила Маша.

– Во-вторых, – и Волшебница загнула безымянный, – чтобы меня Филин похвалил. А в-третьих, – не дожидаясь, пока напомнит Маша, – это же интересно! Всё делать самой! Я вот могла бы наколдовать и узнать, как тебя зовут, не спрашивая. Но мне было интересно спросить, и я спросила. Я могу наколдовать, и мой волшебный горшочек приготовит мне всё, что я захочу. Но мне интересно самой приготовить суп. И не из лягушек и речной тины, а что-нибудь повкуснее.

– Да, – согласилась Маша, – суп из лягушек, это, наверное, страшно невкусно.

– Да не то слово! – согласилась Волшебница. – Страшная гадость. Вот я и решила сама, не на метле, а ногами дойти до магазина и купить то, что нужно для супа.

– Какая вы умная Волшебница, – поразилась Маша. – Только вы знаете, – решила предупредить Волшебницу Маша, – в магазине живет такой маленький человечек, похожий на ящерку, он всем в корзинку подкладывает продукты.

– Я его давно знаю, – призналась Волшебница, – он большой шалун. Он всем жадинам, которые не хотят покупать своим детям мороженое, а вместо мороженого покупают что-нибудь себе, прямо перед кассой меняет свежее пиво на просроченное. Я его этому научила, – сказала Волшебница, и ждала, что Маша её похвалит.

– Но это же нехорошо, – заметила Маша, – лучше бы менял на свежий лимонад.

– Нет, – вздохнула Умная Волшебница, – лимонад они сразу возвращают, и опять берут пиво.

– Всё равно нехорошо, – не согласилась Маша. Она сразу представила, как её папа расстроился бы, когда увидел, что пиво несвежее, а Маша очень любила своего папу, и не хотела, чтобы он расстраивался.

– Наконец-то! – услышала Маша свою маму. – Почему так долго?

– Пробки, – оправдывался папа, укладывая пакеты со всякой всячиной в багажник автомобиля.

– Ну, я пойду. Держи, – и Умная Волшебница протянула Маше волшебный шарик. – Человечку-ящерке передать привет? – спросила она на прощанье.

– Передай, – кивнула Маша. И Умная Волшебница вошла в двери магазина.

Как только она исчезла, Маша разжала ладошку, и волшебный шарик полетел в небо.

– Не нужен мне волшебный шарик, – решила Маша. – А то ещё улечу куда-нибудь. И все испугаются и будут меня искать.

Глава шестая

в которой Маша нашла маленького доледникового Динозаврика

Все последующие дни, до самой субботы с Машей ничего особенного не происходило. Потому что Маша выпила холодного молока, простудилась и всю неделю пролежала в постельке. Смотрела мультики, пила теплое молоко с мёдом, слушала сказки и болела. Болеть Маше очень понравилось. Во-первых, за ней все ухаживали и страшно за неё волновались (а это очень приятно, когда за тобой ухаживают и страшно за тебя волнуются), а во-вторых, Маше в эти дни разрешали смотреть мультики столько, сколько она хотела, тогда, как в другие дни мама разрешала смотреть мультики только совсем чуть-чуть – после Детского садика.

Когда же в субботу Маше надоело болеть и надоело смотреть мульти, она сразу совершенно выздоровела, и с ней приключилась такая невероятная история, с которой, можно сказать, и начинается наша удивительная сказка. Маша нашла маленького доледникового Динозаврика.

И было это так.

По случаю совершенного Машиного выздоровления папа предложил:

– А пойдёмте в поход! Всей семьёй! На Галичью гору, что стоит на самом берегу самой быстрой и самой глубокой речки Дон. А-то мы давно не ходили в поход всей семьей, – и мечтательно потянулся.

– Ура! – хором закричали все. Точнее, «ура!» закричали только сама Маша, Тёма и Герман. Мама «ура!» не закричала, а даже напротив, сильно насупилась и напомнила папе, что они давно всей семьёй не ходили в поход по магазинам, и это утро прекрасный повод сходить в поход по магазинам.

– А разве в магазине можно жарить сосиски? – удивилась Маша.

– Нет, – категорично ответила мама, – но в магазине можно купить сосиски любой зажаренности.

– Ну, какой это поход, – расстроилась Маша, – если в нём нельзя жарить сосиски?

– Зато в таком походе можно сходить в кино, в кафе и попрыгать на батуте, – не сдавалась мама.

– А в походе на Галичью гору, – сказал папа, – можно погулять среди доисторических деревьев и папоротников, которые растут на этой горе с самого ледникового периода. И конечно, развести костёр и нажарить, сколько пожелаете сосисок.

– А может быть, мы там повстречаем доисторического доледникового динозавра! – сказала Герман и сам себе не поверил.

– Или поймаем доисторическую доледниковую акулу, – сказал папа.

– Или просто погуляем, и подышим свежим воздухом, – сказал Тёма. Он учился в пятом классе и знал: никаких динозавров и акул они не встретят. Потому что каждый пятиклассник знает – все динозавры вымерли, и до наших дней не дожили, а акулы в пресной речной воде не водятся, а водятся в морях и океанах. – А сосиски можно поесть и в кафе, – согласился Тёма с мамой.

Но утро было таким замечательным, что и мама и Тёма, согласились, что в магазин и кафе, лучше ходить, когда идёт дождь и холодно, а когда тепло и солнечно, лучше пойти в поход.

***

Когда папа достал мангал, мама продукты, а Тёма и Герман пошли собирать сухие ветки, Маша, как умная девочка, отправилась на поиски доледникового динозавра.

Раз на этой Галичьей горе растут доледниковые сосны и папоротники, то и доледникового динозавра нужно было искать именно там.

– Динозаврик, – звала Маша, сев на корточки и заглянув под самые ближайшие листья папоротника. – Динозаврик, выходи. Я тебя не обижу. А если ты хочешь есть, то скоро будут готовы сосиски. А потом мы будем печь картошку. Ты любишь печёную картошку, Динозаврик? – Маша заходила всё глубже в заросли папоротника.

– Я ни разу не пробовал печеную картошку, – услышала Маша.

– Динозаврик, где ты, я тебя не вижу, – отвечала Маша.

– А ты меня не будешь ловить, и отдавать в Зоопарк? – снова услышала Маша.

– Нет, – удивилась Маша, – у меня и в мыслях такого не было – ловить тебя и отдавать в Зоопарк.

– Это хорошо, – поверил Динозаврик, и из-под листа папоротника показалась его зелёная голова.

– Какой ты хороший! – увидев Динозаврика, сказала Маша. – Можно я тебя поглажу?

Динозаврик кивнул и вышел из зарослей. Он был не больше голубя, весь зелёный и был похож на настоящего динозавра, каких Маша видела на картинках в Тёминой книжке про динозавров – он ходил на двух больших задних лапках, передние лапки были маленькие, и большая зубастая голова. Маша осторожно его погладила, он оказался гладкий – совсем как игрушечный.

– А почему ты не хочешь в Зоопарк? – спросила Маша.

– Не знаю, – признался Динозаврик, – но мне кажется, что мне там не понравиться.

– А где твои папа и мама? – спросила Маша.

– Не знаю, – признался Динозаврик, – я, когда проснулся, никого не было.

– А может быть твой папа просто ушел на работу? Я когда просыпаюсь, папы тоже не вижу – он уходит на работу. Но вечером он приходит, ужинает, и мы идем гулять. Может быть, и твой папа скоро придёт, и вы пойдете гулять.

Динозаврик ничего не ответил, и Маше показалось, что Динозаврик сейчас заплачет.

– Мне даже не с кем здесь поиграть, – пожаловался Динозаврик. – Я один гуляю по этим папоротникам, и никого не встречаю. Кроме разных мальчишек, которые хотят меня поймать и отдать в Зоопарк.

– Да, – согласилась Маша, – мальчишки они такие. Если тебя увидит Герман или Тёма, они, наверное, тоже захотят тебя отдать в Зоопарк. А тебе здесь совсем не с кем поиграть?

Динозаврик кивнул.

– А ты знаешь, – придумала Маша, – а давай я тебяпознакомлю с китами! Они живут в океане, а когда им хочется погулять, приплывают прямо сюда в речку Дон. И умеют пускать мыльные пузыри!

– Правда? – не поверил Динозаврик.

– Честное слово! – отвечала Маша.

– А они не станут меня ловить и отдавать в Зоопарк?

– Ну что ты, – удивилась Маша, – китам это совершенно не нужно. А ещё, – вспомнила она, – я могу познакомить тебя с Умной Волшебницей. Она всё-всё может наколдовать! Но не колдует, потому что она хочет всё делать сама! Она очень умная.

– Какая ты добрая девочка, – и Динозаврик улыбнулся. – Я ни разу не видел, как пускают мыльные пузыри, – мечтательно произнес он.

– Так пойдем скорее! – обрадовалась Маша. И взяв Динозаврика за лапку, Маша повела его к берегу, где как раз появилась стая китов, и среди них Маша заметила своего знакомого Китёнка. – Нельзя жить без друзей, – осторожно спускаясь к реке, говорила Маша динозаврику. – Без друзей грустно.

– Да, – согласился Динозаврик и крепче взялся за Машину ладошку.

Глава седьмая

в которой Маша помогла доледниковому Динозаврику найти не только друзей, но и самую настоящую семью

Порой, невероятные истории, которые, казалось бы, закончились, обязательно имеют продолжение.

Казалось бы, с Машей случилась самая невероятная история: она непросто повстречала доледникового Динозаврика, но и нашла ему друга – своего знакомого Китёнка, но… В этот же день, в это же время, Маша нашла Динозаврику и семью – самую настоящую – с близкими и дальними родственниками, с дядями и тётями, и даже с одной самой настоящей внучатой племянницей.

И было это так.

Когда Маша познакомила Динозаврика со своим другом Китёнком, и когда они все вдоволь наигрались: и Маша и Динозаврик по очереди ловили Китёнка на травинку, а Китёнок клевал их травинку; и когда Маша уже собиралась возвращаться к своей семье, Маша увидела Умную Волшебницу. Да-да, ту саму Умную Волшебницу, которая все делала сама, и с которой Маша тоже хотела познакомить Динозаврика. На ней был всё тот же чёрный до пят плащ с капюшоном, синий усыпанный звёздами колпак, на носу круглые золотые очки без стекол. Оперевшись на метлу, как на посох, Волшебница сидела на камне и смотрела на китов. На левом плече Волшебницы сидел Филин.

– Умная Волшебница! – увидев Волшебницу, радостно воскликнула Маша. – Как же я рада тебя видеть!

– Маша! – обернувшись, и так же обрадовавшись, отвечала Умная Волшебница. – А я вот решила выйти на природу, в поход, – сказала она романтично. – Посмотреть на речку Дон, на китов… Как же они красиво пускают мыльные пузыри… – сказала она ещё романтичнее. – Если бы они участвовали в каком-нибудь конкурсе по пусканию мыльных пузырей, они бы обязательно получили первое место.

А кто это с тобой? – спросила Умная Волшебница, заметив Динозаврика, который, как только Маша и Волшебница заговорили, спрятался за Машу, и с опаской смотрел на колпак и метлу Умной Волшебницы. А особенно на Филина, большого, черного, и с большой круглой мохнатой головой с большими мохнатыми ушами, и с такими же мохнатыми кисточками на ушах.

– Это же доледниковый Динозаврик! – удивившись, что Умная Волшебница не узнала Динозаврика, отвечала Маша. – Он живёт здесь совсем один, и ему очень нужны друзья. Потому что нельзя жить без друзей.

– С этим не поспоришь, – призналась Умная Волшебница. – Без друзей жить нельзя. Иначе с кем тогда гулять и играть. Нет, конечно есть такие девочки и даже мальчики, которые вместо того чтобы бегать и прыгать, сидят на скамейках и смотрят в волшебные шкатулки. Но даже я, Волшебница их терпеть не могу, – призналась Умная Волшебница.

– Я тоже, – вспомнив историю с волшебной шкатулкой, тихо призналась и Маша. – Потому что от них дуреешь, – сказала она так, как говорила о волшебных шкатулках Машина мама.

– Вот-вот, – согласилась Умная Волшебница, – точнее и не скажешь. То ли дело сходить в настоящий поход и насладится видом настоящего небо и настоящих облаков.

– Как ты это красиво сказала! – восхитилась Маша.

– Я же умная Волшебница, – согласилась Умная Волшебница.

– А тогда может, ты скажешь, где его папа и мама, – неуверенно спросила Маша и ладошкой крепко сжала лапку доледникового Динозаврика.

– Об этом лучше спросить у Филина, – ответила Умная Волшебница. – Тем более они родственники.

– Как! – удивившись, воскликнула Маша.

– Да, родственники, – повторила Умная Волшебница.

– Конечно, дальние, – вдруг сказал Филин. Всё это время, он молча слушал разговор Умной Волшебницы и Маши, но раз заговорили о нём и обратились к нему, он не мог промолчать, и ответил. Многие считают, что филины не умеют разговаривать, но так считают те, кто к ним не обращался. А так филины очень вежливые птицы и если к ним обратиться, они обязательно ответят. Не зря же некоторые филины носят чёрные ученые колпаки, а некоторые даже очки; а некоторые и береты и очки, и даже читают книги. Маша это вспомнила, когда однажды приехала вместе с мамой к папе на работу (маме было нужно, чтобы папа, как обычно, всё бросил и отвёз маму в магазин), и увидела над дверью дома, в котором работал папа, большой щит, а на щите был изображен филин, в берете, в очках и с книгой.

– Вы можете, Маша, – вежливо, на «вы», продолжил Филин, – обратиться к своему старшему брату Тёме, так как он учится в пятом классе, он вам расскажет, что птицы, это дальние родственники динозавров.

– Да-да-да, – что-то такое припомнив, вспомнила Маша.

– И мы, птицы, даже роднее динозаврам, чем ящерицы.

– Человечек-Ящерка тоже родственник Динозаврику? – совсем удивилась Маша.

– Я вам скажу более того, – заметил Филин, – Серая Ворона, что живёт у вас во дворе в Старом Тополе, самая настоящая внучатая племянница вашему Динозаврику.

– Как это замечательно! – обрадовалась Маша. – Ты нашёл свою семью! – и Маша даже обняла Динозаврика и даже чмокнула его в самую его зелёную макушку.

– А папа и мама? – с надеждой и радостью посмотрел Динозаврик на Филина.

– Ну, раз Серая Ворона ваша самая ближняя родня, – отвечал Филин. – Нужно спросить у неё.

– Так давайте её быстрее об этом спросим! – воскликнула Маша.

Но Филин не успел ответить, потому что над самой своей головой Маша услышала:

– Маша! Бегом к нам! Сосиски готовы! – это в один голос кричали её старшие братья, Тёма и Герман.

– Ну, беги, – поторопила Машу Умная Волшебница, – сосиски нужно есть, пока они не остыли. Так вкуснее.

– Я побежала, а ты оставайся, – и Маша крепко-крепко обняла Динозаврика. – Я так рада, что ты нашёл свою семью.

– Маша, скорее! – Тёма и Герман махали руками и звали Машу, – всё готово!

Маша была послушная девочка, и как ей не хотелось узнать, где же сейчас папа и мама Динозаврика, и когда он их встретит, раз её звали её старшие братья, она помахала Умной Волшебнице, Филину и Динозаврику ладошкой, и побежала к своей семье.

– А мы зовем тебя, зовем, – как только Маша села на коврик, заговорили Маше Тёма и Герман, – а ты так увлеченно играла на берегу, что даже не слышала.

Коврик был красиво разостлан на траве, и на нём, разложенные по тарелкам, красиво лежали жареные сосиски, хлеб и овощи. Мама внимательно смотрела, чтобы все ели сосиски не только с хлебом, но и с овощами, потому что каждая мама знает, что овощи – это полезно. И все: и папа, и Тёма, и Герман, послушно ели овощи, хотя им всем этого и не очень хотелось.

Но если дело касалось здорового питания, все слушались маму, потому что каждый папа знает, что нет в мире лучшего специалиста по здоровому питанию, чем мама.

– Папа, мама, – радостно воскликнула Маша, – я только что нашла Динозаврику его семью. Оказывается Серая Ворона – это самая настоящая внучатая племянница доледникового Динозаврика. Представляете?! А ещё Филин сказала, что Ворона знает, где его папа и мама. Как же хорошо, когда есть и папа и мама! – и Маша, забыв про сосиски, крепко-крепко обняла папу и маму, и даже не догадывалась, что всё это время, папа внимательно смотрел за своей девочкой Машей, и, может быть, даже видел, как она повстречала доледникового Динозаврика и нашла ему семью.

Глава восьмая

в которой Маша познакомилась с Церковной Мышью и узнала силу молитвы

За субботой наступило воскресение, а значит, нужно было идти в церковь.

Маша очень любила ходить в церковь. Ну, во-первых, в церкви были самые добрые бабушки, которые при виде Маши (впрочем, как и при виде любой другой маленькой девочки в платочке) страшно умилялись и говорили: «какая хорошенькая девочка», – а это всегда приятно, когда тобою умиляются. Во-вторых, в церкви можно было ставить свечки. А нет ничего интереснее, чем ставить свечки. Маша брала у мамы денежку, опускала денежку в ящик для пожертвований, и из свечного ящичка брала свечки. Потом она подходила к иконам, возле которых стояли специальные подсвечники, и в подсвечники, до которых Маша могла дотянуться, она ставила свечку. Маша знала, как правильно поставить свечку: сначала нужно зажечь свечку от другой свечки, которую уже кто-то поставил и она горит, потом поднести заднюю часть свечки к огню, и потом, когда задняя часть оплавится, вставить свечку в лунку. Свечки так красиво горели, что Маша готова была ставить их везде, куда можно. Но свечки всегда быстро заканчивались. В-третьих, Маша очень любила причащаться, когда она и ещё много других маленьких деток подходили к батюшке (так назвался большой бородатый человек, который причащал маленьких деток). Батюшка всегда тихо и ласково говорил: «причащается раба Божия Мария», и давал что-то очень вкусное из ложечки. А вокруг все пели, все умилялись. А потом Маша подходила к столику, где лежали нарезанные кусочки просфор (церковной специальной булочки), и стояла сладкая водичка в чашечках. А потом можно было выбегать из церкви и играть на площадке, где после причастия играли все маленькие детки. А все смотрели, как они играют и, опять же, умилялись. Поэтому Маша очень любила ходить в церковь.

А Тёма и Герман не любили ходить в церковь. Во-первых, они не любили ставить свечки и, видя их, бабушки не умилялись, потому что они были не маленькие девочки, и умиляться было нечему. Во-вторых, мама им не разрешала играть возле церкви, а должны они были стоять и слушать службу. А перед причастием должны были исповедоваться, где им нужно было рассказать батюшке, как они плохо себя вели, как они не слушались маму, и что больше они так вести себя не будут. Папа тоже должен был ходить в церковь и на исповедь. Но что говорил папа батюшке, никто не знал, потому что папа никому об этом не рассказывал. И нравиться папе ходить в церковь или не нравиться, не знала даже мама. Но Маша была уверена, что в церковь любят ходить все. Но история не об этом, потому что последнее время, как раз в воскресение, папа записал Тёму и Германа на секцию по теннису, и маме пришлось согласиться, что раз за секцию заплачены деньги, то посещать её надо. Но по субботам вечером ходить в церковь должны все. И все, понимая, согласились.

Так вот, когда Машу и маму папа привёз в церковь, прямо возле церкви с Машей приключилась удивительная история: она познакомилась с самой настоящей церковной мышью и узнала, что молиться очень полезно.

Было это так.

Как всегда поставив свечки и причастившись, Маша выбежала с другими такими же маленькими детками на церковную детскую площадку, чтобы поиграть там в песочнице или покачаться на качелях. И Маша уже взяла лопатку и стала лепить из песка куличики, как услышала умилённое попискивание: «какая хорошенькая девочка».

Маша, конечно, оглянулась, и в шаге от себя увидела самую настоящую Церковную Мышь. Внешне она выглядела, как и всякая другая приличная мышь преклонного возраста: старенькая, седенькая, в белом простом платочке, но вид у неё был такой весь из себя приятно-умилительный, какой может быть только у церковной мыши. Мышь сидела на скамеечке у входа в свою норку – небольшой трещинки в церковной стене.

– Здравствуйте, – нисколько не удивившись, что к ней обратилась мышь, поздоровалась Маша. И то, что мышь обратилась именно к Маше, Машу также не удивило. Во-первых, Маша оказалась к мыши ближе всех, а во-вторых, Маша прекрасно про себя знала, что она действительно хорошенькая девочка.

– Здравствуй, милая, здравствуй, – с поклоном отвечала Мышь. – Прям не девочка, а ангелочек во плоти, – и Мышь так умилительно сложила лапки и склонила головку, что Маша даже зарделась от такого умиления, никогда она ещё не видела такой приятной и благообразной мыши. – А как зовут тебя, ангелочек?

– Маша, – представилась Маша.

– Ты, наверное, вся в маму, – продолжала Мышь.

– Наверное, – согласилась Маша. – И ещё в папу, – добавила.

– И большая у тебя семья? – продолжала Мышь. И Маша, обрадованная такой приятной мыши, всё-всё-всё ей рассказала: и про маму, и про папу, и про братьев, и про Человечка-Ящерку, и про Умную Волшебницу, и про Динозаврика, и про то, как Динозаврик нашёл свою семью и живёт теперь у своей внучатой племяннице Серой Вороны, и, как, наверное, ему сейчас хорошо, и что она обязательное его проведает, словом про всё и всех – что знала и кого знала. Когда Маша рассказывала про маму, папу и братьев, про Динозаврика и Серую Ворону, Церковная Мышь умилительно слушала: про маму и папу всегда умилительно слушать, как детки рассказывают, а Серая Ворона была её старой приятельницей и почиталась Мышью, как положительная и приличная птица, не чета всяким филинам и голубям. Когда же Маша заговорила об Умной Волшебнице и Человечке-Ящерке, Церковная Мышь сплюнула и лапкой себя обмахнула, и прошептала что-то вроде: «спаси и сохрани». Но Маша так увлечённо рассказывала, что и не заметила.

– Ты с этими греховодниками не водись, – вдруг предостерегла Церковная Мышь. – Они хорошему не научат. Знаю я их, – и Мышь снова лапкой обмахнулась.

– Кого знаете? – не сразу поняла Маша.

– Этих греховодников, – строго уже заметила Мышь. – Эту, спаси и сохрани (опять обмахнулась), Волшебницу, и этого крокодила зеленого.

– Почему крокодила? – удивилась Маша.

– А кто же он? – удивилась и Мышь, – крокодил и есть.

– Но он же, ящерка, – возразила Маша.

– А ведет себя как крокодил. Приличных людей во грех вводит. В субботу такую уважаемую прихожанку оконфузил. У людей праздник, радость, они на престол подарки ставят: кто вино, кто муку, а она, бедная, колу американскую, будь она трижды проклята, и пакет с чипсами. Сраму было – страсть. И ладно бы никого рядом, так лукавый народу в храм понагнал и всё молодых, всё зубоскалов.

А на Пасхе, когда куличи с яйцами освещали, он все яйца на шоколадные подменил – вот сюрприз так сюрприз! И подменил не кому-нибудь, а самым уважаемым матушкам, кто денно и нощно за церковь нашу молятся! Батюшка чуть святую воду не пролил, когда позор такой увидел. Так что крокодил он, и не спорь со мной, милая, – строго, по-церковному, заметила Мышь. – А меня как старую обижает, – вздохнув, продолжила. – Как какой праздник, он всех котов с города понагонит, они проклятые, возле прихожанок трутся, те их гладят, а мне и носу на двор не высунь. У всех праздник, а мне сиди, трясись от страха.

– За что же он так с вами? – посочувствовала Маша.

– За правду, милая, за правду, – вздохнула Церковная Мышь. – Я ведь постница великая, праведница, и молитвеница. Мне по молитвам моим всё дается.

– Моей маме тоже всё по молитвам дается, – с совершенным сочувствием согласилась Маша.

– Вот-вот, – закивала Мышь, – в молитве вся сила. Порой хочется чего-нибудь такого… сырку, к примеру… Бывает, душа так сырку запросит, мочи нет. Помолишься, чтобы сырку… чуть-чуть… Смотришь, а в ворота машина въехала. А в машине и сыр, и колбаска, и конфеты – пожертвования привезла какая-нибудь матушка. Выгружать начали, а коробку с сыром прямо возле моей норки поставили. Ну, скажи, не знак ли это? Знак, конечно.

– Конечно, – согласилась Маша, – она так прониклась к Церковной Мыши, что и про лопатку забыла, присела возле, на бордюрчик, и слушала со вниманием и даже с умилением, потому как без умиления нельзя было такое слушать.

