Неуёмная (СИ) [Сергей Катхилов] (fb2) читать онлайн

Неуёмная

Глава 1. А вот и Шаос!

Пожилой полурослик ритмично чеканил по коридорам каблуками дорогих ботинок, заглядывая во все попадающиеся ему двери. И, хотя к этой низкорослой расе частенько относятся несерьёзно, считая их мелкими, потешными существами, этот худощавый, сильно седеющий и уже лишившийся почти всех волос на голове тип такого впечатления не производил. Он был серьёзным и почтенным господином, владельцем этого особняка, а также весьма прибыльного дела и десятка слуг. С чем ему только сильно не повезло — так это с семьёй.

И вот, обойдя уже добрую половину всех помещений, он-таки нашёл искомое в спальне дневного дворецкого. У его кровати, с трудом растягивая по ней одеяло и пытаясь добиться хоть какой-то ровности её поверхности, стояла служанка: некая девчонка в коротком, сильно задранном чёрном платьице, из-за чего прямо из дверей в глаза бросались её широкие бёдра и белые труселя с бледно-розовым рисунком…. И с её жалким метровым ростом эта задача была крайне непростой. А впрочем, несмотря на обманчивый вид, она была отнюдь не ребёнком, а вполне себе женщиной, и уже и не молодой, по людским меркам. Просто так уж вышло, что по прихоти особой родословной, ей досталась весьма своеобразная внешность, ещё и закреплённая тем, что на определённом этапе своей жизни, а именно — в двадцать один год от своего рождения — она была обращена в дамианца. То есть того же демона, но из той породы, что оставили путь зла и разрушения где-то там, позади. Что вылилось в то, что с тех пор она перестала стареть, и, за прочими мелкими особенностями внешности, за спиной её были сложены маленькие крылышки, а юбку, и без того короткую, задирал ещё и игриво бьющийся по сторонам стреловидный хвостик. Впрочем, и двадцать один ей было дать… ну, с ходу сложно. Но и не сказать, что невозможно. Ей вообще было непросто дать какой-то конкретный возраст, ибо смотря с какой стороны смотреть и на что обращать внимание в первую очередь — на лицо ли, тело, рост или ещё какую часть, хотя и с ребёнком перепутать можно было лишь издалека, да либо особо не глядя.

— А, вот ты где, Лиз. Я тебя искал.

— О!

Девушка обернулась — и мило так улыбнулась. И вообще, именно это слово — "мило" — лучше всего и описывало её внешний вид. Это была совсем низенькая, слегка и до метра не дотягивающая кроха с выраженной грушевидностью тела — узкими плечами, какой-то такой непонятной, неявно читающейся талией и широкими бёдрами. Хотя, и сама она была где-то на границе пухлости, чтобы быть и выглядеть мягкой, но ещё и не заслужить статус "полной". Что же касательно груди… ну, теоретически — она была. Наверное. И к телу своему, лицом она была под стать: небольшой рот с нежно-розовыми губами, маленький, вздёрнутый кверху носик, а также пухлые щёчки и большие тёмно-синие глаза, причём, как и у многих дамиан — устроенные как-то по-особому, из-за чего непосредственно зрачок тоже отдавал синевой. А всю же голову с её длинными шикарными волосами цвета лазури, от затылка и почти до самого лба, опоясывали чёрные рожки.

— Доблого утла, хозяин! — С яркой картавостью в голосе произнесла она, сперва присаживаясь в небольшом реверансе — а потом и запрыгивая задом на кровать, позвякивая свисающей с ошейника цепью. При этом юбка её сильно укороченной униформы легла не совсем ровно, да и колени вместе она даже и не пыталась сводить. — Вы зэ искали меня не для того, стобы полутить от меня полцию любви?

И снова улыбаясь, но уже с коварной хитрецой во взгляде, она раздвинула ноги ещё шире, будто бы в открытую приглашая господина занять между ними место, также как и свои коротенькие ручки вытянула в его сторону, чтобы обнять его, схватить…

— Лиз… Видит Айис, любой другой на моём месте хорошо бы ё*нул тебя по голове. — Сказал мужчина, глядя перед собой, но куда-то в никуда.

— Нееее-а. — Медленно повела она головой в сторону, делая лицо ещё коварнее. — Не видит!

Ведь уже более пятнадцати лет, как верховное божество, Бог света и всех тварей, что живут под ним, было мертво. Как и солнце, остановившееся в вечном закате. Грустное, оплавленное и уставшее.

Но девчонка не успела и один раз крутануть головой в обе стороны, как встряхнула волосами и уже более спокойно произнесла:

— Пап, ну я вэ знаю, сто ты любишь меня и никогда так не сделаешь!

— Твоя правда. — Ответил он и отошёл, давая несносной дочурке привести себя в порядок, оправить задранную одежду и сесть поприличнее…

Ну, чем она заниматься, в общем-то, не собиралась. Зато она соскочила с кровати и, в несколько коротких прыжков, оказалась у его спины, заключая отца в объятия. Они были примерно одного роста, хотя и выглядели несколько иначе: он — как небольшой, но вполне себе сформированный человек, а она… с этой своей миловидностью и своеобразным телосложением, логичнее было бы на его фоне ей быть пониже, если бы только она была чистокровным полуросликом. Но она была полуполуросликом — вторая половина её крови была эльфийской. Что так же отразилось и на её удлинённых, но всё равно закруглённых и лопоухих ушах, а также прочих эльфийских плюсах — большей изящности и мягкости черт, небольших стопах и кистях рук, а также отсутствию волос на теле. На всём теле, кроме лишь головы. А вот если бы исходить из того, что она была эльфом — то наоборот, ей бы стоило быть повыше его. В общем, природа весьма своеобразно отыгралась на ней, и она получилась самым настоящим карликовым эльфом.

— Ладно, Лиз, как закончишь тут… — Он хотел сказать "развлекаться", потому что иначе он её желание напяливать на себя фривольного вида униформу горничной и заниматься в меру своих сил какими-то делами по дому ну никак не мог, но не стал. Она же тут, с её же слов, не жила, а именно работала, а испытывать на прочность её капризный нрав он не хотел. — Спускайся вниз, скоро обед. А то мне уходить уже надо.

— Бутылотьные дела, да? — Девушка всё ещё не отпускала отца, даже когда он кивал ей в ответ. — Скууука! Кстати, пап… но если ты вдлуг, действительно меня хотешь… то я, навелное, не буду плотив…

— Лиза!

Хоббит, движением плеч, высвободился из её объятий. Нравы её были несносны, но они и так более тридцати лет прожили, практически не общаясь, а если и общались — то с её стороны это общение сводилось к обзыванию старым дураком и посыланием куда подальше. Поэтому он очень дорожил отношениями с единственным близким ему человеком и терпел.

— Не хочешь пойти со мной?

— Пап, ну блин. Ты знаес! Я в этом не понимаю, да и видеть нас вместе людям не надо.

— Стесняешься своего седого папочки-хоббита, да? — Он засмеялся, этим вот неловким отцовским смехом.

— Мы оба знаем, сто плитина не в этом. — Уже серьёзно ответила Лиза и развела руками.

— Ладно, тогда как-нибудь в следующий раз. Чем вообще заниматься планируешь?

— Не знаю. В гильдию навелно схо… схозу, блин.

***

Под "гильдией" девушка понимала гильдию авантюристов. А именно то её отделение, что было расположено в дамианском квартале. И это было не совсем, чтобы гетто, ибо в Инокополисе весьма благонравно относились к этой своеобразной расе, без излишних предубеждений и нетерпимости, но на фоне остального города, где здания преимущественно были выложены из густо обмазанного шпаклёвкой кирпича или песчаника, здесь, всё же, преобладало древесное зодчество. Опять же — из-за своеобразного нрава здешних обитателей, более склонных жить здесь и сейчас, а если и желающих побахвалиться богатыми хоромами — то выбирающих районы попрестижнее. Обязательно же иметь крышу над головой, где всегда будет тепло, уютно и безопасно, а не просто место для ночлега и незамысловатого отдыха, им не требовалось. Отчасти и потому, что раса эта была бесплодна… а точнее, дети у них всегда рождались мёртвыми, и где-то растить их было не нужно.

Но с этой организацией у Лизы было связано немало прошлого. И не из-за того, что она сама была наёмницей — конкретно ей она успела побыть от силы всего несколько месяцев, и то больше ради развлечения. Но здесь у неё работал хороший друг, а сама она около двадцати лет проработала в заведении, что было расположено под одной с гильдией крышей — трактире под названием "Рога и Копыта". Она там была официанткой. И просто несносным комком хаоса. И конкретно сейчас ей очень не хотелось, чтобы её увидели на прежнем рабочем месте, поэтому она воспользовалась именно гильдейским входом. Прошла по залу, вдоль стен которого были развешены доски с объявлениями, на которых авантюристы всегда могли подыскать себе какую-нибудь работу, и направилась в коридор, что вёл в кабинеты, а также — на второй этаж, занятый уже техническими помещениями, в которых располагались картотеки, сейфы, а также рабочие места персонала, что не был задействован в общении с клиентами.

Её же интересовала одна из дверей на первом этаже, что вела в небольшой, тесный кабинет, заставленный шкафами с книгами, какими-то картотеками, но большую его часть, казалось, занимал письменный стол.

— Аааааа вот и Шаоссс! — Громко выкрикнула девушка, заходя в эту как всегда душную и сухую каморку, и, словно бы невидимыми ножничками, пощёлкала пальцами и своего лица.

— Ну и ну. — Покачал восседающий за столом мужчина головой. Так же, как и она — дамианец, но совсем иной породы. Причём как в переносном, так и прямом смысле. Лизе, также известной, как Шаос, "посчастливилось" стать ехидной, а вот он был асмодеем — этим самым бюрократом из демонической среды, что составляют договора, всегда вежливы и любят в тексте наличие звёздочек, ссылок и маленького шрифта. И именно он был её лучшим… а возможно, и единственным другом. — Собственной персоной и в оригинальном исполнении.

Но помимо своего демонического рода, он сильно отличался от неё и внешностью. И если Лиза носила минимум демонических черт и даже клыками похвастаться не могла, то этот мужчина обладал ими в большем достатке. Да и красавцем его в принципе назвать было сложно. Он был худ, нос его — крючковатый и так же, как и подбородок — острый, а кожа имела серый оттенок и была какой-то ненормально гладкой, поблёскивающей, из-за чего вызывала ассоциации со змеиной чешуёй. Что, возможно, и не было далеко от правды. Естественно, и рога у него так же были, но красотой не впечатляли и у основания они имели некрасивые, шарообразные утолщения. А вот крылья, так же как и хвост, он умел "прятать", и сию способность Госпожа раздавала своим слугам не часто — считала эти атрибуты их натуры слишком большой гордостью, чтобы ими не хвастаться. Но у этого асмодея имелась "фора" и практически безграничный фавор со стороны своей властительницы, ведь он не только лишь застал мятеж Королевы суккубов, но и принял в нём непосредственное участие, лишь бы вырваться из-под влияния Преисподней, из этого круговорота бесконечного и бессмысленного по природе своей разрушения, и обрести куда большую свободу в помыслах, чем могла представить его раса в прошлом. Так что, его можно было назвать "истинным дамианцем", ибо стоял он у самых истоков образования этой молодой расы.

— Ты как? По делу, или просто поболтать? Боюсь, если ради обычного разговора, сегодня я могу уделить тебе лишь немного своего времени.

— Ой, да не-не, не беспокойся! — Она не исключала вероятности, что он хотел её просто отшить. — Я — по делам!

И тут ему стало даже страшнее. Шаос? По делам?

— Дашь мне какой-нибудь контлакт? То-нибудь поплоще, такое, стобы я сплавилась. У вас тут всякие есть, я знаю! Хоть собак повыгуливать, не знаю!

— Собак выгуливать нам, хвала Госпоже, пока ещё не заказывают. К тому же, животные не особо жалуют дамиан.

— Нууууу… — Затянула Лиза, и губы её сложились в хитрой улыбке, которую она попыталась спрятать своей маленькой ладошкой.

— На выгул "половины" собак тоже нет заданий.

— Ну хоть сто-нибудь! — Запричитала девушка и, подбежав к столу, вытянула вверх свои лапки.

Этот её жест он хорошо знал. И с неохотой, но раз уж она тут была по делу и он обязан был уделить ей своё внимание, мужчина убрал все сколько-нибудь важные бумаги и поднялся с кресла, чтобы сильно наклониться вперёд и помочь девушке залезть на его стол, беря её за горячие, в тридцать семь с небольшим градусов, подмышки.

Сию же секунду, чуть не роняя со стола песочные часы, Шаос развернулась к мужчине спиной и села в горделивой позе, скрестив свои коротенькие, пухленькие ножки в чёрных чулках, заканчивающихся самую малость выше колена. Но хватило её так ненадолго, ибо поза эта хоть и считалась "крутой" — ей самой нравилась не сильно, она откинулась назад, ложась уже на спину, прямо поперёк стола, и вытянула в сторону мужчины руки, показывая сразу пару указательных и средних пальцев в этом несносном жесте.

— Кажется, ты говорила о том, что пришла по делу. Или я что-то перепутал?

Сам же он, едва касаясь её маленьких пальчиков, начал "отщёлкивать" их от себя своими не в пример более когтистыми лапами.

— Так я зду, пока ты мне сто-то пъедловышь!

— А тебе оно надо? — Предпринял он последнюю попытку как-то уберечь себя от этого греха. — Ты же сама знаешь. Ты для этого не приспособлена. Или ты всерьёз хочешь сказать, что собираешься с кем-то драться? Найди себе простенькую подработку в каком-нибудь кафе, где ты будешь разносить мороженое и доканывать посетителей.

— Ну блин, Азаэль! — И она, скидывая какую-то бумажку на пол, полностью развернулась вокруг своей оси, ложась перед ним на живот и подгибая так, в воздух, ноги. — Ну тебе слозно? Я тепей стала холосэй ехидной… на самом деле холосэй ехидной, но мне плосто скусно! А я, влоде бы, всё ессё тислюсь в гильдии, да? Меня тогда офолмили ведь? А?

Она склонила голову набок, роняя с плеча и на стол прядь своих чудесных голубых волос, и едва заметно, но по-доброму улыбаясь.

— Эх, Шаос… Я не имею возможности тебе, как полноправному наёмнику, в этом вопросе отказать.

И мужчина встал во весь свой немаленький рост, оправляя на себе строгий серый костюмчик. А вообще, он вполне мог это сделать. Сказать, что нет работы, что контракт её аннулирован или придумать что угодно ещё, причём — на законном основании. Просто жалко ему было эту глядящую в саму душу кошку на своём столе, мелкую, и только-только кем-то подобранную. И он сам ей сильно симпатизировал.

— Только ничего… Положи увеличительное стекло на место, прошу тебя.

— Даааа-да! — Сказала она, не переставая разглядывать через лупу пыльную занавеску на окне. Дал бы он ей возможность — она бы тут у него порядок навела, хотя бы немного. А то всё, кроме своего стола и стеллажей, заросло пылью, а цветок в горшке всё ещё имел зелёный оттенок лишь из-за того, что был искусственным. А она хоть и безалаберная ленивая ехидна с множеством проблем, в том числе в плане самоконтроля, до такого своё жильё никогда не доводила.

— Ты сможешь справиться с несколькими слизнями? — Спросил асмодей, пока его коготки ловко перебирали бумаги в картонном коробе.

— Слизнями? — Повторила девушка, откладывая лупу в сторону. И сознание нарисовало ей этакий кругленький, озорно подпрыгивающий комочек розовой слизи. Но прыгать они, в частности, не умели. А ещё — не имели мордочек с ярко выраженными кошачьими чертами, но таковым его представлять ей было интереснее. — Ну, навелное? Это йе, навелное, самые слабые монстлы, не? Они медленные, неповолотливые, и вассе? С ними кто угодно сплавится!!

— Хорошо. В таком случае, у меня найдётся для тебя работа. Не совсем официальная, если ты понимаешь…

Этим и славилось отделение гильдии, расположенное в дамианском квартале — как-то, вот совсем неизвестно каким образом, но иногда здесь появлялась такая работа (а вообще, и не появлялась, если подумать, откуда вообще эта информация взялась, вздор же какой-то!), которую не публиковали в иных её филиалах.

— Азаэль… — Шаос попыталась, лёжа на столе, развернуться к нему лицом, пока тот ходил у стеллажей, но вышло с трудом. — Я не хотю плоблем с законом… Я, как бы, та ессё засланка, но не в этом отношении!

— Тебе не придётся делать ничего такого. Нарушение имеется со стороны клиента.

Дамианец вернулся на своё место, и выложил перед Шаос желтоватый листок с черновым наброском задания — "официально" оно ещё не было опубликовано, поэтому и записи имелись только в необработанном, не подогнанном под стандарты гильдии виде — то есть в таком, в котором были получено со слов заказчика. А также — в единичном экземпляре. И поэтому, когда Шаос, вместо того, чтобы щуриться и разглядывать мелкий почерк издалека — потянулась к нему своими лапками, он забрал его к себе.

— Тебе нужно лишь особо об этом не распространяться, а также, желательно, "не знать", как ты там оказалась и что ты там делаешь. Понимаешь, да? Сделать вид, что ты не причём.

— Да поняла я. Сто я, совсем глупая? — С обидой ответила Шаос.

— Я этого не утверждал. Но в таком случае — перейдём непосредственно к делу. Клиент, о чём именно никому за пределами этой комнаты не стоит знать, располагает небольшим садом, в котором выращивает не совсем законные растения, а именно — особым образом влияющие на сознание грибы. Но то, чем он там занимается, нас не касается, суть всего в том, что не так давно его подсобное хозяйство подверглось атаке этих паразитов, из-за чего он был вынужден обратиться в гильдию ради устранения этой проблем. И с его слов, цитирую, "их там просто до*ера и я понятия не имею, откуда они там взялись, но они прямо сейчас жрут мой долбаный урожай!"… Сам же участок находится….

Асмодей задумался, глядя на лист — а потом на Шаос, смотрящую на него в ответ с каким-то преданным овечьим взглядом. И почему он просто не сказал, что ничем не может ей помочь?

— Позволь поинтересоваться. У тебя есть компас?

Она пожала плечами. Потом спохватилась, когда мозг переварил эту информацию, и закрутила головой, тряся своими голубыми волосами, чем вызвала тяжёлый вздох со стороны Азаэля. Из-за этой безалаберной девчонки, отвлекающей его от действительно важных дел тем, что в одном из её особенно мягких мест снова появилось шило или подобный ему колющий предмет, мужчина был вынужден в очередной раз подняться со своего места и подойти к шкафу, за дверцами которого томилась всякая полезная мелочёвка, среди которой было и несколько компасов. Ей он подобрал тот, что был попроще — в деревянном корпусе и на обычной верёвочке. Всё равно была высокая вероятность того, что она либо потеряет его, либо уронит и разобьёт.

Но, взяла она его из рук асмодея с нескрываемым восторгом и начала вертеться на месте, прямо на его столе, глядя на то, как при этом крутится… ну, или почти не крутится стрелка.

— Плосто по ней идти, да? — Спросила она, пытаясь наклонить прибор в сторону и заставить-таки стрелку повернуться куда-то ещё.

— Шаос… Ты хоть знаешь, как им пользоваться?

— Да нет, как-то! Но если ты объяснишь быстъенко, я всё пойму! — И, зажав его между двух ладоней, начала трясти у самого уха, слушая, какие он при этом звуки издаёт.

— Ты точно уверена, что тебе оно нужно? Как минимум — ты заблудишься.

Взгляд девушки стал серьёзнее — и она надула щёку. Он бы легко мог доломать её и отговорить от этой затеи, если бы сильно захотел. Но он не захотел, потому что ему по большому счёту было как-то всё равно. А за компас она потом заплатит.

— Ладно, твоё право. Слушай меня… А знаешь? Давай я лучше запишу, куда тебе идти. Так будет надёжнее.

Шаос кивнула, после чего накинула компас на шею и опять легла на стол, чтобы с подставленными под голову руками начать наблюдать за тем, как Азаэль что-то там рисует на небольшом отрезе бумаги, попутно объясняя ей, какой дорогой нужно идти. А она хоть и слушала (вроде бы), но он сначала повторил всё ещё раз сам, а потом и её заставил сделать то же самое. И вроде бы, пусть и подглядывая в бумажку, она смогла рассказать то, куда ей нужно было идти.

— Хорошо. — Он кивнул. — Но мы же не будем тут играть спектакль и делать вид, что это для тебя не какая-то игра? Поэтому сразу говорю — не переутруждайся слишком. Если решишь, что не тянешь или не знаешь, куда дальше идти — просто возвращайся. Пусть этим займётся кто-то другой.

— Аааааа-ага! — Протянула девушка, усаживаясь на колени, и спрятала бумажку за резинку чулка. Причём так и делая всё это у него на столе, в этом коротком платье, которое даже нормальным образом не могло скрывать её нижнее бельё, а также пухленькое копытце, через него проступающее. А потом она с хитрецой улыбнулась этому рогатому крючкотворцу — и небольшим прыжком, придавая его рабочему столу вид законченного хаоса — бросилась вперёд, намереваясь оплести и его шею своими мягкими лапками, чисто в благодарность за то, что он не просто уделил ей своего времени, но и не отказал в просьбе. Но именно в этот момент дверь в кабинет открылась и в неё сунулся какой-то искатель приключений, из-за чего асмодей резко отдёрнулся назад, до самой спинки кресла, и Шаос, не найдя руками опоры — улетела дальше, падая к нему под стол.

Глава 2. Благодарность. ☙❤❧

Первое, что бросилось человеку в глаза, когда он вошёл в дверь — это чья-то задранная к верху задница и взметнувшаяся волна синих волос. Такие он уже видел, в окрестностях этой гильдии, а именно — в таверне, что буквально за стеной. И попку, в общем-то, тоже узнал. Это была Шаос.

И на его глазах она, пусть и с грохотом, но скрылась под столом у его куратора. О чём же в этот момент мог подумать не вовремя зашедший гость? Нууууу, у этой девушки уже давно была…. определённая репутация. И поэтому фантазиями и догадками он себя не баловал, от чего лицо его растянулось в глупой широкой улыбке.

— Подождите минуту за дверью, я… — Азаэль взглянул под стол — но быстро совладал с бурей эмоций и занял спокойное сидячее положение, будто бы ничего и не произошло. — Я вас позову, когда освобожусь.

Человек откланялся — и, прямо спиной, вышел в коридор, плавно притворяя за собой дверь и не переставая при этом лыбиться. Асмодей же с таким же невозмутимым лицом выждал, пока он скроется с глаз и НАВЕРНЯКА не припадёт к двери ухом, громким шепотом спросил:

— Шаос, что ты творишь? Откуда у тебя эта привычка — вешаться людям на…

К тому моменту, девушка уже встала у него под столом во весь свой девяностовосьмисантиметровый рост (плюс небольшая подошва), только слегка склонив вперёд голову, и упёрлась взглядом тёмно-синих глаз в его промежность. А когда заметила, что на неё смотрят — то ответила ему тем же.

— Лиза, вылезай оттуда. — Он отодвинулся назад, раздвинув при этом ноги пошире, чтобы ей было проще протиснуться на свободу… однако же, вместо этого её маленькие лапки легли на кожаную обивку кресла, прямо в каких-то сантиметрах от его асмодейских причиндалов.

И, судя по этой неуверенной, но зубоскалящей улыбке, а также разгоревшимся стыдливым пятнам на щеках — вылезать оттуда она не собиралась.

— Слууууусай, Азаэль… — Затянула она, перебирая коротенькими пальчиками по тёплой коже кресла. — Хотешь посадить в меня своё семя?

— Я воздержусь. — Ответил он тем же спокойным голосом, будто бы Шаос сейчас не несла какую-то дичь, и попытался вытащить её оттуда самостоятельно, однако же девушка забилась в дальний угол, прижимаясь к стенке стола спиной и всячески ёрзая, чтобы ему было сложнее её поймать.

— Ну блин, Азаэль! Сеёзно! Ты постоянно отказываешь, а мне, знаес, обидно!! — Она подалась вперёд, ложась на кресло, прямо между его ног, и обиженно надула щёку. — Я сто, совсем нитево для тебя не знатю? А? Дай хоть отблагодалить, сто уделил мне въемя!

Бывший демон издал вздох. Внешность этой девушке, мягко говоря, досталась своеобразная — не то, чтобы прямо в его вкусе, да и вообще — асмодеи не славятся слишком сильным либидо. Но он ценил её как личность, да и был для неё, наверное, единственным другом, поэтому в этот раз не стал разочаровывать её своим отказом и, не без чувства жалости, кивнул.

— Хорошо. Можешь у меня отсосать, если желаешь. Только прошу! — Остановил он уже обрадовавшуюся дамианку, уже потянувшаяся своими лапками к его ремню. — Сделай это поаккуратнее, чтобы…

Девушка шутливо нахмурила бровки — ну да, ну да! Кому он это говорит? Криволапой ехидне. Поэтому со вздохом, но он вытащил из стола пару салфеток… а потом, подумав получше — достал всю пачку, кладя её на сиденье кресла, рядом с собой.

— Постарайся, чтобы хотя бы на сам стол ничего не попало.

— Да-да, хо-ло-со! — По слогам произнесла Лизка, в дурашливой форме растягивая слова. — Я по-ста-лаюсь!

Пряжка ремня тихо звякнула в руках ехидны, и она извлекла из расстёгнутых штанов довольно… своеобразный член асмодея. И хотя ожидаемо он, как и вся его кожа, имел серый оттенок, самой интересной деталью была его головка, даже в вялом состоянии обнажённая от кожи, будто бы он был "обрезан" — она была как бы разделена "на двое" вдоль, из-за чего весь член имел какую-то стреловидную форму. Ну, и несколько цеплючих пупырышек-шипиков на короне. Чертяка и тут остался вполне себе "демоническим".

— Ну и ну, вы навенное давно его не использовали, совсем запустили… — Она склонила голову на бок, водя одной рукой по этой серой штуке, на глазах крепнущей и обретающей какие-то пугающие размеры. — Ладно, я его вам подлетю. Скавыте "аааа!"

И с этими словами она "заглотила" его кончик. Правда, только самую верхнюю его часть, по сути — просто присосавшись к его макушке, с этим вот самым канальцем на конце. Потому что он реально достигал пугающих размеров, и вскоре уже раздулся до полных тридцати сантиметров в длину. В чём лишь две трети была его заслуга — остальную десятку накинула ему Шаос. Потому что ей при обращении "посчастливилось" стать именно ехидной. Демоном, связанным со сношением полов даже в большей степени, чем небезызвестным суккубам. Но если в бытность до мятежа одни использовали его как одно из средств для достижения каких-либо целей, то для других это всегда было их основной задачей. И обеспечение высокой фертильности, а как следствие и исключительной потенции, легло на их плечи, из-за чего и Шаос окружала эта незримая, в определённых случаях влияющая на кровообращение и обмен веществ, аура.

Почему же такая роль была уготована метровой полуполурослице? Нуууу, у королевы Неллит весьма своеобразное чувство юмора… Но полностью взять в рот эту головку, под стать длине и толстую, ей было крайне непросто, поэтому и старалась она ограничиваться одними только облизываниями.

— На фкуф… — С прижатыми к члену губами, заговорила Шаос. — Фолёный, и…

С надутой щекой, за которой она держала хранящую вкус мужчины слюну, она отвела голову назад. При этом не переставая двигать уже обеими руками вдоль влажного стержня, она хорошенько поболтала набранное во рту — и тяжело сглотнула.

— Как тясто вы его моете? — Спросила она — и ехидно соскалила зубки, перед тем как снова присосаться к члену, надавливая кончиком языка на ту самую дырочку на его конце. При этом пухленькие её щёчки уже горели от чувства грязного стыда, а между ног было тепло и сыро… — Снафяла надо его пофифтить…

Асмодей приложил к своим губам не в пример её лапкам когтистый палец и прошипел, говоря этим, чтобы она помолчала. После чего громко произнёс:

— Свободно! Заходите!

Шаос смекнула. Хитро прищурилась и продолжила работать руками, осторожно и медленно гладя поверхность его бугристого члена, пока язык её лишь едва слышно чавкал, скользя по головке со всех сторон, да тихо позвякивал на ошейнике кусочек цепи. Хотя от чувства опасности сердце в груди заколотилось ещё сильнее — что аж до болезненного срывалось с ритма.

В комнату вошёл тот мужчина, что застал неудачную попытку объятий, и сразу же закрутил головой, оглядываясь.

— А что, Шаос уже ушла? Я как-то и не заметил. — Асмодей поднял одну бровь — и наклонился вперёд, сцепляя руки под подбородком. Ничто в нём не выдавало того, что под столом сейчас что-то происходило. — Забавная она. Такая сучка мелкая, хамовитая. Она как-то под меня легла за двадцатку. А потом с другом за полтинник разделили, по-очереди.

— Да. Ей определённо стоит больше ценить своё время и силы.

— Но что-то она в последнее время не так часто в трактире ошивается.

А Шаос, слушая про то, какая она шлюха… почуяла ещё больший жар в теле — и неосторожно чавкнула во рту влажным, как будто бы распухшим языком. Человек повёл ухом, но не понял что это было и откуда донеслось.

— Что она хотела, кстати?

— Я приношу свои извинения… — Вежливым тоном сказал асмодей, всё ещё никаким образом не подавая вида о том, что она сейчас как раз-таки похотливо мусолила под столом его член своими влажными от слюны губами. — Но вы пришли сюда по делу? Или просто поболтать?

— Да, по делу! Конечно же! — И опять какой-то влажный звук и… словно бы — тихое скуление. — Я недавно выполнил работу, по контракту. И получил за это четыре сотни золотых, однако, я не считаю эту оплату справедливой! Заказчик сказал, что мне предстоит иметь дело максимум с тремя гоблинами, однако!! По факту их оказалось пять, а также — ездовой варг. А это уже прямой обман с целью уменьшения стоимости!

— Я могу увидеть ваш контракт?

Серая рука вытянулась вперёд, в классической манере потирая длинными когтистыми пальцами. Пару веков назад, он так покупал и продавал души. Сейчас… сейчас он торговал жизнями гоблинов. И прочими тоже. Но человек напротив без колебаний протянул ему бумагу с печатью гильдии авантюристов.

— Вот, прошу…

Тем временем под столом, Шаос отвела голову назад, чтобы сглотнуть скопившуюся во рту слюну, и стала осыпать член мужчины поцелуями — с небольшими причмокиваниями продвигаясь практически от самого его основания и до макушки, "прикусывая" одними только губами самый край его головки, чтобы кончик языка мог забраться под неё и коснуться этой особо нежной и незащищённой части мужского тела. И этого он уже не выдержал — и, читая контракт, всё-таки повёл головой в сторону.

При этом это чавканье уже нельзя было не услышать и расценить как-то иначе. Из-за чего наёмник сперва нахмурился, затем — сильно округлил глаза, осознавая происходящее вот прямо тут, в каком-то полуметре перед ним, с намёком покивал на стол, на что асмодей… на что асмодей нехотя склонил голову в ответ, соглашаясь.

Аааа потом она простонала. Или точнее — заскулила, с её этим голосом. Потому что подобное было приятно не только мужчине, у которого она лизала, но и ей самой — жар и похоть настолько поглотили её, что она, стискивая слезящиеся веки и дрожа всем телом в волне наслаждения, дала себе перерыв, чтобы перевести дух, и прижалась к его бедру щекой, работая же тем временем только одной рукой, с характерным чавканьем натирая его покрытый слюной член. Что имел уже другой запах и привкус, ибо несколько "предварительных" капель выделилось на её язык.

— Боюсь, здесь сложно что-то сделать. В контракте не описано количество гоблинов, указано лишь их незначительное наличие.

— А… варг?

Он пытался наклониться в бок, чтобы заглянуть под глухую стенку стола, а уши настойчиво прислушивались к этому тихому чавканью и тяжёлому, срывающему на попискивание дыханию. Бесово семя, у кого же ещё мог быть такой милый, нежный голосок, как не у Шаос? Ушла она, да конечно! Через окно, что ли?? Да они тут наверняка заколочены, чтобы никто и никогда не пустил сюда ни глотка свежего воздуха!

— Хм… Хорошо. Я посмотрю, что можно сделать. В свою очередь с вашей стороны я надеюсь на соблюдение некоей… конфиденциальности нашего разговора. Если вы поняли, о чём я.

— О, да. Да-да, конечно! Я это — молчок! — Человек стиснул пальцами рот, что значило — он будет молчать! Но не выдержал, чтобы всё-таки не показать Азаэлю от души выставленный большой палец.

После чего, не оставляя попыток заглянуть под стол, вышел из комнаты — всё-таки, да и сумев увидеть там пятки чёрных лакированных ботиночек, которые пользовались у Шаос особым почтением.

Хлопнула дверь… И девушка, с ехидной улыбкой на блестящих от слюны губах, произнесла:

— Нуууу, с вашим демонским тьленом всё не так плохо. Хотите, я пловелю состояние вашего семени? И моё пъедлозэение его выластить всё ессё в силе… — Она продолжала работать руками, с влажными звуками водя ими по этому бугристому, покрытому венами стержню в направлении своего лица — милого, со стыдливо горящими щёчками, но ужасно "грязного". Из-за чего даже асмодей не выдержал и, схватив девушку за основания рогов — с силой потянул на себя, полностью вводя головку в её рот.

Она промычала, потому что это реально было больно, а дышать ей стало очень непросто, однако же теперь, когда её голову начали двигать без её участия, погружая член практически до спуска в горло и тем самым усиливая стимуляции по своему усмотрению, асмодей начал выходить на свою "финишную прямую".

Член влажно хлюпал в её горле. Шаос мычала, временами "глыгая", когда он заходил слишком далеко, а по щекам, от боли и невозможности дышать, стекали слёзы. Эта нагрузка выходила за комфортные для неё пределы, и хоть это и было ей в грязной форме приятно — долго она так продолжать не могла. Мужчина же лишь сдержанно сопел, и даже когда пришёл "тот самый момент" — то только стиснул зубы, да натянул голову девушки на полную, раздувая своей огромной стреловидной головкой её обёрнутое кожаным ошейником горло — и излился, отправляя вязкое семя через пищевод и прямо в желудок, чтобы этой растяпе его даже и глотать не пришлось. Так он планировал уменьшить количество грязи, которую она тут планировала навести — однако просчитался. Под её порочной аурой… его оказалось слишком много, из-за чего густая сперма просто не успевала стекать вниз — и попёрла и вверх, в её рот и…

Шаос начала биться в его руках, содрогаться — и он резко вытащил из неё член, позволяя сделать глубокий вдох… и закашляться ещё сильнее, при этом напоследок накосо залепив перламутровым клейстером её милое личико, прямо через глаз и на волосы. И не выдержав этого, в грязно пахнущем семенем облаке, она кончила снова — и снова, не способная сдерживать позывы тела — хапнула воздуха, загоняя ещё больше и ещё глубже этой вязкой жижы в свои лёгкие.

— Проклятье! — Он встал из-за стола, начиная с омерзением отряхивать свои брюки. И всё это размазывалось, оставалось на руках, на кожаной обивке! Зашуршали салфетки, но они быстро намокали, из-за чего на полу в миг образовалась кучка полуразмокших бумашных комочков. — Знал же, что так и будет!

Девушка еле дышала — и хотя всё ещё подрагивала после оргазма, принимала воздух совсем крохотными порциями, при этом, схватившись за кресло вытянутыми руками, низко нагнулась, чтобы не позволять этому стекать обратно в её лёгкие. И хрипло так, еле слышно, покашливала. Словно кошка. Потому что кашлять в полной голос, разбрызгивая всё здесь вокруг, ей было стыдно.

— Ты жива там? — Спросил Азаэль, стаскивая эти брюки, чтобы достать из шкафа сменные. Асмодеи всегда должны выглядеть прилично, даже если случайно заляпаются джемом при распитии чая с пирожками, поэтому держать при себе запасные — это хорошая идея. Или им захочет отсосать клуша-ехидна, не умеющая сделать всё чисто и не изгадить всё вокруг.

Из-за крышки стола, чуть трясущаяся, вылезла лапка Шаос, показывая ему два пальца — указательный и средний. А это значило, что у неё — всё в порядке.

Глава 3. Навстречу приключениям!

Девушка брела по дороге, оставляя позади себя грузный Инокополис — расползшийся по равнине город, в котором она родилась и который практически никогда ранее не покидала. В молодости она была довольно болезненным "человеком", а потом… ну, потом как-то тоже не сложилось. Покидала же она его в одиночку — и вовсе впервые. Из-за чего не в шутку волновалась, и, подтягивая сползающий с пояса ремень, на котором висела только что приобретённая дубинка, без конца сверялась с маршрутом, который расписал ей Азаэль.

Ей нужно было покинуть город через северные врата, после чего на ближайшей развилке взять левую дорогу… какая из них была левой — Шаос пришлось подзадуматься, крутя руками и вспоминая, какой из них она пишет. После чего требовалось в течении около сорока минут идти по ней до тех пор, пока на пути не попадётся столб от некогда стоявшего там указателя. Он-то как раз и указывал нужный ей маршрут, только сама табличка уже давно отвалилась, а дорога до деревни за те шестнадцать лет, как она была заброшена, уже заросла лесом и практически ни коим образом не читалась. Уж для неподготовленного человека — так точно. Однако, тут-то в дело и должен был вступить компас, ибо идти от указателя нужно было строго на запад и ни градусом в сторону, ещё в течении минут пятнадцати…

Одно плохо… Точнее, плохо было не только это, но это дополняло череду остальных неудобств — часы она с собой не взяла. И поэтому рассчитывать маршрут было непросто, однако же сорок минут — это не так уж мало, да и шла она явно медленнее, чем обычно ходят люди, поэтому наверняка прошла от силы половину пути, а то и меньше, и волноваться о том, что она могла пропустить поворот пока ещё не стоило.

И всё же, она оглянулась назад, привставая на носки и видя лишь дорогу, которой ещё периодически пользовались люди, и растущий по обе стороны от неё лес. Из-за деревьев уже не было видно ни желтовато-коричневых стен города, ни даже той уродливой башни, выросшей на месте ушедшего в болото эльфийского квартала. Этого цикплопического мегасооружения из слепленных меж собой искривлённых зеленовато-мшистых построек общей высотою в пару сотен метров. Вот только была бы сама Шаос повыше и имей из-за этого угол обзора получше, то может быть — и смогла бы его увидеть на фоне вечернего неба, а так — увы и ах, она видела только лес и дорогу. И оплавленное солнце по левое от себя плечо, неровным сгустком стекающее за горизонт… который для неё находился всего в нескольких метрах — это были верхушки всё тех же деревьев. Но не тухло оно — и на том хорошо.

Впрочем-то, вернуться она должна была смочь. Как минимум, надеялась на это. И потому, раз идти было ещё долго, а лишний раз прокручивать в голове всё одно и то же — это лишь эту голову напрягать, она в очередной раз поправила пояс с дубинкой, ибо талия у девушки хоть и имелась, но располагалась как-то выше, чем положено, да и выражена была не сильно, из-за чего тот постоянно сползал, и сняла с него ещё одну модную финтифлюшку, купленную так же по этому поводу: сосуд с алхимическим огнём. Ведь слаймы — это такая гадость вредная, что хоть и не опасная (если это не хищный её представитель, образованный путём "разжижения" мертвеца, а обычная, яркого цвета травоядная… или даже пыльцеядная ерундовинка), но крайне живучая. Можно бесконечно отрезать её аморфное тело, но пока не поразишь само ядро — фига с два убьёшь. Причём ядро это — довольно упругое, и свободно по этой жиже плавает, из-за чего даже проткнуть или разрубить его непросто. Что же она собиралась делать там с дубиной — вопрос хороший. А вот высоких или низких температур они боятся, в частности из-за того, что слизистая эта масса содержит в себе белок, который от жары сворачивается.

— Одним лезким двизэнием потянуть за… — Дамианка сощурила глаза, присматриваясь к приколотой к бутылочке записке. Ночного зрения ей так же не досталось, да и вообще оно у неё было не очень-то и хорошим. — …снулок. Это долзно воспламенить запал, после тево… после тево… блосить колбу с запателе… запанте… патентованным следством "Огневит" в цель, находяссуюся на ласстоянии не менее…. пяти метлов. Пъедоплеждения: не употлеблять внутль, не блосать под ноги, хланить вдали от детей… Освяссено и годится для сзыгания ведьм.

Вроде… не так уж и сложно. Главное не уронить себе под ноги. Девушка пожала плечами — и снова прицепила его на пояс, ещё раз его на себе поправляя.

Затем ещё какое-то время, думая о чём-то своём и попутно обсасывая прядь слипающихся волос, которые ей негде было вымыть после… того случая, она прошла спокойно. Но волосы — это ещё полбеды. Салфетками отёрла как-то и ладно. А вот бельё… она не раз замечала, как люди оборачивались ей вслед, при этом разглядывая её так, что чуть ли не рты открывали — оно было мокрым, а её юбка, ещё и хвостом задранная, делала вид сзади очень открытым. И они не могли не видеть этого влажного серого пятна на нём, распространяющегося от её промежности. И из-за осознания того, что на неё пялятся, оно ещё и категорически отказывалось сохнуть. Как и сама Шаос. Впрочем, именно поэтому и отказывалось.

Однако, настолько сильно увлекаться не теми мыслями не стоило, а то так она совсем теряла внимательность и ощущение времени. Да и опять между ног становилось тепло. И, встряхнув головой посильнее, она зашагала дальше… Впрочем, от безделья, её мысли опять потекли иным руслом, и она потянулась за компасом, что всё ещё висел у неё на шее. Ей он нравился. Забавное приспособление. Только она почему-то совсем не помнила, чтобы стекло в нём было треснуто, а стрелка порой замирала и не хотела двигаться, что его приходилось хорошенько встряхивать…

Пояс сполз с бёдер, и задумавшаяся Шаос успела его поймать только на уровне колен, едва не упав на землю.

— Дулацкая дубина! — Пробурчала девушка, на миг желая её просто выбросить, но побрела вперёд… пока уж, наконец, взгляд её не упал на несколько массивных булыжников у дороги, на которые ей, возможно, что ценою чистоты своего нижнего белья, захотелось залезть и передохнуть… Однако же не успела она их должным образом отряхнуть, как взгляд её упал на стоящий за ними столб…

В мозгу нехотя прокрутились шестерёнки — и она открыла рот от удивления. Точно, это и есть, наверное, этот указатель! Куда там от него? Она достала из-за резинки чулка записку… а потом, не долго думая — оттуда же достала вдетый леденец на палочке, чтобы освежить себе память, наслаждаясь фруктовым вкусом и камнем под попой.

— Стло-го на за-пад! — Повторила она — и… и, сопя с недовольством, встряхнула коробочку залипающего компаса. — Да сто с тобой стало?! Лаботай!

Провозившись с ним с полминуты, криволапая ехидна всё же заставила стрелку сдвинуться. И по ней уже, не отрывая головы, она углубилась… углубилась в лес… осознавая одну элементарную вещь — в тени деревьев было ещё темнее. Настолько, что она вскоре саму стрелку видеть перестала, из-за чего снова пришлось раскинуть мозгами. И если первая её мысль была не особо удачной, а именно — осторожно поджечь то зелье, то вторая оказалась гораздо лучше.Сосредотачиваясь, она зажгла у своего лба светящуюся метку — простенькое заклятье, которое известно, наверное, любому представителю этой расы. Уж по крайней мере, известное Шаос. И теперь она ступала во вполне себе сносном свете, бросающем от деревьев мистические красновато-розовые тени. А если же она поднимала взгляд повыше, отвлекаясь от компаса, который она постоянно перепроверяла на случай очередного "залипания" — то видела край этого символа. Витиеватого и всего такого похожего на сердечко… Её личная метка! И такая же, в нежно-розовом цвете, была и на её животе. На самой нижней его части… из-за чего не сложно было догадаться, что она хоть и была под сердце стилизована, олицетворяла она на самом деле отнюдь не сердце. Но подобными стигмами грешили многие суккубы, а ей, ехидне, и подавно стоило его носить…

Девушка снова поймала себя на том, что она почти не следит за дорогой, а одна её рука покоится на животе — как раз над резинкой высокого белья, где находился край этой её стигмы.

— Собелись, Лиза! Тут не долго идти осталось… Потом велнёшься — будешь хвастаться всем. Дааа…

Например, перед Азаэлем. И… отцом, возможно. Но он хоть и любил её, но был человеком иного склада ума. Подобное ребячество его не слишком интересовало. Можно перед конюхом похвастаться, но он глупый и вряд ли что-то поймёт… Возможно, перед этим стоит завести побольше друзей, которые не будут забывать о ней сразу после того, как вытрут свой конец её волосами, а ей самой не называть всех дураками и не посылать подальше. Дурная привычка, от которой нужно избавляться…

— Да блин! Лиза, хватит летать в облаках! Думай о задании! И!…

Она споткнулась, когда ремень соскочил с её бёдер — и грохнулась на сухую землю, роняя из своих маленьких лапок компас…

— Ай… ай-яй!.. — Неторопливо и морщась от боли в коленке, поднялась Шаос. — Тюлок подлала, блин… Тепей дылка будет…

То, что она налетела коленом на веточку — было не так страшно. Ей, как ехидне, досталась неплохая регенерация даже на фоне остальных дамиан. За час-другой-третий и видно не будет. Чулок же теперь можно было только выкинуть… И при этом она уже в голове просчитала его стоимость, а также обещанную за задание награду в двести золотых… Расходы покрыть хватит, вполне. Новые стоить будут монет пятьдесят… может, тридцать. Кстати, зелье стоило семьдесят пять, дубина — полтинник… Простенькая она была, просто палка, на утолщении обёрнутая кожей. И ремень, кстати, тоже пришлось купить… И чисто возможно — где-то её с ценами немного облапошили.

— Блин… а я тотьно на этом залаботаю? — Спросила она, поднимая с земли компас… и нервно сглотнула — шпилька в нём стояла голой, а сама стрелка валялась где-то в уголку. И когда она попыталась им встряхнуть, чтобы… чудом каким-нибудь вернуть её на место — она лишь бессмысленно грохотала внутри.

И в этот момент Лизе Медяновой захотелось вернуться назад. Потому что одно дело — это идти по тёмному лесу, одной, когда теоретически в любой момент на тебя может кто-то напасть… Проклятье! А ведь она настолько увлеклась созерцанием компаса, пока он был ещё цел, да другими своими мыслями, что совсем не подумала о том, что шла через бесов лес в одиночку! А теперь — она ещё понятия не имела, куда ей было нужно идти! И не заблудиться она, блин, теперь просто не могла! Она же — Шаос! С ней вечно такое происходит!

Она заканючила, пытаясь тряской компаса всё исправить, будто стрелочка могла как-то наскочить на штырёк обратно, и начала в панике оглядываться, метая дрожащий свет своей метки на лбу по сторонам. Развернуться? Или же поползти прямо так, задом, чтобы ни в коем случае не сбиться с пути, пока она будет разворачиваться? Шаос стиснула веки, до боли напрягая мозг… а когда же вновь открыла глаза, то взгляд её ненароком упал на расположенное вдали и едва различимое за иными стволами дерево, с корявых ветвей которого свисал корень с болтающимся на нём оленьим черепом. Жуткий символ, при виде которого слабый духом человек обязан был ощутить напряжение анальных мышц, однако же Шаос обрадовалась. И на четвереньках проползла в его сторону, чтобы увидеть там ещё несколько похожих коряг, а уже за ними — стену какого-то заброшенного дома.

— Хвала Госпойе! — Выдохнула она, понимая, что растянулась уже перед самой деревней, в которую и держала путь.

С водружённым обратно на шею компасом, дамианка отряхнула всё, что можно было попытаться отряхнуть — даже кусочек цепи, свисающий с ошейника — и осторожной походкой направилась в сторону деревни, открывая для себя то, в каком она была печальном состоянии, а само это зрелище было грустным. Ибо таких вот артефактов не столь далёкого прошлого: затерянных в лесах и долинах деревень и полностью покинутых городов, улицы и дома которых погрязли в зловонной болотной жиже, было не счесть. Они стали вотчиной болотного идолища, одного из многих диких богов, искривлённого духа природы, чьим зловредным коварством и холодной расчётливостью едва не был уничтожен весь этот мир. Но Шаос бояться сейчас не стоило, потому что само это божество так же погибло в битве с Айисом, а конкретно это поселение было "очищено" от переживших своего хозяина слуг.

И сейчас девушка, сжимая на груди свисающий с ошейника кусочек цепи, ступала по сухой земле. Земле, из коей были выпиты все жизненные соки, что она крошилась под подошвами. Мимо серых развалюх-домов, с покосившимися стенами и проваленными крышами, деревьев и кустов — голых, но ещё оплетённых давно засохшими корнями, в которые было запутано неисчислимое количество костяков — животных да и не только. Некоторые — насажены прямо на ветки. Или свисали с них, как ветряные колокольчики. С особым же почётом были развешены именно оленьи черепа — символ этого болотного божества, в том числе и на вполне человеческие гвозди. Наверняка это сделали отравленные спорами люди. Ведь вряд ли у него были "живые" и "здравомыслящие" последователи? Но сейчас здесь не было никого. И быть не могло! Потому что… просто не могло, ладно? И слышала сейчас Шаос лишь лёгкий стук костей, покачивающихся на ветру, хруст земли, да неровный ритм сердца и то замирающее, а то срывающееся в лёгкое поскуливание дыхание. Не пело ни птички, не стрекотало и кузнечика. Тишина…

И как жаль, что у неё с собой не было хотя бы карандаша — она бы написала на этих черепушках то, что она думала об этом поганище лесном. У неё и мать погибла во время этих событий — в неё также проросло семя скорбной розы, и её, пока она сама не стала её разносчиком — кремировали. Пусть к тому времени они уже и не общались… Но ладно! Что вздыхать об ушедшем? Шаос ускорила шаг, что-то тихо намурлыкивая себе под нос, всячески стараясь не коситься на тот дом, половина которого была уничтожена вырвавшимся оттуда цветком метра в три высотой, уже дохлого и высохшего, со скрюченными пожухлыми лепестками и уродливо, непропорционально толстым стеблем, грубо развороченным и вывернутым наружу настоящими белыми рёбрами… Скорбная Роза — цветок, что вырос в ещё живом человеке, и с ним же в итоге и слившийся. И хотя после смерти гниющего идола эти споры и потеряли способность селиться в живых телах, каждое такое болото всё ещё хранило в себе его порочное колдовство, развеять которое можно было лишь уничтожением такого цветка. Или, если их было несколько — цветков.

Девушка похлопала себя по щекам и встряхнула голубыми волосами, ярким пятном взметнувшимися среди этой серой вымершей деревни. Теперь — точно хватит отвлекаться! Это — прошлое, а ей нужно было думать о настоящем. А в частности, следовало отыскать дом, стены которого некогда были выкрашены в зелёный цвет, а окна украшены резными наличниками с птицами. Он должен был быть где-то на краю деревни, наполовину утопленным в землю, что заходить в него нужно было…

— О! — Вырвалось у Лизы, когда она увидала искомое строение — всё такое покосившийся и грозившееся в любой момент развалиться. Она сунула карту в чулок и, подобравшись к выбитому окну, с трудом закинула через подоконник ногу, вваливаясь внутрь и оказываясь во вполне себе ожидаемой свалке из чужих воспоминаний, выбраться из которой обратно было уже сложнее — пол здесь был на добрых полметра ниже. Хотя, всегда можно было натаскать какого-нибудь хлама, которого здесь было в избытке, и по нему потом и вылезти.

Ладно… Что теперь? А теперь — пройти в проваленную под землю часть избы и там найти дыру в полу, немного приваленную досками… что вызвало у Шаос уже определённые трудности, но, упираясь в стены то спиной, то локтями и руками, она смогла сдвинуть их в сторону, открывая себе дорогу в земляной лаз, в глубины которого вела сколоченная из палок и досок лестница…

А теперь — вниз.

Глава 4. Слабейший из монстров. ☙❤❧

Шаос спустилась по скрипучей лестнице, сколоченной совсем не под её габариты — чтобы встать на ступеньку ниже, девушке каждый раз приходилось отпускать руки и совершать небольшой, но всё равно опасный прыжок, рискуя оступиться, не ухватиться или же иным каким образом грохнуться. А как она потом планировала вылезать? Да кто знает. Но когда прижмёт — тогда и придумает что-нибудь, но теперь же она шла по тянущемуся в даль земляному тоннелю, как-то помаленьку подпёртому балками и досками, причём пол его довольно круто уходил вниз, настолько, что иногда ей приходилось расправлять руки и притормаживать, а то и искать опору в стенах, лишь бы не упасть. А земля, и неважно сверху, снизу или по бокам прохода, порой была заляпана чем-то белёсым и блестящим, будто бы слизью. Что вполне логично, учитывая врагов, с которыми ей предстояло столкнуться.

Спустя же добрый десяток метров уходящего под землю коридора, она увидела слабое голубоватое сияние, идущее из каменной расселины, которой этот проход как раз и оканчивался. Вполне себе широкой для того, чтобы через неё мог пролезть взрослый человек… не являющийся хоббитом или представителем иной низкорослой расы. А за ней же, минуя лишь небольшую, всего ей по колено ступеньку, она спрыгнула на земляную насыпь, оказываясь в приличных размеров пещере. С каменными сводами и расставленными кадками вдоль стен, в которых росли… кое-как ещё виднелись разорённые грибницы, густо перемазанные той же блестящей, уже высохшей слизью. Как и пол, как и стены, как и… в общем, всё тут. Что Шаос невольно захихикала, ассоциируя это зрелище с одним из бурно проведённых ею вечеров в компании парочки незнакомцев.

Как предприимчивый фермер умудрился отыскать в одном из домов ход, образованный тем образом, что размягчённый болотом грунт сполз сквозь разлом в покоившуюся под землёй пещеру — вопрос хороший, наравне с тем, коим образом ему в голову пришла идея разводить в таком месте наркотические грибы, но устроил он здесь всё неплохо. По периметру, всё пространство пещеры было занято сколоченными из досок кадками, заполненными принесённой извне плодородной землёй, так же как и каждая из них была оборудована подвесом с закреплённым в нём слабо светящимся кристаллом, а также ёмкостью для воды, которая постепенно, по капле за каплей, увлажняла почву и позволяла посещать ферму лишь раз в неделю. Причём водная жила проходила прямо здесь же — стекала по одной из стен, по трещине в камне, и с виду была даже притягательно свежей и чистой. Сейчас же всё это было разворочено: кристаллы валялись на земляной подстилке, ёмкости для жидкости — перевёрнуты и погрызаны. Многим из клумб так же досталось, где-то их поломали, где-то — разрыли, пожрав сами грибницы, а где-то наружу пробивался лишь самый свежий, в день сроком, урожай.

И Шаос дивилась всему этому, прохаживаясь по залу и привставая на носки с целью косо, с опаской взглянуть на эти кругленькие шляпки совсем молоденьких грибочков — белых, с небольшими голубыми пупырышками… Она не любительница такого, отнюдь, но в той клоаке жизни, где ей пришлось просуществовать длительное время, не попробовать такое было невозможно. Голову отбивало знатно. А учитывая, что принимала их она не сама, а ей их давали, и не всегда спрашивая её мнения — кончалось всё так, о чём приличный человек вспоминать не должен. Лиза же приличным человеком не была, и поэтому ехидно соскалила зубки, медленными движениями поглаживая животик.

Может быть…. взять парочку? Так, просто на память!… Нене, не стоит. И хотя она, вися одной рукой на краю клумбы, и полезла в неё другой, но лишь с целью рассмотреть растение получше… в голове её возникла закономерная мысль.

Всё было так. И заброшенная деревня, и подземная ферма, даже разорённая… одно не сходилось. Она не видела ни единого слайма. А ведь мало того, что кто-то всё тут разворотил — так, судя по состоянию съеденности молодняка грибов, это происходило здесь регулярно. Но не успела её мысль толком развиться, как она, едва коснувшись шляпки гриба своим маленьким пальчиком — заставила её упасть, будто бы она и вовсе на ножке не держалась… И в ней, изнутри выжирая всю её мякоть, свернулся мясистый слизень!

— Фу, мелзость! — Сказала Шаос, встряхивая рукой и отпрыгивая назад, что в сей же момент ощутила, как под пяткой что-то влажно раздавилось. — Н-ну блин!..

Девушка, стоя на одной ноге, глянула на подошву, на эту мерзкую слизь, тянущуюся к ней от тушки раздавленного ей слизняка. И вот только сейчас она обратила внимание на то, что… на то, что здесь было, в общем-то, не мало этих гадов…

— Слизней? — Вслух спросила она.

О слаймах же и речи не было. Азаэль говорил о слизнях. Об этих мерзких, скользких молюсках! И Лиза, тряся руками, на одних только носках, отскочила ещё пару шагов назад, в направлении выхода, ибо к битве с этой мерзостью она не готовилась. Но нога её опять наскочила на что-то мягкое… и в этот раз — более крупное и упругое, что выдержало вес восемнадцатикилограммовой ехидны, зато сама она споткнулась, падая рядом с этим жирным, двадцатипятисантиметровым слизнем, благополучно пережившем её ботиночек.

— И-извини, я… я не хотела, и… — Рука её вляпалась в густую лужу слизи, заставляя снова поморщиться… и, неким бесом, глянуть наверх, на свод пещеры…

Что это было такое? Весь потолок был… каким-то влажным, как будто бы органическим. И он… слегка, едва заметно шевелился, потому что…

Шмат "мяса" свалился с него, упруго падая на землю в каком-то метре от Шаос, заставляя девушку сжаться. Слизень. Огромный, сука, метровый слизень, блестящий и сокращающийся, поднял свою башку, таращась в её сторону своими стебельками глаз, и дамианка, отталкиваясь ногами, поползла к выходу… И снова что-то упало — со стороны её спины, заставляя девушку уже дёрнуться вперёд, становясь на колени и вскакивая во весь рост. Трясущейся рукой, она попробовала сорвать с пояса булаву… но, проклятье, она не знала, как это делать! Петелька как-то крепилась за её пояс, но как?! В итоге она, слыша, как всё больше и больше слизней падает с потолка, часть из которых, поменьше, приземлялась ей на голову, запутывалась в волосах и повисала на ушах, она расстегнула сам пояс и… и каким-то совсем неловким движением взмахнув рукой — бросила его перед собой, вместе с булавой и огненным зельем, что не осталось ей ничего более, кроме как и самой кинуться за ним следом… но наступить ещё на одного слизня, влажно лопнувшего под ногой — и, шумно выдыхая, грохнуться плашмя на спину, чудом лишь не ломая себе крылья, но сотрясая больной мозг.

Что заставило её схватиться за голову и замереть на какие-то жизненно необходимые секунды… пока ещё один, сантиметров в восемьдесят длиной слизень не упал прямо напротив её расставленных ног и…

Шаос сглотнула, глядя на это уродливое существо, с этим гадким, похожим на… пардон, п*зду с хищной присоской внутри ртом… и замерла. Боль в голове уже отступала, и она… вроде как, могла попробовать встать, но… вид этой твари, ползущей в направлении уже раздвинутых ног… заставил её помедлить. Прокрутить в голове нехорошую мысль и…

С плотно стиснутыми веками, крутя головой — она приподняла таз над землёй и чередой рваных движений стянула с себя бельё, заставив его болтаться на левой щиколотке, и подалась вперёд, этим же самым задирая платье вверх, чтобы предстать перед слизнем пухленьким копытцем и мягким животиком, украшенным сердцевидным символом-меткой.

— Л-лиз, ты такая глупая! Такая!…

Холодная нога моллюска коснулась её промежности, снова заставив поморщиться — это было мерзко и грязно, но она всё равно хотела этого! Хотела слиться с гигантским слизнем, во что бы то ни стало совокупиться с ним!

— Д-давай… Давай, только… только не е-ешь меня!.. — Тихо проскулила ехидна, поглаживая существо по липкой голове. И оно её даже почти не боялось — чуть втянуло в себя свои рожки, но продолжало ползти вверх по её телу, прижимая к её не менее влажной промежности свою присоску. Главное, чтобы оно поняло, что от него хотели!

И он… он, блин… не, не он. Они, кажется, поняли, что сейчас намечалось, ибо, когда она бросила короткий взгляд вокруг — все эти твари обступили её плотным кольцом, что даже ей, с её-то ножками, и то стать бы было негде. Большие, метровые или около того, и поменьше — от пары десятков сантиметров и менее, они окружили её, но не двигались. Смотрели. Издавали какие-то влажные, шаркающие звуки — но лишь смотрели. И ждали.

И Шаос, прищуривая глаза на красном от стыда лице, плавно свела ноги вместе, осторожно обхватывая желееобразное тело и прижимая его к себе…

Полностью накрывший собой дамианку слизень приподнял вверх свою попку — и плавно выпустил наружу прозрачно-жёлтую трубку, мягкую и всю в слизи, прямо сочащуюся ею, чтобы таким же плавным движением начать опускаться, проникая этим отростком меж двух плотно сжатых валиков её безволосой киски. И Шаос, от этого холодного омерзения, по мере того, как эта трубка, пусть и без боли, но начала погружаться в её короткое полуросличье лоно, опять заскулила.

— Да… Даа!.. П-плавильно, а тепей… а тепей двигайся и… о-отлозы в-в меня своё… своё потомство…

Достигнув входа в её матку, но не проникнув в неё, слизень начал совершать волнообразно плавные движения, потирая особенно чувствительные части девушки, из-за чего она начала сперва тихо пыхтеть, а скоро — едва слышно поскуливать. И с каждым разом надавливая чуть сильнее, чтобы натянуть её маточное кольцо побольнее, а проникнуть — чуть глубже. Слизень трахал её. Определённо трахал, понимая, что он делает, и в любой момент, хоть сейчас, хоть спустя… к примеру, полчаса — он должен был кончить. И Шаос, густо краснея лицом, но всё равно бросая взгляды меж прижатых к лицу пальцев, была готова считать секунды до точки невозврата. Ведь если все дамиане — бесплодны и дети от их союза со своей и иной расой всегда и без исключений рождаются мёртвыми, а именно бездушными, то Шаос в этом несколько отличалась. Ведь она была ехидной. Матерью монстров, если говорить проще. И хотя они выделялись и просто повышенной фертильностью, а также способностью гораааааздо быстрее вынашивать потомство, не менее интересной особенностью была их половая совместимость практически со всеми видами даже неразумных тварей… и суть была в том, что от такого "союза" потомство уже рождалось вполне себе жизнеспособным… И потому, если этот слизень… когда этот слизень вольётся в неё — она практически гарантированно забеременеет. И спустя всего лишь какую-то неделю породит на свет ещё больше таких же тварей.

— Я… я понесу о-от слизня… мелзкого… л-липкого слиз!..

Желатиновая трубка сжалась — и упруго проскочила через её кервикс, хлестко выпрямляясь внутри её матки, и Шаос, коротко пискнув — сильнее сжала тело моллюска ногами, прижимая его к себе, заставляя войти на полную, скрутиться внутри неё, смяться и!..

Шаос выдохнула, расслабляясь и тяжело дыша. Она кончила. Сердце её, бешено колотившееся, стало успокаиваться, выравнивая ритм, углубляя его, и она протяжённо застонала, погружаясь в сладкую негу, пока тело её сотрясала мелкая дрожь… Слизень же продолжал липко тереться о её тело, влажно чавкая и заполняя её матку выделяющейся на поверхности трубки слизью. Медленно, но ритмично и настойчиво, будто бы откладывая неизбежное и заставляя Шаос вдоволь наволноваться о том, что её ждёт.

— О… осемени… меня!.. — Сказала голубоволосая девка, находя уже наконец силы, чтобы снова сжать ноги на спине этого гада, и… и это у неё не получилось, потому что…. что-то стало не так, ноги уже не сводились…

Второй слизень, лишь чуть меньшего размера, полз в направлении её торса, уже касаясь своей присоской её животика, мягкого и покрытого, а также вдоволь забитого изнутри слизью, скользя по нему и занимая… занимая, на пару с тем, что уже трахал эту ехидну, место меж её ног. И хотя первому пришлось чуть подвинуться, выпустив трубку побольше, чтобы продолжать двигаться внутри её матки, не покидая её — он сам уже плотно и полностью занимал собой всю ширину её лона, и второму… второму пришлось напрячься посильнее, проникая в узкую, но готовую и способную расширяться дырку Шаос.

Однако это было уже больно, и девушка, подёргивая бёдрами, попыталась чуть отползти, но… Но, стиснув губы и издавая горлом длинный стон — она раздвинула ноги как можно шире, в то же время задирая их вверх и плавно подёргиваясь в такт уже двух не слаженно трахающих её слизней. То проникающих в неё по-очереди, то — вторгающихся одновременно под аккомпанимент влажного потирания друг о друга, а также мокрых, чавкающих звуков, издаваемых её терзаемой в два конца киской.

Она стонала. Кряхтела и скулила, дёргалась — то стискивая зубы, то безвольно распластываясь на земле. И кажется, она кончила под ними уже три или четыре раза, а они, уже с ног до головы покрыв её тело своими скользкими выделениями, продолжали вторгаться в её матку, уже настолько плотно набитую всё той же слизью, не способной при этом куда-то деться, ибо кервикс её плотно сжимал погружённые в него трубки, что животик лишился мягкости и стал плотненьким. И они ёрзали внутри неё. Пусть и гладкие, пусть и скользкие — но она чувствовала каждую их шероховатость, каждую зернистость этого аморфного тела, и это сводило с ума. Она одновременно хотела, чтобы они кончили — и одновременно желала, чтобы это длилось подольше. Чтобы они вы*бли её на неделю, на две вперёд, и думать о сексе ей было просто противно. И они, эти неуёмные, тупые животные, казалось, именно так и собирались поступить.

— Позалста… — Пищала она, откидываясь назад и ударяясь о землю затылком, крутя головой, по волосам которой уже ползали более мелкие гадёныши. Те же, что ползали по её рукам, по одежде. И под одеждой… — К-контите… узэ!

Когда она приподнимала голову — то видела, между двух этих тел, как эти две желейные, плотно прижатые друг к другу трубки, такие чуждые и противно чужеродные, погружались в неё, оставляя на её коже ещё больше своей слизи, стекающей и жирными каплями падающей на землю, заставляя чувствовать под собой сырость… А потом…

А потом случилось сразу два "потом" — тела этих слизней, под напором чего-то ещё, начали расходиться в стороны, уступая дорогу…

— Т-тли?! Я не могу слазу с тлемя!..

Только этот был какой-то… не такой. В окраске ли было дело, в форме тела или как, но трубка его тоже была другой — если у тех она была толстой, но пустотелой, то у этого — гораздо более узкая, но с виду более твёрдая и плотная, и… Шаос заскулила, когда третий орган стал погружаться в её уже растянутое лоно, н-но блин! Она… была способна принять в себя и его, только… только это было весьма больно!

И она уже покусывала край своего ошейника, когда под одеждой, на её левой груди, сошлись два жирных холмика… и что-то болезненно кольнуло. Два слизнюшка поменьше, сантиметров по десять каждый, сошлись у её маленького розового сосочка на мягонькой, едва осязаемой груди — и, также выпустив из своих попок жёлтенькие трубочки — погрузили их в узкую, плотно сжатую дырочку. В каналец, что вёл в её ехидновские молочные железы.

— Неее-не, не надо туда!..

В живот что-то ударило, повышая давление в матке… до болезненного — и она, чувствуя, как что-то… мягкое, пружинистое проходит сквозь её маточное кольцо, словно бы целыми гроздями, заставляя живот на глазах округляться и…

Первый слизень-самка начал откладывать в её матку свои яйца, заставив Шаос позабыть обо всём — и, с долгим скуляжём кончить, чтобы потом, с высунутым от похоти языком и прижатыми к мокрому от слюны и слёз лицу руками, она почувствовала, как и вторая слизнючиха ввела в неё свои яйца, раздувая её живот и заставляя снова содрогаться от вожделения, биться в истерике и…

Третий слизень оказался самцом. И в качестве закрепления успеха — он взбрызнул отложенные в девушку яйца, оплодотворяя их… их — и её. Агрессивное семя набрасывалось на всё, что могло — и личные яйцеклетки ехидны, готовые принять в себя любые сперматозоиды, не стали исключением. И её собственные яйца, так же оплодотворённые незнамо кем, выбросились из яичников, прилипая к стенкам матки, чтобы начать развиваться в новую жизнь…

Девушка, с измученным стоном, растянулась на земле и заплакала, пока слизни, удовлетворившие свой инстинкт, начали расползаться. Почему… она не могла как-то ещё? Зачем она сама раздвинула перед ними ноги? Ведь сейчас, внутри неё…

Но когда одни начали расползаться — то другие наоборот, ещё не закончили. А им ведь тоже хотелось оставить потомство? Да, хотелось. И ещё один слизень-самец начал лезть на испуганную ехидну, не верящую своим глазам и лишь покачивающую головой…

И!.. И-и всё же — он вошёл в неё, заставив полуполурослицу дёрнуться, когда белковая трубка ткнула её в растянутую матку, минуя порядком уставший кервикс… и снова — всё по-новой… И снова слёзы потекли по её лицу, снова — жалкие стоны и писки, попытки сжать мясистое тело ногами — и снова ей не дал это сделать второй гнездящийся у её промежности слизень. А потом и яйца, уже отложенные внутрь её тела — часть из них, кажется, лопалась, пока её имела следующая пара моллюсков…

Впрочем, скоро она и стонать больше не могла, а только беззвучно глотала ртом воздух…

А спустя ещё какое-то время — одно из существ наползло на её лицо, вводя свою трубку в её пищевод… и с противным ощущением откладывая в него свои яйца, падающие прямо в желудок.

Определённо, это был слабейший из монстров. Если дамиан можно назвать монстрами.

***

Азаэль отработал свою полную смену — все девять часов, и ещё три в навесок, минуту в минуту. Больше было уже не по правилам, а правила он уважал. Затем он неторопливо убрал в стол бумаги, задёрнул на окнах занавески, поднял с пола всех мух, которые тут сдохли от воспроизводимой им в моменты размеренной работы тоски — и сгрузил в спичечный коробочек, чтобы потом выкинуть в мусорку. А коробочек — оставить, до следующего раза.

И всё, кажется, было замечательно. Разложенное и на своих местах… Теперь же — пора было идти домой. Приготовить себе скромный ужин, поесть — и лечь спать. Чтобы завтра явиться на свою любимую работу бодрым и выспавшимся…

Дверь за спиной хлопнула — и в комнату, вместе запахом солоноватой сырости, влажно шлёпая подошвами, "вползло" что-то…

— Стой! Стой, Шаос! Стой, н-ни шагу! — Дамианец поднял руки, сдерживая этим покрытое не сохнущей слизью существо с опухшим от отложенных в него яиц животом. Смотрела она на него сейчас всего одним глазом, потому что второй снова заплыл стекающей со лба слизью, а волосы и одежда плотно облепляли всё тело, словно бы она только что вылезла из воды. И всё это — стекало, длинными каплями падая на его пол, в миг оставляя под девушкой мерзкую лужу. Икринки же более мелких слизней, которые не смогли достать до её матки и потому забили ей её короткую трубку влагалища, держались во многом лишь насквозь промокшим бельём… Да и как держались? Плохо держались, из-за чего икринка-другая но вытекала из девушки вместе со слизью. — Стой там, я…

Не часто можно увидеть почтенного асмодея бегающим — но он пробежался по своему кабинету, до стола и обратно, чтобы вернуться и протянуть Шаос одну жалкую салфетку…

Шаос исподлобья уставилась на этот клочок бумаги… но взяла его — и вытерла им один палец. Которым как раз сняла с шеи компас, за шнурок протягивая его Азаэлю.

— Спасибо. Он больсэ не нузэн. — Сказала она и, поскальзываясь, из-за чего её тяжёлые, покрытые слизью волосы мазнули по дверному косяку и оставили на нём белёсую мазню, направилась в коридор маленькими шажочками. Дрожа и тихо икая.

Внутри же компаса, вместо стрелочки, на самом кончике шпильки сидел маленький слизнючок, топорща в разные стороны свои глазки-усики.

Глава 5. Домашний… уют?

Она проснулась ожидаемо поздно. Когда за окном уже… А, ну да, ну да — старая привычка так и жила в ней, спустя все эти годы. По пробуждению — глянуть в окно. И увидеть там всё тот же нескончаемый вечер. Зато солнце не светило в глаза и не будило, позволяя полежать подольше… А вылезать из кровати ей сейчас очень не хотелось. И она, чувствуя эту знакомую тяжесть и неповоротливость в теле, отвернулась к окну, кладя руку на округлый животик сверху — и поджимая его коленями снизу. С тех пор он даже немного уменьшился, ибо часть яиц из неё… вышли сами, а те, что остались — стали уплотняться, незначительно теряя при этом в объёме, но всё же он был заметно округлым, что не заметить этого даже под очень свободной одеждой было бы невозможно.

Наверное, на условный "девятый" месяц сейчас и не тянул, но… на четвёртый-пятый — вполне. При учёте, что если бы она была беременна человеческим ребёнком, сама будучи метровой хоббитшей. Поэтому да — её один фиг раздуло не слабо, и она была без каких-либо вопросов ни для неё, ни для окружающих людей беременной, что не надо было даже пытаться разглядывать свою метку на животе — она там гарантированно светилась, чем символизировала этот процесс.

А всё же… она с удовольствием зажмурилась, едва слышно помурлыкивая под нос — потому что она, ехидна, легло это переносила: её не мутило, не штормило, а возможные изменения в её демонических гармонах, если таковые присутствовали, действовали сугубо положительным образом, из-за чего ей даже нравились эти ощущения! И она, закапываясь поглубже под одеяло, чтобы подольше насладиться "утренним" умиротворением, не глядя протянула руку к тумбочке, где её должна была дожидаться вазочка с россыпью леденцов на палочках… непременно на палочках, так как они были не только вкусны, но и придавали её виду "несносное высокомерие" (кто-то мог бы поспорить с этим, но какую-то изюминку точно давало)… Но под рукой не оказалось ничего. И тут же вспомнила о том, что лежала в гостевой комнате. Потому что свою кровать… она испачкала. А что ей было делать? Она сильно устала, голова — работала особенно туго, вот она и легла спать, решив помыться "попозже". И всё равно же потом заставили встать и привести себя в порядок, потому что отец буквально приказал слугам оттащить её в ванную вместе с простынёй, если она откажется идти туда сама.

Дааааа… И вот именно поэтому ей как можно сильнее хотелось растянуть своё "утро" на подольше. И нет, он не станет на неё ругаться, когда увидит её с этим пузом, которое она нагуляла от… кхем, слизняка… и не одного… потому что он любит её — и боится, что она вновь уйдёт из дома, оставив его прозябать одного. Но злиться всё равно будет. Впустую и не на кого. Да пусть бы, в общем-то, Шаос ведь — уже далеко не ребёнок, чтобы всегда и во всём искать одобрение отца, ведь ей самой уже давно было за полтинник, но ему будет от этого больно. А она хоть и закоренелый хаотик — человек по своей натуре всё же мягкий. И ей очень, оочень не хотелось этого разговора…

Но тут же щёлкнула дверная ручка — и в комнату заглянула служанка, рассматривая лежащую в кровати девушку. Она была послана сюда именно за тем, чтобы узнать — проснулась ли "молодая госпожа"… бывшая старше этой тридцатилетней женщины почти в два раза, или ещё спала… и с неохотой, но голубоволосая девушка подняла руку, помахав ей в ответ.

— О, госпожа, вы… уже проснулись? Ваш отец просил передать, что обед готов к подаче на стол. Когда вы изволите быть готовы к приёму пищи?

— Я не хатю… — С обидой ответила девушка, дрогнув голосом. Хотя есть ей на самом деле хотелось — и очень даже сильно, напитывая силами растущую в ней жизнь. — Я полезу ессё!

Женщина вежливо склонила голову — и скрылась за дверью, что теперь слышны были лишь её торопливые шаги по коридору. Пошла передавать своему хозяину, что его дочь уже проснулась, не иначе. И совсем скоро он должен будет придти лично…

И вот ей сейчас наверняка было очень противно сюда заходить. Шаос была в этом уверена. Вне определённой среды "особо культурных людей" — она вообще довольно гадкий в этом плане "человек". Грязная, мерзкая… свиноматка, побывавшая во множестве постелей, грязных закоулков и хлевов, псарен. И именно поэтому Шаос настаивала на том, что она здесь — именно что работает, служанкой, не желая сильно афишировать родственную принадлежность к одному из почтенных господ Инокополиса. Ведь одно дело — это нанять себе на служение грязную девку, с которой у тебя возможно что-то и происходит, а совсем другое — признать, что эта грязная девка — твоя дочь… с которой у тебя тоже, возможно, что-то происходит.

И вот опять — открылась дверь… и в комнату, широким хоббитским шагом, зашёл её отец.

— Лиза? — Спросил он.

Девушка засунула голову под одеяло, что даже макушка её под ним скрылась.

Чиркнула спичка, когда низкорослый господин зажигал на тумбочке свечи, развеивая эту приятную полутьму и привнося ощущение обыденной дневной суеты.

— Как ты? — Спросил он — и, не дав ей ни секунды на ответ, задал второй вопрос. — Почему не идёшь обедать?

Как же хорошо всё начиналось, но теперь пора была вставать…

— Я и так… — Девушка свесила с кровати ноги… так и не достав ими до пола, и полуобернулась, чтобы отец мог видеть её… трудно сказать, что грудь — но правый сосок, а также покатый живот, плавно расширяющийся к низу и не дающий плотно свести ноги вместе. — Я и так полна до самых клаёв, хехе!..

Он не оценил её шутки, благонравно при этом отворачиваясь и даже не повеселив её какой-нибудь яркой реакцией. И она стушевалась, говоря уже спокойнее.

— А монно сюда пъинести? Я не хотю сейтяс по дому ходить, мне… тязэло?

— Лиз, не неси ерунды. Я знаю, ты можешь передвигаться, поэтому одевайся. Я буду ждать тебя в обеденной. Или ты что, стесняешься? Перед слугами, что ли?

Зараза знал, как её подловить. Чтобы Шаос, да признала, что она чего-то "стесняется"?! Да ей не знакомо это чувство! И она спрыгнула с кровати, полностью разворачиваясь к отцу голой г… грудью? И большим, каплевидным животиком, да в одних лишь белых труселях с розовым бантиком!..

Блин. А ведь из-за кровати он-то, коротышка, её, такую же коротышку, почти и не видел!!

Опять она лопухнулась. А пока не слишком торопливо оббегала кровать, чтобы всё-таки смутить его своим видом — он уже ушёл, оставляя её наедине со своим чувством поражения.

— Ну и беги! Пф… Глупый хоббитс!

Шаос надулась. Хотя — и не всерьёз. И уже сразу же она подошла к креслу, в котором её ждала подготовленная на день одежда. Помимо белья с крольчатами и носочков — какое-то чёрное платье на пуговицах. Что хорошо — короткое, ибо поняли уже, что в чём-то она не собиралась уступать, однако же — слишком узкое. Она такие не особо любит. Тем более — в её текущем положении… Также как оно плохо годилось для носки с хвостом, но если оставить пару пуговок снизу не застёгнутыми и сзади позволить "чуточку" задираться… То вполне ещё можно было ходить. Главное, что под крылья были благоразумно проделаны прорези, вот их бы она точно бы никуда запихнуть не смогла.

И обувшись, одевшись, причесавши свои волосы и помяв левую… область вокруг соска, внутрь которого эти гады занесли грязь, она вышла из комнаты, направляясь на кухню…

***

Малкой Медянов ел с приличием, нарезая стейк ножом перед тем, как съесть, после чего промакивал губы салфеткой, убирая с них красноватый сок. Как настоящий аристократ. Даже колени его были укрыты, а за спиной стояла целая служанка, готовая в любой момент броситься выполнять любую его просьбу. При этом она старалась не поднимать взгляда, чтобы не видеть его дочь, что сидела напротив.

Она видела её вещи, когда та вернулась домой. Её чулки, её нижнее бельё, покрытое слизью, с прилипшими к нему икринками — мерзкого желтоватого цвета, с какими-то плотными шариками внутри. И сейчас эта ехидна, достигающая своего жалкого метра лишь благодаря подошве, была ей до краёв полна изнутри… Да что там — до краёв? Раз её так раздуло, будто она была беременна — икры в ней было гораздо больше, чем просто "до краёв". Возможно, она уже начала зреть, и эти шарики внутри удлинялись, обретая более похожую на слизнючков форму…

Шаос же… ну, за время своего тридцатилетнего мытарства она не превратилась в грубого и неотёсанного дикаря, рвущего еду руками и громко смеющегося с набитым ртом. Хотя ножом она не пользовалась, и откусывала хорошо прожаренное мясо прямо с куска, с задумчивым же видом жуя. Её большие синие глаза внимательно исследовали пространство под самым потолком…

— Лиз… — Сказал, наконец, отец — и подал знак налить ему вина.

Девушка покосилась на него — и, пусть и пыхтя оттого, что пришлось сильно тянуться, сама себе налила вишнёвого сока. Сделала глоток…

— Ты не подумай, что я на тебя давлю, но… мне не понравилось то, что вчера произошло. Ты могла пострадать…

— Пап. — Она подцепила вилкой непонятного вида стручок — и с подозрением его понюхала. Наверняка он был очень полезен и содержал в себе в три раза больше полезных веществ, чем все иные продукты питания вместе взятые, но доверия он ей не внушал. — Я — дамианка. Мы — бессмелтны. Я бы всё лавно воскъесла, а у Госповы я на холосэм ссету, она бы не томила с этим…

На вкус он оказался хуже, чем на вид — и она отложила откушенный плод обратно на тарелку, ища себе что-нибудь повкуснее… Есть же ей хотелось жутко. Ибо — за двоих. А учитывая то, что у ехидн этот процесс идёт горааааздо быстрее — то за троих, а то и четверых… Хотя яйца, вроде как, и должны были быть самодостаточными в плане питательных веществ, из-за чего сама девушка выступала лишь тёплой и влажной средой для их вызревания, но кто знает все эти тонкости биологических процессов? Есть ей всё равно очень хотелось!

— Ты ушла на весь день. Не сказала, что собираешься покинуть город. И вернулась, неся в себе…

— От слизняка? — Спросила она, думая о том, как хорошо будет сочетаться фруктовое желе и мясо… Наверное — не очень.

Служанка же стиснула веки — и отвернулась, с отвращением прикрывая рот кулаком. Женщина не плохая, но как и многие слуги этого дома — не понимающая свою новую госпожу и её этих… увлечений. Ожидаемо, что для неё это всё выглядело мерзко, а из-за того, что в этом доме тесное общение слуг и господ не приветствовалось, им никто не мог объяснить всё как есть, и их головы были полны разного рода домыслов и сплетен касательно того, зачем Лиза это делает, особо и не вникая в то, что сама она испытывала из-за своей натуры множество проблем. С частью из которых она ничего не могла поделать даже при желании.

Хотя, секс со всякой мерзостью к этому не относился.

— Мне сё лавно надо было от кого-то понести. Я ехидна, пап! Мы не мозэм долго возделживаться, у меня от этого сносит голову, ты знаес!

— Ты могла сделать это… как-то цивилизованнее. Хотя бы — с человеком. Хочешь, я подыщу тебе друга-полурослика, от него тебе и… рожать будет проще.

Что также было особенностью её рода — своих генов они потомству не передавали, и рожали то, от чего и беременели. Максимум — могли повлиять на цвет кожных покровов или волос. Шаос, например, порой передавала голубой окрас шёрстки…

— Пап, ну блин! Это ессё глупее! Ты ему так и сказэс — будешь тлахаться с моей дотелью, стобы она от тебя мелтвецов лозала?

— Но слизни, собаки и прочий скот — это же ненормально?

Мужчина уже не ел… Да и дочь его, в общем, тоже. Она сидела сейчас, положив на стол голову, и устало вздыхала.

— Поэтому я тогда усла… Я плохо гозусь для нольмальной зызни! А мне в месяц хотя бы двазды надо…

— Это какое-то мучение, а не…

Он хотел сказать, что это мучение, а не жизнь — но не закончил. Потому что обращение в одного из представителей этой расы было единственным способом спасти свою дочь от врождённого дефекта, погубившего всех её братьев. То, что она дотянула до двадцати одного — уже было чудом. И хотя она нисколько не могла быть полезна в обществе дамиан, мятежная королева суккубов Неллит всё же облагодетельствовала ей, приняв её душу в своё веденье. А то, что она стала ехидной… ну, возможно — как небольшое наказание за её бесполезность. Или шутка юмора. Или в этом был какой-то иной смысл. Но ехидны хотя бы в какой-то мере могли познать радость материнства, с заботой кормя каких-нибудь щеночков, в отличие от тех же суккубов, на такое уже не способных.

— Извини. Просто представь, каково мне сейчас. Но я постараюсь больше не поднимать эту тему… Только прошу, больше не уходи из дома насовсем. Второго раза я уже не переживу.

В первый раз она ушла не многим временем позже своего обращения, то есть ещё при живой, но малость сходящей с ума матери. И конечно же отпускать её и тогда не хотели, однако же из-за того, что своим присутствием Лиза доставляла слишком много хлопот (в том числе и негативно сказывалась на состоянии матери, все иные дети которой умирали в ранние годы жизни, а ехидна под боком невольно и жестоким образом теребила эти воспоминания), девушка избрала тактику быть невыносимой. Грубила, творила дичь и всеми возможностями доканывала своих любящих родителей, пока они не потеряли терпение и не сделали то, чего она этим и добивалась — с напутствием (и криками)… ну, отпустили её. А потом сильно жалели. Сейчас же она была вежливой, насколько могла… да в принципе, просто не пыжилась быть невежливой, однако первоисточник проблемы никуда не исчез — она всё ещё доставляла очень много хлопот тем, что была ехидной… и тем, что к нимфомании она, кажется, была склонна с рождения. И после обращения это лишь, возможно, усилилось — но она, даже будучи ребёнком с вечно болящей головой и замирающим сердцем — часто с теплом в животе вспоминала случай, когда она, гуляя в одиночку по округе, наткнулась на группку подвыпивших мужичков. И они предложили ей персиков, если она будет хорошей девочкой и кое-куда их проводит.

С тех пор её однугулять больше не отпускали, а в голове появилась ещё одна тема для фантазий — что если она каким-то чудом, но не умрёт — она непременно выйдет замуж. И чисто возможно — не отказалась бы и от пары мужей сразу…*

Не поднимая головы, Лиза высунула язык и легонько тряхнула волосами. Она всё же девушка добрая, какой бы вредной или грязной ни была.

— Найми больсэ слуг-музтин… Повала — и того ты уволил!

— Ну, я его не увольнял. Он, как человек воспитанный, ушёл сам после того случая с тестом, в которое по твоей вине попало то, что там ни в коем случае не должно было находиться, а во-вторых — это не очень хорошая идея, заводить отношения со своими подчинёнными.

— Поэтому ты меня не тлахаешь? — Спросила она, всё ещё лёжа на столе — и улыбнулась, дурашливо, но всё равно испуганно сощуриваясь, когда Малкой замахнулся на неё кофейником. В шутку, но кто же знает, каково его терпение на прочность?

— Ладно. Ешь давай. Тебе же нужно сейчас…. — И всё же — пауза. Нелегко это было и неприятно. — …хорошо питаться.

— Угу… Только это, ты мозэс потом позвать двоеского ко мне в комнату?.. Мне… кое о тём надо его поплосить…

Лиза улыбнулась, стараясь придать улыбке чрезмерную невинность — и вернулась к еде, словно прилежная дочка, попросившая папочку о небольшом подарке и готовая ради этого… нет, те стручки она есть всё-таки не стала.

— Опять будешь над ним издеваться? Он ведь хороший, приличный человек. Профессионал своего дела… Хорошо. Я дам ему знать.

* — При желании, ознакомиться с жизнью Шаос до и непосредственно после перерождения в виде дневника можно в произведении "Стая Одиноких Волков", в главах под номерами 19,5 и 19,6 — "Дневник умалишённой". При необходимости, могу внести их сюда.

Глава 6. Нелёгкая жизнь прислуги

Спустя полчаса времени, с полным желудком… именно что желудком, Шаос предавалась почтенной лени в компании с незамысловатым чтивом про Онана-варвара и его посещении очередного храма какого-то зловещего культа. С последующим обогащением и непременным спасением девственницы-рабыни. И вот это вот последнее иногда смущало Шаос — что всем эта девственность так сдалась… Впрочем, девственности этой она после спасения быстро лишалась.

При этом сама девушка не лежала в кровати, как было бы удобнее, а по стулу забралась на стол, а уже через него залезла на окно, чтобы усесться на подоконнике, наполовину прикрывшись занавеской, и читать в лучах естественного света, наслаждаясь вкусом апельсинового леденца. Умиротворение и покой…

Нет, всё-таки ей нравилось это ощущение. Особенно на ранних этапах — или как сейчас, когда живот не слишком большой, она может вполне свободно передвигаться, а перспектива рожать ненормально большой для неё плод — ещё далека… Что до этого события ещё целая неделя, например… И — да. ГОРАЗДО быстрее — это действительно означает, что ГОРАЗДО быстрее. Десять дней для человеческого дитя при нормальном питании — это для неё вполне норма. А для того, чтобы представить ВСЮ хлопотность её существования, позволяющего с трудом вести нормальную жизнь — даже при полном желании, больше двух недель она воздерживаться физически не могла.

В дверь же тем временем тихо постучались — и в комнату, после её слов о том, что открыто, зашёл дневной дворецкий… Дневной — ибо, когда солнце остановилось и люди начали жить по тому графику, по которому им заблагорассудится, следил за порядком или принимал посетителей "ночью" уже другой человек. Что же касаемо именно этого человека… ну, это был мужчина лет тридцати пяти, русый, высокий, но выглядящий старше из-за этой своей утончённости, выглаженности и благовоспитанности, возведённой до состояния чрезмерности. Иногда даже казалось, что в жопу ему была вставлена длинная негнущаяся палка, из-за чего он сильно напоминал собой не человека, а предмет интерьера. Для дворецкого это, наверное, была хорошая черта… Но Шаос всё-таки была далека от этой темы классовой субординации, и потому расценивала его как человека. Но человека весьма скучного и унылого. Чем-то он напоминал Азаэля — но тот хотя бы вёл себя так по наитию, а этот — "патамуштотакнадо"!

И Шаос считала его своей "игрушкой".

— Вы просили меня зайти, молодая госпожа?

— Во-пелвых… — Сказала она, закрывая книгу в предвкушении занятия более интересного. — Один только лост не делает меня молодой. Я вассе гоаздо стайше тебя. А во-втолых… Напомни, как тебя зовут?

— Алисандер, госпожа.

— Аааа, ну да, ну да… и как я могла забыть?

Прозвучало это так, будто бы Шаос намеренно его "забыла"… хотя забыла она его совсем не намеренно.

Затем же мужчина отвернулся прочь, когда Шаос начала слезать… но не из-за того, что ему представлялись не те ракурсы её тела, демонстрируемых ещё несколькими расстёгнутыми на животе пуговиц, а потому что делала она это ужасно неуклюже для человека, обличённого над ним властью. В конце она даже едва не навернулась, когда стул под ногами перевернулся — но она смогла спрыгнуть с него, удержав равновесие…. Ну, а потом, как будто бы ничего не произошло и только что она не выглядела ужасно глупо, начала расстёгивать своё платье. До самого верха, не оставляя ни одной застёгнутой пуговки.

Возможности отвернуться ещё дальше, не разворачиваясь к ней совсем уж спиной, не было, и поэтому дворецкий закрыл глаза… Бесчувственный чурбан он, ага! Да окажись он в дамианском квартале — его бы там местные суккубочки в миг бы окружили со всех сторон и не отпустили бы, пока он не стал бы умолять их сделать его своим рабом. Чисто чтобы сломать. Шаос же суккубом не была… но была просто заразой, и потому, взобравшись на кровать по маленькой приставной лесенке, легла поперёк неё и свесила нескромно раздвинутые ноги вниз.

— Я не знаю, что вы задумали, но я имею право не потворствовать некоторым из ваших капризов.

— Алисандел! — Шаос поманила его рукой, заставляя подойти ближе, а сама тем временем развела обе половины платья в стороны, демонстрируя свою… свои соски на мягком торсе. — Как тебя моё тело? Нлавится? Хотес его?..

— Вы… достаточно не высоки, моя госпожа. — А ещё она была очень мягкой, кожа на ощупь — приятно бархатистой, а повышенная температура демонического тела… ну, просто делала её горячей — возможно, вызывая какие-то ассоциации с маленьким зверьком, или же — с горячкой. А ещё созерцание её обнажённого тела вызывало у него иные, весьма двоякие ощущения. Из-за чего ответил он ей с какой-то запинкой, чем вызвал у Шаос приятные чувства в груди. — Но если это всё, ради чего вы меня позвали — то я был бы признателен, если бы вы позволили мне вернуться к моим прямым обя…

— Помассилуй мне зывотик! Он так немеет от… этого всего.

И она погладила своей лапкой округлое лоно, забитое мерзкими, полупрозрачными икринками. Каждое — чуть меньшее по размеру, чем куриное яйцо, упругое и склизкое, слипшееся с соседними такими же в одном массиве, а также и с внутренним эпителием её матки посредством упругих слизистых связок.

— Я не считаю эту идею достаточно…

— Ну блин! Ну сто тебе, слозно?! — Шаос попробовала встать, но… из такого положения — она не смогла, а только прокряхтела в бессильных попытках. — Я много не плосу! Плосто помни тють! Они там слиплись как-то… неудобно! Сто вы все от меня бегаете, как от залазной?!

— Потому что своим поведением вы сами заставляете нас так поступать.

— Ну помни… позалуста, блин! Сеёзно! Ну капельку!

Он закатил глаза, глядя на Шаос, уставившуюся на него обиженным взглядом, и громко засопел в нос. Этим он выражал то, что он не испытывал никакого желания этим заниматься и соглашался с очень большой неохотой.

— Вы должны понимать, что это не входит в мои обязанности, но я не смогу уважать себя как мужчину, если доведу женщину до слёз. Но только массаж — и ничего более.

— Даааа-да! — С радостью затянула девушка и с "невинной" улыбкой кивнула. И пока он там чем-то возился, она приспустила бельё пониже, ровно до тех пор, пока мужчине не стал виден самый верх той самой её складки на мягкой, с малым таким слоем жирка, промежности… А потом же, когда уже и морально, и физически была готова — то увидела, чем он всё это время занимался. — Ээээ! В пелтятках нейзя!

— Иногда мне кажется, что вы надо мной просто издеваетесь…

И не успевши одеть — снял их, засовывая обратно в карман. После чего, качнув головой по сторонам, как бы разминая шею, подошёл к кровати, становясь меж её раздвинутых ног, и протянул в её сторону руки…

Он был совсем не "её типом". И руки его ей тоже не нравились — пальцы были длинные и тонкие, ладони — узкие, да ещё сухие с виду, холодные… Но чем ближе он к ней их подносил — тем с большим напряжением Шаос стискивала простыню, а губы — поджимала.

— Только не сильно… т-там незно…

Его руки… малость шершавые и действительно сухие — коснулись её живота, большими пальцами обнимая его из-под низу, слегка утопая в мягкости её тела, а остальными же — охватывая сверху, из-за чего обе ладони его практически сошлись кольцом, но…

Дамианка почувствовала сильное разочарование. Он мял её осторожно, сильно не надавливая, а Лиза чуть было не всхлипнула от накинувшей на неё обиды — это было не то… совсем не то! Ей нравилось, когда её хватали большими руками, чтобы горячими, и эти массивные пальцы вдавливались в её плоть, прилипали к ней, заставляли чувствовать себя в них ничтожной, а тут… жалкая пародия!

И всё же, это всё равно было чуточку — но приятно. И Шаос тихо проскулила, повиливая бёдрами и чувствуя лёгкий жар. Дыхание её становилось глубже, а лицо всё больше краснело. Ладно… за неимением лучшего… Но скоро она будет обязана найти кого-то, кто схватит её за бока и прямо так, на весу, не позволяя её ногам касаться чего-либо — трахнет. А пока она довольствовалась малым, попутно наблюдая за тем, как вздыбливаются штаны в паху этого сноба… Когда-нибудь он не выдержит. И трахнет её. Свою госпожу. А-я-яй, какой это будет позор для такого, как он!

Но внезапно внутри её живота что-то…. "шевельнулось". Похоже, слипшиеся яйца от этих поглаживаний разошлись, пришли в движение и… и от этого крайне своеобразного ощущения девушка уже не смогла подавить скулёж и до боли напрягла пальчики на ногах, пока тело её свело в долгой конвульсии… Чтобы потом, выдыхая, обмякнуть на постели, дыша резко, но размеренно…

Ещё несколько капель пота прокатилось по лицу мужчины. Его госпожа только что… испытала особого рода ощущения. От его собственных рук. Чем он вообще здесь занимается?!

— Б-большими… Посильнее, назмите! Поглузите их поглубзэ! Не бойтесь сделать мне… мне больно!

— Я… не думаю, что… мне стоит продолжать, и… — Он убрал с неё руки и, чуть сгибаясь вперёд, будто бы это могло спрятать тот раздувающийся от крови ужас в его штанах, попятился.

— П-пф… Сто такое? Тьлен болит? Хотите… — Шаос кое-как привстала на локтях, чтобы при этом в хитрой манере приложить одну ладошку к губам. — Я облегтю вашу ношу? Обессяю — никто нитево не узает!..

— Нет, мне… я лучше пойду! Это было плохой идеей… И я всё расскажу вашему отцу! Он…

Ехидно скаля зубки, Шаос показала ему вслед "пис"…

И обессиленно уронила руку на кровать, когда он выбежал в коридор, громко хлопая за собой дверью.

Блин. Хорошо "повеселилась", да уж… и теперь снова лежала мокрой, на грани второго оргазма, в достижении которого уже никто ей не мог помочь. Так же как и книгу в этом настроении она читать уже не могла… Оно того стоило?..

Навеееееерное?.. Но теперь только и оставалось что лежать, да овечек считать, пытаясь отвлечься. Причём — именно овечек и ни в коем случае не думать о баранах!

Кстати… А ягнята довольно милые, пушистые… Крупноваты, но что для неё по размеру?

Глава 7. Рога и Копыта. ☙❤❧

Вчерашний день был проведён в спокойной домашней обстановке, в состоянии лености и расслабленности… в большей степени лености и расслабленности, конечно же. Но сегодня отец, в навёрстывание дню прошлому, на долгий срок отправился на работу, и Шаос осталась одна. И всё бы как бы и ничего, она "человек" не слишком умный, но всё же самостоятельный, и была способна найти себе занятие и дома… Но вот беда — слуги всё так же сторонились дамианки, а вне присутствия истинного хозяина довольно быстро скрывались от неё по каким-то особенно важным делам, только завидев её рогатую голову. Из-за чего Шаос, не без обиды на этих глупых людей, которые могли бы хоть что-нибудь интересное ей рассказать, быстро "заскучала". И назло начала думать, что раз ей тут не рады, не плохо было бы прогуляться, а они пусть и дальше тут сидят. Все такие важные, занятые… Пф! Видала она их всех… в сраке.

И вот, облачившись в свободное зелёное платьице с открытой спиной и плечами, всё же не способное скрыть «недостатки» её фигуры, но не мешающее крыльям, а также надев длинные белые чулочки и, по своей этой манере, милое бельишко из того магазина, где ещё куклами торгуют и деревянными мечами, Шаос отправилась на прогулку. Первые метры вблизи особняка — проделывая с осторожностью, держась подальше от фонарей, всё время оглядываясь и стараясь не попадаться людям на глаза, ну а потом… а потом, заложив руки за голову и стискивая в зубах палочку рассасываемого леденца — зашагала по широким улицам грузного Инокополиса в поисках каких-нибудь развлечений. Мимо его невысоких одно и двухэтажных коробок-зданий с плоскими крышами, внешними лестница меж этажами и закруглёнными углами густо обмазанных желтоватой шпаклёвкой стен. Мимо суетливого люда, большинством своим — человеческого рода. Вдоль пересохших каналов, что были отсечены от источников ныне погрязшего в болоте эльфийского квартала, где и по сей день томились тысячи оплетённых корнями, поросших грибами и корявыми цветами представителей этой — да и не только — расы. Вроде как, в виде ходячих мертвяков, а там — кто знает.

Куда же она шла? Да пёс ведает. Сначала она об этом даже не думала, а просто брела, куда глаза глядят. А когда же обида на "убогих" отступила, то в голове уже зароились мысли о том, что в первую очередь было бы неплохо поесть, потому что кухарка, едрить-её-повариха, или где-то отсутствовала, или же просто не открыла дверь, оставив свою госпожу в нелёгком положении голодной… Хотя именно Лизе она и была обязана работой! Ведь по вине этой безалаберной ехидны ушёл предыдущий повар, который однажды… ну, не то, чтобы однажды, но как-то раз особенно неудачно усадивший крутившуюся под руками и вечно задирающую перед ним хвост хозяйскую дочку на кастрюлю с замешенным для пирогов тестом и на ней же её и вы*бавший. И ожидаемо, что практически всё то, чем он её только что обильно "нафаршировал", что аж животик у неё вспучился — вылилось из её разбитой дырки наружу, делая обстановку на кухне не слишком гигиеничной. А там как назло и дворецкий не вовремя подошёл проверить, как идёт приготовление ужина… В общем, он не смог выдержать этого позора и уволился, ввиду чего Шаос лишилась последнего слуги-мужчины, смотрящего на неё как на женщину и способного хотя бы из-за этого вести с ней общение. И на его место взяли эту сушёную стервь.

Только денег у неё, честно заработанных, которые она могла без зазрения совести тратить и не чувствовать, что попадает под влияние своего отца, у неё было немного… Практически все ушли на покупку ремня, булавы и огненного зелья, забытых и превратившихся теперь в награду смелого авантюриста.

— Дааа…. Надо бы к Азаэлю зайти, сказать, сто я… не сплавилась с заданием…

Значит, ей нужно было поесть не за дорого, а заодно зайти в гильдию… И что же, в таком случае всё было решено за неё — следует наведаться в "Рога и Копыта"! И она взяла себе хорошо знакомый путь — прямиком в дамианский квартал! Чтобы хорошенько размять ноги и… трижды за полчаса воспользовавшись заботливо расставленными скамеечками… и…

А вообще — нихрена! Изрядно так вымотавшись по дороге и даже успев пожалеть о том, что она чуть ли не через весь город решила переться в своём текущем положении… кстати, несколько более "тяжёлом", чем вчера — она всё же добралась до этого дебильного дамианского квартала и вступила за порог заведения, что располагалось под вывеской с чёртёнком, держащим наколотую на вилку сосиску.

И что же за мысль первой возникла в голове у Шаос, когда она оказалась в этом тёмном, заставленном столами и лавками зале, с дощатым полом, истекающей сладковато пахнущим воском люстрой и громко смеющимися подвыпившими людьми? Дом. Вот они — все эти суккубочки, ходящие между столов и разносящие напитки да не хитрые блюда, которые над ней смеялись, а она, в общем-то, не очень-то на них и обижалась. И посетители, в большинстве своём грубые, грязные и беспринципные, с большими сильными руками, способными накрыть её пузико одной ладонью… и которые тоже над ней часто смеялись. Второй же мыслью проскочило то, что она действительно очень низко пала, раз считала этот дешёвый трактир, в котором над ней так часто смеялись, своим домом. А вот что стало бы третьей — уже было неизвестно, ибо кто-то из зала обернулся в сторону двери и, издав громкое "Ооооо!", выдал:

— Гляньте-ка кто пришёл!

Девушка подняла руки в приветствии, и ей ответили громким хохотом и поднятыми кружками. Узнали, признали!

Преимущественно здесь собирались авантюристы, всех рас, полов и возрастов для того, чтобы промочить горло после… перед… во время очередного опасного приключения, обсудить планы, завести нужные знакомства, объединиться в группу или же, разругавшись, разойтись… и снова сойтись. Хаос и полное наплевательство ко всем и всему. Каждый раз — множество новых лиц, и никто никому ничем не был обязан. Дно, которое заботливо приняло Шаос в слой ила на долгие годы. Где было так тепло и комфортно, где никто и никогда не мог упрекнуть тебя в том, что ты ведёшь какую-то иную, неправильную жизнь, и тебе не нужно было стесняться своего естества…

Почему-то, у неё задрожали веки. Ведь ей нелегко далось возвращение в семью — и тому были веские причины. И если бы голос не подал король этого заведения — она бы, наверное, расплакалась и убежала. Но нельзя было слышать этот влажный и визгливый голос, чувствуя какое-либо иное чувство, нежели отвращение:

— Шааааос! Какими же ветрами тебя занесло в моё скромное заведение?

