Необычный астроном [Андрей Григорьевич Корженевский] (fb2) читать онлайн

Корженевский Григорьевич Необычный астроном

Глава первая. Наблюдения и письма. Начало поездки

В одном из бесчисленных домов Парижа жил человек, который и будет главным героем моей повести. Его звали Гримлер – достаточно необычное имя для Франции.

Его дом не щеголял большой роскошью, но и до простого французского жилища того времени ему было далеко. У него было три этажа. На первом был небольшой коридор, где с разных сторон находились две двери, одна из которых вела в кухню, а другая в ванную комнату. На втором была комната Гримлера и ещё одного главного персонажа. Про него, а также про третий этаж я расскажу позже.

Гримлеру было двадцать шесть лет. Он был очень высокорослым и немного худощавым, с круглым лицом, голубыми глазами. По характеру он был добрым человеком, всегда защищал того, которого обижали у него на глазах и радушно принимал своих гостей. Охотно принимал любые предложения, которые давали ему друзья. Постоянно следил за движениями и интонацией голоса говорящего с ним незнакомого человека и мог легко заподозрить обман. Впрочем, у него были и «слабые стороны» – например, если он брался за какое-нибудь серьёзное дело, он спешил как можно быстрее закончить его, что могло привести к серьёзным последствиям.

Он имел в своём доме восемь слуг, причем среди них не было поваров, камердинеров и прочих должностей – каждый, благодаря обучению Гримлера, мог выполнять любую из этих ролей. Это зависело лишь от поручений их хозяина. Они носили тёмно-красную ливрею, богато украшенную яркими узорами.

Наш герой был писателем-любителем и большую часть своего обычного дня проводил в своей комнате за письменным столом, сочиняя в основном стихотворения и небольшие рассказы, которые приносили ему немалые деньги, так как его творчество приглянулось издательству, которому он относил свои рукописи.

Однако самым страстным его увлечением была астрономия. Он смог купить себе настоящий телескоп и разместил его на третьем этаже своего дома, где также спали его слуги. Это стоило ему больших денег, но он ничуть не жалел об этом. По ночам, если небо было ясным, Гримлер поднимался туда, стараясь не разбудить слуг, и проводил наблюдения за небом.

Хоть Гримлер не был дворянином, у него была своя шпага. В свободное время он оттачивал свои навыки обращения с ней и за несколько лет достиг высокого мастерства. Обучать себя он иногда приглашал своих более знатных друзей. Правда, до сих пор Гримлеру его оружие ещё ни разу не пригодилось.

Ясной ночью 15 мая 1820 года Гримлер по обыкновению смотрел на небо в телескоп. Он направил его на участок в созвездии Орион, который ещё не наблюдал ранее (но рассматривал его на звёздных картах). Посмотрев туда, он увидел там звезду, расположение которой показалось ему необычным. Он сверился со всеми картами неба известных астрономов, которые у него имелись, но ни на одной из них звезды на том месте, где он её наблюдал, не было. «Неужели я открыл новую звезду» – подумал Гримлер. Он повторил эти действия ещё раз. Сомнений не было – он первым увидел новое ночное светило.

С этой радостной мыслью он провёл несколько измерений, отошёл от телескопа и стал спускаться вниз, в свою комнату. Впрочем, даже это обстоятельство не заставило Гримлера перестать быть осторожным, и он шёл по лестнице медленно, стараясь лишний раз не потревожить слуг.

На следующее утро, только проснувшись, Гримлер сразу же взял перо, бумагу, конверт и стал писать письмо следующего содержания:

«Государственному астрономическому союзу,

Соединённые Штаты Америки,

16 мая 1820 года.

Я являюсь астрономом-любителем. Вчера ночью я направил свой телескоп на созвездие Орион и нашёл там звезду, которой нет на одной звёздной карте, даже среди выпущенных совсем недавно. Её координаты: 5ч 35мин 20 с, склонение: -01 11’ 09”, яркость – примерно 9,1 звёздной величины, поэтому она едва заметна, и, вдобавок, её свет заглушается светом от ярких звёзд Пояса Ориона, который расположен поблизости, но всё же я смог её разглядеть. Поначалу я её принял за дефект телескопа, но мой рефлектор безукоризненный, и, к тому же, я не припоминаю, чтобы телескопы давали такие искажения. Поэтому я искренне прошу Вас посмотреть туда же и выяснить, действительно ли я открыл новую звезду?

С наиглубочайшим уважением,

Гримлер, Париж»

Он не стал указывать свой точный адрес из опасений, что его письмо могут перехватить и прийти к нему с недобрыми намерениями.

Закончив письмо, Гримлер приказал одному из своих слуг отнести его на почту, не вдаваясь в подробности.

И сразу же после возвращения слуги Гримлер стал ждать ответного письма. Он понимал, что доставка его из Франции в Америку, через океан, и такое же «путешествие» ответного должно занять очень много времени, несколько месяцев, поэтому не торопился получить его на следующий же день. Однако ожидание утомляло его, и он с каждым днём ждал всё сильнее и сильнее. Наконец, спустя ровно два месяца после написания письма в Государственный союз, Гримлер послал своего слугу на почту, и через час он вернулся с небольшим конвертом в руках. Гримлер нетерпеливо выхватил его из рук слуги и пошёл в свою комнату.

Там он быстро распечатал конверт и обнаружил внутри него небольшое письмо. Оно было написано очень красивым и крупным почерком.

Гримлер вытащил лист с письмом из конверта и прочёл вот что:

«Гримлеру, Париж.

16 июля 1820 года.

Мы посмотрели в указанные Вами координаты и сначала не увидели там новой звезды, но на следующий день условия для наблюдения выдались получше. Мы заново посмотрели туда и действительно обнаружили на том же месте слабую звёздочку, которую не видели ранее. Так что поздравляем вас: ваше открытие мы подтверждаем! И в благодарность за новый материал для изучения мы приглашаем пополнить наши ряды.

Государственный астрономический союз,

Соединённые Штаты Америки»

Гримлер после прочтения письма был приятно удивлён. Далеко не каждому случайному выпадала честь быть так легко (по его мнению) быть приглашённым в Государственный астрономический союз. «Работа» писателем ему нравилась, однако в Государственном астрономическом союзе платили неплохое жалованье. Поэтому, немного подумав, Гримлер решил принять это предложение. И он стал собираться в путь.

Гримлер подумал, что в дальней поездке может случиться всякое, поэтому стал готовиться к ней очень тщательно. Он сложил почти всю имеющуюся у него еду (преимущественно консервы) в рюкзак, а остальные вещи, которые счёл необходимыми (среди них шпага, перо, чернильница, бумага, огниво) в чемодан. Затем он вышел из дома, зашёл на станцию, назвал свой адрес и попросил выслать ему двухместный экипаж до порта Кале. После всего этого он вернулся в свою комнату, перевёл дух и крикнул одному из своих слуг:

– Николас, идите ко мне!

– Сейчас, мой господин!

Поскольку этот Николас тоже будет играть важную роль в моей повести, я считаю долгом рассказать нём поподробнее.

Как я уже говорил, он являлся одним из слуг Гримлера. Ему было двадцать восемь лет. У него были густые чёрные волосы (рядом с волосами его хозяина волосы Николаса выглядели ещё более чёрными, зелёные глаза, бледное лицо. Он был маленького роста и одевался всегда во всё чёрное.

До того, как он стал прислуживать Гримлеру, Николас был бедным жителем обычной французской деревни, которая, однако, находилась недалеко от Парижа. Его жизнь не устраивала, и он ушёл в столицу в поисках хорошего жалования и прочной крыши над головой. Но по дороге туда у него закончилась вся еда, которую он с собой взял, и он постучался в дверь первого встречного дома, чтобы Николаса хозяева приютили у себя. По счастливой случайности это был дом Гримлера. Тот согласился принять Эммануэля. Гримлер дал ему новую одежду (прежняя успела превратиться в лохмотья) и хорошо накормил своего гостя. А на следующий день Гримлер вызвал его в свою комнату и сказал ему:

– Сейчас мне не хватает слуг. Согласитесь ли вы быть моим новым слугой?

Николас стал думать. Вполне обеспеченный, как он успел заметить, человек хочет принять его в свою прислугу. Он показался ему добрым, вежливым и спокойным, и он сделал для него много хорошего, поэтому Николас подумал, что, нанявшись к нему, он, возможно, получит жизнь, о которой мечтал, когда уходил из дома. И Николас решил согласиться.

– Хорошо – ответил он.

Ожидания не обманули Николаса. Новый хозяин относился к нему хорошо, никогда не бранил и не наказывал. За всё то, что Гримлер сделал для него, Николас был очень сильно предан ему. К нему он обращался только словами «мой господин» и никогда называл его по имени – он считал это проявлением неуважения. И такая верность не осталась без ответа – заметив её, Гримлер стал платить ему в два раза большее жалование, чем остальным слугам, «повысил» его – он доверил ему следить за тем, как выполняются его поручения, когда сам Гримлер не мог это делать, а также выделил ему отдельную комнату.

Сейчас же, когда Гримлер услышал ответ Николаса (который до этого, скучая, так как он с самого утра не получал приказов от господина, а своих любимых занятий у него не было, сидел на стуле на нижнем этаже), по лестнице застучали частые шаги, и всего через пару секунд дверь в комнату Гримлера распахнулась, и Николас показался в проёме. Затем он подошёл к своему хозяину, низко поклонился ему и спросил:

– Что вам угодно, мой господин?

– Николас, слушайте меня внимательно. Я отправляюсь в Государственный астрономический союз. Вы должны собрать всё, что считаете необходимым, в чемодан и рюкзак. Затем нужно убрать всё, что не лежит на своём месте и сделать так, чтобы никто к нам не забрался. После этого вам нужно спуститься на первый этаж.

– Сейчас всё сделаю, мой господин! – ответил он.

У Николаса в голове возникло много вопросов, но он понял, что его хозяин куда-то собрался. Он решил не задавать ему вопросы прямо сейчас и побежал выполнять приказы.

Отдав их, Гримлер переоделся в дорожный костюм, закрыл дверь в свою комнату и вышел на первый этаж. Спустя пять минут к нему подошёл немного запыхавшийся, но довольный Николас.

– Нам уже пора выходить? – спросил он.

– Подождите, нам нужно ещё кое с кем поговорить. Если мы не расскажем им, почему уходим, они очень расстроятся и не будут знать, что им делать.

Действительно, Гримлер услышал шаги и вскоре увидел людей, которые тоже спустились по лестнице и оказались перед ним и Николасом.

Это были остальные, слуги Гримлера, которых было восемь. Они услышали возню, доносившуюся из комнаты их господина, обрывки приказаний, которые он отдавал Николасу, и немного удивились. А когда они увидели хозяина перед дверью и с рюкзаком и чемоданом, они и вовсе поразились. А надо сказать, что Гримлер ни разу не говорил им про своё открытие.

– Я вижу на вас и на Николасе дорожный костюм. Вы куда-то надолго уходите? – спросил один из его слуг, которого звали Жан (Гримлер никогда не переодевался во время своих коротких прогулок).

– Да, мои дорогие слуги. И вам не стоит надеяться, что я скоро вернусь. Я отправляюсь в Государственный астрономический союз и стану одним из его славных профессоров. Я открыл новую звезду. Это произошло два месяца назад, и я прошу вас простить меня, что я не сказал про это раньше. В благодарность за это они предлагают мне присоединиться к ним.

Слуги Гримлера удивлённо переглянулись.

– Вы и Николас покидаете нас? – спросил Жан. – На сколько?

– Не волнуйтесь. Уверен, что когда-нибудь мне надоест там служить, и я вернусь сюда. А пока меня нет, вы становитесь хозяевами моего дома. Делайте всё, что вам захочется, но не забывайте беречь его и ничего не ломайте. Если к вам пожалует вор, схватите его и отдайте жандармам.

Сказав это, Гримлер открыл дверь, передал ключи и замок от неё слугам. Затем он вышел наружу, позвал Николаса, затворил её и повесил записку для своих друзей, что он уехал в Государственный астрономический союз, но, если дело не очень важное, они могут поговорить с его слугами.

На улице их уже ждал экипаж, вызванный Гримлером. Он был чёрного цвета и запряжён четвёркой вороных лошадей. Гримлер подошёл к кучеру, вежливо поздоровался и расплатился с ним. Затем он и Николас сели в экипаж. Гримлер дал знак кучеру, тот ударил хлыстом по лошадям, и экипаж тронулся.

Только сейчас Николас решил дать волю своему языку.

– Мой господин, – спросил он. – То, что Вы сказали остальным слугам, правда? Мы куда-то уезжаем?

Гримлер подробнее рассказал о событиях, описанных в начале повести.

– А я зачем вам нужен?

– Одному мне будет очень скучно. А вы составите мне компанию. К тому же вы сможете мне служить, когда мы прибудем туда.

Николас был удивлён, но он подумал, что, когда его господин рядом, ему не стоит ничего бояться.

– А что такое Государственный астрономический союз?

– Это объединение самых талантливых профессоров астрономии. Стать его членом очень непросто. Чтобы вступить в их ряды, уже нужно быть хорошим учёным-астрономом, иначе же придётся непросто. Мне повезло больше: стоило лишь открыть небольшую звезду, как они меня уже сами призывают стать одним из них. Наверное, случай, когда простой человек находит доселе никому не известную звезду, кажется им совершенно не заурядным, и они мной немного, но восхищаются.

(Николас стал немного завидовать своему господину)

– А зачем вы отправили письмо туда? – спросил он.

– Только они могут подтверждать астрономические открытия. Без их подтверждения открытие не считается действительно имевшим место.

– А зачем вам ваша шпага?

– Мало ли, кто попадётся у нас на пути. Я смогу защитить и себя, и вас.

– Почему вы взяли столько припасов?

– Корабль, на которым мы будем плыть, может потерпеть крушение, и мы можем попасть на необитаемый остров. Экипаж может разбиться, и нам придётся добираться до гавани пешком.

К этому моменту экипаж выехал из Парижа. Солнце уже подходило к западу, постепенно становясь красным. Наши герои внезапно почувствовали себя очень уставшими и улеглись спать прямо на задних сиденьях экипажа, подложив под головы рюкзаки вместо подушек. Проснулись они, когда уже рассвело. Кучеру тоже очень хотелось спать, но он превозмогал сон и старался не потерять лошадей. Гримлер и Николас проснулись только, когда солнце уже находилось высоко в небе.

– Вот достойный пример силы воли! – сказал Гримлер.

Глава вторая. Неожиданная встреча

Следующие несколько дней проходили довольно однообразно. Если на пути экипажа попадался город, наши герои и кучер останавливались в его гостиницах, чтобы отдохнуть, выспаться, поменять лошадей, а также запастись едой в лавках.

Поездка в гавань Кале должна была длиться около недели, но из-за всего этого она затянулась на две недели. Но Гримлер ничуть не жалел об этом.

Однако в последний её день случились очень интересные события. На пути героев перестали появляться города, и они уже успели проголодаться и устать. И только когда до Кале осталась всего около пяти миль, на горизонте показался очередной маленький городок.

– Наконец-то, – сказал Гримлер. – Как нельзя кстати. Теперь мы наконец-то сможем пополнить наши желудки и силы. Кучер, быстрее!

Лошади помчались галопом, и вскоре Гримлер смог как следует рассмотреть новый город. Он выглядел довольно необычно: почти все его дома были выкрашены в серый, крыши у них были красными, дороги были сделаны из крупного булыжника, у каждого дома был небольшой дворик. В центре города находился самый большой дом с самым большим двором, который, скорее всего принадлежал местному городскому старшине.

Когда экипаж подошёл ещё ближе к городу, и Гримлер уже мог видеть людей, прогуливающихся по его улицам, он заметил, что они вели себя странно: одни метались, как безумные, другие словно убегали от кого-то, третьи просто стояли, не двигаясь с места.

