До тебя [Марни Манн] (fb2) читать онлайн

До тебя

Переводчик: Дмитрий С.

Редактор: Марина П.

Вычитка и оформление: Виктория К.

Обложка: Виктория К.

ПРОЛОГ

ПОРТЛЕНД, ШТАТ МЭН ― ВЕСНА 1989 ГОД

― Как ты думаешь, Кейси будет сегодня в школе? ― спросил Брэндон свою девушку, когда он въехал в третий ряд студенческой стоянки, припарковавшись в конце.

Как у младшеклассников, у них троих оставалось две недели до летних каникул. В это же время в следующем году они будут выпускаться, как и старшеклассники вчера. Как только они получат дипломы, Брэндон и его девушка соберут чемодан и переедут в Калифорнию ― план, который они вынашивали на первом курсе, когда начали встречаться.

― Нет, ― ответила она, глядя в лобовое стекло и качая головой. ― У меня такое чувство, что мы никогда больше не увидим Кейси.

Когда Брэндон услышал о том, что случилось с их лучшим другом в ночь вечеринки, он спал в своей комнате со своей девушкой. Если бы это было в любое другое утро, мать Брэндона пришла бы в ярость, обнаружив его в постели с ней. Ей не разрешили остаться на ночь. Но в то утро мать Брэндона не кричала и не упоминала об этом, когда будила сына. Тихим, спокойным голосом она рассказала им все, что слышала о Кейси.

Обе женщины сразу же начали плакать.

Только не Брэндон. Он встал с кровати и прошелся по небольшому пространству между тумбочкой и шкафом, пытаясь переварить новости. Когда его мать не смогла ответить ни на один из вопросов, которые он задал, он бросился вниз к телефону на кухне и позвонил домой Кейси.

Никто не взял трубку, даже автоответчик.

Затем Брэндон попытался позвонить одному из своих друзей, чтобы узнать, слышали ли они что-нибудь. И вот так он провел весь свой день, связываясь со всеми, чей номер у него был, слушая их версию истории.

В одном они все были согласны: никто не слышал о Кейси после вечеринки.

Когда стемнело, Брэндон и его девушка поехали к дому Кейси. Другие его друзья уже сделали то же самое, но Брэндон надеялся, что их исход будет иным. За исключением того, что, когда они добрались туда, внутри не горел свет, входная дверь была заперта, и никто не ответил на звонок.

― Ты действительно думаешь… ― начал Брэндон, его голос затих, когда он подумал о возможности никогда больше не встретиться с их лучшим другом. Когда все это дошло до него, он схватился за руль и закричал: ― Черт!

― Это могло случиться с любым из нас… ты знаешь это, ― мягко сказала она.

В тот вечер все они были на вечеринке. Она проходила на том же поле каждый год, в пятницу перед выпускным. Приходили все ― старшеклассники, выпускники, друзья из соседних городов. Это была традиция. И за все эти годы не было ни одного инцидента.

До сих пор.

Брэндон потянулся через переднее сиденье и сжал ее руку, действительно чувствуя тяжесть всего этого.

― Слава богу, с нами этого не случилось.

Некоторые истории способны навсегда изменить жизнь.

Эта история изменила целый город.

ОДИН

БИЛЛИ

― Я бы всё отдала, чтобы впиться в эту баранину, ― сказала Элли через динамик моего телефона.

Я рассмеялась над реакцией моей лучшей подруги на фотографию, которую опубликовала сегодня утром. Ее любовь к еде выросла с годами из-за меня. Девушка, с которой я познакомилась много лет назад, не знала, что желе бывает другого вкуса, кроме виноградного.

― Это было сочно, ― сказала я ей, закрыв глаза и сделав глубокий вдох, как будто тарелка все еще была передо мной. ― Вся еда была выше всяких слов. ― Когда я снова открыла глаза, положила последний упаковочный пакет в чемодан и застегнула его на молнию. ― Я убедила шеф-повара дать мне рецепт его брюссельской капусты. Я собираюсь приготовить их для нашего следующего девичника.

― И когда именно?

Я нажала на экран своего телефона, который лежал на полке для обуви, прокручивая свое расписание. ― Как насчет восемнадцатого?

― До этого еще две недели, Билли.

Я проверила еще раз, пытаясь понять, могу ли я что-нибудь сдвинуть.

― Ты же знаешь, я бы сделала это раньше, если бы могла.

― Я знаю, детка. Поставь нас на восемнадцатое. Я напишу девочкам, как только мы закончим разговор, чтобы они знали.

Мы с Элли были соседками по комнате все четыре года в Нью-Йоркском университете и еще пять после окончания. Потом, в двадцать семь, мы наконец-то обзавелись собственными квартирами. У меня был лофт в Гринвич-Виллидж, где я жила последние три года. У Элли была студия в Верхнем Вест-Сайде, которую она делила со своим парнем. Теперь он был ее мужем, и у меня было три растения ― все травы.

Я забронировала всю ночь и вышла из приложения.

― Ты в моем календаре.

― Итак, куда вы направляетесь сейчас, мисс Жажда странствий?

― Сан-Франциско, и он итальянский, ― сказала я, имея в виду ресторан, который буду рассматривать, когда вошла на кухню.

В колледже, когда я обедала вне дома, я делала фотографии и оценивала блюда, публикуя их в социальных сетях. Это была страсть, которая постепенно переросла в карьеру, и теперь я была фуд-блоггером. Рестораны по всей стране нанимали меня, чтобы я ела и делала обзоры их блюд, делясь ими со своими подписчиками, число которых приближалось к десяти миллионам.

― Один из твоих любимых. ― На заднем плане послышался шорох бумаги, а затем звук тяжелого, клейкого жевания.

― Что ты ешь?

― Липкую красную рыбу.

Перед тем как начать собирать вещи, я налила себе бокал вина и открыла контейнеры со свининой по-сычуаньски и соте из бок-чой с чесноком. Теперь, когда все остыло, я взяла палочки и быстро перемешала еду.

― У тебя задержка… не так ли? ― спросила я, прежде чем положить первый кусочек в рот.

― Я только два месяца назад перестала принимать противозачаточные. Это не может произойти так быстро.

Но это могло случиться, и она знала это. И я была почти уверена, что это так, потому что:

― Элли, ты ешь конфеты. ― Она не любила сладкое, даже торт на день рождения.

― О боже, ― каждое жевание звучало, как присоска, ― я даже не поняла, что открыла пакет, но я стояла перед холодильником, запихивая их в рот, как долбаный попкорн.

― Я знаю. Весь мир слышит, как ты ешь.

― Простиии. ― Она сделала паузу. ― Ты действительно думаешь, что я беременна? Нет. Я не могу. Я… ― Шум усилился, сказав мне, что она положила больше конфет в рот. ― Я собираюсь съесть весь этот пакет, Билли, а потом пойду в винный магазин в соседнем квартале и куплю еще один.

Я открыла на телефоне приложение для доставки, добавила в корзину пять пакетов с липкой красной рыбой и три теста на беременность и дала им адрес Элли, прежде чем отправить заказ.

― Не нужно, ― сказала я, возвращаясь к палочкам для еды и используя их, чтобы откусить еще кусочек. ― Кое-что будет доставлено в твою квартиру примерно через двадцать минут.

― Я люблю тебя.

Я вздыхаю.

― Это за то, что пропускаешь прием у врача, на который, как я чувствую, ты пойдешь в ближайшие несколько дней.

Роберт отвезет ее ― я была уверена в этом, ― но я хотела быть там после, чтобы отпраздновать. И не буду. Это был один из недостатков моей карьеры ― скучать по дому, когда работа требовала от меня многого. Но путешествия были частью работы, и я любила их не меньше. Существует баланс, и чаще всего я его нахожу.

― Ты действительно думаешь, что у нас будет ребенок? ― тихо спросила она. От эмоций в ее голосе у меня защемило в груди. Элли хотела ребенка столько, сколько я ее знала. Возможно, это произошло быстро, но годы, которые потребовались, чтобы прийти к этому, вовсе не были быстрыми.

Я подождала, пока мое сердцебиение успокоится, прежде чем сказала:

― Я уже планирую, что буду подавать в бейби шауэр (прим. пер.: baby shower, дословно ― «младенческий душ» ― обычай устраивать вечеринку для будущей матери и праздновать рождение будущего ребенка).

― Я только что стала еще голоднее.

― Я закажу тебе еще…

― Послушай меня, Билли Пейдж. Я не собираюсь быть девушкой, которая набирает сто фунтов с первой беременностью. Ты меня слышишь?

― Ладно, ладно. ― Я рассмеялась, выбросила пустые контейнеры в мусорное ведро и отнесла вино в свою спальню. ― Напиши мне, как только что-нибудь узнаешь.

― Это будет не раньше утра. Роберт сегодня работает, и я хочу дождаться его.

― Надеюсь, в самолете не будет плохого Wi-Fi, потому что, скорее всего, именно там я буду, когда ты узнаешь.

― Тебе не понадобится сигнал; ты услышишь мой крик даже в небе.

Я улыбнулась, забравшись в кровать.

― Мне жаль весь мир, когда у тебя начнутся схватки.

― Очень смешно. ― Она снова пожевала и застонала, когда проглотила. ― Спасибо за конфеты, засранка.

― Люблю тебя, ― сказала я и повесила трубку.

Такова была наша дружба. Как острый ролл с тунцом ― простой, но с пинком.

ДВА

ДЖАРЕД

Я взял свой портфель и покатил небольшую ручную кладь через вестибюль своего здания, кивнув швейцару, прежде чем выйти на улицу. Мой водитель припарковал внедорожник у обочины и стоял рядом с задним сиденьем, открывая мне дверь.

― Доброе утро, мистер Морган.

Я протянул ему обе сумки, освобождая свои руки.

― Доброе утро, Тони.

Я забрался на заднее сиденье, взял «Нью-Йорк таймс» с другого сиденья и положил ее себе на колени. Она была хрустящей и нераспечатанной ― как я любил свою газету каждое утро, Тони всегда приносил ее.

― Ваш помощник прислал информацию о вашем рейсе, ― сказал он, садясь за руль. ― Просто хочу подтвердить, что вы летите коммерческим рейсом из аэропорта Кеннеди?

Я поднял глаза, поймав его взгляд в зеркале заднего вида. Он возил меня уже давно. Лет десять, не меньше.

― Верно, ― сказал я.

Я выключил маленькую лампочку для чтения и выглянул в окно как раз в тот момент, когда Тони вырулил на дорогу. В это время дня Манхэттен напоминал пещеру. Здания заслоняли лунный свет, а солнце еще не взошло в осеннем небе. Было слишком рано, чтобы просыпаться. Но если бы я не ехал в аэропорт, то, вероятно, все равно не спал бы.

Когда мы свернули на Белт-бульвар, мой сотовый завибрировал во внутреннем кармане костюма. Я потянулся за ним и улыбнулся, поднеся телефон к уху.

― Маркус. ― На Западном побережье все еще была середина ночи, но я не удивился, что мой давний друг не спал.

― По дороге в аэропорт Кеннеди?

Я посмотрел в окно слева от меня, когда Тони перестроился на другую полосу.

― Совершенно верно.

― Джаред, мне ужасно неудобно, но я не смогу встретить тебя в аэропорту. Я пришлю одного из своих парней. Он будет прямо возле выдачи багажа. Я пришлю тебе его машину и номер…

― Не волнуйся, обо всем этом позаботился мой помощник.

― Я чувствую себя ужасно, ― сказал он. ― Я ― единственная причина, по которой ты приезжаешь сюда, и ничего из этого не произошло бы, если бы не ты.

На протяжении многих лет я наблюдал за различными этапами карьеры Маркуса, когда он работал в отрасли, приобретая больше знаний и ответственности. Теперь он был тем боссом, каким я его знал.

― Чепуха, ― сказал я, имея в виду именно это. ― Иди, отдохни немного. Ты нужен мне живым в течение следующих нескольких дней.

Он рассмеялся.

― Скоро увидимся, приятель.

Я повесил трубку и взял кофе, который Тони принес для меня, и пил его, пока он вез нас дальше в Бруклин. В большинстве утренних поездок горький черный напиток был идеальным дополнением к газете, и я допил его на заднем сиденье, прежде чем сесть в частный самолет моей компании.

Это утро не было похоже на большинство других. И то, что я хотел бы, чтобы в этой чашке был ликер, настолько дымный и доминирующий, что это заставило бы меня расслабиться, чтобы я не думал о настоящей причине, по которой сел на этот самолет. Та, которая не имела никакого отношения к встрече с Маркусом. Ничто в этом мире не было достаточно сильным, чтобы избавиться от этих мыслей. Даже виски.

― Могу я вам что-нибудь предложить, мистер Морган?

Я посмотрел на потемневшее небо, крепче сжимая горячую чашку.

― Можешь включить радио.

― Канал новостей, который вы обычно слушаете?

Мой взгляд упал на табличку, на которой было написано, что мы находимся в двенадцати милях от аэропорта.

― Нет, найди какой-нибудь рок, ― сказал я ему. ― И, Тони? ― Я перевел дыхание. ― Включи погромче.

ТРИ

ХАНИ

ВЕСНА 1984

Когда Хани впервые услышала голос Эндрю, она увидела звезды. Это было потому, что она лежала на кровати, ее катили через отделение неотложной помощи, и свет наверху полностью ослеплял ее. Но вспышки света в ее глазах также были вызваны болью. Каждый раз, когда сильная судорога пронзала ее живот, ее зрение становилось пятнистым и размытым.

Когда Эндрю присоединился к ней, он представился лечащим врачом отделения неотложной помощи медицинского центра штата Мэн и всю дорогу по коридору задавал ей вопросы. К тому времени, когда они вошли в смотровую комнату, медсестра положила холодную мочалку на лицо Хани, чтобы ей не пришлось напрягаться и держать глаза закрытыми.

― Я собираюсь потрогать ваш живот, ― сказал Эндрю, как только колеса кровати были зафиксированы. ― Вы можете оставаться в том положении, в котором находитесь. Мне просто нужно, чтобы вы сказали мне, если будет больно.

― Больно! ― крикнула Хани в ту же секунду, как он надавил на ее правый бок. Она пыталась бороться с пыткой, когда он придвинулся к ней сзади, но это было слишком. ― Ой!

― Хани, сделайте глубокий вдох для меня.

Хотя это больше походило на ласковое обращение, она не стала заострять на этом внимание. Лежа на боку, она уткнулась лицом в колени, закрыла глаза и попыталась открыть легкие, вдыхая воздух так медленно, как только могла.

― Как насчет здесь? ― спросил он, его пальцы вернулись, теперь в более низкое место.

Жгучая агония пронзила ее, и ее храбрость исчезла.

― Сделайте так, чтобы это прекратилось. ― Она всхлипнула. ― Пожалуйста, доктор. Я не могу этого вынести.

― Я заказал несколько рентгеновских снимков, которые мы собираемся сделать прямо сейчас. Если это аппендицит, а я думаю, что так оно и есть, мы отвезем вас на операцию.

― Операцию?

Поскольку ее соседка по комнате была на работе, Хани сама поехала в больницу. За все время болезни ― за несколько часов, проведенных в квартире перед поездкой в больницу, во время поездки, когда она останавливалась, чтобы ее вырвало, когда она шла с парковки, корчась от боли, ― она не думала, что ей понадобится операция.

― Мы делаем около пятидесяти в месяц, ― сказал он. ― Это очень распространенное явление.

Ей нужно было видеть его лицо, его голоса было недостаточно. Итак, Хани медленно начала разворачивать свое тело и поднимать голову, тряпка упала с ее глаз. Они были приоткрыты не более чем на щелочку, когда волна тошноты прошла через нее, и она упала на кровать, сразу же снова закрыв лицо.

― Просто вылечите меня.

― Вы в надежных руках. ― Он коснулся пальцами ее плеча. Было что-то в его прикосновении, что успокоило ее и действительно заставило поверить, что с ней все будет в порядке. Она не знала, почему поверила ему или как чьи-то пальцы могли заставить ее чувствовать себя так. Но у него получилось. ― Есть кто-нибудь, кому мы можем позвонить? ― спросил он. ― Муж? Друг?

― Нет. ― Ее нога дернулась, когда ее пронзила судорога. ― Мои родители уехали из города, а моя соседка по комнате на работе. Вы не сможете дозвониться ни до одного из них.

― Не волнуйтесь, мы не оставим вас одну.

Хани не так много времени проводила в больницах и кабинетах врачей, но она не могла вспомнить, когда врач был так добр к ней. Особенно тот, у которого, возможно, в приемном покое было полно пациентов.

Она протянула руку и, почувствовав его запястье, обхватила его пальцами.

― Благодарю вас.

― Мы собираемся поднять вас, ― сказал Эндрю, и в этот момент Хани услышала, как в комнату вошли еще люди. ― Тогда мы сделаем рентген.

Она сделала вдох, желая закричать, когда ее резко пронзило.

― Ладно.

― Вы можете сжать мою руку, если будет больно.

Она не поблагодарила его снова, но ее хватка усилилась в ту минуту, когда она оказалась в воздухе, и не переставала сжимать его, пока лекарство в ее капельнице не заставило все из темного превратиться в черное.

ЧЕТЫРЕ

БИЛЛИ

Я не была дивой, когда дело касалось путешествий. По крайней мере, не по сравнению с другими влогерами в моей отрасли, список требований которых был намного обширнее моего. Были только две вещи, о которых я просила, и это был минимум четырехзвездочный отель и место у окна в ряду с небольшим запасом пространства для ног. Я не думаю, что это были неразумные просьбы.

Я, конечно, оценила несколько дополнительных дюймов пространства на более длинных рейсах, таких, как тот, который я совершала сегодня. Когда я добралась до четырнадцатого ряда, который был рядом с аварийным выходом, я положила свою сумку в верхний ящик, взяв с собой планшет, наушники и кофе. Штора была опущена, поэтому я подняла ее и сквозь темноту снаружи увидела сверкающий белый самолет рядом с нашим. Двое мужчин грузили багаж в брюхо, поднимая чемоданы так, словно они весили всего несколько фунтов. Я была так сосредоточена на том, что они делают, что почти не заметила отражения в окне человека, стоявшего позади меня.

Когда ты летаешь еженедельно, ты действительно обращаешь внимание на людей, с которыми сидишь рядом. Как наблюдательный человек от природы, который улавливал мельчайшие детали, я не могла не видеть их особенностей. Когда я подняла свой взгляд, я обратила внимание на его рост и телосложение. И то, и другое впечатляло. Настолько, что я повернулась, чтобы увидеть больше, и оказалась на уровне его груди, когда он пригнулся. Через секунду я запомнила все его лицо. Даже маленькие морщинки в уголках его глаз, более жесткие на лбу и участки в бороде, испещренные сединой. Самым требовательным из всех его черт были глаза. Они были цвета шоколадной помадки и такими же необыкновенными, как этот густой десерт.

Ты не смотришь на этого человека из-за его внешности, хотя он был чрезвычайно красив. Ты смотришь на него, потому что под его пронзительным взглядом и дорогим костюмом кто-то глубоко скрывался. Я поняла это после секундного взгляда, и это застало меня врасплох, до такой степени, что «Доброе утро» случайно вырвалось у меня изо рта.

Он уже сидел на своем месте, уставившись в газету, лежавшую у него на коленях.

― Доброе утро. ― Его голос был чрезвычайно мужественным, глубоким, немного грубым, как щетина, покрывавшая его щеки.

Осознав, что все еще смотрю на него, я повернулась к своему планшету, открывая сайт ресторана, который собиралась посетить завтра вечером. Изучение меню было первым шагом, и я всегда делала это до прихода в ресторан. Меню задавало тон и немного подготавливало меня к тому, что меня ожидает. Такие вещи, как шрифт и прилагательные, многое говорили мне о шеф-поваре. Когда я посмотрела на меню Basil's, мне сразу бросилась в глаза простота. Блюда не были перенасыщены гарнирами. Они также не были богаты описанием. Максимум три-четыре слова, набранные шрифтом. Несколько основных блюд были названы в честь бабушки Софии. Этот ресторан кричал о традиционности.

Я щелкнула по странице «О нас», когда мужчина рядом со мной наклонился вперед и поднял руки к груди и начал снимать пиджак. Сняв его, он встал, чтобы положить его на верхнее место. Когда он сел на свое место, мне вспомнился запах, который я почувствовала раньше, когда он только сел. Это был не слишком приторный одеколон. Он был свежим, как в лесу во время дождя. Аромат, который я бы купила для своего парня… если бы он был. Некоторые вещи я могла бы оправдать в своей голове, но мне хотелось больше слышать голос этого человека. Это был более чем шестичасовой перелет, который я должна была провести за работой, так что не было причин заводить разговор. Но желание узнать о нем больше было сильнее, чем желание разобраться в своей электронной почте. Я снова повернулась к нему.

― Вы направляетесь в Сан-Франциско на работу или на игру… или, может быть, домой?

Он медленно переместил на меня свой взгляд, все так же держа газету вертикально, что говорило мне, что он планирует вернуться к ней. Прошло несколько секунд тишины, сила в его взгляде была такой же густой, как и тогда, когда он сел рядом со мной. И только он открыл рот, как по интеркому заговорила стюардесса, прервав его:

― Спасибо за посадку на рейс восемьдесят восемь с прямым рейсом до Сан-Франциско.

ПЯТЬ

ДЖАРЕД

― Вы готовы и способны помочь в случае возникновения чрезвычайной ситуации? ― спросила стюардесса, стоя рядом с нашим рядом. Она появилась сразу после объявления, в котором сообщалось, что все пассажиры уже на борту самолета в Сан-Франциско, а пилоты проводят последние приготовления перед тем, как рейс восемьдесят восемь отъедет от ворот.

― Да, ― ответил я, и мне следовало вернуться к статье о рынке жилья в нижнем Манхэттене, которую я начал читать, когда ждал посадки. Вместо этого мой взгляд был прикован к ней. Девушке на месте 14А. У нее были темные волосы, спускавшиеся ниже плеч, россыпь веснушек под глазами и пухлые полные губы. Она не была красивой. Она была восхитительна. И она понятия не имела об этом. За сорок семь лет моей жизни я кое-что узнал о женщинах. Были те, на кого нельзя было не смотреть, и те, на кого просто не следовало смотреть. Она была и тем, и другим. Это было редкостью.

― Да, ― ответила она стюардессе, а затем посмотрела на меня.

До того, как меня прервали, она спросила, зачем я еду в Калифорнию. Наконец я ответил:

― Немного работы, немного удовольствия. А вы сами?

― То же самое. ― Ее веки сузились. ― Вы из Манхэттена? Я не замечаю акцента.

Я почувствовал газету в своих руках и понял, что не смогу вернуться к ней. По крайней мере, пока, не с ее огненно-зелеными глазами, устремленными на меня.

― Когда ты живешь в Нью-Йорке так долго, как я, ты говоришь людям, что ты оттуда. Так проще.

Она рассмеялась, и это заставило меня продолжать смотреть на нее.

― Я тоже здесь уже давно, и я согласна. Как только Нью-Йорк становится домом, вы, кажется, забываете о том, где еще жили. ― Она заправила прядь волос за ухо. ― Почему так?

Когда я попросил свою помощницу забронировать этот рейс, я не думал, что коммерческий полет поставит меня в положение для разговора, как тот, который она только что начала. Я вообще мало думал о самом полете, кроме того, что знал, что должен быть на нем. Но теперь, когда я был здесь, понятия не имел, о чем, черт возьми, думал. Мне вообще не следовало ехать в Сан-Франциско. Я отвернулся от девушки, чтобы посмотреть вперед. Главная дверь была закрыта, сказав мне, что уже слишком поздно выходить из самолета. Единственное, что я мог сделать в этот момент, ― это подышать воздухом. Я извинился, наполовину поднявшись на ноги, зная, что мы в нескольких минутах от взлета и должны быть на своих местах, и пошел по проходу.

― Я быстро, ― сказал я одной из стюардесс, когда она подошла ко мне, и пошел в туалет.

Войдя внутрь, запер за собой дверь, полагая, что у меня есть около тридцати секунд, прежде чем я услышу стук. Если бы я был в любом другом туалете, я бы умылся, но я не собирался делать это водой из самолета. Что мне было нужно от этого тесного, заполненного пространства, так это отдышаться. Потому что все это было высосано из меня, и в четырнадцатом ряду не было воздуха. Я ухватился за край узкой раковины, глядя на себя в мутное зеркало. Сегодня рано утром, когда я не мог заснуть, я сбрил края бороды и подстриг ее по длине. На мне был один из моих любимых костюмов. Виндзорский узел у основания моего горла был безупречным. Может быть, я и не был готов, но, черт возьми, выглядел именно так. Я отодвинулся от раковины и вышел из туалета, сразу же встретил стюардессу, которая подняла руку, как будто собиралась постучать.

― Пожалуйста, займите свое место, ― сказала она.

Я знал, что должен спросить ее, есть ли свободное место в первом классе, где больше места для ног и меньше болтовни.

Не сделав этого, понял, что совершаю ошибку.

― Нервничаете перед полетом? ― спросила девушка, когда я вернулся на свое место, пристегивая ремень на талии.

Звук ее голоса заставил меня посмотреть на нее.

Это была моя вторая ошибка.

И что бы ни случилось дальше, это будет третья.

ШЕСТЬ

БИЛЛИ

Я отхлебнула кофе, повернувшись немного ближе к мужчине, сидящему рядом со мной, когда он ответил:

― Со мной все будет в порядке.

Я спросила его, не нервничает ли он, когда он встал посреди нашего разговора, чтобы пойти в туалет. Это имело самый большой смысл, так как он встал так резко, прервав пристальный взгляд, который я чувствовала до самых пальцев ног. Беспокойство было тем, с чем я знала, как справиться, поэтому, когда самолет начал отъезжать от ворот, я опустила штору. Не полностью, но достаточно, чтобы у этого мужчины не было прямого обзора снаружи, что помогло бы, если бы он не любил высоту.

― Как насчет коктейля, когда мы поднимемся в воздух? ― предложила я, снова повернувшись к нему лицом. ― После нескольких, уверяю вас, этот полет и все, что с ним связано, будут казаться идеальным.

Он просто посмотрел на меня. И прошла одна, две, три секунды, прежде чем он сказал:

― Возможно, для этого еще рановато.

Я рассмеялась, отчасти потому, что открыла ему маленький секрет, а отчасти потому, что хотела посмотреть, облегчит ли это ситуацию.

― Я живу по девизу, что где-то сейчас пять часов. Если хочешь выпить, выпей. Не трать время на споры. Жизнь слишком коротка для этого.

Он не улыбался, но его губы не были жесткими, как тогда, когда он только что сел.

― Значит, вы присоединитесь ко мне?

Когда клиент оплачивал мою поездку, у меня были правила. Одним из них было не напиваться. Но у меня не было причин отказываться от мимозы, учитывая, что я не собиралась в ресторан еще двенадцать часов. Кроме того, сегодня вечером я просто фотографировала и снимала видео. Завтра я буду есть.

― Я возьму один.

Его глаза сузились.

― А что было бы, если бы у вас их было два?

― Со мной все будет в порядке. Три на пустой желудок ― это сомнительно. Четвертый был бы гадкий, и, возможно, меня уволят.

― Строгий босс.

Когда я снова передвинулась, мое тело теперь еще больше повернулось к нему, я заметила, что его газета расплющилась на коленях, и он больше не держал ее вертикально. Я усмехнулась при виде этого зрелища, поставив свой кофе на бедро, и сказала:

― Вы смотрите на нее. ― Я почувствовала, как мы развернулись и направились к взлетно-посадочной полосе. Если занять его мысли, это поможет его нервам, и единственный способ сделать это ― погрузить его в разговор. ― Позвольте мне пояснить… моя работа сосредоточена вокруг еды. Это не очень хорошо сочетается с похмельем.

Он кивнул в сторону моего планшета, на котором был изображен сайт компании Basil и фотографии нескольких блюд.

― Вы их приготовили?

― О нет. ― Я выключила экран. ― Я кулинарный влоггер, а не шеф-повар.

Хотя мужчина не проявлял никаких эмоций, казалось, что его взгляд немного потеплел. Я особенно поверила в это, когда он сказал:

― Расскажите мне больше об этой работе.

― Что ж… с чего мне начать…

― Нам сообщили, что мы вторые на взлете, ― сказал пилот по внутренней связи, прерывая меня. ― Стюардессы, пожалуйста, приготовьтесь к вылету.

По привычке я взглянула в окно. С включенным внутренним освещением у меня был идеальный вид того, что было передо мной, и вид прямо за мной.

Мы стояли на взлетной полосе, готовые. Но затем мой взгляд переместился, принимая отражение, и интенсивность вернулась к моему телу. Это было то же самое чувство, которое он вызвал ранее и сломал, когда пошел в туалет.

Это было потому, что в отражении я видела его глаза.

И они встретились с моими.

СЕМЬ

ХАНИ

ВЕСНА 1984

― У вас прекрасная большая угловая палата, ― сказала медсестра Хани, стоя рядом с ее кроватью.

Ее положили в послеоперационную палату, где она пробудет до завтрашнего дня, если, конечно, ее состояние будет удовлетворительным для выписки.

― Доктор будет меня осматривать? ― спросила Хани.

Она все еще была такой слабой после операции, во рту пересохло, губы потрескались. Но она вспомнила мужчину, который был так добр, когда она попала в больницу, который оставался с ней, пока ее не подготовили к операции. И ей захотелось поблагодарить его.

― Вы его уже видели, ― сказала медсестра, проверяя соединение на капельнице. ― Он говорил с вами, когда вы были в реанимации.

Хани попыталась вспомнить их разговор, но на ум не приходило ни единого слова. Даже не вспомнила его лица, которое она увидела бы в первый раз.

― Что он мне сказал?

Медсестра приподняла подушку Хани чуть выше.

― Он сказал вам, как хорошо все прошло.

― Я хочу, чтобы он, ― не могла поверить, как отяжелели ее глаза, как налились свинцом ее конечности, ― вернулся. ― Покалывание распространялось, как маленькие солнечные блики, вспыхивающие в ее крови. ― Я… так устала.

Медсестра натянула одеяло до подбородка Хани, и та уснула. 

*** 

― Алло? ― прошептала Хани в трубку телефона, ее горло так першило, что горело. Звонок пробудил ее от мертвого сна.

― Что, ради всего святого, с тобой случилось? ― закричала Валентайн. Голос ее соседки был настолько громким, что ей пришлось отвести телефон от уха.

Как только Хани поняла, что Валентайн ждет ответа, она провела языком по зубам, пытаясь собрать немного слюны, которая увлажнила бы ее рот.

― Понятия не имею, ― наконец сказала она. ― Я шла домой с работы, чувствуя себя не очень хорошо. Меня продолжало тошнить, и в итоге я оказалась здесь.

― Это, наверное, от твоей стряпни.

― Не смеши меня. ― Она держалась за живот, чувствуя, как натягиваются швы. ― Мне ужасно больно, даже несмотря на все лекарства.

― Я только что вернулась домой и услышала сообщение на автоответчике. Я собираюсь переодеться и буду у тебя через несколько минут.

― Какое сообщение? ― Хани оставила ей записку на кухонном столе, в которой говорилось, что она сама поедет в больницу, но это было не то, что сказала ее соседка по комнате.

― Доктор оставил одно для меня, ― ответил Валентайн. ― А потом я увидела, что ты написала. Я позвонила в больницу, и меня соединили с твоей палатой.

Если бы ее желудок не был так напряжен, она бы подскочила в постели.

― Он это сделал? ― Хани вспомнила разговор с доктором, когда сказала ему, что он не сможет связаться с ее соседкой по комнате или родителями. Ее предупреждение не помешало ему попытаться. Это был просто еще один акт доброты со стороны мужчины, лица которого она до сих пор не видела. ― Это было ужасно мило с его стороны, ― сказала Хани.

― Я тоже так думаю. Скоро увидимся. Держись там.

***

― Доброе утро, ― сказал мужчина, войдя в комнату Хани.

Она только что закончила завтрак и смотрела новости. Его белый халат подсказал ей, что он врач, но она узнала его по голосу.

― Это вы, ― сказала она. ― Хирург со вчерашнего вечера. Эндрю…

Доктор улыбнулся, подойдя ближе к ее кровати.

― Это я. ― Он проверил монитор и записал что-то в карту, которую держал в руках.

Хани не могла оторвать от него глаз. Он был красив по-мальчишески, но она могла сказать, что ему не меньше тридцати. Его глаза блестели, как будто радужки были окружены фейерверком. Улыбка была очаровательной и дьявольской. А еще были руки с невероятно сильными пальцами. Руки, которые резали ее тело. Тело, которое теперь было исцелено благодаря нему.

― Ваши показатели выглядят отлично, ― сказал он, глядя на монитор и ее карту. ― Жизненные показатели идеальны. Анализ крови пришел, ― он перевернул страницу, а затем посмотрел на нее, ― все в норме. Поэтому я не вижу причин, по которым вас нельзя выписать сегодня. ― Эндрю положил бумаги на стол, а затем подошел к кровати, потирая руки, словно пытаясь их согреть. ― Я только проверю ваш шов.

Хани наполнила легкие воздухом и задержала дыхание, пока он осматривал ее живот. Его прикосновение было нежным, его пальцы были намного теплее, чем она думала.

― Именно так, как я хочу, чтобы это выглядело, ― сказал он, прикрывая ее. ― Я попрошу менеджера по работе с пациентами разработать план вашей выписки. За вами заедет ваша соседка по комнате?

Хани не могла поверить, как грубо она вела себя. Все утро она планировала, что скажет, если ей представится такая возможность. И вот он здесь, а она все еще ничего не сказала.

― Да, ― ответила она. Она собиралась сказать еще что-то, когда доктор добавил:

― Мы сможем выписать вас отсюда через час, максимум через два. Следуйте инструкциям медсестры по уходу и запишитесь на прием к своему врачу. Вы будете в хорошей форме.

― Спасибо. ― Она подняла руку и провела ею по животу, ее тело уже было менее чувствительным, чем когда она проснулась. ― Вы были удивительны со мной прошлой ночью. Спасибо кажется таким простым за все, что вы сделали, ― Хани посмотрела на капельницу в своей руке, ― но я действительно это имею в виду.

Доктор стоял лицом к ней, все еще в нескольких дюймах от кровати.

― Я рад, что вы чувствуете себя лучше. ― Его взгляд переместился на ее губы. ― У вас есть ко мне какие-нибудь вопросы?

Был один вопрос, который не давал ей покоя с тех пор, как Валентайн посетила ее прошлой ночью, и на который обе девушки хотели получить ответ.

― Вы так добры ко всем своим пациентам? ― Как только она это спросила, то сразу же пожалела об этом. ― Мне очень жаль. Я… ― Она замолчала, не зная, куда себя девать, ее лицо краснело с каждой секундой.

Доктор улыбнулся, и переместил руку на боковые перила ее кровати.

― Вы меня не помните, да?

Хани откинулась головой на подушку, ее глаза сузились, когда она посмотрела на него, пытаясь вспомнить его лицо. Медленно, пока она продолжала смотреть на него, туман начал рассеиваться.

И тут до нее дошло.

― Я помню.

ВОСЕМЬ

ДЖАРЕД

― Я Билли Пейдж, ― сказала она, протягивая мне руку.

Ее хватка не была крошечной или слабой. Как и ее личность. У нее была старая душа, которая вышла за рамки ее возраста, и она говорила мне, что в красивой женщине, сидящей рядом со мной, нет ничего незрелого.

― Звучит немного глупо, ― продолжила она. ― Я только что рассказала вам историю своей жизни, а вы даже не знали моего имени. Может быть, мы должны были начать в обратном порядке.

Мы уже пролетели сквозь облака, и я не сказал больше нескольких слов. Мне это нравилось, и мне нравилось слушать, как она говорит. Но сидеть в этом кресле, в этом самолете было самой большой глупостью в моей жизни. Все еще держа ее за руку, я сказал:

― Джаред Морган. Приятно познакомиться, Билли.

Она слегка склонила голову набок, улыбка тронула ее губы.

― Вы можете спросить, ― ее хватка ослабла, но она не спешила отдергивать руку. ― Все так делают.

Мне потребовалась секунда, чтобы понять, что она имела в виду, а затем я сделал очевидный выбор.

― Кто-то поклонник Билли Холидей?

Она покачала головой.

― Билли Берк.

― Билли Берк, ― повторил я, и тут до меня дошло. ― Из «Волшебника страны Оз».

― Это была Глинда, добрая ведьма, а также любимая актриса моей матери.

Когда ее улыбка изменилась, когда она стала привлекательней ― став еще более искренней, более захватывающей дух, ― я отвернулся, уставившись на свои руки и не отрывая от них взгляда. Это было гораздо безопаснее, чем смотреть на нее.

― Я поражена, что вы это знали, ― сказала она.

Я услышал, как кто-то подошел сзади, и повернулся как раз в тот момент, когда стюардесса собралась пройти мимо нашего ряда, первую с момента нашего взлета.

― Извините, ― она остановилась перед моим сиденьем, и я добавил: ― вы не могли бы принести нам что-нибудь выпить?

― Как только мы достигнем крейсерской высоты. Что я могу вам предложить?

― Я выпью виски со льдом. Лучший бренд, который у вас есть.

Билли ответила:

― Мимоза, спасибо.

― Дайте мне несколько минут, ― ответила она и продолжила идти по проходу.

Перерыв, который я выдержал под взглядом Билли, был недолгим, но он был мне необходим. Особенно когда наши взгляды снова встретились, и ее глаза были еще более яркими, чем раньше.

― Чем вы занимаетесь, Джаред?

Вскоре у меня в руке будет напиток, мы шли в ровном темпе, и казалось, что я пережил взлет. Я был уверен, что она так подумает.

За исключением того, что чувство, которое у меня было внутри, было связано вовсе не с взлетом.

ДЕВЯТЬ

БИЛЛИ

Во время своих путешествий я встречала сотни людей, характеристики которых варьировались от самых интересных до мучительно скучных и всех промежуточных уровней. В Джареде Моргане не было ничего скучного. Все, что я видела до сих пор, только больше заинтриговало меня, и я отчаянно хотела, чтобы он продолжал говорить.

По иронии судьбы, Джаред был человеком немногословным.

Он потер рукой бедро и, наконец, ответил на мой вопрос:

― Я работаю в сфере безопасности.

С каждым прикосновением к его ноге я чувствовала все больше его запаха. Хотя он был едва уловимым, но присутствовал, и когда я почувствовала запах своего кофе, то обнаружила, что вместо него ищу аромат одеколона.

― Это значит, что вы либо технарь, либо защитник, ― мой взгляд стал интенчивнее, когда я увидела его лицо, но мне это было не нужно. Я знала все это вместе с ответом. ― Защита. Определенно.

― Вы правы.

Мне придется копать. Меня это вполне устраивало.

― Расскажите мне свою историю, Джаред. Я хочу знать, как кто-то попадает в вашу область.

Он скрестил ногу, каблук его кожаной туфли был показан мне. Джаред не заметил, как я уставилась на его размер, потому что был сосредоточен на передней части самолета.

― В колледже я хорошо дружил с некоторыми ребятами из футбольной команды. Один из них был выбран в первом раунде НФЛ и занял стартовую позицию. ― Его рука потянулась к галстуку, ослабляя узел. ― Он был магнитом для неприятностей, и его тренеры настояли на телохранителе. Он позвонил мне.

Это было самое большее, что он сказал, и в его голосе что-то изменилось. Плавность в его тембре, которую я раньше не слышала, наводила на мысль, как будто фильтр исчез и давал подсказку.

― Как долго вы были его телохранителем?

Он смотрел на свое запястье, когда ответил:

― Три года. ― Он отстегнул запонку и начал закатывать рукав. ― Травма заставила его уйти на пенсию.

― Полагаю, вы сразу же перешли к кому-то другому?

Он остановился чуть ниже локтя, обнажив загорелое предплечье и темные волосы.

― В тот момент все было занято. ― Он принялся за другую руку. ― У меня уже было несколько телохранителей, работавших на меня, и несколько офисных сотрудников, и мы продолжали расти.

― Сколько у вас сейчас сотрудников?

Мышцы на его челюсти напряглись, как будто он скрежетал зубами.

― Триста.

― Ух ты. ― Мои глаза расширились, а рот остался приоткрытым. Я не ожидала, что он так скажет. ― Поздравляю. Это чертовски большое достижение.

Он кивнул мне, и если бы я не смотрела на него, то не заметила бы этого. Джаред не очень хорошо воспринимал комплименты. Я это сразу поняла.

Внезапно появилась стюардесса с нашими напитками.

― Вот, держите, ― пропела она, открывая столик Джареда и ставя на него его виски. Она сделала то же самое у меня и поставила мимозу посередине.

Я едва успела обхватить стакан пальцами, когда Джаред протянул ей карточку и сказал:

― За обоих.

― Я не могу позволить вам заплатить, ― сказала я ему.

Он не посмотрел на меня. Просто подал ей сигнал, и она вставила карточку в свое портативное устройство.

Я подождала, пока она уйдет, чтобы сказать:

― Спасибо. ― Он вернул бумажник в карман, и когда его напиток оказался у него в руке, я протянула свой в его сторону. ― Хотя этот раунд должен быть за мой счет, ваше здоровье.

Он посмотрел, как наши бокалы чокнулись, а затем его глаза медленно поднялись на меня.

― Ваше здоровье.

Это были два слова.

Два простых слова.

В комбинации букв не было ничего особенного.

Но когда они прозвучали из уст Джареда, смешавшись с хрипотцой его голоса, по моей коже разлилось тепло, и я невольно улыбнулась.

Он ничего не заметил. Теперь его взгляд был прикован к стакану, который он подносил к губам. Джаред сделал один глоток, прежде чем поставить его на стол.

Я сделала то же самое, остановившись, когда услышала звон в динамике и последовавшее за ним объявление.

― Капитан выключил знак «пристегните ремни». Теперь вы можете свободно передвигаться по салону.

Я отстегнула ремень безопасности и скользнула на край сиденья. Это было единственное, что мне не нравилось в том, чтобы сидеть рядом с окном.

― Теперь моя очередь, ― сказала я ему, когда его взгляд вернулся к газете.

Джаред быстро взглянул на меня, а затем встал, пятясь в проход. Держа в руках свой кофе и мимозу и закрыв столик с подносом, я прошла мимо его места и ступила в пространство перед ним.

В обычной ситуации я бы и не подумала о такой близости. Живя на Манхэттене, мы привыкли к тесным пространствам на тротуарах, в поездах, в наших маленьких квартирах.

Но мой разум не был полон пустоты, когда я стояла перед Джаредом.

И эти мысли, на данный момент единственные, заставили меня остановиться.

В этот краткий миг я снова вдохнула его запах и тепло его тела, которое было в нескольких дюймах от меня, и удивилась, почему он не дал мне больше места. И, повернувшись, я прошептала:

― Спасибо, ― прежде чем направиться в переднюю часть самолета.

ДЕСЯТЬ

ХАННИ

ВЕСНА 1984

Пока Хани смотрела на красивого доктора, в ее голове начали прокручиваться воспоминания об их первой встрече. Это произошло неделю назад и произвело на нее сильное впечатление. Вот почему она удивилась, что не узнала его, когда он вошел.

― Прошлой ночью вам было слишком больно, ― сказал он. ― Я знал, что вы не уловили связи.

Хани согласилась.

― Я не могла открыть глаза, но у меня нет оправдания на сегодня. ― На ее лице отразилось смущение, и ей захотелось зарыться под одеяло.

― У вас была анестезия, и мы держали вас на медикаментах. Поверьтемне, я не буду держать на вас зла, ― теперь он ухмылялся, и Хани поймала себя на том, что делает то же самое, как и тогда, когда она встретила его в отделе транспортных средств на прошлой неделе.

Она работала там с момента окончания средней школы и отвечала за изготовление удостоверений личности. Эндрю пришел за новой лицензией, обменять свою в Вирджинии, чтобы стать жителем штата Мэн. Хани сделала снимок и попросила его улыбнуться, направив объектив на его красивое лицо. Когда эта часть была закончена, большинство людей сидели в зоне ожидания, не подходя больше к стойке, пока Хани не называла их номер. Но не Эндрю. Он стоял недалеко от того места, где она работала, и почти сразу завязал разговор. Именно тогда она узнала, что он только что переехал в Портленд, и он искал какие-нибудь забавные занятия и хорошие места, где можно поесть. Пока его фотография обрабатывалась, она рассказала ему о своих любимых маршрутах и парках в округе, а также о некоторых ресторанах в городе. К тому времени, когда она вручила ему лицензию, у него было достаточно информации, чтобы занять себя на несколько недель. Перед тем, как выйти из автоинспекции, он дважды поблагодарил ее.

― Я ценю это, ― сказала она.

― Несколько дней назад я ездил на Бернт-Айленд-Лайт. Взял перерыв в больнице и съел там свой обед. Это было прекрасно.

Это был один из маяков, о которых она рассказывала, и она была рада, что он принял ее предложение.

― Мне там очень нравится.

Монитор издал звук, и доктор посмотрел на него, прежде чем снова взглянуть на нее.

― В тот день, когда вы мне помогли, я приехал прямо из больницы. ― Он вздохнул и потянул себя за волосы. ― У меня было не очень хорошее утро… пока я не увидел вас.

Хани почувствовала, что начинает ерзать в постели, каждое движение напоминало о том, что она только вчера перенесла операцию. От него. Эта мысль заставила ее дыхание участиться.

― Вы старались изо всех сил, Хани… и как человек, впервые приехавший в этот город, это много значило для меня. ― Обе его руки теперь покоились на перилах. Они были близко, но все еще не касались ее.

Хани улыбнулась.

― Я рада, что смогла помочь.

Доктор выдержал ее пристальный взгляд еще несколько секунд, а затем отошел от кровати.

― Позаботьтесь об этих швах, ― сказал он, а затем повернулся и вышел.

ОДИННАДЦАТЬ

ДЖАРЕД

Билли шла по проходу к туалету в передней части самолета, но всего несколько секунд назад она стояла передо мной. Я нарочно держал ее рядом, желая увидеть, была ли связь такой же сильной, когда мы были на ногах.

Так и было.

А потом наши глаза встретились, ее губы приоткрылись, и я увидел прямо сквозь ее взгляд ― что она чувствовала, чего хотела. Она думала обо мне. Мне льстило, что такая великолепная и успешная женщина, как Билли Пейдж, могла увлечься мной, когда я, очевидно, был намного старше ее. Но это все, что было ― влечение.