Это был Рикардо. Маммон… Наверное, самый отвратительный из всех видов дамиан. Похлеще большинства монстров-бегемотов и… и ехидн. И если нельзя сказать, что каждый из видов дамиан должен олицетворять собой какой-то порок, вроде того, что голиафы — это гнев, суккубы — похоть, то маммоны определённо были исключением из правила. Демоны алчности, воплощение стяжательства и обжорства. И Рикардо Гиас не был исключением. Этот огромный, до безобразия жирный урод восседал за стойкой, повизгивая своим противным голосом и пырясь поросячьими глазками в сторону девчонки, что долгое время работала на него. И предвосхищая возможные вопросы — периодически с ним спавшая, да.

Шаос соскалилась хищной улыбкой — и направилась в его сторону. Друзьями они никогда не были, и их отношения носили скорее… взаимовыгодный характер. Он давал ей работу и крышу над головой без особых обязательств, а она… ну, она позволяла ему избавляться от ненужных и приносящих ей сильную душевную боль "вещей".

— Я смотрю, благородные господины тоже не имеют ничего против того, чтобы засовывать свои члены в твоё грязное лоно.

— Даааа-да, Йикайдо! Я тойэ ада тебя видеть!

Вблизи он был ещё более отвратителен. Его маленькая безволосая голова была "украшена" какими-то совсем позорными рожками, едва пробивавшимися из-под его вечно лоснящейся кожи, шея — вполне логично отсутствовала под складками подбородков, плавно переходящих… да хрен пойми во что. Он весь был как кусок оплавленного в несколько слоёв воска. Одни только его соски, эти два мерзко растянутых розовых пятна, торчащих на обрюзгжих грудях по обе стороны фартука, чего стоили! И два ощипанных куриных крылышка, едва торчащих из-за спины — розовых и пупырчатых, даже перепонок лишённых.

Однако же самым неприятным для Шаос… даже для Шаос, для похотливой ехидны, испытывающей приятные пульпации в животе от вблизи немытых мужских тел — был его запах. И когда она подошла к стойке… привставая на носки и "вешаясь" на неё не самым солидным образом — но иначе бы она своего собеседника вообще видеть не могла — то снова почувствовала его. Кислый и удушливый. Омерзительный.

— Что-то ты совсем о нас позабыла. Не приходишь, не навещаешь, совсем не радуешь нас своим присутствием… — Он со скрипом привстал на табуретке, стараясь увидеть её живот. — Как там твой хозяин поживает? Я слыхивал, ты работаешь на какого-то жадного хоббита, высратого банкиришку, что облапошивает простых работяг…

Никого он не облапошивает, хотела сказать Шаос, но… промолчала.

— Поэтому он у тебя такой… маленький? — Его блестящие губы растянулись в улыбке — и он совсем тихим шепотом спросил: — Порадуй старика Рикардо — ты пришла сюда избавиться от своей ноши?

И дамианин облизнулся. Мерзко, сочно облизнулся, что у Шаос внутри всё перевернулось от этого жеста. Она почувствовала приступ тошноты.

— Не обойвай… не обо… не обольсяйся! — Девушка отлипла от стойки, делая шаг назад и прикрывая животик сразу обеими руками. — Я не для этого здесь. И вассе — какой ты стайик? Я сама ставсэ тебя буду!

— Мы с тобой примерно одного возраста. Ты лишь дольше, чем я, носишь на своей голове рога.

— Аааа-га, ага! — Ей на момент обращения было двадцать один, ему — за тридцать. Хотя до обращения она его и не знала. — А тепей — будь доб… добв?… добл! Будь добл, квувку пива и куйиных павоек! Двойную пойцию!

— Ооо, ты такая отвратительная мать…

— Я знаю. — Она улыбнулась ему, так же одаривая улыбкой.

***

Первым делом, Шаос принесли её пиво. Куриные же палочки, что скрывались под не совсем разборчивым "куйиные павойки" (и даже ведь не "кулиные палотьки", что и то было бы гораздо понятнее) нужно было подождать… Но вот сейчас, сидя за столом не будучи под таким внимательным взглядом личности, перед которой ей хотелось выглядеть "покруче" — она всерьёз задумалась: а надо ли? Как бы, будь она в положении от, эхем, существа разумного, там бы можно было не думать и делать что хочешь — итог её ждал один, мёртвый плод и пустота в душе собственной. Сейчас же… вполне вероятно, они с ней и не связаны через кровь, а потому…

— Ай, ладно! — Сказала дамианка — и присосалась к кружке, удерживаемой сразу обеими лапками в намерении осушить её в один присест… конечно, закрывая периодически рот, чтобы сглотнуть и даже отдышаться, но сделать это максимально "отвязно". Так, чтобы люди, которые в этот момент могли за ней наблюдать, могли бы похлопать ей в ладоши… — Ф-фууууах!

Шаос громко выдохнула и, со стуком поставив кружку, сама же на этом столе и повисла, вытянув лапки и положив на него подбородок. Тепло от алкоголя постепенно разливалось по её телу, заставляло мозг дурманиться, чрезмерно парящие мысли — уходить на второй план… Хотя, признаться, она в принципе не была особым поклонником спиртных напитков… Но ей хотелось немножко оторваться! И потому, выдув поллитра пива, пусть и разбавленного из вредности этим мерзавцем (лишь бы не мочой, а то у них… действительно своеобразные отношения), она с блаженной, расслабленной улыбкой на лице ушла в мечты… из которых её, спустя десять минут, вывел зуд в левой груди. И то, что когда пыталась её потереть — чуть не сползла со стула. Едва успела зацепиться за край стола!

Что-то оно там… как-то не переставало болеть, блин…

— Привет, Шаос. Твой заказ.

Знакомая, не так давно обращённая суккубочка поставила рядом с ней тарелку с рыбными палочками, и испуганная своим едва не состоявшимся падением ехидна ответила ей благодарным кивком головы. Эта девушка ей нравилась. Как для суккубки она была очень хорошо воспитана, одевалась во вполне приличное платье официантки до середины бедра и даже на клиентов не вешалась. Возможно, и за её превращением стояла какая-то странная история, из-за чего Госпожа приняла её такую под своё крыло…

Но дружбу они всё равно не водили, и желания тесно общаться не проявляла ни одна из сторон, посему Шаос не стала томить себя больше и слегка ватной лапкой взяла вилку, намереваясь наколоть своё лакомство в этой аппетитно хрустящей и зажаристой обсыпке… Наверняка на кухне сегодня работал тот шестерукий змей-бегемот, он — специалист по жарке в масле. А когда же она открыла рот, чтобы спустя несколько секунд насладиться невообразимым хрустом и нежным вкусом — её головы коснулось что-то тяжёлое, и она лишь ткнула пищей себя в щёку.

— Ай! — Возмутилась ехидна, схватившись за голову свободной рукой, и… и, всячески крутясь и сопротивляясь, с трудом смогла сползти со стула так, чтобы не упасть, а встать на ноги. — Ты сто тволишь-то, дегенелат?!

Рядом с ней стоял какой-то тип и без зазрения совести продолжал трепать её по макушке. Разве что, равновесие помог удержать, и на том спасибо. Кто это был такой — она помнила смутно. Какой-то из путешественников. Причём — дамианец, голиаф. А кто это конкретно был — пёс знает.

— Просто хотел сказать, что рад тебя видеть.

— А-аааага!.. — Хамовито сказала ехидна — но по взгляду одного лишь единственного открытого глаза было прекрасно заметно, что она на него совсем не злилась. И наконец-то, она смогла откусить кусочек палочки, не переставая её жевать даже тогда, когда её усаживали обратно на стул. — И йего тебе было надо? А?

— Да я же говорю — просто поздороваться. Давай тут, не чахни! Хорошо кушай!

И он опять потрепал её по макушке, заставив девушку в шутку пофыркать ему… а потом не в шутку трясти головой, чтобы взлохмаченные волосы легли на место. Но хоть приставать не начал, и на том ладно. За сим она продолжила есть, понимая теперь, что выпить сразу всё — было плохой идеей и теперь есть ей приходилось в сухомятку. Идти же за ещё одной порцией напитков было тупо лень…

— Эй, Шаос.

Впрочем, тут сегодня было слишком людно для того, чтобы ей дали посидеть спокойно. Опять какой-то тип, уже — человек, может — лет тридцати с небольшим, с неприметными чёрными волосами и не самого крепкого телосложения, в порядком латаной коричневой кожаной куртке. Стоял рядом с ней и скалил глупую улыбку.

— Я смотрю, ты сегодня такая миленькая. Такая прямо кругленькая… — Дамианка по-доброму улыбнулась, приглаживая покоящийся на коленях животик. Будто бы была заботливой матерью и только что не выдула целую кружку пива. — А мне там местечка не найдётся, минуток на десять? Я заплачу.

А, ну да… Если не тот — так этот. Причём многих её положение не останавливало. И хотя к этому числу относилась и она сама, в этот раз она вынуждена была отказать. Потому что находящееся в ней было… довольно мягким и… легко, наверное, повреждалось…

Она склонила голову, глубоко задумываясь. Или… всё-таки — да?

— Я буду осторожен, и ребёнку не наврежу! Обещаю!

Многие так говорят. А потом сносит крышу от чувства обладания — и начинают просто е*ать, грубо и беспощадно, будто желая её наказать или что-то доказать. Хотя, а почему бы и нет? Пусть там всё в ней размесит и оно вытечет, чтобы ей и рожать не пришлось. Заодно и этого человека сильно удивит. Хотя…

Девушка встряхнула головой, решая уже окончательно. Пусть внутри неё и зреют мерзкие слизни — она всё равно их выносит.

— Из-ви-ни-те, но не се-год-ня! — И развела лапками в стороны, на мгновение получая удовольствие от вида его разочарования.

Но всё же Шаос была мягким человеком, и потому ещё одним мгновением позже — ей стало его жалко. И она с усталым вздохом повернулась к мужчине лицом. И задравши ногу — поставила её на стул, рядом с собой же, чтобы дать ему рассмотреть свои формы под белой с синими звёздочками тканью, при этом делая вид свой крайне скучающим.

— Ну и ну… И йево я такая добвая сегодня? Вот. За двадцатку мойэте наполнить мне это.

Она протянула мужчине свою кружку из-под пива, в которой ещё кое-где висели лохмотья пены, а на дне что-то едва заметно плёскалось. Да только он не понял, что она имела ввиду. Чтобы он не то что за дарма, но ещё и заплатил деньги за то, чтобы угостить её пивом? Нет, он конечно прекрасно понимал, что наглости этой ехидне не занимать, и ему самому, в принципе, было не западло ей услужить… Двадцать золотых — это не бог весть какая сумма, но как на это посмотрят его друзья и знакомые? Да и вообще — все в этом трактире? Решат, что он какой-то каблук, которого разводит на деньги местная девка и даже взамен не даёт!

— Мне… пива тебе принести? — Слегка непонятливо спросил он.

— Пвосто напойните тем, йем хотите, а я это выпью. — Дала ещё одну подсказку девушка, от которой в чернявой башке начали появляться мысли о том, что иметь ввиду она могла что-то ещё. — Если боитесь пъямо тут — я могу пловодить вас до туалета, постою у двейи. Стобы пъидать вам сил.

Эта её особенность, а именно, что она заставляет члены бешено раздуваться и щедро фонтанировать семенем, была тут многим известна. Хрень та ещё бешеная, учитывая очень скромные размеры её тела, но… Она же не могла намекнуть на это без необхо… Ооооу….

Девушка хоть и пыталась выглядеть скучающей и незаинтересованной, щёчки её горели, а губы невольно приподнимались, маскируя волнение лёгкой демонстрацией зубов.

Он чуть ли не выхватил кружку из её лапок — и кивнул, кивнул и прямо трусцой побежал в коридор, что вёл в какие-то подсобки да уборную… Шаос же вела себя сдержаннее — она неторопливо, придерживая рукой округлый животик, спустилась на пол, сжала в зубах ещё одну куриную палочку и прошла следом, напоследок бросая "загадочный" взгляд в зал трактира… и до тепла в животе ощутила, что кто-то на это обратил внимание. И теперь будет греть её душу своими мыслями о том, что её там, грязную беременную девку, будут, предположительно, трахать. Что теоретически… и вполне практически, если бы её там в самом деле планировали трахать — могло спровоцировать…. преждевременное завершение этого в ней процесса.

Но в том, что сама она не будет в этом всём принимать непосредственного участия — она не соврала. И потому, когда мужчина уединился с её кружкой в уборной, она лишь стояла за углом приоткрытой двери, откуда доносилось влажное шлёпанье выдрачиваемого члена, и поигрывала висящей на груди цепью, подгибая и разгибая колени, чем заставляла её покачиваться. Пару раз в коридор заглядывали особенно любопытные — и она им отвечала выставленным средним у указательным пальцем, а ещё беззаботной улыбкой на красном от стыда лице, после чего те быстро прятались обратно.

Дыхание за дверью постепенно учащалось, становилось тяжелее. Мужчина, чьего имени она не знала, в голос пыхтел. Чавканье становилось всё более влажным, движение рук ускорялось и… хрипя горлом, мужчина сунул конец в кружку — и излился… знатно излился…

Девушка сглотнула. И не столько от предвкушения, сколько от чувства волнения — опять она занималась не пойми чем и не пойми где. Но раз уж пообещала…

— Вот… Всё, что смог! — Произнёс мужчина, измученно вытирая со лба пот — и вложил ей в руки грязную кружку, специально же поворачивая так, чтобы она вляпалась в один из подтёков.

Кружка не была полной, естественно. До краёв там ещё оставалось место — сантиметра два, или около того. Что означало — она была ПОЧТИ полной. И стоя в этом пованивающем от близрасположенного туалета коридоре, почти с поллитром густого, пенящегося семени в руках — Шаос почувствовала дрожь ногах, снова сглатывая — но уже с гораздо большим трудом, ибо слюны было много и она стала особенно тягучей.

Вот зачем? Зачем она опять это делает?!

— За… за ваше здоовье?… — Пробормотала она, не уверенная, что оно в неё сейчас влезет. И это учитывая, что при всей её любви к этой жиже — вкус у неё был очень даже…. неоднозначный, а удовольствие от её "употребления" она получала несколько иное, нежели гастрономическое. — Стобы васэ семя всегда было густым и… обильным…

Она подняла кружку ближе, в кучку сводя свои большие синие глаза — по белой жиже растекались полупрозрачные разводы. Лопались одни пузырики — и на их место всплывали другие… Так густо и вяло. А этот запах? Запах похоти и грязи. У самого её носа…

Целая кружка семени! И Шаос, взглянув вверх, на не моргающе уставившегося на неё мужчину, снова поглаживающего себя прямо через штаны — зажмурилась. Зажмурилась и резким движением, будто намереваясь сделать всё "махом" — подняла кружку выше, отправляя нехотя вытекающую жидкость меж прижатых к её краю губ…

И от этого вкуса, заволакивающего весь её язык, смешивающегося с её слюной, солёного, горького и сладкого одновременно — она заскулила. Да, он не был "вкусным", но… какое же он приносил удовольствие! Такое, что она не могла себя сдерживать — и наклонила кружку ещё сильнее, со стоном делая первый глоток… и начиная "лакать" эту жижу не переставая, не отрывая ни лица, ни губ. И при этом делала она это всё грязно и неуклюже, из-за чего перламутровые капли текли по её губам, по подбородку… длинными и неровными сосулями повисая на нём — и срываясь на её округлый живот, пачкая одежду… пачкая покоившуюся на нём цепь! И ведь не специально же!

Согнутые ноги дрожали, колени — с силой тёрлись друг о друга, а бельё уже провисло от напитавшей его влаги. Шаос же пила, делая один глоток за другим. Её милая шейка подёргивалась, а густое содержимое кружки продолжало пениться у неё внутри рта, надуваться пузырями и стекать вниз очень неохотно и вяло… из-за чего периодически, но она была вынуждена смыкать губы и делать особо тяжёлый глоток… при этом же кружку она не опускала, и её содержимое продолжало волной накатывать ей на лицо, пачкая собой эту милую мордашку. Её маленький вздёрнутый носик, эти щёчки, по которым семя, огибая края кружки, стекало вниз… Оно же вешалось и на ресничках. И ими же утаскивалось в глаза, из-за чего Шаос была вынуждена зажмуриться и больше не моргать, смакуя этим отвратительным вкусом и ароматом в кромешном мраке…

Это… было… просто невыносимо! В одну секунду, её мозг будто вскипел, а коротенькое тельце — пробило током. И она, совсем не готовая к такому внезапному оргазму — поперхнулась. И роняя кружку, сгибаясь и кашляя, она прижалась к стене, стуча о неё затылком в приятных конвульсиях — и осела вдоль неё на пол, тяжело и рывками дыша.

— Я… я-я всё… половину лазлила… М-мне слизнуть это с пола? — Дамианка неуклюжим движением выпрямила ноги, уж совсем садясь на полу так, будто вставать в скором времени уже не планировала. — Или… вы ессё, если хотите…

Взгляд её скосился в сторону… в дверях стояла какая-то группка приключенцев, смотрящая на задыхающуюся девушку с кривыми ухмылками… Гадать об их желаниях было не нужно, и всё же — сегодня она не могла заняться ни с кем из них "нормальным" сексом. И с трудом, кряхтя и придерживая напрягаемый живот, она наклонилась вперёд, подняла с пола кружку… и, поставив её меж вытянутых на полу ног — движением обеих рук убрала волосы назад, за плечи.

— Если хотите… — Она сначала взглянула на тех людей в дверях — а потом подняла голову, уставившись в потолок мутными глазами. — Мойете подлотить сюда. Или на меня… И в лот, тозэ монно…

***

Тук-тук-тук раздалось в тесной пыльной комнатушке, и корпевший над оформлением нового члена гильдии асмодей был вынужден отвлечься.

— Извините, зайдите позже! Я занят! — Громко сказал дамианец — и извинился перед сидевшим напротив дворфом. — Значит, Дурин Молотомолец, тридцати восьми лет…

И опять — тук-тук-тук.

— Да кого же там принесло так не вовремя…

А потом у асмодея в голове возникла мысль, что… что, в общем-то, стук был довольно своеобразный. И исходил откуда-то с нижней половины двери. И самым невольным образом в голове у него родились мысли о том что он, возможно, знает как минимум одного человека, способного так стучать. ТАК стучать, но не особо способного на стук в принципе, ибо личностью он был крайне беспардонной и наглой.

— Разрешите на минуту оставить вас? — Спросил Азаэль и с чувством какого-то подвоха обогнул стол, оказываясь у двери…

С другой стороны его ждала Шаос. И вид её был…

— К-какого?! Стой! Шаос, стой! Стой и не двигайся!

Бывший демон вытянул в её стороны растопыренные руки, чтобы девушка, покрытая густым слоем мужицких выделений, не могла и шагу ступить за его порог.

— Да стою я, стою… Блин…

Она была уделана вся. Её волосы её лицо, плечи и живот. Её ноги — тоже, что-то и на её этих лопоухих ушах висело, а один глаз она всё ещё боялась открывать — там находился один особенно мясистый сгусток. И это всё — воняло. И это всё — стекало. Прямо у его порога.

— Я это… со слизнями тогда не сплавилась!.. Поэтому отдай задание кому-то ессё…

Глава 8. Порождение. ☙❤❧

— Лиза, ты извини своего старика, но… Этого никак нельзя было избежать? Ты же уже беременна. Ты что, даже в таком состоянии не можешь контролировать свою течку? Что вообще с тобой произошло?! Ты же была вся!…

— На меня подлотили… — Лишь самую малость обнажая зубки ответила Шаос. И уткнулась взглядом в тарелку, помешивая ложкой густой суп-пюре.

Двое (не считая того, что "с кружкой") — на неё выдрочили. Ещё у двоих за раз, сидя прямо на полу, она отработала руками сама — причём одновременно, пока третий пользовал её голову. Каждый из них, если грубо — то миллилитров по четыреста, что в большей массе оказалось размазано по её телу…

Вернулась домой она, короче, в очень "промаринованном" состоянии, по дороге получив столько внимания, что на недельку хватить должно было, а в голове не один и не два раза возникал вопрос о том, зачем она опять это сделала. Но… Ладно, сделала и сделала, что теперь? Даже кровать уже перестелили, а простыни постирали (или сожгли). Потому что — да, она снова легла спать не помывшись.

— Бедовая ты у меня, Лизка, бедовая…

— Я знаю… — Ответила девушка и вздохнула.

— Ладно, у всех из нас… свои недостатки. Просто хоть…

Пожилой полурослик махнул рукой — кажется, это всё равно было бесполезно. Ведь Шаос не только похотливый, но ещё и "человек" слабовольный и откровенно глупый. И вместо этого обратился к служанке.

— Налей мне вина.

— Простите? Вы… уверены, господин? У вас же были намечены на сегодня планы…

— Маттиль, дорогая… — Он только ещё обернулся к ней, а Шаос уже стало неловко. В этом доме очень не приветствовалось подобное "неформальное" обращение к господам. — Наверное, ты слегка забылась, да? Задавать вопросы или давать советы, о которых тебя не просят, не входит в твои обязанности.

— Да, господин. — Женщина тут же поникла и приступила к исполнению просьбы, до краёв наполняя его бокал благородно-рубиновым напитком…

И хотя Шаос всячески (но не очень откровенно) пыталась подать ей знак, что она, как бы, извиняется за поведение её отца — та ей ответила каким-то суровым и недовольным взглядом, будто бы это всё из-за неё и произошло.

— Я собираюсь в банк, на весь день. Лиз, постарайся опять во что-нибудь не вляпаться. Я бы вообще посоветовал тебе никуда сегодня не ходить.

Что она и сама планировала сделать. Вчера она свою похоть и жажду внимания утолила, так что сегодняшний день прекрасно годился для того, чтобы провести его в спокойной домашней обстановке. Да и живот её начинал беспокоить сильнее — он всё-таки у неё рос, хоть и медленно, а также — тяжелел. И сейчас она весила все двадцать три — то есть, набрала около четырёх… Хотя в самом начале этой "беременности" — только двадцать два…

Малкой выпил вино залпом, в неклассической своей манере, после чего закусил его ломтиком копчёной говядины и поднялся из-за стола… или уместнее сказать — слез со стула и за столом этим скрылся по самую макушку. И это заставило Лизу даже улыбнуться. Какой же он коротышка! Но пил он с утра всё-таки зря.

***

Прошло полутора суток. Стоял уже "вечер", отец — был на работе, а Лиза довольствовалась приятным ничегонеделанием. Она научилась такое ценить, да. Как ехидне — положено ценить "малоподвижное" состояние. И посему, в очередной раз вдоволь наевшись припасённой с завтрака колбасой и черничными пирогами, дамианка лежала на кровати и тихо мурлыкала под нос в компании с книгой.

Сейчас она весила уже двадцать четыре. И столько она съесть за раз точно не могла, а значит… а значит, её животик набирал объём. Да и видела она это — он действительно рос, ходить становилось тяжелее, дышать — тоже. Появлялась лёгкая одышка, ибо… нет, она об этом не думала, но… разве она питала сейчас кислородом кого-то ещё? Или просто в ней самой стало больше крови? Но ведь собственная её масса осталась практически неизменной…

Между тем, она погружалась в дрёму… Всё чаще её щека касалась раскрытой перед ней книги об уходе за пушными кроликами, а на многоярусной подставке со свечами, загорающимися по очереди, с каждым морганием этих свечей становилось всё меньше, будто бы они куда-то пропадали… Пока сон вконец не овладел ею…

И в такой же степени, как она плавно засыпала — также резко она и проснулась. Причём — слишком рано. И по ощущениям — где-то посреди "ночи".

Ей было некомфортно. И как-то больно. Сопя и сжимая губы, девушка убрала заляпанную слюной книгу и перевернулась на спину, но движение заставило её уже всерьёз стиснуть на ногах пальцы. Ей было больно напрягаться, и… спросонья, она-таки поняла причину. Точнее — очаг этой боли. Естественно, всему виной был её живот, в частности — матка, только болела сугубо определённая её часть. Сама эта груша была благополучно растянута и сносно вмещала в себя весь ком слепленной меж собой икры, но сильно "ныли" яичники… А именно — пути к ним. Где они были у неё расположены и что это за чувства такие, когда в них расположился некий крупный для них объект, она знала не понаслышке. Ей как-то специально затыкали их после того, как кончали, желая вызвать именно внематочную…

Но это не важно! Куда важнее — а почему они начали болеть именно сейчас? Содержимое ведь условно неподвижно… какая-то икринка проникла туда? Стала расти? Или может быть… ей туда занесли грязь? Началось воспаление? Дамиане… ладно, за всех отвечать не стоит, но лично Шаос с её ехидновской живучестью к ним хорошо устойчива. Проблем возникнуть не должно, когда процесс станет угрожать её здоровью — иммунитет долженактивизироваться и быстро побороть заразу.

Лёгкое же беспокойство продолжало терзать её душу… Тут можно сделать уточнение, что Шаос фактически вся в её текущей ипостаси является материализованной душой, но не суть. Поместив обе руки на свой живот, она стала осторожно — но с нажимом его ощупывать, погружая пальцы в мягкую, скрытую под тоненьким слоем нежного жирка, плоть… Из сосредоточения, она даже и глаза закрыла…

Вроде бы… у неё получалось "прощупать" округлые формы яиц. Мерзких прозрачных икринок, внутри которых скрученными полукольцами гнездились жирненькие полусформированные слизнючки противно-белого цвета, слегка дёргающиеся и сокращающиеся в своих оболочках. Но этого она уже конечно же не видела. И продвинулась дальше, круговыми движениями "погружая" большие пальцы в себя, доходя до верха матки — чтобы от неё пойти в стороны, по нисходящей… Обычно стигма на животе позволяла ей быстро определить расположение разных её частей, но в таком растянутом состоянии она уже сильно сместилась. Так…

Всё было очень трудно. Она не могла найти свои яичники — кожа на животе слишком отставала вперёд, из-за чего они были сильно утоплены в глубину… Но вот тут вот они предположительно и находились — и даже при незначительном надавливании на это место становилось больно. А это значит, она не ошиблась в том, что именно у неё болело. Выяснить бы только — почему…

Внутри неё, в том месте, куда она надавливала пальцем — что-то шевельнулось. И девушка, мило прокряхтев, подобрала ноги. Бесово…

— Семя… — Выдохнула она, когда волнение в ней сделало виток по спирали. А потом настал этап отрицания. — С-стойте, это… да как так, там зэ… я-яйца…

И она обнажила зубки, с шипящим звуком протягивая через них воздух.

В ней были яйца, да. Только её яйцеклетки тоже вступили в "реакцию" со спермой слизней. Из-за чего она понесла сразу в двух вариациях — и в роли инкубатора, и… в роли полноценной матери.

— Блин, я пиво пила! — Первой мыслью проскочило в её голове — и она почувствовала некоторый укол совести. А потом, когда "штука" в ней опять шевельнулась и девушка, поскуливая, переползла ближе к изголовью кровати, в голове уже находилась иная мысль — её трубы были забиты слизнями. Скользкими гадкими слизнями, и невесть сколько из них ещё могло расти внутри самой матки, прицепившись, присосавшись к её стенкам наравне с икрой!

— О-ох, Госпоза, я…

Девушка прижала ко рту свою лапку, продолжая сквозь зубы сопеть. А потом в голове появилась и третья мысль. Совсем дурная… и она потянулась к своей груди, которая зудом своим не утихала с тех самых пор… и осторожно, но внимательно её прощупала… Она… была опухшей, по сравнению с другой, и… уплотнённой. Местами… будто бы… сгустками какими-то…

Они успешно отложили яйца в её грудь. И Шаос в очередной раз сильно понадеялась, что эта способность ехидн… скажем так, воспроизводить потомство в некоторым иных полостях организма ей не досталась. Как бы, тут же видно — места просто не было! Она и молока-то давала с пару чайных ложек, при этом грудь даже и не росла, какое там…

— Лиз… к-каааак ты сейтяс влипла… каааак влипла!.. — Сказала она самой себе, массируя глаза. — Это с-с если они зашевлились, то… они сколо выйти долзны? Б-блин, я…

Дамианка решила передвинуться уже к краю кровати, чтобы свеситься вниз и заглянуть, на месте ли тот медный тазик с мягкой обивкой внутри… Но стоило ей напрячься — как её опять пробило чувством боли от чего-то шевелящегося внутри неё. И оно… проклятье, оно ползло в сторону её яичника, слепо давя изнутри своей башкой!

— А-ай-яй-яй, больно, больно! — Заскулила Шаос, "заглаживая" живот рукой, будто бы могла этим успокоить его содержимое. — Т-тисэ, тисэ… в-вы делаете мамотьке о-отень больно… Будьте незне… Ай!

Зашевелилось уже с другой стороны. А потом она ощутила что-то подобное уже и в глубине своей матки, на дальней её стенке.

Кряхтя и отрывисто дыша, ехидна постаралась расслабиться. Главное — не делать резких…

— У-ууф… К-как зэ… ай…

И как назло, она ощутила сырость в белье. Все эти шевеления внутри неё хоть и приносили боль — были по-грязному приятны.

— Л-лиз, в-вот ты кто… с-сука, текуссяя о-от сэвеляссихся в… В! В тебе тервей! У-уф… Н-ну успокойтесь!.. Вы!

Под дверью мелькнула тень чьих-то ног — и Шаос, прикусывая губу, стала "терпеть" молча…

***

С тех пор, Шаос совсем потеряла свой покой. Девушка никуда не выходила, оставаясь в постели под всеми возможными предлогами и вылезая только поесть да по каким-либо иным особо важным делам. При этом она всё время кряхтела, стискивала свои веки, а лицо горело, и каждый раз после себя она была вынуждена стирать со стула свою странновато липкую смазку, которой неминуемо пропитывалось её бельё. Внутри она постоянно чувствовала шевеление чего-то мягкого и скользкого. Казалось, что даже сама икра в ней сокращалась и подрагивала. И иногда это даже доводило её до оргазма — бывало, что прямо за столом.

Так оно продолжаться не могло. Даже отец, который часто делал вид, будто бы не замечает "странностей" в её поведении, тоже сдался, и ей скоро ей начали носить еду прямо в комнату, после чего давали поесть в одиночестве — и забирали пустую посуду, когда девушка уже корчилась в своей кровати. Стоит ли говорить о том, что спать нормально она тоже не могла? Она крутилась и вертелась, то стискивая запястья ногами, то кусая край своего ошейника — и подолгу скулила. Ей хотелось, чтобы это кончилось как можно скорее. Её мозг не выдерживал…

И всё же, это были только "цветочки". Потом икра стала лопаться. И из неё начинали распозаться многие десятки, а может и сотни маленьких слизнючков — желтовато-беленьких, пухлых и противных. И теперь они копошились в ней с пущей силой — что вполне себе девятимесячный живот нормальной, полноразмерной женщины буквально дрожал и шёл волнами. Они ползали по её матке, исследуя все её глубины, слизывая с её стенок секрецию, поедая остатки яиц. Заползая в яичники… и делая там с ними незнамо что. Может быть, они ей их разорвут и выползут в её брюшную полость, облепливая матку ещё и снаружи… Кто знает, кто знает…

А однажды, поутру, она проснулась в постели, невольно стискивая руками свою грудь — и когда же взгляд её прояснился и она поняла, что к чему — то увидела, как из её розового сосочка, шевеля длинными усиками, торчала голова слизняка. Рыхлого, совсем свежего и ещё не обматеревшего. И это было очень мерзко. Тогда она попыталась сжать грудь сильнее, пока второй рукой планировала "выдернуть" его наружу — но нет, моллюск юрко шмыгнул внутрь, прячась в одном из её молочных канальцев. Шаос от этого кончила…

Они прятались в её груди. В её канальцах, расположенных в тонкой прослойке из жирка, у самых её рёбер. У самого сердца… Копошатся… Сокращаются… Ползают… И от этой мысли она кончила снова.

Шаос ощущала себя червивой… червивой до самого основания. А ведь кто знает? Может быть, они завелись и в её ушах. В её голове, проникли ей в мозг… Но ведь тогда из них должна была течь их слизь? Нет?.. Из груди — немного, но это могло быть и её начинающимся сочиться молоком, просто бледным ещё…

При этом — да, они были ещё совсем слабенькие. По крайней мере, Шаос так казалось. Потому что некоторые особо ярые и ретивые иногда — но вылезали из неё. Это происходило во сне, или же в те некоторые моменты, когда ехидна ощущала эту неприятно-липкую резь от чего-то, протискивающегося сквозь её плотно сжатый кервикс, и спустя некоторое время под липкой тканью её белья уже ползали эти маслянистые комочки слизи. Совсем вялые и нежные… Тогда девушка осторожно соскабливала их ладонью со своей гладкой кожи — и сажала в баночку, чтобы потом отдавать их слугам и просить отпустить их где-нибудь в саду… Сама же она вставала сейчас особенно редко. Потому что, когда она напрягала живот… они из неё также выскальзывали. Прямо гроздями, влажными шлепками повисая в её белье. Но они ведь не были ещё до конца сформированы — и поэтому, ценою своего покоя, старалась продержать их в себе как можно дольше, дать им вызреть…

Только опять она забыла кое что — в ней ведь они росли двумя разными способами… и однажды она проснулась оттого, что ей было больно. Что-то большое пыталось пролезть через её маточное кольцо. Не в пример большее тем слизнякам, не в пример более упругое и сильное. Словно бы кусок мышцы лез через него, занимая собой ещё и всю толщину её влагалища.

— А-ааай… Блин! — Сказала дамианка, скребя задними лапками о простыню — и отвернула край одеяла, обнажая нижнюю половину своего тела…

Внутренняя поверхность её бёдер ожидаема была покрыта слизнями — густо и скученно у самой её промежности — и более разрозненно расползающимися по обеим её ляжкам. Они уже обретали чуть более зелёный цвет, что могло намекать на их взросление. Пока её пах… та его часть, что была скрыта под полупрозрачным от слизи и смазки белья — видимо колыхался в такт пробирающемуся наружу слизню.

Раздвинув полусогнутые в коленях ноги пошире, девушка коротко привстала, чтобы схватить себя за резинку белья — и сдернуть его до колен. При этом она же естественно ощутила, как внутри неё всё напряглось… и если бы она уже не была занята чем-то настолько массивным — часть её содержимого определённо бы выплеснулось наружу с влажным чавканьем. Но большой, видимо ощутив, что сзади на него напирают — наоборот замер, самую малость не дойдя до выхода…

— В-вылезай, а… вылезай!..

Она легонько похлопала себя по животу и чуть надавила на него с боков, желая его немножечко поторопить… Но её содержимое откликнулось на это ещё большей активностью, и тогда Шаос надавила чуть сильнее… и сильнее! Её мозг начал гореть…

Два пухлых, плотно сжатых валика её киски начали расходиться… и между ними показалось особо толстое, с руку толщиной, тело слизня… Причём же — не с её руку, не с её… И исторгая из себя влажный, как этот же самый слизень язык — дамианка кончила. Засучила по кровати ногами, а руки её плотнее сжались на боках округлого живота, чтобы в приступе потерянного рассудка — надавить на него, что было мочи…

И хотя мочи в ней было немного — хорошо смазанному слизню этого хватило. Вместе с тонкой ниткой пуповины — он выпал из дёргающегося в очередном припадке тела матери, всей своей огромной, двадцатипятисантиметровой тушкой мышц — и его следом же накрыла волна слизи… слизи и более мелких его братьев. Совсем маленьких, от каких-то сантиметров — и более крупных, до десяти и около в длину. Они брызнули из неё будто бы фонтаном — и начали скакать, крутиться и вертеться на изгаженной слизью простыне. Слегка зеленоватые и вполне себе живенькие!

Шаос надавила опять — и под её скулёж, снова с десятка три мелких слизней вылилось из неё. Их бы могло быть и больше, но что-то массивное перегородило их дорогу… Опять гигант? Девушка стала тужиться. Тужиться и помогать себе руками, заставляя существо искать выход… и….

Они зашевелились. Направились куда нужно, и… И Шаос, понимая, что снова что-то пошло не так, в невесть какой раз заскулила — тогда ей было просто больно, а сейчас… стало чертовски больно! Д-да что там такое было?!..

Её живот колыхался, весь и до самой промежности, в нём шло бесконечное движение. Он дрожал, ёрзал. Поднимался и опускался. И гораздо сильнее, гораздо активнее, чем в прошлый раз… К-как же… так?

С закушенным ошейником, Шаос продолжила давить, заставляя сразу три головы огромных слизня показаться из её промежности. Три большие головы, бессмысленно крутящиеся, цепляющиеся друг о друга, влажно чавкающие нитками обильной слизи, натянутыми между ними — и между телом матери. И от этого вида у девушки даже дыхание перехватило… А потом она нечаянно расслабила руки. Чем её обитатели тут же решили воспользоваться — и начали лезть обратно!

— Нееееет! — Громко пискнула синеволосая ехидна, что можно было в её исполнении приравнять к крику — и вновь обрела инициативу, до боли, до скрежета в зубах сдавливая живот, и… и…

Они двигались неохотно. Им — было тесно. Шаос — больно. Но она уже не была готова пойти на попятную. И отрывистым движением перевернувшись животом вниз — встала на четвереньки… чтобы подпрыгнуть и рухнуть вниз всей массой…

Три двадцатисантиметровых поленцах выскочили из неё, разматывая за собой пуповины — и их накрыло густым слоем мелочи. Но такого резкого нажима не выдержала её матка — розовая, покрытая слизью и, собственно, самими слизнями трубка с торчащими из неё четырьмя жгутами вылезла наружу. Это уже было запредельно мерзко, но кончающая грязной свиньёй дамианка подобрала под себя руки — и, корчась, опять сдавила живот, прямо из этого органа, из этой розовой трубки выдавливая с десяток созданий… и вслед за теми — ещё с десяток! И ещё, пока… пока она не стала "раздуваться" от чего-то большого…. ещё одного "родного". Голова моллюска показалась из вывернутого наружу кервикса, хотя и лез он с неохотой, в сопротивлении напрягая своё тело, чтобы стать ещё больше и толще…

Дверь открылась, и в комнату, застывая с открытым ртом, просунулась голова дворецкого. Ровно в тот момент, когда тридатисантиметровое тело покидало вывернутое нутро его госпожи, разматывая за собой красный хлыстик пуповины… Та из последних сил пыталась выдавить из себя ещё сколько-нибудь слизней, но живот к этому времени уже заметно опустел — и мешковато лежал под ней, грязно торча по краям от её тела…

Как же теперь извлечь оставшихся? Всех тех мелких, что ещё наверняка были в ней?

Она не знала…

Если только?..

— Э-эй… ты… — Она обернулась лицом к находящемуся в дверях мужчине. Тот был настолько растерян, что даже не смог найти в себе силы и убежать. — П-помоги…

Девушка неуклюжим движениям, ещё сильнее спутывая пуповины, снова перевернулась на спину и раскинула перед мужчиной ноги, ровно так, что вывернутая наружу матка оказалась обращена к нему… Она вряд ли сейчас особо хорошо соображала, но ей хотелось избавиться от них полностью, здесь и сейчас. И потому, введя в обнажённый кервикс по два пальца на каждой руке — раздвинула их в стороны, приоткрывая перед ним эту мясистую трубку…

— Умоляю… У тебя такие тонкие пальцы!.. Вытасси их из меня!

С воплем на весь особняк, из-за чего все и каждый в этом доме вскоре должен был оказаться здесь, мужчина убежал. А Шаос измученно распласталась на кровати… Лишь краем глаза замечая стоящий на тумбочке графин с водой…

***

Таз полнился слизнями. Большими и малыми, копошащимися, цепляющимися за стенки, пытающимися расползтись по комнате… А вымученная Лиза, вся взлохмаченная, уставшая, покрытая испариной и слизью, тяжело дышащая, сидела на краю кровати, "спихивая" пальчиками ног добирающихся до краёв слизнючков обратно вниз.

Закончив с воспроизводством потомства, а также кое-какой, но промывкой, она бы просто уснула после этого… но Алисандер не только не помог, но и поднял панику. Даже отец её на крики прибежал… И когда начался кипишь с целью выгнать её из комнаты и заставить слуг собирать расползающихся порождений ехидны по всей кровати, полу, а также прочей мебели — она им этого не дала, устроив истерику и пообещав снова уйти из дома, если они не дадут ей сделать это всё самой.

И вот она потратила добрых пару часов, вымученная и с растянутым животом ползая по всем углам и собирая там своих "детишек". А сейчас у неё, кажется, был перерыв… и она, взяв сразу двух из своих "родненьких" — прижала их мордочками к груди… той, что не была "инфицирована" — и нежно застонала, когда первый из них… а потом и второй, почуяв запах её молока — стал стискивать её сосок своей омерзительной присоской, запуская её внутрь… сразу обе запуская их внутрь, что дало Шаос мысль — и она, взяв из таза уже целую горсть мелких слизней — легла на спину и всей кучей положила их себе на грудь, давая им возможность делать всё, что они пожелают… и они тоже начали пить её питательное, пусть малое в своём количестве, ехидновское молоко. Погружая в её соски свои эти рты, свои головы, свои…

Она была слишком вымучена — и когда первые из этих скользких тушек стали проникать в её груди, полностью скрываясь в её сосках — она даже не попыталась их остановить. Лишь застонала от боли и наслаждения, когда их в ней стало слишком много… А вскоре и большой — он тоже решил, что поместится внутри… И что же — пусть и заставив мать вдоволь натерпеться боли — смог это сделать, свернувшись под её кожей видимым таким отвратительным кольцом…

Глава 9. Бутылочные дела

Закусив край платья губами, голубоволосая дамианка крутилась у зеркала и поглаживала свой… относительно плоский животик. У неё всегда там была небольшая складочка и, как бы сказать, лёгкая выпуклость… Но это вообще не суть и не важно — главное, что на третий день после "обесслизнивания" никаких следов недавней беременности видно уже не было. Ни тебе растяжек, ни тебе обвисшего живота… ни увеличившейся груди. Хотя, касательно груди…

Девушка старательно, до сопения промяла её, после чего отёрла остатки какого-то подозрительно белёсого молока о бёдра и недобро просопела — аааага. Возможно, кто-то из слизней…. решил пока остаться.

— Лиза?

Девушка подпрыгнула, роняя свободное чёрненькое платьице на место и начиная лихорадочно его приглаживать.

— Д-да, отец? Да?

— У тебя есть на сегодня какие-то планы? — Он тактично сделал вид, будто бы не заметил того, чем она там занималась у зеркала.

Планы? Возможно, были… помучить конюха или же что-нибудь незамысловатое почитать, прогуляться… Короче, планов у неё не было. Разве что, нужно будет как-то сходить к Непреклонному…

— Давай кое-куда сходим? Оденься только…

Ну, платье её выглядело вполне себе ещё прилично. По её меркам. Спереди бельё вроде и не торчало, а сзади… с этим дурацким хвостом — к сожалению, скрывать его было практически невозможно. Также непременный ошейник со сломанными замком, белые чулочки и излюбленные лакированные ботиночки, в отражении которых при особом желании также можно было разглядеть розовый рисунок её белья.

— Ну, так тоже неплохо. Когда будешь готова?

— А куда?

— Да так. В пару мест зайти. — Малкой наблюдал за тем, как его дочь расчёсывает свои чудесные голубые волосы. Когда-то, его жена проводила много времени, делая это за неё. Когда они были ещё лучисто-желтёнькими, когда стали уже голубыми… Их небольшой "ритуал". Как же давно всё это было? Как будто бы в прошлой жизни… — Можно в "Грачей" на обратном пути заскочить. Выпьем по молочному коктейлю, вспомним…

Его губы сжались. Долгие годы это было единственным заведением, где он мог встречаться с дочерью. Редко, лишь по праздникам, при этом каждый раз наблюдая за тем, с какой неохотой она туда приходит, как сидит и всем видом даёт знать, что ей очень скучно. Сейчас же всё поменялось, они помирились, но… тёмное предчувствие гнездилось в его душе, будто бы всё это могло быть лишь временно.

— Уууу-гу! — Высоко задирая руку, чуть ли не выкрикнула Шаос.

Ей было неприятно видеть его грусть.

***

Куда же шли они сейчас? Поначалу, Лиза и не знала. Да и не поначалу — тоже. Она велась следом, но делала это с видом неунывающим, с задранными за голову руками и в придурковатой манере широко вышагивая… Разве что очень медленно и невзначай пытаясь отставать и наращивать дистанцию между собой и отцом, чтобы их не видели слишком близко друг к другу, но глупый хоббитс просёк эту её фишку, из-за чего сам начинал притормаживать, заставляя и её идти ещё медленнее… пока вдвоём они не останавливались прямо посреди улицы. И когда подобное недоразумение произошло уже трижды, что ещё сильнее привлекло к себе внимание прохожих, она глупо заулыбалась и согласилась идти прямо позади него, даже обмениваясь какими-то фразами.

Поняла же она то, куда её ведут, уже под самый конец пути. Знавала она этот район города — его ещё деловым именуют. Тут было расположено большое количество различных контор — будь то головных отделов крупных торговых компаний, всяких там предлагающих юридическую поддержку организаций, судейств, брокеров и пара банков. В том числе и банк, принадлежащий её отцу. Вот это здание — высокий прямоугольник в инокополисском желтоватом стиле, но с большим крыльцом и колоннами, она прекрасно знала. Шлялась тут периодически и грустно вздыхала.

— Э-ээээ! Постой, постой! Мы вэ не идём сейвяс?..

— Пойдём, Лиз. Хочу, чтобы ты посмотрела, как всё здесь делается.

— Нет! — Громко выкрикнула девушка — и встала в позу, вытопорщив хвост и сжав кулаки. — Я не пойду! Какие ессё дела?! Это плохая идея! Я глупа, как плобка! И вассе — я гъязная, похотливая ехи!..

— Лиз… — Сказал Малкой строже, чтобы осадить её больно бурную реакцию. И это слегка сработало.

— Я тебе там всю лепутацию попойтю… — Упадническим тоном сказала голубоволосая дамианка, на которую периодически бросали любопытные взгляды прохожие.

— Брось этот вздор. Я сам им всем репутацию испорчу, если им что-то не понравится. Идём же. — Он схватил её горячую дамианскую ладонь своей кистью — и повёл держащую свой хвост уже не так высоко девушку за собой.

Внутри же самого здания, в этом его просторном помещении со скамьями и перегороженными решётками окошками, все работники с ними здоровались. Кланялись и выявляли высшую меру уважения, попахивающую уже настоящим раболепием — как будто те же самые слуги в его особняке. Только из-за того, что они не знали, что эта рогатая синеволосая девка — его дочь, а она всё же сумела высвободить руку и шла от него в шаге-полуторах позади — её лопоухих раковин всё же достигла парочка фраз, брошенных в довесок к стандартным "Доброго вам дня, господин". В основном, критиковали в этот момент его рост и самую капельку жадность. Это заставило её улыбнуться.

Однако они быстро миновали главную залу, заходя в какой-то непримечательный коридор, где людей было уже значительно меньше — и те были исключительно работниками. А пройдя и его — оказались в определённо важном помещении, куда и большинству работникам входить было запрещено. Вроде как и не маленьком, но практически полностью занятом большим круглым столом, а также скраденном в объёме тяжёлыми гардинами на окнах, блокирующими и так скудный свет солнца. Его здесь заменяла солидная люстра с хрусталём и какими-то лучащимися желтоватыми кристаллами. Явно дорогущая. А возможно — даже магическая. И, залипнув на неё, Шаос не сразу и заметила, что здесь их ждали какие-то люди.

— О! А вот и многоуважаемый господин!

— Здравствуйте, Малкой.

— Приятно видеть вас в здра…

С десяток "человек" начали рассыпаться вежливыми приветствиями и пожеланиями, что говорило о том, что Медянов частенько руководствовался правилом, что начальство не опаздывает, и потому опоздание на каких-то лишних десять-пятнадцать… а может и тридцать минут (из-за не слишком торопливой ехидны, даже не знавшей, что они спешат) они приняли без видимого раздражения. И поднялись из кресел, под счёт каждого члена заседания расположенных вокруг стола, выражая ещё больше уважения, и… и, в общем-то, как-то замялись. Ещё одного гостя они не ждали. Тем более — дамианца… Хотя, среди этих "людей" и был как минимум один асмодей, но эта девчушка не выглядела достаточно… солидно для этого места.

Шаос, виновато скаля зубки, махнула рукой. И стала оглядываться, думая, где бы ей устроиться. Возможно, лучшее место — за одной из занавесок.

— Лиз, не стой там. Идём. — Сказал ей отец, жестом приглашая следовать за ним.

И она повиновалась, но… но блин, в этой воцарившейся тишине она прямо чувствовала, как скрипят ей вслед их оборачивающеся шеи.

— А… — Подал голос некий мужчина с внешностью сраного кардинала в сюртуке и запанками, стоящими больше золотых, чем Шаос когда-либо держала в руках на протяжении всей жизни. Его глаза подозрительно сузились, а дыхание стало тяжёлым, когда эта ехидна проходила у него за спиной.

— Тут и сесть негде… Давай я за двейу подовду? А?..

— Можешь взять стул… Впрочем — садись на моё кресло. Я и постою.

Вот тут уже все люди начали издавать какой-то немой ропот. Уж больно Малкой был склонен к соблюдению всей этой… иерархии, а тут — пускал кого-то за своё кресло? Именно своё, между прочим, а то при упоминании круглого стола могло сложиться обманчивое мнение о том, что все они тут были равны. Ага. Только красным бархатом и резными ручками могло похвастаться лишь одно кресло — его.

Но Шаос не согласилась. И, затряся головой, пошла за стулом, благо что несколько из них стояло по периметру комнаты, в достатке продемонстрировав этой немой аудитории крайне специфичное представленьице на тему того, как небольшой и не очень ловкий человек носит слишком громоздкие для себя предметы. В конце она ещё и ожидаемо растянулась на полу, заставив людей поморщиться, а кого-то — и схватиться за лицо, в том числе и того надменного аристократа.

— Ох, Айис, что же это творится-то… — Покачал он головой, не желая смотреть как эта девушка откровенно светит во время своих поползновений задирающимся платьем и белыми с каким-то мелким розовым рисунком трусиками.

Наконец же, когда Лиза, не без помощи отца, который получше умел носить стулья, уселась, они вроде как начали сегодняшнее собрание.

— Хорошо. Как вы понимаете, сегодня на повестке дня стоит вопрос касательно нашего Вертяевского отделения. Вы уже наверняка знаете, что его руководство оказалось недостаточно компетентным и его репутация была посрамлена…

Складывая лапки на столе, Шаос откинулась назад, на самую спинку, и несколько раз взмахнула ногами… Ей в этом разговоре делать было нечего. Да и в Вертяевске она была лишь однажды — и то проездом. В то время, пока "играла" в путешественницу… Не такое уж и плохое было время, но… и как-то она там даже уживалась со своим этим "недугом". Наверное, потому что спутники её были хоть и крикливые, но совсем наплевательски относились друг к другу. Потом, под буруждение Малкоя и его… советников? Акционеров? Просто высокопоставленных работников? Пёс знает, кто они такие были, но дамианка начала прикидывать — а мог ли кто-то из здесь присутствующих знать её?

Был тут вполне себе обычный пухлый торгаш в пёстрых одеяниях, к которому она была бы не прочь сесть на колени и погреться. Некая чванливая эльфийка с причёской как бы не в половину роста этой ехидны. Дворф в богатом камзоле, уже упомянутый дамианец-асмодей с козлиной бородкой и просто какие-то банковские работники вперемешку с аристократами. Ну, и тот "кардинал", который явно имел какой-то довод против того, чтобы она тут присутствовала — и если на неё все просто бросали подозрительные взгляды, то этот, кажется, пялился без конца.

Кто знает… Она хоть и ошивалась преимущественно в небогатых районах, с её специфичной внешностью порой находились… нельзя сказать, чтобы клиенты, ибо она не считала себя проституткой (хотя и брала за это деньги… но расценивала их как "чаевые"), но господа побогаче, заслышавшие о таком чудесном, но очень грязном голубоволосом создании, обитающем в некоем дешёвом трактире. Кто-то из них мог её там и "встретить"…

Потом же она заскучала. И начала болтать ногами сильнее — уже всерьёз намереваясь дотянуться ими до штанов отца, чтобы хоть слегка взбодрить его. А то он совсем уж забуруздился на серьёзных щах… Только когда она, кряхтя и вытягиваясь на стуле, всё-таки добилась задуманного — он наградил её крайне строгим взглядом, из-за чего девушка громко вздохнула и села ровно, начиная водить глазами по всем углам…

— Эй… Эй, пап… — Тихим шепотом сказала она. — Хотес, я залезу под стол и у тебя отс?.. Ай!

Теперь он её пнул — и девушка, снова скалясь, погладила лодыжку.

— Кстати, Малкой! — Поднялся "кардинал" из-за стола. — Не объявите короткий перерыв? У меня есть к вам вопрос.

Низкорослый мужичок смерил дерзнувшего подать вне своей очереди голос человека — но махнул рукой, говоря этим — валяй. Большинство собравшихся здесь так же сразу встало, кто-то — чтобы просто размять ноги, кто-то — чтобы лично обсудить некие вопросы с глазу на глаз. Тот же аристократ конечно же подошёл к Малкою и встал так, что Шаос оказалась как раз между ними.

— Я думал, у нас деловая встреча. А ты решил устроить нам какое-то представление?

Полурослик ответил ему ещё более нахмуренным взглядом — но он всерьёз не понял, в чём была эта претензия. Разве его профессиональные навыки подвергались сомнению? Да между прочим то, что этот хлыщ сейчас стоит здесь в таком дорогом костюмчике — была и его заслуга в том числе. И теперь он ему что-то высказывает?

Человек же не переставая бросал взгляды на Шаос, которая, как раз-таки, имела предположение, что именно ему могло не нравиться. По крайней мере, от его внимания она чувствовала себя неловко.

— Мне, навенно, стоит отойти?.. — Она начала искать взглядом, как бы ей спрыгнуть со стула…

— Лиза, останься. Если ему есть что мне сказать — пусть говорит при тебе. Так что ты имеешь ввиду?

— Лиза? — С задранной губой переспросил он. И громким шепотом, с трудом сдерживая свои эмоции, потому что был он человеком солидным, стоявшим лишь на ступень ниже самого владельца этого банка и не мог терпеть присутствия в этом заведении подобного ей субъекта, выдал свою мысль: — Ладно, если так хочешь — буду говорить при ней. Зачем ты привёл сюда эту девку? Ты хоть знаешь, кто она такая? Да её, наверное, уже половина Инокополиса пере*бла! Для своего кобеля проще её купить, побаловаться на один раз, чем искать где-то течную суку!

Шаос понурила голову… Значит-таки, узнали… Заработала она себе репутацию, что тут сказать! Знала бы она, куда её собираются вести — нашла бы сотню причин этого не делать!.. Хотя, идти бы, скорее всего, всё-таки пришлось. Но так она цвет волос, хотя бы, могла сменить бы. Вдруг бы он не узнал её в виде блондинки? А то она так умеет… Хотя для того, чтобы это сделать — до этого бы нужно было сначала додуматься, с чем у неё имелись определённые проблемы. Но потом она увидела реакцию отца — и ей стало ещё страшнее. Потому что взгляд его был холоден, а лицо — настроено крайне решительно. И девушка, едва заметно, начала крутить головой, говоря: "Нет, не надо. Лучше не надо!.."

— У всех из нас есть свои недостатки. Но тебя я попрошу проявлять уважение. Это… — Лизе захотелось сжать веки и громко закричать, перебивая его. — …моя дочь.

Лазурноволосая голова обессиленно повисла, а на душу лёг тяжёлый камень. Зря он так. Ой как зря!

— Что?.. Шаос… Шаос — твоя дочь?! — Несдержанно выкрикнул соучредитель, привлекая ещё больше ненужного внимания. Ибо не только саму дамианку поразили слова полурослика, но и этого человека тоже, из-за чего мужчина аж попятился, услышав это. И неосознанно прокрутил в голове информацию о том, как он однажды "игрался" с нею, а потом, когда закончил дело — позволил развлечься с ней паре своих псов. И она всё это время была… дочерью Малкоя Медянова?! Одного из самых богатых жителей Инокополиса?!

— Мог бы и догадаться. Разве не видно, что она — наполовину хоббит? Или совсем уже мозги плесенью заросли?

Проклятье! И что теперь? Как ему, бесово семя, к этому относиться?! Смотреть на этого почтенного, мать его, коротышку — и не думать о том, что его псы трахали его дочь?

Но первой, всё-таки, не выдержала Шаос. И, прижимая к лицу запястье, она выбежала из помещения, оставляя этих людей в недоумении и растерянности от этой сценки.

— Надеюсь, ты доволен. — Без эмоций сказал Малкой, смотря вслед убегающей дочери. — Скажите, когда будете готовы окончить перерыв.

***

Лиза ожидаемо сидела на ступенях банка, а проходящие люди странно на неё косились. Потому ли, что она плакала? Что лицо её было красным после того, как она закончила? Может быть, само наличие "человека" такой странной внешности, одиноко сидящего на ступенях общественного места привлекало внимание? Или они узнавали её, вспоминая о том, как она извивалась под ними и просила оплодотворить её? Ну, вряд ли конечно. Потому что женщины тоже на неё смотрели, а с ними она точно кровать не делила. Может быть, с их мужьями… И они её запомнили именно по этим событиям? Она не могла быть ни в чём уверена.

На синюю макушку легла рука — и Лиза подняла голову вверх, с глуповатым же видом оставляя рот приоткрытым.

— Я знал, что ты будешь здесь.

Это был отец. И он улыбался — не сильно, с болью, но кажется, что искренне. Всё же, он любил свою семью. Свою убитую горем жену, своих сыновей, что покидали его так быстро, свою дочь, чья душа была осквернена королевой дамиан, а тело — уже более тридцати лет покоилось на кладбище, вместе с братьями и матерью. И для него осталась лишь она, и никого больше.

— Плохо всё плосло…

— Не обращай внимания. Я могу уже завтра запретить ему переступать порог моего банка.

— Не надо… — Мотнула она головой — девушка со многими проблемами, но всё же мягкая внутри. — Я сама виновата. У тебя плосто слиском глупая доть!

Девушка хлопнула себя по коленям — и улыбнулась. Малость наигранно, но всё же!

— Пойдём в "Грачей"?

— Глатей…

Она опять не смогла сдержать слёз — но кивнула, с улыбкой вставая со ступеней и отряхивая пыльное исподнее. Ведь для неё он тоже был единственным близким человек в этом большом, искалеченном мире.

Глава 9,5. Грачи

Она была готова поклясться, что чувствовала то, как молоко из выпитого коктейля впитывается в её кости. В её бедные ехидновские косточки, вынужденные делиться кальцием с плодом ради его более быстрого развития — и теперь наступало долгожданное облегчение!..

Ладно. Она загонялась. Слизни скелета не имеют, и потому конкретно кальция они из неё особо и не вытягивали, но питательные вещества и полезные микроэлементы ей всегда были в пользу. А ещё ей тупо нравились местные молочные коктейли. В этой презентабельной кафешке выше средней ценовой категории, с приятным, изобилующим деревом антуражем, без явного отребья среди посетителей и наглых, невежливых работников. Вот если бы она решила на самом деле устроиться на "нормальную" работу — непременно бы попытала счастье именно здесь, в качестве официантки. Чтобы заодно хотя бы одна наглая и невежливая тут появилась, хехе!

— Ну и как тебе мои… бутылочные дела, а? — Спросил Малкой с наигранной усмешкой. Его нож и вилка активно работали, разделывая аппетитного кремового цвета пудинг.

— Скуууука! — Ответила девушка, морща милое личико. — И как только ты там не засыхаешь с этим всем.

Высосав с трубочки ещё один стакан, девушка отставила его на стол и хорошенько поёжилась на стуле, на мягкой красной обивке. Не из-за холода — а из-за чувства уюта и царящего здесь умиротворения. Как жаль, что не всегда она может позволить себе такое мирное существование и половина её жизни проходит в каком-то хаосе, от неё и не зависящем…

— Зъя ты только всем там сказал… Тепей он под тебя будет копать, всех настлаивать плотив…

— Лиз, не забивай голову. Я уж как-нибудь решу свои проблемы. Лучше скажи — ты там совсем в прострации была всё это время? Ну, пока присутствовала, конечно.

— В тём? — Переспросила она и нахмурила брови.

— В прос… Ничего не понимала, о чём мы речь вели, да?

— А… Ну, это да, хехе!.. Хе…

Думая о чём-то другом и потаённом, девушка было снова потянулась к стакану… Но вспомнила, что он уже был пуст — и опустила руки. Опустила, побарабанила ими по коленям и… и, взглянув на отца — вымученно улыбнулась.

— Эй, пап… — Её голос был тих. Но серьёзен. — Найди зэну, пока не поздно.

— Прости? Жену?

Полурослик рассмеялся так, будто бы Шаос произнесла совсем какую-то нелепицу.

— Я сеёзно. Плосу, найди! Ты знаес, я не смогу не то сто пъеумнозыть — вообсе, хоть как-то сохланить наследие семьи! И у меня не будет наследника! Я вассе — и сама не совсем зывая, ты знаес! Плосу… Если не зэну — то хотя бы заведи наследника! С той голнитьной… как её там? Котолая на тебя лаботает! Она согласится, навелняка! Полутит наследство, и всё такое, но… Плосу! Тебе ессё лет тъидцать выть мозно, ты успеешь его выластить! У-умоляю, не надо так всё телять, довеляя мне… глупой, пустоголовой ехидне! Сделай это с кухалкой. С садовницей! Плосто оставь свой лод, хоть с кем-то!!

— Лиза, хватит. Не неси ерунду. — Он потянулся к ней, чтобы успокоить, а девушка в ответ вся закрутилась, завертелась на своём стуле, издавая при этом ряд не совсем членораздельных кряхтящих звуков — но быстро "выдохлась" и, под взглядами прочих посетителей, поникла плечами. А потом так, не слишком это афишируя — "почесала" грудь, в которой от её этой бурной реакции что-то будто бы зашевелилось. Или же сердце снова выбилось из ритма. Она точно не смогла различить эти ощущения. — Я люблю свою жену. И у меня уже есть наследник. Ты. И мне неважно, что будет со всем этим моим "наследием" — когда я умру — можешь хоть в первый же день всё просадить. Можешь найти какого-нибудь помощника, который за тебя будет все дела вести.

Который её, рано или поздно, но кинет — хотя этого он говорить уже не стал. И опять заскрипел столовыми приборами о тарелку. Как только он мог в любой ситуации выглядеть так, будто это его не касается и всё вокруг вообще — пустяк?

— Мне надо напиться…

— Поступай, как знаешь. Ты — взрослый, самостоятельный человек.

Именно так она сделать и решила. Правда, вместо пива или чего-то покрепче заказала ещё два стакана этого молочного напитка. И за незамысловатыми беседами, мало касающимися планов на будущее, но нередко — дней минувших, когда и солнце светило ярко, а седых волос на голове полурослика было раз так в бесконечность меньше, они провели несколько часов. Пока за окнами уже не загудели айисовы колокола, дающие знать о том, что солнце пошло "в закат". Чтобы завтра, "на рассвете" — прозвонить снова, встречая собой новый день. Вот уже как шестнадцать лет прошло — а верные старым заветам люди так и не бросили эту привычку — молиться богу, который тебя уже не мог больше слышать.

Глава 10. Непреклонный. Часть 1

Утро началось стремительно. Утро началось звонко. И отнюдь не из-за колоколов почитателей мёртвого бога, не-а. В коридоре раздался хлопок лопающегося стекла — а следом за ним и ещё один, чем-то похожий звук… но более протяжённый и звонкий. С таким уже плоские стёкла обычно рассыпаются. Ну, а потом и вообще — хрумкающие звуки полились буквально струёй, на протяжении нескольких секунд…

— Ах *б твою мать, существо ты криворукое! — Раздался басовитый женский голос. — Расколотила, да? Всё расколотила?!

— Да не хотела я! Оно само завалилось!

Когда Малкой вышел из своего кабинета, чтобы узнать, что же там такое произошло — уж не воры ли какие берега попутали и решили сюда залезть — слуги уже скапливались в прихожей. Стандартной такой прихожей для этих всех особняков — с широкой лестницей, расходящейся на два балкона с дверями и коридорами. И на первом этаже, в дальнем закутке за перилами, что-то происходило. И ожидаемо, что в этом участвовала Шаос. С этой своей неловкой, зубоскалящей улыбкой, она наклонилась у осколков некогда презентабельной вазочки, но рыжая дворфийка по имени Бофла оттолкнула её, заставив девушку покачнуться и… и, если бы эта широкая лапища не схватила её за руку — то она бы наверняка упала. Прямо в битое стекло, которое было тут везде разбросано.

— Что за суета в начале дня? — Поинтересовался полурослик, цепляясь о балясины слишком высоких перил, из-за чего стал очень похож на пойманную в клетку седую обезьянку.

— О, это вы, господин? — Дворфийка заулыбалась — и лишь его присутствие спасло Шаос от получения хорошего подзатыльника. — Лёгкое недоразумение!

— Имя которому Шаос. — Проявил дерзость кто-то из слуг, сказав всё как есть.

— Жопу ты себе хоть не отрезала?!

Женщина с кустистыми бакенами, доходящими ей до самого низа челюсти, беспардонно развернула синеволосую девушку задом, оглядывая эти её дурацкие крылья и саму жопу под неприлично короткой чёрной юбчонкой и белыми труселями с клубничками. При этом под ногами её безжалостно хрустели осколки ажурного с позолотой сервиза.

— Н-неее…. — Сказала дамианка и взялась за хвост у самого основания, довольно хлёстким движением протягивая его сквозь кольцо пальцев — крови не было, так что, вероятно, она не поранилась.

Но когда больно тяжёлая и громоздкая стопка белья, которую она хотела на пару секунд пристроить на тумбочку, чтобы чисто вот перехватиться, стала разваливаться, задевая стоящую там же вазу, из-за чего она с дребезгом упала, а сама Шаос, испугавшись, отскочила на несколько шагов назад, пока спиной не ударилась о стеклянную дверцу серванта, в котором была расставлена декоративная посуда… В общем, разбила она всё, чего так или иначе смогла коснуться. И даже постельное бельё, которое она "помогала" нести в качестве своих обязанностей горничной — и то теперь было покрыто мелкой стеклянно-фарфоровой крошкой.

— Я могу помоть соблать тут всё… — Сказала она, глядя из-за плеча на то, как сначала та дворфийка, а потом и другие слуги приступали к уборке.

— Ты и так уже помогла. Иди лучше отсюда.

И замахнулась рукой, чтобы девушка испуганно отбежала, продолжая давить подошвами своих ботиночек битое стекло.

— Лиз! Поднимись ко мне, будь добра.

Мужчина вернулся в кабинет, занимая место в кресле… предварительно, ибо день уже начался хлопотно — наполнив себе бокал вина. Ждать же Шаос долго не пришлось — и девушка уже скоро вбежала в дверь, находясь в наигранно приподнятом настроении, чтобы "спрятать" за этим свой недавний косяк, унёсший за собой не одну сотню золотых.

— Ты меня звал?? А? А? Аааа??

— Ты сегодня какая-то слишком… О, освяти меня благой Айис, что ты на себя надела?

— Как сто? Я — голнитьная. Унифолму, сто ессё?!

— Я конечно старый, уже закостенелый человек, но это… это всё, что угодно, но не униформа служанки. Я бы не позволил своим слугам расхаживать в таком.

— Это потому сто ты их не тлахаешь! Тем плохо-то?!

По факту, цвета соответствовали. Чёрная юбка, чёрный же верх. Белые кружева… Даже фартук был, но… К тому, что юбки у неё обычно очень короткие (и эта не была исключением, из-за чего полурослик сумел разглядеть то, что бельё у неё имело рисунок в виде клубничек, просто пока она тут стояла и слегка покачивалась из стороны в сторону) — все уже как-то привыкли, но верх… Её животик был гол, агрудь закрывала всего лишь какая-то полоса ткани с оборками, да ещё и с вырезом в виде кошачьей мордочки. И мужчину буквально перекорёжило при виде своей дочери в чём-то таком.

— Как я выгляву? А? Мило?

— Мило, да. — Очень размыто ответил Малкой. И после короткой паузы добавил. — А ещё ты похожа на будущую жертву изна-ния.

— Нуууу! Я хотю йивотиком своим похвастаться, пока он плоский!

Плоским он у неё, опять же повторяясь, не был. Он был слегка выступающим, с этим её своеобразным телосложением. И притягательно мягким.

— Тем более ты знаес, у меня к этому им-му-ни-тет! — По своей манере это слово она растянула — и улыбнулась, слегка обнажив зубки. Как и сейчас, так и в большинстве случаев такая улыбка означала, что она в курсе того, что творит или говорит какую-то дичь, но ничего поделать с собой не может.

— Потому что ты сама готова раздвинуть перед ними ноги?

И пусть в исполнении отца это звучало особенно стыдно, но Шаос всё-таки низко кивнула, снова показав зубки в этой виноватой улыбке.

— Обессяю! Когда я пъиду домой — эта стигма не будет светиться! Не сегодня, это тосно. Ну, если только ты сам не сделаешь этого со мной… Тогда я согласна хоть пъямо тут и сейтяс!

— Хотелось бы верить… Подожди! Ты в этом собираешься куда-то идти?! Может быть, переоденешься?

— Нет, пап, нет! У меня сегодня — дамианская миссия! — Девушка подняла вверх палец, будто бы сказала что умное или важное. — Пойду Непъеклонного мыть! Не плотив, если конюх отнесёт мне ведло и швабву?

— Не против, если ты проследишь, чтобы он нигде не потерялся. Но в чём смысл? Что вы вообще в нём такого нашли? Разве он наоборот — не бил ваших?

Непреклонным Защитником именовался некий условный памятник на одной из площадей города, у старой церкви, и представлял из себя ничто иное, как человеческие мощи. Человека в полных латах и с копьём в руках, что бился насмерть с силами Преисподней в неравном и заведомо проигрышном бою, когда не было уже никакой надежды на победу и обитателей этого многострадального мира ждала лишь смерть да порабощение. И когда он, искромсанный, истерзанный сотней мелких издевательских ран испустил свой дух — колени его так и не коснулись земли. Он замер на месте, воткнув в землю древко своего копья, и уже как более ста лет стоял недвижим на том же самом месте, не подверженный ни тлену, ни ржавчине. "Живой" памятник непреклонности человеческого духа.

А потом — мятеж Неллит, раздробление сил лорда Баалбезу, закрытие его воинства в своём измерении, образование новой расы — дамиан, и… в общем, Шаос в своей придурошной манере взяла моду периодически навещать его, ибо он хоть и был стойким к ржавчине, но не имел никакой защиты от пыли, грязи и птичьего дерьма, и наскоро там чем придётся протирать. И сегодня был именно такой день, потому-то она и оделась "поэффектнее".

— Во-пелвых, знаес ли, нет способа обидеть дамианина сильнее, тем назвать его "демоном", а во-втолых — если хотес обсудить с кем-то вазные истойитеские моменты — то луссэ найди кого-то поумнее. Хотя бы кого-то, у кого нет дефекта в голове и он не лопотет, как дитё калтавое! Сеёзно!!

— Лиза, ты опять начинаешь себя принижать, заканчивай с этим. — И ещё одна вдохновляющая речь, подумала Шаос, выдыхая с "безразличием"… но что скрывать? Каждому приятно слышать, что не всё так уж и плохо, и вот тут вот надежда на горизонте заблещет… — Знаешь, сколько таких же отсталых по улицам нашего города ходит? Иногда мне кажется, что как бы не половина населения!

Хотя, это был не тот случай. И девушка на несколько секунд замерла от этих слов с глупо раскрытым ртом.

— Да блин спасибо!! Успокоил! Я всё! Посла! Буду — когда буду!

И опять улыбнулась — хорошей, доброй улыбкой, перед тем как выбежать из комнаты, по лестнице вниз, мимо подметающих последствия её разрушительного присутствия слуг — и на улицу. Где она остановилась на крыльце особняка… Кстати — обычного особняка, без этой местной мании делать плоские крыши, внешние лестницы между этажами и густо обмазывать стены штукатуркой. Встала и высоко подняла руки, потягиваясь и делая глубокий, до настоящей боли в груди, вдох. Мозг ей при обращении "починили", сердце — тоже не останавливалось само. Но до сих пор давало сбои в ритме и болело. Кто знает, зачем Неллит так поступила — возможно, ради сохранения личности бедняжки-Лизы, которая не была бы той, кем была, полностью избавившись от своих недугов. И остаток пути до конюшен, по выложенным камнями тропинкам, мимо клумб и аккуратно подстриженных кустов, она прошла уже пешком. Да и выносливости ей на долгий бег тоже как-то не хватало…

Полуполурослица налегла на тяжёлые двойные створки и с кряхтением сдвинула их, вступая в тянущийся через всё это здание коридор и заставляя размещённых по стойлам лошадей обернуться в её сторону.

— Эй, Никифий! Ты тут?

Две породистые лошадки фыркнули в своих стойлах, вскидывая головы — животные всё ещё не любили дамиан, чувствуя в них нечистые эманации… зато вот конь стал заинтересованно крутить ушами и нюхать воздух, ибо Шаос была ехидной, и он был бы не против посадить в неё ещё парочку своих семян… Ну, или чтобы она его хотя бы просто подоила.

— Никифий!! А ну явись сюда, глупое ты йивотное! — Девушка коварно улыбнулась. Ведь где-то тут, проявляя заботу об этих крайне полезных животных, работал ещё один из немногочисленных слуг-мужчин. По совместительству — полуорк и также ещё одна её "игрушка". Но с ним она также не спала, ибо было с ним всё не так просто. — Твоя хозяйка тъебует твоего пъисутствия!

Мужчина высунул свою зеленоватую голову из-за спины лошади, замирая с этой приоткрытой по-орочьи массивной челюстью и торчащими нижними клыками. Причём он не был особо высоким — и даже более, он был жилистым, откровенно худым и сутулым. Но и не в этом была его главная особенность… Он был глупым. И не просто глупым — а именно что отсталым в своём развитии. И такие обычно склонны к тому, чтобы либо внезапным образом становиться миллионерами, либо — оказываться в обнимку с соседскими детьми, у которых почему-то стала странно болтаться шея, когда он захотел обнять их чуть сильнее. Кстати, девушки такого склада ума, при этом обычно очень даже миленькие, чаще оказываются по какой-то очень трагичной причине мёртвыми, из-за чего все потом начинают покачивать головами и тупить взгляды — мол, была такая молодая, такая красивая, жила бы ещё и жила… Ну, или при определённом стечении обстоятельств, а также крупной сумме денег и чьему-то разыгравшемуся милосердию — могли стать одним из представителей расы дамиан, из-за чего даже слегка умнели и начинали задирать нос при виде более глупых, чем они, людей.

Короче, да. Лизе Медяновой, тоже девушке некогда отсталой, нравилось над ним издеваться. Ну, слегка… Так, возиться!

— Эй, Никифий, телвяк ты мой. Подойди-ка сюда! У меня, кайется, застёзка на туфле ласстегнулась… Не пловелишь её?

И усмехнулась, когда он вышел из стойла, чтобы показаться во весь рост — горбоватый полуорк как и всегда носил свой вусмерть занюханый смокинг. Чёрный смокинг, одетый на него как будто бы с чужого плеча — слишком короткий, из-за чего над низкими ботинками так забавно торчали узловатые костяшки его голых ног, а также грязный и неоднократно латаный его бедной матерью — особенно на локтях и коленях. И в дополнение к и без того странному виду — в петлице у него торчала помятая ромашка, сорванная его же неуклюжими лапами. Но про мать его она сейчас подумала совсем зря — из-за чего испытала не так много удовольствия от того, что он встал перед ней на колени, а она поставила на его вытянутую руку свою ножку — при этом задирая её довольно высоко, из-за чего мужчине открывался вид под её задранную юбку и на очень близко расположенные трусишки. С клубничками, а также швом, перпендикулярно пересекающим явно читаемые под ними формы её пухленького копытца.

Никифий сглотнул, пока свободной рукой проверял застёжку, а на лице выступил пот. Его голубые глаза то и дело обращались то вверх, то вниз — на её бельишко и обратно, на лакированный ботиночек его хозяйки… И хотя Шаос тоже ощущала небольшую сырость внизу, а видом она всё же выглядела довольно невозмутимо и высокомерно, мысли её по большему счёту были заняты именно перекручиванием нелёгкой судьбы этого парнишки. Он был сыном одной из работниц её отца — именно что по банковскому делу. Два десятка лет назад, то есть ещё до воцарения болотного идолища и остановки солнца, в одном из отпусков со своим мужем на их дилижанс напало блуждающее племя орков. Всё ценное и съестное унесли, мужа — убили, а её… по мнению большого количества людей с ней сделали то, что было хуже смерти. К сожалению, у самих умерших обычно не спросишь, что же на самом деле лучше, а что — хуже, но лично она выбрала для себя жизнь. И даже родила от этого нежеланного союза дитя. Но будто бы этого было мало — её сын оказался умственно неполноценным… Но Малкой проявил снисходительность к бедному ребёнку, ибо сам столкнулся с чем-то похожим в своей жизни — и принял его на службу в качестве конюха, подарив крышу над головой, горячее питание и даже какой-то достаток. Благо, он хоть и был глупым, лошади его любили, да и сам он парнем был не злым и покладистым… Грустно будет, если он тоже отправится на улицу вместе со смертью её отца, который вполне может и НЕ прожить свои полагающиеся ему лет тридцать. Ведь всё это очень даже условно…

Вот тут Шаос стало совсем неловко — и она, уже вознамерившись убрать ногу — была подхвачена под ляжку его зеленовато-бурой, болотного цвета ладонью, сжавшей и оплётшей её мягкую плоть узловатыми пальцами.

— Э-эй, пусти! Больно! — Она попыталась вырваться из его объятий — но это заставило его сжать её ещё сильнее, уже до слабо терпимой боли. От такого даже синяки могли остаться. — Больно, говолю!

Да… разбогатеть ему точно не светило — зато силы свои он рассчитывать точно не мог. И когда в голове у Шаос уже возникла мысль о том, что пора уже бить его по плечу ладонями — руки его задрожали, а сам он громко и отрывисто закряхтел, прижимаясь к её бедру гладкими и какими-то по-жабьи липкими щеками.

— Мой… Мой писюн, он дёргаеться, а-ах… — Он весь скрючился вокруг её ноги, весь задёргался — и долго, чувством прокряхтел… — Дочь хозяина опять заставила меня испачкаться…

Нуууу… Стало быть, не успела… Ладно? Зато синеглазая дамианка тактично отвела взгляд под потолок, чтобы не видеть то мокрое и источающее густой "мускусный" запах пятно, что начало расползаться по его штанам в паху…

И вот именно поэтому она с ним не "спала". Она бы возможно и рада была дать парню, которому вряд ли когда-нибудь светит нормальная жизнь, познать удовольствие от обладания женским телом, но он разряжался слишком быстро. Даже до того, как член его становился твёрдым. Максимум, что она успевала у него сделать — отсосать, но того, зачем она берёт в свой рот грязную штуку, которой он писает, полуорк не понимал. И поэтому начинал громко кричать, трясти руками и кривиться. Как-то раз он даже хорошенько так стукнул ей по голове в этот момент, из-за чего она на несколько минут вырубилась. А потом долго тряс её, заставляя голову болтаться и биться об ограду стойла… Очнулась же она уже под крики садовника (и его жены, пф…), когда её тащили в местный прудок с камнем, примотанным к её цепи — и тогда ей пришлось задействовать всё своё красноречие, чтобы об этом инциденте не прознал её отец. В общем, пришлось вешаться им на одежду и утверждать, что ничего страшного не случилось, и вообще — так и было задумано.

— Слуусай, ты это… как пееоденесся, ну… найди меня тут, в палке. На скамейке…

Полуорк уже спустил штаны и начал безжалостно обтираться соломой, которую потом должны были есть лошади… Но на этом моменте Шаос уже ушла.

Глава 11. Непреклонный. Часть 2

Шаос вышагивала по улицам города широким шагом в этом своём кошачье-горничном одеянии, юбка которого едва ли как-то скрывала её бельё с клубничками, и высоко задирая свои короткие ноги в подобии чудачливого марша. Её вид был предельно несерьёзным — через плечо её была перекинута швабра, а на свёрнутом в забавное колечко хвостике — болталась губка на верёвке. Она словно бы возглавляла какую-то потешную процессию, чем ещё сильнее привлекала к себе внимание и заставляла прохожих оглядываться ей вслед. А иногда — и прыскать в усмешке.

— Давай, Никифий, впеёд! К победе! — Выставила она руку, указывая леденцом перед собой и… и на ходу обернулась, чтобы убедиться в том, что этот парнишка в очередной раз где-нибудь не отстал — а то в городе он вообще никак не ориентировался.

Что говорить? Он и дома своего найти не мог, поэтому его матери, этой грустной женщине с тяжёлой судьбой, приходилось лично приходить за ним, чтобы забрать его на выходной. И сейчас он снова где-то отстал, из-за чего Шаос на мгновение растерялась и простояла на одной ноге достаточно долго, чтобы инерция её движения не смогла компенсировать вес швабры и слишком откинутую назад голову… Подняв облачко пыли, девушка мягко грохнулась на попу, издав забавное "Уф!". А вот швабра загрохотала уже достаточно громко, чтобы заставить зажмурить глаза. Но обиднее всего было всё-таки за леденец, который тоже упал на пыльную дорогу и отныне был непригоден для дальнейшего рассасывания.

— Никифий?! Ты… — Она перевернулась, становясь на четвереньки и… и снова сжала веки, когда какой-то ориентировочно незнакомый ей мужчина похлопал её по голове… а в конце — снова склонился и отвесил хорошего шлепка по попе. — Э-эээй! Ты то твоис-то?..

— Да как — что? Отряхиваю! — Заулыбался он и пошёл дальше.

Хотя, чисто теоретически, она его знать всё-таки могла. Но это было неважно, ибо Никифия видно нигде не было — и ей, с мешающейся шваброй, которую она теперь держала перед собой и норовила ушибить по колену любого встречного, пришлось вприпрыжку бежать назад. Ну не мог он далеко уйти, не мог же! Она же постоянно оглядывалась назад!

— Никифий!! Эй! Эй, дядь! — Она подскочила к прохожему эльфу, который оценил её с присущим практически всем эльфам высокомерием и презрительностью. — Вы не видели тут…. ну, полуолка? Зелёного такого, немного фиолетового, тоссего, и…

По первой, он лишь молча покрутил головой, но когда Шаос уже готова была броситься с вопросами к кому-то ещё — всё же закатил глаза и с откровенным неудовольствием указал на ответвление от той улицы, по которой держала свой путь ехидна прежде. Успев ему откланяться — она побежала в указанную сторону, на ходу, хоть уже и тяжело дыша, продолжая окликивать пропавшего.

— Никифий!.. Где тебя… бесы носят?! Ники!.. Никифий… — Ход её ног стал замедляться по мере того, как она узнавала эту рябую лысую башку — эльф не обманул, и орковский потомок действительно свернул на одну из этих улочек поуже и потемнее, но не успел уйти достаточно далеко. — Бл*дь, то он опять делает?

Конюх сидел на корточках у самой скамейки, так что руки его в натуральном смысле лежали на подлокотнике, а сам он выглядывал из-за него, будто бы таким образом прятался от расположившейся уже на самой скамейке парочки: щеголеватого молодого парня в белых лосинах и обеспеченной женщины за сорок. С меховым воротником и переливающимися камнями на шее, пальцах, ушах и х*р знает где ещё.

— Никифий, ты там совсем дегенелат тупой, а? — Спросила Шаос, бросая на жмущихся в свете уличного фонаря "влюблённых" довольно-таки хамовитый взгляд. Во-первых, из-за того, что таких вот парней она вообще не особо любила, а во-вторых — наглецы и не думали переставать обниматься… и даже целоваться, пока на них пялился этот недоумок. Короче говоря — делали это с вызовом. А как известно — это уже прерогатива самой Шаос. — Бейи вёдва и идём. А то свабвой дам!

— Они целуются… — Прошептал он, всерьёз считая, что они его не видят.

— Да, они целуются. Идём!

— Эй, девочка! — Залихвацки сказал парень, пока его дама, прижимаясь к его телу, всем своим видом только и показывала, что дамианка может завидовать сколько угодно, но он — её собственность. Её — и только её. Будто бы он вообще ей был нужен…

— Какая я тебе… Пф! То надо?

Лиза поставила швабру на землю, слегка опираясь о неё, что даже позволило расслабить одну ногу.

— А вы кто такие? С цирка какого-то сбежали?

— Впервые вижу плоскогрудую суккубку. — Глубоким голосом произнесла женщина. А пальцы с ярко накрашенными ногтями так и игрались на пуговицах сорочки её любовника. — Нелегко тебе приходится, да? Наверное, сложно найти кого-то, кто разделит с тобой такой постель.

— Ха-ха. Во-певвых, я — не суккуб. Во… — Она осеклась. Она же только что не говорила что-то такое? Нет? Не перечисляла что-то подобным образом? — Во-втовых — я его хозяйка, а он мой алкий аб! Ну и в-тъетьих, ты будешь сильно удивле!…

— Они целуются! — Повторил полуорк, чем заставил Шаос закатить глаза, а влюблённую парочку — снова начать этим показательно заниматься. Снова зачавкали их языки, пока глаза обоих косились на сопящую от возмущения ехидну.

— Ну пусть целуются! Хотес — я тебя потом поцелую? Пойдём!

Не вставая с пыльных, оттянутых колен, полуорк обернулся к своей госпоже и подставил щёку… однако же девушка, хоть и растерялась на мгновение… ладно, на два мгновения, потому что она не сразу поняла, что он имел ввиду этим жестом, но, под насмешливым взглядом этой парочки… да просто с чувством уязвлённого самолюбия, бросила швабру и маленькими своими пальчиками повернула к себе его лысую голову лицом, чтобы припасть к его губам во влажном поцелуе, запуская свой розовый ехидновский язычок в его кривую клыкастую пасть…

Выглядело это очень странно. Грязно и… для большого количества людей — довольно-таки отвратительно. Например — для людей, ради которых Шаос и решила устроить это представление. Потому что она выглядела очень мило, с этими пухлыми щёчками, задранным носиком и большими синими глазами, а он — откровенно безобразен. Весь иззелена-розовый, аж фиолетовый местами, рябой и весь какой-то кривоватый. Жаль только, что она сама не видела их лиц в этот момент…

И тут зелёная, скользко-холодная лапа проползла по её бедру вверх — и даже выше, настолько, что она ощутила, как поднялась её юбка, как палец зацепился за край её милого бельишка — и потянул его вниз, обнажая миру (и невольно замедляющим свой шаг прохожим) её пухленькое безволосое копытце. Но даже если её первичной реакцией было отдёрнуться и прикрыться — она справилась с этой слабостью и подняла над головой руку, показывая собравшимся тут средний палец. Что стало уже откровенным для них перебором и гонимые чувством высокопробного кринжа люди поспешили убраться — в том числе и те влюблённые. А значит, и Шаос могла наконец вытащить свой язык изо рта полуорка и, хорошенько сглотнув слюну, подтянуть тёпленькое бельишко на место.

— Всё, Никифий, идём… Только больсэ не отста… — Её носа коснулся некий… крайне знакомый запах. Что делал её рот полным слюны, а животик наполнял порхающими бабочками. — Да ладно, опять?!

Её аура не могла отвердить его член, ибо не успевала, нооо… на количество семени успешно влияла. И своим гибким хвостиком, сама же отворачиваясь, протянула ему губку… Ему она сейчас будет нужнее.

***

Ей нравилось это занятие. Оно было общественно полезным — это раз. Два — просто в её манере забавным. Как три — кажется, даже со стороны богини это заслуживало уважения, из-за чего она малость накидывала фаворчику в пухленькую копилочку хорошей, послушной ехидны, а как четыре — давало общение.

Люди улыбались, шутили и смеялись, глядя на то, как низкорослая и не слишком ловкая девчонка крутится вокруг памятника и трёт его длинной и тяжёлой, постоянно перевешивающей шваброй — по пронзённому во многих местах нагруднику, по измятому топхельму, под заклинившим забралом которого скрывалась личина героя, по его латным поножам… согласно слухам — также заклинившим, из-за чего он и не упал. Хотя — всего лишь слухам, руки его копья ведь тоже не выпустили, что значило, будто бы и рукавицы его тоже должно было заклинить. Кстати, касательно копья — она его также с удовольствием отполировала… ну, или протёрла — и в этом ей помогла местная стража. Потому что некий мужчина в геральдической накидке городской стражи просто, совсем не спрашивая на то разрешения, схватил крутившуюся у памятника ехидну подмышки — и поднял вверх, чтобы она смогла добраться до самого его острия. Они её здесь знали. Да и вообще — местные. Хотя и не все одобряли того, что представительница тех, с кем он бился, ошивается подле него, да ещё и так "неуважительно" трёт грязной тряпкой, пока всем только стоит, что просто восторгаться его подвигами. При этом делая это издалека.

— Что-то ты лёгкая сегодня. — Сказал он, светя из-под наносника широкой улыбкой. — Никак, остепенилась, а? Или к скабоданцам пошла?

Скабоданом именовался бог, что тоже, вроде как, выступал за всё хорошее и светлое, нооо… несколько излишне покровительствовал отказу от некоторых земных удовольствий… А именно — секса. Короче, его последователи практиковали ритуальную кастрацию, а женщины опивались какими-то настойками. Или пользовались узкими стилетами, делая в определённых местах тонкие проколы на животе.

— Ага, с-сяс! — Ответила Шаос и игриво так шлёпнула его хвостиком по щеке. После чего этот же самый хвост сильно так задрала вверх, демонстрируя ему лучшие ракурсы своих широких бёдер. — Как я тут законву, мы мовэм…

Она же обещала отцу, что не будет… Блин. Может быть, просто сразу не рассказывать? Или поступить как всегда — сказать, что так уж вышло… Хотя пока что ей не хотелось утруждать себя на новый "заход" — пару деньков бы ещё подождать… Но можно ограничиться руками! Или губами!

— Или сегодня я не могу…

— Да не парься. — Он поставил её на землю — и опустился к ней сам, шепотом говоря на самое ухо. — Слушай, а этот зеленокожий — он что, твой друг?

Никифий сидел у ведра с мутной водой и с угрюмым видом макал в неё губку. Макал — и выжимал, глядя на то, как вода с частичками хлопьев серой грязи течёт меж его такого же грязного цвета пальцев… И повышенное настроение синеволосой девушки при виде этой картины сразу же поутихло, а вместе с этим и улыбка сползла с её лица.

— Не… Не совсем. Он конюх у моего отц… — Шаос выругалась про себя — и улыбнулась картинно-невинной улыбкой, что оставалось только ресничками захлопать — но это было бы уже явным перебором. Про отца лишний раз лучше не говорить! — Э-эээй, Никифий… там в дугом ведъе есть тистая вода ессё?.. П-полей его, позалуста, свелху…

Беспрекословно, полуорк поднялся в рост и покачивающейся походкой подошёл к "статуе", по-очереди выворачивая на неё содержимое обоих вёдер… но хотя бы грязная (вероятно, только по совпадению) пошла перед чистой.

— Эй, эй, парень, полегче! — Отпрыгнул стражник, прихватывая за собой и Шаос, чтобы её также не окатило водой — а то ей это, с таким-то ростом, грозило не просто порчей штанов, а вполне себе умыванием. — С ним точно всё нормально?

Прижатая к его груди и способная лишь болтать в воздухе ногами девушка кивнула.

— Не-не, с ним всё нолмально… Он слегка стланный плосто… Поставьте меня, а?

— Хм… Как знаешь. Кстати, а чего ты иногда так говоришь мило? Прямо мягонько так… — Девушка в его руках хищно открыла ротик и… и хотела его за что-нибудь укусить, но не нашла подходящего места — не кольчужные же рукава грызть? Поэтому просто зашипела вместо этого.

— Нифига подобного! Я говою номально! Поставь меня! — И с пущей силой завихлялась.

— Ладно, ладно! Отпускаю… Какой злой зверёк, хехе!

Опустив Шаос на землю, стражник в последний раз потрепал её по голове, а она, присев в реверансе и открыто продемонстрировав под приподнятой юбчонкой своё бельё — пошла собирать вещи, попутно окликивая и Никифия — чтобы тот тоже собирался. С какой-то заторможенностью, орк повиновался…

Вроде бы — дело было закончено. "Статуя" — освежена, люди — развлечены представлением, сама она почувствовала себя полезной, Никифия выгуляла — а то он порой слишком грустным ей кажется, общаясь с одними только лошадьми, и, вроде бы, можно было идти домой…

— Эй, девушка, извините. У вас есть свободная минутка?

— Эм? — Обернулась она к неприглядного вида мужчине — такой вполне себе мог стоять за каким-нибудь прилавком магазина или же корпеть за кипами бумагам, что-то считая или записывая. Среднего роста, малость худощавый в какой-то строгой, но непримечательной коричневой одежде. Разве что, несколько рулонов бумаги подмышкой бросались в глаза — и треугольная шляпа с пером. — Зависит от того, то вам надо.

— Вы — довольно яркая личность, как посмотрю. И, вероятно, берётесь за весьма разноплановую работу, да?

— Хотите купить моё полуослитье тело? — Наклонила голову девушка, стараясь не слишком улыбаться и выглядеть скорее непонимающей.

— Н-нееет, я… — В душе она расцвела. А ведь именно этого она и добивалась — сконфузила, хехе! — Не хотите пораздавать листовки? С приглашениями посетить битвы на арене. И можете не переживать — всё законно! Да и с оплатой организатор не поскупится.

— Госпожа Лиз, идём! Лошади не кормлены, а уже пора… — Подал голос Никифий, бессмысленно переминающийся с ноги на ногу.

— Подовы, Никифий, минутку! А тево я-то?

— Вы — яркая, заметная личность. Ещё и милашка. — О том, что она — как бы забавная пародия на нормального человека, в частности на нормальную служанку, но в миниатюре — он по неким причинам говорить ей не стал. — А люди склонны замечать таких странных существ, и поэтому будут охотнее брать их из ваших рук, а потом — уже через секунду не забывать об этом. Вы же уже не ребёнок, верно?

— Венно… — Пробурчала Шаос… и невольно пригладила мягонький, слегка выпуклый животик у торчащего из-за края юбки пупка.

Предложенная ей затея была странной и спонтанной, но с другой стороны — а почему бы и нет? Если всё законно, и ей за это действительно заплатят — а то деньги ей никогда лишними не будут. Отцовские-то она готова тратить только на действительно необходимые вещи, а вот походы по кабакам, леденцы и прочие сумасбродности (в том числе странные костюмчики, вроде этого) она оплачивает из кармана уже собственного.

— Госпожа, идёмте. Уже время!

— А мне ямо сейвас надо будет? Или как? Ну, аздавать их? — Она крайне медленно двинулась к Никифию, хотя головой всё так же была обращена к тому типу с объявлениями и пером.

— Конечно нет! У меня их и с собой-то нет. Только так — пара плакатов! — Он так же пошёл следом за ней, из-за чего вся троица из весьма сконфуженной ехидны, какого-то слишком нетерпеливого полуорка и нового знакомца отправилась в не столь близкий путь по направлению к особняку, имея при этом возможность обговорить некие детали. — Знаете, как лучше поступим? Вам лучше встретиться с ним лично — моим шефом. Я с ним всё заранее обсужу, разрисую перспективы по вашему найму, даже постараюсь выбить вам оплату побольше. Он — человек деловой, с хваткой и располагает нужными финансами, но я лучше разбираюсь в продвижении и раскрутке этого дела — и он мне в этом доверяет. Так что думаете? Согласны?

Каких-либо причин отказываться она не видела. И поэтому, особо больше не думая, она кивнула.

— Отлично, просто отлиично! — Заулыбался человек — и остановился на несколько секунд, чтобы с кипой мешающихся подмышкой рулонов вытащить из кармана брюк карточку плотного картона и передать его в маленькую лапку ехидны. — Можете заходить уже завтра — часы приёма там указаны. Вас будут ждать.

Глава 12. Работа!

Ииии… Таким вот внезапным образом — у Шаос должна была появиться работа. Настоящая работа! За которую и платить обещали. Но до сего момента — ей пришлось ещё немного подождать, ибо часы приёма оказались далеко во второй половине дня. Ещё и афишировать раньше времени то, куда она собиралась… и собиралась ли вообще куда-то — она не хотела, что ещё сильнее усиливало её чувство нетерпения. Хорошо хоть, что отец этот день с утра раннего и до позднего вечера провёл на работе, а слугам было неинтересно общение с ней в принципе — так что, проболтаться ей не грозило. Можно было бы, конечно, до Азаэля дойти, но… но тогда она рисковала где-нибудь в районе трактира забеременеть. А ей пока не хотелось.

В общем, проведя пол дня в постели за поеданием сырных палочек, попеременным отлёживанием всех своих боков, спины и живота, а также артистичным шевелением хвоста, Шаос один фиг не смогла дождаться нужного часа — и ушла на встречу раньше положенного, рассчитывая прогуляться. Да и этот район города ей был не слишком знаком, так что она допускала, что может потратить на поиски нужного адреса лишнее время…

Короче, один фиг ей пришлось ещё целых три часа прождать на скамейке у кованой калитки, которая вела к белостенному четырёхэтажному дому в местном стиле. Кстати, с неким хитрым смешком, она даже успела подумать о том, что её нанимателю принадлежит только один этаж этого пусть и недешёвого строения, в то время как её отцу — целый особняк и прилегающая к нему территория. И это — в городской черте! Так что кем бы ни был её возможный наниматель — он не был ей ровня! Ну, или просто не стремился слишком выпячивать своё состояние.

А ещё, что она успела сделать, раз заняться всё равно было нечем — так это задремать. Прямо на той скамейке, на улице, где люди без конца ходят. Ладно хоть выглядела она прилично и у стражи не возникало желания принять её за бездомную и увести куда-нибудь из этого респектабельного района. Причём, прилично — это в плане "опрятно". Назвать же приличным само по себе донельзя короткое жёлтое платье на пуговицах, так ещё и задравшееся во время сна настолько, что прохожие могли беспрепятственно видеть не то, что её бельишко с цыплятами, но и основание хвоста, было сложно.

Открыла же глаза девушка из-за понимания, что на неё смотрят. И первым бы делом она с радостью проверила то, который сейчас час — но, увы и ах, часов у неё не было, а по солнцу его определить было невозможно. Так что, ничего не оставалось, кроме как посмотреть в ответ на стоящую перед ней парочку мужчин — весьма крепких, к слову говоря, мужчин. Одного — в плотной кожанке и с дубиной на поясе — повыше и второго — ещё более крепкого физически — но пониже и в дорогой деловой одежде. Причём — конкретно так с виду дорогой. Ткань лоснилась, швы — ровные, шита стопроцентно по его нестандартной фигуре. Да ещё и роза в петлице торчала, настоящая.

Протирая глаза, девушка села, сведя колени вместе… а потом, ибо пялились на неё как-то совсем нагло — ножки слегка раздвинула. Возможно, смутятся и отведут взгляд. А если нет… Ну, пусть пялятся и на её бельё — ей это тоже принесёт некоторое удовольствие.

— Это ты должна была ко мне зайти? — Спросил амбал в строгом костюме. И Шаос тут же приоткрыла рот (и ещё сильнее подраздвинула ноги, ибо в этот момент просто забыла о них, от чего они сами и разъехались), начиная рассматривать этого человека уже не как очередного прохожего, внимание которого она каким-либо образом привлекла, а уже как к личности.

К слову, из-за коротких ног он был весьма не высок — сантиметров так под сто шестьдесят. И был бы он ещё ниже, если бы этот недостаток не компенсировал гипертрофированно развитым, массивным торсом — Шаос даже показалось, что шеи у него вообще не было и плечи плавно переходили в большую лысую башку (в этот момент она подумала о своей талии…) с какими-то маленькими карими глазками и двумя "точечками" усиков, почти над самыми уголками рта. И в отличие от того же Рикардо, также страдающего недостатком шеи — он практически полностью состоял из мышц. Некий такой полукриминальный воротила, что и сам кого хошь прибьёт, короче. При этом второй, судя по всему, был его охранником. Или любовником. Почему-то ехидне было забавно думать о том, что они, эти два амбала, могли друг с другом спать. Хотя улыбка быстро утихла, ибо… ну, выглядели они как те люди, с которыми лучше не шутить.

— Да? — Спросила девушка после долгой паузы. — По поводу объявлений?

— В таком случае — идём. — Охранник открыл перед ними запертую на ключ калитку и впустил своего господина, а также порхнувшую желтёньким платьицем и белыми трусишками девушку внутрь. Сам же он ещё какое-то время остался дежурить снаружи, покинув пост только пятнадцать минут спустя.

***

Апартаменты оказались весьма богаты в своём убранстве. Крепкая лакированная мебель — богатая и дорогая, но без вензелей и ненужных украшений. Всё чистенько и прибрано, мало лишнего — ввиду чего можно было сделать вывод, что досуг у него был очень скучным. Если только за лишнее не считать множественные трофеи и награды, представленные как на стойках и в шкафах, так и висящие на стенах. И при виде них, кстати, у дамианки возникало подозрение, что он всё же не был криминалом, ибо больно много этих наград представляло из себя грамоты в деревянных рамочках. Такие бандюганам обычно не выдают…

— Дубового вина? — Предложил он глазеющей по сторонам Шаос, когда они остались в квартире одни, и достал из остеклённого шкафа четырёхгранную бутыль с карамельного цвета напитком. Такой маленькой и с виду растерянной в этой большой, наполненной массивной мебелью комнате. — Ты же пьёшь алкоголь?

Дааа…. И больше всего здесь ей понравился диван — огромный кожаный диван, весь такой чёрный, блестящий и с виду скрипучий. Если бы он решил подмять её на нём, то она бы, наверное, кончила уже в тот миг, как её крылышки коснулись бы его поверхности. А потом бы она, наверное, долго лежала в его складках, наполненных грязно пахнущим семенем, и мариновалась. Или вычистила бы их, используя только свой язык и губы… пока он бы снова обладал её слегка пухленьким полуросличьим тельцем.

— Пью. — Сказала Шаос, вернувшись взглядом к собеседнику. И встряхнула головой, чтобы прогнать оттуда странные мысли — а то они уже отразились в том, что она ощутила, как потеплело между ног, а бельё стало чуточку влажным. А мужчина тем временем наполнил себе стакан, плюхнув туда, помимо напитка, и горсть ледяных кубиков. В наличии же у столь обеспеченных людей зачарованных морозильных ящиков сомневаться не стоило. Но когда он вознамерился наполнить и второй — девушка опять затрясла головой. — Но не ясто!

— Что?

— Не… не тясто. В смысле, не то, стобы с охотой… Я калтавая. Ну, если вы не поняли… — Голубоволосая девушка виновато улыбнулась и сделала полшага назад. Ещё и сжав коленки вместе, заводя одну ногу за другую.

— Тогда не буду настаивать. И давай сразу к делу — у меня ещё есть на сегодня планы. Как ты уже наверняка поняла, я — Рольф Кафтон, один из достопочтенных лордов Инокополиса. Вхожу в высший совет и являюсь главным тюремщиком. Моими силами обеспечивается то, чтобы это место ещё не превратилось в расхлябанную клоаку.

А вот тут мысли Шаос окончательно вернулись из своего полёта в мир фантазий — и она даже немного пожалела о том, что связалась с ним… Нет, ехидной она была довольно-таки законопослушной — серьёзных нарушений закона за ней не имелось… Так, в основном хулиганство в плане вызывающего поведения — но это по большей части пустяки. И всё равно — при якшании с подобными личностями… да и вообще — с персонами подобного уровня — всегда требуется вести себя поосторожнее и не говорить лишнего. В конце концов, всегда можно каким-нибудь случайным образом попасть в планы ещё одной, третьей стороны.