Гримлеру очень хотелось узнать, что же происходит в этом городе, поэтому он приказал кучеру заставить лошадей нестись ещё быстрее.

Когда экипаж уже въехал в город, Гримлер велел остановить лошадей и вместе с Николасом вышел. Затем он подошёл к находившейся от него неподалёку женщине, снял шляпу и спросил:

– Добрый день, сударыня. Скажите, что происходит с вашим городом?

– Ах, если бы он был бы добрым! На нас напали ужасные разбойники! Они похитили у нас все дорогие вещи, взяли в плен главу нашего города и требуют с нас за него выкуп!

И действительно, на улицах города вскоре показались люди весьма неприятного вида и в грязной одежде, почти каждый из них держал в руках разные вещи. У всех было оружие: шпага и примитивный пистолет. Я хочу сказать, что они владели ими плохо, но, хоть число жителей города превышало число разбойников более чем в пять раз, им удалось ограбить и застать практически всех горожан, так как у них не было вообще никакого оружия (ибо они были не очень богаты и не могли себе его позволить), поэтому даже почти не умеющие пользоваться оружием грабители быстро одолевали их, если они оказывали сопротивление.

Гримлер уже успел насчитать около сотни таких людей, когда разговаривающая с ним женщина спросила его:

– О, сударь, я вижу, у вас есть шпага. Вы хорошо владеете ею?

– Великолепно.

– Так помогите же нам избавиться от этих мерзавцев!

– Не волнуйтесь: я сделаю всё, что смогу.

И, чтобы не попасться на глаза разбойникам, Гримлер и его слуга вновь сели в экипаж и велели кучеру спрятать экипаж за первым попавшимся домом.

Там они вновь вышли. Николас подошёл к Гримлеру и спросил его:

– Мой господин, вы правда хотите помочь этим людям?

– Да, Николас.

– А как же ваш Государственный астрономический союз?

– Государственный союз подождёт. Их безопасность гораздо важнее.

Слуга решил больше не возражать Гримлеру.

– Но как вы это сделаете?

– Сейчас придумаю.

Сначала Гримлер подошёл кучеру и сказал, что в его услугах они больше не

нуждаются, так как ему нужно совершить здесь очень важное дело, и кучер может

возвращаться назад, в Париж. Тому очень хотелось посмотреть, как Гримлер будет

совершать это дело (он слышал все последние разговоры наших героев) и он

удивился храбрости нашего будущего молодого учёного, но правитель лошадей

всё же развернул экипаж и погнал их назад. Гримлер и Николас ещё некоторое

время смотрели на уходящий экипаж, пока он совсем не превратился в точку.

Затем Гримлер внимательнее рассмотрел дом, за которым они спрятались.

Он был старым и заброшенным. Он будто угрожающе глядел на наших героев своими растрескавшимися стёклами. Дом был серым, таким же, как и другие жилища в этом городе, однако краска везде шелушилась и в некоторых местах начинала слезать с дерева. Оно прогнило во многих местах. Черепица также была не в лучшем состоянии: на ней были трещины, а несколько черепичин и вовсе упали с крыши и разбились.

Забор этого дома был не лучше: кое-где его доски также начали гнить, а некоторые слетели с гвоздей и лежали рядом. Дверца была отворена и болталась на одной петле.

– Отлично. Похоже, хозяева этого дома покинули его много лет назад. Пойдёмте туда. Там я всё объясню. – сказал Гримлер своему слуге.

Николасу вид дома совсем не нравился. Ему стало страшно и неуютно, но ничего не оставалось сделать, как последовать со своим господином.

Они легко прошли через забор. Дворик этого заброшенного дома зарос травой, которая доставала нашим героям до щиколоток.

Дверь самого жилища также была не заперта. Внутри его состояние было таким же плачевным: на стенах иногда встречались трещины, пахло гнилью и сыростью, пол под ногами Гримлера и Николаса сильно скрипел. Николасу стало ещё страшнее.

– М-м-мой г-г-господ-д-дин, з-з-за-ч-чем м-мы с-с-сюд-да з-з-зашли? – дрожащим от испуга голосом спросил он.

– Здесь нас не найдут разбойники. Они поймут, что дом давно заброшен и не будут надеяться найти здесь что-нибудь ценное для себя, поэтому не заглянут сюда.

– А п-п-поч-чем-му н-н-нельз-зя ост-т-тат-ться н-на улице? В-в-едь раз-з-зб-бойн-ник-ки н-нас т-т-там н-не н-нашли.

– Уверен, они будут обшаривать весь город, пока не убедятся, что всех не обокрали. Они запросто увидят нас и ограбят. Более того, у нас большие рюкзаки и чемоданы, что лишь привлечёт их. И перестаньте заикаться: здесь ничего с вами не случится. Тут безопаснее, чем снаружи.

Николас вскоре действительно в этом убедился. Внутри дома с ним ничего не происходило, хотя в нём и было неуютно, а снаружи всё ещё бесчинствовали разбойники. Поэтому он поверил своему хозяину и спросил у него, уже не заикаясь:

– А как вы поможете этим горожанам спастись от разбойников?

– У меня уже есть план. Слушайте внимательно. Я подожду здесь, пока они не уйдут из этого города, прослежу, куда они пойдут дальше и, тихо и незаметно, отправлюсь за ними. Когда они остановятся, я спрячусь, а затем подойду к ним и скажу, что хочу стать членом их шайки. Я разузнаю, где они прячут несчастного голову этого города и постараюсь освободить его, а дальше… обнажу свою шпагу и хорошо проучу их.

– Слишком опасно, мой господин!

– Не волнуйтесь, я хорошо владею шпагой.

– А мне что нужно делать?

– Оставайтесь здесь и не выходите отсюда, пока они не уйдут. Когда я выйду, можете немного прогуляться, но не заходите за забор. Если проголодаетесь, можете есть столько, столько вам захочется. Охраняйте наши вещи: вдруг кто-нибудь из разбойников останется здесь и решит вновь попытаться ограбить этот город. Если увидите, что они идут к вам, прячьте все рюкзаки и чемоданы и попытайтесь найти укромное место. Прячьтесь, пока разбойники не уйдут. Пожелайте мне удачи, – сказал Гримлер после десятисекундной паузы. Если я не вернусь к вам к десяти-одиннадцати часам утра, расскажите всем о том, что случилось с нами и попросите их отправиться искать меня. Для этого внимательно смотрите в окно и запомните, куда я буду идти.

– Хорошо, мой господин.

– Я хотел бы ещё раз улучшить моё владение шпагой, но боюсь, что шум привлечёт грабителей – немного расстроенно сказал Гримлер.

Он снял рюкзак, прислонил его и чемодан к стене и велел Николасу сделать то же самое. Затем слуга нашёл у противоположной стены стул и сел на него. Гримлер отошёл от окна, чтобы разбойники его не заметили, и встал возле него. Оба героя стали ждать.

И ждать им пришлось долго. Разбойники всё ещё не собирались уходить. Были слышны их крики, смех, а также плач горожан. Лишь когда солнце стало клониться к закату и постепенно стало совсем темно, они стали затихать, а затем и вовсе перестали раздаваться.

Крайне расстроенные жители города этой ночью вообще не ложились спать, а у тех, кому всё же удалось погрузиться в мир снов, они были не очень сладкими.

Вскоре до наших героев донёсся шум шагов и обрывки фраз, которые они, увы, не смогли разобрать.

– Что ж, похоже, разбойники уже отсюда уходят. Мне пора, Николас, иначе я уже не смогу их найти – сказал Гримлер.

– Как же вы увидите их в такую темноту?

– Не волнуйтесь, у меня хорошие глаза.

Гримлер вышел из дома и дал последние наставления Николасу. Вскоре он увидел разбойников, уходящих из города в восточном направлении и уносящих награбленные вещи, и сразу же пошёл за ними. Они освещали себе путь факелами, но не оглядывались назад, поэтому не замечали его. Гримлер же старался как можно меньше шуметь.

Ему захотелось спать, но он всё же поборол усталость и пошёл дальше.

Ночь была ясная, и звёзды ярко светились на безоблачном небе. Был почти самый разгар лета, и природа представала во всём своём великолепии. Гримлер невольно залюбовался такой картиной.

Ему пришлось пройти несколько миль, следуя за ворами. На его пути была почти ровная дорога, и он не встретил никаких препятствий.

Наконец, они остановились и стали смотреть в разные стороны. Гримлер поспешил спрятаться за толстым дубом.

Разбойники остановились на небольшой лужайке. Грабители сложили украденные вещи в несколько кучек, затем стали собирать сухие ветки, тоже сложили их вместе, взяли огниво, развели огонь и стали жарить на нём мясо.

«Похоже, они устраивают своеобразный пир по поводу удачного ограбления. Что ж, отлично. Только я нигде не вижу несчастного старшину». – подумал Гримлер.

Он вышел из-за дерева и подошёл к разбойникам. Те не сразу заметили его из-за темноты. Наконец, один из них увидел освещаемое отблесками пламени незнакомое лицо и сказал ему достаточно грозно:

– Кто вы такой?!

– Я Гримлер, и я хочу присоединиться к вам.

На несколько секунд наступила тишина. Остальные разбойники тоже заметили незнакомца, но, услышав его слова, не спешили нападать на него, а только не спеша изучали Гримлера.

– Я видел вас в том городе, и меня впечатлило ваше умение. – продолжил затем он. – Я хорошо управляюсь со шпагой и могу неплохо вам пригодиться.

Напомним читателю, что это была лишь часть его плана.

Разбойники вновь замолкли. Некоторое время они размышляли, а затем решили позвать атамана.

На подстилке из сухих веток спал человек, которого Гримлер не заметил сразу. Услышав крики, он проснулся и, ворча, встал.

Атаман был выше, чем остальные разбойники (на полфута выше самого высокого из них), одет более богато – в красный камзол, кожаные штаны (правда, залатанные в нескольких местах) и кожаные же сапоги.

Разбойники рассказали своему предводителю о просьбе Гримлера. Атаман увидел нового гостя и сказал ему:

– Вы правда хорошо владеете шпагой? Тогда прошу подтвердить это. Кто хочет сразиться с ним?

Один из разбойников вытащил из ножен своё оружие, наш герой сделал то же самое.

Грабитель сразу же набросился на Гримлера и первым нанёс ему удар, но тот предвидел его и успел уклониться. Затем Гримлер провёл ответный удар прямо в лезвие шпаги противника, выбив её.

Затем атаман отправил другого разбойника. На этот раз он сумел отпарировать удар Гримлера, но тот нанёс новый удар прежде чем его противник смог ответить на атаку нашего будущего учёного. Шпага вора также рассталась со своим хозяином и оказалась на земле рядом с оружием первого разбойника.

Глава грабителей думал несколько минут. Все вновь замолчали.

Наконец атаман сказал:

– Мы принимаем вас. Хоть у вас нет ничего стреляющего огнём, как я успел заметить, полагаю, вы пригодитесь, когда людишки будут угрожать нам шпагой. Надеюсь, вы не подведёте нас в следующем набеге.

«Его не будет» – подумал про себя Гримлер.

– Я постараюсь, – сказал он вслух. – Кстати, когда я смотрел ваш набег на тот город, я видел, как вы несли на руках его главу. Я верно понимаю, что вы взяли его в плен?

– Да. Мы хотим взять выкуп на него – сто тысяч франков. А что?

– Я его здесь не вижу. Можете показать, где вы его держите? Я хочу немного помучить его.

– Конечно. Пусть это немного расшевелит их.

Атаман повёл Гримлера в самую чащу леса. Вскоре временный лагерь разбойников скрылся за деревьями. Их густые кроны почти полностью скрывали свет луны и звёзд, так, что даже Гримлеру стало немного страшно.

Так прошло около минуты. Затем они вышли на вершину небольшого холма, где лес был заметно реже. Там, между клёном и тополем, лежал городской старшина. Пленнику было на вид лет сорок. У него были связаны руки и ноги, а во рту у него была тряпка.

На несколько секунд задул сильный порыв ветра, и их стволы качнулись в сторону атамана, будто желая заступиться за пленника.

«Бедняга. Если бы я вовремя не пришёл, они, наверное, убили бы его» – подумал Гримлер.

– Теперь прошу оставить меня. Я хорошо справлюсь один, поверьте мне.

Атаман ушёл, ни сказав больше ни слова.

Гримлер подошёл к узнику разбойников и снял с него кляп.

– Нет! Не приближайтесь ко мне! Кто вы? Что вы собираетесь со мной делать? – закричал он. Его голос был громким и немного хриплым. Иногда он заикался.

– Не волнуйтесь, я здесь не для того, чтобы издеваться над нами. Я пришёл спасти вас.

И Гримлер кратко рассказал ему про свой план.

– Кто же вы? Что вам нужно в моём городе?

– Сейчас нет времени объяснять. Я должен разделаться с разбойниками.

– Слава Богу, хоть кто-то решил помочь мне!

Взяв его под руку, Гримлер повернул назад. Когда они вернулись к разбойникам, те ещё пировали.

Грабители не сразу заметили их. Наконец, несколько голов повернулись к Гримлеру и пленнику.

– Не понимаю. Вы же хотели пытать его? – сказал тот же разбойник, который первым заметил Гримлера, когда он только собирался притвориться, что хочет присоединиться к их шайке.

Тут к нему подошёл атаман. Он тоже заметил Гримлера с узником и сказал:

– Он, наверное, вдоволь измучил его, а теперь хочет отдать нам, чтобы мы охраняли нашего узника. Верно? (пламя уже начало угасать, и атаман не увидел в темноте, что верёвок на освобождённом не было).

– Нет, – резко ответил Гримлер. – Я лишь притворялся, что хочу к вам присоединиться. Я лишь хотел узнать, где вы прячете бедного старшину этого города, чтобы освободить его. И теперь я сделал это, и мне осталось лишь одно – расправиться с вами!

Атаман сначала ничего не понимал, но потом догадался.

– Предатель! – крикнул он. – Это я сейчас как следует отмолочу вас!

– Мы вам поможем! – почти хором закричали разбойники.

– Не надо, я сам справлюсь!

Атаман вытащил из ножен шпагу и направил её на Гримлера. Тот обнажил свою.

Предводитель разбойников сразу же нанёс удар Гримлеру, но он отразил его. Затем настала очередь спасателя города. Его выпад атаман не смог парировать и еле увернулся. Следующая атака разбойника также прошла неудачно.

Ответный удар Гримлера атаман блокировал, но ненадолго. Несколько секунд ему удавалось сдерживать шпагу противника, пока наш герой не решился прибегнуть к своему хитрому приёму.

Он убрал назад своё оружие. Думая, что Гримлер устал, атаман хотел нанести последний удар, но в это время его соперник неожиданно ударил плашмя прямо по рукоятке шпаги главы разбойников. Тот не смог удержать её, и она упала на землю.

Атаман понял, что Гримлер силён, и замер в нерешительности. Другие разбойники не решались выйти против него. Так продолжалось примерно пятнадцать секунд, пока атаман не опомнился.

– У нас же есть пистолеты, а у него нет! Палите по нему! – скомандовал он.

В сторону Гримлера полетели пули, но, как я уже говорил, разбойники плохо владели своим оружием (ещё и ночь была в самом разгаре, а пламя костра уже почти погасло, так как никто не поддерживал его – все смотрели на Гримлера), поэтому ни один из них не попал в цель.

Гримлеру же удалось незаметно подойти к одному из разбойников и выбить пистолет у его из рук шпагой.

– Ладно, мы сдаёмся, – сказал атаман. Он слишком проворен.

– Сударь, есть ли у вас жандармы? Хоть несколько человек? – обратился Гримлер к спасённому им главе города.

– Да.

– Сдайте им этих парней и прикажите отправить их в Париж. Пусть там разбираются, что с ними делать.

– Хорошо.