Потому что Билли была под запретом.

Перед тем, как она повернулась, чтобы пойти в туалет, мой взгляд устремился к ее заднице. Она была идеальной, круглая внизу, с углублениями по бокам, которые как раз подходили для моих рук.

Я заставил себя отвести взгляд, прекращая дразнить себя же, и посмотрел в окно на другую сторону самолета, а затем позади себя, когда подавали напитки. Я прислушивался к звукам, которые могли бы меня отвлечь: звон стеклянных бутылок с ликером, тихая болтовня, щелчок открываемых верхних контейнеров.

Это не сработало. При каждой возможности я искал ее. И каждый раз задавался вопросом, почему.

Я допил остатки виски и жевал кубик льда, когда она вышла. Одежда, в которой она была, облегала ее тело. Тело, которое спереди имело еще больше изгибов и… Черт возьми, Джаред. Мои мысли были не там, где нужно.

Я сосредоточился на полу, и когда я встал на этот раз, я опустил взгляд и сделал несколько шагов назад, чтобы Билли не оказалась так близко.

― Спасибо, ― сказала она, войдя в ряд.

Когда она подошла к своему месту, я почувствовал ее запах в воздухе. Аромат был слаще ванили, больше похож на сливочный крем. Это меня не удивило.

― Джаред… ― сказала Билли через несколько секунд, заставив меня поднять взгляд, я посмотрел на ее глаза, затем на рот и обратно. ― Ты… ― Страх отразился на ее лице, и она быстро прижала ладони к ушам.

Я сделал то же самое, только это не помогло.

Ничто не могло.

Потому что то, что пронзило мои уши, было самым громким звуком, который я когда-либо слышал в своей жизни.

ДВЕНАДЦАТЬ

ХАНИ

ВЕСНА 1984

Когда Хани вернулась домой из больницы, Валентайн уложила ее в постель и поставила стакан воды на тумбочку рядом с коробкой салфеток и пультом от телевизора. Она даже сходила в аптеку, купила рецепты Хани и на обратном пути принесла ей немного куриного супа.

Поскольку была пятница, у Хани был целый уик-энд, чтобы расслабиться. Валентайн тоже решила заболеть, и девочки провели следующие два дня, смотря фильмы в постели Хани. Они только начали, когда в воскресенье поздно утром зазвонил телефон.

― Ты можешь дотянуться до него? ― спросила Валентайн, так как это было на стороне Хани.

Держась за бок, она осторожно перекатилась, пока ее пальцы не нашли телефон, а затем она сняла его с подставки, длинный вьющийся шнур последовал за ней, когда она поднесла его к уху.

― Алло?

― Хани? ― Покалывание распространилось по ее животу, когда она услышала голос доктора.

― Да.

― Это Эндрю, ваш хирург.

Хани засмеялась, еще крепче сжимая живот. Она никогда не забудет, как он звучит, и хотела сказать ему об этом, но вместо этого сказала:

― Привет. ― Она посмотрела на Валентайн и прошептала одними губами: Это доктор.

― Я тебя разбудил?

― Нет, я не сплю.

Наступила тишина, а затем:

― Как ты себя чувствуешь?

Прошло около сорока восьми часов с тех пор, как Хани покинула больницу. Она знала, что он не обязан звонить. Как только ее выписали, она сама должна была проконсультироваться со своим врачом, а не с Эндрю. Он звонил, потому что ему не все равно. И это значило для нее много.

― У меня все гораздо лучше, чем когда ты видел меня в последний раз. Это благодаря тебе.

― Я рад это слышать. ― На заднем плане были звуки аппаратов, говорящие ей, что он на работе. ― Я хочу тебя кое о чем спросить.

Она взглянула на свою соседку по комнате, ее сердце колотилось в предвкушении.

― Ладно.

― Я хотел спросить, не хочешь ли ты поужинать со мной завтра вечером.

Когда глаза Хани расширились, Валентайн вскочила в постели, и она подошла ближе.

Хани держала телефон между ними и ответила:

― С удовольствием.

― Я заеду за тобой в семь?

― Идеально. ― Она улыбнулась, когда Валентайн легонько сжала ее плечо. ― Тебе нужен мой адрес?

― Он у меня есть, ― сказал он, его голос заглушил звук сирены. ― Боюсь, мне пора идти. Увидимся завтра, Хани. Отдохни сегодня вечером.

Когда Хани положила телефон обратно на подставку, она взглянула на свою соседку по комнате и натолкнулась на интересное выражение лица. Она уже собиралась спросить, что означает эта полуулыбка, полунаклон головы, когда Валентайн сказала:

― Ты выглядишь так, будто хочешь выйти замуж за этого человека.

Хани рассмеялась.

― Он симпатичный, вот и все. Я польщена, что он хочет встречаться со мной.

― Ты не можешь с ним встречаться.

Хани была уверена, что выражение ее лица совпадает с выражением лица ее соседки по комнате. Она была так смущена, что не могла придумать ни одной причины, почему бы ей не поужинать с ним. Поскольку ей было всего двадцать три, он явно был старше, но она не видела в этом проблемы.

Хани не видела в этом никакой проблемы.

― Почему бы и нет? ― наконец спросила она.

― Он женат.

Два слова, которые одинокая женщина никогда не хотела слышать.

В груди у Хани образовалось напряжение, а в руках появилась дрожь, и пальцы задрожали.

― Откуда ты знаешь?

Валентайн никогда не встречалась с ним. Он покинул палату Хани задолго до того, как ее соседка по комнате приехала в больницу, чтобы забрать ее. Но когда ее выписали, Эндрю стоял на посту медсестер, и Хани указала на него своей соседке по комнате. Хани считала, что ее лучшая подруга ошибается. Это был единственный вывод, который она могла сделать. Потому что то, что она только что сказала, не имело никакого смысла.

― На безымянном пальце у него было золотое кольцо. ― Она опустила голову, продолжая говорить подруге: ― Я удивлена, что ты не заметила этого.

Хани это тоже удивило.

ТРИНАДЦАТЬ

БИЛЛИ

Когда я впервые услышала шум, я резко руками закрыла уши, мои пальцы были недостаточно толстыми, чтобы блокировать звук. Ничто и никогда не было таким громким. Ни фейерверки, ни стрельба, ни даже самые сильные раскаты грома. Это отличалось от любого из них. Это была скрежещущая, кричащая комбинация. Металл о металл. Скорость смешалась с силой. Самолет трясло. Падение. Каждое значительное изменение высоты заставляло мой желудок переворачиваться.

Когда звук стал громче, я задрожала еще сильнее и подтянула ноги к груди, сжав локти, теперь мои руки закрывали большую часть лица. Я не знала, откуда исходит шум. Если что-то вот-вот упадет или полетит на нас. Если мы вот-вот упадем с неба. О боже.

― Джаред, ― воскликнула я. Я не знала, почему произнесла его имя. Мне не стало легче. Я даже не слышала, как произнесла его, и он никак не мог меня услышать.

Когда у меня кончился воздух, моя грудь вздымалась в поисках кислорода. Я не могла вдохнуть. Слишком много страха пульсировало во мне. Все, что я могла сделать, это сжать свое тело внутри этого шара, который я сформировала, зажать уши ладонями и кричать.

― Джаред! ― я кричала это снова и снова, ожидая ответа, ожидая какого-то облегчения. Ждала, когда все это прекратится.

Но этого не произошло.

Стало еще хуже.

И вот тогда я почувствовала его.

Это было просто сжатие его пальцев на моей руке, но это была хватка, которую я чувствовала всем телом, и именно на этом я сосредоточилась, пока шум не прекратился. Сначала я подумала, что мои уши заложило. Я думала, что мои барабанные перепонки лопнули, и я оглохла. Но потом Джаред раздвинул мои руки, и его ладони оказались на мне, когда он осматривал меня.

― С тобой все в порядке? ― он спросил. В ушах у меня звенело. Сквозь звон я все еще слышала его, но это было трудно.

Я покачала головой.

― Нет.

― Ты пострадала?

Я повторила действие, надеясь, что звук прекратится.

― Я так не думаю.

Он протянул руку мимо меня, отодвинув штору до самого верха, чтобы посмотреть в окно.

― Что с нами происходит? ― спросила я его. Я не знала, что ищу, но, взглянув сквозь плексиглас, не увидела ничего тревожного ― ни предметов, ни повреждений, ни даже темного облака.

― Я не знаю, ― сказал он, глядя на другую сторону самолета.

Я взглянула на пассажиров напротив нас. Рвота покрывала рубашку женщины. Лицо мужчины было белым, как свежий тофу. Вещи катились по проходу. Несколько верхних контейнеров открылись, и багаж высыпался наружу. Самолет снова снизился, и без шума я смогла держаться за что-то, кроме ушей. Одной рукой я ухватилась на подлокотник, а другой за Джареда, когда меня толкнули в бок.

― Всем занять свои места, ― сказала стюардесса по внутренней связи.

Казалось, что мы были камнем, скачущим по поверхности океана, и каждая яма пыталась засосать нас внутрь. Самолет вздрагивал, проходя через очередную яму, борясь с воздухом, и мы падали и снова поднимались. Ногтями я впилась в предплечье Джареда. Я не могла остановиться. Он не просил меня. Он даже не осознавал, что я с ним делаю.

― Что, черт возьми, происходит? ― воскликнула я. ― Почему они нам ничего не говорят?

― Я не думаю, что они знают.

Женщина позади меня всхлипывала, каждое изменение давления заставляло ее задыхаться. В любую секунду у нее могла начаться гипервентиляция. Как и у меня.

Пространство внутри нашего ряда было недостаточно большим. Сиденья приближались. Воздух исчез.

Я не могла дышать.

Я едва могла держаться.

― Что-то попало в один из двигателей, ― сказал Джаред, глядя на меня.

Я не знала, что это значит. Может ли самолет уцелеть с одним двигателем, как человек может жить только с одной почкой?

― Откуда ты знаешь? ― спросила я его, держась за подлокотник снизу, пролетая над очередным карманом.

― Я вижу, как он дымится.

О боже.

― Джаред… ― Я сглотнула, когда мы преодолели еще одну кочку. ― Скажи мне, что с нами все будет в порядке.

Интерком включился прежде, чем он успел ответить.

― Говорит ваш капитан. Нам придется совершить экстренную посадку. Всем оставаться на своих местах с пристегнутыми ремнями безопасности. Пожалуйста, постарайтесь сохранять спокойствие. Мы сообщим вам, когда у нас будет больше информации.

Я посмотрела на Джареда, его лицо расплывалось от моих лез.

― Ответь мне, ― прошептала я.

― Билли… Я не могу.

Я тут же услышала крик.

Только не была уверена, что он был мой.

ЧЕТЫРНАДЦАТЬ

ХАНИ

ВЕСНА 1984

Хани помнила, как смотрела на руки доктора, когда он был в ее палате, но не могла вспомнить ничего золотого или блестящего, что привлекло бы ее внимание. Конечно, она также не узнала доктора, когда он впервые вошел. И теперь, оглядываясь назад, несколько других событий того утра были расплывчатыми. Это была важная деталь, которую она упустила. Которая изменила все. И все же она не могла понять, почему он пригласил ее на свидание, если он женат. Неужели он думает, что она шлюха и даст ему то, чего не даст его жена? Или, может быть, он думает, что она настолько благодарна за все, что он сделал, что не обратит внимания на его кольцо?

Она была слишком растеряна, чтобы сделать вывод, поэтому повернула голову вправо, посмотрела на Валентайн с другой стороны кровати и спросила:

― Что мне делать?

― Либо перезвони ему и отмени встречу, либо жди, когда он появится завтра вечером, чтобы сделать это лично.

Эндрю был в больнице, и, судя по звукам из телефонного звонка, там было очень оживленно. Если бы она и оставила сообщение, то не знала, какова вероятность, что он его получит.

― Я просто подожду до завтра, ― ответила Хани, надавливая на разрез. ― И после того, как он появится, думаю, что захлопну дверь у него перед носом.

― Пожалуйста, сначала пни его по яйцам.

― Не смеши меня, мне больно. ― Хани закрыла глаза, и ей вспомнилось, как Эндрю улыбался ей. ― Фу, он такой милый.

― Есть гораздо симпатичнее. ― Она потянулась к руке Хани и обхватила ее своей. ― Перестань думать о нем. Он того не стоит. Я обещаю, ты найдешь того, кто этого достоин.

В прошлом Хани говорила то же самое Валентайн. Именно так поступали лучшие друзья в подобных ситуациях. Это не означало, что Хани перестанет думать о докторе или что она так легко сможет выбросить его из головы. Шли часы, и она поняла, что это невозможно. Эндрю ― это все, о чем она думала, пока не легла спать, и снова, пока была в автоинспекции на следующий день. Когда Хани вернулась в свою квартиру после работы, она переоделась в джинсы и обычную рубашку без рукавов. Она расплела свои длинные волосы и подравняла челку, а затем подкрасилась, прежде чем лечь на диван и ждать его.

Было без нескольких минут семь, когда в дверь позвонили. По телевизору шел фильм, и глаза Хани были устремлены на экран, но она не видела ни одной сцены. Она была слишком занята тем, что собиралась сказать. Ее сердце колотилось, когда она встала, а ноги покалывало, когда шла по полу. Металлическая ручка была скользкой, когда девушка обхватила ее потной рукой. На секунду Хани закрыла глаза и глубоко вздохнула, прежде чем медленно открыть дверь. Эндрю стоял с другой стороны, держа в руках букет роз. Пышный красный цвет цветов сразу же привлек внимание Хани, но не раньше, чем она долго смотрела на Эндрю. На игривость в его глазах и озорную усмешку.

― Ты прекрасно выглядишь, Хани.

Было в нем что-то такое, чем она никак не могла насытиться. Она чувствовала это в последние два раза, когда видела его. И, глядя на него, поняла, что это была его доброта. Хани чувствовала это даже с того места, где стояла. Ее желудок был похож на засорившуюся раковину, наполненную разочарованием и ужасом. Особенно, когда он протянул цветы в ее сторону, и она перевела взгляд на его руку.

На золотое кольцо вокруг его пальца. Валентайн была права. И от этого ее затошнило.

Хани еще несколько секунд смотрела на его кольцо, просто чтобы убедиться, а затем посмотрела на него и сказала:

― Я не встречаюсь с женатыми мужчинами, Эндрю. Пожалуйста, никогда больше не звони мне. ― Она вернулась в дом, оставив его на пороге, и закрыла дверь. Не имея сил идти в свою комнату, прижалась спиной к двери и медленно сползла вниз, пока ее задница не оказалась на полу.

В груди у нее было невыносимо тесно, и в животе были те же ощущения.

Однажды он исцелил ее.

А теперь ей казалось, что он разрывает эти швы.

ПЯТНАДЦАТЬ

ДЖАРЕД

Я точно знал, как выглядит ужас. И когда смотрел на Билли, я смотрел ему прямо в лицо. Но это была ситуация, которую я не мог исправить; не мог безопасно вытащить нас из самолета, пока он не приземлится. Не мог помочь пилотам приземлиться. Не мог починить двигатель. Я ничего не мог сделать, кроме как держать ее в спокойствии и защищать, на сколько это было возможно, убеждаясь, что у нас есть все шансы выжить. Что бы это ни было, черт возьми. И не зная этого, я не мог ответить на вопрос Билли. Не мог сказать ей, что с ней все будет в порядке. Не думаю, что пилот мог сказать нам это. Он тщательно подбирал слова во время объявления, используя такой тон, чтобы не вызвать еще бо́льшую тревогу. Я не мог полагаться на получение новостей от него или стюардесс. С этого момента они будут нечастыми и отфильтрованными. Я должен был следовать своей интуиции, своим инстинктам, своему сорокасемилетнему жизненному опыту.

― Посмотри на меня, ― сказал я Билли. Теперь она сжимала меня обеими руками. Все, что ей нужно было сделать, это посмотреть вверх. И она посмотрела. ― Ты пристегнула ремень безопасности?

Я знал, что она это сделала. Я уже проверил. Но Билли была парализована, а мне нужно было, чтобы она двигалась. Мне нужно было переключить ее внимание, даже если бы это было всего на пару секунд. Ее сердцу тоже нужно было отдохнуть от страха.

Она посмотрела вниз, турбулентность заставила ее подпрыгнуть, а затем перевела взгляд снова на меня. Из ее глаз потекли слезы.

― Да.

― Мне нужно, чтобы ты выслушала меня, Билли. ― Я пытался удержать равновесие, пока самолет катапультировался вперед, рикошетя от воздушных ям.

― Я не могу. ― Ее губы дрожали, грудь тяжело вздымалась. ― Я схожу с ума, Джаред. Совершенно схожу с ума.

Самолет дернулся в сторону, и Билли врезалась мне в плечо. Я немедленно поднял подлокотник, который был между нами и обвила рукой ее спину, прижимая наши бедра друг к другу. Я притянул ее как можно ближе.

― Если нужно, соври мне, ― рыдала она, глядя на меня. ― Просто скажи мне, что все будет хорошо.

Я сжал ее так крепко, как только мог, и сказал единственное, что я мог ей пообещать:

― Я не отпущу тебя.

ШЕСТНАДЦАТЬ

ХАНИ

ВЕСНА 1984

― Хани, ― сказал Эндрю, постучав. ― Пожалуйста, открой дверь, и я все объясню.

Хани не двигалась с места, поэтому чувствовала, как дерево вибрирует позади нее каждый раз, когда Эндрю ударял по нему костяшками пальцев. И она не ответила, потому что не знала, что можно объяснить. На нем было обручальное кольцо, и он даже не пытался скрыть его, что усугубляло ситуацию.

Она закрыла глаза, ее тушь потекла.

― Просто уходи, Эндрю. Мне нечего сказать.

Она услышала стук, и ей показалось, что Эндрю приложил руку к двери.

― Ты ошибаешься. Мне так много нужно сказать. ― Он сделал паузу. ― Пожалуйста, не заставляй меня выкладывать все это на улице.

У Хани были чрезвычайно любопытные соседи. Меньше всего ей хотелось, чтобы кто-то из них подслушал и посплетничал об этом.

― Если тебе не понравится то, что я хочу сказать, ты можешь вышвырнуть меня, ― сказал он.

Хани не знала, было ли это из любопытства или из страха, что кто-то услышит его, но она встала с пола и открыла дверь.

― Две минуты. Это все, ― сказала она ему, держа ее достаточно широко, чтобы он мог войти. Эндрю вошел в прихожую, положил розы на столик у лестницы и посмотрел на свою левую руку. Он держал её перед собой, вытянув пальцы, кольцо сияло в свете лампы над головой.

― Я знаю, как это выглядит. ― Наконец он взглянул на нее. ― Ты имеешь полное право чувствовать то, что чувствуешь.

― Ты женат? ― Она не могла дождаться, когда он доберется до этой части истории. Ей нужно было знать немедленно.

Прошло несколько секунд, прежде чем он ответил:

― Технически, да, поскольку развод не будет завершен до конца этой недели.

Эта новость должна была улучшить настроение Хани. Очевидно, что он расстался с женой, и это был совсем другой сценарий, чем тот, что был у нее в голове. Но это не объясняло, почему он все еще носит кольцо, и это заставило ее сделать другой вывод.

― Ты не хотел развода, ― сказала она.

Его рука повисла в воздухе, и он сунул ее в карман.

― Во время ординатуры я несколько дней подряд был в больнице, не возвращаясь домой. Иногда мы так долго не разговаривали. У меня нет оправданий. Я должен был стараться больше общаться. ― Эндрю покачал головой, на его лице отразилось явное разочарование. ― Это были трудные годы, но они остались позади. Я был лечащим врачом в больнице в Вашингтоне, округ Колумбия, и работал в дневную смену.

Хани кивнула в сторону его кармана.

― Ты все еще носишь его. ― Ее голос смягчился, но ужас охватил девушку еще сильнее, чем раньше. Он вытянул руку, чтобы снова взглянуть на кольцо, большим пальцем обведя кольцо вокруг пальца. Хани не знала, каков вес этого кольца. Она не знала, будет ли скучать по символизму и тяжести кольца на ее пальце. Она не знала, что почувствовала бы, если бы ее заставили снять его… как Эндрю.

― Я здесь недавно, ― сказал он, глядя на нее. ― И я холост. Когда коллеги слышат это, особенно медсестры, они сразу же хотят свести с кем-нибудь. Я приехал в Мэн, чтобы заниматься медициной, и я хотел, чтобы это было в центре внимания. Ты… ― Его взгляд углубился, и мальчишеская легкость вернулась на его лицо. ― Ты была замечательной случайностью.

Хани не позволила этому отвлечь ее. Ей нужно было больше, поэтому она спросила:

― Разве люди не спрашивали о твоей жене?

― Я здесь уже две недели, и сегодня у меня первый выходной. Все были так заняты, что ни у кого не было возможности спросить. ― Когда Хани открыла рот, чтобы ответить, он остановил ее. ― Я знаю, о чем ты спрашиваешь, Хани, и мне нечего скрывать. Если кто-то спросит, он получит тот же ответ, который я только что дал тебе.

Глядя на доктора, она просто хотела, чтобы он дал ей что-нибудь, что успокоило бы ее достаточно, чтобы она подумала о том, пойти ли с ним на свидание. Потому что сейчас она не была уверена, что он забыл свою бывшую жену.

― Почему ты сегодня надел кольцо, Эндрю?

Он сделал шаг ближе, снимая кольцо с пальца, и, подойдя к ней, положил его ей на ладонь.

― Прочитай гравировку на внутренней стороне.

Хани подняла его в воздух и посмотрела на витиеватый почерк, выгравированный на золотом металле.

Эстер и Ирвинг

23 марта 1946 года

Прочитав ее несколько раз, она взглянула на Эндрю.

― Я не понимаю.

― Это обручальное кольцо моего отца. Я ношу его на правой руке с тех пор, как он умер шесть лет назад. Когда я переехал из дома, я выбросил свое кольцо, а это надел на левую руку.

― Мне так жаль. ― И ей было жаль за предположение, за то, что автоматически усомнилась в нем, за то, что отреагировала вместо того, чтобы задать ему вопрос. Хани снова перевела взгляд на кольцо, изучая уникальный узор. Спереди оно выглядело как французская коса, а сзади было сплошным. На изгибах металла были темные пятна, которые свидетельствовали о возрасте кольца. ― Оно прекрасно, ― сказала она, возвращая его ему.

Он снова надел его на палец и посмотрел на нее самыми честными глазами.

― Прошел год с тех пор, как мы расстались. Она помолвлена с другим мужчиной. Я всегда буду заботиться о ней, но я больше не люблю ее.

Хани не знала, что ответить. Она не знала, что сказать. Поэтому сделала единственное, что считала правильным. Она сократила небольшое расстояние между ними и обняла его. «Ты выглядишь так, будто хочешь выйти замуж за этого человека». Хани вспомнила, как Валентайн сказала это, когда она разговаривала по телефону с Эндрю.

Тогда это было правдой.

И она подозревала, что сейчас это снова правда.

СЕМНАДЦАТЬ

БИЛЛИ

― О, боже, ― задыхалась я, когда самолет снижался, как мне казалось, в миллионный раз. Мой желудок продолжал опускаться, не привыкая к этому ощущению, хотя это происходило каждые несколько секунд. ― Почему? ― спросила я Джареда. Почему, почему, почему? Я повторяла это слово снова и снова в своей голове. Пришло время сказать его ему, надеясь, что у него есть ответ.

До сих пор ни один человек на этом самолете ничего не знал. Ни один из других пассажиров, ни одна стюардесса, которая прошла по проходу, прижимая пропитанное кровью полотенце к голове пассажира. Когда Джаред спросил ее, что происходит, она ответила, что не знает. Но изменения происходили каждые несколько секунд. Новые звуки. Новые ощущения. Временами казалось, что мы влетели в коробку, и наши крылья постоянно ударялись о стенки. Мы чувствовали энергию, которую использовал самолет. Мы чувствовали каждый сантиметр движения, поэтому знали, что не падаем. Но мы не знали, куда двигаемся. Я уже посмотрела на пассажиров позади меня. Я не видела лидера. Никто не встал, никто не выдвигал требований со своего места. Джаред не ответил на два моих последних вопроса, но это не помешало мне задать еще один.

― Это несчастный случай, да?

Он смотрел направо, но тут же повернулся ко мне.

― Если бы я думал иначе, я бы сейчас не сидел на этом месте.

Я поверила ему. Самолет начал дребезжать, металлический звук был похож на мелочь в кармане, только усиленный.

― Тогда почему?

Он покачал головой.

― Я не знаю. ― Он крепче сжал мою спину. ― Иди сюда. ― Джаред притянул меня к себе, его подбородок уперся мне в макушку. Теперь он сидел лицом к нашему окну, и я готова была поспорить, что он смотрел в него.

― Они скажут нам правду? ― спросила я, имея в виду пилота.

― Да, ― и через несколько секунд добавил: ― во всяком случае, их версию.

Я всегда была по другую сторону тревоги, успокаивала в шторм, не выходила из себя в стрессовых ситуациях. Так было всю мою жизнь. Теперь даже моя кожа хотела сползти с меня. Я не могла контролировать свое дыхание и не могла унять сердцебиение. Не могла отвлечься от неизвестности, от крушения, от… Я прижалась к Джареду еще крепче, прежде чем окончательно потеряла контроль. Но в тот момент, когда я обхватила руками его бицепс, я почувствовала еще один толчок. Он был самым большим на данный момент.

― Черт, ― простонала я, уткнувшись лицом в его руку и ощущая прохладу сиденья на своей щеке. Я закрыла глаза и попыталась вдохнуть через нос и выдохнуть через рот. Я успела сделать не более нескольких выдохов, как новый звук ударил в уши. Инстинктивно я пригнулась, насколько смогла. Чего я никак не ожидала, так это того, что Джаред наклонился надо мной, его тело закрывало почти всю мою голову и плечи. Из-за того, что мои руки были засунуты куда-то во внутрь, мои уши оказались незакрытыми. Это было так громко, даже громче, чем первый шум, что это не имело значения. Но в отличие от первого раза, этот звук длился всего несколько секунд, а когда он закончился, весь самолет затрясся.

― Что это было? ― крикнула я из-под Джареда.

Что-то упало мне на губу. Я не была уверена, была ли это слеза или пот. И не была уверена, его это слеза или моя. Но я проглотила ее, ожидая, гадая, будет ли это еще один вопрос, на который он не ответил. А потом Джаред изогнулся всем телом, открывая пещеру, в которой я была. Когда я выпрямилась, я снова обхватила его руку и наблюдала, как он смотрит в заднюю часть самолета.

Когда его глаза снова встретились с моими, я кое-что увидела. Оно было кратким, но достаточно сильным, чтобы напугать меня до смерти.

А потом стало еще хуже, потому что он открыл рот и сказал:

― Это взорвался двигатель.

ВОСЕМНАДЦАТЬ

ХАНИ

ЛЕТО 1984

Хани верила, что Эндрю многому научился после крушения своего брака, что, когда дело касалось ее, он знал, как все сделать правильно. Он никогда не строил планов, которые не мог выполнить. Он давал себе тридцатиминутное окно и никогда не опаздывал. Он предупреждал ее заранее, если был на вызове, так что никогда не было никаких обид, если его вызывали по пейджеру, и ему приходилось уходить. Хани не верила в конкуренцию с его работой и смирилась с тем, что во многих случаях она должна быть на первом месте. Кроме того, у нее было много подруг, которые могли занять ее в те вечера, когда Эндрю не мог. У Хани уже был насыщенный социальный календарь задолго до того, как она встретила его. Эндрю не создавал ее жизнь; наоборот, он научился вписываться в нее. И по мере того, как проходили недели, он, казалось, вписывался в нее все больше и больше, и она оставалась в его квартире почти каждую ночь. Эндрю снимал квартиру с одной спальней. Когда срок аренды истекал, он заговорил о покупке квартиры рядом с больницей. Срок аренды Хани заканчивался примерно в то же время, и Эндрю предложил им съехаться. Его развод уже был завершен, испытательный срок в больнице закончился, и теперь он был лечащим врачом. Поэтому, когда он посмотрел на нее в поисках ответа, Хани все взвесила в голове. Их отношения развивались быстро. Тем не менее, она не видела причин откладывать это, она улыбнулась ему и кивнула головой.

Чтобы отпраздновать событие, несколько дней спустя Эндрю велел ей нарядиться и собрать сумку на ночь. Вернувшись вечером с работы, она надела самое красивое черное платье, какое у нее было, запихнула кое-какие вещи в рюкзак и стала ждать, когда Эндрю заедет за ней. Она не знала, сколько времени займет поездка, и была удивлена, когда прошло меньше часа, и машина замедлила ход, едва они добрались до хрустящего гравия, в конце концов, остановившись перед гостиницей «Белый амбар».

― Эндрю… ― прошептала Хани, прочитав надпись. Она повернулась к нему, не в силах поверить, что они здесь. ― Это уже слишком.

― Нет, детка. Это только начало. ― Он вышел из машины и подошел к пассажирской стороне, помогая ей выйти. Когда они подошли к двери, он передал кому-то ключи и проводил ее в ресторан. Хотя Хани много раз бывала в Кеннебанке, она никогда не посещала знаменитую гостиницу и ее ресторан. И то и другое было далеко за пределами ее ценового диапазона. Но она слышала истории от друзей, которые ездили туда, и вспоминала, как они делились впечатлениями от еды в таком волшебном месте. Мужчины должны были надевать пиджаки, чтобы войти в ресторан. Официанты приносили еду всем одновременно. Напитки с крошечными стружками льда, плавающими сверху, с замороженными в них травами.

Их усадили вдоль боковой стороны главного зала. У Хани была самая невероятная пикша, которую она когда-либо пробовала, в то время как Эндрю ужинал уткой, и они вдвоем пробовали еду с тарелок друг друга. В конце ужина, прямо перед десертом, Эндрю полез в карман и достал маленькую бархатную коробочку, положив ее перед Хани. Пока она смотрела на него, ее пульс участился. В нейлоновых чулках ее ногам стало особенно тепло. Коробочка была слишком большой, чтобы быть кольцом, но это не имело значения. Он подарил ей украшение, и ни один мужчина не делал этого для нее раньше.

― Открой ее, ― сказал он.

Дрожащими руками Хани медленно подняла крышку с коробки и задохнулась, когда ее взгляд упал на то, что было внутри. На бархатном держателе лежал бриллиантовый солитер, висящий на серебряной цепочке, оплетенной, как обручальное кольцо его отца.

Все было просто. Элегантно. И самый красивый бриллиант, который она когда-либо видела.

― Это также слишком много, ― сказала она, добавив к тому, что сказала ранее, когда они подъезжали к гостинице.

Эндрю потянулся мимо свечи, стоявшей в центре стола, и положил свою руку поверх руки Хани.

― Надень его для меня. ― Она продолжала смотреть на него, ничего не говоря. ― Я хочу побаловать тебя. Пожалуйста, не пытайся остановить меня. ― Дьявольская ухмылка вернулась. Это было так заразительно, что Хани почувствовала, как ее губы растягиваются в улыбке. ― Ты выиграешь много боев, детка, но этот ты не выиграешь.

― Мне не нужны вещи, Эндрю. Мне нужен только ты.

― У тебя есть я. ― Большим пальцем он ласкал ее, и она посмотрела на кольцо на его левой руке. Каждый раз, когда она видела его, оно нравилось ей еще больше. ― Давай я помогу тебе надеть его, ― сказал Эндрю, вставая со стула и подходя к ее стороне стола.

Когда Хани протянула ему ожерелье, он положил камень ей на грудь и застегнул его сзади.

― Как это выглядит? ― спросила она, когда он вернулся на свое место.

― Как будто он был создан для тебя.

Хани сняла бриллиант со своей кожи, пытаясь привыкнуть к его ощущению. К весу. К тому, как металл сначала был холодным на ее плоти.

― Я не знаю, как тебя благодарить, ― сказала она.

― Ты делаешь это каждый день, находясь со мной.

Когда тепло разлилось по телу Хани, она задалась вопросом, всегда ли будет так хорошо между ней и Эндрю, или, в конце концов, наступит момент, когда все будет не так идеально.

Она могла справиться и с тем, и с другим, пока была с ним.

ДЕВЯТНАДЦАТЬ

ДЖАРЕД

― Внимание, пассажиры, ― сказал капитан по громкой связи, ― как большинство из вас, вероятно, знают, мы только что потеряли один из наших двигателей. При обычных обстоятельствах это не было бы проблемой, но когда наш двигатель был поврежден, он также пробил крыло, и нам трудно стабилизироваться. Авиадиспетчеры решили, что мы не можем продолжать полет в таком состоянии, и нам нужно совершить аварийную посадку. Мне нужно, чтобы все вы убедились, что ваши ремни безопасности надежно застегнуты, столики для пассажиров закрыты, а личные вещи уложены так плотно, как вы можете это сделать, не вставая со своих мест. Очень скоро мы начнем наш спуск. Пожалуйста, прикройте головы, оставайтесь в низком положении и… приготовьтесь к удару.

Объявление закончилось, и в самолете воцарилась тишина. Жуткая тишина, которую я не слышал с тех пор, как был поврежден двигатель. И она была нарушена, когда кто-то крикнул: «Боже, помоги нам всем» через весь салон, и каждый гребаный волос на моем теле встал дыбом.

― Джаред… ― Голос Билли был таким тихим, что я почти не слышал ее. Ее губы были мокрыми от слез. Ее глаза были такими красными, что казались воспаленными. ― С нами все будет в порядке?

Я знал статистику посадки с одним двигателем и крылом, которое становилось все более поврежденным, чем ниже мы опускались. Эти цифры говорили мне о том, что ситуация выглядит не очень хорошо.

― Послушай меня, ― потребовал я, когда она вцепилась в мою руку. ― Я накрою тебя своим телом, как несколько минут назад. Я хочу, чтобы твое лицо было прижато к животу, и я не хочу, чтобы ты двигалась, пока самолет не приземлится. ― Моя рука была на ее шее, и я начал направлять ее в нужное положение. ― Я не знаю, как все будет, когда мы окажемся на земле. Возможно, нам придется действовать быстро. Вещи могут проникать через окна, или наши сиденья могут расшататься. ― Ее глаза расширились, на лице появился еще больший ужас. ― Билли, не обижайся на меня сейчас, ― я подчеркнул свои слова. ― Я говорю тебе это только для того, чтобы ты знала о возможностях, и ничто не застало тебя врасплох.

― Это действительно происходит. ― Она была в шоке.

Все в этом самолете были в шоке. Они не занимались чрезвычайными ситуациями. Они не работали в сфере безопасности. Они не знали ужаса так, как я.

Я приблизил свое лицо и положил руку на ее затылок.

― Это происходит, и мне нужно, чтобы ты доверяла мне и следовала моим инструкциям.

― Джаред…

У нас не было времени обсуждать это, и никаких переговоров не было. Мой путь был единственным способом, которым мы собирались это сделать.

Но мы уже падали. Я чувствовал это. И нам не потребуется много времени, чтобы добраться до земли.

― Сделай это сейчас, Билли. ― Используя свою ладонь, я провел ее по остальной части пути, свернув в клубок, прежде чем накрыть своим телом. Это положение позволяло мне видеть, не проникает ли что-нибудь через окна или через сиденья перед нами. Кто-то должен был следить за ней и убедиться, что у нее есть все шансы выжить. Этим человеком был я.

― Джаред, ― сказала она, и я сжал ее в ответ. ― Ты поговоришь со мной? Мне все равно, что ты скажешь. Мне просто нужно услышать твой голос.

Это была ее последняя просьба, и я не мог ей в этом отказать.

ДВАДЦАТЬ

БИЛЛИ

Находясь под широким телом и мускулистым торсом Джареда, я не могла видеть, что происходит. Мне приходилось полагаться на свои чувства, а они были на пределе. Так много всего происходило одновременно. Ощущение, что самолет движется, давление в салоне меняется, когда мы спускались с такой скоростью. Нас толкнуло вперед на наших сиденьях и отбросило назад.

Несмотря на все это, Джаред держался за меня.

Он ни разу не отпустил меня.

И он не переставал говорить.

Я не понимала, что он говорит. Это было похоже на то, как телевизор играет в течение нескольких минут перед тем, как я засыпаю ночью; это был просто шум, не слова, не музыка. И я использовала эти шумы, чтобы отключить свой разум. Теперь все было по-другому. Впитывая голос Джареда, я не обращала внимания на все остальное, например, на болты и гвозди, которые визжали после каждого отскока. На других пассажиров, которые молили Бога спасти их, выкрикивали последние пожелания, говорили своим родным на земле, как сильно они их любят.

И то, что вышло из меня, было молчанием.

Я не знала, как попрощаться, как загадать желание.

Как пережить все это.

Так что я этого не сделала.

Я не думала.

Я ничего не чувствовала.

Я даже не надеялась.

Я просто ждала.

― Билли…

Я думала, это у меня в голове. Я думала, что у ожидания есть голос, и это был он.

― Билли… ― предупредил Джаред, и его настойчивость сказала мне, что мне это не показалось.

― Да?

Его пальцы стали тверже, и он спрятал свое лицо под моей рукой, так что я могла чувствовать воздух, который выходил из его рта.

― Держись крепче.

ДВАДЦАТЬ ОДИН

ХАНИ

ОСЕНЬ 1984

― Я люблю тебя, ― тихо сказал Эндрю.

Хани уже слышала, как он говорил это раньше. Он просто не говорил об этом постоянно, поэтому, когда он это делал, это значило гораздо больше. Обняв его за талию, она посмотрела на него и ответила:

― Люблю тебя.

Они шли к его машине, его рука была перекинута через ее спину и лежала на другом плече, их желудки были полны после позднего обеда в Ogunquit Lobster Pound. Хани научила Эндрю правильно разделывать лобстера ― навык, которым обладает большинство жителей Новой Англии с рождения. На десерт они разделили черничный пирог с ванильным мороженым.

Когда они прошли половину поросшей травой парковки, Эндрю замедлил шаг, а когда остановился, повернул Хани к себе. Он положил свои руки на ее щеки и приподнял ее лицо. ― Я действительно так чувствую.

Хани прижала свои свои руки к его пальцам, зафиксировав большими пальцами.

― Я чувствую то же самое.

Когда Хани посмотрела в глаза своего парня, она заметила то, что видела только один раз. Это случилось после двадцатичетырехчасовой смены в больнице, и как только Эндрю вернулся домой, он схватил ее в объятия и не отпускал. Это был тот первый взгляд в его глазах, то отчаяние в его объятиях, которое Хани никогда не забудет. Его хватка теперь не была такой интенсивной, но его взгляд был таким же. А когда ее руки опустились на его грудь, она почувствовала, что его сердце бьется так же быстро, как и ее.

― Ты хочешь поговорить об этом?

Он только что закончил пятнадцатичасовую смену, поэтому Хани была удивлена, что он пожелал ехать больше сорока пяти минут, чтобы что-нибудь поесть. Эндрю медленно приблизил свои губы к губам Хани и нежно поцеловал ее. Когда, в конце концов, отстранился, он продолжал держать ее, его взгляд стал глубже. Хани не знала, как долго они стояли в тишине, когда почувствовала первую каплю дождя. Она ударила ее по лбу, вторая попала на ухо. Капли стали увеличиваться, падали все чаще, в воздухе стоял запах грязи. Но они не двигались. Рука Эндрю теперь скользила по ее лицу, капли стекали по его пальцам.

― Я хочу тебе кое-что сказать и хочу, чтобы ты мне поверила. ― На этот раз эмоции были не в его хватке, а в голосе, и Хани почувствовала, что ее сердце сейчас разорвется от этого звука.

― Хорошо.

― Я никогда не причиню тебе боль.

Она не могла представить, каково это ― смотреть на смерть каждый день. Как трудно было бы пытаться спасти кого-то, но твоих усилий было бы недостаточно. Как сложно было бы потом вернуться домой и попытаться оставить все это в прошлом. Хани не знала, побудила ли его к этому последняя смена Эндрю в больнице. Она не знала, было ли это просто что-то, что он чувствовал, и должен был сказать это в тот момент.

Но когда дождь полил еще сильнее, она встала на цыпочки и обвила руками его шею. Затем, прежде чем поцеловать его, она ответила:

― Я обещаю никогда не причинять тебе боль.

ДВАДЦАТЬ ДВА

БИЛЛИ

― Билли! ― Я услышала крик Джареда, когда шум и движение прекратились. ― Билли, ответь мне!

Я застонала.

Это было все, что я могла сделать, пока все внутри меня кричало ― мои кости, мышцы, кожа. Даже волосы. Я должна была быть живой. Смерть… была бы безболезненной.

― Тебе больно?

Я открыла рот, чтобы убедиться, что все еще могу это делать. Но он уже был открыт, и воздух входил и выходил так быстро, но не было ощущения, что я дышу. Было ощущение, что я задерживаю дыхание.

― Выпусти меня, ― выдохнула я.

Где бы это ни было, это было жаркое, темное место, и все,что я чувствовала, это кровь. Густого металлического привкуса было достаточно, чтобы вызвать у меня рвоту. Внезапно с моей шеи, плеч и макушки снялся огромный груз. Как будто меня накрыли одеялом. Тяжелым. Похожим на Джареда.

― Скажи мне, что ты в порядке, ― сказал он, пробегаясь по мне руками, как будто он делал мне рентген.

Я не могла угнаться за его скоростью. Не могла переварить его вопрос.

― Билли…

― Я жива.

Это было все, о чем я могла думать.

Все, что я знала. Но я даже не была полностью уверена, что это правда.

― Мы должны покинуть этот самолет, ― сказал он.

Самолет.

Причина этого. Почему провода били по голове, а личные вещи валялись у меня под ногами.

Почему была кровь.

Повсюду.

― Билли…

В ушах звенело. Тело покалывало. Я была уверена, что мои легкие перестанут наполняться, если уже не перестали.

Но я слышала его.

И понимала. Поэтому я ответила:

― Хорошо. ― И все снова стало происходить так быстро.

Но на этот раз все из-за Джареда. Он контролировал ситуацию. И все это движение было связано со мной. Все превратилось в гигантское цветное пятно. Темно-синий, грязно-белый и мерцающий красный. Еще больше оттенков мелькало перед глазами, как когда я смотрела в окно на взлетной полосе. Они проносились быстрее, смешиваясь с моим зрением и гигантским порывом воздуха, а затем…

Дождь.

Я не знала, откуда он исходит. Я не знала, почему мне было так хорошо. Но когда он брызнул мне на лицо, на руки и на босую ногу, это было похоже на любовь.

В самой чистой, самой грубой форме.

Каждую каплю.

Каждый брызг.

Я чувствовала это повсюду.

А потом я вообще ничего не почувствовала.

Потому что была только чернота.

ДВАДЦАТЬ ТРИ

ДЖАРЕД

Однажды я смотрел документальный фильм о человеке, который бежал со своей родины во время Второй Мировой войны, и когда он вернулся сорок лет спустя, камеры снимали это. После четырнадцатичасового перелета мужчина спустился по ступенькам самолета, и как только его ноги коснулись асфальта, он встал на руки и колени и поцеловал землю. Его тело тряслось, руки едва держали его собственный вес. Но он не двинулся с места. Он оставался в таком положении, спрятав лицо, вдыхая все это, восстанавливая связь со своими корнями.

Я точно знал, что чувствовал этот человек.

Как только я положил Билли на носилки и передал на попечение парамедика, где, как я знал, она была в безопасности, я сделал всего несколько шагов, прежде чем упал на колени.

Я ударил ладонями о траву, а затем и локти.

Мои руки дрожали, удерживая мой вес.

Я вжался лицом в мокрые травинки.

И когда почувствовал запах грязи, я поцеловал ее.

— Спасибо, — прошептал я, хотя меня никто не мог услышать.

ДВАДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ

ХАНИ

ЗИМА 194

— Я не могу поверить, что это происходит на самом деле, — сказала Валентайн Хани, когда грузчики вынесли несколько ее коробок из их квартиры.

Вчера вечером девушки праздновали свой последний вечер в качестве соседок по комнате, заказав пиццу, выпив вина и не вылезая из пижамы. Несмотря на то, что они были в восторге от своих новых домов, они с ужасом ждали разлуки. К счастью, квартира, которую Эндрю купил в центре Портленда и в которую переезжала Хани, находилась всего в паре кварталов от новой квартиры, которую сняла Валентайн.

— Я знаю, — вздохнула Хани, наблюдая, как один из парней положил коробку в грузовик и вернулся за добавкой. — Я буду очень скучать по нас. — Она повернулась к своей лучшей подруге, сокращая расстояние между ними, и обняла ее так крепко, как только могла.

— Ты будешь видеть меня постоянно.

— Мне лучше.

Хани испытала такое облегчение, когда Валентайн сказала ей, что она нашла квартиру, которая была всего в двух минутах ходьбы, что укрепило ее уверенность в том, что она будет видеть свою лучшую подругу так часто, как она надеялась.

— Это единственный способ накормить тебя в те ночи, когда Эндрю работает, так как ты даже не можешь вскипятить воду.

Обе девушки рассмеялись.

— Я ненавижу, насколько это правда, — сказала Хани. Она почувствовала комок в горле, и он рос с каждым глотком. — И я ненавижу, как это больно.

Не имело значения, как близко Валентайн будет жить к ней; она все равно не будет спать в соседней комнате, и это было большой переменой.

Валентайн сжала ее спину.

— Ты нашла себе хорошего человека. Ты делаешь следующие шаги, как и должно, быть. — Ее пальцы сжались еще сильнее. — Я уверена, что он тебе подходит.

Оглянувшись через плечо Валентайн, Хани увидела, как Эндрю подъехал к обочине и припарковался. Он приехал прямо из больницы и все еще был в белом халате, но хотел убедиться, что девочкам оказана вся необходимая помощь.

— Я тоже уверена, — сказала Хани, потянувшись к руке Валентайн, и держала ее, когда она повернулась к Эндрю. Он только что вышел из машины, его взгляд мгновенно встретился со взглядом Хани, и они смотрели друг на друга, пока он шел по тротуару.

— Это любовь, — прошептала Валентайн, когда Эндрю был еще в нескольких футах от нее.

— Что это? ― спросила она подругу.

— То, как этот мужчина смотрит на тебя.

ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ

БИЛЛИ

Медсестра только приоткрыла дверь, когда я увидела Джареда. Он стоял в коридоре перед рентгеновским кабинетом, в который меня вкатили несколько минут назад. До того, как меня туда доставили, он был со мной в машине скорой помощи, когда меня везли в больницу, и рядом со мной, когда меня осматривал врач. Я не знала, просила ли я его остаться или он сказал мне, что останется, но Джаред не отходил от меня, и что-то в этом чувствовалось правильным.

— Билли, — сказал он, подходя ближе и глядя на меня в инвалидном кресле. Кровь покрывала его разорванную рубашку. Грязь была повсюду. Я взглянула на свою одежду и увидела те же цвета. — Можно мне на минутку остаться с ней наедине? — спросил он медсестру у меня за спиной.

— Доктор ждет, чтобы просмотреть ее рентгеновские снимки…

— Мне нужна всего секунда, — сказал он.

— Поторопитесь, — ответила она.

Я смотрела, как она исчезает в хаосе, а затем мой взгляд медленно вернулся к Джареду.

Все двигалось, кроме нас. Больница была похожа на Таймс-сквер. Люди были повсюду. Я не могла уследить за всем этим ― ни за запахами, ни за звуками, ни за цветами. Яркий свет, который становился все ярче. И громкость, которая становилась все громче. Мои уши кричали. Я просто хотела, чтобы все шептались. Я хотела, чтобы они перестали ходить, ходить, ходить.

— Билли… — снова сказал Джаред.

Мой взгляд уже был устремлен на него. Я просто перефокусировалась. Увеличила масштаб. Сильно моргнула.

— Привет. — Слово прозвучало больно. Я не знала почему, но было ощущение, что мой язык весит сто фунтов.

Джаред опустился на колени перед инвалидным креслом, и все, что я видела, были его глаза.

Карие. Как помадка. Что-то, вкус чего я даже не могла вспомнить в этот момент.

— С тобой все будет в порядке.

Я так долго ждала, чтобы услышать от него эти слова. Теперь это казалось почти нереальным. Или возможным.

— Джаред, это все… — в моих глазах стояли слезы; я не знала, когда они начались, или какой именно момент их вызвал, или почему они не переставали падать, — слишком.

— Билли, послушай меня.

Что-то сжалось. Я не была уверена, откуда оно взялось, но почувствовала, как оно сжалось.

— С тобой все будет в порядке, — он повторил это, как будто знал, что это то, что мне нужно было услышать.

Так оно и было.

И я повторяла это про себя снова и снова.

И я пыталась заставить себя поверить в это.

— А как насчет тебя? — я спросила. — С тобой все будет в порядке? — Я все это время смотрела на его лицо и не видела крови. Но теперь кровь была единственной, что я видела, и она было размазана по его бороде, свежая и капала на воротник. — Тебя осмотрели? Тебе нужны швы? — Мне пришло в голову, мне оказали помощь в машине скорой помощи, отвезли в больницу и отвезли на рентген. Но как насчет Джареда? Неужели он оставил меня достаточно надолго, чтобы его осмотрел врач?

— Мне нужно идти, Билли.

В моей груди раздался взрыв, как будто мы только что снова взлетели в воздух.

— Нет. Ты не можешь.

— Мне жаль.

Я покачала головой, не веря, что он может уйти в такой момент. Он был здесь все это время. Я не знала, каково это без него.

— Пожалуйста, не уходи. Ты нужен мне здесь.

Мой взгляд упал на колени, где я увидела еще больше красного.

Я была порезана.

Ушиблена.

Мне было больно везде.

Они были уверены, что у меня сломано несколько ребер и возможно сотрясение мозга. Это было только начало списка.

Но я была здесь, и во многом это было связано с Джаредом.

Так или иначе, я должна была поблагодарить его.

Должна была поднять руки и обнять человека, который спас меня.

Вот только у меня не было такой возможности.

Когда он смотрел на меня, провел пальцами по моей ноге и затем поднялся на ноги.

— Береги себя, Билли.

Это был взгляд, который я не забуду.

Я чувствовала его до самых пальцев ног.

Я ответила:

— Ты тоже. — Но он меня не услышал.

Джаред уже ушел.

ДВАДЦАТЬ ШЕСТЬ

ДЖАРЕД

Я провел большим пальцем по верхней части телефона, и когда появлялась новая фотография, я изучал ее, прежде чем перейти к следующей. Здесь были тысячи снимков. Некоторые из еды, некоторые из ее жизни. Некоторые просто Билли.

В каждом из них она была до боли красива.

Она размещала свои посты каждый день, чередуя то, что освещала, но всегда оставаясь в теме еды. Ее бренд был последовательным, и так было на протяжении многих лет.

За исключением последних четырех дней после аварии, когда она вообще ничего не писала.

Я поднял маленький стаканчик с кровати и поднес его к губам, глотая острый ликер. По мере того, как я перематывал годы назад, возвращаясь к ее фотографиям, она меняла прически и очки ― когда они были на ней. Но больше всего я замечал ее зрелость. Я увидел это в ее глазах.

Если бы я увидел их прямо сейчас, то гарантировал бы, что они выглядели призраками.

Но я не видел ее с тех пор, как оставил ее в больнице.

Я просто знал…

Потому что мои выглядели точно так же.

Я сделал еще один глоток и поставил его обратно на кровать, подушечки пальцев намокли от мокрого стакана. И я уставился на ее последнюю фотографию, которой она поделилась. Это было за два дня до нашего отлета в Сан-Франциско. Место было в Трайбеке, в нескольких кварталах от моего дома, в кофейне, куда я часто ходил. Она держала свой напиток под подбородком, но в центре внимания был профиль Билли. Угол съемки начинался от основания ее шеи и двигался по лицу, солнечный свет с Черч-стрит отражался от ее кожи.

Вот как выглядело счастье.

Умиротворенность. Довольство.

Это, черт возьми, выглядело совсем не так ― голова, наполненная таким количеством чертовых мыслей, что этого было достаточно, чтобы не дать мне уснуть. Я смотрел, как утренний свет проникает в мою комнату, и мой день начался. Последние три были заполнены встречами. Я пересказал эту историю полиции и ФБР, Национальной безопасности и ФАУ. Я ответил на сотни их вопросов. Мы все.

Вчера был последний день, и теперь мы должны были встретиться с нашими врачами, терапевтами и всеми остальными, кто был нам нужен, чтобы помочь вернуться к нормальной жизни.

Я поднес стакан ко рту и глотал до тех пор, пока капли льда не попали мне в горло, прежде чем поставить стаканчик на тумбочку. Затем схватил свою подушку и сжал ее в кулаке.

Нормальной.

Те дни прошли.

Давно, очень давно.

ДВАДЦАТЬ СЕМЬ

БИЛЛИ

Я стояла перед окном в своей гостиной, прижав лоб и ладони к стеклу. Я не знала, как долго нахожусь здесь. Я не смотрела ни на что конкретно, только на размытое движение на улице внизу.

Машины. Люди. Велосипеды.

И вот я здесь, в своей квартире, совершенно неподвижная, сосредоточенная на всем, что произошло в небе, и на последствиях того, как это выглядело на земле.

Поле в Пенсильвании, на котором мы разбились. Частные автомобили, которые доставили нас и наши семьи обратно в Нью-Йорк.

Всего на борту самолета находилось сто шестнадцать человек.

Восемь погибших.

Восемьдесят раненых.

Я не смотрела на это, как на фильм, в котором я могла остановиться и начать в любом месте, где захочу. Он также не работал в непрерывном цикле. То, что я видела, было вспышками, которые длились всего несколько секунд. Эти крошечные окна появлялись в случайном порядке и происходили в течение сорока двух минут, пока мы находились в воздухе.

Некоторые были еще до того, как беспилотник попал в наш двигатель.

Большинство из них были потом.

Но каждое из них было жестким, быстрым, и моему мозгу нравилось подавать их каждый час или около того, как будто это были коктейли. Несколько дней назад это случалось по нескольку раз в минуту. По словам моего врача, это было улучшение.

Что не вернулось, так это мои вкусовые рецепторы. Технически с ними ничего не случилось; авария не повредила мой язык. Просто у меня не было желания есть.

И я не понимала этого.

Еда была утешением всю мою жизнь. Это был способ моей семьи показать свою любовь. Мы ели вместе и кормили всех, кто приходил в гости. Когда мы не ели, мы обсуждали, что мы будем есть.

Еда все улучшит.

Я должна была в это поверить.

Это сделало бы все это немного более терпимым.

Я схватила свою куртку со спинки стула и, даже не надев лифчик, вышла в ночь.

Я знала каждую щель Гринвич-Виллидж. Но когда стояла на тротуаре на Бликер-стрит и оглядывала квартал, я не могла понять, в каком направлении идти. Ни один ресторан из списка моих любимых не попадался мне на глаза. Все было расплывчатым, как будто на мне не было очков… за исключением того, что у меня были очки.

Я начала идти, и когда от холода у меня в носу появилось ощущение, будто кто-то поднес горящую спичку к кончику, я потянулась к металлической ручке двери и открыла ее. Когда я вошла, раздалось дзиньканье. На меня обрушился запах несвежего попкорна. В лицо мне ударил свет, и мне захотелось прикрыть глаза ладонью ― настолько он был ярким.

Там были ряды, и я направилась к ним, остановившись на полпути, уставившись на пакеты, изучая картинки. Сыр Начо, сметана и лук, соль и уксус.

Ничего.

Я перешла к следующему проходу и последующим, читая больше описаний, разглядывая больше картинок огромного размера.

Ждала.

Прислушивалась.

В моем желудке не было ни единого урчания. Ни капли слюны во рту.

Что со мной происходит?

Я подошла к холодильнику в задней части и взяла несколько напитков со вкусом кофе ― то, на чем я в основном жила после аварии. Я поднесла их к кассе.

— Здравствуйте, — сказал мужчина за прилавком, когда я поставила перед ним бутылки.

Я пыталась нащупать на поясе сумочку. Ее там не было. Я вышла из квартиры только в куртке.

— Улыбнись.

Я не была уверена, на что смотрела, но теперь мои глаза встретились с его.

— Что ты сказал?

— Держу пари, твоя улыбка гораздо красивее, чем хмурый взгляд.

В горле у меня что-то сжалось, и это что-то было огромным.

Мне просто хотелось вернуться в те дни, когда я улыбалась.

Сейчас я даже не могла вспомнить, каково это ― поднять губы в этом направлении.

И мне совершенно не нужно было, чтобы этот незнакомец напоминал мне об этом.

Я оставила бутылки на стойке, повернулась спиной к мужчине и вышла за дверь.

Я не пошла домой. Не пошла в другой магазин даже после того, как нашла немного наличных в кармане. Я просто гуляла по Нью-Йорку.

Потому что мои ноги и этот город были единственными вещами, которые не болели.

ДВАДЦАТЬ ВОСЕМЬ

ХАНИ

ЗИМА 1984

Эндрю решил отвезти Хани в Вирджинию на Рождество. Несмотря на то, что они жили вместе, и она уже познакомилась с его семьей, Эндрю не хотел, чтобы она чувствовала себя неловко в доме его родителей, поэтому он снял для них отель в столице. Они вылетели поздним вечерним рейсом, и когда прибыли, он отвез ее в спа-салон отеля на массаж, первый в ее жизни.

После того как они оделись к ужину, Эндрю сказал ей, что ресторан находится недалеко, и они пойдут туда пешком, что Хани предпочитала в любом случае ― и он это знал. Погода была теплее, чем в штате Мэн, поэтому она оделась полегче и сжала пальцы Эндрю, рассматривая различные достопримечательности, которые он указывал по пути. Это была ее первая поездка в Вашингтон, и она хотела увидеть все. Поэтому они не торопились, и Хани узнала, как выглядит город ночью, как уличные фонари придают городу романтическое оранжевое сияние.

Она знала, что тропинка, с которой они только что свернули, не приведет их к ресторану, но не сказала ни слова, потому что они шли к одному из самых красивых сооружений, которые она когда-либо видела.

— Это Мемориал Линкольна, — сказал Эндрю, когда они остановились прямо перед ступенями. — И это мой любимый.

— Я понимаю, почему.

— Нет, детка, ты еще ничего не видела. — Все еще держа ее за руку, он помог ей подняться по лестнице, а когда они достигли вершины, он развернул ее и двинулся за ней. Стоя на платформе с Линкольном позади них, Эндрю положил руки ей на живот и прошептал ей в шею: — Теперь ты знаешь, почему.

Хани застыла в изумлении, когда ее взгляд скользнул по Национальному торговому центру к монументу Вашингтона.

— Это захватывает дух.

Ветер был достаточно силен, чтобы вызвать рябь на воде, и огни, отражающиеся на ней, теперь танцевали.

Эндрю провел рукой вверх и вниз по ее животу, и Хани улыбнулась этому жесту, и они оба замолчали, глядя на все это.

— Ты должна увидеть это место весной, когда цветет сакура, — наконец сказал он через несколько минут.

— Я хочу.

— Так и будет. — Эндрю поцеловал ее в макушку, прежде чем положить на нее подбородок. — Я собираюсь показать тебе все.

Хани положила свои руки на его и сжала их, но он не позволил им оставаться там долго. Это произошло потому, что Эндрю обошел ее с другой стороны. Нежно поцеловав ее, он достал из пиджака маленькую черную коробочку и встал на одно колено.

— Хани, — начал он, держа коробку в ее направлении, но не открывая крышку, — я был в этом самом месте, когда решил, что хочу стать врачом, помогая маленькой девочке после того, как она упала с лестницы.

Сердце Хани заколотилось, когда она увидела эмоции на его лице, ее глаза наполнились слезами, когда он остановился, чтобы перевести дыхание.

— Это место вдохновило меня на профессиональную деятельность, а теперь, — он открыл крышку, показывая ей бриллиант внутри, — я хочу, чтобы оно стало местом, где я попрошу тебя стать моей женой. — Он достал кольцо из шкатулки и взял его в руки. — Будь со мной навсегда. — Эндрю положил его на кончик ее пальца. — Скажи, что будешь проводить со мной каждый день до конца своей жизни.

Слезы навернулись на ее глаза.

— Я не хочу ничего больше. — Не дожидаясь, пока он поднимется на ноги, Хани обвила его шею руками. — Я так люблю тебя, Эндрю. — Прижавшись к нему, она услышала, как он хихикнул, и этот звук удивил ее. — Что смешного?

— Ты не дала мне надеть кольцо.

Хани рассмеялась и отстранилась, снова протягивая Эндрю руку, наблюдая, как он надевает бриллиант ей на палец. Кольцо было золотым и простым, с единственным камнем грушевидной формы.

— Навсегда, — прошептала она, глядя на него.

Он был уже на ногах, когда Хани снова обняла его, и на этот раз он поднял ее в воздух и сказал:

— Это обещание.

ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЬ

ДЖАРЕД

В приглашении было сказано, что это торжественный прием в честь выживших пассажиров и экипажа рейса восемьдесят восемь. Я знал, что на самом деле авиакомпания ищет возможность создать хорошую прессу. Даже если они не несут ответственности за крушение самолета, связывать их имя с катастрофой не очень хорошо для бизнеса. Эта вечеринка была попыткой авиакомпании положить всему этому конец.

В приглашении не было сказано, что там будут вице-президент Соединенных Штатов, мэр Нью-Йорка и несколько знаменитостей.

Это был гребаный медийный цирк.

Была только одна причина, по которой я пришел.

Билли.

Мне нужно было только взглянуть на нее. Оказалось, что ее легко заметить, как и всех остальных, летевших в тот день нашим рейсом. У всех нас были одни и те же физические симптомы ― темные круги под глазами, рассеянное внимание, страх, что в общественном месте мы выпьем слишком мало. Я мог определить, кто из нас принимал лекарства. Они были теми, кто мог улыбаться.

Вот почему я знал, что Билли ничего не принимает. Уголки ее губ ни разу не приподнялись с тех пор, как я приехал сюда.

Она стояла в другом конце комнаты в черном платье, держа в одной руке маленькую сумочку, а в другой ― бокал белого вина. Несмотря на то, что она была накрашена и на каблуках, она не была той девушкой, с которой я сидел рядом в самолете. Та, которая едва могла позволить себе минуту тишины между нами, которая улыбалась всю дорогу от туалета до своего места. У которой было соблазнительное, чувственное тело, о котором я не мог перестать думать.

На меня смотрела усталая, похудевшая версия, выглядевшая совершенно потерянной.

Тем не менее, я не сводил с нее своих чертовых глаз.

И хотя я знал, что это опасно, и это было именно то, что я запретил себе делать, я пошел за ней в туалет, когда увидел, что она направилась в ту сторону.

Поскольку я уже много раз работал в этом зале, я знал более быстрый маршрут, и вошел в коридор через восточную часть зала и шел по нему, пока не выскочил прямо перед туалетами.

Билли находилась в нескольких футах и смотрела себе под ноги. Она понятия не имела, что я здесь. Она меня не видела, в этом я был уверен.

— Билли…

Девушка медленно подняла глаза, понимание промелькнуло на ее лице. Она не улыбнулась, но ее глаза посветлели.

— Привет. — Ее голос был таким мягким. — Я не думала, что ты придешь… Я имею в виду, думала, что ты уже здесь.

Я видел, как она искала меня. От нее было легко спрятаться.

— С тобой все в порядке?

Прошел уже месяц после аварии, а она все еще не писала. И еще ее глаза, которые все еще были такими чертовски призрачными. Я знал ответ; мне не нужно было, чтобы она говорила хоть слово.

Билли пожала плечами, на несколько секунд приподняв их, прежде чем опустить. Затем она вздохнула, отвела взгляд и покачала головой.

— Нет.

— Господи Иисусе, — прошептал я, когда ее взгляд вернулся, грубость, черт возьми, убила меня. Если кто и понимал это чувство… так это я. — Ты получаешь помощь? Говоришь с кем-нибудь?

Она не могла сделать это одна. Ей нужна была поддержка, но этим человеком не мог быть я.

Билли кивнула.

— Через день. Это помогает. — Она обхватила себя руками за талию. — Переживать те моменты, которые я помню, это ужасно.

— Я знаю.

Наступила тишина ― не в коридоре, а между нами.

А потом:

— Джаред…

Я не забыл, как это звучит, когда она произносит мое имя. Я просто забыл, как мне это нравится.

— Мне так много нужно сказать, то, что я не успела сказать в больнице.

— Ты уже поблагодарила меня, Билли.

— Это выходит за рамки благодарности. — Она покачала головой.

Билли начала переваривать случившееся. Я знал этапы, как работает терапия. Я стоял в углу во время сеансов моих клиентов.

Я просто хотел, чтобы она сосредоточилась на себе, а не на нас.

— Послушай меня… — Когда мой взгляд сузился, ее взгляд ослаб еще больше. — Как только ты вернешься к своей жизни и работе и будешь занята, все наладится. — Она откинула волосы на правое плечо, обнажив левое. Сверху виднелись едва заметные очертания синяка. Именно там она врезалась в борт самолета, когда колеса коснулись земли. Мои руки сжались, когда я покачал головой и сказал: — Поверь мне, Билли. Я знаю, о чем говорю.

Ее глаза не наполнились слезами, но с тем же успехом могли бы.

Я просто хотел заключить ее в свои гребаные объятия и утешить ее, и…

О чем, черт возьми, я думал?

Я не должен был приходить на это мероприятие.

Не должен был встречаться с ней в коридоре.

То, что ей было нужно… Я не был тем парнем.

— Я пытаюсь, — ответила она. — Очень, очень стараюсь.

К нам шла группа людей, и я хотел убрать ее с дороги. Я подал сигнал, чтобы она знала, а затем положил руку ей на поясницу и подвел ее к стене. Билли прислонилась к ней плечом и повернулась ко мне.

— Что тебе нужно, Билли? — спросил я, когда искал ее глаза и не мог увидеть ответа.

— Объятия.

Я знаю лучше, черт возьми.

Мои пальцы снова сжались, зубы заскрежетали.

Прикосновение было тем, чего я хотел… и самым худшим для нас обоих.

Я глубоко вздохнул, отгоняя эти мысли, и потянулся вперед. Девушка упала на меня, как будто устала стоять и больше не могла этого делать ни секунды.

Ей не нужно было обнимать меня. Я брал весь её вес.

И я сделал это, когда она вцепилась руками мне в спину, а щекой прижалась к моей груди. Я чувствовал все, что было внутри этой девушки ― ее боль и печаль. Я хотел забрать это, удержать, чтобы она могла вернуться к своей жизни. И именно это пытался сделать, когда уткнулся лицом в ее шею, прижимаясь к ней со всей силой.

Мы так и замерли.

На несколько минут.

Пока я не услышал:

— Джаред, здесь вся моя семья, и я хочу, чтобы ты познакомился с ними.

Я предупредил себя, прежде чем обнять ее.

Теперь пришло время прислушаться.

Я выпрямил спину, оторвав лицо от ее шеи, и ослабил руки. Я подождал, пока она не почувствовала себя достаточно устойчиво, затем сделал несколько шагов назад и сказал:

— Мой водитель на улице. Мне нужно успеть на самолет.

Она нахмурила брови, она пристально смотрела в мои глаза.

— Ты не останешься? Ты… улетаешь сегодня вечером?

Я положил руку ей на другое плечо, на то же самое место, которое держал во время аварии, и постарался не позволить выражению ее лица повлиять на меня. Потому что, если бы я увидел боль в ее глазах, я бы никогда, бл*дь, не оставил ее.

— Помни, Билли… Возвращайся к своей жизни. Обещаю, это поможет.

Я должен уйти и не оглядываться.

И я так и сделал.

Но только на несколько секунд. Я должен был в последний раз посмотреть на это прекрасное лицо. Я надеялся, что мир снова увидит ее улыбку. Ту, которую я видел, когда она смотрела в окно самолета и на ее фотографии в кафе. Та, которая заслуживала того, чтобы сиять так чертовски ярко.

— Подожди, — прошептала она, когда я повернулся к ней спиной.

Я знал ее звуки и то, что они означали.

Не останавливаясь, двинулся к задней части бального зала и через коридор к выходу, где Тони припарковался у двери.

— Домой?

— Да, — ответил я, как только сел на свое место.

Но мои мысли были заняты зданием позади нас и девушкой, которую я только что оставил внутри.

ТРИДЦАТЬ

БИЛЛИ

Когда Джаред ушел из больницы, я была не в том настроении, чтобы понять, что происходит. Но теперь, когда я смотрела на его высокую, широкую спину, пока он шел по оживленному коридору, я знала, что это значит.

И я ненавидела это чувство.

Когда я была рядом с ним сегодня вечером, даже несмотря на то, что это было недолго, я не чувствовала тяжести аварии. Его присутствие заставило мою боль остановиться, но это заставило мою грудь сжаться так, что напомнило мне о прошлом ― когда я думала о нем только как о красивом соседе по креслу, а не как об одном из людей, которые спасли мне жизнь.

Теперь он ушел, и я не знала, увижу ли его когда-нибудь снова.

Один из пассажиров, с которым я разговаривала ранее, упомянул, что хочет собрать всех вместе в годовщину катастрофы. Я задалась вопросом, будет ли это следующим разом, когда мы встретимся, а затем усомнилась в том, что Джаред вообще будет присутствовать. Он явно был не из тех, кто любит групповые мероприятия. Он пропустил фотографии в самом начале и не вышел на сцену во время церемонии, когда все участники полета были признаны.

Как только он завернул за угол коридора, его макушка исчезла, пустота вернулась в мою грудь. Это было то же самое чувство, которое жило там в течение последнего месяца.

Та, которая не чувствовала себя похожей на меня. Я задавалась вопросом, было ли это побочным эффектом ситуации. Было ли это потому, что Джаред спас меня, или это было связано с чем-то большим.

Чем-то более тяжелым.

Как эмоции.

Не имея ни малейшего представления, я вздохнула и направилась обратно в бальный зал, моя потребность в воздухе ― причина, по которой я пришла сюда в первую очередь ― исчезла.

Не успела я сделать и нескольких шагов, как услышала, как отец спросил:

— С тобой все в порядке, дорогая?

Я подняла взгляд с пола и встретилась с его обеспокоенным лицом, что означало, что он пришел сюда, чтобы проверить меня.

Я обхватила его руку, прижавшись к его боку.

— Я в порядке, папа.

Моя семья не отходила от меня с момента аварии, и постоянно кто-то проверял, как я себя чувствую. Я ценила их усилия, но они просто не понимали, а я не могла им этого объяснить.

— Я столкнулась с Джаредом, — сказала я.

Он улыбнулся, и улыбка была такой теплой, что мне захотелось укутаться в нее.

— Где он? Я бы хотел поблагодарить этого человека за все, что он сделал для тебя.

Я пожала плечами.

— Ему пришлось уехать.

Каждый раз, когда я рассказывала эту историю, я говорила о Джареде. Он был самой большой частью этой истории, и я говорила всем, что он ― одна из главных причин, почему я жива. Это был не первый раз, когда мой отец говорил мне, что хочет поблагодарить Джареда. Идея была совершенно прекрасной. Но из-за того, что Джаред то появлялся, то исчезал, я просто не знала, случится ли это когда-нибудь.

Отец дотронулся рукой до моей щеки и большим пальцем провел по моему носу.

— Если ты хочешь, мы все тоже можем уйти. Все поймут. Мы пришли сюда только ради тебя.

Я повернулась лицом, уткнувшись в его ладонь. Неважно, сколько мне будет лет, я никогда не перестану это делать, и это никогда не перестанет быть приятным.

— Нет, папа, давай останемся. Это важно.

Это было завершение.

Для всех нас.

Я должна была смотреть на это именно так.

— Ты уверена?

Я кивнула и схватила его пальцы, которые были на моем лице, держа их, прежде чем я убрала их и пошла с ним туда, где стояла моя семья. Закуски лежали на тарелках. Фрикадельки, бараньи отбивные и чипсы с тунцом. И они чередовались между глотка́ми и укусами. Теперь, когда Элли ела за двоих, она дважды брала тарелки в руки.

Ни одна вещь, которую они клали в рот, не казалась мне вкусной.

Эта часть все еще не вернулась.

И я отчаянно хотела, чтобы она вернулась.

ТРИДЦАТЬ ОДИН

ДЖАРЕД

Я вошел через главный вестибюль Morgan Security, поздоровался с секретаршей и медленно направился в свой кабинет. Каждые несколько футов меня останавливал сотрудник, чтобы поговорить, и к тому времени, как я сел в свое кресло, мой кофе остыл. Я позвонил своему помощнику и попросил принести новый, пока ждал, когда включится мой компьютер.

После ввода ряда паролей я нажал на свою электронную почту. Там были сотни писем, ожидающих открытия. Только одно имело значение. Оно пришло около трех часов утра, и я проснулся, когда зажужжал телефон.

Я читал его столько раз, что знал наизусть.

Каждый раз я слышал это в ее голосе.

И с каждым разом она становилась все тише.

Как я уже упоминала в своем последнем письме, я была одним из пассажиров рейса 88, о котором вы недавно слышали в новостях. Приспосабливаться к жизни после катастрофы было чрезвычайно трудно, и я боюсь, что мое исцеление только началось. Несмотря на то, что я ранее просила продлить наш контракт, я пишу, чтобы сообщить вам, что я не смогу выполнить его так, как мы договорились.

Проще говоря, я просто не готова сесть в самолет и улететь.

Я понимаю, что поездка в ваш ресторан является обязательным условием, а ваше заведение находится слишком далеко, поэтому я хотела бы предложить другой вариант, прежде чем вы расторгнете наш контракт. В течение следующих нескольких недель я собираюсь запустить новую функцию, позволяющую ресторанам транслировать тридцатисекундные ролики на моих каналах в социальных сетях. Я прошу вас показать свою кухню и подготовку, демонстрации приготовления пищи, тарелки, свой персонал, столовую ― все, что вы можете вместить, не превышая лимит времени. С тем охватом, которым я обладаю, считаю, что это прекрасная возможность показать уникальную часть вашего бизнеса всемирной аудитории едоков.

Чтобы помочь вам принять решение, я приложила демографические данные по каждому из моих каналов и подробный отчет о вовлеченности и количестве кликов. Если это то, что вас интересует, я буду рада обсудить это более подробно или выслать пересмотренный контракт. Если вы хотите полностью отменить контракт, пожалуйста, дайте мне знать, и я вышлю вам соответствующую форму.

Пожалуйста, знайте, что это было нелегкое решение. Я посвятила свою жизнь этой работе, и я ничего так не хочу, как вернуться к ней, проедая свой путь по всему миру. Когда-нибудь, я надеюсь, это сбудется.

Noodles and Toodles,

Билли Пейдж.

— Вот, теплый, — сказала моя помощница.

Я оторвал взгляд от экрана, чтобы увидеть, как она ставит новый кофе на мой стол, прежде чем выйти из кабинета.

Я не хотел этого.

Ничто в этой кружке не могло улучшить ситуацию на моем экране. Билли боролась, и я видел это в каждом слове, кроме ее подписи и автографа, которые были сгенерированы автоматически. Она извинялась, когда в этом не было необходимости. Оправдывалась, когда ей не нужно было этого делать. Тяжесть самолета легла ей на спину. Весь ее мир словно разваливался на части, а она едва держалась.

Это была причина, по которой я мог помочь ей.

Я знал, каково это… лучше, чем кто-либо другой.

Но это означало протянуть руку помощи и провести с ней время, когда я целенаправленно держался в стороне.

«Боюсь, что мое исцеление только началось».

Эта строка продолжала привлекать мое внимание.

Я прочитал ее снова.

И снова.

Зная, что это будет одна из самых сложных вещей, которые я когда-либо делал, и, вероятно, о чем пожалею, я достал свой телефон, открыл новое текстовое поле и набрал номер в нижней части ее электронного письма.

Я: Давай встретимся за кофе.

Я положил сотовый рядом со своим столом и вернулся к компьютеру, просматривая входящие сообщения. Я уже писал свой первый ответ, когда пришло ее сообщение.

Билли: Кто это?

Я: Джаред.

Билли: Вау.

Я: Привет!

Билли: Откуда у тебя мой номер?

Я: Ты свободна сегодня днем?

Билли: Да.

Я: Я пришлю тебе адрес. Встретимся там в 3 часа.

Билли: Хорошо.

Билли: До скорого, Джаред.

ТРИДЦАТЬ ДВА

ХАНИ

ВЕСНА 1985

Хани собралась выйти замуж за Эндрю в субботу днем в середине марта, через три месяца после того, как он сделал ей предложение. Она решила провести церемонию на улице перед маяком, несмотря на то, что было немного прохладно. Пейзаж понравился им обоим, и это было идеальное место для обмена клятвами.

Утром в день свадьбы Хани надела простое белое платье с длинными рукавами, которое она нашла в магазине подержанных вещей в Бостоне за несколько выходных до этого. Эндрю был одет в темный костюм. И поскольку она хотела провести весь день со своим мужем, они вместе вышли из своей квартиры и сели на заднее сиденье лимузина, который Эндрю взял напрокат.

Когда они прибыли в парк, их ждали ближайшие родственники, Валентайн и лучший друг Эндрю. Поскольку они были единственными гостями, они как новая семья направились к маяку, и священник встал перед парой и начал свою речь.

Когда пришло время обмениваться кольцами, Хани не хотела надевать кольцо Эндрю на палец, который он делил со своей бывшей женой. Она хотела новую руку, новое место, новое воспоминание. Поэтому обручальное кольцо Эндрю было надето на правый палец.

Когда настала очередь Эндрю, он взял руку Хани, надел на нее сначала традиционное, а затем обручальное кольцо. Он не отпустил ее, достав еще одно, которое держал на кончике ее ногтя, медленно надел, остановившись, когда оно обхватило другую сторону ее бриллианта.

— Если это то, что я ношу на левой руке, — сказал он, — я хочу, чтобы у тебя было такое же.

Оно было меньше, тоньше, изящнее, чем отцовское, но золотую косу, переплетенную спереди, невозможно было перепутать.

Когда Хани подняла взгляд на мужа, в ее глазах стояли слезы.

— Я люблю его.

— Я люблю тебя.

Хани почувствовала, что краснеет, глядя на мужчину, за которого собиралась замуж. Мужчина, который вылечил ее, когда она испытывала невыносимую боль. Мужчина, который был верен ей с тех пор, как вошел в ее жизнь. Мужчина, который надел ей на палец не одно, а три кольца.

— Властью, данной мне, я объявляю вас мужем и женой, — сказал священник. — Вы можете поцеловать невесту.

— Навсегда, — прошептал ей Эндрю.

Хани улыбнулась, чувствуя, как улыбка доходит до ее глаз.

— Навсегда.

ТРИДЦАТЬ ТРИ

БИЛЛИ

Мои руки дрожали все четыре квартала до кофейни. Именно этим они и занимались с тех пор, как я получила сообщение от Джареда этим утром. Его сообщение пришло из ниоткуда, и я все еще не была уверена, что об этом думать. Но мысль о том, чтобы провести с ним время в обстановке, не связанной с аварией, породила эту тревожную энергию, которая пульсировала во мне весь день.

Когда я вошла в дверь магазина, сразу же заметила его. Он сидел в углу за маленьким столиком, лицом к входу, спиной к стене.

Наши взгляды встретились.

Трепет в моей груди присутствовал, но к нему добавилось спокойствие, которого я не чувствовала, когда была с Элли или со своей семьей. Это было то, что я чувствовала только когда была с ним.

Под его пристальным взглядом я направилась к столу. Джаред встал, когда я подошла ближе, и шагнул вперед, встретив меня у моего стула. Мы одновременно потянулись друг к другу.

— Привет, — тихо сказала я, обхватив его шею руками.

Это объятие отличалось от того, что было в коридоре. Оно было короче, и он не так крепко сжимал меня. Как только я почувствовала себя комфортно в его объятиях, он отстранился.

— Спасибо, что пришла, — сказал Джаред, когда я села на сиденье напротив него.

Его глаза сузились. Я чувствовала, что он видит все до самого моего живота, и задавалась вопросом, видел ли он аварию ― кровь, покрывшую нас, крики, вырвавшиеся из моего рта, ощущение моих рук, вцепившихся в него.

Или, может быть, когда он смотрел на меня, он просто видел меня.

Не отрывая взгляда, Джаред поднял руку и позвал:

— Сью? — Через несколько секунд к столу подошла женщина. — Ты не могла бы принести моей подруге Билли кофе?

— Что тебе принести? — спросила она меня.

Каждый заказ кофе, который я когда-либо делала, был мешаниной слов в моей голове.

— Я возьму все, что угодно, только не слишком сладкое.

Он подождал, пока она уйдет, прежде чем сказал:

— Прошло несколько дней с тех пор, как я видел тебя. Как у тебя дела?

Снова оказаться в его присутствии было почти невыносимо, особенно после того, как я подумала, что этого не произойдет еще долго, если вообще когда-нибудь произойдет.

У меня не было ответа, поэтому я посмотрела в окно. Мимо проходили люди. Все они двигались так быстро.

А я… все еще нет.

— Я должна быть в Вегасе сегодня вечером. — Я сглотнула и снова посмотрела на него. — Я отменила рейс и контракт. — Мое горло сжалось. — Я сегодня отменила много контрактов.

— Почему?

Я пожала плечами, от этого движения по моей щеке скатилась капля. Я стерла ее, даже не зная, когда она образовалась.

— Я предоставила своим клиентам возможность выбора. Некоторые приняли это, другие ― нет.

Джаред ответил не сразу.

— Потому что ты не можешь лететь к ним.

Я кивнула.

— Я знаю, что это управляет мной. Знаю, что позволяю этому победить, но… я просто не могу.

Я говорила об этом со своим психотерапевтом, со своей семьей и Элли.

Разговоры помогли.

Но это не избавило меня от этого.

Официантка вернулась к нашему столику, поставив передо мной кофе. Я поблагодарила ее и обхватила его руками.

— Как у тебя дела? — спросила я его, как только она ушла.

— Мне трудно заснуть, но я в порядке.

Джаред не выглядел худее, чем когда я его встретила. Он не был пьян или растрепан. Все, что я могла видеть, ― это мешки у него под глазами. Он справлялся с этим, и это вдохновляло.

— Какая часть не дает тебе уснуть?

Он потянулся к бороде, расчесывая волосы.

— Тишина.

— Когда это произошло? — Я посмотрела ему в глаза.

Громкость ― это все, что я помнила. Смесь болезненных звуков, от которых мне до сих пор хотелось закрыть уши.

— В момент после крушения, когда самолет перестал двигаться. — Он наклонился вперед, скрестив руки на столе. — В тот момент, когда я узнал, что ты жива.

Я не знала, что сказать.

Я буквально потеряла дар речи.

Если бы мой разум действительно отправился туда, я не знала, что случилось бы с моим сердцем, поэтому избегала этого и спросила:

— Как ты летаешь? Потому что я не могу свыкнуться с этим.

— Я же говорил тебе, ты должна вернуться к своей жизни, к своей работе и оставаться занятой. Только так все станет лучше.

Я пыталась сделать все это.

Но о полетах не могло быть и речи.

Джаред оставался в том же положении, его пальцы касались его кружки, когда он спросил:

— Что тебя пугает?

Я много думала об этом, и я обсуждала это на терапии.

По крайней мере, раз в день я пыталась представить себя в аэропорту Кеннеди, пакетик «Твиззлерс» в сумочке, кофе в руке. Я представляла, как вхожу в самолет и устраиваюсь поудобнее в своем кресле.

В ту секунду, когда я садилась, начиналась паника, и я прекращала упражнение.

Каждый раз.

— Что это случится снова, ― призналась я.

— Не пережив этого во второй раз…

Я покачала головой сильнее, чем нужно.

— Я не хочу узнавать.

— Я собираюсь поднять тебя в воздух.

В груди затрепетало. Нетак, как я испытывала, когда видела его. Это было то, что сжимало мое сердце и не отпускало.

— Мы полетим куда-нибудь поближе. Нантакет, Мартас-Виньярд, Сисайд-Хайтс ― что-нибудь из этого. Поужинаем и полетим обратно в город.

— На Мартас-Виньярд есть перуанский ресторан под названием Selva, — сказала я ему. — Один из лучших, где я когда-либо была. Их севиче ― это… — Я ждала, когда мой желудок заурчит, чтобы почувствовать пронзительную боль голода. Но ничего не было. — Это просто невероятно.

— Вот куда мы пойдем.

Я больше ничего не хотела.

Но вместо этого сказала:

— Я не могу.

— Не сейчас, но скоро ты это сделаешь.

Я задумалась, был ли сегодняшний день началом обратного отсчета или рейс восемьдесят восемь был последним самолетом, на котором я когда-либо была.

ТРИДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ

ДЖАРЕД

Сидя напротив Билли в кафе, я наблюдал, как она борется со своими эмоциями. С тех пор, как она приехала, были и слезы, и молчание, и даже момент, когда я видел, как она боролась с улыбкой, которая в итоге так и не вышла. И все это время она была такой честной. Она не приукрашивала свои чувства и не пыталась их скрыть.

Ее откровенность поможет ей пройти через это; ей просто нужно больше времени, чтобы вылечиться.

— Я боюсь, что мы поднимемся в воздух, — сказала она, — и я полностью потеряю контроль, устроив сцену, чтобы пилот развернулся.

— Этого не произойдет.

— Откуда ты знаешь?

Я наклонился еще ближе, как можно ближе к столу, не двигая стулом.

— Потому что ты будешь со мной.

Я видел, как это поразило ее, а затем увидел, как она попыталась отмахнуться от этого.

Господи Иисусе.

Даже если это была правда, мне нужно было быть более осторожным с моими ответами.

— Моя работа требует, чтобы я летала каждую неделю, — сказала она. — Я не могу положить тебя в карман и вытаскивать каждый раз, когда чувствую, что у меня будет приступ паники.

В ее тоне не было сарказма. Вот как выглядел настоящий страх.

— Я хочу тебе кое-что сказать… — Я посмотрел мимо нее на стойку, где стояла Сью, а затем снова на девушку, чьи затравленные глаза были так похожи на мои. — Женщина, которая разносит кофе, два года назад потеряла сына от лейкемии. Ему было четыре года. — В ее выражении лица произошел сдвиг, и это было то, чего я добивался. — Женщина, которая работает на кухне ― сестра Сью. Около года назад ее муж избил ее до полусмерти. Она остается в подсобке, потому что ей нужно сделать еще несколько операций на лице, и она не хочет, чтобы кто-то это видел.

— Боже мой.

— Причина, по которой я говорю тебе это, заключается в том, что они выжили, когда думали, что не выживут. Я знаю, что это то, о чем ты каждый божий день спрашиваешь, справишься ли ты с этим, и я обещаю тебе, что ты справишься. Ты переживешь это, Билли.

Она повернула свою чашку по кругу, как будто это был бокал с вином.

— Почему ты хочешь помочь мне, Джаред?

Я выдержал ее взгляд и сказал:

— Потому что могу. — А затем отодвинул свой стул, зная, что, если я посмотрю на часы, они скажут мне, что пора идти. — Мне очень жаль, но мне нужно успеть на самолет.

Я видел, как Билли напряглась при упоминании об этом.

Я сделал последний глоток кофе, поставил его на стол и встал.

— Увидимся, когда я вернусь.

— Увидимся?

Я придвинулся к ее стулу и положил руку на ее плечо, на слабые синяки где-то под одеждой.

— Как еще я смогу посадить тебя на самолет? — Я ждал улыбки. Ее не было. — Останься, допей свой напиток. Я попрошу Сью прислать тыквенный кекс, она делает его лучше всех.

— Я только что поела, — прошептала она, — но спасибо.

Я вышел из кафе, зная, что это был первый раз, когда Билли солгала мне.

ТРИДЦАТЬ ПЯТЬ

ХАНИ

ЛЕТО 1985

В их трехмесячную годовщину Эндрю пригласил Хани на ужин.

Это был не тот случай, который они планировали отпраздновать. Хани даже не была уверена, что он вернется из больницы до закрытия ресторанов. Но когда он вошел в их парадную дверь около восьми вечера и заключил жену в объятия, они оба предложили поужинать в одно и то же время.

Они выбрали итальянский ресторан, который находился в квартале от их квартиры, и как только закончили десерт, Эндрю потянулся через стол и положил свою руку на ее.

— Я хочу поговорить с тобой кое о чем.

Хани чувствовала, что это произойдет. Это было чувство, которое она испытала в тот момент, когда он обнял ее после работы. Она задавалась вопросом, смог ли он почувствовать то же самое от нее, так как было что-то, что она тоже хотела обсудить с ним.

— Ты можешь рассказать мне все, что угодно, — сказала она, проведя большим пальцем по его запястью. — Ты это знаешь.

Эндрю не стал говорить об этом прямо. Вместо этого он несколько секунд пристально смотрел на нее, отчего ее лицо потеплело, а тело задрожало. И когда предвкушение нарастало в ней, он обронил:

— Дорогая, я готов стать отцом.

Тепло от ее щек струилось по шее и уходило в живот ― место, за которым она наблюдала с тех пор, как они поженились. Не потому, что там был ребенок, а потому, что ей хотелось, чтобы он там был.

— Эндрю, — прошептала она, чувствуя, как щекотка переходит на заднюю стенку ее рта, — я не хочу ничего, кроме как стать матерью. — Эмоции, застрявшие в ее горле, не позволили ей говорить громче.

Прекращение приема противозачаточных средств было тем разговором, который она хотела провести со своим мужем, поэтому была в шоке от того, что он затронул эту тему. В то же время, услышав, что они оба готовы и хотят стать родителями, она была очень рада. Хани всегда знала, что Эндрю хочет детей. Когда они обсуждали их в прошлом, они никогда не упоминали о сроках, только о своем желании иметь больше одного. Теперь, когда они поженились, Хани начала чувствовать себя по-другому, и, очевидно, Эндрю тоже.

Хани сжала его руку и прошептала через стол:

— Малыш. — Она позволила этому слову застыть между ними, и момент разворачивался более прекрасно, чем она могла себе представить. — Ты сделал меня невероятно счастливой.

— Иди сюда. — Он улыбнулся своей озорной ухмылкой.

Хани встала со стула и подошла к Эндрю со стороны стола. И, как будто они были единственными людьми в ресторане, забралась к нему на колени, обвив руками его шею.

— Я так сильно тебя люблю, — сказала она ему на ухо и улыбнулась, когда он ответил ей тем же. Обнимая его, Хани чувствовала, как колотится его сердце, и его желание затвердело под ней, нагревая ее кожу, которая и без того была такой горячей. — Эндрю… — выдохнула она, крепче сжимая его. — Пора возвращаться домой.

ТРИДЦАТЬ ШЕСТЬ

БИЛЛИ

Я как раз занималась монтажом видео для нового клиента, когда на мой телефон пришло сообщение. Оторвав взгляд от компьютера, я проверила свой телефон и увидела на экране имя Джареда.

Джаред: Поужинаем завтра вечером?

В кафе он сказал мне, что свяжется со мной, когда вернется из поездки. Я была рада этому, и мое тело откликнулось, наполнившись нервной энергией.

Я: С удовольствием.

Джаред: Планируй на 8. Я пришлю тебе адрес завтра.

Я: Как прошла твоя поездка?

Появилась фотография чугунной сковороды, в центре которой лежал идеальный кусок рыбы, дополненный порезанным разноцветным картофелем и ассорти из корнеплодов. Он не был похож на человека, который фотографирует свою еду. Насколько я могла судить, у него даже не было личных аккаунтов в социальных сетях. Поэтому у меня возникло ощущение, что он сделал фотографию специально для меня. Я зашла в свои эмодзи и выбрала лицо с глазами-сердцами, отправив его первым, прежде чем набрать сообщение.

Я: Выглядит аппетитно.

Джаред: Так и есть. Увидимся завтра, Билли.

Я продолжала смотреть на экран, зная, что мне нужно как можно скорее отредактировать видео клиента, чтобы оно было одобрено и загружено вовремя.

Но я просто не могла вернуться к этому. Я была слишком сосредоточена на сообщении Джареда, на фотографии, на идее встретиться с ним завтра за ужином. Я все еще не знала, почему он хочет помочь мне, а когда спросила, он не дал мне ответа. На данный момент я решила, что это не имеет значения. Я бы приняла все, что он готов был дать, лишь бы провести с ним больше времени.

Я знала, что Элли понравится эта идея. Она была в восторге, когда узнала, что мы пошли выпить кофе. Как только я расскажу ей об ужине, она сделает из этого большой спектакль. На самом деле время было идеальным. Прошло несколько дней с тех пор, как мы с ней виделись, так что мы в любом случае давно собирались навестить друг друга.

Я снова взяла телефон и начал набирать текст.