— Да не жмись ты так. Знаю я ваш род — хаос у вас в крови, и за неверно сказанное слово в тюрьму я тебя не брошу. То — работа, а это… так, хобби. Расслабься. И короче. — Он взболтнул охладившимся напитком в стакане — и в один глоток его выпил, даже не крякнув от этого. — Помимо основной работы мне принадлежит арена. Где желающие заработать люди и нелюди могут сразиться с монстрами или сойтись в поединках друг с другом. Ну и конечно же, куда без этого, за скромную плату каждый желающий может на всё это посмотреть в качестве зрителя. А более искушённые — сделать ставки. Всё легально и в соответствии с необходимыми мерами безопасности, из-за чего жизни участников практически ничто не угрожает. Кроме совсем уж вопиющих и крайне редких случаев.

Битвы на арене легальны, пока участвующие в них не идут на убой. Дамианка уже слышала про такое. Хотя, опять же, не была любительницей подобного — это было дико, жестоко и всё равно опасно, а неразумных (и полуразумных) тварей там убивать очень даже разрешалось. А она же, вроде как, ехидна, то бишь — мать монстров, и, стало быть, ей положено любить всю фауну, какой бы отвратительной она ни была… Или же она просто была слишком для этого мягкосердечной. Не суть.

— И мой подручный крайне тебя рекомендовал. Говорил… — Он оценил девушку взглядом. Странная она была очень, эта полуполурослица-полуэльфийка, и относиться к ней можно было по-разному, но определённо — особа она эффектная. — Да что там — говорил? Девушка ты определённо заметная. Только я думал, ты будешь всё-таки повыше… Да и пофигуристее, тоже… Ладно! Ты будешь отличной заманухой… Делать тебе особо ничего не нужно — каждый день будешь забирать из почтового ящика… — Лорд выпил ещё один стакан, но вместо того, чтобы наполнить следом ещё один — вытащил из кармана связку ключей, от которой отцепил только один маленький ключик, и бросил его ехидне…

Ожидаемо, что Шаос лишь взмахнула руками — но его не поймала… да ещё и сама потеряла равновесие, из-за чего грохнулась на низкий столик у дивана, едва себе голову о него не раскроив — её спас рог! Зато лак на предмете интерьера она попортила…

— …листовки и буклеты. Раздавать можешь где угодно — только выбирай районы побогаче. Белые Ветра, Каменная Площадь… если сможешь туда как-то попасть. Сиреневые Равнины, да. Тамошние проперделые аристократики тоже любят смотреть на доброе побоище "черни". И одевайся эффектнее, поярче. Будь милой. Немного оголённости также лишней не будет. Хотя, с такими длинными платьями — это уже и не нужно. В общем, примелькайся там людям, постарайся, чтобы они тебя хорошо запомнили. — Шаос только и кивала, вполовину и не осознавая, что он ей там говорил сейчас. — Там же ты будешь находить свою оплату.

— Эм… а мне на слово будут вейить? А если я нитево лазносить не буду? А пуосто их выкину где-то?..

— Понадеюсь на твою честность. — Человек усмехнулся. Вроде как без угрозы, но Шаос всё равно не хотела рисковать. Да и доверяли ей, а это тоже многого стоило… А ещё ей совсем несложно будет этим позаниматься!

— Угу. Хоово. И… мне сегодня этим у… увэ? Увэ заняться надо будет, да?

— Сразу рвёшься за работу, даже не поинтересовавшись о том, сколько тебе за это заплатят? Легкомысленно. Но приходи завтра. Здесь у меня их сейчас нет — поручу своему помощнику распечатать их побольше.

***

Последующие два дня, а именно первые их половины, она проводила за распространением буклетов и листовок с приглашениями посетить арену, где со дня на день будут биться какие-то там наёмники с какими-то там монстрами — её не слишком интересовало само действо. Но она то несносно подскакивала к бредущим по улицам или сидящим на скамейках людям, протягивая им листочки, при этом не произнося ни слова и выглядя максимально загадочно, то начинала в меру своих возможностей описывать предполагаемое действо, что они там должны были увидеть. А когда они останавливались (или хотя бы приостанавливались), чтобы глянуть, что это такое происходит — то она также выдавала им рекламки.

— Битва звея и йеловека! Сталь пуотив когтей и клыков! Не попустите битву века!

— Если ты смелый, ловкий и умелый — айена тебя зовёт! Делайте ставки, будьте постыми зъителями! Только здесь вы поймёте, кто хисник, а кто — явоядное!

— Свейкаюсэе золото, уквашения и безделуски — за всё заплатено квовью!

Кстати, касательно оплаты. Она — присутствовала. Хотя Шаос откровенно рассчитывала на немного большие суммы. За день ей платили всего тридцать золотых — то есть примерно столько же она получала, работая официанткой в "Рогах и Копытах". Но раз это всё равно было в большей степени хобби, нежели работа — её устраивало. Плюс — лишнюю десятку она заработала, когда отстрочила некоему джентльмену своим только что снятым и ещё хранящим её тепло бельишком… Конечно же, не стоило этого делать прямо в начале дня, но уж очень он был настойчив… Ладно уж, что на ней тогда были носки — их она практически и не испачкала в дальнейшем.

В любом же случаев, Малкой не мог не заметить прямо-таки лучащееся настроение своей дочери, куда-то уходящей по утрам (это ему доложили слуги), из-за чего на третий день, когда сам он решил провести его дома, он задал ей об этом вопрос.

— Лиз. В последнее время, ты какая-то совсем счастливая. Что случилось-то? — Спросил он за поздним завтраком, отложенным специально ради того, чтобы встретиться с дочерью за обеденным столом и у неё не было возможности куда-то резко сбежать, если она не захочет рассказывать.

— Я лаботу насла! — С довольным видом заявила она — и подобрала под себя ноги, чтобы была возможность вытянуть руку подальше, хватая огромную (не менее, чем сантиметров пятнадцать в длину) креветку за оперённый хвостик. С удовольствием, она стала её жевать, откусывая аппетитно рвущееся белое мясо. — Я там ффякие лифтофки… лифтовки авнофу!

— Что делаешь? — Переспросил мужчина, не разобрав не просто картавую, но ещё и жующую речь дочери.

— Мне кажется, она имела ввиду "листовки", господин.

— Спасибо за пояснение, Маттиль. В следующий раз, если мне будет интересно твоё мнение — я сам об этом спрошу.

Служанка поклонилась, принимая сие замечание со смиренностью, и отошла назад. Чтобы за спиной уже у него, но сжать губы, глядя при этом почему-то на Шаос… Хотя, та сейчас была слишком занята едой, чтобы заметить. Едва она даже полностью расслышала, что там только что сказал её отец… Тем более, если слышать подобное ей не очень-то хотелось.

— И что же ты продвигаешь? Какое-нибудь кафе? Или магазин одежды?

Не выпуская изо рта креветку, она закрутила головой. После чего подпихнула её пальчиком чуть глубже… и ещё чуть… зажмуриваясь уже до слёз… и — ещё чуточку… И когда она ткнулась ей буквально в горло — резко вытащила обслюнявленную тушку ракообразного наружу, начиная кашлять и виновато улыбаться. Отец её поступок проигнорировал, а служанка — закатила глаза.

— Да… д-да, кхе, не! Я але… — Дамианкастиснула зубы и лёгкими ударами по груди попыталась сбить кашель, но… но результатом оказалось то, что в один момент в глазах её побелело, а следующим воспоминанием стал уже удар лбом о столешницу.

В груди сильно щемило…

— Всё хорошо? — С места спросил отец — и как обычно, в любой нештатной ситуации, вёл он себя предельно спокойно. Будто ничего и не произошло. Хотя ноги его и были напряжены в готовности соскочить с места и попытаться как-то помочь дочери, если всё станет ещё хуже. Кстати, даже служанка — и та проявила беспокойство, несмотря на то, что удар этой идиотки о стол её сильно порадовал.

— Д-да… Б-бывает…

Шаос потянулась за стаканом — и только после глотка сока из каких-то лесных ягод почувствовала расслабление. Она выдохнула.

— Я на алене лаботаю. Кхем! Фуф, блин! Тоснее, людей туда зазываю. Х-хе. Как-то так вот!

— Надо же, куда тебя понесло. Уж не на лорда Кафтона ты поработать решила? — Полурослик усмехнулся, будто на такую глупость даже его дочь не была способна. Конечно же — картинно. Взгляд же его стал каким-то слишком серьёзным и внимательным.

И Шаос задумалась. Нахмурила брови и… кивнула? Если ей сильно не изменяла память, то его как-то так и звали. Лорд Кафтон. Карлос Кафтон — или как-то так. И лицо её отца сию же секунду переменилось — если он только что ненавязчиво улыбался — то теперь губы его слились в узкую черту, а худые щёки дрогнули от напряжения.

— Я требую, чтобы ты это прекратила. Чтобы ты больше никогда с ним не общалась — ни лично, ни через посредников.

Голос его буквально разрезал воздух. И что сказать… Что сказать, дамианка так и осела на спинке стула, удивлённо уставившись на сурового полурослика (да, с креветкой во рту). Он не любил этих её выкрутасов и не потворствовал её разврату, но какую бы глупость она ни сделала — он никогда не был настолько категоричен.

— Он — ничтожество, мерзавец и подонок. Ты в курсе, что он заставляет биться насмерть своих заключённых? Ради потехи толпы отправляет их на убой.

— Эээээ, но он говойил, сто… — Она вытащила тушку бедного животного и положила её перед собой на тарелку — ей всё равно стало не до еды. — Всё легально? Там путесэственники, с монстлами…

— И это не мешает ему устраивать бои "для своих", уже совсем по другим правилам. Поэтому — прошу тебя, больше с ним не связывайся. Придумай какое-нибудь оправдание… Скажи — что ты беременна и не можешь больше работать. Или нашла что-то получше. Что ты была не в себе, когда соглашалась. Или мне самому придётся наведаться к нему!

— Не надо! — Резко подалась вперёд девушка. Подставлять отца она точно не хотела. — Я… поговойю с ним, и… поплобую сто-то пъидумать…

— Я на тебя очень надеюсь. Мне больно видеть, что ты можешь каким-то образом способствовать его кровавым играм насмерть.

Шаос опять понурилась. Но девушкой ведь она была всё-таки хорошей — разочаровывать отца не хотела, да и если это было правдой… Может быть, они так могли искупить свою вину? Выйти на свободу? Вдруг за этим всё-таки было какое-то благородство…

— Опять я всё исполтила, да?.. — Улыбнулась она — и при этом совсем не весело.

Ну почему, когда всё складывалось не так плохо, она на самом деле опять умудрилась во что-то вляпаться?

— Я могу устроить тебя на работу получше, если ты этого так желаешь. Только скажи.

ТАК она не желала… Как бы банально и ответственно это ни звучало — она хотела добиться этого сама. И потому была вынуждена положить голову на стол — и продолжить есть креветку уже без былого удовольствия…

***

Тем днём она не пошла забирать приглашения из почтового ящика — а дождалась вечера, чтобы попасть на личную встречу с Кафтоном. Она собиралась как-то съехать с этой темы — и чтобы выглядело это поестественнее. Чтобы её, если он на самом деле тот ещё мудак, её не зацепило вызванным отказом гневом. Возможно, в качестве извинения она предложит ему себя, но… у голубоволосой дамианки было подозрение, что она — не в его вкусе. Наверняка ему нравятся высокие блондинки с огромными дойками. Вот только сменить она может только цвет волос — благодаря личному благоволению щедрой на подарки Королевы, давшей ей возможность становиться как раз-таки блондинкой, полностью имитируя тот цвет, который у неё был "при жизни". Ну, или становиться самой наискучнейшей из брюнеток, с какими-то непримечательно-коричневыми волосами. По её мнению. А вот сиськи отрастить или же стать выше — уже никак. Если только не начать об этом вымаливать в обмен на благосклонность Госпожи, испытывающей глубокую скорбь из-за того, что её виденье твоей сущности не совпало с твоими собственными желаниями. Чего Шаос точно делать не желала — ибо дорожила тем, что осталась практически той же самой Лизкой, что и была до обращения. А уж если ты ещё и решишь обратно стать прежним — это ранит королеву суккубов особенно тяжело… И она будет тобой расстроена. А её лучше всё-таки не расстраивать.

А вообще — оно видно будет, как всё решится. Но когда же она, предварительно подолбившись о запертую калитку и пробуя перелезть через шипованую ограду (к слову, ничего из этого у неё не получилось и открыл ей подошедший откуда-то консьерж — никак, на несколько домов сразу работающий), смогла проскочить в здание, а затем и подняться наверх — её наниматель уже был у себя. И при виде ехидны пришёл в лёгкое недоумение. А когда выслушал её слова о том, что она больше не может работать, потому что… ну, не может — он громко засопел. И стал чесать гладко выбритые щёки, о чём-то думая.

— Хреново дело, что сказать. Хреново! У нас были на тебя хорошие планы… и надежды.

— Планы? — Переспросила Шаос. И — да, она всё же зашла в его квартиру и стояла сейчас у дверей зальной комнаты, глядя на то, как расхаживает по ней член инокополисской палаты.

Но ни про какие планы ей ничего не говорили.

— Ай, забей болт. Что там — планы? Пфф! Может, выпьешь?

Девушка закрутила головой, встряхивая своими чудесными локонами, лежавшими у неё на груди. Но конкретно в данный момент это был не вопрос — и, взяв со стеклянной полки ещё один стакан — влил туда неплохую порцию своего дубового вина, приправив несколькими кубиками льда.

Пусть крякнув и закашлявшись — но Шаос выпила. И это был… довольно крепкий напиток. Не то разбавленное пиво, которое она привыкла пить.

— Похвально. Смелая девушка. Не какая-то там… кисейная барышня. Есть в вашей расе что-то такое, что сильно прельщает — вы не дрейфите по мелочам. — Он хрустнул своей… предположительно шеей — и так же выпил, наполняя после этого оба стакана по одну черту… разве что, льда у Шаос было поменьше. Да и сама она тоже была, уж очень мягко говоря, поменьше. И вручил ей в лапки вторую порцию напитка, как бы невзначай придерживая его под донышко указательным пальцем, чтобы быть точно уверенным в том, что она всё выпьет.

Её спаивали. И она это знала — не впервой. С ней постоянно такое проворачивают. Другое дело, что она часто не сразу это понимает — а потом уже не знает, как ей отказаться.

— Не хочешь срубить кучу бабла? Повысить ставки, так скажем. А?

Она стиснула веки… Ну конечно! Кто бы сомневался… Но проклятье! Бесово семя — её мозг уже начинала застилать пелена. Как бы она ни хотела сейчас собраться — мысли всё равно путались, а…

Её покачивающееся тело было обнято за плечо и провожено в кресло.

— Хочу предложить тебе поучаствовать в одной… сценической битве. На арене, естественно. Это будет фурор!

— Битве?.. На айлейне?.. А я ведь и… Я и длаться не умею, куда мне?.. — Она попробовала встать — но мужчина лёгким нажатием на её грудь усадил девчонку обратно. — Это вассе будет какая-то еунда, не? Меня пуосто убьют там!

— Ой, не переживай. Тебе достанутся крайне медлительные и не особо опасные противники. И тебе всего лишь нужно будет продержаться каких-нибудь десять-пятнадцать минут. Даже не нужно отбиваться, ты можешь хоть всё это время от них пробегать. Или пытаться спрятаться — это как тебе угодно.

— А какой смысл? Всё лавно не понимаю. — Она опять попыталась встать — но он снова придавил её к креслу. И тогда она попробовала схватить его за этот палец и укусить… Однако и тут её ждала неудача — он был нечеловечески быстр!.. Ладно, это она была ужасно медлительна. — Затем я? Я-то, а? Я вэ глупая ехи…

— Ты — отвязная особа, я же вижу, а к тому же — милашка. А люди очень остро реагируют на то, когда опасности подвергаются красивые или милые вещи. — А ещё её специфичная внешность — да ещё издалека, вызывала особые ассоциации… А как известно — на арене имелись определённые правила. До того же, чтобы скупать сироток по детским домам и подпольно отправлять их биться с кровожадными тварями — он ещё не дошёл. — Я верю, что ты сорвёшь банк, чем заслужишь очень достойное твоим усилиям денежное вознаграждение. Что ты теряешь? Ты всё равно дамианка!

— Ааааа, я поняла, да! — Она расплылась в крайне скептической улыбке… — То есть маваня там… маваня? Меня там возмовно, всё-таки убьют, да?

— Нееет-нет, исключено! — Человек замахал руками… после чего скорчил лицо в этаком "ну что же поделать?" выражении. — Никто не одобрит того, если я выпущу на арену неподготовленного человека, будь у того хоть призрачный шанс пострадать.

Данный вид деятельности — а именно бои со всякими монстрами и просто опасным зверьём — не требовал наличия какого-то навыка "постоять за себя", всё решалось одной лишь подписью о согласии. Другое дело, что организаторы обязаны вмешаться в случае скорого и неминуемого поражения бойцов, а вот Шаос… учитывая, что умертвление дамианца без законных на то оснований приравнивается только лишь к тяжкому телесному… что по контракту — уже легально, а следовательно…

— Когда мой помощник впервые увидел тебя, с этим твоим клоунским артистизмом, его светлую голову в миг пронзила эта идея! Поэтому он даже не поленился, и…

Человек отошёл к книжной полке, где как бы невзначай, меж двумя томами "О зарождении ценностей", уже дожидался отпечатанный в типографии контракт, нужные графы которого уже были заполнены необходимым текстом и достаточно было поставить лишь несколько подписей.

— …заранее составил необходимые бумаги. Да, и я не давлю на тебя, не требую немедленно его подписывать… — И всё же, но чернильницу он поставил на подлокотник, а контракт уложил ей прямо на голые колени. На всякий случай. — Просто у нас расписание. И чем раньше ты согласишься — тем больше у нас будет времени на то, чтобы разнести об этой битве новость. И следовательно — большую сумму получится собрать. Так что?

Самым неприятным в их плане было то, что Шаос успела помелькать с этими буклетиками всего каких-то пару дней. По изначальной задумке, её должны были хорошо запомнить потенциальные посетители арены, чтобы в один прекрасный момент, из её же собственных рук, получить приглашение лицезреть её практически ритуальное… кхем, жертвоприношение.

Шаос взяла лист в руки, сразу же "утопая" в объёмах текста. Он буквально пополз у неё перед глазами… Вот был бы тут Азаэль — он бы помог ей в этом разобраться…

— Меня там тована… на… па… топна не убьют? Не?

— Можешь не переживать — ты будешь жива и здорова. И я был бы очень признателен, если бы ты… хотя бы пару дней ещё поразносила те бумажки. Оплата будет двойной.

Голова не варила. Ей не хотелось. Было страшно. Но больше, чем всё это — ей хотелось уйти отсюда, поскорее и любой ценой.

Глава 13. Цена ошибки… Не той ошибки! ☙❤❧

Шаос сидела на своей кровати и с грустью вздыхала, глядя на копию документа, который она вчерашним вечером, по дурке, подписала. И теперь ей был уготован срок — две недели с хвостиком — перед тем, как её отправят на убой ради потехи толпы. Теперь-то она уже не раз успела прочесть его содержимое, но выходило так, что отказаться и не платить неподъёмные для себя пятнадцать тысяч золотых она не имела права. При этом самой ей было назначено награждение в тысячу. Сумма достаточно высокая, но… рисковать даже своей бессмертной жизнью она ради неё не была готова. При этом — это в случае победы. Графа про поражение была пугающе пустой… из-за чего она надеялась на то, что это просто оформляется так — вроде, и не важно, победит она или нет — заплатят одинаково. Но это она себя скорее утешала.

— Ну, Лиза, ты опять, в отеедной лаз влипла!

И об этом нужно молчать… Отцу — ни слова! Потому что он не раздумывая заплатит неустойку, и она будет чувствовать себя за это крайне виноватой. Возможно, если только Азаэль сможет помочь? Он же на этих бумажках собаку съел!

— Какая ты глупая, Лиза. Дазэ Никифий бы так не попался… А ты? Ээээх…

Девушка откинулась назад, барабаня пальцами по линии голого животика между краем чёрной юбки и… ну, типа как корсета — сложно сказать. Не тугого, но держащегося исключительно за счёт трения о тело — плечи (а также спина — по крылья) были голыми. А ведь две недели — это уже определённый срок. И, скользнув пальцами под резинку юбки — остановилась ими на своей метке, слегка выглядывающей из-под белой, с розовыми сердечками, ткани белья. Срок, который она не сможет просто "переждать" в ожидании неминуемого. И если она не хочет оказаться на арене, будучи неповоротливой и килограмм на десять тяжелее — с этим не стоило затягивать. Десять дней — плюс ещё парочку, чтобы придти в форму…

Это нужно было сделать как можно скорее. Возможно — даже сегодня. А значится, что дел у неё было слишком много, чтобы так вот беззаботно валяться на кровати. Нужно было вставать и идти в гильдию. И дважды сложив лист, то бишь превратив его лишь в четвертинку от первоначального размера, дамианка хорошенько промяла сгиб своими совсем не демоническими кругленькими ноготками — и сунула его под резинку одного из чулок. Длинного и белого, как она любит. Теперь, за свою собственную глупость, она опять должна была топтать свои короткие ножки. Но поделать было уже нечего — и, не сказав никому и ничего (да и кому ей что было говорить — отец-то опять с утра ушёл, а слуги… нет, ей определённо нужно спросить, за что же они её так невзлюбили!), Шаос ушла в город.

И старый-добрый Инокополис с охотой принял её в свои объятия. В свой привычный полумрак, привычный тусклый свет фонарей. Вот они, эти мощёные улочки и всё тот же люд, куда-то по своим делам бредущий. И всё то же чувство одиночества. Она помнила всё это. А город, кажется, помнил одну из своих бродячих кошек, рыщущую в вечных поисках любви, тепла и ласки… Поисках дома!..

Ладно. Она опять начала загоняться — тем более, и не такая уж и бродячая она теперь, это она снова поддалась лёгкой ностальгии по не лучшим годам своей жизни и улыбнулась. И с ней же, с этой улыбкой на губах, Шаос продолжила свой путь в сторону дамианского квартала, выбирая себе дорогу поинтереснее и где она могла увидеть что-нибудь новенькое. Ведь Инокополис — большой город, и едва ли она за свои тридцать лет "свободной" жизни исходила его весь. Да и менялся он, постепенно… Где были парки — вырастали дома, храмы и торговые площади, а где когда-то жили люди — теперь могли зиять пустые, чёрные окна… Одни предприятия разорялись — на их месте развивались другие. Она шла практически не глядя, пока голова была занята всем и сразу — и тем, получится ли у Азаэля как-то ей помочь, и тем, каким же образом она войдёт в "положение" на этот раз. С кем и каким образом… А также не упускала возможности погадать относительно того, кто же сегодня работает на кухне — от этого зависело то, чем она будет потчеваться… Но всё это — только после встречи с Азаэлем! Ведь именно это для неё задача номер один!..

***

Эх… Номер один, да… Шаос вздохнула. И огляделась, как-то неуклюже, с неловкостью потягиваясь. Причём, неловкость проявлялась именно что в моральном плане — настолько, что ей даже захотелось закрыть один глаз. Ибо понимала, что она — дурочка, раз умудрилась на пустом месте заблудиться. Она не знала, где сейчас находится и куда ей было идти! Слишком погрузившись в размышления, Шаос забрела в какой-то запущенный и неухоженный парк с разросшимися кустами и старыми, косыми и корявыми деревьями. Но паниковать не было никакой необходимости — с ней такое не впервые случалось, а уж где-где, а в городе она по любому отыщет дорогу — главное, выйти на люди поскорее. Так что — пустяк… Сущий пустяк, всего лишь показавший лишний раз, что она — не слишком умна и внимательна…

— Эй, эй! Фьють! — А вот чей-то голос (окончившийся свистом) заставил её вздрогнуть. И всё так же, не опуская заломанных за головой рук, она оглянулась на него…

Дамианец. Вероятно, из рода голиафоф — то есть, воителей. Кстати, вопреки распространённому мнению, способных полагаться не на одну лишь физическую мощь, но также и на ловкость и выносливость. Зато практически полностью лишённых "мистических" сил и склонности к колдовству. Даже ехидны — и те капельку лучше в этом преуспевают, хотя вообще ни коем образом не относятся к боевому виду. Конкретно же этот представитель расы имел крепкое сложение (под его кожаной курткой наверняка бы нашлось несколько кубиков пресса и развитая мускулатура груди), отдающую красноватым оттенком кожу и неказистые, торчащие вперёд рога. Где-то так… Категории "Б". И конечно же — крылья и гладкий красный хвост.

Мужчина подошёл к замершей на месте девушке и улыбнулся, обнажая ряд белоснежных и слегка заострённых зубов. Глазами же он несколько раз стрельнул по сторонам, а руки опасно не покидали карманов, будто бы он мог в них что-то прятать. И что так же добавляло его походке ещё и какой-то подозрительной скрюченности.

— Аааа, я сразу понял, что ты из наших. Ходишь под рогами, так сказать.

Он её не узнал. Ну, что не было на самом деле чем-то особенным — как бы, если они оба дамианцы, это не значит, что им положено всем друг друга знать.

— А то что бы тут ходить такой милашке одной одинёшенькой… Милые рожки, кстати. Обрамляют голову, словно тиара, ха! Я слышал, у одной известной в наших кругах особы они тоже так вдоль головы идут. Если ты понимаешь, о ком я, а?

Понимала, потому что речь шла о другой, кхем, лазурноволосой дамианке с похожими рогами. Вот её они все знали, хотя мало кто видел. Вот Азаэль — видел. Когда поддерживал её во время мятежа… Но сейчас Шаос молчала. Стояла и молчала, только сейчас удосужившись опустить руки — а то стоять как-то перед незнакомцем, светя уязвимыми подмышками, было страшно. А он же не переставал ходить — с сунутыми в карманы руками и вполовину согнувшись, из-за чего ехидна почувствовала себя именно что какой-то маленькой рыбкой, вокруг которой крутится рыбина побольше и с большими такими острыми зубами.

— Что-то ты ростом совсем не выдалась… Кстати, тебе не холодно? А то сегодня ветерок такой прохладный, мне кажется. Хочешь, покажу местечко потеплее? Да не бойся, ничего я с тобой не сделаю!

Он приобнял девушку за плечо и плавно скользнул по нему маняще тёплой ладонью в сторону шеи — и как бы случайно подцепил её за ошейник одним только мизинцем. Но из-за того, что силы их находились просто на несоразмерных уровнях — даже этого хватило, чтобы направить неуклюже спотыкающуюся ехидну в сторону старой, покосившейся скамьи. И всё так же как бы ненавязчиво, как бы случайно. Будто бы он этого и не собирался на самом деле делать и она шла сама, по своему желанию, а он её только капельку направлял! Да вот спустя каких-то несколько секунд, но мужчина уселся на видавшую лучшие времена скамейку сам, а кряхтящую и сопящую подружку подхватил подмышки и усадил к себе на колени.

— Ну и то ты твоишь, а? — Подала, наконец, голос Шаос, когда его сильные пальцы сошлись на её животике и сцепились в замок. Она была напугана, конечно же, и даже попыталась разжать его объятия… Да только куда ей?

А ещё — ей становилось жарко. И рот заволакивало слюной. Предприняв же ещё одну попытку "выкрутиться" на свободу, вихляясь и суча ногами, она поняла ещё и то, что ветер стал слишком сильно обдувать ей внутреннюю поверхность бёдер… Пока под попой мешало что-то большое и твёрдое.

— Пусти, а? Мне идти надо…

— Я ничего не делаю. Просто считаю, что ты — очень милая.

Руки его поползли ниже, ощупывая каждую складочку на пути от её животика и до промежности. Большие пальцы скользнули ей под юбку, вдоль паховой складки и кончиками заходя под бельишком, чтобы остановиться уже на её бёдрах, обхватывая их всеми пальцами сразу.

Ехидна отрывисто, с хрипотцой закряхтела. Её сейчас что, собирались… взять? А она разве давала на это согласие? Или же… Или же жар в теле и сырость между ног — это можно расценивать, как ответ "да"?

— Н-не надо… — Предприняла ещё одну жалкую попытку сопротивиться голубоволосая дамианка. И даже снова "попробовала" убрать его руки, но… когда её лапки коснулись их — он действительно отпустил её бёдра, но только для того, чтобы перехватиться. Взяв её подмышки, чем вызвал ещё один стон и трепет в её теле, он поставил размякшую, такую тёплую и мягкую ехидну перед собой, прямо на скамью, пропустив свои колени между её стопами, из-за чего её коротенькие и малость пухленькие ножки оказались сами собой раздвинуты…

Одна массивная ладонь голиафа легла ей на животик (что заставило Лизу снова закряхтеть от грязного удовольствия), а вторая — надавила ей на спинку, придавая ей полусогнутое положение… Так, что задранная хвостом юбка оказалась прямо у него перед лицом, и он отчётливо видел её бельишко. Беленькое, скромненькое — на всю её широкую попу. С милыми розовыми сердечками и влажным серым следом вдоль проступающего копытца.

С красным от жара и похоти лицом, с прижатыми к трепыхающемуся в груди сердцу руками, Шаос обернулась, чтобы узреть, как два "крючка" его указательных пальцев подцепили её бельё за резинку и стащили его вниз, до середины бедра. Её тёплое бельишко. Влажное настолько, что струнки смазки, натянутые между его липкой внутренней поверхностью и её киской, рвались очень нехотя…

И когда она уже была на грани — тот расстегнул ремень, выпуская на волю своего огромного, усиленного ехидновской аурой, тридцатитрёхсантиметрового зверя. И пусть она испытала от него ужас — вид его готового вторгнуться в её скромное тельце органа стал той самой каплей, что отправил её за грань. Ведь скоро эта штука должна была оказаться в ней, и потому, громко чавкнув высунутым языком, ехидна "захлебнулась" в похоти. Тело её дрогнуло — и она, с открытым ртом и подёрнутым пеленой взглядом, стала падать на подкашивающихся ногах… Это был настоящий оргазм. И если бы его руки не сошлись на её боках — она бы и упала, а теперь…

Шаос застонала. Долго и мучительно, когда он стал проникать в неё. Огромная головка, по размеру своему слабо уступающая мужскому кулаку, до боли натянула её скромных размеров дырочку — тугую, но способную растягиваться. Достаточно лишь приложить некоторые усилия… Чего у её партнёра было в избытке.

Красный набалдашник, с опоясывающими корону "шипиками", для пущей стимуляции, с натугой раздвигал её плотно сжатые половые губы. Как бы, их размеры вообще и ни коим образом не соотносились, но он всё равно пихал себя в неё, заставляя стонать и кряхтеть даже под притупляющим боль оргазмом, заставлял её киску растягиваться, плоть — приподниматься под напором чужеродного мяса, а ноги пытаться раздвинуть сверх комфортных пределов.

— Я-я… Я сейтяс п-полвусь…

Девушка закусила запястье, намереваясь этим перекрыть боль в паху… Правда, рваться она на самом деле не собиралась — просто сейчас он, покачивая её скромных величин полуросличье тело и короткими рывками пытаясь насаживать его на себя, подходил к самому рубежу — к наиболее широкой части головки, когда остальная его часть уже утопла в её пузырящейся вспененной смазкой плоти. А значит, и ощущения были наиболее болезненными. Главное — их перетерпеть!

— Е-ессё, т-тююють! Т-ттюююю!..

Её всю затрясло, когда она "провалилась" на пяток сантиметров ниже, а боль в паху стала капельку, но терпимее. Он вошёл — и тут же был поцелован в головку плотно сжатым кервиксом. Ещё одной преградой на пути в самые глубины Шаос.

— М-минуту, минуту, я!.. — Девушка хапнула ртом воздуха, пока её лапки легли на руки удерживающего её за бока мужчины. И повела бёдрами, отмечая то, как плотно они теперь "срослись" меж собой. — Зады… хаюсь!

По сути, всё пространство внутри её трубы сейчас занимала одна лишь его головка — на мягкой и вздыбленной чем-то инородным плоти её паха даже была видна это грань. Но в запасе находилось ещё более двух с половиной десятков сантиметров дамианского стержня. И его тоже требовалось в неё запрятать… а значит — работы было ещё полно, и откладывать её не было никакого смысла.

Чуть приподняв ехидну (и подвывернув наружу розовой плоти, прилипшей к его члену) — он одним резким движением опустил её вниз, вторгаясь уже в саму её матку — и занимая головкой теперь уже всё её внутреннее пространство. И она на ней сомкнулась, уже не позволяя извлечь её, не вывернув потроха дамианки… или предварительно не размесив её до более податливого состояния. И сильными своими руками, не обращая, в общем-то, никакого внимания на её жалкие стоны и слёзы, на её оргазменные конвульсии — стал ею двигать, вверх и вниз, с каждым тычком наращивая амплитуду и вторгаясь всё глубже. Всё глубже и глбуже, всё сильнее и сильнее разбивая и растягивая её матку. Уродливый бугор его члена сновал в плоти упивающейся болью и похотью ехидны, взбугривал её, бил о рёбра. Сновал меж ними и той узкой прослойкой из мяска и жирка, покрывающей их снаружи. Настолько глубоко, что член его достигал линии её сосков. Бугрился там этой сферой головки… А ведь скоро, он должен был наполнить разбитое под себя пространство своим семенем…

Однако же скоро — это ещё не сейчас. Перехватив девушку под колени, он стал е*ать её с широко раскинутыми ногами — настолько широко, насколько позволяло это сделать спущенное бельё. Но один фиг — раздвинуть ноги достаточно широко она всё равно не могла, её бёдра, хоть и широкие для её роста, не могли вмещать в себя такое без последствий. Сязки её и сухожилия были уничтожены, суставы болели, ноги — непослушно болтались в воздхе. А внутри всё болело, всё чавкало и хрустело. Агония сменялась наслаждением, наслаждение — забытье, забытье оборачивалось дрожью. Тельце её содрогалось в припадках, а считать оргазмы было невозможно — её трахали так, как не может трахать человек, хоть сколько-то заботящийся об ощущениях своей партнёрши. Только ведь Шаос была достаточно похотливой, чтобы любить и это… Причём, она даже не знала, что именно это в ней хрустело — её ли натягивающаяся плоть, какие-нибудь жилки или хрящечки. А может быть ей просто передавались вибрации того, что он цеплялся своей колючей короной за её рёбра — она ничего этого не знала! Всё в её голове смешалось в один лишь круговорот бессознательной и звериной похоти…

Слёзы текли по её щекам. Смешивались со слюнями, а дышать получалось лишь открыв рот и высунув оттуда влажный, истекающий слюной язык. И каждую секунду казалось, что она уже — всё, больше не может, сейчас задохнётся или же свихнётся от этих ощущений. Что ещё одно мгновение — и тогда всё! Всё, и… И он — кончил. Волна горячего семени ударила в её растянутую матку, сперва надув пузырь на конце сферы излившей его наружу головки — а потом стала оседать вниз, по стволу, занимая пространство внутри содрогающейся от оргазма хоббитше более равномерно… Однако же, мужчина сразу не торопился вытаскивать — и последние фрикции во время своей эякуляции он совершал с особым напором, будто бы хотел этим упрятать своё семя поглубже… Короткими и сильными рывками. И Шаос отвечала ему такими же хриплыми, измученными стонами.

— О-ох… Я… в-вся… к… к-клуглая… — Мужчина снова перехватил податливую девушку, хватая её под горячие подмышки — и стал её с себя снимать. И по мере "извлечения" члена — так же оседала и липкая жижа внутри её тела, делая животик именно что кругленьким… и потяжелевшим на добрый литр.

Лапка ехидны легла на вздутое пузико — и девушка, когда дыхание… нет, ещё не начало восстанавливаться, но хотя бы не становилось хуже, улыбнулась… Её заполнили. Осеменили. И скорее всего она от этого родит… Мертворождённого, да — но всё же родит… И скорее всего — не одного. А двух или трёх… Но не успела она намечтаться вдоволь — как пах её прорезала… именно что прорезала боль. Ослабшая матка всё же не отпустила своего постояльца — и потащилась вслез за шипастой короной головки.

Шаос закряхтела. Засучила ногами, что-то там заскулила — но с влажным чавканьем он вышел уже из вывернутой наружу трубки, при этом корча непонимающую рожу.

— А эт что такое? Впервые вижу такой орган у суккуба…

— Э-эт… Это матка! Выпала… — Сказала Шаос, когда он… может быть, даже с отвращением, положил её на скамейку рядом с собой — а сам встал и начал отираться её чудесными голубыми волосами. — И-и я не… не суккуб, я… ехидна…

Дамианец словно бы на мгновение подзавис с приоткрытым ртом. А потом, зашипев, приложил ко рту ладонь — и кивнул в сторону её животу.

— Э-это ж я что, сейчас, тебя?..

Шаос совсем не чувствовала ног, её матка была частично вывернута и лежала прямо на грязной и заляпанной семенем скамейке, а дыхание сопровождалось хрипотцой. И всё же — она выдавила из себя улыбку.

— Оу, май… Ехидны, это же… Те, что?… Во, бл*… Х*рово как-то, а?

Он принял её за обычную суккубку. Ибо — да, не все дамиане способны прямо и с ходу различать свои подвиды, и уж тем более практически не способные к магии (и к базовому чтению какой-нибудь ауры) голиафы. И если суккубы в принципе способны блокировать свою репродуктивную функцию (ибо они, не в пример своим разнеженным современницам, всегда были прежде всего бойцами, использующими секс лишь как один из методов), то вот ехидны…

— Н-ни тё… ни тё стласного! Я… Я поле… п-поле… полеву… Посто, м-минуток пять… И, я позаботюсь… о них…

Наклоняя голову и плечи в сторону, Шаос завалилась на бок — и подтянула обе ноги к себе. И для этого ей пришлось помогать себе руками, хватая их за изгаженные обильным семяизвержением края чулок. Бельё же… Ну, полностью она его подтянуть не смогла — но хотя бы прикрыла тканью вывалившийся наружу орган. И за сим, с кряхтением, срывающимся на скулёж, громко выдохнула — и накрыла руками голову, обретая уже, наконец, возможность отдохнуть.

***

— Эй, деву… девушка, с вами всё нормально?

Её щеки коснулось что-то твёрдое. Что-то… металлическое?

Шаос через силу открыла глаза и начала промаргиваться до тех пор, пока размазанное перед глазами пятно не обрело сперва человеческий силуэт… а потом — не обрело вид стражника с символом щита и башни на груди. Вот ту она, вздрогнув и всё так же с большим трудом, ибо ноги по ощущениям представляли из себя слегка переваренную лапшу, села… Во что-то липкое и грязное… В то, что вытекло из неё, пока она тут лежала. И она поморщилась, попутно (ибо знала, как сейчас всё это выглядело) подтягивая наполовину спущенное бельё… Но хотя бы не случилось конфуза с её… уже не совсем "внутренним" органом — за время отдыха, она кое-как втянулась внутрь… В большей степени, хотя и выглядывала меж её половых губ.

— Д-дааа… — Сказала Шаос — и положила руки на юбку, чтобы чуточку натянуть её вниз и спрятать ну слишком изгаженное бельишко…

Сомнений в том, что тут случилось, быть не могло. Тут был секс. И какой-то суровый, жестокий.

— Я вынужден спросить снова. С вами ВСЁ хорошо? Вы в этом уверены?

Она отвела взгляд. Скосила свои большие тёмно-синие зрачки в сторону…

— Д-дааа… Нет пъитин волноваться…

Губы мужчины сжались. Он огляделся. И снова задал вопрос:

— Вы выглядите очень… устало. Может быть, я всё-таки могу как-то помочь?

— Нет, я…

Она сглотнула сильно, до рези дрогнувшей челюстью. Когда она попыталась пошевелить ногой — та лишь слегка дёрнулась. При этом она её даже как-то и не почувствовала. Сама она идти ещё не могла… Ей нужно было остаться здесь ещё ненадолго. Хотя бы часок, пока ноги не начнут слушаться…

— Пловодите меня домой? Я сильно устала…

— Конечно, никаких вопросов! Эко же вас… — Да оттрахали её. Оттрахали так, что она едва могла шевелиться. И возможно — сделали это не в одиночку, потому что здесь всё было залито семенем. Но она не хотела об этом говорить… — Вы точно не хотите рассказать о том, что… Ладно! Скажите, где вы живёте. Я помогу вам дойти.

Даааа, где она живёт?.. Дамианский квартал, трактир "Рога и копыта"…

— С-сиеневые Луга…

Стражник опешил. Ибо Сиреневые Луга… А точнее, Равнины — это элитная часть города, где живут одни лишь денежные мешки. И она — одна из его жительниц? Сомнительно было встретить такую особу вытраханной и брошенной на скамье в убогом парке, но ей и так досталось, из-за чего задавать вопросы он не стал.

И помог ей встать. А затем, придерживая за плечо, а ей самой позволяя цепляться за его ноги — они медленно, приставным шагом побрели в сторону её дома…

Может быть, планы её и смешались, но одну проблему она всё-таки решила. Хотя и не так, как рассчитывала…

=======

А также, объявляется небольшой интерактив — с кем бы можно было хлестнуть Шаос на арене? С каким монстром или монстрами? Главное только условие — чтобы они были не слишком расторопны, и у неё была возможность от них хотя бы убежать. Или в личку, или комментарием.

Глава 14. Волки

Шаос сидела на своей кровати и с грустью вздыхала, глядя на копию документа, который она позавчерашним вечером, по дурке, подписала. И теперь ей был уготован срок — на день меньше, чем две недели с хвостиком — перед тем, как её отправят на убой ради потехи толпы. Теперь-то она уже не раз успела прочесть его содержимое, но выходило так, что отказаться и не платить неподъёмные для себя пятнадцать тысяч золотых она не имела права…

А ещё — ей вряд ли уже мог помочь хоть кто-либо. Ибо сейчас бумага редставляла из себя не более, чем размытое, перемазанное и слипшееся нечто, на котором можно было прочесть лишь несколько букв — да и то если получится отвернуть самый краешек сложенной вдвое бумажки, не склеившийся разве что по счастливому стечению обстоятельств. Потому что всё это время она лежала у неё под резинкой чулка — на внутренней стороне бедра… И ожидаемо, что вытекающее из неё месиво — текло именно на неё. Чернила — расплылись фиолетовыми пятнами, а бумага после высыхания стала корявой и хрупкой на вид — так ещё и без возможности её развернуть. И был ли теперь вообще смысл идти к Азаэлю?

— Сто з с тобой не так Лиз, сто с тобой не так…

Девушка откинулась назад, хватаясь руками за лицо — а потом медленно опустила их вниз, вдоль простенького белого сарафана в голубой горошек, пока не остановилась на своём животике — на сердцевидной стигме, излучающей лёгкое свечение… Ладошки её так же сжались на ней в форме сердца — и она вздохнула.

Ладно. Унывать не стоило. Обидно, что она испортила свою копию, но… блин, хорошо же, что у неё к этому иммунитет — а то бы оказалось, что её осеменили вопреки её желанию. А так — она всё равно собиралась это сделать. И теперь она снова будет мамой! Мысль же о том, что не полноценно — она осознанно додумывать не стала. И к Азаэлю в любом случае зайти не мешало. Как минимум — просто пообщаться! А поможет или нет — неважно!

Гормоны успокаивали её…

***

Сегодня стоял особенно ветреный день. Но если кто-то, возможно, и был ему за это благодарен — за то, что позволял хорошенько разглядеть не только простенькое бельишко с розовым бантиком (естественно, белое) у мимо проходящей милашки, но и розовый символ на её пузике — Шаос восторга не испытывала. Он мешал идти, заставляя чаще останавливаться на передышку, трепал её волосы, трепал одежду и всерьёз норовил сбить её с ног во время особенно сильных порывов. Дурацкий ветер… Не с девятнадцатью, блин, килограммами веса с ним бороться!

Но всё-таки, за час, долбаный час пути — она вошла к гильдию, попадая в зал с объявлениями. И тут же начала, даже от дверей не отходя, оправляться.

— Дулацкий ветел, блин! Фу! — Сняв попавшие между губ нитки волос, девушка кое-как пригладила остальную растрёпанную причёску прямо руками… Благо, они у неё гладкие, не путаются, и…

Сердце ёкнуло, когда в коридоре, ведущем в том числе и к кабинету Азаэля, она увидела такую знакомую белую мантию, а ещё — огромное, под два метра накачанное тело. Дамианка аж зашипела — с такой вот силой она сжала зубы — и шмыгнула назад, не глядя втискиваясь задом в приоткрытую дверь. Лишь бы только они были поглощены какой-нибудь своей беседой (или выяснением отношений) и не успели её заметить! Не разглядели всполох её длинных лазурных волос… И не услышали звона цепи, болтающейся на её груди!

— Плоклятье, плоклятье! — Затвердила Шаос со стиснутыми веками и прижимаясь спиной к дверному полотну со стороны улицы. Лапки же её так и сжимали ручку до самой дрожи, а глаза — стало резать. И возможно, что это было не из-за ветра. — Тево они тут севодня забыли?!

— Что же убегать-то сразу? — Раздался басовитый голос откуда-то спереди. Такой безразличный и знакомый…

Шаос заскулила — и выдавила из себя улыбку… Сначала просто измученную — а потом добавила в неё нотку хамоватости. Перед ней стоял один из её знакомых… а точнее — бывший соратник, когда она была типа путешественницей. Дурин Буробород. Или Буробородый, кто его точно знает. Лысый, с по-карличьи узловатым носом и кустистой, не самой ухоженной серо-бурой бородой. Одет он был в многослойное, всё то же карличье месиво из стёганки и кольчуги, кое где — ещё и с ламелярными вставками, а на плече покоился массивный чугунный тигель на длинной рукояти, используемый им… а чаще — не используемый в качестве оружия. И был он кем угодно, поклонялся какому угодно божеству или сущности — но не жрецом камня.

— А ты кто такой, а? — С вызовом (и дрожью…) в голосе спросила Шаос, безразлично закидывая голову вверх… и невольно скосила взгляд — на серые, уставшие глаза карлика… Ибо — да, Дурин был дворфом. Настоящим. И даже не человеком, выращенным по их правилам и обычаям… — Я тебя и знать не знаю…

Следом же за этим крайне "быстрым" жрецом явились и остальные… Они открыли дверь, так легко выскользнувшую из мягких, но до дрожи сжатых рук Лизы, тем самым отсекая ей путь ещё и назад, чем лишили всякой возможности сбежать.

— З-здласте… — Взглянув на них лишь краем глаза, сказала Шаос — и стиснула веки.

Дурацкий ветер резал сильно, до самых слёз…

***

— Ох-хо-хо, кучкуемся! — Поднял вверх кружку пива огромный детина, готовый произнести тост. — Чтобы кожа никогда не лопнула, а кулаки всегда были крепки! Смажемся!

Это был Барри… Барри Хиллингтон. Один из членов её отряда — герой-варвар из Чалки-Каа. Большой, мускулистый и полуобнажённый красавец около двадцати пяти лет от роду, с добрым и светлым лицом. Коротко стриженый голубоглазый блондин с рельефным голым торсом и набедренной повязкой из шкур, украшенной несколькими бронзовыми бляхами. А ещё левая рука по самое плечо была облачена в чёрную кожаную перчатку со множеством ремней и застёжек.

Он — это грубая сила "Одиноких Волков". Отряда путешественников, в котором некоторое время пробыла и Шаос. А ещё — добряк, и охотнее остальных решил отметить их встречу. Ибо не виделись они уже несколько месяцев, получая скромную информацию о том, как же поживает их бывшая спутница, лишь от несловоохотливого Азаэля, да с визгов Рикардо. А вообще, не особо-то и интересовались…

— За встречу. — Пробурчал Дурин, занявший в отряде почётную должность "мутня".

— Да уж, что-то никогда не меняется… — Произнесла рыжая эльфийка, сейчас с кривой и недовольной улыбкой приподнимающая древком посоха край платья дамианки. Она не спешила присоединяться к застолью (хотя её на столе также ждала персональная посеребрённая кружка с пивом), зато Шаос — уже сидела за ним, сжимая кончиками пальцев принесённое ей пенное угощение. Пить его ей сейчас было немного стыдно… — Кто на этот раз?

Брилль Иттиен. Эльфийка. Рыжая, загорелая. Зеленоглазая. Утончённая. И красивая. Нормальной красотой красивая — её фигура имела нужные изгибы, грудь — упруга и не мала, ноги — длинны и стройны, а талия — не то, что просто присутствует, так ещё и очень даже выделяется. И она была жрицей — ведь за кого ещё можно было принять женщину в длинном белом платье с капюшоном и серебряными финтифлюшками, если не за жрицу? И пусть на груди её было очень даже смелое декальте, а по обе стороны ног имелись разрезы, застёгнутые на цепочки лишь до половины длины… которые ведь могли быть и НЕ застёгнутыми… Короче, она была Проводницей по Белому Мосту. Вполне себе жрицей, да — но религиия эта имела своеобразные учения и практически ни в чём не ограничивала своих служителей, а также посвящала в свои таинства любого, кто хотел обрести своё истинное "Я" и при этом обладал достаточно пухлой финансовой подушкой.

— Понятия не имею… Когда он меня твахал — он имени не назвал.

Брилль — это не совсем, чтобы мозг, ибо эльфийка эта хоть и не была глупой, но имела крайне много заморочек, но лидер отряда.

Последним же его членом был маг. Или бомж. Хотя, нет. Определённо — маг. У него был посох… в виде коряги, да, но с каким-то кристаллом на конце. В общем, это был страдающий лишним весом мужчина лет так под пятьдесят в заношенной, опоясанной обычной верёвкой мантии бурого цвета и такой же знавшие лучше годы широкополой шляпе… Что в принципе можно было сказать о нём самом — он был откровенно неухоженный. Тонкие волосья его бороды и вылезающей из-под шляпы шевелюры топорщились, будто он только что вылез из спячки, какие-то "забитые" глаза и красное лицо. И то ли оно само по себе у него такое было всегда, то ли — ему не хватало воздуха и он задыхался, а то ли рюмка, которую он уже выпил, была для него не первой. И судя по тому, каким в этот момент взглядом наградила его Брилль — вероятно, последнее.

К сожалению, его Шаос практически не знала, ибо его как раз и взяли в отряд вместо неё. Так же, она не помнила и его имени. Феликс, кажется? Или как-то так…

На самом деле он был Вольфием.

— Я слышала, ты вернулась к отцу. И как тебе живётся, лёжа на подушках, которые до тебя не успели трижды обблевать местные пропойцы?

И вот, вот! Опять Брилль посмотрела на мага — а он, кажется, фыркнул и отвёл куда-то взгляд.

Даааа… И это был её отряд… Который она же в шутку обозвала "Одинокими Волками",совсем не подозревая о том, как же метки оказались её слова — этим людям было плевать друг на друга. И ушла она ровно в тот момент, когда у неё возникла иллюзия, что это стало не совсем так. И сейчас с горестью она осознавала, что с виду в их поведении мало что изменилось. Одна — до сих пор сука, другой — мутень, третий — просто наивный дурачок. И кажется, к ним добавился ещё и пьяница…

Плевать. Плевать, всё равно они родятся мертвы — и дамианка испила пива, погружая в пенную шапку свой милый носик и заставляя Брилль скрипнуть от злости зубами. А затем улыбнулась, нагло показывая им свои зубки.

— Мне? Пф! Пуосто О-ХУ-ЕН-НО! Катаюсь, как ыл в масле! Кавдый день — доогие яства, целая кобла слуг, готовых исполнить любой мой капъиз! — Девушка небрежно повела тяжёлой кружкой пива и так вальяжно откинулась на табуретке, будто бы считала, что сидит сейчас на стуле и от падения её в любом случае спасёт спинка. — А капъизов у меня много, знаете ли! А евво елые кафы с доогими пватьями и все возмовные азвъетения!..

Да. Определённо, всё так и было. Целые шкафы. И её этот сарафанчик в горошек по десятке золотых за штуку, а также весьма недорогое пиво, что она тут пила — ну конечно, всё это говорило о том, что она теперь аристократка и прямо купается в золоте. Само её непонятно каким образом объяснимое присутствие здесь, дамианском квартале — и то ставило её слова под большое сомнение. Ну, а ещё Брилль так и ждала, когда же она…

Взмахнув руками в воздухе, Шаос опрокинулась навзничь и грохнулась на пол с высоко задранными ногами, очень подробно демонстрируя своё это простенькое бельишко — просто беленькое, без какого-либо рисунка или кружавчиков. А вдовесок — к ней же улетела и кружка, обдавая липким пойлом.

— А-ай… — Сказала она, стискивая веки и пытаясь солидно перетерпеть боль в подвёрнутом крылышке…

— Да уж, что-то определённо никогда не меняется. — Пробурчал Дурин с невозмутимостью в голосе.

— Ты о том, что она всё ещё носит это позорное бельё? Или о том, что она — криволапая клуша? Или что её сраная метка светится, а она тут хлещет пиво? Лиз, ты в курсе, что ты — просто отвратительная мать? А? — И эльфийка как бы "добро" улыбнулась ей. Ей только и оставалось, что плюнуть сверху.

— Они от теловека. Всё лавно мёлтвыми будут… — Более внятно заговорила Шаос после того, как падение сбило с неё спесь… Оправдывало ли её это? Трудно сказать — вопрос слишком субъективен. Возможно, что пройдя через это не один раз… не два, не три и не десять, ты рано или поздно, но попытаешься от этого как-то абстрагироваться. Иначе рискуешь свихнуться. Но на какое-то время она замерла, сохраняя молчание… Опустила взгляд, что-то там прокряхтела себе под нос, чтобы потом опять, будучи мокрой и липкой от пива, поднять глаза и спросить: — А… вы как?

"Волки" переглянулись между собой — подобные вопросы могут поставить в тупик. Когда одновременно случилось и много всего, и в то же самое время ты не можешь выделить среди этого что-то, что особенно заслуживает внимания. Они ненадолго задумались…

— Возьмите… — Лапки ехидны легли на край стола. Она тяжело сглотнула и стиснула веки. И чуть ли не выкрикнула, привлекая к себе такой, не самой "круто выглядящей", излишнее внимание. — Возьмите меня с собой, позалуста! Хоть лаз! Или я сдохну от скуки, ну блин!!

Барри довольно заулыбался — он никогда не был против того, чтобы эта дамианка путешествовала с ними. Дурину… Ну что? Дурину всегда было пофиг. А маг её так-то тоже практически не знал, но запомнил как неплохого "человека"… Короче, один хрен — всё здесь решала Брилль.

— Куда тебе с нами? Ты же беременна! И ты больше не состоишь в нашем отряде!

— Я могу нолмально ходить, ессё несколько дней! И дазэ денег не возьму потьти! — Где-то там, на заднем плане, громко ржал Рикардо, её старый "друг", от хохота избивая себя по колену. Улыбались и другие люди, запомнившие Шаос именно как хамовитую сучку. Но сейчас ей было плевать на свой имидж. Тем более, что частично, но она всё-таки сучка, а это… так, мимолётная слабость! — Со мной не будет плоблем, позалуста! Я и молтять буду, если надо!!

Эльфийка повела взглядом… и, не встретив ни слова в протест, громко выдохнула.

— А с чего ты взяла, что мы куда-то собираемся?

— Ну… вы наёмники? — Она повернула голову, следя за тем, как Брилль, наконец-таки, уселась за стол и взяла своё пиво. — Вы всегда какое-то задание долзны блать… Вы так деньги залабатываете, ну! И я видела, как вы выходили от Азаэля!

— Я скучал по ней. Скучал по её лепету! — Смахнул слезу Барри — и вцепился зубами в свиной окорок. — Она мне напоминает одного соседского мальчишку, когда я ещё жил в Чалке-Каа, мы часто с ним тренировались в тех играх, в которые можно играть вдвоём. Жаль, что он оказался жалким рабом и неудачником…

— Допустим, у нас есть небольшое дельце. Но зачем нам делиться с тобой деньгами, если мы и без тебя готовы были всё сделать?

— Я много не возьму… Могу бесплатно, з-за еду, эм, так сказать…

— Лиза… — Брилль откинулась на табуретке, сложив на груди руки… и когда у Шаос проскочила надежда, что эльфийка сейчас тоже упадёт — та замерла. Однако же то, что она назвала её настоящим именем — дамианка с грустью, но приняла… А от последующей фразы челюсть её приоткрылась ещё чуть сильнее. — У тебя всё хорошо?

— У меня? Д-да, но… Но…

Члены отряда повернулись к ней — и Лизе не осталось ничего сделать, кроме как коснуться грани стола лбом.

— Я туда не вписываюсь… — Имела ввиду она нормальную жизнь. — Слуги меня не любят, у меня нет знакомых, а отец делает вид, сто всё нолмально… Но всё не нолмально. И я постоянно делаю какую-то елунду, а потом возникают плоблемы… А ессё я!..

…скоро буду биться на арене. Она хотела это сказать — но передумала. Ибо не желала их каким-либо образом втягивать в эту проблему.

— …ессё я глупая…

— Приятно слышать, что ты это признаёшь. — Ответила жрица, презрительно поведя носом.

Барри прыснул от смеха. Ага, Барри. Который сам был, между прочим, глупее, чем она. Шаос это хоть признать могла!

— Так вот, я и слегка не понимаю, сто мне делать дальсэ…

— Не жалеешь? — Спросил в этот раз уже Дурин, и глаза его внимательно проследили за реакцией девушки.

— Нет… — Ответила она. И скосила взгляд в сторону. — Иногда слозно, но… так плавильно. По относэнию к отцу, и…

То дно, на которое она себя некогда осознанно загнала, поглощало её и дальше. Ей нужно было вырваться. Хотя бы попытаться!

— Ты сильно изменилась. — Вновь обратилась к ней Брилль. Голос её был серьёзен.

— Нет… Я всегда такой была, плосто… Плосто, ну блин, хватит, а? Ковыяться во мне…

Девушка отстала от стола и, подобрав с пола пустую кружку, поставила её перед собой — тянула время.

— Так… — Полуэльфийка закусила губу. — …возьмёте?

— Завтра будь здесь, в это время. Ещё лучше — немного раньше. Собери припасы — в оба конца, путешествие займёт около двух суток. И возьми оружие, на всякий случай — задача на поиск и исследование, из-за чего битва не предполагается, но лучше перестраховаться. И прошу — оденься так, чтобы хотя бы трусы видно не было!

— Могу плосто их не одеть! — Заулыбалась в миг ободрившаяся ехидна. Хвостик — также в нетерпении захлестал по сторонам, ещё и сворачиваясь колечком — или даже сердечком!

— Не можешь. — Сухо отрезала эльфийка. — Ты хоть и шлюха, но стесняешься обнажаться.

— Да?! А вот и нет!

Ехидна отскочила ещё на пару шагов назад, пока не наткнулась на идущего позади неё наёмника, и запустила руки под платье, уже готовая снять бельё и показать всем желающим свою киску!

— Опусти руки, если всё ещё хочешь с нами куда-то пойти.

Она опустила. И неловко улыбнулась.

— Ты делаешь это на спор или чтобы вывести меня из себя. Это — не считается.

— Неплав…

— Волки, мне кажется, здесь стало как-то слишком душно. Уходим. — Скомандовала эльфийка — и мужчины, с неохотой, с непониманием, что она так резко спохватилась, когда они даже доесть всё не успели, обратили к ней свои головы. — Идём. Пока я не вспомнила о том, кто она такая и не отказалась от своих слов.

***

Было обидно, что они вот так вот её бросили. У неё было много вопросов о том, как они прожили всё это время, через какие прошли испытания, какие приключения их ждали — но Брилль всё ещё была той же самой капризной Брилль, способной обидеться на одно единственное неудачно брошенное слово. И не особо-то любила эту синеволосую дамианку в принципе. Как и всю её расу… Ну, или как и все, отличные от эльфов (если речь не шла о тёмных или диких её подвидах) расы.

Ладно… Зато, когда она в одиночестве доела свой заказ (а есть ей сейчас надо было в достатке…) — у неё было время наведаться к Азаэлю. Перед чем ей опять же пришлось немного подождать, пока он закончит обслуживание Банды Айвазонок (поголовно накачаных дамочек с короткими, выкрашенными в яркие цвета волосами) — но при первой же возможности, она проскочила в ещё только закрывающуюся дверь и с порога громко запищ… закричала:

— Хей-хей, а вот и я! — И замахала лапками, показывая себе пальцами "кошачьи усики".

Асмодей посмотрел на неё поверх своих небольших очков. Внимательно посмотрел. Можно сказать — именно что осмотрел, с ног и до головы.

— Ты пивом облилась?

— Аааааа-га! — Низко кивнула девушка — и начала, защипывая на груди одежду, её как бы "просушивать". — Она пости высохла! Не бойся!

— Дам-с, понятно… — Линзы его пенсе блеснули. — Кстати, симпатичный цвет.

— Цвет? — Она замерла с оттянутой одеждой, не понимая, что он мел ввиду. Цвет… чего? Волос? Они у неё всегда такие. И цвет белья, если он имел ввиду именно его, тоже не мог похвастаться оригинальностью. Она практически всегда белое носит, лишь изредка — розовое или жёлтое… А также голубое, вроде бы, у неё есть, и полосатое. Но полоски, независимо от их цвета, всегда чередуются с белыми.

— Когда ты так делаешь — я вижу твои соски.

— В смысле? Какие?… Оу… Оу! — Она отпустила одежду и виновато улыбнулась…

А потом вспомнила о том, как ей только что уязвила самолюбие Брилль — и, стиснув как губы, так и веки — стащила с плечей бретельки, полностью оголяя себя сверху, по самый этот её пухлый животик, и…. и сглотнула, искоса глядя на реакцию Азаэлья.

Мужчина сцепил у лица руки и, шмыгнув носом, едва заметно почесал его костлявым пальцем.

— Н-ну?… С-сто скавэс…

Щёки покрылись краской — ей было неловко. Потому ли, что грудь ей досталась такая маленькая, едва заметная, или из-за общей своей этой… невыраженности фигуры? Или она на самом деле просто стеснялась быть обнажённой…

— Выглядишь мягко. — Он откинулся назад, без задней мысли пряча руки под столом… Но быстро понял, как можно расценить этот жест, и положил их перед собой.

Поза эта выглядела неудобной и неестественной, из-за чего Шаос улыбнулась. И ей хватило этого, чтобы восстановить своё уязвлённое самолюбие, так что она, вернув платье на место, подобралась к столу друга и предприняла неудачную попытку на него вскарабкаться.

— Не нужно. Ты грязная. Лучше скажи, зачем ты пришла? У меня ещё есть определённые дела…

К ним относилось, как минимум, раскладывание всех сдохших за сегодняшний день мух у наглухо закрытого окна. В порядке их размера. Или чередуя через раз…

— Да сто — гъязная? У тебя тут и так пылисся клугом! И дусно! Давай я как-то плибелу тут у тебя? Одену фалтутек… Если хотес — один только фалтутек и бельё, и всё пъибелу!

— У меня царит здоровая рабочая атмосфера — твои старания будут излишни.

— Пф… Ну как хотес! Сделала бы всё в луссэм виде! А потом бы… — Шаос приложила к животику руку — и расплылась в хитрющем выражении лица. — А хотес… сделать это со мной бееменной?… А?..

— Буду вынужден отказаться.

— И я бы лодила пъямо здесь, у тебя на столе… Было бы сыло, но у меня воды плактитески тистые, ты бы!..

В лоб ей прилетела резинка, которой он стирал карандашные пометки — и, отскочив, покатилась под шкаф.

— Ай! Ну блин, за сто?

— Шаос, прошу тебя, ты испытываешь моё терпение. Что ты хотела?

Девушка встала на четвереньки… кстати, без задней мысли — и запустила руку под шкаф, вытаскивая оттуда брошенную стирашку, а также обёртку от леденца.

— О! Это твой был? — Сидя прямо на полу, как какой-то щеночек, она осмотрела цветастую бумажку, чтобы выяснить, с каким он был вкусом…

— Думаю, что твой.

— Навенное… Закатился как-то… А я говойила, сто надо тут всё ублать, да!

И, говоря касательно леденцов — она неосознанно потянулась к резинке чулка, ведь именно туда она обычно их вдевает, когда в одежде не предусмотрены карманы. Однако же сегодня она как раз-таки забыла их взять, зато пальцы коснулись чего-то иного, находящегося там вместо них…

— А, тосно! Я — вот! — Она вытащила местами похрумкивающую, а местами — подмоченную пивом бумажку, и подскочила к его столу, кладя как её — так и остальные найденные под шкафом предметы. В том числе и обёртку…

Асмодей убрал резинку в стол. Фантик — выкинул в мусорку. И только после этого взял в руки тот лист. И с подозрением, ибо состояние его было крайне печальным, осмотрел со всех сторон. После чего стал с трудом разлеплять…

— Что это такое? В чём оно?

— Семя. Меня изн… со мной занялись любовью — и на неё немного плотек… плотекло…

Он замер. И немножко так побелел. После чего пальцы его разжались — и полуразорванная бумажка упала на стол, так что оставалось только смахнуть её рукавом в подставленное ведро и забыть…

— Эм…. п-плосу плоссения. Я-я не подумала… — Её контракт упал в ведро. И асмодею стоило немалых усилий сдержаться и не поджечь его. — Но от этого моя вызнь зависит… Я плодалась на алену!

— Что? Арену? Как ты умудрилась? — Ах, к бесам всё! Дамианец полез в стол, за спичками.

— Меня напоили, и… Я глупая, блин! Сто ты с меня возьмёшь?! Но я хотю узнать, мозно ли мне как-то отказаться и не платить неустойку? Позалуста, помоги!..

И после этих слов, она в буквально смысле начала скакать у его стола и скулить.

— Шаос, хватит. Не веди себя как… дитё малое. Ты понимаешь, что это уже нечитаемо?

— Я не знаю! Но помоги! Я сделаю, сто хошь! Буду холосэй и послусной ехидной!..

— Если это был твой контракт — то боюсь, что он уничтожен… Что? Не смотри ты так на меня, я не чудотворец. Чернила смазаны, всё слиплось… Шаос… Лиза, хватит. Если ты сейчас расплачешься… Ох, Госпожа… Хорошо, хорошо! Я посмотрю, что можно сделать. Поспрашиваю у Кларисс, есть ли способ… хотя бы эти пятна как-то "нейтрализовать".

— С-спасибо… — Ответила только что понуренная, но уже обрадованная забрезжившей надеждой Шаос. Девушка была весьма-таки подвержена скорой смене настроения… — А… Клайисс, это?.. Мне надо йевновать?..

— Знакомый суккуб, работает здесь же, в гильдии. Мы занимаем одну должность.

— Оу… Понятно…

Суккубка, которая занимает серьёзную должность, а не просто е*ётся со всеми подряд? Чудесаааа…

— Ну, если ты… захотес с-с ней пееспать, то… ну, так, вдлуг, то… сам знаес — ты всегда мойес сделать это со мной…

====

Предложения на партнёра для скрещивания на арене… в смысле, сведения… То есть, спарринга всё ещё принимаются. В личку или комментарием. Главное, чтобы существо было относительно медлительно и неповоротливо.

Глава 15. Небольшое приключение… Небольшое ли? Часть 1

Наконец-то. Наконец-то, после стольких месяцев ожидания — снова эта сраная пыльная дорога и необходимость уже два часа к ряду куда-то идти. Шаос выбилась из сил. Ноги гудели, болели, а по бедру била привычная ей сумка — обтянутый голубой кожей каркас в виде продолговатого короба, на лямке, в который она по старой памяти нагрузила сменного белья, компактные носки на смену текущих чуло, бутылочку воды и леденцы. Немало леденцов.

И сама она тоже приоделась очень даже под стать — во вполне приличную голубую рубашку, с пуговицами, коротким рукавом и сделанными Бофлой прорезями на спине — под крылья. И можно было бы сказать, что носила она её на выпуск, нооо… Заправряль её было некуда, потому что юбки к ней не предусматривалось. И штанов — тоже. И шорт… Зато были чулки и туфли, а нижняя пуговица была расположена достаточно низко, чтобы в разрезе практически не было видно её нижнего белья. По крайней мере, пока она стояла. Кстати, в этот раз совсем не выделявшегося цветом, зато имевшего довольно-таки пышные оборки. Зато привлекал внимание висевший на левом запястье браслет из гладкого оникса — её действительно грозное оружие по имени Обсидон. Которым она, правда, пользоваться была практически не способна.

А покамест она шла. Терпела и шла. Не ныла, чтобы они остановились и сделали привал, ибо была откровенно рада временной смене окружения. И даже, хоть и дышала уже тяжело, не умолкала ни на минуту, продолжая грузить крайне необходимой её товарищам информацией о своей жизни в особняке.

— Они снаяла адовались мне! Ну, то их господин воссоединился со своей семьёй! Лиза, госпова Лиза, как хоофо, то вы вейнулись! Вав отец так скувял! Тепей всё будет хоово! А потом как-то всё сдулось. Навенное, я не опавда-а… опавдала их овыдания! Оказалась слив… слишком гъязной!

— Не мудрено… — Без особого интереса ответила Брилль. Ей ходьба давалась получше, но Барри и Дурину она всё равно уступала. — А зачем вообще обращать внимание на мнение каких-то там слуг? На то они и прислуга, чтобы заниматься всей той чёрной работой, по возможности вообще не попадаясь на глаза.

— Фе… Ну тебя! Ты как мой отец. Вам бы тосно стоило завести мне бвата. А то он у меня эльфиек любит.

Брилль стиснула губы — эта дура издевается? Давит на больное? Или просто забыла? Она же знает о той травме, и что теперь Брилль не может иметь детей. Но Шаос в самом деле забыла — а точнее, не думала.

— О, кстати! Ессё у него есть пъислуга по имени Бофла! И она — двойфийка! Слышал, Дуйин? Двойфика! Лызая!

Карлик проигнорировал её слова, хотя девушка и считала, что он должен был этим сильно заинтересоваться. Ведь дворфийка же! А он — дворф! И они, как бы, ну… Короче, стоит повторять, что логика — не самая сильная черта Шаос?

— Что? Настоящая?! А у неё есть борода?!

А вот Барри это заинтересовало — и дамианка с благодарностью улыбнулась. А то у неё уже сложилось стойкое ощущение, что её вообще слушать не хотят.

— Не, бооды нет! Есть эти… ну, волосы! На ссеках, как их там?

— Бакенбарды. — Вставила Брилль и устало вздохнула, невольно, по старой привычке обращая взгляд к солнцу. И всё равно, несмотря на отсутствие большой усталости, дорога её доканывала. Всегда доканывала… Но если они обычно проводили километры пути в полной тишине, особо и не разговаривая — то теперь её мозг грузили каким-то бредом. То про дворфиек, то про хмурых служанок, ни во что не ставящих свою госпожу, то про умственно отсталого конюха, которого она дёргает для того, чтобы ему скучно не было. — И картавь хотя бы по-нормальному. Уши режет то, как ты глотаешь буквы.

— Да, тосно! Бакейбавды! А глотать я люблю, дааа!.. — С этими словами она посмотрела на всех спутников — кто-то закатил глаза, кто-то — глупо заулыбался. Дурин промолчал. А маг… его Шаос пока не раскусила — кто он вообще и какой человек. Но сам он её, кажется, стеснялся. По крайней мере, бросал только быстрые взгляды и сразу же отводил, когда она их на себе замечала. И вообще — тащился позади всех, с видом сущего подневольника. — Но кайется, она из быввых паадинов Айиса, дайе! Ну, вводе как, ёлных… Не белых!

"Чёрные" паладины и "белые", как ни парадоксально, отличались не цветом кожи и количеством привилегий, а тем, как они отнеслись к самопожертвованию их божества и выразили это в виде негласного правила зачёркивать геральдику на своих щитах и накидках. Росчерк белой краски поверх его Благого Ока означал, что последователь скорбит, но не оставил старые заветы, в то время как чёрная полоса выражала чувство испытанного предательства и глубокой обиды за то, что их покровитель оставил их, пожертвовав собой ради всей этой грязной шоблы, многие представители которой вообще в него никогда и не веровали.

— Бофра, говоришь? — Переспросила Брилль последнее, что ей запомнилось в этом вот увлекательном рассказе.

— Боф!…

— Наверное, она имела ввиду "Божра". — Сделал и своё предположение Дурин.

— А может быть и "Брожра".

— Наверняка "Брожрара".

— Даааа-да-да, смейтесь над тюзыми плоблемами! — Затянула девушка — но всё равно заулыбалась в ответ. — Плосто Бофла! Ла! Ла, а не… л… л…

Эльфийка и дворф меж собой переглянулись — и даже, что было для них чем-то беспрецедентным, тоже улыбнулись. Хоть одним краешком рта, но улыбнулись.

— Ладно… А сто я всё лассказываю? Сами сказыте сто-нибудь. Как вы тут? На кого охотились? Каких монстлов видели? Сколько денег заа… залаботали?

— Каменных червей встречали… — Пробурчал карлик — и Брилль снова состроила ему рожу, но в этот раз — криво так, картинно шлёпая губами и языком.

А потом тему решил подхватить Барри. Ибо варвары любят вспоминать геройские подвиги не меньше, чем их совершать.

— Однажды мы охотились на чащобного скрежетуна. Это была славная битва во имя Вана! И он чуть не разорвал мне жо!…

— Привал! — Объявила Брилль. И они, наконец-то, остановились.

***

В "былые" времена, то есть до вознесения болотного поганища, примерно в сутках пути от города (с ночлегом) находилось богатое имение. Резиденция одного из высокопоставленных городских чиновников, где он мог проводить отпуска на свежем воздухе, вдали от городской суеты и всяких забот. В дальнейшем же он, как и его семья (согласно слухам) был заражён спорами, из-за чего милосердно умерщвлён и предан огню — ибо лекарства от этой заразы придумано не было. Мать Шаос, кстати, постигла именно такая вот судьба. Но это отвлекаясь от мысли. В общем, владелец особняка погиб, а некоторое время спустя и прилегающая к имению деревня также была полностью заражена, из-за чего о существовании этого места в принципе было забыто на полтора десятка лет. Память истёрла его, а ведущие туда тропы — поглотил лес. Однако же недавно в гильдию поступила платная информация о наличии оного потенциально злачного объекта от одного из бывших жителей этой деревни, которому посчастливилось застать эти события в более безопасном месте. И хотя никаких гарантий того, что там их не будут ждать лишь ловушки да хорошо вооружённая банда головорезов (а может быть — и просто ничего), "Волки" взялись за это дельце. Ибо в случае успеха их ждали лёгкие деньги. И возможно — весьма немалые.

Потому они и шли уже почти двенадцать часов к ряду, топча одну из не самых широких и ухоженных дорог среди бесконечных лесных массивов и останавливаясь только на короткие привалы. Шла бы Шаос одна — заблудилась бы. А так — она всецело полагалась в этом вопросе на остальных своих соратников, которые наверняка знали, что делают. А если и не знали — то это будет не её вина, и она с радостью рассмеётся над их глупостью. Скорее всего — после того, как они вернутся. И это они ещё, кстати, в сам лес не углублялись, по которому так же чесать было немало времени.

Однако же говорить расхотелось и ей самой, ибо к этому времени она не просто устала, а ужасно устала. Брела, едва поднимая ноги, порой — спотыкалась, из-за чего чулки на коленях зияли грязными пятнами, но всё же, вроде как, брела. Однако не она сейчас тянула всех назад. Потому что не блещущая выносливостью ехидночка, пусть и с большим отрывом от третьего, в атлетизме была всё-таки на предпоследнем месте — гораздо же хуже себя чувствовал маг, на которого, в отличие от неё, давило лишних килограмм так сто. Он был конкретно плох. А возможно — даже болен. Так, что он порою откровенно задыхался и не проходило и часа с момента последнего привала — как он начинал хвататься за грудь и искать хоть какую-то опору, чтобы сесть или привалиться к ней спиной. Шаос в этот момент сама буквально бы чувствовала его боль, ибо знала, каково это — когда болит сердце. Тогда Брилль, очень недовольная, что-то там над ним колдовала, и он на время приободрялся. Но лишь на время, пока сама жрица тратила довольно полезные ей магические силы.

— С ним всё нолмально?.. — Спросила Шаос, сама держась за грудь от фантомных ли, или настоящих болей при виде того, как человек снова сел на камень и начал утирать лицо ладонью, при этом очень тяжело дыша. Его грудь и плечи так и вздымались вверх и вниз — резко и часто.

— Он только неделю назад, как из запоя вышел. Так что здоровье у него сейчас убито, напрочь. — Пробурчал Дурин, плавно останавливающийся, чтобы закурить сигарету. С ним ей общаться не очень нравилось, потому что он был довольно жутким типом, от которого у неё частенько мурашки по спине шли. Но не у Барри же об этом спрашивать? — Будешь?

Девушка не сразу догадалась, о чём он, но крутанула головой в отказе, ибо не была любительницей. Могла разве что для того, чтобы гонору нагнать.

— Мы его как-то месяц найти не могли. Точнее, Брилль не могла. А он всё это время пропьянствовал в местных кабаках.

— Оу… во как?

В своё время, они переманили этого мага из рядов другого отряда, два других члена которого состояли в весьма жёсткой секте, питающей крайне негативное отношение не только к людским порокам, но и вполне безобидным желаниям. При этом, активно свои принципы навязывающей, но как раз из-за этого у них, видимо, как-то получалось с этим его пороком справляться, в то время как "Одинокие Волки" славились своей расхлябанностью. Фиг ли, если в них даже Шаос состояла!

— Значит, так! — Крикнула Брилль, бросив магу в лицо его скомканную потную шляпу. — Сворачиваем в лес и уходим на ночлег, иначе этот пьяница отдаст концы. Барри, помоги ему встать! Дурин, а ты поищи хвороста и каких-нибудь поленьев!

"Раскомандовалась тут, сука ушастая…" — Забурчал под нос карлик, даже с места не сдвинувшись до тех пор, пока не докурил.

— А я? — Тихо спросила Шаос — но её не расслышали. Брилль уже развернулась к ней боком и высматривала, где бы им можно было удачно сойти с дороги, чтобы не быть слишком заметными… А то же мало ли? — А я?!

— Что? А, ты. А ты, Лизонька, просто не путайся под ногами. Можешь каких-нибудь веточек тоже пособирать!

***

Небольшой, обложенный камнями костерок тихо себе потрескивал. Дарил тепло и свет. На тонком металлическим подвесе — едва булькал котелок с остатками каши. Было тихо и спокойно.

"Одинокие Волки" расположились в лесу, на небольшой поляне, и, пока ужин переваривался в желудке, неторопливым образом готовились ко сну, занимаясь каждый своим делом. Вот Барри — с суровым видом носил на плече бревно. Развивал так мускулы. Брилль, попивая из фляги винцо, что-то в свете огня читала, пока Дурин в этот огонь бросал выпавших из гнезда птенцов… Ну, по крайней мере он сказал, что они — именно выпавшие, хотя имелись подозрения, что пять штук разом, из одного гнезда, да ещё и исключительно переломав себе при этом шеи — это событие довольно маловероятное. Но никто не задавал вопросов — потому что на некоторые из них очень не хотелось получать ответы. Тем более, что сегодня (да как и всегда) он должен был следить за спокойствием их сна. Ибо сам — не спал никогда.

Шаос тоже была, образно, "со всеми". Она не отходила далеко от огня, греющего её тридцасимеградусное (с хвостиком) тело (с хвостиком) и ела вторую порцию (но в этот раз — не полную, из-за чего её смело можно было назвать лишь хвостиком от порции первой). Потому что ей сейчас нужно было питаться пообильнее… Но даже начисто выскребши деревянную миску ложкой (и даже облизнув) её — ей всё равно хотелось ещё.

— Я ессё полозу, а? — Вполне так прилично прокартавила она. — Вы знаете, мне побольсэ надо… Там ессё осталось ведь, да?

Она, не вставая с голых коленок, обернулась к огню (при этом стараясь не замечать карлика, ворочающего палочкой птичьи косточки, чтобы выложить из них слово "Брилль") и подползла к нему поближе, чтобы заглянуть в котелок…

— Та свинья ещё ничего не жрала. В смысле, другая свинья, не ты. — Брилль даже не отвлеклась от чтива — и стала переворачивать страницу, не успев договорить. Впрочем, читала ли она на самом деле или просто делала вид, чтобы к ней никто не лез — другой вопрос. — Эй, Вольфий! Ты есть будешь!?

Из-за кустов, за которыми уединился маг, не желавший нюхать ароматы и слышать то, как все там жуют, донёсся голос:

— Нет! Я не желаю!

— Слышала? Видимо, он решил поголодать. Сбросить пару сотен килограмм. Так что ешь, сколько влезет.

— Пф… — Фыркнула дамианка. Но не громко. Ибо ей позволили поесть побольше, за что она была благодарна. В то же время Брилль могла бы быть к нему и повежливее. И к ней, кстати, тоже. А ещё она явно переоценивала его массу — в неём было кило так сто двадцать или около того. В этом она как бы что-то — да понимала.

Но когда ехидна начерпала себе ещё этой приготовленной Барри каши из разваристой крупы и тёртого в пыль мяса, когда уже уселась на свою скатерть (нескромно так скрестив под собой ноги, что заставило Брилль закатить глаза — ибо девушка опять дала всем желающим и не только лицезреть своё бледно-жёлтенькое бельишко), а ложка была занесена перед открытым ртом — то в последний самый миг Лизка ощутила некоторый всплеск обиды. И хотя она проглотила то, что собиралась — всё же фыркнула ещё раз и встала… Встала, едва не вывернув содержимое миски на свою подстилку, потому что клушей была неуклюжей, и побрела с ней в сторону тех "говорящих кустов". Всё под тем же тяжёлым и внимательным взглядом Брилль…

Читала она, ага. Аж два раза!

Миновав же метров десять пути через неприятно-высокую траву и какие-то норовившие сбить её с ног палки, Шаос… была вынуждена пройти ещё немного вперёд… Затем — вернуться на пару метров назад, взять чуть другое направление — и наконец, обойдя особенно разросшийся куст, найти за ним Вольфия.

— О! А я и не знала, сто тут кто-то есть! А тево ты тут киснешь, а? Один совсем?

Большой и грустный маг сидел прямо на земле, в полном одиночестве, и занимался тем, что посохом сбивал с соседнего куста ягоды. Если бы только он при этом хотя бы магией пользовался — но нет, сбивал он их именно что посохом, выдавая этим то, что его текущее занятие вряд ли было особенно интересным. Увидев же подошедшую к нему девушку, он сначала обратил к ней полный к самому себе укора взгляд — а потом отвёл его и ещё раз, хорошенько, ударил по веткам палкой.

Откуда-то, но у Шаос появилось чувство дежа-вю. Будто бы кто-то ещё, в первый свой поход, тоже так отбился ото всех во время ночлега и дулся. Глупости какие…..

— Да что тут, сижу… Я уже и не знаю, не ошибкой ли было то, что я тогда ушёл. Те уроды меня хоть сдерживали как-то, а тут я совсем себя запустил. Слушай, а эта ушастая — она всегда такой сукой была?

— Аааааа-га! — Протянула девушка — и плюхнулась, чуть было снова не расплескав кашу, на землю. Прямо на лежащую на ней полу мантии. — Хошь?

Она протянула ему миску — но мужчина лишь закрутил головой. И тогда ей пришлось съесть одну ложку каши самой, а следующую — протянуть ему. И не важно, что только что облизанную.

— Давай, за тётю Шаос!

Ведь между прочим — она была немного, но старше его! Пусть и меньше раз так в дцать.

— Мне нужно сбросить массы, я слишком… — Маг попытался отвернуться — но девушка была настойчива и, встав рядом с ним на четвереньки, стала тянуть ложку в сторону его лица. Так, что он сдался — и, наклонившись вниз, съел. — Запустил себя.

— Мо-ло-дец, ай молодец!

Третья ложка снова полагалась ей. Причём облизнула она её дважды. Сначала — после мага, с коварной улыбкой на краснеющем лице распробывая его слюни, а затем — после себя. Чтобы уже он распробовал её.

— Будете хоосо есть — дам потлогать йивотик! Он совсем пости не вылос, но тють плотненький стал!

Шаос ненадолго отложила еду — и прильнула к нему спиной, одновременно с этим задирая рубашку повыше, чтобы он видел её пупок — и край светящейся метки, торчащей из-за высокого пояса белья.

— Зачем же мне трогать его… — Пробубнил он, уставившись в одну точку, расположенную именно там, где лишь край его глаза мог видеть мягонькое пузико девушки — слегка рыхленькое и со складочкой чуть ниже пупка. А ещё ниже — её невинное бельишко, слегка измятое в… определённом месте.

— Или давай так! Ты будешь меня гладить, а я тебя колмить в это въемя, а? — Она склонила голову набок, добро так, но слегка по-кошачьи улыбаясь.

— Нет. Спасибо, я… — Маг попытался встать — да только осел, когда мантия натянулась, ибо Шаос всё так же сидела на ней. Девушка заулыбалась ещё довольнее — ведь она его, получается, не отпускала! — Я сам!

И схватил миску, начиная уже вычёрпывать всё до основания своими силами…

— Эй-эй, тут!.. — Спохватилась девчонка, в миг забывая о своей маленькой победе, ибо, блин, там и её доля была, которую она тоже хотела съеть, ей ведь нужно!.. — Л-ладно… Ешьте…

Ехидна вытянула ноги. И отпустила уже одежду, всё равно он не смотрел — смутился слишком сильно, и теперь взгляда из той миски поднять боялся. А самой ей было так сидеть прохладно. После чего коротко оглянулась, чтобы убедиться, что он ест — и вздохнула.

Маг был некрасив и не ухожен. Откровенно толст. И далеко не молод внешне, потому что он так и не перешёл на ту ступень, когда магические потоки начинали изменять ход привычного старения, наделяя человека гораздо более длинным сроком жизни.

И что уж говорить? Во многом, он был её "типом". Чтобы большой и тёплый. А ещё он производил впечатление отщепенца, бедного раненого щеночка, которому требовалась забота. Заставлял её холодное и бесчувственное сердце (Шаос каждый раз активно кивала самой себе при этой мысли, да…) биться. Так что, составить ему компанию, чтобы как-то скрасить вечер, ей было не сложно — пусть она его практически и не знала.

— Вы тёплый… — Сказала синеволосая грешница, прижимаясь щекой к его не очень сухой за день ходьбы подмышке. И издала кряхтящий, но очень похожий на мурлыканье звук.

— Послушай, это… как-то странно. Там — твои друзья, и у тебя наверняка ещё много тех странных историй, которые ты им всю дорогу рассказывала…. Ты прости, я тебя особо не слушал.

Её локоть коснулся его бока — но не сильно. Так, в шутку. Но этого хватило, чтобы маг дёрнулся и измазал кашей свою бороду.

— Эй, да ладно! Да ты сама посуди! Я тебя почти не знаю, и все твои разговоры были для меня всего лишь каким-то бессвязным бредом!

Опять толчок — ибо он сильно ошибался. Бессвязным бредом эти разговоры казались не только ему одному!

— Ну хватит, прекращай! Ты же меня тоже совсем не знаешь! Я до сих пор ума не приложу, чего ты решила со мной тут киснуть. Со старым, снедаемым виною пьяницей! Может, ты вообще поиздеваться надо мной решила, откуда мне знать? Липнешь тут, трёшься. Дразнишь. Только ты ж вот не думай, я хоть и волшебник — но я не девственник! Не какой-то там моложавый сосунок, что краснеет, когда с ним девушка заговорить решила! Я то знаю ваши эти игры — найти какого-нибудь неудачника — и давай его стращать! А потом берёте — и просто уходите! Ещё и за напитки за вас потом платишь! Дааа, меня этими вашими суккубьими играми не пробьёшь!

Шаос не сразу врубилась, о чём он и о ком. Но при слове на букву "с" в её голове щёлкнул триггер. Суккуб? Это она — суккуб?! Да щас! Шаос вскочила с места и на ходу, пытаясь в это время задеть мага своим хвостом, развернулась, чтобы встать перед ним во весь свой небольшой рост и грозно выставить перед собой палец — маленький, с кругленьким ноготком на конце. И не такой уж, в общем-то, и грозный… Что вообще можно было сказать о ней самой, ибо в большей степени она придуривалась, но некоторую обиду за то, что её снова сравнили с одной из этих прожигательниц жизни, испытала.

— Я — не сук-куб! — По слогам произнесла она…

А потом до неё дошло. Он не знал даже того, что она — ехидна? Серьёзно? То есть Брилль, рассказывая о ней, ни разу не упомянула её в выражении "грязная свиноматка"? Или же… Стоп! А её бывшие спутники вообще что-нибудь о ней ему рассказывали? Ибо опустить эту деталь было сложно… И ведь тогда выходило, что волшебник мог вообще слабо догадываться о том, кто она из себя такая? Так… может, он вообще тогда не знает и того, что она на самом деле грязная нимфоманка? Что не шутила и действительно разрешала себя трогать, а, при некоторых уговорах, могла даже с ним… переспать? Если бы ему этого хотелось? Так может быть… он вообще считает её всего лишь неуёмной… проказницей? У которой слова до дела не доходят? Считал, что она просто его дразнила?

Правильно ли она выстроила логическую цепочку, были ли в этом всём ещё какие-то детали, которые она упустила — ей уже было неважно. Её самолюбие уже было в припадошной форме уязвлено. А это означало лишь одно — она должна была на этом наивном человеке отыграться. В крайне жестокой форме.

— Эй… Ты законтил есть, а?

Задрав голову повыше (и компенсировав это сведёнными к носу зрачками), Шаос высокомерно скрестила на груди руки. При это свисавшие на грудь волосы поднялись, что придало ей ещё и нахохленный вид.

— Ой, ну да ладно, не злись ты. Я не хотел тебя обидеть. Просто достало меня то, что меня тут в х*р собачий не ставят. — Но ехидна уже была непоколебима — и смотрела на него сверху вниз немигающим (почти немигающим — от слишком редкого моргания глаза начинали слезаться) взглядом.

Каши оставалось на самом дне. И доесть ему её пришлось под пристальным наблюдением со стороны, ощущая от этого высшую форму неловкости, выразившуюся в выступившем на спине поту.

— А тепей возьмите… — Пауза. Чтобы маг, из-за чувства вины поверивший её игре, успел ещё сильнее разволноваться. — …и нассыте в эту миску. Пъи мне. На виду. Или я сказу, стобы вас выгнали из отъяда. Или сделали сто похузэ…

Глава 15,5. Чаша. ☙❤❧

— Но я же не могу, прямо! И в тарелку, это…

— Мойете. — Шаос ещё выше задрала нос — и теперь видеть сидящего перед ней мага могла лишь опуская зрачки до характерного неприятного ощущения. Зато этот испытываемый дискомфорт помог ей сохранить лицо, не выдав какую-нибудь неуместную сейчас эмоцию. — Сделайте это быство и я забуду вашу наглость.

И либо он сам по себе был человеком не особо волевым, или уже устал от постоянных понуканий со стороны Брилль, но, с тяжёлым выдохом, он поднялся на ноги. И ещё раз взглянул в деревянную миску, на стенках которой ещё были видны следы каши.

— Но нельзя же в тарелку, из ней потом есть кому-то!

— Ссыте! — Скомандовала Шаос — и выставила в его сторону палец.

Маг опять закряхтел. Что-то там забубнел про себя — и отвернулся, начиная задирать поношенную мантию вверх…

— Эй!! — Девка оббежала его вокруг, снова занимая место спереди — и, с приложенной ко рту лапкой, прыснула со смеху — ведь он уже и штаны спустил, демонстрируя… Ну, трусаны его также знавали лучшие… кхем, годы. Да и полувялый конец выглядел очень даже забавно — скрюченный такой, в шкурку запрятанный и явно очень, так сказать, за день промаринованный — она с полуметра чувствовала его солоноватый запах. — Я говойила — не отвоотиваться! Блин, какой у вас гъязный и къивой писюн. Вы его из станов вассе вынимете когда-то? И то вы там всё сэптите?

— Ничего. — Уже грубее ответил ей мужчина.

Кажется, он начинал злиться. Показывать свой характер — или пытаться это делать. Но вместо того, чтобы отказаться — он наоборот, решил доказать, что её суккубьи до*бки не пробьют его шкуру и не заставят дрогнуть.

— Я говорю, что был о тебе лучшего мнения. А ты… дамианская порода!

Вообще-то, его слова кольнули её душу. Но она тоже не могла теперь взять — да повернуть назад! Он же клюнул. Поверил, что она на самом деле постарается испортить ему жизнь, если он не сделает так, как она просит. Поэтому — пусть обижается! Если что — потом извинится. Когда всё закончится. Постарается как-нибудь оставить о себе память не как об одной из "Волков", но такой шанс не упустит!

И за этими размышлениями, она пропустила тот момент, когда маг начал ссать… Сперва — с трудом, ибо делать это под чьим-то пристальным вниманием (а тем более — пусть и странной, пусть и жестокой, но всё равно симпатичной девушки…) было непросто, но злость по отношению к ней придала ему сил — и скоро его прерывающаяся струйка стала толще, превратившись в один сплошной поток! Он как раз уже давно терпел, собираясь сделать это непосредственно перед сном…

Шаос обдало этим запахом. Этим тёплым, максимально мерзким и грязным запахом мочи. Он вторгся ей нос. Заставил его подёргиваться, слегка кривиться, а челюсть и губы — дрожать от испытываемого отвращения. По сути, ссали же прямо перед её носом — что она даже, блин, чувствовала, как что-то тёплое попадает ей на руки и… Может быть, всё-таки остановить его? Сказать, что это была неудачная шутка и попросить вылить, но… нооо….

Дамианка сглотнула. И с приоткрытым ртом продолжила наблюдать за тем, как глубокая миска наполняется жёлтой, слегка пенящейся жидкостью… И она так и не проронила ни единого слова, пока с его конца не упала последняя капля…

— Что мне теперь? Выпить это? Или вылить себе на голову?!

Когда она просто подняла на него свой взгляд — уже не такой гордый, а очень даже испуганный, с висящими на ресницах крохотными капельками слёз, то маг понял, что здесь был какой-то более хитрый подвох. А когда ехидна вытянула вперёд лапки… две сложенные чашей ладони — то по его хребту прошла волна мурашек. Он понял, что она имела ввиду этим жестом — и дрожащими руками передал ей тёплую на ощупь миску.

— Ты же… н-не собираешься это…

Запах был отвратителен. Ужасен и грязен. Ещё и куски каши ошмётками плавали во всей этой жиже, делая её ещё более гадкой. Но она могла сделать это. Должна была!

И поднесла чашу к лицу, к дрожащим от страха, волнения и омерзения губам — чтобы, видя то, как скривилось лицо мага, как он отпрянул, а её собственные пальцы на ногах поджались — в последний раз натянуть на лицо улыбку… И начать пить… Пить, задирая дальний край миски вверх… Глоток за глотком отправляя эту горячую, солоновато-горькую жидкость в свой ненасытный желудок.

— Ох, Игний Всеобъе… бъемляющий, да не протухнет пламие твоё… Да ч-что же эта за х*рня такая?! — Схватился маг за голову, комкая на себе шляпу вперемешку с волосами. — Ты что же творишь, больная ты дурочка?!

А ехидна всёпила. Довольно грязно пила, ибо не умела пить чисто, а особенно — когда её губы дрожали от испытываемого отвращения. Из-за чего некоторые желтоватые капельки стекали по её подбородку, по сокращающейся во время глотков шее, затекали под ошейник, скатывались по груди — и прятались под платьем. Но она намеревалась довести дело до конца и выпить это всё и сразу, в один присест! Главное — снова не словить экстремум грязного удовольствия и не упасть на подкосившихся ногах… Ибо… Ибо в то время, пока жар тёк по её пищеводу — жар поднимался и в её теле, от зудящего живота и выше… А ей очень не хотелось облиться именно этим! Этим — точно нет!

Маг коснулся своего члена — уже не такого вялого, скрюченного отростка, как раньше, а значительно окрепшего. Ибо… проклятье, но по мере того, как она пила его… "эликсир" — он ощущал, что начинает возбуждаться. У неё, этой голубоволосой милашки, было вообще хоть какое-то самоуважение? А тормоза? Или она готова сотворить любую дичь, пришедшую в её больную голову?!

— Ёманая ж ссыкуха… — Он сжал кулаки, когда девушка мило сощурила слезящиеся глазки поверх пустеющей миски с мочой — и с силой выбил сосуд из её рук.

Чтобы уже в следующую секунду броситься на неё сверху, подминая бедную, весящую раз в шесть-семь меньше ехидну под себя. Его руки начали хаотично нащупывать её бельё, сдирать его, чуть ли не разрывая, одновременно с этим и стягивая собственную одежду — и мантию в том числе, пока не остался в одних лишь болтающихся на щиколотках портках. Большой, белый и толстый зверь.

— Э-эй, эй, я!.. — Дамианка попыталась… ну, сделать хоть что-то — вытереть ли губы, попробовать его, борова, оттолкнуть ногами или как, но ничего из этого у неё не получилось. Он накрыл её собой, наваливаясь всем этим своим огромным рыхлым телом — и с болью вошёл.

Шаос стиснула зубы — и проскулила. Долго, протяжно. Со смешенным с болью наслаждением. И хоть как-то, но сжала ему бока едва торчащими из-под его пуза ногами.

— Я! Я не была! Г-гото!.. Готова!

Его тычки были грубы и быстры. Обхваченная маткой головка то практически вылезала наружу, заставляя девушку кривиться от страшной, рвущей её боли — то стонать, когда он ударялся ей о рёбра. Раз — за разом. Раз! За разом! Без ритма. Без такта. Без сожаления.

— Мне… мне больно! П-поосто… ловней! П-плосу!

А ещё она была беременной. На раннем ещё сроке — но была! А он драл её, как не в себя. Будто бы пытался отыграться на ней за ту неудачную шутку! За все те шутки и издёвки, которые был вынужден терпеть в этом отряде. Сокращал свои бёдра — и вклинивался в неё, оттягивал её животик своей палкой, вздыбливал его.

У-уууу!.. — Застонала Шаос, когда тело её вновь пронзила волна несдержанного удовольствия.

Маг был подобен большой толстой личинке — дёргающейся и сокращающейся в желании набить эту несоизмеримо мелкую на его фоне ехидну огромным куском своей плоти. Похотливую дамианку, скулящую от боли и наслаждения. Вертящуюся и выгибающуюся всем телом… или правильнее сказать — пытающуюся. Но он слишком плотно прижимал её к земле — и чудо, что ей вообще как-то получалось дышать, учитывая и этот огромный член, давящий на неё ещё и изнутри. Да и самой её, не считая лишь коротких её ножек, с трудом пытающихся обхватить его, да раскинутых на подстилке из голубых волос рук, и видно-то и не было.

— К-конь… тите, в меня! П-плосу… наполните ме… меня своим! Своим соком! Я… хотю! От вас!.. Детей! Много… детей!

В ответ он ей нечленораздельно прохрипел пересыхающим горлом (хотя сам уже был изрядно так потным и горячим — и это ещё больше заводило Шаос) и ускорил "сокращения" бёдер. Влажные шлепки их плоти, их соприкасающихся пахов и покрытых смазкой органов стали разноситься чаще и громче, полуполурослица — уже не была способна сдерживаться и нескончаемо стонала, кряхтела и выла в полный голос. Скоро…. скоро он должен будет наполнить её! Чтобы, возможно, принести её душе ещё больше страданий — но ей всё равно этого хотелось. Ещё одного… Ещё двух… может быть — трёх, да хоть и четырёх! Ибо она могла и ещё, уже нося в себе от иного отца!

Мозг кипел, а губы припали к его волосатому пузу в поцелуе, пока язычок лизал солоноватую на вкус кожу мужчины, что снова заставляло всё её тело корчиться от наслаждения…

И когда до момента, как маг должен был наполнить своим семенем всё то пространство, что он уже растянул в теле ехидны… и даже чуть более… когда уже ничего, кажется, не могло его остановить — раздался громкий женский крик.

— Твою мать, сука! Да какого же х*ра ты тут устро?!… Ах вы, падлы!!

Брилль. Сперва она обратила внимание, что уже давно не видела часть своего отряда. А когда пошла проверить, не случилось ли чего (вдруг там эта свинья с инфарктом сдохла и её пора было закапывать?) — услышала какие-то странные звуки. И теперь, стискивая древко посоха, стояла прямо подле них и смотрела на то, как этот кусок сала седлает несносную голубоволосую суку!

Но останавливаться было уже поздно. И он продолжал. Продолжал вбиваться в Шаос, удар за ударом приближая момент своей кульминации… Даже когда самого его по спине молотили стальным посохом! Когда эльфийка пыталась пинками сбросить его на землю. Когда она закричала, зовя на помощь более сильных товарищей… А-ага… Ну да! Он продолжал с этим мокрым чавканьем трепать похотливое существо под собой, когда остальные его товарищи, замирая с открытыми ртами или насмешливо скаля зубы, смотрели на него…

И он — кончил. Шаос ощутила этот толчок внутри себя, как растянутое внутри неё пространство стало наполняться, как её округлившийся животик плотнее прижался к животу мага. Как болезненно надулись её яичники… Извините, бедненькие, но в этот раз вам придётся поделиться ещё несколькими яйцеклетками, чтобы в них угнездилась сперма пятидесятилетнего (с хвостиком) мага-пропойца… Им же тоже хочется — а в ней всегда найдётся лишнее местечко… А потом ей стало как-то совсем легко, хоть он продолжал до боли наполнять её семенем, вгоняя и выжимая его из своего члена глубоко внутри неё… Голова затуманилась, мысли — разлетались… И когда мужчина закончил, когда под ударами посоха и взглядами товарищей он встал с земли, оставляя на ней помятую, с вывернутой наружу маткой, но всё равно до округлости наполненную ехидну, с языка которой стекала слюна, а по щекам — слёзы… она подняла вверх трясущиеся лапки — и показала всем присутствующим двойной "V".

Она… это сделала! И теперь было не зазорно и уснуть… а если она и проснётся потом одна, брошенная — оно того стоило…

Наверное?

Глава 16. Небольшое приключение… Небольшое ли? Часть 2

— Ты — дрянь. Мерзкое, похотливое отродье. — Головы её коснулось навершие посоха — но била её не самим перекрестием, на котором болтались вдетые в него металлические кольца, а плашмя. И не то, чтобы на убой — но всё равно чувствительно, со стуком. — Ты нарушила правило отряда — мы не спим друг с другом! И теперь ты должна осознавать, что отныне никогда больше не сможешь путешествовать с нами! Никогда! Понимаешь?!

Шаос понурила голову. Хоть действительно — не возвращайся было. Но с утра ей слишком хотелось есть. А ещё — остаться здесь одной, брошенной на полпути и не знающей обратной дороги. Если вчера, перед сном, она и была на это согласна, то сейчас, когда мозги вправились на место — уже нет. И потому она опять стала хорошей, послушной ехидной, покорно принимающей любые наказания за миску, кхем, каши. В которую, кхем, ей бросили кусок, кхем, растёкшегося жёлтым пятном сливочного масла… Чтобы было, кхем, посытнее…

Однако, в своё оправдание она могла противопоставить то, что правила такого у них вообще-то не было — то, что "Волки" не спали друг с другом было заслугой того, что Дурин — дворф с присущим им низким либидо, Шаос — совсем не интересовалась женщинами, а Барри был настолько наивен и чист душой, что стеснялся женщин даже касаться. По поводу же отношений мага с группой… он вполне себе был в дурном вкусе Шаос, но жрицу, наверное, от одной только мысли об этом бы стошнило. Да! Зато между женщинами отряда, то есть между Лизой и Брилль, как раз-таки имелся негласный спор (заключённый исключительно со стороны дамианки) о том, кто же из них лишит этого варвара девственности!

— А если бы он на тебе там и сдох, а?! Чтоб тогда?!

— Брилль, не надо. Это — моя вина, не ругайся на… Шаос.

— Монно Ли… — Решила его поправить ставшая уж через чур хорошей ехидной Шаос — но осеклась. — Эм, да. Шаос. Ну, Лиза — это в клайнем слутяе, да…

— Ты в курсе, что она — не суккуб, а лядская ехидна? И она уже была беременна! А теперь она ещё и от тебя понесёт!