– Пойдёмте в ваш город. Здесь нам больше нечего торчать. А вы идите за нами и не вздумайте бежать! – обратился Гримлер к разбойникам.

Он потушил костёр, взял под руку старшину и пошёл назад. Грабители, ещё недавно смело совершившие налёт на целый город, теперь послушно плелись за двумя людьми.

Они шли неспешно, поэтому, когда они наконец вошли в город, было уже шесть часов.

– Теперь разбудите ваших горожан, соберите их здесь и расскажите о том, что только xто случилось.

Голова достал свой рог, который смог заметить в одной из куч и забрать его. Он дунул в него несколько раз, а затем крикнул:

– Идите все сюда! Я хочу сказать вам очень приятную весть!

И протрубил опять.

Прошло около десяти минут, пока жители города окончательно не проснулись и не собрались вокруг Гримлера и старшины.

Каждый из собравшихся задавался вопросом: зачем голова их всех собрал здесь, кто стоит рядом с ним, и почему разбойники стоят рядом, но на них не нападают. Однако старшина утихомирил их и рассказал о событиях, описанных ранее. Все собравшиеся пришли в восторг, но Гримлер их успокоил и сказал:

– Всё это правда. Я рад, что смог помочь вам. Но мне осталось ещё кое-что сделать. Разбойники нам больше не страшны, однако все ваши ценности, отнятые ими, всё ещё лежат там, где воры их оставили. Поэтому позвольте мне проводить вас туда, чтобы вы смогли забрать их себе.

– Я не пойду. Меня разбойники только пленили, но не обобрали – сказал глава города.

Остальные с радостью согласились. Гримлер повёл их туда же, куда отправлялся один несколько часов назад. Когда они пришли на место бывшей стоянки разбойников, жители города сразу заметили кучи брошенных вещей и каждый стал разгребать их, стремясь найти именно принадлежащую ему. Гримлер старался улаживать иногда возникавшие между ними споры. Когда всё было разобрано, он сопроводил их назад.

К моменту их возвращения солнце уже стояло высоко. Все поблагодарили Гримлера и удалились в свои дома.

Разбойников в городе уже не было. По приказу старшины их усадили в несколько экипажей и отправили в Париж, где их будут судить.

Глава города встал перед Гримлером. Он тоже долго думал, как отблагодарить его. И наконец, ему в голову пришла идея.

– Я хочу пригласить вас на обед в моём доме по случаю спасения меня и всего моего города – сказал он.

– С радостью отобедаю вместе с вами! Мы очень долго не ели, поэтому ужасно голодны.

– Мы?

– Ох, я совсем забыл о Николасе! Прошу, подождите меня здесь!

Гримлер увидел дом, в котором оставил своего спутника и пошёл туда. Он открыл дверь и увидел Николаса, который спал, улёгшись на ветхой циновке, которую Гримлер не заметил, входя первый раз в этот дом.

– Проснитесь, Николас! – сказал он. – Я уже вернулся.

Он открыл глаза, приподнял голову, увидел Гримлера и сонным голосом спросил:

– М-мой господин? Это вы?

– Да, это я. Как видите, на мне ни царапины. Разбойники просто сдались мне.

И Гримлер рассказал про встречу с разбойниками, и что глава города, в котором они остановился, приглашает его отобедать вместе с ним. Николас также согласился.

Вскоре слуга тоже был представлен городничему. Тот также назвал своё имя – Пьер Морфон (раньше у него не было случая представиться). Все трое пошли в его дом.

Хоть Морфон управлял очень маленьким городом, его дом выглядел богато. Он был сделан из белого камня и в нём было три этажа. Снаружи каждого окна находился большой балкон, ограждённый со стороны улицы замысловато выглядевшими чёрными перилами, которые поддерживали прямые поручни. Входная дверь была дубовой и висела на золотых петлях.

Морфон постучался в неё, но для него и новых гостей дверь никто не открыл.

– Мои лакеи, наверное, думают, что их хотят обмануть разбойники, спустя полминуты молчания проговорил он. – Они очень расстроены, что меня взяли в плен, но всё равно надеятся, что я скоро вернусь.

– В этом они такие же, как мой Николас – сказал Гримлер.

– Ничего, я их сейчас обрадую. Эй, открывайте, я уже здесь! – крикнул Морфон.

Первые несколько секунд за дверью также не было слышно ни единого шороха, затем раздался слабый звук шагов, а потом она открылась, и в проёме показался невысокий человек в таком же коричневом костюме, что и Морфон.

– Сударь, неужели это вы? – сказал он. Заметив Гримлера и Николаса, он добавил: – А кто эти молодые люди?

– Это мой дворецкий – сказал Морфон Гримлеру.

Он рассказал про свои приключения и про спасение незнакомым человеком. А незнакомый человек в свою очередь поведал про битву с разбойниками.

– Я хочу, чтобы они отобедали со мной и отведали самой вкусной еды, что у меня имеется. Поэтому ступай к поварам и прикажи им, чтобы немедленно приступали к её приготовлению. И расскажи им о прошлой ночи.

Дворецкий отправился выполнять приказания, а Морфон предложил гостям пройти внутрь.

Стены и потолок его прихожей были также белого цвета, а пол – коричневого. Окна были большими. Гримлер оценил высоту потолка в девять футов, длину прихожей – в десять. Прямо над входной дверью была лестница, начинавшаяся в специально сделанном для него проёме в левой стене, по которой можно было подняться на второй этаж. Там был рабочий кабинет Морфона и кухня.

В конце прихожей была дверь, выглядевшая точно так же, как и входная, и сделана она была также из дуба. За ней обнаружилась столовая, в которой был стол, накрытый сразу на десять человек. Он был сделан из неизвестного Гримлеру светлого дерева.

Окно в столовой было только одно, но такое же большое, как и окна в прихожей. На стенах висели картины, написанные самим Морфоном (в время, свободное от дел, он иногда занимался живописью. Картины у него получались не такие великолепные, но смотреть и любоваться ими было можно вполне. Среди них были в основном пейзажи).

«Столовая после прихожей – это, конечно, удобно для гостей, но выглядит со стороны слишком странно. Впрочем, вкусы у каждого разные». – подумал Гримлер.

Он предложил Морфону остаться наедине с ним и Николасом, пока повара готовят им обед. Все трое сели на стулья, сделанные из того же дерева, что и стол, со спинками, украшенными по бокам причудливыми завитками.

Гримлер сразу стал подробно рассказывать про себя самого, про Николаса, про своё открытие, про Государственный астрономический союз, про письмо с приглашением и про встречу с незнакомым городом.

Морфон сильно удивился, слушая его рассказ, а когда Гримлер закончил, воскликнул:

– Вы удивительный человек! Вы могли бы спокойно ехать в свой Государственный союз и не останавливаться здесь. Но вы остановились – и помогли! Но не сочтите это за упрёк – это, наоборот, очень похвально!

– Мой городок называется Пьерфон – затем продолжил он. – В этом названии сочетается моё имя и фамилия – Пьер и «фон» – часть от «Морфон». Хоть я и всё ещё жив. Это потому, что при мне город начал процветать: появились большие лавки, стала строиться церковь. Люди потихоньку стали узнавать о новом городе и стали приезжать к нам, чтобы узнать о нём побольше. Правда, служить у нас особо негде, поэтому почти все мы вынуждены уходить на жалование в другие города: Париж, Кале и пр. Некоторые просятся ко мне в слуги. Но в бедности мы не живём. Хоть я ещё жив, жители моего города настояли на том, чтобы изменить название.

– А вы основали этот город? – спросил Николас, которому наскучило сидеть, и он начал ходить по столовой, внимательно рассматривая картины.

– Нет, – ответил тот. – Пьерфон основал другой человек, имени которого я уже не помню. Но со временем он стал всё меньше уделять внимание городу и совсем перестал думать о его жителях. Поэтому они его не любили и, как только он умер, не оставив детей, выбрали меня новым главой, так как я был очень добрым.

– Почему вы не смогли противостоять разбойникам? У вас хорошая милиция?

– К сожалению, нет. У нас всего около десяти жандармов, но они ничего не могли сделать против бандитов, которые действовали молниеносно и в считанные минуты уже начали хозяйничать у нас. Если бы не ваш господин, мой город, наверное, был бы захвачен ими.

Тут Николас заметил подпись Морфона в левом нижнем углу каждой из картин и сказал:

– Вы их сами написали? Должен сказать, вы хорошо владеете кистью. Например, вот здесь (он указал на одну из картин, изображающую большой дуб) – как прекрасно нарисованы листья! И ветки тоже!

Морфон слегка покраснел от такой похвалы и сразу же поспешил скрыть своё лицо от гостей.

Он также спрашивал Гримлера про его шпагу, про то, как он совершил своё открытие, про его интересы, работу и обычную жизнь. Тот отвечал на все вопросы охотно с радостью. Николас же почти не участвовал в разговоре и продолжал рассматривать картины Морфона.

Так прошло около часа, а затем в столовую вошли повара и подали обед на серебряных тарелках. Прочие столовые приборы также были серебряными.

Каждому из участников обеда были предложены три тарелки, а также по одной бутылке бургундского вина. Но Гримлер заявил, что не пьёт ничего хмельного, поэтому один из поваров удалился и заменил бутылку на чашку крепкого чёрного чая.

В тарелках было мясо: жареная курица, свинина и баранина вместе с опятами, собранными, должно быть, в ближайшем лес.

Такая еда как раз пришлась по вкусу Гримлеру и Николасу, поэтому они сразу же набросились на неё и ели с большим аппетитом. Морфон, которого взяли в плен только вечером предыдущего дня, тоже довольно сильно проголодался, поэтому также стал налегать на обед.

Гримлер сразу стал хвалить еду Морфона и его поваров. Тот вновь покраснел, но на этот раз ему не удалось скрыть своё лицо. Его гость заметил это и тихо усмехнулся.

За обедом наши герои почти не разговаривали. Лишь один раз Морфон спросил Гримлера про его дальнейший путь к Государственному союзу. Гримлер ответил, что хочет добраться до Кале пешком, но внезапно осёкся – он не знал, в какой стороне находится гавань! Но Морфон предложил помощь своего кучера.

– Дарену случалось однажды и моих слуг на корабль, следующий в Португалию. Я хотел узнать побольше об истории этой страны, о её природе и людях. Он хорошо запомнил дорогу отсюда до Кале. Гримлер и Николас согласились.

Чай Морфона Гримлеру так понравился, что он просил Морфона приказать поварам дать ему ещё этого напитка, чтобы утолить жажду, вызванную мясом. Николас, который не стал отказываться от вина, также оценил его вкус, однако больше требовать не стал, боявшись сильно захмелеть.

За обедом прошло около получаса. Наконец, когда Гримлер и его слуга почувствовали, что насытились, они приготовились прощаться с Морфоном. Тот, пополнив свой желудок пятью минутами раньше, сдержал своё обещание и вышел из комнаты, а через пару минут вернулся и сказал:

– Мой кучер согласился вас отвезти. Он ждёт вас у дома.

Герои стали прощаться. Гримлер и Морфон ещё раз обменялись благодарностями, первый – за тёплый приём и обед, второй – за спасение от рук разбойников. Морфон сопровождал своих гостей до входной двери, а на пороге – пожелал им без приключений добраться до Государственного астрономического союза и удачи на службе.

Гримлер и Николас повернулись спиной к двери и увидели Дарена и его экипаж. Сам кучер был невысокого роста, с большой головой и маленькими чёрными усами, а сам экипаж был ровно в два раза выше него и также выкрашен в коричневый свет. Везли его две лошади чёрной масти и с чёрной гривой. Он оказался четырёхместным и, садясь в него, герои выбрали два места в первом ряду.

Дарен сначала погнал лошадей галопом, и уже через полминуты экипаж выехал из Пьерфона, но Гримлеру и Николасу вдруг захотелось спать, так как Гримлер не предавался сну в течение всей ночи, так как он боролся с разбойниками, а Николас заснул только тогда, когда ему очень захотелось спать, а до этого он всё сторожил вещи господина. К тому же, обоих уморил обед Морфона. Поэтому Гримлер вскоре сказал Марану умерить ход лошадей, а сам быстро заснул прямо в сиденье экипажа. Николаспоследовал его примеру.

Они добрались до Кале только через четыре часа. Солнце уже подходило к горизонту, но западная сторона неба ещё не алела, так как герои совершали поездку летом.

Глава третья. Внезапное разделение

Дарен решил довести экипаж до самой гавани. Когда он вошёл в неё, кучер разбудил Гримлера и Николаса. Они увидели безбрежный океан и поняли, что уже находятся в Кале.

Наши путешественники поспешили выйти из экипажа. В услугах Марана они больше не нуждались, поэтому Гримлер отослал его назад. Когда его экипаж скрылся из виду, он взглянул на гавань.

Перед его взором предстало огромное количество кораблей разных длины, ширины и назначения: мелкие рыболовные траулеры ожидали выгрузки улова, на пассажирские суда стремились попасть и наоборот, сойти с них, сотни людей, военные отправлялись охранять берега других частей Франции, на грузовые суда отправляли множество ящиков с вином, просто виноградом, пшеницей, рыбой и прочим.

Внимание Гримлера привлекло судно, которое было примерно в полтора раза выше и шире остальных. Оно было двухпалубным и трёхмачтовым и выкрашено было в жёлтый свет. Его паруса были белоснежными и сильно блестели на солнце.

Гримлер спросил одного из матросов, проходившего мимо.

– Здравствуйте, сударь. Изволите сказать, что это за судно (он показал на него), и куда оно направляется?

– Добрый вечер, сударь. Я служу на этом судне. Оно называется «Наполеон» и отправляется в Саванну (небольшой город на севере штата Джорджия). Отплывает уже через пять минут.

«Саванна» – размышлял Гримлер – «Этот город ближе остальных к Государственному астрономическому союзу, и добраться туда из Саванны можно пару дней. “Наполеон” для меня как нельзя кстати».

– Пожалуй, я сажусь на ваше судно. Передайте деньги вашему капитану.

Матрос назвал плату за поездку в Саванну – тысяча франков. Гримлер достал из своего чемодана деньги и отдал их матросу.

– Кстати «Наполеон» мне очень понравился. Такая великолепная палуба! И паруса тоже! Мне кажется, он заслужил право так называться.

Матрос поблагодарил Гримлера за похвалу и ушёл на корабль.

– Ну пойдём, Николас! Здесь нам больше нечего стоять.

Вслед за матросом он зашёл по трапу на «Наполеон», пребывая в полной уверенности, что его слуга следует за ним.

Однако в этом Гримлер глубоко ошибался, так как Николаса рядом не было и не скоро будет!

Он никогда не был в порту (так же, как и Гримлер, но внимания последнего его вид особо не привлекал, так как он был сосредоточен на цели попасть в Государственный астрономический союз). Но, в отличие от него, Николас сразу же стал восхищаться огромным количеством разных кораблей, разных же людей, матросов и жандармов, следящих за порядком, как малый ребёнок, что совершенно забыл о событиях, произошедших ранее (а он был очень забывчивым, и, если начинал увлечённо смотреть на что-либо, то некоторые мысли быстро улетали у него из памяти). Так случилось и сейчас. Николас был настолько восхищён видом Кале, что не заметил, как его господин садится на «Наполеон».

Но затем он вспомнил, что ему нужно садится на какой-то корабль и остановился. Его взгляд также остановился на одном из множества судов, стоящих здесь, но это вовсе не был «Наполеон»! Это был корабль, судя по его виду, бороздивший бескрайние океаны и моря уже не один десяток лет. Его корпус был коричневым, краска во многих местах начинала слезать. Само судно было трёхмачтовым, так же, как и корабль, но паруса были меньше «Наполеоновских» по размеру и грязными. Николас подумал, что он и его господин должны садится именно на этот корабль, и что последний уже успел это сделать, поэтому, упрекнув себя за невнимательность, поспешил взойти на его палубу. Он отдал капитану, низкому человеку с большой растительностью на лице сказанную им сумму и решил остаться на ней.