– Дырочку прогрызёшь, – продолжала Мышь, – сырку возьмёшь, поблагодаришь благодетельницу и, слава Богу. Или вот кот какой-нибудь проклятый, сядет возле норки, а ты боишься, из норки и носа не высунешь, а из норки надо, не затворница же я. Как тут колокола зазвонят, кота напугают. Ну, разве не чудо?

– Чудо! – опередила Маша.

– Чудо! – закивала Мышь.

– И у меня было, – вспомнила Маша. – Так мне мороженого захотелось. Смотрю, как какой-то мальчик мороженое облизывает, а папа и говорит: «А давай доченька, мороженого купим». Разве не чудо?

– Чудо! – закивала Мышь. И столько, оказывается, чудес по своим молитвам Маша вспомнила, что и не пересказать: и на море ездили, и в кафе ходили, и подарки на день рождения Маше дарили, какие она хотела, и… словом, столько чудес, все и не вспомнишь!

– Вот тáк вот, – подтвердила Церковная Мышь, – если что тебе надо – только помолись и Господь сам всё управит.

– Маша, пойдем, папа приехал! – услышала Маша мамин голос.

– Мне пора, – Маша поднялась и побежала к маме, которая уже стояла у ворот церкви и звала Машу.

– Мама, я так рада, что мы с тобой в церковь ходим! Я теперь много-много молиться буду, чтобы у нас всё было.

И мама так умилилась, что чуть не заплакала от умиления. И у первого же киоска папа остановил машину и купил Маше мороженое (потому как Маша очень сильно помолилась, чтобы ей мороженое купили).

А когда вернулись домой, мама напомнила, чтобы Маша убрала игрушки в своей комнате, которые она с вечера не убрала, а обещала после церкви убрать.

– Конечно! – согласилась Маша, и немедленно стала молиться, чтобы Господь сам всё управил. А Герман и Тёма играли в компьютер. (Папа отвёз сначала маму и Машу в церковь, потом Тёму и Германа на тренировку, а потом забрал с тренировки, а потом и маму с Машей из церкви, и по пути двух матушек, маминых знакомых, по домам из церкви развёз). И когда мама с Машей и с папой вернулись, Тёма и Герман сидели в своей комнате за компьютером и в танки играли.

– Ты убрала игрушки? – мама заглянула к Маше в комнату. Маша стояла возле иконы и молилась. – Ах, ты моя молитвеница, – умилилась мама, и позвала строго:

– Тёма, Герман! – Тёма и Герман зашли в комнату. – Вы в своей комнате убрались? – Тёма и Герман кивнули. Хватит за компьютером сидеть. Помогите Маше, уберите игрушки.

– Почему? – обиделся Герман. Герман всегда обижался, когда видел какую-нибудь несправедливость. А сейчас он увидел явную несправедливость и, конечно, сразу обиделся.

– Тихо, – мама строго на него посмотрела. – Видишь, Маша молиться.

– Это несправедливо, – Герман не мог промолчать, но игрушки убирать начал. С мамой никто не спорил.

И когда Тёма и Герман убирали игрушки, а мама строго следила, чтобы они убирали хорошо и тихо, и не мешали Маше молиться, Маша поняла – насколько сильна силы молитвы. Даже папа, когда заглянул в комнату и узнал в чём причина – что все собрались в машиной комнате – не смел возразить маме. Потому как когда речь заходила о силе молитвы, папа всегда смирялся. Наверное, он не хуже Тёмы и Германа понимал эту силу.

Глава девятая

в которой Маша познакомилась с Серой Вороной

В понедельник, когда папа вернулся с работы и поужинал, Маша вместе с папой вышли гулять во двор. Вечер был прекрасен; да, было пасмурно, и моросил дождик, но Маша, как и все маленькие девочки, любила гулять в любую погоду, даже когда пасмурно и когда моросил дождик. Потому что были лужи! А для маленьких девочек и даже для мальчиков, нет большего удовольствия, чем побегать по лужам, и чтобы брызги во все стороны!

И первое, что сделала Маша, когда она с папой вышла во двор, она побежала по лужам! Нет, конечно, если бы она в такую погоду вышла бы с мамой в церковь или по магазинам, она бы ни за что на свете не позволила себе такого, потому что Маша была послушной девочкой и знала, что мама никогда бы не разрешила ей побегать по лужам. Папа тоже не разрешал, но он всегда делал вид, что не заметил, что его девочка несколько раз пробежалась по лужам.

Перепрыгнув через две маленькие лужи и пробежав, разбрызгивая брызги во все стороны, по трём лужам побольше, и, наконец, забежав в самую огромную лужу, где глубина оказалось такой огромной, что вода доходила до середины резиновых сапожек, Маша встала как вкопанная. Именно так выражалась мама, когда видела что-то совсем из ряда вон выходящее, а Маша увидела именно это – из ряда вон выходящее. На другом краю лужи, спрятавшись от дождя под листиком лопуха, плакал доледниковый Динозаврик. Но что Динозаврик делает здесь один, когда Маша точно знала, что Филин и Умная Волшебница отвели его к его внучатой племяннице, Серой Вороне?

Медленно, чтобы не испугать и так испуганного Динозаврика, Маша подошла к нему и спросила:

– Динозаврик, что ты здесь делаешь, один, под дождем? Разве ты не нашёл свою семью?

– Нашёл, – увидев Машу, Динозаврик улыбнулся, но слёзы продолжали течь из его глаз.

– А почему ты здесь? Что случилось?

– Моя внучатая племянница, Серая Ворона, не успела подготовиться к моему приходу, – ещё всхлипывая, но, уже перестав плакать, начал свой рассказ Динозаврик. – Она так обрадовалась, когда меня увидела, что попросила меня минуточку подождать, пока она приберётся, чтобы ей было не стыдно меня принять. Было светло и солнечно, когда я пришел к ней, потом потемнело, потом рассвело, потом пошёл дождик, а минуточка никак не заканчивается. Когда же она, эта минуточка, закончится? Я замёрз, устал и хочу кушать, – и Динозаврик заплакал.

– Какой ужас! – ужаснулась Маша. – Какой кошмар, – сказала она точь в точь, как в таких случаях говорила мама. – Пойдём скорее, иначе ты заболеешь! – и Маша ладошкой потрогала лобик Динозаврика – не горячий ли он. Лобик был совершенно холодным. Но Машу это нисколько не утешило. – Пойдем к этой Вороне, и пусть она немедленно напоит тебя сладким чаем, – и Маша решительно взяла Динозаврика за лапку и решительно зашагала к Старому Тополю, зная по рассказу Филина, что именно на этом огромном тополе живёт Серая Ворона.

Да, дом Серой Вороны был именно на этом, самом большом во дворе тополе, а точнее в самом тополе. Тополь был такой старый и огромный, что у его основания зияла преогромная трещина – это и был вход в дом Серой Вороны.

Маша вошла первая.

– Здравствуйте, – поздоровалась Маша, потому что даже в таком возмущенном состоянии Маша не забывала о приличиях.

– Да-да! – каркливо прозвучало из самой глубины. Стоит заметить, что в доме Серой Вороны, было не совсем светло, а точнее вообще не было светло. – Кто там?

– Это я, Маша, – вежливо отвечала Маша. – А вы, Серая Ворона?

– Допустим, – и из полумрака вышла Серая Ворона. Она была такая большая и взъерошенная, что Маша немножко оторопела, но совсем немножко. Как только Маша разоторопела, она заметила, что в доме Серой Вороны царил страшный беспорядок – выражение, которое очень любила мама.

Можно было, конечно, назвать этот беспорядок творческим – так обычно называл беспорядок папа, но что-то язык не поворачивался – опять-таки мамино выражение. Маша, конечно, обратила внимание, что Серая Ворона натура чувствительная и увлекающаяся. Прислоненной к стене стояла рама для плетения ковриков. Коврик был до половины сплетён и видно, давно заброшен. Возле рамы грудой была навалена просто гора разноцветных тряпочек. Рядом стояли ведёрки с краской. А возле ведёрок начатая и брошенная картина, на которой проглядывался силуэт какой-то очень важной птицы – видимо самой Вороны. По всему дому были разбросаны всевозможные блестяшки: часики, бусики, пуговки, цепочки и просто разноцветные стёклышки. Вместе с ними огрызки яблок, груш, дынные и арбузные корки.

– Мамочка! – воскликнула Маша. – Как вы здесь живете?! – не глядя на Ворону, а уставившись на все это безобразие, чуть слышно произнесла Маша.

– Не жалуемся, – даже гордо возразила Ворона. – А чем, собственно, обязана? – величественно спросила.

– А где же вы спите?

– На диване, – отвечала Серая Ворона. И Маша заметила маленький диванчик, покрытый всё теми же корками, огрызками и бусинками.

– А где бы спал Динозаврик?

– О боже мой! – воскликнула Серая Ворона, вспомнив, что она внучатая племянница доледникового Динозаврика, которого она попросила (ещё в воскресное утро!) подождать одну минуточку, пока она приберётся, чтобы не было стыдно принять его. – Забыла! – воскликнула Серая Ворона. – Совсем забыла! – всё-таки она была добрая птица, и у неё и в мыслях не было обманывать своего, хоть и дальнего, но родственника. И Серая Ворона бросилась к выходу.

– Мальчик мой! – проскочив мимо Маши на улицу, воскликнула Серая Ворона. – Ты где?

Динозаврик всё это время скромно стоял у входа, не смея войти без приглашения.

– Я начала прибираться, – оправдывалась Серая Ворона, но нашла своё любимое колечко, которое подарила мне моя бабушка, и так обрадовалась, что забыла! Ты понимаешь, я так любила свою бабушку, что это колечко было для меня самым дорогим. И я его потеряла! Я так расстроилась. А тут я его нашла! И такой поток воспоминаний охватил меня, что я…

– Может, мы войдем в дом, а то дождик, – напомнила Маша.

– Да-да, конечно, – и Серая Ворона церемонно пригласила гостей войти. – Простите, у меня здесь не прибрано, – привычно засуетилась она, и, схватив первую попавшуюся бусинку, положила её на диван. Потом переложила на гору тряпочек, потом снова на диван.

– Видимо, вы сирота, – посочувствовала Маша.

– Почему? – обиделась Серая Ворона.

– Потому что вас никто не научил чистоте. – А первая добродетель женщины, это чистота во всём. – Маша не просто повторила мамины слова, Маша даже тон мамин повторила – назидательный и строгий.

– У меня замечательная мама, – возразила Ворона, – она всю свою жизнь охраняла кукурузное поле от вредителей. Да, она не могла уделять мне достаточно времени, потому что она целыми днями работала. А мой папа улетел, когда я была совсем еще птенчиком. А мне так хочется, чтобы в моём доме было красиво! И чтобы папа прилетел ко мне в гости и похвалил меня. Я для него решила сплести самый красивый ковёр и нарисовать свой портрет, и подарить ему. Но я никогда ничего не могу доделать до конца. У меня в голове столько идей, что я не успеваю их воплотить.

– Какая вы несчастная! – пожалела Маша Серую Ворону. – Я вам помогу. Потому что дети должны жить в чистоте, – и сказав, Маша взялась за дело.

Скоро в доме Серой Вороны стало чисто, и даже светло.

– Вот, – довольная собой, сказала Маша. – Теперь здесь можно жить. И теперь вы можете доплести ковёр и дорисовать картину. И я уверена, ваш папа, когда узнает, что у вас так чисто, обязательно к вам вернётся.

– Какая ты добрая и хорошая девочка, – похвалила Машу Серая Ворона. – Теперь я могу приглашать гостей! – обрадовалась Ворона. – А то мне было стыдно приглашать гостей, и меня в гости никто не приглашал, потому что я всегда забывала за собой убирать игрушки, в которые я играла.

– Маша! – услышала Маша папин голос, – Маша, пора домой.

– Мне пора, – сказала Маша, и обняв Динозаврика и Серую Ворону, побежала к папе, который всё это время наблюдал, как его самая любимая девочка в мире, чем-то увлеченно занималась возле старого тополя, и, наверное, даже не подозревал, что его Маша научила Серую Ворону соблюдать чистоту.

Глава десятая

в которой Умная Волшебница забрала маленького Динозаврика из дома Серой Вороны

Начать рассказ надо с того, что Серая Ворона, как Маша её не учила, так и не научилась соблюдать чистоту. И всё время пока Динозаврик жил в её доме, его ни разу не купали и не меняли ему постель, и, что совсем расстроило Машу – за всё это время Динозаврик ни разу не почистил свои зубки, и один зубик у него даже заболел, – Маша очень расстроилась, когда услышала всё это от Умной Волшебницы. Но что совсем расстроило Машу, что Серая Ворона, первые дни, когда Маша навещала маленького Динозаврика, форменно прятала Динозаврика от Маши, да-да – прятала! Серой Вороне, видите ли, было стыдно перед Машей, что она так и не научилась соблюдать чистоту, и чтобы Маша не видела, в какой нечистоте живёт Динозаврик, как только Маша подходила к Старому Тополю, Серая Ворона каркала на динозаврика, заставляла его залезать под кровать, а сама сказывалась больной:

– Я очень кха-кха больная, – с болезненной каркливостью подкашливала Серая Ворона, – а маленький Динозаврик где-то гуляет, наверно играет с галками и воробьями.

Маша, конечно, искала Динозаврика по всему двору, не находила, и грустная шла качаться на качелях или лепить куличики. Но от того, что она не могла найти своего нового друга, качаться ей не качалось, а куличики получались кривые и некрасивые. А Динозаврик сидел послушно под кроватью и не мог ослушаться своей внучатой племянницы, когда ему очень хотелось выбежать на двор и поиграть с Машей. Так скучно тянулись дни. А так как был сентябрь, все птичьи дворы города готовились к выборам (по сентябрям птицы, которые не улетали в тёплые страны, обязательно кого-нибудь куда-нибудь выбирали). И Серая Ворона занялась общественной деятельностью: вступила в Единую Партию Птиц и стала активно бороться за птичьи права. И эта борьба заставила её совсем забыть про своего родственника. Но о партийной деятельности Серой Вороны отдельная история, о которой рассказ впереди.

Когда Маша гуляла с мамой по магазинам и встретилась с Умной Волшебницей, и рассказа ей, что Серая Ворона то постоянно болеет, то готовится к выборам и борется за птичьи права, а Динозаврик целыми днями где-то гуляет и Маша не знает где, Умная Волшебница сразу поняла, что что-то здесь ни так. И пообещала Маше разобраться в этой странной истории с вечно больной Серой Вороной. Так как Умная Волшебница считала себя ответственной за судьбу маленького Динозаврика, она, на правах главного опекуна, в этот же день, как услышала от Маши эту странную историю, без церемоний заявилась в дом, а теперь уже и предвыборный штаб, Серой Вороны.

Когда Умная Волшебница (которая, как мы помним, могла наколдовать всё что хотела, но не колдовала, а делала всё сама, и крайне любила чистоту), увидела заброшенного и забытого маленького Динозаврика (который в эти сумасшедшие предвыборные дни и Серую Ворону видел только на плакате, который нарисовала сама Серая Ворона и повесила над кроватью), она страшно возмутилась, и даже чуть не начала колдовать от возмущения, но взяла себя в руки и просто сказала Серой Вороне, что она забирает у неё её родственника. Ворона, конечно, тоже возмутилась и даже заговорила о своих птичьих правах, но, во-первых, она готовилась к выборам в Главную Птицу Двора, и ей было не до какого-то там… пусть и родственника, а во-вторых, Умная Волшебница и слушать её не стала, а просто взяла Динозаврика и вывела его на свежий воздух, – потому что нельзя держать ребенка в такой предвыборной грязи и духоте.

Ко всему прочему, Умная Волшебница нашла папу маленького Динозаврика, и это был ещё один повод забрать маленького Динозаврика из дома-штаба Серой Вороны.

А папу динозаврика она нашла так.

Глава одиннадцатая

в которой Умная Волшебница нашла папу доледникового Динозаврика и отвела Динозаврика к папе

Умная Волшебница была страстная любительница всех искусств. Особенно классических. В Картинной галерее, в Театре, в Филармонии и, конечно, в Краеведческом музее, её знала каждая книжная моль. И только в Краеведческом музее открыли выставку динозавров, которую привезли в город из Москвы, Умная Волшебница решила, что очень даже может быть, что на этой выставке она найдет и папу маленького Динозаврика. И Умная Волшебница не ошиблась.

Как и полагается страстной любительницы всех искусств, Умная Волшебница надела свою самую выходную мантию и самую выходную шляпу: потому что в музеи и на выставки полагается одеваться в выходной костюм; оно и понятно, потому что на выставку «выходят», а значит и костюм должен быть непременно «выходным». А так как Умная Волшебница была ещё и Самой Настоящей Дамой (и иногда, исключительно для шарма, превращалась в Светскую Львицу, но очень добрую), то и выходила она на выставки не одна, а в сопровождении Филина.

И в этот день, облачившись во всё самое выходное, с Филином на плече, и, так, между прочим, для самого такого невинного шарма превратившись в Светскую Львицу, Умная Волшебница, блистая всем, чем можно, вошла в двери Краеведческого музея.

И, конечно же, немедленно разочаровалась, потому как то, что она увидела, не стоило ни одного очарования в мире.

А увидела она вот что.

Так как это было открытие выставки, на открытие собрались все самые важные птицы, которые собирались стать Главными Птицами своих дворов и бороться за птичьи права. Конечно, была и Серая Ворона. На открытие она пришла вся в белом и форменно выделялась среди всех Белой Вороной. И, конечно, среди важных птиц выглядывала и Газетная Утка. Без неё не проходило ни одно открытие. Потому как никто кроме неё не умел осветить важных птиц в самом правильном свете. Для этого у Утки был специальный розовый фонарик.

Умная Волшебница, не обращая внимания на открытие и важных птиц, сразу прошла вглубь выставки.

Сама выставка, по мнению Умной Волшебницы (и, по мнению Филина), оказалась совершенной безвкусицей. Экспонаты – собственно сами динозавры – содержались в ужаснейшем состоянии.

«Да уж, провинция», – вздохнул Филин. Филин знал толк в искусствах не меньше Умной Волшебницы, и сразу мог отличить «столичную штучку» от «провинции». «Столичной штучкой» Филин называл всё ухоженное и чистенькое, когда сразу было видно – выставка сделана, не абы как, а как для себя, чтобы не стыдно было. А если выставка была сделана абы как, лишь бы побыстрее и только ради денег, и, главное, без уважения к зрителю – тогда Филин всегда вздыхал и выдавал: «да уж, провинция». Динозавры хоть и двигали головами и лапами, и пасть раскрывали, но все были какими-то облезлыми и даже измученными. На них просто было жалко смотреть.

Папу маленького доледникового Динозаврика Умная Волшебница узнала сразу: папа и Динозаврик были похожи как две капли воды, только папа был большой, а Динозаврик маленький.

– Вы меня, конечно, извините, – поздоровавшись с папой Динозаврика, всё-таки высказала своё мнение Умная Волшебница, – но кто так выставляется? Это же бардак.

– Да уж, провинция, – вздохнул Филин.

– Зато открытие устроили, важные птицы поналетели, – не удержалась и вставила Умная Волшебница, тем более что Газетная Утка, так невзначай осветила её своим розовым фонариком.

– Выборы на носу, – вздохнул Филин. Филин вообще любил повздыхать, особенно когда ему что-нибудь очень не нравилось.

Так как было открытие, никто из важных птиц не ходил и не смотрел на экспонаты, а все стояли и смотрели друг на друга – это называлось официальной частью, и каждая птица, когда её освещала розовым фонариком Газетная Утка, принимала самую важную позу, чтобы её все увидели в самом правильном свете. Так что Умная Волшебница могла спокойно поговорить с папой Динозаврика. Единственно, Газетная Утка время от времени освещала её, и от этого невольно, но приходилось держать себя величественно, а так бы Умная Волшебница запросто уселась поудобнее на веревочное ограждение и покачалась. Но из-за этого розового фонарика приходилось соблюдать этикет и выдерживать позу (а веревочные ограждения были такими заманчивыми, что так и хотелось сесть на них и покачаться). Но да ладно.

– На вас же просто и бессовестно наживаются. Как вы такое терпите?

– А куда деваться? – согласился папа Динозаврика. – Здесь ещё терпимо, ограждения есть. На других выставках, где ограждений нет, там, у экспонатов все бока нехорошими словами исписаны, – папа Динозаврика оказался очень простым и добрым динозавром. И говорил просто и без затей.

Он очень удивился, что его Динозаврика нашла девочка Маша на Галичьей горе. И неизвестно, сколько времени маленький Динозаврик прятался там, в зарослях папоротника от всяких мальчишек, которые хотели его поймать и отдать в Зоопарк.

– А как же он там оказался на этой Галичьей горе? – удивлённо спросил папа Динозаврика.

– Это я от вас хотела услышать, – в ответ удивилась Умная Волшебница. – Нельзя же совершенно не участвовать в жизни и воспитании своего динозаврика.

– Как же я не участвовал? – удивился папа Динозаврика. – Я работаю на выставке экспонатом, Динозаврик жил с мамой. Она мне звонила и говорила, что у них всё хорошо. Что заработал на выставке, я высылал всегда его маме в срок.

– Ну, вот что, – всё поняла Умная Волшебница, – ребёнок должен жить с родителями. Так что сегодня я приведу его к вам. А вы уж позаботьтесь, чтобы больше он у вас не терялся.

– А что скажет мама? – спросил папа Динозаврика.

– А с мамой мы ещё проведем беседу, – заверила папу Умная Волшебница. И ещё раз (для шарма) превратившись в Светскую Львицу, величественно прошла к выходу, под свет розового фонарика Газетной Утки. Которая, к слову, осветила Умную Волшебницу совсем не в выгодном свете, потому что завидовала Умной Волшебнице, что она, умея колдовать, всё делала сама.

Этим же вечером Умная Волшебница привела маленького Динозаврика к его папе. И нисколько не пожалела. Динозаврик так обрадовался, что даже заплакал от радости. И папа так обрадовался, что чуть не задушил Динозаврика в своих объятиях. А потом отмыл его, почистил ему зубы, отвёл ему мягкую постельку прямо в зарослях папоротника. И каждое утро делал вместе с Динозавриком зарядку и кормил его простой, но очень полезной овсяной каше и прочей простой, но очень полезной едой.

Глава двенадцатая

в которой рассказывается, как Маша провалилась в Центр Раннего Развития Принцесс

С Машей могло и происходило много-много разных удивительных историй, но удивительные истории могли происходить и без Маши. Человек же не может быть везде. «Ну что же мне разорваться»? – как в таких случаях говорила мама, когда ей надо было быть везде, а быть это было решительно невозможно. Так вот, как Маше не хотелось лично отвести Динозаврика к его папе на Выставку, сделать этого Маша никак не могла, потому как, в это же время мама отвела её в Центр Раннего Развития Принцесс. Место это, уверяла мама, настолько удивительно и волшебно, что Маше просто необходимо туда попасть. На первом же занятии за один час Машу научат петь и рисовать, как только поют и рисуют самые настоящие принцессы! Машу научат сочинять стихи, решать теоремы, говорить сразу на английском и французском! Выучат истории и географии принцесс, физике и химии, и даже научат финансовой грамотности королев! Словом, после первого же занятия Машу будет просто не узнать, до того она станет умной и образованной принцессой!

– Доченька, мы с тобой попадем в сказку! – так восторженно заявила мама, что Маша поняла, что этим вечером она никак не сможет вместе с Умной Волшебницей отвести маленького Динозаврика к его папе на Выставку.

Как Маша, вместе мамой, вошла в Центр Раннего Развития Принцесс, так и обомлела. Конечно, обомлела и мама. Но и Маша, и мама обомлели по-разному. Мама обомлела, как она обомлевала, когда попадала в магазин, где всё-всё-всё было по обомленным скидкам, Маша же обомлела совсем по-другому. Она обомлела так, точно не попала туда, а провалилась.

Машу окружило столько прекрасных принцесс-учительниц, такие они все были умные и так они сразу стали заниматься с Машей, что Маша и в правду почувствовала, что она самая умная и образованная. Чтобы она ни делала, она всё делала прекрасно и великолепно.

– Ты будущий Нобелевский лауреат по химии! – восхищалась принцесса-учительница, когда Маша просто смешала газированную воду с водопроводной водой, – ты совершила величайшее химическое открытие! Посмотри, какие великолепные пузырьки, это прорыв в науке! – и принцесса-учительница умилялась не хуже Церковной Мыши, а может даже и лучше.

– Ты надежда Российской экономики! – восхитилась другая принцесса-учительница, когда Маша сама опустила монетку в автомат, и автомат выдал Маше баночку лимонада, – какая сложнейшая операция! – и принцесса-учительница совсем краешком глазика покосилась на маму девочки Маши. Мама, к слову, ощущала себя не просто принцессой, а королевой. За ней ухаживала специальная принцесса для мам, и с поклоном спрашивала: не желает ли она ещё чего-нибудь? и через слово замечала: «Какая у вас замечательная, талантливая, великая, восхитительная девочка!» И мама, величественно позволяя за ней ухаживать: подавать ей то содовую, то пирожные, и величественно соглашалась, что её девочка прекрасна и восхитительна.