— Н-не обязательно… — Виновато соскалила зубки Лиза. Маг же от этой "новости" заметно округлил глаза — и выпал в осадок. Возможно, он не совсем хорошо разбирался в репродуктивных особенностях дамиан, и потому считал, что они в принципе не могут иметь детей, а не порождают их мёртвыми. И, стало быть, если она там какой-то особый вид, способный к беременности… То у него — небольшие проблемы… — Там веоятность не особо больсая, если я узэ, ну, была в полойении… Но вы не пеезывайте!

Девушка замахала перед собой лапкой… из которой, ввиду её феноменальной ловкости, выскочила ложка. Из-за чего пришлось ползти за ней по земле и долго вытирать её о подстилку… Не о себя, в смысле, а о ту скатерть, на которой она сидела.

— Не пеезывайте! Для вас… — Она подняла ложку вверх — и получила по голове небольшой удар посохом. — …никаких обязательств!

И, получив ещё удар — зачерпнула каши и съела! После чего Брилль устала этим заниматься — и упала на колени, схватившись за лицо руками.

Кстати, кто именно ел сегодня с той миски — она не знала.

***

Их дорога упёрлась в реку. Не слишком бурную и глубокую, метров так в пять речку, через которую вёл совсем захудалый деревянный мостик, не знавший ни гвоздя, ни молотка уже многие годы. Здесь даже был сделан кое-какой объезд, чтобы редкие обозы могли спуститься к воде и пройти её в брод. Пройти же по самому мосту представлялось возможным лишь по отдельным, ещё не отвалившимся доскам, иногда — с необходимостью совершать небольшие прыжки между ними.

— Я туда не пойду! — Сразу же сказала Шаос — и начала крутить головой. — Я там обязательно упаду! А мне нейзя сетяс падать!

Барри открыл рот — хотел что-то сказать, но его как обычно опередила Брилль. Женщина схватила чертовку за её поганый рог и, не обращая внимания на то, что она едва успевала следом, что спотыкалась, кряхтела и сопела — потащила её вниз, к реке. Чтобы отрывистым движением бросить её у самой кромки воды и скомандовать:

— Приведи себя в порядок, ничтожество. От тебя воняет семенем этой скотины и… и вообще — не знаю чем ещё!

Дамианка взглянула на женщину сверху вниз — и сильно засопела. Могла бы быть и понежнее. Сказала бы просто, чтобы она умылась. И бёдра с засохшими корками, кхем, обмыла… И волосы, может быть, тоже… Ладно! Ничего против того, чтобы вымыться, Шаос всё равно не имела. И, не вставая с четверенек, а прямо из этой же позы усевшись на попец, стала стягивать обувь. А за ней — носочки.

— Мы подождём тебя дальше по течению. — Всё тем же жёстким тоном сказала, когда здесь, у сидящей на берегу девушки, которая… ВРОДЕ КАК намеревалась сейчас раздеваться, собирались и все остальные, из-за чего становилось довольно людно.

— Против течения. — Пояснил карлик — и пошёл вдоль берега.

— Э? — Только и смогла спросить Шаос, закончив разуваться и теперь, встав уже в рост, замерла с расстёгнутой на груди пуговицей… Оголяться перед ними ей правда не хотелось…

— Дальше нам идти вдоль реки, настолько глубоко в л-эсс, насколько возможно. — Добавил Барри, сделав странное ударением на "эсс" в слове "лес".

— Оооо! Тоессь, теей мост — не надо? Блин, спасибо Госпойе! А то бы меня там тетением унесло бы! Или я захлебнулась!..

Брилль скомандовала им идти — и ехидна презрительно фыркнула.

— Ну конеееесно, затем дослусывать! Саос опять говойит какую-то елунду! Затем вассе слушать Шаос? Пф… Бестюственные дегенелаты!.. Пф….. Эй, Фокс! Фокс!

Было не понятно, кого она там зовёт — но обернулся почему-то именно Вольфий. Возможно, из-за того, что шёл последним — или потому, что имя это было в чём-то созвучно с его именем и не блещущий сильным умом человек мог его каким-то образом перепутать.

— Глянь! Глянь! — Она к этому времени уже расстегнула все пуговицы и быстро, на его глазах распахнула рубашку, после чего так же наскоро встала к нему боком, демонстрируя…

Маг подпрыгнул — равно как и сердце в его груди — при виде немного округлённого пузика Шаос. Складочки на нём разгладились — и теперь оно плавно вздыбливалось небольшим холмиков, который бы он мог попытаться обхватить одной ладонью. И на полусогнутых, придерживая шляпу, он побежал следом за остальными.

Шаос же улыбнулась. Не совсем весело, а так — чуть с грустью, ибо мужчина вряд ли был доволен тем фактом, что она могла от него забеременеть. Но это и не важно-то, по большому счёту — всё равно её состояние было наполовину фальшивым, да и если она действительно от него зачала — то сегодняшний животик стал таким не от него, а от опередившего его на два дня дамианца…

А ведь скоро он начнёт расти уже быстрее…

Полностью обнажившись, девушка ощутимо поморщилась, когда щиколотки скрылись в прохладной воде — и опустилась на корточки, чтобы зачерпнуть водицы руками умыться. Сперва — умыться. Потом — волосы и остальные тело… Однако, когда она поднесла сложенные вместе руки к лицу — её нос уловил очень слабый, но неприятный запах. Не обладай она действительно чутким носом ко всякой гадости — и не заметила бы, что вода едва различимо пахла тиной и… сыростью? Застоем? Гнильцой?…

Она всё же умылась, пусть и стараясь не втирать её в глаза и губы. Так же поступив и с ногами. А вот волосы решила в ней особо и не мочить. Так что вот, невольно сэкономив немного времени, девушка вернулась к своим и сразу, с ходу заявила:

— Тут вода какая-то тухлая!

Маг, что стоял на берегу и втягивал губами воду прямо из реки, похолодел в душе.

— Да? — Переспросила Брилль. — Тогда мы на верном пути.

— Эта река связана с той деревней, куда мы направляемся. А там сейчас раскинулось сраное болото того поганого идолища. — Окончил за неё Дурин.

Содержимое Вольфиева желудка отправилось вниз по реке…

— Какого беса вы мне об этом не сказали?! — Заорал он, рукавом утирая слегка заблёванную бороду. — Я пил эту заразу!

— Не бойся. Споры не селятся в живых. Только если ты сдохнешь до того, как они в тебе переварятся.

— Да, бл*дь, успокоила! С кем же я связался?! Тьфу!

Маг начал отплёвываться, тереть лицо руками — и успокоился лишь когда сильная ладонь Барри по-дружески коснулась его плеча.

— Не бойся, друг. Если Брилль говорит, что не нужно волноваться — значит не нужно. Верь ей!.. Но я бы на твоём месте сё-таки не стал бы пить воду из этой реки. От неё и обосраться можно.

И когда надежда уже окончательно оставила Вольфия — где-то там, чуть вдали, замахала руками и Шаос, пища своим картавым голосом какую-то очередную околесицу.

— Не-не! Если такое слутиться — ты только ко мне с этим не иди! До ТАКОГО дазэ я ессё не досла!

Но почему-то, все её спутники лишние полминуты, но безуспешно потратили на то, чтобы понять — а что же это она могла иметь ввиду. В отличие от мага, который понял всё за пять секунд. И от осознания порочности этого мира — выдрал из головы клок волос…

— Я могу если только тистое полизать. Ну, относительно тистое, конесно. — Пояснила она уже шепотом, когда их шеренга подрастянулась — и девушка смогла поравняться с ним.

Одним клоком он не отделался…

***

Река и была главным ориентиром на их пути — продвигаясь вдоль неё, рано или поздно, но они должны были наткнуться на ту заражённую деревню. И в текущей ситуации было важно свернуть в нужный момент и не слишком к ней приближаться, чтобы не рисковать столкнуться с её обитателями — потерянными, но всё ещё злыми созданиями. Некогда людьми и животными…

— Воняет знатно. — Сделал заключение Дурин, как по мере приближения к цели запах от воды усиливался, а цвет её приобретал мутный, зеленоватый оттенок.

— Ещё попить не желаешь?

— Дааа-да, смейся, давай! Женщина…

— Мужчина. — С презрением бросила Брилль. Но остновиться не смогла — и развернулась к магу, с яростью поднимая… а лучше сказать — задирая губу. — Жалкий членоносец, пародия на существо разумное, возомнившее себя собственником. Прущееся от своих приви!..

— Валвал. — С виноватой улыбкой перебила её голубоволосая дивчина.

— Э? Что? А, карлик! — Замешкался юноша — но перехватил инициативу в этой, вероятно, игре.

Карлик же промолчал. Посмотрел на свою тень, теряющуюся среди прочих теней — и промолчал… Что-то как-то все сразу уткнулись взглядами в землю и пошли себе тихо и без разгово…

— Ну, ладно. Суккубка! — Барри ткнул пальцем в сторону Шаос — и у неё от этого даже хвост торчком встал.

— Какая я тебе суккубка?! Ты сто, совсем глупый?! Я — ехидна! Ехидна, мать монстлов, а не!.. Одна из этих разнезэнных фифотек! Он сто, до сих пол сситает меня суккубкой?! Или он вообсе не лазлитяет дамиан по видам?!

***

Прошло ещё пару часов пути, к концу которых Барри широко и невинно улыбался, Брилль уже вылечила свою порезанную руку, Шаос — перестала скулить из-за вырванной из её головы пряди волос, а Вольфий обосрался. Дважды. К слову — вполне успев добежать до кустов. И даже снять штаны.

И наконец-то, когда вонь от реки стала невыносима, а меж стволов этих вездесущих деревьев стали мелькать подгнившие стены построек… Да, точно! А ещё Дурин, во время одного из привалов, забыл там своё оружие — но возвращаться уже не стал, решив забрать его на обратном пути. Благо, по накиданным там фантикам от леденцов найти это место будет не сложно.

Короче, они практически пришли. И, заблаговременно свернув от реки, стали огибать заражённую деревню стороной до тех пор, пока не вышли на мощёную булыжником дорогу, которая и должна была связывать это поселение с особняком. Некогда широкая и накатанная, а сейчас… Ну, между камней уже проросла трава, а кое-где — и молодые деревца, но в целом лес ещё не успел полностью поглотить это место. И сейчас они видели как и деревню у себя за спиной, над поросшими пышной плесенью крышами которой призрачным заревом сияло Болотное Сердце, так и сам особняк, одна из стен которого наглухо обвалилась, из-за чего в щерящемся дощатым скелетом провала можно было разглядеть покосившиеся меж этажами перегородки, а также какое-то внутреннее убранство.

— Жаль, не могу сжечь ту погань до тла. — Сказал Вольфий, глядя именно назад, на печальную деревню, по улицам которой бродили какие-то покрытые пёстрыми грибами и пушистыми комками плесени фигурки. И они, кажется, тоже замечали внезапных гостей — по крайне мере, некоторые из них периодически замирали, пялясь в сторону пятёрки героев.

А ведь он причислял себя именно к огненным магам, и казалось бы — кинь себе несколько огненных шаров — да дело с концом… Но — нет, линии силы, ответственные за магию огня, вблизи этих цветков искривлялись особенно сильно, усложняя плетение достаточно мощных для этого чар, в то время как простые, а соотвественно и более слабые — становились ещё слабее.

— Это не наша забота. Идём. — Жрица кивком головы указала в сторону особняка — и путники отправились следом…

Но, несмотря на свой печальный вид, имение заслуживало внимания — начиная с того, что из-за своего удаления от деревни, оно не попало под власть болотного божества, а само оно представляло из себя больших размеров трёхэтажное здание с прилегающим к нему садом, двориком и прочими иными постройками, о назначении которых можно было и не сразу догадаться. Вот тот каркас, например, в своё время был остеклён и выполнял функции зимнего сада и теплицы, а длинное здание с широкими двойными створками — конюшня… И всё вот это вот добро было огорожено высоким кованым забором… ржавым настолько, что Барри начал голыми руками вырывать из него прутья, чтобы не пришлось идти лишних сто метров до свалившейся с петель калитки.

— Значит, так! Приготовьте оружие. Все, у кого оно есть. — Брилль посмотрела на карлика, а тот сделал вид, что этого не заметил. — Не хочу стать дурочкой, попавшей в какую-нибудь примитивную ловушку.

Барри отогнул ещё один прут — и снял с пояса топор, что продемонстрировать его, высоков подняв над головой. Обычный такой, простой топор, которым разве что дрова рубить. Брилль и Вольфий сжали посохи. Шаос — сняла с руки браслет и, встряхнув им, превратила его практически в двухметровой длины… опять же — посох, целиком выполненный из потрескавшегося обсидиана… И сию же секунду согнулась, перехватывая его двумя руками, лишь бы тот не перевесил и не!..

Посох упал на землю, а Шаос — поверх него, и от сего неосторожного движения по хитрой структуре трещин этого оружия прошла волна красного сияния — ведь посох обладал некоей волей, и сейчас он гневался. Что, в общем-то, и было единственной его "эмоцией" — другой вопрос, по отношению к кому он её испытывал. По отношению к врагу, с которым ты дрался — или тебе, если ты его ронял, кидал или просто бил о землю, потому что итогом в любом случае становился взрыв. Либо уничтожающий твоего врага — либо твои же собственные руки. И сие чудо она обменяла у Рикардо. В обмен на… хм… неважно что! Маммонам же и так только и нужно, что жрать.

— Поосторожней, мелкая. Не падай без повода, в доме наверняка всё уже прогнило — никто тебя потом не будет из-под шкафа вытаскивать, если он на тебя упадёт.

Шаос недовольно скривила лицо — но промолчала. И они пошли дальше. Миновали небольшой, заросший травой дворик (чем ещё больше сократили то расстояние, которое бы им потребовалось, иди они в самом деле от калитки) и поднялись по ступеням главного входа, чтобы с одобрением отметить то, что дверь хоть и представляла из себя трухлявое нечто — была закрыта на замок. Что могло означать то, что до них здесь никого ещё не было.

— Барри. — В очередной раз скомандовала эльфийка — и юноша технично приложился в неё плечом, выламывая во внутрь. В смысле, дверь, конечно же. — Теперь нужно хорошенько осмотре…

Не сбрасывая своей скорости, варвар вторгся в некогда богатое жилище, пусть и всего лишь в небольшую его прихожую — и стал озираться по сторонам. Что же его там такое встретило? Да ничего особенного — обычное убранство в виде скамеек, тумбочек да каких-то столиков и шкафов. Кто вообще будет размещать что-то особенное в прихожей, куда первая попавшаяся свинья сразу и заходит? Но ноздри парня надулись от закипевшей в его груди дикой крови.

— Трофеи!! — Заорал он — и бросился хватать с тумбочек подсвечники, плесневые скатерти и платки, набивать ими свою сумку. Набивать её дешёвыми вазами с пожухлыми цветочками, ломать картины, запихивая скомканные полотна… да вместе с обломками рамы — всё туда же. А когда сумка неминуемо переполнилась — то стал утрамбовывать это всё ногами, под хруст ваз и звон гнущегося металла…

— Барри, угомонись!! Выбрось ты это дерьмо, найдём что-то поценнее!

— Добыча!! — Лютовал варвар, и пока Брилль пыталась его угомонить — остальной отряд стал продвигаться в главную залу особняка…

— Фе. Безвкусица! — Сказала Шаос, с покоившимся на плече посохом (из-за чего ей пришлось изрядно изменить походку, чтобы не упасть) вышагивая в центр помещения.

— Да, и здесь тоже нету этой раздвоенной педрильской лестницы. — Вторил ей Дурин.

— А у моего отца есть!!

Лестница здесь была одна, идущая вдоль стен этого обширного зала по кругу. То есть таким образом, что, не прерываясь, позволяла попасть сразу на все три этажа особняка. Но из-за общего состояния здания — она и на второй этаж по-хорошему попасть сейчас не позволяла. Часть её ступеней обвалилась, образовав тем самым в пару метров провалы, а тот же кусок, который вёл на третий — представлял из себя лишь парочку торчащих из стен балок, с которых свисали бурые полусгнившие ковры.

И ожидаемо, что то, что упало, валялось теперь в виде мусора на полу. В виде мусора же лежали и сорванные им же со стен картины, шкафы — прогнившие и поваленные на покосившемся, проваленном к центру полу. Всюду — разбитая посуда, куски обоев на стенах, вывороченный оттуда же утеплитель и просто растасканное крысами тряпьё. Здесь даже крыша частично обвалилась, из-за чего под ногами не только хрустели куски черепицы — но и валялись куски потолочных балок. А ещё — сильный запах сырости.

— И копишь ты богатства всю свою сознательную жизнь, отдаёшь этому своё бесценное время… И всё это для того, чтобы обратиться в прах. — Затянул карлик пророческим тоном… — Что хватать-то будем? Поищем украшения? Золото? Медали?

— Нужно найти хозяйские комнаты. Возможно, придётся как-то подняться на третий этаж. Эй, Барри… Барри, да выброси ты это говно уже, наконец!

— Трофеи! Добыча! Лут!

Шаос невольно улыбнулась. Несмотря на грустную обстановку, как бы говорящую ей о том, что может стать с её собственым домом, когда её отца не станет — она чувствовала себя очень беззаботно. И выйдя ровно в центр зала, она обратила свой взор наверх — чтоб сквозь дырявую крышу лицезреть безмятежное вечернее небо…

Наверное, она плохо поступила, что ни слова не сказала ему о том, что она куда-то собралась. Что записка, оставленная на его столе — этого могло быть как-то мало.

"Я ушла в путишествие. Буду через пару дней. Если меня там не съедят! <х_х>"

С другой стороны, он бы не захотел её отпускать, ему пришлось бы просить её остаться, в то же время не желая на неё давить… А ей — каким-то образом ему перечить.

Девушка вздохнула. Так было проще. И, хрупнув под ногами досками — исчезла.

— А-ааай! На помоссь!! На помоссь!!!

Пол под ней проломился — и двадцати с небольшим килограммовая ехидна ушла в образовавшуюся дыру, лишь чудом зацепившись за её края не пролезшем туда посохом.

— Помогите!!

Она болтала ножками, махала бесполезными крылышками, но подтянуться, к сожалению, не могла. Она была слишком для этого слаба — да что говорить, если и пальчики её, не способные полностью обхватить древко посоха, уже разжимались!

Барри бросился к ней первым, следом — Дурин, но стоило варвару ступить к провалу слишком близко — как доски под его ногами начали прогибаться и скрипеть, что заставило его так же молниеносно отскочить назад.

— Внимаааань-е! Внимань-е, Дурин! Здесь опасно! Стой!

Карлик, мелкими шажками, стал пробираться к дыре. Чтобы схватить эту девчонку за руку, пока она полностью не провалилась под пол… Но сам он весил, со всеми этим дворфийскими трухулями, примерно столько же, сколько и его горный товарищ. Доски под ним скрипели, гнулись…

— Сделайте что-нибудь! Она же сейчас ё*нется!

— Н-на… на помо…

Варвар оббежал дыру по кругу, схватил ладонь дворфа в крепком мужицком пожатии, а сам же… а сам же — аналогичным образом был схвачен Вольфием, который мог, пусть и одним лишь посохом, цепляться за перила лестницы. И находясь в такой вот цепочке, когда друг держал друга, Дурин припал на колено, вытягивая свою короткую, но сильную лапищу в сторону скулящей от страха ехидне…

— Почти… Почти!.. — Расстояние от коротких толстых пальцев Дурина и до маленьких, слабеньких лапок Шаос осталось минимальным, лишь собраться с духом и чуть потянуться!.. — Поймал!

Сказал он — и поднял над землёй один лишь посох.

— Не. Не поймал.

Зато у него теперь был её посох. Он как раз давно его себе хотел! Хехе…

— Подвал. Здесь есть подвал?! — Завертелась на месте Брилль.

— Наверняка! Они должны были хранить где-то вино! — Взревел Вольфий, помогая товарищам вернуться на твёрдую землю…

И в следующий миг они ощутили дрожь. Сильную дрожь, эхом отдавшую в самое нутро. Будто бы всё здание содрогнулось в конвульсии, все его стены, вся мебель — будто всё это потянуло снизу…

— Не свернуть мне… со своего Пути, какого Беса это было?!

— Понятия не имею, но… мне это не нравится. Совсем… не нравится. Нужно найти подвал — как можно скорее.

В этот раз с Дуриным, с этим пророком судного дня, спорить никто не стал. И они общей кучей поломились к лестнице, чтобы вскрыть находящуюся за ней дверь и в свете щедро развешенных жрицей светлячков вступить на прогнившие ступени, уходя вниз, в выложенный булыжником подвал…

Туда, где их ждали стеллажи с вином. В бочках и бутылках. Короба со сперва сгнившими, а потом засохшими овощами и фруктами. И всё тот же хлам. А ещё — как минимум, одна ехидна. Скорее всего, живая, ибо она — крепкая девчонка, и убить её не так уж просто. Лишь бы не приложилась слишком сильно головой о какой-нибудь камень… И чтобы сам особняк сейчас не решил обвалиться им самим на эти же самые головы.

Карлик обогнул одну из массивных арок, разграничивающих и придерживающих собой потолок — и замер, плотно стиснув сухие губы. Он нашёл то место, куда упала Шаос…

— Сюда. Все сюда! Только осторожнее. Не ломитесь, как… зайцы бешеные.

Из-за его спины показались головы остальных "Волков" — и лицезрели лишь провал. Лишь чёрную, зияющую в полу дыру. С нависающими над её краями булыжниками — и земляными откосами, уходящими куда-то вниз. Далеко… Далеко вниз.

— Где Лиза?.. — Спросила Брилль. — Она же… не могла упасть ТУДА?

— Боюсь, что именно так. И это место очень опасно.

Варвар приставным шагом подобрался к краю отверстия — и заглянул вниз… Но увидеть там, хоть в паре, тройке метров под землёй растрёпанную копну голубых волос было не суждено — там была одна лишь тьма.

— Ты можешь посветить туда как-нибудь?

— Я попытаюсь… — Жрица взяла одного из магических "светлячков" над их головами — и запустила его вниз…

Вниз. И вниз… И вниз… На многие, многие метры вниз, где видна была одна только земля — и гладкие, зеленоватые камни. До тех пор, пока волшебство не развеялось само собой.

— Тут… минимум метров…

Она не знала, сколько тут было метров — и за неё ответил Дурин.

— Как минимум до*ера.

— Дальше я его не могу отправить. Это — предел. Ты можешь к ней переместиться?! Используй эти свои… фокусы!

— Я не чувствую её. Она оторвалась от меня — там слишком темно.

— Я могу бросить вниз то зелье, огненное. Которое я нашёл в том подвале, когда слизней гонял. Ну, по тому заданию, которое я один делал. — Барри потянулся к поясу, где болталась некая бутылочка с алхимической смесью. — Оно же достигнет дна, да?

— Барри. Ты сжечь её хочешь?..

— А я могу метать огненные шары. Если правильно рассчитаю траекторию — они будут ударяться о стену, постепенно освещая её участки. Так мы хотя бы увидим, насколько она глубоко.

— И чтобы и её, и нас на*ер тут завалило?! Это всё тупость!

— Идём обратно. — Констатировал дворф — и все замолчали. — Без длинной верёвки нам здесь делать нечего.

— Но это же займёт три дня…

— У нас нет вариантов. И если мы поспешим — то вернёмся быстрее.

— Сократим ночлеги… Обратный путь — проделаем на лошадях. — Уже стала прикидывать в голове рыжая жрица. — Так мы сэкономим… Барри! Ты сможешь нести Вольфия?!

— Думаю, что да. Хотя бы часть пути…

— Хорошо. Хорошо, тогда собираемся, пока не поздно!

***

Они торопились. Шли настолько быстро, покуда это было возможно… в смысле, покуда походка не становилась этакой глуповато-подпрыгивающей — вот на это Брилль ради Шаос готова уже не была. Но даже при таком раскладе, наплевав на ночлег, их путь лишь в один конец должен был занять более половины суток. А потом обратно… что сделать без ночлега, даже на конях, будет уже проблематично. При этом же не забывая о том, что им предстоит невесть каким хреном осуществлять спуск под землю… на многие, многие метры под землю!

Может быть, нанять кого-то ещё? Сообщить Малкою Медянову о том, что его дочь оказалась (конечно же, не по их вине) в ловушке и нужно организовывать ради её спасения экспедицию? Нанимать артель рудокопов? Или же уместнее будут скалолазы…

Дурин стал замедлять шаг. Сильнее и сильнее — пока ноги его совсем не остановились. И он пробурчал тихим, басовитым голосом:

— Она мертва.

— Что? — Переспросила эльфийка, резко оборачиваясь и подходя к этому странному типу вплотную. — Как мертва? Ты в этом уверен?

Он поднял на неё серые глаза — и кивнул.

— Да. Боюсь, её уже нет в живых.

В образовавшемся вакууме из звука слышно было лишь то, как сглотнул слюну Вольфий.

Мертва…

— Но она же демон? Она же возродится? — Перервал тишину своим вопросом Барри — и так же получил кивок в ответ, но уже от Брилль.

— Откуда ты знаешь, что она мертва?

Откуда он это знал? Что же, что же… Вообще-то — он этого и не знал. Он не знал, жива ли сейчас Шаос или нет, а если жива — то где она была и в каком сейчас находилась состоянии. Но считать её мёртвой было проще. Им всем. И он был готов принять на себя этот обман для того, чтобы снять с остальных бремя ответственности.

Глава 17. К свету…

Боль обжигала. Все её внутренние органы, все отбитые потрошка и субпродукты пылали ею, и всё же Шаос открыла глаза… Чтобы узреть перед собой ничто, кроме как кромешную тьму и ни единого лучика света. И тогда девушка, кривясь и скуля в агонии, "разожгла" на лбу свою метку…

Как она выжила — она не знала. Наверное, большую часть пути она цеплялась за земляные стены, что притормаживало её и не позволило разбиться в конце пути. Сейчас же она была зажата между всё той же землёй — и каким-то камнем, упирающимся ей в живот. В её бедный живот, со светящейся на нём меткой… И ничего, кроме земли и камней, видно не было. Она была очень глубоко, и вылезти наверх, по отвесным стенам не виделось никакой возможности. Снизу же… Ну, мало того, что ноги, кажется, были целы (что уже само по себе хорошо) — ими она ещё и нащупывала под собой твёрдую поверхность. Хотя где-то в районе колен, под тем камнем, и имелось свободное пространство, куда можно было попробовать пролезть и…

Наверное, это было странная идея — пытаться лезть ещё глубже, когда тебе всеми силами нужно стремиться наверх, к свету, но Шаос — это Шаос, девушка своеобразная. Да и думать ей было сейчас особенно сложно — до того, как пытаться спастись, ей нужно было понять, что она вообще будет жить. И, вихляясь, приседая и скуля от этой невыносимой боли во всём теле — она спиною съехала вниз по земляному отвалу, как-то там выворачиваясь и падая под тем камнем на "триножье". Триножье — ибо одна рука была без вариантов вывихнута в локте. И дышать было сложно. Едва ли возможно в принципе — только маленькими глотками, ибо во время падения она сломала несколько рёбер, и каждый вдох теперь сопровождался адскими муками. Только что тут сказать — это ведь была Шаос. И за многими своими недостатками, она могла смело похвастаться тем, что боль она терпеть умела.

А вообще-то, это и камнем-то не было. Это была каменная плита. Рукотворного исполнения, причём — уже знакомого ей мшистого цвета и "маслянистая" на ощупь. Элемент руин тех подземных жителей, к чьему зодчеству относилась и вылезшая на месте эльфийского квартала башня. Но всё это было сейчас не столь важно, ведь главное, что под ней имелось пространство, позволяющее столь миниатюрной девчуле под собой… кое-как, отталкиваясь от мягкой земли руками и ногами — но ползти в направлении… направлении…

Она отёрла с глаз слёзы, мешавшие ей разглядеть чёрный провал перед собой — разъехавшийся стык двух плит. Этой, под которой она сейчас находилась, и другой — уже вертикальной, и разве что слегка заваленной в направлении от Шаос стены… Возможно, она и сможет через него пролезть. Если постарается…

— Д-давай, Лиз… Ползи!

Потолок царапал её кровоточащий, покрытый грязью обрубок оторванного крыла, а хвост безвольно болтался, переломанный у самого основания… Больно. Обидно. Но это — мелочи! Отрастёт. Срастётся. Не беда! Главное — не сдаваться и ползти вперёд, всё удаляясь и удаляясь от того места, каким сюда попала…

Правильно ли она поступала сейчас? А пёс его знает. Но вот её изодранные ладони коснулись твёрдого, немного бугристого камня — и она легла на него грудью. Снова кривясь, полностью выдохнула воздух — и стала лезть меж толстых, непомерно тяжёлых плит, отталкиваясь ногами и цепляясь единственной подвижной рукой.

— У-узко… — Зажмурила она слезящиеся глаза — и улыбнулась, веселя себя мыслью о том, будто бы теперь понимала, что испытывают мужчины, когда трахают её…

И это помогло отвлечься, пока она с неприятным, хрумкающим звуком в рёбрах протиснулась в ту дыру — и выпала на другой её стороне… в более чем трёх метрах над полом. Над каменным полом. Очень твёрдым каменным полом. И без какой-либо, даже призрачной возможности вернуться назад.

А затем — падение и удар. Безуспешная попытка вздохнуть парализованным от боли телом — и забытье… Потому что камни были действительно твёрдые…

***

Дыхание выравнивалось. Зрение — возвращалось. Сознание прояснялось. Шаос лежала у стены, в том самом месте, где она и упала, и смотрела вверх. На высокие потолки — и на узкую щель, из которой она выпала. И в которую ей теперь никак уже не залезть…

Устало, она перевалила взгляд на одну сторону, чтобы узреть каменный коридор, уходящий во тьму настолько далеко, насколько хватало излучаемого её меткой света. Куда он вёл? Она не знала, естественно. С другой же стороны… Ну, точно такой же давящий камнем коридор — и точно так же терявшийся где-то во мраке.

Девушка до слёз зажмурила глаза. Ведь она не знала, куда ей идти. Не знала, что делать. Как быть. Она вообще ничего не знала! И ей было страшно. И потому пролежала она там с добрый десяток минут, в кромешной тьме и слушая лишь слабый гул, идущий по спине от слабо дрожащих камней. Пока наконец, шлёпнув себя по щеке, она не разожгла свою метку снова и кое-как, опираясь о стену рабочей рукой, не поднялась на ноги. Чтобы с трудом, но поднять вывихнутую в локте руку (ибо она всё равно ей была сейчас бесполезна, а вправить её самостоятельно она, увы и ах, не могла) — и до крови прокусить на ней запястье. Чтобы обильно брызнула кровь и Шаос, макая в неё пальцы, смогла вычертить всё на той же стене надпись:

ОБРАТНО!

НЕ СПАСАТЬ!

Наиболее вероятно, что она уже была обречена блуждать в этих залах до конца своих дней — пока не умрёт от голода или ран. Но она хоть и не хотела умирать — но понимала, что бессмертие даровало ей огромное преимущество. По отношению к Барри, Брилль и остальными. И поэтому ещё больше она не хотела того, чтобы они стали рисковать своей жизнью в этих каменных коридорах ради её спасения. Если они вдруг решат это сделать, конечно.

— Вот, Лиза, смотъи, куда ты вляпалась… Узэ надписи квовавые на стенах писэс!

И чтобы приободрить саму себя, а возможно — и убедить друзей в том, что она не жалеет о своём решении — пожертвовала ещё некоторым объёмом крови и добавила снизу несколько дополнительных символов:

ОБРАТНО!

НЕ СПАСАТЬ!

V_ <(^ — ^)> _V

Так уже выглядело повеселее.

Ну а потом, от излишней кровопотери, ей подурнело — и она осела на пол, чтобы снова погрузиться в забытье…

Но оно того стоило!

***

Мелко и отрывисто дыша, Шаос брела по каменным плитам. С боков её окружали — такие же каменные плиты. Над головой… птицы, звёзды, солнца и облака — ага, конечно же. Всё они же, родимые — каменные плиты.

Коридоры. Бесконечные коридоры, сменяющие себя в каком-то бесконечном лабиринте. Иногда — квадратные в сечении, а иногда и полукруглые, будто бы она шла по разрезанному вдоль цилиндру. Порой — более сложные архитектурные произведения, с колоннадами или же ничем не огороженными ямами, например. Или двухэтажные, с нависающими над головой балконами. Но, несмотря на стремление всеми силами оказаться повыше — чаще всего ей не представлялось возможности на них подняться — или из-за видимого отсутствия ведущих на них лестниц, или из-за того, что сверху они были закрыты тяжёлыми металлическими люками, сдвинуть которые у почти двадцатикилограммовой ехидны в жизни бы не вышло. Да и вообще, часть путей для неё было закрыто, даже на её уровне — по причине ли дверей, которые она либо не знала, как открыть, либо активирующие их рычаги были для неё, опять же, слишком туги. Или же банально из-за того, что само это место было старо и некоторые помещения были завалены.

При этом ей часто попадались особые ниши в стенах, в которые зачем-то устанавливались миски. О том, что они могли наполняться чем-то горючим — Шаос не думала. А ещё — целые наборы всевозможной мебели, вроде скамеек, столов или стульев. Кроватей, стеллажей и невесть пойми чего. Всё — донельзя примитивное, из камня за редким добавлением бронзы. И ужасно изношенное — все поверхности, предполагавшие долгое нахождение на них людских чресел — были ими протёрты, а полы нередко имели отшлифованные ногами колеи. И кто же всё это сделал — вопрос очень хороший. Кто же тут жил когда-то, веками протирая камень своими задницами? Шаос не знала — и была бы не против, если бы это для неё так и осталось загадкой. Потому что для неё и в привычном мире всё вокруг слишком большое и практически любое существо среднестатистического размера способно вытворять с ней всё, что ему заблагорассудится, ибо она — слишком слаба, то что же тогда было говорить о местных, если они должны были быть по меньшей мере в полтора, а то и во все два раза выше людей? Такой её просто раздавит, что только кровавое пятно и останется. Взглянуть бы стоило хотя бы на их оружие, щедро расставленное по стойкам вдоль многих из стен: сделанное из камня и меди, и настолько же примитивное, насколько и тяжелое. А ведь и потолки тоже — наверняка не просто так были здесь в минимальной своей высоте практически четырёхметровыми.

Короче говоря, то, что ей не попадалось никого из живых существ — её полностью устраивало.

— И сумку ты свою потеяла… И Обсидона… Залко, блин… И лубашку скоее всего плосто выкинуть… — Сквозь боль улыбнулась она — и стала взбираться на небольшой земляной холм посреди обширного зала, полностью заставленного стеллажами с какими-то, о чудо, каменными табличками. Какой-нибудь бы исследователь древности или просто учёный пришёл бы от этого помещения в восторг — но не Шаос. Она просто брела вперёд, на самой верхушке сего холмика обращая взгляд вверх — нарешётку, которая когда-то, возможно, была окном. И через которую эта земля здесь и насыпалась…

А вообще — да, редко, но здесь имелись окна, что могло по меньшей мере намекать на то, что эти залы не всегда могли быть закопаны под землёй. Однако же радоваться их наличию ей не приходилось, потому что они, во-первых, всегда были недоступны для неё в плане высоты, а во-вторых — всё равно заполнены грунтом. Не прокапываться же ей через него на поверхность?

И она шла дальше, оставляя древнюю библиотеку за спиной. Ей даже и ценностей сейчас искать не хотелось, хотя наверняка бы ей попалось что-то такое, за что на поверхности были бы готовы предложить немалую сумму. Просто брела. На развилках — брала то направление, которое ей указывала какая-то глупая считалочка, из её детства — что-то там про жадного хоббита и кольцо. И как странно, что когда выбор представлялся из двух направлений — она всегда указывала направо, ни разу не отправив её в левую сторону! Неоднократно она находила и религиозную атрибутику здешних… Скорее всего религиозную, по крайней мере ей так казалось: символику в виде двух кругов: большого и малого, как бы прилипшего к нему изнутри. Они были нарисованы… вытравлены давно окислившейся медью на стенах, приклёпаны грубыми заклёпками — или стояли в виде монументов на массивных подставках из камня.

Она — шла… Бесцельно и тупо, из-за своей невнимательности и не догадываясь о том, что дрожь под ногами постепенно усиливалась, а на запуск неких древних механизмов, когда дрожь становилась особенно явной, а с потолка начинала сыпаться крошка — просто не реагировала иным способом, кроме как надеждой, что её тут не завалит. О наличии же оных она уже знала — как раз-таки, попала в такое подземное строение вместе с "Волками" и лично лицезрела их хитрые, вращающиеся диски с дверями. Тогда им только чудом удалось выбраться наружу, а сейчас она в чудо, честно признаться, совсем не верила. Она знала, что скорее всего умрёт здесь, что сейчас лишь бьёт ноги перед неизбежным. Суждено ей тут умереть — и вполне вероятно, что от голода. Потому что воду здесь найти ещё можно было — иногда она струилась меж стыков плит, а вот с едой всё было гораздо сложнее. Даже крыс и мха какого-нибудь сыскать было невозможно!

— Леденец бы… — Пробурчала она, на развилке поглядывая налево — всё в такой же безликий коридор, как и все остальные. Может быть, пройди она туда чуть дальше и освети тьму своей меткой на лбу — может быть, её бы там ждала очень длинна лестница на самую поверхность, ведь кто знает — или же наглухо закрытая дверь в сокровищницу, но, просчитав в уме про колечко, она пошла дальше, вперёд, в направлении не многим более примечательного круглого дверного проёма. Такие ей уже тоже попадались. Обычно они вели в помещения с иным, отличным архитектурным исполнением, но не всегда, и… И вообще — оживиться её бы заставила одна лишь только лестница наверх! Ну, или леденец. Большой, круглый леденец…

Сумев перелезть через порог двери (обычному человеку приходившийся по колено, а ей — "несколько" повыше), она ненадолго уселась на его краю, чтобы чуть перевести дух — и опустила вниз левую ногу, перемещая на неё массу.

Носа её коснулся своеобразный запах — солоноватый какой-то, с лёгкими нотками сладости и металла. И, буквально на секунду переведя внимание именно на этот факт, встала на ногу — и лихо так поскользнулась, из-за чего неосторожно села обратно, придавливая поломанный хвост.

— А-аай! Ай!.. Х-хвооостик! — Взвыла она, привставая и выпуская сию часть тела из-под своей попы. — Х-хвостик, блин!.. Как больно…

Не пряча слёз — всё равно ведь никто этого не видел — Шаос приподняла измазанную чем-то скользким ногу — и вплотную пригляделась к подошве… Вязкая, жирная субстанция розоватого цвета покрывала её туфлю, неохотно с неё сползая и падая на пол, ею же и покрытый. И что это такое было? Слизь? Или желе… Больше всего было похоже на холодец, который она терпеть не могла. Но что именно это было такое — она всё так же не знала. Зато именно эта штука и давала этот запах.

— Давай, Лиз, лизни это! Сделай сто-то гадкое, ну!..

Ехидна высунула язычок, вытягивая его в сторону подошвы — но улыбнулась, отпуская ногу и вместо этого утирая свои слёзы. Естественно, лизать это она не собиралась. Дура она, что ли? И осторожно, лишь бы не шлёпнуться, поставила сразу обе ноги и встала. Встала, осторожно, почти не отрывая подошв — повернулась налево, чтобы увидеть то, что в нескольких метрах впереди была видна граница этой студенистой лужи, а за ней начинался чистый, привычный ей пол.

И она медленно, шажок за шажком, пошла вперёд, в направлении сухого участка… Кстати, сам этот зал был весьма любопытен. Начиная с его величины… а точнее — предполагаемой величины, и заканчивая возможной его формой. Потому что это был коридор — метров так пять в ширину, с плоским полом и закруглёнными стенами и потолком, однако же он и сам имел небольшой изгиб, из-за чего в голове сразу же зарождалась мысль о том, что он мог быть закольцован в один сплошной бублик. А когда же девушка прошла по нему ещё немного, то её неблагоприятный угол обзора выцепил под ногами полуметровый жёлоб, под откосом уходящий к внутренней стене — чтобы спрятаться в ней в виде круглой трубы. Причём жижа эта как раз-таки по жёлобу и текла, начиная свой путь от стены внешней, по которой так же шёл этот сток до самого потолка и уходил в него таким же круглым отверстием, внутри которого (стоило малость любопытной дамианке подойти к нему и осторожно задрать свой маленький носик) медленно вращался плотно подогнанный каменный цилиндр.

Мясорубка. Или соковыжималка. Видала она такие, на кухнях. Сама, правда, не пользовалась. Но что именно она выжимала? Что тут вялым образом текло по этим желобам? Кровь? Тела? Какая-нибудь кровь земли? Хорошо, допустим, но куда и зачем? Девушка снова посмотрела на трубу у пола — а ведь она туда пролезет, проще простого. Да в полный рост пройдёт! Но ей не хотелось. А ещё — наклон был достаточно крутым, что она, окажись в этом скользком русле, рисковала не то, что не вылезти потом — просто соскользнуть по нему вниз.

И таких вот стоков могло быть насчитано немало — с определённым интервалом, они были натыканы на протяжении всей длины этого кольца, нескончаемо размешивая и сливая в недра земли незнамо что. Как минимум — даже Шаос видела впереди ещё парочку, что заставило её с грустью вздохнуть — и развернуться назад. Мостиков-то через них не предусматривалось! А она сама была в метр ростом!!! Как ей через них перелезать?! Прыгать, что ли?! А если упадёт? Нет, здесь пол может быть и был сухим, но она лучше назад пойдёт. А то прыгнет — а там тоже натекло! Нафиг-нафиг, она лучше обратно, возьмёт какую-нибудь другую развилку… И поэтому, снова вступая на покрытый жижей пол, чтобы начать перелезать через дверной порог… в её голове возникла мысль: а ведь правда, как оно там натекло, если тут — вполне себе сухо, а жижа течёт себе спокойно по днищу желоба, едва ли в десяток сантиметров слоем и совсем не думает переполняться?

И осторожным шагом, совсем ведь не зная, зачем это было нужно — пошлёпала по жирной массе в сторону стока, уже видя там что-то такое… странное, оттуда торчащее, и…

Сердце её подскочило, когда она разглядела сий объект — и чудом, когда отпрыгнула назад — не шлёпнулась. Это ведь было тело! Трубу забило, бес его побери, настоящим телом! И ладно бы человеческим. Или эльфийским, ага… Нет — кажется, она встретила как раз-таки местного. По крайней мере — его кусок. По меньшей мере — его торс. Огромный, мускулистый торс гуманоидного существа лежал вдоль жёлоба, раскинув по его краям свои огромные ручищи, как бы держась за него и стараясь… если не вылезти — то хотя бы не соскользнуть дальше, а хребет его будто бы был переломан, из-за чего голова оказалась высоко задрана, пока грудь и живот блокировали слив этой жижы дальше. А вот нижняя его часть тела была в прямом смысле оторвана, из-за чего наружу, из "рукава" бронзовой, с зеленоватым отливом кожи, торчал его позвоночник и разбитая грудная клетка, ещё полнящаяся почерневшими органами. Будь у него сейчас ноги — то он бы легко достиг и трёх метров в высоту.

Но не удержаться и не стукнуть себя костяшкой большого пальца по основанию шеи в жесте, которым осеняют себя именно что почитатели Айиса (от которого ей пришлось отказаться, вверив свою душу королеве суккубов), заставили не его размеры. И не ручищи раза так в два более массивные, чем у Барри — да ещё и с каким-то ужасающим количеством пальцев штук в, эдак, пятнадцать. И ладно бы хоть росли они ровно — так нет, ладонь была сильно деформирована, из-за чего одни могли мешать другим, другие — быть не функциональны, а сама кисть выглядела омерзительно уродливой. Внимание её привлекла именно его голова — массивная, гуманоидная черепушка с широко разинутым ртом, изнутри в несколько рядов заросшим сугубо кариесными молярами, была лишена глаз в привычном понимании. Вместо них, прямо на толстой коже существа, был вытравлен металлический знак в виде глаза. То ли из неокислившейся меди, а то ли — золота, разглядывать у Шаос не было ни возможности, ни желания. Но точно такой знак она когда-то носила на шее, на цепочке.

И хотя существо было, вероятно, мертво, но дамианка всё равно, покачивая головой, стала отступать назад. К той круглой двери, чтобы уйти отсюда и просто позабыть об увиденном, даже голову не ломая о том, что это могло значить. Но идти слишком быстро было нельзя, иначе бы она могла упасть, а ей этого очень и очень не хотелось…

А ведь именно так его часто и изображали — чёрной фигурой на фоне яркого света, во лбу которой горит Его метка!

— Но ведь луки… луки, у него… не было таких лук?

Плохая память не позволяла ей с точностью вспомнить эту деталь. Возможно, они как бы "светились" — или бросали тень, будет сказано точнее, в несколько разлапистой манере, но чёткого акцента на огромных, уродливых ладонях она вспомнить не могла. Шаос даже посмотрела на свою лапку, перед тем как положить её на каменный порог…

И в голос захныкала. К сожалению, но она, кажется, не успела — и за спиной раздалось какое-то сосущее чавканье. С похожим из её влажного, забитого смазкой и семенем лона член вытаскивают, но сейчас он был гораздо громче и страшнее. Жижа за её спиной хлюпнула — и тело в канаве шевельнулось, стало подниматься вверх, зависая над землёй с безвольно болтающимися руками, покуда из разорванного тулова начинали влажно вываливаться его органы — чёрные и уже давно негодные… Он был мёртв — стопроцентно и гарантированно мёртв, да и не держался он ни за что, а просто болтался в воздухе, будто бы поднятый над землёй чьей-то невидимой рукой, как какой-то жалкий хомячок! Только весом этот хомячок был в пару, блин, тонн.

— В-вооот зэ… с-сука… — Выругалась замершая на месте девушка… И громко вскрикнула, когда эта хреновина повернулась в её сторону болтающейся головой — и резко устремилась в полёт.

Взвыл воздух — а Шаос, предприняв единственную попытку перемахнуть порог двери в одно движение — лишь поскользнулась и, ударяясь челюстью о камень, сползла вниз, вляпываясь в эту розовую жижу всем телом. Наверное, в такую кашицу её бы и саму размазало, но движение врага оказалось не точным — и тело гиганта пролетело над напуганной ехидной, с чудовищным грохотом вмазываясь в дверной косяк.

Дрожь прошла по этим древним стенам, сотрясая их до самого основания (дааа…. если бы — до основания…), и от удара подобной силы тело гуманоида изломалось — развалившись на составыне части, на куски рук, на вырванные рёбра, на пальцы и разбитую на две части черепушку (не считая челюсти), оно разлетелось по всей округе, однако же большая часть кусков оказалась на той стороне двери — там, куда Шаос рассчитывала бежать… И опять начало подниматься вверх, комкаясь и собираясь вместе в бесформенное нечто.

Планы пришлось менять, ибо шансов перелезть через порог и как-то суметь миновать тот ком плоти и костей до того, как он снова будет брошен в её сторону, у Шаос не было. Ей нужно было спасаться любым иным способом — и поэтому, закусывая губы и до слёз стискивая веки, она ползком, шлёпая и поскальзываясь в этой каше, двинулась к одному из тех желобов, уходящих в стену. Чтобы куда угодно — но лишь бы отсюда! Ведь даже будучи бессмертной, ей не хотелось умирать. Не таким образом!..

Что-то тупое и твёрдое ударило ей в бок — и девушка икнула, скашивая взгляд на сторону — из её бочины торчал палец чудовища. Как? Как он… И когда она задалась этим тривиальным вопросом — он дёрнулся и вошёл ещё глубже в её плоть.

— А-ааах!… - Выдохнула она, падая на одну сторону. И, пока единственной своей функционирующей лапкой пыталась его как-то остановить, стала отталкиваться от пола одними лишь ногами. К спасительной яме… Яме, в которой она сможет спрятать. Где её не достанут. Ещё — чуть-чуть! Ещё полтора метра… ещё метр! Ещё чуть-чуть… Вот она видела, как из двери выплывает вращающийся ком плоти, буквально ощущала, как собирается сейчас та воля, что командовала им, чтобы отправить в полёт… Всего секунда промедления — и она будет раскатана по полу!.. — В-выкуси!

И девчонка свалилась вниз, падая в наклонный, покрытый слизью скат, чтобы следующим движением нащупать носком стык плит — и со всей силы оттолкнуться, устремляясь вниз, в направлении зияющей тьмой дыре — и проваливаясь в её объятия. Где-то за спиной у неё раздался удар — по камню прошла дрожь, но она уже скатывалась по трубе, оказываясь всё дальше — и ускоряясь всё больше. Она видела, как в свете её метки проскакивают стыки каменных колец. Как эти же стыки бьют по локтям выставленных вперёд рук, как цепляются её колени, как её разворачивает, начинает болтать и вертеть, как мотыляется её поломанный хвост — и с хрустом остаётся где-то позади. Её корёжило от нестерпимой боли, она — громко кричала, никого не стесняясь, и лила слёзы…

А потом — труба резко оборвалась, и Лиза Медянова оказалась в свободном полёте посреди бесконечной тьмы. Куда-то падая, в неведомые глубины. Настолько обширные, что метка её не могла выцепить ничего, за что бы мог зацепиться её взгляд. Абсолютная пустота и безмятежность — и маленькая, испуганная ехидна посреди неё. Крутящаяся, вертящаяся — и не скрывающая своих эмоций…

И лишь нутром своим она чуяла, что где-то там, на границе света и тьмы — что-то пряталось. Что-то большое. Что-то круглое и бугристое. Что-то подвижное… И возможно — живое?

Если бы только у неё было чуть больше света, хотя бы — чуть-чуть!.. Хотя бы — ещё самую капельку!..

Сперва он лишил её зрения — выжег глаза на корню. А каким-то мгновением позже — её охватил неописуемый жар, в одно лишь мгновение превращая всё её тело в прах — в мелкую пыль, в золу. И теперь одно только облако пепла продолжило оседать в бесконечно яркой бездне…

Глава 18. Новое начало

Чувство полёта. Не того стремительного падения, а плавного, кругового движения в общем потоке душ — таких же бедолаг, которым просто не повезло… и откровенных мерзавцев, за свои злодеяния обречённых долгие годы витать вокруг шпилей Кристального Дворца в развоплощённом состоянии. Правда, спектр эмоций и ощущений был крайне ограничен, да и вообще — ощущала ли она это всё на самом деле, или же это были не более, чем фантомные воспоминания, бессмысленно прокручивающиеся в сознании во время посмертия? И насколько её в это время можно было назвать способной размышлять личностью, чтобы что-то там ощущать? Но когда Шаос громко, истошно вдохнула, а колени её упали на мостовую — она была готова поклясться, что ещё ощущала на своём загривке ленное прикосновение горячей женской руки. Практически материнское, заботливое!..

— Эй, полегче ты, чуть… — Мимо явившейся во вспышке голубого сияния девушки увернулся прохожий карлик. И успел даже подумать о ней как о какой-то горемычной колдунье, вздумавшей тут практиковаться в своей магии. Но, увидев перед собой обнажённую девчонку метрового роста — удивлённо скривил лицо и осёкся, лишь на обороте головы поняв, что это была дамианка.

— А-аааах… — Выдохнула собранный в лёгких воздух возрождённая.

Шаос свалилась на бок, прямо на тротуаре, по которому сейчас ходили простые прохожие — и скрутилась в плотного калачика, заходясь в мелкой дрожи. Она — умерла. Да, как это было ни прискорбно. И теперь возродилась у так называемого "места силы" — причём это не обязательно должен был быть какой-то особый алтарь, ритуальный зал или хотя бы светящаяся на земле пентаграмма — просто разрыв реальности с наименьшим сопротивлением. Они даже могли и не обладать постоянным во времени расположением — и сейчас это произошло посреди ничем непримечательной городской улицы.

Мда… Она была слаба, разбита и вымотана, а ещё — ей было холодно, потому что она была полностью обнажена. И даже когда лапку свою она протянула к шее — то щёки стали влажными, ибо ошейника на ней тоже не было. Не снимаемого ошейника, с уничтоженным механизмом замка.

И когда она уже закрыла глаза, чтобы уснуть прямо там без всякой заботы о том, где она и при каких обстоятельствах проснётся — её обдало потоком воздуха, и тело ощутило на себе чужое тепло… Но нет, это не кто-то из особенно безбашенных людей решил воспользоваться её наготой прямо на оживлённой улице, а всего лишь незнакомый ей дамианец, проходя мимо, бросил на неё свой плащ, укрывая только что возрождённую соплеменницу от холода и чужих взглядов. Недовольных или слишком любопытных и жадных. А она даже и поблагодарить его была не в состоянии, потому что дрожь оставила её лишь спустя пять минут, после которых она смогла найти в себе силы встать. Но ему наверняка были знакомы эти ощущения, так что ответной реакции… так же, как и возвращения своего имущества, он от неё не ждал…

Шаос медленно, шатаясь и падая, побрела домой, босиком плетясь по истоптанным, грязным улицам. Думать ей не хотелось — думать ей было сложно и страшно. Хотелось всё забыть.

***

Она частенько возвращалась домой в… скажем так, ненадлежащем виде. "Чем-то" перепачканная, в подраной одежде или без каких-либо её элементов — например в случаях, когда она высказывала своё согласие с небольшим запозданием и её успевали слегка пометелить до того, как она его даст. Или когда давала его недостаточно уверенно. Да, и в синяках — тоже, вполне. Но сейчас это выглядело как-то иначе — сама Шаос была слишком подавлена. И когда она ввалилась в особняк через парадную дверь, тихо шлёпая в сторону той раздваивающейся "проперделой" лестницы, чтобы подняться наверх, в кабинет отца, то из дверей то и дело высовывались головы слуг — простых ли служанок, кастелянши-Бофлы или же той же Маттиль — по сути, личной служанки её отца, но… они лишь смотрели, провожая взглядом запахнутую в чужой плащ девчонку, хвост у которой безвольно тащился следом по ступенькам. И хотя кто-то из них ощутил в себе некий укол совести — никто не спросил у неё о том, всё ли с ней хорошо. Все просто молчали.

Глупые, бесчувственные чурбаны. Ехидна сжала веки и… и, навернувшись не глядя, из-за чего опять разбила себе только начавшие затягиваться от падения на мостовую колени — остаток пути проделала бегом. И бегом же забежала в кабинет отца, уже в самом пороге теряя самообладание и выпуская на волю обиду — да только так и замерла, с красным лицом и глазами.

Отца на месте не было. Не мудрено, конечно, ведь она сама не знала того, который сейчас… не то, что час — какой день. Ведь она могла пробыть в нематериальном состоянии сутки и более. И он вполне мог быть на работе, ноооо… Когда она подошла к его столу — то обнаружила на нём нетронутый конверт, обильно разрисованный корявенькими сердечками. Это её такая дурная манера, можно сказать, что "почерк" — "украшать" поля и свободные пространства письменного текста всякими забавными и милыми символами. Пошло ещё с детства, когда она была не очень умной девушкой с задержкой умственного развития. Но если он его не открывал, то что тогда получается — он даже и не знал, что она куда-то уходила?

Девушка скомкала письмо — раз не знал, то пусть лучше и не знает. Не стоит его беспокоить…

— Госпожа? — Раздался за спиной голос Маттиль.

И Шаос, вытирая лицо плащом на тот случай, если она переборщила с эмоциями, обернулась.

Губы служанки дрогнули. Ибо хотела сейчас Лиза выглядеть сильно и независимо — но понурый взгляд, влажное лицо и красные глаза выдавали в ней то, что случилось с ней что-то крайне хреновое.

— У вас всё хорошо?

Девушка не смогла выдавить из своего горла ни слова — и с силой крутанула головой. И, честно признаться, ей даже пришлось приложить усилия, чтобы не броситься в ноги к той женщине, испытывающей по отношению к ней не самые лучшие чувства, и не уткнуться лицом в её юбку. Но всё-таки — сдержалась.

— Приготовить вам горячую ванну?

Теперь она просто кивнула — и спрятала лицо за полой плаща, пусть для этого и пришлось его распахнуть.

***

С тех пор, как она ушла "путешествовать" — прошло около полутора суток. И вышло так, что отец её вернулся слишком поздно, и поэтому отправился спать сразу после ужина, даже не посещая своего кабинета. О том же, где сейчас его дочь — он спросил лишь мимоходом, на что получил такой же мимолётный ответ, выразившийся в неосведомлённости этим фактом. Как бы, она частенько возвращалась особенно поздно или же ночевала где-то ещё, поэтому её отсутствие не было расценено как что-то особенное и заслуживающее особого внимания. И сегодня, по словам всё той же Маттиль, он планировал поступить так же. Может, проблемы у него там какие-то, на работе? Или как? Шаос, в общем-то, не знала — держалась от этого подальше, ибо всё равно ничего не понимала.

Однако же с другой стороны, если прошло всего полтора дня — это означало, что в этот раз её воскресили действительно быстро… Обычно всё происходило подольше, и хотя бы сутки — но проходили.

Дааа, воскресили… Вот теперь-то, лёжа в горячей ванне — даже не совсем комфортной для обычного человека температуры, ведь фигли — тридцать семь с небольшим своих, плюс небольшая, но всё же "врождённая" сопротивляемость к жару, но она не могла сейчас не думать. И абсолютная тишина, прерываемая лишь звуком скатывающихся с её покоящихся на бортах ванны пальцев капель, этому сильно способствовал.

Чем ей, как дамианцу, грозила смерть? Ну, помимо временной слабости после воскрешения? Во-первых — метка на её пузике уже не светилась. Она специально сейчас привстала, чтобы из пены показался малость пухленький животик, этот её милый пупочек и розовая метка внизу — и она больше не светилась. Потому что воскрешалась именно она — а зреющее внутри неё потомство, увы, но нет. Её беременность прервалась. И это было до слёз обидно, потому что даже если ей и не было суждено стать матерью — она всё равно хотела выносить этот плод. И это не считая того, что до битвы на арене ей снова требовалось "чем-то перебиться"…

Арена… Вот тут и выплывало "во-вторых". И с мыслью об этом она накрыла лицо руками и плавно погрузилась под воду с головой.

Она — ехидна. Оседлый тип. И "бесплатное" возрождение ей выдаётся лишь раз на полгода. В дальнейшем — будь добр ждать своей квоты. Или признавать перед госпожой свою никчёмность. И хотя она за свой труд на поприще "хорошей ехидны" и заслужила достаточно фавора со стороны госпожи, чтобы та не томила долгим ожиданием — ей очень не хотелось падать в её глазах как поминутно помирающая клуша. Да и "валюта" эта никогда не являлась чем-то твёрдым и хранилась исключительно в уме непостоянной и капризной королевы суккубов.

Короче, если её убьют на арене — то это будет уже косяк. И за него придётся платить расположением со стороны госпожи. И ей этого не хотелось ещё сильнее. Ранее она себе такого вообще не позволяла! И за более чем тридцатилетний срок то её "тело" было пятым воплощением: в первый раз её убила собственная мать, когда… слегка тронулась умом. Дважды это была месть ревнивых женщин, с мужьями которых она переспала. Один раз — загрызла собака. Причём, что немаловажно, это была сука. Течная. У которой она, кхем, немного так "переманила" стаю ухажёров… Из-за чего это можно было объединить и с предыдущим пунктом, если очень захотеть… А однажды она неудачно упала со стула, когда слишком смело на нём раскачивалась. Произошло это в трактире, на виду у большого количества людей, и этим случаем она гордилась меньше всего. Ей действительно было тогда стыдно — и Рикардо долго ей это вспоминал. Говорил, что хрустнула она тогда громко, а он её тело пошёл демонстративно выбрасывать на помойку, пока все очень громко ржали… но, чтобы добро не пропадало за зря — вместо этого донёс до своего подвала, где в дальнейшем отварил и сожрал. Причём в этом она ему верила — госпожой запрещалось убивать разумных существ ради пропитания, но если оно погибло само… или не могло считаться живым по причине, например, изначального отсутствия в нём души — то это пусть и не приветствовалось, но допускалось. Уж для маммонов — так точно…

Да-да, и ни разу за свою жизнь она не погибла от мужских рук! Несмотря на свой несносный характер и привычку щеголять с задранной юбкой. Сказывался ли её "иммунитет"? Или она слишком мила, чтобы им хотелось её убивать? Да пёс знает, но на этой мысли она почувствовала, что ей не хватает воздуха — и необдуманно разжала нос, из-за чего вода тут же брызнула ей в лёгкие, и синеволосая ехидна, сильно кашляя, вынырнула из воды.

— Да-да, Лиз! Д… Кхе! Давай, блин, к-кхем!! Захлебнись… ессё сяс! Блин… Сто зэ я глупая такая? К-кхе, кхе! Фу!

Она крутанула головой, чтобы чуть унять кашель — и взгляд как-то сильно зацепился за мотнувшиеся следом волосы, лёгшие в пенную воду и на белоснежные края эмалированной ванны. Её чудесные волосы цвета морской волны, которыми она очень даже гордилась. Но с другой стороны, раз у неё было небольшое "новое начало" — то почему бы и нет? Почему бы не попробовать в этот раз слегка разнообразить свою жизнь? Хотя бы на пару деньков не привнести в неё новых красок? И лёгким проявлением воли она заставила их измениться, принимая вполне обычный блондинистый вид — такой, какой он был у неё при жизни.

И снова расслабилась, ощущая то, как убаюкивает её тело слабо колышущаяся вода…

Сегодня она проведёт остаток дня в постели. Предварительно только что-нибудь съест. Будет скрестись на кухню до тех пор, пока ей не откроют. Может быть, даже помяукает. Так, забавы ради. Чтобы подействовать на нервы. А то в последний раз она что-то ела… по сути — никогда. И эта мысль позабавила её. Заставила улыбнуться.

Интересно… А то был сам Айис? Или же кто-то на него очень похожий? И почему он, в таком случае, был так на него похож?

И что именно заставило её ослепнуть, а потом — в один миг сгореть?

Глава 19. Крайне важные необходимые необходимости

— Рождённая в муках глава, когда хотелось как можно сильнее сократить её объём — но с каждым разом, с каждой новой интерпретацией она только росла, из-за чего отняла гораздо больше времени и в неё поместилась давно планируемая часть с ☙❤❧. Но как взамен — странная, вне контекста иллюстрация. Хотя хз, нужны ли они вообще. ~

***

Женщина родом из более солнечных (ну да, ну да…) и жарких краёв стояла за прилавком и раскладывала по кулькам гранулированные корма для декоративных рыбок, когда на входной двери прозвенел колокольчик — и в большой, но всё равно тесно набитый клетками и аквариумами зал вошла миниатюрная дамианка с черными крылышками, забавными рожками и чудесными светлыми волосами. И её добродушные синие глазки тут же начали с любопытством глазеть по сторонам, что-то тут выискивая, пока наиболее активные и чувствительные животные начинали волноваться. По крайней мере — их половина.

— Добро пожаловать. Я могу вам как-то помочь? — Владелица магазина запахнулась в длинные рукава аномально большой, до самых колен зелёной рубахи и вышла из-за прилавка, ловко и беззвучно ступая по полу босыми ногами.

По вполне очевидной причине, представители этой расы захаживали сюда не так часто — и поэтому ей стало ещё любопытнее, зачем же эта… девчонка? Ну, девушка сюда зашла.

Шаос же встала у расположенной у самого пола клетки с некими рогатыми грызунами и, положив на колени ладони, сильно нагнулась вперёд. При этом выполняющая роль платья простенькая футболочка сильно задралась, обнажая совсем невинное бельишко с мелким розовым рисунком. Со звёздочками, полумесяцами и просто сердечками… Но из-за того, что в принципе вид у неё был крайне миловиден, а вела она себя тихо и вежливо — это не выглядело пошло, а именно что по-наивному.

— Я могу вам помочь? — Повторила свой вопрос смуглая продавщица — не особо-то и молодая, но всё ещё подтянутая и эффектная с виду. Такие обычно, кичась своей колоритностью, со змеями выступают, а она — вероятно, почуяв скоротечность сценической карьеры и не став дожидаться, пока публика захочет видеть вместо неё кого-то помоложе и попластичнее — решила ими торговать. Ну, и не только ими — а также и другими достаточно экзотическими (и не только) животными.

Да, а ещё Лиза была в пушистых домашних тапочках. И носочках. И это учитывая, что этот магазин был как минимум в нескольких кварталах от дома.

— У-угу… — Протянула дамианка, переводя взгляд на террариум со змеёй — большой, чёрно-коричневой змеёй, которая легко бы смогла её опутать и изломать. Или сделать ещё что-нибудь. — Мне надо купить собатий осэйник, ну, с цепотькой ииии…. этим, ну… дзынь-дзынь! На конце!

— Колокольчиком? — Сделала предположение брюнетка.

— Нене! Ну, застёзкой! Дзынь! Стобы пъивязывать!

— Аааа, карабином! Думаю, у нас найдётся. У вас большая собачка?

— Нууууу… — Протянула Шаос, невольно касаясь своей шеи. И улыбнулась. — Съедняя? И стобы замок там был! Ну или петелька для него!

— Вам подороже? Или подешевле? — И женщина отправилась к стеллажам, на которых были развешены различные варианты данных предметов собачьего гардероба, оставляя дамианку пялиться на свернувшуюся на коряге змеюку. — С шипами, возможно?

Лиза закрутила головой — и движение её волос не оказалось незамеченным — змея стала тянуться в сторону маячащей за стеклом девушки, нескончаемо пробуя языком воздух.

— Не-не! Такое я не люблю. Это слиском…

И добродушно улыбнулась, совсем ненадолго обернувшись. Чтобы практически сразу вернуться к разглядыванию животного. И осторожно, будто бы рептилия могла каким-то образом пробить его, коснулась пальцем стекла террариума.

— А это у вас тут змея такая, да?

— Да, это змея. И лучше не трогать стёкла. У нас, как бы, не положено. А вам какого цвета?

Шаос протянула долгое "аааа…", словно ей открылось некое откровение. И наклонила голову, разглядывая её чуть с другой стороны.

— А она ядовитая?

— Ядовитыми мы так не торгуем, только на заказ и при наличии у вас лицензии.

— Это хоосо, сто не ядовитая… А она самотька — или мальтик?

Бесконечная череда вопросом ни о чём стала немного допекать продавщицу — особенно с учётом того, что она уже разложила на выбор несколько ошейников и теперь ждала у прилавка, пока покупательница решит оторваться от разглядывания животных ради того, зачем она сюда (вроде как?) пришла. А то вела себя эта дамианка скорее уж как сущая поглазейка, которая только отвлекает тонной вопросов и ничего не собирается покупать. Так себя обычно дети ведут, а эта… вроде как, ребёнком и не была.

— Думаю, что мальчик. У самок иное строение скул и задней части черепа.

Дамианка опять протянула немое "ааааа…" — и качнула головой… Всё же — но прикусив губу.

— А они яйца несут, да? И… сколько оно там зъеет? Ну, внутъи?..

— Да, змеи являются яйцекладущими животными. И я не совсем поняла вашего вопроса — что значит "внутри"? В яйце?

— Нене, не в яйце, а… ну, в пузике у неё? — Шаос задержала ладонь на своём мягоньком, пухленьком животике — и сглотнула.

Сколько ей там ещё времени, до арены? Чуть меньше двух недель, вроде? Физически продержаться такой срок она уже сможет — начать крышу рвать уж не должно… Скорее всего. Но другое дело, сможет ли она сохранять весь этот срок целомудрие? Или однажды, во время прогулки поддасться на чьи-нибудь уговоры… или не совсем уговоры, а будет схвачена за руку и сопровождена в безлюдный переулок… А у неё, между прочим, совсем небольшой запас времени на полный цикл, чтобы ещё и успеть после этого набраться сил, придти в форму! Так что ей бы идеале всё ещё нужно было сделать это с кем-то по-быстренькому. И желательно не с человеком или иным, соразмерным с ним созданием, а, например, собакой…

— Ну, дольсэ, тем у теловека?

Но сейчас, видя столько экзотики вокруг, она задумывалась над чем-то поинтереснее.

— Не думаю… — В растерянности ответила женщина, уже и не зная, какой ещё вопрос могла задать эта странная гостья. — У них беременность протекает быстрее, чем у людей. Это точно.

— У-ууугу… — Шаос наклонилась вперёд, практически припадая к стеклу лицом. Розовый раздвоенный язычок животного ритмично так высовывался из пасти — и юрко заскакивал обратно, но какой-то особой "заинтересованности" к ехидне змей всё же не показывал. — А сколько будет стоить ей попользоваться? Ну, им?

— Извините, что сделать? Попользоваться? Это же змея, живое существо! — Женщина засмеялась. Хотя от крайне непонятных вопросов на шее у неё уже выступила лёгкая испарина. — Что значит — попользоваться?

— Ну, на палу тясов в айенду взять, как бы…

В голове девушка начала прикидывать то, сколько она готова за это выложить — возможно, и все свои сбережения. Всё равно у неё было не так много — в общей сложности около восьмидесяти золотых. Минус ошейник… Нет, можно дома ещё по карманам пошарить, но то — дома, а ей хотелось сейчас.

— Я прошу меня простить! — Голос продавщицы стал строже. — Змея стоит две сотни золотых — это редкая, ценная порода. И она не продаётся ни по часам, ни — по частям. И вы можете купить её либо в полном объёме, либо — никак. И возврату животные также не подлежат. Зачем вообще она вам нужна? Я считала, что животные не сильно жалуют вашу расу, а вам… простите меня за нескромность, с вашими размерами опасно обладать подобным питомцем. Если он вас и не съест — то может просто задушить!

Она была бы не против попробовать сделать это, кхем, со змеёй, но… увы и ах — не могла себе её позволить. Предложить сделку — редкую змею в обмен на несколько её яиц через условные десять дней? Во-первых, эта женщина вряд ли на это согласится (был бы мужчина — в сделку бы ещё вошла возможность за этим пронаблюдать), а во-вторых — с яйценошением у неё не ладилось — чаще всего скорлупа оказывалась слишком мягкой и оно нормальным образом не развивалось. Так что Шаос, в очередной раз взглянув на змея, который не сможет оставить в ней своё потомство, поплелась к прилавку, выбирать себе ошейник.

— А у вас есть какие-нибудь не доогие йивотные? И стобы лазмнозались быстло…

— У нас есть крысы.

Крысы… Шаос аж хмыкнула под нос, улыбнувшись. Дааааа, сделать это с крысой — будет верхом оригинальности! Это же насколько нужно чувствовать безнадёгу, чтобы пойти на такое? Как вообще делать это с крысой?!

— Мне вот этот вот, койитьнивенький… У меня пъимелно такой и был…

***

Девушка прижалась к двери спиной — и тихо, осторожно постукала в неё голой пяткой. Точнее уж, не совсем голой — а в носочке, слегка пыльном от того, что дурацкие тапочки несколько раз сваливались у неё с ног по пути через добрую половину города. И из-за этого стук её даже не был услышан — и она, подняв ножку ещё раз…

Её выбило из равновесия открывшейся дверью — и она со смешным, крякающим звуком упала на пол. Но не успела пролежать и две секунды, как с беспокойством подскочила к выпавшей из рук картонной коробочки и припала к ней ухом, что-то в ней внимательно слушая…

— Эй, чего под дверью тут торчишь?.. О, Шаос? Ты, что ли? Здоровеньки! Как сама? И чего у тебя волосы такие необычные?

Девушка подняла взгляд, уставившись на группку из трёх человек… Кажется, знала она их. Да! Одного — даже по имени!..

Но когда девушка уже была готова им что-то ответить — то рука одного из наёмников легла ей на макушку и хорошенько взъерошила ей волосы, чем заставила её громко, под смех этих "людей", засопеть. Показательно сердито, с нарочитым переигрыванием — чтобы они наверняка поняли, что она это не всерьёз.

— К Азаэлю идёшь? — Спросил другой член той группы — один из представителей гордой, но малочисленной расы гаруда, крылатых полулюдей-полуптиц. Или, лучше сказать — гуманоидных птиц, ибо к людям они не имели вообще никакого отношения.

Очень редкий гость этих земель. Но она с ним как-то спала — когда он напился и… скажем, это был один из тех случаев, когда "да" она вслух не произнесла, но обиды на него совсем не держала, потому что опыт этот был довольно интересный — его свёрнутый в спираль лентовидный писюн был очень своеобразен. А ещё — они существа яйцекладущие.

— Ладно, пошли уже. Потом ты со своей пассией почирикаешь, Игорёк.

— То был один раз, и по пьяни. И я не горжусь тем, как это всё произошло.

Мда уж… И вот они, задав не один вопрос — так и ушли, не дождавшись от неё ни одного ответа. Так, что у Шаос даже возникло подозрение о том, что им это не так уж было и интересно. Но да ладно! Зато она, наконец, смогла встать на него — и приоткрыть дверь, юрко заскакивая в кабинет Азаэля.

— Хехехе! Не здал, да? А вот и я! — И приложила указательные пальцы к своим пухленьким щёчкам в дурашливо-милом приветствии. — Как тебе мои волосы, а? А? Плавда мило?

— Вообще-то, я уже понял, что это была ты.

Дамианец не стал дожидаться никаких от неё объяснений — и с помощью другой бумажки вытащил из ящика стола кусочек картона, на котором лежал её порядком изодранный в клочья контракт. Но — развёрнутый.

— Боюсь, ничем помочь у меня не выйдет. По рекомендации Кларисс, я размочил его в… особой смеси, которой представительницы её вида выводят с одежды определённого вида пятна, но чернила…

Кончиком карандаша, он повернул к себе лист, чернила и типографская краска на котором бесповоротно поплыли… И краем глаза заметил, как стоящая в дверях девчонка прямо никнет, опускает плечи — а дурашливая улыбка стирается с лица. Что сама она будто теряла яркость… Но стоило ему поднять неё взгляд — как она тут же расцвела обратно. Приоткрыла свой ротик, заулыбалась и вобрала в грудь побольше воздуха, уже готовая что-то сказать!..

Глаза мужчины опять опустились — и девушка так и замерла с этим своим полуоткрытым ртом…

Издеваться над ней и проделывать то же самое ещё несколько раз он не стал — и, вздохнув, откинулся в кресле, вместе с этим снимая с носа пенсне и устало потирая пальцами переносицу.

— Хорошо. Привет, Шаос. Давно не виделись. Выглядишь буднично.

— Хехехе!.. Пъивет! А в смысле — буднитьно? Это как? — Девушка снова заулыбалась коварно-загадочной улыбкой и склонила голову на сторону, не совсем понимая, что он этим словом имел ввиду. И со сложенными за спиной руками подошла ближе к его столу, чтобы привстать на цыпочках и без каких-либо объяснений поставить на него ту картонную коробочку с дырочками.

И слишком короткая её футболка при этом опять задралась, демонстрируя её милое бельишко во всей красе уже сбоку и спереди. Настолько, что Азаэль не выдержал — и, когда вытягивал шею, чтобы получше разглядеть ею принесённый предмет — скосил взгляд, присматриваясь в выпуклостям её копытца. Ракурс как раз вышел удачный… А ведь именно это он и имел ввиду — в такой одежде и этих домашних тапочках она выглядела так, будто бы только что вылезла из постели и теперь БУДНИЧНО шлёпала к себе на кухню, чтобы позавтракать, но не плелась в таком виде через половину города в течение минут сорока.

— Что это?

Не переставая улыбаться — но уже чуть наглее, ехидна отступила на несколько шагов назад и спрятала за спиной руки.

— Подалок! — Сказала девушка, нетерпеливо покачиваясь из стороны в сторону.

— Бойся Шаос дары приносящей…

Внутри он ожидал найти что угодно — начиная от бублика с сахарной посыпкой и кончая чем-то в особенной мере грязным и мерзким, и потому он решил проявить осторожность и лишь придержал коробочку пальцем, а за верёвочку всё так же потянул карандашом. Чисто руководствуясь тем, что карандаш выкинуть будет проще, чем свои руки.

— Я слышал, с тобой произошли некоторые… Нехорошие события. Твои бывшие спутники оповестили — заходили сюда, порядком взмыленные, и дотошно выспрашивали о том, как у нас проходит возрождение. Как я понимаю, спасать они тебя не пошли?

Она махнула рукой — да и пусть, ладно. Она не в обиде! При этом на запястье её звякнул ошейник, потому что надевать его сразу на шею она не стала. Ей нужно было его ещё подготовить — нарисовать циферку "6", купить замок… А ещё найти того, кто сможет испортить в нём механизм! Да и не стала бы она напяливать его посреди магазина!..

Нет, она, конечно, могла… Могла и не такое, ха!.. Но ей было очень лениво. После возрождения её уж через чур охватывало это чувство вселенской гармонии и умиротворения — и не хотелось начинать дурить раньше времени.

— Это что…

Когтистые пальцы асмодея опустились в лишённую крышки коробочку и бережно вытащили оттуда тёплое, трепещущее от страха животное. Крысу. Уже взрослую, двухгодовалую крысу. Белую с чёрными и бурыми пятнами по всему телу и длинным, похожим на червяка хвостом.

— …крыса?

Дамианец вплотную уставился на животное, вблизи и с крайним внимание разглядывая его мордочку — подёргивающийся носик, тонкие белые вибриссы и бровки, а также живо уставившиеся в ответ глазки — две маленькие, блестящие бусинки.

Крысы были одними из тех немногих животных, которые в целом нейтрально относились к дамианам.

— А-ааага!

— И… с чего ты решила купить мне в подарок крысу?

Могла ли она знать о том, что у него дома уже жила одна? Глубоко вряд ли, ибо домой он к себе Шаос никогда не приглашал, так же как и о личной жизни перед ней сильно не разглашался, из-за чего у неё в принципе было ощущение, что дома у него стоял один только шкаф, в который он себя после работы вешал и там спал, пока с утра на ту же самую работу и не уходил.

— Нуууу… — Неловко затянула девушка. Она не хотела рассказывать о том, зачем она её на самом деле купила. В тот момент её мозг совсем поломался и она, дурочка такая, решила, что крыс её сможет… — Яхотела, стобы он меня тлахнул и я лодила клысят! Но если тебе не надо — я его забелу!

Асмодей на секунду округлил глаза — и без единого произнесённого слова брезгливо, за шкурку положил животное обратно в коробочку, перевязал её шнурочком — но вместо того, чтобы передать её в протянутые руки ехидны — по добру по здорову спрятал в ящик стола, оставив его слегка приоткрытым для притока воздуха.

— Твоё отсутствие самоконтроля меня пугает, Шаос. Как ты вообще собиралась делать это с крысой? — В ответ она пожала плечами — она этого не знала. Её мозг в момент покупки был поломан. — И даже если у тебя есть какой-то способ…

— Да нету у меня, я вассе тогда мало думала…

— …то разве ты не заметила, что это — самка? И для твоих "целей" она бы не подошла?

— В-в смысле самка?… О-оу… Оооу!… Подоззи-подоззи, тоессь я зъя потлатила пятнцадцать золотых?! Нуууу, блин! Меня обманули! А её мозно вейнуть в магазин и обменять на змею?..

— Нет. Крыса остаётся у меня — я найду, куда её можно пристроить. А тебе лучше принять холодный душ и проспаться. Ну, или найти себе партнёра для спаривания более приемлемого размера. — С этими словами он присмотрелся к наигранно надувшей щеку полуполурослице в метр ростом и прикинул в голове, что с этим она определённо испытывает некоторые проблемы. Но чаще всего как раз в обратную сторону.

— Да я потелплю… Сто мне, гъязной ехидне — обязательно с кем-то тлахаться? Сто со мной станет… Кстати, не полутилось, да? Плотесть?

И ответом этой бесполезной актрисе, даже за переигрыванием не способной скрыть истинных чувст, стал широкий поворот головы.

— Я уже говорил — чернила поплыли. Но если ты получишь копию, то я могу попробовать…

Снова звякнув ошейником, она махнула рукой — и совсем невесело, но улыбнулась.

— Нитево стласного… Сама виновата. Не буду тебя беспокоить!

— Лиз… Не нужно этих обид — меня это не сильно затруднит, но дело действительно серьёзное, чтобы рисковать жизнью из-за какого-то неверно брошенного мною слова.

— Всё холосо. Нитево стласного! — Повторила она, перед тем как развернуться и уйти, но в полуобороте всё-таки остановилась. И с коротко брошенным взглядом произнесла: — Д-да, я… Если полутиться найти, я пъинесу… Извини. Но ты знаешь, у меня слозно сохланять какое-то ласписание, а попасть на айену в полойении я не могу себе позволить…

***

День у неё вышел достаточно скомканный и неравномерный, но поделала она делов не мало. Ошейник она себе новый приобрела, к Азаэлю — зашла. Хотела ещё и в трактир заглянуть, пообщаться со старыми знакомыми и чего-нибудь съесть, но не решилась — побоялась, что не сможет поддержать в себе градус хамства для общения с Рикардо, а выставлять себя перед ним со слишком "уязвимой" стороны не стоило. Поэтому перекусить ей пришлось в другом, не самом знакомом ей месте. И теперь можно было смело идти домой…

Зазвонили колокола, знаменуя "закат". И она, глубоко вздохнув, обняла себя за плечи, продолжая брести в людском потоке уже в более задумчивом состоянии. Хотя именного этого ей сейчас делать хотелось меньше всего — думать, ибо под эти звуки все её мысли невольно сосредотачивались исключительно на персоне погибшего бога. И на том, что она недавно видела. Вот что он мог там делать, разорванный пополам, на краю бесконечной бездны?..

Кстати… а вот интересно — та бездна шла глубоким колодцем, или же и сейчас, где-то там, глубоко под ней находилось бесконечное, чёрное нечто? С копошащейся там неведомой тварью…

Нельзя было ей сейчас думать. И девушка, закрывая уши ладонями, побежала вперёд, чтобы отвлечься от переполняющих её голову мыслей. Чтобы чуть устать, чтобы дыхание участилось, сердце — забилось, а мысли покрылись лёгким туманом… Они не должны было звонить слишком долго! Ну хватит уже…

Но лёгкая пробежка, чтобы взбодрить своё барахлящее сердце, закончилась не так, как она планировала — стоило ей ускорить шаг, перейти на бег — как от странного, непонятного ей ощущения по спине пробежала волна мелких мурашек. Что-то было не так! Она затылком почуяла это — чувство опасности! Попробовала оглянуться — но едва не налетела на встречного ей человека — такого же растерянного, как и она сама. И бросающего взгляд то на неё — то куда-то ей за спину. И следовало бы ей просто остановиться, всё же потратить момент своей жизни и обернуться — но страх подстегнул её слишком сильно. И дамианка, во весь опор своих коротких ножек, бросилась наутёк, при этом совершив самую страшную из своих ошибок — свернула с оживлённой улицы, чтобы скрыться в переулке. Чтобы спрятаться там от неведомой ей угрозы — но нашла там лишь невысокий бордюр и отвесный овраг, ведущий на дно трёхметрового канала. Следует заметить — уже давно пересохшего канала, ныне используемого в большинстве случаев как свалка. И также внезапно, как звон колоколов начался — так же внезапно он и оборвался, и Шаос, пробегая последние несколько метров перед пропастью — услышала за спиной нестройный шаг нескольких пар ног. И даже не бегущих, а просто быстро идущих за ней, ибо догнать метровую, не слишком расторопную ехидну они могли и пешком.

— Н-ну всё, всё! Догнали… Сдаюсь! — Она подняла вверх лапки и обернулась, натягивая на лицо широкую, зубоскалящую улыбку. — Къитять не буду, сопвотивъяться — тойе, согласна на многое, а с вашей стооны было бы вевливо не аспускать сильно уки! Идёт?

Их было четверо. Четверо мужчин в длинных, демонстративно дешёвых и непритязательных холщовых рясах с наголо выбритыми головами, что уже буквально кричало о том, что они были какими-то сектантами, но более — на лбу одного из них было вытатуировано полукольцо с непонятными письменами. И эта мета чётко говорило о том, к кому именно они относились.

— Д-да б*я!… - Не сдержалась дамианка от осознания, что она, сука, влипла.

Это были долбаные фанатики из "Пяти Слов". Жестокие парни с особым взглядом на жизнь, и раз они к ней зачем-то пристали — то проблемы у неё определённо намечались. И очень, ооочень вряд ли они хотели её трахнуть или ограбить.

— Слусайте, я плосто сла домой! — Громко ответила бывшая полуэльфийка и, оглядываясь назад, чтобы ненароком не налететь на низкий бордюр и не свалиться в канал, попятилась ещё немного назад. — Мне не надо плоблемы… Я не знаю… Заплатить вам?! У меня есть! Немного! Или тево вам надо? Я сделаю всё, сто вам надо, только, ну… не бейте, ладно?..

Они были способны на жестокость по отношению к нелюдям или людям, ведущим порочную жизнь — и Шаос под оба эти пункта прекрасно подходила. Но из-за не слишком большой многочисленности этих сектантов, они себя сдерживали и дело у них редко доходило до физического проявления своей ненависти. До расправ, линчевания и самосуда. Но всё же — иногда доходило, и метровая дамианка отлично годилась на роль беззащитной жертвы.

— Слусайте, плавда… Отпустите меня, а?..

С корявыми улыбками на лицах, совсем ещё зелёные фанатики приближались к ней, теснили к краю, и Шаос была вынуждена сделать последний возможный шаг, ставя ноги уже на сам бордюр. Могла ли она пробежаться по нему, то есть вдоль самого канала и между стеной соседствующего к нему дома?

— Обессяю, я буду хоосэй ехидной…

— Нам не нужны твои деньги, порочное племя!

— Нам нужна твоя кровь!

— Ты должна заплатить за грехи своих предков! — Вторили они друг за другом.

Дураки. Просто кучка круглых дураков — так бы очень хотела ответить им Шаос, будь она посмелее и посильнее, но вместо этого только захныкала и закряхтела. Они не понимали, что появление её "порочного племени" спасло их, идиотов, от смерти, ибо если бы Неллит не подняла тогда мятеж, раздробив воинство Баалбезу на части — жили бы сейчас эти люди в лучшем случае в кандалах.

Но голоса их затихли, когда руку поднял их "старший" — обладатель татуировки на лбу, что означало то, что он уже дал одну клятву перед своим божеством. И пока его более молодые братья ещё не далеко ушли от обычных людей, были импульсивны и выплёскивали из себя это мелочное бахвальство и угрозы, он же — уже успел обматереть в рядах своей церкви, чтобы не проявлять эту недостойную нетерпеливость и за зря не сотрясать воздух. Он со степенностью склонился к земле — и что-то там начал в ней ковырять. А затем и остальные подхватили его идею и тоже стали разбирать изношенную дорожку на булыжники…

Шаос громко пискнула, когда поняла, что они делают — они набирали себе камней, складывая их в подолы своих ряс, и будь она хоть трижды дурой — то всё равно поняла бы, что они собираются делать.

— Эй, эй! Не надо!.. Н-нет-нет!!

Первый из них замахнулся — и Шаос, не дожидаясь, пока в неё бросят хоть один камень, спрыгнула вниз… Всё равно это было неизбежно — либо прыгать, либо быть избитой. Или как альтернатива — сначала быть избитой, а потом — уже прыгнувшей. Или сброшенной…

Чего же они вообще к ней прицепились? На самом деле, она в этом сама была "виновата". Уж по крайней мере, они бы так сами сказали. Шли-то они за ней уже долго — но только лишь потому, что их дороги временно совпадали. И конечно же они не могли не обсуждать её короткую, ещё и задранную хвостом маечку и очень милые для такой "богомерзкой твари" трусишки. Возможно, их интерес был подстёгнут и чем-то ещё, ведь они были всего лишь послушниками и пока что только вытравливали из себя тягу к "порокам", но когда зазвонили колокола мёртвого бога и она побежала — у двух из них сработал охотничий инстинкт, и вот уже весь их квартет пошёл за ней следом. А когда же она свернула на безлюдный участок — то отпустить её просто так они уже не могли.

И в какой-то мере, но ей в этот раз посчастливилось. Она упала не на топорщащийся остов старой телеги, не на обломок копья или отходы местной татуировочной мастерской. И даже не на твёрдый булыжник, а на старый, сильно прогнивший сундук. Так, что крышка его под ней с противным хрустом проломилась и девушка, выставив перед собой руки, ушла в него всем телом, как в маленький, аккуратненький для себя гробик. А потом по инерции содрогнулись все её внутренние органы (куда входил в том числе и её мозг) — и зрение на мгновение, но пропало. А вместе с ним — и осознание происходящего…

Вернул же её обратно собственный же голос. Она что-то сопела или кряхтела, а уже потом ушей её достигли разговоры склонившихся над ней сектантов. Но прислушиваться к их словам даже не собиралась — пусть бы они там хоть в глубокое раскаяние впали, и на гудящих, звенящих, но целых и не поломанных ногах встала, отряхнула оцарапанные ладони и локти — и, не переставая сопеть, вылезла из обломков сундука. Вся нахохленная, с липкими древесными щепками в волосам и справедливо обиженная.

— Пледулки коньтеные…

И ещё раз, уже тщательнее отряхнувшись, она подняла лапку над головой, чтобы напоследок показать загнавшим её сюда людям средний палец — и крайне быстро, пусть и на полусогнутых, поспешила убраться. А то бы ещё и сверху забрасывать начали!

***

Шаос высоко прыгнула. По своим меркам высоко — но сантиметров на двадцать ноги, наверное, оторвала. И даже взмахнула своими пыльными лапками — но так и не дотянулась до перекладины добрые полметра.

— Идиоты. — В сердцах бросила ехидна, обиженным зверьком глядя на висящую высоко над головой лестницу. А ведь как обрадовалась — ура, лестница! Наконец-то! Не обваленный на прогнивших балках трап в двух метрах над головой, а лестница!.. Ага… Тоже в двух метрах над землёй. Но леееестница… — Ну и на кого вы её такую сделали?! А если бы сюда лебёнок упал?! Или хоббит… Глупые дылды! Блин…

Как оказалось, спрыгнуть — это ещё полбеды. Ушибила колени и локти, может и пару заноз загнала — не самое страшное, но вот вылезти обратно у неё уже не получалось. Ну не рассчитаны были эти каналы на то, чтобы ими пользовались без воды, и уж тем более — такие короткие существа, как она. И Шаос пришлось идти дальше, надеясь найти более подходящий для себя подъём.

— И где все бездомные… Эй, люди!! Ну блин, ну вытассите меня! Кто-нибудь…

Её слабый голос утонул в тишине… А ведь она и не знала наверняка, куда она сейчас шла и в каком районе находилась. Но судя по тому, что людского гомона она давно не слышала, то либо люди вдоль него не ходили, либо это был не самый оживлённый, а может быть и заброшенный район — например, некогда очищенный от болотной заразы, но так и не обжитый.

И это случилось именно так — этот район был заброшен. Уже как пятнадцать лет здесь никто, кроме законченных маргиналов не жил, из-за чего даже мусора здесь было значительно меньше, а тот же, что всё же присутствовал, либо находился в крайней форме гниения — либо заилился и погрузился под землю. Так что Шаос могла кричать сколько влезет, но шансов получить помощь у неё было очень немного. Но не обратно же ей было идти? Рано или поздно, она должна была куда-то выйти…

С этой идеей она ещё в течении десяти минут шлёпала по земле, до корок сухой снаружи — и скользко-влажной внутри. В своих несчастных тапочках… И сколько она ни вымеряла шаг — всё равно поскальзывалась и оступалась, теряла их, из-за чего вляпывалась в эту кашу своими некогда белыми носочками

— Ну хватит, хватит! — Похныкивала девчонка, невольно нюхая запах сырости и застарелого мусора.

Её это уже сильно достало. Она устала, а охватившая душу безнадёга была достаточной величины, чтобы она начала твердить себе под нос, что ещё буквально десять шагов — и она прямо тут сядет и будет сидеть, пока её кто-нибудь не вытащит. Но как это всегда бывает, когда уже кажется, ты дошёл до точки и говоришь себе, что уже всё, дальше — ни в коем случае, в вечерних сумерках и не слишком хорошем зрении стало расти некое массивное сооружение, выстроенное прямо над сами каналом, и огромные металлические створки ворот, ведущие внутрь него…

Оказались бы они закрытыми — и Шаос пришлось бы идти обратно. Но они, покосившиеся на поломанных петлях, имели между собой зазор. Зияющий чернотой зазор, откуда доносился странный, стрекочущий шелест…

Глава 20. Канальные жители. ☙❤❧

Канал заканчивался, уходя в надстроенное на ним здание, по одному лишь внешнему виду которого было ясно, что оно также уже долгие годы было заброшено. Некогда-когда-то, а именно тринадцать лет назад, один предприимчивый полурослик вздумал очистить воды погрязшего в болоте эльфийского квартала, чтобы каналы вновь можно было ею наполнить, но делать это он решил своеобразно — не искореняя сам источник заразы, а путём строительства очистных сооружений, которые должны были фильтровать и отстаивать воду перед тем, как пускать её в город. А заодно и очищать её по мере протекания по самому городу. Но, судя по состоянию данного пилотного образца, дело это у него не выстрелило, и проект был свёрнут, оставив в напоминание о себе только один канал, на котором было выстроено несколько подобных ангаров с недостроенными чанами и резервуарами, а также модернизированными отстойниками. Из-за чего запах тут стоял какой-то особенно несвежий, ибо даже дождь теперь надолго тут задерживался и парил сыростью.

Зато здесь кто-то всё-таки мог додуматься поставить хоть одну лестницу до самого пола, которой могла бы воспользоваться Шаос. И девушка осторожно, боясь ещё сильнее испачкаться о ржавые ворота, просочилась внутрь, в тёмный зал, осветить который в достаточной мере солнце уже не могло, из-за чего ей пришлось зажечь на лбу свою метку… Да только там же и вздрогнула, подпрыгивая настолько сильно, что аж из тапок выскочила — это место было обжито. И не абы кем, не грязными бомжами, гоблинами или затерявшимися в катакомбах мутантами-инцестниками — а дутыми мухами. Частыми жителями всяких коллекторов и отстойников.

Мерзкими насекомыми, представляющими из себя что-то вроде кузнечиков, но без прыгательных задних ножек и с омерзительно раздутыми брюшками — если тело его могло достигать в длину около тридцати сантиметров, то такое вот мясистое, вылезшее из расходящихся как банановая кожура хитиновых пластин "мясо" могло достигать метра и более. Причём летать они не умели, потому что их крылышки были слишком малы, кривы и часто недоразвиты, зато отлично цеплялись за стены и потолок своими шестью (или тремя… пятью, семью или хоть девятью) лапками, из-за чего облепили как сами отвестные стены канала — так и выстроенный над ним ангар. Хотя, это им не мешало ими во всю шевелить, и поэтому в зале стоял устойчивый и нескончаемый стрёкот. А ещё они без конца ползали. И вообще — выглядели просто омерзительнейшим образом не только из-за того, что от накапливаемого внутри них метана тела этих насекомых раздувало до уродливых, корявых форм, а потому что немного, но как раз-таки на мутантов-инцестников они были похожи. А именно, сложно было найти такое существо полностью симметричным, при шести, а не семи или трёх, четырёх лапках, чтобы крылья имели одинаковую длину, а эти уродливые задницы не раздваивались или не имели ещё каких-то наростов. Либо же эти мясные комлюхи могли образовываться в любой части их тел — хоть на стыке лапок. Хоть на стыке внезапно раздваивающейся лапки…

— М-мнеее не сюда!… - С виноватой улыбкой, будто случайно вошла в уже занятую уборную, протянула Шаос. И попятилась своей широкой попкой наружу, ибо ей, как ехидне, было нежелательно находиться вблизи от подобных отвратительных тварей… Но увиденная в метрах пятнадцати от неё картина заставила её громко заканючить. — Д-да ладно!

Там, на одной из стен покрытого этими "мухами" канала, была закреплена стальная лестница, идущая от самого пола и до верха.

Девушка протянула сквозь зубы воздух. Догадывалась о том, что же может случиться, если она решит туда пойти, но и назад же переться ей не хотелось. Ведь что лучше — тащиться километры по помойке или же рискнуть и уже через несколько минут быть свободной? Они же, вроде, не агрессивны… Грязь разводят, воняют — но не агрессивны… А ещё этим газом часто фонари заправляют…

— Я-я опъеделённо не зэлаю с ними спайиваться!.. — Пропищала себе под нос девушка — и с полузакрытыми веками сделала шаг вперёд. И ещё один. Осторожно, стараясь не шуметь и не делать резких движений.

Вот она видела одну из этих тварей — она проползла мимо неё, волоча за собой почти двухметровый "баллон" своего брюшка — полупрозрачный, с какими-то противными, шевелящимися органами внутри. Другой такой, со стрёкотом крыльев, слетел с потолка — и приземлился на землю, заползая в расположенную в правой стенке канала трубу — брезжущую тьмой и каким-то там копошением из усиков и лапок. Полутораметровую в диаметре — но полностью, глухо забитую этими тварями! И они там вошкались, шевелились, шуршали…

Направо она смотреть больше не хотела. Зато налево, где симметрично с той трубой находилась другая — взглянула. И во флюорисцентном свете поселившейся там плесени увидела её стенки, облепленные белыми, сантиметров до двадцати в длину кольчатыми червями. Тонкими с чёрными круглым головами. И что сама труба уходила вниз, глубже под землю, ведя в закопанные там септики. Куда должна была уходить и оседать всякая дрянь из болот…

Шаос стиснула зубы. Это же копошились их детки, да? И, стало быть, если она не поторопится, если не уберётся отсюда поскорее — то они могут стать и её детками тоже? Она зашипела ещё громче, быстро метнула взгляд на лестницу, на тварей, которые могли преграждать ей дорогу, на потолок и стены, на всё! На всё и сразу — и ни на что определённое. Броситься бегом? Добежать до лестницы, подняться по ней и сбежать? Найти там, наверху хоть какую-то дверь…

Сжав плечики и теребя себя на груди за футболку, Шаос медленно пошла вперёд, минуя эту копошащуюся червями клоаку, в направлении лестницы… В направлении лестницы, до которой оставалось всего лишь каких-то пять метров. Язычок её без конца облизывал губы, большие синие глазки — бегали по сторонам, старались подмечать любую тварюшку, которая могла оказаться у неё на пути. Вот он ещё один такой "пропикировал" прямо у неё перед лицом — с опущенным вниз брюшком, сильно тянущим его вниз. Ведь хоть оно и было наполнено газом — всяких там потрохов было также в избытке.

— Мейзость, мейзость, фу-фу! — Затрясла она руками, приседая и полукругом обходя слетевшее существо. И оно, кстати, как только приземлилось, так сразу же поползло в направлении "червивой" трубы. Уродливо волоча своё раздутое тело, сочащееся какой-то мерзкой, желтовато-розовой слизью…

И всё же, у неё пока получалось — и как минимум треть пути она проделала. Она смогла добраться до лестницы, и вот уже руки её коснулись покрытой ржавчиной и неведомой грязью перекладины. Теперь было важно залезть по ней вверх, а то с этим у неё, учитывая рост, имелись определённые проблемы. Но методика уже выработана была. И она сильно, до милого кряхтения, в этой своей короткой маечке и милых, широких трусиках задрала ножку, чтобы поставить её на первую ступеньку. Опереться о неё, переместить массу… поскользнуться, разжать руки — ё*нуться о неё челюстью, скрючиться под ней на четвереньках, с трудом сдерживать слёзы, пытаясь унять эту боль…

Короче — методика не сработала и с первого раза у неё не вышло. Но это же совсем не значило, что следовало остановиться? Конечно же нет!…

Нееееет…..

Что-то увесистое легло ей на спину. И светловолосая дамианка, с дрожащей от страха челюстью, задрала голову вверх, видя над собой уродливые, перекошенные жвала той твари, так же пялящейся ей в ответ тремя подслеповатыми глазами — двумя на одной стороне и только одним — на другой.

И, видимо, ему очень понравилась эта тёплая мягонькая штука под ним, раз он сжал на боках Шаос все свои семь лапок — даже ту, раздвоенную на середине длины, где в месте стыка наружу выпирал комлюх розовой плоти. Ну и конечно же брюшко его не переставало покачиваться из стороны в сторону, изгибаться и шевелиться, будто бы мокрым языком ощупывая ноги ехидны. Её ноги, её хвостик и, конечно же, попку. И щедро оставляло на них свою белёсую слизь.

— Н-не надо… Не надо этого делать… — Тихо прошептала она, поворачивая голову уже на сторону, чтобы видеть, что это насекомое там собирается делать.

Раздутое брюшко мухи поднялось вверх, изгибаясь как-то практически по-скорпионьи, и такой же дугой, но опустилось вниз, тыкая мясным сфинктером на его конце ехидне под хвост. И не в жопу, а в прямом смысле под хвост — то есть в условную "спину" прямо под ним, но всё равно скользнуло ниже… Полубессмысленным, как показалось бы, жестом — но протиснул скользкое мясистое тело меж её бёдер, с нажимом касаясь её промежности и залазая под футболку уже спереди, вдоль животика и в сторону груди. И оставляя при этом на её коже липкие, белёсые разводы.

Сердце в груди заколотилось в бешеном ритме, стало срываться с него — и Шаос, чуть покосившись в сторону, прокряхтела. Она честно не хотела, чтобы подобная тварь спаривалась с ней, ведь та была слишком омерзительна… Но всё же, бельё её невольно стало намокать не только от слизи животного, а температура всего тела росла.

Интересно… оно захотело бы полностью ввести в неё своё брюшко? Или у них для этого есть какой-то особый орган…

Нет! Девушка встряхнула головой — ей нельзя было об этом думать! Если она возбудится, если станет ещё более влажной, то насекомое может почуять это! По запаху, по теплу или сырости найдёт её потаённые места… Это же — тупой жук! Он не должен знать, как спариваться с челове, если ему как это не намекнуть!…

Не должен… Шаос замерла с открытым ртом, когда её тело начало покачивать от сильной дрожи. И когда она снова, всё так же с открытым ртом обернулась назад, то лицезрела, как внутри полупрозрачной попки жука ритмично подёргивались, колошматились и будто "дышали" все его внутренние органы, а само брюшко в неприятных конвульсиях сокращалось, всё ускоряясь в ритме и наращивая амплитуду…

Ей не хотелось этого видеть. Что бы оно там ни делало — нет, она не станет смотреть! Возможно, оно просто хотело покакать… Да, точно, покакать!..

Попку её обдало брызгами слизи — и Шаос, уже вознамерившись закрыть глаза и обречённо заскулить, была вынуждена их напротив открыть — и открыть очень широко.

Через её плечо, повисая вот практическо прямо у самого лица, легла некая преомезительнейшая вещь. Прозрачный пузырь с какой-то желтовато-белой жидкостью объёмом, б*ядь, в пару литров. Как прозрачный, длинный пакет… Или изобретение хитрого Кондомио Преггинса, одеваемое на член и собирающего семя внутри себя. Только органическое, а ещё очень большое, раздутое и обвисшее. И внутри этой жидкости, словно она была наполнена паразитами, что-то крутилось. Какая-то живность вроде маленьких, жёлтеньких червячков. Но когда же степень омерзения превысила страх и растерянность, и ехидна попыталась её с себя сбросить, чтобы больше это не видеть — то этот "пузырь" с влажным чавканьем пополз назад, на влажных, прозрачных связках заползая обратно в раскрытое брюшко насекомого…

Оно эту штуку выстреливало. Сильно выстреливало…

Лиза сглотнула. Нет, к сожалению, тут уже ничего не поделаешь… Всё, что она могла сейчас сделать — это принять свою участь с честью и не пасть лицом в грязь. В прямом смысле пасть и в прямом смысле грязь — расставив ноги и руки пошире, чтобы занять более устойчивое положение, она уставилась немигающими, красными глазами перед собой и стала ждать…

Вот она, это муха, снова стала ощупывать её попу. Снова покрывала её своей слизью… как оказалось далеко не самой отравтительной из своих жидкостей. Скользнуло под резинику её бельё, наощупь и наугад ища необходимое для себя отверстие. Скользнуло по попке… по самой это дырочке, чем вызвала появление на пересохших глазах дамианки пары слезинок — нет… В попку не надо… Конечно, в её киску — тоже не стоит, но в попку — точно нет!..

И чуть ниже, размазывая свою слизь по плотно сжатому, пухлому копытцу. Смешивая её с выступающей оттуда полностью прозрачной смазки. И будто бы дразня, будто бы давая ложную надежду — заскользила и ещё ниже, цепляясь за промежность девушки множественными корявыми наростами и пупырышками.