Я: Завтра вечером я ужинаю с Джаредом.

Элли: Я знала, что не зря люблю этого человека.

Я: Тебе просто нравится, что я иду есть.

Элли: Тебе лучше поесть…

Я: Поверь мне, я хочу этого. Мысль о том, чтобы быть там с ним и пастись, как эта птица, в которую я превратилась, заставляет меня хотеть умереть.

Элли: Бокал вина перед отъездом. Не подлежит обсуждению.

Элли: Что ты собираешься надеть?

Я: Одежду.

Элли: Не заставляй мою беременную задницу приходить туда и одевать тебя.

Я: Ты еще даже не пришла.

Элли: Увидимся через час.

Я: Это было легко.;)

***

— Вот эта, — сказала Элли, садясь на край моей кровати. — Это моя любимая на сегодняшний день.

Я стояла перед зеркалом в наряде, который она настояла, чтобы я примерила. Благодаря весу, сброшенному после аварии, я теперь была в своей узкой одежде. Это была часть моего шкафа, в которую я не заглядывала уже много лет.

Я ела. Я просто ела не так, как я ранняя.

Тем не менее, с каждым днем я становилась все сильнее, засыпала немного легче, чувствуя, как туман в голове начинает рассеиваться.

— Что ты об этом думаешь? — спросила Элли с моей кровати. — Есть ли у нас победитель?

Я опустила взгляд на свое тело, прежде чем посмотреть на нее.

— Верх очень низкий.

— Я не думаю, что он достаточно низкий.

Я снова повернулась к зеркалу, зная, что она, вероятно, заставила бы меня надеть нижнее белье, если бы могла.

— Я просто не хочу послать неверный сигнал.

— Билли, глаза Джареда будут устремлены на тебя независимо от того, что ты наденешь.

Каждый раз, когда она вспоминала о нем, мое лицо теплело.

— Не говори так… он может быть женат.

— Мы обе знаем, что он не женат.

— Мы ничего не знаем, — поправила я ее.

Она положила руки на бедра.

— Ну, я все знаю, и я говорю тебе, что он не женатый мужчина.

Помимо отсутствия присутствия в социальных сетях, поиск в Интернете не выявил никакой личной информации о нем. Он не носил кольца, но многие мужчины их не носили.

Поскольку не было причин спорить об этом, я бросила последний взгляд на себя, поворачиваясь, чтобы увидеть каждую деталь.

— Оно в списке «возможно», но мне оно очень нравится.

— Значит, это «да».

Я пошла в свой шкаф, повесила одежду и натянула штаны для йоги и майку, которые были на мне раньше. Когда я присоединилась к ней на кровати, Элли ела пакет с липкой красной рыбой, которую протянула мне. Я вынула две, откусывая первую.

— Что у тебя на уме?

Я подняла взгляд, не понимая, что смотрела в пол.

— Он. — Даже если бы я попыталась скрыть это, она бы увидела меня насквозь. — У меня сейчас голова идет кругом.

— Я могу сказать, — ответила она. — И могу сказать, что у тебя есть чувства к нему.

— Элли… — Моя грудь начала сжиматься.

— Послушай меня, — сказала она, отложив конфету и положив другую руку мне на плечо. — Я хочу на секунду отложить в сторону супружеские дела и сосредоточиться на тебе. — Ее хватка усилилась. — Ты относишься ко всему, как к рецепту, Билли. Но ты не сможешь разгадать ингредиенты этого рецепта.

Я вздохнула.

— Я боялась этого.

— Перестань пытаться решить все это в своей голове и просто позволь этому случиться.

Несколько глубоких вдохов вошло и вышло из моей груди.

— Я постараюсь.

— Тебе лучше позвонить мне, как только вернешься домой… даже если это будет только на следующее утро.

Я не могла не рассмеяться над ее выражением лица.

— Тебе всегда нужно переходить на новый уровень, не так ли?

— Вот почему я твоя лучшая подруга, сучка.

ТРИДЦАТЬ СЕМЬ

ДЖАРЕД

Французский ресторан, который я выбрал, находился в трех кварталах от квартиры Билли. Я знал, что это заведение ей нравится; она посетила его около года назад и дала ему пять лапш, что было ее наивысшей оценкой, которую она давала нечасто.

Столик, который я заказал, был в дальнем углу, и я пришел пораньше, чтобы занять его раньше нее. Я хотел увидеть, как она войдет, и через несколько минут ожидания это произошло. Я сцепил руки под столом и делал все возможное, чтобы сохранить спокойствие, наблюдая за ее перемещениями по залу.

Билли Пейдж была все красивее с каждым разом, когда я ее видел.

Сегодня вечером она была исключительной.

— Привет, — сказала она, подходя ко мне.

Прошла примерно неделя, но в ее глазах была разница. Легкость, которая была до аварии, но которую я не замечал с тех пор.

До сих пор.

— Добрый вечер. — Я встал и наклонился вперед, обхватив ее рукой за спину и притянув к себе. Близость передала мне ее запах, и я на секунду закрыл глаза, глотая воздух с ароматом Билли. Затем почувствовал, как ее волосы коснулись моего подбородка, как ее пальцы вцепились в мою спину, и понял, что пришло время отстраниться.

— Привет, — ответила она и сняла пиджак, обнажив плечи. Рубашка, которую она надела, обтягивала только талию и заканчивалась под грудью.

К тому времени, как ее пальто висело на спинке стула, мой взгляд вернулся к ее лицу.

Билли похудела, но изменения были едва заметными, что говорило о том, что она тоже немного поправилась.

Мне нравилось, что она более фигуристая.

Хотя у меня не должно быть никаких предпочтений, черт возьми.

— Спасибо за приглашение. — Она сидела, обводя взглядом комнату. — Я давно здесь не была, но это любимое место.

Официант был уже у нашего столика и показывал мне бутылку Каберне совиньон, которую я заказал перед приходом Билли. Я подождал дегустации, покрутил его во рту и одобрительно кивнул. Оба наших бокала были наполнены, прежде чем мы снова остались одни.

— За вкусный ужин. — Я поднял бокал в воздух.

Темный макияж делал ее глаза более зелеными, а взгляд ― более пристальным.

— Твое здоровье.

Наши бокалы звякнули, и я взял бокал, наблюдая, как она делает то же самое, пока я открываю свое меню.

— Что вкусного?

— Их улитки просто божественны, — сказала она. — Так же, как и утка, и жареные перепела. Будет плохо, если ты уйдешь отсюда, не попробовав их крок-месье.

— Продано. — Я закрыл большую книгу в кожаном переплете и подозвал официанта. — Мы начнем с улиток и крок-месье. Затем утка и перепелка. — Я взглянул на Билли. — Может, добавить что-нибудь еще?

Она передала свое меню официанту и ответила:

— Нет.

Теперь, когда ее руки были свободны, Билли, казалось, не знала, что с ними делать.

Чтобы отвлечь ее, я наклонился ближе, сжимая свой бокал с вином.

— Следующий выбор за тобой. — Она ничего не сказала, поэтому я добавил: — Это не обязательно должен быть ресторан. Мы можем встретиться где угодно. Я просто хочу, чтобы это было место, где ты будешь чувствовать себя наиболее комфортно.

Она взяла кусок хлеба из корзины, отломила уголок и положила его в рот.

— Могу я тебя кое о чем спросить?

Я кивнул.

Краска залила ее щеки, и она сделала паузу на несколько секунд.

— Есть ли у тебя жена, которая очень расстроится из-за этих встреч?

Я не засмеялся. Я не хотел смущать ее. Это был справедливый вопрос, и я мог сказать, что ей было тяжело об этом говорить. Просто от нее это звучало чертовски мило.

— У меня нет жены, Билли.

— А была ли она когда-нибудь?

Крутя в руке бокал, я смотрел, как клубится темное вино.

— Нет.

— Дети? — Мой взгляд вернулся к ней, и она добавила: — Я перестану мучить тебя, обещаю.

Я мог понять, почему ей было легче говорить обо мне.

Просто это была не та тема, на которой мы собирались задерживаться надолго.

— Нет.

Она выдохнула и сказала:

— Хорошо.

Я потянулся к корзине с хлебом и достал небольшой багет.

— Расскажи мне о первом ресторане, за обзор которого тебе заплатили.

Она поерзала на стуле, и я снова почувствовал ее запах. Это напомнило мне о том, как я впервые почувствовал ее запах в самолете: в нем была такая сладость, аромат сливочного масла. Ее взгляд встретился с моим, и я сжал руки под столом, потому что…

Даже через ее боль я все еще мог видеть ее огонь.

ТРИДЦАТЬ ВОСЕМЬ

БИЛЛИ

— Ты даже не представляешь, как ужасно все прошло, — сказала я Джареду, рассказывая ему о первом ресторане, за обзор которого мне заплатили. — Я была на кухне, стояла рядом с одним из лучших шеф-поваров Майами. Я так нервничала, что задела локтем ручку сковороды, и горячее масло вылилось в газ. — Я рассмеялась, теперь я могу, но тогда мне было не до смеха. — Они потушили огонь до того, как вся кухня загорелась, но пожарным все равно пришлось приехать. Это один из самых неловких моментов в моей жизни. — Мое лицо пылало, и я знала, что пристальный взгляд Джареда имеет к этому самое непосредственное отношение. — Когда я уезжала, я обещала прислать ящик вина из его любимого региона. Излишне говорить, что шеф-повар не заплатил за отзыв, который я ему дала.

Джаред улыбнулся.

Это был первый раз, когда я видела, как он это делает, и это было прекрасно.

— Какое вино он выбрал?

Я подождала, пока мой смех немного утихнет, чтобы ответить:

— Не выбрал. Он сказал мне, что то же самое произошло с ним сразу после окончания кулинарной школы, и сказал, что это был обряд посвящения. Теперь, когда я бываю в Майами, я заезжаю к нему. Мы с ним и его мужем стали хорошими друзьями.

— Хорошая концовка.

Я кивнула.

— Твоя очередь. Расскажи мне о своем самом постыдном опыте.

Он откинулся на стуле, скрестив руки.

— Не знаю, как насчет самого постыдного, но у меня есть несколько действительно запоминающихся.

Прожевав кусочек хлеба, я прикрыла рот тыльной стороной ладони.

— Какой из них твой любимый?

Он покачал головой, его щеки слегка покраснели.

— Я принимал роды.

— Ты шутишь.

Выражение, которое появилось на его лице, проникло мне в грудь и сжало каждое покалывание, которое уже пульсировало.

— Я летел на частном самолете клиента, и у его жены начались роды вскоре после взлета.

Доедая свой кусок хлеба, я взяла в руки бокал вина и сказала:

— Расскажи мне все.

— Она была на таком большом сроке, что ей нельзя было лететь, но я этого не знал. Так что мы даже не успели пролететь через облака, как у нее отошли воды. — Он провел рукой по своей бороде, его ухмылка ничуть не утихла. — Пока пилот пытался поднять нас на высоту, где можно было бы развернуться, ребенок начал появляться.

— На борту был врач? — Когда он рассмеялся, я сразу поняла ответ. — Значит, ты играл в доктора.

— Это не тот титул, который я когда-либо захочу повторить, но да, так все и было, и я понятия не имел, что делаю.

Я прижала стакан к груди, отпив из него.

— Но ты разобрался?

Он снова засмеялся.

— Когда мы приземлились, у нее на руках был ребенок.

— А ты?

Он вздохнул.

— Все еще пытаюсь прийти в себя.

— О, боже. — Я так сильно смеялась; в моих глазах стояли слезы. — Я могу себе это представить.

Вскоре Джаред издавал те же звуки, что и я, и я не могла насытиться этим шумом.

Я чувствовала то же самое по отношению к его лицу. Верхняя часть его щек, где не было щетины, была еще более румяной, чем раньше, глаза прищурены, морщины на лбу стали глубже, чем обычно.

Мне нравился веселый Джаред.

И мы все еще смеялись, когда официантка подошла к нашему столику, чтобы принести улитки и крок-месье.

Он обмакнул кусок хлеба в одну из крошечных мисочек, зачерпнув сверху улитку. Я смотрела, как она попадает ему в рот, и представляла себе масло и чеснок, плотную текстуру мяса.

— Вкусно?

— Вкусно. — Он снова потянулся вперед, на этот раз с вилкой и ножом, и начал разрезать жареный сэндвич. Когда бутерброд был разрезан на несколько ломтиков, он взял крайний кусок и откусил половину. — Вау.

— Они делают лучшее. — Я взяла другой конец в руку и откусила уголок. Масло было первым ароматом, который поразил меня, настолько насыщенным, что грубый хлеб стал крошиться во рту. Затем последовала сладкая ветчина, прослоенная грюйером, и оба они были как раз той мягкости, которая была необходима всей комбинации.

Вкус был настолько аппетитным, что я, наверное, съела бы весь кусок.

Одна мысль об этом заставила меня улыбнуться.

— Ты выбрал идеальное место, — мягко сказала я.

— Приятно видеть тебя счастливой, Билли. — Прежде чем я успела обдумать этот комментарий, он продолжил: — Расскажи мне о лучшей еде, которую ты когда-либо ела.

— Меня постоянно спрашивают об этом, и я всегда отвечаю, что не могу выбрать что-то одно. — Я проглотила остаток сэндвича и вытерла рот. — Но у меня есть любимое блюдо. Я просто не хочу делиться им с общественностью, потому что это такое особенное место, что я хочу, чтобы оно было только для меня.

Джаред поднял взгляд от своего куска хлеба, шоколад его глаз был таким темным, когда он смотрел на меня сквозь ресницы.

— Ты должна мне сказать.

Я улыбнулась, поднимая свой бокал с вином.

— Несколько лет назад мы с моей лучшей подругой поехали в Венецию, Италию. В тот вечер, когда мы приехали, я спросила консьержа, куда он поведет своего дедушку ужинать. К сведению, я задаю этот вопрос в каждом отеле, в котором останавливаюсь, и в среднем рекомендации обычно бывают превосходными. Консьерж достал лист бумаги и нарисовал мне карту, и этот ресторан оказался лучшим ужином за всю мою жизнь.

У него во рту был кусок хлеба, когда он спросил:

— Что ты ела?

— Я не знаю. — Я рассмеялась, осознав, как нелепо это прозвучало. — Там не было меню. Снаружи не было даже вывески, только старая, обветренная розовая дверь с золотой цифрой девять в центре. Там было всего несколько столиков и один официант, интерьер был аутентичным во всех отношениях. Официант спросил, какого цвета вино мы хотим, а потом начали приносить еду. — Я отпила из своего бокала, смакуя тяжесть, прежде чем проглотить. — Это было блюдо за блюдом ― ризотто, паста, мясо. Они были просто неописуемы, и это говорит девушка, которая зарабатывает на жизнь описанием деталей.

— Я должен туда попасть.

Я потянулась к своей сумочке и достала телефон, прокручивая фотографии, пока не нашла ту, которую искала.

— Это карта. — Я протянула ему свой телефон и смотрела, как он смотрит на экран, из-за его больших рук телефон казался таким маленьким. Джаред нажал несколько кнопок, и у меня возникло ощущение, что он отправляет себе фотографию. — Надеюсь, однажды ты сможешь ощутить магию этого ресторана.

— Ты заставляешь меня прямо сейчас захотеть сесть на самолет.

Я рассмеялась, и на этот раз не так, как в предыдущие.

— Я восхищаюсь твоей способностью двигаться дальше и тем, как ты не позволяешь страху остановить тебя. — Я не хотела, чтобы наш разговор возвращался к аварии или каким-либо воспоминаниям, связанным с ней, поэтому полностью сменила тему: — Где ты учился, Джаред?

— В Орегонском университете.

Я ожидала школу с отличной футбольной командой, исходя из того, как он основал свою компанию. Я просто не думала, что он будет учиться в колледже, который находится так далеко.

— Как ты оказался в Нью-Йорке?

— Я проводил здесь много времени в течение многих лет и хорошо знал город. Когда решил сойти с дороги и припарковаться, мне показалось, что это самое подходящее место.

— Не жалеешь?

Он вздохнул, и я не была уверена, что означает этот звук.

— О Нью-Йорке? Нет.

— Ну тогда как насчет жизни?

Его руки были свободны, и он обхватил ими свое вино.

— Я бы солгал, если бы сказал «нет».

— Я тоже, но ты хочешь услышать что-то ужасающее? — Когда он кивнул, я глубоко вздохнула. — Я должна поверить, что посадка в самолет не была одной из них.

***

После того как официантка убрала все блюда, она вернулась к нашему столику и спросила:

— Десерт?

Я схватилась за живот и покачала головой.

— Я не могу, но ужин был таким же потрясающим, как я и запомнила.

— Спасибо. — Она посмотрела на Джареда, который сделал ей такой же жест, а потом она ушла.

Мой взгляд вернулся к нему, и я спросила:

— Ты завтра уезжаешь?

— Я дома на несколько недель.

— Это необычно?

Джаред пожал плечами, не сводя с меня глаз.

— Зависит от обстоятельств. Но когда я еду, стараюсь сделать сразу несколько остановок, чтобы у меня было больше времени дома.

— Я делаю то же самое. — Меня поразило, как легко я ответила, но это больше не относится к делу, что заставило меня уточнить: — Делала, я имею в виду.

Официантка вернулась и положила на стол чек, который Джаред взял. Сунув свою кредитную карту в кожаный кошелек, он протянул его ей.

— Ты снова будешь.

— Ты всегда так говоришь.

Его брови сошлись.

— Потому что я это имею в виду.

Серьезность в его глазах вернулась, его тон был таким же сильным.

Он хотел, чтобы я поверила ему.

Я не хотела ничего больше.

— Спасибо за ужин. Тебе не обязательно было угощать меня, но я ценю это.

Официантка протянула ему чек, и он поднял взгляд, подписав свое имя.

— Мне было очень приятно.

Все вокруг уже было таким теплым. Но когда он улыбнулся, вдруг стало жарко.

— Готова?

Я кивнула и встала со стула. Его рука едва касалась моей поясницы, когда Джаред проводил меня через зал и на улицу.

— Где ты живешь? — спросил он, когда мы вышли на тротуар.

Я указала направо.

— Три квартала в ту сторону.

— Я провожу тебя.

Было прохладно, и я плотнее закуталась в куртку.

— Тебе не нужно этого делать. Я буду в порядке…

— Билли…

Это было то, как он произнес мое имя. Так защищающе, доминирующе, как будто я была глупа, что даже сомневалась в нем в этот момент.

Я повернулась в том же направлении, что и он, и мы начали идти.

Пройдя несколько шагов, я нарушила молчание:

— Должна сказать, очень приятно, что ты гурман, и тебе нравится об этом говорить.

Его взгляд встретился с моим, а затем сфокусировался на тротуаре.

— Очевидно, я могу обсуждать это бесконечно. Я просто ценю того, кто не устает от этого.

— Чем старше я становлюсь, тем больше мне нравится еда.

— И сколько же тебе лет?

Я немного покопалась в себе за ужином. Теперь не было причин останавливаться.

— Сорок семь, что чертовски много по сравнению с тобой.

Это был интересный ответ.

Я задумалась и держалась за него, пока двигалась в другом направлении, чтобы избежать новых людей. Джаред шел рядом со мной, его рука все еще лежала у меня на спине.

Вместо того чтобы обратиться к нему, я указала на здание впереди.

— Это мое.

Джаред не проследил за моим пальцем; его внимание осталось на моем лице. И он смотрел на меня таким глубоким и напряженным взглядом, что я не чувствовала земли под собой. Прежде чем упасть, я перевела взгляд на тротуар, пока мы не оказались в нескольких футах от моего подъезда.

В животе у меня все сжалось и затрепетало, и я остановилась. Джаред был всего на расстоянии вытянутой руки.

— Спасибо, что проводил меня домой. — Я потерла пальцами друг о друга, пытаясь выместить часть нервной энергии. — И за все.

— Скажи мне, что ты готова.

Я ждала, не скажет ли он еще что-нибудь.

— Готов… — И тут до меня дошло, мои руки сжались в кулаки. — Нет, я не готова.

— Тогда, похоже, нам придется встретиться снова.

Он не собирался останавливаться, пока я не скажу «да».

Я не знала, делает ли это его самым замечательным мужчиной или самым страшным. Я просто знала, что он просит меня посмотреть в лицо своему страху, а я еще не могла с этим справиться.

— Как насчет четверга? — спросил он. — Помни, это твой выбор.

Это было через пять дней.

Мне не нужно было искать.

— Я что-нибудь придумаю и напишу тебе.

Каждый проезжающий свет фар мелькал на его лице. Мне не нужно было напоминание, я и так знала, насколько он красив. Какой он зрелый и заботливый, в том возрасте, который я находила таким привлекательным, даже если он был старше меня на семнадцать лет.

— Спокойной ночи, Билли.

— Спокойной ночи, — сказала я, потянулась вперед и обвила руками его шею.

Его руки сильнее прижались к моей пояснице, и я крепко зажмурилась. Несмотря на то, что я не была маленькой, я чувствовала себя такой, прижавшись к нему. В тот момент, когда уже привыкала к ощущениям его тела, находила бухту, где мне было в самый раз, он отступил назад.

При этом мои руки упали ему на грудь, и Джаред остановился, так что они остались на этом месте.

Он посмотрел на них, а затем снова на мое лицо.

— Билли…

Его голос был таким тихим, что заставил меня следить за его ртом. Я уже знала это. Каждое движение. Я даже могла догадаться, на что это похоже. Но все равно смотрела.

И когда я поняла, что он должен быть на мне, мой взгляд поднялся к его глазам, и я сказала:

— Ты можешь поцеловать меня, Джаред. — Мое сердце билось так сильно, что я удивилась, что вообще смогла произнести какие-то слова.

Его выдох был глубоким, почти диким.

— Билли… — повторил он, но на этот раз более жестко. — Послушай меня.

Я не знала, что его руки все еще были на мне, но чувствовала их на своей спине.

— Я хочу помочь тебе пройти через это, а то, что я поцелую тебя, — его взгляд опустился, и мой желудок тоже, — только усложнит ситуацию и сделает ее грязной, как ад, между нами. — Он поднял руки и притронулся к моему подбородку, удерживая его. — Давай поработаем над тем, чтобы вернуть прежнюю Билли.

Он хотел сделать меня лучше.

И поэтому у меня не было слов.

Все, что у меня было, это эмоции ― в груди, в горле, в сердце. Они вихрились, метались туда-сюда. Круг, который двигался так быстро, что я не могла удержаться.

— Напиши мне, когда решишь насчет следующей недели.

— Хорошо, — ответила я, прежде чем добавить: — Спокойной ночи. — А затем отступила назад, мои руки упали с его груди, а его пальцы ― с моего подбородка.

Я подошла к двери. Помахала брелком перед считывающим устройством и вошла в вестибюль. Я не оглянулась на стеклянный вход, прежде чем шагнуть в лифт.

Я не дышала.

Я не могла.

Потому что, пока не вошла в лифт, я все еще чувствовала его взгляд на себе, и мое тело кричало громче, чем я когда-либо слышала.

ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТЬ

ДЖАРЕД

Я стоял возле дома Билли, наблюдая, как она проходит через вестибюль и исчезает в лифте. С этого угла я не мог видеть, как захлопнулась дверь, но я был уверен, что она в безопасности. Я бы проводил ее туда, чтобы убедиться в этом, но не доверял себе, чтобы подойти ближе.

Не тогда, когда мне потребовалось все, что было в моих гребаных силах, чтобы удержаться от поцелуя с ней.

Билли Пейдж была именно тем, что я хотел видеть в женщине ― умной, независимой и великолепной.

Она просто не была женщиной, с которой я мог бы быть вместе.

И я не относился к этому легкомысленно.

Моей целью было помочь ей выйти на другую сторону, стать причиной ее исцеления. Я был здесь не для того, чтобы трахать ее и заставлять чувствовать себя еще хуже.

Тем не менее, мне нужно было постоянно напоминать себе об этом, потому что было так легко потеряться, когда я был с ней.

Чем лучше буду работать, тем быстрее это произойдет.

А потом я уйду.

Так я говорил себе после каждого сообщения, которое отправлял ей. Это была лишь временная договоренность, и так было лучше для всех нас.

Но это не означало, что она ушла из моих мыслей. Когда я смотрел в вестибюль, я не видел себя несущим Билли через него, ее ног, обвитых вокруг моей талии, моего рта на ее, ведущим девушку в комнату, где я могу раздеть ее.

Черт возьми, я хотел этого больше всего на свете.

Я просто не мог получить ее.

Я покачал головой, провел рукой по бороде и сделал шаг назад, затем еще один, наконец, повернулся, чтобы пойти домой.

СОРОК

ХАНИ

ЗИМА 1985

Как только Хани и Эндрю завели разговор о том, чтобы завести детей, Хани тут же перестала принимать противозачаточные средства. И при каждом удобном случае они пытались забеременеть. Казалось, что это решение настроило их на тела друг друга так, как они не были настроены раньше.

Они просто не могли насытиться друг другом.

Хани встречалась с Эндрю в больнице во время обеденного перерыва, чтобы заняться любовью. Они будили друг друга посреди ночи и делали это снова в душе на следующее утро. Несмотря на то, что каждый месяц был небольшой промежуток времени, когда Хани могла забеременеть, она не зацикливалась на этом. Она наслаждалась своим мужем, близостью, связью, которую они устанавливали.

Но все же каждый месяц, когда наступало время месячных, она надеялась, что они не придут.

И каждый месяц они приходили.

После шести месяцев попыток Хани начала паниковать.

Ей не было и двадцати пяти лет, она не принимала противозачаточные средства в течение приемлемого времени, и они с мужем были здоровы.

Поэтому она не понимала, почему до сих пор не забеременела.

Эндрю никогда не поднимал этот вопрос.

Впрочем, ему и не нужно было. Хани оставляла маленькую коробочку с тампонами на задней стенке унитаза, как только они начинались. Когда коробка возвращалась под раковину, это был способ Хани сказать ему, что они могут попробовать еще раз.

Но шли месяцы, Хани не заходила в больницу во время обеда, и они не занимались любовью каждое утро и снова перед сном. Когда подошел к концу девятый месяц, Хани поняла, что ей необходимо поговорить с Эндрю. С тех пор как они начали пытаться, каждый из них покупал вещи для своего будущего ребенка.

Теперь вся детская была заполнена.

Вот только… ребенка все еще не было.

И каждый раз, когда Хани проходила мимо, она чувствовала, что ее тело отказывает ей.

В один из вечеров, когда она знала, что его нет дома, она пошла в их любимый ресторан и взяла еду на вынос. Придя домой, она разложила еду на два блюда и открыла бутылку вина. Они сели друг напротив друга за кухонный стол.

Хани проткнула вилкой конец своей лазаньи.

— Я чувствую себя полностью побежденной.

Эндрю положил свою вилку и посмотрел на нее.

— Почему?

Хани сглотнула, чувствуя, как вино обжигает горло.

— Потому что я не могу подарить тебе ребенка. — Ее глаза наполнились слезами, и она изо всех сил пыталась поймать их, прежде чем они упадут.

Его взгляд смягчился.

— Эй, это неправда, и у тебя нет причин расстраиваться из-за этого. Большинство женщин не беременеют в течение года, а нам до этого еще несколько месяцев.

Хани слушала своего мужа. Как врач, он знал все лучше других. Но все же она не могла понять, почему женщины в ее жизни беременели гораздо быстрее. Родная мать Хани почти не пыталась с ней. Нескольким ее подругам понадобилось всего несколько месяцев.

— Ты прав, — сказала она, убеждая себя, что не будет зацикливаться на этом. — Просто на это потребуется время, и я с этим смирилась. — Першение в горле успокоилось, и слезы начали отступать.

— Иди сюда, детка.

Хани сделала глубокий вдох, избавляясь от последних эмоций в своем голосе, а затем встала, обошла стол с его стороны и села к нему на колени.

Эндрю прижался губами к кончику ее носа, а затем ко лбу, нежно целуя и то, и другое.

— Я не хочу, чтобы ты волновалась или переживала. Это случится, я обещаю.

Она обвила руками его шею и прошептала «Я люблю тебя» ему на ухо.

— Ты никогда не должна волноваться. Вот почему я здесь.

Хани поверила ему.

И она крепко сжала его в ответ, чтобы он знал.

СОРОК ОДИН

БИЛЛИ

Джаред должен был приехать ко мне домой через тридцать минут, а я даже близко не была готова. Моя кухня была просто катастрофой, на мне все еще были штаны для йоги, и я действительно начала задаваться вопросом, почему я предложила готовить для него.

Когда я связалась с ним несколько дней назад, у меня было сильное желание пойти на кухню и приготовить несколько блюд, которые я могла бы сфотографировать. Я не подумала о логичности его присутствия в моей квартире и о том, что мой мозг будет находиться в пространстве, где мы снова будем есть вместе ― еду, которую я буду готовить, в месте, которое было очень личным.

Вчера я весь день обдумывала меню, ломая голову в поисках блюда, которое бы нам подошло. Я остановилась на том, что готовила уже много раз, и мне даже не нужен был рецепт. Сегодня утром отправилась на рынок и купила ингредиенты. Вернувшись домой, не спеша все приготовила. Я не торопилась с обедом. Даже сегодня днем я не спешила. Я знала, что нужно сделать, чтобы все было готово, и думала, что у меня будет достаточно времени, чтобы подготовиться, и мне не придется напрягаться перед его приходом.

Но я только этим и занималась, и обратный отсчет начался.

Я оставила все в духовке и поспешила в спальню, надев джинсы-скинни и обычную футболку, которую завязала на талии. В ванной собрала волосы в пучок, нанесла блеск на губы и сбрызнула себя спреем для тела, после чего вернулась на кухню.

Я как раз заканчивала мыть посуду, когда услышала звонок портье. Я подошла к задней части кухни и нажала на кнопку, чтобы соединить нас.

— Алло? ― сказала я в динамик.

— К вам мистер Морган, мисс Пейдж.

— Пожалуйста, отправьте его наверх. Спасибо.

Мой желудок мгновенно напрягся, в нем появилась тяжесть и тревога, сердце бешено колотилось, пока я шла к двери. Это был короткий коридор. Как только Джаред выйдет из лифта, ему не придется далеко идти, поэтому я оказалась там через несколько секунд после того, как он постучал.

— Привет, — сказал он, когда я открыла дверь.

Несмотря на то, что это была серьезная сторона Джареда, которая смотрела на меня, я мгновенно вспомнила, почему так сильно хотела поцеловать его той ночью.

— Привет. Входи. — Я отступила на несколько футов и развернулась, проходя вглубь своей квартиры.

— Здесь прекрасно пахнет, — сказал он, когда я прошла на кухню. Я стояла у раковины, когда он наконец вошел. — Милое местечко.

— Это то, что ты себе представлял? — Я не знала, почему спросила, но по какой-то причине хотела получить ответ.

Он сел на один из барных стульев и сказал:

— Да.

Я подвинула ему бокал вина, решив, что мне нравится, как Джаред выглядит в моем пространстве.

— Почему? Я должна это услышать.

Он отпил из бокала, не сводя с меня глаз.

— Я представлял его мягким и сдержанным, но в то же время ярким и веселым, как твоя личность.

— Спасибо… я думаю. — Я засмеялась и подошла к боковой стойке.

Подняв приготовленную мной доску с закусками, я поставила ее недалеко от того места, где сидел Джаред. Поскольку все это было подано в паре с вином и ужином, я сосредоточилась на легких сырах и орехах. Сухофрукты и крекеры с ароматом трав. Я положила несколько шоколадных конфет, чтобы подсластить углы.

— Ты собираешься рассказать мне, что приготовила? — Он отправил в рот несколько ягод клюквы, а затем немного бри.

Теперь, когда все наконец-то было на своих местах, я встала напротив него и покачала головой.

— Я бы хотела держать тебя в неведении.

Но поскольку мне действительно нужно было проверить мясо, я просунула руку в рукавицу и приподняла верх голландской печи. Проверила цвет и количество сока в сковороде, а затем проткнула мясо вилкой, чтобы убедиться, что оно имеет нужную мне текстуру. Довольная тем, что увидела, я снова закрыла крышкой.

Когда вернулась на то место, где стояла до этого, на прилавке лежал завернутый подарок.

— Открой его, — сказал Джаред.

Я посмотрела на прямоугольную коробку, размером в половину книги, а затем мой взгляд переместился на него.

— Тебе не нужно было ничего мне дарить.

Он кивнул в сторону подарка, и я потянулась за ним, разворачивая коричневую бумагу и бант из бечевки. Тогда я почувствовала, что находится внутри.

— Ты не… ― простонала я, приподнимая маленькие створки, открывая самые совершенные черные трюфели, которые когда-либо видела в своей жизни. — Ты это сделал.

— Они прямо из Италии.

— О, Джаред… — Я поднесла их к носу, вдыхая так осторожно, словно боялась, что они исчезнут. — Спасибо. — Он кивнул, и я спросила: — Где ты их нашел?

Он подарил мне самую маленькую улыбку, и она была такой красивой.

— Я могу достать их в любое время, когда ты захочешь. Мне нужно только предупредить за несколько дней.

Я аккуратно положила их на стол и подошла к корзине с хлебом. Со времени нашей французской трапезы я питалась багетами, поэтому взяла именно их, нарезала и намазала слоем оливкового масла. Затем взяла один из трюфелей, вымыла его в раковине и натерла на хлеб. Один кусочек я оставила себе, а второй передала Джареду.

Я смотрела, как он подносит багет к губам, откусывая большой кусок от угла.

— Превосходно.

Я сделала то же самое, аромат гриба полностью завладел моим языком. Не было никаких сомнений в том, что это было потрясающе. По моему мнению, трюфели всегда будут деликатесом. Но что-то все еще было не так, и у него просто не было того вкуса, который был раньше.

Я искренне верила, что он вернется.

Просто еще не дошла до этого.

— Вкусно, — наконец ответила я и отложила хлеб.

Джаред подождал несколько секунд, прежде чем сказать:

— Но…

Он читал меня. Это было так легко для него. Я откусила всего один кусочек, а он уже знал, что что-то не так.

Было страшно подумать, что еще он мог почувствовать от меня.

— Ты должен кое-что понять: еда всегда была моей стихией. Моя семья готовит и ест; это все, что мы знаем.

— И еда не дает тебе любви, в которой ты нуждаешься.

Эмоции застряли у меня в горле. Я бы не позволила этому зайти дальше, но это жгло, как ад.

— В этом ты прав.

Слезы грозили появиться, мои губы были на грани дрожи. Я не могла поддаться этому. Не имелозначения, насколько поганой была моя жизнь сейчас; я не собиралась позволить ей владеть мной сегодня.

— Я понимаю, Билли. Доверься мне.

Как по команде, сработал таймер, испугав меня.

Я моргнула и отступила назад, чтобы взять рукавицы для духовки. Как только руки оказались в них, я открыла голландскую печь и поставила тяжелое блюдо на стойку. Перед нарезкой мяса ему нужно было немного остыть, поэтому оставила его там.

Чтобы облегчить задачу, я приготовила большую часть блюда в голландской печи, поэтому мне не пришлось готовить много дополнительных гарниров. Я перенесла хлеб на стол. Оставалось только нарезать и разложить по тарелкам, добавив еще несколько блюд, которые были в холодильнике.

Я вернулась к месту, где сидел Джаред, и взялась за край стойки.

В животе у меня было тепло, и я не знала, как его унять. Я просто знала, что хочу быть той, кто задает вопросы, поэтому я сказала:

— Если еда ― это моя проблема, с которой я борюсь больше всего, то какова твоя?

Джаред посмотрел на свое вино, крутя ножку между пальцами. Он не сводил с него глаз, но, в конце концов, посмотрел на меня.

Когда его взгляд встретился с моим, я усилила хватку на холодном граните.

Джарет сказал:

— Ты.

СОРОК ДВА

ДЖАРЕД

— Что это значит? — спросила Билли после того, как я сказал ей, что она была моей борьбой.

В последний раз, когда я стоял возле этого здания, я ясно дал понять, что не могу ее поцеловать. Но когда она открыла дверь несколько минут назад, наша химия стала еще сильнее. Ее выражение лица сказало мне, что я не единственный, кто это почувствовал. А потом она отвернулась и направилась на кухню, ее узкие джинсы и короткая футболка открыли мне прекрасный вид на ее задницу.

Это нужно было прекратить. Химия, поддразнивание ― все это. Я должен был четко обозначить свои намерения и еще раз напомнить ей, зачем я здесь, пока все не зашло слишком далеко, и я не смог бы вернуть нас назад. Потому что если бы мы действительно зашли дальше, я бы только причинил ей боль, а она не могла больше терпеть боль.

Это означало, что все должно было остановиться прямо сейчас.

— Я хочу, чтобы ты села на самолет и вернулась к своей прежней жизни, Билли. Вот с чем я борюсь.

Я мог сказать, что ее мысли были где-то в другом месте. Осознание этого было видно в ее глазах, двух прекрасных зеленых глазах, которые не могли мне лгать.

— Ты готова к этому? — я спросил. — Ужин в Мартас-Виньярд? — Я встал с барного стула и подошел к стойке, снова наполняя свой бокал вином.

Когда я начал наливать немного в ее бокал, услышал:

— Нет.

Я поставил бутылку на место, прижав дно к твердому камню, и повернулся к ней лицом.

— Я буду продолжать спрашивать.

— Я знаю. — Ее голос стал таким мягким.

У меня почти сложилось впечатление, что Билли подошла к керамическому горшку, просто чтобы отвлечься. Затем она сняла крышку и взяла две вилки.

Я почувствовал запах жаркое, когда вошел, и еще раз, когда она проверяла говядину. Я подумал, что мой нос обманул меня. Я ожидал более сложного блюда, бросающего вызов моему знанию вкуса, а не традиционного ужина, как она выбрала.

Я должен был догадаться.

— Это одно из моих любимых блюд, — сказал я, когда Билли начала разрезать мясо.

Она посмотрела на меня.

— И мое тоже. — Когда девушка закончила, она взяла небольшую красную картофелину из той же кастрюли и сделала несколько шагов, чтобы протянуть ее мне.

Кожица лопнула, когда я надкусил ее.

— Черт возьми, ты умеешь готовить.

Я вернул вилку, и она сделала то же самое с куском мяса.

— А теперь попробуй это.

Когда я обхватил говядину ртом, мои глаза встретились с ее глазами.

— Господи, — простонал я. Жаркое было сочным, нежным и с богатым ароматом. — Это невероятно.

— Иди сюда. — Она махнула мне рукой. — Я приготовлю тебе миску. Я люблю, есть именно так. — Она достала одну из них из шкафа и добавила в нее мясо, картофель и овощи, а затем залила все это бульоном.

Я протянул руку вперед, чтобы взять блюдо, и ее взгляд встретился с моим в тот самый момент, когда моя рука коснулась миски. Это выражение вернулось в ее взгляд ― тот самый, который был в ту ночь, когда я почти поцеловал ее. Тот самый, который заставил меня начать войну с собой, чтобы убедиться, что я этого не сделаю.

И теперь я снова был здесь.

— Билли… — В моем теле билась потребность, твердея от того, как сильно я хотел оказаться внутри нее. Но логическая сторона, часть моего мозга, постоянно напоминала мне, почему это была плохая идея. Настолько, что мне пришлось снова сказать ей: — Мы не можем этого сделать. Это не поможет ни одному из нас.

Билли ненадолго опустила взгляд, ее язык скользнул по нижней губе. Она была влажной и блестящей ― сочетание, которое было очень сексуальным в ней. Медленно, этот пронзительный взгляд вернулся ко мне.

— Тогда почему ты так смотришь на меня?

СОРОК ТРИ

ХАНИ

ВЕСНА 1986

— С первой годовщиной, детка, — сказал Эндрю на ухо Хани.

Она прислонилась к его боку, положив голову ему на плечо, и смотрела на закат с пляжа на Арубе.

— С годовщиной. — Она поднесла бокал с шампанским к губам и сделала глоток как раз в тот момент, когда солнце опустилось за горизонт, добавив еще больше красок в и без того потрясающее небо.

Хани не могла поверить, что ровно год назад она вышла замуж за Эндрю перед прекрасным маяком. В каком-то смысле казалось, что год пролетел незаметно, многое в ее жизни изменилось за это время. Их квартира была полностью обставлена, она получила повышение, у Валентайн появился парень, и они вчетвером сходили на несколько двойных свиданий. Но во многих отношениях год тянулся, напоминая ей о том, сколько раз у нее были месячные, о том, что ей придется подождать еще месяц, чтобы узнать, сработали ли их усилия.

С каждым месяцем моменты становились все мрачнее.

Никто в ее жизни, казалось, не понимал ее, поэтому она ни с кем не говорила об этом. С каждым днем ей становилось все тяжелее. Хани была замужем за самым замечательным человеком, у них был великолепный дом, и она любила свою работу. Всего этого должно быть достаточно. Так и было в течение короткого времени, а затем желание стать матерью пришло с новой силой.

— У меня для тебя кое-что есть, — сказал Эндрю, целуя ее в макушку.

Хани отстранилась от его плеча и посмотрела на мужа. Они уже обменялись подарками в Портленде на прошлой неделе, и эта поездка была вторым подарком Эндрю для нее. Коробка, которую он только что достал из кармана, была третьим подарком.

— Открой ее.

Она покачала головой, встретившись с мужем взглядом.

— Эндрю, ты слишком много для меня делаешь.

— Это делает меня счастливым. — Он кивнул в сторону своей ладони, где все еще лежала коробка, побуждая взять ее у него.

В конце концов, она так и сделала, сняла золотую бумагу и подняла крошечную крышку. Когда она увидела, что находится внутри, ее глаза наполнились слезами, а губы слегка задрожали.

— Они так невероятно красивы. — На дне коробочки лежала пара бриллиантовых сережек круглой формы, на размер больше, чем те, что она носила. — Я влюблена в них.

— Твое запястье следующее. — Он поднял ее руку, поцеловал в центр, повернул ее, чтобы погладить с другой стороны. — Может быть, еще одно ожерелье после этого.

Ее взгляд вернулся к его.

— Я собираюсь дать тебе все, что ты когда-либо хотела. — Эндрю переместил руку на ее щеку, проведя большим пальцем по коже взад и вперед. ― И я собираюсь подарить тебе ребенка.

Хани смотрела на него, темно-розовое небо создавало теплое сияние на их коже. Слезы, которые были в ее глазах, начали капать. Он знал. Он всегда знал, но сегодня это поразило ее еще больше.

— Я верю тебе, — прошептала она.

Он поцеловал ее, прежде чем отстраниться.

— Тогда перестань думать об этом и доверься мне.

СОРОК ЧЕТЫРЕ

ДЖАРЕД

Почему я так смотрю на нее?

Потому что в моей голове снова происходила битва, и я делал все возможное, чтобы не уронить эту миску и не притянуть ее в свои объятия.

Я не мог этого сделать. Не мог поддаться искушению.

Не мог переступить чертову черту, даже если ее сторона была той, на которой я хотел быть.

— Джаред… — Билли напомнила мне, что задала мне вопрос.

Когда я ничего не сказал, она выпустила миску, и я тут же поставил ее на столешницу, устремив свой взгляд вслед за ней.

— Спасибо, — тихо сказала она, переходя к кастрюле, чтобы сделать миску для себя.

— За что?

— Дал мне отдохнуть от твоих глаз. — Она взяла что-то из ящика.

— Что это значит?

Она повернулась ко мне и замерла, когда наши взгляды встретились, но она не отдала мне утварь.

— Ты смотрел на меня так, словно собирался меня поглотить… так же, как смотришь на меня сейчас.

Я был чертовски сумасшедшим, раз у меня были такие мысли.

Даже чтобы думать о том, что формировалось в моей голове.

Билли была слишком молода.

Ситуация была неподходящей.

И никогда не будет правильной.

Но было что-то, что имело вес в моем сознании. Что-то, что перевешивало все, и это была моя потребность обладать ею.

Я знал, что когда прорычал: «Иди сюда», я совершил самую большую ошибку.

Но в тот момент мне было все равно.

Улыбка появилась на ее губах, доходя до самых глаз. Мне нужно было попробовать ее на вкус.

— Быстрее, Билли.

Она поставила свою миску и сократила пространство между нами.

Но теперь, когда она была прямо передо мной, я не шевелился и все еще боролся с желанием прикоснуться к ней.

Билли Пейдж была не просто борьбой, она была гребаной войной. И каждую секунду я вел переговоры с самим собой, прикидывая, что получу и что потеряю, когда мои руки окажутся на ней.

Я не мог ждать. Я должен был знать. Я потянулся вперед и кончиками пальцев коснулся ее талии.

— Черт возьми, — зашипел я, почувствовав намек на изгиб. — Билли… — Мой тон был предупреждающим. Последнее усилие, перекладывание ответственности на нее, потому что я не был достаточно силен, чтобы уйти. Не сейчас. — Скажи мне остановиться. — Я схватил ее сильнее, ее кожа горела, когда моя рука поднялась выше. — Скажи, что я слишком стар для тебя.

— Не останавливайся, — простонала она. Билли впилась в свою нижнюю губу, прежде чем выдохнула: — И ты не слишком стар для меня. — Она положила руку мне на живот, медленно проводя вниз.

— Скажи мне не идти дальше. — На этот раз я говорил не громче шепота. — Скажи мне убрать руки от тебя.

Билли сцепила свои пальцы вокруг моих, прижимая их к себе, как будто они были нужны ей, чтобы устоять на ногах.

— Билли, пожалуйста, скажи мне…

— Я хочу тебя, Джаред.

Я стиснул зубы, воспроизводя в памяти звук ее горячих слов, которые я когда-либо слышал. Каждый отголосок заставлял меня сжимать ее крепче, пока я не обнаружил, что сжимаю в кулак ее тонкую футболку, ткань которой грозила порваться.

Я хотел, чтобы она сказала это снова. Хотел, чтобы она сказала мне остановиться.

Но я хотел ее еще больше.

Второй рукой я коснулся ниже ее ребер, и с каждым движением большого пальца ее спина выгибалась.

Я наблюдал за ее движениями, за тем, как она выгибается, словно дарит мне танец.

— Тебе так приятно.

Я взглядом не спеша пожирал ее, наслаждаясь изгибами ее тела, как будто она была моей. Билли отвечала на каждый дюйм быстрым глотком воздуха или сменой положения, пока нас ничего не разделяло.

Я все еще боролся. Все еще надеялся найти в себе силы отступить.

Это было невозможно.