Гримлер, всё ещё думая, что его слуга находится с ним, тем временем прошёл внутрь корабля и хотел отправиться к капитану, чтобы ему и Николасу выделили отдельную каюту. Он попросил матроса, который встретился ему в коридорах корабля, показать дорогу в капитанскую каюту. Тот попросил Гримлера следовать за ним и вскоре подвёл его к большой коричневой двери три фута шириной, на которой был нарисован чёрный якорь.

– Здесь живёт господин Дерни – сказал матрос. Гримлер хотел поблагодарить его, но он сразу же ушёл.

Дверь была не заперта, и, открыв её, Гримлер очутился в просторной каюте с большим окном, удобными стулом и столом, за которым можно было и есть, и заниматься служебными делами, стоящими слева от окна, кроватью с белым одеялом и подушкой.

Сам капитан, господин Дерни, бывший одновременно и капитаном, и владельцем «Наполеона» был уже человеком в годах (Гримлер дал ему лет шестьдесят пять). Его овальное лицо выглядело суховатым и на нём начали появляться морщины. Одет он был в белый пиджак и белые же штаны.

– Заметив гостя, Дерни улыбнулся и сказал скрипящим голосом:

– Вы должно быть тот, о котором говорил мне мой матрос? Вы выглядите точно также, как он рассказывал. Ваши деньги уже у меня. Чем я могу быть вам полезен?

Гримлер назвал цель своей поездки и начал озвучивать свою просьбу, но, когда он сказал «мне и Николасу», капитан прервал его.

– Кто такой Николас? – удивлённо спросил он.

– Мой верный слуга. Я взял его с собой в Государственный астрономический союз. Он всегда за мной следует. Разве вы его не видите?

– Всегда следует за вами, говорите? Прошу, обернитесь назад.

Гримлер обернулся и, естественно, не увидел своего слугу ни прямо позади себя, ни в начале коридора, ведущего в капитанскую каюту. Он был так ошеломлён, что некоторое время не мог произнести ни слова, а только издавал бессмысленные звуки.

– А… а ваш матрос разве не заметил никого рядом со мной? – наконец спросил он.

– Нет. Он видел только вас и никто, кроме вас, с ним не был.

– Не может быть. Николас настолько предан мне, что не позволяет себе отойти от меня дальше чем на шесть футов. Но всё равно прошу выделить мне отдельную каюту.

Гримлер всё ещё не мог поверить, что Николаса больше с ним нет. Он стал ходить по коридорам «Наполеона» и звать слугу, но никто не откликался ему, кроме других присутствующих на корабле, раздражённых его криками. Было уже поздно, Николас уходил от господина всё дальше и дальше.

Гримлер стал упрекать себя. «Если бы я внимательно смотрел за своим слугой и окликнул его до того, как сел на “Наполеон”, то этого бы не случилось» – думал он. Он привык полагаться на верность Николаса, и она впервые за всё время, что он находился у Гримлера, подвела его. «Мне нужно было следить за своим слугой, и всего этого бы не случилось» – беспрестанно повторял он у себя в голове. Но это никак не могло помочь.

Вскоре к нему подошёл матрос и предложил пройти в каюту. Гримлер согласился, рассеянно ответив «Да», так как думал совсем о другом.

В каюте была низкая кровать с одеялом такого же цвета, как у капитана, столом с несколькими ящиками, удобным стулом, а также небольшим столиком, на котором стояла керосиновая лампа. Гримлер также рассеянно поблагодарил матроса и попросил передать благодарность капитану за оказанную услугу, а затем оставить его, Гримлера, наедине с собой и своими мыслями.

Оставшись один, он стал мерить шагами свою каюту, продолжая размышлять о столь внезапном «расставании» с Николасом. Но через некоторое время он смирился с потерей слуги, и в голову будущего учёного постепенно пришло чувство тревоги за Николаса. Поначалу туда лезли очень страшные мысли: что якобы он упал в воду и утонул, или его кто-то нечаянно или даже специально толкнул в безбрежный океан, что на него напали и увезли в плен, и прочее. Однако затем рассудительность взяла верх, и Гримлер стал уверять самого себя, что его слуга очень осторожный и не будет ходить так близко к воде, чтобы можно было утонуть, и разбойников в порту не было, а если и были бы, то Гримлер сразу бы заметил их и хорошо проучил. «Скорее всего, он просто по своей забывчивости сел на другое судно. Вопрос в том, что оно может следовать куда угодно, например, в Южную Америку, откуда он не выберется, если не найдёт нужный корабль. Но будем надеяться на лучшее» – размышлял он.

Обед, данный у Морфона, был великолепным, однако теперь, когда наступил уже глубокий вечер, Гримлер почувствовал, что от него в его желудке не осталось и следа. Он решил отужинать едой, взятой им из дома и купленной в лавках городов, встретившихся ему на пути в Кале, среди которой были консервы с мясом и различные фрукты и ягоды.

Утолив голод, он вышел на палубу, чтобы поглядеть на закат и подышать свежим морским воздухом.

«Наполеон» уже давно отплыл из Кале, и берег Франции с каждой секундой отдалялся от Гримлера. Корабль плыл быстро, поэтому Гримлера сильно обдувало потоком воздуха. Побережье ещё было видно, но корабли, стоявшие в гавани, уже стали едва различимы, а людей и вовсе нельзя было увидеть.

Вечер почти кончился, и на горизонте была видна только тускнеющая алая полоса и постепенно заходящее за горизонт красное солнце. На противоположной стороне уже вовсю одна за другой белыми точками загорались звёзды. Так как и днём, и вечером по небу почти не проплывало облаков, было холодно, и Гримлер то и дело ёжился.

Он подошёл к краю палубы и вновь стал думать о своём слуге. Ему вновь стали приходить в голову тревожные мысли: на корабль, на котором находится Николас, напали пираты, или начался шторм, и он затонул… Гримлер старался отгонять их, и со временем это у него получилось.

Примерно через час солнце полностью зашло, и на небе стало появляться всё больше звёзд. Берегов Франции уже почти растворились в темноте. Стало ещё холоднее, поэтому Гримлер поспешил уйти с палубы. После всего, что случилось в этот день, он чувствовал себя невероятно уставшим, поэтому, придя в свою каюту, сразу же повалился на кровать и почти мгновенно заснул.

Николас же, когда корабль, на который он сел, стал отходить от берегов, начал прогуливаться по его палубе, думая, что его господин скоро подойдёт к нему и прикажет идти за собой. Но время шло, а Гримлер всё не появлялся. Через пятнадцать минут слуга стал беспокоиться, но всё равно оставался на палубе, однако ещё через тридцать минут он уже всерьёз забеспокоился и решил сам поискать господина. Он спустился внутрь корабля и стал искать Гримлера по всем коридорам, а затем стал заглядывать во все каюты, двери которых были открыты (порой получая замечания от их обитателей), но нигде не мог найти господина. Наконец, утерянная память стала возвращаться к Николасу, и он стал сомневаться, что попал именно на тот корабль, на который ему нужно было садиться. Он вернулся на палубу и подошёл к матросу, проходившему мимо, с просьбой сказать название корабля.

– «Филипп Четвёртый», – кратко ответил он.

«Кажется, когда мы приехали в Кале, мой господин разговаривал с каким-то матросом» – вспомнил он пятью минутами спустя. «Господин указал на какой-то большой корабль, и матрос сказал, что он называется… Наполеон» – ещё через пять минут воскресил он и это событие в своей памяти. «А этот корабль зовут… Нет!»

Только сейчас Николас понял, что ошибся кораблём. «Господи» – думал он. «Что же я наделал! Не стоило мне отходить от господина и предаваться бездумному восхищению! Ох, мне нужно было стоять на месте и ни на что не отвлекаться»

Он ещё долго так увещевал самого себя, за то, что не последовал за Гримлером, так как он никогда не прощал себе любые, даже самые мелкие проступки. Николас начал метаться по судну, выкрикивая разные проклятия в свой же адрес. Другие находящиеся на палубе удивлялись и старались отходить от него, принимая нашего несчастного слугу за помешанного.

Спустя десять минут бессмысленных упрёков тот понял, что этим дело не исправить, несколько успокоился и решил спросить у того же матроса о направлении «Филиппа Четвёртого».

«Это судно идёт в Новый Орлеан» – всё так же кратко ответил он.

«А тот “Наполеон”, кажется, отправляется… в Саванну» – вспомнил Николас ещё через полминуты. «Новый Орлеан и Саванна разделены примерно тысячей миль. Это много, но не может быть, чтобы в таком большом городе не случилось так, чтобы я не мог найти экипаж, могущий довезти меня в Саванну. Я хочу непременно воссоединиться с господином» – размышлял он. «Он точно не отправится дальше, не найдя меня и останется в Саванне меня ждать. Он давно знает о моей верности и подумает, что я непременно отправлюсь к нему. Мне остаётся только найти экипаж, когда это судно прибудет в Новый Орлеан».

Подумав так, он ещё немного успокоился и, вместо безумного метания по палубе, стал просто спокойно, хоть и с небольшим беспокойством, прохаживаться по ней.

Но вскоре он стал опасаться за самого себя. У его господина была шпага, с помощью которой он мог защищать Николаса, если им встретится неприятель. Сейчас же, когда Гримлер и его слуга оказались разделены морской гладью и бортами кораблей, на которых они вынуждены оказаться, Николас оказался без защиты. У него не было ни шпаги, ни другого оружия, а схватываться врукопашную он не умел. Вдобавок, некоторые пассажиры «Филиппа Четвёртого» были, по всей видимости, злопамятными, так как, приняв Николаса за помешанного, теперь странно косились на него. Приняв это за открытую угрозу, он поспешил убраться с палубы.

Внутри он узнал, что капитан судна отвёл ему отдельную каюту и теперь его приглашают пройти туда. Николас был рад, но, когда он вошёл, в свой временный дом, увидел, что его состояние не очень хорошее. Стены были несколько обшарпаны, на столе и стульях были трещины, хоть и не слишком частые, а одеяло было слишком тонким.

Николас был немного опечален, но просить новой каюты у капитана не стал, считая, что привыкнет и к этому.

Так же, как и Гримлер, он почувствовал, что хочет есть, и также поужинал едой из своего рюкзака. Однако ел он без особого увлечения, так как к нему возвратились мысли о Гримлере и о своей беззащитности. После еды он не стал выходить на палубу, как его господин, а стал ходить взад-вперёд по каюте, а когда это ему наскучило, сел на свою постель, а ещё через двадцать-тридцать минут попытался уснуть, однако это ему долго не удавалось: он смог забыться сном только в одиннадцать часов.

На следующий день Гримлер окончательно смирился с неожиданного для него расставания с Николасом. Он надеялся, что его корабль сможет прийти туда, куда направляется, где бы это место ни находилось, и сможет найти его без приключений.

Своё время на «Наполеоне» он проводил почти также, как дома. Просыпаясь, он сразу же ел, затем, как и раньше, принимался сочинять стихотворения (но если «Наполеон сильно качало, он не брал в руки перо) или начинал тренировать свои умения во владении шпагой. При этом раздавался сильный шум. Соседи Гримлера вынуждены были слушать его, и многих он раздражал, и некоторые даже заходили в его каюту, однако, увидев его занятия, спешили уйти оттуда. Заметив это, Гримлер старался как можно реже упражняться со шпагой. После обеда он продолжал эти занятия, иногда делая перерывы, а после ужина ложился спать. Есть он старался поменьше, стараясь не истощить слишком рано взятое им из дома продовольствие. Отличием от домашней жизни были вышеупомянутые жалобы соседей, а также то, что ему приходилось всё делать самостоятельно. Время от времени он выходил на палубу, чтобы подышать воздухом, однако если на небе было много облаков и дул сильный ветер, то недолго оставался там. Он почтительно здоровался со всеми находящимися на корабле и старался не загораживать им дорогу (но с некоторыми ему пришлось объясниться по поводу шума из-за тренировок со шпагой).

Гримлер рассказал о себе, о своей цели и о приключениях капитану. Тот выразил сожаление, но в то же время восхищение, так как ему ещё не приходилось везти будущих учёных, впрочем, «Наполеон» был ещё новым судном.

Николасу сначала было очень скучно. Он не знал, чем заняться, так как не привёз с собой почти ничего, кроме еды. Поэтому, после завтрака он принимался ходить по кораблю, чтобы хоть как-нибудь занять себя. К тому же, у него стало развиваться чувство того, что любой человек, которого он встретит, непременно будет стараться сделать ему что-нибудь неприятное, поэтому старался как можно реже выходить из своей каюты, а когда ему не хватало воздуха, просто открывал окно. Однако скуке удалось побороть Николаса, а также и этот его страх, и он стал просить одолжить ему книги у остальных находящихся на борту «Филиппа Четвёртого». Благо, нашлись те, которые согласились дать их ему на некоторое время. Николас был глубоко им благодарен, и, приходя к себе, сразу принимался за их чтение, и вскоре у него стало развиваться пристрастие к чтению, раньше не наблюдавшееся. Он сначала читал всё без разбору, но вскоре стал отдавать предпочтение рассказам средней длины.

Занимая книги, Николас понял, что не все люди сразу же будут нападать на него при первой же встрече с ним. Это покажется странным, однако я забыл сказать, что эта боязнь людей была отчасти простимулирована тем, что (как, надеюсь, помнит читатель), когда он пришёл в Париж, все, кто ему встречались, смеялись над ним как над бедняком в лохмотьях, оскорбляли, а некоторые даже пытались ударить его. Поэтому даже когда Николас уже не выглядел как бедняк, у него всё ещё сохранялся небольшой страх перед людьми, усилившийся сейчас из-за потери господина. Однако теперь, успев поговорить с десятком пассажиров, которые были весьма доброжелательны к нему, он понял, что ошибался. Поэтому, всего за пару дней Николас стал более общительным, стал говорить с каждым встретившимся ему. Он также встретил тех, кто ранее счёл его выжившим из ума и извинился перед ними. Сейчас Николас больше не переживал по поводу «разделения» с господином.

Был тёплый и солнечный день. Облаков на небе почти не было. «Наполеон» уже прошёл половину своего пути. Прошла уже неделя с момента его отплытия. Гримлер встал, когда восход уже закончился, и солнце уже во всей своей красе сияло на небе. Гримлер быстро поел и сразу же вышел на палубу.

Сегодня он любовался морской картиной сильнее, чем в предыдущие дни, так как такого ясного дня ещё не было с момента его посадки на «Наполеон». Он был как никогда счастлив и вежлив, уступал дорогу всем попадавшимся ему. Капитан и порядочная часть команды «Наполеона» также были здесь.

Гримлеру же было очень приятно, и ему хотелось резвиться, как маленькому ребёнку. Он даже закрыл глаза от удовольствия, как вдруг услышал довольно громкий грохот, звучавший как разрушение дерева грубым ударом. Он вывел Гримлера из оцепенения, и он открыл глаза.

Команда «Наполеона» также услышала грохот, и г-на Дерни он очень встревожил. Он приказал на время бросить якорь. Капитан сразу же определил, что его источник находится не на корабле, так как ничего изнутри не могло издать такой громкий звук, чтобы он был отчётливо слышен с палубы. Поэтому он встал на правый борт, со стороны которого и раздался возмутивший спокойствие грохот, и посмотрел на воду, но почти сразу поморщился и отправился к группе матросов, стоявших около носа.

– Я вижу что-то белое, – начал он. – но не могу точно разглядеть, что, так как я уже стар, и мои глаза неслабо подводят меня. Кто из вас может сесть на шлюпку и узнать, что было причиной грохота? Всех она не выдержит.

Три матроса вышли вперёд.