Шаос закряхтела. Этим своим милым стоном — и прикрыла глаза, уже обильно выделяя слёзы. Сейчас её осеменят… Осеменит существо, уродливее которого она в жизни ничего не видела. Ну, кроме Никифия… Но это так, в шутку!..

И сильно содрогнулась, когда брюшко скользнуло обратно вверх и стало пристраиваться к её киске, с трудом, болью и сопротивлением начиная протискиваться в неё.

— А-ааауф… Меня… тлахает муха… Гадкая, т-тупая муха!.. — Сжала зубки, когда боль стала слишком сильна — а потом и икнула, когда насекомое, чуть подвытащив из её приоткрытой киски своё мускулистое тело — пихнуло его сильнее, вместо "упущенных" двух сантиметров занимая в два раза больше. И повторила сие движение ещё раз, в этот раз перекидывая Шаос через барьер удовольствия — и она кончила.

Её влагалище сжалось на мясистом органе твари, подкосились руки, из-за чего она пала на локти, а голова с широко открытыми ротиком и высунутым, влажно чавкающим от капающих с него слюнок язычком вздёрнулась вверх… И в этот же момент, как по договорённости, изо рта насекомого был выпущен некий осклизлый, гибкий отросточек, чтобы вторгнуться внутрь Шаос ещё и с другой стороны. И она нет, чтобы вытащить его из себя, укусить или сделать хоть что-то, чтоб ему помешать — обхватила его губами и со стонами, с кряхтением стала обсасывать его, попутно ощущая, как он удлиняется заходит всё глубже, погружаясь в самое её горло в надежде найти там что-то питательное.

Тем же временем оно не переставало продвигаться и внутрь её влагалища. И при следующем толчке Шаос опять вздрогнула и, с занятым ртом, замычала. И снова! Тело мухи хоть и было мягко и податливо, но всё же обладало сильно упругостью, из-за чего занимало в ней объём крайне плотно, а из-за гладкой слизистой поверхности ещё и хорошо прилегало, почему особенно громко выдавливало из неё смазку, до пузырей вспенивая её в месте стыка с собой и этой скулящей девкой.

И ещё толчок! Ещё, ещё! И докуда Шаос могла это терпеть — она терпела, обхватывая губами торчащую изо рта трубку, тихо сопя и кряхтя, пока сосредоточенный взгляд впустую пялился перед собой. Но когда уродливый сфинктер припал к её ровному бублику кервикса — она всё же "поплыла" на сторону, дёрнулся обхваченной мушиными лапками спиной и уже готова была вот-вот кончить — как наружу из той трубки были выпущены короткие, жёсткие шипики и впились в её маточное кольцо, раздвигая его и одновременно фиксируя в это открытом положении…

Этого ехидна выдержать уже точно не могла, и её тело окатила неудержимая волна горячего удовольствия и всё той же, так нелюбимой ею — и в то же время обожаемой боли. Дышать было невозможно. Сознание меркло… А сердце словно бы сжалось — и уже не разжималось… Она заваливалась…

Что… что оно там с ней сейчас делало? Чем оно её царапало? Кусало?.. Или что-то к ней прилипало?..

Но кашлем, с мешающей во рту трубкой, она нашла в себе силы перегруппироваться и, всё ещё с трудом, но удержать равновесие даже на трёх точках.

— У-ууф… Уааф!.. — Замычала перемазанная слезами, слюнями и слизью милашка, лапкой своей извлекая… давясь от этого и покашливая, извлекая добрых несколько десятков сантиметров мушиного хоботка — сокращающегося, открывающийся и закрывающийся, как присоска. Всё же добравшегося прямо до конца её пищевода…

Девушка "сплюнула" горечь своего же желудочного сока — а точнее, дала ей вытечь из своего рта под своим весом. И несколько раз дёрнулась в новых муках от того, что мух ещё сильнее раздвинул своими "когтями" её маточное кольцо и выпустил вовнутрь неё ещё какие-то лепестки, в этот раз гибкие, но занявшие собой добрую половину внутренней поверхности её матки, чем ещё надёжнее сцепился с ней изнутри.

— Мы с-соединены… Вместе… Сильно, плотно сое… динены!.. Хехе… Хе…

Наверное, скоро он должен будет "выстрелить" в неё тем семенным мешочком… И она какое-то время будет вынуждена носить в себе его потомство. И ей… ей всё ещё не хотелось, из-за чего при этой мысли глаза снова стали мокрыми от слёз. Честно не хотелось!

Но что она могла сейчас сделать? Ничего. Она просто переступила коленями на влажной земле, раздвинув свои ножки ещё чуть пошире — и стиснула веки…

Наполовину ввёрнутый внутренними лепестками "член" внутри её матки сократился — и "выстрелил" в неё семенным мешочком, в одно мгновение вспучивая тем самым её животик как минимум объёмом в два литра… И под испытываемую в этот момент бурю эмоций — начиная с боли от слишком резкого растяжения, пробегая через удовольствие и под ощущение тяжести, мух втащил в себя распиравшие её матку крючки и резким движением, заодно и отрывая тот пузырь от себя и оставляя внутри матки этой внутри девушки — вышел наружу, отскакивая и начиная биться в какой-то агонии, извиваться и корёжиться, идти петлями…

Шаос же уронила вниз голову и видела сейчас свой округлый живот, торчащий из-под задравшейся майки. При этом взгляд её был бессмысленен, а слюна просто капала с высунутого языка… Она была вымотана, но как-то держалась в — и потому даже мысль проскочила в её голове о том, что пузырь-то этот был, кажется… Нетронутым? Целый?.. Не… прорвавшимся… То есть она, возможно?… Если будет очень осторожна — сможет вытащить его… наружу?..

С влажным шлепком, он прорвался — и вся эта масса с копошащимися внутри червячками расплылась внутри её матки — доходя до самых потаённых её уголках, до самых яичников, и выливаясь через слишком широко раздвинутый кервикс, из-за чего скатывалась вниз по прозрачной плёнке ещё торчащего из неё разорванного пузыря.

И Шаос, с пузырящимися на губах слюнями, пала на землю… Глаза её закатились, а ноги продолжили мелко подёргиваться.

Она — всё. Капут. Извините, но больше не может… Эта ехидна сломалась — была сломана. Ей нужен был отдых… Хотя бы полчасика… Хотя бы… И даже когда на спине своей она снова почувствовала прикосновение цепких лапок — то только отвела одну ногу в сторону, позволяя беспрепятственно всунуть в себя мясистое брюшко, распереть свою матку цепкими крючками — и ввести в неё пузырь с семенем, ещё сильнее округляя ей и без того вздутый, полурасплющенный о землю животик.

***

— Слушай, милый. А как мы его назовём, если у нас родится мальчик?

Презентабельного вида мужчина засмеялся. И было в его смехе что-то такое неловкое, неуклюжее. Будто он даже никогда не задавался этим вопросом на самом деле и сейчас судорожно, пока жена держала его за локоть, пытался придумать хоть какое-то имя, которое бы не звучало слишком глупо.

— Д-дааа как-нибудь… Забавно… В смысле, Клаус! Клаус, да! Чем не прекрасное имя?

— Дурак ты! — Улыбнулась она, приподнимая руку, чтобы легонько шлёпнуть его по плечу — но застыла с открытым ртом, когда из-за угла дома вышла совсем миниатюрная дамианка.

Вся грязная, дрожащая и икающая, в одном только тапочке и перекошенной, всей изгавняканной какой-то слизью футболочке. Сильно задранной футболочке, потому что та не налезала на её большой, литров в пять округлый живот с вывернутым наружу пупком, из которого, через её маленькую, пухленькую киску до сих пор сочилось что-то гадкое и противное, перемешанное с торчащими оттуда полупрозрачными плёнками, в виде разорванных лент опадающими на её грязное, полуспущенное до середины бёдер бельё.

Им она тоже показала знак "V", попыталась как-то там улыбнуться — и ё*зднулась лицом на дорогу, разбрызгивая выдавившуюся из себя жижу.

Она выбралась.

Глава 21. Передержка

Синие глаза бессмысленно таращились перед собой в одну точку. Горячее тело — покачивалось в такт движению, а с нежных, поблёскивающих губ срывалось лёгкое, едва различимое кряхтение каждый раз, когда ей приходилось цепляться руками за изношенное тряпьё Никифия.

— Госпожа Лиза, зачем вы это делаете? — Ныл под ней уставший, взмыленный орк. — Я же не конь. Зачем вы ездиете на мне?

Её лапки снова сжались на его воротнике, а пухленькие ляжки обхватили за бока, когда мужчина стал заходить на поворот. Но она молчала, сидя на его спине с каким-то нелепо-задумчивым видом, пока её слуга продолжал навёрстывать петли по травянистой лужайке.

Шёл третий день с момента…. хм, зачатия. И что-то в этот раз всё шло как-то нехорошо. Начиная с того, что она уже набрала два килограмма на одних только червяках, но из-за отсутствия околоплодных вод они комком валялись внутри её растянутой матки, делая животик мягким и слегка обвисшим. И при этом они, несмотря на то, что было им всего три дня отроду (вроде как?) — внутри там уже активно вошкались, извивались и сильно "чесали". А иногда — ОЧЕНЬ сильно "чесали", до боли и вплоть до того, что она и ночью спать не могла, просыпалась в поту, под колотящий и крутящий всё её тело жар. И почесать себя в том самом месте, уж по крайней-то мере без посторонней помощи, было очень сложно…

Но сейчас она чувствовала некоторое упокоение, что даже осторожно подалась телом назад и задрала вверх не особо нарядную, но очень удобную белую маечку, выполнявшую для неё роль платья. И, закусив её край зубками, коснулась рукой этого припухлого комка в животике — поверх резинки её мешковатого бельишка. И запуская пальчики под неё…

— Сэвелятся…

Никифий пошёл на следующий поворот — и задумчивая девушка склонилась на сторону, сиииильно наклоняясь над землёй. Так, что вынуждена была спохватиться и плотно прижаться к его спине пахом, полноценно ложась на него округлившимся животиком. Ей сейчас падать было нежелательно…

Ещё и с отцом-то смогла пообщаться. И он ничего не прознал — только подивился тому, что она изменила цвет волос и зачем-то сняла ошейник. Ну, и вела себя как-то слишком лениво и расслабленно. Глупый хоббитс даже и не знал, что ошейник не снимался, а небольшая циферка на внутренней стороне означала её инкарнацию. Но, чтобы не волновать — рассказывать о своей смерти… и о том, где она была и что там видела — не стала.

Так же, как она и сама об этом старалась не думать.

— Госпожа. — Окликнула её садовница — и, когда Шаос всё с той же леностью во взгляде обернулась — то сильно дёрнулась и начала хлопать Никифия по спине, чтобы он остановился. Но он не понял этого — и наоборот, стал скакать только быстрее.

— С-стой! Стой, Ники!.. Никифий, стой! Но! Но, говорю!

— Что за х*рня здесь творится? — Спросила Брилль в непривычном длинном зелёном платье и с нескрываемым отвращением сморщила лицо при виде Шаос, катавшейся на спине какого-то зеленокожего урода. — Волнуешься там за неё, думаешь, воскресла ли она уже или всё ещё валяется дохлячкой…

Натягивая ворот слуги, лишь бы он остановился, Лиза не могла не бросать испуганные взгляды в том числе и на приведшую эту жрицу садовницу, ещё и очень глупо при этом улыбаясь, якобы она совсем не знала, о чём та говорит! О каком там воскрешении?..

— …а она тут какие-то половые игрища устраивает. Что это за жаба под тобой? Это что — орк?

— Госпожа… Пришли некие люди — сказали, что ваши друзья. Я им конечно же не поверила… — "Потому что у вас нет друзей". -…и поэтому не хотела их пускать, но они были очень настойчивы. Вы знаете эту женщину?

— А неплохо ты здесь устроилась, как я погляжу…

Брилль отошла в сторону и стала водить глазами по округе, подмечая не только богатое, но и выполненное со вкусом окружение. И что эльфийке особенно симпатизировало — он не поддался влиянию Инокополиса и выполнил всё в более нейтральной манере, со скатной черепичной крышей и красивыми, резными окнами с цветастыми мозаиками. И хотя она бы лично выкрасила стены в белый и добавила к особняку минимум пару шпилей, не могла не согласиться, что этот полурослик хоть и был нелепым коротышкой, но чувство стиля у него присутствовало.

Всё-таки жаль, что с детьми ему не повезло. Особенно с тем, что выжила именно Лизка. Или с тем, что Лизка в принципе выжила.

— Настоящий пруд, сад. Клумбы с цветами. И всё такое ухоженное… Даже конюшня есть. Вы, хоббиты, вообще на них способны передвигаться? Или у вас там какие-то пони живут?

— А я думала, вы обо мне и забыли уйе!.. — Начала Шаос, одёргивая несколько коротковатую майку вниз, чтобы скрыть не слишком достойное нижнее бельё. А то Брилль часто винит её в том, что оно у неё слишком, скажем так, детское… что в принципе было правдой, но это было уж совсем постыдное — мешковатое и с вдетыми резиночками, из-за чего слегка… самую малость, но напоминало, скажем так, предмет гардероба для тех, кто ещё не научился ходить в туалет самостоятельно.

— Хозяин просто разводит лошадей. Он любит лошадей. — Пояснил Никифий, совсем не обратив внимание на лепет своей госпожи. — Хозяйка Лиза тоже любит лошадей. Она их иногда целует.

Ээээ… целует? Шаос сама слегка замешкалась. Животных она действительно любит, может и кошку (ладно, кота — кошки её сами не особо жалуют), и собаку в нос поцеловать, но к лошадям особого тепла никогда не испытывала.

— Во всякие грязные, плохие места. — Орк приложил ко рту ладонь — и громко прошептал. — В те, из которых они писяют!

— Никифий!!! — Задравши хвост, выкрикнула дамианка. — Молти, дегене!..

— А ещё она как-то просила её подержать, пока…

Маленькие лапки стали мелькать у его груди, когда ехидна запрыгала перед ним в попытке его остановить. Но сколько она ни цеплялась и не вешалась на него, не пыталась ползти вверх по одежде — он закончил.

— …пока конь использовал её, как рукав для сбора семени. А тогда даже и кобыл готовых для разведения не было. Хозяйка всё зря мне помогала, но я ничего ей не сказал. Она потом сильно устала от этого и я её больше двух недель не видел.

Она не хотела оглядываться назад. Не хотела видеть искривившееся в ужасе и отвращении лицо садовницы — и побелевшую от злобы Брилль…

— Клянусь своим Истинным Путём, если бы у меня с собой был мой посох — я бы разбила им твою белобрысую черепушку, как гнилую тыкву. И нисколько бы не сожалела.

— Мне… — Из чувства омерзения, что ей пришлось обращаться к этой… девке, челюсть садовницы дрогнула и она сглотнула. — Попросить их уйти?

— Н-не надо, это мои дл… знакомые, да…

***

Шаос шла к воротам, Брилль — тащилась следом, неотрывно пялясь на её задравшуюся хвостом майку и нелепейшее нижнее бельё. Так, что аж зубы скрипели. И ведь нихрена она не изменилась с тех пор, как переселилась жить в этот особняк — вела она себя как всё та же самая барная девка без тормозов. Никакого достоинства и чести.

— Н-нуууу, в-вот тут я сяс зыву, хехе!.. Хе…

— Нисколько не удивлена, что слуг тошнит от твоего присутствия. Ты же в курсе, насколько ты поганое существо?

Девушка не стала отвечать на этот вопрос — у неё есть проблемы, но не во всех из них она сама виновата. А ещё — поганое или нет, но она всё-таки милашка… И пусть внутри неё сейчас и рос комок червей…

— А я думала, вы обо мне забыли!

Да, касательно этого… Раз дамианка сама перешла к этой теме, Брилль чуть притормозила, замедлила свой плавный, грациозный шаг, почти останавливаясь на красиво выложенной пёстрыми, желтыми и красными камнями дорожке, идущей в направлении ворот, за которыми нестройно толпились остальные "Волки". Пока ещё они не должны были слышать их разговора.

— Эй. Мелкая. — Ехидна оглянулась — и побежала обратно, успев отойти от эльфийки на добрые пару метров. Чтобы подскочить и, заулыбавшись белыми зубками, расправить перед ней ладошки в какой-то комичной позе. — Скажи мне. Ты выжила после того падения? Или разбилась насмерть?

— А?.. Я… — С открытым ртом, она замерла в нерешительности. Потом в самые ноги опустила взгляд и долго замычала, не зная, какой ей ответ подобрать. И какой из них от неё ждали. — Н-ну, я… да?.. Слазу?..

Поверила ли ей Брилль или нет? Очень вряд ли — слишком та внимательно на неё после этого посмотрела, присматриваясь буквально к каждой дрогнувшей на лице дамианки жилке. Но больше вопросов задавать не стала и сама теперь повела девчонку за собой, вместе с этим меняя тему.

— Мы общались с Азаэлем. Он сказал, что на твоё возрождение могут потребоваться сутки, а возможно — и дольше, поэтому решили подождать подольше, чтобы быть уверенными в том, что ты уже вернулась.

А до этого успела благополучно сдохнуть. Потому что они бросили её там умирать — и теперь у Брилль Иттиен не было в этом сомнений. Но другим об этом лучше было не знать — особенно Барри. Он может этого не понять.

— Ты же… без обид?

— Без обид… —Повторила Шаос. Тоже испытывая неловкость.

Но улыбнулась. После чего они в тишине проделали остаток пути до ворот, где их встретили и остальные.

— А вот и наша потеряшка. — Пробурчал карлик, когда женщины приблизились к вратам имения. И при взгляде на него Шаос, только что намеревавшаяся расплыться в глупой улыбке и произнести какое-нибудь забавное приветствие, сразу же прищурилась и превратилась в небольшого рассерженного волчонка.

И всё потому, что на плече его покоился не только его тигель — но и её посох, Обсидон. Который Дурину очень нравился и который он был бы не против получить в своё постоянное пользование. И поэтому сейчас никаких гарантий того, что он ей его вернёт, у неё не было. А он был ей ценен! Однако за этим подозрением Шаос не смогла расценить настоящей угрозы — и когда эльфийка отперла ворота, чтобы выйти наружу — то последняя была отпихнута в сторону, а перед лицом оттопырившей хвост от испуга ехидны оказалось занесено остриё топора.

— Кто ты?! Кто ты такая?! — Заорал Барри, могучей рукой заводя Брилль себе за спину и становясь перед Шаос с героически выпяченной грудью. — Клянусь кожаной перчаткой Вана, отвечай, кто ты такая?!

— Баййи, ты с ума сошёл?!

Пусть дрожащим от страха, но своим маленьким пальчиком дамианка намеревалась отвести его оружие в сторону, чтобы с её стороны это выглядело весьма смело и круто — но стоило ей коснуться его, как сталь взмыла вверх, и, если бы на варвара со всех сторон не бросились его товарищи, а сама Шаос, жертвуя безукоризненной белизной своего не одобренного жрицей белья, не отшатнулась назад и не упала бы на свою попку, то во лбу бы её, прям промеж рогов, могла появиться и не предусмотренная там дыра.

— Пустите меня, глупцы! Вы не видите?! Это — не она! У Шаос были лазурные волосы, а у этой — светлые! Она — фальшивка! Жалкий неудачник, принявший облик нашей подруги!

— Барри, ты идиот! — Эльфийка что было сил упиралась в его запястье, пыталась поднять его руку, пока Дурин и Вольфий держали юношу за торс и ноги и оттягивали назад, за ворота.

— Мы должны отрубить ей голову и выставить врагам на всеобщее обозрение! Чтобы они знали, что нас нельзя обмануть такими дешёвыми уловками!

— Стой ты, дебил! — Плавно перетёк вокруг него Дурин, упираясь плечом ему прямо в его могучий пах, лишь бы отодвинуть этого могучего героя хоть капельку назад.

— Она может менять цвет волос!

— Нет! Это невозможно! Нельзя поменять цвет волос с тёмного на светлый, и чтобы совсем не было видно оттенка! Это же совсем не так, когда ты светлые в тёмные красишь, а не наоборот!!

На него все покосились. Чего?..

— Нет, ну если бы она их просто сильно осветлила, то они бы стали у неё почти белыми, но всё равно бы с голубым оттенком, но не жёлтыми! Или… Подождите!.. — Наконец-то, но топор его начал плавно опускаться вниз. — Или она их очень, очень сильно осветлила, а потом покрасила жёлтой краской? Но это же очень вредно для волос, они после такого становятся ломкими, а кончики секутся…

— Н-несовсем покласила, но…

— Да, Барри! Она их покрасила! Угомонись уже! А ты — молчи. С чего ты вообще решила?.. Ай, не важно. Барри, сделай глубокий вдох и отдай топор магу. Он его сразу не пропьёт. И дыши спокойно!

— Вот дерьмо, я извиняюсь. Прости за это. Думал, что это какой-то жалкий неудачник решил занять твоё место и теперь всех обманывает. Хотя так сильно обесцвечивать не нужно, это очень плохо отражается на здоровье волос. Может быть не за один раз, но они от этого становятся тонкими и ломкими. Не надо так делать. Не один варвар поплатился за это своими шикарными, длинными волосами. — При этих словах он провёл рукой по своим модно стоячим волосам. — И как ты тут? Это — дом твоего отца? Никогда не понимал, зачем одному человеку настолько большой дом, когда можно обходиться небольшой, скромной лачугой. Ведь главное в жизни — это крепкая дружба и плечо товарища, способного поддержать в трудную минуту! Вот у нас, в Чалке-Каа, каждый соседский мальчишка мечтал лишь о том, чтобы его кулак был твёрд, а кожа никогда не рвалась, а что там деньги? Мы могли месяцами жить за какие-нибудь три сотни золотых! Вам, людям равнин, следует многому у нас поучиться!

Опять он это начал. Опять эти пространственные речи, смысла которых Шаос порой никак не могла понять! Но саму её вырвал из этих мыслей брошенный Дурином посох — и лёг он прям вдоль её тела, от растопыренных ног — и промеж чёрных рогов, стукнув ещё при этом по животу.

— На. Держи. Кажется, это было твоим.

— Да! Да, это… — Девушка, слезливо морщась и потирая ушибленный грубым карликом живот, одной рукой взялась за каменную поверхность оружия и ведомым лишь ей одной способом обратила его в браслет, который сразу же и одела на запястье. — Спасибо, я думала, ты себе его забеёс… Тоснее, я думала, сто он со мной упал, но внизу я его там не видела. Но вдлуг зацепился где-то, пока я падала?.. Хотя, я особо и не искала… Ай! Ты тево?!

Брилль, пнувшая её в пятку, громко шикнула, кивками головы показывая на Барри и Вольфия. Хотя то, что молчаливый маг сокрушённо снял с головы шляпу, как бы "размазывая" её себе по лицу, а потом сжал зубы при взгляде на эльфийку, могло дать понять, что он всё-таки догадался.

— А сто я не так сказала? Кстати, сумку свою я там…

Её снова пнули.

— Эй! Да сто такое?! Я говойю, сто мне надо сумку тепей новую купить, а у меня с деньгами всё плохо!.. Ну, на сумку навенно мовно и у отца взять… Кстати, зайти не хотите? Я поплосу… пъиказу, стобы вас наколмили! У меня там лестница есть двойная, тебе понлавится! Я зэ двоянка тепей, тево бы сталых знакомых не побаловать? Отца как лаз дома нет! Он там всё в последнее въемя плопадает!

Встав уже наконец на ноги, девушка стала отряхивать пухлую попку от пыли, при этом не переставая неловко улыбаться. Она их накормит только в том случае, если кухарка ей откроет. Но ради такого она была готова и голос повысить, ибо не гоже выставлять госпожу в глазах её… знакомых в дурном свете!

— Боюсь, мы откажемся. — Прервали её речь — и Шаос замерла с приоткрытым ртом и сильным разочарованием во взгляде. — Но мы собирались найти какое-нибудь заведение поприличнее, где можно было бы пообедать не слушая визгов твоего жирного дружка. А ты, вроде как, ориентируешься в городе, и должна знать что-нибудь подходящее. Так что, если желаешь — можешь пойти с нами.

— Врёт эта ушастая всё. Ничего такого мы не планировали, просто хотели убедиться в том, что с тобой всё в порядке. И вернуть твоё оружие. А про "место поприличнее" она только что придумала. И я был бы не против зайти и посмотреть на эту твою лестницу.

— Может быть, ты заткнёшься, бородатый ты хоббит-переросток? — Лелейным образом улыбнулась Дурину эльфийка, в уме представляя то, с каким хрустом ломался бы его каменный череп.

— Да! Да, я знаю! Это… Минуту, я…

Шаос обернулась в сторону особняка — но тут же бросилась обратно к "Волкам". Хоть на шаг — но бросилась, перед тем как остановиться снова и уже полноценно закрутиться на месте. При этом же виляя своим хвостиком, подобно радостной собачонке.

— У меня денег мало, и… и… а у вас кто-то мозэт замок сломать? Стобы потом его откъыть нейзя было? У меня, там… Осэйник новый! Надо одеть! Я без него как не своя! Он потьти как тот, сто был, но… Надо замок сломать!

— Могу что-нибудь придумать. — Подал голос Вольфий. — Я же маг. Расплавлю механизм, в самом крайнем случае.

— Я тогда сейтяс! Палу минут! Возьму его и вейнусь!

— Давай! — Взмахом руки отправила её в путь Проводница по Белому мосту. — Только переодень это дурацкое бельё!!

Шаос обернулась на ходу, чтобы показать ей язык — и лихо так споткнувшись — растянулась на земле…

— За встъетю! — Картаво выкрикнула полуполурослица, взобравшись с ногами не то, что на стул — но аж на стол одну задрав! И, подняв кружку с какао — присосалась к ней, начиная долго, с удовольствием пить… Как обычно — не особо чисто, из-за чего коричневые подтёки потекли по её подбородку, скатываясь за круглый вырез её майки, которую она и переодевать даже не стала. И в такой-то позе сейчас каждый любопытствующий мог во всех подробностях рассмотреть выбор её более интимного гардероба. Хотя разглядывал его преимущественно один только сидевший напротив Вольфий — и то стыдливо, коротко отвлекаясь от употребления пищи.

— О, Всеблагой Айис… — Закрыла рукой лицо Брилль, сидевшая с ней рядом, на одном диванчике. И хотя в защиту Шаос будет сказано, что перед этим она разулась, из-за чего на стол наступала в чистеньких носочках, поведение её было демонстративно несносным. — Сядь на место! И веди себя нормально!

— Хехе! — Не высовывая из чашки носа засмеялась Шаос — и прямо из этой же позы и плюхнулась на свой стул обратно…

И вполне ожидаемо, что остатки какао от этого выплеснулись наружу, заливая не только её одежду, но и всю её милую мордашку.

— Ай!! Блин, я облилась?..

— Ах, да что ж ты будешь делать! Клуша ты! — Отстранилась от неё жрица, осматривая и своё платье — хорошо хоть, не в белом сегодня была. Но капельки какао и на зелёном тоже были вполне себе видны. — Куда ты вообще нас привела?

Это был прежде всего бар. Не ресторан, не кафе или трактир, а именно что бар. С соответствующим меню в виде всяких салатиков, закусочек и богатого разнообразия напитков, а также соответствующим контингентом и оформлением из кожи, лакированого дерева и полированного до блеска металла. И почему-то, чтобы было уже странно, единственными тут женщинами сейчас были лишь Брилль да Шаос. И эльфийка это естественно заметила — и не просто заметила, а ещё и очень даже для себя отметила!

— Эм?.. — Переспросила блондинка, разглядывая на груди махровые, жирные пятна. — Оно не отстилается ведь тепей, да?.. Его к магам нести надо будет? Блин, а у меня с деньгами как-то так себе…

Маг и Дурин сидели напротив и в большей степени видом своим выражали презрение по отношению к поданному им куриному шашлычку (по тридцатке за три маленьких кусочка на деревянной шпажке) и пахнущему мятой спиртному. Но всё равно пили и ели. Щеря скрытые в бородах зубы и откусывая маленькие кусочки, чтобы потом запить совсем небольшими глоточком. Так порции должно было хватит на подольше.

— Это бал. Ну, такой… своеоблазный? — Девушка улыбнулась.

Только проулыбалась совсем недолго, что могло сильно намекнуть на то, что несмотря на свой откровенно глупый поступок, приведший к предсказуемо неприятным последствиям, поступила она так не ради шутки и совсем не специально. И с запаренным видом, выражая сложную эмоцию из стыда, обиды и раскаяния за свою недальновидность, практически с коленями залезла на стол, чтобы взять с него стоящую слишком далеко для её коротких лапок солонку. И засыпать пятно солью, естественно… И кто-то мог при этом ожидать, что солонка не открылась и ехидна не ухнула её всю на себя? Так вот — она ухнула, и теперь, шипя, активно отряхивалась.

— И почему здесь совсем нет женщин?

Зато Барри тут нравилось. Он быстро отыскал здесь нескольких своих друзей по качалке и проводил с ними время у барной стойки, где мужчина в кожаных штанах на подтяжках и бабочке (и голым торсом) замешивал им какие-то особенно интересные напитки.

— Ты ведь издеваешься над нами, да?

— Д-да нее… — Шаос взяла протянутую карликом сахарницу и, доверившись его совету, стала с ложечки засыпать пятна ещё и им. Когда же он протянул ей и горчицу — у неё возникли вопросы.

Хотя она действительно над ними издевалась. И изначально планировала отвести их в другое, вполне приличное место, но по пути, когда "хвостовилятельное" настроение утихло — решила, что можно и слегка над ними подшутить, из-за чего отвела их именно сюда.

Пока же там маг тщательно пережёвывал три оторванных от курицы волокна — к нему подошёл один из местных завсегдатаев. Немолодой, упитанный мужчина в обтягивающей рубашке, что сквозь неё была видна каждая складочка его тела. Он состроил колдуну какой-то не совсем понятный взгляд — а потом стал ненароком накручивать на палец волосы с его бороды. Сам же он был гладко выбрит, а лицо аж блестело от тонального крема, которым он тщательно замазывал бугристые щёки.

— Эй, чаровник. А не хочешь показать мне свой волшебный посох? Хочу посмотреть, какие ты с ним можешь вытворять чудеса.

Вольфий нахмурил кустистые брови — но, сняв его со своих колен, протянул в сторону непонятного типа.

— На самом деле, в нём нет ни грамма магии. Но он способен её концентрировать.

— Ого, какие умные слова! А хочешь сконцентрировать её во мне?

Брилль очень тяжело посмотрела на дурную ехидну — а та, соскалив зубки, виновато улыбнулась.

— Слуууусайте… А это, я…

Тот тип, взяв в руки посох Вольфия, поднял его на головой, чтобы взглянуть над свет люстры через кристалл в его навершии, а сам же начал невзначай припадать тому на колени своей пятой точкой. Так, что магу пришлось потесниться к Дурину, ибо что-то ему происходящее нравилось всё меньше, а вопросов вызывало всё больше.

— Как вы там? С кем вы бились недавно… Какие-нибудь денезные контлакты были?..

— Лиза… КУДА ты нас привела?

— Вы бы знали, куда я там попала и сто видела!.. Хехе… Хе… Ииии я вот недавно с дутыми мухами, кхем, билась…

— Большей мерзости я в жизни не видела. И почему их только всех ещё не уничтожили?

— Согласен с ушастой. — Пробурчал ей Дурин, вынужденный сесть на самый край, ибо Вольфия уже сдвинули на середину дивана. — Сраные мутанты. Трахаются там друг с другом так, что одни выродки теперь рожаются.

Шаос опять криво улыбнулась. Даааа, довольно мерзкие… Тут и она согласна… И что трахаются со всеми подряд, это тоже правда…

Блин…

— Зато я вот не соглашусь. Они выводились с помощью магии, как очень полезные существа… — Маг весь подался в сторону, когда тот человек ложился к нему на плечо головой. — Должны были перерабатывать нечистоты в полезный, горючий газ, но во время эксперимента что-то пошло не так — и вместе с личинками явельской мухи мутации подверглись и живущие в них паразиты. И они теперь буквально напичканы ими, из-за чего их так и раздувает, как сукиных падел!

— Тё?.. — Переспросила перекачканая лицом и одеждой Шаос.

— Да, это не какие-то там мутации, а влияние паразитов! Они накапливают в них токсины, закупоривают сосуды, забираются под панцири! Они у них там в каждой складке живут, во всех соках — даже в лимфе!

— Т-тево?..

— В раннем возрасте они выглядят как мелкие, белые червячки, но я лично видел, как они разрастаются до белых соплей в полметра длины!

Брилль медленно повернула голову в сторону Шаос — и плавно опустила взгляд по мере того, как сама девушка, тут же забывая о своём солёно-сладком платье со вкусом шоколада, спрятала животик под ладонью, пока вторая рука взялась за влажный от волнения (и какао) лоб.

— Значит… ты, говоришь, что "билась" с дутыми мухами, да? — Спросила Брилль, отсаживаясь от неё подальше.

Дамианка закусила губу — но широко распахнутых, испуганных глаз от крышки стола не оторвала.

— А в людях они селятся? — Поинтересовался у мага дворф. Совсем ни на что не намекая, естественно. — Или хоббитах. Возможно — дамианах?

— Насколько я знаю, то нет. — Шаос легонько, но с облегчением заканючила. — Нет, ну если их запихнуть куда-нибудь, они какое-то время будут там ползать, даже кровь пить пытаться — но долго они там не живут. По крайней мере, я точно знаю, что они не могут там размножаться. Они — узконаправленный вид.

— О каких мерзостях вы тут говорите, фу-фу-фу! — Затряс руками безымянный друг мага. — Я бы наааверное умер от одного только омерзения, если бы во мне такие завелись!

— Мне… мне домой надо… Слотьно домой… — Осторожно вылезла из-за стола бледная как тень Шаос — и медленно, ставя ножки по одной линии… и один фиг растянувшись по полу, из-за чего хорошо так засветила невинные трусики с мышиной мордочкой, подбрела к двери. Где налегла на ручку всем телом — и обессиленно "вылезла" наружу.

— А что это она? — Недоумённо спросил Вольфий, так и не успевший узнать Шаос как следует.

— Давай я расскажу тебе кое что о нашей общей знакомой, мой дорогой друг!.. — Начала Брилль…

— Они её трахнули. И она от них понесла. А если ты говоришь, что в них ещё и полно паразитов… — Не стал излишне косноязычить Дурин.

Глава 22. Спи… ☙❤❧

Шаос прокряхтела во сне. И осторожно, придерживая округлый животик, перевернулась на спину… И так же бесконтрольно засучила ногами, стягивая со своей малость припухшей, зато сильно зудящей груди мягкое жёлтенькое одеяльце — ей было нехорошо. Жарко, неспокойно. Больно. Из-за чего эту беременность нельзя было назвать спокойной и размеренной. Девушка просыпалась среди ночи и буквально каждый момент желала, чтобы это поскорее закончилось. Чтобы они вышли из неё… И так — каждый раз.

Тем временем шёл шестой день. А живот всё рос. Причём делал это очень стремительно — и учитывая, что вод в ней так и не образовалось, вся её литров в пять матка была просто до отвала наполнена личинками. Копошащимися десяти сантиметровыми жирненькими червячками с чёрными головами, перепутанными между собой витыми жгутиками пуповин и… и теми самыми паразитами. Стремительно внутри неё росшими, так что между спокойно дремлющих мушиных детишек постоянно крутились гладкие, похожие на отваренную лапшу черви.

И хотя чем-то побеспокоенные детишки тоже порой начинали очень даже активно ползать, из-за чего весь её бугроватый живот также начинал качаться и идти волнами, больше всего беспокойства доставляли именно паразиты. Начиная с того, что они, когда там ползали, просто хлёстко задевали нежные стенки её матки (иногда она даже видела, как сквозь её кожу проступали эти росчерки от их прикосновений!) — так и заползали глубоко в яичники или же решали покидать её организм в любой, даже самый неподходящий момент. Они могли начать лезть через её кервикс когда она, например, обедала, после чего липко шевелились во влагалище и опадали в бельё. Где тоже начинали потом шевелиться.

А ещё — кусались. Ибо хотели кушать, а своих пуповин им предусмотрено не было. Почему они кормились так, как могли, в том числе и погружали свои головы в нежно-розовые стенки её слизистой, вместе с этим вбрасывая ей в кровь токсины. И хотя иммунитет её при этом активно работал, нейтрализуя всю заразу и излишне зарвавшихся паразитов, из-за этого у неё неминуемо росла температура, начиналась горячка и бред.

Скорее бы это кончилось…

Только вот и в этот раз она проснулась так же, как и вчера — в лёгком поту и соленой коркой на щеках и ресницах, а схваток не началось ни с утра, ни за полдень. Хотя и молоко уже пошло, пачкая одежду и вызывая чувство рези в груди, и живот уже для не самого крупного потомства изрядно надулся — и пора бы ему было перестать расти. Она в принципе не думала, что в этот раз нагуляет себе такой живот — а вот вышло… И проходила так Шаос ещё пол дня, бесцельно бродя по особняку от своей комнаты и до кухни, где клянчила чего-нибудь поесть — после чего снова удалялась к себе. Кряхтя и сопя, то слезая с кровати, чтобы подойти к ростовому зеркалу — то тяжело опускаясь на неё обратно.

Насколько же он у неё был большим? Что такое пять литров — думаю, каждый представить может. Например, в виде большой бутыли с водой. Только эта "бутыль" была привешена к метровой полурослице, начиная расширяться от самой её более чем скромной груди (из-за чего она у неё даже немного приподнималась над грудной клеткой) и плавно округляясь к промежности… Причём из-за того, что набита она была этим всем плотно — живот её сейчас был очень даже упруг.

— место под иллюстрацию "с животиком" — но я хз, включать её или нет ~

А ещё уже через шесть дней её ждала "казнь"… Или пять? Она же теперь даже дату узнать не могла — её копия договора абсолютно не читалась, и поэтому сказала себе, что первым делом, когда она станет поподвижнее, ей нужно будет ещё раз дойти до того человека и узнать всё наверняка… Его же визитка с адресом должна была лежать где-то в ящике тумбочки?

Блондинка скосила на неё глаза… и так же плавно, будто бы в продолжение взгляду, растянулась на кровати, вытягивая руки и взмахивая в воздухе короткими ножками…

Но это — потом! А сейчас ей не следовало об этом думать. Зачем лишний раз накручивать себя негативом, волноваться? Волнение ей было ни к чему, да! Она вообще часто утешала себя этими словами, пока с улыбкой поглаживала слегка покачивающийся животик. Ведь всё-таки, от кого бы она это не понесла, они были её детьми. И ей стоило приложить хотя бы некоторые усилия для того, чтобы выносить их…

Куда их только потом девать?

— Не, Лиз. Хватит думать. У тебя всё лавно это плохо полутяется. Как выйдет… — Она опять поднялась с кровати в этом своём постоянном маршруте по комнате и встала у зеркала боком. У которого задрала лёгкое платьице и осторожно пригладила низ живота ладонью — прямо поверх растянутой, слабо мерцающей метки. — …так выйдет! Тё тут думать?.. Эх…

И вообще — она не собиралась целый день безвылазно сидеть в своей комнате. Как миниум, раз всё опять затягивалось на неопределённый срок, ей нужно было отвлечься. Ходить же она способна — и даже вполне терпимо, а найти развлечение можно было и не покидая территорию имения, где и так все знают, какая она гадкая особа. Например, можно было походить следом за Алисандером, что заставило бы его немного понервничать. Возможно — поприставать с находящимися на грани приличия просьбами. Или навестить Никифия. Почему бы и нет? А то он сидит себе там один, скучает наверняка. И не знает людского тепла, хехе!..

Вот за этим-то она и порешила — у неё найдётся пара дел, которыми она может заняться с этим полуорком. И, обувшись в домашние тапочки, в простеньком, голубеньком сарафанчике — отправилась вниз, на первый этаж. А оттуда — в направлении конюшен, где должна была находиться её игрушка.

— Никиииифий! — Заулыбалась Шаос, стуча в калитку палочкой леденца. — Отклывай, твоя госпоза пъисла! Ау!

Опять стукнула в ворота — и отошла в сторону, дожидаясь, пока слишком тяжёлую створку, с которой ей сейчас не хотелось возиться, не открыли и наружу не высунулась рябая морда полуорка.

— Это вы, госпожа Лиза.

Взгляд мужчины спустился ниже — на задранное круглым животом платье девушки. И с глуповатым мычанием, он стал мотать башкой по сторонам.

— Хозяйка опять носит в себе ребёночков? Их потом закапывают… Они у неё рожаются мёртвыми, и это страшно. Я не люблю, когда мне страшно…

— Стой, стой, Никифий! — Успокаивающим движением взмахнула руками Шаос. — Во мне от звейей. Они будут зывыми!

И показала ему два выставленных пальца в любимом своём жесте. Ведь как же хорошо, когда есть кто-то, кого ты можешь утешить — а заодно поселить этим надежду и в своей душе. Были бы там щенята, с которыми она хоть несколько дней могла понянчиться, перед тем каких их бы пришлось передать на взращивание нормальной собаке… Или кое-кому, не предупреждая кое-кого, попросить кого-нибудь их утопить в каком-нибудь пруду. Но к личинкам было очень сложно относиться с материнской любовью и радоваться их появлению на свет.

— Я не понимаю, зачем хозяйка это делает.

— А по длугому я не могу! — И протиснулась у него подмышкой, заходя в тёплый и пахнущий лошадями зал. А потом взяла шаг между стойл, в самый дальний его конец — туда, где находилась "комнатушка" Никифия.

Там он, за тюками с сеном, соорудил себе из тряпья, сушёной травы и старых подушек постель, притащил ненужное, выставленное на выброс кресло, разбитый о трёх ногах столик и набор книжек — которые он прочесть не мог, зато не раз разглядывал в них картинки. И говоря о картинах — он тут одну даже повесил, на которой было изображено семейство Медяновых — ещё не сильно поседевший Малкой, его блондинистая жена-эльфийка и их любимая дочь — уже в дамианском обличии. И именно у последней на картине было ножницами изрезано всё лицо — это мать сделала, во время небольшого приступа. Почему этот семейный портрет и провалялся на чердаке, пока его не решили выбросить, а Никифий взял — да и забрал его себе. Кстати, Шаос в этот момент ещё не вернулась, и о том, кто это такая, он мог и не знать.

— Сказки титаес, да? — Придерживая живот одной рукой, девушка привстала на носках — и взяла со стола книгу с поучительной историей про людей, от мала до велика объединившихся ради общего дела: вытягивания из земли чрезвычайно большого овоща.

— Я не умею читать. Я глупый для букв… А хозяйка — умеет читать?

— Конесно я умею титать!! — Встопорщила она хвостик — но быстро успокоилась. И, подойдя к постели полуорка — осторожно на неё опустилась, вытягивая перед собой ноги и с коварной улыбкой похлопывая себя по коленям. — Давай. Давай, иди сюда, Никифий! Лозысь!

— Госпожа Лиза, я не понимаю…

Но он не спорил. Он вообще очень послушный парень. И опустился перед ней сперва на колени, а потом, обдавая ехидну теплом и странным запахом своего тела — лёг на подстилку, кладя лысую и слегка потную башку на голые коленки госпожи.

— Хехе!.. — Улыбнулась она ему сверху вниз — и разожгла на лбу метку, чтобы видеть буквы в ограниченном свете вечно заходящего солнца. — Знатит, так! Посадил дед молковку!..

И на несколько мгновений девушка замерла в нерешительности, ища на странице ещё хотя бы несколько буковок… Но что говорить — произведение было немногословным, и, прочтя буквально три слова, она была вынуждена переворачивать страницу. С чем у клуши-ехидны возникли трудности, потому что делать это приходилось ей на весу.

— И вылосла молковка больсая-пъебольсая!..

— У хозяйки смешной голос, она картавая! Говорит как Никифий в пять ле!..

Она стукнула его корешком книги по уху — и засопела.

— Нитево не могу сделать! У меня язык затолмозэнный! А то натьну слова ковелкать и ты вассе нитево не поймёс! Блин, и где я вассе остановилась? А, тут одна стлотька всего… И вылосла молковка больсая-пъебольсая!..

Слееееедующая страница…

— Пошёл дед молковку лвать!.. — Потянулась к странице… — А, стой! Тут ессё есть! Тянет-потянет — вытассить не мойет!..

Ещё один переворот страницы…

— Эй, Никифий… А Никифий?..

Орк, в это время вынужденный смотреть практически на один лишь её округлый живот — сильно скосил взгляд. И увидел на покрасневшем лице Шаос дурную, ехидную улыбку. Улыбку, не сулящую никому ничего хорошего.

Книга была закрыта и отложена в сторону. Она, быть может, и хотела бы продолжить её читать, из-за чего всё бы выглядело по её мнению ещё "забавнее" — но держать её в одной руке, в это время переворачивая страницы, она не могла. Поэтому девушка положила себе на плечи уже обе освободившиеся лапки и спустила с них бретельки платья, оголяя всё такую же маленькую, но воспалённую грудь.

Щёки её стали ещё краснее, и даже лёгкий тёплый ветерок заставлял ёжиться — всё-таки, она не очень-то любила обнажаться, а Никифий открыл рот, что-то замычал и стал паниковать. Он не понимал, чего хочет от него хозяйка. Не думал, что его мысли могут быть правдой, но тёплая рука девушки зашла за его голову, чтобы придержать за затылок — и слегка нажала, заставляя парня самостоятельно приподнять её и податься в направлении женской г… г-груди? Вроде как, груди… Уж по крайней мере точно — соска. И без каких-либо иных пояснений и намёков — он обхватил его… да не только сам сосок, а захватывая вместе с ним и всю правую её предположительно грудь своим большим ртом, своими буро-фиолетовыми, с зеленцой губами — и с силой втянул в себя воздух…

Дамианка нежно прокряхтела, когда центральный молочный каналец её розового ехидновского сосочка открылся — и из него вышло распиравшее и заставляющее зудеть её плоть молоко. Её лапки засучили по полу, а в груди… не в груди, в плане сисек — а там, глубоко внутри, стало очень и очень тепло. Настолько, что ресницы её покрылись блестящими капельками, и она, откинув голову назад, стала поглаживать сосущего её молоко юношу по безволосому затылку.

— Д-давай, Никифий… Т-там немного, но… — Она вздрогнула, когда клыкастая пасть слегка прихватила её за мягкую плоть в стремлении выжать из неё как можно больше сладковатой питательной жидкости. — Пей всё. Позалуста… Мне не залко!..

Ехидна опять закряхтела, уже не сдерживая своих слёз. И с выдохом — положила свою голову поверх его головы, слушая то, с каким чавкающим звуком он продолжал сосать её уже опустевшую грудь. Влажно причмокивал, тянул её губами — от обширной области вокруг неё и сходясь на самом сосочке. Огромный и неповоротливый, с башкой, чуть ли не с весь её торс — и он сосал её, как какой-то младенец. Сосал молоко из её беременного тела. И не важно от кого. И не важно, что они, вместе с волнением матери, начинали в ней ещё активнее шевелиться, вызывая внутри это липкое чувство.

— Там в длугой ессё есть. Ты только не кусайся…

Полуорк замычал, переходя к другой её груди и оставляя предыдущую: всю обсосанную, покрытую слюной, покрасневшую и опухшую. И со следами его зубов.

— Х-хехе… — И переведя воспалённый взгляд в сторону — девушка зацепилась взглядом за промежуток оголённой кожи на его спине, меж коротким пиджаком и его подвязанными простой бечёвкой штанами. — Вот и пъигодилось молотько, да?..

Её лапка скользнула вдоль живота парнишки — и скрылась за поясом его штанов, нащупывая там…

— А-аунгх… — Прокряхтел полуорк — и слишком сильно, до выступающих синяков стиснул зубами грудь девушки, а она же, кривясь от боли, обернула ладонь вокруг его излившей семя головки, чтобы собрать хотя бы пригоршню этой странно пахнущей жикости — и вытащила её наружу, попутно же теряя ещё несколько этих ценных капель.

А ведь в её фантазиях, она должна была ублажать его рукой, пока он бы сосал её грудь, но совсем позабыла о том, что он — скорострел. Так что довольствоваться ей пришлось уже результатом — и свою сложенную ковшичком лапку, ещё и неуклюже размазывая это по щеке, поднесла ко рту… а потом зажмурилась — и с влажным звуком слизнула, сию же секунду ощущая ответ на данное гадкое действие в виде дурманящего, розового тумана в голове. Непременно розового…

— А-аф… Аф, аф… Н-никифий… — Тепло и вкус горечи распространялись по её телу, усиливая негу грязного удовольствия. — У тебя отень… отень гадкое семя! Гойкое, ф… фу!

В голос кряхтящую девку "потащило" на сторону, взгляд продолжал туманиться, его заволакивали слёзы — но когда равновесие оказалось под неминуемой угрозой — её внимание зацепилось за блестящую белёсой плёнкой ладонь. Это вернуло ей концентрацию, и Шаос, с высунутым языком, наклоняя голову то вправо, то влево, в буквальном же смысле выдыхая влажные облака пара — облизнула её, вкушая мускус Никифия до самой капли. Со всех сторон, между каждого пальца, вычищая каждую на них складочку — и стонала, кряхтела, пока вся эта вязкая серая субстанция не оказалась ею поглощена и заменена прозрачной слюной…

— Никифий… — Она опять легла на него сверху, с шумом выдыхая ещё одно облачко пара. — Хотес мою слюнку слизнуть? У неё навенно ессё твой вкус есть, но моего… моего больсэ!.. Уф… Эй… Никифий?..

Полуорк лишь прокряхтел ей в ответ, продолжая словно бы по привычке обсасывать её грудь. Уже вяло и без больших усилий, причмокивая одними губами…

Он спал. И Шаос, по-доброму улыбнувшись — отёрла руку о платье, перед тем как закрыть глаза самой…

— Спи, спи давай…

А она, быть может, уснёт рядом с ним…

— Никифий? Никифий, сынок! Ты здесь? Пора домой собираться!

Хвост встопорщился аж до боли. Ещё бы чуть-чуть — и, наверное, вообще оторвался бы. И всеми своими силами она выскочила из-под тяжеленной головы орка, чтобы ловко спрятаться в стоге сена!.. Словно невидимый ловец теней!.. Нет, как сама тень!…

Ладно. Не выскочила — не смогла. А ещё промешкалась и испугалась. Но хотя бы одеться успела. Вроде бы успела. По крайней мере, лямки одежды она могла поправлять по любому другому поводу. И поприветствовала мать своего слуги трясущейся ладонью…

— Ой, я не думала, что… — Сказала не самого примечательного вида брюнетка, разве что выглядящая устало и лет на десять старше своих лет, видя перед собой эту… довольно странную картину: своего спящего сына, положившего голову на колени его госпожи (ныне беременной, но… это у неё было часто), и совершающего какие-то странные пассы губами в направлении её груди. — Н-никифий, сынок… пора домой…

Она с нежностью коснулась рукой его плеча, но взгляд же её не мог не цепляться за тонкую ткань на груди девушки, от влажных, слюнявых пятен ставшую серой и просвечивающей её помятыми сосками. И следами зубов на самих грудях…

Орк замычал в ответ что-то невразумительное, поднимаясь настолько неохотно, что его приходилось ставить на ноги буквально через силу, пока Шаос всё так и продолжала пялиться в одну точку и улыбаться глупой улыбкой, одновременно с этим осознавая то, насколько же она глупое и никчёмное создание… В очередной раз это осознавая. И сильно краснея. Очень сильно краснея…

И всё же не это оказалось самым страшным — не то, что мать застукала её за чем-то крайне непристойным со своим сыном, который теперь, когда его наконец-то поставили на ноги, спустил перепачканые штаны и начал отирать их изнутри соломой. Когда по красной от стыда щеке ехидны стекала капля слезы и она всеми известными ей ругательствами крыла свою глупость и шлюховатость — её матка резко сократилась в сильной конвульсии.

Всё было плохо? Так вот — нагрянул пи*дец. У неё начались схватки.

С широкими от ужаса глазами (и настолько же сильно сузившимися зрачками), с побелевшим лицом и трясущейся, поклацивающей зубами челюстью, она на несколько особенно долгих секунд замерла недвижимо…

— Госпожа хотела меня покормить. Но она очень маленькая госпожа…

— Идём, сынок. Идём. Ты потом мне всё расскажешь, идём домой. — Женщина потянула полуорка за руку — а тот только лишь покачнулся всем телом, но ног ни на сантиметр не сдвинул, а продолжил что-то мычать.

Лизка же тем временем, хоть ей и было страшно шевелиться, стиснула веки — и стала медленно, чтобы без лишних, резких движений подтягивать под себя ноги. Под ней уже было мокро и липко — хоть и не воды, но это выделялась естественная секреция, для смазывания и облегчения прохода потомства через её трубы. И матка с завидной периодичностью продолжала сжиматься, пытаясь выдавливать своё содержимое в направлении кервикса, и хотя девушка изо всех сил и напрягала мышцы таза, не давая влагалищу раскрыться — она ощущала, как сквозь кольцо мышц проскакивали "тугие сгустки", после чего начинали ползать уже внутри её киски. Они будто "перетекали" из верхнего её "сосуда" в нижний, и с каждым последующим сокращением матки она испытывала всё большее давление именно внутри него.

Если бы она родила червей перед Никифием — ей бы было стыдно, но это она ещё могла пережить. Может быть немножко, самую малость — даже приятно. Перед его же матерью… Наверное, этот стыд она бы не выдержала. И ушла в монастырь. Откуда бы её потом выгнали, потому что захотела бы она всё-таки в мужской… И всё же она ничего не могла сделать — да, она пробовала сесть как-то так, чтобы своей же массой давить хотя бы на внешние половые губы — на последние врата, защищающие её от позора — тем самым зажимая их плотнее, но внутри её влагалище уже сильно распиралось от этих личинок. Как напоминание — крайне активно ёрзающих и сокращающихся, ищущих любую щёлку, чтобы выбраться на свободу. Что она уже чувствовала, как одна из них, несмотря на силу сжатия, протискивалась через её безволосое копытце — белое, кольчатое тельце десяти сантиметров в длину и с чёрной, похожей на жучиную, головой. Оно наполовину вылезло наружу и теперь мотылялось под её полупрозрачным бельём, мокрое и липкое от слизи и смазки. И Шаос приходилось терпеть…

— С вами всё хорошо? — Спросила женщина, нашедшая в себе силы расшевелить сына. Но теперь уже не могла уйти по другой причине, потому что она видела все эти перемены, произошедшие с Лизой Медяновой за какие-то несколько секунд. От стыда и растерянности она сперва впала в ужас — а теперь и вообще испытывала некие особенно сложные эмоции. — Мне позвать вашего отца?

Вся до дрожи напряжённая, эта округлая животиком и вся такая мягкая остальным телом рогатая полуполурослица сидела на полу с вздёрнутой кверху головой и сквозь сжатые губы скулила, пока из глаз и с губ тянулись влажные подтёки. И лапками своими она судорожно натягивала слишком короткое платье, чтобы хоть как-то скрыть своё бельё и…

— У… у-уйдите… — Личинка выскочила из её тела полностью — и осталась вошкаться в её трусиках. Белая, мерзкая, сокращающаяся — и уходящая перекреученной, сине-красной пуповиной в глубины тела матери. И оттуда же наружу полезло ещё несколько таких же — вполовину высунувшихся между её пухлых половых губ в виде какого-то подобия омерзительного цветка… и что-то длинное, белое — похожее на переваренную лапшу. И извивающееся. И это белое извивающееся стало особенно бодро лезть наружу, по влажной поверхности её белья — и сбоку вылезая из-под него. — П… плосу! Я… не могу, больсэ, они… во мне!

Человечиха успела дёрнуть сына за локоть, утаскивая прочь, лишь бы не увидеть то, что она бы в жизни не смогла забыть. Как полукровка открыла рот и в голос закряхтела, одновременно с этим привставая на коленях и наконец-то, с неописуемым удовольствием, расслабляясь…

Они повалили наружу сплошным потоком — "короткие" личинки вперемешку с длинными, повисая на её провисшем, пропитанном вязкой жидкостью белье — своими ли телами или длинными пуповинами. И образовывая под ней мерзкую, шевелящуюся горку. С влажным чавканьем смазки и прочей слизи, за каких-то пару секунд из неё "вылилось" добрых два литра этих червей, и девушка, не способная выдержать этих ощущений, испытала грязный оргазм. Отчего тело её конвульсивно сжалось, словно бы действительно какую-то жидкость выдавливая из матки новый литр этих гадов, ещё сильнее обостряя ощущения и заставляя саму её пасть навзничь и начать изгибаться и корчиться, как одну из этих тварей. И сквозь это застилающее разум чувство, сквозь дрожь во всём теле, она раздвинула ноги шире, схватилась сразу обеими лапками за пропитанное соками бельё и, растягивая его так, чтобы оно не мешало её детям покидать её тело — со всей силы напрягла живот, выдавая третью, по сути своей последнюю волну личинок…

Ещё с два десятка этих белых тварей вылетело из неё, разбрызгивая за собой нити слизи и разматывая гадкого вида пуповины. А ещё пять из них не смогли выскользнуть полностью и теперь копошились, высунув из её полураскрытой киски только самые кончики своих чёрных голов, при этом бессмысленно открывая и закрывая свои личиночные рты. Они так дышали…

И это отправило Шаос же на следующий виток удовольствия, что она ударила головой о подстилку Никифия и, отползя полметра назад, в оргазменной дрожи, с мокрым от слюны и слёз лицом, приподнялась на локтях, чтобы взглянуть на всю эту картину со стороны.

Это было омерзительно. Огромная куча червей. Более полусотни мерзких десяти сантиметровых тварей — вне её матки полностью расправивших свои полости и ставших ещё больше и жирнее. И каждый из них всё ещё тянулся в неё своей пуповиной, скрываясь где-то глубоко внутри её тела. Кроме тех паразитов, конечно, которым пуповины были не предусмотрены — но они тоже вертелись в этой куче, шевеля своими длинными хвостиками.

— Это… не могло быть в-во мне… — Тяжело дыша, качнула ехидна головой из стороны в сторону. И громко икнула, плавно ложась на землю. Закрывая глаза и морщась от шевелящегося чувство внутри её тела — как минимум, несколько из этих созданий осталось внутри её влагалища. И, чего она действительно боялась, ибо схватки её закончились — могло остаться и в её матке. И посему осторожно взялась за живот…

На ощупь он оказался мягким. Осевшим и растянутым, имел складки. А все её внутренние проходы были сильно забиты перепутанными пуповинами и запутавшимися в них личинками. Ей нужно было вмешаться… И своими маленькими, трясущимися от усталости и дурманящей похоти пальцами Шаос коснулась торчащего из её киски червяка — того, длинного. Паразита… И с кряхтением вытащила его наружу, откладывая в сторону. Затем взялась за следующего, уже родного — и с аккуратностью вытащила из себя и это влажное, тянущееся слизью создание. Всё такое мягкое, мерзкое — и его она уже положила себе на грудь, чтобы он при желании мог попробовать покормиться. Благо платье её уже сбилось и как-то прикрывало лишь один сосок. После — вытащила ещё одного, и… и, снова икая, положила на свою грудь. Зато остальные трое, освобождённые от затора, выдаились сами — под напором ещё половины десятка братьев в сопровождении густой лужицы прозрачной слизи.

Она опять закряхтела. Взялась за лицо и, подрагивая, нашла в себе силы, чтобы перевернуться, встать на колени и уже из этого положения, но соблюдая осторожность, чтобы никого не раздавить, наступила одной ногой на предварительно собранный пучок пуповин… Сделала глубокий вдох…

И резко встала, ощущая, как на миг её сознание потухло во вспышке боли от того, как множество крохотных плацент отсоединились от внутренней поверхности её матки, от её кровеносной системы, разделяя её, как мать, от своих детей. А вместе с ними наружу хлынул и поток оставшихся в ней десяти личинок, падая ей прямо под ноги и повисая в болтающемся на уровне колен белье. И разматывая за собой новые нитки перекрученных сосудов…

А потом дамианку накрыло "эхо" уже в виде истомы. Облегчения… Настолько сильного, что Шаос зашатало. Она ступила в одну сторону. В другую. И хотя её нельзя назвать хорошей матерью, она ею всё-таки старается быть, но сейчас она не могла контролировать своё тело — и неминуемо наступала на кого-то. И при этом не все из них были способны выдержать её двадцатикилограммовую массу… И потому, с белым пятном вместо зрения и подкашивающимися ногами, она лишь выбрала примерное направление, где должно было быть поменьше её детишек — и кулём упала туда…

***

Сопя и пыхтя, Шаос одним глазом наблюдала за длинным паразитом, машущим перед её лицом своим хвостом в то время, как он вторгался в её сосок. Эти ощущения были очень… очень своеобразны. Лёгкая, вполне терпимая резь, заставляющая сердце биться сильнее, а щёки… да как и всё тело— теплеть от стыда. Гадёныш забрался в неё, пока она находилась в отключке, но, пока наружу торчал ещё достаточно длинный хвостик его тридатисантиметрового тела, за который его можно было вытащить, Шаос его терпела. Облизывала губы и лишь косо на него поглядывала, как бы делая вид, что не замечает его. Хотя когда он бил её по лицу — было неприятно.

Сама же она занималась тем, что отцепляла от себя все торчащие из неё пуповины — в том числе и те, что были оборваны или отгрызаны. Многие из её "детишек" к этому времени расползлись. И что теперь вообще с ними делать она и не знала. Поймать всех точно не сможет… Да, а ещё выдергивала тех длинных гадов, которые прицепились к ней изнутри и теперь торчали наружу. Часть из них, кажется, и не шевелилось, но…

Короче, ей в любом случае нужно будет сходить на кухню за ёршиком. А ещё намекнуть отцу, что в конюшне стоит приубрать… При этом — как-нибудь поаккуратнее, если можно…

— Э-эээ, стоп! Н-нееет-нет, вылезай! Вылезай оттудова!…

Глава 23. Дела всякие. ☙❤

Большие мужские руки упёрлись в белёную стену, в то время как бёдра его жёстко двигались вперёд и назад, с глыганьем запихивая свой огромный детородный орган в рот стоящей перед ним служанки — голубоволосой полурослицы. Полуполурослицы-полуэльфийки, по совместительству — дамианки. Настолько низенькой по сравнению с ним, что принимала она его член стоя во весь рост, а ему ещё и колени подгибать приходилось.

Шаос давилась им, ибо пихал он его ей не просто в самое горло, но и заходил глубоко в пищевод. Из-за чего щёки её были покрыты слезами, а губы и подбородок пенились густой, горловой слюной. В последний раз свежий воздух поступал в её лёгкие уже как более минуты назад — дышать она в это время, конечно же, не могла.

— Я… уже почти! Подожди, щас… я щас!..

Но несмотря на свой крайне вымученный внешний вид и меркнущие от кислородного голодания глаза — она "кивнула" ему и, сняв с его бёдер обе свои лапки, приложила их себе к щекам, на манер кошачьих усов показывая сразу два "V". Как бы, хоть и жёстко всё происходило, она была совсем не против. Ведь даже если она вдруг и потеряет сознание от нехватки воздуха, то он скорее всего не даст ей задохнуться до смерти и достанет из неё свой член. куда страшнее было бы сейчас захлебнуться, ибо мало кто в этот момент захочет делать ей искусственное дыхание…

И в это же время движения её безымянного друга стали ещё резче, а амплитуда — шире. Он загонял свой огромный елдак ей в горло до тех пор, пока яйца не соприкасались с её липким подбородком, чтобы её тонкая шейка вспучивалась от него, чтобы ей начинал жать этот её дурацкий ошейник с этой дурацкой, звенящей цепью, и…

— А-ааах!.. — Простонал мужчина, ещё сильнее подгибая в коленях ноги, пока руки его сошлись на затылке девушки, у основания обхватывая её рога пальцами — и выстрелил своё семя прямо в желудок ехидны… Густо и как всегда обильно, но из-за того, что он был очень в ней глубоко — оно почти беспрепятственно вниз, мало задерживаясь в пищеводе. — А-аах… Ф-фух…

Глаза же Шаос закатились. Всё вокруг померкло… Ей, конечно, было приятно — она и удовольствие испытала, но забившееся ещё быстрее сердце сильно усугубило нехватку воздуха, поэтому вместо бурного оргазма она бы предпочла грохнуться без чувств и начать корчиться на земле в попытке сделать хоть один вдох…

Горло в последний раз издало этот глыгающий звук, когда человек вытащил из неё свой мясистый орган, вслед же за ним утягивая из глубин её короткого, дрожащего тела целый пучок влажных и густых струн из её слюны и своего семени — и они, разрываясь, жирно повисали на подбородке дамианки, падали на её грудь и живот…

Ура… Но ещё — нет. Ещё нельзя было позволять себе дышать. Подождать, ещё хотя бы несколько секунд — чтобы столб семени в её горле опустился и она не втянула в лёгкие то, чего там не должно было быть. Поэтому вместо такого вожделенного вдоха — Шаос тяжело, с накатывающимися на глаза слезами, сглотнула…

И только после этого вдохнула.

— У-уууаффф!.. — Хапнула она воздуха всем ртом и, лишь слегка качнув плечами от кашля, заулыбалась своим красным, влажным от… всего подряд лицом. — Х-хе… Хе!.. Хе… Я сделала!..

— Какая хорошая девочка! — Коснулся её макушки мужчина, лёгко шубурша её волосы. А когда эта же девушка отвлеклась на то, чтобы сделать ещё один глубокий вдох — то взял её ниспадающие на грудь локоны и неумолимо быстрым движением отёр ими свой грязный, теряющий твёрдость член, а также и её собственное личико, убирая эти подтёки с её подбородка…

И — нет, делал он это всё на самом деле не так уж и быстро, а буквально смакуя тем, как оно всё впитывается её чудесными голубыми волосами. Просто кто-то другой на его фоне был слишком заторможен и невнимателен.

— Эй-эй, д-да сто вы!.. сто вы делаете?! Вы знаете, как, как потом… с волос плохо отти… оттилать!

Шаос выхватила из его лапищ свои комком слипшиеся волосы, стала пытаться их разлеплять, расчёсывать пальцами… С какой-то аж паникой во взгляде — но когда её безымянный любовник засмеялся при виде её реакции — она не выдержала, но и улыбнулась ему в ответ. Хоть и было обидно, а дыхание ещё не установилось — поняла, что была малость нелепа в этот момент.

— Л-ладно… Не беда! А, и да!..

Вдоль перекинутой через плечо лямки, девушка потянулась вниз, в направлении к бёдрам, и, откинув с неё крышку, выставила перед собой сумку в виде полукруглой апельсиновой дольки.

— С… сыпьте! Сюда! К-кхем!

— Если я тебя ещё как-то встречу — обязательно обращусь к тебе снова! — Большой, крепкой рукою, он всыпал туда горсть монеток, а потом хотел ещё и потрепать милашку за носик… или за щёчку… но, учитывая не самую выдающуюся чистоту этих её частей тела — снова ограничился макушкой. — Ты — очень выгодное вложение денег. Была бы ты ещё поменьше, чтоб в карман влезала.

— В следуюссий лаз за двадцатку мойете… мойете меня оплодотвойить! Если позэлаете. Стоб я стала пузатой и неповоотливой! Но сегодня — увы!

Теперь и она запустила руку к себе в сумку и вытащила оттуда сначала леденец, с которого зубками содрала фантик и отправила в рот… скажем так, разбавлять вкус, а потом и небольшой бумажный буклетик.

— Это — вам! Пъиходите на айену. Меня там послезавтла будут убивать. — И после короткой паузы, потребовавшейся на то, чтобы мужчина скосил брови и взглянул на протянутую ему бумажку, а сама она собралась с духом — пожала плечами. — Навенное?

— В смысле — убивать? Зачем тебя-то? Ты же такая милашка!

— Ай, так! Я — слегка дегенелатка!

***

Место под иллюстрацию, но она такая себе, странная…

***

Вчерашним днём она сходила к тому человеку, который её на битву и подписал. И он был не очень доволен её длительным отсутствием, потому что она, как бы, обещалась ещё пораздавать эти листовки. Да и пропала так внезапно, что он даже успел подумать о том, что она решила куда-то сбежать, из-за чего достаточно требовательно выразил желание знать о том, где она живёт. И пока Шаос, кося взгляд, не сказала, что её можно найти в "Рогах и Копытах" — не давал встать с кресла.

Короче, Рольф был разочарован её поведением и поэтому находился в некоторой с трудом сдерживаемой ярости. И хотя он не кричал на неё, не угрожал и не доходил до физического насилия, лицо его стало красным, а зубы порой — да и поскрипывали. Из-за чего улыбчивая, типа — "а вот и я такая, вжух, внезапная и объявилась, когда меня не ждали!" ехидна быстро превратилась "хорошую и послушную" ехидну, только и кивающую в согласии головой. Но, узнав адрес её жительства (не совсем достоверный, правда…), а также приняв стакан дубового вина, он немного успокоился. И о том, что она сделала со своими волосами, спросил уже довольно-таки спокойно. Хотя на все объяснения Шаос, что ей захотелось разнообразия, и что она и так милашка, даже со светлыми, он лишь взмахнул у неё перед лицом ладонью, пресекая поток этой ненужной болтовни, и сказал о том, что это ни на что не годится. И чтобы она сменила их обратно, ведь во всех рекламах и афишах на этой её особенности также делали акцент.

В общем и целом, пришлось ей вернуть свой прежний цвет волос. А ещё ходить теперь и раздавать эти приглашения. Естественно, при этом орально не обслуживая каждого встречного за углом. И нацепить на шею ошейник… Пусть так и не сломав на нём замок — зато выкинув куда-то ключ. Хотела его сначала погрызть, но… слегка переоценила крепость своих ехидновских зубиков и теперь щеголяла небольшой щербинкой на верхнем резце. Ничего, отрастёт довольно быстро. Кто она, в конце концов? Кроме того, что дурочка, раз начала грызть его именно резцами… Зато через эту дырочку отлично торчала палочка леденца!

И купила себе новую классную сумку! Пусть и полукруглую, из-за чего всё, что могло кататься, неминуемо скатывалось в её центр, зато — в виде апельсинки! Увидела её, когда ходила покупать себе нижнее бельё. А учитывая, что покупает она его в большинстве случаев в магазинчиках с детской одеждой — сумка тоже выглядела не очень-то по-взрослому. Но она её поразила буквально с первого взгляда! Лишь бы только краска не облезла… Ну и Брилль, наверняка, будет ею "довольна"… Хотя чего ей было думать об этой эльфийке? Может быть, они больше никогда и не встретятся. Годы… месяцы её наёмничества уже позади!

Да, точно! А ещё она решила не идти к Азаэлю. А то ей не особо понравилось злить лорда Кафтона, главного тюремщика Инокополиса. Так, чисто на всякий случай.

Зато кого она всё-таки вывела из себя этим вечером — так это своего отца. Из-за неких проблем в своём банковском деле, в которые ехидна специально не совала свой милый, кукольный носик, он уже больше недели как возвращался поздно "ночью", когда она уже могла спать, после чего ужинал и либо сразу же уходил на боковую, либо запирался в кабинете с бутылочкой (парой бутылочек) вина. Но в этот раз он изменил свои планы — и вместо того, чтобы пойти в обеденную, сразу же и без задержек отправился в комнату Шаос, где она, лёжа поперёк кровати в безразмерной футболке (или ногомячке, если кажется, что это слово малость выбивается из общего стиля) с задранными кверху босыми пятками и занималась чтением книги под названием "Онан-варвар и гвозди с кожаными шляпками". Причём, по совету Барри, именно что "кожаными", а не "красными", из-за чего ей пришлось потратить на её поиски некоторые усилия. Сам он её лично конечно же не читал, но утверждал, что эта версия и есть правдивый оригинал, а не безликий "продукт", подогнанный под массового потребителя.

Но это творчество… вгоняло её в некий конфуз.

***

— Онан-куммериец! — Воскликнул молодой мужчина. — Какого беса ты плетешься по моим следам?

Великан улыбнулся и его суровые голубые глаза приобрели выражение, понятное каждому е*учему рабу.

— А то ты не знаешь? — Засмеялся он. — Разве тебе самому не нравится то, что ты видишь?

— Мой жеребец не смог бы выразиться яснее. — Сказал он с презрением. — Но не ожидал я встретить тебя в такой дали от потных матов и кружек с шестью горячими порциями. Ты что, поехал за мной из качалки? Или тебя попросту выгнали за то, что ты порвал чьи-то е*учие штаны?

— Ты же знаешь, что нет в качалке таких отчаянных ребят, чтобы выгнать меня. Понятно, я ехал за тобой. И скажу тебе, соседский мальчишка — ты заводишь меня. Ты разорвал кожу того неудачника, потерял опеку качалки и бежал от мести её боссов в эту глушь…

***

Она перевернула страницу, чтобы понять — продолжится ли это непонятное ей "вещание" и дальше, или же она сможет насладиться стройным повествованием без необходимости через строчку нахмуривать брови, пытаясь прочесть всё это без гомоэротического подтекста. Скажем честно — получалось не всегда.

Но размеренное течение времени прервалось, когда в её комнату, без стука и приглашения, влетел её отец. И, размахивая в воздухе какой-то бумажкой, он начал откровенно орать, что Шаос сперва даже не поняла, о чём он — настолько его голос резал её забавные лопухи ушей.

— Твои мозги уже совсем засохли, что ли?! Или ты уже и в уши е*аться начала, что они из тебя вытекли вместе с семенем?! Как ты это объяснишь?!

— П-постой, я!… Э-эй, стутяться!… - Она накрыла книгу собой, будто бы занималась сейчас чем-то постыдным, а не "культурно и умственно обогащалась" за благородным времяпрепровождением — чтением.

И в очередной раз вздрогнула, подпрыгивая на кровати и испуганно задирая стреловидный хвостик, когда метровый старичок приложил ладонью у дверного косяка, расправляя там какую-то цветастую бумажку. Плакат?.. Ей даже пришлось сощуриться, чтобы разглядеть, что это он там принёс…

— Э-ээээ… А тё это?

— Передал, один наш общий знакомый. А он нашёл это висящим на стене общественного туалета.

Туалета?! Проклятье!..

Хотя, стоп. По туалетам она листовок никаких не развешивала — писала иногда на стенах о том, что кое-где кое-какая милашка готова предоставить некоторые услуги… Но делала это в бытность, когда ещё жила в трактире…

Проклятье… Это же одна из тех афиш с приглашением на арену, да?.. "Синеволосая бесовка-укротительница монстров". И где ещё был изображён типа "её" силуэт (чёрный, с ярко крашеными голубым волосами) на фоне очень больших диких котов. Их развешивали на улицах… А чтобы люди понимали, что их ждёт, где-то там же стоял и силуэт некоего среднестатистического мужчины, показывая тем самым то, что это не монстры такие большие, а укротительница ростом не выдалась. Кстати, что её печалило, ни её милых рожек, ни хвостика они не нарисовали. Хотя не это сейчас было её заботой.

"Ох-хох…" — Процедила Шаос через зубы, представляя, что же сейчас может твориться в седой голове её отца. Она же ему об этом ничего не рассказала… Да что — не рассказала?! Наоборот, обещала, что вообще с тем человеком больше не встретится!

— О чём ты думала?! Я же сказал тебе — не иметь дело с этим подонком, а ты что сделала?! Ты пошла до конца — ты согласилась участвовать в его месилове! Я тут из кожи вон лезу, стараюсь содержать эту семью, оставить тебе хорошее наследство, чтобы ты долгое время не знала бедности и ни в чём себе не отказывала, а взамен я получаю что?! Ты не хочешь хотя бы попробовать приложить какие-то усилия для того, чтобы сдержать свою имбицильность и влипать не во всё дерьмо, которое вокруг тебя раскидано! Вот за что ты меня так ненавидишь? За что ты треплешь мне нервы своими дебильскими выходками?!

— А сто я?! Сто я-то слазу?! Я в твои дела не лезу! А если хотес — я могу вассе уйти, и не надо будет!.. — Ох, зря она это сказала — и заколотившееся от возмущения сердце замерло. — В-волноваться о своей глупой дотейи…

Существуй множество слоёв одной и той же вселенной на самом деле — в одном из них Малкой непременно бы не выдержал и влепил ей пощёчину. А в каком-нибудь Шаос обладала бы гордостью, чтобы не дрогнуть и не побояться проявить характер и, если будет нужно, это даже исполнить. Или была чуточку умнее, чтобы до этого вообще не дошло. Но здесь и сейчас полурослик лишь скомкал этот цветастый плакат и бросил его дочери в лицо, а она, жалея, что вообще открыла свой рот, соскочила с кровати и… ну, растянулась на полу, а пока пыталась встать — тот уже наполовину скрылся за дверью.

— Плости, пап! Я!.. — Дверь хлопнула, заставляя ехидну в очередной раз вздрогнуть. — Я не подумала… Н-ну блин…

Теперь, кажется, можно было и не вставать уже. И она, валяясь на ковре во весь невеликий рост, громко вздохнула. И что ей теперь делать? Просто забить на это? Подождать, пока он сам откиснет? Послать к бесам, ибо это вообще его не касалось? Или идти извиняться?

— Лиз, ну ты и глупая… — А, перевернувшись на спину, добавила: — А ессё тъяпка…

***

Полурослик презрительно хмыкнул, когда дверь в обеденную приоткрылась и через неё, с глупой улыбкой, вошла его дочь. Верная же его служанка хоть и опустила взгляд, но продолжила следить за Шаос, пока хозяин вернулся к своему ужину и стал нарезать мясо, целенаправленно не обращая на эту блаженную внимания.

— Господин, а…

Он ничего ей не ответил — и даже глазу не повёл. Продолжил есть, хотя женщина за его плечом сильно нервничала и так и норовила его о чём-то предупредить.

— Она залезла под стол, да? — Спросил он, самостоятельно обо всём догадавшись.

— Да, господин, вы абсолютно правы…

Её план оказаться внезапной и не замеченной провалился, но она всё равно на четвереньках проделала весь путь под длинным (возможно, что-то компенсирующим) столом, пока не вылезла с другой его стороны. И уже там встала во весь рост, опёрлась о его колени горячими лапками и широко, во все зубки улыбнулась, в то время как голова буквально уткнулась тому между ног… И надо признаться в том, что дамианке стоило ооооочень больших усилий, чтобы не начать расстёгивать ему штаны. В шутку, конечно. Хотя… она бы, наверное, смогла. Да, смогла бы!..

Но поступи она так сейчас — рисковала лишиться не только четвертинки зуба, но полного. А то и нескольких.

— М-мяу?..

— Не подмазывайся. И что у тебя с зубами?

Маттиль хотела сделать предположение, что это сделали её дружки, чтобы ей удобнее было у них сосать. Где-то она о чём-то таком слышала. Но почему-то придержала эту информацию невысказанной.

— Сделала глупость. А сто с меня взять? — Шаос сделала шаг ближе, с локтями ложась ему на колени, а потом ещё и укладывая на них сверху голову. — У меня и мозг не полный. Я вассе отсталой была, пасти как Никифий!

— Ты и так от него не далеко ушла. — По крышке стола, где-то из-под низу, что-то шлёпнуло — это был её задравшийся в приступе возмущения хвост, а полурослик, лишь громко хмыкнув, вернулся к приёму пищи. — Ты ведёшь себя глупо и недостойно. Вылезай оттуда, ты же уже не ребёнок!

— Я-яяя всё-таки умнее была… Я писать умела!

— Я говорю не о "тогда", а о "сейчас". И зачем ты пришла? Разве у тебя нет других дел? Например, трахаться с пьяной шоблой необразованных грузчиков? Или что-нибудь сломать? Свою жизнь, например? Ты не понимаешь, что тебя там просто убьют?

— Паааап… — Порядком всклокоченная, в криво задранной футболке и наэлектризованными от скатерти волосами, ехидна вылезла из-под стола и… и снова виновато улыбнулась, взглянув на Маттиль. Она хотела сесть отцу на колени, но делать это на людях постеснялась. Зато, наступая на его стул, чтобы подняться, позволила себе сесть на стол…

Короче, когда её нога соскользнула и она с размаху ё*зднулась о пол затылком — он сам, лично усадил её на своё место, а служанку отправил за льдом.

— Я об этом и говорю! У тебя непременно есть какие-то достоинства… — О том, какие именно, он решил не говорить. — …но координация — не твоя сильная сторона. Ты же даже ножом кухонным пользоваться не умеешь! Ты заторможена и неуклюжа. И не способна и десяти метров пробежать, чтобы не выдохнуться и не споткнуться. И ты даже сдачи дать не сможешь! Понимаешь, что ты — не способна на насилие? Вот что ты там будешь делать? Ладошками их там будешь хлопать и просить уйти? Какая тебе арена?

— Ну блин, пап… Могу я всё дать… И со мной всё будет номально! Я — дамианка, ты не забыл? Тево мне бояться?

Например, помереть во второй раз и этим вызвать порицание со стороны своей Госпожи. Но отец всё равно не знал, что она своё "бесплатное" воскрешение уже истратила, и не должен был сильно волноваться по этому поводу.

— Я просто никак не могу понять то, как это произошло. Просто — как? И зачем? Нужны деньги, что ты ради потехи недалёкой толпы готова дать себя растерзать голодному зверью? Или ты совсем уже рехнулась от безделья и тебе нужны острые ощущения?

Под голову ей сунули пузырь со льдом, отчего девушка тихо прокряхтела, с блаженством вытягивая босые ноги и на несколько секунд выпадая из реальности… Тапочки же валялись где-то там, рядом. Разбросанные по полу во время падения…

Пухленькие щёчки девушки стали покрываться румянцем…

— Господин, она сидит на вашем стуле. Нужно её как-то приподнять и подстелить что-то…

— Что? Зачем? — Всерьёз не понял полурослик, а служанка его ведь даже не шутила — и уже шла к комоду, где помимо посуды находились и сменные скатерти. Но Шаос перестала испытывать это приятное облегчение до того, как та вернулась с водонепроницаемой клеёнкой.

— Пааап… — Она вяло ткнула себя пальцем под кончиком правого рога — туда, где некогда находился очаг той вечной боли в её голове. — Я — не умная. Понимаес? У меня мозг поломанный. Меня немного пъипёйли… плипё… пъизали к стенке, а я не думая подписала договол! Я не специально, а по глупости. Сама залею, но, увы, отказаться нельзя. Ты главное не бойся, там всё лавно не до смелти бьются. Так, побегаю по айене, поклитю немного, все будут смеяться надо мной. Несколько минут стыда — и всё! Я свободна и никому нитево не долзна!

— Это мне тоже неприятно. Ты будешь выглядеть нелепо и смешно, а они над тобой будут смеяться. Ты не боишься за свою репутацию?

— Мою лепутацию? Пф, я умоляю! Да знаешь о тём люди думают, если меня на улице узнают? Тебе луссэ и не знать!

— Здесь ты полностью права. Мне этого лучше не знать.

— Господин… я очень сильно извиняюсь, но вы не могли бы её приподнять? Хотя бы на несколько секунд, чтобы я подстелила…

Дамианка засопела. И с неприкрытым чувством обиды, выразившимся в её красных надутых щеках, спрыгнула со стула и широко провела по мягкому сиденью рукой, чтобы на свет продемонстрировать то, что её рука сухая.

— Видите?! Су!.. Эм, это со свёлтка натекло! — Быстро отёрла она влажное пятнышко с локтя. — Да плавда! Сеёзно, я его так дейзала и!..

Малкой сделал какое-то едва уловимое движение головой, которое Шаос даже и не заметила, зато верная Маттиль всё поняла. И уже через несколько секунд куда-то этот стул понесла, оставляя замершую с открытым ртом девушку в шоке.

— Д-да… Да… Плавда! Сто вы?! Я… — В голове её щёлкнула мысль — и она задрала одежду, демонстрируя действительно сухое в области копытца бельё. Беленькое, кстати. С милым розовым бантиком. Но смотреть на него никто не стал, потому что кому вообще захотелось бы разглядывать её детское бельишко? Правильно — никому. И посему это доказательство её невиновности приобщено не было.

— С кем ты будешь сражаться? — Вместо этого спросил Малкой, пока дожидался того, что ему принесут стул на замену.

— Сказали, сто сюлпъиз будет… П-паап, ну глянь! Я плавда льдом облилась!.. Я зэ не всегда пъям теку…

Глава 24. Арена. Часть 1

— Как хорошо, что ты пришла. Я честно этому рад. — Рольф качнул в сторону мелкорослой дамианки бутылкой, предлагая ей выпить. Она отказалась, замахав перед собой лапками.

Ей и так сегодня предстоял непростой день. И хотя алкоголь мог его сильно сократить — достаточно было всего лишь напиться до беспамятства — её проблем бы это не решило, а только усугубило. Либо загнало бы в большие долги, либо, напейся она недостаточно сильно, вынудило бы выступать на арене в пьяном состоянии. А у неё ведь и так шансов выжить хоть в сколько-нибудь серьёзном бою было немного.

— А то ходил один мой знакомый, спрашивал о тебе. И почему-то там сказали, что тебя уже как пару недель не видели. Удивительно. Но хорошо, раз ты сама пришла.

Шаос опять замерла с глуповатой улыбкой на губах. Ходил? Спрашивал?.. В смысле… в "Рога и Копыта"? Ну, а больше же он ничего под неё не копал?..

Ничего… главное пережить (или не пережить — но закончить) этот день, а потом уйти из его внимания и не отсвечивать. С такими большими людьми ей общаться никогда не нравилось, ибо боялась попасть в жернова чужих непомерных амбиций.

— А с кем я д'аться буду? — Спросила она, стараясь не только отвести разговор в сторону, но и произвести хоть чуточку более серьёзное, деловое впечатление. А то ей, гладиаторше недорощенной, уже через несколько часов предстояло рисковать головой — а она так и не знала, с кем ей там придётся столкнуться.

— Сначала планировали свести тебя с несколькими панцирными собаками. Ну, теми, которые не лошади. — Лизка нахмурила брови. Мол, чего? Кем? А потом мозг и расклинило и она задрала носик, кивая — да, да! Собака! Точно. С панцирем которая. — Но знаешь… ты сама подкинула одну идейку.

Мужчина обошёл провожающую его взглядом девушку по кругу, присматриваясь к её внешнему виду. Как он и просил — оделась она в этот раз поэффектнее. Помимо ошейника с циферкой "6" — новые блестящие ботиночки и лазурного цвета платье с пуговицами по всей длине. Но это — только спереди. Сзади оно представляло из себя один сплошной вырез — настолько глубокий, что даже хвост высовывался через него, нисколько не задирая ей юбку. Хотя, длины этой вот "юбки" всё же было недостаточно, чтобы скрывать её нижнее бельё. И хотя она долго думала о том, стоит ли выбрать вариант с заниженной талией, чтобы он не сильно торчал в вырезе — решила не изменять себе и надела полноразмерное бельё. Просто белое полноразмерное бельё.

Кстати, а когда она заметила, что уж больно он внимательно её разглядывает — то оттянула ткань на груди, чтобы он успел увидеть её сосок. Благо что нормально прикрыта она была только что спереди, но и не с боков.

Но на Рольфа это вообще не подействовало, так что она снова задумалась о том, что он с тем телохранителем своим наверняка спит. Вместо этого он почесал свою выбритую условную шею (да, где-то настолько же условную, как грудь или талия у Шаос) и прищёлкнул пальцами, чтобы невдомёк так спросить:

— А вы не можете эти свои хвосты убирать? Хвосты, крылья. Рога. Ну, вообще?

И если сначала девушка просто удивилась и, в некоторой растерянности, сказала, что:

— Н-нет, не умеем. Ну, кто-то и умеет, но это не совсем плавильно и не одобъяется… Я не умею!

То потом до неё, кажется, дошло. Ведь убери у неё и рога, и крылья, и хвост, то что от неё останется? Весьма миловидная полурослица. А если ещё и издали глядеть…

— Ааааа, я поняла! Вы хотите выдать меня за обытьного лебёнка, да? — Скосила брови девушка, заподазривая сей не особо хороший умысел. — Мне, типа, хвостики ессё завязать, натять говолить таким вот голо… Б*ядь! Я акцент забыла! Т-тогда невавно! Но всё авно вы потом натвавите на меня монствов и они будут меня азвывать на тясти, пока люди там будут думать себе всякое? Да?

— Я всего лишь спросил. Решил, что они могут мешать тебе драться.

— А вы не забыли? Я вайве-то даться не собиалась! А только побегать от них. А вы потом обессяли битву пъейвать, когда все азвлекутся… Но вам ведь посто нада милая оветька, которую монно пъинести в йелтву? Слушайте, я мойет… — Шаос прошла уже в комнату, на миг даже подумав, что возможно и стоит немного выпить, но вазюкаться с пробками, стаканами и льдом, а ещё и наливать самостоятельно уж очень не хотелось, поэтому она решила показать свою властность тем, что уселась на подлокотник дивана. Очень жаль, что для этого ей сначала пришлось взбираться на сиденье (принимая при этом любопытные, но не очень властные позы и ракурсы), а уже потом — на сам подлокотник. — ..и глупая, но не совсем дуа. Я и согласилась на это не совсем спецально, поэтому давайте пвосто законъим с этим и забудем, ладно?

— Как знаешь. Сегодня ты наша звезда. Может быть, всё-таки выпьешь на дорожку? Нам предстоит путь на северные окраины города, а это даже на карете займёт некоторое время.

Шаос посмотрела на бутыль с желтоватой жидкостью… И со вздохом, но поднесла к лицу руку, пальцами показывая то, сколько она готова была выпить.

— Если на донышке?.. Хотя я бы луссе не стала.

Вот и наступил этот проклятый день — день её убийства. В смысле, битвы. И прошлым днём она изрядно не хотела его наступления. Даже спать легла попозже. А когда проснулась с утра (к полудню) — тоже долго не хотела вылезать из кровати, понимая, что когда она это сделает — то это ещё сильнее приблизит это событие. И конечно же в голове она не раз раздумывала о том, каким бы образом ей можно было "слиться" — хоть к Азаэлю иди… Но теперь уже точно было поздно.

И сейчас, в сопровождении Рольфа Кафтона, его телохранителя и того мужчины, который изначально в это всё её и втянул, Шаос ехала по улицам города в крытом дилижансе, одёрнув со своей стороны занавески и всё ещё цепляясь обеими лапками за стакан с дубовым вином — более чем наполовину полным, но не из-за самого напитка, а потому что находившийся в нём лёд давно растаял. И теперь каждый раз, когда она всё-таки делала из него глоток, чтобы смочить и расслабить сжимающееся горло — то пила чуть ли не одну лишь воду, общий градус алкоголя в которой был не больше, чем в привычном ей разбавленном пиве из трактира.

Она была взволнована. И ей не очень хотелось смотреть в окно, потому что в каждом попутно движущемся человеке она видела потенциального зрителя, желавшего посмотреть на то, как её там растерзают звери. Зачем только она согласилась…

— Эй, Варёк. Я тут подумал — а как насчёт того, чтобы косточки посчитать?

Тот мужчина, что занимался продвижением гладиаторского направления дел господина Кафтона, уставился на него с небольшим сомнением. Потом взглянул на сидящую рядом с ним устало вздыхающую девчонку и тихим голосом обратился к начальнику:

— А это не перебор будет? Это же всё может довольно плохо кончиться.

— Я уверен, нашим гостям понравится. Они будут в экстазе. Бросим туда несколько колченогих сперва, каких-нибудь повялее.

— Но мы же планировали, что там будут собаки. Те, которые с панцирями. Ну, не лошади. Не слишком шустрые существа и у неё БЫЛИ бы некоторые шансы.

— Скука. Полчаса наблюдать за тем, как она будет бегать от этих рептилий? Но ты просто глянь, как она оделась! Ты только глянь на эту спинку!

Шаос скосила взгляд. Опять её разглядывали… И опять она, запустив большой палец под край ткани на груди, оттопырила её, чтобы больно любопытный человек увидел больше, чем рассчитывал. И в этот раз это даже сработало — зацепившись взглядом за её розовый сосок на фоне… очень даже не выдающейся груди — он смутился, резко отдёргивая взгляд.

— К-каак пожелаете, вы тут начальник. — Но прозванный Варёком не удержался, чтобы не стрельнуть глазом ещё раз, натыкаясь на довольную улыбку синеволосой дамианки — но это её хотя бы взбодрило, и она, допив остатки в один присест, отодвинула шторку и выглянула в окно. — Когда будем на месте, я оповещу дрессировщиков.

Несмотря на то, что она более тридцати лет являлась той ещё шаболдой, северо-западный край города также относился к той его части, которую она посещала очень редко. Возможно — раз так пару в жизни, и не более, ведь ей там просто делать было нечего — это даже частью города было назвать сложно, и за несколькими промышленными предприятиями, здесь была раскинута широкая, в меру холмистая область, вдоль и поперёк изрытая обширными карьерами в поисках бедной руды, песка и глины. Причём активные раскопки здесь давно уже и не вели — руда один фиг была паршивая, а песок в таких количествах уже не требовался, как во времена наиболее бурного развития города. Зато в этих воронках оказалось удобно строить некоторые специфичные сооружения — например, тюрьмы. Или, куда они и ехали сейчас — арену.

Шаос видела её трепещущий от ветра красно-жёлтый купол на фоне вечернего неба. Видела те части металлического каркаса, на который его натянули. И густо натыканные мачты, что торчали из его центра. Зачем они были нужны? Она не знала, но они придавали этому сооружению какой-то… кхем, инфернальный вид — и не хватало только кровавого зарева и вырывающихся столбов пламени, чтобы она прониклась духом родины своей и своих предков.

Ладно, тут она себе приврала — она дамианка обращённая, поэтому в Преисподней никогда не была и ничуть об этом не жалела, а предками ей была линия потомственных сапожников и некое мелкое аристократическое семейство, несколько поколений баловавшееся тесными родственными связями. Скажем так, выводило какой-то особый ген, из-за чего бабушка, прабабушка и прапрабабушка у неё были, а вот прадедушки и прапрадедушки — как бы и не было. Был просто дедушка. Довольно старый эльфийский дедушка. И, возможно, не отказавшийся бы познакомиться и с внучкой, если бы только его дочь не спуталась с каким-то коротышкой и не покинула семейство со скандалом, оборвав за собой все связи.

— Ну, как тебе? — Спросил её Рольф, с довольной улыбкой рассматривая свою вотчину. И они, с накатанной грунтовой дороги, свернули направо, в направлении купола. — Моя красавица. Я вложил туда свою душу и сердце.

И работу нескольких сотен рук заключённых, которые там внутри всё обустраивали — ведь как же это удобно, когда источник бесплатной рабочей силы расположен едва ли даже в каких-то паре километров пути.

— Нитё так… Но я бы добавила огня и дыма. Слушайте, а мне плавила вассе ласскажут как-то?

— Чего? А ей что, никто не рассказал правил?.. — Сразу же передал Варёк вопрос Рольфу, а тот нахмурил лицо и уставился на него в ответ.

— Ну не мне же их ей было рассказывать? Я вообще не занимаюсь всем этим организательствованием. Разве она сама не должна была как-то подготовиться? Это же не за булкой в лавку сходить, здесь и убить могут.

— Ааааа, то есть всё-таки моооогут!.. Пъизнались!!

— Мы никогда не отрицали, что такое СЛУЧАЕТСЯ. Особенно если не пытаться этого избежа…

— А вот и нет! — Она скрестила на груди руки, при этом из-за своей этой шикарной координации движения стакан из её лапки вылетел и, упав на пол, закатился куда-то под сиденье. — Вы говоили, сто нитево такого не слутится! Хотя я вам конесно не повейила!… Эм… там сто-то упало, да?..

— Стакан. — Впервые подал свой хрипловатый голос телохранитель. И ехидна, с удивлением взглянув на свои пустые руки, с милым кряхтением сползла со скамьи и с задранным хвостом начала ползать у людей под ногами в поисках уроненного ею предмета. А то забудут и раздавят потом ещё! Да и она его уронила… То есть, её вина в этом будет, как бы…

— Варёк, давай больше не будем связываться с умственно отсталыми? — Человек что-то там хотел сказать, но был прерван, потому что ответа от него на самом деле и не ждали. — И объясни ей всё вкратце, пока есть время. Будем надеяться, что она там за две минуты не сольётся и наш главный номер не пойдёт… под хвост. Она хотя бы высоты не боится?

***

Рослый темноволосый детина с голым торсом поднял над головой поверженного саблезуба и совершил полный оборот вокруг себя, во всей красе демонстрируя свою победу над диким зверем.

Толпа на трибунах ахнула, заликовала, а усиленный резонирующими камнями голос диктора равномерно разлился по всей арене:

— Ссссславная победа! Враг повержен, унижен и задушен голыми руками! Сила и несгибаемая воля человека одержала верх над примитивной хитростью дикого зверя.

— Вам нравится то, что вы видите?! — Громогласно выкрикнул герой-варвар. И широким шагом подошёл к обитому железом краю арены, нависая над глубокой, многометровой пропастью с шипами. — Я — художник! Художник представительского жанра!

И под непрекращающийся, экстазирующий гомон сотен голосов сбросил тело задушенного им зверя вниз, кулём гнилой картошки повисающее на металлических кольях.

— Этот герой по праву заслужил ваши почести и свои три сотни золотых. Ликуйте, славьте его в этот звёздный для него час!

Заработали механизмы — зубчатые колёса сцепились друг с другом, приводя в движение множественные натянутые над кругом арены цепи. И одна из них опустилась до самой земли, чтобы исполин, гордо поднимающий свой облачённый в чернёную кожу могучий кулак, мог зацепиться за неё и начать подниматься на десятки метров вверх, под самый купол, где уже сама каретка подъёмника понесла воина по направляющим рельсам, вывозя его за пределы круга арены, покинуть которую иным способом было невозможно. Ибо никаких мостов здесь предусмотрено не было, и внутренний "круг" от возвышающегося над ним внешнего, на котором как раз и собирались зрители, был отделён широким и глубоким рвом, для антуража щедро натыканным острыми кольями.

— Вот он — кулак истинного профессионала! Красивый бой… Но знаете что? Я знаю, что многие из вас пришли сюда сегодня за чем-то необычным, чем-то особенным. Крепкие мускулы. Мастерство и холодный ум. Это помогает выжить в бою. Но что, если тебе не повезло и у тебя из этого ничего нет? Лишь милая мордашка, пламень в душе и жажда прославиться! Что же, если вы пришли сюда именно за этим, то время вашего ожидания окончено!

Шаос ничего этого не слышала. Для неё все эти голоса слились в какое-то неразборчивое уханье и оханье, потому что сама она находилась на поверхности. Сидела на деревянном настиле, привалившись спиной к железным прутьям клетки и уткнувшись лицом в колени. Руки она при этом не отнимала от своей груди, ибо от волнения сердце её билось быстро и невпопад. Проклятье… Вот зачем она в это ввязалась? Лучше бы согласилась влезть в долги, чем участвовать в этом!

Но клетка, в которой она сидела, дрогнула — и силами рук заключённых поднялась на несколько метров вверх. Медленно и мучительно, так что дамианка прочувствовала каждую зазубрину изношенных шестерней, каждый залом звеньев цепи, отдававшийся подрагиванием её кибитки. Но это были ещё пустяки, сущая ерунда — а вот когда уже повернулась сама стрела крана, с этим громким металлическим скрипом, вот тогда-то она всё почувствовала — её клеточку вывезли над глубоким колодцем карьера, прямо пышущим каким-то неприятно тёплым, влажным воздухом… воздухом, который она, вообще-то, любит, но — не сейчас. И дрогнув ещё раз — клетку стали опускать вниз. И если бы она в этот момент открыла глаза — то даже её починенное сердце возможно бы не выдержало и до низу бы доехала лишь её недвижимая оболочка, пока душа бы отправилась витать вокруг шпилей Кристального Дворца.

Сотни голосов. Оратор, вещающий о том, какое чудо чудное они сейчас увидят. А Шаос даже дышать практически перестала и до слёз стиснула веки, пока её спускали на дно вертикальной штольни — ведь иных способов добраться туда, кроме как краном или лифтом, здесь не было. Но плохое тоже иногда заканчивается, не становясь при этом чем-то ещё более худшим — и вот она, шумно выдыхая, почувствовала, как клеть с гулким ударом легла на поросший травой дёрн…

— Ф-фуф… Зывая! — Отёрла лоб девушка. Теперь ей нужно было открыть засов двери и выйти. Хотя не очень-то и хотелось.

— Поприветствуйте нашу звезду — Лазурную Укротительнцу!

Шаос выдавила из себя улыбку — и, так и не убрав с груди руку, вышла наружу.

— Здласте. — Произнесла девушка своим обычным голосом, потому что понимала, что всё равно, насколько она громко кричать ни станет — на таком расстоянии она не сможет перекричать всю эту толпу. Зато вот так уж и быть — взялась за край платья и присела в реверансе, задирая его чуточку выше, чем требовалось.

Нет, перед парой десятков людей она ещё готова была повыкрутасничать, а вот несколько сотен — всё же было для неё перебором. Она получала слишком много внимания, что уже и некомфортно становилось, а руки и ноги деревенели. Но судя по тому, что гомон усилился — зрителям это понравилось…

И раз уж речь зашла о зрителях, то их трибуны занимали пространство внешнего кольца арены. От от обыкновенного столпотворения в самом низу, непритязательных в несколько ярусов скамеек ещё чуть выше и уютных балкончиков, вырезанных прямо в стенах этого карьера, где особенно притязательные гости могли насладиться мягкими креслами и набором выпивки, смотря представление через прилагающиеся бинокли. И именно сегодня эти балкончики были забиты под завязку.

Опять зазвенели цепи, по земле прошла слабая дрожь — и, задирая ей вслед голову, Шаос проводила взглядом уходящую ввысь клетку — по сути, свой путь домой. Зато сработал иной механизм — и над пропастью вывесили ещё два контейнера — две большие, наглухо закрытые железные коробки, размера такого, что в каждой из них вполне могло поместиться более десяти человек. Это были её соперники… Как минимум — двое? Но слишком много времени на его бессмысленное созерцание Шаос тратить не стала, и наконец-таки оглянулась, чтобы уж понять, что именно её тут ждёт.

И вопреки собственным ожиданиям Шаос, здесь не было песка, о котором она попискивала в своих кричалках, а широкий, тридцатиметровый деревянный щит арены была насыпана обычная, привычная ей земля. На ней даже росла трава, кусты и деревья — самые, что ни на есть, натуральные, живые, и выстроены декорации в виде какого-то сильно разрушенного городка — имитации обваленных стен и всяких атрибутов человеческой жизни, будь то какие-нибудь бочки, ящики или прочие предметы интерьера — к примеру, базовые шкафы, столы и стулья. Но больше же всего ей понравилась трёхметровая пирамидка в языческом стиле, расположенная в самом центре этого круга. Так, что она прям представила себе, как спасается от кусючих панцирных собак, ловко взбираясь по её ступеням… а потом оступается и падает в их острые клювы. Или же садится при их виде на землю, хватается за голову и просто отдаётся им на растерзание — такой вариант был даже более вероятен.

Быстро бросив взгляд наверх и поняв, что контейнеры находились уже на половине пути вниз, вернулась к осмотру прочих "декораций" — хотя именно что стойки с разнообразным и вполне функциональным оружием меньше всего подходили под это понятие. Потому что здесь, на этой арене, было одно важное правило: разрешается брать любую защитную экипировку, но вот оружие — нет. Сражаться можно лишь тем, что тебе дают.

Но пользоваться им она всё равно не собиралась. Как-нибудь и без него управится. Ладошками захлопает, например… Да один фиг это должен был быть цирк, никто же всерьёз не рассчитывал, что она драться будет? Нет конечно! Ей нужно всего лишь продержаться полчаса и не быть за это время убитой, а там уже обещали вмешаться и вытащить её.

А на внешнем кольце уже во всю принимали ставки, между рядов ходил персонал арены, собирал деньги и отдавал расписки. Разрывался какими-то криками комментатор. Но она всё равно не слушала. Правда вот, из-за этого совсем пропустила мимо ушей то, кто же ей всё-таки будет врагом… Там же должны были сообщить? Ладно, не суть! Всё равно уже эти глухие клети уже были близко к земле — скоро всё сама увидит. А пока, осторожно придерживая волосы, Шаос подошла к краю арены и вытянула шею, заглядывая вниз…

Провал метров двадцать высоты. И острые, густо торчащие прутья. Зачем? Для остроты ощущений? Затем онаприсела на четвереньки и подползла ещё чуть ближе, чтобы увидеть то, что сам "щит", на котором она сейчас стояла, имел карниз и стоял на усиленной досками насыпи. Это типа чтобы нельзя было зацепиться за основание арены? А если и зацепишься — не вылезти обратно?