– Как здесь прелестно! – восхищались мамы, чьи принцессы смешивали воду с водой, опускали монетки в автомат и делали ещё столько удивительных открытий, которые точно доказывали – все, кто вот сейчас находились в Центре – все до одной – будущие Нобелевские лауреатки и надежда Российской экономики.

Маша, окруженная всем этим прелестным восхищением, только и успевала слышать, что она прекрасно поёт, великолепно рисует, танцует, у неё блестящие способности и таланты, и она такая прекрасная… она такая… она…

Когда мама и Маша, очарованные вышли из Центра и сели в машину, мама только и сказала:

– Это великолепно!

– Великолепно! – повторила за мамой Маша.

Когда же папа попросил рассказать, что там было, и чему Маша научилась (потому что только один папа знал цену всему этому великолепию, потому что именно ему пришел счёт и этот счёт ясно говорил: ваша девочка – гений!), Маша ничего не ответила. Она просто всё забыла: и по-английски забыла, и химию забыла, и географию… только помнила, что… – Великолепно! Словно она провалилась в волшебную шкатулку.

***

– Хоть я и не люблю никого расколдовывать, но придётся, потому что ты сейчас очарована, и тебя нужно разочаровать, – открыла Маше глаза Умная Волшебница, когда Маша, на следующий день встретилась с Умной Волшебницей и рассказала ей, как было великолепно в Центре Раннего Развития Принцесс. – Ты побывала в Стране Дураков, – и, достав волшебную палочку, Умная Волшебница трижды провела ей в воздухе, точно рисуя какие-то волшебные слова.

Расколдовавшись, Маша разочаровано посмотрела на Умную Волшебницу.

– Но как же это? – расстроилась Маша, – я была уверена, что знаю и по-английски и даже по-французски, и даже химию знаю лучше Тёмы. Меня там так все хвалили, что я такая великолепная…

– Маша, – назидательно, точь в точь как мама, Умная Волшебница посмотрела на Машу, – ты только подумай, как можно за один час выучить и английский язык и химию. Подумала?

– Подумала, – согласилась Маша, – но там было так великолепно, – и вздохнула ещё разочарованнее.

– На то она и Страна Дураков.

– Умная Волшебница, а ты можешь разочаровать и мою маму, потому что, по-моему, ипапа подозревает, что и маму заколдовали, как и меня.

– Нет, – призналась Умная Волшебница, – мама слишком большая, на неё моё расколдование не подействует.

– А что же делать? – спросила Маша.

– Учить английский, – отвечала Умная Волшебница. Только так ты сможешь расколдовать свою маму. Причём учить не в Стране Дураков, а дома; вместе с папой. А чтобы в следующий раз ты с мамой не попала в Страну Дураков, я попрошу Человечка-Ящерку и он сделает так, что твоя мама заблудится в магазине и не выйдет из него до самого закрытия. А когда она выйдет, ты с папой начнешь заниматься. И когда мама придет домой и увидит, что английским ты можешь заниматься и дома, она сразу расколдуется и разочаруется.

– Спасибо тебе Умная Волшебница, – поблагодарила Маша, – тогда я побежала к папе, и мы сразу же начнём с ним заниматься.

– А разве ты не хочешь послушать, как мы с Филином отвели маленького Динозаврика к своему папе?

– Конечно, хочу! – вспомнила Маша.

– Тогда слушай. Тем более времени у нас много: Человечек-Ящерка уже водит маму по магазину и мама так очаровалась скидками, что до закрытия точно не разочаруется, – и Умная Волшебница рассказала Маше всё то, что уже прочитал читатель в одиннадцатой главе, этой самой правдивой и удивительной сказки.

Глава тринадцатая

в которой Маша побывала на Выставке, где теперь жил маленький Динозаврик со своим папой, и узнала, что у динозавров, бывают плохие и хорошие папы

Как только в город приехала выставка динозавров, папа предложил посетить её и посмотреть экспонаты, тем более что и Тёма и Герман и Маша последнее время очень интересовались этими доисторическими рептилиями.

– Да! – радостно согласилась Маша, потому что она давно соскучилась по своему другу маленькому Динозаврику и очень хотела его проведать.

В Краеведческом музее оказалось страшно интересно! В большом высоком зале было столько разных динозавров, что Маша даже растерялась – столько их было много и такие они были все разные! И они все двигали головами, раскрывали и закрывали пасти, и виляли хвостами!

– Как настоящие! – восхитился Герман.

– Это куклы, – возразил Тёма. Тёма ездил с папой в Москву, в Палеонтологический музей, где были настоящие огромные динозавры, больше не только самого Тёмы, но и папы во много-много раз. Потому на этих динозавров Тёма смотрел, можно сказать, свысока.

А Маша, конечно, как и Герман, восхитилась. Все динозавры находились в «естественной среде»: возле каждого динозавра или лежали разные камни, или торчали папоротники, или пальмы, или и пальмы и папоротники и камни; а за «естественной средой» большие картины с доисторическими пейзажами; словом всё было страшно натурально.

Где-то здесь, наверное, вон в том папоротнике спрятался мой друг Динозаврик, – решила Маша, и присев на корточки, внимательно всмотрелась в гущу ярко-зеленых папоротников.

– Маша, привет, – из самой гущи позвал Машу знакомый голосок.

– Привет, – обрадовалась Маша. Конечно, она узнала своего друга.

– Нет-нет, не заходи! – остановил Машу Динозаврик, и остановил вовремя: Маша уже подняла верёвочку, отделявшую её от Динозаврика, и собиралась подойти к гуще тряпично-пластмассовых папоротников, – я сам выйду. А то экскурсоводы очень ругаются, когда кто-нибудь из посетителей перелезает через веревочку, – и Динозаврик подошел к Маше.

– Привет! – и Маша обняла своего друга. – Ты нашёл своих папу и маму? – тут же спросила Маша, потому что она сильно переживала за своего друга и помнила рассказ Умной Волшебницы о жизни Динозаврика у Серой-Вороны.

– Да! – обрадовался Динозаврик, – нашёл. Но пока только папу.

– А маму? – спросила Маша.

– А маму… – повторил динозаврик. – Маму пока не нашёл. Мама живёт в Москве и работает в Палеонтологическом музее.

– Так пошли быстрее в Москву, в Палеонтологический музей, – Маша взяла Динозаврика за лапку.

– Нет, – и Динозаврик почему-то расстроился. – К маме я пойти не могу.

– Почему?

– Потому что без папы я идти не хочу, а папе в Палеонтологический музей нельзя.

– Почему?

– Потому что… – и Динозаврик рассказал Маше, наверное, самую удивительную историю, которую она когда-либо слышала о жизни современных динозавров.

***

Оказывается, у современных динозавров папы бывают «плохие» и «хорошие». «Плохие папы-динозавры» разъезжают по выставкам и всё, что зарабатывают на этих выставках, отправляют мамам. А «хорошие» живут вместе с мамами в Палеонтологическом музее. «Плохого» от «хорошего» папу-динозавра отличить очень легко: «плохой папа» неправильно думает, что он – главный, куда главнее мамы; он требует, чтобы мама его слушалась, делала всё, что он ей скажет, сидела бы в пещере и варила щи. И вся её забота – о самом папе и о маленьких динозавриках. «Хороший» же папа-динозавр прекрасно понимает, что все динозавры: и мамы и папы – равны. И главного в семье быть не может. И понимает, что на мамах лежит вся ответственность, мамой быть очень сложно, и потому уважает маму. «Хороший папа-динозавр» всегда всё делает вместе с мамой: он помогает маме мыть посуду и убираться в пещере; сам умеет приготовить вкусный обед и погулять с маленькими динозавриками. А когда видит, что мама устала, сам даст ей посмотреть волшебную шкатулку или отвезёт ее в Центр саморазвития, где мама вместе с другими такими же уставшими от пещерной работы динозаврихами будет саморазвиваться: принимать солнечные ванны и пить фито-коктейли. А сам вернётся в пещеру и будет много-много работать и зарабатывать, чтобы обеспечить будущее своим маленьким динозаврикам.

Кто этого не понимает, тот «плохой папа-динозавр». Его отправляют работать на Выставку, а мама сама выбирает себе «хорошего папу». И у одной мамы-динозаврихи могли быть три, а то и четыре папы. Причем, «хороший папа», если он забывался, немедленно становился «плохим» и отправлялся на Выставку, а «плохой», если он исправлялся, мог вернуться в Музей и стать «хорошим», но вернуться уже к другой маме. Потому маленькие динозаврики всегда путались, где, чей папа, и совсем перестали называть динозавров папами, а признавали одних мам. Редко-редко у какого-нибудь динозаврика был один неизменный папа, и этого неизменно хорошего папу всегда ставили в самом лучшем зале как пример другим папам. У него было много грамот и медалей, и каждая мама, указывая на него маленькому динозаврику, обязательно замечала: «Вот бы тебе такого папу».

– Как все это сложно и запутанно! – удивилась Маша, потому что она никогда не задумывалась, кто главнее. Впрочем, она часто слышала, когда её мама отчитывала её братьев Тёму и Германа, что девочек нельзя обижать, нужно уважать, и ни в коем случае не наказывать. Потому что если девочка что-нибудь сделала неправильно, то в этом не она виновата, а виноват мальчик, потому что всегда всё можно объяснить словами. А кто распускает руки, тот неправ. А если девочка в песочнице ударила мальчика, то всегда за дело, потому что девочка не может ударить без дела, а мальчик может. Словом, когда девочка делает правильно – она умница, а если неправильно, то это мальчик так всё подстроил, потому что все мальчики хитрые и так и норовят показать девочкам свою силу.

И Маша и представить себе не могла, что её папа хороший только потому, что всегда и во всём слушается маму. Даже если папа сильно-сильно занят и много-много работает, если маме нужно по магазинам, папа бросал всё, и вёз маму по магазинам. И Маша вспомнила, что папа ни разу не отчитывал маму, а только мама отчитывала папу, и всегда за дело, потому что мама никогда никого не отчитывала без дела.

– А мой папа «плохой», – грустно вздохнул Динозаврик, – он всегда хотел, чтобы мама его слушалась. Поэтому он здесь, на Выставке, а не там, где живут «хорошие» папы – в Музее, – и Динозаврик ещё раз вздохнул.

– И что это всё одни плохие папы? – ужаснулась Маша, уже по-другому посмотрев на всех этих ещё недавно восхитивших её динозавров.

– Да, – грустно согласился Динозаврик.

Динозавры, и правда, показались теперь Маше какими-то «плохими»: вот тот, что стоял на задних лапах, слишком страшно скалил пасть, а у того, что склонился над папоротником, гребень был каким-то облезлым. Словом, в каждом динозавре Маша заметила какой-то неприятный изъян: слишком большой, слишком кривой, грязный, злой, некрасивый.

– Пойдём, я отведу тебя к маме, – она взяла Динозаврика за лапку.

– А папа? – с вопросом смотрел Динозаврик. – Нет, – и на его зелёной щёчке блеснула маленькая слезинка. – Я не хочу жить с «хорошим» папой, я хочу жить со своим, – и, сказав, он вернулся в заросли тряпично-пластмассового папоротника и уткнулся в большую лапу большого сердитого вида динозавра. Но как только он прильнул к большой лапе, Маша заметила, что сердитая морда большого динозавра смягчилась, и даже чуть улыбнулась; и незаметно, только кончиком хвоста, он обнял своего маленького Динозаврика, и Маше даже послышалось, что эта морда что-то прошептала: что-то доброе и очень ласковое.

И Маша, наверное, только сейчас поняла, как она сильно-сильно любит своего папу, и крикнув: Папа! – побежала через весь зал, и, наверное бы, споткнулась и расшиблась, если бы её не подхватило что-то сильное, не подняло вверх и не прижало к груди.

– Ты чего так испугалась, моя девочка? – услышала она совсем близко знакомый мягкий голос.

– Папа, я тебя очень сильно-сильно люблю! И не хочу никакого другого папы! – и до самой машины Маша крепко обнимала шею своего папы, и всё боялась, что папу у неё отнимут и отправят на Выставку.

***

А вечером, когда папа рассказывал Маше перед сном сказку, Маша очень попросила папу свозить её в Москву в Палеонтологический музей. Маша решила обязательно «по-женски» поговорить с мамой доледникового Динозаврика и убедить её не выгонять больше папу из Музея, а сделать так, чтобы у Динозаврика были и папа и мама.

И папа подумав, и сверив календарь, пообещал своей девочке Маше, что на следующей неделе они обязательно всей семьей поедут в Москву, потому что мама давно просила папу свозить её погулять в один очень любимый всеми мамами и бабушками монастырь.

Глава четырнадцатая

в которой Маша познакомилась с Грустным Мороженщиком, и узнала, что бесплатно делать добрые дела очень опасно

Всю неделю Маша жила в ожидании поездки в Москву, в Палеонтологический музей. Но и в эту неделю с ней, конечно, не переставали происходить удивительные истории.

И одна такая история, как и многие другие, произошла в магазине, куда Маша пошла погулять с мамой, естественно, только за хлебом.

Маша, сколько себя помнила, знала – добрые дела делать хорошо. Но Маша и не знала, что, бесплатно, добрые дела делать не то что нехорошо, а даже опасно. Особенно если это доброе дело касается мороженого.

Когда Маша и мама вошли в магазин, чтобы купить к обеду только хлеба, маму взяла в плен волшебная тележка. Но так как Человечек-Ящерка и Маша стали друзьями, Человечек-Ящерка подбрасывал в мамину тележку только самые свежие продукты и по самым выгодным скидкам и предложениям. Всё-таки он был Человечком-Ящеркой и совсем ничего подбрасывать просто не мог, это было выше его сил. Даже когда Маша просила его больше не подбрасывать, Человечек-Ящерка пожимал плечиками и говорил: «Ничего не могу поделать, это выше моих сил», – и подбрасывал что-нибудь ещё по какой-нибудь очень большой скидке. Так что эта обыкновенная прогулка «только за хлебом» утомила даже маму, но и она ничего не могла с собой поделать, когда видела какое-нибудь ну очень выгодное предложение, и со вздохом опускала это «предложение» в тележку – предложений было так много и все они были такими выгодными, что в тележке просто не оставалось места – потому мама и вздыхала.

Маша даже чуть не превратиться в капризную девочку – готова была страшно обидеться, как на маму, так и на Человечка-Ящерку, а может быть и похуже – заплакать. Когда мама подошла к кассе и собиралась расплатиться, а Маша вышла за кассу, как Человечек-Ящерка, со словами: «ничего не могу с собой поделать», взял и отвёз тележку (а за тележкой и маму) к какому-то стеллажу с безумно выгоднейшим предложением. И Маша осталась у кассы совершенно одна. Как вдруг кто-то протянул ей мороженое.

– Спасибо, – вежливо отвечала Маша и взяла мороженое. Маше стало страшно интересно, кто же это подарил ей мороженое, но кто подарил ей мороженое, Маша не увидела, потому что рядом никого не было.

– Это Грустный Мороженщик, – услышала Маша знакомый голос, оглянулась и увидела Умную Волшебницу.

– А почему он грустный и почему я его не вижу? – ещё раз оглянувшись, спросила Маша.

– А он боится, – отвечала Умная Волшебница.

– Меня? – удивилась Маша.

– Нет, он боится делать добрые дела.

– Почему?

– Потому что он делает их бесплатно, а это очень опасно – делать добрые дела бесплатно.

– Почему? – совсем удивилась Маша.

– Потому что бесплатный сыр бывает только в мышеловке, спроси у Церковной Мыши, она подтвердит.

– Но это же не сыр, а мороженое, – возразила Маша. – И Мороженщик подарил мне мороженое просто так, без мышеловки. И, в конце концов, я девочка, а не мышка.

– Поверь, Мороженщик тоже этого не понимает, – согласилась Умная Волшебница. – Но когда он дарил мороженое открыто, многие мамы не верили, что он дарит просто так и бесплатно. А одна мама так просто приказала одному папе, и папа взял и отвел его в полицию.

– Какой ужас! – ужаснулась Маша.

– Вот-тот, – согласилась Умная Волшебница, – ужас и есть. Я говорила ему, что если он хочет от чистого сердца дарить детям мороженое, то пусть он оденется в клоуна, нарисует на костюме чистое сердце, и говорит всем, что это не просто так, а рекламная акция. Потому что сегодня у людей столько дел, что они, пока им не нарисуешь сердце и не скажешь, что оно чистое, никто не поверит. Вон, посмотри, – Умная Волшебница кивнула на большой рекламный щит, где очень счастливая мама и очень счастливая девочка брали мороженое у очень счастливого клоуна с чистым сердцем на костюме. И стрелка показывала, куда надо идти, чтобы стать счастливым и тебе бы дали мороженое.

– И что он? – спросила Маша, – согласился нарисовать себе чистое сердце?

– Не захотел, – отвечала Умная Волшебница. – Сказал, что добрые дела не начинаются с обмана.

– А почему он просто так дарит мороженое? – резонно спросила Маша.

– А ему жалко смотреть, когда маленькие дети, вместо того чтобы играть и веселиться, ходят с мамами по магазинам или сидят на лавочках и смотрят в волшебные шкатулки.

– Поэтому он грустный?

– Сейчас сама все поймешь, – отвечала Умная Волшебница.

– Господи, вот ты где! – облегчённо всплеснула мама, но ту же отчитала Машу: – Ты почему здесь? Ты почему отошла от меня? И откуда у тебя мороженое? – спросила даже испуганно.

– Подарил Грустный Мороженщик.

– Кто? – не поняла мама. – Где он?

– Ты его не увидишь, он боится делать добрые дела.

– Никогда ничего не бери у незнакомых. А вдруг он хотел тебя обидеть.

– Вот-вот, – с пониманием вздохнула Маша. – Он так тоже считает. Поэтому и не показывается, потому что почему-то обижают именно его, – и Маша ещё раз вздохнула. – Как же все это странно, – сказала она задумчиво и посмотрела на мороженое, которое совершенно уже растаяло.

– Вот, – мама показала Маше на «счастливый» рекламный щит, – ты думала, я про тебя забыла? А мы прямо сейчас пойдем с тобой в кафе и поедим мороженое, – и, забрав у Маши растаявшее мороженое, мама достала телефон, чтобы позвонить папе, и папа бы всё бросил и приехал к магазину, что забрать покупки и отвезти домой, пока его девочка Маша вместе с мамой будут есть мороженое. – И никогда ничего ни у кого не бери, – сказала мама строго.

– Даже если мне это подарили от чистого сердца? – спросила Маша.

– А откуда ты знаешь, от какого сердца тебе это подарили? – возразила мама и спросила: – ты меня поняла, доченька?

– Да, – кивнула Маша и поняла, почему Грустный Мороженщик такой грустный и боится делать добрые дела. Потому что чтобы делать добрые дела, сначала надо надеть костюм клоуна, и на костюме нарисовать чистое сердце. А так разве поймёшь – от чистого сердца это доброе дело или нет – если это сердце не видно.

Глава пятнадцатая

в которой Серую Ворону выбрали Главной Птицей Двора

Наступил День выборов. Во всех дворах города важные птицы выбирали себя в Главные Птицы Двора.

В этот выбирательный вечер, Маша, как обычно, вместе с папой вышла гулять во двор.

Маша очень любила гулять в своём дворе, потому что он был «благоустроенным». Это слово Маше очень нравилось, она его часто слышала от добрых бабушек, которые сидели на лавочке возле подъезда, где жила Маша и обсуждали всё-всё-всё, что видели, что во дворе происходит. Иногда, когда Маша вместе с мамой выходила погулять по магазинам, мама останавливалась возле добрых бабушек и, конечно, поздоровавшись, могла много-много времени пообсуждать вместе с бабушками какой их двор «благоустроенный»: и новая детская площадка, и возле подъездов новые лавочки (что, конечно, бабушкам очень нравилось), и новые дорожки, и новые мусорки, и новый дворник, который приехал из какого-то очень далека, и был очень тихим и молчаливым. Не то что, который до него был. Который до него был, постоянно с бабушками ругался, за то, что бабушки очень любят кошек, а который приехал, не ругается,– именно всё это новое (и дорожки, и лавочки, и дворника) добрые бабушки и называли «благоустройством».

Для самой же Маши «благоустройством» во дворе была кормушка для птичек. Маша вместе с папой, сама смастерила эту кормушку и сама (вместе с папой) повесила её на Старый Тополь, прямо над домом Серой Вороны. Маша очень любила подсыпать в кормушку зёрнышки и смотреть, как маленькие птички (какие-нибудь воробушки или синички) забирались в эту кормушку и клевали зернышки.

Во дворе, птиц, вроде бы, жило много, но все они были или голуби или галки, и одна Серая Ворона. И ни одного воробушка, ни одной синички. А как Маша повесила кормушку, то словно чудо произошло – воробушек прилетел, а за ним и синичка. И Маша так этому обрадовалась, этому чуду, что каждый вечер подсыпала в кормушку зернышки, и старалась подсыпать самые разные, чтобы у воробышков и синичек рацион был разнообразный и сбалансированный – мама всегда говорила, что рацион должен быть только таким. А голубям и галкам кормушка не понравилась – слишком она была для них маленькая. Папа смастерил такую красивую (как японская пáгода), но такую низкую крышу, что галки и голуби только и могли, что на верхушке пагоды посидеть, точно они какие-нибудь японские императоры, а до зёрнышек им ну никак было не достать, как они не пытались. И все маленькие мусорки возле подъездов, все стояли как японские пагоды с крышками, так что и в маленькие мусорки галкам было не добраться. Потому они и любили Большую Мусорку, которая стояла на краю двора. Они забирались в эту Большую Мусорку, доставали из неё мусор, который Маша выносила вместе с папой, когда выходила на прогулку, и разбрасывали его по всему двору. А потом вместе с голубями громко ругались из-за этого мусора, наверное, кто этот мусор будет убирать. Убирал всегда тихий и молчаливый дворник. И галкам и голубям это страшно не нравилось, наверное, они сами хотели убрать (они же намусорили), но так как они только спорили, кто будет убирать, то убирал Тихий Дворник (наверное, убирать за галками и голубями мусор была очень ответственная и важная работа, раз дворник ради этого приехал из какого-то очень далека). Дворнику вообще за всеми приходилось убирать, даже за дворовыми кошками и собаками, которых очень любили добрые бабушки и аккуратно выбрасывали им из окна всякие объедки. А кошки и собаки эти объедки, совсем неаккуратно, вместе с галками разбрасывали дальше по двору, и, конечно, спорили, кто всё это будет убирать.

А воробушки и синички с ними не спорили. Они забирались в кормушку-пагоду, и клевали свои зёрнышки. А потом улетали.

Но вернёмся к выбора, которые Маша увидела своими собственными глазами (раньше она такое видела только по телевизору, когда папа и мама его смотрели).

Как уже известно, Серая Ворона занялась общественной деятельностью и стала активно бороться за птичьи права. Но бороться за птичьи права без крика и шума, наверное, было просто невозможно. И когда Маша вышла во двор, она увидела настоящий птичий базар возле Старого Тополя.

«Наверное, они опять спорят, кто будет убирать весь тот мусор, который они принесли с Большой Мусорки, и который им аккуратно выбросили из окон добрые бабушки», – подумала Маша и решила подойти и послушать – договорятся они или, как всегда, нет.

Маша, к слову, сама любила покормить голубей. Правда она не выбрасывала объедки из окна, а выносила их в пакетике и высыпала на травку.

Итак, когда Маша подошла к Старому Тополю, возле которого шумели птицы, она увидела вот что.

Возле Тополя, на самой макушке кормушки-пагоды, наверное, чтобы казаться выше всех, величественно расправив крылья, сидела сама Серая Ворона. В лапке она держала листик бумаги, на котором было что-то написано, и это что-то Ворона читала галкам и голубям.

– Уважаемые галки и голуби, – читала Ворона, – сегодня очень ответственная минута. Потому что в эту минуту вы выбираете меня в Главную Птицу нашего Двора.

– А почему это мы должны тебя выбрать в главную птицу? – возразила одна очень взъерошенная Галка. – Может быть, я хочу быть главной птицей.

– Ну, во-первых, – не растерялась ворона, – у меня самые красивые глаза. А всем известно, что если кого и выбирают, то за красивые глаза, – и Ворона повернула голову всем так, чтобы все убедились, что у неё самые красивые глаза.

– А во-вторых? – ехидно так каркнула Взъерошенная Галка.