– Отлично, – сказал капитан.

Вскоре шлюпка была вытащена, и эти трое сели в неё. Средний сразу же вызвался грести. Остальные взялись за рымы, и вскоре она была спущена на воду.

Матросы плавали около десяти минут, и за это время от них не было слышно ни одного слова.

Только через десять минут снизу донёсся печальный и обеспокоенный голос:

– Можете нас поднимать…

Несколько матросов, оставшихся на палубе, почувствовав тревогу, сразу же налегли на рымы, и вскоре шлюпка была поднята.

Один из матросов сразу же вышел из неё и сказал также опечаленно:

– Разрешите доложить, товарищ капитан!..

– Разрешаю, – ответил господин Дерни, приготовясь внимательно слушать своего матроса.

– В корпусе судна на уровне трюма была найдена пробоина длиной в четыре фута и шириной в семь. Она появилась из-за столкновения «Наполеона» с куском льда (который был куском, отколовшимся от большого айсберга, которые могут ещё существовать в этих широтах). У него есть очень острая часть, которая и задела наш корабль. Она находится на полфута ниже уровня воды, поэтому вода постепенно заливает трюм.

Если бы прямо на палубу «Наполеона» упало ядро пиратского корабля, это бы поразило капитана Дерни и остальную его команду меньше, чем то, что они только что услышали. Пробоина, судя по словам матроса, была небольшой, и немного заходила за ватерлинию, но всё равно она давала путь в трюм морской воде, и его может полностью залить, что приведёт к неизбежному потоплению «Наполеона». Большинство матросов стояло с раскрытыми ртами, и они даже забыли начать предупреждать пассажиров. Впрочем, все спастись не смогут, так как шлюпок было всего три, и они не способны вместить всех находящихся на «Наполеоне». И к тому же, никого из них, кроме Гримлера, на палубе почему-то не было, поэтому они не слышали слов спустившихся на шлюпке матросов.

Капитан стал винить во всём произошедшем только себя. Он мысленно проклинал себя за то, что предался, как глупец (по его мнению), дурману природы. Господин Дерни вменял в свои обязанности смотреть на океан и сообщать команде обо всём, что было способно угрожать «Наполеону», и сейчас очень злился, что не смог с ними вовремя справиться. Ярость на самого себя капитану удавалось сдерживать, но это давалось очень тяжело, и господину Дерни казалось, что она разорвёт сковывающие её цепи и одолеет его, и капитан начнёт бешено метаться по палубе, насколько ему позволяли это его годы.

Гримлер увидел капитана и догадался о его чувствах, и ему стало очень жалко г-на Дерни. Но в то же время он беспокоился за «Наполеон», а также и за свою жизнь. Однако ему удалось обуздать свои чувства, а затем он кое-что вспомнил.

Почти сразу же после знакомства с «Наполеоном» Гримлер решил лучше исследовать его с целью удовлетворения своего любопытства и лучшего понимания устройства корабля. Он заходил во все уголки судна, которые были ему доступны, и члены команды в этом ему не препятствовали. И когда два дня назад он зашёл в трюм корабля, он увидел около дюжины ящиков, каждый высотой в половину его роста, и шириной в четыре фута, а также один маленький ящик, который доходил ему только до колена, у всех не было верхней части. Гримлер заглянул внутрь и увидел в больших ящиках доски, на ощупь просмоленные, а в маленьком – молоток и гвозди. Он посмотрел на стены трюма и почти сразу же догадался, зачем эти доски были нужны.

Постоянные жители «Наполеона» были очень предусмотрительными: на случай, если в корабле образуется пробоина, были взяты гладкие доски (из похожих было сделано судно), которые затем смолились и были помещены в трюм. Так команда получала возможность заделывать небольшие пробоины способом, который был очень действенным, так как «пробкой» было то же, из чего и был сделан «Наполеон».

Сейчас, когда случай использовать эти доски наконец представился, но, судя по всему, все находящиеся на палубе, охваченные страхом и паникой, совершенно забыли про «спасительные доски». И Гримлер решил… заделать пробоину самостоятельно! У него вдруг появилось неудержимое желание выделиться среди остальных, спася тонущее судно и всех людей на нём.

Он рассказал о своём намерении капитану Дерни. Тот также вспомнил по доски и чуть было снова не начал проклинать себя за чрезмерную забывчивость, но Гримлеру удалось удержать его. Затем прошлые чувства капитана сменились на крайнее удивление: обычный человек предлагает собственные услуги по починке «Наполеона», что казалось ему очень странным. Капитан сначала не поверил Гримлеру и начал говорить матросам отправиться в трюм и начать ремонтировать корабль, но наш путешественник смог убедить г-на Дерни, что он прекрасно справится с этим. Не желая спорить с ним, капитан решил предоставить Гримлеру эту возможность.

Вслед за г-ном Дерни он снова зашёл в трюм и действительно увидел сильно подтаявший кусок льда, который примерно на полтора фута вдавался внутрь трюма и проделал небольшую пробоину в его правой стене. Так как, как уже было сказано, пробоина лишь немного заходила за воду, и кусок льда почти полностью затыкал её, воды в трюм «Наполеона» натекло немного, но даже такая пробоина может представлять опасность.

Чтобы лёд не помешал Гримлеру приступить к работе, господин Дерни отправился в сначала к матросам и приказал им вновь поднять якорь и через пару минут опять бросить его, а затем в рубку рулевого, где кратко разъяснил ситуацию и приказал ему отвести судно на пару футов влево.

Когда корабль был отведён от льдины, Гримлер сразу же принялся за дело. Он взял первую доску, гвоздь достаточной длины, чтобы прочно скрепить её с корпусом «Наполеона». Чтобы вода прекратила литься внутрь корабля, он начал чинить судно с самой нижней части пробоины.

Доски были достаточно большого размера и покрывали длину образовавшейся дыры. Гримлер тратил на одну доску четыре гвоздя: два с одной стороны, и два с другой. Приделав одну, он сразу же брал другую такого же размера и почти мгновенно возвращался на место работы. Он старался выполнять её наиболее аккуратно и тщательно, понимая, что от её качества зависит будущее «Наполеона».

Капитан стоял рядом и не переставал мысленно благодарить Гримлера за его столь неожиданную помощь судну. Он опять чуть было не начал распекать себя, на этот раз за излишнее, на его взгляд, недоверие, но смог удержаться. Но вслух высказывать свои мысли он не хотел, так как боялся сбить работу.

Всего на заделывание пробоины ушло шесть досок. Не прошло и получаса, как Гримлер встал, положил молоток на место и перевёл дух.

– Я закончил, – сказал он.

Капитан посмотрел на место пробоины. Она полностью исчезла с его глаз, уступив место идеальной, как могли судить его слабые глаза, стене из досок, которые были очень точно подогнаны друг к другу. При взгляде издалека она сливалась с остальной частью корабля.

Дерни был неизмеримо счастлив. Он рассыпался в бесконечных благодарностях Гримлеру за то, что он спас его корабль (хотя дыра и была небольшой). Тот был скромным, поэтому счёл излишними такие почести за его, на собственный взгляд, маленький труд.

Затем он и Дерни покинули трюм и снова оказались на палубе. Там капитан приказал матросам поднять якорь. Тот час же начал дуть свежий ветер, паруса надулись, и «Наполеон» поплыл с нормальной скоростью.

Дерни рассказал матросам про то, что произошло в трюме. А также представил им Гримлера. Те также стали благодарить его (хоть и не так сильно), а он немного покраснел из-за своей застенчивости, пусть и небольшой, но имевшей место быть.

– Право же, не стоит, – сказал он. – Что я такого сделал?

Капитан и матросы стали уверять его, что он спас «Наполеон», самое дорогое для них, а они сами выставили себя глупцами, так как забыли про запас досок, взятый ими же. Но Гримлер был больше не в силах вынести столько ласковых слов в свой адрес, и поэтому быстро ушёл (если не сказать – убежал) вниз, в свою каюту. Остальные спустя полминуты поняли его и решили больше не беспокоить.

Весь оставшийся день каждый матрос непременно улыбался ему, и большинство из них пытались сказать ему что-нибудь приятное.

Глава четвёртая. Воссоединение

В последние дни этого плавания «Наполеона» в Саванну Гримлер стал чаще выходить на его палубу и старался разглядеть вдали берег Соединённых Штатов, чтобы оценить, насколько близко корабль подплыл к концу своего текущего «путешествия» и, соответственно, когда ему стоит уже прощаться с ним. Также он вновь начал беспокоиться за судьбу Николаса, но он верно рассудил, что его слуга не станет сидеть сложа руки и, как только его нога ступит на землю, сразу же начнёт искать своего господина, а ему самому остаётся только ждать и надеятся, что Николас не погибнет.

Наконец, когда прошло ровно две недели с момента отплытия «Наполеона» из Кале и Гримлер вновь вышел на его палубу, он увидел землю, чётко вырисовывающуюся на фоне океана и неба, расстояние до которой он оценил в двенадцать-тринадцать миль.

В тот день дул крепкий восточный ветер, который очень сильно надувал паруса корабля, и он будто летел по волнующемуся океану. Из-за сильного ветра образовывались волны высотой в пятнадцать футов, и капитан приказал спустить некоторые паруса и оставить только три, чтобы корабль не так сильно бросало по волнам. Но всё равно маленькие водяные горы мощно ударялись о борта корабля, создавая фейерверки брызг, которые редко, но всё же долетали до палубы. От ударов волн в нижних помещениях стоял сильный грохот, а одна из них, бывшая самой сильной в тот день, заставила корпус затрещать на несколько секунд, судно бросило на двадцать футов вправо, а некоторые люди на нём упали на пол.

Из-за волн на борту «Наполеона» была сильная качка, небольшие вещи в каютах стали двигаться из стороны в сторону, а у людей начало кружить голову. Но Гримлер был выносливым к этому, и поэтому почти ничего не почувствовал.

«Наполеон» двигался со скоростью около тридцати миль в час, поэтому берег быстро приближался, а когда уже стало отчётливо видно корабли, стоявшие в гавани Саванны, деревья и отдельные дома, Гримлер в последний раз зашел в свою каюту, чтобы собрать все свои вещи, лежавшие там. Когда это было сделано, он уже не сходил с его палубы.

Наконец, «Наполеон», подойдя к гавани Саванны, отыскал в плотном ряду кораблей пустое место, которое было прямо по его курсу и поспешил занять его. Ещё когда до пристани осталось ещё сто пятьдесят футов, Дерни отдал приказ бросить якорь, чтобы «Наполеон» не ударился о берег Соединённых Штатов, и через три секунды он был выполнен. Затем капитан приказал на время убрать паруса, дабы ветер не разорвал их.

Люди поспешили покинуть «Наполеон», поэтому у выхода на берег образовалось небольшое столпотворение. Перед тем, как сойти с корабля, Гримлер попрощался с капитаном Дерни и пожелал ему счастья, а «Наполеону» – удачного плавания.

Он решил ступить на гавань последним, чтобы не попасть в общую толчею и не доставить кому-либо неприятностей. Наконец, когда поток людей закончился, и на борту мгновенно воцарилась почти полная тишина, Гримлер ступил на берег.

Покинув гавань, он оказался в самом городе Саванна и сразу же стал любоваться им. Здесь были разноцветные и очень красивые дома, стоящие в тени высоких деревьев, ухоженные улицы, и дороги, сделанные из серого булыжника. Тут не было так много экипажей и лошадей, носящихся в разные стороны, как, например, в Париже, так как Саванна была небольшим городом. Был самый разгар лета, и все деревья пышно раскинули свои кроны. Вдобавок, сильный ветер практически стих.

Гримлер шёл медленно и не заговаривал с попадающимися ему на пути людьми. Он хорошо знал английский язык и довольно неплохо понимал их речь, но старался не вслушиваться в неё, чтобы никто не заподозрил его в подслушивании.

Вскоре он стал чувствовать на себе взгляды местных зевак, которые начали внимательно разглядывать Гримлера, ибо его вид с большим рюкзаком на плечах, чемоданом в руке и ножнами со шпагой стал вызывать у них любопытство. Тот же старался как можно быстрее уйти от них.

Он пытался найти гостиницу, чтобы остановиться в ней на некоторое время, дабы подождать Николаса. Наконец, после десяти минут блужданий по городу, он увидел светло-серое здание высотой в шестнадцать футов с оранжево-красной крышей и сводчатыми окнами. Прямо над строго прямоугольной чёрной дверью висело название; «Гостиница “Скромная обитель”».

– Вот это название! – сказал Гримлер. – Надеюсь, что гостя из далёкой страны, идущего сюда почти месяц, здесь всё-таки примут, как положено.

Он зашёл в гостиницу и сразу же встретил её хозяина, невысокого мужчину во фраке и с длинным носом, почти всегда вертевшего головой, будто разглядывая незнакомое для него место. Гримлер сказал, что хочет на время поселиться в его гостинице, и хозяин сразу же назвал цену – пятьдесят долларов в день (У Гримлера не было ни одного, но владелец согласился принимать плату во франках). Получив ключ от номера 10, путешественник отправился туда, следуя его указаниям.

Обстановка номера не изобиловала богатством, но отнюдь не являлась похожей на таковую в трущобах. Гримлер был этим доволен.

– Безусловно, «Скромная обитель» – это всего лишь название, – сказал он.

Оставим его на время в этой гостинице Саванны, и вернёмся к его слуге Николасу, которого Гримлер желает увидеть как можно быстрее.

В последние дни на «Филипе Четвёртом» Николас, в отличие от своего господина, практически не выходил из своей каюты, углубившись в чтение книг. С «чёрным карликом» за всё это плавание не случалось ничего, что могло бы серьёзно помешать ему. Только один раз корабль попал в шторм, который, конечно, стал бросать его по волнам рассвирепевшего океана, но капитан вовремя приказал убрать все паруса и очистить палубу, поэтому судно сильно не пострадало, только у всех людей, бывших тогда на нём, развилась тошнота, которая, впрочем, прошла на следующий день.

Наконец, Николас увидел из окна землю, отчётливо заметную на фоне вод океана, а через пять минут услышал голоса матросов, сообщавших о том, что это плавание близится к концу, судно сегодня войдёт в гавань Нового Орлеана, если ветер не переменится или не утихнет. Наш слуга не стал готовиться к высадке, решив подождать, когда «Филипп Четвёртый» вплотную не подойдёт к ней.

Это случилось лишь в пять часов пополудни, так как ветер был тихим, и судно плыло медленно, словно улитка. Наконец, когда весь вид из окон корабля заняло множество других судов с флагами разных стран и величественный город сразу же за ними, и матросы

стали оповещать путешествующих на «Филипе Четвёртом» о подходе к Новому Орлеану и призывать выходить на палубу. Николас не спеша стал готовиться покинуть судно и появился на ней прямо перед тем, как послышался звон якоря и раздался тяжёлый плеск.

Николас сразу же сошёл с корабля, когда представилась такая возможность, и быстро пошёл, смотря только вперёд и больше никуда.

А посмотреть было на что. На реке Миссисипи, где стоял и сейчас стоит этот город, было множество лодок, на которых достаточно смелые жители города развлекали себя длинным плаванием вверх и вниз по течению. По улицам ходили мужчины и женщины, щеголявшие богатыми костюмами. Но была и обратная сторона, как, впрочем, и во всей южной части Соединённых Штатов того времени: в домах и в полях находились чернокожие рабы, которых хозяева постоянно мучали, заставляли работать и почти ничего не давали взамен.

Николас вдруг почувствовал голод. К счастью, он увидел рядом с собой продуктовую лавку и сразу же решил зайти в неё. Владелец, увидев его, уже через две минуты выставил перед ним товары, которые, на его взгляд, соответствовали состоянию Николаса. Среди них были яблоки, груши, персики, мясные консервы, пакетики с ягодами и подобна еда. Слуге такая еда пришлась по вкусу, и он сразу взял всё предлагавшееся ему и заплатил ровно такую же сумму, которую назвал владелец (Гримлер дал ему во время начала «путешествия» гораздо больше).