Но мысли её были прерваны особенно громким гомоном толпы, что даже Шаос не смогла этого не заметить. И задом отползя на пару метров от обрыва, поднялась во весь рост и оглянулась через плечо, чтобы лицезреть, что оба контейнера с врагами слегка покачивались в паре метров над землёй, но уже не двигались вниз. И как бы выходило так, что она сейчас стояла на одном краю арены — прямо вот почти на краю — а они зависли недалеко от её центра, по разные стороны от той пирамиды. Как бы, сразу "отрезая" ей половину территории.

— Нууу, наша укротительница что-то совсем в себе уверена. Даже не стала подбирать себе оружие! Что же, что же! Не будем более откладывать. И да начнётся бой!

Под днищами контейнеров синхронно лязгнули магически активированные запоры — и створки раскрылись, вываливая на землю своё содержимое…

Глава 25. Арена. Часть 2. ☙❤

Хлопнули засовы, и днища контейнеров распахнулись, вываливая из своих стальных утроб… ну, кучу мужиков. И даже Шаос не смогла в голос не усмехнуться, увидев то, как же глупо они там грохнулись. Друг на друга и как-то совсем в раскоряку выкручивая конечности, что в пору было как минимум что-нибудь вывихнуть, а то и сломать. Словно кули какие-то. И возможно, что даже с говном. Хотя долго потешаться она не смогла — что-то там было явно не то, и завошкавшиеся прямо в той куче несколько псов… причём обычных, ни в коей мере не панцирных, удержанию хорошему настроению не способствовало. Они точно так же полубездумно скребли по земле лапами и словно какие-то черви-паразиты вытягивали свои тела из этих копошащихся мясных куч, и издавая ещё такое противное, жалкое кашлянье из этих своих большим, так широко и некрасиво истекающих слюной пастей.

Нет. Даже её не лучшего зрения глаза подметили, что все они, даже люди, выглядели как-то неважно. Какие-то серые, потрёпанные и вялые, как будто онемевшие или чем-то обдолбанные. Но нос окончательно развеял все сомнения, когда учуял источаемый ими запах — очень неприятный запах. А учитывая странные вкусы Шаос — немногие из них ей были именно что неприятны. И гниль занимала среди почётное первое место, с небольшим отрывом опережая даже запах Рикардо.

Это было мертвецы. Зомби. И они, поломанные, полуразложённые, без всякого смысла мычали, с трудом же поднимаясь на ноги. Если только могли этого делать. И Шаос, вскрикивая, на одних только носках и испуганно поджимая хвостик, побежала к ближайшей оружейной стойке, чтобы взять хоть что-то, чем можно было их если и не бить, то хотя бы держать на расстоянии! Хоть копьё… Копьё! Потому что зомби, бл*дь — это зомби! Они ж её просто сожрут!

И она, гонимая страхом, вцепилась руками в деревянное древко, упёрлась ногой о какой-то висящий там же меч… и замерла с криво задранной губой — всё оружие было приковано к стойке цепями. Нет, не в смысле примотано так, что его и взять было невозможно, нет — но всё оно имело специальные проушины на рукоятях и древках, к которым крепилась в несколько метров цепь, из-за чего махать им в принципе было возможно, но… зачем? Чтоб не унесли? И она опять посмотрела на гомонящую толпу, машущую руками и не способную усидеть на месте. Толпу, отделённую от неё десятью метрами глубокой, утыканной кольями пропасти…

— Давай, Укротительница! Ты должна поспешить — они тебя уже заметили! Не дай им себя разорвать!

Мертвецы таращили свои водянистые, слеповато-бледные глаза по сторонам, на далёкие шевелящиеся точки внешнего круга и… и на что-то яркое, лучащееся теплом жизни вблизи от себя. И очевидно, что их взгляды останавливались именно на Шаос, из-за чего все эти покачивающиеся тела итогом оказывались повёрнуты к ней. А когда первый из них с завыванием подался вперёд, делая тяжёлый шаг в направлении испуганной ехидны, то следом за ним, влекомые примитивным разумом — ступили и остальные.

Нет, думать у неё не было времени. Да и не сильна она в этом — ей нужно было действовать! Ведь обе эти нестройные кучки (кроме пары обдолбышей, бесцельно топтавшихся на месте) уже брели в её направлении. Кто мог — шёл. Кривой, кособокой походкой, подволакивая ноги и нетерпеливо выставляя руки. А кто не мог, ввиду либо поломанных или отсутствующих нижних конечностей, либо иных каких физиологических особенностей своей зомбячьей нежизни — полз. Ибо все они хотели хотя бы маленький кусочек Шаос.

И что сил в ней было Шаос рванула копьё на себя, в этот же самый миг осознавая, что идея НЕ думать была опрометчивой — толпа единогласно охнула, когда оружие сорвалось с крючков и девушка, в него вцепившаяся, грохнулась на землю. Им же сверху и накрываясь. И от этого удара в глазах на несколько мгновений потемнело…

— Ох, какая оплошность! Не прошло и пяти минут, а она уже совершила такую ошибку! Ну же, соберись, Лазурноволосая! Возьми себя в руки и дай им отпор!

Шаос с кряхтением откинула копьё в сторону и неуклюже перевернулась, чтобы встать на ноги… О чём она вообще думала?! Зачем ей было нужно это копьё? Сражаться с живыми мертвецами? Со всем сразу? А ведь мало того, что в бою она весьма-таки не сильна, она ещё находилась в самой настоящей ловушке — на самом краю арены, и когда эти твари начнут её теснить — а они непременно начнут — у неё просто не будет иных вариантов, кроме как быть растерзанной на части (даа, ведь именно так, и ехидна это прекрасно понимала — с зомби у неё вряд ли имелась возможность "отделаться стыдом", как если бы она сражалась с живыми существами) или самой броситься вниз, на те шипы. Ей вообще-то бежать надо было, и причём — как можно скорее!

Но в очередной раз её прервали на середине мысли — девушка сперва услышала этот хрип, а потом и узрела, как на неё мчалась одна из этих полуразложившихся собак. Неуклюже скакала на трёх лапах, но набрав уже скорость — делала это с пугающей быстротой, и иного варианта, кроме как заскочить на стойку с оружием, Шаос не нашла. Высоко задирая хвостик, она подпрыгнула вверх и сразу же оттолкнулась ногой от горизонтальной перекладины, чтобы потом уже ступить на висшевший чуть выше клинок как на ступеньку и…

Зубы клацнули у самой её ноги (дамианка даже готова была поклясться, что почувствовала, как её кожи коснулись брызги липкой слюны, но только с учётом того, что она была в чулках — эти ощущения могли быть не особо реалистичны) и послышался звон раскидываемого по земле оружия — это пёс не смог затормозить и со всего размаху налетел на него грудью. Только вместо того, чтобы проткнуться им и благовоспитанно сдохнуть, как и полагается мертвецу — он не оставил своих попыток добраться до дамианки, а наоборот, изошёлся в сущем припадке слепой ярости, стал выть, издавать какие-то совсем неясные звуки, кашлять и биться, и неуклюже наскакивать на оружейную стойку, лишь бы как-нибудь влезть за этой девкой следом. Но в защиту Шаос будет сказано, что она, при всей своей криволапости, была всё-таки ловчее, чем пёс-зомби с давно прогнившими мозгами, и пока она, часто и испуганно дыша, уже сидела на сверху — тот лишь невпопад скакал и размахивал передними лапами, со звоном разбрасывая по земле бойцовский инвентарь и запутываясь в его цепях.

— Что же ты будешь теперь, Укротительница?! Давай, соображай быстрее!

Думать? Прискорбно, но думать у неё уже совсем не было времени — она видела, что мертвецы приближались. И с каждой потерянной секундой сокращалось как и расстояние до неё самой, так и промежуток между этими двумя кучками — они сходились вместе. И если она не попробует прорваться между ними сейчас — больше у неё такого шанса может и не представиться. Она либо окажется отрезана от большей части арены, где хотя бы было место, где спрятаться, либо… ну, чем мог закончиться биг рядом с краем арены, догадаться можно.

И она, воспользовавшись тем, что бьющийся в слепой злобе пёс довольно плотно увяз в обмотавшихся вокруг его лап и шеи цепях — соскочила вниз. Ухнула, сдержала боль от ёкнувших в ней органов и, пригнувшись, бросилась в направлении человеческих кадавров — а именно узкого пространства между ними. Лишь бы как-нибудь прошмыгнуть!..

— Тактическое отступление?! Ну, давай, малышка, беги! Время на твоей!..

Прорваться между ними. Затеряться между домов. Чтобы зомби разбрелись по всей арене, а там уже хоть по-одному пытайся с ними как-то биться. Пусть она и не боец. Возможно, сможет от них как-то бегать… Они же хоть и жестокие — но тупые. У неё должно получиться что-то придумать!.. Но на глаза Шаос навернулись слёзы, когда она, видя по обе стороны от себя этих изломанных, до дыр истлевших мертвецов, с их остекленевшими глазами и вбитыми в черепа железными клиньями, почувствовала то, как на её ноге сжимается петля из крепкой стальной цепи…

Она упала. Прямо пузом на землю и глупо вытягивая перед собой руки. Ахнули и зрители, замирая в ощущении неминуемого. Скрипнули кресла почтенных гостей, до белизны костяшек стискивая прижатые к лицам бинокли — сейчас должно было начаться самое интересное. Самая "сочная" часть в исполнении этой милашки — должна была пролиться её кровь. Ведь зачем ещё они сюда пришли, по большему-то счёту? И даже комментатор — и тот не сразу нашёлся, что ему сказать.

— Э-это фиаско, народ… Кажется, нашей героине настал конец!

Не успела девушка даже подняться, как её запястье оказалось зажато неприятно тёплыми, осклизлыми пальцами разлагающегося трупа — и он увлёк её тело к себе. Поднял над землёй и расщерил перед ней свою светящую дырами в щёках пасть, намереваясь первым откусить от этой никчёмной ехидны кусочек — например, её милые, хрустящие пальчики. И глуповато сучащую ногами Шаос уже обдало этим вонючим "дыханием" покойника, когда в одну из этих ног, прямо над пяткой её лакированного ботиночка, вонзились зубы пса-зомби. И с силой он дёрнул её на себя, ибо сам хотел добраться до каких-нибудь особенно мясистых частей полуполурослицы, из-за чего зубы схватившего её за руку мертвеца щёлкнули впустую.

А потом её схватила и другая рука, уже за платье, чтобы рвануть это тёплое мясо к себе — и от этого нитки хрустнули, полетели по сторонам пуговицы и одежда распахнулось, представляя на обозрение публики беленький, такой мягонький животик ехидны, её широкие, но не явно очерченные бёдра и очень скромную грудь, о наличии которой могли догадаться лишь обладатели биноклей — они могли видеть её розовые сосочки. В общем, довольно странное и местами противоречивое телосложение. И как минимум парочка ВИПов не преминула воспользоваться тем, что ограждения балконов были достаточно высоки, а держать бинокль можно было, в принципе, и одной рукой.

Лизка стиснула зубы, а щёки покрылись новыми влажными разводами слёз, но она всё равно не закричала от боли, даже когда её стали тянуть и за вторую руки, до боли растягивая сухожилия, а чья-то пятерня вознамерилась выхватить кусок плоти прямо с её живота, до ужасно болезненных ощущений защипывая эту её тоненькую прослоечку жирка пальцами, вместе с тем как в ногу, которую так и продолжал терзать пёс, вцепился своей пастью один из ползунов.

Возможности вырваться у неё не было — не с её немощным телом. И пока мертвецы тянули её каждый на себя, до крови расцарапывая её и прокусывая ей кожу, она лишь долго и сдавленно кряхтела, поднимая к небу своё лицо и не зная, как ей быть — зато в очередной раз виня свой дефектный мозг за то, что предрёк ей такую судьбу.

***

— Э-это фиаско, народ… Кажется, нашей героине настал конец! — Комментатор обратил свой взволнованный взгляд в сторону, открыто вопрошая им насчёт того, как же быть дальше.

— Да ну на*ер! Она не может слиться так быстро! — С трудом сдерживая свой гнев, негодовал красный лицом Рольф Кафтон. — Сколько она продержалась?!

— Немногим не дотянула до пяти минут. — Пояснил ему некий колдун… либо просто любящий надевать мантию, цеплять на шею и пальцы переливающиеся побрякушки и носить светящийся рунами посох неформал. — Возможно, если мы подождём, они ещё её какое-то время будут терзать. Дамиане — довольны живучие существа, и они способны со временем восстанавливать отсутствующие части тел. Это не должно стать большой проблемой.

— А они её там просто на куски не порвут? — Вмешался Варёк, стоящий рядом со всеми и так же разглядывающий происходящее на арене через подзорную трубу. У них тут было особое место, расположенное выше балконов ВИПов, откуда администрация свободно могла всем курировать.

— Возможно и так. Но ты сам знаешь — убийство представителя её расы носит иной правовой характер, чем убийство представителя расы смертной.

— Мы даже не перешли к основному представлению, а она уже слилась на кучке колченогих гнильцов. Да даже пьяный хоббит смог бы от них убежать! С какой идиоткой мы связались?

— Фактически, она где-то с хоббита размером и есть… — Почесал плохо выбритый морщинистый подборок колдун. Где-то там, внизу, вся эта гурьба из мёртвых растягивала на весу едва как-то трепыхающуюся ехидну, чтобы оторвать от неё что-нибудь вкусное. — Только какая-то не типичная их представительница…

— Активируй гвозди, только в полсилы — подыграем ей, иначе это будет совсем какое-то позорище! И готовьте уже клетку!

***

Очень короткую, к слову, судьбу.

И — да, она конечно воскреснет потом, нооо… умирать всё равно очень не хотелось!..

Однако таков вот парадокс — всё неожиданное на то и неожиданное, что происходит тогда, когда этого совсем не ждёшь. И в тот момент, когда Шаос уже казалось, что ей вот-вот вывернут из сустава руку, все впившиеся в её плоть пальцы и зубы просто разжались, а мертвецы, замычав что-то на своём непонятном, зомбячьем языке, сделали по неуклюжему шагу назад. Кто-то из них — споткнулся и упал на землю, а кто-то, полусогнувшись, схватился за голову, скребя своими неуклюжими пальцами у основания вбитого в череп клина…

И уж не теряя времени на ломание головы по поводу того, почему и как это произошло — остановили ли они бой или зомби сами по какой-то причине сломались, Шаос на четвереньках отползла от этого скопища мертвецов, а там уже и встала как-то во весь рост — пусть и шипя от боли, пусть подволакивая ногу и прижимая ноющую от боли руку к груди. Ей нужно было воспользоваться этим, чтобы разорвать дистанцию!

— У-ди-ви-тельно! — Раздался голос из кристалла, когда непонимающий ропот аудитории стал слишком громкий — ведь кто-то из присутствующих разгадал в этом какой-то подвох, зная главный фокус контроля местной фауны — а именно про эти зачарованные клинья, способные по команде причинять сильную боль, стимулируя тем самым ярость, или же вырубить пленённое существо на месте. А то и без исхищрений взорвать ему голову. — Кажется, наша Укротительница оказалась не так проста, и ей известно какое-то особое, дамианское колдовство!

— Тё?.. — Переспросила Шаос, невольно оглядываясь назад и… и, в общем, спотыкаясь…

И по меньшей мере около сотни лиц сейчас встретились с ладонями, слившись в один сплошной, различимый в общем гаме хлопок… И в их число вошёл лорд Кафтон. Не пробежав и трёх метров — дамианка снова упала. И в этот раз прямо на ровном месте…

Но это не считалось… И она, отталкиваясь от земли руками, быстро встала на четвереньки, чтобы уже в следующее мгновение вскочить на ноги и броситься бежать! Чтобы спрятаться за одной из тех обваленных стенок! Чтобы зализать там раны, отдышаться! Ведь существенных повреждений ей нанесено не было — всё-таки, человечьи зубы не слишком годятся для отрывания кусков добычи непосредственно с её тела. Кто-то бы на этом мог даже теорию создать, что люди вообще предназначены для того, чтобы фруктами да ягодами одними питаться…

— Д-да ну!! — Выкрикнула ехидна, кляня свою косолапость, когда захрустел рвущийся в зубах чулок.

Одна из псин, как существ с более простым и подходящим для забродившего мозга способом передвижения, оказалась подле Шаос первее двуногих "хозяев", и схватила уползающую девушку за ногу. И теперь, упираясь в землю когтистыми лапами, стала тянуть ехидну на себя, пока та, выворачиваясь на спину, не задрала свободную ногу и… и… и не упёрла её собаке в нос, начиная давить на её гнилую, лоскутами шкуры облезшую морду. И теперь бы стоило только хорошенько замахнуться, чтобы с оттяжкой — и от души так ударить пятной. Чтобы выбить псу челюсть. Свернуть шею! Чтобы она хрустнула и голова повисла на одних лишь жилах и расползающемся волокнами мясе, д-да!.. Да, только л-лишь хорошенько ударить… Лишь собраться для этого с силами и духом…

Но как бы то ни было — пока она решалась уже с секунды на секунду дать реальный отпор, четвероногий зомби рванул её особенно сильно, что она на заднице подъехала к нему, и стал вскарабкиваться на неё сверху, прижимая к ней своё гадкое, облезшее до рёбер пузо и занимая такое странное и двусмысленное положение меж её ног… А она только и могла теперь, что упереться ему в живот коленом и… и, мотая головой, выставить перед собой натянутую цепь ошейника — чтобы пёс вцепился в неё, а не шею.

Зубы заскрежетали по металлу. С такой силой, что просто не удерживалась в прогнивших дёснах и выворачивались из челюсти, повисали на лоскутиках прогнившей плоти или же падали ехидне на коротко и быстро вздымающуюся грудь.

Как же ей не хватало воздуха. Её мутило, а сердце болезненно ныло от усталости, готовое вот-вот сделать перерыв — и тогда точно капец. Даже если оно и запустится после этого само, её к этому времени убьют. Руки дрогнут, цепь провиснет — и даже этот тупой в своём бессмысленном голоде пёс догадается разжать челюсти, чтобы сделать ещё один, более точный и осмысленный укус…

Ещё и слева от неё донеслось мычание — это некий одноногий ползун тянул к ней свою руку, хотел схватить за локоть. А ведь ещё каких-то полметра — и схватит же! Дотянется. И тогда она тоже не удержит эту цепь…

Или же случится следующее — её просто снова окружат, и там уже никакая цепь в принципе будет не важна. Разорвут на куски. Сожрут. И она уже видела то, как фоном для оскаленной морды пса становились не стены штольни, не кольца агонизирующих от восторга зрителей, а туша огромного, толстого зомби. Он спешил к ней, неуклюже переваливая свой вес с ноги на ногу и чуть ли вот не падая при этом каждый раз.

Различных вариантов умереть было целое множество…

Но что там говорилось про внезапность и неожиданность? Это правило сработало ещё раз — и жизнь её не прервалась под этой гнилой, разрывающей ей горло собакой. Тот толстяк, вместо того, чтобы упасть на неё и вместе с псом же и раздавить, на последнем своём шаге замахнулся ногой и пнул навалившееся на девку животное, при этом окончательно теряя от этого равновесие и падая рядом с ней на землю. И казалось, что просто падая, но и тут всё оказалось не так просто — упал он очень удачно, как раз на того мертвеца, что подползал к ней по траве, с сочным хрустом переламывая ему как выставленную руку, так и шею.

Это был ещё один шанс?.. Да, это был шанс! И Шаос этим шансом не могла не воспользоваться! Она выпустила из рук цепь, напряглась всем телом, чтобы оттолкнуться от земли и вскочить на ноги!.. Но именно в этот момент случилась иная неожиданность — и в этот раз плохая. Её сердце дало сбой и на несколько секунд сжалось в остром спазме, от которого девушка лишь коротко крякнула и скорчилась на земле, каждым мускулом напряжённая.

И этого времени хватило на то, чтобы толстый зомби смог откатиться в бок, плавно так оказываясь верхом на парализованной болью на Шаос. Руки его схватили девушку за плечи, глаза стрельнули по бледной коже её мягкого, слегка рыхленького тела — и он склонился вниз, открывая свой вонючий, полный гниловатых зубов рот, чтобы прижать тёплые и склизкие, облезающие тонкой прозрачной кожицей губы к центру её груди…

Что-то особенно скользкое и мягкое коснулось её кожи — и Лиза Медянова, которую в этот момент уже начало отпускать это чувство, заменяя собой до истомного стона приятную расслабленность, узрела, как мертвец, высунув свой серый язык, провёл им по ней, вдоль её груди, прямо вот по соску и оканчивая где-то на её шее, у основания челюсти. И если бы только не эта вонь и не отвращение при виде разлагающегося мертвеца — это тоже было бы немного приятно… Но быть облизанной мертвецом? Ну уж не!..

Нет?.. И уже трижды раз подряд она испытала приятное чувство — когда отпустила боль, когда… Да, то, что её облизал мертвец — всё же малую чуточку, но приятно было. Чисто физически!.. Но сейчас в груди её большим бутоном расцвела надежда, ведь он, кажется, не собирался её есть! Он выражал к ней немного… иной, хоть и не менее примитивный интерес — кажется, он собирался её трахнуть. Вонючий, гнилой мертвец…

Но, проклятье, она была согласна! Согласна даже на то, чтобы они всей кучей протрахали её эти поганые полчаса, но лишь бы не убивали! Она — жалкое существо, и с гордостью у неё есть определённые проблемы, но она хотела, блин, жить!

Мертвец же, руководствуясь какими-то остаточными воспоминаниями и стремлениями из жизни (из-за чего можно было сделать выводы, что при жизни это мог быть довольно "своеобразный" человек), запустил ехидне подмышки свои серые пальцы и натурально поставил перед собой на ноги, чтобы потом уже этими же руками скользнуть ниже, вдоль её не особо-то из-за мягости осязаемых рёбер и по бокам условной талии, пока не зацепился за края её вполне ещё беленьких трусишек — и рывком, сопровождающимся громким мычанием, спустил их вниз, одновременно с этим теряя равновесие так, что прижался своей облезшей башкой к её животу… И это было, блин, мерзко…

— О-го-го, люди! Что у нас тут творится-то такое! А ну-ка, родители, прикройте детишкам глазки!

И особенно сердобольные мамы и папы, надув от возмущения свои щёки, так и поступили — они же привели сюда своих детей не ради того, чтобы они всякую гнафию тут наблюдали! Стыд и позор Рольфу Кафтону! И вообще — почему ей ещё ни одной конечности не оторвали и кишки на свет не выпустили?!

Зубы же Шаос откровенно застучали, когда мертвец, не отнимая своей головы от её живота, повернулся к ней лицом и снова высунул язык, облизывая ту её небольшую складочку на границе с лобковой областью — где как бы и чуточку жирочка было, и матка, как бы, место занимала… И склонился ниже, протискивая сий склизкий отросток в её тоже слегка склизкую пещерку…

Её трахал зомби. Х-хехе…. Хе… Теперь — да. Её официально трахал живой мертвец…

"Насколько же низко я способна пасть?" — Сказала себе в уме девушка, ощущая, как по щеке поползла какая-то особенно горькая слеза.

Но то был только один мертвец, и помимо него их здесь было ещё более десятка. И как раз-таки они уже, пусть и тратя время на какое-то бессмысленное топтание на месте при виде ломающей их зомбячье восприятие мира картины, уже взяли эту парочку в полукольцо. И им сейчас только и оставалось, что понять, почему их собрат ест это мясо таким странным образом… или что это за хрень такая вообще происходит, перед тем как самим накинуться на Шаос и начать её кусать и царапать…

А ещё были собаки — и в частности та, которую пнули. И какие-то задатки разума в их головах всё-таки действительно присутствовали, из-за чего пёс припомнил этому жирдяю обиду и бросился на него со спины, вонзая зубы в его толстую шею.

Мертвец замычал. Вытащил из скулящей от…. от… да хрен поймёт каких ощущений ехидны десять сантиметров своего блестящего языка — и прямо с грызущим его псом и бросился бежать, предварительно схватив ещё и так понравившуюся ему хоббитшу подмышку.

Люди на трибунах засмеялись, что-то там и диктор загорлопанил, а Шаос, со слезами на глазах, наблюдала за тем, как какой-то зомбей схватил её свалившееся бельё — и начал натягивать себе на голову.

Нет… Если она выживет — то точно пойдёт в монастырь. Замаливать свои грехи. Или набьёт на лбу сразу пять полуколец с клятвами, став на одну ступень с Железноликим… Или просто напьётся. Да, напиться будет лучшим вариантом!..

Но бесконечно сие представление продолжаться не могло — пока зомби тупо умыкнул жертву в личное пользование и теперь бегал по арене от голодных собратьев, снова заработали лебёдки, вывозя над центром арены небольшой, размером не многим более гроба, объект. И начал опускаться…

Новый же "дружок" Шаос, когда окончательно оторвался от погони и сбросил с себя собаку — усадил её перед собой на торец полуобваленной стенки, чтобы попка её была усажена на один кирпичик, а спинка и голова прижата к двум другим, развёл в стороны её пухлые бёдра…

— Э-эээ?.. — Не нашлась Шаос, что ей сказать, ибо, блин, вариантов того, что собирался делать этот кадавр, тут как-то не было. — Н-не, я… конесно б-благодална, н-но…

Мертвец стал раздеваться — стащил свою длинную, пожухлую тю… чем-то так похожую на тюремную, но очень замызганную тунику, и спустил штаны, заставляя Лизу видом своих гениталий долго и громко прохныкать — скажем так, там мало чего осталось — кончик отгнил весь, и осталось только лишь его основание. Зато вместо него там копошилась хорошая такая, с рыжей головой и жирным белым брюшком, тридцатисантиметровая личинка жука, вполовину прятавшаяся внутри мертвеца.

— Н-нет! Только не зук, опять! Я… я не хотю опять от зука!..

Шаос как бы и не знала, как ей быть. Она была ему конечно же благодарна и по соображениям совести не была готова отказать своему спасителю, но всё же… Э-это же был зомби! Ходячий мертвец! И ведь мало того, что это было просто мерзко — так в его башке вряд ли вообще присутствует какая-то концепция благодарности. Е-ехидна не знала, что ей делать… и упёрлась всеми своими четырьмя лапками в его живот, когда он двинулся к ней, собираясь занять пространство между её действительно коротких, будто поролоновых ног и спрятать внутри неё свою выпрямившуюся, тянущуюся во всю длину личинку… Но никакого фактического сопротивления он при этом даже и не почувствовал — даже её ноги просто задирались вверх и разгибались в коленях, позволяя безнаказанно приставить свой "орган" к пухлой, плотно сжатой киске девушки…

Т-толчок. Шаос вздрогнула. Почувствовала напряжение в мышцах под чем-то податливо-упругим и… и ещё толчок. Ещё. Девушка скосила взгляд в сторону и коротко прокряхтела, когда зомби, сокращая мышцы своей толстой коричнево-серой задницы, уже не как-то случайно, а осознанно её трахал, всаживая в неё это скребущее лапками о нежные её стенки насекомое.

— Н-не пихай… Т-так сильно, б-больно… — Сказала она, стискивая веки, чтобы выдавить с глаз лишнюю, застилающую обзор влагу. В-ведь блин, он… был тяжёл, а её положение, с задранными вверх ногами, не очень-то и удобно. Слишком давил на позвоночник и гнул его! Больно…

Н-но она потерпит. Она же хорошая, б-благодарная ехидна… Позволяет запихивать в себя это жирное, с трудом протискивающееся в её тугую плоть насекомое. Слишком толстое и оттого вынужденное сжиматься. Л-лишь бы только оно там не лопнуло. И сама она не сломалась, тоже.

Ну почему он пихает… пихает т-так сильно?..

— П-по-остоознее… Ты для меня с-слиском тязёлый…

Шаос замерла с поднятой головой, пока по подбородку её стекал тягучий подтёк слюны… Её мутило. И "тянуло" куда-то в сторону. О-она… не сможет, долго…

***

— Какого х*ра там творится? Что за возню они там устроили?!

Все, кроме лорда Кафтона, как-то этим вопросом не задавались. Спроси он хотя бы "почему"… А так уже больше минуты как арена прозябала в этой затаённой тишине удивлённых и слабо верящих в происходящее людей.

— Спускайте уже быстрее эту клетку!

***

Снова заработали механизмы — и Шаос своим бессмысленным, уставшим взглядом проводила сий странный, спускающийся сверху объект. С губ её нисходили слабые, хриплые стоны, а мертвец продолжал окучивать её, совершая амплитуды в сторону её податливо открытого тела.

Вышел из своей задумчивости комментатор. Неохотно и заплетаясь, начал что-то вещать. Ехидна всё равно не слушала. Стиснув веки, она подняла голову вверх и, взявшись за камень по обе стороны от своей попы, прокряхтела чуть громче обычного — к сожалению, как-то там выгнуться она не могла её, ведь её основательно так прижали. И открыла свой слюнявый ротик, выпустив наружу маленький, розовый язычок…

О-она — плохой человек. Очень плохой… Ведь она кончила. Кончила от того, что гниющий мертвец запихивал в неё это шевелящееся, скребущее своими лапками о стенки её матки насекомое, на глазах у сотен людей…

И в этот же миг, вместе с ней — застонал зомби, тоже поднял вверх голову и… и сделал неуклюжий, неосторожный шаг назад, оступаясь и с хрустом ломающейся шейки бедра падая на землю… Чтобы просто лечь в таком положении и продолжить таращиться перед собой, уже не собираясь более вставать, лишь подёргивая переломанной ногой

Она икнула — и снова расплылась в этой вымученной улыбке, чтобы смочь уже, наконец, выпрямить начавший привыкать к этому неестественному положению позвоночник…

— Х-хехе… П-ползуйтесь у-услугами С-саос, васэ семя — тепей моё се…

Но не успела она довысказать свой слоган, как с круглыми от страха глазами узрела, что из неё, из её этого блестящего влагой, такого маленького, безволосого копытца торчало нечто слишком большое, полупрозрачно-белое, с какими-то чёрными, просвечивающими потрохами! И оно, проклятье, сокращалось и ползло! Ползло дальше, внутрь неё!.. Скребло своими лапками изнутри её матки и с трудом протискивалось через кервикс!

— …из самих песков Тат-Халла, о жестокости и хитрости которой слагаются мифы и легенды! — Вещал на заднем плане комментатор, но у Шаос были другие заботы, нежели выслушивание его речей. — Костяной змей… И скажите — вам тоже послышался этот хруст?..

И если бы над ареной не пронёсся этот "гробовой" лязг, с которым открылся достигший земли контейнер в виде железной девы… да и не в виде, а являющийся ею… Если бы Шаос не замешкалась, не задержала бы так надолго взгляд на внутреннем убранстве шипастого саркофага, видя там, меж шипов какое-то движение…

Но её и без того не лучшие, а ещё и застланные дымкой секса глаза всё равно не смогли вычленить всю суть — зато она потеряла время. И её лапки сомкнулись на самой задней, наиболее чёрной части заползающей в неё личинки… Отчего та, почуяв страх, стремительно сократилась, окончательно и полностью прячась внутри ехидны.

Теперь-то она лишь и могла, что со стоном схватиться за влажные, горячие щёки и в лёгкой дроже заныть, ощущая то, как эта жирная тварь скручивается внутри своего нового тёплого домика и засыпает, вместе с этим делая животик ехидны пухленьким и упругим.

Каким-никаким способом, но зомби её всё же "оплодотворил".

Но почему опять жук?! Она же хотела… от кого-то ещё! И не сейчас, а чуть позже! Походить лёгкой… Посидеть дома лёгкой, ибо когда она куда-то из него выходила — лёгкость имела обыкновение быстро заканчиваться…

Плохой же вечер на этом прекращаться не намеревался, о нет. И в самый разгар её канюченья, ушей её достиг крайне неприятный хруст, и когда она, тут же позабыв о своём "пассажире", стала оглядываться, то заметила странную картину — зомби начали странно себя вести. Разбредшиеся к этому времени на несколько более мелких кучек, одна из них почему-то начала расступаться, пока один её член с… каким-то странным воротником на шее, двигался особенно изломанно и резко. И совершал более сложные движения, чем присущи этим мертвецам — например, он низко пригнулся — и быстрым скачком прыгнул вперёд, чтобы вцепиться пальцами в глаза и уши одного из покойников и начать… начать натуральным образом отрывать его бошку… и избивать ею в другого мертвеца…

— Тё?.. А эт т-тё опять?.. — Спросила Шаос и, из рефлекса положив на животик руку, чтобы защи… защитить своё, блин, потомство (да, она поняла, что выглядела от этого глупо, но материнский инстинкт уже заставлял относиться к этому гаду с некоторой заботой), слезла вниз, чтобы спрятаться за стеной, лишь едва показывая из-за неё свой курносый носик.

Зомби сражались друг с другом. Точнее, с тем обладателем "воротника". Или правильнее будет сказать — шарфа. И что-то такое же она видела обмотанным у него на бёдрах. Был ли среди тех зомби один такой с самого начала? Если бы она была хотя бы чуточку внимательнее — вопрос имел бы смысл, а так — она понятия не имела. Но бился он однозначно "осмысленнее", во всю силу используя свои конечности. Да так, что от ударов они прямо выбивались из суставов, начинали болтаться и…

Нет. Буйного победили — оторвали ему искалеченные руки, подмяли общей кучей и стали жрать, так что вроде бы как всё непонятное началось — так и кончилось… А вот нет. Шаос увидела, что из-под копошащися тел выползло что-то длинное, похожее на позвоночник — но более тонкое. К-как, блин, змея будто бы!

И эта хрень бросилась на одного из псов, в несколько колец обвилась вокруг его шеи и, высоко подняв оканчивающихся костяным крючком хвост — и погрузила его животному меж лопаток, начиная пролезать вовнутрь и обвиваясь вокруг его хребта кольцами, пока не вылезла наружу у его бёдер, также наматывая вокруг них несколько витков… Чтобы следующим движением напрячься и с омерзительнейшим хрустом сломать собаке хребет.

Толпа взвыла. Шаос — заныла. Потому что это… это была какая-то очередная нездоровая х*рня. И ей не хотелось с ней встречаться.

А потом опутанный пёс-зомби вздрогнул. Выпущенные меж костяных колец змея нервы срослись с подгнившими нервами животного — и оно поднялось на ноги. Водя своей окостенелой головой по сторонам, змей выискивал наиболее подходящие для атаки цели — и атаковал. Стремительно и вообще не заботясь о сохранности своего носителя — рвал зубами, бил лапами — а когда и этот мертвец оказался не годен — винтообразными движениями тела разорвал на его спине плоть и вышел нарушу, заползая на одного из лишённых возможности ходить человека и проделывая ту же операцию — ввинтился вдоль его позвоночника, срезая с него плоть так, как умелый повар отделяет от скелетла рыбное филе, разорвал его и слился с оголёнными нервами. К счастью — не получив при этом эту возможность. К несчастью — заметив выглядывающую из-за каменной кладки ярко-голубую макушку.

Ведь мертвецы — это неплохо, годятся. Но живое, более крепкое тело — лучше. И сразу же, не тратя лишнее время на возню с совсем уж низкокачественным телом — вышел из него, стремительной молнией заскользив в сторону дамианки. И девушка, с громким писком, бросилась бежать. Блин, куда угодно бежать! Хоть на ту пирамиду!.. Но, проклятье… почему она такая медленная?

Змей оплёлся вокруг ей ноги. Влез вверх, по бёдрам, по… кхем, талии и, вроде как, вокруг… ну, условной груди и рёбер, пока не оплёлся в несколько витков вокруг её шеи. Шея у неё точно была — маленькая, тоненькая шейка, сейчас так нервно сглатывающая слюнку.

Костяной змей поднял свой оканчивающийся серповидным резаком хвост и зашипел, а ехидна взмолилась. Сжалась вся так, что аж задрожала — и тихо заскулила. Краем глаза она видела голову этого существа — вполне обычную по форме змеиную голову, только череп её находился будто бы снаружи. Да что там? Сама она выглядела так, будто бы была вывернута наизнанку — кольца "позвонков" на самом деле представляли из себя что-то вроде рёбер, а между ними была заметна красная слизистая плоть, вся покрытая множеством подёргивающихся сосочков.

— Н-не убивай… — Только и сказала Шаос, молясь, чтобы это было не очень больно. Или чтобы она умерла быстро. Или чтобы она хотя бы умерла и не продолжала всё чувствовать, пока он будет использовать её тело…

— Кажется, это п*зда, товарищи! Наша героиня оказалась зажата в кольцах смерти! И лишь мановение мысли отделяет её от жизни и смерти!

***

— К бесу. Она меня достала — скажем, что не успели. Заткнём ей рот вигрышем и пусть катится на все четыре стороны. Она не могла даже шоу устроить!

— Она трахалась с тем мертвецом… — Напомнил Варёк, что Шаос всё-таки не всё это время бессмысленно каталась по арене, и у зрителей будет, что вспомнить об этом бое.

— С мертвецами нельзя трахаться, идиот! — Кафтон настроил свою трубу, чтобы видеть всё в мельчайших подробностях. — Посмотрим, будет ли её тело под контролем этой твари хотя бы чуточку менее бесполезным…

***

Когда змей поднял свой острый, крючковатый хвост — на арене снова воцарилась тишина. Некоторые из зрителей отворачивались, потому что прикипели к этой пусть и глупой, пусть бесполезной, но всё-таки милашке, которая всё это время нелепым и безуспешным образом пыталась хоть как-то выжить. Кто-то же хотел видеть, как её убьют. Услышать, как захрустит её хребет и она станет ходить по арене неуклюжей, дёргающейся походкой.

Но… что там о неожиданностях? Змей был живым существом. И он был самцом. И за всё это время, как в основание его черепа вбили этот клин — он ни разу не спаривался. А это существо… кажется, ему подходило.

Глава 26. Арена. Часть 3. (+ афтерпати) ☙❤❧

У дамиан нет выбора в том, кому им молиться. Нет, можно уважать кого-то из богов помимо своей Госпожи, даже свечку там в храме поставить, какие-нибудь заповеди его соблюдать, но душу они свою всецело вверяют в её изящные руки. Это даже является обязательным условием при обращении — отречься от прошлых верований, чтобы после смерти не стать какой-нибудь там спицей в колесе Вечного Странника или расплыться единым сознанием в сизых облаках Этстаза. Шаос так и вообще, как бывшей айиситке, больше никуда податься и не было.

Но в её случае молиться следовало стольким богам, скольким было возможно, в призрачной надежде на то, что хоть кто-то из них может быть, но ответит!..

Царапающие рёбра твари скользнули по её спине, вдоль позвоночника и ниже, и Шаос вся напряглась, вздёрнув хвостик и выставив вверх голую попу — ведь её прямо сейчас должны были выпотрошить! Срезать с костей мясо и стать ею!..

Публика замерла в немом ожидании. Замолк и диктор, ибо боялся своим голосом подтолкнуть события в какую-либо из сторон. Не дышала конечно же и сама жертва — только чувствовала, как в груди нестройными ритмами колотится сердце.

Но тварь чего-то тянула. Она обернула своё длинное костистое тело вокруг та… талии девушки. И стиснула её, чем вынудила полукровку тихо пискнуть — и не только от страха или боли, а ещё и от того, что этим же нажатием она побеспокоила поселившуюся в ехидне личинку — и она тоже зашевелилась в ней этим большим батоном из мышц. Что уже выдавило с её губ слабый стон, ибо… Ибо — да, огромная, крутящаяся внутри её матки личинка вызывала… очень странные ощущения. После чего костяные кольца царапнули её уже по внутренней стороне бедра, чтобы протиснуться между ними и выставить оканчивающийся острым серпом хвост перед её дёргающемся под кольцами животиком.

— Т-тише… С-спокойнее, н-не дёйгася… — Прошептала полурослица в попытке успокоить угнездившееся в ней существо. А что, если змей захочет вскрыть её? Вскрыть её, чтобы добраться до этого жирненького и мясистого тельца внутри и сочно пожрать его? И скорее всего, в отличие от личинки, сама Шаос эту рану сможет пережить, но хотелось ли ей этого? Точно нет!

И к её облегчению, но костяной змей "пополз" ещё дальше, так что в движение пришли все его кольца — он разматывал их на её шее и животе, чтобы вновь намотаться… ну, всё так же вокруг живота, но как бы, пропускаясь у дамианки между ног. Так что она, совсем не желая от сих поползновений возбуждаться, всё же чувствовала, как эти плотно прижатые позвонки проскальзывают вдоль её киски, что аж верёвкой утопали меж этих пухлых половинок. Раздвигали их в стороны, касаясь уже более нежной мякоти…

— Э-эээто что-то не совсем обычное… — Наконец-то сказал хоть что-то комментатор, до омертвения вцепившись в подзорную трубу — так же, как и все ВИПы сейчас сжимали бинокли при виде этой… весьма своеобразной внешности девушки на арене, в таком вот странном плане опутанной смертоносным существом. Оно сильно стискивала белое тело этой низкорослой дамианки, утопало в его мягкости там, где могло — но убивать, кажется, не собиралось. По крайней мере обычным своим способом.

А когда же Шаос, уже не понимавшая того, какая судьба и как быстро её может ждать, обратила взгляд вверх, на тёмное вечернее небо — в неё что-то вошло. В смысле… Туда именно вошло, куда… п-положено входить в женское, так сказать, тело… всяким там предназначенным для этого предметам.

Она икнула. Икнула и опустила взгляд, чтобы увидеть, как пропущенный меж её ног "позвоночник" начал совершать своеобразные движения. Он в быстром ритме изгибался дугою, с каждым этим разом издавая влажный шлепок и заставляя саму Шаос издавать лёгкий, кряхтящий стон.

Э-эта штука её трахала… Штука, которой она и название не знала. Погружала в неё свой розовый блестящий член — не очень-то толстый и длинный, всего-то сантиметров на десять в длину, из-за чего эти ощущения были… хоть и неминуемо сладкие (как бы грустно ей от этого ни было), но не настолько уж и болезненные. Зато вдоволь странные — потому что как у змей зачастую и положено — он был у него сдвоенным. И имел странную форму — он был покрыт мягкими, но всё же шипиками, из-за чего они, снуя где-то на самой границе её матки, цеплялись за это мышечное кольцо и соскакивали с него, передавая в тело девушки яркие, пружинистые ощущения… А ещё, для пущего "зацепа" во время спаривания, чтобы самке было тяжелее расцепиться и избежать осеменения именно этим самцом — из семенных канальцев вышли пучки тонких мясных ниток. И-и они там очень сильно елозили и щекотали её изнутри матки, прилипая к её липким стенкам!.. Заставляли личинку нервничать и шевелиться, из-за чего животик под этими кольцами также извивался и ходил волнами…

— В-ваф… М-меня… Т-тлахает неведа тваль… — Не слишком-то весело пошутила Шаос — и тяжко выдохнула, уставившись перед собой невидящим взглядом.

Её мокрая киска часто и громко чавкала. Липкие соки прямо-таки стекали по телу этого существа, сползали по ногам, прозрачными сгустками падали на землю, а она только и могла что стоять, оттопырив назад попку, и тяжело дышать приоткрытым ртом. Она даже кончить нормально не могла, ибо… ну, боялась шевелиться! Из-за чего, когда уже не могла сдерживаться, привставала на носках и со стиснутыми веками кряхтела.

И это же… змея, да? И… если она от неё… а скорее всего — она от неё, то… унеё будут яйца? Ведь так, да?.. Блин блинский…

С этими вот мыслями Шаос склонила голову набок — и вздрогнула, увидев у своего лица морду этого змея. Закатив вверх, под самые веки глаза, он быстро и активно высовывал свой раздвоенный язычок, с особым наслаждением делая то, чего так долго хотел. Казалось даже, что не слишком его выразительная морда улыбалась, а под глазами проступил розовый румянец. Змей откровенно балдел…

Но… кажется, убивать её действительно не собирался. У него был другой к ней интерес. И как бы, пусть… е-ей не жалко… Разве что сама она при этом только и могла, что стоять бревном… Да как всегда, в принципе — ну не очень она ловкая и активная во время секса. Есть за ней такой "грех"… Но могла ли она как-то помочь ему получить побольше удовольствия? Как-нибудь бы встать поудобнее… Или опуститься на колени, может быть — лечь, но… но стоило ей слегка повести бёдрами — как что-то в ритме змея сбилось, он вытащил свою пару членов дальше обычного, полностью покинув её растянутую, сверкающую розовой сыростью киску — и, чтобы она так больше не делала, затянул на ней кольца сильнее. И тут же, с чавканьем, вошёл обратно…

Да только слегка скосил — и Шаос, ужав свои зрачки и радужки до двух небольших точек, ощутила, как один из его членов вошёл… слегка не туда. В другую её маленькую и ещё более узенькую дырочку — ту, из которой, кхем, писают.

— В-вяяяя…. — Выдохнула она, с облаком пара роняя изо рта влажный язык.

Теперь змей трахал её ещё и в уретру. П-просто, б*ядь, за*бись!..

Но не успела девушка даже привыкнуть к этим новым… немного так приятным, но вызывающим резь ощущениям — как кольца вокруг неё сжались особенно сильно, а эта костлявая верёвка вжалась меж безволосых половинок её киски, чтобы до самого корня погрузить оба члена внутрь ехидны и исторгнуть в неё липкую, желтоватую массу, покрывая ею блестящие стенки её слизистой…

Змей кончил. Кончил в неё. И Шаос, сглотнув подступивший к горлу комок, глупо улыбнулась и опустила слезящиеся глаза вниз, на свой животик, внутри которого всё ещё ёрзала та жирная личинка жука… И к какому-то моменту даже ощутила, как от напряжения стали постукивать друг о друга её зубки — ибо сейчас, в любую минуту могло произойти то самое. Их соитие на более низком, клеточном уровне — когда они на время станут одним организмом и результат их "любви" начнёт обретать физическую форму… Когда все собравшиеся здесь люди станут свидетелями противоестественного зачатия.

И она, с приоткрытым ртом, с прижатыми к горящим щекам ладонями и полуприкрытыми, слезящимися глазами… нет, не узрела, как метка на её животе начала светиться — она почувствовала, как змей снова зашевелился. И по новой, будто одного раза ему было недостаточно, начал двигаться, раз за разом погружая в неё оба своих члена.

Шаос прокряхтела. Подняла вверх мордашку и, не отнимая от лица рук, прокряхтела. Ибо ничего, кроме как ждать, ощущая то, как по ногам то и дело, но… но капает уже подкрашенная её смазка, а тело подёргивается в небольших истомных конвульсиях, ей не оставалось…

Интересно… а насколько долго змеи могут это делать?..

***

— Вы знаете…. это довольно, ну… неожиданно, но она…

Шаос не могла столько стоять. И всё же, но опустилась на четвереньки, пока змей продолжал ритмично, до приятной рези иметь её… скажем, не только туда, куда полагалось, но и в некий пузырь… И уже трижды успешно оросил её изнутри своим семенем, при этом не планируя на этом заканчивать. И когда кольца в очередной раз заставили ехидну прокряхтеть от боли, принимая в своё нутро ещё пригоршню змеиного семени — он остановился лишь на какие-то полминуты. И начал всё по-новой…

Дамианка заканючила. Она устала. Она очень устала! И она была выжата. Ведь вместе со смазкой она очень быстро теряла жидкость, из-за чего ей хотелось пить. А он, блин, не прекращал!

— Она уже как десять минут продержалась дольше положенного… Думаете, стоит их остановить? Или дать уже закончить…

— Н-ну хватит… — Сказала она то ли зрителям, а то ли змею, хотя никто из них не мог её сейчас услышать. — Я… я и так, у-узэ…

Да, метка на её мягком ехидновском животике уже во всю светилась — семя этого животного пустило в ней корни.

***

Шаос лежала на земле. Выжатая и сломленная. Меж её ног земля сырела от её смазки и липкого семени этой твари, у лица — от слёз и слюны. А змей… а змей, в последний раз излившись в неё, обессиленно уронил голову и хвост, поникая…

Он… Он это сделал… Выполнил свой животный долго. И лениво вытащил наружу свои члены, вместе с теми нитками извлекая их из такой удобной ехидны.

И из освободившихся, до красноты натёртых и растянутых дырок, так же так же медленно и лениво, потекло то, что змей этот так старательно в неё закачивал. Да только всё — да не всё…

Ехидна прокряхтела. Неужели… закончилось? И она, наконец-то, сможет отправиться до…

Но очередная волна ощущений вздёрнула её личико вверх и выбила с губ долгий, протяжный стон — о-опять, опять внутри неё началось какое-то движение и!… И, к оханью толпы, наружу из неё вылезла та огромная, многострадальная личинка, понявшая то, что этот домик не гарантирует ей уединения и следует подыскать жильё получше.

И только теперь, задрав вверх руку в жесте "V" — Шаос смогла воткнуться лицом в землю.

Пусть сами её отсюда вывозят, как хотят. Она на сегодня — всё.

***

— Тяжёлый день? — Задал наконец свой вопрос мужчина, уже пятнадцать минут наблюдавший за тем, как какая-то голубоволосая и очень… ну, очень невысокая дамианка сидела за… висела на барной стойке, уткнувшись в неё лбом. Ничего не заказывала и практически не шевелилась — только иногда кряхтела да покачивала болтающимся до самого пола хвостиком.

Но раз уж к ней обратились — то она повернула голову, уставившись в ответ измученным взглядом. Как же он был прав — у неё действительно выдался ОЧЕНЬ тяжёлый день.

— Купите мне выпить? — Не отрывая щеки от стола, спросила Шаос, и поправила сползающую с плеча рясу. Большую, не по её размеру холщовую рясу, какие носят какие-нибудь отринувшие всё мирское монахи, и которую она кое-как, прямо там, криво обрезала ножницами по колено и подпоясала обычной верёвкой. Но ведь лучше так, чем её порванное и пропахшее зомбятиной платье, которое было плотно завёрнуто в кожаный мешок и запихнуто в сумку — ту же самую болтающуюся у неё на плече апельсинку, в которой же лежал и кошель с тысячей честно заработанных золотых.

— Да не вопрос. — И махнул рукой, привлекая внимание пытавшегося старательно не замечать эту бесплатную клиентку бармена. — Что пить будешь?

— Сто угодно. Но луссэ без алкоголя. Мне сей-яс невэлательно… И в твусики я вас к себе всё авно не пуссю…

Их на ней один фиг сейчас не было…

***

Дверь с силой распахнулось, громко ударяясь ручкой о стену — и в недорогой номер таверны ввалился поддатый мужчина, неся на одной руке прилипшую к его груди не менее поддатую полурослицу. И прямо с ходу, не закрывая замок на ключ, а только захлопывая ногой полотно так, что оно отлетело от косяка и обратно же и распахнулось, погрузил свою ношу на тумбочку. И то лишь для того, чтобы перехватить её талию, практически полностью накрыв её бока своими большими руками, а сама она вяло и неуклюже попыталась стащить через голову эту дурацкую одежду.

— Мь-мьяф! — Прокряхтела она из-под накрывшего её лицо платья, когда мужчина, удерживая её на весу, насадил её скромной величины тело на свой огромный, мучительно толстый конец, погружая его практически наполовину — пока не встретился с её кервиксом, не впустившим, а заставившим сильно смять её матку внутри. — У-ууу-уф…

Она хоть и была влажна, а киска после сегодняшних испытаний не успела обрести прежнюю упругость — но он пихал в неё свой почти традцатисантиметровый конец, когда в ней, пардон, от пяток и до макушки был всего метр! Больно это было, блин!

…но терпимо. И даже приятно. Поэтому, когда он, со второго раза, но проник сквозь кольцо её матки, входя уже на две трети длины — она забилась в конвульсиях, пытаясь одновременно с этим обнять его самого, но дурацкие ноги слишком дрожали и лишь полозили ему по бокам, а верхние лапки всё ещё пытались стащить с головы эти выданные на арене тряпки!

Комната наполнилась звуками влажных шлепков, выдавливаемых меж двух гладких объектов жидкостей, ритмичного мужского дыхания и тихими, сдерживаемыми попискиваниями самой Шаос. Он имел её прямо на весу, во всю длину вгоняя свой член в её узкое и короткое, но такое податливое лоно, до самых рёбер растягивая его — и более. Буграми вздымал её плоть от самой промежности, украшенной похотливо-розовой, светящейся стигмой, и до груди, доходя ей до самых сосков. Вверх — и вниз! И снова вверх, поверх рёбер и до самой груди!

— Аф! — Наконец-то, сдёрнула она с себя одежду — и бросила её под ноги, представ красным от похоти и алкоголя лицом. Она задыхалась — дышала широко открытым ртом и роняла эту дурацкую, так некстати выделяющуюся слюну, которую ей ну никак не было времени сглатывать, но всё равно, во время движения, когда он поднимал её достаточно высоко, пыталась лизнуть мужчину в лицо.

— Ты… — Мужчина поднял её повыше, чтобы наружу вывернулось несколько сантиметров прилипшей в его члену мякоти — и резко насадил обратно, выпучивая на её груди некрасивый горб с видимыми в нём формами его головки. — Такая очаровашка! Мне нравится твой животик! Он такой… милый! Пухленький! И мягкий!

Шаос выгнулась дугой, заходясь в долгом стоне — он был с ней груб, но она не была против! И когда он привалился вместе с ней к стене, чтобы начать вбивать свой огромный орган внутрь её тела, причиняя этим ещё больше боли — ей это нравилось. Нравилось ощущать эту близость, ощущать, как его пальцы сдавливают и погружаются в её плоть, как его твёрдый живот ударяется о её мягкое белое пузико, как соприкасаются их пахи, как его волосы щекочут её нежную кожу, как её мутит, как всё плывёт перед глазами, как что-то трещит и похрустывает глубоко внутри, каким мешком оседает её растянутая плоть, когда он покидает её перед следующим толчком, как кто-то через стены кричит о том, чтобы они трахались потише…

И как её уже понёсший в себе новую жизнь живот, под особенно протяжные и медленные толчки, вспучился от пол литра грязного, липкого и всепроникающего семени — обычного, человеческого семени…

Девушка приложила к лицу усталые руки и всхлипнула, когда человек обхватил её за спину и продолжил эти томные движения бёдрами, с особенно липким чавканьем взбивая и размешивая внутри неё своё семя.

Это был ужасный день. И только что она могла сделать его ещё хуже — ибо пусть и с сильно сниженным шансом, но она способна нести потомство от нескольких, даже таких разных отцов одновременно. И пока он был в ней, пока его семя заполняло её — риск тому только рос.

И Шаос, сквозь пальцы, с открытым от волнения ртом и текущими по щекам слезами наблюдала за тем, как он всё продолжает биться о её липкий, влажный от смазки, спермы и пота пах, до самого конца растягивая своё удовольствие.

Глава 27. Визит

Ах, Инокополис. Этот грузный, скучный городишка посреди лесов и грязи. Где на широких улицах раскинулись скучные, однотипные домишки, где всё так приземлённо и обыденно, где нет тебе изысканных развлечений, а люди, эльфы, дворфы и иные расы срастаются в безликом, сером куске разумной массы, теряя свою культуру, свой колорит, и живут по унылым, ничем непримечательным законам, стараясь прятать всё своё самое интересное за маской благоразумия и приличия.

То ли дело Кахай, с его бесчисленными детьми Императора и запретом иным, не относящимся к императорскому семейству мужчинам оставлять после себя потомство. Да-да, и строго за этим следящим, а то мало ли. Или Колахомье, где пьяные оборванцы с какими-то бессмысленно-рыбьими чертами во внешности неминуемо попытались бы вздёрнуть представителя её расы на каком-нибудь, хотя бы в пару метров возвышающемся от земли объекте.

Но ей всё равно нравился этот город. Он был ей словно родной. А если знать, где искать — то он тоже может удивить своей гнилой изнанкой. И молодая женщина в полупрозрачных голубых шелках скользила по его не слишком-то грязным… но опять же — не особо-то и чистым улицам плавной, лёгкой походкой, покуда на изящном лице её сияла довольная улыбка.

Она была красива. Не станет преувеличением сказать, что просто чертовски красива. Этакой вот грациозно-хищной красотой подтянутого тела, что заставляло буквально через одного и не зависимо от пола оборачиваться ей вслед — представлять её лежащей на дорогих шелках в изящной, но совсем нескромной позе. С широко раскрытыми за спиной крыльями — большими, угольно-чёрными крыльями, и поигрывающей своим тонким стреловидным хвостиком. Женщинам на зависть, мужчинам — в усладу.

И когда наиболее несдержанные представители местного населения обращались к ней, открыто или нет намекая этой бесстыдной суккубке разделить с ними ложе, они успевали заметить лишь обращённый в их сторону взгляд тёмно-синих глаз и струящийся поток уходящих прочь голубых волос, перед тем как на место чему-то столь прекрасному, в лязге металла, приходило что-то, что заставляло их в не комфорте поёжиться.

За ней, не отставая ни более и не менее, чем было нужно, шёл её телохранитель — великого роста и крепкого сложения мужчина. В редкость бескрылый и бесхвостый дамианец, голову которого закрывал глухой шлем, а ноги при каждом шаге гремели сталью латных поножей… Но при этом торс его, как бы вот, закрыт ничем и не был — из-за чего он щеголял по змеиному гладкой белой кожей на груди и животе, и мелкой синей чешуёй на спине, плечах и руках. И хотя вид его, вкупе с тяжёлыми металлическими перчатками и длинной пикой был чем-то странен и нелеп, шутить шутки о том, что он этим оружием что-то компенсировал, ни у кого желания не возникало. И более того! Некоторых личностей… вот к примеру бы и какую-нибудь невысокую, голубоволосую ехидну, даже не особо-то и любящую мужчин статных, рельефы его тела заставили бы лишний раз за день сменить нижнее бельё… Впрочем-то, пример всё же неудачный, ибо этот же эффект мог быть вызван и каким-нибудь местным булочником, уставшим от того, что он вот только что вымесил целый чан теста… Но какого-нибудь высокого варвара с добродушным лицом и кожаной перчаткой на левой руке — точно бы заставил!

— Ну и как тебе здесь чувствуется, мой любимый? — Мелодичным, с нотками насмешки голосом спросила небезызвестная гостья, видя то, как при взгляде на неё замирает один из её подданных.

Понимал ли он, кто она такая? Икон они не писали, а личной встречей могли похвастаться не многие представители её народа — и в основном лишь те, кто лично застал её мятеж. Возможно, он чувствовал лучащуюся с неё власть. Или спутал с кем-то ещё, очень на неё похожим.

— Может быть, ты желаешь пройтись, или проявишь волю куда-нибудь зайти? Али, выпить чего-нибудь? Я чую, есть здесь несколько злачных местечек, откуда прямо сочится мелкий грех.

Телохранитель только качнул головой.

— Ну какой же ты иногда у меня патологически скучный. — Суккубка "мазнула" рукой по подбородку остолбеневшего, после чего другою рукой провела по его животу, запуская игривые, оканчивающиеся острыми ноготками пальчики под пуговки его камзола… Ну и ну! Голиаф — а вырядился, почти как какой-то паж! Баалбезу оказался бы этим зрелищем поистине взбешён. — Хорошо, идём. Но на обратном пути мы как следует развлечёмся.

***

Шаос вытянулась во весь рост и, взмахнув перед собой чистой, ещё пахнущей мылом наволочкой, сморщила свой маленький, миленький носик. Животик, блин, болел. А точнее не сам он, а… а вот тут. И она завела руку под фартучек, касаясь там чёрной ткани её свободного покроя служаночного платьица — такого, которое позволяет ей носить его без лишнего дискомфорта, находясь в определённом положении.

Её яичники… Они болели. Ныли. Очень сильно ныли, потому что в них сейчас, несимметрично, тремя буграми над округляющимся животиком, формировались настоящие яйца. И они были, блин, большие. Слишком, блин, большие! Больше куриных раза, наверное, в четыре, а то и во все пять! И когда она тянулась… или резко двигалась — было очень неприятно. И сейчас, закусывая губу, она попыталась "подтолкнуть" то одиночное в направлении матки, чтобы оно попало туда… Они же только формируются внематочно, а дозревать-то должны в более подходящей для этого "полости"!

Но всё, чего она добилась — это лишь выдавливания из себя тихого шипения.

— Б-больно, блин-блинской… — Сказала она и сделала глубокий, успокаивающий вдох. И плавненько, будто в искуплении вины перед своим телом, погладила себя рукой.

С яйценошением у неё всегда не ладилось — хотя и способна на него. Был бы организм побольше и посильнее, чтобы было чему делиться кальцием — возможно и получилось бы, а так — они у неё обычно получаются мягкими. После чего высыхают и…. и — всё короче. Погибают. Но в этот раз она была согласна, что потенциальные её детишки могут быть опасны. И если в самом деле случится какое-то чудо — надо будет просить увезти их куда-то действительно далеко, чтобы они точно никому не навредили… Хотя, скорее всего их просто утопят и где-нибудь закопают. Но она в этом уверена всё равно не будет, а думать о том, что они живут себе где-то там и радуются жизни — оно всегда приятнее.

Ничего! Этот процесс для неё, вроде как, естественный, поэтому как оно выйдет — так и выйдет. Куда важнее было то, что после событий четырёхдневной давности и всего лишь одной по глупости поставленной подписи жизнь её приходила в размеренное движение… Да, настолько размеренное, насколько она могла себе позволить, находясь в преддверии родов от непонятной гадины, но это было всё равно лучше, чем ожидать, что через эти же самые несколько дней тебя, возможно, убьют. А когда и это ожидание закончится — то она честно попытается как-нибудь привести в порядок свою половую жизнь, чтобы использовать хотя бы эти доступные ей две недели!..

Что означало — две недели без нормального секса…

Где-то она в своих обещаниях, возможно, и погорячилась. Потому что ей в таком случае лучше из дома вообще тогда не выходить, а то не всегда же она сама становится этому зачинщицей, а иногда и вообще — соглашается довольно вяло и не очень-то открыто!..

Мотнув лазурными волосами, Шаос вернула мысли на место. Будет — как будет, нечего заглядывать настолько вперёд, пока у неё есть реальная невыполненная работа!.. Надо было надевать наволочку… И что-то такое нервное проскочило на её лице при этом мысли, но она всё равно взяла её в руки, ещё раз, лишь бы отсрочить сий момент ещё хотя бы ненадолго, взмахнула перед собой… и с сомнением разложила на кровати этой вот дыркой вверх, чтобы с закушенной от старания губой начать… начать вдевать… впихивать в неё эту тупую… тупую, трижды треклятую подушку, виня всех и каждого за то, что они так и не смогли придумать нормальный вариант этого постельного белья, чтобы не трахаться с ним по десять минут каждый раз! С одеялами — и то проще! Она просто залазает в эту дырку полностью и начинает растаскивать углы изнутри. Главное длинную сторону к короткой не перепутать, а то х*рь какая-то выходит постоянно!

— Госпожа? — В дверь просунулось лицо какой-то служанки… и буквально побелело при виде той гнафии, которую эта полуэльфийка устроила с наволочкой. — О, Благой Айис, что вы делаете?!

— Наволотьку одеваю! — В голос сопя произнесла взъерошенная полурослица, на нос которой именно в этот момент легло выбившиеся из подушки перо. — Д-да какой пъедулак её такую пледумал?!

— Вы не так всё делаете!! — Подбежала она к кровати, у которой, пыхтя от старания, вертелась Лизка.

— Да так я делаю! Плосто по-дулацки сделано!

Молодая женщина взяла подушку из рук своей госпожи и… и, совершив какое-то странное, непонятное движение руками, надела её буквально в каких-то пару движений.

— Ты плосто опытная… — Ответила дамианка, наблюдая за тем, как служанка стала выворачивать наружу ещё и с таким трудом вдетое одеяло. Предварительно получше натянув простыню… И поровняв матрас… — Я бы сама сплавилась…

— Лучше оставьте мою работу мне. А вы…

И хотя в голове у неё проскочило немало вариантов того, чем может заняться её госпожа, по некоторым причинам она их озвучивать не стала. Ограничилась лишь тем, что:

— В вашем положении лучше побольше отдыхать.

Шаос картинно пожала плечами. И, вытащив из кармана фартука леденец, сунула его за щеку, чтобы этим ещё громче заявить о том, что она совсем не обижена на то, что её в очередной раз выставили бесполезной, даже не способной кровать заправить клушей. Чё тут обижаться, в самом деле? Она же всего лишь старалась, отдала этому столько времени и сил, пф! Была действительно хорошей и полезной ехидной… А она взяла и всё испортила! Даже более! Криволапонькая служаночка была настолько не обижена, что даже громко хмыкнула!.. И когда оставалось уже заявить о своей "необиженности" лишь тем, чтобы броситься поперёк кровати и не дать ничего делать — настоящая служанка вспомнила о том, зачем она вообще бегала по всему особняку и искала эту… ну, девушку.

— Точно! Я совсем забыла зачем пришла! Когда увидела, как вы тут над бедной подушкой издеваетесь. — Шаос засопела. Это что, обязательно надо было пояснять? — Просто то, как вы… эту наволочку… и подушку!.. и как вы… её туда пихали… Моё сердце сжалось от боли. Да нет же, это перевернуло во мне мою бренную душу, а мир словно бы поблек, лишился красок, и где-то там, глубоко внутри, у меня что-то надломилось. Ведь как это сложно — видеть подобное и сохранять над собою обладание, что на миг я даже подумала о большом, страшном грехе, который я могла с собой сотворить… А ведь у меня ещё малые дети, и им нужна мать!.. И как минимум — хотя бы с глазами…

— Т-так затем ты пъисла?.. — Перебила её дамианка, решившая, что теперь уже, пожалуй, точно хватит пояснений.

— А, ну да! К вам пришли, гости.

— Гости? — Переспросила дамианка и нахмурила бровки. А ещё сильнее их нахмурила, потому что не догадывалась о том, кто это может быть. Ведь у неё же нет друзей или знакомых, которые знают, где она живёт!.. Нет, друзей-то у неё в принципе нет, и она этим даже слегка гордилась (кроме как по ночам иногда, прижимаясь лицом к почему-то мокрой подушке), но от того, что кто-то из её "знакомых" мог каким-то образом прознать о том, где она живёт, сердце болезненно кольнуло. Никто не должен был знать, кто она такая и где живёт — особенно из того этапа жизни, который она оставила позади! Но не слишком расторопный мозг всё же стукнул её изнутри, напомнив не только о своём существовании, но и о кое о ком ещё. — Это Бъилль, да?

— Извините, они не представились, но… — Служанка точно кого-то прокляла, когда выяснилось, что одеяло она вдела длинной стороной на узкую… Дебильные одеяла! — Я бы поклялась, что это — ваша мать. Если бы не знала, что это не она.

И снова пришло время хмурить брови. Потому что Брилль на её мать не тянула — слишком рыжая, загорелая и вообще, в отличие от неё, милашки, та ещё сука. Так же, как и остальные члены "Волков" на это звание вряд ли тянуть могли. Поэтому дамианка оказалась в сущем тупике.

— Ну… они на улице? Вдут?

— Нет, я… проводила их в дом. Я решила, что… они довольно важные гости и…

А в самом деле — зачем она так поступила? Зачем нарушила наказ Малкоя? Зачем пустила кого-то не просто за ворота, но и… в сам дом? Даже не оповестив об этом Алисандера…

Шаос облизнула сладкие от карамели губы — и, оправив одежду (в основном подтянув чуть ниже, чтобы пышные оборки её трусишек не торчали, если платье будет малость задираться при неосторожной ходьбе), с плохо скрываемой опаской вышла из комнаты, отправляясь в прихожую — ту самую, с такой обожаемой Дурином раздваивающейся "аристократической" ("проперделой") лестницей, где за небольшим кофейным столиком, укромно так и в уголку, расположилась некая г… голубоволосая женщина с практически чёрными, огибающими голову, словно тиара, рогами. С усмешкой во взгляде, та обратила свои тёмно-синие глаза поверх ажурной кофейной чашечки — и улыбнулась. И…. И-иии…

Лизка вздохнула так резко, до этого глупого, позорного звука в стискивающейся гортани, что аж закашлялась. И её повело на подкашивающихся ногах в сторону, совсем в какие-то е*еня так, что она налетела на тумбочку и лишь чудом каким-то не разбила стоящую там вазу. Но… но, проклятье… Её трясло! Сильно трясло!

— Госпожа? — Подала голос Маттиль, также наверняка нарушившая какое-нибудь правило местного распорядка, когда подала этим внезапным гостям кофе с эклерами. — С вами всё хорошо?..

Всё ли с ней было хорошо?! Д-да она вздохнуть не могла, а сердце сжалось в плотный кулак!

Потому что она, как бы, б*ядь, слышала про одну такую дамианку, по шутке юмора очень на неё саму похожую. Точнее, на которую сама она была в шутку похожа.

— Ну надо же, какая мне была оказана честь, она аж дар речи потеряла! — Покачала головой гостья.

— Вы должны её простить. Она сейчас в положении…

— М-молти!.. М-ма… ма… т-тиль… — Ценой последнего воздуха в лёгких заставила она свою служанку не позорить её перед своей живой богиней — и стала ползти по тумбочке вниз.

И неминуемо сползла бы, если бы только в этот момент остававшийся так странно незамеченным мужчина в скрывающем лицо шлеме ловким шагом не подступил к ней и не подхватил под спину, протискивая свои металлические перчатки ей подмышки.

Подняв почти невесомую полурослицу над землёй, он движением головы вопросил о том, куда её поставить — на что ответом получил отложенную королевой суккубов чашку с кофе обратно на столик и вытянутые в его сторону руки. И он, первый из обращённых, усадил дрожащую служаночку на колени госпожи, тут же заключившей её в очень, до невольного кряканья тесные объятия.

— Оооо, вы только посмотрите на это чудо! Она так очаровательно мягка! И такая маленькая, такая тёплая… Словно маленький зверёк. Я бы так её и раздавила!

Но объятия до какой-то меры разжались — и королева заботливо убрала прилипшую к влажной щеке Шаос прядь волос, после чего обратила долгий взгляд на задающуюся многими вопросами Маттиль. Как бы, сходство тут было налицо. И за некими моментами — вот прямо мать и дочь. Или уменьшенная её копия. Только более "пухленькая". Потом же руку свою она опустила ниже, кладя её на живот ехидны… чтобы ладонь обогнула этот округлый бугор внутри её болезненно растянутого яичника…

— Н-не надо… тлогать там…

— Какой смешной голосок! — Качнула волосами Неллит — и только сильнее нажала, что заставило Шаос вздрогнуть, до стона и покалывания в коленях стиснуть зубы и вытянуть ноги. И во вспышке боли, белизной затмившей взор ехидны — оно вышло, бугром располагаясь внутри уже и без того растянутой матки.

— Кь-кья!… - Простонала она, издав какой-то совсем не солидный звук, и уронила голову, а вместе с ней и каплю своей никчёмной слюны прямо на ногу Госпожи. И хоть и было это больно, но боль эта теперь быстро отступала, замещаясь сильным облегчением. Настолько приятным, что Лизка даже подняла вверх личико, искоса вопрошая взглядом о том, поможет ли ей госпожа и с другой стороной — с той, где у неё расположилось сразу два яйца… А то у неё слишком слабые руки, а причинять боль самой себе было сложнее, чем терпеть её со стороны кого-то другого.

Но уже следующей секундой нежная шейка девушки была грубо схвачена узкой ладонью, а острые её ногти глубоко, но не пронзая кожи погрузились в мягкую её плоть — и она через силу обернула Шаос влажным от слюны и слёз лицом к своему телохранителю, вопрошая:

— Любимый. Хочешь её? Она с радостью согласится исполнить любой твой каприз, лишь только пожелай. Ведь правда, моя милая?

Шаос закрыла глаза, ощущая то, как по щекам ползут новые капли.

Госпожа… Королева суккубов, живая богиня всех дамиан, почтила её, обычную… даже не тянувшую до обычной ехидну своим личным присутствием…

И она, сколько могла, кивнула. Она была согласна — и пошире приоткрыла свой маленький, обрамлённый блестящими розовыми губками ротик.

Зато согласен не был сам голиаф — и он в очередной раз повёл головой в сторону, чтобы отказаться.

— Пф… Ты сегодня такой скучный и молчаливый! — И королева задрала лицо Шаос ещё выше, обращая его уже к себе. — Ты ведь даже и не знаешь, зачем я сюда пришла?..

— Госпожа, мне позвать кого-ни?.. — Маттиль намеревалась подскочить к своей хоть и никчёмной, но всё же госпоже, явно испытывающей в этой позе определённый дискомфорт, но длинное древко копья упёрлось ей в плечо, отодвигая служанку обратно назад.

— Мне кое что от тебя нужно. Кое что, что находится… — Рука суккуба когтистым пальчиком прошла по животику девушки — и вверх, вдоль свисающей на грудь цепи, по нежной шейке и, минуя маленький, забавный носик — ткнула ей в лобик. — Здесь. В твоей этой милой, но такой глупенькой головушке. В твоём дефектном мозгу. Не против, если я загляну туда лично?

Заглянуть лично? Что это значит? Разве они уже не были "ментально соединены"? В смысле, каждый из дамиан, хочется ему этого или нет, и так неотрывно с ней связан — настолько, что она, будучи уже более, чем обычной представительницей своей расы, а вполне себе сущностью божественной, способна каждую секунду улавливать поток из отголосков эмоций и особенно ярких воспоминаний каждого своего подданного… К слову будет сказано, что в большинстве случаев даже не обращая на это всё никакого внимания и воспринимая в лучшем случае как какой-то бессмысленный шум, но когда случалось что-то действительно важное — например, кто-то из них нарушал основные правила их жизненного уклада — маловероятно, что это могло остаться незамеченным.

А сейчас выходило, что обычной их связи было недостаточно? И чтобы напрямую заглянуть ей в память, требовалось её… "как-то" усилить? А это "как-то" означало…

Некоторые волнующие догадки поселились в голове Шаос — есть у дамиан такая практика. Когда её только обращали, то для того, чтобы она вступила с Госпожой во временный ментальный контакт и та решила, насколько эта полуполурослица годна стать одной из них, ей пришлось выпить крови Азаэля. Но не значит же это, что Неллит хочет заставить её испить своей крови?.. Или же… сама сделает это?..

— Ты же знаешь. Достаточно и тесного физического контакта. — Поняла Неллит мысли Шаос. И пока рука её продолжала держать ехидну за нервно сглатывающее горлышко, она подозвала своего стража, приказывая тому снять шлем… — Но с обменом жидкостями — оно всегда надёжнее. Как же ещё лучше понять того, к кому ты лезешь в голову, если как не знать его "вкус"? Просто расслабься и не сопротивляйся. Я знаю, ты хорошо этому научилась.

И защитник обнажил своё лицо… определённо вызвав этим некоторое разочарование, лишив свой облик не только загадочности, но и продемонстрировав то, что там, под металлом, не пряталось ничего особенного — самое обычное, бледного цвета человеческое лицо. В меру волевое, но подбородок всё же имел не только углы, но и некие изгибы и округлости. Только что глаза у него оказались более живыми, чем можно было у такого молчуна ожидать — и он, склоняясь перед Шаос на одно колено, чтобы завести ей за спину свою руку и прижаться в тесном, глубоко проникающем ей в рот поцелуе, будто бы подал ими какой-то знак — на долю секунды опустив их вниз и закрыв веки.

И-и не то, чтобы её там часто или редко по жизни целуют, но… но, блин… есть в этом процессе что-то такое, из-за чего в её оплодотворённом животике зашевелились бабочки. Эта влажная, липкая связь. Вкус кого-то ещё… И потому, когда их влажный поцелуй оказался разорван, то она уже не то, что была бы не против — а выступала даже чуточку за то, чтобы он сделал с ней всё, что ему хотелось…

— Какая грязная девчонка. — С хищным оскалом произнесла Неллит — и наконец-то полностью разжала руки, вместе с этим скидывая ненужную более Шаос на пол. И всё для того, чтобы обнять своего главного возлюбленного за плечи и припасть к его губам, вкушая тем самым не только его слюну, но и слюну этой ехидны…

Более ненужная же Лизка попыталась сесть. Ну, и чисто из-за того, что в своей возможности встать она сейчас не была уверена — то прямо на полу, в какой-то глуповатой, почти собачьей позе. Но до того, как она успела занять устойчивое положение — голову её прорезала острая вспышка. Это госпожа вторглась в её мысли, и действовала она при этом грубо, выискивая во всём этом хламе из бессмысленных воспоминаний крупицы нужной ей информации…

Для Шаос это было, признаться, стыдно… Но своё дело Неллит делала быстро, не заостряя внимание на всяких глупых секретиках, на тех этапах её ехидновской жизни, которыми не сильно хотелось гордиться и на сильно терзавших душевных муках и переживаниях, а копала преимущественно в одном направлении — на самую глубину, в беспросветный мрак…

И как всё быстро началось — так же и окончилось. Что Шаос смогла насладиться своим падением щекой о пол уже находясь в трезвых чувствах.

— Ты спишь с людьми за горсть конфет? — Спросила Неллит, вставая с диванчика. Но… но даже она оказалась удивлена откопанной в памяти ехидны информацией — и передумала, снова на него садясь. И потянулась за остывающим кофе… — Не буду тебя судить за это…

— Г-госпо… за, я… — Шаос привстала и, с трудом нащупывая за собой кресло, каое-как запрыгнула в него.

— Брала бы хотя бы шоколадными, а то трахаться за карамельки — это слишком оригинально. Но то, что ты видела — в своём роде уникально. Нет, некоторые и до тебя спускались под землю, и даже сталкивались с обитателями этих глубин, но ты… Ты в этом всех переплюнула — до такого дна до тебя никто прежде не добирался.

Это… прозвучало как-то двояко. Но ведь она же говорила о тех подземных руинах, да? За этим она сюда пришла?!

— И не бойся. То был не Айис. Я знала этого чудака — он с охотой впустил меня в местный пантеон, чтобы я заняла в нём причитающееся мне место. Бедняга Айис… Не пожалел себя. Я вообще люблю, когда божества представляют из себя что-то более физическое, приземлённое и понятное, а не неведомую, непостижимую Волю. С такими проще договариваться, чтобы поселить вас, моих подданных, в их мирах, и направить махонькую долю из общего потока душ… в другое русло. Ведь кому, как не тебе знать о том, что мы не можем в естественном процессе создавать сложные души, а лишь искажать имеющиеся. Но кому нужны эти скучные, метафизические разговоры? Уж точно не тебе, моя милая. Не забивай этим свою милую головку. И тебе нет никакой нужды беспокоиться — солнце само собой так сразу не потухнет. Оно находилось здесь и до того, как Айис обуздал его — и нет причин считать, что после его смерти оно должно исчезнуть. Пусть об этом всём думают личности более компетентные.

Неллит в один глоток допила остатки едва тёплого кофе — и поставила кружку обратно на стол, после чего опёрлась руками о голые колени и снова о чём-то хорошенько задумалась.

На самом же деле всё это пахло как-то скверно. Сеть подземных коридоров, уходящих в самую настоящую подземную бездну. Огромная тварь там живущая и способная убить одним только взглядом за какую-то долю секунды. И ни на минуту не останавливающиеся древние механизмы, чем-то эту тварь, предположительно, кормящие. Можно было надеяться на то, что этот процесс шёл уже многие тысячи лет и в нём был достигнут некий баланс, из-за чего действительно не было нужды волноваться о том, что это может чем-то сулить в дальнейшем… Но нельзя было отрицать того, что подъём этих строений произошёл как раз после смерти Айиса — между прочим, возможно и не совсем рядового, но представителя этой расы — и поэтому вероятность того, что выстроенный годами баланс по сдерживанию того существа не пострадал, была крайне мала.

Либо же никакого отлаженного годами механизма и не было, а эти жалкие пятнадцать лет назад это всё как раз и началось. И пока никто на это не обращал должного внимания — безжизненные оболочки древних начали раскручивать свои каменные шестерни и водяные колёса, а поработившее… или же наоборот, почитаемое ими существо… или даже существа теперь с каждым днём набирались сил. Какова в таком случае была вероятность того, что всё это — пустяк, который не обернётся в дальнейшем ничем плохим? И насколько это "дальнейшее" будет при этом далеко?..

И какого вообще чёрта эти смертные сидят и делают вид, что всё нормально? Почему местная, эта инокополисская палата не потрудилась сжечь это поганое болото на территории собственного города и по кирпичику не разобрало эту уродливую башню?! Что они сидят?! Чего ждут? Думают, что само рассосётся? Или есть более важные дела? Или это просто "экономически нецелесообразно"? Не ей же, в самом деле, отдавать приказ своим подданным заняться этим?! С какой вообще стати…

Эх, Айис, унёс ты с собой некоторые секреты, о которых бы стоило поделиться…

— М-мне… в-в самом деле луссэ не знать… многого… — Произнесла Шаос в кои-то веки связное предложение.

Ах да, точно… Она уже совсем и забыла об этой забавной девчонке перед ней.

— Да. С твоей стороны это будет мудрым поступком — оставить важные задачи большим и умным дядям и тётям. Но что же! Хоть ты и ехидна… которой бы стоило побольше времени проводить в тишине и покое, ты предоставила мне довольно любопытную информацию. И заслужила этим со стороны своей госпожи награду. — Неллит откинулась на диване — и скрестила на груди руки, принимая властную позу. И, в отличие от той же Шаос — в её исполнении это не вызывало усмешку, желания потрепать за щёчку или стукнуть по лбу. — Ты и так у меня на неплохом счету, но я даю тебе право просить меня о безвозмездной услуге. В разумных пределах — но и не опускайся до какой-нибудь банальщины вроде мешка золота и лазеров из глаз — не ограничивай свою фантазию, будь оригинальна!

— Э?..

— Ты очень тугая на разум, Лиза Медянова. Возможно, тот кусочек мозга в твоей голове был всё-таки важным. Жаль, что он вырос больше, чем было нужно, и совсем не выполнял свои функции. Соображай быстрее — о чём ты попросишь меня, свою великодушную и единственную госпожу? Я внимательно тебя слушаю.

Просьба?.. Не ограничивать себя?..

Практически всё, что угодно?.. То, чего она хочет больше всего?

Ей даже не требовалось времени на размышления — и Шаос открыла рот, готовясь произнести то, о чём она желала чаще всего, крутясь в муках на влажной, взбитой постели. Стать суккубом… Простым, бесхитростным суккубом! И жить практически так, как жила, только проще!.. Или модеусом… обрести предрасположенность к колдовству, обрести этим могущество, компенсировать свою физическую немощь! Или просто перестать быть ехидной. Вынужденной раз за разом проходить через всё это. Лишиться бремени вынужденного материнства, чтобы утроба её стала бесплодной и во веки более не породила никакой, даже самой примитивной жизни…

Или… попросить Госпожу починить её мозг?.. Дать ей возможность сбросить с себя эти врождённые оковы, в одночасье переродившись прекрасной бабочкой из куколки прежней, глупой и никчёмной, запутавшейся и так и не нашедшей свой путь себя: бедной Лизы Медяновой — неудачливой полукровки…

— А-ааа… — Промычала ехидна, прокручивая в голове более разнообразные варианты. Ведь их было так много!…

Но она уже была вот-вот готова что-то произнести!

Большие крылья, чтобы она могла летать? Или хотя бы парить… А не эти маленькие, забавные отросточки за спиной. Стать чуточку выше?.. Или чтобы люди перестали дразнить её, ставя под сомнение наличие у неё груди… Может быть, изменить цвет рогов. Сделать один глаз жёлтым, а другой — оставить синим? Чтобы она могла принимать классные позы, частично пряча его за ладонью? Носить на нём повязку, нагонять тем самым загадочности… Или пускать из него лучи…

Вот тут-то ей как-то не по себе и стало. Стоя на самом пороге выбора она не знала, что ей просить. Не горсть же персиков?

— Как же это приятно — осознавать, что ты находишься на своём месте, и тебе не нужно какое-то чудо, чтобы продолжить наслаждаться жизнью. Но твоя безынициативность меня поражает. — Неллит встала. А Шаос — вместе с нею, вытягивая перед собой руки так, будто бы намеревалась схватить её и не дать уйти.

— Я… я пъидумаю! Сейтяс, ну… ну! — Лиза стиснула веки, думая изо всех сил. Но сейчас, взволновавшись, все её мысли превратились в чистый сумбур, из-за чего она неосознанно закряхтела и от бессилия приложила к вискам кулачки.

— Не мучай себя. Быть может всякое, и возможно твою бедовую головушку однажды посетит какая-нибудь умная мысль? Давай поступим так — я до ужаса не люблю долги, но оставим это на будущее, да?

***

— Папа, ты не повейишь, кто сегодня сюда заходил!!

— Та рыжая сектантка и прочие личности, с которыми ты путешествовала? — Малкой передал свою шляпу Маттиль, а сам разулся, чтобы тут же переодеться в домашнюю обувь. — Надеюсь, они хорошо вытерли ноги.

— Да нет!! — Возмутилась Шаос в ответ, ибо она реально сидела за одним столом не с кем-то, а с настоящей богиней! Она, обычная девчонка, ехидна! Кто ещё таким может похвастаться, а?!

— Кто-то из твоих дружков на одну ночь? — Сделал второе предположение полурослик, и пока Шаос крякала от шока, адресовал свои слова уже служанке: — Вы потом всё хорошо убрали? Простыни? Матрасы?

— Да, господин Медянов. — Отрапортовала она, сучка такая. — Мы всё привели в порядок после того, как они ушли.

Отец взглянул на обиженно надувшуюся дочь, окинув её короткое тельце строгим, но бессильным взглядом. Значит, "они"… Вот же неуёмная, ненасытная девка.

— Я думал, она всё-таки не водит их в имение…

— Эй, я тут! Ау! — Махнула рукой Лизка, намекая на то, что он может сказать ей это лично.

— Да, извини. Очень тяжёлый день. Маттиль, попрошу бутылку вина в мой кабинет, ужинать я сегодня не стану.

— Паааап! — Бросилась она следом за своим усталым отцом. — Ко мне Неллит заходила!!!

— Что ещё за… Ваша порочная королева?..

Наконец-то, но он остановился — уже с занесённым над лестницей шагом. И снова обратился взглядом к Маттиль.

— Надеюсь, ей не давали подписывать никаких бумаг?

— Нет. Не думаю, что она смогла продать особняк во время вашего отсутствия.

— Да я сеёзно говою!!

— Приятно слышать — а то мне только с этим проблем не хватает. И Лиза, прошу, давай поговорим об этом завтра? Я вижу, ты очень возбуждена, раз неспишь в этот час, но у меня был действительно тяжёлый день. И я буквально валюсь с ног.

— Опять спать в къесле будешь, да?.. — С ещё большей обидой произнесла Шаос. Глупый хоббит-с…

Ладно. До завтра — так до завтра. Даже если увидеть его она сможет лишь поздно вечером. И он снова скажет о том, что валится с ног и заснёт у камина в своём кабинете.

Перед Азаэлем похвастается. Или Рикардо… хотя он ей вряд ли поверит. И в любом случае будет смеяться над ней.

Глава 28. Цена за дурость. ☙❤❧

Определённо, но отсутствие друзей и близких людей дарует некоторые плюсы: например, независимость, ибо никто из них не попросит тебя в самый неподходящий момент (или когда просто лень) с чем-то помочь. Или же можно гордо заявить, что оно мне и не надо, что дружба — это для слабаков, а не таких вот одиноких волчиц, как она, и вообще, оставьте меня в покое!..

Но иногда Шаос от этого становилось немного грустно. Например, она в живую встретилась со своей богиней — а ни перед кем и похвастаться не могла! Отец ей, кажется, так и не поверил, слуги… ну, общаться с ней особо не хотели, а Никифий — слишком глуп, чтобы понять всё величие сего события!..

Идиоты…

Ничего. Уже сегодня… ну, или завтра, смотря как повезёт — но она обо всём расскажет Азаэлю. Он должен это оценить. А уже потом, может быть, она похвастается и перед всеми посетителями трактира — не велика вероятность, что ей поверят, но — хэй! Кто всерьёз рассчитывает на то, что кто-то из подвыпивших наёмников поверит в твои россказни? Даже Шаос такой наивной не была! Но погорлопанить чуточку было можно, а за хорошие байки принято угощать бесплатным пивом! Причём совсем бесплатным, а не… со всяким там в конце.

Только сначала ей нужно было до этого трактира ещё добраться — пройти добрую половину города со своей одиннадцатикиллограммовой ношей… Что как раз-таки и стало, вообще-то, первостепенной причиной её прогулки, ибо после долгих размышлений, она всё же решила не портить свою репутацию в глазах слуг ещё сильнее и закончить с этим как-то по-тихому в другом месте — а именно, в "Рогах и Копытах". А потом уже — байки и хвастовство…

Но не зря она в такие поздние сроки старалась отсиживаться дома — идти ей было тяжело. Дорога утомляла. Утомляла её ноги и спину, а необходимость напитывать воздухом дополнительный объём крови требовала делать остановки, чтобы просто отдышаться, выискивая возможность где-нибудь присесть и передохнуть. Ещё и люди всё время пялились, потому что живот её был велик. Весьма-таки велик и округл, что попахивало там как минимум двойней! И это — как минимум! И при учёте её собственных скромных габаритов — это смущало как их, так и её саму. Потому что она конечно же милашка, и всё такое, и животик у неё тоже получается милый — большой такой, каплевидный, с вывернутым наружу пупочком, но не все готовы оценить её с этой стороны в текущем вот состоянии.

Поэтому места для отдыха приходилось выбирать ещё и такие, чтобы там было поменьше людей — сходить на какие-нибудь более узкие улочки или прятаться в парках, вот например как сейчас — Шаос наслаждалась погодой, сидя на скамейке немноголюдного парка и облизывая охлаждённый кремовый рожок. Хотя бы денёк сегодня стоял приятный, безоблачный, а лёгкий ветерок ласково трепал её волосы и заставлял жмуриться, при этом ещё и вызывая непроизвольное желание чихнуть. И возможно был бы он ещё и очень даже солнечным — да только с солнцем уже более пятнадцати лет как всё обстояло прискорбно.

В такие вот моменты ей казалось, что всё было не так уж и плохо. И даже бремя ехидны, от которого она должна была скоро… и пусть ненадолго, но избавиться, тянуло её не так уж и сильно. С этим можно было как-то жить…

Хотя роды обещали быть тяжёлыми — яйца имели размер больший, чем голова младенца… Блин.

— Ни*ера себе, где ж ты себе такой живот-то нагуляла?

Шаос нехотя приоткрыла один глаз, разглядывая им стоящего справа от неё человека — вполне обычного, среднестатистического такого работяги с какой-нибудь фабрики, разве что один его глаз был скрыт под глухой чёрной повязкой, а сам он излучал лёгкий аромат недавно употреблённого алкоголя.

— Места знать надо. — Ответила дамианка… и догадалась, что смотреть одним глазом именно на него было, возможно, не совсем вежливо. Причём на том уровне невежливости, до которого она доходить всё же не любила.

Но когда она открыла второй, то заметила, что с другой стороны стоял ещё один "человек" — только в этот раз это был высокий и худощавый блондин-полуэльф. Но не из тех, что ходят с чванливыми лицами и гордо выправленной осанкой, а так — не столь везучий по жизни, и большую её часть наверное проводил у верстака, а не за употреблением дорогих вин. Вина он предпочитал (а сиречь — мог позволить) как раз недорогие, и к горлышку такого в этот момент он и прикладывался, при этом неотрывно глядя на большой, покоящийся у ехидны между раздвинутых ног живот.

— И часто ты в таких местах появляешься? — Продолжил расспросы одноглазый… И чего он вообще прицепился? Хотел её просто подковырнуть тем, что она, такая мелкая, залетела по-крупному? Так уже бы рассмеялся, назвал её слабоумной и ушёл бы со своим другом-дебилом по своим делам.

— Пейиодийески. — Всё так же размыто ответила ехидна и закрыла глаза, чтобы выразить этим своё к ним пренебрежение и незаинтересованность в дальнейшей беседе…

Но подействовало это плохо — то ли из-за того, что была она не убедительна, то ли — наоборот, слишком дерзила, а то ли особенно их заинтересовала, но уже несколькими секундами позже она ощутила возле себя характерное дуновение тёплого воздуха, а также шарканье одежды — и лишь слегка приоткрытым глазом увидела то, что тот полуэльф сел рядом с ней. И теперь ещё более внимательно разглядывал её, уже чуть ли не вплотную — казалось, он вот-вот возьмёт её за верх сарафана и приподнимет его, чтобы осмотреть её всё такие же маленькие, но зудящие груди.

И чтобы ему было неповадно — Шаос сделала это сама. Запустила мизинец под ткань и оттопырила её, чтобы он увидел её розовые сосочки и в смущении отвернулся… Но тактика не сработала и в этот раз — и вместо того, чтобы отвести взгляд, он лишь присосался к бутылке повторно, а второй незнакомец залился громким смехом:

— Вот же ж грязная девка, а! А что ещё ты можешь нам такого интересного у себя показать, а?

Они что, совсем тупенькие? Чего им нужно? Разве не понимают, что ей это не интересно и она только и хочет, чтобы они отстали? Как бы, ау, она им тут хамит! А они не уходят!

Поэтому она пошла дальше — и, аккуратно взяв края широкого платьица пальчиками свободной руки, подняла его вверх, покуда не показался низ этого её большого, округлого животика — а также вывернутый наружу пупочек и сильно растянутая светящаяся стигма. И оба эти придурка понаклоняли головы, чтобы увидеть ещё и то, что было там под ним, из-за чего Шаос пришлось податься бёдрами вперёд и по особому выгнуть спину. Трусишки у неё в этот раз были беленькие, в разноцветный горошек. И с заниженной талией, чтобы сильно животом их не оттягивало. И конечно же, через них чётко читалось её копытце.

И — нет. Её эта определённо гениальная тактика на пять шагов вперёд всё так же не сработала, и вместо того, чтобы смутиться и уйти, они остались, продолжая заливать её странными вопросами, будто бы хотели над ней посмеяться:

— А кто у тебя там живёт? Щеночки, котятки? — Спросил уже полуэльф.

— Всякое лазное. За пять золотых дам потвогать… — Сказала она — и горделиво задрала голову, одновременно с этим отпуская платье.

Всё складывалось как-то не лучшим образом. Из-за чего девушка ощутила новую волну беспокойства. Е-если же так и дальше пойдёт, они что… под юбку ей залезть соберутся, не?.. Они же не для этого с ней заговорили?! Она, между прочим, в определённом положении, ау! Какой безумец вообще решится заговорить с беременной ради такого прямо, блин, на улице?!

— С каздого… — Решилась увеличить сумму в надежде, что это может их остановить…

Но цена эта один фиг была смешной для подобного, из-за чего упустить такой цирк было бы просто грешно — и требуемая плата, под громкое сопение Шаос, была быстро найдена, а мужчины, получив законное разрешение распускать руки, положили свои ладони на её живот, начиная его массировать и поглаживать, до сладкого кряхтения надавливая на него своими мозолистыми и шершавыми пальцами…

— Что-то твёрденькое у тебя там…

— Ээээ…. Вы хоть знаете, как это выглядит? — Спросила Шаос, бросая косые взгляды по сторонам — как бы, парк был не слишком многолюден, но всё же люди сюда заходили! И ладно бы там её трогал кто-то один — можно было бы расценить это как проявление любви отца к своему дитя, но сразу двое отцов?..

Но по мере того, как они продолжали гладить её, прощупывая своими большими, сильными пальцами содержимое её живота и пытаясь понять, что там и в каком количестве находится, девушка сжала ноги вместе. Потому что её ненасытное тело стало охотно на эти прикосновения отзываться — утяжелялось дыхание, а где-то там ещё становилось очень тепло и влажно.

— Э-эй, эй… Н-ну хватит, вы на пять золотых увэ нагладили…

А всё же, как это было приятно… Н-ну нравится ей, когда её трогают! Хочется ей этого, не хочется — нравится и всё тут! И дамианка не смогла отказать себе в удовольствии и не откинуться назад, на самую спинку, выпячивая при этом вперёд бёдра и до истомного подрагивания вытягивая ноги — пока в обеих её коленочках тихонько не хрустнуло.

С шумом, она выдохнула. Уронила вниз плечи и накрыла их руки своими тёплыми лапками, бросая на них мутные, будто бы светящиеся похотливым туманцем взгляды, пока между блестящих губ тянулись тоненькие струнки слюнок.

— Вы ведь хотите сделать это со мной, да?.. Для этого вы со мной заговоили, да?..

— Что хотим? — Спросил чистокровный человек, как раз в этот момент особенно удачно обхвативший яичко в её большом животике. И ехидно при этом улыбнулся.

— Я-я согласна… Но только не тут, н-не в палке, на скамейке… Т-тут люди…

Кажется, в этот момент хмель выбило из обоих.

Минуточку! Это что она им сейчас предлагала?….

— В смысле… потрахаться? — В замешательстве спросил одноглазый — и встретил несколько неуверенных кивков со стороны товарища. Тот был явно не против. — А ты… с большими-то дядьками можешь трахаться? Тем более, ты же…

Ехидна прикрыла один глаз, а второй отвела в сторону — чисто со стыда. Ну, да, она трахается, будучи беременной, и-и что с того?.. Но не на любом сроке! А только когда можно…

— Могу… Могу сазу с двумя, еси хотите…

— Подожди, прямо, ну?… — Человек указал на её животик…

— Ну вы будете аккулатны, да?.. — Протянула она в ответ, виновато соскаливая зубки.

Мужчины снова переглянулись. Серьёзно? Они же, как бы, просто к ней подошли, подаё*ываться каплю, а то что она тут, на скамейке сидела? Крем свой лизала, ещё и с животом таким… И вообще, волосы у неё цвета необычного были… И шапку не носила… А не прошло и десяти минут — и она предложила им себя отыметь? За дарма?.. В-вот уж правду об этих суккубах говорят!..

Девушка вытянула вперёд уже верхние лапки, намекая на то, что её можно поднять — и тот, что был покрепче, подхватил тридцатикиллограммовую ехидну, усаживая её к себе на согнутую в локте руку, покуда сама она оплела в объятьях его пахнущую потом шею. И удержаться, чтобы не лизнуть её — она не смогла.

— А куда идём хоть? — Спросил одноглазый, пока товарищ его, которому не досталось такой тёплой и мягкой ноши, довольствовался тем, что задрал ей платьице и во всех подробностях разглядывал её пухленькую попку.

— Туда! — Указала она кивком головы направление. — Но тут не особо близко!

С-следовало бы с них хотя бы взять на конфеты, но… Ладно… Иначе бы они её прямо тут на скамейке и оприходовали, а так хоть ножки свои топтать не придётся!..

***

В трактире её встретили немой сценой — все, кто хотя бы примерно знал о том, кто она такая (а таких в "Рогах и Копытах" было всё же большинство) прекрасно понимали, что это могло означать — когда её, пусть даже и беременную, провожало сразу двое человек. Ещё и на руках несли. А уж когда она, после того, как они занервничали в ожидании какого-нибудь подвоха со стороны наёмников и местных аборигенов-асмодиан, указала в сторону лестницы, ведущей на второй этаж — то есть своей комнаты — сомнения развеялись окончательно.

— У кого-то бу-дет секс… — По слогам разнеслось в зале — и как минимум несколько из присутствующих подняли кружки для тоста, заливаясь в громком приступе смеха.

— Ну и ну! Блудливая овечка по имени Шаос вернулась! — Подал голос Рикардо и приподнялся на своей табуретке, чтобы получше разглядеть её пузико. — Что же ты нам сегодня такого там принесла?

— Ада тебя видеть, Йикайдо! — Показала она ему средний палец — и, в сопровождении полуэльфа, была унесена наверх. В свою комнатку…

В свою бедно обставленную, но такую родную комнатку. Со старым шкафом, где покосившиеся дверцы даже не закрывались, где тумбочка шаталась, кажется, сама по себе и тогда, когда ей самой это заблагорассудится, где стоял нагруженный тряпьём таз, а с потолка свисал канат, за который было так удобно хвататься, если нужно было стоять, а силы в ногах не было — или они слишком сильно дрожали. Разве что кровать её была крепкой и не скрипела, ибо это порой сильно бы отвлекало тех, кто сидел внизу и ел сосиски.

— Сюда! — Сказала она, указывая головою на, как удивительно, кровать — на обычное серое покрывало из льна.

И её на неё и опустили. На самый край, так, что девушка, пусть и практически утратившая за время их "путешествия" почти всё своё возбуждение, всё же не стала обманывать их — и, неуклюже задирая ноги, разулась и стащила с себя нижнее бельё.

— Всё! Я готова, стобы меня тлахали! — Своеобразно пошутила девушка — и показала зубки. Но уже следующим мгновением стала чуточку более серьёзной и взволнованной. — Мне… оставить платье? Или снять?

Раздеваться полностью она всё-таки любила не сильно. Причин тому можно было насчитать много, но какой-то главной среди них, пожалуй, и не было.

— Как хочешь. — Сказал одноглазый, проверяя хлипкость замка на её двери.

Но его товарищ-полуэльф не согласился — и уже в нетерпении начал стягивать с себя рубаху, попутно бросая:

— Сними его! Хочу видеть твоё забавное тело!

Девушка пожала плечами. Хочет — так хочет. Ей не сильно жалко… И, зажмурившись, стащила его, вешая рядом с собой на самый край кровати.

Она осталась в одном только ошейнике и милых, с кружевом носочках.

— Какая кругленькая. И гладенькая!

— Дааа, пухленькая самочка… Кстати, а чего ты такая мелкая? Кормили плохо или обратили, когда ты была?..

— Я полуослик, не видно лазве? — Захмурила Шаос брови.

— О! А лапки у тебя что, лохматые? — Спросил нетерпеливый полуэльф, уже портки к этому моменту снимая.

— Я только полу… полуослик. Я и эльф наполовину, тойе.

— Х*расе мутант какой! — С усмешкой произнёс одноглазый.

И когда его друг поставил колено на кровать, а ехидна, зажмурив от… всё-таки, от страха глаза, ибо сейчас её не просто трахнут, но и… но и, ну… в общем, она зажмурила глаза от страха — и неуклюже перебирая всеми четырьмя лапками переползла на середину кровати, становясь там на четвереньки, в примитивную собачью позу. Да так, что пузико так и осталось лежать на кровати. Если бы она смогла найти какое-то устойчивое положение — то возможно бы она смогла чисто на нём, как на подушке, лежать…

— Т-только снатяла плавила!!! — Сказала она, когда горячие руки мужчины за ней легли на её стан и она не просто зажмурилась, а вся сжалась от волны прошедшей по её телу дрожи. — Я-я, к-как видите… немного в полойении, поэтому…. Н-не пихайте слиском сильно! И сталайтесь так, стобы, ну… вдоль спины сло, а не вниз пихать! Оно там пловисает как бы, и… ну, так безопаснее! И ессё, если мне будет слиском больно или я… ну… натьну в этот момент, ээээм….

Пришлось сощурить один глаз.

— Лозать, в-в обсем, или застутю по кловати — вы остановитесь, угу?.. Я вам дам потом контить, но только остановитесь! Д-да, и… Я сильно вас поплосу — не в меня… Я не хотю опять сазу бееменить… Хоосо? Да, и если не вниз, то пихать мозно полностью! Я гибкая, в меня влезет!

А влезать там было чему — эльф уже с самоуважением покивал при виде своего длинного, более чем двадцати пяти сантиметрового корня.

— А в рот я к тебе хоть влезу?

Это уже поинтересовался тот, что носил повязку — у него член был не только на пару сантиметров длиннее, но ещё и толще.

— Если с-силь!.. — Эльф приставил к её киске кончик своего члена — и Шаос, вздрогнув, расставила ноги пошире. Ещё и сделав дополнительный, особенно глубокий вдох. — Сильно пихнёте, но я так не люб!..

Он вошёл. И ехидна, изогнув спину так, что попка её подалась вверх, схватилась за покрывало руками, стискивая его своими маленькими, коротенькими пальчиками. Б-больно, блин… И… и!…

— Мозно… Глубзэ!