Особенно когда я не хотел ничего больше, чем попробовать ее на вкус.

Я потянулся вверх, пальцами дотрагиваясь ее лица, и держал ее, приближаясь все ближе, и, в конце концов, мои губы нависли над ее губами. Я смотрел на ее рот, а затем снова в ее глаза. Это был последний бой, который только дразнил меня, и затем медленно приблизил ее рот к своему.

Как только мы поцеловались, все мои опасения подтвердились.

Это была ошибка.

Я не мог предотвратить ее.

Но это было лучше, чем все, что я когда-либо испытывал в своей жизни.

— Билли, — прошептал я, когда, наконец, перевел дыхание, желая почувствовать, как ее имя вибрирует на моем языке. — Ты нужна мне ближе. — Я опустил руки к ее заднице и поднял ее на стойку, раздвинув ее ноги на твердой поверхности, чтобы я мог встать между ними.

Билли обхватила меня за плечи, ища меня глазами.

— Откуда ты взялся, Джаред? — Она сделала паузу, и я понял, что она еще не закончила. — Ты сидел рядом со мной в самолете. Просто незнакомец, который спас меня. А теперь ты здесь, в моем доме… и я не хочу, чтобы ты уходил.

Мои руки были на ее ногах, пробегая к изгибу ее бедер и обратно к коленям.

Я не хотел этого слышать.

Не сейчас.

Не тогда, когда знал, как это чертовски неправильно.

— Билли…

Она перестала поглаживать волосы на моей бороде.

— Да?

— Поцелуй меня.

Билли подалась вперед, обхватывая ногами мою талию, прижимая наши тела друг к другу. Ее губы постепенно прижались к моим, и я провел языком по ее губам, медленно лаская их.

Пока она держалась за мое лицо, я исследовал остальные части ее тела. И я делал это так чертовски медленно, смакуя каждое место, которое изучал. Начав с бедер, я поднялся по ее бокам до самых ребер. При каждом движении больших пальцев Билли дышала мне в рот, и я продолжал подниматься выше, пока не добрался до ее сосков.

— Джаред, — прошипела она, откинув голову назад. — Боже мой.

Я начал целовать ее шею, пальцами сжал твердые кончики через лифчик, и затем поцеловал основание ее горла, подбородок и ухо. Каждый вдох говорил мне о том, как сильно она этого хотела. К тому времени, когда я добрался до ее рта, Билли уже задыхалась. Она отпустила мою рубашку, руками скользнув к пряжке моего ремня, задержавшись на застежке. Я пососал ее нижнюю губу, большим пальцем надавиливая на ее сосок.

— Я хочу тебя.

Я не мог насытиться этими словами, особенно когда слышал их от нее.

— Скажи это еще раз, Билли. — Мой член был настолько твердым, что я думал, что он прорвется сквозь штаны.

— Я, — простонала она, ее тело дразнило кончик моей эрекции, — хочу тебя.

Я расстегнул пуговицу на ее джинсах, а затем молнию, приподняв ее ровно настолько, чтобы стянуть их.

— Господи, — прорычал я, когда мой взгляд упал на ее ноги и прекрасное углубление, которое было прямо между ними. — Я не могу дождаться, чтобы попробовать тебя на вкус.

— Джаред, — простонала она, снова требуя моего рта.

Пальцами я проник под ее кружевные трусики, обнаружив тепло, о котором мечтал.

— Черт, ты мокрая.

Я коснулся ее клитора. Всего одно касание, словно щелчок языком. Билли выдохнула мое имя, выгибаясь навстречу моей руке, и я спустился ниже. Пока я пожирал ее ртом, я кружил кончиками пальцев, распределяя влагу, прежде чем двумя пальцами погрузился в нее. Я положил ладонь на ее клитор и начал двигать ею.

— Да, — закричала она, обхватив меня за плечи, ее ноги еще плотнее сомкнулись вокруг меня.

Хотя мои пальцы были внутри нее, мой язык тоже должен был быть там.

Я вышел из нее и снова схватил Билли за задницу. Я поднял ее со стойки, пронес через гостиную и за угол, где, как я чувствовал, находилась ее спальня. Когда усадил ее на кровать, Билли расстегнула мой ремень, а я расстегнул рубашку. Бросив всю одежду на пол, я придвинулся к краю матраса.

Она смотрела на мое тело с яростным голодом, которого я раньше не видел в ее глазах.

— Ух ты, — выдохнула она.

Из моего рта вырвался рык, когда я стянул с нее трусики, футболку и лифчик. Теперь, когда она была раздета, я встал на колени на полу и притянул ее задницу к краю кровати. Я обхватил ее руками за бедра и наклонился вперед, упираясь носом в ее основание.

Я закрыл глаза и вдохнул.

Если я когда-нибудь и собирался испытать совершенство, то это было оно.

— О, черт, — сказала Билли, когда я прижал свой язык, проводя им к верхушке ее клитора.

Я осторожно втянул его в рот, лизнув только конец. Когда воздух кончился, я лизнул в каждом направлении ― вверх-вниз, из стороны в сторону, ― поддерживая постоянное трение, пока мои пальцы погружались в ее влажность.

Я думал о том, каково это, когда ее ноги обвивают мою шею, какой вкус наполнит мой рот, как она будет выглядеть, когда кончит на мой язык.

Сейчас я получал ответы на все эти вопросы.

Она выгнула спину дугой, а ноги положила мне на плечи.

— Джаред, не останавливайся.

Ей не нужно было волноваться; я хотел этого так же сильно, как и она.

Я двигался быстрее, выкручивая руку, когда дошел до середины костяшки, мой язык массировал самую высокую часть ее клитора. Он затвердел прямо перед тем, как она начала сжиматься вокруг меня. С каждым движением моих пальцев Билли становилась все более влажной, каждое облизывание заставляло ее кричать громче, пока она не задрожала, раскачивая бедрами вперед-назад, доводя себя до оргазма.

Когда она затихла, я сделал несколько последних движений, наслаждаясь ее вкусом. Затем медленно двинулся вверх по ее животу, целуя каждую грудь, прежде чем перейти к ее рту, и Билли тут же прижалась своими губами к моим. Я обхватил ее руками и потянул выше на кровать. Когда ее голова оказалась на подушке, я отстранился, чтобы взять в рот ее сосок.

— Аххх.

Билли была такой чувствительной; каждое касание вызывало один и тот же звук.

Я переключился и стал использовать свои зубы, по очереди покусывая кончики, в то время как руками переходил к ее попке, животу и обратно вверх, чтобы погладить ее груди.

Хотя я слышал, как ей это нравится, каждый укус, лизание, глоток ее тела был для меня.

И пока я продолжал пробовать ее, Билли рукой переместила к моему члену, ее пальцы обхватили его, скользнули по головке и спустились к яйцам. Она сжимала, крутила, ласкала до основания.

— Скажи мне, что у тебя есть презерватив, — прошептал я по ее плоти.

Я не взял его с собой.

Не хотел, чтобы это произошло.

Я отогнал эту мысль, пока она не переросла в нечто большее, и увидел, как Билли потянулась к тумбочке и взяла резинку из верхнего ящика. Когда она вернулась ко мне, фольга была открыта, и она прижала латекс к моему кончику, раскатывая его по всей длине. Как только она раскатала, я расположился, прижавшись губами к ее рту.

— Джаред… пожалуйста, трахни меня.

Билли выбрала единственные слова, которые я хотел услышать.

Я сдвинул бедра и постепенно погрузился в ее тепло, ее влажность и теснота обнимали меня.

— Ты ощущаешься невероятно.

Я скользил внутрь и наружу, с каждым разом немного сильнее, и я оставил ее рот, чтобы побродить по ее коже, находя новые места для поцелуев.

— Боже мой! — Она впилась ногтями в мои плечи, ее бедра приветствовали меня, ее тело сокращалось сильнее с каждым толчком.

Когда я почувствовал, что Билли начинает напрягаться, я поднял ее с кровати и опустил свою задницу на матрас, расположив ее над собой. Теперь, когда мои руки были свободны, я обхватил ее лицо, почти касаясь ее губ.

— Оседлай меня. — Я наклонил бедра как раз в тот момент, когда она погрузила меня внутрь себя. Затем она переместила руки на мою грудь и начала нащупывать ритм. — Вот так, Билли.

Ее звуки и пульсация говорили мне о том, как близко она была. Все это приводило к моему собственному оргазму. Затем я услышал, как она стонет мое имя, и я, бл*дь, потерял контроль.

Оргазм наступил сильно и быстро, Билли прижалась своим ртом к моему и навалилась на меня, сжимаясь, когда мы оба стали громче. Всплеск влаги мгновенно покрыл меня.

— Да, — задыхалась она.

— Билли, — прорычал я в ответ, поглаживая ее по телу, наши тела содрогались вместе. Я обхватил ее лицо обеими руками, приник ртом к ее рту и кончил.

Пульсация за пульсацией, а я все еще не отпускал ее, вдыхая ее воздух, пока держался.

Когда мы наконец перестали двигаться, она осталась на мне, и мы поцеловались.

— Не уходи, — сказала она, когда, в конце концов, отстранилась.

Я не ответил сразу.

Я позволил всему этому кипеть несколько секунд ― насыщению, мысли о том, что только что произошло между нами, о том, что я все еще был внутри нее.

— Я не уйду, — ответил я.

Билли расслабилась, когда услышала мой ответ.

Я напрягся.

СОРОК ПЯТЬ

БИЛЛИ

В моей комнате было темно, когда я открыла глаза. Рука Джареда лежала на моем животе, его тело прижималось к моей спине, мгновенно давая понять, что я не одна. Даже если бы он не прикасался ко мне, я бы все равно почувствовала тонкий запах его аромата в воздухе и ощущала его присутствие в своей комнате.

Он был настолько сильным.

И присутствие его здесь вызывало у меня самые теплые ощущения, всепоглощающую искру в груди, сексуальное желание, которое напомнило мне о том, что я чувствовала прошлой ночью. Этот мужчина имел власть надо мной ― не только в том смысле, что он владел моим телом, но и в том, что он мог постоянно занимать мои мысли чем-то другим, кроме аварии.

Так же, как делал это сейчас, но он все еще спал.

Не желая его будить, я осторожно перевернулась на спину и воспользовалась крошечным кусочком света, проникающим через окна, чтобы посмотреть, как он выглядит утром.

На его лице было такое спокойствие, которого не было, когда глаза были открыты. Уровень зрелости, которой я никогда не испытывала раньше, но теперь, когда мы были вместе, я оценила ее еще больше. Все это было так правильно ― иметь его в моей постели, видеть, как он спит, словно с его головы сняли тяжесть.

И, словно соглашаясь, Джаред медленно открыл глаза.

Как защитник, он должен был почувствовать мой взгляд, и я не была шокирована этим. Я просто была рада, что у меня было несколько секунд, чтобы насладиться его спокойствием, прежде чем меня поразила интенсивность его взгляда.

— Доброе утро, — прошептал он. Он поднял руку из-под простыни и коснулся моей щеки, его большой палец был таким теплым, когда касался моей кожи.

Теперь, когда одеяло немного опустилось, я посмотрела на его грудь, на темные волосы, покрывавшие ее, и на то, что их было как раз столько, сколько нужно.

— Доброе утро. — Я прижалась к его ладони, закрыв глаза, когда его запах стал сильнее. Я бы запомнила его где угодно.

— Ты знаешь, сколько сейчас времени?

Была пятница. Я забыла, что Джареду, вероятно, нужно идти на работу.

Я оглянулась на часы на тумбочке и ответила:

— Немного за семь. — Прежде чем снова повернуться.

Он снова погладил мое лицо.

— Ты спала?

— Да. — Я улыбнулась, потому что мне было так приятно это сказать. — Целых четыре часа, а потом еще два. А ты?

Большим пальцем Джаред надавил на уголок моего рта.

— То же самое.

— Когда в последний раз ты мог так сказать?

Он не ответил сразу. Не похоже, что ему нужно было об этом думать, скорее, он просто осознавал, как далеко зашел.

— До аварии.

Что-то было недосказано, и я почувствовала, что мы оба это знаем.

Джаред так настаивал на том, чтобы мы не встречались, предупреждая, что это только навредит нам. Но я не понимала, как прошлая ночь могла быть ошибкой, особенно когда он спал, а я проснулась с легким чувством в груди.

— Видишь, я тебе подхожу. — В комнату проникало все больше солнечного света, поэтому я знала, что он видит мою улыбку. Когда его хватка ослабла, я приняла это за ответ и спросила: — У тебя есть время на завтрак?

Он кивнул, и я наклонилась вперед и прижалась губами к его щеке, вдыхая аромат его бороды. В этих волосах было так много наших следов, часов, проведенных за вкушением и наслаждением. Мы перешли в душ, затем на кухню и закончили на скамейке перед моей кроватью. По меньшей мере, час мы разговаривали о нашей жизни, прежде чем, наконец, заснули.

Мне была неприятна мысль о том, что скоро ему придется уйти.

— Дай мне несколько минут, — тихо сказала я, целуя то же самое место, а затем отстранилась и встала.

Зная, что Джаред смотрит на мою наготу, я медленно прошла через всю комнату в ванную, в конце концов, закрыв за собой дверь. Я чувствовала его взгляд на себе всю дорогу. Это была одна из причин, почему мое лицо раскраснелось, когда я посмотрела на себя в зеркало над раковиной. Другая причина заключалась в том, что я уже давно не испытывала таких чувств к мужчине, и мысль о Джареде прожигала меня насквозь.

***

Я села рядом с Джаредом у стойки, в том самом месте, где намеревалась поесть вчера вечером, пока ужин не принял совсем другой оборот. Поскольку я не планировала завтракать, а я обычно ем не больше яйца, мне пришлось импровизировать. К счастью, я нашла в морозилке розмариновое печенье, которое поджарила. Затем сделала яичницу-глазунью с зеленым луком и грибами, а на гарнир подала помидоры на гриле.

— Господи, твоя стряпня становится все лучше, — сказал Джаред, подняв взгляд от своей наполовину съеденной тарелки и потянувшись за кружкой кофе.

— Спасибо. — Я отложила вторую часть бисквита и начала резать помидор. — Подожди, пока ты действительно не почувствуешь, как я ем.

Он уставился на мой рот и улыбнулся.

— Ты так говоришь, как будто это событие.

Мы оба начали смеяться, и это было необходимо, поскольку этим утром все было серьезно.

— Я просто имею в виду, что будет весело, когда я действительно смогу присоединиться к тебе, — уточнила я.

Еда проникала в мое горло, и все это было очень вкусным. Это были огромные улучшения, но я все еще не была в нужном мне месте, и его лицо сказало мне, что он тоже это знает.

— Я думаю, это связано с полетами.

Я кивнула.

— Думаю, ты прав.

Он прикоснулся ладонью моего лица и еще немного повернул меня к себе.

— Тогда полетай со мной. Это все исправит.

Мое сердце заколотилось в груди. Мои руки покалывало.

Когда я смотрела ему в глаза, мне так хотелось дать ему ответ, который он хотел услышать.

Но не могла.

Я не была готова.

Джаред наклонился вперед и коснулся губами моего лба.

— Все в порядке. Я знаю. — Он оставался в таком положении несколько секунд, пока не добавил: — Билли, мне нужно идти на работу.

Я знала, что он скоро уйдет. Он был уже одет, его телефон лежал в кармане, и звук звонка был почти непрерывным.

— Спасибо за завтрак… и за прошлую ночь.

Он отстранился, выдохнув на мое лицо, и от его взгляда у меня чуть не перехватило дыхание. Он был преследующим, таким болезненно напряженным. И как его борьба, я была причиной этого.

— Не за что, — прошептала я, а затем встала с табурета. — Я провожу тебя.

Грусть закралась в мою грудь, пока я шла через кухню к входу в свою квартиру. Когда я подошла к двери, я открыла ее, и Джаред остановился передо мной. Он положил руки на мою талию и поцеловал меня. Достаточно было лишь легкого прикосновения его губ, чтобы вновь разгорелась страсть, которая пульсировала между нами прошлой ночью.

— Билли… — тихо сказал он, отступая назад. — Я скоро с тобой поговорю.

А потом он ушел.

СОРОК ШЕСТЬ

ХАНИ

ОСЕНЬ 1986

— Ожидание просто убивает меня, — сказала Хани Эндрю, когда они сидели на краю кровати.

Эндрю обхватил жену руками с тех пор, как она села на кровать несколько минут назад. Мысль о том, что ждет ее в ванной, была просто ошеломляющей. Если бы он не обнял ее, она бы начала расхаживать взад-вперед.

Потому что…

Она опоздала.

Когда у нее не было месячных, она не сказала ему об этом сразу. Учитывая все те неудачи, которые случались с ней каждый месяц, она была уверена, что месячные придут в любую минуту. Но когда прошло больше времени, она решила, что не может больше откладывать, и он принес домой тест сегодня утром.

Теперь он лежал на столе в ванной.

— Каким бы ни был результат, — сказал он, — нас это вполне устроит.

Хани посмотрела на мужа. Она с самого начала не хотела проходить тест. Она была в ужасе от того, каким будет результат. Потому что в течение последних четырнадцати месяцев ее месячные появлялись. И у Хани было такое чувство, что если она не забеременеет в ближайшее время, то с ней определенно что-то не так.

Эндрю искал ответа, а она не могла его дать. По крайней мере, не тот, который он хотел бы услышать. Поэтому она подтянула колени к груди и обхватила их руками, а затем покачалась на краю кровати.

— Хани…

— Эндрю, я не могу. — Она посмотрела на него, хотя это было больно. — Я хочу сказать тебе, что отрицательный результат не раздавит меня, но просто не могу этого обещать.

Он обнял ее за плечи и прижался губами к ее макушке, пока она качалась вперед-назад.

Последние несколько месяцев она пыталась не позволить этому поглотить ее, но с каждым днем становилось все труднее. Каждый раз, когда они занимались сексом, Хани надеялась, что у них получится ребенок, и это становилось единственной причиной, по которой она хотела близости с мужем. Как только она понимала, что их усилия напрасны, ее снова охватывал ужас, разочарование, которое начинало овладевать ею.

— Мы все выясним, — прошептал он, обнимая ее. Его губы все еще были в ее волосах, обе руки были на ней. — Я обещаю тебе, детка, тебе не о чем беспокоиться.

Хани молча считала секунды, сосредоточившись на цифрах, мысленно отмечая их. С каждой прошедшей секундой ее грудь сжималась все сильнее. Ее руки начали дрожать. В животе начались толчки, и они были настолько сильными, что ей пришлось положить на него руку, надеясь, что давление успокоит их.

— Пора, — сказал Эндрю.

Хани так сосредоточилась на цифрах, что забыла, для чего именно она считала.

Но именно для этого ― результат.

Вот только она не могла пошевелиться. Не могла встать с кровати. Не могла войти в ванную и увидеть результат чего-то, что было так далеко от ее контроля, даже если это происходило в ее собственном теле.

— Ты иди, — сказала она, пытаясь сделать вдох и не находя достаточно воздуха. — Пожалуйста… Я не могу.

Эдрю сильнее прижался к ней губами, на этот раз действительно целуя ее голову. Хани почувствовала, как он вдыхает ее и выдыхает над ней. Эндрю дарил ей всю свою любовь, и она действительно нуждалась в ней, особенно потому, что он уже оттолкнулся от кровати и направился в ванную. Через несколько шагов он уже был внутри. Хани оставила тест на стойке у раковины. За то время, что прошло, она поняла, что он уже там.

И что он читал результат.

И что он знал, беременны ли они.

Хани почувствовала тошноту и свернулась еще плотнее, перекинув ноги через край матраса.

— Пожалуйста, — тихо взмолилась Хани. — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.

Покачиваясь, она ничего не слышала из ванной. Тишина была не тем, чего она хотела. Ей хотелось праздновать, кричать, по крайней мере, выражать радость.

Тишина означала именно то, чего она опасалась.

Тошнота овладела ее желудком. Яичница и кофе, которые приготовил Эндрю, грозили вырваться.

Она знала, что сдавать тест было плохой идеей. Ей следовало сделать это во время обеденного перерыва или пойти к врачу и переждать все в одиночестве. Потому что одно дело ― справиться с разочарованием, но мысль о том, что она увидит это на лице мужа, была слишком тяжела для Хани.

Как только она подумала, что не сможет выдержать еще одну секунду тишины, он появился в дверях.

— Он еще не полностью обработан. — Эндрю посмотрел на тест, который держал в руке, и снова на нее. ― Но теперь это так.

— Эндрю…

— Детка, мы беременны. — Он поднес тест к лицу Хани.

Она почувствовала, что ее рот открылся, но из него ничего не вышло. Она была в слишком сильном шоке. Она не ожидала такого результата. Она была уверена, что знает, что будет, и это определенно не было результатом. Это означало еще один месяц попыток, еще одно разочарование в конце.

Но этого не произошло, и она не знала, что с собой делать.

— Беременна? — прошептала Хани, когда Эндрю опустился перед ней на колени, обхватив руками ее колени. — Ты хочешь сказать, что у нас действительно будет ребенок?

Он кивнул, и она тут же упала в его объятия. Эндрю поднял ее в воздух, и Хани крепко обняла его, наполняясь счастьем, как в день свадьбы.

— Эндрю, — тихо сказала она, отстраняясь от его шеи, чтобы посмотреть на него, — наконец-то я стану матерью.

Он кивнул.

И в то утро они оба плакали.

СОРОК СЕМЬ

ДЖАРЕД

Неважно, что я покинул квартиру Билли, принял душ и почистил зубы, потому что я все еще чувствовал ее запах, когда шел на работу тем утром. Его воздействие на меня было сильнее, чем я готов был себе признаться, и это пугало меня до смерти.

Билли Пейдж не была тем ароматом, который я должен был вдыхать в первую очередь. Но теперь, когда она у меня была, я не мог насытиться. Я хотел быть с ней снова сегодня вечером, завтра утром и каждый последующий день. И как раз в тот момент, когда провел рукой под носом, чтобы снова почувствовать ее слабый запах, мой телефон завибрировал от входящего звонка.

Я потянулся в карман и увидел на экране имя своего друга. «Маркус». Я быстро посчитал время в Сан-Франциско и решил, что он еще не ложился спать.

— Я начинаю беспокоиться, что ты никогда не спишь.

— Ты знаешь, каково это ― быть новым владельцем бизнеса. На это нет времени. Все, что я делаю, это чертовски волнуюсь и работаю, как собака.

Я засмеялся.

— Когда ты старый владелец бизнеса, это тоже ничем не отличается. — Я кивнул одному из охранников, проходя мимо него в коридоре, и закрыл за собой дверь кабинета. — Как идут дела?

— Именно по этой причине я и звоню.

Я сел за свой стол и ввел пароли, которые требовал мой компьютер для получения электронной почты. Как только оно загрузилось, я открыл письмо, которое Билли отправила вчера утром, за несколько часов до того, как я пришел к ней.

Кому: Маркус Кампанелла

Тема: Результаты рекламы Basil's

Привет, Маркус,

Прошла уже целая неделя с момента запуска вашей тридцатисекундной рекламы на моих каналах социальных сетей, поэтому я просто хотела связаться с вами и представить подробный отчет о данных и активности, которую сгенерировала реклама. В нашем последнем обмене электронными письмами, когда мы обсуждали ваши цели, вы конкретно указали аудиторию, которую хотели охватить. Что ж, я очень рада сообщить, что мы не только достигли этих показателей, но и значительно превзошли их, как вы увидите в прилагаемой таблице.

Поскольку объявление будет жить неограниченное время на всех моих каналах, я буду продолжать представлять подробные отчеты, чтобы вы могли видеть, как оно работает в течение долгого времени. Следующую таблицу я пришлю через тридцать дней, а затем ежеквартально.

Я не могу не поблагодарить вас за то, что вы были так терпеливы и понимали меня, пока я заново обретала себя в этой индустрии. Я знаю, что это не совсем то, что вы имели в виду, когда обращались ко мне за услугами, но я хочу, чтобы вы знали, что я действительно ценю то, что вы рискнули, и я надеюсь, что вы довольны запуском вашей кампании.

Когда-нибудь я намерена добраться до Западного побережья и посетить Basil's, а не просто любоваться им по грешным фотографиям, которые вы прислали. Когда мне удастся осуществить эту мечту, я обязательно свяжусь с вами.

Noodles and Toodles,

Билли Пейдж

— О, да? — сказал я в трубку, оторвав взгляд от ее электронной почты и повернувшись в кресле лицом к стене окон позади меня.

Я встал как раз в тот момент, когда он сказал:

— Этот чертов телефон не перестает звонить.

Я улыбнулся, легонько ударив кулаком по стеклу.

— Эта новость не может сделать меня счастливее, мой друг. Мы выполнили все, что задумали.

— Знаешь… когда ты сказал мне, что собираешься нанять какого-нибудь онлайн-обозревателя, чтобы он пришел поесть ко мне, у меня не было больших ожиданий. Я, конечно, не верил, что это даст мне шесть месяцев сплошного бронирования, но именно это и произошло.

Я покачал головой в изумлении.

— Господи Иисусе, Маркус. — Я прижался плечом к стеклу, глядя на улицу внизу. — Это так заслуженно ― все это. Ты так чертовски тяжело работал, чтобы попасть сюда.

— Моя семья благодарит тебя, Джаред. Это изменит нашу жизнь.

— Я сделаю все для тебя, Шарлин и детей. — Я снова взглянул на свой компьютер и увидел письмо, отправленное Билли. — У меня есть некоторые данные о том, насколько хорошо работает кампания. Электронная таблица с разбивкой по каждому каналу и количеством кликов. Я перешлю ее тебе, как только мы поговорим по телефону.

— Звучит неплохо. — Я услышал, как он взял напиток и глотнул. — Когда ты приедешь на Западное побережье?

— Ты же знаешь, я никогда не могу оставаться вдали слишком долго. — Я вернулся в свое кресло, перевел звонок в режим громкой связи и положил телефон на стол.

— В следующий раз, когда ты будешь в городе, мы поужинаем в ресторане, — сказал он. — Я хочу, чтобы ты попробовал некоторые из новых блюд, с которыми я экспериментировал. Мне нужен человек с честным вкусом, как у тебя.

— Это будет честью для меня. — Я взглянул на свой телефон, услышав, что пришло сообщение. Оно не появилось на темном экране, поэтому я сказал: — Слушай, приятель, мне нужно бежать. Я буду на связи, когда узнаю свое расписание.

Он попрощался, и я повесил трубку, мой телефон мгновенно переключился на главный экран, где я нажал на свои сообщения.

Когда я увидел имя Билли, все в моем чертовом теле начало прыгать.

Билли: Еще раз спасибо за вчерашний вечер. Ты потрясающий, Джаред.

Я оставил свой телефон на столе и вышел из кабинета.

СОРОК ВОСЕМЬ

ХАНИ

ОСЕНЬ 1986

Поскольку большое медицинское здание находилось всего в нескольких кварталах от квартиры Хани и Эндрю, они решили пойти на прием пешком, держась за руки всю дорогу. Когда они подошли к парадному входу, Эндрю проводил жену на четвертый этаж, где находился кабинет доктора Кац, ведущего акушера-гинеколога в Портленде. Войдя в кабинет, они назвали свое имя администратору, и та вручила Хани планшет, велев ей полностью заполнить каждый лист.

После того, как вчера Хани отправилась в лабораторию на анализ крови, она всю ночь не могла уснуть, металась и ворочалась от одной мысли о том, что произойдет сегодня. Она даже не сомкнула глаз, боясь того, что ей может присниться. Поскольку домашние тесты, как известно, дают ложноположительные результаты, она не поверит, что беременна, пока врач не подтвердит это.

Но неизвестность сопровождалась самой страшной душевной дрожью, которую она когда-либо испытывала.

Пока Хани ждала, когда назовут их имена, она заполнила все бумаги, подробно описав свою болезненную четырнадцатимесячную историю. Она была удивлена тем, как много написала. Сколько раз она радовалась, когда месячные задерживались на несколько дней. Как вся ее жизнь вращалась вокруг попыток забеременеть.

Когда Хани закончила последний вопрос и вернула планшет, она положила руку на живот, пока шла обратно к своему месту. Она не убирала руку, пока пальцы другой руки сжимали пальцы Эндрю, и оглядела зал ожидания. Они сидели в одном помещении с двумя другими женщинами, которые, как подозревала Хани, были на несколько лет старше ее и находились на более поздних стадиях беременности. С одной из них был ребенок.

Хани подумала, наступит ли день, когда она вернется в этот кабинет с ребенком на руках и еще одним, растущим в животе. Но эта мысль сопровождалась множеством вопросов. Потребуется ли ей столько же времени, чтобы забеременеть во второй раз? Сможет ли она психологически пройти через это снова? Ведь существовала большая вероятность того, что сейчас она даже не беременна.

К счастью, им не пришлось долго ждать. Не прошло и двадцати минут, как Хани, облаченная в хлопчатобумажный халат, лежала на смотровом столе, а Эндрю сидел у нее под боком. С той минуты, как доктор Кац вошла в комнату, она начала задавать вопросы, и на все из них Хани отвечала.

Теперь, когда они обсуждали хронологию событий, говорил Эндрю. Хани слушала, как ее муж описывал историю их попыток забеременеть. Все было точно, вплоть до дат и того, как они отслеживали время овуляции и те несколько случаев, когда она задерживалась на несколько дней, но потом появлялась кровь.

Чего Эндрю не сказал доктору Кац, так это о моментах, которые Хани пережила в ванной. Когда она смотрела вниз и видела красное на внутренней стороне своих трусиков.

На что это было похоже.

Как сильно эти слезы жгли ее щеки.

Как она сворачивалась в клубок и качалась на кафельном полу, спрашивая свое тело, почему оно ее подводит, почему оно не может дать ей то, чего она хочет.

Эндрю не знал о тех временах. Он был на работе, когда они случались, потому что Хани просто не могла поделиться с ним этой частью.

— Думаю, у меня есть все, что нужно на данный момент, — сказала доктор Кац, поднимаясь с табурета и кладя карту Хани на стойку. Она подошла к столу и потерла руки, словно пытаясь их согреть. — Я просто пощупаю ваш живот, а затем мы сделаем УЗИ.

Несмотря на то, что она подняла волосы вверх, так как ей было слишком душно, чтобы оставить их опущенными, на шее Хани выступил пот.

— Просто дышите нормально, — сказала ей доктор Кац, осторожно нажимая на разные точки на животе Хани. Ее пальцы двигались круговыми движениями, затем она сдвинулась на несколько дюймов и повторила действие. — Хани, пожалуйста, сделайте вдох.

Это напоминание заставило Хани понять, что она задерживает воздух, не давая ему выйти.

— Хорошо, — похвалила доктор Кац, когда Хани выдохнула. — Вы чувствуете здесь какую-нибудь боль?

Хани покачала головой, не доверяя своему голосу.

— Как насчет здесь? — Когда Хани дала ей тот же ответ, доктор Кац сказала: — Пока все выглядит превосходно.

Она подошла к стойке и достала из коробки пару перчаток. Затем подошла к ультразвуковому аппарату.

Эндрю все еще держал руку Хани, но он сжал ее, привлекая ее внимание.

— Ты в порядке?

Она кивнула, ее взгляд вернулся к доктору Кац, а ее мысли были сосредоточены на поте, который теперь покрывал ее тело, и ощущениях в животе, которые, как она знала, были просто нервами.

— Несмотря ни на что, все будет хорошо. — Он смахнул челку с ее глаз, положив руку ей на лоб. — Не забывай об этом, детка.

Он сказал ей то же самое, когда она проснулась сегодня утром и перед тем, как они вышли из квартиры на прием.

Хани ничего неответила.

Она не могла.

И сейчас тоже не могла.

— Сейчас будет холодно, — сказала доктор Кац, выдавливая желе на живот Хани.

— Дыши, — прошептал ей на ухо Эндрю, когда она почувствовала, как прибор в руках доктора движется по ее животу.

Хани последовала указаниям мужа и сосредоточилась на экране рядом с ними. Она понятия не имела, что именно ей следует искать, но надеялась увидеть движение. Биение, пульс, мерцание ― все, что напоминало бы жизнь.

— Хани… — тихо сказал Эндрю.

Она отвела взгляд от машины и посмотрела на него. Последний раз он говорил так, когда произносил свадебные клятвы.

Хани нужно было знать, что это значит.

Сначала, когда их глаза встретились, единственное, что она увидела в его взгляде, была любовь.

Но потом его лицо наполнилось самой теплой улыбкой, он показал на экран и сказал жене:

— Посмотри, что мы сделали, детка.

Хани быстро перевела дух и повернулась к доктору Кац.

— Да, — подтвердила она, — и УЗИ, и анализ крови положительные.

— Боже мой, — воскликнула Хани.

Она почувствовала прилив в груди, как будто они плыли на пляже Оганквит, и самая большая волна направлялась к ним. Она почувствовала слезы, похожие на те, что оставила на полу в ванной. Больше всего на свете она чувствовала счастье, о существовании которого и не подозревала.

Ее тело наконец-то послушалось. После всех молитв и просьб, обещаний и уговоров. Страх, который поглотил ее, потому что она боялась, что не сможет иметь детей.

Теперь все это исчезло.

Потому что ее тело наконец-то послушалось.

Она закрыла рот рукой, продолжая смотреть на экран.

— Эндрю…

Его губы были на ее щеке.

— Это наш ребенок.

— Я бы сказала, что у вас примерно восемь недель, — сообщила доктор Кац.

В горле у Хани образовался такой большой узел, что она не могла бороться со слезами.

Эндрю вытирал каждую из них, прежде чем они падали.

— Ты сделала меня папой.

Хани зажмурила глаза, ее губы задрожали, и когда она снова открыла их, экран не изменился. Фасолинка, на которую она смотрела, все еще была там.

Та самая, которая скоро будет называть ее мамой.

СОРОК ДЕВЯТЬ

ДЖАРЕД

После того как Тони поехал со мной в город, я вернулся в свой офис через несколько часов и увидел, что мой телефон по-прежнему лежит посреди моего стола. Время, которое я провел на заднем сиденье внедорожника, пытаясь разобраться во всем этом в своей голове, помогло усмирить мои чувства. Но новая встреча с моим телефоном грозила снова поднять эту тему

Я многое преодолел в своей жизни.

Взять себя в руки, когда дело касалось Билли, должно было быть проще всего.

Но это оказалось самым трудным.

Я коснулся экрана своего телефона, нашел ее сообщение и перечитал его снова и снова.

Было много причин, по которым мы идеально подходили друг другу, но плохое перевешивало хорошее, и мне точно не нужен был звонок Маркуса, чтобы напомнить об этом.

Была только одна проблема.

Я узнал о ней с первого раза, когда оказался в ее присутствии, и понял, что не могу насытиться. Я не мог держаться подальше. Не мог остановить себя от прикосновения к ней.

Это не оправдывало того, что произошло прошлой ночью.

Но теперь, оглядываясь назад, я ничего не мог сделать, чтобы предотвратить это.

Я был беззащитен, когда дело касалось Билли.

Только она.

Чувство вины не собиралось уходить, несмотря ни на что. Оно жило бы в моей груди до конца жизни, причиняя такую же боль, если бы я был с ней во второй раз.

И в третий.

Поэтому я не видел причин останавливаться… пока

Я: Ужин в эти выходные?

Я положил телефон обратно на стол и переключился на компьютер, очищая свой почтовый ящик от писем, которые приходили, пока меня не было. Я успел просмотреть не более нескольких, когда на экране появилось сообщение.

Билли: Полагаю, это твой выбор, да?

Я: У тебя есть что-то на примете?

Билли: Я бы очень хотела попробовать твою стряпню.

Я: Лол.

Билли: О, ты думаешь, я шучу?

Я улыбнулся, глядя на экран.

Билли высказала справедливую просьбу. В конце концов, я был у нее дома, так что не удивился, что она захотела увидеть мой. Что касается кулинарии, она знала, что у меня не вкус новичка, и хотела проверить мои навыки.

Я должен был отдать девушке должное.

Но разница между ее приглашением и тем, которое исходило бы от меня, заключалась в том, что у нас с Билли не было одинаковых трудностей. У нее не было груза нашего будущего, висящего перед ее лицом, как чертова морковка, или знания того, что на самом деле свело нас вместе.

Некоторые вещи в жизни были случайностью.

Моя встреча с Билли Пейдж не была таковой.

Я: Вызов принят. Как насчет завтрашнего вечера?

Билли: Могу я что-нибудь принести?

Я: Только себя.

Я: Если только… ты не хочешь полететь в Мартас-Виньярд сегодня вечером?

Я: Скажи «да».

Билли: Я не могу.

Я: Я понимаю. Увидимся завтра.

Я был уверен, что она смотрит на телефон, думает обо мне, как о парне, который спас ее, и разочарована собой, потому что продолжает отказывать мне.

Билли не понимала кое-чего…

Я собирался причинить ей гораздо большую боль, чем рейс восемьдесят восемь.

ПЯТЬДЕСЯТ

БИЛЛИ

В прошлом я столько раз проходила мимо здания Джареда в Трайбеке, не обращая на него внимания, не думая о том, что там живет герой и мужчина, в которого я влюблена. Но сегодня вечером я подошла к главному входу и назвала охраннику свое имя. Он держал планшет, к которому я прижала руку, пока он считывал мои отпечатки, а затем просканировал мои права, прежде чем вывести меня в короткий коридор, где находился лифт. Я бы спросила его, какую кнопку мне нужно нажать, но там была только одна, и она уже была зажжена.

Дверь закрылась прежде, чем он успел сказать хоть слово, и лифт начал подниматься.

Я едва успела перевести дух, когда лифт открылся. Я не двигалась с места, осматривая окружающую обстановку и понимая, что нахожусь не в коридоре, а у входа в дом.

Дом Джареда, предположила я.

Взяв свою любимую бутылку вина и коробку с десертом, я вошла в фойе и громко спросила

— Привет?

— Я на кухне, — ответил Джаред слегка приглушенно.

Через скрытые колонки играл рок-н-ролл, стены украшали мягкое освещение и произведения искусства в мужском стиле; вместе они задавали незабываемый тон. От входа я повернула за угол и оказалась в самом впечатляющем кондоминиуме, в котором когда-либо была. Его потолок был в два раза выше моего, а комнаты были открытыми и просторными с задней стеной, которая была сделана только из стекла. Массивное пространство было заполнено великолепной мебелью, выполненной в черном и серебряном цветах.

Это было не совсем то, что я себе представляла.

Это было лучше.

— Ты, наверное, шутишь, — сказала я, проходя дальше и останавливаясь на полпути между кухней и окнами. — Этот вид, — я перевела дыхание, — это… вау. — Это был ошеломляющий, беспрепятственный угол нижнего Манхэттена. — Я не могу поверить, что ты можешь просыпаться с таким видом каждый день.

Я посмотрела на стекло, и в отражении увидела Джареда позади себя на кухне. Затем посмотрела сквозь стекло, и Сохо оказался прямо передо мной.

Хотя ситуация была другой, она напомнила мне о том, что я сделала в самолете, когда впервые увидела Джареда.

Эта мысль заставила меня вздрогнуть.

— Добрый вечер, Билли.

Я попыталась наполнить свои легкие и обернулась. Джаред был, по меньшей мере, в пятнадцати футах позади меня, стоял у плиты с деревянной ложкой в руке, пристально глядя на меня, пока помешивал.

— Привет.

Он подстриг бороду, так что его шея была чисто выбрита, а щетина вокруг были немного короче.

Я чувствовала голод в его глазах на расстоянии.

Я была уверена, что теперь не смогу дышать.

Вот только… я не хотела.

Каким бы ни было это чувство, я надеялась, что оно никогда не покинет меня.

Джаред улыбнулся. Не полностью. Достаточно, чтобы показать намек на зубы, и его веки сузились.

— Ты прекрасно выглядишь.

Я была в длинном свитере, свисавшем с одного плеча, джинсах и сапогах до колен на плоской подошве. В том, что на мне было, не было ничего прекрасного. Но у меня не было ощущения, что Джаред говорит о моей одежде. У меня было ощущение, что он описывает то, что думает обо мне.

О боже.

Я начала двигаться, становясь к нему все ближе и ближе, и вдруг оказалась на кухне. Когда я подошла, Джаред положил ложку, а я поставила вино и десерт на стойку. Я упала в его объятия. Пока он обнимал меня, мой нос наполнился самым невероятным запахом. Часть исходила от плиты, аромат, от которого у меня не просто пощипывало живот. Другая часть принадлежала Джареду, запах, которого я начинала жаждать, когда не была с ним.

Он отклонился от наших объятий, и его губы накрыли мои, целуя меня со страстью, которую я чувствовала всем своим телом. Его руки начали с середины моей спины, но теперь опускались к моей заднице, сжимая ее, в то время как наши рты сомкнулись.

Я не знала, сколько времени прошло, когда он наконец оторвался от меня. Я просто знала, что, когда это произошло, у меня перехватило дыхание.

— Джаред… — Я почувствовала, что мои щеки пылали, а грудь вздымалась.

Он притронулся к моему подбородку, задержавшись касанием на несколько секунд, прежде чем вернулся к ложке.

— Ты голодна? — Я не успела ответить, как Джаред добавил: — Ужин будет готов через четыре минуты.

Я улыбнулась, глядя в кастрюлю, наблюдая за тем, как ризотто бурлит внутри.

— Итальянское, да?

Он засмеялся, наклонившись, чтобы поцеловать меня в щеку.

— Ты сказала, что это твое любимое блюдо.

Я была уверена, что каждое нервное окончание кричало внутри меня.

— Мне нравится, как хорошо ты слушаешь. — Мой взгляд переместился на другую сторону прилавка, где я увидела несколько бутылок вина. — Как насчет того, чтобы принести нам выпить?

Я чувствовала на себе его взгляд, пока двигалась по кухне, не торопясь, чтобы по-настоящему изучить комнату. Тот, кто проектировал это помещение, не пожалел средств. У него была самая современная бытовая техника, новейшие функции на каждой из них, и раковина, от которой у любой матери потекли бы слюнки. Единственное, чего не хватало, ― это индивидуального подхода. То же самое можно сказать о гостиной и прихожей.

Невозможно было догадаться, что эта квартира принадлежит Джареду, а не кому-то другому.

Он даже защищал себя в своем собственном доме.

Это было его решение, и я уважала его, но мне нужно было больше.

— Джаред, — сказала я, держа в руке одну из бутылок вина и ожидая, пока он посмотрит на меня через плечо. — Какой последний отпуск ты провел и с кем?

Он молча смотрел на меня, будто обдумывая мой вопрос. Даже его рука замедлилась от волнения, секунды тикали, прежде чем он, наконец, ответил:

— Это было за неделю до аварии. Я катался на лыжах со своим лучшим другом в Аспене.

— Ты делал какие-нибудь фотографии?

Я понимала, что его не было в социальных сетях. Моя семья была такой же, ни один человек не был заинтересован в шумихе или в том, чтобы делиться чем-либо с виртуальной аудиторией. Но из-за его отсутствия в сети я чувствовала, что в жизни Джареда нет окна.

Наступила еще одна пауза, а затем он потянулся в карман и достал свой телефон.

— Иди сюда.

Я оставила бутылку на стойке и вернулась к нему, уставившись на фотографию двух мужчин на его экране. Они были совершенно не похожи друг на друга: у его лучшего друга светлые волосы и светлые глаза. На их ногах были лыжи, а в руках ― палки.

Я могла представить его после нескольких спусков с горы, пьющего крепкий виски с пылью снега на волосах. Этот образ был невероятно сексуальным.

— Он морской котик в отставке, — сказал Джаред, все еще держа свой телефон перед нами.

— Ты давно его знаешь?

— Всю жизнь.

Чем больше я изучала снимок, тем больше понимала их связь.

— Где он живет?

— Здесь, — Джаред усмехнулся, но это было не похоже на все те выражения, которые он показывал раньше. Это был почти спокойный взгляд, которого я еще не видела. — Он работает на меня.

— Надеюсь, когда-нибудь я с ним познакомлюсь.

— Я тоже, — прошептал он, выключил телефон и сунул его обратно в карман, вернувшись к ризотто.

Я снова подошла к бутылкам, решив, что та, которую я принесла, была лучшим вариантом, исходя из того, что, по моему мнению, он готовил.

— Вина?

Когда Джаред взглянул на меня с плиты, я не удержалась.

Я просто не могла дышать.

— Пожалуйста.

Это было всего одно слово.

Но я чувствовала его повсюду.

***

— Ух ты! — Я отложила вилку, буквально не в силах положить в рот еще один кусочек. — Это было потрясающе.

— Ты выглядишь удивленной. — Джаред улыбался, вытирая рот салфеткой.

Я предпочла, чтобы мы сидели за высоким столом в углу его балкона, а не в столовой, которую он изначально выбрал для нас. Как только он включил лампу обогрева, никто из нас не почувствовал ветра снаружи. Обстановка не могла быть более впечатляющей. И я оценила, что он сидел не очень далеко, так что я могла рассмотреть даже мельчайшие детали, несмотря на то, что уже так хорошо их знала.

— Признаться, да, — сказала я ему, глядя в свою тарелку, где оставалось совсем немного еды. — То, что ты хорошо питаешься и любишь хорошую кухню, еще не значит, что ты знаешь толк в кухне. — Я хихикнула, подумав о способности Элли сжечь почти все. — Но ты знаешь, и этот ужин был просто превосходным.

Он подал ризотто с портобелло в паре с жареными морскими гребешками, запеченными баклажанами и зеленой фасолью. Я съела почти всю порцию, которую он поставил на стол. Тот факт, что я так много съела, сделал меня невероятно счастливой.

Но все было гораздо глубже, потому что это было блюдо, которое Джаред приготовил специально для меня.

Возможно, на стенах в его квартире не хватало фотографий его и его друзей, на поверхностях не было личных артефактов, которые показали бы мне ту сторону, которую я еще не видела. Но то, что он приготовил на своей кухне, было чем-то, что я не смогла бы почувствовать по фотографии, и это значило для меня больше, чем что-либо другое.

— Спасибо. — Он поднял свой бокал с вином и поднес его ко рту.

— Здесь очень красиво. — Я посмотрела на балкон, где стояло несколько диванов и телевизор. — Это твой единственный дом, или у тебя есть и другие?

Мы никогда не обсуждали деньги. Я всегда предполагала, что он успешен, но до сегодняшнего дня это не подтверждалось.

Мне это нравилось.

Смирение было такой редкостью в наши дни.