– А во-вторых, – и Ворона выдержала паузу, – именно над моим домом девочка Маша повесила свою замечательную кормушку, которую она сделала своими руками. А абы над каким домиком кормушки вешать не станут! – и Ворона так значительно это прокаркала, что не то что Взъерошенная Галка, а вообще все галки и голуби не нашли, что сказать и промолчали.

– Вот, – победно продолжала Серая Ворона.

– И какая нам польза, что ты будешь Главной Птицей? – спросил Сизый Голубь.

– Я буду активно бороться за ваши птичьи права, – торжественно заявила Серая Ворона.

– Это как? – не понял Сизый Голубь, он вообще был непонятливой птицей, и ему всегда всё приходилось пояснять.

– Я добьюсь, что вы сможете свободно летать куда хотите, – пояснила ему Серая Ворона.

– Это как? – опять не понял Сизый Голубь.

– Ты куда сейчас хочешь лететь?

– Сейчас никуда. А когда захочу – на Большую Мусорку.

– Вот – и это твоё право! И я за это буду бороться.

И Сизый Голубь так удивился такой простой мудрости, что больше ничего не сказал, как и ничего, конечно, опять и не понял.

– Выбирайте меня Главной Птицей, и ваши права станут вашими правами.

– Хлопайте же все, хлопайте! – кстати подбодрила всех Газетная Утка (потому что там где выборы, там обязательно кстати появлялась Газетная Утка и всех кстати подбадривала) и первая захлопала крыльями, а за нею и все захлопали, правда, многие галки не поняли, зачем надо хлопать, потому что не слышали, потому что ругались за объедки. Но раз все захлопали, захлопали и они. А некоторые и закаркали.

– А я хочу попробовать вкусных зёрнышек, которые девочка Маша насыпает в кормушку, а попробовать не могу, – после бурных аплодисментов сказал Сизый Голубь.

– И это твое право! – не растерялась Ворона, – и за это я буду бороться!

– Это как? – Сизый Голубь опять не понял.

– Я буду бороться за твоё право хотеть попробовать вкусные зёрнышки! – Ворона так красиво так вывернула лапку, что не удержалась, поскользнулась, чуть не упала, удержалась, кормушка качнулась, и из кормушки случайно высыпалось несколько вкусных зёрнышек.

– Смотрите! – закрякала Газетная Утка, – Серая Ворона выполнила свои предвыборные обязательства! все голосуем за Серую Ворону!

И все захлопали и закаркали.

И Серая Ворона стала Главной Птицей Двора. А галки и голуби разлетелись по двору – кто на Большую Мусорку, кто под окна добрых бабушек, а кто так – куда ему хотелось.

«Совсем как в телевизоре», – подумала Маша и тоже побежала, куда ей хотелось, а хотелось ей покачаться на новых качелях, пока их никто не занял, потому что на качелях любили все покачаться, до того они были благоустроенные.

Глава шестнадцатая

в которой Маша не только узнала, что такое Испанский стыд, но даже сама его испытала

В этот вечер, папа вернулся с работы как обычно, и как обычно, Маша вышла с папой гулять во двор. И как же она удивилась, когда на скамеечке, что стояла на дорожке под кустом сирени, увидела свою старую знакомую – Настоящую Принцессу. Принцесса ничуть не изменилась: всё в том же голубом платье, с тем же золотым бантом, и в тех же голубых туфельках. И королевский пудель Элтон, всё так же преданно сидел у ног Настоящей Принцесс и преданно смотрел ей в глаза, немедленно ожидая от неё любых приказаний и готовый немедленно их исполнить.

– Здравствуй, Лиза, – Маша прекрасно помнила, как зовут Настоящую Принцессу и, конечно, поздоровалась с ней.

– Здравствуйте, – нисколько не вспомнив Машу, особенно вежливо поздоровалась Принцесса. – Мы знакомы? – спросила.

– Конечно, знакомы! – удивилась Маша, – мы вместе гуляли на речке Дон и хотели полепили куличики, но тебя позвала твоя фрейлина-гувернантка.

– Да? – так и не вспомнила Принцесса. – Хорошо, – отвечала со своей особой вежливостью. – А я вот тут скучаю, – вдруг призналась. – Хотите, поскучаем вместе?

– А чего не качаешься на качелях? – удивилась Маша, которой совершенно не хотелось скучать не вместе не по отдельности, – качели свободны, мальчишки по двору бегают, в зомби играют. Хочешь, вместе с мальчишками в зомби поиграем?

– В зомби? – ужаснулась настоящая Принцесса, а это как?

– Это надо бегать друг за другом, догонять, а потом есть мозг, – совершенно бесстрашно рассказала Маша, как надо играть в эту интереснейшую игру.

– Знаю, сразу скучно отвечала Принцесса. Моя мама-королева с моим папой-королём в эту игру играли: папа бегает по замку, что-то кричит, топает ногами, а мама сидит, красит ногти и говорит: «Хватит мне есть мозг». Нет, мне эта игра не нравиться. Мама с папой так в эту игру доигрались, что папа ра-зо-рил-ся, – удивительно на распев пропела Настоящая Принцесса. – И теперь мы с мамой улетаем в Испанию. Потому что мама нашла себе нового испанского короля.

– А почему твой папа-король разорился, и как это – «разорился»? – Маше стало так интересно, что она забыла и про мальчишек и про зомби, села рядом с Принцессой на скамеечку, и с любопытством посмотрела на совершенно спокойное и очень красивое, как у очень дорогой куколки, лицо Настоящей Принцессы.

– Как разорился? – Принцесса привычно достала золотое зеркальце, привычно пальчиками чуть тронула и так идеально уложенные голубые волосы, и привычно убрала зеркальце в сумочку, – как сказала моя мама-королева: потому что он вёл себя как ненастоящий король. И слишком много топал ногами. Я поняла, что папа просто протопал свое королевство. Но во всём он обвинил мою маму-королеву. А настоящие короли во всём винят только себя, – и Принцесса, сказав это, так элегантно качнула ножкой, и надула губки таким красивым бантиком, и послала своему пуделю такие мимимишные чмоки-чмоки, что её королевский пудель радостно подскочил и вильнул хвостиком, совершенно уверенный, что с ним сейчас будут играть.

– Как всё-таки скучно, – отвернувшись от пуделя, Настоящая Принцесса совсем чуть-чуть склонила свою как у куколки красивую головку.

– А пойдём, куличики полепим! – Маше почему-то так жалко стало Настоящую Принцессу: и что папа-король её разорился, и что она улетает в Испанию к новому папе, пусть он и испанский король, и что она одна сидит на скамеечке и ей скучно, когда во дворе столько всего интересного. – Или, лучше, я познакомлю тебя с Серой Вороной, она как раз сейчас дома, – и Маша подскочила со скамейки и взяла Принцессу за её кукольно красивую ручку.

– С вороной? – Принцесса удивилась, – а она приличного общества?

– Самого приличного, – уверила Маша, – вчера её выбрали Главной Птицей Двора, и она теперь борется за птичьи права.

– А птичьего гриппа у неё нет?

– Ну что ты! – зауверяла Маша, – наши птицы самые здоровые птицы в городе, у них ни то, что гриппа, к ним вообще никакая зараза не липнет. Потому что им наши добрые бабушки каждый день что-нибудь из окон полезное для их здоровья выбрасывают. И они такие здоровые, что хоть в Зоопарке их показывай, – вот какие они здоровые!– и Маша махнула в сторону стайки галок, которые очень возбужденно спорили, кто же будет убирать весь тот мусор, что они раскидали по двору.

– Да? – всё еще сомневалась Принцесса. – А я слышала, что вороны – воровки.

– Это бессовестная клевета! – каркнуло над ушами девочек так, что и Маша и Принцесса аж вздрогнули, – это сороки – воровки, а мы, вороны, приличные птицы и глупостями не занимаемся. – Ворона, которая всё это время сидела на крыше кормушки-пагоды, что висела на Старом Тополе, всё слышала и не могла промолчать, когда на весь её вороний род навели такой тень на плетень. Спустившись на скамеечку, Серая Ворона показала Принцессе свои красивые глаза, за которые её и выбрали Главной Птицей – сначала левый, потом правый, убедилась, что Принцесса оценила красоту её глаз, и только тогда каркнула:

– Здравствуйте.

– Здравствуйте, – чуть смутившись, поздоровалась Настоящая Принцесса; смутившись и от неожиданного такого представления, и от того, что явно обидела Ворону. Принцесса была так воспитана, что старалась никого не обижать.

Только Серая Ворона уселась на скамейке, пудель Элтон немедленно зарычал.

– Фу, животное, – каркнул ему Ворона. Ворона никого не боялась обидеть: и потому что воспитания у неё такого, как у Принцессы не было, и потому что она состояла в Единой Партии Птиц, – а потому право имела. И просто, потому что она ворона. – Это может быть там у вас в Испании принято безнаказанно рычать на членов городской партии, но здесь вам не Испания.

– Элтон, англичанин,– деликатно заметила Настоящая Принцесса.

– Какая разница? – удивилась Ворона, – в нашем дворе никому на птиц рычать не позволено, об этом каждая собака знает. Не верите, вон, спросите, – и как доказательство, Ворона кивнула на всю туже стаю спорящих галок. Между прочим, вместе с галками спорили и две вполне себе холёные собачки и один до удивления толстенький котик. И котик и собачки, не обращая внимания на галок, преспокойно спорили сами по себе: котик, лежа на боку и лениво вылизывая лапку, а собачки просто сыто и довольно валяясь по траве. – Наш двор свободный от дискриминации!

– От чего? – не поняла Принцесса.

– От дискриминации, – гордо отвечала Серая Ворона, – это значит, что в нашем Дворе никто никого не обижает, – как только Ворона занялась общественной деятельностью, а особенно после выборов её в Главную Птицу, она понавыучивала столько разных умных и длинных слов, что просто пугала ими весь двор. Взъерошенная Галка с самого утра не могла в себя прийти, после того, как Ворона назвала её «оппортунисткой», а Сизого Голубя – «волюнтаристом». А всё за то, что они первыми подобрали очень вкусные и полезные для здоровья объедки, что выбросила из окна одна очень добрая бабушка, и не став их разбрасывать по всему двору, сразу всё склевали на месте.

– Как у вас тут интересно, – теперь уже по-другому, с интересом, Принцесса посмотрела на двор, где теперь будет жить её разорившийся папа-король. – А я думала, что провинция это такая скукота, а у вас тут ничего, миленько. Правда, конечно, не Испания, но думаю, папе и Элтону здесь будет весело.

– И сытно, – серьезно уверила Принцессу Ворона. – Здесь у нас настоящий Эдем, то есть – рай в отдельно взятом дворе.

– А почему мне будет весело? – не понял, и от того сразу заговорил Элтон.

– Как почему? – удивилась Принцесса. Ты остаёшься с папой. Кто-то же должен приносить ему утром тапочки, и выводить его на прогулку.

Королевский пудель был так ошарашен этой новостью, что сразу уронил голову и пал духом.

– Не переживай, – каркнула ему Ворона, – я поставлю тебя своим заместителем и ты будешь жить как собака.

– Вот видишь! – обрадовалась Принцесса, – ты сможешь, наконец, насладиться собачьей жизнью.

– Ещё как насладится, даже не сомневайтесь, – уверила Ворона.

Но Элтона, такая перспектива – с головой окунуться в собачью жизнь, видимо не обрадовала, он поджал свой стриженый хвостик и готов был уже забиться под лавку, но вспомнив, что он чистопородный англичанин, просто сел и уставился мордой в небо – в знак протеста.

Маше, почему-то стало стыдно: и за Серую Ворону, и за Пуделя и даже за Принцессу.

– А твой папа скоро придёт? – спросила.

– Не знаю, – отвечала рассеяно Принцесса. – Наверное, он сейчас волнуется и прихорашивается. Он так не хочет, чтобы я улетала в Испанию… Он говорит, что любит меня и не сможет без меня жить. – Принцесса вздохнула, – эти мужчины такие слабые, никак не могут смириться с действительностью, – мама так говорит.

Из подъезда дома вышел очень прихорошенный мужчина. «Наверное, это и есть папа, бывший король», – подумала Маша и не ошиблась. Папа, бывший король, стыдливо семеня ножками, подошёл к своей доченьке и ласково спросил:

– Я не заставил тебя ждать, о прекрасная моя Принцесса?

– Конечно, заставил, – небрежно, не глядя на бывшего папу, отвечала Принцесса. – Я так утомилась, что хочу содовой, и мороженого.

– Я как раз заказал столик в ресторане, – с поклоном отвечал бывший папа-король. – Девочка моя, – вдруг взмолил он, – не улетай от меня.

– Не могу, – отвечала принцесса, – меня ждёт новый папа. А ты протопал своё королевство. Но я оставляю тебе Элтона. Заботься о нём и вспоминай обо мне.

– Я молю тебя, не бросай меня! – бывший папа-король зарыдал, сцепив руки у груди.

– Будь мужчиной! – принцесса от возмущения поднялась со скамейки, – не позорься хотя бы перед посторонними! – но бывший папа король рыдал и позорился. – Как это не красиво, – Принцесса одёрнула край своего платья, которое бывший папа-король хотел поцеловать, – не звоните мне и не ищите меня. Теперь, Я, Испанская Принцесса. И Мне за вас стыдно. Я испытываю испанский стыд, видя ваш позор, – Принцесса круто развернулась и направилась к карете, давно ожидавшей её в конце двора.

***

Когда Принцесса уехала в карете в аэропорт, а её бывший папа вместе с её бывшим пуделем, сидели в обнимку и плакали, Маша подошла к своему папе, который неспешно прохаживался по дорожке и разговаривал с кем-то по телефону, и спросила:

– Папа, а что такое испанский стыд?

– Это доченька, – отвечал папа, – когда кто-то другой делает плохо, а стыдно тебе, что ты это увидела.

– Понятно, – вздохнула Маша, – пойдём домой, папа, а то, мне как-то по-испански стыдно, – и Маша взяла папу за руку и потянула его домой.

А на скамейке всё сидели и плакали чистопородный английский пудель и бывший папа бывший король.

Глава семнадцатая

в которой рассказывается, как Маша стала свидетельницей удивительного чуда, которое случилось с Церковной Мышью

Как всегда в воскресение, Маша вместе с мамой пошла гулять в церковь. Маме нужно было срочно пожаловаться на папу, что из-за него она страшно согрешила – у папы в пятницу был какой-то особенный праздник и потому он отвёл маму в ресторан. И в ресторане мама съела очень вкусный стейк и даже выпила чуть-чуть вина. А так как это была пятница, то это оказался страшный грех. И виноват, конечно, был папа. И потому маме срочно нужно было исповедаться и рассказать, как она из-за папы страдает.

Так вот, когда папа привёз маму в церковь, чтобы она там исповедовалась и причастилась, а сам повёз Тёму и Германа на теннис, Маша, пока мама жаловалась батюшке на папу, стала свидетельницей удивительного чуда.

Так как исповедь это таинство, то и жаловалась мама одна, тайно, без Маши, а Маша гуляла на церковном дворе. Конечно, Маша помнила про свою новую знакомую, Церковную Мышь, и решила её проведать, узнать, как у неё дела.

И как же Маша удивилась, когда увидела Церковную Мышь в праздничной одежде и в окружении самых важных птиц. И все важные птицы все были в белых платочках и поздравляли Мышь. И Газетная Утка освещала Мышь своим розовым фонариком, и Серая Ворона хвалила и поздравляла Мышь, и все-все-все – и галки и голуби хвалили и поздравляли Церковную Мышь.

– Здравствуйте, – поздоровалась Маша.

– Здравствуй, милая, здравствуй, – особенно умилённо отвечала Церковная Мышь. – А со мной чудо произошло, – призналась Мышь и так умилённо отвела взор свой к небу, что и Маша за ней посмотрела на небо. На небе были облака.

– Сырку матушки принесли? – поняла Маша.

Нет, милая, то чудо не чудо, а такое чудо, что чудо из чудес! – и Мышь чуть не прослезилась.

– Коты разбежались? – попробовала угадать Маша.

– Что коты, – и Мышь-таки прослезилась, – мне теперь никакой кот не страшен.

– Так что же? – Маша не на шутку заинтересовалась, что же за чудо такое произошло с Церковной Мышью.

– Я теперь, матушка, – по-взрослому обратилась Мышь к Маше, – не просто Церковная Мышь, а Главная Церковная Мышь. Вот так вот, милая. Вот какие чудеса. Теперь у меня, матушка, настоящий приход, а не просто так.

И Газетная Утка особенно правильно в эту торжественную минуту осветила Мышь, что бы все увидели какая она одухотворенная и особенная, и что к ней, не одни важные птицы пришли, но и сама девочка Маша.

– Скажи слово нам, матушка, Главная Церковная Мышь, скажи слово, – с почтением обратилась Серая Ворона, которая, как известно, не так давно стала Главной Птицей Двора, и теперь, по долгу службы, просто обязана была присутствовать на таком торжественном мероприятии. И обращаясь к Мыши, Ворона так повернула голову под свет розового фонарика, чтобы все увидели, какие у неё красивые глаза (мы помним, Серую Ворону выбрали в Главные Птицы за её красивые глаза).

И важные птицы попросили Мышь сказать слово. И Мышь взошла на камушек и сказала слово:

– Нет моей заслуги в сём чуде. Потому как грешница я великая. Но не по грехам моим, а по смирению великому моему сие свершилось.

Сизый Голубь, который глядя на всех, сам, ни к селу, ни к городу, повязал белый платочек и походил теперь не на голубя, а на курицу, так вдруг кудахтнул от восхищения, что все на него посмотрели с укоризной, а Газетная Утка та и вовсе на него фонариком сверкнула. Голубь смутился и в платочек спрятался.

– Всему я, глядя на наших матушек, научилась, – сказала Мышь и прослезилась. – Вот сидят они в трапезной, чаёк с баранками пьют, и такие слова мудрые говорят, а я крошки подбираю и слушаю. Чай пьют, а сами жалуются и жалуются – на всё жалуются и на всех жалуются. И поняла я, на жалости церковь наша держится. Нé на кого жаловаться, и ходить в церковь не нужно. Вот и сошла на меня благодать, и я, тайным голосованием, выбрала себя в Главную Церковную Мышь, чтобы и вам, милым, было кому на кого пожаловаться.

Маша от такой речь Церковной Мыши так удивилась, что даже на камушек от удивления присела и спросила невольно:

– А тайным голосованием, это как?

– Ну как так? Вот так, – удивилась Церковная Мышь. – Я взяла бумажечку, написала не ней свое имя, опустила бумажечку в горшочек, потрясла горшочек, тайно опустила лапку в горшочек, и – чудо! – я достала из него бумажечку со своим именем. Разве это не чудо.

– Чудо, чудо! – согласились все важные птицы.

Теперь если кто захочет исповедаться – на кого-нибудь пожаловаться, можно мне пожаловаться, потому как, я теперь право такое имею – все жалобы выслушивать. Вот ты, Маша, хочешь мне на кого-нибудь пожаловаться? Жалуйся.

– Мне не на кого жаловаться, – подумав, призналась Маша.

– Почему? – удивилась Мышь.

– Меня все любят, – просто ответила Маша.

– Тогда пожалуйся на саму себя, – подумав, сказала Мышь. – Так тоже можно.

– Маша! – Машу позвала мама, – пора домой, – у мамы был такой удовлетворённый вид после исповеди, и такая она вся была одухотворённая, что Маша сразу поняла: права Мышь, в жалости всё дело, без жалости нет женского счастья. Но всё равно, жаловаться Маши было не на кого. «Может быть, когда подрасту», – подумала Маша и ещё раз посмотрела на маму. И такая мама была в эту минуту счастливая и красивая, что Маша невольно обняла маму и поцеловала.

Глава восемнадцатая

в которой Маша познакомилась с мамой доледникового Динозаврика

И наступил день, когда папа повёз всех в Москву, в Палеонтологический музей. Конечно, поход в Палеонтологический музей был так, между прочим, главной причиной было мамино паломничество в монастырь. Мама так нагрешилась за последнее время (особенно, когда посчитала, во что обошлось папе посещения мамой и Машей Центра Раннего Развития Принцесс), что никакие молитвы в местной церкви не помогали. А нужно было ехать в Москву, в монастырь, и там, в монастыре, поставить такие большие свечи, подать такие длинные записочки, и заказать такие дорогие молебны, которые только и загладят все мамины грехи, особенно её чрезмерную расточительность. Папа даже не стал считать, во сколько обойдутся ему эти свечи, записочки и молебны. Он обещал сводить Машу в Палеонтологический музей, и появился повод; почему бы им не воспользоваться.

Итак, оставив маму в монастыре, папа, Тёма, Герман и Маша отправились в Палеонтологический музей.

Маша переступила порог музея в смешанных чувствах (про такие чувства Маша где-то слышала, они ей были не совсем понятны, но звучало это очень красиво). Итак, в самых своих смешанных чувствах Маша вошла в музей, конечно, держась за папину руку.

Маше очень хотелось познакомиться с мамой своего друга маленького Динозаврика, и если это было возможно, сделать всё, чтобы Динозаврик наконец-то нашел свою настоящую семью. Как все самые настоящие девочки, Маша сильно-сильно верила, что у Динозаврика всё будет хорошо. Тем более что для этого нужна была самая малость: чтобы мама-динозавриха простила папу-динозавра и больше не выгоняла бы его разъезжать по выставкам.

Палеонтологический музей оказался удивительным местом. Каких только динозавров Маша в нём не увидела: и больших и маленьких, и с крыльями и с хвостами, и с какими-то невозможными гребешками у кого на голове, а у кого и на спине. Словом, динозавров оказалось так много и таких разных, что и слов не хватало их всех описать.

И как здесь найти маму доледникового Динозаврика? Маша сперва растерялась. Но так как Маша была собранной девочкой, она быстро собралась и сообразила: мама у Динозаврика должна быть самой большой и самой сильной, раз у неё было столько пап, и она смогла их всехвыгнать. Маша остановилась возле огромного скелета, он был таким огромным, что казался больше остальных скелетов. К слову, Машу нисколько не смутило, что в музее стояли именно скелеты, а не настоящие динозавры. Они же работают экспонатами, а после работы, снимут свои рабочие скелеты, и станут обычными себе динозаврами.

– Здравствуйте, – обратилась Маша к самому большому скелету. – Вы мама моего друга, доледникового Динозаврика? – спросила осторожно.

– Допустим, – отвечала мама доледникового Динозаврика.

– Он очень по вам скучает, – отвечала Маша, – но он хочет, чтобы вы простили его папу, и вы снова бы жили все вместе – всей семьёй.

– Его папа сам виноват, – отвечала мама доледникового Динозаврика, – он плохо себя вёл, капризничал, уделял мне мало внимания и не хотел мыть полы и посуду. А ты, как умная девочка должна знать, что полы и посуду, и мама и папа, должны мыть вместе. И ещё он всегда ругался, когда я поздно приходила с работы.

– Ругаться плохо, – согласилась Маша.

– Вот видишь, – отвечала мама доледникового Динозаврика. – А ты говоришь, простить его. Чтобы он снова ругался и лежал на диване? И вообще он страшный зануда и тиран. Он нисколько не уважал моего мнения. И, самое главное, он совершенно не хотел измениться – стать другим, таким, чтобы я уважала его больше, чем других динозавров. А он не хотел меняться, даже не хотел подстричь свой лохматый гребень. Такой папа не достоин уважения.

– А мне его гребень не показался лохматым, – возразила Маша.

– Вот именно, показался, – возразила мама доледникового Динозаврика. – И вообще, мне совершенно неинтересно о нём разговаривать.

– Так вы его не простите… Даже если он подстрижётся?

– Как можно его простить, когда свою маму он слушался больше чем меня? – удивилась мама доледникового Динозаврика. – Как только динозавр создаёт семью, он не должен слушаться своей мамы, а должен слушаться маму своего маленького динозаврика. Вот оно настоящее семейное счастье. Вот твой папа слушается твою маму?

– Слушается, – невольно согласилась Маша.

– Вот ты сама и ответила.

– Но мой папа не всегда слушается мою маму, – поспешила разуверить динозавриху Маша, – иногда, когда мама запрещает мне бегать по лужам, папа всё равно разрешает мне бегать по лужам, потому что я очень люблю бегать по лужам. И по деревьям папа разрешает мне лазить, а мама всегда ругает папу за это, и папа всегда обещает мама, что больше так не будет, но когда мы идем гулять, папа всё равно разрешает мне залезть на дерево. Но мама же не выгоняет его за это из дома, а только воспитывает. Вот и вы только воспитывайте своего папу, а не выгоняйте.

– Поздно воспитывать – не маленький.

– Воспитывать никогда не поздно, – возразила Маша, – особенно, когда речь идет о мужчинах.

– Наверное, твоя мама святая женщина и у неё нет такой общественной нагрузки. Меня же выбрали Главной Мамой.