И он ткнул сильнее, глубже — пока член не наткнулся на её кервикс, что начал медленно и мучительно приоткрываться под давлением мясного поршня, заставляя её…

Нет, стучать сейчас она не могла. Это ей нужно было перетерпеть — впустить его в свою матку… Иначе она будет слишком короткой, чтобы удовлетворить такой большой член!

— В-ваф! — То ли гавкнула, то ли прокряхтела она, когда под напором эльфийского стержня вход в её матку открылся — и он проскочил внутрь… Да только в тот момент, когда она была готова открыть ротик, чтобы с чавканьем милого язычка кончить — внутри неё порвалась некая оболочка… И девушка издала какой-то вялый, измученный стон, одновременно с этим ещё и заваливаясь на сторону.

Да только талию её плотно сжимали руки эльфа и упасть на кровать ей не грозило — её бы могли продолжать трахать, отключись она полностью и используя как неодушевлённый предмет.

Комната наполнилась звуками влажных шлепков. Безволосый пах полуэльфа с этими голыми, морщинистыми яйцами ритмично ударялся о её бёдра, с чавканьем выдавливая наружу такую обильную жидкость, что брызгала и живо стекала вниз, на кровать. По их ногам, по бёдрам — каплями срывалась с яичек.

А Шаос — хоть и видно было, что её сильно мутило, а лицо её выражало отнюдь не удовольствие — терпела. С губ её открытого рта падала слюна, а сама она, с каким-то помертвелым, сосредоточенным взглядом, пялилась перед собой в одну точку, пока тело её терзалось быстром ритме — в таком же, с каким болтался и её потерявший часть упругости животик.

— Как в мешок х*р пихать! — Усмехнулся эльф — и тут он был прав. Даже тот "карман" над её рёбрами, куда обычно попадает головка, и тот сейчас был оттянут сильно увеличенным в размере животиком, так что особой тугости в Шаос сейчас не было.

И мужчине пришлось отнять руку с её правого бока, чтобы положить его ей на… на грудь или там… живот? Понять было сложно — но туда, где снувал его конец, и сжать её, по сути заключая обёрнутую её плотью головку в свой же кулак — и так было куда приятнее. Так, что даже Шаос не смогла терпеть и опять подала признак жизни, к сопению добавив ещё и тихий стон.

— М-мне нолмально… Н-не пеезывайте… Я хоосая… выносливая ехидна… Хоть и мелкая…

Но веки её прикрылись, а лицо изобразило сложную, пропитанную болью, страхом и сосредоточением эмоцию, когда по животу её прошла ещё одна волна — и снова киска её начала очень обильно выделять влагу. Так, что с каждым толчком, с каждым движением — она под напором выплёскивалась из неё.

— А мне чего тогда делать? Наслаждаться грязной, разбитой этим придурком дыркой, что ли?

Даааа, второй же…

— Чё, она прикольная такая! Тёпленькая, а если чуть нажать посильнее…

— В-вы… поме… помести… тесь, л-лядом… Вдвоём, я смогу!

— В попке твоей, что ли? Так он же там всё занял…

Хотя, чисто теоретически, с таким длинным концом ещё можно было как-то попробовать подлезть, если товарищ посторонится…

— Нет… не в ней! В йивотик! Вдвоём!

Эльф притормозил. Чего? В киску, что ли? Так он же и сам в неё, как бы, с трудом влез? Один… Да куда там! Вы её вообще видели?! Она же метр ростом, максимум! Вдвоём, в одну дырку?..

И мысли обоих мужчин совпали — они потом сильно пожалеют, если этого не попробуют. Не попробуют уничтожить эту девку своими членами — и с её же, к тому же, предложения! И поэтому эльф полностью остановился, подвинулся чуть в сторону и дал занять место позади этой ехидны ещё и его другу. И чтобы он, плюя на брезгливость, приставил к её плотно обжавшей уже один член киске… нащупал там наиболее подходящее для входа место — чуть ниже него и в сторону… и… и…

Шаос заныла. В голос заскулила — и хотела уже начать бить по кровати рукой… Но она же условилась, что этот жест — лишь на крайний случай! А он ещё не наступил…

Что-то в ней захрустело. Задрожали ноги в попытке найти опору, зацепиться за что-нибудь пальцами и уползти! Потому что её рвали. Откровенно, до треска рвали. Так, что ей пришлось до скрежета сжать зубы — и всё же, она верила, что в действительно они ничего ей не порвут… Разве… Разве что…

В тазу что-то "стрельнуло" — и она ощутила… а точнее, перестала ощущать в должной мере свои ноги. Они стали какими-то ватными, непослушными. Как будто чужими. Зато это притупило и боль, из-за чего она стала уже практически терпима…

Обнимая друг друга за плечи, мужчины обхватили ехидну за бока — каждый за свой — и с силой натянули её на себя, покуда смогли, учитывая это неудобное и дурное положение. И попробовали её наоборот, отодвинуть, пока ещё лишь проверяя то, на сколько длины они могут работать… но к их удивлению, они в одно движение наворотили уже немало делов, и поэтому, когда стаскивали её себя, не без заинтересованности отметили то, что матка её… а это, кажется, была именно она — вывернулась наружу… Эта розовая, мясистая трубка, криво обхватившая их две толстенные палки… Иными словами — это были лишние сантиметры амплитуды… Они могли полностью покидать её тело и при этом же как бы по-прежнему оставаться внутри него!

— Ооо-да, милашка! Щас мы тебя зажарим!

И насадили. С двух рук — сразу на два члена. Так, что Шаос дёрнулась, задрала к верху мордочку — и открыла рот, лишь бы… вздохнуть? Да вздохнуть она даже и не смогла — она захлебнулась этим воздухом… Затем они подали дамианку вперёд, пока члены, вместе с маткой, не вышли из неё наружу — и снова натянули её на себя.

И так, таким вот диким, варварским образом, разрушая целостность бедной, но чрезмерно похотливой и отважной ехидны, они стали её сношать. Раз за разом вызывая внутри неё нестерпимую, но такую сладкую боль, на миг отступающую — и вновь возвращающуюся. Такую, от которой сжавшиеся до двух точек зрачки её так и закатывались под веки, а с губ шла уже не просто слюна — а настоящая пена. И это совсем ничего не говоря про слёзы! И про белые, тянущие от её сосочков и до мешковатого живота подтёки молока, вытесняемого из её до дрожи напряжённого тела.

— Эй, эй! Крох, а крох! М-мы тебе тут, кажись…

Шаос попробовала хотя бы скосить взгляд — потому что обернуться сейчас у неё бы точно не вышло. С каждым толчком по хребтине её проходил сильный разряд, выгибающий её бренное тело в дугу.

— Кишки чучуть порвали… — Одноглазый заметил, как вокруг его члена зацепилось что-то белёсо-кровавое, с виду кожистое и… длинное, перекрученное. Оно обвилось вокруг него, выходя и наружу и заходя вовнутрь вместе с ним… — Тебе ж они наверное не нужны?

Раз предложила сделать с ней такое — точно не нужны. И поэтому они, не дожидаясь ответа, продолжили секс, натягивая её всё в ускоряющемся ритме. Погружая члены в её обвислый, болтающийся живот — уже совсем не такой кругленький и милый, а мешковатый, будто бы всё его содержимое там свалялось в один комок и упало в самый его низ.

Шаос… едва сохраняя равновесие, девушка приподняла одну руку — и промазала ей, чуть не завалившись на одно плечо. Но со второй попытки, задействовав в разорённом мозгу нужные клеточки и выстроив из них нейронную цепочку — смогла ударить по кровати ладонью. А затем — ещё раз, и ещё… Ещё!..

— Х-хватит… Хватит, м-мне… плохо, надо… О-остановиться!..

Слова её дошли до них будто бы и не сразу. Что значит — остановиться? Прямо сейчас? Когда они нашли ритм? Когда они были уже так близко? Когда её нутро так приятно сжималось на них, сокращалось и пыталось их вытолкнуть? Так интересно толкалось и пиналось?..

— Извини, малых! Мы сейчас!.. Уже заканчиваем!

— Да, минуту!

Она не переставала бить по кровати ладонью — раз за разом, будто по какой-то программе, размеренно и тупо. И била ею до тех пор, пока они, не ускорившись ещё сильнее, не пытаясь натянуть её до самых корней своих круто изгибаемых членов, не выплеснули в неё своё семя… совсем уже и забыв, что как бы обещали…

А вообще — к бесу! К бесу, решили они, и продолжили натягивать её даже после того, как яйца их, выработавшие подряд не одну порцию семени — продолжили взбивать его в ней до тех пор, пока уже сами их члены не стали вялыми и гибкими, не стали комкаться, запутываясь в каких-то красных, откровенно кровящих верёвках и… и наконец-то вышли, откидывая истрёпанное женское тело перед собой на кровать…

И когда она, вытраханная, упала на живот — из её вывернутой наружу матки, вперемешку с вязким семенем, полезло всякое… Три больших, красноватых и мягких яйца, как по маслу проскочивших сквозь ужасно растянутую их членами трубу, и два… два человеческих младенца, частично опутанных перекрученными пуповинами — один полностью, а второй — лишь по грудь, остальной частью тело застряв в своей матери… И с виду — вполне живые, даже слабо дышащие… Только вот ненадолго — ибо душ в них не было.

— Твою же мать! — Выругался человек, отскакивая назад и падая на пол. — Да какого ж хера?! Что это в тебе за салат?! С кем ты там трахалась?!

Полуэльф, хоть и тоже испугался такого… фейерверка жизни — всё же отреагировал спокойнее. И, хоть и с осторожностью, но коснулся одного из… её детишек пальцем.

— Мы же… не попортили их? Не?

Ноги её не слушались — совсем. Она даже шевелить ими не могла. И поэтому на одних только руках приподнялась на кровати — да только тут же без сил на неё и упала…

— Она ж под нами прям и родила, ё* твою!

Они же обещали… обещали, что не будут в неё… Ей не хотелось снова… Хотелось подождать хоть недельку!

Сознание меркло… Взор застилала тьма…

Глава 29. Теперь — точно новое начало!

— Прошшто перебить их всех до одного? — Глубоким, булькающим голосом поинтересовался человек в пузатом латном нагруднике, блямкая при этом своими слезящимися округлыми глазами. И вообще, было в нём что-то такое некрасивое, ненормальное — и зубы какие-то мелкие, редкие и с промежутками, и кожа вроде бы и гладкая, вроде бы и блестящая — а в то же время и вся какая-то толстая, пористо-мешковатая, как парафиновая. Будто бы предки его спали с рыбами, хехе, хотя такие черты были присущи многим жителям Колахомья… из-за чего по традиции их нередко обвиняли в близкородственных связях. Но будет честно сказать, что они — редкие гости этих земель, ибо нечасто они покидают родные территории туманных прибрежных городов и прогнивающих деревушек.

— Да, нет необходимости оставлять пленных. — Азаэль в классической манере взглянул на сидящих напротив него "людей" поверх сцепленных рук — и придвинулся ближе, при этом своим этим неведомым образом заставив линзы пенсне отбросить хорошо заметный блик. — Скажу более — на этом сделали особый акцент. По возможности, никто из них не должен уйти живым.

Все четверо наёмников кивнули — и уже отмеченный толстошеий рыцарь, и рослая эльфийка-лучница с искрящимися от восторга глазами и причёской в виде двух коротких, шаловливых хвостиков, и бравая бардистка-дворфийка с маленьким переносным фортепиано за спиной, и затянутый в тесный кожаный корсет инкуб: с длинными, зачёсанными на одну сторону чёрными волосами и до белизны бледной кожей.

— Заказчик хочет, чтобы они исчезли без всех этих судов и… — А затем он скосил взгляд в сторону, на старый, расшатанный стул, стоящий у шкафа. На нём в какой-то демонстративно прилежной позе, в бледно-розовомплатьице и плотно сжав вместе голые коленки, сидела совсем невысокая девчонка с лазурными волосами и, несмотря на все свои старания сделать это потише, непозволительно громко шуршала обёрткой от леденца. — …юридических проволочек.

Наёмники также к ней повернулись, из-за чего ехидна стала шуршать ещё чуточку медленнее и осторожнее…

— Хорошо. Мы разберёмся с этим отребьем в шшшамое ближайшее время.

— И принесём пару голов в качестве доказательства! — Звонким, режущим по ушам голосом произнесла эльфийка. — Когда мой Пусик наиграется с ними!

— Да. Этого будет достаточно. Только попрошу — не тащите их прямо сюда. Здесь и так хватает беспорядка. — При этих словах, он опять зачем-то глянул на тот разболтанный стул. Вполне возможно, что она каким-то образом была связана с этим наполняющим эту маленькую, душную комнатку запахом, из-за чего все путешественники всё время принюхивались. Хотя шёл он отнюдь не от неё.

Шаос же проводила уходящих помахиваниями ладони — и только после того, как за ними закрылась дверь, она беспрепятственно справилась с обёрткой и сунула конфету за щеку.

— А тё это? Какие-то опасные сектанты, да? — С фальшиво широкой улыбкой, задала она свой вопрос, указывая себе через плечо блестящим от слюны леденцом, от которого шёл приятный аромат карамели. И осторожно, будто боялась наступать на пол, сползла со стула.

Асмодей ответил не сразу. Он поднял над столом бумаги, хорошо их осмотрел с обеих сторон, после чего сунул их в ящик, а на их место поставил высокий стеклянный стакан, чуть ли не совершив при этом большую ошибку и не бросив его Шаос в глупой надежде, что она его поймает.

— Нет. И я даже не уверен в том, что сущность, которой они поклоняются, на самом деле существует. Но они разрывают могилы, оскверняют покойников и проводят над ними тёмные ритуалы.

— Поняяяятно… И пъямо так всех за это взять и убить? Хмф!

— Да, Шаос. Именно так. Но я считаю, что в этом есть какая-то особая, личная заинтересованность, однако вопросов я не задаю. И очень надеюсь, что ты также не станешь об этом слишком распространяться. Это не совсем официальная работа, если ты понимаешь. И тебе повезло, что я не стал тебя прогонять и разрешил остаться — ты пришла первой и обещала вести себя тихо.

— А-аааага. — Кивнула девчонка. И подошла к стеллажу, где по картонным коробам была расставлена какая-то документация — с заданиями ли, выполненными или только ожидающими выполнения, или карточками путешественников, кто знает. Но они её прямо очень сильно заинтересовали, из-за чего уставилась она на них прямо с таким вниманием, что могло даже показаться, будто бы она тянула этим время в ожидании, когда уже можно будет сменить не очень приятную ей тему. — Но я ведь была хоосэй ехидной, а? А ессё тебе бы пъислось меня со стула самому снимать, а я тебе все штаны молоком залила, хехе!..

— Да. Я допустил некоторую ошибку, слишком в тебя поверив, но можешь не переживать — этого больше не повторится.

И вот теперь-то, когда тема была "благополучно" поменяна — голубоволосая девушка с виноватой, зубоскалящей улыбкой направилась к столу, чтобы забрать свой стакан — да только не прошла она и трёх шагов, как ноги её в самом буквальном смысле разъехались — и она плавно села прямо на попку. Улыбаться пришлось ещё более гдупо и виновато…

— И что ты сделала со своими лапами?

— Ай, елунда! — Отмахнулась она, безуспешно пытаясь встать на не слушающихся приказов ногах.

При этом было весьма вероятно, что вчера, когда она со стеклянным взглядом прижимала к груди уже переставшего дышать младенца в надежде его покормить, что-то ему нашёптывала… Когда по лицу её покатились крупные слёзы, стоило ей заслышать скрип половиц под ногами более чем полутонного тела… Или когда он через силу вырвал… забрал его из её слабых и усталых рук, а вместе с этим и всё остальное её заведомо нежизнеспособное потомство, оставив ей лишь плаценту — она была бы чуть менее бесшабашной.

— Тязёлые лоды!

Серокожий дамианец покивал ей в ответ. С её габаритами они у неё всегда тяжёлые, но в этот раз она даже ходила с большим трудом. Из-за чего он, дурак, разжалобился и посадил её к себе на стол. Полный дурак… И теперь, демонстрируя последствия врождённой неуклюжести ехидны в виде большого пятна, тянущегося от паха и до правого колена, был вынужден выйти из-за стола и пройти к двери, чтобы закрыть её на ключ. Всего лишь чтобы ему никто не мешал, пока он будет переодеваться, но зловредный мозг Шаос дал ей команду и она, когда была уверена, что он видит её, потянула платье вверх, обнажая розовое бельишко с белыми крольчатами и мягонький, ещё малость мешковатый животик с блеклым розовым символом — вчера ей всё-таки повезло, и их семя в ней не проросло.

— Знаес, я только втела лодила, и хотела бы походить лёгонькой, ноо… для тебя — так и быть, я лискну! Навенное, я ессё и не успела достить своего обытьного уловня плодовитости?.. Но где надо — я уве тугая!

В ответ ей в голову прилетел комок из снятых Азаэлем штанов, так что она потерпела фиаско в своей наиболее удачной попытке встать на ноги и снова осела на свою пухленькую попку, при этом же довольно и по-доброму улыбаясь.

— Х-хехе! Да сутю я, сутю!.. Я лесила в этот лаз завязать, на подольсэ! Надо как-то за голову блаться натяться… Натяться? Натять!

— Сложно в это поверить. — Зашуршал он сменной парой штанов, втискивая в них тощеватые и узловатые конечности. — Зачем ты пришла?

— В этот лаз — тосно! Я стану длугой! У меня вдохновление есть! Ты ведь не повейишь, то со мной плоизосло!… Кого я… — Она приемлемо-терпимо сложила его брюки, будто бы не зря игралась у себя дома в служанку, и, не вставая, протянула их другу…

Он выхватил их из её маленьких лапок и не глядя сунул на самую нижнюю полку шкафа.

— Я в курсе — Неллит. Она и ко мне заходила.

— Тё?.. — Уже вот практически встав, снова села Шаос. И в неверии нахмурила бровь.

А потом её глаза округлились ещё сильнее. Это же что получается?!

— Подоззи! То есть — ты знал?! И нитево не сказал?!

Проходя мимо, Азаэль взял сидящую на полу девку за ошейник и помог ей уже, позорнице, встать. А она на это как будто и внимания вообще не обратила, только чуть прокряхтела, когда выделанная и прошитая в несколько слоёв кожа врезалась ей в горло.

— И вассе не удивился, когда меня увидел?! Типа — пъивет, Саос! Затем пъисла? И не заходи сюда с молоком! Но ладно, если будес аккулатна, ты ведь такая хоосая ехидна! Тё ты вся сатаесся? И нет, и не лезь ко мне на стол! Ладно, но только в этот лаз! И сто ты опять наделала, кливолукая ты?! Потему ты не заклитял сто-то влоде — о, не мозэт быть! Са… Шаос?! Такая маленькая, такая миленькая — а заслузыла внимание самой Госпо!.. Хозяйки!? Упасть не встать!

— Шаос, успокойся. Тебя трудно понимать. А сама ты должна знать, что я — асмодей, и поведение "восторженных поклонниц" нам не свойственно. — Опять скрипнуло его кресло — и он оказался в своей привычной среде. Но нос всё так и чувствовал этот въедливый запах, будто бы напоминая — ау, просто салфеткой с кресла не ототрёшь, неси воду и тряпку! — Но я действительно был этому удивлён. Ты умудрилась вляпаться во что-то, что заслужило её внимания. Только вот не уверен, радоваться за тебя или нет. И ты сейчас вообще всерьёз возмущаешься или шутишь?

Шаос в очередной же раз улыбнулась, но сейчас сделала это как-то по-грустному. Немножко, но шутила. Хотя всё равно ей было очень обидно, что с ней произошло подобное событие, а он повёл себя так, будто ему было на это по фиг.

— Плосто давно надо пъивыкнуть, сто меня оклузают бестюственные тюлбаны.

Ехидна прошествовала по всей этой пыльной комнатушке до самой двери — и даже коснулась пальчиками просунутого в скважину ключа, проворачивая его в несколько оборотов, чтобы отпереть блокирующий ей выход замок. И она совсем не обращала внимания на бросаемые ей вслед оправдания Азаэля о том, что ему на самом деле не всё равно, однако же вместо того, чтобы уйти — она какое-то время отвиселась на дверной ручке, а потом вернулась к его столу и услужливо положила перед ним ключ, забирая взамен свой стакан из-под молока.

— И как? Все видели её эти… ну, лозки? И, кхем… тюдесные волосы цвета молской волны?.. Навенное, Йикалдо то-нибудь сказал по этому поводу… ну, сто она ему кого-то напомнила… Кого-то, кого он знает всю свою зызнь…

И девушка прикрыла один глаз. Потому что смотреть обоими и не отводить взгляда ей было стыдно. Если же тут все прознают о её некотором сходстве с госпожой, то это может добавить ей немного баллов к репутации… и в случае, если у кого-то возникнет желание над ней посмеяться, он невольно будет представлять себе то, что она, вообще-то, не так уж и проста, раз госпожа одарила её своими чертами!..

— Нет. Она приходила ко мне домой.

— Эээээ?! Да ладно!! — Стакан выскользнул из её неуклюжих лапок и упал на мягкие тапочки. — И никто не видел, ну… Подоззи. А у тебя дом есть? Ты лазве не тут сутками сидис, как клыс-затволник какой-то? Над своими бумазками тяхнес? И спис пъямо в скафу, не? Ты з навенное воздухом дысать лазутился, только пылью, не?!

— Шаос, я в тебя сейчас чем-нибудь брошу. У меня есть дом, и я работаю не более полутора смен в сутки. И раз в неделю у меня есть законный выходной. И я им часто пользуюсь… Подожди, ты же не смеёшься надо мной, нет?

— Немнозэтько. — Высунула она кончик язычка и наклонилась, чтобы… теоретически — чтобы поднять стакан, а практически — чтобы взять его в руки, да вместе с ним же и шлёпнуться на пол. Причём в этот раз роняя его так, что он с гулким грюканьем укатился куда-то под шкаф.

И впору было даже подумать, что сделала она это специально, чтобы встать перед этим чурбаном на четвереньки и подразнить своим слишком миленьким бельишком — но вот нет, сделала она это не специально. Клушей она была натуральной и неподдельной.

***

Лиза Медянова даже до дома не дошла, как уселась на скамейку, сидение на которых частенько оборачивалось для неё всякими незапланированными событиями, и устало вздохнула…

Вот он — её лучший и единственный друг. А отреагировал так, будто бы ему было всё равно. Не мог проявить хоть капельку сопереживания, соучастия! А то — да, я знаю, ты общалась с богиней, и что дальше?

— Пледулак. — В слух она произнесла — и вытянула ногу до тех пор, пока с неё не свалился тапочек.

Опять переобуться забыла… И коленки болели от этих постоянных падений. Возможно, следовало провести ещё один день в "Рогах и Копытах", лёжа в постельке, а не уходить оттуда с обиженно надутой щекой…

Нет… На него она злиться всё-таки не могла — кому, как не ей знать о том, что дамиане хоть и обладают в целом свободной волей — их "подвид" может налагать отпечаток на характер. А Азаэль — так ещё из настоящих, а не обращённых. То есть, такой он есть по натуре своей изначально. Каноничный, так сказать.

Но многого ли она хотела? Просто выговориться… И не только ведь о том, что её лично посетила богиня — Неллит ведь и сама явилась к ней не просто так, а целенаправленно! Целенаправленно, чтобы выведать у неё некую заслуживающую внимания информацию — а именно ту, о которой Шаос самой даже ни с кем поделиться не получилось!..

Потому что стоило признать — помимо того, что она была чрезмерно плодовитой нимфоманкой, у неё была ещё одна проблема — у неё совсем не сложился круг общения.

Отец последние дни был сильно занят — на работе у него что-то сильно не клеилось, плюс к этому его не интересовала всякая эта эзотерика, загадки и душевные прения. Он был слишком серьёзным и приземлённым "человеком". В полной противоположности от его дочери. Азаэль, как уже говорилось — асмодей, у них вообще туго с эмоциями и сильной тяги к близкому общению они не испытывают. Ему для удовлетворения этой потребности в достатке хватает одних только его ручных крыс, в нетерпении виляющих хвостиками в ожидании его возвращения…

Всякие же "дружки" — даже те, чьи имена она запомнила, были не в счёт. Перед ними она была именно что шаболдой-Шаос — полностью глотающей "р" и "ч", дофига шумной и нифига не серьёзной. Помогающей насмеяться или слить яйца, но не более.

Оставались лишь "Одинокие Волки"… к которым её честно тянуло, ведь с ними ей было довольно просто в общении — даже несмотря на то, что Брилль — сука, Дурин — порой дофига жуткий, Барри — слишком стеснительный и панически боится её касаться, а маг… ну, как звали мага, она помнила плохо. Кажется, Росомаха. Или как-то так. Логан, да! Наверняка же Логан? И шляпа у него достаточно большая… Но эта привязанность её как раз и пугала — Шаос опасалась, что та может слишком глубоко пустить в ней свои корни. И хрен бы может быть с ним — но те ли это люди, к которым нужно было тянуться? Ведь Брилль — сука, Дурин — порой дофига жуткий, Барри — слишком стеснительный и панически боится её касаться, а мага она даже по имени не запомнила!

Так что лишь "Волки" — да Никифий. Этот глуповатый парнишка. Тот, кому сильно не повезло с самого рождения и даже ранее — само его появление на свет большим горем и было вызвано. И на чьём фоне её собственные проблемы — это ещё пустяки. И хотя она скрашивала их общением как его, так и свои собственные будни, с прискорбием стоило отметить, что он для неё был не полноценной личностью, а чем-то средним между игрушкой и домашним питомцем… Ладно, шутка — не всё было настолько плохо, но в собеседники он годился всё-таки не очень хорошо. Например, он был, наверное, первым в списке из тех, кому не стоило знать о том, что все они живут на тянущемся в бесконечность муравейнике. Заброшенном — да не вот-то!

При этом Шаос в этом списке могла с гордостью занимать второе место — сразу следом за ним. Хехе…

Но выбирать ей было не из кого.

— Эй, а ты чего тут сидишь одна? Скучаешь, наверное?

Девушка подняла нахмуренный взгляд — и резко пригнулась, чтобы броситься со скамейки и сразу наутёк, только лишь заметив стоящего напротив себя дядьку — х*р пойми кого. Какого-то незнакомого!..

Но белый её носочек ступил мимо валяющегося на земле тапочка, дав команду как-нибудь, но его чистоту сохранить! И в панике, Шаос прыгнула… Точнее, попыталась это сделать, но сил в её ноге неоказалось и она просто согнулась, из-за чего тело начало стремительно крениться вперёд, а в голову пришло осознание того, что ничего, кроме как зажмуриться и через считанные мгновения познакомиться своим носиком с мостовой, ей не оставалось…

— Тише, тише! Что же ты бежишь-то так сразу?

Запястье её было схвачено цепкими мужскими пальцами. И, с виною во взгляде, девушка подняла лицо — о-он же не собирается с ней ничего такого делать, не?..

***

Шаос провела пальцами по ниспадающим на грудь локонам — а затем хорошенько так осмотрела ладонь, под вечерним солнцем проверяя каждый палец и промежуток между ними на предмет каких-нибудь бликов или корок. А то мало ли…

Затем заключила в свою лапку прядь волос и так же осмотрела и её…

— Надо ластесаться будет… — Подвела она итог, отмечая то, что часть волосков, сколько она их там пальцами по пути ни расчёсывала, всё ещё оставались слипшимися. И корки висели… Ч-чтобы бы там она своими волосами ни делала — изгадила она их довольно сильно. И по-хорошему их бы вообще вымыть стоило.

Да, и если что — это не считалось. Так что, вытерев ещё раз и на всякий случай руку о свою ляжку, девушка открыла калитку ключом и зашла на территорию имения. А там уже, без каких-либо рассуждений, ибо по пути она всё уже решила — направилась к конюшням. Пусть Никифий лечит её раны душевные, как хочет, она даже к себе в комнату заходить не будет! Бельё же у неё было сухое? Сухое! А течёт она очень даже чистенько, и ежели по какой-то причине оно совсем недавно таким не было — то сейчас необходимость его переодевать отсутствовала! Кхем…

— Эээй, Никифий! — Застучала она по дверям запястьем правой руки — той, что была почище, потому что основное событие случилось, когда она у неё отдыхала. Ею она всего лишь несколько последних штрихов нанесла, когда "картина" была уже полностью закончена… Да, "картина"! Ну, и разве что слегка мазнулась, когда только-только открывала "тюбик", но в преэокуляте… в смысле, в той краске, что у самого носика, в-в основном было одно только масло!..

Да, она ему подрочила. И да — используя свои волосы. А что ей было делать?! Не делать этого?.. Можно было и не делать… Но он же не дал ей тогда упасть, и даже проводил после этого часть пути до дома, придерживая за ошейник… А она — хорошая, добрая ехидна. И не любит оставаться в долгу. Особенно если о чём-то просят взамен.

Ворота приоткрылись — и Шаос, с облегчением выдохнув из-за того, что можно было отвлечься от этих не самых достойных воспоминаний, юркнула орку подмышку, тут же выпадая на четвереньки в душное, пахнущее конями помещение.

— Хозяйка опять стала худенькой…

— Ааааа-га! — Протянула она. И, отряхнув колени от соломы, с улыбкой на лице и в малость придурковатой манере прошествовала к стене, где у этого конюха стоял верстак со всякими инструментами — молотками, пилами и прочим мало интересным ей барахлом. Никифий этим всем иногда пользовался… чтобы то какую-нибудь калитку в стойле отремонтировать, то покосившуюся балку на место поставить. В этом всём он, хоть и был в общем плане глупее, всё-таки обходил Шаос, и помимо функций конюха выполнял ещё и всякий мелкий плотницкий труд. — А тё делаес?

Обычно это помещение, что у самых ворот, оставалось свободным. Здесь можно было лошадей снарядить или… еду им подготовить, да инвентарь всякий хранить… Подковать их, возможно, если только Никифий этим сам лично занимался… Но сейчас здесь зачем-то стояла одна из лошадей, причём на шею её была накинута верёвка, что была в натяг перекинута через балку, а сам конюх всё ещё подозрительно тёрся у ворот, при этом выглядя крайне обеспокоенно. И всё бросал взгляд на небольшой столик, тоже зачем-то выволоченный на самый центр этого тамбура.

— Лосадь лесыл повесить, да? — Отшутилась девушка, прекрасно видя, что лошадь была жива и здорова, разве что таким образом обездвижена.

Никифий же продолжил мяться на месте, немо перебирать губами и облизывать их. И что-то на неразличимом уровне мыча под нос.

А потом Лиза подошла к тому столику и привстала у него на носки, разглядывая лежащие на нём длинные брезентовые перчатки и фартук. И когда она уже потянулась к нему, чтобы в шутку вместе с перчатками на себя и напялить, заявив о том, что к операции она готова… то заметила, что он накрывал собой большую эмалированную миску, на краю которой лежал литой стеклянный шприц объёмом не менее чем в полный литр, почти до краёв наполненный какой-то белой… неоднородно белой, с серыми завихрениями жидкостью. Жидкостью цвета перламутра…

Шаос замерла с широко открытым ртом. Затем взглянула на удерживаемую лошадь — и снова перевела взгляд на шприц. На лошадь — и на шприц. Э-эээто же не… не, ну… в самом деле?..

Едва слышное скуление сорвалось с её блестящих ехидновских губ — и Шаос плотно стиснула дрожащие колени, удерживая равновесие лишь тем, что держалась за этот самый столик.

— Мне сказали, что мне надо сделать больше лошадок. Но сказали, чтобы хозяйка этого лучше не видела. А она увидела.

Малость пришибленная на голову дамианка слушала его только в пол уха, ибо все её мысли были заняты тяжёлыми моральными дилеммами. Ведь она только сегодня обещала, что хотя бы пару недель, но не будет творить всякую дичь! Обещала человеку, который после этого в открытую высмеял её, заявив, что она не сможет, что не выдержит!..

Ей нельзя было даже думать об этом. Нужно было выгнать эти дурные мысли! Чтобы они не роились в этой её дурной голове! Она же только вчера родила… И не сможет пройти через это дважды подряд, ей нужно было отдохнуть! Ещё и с ногами ей что-то сделали, что она даже стояла с трудом! И вообще — у неё наверняка был дефицит кальция! И вместо того, чтобы тратить силы на выдумывание всяких глупостей, ей нужно было прямо сейчас идти и пить молоко!.. В конце же концов, её матка, этот её беленький животик — они и форму свою до конца вернуть не успели! К-куда там ей, опять… Ещё и от коня?.. Да у неё даже фертильность не должна была к этому времени полностью восстановиться… Из-за чего у неё был шанс… реальный шанс, что даже сделав задуманное — её ещё раз "пронесёт" и она не забеременеет… В-ведь главная же проблема не в том, что она часто занимается грязными вещами, а в том, что последствия у неё после этого довольно тяжёлые?.. Ведь так? И сейчас, если ей повезёт, то этих последствий может и не быть… А технически она и спать-то при этом ни с кем, как бы, не будет…

Шаос нервно сглотнула — так, будто этим выбором решалась вся её дальнейшая судьба. И, приложив в губам лапку, громко прошипела через зубы.

Глава 30. Малкоевы конюшни. ☙❤❧

Будто бы какой-то священный артефакт, ехидна взяла сие орудие в руки — и сразу же ощутила его вес… И всё это… всё это должно было оказаться в ней. По возможности — до последней капли. Вспучить ей животик, чтобы потом, с огромным на это риском, превратиться в ещё большую массу, ибо она действительно могла понести от коня… и произвести на свет здорового, жизнеспособного жеребёнка. При рождении весящего больше, чем она сама, раза так вдва… И, проклятье, этот риск только лишь сильнее одурманивал мозг в желании сделать это!

А ведь она хотела сделать перерыв… Честно хотела, но упустить такую возможность было невозможно — ибо она в таком случае не будет собой, если струсит! И при этом не сделает всё ещё "интереснее", потому что прокажённый мозг её был горазд на выдумки тогда, когда это было не нужно.

— Э-эй… Никифий, а Никифий… А подойди сюда…

Парень выглядел жалко, но с коровьим послушанием подошёл к ней и встал сбоку, чтобы хозяйка указала ему на шприц и скомандовала:

— В-возьми его! — Голос её дрогнул, а лицо не было очень уж властным — напротив, видно было, что она сама чувствовала себя очень неловко и жутко краснела, но… но не могла она иначе!

А он взял шприц. И следом ему скомандовали вынуть из него "эту штуку" — то есть, поршень. И Никифий, хоть и не знал зачем, не задал ни вопроса. И послушно его вынул, сочно утягивая за ним и вешая через край несколько длинных, тягучих нитей.

Некрасиво громкий глоток донёсся из горла дамианки, когда носа её коснулся этот запах… Такой грязный, мерзкий — и в то же время желанный! Настолько, что её хлопковое бельё, ещё сопротивляющееся сыреющей киске, стало стремительно тяжелеть, и даже тёплый, едва ощутимый ветерок вызывал желание поёжиться. Она могла просто выпить это… Да, облившись, и всё такое — но этого было бы достаточно для того, чтобы унять своё дурное порочное либидо без риска. И без нарушения обещаний… И всё же — нет. Тяжело дыша открытым ртом, меж влажными губами которого тянулись линии липкой слюны, она взглянула на полуорка задурманенными глазами и, пару раз стукнув от волнения зубками, повелела:

— Сними свои станы…

А на этой команде он уже основательно залип. И хотя не в его это было манере — задумываться над тем, стоит ли делать то, что ему говорят, вместо того чтобы беспрекословно исполнять — он не стал их снимать… Закрутил головой и замычал, будто понимал, что хочет сделать хозяйка, только вот Шаос могла и сама это сделать — и вяло, чуть не падая при этом, вцепилась своими лапками за его пояс, чтобы повиснуть на нём и тем самым спустить его брюки вниз, обнажая его разляпистый, баклажаново-зелёный писюн. Сама она также благополучно сползла на пол, садясь в этой странной, то ли лягашачьей, то ли собачьей позе.

— Я не знаю, что вы делаете, хозяйка, но не надо этого делать…

— Всё будет хоосо, Никифий… Не беспокойся… — Глядя лишь одним глазом, произнесла полуполурослица и привстала на коленях, чтобы взять его за руки, в которых он удерживал шприц за упоры, и склонить их ниже. До тех пор, пока не заставила долговязого парня всего скрючиться, лишь бы конец его оказался направлен прямо в стеклянную ёмкость… — П-потейпи, твоя хозяйка сейтяс всё сделает…

И её тёплые, мягкие лапки соскользнули с его рук, чтобы кольцом сжаться у корня его члена и плавно опуститься вдоль него, до самой головки, за несколько же секунд выдаивая из него увесистый шлепок вязкой жидкости — и она с плеском упала вниз, в уже находящееся там конское семя…

Шаос сглотнула. И с кряхтением, пока веки у неё выдавливали из глаз лишнюю жидкость, задрала платьице и стала неуклюже стягивать бельё — розовенькое, но с большим тёмным пятном между ног. И это она специально, перед тем, как отложить его в сторону, взяла его изнутри за резинку и расправила его перед полуорком, чтобы показать то, какая же она грязная девка.

— А тепей вейни эту, ну… с-стуку на место, и… — Девушка сделала глубокий вдох — и в этот самый момент дыхание у неё перехватило и всё её тело свело до истомы приятной судорогой — так, что она легла на спину и, упираясь в землю пятками, чуть выгнула бёдра, невольно демонстрируя дрожащему юноше ещё и свою пухленькую киску — насчёт того, что в некоторых местах она была уже туга так же, как и всегда — она не соврала. — Х-хехе… Хе… Ну тево ты так медленно? Хозяйка твоя узэ контить сумела, пока ты там воскался!

И она, лёжа перед ним в задранном платье, с раскинутыми ногами и густо красными щеками, протянула к нему руки.

Шприц не сразу, а с испытываемым со стороны мужчины сомнением в правильности этого поступка, оказался в её горячих пальцах… да тут же и выскользнул, падая ей вдоль всего тела — он был огромен… И скоро его содержимое должно было оказаться внутри неё. Так что девушка, не сводя с Никифия прищуренных от стыда глаз, с этим полуб*ядским выражением лица, взяла носик шприца в рот и хорошенько, до блеска его обслюнявила…

Ах, этот странный, мускусный вкус. Густой, насыщенный и дурманящий… И Шаос не выдержала, чтобы не повозиться, пытаясь надавить на поршень коленкой, и не выдавить ещё хоть немножко этой белой гадости, неровным сгустком лёгшей на её розовенький язычок.

С улыбкой и всё так же неотрывно глядя на застывшего с открытым ртом парня — она это проглотила. И по телу новой волной разлилось это приятное тепло. Сердце колотилось, но это не было как-то особенно неприятно, а из гортани вырвалась тихое, едва уловимое кряхтения.

Она могла бы унести его к себе в комнату. Чтобы потом, лёжа с ним в обнимку, прямо в кровати, всю ночь тянуть из него конское… конское и не только семя. Чтобы не пропало ни капли… Но всё же — нет. И она, мотнув головой, чтобы отогнать от себя эту слабость, перехватила сосуд другим концом и приставила его к своей пухленькой, плотно сжатой киске.

— Э-эй, Никиф… Готов стать папой?..

Пока орочий отпрыск что-то там мычал, девушка надавила на шприц, погружая… пытаясь погрузить его в себя — но если носик легко вошёл внутрь, то сам корпус имел чётко выраженную ступеньку и был слишком широк, из-за чего оказался встречен слишком тугой, противящейся проникновению плотью. Нужно было попробовать чуть наклонить его, чтобы… он проникал гранью, а не всей плоскостью, и тогда…

Руки соскользнули по стеклу — и она выронила его, прямо на устилающую доски солому.

— Х-хехе!.. Какая твоя хозяйка неуклюзая, Никифий!.. Х-хе…

Парень стоял на месте, но сложно было сказать, что неподвижно — он дрожал. Дрожал всем телом, а губы немо открывались и закрывались, будто он хотел, но не мог то-то сказать.

Ехидна снова взяла инструмент в свои маленькие лапки — и, покачивая им вверх и вниз, этой почти прямоугольной стеклянной гранью, кое-как смогла найти положение, в котором киска её стала приоткрывать, обнажая внутри себя розовые и сочащиеся влагой стенки…

— Д-да как зэ вы… К-ка зэ вы в меня в-всё это… з-запихиваете!.. — Пыхтя, произнесла она.

И, не переставая выгибать поясницу, задирать свои широкие бёдра, чтобы найти для удерживаемого обеими руками шприца наиболее подходящее положение, Лиза опять надавила на него. Чуточку резче и грубее, чтобы он точно, точно проник в!..

Он проскочил… А она… а она, откинувшись на спину, уронила голову на пол и чрез стон медленно и глубоко вздохнула…

— П…пволез… — И подняла вверх дрожащую руку, показывая мотающему головой Никифию два пальца. Известно в каком жесте — своём любимом.

Теперь же, когда волна этого… ну, удовольствия улеглась, оставив только боль от перенатянутой плоти, Шаос, не поднимая головы и даже глаз не открывая, опять взяла шприц в руки и старательно, исключительно на ощупь стала искать правильное положение, чтобы… чтобы надавить ещё сильнее… П-пока носик не… не ткнул её в край кервикса — промазала!

— А-ай!.. — Пискнула она. Нужно было его трошечку поровнять, чтобы… хоботок оказался направлен прямо в… ещё… капельку, и…

Влажные руки скользили по стеклу особенно сильно, но это же относилось и к стенкам её влагалища. И пусть не с первой попытки, пусть и слегка помучавшись — она ввела его ещё глубже, пока носик не попал в эту её плотно сжатую дырочку и… и, раздвинув её — не проник внутрь, напрямую соединяя содержимое шприца с её растянутой, ещё не пришедшей в форму после недавних родов маткой.

— Г-готово… — Хотелось вытереть лоб — но руки были заняты. — Никифий! Я-я состыковалась, хехе!.. Тепей…

Теперь дело оставалось за малым — надавить на поршень. И лишиться последнего шанса передумать…

Н-нет, она не должна понести. Её организм же восстановился ещё не полностью… Наверняка пронесёт! Главное — чтобы вытекло там поскорее. Так шанс на то, что она не залетит, будет гораздо выше… А шанс понести от Никифия — так вообще минимален! А то будет некрасиво забеременеть от него, не спросив хотя бы разрешения… Н-но сегодня точно пронесёт!

Или, может быть, всё-таки не надо?..

Шаос поняла, что уже около половины минуты лежала неподвижно, только тяжело дыша и смотря на пенящийся столб семени, подпираемый стеклянным поршнем. Было страшно… И тогда она подняла взгляд на парня:

— Никиф… А Никифий… А ты хотес, стобы Саос… Шаос опять стала мамой?.. От коня, или, ну… от тебя? Ты хотел бы сделать своей хозяйке лебёнотька, а?.. П-плосто назми…

Пусть он решит её судьбу, сказала себе Шаос — и виновато соскалила зубки.

— Наступи… — Повторила дамианка — и отвела взгляд от уткнувшегося в ладони лицом парня. Он вёл себя конечно же странно, мотал башкой, мычал, но… но это же Никифий — он всегда ведёт себя странно?.. И пискнула громче, сама же стискивая веки!.. — Наступи!..

И он повиновался. Его пыльный ботинок лёг на поршень, с силой надавливая на него сверху — и уровень белёсой жидкости сдвинулся, стал стремительно понижаться вдоль делений, пока животик ехидны, напротив, набухал прямо на глазах…

Шаос заскулила. Долго и протяжно, ещё и с громким стуком роняя голову на дощатый пол — он сделал это… сделал! А значит, она… Она… теперь…

Стон сорвался с её губ, когда стеклянная втулка ударилась о корпус, а вся конструкция болезненно нажала на неё изнутри — однако же, не проскочила дальше. И остановилась.

Всё… Вообще, теперь всё, как говорится — всё. И она — в том числе, тоже — всё. В смысле, кончила. Возможно, что со своей судьбой и совестью тоже.

Её растянутая матка охотно приняла в себя литр конского, вперемешку с полуорочьим, семени. И теперь, глядя на это — на пустую стеклянную оболочку и на своё пузико — ещё растянутое и мешковатое после росших в нём яиц и младенцев, но теперь — вновь упругое и округлившееся.

— Х-хехе… — Нервно улыбнулась Шаос — и показала скрючившемуся на полу орку сразу две пары указательных и средних пальцев.

Но у самой её испуганно дрожащие зрачки так и не сходили с пузика — она сделала это. И теперь, п-пока не стало слишком поздно, пока метка на её животе оставалась бледно-розовой, нужно было извлечь его. И чтобы семя вышло из неё… Чтобы как можно больше, чтобы оно под давлением не омывало её яичники!.. И ногами, не только глупо, но и в какой-то мере даже мило ими суча, пока руки влажно скользили по стеклу, она стала извлекать из себя орудие для осеменения. И выходило оно охотно, на удивление легко — фиг ли, если всё её тело так и пыталось от него избавиться!

Стеклянный сосуд со стуком упал на пол — Шаос почувствовала этот расходящийся по доскам удар. И теперь она официально вступила в гонку между своим чрезмерно плодовитым, украшенным бледной розовой стигмой животиком и густым конским семенем. Чем же всё закончится? Станет ли она мамой до того, как оно успеет выйти из неё? Или в этот раз всё же пронесёт?

Это так волнительно… Только не подведи, удача! Пожалуйста!

Но когда лазурноволосая с придыханием привстала на локтях, чтобы воочию лицезреть натекающую под ней лужу и всё ещё бледненький символ на животе — то с ужасом увидела, что семя тянулось из её красной, растянутой киски крайне неохотно, одной лишь какой-то сонной, унылой соплёй… Никифию же открывался куда более интересный вид — в конце её растянутой тупым и толстым предметом трубы он видел кольцо её матки — сжатое слишком плотно из-за того, что носик, в отличие от самого шприца, был узок и потому не растянул его. И как из этого розового органа еле тянулась густая жидкость цвета перламутра. Оставаясь почти неподвижной…

Семя было внутри её матки как в ловушке — ей не разбили кервикс, как это обычно происходит во время соития. А в-ведь даже и упругости, которая бы его оттуда выдавливала, внутри Шаос сейчас тоже не было! И ей стало страшно — так, что зубки её опять невольно застучали друг о друга, а волосы мгновенно прилипли в влажной коже. Ибо она хотела сделать грязь, но… но беременеть от коня честно не собиралась! Она этого не хотела! Не сейчас уж точно… Они же слишком большие!..

Лапка её легла на живот — на ощупь, очень похожий на подушку. И надавила… Слегка… Настолько слегка, что это вызвало даже обратный эффект — совсем не разбираясь в деталях, её организм решил, что содержимое её матки ценно и ещё не готово покинуть её, и потому воспротивился этому, заставив кервикс сжаться ещё плотнее, полностью "перерубая" тянущуюся из него белую соплю.

Девушка заскребла ногами, замотала головой — почти как Никифий чуть ранее.

— Э-эй, эй… Оно, к-как-то не вытекает… — Ощущая влажный жар на шее, совсем невесело отшутилась девушка. — Не вытекает…

Надавить двумя руками? Перевернуться на живот, встать на четвереньки и плюхнуть на него? Использовать шприц… для откачки?..

Шаос лежала, приложив пальцы к губам — несмотря на то, что слюна уже парой капель стекала по её подбородку — будто бы пересыхающим. Из-за чего она их нервно облизывала…

Ч-что ей делать? Что ей делать?.. Пожалуйста, она не хотела беременеть от коня… Это через чур!

Но сделать ничего иного, как просто смотреть, она не могла — и продолжала пялиться. На свою широко раздвинутую киску и пухленький животик, на украшающую его низ стигму… Бледно розовую стигму… Бледно розовую…

И она всё смотрела… Всё смотрела и смотрела, пока душа внутри неё металась от безысходности, а сердце неровно, ниспадающими и нарастающими ритмами колотилось.

Она понесёт… она понесёт… она понесёт…

От коня. Или от Никифия. Или от обоих. Возможно — и не по одному ребёнку от каждого. Она не сможет ходить, она будет с трудом дышать, ей будет хотеться есть… Ужасно сильно…

— Не надо… П-позалуста… Не сейтяс, я-я… плосу, только не сегодня… Я не хотю, не хотю… Я буду хоосэй, послусной ехидной… Только позалуста, пусть я не забееме… не забееменею… У-умо… умоляю…

Семя занимало каждый уголок её матки — каждую свободную впадинку, каждую складочку. И с давлением окружало её яичники, омывало их, сжимало… Пропитывало… И каждую секунду, каждый такт времени имелся шанс, что один из этих головастиков сольётся с одной из её яйцеклеток… А она только и могла, что ждать, с замиранием смотря на то, как… как…

Как от центрального "сердца" внутри, метка на её животе стала приобретать более насыщенный цвет — и слабо засветилась.

Шаос уронила голову и выдохнула…

Стало быть — теперь уже точно всё. Дура она, что тут поделать… А ведь обещала… Думала, ну вот всё — начнёт жить по уму!.. Нет…

Хотелось просто заплакать. Может быть — даже начать бить в живот руками и что-то кричать. Например, проклинать судьбу за то, что не наделила её силой воли и умом.

Но этого было бы недостаточно. Чувство обиды на своё тело, которое не отозвалось на её мольбы, было слишком сильно, так что дамианка, надув красные от возмущения щёки и сурово прищурив обильно слезящиеся глаза, перевернулась на живот и с тяжёлым сопением встала. Чтобы нетвёрдой походкой направиться к одному из занятых стойл.

Она будет мстить. Самой себе мстить! Для чего девушка перелезла через бревенчатую калитку и развернулась к непонимающе смотрящему на неё коню задом… И конечно, что с таким ростом она не могла с ним "переспать", максимум — отсосать… Да только что говорилось про ум Шаос? В ненужные ситуации он работает у неё слишком хорошо. И она стала по этой калитке карабкаться, пока не встала ногами на предпоследнюю жердь, а руками не схватилась за самую верхнюю.

— Давай! Лазолви эту глупую ехидну! Она — плохая ехидна! — С обидой крикнула девушка. И, глядя себе за плечо, оттопырила попку, как можно шире раздвигая перед конём ноги — так, что морде его предстала её розовая, всё ещё не сошедшаяся после шприца киска и откинутый на сторону хвост.

И-и конечно же, он не должен был ей ничего сделать. Она знала, что была в безопасности!.. Как бы, положение тела у неё было такое, что коню просто негде было бы встать, чтобы к ней подобраться… Ведь она не собиралась всерьёз отдаваться коню — ей просто хотелось отомстить своему глупому телу, хорошенько так его напугав!..

До животного же наконец-то дошло, что это такое перед ним было и что это самое перед ним, кажется, могло быть им оплодотворено. Так что он начал проявлять беспокойство, вилять по сторонам мордой, стучать копытами и громко фыркать. Кобылка была странная — но подходящая!

— Смотъи, Никифий! Какая у тебя глупая хозяйка! И как её сейтяс полвут!

Не порвёт же… В смысле, не порвал бы в любом случае, н-но он же даже не сможет попробовать это сделать! Не в этом же положении…

С громким храпом, конь вздыбился на задние ноги, подскочил в такой позе поближе к изрядно перепугавшейся, но всё равно верящей в свою безнаказанность Шаос — и с грохотом упёрся передними копытами в балку у самого потолка.

И огромный, почти метровый член, оканчивающийся плоской и слегка пупырчатой по краям короны головкой, вторгся в её тело. Что девушка, с широкими от замешательства, но ещё не от боли глазами в очередной раз поняла то, насколько же она глупая. И неудачливая… Он всё-таки смог!..

А потом накатила и боль. Снова внутри неё что-то хрустнуло, суставы её напряглись, ноги — разъехались, и она, до слёз на щеках зажмурившись, прочувствовала, как вздыбилась плоть на её груди, прямо меж сосков, по форме этой странной головки, и… и её начало перекидывать через ограду, чтобы она в неведомо какой позе свалилась на другую сторону… И пусть она упадёт, пусть рискует даже что-нибудь сломать или вывихнуть, но там он хотя бы не сможет её поиметь!..

Однако же в последний момент её плечей что-то коснулось — и с ужасом она увидела Никифия, который удержал её своими жилистыми руками, не дав свалиться!

— Н… Н-нет!.. — Скрипя зубками, сказала Шаос, и уже не просто до слёз, а до боли стиснула веки.

С хрустом разных там хрящей и связок, конь двинулся, вонзаясь в её тело ещё глубже — так, что холм на её груди превратился в наглядно выпирающую шишку, и… И ещё глубже! Дальше, чтобы она выперла ещё на десяток сантиметров! Что девушка, пялясь перед собой сузившимися до двух точек подёргивающимися зрачками, выгнулась дугою, высоко задрав свою влажную от слёз и искажённую болью мордашку. Это было невозможно терпеть! Это было… через чур!.. Она не могла!.. Не!..

И будто бы поняв её мысли, конь вошёл ещё глубже — зачем же кого-то обманывать, если всё она на самом деле могла? И с мокрым чавканьем, под аккомпанемент из хрустящих связок и хрящиков, начал совершать полноценные фрикции, что Шаос от избытка чувств скрючило уже в другую сторону. Конь долбил её короткое полуросличье тело, до самого корня вгоняя в него свой толстенный метровый член. Длинным бугром проходил от натянутой промежности и вдоль всего её торса, давил на её рёбра и выходил за его пределы, раз за разом, с каждым новым, последующим толчком выпячивая плоть на её груди на добрых пару десятков сантиметров, прямо в направлении её лица. Что она… что она могла, потянись чуть-чуть язычком в сторону этой шишки, просто взять и лизнуть её!.. Коснуться им своей мягкой, бархатистой кожи. Слегка солоноватой и туго натянутой, под которой туда и сюда сновало что-то твёрдое и инородное.

Мысли её плавились и вместе со слюной текли на свободу. Но при этом одна мысль в её голове стояла-таки ясно и чётко: она склонна к двойням и тройням. Большее от одного партнёра — уже редкость. Но если этих партнёров несколько за раз, то… то каждый из них имеет свой независимый шанс прорастить в ней своё семя.

А значит, если он в неё кончит — то ей сильно повезёт, если их будет всего двое.

— Х… Хотес, стобы С-сао… п-понесла… и от… — Дёргаясь в каждый такт с выпирающим на её груди бугром, то скуля, то кряхтя, а то стискивая от боли зубы и шипя, в каком-то полубреду забубнила полукровка. — …от тебя?.. Х… хотес… тозэ стать папой?.. С-стобы Саос лодила двух!.. Или тъёх!.. С-слазу!..

С губ Шаос сорвался милый и слишком нежный для той, чьё тело уничтожало конское бревно, стон. На фоне глубоких фрикций, тело её в очередной раз подёрнулось мелкой, приятной дрожью — и она снова замерла на какое-то время с безвольно качающейся головой, лишь роняя изо рта, с розового её висящего язычка, обильную и слегка пузырящуюся слюну. Пока конь продолжал… Делая амплитуду шире, а движения — медленнее и отрывистее.

— Ка… какой ты эго… э-эголи… э-го… — Животное приближалось к этой точке — дамианка это понимала. И сейчас должно было произойти самое страшное… Поэтому она, стиснув зубы и нахмурив милый носик, кое-как успела пискнуть: — Л-ладно! Саос согла!.. Согласна стать мамой твоих!.. Твоих де!..

И он надул её. Сделал её большой и круглой — такой, как будто бы она уже несла в себе дитя. Сперва образовал пузырь на самом конце своей до упора всунутой головки — а потом растёкся им вниз, шире, округляя её животик от самой груди так, что пузико её, с вывернутым наружу пупком тяжело провисло под несколькими литрами горячего, липкого конского семени, и продолжил долбить до тех пор, пока конец у него не стал мягким и податливым… И при очередном тычке он просто не смог преодолеть сопротивление её кервикса, изогнулся у основания — и, утягивая за собой матку ехидны, вышел из неё с тягучей соплёй, открыв тем самым проход для целого водопада, вырвавшегося из бедняжки-Шаос. Хорошей, но довольно невезучей ехидны.

Сама же она, лишившись упора сзади, сперва повисла на жердях — а потом и безвольно сползла вниз, ложась на землю тёплым и мягким мешком…

Каждый из трёх партнёров имел шанс оплодотворить хотя бы одну из её яйцеклеток…

Что она наделала?..

Глава 31. Но сделанного не воротить

Всё тем вечером кончилось как-то… ну, х*ровенько. И стоило ей после этого как следует отлежаться — прямо там, в конюшне. Хоть как-то залечить свои разболтанные лапки, чтобы растянутая на груди и животике кожа выглядела не так страшно, а вывернутая наружу матка вернулась на место — ведь один х*р, даже отец не сильно переживал от того, что она могла пропасть куда-то на пару дней. Тем более, что в этот раз даже с уважительной причиной! Но в том состоянии ей было слишком сложно соображать — как умирающему животному, ей хотелось как можно скорее оказаться в том месте, где ему когда-то было комфортно и безопасно, поэтому она всеми силами стремилась поскорее оказаться у себя в комнате, в своей кровати. Несмотря на то, что ноги её бесконечно разъезжались в стороны (даже если она не пыталась встать, а ползла на четвереньках), а мешковидный, растянутый животик хоть и лишился большей части своего содержимого — всё равно висел, плескаясь изнутри почти половиной литра семени.

Короче, проползти она смогла только половину пути — а дальше её, валяющуюся на каменной дорожке, в этом всём неприглядном состоянии, нашла жена садовника… А там уже — крики, визги, всякая суета и беготня… Так что вышел, так сказать, лёгкий конфуз, вспоминать о котором совсем не хотелось… И хотя Шаос, пока Бофла под личным руководством Алисандера тащила её за ошейник в ванную, клялась о том, что она не хотела, что оно само так вышло, и чтобы они хотя бы ничего не рассказывали её отцу — слухи об этом уже разлетелись по всему особняку, что естественно не прибавило дамианке ни грамма репутации — ни среди слуг, ни в глазах отца. Поэтому весь следующий день она провела в постели, боясь даже лишнего куска хлеба попросить — а ведь есть ей хотелось и очень сильно! И одного лишь обеда, когда одна из служанок со звоном посуды уронила поднос ей на тумбочку, ей было мало. Ну, и вечером ей в комнату закинули пакет какого-то печенья… Прям так, чрез приоткрытую дверь… Но возмущаться ей было стыдно. И на дрожащих ногах она полезла под кровать, чтобы достать его оттуда и съесть, запивая тёплой водой из графина.

Вернулась же "к жизни" она лишь на третий день после зачатия. И во имя искупления своей вины, она сразу же пошла трудиться — честным и старательным образом начала прибираться по дому. Даже завтрак пропустила, ибо проснулась невесть когда, а в отсутствии отца кормили её не очень-то охотно. Упрашивать же… Ну, всё ещё было стыдно.

Честно стыдно!.. И за то, в каком её виде нашли, и за то, что она не сдержала данное обещание. И что забеременела от коня… Или от коней, блин. И, возможно, что и от Никифия, не совсем его спросив о согласии. Но свершённого же уже нельзя было воротить?.. Нельзя… Не прерывать же её каким-либо образом? Она хоть и та ещё мамашка, но — нет. Кого бы она там ни носила — она постарается выносить. А ещё и здоровье шло на поправку — уже и связки восстановились, из-за чего она снова могла нормально ходить, а от округляющегося… несколько слишком быстро округляющегося для такого раннего срока животика шло приятное, умиротворяющее тепло. До тихого, довольного мурлыканья — у неё под сердцем росла новая жизнь, делая саму её неповоротливой и уязвимой. Н-нья…

В общем, она по-крупному облажалась, но даже в таком состоянии находила счастье и искренне наслаждалась этим моментом своей беспокойной жизни.

Но беременеть от коня всё же не следовало. Потому что уже дня через три ходить она будет с огромным трудом, а в дальнейшем и вовсе лишится этой возможности… И это если не думать о том, что ей это как-то придётся рожать, ох-хох…

— Тебя сложно найти.

Шаос сильно вздрогнула. Она как раз, в этом коротком, чёрном платьице с белыми кружевами и фартучком, встала напротив стеллажа с книгами и начала обмахивать их пушистой перьевой метёлкой. Вытянувшись во весь свой небольшой рост и задравши хвостиком юбочку, из-под которой было видно широкое белое бельишко.

— О! Господин Медянов? — На несколько особенно долгих секунд, девушка растерялась — не ожидала его увидеть. Он же в последнее время возвращался домой лишь для того, чтобы переночевать, а тут — уже обед скоро, а он ещё никуда не уходил? — Я думала, вас нету дома. Но здвавствуйте! Я могу для вас сто-то сделать?

И с учтивой улыбкой на губах она присела в небольшом реверансе, продемонстрировав своё бельё ещё и спереди.

— Кончай с этим притворством. — Оборвал её представление Малкой и подошёл ближе, чтобы забрать у неё метёлку и бросить её на полку — он не одобрял этого её увлечения переодеваться служанкой и считал это недостойным девушки её достатка и положения, но из любви к ней терпел. Но в этот раз одной только любви ему не хватило. — Нам нужно поговорить.

По спине прошла лёгкая волна мурашек. Он же, ну… не будет ругать её за случившееся пару дней назад? В-вряд ли, он же вообще старается ей слова лишнего наперекор не говорить, боясь, что она опять уйдёт из дома… А в случае чего, делал вид, что не этого замечает. Даже когда стоило бы…

Но пущай Шаос и испугалась — не смогла она удержаться, чтобы не улыбнуться, обнажив зубки в классическом "я знаю, мне жопа, но остановиться я не могу" выражении.

— Сто такое? Неузэли ты лазолился и тепей мне пъидётся содейзать семью, плодавая своё маленькое, полуослитье тельце всяким толстым, потным?..

Тонкие губы половинчика сжались в одну линию — и по спине замершей с этой глупой улыбкой Шаос прошла ещё одна серия неприятного покалывания — стоило бы ей, наверное, быть чуточку посдержаннее, потому что отец в самом деле находился в каком-то паршивом расположении духа и её шуточки были немного не ко времени. Но и в этот раз было уже поздно.

— Лиза, ты можешь хотя бы на несколько минут умерить своё необъятное чувство юмора и стать серьёзной? И только не съезжай с темы, говоря, что у тебя пустая башка и ты себя не контролируешь, хватит уже, довольно! Ты уже заигралась со своей бестолковостью, вернись на землю! Я что, многого прошу?

Дааа… всё-таки, накричали. Как бы не во второй раз за все эти полгода, которые она провела здесь после возвращения. И это могло означать лишь то, что случилось действительно что-то серьёзное.

— И-извини, пап, я… Я на самом деле не всегда понимаю, когда надо остановиться. Извини.

Но это подействовало. И она действительно вытравила из себя эту глупую улыбочку и заносчивый взгляд, превратившись во вполне приличную девушку… в слишком коротком платье, из-за чего даже попыталась его чуть оправить, приглаживая к низу. В этот-то момент Малкой и обратил внимание на её животик под фартуком — он хоть и едва начинал округляться, но уже присутствовал.

— Ты же только что… избавилась от этого? Когда ты успела снова?

— Оно… так полутилось. Я тесно не хотела, но…

Малкой махнул ей рукой, не желая слушать её объяснения — всё равно ничего вразумительного он услышать от неё не надеялся. Очередные оправдания своего чрезмерного либидо и безотказности. Он перешёл к сути.

— Во-первых, мне нужно тебя предупредить — мне нужно уехать из города, по деловым вопросам. Недели две я буду отсутствовать в городе, поэтому постарайся держаться от неприятностей подальше. У тебя деньги есть?

Девушка согласно кивнула.

— Да, у меня есть, ну, с тех. С… — Подробностей ему знать как-то и не хотелось, поэтому он после утверждения сразу же утратил интерес к её картавому лепету. — …алены, да…

— Хорошо. Обязанностей на тебя никаких не ложится — в моё отсутствие домашним хозяйством будет руководить Алисандер. Поэтому в случае необходимости обращайся непосредственно к нему — только не докучай по пустякам. И веди себя с ним достойно, без… всего этого, твоего. Я дал ему чёткие и подробные указание, в том числе и… в плане конюшен, поэтому проблем возникнуть не должно.

Шаос слушала его, активно при этом кивая — выражала свою вовлечённость. Старалась быть серьёзной… но при упоминании конюшен по спине её прошла уже третья волна этих мурашек, а вместе с этим и стойкое желание оправить на шее ошейник… Вот только упомянуты они были каким-то странным тоном, как будто не к месту, а сам Малкой после этого прямо на глазах осунулся. И сделал подозрительно долгую паузу. Такую, во время которой не сказать что-нибудь было бы невежливо.

— А… сто там с конюснями?.. — Спросила Лиза, теребя себя за ошейник, под котором стало слишком душно. И стиснула вместе ноги, потому что, ну… ну, стиснула, в общем… Как бы, нашли её лежащей на улице в раздроченном виде, но не обязательно же это было сделано в конюшне? Или там след какой-то тянулся…

— Я продаю лошадей. А на месте конюшен будет построен зимний сад.

— Э?.. Как… Э-эээ?! — Ехидна отступила на шаг, невольно кладя руку на живот, но после этого мимолётного замешательства снова подалась к отцу, подпрыгнув к нему так, что он сам чуть было не отшатнулся, лишь бы она ему глаз рогом не выбила. — Н-не, не! Это… не то, сто ты… оно!.. Н-нааав-вейно…. т-тебе, н-ну… п… подумать… э-это ведь, ну…

Он же любил своих лошадей, гордился ими! Какие-то там породы покупал, что-то разводил… И-иии сейчас, лишь из-за того, что у него такая глупая дочь, готов был от них отказаться? Шаос это не устраивало. Но в паническом настроении она и слова связно произнести не могла, утонув в бесконечном потоке бессвязного бреда. Значит-таки, он узнал о том, что она там… натворила? Б-блин-блинской!.. Блин… а ведь когда родит — это уже точно скрыть не получится!.. В-влипла она, влипла!..

Стоп! На сколько он там уедет? На две недели?.. А-а за это время она не успеет воспроизвести потомство?.. И он лично этого не увидит…

Найдя себе в этом хоть какое-то утешение, Шаос смогла обуздать свои расшалившиеся нервишки, так что язык хотя бы перестал заплетаться.

— А-ааааа… — Протянула она, пялясь под потолок и почёсывая себя пальчиком у основания рога, как бы делая этим крайне отвлечённый вид. — З-затем так слазу, плодавать… Я могу туда не ходить… И Никифию тогда л-лаботать негде будет, и он… совсем бездомным, х-хехе, станет…

И наконец-то, но она произнесла то слово, которое он от неё ждал.

— Боюсь, ты его больше не увидишь. — И до того, как её лёгкие набрали новую порцию воздуха, чтобы возмутиться… а точнее, разразиться в объяснениях, что он ни в чём не виноват и не нужно его увольнять, Малкой закончил фразу. — Вчера его арестовали.

Девушка замерла — и на переваривание этой в лоб ё*нувшей информации ей потребовалось уже несколько секунд. Чтобы её глаза успели сперва сощуриться — а потом широко раскрыться в неверии.

— Тоессь — айестовали?.. Никифия? Это… Это сутка, да?..

— Я с такими вещами не шучу. — Сухо ответил он… И его тонкая, сухая ладонь оказалась зажата мягкими и такими горячими лапками дочери. Слегка дрожащими лапками. — Я сам узнал об этом только сегодня — его забрали прямо из дома, он…

В воздухе повисла очередная неприятно-продолжительная пауза. И даже такой клуше, как Шаос, было видно — он не хотел говорить то, что должен был. Ей пришлось самой, украдкой поглядывая на отводящего взгляд отца, подвести его к этому, с трудом протягивая слоги из сжавшейся гортани.

— Пааап… Сто он… сделал?

— Он задушил свою мать.

Душа её повисла тяжёлым камнем, а сердце заставило сощурить веки и склониться в долгом болезненном приступе… Всё ниже… И ниже… Так, что рука отца выскользнула из её вялых пальцев и она уже практически рухнула на колени — да только Малкой успел её поймать и с заботой прижать к себе.

Что он сделал? Убил… свою мать? Никифий? Тот самый Никифий? Конюх? Этот крайне невезучий парень? Глупый, но в этом совсем не повинный? По сути, единственный её здесь друг? Или тот, кто хотя бы с ней общался?..

Д-да не может быть! Он не мог так поступить!.. Зачем ему нужно было это делать? Это же была его родная мать! Хорошая, добрая женщина, несмотря ни на что любившая его всею душою! Каким бы горем его появление на свет и не было омрачено! Шаос в это не верила!

И всё же, он… убил свою мать?.. Насовсем убил, полностью?.. И она, в отличие от неё, дамианки, после этого уже не воскреснет, а самого его ждёт незавидная участь? И его казнят? Нет, Инокополисские власти любят позаигрывать с гуманизмом — если тебя не убили за преступление на месте, а взяли под стражу, то скорее всего посадят в клетку. Надолго. Возможно — на всю жизнь, но убивать не станут… Он должен будет жить, в какой бы тёмный подвал его не заперли!..

Но сама она его больше никогда не увидит…

— Нет…

Ну зачем? Зачем в одночасье он взял и разрушил всю свою жизнь? Какая была причина? Почему… что именно заставило его так поступить?.. Что… Или кто?..

— Тише, тише, Лиз. — Обнимал напряжённое тело дочери Малкой, пытаясь успокоить её. Но сколько он ни гладил её за плечи, ни растирал их — тело её начало бить в откровенной, до стука зубов неприкрытой дрожь.

Один особенно нехороший червячок заполз в её сердце. И теперь там во всю извивался — а не было ли в том, что он сотворил… её вины? Ведь она же… буквально намедни, в конюшне… немного пережестила. И использовала его семя. Чтобы оно попало внутрь неё. Впервые…

Горло сжало неприятной резью, а слюна как будто бы отслоилась от слизистой, стала холодной и особенно жидкой. И начало мутить — так, что девушка, сделав глубокий вдох и зажавши рот обеими руками, выскользнула из объятий отца и уселась на корточки. Зрачки её, по этой её физиологической особенности — вместе с радужками, превратились в две маленькие, нервно подёргивающиеся точечки.

Она была в ужасе. Нет… Нет!Это не могло быть правдой! Ведь… ведь не могло же оказаться, что в этом была… её вина? Её вина в том, что он это сделал? Это же… не она убила её?.. Его руками…

— Н-нет-нет… Нет… — Забубнила она под нос, медленно крутя головой.

Но она этого не хотела! Хотела всего лишь… да, немного по-дурацки, но пошутить! В действительности, она никогда не желала ему зла, не желала даже обидеть! Он же должен был понять! Понять, что она — дура и к её поступкам нельзя относиться серьёзно!.. И что когда она называла его дегенератом — всего лишь шутила, ведь… ведь она же — Шаос! Шумная и ни разу не серьёзная…

Должен же был…

— Вставай, Лиз. Не сиди на полу.

Полурослик поднял совсем вялую дочь на ноги, чтобы направить её к двери — и под руку вывел дрожащую девушку из гостиной. В коридор, где по странному стечению обстоятельств стоял Алисандер, Бофла и Маттиль, а также ещё какая-то служанка, имя которой Шаос было неизвестно — кажется, та, которая перестелала за ней кровать. И когда ручка на двери пошевелилась, они все почему-то поотворачивались к стенам и начали с огромным любопытством их разглядывать.

— Что вы тут околачиваетесь? Работы нет? Я вам быстро её найду.

— Затем он… сделал это?

— Я не знаю, зачем. Он всегда был странным — с такими, как он, вообще сложно, ты сама должна понимать. — Про то, что имел ввиду он именно что "по своему примеру" он промолчал — но откровенно на это намекнул. — Возможно, он не понимал, что творит. Или случился какой-то приступ. Кто его знает. Может быть, осознал, что никогда не сможет жить полноценной жизнью и — щёлк! Пришёл от этого в бешенство. Он же орк, в конце концов! Убийства — в их крови… Проклятый молокосос… Я ведь его, почти как… Сволочь!

Полурослик "передал" свою безвольную дочурку Алисандеру — и тот чуть было не отскочил от неё. Но, собрав свою волю (и сжав булки), всё же принял её тёплую, мягкую руку… Милая же девушка — и чего же она при этом такая грязная, похотливая тварь?

— Сто с ним будет? Его мозно как-то… выкупить? Деньги ведь…

— Решают многое — но он опасен. И за содеянное, к сожалению, должен отплатить.

— Пап!! — Возмутилась Шаос, но выставленной перед ней рукой мужчина остановил её попытку броситься к нему. А потом её взяли и за второе плечо, уже окончательно лишая возможности шевелиться. — Надо сделать сто-то…

Он промолчал. Так же, как и промолчал о том, что искренне сочувствует Никифию. Его, полуорка, грязного полукровку, убившего собственную мать, свою единственную родню, не ждало ничего хорошего. С ним не будут церемониться и, хорошо ли это или плохо, но вряд ли ему светит гнить в камере до конца своих дней. О нём ведь никто никогда и не вспомнит, если он просто исчезнет…

— Отведи её в комнату и проследи, чтобы она легла. Ей нужно успокоиться. Бофла, накапай ей каких-нибудь настоек, а ты, Маттиль, сейчас будешь мне нужна.

— Пап, не уеззай… Д-давай!.. — Дамианка попыталась сопротивляться, но куда ей, коротышке, было бороться с нормального роста мужчиной? Пусть и не самым сильным. — Давай сходим в Глатей! Плосто посидим!.. И у меня сколо день!..

— Лиза, я обещаю — до десятого числа я обязательно вернусь. И мы сходим туда, пригласим твоих этих "Волков", если хочешь. Но сейчас тебе нужно поспать.

***

Ей было плохо. Её тошнило, тряслись руки, спина — холодела, а суматошно носящиеся по голове мысли ошпаривали внутреннюю часть её черепа кипятком, когда в своём хаосе касались этой мысли — это же не она убила Никифия?.. В смысле, его мать…

К подрагивающим её губам поднесли небольшую глиняную чашечку — и, хотя горечь напитка дала ей в нос и выбила из тёмно-синих глаз порцию слёз, Шаос не была какой-то там неженкой, поэтому выпила всё до последней капли и с громким выдохом опустилась головой на подушку, по самый нос натягивая одеяло.

По горлу прошёл приятный, успокаивающий холодок, а мысли стали замедляться…

— И какой смысл поить её этими травами? — Заворчала дворфийка, закупоривая баночку с травяными каплями и убирая её в карман. — Они вообще на нечисть эту эффект-то какой-то оказывают? Они же метафизические по своей натуре!

— Ты закончила?

— А что? Решил господину жопу подлизать, якобы заботишься там об этой девке? Или хочешь уединиться с ней? Она ж опять уже беременная, не видел, что ли, пока я с неё эти тряпки позорные стягивала? Хотя ей-то самой всё одно, куда уж!

— Ты закончила? — Повторил Алисандер, и только самый чуткий человек смог бы уловить в его голосе раздражение.

— Закончила… Ладно. Отдыхай тут, не болей! Этот психованный не мог кончить как-то по-другому.

Дворфийка тяжёлым шагом направилась к двери, а Алисандер остался стоять у мирно лежащей в постели девчонки. В такие моменты — да, она казалась не таким уж плохим человеком. Если бы только позавчерашним вечером он не видел её валяющейся во дворе с вывернутой наружу маткой и этот образ всё время перед ним бы не всплывал.

— Э-эээй… — Протянула Лиза, с видимым трудом приоткрывая один глаз. — Я пееневнитяла, и… сейтяс спать хотю, но… Если хотес — я могу лаздвинуть ноги, но только ты сам остальное сделай…

— Видит Айис, я уже поверил, что ты можешь быть человеком. Но я ошибся.

Но до того, как и он вышел из комнаты, оставив ехидну в одиночестве, она всё же привстала на локтях, покуда одеяло не свалилось с её груди, обнажив… ну, розовенькие сосочки девушки на фоне этих её едва различимых припухлостей. Но сделано это было, несмотря на то, что прикрываться она не стала, всё-таки не специально — не это было целью.

— П-постой, Али… Алибастел?

— Что? Кто?.. Это опять ваша глупая шутка? Моё имя — Алисандер. Или вы его не запомнили?

— Это, нуу… Я сильно, сильно извиняюсь, но… я сделала осыбку…

Девушка постаралась слезть с постели — спать ей после двойной дозы капель, может быть, и хотелось, но не настолько же, чтобы с ног прямо валиться? Однако же мужчина сам остановил её до того, как она спрыгнула на пол, оставив сидеть на краю кровати… В одних лишь белых трусишках. И пухленьким, округляющимся животиком, упирающимся в мягкие ляжки. С совсем неглубокой овальной ямочкой пупка… И невольно, но Алисандер сглотнул, глядя на это зрелище и ощущая то, как в штанах его что-то зашевелилось.

— Больсую осыбку… Я знаю, я не особо умная, но позалуста! У-умоляю… Но мне надо будет где-то спъятаться, закъыться, и… вы мозэте носить мне еду? А то я боюсь, сто сколо, навенное, ходить не смогу, и… Я буду хоосэй ехидной, тесно… Если деньги нада — я могу дать! Сто угодно!

— Ваш отец достойно мне платит. — Ответил ей он. И поспешным шагом вышел из комнаты.

Его хозяйка была целиком соткана из противоречий — и где-то там, под слоем всей этой грязи, находилась добрая и, возможно, даже хорошая личность. Но насколько же глубоко закопанная…

Глава 32. Жизнь через боль. ☙❤❧

Время шло. И как она и предсказывала — с каждым днём, ходить ей становилось всё сложнее. Живот рос очень быстро — и уже на пятый день он увеличился до таких размеров, каких достигает за десять в том случае, если носит в себе от обычных людей. Причём не одного за раз, а, как это частенько с ней бывает, двойню, набрав лишний десяток килограмм веса. Но это только за пять, а ведь если в ней на самом деле росло потомство от коней, то это не было даже половиной срока!

И хотя отца не было дома, а потому он не мог воочию видеть её позор — перед слугами ей было очень стыдно. Они косились на неё и шептались — знали, что она вот только недавно ещё родила, и вот — опять ходит пузатая. Потому Шаос приняла решение уединиться где-нибудь там, где она не станет лишний раз мозолить всем глаза, и тихо, спокойно выносит потомство. Особенно с учётом того, что в этот раз её ждало тяжкое испытание. А про последующие роды вообще думать хотелось не многим более, чем… чем о том, случилось с Никифием. Хотя не думать об этом ей было сложно — то самое подходящее для уединения место оказалось найдено в полупустых конюшнях, в самом дальнем конце зала, где у незадачливого парня когда-то была оборудована коморка. И пусть оттуда вынесли всё его имущество, взамен принеся несколько книг, мягкий матрас, набор одеял и всякие там тазики с водой (и даже небольшую деревянную ванну) — не думать о нём во время долгих вечеров было невозможно. Но хотя бы спать ей хотелось много… Ибо потомство, даже с хорошим и обильным питанием, стремительно пило из неё соки.

А когда на седьмой день она набрала ещё пятнадцать килограмм массы и у неё стала проявляться лёгкая одышка даже после самого простецкого перемещения — это помогало затуманивать мозг, тем самым отвлекаясь от размышлений…

К десятому же дню суммарный её вес достиг примерно семидесяти килограмм… Что без учёта её родных девятнадцати говорило о том, что внутри себя она носила две с половиной кратности своей массы. Её живот был поистине огромен — и да, она бы легко поместилась в нём самостоятельно. Да что там, возможно — что даже две! И двигаться она уже совсем не могла, если только бочком переползти с места на место, подобно какой-нибудь там гусеничке. И одышка не прекращалась… Её больное сердце работало за пределами, качая напитанную кислородом кровь в том числе и через пуповины растущих в ней детей… Да, сомневаться в том, что она несла в себе что-то ещё, помимо одного жеребёнка, было нельзя… Но время, что ни говори, в этом сладком бреду текло быстро. И не давало особой возможности ни о чём думать.

А к нужному сроку, а именно к окончанию второй недели, Шаос достигла уже пугающей сотни… Что конечно же значило, что худшие (но возможно, что и не самые) её опасения сбылись — и у неё должна была быть лошадиная двойня. Они, окружённые водами, спокойно себе дремали внутри её огромного животика, свернувшись калачиками и лишь изредка шевелились и подёргивались, из-за чего сквозь кожу её проступали очертания их копытцев, пока сама ехидна, обхвативши себя руками и ногами, лежала на боку и тяжело, то и дело срываясь на стоны, дышала. Волосы её прилипали к лицу, к плечам и спине, а одеяло с трудом могло скрыть её в не самый благопристойный момент её жизни. От одежды пришлось отказаться…

И всё же — этот час настал. И по животику её прошла волна такой знакомой боли. Началось?..

Шаос устало приподняла голову — и ощутила вторую волну, от которой она, зажмурившись, стиснула губы и прям сквозь них простонала. Её бедная, растянутая до немыслимых размеров матка сокращалась, чем заставляла весь животик подёргиваться, а вместе с ним — и волноваться дремавшее в нём потомство. И успела она лишь кое как, брыкаясь одной ногой, откинуть с себя одеяло — как боль эта стала гораздо сильнее, протяжнее и мучительнее.

Лопнула оболочка вокруг одного из жеребят, и Шаос, хоть и попыталась удержать это в себе, чтобы не разводить тут бардак… будто бы оно могло закончиться как-то иначе, кроме как бардаком, окатило тёплой жидкостью — у неё отошли воды.

— Тейпи, Лиз, т-тейпи, ты долзна! Долзна теез это плойти!

И в момент следующих схваток, когда матка её непроизвольно сократилась в попытке вытолкнуть из себя плод, девушка что было сил напряглась и нажала на живот руками, чтобы помочь ей… помочь ей сделать это!..

Морда жеребёнка прижалась к её кервиксу, стала с силой давить на него, заставлять немножечко, с огромный трудом, но раздвигаться. Но куда больше под этим действием вся её матка подавалась вперёд и лезла к поверхности!

Боль зашкалила. С груди её брызнуло молоко, зрачки устремились под дрожащие веки, и Шаос во весь голос заскулила — это было невыносимо!.. Ей нужно было прерваться, сделать вдох, перестать давить на живот, ощутить в ноющей от напряжения матке облегчение, но… но в тот момент, когда уже и лёгкие начало обжигать от нехватки кислорода — она без сил пала. Горло её выдавило из себя поток пузырящейся слюны, а всё тело стало мелко подёргиваться.

Она перестаралась. И от избытка чувств, блин, кончила… За что, высунув язык и безрезультатно пытаясь отдышаться, пропустила следующую волну схваток, сводя часть своих усилий на нет…

***

Закрутились шестерни, заскрежетали механизмы. Пришли в движение массивные лебёдки, и намотанные на них цепи стали разворачиваться, опуская глухой металлический ящик вниз, на поросший травой пятак земли. Но зрители не разразились восторженным гомоном и криками — сегодня здесь были собраны только искушённые господа, не проявляющие свою заинтересованность таким грубым, варварским способом. Они с почтенным остепенением попивали напитки из бокалов с высокими ножками, лишь периодически прикладывая к лицу бинокли.

— Каждый из случаев уникален. — Донёсся громкий и выразительно чёткий голос из неизвестности. — За каждым, кто оказывается здесь, в этом круге, тянется своя история. Убийцы, воры, насильники, злостные неплательщики по налогам. Но сегодня, и я не побоюсь сказать этого — нас ждёт поистине особый гость!

Ящик с грохотом, с сильным механическим ударом остановился в полутора метрах от земли — и дно его распахнулось, роняя из своего металлического утроба долговязого парня с какой-то грязной, буро-зелёной кожей. И до того, как растерянный, облачённый в тюремную робу полукровка поднялся с колен — контейнер вновь сдвинулся, уезжая обратно, наверх. Чтобы на середине пути пересечься с тем, что двигался ему навстречу.

— Жестокая тварь, рождённая в насилии и оттого не способная чувствовать ни жалости, ни сострадания. Дикое животное, что в приступе первобытной ярости убило собственную мать! Хладнокровно задушившее её, пока упивалось тухнущим блеском в её глазах! Ублюдок и падонок! И нет, он не заслуживает пощады!

Искажённый в гримасе страха и ужаса от непонимания того, что с ним происходит, Никифий встал на ноги и схватился за голову. Стал ей крутить, вертеть. Бить по ней ладонями — он всё ещё надеялся проснуться от этого сна.

Где он находится? Кто эти люди? Почему он слышит этот голос, но совсем не видит, откуда он доносится? И что с ним хотят сделать?

Он хотел домой. Хотел, чтобы это кончилось и он вернулся к своему доброму господину, продолжил заботиться о его лошадях…

— И он должен быть казнён!

А на этой ноте, даже столь благовоспитанные господа не воздержались — и что-то закричали со своих балконов.

Тем же временем, второй контейнер опустился достаточно близко к земле…

— Посмотрим же, сколько кругов смерти он сможет пройти до того, как она заберёт его в свои костлявые объятия! Выпускайте псов!

…и распахнулся в полуметре, вываливая наружу стаю в десяток самых обычных, серых волков — разве что, очень голодных. И от падения о землю, от всего этого гомона вокруг, они стали ещё злее, поэтому первое же увиденное перед собой существо стало для них врагом.

— Пёсы! — Успел выкрикнуть парнишка. И хоть не знал наверняка, что они собираются с ним сделать — при виде этих оскаленных пастей и искажённых злобой глаз, он прикрыл лицо руками…

И не зря — животные бросились на него в прыжке, вцепились в его ноги и руки зубами, сквозь тонкую тюремную робу до крови вспороли когтями кожу на его животе. Но Никифий, хоть и завыл от боли, устоял на ногах. И пусть он не знал, что происходит, не знал, что они хотят его убить — ему было больно. И хотелось, чтобы болеть перестало. И без злости на этих животных — он, прямо с висящим на ноге волком, пнул коленом того, что вцепился ему в локоть, и ухватил его за шкирку, чтобы…

Сначала он хотел его просто отбросить — но когда они продолжили наседать на него, будто бы желали ему чего-то плохого, он широкой дугой взмахнул скулящим зверем вокруг себя, отгоняя тех, что стояли рядом, а кулаком начал нещадно бить по носам тех двоих, которые непосредственно висели на нём, вцепившись в колено и бедро. И будет честно сказать, что Никифий, несмотря на утончённую комплекцию — был действительно силён, и каждый удар сопровождался хорошим, сочным хрустом и визгом, а мотыляемый за шкуру волчара хоть и не выступал в цирке, но отлично раскидывал своих собратьев по сторонам. Так что парень смог перетерпеть первую атаку волков, оставшись стоять на ногах. И в промежутке, пока растерянные внезапным отпором животные собирались с духом для следующего раунда, он коротко взвыл от боли, с силой сжав себя за плечи… И только сейчас осознал, что всё ещё держит то поломанное животное, которое он использовал вместо оружия, в руках.

Никифий отбросил его — упавшего наземь едва дёргающимся мешком костей — и попятился задом. До тех пор, пока не наткнулся спиной на стойку с оружием.

Оружие? Оружие — это плохо. Никифия ругали, когда он с ним играл. Когда мальчики на улице тыкали в него палками и деревянными мечами, кидались камешками, а он отбирал их игрушки и начинал тыкать в ответ. Мама говорила, что он бил слишком сильно. И что он уже слишком взрослый, чтобы играть с детьми. И что он не должен ходить по городу сам. Пусть его хотя бы хозяйка сопровождает…

***

— У-уууу! В… в-выле… вылезай!..

Ехидна превратилась в дрожащий комок, с какими усилиями она пыталась вытолкнуть его из себя!.. Но это был жеребёнок. Настоящий, возможно лишь самую малость недоношенный жеребёнок, и лез он наружу из какой-то неполноценной хоббитши. Ей бы нужна была помощь… Чтобы кто-то раздвинул её слишком тугой выход из матки руками и вытащил её потомство на свет! Или хотя бы трахнул её, разбив её дырку… Ладно, она бы согласилась и на то, если бы кто-то в этот момент на неё подрочил. Хотя, это бы вряд ли ей как-то помогло. Но было бы немножко приятно… Но помощи рядом всё равно не было, и ей приходилось рассчитывать лишь на свои собственные усилия.

— П… поза!.. Позалуста!.. — Опять заскулила она, делая ещё одну попытку протолкнуть огромное животное из своей матки… с трудом и обычного младенца рожающей. Но если она не постарается и тело её выбьется из сил до того, как воспроизведёт потомство на свет — оно будет обречено… А этого она не хотела, и потому…

Потому!..

Она "перевернулась" на живот — если так вообще можно было назвать это движение. Она в самом прямом смысле легла на него сверху, потому что он был значительно больше её самой. И теперь давила на себя не только руками и мышцами внутренних органов — но и всей своей, пусть и не особо большой, массой. И только так, с тупой, тянущей болью и каким-то глубинным телесным хрустом, наружу, из её до красна болезненно растянутой киски, показалась… нет, ещё не морда жеребёнка — её матка. Но внутри неё, этой слишком широкой, полураскрывшейся трубки, было видно что-то инородное, покрытое мокрой чёрной шёрсткой. И только бы если у неё хватило сил продолжить эту схватку — она бы, возможно, и смогла его из себя выдавить. К сожалению же — нет, и она, закатывая глаза, опять обмякла… Прямо-таки лёжа на своём животе… И голова жеребёнка, заставившая матку раскрыться, заползла обратно, оставляя снаружи лишь вывернутую и изрядно растянутую трубку её внутреннего органа.

Грязное её тело испытывало от этого всего слишком много удовольствия…

***

Никифий отбросил в сторону перемазанный кровью и волчьими мозгами шестопёр в сторону. И пал на колени: он не хотел их убивать. Он даже взял в руки какую-то дубину, а не настоящий меч или топор, но когда он бил слишком слабо — волки продолжали его кусать, а когда бил сильнее — то они хрустели и ломались. Их головы трескались, наружу вылезали раздробленные кости. Они визжали. А он продолжал бить, потому что хотел жить.

И тогда он снова завыл, устремив взгляд на такое далёкое небо. Он был весь в крови — как в своей, так и чужой, а лицо искажено в сложной эмоции, в которой читался первородный ужас и наивное непонимание, смешанное вместе со слепой яростью и жалостью к этим бедным животным…

Но некоторые из волков всё же выжили. Пока что выжили, хотя явно это было ненадолго — и они так печально скулили, когда пытались встать или просто уползти.

Он не мог этого терпеть — сердце его разрывалось. И, несмотря на свой страх и боль, он подполз к ближайшему из них и окончил его боль, сочно переломав тому шею…

А вот и снова заработали лебёдки — и кран отправил вниз контейнер со следующим соперником.

***

Шаос стиснула зубы. И опять заскулила, в очередной раз напрягая мышцы всего тела — она должна была его родить! У неё не было иного выбора!

Но какой же он был большой… Что там говорить — физически оно было сложно представить, что что-то настолько огромное могло пролезть сквозь её эту дырочку. И когда его голова, со смиренно закрытыми глазами, проскочила наружу — это противоестественное зрелище, как из низкорослой, метровой полурослицы торчала несоизмеримо большая конская морда, пока лицо её было искажено от боли так, что маленькие белые её зубки скрежетали друг о друга, не могло не вызвать волну дрожи.

Однако это была уже победа — хотя бы потому, что теперь он не заскочил в неё обратно, когда она сделала перерыв на то, чтобы собраться с силами и "перехватиться" мышцами. И напряглась в очередной раз, растягивая истончённую плоть своей вылезшей наружу матки ещё сильнее, когда сквозь неё стало проходить туловище животного. С прижатыми вдоль него ногами и…

Продолжая давить на живот руками, как бы "прогоняя" плод вниз пор своему телу, пока и её собственные родильные судороги пытались вытолкнуть его из неё, девушка замотала головой — лучше бы она, наверное, сейчас умерла, чем терпела это!.. Конечно же, с возможностью потом воскреснуть, истратив благосклонность Госпожи, но… Но она, скрипя зубами на заплаканном, покрытом слюной лице, сделала особенно сильный толчок мышцами — и жеребёнок, проскочив наиболее толстую свою часть, мучительно медленно, почти заторможенно, вышел из неё полностью, мягко ложась у её задранных вверх бёдер… При этом Шаос в этот момент почувствовала всю протяжённость его тела, каждый на нём изгиб, утолщение и сужение — и когда задние копытца вышли из неё, утаскивая следом нити какой-то липкой слизи и оставляя её торчащую наружу и подобную помятому пакету матку, она не смогла выдержать — и кончила ещё раз…

А ведь она даже и не могла заметить то, что пуповины из неё почему-то торчало две: одна из них принадлежала другому существу, устроившемуся у жеребёнка под передними ногами и по счастливому обстоятельству вышедшему вместе с ним. Куда более мелкому по сравнению с ним, но всё равно большим для произвёдшей его на свет матерью. И в отличие от животного, дёргающего ногами в попытке подняться, зеленовато-бурый младенец с проступающими на голове жидкими голубоватыми волосами не шевелился — лишь кое-как дышал. Да и то продлиться это долго не могло.

Обречённый на недолгое существование без души сын Никифия…

***

Это были мертвецы. Живые мертвецы в тюремных робах — те, что по каким-то причинам умерли в своих камерах или оказались здесь же, на этой арене. Где и были убиты. Их здесь всегда было в достатке. И возможно, что Никифия ждала такая же участь — если только его тело окажется пригодным для дальнейшего использования.

И парень нещадно бил их, презрев всякую жалость и сострадание — так, как этого от него и хотели. Он рубил их мечами и топорами, срывал с себя руками, когда они подбирались к нему достаточно близко, чтобы схватить. И пинался ногами, когда они его валили — лишь бы только подняться на ноги и отступить, делая короткую передышку перед следующей схваткой.

Но несмотря на то, что он вроде как отступал, пробираясь всё ближе к краю арены и оставляя одну стойку с оружием за другой, ибо эти дурацкие цепи не позволяли взять его с собой, а ран на его теле с каждым разом становилось всё больше — мертвецы заканчивались. Тела их трепались, теряли возможность ходить и лишались цепких пальцев да своих гнилых зубов. А часто — и замирали насовсем.

Он одерживал над ними верх.

***

Шаос взглянула из-под дрожащих век — свет жутко интерферировал в висящих на ресницах каплях, всё плыло. Но даже когда она отёрла лицо запястьем — стало немногим лучше. Лёжа на боку, она видела, как расплывчатым пятном пытался встать на ноги тёмненький жеребёнок — и как его бледный жгут пуповины перекрученной спиралью уходил вглубь её тела. И видела свой живот — изрядно потерявший в объёме, от чего висел некрасивыми, совсем не милыми складками. И всё же внутри него до сих пор находился объект, размерами превышавший её собственное тело.

Схватки же не останавливались — её утроба пиналась, проталкивала плод наружу. И несмотря на то, что дыхание её уже превратилось в откровенные хрипы — она опять напряглась, мышцами живота сдвигая угнездившегося в ней жеребёнка вниз, в направлении её разбитого влагалища и вылезшей наружу матки. Истончённой, торчащей на добрые десятка полтора сантиметров трубки — розовой и блестящей, с уходящими в неё пуповинами. И пусть она устала, мышцы её утратили тонус, а растянутое чрево с трудом могло стиснуться на плоде — этого хватало, чтобы он двигался. Ведь куда важнее было то, что она была достаточно разбита, и потому требовалось приложить лишь часть тех усилий, что она потратила на рождение первого.

И по мере продвижения выталкиваемого плода, её левая, эта дурацкая, совсем не слушавшаяся её нога сама задралась вверх, а трубка — снова натянулась и в ней стала видна морда второго жеребёнка. В этот раз не чёрного, не белого и не в крапинку — этот пошёл в свою мать и обладал прекрасной голубой шёрсткой. И когда он в несколько схваток вышел из неё по плечи, но будучи охваченным её мягкой, никак не отпускающей его розовой плотью "застрял" — ехидна ухватилась за него руками и с мучительным, сотрясающим до основания оргазмом, попутно выворачивая из себя уничтоженную матку ещё на пару десятков сантиметров, "вытащила" его из себя наружу, тут же к себе и прижав… Впрочем, из-за разницы в массе, это скорее она себя с него стягивала, пока её выпавшая утроба до последнего прилипала к его короткой влажной шерсти, а потом к нему же и подползла, чтобы обнять…

И как жаль, что он то… тоже оказался мёртв. Такое у неё случается, даже с животными — не все они оказываются жизнеспособными.

***

Он выл в голос, когда, сжимая булаву обеими руками, нанёс вертикальный удар по голове последнего живого мертвеца. Толпа возлютовала, голос комментатора исходился на одни лишь эпитеты.

И уже четвёртый контейнер полез вниз. Пока в паре метров от земли он не отстегнулся от цепи и не лёг на землю, а из него, из откинувшейся во время удара стенки, не выползло иное существо. В этот раз одиночное, но от того не менее опасное — это была сколопендра. Только большая. Очень большая сколопендра, длиною всего своего тела достигавшая десяти метров, не менее. И выгнулась перед юношей смертоносной дугой, при этом выщёлкивая своими слюнявыми жвалами и множеством острых лапок ужасающий ритм. И на шее её, у самой головы, был намертво одет металлический ошейник, уходящий клиньями в мягкое тело внутри.

Не долго думая, полуорк кинулся на него в атаке — благо, что длины цепи на его оружии для этого манёвра хватало. И нанёс удар, метясь в промежуток между хитиновыми сегментами насекомого. Громко взревел и… и промахнулся — монстр оказался слишком проворен. Гибкой лентой, он уклонился от булавы, неким хитрым образом изогнулся — и вонзил свои клыки в грудь Никифия. К счастью последнего — недостаточно глубоко, и ударом рукояти по условному черепу гада он заставил его отдёрнуться.

Что в этот момент сказал диктор — орк не расслышал. Он был слишком сосредоточен на битве, но… но теперь его враг будто бы поменял свою тактику. Будто бы испугался или что? Он держался от Никифия на расстоянии. Ожидал лучшего времени для удара? Или просто… просто тянул время?..

От места прокола по телу стало распространяться неприятное тепло. Тепло, быстро перераставшее в настоящее жжение. Настолько сильное, что парень, выронив оружие, сдёрнул с груди рваную робу и съёжился на земле. Эта тварь его отравила, и теперь ждала, пока он умрёт? Или же просто не сможет сопротивляться!

Он сгрёб выроненное оружие непослушной рукой и кое как встал. И стал пятиться назад, выставив его перед собой, при этом зубы его скрипели, а по губам ползла пена. Ему… ему было нужно… ему было нужно оружие подлиннее… Такое, каким бы он смог… Смог…

Нетвёрдой походкой, он подошёл к стоящему у самого края арены стенда. Опёрся на него и несколько лишних секунд перевёл дыхание, при этом стараясь не спускать с выжидающей сколопендры своего взгляда.

Боль было невозможно терпеть. Его жгло, его руки и ноги тряслись, а мысли — и без того беспорядочные — не ложились в нужный ряд. Остался лишь страх и ярость. И потому, схватив со стойки копьё, он из последних своих сил размахнулся — и бросил его за край арены. Чтобы убить хотя бы одного из этих ублюдков!..

По зрителям прошёл ропот, перерастая в восторженный гам, когда прикованная к оружию цепь натянулась и оно по инерции устремилось вниз, в сторону утыканной пиками пропасти.

Отсюда не было спасения. Тот, кто оказался на арене, мог покинуть её только тем путём, каким сюда и попал. И заключённым это не полагалось — насколько бы хорошим и успешным бойцом бы он ни оказался. Ведь даже если бы вся коллекция всяких тварей в клетках и кончилась — его бы просто оставили там подыхать от голода и жажды.

И в слезах, уже не в силах более осознанно шевелиться, полуорк осел на землю. Из-за чего существо стало медленно подбираться к нему, чтобы у этих людей на глазах и сожрать.

— Господин Малкой… — Навзрыд выдавил из себя Никифий. — Я хочу домой. Я хочу заботиться…

Рана жгла нетерпимой болью. Он не чувствовал своих ног. Губы немели, шея и левая рука не слушались. Он был обречён.

— Я хочу и дальше заботиться о ваших лошадях. Хочу кормить их сахаром и сеном.

И на одной лишь руке, он пополз к самому краю арены.

— Хочу чесать их… их гривы… Петь им песенки… — Он свесился над окованным металлом краем — и в последний раз взглянул на волнами устремившегося к нему монстра. — Простите меня, госпо…

Он напряг руку — и подтянулся дальше. Так, что неумолимая гравитация подхватила его и отправила вниз. И Никифий в последний раз в своей жизни испытал то чувство, как от скорости захватывает твой дух, перед тем как навсегда остановиться.

— Уууууу, какая смерть! Отказался принимать её в пасти этой твари. Ну что же, придётся выпускать падальщиков, чтобы они отчистили пики от его вонючего мяса. Ну а вы, как? Готовы к продолжению?! Как вы считаете, смогут ли три мрази, что сожгли амбар, в котором невинно играли наследники одного влиятельного господина, одолеть эту тварь? Или их ждёт та же участь, как и этого полукровку?!

***

К сожалению, из троих выжил только один — самый первый. Второй жеребёнок не дышал с самого рождения, а… а… Думать о нём хотелось меньше всего, но хотя грудь четвертьорчонка ещё вздымалась — взгляд его был пуст, а сам он не шевелился. Души в нём не было. И он был обречён на скорую телесную гибель.

Шаос отвернулась. Проглотила подступившую к горлу скорбь и в последний раз за сегодня, чтобы уже за этим всё и окончить, увереннее встала на четвереньки… Ну, как увереннее? Учитывая её разъезжающиеся ноги — это и четвереньками назвать было сложно. Но она стиснула зубки, коротенькие её пальчики сжались в плотные кулачки, плечики задрожали, а мешком висящий до самого пола живот в содрогнулся, напрягся. И она, по мере того, как отслаивающаяся плацента продвигалась вперёд, а склонённый перед ней жеребёнок с влажным чавканьем облизывал её пухлую плоскость в поисках сладковатого и питательного молочка, всё сильнее открывала этот свой слюнявенький ротик, чтобы выпустить наружу истекающий язычок…

И с грязным удовольствием выдавив из себя все эти три мягких, тёмно-фиолетовых органа — пала, исходясь на полу мелкой, конвульсивной дрожью…

Вот теперь — всё…

Глава 33. Эклеры. Часть 1

Всё кончилось. Снова. И метафоричным образом выражаясь — Шаос могла с облегчением выдохнуть. Пусть и зная, что это ненадолго, жизнь её потекла размеренно и спокойно в ожидании возвращения отца, чтобы в этот раз уже точно взяться за свою дурную голову и начать сдерживать эти идиотические позывы…

Но кажется, что благополучный для этого момент был упущен — своим последним поступком она совершила роковую ошибку, погубив этим если и не две, то одну жизнь ни в чём не повинного человека. Поэтому Шаос находилась в крайне паршивом настроении. И то, что в глазах слуг она окончательно умерла — его улучшению не способствовало. И пусть они раньше тоже не проявляли желания с ней о чём-то болтать, но она могла рассчитывать хотя бы на дежурные фразы вроде "да, госпожа", "я так не думаю" и "извините, у меня много дел", то сейчас же её просто перестали замечать, обходили стороной и делали вид, что её не существует. Даже если она сама, лично к ним обращалась. В лучшем случае могла заслужить презрительный взгляд. А всё потому, что раньше она была просто безответственной и слабой на передок уличной девкой, совсем не вписывающейся в общество господ и их слуг, то теперь она в открытую принесла в этот дом разлад: ведь не нужно быть гением, чтобы связать рождение у их хозяйки жеребят и нервным срывом того, кто о лошадях здесь заботился — конюхом. Даже если этой связи и не было бы на самом деле — избежать этих ассоциаций было невозможно. Для всех этих людей вина за случившееся вполне заслуженно легла на неё. Хотя она и смогла спрятать тело маленького четвертьорчонка…

Чтобы в дальнейшем тайно избавиться от него на одной из свалок в каналах… Чем она тоже конечно же нисколько не гордилась — и разжимала руки с заунывно ноющим сердцем и намертво потухшими глазами, после чего горько бы напилась в каком-нибудь из кабаков, если бы в конюшне её не ждал ещё живой жеребёнок. Причём его она всё равно никак не могла прокормить — он опустошал её груди за считанные секунды, после чего мог долго продолжать их сосать, но всегда оставался голодным. С ним тоже нужно было что-то решать и как можно скорее. Поэтому его Шаос… нет, не убила конечно же — она отвела его на рынок, где за бесценок продала какому-то крестьянину. Жестоко ли? Безответственно? Обидно — точно было, из-за чего она, когда забирала из рук мужчины тридцатку золотых, не выдержала и разревелась, но так она хотя бы подарила ему возможность вырасти в здорового, сильного коня.