– Заодно и своего господину дам, – сказал Николас, выйдя из лавки.

Он съел ровно столько, сколько ему потребовалось, чтобы утолить голод, а остальное положил в рюкзак. Он отяжелел, поэтому наш герой замедлил свой ход. Ещё через десять минут странствия по Новому Орлеану Николас увидел станцию, где стояло несколько экипажей с лошадьми.

– Отлично! – Думаю, там мне помогут добраться до этой Саванны, где сейчас должен находиться господин. Он так любит меня, что не будет идти дальше.

Он старался идти как можно быстрее, поэтому, добравшись до здания станции, изрядно покраснел.

Николас, увидев смотрителя, сразу же сказал, что ему надо в Саванну. Тот сначала воспротивился везти его так далеко (Новый Орлеан был в тысяче миль от Саванны), но слуга рассказал ему всё, что с ним случилось с момента прибытия в Кале. Смотрителю стало жалко Николаса, и, немного подумав, он решил посадить его в экипаж, запряжённый «самыми быстрыми лошадьми». Смотритель подвёл его к экипажу, который выглядел почти также, как тот, на котором Николас и Гримлер ехали в самом начале своей поездки, только лошади были тёмно-гнедой масти.

Кучер, сидевший на нём, оказался очень податливым и дружелюбным. Когда смотритель сказал ему про просьбу Николаса, он согласился отвезти его в Саванну и не потребовал с него денег. Наш слуга очень обрадовался и сразу же вскочил в экипаж и захлопнул дверь. Спустя секунды лошади полетели в сторону Саванны.

Да, сказать «полетели» здесь будет очень уместно, ибо лошади оказались чистокровными верховыми. Их кучеру удалось привезти из Англии буквально неделю назад. Они мчались с самой большой скоростью, которую только может развить лошадь – больше тридцати пяти миль в час (для тех времён – невероятная скорость)

Лошади мчались так быстро, что их подковы, ударяясь о мостовую города, порой высекали искры. Деревья и дома быстро проносились мимо окон, а станция скоро скрылась из виду. Николаса вжало в спинку сиденья, но он не жаловался, а наоборот, был доволен.

«Вот что имел ввиду хозяин станции, говоря “самые быстрые лошади”. Не обманул. С такой скоростью, если ничего не случится, я доберусь до Саванны всего за три-пять дней. Похоже, мне начинает везти» – подумал Николас.

Через несколько миль кучер умерил ход лошадей, переведя его на неспешную рысь, а спустя минуту остановил, чтобы дать им отдохнуть. Но Николас знал, что когда они вновь наберутся сил, то вновь помчатся с прежней скоростью.

Так и случилось. Лошадям требовалось лишь четверть часа на отдых, а после него они понеслись даже чуть быстрее. К этому времени Новый Орлеан уже остался позади, и перед экипажем встал лес. Но кучер заметил тропинку, свободную от деревьев, и направил его по ней.

Николас в это время наполнял свой желудок ягодами, которые он старался находить во время остановок для отдыха, а также едой, купленной им в городе, и консервами, взятыми ещё из дома. Он, как и Гримлер на «Наполеоне», старался не есть слишком много, чтобы не опустошить рюкзак слишком быстро. Спал он прямо на сиденьях, благо они были достаточно мягкими. Он не просил останавливать экипаж ночью, так как во время его движения быстро засыпал.

Как и предполагал Николас, примерно через пять дней после начала (довольно однообразного, так как оно состояло в основном только из кратких моментов, когда лошади двигались, и перерывов на отдых, а в городах Николас просил не останавливаться) путешествия и кучер, и Николас увидели не очень далеко от себя город, который кучер назвал Саванной.

– Приготовьтесь, – сказал кучер Николасу. – Скоро мы будем в Саванне.

Вскоре они действительно оказались в черте города. Слуга уже приготовился долго искать своего господина, но это ему, к счастью, не пришлось делать. В это же время Гримлер решил выйти из гостиницы на прогулку. И экипаж Николаса направлялся именно в сторону «Скромной обители». И, когда он оказался уже в пятистах футах от Гримлера, его преданный помощник заметил впереди фигуру, которая показалась ему очень знакомой. И, уже через шесть секунд (так как лошади двигались очень быстро) он уже ясно смог различить черты лица, одежды и шпагу своего хозяина.

«Неужели это и вправду он» – подумал Николас и тут же что есть мочи крикнул кучеру: «Остановите лошадей!».

Послышался громкий скрип подков о камень, экипаж стал быстро замедляться и наконец остановился, чуть не задавив при этом Гримлера, который, почувствовав тяжёлое дыхание лошадей около своей спины, вовремя отпрянул назад.

– Николас, это правда вы? – удивлённо спросил Гримлер.

– Мой господин? Какое счастье! – воскликнул Николас.

Убедившись, что глаза их не обманывают, они оба крепко обнялись, будто лучшие друзья, которые не виделись уже много лет. Это продолжалось более четверти минуты, затем Гримлер и Николас наконец отпустили друг друга.

Гримлер сразу начал спрашивать:

– Где же вы были, Николас? Почему не пошли за мной, не сели на «Наполеон» и заставили меня волноваться за вас?

Тот повторил то, что ранее рассказал смотрителю в Новом Орлеане, немного заикаясь, так как чувствовал вину перед господином. Когда он закончил свой рассказ, Гримлер выразил на своём лице сочувствие и одновременно небольшой упрёк. Николас, почувствовав его, стал извиняться за свои невнимательность и рассеянность, заикаясь при этом ещё больше.

Гримлер стал успокаивать своего слугу.

– Вам, конечно, не стоило отвлекаться на посторонние зрелища. Но мне тоже стоило быть внимательнее и не отпускать вас из виду. Не сочтите это за укор, в моей неосмотрительности нет вашей вины. И я тоже прошу вас извинить меня.

– Конечно же, о чём ещё может идти речь!

На глазах Николаса выступили слёзы, так как он был тронут добродушием Гримлера.

– Ну ладно, теперь, когда мы снова можем видеть и говорить друг с другом, и с нами ничего не случилось, давайте же забудем об этом случае и отправимся дальше, – сказал тот несколько секунд с переменой в голосе. – Только мне надо сделать ещё кое-что. Подождите меня здесь.

Гримлер зашёл в «Скромную обитель», сказал хозяину, что покидает гостиницу и заплатил за сегодня. Вернувшись, он взял свои рюкзак и чемодан, подозвал Николаса, и оба направились вперёд, к Государственному астрономическому союзу, расположение которого Гримлер прекрасно знал.

Но им придётся пережить ещё несколько приключений, прежде чем они наконец доберутся до заветного Астрономического союза.

Глава пятая. Коренной народ

До него оставалось всего около трёх миль, поэтому Гримлер и Николас решили преодолеть это небольшое расстояние самостоятельно, тем более что в Саванне не было ни одной станции, а просить лошадей или экипаж они ни у кого не хотели, боясь доставить лишние неприятности. Ибо местность, окружающая город, была не очень удобной для лошадей, и они могли в любой момент споткнуться и получить раны, а экипаж – и вовсе застрять где-либо или завязнуть.

Гримлер решил идти вдоль берега реки Саванна, по имени которой и был назван городок, куда отправлялся «Наполеон» из Парижа с Гримлером на борту. Он так решил, потому что именно около берега реки было самое удобное место для путешествия на собственных ногах, и прямо по этой реке располагался самый короткий путь к зданию Государственного астрономического союза.

В этой местности находилось очень много влажных лесов, деревья которых широко раскинули надголовами наших героев свои кроны. Небо было пасмурным, и казалось, что вот-вот начнётся дождь (а дожди очень часто посещают эти места в летнее время).

Николас ещё раз попросил прощения у господина и поделился с ним угощениями, купленными в Новом Орлеане. Гримлер был благодарен ему, хоть и не чувствовал сильного голода.

Господин и слуга прошли около одной мили, как вдруг Гримлер остановился, да так резко, что Николас, не заметив этого, чуть не ткнулся в его спину.

– Почему вы стоите, мой господин? – спросил он.

– Смотрите, Николас, похоже, здесь поселились индейцы, нашедшие в этих местах удобное место для своего хозяйства и, видимо, они скрываются от здешних властей, – проговорил он.

И действительно, всего в трёхстах футов от подножья невысокого холма, на который поднялись путешественники (теперь можно назвать их так по праву, ибо они идут сейчас без чьей-либо помощи, хоть им и нужно пройти лишь чуть больше двух миль), почти около самого берега Саванны были сложены хижины, по внешнему виду очень похожие на жилища индейцев, селившихся в этих местах. Гримлер насчитал тридцать штук. Он также смог увидеть их обитателей, которые были среднего роста, имели светло-красный цвет кожи и тёмные волосы.

– Знаете, что мне сейчас пришло в голову, Николас? – сказал Гримлер, закончив рассматривать индейцев.

– И что же? – ответил тот, почувствовав, что его господин сейчас скажет что-нибудь необычное.

– Я хочу погостить у этих индейцев пару деньков и внимательно изучить их самих и их хозяйство.

У Николаса после такого ответа чуть не отвисла челюсть.

– М-м-мой господ-дин, мои уши меня не обманули? – крайне удивлённо спросил он, – вы правда хотите иметь с ними дело? Они ведь могут напасть на нас, поймать, зажарить, съесть, сделать всё, что угодно!

– Прошу не волноваться, Николас. Если они встретят нас недружелюбно, я попробую объяснить им, что мы не хотим сделать им ничего дурного. А если же это нам не поможет, и они продолжат скалить на нас зубы, то я просто познакомлю их со своей шпагой.

– А как же Государственный астрономический союз? Вы ведь очень хотите добраться до него, или я говорю неправду?

– Вы правы, Николас, но Союз никуда не денется, а эти индейцы могут сегодня же уйти из этих мест, и я так и не смогу в достаточной мере познакомиться с ними, а всё-таки мне очень хочется изучить их.

Слова Гримлера немного вселили уверенность в Николасе, но всё же он так боялся встречи с индейцами, что по его коже побежали мурашки. И он смог убедиться в одном:

«Я служу моему господину уже пять лет, но, оказывается, всё ещё не очень хорошо знаю его. Впервые вижу, что он безо всякой боязни идёт к людям, о которых вообще ничего не знает. Впрочем, я не могу сомневаться в нём. Думаю, он знает, что делает.»

Пока наш робкий слуга думал подобным образом, его господин уверенно шёл в сторону поселения индейцев, и Николасу пришлось поспешить, чтобы не отстать.

По мере того, как Гримлер и Николас приближались к поселению индейцев, они смогли лучше разглядеть их и их жилища. Головы их были не слишком большими, но и не очень маленькими, глаза очень узкими, больше напоминавшими щели, руки и ноги были слегка длиннее, чем предписывала пропорция, волосы очень тёмными, почти чёрными, а цвет кожи не красным, как показалось путешественникам ранее, а скорее напоминающим кирпичный. Женщины были ниже мужчин, а их кожа была более светлой.

Хижины индейцев были сложены из веток, полученных с местных деревьев, глины, соединяющей их, а также листьев, расположенных на крышах и служивших скорее украшением.

«Очень непрочные у них хижины», – подумал Гримлер. «Начнётся ураган, и они тут же разлетятся. Но, возможно, у них есть какой-нибудь хитрый метод, чтобы не потерять свои дома. Буду наблюдать дальше».

Индейцы занимались разными делами: одни шли к реке с копьями или с самостоятельно сделанными удочками, чтобы добыть из неё рыбу, другие шли на охоту с такими же копьями, луками и колчанами стрел за спиной, третьи разводили костёр, чтобы зажарить на нём уже пойманную дичь, четвёртые в это же время очищали её от костей.

Большинство жителей Америки были настолько увлечены своими занятиями, что поначалу даже и не заметили двух белых людей, медленно, но неумолимо приближавшихся к их селению. Но вдруг один индеец, обитатель хижины, которая располагалась ближе всех остальных к Гримлеру и Николасу, только что взявший копьё и собиравшийся пойти на реку, вдруг повернул голову как раз в их сторону и увидел их. Он вначале не поверил своим глазам, но уже через секунду начал размахивать руками и кричать что-то, а затем побежал вглубь деревни индейцев и опять стал кричать и показывать пальцами на путешественников. Его соплеменники также заметили их, и, не прошло и минуты, как почти все члены племени, как без оружия, так и с ним, побежали по направлению к Гримлеру и Николасу.

– Ну вот, – испуганно простонал Николас, сжавшись от страха и пытаясь спрятаться за спину Гримлера. – Это не могло кончиться добром. Теперь нам остаётся только ждать своей смерти…

Гримлер сначала тоже несколько растерялся, так как его потряс вид (на первый взгляд грозного) племени индейцев, бегущих к ним на огромной скорости. Но затем он попытался собраться с мыслями и подготовиться к развязке.

Николас уже приготовился к тому, что все индейцы вот-вот начнут бросать в него и Гримлера свои острые копья или стрелять в наших героев из луков, но этого не случилось, по крайней мере, до того момента, пока племя не остановилось, приблизившись почти вплотную к путешественникам, образовав линию, напоминавшую своеобразный полумесяц.

Индейцы не стали использовать против них силу своего оружия, а просто начали внимательно разглядывать их. Они рассмотрели и лица чужеземцев, и их одежду, и, увидев на поясе Гримлера ножны, в которые была вложена его шпага, догадавшись, что это оружие, и подумав, что он собирается напасть, один из индейцев таки метнул в Гримлера своё копьё, а за ним – ещё двое. Гримлеру и Николасу пришлось присесть, чтобы увернуться от смертоносных копий, которые наверняка были пропитаны каким-нибудь ядом. Николас побледнел от страха, его лицо стало похоже на мраморную статую, на его лбу выступил холодный пот. Другие индейцы стали смотреть на его и его господина недобрыми глазами. В воздухе повисло большое напряжение.

Неизвестно, чем это дело бы закончилось, если не Гримлер, оправившись после столь неожиданного для него нападения индейцев, не стал осуществлять свой план, про который он говорил Николасу ранее – попытаться объяснить, что они не собираются нападать на них. Он немного знал язык индейцев этой местности, но его знаний не очень хватало для этого, поэтому он решил также использовать жесты. Он стал произносить слова на индейском языке, отрицательно качать головой, отходить от них, и даже вынул шпагу из ножен, но не использовал её, а бросил на целых десять футов за себя, показывая, что не собирается использовать оружие против них.

В рядах индейцев наступило замешательство. Большинство из собиравшихся напасть на Гримлера всё-таки отложили свои копья, но один из них, как раз тот, кто первым увидел путешественников, ещё сохранял недобрый взгляд на своём лице. Он сделал им странный знак: сначала показал на них пальцем, затем этим же пальцем показал на землю, а потом – быстро провёл им в воздухе косую линию, будто изображая копьё (лишь спустя несколько минут Гримлер и Николас поняли, что это был приказ им оставаться на месте, иначе индейцы снова покажут им силу своего оружия). Затем он сделал другой знак своим соплеменникам, видимо, призывая их подойти к нему. Те послушались, и индейцы стали говорить о чём-то между собой.

– Он-ни что, сп-порят о т-том, как нас лучше уб-бить? – спросил Николас очень тихим и дрожащим от страха голосом, да так сильно, что Гримлер едва разобрал его речь.

– Нет, просто тот индеец, который и призвал всех остальных сюда посмотреть на нас, не верит, что мы не собираемся нападать на них, но прочих я, похоже, убедил, и они открыто возражают ему.

«Ох, лишь бы он не смог убедить их!» – подумал Николас.

Индейцы совещались достаточно долго и, казалось, совсем не замечали Гримлера и Николаса, но последний всё равно старался не двигаться, сильно объятый страхом, и его господин, похоже, тоже почувствовал страх.