– Тайно? – поняла Маша.

– Что тайно? – не поняла Главная Мама.

– Выбрали, – подсказала Маша.

– Почему тайно, очень даже открыто.

– Да-да, конечно, – видя такие внушительные габариты Главной Мамы, закивала Маша: как тут можно было не выбрать, – подумала она.

– И возле себя, – Главная Мама внушительно взглянула на Машу, – возле себя мне нужен ответственный динозавр, который будет помогать мне, станет мне опорой и примером для моих динозавриков.

– А у вас их много, маленьких динозавриков?

– Когда мне их считать? – удивилась Главная Мама, – когда у меня столько общественной работы. Потому мне и нужен такой динозавр, на которого я могу всецело положиться, который будет считать моих маленьких динозавриков и не отвлекать меня от общественной работы, – и мама доледникового Динозаврика, Главная Мама музея, устремила взор на постамент, где возвышался образец современного динозавра, увешанный медалями и дипломами, «Лучший папа – Динозавр года». – Да, – встряхнулась она, точно проснувшись. Извини, девочка, у меня много дел. Ты пока можешь походить по музею, познакомиться с экспонатами. Только помни, руками ничего не трогать.

– Не знаю, мой папа очень ответственный, – даже обиделась Маша и решила, что, может и к лучшему, что Динозаврик остался со своим папой. Вот если бы эта Динозавриха была бы такой же умной и доброй, как моя мама, а так… – Всё к лучшему, – сказала Маша вслух так, как обычно говорила в таких сложных случаях её мама, попрощалась с мамой доледникового Динозаврика и побежала искать своего папу, о котором она так много сейчас говорила, но о котором совершенно забыла за этим, слишком для неё, ответственным разговором.

Глава девятнадцатая

в которой Маша потерялась в Палеонтологическом музее, и узнала, насколько жизнь современных динозавров удивительна

Но где папа? Где Тёма и Герман? – Маша растерялась, но совсем немножко; собралась, и пошла в самую даль и глубину Палеонтологического музея. Видимо она так разговорилась с этой Главной Мамой, что просто отстала от папы и братьев, и вот сейчас вот за этим грустным динозавром она их увидит.

– Привет, девочка.

Маша остановилась; это явно произнёс грустный динозавр.

– Привет, – Маша задрала голову, потому что грустный динозавр возвышался прямо над Машей.

– Зря ты с ней вообще заговорила, – вздохнул Грустный Динозавр. – Я вижу, ты хорошая девочка, и хочу тебя предупредить: ничему не верь, что здесь услышишь.

– Почему? – удивилась Маша.

– Потому что здесь все так давно привыкли обманывать, что по-другому просто не умеют.

Почему? – еще больше удивилась Маша.

– Потому что одни не хотят оказаться на Выставке, а другие такими родились.

– А вы? – спросила Маша.

– А что я? – вздохнул Грустный Динозавр и его коротенькие лапки чуть вздрогнули, а большая зубастая голова склонилась ещё ниже. – На Выставке плохо, – он чуть помолчал, – а здесь грустно. И я никак не могу решить, где лучше: там, где плохо или там где грустно. Но ты иди, возле меня нельзя долго останавливаться, иначе меня накажут и отправят на Выставку.

– Ладно, – совсем удивилась Маша и отошла от Грустного Динозавра.

– И что тебе он сказал? Наверное, ругал нас всех? Так ты ему не верь, – Маша остановилась возле группы элегантных динозаврих. – Это самый хитрый и подлый динозавр во всём музее.

– Почему? – Маша не переставала удивляться.

– Потому что, – удивились и элегантные динозаврихи. – А по нему, что, не видно? У него же все на морде написано. Он же неудачник. Главная Мама забрала его с Выставки, отмыла, отчистила, на хорошее место устроила. А что он?

– А что он?

– Он предал её, – наперебой заговорили элегантные динозаврихи.

– Как?

– Так! Ему поручили воспитывать маленьких динозавриков, думали, что раз его устроила сама Главная Мама, то он оправдает доверие.

– А он?

– Не оправдал! Пошёл дождь, и вместо того, чтобы научить динозавриков рисовать красивых динозавров и воспитать из них разносторонних и гармоничных личностей, он вывел динозавриков гулять под дождь! И разрешил им бегать по лужам! По лужам! В дождь! – и ужас увидела Маша в глазах элегантных динозаврих. – Динозаврики вернулись все грязные, мокрые, б-б-р-ррр, – разом передернулись элегантные динозаврихи.

– Я тоже люблю бегать по лужам, – не поняла Маша.

– Конечно, любишь, – закивали элегантные динозаврихи. – Маленькие дети всегда любят всё, что нельзя любить.

– А что можно любить?

– Любить можно только то, что любит твоя мама.

– Да?

– Да-да-да. Вот чтó любит твоя мама?

– Меня любит. Тёму любит, Германа, папу любит.

– А по лужам она любит бегать?

– По лужам не любит бегать, – призналась Маша.

– Вот и ты не люби. Любить надо всё, что безопасно: читать, рисовать, мультики смотреть, но не какие-нибудь, а развивающие. Твоя мама любит мультики смотреть?

– Мама любит смотреть передачу, где какой-то дядя-повар готовит мясной рулет.

– Отлично! Вот и ты это смотри. А что ещё мама любит?

– Любит папу воспитывать.

– Отлично! Вот и ты воспитывай.

– В церковь ходить любит. Молиться любит.

– Отлично! У тебя замечательная мама.

– А мне так хочется побегать по лужам, – Маша вдруг так расстроилась, что ей захотелось заплакать. – И что, что бы стать хорошей девочкой, мне нельзя теперь бегать по лужам?

– Совершенно нельзя. Лужи полны опасностей, в них полно микробов, и они ужасно мокрые!

– Микробы? – не поняла Маша.

– При чем здесь микробы! – почему-то обиделись элегантные динозаврихи. – Тебе говорили, что микробы мокрые? Тебе говорили, что лужи мокрые. Или ты захотела нас просто обидеть? Вот оно неправильно воспитание.

– Простите, – поспешила успокоить динозаврих Маша, – я не хотела вас обидеть.

– Ну, всё, иди почитай, какую-нибудь полезную книжку…

– Какую?

– Полезную. Или иди, нарисуй что-нибудь. Осенний лес или весенний. Словом, займись иди делом, а у нас много дел.

– Хорошо, – и Маша отошла от элегантных динозаврих, которые, как только Маша отошла от них, сразу о чем-то зашептались и всё кивали в её сторону, и кивали как-то неодобрительно.

– Наверное, я их обидела, – расстроено вздохнула Маша и пошла дальше. – Но где же папа? – Маша остановилась.

– Папу потеряла? – вдруг услышала она за спиной; оглянулась. Несколько маленьких динозавриков стояли в рядок возле добротного вида динозаврихи с внушительным гребнем и не менее внушительным клювом. – А, не обращай на неё внимания, – кивнул на большеклювую динозавриху динозаврик, что казался постарше остальных, – ей на нас всё равно. – Она у нас временная.

– Воспитательница? – спросила Маша. Маша уже целый год ходила в Детский садик и знала, что в каждой группе есть своя воспитательница, которая смотрела за детишками и иногда читала им книжки.

– Ага, – отвечал динозаврик, – она самая, – воспитательница, – и повторил это так, точно редиску надкусил. – Воспитывает нас: это нельзя, то нельзя, всё нельзя. А что ни так – мамам нашим жалуется. И мамы нас воспитывают.

– А папы? – спросила Маша.

– Папы? – спросил динозаврик, что казался постарше, – пап мы не знаем. Наверное, они все вымерли.

– У моего друга маленького доледникового Динозаврика папа работает на Выставке. Может и ваши папы на Выставке?

– Не знаю, – отвечал динозаврик, – мой (мама так сказала) выпил водицы из лужи, превратился в козла и убежал от нас.

– А мой – в свинью, – ответил и другой динозаврик, – мама так сказала.

– А моего мама просто выгнала, потому что… не знаю почему, наверное, потому что тоже из лужи напился и тоже превратился, – вздохнул и ещё один. И все динозаврики завздыхали и закивали.

– А с нами живет какой-то динозавр, он не папа, он просто динозавр, но мама говорит, чтобы я называл его папой. Но он что-то начал плохо себя вести, и, наверное, мама скорое его заменит. Я слышал, есть такие магазины, где мамы меняют старых плохих пап на новых хороших. Но моей маме постоянно попадаются какие-то испорченные – быстро ломаются.

– У меня такой уже третий, – отмахнулся динозаврик, который всё это время молчал, смотрел в волшебную шкатулку и отвечал, не отрываясь от шкатулки. – А чего, нормальный, шкатулку мне волшебную подарил. Первые два ничего не дарили, а этот подарил.

– Говоришь, на Выставке? – спросил, подумав динозаврик, который казался постарше, – говорят, на Выставке они такое там придумывают! – произнёс он даже мечтательно. – Говорят, они там устраивают салюты, фейерверки, придумывают всякие игры…Говорят, на Выставке собрали вместе самых веселых и классных пап… И эти папы никого не боятся, даже мам… Может и мой там?

– Может, – отвечала Маша. – Там столько разных пап, что может и твой там.

– Может, – согласился динозаврик. – Эх! – эхнул он, – скорее бы перейти в Большой зал, в школу, там говорят интереснее. Правда, оттуда ещё никто не возвращался, но все очень туда хотят.

– Тихо! – шикнул один из маленьких динозавриков, – Большеклювая что-то подозревает. Ты иди, – кивнул он Маше, – а то нас заругают за тебя.

– Ладно, – осторожно покосившись на Большеклювую, которая и правда что-то подозревала и сурово смотрела на Машу, Маша отошла от динозавриков.

– Но где же папа? – Наверное, он вон в том Большом зале, – и Маша свернула в коридор, который заканчивался входом в огромный с невероятной высоты потолком залом. Сколько же там было всяких динозавров! И с крыльями, и с хвостами, и с рогами, и длинными шеями и с короткими!

В самом центре, послушно вытянув длинные шеи и хвосты, величественно возвышались над всем этим огромным залом несколько преогромнейших динозавров. И, конечно, Маша подошла к ним.

И такие у динозавров были довольные и важные морды, что смотреть на эти морды было одно удовольствие. И Маша, забыв обо всём, разглядывала этих довольномордных динозавров.

– Какая хорошая девочка, – довольно произнёс один из довольномордных динозавров.

– Какие вы большие и хорошие! – невольно восхитилась Маша.

– Да, мы такие, – согласились довольномордные динозавры, – потому что мы, хорошие папы и работаем в школе и учим динозавриков, как стать хорошими папами.

– Так вот вы какие! – совсем восхитилась Маша.

– Мы такие, потому что во всём и всегда видим только хорошее. Мы никогда не думаем о плохом, потому что за нас всегда думают мамы. А мамы никогда плохо не думают. Хочешь, мы с тобой поиграем или порисуем, или посмотрим какие-нибудь развивающие мультики?

Маша на секунду задумалась.

– А по лужам вы разрешите мне побегать? Совсем чуть-чуть.

– Что ты! – и довольномордные морды страшно ужаснулись. По лужам бегать нельзя, там много микробов и они мокрые.

– Да, да, – всё понимая, вздохнула Маша, – мокрые.

– Но не расстраивайся. На мир нужно смотреть позитивно! – утешили довольномордные динозавры. – Если нельзя бегать по лужам, можно посмотреть, как другие бегают по лужам! Для этого есть специальный канал. Хочешь, посмотрим вместе? Наши маленькие динозаврики, которых нам доверила воспитывать Главная Мама музея, очень любят, когда мы все вместе смотрим на развивающем канале, как другие динозаврики играют в мяч или лазают по деревьям, или… – и один из довольномордных значительно посмотрел на Машу, – даже бегают по лужам. Но это наш секрет. Если мамы узнают, что мы такое смотрим, они страшно заругаются.

– Нет, ну, иногда, – возразил другой из довольномордных, – где-нибудь раз в неделю, мамы сами могут нам показать эти воспитательные ролики, где непослушные динозаврики бегают по лужам, но…

– Исключительно в педагогических целях, чтобы знали, как это опасно, – подкивнул один из довольномордных.

– Но это же так интересно!

– Это опасно! А безопасность – это самое главное в педагогике, – разом ответили довольномордные.

– А когда надоест рисовать и смотреть, можно хотя бы поиграть в мяч? – спросила Маша.

– Можно, – кивнул другой довольномордный, – но мяч должен быть одобрен Главной Мамой (чтобы мяч был безопасный). Потом нужно составить программу мероприятия (чтобы игра была безопасна). Потом одобрить план места для игры (чтобы место было чистое, ровное и безопасное). Потом составить список подарков (конечно безопасных), которые нужно подарить всем, кто участвовал в игре. И так рассчитать время, чтобы во время игры маленькие динозаврики не вспотели и не заболели. И только после этого, можно будет недолго поиграть в мяч.

– А просто поиграть в мяч? – расстроилась Маша.

– Без программы, без утверждения Главной Мамы? – ужаснулись довольмордные. – Это никак нельзя. Это просто преступно. Хочешь, посмотрим развивающие мультики? – ещё раз спросили довольномордные.

– Не хочу, – вздохнула Маша.

– А чего ты хочешь? Может быть, порисовать или выучить наизусть какое-нибудь полезное стихотворение о любви к маме?

– Я хочу папу найти, – призналась Маша, – он потерялся, и я его ищу. Вы не знаете где он?

– Ты одна подошла к незнакомым динозаврам? А если мы плохие динозавры, и хотим тебя обидеть? Нельзя подходить к незнакомым динозаврам. Если ты потерялась, то подходить можно только к динозаврихам. Иди к ним девочка. Мы-то думали, ты не одна, а ты одна. Мы хорошие папы и не разговариваем с незнакомыми девочками, – и довольномордные вытянули свои морды так высоко, точно и не знали и не видели никогда и не разговаривали с незнакомой девочкой, которая к тому же и потерялась. И Маше даже показалось, что они оглянулись, не увидел ли кто, что они вот, так без разрешения, разговаривали с совершенно незнакомой им маленькой девочкой. И Маша невольно оглянулась и… увидела своего папу. Папа стоял от неё в каких-нибудь двух шагах и смотрел, как его девочка с интересом расхаживала по залу и рассматривала скелеты доисторических динозавров.

– Папа! – Маша раскинула ручки и бросилась к папе. – А я тебя потеряла, – чуть не заплакав, прошептала Маша.

– Потеряла? – удивился папа. – А я думаю, чего это моя девочка одна, самостоятельно, расхаживает по музею, рассматривает экспонаты… а ты оказывается меня искала? – папа взял Машу на руки.

– Да, – Маша крепко-крепко прижалась и поцеловала папу в щеку. – Они такие все странные, эти динозавры, – рассказывала она. – Ты представляешь, они… – но Маша не успела рассказать, какие они странные эти динозавры, потому что подошел Герман и, как всегда перебив Машу (потому что Герман, если ему что-нибудь было очень срочно надо, всегда перебивал Машу, а порой и самого Тёму), стал дергать папу за рукав и звать подойти к Тёме. Потому что там Тёма говорит что-то такое, с чем Герман категорически не согласен. И Герман так настойчиво требовал, чтобы папа подошёл и решил этот наиважнейший вопрос, что у папы просто не оставалось выбора. И, с Машей на руках, ведомый Германом за руку, папа пошёл к стенду, где был Тёма.

И пока папа шёл, и Маша сидела у папы на руках, она с удивление увидела, что многие маленькие динозаврики с завистью смотрели на неё, а один не выдержал и сказал: «Вот счастливая, у неё есть настоящий её папа». Машу так это удивило и так обрадовало, что она ещё крепче прижалась к своему папе, и не слезала с его рук. И когда они подошли к Тёме, и когда папа решал спор братьев, и когда все уже вместе пошли дальше рассматривать экспонаты, и папа отвечал на вопросы то Германа, то Тёмы… Маша просто уютно сидела на папиных руках и только слушала и думала: какая же она счастливая и какие несчастные все эти музейные динозаврики. И, конечно, жалко, что у её друга, маленького доледникового Динозаврика, мама и папа не вместе, но зато у него, как и у неё есть настоящий свой папа.

А потом все сели в автомобиль и поехали в монастырь забирать маму.

Мама вышла из монастыря очень довольная и преобразившаяся. Она поставила столько свечек, подала столько записочек и заказала столько молебнов, что теперь её чрезмерной расточительности всё – конец. Так ей одна матушка в монастыре и сказала: «всё, твоей расточительности конец». И по такому случаю, мама попросила папу пожертвовать в монастырь, сколько ему не жалко, потому что потом, ему за это обязательно воздастся сторицей.

Папа не стал спорить.

И довольная мама, уставший папа и счастливые Тёма, Герман и Маша, все сели в автомобиль и вернулись домой.

Глава двадцатая

в которой Маша узнала, что Динозаврик вернулся к Серой Вороне

Этим же вечером, Маша вместе с папой вышла гулять во двор. Погода стояла замечательная: по ясному небу шли удивительной красоты облака. Маша очень любила, когда по небу шли облака, особенно, когда их было много, и они были все разные. Маша и не помнила, когда она полюбила смотреть на облака, наверное, её научил этому папа. Когда Маша гуляла с мамой по магазинам, то Маша и не смотрела на небо, потому что с мамой смотреть нужно было исключительно под ноги. «Смотри под ноги», – каждый раз замечала мама, и замечала всегда с таким видом, что важнее, чем смотреть под ноги ничего и не было. Гуляя с папой Маша сразу забывала, что смотреть нужно под ноги, потому что с папой смотреть под ноги было решительно невозможно. Уже из подъезда папа показывал Маше то на удивительной формы листик на дереве, то на камушек у бордюра, то на цветок, который непонятно как, но пробился сквозь асфальт и распустился; то на какую-нибудь букашку, которая важно ползла по этому цветку, вдруг расправляла крылья и взлетала в небо, а в небе – облака! С мамой мир был прост и практичен: в этом мире очень важно было правильно и полезно поесть, тепло и красиво одеться, и обязательно смотреть под ноги, чтобы не споткнуться и не расшибиться. Словом, в мамином мире, всё должно быть полезно, тепло и безопасно. В папином мире же было всё с точностью наоборот. Всё неполезное и опасное (бегать по лужам, лазить по деревьям, и прочее, и прочее, и прочее) превращалось в страшно интересное, и невероятно красивое. И, наверное, самым интересным и красивым, конечно, в этом мире были облака! Чего только не было в этих облаках: драконы, леса, пустыни, замки и дворцы. А во дворцах принцессы и принцы, колдуны и волшебницы, и единороги! – все то, чего в мамином мире и близко быть не могло, потому что в мамином мире это просто облака, а за ними Бог, и всё. А в папином, стоило Маше только чуть взглянуть на небо, и оторваться от всей этой невообразимой красоты было решительно невозможно.

Так вот, как всегда засмотревшись на облака, Маша не смотрела под ноги, и, конечно же, споткнулась (как и предупреждала мама). Но не то удивило Машу, что она споткнулась, а то, обо что она споткнулась. А споткнулась Маша о Динозаврика. Да-да, Маша споткнулась, чуть не наступив на своего друга, маленького доледникового Динозаврика, который по щенячьи свернулся в клубочек и лежал себе у дерева, где жила его внучатая племянница Серая Ворона.

– Динозаврик, ты? – конечно, удивилась Маша. Она-то была уверена, что Динозаврик со своим папой на Выставке, а он тут… под деревом. – Что случилось? Папа тебя выгнал? – ещё чуть-чуть и Маша готова была возмутиться, точь в точь, как возмущалась её мама, когда видела что-нибудь неправильное или опасное.

– Нет, – ответил Динозаврик и поднялся, совершенно не глядя на Машу, а глядя на свою зеленую кожицу, и смахивая с неё пыль, точно это было сейчас самое важное.

– Что случилось? – и спросила Маша теперь уже возмущенно, потому как возмутиться было самое время: маленький Динозаврик, который потерялся во второй уже раз! – здесь не возмутиться было просто невозможно. – Рассказывай, – Маша произнесла это так, как могла произнести только самая настоящая мама, – я тебя внимательно слушаю, – и даже ручки свои на груди Маша сложила, как складывала мама в подобных возмутительных случаях.

– Нечего рассказывать, – и Динозаврик рассказал такую удивительную историю, какой Маша, наверное, никогда и не слышала.

Глава двадцать первая

в которой рассказывается, как Маша узнала, как маленький Динозаврик жил на Выставке

Когда Маша оставила маленького Динозаврика со своим папой на Выставке, а сама, вместе с папой, мамой и братьями уехала в Москву, в Палеонтологический музей, чтобы «по-женски» поговорить с мамой доледникового Динозаврика, Маша и представить не могла, что в этот же день папу маленького Динозаврика арестовали и отправили на самую дальнюю выставку, куда отправляют самых плохих пап. А самого маленького Динозаврика собирались отправить в специальный дом для брошенных маленьких динозавриков.

– Какой ужас! – испугалась Маша. Тем более это был ужас, когда Маша услышала, как до того дня жил маленький Динозаврик, когда Умная волшебница и Филин отвели его к папе на Выставку.

А жил Динозаврик так.

Папа, когда увидел своего маленького Динозаврика, страшно расстроился. Он-то думал, что его Динозаврик вовсе и не потерялся, а жил себе преспокойно в Музее вместе с мамой. Ходил в Детский садик, ел полезную еду, смотрел развивающие мультики, словом, жил как живут все маленькие динозаврики вместе с мамами, когда их папы работают на Выставке и всё, что заработают, отправляют в Музей. Это было правило, которое не мог нарушить ни один папа-динозавр: если ты на Выставке, а твой динозаврик с мамой в Музее – всё что заработал, отправляй в музей. Но для кого тогда папа отправлял в Музей всё, что зарабатывал, когда его динозаврика там и близко не было? А жил он один на Галичьей горе (как маленький Динозаврик туда вообще попал, Маша узнала чуть позже, а пока, она слушала рассказ Динозаврика, и её возмущению просто не было никакого предела)!

Так вот, когда папа это услышал, он страшно расстроился и решил немедленно ехать в Музей и поговорить с мамой маленького Динозаврика, но другие выставочные динозавры его резонно отговорили. Во-первых, ничего хорошего от этой поездки ждать не жди – если ты динозавр-выставочник – в музей тебе хода нет, а во-вторых, зачем было ехать, когда маленький Динозаврик сам приехал. И папа Динозаврика сразу страшно обрадовался и согласился, и Динозаврик остался на Выставке. Правда, остался тайно. Потому что явно оставаться было никак нельзя, потому что у папы на это не было специальной бумаги. Но про бумагу Динозаврик ничего не понял, а потому и Маше рассказать не смог, и потому и Маша ничего не поняла. Зато Динозаврик рассказал, что с папой оказалось жить очень здорово (этому Маша нисколько не удивилась).

Папа Динозаврика ничего не запрещал своему Динозаврику. Нет, он, конечно, запрещал и запрещал много чего, но не запрещал то, что всегда запрещали мамы-динозаврихи. Бегать по лужам, когда дождь? Бегай! Лазить по деревьям? Лазай! Играть в мяч, в догонялки – пожалуйста! Он даже (о, ужас!) разрешал Динозаврику подраться с какой-нибудь выставочной крысой, если на то, конечно, были причины (допустим, крыса задумала укусить за хвост какого-нибудь старенького динозавра). Запрещал же он Динозаврику всё то, что разрешали и даже приветствовали мамы-динозаврихи. Он запрещал динозаврику жаловаться и плакать. Потому что настоящие динозавры никогда не плачут! И не жалуются (если крыса не испугалась, а взяла-таки и укусила самогó маленького Динозаврика за хвост). Ещё он запрещал Динозаврику даже в руки брать волшебную шкатулку, и смотреть, какие бы ни было, развивающие мультики – потому как ничего хорошего в этих мультиках папа-динозавр не видел. А выучил Динозаврика боевым искусствам древних китайских драконов, так что скоро маленький Динозаврик стал грозой всех выставочных крыс. И все остальные динозавры, кто был на выставке, считали своим долгом принять участие в воспитании маленького Динозаврика. Никто не отмахивался от него, нужно рассказать – рассказывали, объяснить – объясняли, даже наказывали, если папы не было рядом, а Динозаврик сунул свой нос, куда ему не следовало. Словом, Динозаврик жил на выставке, как юнга на корабле.

Был у маленького Динозаврика и свой наставник – динозавр с большим хвостом и толстыми лапами. Этот Толстолапый Динозаврику очень понравился, хотя некоторые динозавры над ним и посмеивались, кроме папы-динозавра; папа уважал Толстолапого за то, что тот прочитал много старых книг об истории древних динозавров. Толстолапый совсем недавно оказался на Выставке, и ещё не привык работать выставочным экспонатом. Там, в Музее, он учил маленьких динозавриков истории динозавров, но учил неправильной истории. И Главная Мама раз ему сделала внушение, два, потом – выговор, а потом – на Выставку, как несоответствующего квалификации.