— У меня есть дом в Аспене.

Я отпила вина.

— Я никогда не каталась на лыжах на западе.

— Нет?

Я покачала головой.

— Только по всей Новой Англии. — Когда его улыбка начала расти и не спадала, я добавила: — У меня такое чувство, что я знаю, что ты собираешься сказать, и мой ответ все равно будет «нет».

Он прикусил губу.

— Я пытался.

Несмотря на то, что теперь Джаред смотрел на ночное небо, я продолжала смотреть на него, пытаясь прочитать выражение его лица, понять тайну, скрывающуюся за этими темными глазами.

— Я должна задать тебе вопрос. — Я подождала, пока он снова посмотрит на меня, прежде чем сказать: — Твоя компания, очевидно, работает очень хорошо, и я должна предположить, что у компании такого размера есть самолет.

Его лицо не изменилось. Его взгляд даже не усилился.

— Наверное, я хочу спросить, почему в тот день ты не полетел на своем самолете?

Я не предполагала, что вопрос окажется таким трудным. Что ответ может все изменить, и мне совсем не понравилась эта мысль.

Все еще сжимая свое вино, он повертел в руке бокал, глядя на бордовые волны, прежде чем снова посмотреть на меня.

— Самолет компании был недоступен. — Он опустил бокал и положил руку на мое бедро, большим пальцем лаская по центру бедра. — Первый класс был распродан, а место 14B было единственным, где было свободное пространство для ног.

Я положила свою руку поверх его, сцепив пальцы.

— Я так благодарна за это.

ПЯТЬДЕСЯТ ОДИН

ДЖАРЕД

Я открыл глаза, как в колледже, когда услышал, как чья-то рука коснулась ручки моей двери. Точно так же, как это было в моих первых квартирах, прежде чем я смог позволить себе дом, подобный тому, в котором жил сейчас. Как только кто-то оказывался в моем пространстве, в моей голове срабатывала сигнализация.

Именно это делало меня идеальным для моей работы.

Билли Пейдж заставила меня заснуть.

Концепция, которая была примерно такой же хреновой, как и то, что она была здесь.

Вот только она была не совсем здесь ― по крайней мере, не в моей постели. Я понял это сразу же, как только проснулся, не потянувшись через матрас. Ее отсутствие было одной из причин, по которой я проснулся в первую очередь.

Я приподнялся на несколько дюймов и поправил подушку, увидев, что дверь в ванную открыта, а свет выключен. Ее здесь не было, поэтому я потянулся к планшету на тумбочке. Я сразу же заметил ее на экране. Она надела рубашку на пуговицах, которую я носил раньше, и шла по коридору, прочь от моей спальни. Ее ноги были босыми, длинные темные волосы ниспадали на спину светло-голубой рубашки.

Дойдя до первого дверного проема, она остановилась. Это был мой домашний кабинет, и она включила свет. Она не отошла от входа, просто прислонилась плечом к раме и заглянула внутрь. На стене висел диплом, а также несколько достижений и статьи о Morgan Security в рамке. В центре стоял стол с множеством ящиков, в которых лежали бумаги, которые я не мог позволить ей читать.

Через несколько секунд, застыв на одном месте, она выключила свет и пошла дальше по коридору.

Стол был заперт. Я не был дилетантом. Но тот факт, что она даже не зашла в мой кабинет, стал одной из самых сексуальных ее черт.

Когда Билли пошла на кухню, я соскользнул с кровати и надел трусы-боксеры, идя на звук. Когда я пришел, она стояла перед открытым холодильником, переминаясь с ноги на ногу.

— Позволь мне помочь, — сказал я, подходя ближе, зная, что она все еще не слышала меня. Билли не успела обернуться, как я обнял рукой ее живот и уткнулся лицом в ее шею. — Ммм, ты хорошо пахнешь.

Я быстро развернул ее, переместив свои руки к ее попке, и поднял ее на остров. Оставив ее там всего на секунду, я взял десерт и поднес его к ней. Я разрезал нитку, которая удерживала его вместе, и поднял створки коробки.

Печенье. Несколько разных видов, и я знал, что будет идеально сочетаться с ними.

— Отличный выбор, — сказал я Билли, найдя ложку и ванильное мороженое.

— Это радужная крошка. — Она уставилась на то, что было у меня в руке.

Открыв пинту, я зачерпнул немного на середину печенья и протянул ей. Вместо того чтобы взять его из моих рук, она пригнулась и обхватила край губами.

Билли была без макияжа. Все смылось в душе, когда я нес ее туда после секса у камина. Ее волосы были в беспорядке.

Она никогда не выглядела так великолепно.

Пока она жевала, я подошел ближе, провел языком по ее рту, а затем лизнул то место, где мы соприкасались. Намек на ваниль дразнил мой язык.

Я достал печенье, смесь «Орео» и шоколадной крошки, добавил мороженое и протянул его в том же направлении, что и раньше.

Ее рот снова открылся, и, не сводя с меня глаз, она откусила кусочек.

Было чертовски приятно видеть, как она ест без колебаний. Жевала и глотала, не выглядя так, как будто она заставляла себя это делать.

— Билли… — прорычал я, когда ее взгляд стал еще интенсивнее, и она отложила печенье.

Я взял ее за попку и потянул к самому краю, где она облокотилась на стойку. Я встал прямо перед ней и расстегнул четыре пуговицы, удерживающие рубашку, наблюдая, как она распахивается.

— Такая чертовски красивая. — Я обхватил ее сиськи, большими пальцами поглаживая затвердевшие соски. — Ты хочешь, чтобы я поцеловал тебя, Билли?

Ее реакция была медленной, но четкой.

— Куда?

Ранее сегодня вечером я был эгоистом. Я не поцеловал все места на ее теле, в которых она нуждалась. И хотя она кончила несколько раз, я не стал медлить.

Теперь я бы так и сделал.

Она подняла руку, опустила на пупок и погладила ниже, пока не остановилась между ног.

— Здесь.

— Именно то, что я хотел, — ответил я и прильнул к ней губами, втягивая ее клитор в рот.

Ее пальцы ног были согнуты вокруг выступа камня, и она смотрела вниз на свои бедра, ее взгляд не отрывался от моего. Поэтому, пока Билли смотрела, как я лижу ее взад и вперед, я ввел в нее два своих пальца, изгибая их, чтобы достичь той точки, которая заставит ее кричать.

Это произошло не сразу.

Через несколько оборотов запястья, сильнее надавливая языком, я почувствовал, как Билли начала сжиматься.

Она вцепилась в мои волосы, вырывая их, и закричала:

— Джаред!

Ее живот содрогался, а я продолжал лизать, доводя ее до самого начала и далеко за его пределы. И когда я понял, что ее тело стало таким чувствительным, я поднял и обвил ее ноги вокруг своей талии. Мой кончик протиснулся сквозь трусы-боксеры, идеально расположив меня.

Я схватил ее лицо обеими руками, удерживая, пока целовал ее. Чувствовал, как удовольствие все еще распространяется по ней, и каждый ее вздох заканчивался стоном.

Когда я наконец отстранился, я держал пальцы на месте и смотрел ей в глаза.

— Есть ли причина, по которой мне нужно использовать презерватив? — Я бы надел его раньше, но, если бы мне не нужно было оставлять ее прямо сейчас, я бы не хотел.

— Нет.

Я заверил ее в том же. Затем сбросил свои боксеры и сразу же погрузился в ее тепло.

— Черт возьми, — прошипел я, ее теснота и влажность, бл*дь, поглощали меня.

Я опустил руки и ущипнул ее соски по пути к ее заднице. Другую руку положил на ее клитор, который я теребил, двигая бедрами вперед-назад.

Билли вцепилась в мои плечи, дыша мне в шею, ее ноги обхватили меня так сильно, что я мог бы поднять ее прямо со стойки.

— О, боже, — простонала она, откинув голову назад.

Она начала двигаться вместе со мной, используя руки, чтобы раскачивать свое тело. Я встретил ее посередине, одновременно сжимая пальцы, чтобы она могла почувствовать сочетание обоих ощущений.

Вдохи, бл*дь, срывались с моих губ, когда Билли становилась все влажнее, и после каждого толчка кричала громче. Ее клитор затвердел, и я знал, что она была так близко.

Ее ногти вонзились в мою кожу, когда я почувствовал пульсацию внутри нее, и, зная, что она теряет себя, я отпустил ее.

Мы кончили одновременно, и я застонал.

— Билли, — произносил снова и снова, пока из моего тела выстреливала струя.

Она дергала бедрами, опустошая меня до такой степени, что я схватил ее и крепко прижал к себе. Мое лицо оказалось сбоку от ее груди, где я перевел дыхание. Я чувствовал, как ее сердце колотится подо мной, как вздымается ее грудь. Ее руки перешли от захвата моих волос к их перебиранию.

Я просто впитывал это.

Каждый момент.

Когда я, в конце концов, поднял голову, посмотрел ей в глаза и сказал:

— Пойдешь со мной в постель?

Улыбка медленно скользнула по ее губам.

— С удовольствием.

ПЯТЬДЕСЯТ ДВА

ХАНИ

ЗИМА 1986

— Выключи его, — прошептала Хани, когда Эндрю появился в дверях ванной и включил свет.

Он только что прибыл домой из аэропорта Логан после трехдневной конференции в Атланте. Хани должна была быть рада его видеть.

Но она не была рада.

— Выключить? — спросил он, игнорируя ее просьбу.

Когда он вошел в ванную, она подняла руку, защищаясь от яркого света. Это не сделало более удобным сиденье унитаза, на котором она лежала лицом большую часть дня.

От ее кожи воняло рвотой, и движение передавало ей этот запах, вызывая рвотные позывы. Она надеялась, что ничего не выйдет.

На этот раз это была всего лишь слюна.

Но все равно было больно.

Все болело.

— Детка, — сказал Эндрю, теперь стоя на коленях рядом с Хани, — с тобой все в порядке? Это просто утренняя тошнота?

Когда было слишком больно держать голову, она опиралась на сиденье, как делала это сейчас, чередуя положения, чтобы керамика, в конце концов, снова охладила ее лицо.

Ее глаза горели, хотя она не видела света.

— Нет.

— Это грипп? — Его рука лежала на ее спине, но он переместил ее на лоб, а затем на шею. — У тебя нет температуры. — Он повернул ее лицо, убирая руку, открывая веки. — Припухшие и красные, но чистые. — Его взгляд углубился. — Хани, что случилось?

Его рука опустилась ниже, и когда она достигла ее живота, Хани шлепнула ее. Затем она наклонилась, и желчь начала выходить через ее губы.

Эндрю убрал волосы с лица жены и самым мягким голосом сказал:

— Это пройдет, когда мы положим что-нибудь в твой желудок. Причина твоей тошноты в том, что…

— Нет. — Ее лицо теперь лежало на керамическом сиденье, но она повернула голову, чтобы посмотреть на него.

Заднюю стенку горла жгло; язык казался слишком толстым, чтобы говорить. Во время каждого вдоха Эндрю проводил круговыми движениями по спине Хани, и от каждого движения его пальцев ей становилось еще тошнее.

— Эндрю… — Слезы захлестнули ее, и она почувствовала, как они переместились за грудь и в живот. — Его больше нет. — Она закрыла рот рукой, прежде чем подавить всхлип.

Он заглянул ей в глаза, сжимая ее щеку.

— Нет, детка. Не от рвоты. Этого не может случиться таким образом.

Казалось, что грудь Хани треснула по центру. От его взгляда ей стало еще больнее.

— Это случилось не от рвоты, Эндрю.

Боль пронеслась по его лицу так же быстро, как пуля.

Хани не просто увидела, она почувствовала ее.

И когда это произошло, она почувствовала то же самое, что и сегодня утром, когда она была в кабинете врача.

Он все еще поглаживал ее, но его круги становились все сильнее и быстрее.

— Я уверен, что это были просто выделения. Нет причин для паники.

— Эндрю… — Хани задохнулась, жжение во рту стало слишком сильным. — Доктор Кац подтвердила это.

Внезапно наступила тишина.

— Любовь моя, — сказал он так тихо и опустил голову.

Хани хотела закричать самым громким воплем, но сдержалась, и ее тело содрогнулось от этого.

— Почему ты не позвонила мне, детка? — Он переместил пальцы на ее затылок.

— Ты был в аэропорту.

Эндрю осторожно оторвал ее от унитаза и притянул к себе, прижимая к своему телу, покачиваясь взад-вперед.

— Я гуляла, — прошептала она, спрятав лицо между его плечом и шеей. — Просто вышла на улицу подышать свежим воздухом. — Она рассказала эту историю доктору Кац, потому что ей нужно было знать, не сделала ли она что-то не так. Теперь она рассказывала мужу, потому что хотела, чтобы он знал, как ее тело снова подвело их. — Что-то было не так. — Она покачала головой в том небольшом пространстве, которое у нее было. — Как будто я обмочилась… — Хани обняла его так крепко, что он задрожал. Но она должна была продолжать, и именно так должна была это сделать. — Я была в квартале от офиса доктора Кац. Я пошла туда. — Ей так хотелось посмотреть на мужа, но она не могла заставить себя. Не могла видеть его глаза и в то же время чувствовала пустоту в животе. — И тогда она сказала мне… что у меня был выкидыш.

Хани ничего не сказала Эндрю о том, что было после. О том, что ее одежда была слишком окровавлена, чтобы надеть ее, и медсестры помогли ей накрыться несколькими халатами, а одна отвезла ее в их квартиру. Как она принимала душ и смотрела, как белая ванна становится розовой.

Хани ничего не сказала о возвращении на пол в ванной, место, которое она знала слишком хорошо, угол, где она качалась много-много месяцев.

— Я люблю тебя.

Она протерла глаза, чувствуя, как намокает ткань его рубашки.

— Мы пройдем через это.

Медсестры и врач говорили ей, что выкидыши ― обычное дело.

Но для Хани это было лишь напоминанием о том, что ее тело не может иметь ребенка.

— Я обещаю.

Это было последнее, что он сказал ей в тот вечер.

Это был также первый раз, когда она усомнилась в нем.

ПЯТЬДЕСЯТ ТРИ

БИЛЛИ

Звук моего телефона пробудил меня от мертвого сна. Я откатилась от Джареда, убедившись, что это был звук, который я запрограммировала специально для отца, и, услышав его снова, встала. Я пошла по следу, пока не нашла свой телефон в нескольких футах от меня на полу.

— Привет, пап, — прошептала я, прижимая телефон к уху. — Все в порядке? — Я не хотела будить Джареда, поэтому на цыпочках прокралась в его ванную и закрыла за собой дверь.

— Дорогая, сейчас одиннадцать утра. Почему все должно быть не в порядке?

Одиннадцать?

Я нажала на кнопку главного экрана, где показывалось время, и увидела, что он был прав.

Джаред опустил затемняющие шторы перед тем, как мы легли спать, но я никогда не думала, что когда-нибудь снова буду спать так поздно. Не тогда, когда по утрам вставала задолго до солнца. В одиннадцать звонил мой отец каждое утро, когда возвращался домой из спортзала.

— Как Питер? — спросила я, имея в виду его тренера.

Пока отец отвечал, рассказывая мне последние сплетни, циркулирующие в спортзале, я расхаживала между душем и туалетом Джареда. Во время каждого захода я видела свое отражение в зеркалах над раковиной. Элли гордилась бы мной. Я выглядела оттраханной. И я, конечно, была такой.

— Ты сможешь вернуться домой?

И тут эта мысль полностью вылетела из моей головы, звук вопроса отца заставил меня приостановиться перед душем.

Домой.

— Папа… — Я покачала головой, держась за ручку двери душа, зная, о чем он на самом деле спрашивает. Ему просто не нужно было произносить все эти слова. — Конечно, я вернусь.

Он вздохнул.

— Мы просто не хотели слишком сильно давить на тебя, чтобы ты приехала после всего, что произошло.

Я подошла к раковине и прислонила свой зад к стойке.

— Это вовсе не давление.

— Я могу приехать за тобой, если это облегчит тебе задачу.

— Нет, папа. — Я обхватила рукой свой голый живот. Меньше всего мне хотелось, чтобы он сбился с пути, а приезд за мной был бы именно этим. — Меня не нужно подвозить. Пожалуйста, не беспокойся обо мне.

— Хорошо, малышка. Я позвоню тебе завтра.

Я улыбнулась.

— Я знаю.

Мы попрощались, и я воспользовалась ванной, вымыла рот, прежде чем вернуться в кровать Джареда. Он зашевелился, когда я забралась к нему, и я прижалась лицом к его спине, обняв его за грудь.

— Не вставай.

Он рассмеялся глубоким утробным смехом.

— Уже слишком поздно для этого.

— Ты умрешь, когда я скажу тебе, который час.

У него в комнате не было часов. Это была одна из тех вещей, которые я заметила, когда легла в его постель. А с задернутыми шторами, если он не проверял свой телефон, он никак не мог этого знать.

— Уже одиннадцать.

— Господи Иисусе.

Я засмеялась, целуя его между лопаток.

— Это должно быть «да, черт возьми».

Он положил свою руку на мою и перевернулся на спину. Джаред нажал на что-то на тумбочке. Загорелся маленький верхний свет, давая идеальное освещение, чтобы мы могли видеть друг друга.

— Все в порядке?

Я кивнула.

— Это был просто мой отец.

Его палец скользнул по моему подбородку и медленно опустился вниз по груди, пока не остановился на моем бедре.

— Что ты думаешь о завтраке?

Мурашки покрыли мою кожу, и мне стало трудно вдохнуть.

— Нужно ли для этого уходить?

Джаред провел пальцем ниже, спускаясь к моему бедру.

— Не обязательно.

— Тогда как насчет того, чтобы найти что-нибудь в твоем холодильнике и приготовить, чтобы никому из нас не пришлось одеваться?

— Мне нравится эта идея.

Я улыбнулась и начала вставать с кровати.

Он сжал руку вокруг меня, притягивая меня к своей груди.

— Еще нет. — Его губы были на моей макушке. — Мне нужна минута, чтобы побыть с тобой вот так.

Я лежала на его покрытой волосами груди и не чувствовала ничего, кроме его запаха. И закрыла глаза.

— Я могу снова заснуть.

— Я тоже.

Я знала, что в новых отношениях нужно не торопиться, держать некоторые вещи при себе, пока не наступит подходящий момент, чтобы их сказать. Но когда ты находилась в самолете, который потерпел крушение, и ты и мужчина, которого ты обнимала, чудом остались живы, эти правила больше не действовали.

— Джаред, — сказала я, поднимая взгляд, чтобы мои глаза смотрели в его, — я могла бы остаться так навсегда.

Его руки обхватили мои бока, и Джаред потянул меня вверх по своему телу, пока мои губы не оказались на его губах.

И его поцелуй был лучше любого ответа, который он мог бы мне дать.

ПЯТЬДЕСЯТ ЧЕТЫРЕ

ДЖАРЕД

Наблюдение за исцелением Билли было путешествием, которое я не хотел торопить, поэтому не торопился узнать эту великолепную женщину. Я изучил различные изгибы ее улыбки и то, как она реагировала, когда я целовал все точки на ее теле. Я узнал вещи, которые ее огорчали, темы, которые ее действительно задевали.

И я наслаждался каждой секундой.

Понимаете, время было тем, что почти отняли у нас, и теперь мы проводили большую его часть вместе.

Мы быстро продвигались вперед, и я даже познакомился с Элли.

Когда мы втроем уходили с ужина, который устроили вместе, я знал, что Элли считает меня самым идеальным мужчиной в мире для ее лучшей подруги.

Я чертовски хотел, чтобы это было правдой.

Я хотел, чтобы это было так.

Я хотел быть всем, в чем нуждалась Билли.

Я хотел быть ее концом.

Но этого никогда не могло случиться. Время работало против меня. Несмотря ни на что, это всегда будет временная ситуация, которая никогда не станет постоянной. Поэтому я старался уловить каждое мгновение, которое мы проводили вместе, так же, как я делал это сейчас, обнимая ее за талию, пока мы шли по Сохо.

Воздух был свежим для весны, но мы оба хотели быть на улице. В моей другой руке был кофе, в ее ― чай. Мы провели утро, готовя еду в моей квартире, и вышли, чтобы пройтись по магазинам. Это не мое любимое занятие, но я узнал, что это одно из ее любимых занятий, и мне нравилось наблюдать за тем, как она моделирует наряды.

Мы не прошли и квартала от моего дома, когда Билли завела меня в бутик. Я хорошо знал этот магазин, мы бывали там несколько раз. Когда она привела меня внутрь, я предположил, что она пойдет в женский отдел, но вместо этого она направилась в мужской. Я последовал за ней к столу с галстуками, где она перебирала их пальцами.

— Остановись.

Билли посмотрела на меня, и я кивнул в сторону того, на котором лежала ее рука.

Она улыбнулась, держа в руке галстук в черно-белую полоску, а затем приложила его к моей шее и держала его там, глядя на меня.

— Он идеален.

— Для чего?

Ее улыбка стала еще шире.

— Для следующих выходных.

В какой-то момент я потянулся к ее талии, удерживая ее, пока она завязывала на мне галстук. Теперь моя хватка грозила сжаться, как сжималась моя чертова челюсть.

— Что будет в следующие выходные, Билли?

— Я еду домой погостить, и я надеялась, что ты поедешь со мной.

Каждый раз, когда она упоминала об отъезде из города ради этой поездки ― а на данный момент это было уже несколько раз, ― мне это не нравилось.

Здесь я мог защитить ее.

Там я не мог.

Но это было первое упоминание о том, что я еду с ней, и ее выражение лица сказало мне, что она хочет этого больше всего на свете.

Она стянула с меня галстук и положила его на руку так, чтобы намекнуть, что собирается его купить.

— Это будет весело. Моя семья замечательная, и они умирают от желания познакомиться с тобой. Я обещаю, ты проведешь самое замечательное время.

Она рассказала мне все о них.

Я знал их имена. Профессии. Хобби.

Я даже знал имена родственников, которые ушли из жизни.

Когда Билли посмотрела на меня, чтобы я дал ей ответ, в ее глазах было столько обожания. Столько эмоций. Со мной эта девушка не могла скрыть свои чувства, как бы она ни старалась. Билли показывала все, и я съедал каждое чертово выражение.

Вот почему меня убило, когда я сказал:

— Я не могу. — Когда на ее лице появилось разочарование, я добавил: — Я собирался рассказать тебе о вечеринке, на которой должен присутствовать в следующую субботу. Это просто вылетело у меня из головы.

Она ничего не сказала.

— Ты же знаешь, я бы не упустил шанс встретиться с твоей семьей, если бы это не было чрезвычайно важно. — Я вздохнул. — Мне очень жаль. — Моя рука сжалась сильнее, что она восприняла бы как извинение.

И это была… ложь.

Я смотрел на женщину, которая была мне так дорога, произнося слова, которые и близко не были похожи на правду.

Это была моя новая реальность.

То, как я решил жить, пока она меня не презирает.

— Все в порядке. — Она положила руку на мою грудь, около сердца. — Ты знаешь, я понимаю, Джаред. Раньше я была такой же в отношении работы.

Она еще не согласилась лететь, но уже начала открываться для этой идеи.

С момента аварии прошло шесть месяцев. Я считал это прогрессом в дополнение к тому весу, который она набрала, придав ей тело, которым я восхищался в самолете.

Билли была почти у цели.

Это было то, на чем я сосредоточился, чтобы мое сердце билось ровно, а затем я спросил:

— Как ты собираешься вернуться домой?

Она сделала глоток чая.

— Я собираюсь взять напрокат машину и поехать.

— Это займет шесть часов, если ты не попадешь в пробку. — Я отставил кофе и потянулся за телефоном, чтобы отправить сообщение своему помощнику. — Я попрошу Тони отвезти тебя.

— Не говори глупостей, Джаред. — Она положила руку мне на запястье, останавливая меня от набора текста. — Я вполне способна сама доехать до штата Мэн.

Я снова сжал челюсть.

— Позволь мне хотя бы дать тебе свою машину. — Я убрал телефон, мои пальцы скользнули к ее лицу. — Скажи «да», — прорычал я, глядя на ее губы, — потому что я не позволю тебе сказать «нет».

Она улыбнулась сквозь мою хватку.

— Да.

— Хорошо. Тогда все решено.

Вот только ничего не было решено.

Ни черта подобного.

ПЯТЬДЕСЯТ ПЯТЬ

ХАНИ

ЗИМА 1987

— У нас есть ответ, — сказала доктор Кац супругам, стоя у больничной койки Хани.

Несколько часов назад доктор завершила операцию по исследованию брюшной полости Хани ― последний тест, который необходимо было провести, чтобы выяснить, в чем дело. Когда Хани выписали из реанимации и поместили в отдельную палату, она с нетерпением ждала, когда врач сообщит им свои результаты. К сожалению, ей предстояла еще одна операция, поэтому супругам пришлось подождать, чтобы узнать новости.

Хани затаила дыхание, когда доктор Кац взглянула на карту в ее руках.

— Это эндометриоз.

Хани почувствовала, как сжалась рука Эндрю, когда он держал ее пальцы, и все ее опасения подтвердились. Именно по этой причине она так долго не могла забеременеть, именно поэтому у нее случился выкидыш на восьмой неделе.

Если бы ее муж не был врачом, она, вероятно, не сделала бы ни одного из этих анализов. Но когда с каждым месяцем Хани становилось все труднее, она решила, что ей нужны ответы. И Эндрю боролся, чтобы достать их для нее.

Пока Хани проходила все тесты, она провела свое исследование, отправившись в библиотеку Портленда и изучив все, что могла, о женском бесплодии. Она обнаружила, что информации по этому вопросу не так уж много, но ее было достаточно, чтобы понять, с чем она столкнулась.

Эндометриоз ― это термин, который встречался часто.

Лекарства от него нет, и она знала, что это означает, что шанс забеременеть невелик.

— Это не самая плохая новость, — сказала доктор Кац. — Но это, конечно, создает некоторые проблемы. Я попрошу вас подлечиться и прийти в офис на следующей неделе, чтобы мы могли все обсудить. — Она положила руку на ногу Хани, которая была укрыта одеялом. — Обязательно отдохните.

— Она и пальцем не пошевелит, — сказал Эндрю.

Доктор Кац кивнула.

— Если вам что-нибудь понадобится, у вас есть мой домашний телефон.

— Спасибо, — тихо ответила Хани и посмотрела, как доктор покидает ее палату.

Эндрю сидел в кресле рядом с кроватью Хани и сжимал ее пальцы, пока она, наконец, не посмотрела на него.

— Ты станешь матерью.

— Пожалуйста, не говори так. — Она подняла руку с подключенной капельницей и закрыла ею рот.

— Ты хочешь, чтобы я сказал, что сдаюсь? Что я не думаю, что наши мечты, в конце концов, сбудутся? Потому что я этого не сделаю, детка. — Эндрю поцеловал костяшки ее пальцев. — Я всегда буду настроен позитивно, и это одна из причин, по которой ты вышла за меня замуж.

Хани перестала сдерживать слезы и позволила им пролиться.

— Я просто хочу ребенка. — Она ненавидела, что гниль вернулась в ее желудок. Пустота. Страх от осознания того, что ничто и никогда не заполнит ее живот, что он навсегда останется полым и печальным, поглощал ее.

Сегодня было так же больно, как во время выкидыша.

Только сегодня она узнала, насколько сломано ее тело.

— У тебя будет ребенок, — сказал он, проводя губами по ее коже. — Я обещаю.

Хани была благодарна за то, что рядом с ней был такой замечательный мужчина. Тот, кто верил в нее с такой силой, которой у нее самой не было. Тот, кто никогда не терял надежды.

Она провела большим пальцем по лицу мужа и прошептала:

— Я так устала.

— Ты хочешь, чтобы я ушел?

— Нет.

Эндрю встал со стула и забрался на больничную койку Хани. Он осторожно, не касаясь ее живота, чтобы не повредить разрезы, устроился рядом с ней. Когда он был рядом, она почувствовала, что наконец-то может закрыть глаза.

— Ты станешь матерью, — сказал он перед тем, как она заснула.

Она была слишком слаба, чтобы ответить, но если бы у нее были силы, она бы с ним не согласилась.

ПЯТЬДЕСЯТ ШЕСТЬ

ДЖАРЕД

Как только я взглянул на свой телефон, я поднял палец вверх, показывая, что мне нужна минута, и вышел на улицу. Как только ступил на тротуар, я провел пальцем по экрану и поднес телефон к уху.

— Билли.

— Привет.

Мне чертовски нравился звук ее голоса. Простота ее приветствия, но то, что оно всегда было наполнено таким количеством эмоций.

— Ты хорошо проводишь время в Мэне?

Несколько человек прошли мимо меня, и я отступил на самый крайтротуара, держась ближе к кирпичному зданию.

— Это был очень напряженный день. Так бывает, когда я возвращаюсь после долгого отсутствия.

Она выехала из Манхэттена в пять утра на одном из моих внедорожников на север. Я подозревал, что с самого приезда она будет связана семейными обязательствами. Похоже, я был прав.

Я проверил часы и подсчитал, что сейчас уже десять вечера.

— Ты уже дома?

— Устроилась в своей старой кровати, как будто мне снова семнадцать.

Я провел рукой по волосам.

— Господи, мысль об этом одновременно невероятно сексуальна и крайне неуместна.

Она рассмеялась, а затем ее тон стал серьезным.

— Я бы хотела, чтобы ты был здесь.

— То же самое.

Она помолчала несколько секунд.

— Лос-Анджелес звучит оживленно.

Движение на Франклин-стрит было плотным, бампер к бамперу. Тротуар был так же переполнен.

В каждом городе были одинаковые звуки, так что она не смогла бы сказать, что я на самом деле в Сан-Франциско.

— Ничего такого, чего бы я ни ожидал, — ответил я, глядя на вход в ресторан Basil's и наблюдая за тем, как в дверь заходят желающие заказать столик.

И все из-за нее.

— Ты сможешь немного отдохнуть?

— Ммм, — простонала она, и я услышал, что она сглатывает. У меня было чувство, что это, вероятно, вино. — Я, конечно, постараюсь.

— Я напишу тебе, когда вернусь в отель. Если ты не будешь спать, я позвоню.

Она засмеялась.

— Ты думаешь, что разговор с тобой меня расслабит?

Я уперся тыльной стороной ступни в здание.

— После того, как я скажу тебе, что делать с твоими руками, я не сомневаюсь, что ты уснешь через несколько минут.

— Ради этого стоит не спать, — сказала она, ее тон снова изменился.

Я улыбнулся и направился обратно к входу.

— Я постараюсь закончить здесь все как можно быстрее.

Я попрощался и вернулся на кухню, где Маркус стоял перед конфорками, работая сразу с несколькими кастрюлями на газовой плите.

— Первый ― соус с водкой, — сказал он, как только я подошел к нему.

В кастрюлю бросили пасту, затем добавили соус из другой кастрюли и соединили их. Как только зити были хорошо пропитаны, он вылил часть смеси на тарелку и пододвинул ее ко мне.

Я взял вилку и подождал, пока он посыплет сверху свеженатертым пармезаном, после чего отправил несколько макаронин в рот. Я жевал губчатую текстуру, давая вкусу устояться, прежде чем предложить:

— Только немного соли.

Он потянулся к миске рядом с конфоркой, отщипнул белые гранулы и бросил немного на сковороду. Маркус несколько раз перевернул пасту, соединяя все вместе, а затем подал мне новую тарелку.

Взяв свежую вилку, я попробовал немного, следуя тому же процессу, не отрывая глаз от еды. Когда я проглотил, поднял глаза и улыбнулся своему другу.

— Это чертовски идеально.

— Да?

Я кивнул.

— Добавь это в меню и дай мне еще одну тарелку прямо сейчас.

Он положил руку на мое плечо, похлопав по нему ладонью.

— Еще нет. У меня есть еще несколько блюд, которые ты должен попробовать.

Маркус отошел на несколько шагов от стойки и взял бутылку вина. Он налил два бокала и протянул один мне. Мы звякнули ими друг о друга и оба сделали по глотку.

— Это была она?

Я посмотрел на него, подняв брови.

— Кто?

— Девушка, с которой ты встречаешься.

Маркус не был моим самым старым другом, но он был рядом со времен колледжа, а это было чертовски давно. Я не обсуждал с ним Билли, но не был удивлен, что он мог сказать, что я счастлив.

— Я несу ответственность за то, чтобы уложить ее в постель, — сказал я, — Так что сегодня вечером нам придется все сократить.

Он сделал еще один глоток и рассмеялся.

— Сделай мне одолжение. Не провали это дело. Я бы хотел, чтобы она была здесь хотя бы на ужин.

Он понятия не имел, что говорит.

Но я понимал.

И я хотел сказать ему, что для этого уже слишком поздно.

Но это было бессмысленно, потому что я чувствовал, что, когда он в следующий раз спросит меня о женщине, с которой я встречаюсь, Билли уже исчезнет из моей жизни.

ПЯТЬДЕСЯТ СЕМЬ

ХАНИ

ВЕСНА 1987

Хани не ожидала, что вспомнит последнее, что сказал Эндрю перед тем, как она потеряла сознание после операции.

Но она запомнила.

Каждое слово.

А на следующее утро, когда она проснулась, он сказал ей, что они могут обсудить ее диагноз, когда она будет готова. Хани не была готова. Она хотела вылечиться, вернуться на работу и почувствовать себя немного более нормальной, прежде чем они заговорят обо всем, что было сломано внутри нее.

Но пока она ждала этого разговора с Эндрю, его слова продолжали преследовать ее, и она не могла их отпустить.

Прошла неделя, и когда пришло время идти в кабинет доктора Кац, они все еще не поговорили об этом, но акушеру-гинекологу не нужно было рассказывать им о трудностях, с которыми им предстояло столкнуться. Когда Хани смотрела на нее, ее собственные глаза показывали, насколько она была напугана этим путешествием.

Когда пара уходила с приема, Хани поклялась пока не принимать никаких решений. Она хотела посмотреть, как отреагирует ее тело, если она отбросит все ожидания. Если она даст себе свободу, чтобы снова получать удовольствие от всего, испытать секс не только для того, чтобы сделать ребенка.

Но когда прошло три месяца, еще три случая, когда она смотрела вниз и видела красное, Хани была готова поговорить с Эндрю.

Она ждала его на диване, зная, что он увидит ее, как только откроет дверь, обнимая афган, который связала ее мать.

Когда Эндрю пришел после смены, он все еще держал ручку двери в руке, когда спросил:

— Что ты делаешь так поздно, детка? — Он оставил свой портфель и пиджак у двери и сел рядом с ней.

Хани поплотнее натянула на себя одеяло.

— Не могла уснуть.

Его рука забралась под одеяло, и когда он нашел ее пальцы, он наклонился вперед и поцеловал ее.

Она чувствовала его больничный запах. Это заставило ее полюбить его еще больше.

— Ты никогда не просыпаешься, когда я возвращаюсь домой после смены. — Его губы переместились на ее лоб. — Скажи мне, что происходит.

Ей пришлось на минуту отвести взгляд. Ее мысли были слишком тяжелыми и разбегались во все стороны. Хани планировала то, что собиралась сказать, репетировала это много раз, особенно если учесть, что она пролежала на этом диване уже несколько часов. Но теперь, когда Эндрю был здесь, слова давались ей не так легко.

— Хани…

Она смотрела на стеклянный журнальный столик перед ними. Она надеялась, что однажды он будет покрыт отпечатками маленьких пальчиков, острые края нужно будет обмотать, чтобы они не выкололи глаза, а керамическую вазу в центре убрать, чтобы она не была на расстоянии вытянутой руки.

Все проблемы, о которых она молилась.

Поэтому Хани посмотрела на мужа, сжала обе его руки и сказала:

— Я думаю, мы должны усыновить ребенка.

Он прижался к ее спине, и Хани увидела ответ, прежде чем он сказал:

— Я тоже. Я много думал об этом, и это действительно то, чего я хочу.

Ее глаза наполнились слезами, когда она посмотрела на него. Он все еще был одет в свою медицинскую форму и белый халат, волосы были немного взъерошены, под глазами была темнота, говорившая о том, что это была долгая смена. Но он смотрел на нее с таким терпением и любовью.

— Эндрю, я больше не могу справляться с этим. — Она медленно попыталась вдохнуть, наполняя легкие до конца. — Каждый месяц, непременно, как по часам. Я получаю три недели надежды, потом неделю мучений, потом надежду и мучения. Я не могу этого вынести.

Эндрю отпустил ее руку, чтобы прикоснуться к щеке, большим пальцем нежно поглаживая край глаза, с каждым движением убирая все больше выступившей влаги.

— Я не хочу, чтобы ты так себя чувствовала. Ни сейчас, ни когда-либо. Ты слышишь меня? — Он прижался лбом к ее лбу, чтобы быть ближе. — Я хочу дать тебе все, о чем ты когда-либо мечтала, Хани, и хочу забрать взамен всю твою боль и страдания.

С каждым словом Эндрю слезы Хани начинали капать быстрее, и он продолжал ловить каждую из них.

Она любила его с такой силой, о существовании которой даже не подозревала.

Чувство, которое выходило за рамки слов.

— Тогда подари нам ребенка, — прошептала она. Она прижалась к нему с силой, которую ей пришлось вырывать. — Сделать тебя отцом ― это единственное, чего я хочу.

Эндрю отстранил лицо и положил руку под голову жены, осторожно укладывая ее на диван. С нежностью, которую муж испытывает только к своей жене, руки Эндрю медленно прошлись по животу Хани, поглаживая шрамы после операции, прежде чем он снял с нее одежду.

Хани сделала то же самое с Эндрю, не в силах подойти достаточно близко, ее пальцы касались каждого сантиметра его кожи.

Когда они оба были обнажены, они занялись любовью.

Впервые с тех пор, как они решили забеременеть, не было никакого давления. Хани могла наслаждаться его губами на своем теле и вспоминать, почему они там оказались. Она чувствовала наслаждение, которого не испытывала уже давно.

И эта ночь превратилась в одну из лучших в ее жизни.

ПЯТЬДЕСЯТ ВОСЕМЬ

ДЖАРЕД

Я вернулся в Манхэттен за два дня до того, как Билли вернулась из Мэна. Я планировал провести все это время в офисе. Работа страдала с тех пор, как я переключил все свое внимание на нее. Я делегировал многие свои обязанности, откладывал необходимые поездки, чтобы она могла провести ночь в моих объятиях.

Это не будет длиться вечно.

Но сейчас Билли была моей.

И именно это я говорил себе каждый раз, когда выбирал ее вместо работы.

Ее отсутствие давало мне шанс наверстать упущенное. Не прошло и двух часов, как мне на телефон пришло письмо. Оно пришло с аккаунта, у которого было свое особое уведомление, звук которого заставлял меня смотреть на экран, чем бы я ни занимался.

На этот раз письмо было от компании, обслуживающей кредитную карту, и сообщало мне, что моя выписка готова.

Это была карта, которая больше не служила никакой цели.

Поскольку сеть в моем офисе была самой защищенной, я использовал свой рабочий стол для входа в систему. Поскольку на карте не было баланса, я зашел в «Настройки» и нашел кнопку, которая прекращала действие счета. Затем я вернулся к своей электронной почте.

В папке «Входящие» были сохранены все ежемесячные выписки, которые приходили с момента открытия карты. В них был указан нулевой баланс, за исключением одного месяца.

Embassy Jets, $876

Общая стоимость, которую я заплатил за места 14A и 14B.

На самом деле, это была стоимость, которую заплатил Маркус, потому что карта была оформлена на его имя.

Вот только Маркус ничего не знал обо всем этом.

И после сегодняшнего дня я собирался стереть историю из его кредитной истории, чтобы он никогда не узнал. Не то чтобы он когда-либо следил за этим или нуждался в доступе к своему кредиту. Я был финансовым спонсором Basil’s, и это было то окно, которое мне понадобилось, чтобы все это устроить.

Я очистил остальную часть папки входящих сообщений, оставив только двадцать шесть писем от Билли. Это были сообщения между нами, в которых мы обсуждали ее услуги, новую рекламу, которую она продвигала после аварии, и отчеты, которые она присылала, чтобы показать результаты кампании.

Все они были адресованы Маркусу.

Каждый ответ, который я отправлял, обязательно подписывал его именем.

Он не знал ни об одном из них.

На данный момент учетная запись электронной почты будет оставаться открытой, но это был только вопрос времени, когда она тоже будет удалена.

Моя жизнь с Билли Пейдж… стерта.

Как будто она могла почувствовать, что я думаю о ней, на экране моего телефона высветилась ее фотография. Это заставляло меня улыбаться каждый раз, когда она звонила, так же, как и сейчас. Я сделал фотографию в прошлом месяце, когда она смотрела в окно на заднем сиденье моего внедорожника, а солнце только начинало целовать ее лицо.

Теперь это был кусочек времени, который я собирался хранить вечно.

— Доброе утро, красавица, — сказал я, прижимая мобильник к уху.

— Ммм, — зевнула она. — В Лос-Анджелесе еще так рано, а ты совсем не выглядишь сонным.

Я скрежетнул зубами и встал из-за стола, чтобы подойти к окну.

— Я уже несколько часов на ногах. Ты же знаешь, что я не могу заснуть, когда нахожусь вдали от тебя.

— Я тоже плохо спала. Может, это просто нервная энергия из-за сегодняшнего дня. Я не знаю.

Я прижал ладонь к холодному стеклу и посмотрел на город.

— Поговори со мной об этом.

— Это просто долгая, тяжелая подготовка, а затем много эмоций, которые следуют за этим. Так бывает не каждый раз, когда я приезжаю домой, но в эти выходные каждый год одно и то же.

Я сжал руку в кулак и прижал костяшки пальцев к окну. Я не позволял своему разуму идти туда. Не позволял ему обрабатывать то, о чем она говорила. Я не мог. Иначе этот телефонный звонок пошел бы совсем по другому пути.

— Мне неприятно, что тебе больно, Билли.

— Ты успокаиваешь меня. Я знаю, что это звучит глупо, но сейчас мне бы это очень пригодилось.

— Я здесь.

— Нет, не здесь.

Я закрыл глаза и не открывал их, грызя зубами нижнюю губу.

И как раз когда тишина действительно начала накаляться, она добавила:

— Я сказала это не для того, чтобы ты чувствовал себя плохо. Я сказала это, потому что мне искренне хочется, чтобы ты был здесь. Ты мне нужен. Так сильно сейчас.

— Билли…

— Не волнуйся, со мной все будет в порядке.

Если бы я мог, я бы бил своей гребаной головой в стекло, пока все окно не разлетелось вдребезги.

— Мне очень жаль.

— Не стоит.

Я чувствовал ее боль в воздухе.

Я должен был что-то сказать. Должен был как-то исправить ситуацию.

— Эй… — Я открыл глаза и посмотрел на здания напротив меня. Я не моргал. Мое сердце кричало. Если бы в этом теле была хоть одна слеза, я бы ее пролил. — Я люблю тебя.

Я услышал, как Билли вздохнула. Клянусь, я даже слышал, как она закрыла глаза.

— Я тоже тебя люблю.

Я хотел быть рядом с ней, даже если это было невозможно.

Все в этой ситуации было чертовски невозможно.

Но я любил ее.

И ничего не мог с этим поделать.

— Я здесь, если понадоблюсь тебе. Хорошо?

— Я знаю. — Ее голос изменился. — Я просто рассказывала отцу, какой ты замечательный. — Она вздохнула, и я услышал, как она пытается улыбнуться. — Он очень хочет познакомиться с человеком, который сделал меня такой счастливой.

Я прижал руку к окну.

— Я с нетерпением жду встречи с ним… — Я почувствовал, как боль пронзила мою челюсть, когда она сжалась, и я ударил костяшками пальцев в окно. Моя грудь была готова взорваться, черт возьми. — Мне нужно идти. Я позвоню тебе позже.

— Пока, — сказала она, прежде чем я опустил телефон в карман.

В каком-то смысле я хотел бы вернуться на рейс восемьдесят восемь.

По крайней мере, в воздухе я беспокоился только о ее выживании. Я не беспокоился о том, чтобы разрушить ее гребаное сердце.

ПЯТЬДЕСЯТ ДЕВЯТЬ

ХАНИ

ЗИМА 1987

— Я не могу выбрать один, — визжала Хани, когда Эндрю щекотал ее, сидя на полу в гостиной.

— Ты должна принять решение. — Его руки двигались вверх по ее бокам, и с каждым движением она кричала все громче.

— Я отказываюсь.

— Тогда я просто продолжу щекотать тебя.

— Неееет.

Несмотря на то, что она смеялась сквозь слезы и корчилась на ковре, Хани не хотела, чтобы он останавливался. Именно поэтому не сказала ему, какой фильм она действительно хочет посмотреть, когда наступила ее очередь выбирать, ― именно с этого момента началась война щекоток. Потому что как только Эндрю получит ответ, он включит фильм, а Хани слишком наслаждалась его вниманием, чтобы это произошло прямо сейчас.

— Какой? — спросил он, его губы были так близко, что она почувствовала на них вкус вина.

Такой же вкус был на ее языке от бутылки, которую она открыла ранее. Это была часть того, что она приготовила: послеобеденный пикник на полу их квартиры с одеялами и подушками, пока они смотрели фильмы и ленились весь день. Только теперь, когда титры фильма «Рокки IV» только что закончились, пришло время принимать решение.

— Аххх! — взвизгнула Хани, когда его руки впились в нее, увеличивая скорость, чтобы заставить ее выть громче, чем когда-либо.

— Скажи это.

— Тебе это не понравится, — закричала она, не в силах больше сдерживаться.

Он немного расслабил руки, улыбка осталась на его лице.

— Попробуй.

— Выбирай из двух: «Огни святого Эльма» или «Свободные».

Эндрю оставался рядом с женой, обнимая ее, а не щекоча, но его руки не отрывались от ее тела.

— «Свободные». — Он провел носом по кончику ее носа. — Потому что ты предпочитаешь видеть одно другому.

Ей нужно было только подойти к телевизору, снять кассету с полки под ним и вставить фильм в видеомагнитофон, как только закончится предыдущий. Но вместо этого она положила руки на лицо Эндрю и притянула его к себе для долгого, глубокого поцелуя.

Его пальцы только начали сжимать ее талию, как зазвонил телефон.

У Эндрю и Хани было правило: в какое бы время ни раздался звонок, они всегда отвечали на него, на всякий случай, если это была больница. Поэтому Эндрю неохотно оторвался от губ Хани и пошел на кухню, где находился телефон.

