Листея [Аlexandr Adamovich] (fb2) читать онлайн

Аlexandr Adamovich Листея

Том I

Верблюд

Действующие лица -

Валерьян Видоплясов – главный герой.

Василий Трубецкий – лучший друг Валерьяна.

Надежда – подруга детства Валерьяна.

Мирон Валентинович Трубецкий – отец Василия.

Борис – напарник Мирона.

Федор Владимирович Выговский – учитель истории.

Александр Голобородько – знакомый Надежды.

Герман Блохин – заключенный.

Иаков – сокамерник Германа.

Глеб и Арсений – соратники по грязному делу.

Филипп Бедросович Голденберг – продюсер.

Елизавета Филипповна – дочь Голденберга.

Пролог “Белые Ночи Киева”

Киево-Печерская лавра, культурное достояние, что раскинулось у берега реки, где каждая фреска, каждый камешек и кирпичик дышат своей многовековой историей. Татары, большевики, нацисты – все пытались аннигилировать этот Украинский центр православия, но тот твердо стоит на склоне около текущего Днепра.

Не мудрено, что именно здесь решили расположить Скифскую пектораль – украшение древних народов. 1140 грамм чистого золота с филигранно высеченными фигурами животных, пегасов, людей, что разбавлены гротескными узорами напоминающие целую радугу из форм. Выполнена греческими мастерами-ювелирами по заказу знатных скифов. Коллекционеры оценивают стоимость пекторали в сотни миллионов долларов.

* * *

Тюремная камера, что напоминала каменную коробку с двумя дырками, плохо пахнущим санузлом и четырьмя металлическими огрызками, которые именуются кроватями, ласково встречала новичка в этих угрюмых стенах.

– Все это, конечно, интересно, фраерок, но за что ты залетел к нам?, – хрипел заключенный в возрасте, видно сидит не первый десяток лет.

– Да я пытался эту пектораль выкрасть!, – воскликнул новоприбывший садясь на шконку.

– Так ты у нас дурной, чи как?, – уже отзывался другой зек.

– Наш план казался идеальным!

– Ага, просто посреди ночи разхуярить стену самопальной бомбой, я таких планов десять штук на день сочинить могу.

– Но за смелость хвалю, – говорил пахан, усевшись прямиком на стол, – как зовут-то тебя?

– Герман я.

– Ну и учудил ты, Герман.

* * *

– Дави на газ!, – орал мужчина в пассажирском кресле, активно отстреливаясь от полицейских машин. Гул сирен и свист пуль разрывали воздух в радиусе нескольких сотен метров вокруг.

– На связи третий, они сворачивают на Крещатик, – звучало в полицейских рациях, – продолжаем погоню. Вы навели справки об этих идиотах?

– Ты нас недооцениваешь, давно уже.

– И что там?

– На заднем сидении, держащий украденное, Роман Петренко, 19 лет, ранее осужденный за мастурбацию в общественных местах. Кличка “Гоблин”. Вооруженный на переднем сидении – Даниил Василишин, 24 года, хулиганство и особо тяжкие телесные увечья, избил собственную бабушку контроллером от игровой приставки. Кличка “Карп”

– Команда мечты! А третий кто?

– У руля Герман Блохин, наверное единственный профессионал своего дела, мастерски взламывает любой замок, следаки говорили, что его руки состоят из отмычек. Кличка “Многогрешный”.

– Отлично, а машина?

– Chevrolet Corvette, красного цвета, 16-ого года выпуска, украдена у местного священника из Лавры.

– Но зато она у нас!, – говорил Петренко держа золотое украшение в руках, – еще вот-вот и мы улизнем!, – Крещатик, одна из самых оживленных улиц Киева, сутками по ней проходит трафик больше чем за год в маленьком поселке, над ней возвышалась башня, арка украинского триумфа, вся в позолоченном орнаменте, что сначала обладает россыпью маленьких колонн, которые сливаются в большую, на вершине, как государственный флаг на поверхности луны, стоит дева, символ свободы.

– Герман, ты меня слышишь!? Педаль в пол!

– Но там люди!, – наконец-то отозвался горе-водитель.

– Мы и так уже пересекли всю черту, газуй!

Как животных на скотобойне, беспощадные ублюдки унесли десятки жизней невинных зевак, колесами своей “Кристины”. Вдруг гул вертолета заглушил крики людей на улице.

– Сдавайтесь немедленно!, – звучало сверху.

– Еще чего, – пробурчал Даниил в машине и только высунувшись чтобы совершить очередной выстрел, ему промеж глаз проделали дыру, что могла потягаться только с шириной самой улицы по которой они разъезжали, тот мгновенно размяк и залил кровью салон.

– Пиздец, – пискнул Роман, – что делать, Герман?

– Если вы сдадитесь мы уменьшим срок!, – звучало со стороны стражей правопорядка.

– Не знаю!, – но решать уже было совершенно не обязательно, ведь скрип резины по асфальту прервал все рассуждения, Герман мгновенно потерял управление и врезался в фонарный столб, из последних сил они вывалились из горящей машины.

– Но она уже была у нас!, – кричал напарник гордо держа украшение над головой, – и вы её у меня, уже не отберете!, – с этими словами он выхватил пистолет и его приставил к виску, – расхлебывай это сам, Герман, – выстрелил, окропив содержимым черепной коробки раскаленный асфальт.

Фатализм – вера в предопределенность бытия, убежденность в неизбежности событий, что уже были запечатлены до нашего появления. Именно фатализм заиграл в Германе, метаясь между пистолетом в дрожащих руках и трупами товарищей, слыша только пронзительный звон и биение сердца, он поднялся, развёл руки в стороны, закрыл глаза и глубоко вздохнул.

– Я уже ничего не решаю.

– На связи третий, он сдался! Повторяю, он сдался!, – лопасти геликоптера застыли в воздухе и потоками ветра поднимали длинный плащ ублюдка, сирена полицейских машин наконец-то утихла, грабитель отлично понимал, что его королю поставлен шах и мат.

* * *

– Вчера, 11 сентября 2016 года, случилось одно из самых ужасающих преступлений за всю историю нашей страны, мы будем чтить память погибших каждый год минутой молчания, – на экране появилась свеча и часы застучали считая секунды, – из виноватых в живых остался только водитель автомобиля смерти, его личность установлена – Герман Блохин, 21 год, родился и вырос в Киеве, раньше занимался взломом дверей и разной сложности замков, кличка "Многогрешный". Прямо сейчас задержанный дает показания в полиции, подробности позже.

* * *

– Пожизненное, да? Свалили всю вину на тебя, знакомая история, – сказал зек, понимающе смотря в пол, – ну что, милости прошу к нашему шалашу! Ке-Ке-Ке-Ке!

– Наверное после такого погрома они порядочно усилили охрану, – говорил другой.

– Ну а что, ты на выходе хочешь грабануть цацку древних укров?, – скалил зубы пахан.

– Да не, просто замечание, хотя вряд ли кто-то рискнет еще такое провернуть.

– Рискнут, рискнут, – уверенно качал головой Герман, – нужно только подождать.

<=To=be=continued=<

Глава 1 “Этот Город”

Меня зовут Валерьян Видоплясов, я только что окончил Сельский Многопрофильный Лицей №4, именно сейчас, стоя на пути в новую жизнь, на пути к покорению столицы моего края, города Киева, только в этот миг я задумался, и вспомнил то откуда бегу. Вспомнил моего дедушку, старого сизого голубя, морщины не лице которого были глубже американских каньонов, о которых я читал в книжках, то как мы вместе выходили из дому, и отправлялись в поле, то как он своими крепкими руками держал косу, резко взмахивал разрубая высокую траву, и приставучий сорняк. Как он садился отдыхать, тяжело вздыхая, и выпивая бутылку холодной воды, спрятанной в старом жигуле, залпом. Когда маленький я брался за косу и начинал неравную борьбу с природой, а он предостерегал меня про опасность оружия. Потом мирился с моим упорством и начинал травить байки про своего прапрадеда Захара Видоплясова, великого казака, героя Запорожской Сечи, говорил о честности, праведности его души и сердца, кидал в меня мудрые взгляды и понимающие вздохи. Помню как вопил – “Почему же ты покинул меня, дедушка!?”, когда его бездыханное тело уносили в деревянном гробу, зарывать в землю, помню как долго гадал – “А вдруг он жив?”, как не хотел мирится с потерей. Наконец-то, я тут, на автобусной остановке ожидаю рейс в один конец. Вместе со мной Надежда, соседка, на три дома выше, также полна мечт ее девственно чистая голова. Мое тело трясло, странный мандраж пробирает до сердечных глубин, но осознавая, что я не один, что со мной Надежда, я уверенно следовал своей дороге в облака.

Так высока и так близка.

* * *

За окном пролетали пейзажи – поля, леса, маленькие речки, они действовали как колыбельная, притупляли мой рассудок и вводили в дурманящий сон, окутывали туманом сказок. Как вдруг странный грохот вернул меня обратно в реальность, очнувшись я увидел Надежду, что прислонилась к моей груди и истошно рыдала.

– Извини меня, пап, – бормотала она себе под нос, – не хотела оставлять тебя в одиночестве, но так будет лучше нам обоим.

Мне было сложно воспринимать такое, я только положил руку на голову и понимающе погладил, так и продолжался наш путь из кармана страны, путем в сотни километров.

А ехали мы учится, нещадно грызть гранит науки, в Университет Театра и Кино имени Карпенка Карого, на первый вид скромное здание, что хранило в своих стенах множество интересных историй, имело отменный педагогический состав из именитых артистов, народно признанных творцов и талантливых персон множества калибров. Как же давно я мечтал, как же давно хотел попасть туда.

* * *

Вечерело, на небе появлялись первые звезды, солнце поспешно убегало за горизонт, а в нашем автобусе оставался только внутренний свет от мигающей лампочки. Я смотрел в окно, но там отражался только мой портрет, также задумано глядящий в ответ. Небрежно скомканный костюм, что даже в своей общей жадности выглядел весьма недурно, благодаря креативности автора, уложенные невпопад волосы, но зато лицо еще могло составить конкуренцию звездам по ту сторону окна. Рядом со мной сидел цветок, даже в бессознательном, спящем виде, ею можно было любоваться часами, любоваться пока хмурый водитель на заставит нас выйти с криками о конечной остановке. Так я и провел остаток ночи, под грохот колес и любовании в окно.

Слепящие лучи солнечного света, прямым вектором бились об окна автобуса разогревая дермантиновый салон до высоких температур, только открытый сверху люк и задернутые шторы спасали от жгучего хаоса.

– Знаешь, Валь, – вдруг отозвалась Надежда, – а ведь раньше я только на конных повозках каталась, все в новинку, все такое необычное, – наивно сверкающим взором она полировала каждый сантиметр чудного механизма.

– В таком случае, я уже знаток подобных поездок, – ухмыльнулся Видоплясов, – дедушка как-то брал меня с собой в рейс, даже давал порулить!

– Ах ты! Почему я тогда отсутствовала?! Ты что весь кайф решил себе присвоить?! Э-г-о-и-с-т.

– Только вот, понимаешь, сейчас жизнь очень круто перевернется, этот новый жизненный порог, испытание, что бросит вызов посложнее ежегодного сбора урожая.

– З-а-н-у-д-а.

На следующее утро нас вышвырнули с автобуса, и компания из двух человек потащилась к университетскому общежитию, нашему новому дому. Путь был неблизкий, мы разглядывали неизведанную столицу горящими взглядами, всматривались в каждый камешек по пути, каждое здание, каждое новое лицо, все было таким новым, как глоток холодной воды после дней блуждания в пустыне, подобное ощущение бывает только раз в жизни, потом твои чувства притупляются, и ты сам становишься хмурым водителем, выполняющим свою рутинную работу.

Я много думал, думал о том как приживусь в новом месте, как найду свой уголок, будет ли мое счастье здесь, почувствую ли умиротворение на улицах такой бурной столицы? Мандраж продолжался даже к этому моменту, меня не отпускал странный грохот по всему телу.

* * *

Чувства очень часто вставляют палки в колеса на жизненном пути, где-то ты нагрубил начальнику, ведь сорвался после трудных часов работы. Просыпаешься в холодном поту посреди ночи, и с ужасом осознаешь свою никчемность и бесталанность по сравнению с коллегами, проваливаешься в гнусную пучину размышлений, и бесконечной фрустрации, сознание выгорает вместе с энтузиазмом, и былым запалом. Не мудрено, что в экзаменах самое сложное именно укротить свои чувства, удержать беснующегося тигра на тонком поводке. Ты осознаешь, что готовился, бессонными ночами штудировал материал, но все равно как-то боязно на сердце, неспокойно.

Подобные мысли я бесконечно крутил у себя в голове по пути к таблице поступивших, скорее всего, я и видел перед собой дорогу, но мой разум отказывался замечать её, туманная пелена загородила границы восприятия.

– Валя!, – сладкий голос Надежды прозвучал, как только я свернул за угол, – отличные новости!, – подбежав, я уставился на список и камень, что тяготил меня уже несколько дней, спал с души.

– Поступил!

* * *

Заселение в общежитие, дело необычайно муторное, как и само проживание в оном, но когда другого выхода нету, любая каморка кажется королевскими покоями. Если говорить начистоту, меня никак не встретили, ведь и сама комната была пуста. По слухам, коменданты, главные люди в общаге, заранее знают детей новоприбывших, и определяют особей в приятную экосистему, что непременно может быть правдой.

– Что-то я тебя раньше тут не видел, – вдруг прервал мои поиски санузла некий молодой человек.

– Так я новенький тут, первогодка, – дружелюбно улыбаясь ответил Валерьян.

– Знал ли ты, что слабые особи обычно погибают в дикой среде, – вдруг сотряс воздух своей философией изрядно хулиганисто выглядящий парень, – мы с тобой не ужились бы в одном племени.

– Тогда, друг, нам лучше не пересекаться.

– Ты мне тут на заднюю не дави, слабых особей принято поколачивать по моим понятиям.

– А я по твоим понятиям не живу, теперь дай мне пройти, друг, – всеми правдами и неправдами новичок пытался выбраться из конфликта.

– Похоже ты туповат, – бандит преградил дорогу, – ты мне душу мозолишь своим существованием. Думаешь, я не видел Валерьяна Видоплясова на 3 месте в списке поступивших?

– Да, думаю он мог бы выдать результат и получше, – вдруг прервал нарастающую ссору задорный голос другого парня, – Тёма, ну тебе не хватило вчерашнего, иди сходи с бомжом за бутылку “Жигуля” подерись, а от новичка отстань, – говорил спаситель положа руку на плечо 150 килограммового задиры, тот бурча себе под нос проклены мирно удалился, поспешно завернув в другой коридор.

– Спасибо, я Валерьян…

– Знаю, знаю – Валерьян Видоплясов, – наконец-то его можно было разглядеть полностью, взгляд был закрыт круглыми, темными очками, над которыми красовались довольно массивные, но аккуратные брови, виски были выбриты только с одной стороны, когда другую накрывали длинные пряди прямых волос, светлая, божественно чистая, и гладко-выбритая кожа, подчеркивалась острыми скулами. Дальше по списку шел кремовый плащ под которым скрывалась обычная уличная одежда, и странного вида кожаные туфли с брошью осы, которая также сверкала на воротнике плаща, – добро пожаловать, друг, меня Василием звать. Знаешь, а пошли-ка в мою комнату, вижу ты тут бесцельно бродишь.

– Я туалет иска…

– Ну не стесняйся, пошли, – Вася приобнял спасенного и повел к себе.

– А можно вопрос?

– Да?

– Почему этот хулиган послушался тебя?

– Я староста в его группе, постоянно выгораживаю по разным вопросам, он мне за многое уже в ответе.

– А что за прошлый раз?

– Когда Тимур насадил мертвую кошку однокурсницы на швабру и омыл ею полы, после того как разлил ведро помоев под дверь другому первогодке? Да так, пустяки, – Василий много и активно жестикулировал, будто ставя кукольный театр своими движениями, – если честно, с подобными хулиганами нужен особый подход. “Искусство быть посторонним”, и вся херня, догоняешь?

* * *

Комната Васи была неким панковским раем, начиная с различных плакатов с кричащими лозунгами – “Я всегда буду против!”, “Вечность пахнет нефтью!” и иными прелестями протеста, заканчивая обычным беспорядком, и немного расстроенной гитарой в углу. Аки горный пик, книга “Летовский Семинар” красовалась недочитанной и в попехах оставленной на кровати.

– Думаю, извиняться за беспорядок уже поздно, – улыбнулся хозяин комнаты, – тебе чай, кофе или что-то покрепче?

– Чай.

– С сахаром, молоком, зеленый или черный?

– С сахаром, черный, спасибо.

– А что ты тут один шляешься, Валь, можно же так тебя называть?, – продолжал разглагольствовать Василий роясь в кухонном шкафчике, – разве ты не приехал с какой-то девкой?

– Да, Надежда, мы с одного поселка.

– А она приятной наружности, не так ли? Ты так-то приятный парень, думаю мы с тобой подружимся, – Вася положил перед Валерьяном кружку горячего чая, а себе ловким, давно заученным движением, открыл бутылку, – а чего тебе резко зачесалось столицу покорять, друг?

– Мне давно говорили о невероятном множестве возможностей, что открываются здесь, на моей родине разве что трактористом устроится.

– Ну а тебе захотелось в артисты, неплохо.

* * *

– Я никогда не был противником коммунизма, именно коммунизма, каким он должен быть. Коммунизм – это Царство Божие на земле, – у Васи давно опустела пятая бутылка, а за окном сверкали первые звезды и темная пелена охватывала комнату, оставляя только свет настольной лампы.

Смотря на человека по ту сторону стола, я невольно напевал “Васю”, группы “”Браво”, именно эта композиция всплывает в голове при виде стиля, социальных взаимосвязей и просто поведения молодого человека.

– Ну а кто сидит с красивой дамой, конечно он!

– Что?, – Василий стрельнул в меня удивленным взглядом.

– Да ничего, думаю, мне идти пора, спасибо за радушный прием!

– Да не за что! Завтра не опаздывай к первой паре!

* * *

Выполнения одного и того же действия на протяжении многих дней, недель, месяцев, смывает время в одну кучу и оно незаметным ходом ускользает из границ восприятия, тем самым, быстро истекая, вызывая только удивление – “Уже полгода прошло!? Быть не может!”. Все мои успехи в качестве студента не прошли даром, хоть я и переходил пороги задираний Тимура по поводу и без, старался старанно и прилежно выполнял главную задачу – получить знания!

Особых происшествий не было, за этот условный семестр я успел познакомится с большинством одногруппников, и вызвать симпатию у многих преподавателей, по словам Федора Владимировича Выговского, учителя истории, своим “Спартанским упорством”. Тревожила Надежда, на людях постоянно сверкает, а в меня бросает тревожные взгляды, когда осмеливаюсь подойти, отнекивается, что странно. За то радовала дружба с Васей, что не давал унывать моему вечно витающему в облаках мозгу, такой старший товарищ было очень полезен и в плане учебном, и моральном. В общем дела шли неплохо, пока я не столкнулся с одним серьезным потрясением.

* * *

– Рудченко! Выглядишь как жертва Освенцима, плохо спал прошлой ночью?, – примерно таким остроумием красовался Федор Владимирович, перед лекциями и между бесконечными телефонными спорами со своей женой, что по общему настроению беседы, не просто не давали спуску мужчине, а и контролировала суженого как мать сыночка. Интересным был и факт, что он никогда не выходил из аудитории, больше того, узник брака постоянно искал поддержки у зала, а этот зал только понимающе вздыхал, выражая немую ментальную заботу о учителе. Можно было ужаснутся к чему привела жизнь Выговского, таки Вася с Валей, сводились к мнению, что свой путь каждый выбирает сам, и на тропу матерого подкаблучника тоже вставали в здравом уме. Даже это не мешало преподавателю всегда смотреть горящим, и жутко дружелюбным взглядом, сквозь свои маленькие, прямоугольные очки. Иногда он резко взмахивал мудрою головою, отгоняя приставучие кудри, что закрывали зрение, – вот если честно, я бы вторую мировую по другому начал, во первых я не начинал бы её в 39-том.

Иногда я удивлялся почему Выговский не преподает философию, ведь его тирады являлись довольно крепкой позицией, что совмещали трактаты Фрейда, Платона и Ницше. Часто лекции превращались в дебаты, когда Вася пылающим взором сверлил учителя, доказывая ему почему в холодной войне победила не та сторона и почему коммунизм “рай на Земле”. Я не вмешивался в подобное, меня просто восхищала высота полета мыслей, что кружилась над столицей, восхищало, что я коснулся недоступного в моей селе, запретного плода знаний.

– Время вышло, вы свободны, – молвил Федор и спрятал наручные часы за рукавом рубашки, – отлично поработали сегодня!