Глава двадцать вторая

в которой рассказывается, как раньше, в далёкие времена, жили доисторические динозавры

По книгам (которые в Музее были запрещены, и которые Толстолапый тайно хранил у себя) получалось, что доисторические динозавры жили совсем по-другому. У них не было никакой Главной Мамы, и выставок никаких не было. А были одни музеи. Поэтому на выставки никого не ссылали. В книгах, это время, называлось Довыставочный период или Советский, потому что тогда все динозавры, прежде чем что-либо сделать обязательно советовались: собирались в большом зале Музея и «держали совет». Когда наступило время Главной Мамы, советоваться было некому, да и незачем, за всех всё решала Главная Мама.

Первые динозавры, кто заселил первые музеи, делились не по цвету кожи (как в современно мире), а по своим природным особенностям. Это сейчас динозавры делятся на выстовочных (цветных) и музейных (белокостных), а в Советское время динозавров отличали природная внешность и ум. Самые заметные и многочисленные были Завры – большеголовые, шустрые и зубастые, очень любили бегать и прыгать, и считались удивительными выдумщиками. Именно по Заврам всех динозавров и стали называть – диноЗавры. Были и Дактили – крылатые летуны. Дактили натуры романтические, и если Завры выдумывали всё практическое и по делу, то Дактили сочиняли стихи и песни. А еще были Доки. Доки не прыгали и не летали, стихов и песен не сочиняли, они смотрели на всех свысока, и казались очень умными. Впрочем, нельзя было сказать, что Доки только казались умными, вовсе нет. Они прекрасно пользовались всем тем, что придумывали Завры и сочиняли Дактили. И иногда неплохо подрожали последним, но сами придумать и сочинить не умели. Зато умели делать такой вид, будто они самые важные, а Завры им не ровня. Поэтому и Советский период Доки страшно не любили, потому что не любили советоваться, а любили, когда их все слушают и слушаются.

Вот придумали Завры колесо и стали на нем кататься. А Доки сказали, что кататься на колесе опасно, и использовать его можно исключительно, как стол или стул. И Завры согласились. Потому как с колеса действительно можно свалиться, и с этим не поспоришь. В итоги изобретения колеса приписали себе Доки. И потому кататься на колесе можно стало только с разрешения Доков (ну раз они его «изобрели»). Придумали Завры развивающие мультики и волшебную шкатулку, чтобы маленькие заврики, пока папы с мамами летают и бегают по своим делам, могли развиваться. Так Доки (которые никуда не летали и не бегали, потому что были толстолапые, длинношеие и слишком медлительные) убедили и Завров и Дактилей, что мультики пусть называются развивающие, но должны не развивать, а развлекать, потому как, чтобы дотянуться до ветки с вкусными листьями Доки и так хорошо развиты, а вот развлечься, пока жуешь вкусные листья, очень полезно. И Завры и здесь согласились: когда жуёшь и, правда, приятнее развлечься. К тому же на споры у них просто не было времени, они постоянно что-нибудь выдумывали и сочиняли. И до того они досочинялись, что придумали целую настоящую страну Китай. Им так понравились маленькие трудолюбивые китайцы, что Завры научили их пускать фейерверки и салюты, показали им, как взрывать порох и даже как запускать воздушных змеев. И китайцы в благодарность сделали Завров своим символом и уважительно называли Драконами. Такого Доки ну ни как не могли простить, чтобы не их, спокойных и рассудительных, назвали Драконами, а каких-то беспокойных и ветреных Завров. И Доки долго думали, как бы избавиться от Завров, а лучше, чтобы Завры всё делали за Доков, а Доки бы ими только командовали. И на свою беду, Завры придумали выставки. Выставки Завры придумали, с самыми лучшими целями, чтобы на мир посмотреть и себя показать.

И Докам так эта идея с выставками понравилась, что они посоветовали Заврам-папам нарядиться в разноцветные костюмы, чтобы все увидели какие они яркие и красивые, и ещё за это деньги брать. И Завры согласились.

И пока Завры разъезжали по выставкам, главной в Музее стала Главная Мама, и выбирали её исключительно из Доков. Мамы-Завры и мамы-Дактили согласились. Слишком уж большими и рассудительными для них были мамы-Доки, и спорить с ними было себе дороже. Зато все папы: и Завры и Дактили и даже Доки стали слушаться мам и ничего без их разрешения не решали. Но кормили и содержали всех выставочные Завры и Дактили, иногда и Доки, если в них просыпалось что-нибудь бунтарское и они, отрываясь от волшебных шкатулок, решали, что и они могут что-то решать, – тогда их отправляли на Выставку.

К слову, сам Толстолапый был Доком, но из тех Доков, кто был не прочь побунтовать и посмущать. Ко времени, когда маленький Динозаврик попал на Выставку, там уже было много Доков.

– А ты из каких? – с интересом спросила Маша.

– Я – настоящий Завр, – не без гордости признался маленький Динозаврик.

– А твоя мама тоже из Завров?

– Нет, мама моя Док, но Толстолапый сказал, что у Завров главным всегда был папа. И если папа Завр, то и я – Завр.

Это было так интересно, что Маша даже присела на пенёчек, чтобы удобнее было слушать.

– И что было дальше? – спросила она и ладошкой подперла свой подбородочек, так ей всё это казалось интересным и удивительным, особенно про Китай и Драконов.

– Толстолапый, по просьбе папы, научил меня клинописи, и я теперь могу разрисовывать пещеры. И остальные папы динозавры научили меня всему что умели. Я теперь много умею.

– А чего ты умеешь?

– Всё умею, – подумав, признался маленький Динозаврик, – вот прям, всё-всё умею.

– Ты прям, как мой папа! – восхитилась Маша, – он тоже всё-всё умеет. И что было дальше?

– А дальше… Дальше было плохо. Сначала хорошо: меня все учили, со мной все играли. Но один вредный Док, который очень хотел вернуться обратно в Музей, позвонил в Музей и сказал, что у них на Выставке «незаконно проживает маленький несовершеннолетний Динозаврик». И за мной приехали. И приехали не для того, чтобы отвезти к маме, а чтобы отдать в специальный Дом для незаконных маленьких динозавриков. Папа мой страшно разозлился и стал меня защищать, но у него спросили специальную бумагу с печатью, где было бы прописано, что мне можно жить с папой. Но такой бумаги у папы не было. А так как папа слишком взбунтовался, его посадили в клетку и увезли на спецвыставку для самых плохих динозавров в далекую и дикую Америку. И меня хотели в клетку посадить, но другие динозавры вместе с Толстолапым вступились и помогли мне бежать. Но и Толстолапого вместе с папой схватили – и в клетку. А я вот здесь.

– Какой кошмар! – ужаснулась Маша.

– И что ты будешь делать?

– Буду спасать папу, – отвечал маленький Динозаврик. – Только я не знаю, как попасть в Америку.

– Ничего! – отвечала Маша, – мы соберём совет, как в давние советские времена, и обязательно решим, как попасть в Америку и спасти твоего папу.

***

Но прежде чем рассказать о совете, стоит вспомнить, как маленький Динозаврик попал на Галичью Гору, где его нашла Маша, когда всей семьей приехала на пикник.

Глава двадцать третья

в которой Маша узнала, как Динозаврик оказался на Галичьей горе

Рассказал Маше об этой, даже не удивительной, а поразительной истории сам маленький Динозаврик; понятно, что рассказал, как мог. А самому Динозаврику рассказал эту историю Толстолапый. Толстолапый, как Док начитанный и склонный к критическому анализу, услышав, что Динозаврика Маша нашла на Галичьей горе, и, сопоставив время и место, пришёл к выводу: Динозаврика на Гальчьей горе, просто потеряли.

И было это так.

Каждый год, Музей, для своих маленьких динозавриков, устраивал оздоровительные поездки в Оздоровительные лагеря. Эти оздоровительные поездки устраивал музейный фонд «ЗОЖ» – «Здоровый Образ Животных». Оплачивали работу фонда выставочные динозавры, руководили фондом элегантные динозаврихи, заботились о здоровом образе животных – довольномордные хорошие папы.

Поездки проходили так: маленьких динозавриков привозили в какое-нибудь утверждённое Главной Мамой безопасное место. Место огораживали оранжевыми лентами, динозаврикам всем выдавали безопасные фондовские волшебные шкатулки, и маленькие динозаврики, под присмотром довольномордых хороших пап, безопасно сидели за ограждением и смотрели в волшебные шкатулки. Это и был, утверждённый Главной Мамой, самый оздоровительный отдых.

Последняя оздоровительная поездка проходила на Галичьей горе. Так как это была гора, да к тому же с доледниковыми папоротниками, да ещё на берегу быстрой и глубокой речки Дон, меры для оздоровления были предприняты самые оздоровительные: маленьких динозавриков не просто оградили оранжевой ленточкой и выдали им волшебные шкатулки, но и привязали им хвостики друг к дружку верёвочками, чтобы они не расползлись по горе и не потерялись в доледниковых папоротниках.

Довольномордые хорошие папы расселись за ограждением и внимательно смотрели, чтобы динозаврики не расползлись и не потерялись.

– Но видимо, – вздохнул маленький Динозаврик, – я расползся и потерялся. И меня не нашли.

– Но почему тебя потеряли? – удивилась Маша, – мой папа никогда меня не терял, а если я терялась, он сразу меня находил.

– Не знаю, – отвечал Динозаврик, – Толстолапый сказал, что элегантные динозаврихи имеют два, а некоторые три диплома о высшем педагогическом образовании динозавров. И, всё равно, не умеют считать, а некоторые и читать. И когда они считали маленьких динозавриков, они меня не досчитались, – и Динозаврик опять вздохнул.

– А за что им тогда выдали дипломы? – удивилась Маша. – Наверное, за красивые глаза, – вспомнила она о своей знакомой Главной птице Двора, Серой Вороне. – А довольномордые? – спросила Маша.

– А они, – отвечал Динозаврик, – никогда не спорят с мамами. И если мамы кого-то не досчитались, значит, это было утверждено самой Главной Мамой.

– Какой кошмар, – ужаснулась Маша, – но главное, что я тебя нашла и ты теперь со своим папой.

– Да, – согласился Динозаврик.

Вот какую поразительную историю услышала Маша и поняла, почему её папа никогда не отправлял её ни в какой даже самый оздоровительный лагерь, как бы мама его не просила и не рассказывала, как Маше, Тёме и Герману там будет хорошо, и как там с ними будут заниматься и развивать их дипломированные воспитательницы. А отвозил всегда к бабушке в деревню, где Маша, Тёма и Герман бегали, куда хотели (конечно, под присмотром бабушки и особенно дедушки), пили парное молоко и кушали пирожки с капустой или с вишней. Мама, конечно, страшно возмущалась, но папа покупал ей путёвку в какой-нибудь оздоровительный монастырь, и мама сразу соглашалась, что парное молоко куда оздоровительнее, чем магазинное.

Но вернёмся к нашей удивительной и самой правдивой истории.

Глава двадцать четвёртая

В которой рассказывается, как Маша возглавила Совет, решавший судьбу маленького Динозаврика

В этот день Маша с особенным нетерпением ждала папу с работы. Мама как всегда была занята домашними делами, и у неё (и Маша к этому давно привыкла) времени погулять с Машей ну никак не находилось (в церковь и в магазин мама этим вечером идти не собиралась). А Тёма и Герман, когда выходили гулять, Машу с собой не брали, потому что тогда бы гуляла одна Маша, а Тёма и Герман смотрели бы, как она гуляет, а им самим гулять хотелось; так что погулять Маша могла только с папой. А погулять Маше в этот вечер было просто и даже жизненно необходимо. Потому что вопрос шел о её друге, маленьком Динозаврике, которому нужна была помощь, а кроме Маши помочь ему ну ни кто не мог; и Маша это хорошо знала, потому с таким нетерпением и ждала папу.

Когда папа, наконец, вернулся с работы, и поужинал, Маша, вместе с папой, вышла во двор.

Этим вечером с Машей произошла, конечно, одна из самых замечательных историй – Маша держала Совет.

Так как вопрос решался крайне серьезный, на Совете были все: и Серая Ворона, и Умная Волшебница, и Человечек-Ящерка, и даже Церковная Мышь, и, конечно, Газетная Утка, потому что без неё вообще ничего не происходило. Она так и говорила: «Если об этом не написано в газете, значит, этого не было». И были даже Сизый Голубь и Взъерошенная Галка. Возглавляла совет, конечно, сама Маша.

– Как в старые добрые Советские времена, – заметил маленький Динозаврик. Ради него самого и его папы собралось столько важных птиц, и маленький Динозаврик очень надеялся на Совет.

– Итак, на повестке дня два вопроса, – открыла Совет Главные Птицы Двора Серая Ворона, и как представительница дворовой власти, Ворона выступала в роли Генерального Секретаря и вела всю повестку Совета.

– Это как? – как обычно ничего не понял Сизый Голубь.

– Что как? – не поняла Серая Ворона.

– Почему два? Мне нравиться три.

– Что три? – Ворона вообще ничего не поняла.

– Ну, три, – бочком, одним глазом, глянул на Генерального Секретаря Сизый Голубь.

– Да что три-то? – совсем растерялась Серая Ворона.

– Он до трех считать умеет, вот ему три и навиться, – отмахнулась Взъерошенная Галка. – Не слушай его. И что за два вопроса?

– Во-первых, – Ворона приосанилась, – Сизый Голубь будет выведен из зала Совета, если ещё раз прервет заседание. Понятно?

– Да, – согласился Сизый Голубь.

Во-вторых, нам нужно решить, как помочь маленькому Динозаврику найти папу. И самое главное, как спасти папу маленького Динозаврика.

– Три! – довольно курлыкнул Сизый Голубь.

– Что три? – Ворона аж поперхнулась.

– Три вопроса, – уже солидно отвечал ей Голубь. Как Ворона не возмущалась, Голубя не вывели. Потому как он ничего не прерывал, а только согласился. Когда всё успокоилось. Совет продолжился.

– Надо всем встать на восток и помолиться, – взяла слово Церковная Мышь, – и всё само управиться.

– Сомнительно, конечно, – усомнилась Главный Секретарь, – но предложение принято. Будем голосовать?

– Не будем, – возмутилась Умная Волшебница.

– Почему?

– Это не научно.

– И не конструктивно, – согласился Человечек-Ящерка. И опять все зашумели и заспорили – конструктивно это или неконструктивно.

Маша, как возглавляющая Совет, в Совет не вмешивалась, она знала по опыту, всё равно за ней последнее слово, и будет так, как она скажет. Сейчас она вела себя не как мама (как мама, она бы сразу бы вмешалась, сама всё предложила, сама всё решила и сама всех бы организовала), а как папа (он внимательно всех выслушивал, и ждал, пока все выскажутся, и только тогда принимал решение).

Когда всё успокоилось (так и не разобравшись – надо молиться или не надо), слово взял Человечек-Ящерка:

– А давайте отпустим Голубя.

– Давайте, – немедленно согласился Голубь.

– Куда?

– В небо, – задумчиво отвечал Человечек-Ящерка. – Всегда в небо выпускали голубей, я видел это на открытии магазина.

– И на венчании возле церкви отпускают, – согласилась Церковная Мышь.

– Я пошел. Полетел, – собрался было Голубь, но Главный Секретарь так каркнула, что Голубь споткнулся и остался на месте.

– Ты же не Почтовый Голубь, а Сизый!

– Почтовых выпускают с посланием, а нам посылать нечего, – согласилась Умная Волшебница. – А так идея конструктивна. Можно её поставить на заметку.

Голубь как услышал, приосанился, и такой приосаненый был всё заседание, готовый лететь, как скажут. Никогда он не чувствовал себя таким конструктивным как на этом Совете.

– Прежде чем куда-то кого-то посылать, – продолжила Умная Волшебница, – надо решить куда посылать и кого посылать.

Мысль показалась всем конструктивной, все согласились и сталирешать: кого следует послать, и главное – куда.

– Папу, вместе с Толстолапым, посадили в клетку и отправили на выставку в Америку! – сквозь карканье и курлыканье прорвался голосок маленького Динозаврика.

– Я полетел!

– Да угомонись ты! – одернула Голубя Взъерошенная Галка. – С чем ты собрался лететь? Послания-то нет.

Да, послания не было. Совет снова зашёл в тупик. Газетная Утка, всё это время освещавшая Совет своим розовым фонариком, крякнула:

– Необходимо оповестить общественность через Средства Массовой Информации. Беру это на себя.

И опять советчика загалдели: надо оповещать – не надо оповещать.

– Значит так, – возвысилась над всем этим птичьим базаром Умная Волшебница. – Я знаю что делать.

– Что?

– Надо обратиться к Тихому Дворнику.

– Зачем?

– Он приехал из Далека, а Америка очень далеко. Он должен знать. Тем более он совсем молчаливый, а все молчаливые себе на уме. Надо идти к Тихому Дворнику.

Глава двадцать пятая

в которой Маша узнала, где прятали папу маленького Динозаврика

Совет держали у Старого Тополя, где был дом Серой Вороны, и как раз неподалеку, под окнами, ходил Тихий Дворник и собирал всё то, что добрые бабушки набросали кошкам и собакам. Тихий Дворник не стал дожидаться, пока галки разбросают мусор по всему двору и затеют спор – кто всё это будет убирать, и убирал всё сам.

Делегатом – кто обратиться к Дворнику с посланием от Совета – назначили Умную Волшебницу (она предложила, она пусть и идёт). Ни Голубь, ни Галка особой инициативы не проявили, им вообще этот Дворник не нравился, впрочем, как и все дворники, которые вот так берут и убирают, что добрые бабушки набросали.

– Иди, милая, – благословила Волшебницу Церковная Мышь. И Волшебница, оправив мантию, и поправив шляпу, прямо зашагала к Тихому Дворнику.

Маша, как послушная девочка, которой мама тысячу миллионов раз говорила, что ни в коем случае нельзя подходить к незнакомым (если это, конечно, не полицейский или военный, к ним подходить можно, они хорошие и добрые), осталась со всем Советом у Старого Тополя, и только наблюдала.

Когда Умная Волшебница вернулась, она рассказала удивительную и крайне конструктивную историю.

И вот какую.

Да, папа маленького Динозаврика и Толстолапый сидят в клетке – это факт. Но в Америку их пока не отправили. Америку закрыли на карантин, и ходить в Америку пока нельзя. Но как только карантин снимут, и в Америку можно будет ходить, папу и Толстолапого сразу же туда отправят – и это тоже факт.

Маленький Динозаврик чуть не заплакал, но вспомнив, что он настоящий Завр, а Завры не плачут, взял себя в руки и готов был хоть вот сейчас идти и спасать папу.

– Я знаю, – вспомнила Маша, – у нас так Детский Садик закрыли на карантин, когда все детки заболели; и Садик ещё не открыли, потому что ещё не все выздоровели. Твоего папу держат в Детском Садике! – сразу поняла Маша. – Но там нет клеток, – стала вспоминать Маша. – Или есть! – вспомнила она. Да в Садики была одна клетка, в которой держали Волнистого Попугайчика. Маше всегда было жалко этого Попугайчика, потому что многие детки (особенно мальчики) любили стучать по клетке и очень пугали Попугайчика, хотя воспитательница строго это запрещала и очень ругала за это мальчиков (впрочем, она всегда ругала мальчиков, потому что мальчики всегда непослушные и любят кого-нибудь попугать).

– Но как мы попадем в Садик, когда он закрыт? – расстроилась Маша.

– Мы проберемся туда ночью под покровом темноты, усыпим охрану и спасём папу! – смело сказал Динозаврик.

– Но сначала надо помолиться, – остановила Динозаврика Церковная Мышь. – Я знаю одну молитву, называется всенощная, матушки её очень любят. Её когда читают, я прямо-таки засыпаю. Так что, миленький, чтобы всё без греха, надо помолиться, охрана уснёт, и мы, тихими стопами, пройдём в это тихое место и освободим твоего папу.

И все так удивились, и признали мысль Мыши вполне конструктивной. Даже Умная Волшебница оценила силу молитвы, что очень понравилось Маше, потому что она-то по опыту знала, что молитва это страшная сила.

– Маша, – позвал папа, – пора домой. Тёма и Герман уже нагулялись, и нам пора.

Уже дома, лёжа в своей кроватке, Маша попросила маму, чтобы она научила её всенощной молитве. Маше очень хотелось помочь маленькому Динозаврику, и если ей самой нельзя ночью, тихими стопами, пробираться в Детский Садик, то она хоть своей молитвой поможет усыпить охрану и освободить папу Динозаврика.

И когда мама тихо молилась, а Маша засыпала, ей приснилось, как был освобождён папа Динозаврика. И как же Маша удивилась, когда на следующий вечер она вместе с папой вышла во двор, что ей это совершенно не приснилось. А это оказалось истинной правдой.

И вот как это было.

Глава двадцать шестая

в которой маленький Динозаврик освободил из клетки своего папу, а Маша узнала, что такое Рефлексия

Наверное, это был самый замечательный Вечер. Сама Природа радовалось торжеству Справедливости. Окрашенное в розовый закатом, Небо ликовало. Величественной ликующей армадой плыли Облака – замки, единороги, драконы – облака шли друг за другом, как в китайском театре теней. И Ветер, чуть слышно, перебирая струнами-листьями, играл китайскую музыку.

И под облаками, в нежно-розовом свете, величественно расправив крылья, парил посланник Добра – Сизый (и теперь уже именуемый не иначе, как Почтовый) Голубь. Он нёс в клюве добрую весть – веточку китайского жасмина.

Под Старым Тополем всё было не менее торжественно. Все наши герои – освободители папы маленького Динозаврика – все в праздничных одеяниях, сидели на плетённых китайских ковриках (Серая Ворона, по такому случаю, набралась вдохновения, и сплела много-много китайских ковриков). Каждый держал китайскую пиалу и, следуя китайской церемонии, пил неторопливо жасминовый зеленый китайский чай. У самого Тополя, прислонившись к нему своими могучими гладко-зелёными спинами, сидели спасённые папа маленького Динозаврика и Толстолапый. От счастья они не выглядели изможденными как бывшие пленники, а выглядели посвежевшими и поздоровевшими. Рядом с папой, прижавшись к папе, сидел счастливый маленький доледниковый Динозаврик.

Когда Маша подошла к Старому Тополю, все чинно и церемонно поднялись, и, по-китайски сложив лапки, поклонились. Умная Волшебница просто поклонилась, всё-таки она была в обществе и следовала общему правилу приличия. Тем более, и это надо признать, она ещё чувствовала свою вину перед всеми, кто сидел сейчас под кроной Старого Тополя. Конечно, её все простили и даже всё забыли. Но Умная Волшебница, от своего ума, обладала повышенной самокритикой (по-научному именуемой «рефлексией»), и не могла пока себя простить. Потом, гораздо позже, она простит себя за этот ужасный поступок, но не сейчас, когда все праздновали победу, которую, по её доброте и доверчивости (да-да, доверчивости!) могли и не праздновать. Но об этом в своё время.

Маша, конечно, знала, как был спасён папа Динозаврика (ей всё это приснилось в вещем сне, пока её мама и Церковная Мышь читали всенощную молитву), но Маше очень ещё раз и с самыми подробными подробностями хотелось послушать эту удивительнейшую историю чудеснейшего освобождения.

И когда Маша удобно устроилась на китайском коврике и приняла из лапок Динозаврика пиалу с жасминовым китайским чаем, вот что она услышала.

«Смеркалось», – так начал свой рассказ маленький Динозаврик. Он рассказывал неторопливо, то придавая голосу особую таинственность, то загадочность, а когда дошёл до самого спасения, то настоящий искусный Завр-рассказчик пробудился в его маленьком зелёном тельце.

Но всё по порядку.

Как уже сказал Динозаврик: Смеркалось…

Солнце опустилось за кроны яблонь Детского Садика. Герои, в полнейшей тишине подобрались к высоченному железнейшему забору, зловеще ощетинившемуся остроконечными пиками. За забором ходила злобнейшая пара Доберманов с острыми шипами ошейниками, и кроваво-красными глазами. Их клыкастые пасти смердели и издавали зловещий вой. Доберманы чуяли, что геройским духом пахнет, и потому особенно зловеще смердели и выли. Герои затаились. Они ждали сигнала. Не Доберманов они страшились, а Охранника – старого столетнего деда с огромными усами. Как многоглазый Аргус – бог Звездного Неба, бессонно смотрел он одним всевидящим оком в телевизор и смотрел там или хоккей или футбол, или что-нибудь другое, что показывали по телевизору, а другим всевидящим оком – в многоглазый монитор. И этот многоглазый монитор видел всё-всё-всё, что происходило на дворе Детского Садика. Вот этого всевидящего Охранника и должна была усыпить всенощная молитва Церковной Мыши. Усыпить нужно было то одно око, что смотрело в многоглазый монитор. То же око, что смотрело хоккей или футбол по телевизору, было заколдовано, и ни одна самая всенощная молитва не могла закрыть его. Но око это смотрело только в телевизор, и ни что не могло его оторвать от экрана, даже дерзкое похищение заключённых в клетку пленных динозавров.