— Алло? — услышала Хани его слова в трубке.

Она наблюдала за лицом мужа, пока он слушал, кто говорит, и через несколько секунд он сказал:

— Привет, Стефани. Ничего страшного. Мы сейчас не заняты.

Не сводя глаз с Эндрю, Хани пыталась вспомнить всех знакомых ей женщин по имени Стефани, и только одна из них должна была разговаривать по телефону.

— Наш адвокат? — пробормотала Хани.

Когда Эндрю кивнул, она поднялась с пола и поспешила на кухню, встав рядом с ним, пока он держал телефон у уха, чтобы они оба могли слышать.

— Я не хочу беспокоить вас в выходные, — сказала Стефани, — но у меня есть потрясающие новости, которые, думаю, извинят мое вторжение, и я очень хочу сообщить их вам прямо сейчас.

Хани прикрыла рот рукой, сдерживая нервы, которые сейчас взрывались в ее животе.

— Хани здесь, — сказал Эндрю в трубку, — и мы готовы выслушать все, что ты хочешь сказать.

Хани выругалась, ей пришлось ждать несколько минут, прежде чем адвокат заговорил снова.

Но когда она заговорила, она сказала:

— Я нашла вам ребенка для усыновления.

Хани в недоумении посмотрела на мужа. Они встретились со Стефани всего несколько месяцев назад, по рекомендации одного из врачей больницы, который узнал о ней от брата или сестры. Поскольку ее офис находился в Нью-Йорке, они взяли отгул на работе и проехали шесть часов на юг, чтобы встретиться с ней.

Стефани предупредила супругов, что может пройти несколько месяцев, возможно, до двух лет, прежде чем она найдет им ребенка. Она хотела, чтобы у них были реалистичные ожидания, поэтому, когда Хани и Эндрю уходили с той встречи, у них в голове уже были большие сроки.

Они и представить себе не могли, что это произойдет так скоро.

— Пока что я могу сказать, что мать живет в Нью-Гэмпшире. Ей семнадцать лет, срок беременности примерно восемнадцать недель. Я много раз разговаривала с ней и отцом, и они оба согласны отказаться от своих родительских прав.

Эндрю протянул руку Хани, и она сжала ее в ответ.

— Я знаю, что есть вопросы, которые я должен задать тебе, — сказал он Стефани, — но я не ожидал, что ты позвонишь, и у меня ничего не готово.

— Я понимаю, — ответила она. — Подобные новости могут быть чрезвычайно ошеломляющими, и так будет продолжаться на протяжении всего процесса усыновления. Это самое эмоциональное событие в вашей жизни.

Хани не могла сдержать слез. Она даже не пыталась. Надежда, которую она чувствовала в своем сердце, поглощала ее так, что она чувствовала, что наконец-то может дышать.

Эндрю обещал ей ребенка. Он никогда не переставал верить.

И теперь это становилось реальностью.

— Мы готовы к этому, — ответила Хани, ее голос был мягким, но ясным.

— Сможете ли вы прийти на следующей неделе? — спросила Стефани. — Нам нужно начать оформление документов как можно скорее.

Эндрю посмотрел на календарь, который Хани держала на кухне, где были указаны их рабочие графики и все мероприятия, которые они должны были посетить для больницы.

Он указал на дату, и когда Хани кивнула, сказал:

— Как насчет четверга?

— Подойдет.

Они договорились о времени, и как только положили трубку, руки Эндрю легли на щеки жены, приподнимая лицо, чтобы она посмотрела на него.

— У нас будет ребенок, — сказала она, и радость разлилась по ее лицу.

Хани прижалась к его груди, охваченная самой сильной любовью к нему и мыслью о ребенке, которого они будут растить вместе.

— Вот оно, — сказал он. — Я это чувствую.

Все, что Хани могла сделать, это кивнуть.

Потому что в глубине души она чувствовала то же самое.

ШЕСТЬДЕСЯТ

БИЛЛИ

Сегодня был самый тяжелый день в году. У каждого из нас было одно воспоминание о каком-то периоде жизни, к которому мы возвращались, когда приближалась годовщина.

Мое воспоминание было не совсем воспоминанием. Все было немного сложнее, но дата была двадцатое мая. И каждый год я возвращалась домой, чтобы провести его с семьей, где мы праздновали со смехом, едой и выпивкой.

В конце концов, еда была способом нашего общения. Так мы показывали свою любовь друг к другу. Еда была тем, что обнимало нас в ответ и слушало, когда никто не понимал нашей боли.

Играла музыка, на крыльце висели гирлянды, по всему двору стояли ведра с ледяным пивом.

Это будет вечеринка, и так и должно быть.

И именно по этой причине я хотела, чтобы Джаред был здесь ― чтобы отпраздновать со своей семьей, наконец-то встретиться с ними.

Он должен был работать, и это было разумное оправдание. Но это не делало сегодняшний день легче.

Потому что, несмотря на то, что это был праздник, сегодня была моя борьба.

Вечеринка должна была начаться сегодня в шесть часов. Вокруг кустов были установлены колонки, тарелки с едой ждали в холодильнике, а ящики с пивом и алкоголем занимали треть гаража.

Все было готово.

Просто еще не пришло время.

Теперь, когда мы вернулись в дом все вместе, и все слонялись внизу, я направилась наверх, чтобы побыть в тишине. Все еще в своем черном платье, я прошла к своей старой комнате, но когда дошла до двери, я не остановилась. Я продолжила идти по коридору к спальне родителей.

Я на секунду остановилась в дверях, переводя дыхание, а затем села на мамину сторону матраса.

Это был первый раз, когда я вошла сюда после возвращения в Портленд несколько дней назад.

Это было не то место, которого я избегала. В этой кровати я провела много ночей своего детства.

Но двадцатого мая это было тяжелое место.

Я наклонилась вперед, взяла с тумбочки фотографию в рамке и зажала ее в руках. Это была фотография моих родителей в день их свадьбы. Моя мама была одета в повседневное белое платье, а папа ― в черный костюм.

Они были так невероятно красивы вместе.

Я прижала рамку к груди и закрыла глаза, пытаясь вспомнить каждую деталь, которую он когда-либо рассказывал мне.

ШЕСТЬДЕСЯТ ОДИН

ХАНИ

ЗИМА 1988

Хани стояла у раковины в их ванной, разглядывая себя в зеркале. Девушка, смотревшая на нее в ответ, сильно отличалась от той, которая стояла здесь, когда она впервые переехала к Эндрю. Она даже отличалась от той девушки, которая держалась за выступ этой раковины шесть месяцев назад.

Все в ее жизни изменилось.

Хани посмотрела вниз на помолвочное кольцо и обручальное кольцо на пальце левой руки. Когда она произносила клятву, она и представить себе не могла, в какое путешествие ей предстоит отправиться с Эндрю, через какие испытания им предстоит пройти.

Как наивно было с ее стороны думать, что все будет просто.

Даже сейчас, глядя в глаза, она видела самую сложную ситуацию за всю свою жизнь.

Она взяла зубную щетку, намазала пасту на щетину и начала чистить зубы. Прополоскав рот, набрала в ладонь немного очищающего средства и почистила лицо.

Когда она вымылась и почувствовала себя немного лучше, она пошла в спальню, где спал Эндрю, и забралась рядом с ним. Хани прижалась лицом к его плечу, впитывая его тепло и щекоча ногтями его руку, что ему очень нравилось.

— Не останавливайся, — простонал он, когда она помедлила на его запястье.

Она почувствовала, как по его коже побежали мурашки, и это заставило ее улыбнуться, когда она почесала его грудь, и все больше мурашек росло по мере того, как она спускалась по его животу, а затем возвращалась к его руке.

— У нас так много дел на сегодня, — напомнила она ему, когда им обоим пора было вставать.

— Еще несколько минут. — Эндрю протянул руку поперек ее тела, чтобы она пощекотала его до кончиков пальцев, а затем поднялась до его подмышки.

Ему было так легко угодить. Если бы она принесла ему чашку кофе, он бы улыбался весь день.

Но у нее было кое-что еще лучше, чтобы подарить ему.

— Эндрю, мы должны пойти купить кроватку.

Его лицо было закрыто подушкой, но белый пух шевельнулся, когда он повернул шею.

— Тебе не нравится та, которую мы купили?

Она села, скрестив ноги на кровати, все еще потирая ногтями его руку.

— Мне она нравится.

— Тогда зачем нам покупать другую?

Их взгляды медленно соединились, когда он отодвинул подушку, и она сказала:

— Не другую, Эндрю. Вторую.

— Хани…

— Иди, посмотри в ванной.

Он поспешно встал с кровати, и Хани смотрела, как он исчезает в двери. Она знала, что он идет к стойке, где она оставила тест на беременность, берет его в руки, чтобы прочитать результаты на экране окна.

Улыбаясь знаку «плюс», который стоял прямо посередине.

За несколько недель до этого Хани знала, что беременна. Она уже пропустила месячные. Она просто не могла пока увидеть результаты, поэтому откладывала это до тех пор, пока не могла больше.

Когда ее муж снова появился в дверях, волосы взъерошены со сна, на лице следы от простыни, он так тихо сказал:

— Детка…

Глаза Хани уже наливались слезами, которые, задерживаясь на краях, скатывались по щекам, как толстые бочки.

Она кивнула ему, и это было самое приятное чувство.

Эндрю двигался так быстро, что она едва успела заметить, как он опустился на кровать, но она тут же оказалась в его объятиях, и он прижал ее к своей груди. Тепло его кожи было как одеяло, окутывая ее в это безопасное, защищенное гнездышко.

— О, Хани…

— В этот раз все по-другому, — призналась она.

Хани не была уверена, стоит ли говорить это вслух. Она точно не хотела ничего сглазить. Но то, что она сказала, было правдой. То, что она чувствовала в последние пару месяцев, не было похоже на предыдущие беременности.

Одна из его рук опустилась вниз по ее телу и остановилась, когда достигла живота. Его пальцы широко раздвинулись, и очень нежно он провел маленькие круги по ее пупку.

— Хани… — сказал он так нежно.

Она наклонила голову, чтобы заглянуть ему в глаза.

— Я не думала, что это когда-нибудь случится.

— Я знал. — Выражение лица Эндрю смягчилось, и он крепче сжал ее. — И я верю, что все будет хорошо. Это просто то, что я чувствую сердцем.

Хани не знала, сможет ли она выносить их ребенка до полного срока. Она не знала, не передумает ли биологическая мать отдать на усыновление ребенка в самый последний момент. У нее было так много вопросов и ни на один не было ответов.

Но одна вещь была очень ясной в ее сознании.

— Я верю в тебя, — сказала она.

ШЕСТЬДЕСЯТ ДВА

БИЛЛИ

Я положила свадебную фотографию своих родителей обратно на тумбочку, убедившись, что она стоит на том же месте, где и раньше. Затем я встала и медленно пошла по коридору. Я снова прошла мимо своей старой комнаты и вышла на лестничную площадку, но на этот раз повернула в противоположном направлении, направляясь к кабинету отца в конце коридора.

Там, где некоторые мужчины возвращались домой после работы, и отдыхали в своих норах, мой отец шел в свой кабинет. Все знали, что если он дома, то его можно найти именно там. Это было единственное место в нашем доме, где он мог по-настоящему отключиться от сети, хотя, находясь там, он все равно работал. Кроме того, именно здесь я проводила большую часть своего времени в детстве.

На стенах висели фотографии из поездок, которые мы совершали на протяжении многих лет. Мы катались на лыжах и ходили в походы, ездили в круизы и в Диснейленд. Мы путешествовали по всему миру. Почти на каждой фотографии мы держали в руках какую-то еду. Такос в Мексике. Конч-чаудер в Ки-Уэсте. Джелато в Риме. Фалафель в Тель-Авиве.

С каждой фотографией приходили воспоминания, одно за другим, создавая фундамент того, что я превратила в карьеру.

И все это благодаря моему отцу.

Он научил меня всему, что я знала о еде. Как ее готовить, как с помощью языка находить недостающие ингредиенты, как по-настоящему оценить всевозможные вкусы.

Я была обязана ему своим вкусом.

Я была так близка к тому, чтобы все вернуть. Просто еще не дошла до этого.

Я продолжала обходить его кабинет, мои глаза блуждали по временной шкале снимков, различных причесок и нарядов, которые я носила на протяжении многих лет. Я дошла до шкафа в дальнем углу его комнаты, и что-то заставило меня открыть узкую дверцу и потянуть за шнурок, чтобы включить верхний свет.

Мой отец превратил шкаф в кладовку, соорудив полки на всех трех стенах. Оказавшись внутри, я сразу же направилась налево, взяв в руки большой пластиковый ящик, стоявший на дне. Крышка была изношена, потому что за эти годы ее открывали и закрывали сотни раз.

Я принесла ящик к папиному письменному столу и поставила его сверху, усевшись в его большое кожаное кресло. Обычно я просматривала содержимое в последний день поездки, но двадцатого мая ― никогда.

Этот день был слишком тяжелым.

Но что-то заставило меня уставиться на крышку, пристально изучая имя, написанное сверху черным маркером.

Я провела по нему пальцем и прошептала:

— Мама.

ШЕСТЬДЕСЯТ ТРИ

ХАНИ

ЛЕТО 1988

— Эндрю, я чувствую, что меня сейчас стошнит, — сказала Хани, расхаживая по маленькой комнате в больнице Манчестера.

Когда им сообщили, где будет рожать биологическая мать, и они получили разрешение находиться в больнице, Эндрю снял для них двоих отдельную палату. Поскольку они не будут наблюдать за родами или встречаться с матерью, отцом или кем-то из их семьи, это обеспечило им личное пространство.

Кроме того, у них была своя уборная, что было особенно важно, поскольку Хани была беременна, и ее нервы посылали ее в туалет каждые двадцать минут или около того.

— Ты просто голодна. — Эндрю подошел к столику у кровати, куда он поставил их холодильник. Зная, насколько ужасной была больничная еда, они принесли свою собственную.

— Голодна. — Она подошла к окну. — Волнуюсь. — Она прошла мимо кровати, потирая ладонью живот, преследуемая мыслями о том подростке в родильном зале и о том, что она испытывала. Теперь, когда Хани была беременна, она была по обе стороны, и это были эмоциональные места. Она остановилась у двери и посмотрела на Эндрю. — Что, если она передумает? — Хани сделала вдох, воздух рикошетом пронесся по ее груди. Она столкнулась со своим самым большим страхом, чувствуя, как он проходит через ее горло. — Что, если она захочет оставить его себе, Эндрю? — Ее голос смягчился. — Я уже так люблю нашего ребенка.

— Детка… — Хани увидела, как его взгляд отяжелел, умоляя ее оставаться позитивной, а затем он протянул руки. — Иди сюда.

Она сглотнула, смотря в разные стороны, но единственное, что она ясно видела, была еда, которую Эндрю пытался достать для нее из холодильника. Хани улыбнулась, ее эмоции снова захлестнули ее до такой степени, что она даже застонала.

— Пожалуйста, накорми меня.

Он засмеялся и положил ей в руку холодный сэндвич в фольге.

— Спасибо. — Хани поднесла его к окну вместе с небольшим контейнером яблочного сока и использовала карниз как стол. — Мы до сих пор даже не определились с именем, — проговорила она себе под нос, чередуя укусы с глотками сока.

— Я думал, тебе нравится Джессика?

Хани пожала плечами.

— Я просто не знаю, так ли мы должны назвать нашу дочь.

— Ты решила назвать его в честь моего дедушки, если это будет мальчик?

— Да. — Она не звучала убедительно. — То есть… я действительно не знаю.

Эндрю подошел и встал перед женой, пока она ела.

— Вспомни, что Стефани сказала нам во время нашей встречи на прошлой неделе. Все это будет казаться чрезвычайно сложным, и ничего страшного, если у нас сейчас нет всех ответов. Это касается и решения о том, как мы назовем нашего ребенка.

Начиная со второго триместра, Хани не могла принять ни одного решения. Все было неопределенным, и решение казалось ей чем-то непостижимым.

Она отложила сэндвич, опустив руки к бокам. Реальность того, где они находились и о чем говорили, обрушилась на нее. И вместе с этим на нее накатывала волна за волной эмоций.

— Ты когда-нибудь скажешь мне, что напуган до смерти? — Эндрю не успел ответить, как она добавила: — Если подумать, пожалуйста, не надо. Мне нужно, чтобы ты был сильным, особенно сейчас.

Эндрю придвинулся ближе, положа руки на ее талию.

— Я знаю.

Хани не сразу заговорила.

— А что, если ребенок нас возненавидит? — Ее глаза встретились с его. — Что, если мы не сможем справиться с двумя детьми одновременно? Что, если мы будем так плохо спать, что случайно оставим бутылочку на плите и сожжем нашу квартиру?

Эндрю смахнул ее волосы с лица, не убирая пальцев.

— Мы станем новыми родителями двух младенцев, родившихся довольно близко друг к другу. Будут случаться все три варианта, но мы с этим справимся. Мы будем делать один день за раз, и мы будем делать это вместе, как мы всегда делали.

Хани положила обе руки на живот ― одну на самый верх, где выступал бугорок, другую ― на низ, где обычно ощущалась наибольшая активность. И она смотрела в глаза Эндрю, пытаясь найти способ сказать ему, как много он для нее значит.

— Что я сделала, чтобы заслужить такого мужчину, как ты?

Он наклонился и нежно прижался губами к ее губам.

Хани только почувствовала кончик языка Эндрю, когда кто-то вошел в их комнату и сказал:

— Извините.

Пара быстро отвернулась и посмотрела в направлении голоса.

Медсестра, стоявшая в дверях, сказала:

— Мы знаем, что вы долго ждали, поэтому кто-то из родильного зала послал меня сюда, чтобы сообщить вам, что ваш ребенок родился. Сейчас они заканчивают оформление документов, и ваш адвокат должен быть здесь очень скоро, чтобы привезти вам ребенка.

— О, боже, — задыхалась Хани.

Эндрю крепко сжал свою жену.

— Вы знаете, кто это? — спросил он медсестру.

Медсестра сделала паузу.

— Я думаю, она сказала, что мальчик.

Когда они снова остались одни, Хани закричала, закрыв лицо руками.

— Эндрю, — всхлипывала она. — Они принесут нам нашего ребенка. Нашего ребенка. Нашего сына.

— Сын… — вздохнул он, все еще держа свою жену.

Хани отняла руки от лица, чтобы посмотреть в глаза мужа.

— Я не могу поверить, что это происходит.

— Я могу.

Постепенно она обвила руками его шею, прижалась к нему всем телом, зарылась лицом в тепло его шеи. Она оставалась там, в объятиях, которые были такими безопасными, пока не услышала, как Стефани сказала:

— Поздравляю, Хани и Эндрю.

Оглянувшись через плечо, Хани увидела, как их адвокат вошла в их комнату, держа в руках сверток.

Она продолжала поворачивать свое тело, двигаясь, пока она и Эндрю не оказались рядом друг с другом, оба они одновременно направились к Стефани.

— Детка… — сказал Эндрю, схватив руку своей жены.

Слезы текли по лицу Хани с каждым шагом, который они делали. Эмоции в ее теле были почти невыносимы, ощущение того, что Эндрю сжимает ее пальцы, только усиливало напряжение.

Когда они были в нескольких футах от нее, Стефани посмотрела на них и сказала:

— Я так горда представить вам вашу дочь.

— Дочь? — спросила Хани, глядя на одеяло, которое скрывало большую часть лица ребенка.

— Приходила медсестра и сказала, что у нее мальчик, — ответил Эндрю.

Хани продолжала двигаться вперед, вытянув руки перед собой.

Когда Стефани оказалась достаточно близко, она положила ребенка на них и ответила:

— Я была свидетелем подписания свидетельства о рождении. Это девочка, уверяю вас.

Хани не могла говорить, так как чувствовала тяжесть их ребенка на своих руках. Она вглядывалась в милое личико ребенка, вдыхала его теплый, пудровый запах. Она прижалась губами к коже своей дочери, которая была нежной, как крылья бабочки.

— Хани… — Эндрю заплакал, его лицо было по другую сторону от их маленькой девочки, делая то же самое, что и его жена. — Я не могу поверить, что она наша.

Хани почувствовала, как слеза капает на их ребенка, слеза, которая появилась из ее собственных глаз.

— Я могу. — Она продолжала вдыхать запах их ребенка, губы не отрывались от крошечной щечки, и вдруг до нее дошло, как будто она желала этого все это время. — Эндрю, я знаю, как ее зовут.

ШЕСТЬДЕСЯТ ЧЕТЫРЕ

БИЛЛИ

Я оторвала палец от крышки ящика и приподняла крышку, поставив ее позади себя. Затем обратила свое внимание на все содержимое внутри.

Мой отец хранил все. Он был скрупулезно организован, все вещи маркированы и датированы, как в холодильнике ресторана. Но здесь были газетные статьи и медицинские заключения. В некоторых было указано мое имя.

Как и имя моего брата.

И моей матери.

Слой за слоем записей, вырезок и подробностей.

Когда я дошла до последней статьи, начались фотографии. Их должно было быть более пятидесяти. Каждый угол был запечатлен.

Крупным планом швы.

Синяки.

Открытые рваные раны.

Это было не самое сложное.

Больнее всего было видеть всю кровь.

ШЕСТЬДЕСЯТ ПЯТЬ

ХАНИ

ЗИМА 1989

Хани смотрела на свою дочь, которая спала у нее на руках. Она не могла поверить, насколько она красива. У нее были полные, дугообразные губы. Глаза были яркими и изумрудными с самыми потрясающими, длинными ресницами.

Она была самой милой, самой заботливой девочкой, и благодаря ей Хани и Эндрю были так богаты любовью и счастьем. Несмотря на то, что в ней не было их крови, она была идеальным сочетанием их обоих. У нее был характер Хани и интеллект Эндрю. Она любила бывать на улице, и у нее был хороший аппетит. У Хани было ощущение, что она родила этого драгоценного ребенка, что она чувствовала каждую частичку роста в своем животике, так же, как чувствовала своего сына.

Ее муж держал маленького Эндрю в другой части детской, укачивая мальчика, который несколько минут назад наконец-то успокоился. В те вечера, когда Эндрю приходил с работы достаточно рано, они укладывали своих детей спать именно так. У каждого из них на руках было по ребенку, из бумбокса на комоде звучали детские стишки, и они качались в креслах, раскачиваясь взад-вперед, пока малыши не засыпали.

Как только это происходило, у Хани и Эндрю появлялось время для себя.

— Как прошла твоя смена? — прошептала Хани из другого конца комнаты.

— Кто-то привел козу. — Он засмеялся и посмотрел вниз на маленького Эндрю, чтобы убедиться, что он не проснулся от этого звука.

— Ну, что случилось? — Хани хихикнула. Она могла быть громче с их дочерью, так как та могла проспать почти все. — Ты вылечил козу?

— Я рад сообщить, что у нее теперь гипс на левой ноге.

Хани расхохоталась гораздо громче, чем раньше, зная, что трясет ребенка, но ничего не могла с собой поделать.

— О, боже мой!

— Я не мог отказать бедняжке. Ей было больно.

Хани уставилась на своего мужа, впитывая его красивую, дьявольскую ухмылку. И когда он смотрел в ответ, она была уверена, что он не видел ни слюны на ее плече, ни банана, размазанного по волосам. Его не отвращало молоко, капавшее с ее грудей, когда он ласкал их во время интимных минут.

Хани любила его.

Так, как мог понять только он, потому что то, что у них было, было другим.

Они оба знали это с самого начала.

— Эндрю Пейдж, — сказала она так тихо, но эмоции позволили ей говорить громче всех, — ты потрясающий врач, но ты еще лучший папа.

ШЕСТЬДЕСЯТ ШЕСТЬ

БИЛЛИ

Я держала всю стопку фотографий на ладони, а когда заканчивала рассматривать одну, клала ее на стол и переходила к следующей. Руки, лица, щеки ― я видела их все. И хотя я смотрела на фотографии каждый год, каждый раз это было похоже на первый.

Потому что просмотр этих снимков был похож на повторное воспроизведение периода моей жизни, который я никогда не видела. И каждый раз, когда крутилась катушка, я видела что-то другое. Деталь, которую не уловила раньше, или деталь, которая была готова раскрыться, или деталь, которую я так хотела бы забыть.

Когда я дошла до последнего кадра, и мои руки опустели, я смогла вытереть пальцами лицо. Меня не удивило, насколько оно было мокрым. Вот что случилось со мной двадцатого мая. Несмотря на то, что моя семья праздновала, мы тоже плакали.

Слезы были частью этого, грязным побочным эффектом, когда вы пережили то, что пережили мы.

Когда я отдернула пальцы, почувствовала, что мой телефон завибрировал, и посмотрела вниз на колени, где я, должно быть, положила его. На экране было сообщение.

Джаред: Я скучаю по тебе.

Он всегда знал, когда я в нем нуждалась.

Я просто хотела, чтобы он смог приехать.

Тем не менее, я улыбнулась, чувствуя теплоту слов Джареда, и вернулась к столу, увидев стопки фотографий, медицинских карт и статей.

Это была вся моя жизнь…

До тебя.

Я покачала головой и собрала все фотографии, снова сложив их в аккуратную стопку. Когда я запихивала их обратно в ящик, я увидела маленькую фотографию, которая лежала вверх ногами на пластиковом дне, не являясь частью стопки.

Она никогда не была частью стопки.

Я хорошо знала эту фотографию. Я видела ее столько же раз, сколько и все остальные. Она всегда была последней, на которую я смотрела перед тем, как закрыть крышкукоробки на целый год.

Я взяла фотографию в руки и уставилась на лицо, смотрящее на меня.

На глаза.

На губы.

Было что-то…

Мне потребовалась секунда, чтобы понять, что это.

А потом…

Я втянула весь воздух, который только могли вместить мои легкие, зажала рот рукой, прежде чем из него вырвался крик.

Этого не могло быть.

Нет.

Не может быть.

Но чем больше я моргала, тем больше видела правду. Деталь, которую я упускала до этого момента.

Я сомкнула пальцы вокруг фотографии, прижав ее к внутренней стороне ладони, и бросилась вниз по лестнице в поисках отца.

— Папа, — сказала я, когда увидела его на кухне, стоящего рядом с тетей и кузеном. — Иди сюда.

Он выглядел обеспокоенным, когда сделал несколько шагов, чтобы подойти ко мне, его пальцы коснулись моего лба.

— Детка, что случилось?

Я протянула руку и медленно раскрыла ладонь, показывая ему фотографию, которая лежала посередине.

— Как его зовут?

Я знала.

Все в этом доме знали.

У меня не было причин слышать, как он это говорит.

Но я услышала.

Он посмотрел на фотографию и снова на меня.

— Это Кейси Риверс.

Не было трех слов, которые ранили бы больнее.

Я упала на колени.

И мой отец был первым, кто оказался рядом со мной.

ШЕСТЬДЕСЯТ СЕМЬ

ХАНИ

ВЕСНА 1989

— Я знаю, сладкий малыш, — сказала Хани, покачивая Эндрю на руках. Она также прижимала телефон к уху, ожидая, пока ее муж возьмет трубку. — Обещаю, я сделаю все возможное, чтобы ты почувствовал себя лучше.

У ее сына с самого сна была высокая температура, и она дала ему лекарство, которое помогло на некоторое время. Но с течением времени температура снова повысилась, и ей не нравилось, как он кашляет.

— Скорая помощь. Это Меган.

— Меган… — сказала Хани, хорошо зная медсестру. Она была одной из тех медсестер, которые часто работали с Эндрю. — Это Хани. Эндрю свободен?

— Привет, Хани. Он только что принял пациента на операцию. Все в порядке?

Придерживая телефон плечом, Хани прижала руку ко лбу, щекам и груди своего ребенка.

— Это мой сын. Ранее у него была высокая температура, и Эндрю предложил мне дать ему жидкий Мотрин. Но температура вернулась, и бедняжка весь горит и кашляет. Я начинаю волноваться.

— Как давно ты дала ему Мотрин?

— Четыре часа. — Она провела большим пальцем под нижней частью его носа, очищая его, и тогда она увидела покраснение. — У него сыпь на шее.

— Ты можешь привести его? — спросила медсестра. — Когда я скажу доктору Пейджу, я уверена, что он согласится.

Интуиция подсказывала Хани, что что-то определенно не так, и именно поэтому она позвонила в первую очередь. Теперь ей просто нужно было доставить маленького Эндрю в больницу. А поскольку они жили так близко, она могла дойти туда пешком быстрее, чем доехать на машине.

— Я выйду через две минуты, — сказала Хани, поблагодарила ее и повесила трубку.

Хани пошла в детскую и положила Эндрю в его кроватку, пока одевалась сама. Затем собрала все необходимое в сумку для пеленок и повесила ее на бок коляски. Она подняла Билли на руки и поцеловала теплую, сонную принцессу в лоб, пока застегивала на ней пальто. Ее дочь даже не шелохнулась, когда Хани усадила ее в коляску. Вернувшись к Эндрю, она укутала его в большую пуховую куртку, воркуя ему в лицо, чтобы отвлечь его от ерзанья. Затем прижала ребенка к груди и повязала на него шарф. Несмотря на то, что днем было теплее, было уже больше часа ночи, и на улице было прохладно. Хани не хотела, чтобы ветер бил ему в лицо, и, выйдя на улицу, почувствовала себя счастливой, что приняла такое решение.

В этот час в Портленде было тихо, улицы были почти безлюдны. Фонари давали много света, освещая путь очень хорошо, чтобы обеспечить Хани необходимую видимость. По обе стороны от нее стояли дома и коммерческие помещения, и все они были такими темными и тихими.

Хани прижала Эндрю, когда они приблизились к концу квартала и остановились у знака «Стоп». У него из носа текло и пузырилось, что доставляло ему еще больше неудобств, так как он плакал. Она вытерла его, и он заплакал сильнее, поворачивая голову в разные стороны.

— Все хорошо, любовь моя. Мы уже почти пришли. Сейчас папа положит на тебя свои волшебные руки и тебе станет совсем хорошо.

Она раскачивала свое тело, пытаясь успокоить его, пока проверяла состояние Билли. Голова ее дочери лежала на боку с открытым ртом, она беззвучно спала. Она взялась за ручку коляски и толкнула ее через дорогу. Когда они оказались на тротуаре, она смогла увидеть больницу ― большое кирпичное здание высотой в несколько этажей.

Это было то же самое место, куда она бросилась, когда почувствовала себя плохо, место, где ее лечил муж, где он вылечит их сына, как только она привезет его туда.

Она ходила по этому пути бесчисленное количество раз. Она знала все выбоины, места, где тротуар трескался, а между ними росла трава, поэтому катила коляску, избегая ухабов и провалов.

Когда она приблизилась к концу квартала, то заметила на перекрестке машину, которая ехала по вершине холма. Поскольку машине горел красный свет, а сигнал на пешеходном переходе говорил ей, что нужно идти, она начала переходить дорогу. С каждым шагом она все крепче сжимала руку с коляской, другой рукой придерживая Эндрю, который суетился под шарфом.

— Все в порядке, малыш, — пела она. — Шшш. Ты в порядке.

Взгляд Хани метался между тротуаром и машиной, которая на скорости спускалась с холма. Она была уверена, что он остановится. Водитель ни за что не проехал бы на красный свет, особенно когда через перекресток двигалась женщина с коляской.

И все же Хани торопилась, удивляясь, почему ширина этой улицы в два раза больше предыдущей. Ее ноги могли двигаться только так быстро с обоими детьми, но она шла в быстром темпе, когда достигла середины дороги.

В этот момент она поняла, что машина не собирается останавливаться.

Она подняла руку в воздух, размахивая ею, чтобы привлечь внимание водителя. Когда прошло несколько секунд и это не помогло, она замерла и закричала:

— О, боже!

Страх пытался парализовать ее.

Она не позволила ему.

Тем более что из-за холма машина ехала все быстрее, а времени у Хани оставалось все меньше.

Она сжала Эндрю и протащила коляску на несколько шагов назад, стараясь двигаться в противоположном от машины направлении. Ей удалось немного освободить им дорогу, но тут водитель свернул, и фары снова направились прямо на них.

— Нет!

У нее не было времени, чтобы отступить еще дальше.

Все, что она могла сделать, это бежать вперед и надеяться, что ей удастся избежать столкновения с машиной.

— Детка, держись! — крикнула она, сжимая пластиковую ручку. Ее рука дернулась назад, как будто она сжимала тетиву лука, а затем она со всей силы толкнула коляску.

Выпустив ее из рук, она обхватила Эндрю своим телом, стараясь защитить его как можно лучше, и бросилась бежать. Пальцы ее ног уперлись в тротуар, когда она сделала первый прыжок, следующая нога приземлилась, и она повторила то же самое действие.

Ей оставалось сделать всего несколько шагов, когда она крикнула «Стой!» во всю мощь своих легких, и ее уши наполнились самым громким звуком, который она когда-либо слышала.

Громче, чем гудок поезда, на котором она ездила в детстве, громче, чем выстрел, когда она однажды охотилась на оленя. Громче, чем самый сильный раскат грома.

Пока она смотрела, как коляска Билли благополучно переехала на другую сторону дороги, она еще плотнее прижалась к сыну, давая ему максимальную защиту, и понесла ребенка так далеко, как только могла.

ШЕСТЬДЕСЯТ ВОСЕМЬ

ДЖАРЕД

Когда я учился на втором курсе средней школы, я сломал запястье. Теперь каждый раз, когда менялось время года, я чувствовал это в суставе. Я мог сказать, когда пойдет дождь, когда погода станет очень холодной. Мое запястье никогда не ошибалось.

Когда двадцатого мая Билли села в мой внедорожник и начала ехать на юг по трассе I-95, я знал, что приближается буря. У нее не было другой причины покидать Мэн сегодня, кроме как противостоять мне. Может быть, это было интуитивное чувство. Может быть, в глубине души я знал, что именно в эти выходные она все выяснит. Но я знал, что скоро все изменится.

Звонок раздался, когда она была уже к северу от Бостона. Она коротко сказала, что ей нужно вернуться сюда, и спросила, где я буду, когда она вернется. Билли знала, что я уже вернулся из Калифорнии, поэтому я сказал ей, чтобы она встретилась со мной в моей квартире.

Я не уехал. Я не ел.

Я расхаживал, наблюдая, как точка на моем GPS-приложении приближается к Манхэттену, пока она не въехала в гараж моего дома.

Я напросился на это.

Я сам поставил себя в эту ситуацию.

Я с самого начала знал, что у нас есть срок годности. Отношения между мной и Билли не могут быть постоянными. Вот почему я боролся с этим, почему сражался, как черт, в своей голове. Но чем больше времени мы проводили вместе, тем больше я понимал, насколько она идеальна для меня, и у меня просто не хватало сил держаться подальше.

Или не дать себе влюбиться в нее.

Когда Билли вошла в мою квартиру, все мои страхи подтвердились, было чертовски больно осознавать, что спустя всего шесть месяцев мы уже здесь. В конце. И выражение ее лица сказало мне, что я разбил ее сердце.

Я не мог презирать себя сильнее.

Но я это сделал.

— Билли… — вздохнул я, когда она прошла полпути через гостиную.

Ее походка была такой же мощной, как и ее выражение лица, и она ничего не сказала, когда переместилась к дивану. Я сидел посередине, но она остановилась у одной из сторон и осталась стоять за ней. Ее рука вытянулась над подушкой для головы, пальцы разжались, по ладони скользнула фотография, которая упала на нижнюю подушку дивана.

Я проследил за ней взглядом и увидел, что это моя школьная фотография с младших классов.

Я не сомневался раньше, но теперь не было никаких сомнений.

Она точно знала, кто я.

Пока мое сердце колотилось в груди, а зубы скрежетали, я смотрел на мальчика на фотографии. Я больше не знал, кто этот парень, семнадцатилетний подросток, который был в футбольной команде, получал хорошие оценки, и вербовщики колледжей уже шептали ему на ухо.

Этот парень умер двадцатого мая.

Вместо него был я.

И единственной выжившей в той аварии была девушка, которая смотрела на меня, чьи слезящиеся глаза впивались в меня. Она открыла рот и прошептала:

— Как зовут мальчика на этой фотографии?

Мои руки вспотели, и я обхватил ими диван. Я не хотел отвечать, но был обязан это сделать. И когда я, наконец, ответил, меня переполнял стыд.

— Кейси Риверс. — Услышав свое родовое имя, я испытал чертову дрожь. Я не называл себя так с семнадцати лет.

Она обхватила руками живот, ее лицо покраснело.

— Это ты? Ты Кейси Риверс?

Я много раз представлял себе этот момент.

Но, черт возьми, я не думал, что это будет так.

— Да.

Билли издала стон, ее кожа побледнела. Слезы текли по ее щекам, и она не вытирала их.

— Ты тот человек, который убил мою мать… и брата… — Ее губы оставались приоткрытыми, и они были такими же мокрыми, как и глаза. — И ты чуть не убил меня.

Эти слова я слышал и раньше, когда ее отец произносил их в суде. Но услышать их от Билли было совершенно иначе. Они вонзились прямо в мой живот, где все эти годы жило чувство вины, и закрутили чертов нож.

— Билли, пожалуйста, позволь мне…

— Я доверяла тебе.

Я поднялся с дивана и переместился на другую сторону.

— Позволь мне объяснить, — сказал я, подходя к ней.

Она отступила назад.

— Не подходи ближе.

— Билли, пожалуйста.

Ее грудь вздымалась, когда она подняла руку и прошипела:

— Нет! Стой там, бл*дь.

— Я не собираюсь причинять тебе боль. — Я сглотнул, несмотря на жжение, и уселся задницей на спинку дивана, поставив между нами несколько футов.

— Не сделаешь? — Ее голос стал суровым. — Потому что ты сделал это, как только появился в моей жизни.

Билли смотрела на меня так, словно я был чудовищем.

Я и был.

— Билли…

— Прекрати произносить мое имя. Ты потерял это право, когда солгал мне о том, кто ты. — Когда я попытался прервать ее, она добавила: — Я впустила тебя в свою жизнь. Я открыла тебе свое сердце. — Она покачала головой, слезы потекли еще быстрее, ее веки покраснели и опухли. — Я отдала тебе каждую частичку себя. — Она сделала еще один вдох, и жгучая боль пронзила мою грудь. — Я… любила тебя.

Это был первый раз, когда я слышал, как она говорит это лично.

Это должен был быть прекрасный момент.

Не так.

Не в окружении всей той боли, которую я причинил.

Я погрузил руки в свои волосы, захватывая пряди, вырывая их с корнем. Я знал, что ей будет больно, но не мог подготовить себя к тому, что буду чувствовать, когда увижу разрушение на ее лице, и когда она скажет мне, что я был причиной этого.

Мой взгляд усилился, мои пальцы умоляли обхватить ее.

— Просто позволь мне объяснить. Пожалуйста, Билли.

Ее слезы капали быстрее, и она не вытирала их.

— Я доверяла тебе, — повторила она, и во второй раз это пронзило ее еще сильнее. — Джаред-Кейси, я даже не знаю, как, черт возьми, тебя зовут.

— Джаред. Меня зовут Джаред.

— Ты должен был сказать мне. Прошло уже несколько месяцев, а ты ничего не сказал. — Ее губы дрожали, когда она вдыхала. — И теперь ты хочешь объясниться? Слишком поздно для этого. — Ее веки сомкнулись, и она зарыдала. — О, боже…

Она положила руку на сердце, пытаясь отдышаться, и я мог сказать, что это становилось все труднее. На поверхность всплывала новая эмоция, и, похоже, одна из самых тяжелых.

— Я не знаю, хотела ли я когда-нибудь встретиться с тобой, Джаред. Но ты забрал у меня этот выбор. — Ее рук не было рядом со мной, но я почувствовал, как одна из них ударила меня по лицу. — Ты гребаный ублюдок. — Она отступила на несколько шагов назад.

— Билли… — Мое горло сжалось, не позволяя говорить громче шепота. — Не уходи. Пожалуйста.

Она проигнорировала меня, и я последовал за ней к лифту, где осторожно взял ее за руку.

Она отдернула ее от меня.

— Не трогай меня.

— Билли…

— Не называй меня так. Не называй меня никак. — Она вошла в лифт и, повернувшись, сказала: — Держись от меня подальше. — Перед тем как дверь закрылась.

— Билли… — Я вздохнул в последний раз, глядя на черную дверь лифта.

Двадцатое мая приобрело новое значение, сделав этот день еще более мрачным.

Это был день, когда я снова разбился… день, когда Билли полностью вычеркнула меня из своей жизни.

ШЕСТЬДЕСЯТ ДЕВЯТЬ

БИЛЛИ

Я выбежала из дома Джареда. Я бросилась в конец квартала, где был общественный мусорный бак, и меня вырвало в него. Ветер трепал мои волосы и слезы текли по щекам, я отплевывалась, теряя крошечный завтрак, который съела много часов назад.

Не чувствуя ни единого взгляда со стороны проходящих мимо меня людей, я вытерла рот рукой и пошла по тротуару. Я понятия не имела, куда иду. Даже не знала, на какой улице нахожусь.

Я просто знала, что должна быть на улице.

Мне нужен был воздух.

Мои ноги хотели двигаться, время, проведенное в его машине, было удушающим.

Во время поездки я репетировала то, что собиралась сказать, зная, что разговор должен состояться при личной встрече. Это означало, что поездка в Нью-Йорк была самой долгой в моей жизни, мои мысли мариновались с каждой милей, а эмоции обугливались к концу.

Когда я подъехала к его дому, ничего не прояснилось. Я все еще не могла обработать ни одной мысли.

Почему он появился в моей жизни?

Почему он не сказал мне, кто он?

Почему он прикоснулся ко мне?

Почему он сказал мне, что любит меня?

Почему он позволил мне влюбиться в него?

Почему он лгал мне?

Почему Кейси Риверс был тем же человеком, что и Джаред Морган?

О боже.

Я положила руку на живот, нуждаясь в давлении, чтобы облегчить боль. От этого движения кольцо на моей руке заискрилось, уличный фонарь сверкнул на золоте. Это было обручальное кольцо моей матери, которое отец отдал мне, когда решил, что я достаточно ответственна, чтобы не потерять его. Я надела его в самолете, когда Джаред защищал меня во время крушения. Когда мы занимались любовью в его постели. Оно терлось о его пальцы каждый раз, когда он брал меня за руку.

Ни разу за все эти годы я не сняла его.

Я не могла.

Кольцо было ее частью, которую я не могла отпустить.

Потому что Джаред забрал у меня все остальные ее части.

Я застыла посреди тротуара, грызущая боль разрывала мое тело, из-за чего было слишком трудно перевести дыхание.

Болело все.

Мои мышцы кричали, суставы горели.

Я не могла дышать.

Потому что в своем сознании я видела маленькую фотографию Кейси, которую я держала в руках весь день, и видела лицо Джареда прямо перед закрытием дверей лифта.

Оба были как восьмидюймовые поварские ножи, вонзающиеся прямо в мое сердце.

А потом я почувствовала вибрацию.

Она исходила из моего кармана, и я не знала, что заставило меня потянуться за телефоном, и почему я посмотрела на экран.

Как только я это сделала, я пожалела об этом.

Джаред: Пожалуйста, дайте мне возможность объясниться. 5 минут ― это все, о чем я прошу.

Джаред: Не дай нам так закончить.

Я поспешила к ближайшему мусорному баку и выбросила остатки того, что было в моем желудке. Как только я почувствовала себя достаточно хорошо, я отключила телефон и начала идти.

Я просто хотела отключиться от всего этого.

СЕМЬДЕСЯТ

ДЖАРЕД

Только потому, что я разбил сердце любимой женщины, это не означало, что я перестану бороться за нее. Поэтому я написал ей сообщение после того, как она вышла из моей квартиры, а также на следующее утро и вечер. Независимо от того, был ли я в разгаре работы или летал, она получала сообщение, по крайней мере, два раза в день. Некоторые из них умоляли ее уделить мне несколько минут для разговора. Большинство просто сообщали ей, как сильно я по ней скучаю.

Потому что я скучал. Чертовски сильно.

И это чувство только усиливалось, как и ее молчание. После шести дней отсутствия ответа, я, наконец, услышал от нее.

Билли: Мне нужны ответы. Больше ничего.

Я: Я дам их тебе.

Билли: Приходи завтра вечером в семь.

Я: До встречи. Спасибо, Билли.

Когда на следующий вечер я постучал в дверь Билли за несколько минут до семи, единственное, что я принес с собой, была моя ложь, и я планировал распутать каждую из них.

Пришло время ей услышать правду.

Когда она открыла дверь, и я увидел ее выражение лица, оно напомнило мне о моем прошлом и о причине, по которой я вообще сменил свое имя.

Это было сделано для того, чтобы избежать то, что я чувствовал сейчас.

Даже если я это заслужил.

— Билли… — Мои глаза остановились на ее лице, впитывая ее образ.

Исчезла девушка, которая улыбалась мне, которая согревалась в моем присутствии, таяла, когда мои руки касались ее.

На ее месте была девушка, которую я видел сразу после авиакатастрофы.

Мы оба изменились.

Снова.

Из-за меня.

— Пожалуйста, не надо, — сказала она, подняв руку.

Я не подошел. Не произнес ничего, кроме ее имени. Казалось, даже мой голос был слишком сильным для нее.

— Мне жаль.

Было больно вдыхать.

Смотреть в ее прекрасные, тревожные глаза.

Думать, что это может быть последний раз, когда я здесь.

Бл*дь.

Билли сделала несколько глубоких вдохов, а затем повернулась, оставив дверь открытой, чтобы я мог последовать за ней. Я держался в нескольких шагах позади, и когда она вошла в гостиную, она стояла спиной к одному из окон и лицом к дивану.

Я принял это как место, где она хотела, чтобы я сел, и опустил свою задницу на подушку.

Мои руки сжались в кулаки, и я наклонился вперед, упираясь локтями в колени.

— Спасибо, что позволила мне вернуться…

— Ты не вернулся. Ты даешь мне ответы. Давай проясним это.

Ее глаза сказали мне то же самое.

Как и ее поза.

И как бы я ни заслуживал и того, и другого, видеть это было не легче, чем принять.

— С чего ты хочешь, чтобы я начал, Билли?

— Мне нужна вся история. Начни с самого начала.

В последний раз, когда я отматывал это время назад, Билли была слишком мала, чтобы присутствовать в суде и слушать мои показания. Вместо нее там был ее отец.