– Валя!, – голос Васи отражался в громоздкой аудитории, что напоминала огромные ступени с длинными столами и лавочками, – подожди минутку!, – в попехах закинув свои вещи внутрь рюкзака, парень ловко спустился к столику, – пошли, прогуляемся.

Поднявшись, мы вышли в коридор, что был набит вечно тараторящими студентами, которые спешили по своим делам, создавая ощущение автомобильной дороги, где каждому не хватает места чтобы проехать.

Это не было похоже на Василия, тот самый Вася бы выложил всю информацию прямо на стол еще в аудитории, когда этот ищет потайной угол, а в идеале заманивает в свою комнату. Парня будто обливало контрастным душем, то он разворачивается с полной готовностью что-то сказать, как резким движением ускоряет шаг и ведет дальше. Я успеваю только ловить кончик его плаща, с каждой минутой интерес захватывал меня все больше, но бессилие перед неразговорчивым человеком заставляло молча терпеть.

Текут эмоции в промежность судьбы.

* * *

Я всегда старался быть человеком праведным, независимым от чуждых эмоций и переживаний, но всегда ничего не получалось, всегда идеология, что строил внутри, рушилась на практике. В этот момент я решил, что настоящая сила – в правде, в горькой разрухе твоего сознания, что именуется истинной.

Шел проливной дождь, за окном бесновались молнии, ветер вел деревья в бурный вальс по округе, капли барабанили по окнам, а я шел в полупустом и тускло освещенном коридоре общежития, злой как черт, всматриваясь в каждую дверь и прислушиваясь к каждому шороху. Как вдруг я услышал то чего боялся больше всего, услышал то, что ожидал услышать, но так не хотел. Громкие вздохи, стоны, полные удовольствия крики доносились с комнаты Надежды, при обычных обстоятельствах я просто подумал что дело её личное, или на крайний случай её соседок, но в этот миг, прекрасно зная, что та самая непорочная Надежда, торгует своим телом, аки гадюка извиваясь под разными ублюдками, понимая, что делает это не с добра, что девушка опустилась во все тяжкие, ради продолжения обучения, я попросту не мог сидеть камешком и терпеть.

– Давай, еще немножко, – светлая кожа Валерьяна побледнела еще больше, ведь этот голос, по старчески мудрый голосок – Федор Владимирович, который решил поддаться запретному плоду, напиться плотью несовершеннолетней.

– Как ты могла!, – я распахнул дверь, весь запыханный и красный начал выдавать давно заготовленный текст, – я верил в твое чувство собственной гордости, Надежда, но чтобы так!

Изумленная парочка в попехах прикрывая причинные места, пыталась объяснится, Надя орала что-то про безвыходность, про кризис и беспомощность, но мной овладел гнев, неистовый, яростный, звериная ненависть. Смотря на рожу того старикана, которому верил, которого так внимательно слушал, на кого подсознательно равнялся, не мог стерпеть, не мог развернутся и просто уйти, забыв о его поступке, она для меня больше чем знакомая, больше чем просто подруга, она мне – сестра.

Эмоции, аки художник красками, безумными взмахами кисти по белоснежному полотну, созидали картину настроения отдельного человека. Но как? Как у меня получилось совершить идеальное преступление? Будто управляем инстинктом я выхватил перчатки, чтобы не оставить своих отпечатков, поднял старую трубу с пола. А потом, как в тумане . . .

<=To=be=continued=<

Глава 2 “Мифология Оптимизма”

ШОУ ТАЛАНТОВ!

СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ!

НАШИ СТУДЕНТЫ ПОКАЖУТ НА ЧТО СПОСОБНЫ!

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!

Всеобщая суета вокруг актового зала напоминала огромный муравейник, множество особей шныряли по всем углам длинного коридора, каждый делал свое, был увлечен личным интересом, но все ждали момента, когда дверь откроется, и такое важное мероприятие начнется. Не на своем месте был и Вася, ведь его выступление казалось знаковым, этот момент когда Василий, известный как прилежный ученик и ответственный староста, наконец-то раскроет нутро исполнив композицию собственного сочинения, на такую большую публику. Он сидел в дальнем углу, истошно репетируя, давно сбитыми в мозоли пальцами, аккорды.

– Вась, может настроишь гитару?, – прервал звон в голове парня Валерьян, – она же бринит, немного, но заметно.

– А! Валя, это ты, я не заметил, – нервно ухмыльнулся артист, – нет, так и должно быть. У меня жанр такой. И кстати!, – он поставил гитару около своего стульчика и немного наклонился ближе, – я считаю, что тебе надо поговорить с Надей о том что произошло, ты поступаешь как конченный эгоист, ей богу!

– Не знаю, Вася. Я не вижу чтобы она была расположенная к разговору, тем более после того самого.

– Друг, алиби я тебе обеспечил, знаю, и тебя, и ситуацию, осознаю всю серьезность, но ты же лучше меня понимаешь, что обычный разговор всегда решает все проблемы. Ты же мужчина! Ты должен расположить её к разговору!, – говорил он активно раскидывая революционные жесты.

– Надеюсь ты прав…

То что произошло ранее, было чем-то странным, некий всплеск неконтролируемых эмоций, что воспылали во мне. Я никогда с таким не сталкивался, наверное потому что и никогда так сильно не привязывался к людям. Но боже мой! Почему я настолько уверен, что поступил правильно? Почему я настолько торжествую от того, что смог засадить старого педофила за решетку и уберечь свою шкуру и Надежды. Я монстр?

Откинув тревожные мысли решил расслабится на шоу талантов, посмотреть на такое интригующее выступление Васи, а потом уже решать.

* * *

– Василий Трубецкий!, – прозвучал голос со сцены.

– Ну все, с богом, – ухватившись за электронную гитару парень поднялся и уверенным шагом вышел на сцену, – у песни нету названия, каждый почувствует свое, – проговорил тот в микрофон и сел на примитивного вида табурет.

Легким перебором он объявил начало песни, затишье было недолгим, в силу вступил вокал, что пробирал до костей, в нем не было особой профессиональности или птичьей мелодичности, голос брал иным, он звучал из недр души, создавал монументальную стену смыслов, идеологий и сердечных криков. Текст не блистал поэтическими рифмами, но как и вокал пронизывал своим нутром, брал тем что оно не было и песней вовсе, а смесью чего-то за гранью сознания, он говорил на всех языках сразу, ударял каждого до дрожи в груди своею грозовой сутью. С каждой минутой композиция нарастала все большими оборотами, руки Васи бешено били по струнам заряжая зал энергией, на последних минутах голос чуть ли не срывался на крик, а дребезжание струн обрело свой смысл и шарм, казалось будто если гитара была бы хорошо настроена песня не имела смысла. Подняв голову и взглянув в глаза исполнителю, можно было ужаснутся их пустоте, безвыходности и обреченности, этот взгляд будто узнал и увидел то, что не следовало открывать ни одной живой душе. Когда тайфун закончился, хотелось тяжело выдохнуть, Вася весь в поту поднялся, его физиономия не выдала ничего, кроме скупой слезы, чей ручей катился по щеке, он элегантно поклонился и вышел из зала, захлопнув дверь, вернувшись в свою комнату он еще долго слышал жуткий гул аплодисментов.

* * *

– Валя, а что можешь-то изменить ты?, – Надежда застилала постель у себя в комнате, попутно разговаривая со злющим парнем посреди помещения, – неужели не замечаешь, что я поставила на кон все и проиграла? Что подставила тебя, Выговского, Васю, саму себя? Это настолько трагично, что аж смешно, выполнять грязную работу, ненавидеть отражение в зеркале. У нас нету невидимого врага, Валя. За время моего проживания в столице я поняла только одно – наш главный враг, безграничные амбиции.

– Разве у тебя не было проводника в этот бизнес?, – взбивая подушку отвечал Видоплясов.

– Хах, будто так тебе и выложила все. Я тебя знаю, ты опять сорвешься и ринешься ради меня туда куда не стоит.

– Но если этот "проводник" заслуживает этого?!

– Жизнь работает не так, система работает не так, но ты это вряд ли скоро поймёшь, с этого бизнеса уже не выходят целыми. "Они" не дадут.

– Надежда!, – приказным тоном гаркнул парень, – ты разве не понимаешь то куда залезла, "они" эксплуатируют несовершеннолетних! "Они" занимаются максимально преступными вещами, и я не могу оставить это просто так.

– Максимализм, и вправду, мальчики взрослеют намного медленнее.

* * *

В тусклой и пустой комнатушке с блестящим творческим беспорядком, не было никого кроме пары парней и открытой бутылки водки.

– Никаких ответов! Она держит меня за дурака понимаешь, Вася! На территории нашего университета происходят серьезные дела.

– Ну а кто мы такие в этом водовороте событий и безумных перемен? Наблюдатели или те кто могут что-то изменить? Круто повернуть ход дел? Мы те кто можем выпить! Будьмо!, – полоснув горло огненной водой, рассуждал Василий, – давай, Валя, пей, а то горе так просто не уйдет.

– Вух, – будто выдыхая несколько кило воздуха, Валерьян опрокинул чарку, – не такая столица была нарисована в моей голове, все же по началу она была лучше.

– Ты такой зануда, давай лучше расскажи – ты уверен, что Выговский не сдаст Надю?

– Я видел те глаза, я видел с каким ужасом он сверлил меня.

– Ого-го, мы что, снимаем Киевскую адаптацию “Брата”?

– Самое странное то, что я уверен в правильности своего поступка.

– Он правильный, Валя. Больше всех на этой земле, я ненавижу педофилов, после проклятущих фашистов, конечно. Я уверен, что ты поступил по-совести и поэтому обеспечил тебе алиби, как уважаемый староста я тебя по максимуму выгородил. Никогда не сомневайся в уже совершенном и всегда думай перед тем как сотворить следующую шалость.

* * *

– Валя! Неси горшок!

* * *

Я не спал всю ночь, в те минуты когда удавалось отхватить жалкий миг сладкого сна, меня мучили ужасные кошмары – дом, друзья, родители, дедушка, университет, “З-а-н-у-д-а”. Ворочался в кровати, закручивая в блин свою простынь и одеяло, меня охватывал холодный пот, я боялся себя, я боялся неизвестности, я не знал, что меня ждет, и это вводило в жуткую дрожь.

“Ну а кто мы такие в этом водовороте событий и безумных перемен? Наблюдатели или те кто могут что-то изменить? Круто повернуть ход дел?”

Кто я?

* * *

Эта бесконечно длинная и тягучая смола именуемая ночью, продолжалась, сверчки пели под окнами, сосед истошно храпел, а я думал только об одном: “Человек на той стороне баррикад также истошно ворочится в кровати думая о ужасности своих поступков, или же он не считает свои поступки ужасными?” Думает ли он о том что у этих девушек есть семья, друзья, родные? Знает ли о боли что причиняет своей жаждой грязных денег?

Вдруг меня осенило, Выговский совсем не виноват, он просто заложник своей жизни, своего тусклого существования, которому подвернулась возможность спустить дух. Получается плохой тут именно я? Я нарушил то что шло своим чередом?. . .

Всем кто ложится спать,. . . Спокойного сна. . .

* * *

– Оххх, – мычал Вася, – голова болит очень сильно! Она болит даже от того что я сейчас говорю, мне хуево, если одним словом.

– Я всегда тебе говорил, алкоголь – зло!, – умничал Валерьян.

– У нас еще и сессия! Дай боже силы. Кстати, Валя, сегодня мой отец приезжает навестить меня, там еды всякой вкусненькой принесет или бюст Владимира Ильича Ленина, я его заказывал уже как 2 недели назад!

– Уже третий по счету.

– А углов в моей комнате четыре!

* * *

Мои родители сейчас подготавливают почву для посадки, даже не стал их приглашать, но позвонил, сообщил что все отлично. Хорошо, что хотя бы Вася пригласил на чай, и с батькой познакомится наверное выйдет.

– В тех мешках под твоими глазами, я бы мог сложить все свои вещи и уехать жить на теплый юг!, – грубый, но очень завораживающий голос послышался со стороны комнаты Васи.

– Да нормально все, батьку, учеба идет изумительно, выпиваю иногда, но это единая отдушина после бесед с Валей.

– Надеюсь “Валя” это твоя девушка?

И угораздило же меня зайти именно в этот момент. . .

– Значит-ся, Валя это ты, – выдохнул отец, – знаешь, иногда крепкая мужская дружба будет получше всяких отношений с женщинами, вот почему я сейчас один! Но это не отменяет того, что род Трубецких должен получить наследника!, – моду на пальто, вероятно, Вася подхватил у своего отца. Галантный, широкоплечий мужчина, с вычурно грубыми чертами лица, что напоминали грозные кавказские горы, в купе с пышными усами создавали картину хмурого ноябрьского вечера, закрыв взгляд массивными темными очками на своем тучно-картофельном носу. Он сидел закинув ногу на ногу, расслаблено постукивая пальцами по столу, – садись Валерьян, в ногах правды нет, – наконец-то дружелюбно скривив уголки губ вверх, он подал близ стоящий стул, – я Мирон, работаю следователем, – мужчина подал руку.

– Очень приятно.

– Вот скажи, у тебя есть девушка?, – он достал сигарету и прикурил ее от советской зажигалки.

– Знаете, я пока что такого не планировал, подруг много, а вот дамы сердца нету, – немного покраснев протараторил Видоплясов.

– Ну хотя бы так, – Мирон выпустил густой клубок дыма, – слыхал я что у вас тут преступная организация действует, а парни?, – одним только видом он излучал напряжение, – вы же никак с этим делом не связаны? Ведь если верить моим догадкам университет только часть пазла серий краж разных ценных предметов, – слово прозвучало аки выстрел из пушки, тяжеленное ядро прошибло мозг Вали, он был готов тут же сорваться с места и побежать к Надежде, но грозный вид отца Васи не давал и пошевелиться.

– Не, бать, ничего не знаем, – бледный как смерть отвечал младший Трубецкий.

– Точно?, – мужчина вплотную приблизился к лику сына, рассматривая гладь его кожи, – ты же мой сынуля, никогда не стал бы подобной херней заниматься!, – вдруг рассмеялся Мирон и крепко обнял Васю, – удачи вам, парни, – он поднял свою шляпу со стола, элегантным движением закрыл ею голову и стуча каблуком туфлей об деревянный пол направился к выходу, – помните, лучшая закуска – сало!, – дверь захлопнулась.

* * *

– Они что-то знают, – молвил следователь войдя в маленький обшарпанный кабинет с советскими столами и пользовательскими компьютерами тех же времён.

– И вам, добрый день, Мирон Валентинович, – ответил пухлый оперативник попивая горячий кофе и читая длиннющий список пожелтевших документов.

– Мой сын и его дружок, определенно имеют какую-то зацепку, но говорить не хотят, – он подошел к доске на которой были прикреплены фотографии людей, разный мест и орудий преступлений, каждая из которых была связана между собой разноцветными резинками и в конечном итоге приводило к фото с неизвестной темной фигурой, – да ёбанный рот этих лабиринтов!

– Может нам устроить облаву на университет?

– Вот скажи мне, почему я тебя еще не уволил за такие “гениальные предложения”?, – коронер приблизился вплотную, – разве не ясно, что у меня нету ни единого ДОКАЗАТЕЛЬСТВА! Я никак не могу доказать причастность университета к картелю.

– А я говорю, что зацепка у тебя есть, – кокетливо ответил напарник, – Федор Владимирович Выговский.

* * *

– Он определенно в курсе, что у нас что-то происходит, – Валерьян обеспокоенно шагал по комнате всматриваясь в скрипучий пол.

– Мне стоит ввести счетчик гей-намеков?

– Очень скоро твой отец выйдет на Надежду и она попадет за решетку, либо ее убьют те люди из картеля, – вдруг он сел и начал нещадно грызть ногти.

– Ты же утверждал, что старикан не сдаст её.

– Да, но уже я не могу просто так исключить этот факт.

– Да ты параноик, друг. Но все же помнишь что я говорил?

– ”Искусство быть посторонним”.

– И-м-е-н-н-о. Очень полезная мудрость кстати.

– И что за “Кражи”? Неужели Надежда тоже связана с этим? Ведь она сама говорила “с этого бизнеса не выходят целыми”.

– Ну ее целостность зависит от предпочтений клиента, – Вася расхохотался, – извини. По сути нам не известно вышел ли он на Надю или нет. Скорее всего, у него главная улика это Выговский, кстати зацепкой его сделал ты, мой дорогой друг. Именно ты засадил Федора Владимировича за решетку и привлек внимание товарища Трубецкого.

– Выходит, я сделал только хуже?. . .

– Безоговорочно!

* * *

– Не знаю почему так сильно сопереживают одиноким матерям, ведь отцам-одиночкам намного хуже. Когда ты настолько сильно из кожи вон лезешь чтобы содержать свою кровинушку, но жизнь пинает тебя меж глаз своим цельнометаллическим каблуком. К мужчине всегда спрос выше. Мой папа постоянно старался действовать по совести, но жизнь сломила его. Вот почему ты ужасно наивен, Валерьян. Все жизнь не может быть расписана на страницах повести, она за окнами, в разврате, коррупции и массовом криминале. Возможно сейчас ты считаешь отца злодеем, но он просто хочет вырваться из своего затхлого постсоветского кабинета, прикрыть картель – единственный шанс уйти на пенсию. Я не предлагаю сдать Надю, я предлагаю понять мужика на грани запоя.

<=To=be=continued=<

Глава 3 “В Теплые Дни Сбора Винограда”

– Выходные! Валя, пошли гулять!, – ворвавшись в полупустую комнату общежития, Вася начал моторно расхаживать по помещению – уже 12 часов дня, соня!, – он распахнул занавески, выплеснув разъяренные солнечные лазеры обгладывать комнатную тьму, – да как у тебя получается поддерживать такой порядок, – изумлялся парень направляясь кухне, – так, сейчас устроим тебе завтрак в постель, вернее обычный черной кофе.

– Как жаль, что ты вчера не пил, – кряхтел Видоплясов, – сейчас не был бы таким активным. Не помню, чтобы мы договаривались пойти на прогулку.

– Знаю я, в жизни ничего больше не вернуть, у меня остается один лишь только пу-у-уть, – распевался юный бариста, – а! Нет, не договаривались, но я хочу тебе что-то показать.

* * *

Киев прекрасен неповторимым антикварным великолепием, древние храмы стремились своими шпилями к небу то тут, то там монументально возвышая православную идею. В этих маленьких домиках собралась россыпь художественных стилей, начиная Готическим и Барокко, заканчивая модернизмом 20 столетия. Все элементы создавали чудную картину незапамятных времен, доживших к сей минуте.

– Валь, если зацепишь ту девушку, с меня сотка.

– Всего сотка?

– Хорошо, забились на полтиннике.

А как невероятен женский пол! Украинские девушки, женщины, обладают чудной, ослепляющей красотой, что очаровывает с одного только взгляда. Искренняя улыбка, сверкающие зенки, длинные шевелюры, они выходят за рамки представлений даже бывалого романтического поэта. Истинный самородок славянского народа.

– Так куда мы идем?

– Не душни, Валя, – вздохнул Василий, – считай у нас прогулка с сюрпризом в конце.

– А конец когда?

– Если я правильно все подслушал, в два часа дня.

Вытянув из длинного осеннего плаща круглые часы на серебряной цепочке и с звонким писком открыв их, Валерьян прискорбно обнаружил, что его тоскливому ожиданию осталось пробежать еще много кругов на циферблате.

– Нужно подъехать на такси, – изрек парень маша рукой проезжающей мимо шестерке, – остановитесь пожалуйста!, – машина с неприятным скрипом затормозила, поддев металлическую ручку и открыв старые двери, парочка вошла внутрь.

– День добрый.

– Вам куда, молодые люди?

– Ресторан ”Взгляд с Экрана”, – внутри парни увидели мужчину в возрасте, с острым козырьком на голове, небрежной трехдневной щетиной, и с ярко-коричневой кожаной курткой, закрывающей формальный костюм.

– 5 минут и вы уже тут!, – таксист, что от силы имел в словарном запасе несколько десятков поговорок и сотню дедовских анекдотов, ловким движением привел железную махину в действие, та угрюмо тарахтела, но все же соизволила сдвинуться с места.

* * *

– Вот парни, я считаю – месяцы названы неправильно, – вдруг прервал нависшую тишину водитель.

– Так-с, такого я от таксистов еще не слышал, – заинтересовался Вася, наклонившись ближе и положа руку на кожаную спинку стула.

– Ну посудите сами, что может означать “Сентябрь”? Правильно, ничего. Лично я считаю, что название месяца должно описывать состояние происходящего в нем. Вместо “Сентября” - “Ветродуй”. Вместо “Декабря” – “Первоснег”.

– А в этом есть смысл!, – вскочил Трубецкий, – действительно, вы должны обязательно запатентовать эту идею!

– Так и знал, что меня должен был кто-то понять!, – воодушевленно пропел шофер.

– Нахер август! Пусть будет “Сонцеспад”!, – изрек панк.