Наконец, голоса индейцев утихли, и они повернулись к путешественникам лицами. Слуга Гримлера уже приготовился уносить ноги, но никто из коренных американцев больше не хотел нападать. Да, тот индеец не смог убедить их, и они, хоть и поначалу сохраняли некоторое недоверие к путешественникам, но в конце они отложили своё оружие и готовы были хорошо принять их, хоть они и являлись европейцами. Такими были индейцы этого племени: вначале они были сильно недоверчивы к любым гостям, имевшим смелость появиться на их землях, но, если они убеждались, что эти гости не хотят причинить им ничего плохого, индейцы проявляли сильное гостеприимство. И в этом они отличались от других племён, также проживавших на берегу Саванны, которые были очень жестоки с гостями.

Итак, индейцы больше не проявляли враждебность. Один из них сделал жест Гримлеру и Николасу, приглашавший их пойти с ними, но в нём не содержалось больше ни капли жестокости. Они просто хотели показать их своему вождю, так как он должен знать обо всём, что происходит в его племени.

Гримлер понял этот жест и пошёл вместе с индейцами. Пока вся эта компания неспешно шла в её направлении, он стал озираться по сторонам с целью ещё ближе познакомиться с жизнью племени. К сожалению, сейчас почти всё оно сейчас сопровождало его и Николаса, поэтому ему не удалось почти ничего выяснить. Он только смог заметить, что лишь около нескольких хижин (во всём селении их насчитывалось не более десяти) были поля или загоны со скотом, поэтому можно было сделать вывод, что это племя очень неразвито, фактически застряв в каменном веке. «Или», подумал Гримлер, «у них есть общие поля и скот, которыми может пользоваться каждый из их племени, и которые я ещё не заметил».

Когда он наконец посмотрел вперёд, он увидел хижину вождя. Она была огромной, раз в пятнадцать выше остальных хижин, но она скрывалась в тени высокого дерева, так как находилась не в центре селения (поэтому он не смог увидеть её раньше), а на его левом краю, а остальные хижины окружали её подобно амфитеатру, но только с одной стороны. «В ней, наверное, более двух тысяч веток. Это может значить, что её строила по меньшей мере половина племени, и что оно очень любит своего вождя» – подумал Гримлер.

Когда эту процессию от хижины стало отделять всего два фута, индеец, шедший самым первым, довольно тихо крикнул, очевидно, зовя вождя. Тот ответил не сразу, лишь когда индеец произнёс этот звук во второй раз (уже чуть более громко), из хижины стала доноситься возня, и примерно через десять секунд из неё вышел её обитатель.

Всё племя поклонилось своему вождю, лишь только увидев его. Закончив эту церемонию, двое человек легко толкнули путешественников в спины, дав своим гостям понять, что им нужно подойти к вождю. Индейцы расступились перед ними, образовав широкую прямую дорогу, и Гримлер и Николас смогли полностью рассмотреть вождя.

Он был очень высоким, на целую голову выше самого высокого представителя его племени. На нём были надеты некое подобие рубашки, состоящее из материала, похожего на хлопковую ткань, а также набедренная повязка из той же ткани, а на его лбу был ободок из листьев и перьев. Он выглядел довольно старым, так как на его лице можно было заметить морщины, но телосложение предводителя племени говорило о том, что он всё ещё не потерял своей ловкости, так как постоянно отправлялся со своими соплеменниками на охоту, которая для успешного исхода требовала недюжинной ловкости, особенно если учесть, что в распоряжении индейцев были только копья и стрелы.

Два представителя племени сделали знаки, которые говорили путешественникам, что им надо пройти к вождю, и они не стали возражать (хотя Николас вновь почувствовал небольшую тревогу). Вождь увидел лица европейцев и грозно нахмурил брови. У него, как и у всех индейцев, которые изначально встретили наших героев, возникло недоверие по отношении к ним, смешанное с некоторой враждебностью. Он относительно грозным и громким голосом спросил у остальных индейцев, кого они к нему привели, и тот из них, который впервые заметил Гримлера и Николаса, рассказал о событиях, описанных на предыдущих страницах.

Вождь слушал его очень внимательно, и практически замерев, так, что Гримлеру и Николасу показалось, что будто он окаменел.

Когда индеец закончил рассказ, предводитель нахмурил брови и приказал привести путешественников и повёл их к себе в хижину.

Жилище вождя было довольно большим (Гримлер оценил его длину в двадцать футов, а высоту в двадцать пять), но достаточно тёмным, так как вход был очень узким, дабы во время дождей его не затопило (и поэтому Гримлер, Николас и вождь заходили внутрь боком и пригнувшись). Однако наши герои смогли разглядеть нечто, похожее на деревянный стул, только длиннее, лук, связку стрел и шкуру какого-то животного в противоположном углу, а также связку дров в третьем углу. Вождь знаком приказал путешественникам сесть, а затем начал что-то говорить. Его слова вначале звучали напряжённо, можно сказать, что даже грозно, но затем правитель племени успокоился. От говорил на протяжении примерно двадцать минут, а затем, суд по всему, отпустил своих гостей.

– Ну, что он сказал? – спросил Николас, вновь начавший волноваться.

– Прошу успокоиться, Николас. Вождь сказал, что он пока не питает к нам никакой ненависти и разрешает остаться в своей хижине. Правда, он будет ещё наблюдать за нами. Ну, ещё он рассказал нам историю своего племени, но она и так понятна (я понял не всё, но кое-что всё-таки смог понять, и восстановил картину полностью): их ещё сто лет назад перебили почти всех и выгнали с родных земель, но выжившие нашли укрытие в этих лесах, где и сейчас продолжают жить. Правда, не очень безопасно было для них укрываться вблизи побережья, но, видимо, сюда мало кто заходит.

Так началось знакомство путешественников с индейцами. По повелению вождя Гримлеру и Николасу дали самой вкусной еды, которую смогли раздобыть туземцы, а сам вождь, когда они пообедали, попросил показать некоторые приёмы фехтования шпагой. Достаточно было и пяти минут, и индеец был настолько впечатлён и даже немного напуган (самую малость, но всё же напуган), что попросил показать их и для своих соплеменников, и вскоре вокруг него собрался целый круг людей, и прибывали всё новые и новые, так что Гримлер был вынужден повторять одни и те же приёмы снова и снова, и это длилось целых полчаса, если не сказать, что полный час. Наконец, ноги Гримлера начали подкашиваться, и он исполнял боевые приёмы уже не искусно, а как-то слишком медленно и грубовато. Вождь, тоже решивший посмотреть на это представление, заметил усталость Гримлера, которая грозила перейти в измождённость, и был вынужден приказать индейцам разойтись, после чего вновь ушёл в свою хижину.

– Брр, Николас, если бы вождь не разогнал их, то мне бы весь день и всю ночь пришлось выступать перед ними, как цирковому артисту. Нет, я не злюсь на них, просто… Ладно, давайте прогуляемся по их земле.

Путешественники стали прогуливаться по территории индейцев, а Гримлер стал внимательно рассматривать их дома. То, что он вначале принял за глину, оказалось смолой, которую индейцы добывали из местных деревьев. И действительно, нижние части стволов большинства ближайших к поселению деревьев были сплошь надрезаны, что не могло не сказаться на самочувствии растений: их кора и листья производили впечатление испытывающих сильную жажду, а некоторые листья уже опали.

– Да уж, индейцам стоило бы выбрать менее жестокий способ, – сказал Гримлер.

Он также заметил, что смола соединяла части их жилищ друг с другом невероятно крепко, а нижняя часть хижин была вбита в землю. А около каждой лежал большой камень (примерно в полтора-два раза больше входа внутрь), который, скорее всего, предназначался для закрытия входа.

– Наверное, так они и защищаются от сильных ветров.

В сами хижины Гримлер без приглашения их владельцев не заходил, так как это было невежливо. Однако он захотел узнать, имеют ли индейцы какой-либо другой источник пищи, кроме охоты и рыболовства. С этой целью он обошёл почти всё их поселение, и даже немного зашёл за его пределы, и смог обнаружить примерно в шестистах футах за хижиной вождя поле длиной в двести футов и шириной в сто, огороженное небольшим деревянным забором. Урожая на нём видно не было (видно, его уже убрали), но Гримлер заметил трёх человек, трудившихся на нём.

– Скорее всего, это их общее поле. Если это так, то моя догадка верна.

Гримлер так сильно хотел изучить индейцев, потому что его очень сильно интересовала судьба этого практически полностью уничтоженного народа, и он одновременно сочувствовал этому народу.

Вдруг раздался громкий клич индейцев за спиной героев, да так неожиданно, что обеих героев он заставил вздрогнуть. Они обернулись и увидели вождя, стоявшего рядом со своим жилищем. Он стоял, выпрямившись в полный рост, и кричал так громко, что целые стаи птиц, сидевших до этого на расположенных поблизости деревьях, испуганно взлетели и закружились в воздухе. На несколько секунд вождь замолк, а потом снова закричал, ещё громче, чем прежде.

В поселении индейцев сразу возникла суматоха. Одни начали копошиться в своих хижинах, и уже через минуту вышли из них со своим оружием: копьями, луком и стрелами, некоторые даже с мотыгами. Другие же подходили к своим детям и что-то говорили им. Третьи же, индейцы, которые уже имели при себе оружие, похоже, пытались лучше овладеть им: они пытались с определённого расстояния в тонкий ствол дерева.

– Что это они делают, мой господин? Неужели собираются воевать против кого-то? – спросил Николас. – Или же эти индейцы всё решили устроить нам приключение?

– Давайте узнаем.

Вождь ещё раз повторил свой клич, и он прозвучал ещё громче, чем предыдущий, и даже у Гримлера вдруг кольнуло в сердце.

Соплеменники столпились вокруг своего предводителя, окружив его и образовав подобие полумесяца.

Вождь начал объяснять что-то своим индейцам, немного повысив голос, а те слушали его молча, затаив дыхание. Его речь продолжалась около минуты, а после её окончания все слушатели мгновенно подняли вверх своё оружие и стали радостно кричать, вторя своему предводителю.

– Мой господин, скорее, уносим ноги! – вскричал Николас.

– Спокойнее же! – упрекнул своего слугу Гримлер. В его голосе не чувствовалось злобы, но было лёгкое, совсем небольшое раздражение, вызванное трусостью Николаса. – Первое время я тоже ничего не понимал из его речи, но затем я услышал слова «охота» и «звери» и понял, что индейцы всего лишь собираются на охоту. У них закончились запасы мяса, а так как своего скота это племя не имеет, им приходится добывать мясо самим. И, Николас, прошу, постойте здесь. Я собираюсь кое-что сказать им.

Гримлер подошёл к вождю и во всеуслышание заявил всему племени, что собирается пойти вместе со всеми индейцами на охоту. Он не знал, как будет на местном языке «шпага», поэтому вынул её из ножен и стал показывать своё умение владеть этим оружием. Наконец, вождь и его соплеменники снова встали в кружок и, похоже, снова начали совещание, подобное тому, которое они устраивали при первой встрече с путешественниками.

Затем глава племени подошёл к Гримлеру и одобрительно кивнул ему головой.

Тот поклонился вождю и вернулся назад к своему слуге, который удивлённо смотрел на происходящее. Хозяин Николаса рассказал ему про то, что хочет поохотиться вместе с индейцами.

У бедного слуги после таких слов снова задрожали колени и выступил пот на лбу от страха. Он представлял, какие опасности могут случиться на охоте, поэтому его охватила боязнь за себя и за своего господина. Гримлер заметил это и понял причину страха, но на этот раз он не стал упрекать своего трусливого слугу, а подумал так:

«Охота действительно может пройти не без приключений. За нами может погнаться дикий зверь (а у нас даже ружья нет), мы можем куда-либо упасть, попасть под дождь. И здесь моего Николаса можно понять».

И Гримлер сжалился над Николасом и решил не брать его с собой на охоту. Он попросил одного из индейцев не идти на охоту и с разрешения вождя присмотреть за ним. Индеец и вождь согласились, и Николас остался один в деревне чуждых ему людей.

Вскоре все мужчины племени (кроме отряда из пяти – десяти человек, оставшихся сторожить селение) уже встали за спиной своего вождя, и тот повёл их вперёд, в дремучий лес.

Ходить по лесу оказалось не так удобно, как предполагал Гримлер. Путешественнику и индейцам пришлось ходить по сырой и мокрой земле, ибо леса в той местности были густыми, а лето, как я уже упоминал, там довольно дождливое (удивительно, что всё время, пока Гримлер и Николас гостили у индейцев, не пролилось ни одного даже самого незначительного дождика, и это означало, что в ближайшее время могут пойти затяжные ливни), поэтому влага испарялась медленно. Подошвы и каблуки сапог Гримлера покрылись грязью, не успев он и глазом моргнуть. Он чувствовал себя так, будто ходит по болоту и боялся провалиться в землю.

«Да уж, представляю, каково сейчас моим новым попутчикам! Николас, похоже, был прав. От этой прогулки он точно остался бы не в восторге. Хорошо ещё, что нам не попадаются коряги (здесь нет хвойных деревьев), ибо в такой мешанине я запросто бы стал натыкаться на них!» – думал Гримлер.

Однако ему представилась возможность полюбоваться местными лесами, так как до этого момент он мог видеть их только на картинках в книгах. Здесь были как уже знакомые путешественнику деревья, такие, как дуб или бук, так и те, с которыми он встретился сейчас впервые. Земля была усеяна множеством плодов, к сожалению, большинство из них не было пригодно для еды.

Вдруг вождь племени уловил своим чутким ухом звуки движений мелкого животного, заключавшиеся в шорохе травы, будто кто-то с маленькими лапками очень быстро бежал по ней. Звуки доносились справа от предводителя, с расстояния примерно двести футов. Тот дал знак своим индейцам, они приготовили своё оружие и в тот же миг увидели зайца, бегущего прямо на них!

Однако у племени было численное превосходство. Они стали быстро окружать зверька, но замешкались, так как один из них случайно наступил на ногу другому, между ними возник спор, и в результате охотники чуть не упустили свою добычу: она прорвалась через их плохо сформированный полукруг

Благо, около них был Гримлер. Он уже успел проголодаться, так как его желание как можно больше изучить этих индейцев сильно опустошало желудок. Вдобавок, в путешественнике вдруг проснулась гордость, желание показать племени, что оно не зря взяло его на охоту. Поэтому наш фехтовальщик молниеносно выхватил свою шпагу (с которой он не упражнялся уже примерно неделю, поэтому в этот момент он одновременно с гордостью немного боялся, что начал терять свои навыки владения этим оружием) из ножен, направил её остриё перпендикулярно пути зайца (который, как можно было определить, бежал прямо на восток) и, как только зверёк оказался в двадцати футах от него, и, несмотря на то, что грязь начинала затруднять движения Гримлера, почти молниеносно подбежал к зайцу и одним ударом решил исход этой стычки в свою пользу и индейцев. Нескольких дней было недостаточно для того, чтобы наш герой смог начать лишаться своих навыков фехтования, и, к тому же, зная лишь приблизительно скорость бега зайцев и своего собственного, мог лишь грубо рассчитать момент, когда ему нужно было действовать, но он смог каким-то чудом поймать добычу.

Всё племя раскрыло рты от изумления. Как казалось самим индейцам, этот человек, которого они ранее считали врагом, так как представители его расы более одного столетия истребляли и всячески мучали их народ, владел умениями, которыми, как считало племя, не мог обладать человек. Жители этого поселения с этого момента стали по-другому относиться к Гримлеру, которого ранее ещё немного подозревали в злых намерениях. И дело был не сколько в том, что путешественник поймал зайца, а, как я уже говорил, в необыкновенных для них способностях, а также в том, что Гримлер совершенно бескорыстно помогал племени на охоте.