Итак, сигнал прозвучал: Мышь начала читать всенощную. Герои поняли это по резкому мерцанию фонарей: фонари затрещали, замигали, на миг потухли, и ярко вспыхнули. И Доберманы от страха завыли. Вот какой силой обладала всенощная молитва!

– Пора, – скомандовал маленький Динозаврик и легко перемахнул через острые пики забора. За ним переполз Человечек-Ящерка, перелезла Умная Волшебница, и последним перелетел Сизый Голубь (впоследствии, за своё геройство, получивший прозвище «Почтовый»).

Доберманы испугались только на совсем чуть-чуть, когда замерцали фонари. Но только герои оказались за забором, а фонари вспыхнули ярким светом, Доберманы бросились на героев, и тут бы и конец истории. Но не зря маленький Динозаврик изучал на Выставке боевые искусства китайских драконов и тренировался на выставочных крысах; ох, не зря!

– Кий-я! – огласил пространство боевой клич, и Динозаврик бесстрашно бросился на Доберманов. Жесткий блок и сразу резкая вертушка свалила первого Добермана. Эта вертушка, которая называлась «Удар хвоста» или по-китайски «Хвост Бей В Бок», была отточена Динозавриком до автоматизма и стала его коронным ударом. – Кий-я! – ловкая подсечка, и второй Доберман взлетел кверху лапами, и грохнулся на спину. Путь был свободен. Умная Волшебница и Человечек-Ящерка привязывали Доберманов к стволу яблони, а Сизый Голубь полетел на разведку. Нужно было убедиться, что всенощная подействовала, и всевидящее око охранника закрылось. Но узнать это мог один Голубь, потому как охранник сидел на втором этаже, и кроме как сквозь окно, узнать, уснул он или нет, было невозможно.

– Как жаль, что с нами нет Маши, – пожалел маленький Динозаврик, оглядывая высокие каменные стены Детского Садика. Садик был огромным, целых в три этажа, и много окон чернело на его краснокирпичных стенах. И за каждым окном комната. И в какой комнате была клетка? Это знала одна Маша. Без неё можно было до рассвета блуждать по коридорам и залам Садика, до того он был огромен. Но Маша спала.

«На первом этаже, в Зале музыки, над роялем», – услышал Динозаврик знакомый голос. Да, это был голос Маши. Динозаврик не знал, что Маша хоть и спала крепким сном, но всё она видела во сне. И увидев, что Динозаврик не знает куда идти, сразу помогла ему.

– Спасибо тебе, Маша, ты самый настоящий друг, – Динозаврик чуть не заплакал от признательности, но так как он был настоящий Завр, сдержал слёзы, собрался, и смело зашагал к большим дверям.

– Динозаврик! Берегись! – Человечек-Ящерка бросился и закрыл собою маленького героя. Доберманы, когда их привязывали к яблоне, очень просили их пожалеть, и говорили, что они хорошие, и не по своей воле охраняют Детский Садик, что их заставили. Человечек-Ящерка, конечно, им не верил, он знал цену словам, потому как давно работал в магазине. Но Умная Волшебница была хоть и умная, но очень добрая, а иногда даже доверчивая. Потому что даже волшебницы, если они женщины, бывают странно доверчивыми, и доверяют, кому совсем нельзя доверять.

И когда Сизый Голубь дал знак, что одно око Охранника закрылось, а другое смотрит полуфинал Супер Кубка, и Человечек-Ящерка зашагал за Динозавриком, Умная Волшебница, пожалев Доберманов и взяв с них честное слово, что они станут хорошими, и до утра просидят под яблоней, развязала их. «Что же ты наделала, Умная Волшебница»! – во сне ужаснулась Маша, но было поздно. Оба Добермана заклацав зубами и засверкав глазами, бросились на маленького Динозаврика. Но настоящие друзья, настоящие мужчины, никогда не бросают своих товарищей в беде и готовы, если надо, собою закрыть друга, что и сделал Человечек-Ящерка. Острые зубы вонзились в зелёное тельце Человечка-Ящерки, и, перекусанный пополам, он разлетелся в разные стороны – вот какой герой оказался Человечек-Ящерка. И Сизый Голубь, увидев такое, камнем бросился вниз, и острым клювом ударил одного Добермана прямо в зловещий красный глаз. Но другой Доберман, схватил Голубя-героя за крыло и… разорвал. Бездыханный, Голубь упал возле своего друга, Человечка-Ящерки. Вот какую беду натворила Умная Волшебница своей доброй доверчивостью. Один на один остался маленький Динозаврик против двух страшных черных Доберманов. Нет, они не бросились сразу на Динозаврика, они решили насладиться, отомстить ему за его первую над ними победу. Тем более что помощи ему ждать было не от кого, оба его друга мертвее мертвых лежали на песке. А Умная Волшебница упала в обморок, прямо под яблоней.

– Конец тебе, маленький Динозаврик, – злобными гиенами захихикали Доберманы. – Не освободить тебе никогда своего папу, – вот и раскрытые пасти нависли над Динозавриком, вот они сейчас сомкнутся…

Треск! и замерцал свет фонарей! погасли и вспыхнули фонари! Страх вонзился в чёрные собачьи души, и, поджав куцые хвосты, бросились Доберманы в стороны и забились в самые дальние углы Детского Садика.

Это Церковная Мышь, почуяв беду, прочитала такую мощную молитву, что сама чуть в обморок не свалилась.

«Ну чего встал как вкопанный! – услышал Динозаврик знакомый голос. – Нужно найти живую и мертвую воду и скорее оживить Человечка-Ящерку и Сизого Голубя»! – Маша хорошо знала русские сказки и знала, что нужно делать, если кого-нибудь разорвут на части».

– А где искать эту воду? – растерялся маленький Динозаврик.

«Где-где, конечно, в столовой! – направила его Маша. – Там на плите две большие кастрюли. На которой написано «компот» – та живая вода, а на которой «кисель» – та мертвая», – Маша очень любила компот и страшно не любила кисель. Потому по-другому и быть не могло. Конечно, если бы она любила кисель, и не любила компот, всё бы было на оборот; но было, как было.

Оставив Умную Волшебницу лежать в обмороке под яблоней, Динозаврик пробрался в Детский Садик, нашёл столовую, нашёл две кастрюли, налил в один стакан компот, в другой кисель, и вернулся к своим поверженным товарищам. Под руководством Маши, он побрызгал на Человечка-Ящерку и Сизого Голубя сначала кисель, потом компот.

– Как же долго я спал, – раскрыл глаза Человечек-Ящерка.

– А где Доберманы? – спросил оживший Сизый Голубь.

Их Церковная Мышь молитвой разогнала, – отвечал Динозаврик, – но они могут вернуться, молитва со временем теряет силу. Надо торопиться. Тем более скоро рассвет.

Побрызгав компотом и на Умную Волшебницу и приведя её в чувства, друзья, наконец, бросились спасать папу маленького Динозаврика.

– Друзья мои, как мне стыдно, – оправдывалась Умная Волшебница, – я больше никогда не буду такой доверчивой.

– Уж уважьте, матушка, – подражая Церковной Мыши, отвечал Человечек-Ящерка. – Уж от кого-кого, но от вас, я такого совсем не ожидал. Поверить двум кобелям, тем более при исполнении, это я вам скажу, совсем не профессионально.

– Одна из них – девочка, – в оправдание заметила Умная Волшебница.

– Тем более, – и Человечек-Ящерка так посмотрел на Умную Волшебницу, что у Волшебницы немедленно развилась Рефлексия и до самого освобождения, а потом ещё целых две недели, она ей страдала, и избавилась только после полного курса психотерапии, который она прошла у Филина. Но об это в своё время. Сейчас же герои, тихими стопами, проходили мимо комнаты всевидящего Охранника, чьё одно око мирно спало убаюканное всенощной, другое же напряженно смотрело в телевизор.

– Куда! Пас на левый фланг! А-а-а… мазила!

– Ой, – Умная Волшебница, услышав внезапный крик Охранника, прильнула к стеночке, и медленно начала сползать в обморок.

Не подхвати её Человечек-Ящерка и Сизый Голубь, она бы сползла и лежала бы опять в обмороке. Но друзья её вовремя подхватили, протащили мимо комнаты Охранника, и благополучно вошли в Зал музыки.

Огромнейший Зал, задёрнутые шторы, и кромешная тьма.

– Эх, сюда бы Газетную Утку со своим фонариком, – пожалел Сизый Голубь.

– Она всё равно не то и не в том свете осветит, – отмахнулся Человечек-Ящерка. – Свободно прессе доверять нельзя. Сами разберемся. Умная Волшебница, да очнись же ты, – Человечек-Ящерка легонько потряс ещё полуобморочную Волшебницу. Хватит рефлексировать. – Волшебница очнулась. – Соберись, – Человечек-Ящерка ещё раз потряс Волшебницу.

– Собралась, – очнулась Волшебница.

– Пора воспользоваться отрицательной женской энергией, – призвал её Человечек-Ящерка, – открывай чакру третьего глаза.

Умная Волшебница, хоть и не любила колдовать и всё делала сама, но положение героев заставило её поступиться своими принципами.

– Хорошо, – прошептала она загадочно, и, подняв руки, начала медленно опускать их, вызывая в себе отрицательную энергию и открывая чакру третьего глаза. В кромешной и молчаливой тьме герои напряженно ждали – чакра открывалась медленно. – Поднимите мне веко, – не своим загробным голосом, прохрипела Волшебница. И Человечек-Ящерка слева, а Сизый Голубь справа, с огромнейшим трудом подняли тяжелое веко третьего глаза проявившегося на лбу Умной Волшебницы.

– Вижу, – совсем потусторонним голосом проговорила Умная Волшебница. – Перед нами шесть рядов стульчиков, за ними чёрный рояль. Над роялем клетка закрытая чёрным покрывалом. Под покрывалом папа маленького Динозаврика. Один. Вижу его одного. Больше никого не вижу.

– Папа! – чуть не вскрикнул маленький Динозаврик и не бросился прямиком на ряд стульчиков.

– Стой, – ухватил его Человечек-Ящерка, – нашумишь. Слушаем голос Волшебницы и идём, куда она говорит.

Медленно проговаривая каждое слово, Умная Волшебница указывала героям путь. Обойдя стульчики, герои подошли к роялю. Взобрались на рояль. Осторожно сняли покрывало.

– Папа! – радостно прошептал маленький Динозаврик. – Ты живой!

– Сынок! – вцепившись лапами в решётку, отвечал папа Динозаврика.

– Папа, мы спасём тебя!

– Ключ у всевидящего Охранника, – отвечал папа.

– Не нужен ключ, – Человечек-Ящерка своим острым коготком проник в личинку замка, поворот, ещё поворот, щелчок, и дверца открылась.

– Папа! – Динозаврик обнял освободившегося из клетки папу.

– Толстолапого держат в Зале танцев, – предупредил папа Динозаврика.

– Мы освободим его, – отвечал Динозаврик.

***

Полностью лишённую чувств, измождённую Умную Волшебницу вынесли на свежий воздух. На её красивом лбе ещё виднелись следы чакры третьего глаза, но скоро и они исчезли. Крепкие мужские лапы освобождённого Толстолапого нежно держали Умную Волшебницу.

– Ну и где эти ваши доберманы? – как только герои оказались во дворе Детского Садика, спросил папа маленького Динозаврика. – Мне просто хочется на них посмотреть и сказать им пару ласковых.

Доберманы, почуяв запах героев, не дожидаясь, пока им скажут пару ласковых эти два здоровенных, только освободившихся динозавра, ловко зарылись под самую дальнюю беседку и так затаились, что дышали через раз.

– Папа, забудь о них, – прижимаясь к папе, говорил маленький Динозаврик, – они получили своё.

– Ты так думаешь, сын? А я нет, – упрямо папа Динозавра втягивал предрассветный воздух, стараясь учуять запах доберманов.

– Скоро рассветет, – предупредил Человечек-Ящерка, – надо торопиться.

– Их действия соответствовали их долгу службы, – заметил Толстолапый. – Да, они псы режима…

– Одна из них девочка, – очнувшись, поправила Толстолапого Умная Волшебница, и крепче прижалась к его мужественной груди.

– В любом случае, – продолжал Толстолапый, – мы не в силах поменять систему; и Человечек-Ящерка прав, скоро, очень скоро рассветёт.

– Я полечу, сообщу о нашей Победе! – воскликнул Сизый Голубь.

– После твоего геройства, ты достоин носить имя Почтовый, – отвечал ему Человечек-Ящерка. И все согласились.

И гордый, теперь уже не Сизый, а Почтовый Голубь, полетел оповестить всех о славной Победе и Освобождении динозавров.

***

– Вот так закончилась эта славная история! – сказал маленький Динозаврик и крепко прижался к папе.

Маша чуть не прослезилась.

– А как же Церковная Мышь? – спросила она.

– Эта великая молитвеница сейчас лежит в своей норке, – отвечал Человечек-Ящерка. – Надо отдать должно, она помогла нам. И нам нужно навестить её и поблагодарить.

– Да, конечно, надо, – вся ещё в своей рефлексии, согласилась Умная Волшебница. – У меня как раз есть для неё кусочек Пармезана.

– Ну что ж, – произнес папа маленького Динозаврика, – скоро стемнеет и всем нужно по домам.

– А куда же вы пойдете? – даже испугалась Маша, – вам же совершенно некуда идти. Неужели вернётесь на Выставку?

– У меня очень большой дом, – сказала Умная Волшебница, – и места там хватит для всех, – и так она посмотрела на Толстолапого, что Человек-Ящерка всё понял.

– Ладно, мне пора, – Человечек-Ящерка поднялся. За ним и все поднялись.

– Я всегда рада вас видеть в своем Дворе, – вежливо заметила Серая Ворона.

– Это будет прекрасный материал, – не удержалась и крякнула Газетная Утка, – как жаль, что меня не было на этой операции. Я осветила бы вас в самом правильном свете. Но и вашего рассказа вполне достаточно. Общественность должна знать своих героев.

– Маша, пора домой, – услышала Маша папин голос.

– Мне пора, – Маша попрощалась со всеми, кто был под Старым Тополем, и побежала к папе. Как же всё-таки чудесно, что всё так чудесно закончилось. И скорее бы воскресение. Как там Церковная Мышь? Нужно обязательно принести ей кусочек вкусного сыра, – думала Маша, когда держась за папину руку, входила в подъезд своего дома.

Глава двадцать седьмая

в которой рассказывается о проводах маленького Динозаврика и его папы в Китай

В это воскресение мама неважно себя чувствовала (в субботу мама наелась перед сном сырых помидоров, которые она очень любила, и на утро чувствовала себя неважно). И поэтому в церковь мама не пошла, считая себя потому страшной грешницей, и пообещавшей самой себе, что обязательно в субботу пожалуется батюшке на папу, что он не запретил ей наесться перед сном сырых помидоров. Потому мама осталась дома, а папа отвёз Тёму и Германа на теннис, а потом вместе с папой, Маша пошла гулять в Городской парк.

Так как утро было раннее, к тому же воскресное, в Городском парке не было ни души. Маша любила вместе с папой погулять по старым аллеям Городского парка. Аллеи были такие старые, а асфальт такой потрескавшийся, что из каждой трещинки росли травинки и даже цветочки – это было очень красиво. И Маша подолгу останавливалась у какой-нибудь трещинки и разглядывала какую-нибудь травинку или цветочек. Но так как Маша была маленькой девочкой, когда она увидела детскую площадку, она сразу же забыла про цветочки и побежала на неё, чтобы или покачаться на качелях или полазить по горке.

Площадка была вся в форме космической ракеты, с большими окнами иллюминаторами, лесенками и крыльями. Конечно, Маша сразу же забралась в ракету и представила, как она сейчас полетит к звездам и познакомиться с какими-нибудь очень гуманоидными инопланетянами.

– Ну, наконец-то, – услышала Маша знакомое курлыканье. На окно иллюминатор приземлился Почтовый Голубь. – А я тебя и во дворе искал и в церкви. А ты вот где.

– Я решила слетать ненадолго в космос, – удобно устраиваясь на скамеечке, отвечала Маша. – Мама неважно себя чувствует – наелась сырых помидоров. И в церковь мы не пошли.

– В космос, – даже почему-то возмутился Почтовый Голубь, – там сегодня у Умной Волшебницы все собрались – маленького Динозаврика и его папу все провожают в Китай. Только тебя и ждут. А она – в космос!

– Как в Китай! – Маша аж подскочила со скамеечки и, правда, совсем чуть-чуть, но стукнулась головою о кабину ракеты.

– Как?! Ты ничего не знаешь! – почему-то теперь обрадовался Почтовый Голубь. Тогда, – и Почтовый Голубь взмахнул крылом, – Поехали!

– Как поехали? – не сразу поняла Маша.

– Стремительно! – и Почтовый Голубь стремительно ворвался в голубое небо, а за ним ворвалась в голубое небо и Маша в космической ракете! – Ух-х! – Маша и представить себе не могла, что когда-нибудь полетит на космической ракете!

Вообще всё это было совсем неожиданно: и то, что мама наелась помидоров, и Маша в Парке оказалась, и что Почтовый Голубь её нашел, и что она летит к Умной Волшебнице в гости. И не просто в гости, а на проводы Динозаврика. И ни куда-нибудь, а в Китай! Но Маша привыкла, что с ней обязательно происходили какие-нибудь удивительные истории, и потому пристегнула ремни, как и полагается настоящему космонавту, сосредоточилась, помолилась, на всякий случай, и всё это стремительно, потому как Почтовый Голубь уже пролетел кучевые облака и подлетал к перистым облакам, а там и до стратосферы было крылом подать!

***

Как и полагается волшебницам, Умная Волшебница жила в самом настоящем Воздушном Замке, на краю Стратосферы. Это было вполне спокойное место, вдали от звёздной суеты и метеоритных дождей. Прекрасный вид на Млечный путь и близость Туманности Андромеды, делали эту часть Стратосферы идеальной для размеренной и волшебной жизни.

Маша, наверное, тысячу раз видела Воздушный Замок Умной Волшебницы, когда засматривалась на плывущие по небу облака, но Маша и представить не могла, что то самое облако в форме замка, и был Замок Умной Волшебницы. Удивительно, почему Маша раньше этому не догадалась. Впрочем, разговаривая с Волшебницей, Маше и в голову не приходило спросить, где её дом. Но всё это теперь было совершенно не важно. Маша с огромнейшими перегрузками летела в Стратосферу, к Воздушному Замку Умной Волшебницы, на проводы маленького Динозаврика и его папы в Китай. Рядом, несомненно, тоже испытывая страшные перегрузки, летел Почтовый Голубь. И летел он быстрее ракеты. Маша и не знала, что голуби могут так быстро летать! Впрочем, это же был не какой-нибудь голубь, а Почтовый, герой Великой Битвы с Доберманами, погибший и воскресший! Словом, от такого героя можно было ждать, всё что угодно.

– Лева руля! – командовал Голубь, – права руля! – и Маша послушно рулила – то влево, то вправо. Управлять космической ракетой оказалось ни так и сложно, как могло бы показаться – ракета послушно летела, то влево, то вправо. И Маша подумала, что когда подрастёт, то вполне может стать космонавтом – первой девочкой космонавтом, которая прилетит в космос, откроет много-много разных планет, и на каждой планете откроет много-много разных кафе-мороженых, детских площадок и… «Ах, жалко, что Луна-парк уже открыли, – подумала Маша. – Но ничего, – подумала Маша, – я открою Сатурн-парк, и парк имени Альфы Центавры»!

– Стоп машина! – сквозь гул моторов, услышала Маша команду. Почтовый Голубь, сделав разворот, приземлился на окно-иллюминатор. – Прилетели. Всем отстегнуть ремни и покинуть космический корабль!

Маша так и сделала: она отстегнула ремни и покинула космический корабль.

Какая красота!

Когда смотришь на облака с Земли, они, конечно, очень красивые, но здесь на самих облаках, на краю Стратосферы, вдали от звёздной суеты и метеоритных дождей, была такая красота, что и словами не опишешь.

Бесконечная, мягкая, вся в воздушных паутинках-трещинках аллея. И из каждой трещинки пробивался невообразимой красоты сказочный цветок.

– Здравствуй Маша! – увидев Машу, весело зашелестели волшебные цветы. Все они были бело-голубого небесного цвета (как и всё вокруг, было бело-голубого небесного цвета), но все были такие разные, что не было ни одного похожего друг на друга цветка.

Маша не сразу наступила на облачную дорожку – такая она была воздушная и зыбкая. Но цветы успокоили Машу:

– Не бойся, ступай смело! Ты ещё никогда не ступала на такую мягкую и пушистую аллею.

И Маша ножкой чуть коснулась облачной дорожки. И правда, дорожка оказалась такой мягкой и пушистой, что захотелось прыгнуть на неё и, наверное, она подбросит тебя высоко-высоко. Маша так и сделала, она прыгнула на дорожку, и дорожка подбросила её высоко-высоко!

– Вот видишь! – радостно зашелестели цветы, – а ты не верила!

Маше стало так весело, что на минутку она даже забыла, зачем она сюда прилетела, до того было приятно и мягко прыгать на пушистой аллее, которая была воздушная легкая и вся в невообразимо сказочных цветах. А цветы забавно шелестели, и Маше казалось, что они подпрыгивали вместе с ней. Нет, цветы, конечно, не подпрыгивали, но аллея так воздушно качалась, что казалось, что и цветы подпрыгивают.

– Маша! – сквозь шелест, где-то вдалеке аллеи, Маша услышала знакомый голос. Конечно, она узнала голос Умной Волшебницы. И скоро сама Умная Волшебница на небольшом облачке подлетела к Маше; возле ног её преданно взирая на Волшебницу своими красивыми голубыми глазами, сидел королевский пудель Элтон. С тех пор, как Настоящая Принцесса улетела в Испанию, к своему новому папе испанскому королю, Элтон стал частым гостем в Воздушном Замке; и как он был предан Настоящей Принцессе, он был предан и Умной Волшебнице.

Только облачко мягко подлетело к Маше, цветы сразу перестали шелестеть и с почтением склонились перед своей повелительницей.

– Они такие, – улыбнулась Волшебница, ласково коснувшись цветка, который оказался возле самого облачка, и даже лепестки свои вытянул, чтобы Волшебница смогла коснуться их не наклоняясь, – заиграют, и всё забудешь. Ну, пойдем. Все собрались и ждут только тебя.

В небесной тишине Маша взошла на облачко, и облачко неспешно поплыло к воротам Воздушного Замка. А цветы всё склонялись с почтением и с почтением шелестели – тихо-тихо, как и положено шелестеть в присутствии таких важных особ.

– Как здесь хорошо, как в Городском парке в воскресное утро, – восхищённо прошептала Маша. И все цветы, и все деревья, что облачно парили вдоль аллеи, согласно зашелестели: да, здесь хорошо, прилетай к нам, мы всегда рады тебе.

Воздушные ворота распахнулись, и облачко неспешно проплыло в Замок.

Замок оказался не менее чудесен, чем ведущая к нему аллея. Миллионы миллионов прозрачных бабочек порхали во всех воздушных залах Воздушного Замка, миллионы миллионов капелек дождя кружились вокруг бабочек и, сталкиваясь, издавали чудесные звуки, создававшие такую нежную и спокойную музыку, какую может создать только самый ласковый Летний Дождик. И Маша даже заметила, что Летний Дождик, как дирижёр играл этими капельками, легкой молнией сталкивая то одну, а то и сотни капелек. И вдруг Маша увидела огромный и наипрекраснейший столб мыльных пузырей.

– Большой Белый Кит! – удивлённо восхитилась Маша.

Да-да, в огромном облаке-бассейне, величественно пофыркивая, покачивался на миллиардах капельках дождя сам Белый Кит, папа маленького Китёнка. А возле папы Маша увидела и самого Китёнка.

– Китёнок, привет! – замахала ему Маша ладошкой.

И Китёнок махнул Маше приветливо хвостом, и выпустил небольшой, но очень красивый столбик мыльных пузырей.

– Сегодня такой день, что я пригласила всех друзей маленького Динозаврика, – отвечала Умная Волшебница, и чуть склонила голову, приветствуя Большого Белого Кита.