* * *

– Вот и оно!, – Вася остановился у приличного вида кафе, от которого несло ароматом бодрящего напитка, – ну что ж, нам сюда, – он распахнул двери, оставив огненно красные красоты осени по ту сторону.

Деревянный антураж заведения, с расписными потолками, напоминающие теплый, летний закат, среди алых туч, и аккуратными, но чудовищно удобными стульями и столами, создающий атмосферу обеда в хвойном лесу, где природный хаос объединяется с шедевром архитектурного построения. Аки радуга в небе, огромные холсты с абстрактными рисунками, которые экспериментировали с формами и содержанием, поражая воображение своей броской причудливостью и завораживая одним только видом, заставляя отвлечься от трапезы в четных попытках разгадать задум художника.

– А вот вместо июля – “Сонцестой”, – Вася закинул ногу на ногу, со вкусом попивая черный кофе.

– Я понимаю твое желание хорошо провести время, но чую, что мы тут не просто так. Разве нет?

– Вот скажи мне, Валя, который час?

– 13:56.

– А что я говорил раньше?

– Ждать двух дня.

– И-м-е-н-н-о.

– Дамы вперед, моя дорогая!, – манерный голос разнесся в зале.

– Вот и они, – заключил Василий. Из-за угла выглянула Надежда в компании молодого человека лет 22, всем видом он излучал свою неотразимость. Он – тот самый человек, у которого всегда идеально завязаны шнурки, он тотс которого Да-Винчи списывал Иисуса Христа для своей тайной вечери, главный герой древнегреческих мифов, романтических песен и телевизионных мелодрам – Александр Голобородько, для своих Шурик. Волосы достаточно длинные, чтобы придать каплю женственности, но не закрывать взор. Улыбка – достаточно натянута чтобы добавить непринужденности, при этом не создать напряжение. Костюм? А хотя лучше бы он ходил без него, ведь под одеждой прятался самый настоящий “Давид” Микеланджело, – ну и педик.

– Я уже забронировал столик, – парни услышали тот же бас, – давай помогу, – Шура услужливо снял пальто девушки и повесил его на рядом стоящую вешалку.

* * *

– И это твой сюрприз, Вася?!

– Тебя шептать в вертолете учили, Валерьян, лучше сиди тихо.

Ненависть? Злость? Ревность?… Что я ощущаю прямо сейчас? Ведь я всегда заботился о Наде, всегда поддерживал, а тут она даже не соизволила рассказать о своем парне, неужели он как-то связан с “ними“? Почему я должен узнавать о молодом человеке из третьих уст?

– Ау! Валя!, – Василий махал рукой у лица и щелкал пальцами, – сейчас не время витать в облаках. Не знаю о чем ты там себе думаешь, но от тебя нужна полная концентрация. Самое главное – не подавай виду, и не лезь в драку, конечно! Наша задача – внимательно слушать.

– Пускай я никогда не встречал в Африке рассвет, и не видел сам

пожар в джунглях в час ночной, но знаю точно я, на Земле самый яркий свет, который даришь ты, моя милая Надежда.

– С последним пунктом у меня явно плохо получается, – вздыхал Видоплясов, – мы здесь чтобы наслаждаться чужим счастьем? Хотя вопрос больше риторический.

– Оживленное место ты выбрал, Шура, – щебетала Надя, – и неприлично дорогое! Одно только блюдо стоит три мои стипендии, – шутливо возмутилась девушка.

– Мы можем себе позволить отдыхать подобным образом, официанта пожалуйста!

– Валя, нам для виду тоже что-то заказать нужно.

– Определенно.

– Этот тост я посвящаю тебе, свет очей моих!, – Александр вскочил с места, поднял бокал красного вина, услужливо оставленный официантом, провел взглядом помещение и принялся говорить, – как за окном рассвет, как города весной, как одинокий свет, зовущий за собой, ты пленила меня своим очарованием, не оставив шанс остаться равнодушным…

– Как долго он может этим заниматься?

– Валя, прекращай ныть. Понимаешь, это не просто свидание, это деловая встреча, где они должны обсудить нечто важное.

– Откуда ты, вообще, знаешь об этом?

– Совершенно случайно подслушал, – отводил взгляд панк.

– Твоя комната находится в здании напротив!

– Без вопросов!

* * *

Голобородько поднялся, можно подумать, что ради еще одного искрометного тоста, но тот с серьезным видом сел рядом с Надеждой и начал нашептывать ей на ухо, она менялась в лице, изображая целую палитру эмоция, как вдруг девушка уставилась прямо на Василия и Валерьяна, в данном случае эмоция остановилась на искреннем удивлении.

– Валя! Вася! Что за встреча!, – радостно запищала она, – Саша, пойдем подсядем к ним, это мои друзья!

– Я всегда рад, друзья моей любимой – мои друзья, – он манерно взял два стула и уверенно поставил их около столика парней.

– Знакомься это Валерьян, мой друг детства, а это Василий, лучший друг Валерьяна.

– Очень приятно, – излучая жизнерадостную улыбку Шурик протянул руку, парни нехотя, но ответили тем же жестом.

– Какими судьбами здесь? Я не видела чтобы вы входили!

– Мы раньше вас вошли.

– О! А почему не поздоровались первыми, Шура говорил, что два шалопая странно палятся на наш столик, как забавно, правда?, – видимо непринужденная атмосфера сохранялась только для Нади, ведь парни перекидывались искрами и истошно сверлили друг друга взглядом.

– Не хотели мешать вашей идиллии, – Вася развалился на стуле, приняв уверенную позу, – Шура, ты ведь не из нашего университета, не так ли?

– Ну во-первых, Шура я только для друзей, а во-вторых нет, на артиста я не учусь, просто общежития мне выпало ваше.

– Понятненько, ну, Валя, не молчи, поддержи разговор, – Вася пнул его под столом, – он просто удивлен такой встрече, уж простите, Александр, – пародируя манерность закончил тот.

– Валерьян, разве не о тебе слухи дурные ходят?

– А, ну когда мы с Валей напились и пошли в женский туалет за порцией компота из сухофруктов, да, каюсь, были пьяны.

– Не-а, не то. Говорят мол ты, друг, на учителя напал и избил его, а некий “Трубецкий” обеспечил алиби.

– Ха-ха-ха-ха, – рассмеялся Вася, – да он у нас задрот, стихи пишет, поэмы разные, я его ни разу в зале не видел, а мускулов там, пфф.

– А, Василий, отец твой следователь, как раз вынюхивал что-то в университете, – Шурик изменился в лице, изображая каменную серьезность, – отговорки?

– Батько приходил навещать меня, – сложив пальцы в уверенной позе, панк парировал выпады противника.

Стоило только одним глазком опрокинуть Надежду, можно было ужаснутся, тяжеленные капли пота мчались наперегонки от лба к подбородку, не ограничиваясь одним слоем. Как только она потянулась к чашке, её руки задрожали, и девушка их быстро спрятала. Дружелюбная улыбка и яркий свет глаз, сменились на панический страх, который она истошно старалась скрыть.

– Ну смотрите мне парни, пан Многогрешный, не очень терпелив.

– Кто-кто?

– Да так!, – Саша резко улыбнулся, – пустяки, вот знаете, уж очень мне это кафе по душе, персонал приятный, внутреннее убранство поражает, даже изумляет…

* * *

– Федор Владимирович Выговский, рост 181 сантиметр, волосы длинные, кудрявые, обычно ходит в очках, – бурчал Мирон Валентинович, войдя в ярко-освещенную комнату допроса, – вроде похож, – ухмыльнулся следователь, сняв плащ и шляпу, усевшись напротив подозреваемого, – вот скажи мне, Федя, ты ведь знал, что она несовершеннолетняя?

– Знал, – изнеможденно ответил тот.

– Ух, ну он и приколист, правда Боря?, – обратился Трубецкий к напарнику.

– Неужели нельзя было снять шлюшку?, – Борис, парень в теле, обычно с расстегнутой рубашкой, свисающей над штанами, и стильным оранжевым галстуком обвитым вокруг массивной шеи.

– Я и снял, – немного смущаясь протараторил преподаватель.

– А вот с этого момента подробней, – Мирон вскочил, – откуда у вас в университете взялся полноценный бордель?

– Я не в курсе.

– Не играй дурачка, ты же её как-то снял! Кто тебе помог?

– Пришло сообщение с неизвестного номера, так-то так-то, хотите развлечься, туда-сюда, тыры-пыры. Ну вот я и проследовал инструкции.

– Какой еще инструкции?

– Отослать ответное сообщение с удобным временем и пожеланиями во внешности. Главная проблема для вас в том, что нужно это сообщение получить, а приходит оно по всей видимости, случайно.

– Глухарь, Мирон Валентинович.

– А ну цыц, Боря! Ты ведь знал эту студентку?

– Никак нет, историю она сдавала заочно и не у меня.

– А парня который тебя избил, он же был связан с той девушкой?

– Н-н-не з-запомнил…, – яркие вспышки того вечера вызывали острую головную боль.

– Глухарь, Мирон Валентинович, – будто на повторе бубнил напарник.

* * *

Пан Многогрешный? Очень знакомое имя, но откуда? Яркое, выразительное, даже немного устрашающее. Где я мог его услышать?

– Так-с, Многогрешный – фамилия главного героя в романе “Тигроловы”, где по сюжету критикуется советская власть. Демьян Многогрешный – атаман Запорожской Сечи (1631 – 1701). Герман Блохин (Многогрешный) – преступник, что почти 6 лет назад пытался выкрасть скифскую пектораль, но сейчас задержан, сидит на пожизненном.

Неужели это Герман руководит своей преступной сетью из тюрьмы? Невозможно, ведь его посадили молодым и связей в криминале у него не было. Что же произошло и как он связан с Надей?

<=To=be=continued=<

Глава 4 “Кто Накормит Жадные Пальцы?”

Гул мотора, скрежет резины, кровь, терпкий запах крови, яркие образы пробегали в голове, прыгая по струнам слабых нервов. Маленький ребенок, весь в крови, женщина, миленькое личико было искажено в ужасной агонии, туман, туман, туман…

– София!, – Мирон вскочил, третий холодный пот скатывался по лысеющей голове, полностью мокрая майка с сальным следом на простыне, кошмары мучали не первую ночь, две минуты до звона будильника.

Поднявшись и окинув тяжелым взглядом комнату, он убедился в неизменности советского интерьера, убедился, что старый шкаф с семейной фотографией никуда не ушел, что пожелтевшие занавески не улетели через открытую форточку, а старая пепельница не потеряла ни одного потушенного бойца.

– Вася! Уже 7 утра, подымайся!, – крикнул отец, – тьфу, он же в общежитии, точно…, – подняв со стола пачку сигарет Валентинович вышел на балкон. Пейзаж с расставленными, как фигуры в шахматах, хрущевками ничуть не изменился, вдалеке виднелась родина-мать(Батьківщина-Мати), что своим мечом рассекала рассвет, а щитом оберегала от настойчивого света, палящего в глаза – София…, – вздохнул мужчина чиркнув зажигалкой.

* * *

– Говорят, убил он своего напарника, – тухлый запах старой пожелтевшей бумаги наполнял кабинет отдела кадров. Женщина в возрасте с довольно округлыми чертами лица всматривалась в некое досье, – Валентинович в погоне за картелем уже не первый десяток лет, не мудрено, что шизофрения подкралась незаметно.

– Ну и что, следующим буду я?, – ухмыльнулся Борис, допив свою порцию утреннего кофе.

– Не стала бы я так шутить, Боря. То дело до сих пор не раскрыто, и никто не знает, что происходит в дурной голове.

– Предостережения услышал, даже если так, я его спрошу.

– Не смей этого делать!, – приказным тоном гаркнула женщина.

– Хорошего дня!, – парень стремительно захлопнул за собой двери, – ух, и люблю же я интересных персон, не чета тебе, Света, запертая в четырех стенах дурочка с бумажками на перевес.

Только вынырнув в офис, пухляш столкнулся лицом к лицу со своим напарником – Мироном Валентиновичем Трубецким. Разницу в габаритах их тел было невозможно не заметить. Статный, широкоплечий мужик, сильно контрастировал с на две головы меньше тучным пареньком, но это не отменяло галантности Бориса, даже с лишним подбородком, он красовался чертами лица голубых кровей.

– Здравствуйте, Мирон Валентинович!, – протянул руку парень.

– И тебе не хворать, – следователь на отмашку поздоровался и последовал в кабинет

– Опять плохо спали?, – схоже на пса, он побежал вслед.

– Уже не помню когда спал хорошо.

– Ясненько, а у меня для вас хорошие новости!

– Тебя увольняют?

– Даже лучше. Продвижение по делу картеля, – весело протараторил Борис.

– Да?, – это взбодрило лучше хорошей дозы кофеина, глаза загорелись, а руки потянулись к документам.

– Воровство, потерпевший признался что ранее у него была подружка легкого характера.

– И опять кража совершенно случайная?, – Мирон заинтересованно жонглировал фотографиями с мест преступления.

– Взаимосвязь должна быть, но её не видно. Одно известно наверняка, украли нечто очень ценное.

– Так чего ты сидишь, бери машину и едем. Подымай пузо, – следователь шутливо похлопал напарника по упругому слою жира.

– Так точно.

Весна… Сколько радости в этом слове. Расцвет жизни, громоздкие кучугуры под гнетом солнца превращались в пищу для ново растущих растений разных габаритов. Веселое пение, только что вернувшихся птиц, раздавалось звоном в глубине сердца. Наконец-то можно было снять тяжеленные зимние куртки и облачится в легкую шинель.

– Сегодня ведешь ты, – заключив Мирон садясь на заднее сиденье старенького автомобиля, – у тебя же есть права?

– Так точно!, – ответил Боря заведя средство и с трудом сдвинув ее с места, – ну, поехали.

– Не знаю можно ли назвать эту старую тарахтелку машиной, – ворчал Трубецкий закинув руки в карманы пальто, – но ладно, что уж тут, самое главное – едет!

– Вам не надоело, Мирон Валентинович?

– Не надоело что?

– Гонятся за картелем.

– Понимаешь, пацан, это дело не просто моя прихоть. Черти наводят суету в моем родном городе, а я присягал оборонять честь граждан, теперь смекаешь?

– А лично мне кажется, что вы просто хотите вернуть былую славу.

– Ты меня держишь за меркантильного урода?, – безэмоционально вел беседу следователь.

– Вовсе нет, – Борис не сдавал позиций, также излучая невозмутимость, – но после того инцидента с вашим участием.

– Какого инцидента?

– Смерть Андрея Вишневского.

– Жалкой крысы, что тайком работала на криминальных иродов?

– Доказательств не было, Мирон Валентинович, – по воздуху разлетались искры, а свинцовое напряжение утомляло дыхание.

– Не было, говоришь? А почему же украденные ценности были найдены у него дома, почему же он регулярно встречался с разными девушками, которые по итогу оказывались шлюхами? А, умник?

– Но ваш самосуд был несправедлив, и выходил за рамки закона.

– Я чту свою присягу – защищать граждан от сволочей, а законы построены специально для преступного сброда и его безопасности. Ничего святого, тьфу.

* * *

– Дружочек, а ты разве не знал, что проституция запрещена на территории нашей державы?, – следователь втаптывал своими лакированными туфлями персидский ковер хозяина довольно неплохой трехкомнатной квартиры в центре Киева. Интерьер не брезговал быть вычурно холостяцким, с разными колоннами, арками и мраморными вставками.

– Знал, товарищ полицейский, но что с того?, – смазливый парнишка лет 26 в халате не голое тело, с небрежно собранными сзади волосами, одним только видом показывал свою претенциозность, – у меня пропала довольно дорогая историческая штучка, хотелось чтобы вы ее вернули.

– Ты нам тут херню не неси, – Боря перешагивая через разбросанные бутылки из-под алкогольных напитков разной степени насыщенности, включился в беседу, – мы имеем дело с целой сетью спланированных ограблений, тебя выслеживали уже давно и твою штучку тоже, пижон.

– Хорошо, как ты вызвал себе подружку на вечер? Нам важна каждая деталь этого заказа.

– Тебе, дедок, захотелось на старости лет оттянутся по полной?

– Парни, пакуем его, – Мирон достал сигарету, бестактно закурив её прямо в комнате, – ты нам в отделении все расскажешь.

– Курить в квартире запрещено, ты мне все занавески об смердишь!

– Ко мне обращаться на вы, уважай старших, – Трубецкий наклонился к скованному парню и угрожающе шептал, – тебя как зовут?

– Не твое собачье дело, старикан.

– Возможно, – Валентинович выпустил клуб дыма промеж глаз подозреваемому, виртуозно жонглируя папирусом в зубах. Вальяжно подойдя к окну и несколько секунд посмотрев, выдал, – а вот и наше такси!

Внизу их уже ждала полицейская машина поновее. Иномарка с яркой надписью “Полиция” и молодыми, ряжеными в современную форму, представителями правопорядка.

– Проклятущая новая полиция, – бурчал следователь спускаясь по подъезду вниз, – сегодня едешь с ними, я к тебе еще заскочу, – в бывалого мужика был свой говор в общении с заключенными.

Спустя несколько минут, минуя ворчание Мирона о плохих киевских дорогах, вся ватага была доставлена в зал допроса.

– Сиди тут, Боря, – приказал старший по званию и отправился в другую часть комнаты с односторонним стеклом, – Григорий Вишневский, все таки узнал я твое имя, друг.

– Не друг ты мне, гнида ментовская, – паренёк сидел все в том же светло-коричневом халате, на котором абстрактными символами передавалась античная культура. Множество линий, фигур и бесконечное множество их комбинаций стекались в одну картину мифов Древней Греции.

– А ты у нас по-понятиям живешь?

– Не узнаешь меня, правда?

– Такую рожу я бы запомнил.

– Припоминаешь Андрея Вишневского? Юнца с блестящими глазами, главную надежду матери, и основную опору для старого отца, а наконец – моего брата, – глаза Григория будто излучали сокрытое безумие, что контрастировало с внутренним гневом и безграничной печалью.

– Вот это встреча, Мирон Валентинович, – Борис хоть и сидел по ту сторону допросной комнаты, но его комментарий таки был наилучшим в этой ситуации.

Следователь спокойно сел и вновь достал сигарету, верхняя века левого глаза нервно прыгала. Что странно, хмурое выражение никуда не ушло и спустя несколько тягомотных секунд размышлений он выдал:

– Твой брат содействовал картелю, не сумев получить информацию, я решил просто избавится от шестеренки в механизме преступных гадов. Но дружочек, это никак не относится к сегодняшней нашей беседе, – спустя мгновение комнату наполнил табачный дым.

– Ах ты ж, сучара! Ты хоть понимаешь, что твой самосуд не был законно оправдан, почему твою наглую рожу еще не посадил и не сняли погоны с широченных плечей.

– Они не могли ничего доказать, – вдруг непринужденно молвил он, будто пересказывая сюжет фильма друзьям опоздавшим на начало сеанса, – ну а то! Рассказывать будешь, каким образом шлюшка оказалась в твоей квартире?

– Неизвестный номер отправляет сообщение, – закинув руки процедил Гриша, – и ты можешь…

– Эти ваши истории про неизвестный номер мне уже известны. Как лично мне выйти на след этих легкодоступных девушек?

– Никак, если тебя самого не выберут для рассылки.

– Хорошо, чудик. Давай мне описание украденного, я проверю все ломбарды и местных барыг, попытаемся найти. Свободен, – несколько мужчин вошли в комнату и вывели прикованного Вишневского с допросной, – мир тесен, – подытожил следователь выкуривая уже третью по счету сигарету.

– Увлекательный допрос был, вам повезло что по ту сторону стоял только я, Мирон Валентинович. Интересно, что вы не убегаете от своего прошлого.

– Боря, – он поднялся расставив руки в карманы, – я никогда не жалею о том, что совершил ранее, и всегда анализирую свой следующий шаг. У меня в голове сотни исходов этого диалога и я готов к каждому, именно так у меня получилось дожить к 47 годам. Смекаешь?, – уставший голос мужчины навис в комнате, каждое слово он выговаривал с долей цинизма и полного безразличия, он одновременно был в этой комнате, но и витал где-то в своих мыслях на пару с переживаниями.

– По-большей части, Мирон Валентинович, – напарник будто коллекционировал знакомства, диалоги и факты, его хобби это хранение интересных личностей, их жизненных историй, необычных черт характера и различных занимательных ситуаций, – заявки в ломбарды я подам сам, врятли они будут настолько наивны, но все же.

– Будь любезен.

* * *

– Боря! Дави на газ! Эта дочь собаки убежит от нас!, – рвал глотку Трубецкий, сигарета в зубах активно прыгала, когда машина наскакивала на брусчатку.

– Очень сложно играть в Форсаж в час пик!, – Борис выкручивал руль во все стороны света, заставляя старую тарахтелку двигаться аки муха в супе, дорога была слишком узка для погони этих двух автомобилей.