Я помнил детали так чертовски ярко.

Я опустил взгляд и скрестил ладони.

— Это был конец года. Я сдавал экзамены и играл в бейсбол, и мы приближались к плей-офф. Куча моих приятелей оканчивали школу и разъезжались, и я старался проводить с ними как можно больше времени.

Я сел прямо и опустил руки на подушку с каждой стороны от меня и крепко сжал ее.

— Я мало спал, я так уставал от тренировок, игр и просто от того, что все время был на взводе. Когда наступила ночь вечеринки, у меня почти не осталось сил.

Весь вечер был в моем сознании. Я видел бочонки, расставленные по траве. Подростки, стоящие вокруг и пьющие. Музыка. Машины. Смех.

Господи, бл*дь, в ту ночь было так много смеха.

— Мне нужно было рано вставать на тренировку, и я знал, что если выпью, то сразу усну, поэтому наполнил свой пластиковый стаканчик водой и просидел там до часу. — Я поднялся на ноги и пошел в противоположном направлении, давая Билли достаточно места. — На той вечеринке я не выпил ни глотка алкоголя.

Когда я снова посмотрел на нее, в ее глазах плескалась волна эмоций. Это была не первая волна эмоций, которую я видел с момента моего приезда, но эта поразила меня больше всего.

Она отступила назад, пока не оказалась вровень с окном, и обхватила руками живот.

— Продолжай.

— Я не помню, как приближался к вершине холма. — Я запустил пальцы в волосы, в то время как она, казалось, сжимала себя еще крепче. — Я не помню того момента, когда заснул. — Я потянул за концы прядей, чувствуя боль, так сильно нуждаясь в этом. — Я пытался. Так чертовски старался. Я просто не могу.

Новый уровень грубости проступил на ее лице, боль от этого капала из ее глаз. От его интенсивности у меня перехватило горло и сдавило, но я должен был двигаться дальше. Я должен был закончить.

— Единственное, что могу вспомнить из тех последних секунд, — слова застряли у меня во рту; я хотел сказать их, и в то же время мое сердце хотело взорваться, — это когда машина попала в выбоину, в результате чего руль выскочил из моих рук, и именно это разбудило меня.

— Это когда ты ударил по тормозам.

Услышать это от нее было не похоже ни на что из того, что я когда-либо испытывал. Хуже, чем перелом моего чертова запястья. Хуже, чем быть на рейсе восемьдесят восемь, когда беспилотник попал в двигатель. Хуже, чем, когда самолет падал и разбился в поле.

Прошло несколько секунд, прежде чем я смог успокоить свою грудь настолько, чтобы сказать:

— Да. Ты права.

Как только мои губы сомкнулись, чувство вернулось еще сильнее, чем прежде. Потому что не имело значения, что я затормозил; машина все равно сбила миссис Пейдж, когда она переходила дорогу со своим сыном. Билли выжила только потому, что ее мать потратила несколько лишних секунд на то, чтобы толкнуть коляску, и она отъехала достаточно далеко, чтобы не оказаться на моем пути.

Если бы она этого не сделала, на моих руках было бы больше крови.

Кровь Билли.

Я расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке, чувствуя себя чертовски тесно.

— После суда мои родители собрали вещи, и мы переехали на Западное побережье.

То, что результаты анализа моей крови были зачитаны в суде, доказывая, что в моем организме не было никаких веществ, было несущественно. Или то, что меня признали невиновным и сняли обвинения. Портленд не простил меня, и город больше не хотел, чтобы мы там жили. Это была причина, по которой мы уехали.

— Поскольку мое имя было в каждой газете в Новой Англии, а новостные каналы по всей стране передавали эту историю, был только один способ не дать ей преследовать меня.

— Ты сменил имя. — Ее тон был более резким, чем раньше.

Я кивнул, а затем сделал паузу, решив признаться в том, чего не хотел.

— Я слышал о тебе разные вещи на протяжении многих лет ― когда ты побила рекорд штата на соревнованиях по плаванию, объявление об окончании школы, которое было опубликовано в газете. Ничего существенного, просто достаточно, чтобы знать, что ты…

— Жива.

— Да. — Я почувствовал, как пот начал капать мне на грудь. — А потом, несколько лет назад, я не знаю, что, черт возьми, заставило меня сделать это, но я набрал твое имя в одной из социальных сетей, и твой профиль появился. Думаю, мне просто нужно было увидеть, двигаешься ли ты вперед. Что ты живешь, а не просто выживаешь. Это было эгоистично с моей стороны, я знаю это, но я видел, как хорошо у тебя идут дела, и как ты строишь этот невероятный бизнес.

Билли застонала и подошла к маленькому столику у окна. Взяв из коробки горсть салфеток, она вытерла лицо.

— Когда мой приятель решил открыть итальянский ресторан, у которого, как я знал, был весь потенциал в мире, я подумал о тебе. Я видел, какой успех ты принесла другим ресторанам, и я знал, что ты хорошо подойдешь для его ресторана.

Ее глаза расширились, и она все еще похлопывала салфетками по щека, когда я увидел, как она собрала все это воедино.

— Боже мой, это был ты. Basil’s в Сан-Франциско.

Я кивнул.

— Маркус ― владелец, но ты разговаривала со мной, и я купил нам билеты на самолет.

Ее молчание было почти таким же сильным, как и резкость, которую она использовала раньше, и она, наконец, нарушила его:

— Я не понимаю, почему ты хотел, чтобы я приехала в Калифорнию. Нанять меня, чтобы помочь своему другу, хорошо. Я поняла, вроде как. — Она покачала головой, ее взгляд стал еще глубже. — Но присоединиться ко мне в самолете на соседнем сиденье? Ты знаешь, насколько это безумно? Для меня это вообще не имеет смысла.

Для меня это имело смысл.

Я снова шел, Билли смотрела на меня, словно я скользил к ней, но я возвращался к дивану.

— Твоих фотографий было недостаточно. Я должен был увидеть твое счастье своими глазами. Я должен был знать, что ты действительно живешь. Я знаю, как чертовски эгоистично это звучит, но именно поэтому я сделал это, почему я сделал все это. — Ее губы дрожали, и я был уверен, что мои тоже. — Но, господи, Билли, это не должно было продолжаться. Самолет не должен был упасть. Я не должен был защищать тебя. Не должен был быть привязан к тебе еще одной чертовой катастрофой.

Пока моя грудь вздымалась, я думал о деталях, которые я упустил. Темнота, бессонные ночи. О том, как авария мучила меня каждый день с тех пор, как она произошла.

Ей не нужно было ничего этого слышать.

Во время паузы я наблюдал, как эмоции накапливаются на ее лице, как слезы капают быстрее, чем раньше.

Я делал все возможное, чтобы не идти к ней, поэтому, когда она спросила:

— Почему ты позволил нам случиться, Джаред? — Я не был готов к этому.

Я прочистил горло, пытаясь отогнать жжение, пытаясь очистить свой голос, чтобы Билли могла действительно понять меня.

— Я боролся столько, сколько мог; ты должна это знать. Вот почему я ушел в ночь гала-концерта и почему так долго между нами ничего не происходило. — Я потер ладонями глаза, чувствуя, какие они чертовски мокрые. — Я не планировал этого, Билли. И уж точно не планировал, что влюблюсь в тебя.

— О боже… Я не могу. — Она оттолкнулась от стены и перешла на другую сторону гостиной, где стала расхаживать по небольшому помещению.

Когда она, наконец, подняла голову, я увидел дорожки, по которым текли ее слезы.

— Ты когда-нибудь собирался мне сказать? — Она втянула воздух, и у меня сжалось горло. — Или ты просто собирался пообещать мне вечность, прекрасно зная, что это ложь?

Я крепко сжал руки и попытался вдохнуть. И в то же время пытался остановить чувства, которые бились о внутреннюю поверхность моей груди.

— Я знал, что как только ты узнаешь, я потеряю тебя.

Она сделала паузу, сузила свои глаза и сказала:

— Это пи*дец! — Она сделала еще несколько шагов. — Так ху*во!

Я провел рукой по своей бороде, чувствуя влагу, которая попала туда.

Я знал, что это делает все еще хуже, что я еще больший мудак, раз говорю это, но мне нужно было, чтобы она услышала последнюю каплю правды. Я взял все эмоции, которые прорывались во мне, и отдал их ей, надеясь, что это поможет ей простить меня.

— Билли, за все эти годы я никогда никого не любил… до тебя.

СЕМЬДЕСЯТ ОДИН

БИЛЛИ

— Бл*дь! — крикнула я, отходя от стены и глядя на Джареда у дивана.

Он говорил мне, что я была первой женщиной, которую он когда-либо любил, в том же разговоре, в котором признался, что лгал, скрывал свою личность, потому что знал, что потеряет меня.

И он был прав.

— Я ненавижу тебя за то, что ты загнал нас сюда. — Я сжала беспорядочный пучок на макушке, пытаясь разобраться в своих мыслях. — За то, что заставил меня столкнуться с этой ситуацией и за то, что ты такой чертов эгоист. — Я уставилась на него, каждый дюйм меня кричал, и все по разным причинам. — За то, что заставил меня влюбиться в тебя. — Я сжала пальцы в кулаки, слезы капали на рубашку. — За то, что разрушил всю мою семью.

Я сделала еще несколько шагов, а затем вернулась к окнам, снова повторяя тот же маршрут. Шаги ничуть не успокаивали. Вместо этого мои эмоции разгорались еще сильнее. И когда я, наконец, повернулась к нему, увидела, какие красные и слезящиеся у него глаза. Часть меня была довольна, а другая часть хотела их вытереть. Это было самое большое умопомрачение.

— Ты солгал мне, — прошептала я, не отпуская руки.

— Я должен был.

— Это чушь. — Я положила на грудь в области сердца. Оно билось так быстро и болело, словно его ударили. — У меня было полное право знать, кто ты на самом деле, и ты не имел права скрывать это от меня.

Затем положила руку на свое горло. Мне становилось все труднее глотать, и я чертовски надеялась, что давление от руки поможет.

— Я согласен, Билли. Но я просто хотел защитить тебя.

— Джаред, я не была твоей, чтобы защищать. — В моем горле было столько эмоций; даже мой голос дрожал. — Разве не иронично, что человек, от которого мне действительно нужно было защищаться все это время, был ты? Ты разрушаешь все, с чем вступаешь в контакт.

Я открыла рот, но когда попыталась вдохнуть воздух, вскрикнула. Я рукой провела по губам и едва смогла удержать лицо, так как оно было мокрым от слез.

— Это был несчастный случай, — сказал Джаред, убедившись, что я его слышу. — Мне было всего семнадцать лет. Я не пил и не принимал наркотики. Я заснул за рулем, и это оказалось самой большой ошибкой в моей жизни. — Его голос смягчился. — Я живу с этим чувством вины каждую секунду.

Когда я все еще держала руку у рта, хлюпая носом, пытаясь наполнить легкие, мое сердце снова разбилось. Потому что в тот момент я поняла, что между нами все кончено.

Я знала это еще до того, как он вошел в дверь, но теперь, когда я увидела вину на его лице, поняла причину этого.

Это никогда не пройдет. Никогда не исчезнет. Оно будет присутствовать каждый раз, когда он посмотрит на меня.

До конца наших дней.

Его раны были слишком глубокими.

Как и мои.

Джаред не мог быть героем, который защитил меня от аварии, и человеком, который убил половину моей семьи.

Либо одно, либо другое.

Я должна была сделать выбор.

— Я знаю, что это был несчастный случай, но я… — Мои губы дрожали, а грудь вздымалась, боль в ней становилась мучительной. — Я не могу простить то, что ты сделал с моей матерью и братом. — Казалось, что моя челюсть сомкнулась, и мне пришлось ее разжать. — Я не могу больше видеть тебя. Не могу иметь тебя в своей жизни. Я не могу… Я, бл*дь, не могу. — Я икнула, воздух теперь поступал слишком быстро. Я покачала головой, пытаясь успокоиться. — Все кончено, Джаред. Ты должен убраться из моей квартиры.

— Билли… Мне жаль.

— Это не имеет значения. Уходи.

— Мне чертовски жаль. — Он стоял, его руки вцепились в виски, его глаза умоляюще смотрели на мои. — Если бы я мог вернуть ту ночь назад, я бы это сделал. Она преследует меня с того самого момента, как это случилось. — Джаред сглотнул, и я увидела дрожь в его горле. — И я чувствую это каждый раз, когда смотрю на тебя.

— Ты солгал мне, — напомнила я ему, убедившись, что он не ждет сочувствия. — И теперь ты потеряешь меня. — Когда мой живот начал скручиваться, я обхватила его одной рукой, а другой указала на дверь. — Тебе пора идти.

— Билли, пожалуйста.

— Ты не оставил мне выбора, когда посадил нас вместе в самолет. — Я не знала, гнев это был или печаль, но я чувствовала и то, и другое. — Дай мне его сейчас и уважай то, о чем я прошу.

Его рот закрылся, а руки остались на голове.

Джаред смотрел на меня несколько секунд, и это была самая длинная пауза за всю мою жизнь. Я чувствовала каждый удар, каждую эмоцию. Я все еще боролась с собой ― половина меня хотела сказать ему, чтобы он бежал, другая половина хотела сказать, чтобы он обнял меня, потому что мне было так больно, что я думала, что сейчас упаду.

— Убирайся к черту, Джаред!

Он подошел ближе, и я напряглась. Я сжала руку вокруг своего живота. Я содрогалась от попыток сдержать рыдания. Когда я хотела сказать ему остановиться прямо там, где он был, Джаред остановился в нескольких футах от меня.

А потом он прошептал:

— Прощай, Билли.

Это было самое сильное ощущение его присутствия за всю ночь. Впервые я смогла почувствовать его запах. Когда я могла вытянуть руку вперед, даже не наклоняясь, и коснуться его груди.

И с этим расстоянием пришел совершенно новый набор эмоций.

Те, с которыми я совершенно не представляла, что делать.

Но близость длилась всего секунду, давая мне возможность почувствовать, каково это ― быть рядом с Джаредом Морганом. Затем он подошел к моей входной двери, и я услышала, как она закрылась, щелкнул автоматический замок.

Теперь, когда я знала, что он действительно ушел, я вдохнула и почувствовала смесь стольких ощущений, которых никогда не испытывала раньше. Я закрыла лицо рцками. Мое тело сжалось. Мое дыхание участилось, когда крики пронзили меня насквозь.

Было больно.

Боже мой, как больно, и я поползла к дивану и накрылась одеялом. Я не знаю, как долго я оставалась там и дрожала, и сколько времени прошло, прежде чем мое дыхание восстановилось. Но когда я, наконец, взяла себя в руки, я достала свой телефон из заднего кармана и позвонила Элли.

— Ты в порядке?

— Нет.

— Он ушел?

Мой голос больше не был узнаваем.

— Да.

— Расскажи мне все.

Я прокрутила в голове всю ночь ― каждое выражение и эмоции на лице Джареда, каждое чертово извинение. А потом увидела его спину, когда он направился к моей двери.

Это было не самое худшее.

Был один образ, который мой мозг любил показывать мне больше всего, и это была фотография молодого парня, который убил двух членов моей семьи.

— Я не могу, — прохрипела я. — Смогу, только не сейчас.

— О, малышка.

Я натянула одеяло и подоткнула его под подбородок.

— Я не думаю, что мне когда-либо было так больно.

— Это потому, что ты любишь его.

Последние несколько минут слезы сдерживались. Теперь они текли так же быстро, как и раньше.

— Элли… — Моя грудь сжалась до такой степени, что ничего не выходило и не входило. — Мне кажется, я не могу дышать.

— Я буду у тебя через пятнадцать минут, — сказала она, и я услышала, как она движется по квартире. — Мы справимся с этим, я обещаю.

СЕМЬДЕСЯТ ДВА

ДЖАРЕД

Я: Мне чертовски жаль.

Я: Я никогда не должен был лгать тебе.

Я: Я скучаю по тебе.

СЕМЬДЕСЯТ ТРИ

ДЖАРЕД

Я вошел снаружи и прошел на кухню. Взяв два стакана и опустив в каждый по несколько кубиков льда, я наполнил их виски и вынес на балкон. Брэндон сидел на диване, я передал ему напиток и сел в кресло рядом с ним.

Прошло две недели с тех пор, как мы были в Нью-Йорке, отправившись в путь на следующее утро после того, как Билли выгнала меня, и вернулись только пару часов назад. С тех пор как Брэндон уволился из «морских котиков», он работал моим личным тренером и путешествовал везде, куда бы я ни поехал, так что он был рядом.

Я сказал своему помощнику, что хочу быть занятым. Я хотел, чтобы мое расписание было настолько чертовски насыщенным, чтобы я не думал о Билли.

Мой помощник обещал мне и то, и другое.

Но после двух недель неудачных попыток я сказал ему, чтобы он летел домой. Я думал только о Билли и не мог вынести ни секунды. Теперь, когда я снова был на Манхэттене, мне хотелось позвонить пилоту и сказать, чтобы он снова заправил самолет. Если я был здесь, я хотел быть с ней, и тот факт, что я не мог этого сделать, разрывал меня на части.

Все, что я чувствовал в своей квартире, был ее аромат сливочного крема.

Все, что я видел, когда оглядывался вокруг, были образы всех тех времен, когда мы занимались здесь любовью, и тех ночей, когда она засыпала на диване, положив голову мне на колени, и тех утр, когда мы вместе готовили завтрак на моей кухне.

Пи*дец.

Я поднес стакан к губам, прежде чем Брэндон попытался меня подбодрить, и сделал большой глоток. Сейчас не было ни одной чертовой вещи, которую стоило бы праздновать.

Как только наши с Билли отношения стали серьезными, я рассказал Брэндону всю историю. Он был единственным человеком в моем мире, который знал нашу историю. Он даже недавно познакомился с ней.

Я услышал, как кубики ударились о его стакан, когда он повернулся ко мне, наконец-то нарушив молчание.

— Как долго мы собираемся оставаться в городе?

Я продолжал смотреть вперед, другой рукой держась за подлокотник.

— Мы, вероятно, уедем завтра. Самое позднее ― послезавтра.

— Если ты продолжишь привлекать весь этот новый бизнес, тебе придется нанять еще один офис агентов.

Несмотря на то, что он говорил правду, его попытка рассмешить меня не сработала.

Прошло несколько недель с тех пор, как я издавал этот звук.

— Добавь это в список, а также найди мне новое место для жизни.

— Тебе больше не нравится здесь?

Я покачал головой и сжал подушку так крепко, что мог почувствовать под ней плетеную основу.

— Каждый раз, когда я там нахожусь, я вижу ее. — Я поставил стакан на место и достал свой телефон, уставившись на последнее сообщение, которое отправил ей несколько дней назад.

— Ты все еще ничего не слышал о ней?

Я не удивился, что он знал, на что я смотрю.

— Нет. — Я снова потянулся за напитком и сделал глоток. — И не услышу. Я знаю, что заслуживаю этого, и буду повторять это до конца жизни, но, черт возьми, легче не становится. — Я засосал кусочек льда в рот. — И знаешь, что чертовски грустно? Каждый раз, когда на мой телефон приходит сообщение, я смотрю на экран и надеюсь, что это она, хотя знаю, что это не она. — Я бросил свой телефон на стол рядом с собой.

— Ты знал, что это будет нелегко, и знал, что все закончится именно так.

— Знаю.

Отношения с Билли превратились в гигантскую игру в вышибалы. Мне приходилось уворачиваться каждый раз, когда задавался вопрос, который мог бы раскрыть слишком много того, кем я являюсь. Мне приходилось избегать встреч с ее отцом или другими членами ее семьи, что было так хреново, но мой разум понимал и это.

Но на самом деле это означало, что Билли вообще не знала Кейси. Она никогда не встречалась с ним. Человек, в которого она влюбилась, был Джаред.

Я встал со стула и подошел к краю балкона. Там были металлические перила по всей ширине, и я свесил руки через них, скрестив пальцы в воздухе.

— Я знаю, каково это ― не иметь ее в своей жизни.

— Я уверен, что это гораздо лучше, когда она в ней есть.

— Разве это не гребаная правда?

Чем больше я оглядывался вокруг, тем больше чувствовал бурю в воздухе. И я видел перемены повсюду, куда бы ни посмотрел, даже чувствовал их во время каждого вдоха. Это были напоминания, в которых я не нуждался. Больше мест, которые кричали о ее отсутствии, как будто мое сердце и так не чувствовало этого.

Черт возьми, я бы сделал все, чтобы вернуть Билли.

Но две вещи, которые она хотела ― ее мать и ее брат, ― были двумя вещами, которые я никогда не смогу ей дать.

СЕМЬДЕСЯТ ЧЕТЫРЕ

ДЖАРЕД

Я: Я просто хочу, чтобы ты простила меня.

Билли: Может быть, когда-нибудь.

СЕМЬДЕСЯТ ПЯТЬ

БИЛЛИ

— Привет, Вероника, — сказала я баристе, стоявшей по другую сторону стойки в кофейне, куда я ходила каждое утро.

Она улыбнулась, ее пальцы обхватили бумажный стаканчик среднего размера.

— Как обычно?

— Пожалуйста.

Уже зная сумму, я достала из сумки наличные и протянула ей, как только она дала мне кофе. Она вернула мне сдачу, и я пробралась мимо очереди, образовавшейся внутри маленького кафе. Я уже подходила к двери, когда услышала свое имя.

Я оторвала чашку от губ и подняла взгляд от земли, чтобы посмотреть, кто это сказал.

Если бы я еще не проглотила глоток кофе, я бы подавилась. Поскольку кофе уже был в горле, я перестала дышать.

У всех нас были призраки. Мой оставил крошечные белые перышки, когда я меньше всего этого ожидала. Я не знала, от кого они появились ― от мамы или от брата. Это было неважно. Когда я видела одного из них, я делала паузу, наполняясь самыми сильными эмоциями.

У меня был еще один призрак.

И он держал открытой дверь в кафе, глядя мне в глаза, а я была полна эмоций, от которых у меня буквально перехватило дыхание.

— Джаред… — Я попыталась вдохнуть и не смогла. — Привет.

Женщина столкнулась с моим плечом, когда пыталась пройти мимо, ее поднос с кофе грозил пролиться, и тогда я поняла, что стою посреди дверного проема.

Поскольку он все еще держал дверь, я направилась к ней, и когда оказалась рядом с ним, он потянулся к моей пояснице, чтобы обнять меня, но остановился на полпути. И тогда мы оба посмотрели на его руку, которая все еще висела в воздухе.

Джаред оставил ее там, его взгляд поднялся к моим глазам.

— Как ты?

Я скользнула в сторону двери, чтобы не загораживать вход.

— Я в порядке.

Я не лгала ему ни разу, пока мы были вместе, и не собиралась начинать сейчас.Кроме того, он бы все понял. Он знал, как я выгляжу в худшем случае, и были моменты в наших отношениях, когда он определенно видел мою улыбку в лучшем случае.

То место, в котором я находилась сейчас, я не знала, как оно называется.

Возможно, промежуточное.

Джаред присоединился ко мне у кирпичного здания, прижавшись к нему в том месте, где мы не находились на главном пути тротуара. То место, где он расположился, находилось всего в нескольких футах от меня, и от этого мне было еще труднее найти воздух.

Прошло два месяца с тех пор, как я видела его в последний раз, и несколько недель с тех пор, как он прислал сообщение. Я понимала, почему они замедлились и остановились.

Тем не менее, часть меня скучала по ним.

Сколько бы времени ни прошло, легче от этого не становилось.

Особенно сейчас, когда я видела его красивое лицо.

Поцелуй Джареда заставил бы меня забыть. Он заберет всю боль, подарит мне вкус, которого я жаждала каждую минуту с тех пор, как выгнала его.

Но мне приходилось постоянно напоминать себе, что он не может быть героем, который защитил меня от аварии, и человеком, который убил половину моей семьи.

Я не могла найти способ заставить этому поселиться внутри меня, поэтому сделала выбор.

И все же, когда я смотрела в его глаза, я вспоминала все счастливые времена, которые мы провели вместе. И вспомнила, какое покалывание он вызывал в моем животе, как сжималось мое сердце, когда я думала о его прикосновениях. Я положила правую руку на сердце, пока оно билось в моей груди, и спросила:

— Как ты?

Джаред не ответил сразу. Он позволил своим глазам блуждать по моему лицу, опускаясь к моим губам, лаская мои щеки, прежде чем вернуться к пристальному взгляду.

— Я не скажу, что все хорошо.

Круги под его глазами были темнее, чем раньше. Я была уверена, что он снова плохо спит.

Я услышала звук самолета над головой, который отвлек меня от этой мысли и привел к новой.

— Ты путешествовал?

Если бы Джаред захотел, он мог бы зайти в любую социальную сеть и получить от меня виртуальную порцию информации. Он мог бы посмотреть видео, где я говорю о еде и ем. Он мог бы увидеть фотографии моей жизни, предприятия, которые я продвигала, мест, которые посетила во время недавней поездки по Новой Англии.

Я ничего от него не видела.

Кроме воспоминаний, которые хранила в своей голове, и фотографий, которые делала на телефон, его не существовало. Так что это были те вещи, за которые я держалась.

— Я только сегодня утром вернулся в город, — сказал он.

Я не знала, почему мне нужен был ответ. Почему я все еще стою здесь и разговариваю с ним. Но это было единственное место, где я хотела быть сейчас.

— Как долго тебя не было?

— Все это время, Билли. — Он позволил этому прозвучать, а затем добавил: — Я только что вернулся, чтобы подписать бумаги о закрытии сделки.

Я почувствовала, как от шока задрожала моя грудь.

— Ты переезжаешь?

Его взгляд стал еще более напряженным, и он прижался всем телом к зданию. Джаред не подошел ближе, но мне так показалось, когда я вдохнула его запах. Я старалась не обращать на это внимания, сосредоточившись на его новостях, а не на том, как мое тело реагировало на его одеколон.

Джареду нравилась его квартира. Он работал с архитектором, чтобы спроектировать ее именно так, как он хотел. Мне было очень любопытно, почему он ее продает. Но получив ответ, я почувствовала бы себя ближе к нему, а сейчас мне было очень трудно оставаться на таком расстоянии.

— Как дела с едой? — спросил он.

Когда он сменил тему, я посмотрела вниз на его рубашку, остановившись на двух расстегнутых пуговицах и небольшом количестве волос, которые выглядывали наружу.

Детали.

Я впитывала каждую из них.

— Все становится лучше, — ответила я. — Я заказываю работу в пределах расстояния езды. Мои вкусовые рецепторы все еще не те, что были раньше, но я могу работать, и это огромное улучшение. — Я обхватила кофе руками, пытаясь заставить их перестать дрожать. — Я отправила тебе письмо. Оно было возвращено.

Хотя Джареда больше не было в моей жизни, он заплатил за услуги, и у меня был контракт, поэтому я продолжала рассказывать о ресторане на своих каналах. Перед тем как отправить ему квартальный отчет, я подумала, ответит ли он на мое письмо. Я, конечно, не ожидала, что оно останется недоставленным, тем более что это была одна из наших единственных открытых линий связи. Но я решила, что это его способ сказать мне, что деловая сторона нашей сделки закончена.

Последняя часть нас разорвана.

— Билли…

Звук моего имени причинял боль.

Я постоянно слышала это в его голосе, но это было только в моей голове. А вместе с ним пришли его руки, рот и язык, и это было нормально, потому, что на самом деле этого не было.

— Я сделаю все, чтобы ты простила меня.

С уходом Джареда у меня было время подумать, и одной из тем, к которой я постоянно возвращалась, был рейс восемьдесят восемь. Оператор беспилотника не предполагал, что он попадет в двигатель самолета. Теперь он будет жить с этим до конца своих дней. И теперь выжившие остались с последствиями того, как выглядела эта катастрофа. То, что оператор признал свою вину, не облегчило нашу боль. Это, конечно, ничего не меняло в том, что произошло. Но это дало нам завершение.

Это было то, в чем мы с Джаредом нуждались.

Мои глаза наполнились слезами. Я боролась с ними. Я знала, что рано или поздно они придут, но я так старалась их сдержать.

— Когда ты сел в машину, — сказала я, слизывая капли с губ, — я знаю, что ты не хотел, чтобы произошла эта авария. Я знаю, что ты просто пытался добраться до дома, и заснуть за рулем ― это последнее, чего ты хотел. — Я сделала вдох, мое горло сжалось. — И за это я тебя прощаю. — Когда-нибудь я надеялась простить его за то, что он лгал мне, но я просто еще не дошла до этого.

— Спасибо. — Его взгляд наполнился эмоциями, и это заставило все внутри меня болеть сильнее. — Мне все еще чертовски жаль, Билли.

— Я знаю.

Он вытер нижние веки, сохраняя низкий голос.

— Я хотел бы вернуть все назад. Все.

— Я верю тебе. — Я знала, что это прозвучало безумно после того, как я назвала его лжецом, но это был честный ответ, и у меня было чувство, что он это понял.

Джаред провел рукой по своей бороде, словно вытирая все лицо.

— Полетай со мной.

— О, боже. — Я схватилась за грло, чтобы прогнать воздух, и прижалась спиной к кирпичу. ― Не проси меня об этом, Джаред. — Я покачала головой туда-сюда, чувствуя, как слезы снова наполняют мои глаза.

Я зашла так далеко, и готовилась к этому моменту, но я все еще не была в том месте. И услышать этот вопрос было все равно, что увидеть старого друга, и это было больнее всего.

Он постучал себя в грудь большим пальцем.

— Я должен быть там с тобой. — Он сделал это снова, когда перевел дыхание. — Я должен убедиться, что с тобой там все в порядке.

Моя нижняя губа задрожала.

Мои плечи вздрагивали.

Я хотела этого и знала, что не должна.

И это было чувство, которое я не могла даже начать обрабатывать.

— Господи Иисусе, иди сюда, — сказал Джаред и быстро потянулся вперед, притягивая меня к себе.

Я почувствовала, как кофе выпал из моей руки. Я обвила руками его тело, зарылась лицом в его грудь и обняла его.

И пока я сжимала его, я потеряла все.

Сдерживаемые эмоции.

Бессонные ночи.

Беспокойство.

Безнадежность.

И пока Джаред удерживал меня, я вспоминала, почему так сильно любила этого человека. Как он защищал меня в своей эгоистичной манере. Как заставил меня поверить, что никого другого не существует. Как он показал мне любовь, которую я никогда не чувствовала раньше. И которую я, вероятно, никогда больше не почувствую.

Я впитывала все это в себя, испытывая противоречие, которое заставляло меня крепче прижиматься к нему, наполняя мой нос его запахом. И пока я крепко сжимала его, запоминала ощущения этого момента. Каждую секунду, особенно ту, когда его губы целовали мою макушку. И когда я поняла, что мое сердце больше не выдержит, я отстранилась, медленно высвобождаясь из его объятий

Когда Джаред больше не укрывал меня, меня мгновенно обдало ледяным ветром.

Прежде чем мы полностью отдалились друг от друга, он схватил мою руку, наши пальцы сплелись вместе, пока они тоже медленно не разжались.

— Только не говори мне, что мы видимся в последний раз.

Пока мой взгляд обводил его красивое, измученное лицо, я думала о своих родителях, о том, что даже после всех этих лет мой отец все еще был так влюблен в мою мать. В прошлом у него были свидания, и сейчас у него были отношения, но ни одна из женщин не значила для него того, что значила моя мама.

Вот что произошло, когда ты находишь свою вторую половинку.

Ты любишь ее вечно.

Так же, как я буду любить Джареда.

Вот почему мне было так чертовски трудно это сказать.

— Я не готова к большему. Я… не могу. Я не знаю, когда. Просто… не знаю.

Мучения в его глазах немного посветлели, эмоции ушли из его голоса.

— Я могу принять это, Билли.

До того, как наши отношения продвинулись вперед, я никогда не понимала, почему он всегда оставлял меня на месте, когда казалось, что наш разговор только начинается. Когда я узнала его причину, все стало предельно ясно.

И сейчас я чувствовала себя точно так же.

Если я останусь в этом месте еще хоть на секунду, мой рот окажется на его губах. Я не была готова к этому. Мне нужно было исцелиться, мне нужно было найти какое-то решение внутри себя, и я не могла этого сделать, если бы он присутствовал в моей жизни.

Как бы больно мне ни было, я потянулась вперед, большим пальцем нежно провела по его губам, словно вместо этого мои пальцы целовали его. Его щетина почувствовалась под моей кожей, и я прошептала:

— Прощай, Джаред.

Я чувствовала на себе его взгляд, пока шла прочь от кафе, и услышала, как он произнес мое имя, когда я сделала еще один шаг. Когда он снова произнес его, я прижала пальцы к ушам, подобно тому, как я блокировала шум в самолете, и продолжила двигаться вглубь Гринвич-Виллидж.

Джаред не был самым громким звуком, который я когда-либо слышала, но от его голоса у меня сильнее всего болела грудь.

СЕМЬДЕСЯТ ШЕСТЬ

ДЖАРЕД

Я: Просто скажи, Билли…

Билли: Скоро.

СЕМЬДЕСЯТ СЕМЬ

БИЛЛИ

— Объявляется посадка на рейс двадцать один до Мартас-Виньярд. Приглашаем всех пассажиров первого класса и бизнес-класса пройти на посадку, — сказал агент на выходе, когда я уселась рядом с его столом.

Я посмотрела на большую сумку на коленях, которую положила туда, когда мы только подъехали к выходу. В нее я положила «Твиззлеры», крекеры и много жевательной резинки. Там также были бутылочки с эфирными маслами, которыми я уже намазана. Мой планшет, ноутбук и телефон были заряжены более чем достаточным количеством развлечений для нас.

Зная, что это и есть то объявление, которого мы ждали, я встала и почувствовала руку на своей ноге. Прикосновение длилось всего секунду, а потом я почувствовала ее на своих пальцах.

Это прикосновение придало мне больше спокойствия, в котором я так нуждалась.

Я посмотрела налево, чтобы ответить. Я еще не могла улыбнуться. Но если бы это было возможно, я бы улыбнулась. Вместо этого сделала глубокий вдох и дала себе несколько секунд успокоиться, прежде чем сказать:

— Я в порядке.

— Ты действительно готова сделать это?

Я посмотрел вниз на руку Элли, которая обвилась вокруг моей, а затем на ее лицо.

— Да.

— Я чертовски горжусь тобой прямо сейчас.

До годовщины катастрофы оставалось несколько недель.

Время пришло.

И я была готова вернуть эту часть своей жизни.

Я крепко сжала руку ― мой способ ответить, ― прежде чем отпустить ее. Затем подняла толстые ручки своей сумки и перекинула ее через плечо. Сделав шаг, я нашла свой телефон и приготовила электронный билет.

— Доброе утро, — сказал агент на выходе.

— Привет. — Я приложила телефон к считывающему устройству и подождала, пока оно подаст звуковой сигнал, после чего отошла в сторону, чтобы Элли могла сделать то же самое.

Как только она закончила, она снова соединила свою руку с моей, и мы вошли на реактивный мост.

— Поговори со мной.

Я чувствовала на себе ее взгляд и ответила:

— Я действительно в порядке.

Это был не первый раз, когда я была в аэропорту после аварии. Часть моей терапии включала посещение этого места в нескольких разных случаях, когда я проходила по мосту, входила в самолет и садилась в один из рядов. Единственное, чего я не делала, так это не поднималась в воздух.

Она поднесла мои пальцы ко рту и поцеловала костяшки, издав тот же звук, который использовала, когда пыталась заставить свою дочь хихикать.

— Насколько ты в порядке? Типа, на уровне селфи?

Мы были в начале реактивного моста, и я повернулась к ней. Мое сердце колотилось, но не так, чтобы я не могла с этим справиться. Мои руки дрожали, но я поняла, что это моя новая норма.

Я думала обо всех людях, которые захотят увидеть эту фотографию.

О лицах, которые улыбнутся, увидев ее.

— Как насчет этого? — Я закрыла глаза и сделала еще один длинный вдох, задержав его всего на секунду. — Я сделаю это, но только если ты отправишь фотографию моему отцу.

Клянусь, ее глаза немного заслезились, когда она ответила:

— Договорились.

Я всплакнула, когда я подумала о единственном человеке, которому собиралась отправить фотографию.

Тому, чье присутствие я чувствовала, даже если его рука не держала мою.

СЕМЬДЕСЯТ ВОСЕМЬ

ДЖАРЕД

Я: Я не мог бы гордиться больше. А теперь иди и начинай жить, красавица.

ЭПИЛОГ

ДЖАРЕД

Я сел в задней части маленького ресторана, лицом к входной двери. Я знал, что самолет Билли уже прибыл, и был уверен, что она заселилась в отель. Единственное, чего я не мог предугадать, так это того, будет ли она ужинать в своем любимом ресторане в первый вечер пребывания в Италии, как она делала это в прошлый раз, когда посещала страну. Поэтому я не сводил глаз с входа, наблюдая за каждым входящим лицом.

Я сидел здесь уже несколько часов, когда у меня начало болеть запястье. В этот момент я понял, что грядут перемены. Я почувствовал это в своем сердце, в дуновении ветерка, который ворвался внутрь, когда открылась дверь. Билли шагнула в интимное пространство, оглядываясь по сторонам.

Прошло четырнадцать месяцев после аварии, и это был первый раз, когда она отправилась за границу с тех пор, как чуть больше двух месяцев назад снова начала летать. У меня не было привычки проверять ее социальные сети. Это было слишком тяжело, зная, что она не готова быть со мной. Но когда я увидел ее сообщение о поездке, я связался с Элли, желая удивить Билли в Венеции. После некоторого убеждения, что я никогда больше не причиню вреда ее лучшей подруге, Элли стала моим главным источником информации.

Мой гребаный бог, подумал я, хватаясь за край стола.

Я не знал, как это возможно, но Билли была еще более великолепна, чем в последний раз, когда я обнимал ее. В ее фигуре была элегантность, тело выглядело исцеленным и таким здоровым. Красота ее лица заставила меня перестать дышать.

Мне не нужно было вставать или поднимать руку, чтобы привлечь ее внимание. В ресторане было не более шести столиков, поэтому ее взгляд естественно упал на меня. Прошло несколько секунд, прежде чем она поняла, на кого смотрит.

Ее глаза расширились, а губы приоткрылись, брови поднялись так высоко, как только могли.

— Джаред…

Она была в другом конце комнаты, но я все еще слышал ее. Все еще чувствовал силу ее голоса, словно она шептала мне на ухо.

Я знал, что она тоже это почувствовала, потому что сначала Билли не двинулась с места. Она застыла у двери и смотрела на меня, на ее лице отражалась смесь всех эмоций, а я наблюдал за всем этим ― за мыслями, глубокими вдохами, вопросами. Потом она, наконец, отпустила губу, которую грызла, и подошла ко мне.

— Привет, — сказала она, подойдя ко мне. — Джаред, что ты здесь делаешь?

Я поднялся, чтобы поприветствовать ее, и шагнул вперед, положив руку на ее талию. Билли прильнула к моей руке, а я наклонился и поцеловал ее в щеку. Она закрыла глаза, когда мой рот прижался к ее коже. Я поцеловал ее на секунду дольше, чем нужно, прежде чем вернуться на свое место.

— Не хочешь ли ты присоединиться ко мне за ужином? — Я указал на стул, за который она теперь держалась обеими руками.

С шоком, все еще отражающимся на ее лице, она кивнула.

Официант подошел к столу, как только мы сели. Я сказал ему несколько часов назад, что жду женщину, и когда он присоединился к нам, он улыбался.

— Красное или белое? — спросил он.

— Красное, — ответила Билли.

— То же самое, — ответил я.

Билли подняла со стола стакан с водой и сделала большой глоток. Когда поставила его обратно, она продолжала обхватывать его руками.

— Я так удивлена, что ты здесь, — сказала она, глядя на меня так, словно я вот-вот исчезну. — Как ты узнал? Или даже нашел это место?

Мой мобильный был в куртке. Я несколько раз коснулся экрана, показывая ей нарисованную от руки карту.

— Это было проще простого.

Она продолжала смотреть на нее.

— Мне всегда было интересно, отправил ли ты себе эту фотографию с моего телефона.

Я не мог взять всю заслугу на себя.

Я подмигнул и добавил:

— Маленькая птичка также могла мне помочь.

Ее губы расплылись в улыбке.

Господи, она была так же изысканна, как всегда.

Содержательная.

Сияющая.

Не Италия заставила ее выглядеть так великолепно. Так выглядела Билли до авиакатастрофы. И так она выглядела в те моменты, когда мы были вместе, когда я был причиной ее улыбки.

Официант вернулся с бутылкой красного без этикетки, которую он разлил в два маленьких бокала, а затем снова покинул нас.

Я поднял свой бокал в воздух, думая, как лучше подойти к этому моменту.

— За ужин, который, надеюсь, достоин пяти лапш.

Биил засмеялась, но я также увидел проблеск слезы. Это было не от грусти. То, что я увидел в этих красивых глазах, заставило ухмылку на моем лице стать еще шире.

Мы звякнули бокалами, и она сделала глоток. Поставив бокал, она оперлась руками о стол. Счастье на ее лице померкло, и в ее глазах появилась еще большая доза эмоций. Она сделала несколько глубоких вдохов, а затем сказала:

— Мой отец прилетает завтра.

Я избегал ее отца все время, пока мы были вместе. И я пересек Атлантику, не зная, что он думает обо мне, примет ли он меня когда-нибудь, впустит ли Билли меня в свою жизнь.

Но ее отец был препятствием, которое мне нужно было преодолеть, и я приехал сюда, готовый сделать это. Я просто не думал, что у меня будет шанс сделать это, пока я в Италии.

— Я бы хотел с ним встретиться, — сказал я.

Слезы просочились сквозь ее веки, губы задрожали.

— Ты сделаешь это для меня? Для нас?

— Билли… — Я покачал головой. — Я сделаю для тебя все, что угодно.

Она открыла рот, и как раз в тот момент, когда она собиралась ответить, официант поставил миску с хлебом между нашими стаканами с водой.

— Домашняя фокачча, — сказал он, замирая. Он посмотрел на Билли, когда она вытирала глаза. Когда она убрала руки от лица, все ее эмоции исчезли, и он сказал: — Скажите, синьорина, что привело вас в Венецию?

Она прочистила горло.

— Я приехала на отдых. — Билли сделала паузу. — И каким-то образом я снова столкнулась с этим очаровательным мужчиной.

— А вы, синьор? — спросил официант.

Я продолжал смотреть в огненно-зеленый взгляд Билли. О ней я думал без остановки с того момента, как занял место рядом с ней в самолете. Тогда я еще не знал, что у меня будут такие чувства, и что я последую за ней через весь мир. Но когда я смотрел на нее, все имело смысл, каждое решение… потому что каждое из них привело меня сюда.

Я кивнул в сторону красивой девушки передо мной.

— Я пришел сказать ей, как сильно я все еще люблю ее.

Оглавление

До тебя

  ПРОЛОГ

  ОДИН

  ДВА

  ТРИ

  ЧЕТЫРЕ

  ПЯТЬ

  ШЕСТЬ

  СЕМЬ

  ВОСЕМЬ

  ДЕВЯТЬ

  ДЕСЯТЬ

  ОДИННАДЦАТЬ

  ДВЕНАДЦАТЬ

  ТРИНАДЦАТЬ

  ЧЕТЫРНАДЦАТЬ

  ПЯТНАДЦАТЬ

  ШЕСТНАДЦАТЬ

  СЕМНАДЦАТЬ

  ВОСЕМНАДЦАТЬ

  ДЕВЯТНАДЦАТЬ

  ДВАДЦАТЬ

  ДВАДЦАТЬ ОДИН

  ДВАДЦАТЬ ДВА

  ДВАДЦАТЬ ТРИ

  ДВАДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ

  ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ

  ДВАДЦАТЬ ШЕСТЬ

  ДВАДЦАТЬ СЕМЬ

  ДВАДЦАТЬ ВОСЕМЬ

  ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЬ

  ТРИДЦАТЬ

  ТРИДЦАТЬ ОДИН

  ТРИДЦАТЬ ДВА

  ТРИДЦАТЬ ТРИ

  ТРИДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ

  ТРИДЦАТЬ ПЯТЬ

  ТРИДЦАТЬ ШЕСТЬ

  ТРИДЦАТЬ СЕМЬ

  ТРИДЦАТЬ ВОСЕМЬ

  ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТЬ

  СОРОК

  СОРОК ОДИН

  СОРОК ДВА

  СОРОК ТРИ

  СОРОК ЧЕТЫРЕ

  СОРОК ПЯТЬ

  СОРОК ШЕСТЬ

  СОРОК СЕМЬ

  СОРОК ВОСЕМЬ

  СОРОК ДЕВЯТЬ

  ПЯТЬДЕСЯТ

  ПЯТЬДЕСЯТ ОДИН

  ПЯТЬДЕСЯТ ДВА

  ПЯТЬДЕСЯТ ТРИ

  ПЯТЬДЕСЯТ ЧЕТЫРЕ

  ПЯТЬДЕСЯТ ПЯТЬ

  ПЯТЬДЕСЯТ ШЕСТЬ

  ПЯТЬДЕСЯТ СЕМЬ

  ПЯТЬДЕСЯТ ВОСЕМЬ

  ПЯТЬДЕСЯТ ДЕВЯТЬ

  ШЕСТЬДЕСЯТ

  ШЕСТЬДЕСЯТ ОДИН

  ШЕСТЬДЕСЯТ ДВА

  ШЕСТЬДЕСЯТ ТРИ

  ШЕСТЬДЕСЯТ ЧЕТЫРЕ

  ШЕСТЬДЕСЯТ ПЯТЬ

  ШЕСТЬДЕСЯТ ШЕСТЬ

  ШЕСТЬДЕСЯТ СЕМЬ

  ШЕСТЬДЕСЯТ ВОСЕМЬ

  ШЕСТЬДЕСЯТ ДЕВЯТЬ

  СЕМЬДЕСЯТ

  СЕМЬДЕСЯТ ОДИН

  СЕМЬДЕСЯТ ДВА

  СЕМЬДЕСЯТ ТРИ

  СЕМЬДЕСЯТ ЧЕТЫРЕ

  СЕМЬДЕСЯТ ПЯТЬ

  СЕМЬДЕСЯТ ШЕСТЬ

  СЕМЬДЕСЯТ СЕМЬ

  СЕМЬДЕСЯТ ВОСЕМЬ

  ЭПИЛОГ