Но девушка всё равно старалась не унывать. Она много спала, что-то там читала, а также продолжала заниматься домашними делами — так, как будто была обычной… ладно, чуть хуже, чем просто обычной служанкой. Что-то там убирала, где-то подметала, кровати застилала — и пусть труд её не ценили, а после нередко всё переделывали, так она хотя бы тешила себя мыслью о том, что она МОЖЕТ быть полезной. И все ручки в доме наконец-то замотала тканью!.. И если у кого-то возникнет вопрос — "зачем?", то вы представьте, каково это — идти себе и идти, а потом взять — и врезаться в неё лбом. Неприятно. Болезненно… А ещё хуже, если она под рог попадёт и с ней потом как-то расцепляться…

Иными словами, поступок этот тоже не мог быть вызван большим умом, но в её состоянии ей бы хоть на что-то было отвлекаться, пока она с нетерпением ждала возвращения своего отца. И главным образом ей хотелось встретить его в пристойном виде, как достойная дочь. Чтобы она, поддавшись саморазрушительному позыву, в слезах не отдалась на улице первому встречному, надеясь получить взамен хотя бы капельку "человеческого" тепла. Раньше это помогало ей справляться с депрессиями, но в этот раз она так поступить не могла. Её воздержание должно было стать маленьким, но всё же шажком в направлении её условного исправления. Как знак того, что она действительно хочет наладить эту свою разболтанную жизнь — как перед ним, так и перед самой собой. И перед слугами, возможно, но здесь всё было особенно сложно… Но может быть, что со временем они к ней и привыкнут. Поймут, что на самом деле она не такой уж и плохой человек, просто с определёнными проблемами…

Однако, для этого она была вынуждена почти безвылазно сидеть дома, ибо прогулки по городу не только могли ввести в искушение (с чем она ещё мало-мальски, но могла бороться) — без умысла на то, она вполне могла влипнуть в ситуёвину, что её… Скажем, безотказная репутация суккубов, собственная манера одеваться, а также миловидная внешность и хамовитое поведение вкупе с крайне слабыми физическими и волевыми данными — всё это превращало её в идеальную жертву, которую хотелось как минимум по лбу ё*нуть. Или просто ё*нуть. А точнее — вые*ать. И как бы да, если она по этому поводу обычно особо-то и не расстраивалась, то сейчас рисковать не могла…

Но всё же отсидеться и совсем не выходить из дома у неё не было возможности — потому что вмешалось ещё одно обстоятельство, с которым нельзя было не считаться: голод. А в особняке её, как можно было догадаться, не кормили. В смысле, кухня была всё время заперта на ключ и открывалась только для того, чтобы впустить туда самих слуг, а дамианке приходилось в лучшем случае стоять под дверью и не давать им ею пользоваться — как бы, трогать её, чтобы подвинуть, они тоже не хотели. Но сытости от этого не наступало, а портить отношения ещё сильнее не было никакого желания. Как и желания проявить характер, попытавшись это всё каким-либо образом решить… Впрочем, не совсем так — характер свой она-таки как раз и проявляла. И поэтому, покусывая от волнения губы, бегала на улицу, чтобы купить себе чего-нибудь поесть. Благо, что деньги у неё были: та не малая сумма, что досталась ей с битвы на арене, и тридцатка за жеребёнка…

Вот к примеру, как и сейчас, на четвёртый день ожидания. Предварительно поиздавав серию измученных стонов на своей кровати, Шаос сползла на пол. И встала на ноги, оправляя свой задравшийся голубенький сарафан — а то пока она там крутилась, он даже под резинку белья попасть умудрился. Чтобы залезть потом в свою тумбочку, где у неё лежала всякая мелочёвка, а также все её денежные сбережения, и отсчитать необходимую сумму, которой должно было хватить на бутылку молока и каких-нибудь к нему булочек. И вот так, лишь на выходе ещё заменив тапочки на привычные лакированные туфельки, отправилась за покупками в продовольственную лавку на границе этого зажиточного района, где всё резко переставало быть чистейшим, свежайшим и исключительнейшим, зато и цены резко падали в несколько раз. И где продавщица считала её милой девчушкой, только с рожками и хвостиком, а не падшей на самое дно тварью.

Там она приобрела уже обычное для себя молоко и пакет с пятью пирожками с повидлом и теперь долго копалась в коллекции различного вида леденцов, пока стоящий в дверях человек, кривя губы, рассматривал вставшую у прилавка на цыпочки Шаос. И этот её хвостик, даже если она из-за своего упаднического настроения им и не размахивала по сторонам, даровал ему интересные ракурсы, задирая её и без того короткое платье. Он видел её бёдра, её бельишко — обычное скромное бельишко из хлопка, белое по цвету и лишённое каких-либо украшений. Но будто бы немного тесное, из-за чего оно хорошо подчёркивало все её формы и изгибы, а в целом наклонённый вперёд корпус давал возможность лицезреть и небольшую неровность её копытца.

— Эй, милсударыня, а будьте добры мне пакет эклеров с банановым кремом! — Наконец-то, пока Шаос с любопытством задрала к нему свою милую мордаху, подошёл мужчина к прилавку. — Посвежее, если можно.

Лизка как бы ещё всё равно не готова была сделать выбор, поэтому не была против, если его обслужат вперёд…

Но когда она, с бумажным кульком подмышкой и сразу двумя леденцами во рту, наконец-таки вышла из лавки, то на входе её, облокотившись спиной прямо о наружный косяк двери, ждал тот самый мужчина. И девушке стало неспокойно — особенно при виде его улыбки. Уж больно залихватской, не сулящей ей вообще ничего хорошего!..

— Не ожидал тебя здесь увидеть. Чёт ты совсем какая-то невесёлая. Хочешь, угощу?

Э? Чего? В смысле, он что — её знает? Шаос растерялась. Как бы, вполне вероятно. Она со многими… нет, не обязательно, что прямо спала, но… н-не, спала, в общем-то, тоже со многими, но… Но… Девушка ощутила, как душно стало у неё под ошейником, и легонько его поправила пальцем. Да, ситуация, когда её узнают, а сама она не помнит, кто это стоит перед ней, для неё достаточно частая.

— Вы меня твахнуть хотите, да? — Прямо спросила она, глядя на него снизу вверх и плотнее прижимая к себе свой кулёк. Мужчина в ответ засмеялся… и в смехе его чувствовалась неловкость. — Сазу пъедупъевдаю — бееменеть я не буду!

Следовало бы сказать, что она просто не станет с ним трахаться, ни в каком варианте, но сделала она именно такой выбор слов, что дало человеку за них зацепиться.

— Ну, не обязательно же после этого беременеть? Мы можем сделать это… — Шаос сердито уставилась на него исподлобья и засопела. Она не хотела делать этого даже в том случае, если не забеременеет. В любом случае — это всё кончится грязно, она опять будет заходиться в похоти, скулить и кряхтеть, а сердце бешено колотиться в неправильных ритмах. Ей не хотелось. У неё совсем не было настроения для того, чтобы получать удовольствие! — …как-то по-другому. Просто давно не виделись, и ты там так стояла… А взамен я угощу тебя эклерами! Вкусные, мягкие! С кремом — мммм! Объедение!..

— С-слуусайте, я сейтяс не в духе, и…

— Нууу, Шаос! Ну помоги старому другу, сложно тебе? Ты же такая хорошая, добрая ехидна…

Его рука осторожно зашла ей за спину, и озирающаяся вслед за ней Шаос, легонько дрожа, ощутила её тепло. А также тепло, исходящее от его тела, когда он при этом согнулся, сильно приблизившись к ней. И пальцы его коснулись нежной кожи её гладкой подмышки, когда зашли под её руку, чтобы прижать эту по-дамиански горячую девушку к себе.

Ехидна едва слышно проскулила — и привстала на носках, пытаясь снизить давление его пальцев.

— Н-ну сеёзно, я не могу! Н-не сегодня, п… позалуста, я…

Свободною рукою, она упёрлась ему в плечо — изначально с намерением так от него оттолкнуться, но в этот момент она почувствовала себя такой маленькой и несчастной, а его — большим, сильным и тёплым. Сердце её жалобно заныло, и Шаос, в душе коря себя за то, что она такая глупая и слабовольная, соскользнула рукой дальше. Она обняла его за шею и, с дрожью в груди, прильнула к нему, отдаваясь во власть этого тепла…

— Обессяйте, сто сделаете это быстло, не в меня и… и сто самой мне нитево не надо будет делать… Хоосо?..

— Идёт. Я тут недалеко живу, но там жена сейчас, дети. Вряд ли они обрадуются, если увидят тебя. Если только ты в куклы не играешь.

Шаос опять превратилась в маленькогообиженного волчонка. Э-ээээто на что он там такое намекал, а?..

— Но здесь есть одно хорошее местечко, где нам никто не должен помешать.

***

Спустя восемнадцать дней своего отсутствия, Малкой Медянов вернулся домой. В блеске лака, к воротам особняка подъехал респектабельный дилижанс и оттуда, совсем не дожидаясь того, пока его встретят и начнут разбирать его багаж, выпрыгнул седой полурослик. Он покачнулся, проворчал что-то под нос о том, где всех это носит, и с громким лязгом распахнул металлическую калитку, так и оставив её за собой болтаться на петлях.

Слуги выглянули из окон. Кто был ближе к дверям — вышел во двор. Они хотели встретить своего господина, поздравить его с благополучным возвращением и ещё каким-либо образом услужить, но суровый вид его заставил их испуганно промолчать — а всё потому, что он был не один. Следом за ним, неотступно и шаг за шагом, шёл винный дух — Малкой был пьян. Сильно пьян. И догонялся он на протяжении всей этой трёхдневной поездки обратно, потому что кончилось всё прескорбным образом — дров было наломано слишком много и Вертяевский филиал его банка пришлось полностью закрыть. И сейчас он был просто взбешён, ведь ещё совсем недавно всё было так хорошо! Благосостояние шло в гору, его репутация была относительно безукоризненна — уж по крайней мере в отношении его деловой хватки никто не мог упрекнуть его хоть в сколько нибудь серьёзной неудаче! В области работы, это было его самое крупное потрясение за всю его жизнь.

И поэтому, в этом малодушном, уязвлённом состоянии, он искал виноватых. А кто был в этом всём виновным? В том, что всё пошло наперекосяк? О, нет. Если кто-то решил бы, что винил он в этом какую-нибудь глуповатую ехидну — то нет. Если он и испытывал в отношении неё что-то подобное, то приносимый ею беспорядок он оценивал как приемлемый. Он брал куда выше — он винил саму Судьбу! Но из-за того, что достучаться до неё было сложно, цель пришлось взять всё же более приземлённую — и начать возвращать свою жизнь в привычное, годами прорезанное русло он решил с того, что вернёт Никифия. Своего конюха. К бесам всё, он никому не позволит влиять на свою жизнь, кроме как самому себе, и если будет нужно, то он готов заплатить за него крупную сумму — в конце концов, не в первый раз в жизни ему платить за жизнь какого-то умственно отсталого! А этот Рольф Кафтон — тот ещё продажный х*й, и пропажу одного заключённого (с учётом его небольшого "цирка" для богачей) никто и не заметит.

Но для начала, престарелому полурослику нужно было узнать, где он живёт. И в этом могла помочь как раз-таки его дочь — по причине своей глупости, она связалась с этим ублюдком. И возможно, что каким-то чудом она всё ещё помнит его адрес. И поэтому, не разуваясь и даже ни с кем и словом не поздоровавшись, он отправился на второй этаж, в её спальню…

Где Шаос в этот момент не оказалось — она ушла за булочками. Потому что дома кормить её никто не хотел. И тогда он, что-то пробурчав под нос относительно её халатности… нет, не вышел в коридор, чтобы дождаться её возвращения — он вошёл внутрь, сразу же с ходу распахивая дверцу её тумбочки. Выгреб наружу какие-то пакетики от еды, пару бутылок от молока и соков, ещё и грубо это всё распинывая по всей комнате. Потом выдвинул ящик… Но перед тем, как залез в него — увидел между спинкой её кровати и тумбочкой какие-то картонки.

— Что это за убожество такое? — Спросил он, вытаскивая из-за кровати пачку табличек, на каждой из которых имелась верёвка, чтобы её было удобно вешать на шею. И надписи — не слишком грамматически верные, но не узнать этот почерк он не мог.

"Лешение девственности всех выпускников! Успей кто не успел! БЕЗПЛАТНО!!!"

"Туалет! 15 з. за слив!" — При этом цифра "15" была зачёркнута, а над ней, чьей-то другой рукой, написано всего лишь "5". И сама табличка как-то подозрительно рассыхалась, как будто бы несколько раз попадала под дождь…

"ПОДСТИЛКА"

"Готова к оплодотворению! Стану мамой ваших детей!"

— Вот же грязная…

Она вешала это на шею? И так ходила?

Малкой не стал читать их все — и согнул всю эту пачку о колено, неловко, в этом подвыпившем состоянии, упав. И прямо так, на коленях, выдернул ящик полностью, начиная копаться в немногочисленной мелочёвке своей дочери. Какие-то монетки, заткнутый пробочкой флакончик с приятно и так знакомо пахнущей жидкостью, набор бесполезных, выкрашенных голубой краской камушков, уже полноценный мешочек с деньгами, гладкий ониксовый браслет, а также пара ярких колец из таких же полудрагоценных камней. Резиночки для волос, несколько пёстрых закладок, цветные карандаши и… и вот оно — то, что он искал. Какие-то визитные карточки, перетянутые розовой резиночкой. И одна из них — которую она использовала в последний раз — лежала вне пачки.

И жёсткой походкой, даже не пытаясь делать вид, что он не копался в её вещах и соответственно ничего за собой не убрав, вышел в коридор, откуда испуганные слуги разбежались по сторонам, лишь бы не попасться у него на пути.

Глава 34. Эклеры. Часть 2. ☙❤❧

Этим "хорошим местечком", куда он согласился её провести, оказался платный общественный туалет. И за скромную плату в виде двух золотых старый и ершистый на вид консьерж дал им право войти… О чём же он в это время думал, когда средних лет человек, крайне подозрительным образом держащий руку на спине этой низкорослой и очень взволнованной дамианки, завёл её внутрь, можно было лишь пытаться догадываться. Но оказавшись наедине, мужчина не стал долго томить — он поставил находящуюся в некотором шоке от того, на что она подписалась ради кулька эклеров Шаос меж двух деревянных писсуаров и задрал ей платьице повыше — при этом всунув его краешек ей в слегка приоткрытый, по этой дурной привычке, ротик, закусив его у неё между губ, а сам полез стягивать с себя штаны.

Что-то он собирался делать, видимо, не совсем стандартное. Но при виде его большого эрегированного члена, она громко сглотнула. И даже несмотря на окружающий её… скажем, не лучший запах — ибо даже более-менее чистый туалет не мог этим похвастаться, она будто бы ощутила именно его солоноватый, немытый амбрэ.

Ему же открылся любопытный вид её мягкого и малость пухлого полуросличьего тела — не выраженной груди с двумя точечками нежно-розовых сосков, плавной и не чёткой линии бёдер и талии, а также рыхленького животика с недостаточно глубоко завёрнутым пупком и упирающейся в край белья складочкой под ним. Там у неё находилась матка. И капелька жирка, тоже. Ну, и конечно же была видна её порочная сердцевидная стигма — помимо того, что пошленькая, так ещё и довольно миленькая, к слову.

— Фё вы… — Не роняя платья, попыталась спросить Шаос о том, что он собирается делать, но некоторое осознание относительно его дальнейших действий пришло само, когда он скрючился перед ней в три погибели и согнутым пальцем зацепился за край её белья, утягивая его вниз, чтобы… даже не снять его, а просто немного оттянуть — лишь бы видеть её пухленькую киску, от которой до сероватой ткани влажными нитями потянулась её выступившая от возбуждения смазка.

А второй он рукой, самым бесхитростным образом, стал дрочить. Как они и договаривались — чтобы ей самой ничего не пришлось делать, хотя подобное и заставило девушку почувствовать себя довольно-таки неловко…

Он мог зажать свой член у неё в руках. Воспользоваться её свободной подмышкой или насовать между пухлых ляжек, в конце же концов — её рот также очень даже годился, но вместо этого он на неё, живого, тёплого и способного шевелиться "человека" стал просто дрочить, шустро наяривая в сторону её красного от смущения лица. Но она не была против. И чувство этой мелочной грязи вызвало у неё лёгкую улыбку — если он считает её достаточно милой, чтобы извергнуться, довольствуясь лишь видом её мордашки и не совсем, чтобы фигуристого тела, то пусть, ей не жалко! Она будет его подстилкой, тряпочкой, единственным предназначением которой является то, чтобы ей вытирали сперму. Одноразовой салфеткой!..

Шаос сузила свои бл*дские глазки, бросая взгляды то на направленный в её сторону член, то на перекошенное в излишнем сосредоточении лицо мужчины. При этом щёчки её ярко пылали, а по мере того, как тональность издаваемых им во время дрочки звуков менялась, становясь более звонкой, влажной и щёлкающей, во рту скапливалось всё больше слюны. И она, от этих неаккуратных сглатываний занятым тканью ртом, тянулась от её уголков рта вниз, стекала по подбородку. Совсем как и там, внизу — её смазка ничем не удерживалась меж гладких и маслянистых половинок её безволосой киски, и оттого каплями опадала в её оттянутое бельё, делая его ещё более мокрым и скользким на вид.

А когда уже носа коснулся слабо сернистый запах пред эякулята, предзнаменуя собой скорое выделение всей "творожной" массы, которой её намеревались угостить помимо эклеров, то отведённый в сторону взгляд (ибо стыдно ей было сильно, но это только усиливало общую степень возбуждения) заметил ещё одну фигуру, что расположилась у самой двери — того самого седого консьержа. Он стоял там, скрестив на груди руки, и с укором покачивал головой.

Он смотрел на неё, на грязную, туалетную девку, пока какой-то непонятный хрен на неё дрочил! А она изнывала от этого жаром и похотью, ей это нравилось!..

Внутри всё закипало. Стыд и вожделение мешались друг с другом и клокотали в бесконечном бурлении, ей было жарко, и душно, и… дыхание срывалось на дрожащей от переизбытка чувств диафрагме, отчего и гортань её бесконтрольно подёргивалась — она уже была готова кончить. Бесконтактно, но очень даже всерьёз!..

Но её опередили. И когда она уже практически хапнула воздуха, чтобы зайтись в долгом стоне — мужчина излился. И первой волной он жирным слоем протянулся по её телу — петелькой обогнув правый сосок, он мазнёй прошёл через весь её пухленький животик и окончился в её оттянутых трусиках. Перед тем как со стоном задрал к потолку голову и уже целенаправленно излился непосредственно в её нижнее бельё, заполняя весь объём между ним и кожей ехидны густой, сильно пахнущей жидкостью, что начала медленно, но неминуемо стекать вниз…

Однако это было не всё — и когда Шаос с глубоким, сдавленным стоном приоткрыла свой рот, отчего платье из него выпало и тут же прилипло к её грязному телу — он выплеснулся ещё раз, метясь в её лицо. И огромный шмат его семени лёг поверх её носа, от щеки до щеки залепив её милое личико… И ещё! Наискось повиснув ей через глаз, он вензелем прошёлся от кончика её носа и до самого лба… А когда девушка, надувая на губах пузырь стекающего по её лицу семени прокряхтела — под действием её ауры, он разрядился и в пятый раз, только теперь повесив свою белую соплю под её вздёрнутым носиком, из-за чего она наплывающими друг на друга волнами стала течь по её губам и подбородку.

Шаос не сдержалась, чтобы не всхлипнуть… Как ей было теперь домой идти? Вытирать прямо платьем?.. Но всё же, она сделала глоток имеющей столь странный привкус слюны и, издав утробный, из самой своей глубины измученный стон — вся на глазах поникла. Выдохнула. А потом виновато, но улыбнулась обоим зрителям, подняв трясущуюся левую лапку и показав им средний и указательный пальцы в своём любимом жесте…

Жар и дрожь начали её отпускать. А мужчина, выдавив ей на губы последнюю каплю своего грязного нектара, стал собираться. Подтягивать штаны, возиться с ремнём — как услышал за спиной сипловатый голос того старика. И от неожиданности, он аж вздрогнул.

— Ээээх, молодёжь! Ходят тут, трахаются по туалетам…

Дамианка сняла с маслянисто-жирного лица малую часть того, чем его покрыли, и со сконфуженным видом уставилась на руку. Что с ней делать потом — она не придумала, поэтому вытерла о… а, ну да — хотела вытереть о внутреннюю сторону бедра, но там и так уже было грязно и липко. И густо пропитанное бельё её так противно сползало под своей тяжестью…

Это она так исправляться решила, да…

Туалетный же консьерж ещё раз с прискорбием покачал головой. Хотя так называемая им молодёжь и представляла из себя почти сорокалетнего дядьку в компании пятидесяти семи летней женщины. По факту, он немногим старше неё и был.

— Знали бы вы, сколько тут таких, как вы, шляется. Нет, чтобы комнату снять, а вы!.. Никакой совести! В туалетах писать принято, а не всё вот это!

Оставив на полу пакет с эклерами, мужчина сделал какой-то не до конца понятный жест и стал пробираться к двери, чтобы пройти за спиной старика и уйти отсюда — ведь у него семья, и всё такое! А то вздумай этот дед какой-нибудь скандал ещё закатить… Зато Шаос к такому не привыкать, вывезет и на этот раз!

Но старик громко щёлкнул запираемым на двери замком, а сам ключ спрятал подвешенным на груди, после чего подошёл к испуганно скалящей зубки девушке и осмотрел устроенный ими на полу беспорядок.

— Какой же вы тут бардак развели! Это же теперь убирать кому-то, вы не думали?

— Извините, я не!.. — Шаос поперхнулась. И, кашлянув, стала с трудом разлеплять слипшиеся веки — всё это теперь повисало на ресницах и лезло в глаза. Противно!..

Однако же до того, как она успела как следует извиниться — старик легонько коснулся её скулы обратной стороной своего сухого, морщинистого пальца.

И девушку прошибло в пот. Он сейчас потрогал её?! И она, попятившись назад, пока не наткнулась на один из писсуаров спиной, с брызгами закрутила головой — да нет, серьёзно, оно не может так закончиться! Да блин, с тем дядькой ей ещё сильно повезло в том, что он согласился её не осеменять, но этот старик поймал её в ловушку и поэтому она вряд ли сможет диктовать ему свои условия! Он её трахнет… и она от него забеременеет! От старого, прокуренного туалетного мастера! Вот почему если она влипает — то всегда так, что потом не вылезти?!

В животике от этих мыслей неминуемо потеплело… Е-её сегодня всё-таки оплодотворят?.. Старым, прокисшим семенем?.. М-мур…

— В-вы меня н*силовать будете, да?.. — Спросила она и нервно улыбнулась.

— Чем же ты меня слушала, а? — Старик опять коснулся её лица, но в этот раз он долгим движением снял с её верхней губы слой этой белёсой массы и с нажимом погрузил его меж её блестящих на свету губ, невольно заставляя это всё обсосать.

Шаос была хорошей и послушной ехидной. И поэтому ничего против этого не имела… Вендь вполне вероятно, что если она будет совсем хорошей ехидной — то её просто отпустят! И взяв его руку обеими лапками — тщательно облизала его палец со всех сторон. Если нужно — она тут ещё и всё уберёт.

Тряпкой, в смысле! Или щёткой какой-нибудь! Но не языком… Слизывать всё это она не станет!

Не станет же, да? Точно не станет! Ей в голову даже мысль прийти не могла, что она на самом деле способна на такое!.. Она же не настолько сильно пала, чтобы… ну…

Но почему-то, да взгляд опустился на пол.

— В туалетах не трахаются. А если ты поможешь старику справить малую нужду — то так уж и быть, я закрою глаза на то, что вы тут устроили. И даже верну вашу двушку.

Сердце в её груди дёрнулось, и Шаос, икая, уставилась на него круглыми от удивления глазами… После чего всё же сощурила левый — а то в него что-то попало.

Что он только что сказал? О-она же не наверняка не расслышала! Он же не предложил ей?..

Старик вытер обслюнявленный палец о её платье и без дальнейших разговоров спустил вниз штаны, обнажив свои сморщенные, поросшие колючей стариковской волоснёй гениталии. А Шаос хоть и заскулила, хоть и заканючила, пытаясь найти поддержки в лице приведшего её сюда мужчины (который уже успел от всего этого абстрогироваться и потому стоял под небольшим окошком у потока и с любопытствующим видом почёсывал подбородок), но чуяла, что сердце в ней не унималось. Оно начинало биться всё быстрее и сильнее, а температура всего тела снова росла.

И от осознания всей гадости предложенного, её сучий огонь опять распалился. Губы задрожали. Рот стал липким от слюны, а между ног, несмотря на то, что там и так всё было пропитано ещё теплым мужским семенем — всё равно потеплело. И Шаос, с мутными, в миг одурманенными глазами, осторожно опустила на пол свой кулёк, чтобы освободившимися руками потянуться к его тощим бёдрам!..

Она — очень плохой человек, да… Да, она это признавала! Она просто ужасна, потому что сейчас она будет пить мочу старика! И ей этого хотелось!..

Только её планы несколько не совпадали с его планами, и поэтому, когда она уже открыла рот и закрыла глаза, приготовившись взять в него полувялый конец… или же поймать струю прямо так, с расстояния, что окончательно бы превратило её одежду в грязную и вонючую тряпку — её взяли за плечи и грубо развернули. А затем рука его легла ей на спину, легонько нажала — то есть, заставила согнуться ниже, пока Шаос, лишь бы не упасть, не была вынуждена схватиться за края деревянного писсуара руками. Таким образом, что головой она оказалась направлена прямо в эту неприятно пахнущую дырку, и…

…и почувствовала, что с неё стянули бельё — старик запустил свои узловатые пальцы ей под юбку и потянул её грязные, липкие трусики вниз, пока не спустил их до самых колен. А потом ухватил её за талию… или бёдра, сказать сложно, но так, что указательные его пальцы оказались на этой нежной складочке на её животе, слегка утопая в ней…

Старик поднял ехидну, задирая её широкую попку вверх так, чтобы он, подогнув колени (и не преминув во время этого поворчать о том, что старость — не радость), смог ввести в неё свой лишь наполовину отвердевший старческий член. До тех пор, пока с влажным чавканьем, выдавливая из неё обильную смазку и то, что попало на член во время прикосновения, не прижался головкой ко входу в её матку… Прямо серой головкой к этому её пухлому бублику, чуть нажав его и собой приоткрыв.

И от этого Шаос стало страшно. Ведь "там" она была грязной — и мало того, что ему должно было быть противно, так ещё и… о-от этого имелся небольшой шанс, что она всё-таки залетит! Но потом страх развеялся от осознания того, что же именно он собирался сделать. И, испуганно глядя перед собой своими большими тёмно-синими глазами, ехидна ощутила внутри себя толчок. И изнутри её матку окатило волной тепла. Влажного, растекающееся по её телу тепла. Отчего по бёдрам её прокатилось несколько тоненьких струек, а внутри засвербело и зачесалось. Жёлтая, пенящаясся жидкость стремительно наполняла ей матку — и прошло совсем немного времени, пока её ни заполнило полностью, с пощипыванием омыв собой до самых яичников… А потом давление продолжило только расти: её распирало и раздувало, под пальцами его становилось туго, а мягкий животик терял свою мягкость и постепенно набирал объём, упругость!…

Он ссал в неё. Старый, ссохшийся дед в неё ссал! И Шаос, высунув мокрый, капающий слюной прямо в дурно пахнущий писсуар язычок — блаженно прокряхтела.

— М-меня наполняют…. наполняют до самых клаёв! Я… была плохой! Въедной ехидной! А-аааах… — Она опустила лицо вниз, чтобы видеть, как её бёдрам что-то стекало… но в гораздо большем объёме он оставался внутри, прямо в ней! В её похотливом, ехидновском животике. Пухленьком и уже лишившимся всех этих складочек! Ставшим словно подушечка… — Незнакомый… гъязный стайик ссыт в меня, уааа!… Как в…

Приведший сюда Шаос мужик смотрел на всё это с широко открытым ртом — и в штанах его опять началось движение. Это хоть и было грязно, мерзко и противно — вид того, с какой охотой и наслаждением эта ехидна позволяла делать с собой такое, его заводил. И когда старик, прокряхтев, поставил срывающуюся в дыхании девушку на пол и вытащил из неё свой влажный, капающий мочой член — то он сию же секунду занял освободившееся место и также ввёл в неё свой конец, пока не подпёр её наполненную жидкостью матку, с силой надавливая на её кервикс. Он влажно слипся с ним, будучи поцелованным этим колечком в самый кончик его головки — и также начал спускать в неё всё накопленное за последние шесть часов…

— Н-ну вот!.. — Прокряхтела девушка, когда её задница снова была задрана вверх, а матка ощутила ещё больше натяжения, храня в себе уже более полу литра мочи. И насколько могла обернулась, показывая расслабленно уставившемуся перед собой мужчине своё красное и влажное ещё и от слёз лицо. И всё же, она с удовольствием жмурилась, а дрожащие губы кривились в улыбке. — Н-ну вот! Вот, всем… всем з-захотелось написать в Шаос! Л-ладно, давайте, п-пока я доблая… но только до последней капли! Я потом пловейю!..

***

Шаос вышла на волю и тут же почуяла, как её стало сквозить ветерком. Её лицо. Её пропотевшее, с прилипающим к нему платьем тело. И ноги… Не в силах ещё нормально соображать, она прямо там, на улице, задрала подол и осмотрела свой живот — большая часть мочи в ней так и осталась, из-за чего он сейчас был плотненьким и выступал вперёд поболее, чем обычно. И забавно пружинил когда она попробовала попрыгать на месте — хотя делать этого не стоило, и жидкость из неё норовила вырваться, делая стенки её трубы мокрыми. А ещё это внутри немного пощипывало. Что же касательно белья, то… то хвост надо было держать как можно ниже. Ибо оно было настолько грязным, что любой, кто увидит его, решит ясно — она обоссалась.

А ей не хотелось, чтобы о ней думали, как о какой-то ссыкухе… И поэтому, когда её окинул внимательным взглядом случайный прохожий (пока она там стояла, задрав платье) — то она быстро замахала руками и невпопад пропищала:

— Это не моя! Меня плосто описали!!

Насколько это оправдание сработало — она не знала. Но ходу тот припустил знатно. Настолько, что ей даже захотелось над ним вслед пошутить и предложить сделать с ней то же самое, но всё же передумала — а то вдруг он согласился бы?

Л-ладно…. Главное, что метка на её животе не светилась. И еды на какое-то время должно было хватить. А ещё и свою жажду похоти удовлетворила…. И потому, вытерев напоследок лицо подолом платья (всё равно оно было грязным, а так хоть лицо будет почище), Шаос отправилась домой. С болью представляя то, о чём опять подумают слуги, когда увидят её…

***

У самых ворот, девушка остановилась и сделала глубокий, успокаивающий себя вдох.

— Так, Лиз… Всё будет хоосо! Ты посто войдёс, как ни в тём не бывало, и плойдёшь в ванную комнату… И никто и не узнает, сто с тобой стало!..

Она отёрла лицо ладонью — вроде бы, на ней ничего не блестело. Взъерошила, а затем пригладила волосы — с ними всё обстояло похуже. Они слипались… Платье же, вроде как, уже подсыхало и ничего особенно страшного на нём видно не было. И под ним точно никто не должен был заметить странностей с её животиком — оставленное в нём никак не хотело вытекать, отчего он всё ещё выглядел слишком натянутым. Но не искать же ей сейчас было какое-нибудь укромное место, чтобы выдавить это из себя? Главное, что с белья у неё не капало и его, будучи просто сырым и странно пахнущим, можно было попытаться спрятать, не сильно размахивая хвостом и не поворачиваясь ни к кому задом. А вот с чулками она приняла решение на время расстаться — те были слишком грязными, и желтые подтёки на них спрятать было никак невозможно. И неуклюже, но лишь бы не упасть, ехидна стянула их с ног, чтобы спрятать в клумбе с цветами. Она вернётся за ними завтра… Главное — не забыть. А то жалко будет их потерять…

И с такими приготовлениями, она юркнула в калитку, попадая на территорию особняка. Где мелкими шажками, невольно скаля зубки и на ходу одёргивая платье, прошла к дому. Поднялась по ступеням и зашла внутрь. Опять сделала вдох, зажмурилась…

В зал целой кучкой вышли слуги. Другая группа показалась на опоясывающем периметр комнаты карнизе второго этажа. И они смотрели на неё, из-за чего девушка громко сглотнула и стала бочком пробираться к двери, что вела в боковой коридор — туда, где была расположена ванная комната.

Её бросило в пот. А под дрожащими, полуприкрытыми веками выступили капельки слёз. Да откуда их тут было столько? Сразу обе смены здесь собрались, что ли? И они только и ждали, что её возвращения? Почём вообще такое к её персоне внимание?!

— Я-яяя под дождь попала!.. — Неумело попыталась она оправдаться. — С-слууусайте, а-а вы не могли бы куда-то…

Но даже если её зрение и не позволило ей с ходу различить их взволнованных лиц, то издаваемое ими молчание пахло какой-то тревожностью. И до неё стало доходить, что было тут как бы и что-то не то.

— Ээээ…. А тё-то слутилось, а?.. Эм…. Папа велнулся?.. — В душе похолодело, а самой стало ещё более душно — ладно там слуги, но ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы отец увидел её в этом состоянии! А то всё ожидание в эти четыре дня пойдёт на смарку!..

Блин… Всего четыре?.. От этого срока, которым она сейчас всерьёз возгордилась, даже ей стало стыдно. И девушка прикусила губу — у неё реально есть некоторые проблемы…

— Он вернулся… — Вышла вперёд Маттиль — и бросила взгляд через плечо, наверх. В направлении комнаты Шаос. — Буквально сразу куда-то ушёл, и…

О чём ей сейчас было думать? Радоваться, что её пронесло? Или же нахмурить брови, задумавшись о том, что этому рядовому событию — желанию прогуляться или уйти по делам — почему-то придали столько значения. Но служанка выдержала паузу, прежде чем произнести свою фразу до конца:

— …и кажется, он был немного не в себе. И позволил себе принять лишнего. — В ответ на странно сохмуренные брови Лизы, ей пришлось дополнительно пояснить. — Он находился в подвыпившем состоянии. После чего он зашёл к вам в комнату и… устроив там небольшой беспорядок — куда-то снова ушёл. И боюсь, он не сказал, куда именно.

А вот тут и Шаос стало как-то боязно. Она что, его чем-то прогневала? Как бы, вполне могла, но цели такой она перед собой точно не ставила! И ей от этого стало сильно неловко — ведь по натуре своей она всё-таки хороший, добрый человек, и всерьёз кому-то гадить ей не хотелось.

— Тебе лучше самой глянуть! — Басистым голосом произнесла Бофла с балкона — и махнула полукровке, чтобы та поднималась как можно скорей. — Ох, дурное у меня предчувствие!

Шейка девушки дрогнула под ошейником, когда она сглатывала — но всё же, лазурноволосая дамианка опустила уже занесённую над обёрнутой мягкой тканью ручкой двери лапку и медленным шагом, нервно одёргивая на ходу одежду и приглаживая волосы (а ещё чувствуя исходящий от себя запах и опасную тугость в матке, способную в любой момент от волнения вырваться), прошла к лестнице и поднялась наверх. Слуги последовали за ней… За ней, взбираясь по лестнице, то есть сзади и снизу, что делало ракурс её короткой юбки особенно невыгодным…

От стыда, ей захотелось провалиться под эту лестницу, оказавшись в подвале. Там, где хранилось вино — и им бы она как раз и занялась, выдув не одну бутылку в желании это всё позабыть. Но слуги хоть и кривили свои лица, стискивали зубы — они шли следом. И когда девушка вошла в коридор, ведущий в том числе и в её комнату — то уже вся эта братия собралась за ней. Хотя и и осталась стоять в коридоре, когда она зашла к себе за порог. Малкой их хорошо выдрессировал… или же они просто были хорошими, профессиональными слугами, из-за чего и были наняты в этот дом. Одна лишь Маттиль проследовала за дочерью хозяина.

И как её и предупреждали — в комнате её ждал кавардак. По полу были раскиданы бумажные пакеты от пирожков и цветастые конфетные фантики, но главное — отец докопался до тех картонок! И испытав по этому поводу сильный укор совести, она первым делом ногою засунула их под кровать, а уже потом, осторожно удерживая животик рукой, чтобы случайно не напрячь ненужные мышцы, уселась у лежащего на полу ящика на корточки и осторожно, одним лишь пальцем, стала шевелить его содержимое…

Напротив неё, в прилежной позе, склонилась и Маттиль — она тоже стала рассматривать содержимое ящика, стараясь совсем не поднимать взгляда, чтобы не видеть влажные и просвечивающие трусики госпожи. Не обращать же внимание на исходящий от неё запах было сложнее — но она хоть и морщилась, но держалась.

Что же ему здесь было нужно? Деньги? Или… ну, духи, какими когда-то пользовалась её мать? Обсидон? Ничего из этого не пропало. И когда она взяла в руки пачку разномастных визиток — то лишь в задумчивости шлёпнула этой стопочкой по ладони. Странно всё это было, ой как странно и непонятно…

Возможно, если бы её память была бы хоть капельку лучше… Или сама она была бы повнимательнее, то смогла бы заметить какую-нибудь пропажу, а так — увы, она не понимала. И покуда она сидела, склонившись у ящика в непонимании, Маттиль уже начала мелкую уборку, собирая раскиданный по полу мусор…

Шаос это всё очень не нравилось… Но он же вернётся? Просто… нужно немного подождать, да?

***

Существует немало глупых, ничем не обоснованных стереотипов о различных расах. Вроде того, что все карлики пьют пиво, носят рогатые шлемы, рубят бошки гоблинам и что-то вечно куют. Или ковыряются в земле, добывая там то, из чего потом же и куют. По совместительству, ещё и откапывая какое-нибудь очередное древнее зло. В свою очередь эльфы пиво не пьют, но в земле тоже ковыряются, сажая всякие там цветочки и деревца. А ещё они самая лучшая, самая прекрасная, самая мудрая и искусная во всём раса, а единственный их недостаток (ими не признанный) — это задранное до облаков самолюбие. Людей же все (в том числе и сами люди) обвиняют в том, что они только и умеют, что быстро плодиться и всё вокруг себя уничтожать. И что они — самая молодая, даже не заставшая величие былых времён раса. Былых времён, оставшихся в напоминание лишь в виде руин, образовавшихся по какой-то причине до появления этих самых всеразрушающих дикарей, из-за которых все беды якобы и происходят.

Хоббитам же повезло обзавестись репутацией хитрых воров и добродушных, забавных лежебок, которые никогда не носят обувь. Потому что это же так приятно — давить собачьи какашки босыми ногами, а обувь на их большие, сверху обросшие шерстью стопы шить по какой-то причине, видимо, очень сложно.

Малкой вором не был. Зато дядя у него был сапожником, который шил обувь в том числе и для хоббитов…

Нооооо так уж вышло, что когда он в детстве баловался с соседскими мальчишками тем, что в шутку вскрывал по округе все возможные замки — у него это не плохо получалось. И даже сейчас, спустя все эти годы, когда он стал уважаемым банкиром (а все его друзья были либо пойманы на воровстве, либо пролёживали бока в родном Уже (с ударением на "у")) — в кармашке его лежало что? И нет, не кольцо — отмычка!

Буквально в три движения рук, он вскрыл простенький замок на калитке дома — и излишне напористой походкой пьяного человека зашёл внутрь, поднявшись на самый верхний этаж. Как и было указано на той визитке. Однако же проникать со взломом прямо в квартиру не стал — там и замок обещал быть посолиднее, да и шёл он исключительно с деловым предложением, что не нужно было омрачать такой выходкой. И выдув с прихваченной по пути бутылки дешёвого вина несколько солидных глотков — он с силой забарабанил в дверь.

— Открывай, старый лис! Я знаю, ты там!

И Рольф Кафтон, в этот момент попивавший некое благородное зелье в своём большом кожаном кресле, с сомнением повернул голову на этот стук. Кого там могло принести и без предупреждения? Пахло это уже мутно, но будучи человеком солидным и внушительным, он не стал зажиматься в углу и не дышать, прикидываясь, что его нет дома. Он самым обычным шагом подошёл к двери и выглянул в глазок… замечая на той стороне наполовину лысую башку какого-то недоростка.

— Отпирай, говорю! Разговор есть!

У лорда Кафтона имелось немало врагов. Как среди благородных господ, желающих попасть в городской совет на его место, так и среди всяких преступных дельцов, которых он периодически… пусть и несколько выборочно держал за решёткой в одном из своих заведений. Находились даже какие-то обдолбанные светящейся пылью наркоты, которые якобы не могли больше найти своих родственников, когда приходили их навестить. Но как уже было сказано ранее — он был не из трусливых, а уж бояться какого-то недомерка — тут уж увольте! И он открыл дверь.

— Что тебе надо? — Спросил человек, оглядывая нетвёрдо стоящего на ногах полурослика.

— Рольф Кафтон, грязный ты х*р, верни моего конюха!

— Что ты несёшь, коротышка? Иди проспись! Нет у меня никакого!..

Очередной дегенерат, решил он, и вознамерился хлопнуть перед Малкоем дверью — да только тот успел сунуть бутылку в стремительно сужающуюся между дверью и косяком щель — и та звонко лопнула.

— Ты что творишь?! — Снова, уже на полную распахнул дверь приходящий в ярость Кафтон.

Но хоббит этот тоже не был каким-то там трусом, а алкоголь ещё и лишил его тормозов, поэтому он буром попёр на амбала с отколотым горлышком.

— Рольф Кафтон, ты — старый подонок! Я знаю всё о твоих грязных делишках! Верни моего конюха!

— В жопе я твоего конюха видал, слышишь?! Вали отсюда, пока я тебе!..

Малкой сжал зубы и резко навалился плечом, намереваясь попасть коротконогому человеку прямо в пах, но вместо этого он проскочил в его апартаменты, ибо далеко ему было, старику, до отточенной реакции привыкшего жить в напряжении воротилы. Тот увернулся в сторону, и коротышка смог остановиться лишь пробежав по инерции ещё несколько шагов по коридору, и то едва не упав. Но стоило ему затормозить, как он взревел от злости и снова бросился в атаку, в этот раз намереваясь воткнуть бутылочное горлышко Рольфу в колено!

Но снова победила юность. И трезвость. Реакция человека оказалась быстрее, движения — точнее, а руки — длиннее. И он на упреждение нанёс мощный удар кулаком, одним ударом сбивая разозлённого полурослика наземь. Чего он только вымерить не смог — так это, кажется, место удара. И силу. В конце же концов, не часто он дрался со всякими коротышками. И, кажись, попал тому в голову.

Зато успокоил одним ударом так, что тот уже не собирался более рыпаться.

— Угомонись же, придурок! Ты кто хоть такой? А?

Рольф осмотрел свои брюки — кажется, неизвестный гость не успел его порезать. Ну и хорошо.

— Эй, отвечай, а то я сейчас позову стражу и знаешь, что с тобой будет?

Получив лёгкий пинок в пятку, Малкой лишь слабо дёрнулся от удара, продолжив лежать неподвижно.

— Слышишь? Ты ж там подохнуть-то не решил, а? Вставай давай!..

Но когда же он поднял хоббита за ворот его покрытого свежими бурыми пятнами фрака — тот безвольно свесил голову, а из уха его потянулась тягучая красная линия.

— В-вот же… Сука! — Выругался Кафтон, до хруста сжимая зубы.

Глава 35. Хорошая дочь. Часть 1

У неё не было причин волноваться. Да, отец вернулся, устроил в её комнате беспорядок и снова куда-то ушёл, но… мало ли, какие у него были дела? Или он просто решил развеяться. Прогуляться… Нужно было всего лишь немного подождать!..

И Шаос ждала. Прилежно ждала — окончив с приведением себя в порядок после… того непотребства, в котором её угораздило поучаствовать, она даже не стала вновь подниматься к себе — а так и села в главном зале, на том самом диванчике, где не так давно её мучила Госпожа, беспардонно проникая ей в память. Она рассчитывала на скорое возвращение отца и хотела встретить его самой первой. Чтобы в случае чего извиниться (хотя и не знала точно за что) и постараться загладить вину, а ещё показать, что она в самом деле, несмотря на все её недостатки — всё ещё его любящая дочь и хороший человек…

А впрочем — хороший ли? Сама себя она конечно же плохой не считала, и в оправдание ставила то, что она как минимум всерьёз не желала кому-то зла, даже когда творила свою странную дичь, но делало ли только это её хорошей? Или это звание нужно было ещё как-то заслужить?

Значит — заслужит… Главное было лишь дождаться его возвращения!..

Однако какое бы беспокойство ни терзало её мятежную душу — слабое здоровье брало своё. Она устала. Вымоталась морально и физически. И с каждой прошедшей в ожидании минутой ей всё больше хотелось спать, как бы со сном она ни боролась. Потому что считала, что это будет некрасиво с её стороны — самозабвенно и в какой-нибудь глупой позе спать, когда он вернётся. Вряд ли это можно будет назвать поступком любящей дочери… Хотя это и позволило бы ей перемотать для себя время. Чтобы проснуться и сразу узнать о том, что всё её беспокойство не заслуживало внимания…

И где-то посреди этих рассуждений о том, как же ей лучше поступить, сон и принял её в свои объятия. Прямо там, на диванчике…

Только когда она, почему-то накрытая каким-то пледом, проснулась и бросилась искать кого-нибудь живого — её ждало разочарование. Спустя шесть часов сна — отец так и не вернулся. И ей пришлось продолжить своё ожидание… Через полчаса снова уснув, но это неважно, ведь спустя четыре часа ничего не изменилось.

Отца не было дома уже больше половины суток… Может быть, куда-то зашёл, чтобы ещё сильнее напиться, да там и заночевал? Или нашёл, как она его и просила, себе подругу? Может быть, вся эта его работа допоздна в последние дни была не большим, чем оправданием? Хотелось бы верить…

Но по мере того, как шли часы, а дверь открывалась лишь для того, чтобы ею могли воспользоваться слуги — настроение Шаос нисколько не улучшалось.

— Госпожа, вам лучше чем-нибудь заняться. Нет необходимости сидеть здесь и считать минуты.

На кофейный столик опустился небольшой серебряный поднос с кофе и эклерами… не теми, слегка подмоченными, пока они в пакете валялись на полу туалета (у ехидны также имелись и подозрения, что тот дед на них когда-то успел там ссыкнуть). И девушка, испытав некоторый укол обиды, уставилась на Маттиль с надутыми щеками. Что это такое? Внезапно, её покормить решили, да? Совесть замучила? Между прочим, это по их вине она тогда вышла из дома, из-за чего разминулась с отцом!..

Н-но нет… Так считать было слишком мелочно. Случилось — как случилось. Она и сама могла бы нигде не задерживаться. Или никуда не уходить. Не так уж она и голодна была в тот момент…

Однако же они должны были знать, что она не особо-то жалует кофе.

Ладно…

— Ваш отец разумный человек — он не станет ввязываться в какую-нибудь рискованную авантюру. Я знаю, что он скоро вернётся.

Слова поддержки целебной мазью легли на побитую жизнью душу ехидны — и она, лишь бы позорно не разреветься, хватанула горячего кофе. Т-так хотя бы можно было спрятать свои слёзы, сославшись на то, что… Л-ладно, её дамианская устойчивость к повышенным температурам немного ослабила боль, но кофе всё равно был неприятно горьким!

***

Однако ни к вечеру… ни на следующий день… ни через один и не через два — он не вернулся. И мрачная атмосфера под этой крышей ощущалась всё более осязаемо.

Он не мог так поступить — просто куда-то на зло ей уйти, заставив так беспокоиться. Как бы, он и сам в ней не чаял души, из-за чего даже самой Шаос иногда становилось неловко, ибо она понимала, что этого не совсем заслуживает. И даже если он узнал… или решил, что это она может быть повинна в нервном срыве Никифия — ну не мог он так с ней! И это знали все в этом доме… И продолжающие, подобно каким-то автоматонам, бессмысленно нести свою службу слуги — и мрачная тень, что неприкаянно скиталась по коридорам особняка, по полу волоча за собой стреловидный кончик своего длинного хвостика.

Н-но ведь четыре дня — это же ещё совсем небольшой срок? Не было нужды бить в набаты и разводить панику. Малкой мог вернуться в любой момент — сердито сбросить с себя уличную одежду или же велеть забрать ценную бутылочку вина, которую он нашёл на прилавке, пока возвращался домой. Шаос бы конечно, будучи хорошей дочерью, подбежала бы к нему и с ехидной улыбкой бы обняла. Отвесив одну из своих глупых, пошлых шуточек… Но время шло — а он не возвращался.

Пока не прошла неделя… И надежда на то, что он появится здесь как ни в чём не бывало — стремительно таяла. А Шаос всё так и не знала, что же ей делать. Может быть, ей стоило обратиться в отделение стражи и заявить о пропаже? Или же развесить по углам и столбам какие-нибудь плакаты? Или хотя бы сходить в его банк и спросить, не видели ли его там!.. Н-нет, он наверняка опять уехал в этот свой Вертяевск! Просто что-нибудь дома забыл, у неё в комнате, а его деловая поездка на самом деле ещё не окончилась!..

Но когда Шаос пыталась это произносить, то губы у неё невольно обнажали ей зубки, а глаза испуганно бегали по сторонам. Она хотела в это верить. Другого варианта у неё не было… Э-это же всего лишь неделя!.. Не такой и большой срок, чтобы начать думать о самом худшем!.. И несмотря на ропот прислуги, который день ото дня становился всё громче и безнадёжнее, она ждала, сокровенно боясь прервать своё ожидание — ведь это могло значить то, что уже и она потеряла надежду на его благополучное возвращение. Но с ним же на самом деле ничего не могло случиться! Она не была к такому готова. Она же так и не стала ему хорошей, любящей дочерью…

Однако же на восьмой день ожидания, склонённую за столом дамианку, что прятала голову под сложенными на ней лапками, нашёл Алисандер. И постучав о косяк — громко откашлялся. Он принёс ей весть.

— Извини… те, госпожа, я понимаю, что сейчас не совсем подходящий для этого момент, но вы знаете…

— Он вейнётся… — Повторила Шаос, даже не оторвав головы.

— О, непременно! — Бодро ответил мужчина — но тут же снова вернулся к тому вкрадчивому, осторожному тону. Будто бы то, что он только что сказал, было не более, чем знаком приличия. — Но возникла небольшая проблема. Понимаете, ваш отец… он переводил плату за наш труд непосредственно на наши счета, и, боюсь…

Шаос ощутила, как по спине её прошлась волна мурашек, а горло подёрнуло мелкой, неприятной резью. Ей стало страшно. О чём он… говорил? В смысле… не имел же ввиду то, что?..

Она подняла голову, чтобы обернуться и взглянуть на стоящего в дверях человека испуганным взглядом — дааа, она хоть и не слишком умна, но в этот раз особенно чётко поняла то, к чему это он вёл. И всё более глубокое осознание этого заставляло её глаза открываться всё шире.

— Я прекрасно понимаю, что сейчас совсем не подходящий для этого момент. Но вы тоже должны войти в наше положение. У многих из нас висит плата по займам, а оплата за наши труды задерживается уже на четыре дня. Кто-то даже подумывает, что пора уже искать новую работу, всё равно ваш отец может и не… — На этой неоконченной фразе, Алисандер будто бы матюкнулся себе под нос и продолжил говорить гораздо более приземлённым тоном. — Видит Айис, мне самому до последнего не хотелось взваливать это на вашу голову, но я вынужден! Нужно предпринять какие-то меры— не все согласны ждать, уповая на его "скорое" возвращение! А что, если ваш отец… будет отсутствовать более длительное время, чем можно надеяться? Нужно каким-то образом вернуть поток денег. Я не знаю, есть ли у него наличные сбережения и где они могут быть спрятаны. Возможно — вы знаете. Или снимете требуемую сумму с его счетов, ежели обладаете таким правом.

Проклятье, деньги! Признаться честно, то у неё не так часто стоял вопрос относительно них — и не из-за того, что она много получала, работая официанткой. Даже её…. кхем, подработка путём предоставления своего полуросличьего тела во временное пользование не приносила больших доходов и могла покрыть расходы разве что "на леденцы". Она просто не ценила их и жила исключительно сегодняшним днём. Не откладывая ничего на будущее, покупая не самую дорогую одежду и имея бесплатную крышу над головой за то, что отдавала Рикардо своих мертворождённых детей. Да, чтобы он их ел, к чему сейчас все эти недомолвки?!

И потому, когда она вернулась сюда, то никогда даже не интересовалась о том, где отец хранит свои сбережения. Какой-то сейф? Тайник? Может быть — всё лежало на счетах в его банке? Её охватило беспокойство.

— Я могу предложить продать что-то из имущества…

— Нет! — Громко пискнула девушка — и соскочила со стула… в этот раз особенно неудачно, из-за чего не смогла устоять на ногах и неуклюже растянулась на полу.

И больно кромсая душу дворецкого сим недостойным его госпожи поступком — даже не стала утруждать себя вставанием на ноги, из-за чего прямо так проползла до своей тумбочки, где лежал её практически нетронутый выигрыш с арены. Продавать же имущество отца она была не готова! Это был бы недостойный хорошей дочери жест…

— У меня есть! Тут тысся! Потьти!

Мужчина шумно выдохнул — и опустил голову, осознавая, насколько же перед ним… чистая? Нетронутая?.. Н-наивная? Да, наивная — вполне подходящее для неё слово. Наивная душа!

— Это солидная сумма для одного человека, но я боюсь, что на всех её не хватит.

Тысячи… было мало? Шаос впала в некоторый ступор. И шестерёнки в её голове закрутились. Побежали импульсы по нейронам и она, что-то предварительно промычав, неуверенно произнесла:

— А… на въемя? Хватит?

— Я могу забрать это и поровну разделить между всеми как аванс. Но это же будут все ваши сбережения? А проблемы это не решит. На… вашем месте я бы сходил в банк и попробовал снять нужную сумму. В конце же концов, может быть там про него что-то слышали? Что толку сидеть и бессмысленно вздыхать, ожидая его возвращения?

Девушка скосила взгляд на окно. А потом потупилась. Идти в банк? Сейчас? Может быть, как бы и стоило, да, но… но у неё короткие ноги… и она плохо себя чувствует, совсем нет настроения кого-то видеть, а покинув стены этого особняка — она не иллюзорно рискует вернуться значительно позже, чем рассчитывала — и с горящей на животе меткой. Её могут там трахнуть — либо же она сама под кого-то залезет. А у неё сейчас не было права беременеть — она должна держать себя в форме, чтобы не стать медленной и неповоротливой! И это не будет достойным поступком для волнующейся о судьбе своего отца дочери, а слуги опять будут считать её грязной и похотливой тварью… И-и отец мог же вернуться в самый любой момент…

Лизка вздохнула. Она прекрасно понимала, чем сейчас занималась — искала оправдания своему страху принять судьбу.

— А сколько надо?..

***

На улице всё обстояло так же, как и всегда — занятые люди куда-то брели, лавочники желали продать тебе то, что тебе было непременно в сей момент нужно, а по дворам кричала детвора и местные забулдыги. И это было больно — когда она столкнулась с проблемами и внутренне разрывалась, никому до этого не было дела. Все вели привычную жизнь и даже не знали, что у этой мелко семенящей куда-то девчонки могли быть какие-то трудности. При этом всю дорогу она постоянно озиралась по сторонам в поисках подозрительно наблюдающих за ней личностей, не затевала ни с кем разговоров — даже с теми, в кого чисто случайно врезалась — и держалась исключительно многолюдных и хорошо освещённых улиц. Она волновалась — потому что ей сейчас в самом деле нельзя было беременеть. От одной только мысли об этом ею до тошноты овладевал страх. Ей было противно думать об этом…

Но не каждая же её прогулка по городу непременно заканчивалась под кем-то?.. Так что и в этот раз по пути с ней не произошло ничего такого — разве что, один из лавочников всё-таки продал ей браслет с пёстрыми пёрышками… Сказал, что он приносит удачу, а удача ей сейчас была ой как нужна… Но вскарабкавшись по ступеням и оказавшись в просторном мраморном холле, она теребила его всё то время, пока приближалась её очередь — к концу ожидания совсем его разлупив, что он прямо там на полу в виде трухи и осыпался. Так что это вряд ли были самые умно потраченные двадцать пять золотых в её жизни.

— Чем я могу вам помочь? — Самым обычным тоном спросила её женщина из-за оконца, вынужденная привстать на носки, чтобы получше разглядеть едва показывающуюся из-за края столешницы дамианку. Она всё так и потирала своё запястье в жутком волнении.

С виду здесь всё было, вроде как, и нормально — никакой беготни или паники, всё спокойно. И банк именовался по-прежнему: "Медянов и Сыновья". И как только он ещё не переименовал его в "Медянов и его умалишённая дочурка"?..

— Я иссю теловека!

— Извините, но кажется, вы обратились не по адресу… — С удивлением начала работница — но тут в её голове что-то щёлкнуло и она, сильно изменив свой голос и став очень тревожной, спросила: — Ты потеряла родителей?

Это поставило Шаос в тупик — как бы, да? В смысле, одного лишь отца, но… как она угадала? Неужели все, даже рядовые сотрудники банка были в курсе, что она — дочь их хозяина? Блин, она хоть и старалась, чтобы об этом знало как можно меньше людей — но то, что её скрытнечество не сработало, могло всё сильно облегчить!

— Да! Вы не видели его? Он неделю как плопал! Я тогда из дома выходила, а он вейнулся и слазу куда-то плопал!

— Подожди, подожди! Я не совсем понимаю. Ты уже неделю не можешь найти своих родителей?

— Ээээ… В смысле… — О чём она? Какие родители? Шаос с сомнением нахмурила брови — и заслужила, вообще-то, такой же жест со стороны работницы банка. Она ищет только отца! — Ну… Малкоя? Вы его не видели?..

— Малкоя?.. Извините, но мне кажется, у нас возникло недопонимание…

— Вы видели Малкоя Медянова?! — Уже в лоб спросила Шаос, повисая на разделяющей их столешнице с руками. — Он плопал? Плосто сказыте!!

Лёгким ударом молоточка о висящий под столом колокольчик, в зал была вызвана охрана, тут же занявшая место за спиной у виновато задирающей голову Шаос.

— Она приносит неприятности? — Поинтересовался один из верзил, двумя пальцами приподнимая у ехидны прядь голубых волос. Между прочим — он был из голиафов, то есть дамианец.

— Да, у неё какие-то проблемы, но я боюсь, что она обратилась не по адресу. Она несёт какую-то нелепицу — кажется, у неё отец вышел за сигаретами и не вернулся. Вы не могли бы проводить её на улицу, чтобы она подышала свежим воздухом?

***

Шаос уселась на высоких ступеньках этого величественного, украшенного колоннами крыльца — и стала ждать. Потому что ничего другого ей делать не оставалось — похоже, что рядовые сотрудники всё-таки не признали её и идти клянчить у них деньги она не могла, так же как и вернуться домой с пустыми карманами.

Возможно, она опять сделала что-то не так, но сейчас ей оставалось надеяться только на то, что её мог узнать кто-то из тех людей, которым отец лично представил её. Сама-то она никого из них не запомнила — была слишком занята чем-то другим… наверняка очень важным, да…

И, уперевшись в колени лапками, она погрузилась в ожидание на долгих полтора часа… Провожая заходящих и выходящих людей взглядом больших, грустных синих глаз… А когда уже была готова плюнуть на это всё и уйти домой, чтобы придумать там иной способ заработать, а может быть — и встретить там вернувшегося отца — то в этот момент прямо перед ней, минуя её внимательный взгляд, возникла высокая щеголеватая фигура.

— Ну и ну… А я как раз о тебе думал. — Покручивая бородку, сказал мужчина напротив.

Это был он! Он, тот самый хрен, с чьими собаками она трахалась — и единственный, кого Шаос хоть как-то запомнила! И кто прекрасно знал о том, кто она сама такая. И криво, с виною улыбнувшись — девушка встала. Было неловко, но своего она всё-таки добилась.

— К-кааак ваши пёсики?.. — Ничего лучше не придумала полукровка в качестве приветствия.

— Дай угадаю. Ты тоже не знаешь, где твой отец?

Её слегка дурашливое настроение, которое помогло бы ей в разговоре с этим типом, сразу же развеялось — и дамианка, понурив голову, едва заметно кивнула.

— Боюсь, мы тоже потеряли с ним контакт. Давай зайдём в мой кабинет — о таких вещах не стоит говорить прямо на улице.

***

Как выяснилось, с того самого дня он не появлялся и здесь, в банке. Никто его не видел и не знал, куда он запропастился, однако зная его характер и любовь к формальностям — посылать за ним весть не решились. Ему бы это не понравилось и он бы снова стал ворчать о том, что банк принадлежит ему и он вправе отсутствовать столько, сколько пожелает нужным, а им нечего совать нос в его личные дела. Тем более сейчас, после той неудачной поездки.

Короче, Шаос стояла напротив барабанящего о стол пальцами мужчины с сильно понуренной головой — её опасения подтвердились. Теперь она не могла отрицать, что её отец действительно пропал.

— Надо как-то искать его натять…

— Возможно… — Согласился с ней Висканс Феллинс. И погрузился в ещё более глубокие раздумья…

Малкой выстроил здесь такое управление, что в любом сколько-нибудь серьёзном вопросе последнее слово стояло только за ним, а так называемый "совет" представлял из себя собрание привелегированных вкладчиков и мог заниматься лишь всякими мелочами — а также давать советы. Которые он мог когда-нибудь и послушать. А сейчас выходило, что организация лишилась своего владельца. И что? Если он не вернётся — право решать останется за ней, его пустоголовой наследницей? Н-ну чудеса!… В таком случае банк ждёт неминуемый успех. Уж не пора ли выгрести отсюда все свои средства и подыскать им место, где они будут в большей надёжности?

Шаос покосилась на покачивающуюся на лёгком ветру занавеску — и мужчина также проследил за её взглядом. Потом уставилась себе на ноги и тихо прокряхтела, не решаясь что-то сказать.

— Можешь не переживать, я оповещу об этом остальное руководство. Мы разберёмся в этой ситуации.

— Спасибо… Н-но, тут такое дело, и… мне надо денег… — Дамианка постаралась улыбнуться как можно невиннее — но обнажённые ею зубки слегка подрагивали, издавая от волнения лёгкий стук, а глаза никак не могли оторваться от пола. Ну почему она, Шаос, бродячая кошка Инокополиса, свершившая столько несносных поступков — сейчас стояла и мялась, как читающая перед классом стихи первоклашка?! Ей было обидно до слёз! — Не мне, слугам! Им платить надо!

— Иииии… Насколько большие?

Шаос шмыгнула носом и протянула ему листок, выписанный Алисандером, где были указаны не только размеры выплат зарплат, но и необходимые траты на поддержание домашнего хозяйства. И Висканс вскинул бровь, погрузившись в чтение этих цифр, по мере продвижения вниз по списку всё сильнее и красноречивее кривя свои губы.

— Хм… понятно. Меньшего я и не ожидал. Малкой всегда любил весь этот бисер уходящих эпох. Но боюсь, что вынужден тебя разочаровать — я не имею доступа к его личным счетам, а вынуть необходимую сумму из средств банка будет через чур самонадеянно.

Девушка опять опустила взгляд и стала теребить пальцами край свободного розового платья.

— Господин, я… я понимаю, я делала всякую елунду, и навенное вы запомнили меня с плохой столоны, но мне… мне на самом деле отень, отень нузна васа помоссь! Поймите, мне не к кому больсэ облатиться! Я не могу вот так, слазу потеять и отца, и всё его наследие! Мне надо как-то всё удейзать, хотя бы на въемя! Ведь вдлуг он скоо вейнётся? Плосу, помогите мне, хоть как-нибудь! Обессяю, я буду хоосэй… девуской… — К горлу подступил комок. Она не планировала доходить до этого, но сейчас был не тот случай, чтобы играть во внезапное благочестие. — …и ехидной…

Её пальчики сжались на ткани — и она осторожно приподняла подол повыше, чтобы мужчина мог разглядеть её невинное бельишко — белое, с мелким розовым рисунком в виде звёздочек и полумесяцев. Да, она хоть и взрослый уже человек, но нравится ей носить такое! Но на Висканса это впечатления не произвело. И он оценил её поступок с устало закатанными под веки глазами.

— Не позорься. Твоё недоразвитое тело всё равно не покроет такую сумму. — Окатил он её презрительным тоном.

Но на корню её просьбу он отвергать не был намерен — такая удача могла больше никогда и не выпасть. Ведь что это получалось? Абсолютно пустоголовая дочь и наследница Малкоя Медянова попала в беду и теперь с плохо сдерживаемыми слезами просила его о помощи, предлагая пойти на всё, что угодно! Не воспользоваться этим было невозможно. Проклятье, да сколько он сейчас не думал — в голову его приходило всё больше вариантов того, как этим можно было воспользоваться! Каких же верёвок из этой девки можно будет навить!.. Хоть бери и женись на ней, чтобы получить всё и сразу!..

Хотя, этого он делать всё же не стал бы. Но можно было попробовать женить на ней своего пса…

— Хорошо. В последнее время, между мной и твоим отцом сложились несколько натянутые отношения, и потому, в качестве проявления доброй воли, я не откажу тебе в помощи — я выделю требуемую сумму из личных средств. Но на их сборы мне потребуется время, поэтому попрошу тебя придти завтрашним утром.

Да, у него ещё есть, о чём сегодня подумать.

***

Шаос спустилась с крыльца — и сразу же тяжко выдохнула. У неё отлегло. Хотя бы на время, но её выручат — а там она постарается уже включить голову и придумать какой-нибудь выход из сложившейся ситуации на случай, если отец всё-таки не вернётся. От слуг придётся отказаться — их она не потянет. Особняк же она будет тянуть до последнего… Первое время, постарается платить за него за счёт продажи запасов вина… Она всё равно его не особо-то пьёт — тем более, такое дорогое. Не её уровень. А чистоту она и сама будет поддерживать! Будет работать служанкой в своём же особняке… А ещё она слышала, что бывает так, что люди имеют какое-то прибыльное дело — и при этом каким-то образом получают деньги за одно лишь его наличие, ничего самостоятельно и не делая! Может быть, и у неё так получится?.. Или всё же откроет доступ к его счетам… А может быть — и вступит в наследство…

Лишь бы только никто не воспользовался её уязвимостью и не обманул…

По земле прошла лёгкая дрожь — и девушка вполне буднично привстала на носки и обернула голову в сторону — на ту высящуюся на месте эльфийского квартала башню. Толчками, она опять полезла из-под земли, опадая кусками отваливающихся с её поверхности комнат и ведущих в никуда переходов в болото. Но волноваться не стоило… Оно порой так происходит — и это совсем не какой-то дурной знак…

***

А тем же временем, земля на глухом лесном пустыре шевельнулась. Многолетний дёрн разошёлся на лоскуты и чёрный грунт вылез наружу, словно бы старательный крот решил вырыть себе воздуховод. Но вместо чёрного, подслеповатого животного, оттуда покрытое бронзовой кожей плечо. И спустя несколько секунд, разрывая за собой куда большую яму — на поверхность вышло само тело. Только по пояс, остальная же его часть будто застряла — но неведомая сила продолжила тянуть его вверх несмотря ни на что, всё растягивая и истончая торс гуманоида до тех пор, пока кожа живота не лопнула, а наружу не повалились влажные потроха, продолжив соединяться с исторгнувшей его землёй посредством длинных жгутов кишок.

И поднявшись высоко над деревьями, прямо в вечернее небо — солнцепоклонник обратился грудью к своему обожаемому светилу, чтобы с хрустом расправить пред ним свои белые рёбра и изнутри пропитаться его благим светом.

Глава 36. Хорошая дочь. Часть 2

Утром пораньше, как и было между ними договорено, Лиза отправилась в банк — ей не терпелось как можно скорее решить хотя бы одну из возникших перед ней проблем. Но прождав на ступенях два полных часа, её ждало пусть не фатальное, но некоторое разочарование — денег не было. Точнее, они были — но не все сразу.

— Тут десятая часть от требуемой тобой суммы. — Висканс сдвинул мешочек с монетами на край стола — и ехидна посмотрела на него со смесью сомнения, испуга и разочарования. Как бы… с неё же просят? У кого-то там займы были и всё такое, а потому она не могла тянуть с выплатой слишком сильно. — Я не осмелюсь дать такую крупную сумму за раз. Тем более — тебе. Ты их потеряешь или тебя ограбят, а я не собираюсь покрывать ещё и твою безалаберность. Приходи завтра, в это же время. Я передам следующую часть.

— Не такая я и безнадёзная… — Пробубнила себе под нос Шаос, но без обиды, а скорее с печалью — и спрятала деньги в своей сумке. Как бы, ей и так помогали безвозмездно (там же даже речи не шло, что она потом должна будет их вернуть?..), чтобы диктовать условия или возмущаться. Она была признательна. И, сверкнув зубками в неловкой улыбке, спросила: — Вы ведь тосно со мной спаиваться за это не хотите, да?..

— Я не доедаю за своими псами.

Девушка снова улыбнулась — но теперь ещё более неловко. Была у неё мысль в таком случае предложить себя его питомцам, но вдруг бы он взял — да согласился? А беременеть ей сейчас было нельзя. Серьёзно нельзя было! Ей же теперь сюда каждый день ходить… А путь не такой уж и близкий для девушки в тяжёлом положении. Особенно — её комплекции. Поэтому, пока жизнь не займёт хоть сколько-нибудь устойчивое русло — ей следовало воздерживаться от секса, и это уже всерьёз — тут нельзя было свалять дурочку и сказать, что не получилось.

Но и слишком долго тянуть она тоже не могла, ибо её ехидновское естество требовало продолжать род независимо от её собственных желаний. А учитывая уже прошедший срок, в запасе у неё была максимум неделя, перед тем как ей начнёт рвать крышу. И за это время она даже зарплату слугам полностью выплатить не успеет… Поэтому завтра она будет настойчивее и постарается выпросить большую сумму за раз!

Ну, а раз сегодня она возвращалась практически на легке — то на пути домой всё же стоило сделать небольшой круг и кое-куда зайти… Ведь кажется, что прошло уже то время, когда она могла позволить себе вздыхать долгими вечерами в ожидании возвращения своего отца — даже у неё осталось не так много на это надежды. И как бы не хотелось этого делать, но следовало начать фазу активных поисков: ей предстояло обратиться в одно из отделений городской стражи и заявить о пропаже. Если только её станут слушать, потому что как-то доказать своё родство с одним из почтенных господ Инокополиса ей было не чем — у неё с тех времён даже никаких бумаг не осталось. А вот вторым местом, куда ей лежала дорога, была гильдия авантюристов, чтобы и там объявить награду за голову… в смысле, за нахождение Малкоя Медянова! Живым!.. Те точно не откажут. Быть может, и Азаэль как-то поможет. Хотя бы проценты не возьмёт. Или возьмёт, но меньшие, чем обычно.

— Зывым… — Повторила Шаос, вздыхая. И, прижимая к бедру сумку-апельсинку, чтоб не ту не украл вместе с деньгами, отправилась в сторону дамианского квартала.

Желательно — живым….

***

Ожидаемо, что стража предварительно её высмеяла, сказав, что он наверняка сам от неё и сбежал и что всегда думали, что у неё, то есть Шаос, не может быть родителей и что она просто вылезла из какой-нибудь дырки, ибо никто бы не мог породить подобное ей существо. Потом предались воспоминаниям о том, как она не раз оказывалась в камере, будучи… в не совсем приличном состоянии и выдавали ей ведёрко с водой и губку, чтобы она привела себя в порядок. При этом частенько продолжая за сим наблюдать… А тут — ёкарное идолище — она оказалась дочерью богача? Ну чудеса!..

Но хоть и поглумились над ней, вполне резонно восприняв её слова с сомнением — не отказали, пообещав, что они посмотрят, что можно с этим сделать.

В гильдии же Азаэль воспринял всё более сдержанно… И, проявив скупое сочувствие, принял её просьбу, пообещав разместить объявление абсолютно бесплатно. В случае успеха, с оплатой… ну, как-нибудь бы порешали.

Но вот на следующий день, когда она пришла за деньгами, то её ждало куда большее разочарование — она прождала его на этом дурацком крыльце все шесть часов — и даже заходила внутрь, спрашивала его, красноречиво при этом описывая, говорила, что у неё назначено — да всё бесполезно. Он так и не пришёл… Из-за чего целый день был потерян зря и уровень паники в её душе значительно вырос. Так, что весь оставшийся вечер ехидна просидела со стеклянным взглядом, пялясь в никуда и надеясь на то, что завтра он всё-таки придёт…

И он пришёл. Пусть и заставив прождать очередные полтора часа — но девушка находилось в том состоянии духа, что только завидев его — так и бросилась к нему в объятиях, вцепляясь ему в штаны прямо на улице, за что получила лёгкий шлепок по щеке и свои причитающиеся десять процентов от суммы. Объяснять ей то, где же он был вчера, он не стал — лишь грубо ответил, что вот её доля, и скрылся в дверях здания.

Озвучивать просьбу о том, чтобы он выдал ей больше денег, Шаос конечно же не стала. Решила отложить это на следующий раз, когда она всё же окажется с ним наедине. Но когда на следующий день эта возможность у неё всё-таки появилась — её ждало очередное потрясение. Всем своим видом и поведением выражая то, как сильно она его своим присутствием обременяет, он бросил на стол очередные десять процентов и заявил, что вынужден покинуть город на два дня.

Дамианка остолбенела, теряя дар речи. И кое-как расшевелить свои губы смогла только полную минуту спустя.

— Но… — Неуверенно начала она, глядя за тем, как мужчина нетерпеливо притопывает ногой, стоя у окна. — Мне нада эти деньги, и… а вы не могли бы дать, ну… больсэ?

— А ты, я смотрю, как всегда наглая. Я бы мог просто отправить тебя в тот день вон — и зарабатывала бы ты сейчас, торгуя своим телом на улице. Сколько ты там берёшь обычно за раз, не напомнишь?

Шаос скосила взгляд. Каких-то фиксированных расценок у неё никогда не было. Она же не проститутка, всё-таки! Э-это скорее так, добровольное пожертвование за то, что она не оставляет в нужде… Но обычно эта сумма составляет от пятнадцати до тридцати золотых. Плюс-минус. Ей же требовалось в несколько так сотен больше…

Н-но с другой стороны! С другой стороны — это сейчас-то она наглела? Да более покладистой она в жизни, наверное, не была! Ей нужны были эти деньги — и нужны были срочно! Если она слишком затянет с выплатами, то слуги не станут ждать и просто кто куда разбегутся! Проклятье, но как сказал Алисандер — две служанки уже подали бумаги на увольнение! Такими темпами, она и до следующей зарплаты с ними не рассчитается! А ещё ей скоро предстояло исполнить свой видовой долг, на время став малоподвижной. А если ей при этом сильно "повезёт" — то можно было лишиться возможности ходить вовсе.

Она сглотнула тяжкий ком, что поднялся по её горлу, и глубоко выдохнула. Может быть, ей и хотелось возмутиться — но следовало расслабиться…

— Но мне плавда, сильно нада эти деньги. И нада именно сейтяс…

— Я тебе уже сказал — я не выдам тебе больше за один раз.

— Я могу сбегать домой несколько лаз! Мне не словно будет! — Оживилась ехидна, а Висканс — напротив. Он замер, обескураженный внезапно сообразительным предложением этой девки. И не сразу нашёлся, что ему ответить.

— Хватит торговаться со мной. Или я велю тебя выгнать и больше не пускать.

Исчерпав свой лимит прозорливости, Лиза в очередной раз потупила взгляд.

— От твоего отца никаких новостей? — Сухо спросил человек, возвращаясь за свой стол. И Шаос лишь крутанула ему в ответ головой. — Понятно. Если бы ты вступила в наследство — это могло бы всё сильно облегчить. Ты получила бы доступ к его деньгам, чего тебе хватило бы на всю… в смысле, на весьма долгий срок. И ты сама бы смогла ими распоряжаться так, как заблагорассудится.

Висканс с задумчивым видом почесал подбородок, разглядывая что-то под потолком. Так, что и Шаос стало интересно, что же там он такое заметил — но только она подняла взгляд, как он вытянул на столешнице руки и довольно небрежно заявил:

— Я могу посоветоваться с остальными членами правления. Возможно, они что-то придумают. Хотя твой отец и дал нам не так много прав на самостоятельное ведение дел. Но в любом случае — это будет после моего возвращения, а пока — давай, бери, что дают, и беги отсюда! У меня ещё масса дел. Пошла, пошла!

С благородным поклоном за то, что он в любом случае не оставил её в беде одну, Шаос вышла из его кабинета, оставив человека в одиночестве. Но совсем ненадолго — ведь прошло всего несколько минут, которые он провёл вальяжно рассевшись в кресле и перебирая пальцами друг о друга, и дверь в его кабинет снова открылась. Но в этот раз через неё вошла уже чистокровная эльфийка — в белом платье до самого пола и уложенными под шаль длинными светлыми волосами. Она так же, как и Висканс, присутствовала на том собрании, но её Шаос узнать бы уже не смогла.

— Довольно колоритная особа. — Сказала она, осматривая помещение так внимательно, будто эта девка могла в нём что-то после себя оставить. — И довольно мила. Не очень-то она похожа на тот комок хаоса, которым ты её описывал.

— Уволь с этим, она — лишь ошибка природы, не более. — Бросил Висканс, небрежно махнув рукой. — Милая, как овечка — но такая же глупая и не в меру порочная изнутри. Впрочем, пропажа старика сильно выбила её из колеи. Поистине, родственники часто делают нас уязвимыми. И кто бы в ней этого ждал?

— О нём никаких новостей? — Эльфийка привалилась к краю его стола — и мужчина с любопытством вскинул вверх бровь, наблюдая в разрезе платья такие влекущие изгибы дамской спины. — Не нужно с ней слишком тянуть — мне кажется, она уже в отчаянии.

— Брооось, Линетт! Дай мне с ней поиграться. Вот увидишь, она сама приползёт к нам на коленях так, что мы ещё благодетелями окажемся!

— Или Малкой объявится так же внезапно, как и пропал — и всё пойдёт к бесам.

— Поверь мне, всё будет хорошо, моя… Линетт. Просто Линетт, прости.

***

Время сдавливало на её шее петлю, душило и выжимало. Ей нужны были деньги здесь и сейчас, а её спонсор будто бы намеренно всё затягивал, лишь бы держать её в стрессе и напряжении. А ведь трое слуг уже покинули стены особняка насовсем, а остальные — кроме Маттиль и Алисандера — просто перестали работать. Кто жил здесь на постоянной основе — днями занимались тем, чем им заблагорассудится, а приходящие — просили оповестить их тогда, когда плата будет собрана в полном объёме. Наследие её отца стремительно разваливалось у неё на глазах. Отца, о котором до сих пор не было ни крупицы какой-либо информации — даже Азаэль, и тот разводил руками по сторонам. Но когда он предложил ей помочь, выдав ей в долг — девушка не сдержала чувств и просто сбежала. Дала слабину своим мелочным эмоциям, за что в тот же день отдала Алисандеру практически все те деньги, что она заработала, потешая зрителей на арене.

И всё равно оставалась должна… И потому, когда на третий день её спаситель вернулся — она с мольбою стала упрашивать его ускорить процесс!

Нехотя, но он согласился ей помочь ещё немного, но это требовало обсуждения с кем-нибудь ещё. Поэтому Шаос была на время оставлена одна в его кабинете, а сам мужчина ушёл, чтобы спустя пять минут вернуться в компании с какими-то крайне слабо знакомыми ей по той встрече эльфийкой и асмодеем.

— В данном вопросе имеется некоторая сложность. Известно ли вам или нет, но ваш отец не наделил нас большими полномочиями. В частности, мы не имеем права использовать денежные средства банка для решения личных целей… куда, к сожалению, можно отнести и вашу проблему. Также, пока вы не вступили в наследство — вы не имеете доступа к личным счетам вашего отца, но учитывая некоторую… неопределённость сложившейся ситуации — я боюсь, это может затянуться на достаточно длительное время.

— И… сто-то ведь мовно сделать?.. — Спросила ехидна — и привстала на носки, чтобы хоть краем глаза заглянуть в кипу бумажек, которые держал перед собой её собрат.

— Хм… — Асмодей сдвинул плотно стиснутые губы на одну сторону и обратился взглядом к Вискансу. И с немого согласия эльфийки, выразившегося в виде кивка головой, тот высказал свой план:

— Да. У нас сложилось мнение…

— Твой отец дал нам чётко понять, что он — всецело и полностью тебе доверяет. — Перебила уж больно замямлившего с ответом человека блондинка. — И учитывая то, что банк лишился своего единоличного и полноправного владельца, из-за чего всё его управление оказывается под угрозой тотальной парализации и недееспособности — право окончательного слова должно перейти тебе. На время его отсутствия, ты должна занять его место — место управляющего. Иначе всему настанет крах!

Шаос сглотнула. Тё?… Уплав… В смысле, управляющего? Она?! И, легонько покачивая из стороны в сторону головой, она отступила на два шага назад — в направлении двери.

— Вы же справитесь с этой обязанностью? — Спросила женщина — и широко, нарочито добро улыбнулась. — В этом есть доля ответственности, но мы всегда поможем советом.

И опять вмешался Висканс, практически перебивая обнадёживающую речь своей коллеги, говоря как всегда высокомерно и холодно:

— Если вам интересно моё мнение, то я выступаю категорически против. Её отец выстраивал своё дело кропотливым трудом и недюжинной прозорливостью, а эта… девушка не обладает подходящими навыками и способностями. Она принесёт лишь разорение и упадок всему. Что там насчёт предоставления средств на переобмундирование городской стражи? Предложение ещё в силе?

— Нужно будет приложить некоторое упорство, но я считаю, что ещё не всё потеряно.

Девушка в голос заканючила — и обратилась взглядом к тому асмодею, который должен был оказать ей хоть какую-то моральную поддержку. Но он лишь едва заметно взмахнул ладонями, говоря этим, что он ей тут не советчик.

— Нужно будет встретиться с некоторыми господами из городского правления, и… постараться их умаслить, проявить дипломатию… — Задумчиво пробурчал себе под нос Висканс — но достаточно громко, чтобы его можно было услышать.

— А нельзя как-то, ну… — Шаос надавила ладонью на глаз, с силой его массируя. — Поплоссе?..

Эльфийка и человек дружно запыхтели, воздели лица к потолку… Один только дамианец воздел к нему только глаза, когда закатил их под веки — но его роль уже кончилось и он просто стоял и ждал.

— Возможно, имеется возможность… — Будто с неохотой сказала Линетт.

В груди у Шаос зародилась надежда!..

— Но нужно обсудить это с остальными членами правления. Приходи завтра. А ещё лучше — через день.

И тут же увяла.

— Но мне деньги нада! Сейтяс!

— Я выдам тебе твою сегодняшнюю часть. А завтра, увы, мне будет не до тебя.

***

Шаос вышла из банка с чувством, что её раскатали по дороге, вытерли о неё ноги, а потом оплевали. Она не понимала! Ничего не понимала! Чего её всё время отсылают?! Завтра, послезавтра! Через день, два! К чему это ожидание?! Ну выдали бы уже эти дурацкие деньги — и шла бы она лесом! И видеть бы её им в ближайшее время не пришлось. Дали бы охранника, чтобы он её безопасно проводил до дома — она же не какая-то там плесень подковёрная, в конце концов! Зачем её так мурыжили…

Но выбора у неё всё равно не было. Лишь ждать, находясь в полной неопределённости.

А ведь с этим уже могли возникнуть трудности — её зрение уже начинало мылиться. Это был симптом… И она будет вынуждена забеременеть, чтобы потом ходить с животиком и переобмундировывать всю городскую стражу! Или что ей там делать нужно будет?! Умасливать городской совет?

С захлёстывающем её чувством возмущения, девушка взобралась на первую из попавшихся скамеек и громко на ней засопела, сердито скрестив на груди руки и потешно нахохлившись. Неужели они всерьёз думают, что она заменит своего отца?! Будет посещать все собрания, проводить на работе по девять часов в сутки и манипулировать денежными потоками? Ладно эта эльфийка, но он-то должен знать, что она — ехидна! И что такие, как она, склонны проводить часть своей жизни в тяжёлом положении!..

Или же он знал. Знал — и потому тянул с этим? Намеренно издевался над ней? Или что-то задумал?..

И опять перед глазами всё помутилось! Она начинала сходить с ума, и её матка вскоре должна была потребовать того, чтобы в неё посеяли семя! А она… хоть и стиснула до слёз веки, сию же минуту ощущая то, как при одной только мысли об этом во рту у неё скопилась слюна и поднялся жар — всё ещё была вынуждена терпеть! И от этого поёжилась, потому что вокруг неё ходило много мужчин. И каждый из них потенциально мог её оплодотворить… Залезть на неё сверху — или пристроиться сзади, чтобы причинить такую приятную боль и вспучить её животик своим густым, горячим семенем…

Шаос вернула себе самообладание с осознанием того, что она сидела на скамейке и, задрав краснеющее личико вверх, потирала себя за плечи. А между ног было тепло и влажно… И ей бы сейчас хотелось, чтобы кто-нибудь положил ей на животик руку и осторожно его погладил… Или помассировал ей плечо, плавно продвигаясь в область формальной груди…

— Д-да блин! — Встряхнула она головой — и вскочила на ноги, решая для себя, что сегодня ей придётся совершить небольшой ехидновский грех и наведаться в лавку с товарами для всяких питомцев. Следовало попробовать…

***

Кстати, один раз за время этих походов она всё-таки отсосала. Но там ей было не выкрутиться, да и с тем, что не быть ей хорошей дочерью — она, кажется, уже смирилась…

***

Ах, да — их тогда было двое. Пришлось попеременно работать рукой и губами, а потом они одновременно, с двух сторон её…. ну, испачкали. И после этого случая одна служанка сразу же собрала все свои вещи и ушла…

***

Прошли сутки. А за ними — ещё одни. И в этот раз Висканс Феллинс дожидался пришествия Шаос, в нетерпеливости расхаживая по своему кабинету и поминутно то выглядывал в окно, то становился напротив двери, а то садился за стол, где выбивал по столешнице неказистый ритм — и снова начинал курсировать по комнате.

И наконец, когда мужчина уже успел подумать о том, что эта дурилка могла где-то заблудиться или же у неё возникли некие… неотложные дела — она вошла. Чем заставила своего спонсора тихонько присвистнуть и даже поинтересоваться, всё ли с ней в порядке.

— Не, всё номально!.. — Убедила его девушка — и вымученно улыбнулась.

Невооружённым взглядом было видно, что ей не здоровилось. Она была бледна, а движения — в том числе и языка — были вялыми, медлительными и нерасторопными. Ещё более, чем обычно. И глаза — они у неё были мутными и слезились.

Спорить он с ней не стал, ибо сниженная умственная активность ехидны была ему только на руку.

— В таком случае, у нас есть к тебе предложение.

Шаос медленно кивнула — и подалась вперёд, делая настолько медлительный и неуклюжий шаг в его сторону, будто бы могла потерять равновесие и упасть. Но, пусть и сильно качнувшись, она устояла. И опять улыбнулась, начав шарить в кармане фартука своей маленькой лапкой. То, что она пришла сюда в униформе горничной — было хоть и странно, но… в её случае — не очень-то.

— Мы посовещались между собой и пришли к выводу, что есть способ тебе помочь.

Не все от этого были в восторге. Шутка ли, но кроме Висканса, Линетт и того асмодея, все до сих пор думали, что Малкой где-то в отъезде… что было тем же Вискансом им и сказано, но всё исключительно ради того, чтобы не сеять раньше времени панику и пресечь распространение каких-либо слухов, ага. И информация о том, что он на самом деле пропал — вызвала среди "совета" довольно бурную реакцию. Но большая половина всё же признала, что в сложившейся ситуации предложенная Вискансом и Линетт мера… могла быть довольна действенна. Даа…

— Мы набросали кое-какие бумаги — и даже большая часть моих коллег заведомо их одобрила…

Вытащив из кармана некое зелье в маленькой тёмно-зелёной бутылочке — Шаос притормозила, не решаясь его открывать.

— Речь идёт о том, чтобы… несколько расширить наши полномочия. В плане управления. Дать нам возможность принимать некоторые решения самостоятельно, не требуя твоего личного присутствия. Я считаю, его бы устроил такой расклад, учитывая отсутствие у своей дочери деловой хватки.

Ехидна опустила руку обратно. И, до слёз сжав веки, мотнула головой, закрепив результат тем, что как следует промяла глаза кулачками.

— Поззите! А это номально?.. В смысле, ну… — Но этого оказалось мало — и она с силой зажмурилась. Думать ей сейчас было особенно сложно, ибо мысли её окутывал дурманящий туманец. — Я могу посмойеть те бумаги?

— К сожалению, нет. Они ещё до конца не оформлены… Но к завтрашнему дню всё будет готово — и завтра же ты сможешь их подписать, если придёшь… ну, после полудня. Это даст нам возможность незамедлительно и законно покрыть твой долг.

И снова это слово, которое заставило Шаос громко выдохнуть и уронить голову — завтра… Но этим "завтра" уже всё должно было решиться — каким бы ни был его исход.

***

В комнате за круглым столом расположились практически все члены правления — не смогла присоединиться лишь одна женщина. Из-за всей спешки, её даже не смогли найти, чтобы оповестить о таком событии. Но при этом место Малкоя оставалось свободным, чтобы показать этим уважение к новой управляющей.

— Она не придёт. — Пробурчал некий богато одетый карлик с аккуратно подстриженной бородой. Он среди всех проявлял сейчас наибольшее нетерпение, но по другой, нежели большинство, причине. — И на её месте я бы поступил так же.

— Придёт. Я знаю её — она, может быть, и не пунктуальна, но она должна понимать важность сегодняшнего дня. Должно быть, просто задерживается.

— А если и придёт — то я отказываюсь в этом участвовать. Это дурно воняет! Если она это подпишет — то это сделает её слишком уязвимой.

— Здесь я соглашусь — договор составлен довольно любопытно. Согласно ему, она вверяет всё делопроизводство в наши руки, фактически лишаясь над ним какого-либо контроля. Вплоть до его личных счетов и принятия особенно важных решений.

— Это вынужденная мера. Зато это поможет нам выплатить её долг.

— Какой к бесам долг?! — Снова возмутился карлик — и в этот раз он не усидел на стуле. — Перед слугами?! Что за цирк ты перед ней развёл? Понял, что у неё ума нет — и решил на этом лишить её всего?!

— Успокойся, Волдуин. — Прервала его крайне смуглая женщина в белых жреческих одеяниях. — Прояви уважение к милой девушке — ей и так пришлось несладко. Возможно, она только что потеряла отца.

Дворф уставился на жрицу испепеляющим взглядом, желая открутить той голову и выкинуть её в окно. Подобный цинизм его просто вывернул наизнанку.

***

Шаос закрыла зелье пробочкой и тяжко сглотнула эту горьковато-сладкую жижицу мутного белого цвета — вкус был отвратителен. При этом она даже не знала, помогало ли оно ей или нет. Она могла выпить целый флакон собачьего седатива, нацеленного на то, чтобы останавливать у сук течку, но эффект проявлялся в основном в том, что работа её мозга замедлялась до таких пределов, что у неё наступала полная ко всему апатия. А ещё оно приятно холодило, плавно распространяясь от пищевода по всему её телу…

Но сейчас ей нужно было идти. Собираться. И кажется, что она уже полчаса сидела в пороге, напялив на ногу лишь один ботинок и не решаясь надеть второй. Но ей нужно было идти. Её там ждали…

***

— Мы в любом случае не имеем возможности оставить за ней право последнего слова. Вы плохо её знаете. Я скажу так — то, что она обладает крайне скудным умом — это ещё самое безобидное. — Теперь-то жрица та согласно кивнула — и даже сострадающим образом покачала головой. Бедная, бедная девочка! Как же ей тяжело, наверное! Волдуин опять просрипел зубами, но устраивать драку он себе позволить не мог. — Она не умеет быть серьёзной, а её поведение в обществе приведёт нас к позору. Она смешает доброе имя "Медянова и сыновей" с грязью и мы лишимся всего — сюда даже вшивая собака деньги не понесёт. Мы не можем рисковать всем лишь для того, чтобы поиграть в благодетельность. Риски необоснованно велики!

— Можно переписать эти бумаги. Чтобы её… — Звонким голосом сказал воздушно-пухлый, весь такой поролоновый торговец с гладким лицом малого дитя.

— Задница. — Проворчал карлик.

— Да, именно она оказалась хоть чем-то прикрыта…

— Лично я считаю, что в этом нет необходимости. — Вмешалась в разговор доселе молчавшая Линетт. — Она может пострадать лишь в том случае, если у нас будет иметься на то злой умысел. И никто из нас подобного не имеет.

С ней, в общем-то, все согласились, наполнив зал одобряющим ропотом. Ведь конечно-конечно, как же можно!

— Не делите алмазы, пока из шахты всех гоблинов не выгнали — она сначала должна будет это подписать. А я не собираюсь пудрить ей мозги и изложу всё, как есть. Нужно быть полной дурой, чтобы согласиться с такими условиями!

— Волдуин, прошу, хватит! С нашей стороны будет неэтично склонять её к одному из выборов.

Дворф взглянул на нахально качающую головой женщину — и на лица прочего большинства присутствующих. Склонять её они к выбору конечно же не собирались, но только при условии, что она сама всё не думая подпишет.

— Где же бесы эту девку носят… — Нетерпеливо забарабанил он по земле ногой…

***

Шаос ещё немного покрутилась перед зеркалом, хорошенько проверяя свои глаза и лицо в целом. Вроде бы, оно не показалось ей уж очень красным и горячим. А зрачки хоть и были мутными, но в ней не было видно этого грязного, похотливого розового оттенком.

Но она не могла идти в таком состоянии. Оказавшись на улице, она рисковала потерять над собой контроль и сотворить какую-нибудь глупость — она чувствовала, какой вялой была её голова!

Нужно было сделать ещё один глоток этих капель…

***

Ожидание затягивалось. Эта особа задерживалась уже на три часаотносительно оговорённого времени — и члены правления начинали терять терпение. Всё большее их число начинало расхаживать по залу вперёд и назад, что-то ворчать и упрекать Шаос в безответственности, а ещё заявлять о том, что это — правильный выбор.

Но по мере того, как шло время — только улыбка на лице карлика становилась всё более наглой. Ему было приятно видеть, что их план терпел крах. Ведь не могла же она всерьёз подписать эти бесовы бумаги!

***

С тяжёлым, мучительным выдохом, Шаос припёрлась к стене и с силой надавила себе на глаза — их не фигурально застилала дымка. Только не лиловая, а… просто дымка. Всё мутилось и двоилось. Но тело её горело и дрожало — особенно под взглядами проходящих мимо мужчин. Её в страхе охватывало сильными мурашками от того, что её спинка сейчас сама собой выгнется, а попка вместе с этим оттопырится назад. И откинется в сторону хвостик, приглашая занять где-то под ним место…

Нет, ей нужно было держаться! Она не могла позволить себе даже думать об этом. Ибо её похоть… это её похоть была виновата во всём случившемся! Если бы только она могла с нею как-то совладать…

А ведь она и платье даже подлиннее одела — практически, блин, до колена! У неё длиннее и не было, наверное… Откопала его в шкафу — должно быть, осталось ещё с тех времён, когда она была полноценно живой…

Девушка сделала шаг от стены, чтобы пройти ещё немного — до ближайшей глухой подворотни, где она смогла бы отдышаться и вернуть ход мыслей. И принять ещё этих отбивающих мозг капель… Ведь ей нельзя было сейчас думать о сексе — и ради этого, нужно было усилить дозировку.

И она по-очереди выпила сразу два бутылька, ощущая это приятное расслабление в теле!..

Душащая за горло паника ослабила свою хватку. Все её страхи начали постепенно отступать…

Ей начинали нравиться эти ощущения лёгкости и беззаботности…

***

Всё затягивалось слишком надолго. Настолько, что некоторые из присутствующих уже окончательно потеряли своё терпение и начали расходиться — их присутствие больше не требовалось. Они уже прочли финальную версию документа и поставили на ней свои подписи.

— Линетт, не томи себя. Можешь идти домой, я прослежу, чтобы она всё подписала.

Эльфийка ответила мужчине сердитым взглядом — её раздражала его волокита за ней, но торчать здесь уже больше четырёх часов ей не хотелось. Может быть, этот давящий ехидную улыбку карлик был прав и она передумала? Нет, она не верила. Такая напуганная дура не могла выплыть из течения, которое её ухватило!

***

Шаос ощутила, что её легонько шлёпают по щеке. Зрение же и слух вернулись к ней чуть позже. И она осознала себя сидящей на скамейке, будучи в объятиях какого-то человека. Или не совсем, чтобы в объятиях, но… нет, её обнимали — обнимали и, потирая за плечи, легонько покачивали. А она сейчас роняла ему на штаны капли слюны, беспрепятственно вытекающие из её открытого рта.

Что с ней случилось? Как она сюда попала? И где вообще находилась?

— Тише, тише! Ты вся холодная и дрожишь!

Холодная? Она? Нет, не может быть… Но, сглотнув немеющим ртом — она расслабилась. И пала глубже в его объятия… Такие тёплые, мягкие… Ей хотелось, чтобы он сжал её плотнее, сильнее! Чтобы легонько хрустнули её напрягшиеся рёбрышки и она испуганно бы прокряхтела…

Н-нет. Нельзя. Нельзя, сказала она себе — и потянулась в карман, за последним флакончиком этой дряни… Но пока её кругленький ноготок пытался поддеть пробочку, пузырёк у неё был отнят.

— Это что? Шутка? — Мужчина прочёл этикетку, отчего впал в лёгкий ступор. А потом размахнулся и вышвырнул пузырёк с беловатой жидкостью прочь, где он со звоном разбился о дерево. — Ты что, пьёшь это?!

Заскулив, Шаос стиснула лапки на его груди и стала ёрзать, пытаясь освободиться!.. Но когда он лишь плотнее сжал на ней руки — то она обмякла и со скулением уткнулась в него лицом.

Тепло… Так приятно… Он ей что-то говорил, ободряющее, а в колено тыкалось что-то влажное, обдавая её тёплым воздухом. Собака. Мужчина держал на поводке собаку. И она тыкалась в неё носом, обнюхивала…

Шаос до слёз сглотнула. И заплетающимся языком произнесла:

— Хотите… васа собака осеменит меня? Пъямо тут, у всех на глазах… А вы мойете делать со мной в это въемя всё, сто захотите…

***

— Похоже, я оказался прав. — Сказал карлик, когда он остался в этой комнате наедине с Феллинсом. — Ничего у вас не вышло — она не пришла. А завтра я вас с вашими делишками выведу на чистую воду. Решили всё по-тихому сделать, да? Подпихнуть ей свои бумажки, чтоб она их не глядя подмахнула?

Человек был низок своим духом. Если этот коротышка накапает ей на слабовольную голову, то в ней непременно зародится сомнением. А если он ещё и согласится выплатить за неё "долг" — то она сорвётся с крючка. И даже её скромных умственных способностей, не омрачённых паникой и чувством неминуемой гибели, могло хватить, чтобы посоветоваться с кем-то из знающих.

Он свернул бумаги в трубочку и с плотно стиснутыми губами попытался её разорвать — но силёнок у него хватило только на то, чтобы их помять. Карлик же громко, схватившись за живот, рассмеялся. И вышел.

— Дерьмо… — Выругался мужчина и, вскочив со своего места, плюхнулся на место Малкоя. Где он перечитал весь их хитро составленный договор и намеревался уже смять его в плотный комок и бросить в стену со всех сил!..

Но этой же секундою, дверь открылась, и в комнату вошла Шаос. Бледная и вымученная, будто бы всё это время она только и старалась, что сквозь пот, слёзы и выбиваясь из сил проделать путь, что у неё не занял бы и полчаса. И одурманенная своими каплями, а также пониманием, что она больше не вправе тянуть и должна с кем-то зажечь метку на своём животе — она поставила подпись. И, получив за это всю требующуюся сумму — нетвёрдой походкой отправилась на улицу…

Где на половине пути домой на плечо её легла чья-то рука — и её настойчиво попросили немного пройтись, прогуляться. С ней хотели заняться любовью, но пухленький кошелёк, обнаруженный в сумке в тот момент, когда один из той тройки решил справить туда малую нужду, их тоже очень заинтересовал. А взамен — они заплатили ей тридцать золотых!

И не станет ничем удивительным, что уже завтра готовую бить о землю челом ехидну не захотели видеть новые управляющие банком.

Эпилог

Девушка последним оборотом провернула ажурный медный ключ в замке кованой калитки — и без слов передала его новому владельцу. Большой и ни в чём не повинной в её беде семье с большим количеством детей самых разных возрастов. С этого момента сама она здесь больше не жила — особняк продали. И сама она с этой сделки не получила ни одного золотого — он ушёл в качестве погашения долга. Потому что люди, что не таили в себе злого умысла и которым она собственноручно передала полноправное владение банком, не поделили свои взгляды на дальнейшее его развитие и быстро друг с другом перессорились. Из-за чего не прошло и нескольких недель, как они просто растащили всё по своим карманам и объявили предприятие банкротом.

И был при ней сейчас лишь чемодан со всеми её немногочисленными пожитками — да сумка в форме дольки апельсина, из которой наполовину торчала книга в потёртом кожаном переплёте. И на последней её странице было написано:

"08.06.350.

Привет, дневник. Я давно ничего не писала. Думала, оно мне больше не нужно.

Но я ошиблась. Я всегда, всю свою жизнь только и делаю, что ошибаюсь. И я не знаю, что мне делать. Я лишилась всего. Единственного родного мне человека. Дома. Слуг. Только Маттиль хваталась до последнего. Надеялась, что отец вернётся. Я тоже надеялась. Но он не вернулся. И мне кажется, что уже не вернётся…

Послезавтра моё день рожденья. Наверное, я не буду его отмечать. Надеялась сделать это с отцом. Так, как отмечали раньше, когда я была хорошей дочерью. И пригласить всех, кого могла назвать близким.

Увы, я всё сломала.

Простите меня.

Я не стала хорошей, любящей дочерью."

Оглавление

Глава 1. А вот и Шаос!

Глава 2. Благодарность. ☙❤❧

Глава 3. Навстречу приключениям!

Глава 4. Слабейший из монстров. ☙❤❧

Глава 5. Домашний… уют?

Глава 6. Нелёгкая жизнь прислуги

Глава 7. Рога и Копыта. ☙❤❧

Глава 8. Порождение. ☙❤❧

Глава 9. Бутылочные дела

Глава 9,5. Грачи

Глава 10. Непреклонный. Часть 1

Глава 11. Непреклонный. Часть 2

Глава 12. Работа!

Глава 13. Цена ошибки… Не той ошибки! ☙❤❧

Глава 14. Волки

Глава 15. Небольшое приключение… Небольшое ли? Часть 1

Глава 15,5. Чаша. ☙❤❧

Глава 16. Небольшое приключение… Небольшое ли? Часть 2

Глава 17. К свету…

Глава 18. Новое начало

Глава 19. Крайне важные необходимые необходимости

Глава 20. Канальные жители. ☙❤❧

Глава 21. Передержка

Глава 22. Спи… ☙❤❧

Глава 23. Дела всякие. ☙❤

Глава 24. Арена. Часть 1

Глава 25. Арена. Часть 2. ☙❤

Глава 26. Арена. Часть 3. (+ афтерпати) ☙❤❧

Глава 27. Визит

Глава 28. Цена за дурость. ☙❤❧

Глава 29. Теперь — точно новое начало!

Глава 30. Малкоевы конюшни. ☙❤❧

Глава 31. Но сделанного не воротить

Глава 32. Жизнь через боль. ☙❤❧

Глава 33. Эклеры. Часть 1

Глава 34. Эклеры. Часть 2. ☙❤❧

Глава 35. Хорошая дочь. Часть 1

Глава 36. Хорошая дочь. Часть 2

Эпилог