– ПРИКАЗЫВАЮ ОСТАНОВИТЬ МАШИНУ, – вдруг он вспомнил о своем громкоговорителе, – СДАВАЙТЕСЬ, ИЛИ МЫ ОТКРЫВАЕМ ОГОНЬ НА ПОРАЖЕНИЕ.

– План с приманкой был невероятен, Мирон Валентинович.

– Этот Григорий нам таки пригодился, вызвать еще одну подружку было неплохой идеей, хоть и банальной. Но все это пойдет насмарку если мы их сейчас упустим!, – он достал табельный пистолет и шмальнул в воздух, – КАК МОЖНО ЗАМЕТИТЬ, ПРЕДУПРЕДИТЕЛЬНЫЙ ВЫСТРЕЛ Я УЖЕ СОВЕРШИЛ.

– Уверены, Мирон Валентинович?

– Твое дело газовать, Боря!

– Они заехали в подземный переход!

Водитель новенькой иномарки, или же местный сутенер, решился на неожиданный финт, закинуть автомобиль в наполненный людьми переход. Он не просто уничтожил парочку килограммов интереснейших столичных сувениров, но и покалечил, своей двухтонной махиной, нескольких человек.

– Давай, перекрой ему ход! Не тупи Боря!

– Вас понял, но что если он захочет вылезти по ту сторону?

– Погоня продолжится, юный гений!

Следователь выскочил из машины, пистолет был выставлен аки продолжение руки, он навел оружие четко на автомобиль ожидая сопротивление, но как бы то ни было, сквозь дым нельзя было разглядеть ничего кроме самого транспортного средства и всего лишь одной сидящей внутри фигуры. Множество зевак выбегали с перехода, а горе-продавцы пытались уберечь товар и не попасть под горячую руку бандитов.

– Вы окружены. Предлагаю сдаться с поличным, и проехать с нами в отделение, – как же близок был триумф Мирона. Еще никогда раньше ему не удавалось загнать картель в такую ловушку, – между молотом и наковальней, правда?, – злобная ухмылка сверкнула на лице. Тишина, вакуум, где звуки? Где хотя бы какие-то признаки жизни? Это жутко напрягало Валентиныча, тот инстинктивно заскочил за прилавок некой палатки в ожидании первого хода со стороны противника, – ох, Боря, как же я надеюсь, что ты додумался обойти их с другой стороны, – шептал тот. Как вдруг – выстрел, не растерявшись следователь высунулся для совершения ответного выпада, не ошибся, девушка, что осталась в машине начала вооруженное сопротивление, но мастерство и наметанный взгляд Трубецкого охладило пыл подружки, пулей в колено, конечно.

* * *

– Опять преступные разборки на территории нашей столицы. Сегодня 20 декабря, 2021 года, силами вооруженной полиции, а в частности следователя Мирона Валентиновича Трубецкого, была задержана гражданка Мария Александровна, с подозрением в причастности к преступной сети спланированных краж. Гражданка была ранена в ногу и помещена в больницу. Следователь дать комментарий отказался. Насколько правильным был его поступок?

– Выключи эту поеботу, Боря, – в белоснежной палате с аккуратно расставленными приборами и мебелью, лежала чернявая девушка, пока без сознания, – ничего, я ждал 16 лет, подожду пока ты проснешься, дорогуша.

– Мирон Валентинович, в её вещах я нашел интересный контакт, – накинутый в медицинский халат Борис, копошился в вещах подозреваемой, аки свинья в поисках трюфеля, – некий Александр Голобородько.

– Показывай, – он несколько секунд всматривался в записную книжку, – ага, значит вот и сбежавший сутенер. День на отдых и начинаем спецоперацию. Поймаем этих чертей. Нам сегодня очень повезло, Боря. Сегодня восторжествовала справедливость.

<=To=be=continued=<

Глава 5 “И Руки Можно Потерять,

Когда в Ногах Такая Стать!”

Может все это понарошку? Надежда, ты и вправду поставила все и проиграла, что тобой двигало все это время, неужто не было другого пути? Оно оказалось тебе не по-зубам, не по-карману цена, не по-вкусу пряник, не по-росту потолок, не по-чину мундир. Вот бляха, после общения с Васей, количество абстрактных метафор незаметно увеличивается.

– Валя!, – после скромного стука дверь открылась.

Вася бы не постучал.

– О, здравствуй, Надь! Какие новости?

– Если говорить напрямую, я хочу тебя пригласить кое-куда.

– “Взгляд с Экрана”?

– Вовсе нет. Знаешь, – она подсела на кровать, старые пружины храбро сопротивлялись напору и держались из последних сил, как, в принципе, все в этом общежитии, – у Шурика сегодня выступление, он у меня фигурист, не хочешь пойти со мной?

– А Васю…?

– А Васю нельзя. Хочу поностальгировать по старым временам.

– Понятия не имею как старые времена связаны с Шурой, но думаю, что мы сможем проветрится.

– Ура!, – она подскочила, вызывая неприятное кряхтение приставучих кроватный пружин, – жду тебя через двадцать минут, у входа!, – девушка так же легко упорхнула за двери, как и вошла, оставив по себе сладко-осенний аромат парфюмов.

Что же ты задумала? Неужели решила сдружить меня с тем напыщенным пижоном? Неужели ты думаешь, что у меня есть к нему какое-то дело? Но что уж тут, коль пообещал пора собиратся. Пожалуй стоить уведомить Васю о моем отсутствии, зайду сперва к нему.

Эти проклятые коридоры, тусклые, низкие и до не возможности сильно напоминающие кишечник, как жалкий глист ты ползешь в этом полуразрушенном здании. Как же я не заметил этого раньше? Мой затуманенный призрачной красотой столицы разум не замечал ужаса окружающего мира? Выблеванные на головы советским гражданам хрущевки, срок годности которых истек еще в прошлом веке, разруха и неопрятность настоящего, что дело рук нынешних слуг народа. Вот о чем говорил Вася! “Искусство быть посторонним”. А тут и его комната, кстати.

– Привет, Вась. Я тут зашел сказать кое-что…

Картина представшая перед глазами была не из приятный. Среди общего творческого беспорядка, небрежно разбросанного в стороны от старенького дивана, господин староста разместил нагую девушку, а сам вальяжно стоя перед мольбертом и с заумным видом рассматривая натуру, что изо всех сил старалась не пошевелится перед творцом, он по-разному взмахивал кистью, передавая на работе перспективу и построение тела подружки.

– Здарова, Валя! Садись, – молвил художник вытянув из светло-фиолетового фартука новую кисточку, – я тут… работаю.

– Привет, – неловко поклонившись, Валерьян поприветствовал даму, – я хотел сказать…

– Не-не, Валя, лучше скажи мне, хорошо ли я передал общий объем на картине, вот встать, посмотри, – Василий отодвинулся.

– Эмм, – сравнивая девушку вживую и шедевр импрессионизма Трубецкого, можно было только промолчать, – ну, у тебя определенно есть свое виденье.

– Это конечно не финальный вариант, но свое сотворение… как там тебя? А! Лиза! Точно. Но свое сотворение Елизаветы я точно передать смогу.

– Это самое, Вася. Меня этот вечер не будет в общежитии.

– Да на здоровье! Чего ты ждешь, чтобы я сказал не связываться с плохой компанией и прийти к восьми?, – Василий поднял палитру и начал резкими движениями творить некие абстрактные оттенки, – я тебе не злой батька, я добрый! Хорошо, буду в курсе если что. А куда идешь?

– На выступление Шурика.

– Это тот педик из “Взгляда с Экрана”?

– Именно, – тяжело вздохнул Валерьян.

– Тебя туда Надя потащила?

– Да…

– Ясно все, удачи, смотри чтобы не нашли тебя в постели с преподом!, – уходя из комнаты можно было услышать только громкий заливистый смех, а затем хриплый кашель, и снова смех…

Спустившись вниз, Валю уже ждала Надя. Вот чему-чему, а чувству стиля столица её научила знатному, каждый элемент одежды идеально гармонировал с цветочной внешностью дамы, а новоиспеченные украшения, дополняли наряд, заставляя его светиться весенними красками и хранить баланс с окружающей природой. Как вдруг, они услышали знакомый звук – такси! На своей старенькой советской машине к ним уже примчался хорошо известный шофер.

– О, здравствуйте!, – весело воскликнул Валерьян увидев уже знакомого таксиста, – ну что там у нас, семнадцатое Талоснегово (Март)!

– Паренёк! Привет, на сей раз ты уже с девушкой?

– С подругой, – стеснительно ответил тот, удобно усаживаясь на поролоновое кресло.

– Ясненько, вам куда, молодые люди?, – сказал шофер дернув ключ зажигания, копеечка подскочила на месте и игриво уместилась на проезжей части.

– Нам на каток пожалуйста, – вдруг вмешалась в разговор Надежда.

– Тот, что поновее будет?, – ухмыльнулся таксист смотря в окошко заднего вида.

– Да! Там ведь целый стадион?, – спросила подруга.

– Конечно, дорогуша. А вы что приезжие? Новости о катке уже давно у народа на слуху.

– Типа того, – хмыкнула девушка вытянув телефон с кармана, предоставив беседу Валерьяну.

– Но и еще одна новость у всех на слуху, ёпрст, бандитские р-а-з-б-о-р-к-и! Слыхали, молодежь?! В погоне с полицией, ирод влетел в подземный переход и скрылся! Оставив невинную девушку отстреливаться от полицаев!

– Невероятные приключения, – ахнул Валя.

– Некий Мирон Трубецкий, мать его, перегнал пол города.

– Мирон?, – синхронно засверлили глазами водителя Валя и Надя.

– Не, ну вы реально будто в лесу под камнем живёте. А что вам с этого Мирона? Знакомый ваш?

– Что-то подобное, он цел?

– Трубецкий? Абсолютно, но ёк макарёк, этот мент не раздумывая рассек колено девчушке!

– Но она же была вооружена?

– В принципе да, я считаю, что не по мужски в женщин шмалять. Хотя я как-то раз бабку сбил, но не в этом суть, конечно. Вам, молодежь нужно за новостями следить! Во!, – он вручил в руки Видоплясову газету “ПРАВДА С ГОЛОВЫ ДО ПЯТ”, где первым заголовком была желтушная статья о кошке с человеческим лицом, что сорок лет прожила и проклинала одним только взглядом, парень заинтересованно уставился в текст, будто изучая записки сумасшедшего, – читай, читай! Дай боже истина в тебе родится!

– Странно, – вновь замычал Валерьян найдя статью про Мирона.

– “Проклятый антихрист, одним только взором заставив невинного водителя заехать в подземный переход, а чистую, аки цветок в утренней росе, девушку, взять в руки сатанинское оружие! Как таких держат в полиции, как мы можем доверять свою защиту проклятому еретику, что в любой момент продаст нашу свободу иноземным расам!?”, – далее красовалось пятно от кофе, текст стал на читаемым, хотя даже этой порции “истинны” хватило сполна.

– Приехали!, – сказал водитель похлопывая руками по рулю машины, – с вас 157 гривен и 80 копеек, но если считать газету, выходит – 163 гривны и 50 копеек, – мужчина вел все подсчеты в голове, будто считая каждый метр дороги и каждую прочитанную букву в газете.

– Возьмите, – сказал Валя передав нужную сумму, после чего вежливо откланявшись захлопнул двери, – в следующий раз платишь ты, Надя.

– Без проблем, этот таксист твой знакомый? И что за Талоснегово?

– Длинная история, потом как-то расскажу.

Парочка вошла в эллипсоидного вида здание изнутри напоминавшее дворец ледяной королевы, даже в входном зале, где по идее толпятся люди в грязный ботинках, была заметна работа местной уборщицы, вычищенные до блеска полы и потолки. Входя туда у тебя появлялось сразу шесть отражений – сверху, снизу, спереди, сзади, слева и справа. Общий антураж, слегка отдающий голубым цветом, только разогревал интерес к лицезрению главного холла. Вдруг из-за угла вынырнул Шурик, с вечно натянутой улыбкой, он превратил это стеклянное помещение в полноценную призму, создающую радужный цвет.

– Здравствуй, Надежда, – он был одет в некий фрак, напоминающий официальные одежды викторианских герцогов, вероятно был уже готов к выступлению. Россыпь манжетов, рукавов, воротничков, море бижутерии, аки цыганский барон на семейной фотографии, Голобородько красовался среди диамантов, – о! И Валерьян снова с тобой! Приятно увидеться!, – вместо обычного рукопожатия, пан уклонился, задев подбородком пол, – Надя, проходи же и садись в зале, мне нужно откланяться, – задев легким поцелуем её щеку, Шура так же вальяжно уплыл за кулисы.

– Давай, Валя! Выступление с минуты на минуту, пойдем.

Услужливый консьерж раздвинул занавески, что вели на трибуны, которые окружали центральную площадь покрытую толстыми слоями льда. Заняв места, что обычно используются мерами, знаменитостями, президентами и просто людьми с тяжеленным кошельком, весь зал затих в ожидании главной звезды.

– Леди и джентльмены! Прошу встречать! Взлетающего, аки рассвет, сокола над тьмой ваших серых будней! А-а-александра Г-г-голобородько-о-о!

Как вдруг зал накрыла тьма, и только одинокий луч света был направлен на фигуриста, что стремительным нырком появился на льду и буквально в мгновение ока оказался в центре. Как бабочка порхая на площадке, что даже свет не поспевал за стремительным парнем, он выдавал невероятный результат в смещении тяжести вниз, его руки проростали как летние троянды отдавая почтение публике, а ноги подобно змеям извивались на слое замерзшей воды. Это – эрос, страстная любовь. Любовь холостого ловеласа, прибывшего в город на несколько дней и невинной девы, что так безнадежно влюбилась в сердцееда. Это поток изобилия и огня в душах молодых людей, это понимание будущей разлуки, но также и наслаждение мимолетным счастьем. Любовь в бессонных ночах, ярких рассветах, бесконечных прогулках.

– И руки можно потерять, когда в ногах такая стать!, – орал комментатор с вершины трибун. Публика сдерживала дыхание, когда фигурист закручивался в четверном тулупе и затем пушинкой прилетал на низ. Надежда подскакивала при каждом нырке любимого, а Валерьян незаметно сам для себя очаровался этой гламурной бомбой.

– ВНИМАНИЕ! ВНИМАНИЕ! РУКИ ЗА ГОЛОВУ И НА КОЛЕНИ!, – неожиданно на лёд встал и Мирон Валентинович, не уступая главной звезде, тот проехал на коньках с пистолетом и наручниками на перевес. Зал в шоке, Надя и Валя тоже. Группа особого назначения окружила центр и наставила винтовки на Александра.

– Шура! Нет!, – кричала Надежда пробегая мимо толпы, – не забирайте его!, – вскочив вниз она пыталась растолкать вооруженных винтовками и грубо бронированных сотрудников полиции, но попытки были тщетны.

– Не беспокойся, Надюш, Многогрешный не даст им забрать меня, – монотонно молвил Шурик подъезжая к следователю и благородно протягивая руки для заключения.

– Вот ты и попался, ряженный ирод, – волна успеха у Трубецкого не давала продуху, тот расплылся в ухмылке и смаковал щелчками наручников на каждой из кистей, – проедем в участок, Шура.

– Не забирайте его у меня!, – надрывалась Надежда.

– И гражданочку Надюшу, также пакуем, ребятки, – указал следователь вальяжно проплывая по льду вместе с подозреваемым. Тут уже и Валерьян не смог стоять равнодушно, опять пелена перед глазами, опять звериный инстинкт…

* * *

…Часом ранее…

– Боря! Что нам известно об этом Сашке?, – говорил следователь сидя в нашпигованном бойцами полицейском бобике.

– Александр Голобородько, возраст 21 год, родился и вырос в Киеве, уроженец депутата из Верховной Рады Украины, раньше не притягивался к криминальной ответственности.

– Божий одуванчик. Тогда каким хером он пролез в мафию?

– Вопрос больше риторический, Мирон Валентинович. Но как поймаем сами спросите.

– А ну-ка дай мне его личное дело. За сыновьями депутатов всегда следят много ненужных глаз, здесь точно что-то должно быть, – бубнил себе под усы Трубецкий перелистывая увесистый слой бумаги, – отдых на море, первая победа в соревновании по фигурному катанию, поступление в филологический, блять! Ничего, этот черт живет совершенно нормальной жизнью. За ним не было даже пьяных дебошей и ночных гонок по Киеву, ничего святого, тьфу.

– Но мы изучили его окружение, это вам понравится. Гражданка Надежда, что из университета вашего сына, пан Голобородько проводил много времени с ней, а кроме того даже виделся с вашем Васей, – Борис протянул фото, где вся компания весело беседовала за одним столом в кафе “Взгляд с Экрана”.

– Да как так?!, – орал Валентиныч, – я Ваську тумаков понавешаю, вдруг он тоже связан с борделями и кражами.

– Зная опыт нашего подозреваемого “Сашки”, можно предположить, что девушкой легкого поведения, которая обслуживала Выговского, местного преподавателя, была именно она. Дважды два – четыре.

– Но это пока не имеет доказательств, нужно спросить того похотливого старикана о внешности девки. И проверить Надюшу собственной персоной, – воодушевленно тараторил Мирон, – и тем, и тем я займусь лично, как поймаем гада.

– Триумф, Мирон Валентинович?, – воодушевленно сказал Борис.

– Он самый, – самодовольно хмыкнул следователь, – вот сразу нарекут героем Украины, и уйду на пенсию.

– А говорили, что не для славы работаете, – улыбнулся напарник.

– Нет блять, ради Святослава. Слава и уважение разные вещи, Боря, – подытожил мужчина, – ну что парни готовы преступную гниду ловить!?, – заорал Мирон бойцам сзади.

– ТАК ТОЧНО, МИРОН ВАЛЕНТИНОВИЧ, – они ответили синхронно, аки дрессированные псы.

– План все помним?

– ТАК ТОЧНО, МИРОН ВАЛЕНТИНОВИЧ.

– Пока пальбу не начинаю я, не начинает никто, усвоили?

– ТАК ТОЧНО, МИРОН ВАЛЕНТИНОВИЧ.

– Если цель будет дергаться или достанет оружие, пуля в колено, и от меня, а то у вас один глаз на нас, другой на Кавказ.

– ТАК ТОЧНО…

– Завалитесь уже раз, стадо.

– Не боитесь, что влиятельный отец отмажет кровинушку?, – вдруг сбил общий настрой команды Борис.

– Если он реальный мафиозник, сам себя отмажет. Если Сашко по настоящему настолько чисто работал, не оставляя следов, то нам остается только молится, что он потерял бдительность и просрал этот моментик.

– Ну он точно просрал свою иномарку когда въехал в подземный переход, – вкинул Боря.

– Которая даже не была зарегистрирована в нашей стране, классика жанра, Боря, – сложил руки Трубецкий.

<=To=be=continued=<

Глава 6 “Весело Молчит Виноватый”

Туманным альбионом, громоздкая каменная крепость, виднеется на горизонте. Неописуемо большая и абстрактно-кубическая тюрьма, что напоминала огромный булыжник, располагалась далеко в степи окруженная одним лишь безграничным полем. Выглядело строение абсолютно безжизненно, но только яркие искры от колючей проволоки давали приезжающему автобусу с заключенными понять, что их везут не просто на заброшку для расправы.

– Нам еще далеко ехать, товарищ?, – отозвался прикованный наручниками зек.

– Я должен расписание рассказывать?! Может мне еще план тюрьмы тебе нашкрябать?!, – и так напряженная атмосфера в старенькой маршрутке, заострилась обычным вопрос осужденного.

– Просто с голоду помираю, едем уже одни сутки, – знакомый голос Федора Владимировича в своей заумной манере изливался внутри.

– К тебе, дедок, у нас особенное отношение будет. Давненько по 156 статье никого не загребали (растление несовершеннолетних), – скалил зубы охранник, зная, что определил социальный статус Выговского на ближайшие восемь лет.

– Вы не знаете обстоятельств, товарищ полисмен.

– Ну зря ты, зря ты, – обнажив свою дубину, и ловя на ней взгляды остальных заключенных мужчина резким шагом ринулся на бывшего учителя, и несколькими четкими ударами в корпус утолил чувство голода, – вот она дисциплина!

– Харе там зеков пиздить! Приехали!, – крикнул водитель, – иди звякни болванам на воротах чтобы открывали.

Местные стены казались намного меньше на расстоянии, но вблизи, эти груды камней достигали четырех или даже пяти метров в высоту и как минимум полметра в ширину, не считая растянутой на десятки метров колючей проволоки вдоль сооружения. На маленькой табличке около ворот красовалось название -

“Снежинка”

С пронзительным скрипом бронированные металлические ворота разошлись в разные стороны, позволив въехать внутрь. На маленький огороженный дворик, из которого выходом был узенький коридорчик в углу, по одному начались вылезать зеки из машины, толпа уже сидевших внутри сверлила взглядом новичков, кто-то из окон, а кто из внутренней площадки с высоким забором. Пройдя в этот кишечник, они увидели туннель в конце оного ярко горел свет и виднелась лестница наверх. Спустя еще десяток метров их освободили из пут наручников, теперь осужденные толпились у комнаты с фотоаппаратом.