– Маша! Маша, привет! – услышала Маша сквозь чудесную музыку Летнего Дождя и увидела огромный облачный стол, за которым в облачных креслах сидели все её друзья: и сам маленький доледниковый Динозаврик, и его папа, и Толстолапый, и Человечек-Ящерка и Взъерошенная Галка с Почтовым Голубем (который всё это время почтительно летел за облачком, но как только облачко проплыло в Замок, обогнал его, и сел за праздничный стол), и Серая Ворона, и Газетная Утка, и, конечно, Церковная Мышь. Словом, на проводы Динозаврика были приглашены все его друзья.

Как только Машу посадили на самое почётное место – на самом высоком и мягком облачном кресле, справа от Умной Волшебницы и слева от маленького Динозаврика – и как только Умная Волшебница налила всем жасминового китайского чаю – все предались воспоминаниям. И это было очень кстати, потому что Маше было, конечно, интересно, как же жили маленький Динозаврик со своим папой и Толстолапым в Воздушном Замке Умной Волшебницы.

И вот что она услышала.

Глава двадцать восьмая

в которой рассказывается, как жили динозавры в Замке Умной Волшебницы, и кто правит в Китае

После Великой битвы с Доберманами и чудесной смертью и воскрешением Человечка-Ящерки и Почтового Голубя (последний, к слову, даже поумнел после воскрешения, что было замечено Взъерошенной Галкой, и похорошел, что было замечено всеми галками двора), так вот, после Великой Победы, когда все разошлись и разлетелись по своим домам, динозавры были любезно приглашены в гости к Умной Волшебнице. Что оказалось очень кстати, потому как идти нашим героям было совершенно некуда.

Целую неделю динозавры жили в Воздушном замке, отдыхая после своих удивительных приключений. Маленький Динозаврик ни на шаг не отходил от папы, целыми днями гуляя с ним по облачной аллее, и разговаривая о том, как они будут жить в Китае. У папы маленького Динозаврика оставались связи с китайскими товарищами-драконами, с которыми он когда-то познакомился, когда побывал в Китае и учил китайцев взрывать порох и запускать воздушных змеев. С помощью Умной Волшебницы, он написал китайским товарищам-драконам письмо и отправил вместе с Почтовым Голубем в Китай. И пока Почтовый Голубь летал в Китай и обратно, маленький Динозаврик проводил время в прогулках и долгих разговорах, слушая папины рассказы о Китае.

Толстолапый же проводил время в философских беседах с Умной Волшебницей. Умная Волшебница, пленённая умом и образованностью Толстолапого, очень просила его не улетать в Китай, а поселиться в её Воздушном замке и сочинить какой-нибудь философский трактат или какой-нибудь приключенческий роман. Ей было так «одиноко» жить одной в таком большом Замке и ей так не хватало «живого» общения, что она очень просила Толстолапого остаться. Кроме философских бесед Умная Волшебница каждый день готовила динозаврам свои фирменные волшебные супы. И Толстолапый, очарованный волшебными супами и философскими беседами, к неописуемой радости Умной Волшебницы, согласился. Между философскими беседами и приготовлением фирменных супов, Умная Волшебница проходила курс реабилитации, где с помощью психологической терапии лечила резвившуюся в ней, после Великой Битвы с Доберманами, рефлексию. Словом, жизнь Умной Волшебницы очень изменилась, и она даже, как заметил Филин, помолодела и похорошела, что очень понравилось Умной Волшебнице.

Как только китайские товарищи-драконы прислали вместе с Почтовым Голубем ответ, что они помнят папу маленького Динозаврика, и даже часто вспоминают былую молодость, когда они вместе с папой Динозаврика запускали воздушных змеев и взрывали порох, они, конечно, с радостью пригласили и папу и маленького Динозаврика в Китай. Тем более что времена в Китае наступили пасмурные и ветреные – вихри кружились над Китаем – и папин опыт в запускании воздушных змеев очень им пригодится. Папа поблагодарил за гостеприимство Умную Волшебницу и собрался в дорогу.

– Ну, что, друг Толстолапый, будем прощаться, – обнял он Толстолапого. И динозавры крепко обнялись.

– Запусти им там хорошего воздушного змея! – и Толстолапый еще крепче обнял своего друга.

– А ты напиши хорошую историю о нашей непростой жизни, – отвечал Завр. – Пусть нашу историю помнят в веках.

Когда динозавры простились, Умная Волшебница решила устроить проводы, на которые пришли бы все друзья маленького Динозаврика, кто помог ему в освобождении динозавров. И папа и Толстолапый, конечно, согласились.

– А мама? – удивилась Маша, когда услышала эту историю. – А что сказала мама? Она вас отпустила в Китай?

Маленький Динозаврик даже растерялся: про маму-то он и забыл! А, правда, что скажет мама?

– Если вы улетите в Китай, ничего не сказав маме, мама страшно расстроится, – сказала Маша. – Моя мама точно бы страшно расстроилась, и, наверное бы, позвала полицию. А может быть и саму росгвардию. – Маша последнее время, конечно, краешком глаза, но посматривала телевизор, когда папа и мама его смотрели, и была в самом курсе всех самых животрепещущих событий.

– А мы ей письмо напишем, – не растерялся папа маленького Динозаврика, – тем более что в Китай росгвардия не полетит, очень далеко, бензина не хватит.

– Тогда ладно, – согласилась Маша, – если вы ей письмо напишите, тогда это правильно. А какой он – Китай? – решив вопрос с письмом, сразу спросила Маша, потому что ей это было очень интересно узнать – какой он, этот Китай.

– Какой он? – и все разом посмотрели на Почтового Голубя, который вот только вчера вернулся из Китая.

– Китайский, – не понял Почтовый Голубь.

– Понятно, что китайский, – возмутилась Серая Ворона, – но, какой он – этот Китай.

– Мой брат Тёма, – со знанием сказала Маша, – когда изучал в школе мировую историю, читал, что в Китае правили мандарины.

– Да ты что? – всплеснула крыльями Серая Ворона. – Мандарины? – не поверила она.

– Да, самые настоящие, – уверенно закивала Маша. – Я так думаю, – продолжала она, – что принцы там лимоны, а графини – вишенки. Мне это папа в книжке читал. А раз в самой мировой истории такое написано, – Маша развела руками, – то это истинная правда.

– Дикая страна, – обмахнула себя лапкой Церковная Мышь, – ничего святого – бездушные фрукты во главе государства ставят. Кто там тогда, боюсь спросить, патриарх?

– Сеньор Помидор, – усмехнулся Человечек-Ящерка. Церковная Мышь строго посмотрела на Человечка-Ящерку и чуть не назвала его крокодилом, но вспомнив, что она не просто великая молитвеница, но и великая смиреница, смиренно промолчала.

И Завр и Толстолапый, слушая все эти фруктово-овощные измышления друзей своего маленького Динозаврика, еле сдерживались, чтобы не расхохотаться.

– Да-а уж, – вздохнул и Филин. – Провинция.

– Мандаринами в Китае называли императоров, – всё же ответил Толстолапый, конечно же, сквозь улыбку, – и были они обыкновенными людьми.

– Да? – разочарованно покосилась на него Серая Ворона. – Очень жаль, – добавила с сожалением. – И чего тогда там делать, если там живут такие же люди? Какой смысл так далеко лететь? Жили бы в нашем замечательном дворе. Еды у нас на всех хватит.

– И правда, – поддержала Ворону Маша, – оставайтесь, я вам вместе с папой сделаю домик, будем играть на детской площадке, ходить на речку Дон, играть с китами. Оставайтесь, – даже с надеждой посмотрела она на маленького Динозаврика. – А там, и с мамой помиритесь. Будете жить вместе…

– Нет, – подумав, отвечал маленький Динозаврик, – китайским драконам нужна папина помощь, а значит и моя помощь. Мы не можем бросить товарищей в беде. А когда мы им поможем – продолжал маленький Динозаврик – и они наградят меня и папу медалями за героическую интернациональную помощь, тогда мы вернёмся, и мама, узнав, какие мы герои, обязательно расплачется, обнимет нас, и тогда мы все заживём вместе. Так я думаю. Правильно, папа? – и маленький Динозаврик серьёзно посмотрел на папу.

– Правильно, сын, – согласился папа.

И Маше эта мысль – вернуться из Китая героями, и чтобы мама за это похвалила – показалась вполне разумной.

– Маша! – услышала она с Земли папин голос, – пора домой.

– Мне пора, – Маша вздохнула, и, обняв маленького Динозаврика, взошла на подлетевшее к её ногам облачко и вернулась по облачной алее к космической ракете.

«Как всё-таки жалко, – думала она, возвращаясь на Землю, – что маленький Динозаврик улетает. Но он же должен дать о себе знать. Он же не забудет меня», – так думала Маша, когда держась за папину руку, шла по разрисованной паутинками трещинок аллее Городского парка.

И маленький Динозаврик не забыл Машу, но об этом мы узнаем из следующей заключительной главы этой удивительной и, конечно, правдивой сказки.

Глава двадцать девятая

в которой рассказывается о самом любимом Машином дне – Дне её рождения

В это утро Маша проснулась рано-рано, когда солнышко только тронуло край неба своими лучиками. Маша проснулась так рана сама, её никто не будил, проснулась, потому что впереди её ждал самый замечательный день в году (замечательнее даже Нового года, который Маша тоже очень любила) – День её рождения.

Маша знала, что сначала она пойдет с мамой в церковь, где она поставит свечку и причастится. Потом, после обеда, когда Тёма и Герман вернуться из школы – мама поведёт всех в кафе-мороженное, куда подойдут и мамины подруги со своими маленькими дочками и сыночками – Машиными подругами и друзьями, и будет большой праздник с воздушными шарами, весёлым клоуном и – много-много подарков. А потом, вечером, когда папа вернётся с работы, наступит самая торжественная минута. Мама накроет на стол легкий и, конечно, полезный ужин, и папа… Папа подарит Маше самый замечательный и самый неожиданный подарок. Потому что только папа дарил Маше самый замечательный и неожиданный подарок, и такой подарок, о котором Маша, конечно, мечтала, но не подозревала, что она о нём мечтала – вот какой подарок подарит Маше папа.

Так и получилось. Маша поднялась с постели, сама заправила постель, сама почистила зубки (всё-таки ей исполнилось целых 5 лет!), и сама пошла на кухню, поставить чайник – Маше очень хотелось, чтобы все сегодня утром пили бы чай, который заварила сама Маша. Чайник поставился очень хорошо: Маша налила воды в чайник и нажала на кнопочку – всё-таки чайник был электрический. А сам чай заварила-таки мама: она услышала, что Маша проснулась, и зашла на кухню.

А потом все пили чай, потом папа ушёл на работу, а братья в школу. А Маша вместе с мамой пошла в церковь – поставить свечку и причаститься.

– Здравствуй милая, здравствуй, с праздником тебя, – как только Маша выбежала из церкви, её первая из её друзей поздравила Церковная Мышь.

– Здравствуйте! – обрадовалась Маша – как поживаете? – спросила.

– Твоими молитвами, милая, – умилилась Церковная Мышь. – А у меня для тебя подарочек. – И Мышь протянула Маше маленькое зелёноестёклышко, – когда бы ты в него не глядела, всё у тебя лето будет, – совсем умилилась Мышь. – Это стеклышко мне моя бабушка из самого Ерусалиму принесла. Смотри, радуйся.

– И у меня для тебя угощение, – и Маша протянула Мыши кусочек сыру, который она загодя взяла с собой, чтобы угостить великую постницу и молитвеницу.

Мышь так умилилась, что всплакнула от умиления.

После церкви, когда братья вернулись из школы, мама повела всех в кафе-мороженое.

Весело было в кафе: и конкурсы весёлые и мороженое вкусное и подарки разные, и клоун всех старался веселить.

Маше этот клоун показался очень знакомым. «Это же Грустный Мороженщик!» – поняла Маша. Он всё-таки переоделся в костюм клоуна, чтобы раздавать детям бесплатно мороженое. И клоун узнал Машу, но вида не подал. Наверное, ему было неловко, что он вот так взял и поступился своими принципами. «Он, наверное, это всё из-за меня», – подумала Маша. И чтобы переодетый Грустный Мороженщик не расстраивался, что ради Маши поступился своими принципами, Маша подошла к нему и крепко-крепко его обняла и сказала «спасибо». Грустный Мороженщик так растерялся, что по-настоящему растерялся. Но тут все маленькие детки, кто пришёл на Машин День рождения, все стали обнимать Грустного Мороженщика и говорить ему «спасибо», и он собрался и стал со всеми водить хоровод и петь песню: «Как на Машины именины испекли мы каравай. Каравай, каравай, кого хочешь выбирай»…

И Грустный Мороженщик, теперь уже переодетый и с нарисованным на груди сердцем, без страха, что его отведут в полицию, дарил всем деткам мороженое – бесплатно. И Маше это очень понравилось, – никогда вкуснее мороженого она не ела, как в этот замечательный свой первый Юбилей – первую в своей жизни круглую дату – 5 лет, – так мама Маше сказала – что это первый Машин юбилей, конечно, после её, Машиного рождения.

………………………………………………….

………………………………………………….

И наступил долгожданный вечер. Мама накрыла на стол легкий и, конечно, полезный ужин. Все ждали папу. И папа пришёл даже чуть-чуть пораньше, потому что он отпросился с работы. Как только папа вошёл в дом, Маша замерла: вот сейчас папа подарит ей такое, о чем она весь год мечтала, но не подозревала, что она об этом мечтала.

Так и получилось!

Папа разделся, помыл руки, сел за стол. Маша, замерев, ждала.

– Тёма, – попросил папа, – у зеркала лежит свёрток, принеси его, пожалуйста. – Тёма охотно вышел в прихожую, взял сверток, что лежал у зеркала, принёс его на кухню, подал папе. – Маша – с Днём рождения, – папа протянул Маше свёрток: что-то завёрнутое в цветную шуршащую бумагу и красиво перевязанное ленточкой. Маша в волнении развязала бантик ленточки, развернула сверток… В её руках была книга. А на обложке книги… Машин портрет! Маша вслух прочитала название книги:

– Девочка Маша и воздушный шар. Папа! – радостно воскликнула Маша, – эта та самая сказка, да?!

– Да, моя девочка, – улыбнулся папа, было видно, что он очень рад, что смог удивить свою любимую доченьку, свою девочку Машу.

Как-то давно, Маша уже и не помнила – столько времени прошло! – папа рассказал ей на ночь сказку. Папа часто читал Маше перед сном сказки. А тут, наверное, какая-то авария, на какой-то станции случилась, и во всём районе выключили свет. Маша испугалась, но папа обнял её и как-то сразу на ходу придумывая, рассказал ей сказку. Маше эта сказка очень понравилась, потому что она была про неё и про папу. Потом она ещё несколько раз просила папу её рассказать. А потом всё закружилось-завертелось. Нашёлся маленький доледниковый Динозаврик, потом потерялся, потом все спасали его папу, потом он вообще улетел с папой в Китай, и Маша забыла про ту сказку. А папа не забыл. Он записал её, отнёс в типографию и в типографии напечатали книжку. И эту книжку Маша держала сейчас в руках. Да, именно о таком подарке она мечтала, но не подозревала, что она о нём мечтала.

– Папа, почитай, – попросила Маша, и все попросили, а мама так и вовсе удивилась, потому что она и не подозревала, что папа у неё такой талантливый: она так и сказала: «я и не подозревала, что ты у меня такой талантливый».

И папа стал читать сказку, которую он сочинил для своей девочки Маши:

Девочка Маша и воздушный шар

– В городе Липецке, – читал папа, – на улице Папина, живёт девочка Маша. Маше уже три годика…

– Мне уже пять! – засмеялась Маша.

– Но тогда-то было три, – улыбнулся папа, и продолжал:

– Маша самая большая, самая умная и самая послушная девочка.

Гуляя с папой по городу, Маша увидела, как трое учёных надували воздушный шар, чтобы полететь вокруг света. Надували шар учёные совершенно неправильно. Во-первых, надували они обыкновенный резиновый шарик, даже без рисунка, а во-вторых, у них совершенно не было корзины, в которой они могли бы полететь вокруг света.

Когда учёные увидели Машу, они страшно обрадовались, и стали просить Машу помочь им надуть воздушный шар.

– Здравствуйте, – сказала учёным Маша, и внимательно осмотрев воздушный шарик, сказала:

– Вы такие умные, а не видите, что на таком шарике вы никуда не улетите. Во-первых, – и Маша загнула мизинчик, (потому что, когда говорят «во-первых», то непременно загибают мизинчик), – все настоящие воздушные шары делаются из тряпичных лоскутков, которые сшивают нитками. А во-вторых, – и Маша загнула безымянный пальчик, – вам нужна плетёная корзинка, такая, с которой моя бабушка Наташа любит ходить за грибами, потому что лететь вокруг света и держаться за верёвочку совершенно неудобно.

Учёные быстро сбегали домой, и принесли много разноцветных лоскутков и ниток, и один учёный принёс плетёную корзинку – конечно, не такую красивую, как у Машиной бабушки, но вполне подходящую.

Маша ещё не совсем умела правильно сшивать лоскутки, но так как она много раз видела, как шьёт её мама, Маша охотно подсказала ученым, как это правильно делать.

(когда папа прочитал это место, мама зарделась, и обняла папу, и поцеловала в щеку)

Когда все лоскутки были красиво и крепко сшиты, и у шара осталось только одно отверстие, чтобы накачивать воздух, Маша сказала, что теперь нужно очень крепко привязать верёвочки от шара к корзине. Учёные так этому удивились (потому что они собирались пришить шар к корзине нитками, которыми они сшивали лоскутки), что все трое одновременно хлопнули себя ладонями по лбу от досады на свою несообразительность. И все трое снова разбежались по своим домам и вернулись с самыми крепкими бельевыми веревками, которые они сняли со своих балконов, и на которых сушили свои учёные костюмы.

Когда верёвки были привязаны к корзине и к шару, учёные стали старательно и по очереди надувать воздушный шар. Но он совершенно не надувался, потому что учёные надували шар для кругосветного путешествия, как самый обыкновенный воздушный шарик – губами.

– Так вы его не надуете, – вздохнула Маша, видя, как мучаются учёные.

– А как нам его надуть? – растерялись учёные.

– Все воздушные шары для кругосветных путешествий надуваются исключительно над огнём, – спокойно, как и полагается самой умной девочке, сказала учёным Маша.

– Как же мы сразу не догадались! – и учёные снова хлопнули себя по лбу. И бросились собирать сухие ветки, потому что даже учёные знают, что сырые ветки не горят.

Когда ветки были сложены, учёные протянули Маше спички, чтобы она, зажгла костёр, от которого надуется воздушный шар и полетит вокруг света.

– Нет, – отказалась Маша.

– Почему? – удивились учёные.

– Потому что, спички – детям не игрушка, – благоразумно ответила им Маша.

И учёные в третий раз хлопнули себя ладонями по лбу. До того они оказались недогадливыми учёными.

Учёные зажгли костёр, воздушный шар наполнился дымом и стал подниматься над землей. И когда учёные залезли в корзину, они стали звать Машу с собой, чтобы и она полетела с ними вокруг света.

– Нет, – ответила им Маша, потому что в первую очередь, Маша была самой благоразумной девочкой. – Без папы, я никогда никуда не летаю, тем более, вокруг света.

И учёные ещё раз поразились, до чего же Маша умная и благоразумная девочка.

Когда шар поднялся высоко над городом и полетел в сторону Америки, Маша увидела, что учёные забыли затушить костёр.

– Эти учёные всегда такие рассеянные, – покачала головой Маша и залила костёр водой из бутылочки, которая лежала у Маши в рюкзачке.

Костёр был потушен, и Маша вернулась к своему папе, который всё это время сидел на лавочке и разговаривал по телефону. Но Маша знала, что, даже разговаривая по телефону, папа никогда не выпускал Машу из виду, потому что у Маши был самый внимательный в мире папа.

Сказка всем очень понравилась. Особенно Маше.

– А почему на одной странице текст, а другая чистая? – спросил внимательный Тёма.

– Да, почему? – спросил и Герман, он тоже был внимательным.

– А на этих чистых страницах, Маша нарисует иллюстрации к этой сказке, – отвечал папа. И всем это очень понравилось, особенно Маше, потому что она очень любила рисовать.

– А давайте прямо сейчас рисовать! – воскликнул она, и уже собралась выбежать в свою комнату за цветными карандашами, как случилось такое, от чего все – совершенно все – очень удивились.

В открытой окно (на улице было по-сентябрьски тепло, и окно было раскрыто) влетел Почтовый Голубь. Важно закурлыкав, он прошёлся по подоконнику, поклонился хозяевам и выставил вперёд лапку, к которой был привязан свёрнутый листок бумаги.

Маша подошла к Голубю, отвязала листок и…

Это было письмо из Китая, от маленького доледникового Динозаврика!

– Это письмо из Китая, от Динозаврика! – радостно воскликнула Маша.

И все так удивились: и мама, и Тёма, и Герман, и, наверное, даже папа удивился.

Да, это было самое настоящее письмо, которое маленький Динозаврик сам написал своему другу, девочке Маше. И это письмо Маша держала в руках, и чуть не заплакала от радости.

– Какое ещё письмо? – страшно удивилась мама. – От какого ещё динозавра? Из Китая?! – ещё немного и мама, наверное, упала бы в обморок. Но папа вовремя подхватил маму, а Тёма налил ей животворящего компота. Мама выпила компот. Поставила чашку на стол. Ей стало легче. – Я, ничего, не, понимаю, – раздельно произнесла мама, и посмотрела на пустой подоконник: Почтовый Голубь, выполнив, что от него требовалось, улетел. У него ещё было много дел: одна добрая бабушка выбросила объедки из окна, и надо было поспешить раньше галок, и разбросать эти объедки по двору, чтобы было потом, о чём спорить с галками, кто эти объедки будет убирать.

– Папа, почитай, пожалуйста, – негромко попросила Маша и протянула папе письмо от Динозаврика.

Все так были удивлены, что тоже стали просить папу прочесть это письмо. Даже мама посмотрела на папу так, что и без слов было понятно: ей тоже интересно послушать.

И папа стал читать письмо, написанное крупными старательными, но по-детски очень корявыми буквами:

Письмо из Китая от маленького доледникового Динозаврика

Здравствуй, мой лучший друг, Маша! Я пишу тебе из самого сердца Китая, из монастыря Шаолиня – главного монастыря китайских драконов. Здесь очень много драконов. Они нас с папой очень любят. У меня много новых друзей драконов. Они хорошие товарищи. Каждый день мы с папой помогаем китайским товарищам драконам бороться с Гидрами Мирового Океана. У них длинные щупальцы и они очень жадные и злые. Гидры хотят захватить Китай, а драконы не хотят, чтобы их захватили Гидры. С папой мы запускаем воздушных змеев и змеи падают на Гидр и сбрасывают их обратно в Мировой Океан. Но Гидры лезут обратно в Китай. Маме я написал письмо. Про Гидр я маме не писал. Когда я победю всех Гидр, тогда напишу, а пока рано. Я написал маме, что живу хорошо, и хорошо кушаю. Больше пока маме знать не надо. Если она узнает про Гидр, она сильно расстроится и поедет за мной в Китай. А я не хочу в Музей, я хочу бороться и стать настоящим Завром – защитником всех угнетённых драконов. Вот кем я хочу стать.

Поздравляю тебя с Днем рождения. В подарок присылаю тебе рисунок, на котором я нарисовал, как я борюсь с Гидрами.

Крепко тебя обнимаю и желаю самого наилучшего.

Твой друг Дино-Завр. Так меня зовут мои китайские товарищи-драконы.

И, правда, к письму был приложен рисунок, на котором был нарисован маленький Динозаврик, его папа, китайские драконы, и Гидры, которых сбрасывали в Океан воздушные змеи.

…

Папа невольно улыбнулся и отложил письмо. Мама совсем не улыбалась, потому что ничего не понимала. А очень хотела понять. Мама держала в руках рисунок, и… ничего не понимала.

– Маша, – взявшись за голову, точно голова заболела, сказала мама, она собиралась продолжить, но шум со двора прервал её.

– Маша! – услышала Маша и подошла к раскрытому окну. – Маша, выходи гулять!

Во дворе, под окном стояли её друзья: Умная Волшебница с Толстолапым, Серая Ворона с Взъерошенной Галкой, Человечек-Ящерка и Почтовый Голубь.

– Папа, пойдем гулять, я познакомлю тебя со своими друзьями. И ты покажешь им свою сказку, которую для меня сочинил. Пойдем!

– Я, думаю, и мне интересно будет на это посмотреть, – сказала мама и стала одеваться.

– Я вас во дворе жду! – сказала Маша, быстро одеваясь и обуваясь.

Через минуту она уже выбежала во двор.

***

А что было потом… Что было потом – это уже совсем другая история.

А эта история подошла к концу. И Маша, счастливая, засыпая на папиных руках, прижимаясь к папиной груди, думала: какой же это замечательный был день – День её рождения.