– Всем раздеться!, – гаркнул охранник, профилактически ударив дубинкой несколько рядом стоящий мужиков. Все услужливо поснимали с себя старые лохмотья, что износились после отсидки в СИЗО, и по одному двинулись к белому фону для фотографирования. После съемки нагие мужчины прошли в следующее помещение там их ждал освежающий душ состоящий из ледяной воды выпущенной из максимальным напором, зрелище не приятное, но все же, на территории тюрьмы тебе вряд ли что-то дадут выбирать.

Переодевшись в форму и получив направление к своей камере, предстоял трепетный момент, заходить на хату всегда предписывалось понятиями как главная церемония посвящения новичка, сакральный ритуал определения твоего статуса.

Первые дни всегда страшно, постоянно шманает администрация, другие зеки, видя что ты новенький, могут остановить за просто так.

Должен сам себе раздобыть подушку, одеяло и прочие принадлежности, с этим тоже постоянная морока, ведь вертухаи пытаются впарить давно изношенный и с вылезшим пухом ширпотреб, приходится по несколько раз круги наматывать.

Сама обстановочка также не блещет особенным дружелюбием, собаки лают, охранники стволами тычут, в любой может прописать четкий хук в корпус, ибо нехуй шастать туда сюда. Им запросто заточить и в карцер на профилактику, и внеплановый осмотр устроить. Говоря кратко, жизнь в тюрьме не сахар.

– Заходи давай, детолюб, – давил лыбу охранник, отпирая железную дверь внутрь камеры, – тебя уже там заждались.

Изнутри комната не подавала особых надежд на комфорт и уют, тучные мужчины перекидывались в карты, смотрящий возвышался на верхней койке, внутри несло чем-то тухлым.

– День добрый, господа арестанты, – вежливо поздоровался Выговский. Двое картежников сразу забросили свое азартное дело, первый поднялся и подошел вплотную, теплое дыхание оставляло запотевшие следы на очках.

– Вот скажи мне, – начал тот, изрядно жухлый и долговязый дедок славянской наружности, его череп будто обтянули кожей, а редкие локоны бороды спадали на подбородок. Из кармана торчал молитовник, когда на шее красовалось большущее распятие, взглянув ниже можно было отметить и лик Божией Матери набитой на брюхе, – в Господа веруешь?

– Сколько уже можно со своим Богом, одно только и тараторишь, уже пять лет с тобой сижу и пять лет к этому привыкнуть не могу, – смотрящий спрыгнул с верхней койки и также подошел к первоходу, – новенький значит-ся, меня Германом кличут, – выглядел паренек изрядно молодым, странно, что должность смотрящего принадлежала именно ему. Внешностью он также особой не блистал, разве что среднего размера кудри, аки змеи вились у него на голове, а округлые очки с цельно-металлической оправой помогали лучше видеть заключенному. Все же была деталь в его внешнем виде, которая не оставляла равнодушным – взгляд. Невероятно глубокие зеленые глаза, что отражали некую скрытую суть Блохина, смотря туда тебя поглощает его гипнотический взор, зенки как бездна, сначала ты смотришь в них, а потом они смотрят в тебя. Он смотрел на Федора, с полным высокомерием, он будто знает его уже несколько десятков лет, будто уже прочитал Выговского полностью, – это наш святоша Иаков, в прошлом основатель местечкового культа, и его же уничтожения, путем суицида, старый хрыч сгубил двенадцать людей! От проказник!, – парень по дружески ударил старикана, – второй, а вот второй хер знает кто он вообще такой, даже не знаю как его зовут. Тут такое дело, онсебе язык откусил при задержании, мы толком о нем ничего не ведаем, ну и черт с ним! Ты сам кто таков?

– Преподавателем истории в университете работал на свободе, – ответил немного ошеломленный мужчина.

– Случайно не в Университете Театра и Кино имени Карпенка Карого?, – Герман наклонился ближе, – а ты случаем не Федор Владимирович Выговский?, – парень приблизился вплотную.

– Он самый, – старался сохранять спокойствие тот, даже при таком тесном нарушении личного пространства.

– Ха-ха-ха, – резко Блохин расплылся в широкой улыбке, – так вы совсем не помните меня, да?

– Н-нет, – несколько капель пота стекали по глубоким морщина на лбу, тот твердо стоял не давая заднюю.

– Я же ваш студент бывший, помните? Ну должны же помнить!

– Герман Блохин на кафедре режиссуры телевидения? Тебя после первого курса упекли в тюрьму, когда ты пытался украсть скифскую пектораль? Был такой, не отрицаю.

– А люди-то не забыли мои подвиги! Ха-ха-ха. Конечно Иакова я не перегнал, но сколько там? Десяток-другой наберется!

Тюрьма меняет людей. Главный тезис всех кто там побывал или попросту столкнулся с человеком отсидевшим срок. Не мудрено, что обычный студент со склонностью к рукоделию и с необычайным интересом к кинорежиссуре, изготовит взрывное устройство и срежиссирует одну из самых массовых трагедий за всю историю независимой Украины. По нему не скажешь, что заключение сделало из него прокуренного уголовника, что это место уже стало “родным домом, родными стенами”, но все же в его черепушке происходило непостижимое голове обычного учителя истории.

Ночь. Место у параши, на счастье, Федору не определили, он уложился на нижнем ярусе, прямо под зеком без языка и напротив шконки Германа с Иаковом. Не спалось. Первый день хоть и не был таким уж и невыносимым, как его можно было представить, Выговскому повезло встретить бывшего ученика, но такая резкая смена обстановки вызывает хроническую бессонницу и много тревожных мыслей.

– Герман, – вдруг послышался голос старикана, – те двое спят как мертвые, есть новости.

– Излагай, – ответил Блохин.

– От Голобородька пришла записка.

– Он умудрился передать записку перед носом у полицаев? Профессионал, ничего не скажешь. Что там у него?

– “Пан Многогрешный, меня и Надежду схватили, паренек Валерьян бросился на ее защиту и также попал под стражу. Не беспокойтесь, я уже обеспечил нам алиби, прицепится не будет к чему, но меня волнует Мирон Трубецкий, он разкусил нас буквально за несколько часов, в том переходе мне одному удалось спастись, а Марией пришлось пожертвовать. Ваш приказ уже знаю, от Марии избавится, полиции она ничего уже не расскажет. Вряд ли мне велено это говорить, не трожьте пожалуйста Надежду, я понимаю, что она ходит на грани, но прошу вас . . . ”

– Что-что!? Наш миленький мальчик Шура влюбился в случайную шлюшку? Интересная история, Иаков, может скоро и тебе выходить придется, а то беспредел они там разведут знатный, – хохотал Герман.

– У нас на в этом районе остались только Сеня с Глебом. Может их пустить на разведку?, – с опаской спросил дедок.

– Того ебанутого урода, который вместо приветствия вырывает четыре передних зуба и его дружка укурыша, что вместо еды питается энергией вселенной и тремя косяками на обед? Отменная идея, Иаковушка!, – манерно тараторил Блохин.

– Могу и я выйти, при связях такая процедура труда не составит. Зачем нам вообще сидеть здесь если мы можем в любой момент слинять?, – резко завелся святоша.

– Сколько тебе разъяснять? Мы торчим в этой дыре под видом бомжеватых зеков, только потому, что если всех наших за жопу схватят, на двоих дурачков полжизни просидевших за решеткой никто внимания не обратит!, – наклонил голову вниз Блохин и уставился на напарника, – дареному коню в зубы не смотрят!

– Да ради Бога, Герман, хоть у черта на куличках сидеть буду, лишь бы деньги на счет капали, – сложив руки говорил Иаков.

– А мне казалось, что твоя вера в Господа более серьезная, чем просто сценический образ, – разочарованно промычал парень.

– Я тоже думал, что тот самый “Многогрешный” будет посерьезнее, чем обычный приколист из 9-Б, – обстановка накалялась.

– Ты же вовсе меня не знаешь.

– Знаю даже лучше твоей родной матери, Герман. Твое невероятное умения разговорить самого сатану за чашечкой чая, ты при всем желании мог даже убедить Ленина стать капиталистом, а Иисуса, головорезом! Вдуматься только! В первый день быть попущенным, но уже на следующий корешится с блатными, и буквально загрызть обидчиков. Две сутки, пресвятая Богородица, Герман. Больше чем гнева Божьего я боюсь только тебя одного.

– Хочешь жить, умей вертеться, – ухмыльнулся тот, перевернувшись лицом к стене, – спокойной ночи, завтра предстоит решать много проблем.

После услышанного Выговский спать не будет еще долго. А пока все притихло, он решил развернутся, чтобы перестать лицезреть одну только стену, теперь его взору показался аккуратный луч лунного света, пробивающий решетку в отверстии максимум 20х20 сантиметров размером, мало, но все же, маленькое окно в мир.

“Нелогично”, – огрызался в мыслях Федор, – “не может же студент совершенно без связей построить такую огромную империю. Чисто технически история не знает подобных примеров”.

– Мучают вопросы, Федор Владимирович?, – голос Германа послышался в темной комнате, – знаете, я люблю наблюдать за всем, мне нравится собирать информацию о поведении людей, о характере оных. Я заметил, когда мы обсуждали дело, вы постоянно дергались при упоминании Валерьяна, а особенно вас перекосило от Мирона Трубецкого. Вам известны все эти люди, так ведь?

Полностью черная комната, ведь по ночам свет зекам обрубают полностью, сгущала нависшую атмосферу, этот пронзительный до глубины души голос звучал отовсюду и прокрадывался в самое сердце, заставляя его бешено колотится отбиваясь от твердой шконки. Историк ловил на себе будто сотни очей наблюдающих из этой бесконечной тьмы

– Я слышу ваше дыхание, Федор Владимирович, как для спящего человека вы слишком учащенно дышите, либо вам просто снится кошмарный сон. Но знаете в чем суть? Я ощущаю ваш взгляд, я чувствую как вы сверлите им верхнюю койку напротив себя, как загнанный в угол зверь думаете как же защитить свою шкуру. Не бойтесь, Многогрешный не даст вас в обиду, – он будто очутился вплотную и шептал на ухо свои гипнотические тирады.

* * *

– Валерьян… Валерьян… Валерьян, блядь! Вставай, проказа ты трижды проклятая, – хмурый голос Мирона Валентиновича резко пробудил Видоплясова от затяжной отключки, – отпускаем мы тебя.

Осмотревшись, Валя обнаружил себя в обезьяннике на территории богом забытого полицейского участка, не пойми где. Рядом сидела Надежда, а рядом с ней тулился Шура. Немного отклонившись от стены с облезлыми обоями и чуть не раздавив ногой пробегающего мимо таракана, Валерьян сложил руки у головы с жуткой болью в оной. Черепушка трещала, сейсмическая активность отдавалась глубоким дрожанием у висках.

– Без Нади я не уйду, – пробормотал тот.

– Не бойся, герой, мы вас всех отпускаем, – прикурив неизменную сигарету молвил Мирон, – собирайтесь молодые люди, – Трубецкий открыл камеру, что даже не была заперта на замок и не упустив возможность пнуть Шурика, дал всем выйти, – вы свободны, тебя Валя попрошу остаться, сейчас Вася придет, этот обморок где-то рядом шляется, я вас подвезу, – жуткая тоска отдавала в голосе мужчины, с неимоверной журбой тот затяжку за затяжкой всматривался в окно выпуская паровозные клубы дыма, – а вы на что уставились, сучьи дети, пешком добирайтесь, – гаркнул он на Сашку и Надю, те услужливо кивнули и выбежали из участка, – вот видишь как оно, Валя, все по пизде пошло.

– Зараза ускользнула, – понимающе вздохнул парень усевшись напротив Мирона.

– Куришь?, – прозвучало со стороны следователя.

– Нет, – отрезал тот, всматриваясь в погоду за окном. Она как капризная леди вертела носом в разные стороны, то навевая холодный ветерок, то просвещая яркими солнечными лучами хмурые, как выражения лица Мирона, деньки.

– Привет!, – воскликнул Вася войдя в комнату, – ах, они уже ушли, а я надеялся застать рожу пойманного Шурика, – парень прошелся вдоль комнаты убедившись, что никого нету, – а у вас тут своя атмосферка, а батьку?, – протерев круглые солнцезащитные очки он уселся рядом с Валей, – может поедем уже?

Потушив сигарету Мирон бесшумно встал, подав всем своим видом, что пора уходить, парни быстренько выбежали наружу, прекрасно понимая – батька не в настроении. Там им предстояло лицезреть старенькую иномарку нулевых годов, выполнению в темных оттенках, а если точнее полностью черную.

– Залезайте, – молвил мужчина доставая ключи и на расстоянии активировав замки, сам автомобиль пропищал и звонко щелкнул, оповестив пассажиров о доступности входа.

– Куда едем?, – спросил Вася обнаружив машину на неправильной дороге домой, – если не хочешь не отвечай…

– Пиво пить поедем, – вздохнул Мирон зажимая газ.

– Хорошо.

Достав из бардачка некую кассету без подписи, мужчина задвинул её внутрь соответствующего механизма, перещелкав разные композиции он остановился на группе “КИНО” – “Кончится Лето”.

“Больше надежд нету, скоро кончится лето…”

“С погодой повезло, дождь идет четвертый день…”

“И закрыт за окном пятый год ресторан…”

“И в сотый раз маслом вниз упадет бутерброд…”

“Может будет хоть день, хоть час, когда нам повезет…?”

Пленку нещадно зажевало, много строк попросту терялись в помехах, видно, что слушается композиция не в первый и не в последний раз…

<=To=be=continued=<

Глава 7 “Стук”

– Прихожу я, значит-ся в свой первый день. Весь ряженный как пижон, костюм белый, туфли надроченные полировочной машинкой, – Мирон почти после каждого слова пропускал глоток темного, – думаю, вот аки рыцарь в белых доспехах буду, людей спасать, всякую заразу ловить, да что там, под двадцатник было, молодой-дурной, – антураж заведения, что всем своим видом кричит о средневековом стиле, в котором нету места модернизму или даже ленинскому конструктивизму. “Таверна” – с хмурыми дворфами, хитрыми полуросликами и полупьяными напыщеными эльфами, именно так можно было кратко охарактеризовать данное пристанище пьяниц и сброда, – самым главным был жетон! Знак того, что я уже не просто жалкий студентишка, без обид парни, а самый настоящий полисмен! Блюститель закона ёпрст. И вот мой первый вызов, говорят, что труп, возможно криминал, ну и мы с моими товарищами за руль и вперед! Приезжаем, а там реально дохлый мужик, но самое главное, утопили его в общественном туалете и мне пришлось свой костюм погрузить в тот смрад. Вот так вот парни, – Валентиныч ловил на себе взгляды Васи с Валей, что также попивали хмельный напиток и с интересом ожидали концовки сей басни, но Мирон отвечал только мутным от алкоголя взором и томными вздохами, – не всегда все пойдет по плану, не всегда получается сохранить белоснежный костюм от ванны с дерьмом, не всегда получится спасти всех ото всех, Валя, – тут у мужчины будто испарилась вся пивная эйфория и тот максимально серьезно засверлил Видоплясова глазами, – ты лезешь в слишком опасную игру, иди в театре играй, музыкой занимайся, баб цепляй, не для картельных дел тебя матушка родила. Ты вообще смекаешь о чем я? Ты будто не можешь разобраться в самом себе, не то чтобы лезть в дела других людей.

– И выла полынь в небесах, – ахнул Вася, – вот я считаю, что батька прав, ты слишком сильно печешься об этой Наде, Сашке да и вообще о всех, кто они тебе? Я понимаю, что она тебе близка, но все же, давай полегче.

Вы правы, но странный стук зовет меня. Не знаю даже что и делать, я подчинен то ли среде, то ли предписанным нормам? Я действительно не знаю кто я, и зачем это делаю, ради кого? Я даже не получаю благодарности или банального кивка, Надежда, от неё нету ни малейшего намека на то, что она ценит мое отношение, тогда ради чего?

– Ух~, – томно выдохнул Видоплясов.

– Думай-думай, парень. Возможно эти вопросы приведут к правильному умозаключению, – Мирон полностью осушил кухоль.

– Сообщение от куратора группы, – заключил младший Трубецкий доставая телефон после протяжного звонка, – ого-го! Что-то новенькое, Валя! У нас тут практика начинается! Будем ходить и играть маленькие роли в фильмах, сериалах, да в чем попало, похеру вообще, наконец-то скучные деньки на парах заканчиваются! Чур я с тобой!, – воскликнул парень тарабаня пальцами по сенсорной клавиатуре.

– А Надя?, – на рефлексах спросил Видоплясов.

– Да пошла она лесом, у нас тут чистая мужская дружба, еще заставят с той дурой вместе играть, – после третьей кружки хмельной эссенции Васю уносит и паренек не контролирует свои выражения, – развеемся, и все таки получим, то зачем вообще поступали учится!

Его безграничный оптимизм, его неизменная улыбка, что же это, как постигнуть подобной гармонии? Может дело в этом пресловутом “Искусстве быть посторонним”? Может пора отречься от этих мирских благ и послать подальше Надю и Шуру, да и всех, может просто пора переплыть на другой берег и все таки вспомнить, что я живу для себя?

– Миром правят собаки, да и остаются только собаки, парень, – вдруг подытожил Мирон, – пошли, харе бухать уже, – он поднялся бросил несколько купюр на стол и не дожидаясь сдачи, вышел из кабака в компании Васи и Вали.

– Сложные деньки выдались, – Василий истошно потянулся и широко зевнул, – особенно для тебя, а другалек?, – он ударил Видоплясова по плечу.

– Ага, – нервно отнекивался тот уставившись на пейзаж по ту сторону окна, – а куда нас направили?

– Отменный вопрос, Валя!, – ухмыльнулся парень и достал телефон, – ты знал, что у газеты “ПРАВДА С ГОЛОВЫ ДО ПЯТ” есть свой телеканал?

– Не-а.

– А вот теперь знаешь! Да там не просто шизофазийные новости, а полноценные художественные постановки и шоу!, – размахивал руками по салону панк.

– У нас есть шанс отказаться?, – с надеждой спросил Валерьян.

– Увы. Батьку, а есть какая-то статья чтобы тех чертей закрыть за желтушную херобазу?

– Свобода слова, сынку, – вздохнул Мирон, – в какой стране живем. Но ищите плюсы, среди тамошних бездарей появятся хотя бы какие-то лучики таланта!

– Значит мы это “какие-то лучики таланта”. Спасибо, батьку – хмыкнул младший сложив руки в уверенной позе.

– Весь в мать, – буркнул мужчина зыркнув в окошко заднего виденья.

– Помнить бы ту мать, чтобы в неё быть, – продолжал свою тираду недовольств Вася, – ты хотя бы фотографии старые показал или парочкой слов обмолвился кем же была Софья Трубецкая?

– Ты не понимаешь, – погрустнел Мирон, – твоя мать, её легкая девичья поступь, аки первый весенний дождь. Утонченные зенки, аки яркий весенний день. Одна на весь мир такая…

– Больная тема, – то ли с пониманием, то ли с презрением вкинул Василий, – мы ведь приехали?, – отреагировал тот на внезапные тормоза машины.

– Кто там?, – немного дрожащим голосом говорил Валентинович, всматриваясь в дорогу покрытой туманом, – Зофия?, – но тускло освещенный островок пути был абсолютно пуст и не подавал признаков жизни.

– Какая “Зофия”, – испуганно затрепетал Вася, – батьку, ты чего?

– А та самая, сынку!, – Мирон свалился в пьяном угаре на руль машины и истошно захрапел.

– Вот тебе и годы службы, – заключил парень вытаскивая мужчину от сидения и улаживая в соседнее кресло, – спи спокойно, завтра ждет новый день. Чтобы было кого поминать, чтобы о ком вспоминать…

* * *

– Я пожинаю косой цивилизаций эти никчемные деньки, а Сеня?, – рудовласый пухляш развалился в стуле, больше напоминающий огромный поролоновый шар. В зубах тот держал прикуренный сверток с запрещенными веществами, – а вот ты знал, что японцы верят в различие людей по группам крови, типа как у нас зодиаки?

– Да мне похуй, Глеб!, – если не считать того, что грузняш занимал место нескольких человек, всего в маленьком гараже сидело два парня бандитской наружности и усиленно что-то обсуждали, – нам нужно забрать очередную суку с места! Понял, Глеб?

– А вот я не вижу в них ничего сучьего, – парниша затянулся своим неиссякаемым косяком.

– Да я образно, ебать тебя в сраку! Ой, пошли уже, быстрее туда, быстрее обратно, – Арсений, которого ласково называли “Тасманским Дьяволом”, не только через майку с соответствующим принтом, а и благодаря его запальному характеру, поднялся, сложил не хитрого вида ноутбук пополам схватил со стола ключи от машины и вынырнул из гаража наружу в чудеса советской перестройки, разрисованные граффити стены хрущевок, разбросанные полумертвые жигули и вальяжно отдыхающие на теплом весеннем снегу бомжи, ласково встречали в переулках столицы, – садись, нарик!, – гаркнул тот отпирая ярко-красный автомобиль, – ну и хуета!, – в неравном бою с залипшей дверью, тот очевидно проигрывал. Спустя несколько нервных срывов, Сеня таки оттопырил старую дверь и влетел в леопардовый салон, поправил зеркало заднего виденья, зализал светлую шевелюру и закинул в рот жевательную резинку со вкусом арбуза, включив в проигрывателе некое безумное техно, завел авто.

– Так вот, Японские ученые считают, что первая группа крови принадлежала еще древним цивилизациям и их нынешние потомки являются храбрыми охотниками и прирожденными лидерами, – тускло-красные глаза Глеба сверлили напарника, а голос отдавал уже недельным наркоманским запоем.

– Я тебя уебу, Глеб. Говори кратко и по делу, мне не надо каких-то невообразимых теорий мироздания. Хуета, если тебе интересно мое мнение, – вдавливая волосатой ногой педали и постоянно поправляя яркие пляжные шорты, Сеня старался в очередной раз не сорваться на товарища, – как ебаная группа крови может определить твой характер? Такой же тупизм как и знаки зодиака, только там звезды за три пизды колена от нас.

– Ок, – улыбнулся он, поправив голубоватую рубашку с изображениям пальм и солнца, не ожидая иной реакции от коллеги, – сколько еще ехать к ней нужно?

– А вот шмара там стоит, – он указал мизинцем в сторону раздолбанного тротуара и вульгарно разодетой девицы. Подъехав ближе, тот открыл окно, – давай деньги, а потом садись.

– Открой двери, – девушка дергала за ручку автомобиля.

– Тебе, пол-Киева переёбанной дуре, два раза пояснять надо?

– Но денег нету, – робко ответила она, отводя взгляд.

– Понял, – спокойно сказал Сеня, выйдя из автомобиля, – просто двери снаружи открываются, подожди, сейчас покажу как, – он чиркнул по ручке и та податливо открылась, – залазь, – не успев наклонится девица получила пинок под колена, свалившись на землю её голова зажалась между дверью, – ГДЕ ДЕНЬГИ, СУКА?, – заорал тот, избивая зажатую голову дверью.

– Я… могу… все… объя… снить, – проскальзывало между ударами.

– ПОЯСНЯТЬ ПОЗДНО, ПРИНЦЕССА, ГДЕ ДЕНЬГИ!?, – Арсен продолжал кордебалет по голове девушки зубы, кровь, накладные ресницы и бижутерия разлетались в разные стороны, – Я ЖДУ ОТВЕТА!

– Не… бей… пожалуйста…

– Нет уж лучше ты послушай как впивается в ладони дождь, слушай как по горлу пробегает мышь, слушай как под сердцем возникает брешь, как в желудке копошится зима.

– Она походу вырубилась, Сеня, – заключил Глеб, – у тебя не работающий способ достать информацию.

– Я разве виноват, что эта лярва удар не держит, – гаркнул тот, погружая подружку в багажник, – не буду же я пачкать ею салон. Ну и пыльная же у нас работенка!

– Сеня!, – воскликнул Глеб смотря в компьютер из которого исходил звонкий звук, – тут сообщение от шефа, что-то про Голобородька!

– Не кричи, дубина!, – Арсен захлопнул багажник, – ты еще бы заорал: “Юху ебать, мы мафиози и везем в багажнике полумертвую шлюху!”

– Могу, – ответил другой.

– Так ну что там, – парень вырвал из рук напарника ноутбук и открыл почту, – интересное зрелище, слушай! Нам, мелким мошкам, которым даже говно собирать за боссом не комильфо, поручили проследить за некой Надеждой из окружения Шурика и составить рапорт об их взаимоотношениях! Может они там адресом почты ошиблись? Невозможно такое, ебать этого босса в сраку!

– Ну писать же ты умеешь, Сеня, остальное оставь мне.

– Тебя, Глеб, опасно из салона выпустить, не то что на разведку. Они как увидят укуренного и жирного нарика, перцовка в хлебало твой лучший исход!, – У Арсения была особенная манера речи, при которой он постоянно срывался на крик либо просто говорил на повышенных тонах, в компании сего молодого человека никогда не ощущаешь себя спокойно.

– Где живет хоть эта Надежда?

– В общаге, так даже интереснее будет, – потирал руки парнишка в майке, – там всяких много.

– Чего интересного в общаге, дохера глаз посторонних, – возмущался Глеб, – как мы за ней следить-то будем?

– За ней следить и не нужно будет, дуралей. Зажмем её где-то и сама все расскажет, только вот с Шурой так хуй получится, но ничего сообразим, Глеб?!, – воскликнул он развернувшись к Глебу, тот усиленно давился собственной блювотой.

– Кха-кха-кха, – находясь в полулежачем состоянии того поймал передоз, и любимая футболка вместе с неизменными шортами заливались желудочными отходами.

– Ебаный рот, у Глеба передоз, – заключил Сеня и перевернул тушу головой вниз, – это мы уже проходили, ничего нового, сейчас все выйдет!, – он развернулся обратно к лобовому стеклу, резким движением завел машину и выехал на абсолютно безлюдную трассу, за окном уже давно смеркалось, первые звезды раздирали небесную гладь – а поедем-ка к Шуре, начнем задание с чего-то посложнее!, – но Глебу было абсолютно все равно, тот кружился на кольцах Сатурна, где-то далеко-далеко отсюда, между астероидами, спутниками и намного ближе к звездам.

А месяц кружился над головой, изменяясь то солнцем, то хмурыми облаками, то чистой пустотой. Цикл дня проходил свои бесконечные повторения и только люди находили смысл в ожидании грядущей итерации, ведь вера в следующий день светила ярче звезды по имени солнце. Не находил себе места и Валерьян, ведь уже сегодня он отправлялся на свой первый кастинг, ему и Василию предстояло сыграть роли в каком-то навороченном шоу на телеэкране.

– Знаешь, я бы таки отказался, – Валя листал сценарий и возмущался с каждой реплики, – ну вот посмотри только, “герой хватает возлюбленную за талию и страстно её целует”.

– И что в этом плохого?, – недоуменно спросил Вася.

– Так ты не перебивай! “Страстно её целует, но та хитро улыбается, снимает маску, под которой оказывается существо рептилоидного вида, она начинает смеяться и уносит главного героя за кадр. Продолжение следует…”

– Ну это добротный артхаус о том, что даже самый близкий человек может вставить нож в спину…

– И оказаться рептилоидом, – манерно закончил Валя, – не ну прекрасное шоу! Этот куратор будто издевается!

– Не душни, Валя – панк приобнял друга прислонившись очками к его лбу, – уже интересно увидеть эту твою партнершу. Может хотя бы кто-то из головы выбьет Надю, а!?

– Личное пространство, – затараторил в ответ Видоплясов, – мы вообще-то в метро едем тут людей много, – он переходил на полушепот.

– Опять душниш, Валя! Между прочим мы уже приехали, давай вылазь, актер!, – Трубецкий пробивался сквозь толпу людей, держа за руку товарища.

Вот он – центр! Большой город, архитектура, безумный поток людей, россыпь магазинчиков, ларьков, кафе и ресторанов. Апогеем в этой сцене оказался Богдан Хмельницкий гордо восседающий на своей лошади и указывающий булавой куда-то вдаль. А в этой самой дали и виднелись золотые купола, самые яркие звезды Киева, горсть маленьких колоколен и храмов.

– И что где тут мы должны снимать рептилоидный триумф над человеческой цивилизацией!, – развел руки Вася высматривая по сторонам хотя бы какую-то активность.

– М-о-л-о-д-ы-е Л-ю-д-и!, – на горизонте возник тучный мужчина в норковой шубе и тяжеленными черными очками на переносице, – эй! Это я! Ваш продюсер – Филипп Бедросович Голденберг!, – он шагал в сторону героев в напомаженных туфлях и своим вычурно эстрадным голосом наводил суету на улицах столицы.

– Он? – испуганно спросил Валя.

– Ой, ой, ой! Мальчишка, я вижу, маленький, наивный, нагой, босый, прибежал к матушке столице из своего тухлого поселка и с протянутой рукой молил о исполнении желаний. Ты хотел укротить эту львицу, заманить в постель роковую столицу, но в постели ты оказался с завучем кафедры!, – продюсер шагал вокруг Видоплясова окидывая его взглядом сверху донизу.

– Даже я так не умею, – Вася в ступоре стоял в сторонке с неимоверным интересом лицезрея сей театр одного актера.

– Но не боись, мой милый мальчик, Филя не даст тебя на съедение этой устрашающей столицы, пошли в студию!

– Он может определится, кем все таки есть для него столица?, – саркастично отшучивался Трубецкий, бурча себе под нос.

– А ты!, – Филипп указал на горе комментатора, – панк, что вместо душа принимает 0.5 жигулевского внутривенно, в смердючей каморке сочиняющий песни критикующие режим и власть, если вообще не забываешь как писать в пьяном угаре! Чудесная пара, воистину чудесная! Будут из вас люди, мальчики.

<=To=be=continued=<

Глава 8 “Откровение”

– Вот видишь это торт, – продюсер указал золотой чайной ложечкой в сторону посудины с “Наполеоном” на борту, – вот мы как сия выпечка! Наше общество построено в виде многоярусного пирожного, социальное построение расположено слоями, каждый занимает определенное место на своем ярусе, от бомжей и бедняков к политикам и олигархам. И знаешь, тот кто сверху – давит нижнего, а нижний следующего! Капитализм, мать его!, – Филипп надавил на десерт сверху, из того обильно потек заварной крем светло-бежевого цвета.

– А кто вы в этой иерархии?, – спросил Вася, усевшись на элитарного вида кресло в кабинете Голденберга, где каждое перышко внутри мебели кричало о его статусности.

– Я тот, кто этот торт поедает!, – он отломил кусочек и облизнул ложку, после чего откинулся на своем стуле, что практически не отличался от седалищных мест его гостей, только цветом тот был более бордовым. Да и вся фурнитура отдавала красноватой вычурностью – от занавесок с золотыми узорами к персидскому ковру нежно расстеленному на плитке кораллового оттенка, – угощайтесь-угощайтесь, – как матерь на семейном ужине, Бедросович ласково ухаживал за товарищами.

– Не знал, что у вашей газеты и телеканала настолько высокие рейтинги, – вдруг начал Валерьян, – ведь чтобы так жить нужно неплохо зарабатывать.

– А ты довольно прямолинейный, – подметил Филипп, – только есть одна ремарочка, я тот, кто владеет абсолютно всеми телеканалами и изданиями газет. Я тот, кто может пустить любой слух и люди в него поверят, ведь мои бредни будут во всем столичном инфополе!

– И нас направили к такому влиятельному человеку?, – недоумевал Вася пережевывая увесистый кусок торта.

– Вас, мальчики, направили в подразделение “ПРАВДЫ С ГОЛОВЫ ДО ПЯТ”, что зарегистрировано на мою милую дочурку, но так как она сейчас занята мне пришлось выехать вместо неё.

– А послать бегунка не вариант, – продолжал свою тираду уплетающий торт панк.

– Хмпф, а уважению вам учится и учится. Есть еще одна ремарочка, мне было чудовищно интересно, кого же направили целовать мою кровинушку на камеру, – мужчина поднялся, подошел к проигрывателю пластинок и засунул туда большой черный диск, установил иглу в начальную позицию и после краткого шороха началась композиция, что отдавала задорным настроением восьмидесятых годов и тогдашних стерильных советских групп, – она очень любит яркие роли, – тут он уставился на огромное панно висящее посреди стены, где был изображен сам продюсер в своей фирменной шубе, красном смокинге и с зализанной назад шевелюрой, в обнимку с ним стояла миловидная девушка, голубая кровь оной, блистала в каждом изгибе лица, строгий и до невозможности голубой взгляд смотрящий свысока, немного пухлые губы и аккуратные брови, что ставили свой спектакль под названием "Девичья Благолепие" на светлой сцене бледной кожи.

– Ну и санта барбара, Валя!, – крем с торта упал на плащ Васи, когда тот воскликнул от удивления, – ёк макарёк!

– Но она не такая мрачная как на сей картине, – замыслено продолжил продюсер, – просто тогда персонажа такого играла, а моя Лизонька очень любит вживаться в амплуа героев!

– Мгм, – Вася брался за порцию Валерьяна, – очень интересно, а что нам делать? Вернее, что делать мне, ведь у Вали как я понял основная роль?, – хотя по виду парня не скажешь, что ему есть дело к чему-то кроме куска торта на тарелке.

– У Видоплясова роль не основная, – закрыл тему Филипп, – на нем держится мини арка раскрытия внутренних отношений персонажей, как я понял из рассказов сценариста.

– Мини арка о том, что даже самый близкий человек может оказаться предателем?, – завелся Трубецкий.

– Именно так!

– Аха! Так и знал!, – самодовольно воскликнул Вася, заедая свой триумф, – тогда получается, что основная роль у меня?

– Именно так, парень, но вы мне нравитесь, уверен вам удастся справится с тем всплеском эмоций, совладать с безумной импрессией!

– Вы хоть сценарий читали?, – сказал Валерьян закинул ногу на ногу, – уж не хочу показаться грубым…

– Ты не просто показываешься грубым, ты вылитый хам, мальчишка! И мне это нравится!

– Так или иначе, – парень продолжил, – возможно я и не имею права высмеивать сценарий или некоторые сцены…

– Что ты сейчас и делаешь, – опять вставлял свои пять копеек Голденберг.

– Но вся концепция “ПРАВДЫ С ГОЛОВЫ ДО ПЯТ” и так называемого контента мне не нравится, – Валерьян обрел мнение и голос, что чувствовалось все больше и больше.

– И что, я должен изменить, то что приносит мне деньги, только из-за твоей прихоти, ха! Другалек, столица не пляшет под твою дудку! Но за смелость хвалю!, – вдруг Филипп уселся обратно в кресло закинув обувь на стол, и сложив пальцы в уверенной позе – пока не пляшет! Ведь я вижу, что скоро торта вкусишь и ты.

– Привет, пап! Почему шумим?, – любимая и единственная дочурка Бедросовича окрасила бурые тона комнаты своей бледной, но чудовищно свежей кожей, аки единственная ромашка посреди макового поля, она сверкала этим эфемерным “Благолепием”, – о и привет, Вась!, она приобняла парня. Лиза – будто идеальная пара для товарища панка, подстриженная под мальчика, волосы окрашены в черный цвет, на губах сверкала тускло-багровая помада, тени легко подчеркивали глаза, а на щеках румянилась мягкая красноватая палитра. Особняком стали распятия на верхней части уха, два подвешенных крестика пробивали пик ушной раковины, – картина уже висит дома!, – она кокетливо ухмыльнулась, – а это тот самый Валерьян, что эту самую картину тогда оценивал? Приятно познакомиться, – вот Елизавета и познакомилась с крепким рукопожатием Вали.

– Так автор картины ты!, – Филипп поднялся и устремился к Трубецкому, – ну ты и, – он протянул руку, – прекрасный художник! Эта интимность, плавность, изящество ни с кем свою дочурку не спутаю, – он пожал руку живописцу, – почему в актеры подаваться то было?

– Захотелось, – едва выдавил из себя Вася вместе с очередным куском торта, он явно не был готов к такому вниманию, – мир тесен!

– И вправду, – Голденберг потер ладони, – коль уж мы все в сборе, давайте выпьем!, – у Трубецкого загорелись зенки.

– С удовольствием, – быстро забыв о “Наполеоне”, Василий уже прочищал глотку ради искрометного тоста.

– Только немного, – включалась Лиза, – нам еще на съемки ехать!

– Конечно-конечно, – продюсер доставал из-под стола бутылочку красного-сухого, вся посудина была исписана непонятными надписями на французском, таким же ловким движением тот разлил напиток в четыре бокала, – ну что ж…

– Ну что ж, – Вася поднялся ловля на себе немного раздраженный

взгляд мужчины, – в светлое будущее на советской скорости!

* * *

– Глеб! Уже оклемался?, – Сеня встревожено приводил в чувства напарника, – мы вообще-то к Шуре уже подъехали, – иномарка товарищей была припаркована у некоего отдаленного от цивилизации, частного жилого дома, посреди таких же коттеджей, особняков, где в воздухе туманом нависла тишина и спокойствие. Не было ни орущих неблагополучных семей, вшивых дворовых собак, вечных бездомных под градусом. Интересный контраст выходит, вроде только полчаса назад – центр, но сплошь и рядом тусклые хрущевки, а тут – “Царское Село”, отдаленный поселок, что своей дороговизной утирает нос Европейским пригородам, – так, ты оставайся здесь, я пойду к нему один.

– Ха!, – вскочил пухляш, – хер куда я самого тебя отпущу! Ты же мой напарник, Сеня!, – он ласково улыбнулся и вышел из машины, – пора проведать сего сынка депутата, ай!, – он словил подзатыльник.

– Я тебе говорю, Глеб! Ебаный твой хуй! Не начинай орать о своих мыслях на все пиздомудинское село! Тут везде камеры, псы, бдительные бабки, ебать их в сраку.

– Хорошо-хорошо, – парень полез в карман и достал оттуда сверток.

– Сука! Ты вообще тупой? Положи эту херню на место, – Арсен выхватил косяк из рук и бросил наркоту на землю, – нихуя ты сегодня больше не скуришь, – тарабанил он, танцуя лезгинку та только что отобранном приспособлении.

– Ок, – уверенно заявил Глеб подойдя к воротам. Ухватившись за ручку прискорбно обнаружил, что оная была заперта.

– А ну отойди!, – гаркнул Арсений, доставая ключи, – на всякий случай, – бормотал тот, развенчивая замок, – вот мы и внутри!, – ворота чудным образом открылись на распашку, а юные бандиты быстренько нырнули на территорию Шуры, и также поспешно закрыли за собой вход, – будто и не было.

– А вдруг его дома нету?, – спросил Глеб.

– Ага, он оставил свой ебанный Порш тут, и пошел пешком за три пизды колена по хлеб с молоком, пиздатая идея! Пойдем уже в этот треклятый дом, – он зашагал в сторону входной двери и позвонил в звонок, внутри раздалась песнь тропической птицы. Глухо.

Сеня повторил движение, но на этот раз раздраженно постучав.

– Может таки пошел за хлебом и молоком?

– Глеб, блять!

– Входите!, – голос Шуры раздался изнутри, – открыто!

– Так почему же тебе, сука, не подойти и не открыть, – продолжал бормотать Арсен.

– Мальчики! Подождите, а то мне надо принять ванну!, – за дубовой дверью раздавался голос Шурика.

– Ой, блять, это до послезавтра будет.

– Да ниче, Сеня, – утешал напарника Глеб, – как раз успеем осмотреться. Раскрытие персонажа через показ убранства его дома! Что же может быть банальнее?

– О чем вообще ты там бурчишь, шиз?

– Мысли вслух, мысли вслух.

А сама фурнитура особняка семейства Голобородько, представляла собой палитру модернизма в которую легкими движениями добавлялись нотки романтизма, барокко и даже сталинского конструктивизма. Элегантные формы, что наворачивались разными линиями, пританцовывая на стенах, потолках и полу. Обои – цвет летней яблони, в купе с вечным фруктовым омбре, создавали впечатление нахождения в эдемском саду с Иисусом в лице самого Александра. Ведь повсеместно были развешаны панно, портреты, дипломы, кубки, медали и другие утвердительные трофеи Шуры. Этот человек очень себя любил, говоря по-правде, было за что, ведь он сам как цветущая сакура, всем видом вселяет надежду в наступающий день.

– Как-то тут чересчур карикатурно, – Глеб расплылся в софе, – но здесь же живет сам Александр Голобородько…

– Ебать его в сраку, – Арсен расхаживал по комнате вглядываясь и оставляя отпечатки на наградах хозяина дома, – да стопудов куплено все!

– Кривозубые крестьяне мы, – понуро всмотрелся в обои пухляш, – вот мы таскаемся по всему Киеву, выполняем грязную работу и что с того? Если ли у нас та жизнь, ради которой так рискуем? Есть ли у нас та эфемерная свобода или мы просто криминальный сброд достойный только пожизненно заключения.

– Ей богу, Глеб, уж лучше ты бы накурился до потери сознания, – Сеня сел рядом с напарником, – понимаешь, мы творим такую хуйню, что даже сам Сатана не захотел бы принять нас к себе в адский котел, даже самые пиздоуродские черти не захотели бы насиловать нас раскаленными арматурами. Живи моментом, толстопуз! Для нас нет “завтра”, наше “вчера” давно прошло, ну и похуй собственно!

– Да не справедливо это как-то.

– И черт с этой справедливостью, тебя в картель никто не звал. Это был полностью твой выбор, Глебушек, ты кузнец своей доли, ебать тебя в сраку.

– Не заскучали?, – терракотово-пурпурный свет из окон осветил игривые локоны на голове парня, – по какому вопросу пришли, мальчики?, – его внешность в представлении не нуждалась, если после постоянного взгляда на его лик ты еще не ослеп, значит тебе повезло смотреть на произведение искусства чуточку дольше, – или просто в гости наведались, хотя это на вас совсем и не похоже. Я вроде денег никому не должен, да и если был бы должен, там у Глеба добра наворовано на три годовых зарплаты небось? Ха-ха-ха-ха, шучу-шучу, мы таки друзья.

– Ага, – хмыкнул Сеня нервно тикая взглядом, – так вот, Шура, у нас тут дело довольно, ебать, серьезное. Мы по поводу некой “Надежды”, таковая у нас числиться?

– Да, – Сашко заметно напрягся, он скорее предпочел бы оставить Надин вопрос в своем сердце, – спрашивайте-спрашивайте, – его тело блищало аки монета, после принятой ванны, конденсат воздуха в виде пара источался от рельефных бицепсов.

– Кто она тебе, Шура?, – по дружески спросил Глеб, – мы понимаем тяготу чувств, но ты не должен забывать на кого и кем работаешь.

– Ха-ха, ничего личного, мальчики, но ситуацию я держу под своим контролем, – он протирал голову бархатно-лиловым полотенцем.

– А вдруг боссу угодно кокнуть Надюшу? Чё скажешь, казанова?, – Сеня тарабанил пальцами прикроватный столик.

– Хм, ну, эх, – он устремился в сторону другой комнаты, – на голодный желудок очень сложно разговаривать, пошли на кухню! Я что-то приготовлю!

– Это хуепутало даже готовить умеет, вот блядь, потом скажи, что он не выращенный в пробирке сверхчеловек, – бурчал под нос Арсен.

– Можете и помочь кстати, – кухня парнишки была словно снята с обложки журнала о продаже мебели или с экрана передачи о готовке навороченных современных поваров.

– Смотря на тебя могу и пересолить, – ухмылялся Глеб, – я больше по дегустированию блюд, уж не обессудь.

– Ясненько, – фигурист доставал из настольных ножен некий японский нож, пожонглировав оным в руке, он принялся за нарезку и чистку овощей, ничего необычного, просто лук и чеснок, – вот знаете как говорят, без чеснока не надо, а с ним – пусть будет!

– Так что там с Надеждой? Ты меня вокруг лука ебаного не води, – Сеня ухватил морковь со стола и начал нещадно грызть овощ.

– Ну ё-моё, – он воткнул лезвие поперек разделочной доски, – вот что тебе надо Сеня?, – начал тот будто умоляя о прощении, – хочешь чтобы я встал на колени и начал вопить о том, что люблю её и, что отдал бы все только ради сохранения жизни Нади? Может тебе угодно чтобы сказал, что бросаю работу ради девчонки? Сколько поводов для казни тебе надо? Если боссу было бы угодно убить, давно убил бы, ему плевать на наши чувства, мы заменяемый материал для него. Но все же мы по-своему люди, нас отличает эмпатия друг к другу, понимаешь?

– Звучишь как спермотоксикозный мальчишка, – снисходительно молвил Арсен, – соберись, ебать тебя в сраку, чё за хуйню ты тут развел? На коленях распускаешь сопли перед нами, где мужской, сука, стержень? Даже накуренный Глеб, уверенней ведет себя.

– Ух! Какая импрессия!, – ахнул со своего стула напарник, – тебе, Шура, в актёры бы податься. Почти поверил, что ты реально влюбился! Давай, поднимайся, пошли пиво пить.

– Цыц, Глеб! У человека трагедия вообще-то тут, – то ли с невероятной иронией и презрением, то ли с дружеским сочувствием говорил Арсений, – так, ну что там, Шура? Поймал шальной амур твое трижды ебаное сердце, забурлили эндорфины в штанах? Понимаю, с кем не бывает, ну поехали, будем разбираться с этой Надюхой. Давай-давай.

– В смысле разобраться?, – дрожащим голосом отнекивался Шурик.

– В прямом, целебная терапия, я это так называю. Хотя лучше правило четверки, – Сеня вальяжно подпирая Голобородька шел к двери.

– В японском языке число четыре созвучно со словом смерть, – вдруг в разговор включился Глеб, – обычная практика для Сени.

– Верно, Глеб, мой ты верный помощник.

* * *

– Давай! Целуй её! Покажи этот последний лучик угасающей страсти, Видоплясов!, – Филипп надрывался подпрыгивая на стульчике с громкоговорителем на перевес, акустика в огромном полупустом павильоне отдавала ото всех углов создавая продюсерское эхо.

– Ну чего ты такой стеснительный, – кокетливо улыбнувшись прошептала Лиза.

– Перерыв, – крикнул парень, положив девушку из объятий на землю.

– Что не так, Валя?, – Вася, который успел опустошить несколько минибаров за время съемок, уже ждал товарища за барной стойкой.

– Не м-о-г-у. Я же чувствую, между вами что-то есть, и я будто третий лишний в этом кордебалете эмоций и переживаний.

– Другалек, я в вашу сторону даже не смотрю, – Вася откинулся на стойке, – прекрасно понимаю, что это работа и ничего больше!

– Да?! Но это не наибольшая проблема! Сам слышал, что говорил Голденберг, его “Лизонька очень любит вживаться в амплуа героев”, – в карикатурно-эстрадной манере парень спародировал манеру речи продюсера, – я её боюсь, понимаешь? Я чувствую, что там сидит рептилоид, это безумие!, – он опрокинул чарку Трубецкого.

– Потому она и прекрасна, – ахнул Василий, – выше всех современных бездарей щеголяющих на сцене.

– И вот ты усиливаешь первый фактор моей неуверенности.

– А я понял! Валя, ты мне прямо сейчас вешаешь лапшу на уши, затираешь старую джинсу до дыр, – панк ударил ладонями о стол, – а сам думаешь о Наде! Думал я дурак? Тьфу, как можно было не догадаться сразу, пугаю сам себя. Я тебя знаю слишком долго чтобы не раскусить нутро проблемы.

– Не начинай этот разговор по десятому кругу, будь добр.

– Раскидай мозгами сам, не можешь сконцентрироваться на одной даме когда в голове совсем другая! Логично же!

– Этот вопрос был решен раньше. Я давно об этом думал, что не понимаю ради чего делаю…

– Но все равно делаешь!

– Вовсе нет, когда пришло понимание, что Надежда не ценит мое отношение, я освободился! Понимаешь?

– По твоемуповедению этого не видно, дружочек. Просто соберись и отыграй эту сцену! Давай, в бой!

– Хорошо, вот подержи, – Валя достал телефон и отдал его в руки товарища, – он меня отвлекает, – парень уверенной поступью устремился к съемочной площадке.

– Готов?, – спросил Филипп держащий маленький картонный стаканчик с черным кофе.

– Да.

– А уверенней можно?, – пригубив с стакана крикнул Бедросович.

– ДА.

– Ну тогда вперед и за родину. НАЧИНАЕМ! ВСЕ НА СТАРТОВЫЕ ПОЗИЦИИ! Классная штука этот громкоговоритель.

“Привет)”, – телефон Валерьяна пробурлил уведомляя о сообщении, – “Как дела?)”, – сверху в поле контакта была указана Надя, – “В общем, ты сказал, что идешь на съемки, но дело срочное, поэтому я заеду к тебе. Вернее я уже у павильона, жди)”

– Бляха, – зашипел Вася, – чё делать. Хотя вопрос больше риторический, стоит ли ей видеть то что происходит? Поймет ли она, что это его работа? Сука, почему именно на меня ложится ответственность, я вообще мелодрамы смотреть не люблю. Можно попробовать её задержать в коридоре, но она пробивная как пробка, не сдержу если заподозрит.

“Валя”, – телефон вновь завибрировал, – “не хочу пугать, но тут за мной какая-то красная иномарка с тонированными окнами едет. Прям пятка к пятке, медленно-медленно. Буду надеется что сюрприз от Шуры. Если не появлюсь в сети в течении нескольких минут, звони в полицию”

– Он бабу другую целует, аллё!, – Вася орал в телефон, – так, теперь это дело небывалой опасности, нужно выходить на помощь. Кто меня вообще подписал на эту авантюру, – хапнув пустую бутылку со стола Трубецкий поспешно удалился, – надобно батьке набрать, но если это черти из картеля за ней следуют, нас раскусят и все – пиздец, батя её уже задерживал в компании картельских другальков. Ну ты Надюха и умеешь проблемы создавать, а Валя? Стоило оставлять его там? Бля-бля-бля-бля. Похер!, – он разбил бутылку о бордюр, превратив оную в элегантную розочку, – давайте, черти!, – пройдя еще несколько метров в руках опять зазвонил телефон, – она додумалась скинуть геолокацию, умничка!

“Зашла в какой-то переулок, думала оторвусь.”

– Блядь, не умничка, – панк несколько секунд злобно пританцовывал на месте, после чего опять уставился в экран, – мгм, а-ага! Если она сейчас на этой улочке, то я могу обойти её и войти сбоку, не светясь ни задом, ни передом!

“Дистанция максимально близкая, скину фотку”

Спустя несколько секунд в мессенджере высветилось размытое фото на котором мелько было видно выше описанную ею машину, размытыми силуэтами на сиденьях проглядывалось три человека, один высокий и худой, с ярко-красной майкой, а другой поменьше, рудой толстопуз, последнего сзади не было видно вовсе. Поняв как обхитрить соперников, Вася зашагал быстрее, записав номер машины и запомнив выразительные черты преследователей.

– Держись, дура. Я иду, – короткие, но быстрые шаги, размеренное дыхание и удобная, около уличная одежда, не без неизменного сюртука, естественно. Отличный набор для подобных стычек.

<=To=be=continued=<

Глава 9 “Следи За Собой”

– А вот нам табельные пистолеты не выдавали!, – возмущался Сеня смотря на кобуру у ремня Шуры, – а свой потерял что ли?

– Да стопудов потерял!, – сказал Глеб, – когда на льду скакал как сайгак, вот оружие и вылетело, элементарно!

– Вот эта сучка, надеюсь за ней толпа личных охранников не плетется, Ха-ха!, – вдруг указал парень в сторону Надежды – так даже проще будет, коль уж она в переулок завернула!, – Арсений был вне себя от восторга, – вот как бы то ни было, люблю я свою работу!

– Я тоже, – промурчал Глеб доставая косяк и с опаской смотря в сторону напарника.

– Разрешаю, настроение похорошело у меня!

– Балдеж.

– Ну что, Санек? А у тебя как настроение?, – он опять повернулся назад, – ты чего, Шура?, – фигурист уже с пальцем у курка сидел и тыкал стволом в сидушку бывшего коллеги.

– Теперь балом правлю я, друг. Разворачивай машину и уезжаем.

– Переулок узкий, хуй я её разверну тут, – Сеня развел руками.

– Во-во, – мычал Глеб. Не долго думая пухляш выхватил из зубов укурок и засунул его в глаз бунтарю. Спустя несколько мгновений прожигания сетчатки правого глаза, Шурик таки начал оказывать сопротивление и выстрелил нападавшему в руку, – падаль!

– Оревуар, – Александр дернул ручку машины и как мешок с картошкой выпал прямо на ходу. Скрутившись калачиком на асфальте парень пытался прийти в чувства.

– Да ты предатель ебанный, – Тасманский Дьявол, Арсением именуемый, злой как сам сатана, тормознул автомобиль и забыв про Глеба, выскочил к обидчику, несколько секунд томно подышав над сгорбленным телом, он отвесил знатный пинок в пузо а потом еще и еще и еще…, – оружие, хух, ронять… плохо, хух, – прерываясь на одышку Сеня поднял пистолет с земли и медленно взвел курок. Казалось, весь мир замер в ожидании быстрой смерти отступника.

– Вы выглядите как плохие парни, уж не обессудьте, – вынырнувший из-за угла Вася не долго думая сунул под ребро бандиту свою самопальную розочку, оглядев кольт, Трубецкий также поигрался с затвором, – интересненько, – он продолжал манерно вертеть им в руке.

– Крыса!, – хрипел раненый в спину Арсен, – съеби-ка нахуй отсюда!

– Только дружков заберу, – панк засунул пистоль во внутренний карман пальто, а использованную бутылку протер об сюртук и вставил в руки Сене, после побежал к ошеломлённой Наде.

– Без Шурика не уйду, – тараторила она скрутившись на асфальте.

– Для меня он “Александр” максимум, – ухмыльнулся панк, – он же хотел убрать тебя, аллё, подруга.

– Тогда почему лежит сейчас раненый, после потасовки с “коллегами”, – приводила железобетонные доводы девушка.

– Они тут, блядь, стреляли! Уверен три наряда полиции уже выехали! Вставай, быстрее!, – у парня сдавали нервы, тот вытанцовывал правой ногой свой тик на свежих дождевых лужах.

– Шура! Я тут! Пошли!, – вдруг заорала девушка, подбежав к Голобородьку, – вставай! Вставай! Вставай!, – она раздавала пощечины то по правой, то по левой щеке.

– Да?, – наконец-то ответил тот.

– Давай его сюда, – обреченный Вася взвалив Шуру на спину, – пошли уже!, – полицейские сигналы раздавались в воздухе, отбивайся от акустических высоток.

– Ай! Ребро!, – стонал Сашка на плечах у парня.

– Если ты еще и выкобениваться тут будешь…, – многозначительно закончил фразу Трубецкий.

– Бросьте меня, если я выживу, а тех двоих найдут в таком состоянии, вам крышка, картель подобного не прощает, – продолжал мычать фигурист, уставившись на уходящую в даль немую сцену. Красный спорткар с Глебом на борту врезался в стену, слегка дымясь. Вырубленный Сеня сквозь бессознательное состояние посылал свои фирменные бесконечные проклятия.

– Я уже ступил на сей преступный путь, другалек, а она подавна.

– В-вы не понимаете! Он человек страшный, я могу рисковать положением, я ценный кадр, но впутывать вас, невинных студентов, мне не хотелось бы. Не хотелось, чтобы на руках опять оставались кровавые следы.

– Вообще-то броские образы моя фишка, гений, – возмущался панк, – я тебя уже несу, твоя кровь уже осталась на сюртуке, а отпечатки на пистолете, который во внутреннем кармане. Но ты же слишком романтизированный герой чтобы думать о чем-то подобном, а!, – крикнул философ, – нам сюда, – он завернул в черный ход павильона.

– Это же то место, – ахнула девушка, – тут же Валя снимается.

– Вау-вау-вау, поздравляю с открытием, – Василий выбросил Сашу в угол, – лежи здесь, я принесу аптечку, промоем глаз. Надюха, смотри чтобы не убежал, – панк скрылся в дальнем проеме.

– Поняла, – услужливо ответила девушка.

– Неужели я неясно выражаюсь?, – Голобородько гнул свою линию.

– Перестань ворчать, Шура. Ты никакой не важный кадр в картеле, возможно, на словах и да – смотрящий, но ты слишком сильно подвластен чувствам. Как мальчишка влюбился в меня, нижний ярус организации, и теперь рискуешь всем чтобы уберечь какую-то второсортную шлюшку. Глупо, очень глупо, Шура.

– Почему ты так насмешливо относишься ко мне, Надежда? Почему ты, подобно Глебу с Арсеном, насмехаешься над моими чувствами к тебе?

– Да ведешь ты себя как пацан, что никак не вяжется с образом гнетущего мафиозника. Построил себе картину прекраснейшего из прекрасных, киевского Баскова, а потом еще жалуешься, что смеются над тобой. Будь проще, Шура.

– Но Надя…, – ком в горле у Александра застыл намертво, его будто предали, отвернулся самый дорогой цветок в безграничном саду.

– Валя! Кажется у тебя все получилось, молодец ты, блин, сцену сложную такую отыграл!, – Вася наконец-то выполз из тусклых коридоров в основной зал, – что вы все такие недовольные?, – он потер затылок смотря на хмурые выражения Лизы, Вали и Филиппа.

– Где ты был, Вася?, – спокойно, словно отец, который знает о двойке в дневнике, но таки проверяет тебя на честность, начал Валерьян.

– Кто… я?!, – по лицу панка полился пот, – да так! Пустяки!

– Выстрелы в соседнем переулке тоже пустяки, как и пальто в крови?, – папаня начал снимать с себя воображаемый ремень и хлестать им по земле, – так где ты был, Вася?

– Ну вместо тысячи слов, – ответил Трубецкий, – пошли, покажу, – он ухватил Видоплясова за рукав и потащил вглубь здания.

– Надя тоже там?, – не сбавлял темп товарищ.

– Да!, – каждая реплика Василия сопровождалась нервными смешками, – но с ней все хорошо, если ты об этом! А вот они, то бишь она, но все таки они!, – сцена отдавала античной композицией, обрамленная тяготами Христа Дева Мария, держала едва дышащее тело спасителя, “Пьета” – невольно читалось в воздухе

– Ха-ха-ха, Надежда, – расплылся в недружелюбной улыбке Валерьян, – ты опять полна неприятностей, да и моего друга ввязала в эти ваши “дела”, вот он весь в крови стоит. Непорядочно делать так, – он начал потихоньку сокращать расстояние, – твои проблемы никак не касаются ни меня, ни Васи, даже Шурика, твоя жизнь, твой выбор! Стелиться под тучными мужиками, это выбирал не я, это не выбирал Саша, это выбрала ты, – при каждом упоминании девушки парень протягивал слова, –  чтобы за тобой гонялись следователи, чтобы за тобой по пятам шёл картель, это твой выбор.

– Тогда, может, перестанешь меня отчитывать за него, Валя? Если ты так ярко акцентируешь внимание на этом, может тебе стоит дать мне и дальше выбирать самой?

–Я беспокоюсь о тебе. Ты мне как сестра, понимаешь ведь, ничего поделать с собой не могу.

– А ты, будь добр, сделай. Не стоит бегать за мной, ты уже и так наследил с горячей руки сполна, Валя. Выговский, зачем его-то было? Потом на нас обратила внимание полиция, Мирон Валентинович. Ты не думал о последствиях своих действий, а просто прикрылся заботой и оправдываешь свои проступки.

– Вам давно стоило поговорить по-душам, – вставлял свои три копейки Василий.

– А ты представь сама, Надежда, поставь себя на мое место и может у тебя получится почувствовать действия нервных окончаний в черепной коробке, – продолжал тираду Видоплясов.

– Вечернее рандеву, а?, – Голденберг встряс воздух своим появлением, – схерали вы подумали, что можно приносить улики на мою территорию? Ох, и новые лица, если Голобородько постоянно сверкает на экранах, то ты молодая дама, впервые припала моему взору – Филипп Бедросович Голденберг к вашим услугам.

– Шура для вас только улика?, – ответила Надежда.

– У вас вся компания невоспитанных хамов что ли?, – изумлялся Филя, – скажу честно – да. Хотя для меня и честь видеть человека подобного эшелона в стенах моего скромного павильончика, но только не в таком состоянии. Предлагаю убраться, Валерьян и Василий остаются, нам надо несколько технических дублей отснять, остальные знают где двери – продюсер был безжалостен, а его руки постоянно исполняли свое шоу, вычурно жестикулируя.

– Нельзя же так! Вы разве не видите его состояние?!, – кричала Надя.

– Дело в том что прекрасно вижу, – Филя закрылся уверенной позой.

Что за пафос? Что за карикатурное выступление? Надежда, зачем? Зачем было разводить эту бучу, неужели ты сама не знаешь ответа? Да пошло оно все! Нельзя же так жить, о чем вы вообще? Я ей не отец и не мать, я человек не равнодушный, но при таком раскладе когда придется выбирать между двух зол, я предпочту не выбирать вовсе…

– Нельзя!, – тараторила Надежда, – не пущу!

Интересно, что же связывает этих двоих, какая невероятная история так сильно привязала Надю к Шуре, как жаль, что спросить, наверное, уже не удаться. Ох уж, Валерьян, нужно следить за своим языком, нужно прикинуть куда нам с тобой, Надежда, нужно глянуть куда мы есть.

– Ха-ха-ха-ха, подружечка, я внятно тебе поясняю – его НЕЛЬЗЯ. Н-Е-Л-Ь-З-Я, чего не ясно в шести буквах?, – Голденберг наотрез отвечал отказом девушке.

Нравитесь вы мне, товарищ продюсер. Весь такой пробивной и главное – всегда напролом, всегда ураганом, всегда кувырком, вот она невероятная импрессия вами так обожаемая, эмоция в каждом движении, жесте, шаге, вдохе и выдохе. Вот каким хотелось быть, независимым от мыслей и предубеждений других людей. Быть полностью уверенным в своей позиции.

– Пошли, Вася! Нас ждёт окончание рабочего дня!, – Валерьян поднял лик к лучу света и развел руки к хохоту дождя на улице, – Ха-ха-ха-ха! Я живой!, – звонкий оскал сверкал на лице парня.

– П-пошли, – выдавливал из себя панк, – быстрее начнем, быстрее закончим, хе-х-хе…, – он был явно изумлен подобным всплеском душевных переживаний.

– Ж-и-в-о-й-живой! Лев раздирающий пустыню!, – заливной смех наполнял склад, – лучезарный солнечный поток возносился на тонкие изгибы головы Видоплясова, а волосы обычно откинутые назад, были растрепаны по всей черепушке. В глазах не было сомнений, не было мутного оттенка неуверенности, оставалась только экспрессия истинного артиста в последнем спектакле погорелого театра.

– Все в норме, парень?, – давно позабывший о своих раздорах Филипп, недоумевал бросая взором молнии сквозь массивные очки.

– Ты себя хорошо чувствуешь, Валя?…, – трепетно спрашивала Надежда, аккуратно положив Шуру на землю.

– Все чудесно, друзья!

– Он у вас на антидепрессантах сидит?, – Голденберг перешел на полушепот, – или вообще того?, – покрутил пальцем у виска.

– Знаем не больше вас, – Вася растерянно пожал плечами, – пошли доиграем что ли эти технические дубли.

– Многогрешный запомнит твой поступок, Голденберг, – прохрипел Шура. Он сверлил продюсера опухшим глазом, – он ничего не забывает.

– Хо-хо, друг, не обессудь, не узнал. Больничка, спонсируемая моим “Златогорским” фондом, всегда готова принять таких пропащих как ты!, – Филипп вдруг подбежал к Голобородьку, поднимая раненного, и вытаскивая на аккуратно сложенные мешки, – твоя помощь уже в пути!, – он, чуть не уронив телефон на землю, нервно набрал номер, после чего, вышел куда-то в коридор.

– Присмотрю за тобой, – Надя подошла к возлюбленному, – ты не обижайся, Шур. Люблю я тебя.

– Что это, черт возьми, было?, – Вася с Валей устремились к основному залу павильона. Младший Трубецкий активно напирал на друга, – понимаю, перед Надеждой ты был обязан выговорится, но что за Лев? Что за визги о жизни?

– Не знаю, Вась. У меня будто камень упал с плечей. Раньше же как было, постоянно о девушке этой пекусь, а она ничем мне не отвечала, я не хотел романтики или еще чего. Понимал, что её затащили в очень опасную игру, хотел уберечь, а она нашла утешение в этом столичном пижоне.

– Ты тоже сельский дурачок, Валерьян, – улыбнулся Василий, – играл бы здесь, со мной, с Лизой. Получал бы свои скромные гонорары, сводил бы концы с концами, это же все так живут сейчас, – он по отцовски спокойно напутствовал парню, – а Надежда, пусть занимается чем себе хочет. Моя вина в этом тоже есть, зря я тебе показал все это, не знал, что ты так отреагируешь на дела подружки, – уставившись под ноги, продолжал он.

– Сделано, что сделано, Вася. Друг ты мне, лучший друг, кто бы стал такого дурака кривозубого терпеть, – Видоплясов рассмеялся.

– Только я!, – Трубецкий залился хохотом в ответ.

* * *

В комнате стоял терпкий запах недопитой бутылки горячительного напитка. Темно-зеленые занавески были задернуты навалившись друг на друга и обволакивая все помещение в свой мучительно-гнетущий оттенок. Вещи были разбросаны невпопад, а сломанная дверца от тумбочки легонько качалась на сквозняке из открытой форточки. Владимир Ильич Ленин сверлил каменным взглядом сидящего на стуле парня, панк покачивался на оном окидывая взором весь интерьер своего жилища.

– Ты меня убьешь, – вдруг обратился он к бутылке, – сгубишь молодое и сильное тело! Здоровый и полный амбиций дух! Тебе это надо? Мне вот нет, – Вася ухватился за горлышко, резким движением сдернул шторы, распахнул окно, взглянув на неизменные хрущевки под которыми бесновался бесконечный муравейник из жителей столицы, хорошенько прицелился, и выстрелил бутылкой прямо в мусорный бак у основания, – хотя бы зрение ты мое пощадила, – Трубецкий поправил круглые очки закрывающие своим черным гештальтом глаза. Теперь его путь лежал к кровати, старые пружины манили к себе паренька, а давно изнеможенная подушка подавна, он запрыгнул туда, сложил руки за головой. Прозвучал стук в дверь, – входите.

– П-привет, Вася, – в проеме красовалась Надежда изрядно потрепанная после предыдущей встречи.

– Хах, прошла всего неделя, а тебя будто раз тридцать из горящей избы вытаскивали, следить за собой, блин, надо, Надюха, – поднявшись он уселся на краешек кровати, – по какому вопросу?

– Валя, он не появлялся на учебе всю эту неделю, и как я понимаю доснимать материал он тоже не приходил.

– Хмпф, дай ему отдохнуть. Дай собраться с мыслями, он же впервые, за все пребывание тут, смог выговорится перед тобой, теперь нужно время на анализ, и твоя реакция важна не меньше.

– Я не знаю что на него нашло тогда, бросился на меня, как голодный зверь.

– “Лев, раздирающий пустыню!”, – Вася спародировал манерность, – нервный срывом называется такое. Он же сколько времени копил на тебя обиду, терпел эмоции, беспомощно смотрел на твои картельные дела. Как каждый вечер собиралась к клиентам, тьфу.

– Мне очень стыдно, – вдавливая глаза в пол, говорила девушка.

– А ему это как поможет? Но не боись, он стал уверенней в себе, облегчился головой, так сказать. А ты что, тоже забеспокоилась?, – Василий улыбнулся, – вы уж разберитесь…

– Для себя он уже разобрался, – выдохнула она, – теперь ничего не повлияет на его решения.

<=To=be=continued=<

Глава 10 “Калейдоскоп”

– Надежда-Надежда, – Вася тяжело вздохнул, – вот Валерьян наш, он же артист! Он тебе не просто жалкий актеришка, ведь сама знаешь как говорят, ты вышел из образа персонажа, а персонаж из тебя нет, у него также, драматичная роль павшей персоны! Откуда-то нам знать каково ему внутри, что чувствует человек в котором живёт ещё кто-то, когда изнутри раздирает новая личность, обреченно валится по стенкам подсознания.

– А ты, Вася? Разве в тебе не сидят герои сценариев?, – Надя наклонилась вперёд всем взглядом вопрошая ответ.

– Да-ни-в-жизнь!, – панк отмахнулся от девушки, – я не настолько отвержен каким бывает он, некоторые бы назвали меня непрофессиональным, но как по мне Василий Трубецкий – истинный мастак своего сценического дела! Ну… а что Валя!? Собрать вещи, закинуть старое барахло и пропустить к чертям неделю учебы! Вот она – романтика!

– И ты так просто отпустил его?

– Да! Я знаю Видоплясова лучше чем кто либо! Каким плачевным не было бы его нынешнее состояние, уверен, он вернется в добром здравии, мой настоящий друг! Понимаешь, ангел устал. И вот ты приложила к этому руку чуть ли не в первую очередь!, – он ткнул пальцем промеж глаз Надежде. Василий испытывал некую неприязнь к девушке, смотрел надменно, с-подо лба, не мог полностью принять то, что по её вине уехал друг, пострадал Шура.

– А хоть куда он поехал ты в курсе?

– В село, к родителям, – Трубецкий откинулся на офисном стуле, – сломили вы его, господа. Конечно… Валерьян никогда не признает этого, он продолжит сражение.

* * *

Тихо бывает… после дождя. Бугристый асфальт сверкал тонким слоем воды, а запах оного не можно было с чем либо спутать. Старая труба стряхивала последние капли прошедшей бури, а напористые крысы упивались своим мусорным обедом.

– Ну что у нас тут, Мирон Валентинович, вновь картель, вновь глухарь?, – юморной толстячок вынырнул из-за угла, за ним угрюмой тенью выплыл крейсер “Мирон”, чистенькая шинель, очки, шляпа, все на месте, как и отсутствие хорошего настроения.

– А ты не унываешь, Боря, – зубы пасовали, перекидывая сигарету между собой, – а у нас тут перестрелка, так-то! Вероятность нахождения улик достаточно велика!

– Интересный вы человек, Мирон Валентинович, ходите весь, как призрак коммунизма, понурый, тоскливый, а как дело доходит к синдикату, так вы сразу навострите уши, аки ищейка!, – достав фотоаппарат помощник следователя начал в деталях запечатлять место преступления, – переулок как переулок…

– Переулок у тебя между булок, Боря, а это улица “Золотогорская”!, – Трубецкий отвесил отцовского подзатыльника напарнику, – а вот это что?, – он поднял кусочек бутылки.

– Стекляшка?…

– Нет! Улика! Посмотри, а тут-то отпечаточки видно!, – он просветил находку на солнце, – это мы пробьем на базе, – одев перчатки, достав полиэтиленовые пакеты, мужчина сложил свою маленькую причину для радости и принялся за подальшее исследование зоны, – ха-ха-ха-ха! Кровь! Это мы тоже пробьем на базе!

– А чья?, – сделав еще один снимок Боря уставился на пробирку с жидкостью в руках старшего товарища.

– Мне откуда знать? Я вижу и знаю не больше тебя, – он окинул взглядом улицу, – все кто здесь были, вместе с нападавшими и пострадавшими, явно скрылись с места преступления! Что указывает на нечистоты той и той стороны!, – уходя от темы вопроса Мирон буквально из воздуха рисовал картину событий.

– Кровавый след продолжается, товарищ следователь, – минуя взглядом препятствие в виде своего пуза он нелепо шлепал ботинками по лужам пытаясь не задеть присохший след – вот! Только гляньте!, – коронер медленно подошел к пятну и наклонился.

– Действительно, Боря, слее…, – не успев закончить в глазах начало бегать изображение, окружающая среда не хотела воспроизводится на зенках, а ноги заключились в легких амплитудных колебаниях, тело бросилось в легкий мандраж, после затряслось как худющий кошак от проливного дождя. Приступ продолжался несколько секунд пока Валентиныч не прислонился к мокрой стенке, и потихоньку заземлялся восстанавливая баланс сил, но природа таки взяла верх и он свалился трутнем на асфальтную дорогу.

Сколько прошло времени? Шло ли оно вообще? Вопросы больше риторические, ведь грань между сном и реальностью, фантасмагорической фантазией и холодным окружающим миром была окончательно стерта. Поднимется он в своей голове или все же очнется на улице “Златогорской”? Также остается тайной.

– Все нормально, Мирон Валентинович?, – Борис подбежал к бледному аки перепуганная смерть напарнику.

– ТЫ, – вдруг в ответ последовал истошный крик, – З-з-зофия! Моя родная, – обняв пухляша он прислонился к груди парня, – тяжко мне с сыном нашим, больно мне, больно. Но человек он умный, хороший, не пропадет, но до сих пор снится мне как держу мертвую тебя на руках, но хорошо, что не бросаешь дурака старого, приходишь, спасибо тебе, любимая, – на рубашке помощника появлялись мокрые следы от слез, – жизнь идет! А я стою, София, не поспеваю за ритмом бытия-то нынешнего. Куда мне уже быть? Куда я есть?, – он оттолкнул Борю и ринулся вглубь переулка нелепо-перевалочной ходой, – иди ко мне, жизнь. Найди смысл же во мне самом, где суть бесконечных скитаний в запутанных лабиринтах неочищенных трупарен? Только отмывание веревки от тухлого смрада немытых шей может успокоить душу блудную? Кто сказал такое, София?

– Вам нужно отдохнуть, Мирон Валентинович, – заключил молодой защитник правопорядка, – пойдемте домой лучше, на сегодня все.

– Ты права, солнце, мне нужно отдохнуть. Слишком хорошо чтобы отказаться, слишком страшно чтобы взять, – он уселся на железные ступени около пожарного выхода, – прогони дракона, прогони змея на каждой чешуйке которого было оглашено обвинение в мою сторону. “Это все из-за тебя”, стри ящера с глаз моих долой, чтобы на душе было спокойнее. Не хочу видеть затемненную годами правду.

– Ты её больше не увидишь, Мирон, – на месте Бориса стояла долговязая женщина с ребенком на окровавленных руках, лицо дитя и матери были искажены в ужасной агонии, а правой руке дама держала пистолет.

– София?, – время погрузилось в густую смолу и летящую пулю можно было разглядеть во всех подробностях, “Это все из-за тебя”, гласила выцарапанная надпись. Спустя мгновение снаряд набрал прежнюю скорость и насквозь рассек голову мужчине.

И только дракон заливался хохотом на крыше.

* * *

– Просыпайтесь!, – голос отдавал звенящим эхом, – тут вас сын пришёл навестить, не время спать, – с трудом разув глаза Трубецкий обнаружил свою тушку посред медицинской палаты, склонившись над ним стоял старенький врач, а рядом с оным, Вася и Борис, с охапкой гостинцев.

– А что ты это батьку, ты всех нас на уши положил! А-тя-тя!, – он кинул авоську с цитрусовыми на прикроватную тумбочку, – ну давай, рассказывай как оно было.

– Боюсь он сейчас не в состоянии что-то рассказывать, – вмешался в диалог Боря, – меня кличут Борисом, я напарник Мирона Валентиновича, – помощник протянул руку младшему Трубецкому.

– Василий, сын Мирона Валентиновича, – панк крепко пожал руку, – тогда давайте вы рассказывайте что было.

– Ну, – начал пухляш, – нашему следователю поплохело и он потерял сознание, установить причину так и не удалось, поэтому мы только сдали всевозможные анализы, да и ждать остается.

– Все нормально, батьку?, – Вася по-дружески положил руку на ногу отцу, – ничего страшного, возраст берет свое, правда?, – он расплылся в улыбке.

– Мгм, – в ответ получилось выдавить не членоразборный звук и кривоватую ухмылку.

– Все будет хорошо, он у вас мужик крепкий, здоровяк!, – на сей раз в разговор вмешался врач, – полежит у нас тут недельку, пока результаты анализов придут, а потом домой!

– Это хорошо, – покачал головой сын, – мы посидим тут, составим ему компанию, – он кивнул в сторону папы.

* * *

В село, к родителям, хмпф! Интересную отмазку таки придумал, хотя неправды в ней и нету. Чемоданы собраны, новая одежда на мне, и столица тоже будет лежать у моих ног.

И вправду, теперь Валерьяна окутывал совершенно новый наряд. Шарф с чудными узорами, напоминающие множественные окна ночных небоскребов, висел на шее. Тело было защищено тканевой шинелью-накидкой, под которой скрывалась рубашка. Джинсы и лакированные чернющие туфли, довершали образы молодого артиста. А что собственно в чемодане? Верно, сельская одежда, с которой Видоплясов приехал в город, и которую носил на протяжении нескольких курсов. Настало время попрощаться с прошлым, откинуть оковы своей натуры, и выступить на борьбу со злейшим врагом – столицей. Спустя несколько десятков минут езды, несколько сотен метров ходьбы по знаком дорожкам, улицам, забытым тропинкам, Валя таки дошел к родному селу.

А ведь ничего не здесь и не изменилось, ни грамма, ни на йоту, только вот запустение приходит в село родное. Соседи повымирали, поуезжали куда-то далеко, всех кого я тут знал, не стало больше друзей, знакомых. Так оно и приходит – одиночество. Вот и мой дом, моё убежище ранних лет, стоит себе, даже не двинувшись не обвалившись, зайти что-ли? Поздороваться с остатками моей сельской жизни? Надобно.

Старая калитка кряхтела, доски на террасе впадали внутрь из-за вязкой гнили, а вместо двери свисала занавеска, сглотнув неприязнь, Валерьян вошел внутрь, и на впервой ужаснулся подумав, что дом пуст, но пройдя понял, что ужас был не напрасен.

– Мама?, – выдохнул он.

На кровати лежало тело, больше похоже на изюм с вышедшем сроком годности, укутанное множественными одеялами, старыми куртками. Лицо повернулось к настенному ковру, а руки сложились в плечах, будто согреваясь собственным хладом. Помещение заполнял трупный запах и множество насекомых дербанили мертвое мясо. Обойдя прикроватный горшок, он подошел ближе.

– Мама?, – только и мог выдавить Валерьян.

Просто умереть… В полном одиночестве без единой надежды на спасение… Но как… Кто допустил подобное?… Я?… Ведом только амбициями и своим эгоизмом, Я?… Обрек на голодную смерть, Я?… Ну а кто еще? Видно ли здесь другого виноватого?

Бросив чемодан и со всех ног вылетев на улицу, он чиркнув зажигалкой у сухих веток, поджег дом, вместе со всем внутри находящимся, старое здание вспыхнуло аки маленькая спичка, огромные клубы дыма стремились по ветру в небеса. Внутри тлели людские переживания, надежды, вера, непорочность. Внутри тлели воспоминания о сладких снах в материнских объятиях, о запахе горячей еды за столом, о заботливом и таком интересном дедушке, что таки умер в семейной кругу, ведь о нем позаботились родные…

Вот она – свобода! Вот она жизнь!

Он вновь поднял лик к небу и полной грудью вдохнул дым.

Гори, прошлое! Стань костром согревающим мое будущее!

На лице искрились слезинки.

Забери же весь груз с души, и дай насладится сей невероятной минутой истиной жизни! Дай погреться верой в следующий день!

– А-А-А-А-А!, – заорал Видоплясов, – Ж-И-З-Н-Ь!

* * *

– Блохин сбежал, повторяю Блохин сбежал, – переполох в тюремной администрации набирал оборотов, – сокамерника Иакова также нету на месте.

– Сказал?, – вдруг к охраннику кто-то обратился.

– Все как было велено.

– Вот и славно, пошли, – узнавался голос Германа, – давай Иаков, сейчас они и рубку прочесывать будут, – подгонял своего старшего товарища Многогрешный.

– С богом, – ответил святоша вытягивая из спортивных сумок оружие.

– Эту заготовочку мы использовать не будем, друг. Давай к транспорту, – воспользовавшись всеобщим переполохом внутри тюрьмы они сумели прокрасться незамеченными.

– Поднять бунт, хах, не дурно, Герман, – словно кораблик в нескончаемом потоке из хаоса, беглецы вальяжно пересекали берега, реки из трупов и искалеченных людей. Вывернутые и выдернутые из своих орбит конечности, при помощи причудливых подручных средств, что напоминали скорее кустарный хлам, а не орудие для убийства. Заточены об настенный кирпич зубные щетки, закалённая солью верёвка, которая идеально работала удавкой и напильником. Нету заготовки? Не беда! Добудь в бою с охранником! Дубинки, электрошокеры, а если серьёзно повезёт дробовики и винтовки. Главное – хаос!

– Я бы назвал это скотобойной поножовщиной, но как хочешь, – внутри зоны происходил настоящий рагнарек, буквальная резня, не только между заключенными и стражами правопорядка, а и разных калибров междоусобицы зеков отличались особенной кровавостью. В бою использовалось все. Старый немой знакомый привязал два ножа к рукам и с душераздирающем воем носился по этажам нарезая все и всех, что могло подать признаки жизни, – вжился в роль, смотри. Могли бы вытащить и его, но не судьба.

– Но мозги ты ему промыл знатно, хороший парнишка был, – продолжал свое восхищение Иаков.

– Нам пришлось промыть мозги половине тюрьмы, не забывай, – подбираясь к выходу и поспешно доставая ключи из сумки тараторил парень, – вот она – свобода, – таки отперев огромную железную глыбу воскликнул он.

Внешний двор тюрьмы, место обычно довольно спокойное и беззлобное, на сколько это, конечно, возможно. Но этот день икс отличался своим свирепством. Безумцы из карцера, заживо грызли собак, отрывая зубами куски шерсти, плоти и в конце концов попадая к внутренностям, а после расчищали и руками. Парочка беглецов оставляла по себе утоптанную тропинку из восславляемого в недрах Некрономикона первородного ужаса.

– Ничего не забыл?, – запрыгнув на борт автобуса, они смогли выйти в степь, дыхнуть воздухом истинной свободы.

– Было бы забавно, все с собой, – улыбнулся Герман.

– А одежда?, – продолжал Иаков.

– Вот они, твои священные одеяния, – одной рукой руля, а другой копошась в сумке, он достал церковную робу.

– Без помощи всевышнего не справились бы, – примеряя форму отвечал напарник, – ведь господь, он везде, в камне, в траве…

– Давай обсудим другое что-то, а?, – вопрошал лидер побега, – вот нам что сейчас нужно, оперативно заскочить к Голденбергу за поддельными паспортами и финансами на первое время, а потом прямиком в общагу мою родную.

– Уверен что твое прикрытие в общежитии будет достаточно надежным?, – Иаков был не просто набожен, а и очень испуган.

– Все будет хорошо, святоша, я те места знаю, я там учился.

~Конец Первого Тома~

<=To=be=continued=<