Вождь взял тушку зайца и взвалил её к себе на плечо. Он приказал племени идти дальше, и охота продолжилась.

Наша необычная компания всё дальше углублялась в лес, и он становился всё более дремучим и непроходимым. Деревья, казалось, стали образовывать плотную стену, пройти через которую понемногу стало казаться приключением, усталые охотники еле пробивались через неё, но после этого их встречала точно такая же стена, и мучения начинались заново. Но не только это изматывало бедных индейцев; ветви некоторых деревьев находились так низко, что грозились выколоть им глаза или оцарапать лицо, и наиболее острые из них даже выполняли свою вторую угрозу, и попавшему под неё охотнику было бы очень тяжело, если бы племя не подбадривало его и не старалось ему помочь. И неудивительно, что со временем наименее выносливые члены стали поворачивать в другую сторону и возвращаться в свои хижины (Впрочем, почти каждая их охота имела такие опасности, но иначе племя поступать не могло, иначе им без еды оставалось только проситься в рабство к своим мучителям, чтобы те давали индейцам хоть какое-то пропитание). Однако они слишком поторопились с этим, так как, спустя лишь пять минут после массового отказа от охоты лес начал довольно быстро редеть, и оставшиеся наиболее сильные индейцы наконец вышли на лужайку, с обеих сторон окружающую реку Саванна! Они углубились в лес, шли некоторое время по прямой, а затем снова вышли на берег реки, только оказались немного западнее места, где находились их жилища. Однако тех, кто смог пробиться сквозь возникшую на их пути преграду, было всего девять, среди них оказались и Гримлер, и вождь, сумевший невероятным образом удержать зайца на своём плече. Их лица были исцарапаны, они сильно перепачкались, но, тем не менее, были очень довольны. Правда, эти храбрые индейцы не встретили ни одного животного, но даже если бы племя нашло свою дичь, то охотиться на неё было бы очень сложно, ведь ни стрелы, ни копья не смогли бы пролететь и пяти футов в такой чаще и вряд ли достигли бы своей цели.

Тем не менее, нашей компании удалось выйти из дремучего леса на берег реки.

– Я уже вижу отсюда здание Государственного астрономического союза! Я наконец-то добрался до него! «Однако я не могу оставить Николаса и этих храбрых индейцев, поэтому я пока останусь с ними», – сказал Гримлер. И правда, несмотря на то, что его цель была очень близко, он продолжал помогать индейцам охотится. И их приключения ещё не закончились на этом.

Спустя пять минут после этих слов, во время которых вождь и сумевшие продолжить охоту индейцы искали дичь, но безуспешно, наиболее наблюдательный среди всех остальных охотников предводитель племени заметил в примерно в тридцати футах от себя настоящего медведя! Зверь бродил по берегу Саванны, повернувшись лицом от индейцев, поэтому не замечал их. У него была светло-бурая шерсть, развесистые уши, глаза-бусинки и голова, напоминающая своей формой грубо начерченный треугольник. Медведь был достаточно крупным: десять футов длиной и шесть футов ростом. Он увидел реку и собирался вдоволь напиться речной водой, и явно не ожидал нападения.

Предводитель дал знак своим соплеменникам и Гримлеру сделаться как можно тише, и они, крадучись и стараясь не наступить на какую-нибудь упавшую ветку, ибо это создаст громкий шум, и их добыча сможет ускользнуть или, наоборот, стать охотником, скрылись в лесу и скрылись между деревьями. Храбрый охотник справедливо решил, что мяса этого медведя может хватить на еду всему селению, и с успешным исходом можно будет прекращать охоту, тем более, что все его жители, сейчас сопровождающие своего главу, да и он сам, очень страшно устали, тем более, что индейцы сильно заботились о своём госте, словно он сам состоял в их племени и был сильно ранен на охоте, так как они всё ещё считали Гримлера слабее их. И вождь не хотел упускать такую добычу и, несмотря на то, что охота на медведей была довольно опасным занятием, достал копьё и метнул его в зверя, который уже наклонил свою морду к реке и собирался начать пить. Туда он и целился. Но, к большому несчастью для всех присутствующих здесь героев, у вождя, обычно самого стойкого, зоркого и меткого из всего племени, вдруг дрогнула рука, так как он был сильно измотан описанными выше трудностями, вдруг дрогнула рука, и копьё не попало своим остриём в голову зверя, а прошло косо, и лишь древко задело её. Данного удара, разумеется, было недостаточно для удачного исхода охоты, но вполне достаточно для того, чтобы разозлить медведя, и он, повернув голову в ту сторону, откуда прилетело злосчастное оружие, увидел вождя и тотчас же яростно понёсся в его сторону.

Обычно всегда смелый вождь сейчас сильно испугался и за себя, и за своё племя. Он смог скрыться в лесу, буквально за секунду до того, как его спины коснулась морда зверя. Он спрятался за деревом с самым широким стволом, который только смог найти и стал советоваться с остальным индейцами на их собственном языке, но его речь была примерно такой:

– Мы должны поймать этого зверюгу, чёрт возьми, иначе считайте нашу охоту проваленной! Но мы его действительно разозлили, и он теперь скорее всего сам разорвёт нас в клочки! Этот медведь чертовски быстр, и шкура его крепка, так что наше оружие, если мы будем нападать поодиночке, оставит на нём лишь лёгкие раны, а ведь мы взяли не так уж и много стрел, чтобы тратить их попусту! Я потерял своё копьё и не хочу возвращаться за ним. Впрочем, я знаю, как нам подстрелить этого медведя. Слушайте: мы можем окружить его со всех сторон, благо, нас всех для этого хватает, но если мы израсходуем все свои стрелы и не сможем вывести его из строя, нам крышка! Но мы всё равно выдвигаемся. Что мы, разве хуже других племён, которые успешно охотились на точно таких же медведей?! Стреляйте ему в глаза, если мы попадём, он не сможет больше видеть нас, а значит, не сможет и напасть!

Индейцы начали выходить из леса и искать медведя, которому собирались отомстить за нападение на своего главу.

И одновременно в Гримлере стало просыпаться не очень хорошее в определённых случаях чувство: гордость (по крайней мере, он так сначала подумал). Он захотел помочь индейцам в охоте на этого зверя, точно так же, как ранее смог принудить сдаться огромную шайку разбойников, дерзнувшую напасть на целый город, а затем сумел заделать пробоину на «Наполеоне», а также ещё доказать племени, что оно не зря взяло его на охоту. Гримлеру показалось, что племя не сможет справиться со зверем в одиночку, поэтому и решил проявить свой героизм. Но затем он немного приутих, так как наш герой, как и было сказано выше, (немного справедливо) подумал о том, что проявил чрезмерную гордость, которую следовало умерить. И он смог с ней справиться, но всё равно захотел нападать на медведя вместе со всеми остальными своими новыми знакомыми, но, как оказалось, руководила вовсе не гордость, а опасение за них, что они не справятся со зверем и навлекут на себя беду. Только на этот раз Гримлер не захотел в одиночку сражаться с ним, а всего лишь пожелал выйти на него вместе с остальным племенем, и это являлось более безопасным решением для нашего путешественника.

Приняв такое решение, он поспешил покинуть лес, так как остальные охотники уже вышли из чащи. И увидели объект своего внимания в сорока футах от вождя в направлении своей деревни. Он невозмутимо пил воду, и, казалось, уже забыл о только что произошедшей стычке. Предводитель дал приказ как можно тише приближаться к зверю и так же тихо начинать окружать его. Гримлер пошёл вместе с охотниками.

И, спустя пять минут, во время которых медведь всё не отрывался от воды, видимо, он испытывал сильную жажду, индейцам и нашему путешественнику (он пока держал шпагу в ножнах, так как боялся, что добыча услышит звук, если он вытащит оружие) удалось довольно плотно окружить зверя (их кольцо было в девяти футах от него), и, по команде вождя, мгновенно натянули свои тетивы и начали стрелять.

Но тут произошёл момент, который чуть не решил исход этого сражения совсем не так, как хотелось всем присутствующим. За то время, пока глава племени отдавал свою команду, а его соплеменники готовились отпустить стрелы, медведь успел поднять свою голову и начать отходить от реки. Застать свою дичь врасплох им не удалось, и, выстрелив, они только многократно усугубили ситуацию: стрелы попали в спину, но им не удалось повалить зверя, а некоторые охотники и вовсе промахнулись. Поэтому, уже невероятно разозлённый зверь, набросился на одного из них, хоть и с меньшей прытью, чем раньше, но всё равно несчастному индейцу еле удалось увернуться от чудовищных когтей, но тем самым он разомкнул кольцо. К счастью, дичь ненадолго замешкалась, и этого хватило, чтобы подоспевший сзади Гримлер (он сначала тоже убежал, но затем заметил, что индейцы вот-вот проиграют) вонзил свою шпагу в спину медведя, в которую ранее попали стрелы. От первого удара зверь упал на бок, а второй смог завершить охоту.

Ему вдруг стало жалко несчастного зверя, но он понял, что если бы не его шпага, то охотникам пришлось бы очень туго. Путешественник вдруг почувствовал себя очень уставшим, поэтому он больше не захотел продолжать сопровождать племя. Он подошёл к вождю и знаками сказал ему, что покидает охоту и хочет вернуться за Николасом и продолжить свой путь, а затем ушёл, не сказав больше и слова и оставив племя в некотором недоумении.

«Лето уже кончается, скоро наступят холода» – думал Гримлер, идя по берегу Саванны и возвращаясь в селение. «К тому же, с океана идёт очень тёмное облако, а это, значит, что скоро начнётся ливень или даже гроза, поэтому здание Государственного астрономического союза послужит мне укрытием».

Разыскав селение, кликнув Николаса и объяснив индейцу, на попечении которого находился его слуга (опять же знаками), что они уходят, Гримлер навсегда покинул это племя.

– Вы не представляете, что сейчас случилось на охоте! – сказал он, идя по берегу Саванны вместе со своим слугой. – Впрочем я вам потом обо всём расскажу.

– Я снова вижу здание Астрономического союза! – воскликнул Гримлер уже когда прошло десять минут после того, как поселение окончательно скрылось за горизонтом, и они вышли на ту же самую лужайку, где проходила стычка с медведем, но индейцы уже ушли оттуда. – Наконец-то мы добрались, Николас! Вот и всё!

И действительно, сильно блестящее на солнце белое здание было буквально в четверти мили от путешественников и словно приглашало их зайти.

Но на этом история не заканчивается.

Глава шестая. Государственный астрономический союз

Когда Николас и его господин подошли к зданию, куда так стремился попасть Гримлер, они смогли наглядно рассмотреть его. Здание Государственного астрономического союза было воистину огромным для того времени – более трёхсот футов в длину и около двухсот в ширину, но всего двенадцать футов в ширину и имело всего три этажа. Выкрашено здание было в почти чистый белый цвет, из-за чего отлично отражало лучи солнца. Издалека казалось, будто оно светится, и что это вообще не здание, а какой-то неведомый сверкающий объект. Окна были сводчатыми, сделанными из дубовой древесины, и располагались равномерно по всей длине здания, из-за чего оно отлично освещалось солнцем. Потолок несколько выступал над окнами, формируя что-то наподобие арок. Двери были парными, тоже сводчатыми и также дубовыми. Сверху была деталь, которую Гримлер поначалу не заметил, но она имела огромное значение для всего Союза. Это был купол, в котором располагались телескопы, и с их помощью члены Государственного астрономического союза могли проводить наблюдения за звёздным небом.

Государственный союз был основан в сентябре 1810 года жителем Саванны Уильямсом, выходцем из состоятельной семьи, но несмотря на это, он был добрым и душевным человеком средних лет (на момент событий нашей повести), который и в то время, когда Гримлер и Николас наконец смогли добраться туда, был руководителем этого союза. Однако, когда он только был основан, вышеупомянутый Уильямс был молодым и задорным юнцом, который только начал увлекаться астрономией. Им двигала достаточно благородная цель: объединить в одном месте учёных-астрономов со всего мира, чтобы они, объединённые общими мыслями, могли вместе наблюдать за звёздами и «туманными пятнами» (в то время так называли все галактики и туманности из-за несовершенства существовавших тогда телескопов), писать заметки, делать зарисовки и просто свободно общаться между собой. Однако Уильямс был немного глуповатым и решил, что здание Астрономического союза будет построено неподалёку от его родного города Саванны, чтобы он довольно легко мог достигать этого здания, но он не учёл то, что у штата Джорджия, где и находится Саванна, не очень сухой климат с влажным летом, а это значит, что летом небо часто бывает затянуто тучами, что делает наблюдения невозможными, но тогда Уильямс этого не знал.

Он сам и его семья, заручившись поддержкой своих знакомых из родного города, а также не менее богатых семей, некоторых других городов (с помощью газет, и не обращая внимания на критику) смогли оплатить постройку здания Государственного астрономического союза. И постепенно туда стали приезжать учёные, которые, несмотря на вышеупомянутую оплошность, не упускали возможности потрудиться вместе.

Союз постепенно становился всё более известным, о нём писали в газетах даже за океаном, и всё больше астрономов изъявляли своё желание стать его членами. Однако, несмотря на широкую известность, к лету 1820 года в его состав входило всего лишь немногим более пятидесяти человек, что можно было обосновать малой популярностью астрономии и уже отмеченным выше огрехом в расположении здания Государственного астрономического союза, а также довольно суровым «экзаменом» по меркам того времени для случайных людей, решивших стать его членами. Но всё равно, учёные, входящие в его состав, пользовались большим уважением

Вернёмся теперь к Гримлеру и Николасу. Они стояли у самых ворот здания, которые, к слову, также были дубовыми, а окружавший их забор выглядел как частокол, состоявший из досок, закруглённых сверху. Путешественники долго кричали, чтобы им хоть кто-нибудь отозвался, но, к сожалению, исполинское здание абсолютно молчало. Но затем Гримлер обнаружил, что ворота не заперты. Вместе со своим слугой он открыл их и попал на территорию, принадлежавшую Государственному астрономическому союзу, собираясь извиниться за неожиданное вторжение, если кто-либо появится в дверях.

Николас и его хозяин увидели дорожку из булыжника трех футов шириной, которая тянулась от ворот до самых ступенек, ведущих к входу в это величественное здание. У Гримлера даже замерло сердце, словно оно на несколько мгновений превратилось в камень; ведь ему удалось наконец попасть туда, куда он стремился всё время, пока длилась наша повесть до этого момента, и вот он здесь. Он не представлял, что его ждало дальше, и молодому учёному даже стало немного страшно.

Он попытался ещё раз позвать кого-нибудь из Государственного союза, и не прошло и десяти секунд, как дубовые двери распахнулись, и в проёме появился сам руководитель Союза Уильямс.

Он был низкорослым и худым человеком с зачёсанными назад белыми волосами и карими глазами. Лицо Уильямса было овальным, с ярко выраженными чёрными бровями и вздёрнутым кверху носом, из-за чего другим людям казалось, что он смотрит на них всегда гордо и презрительно. Его кожа была жирной. Одет Уильямс был в чёрный сюртук, тёмно-коричневые штаны и сапоги такого же цвета.

Он сразу же увидел наших гостей и сильно удивился, но всё равно решил начать говорить с ними, однако Гримлер заговорил первым.

– Доброго вам дня, сударь. Прошу меня искренне извинить за то, что мы так бесцеремонно ворвались к вам, но ваши ворота были не заперты. Меня зовут Гримлер, да я тот самый Гримлер, который отправил вам письмо в апреле этого года и получил ответ с приглашением в июне. А это мой слуга, его зовут Николас, я взял его с собой для того, чтобы мне в поездке и в должности здесь не было скучно, ведь я считаю его уже практически своим другом. И чтобы вы смогли убедиться в том, что я действительно Гримлер, я даю вам оба наших письма, которые я положил в свой рюкзак и нёс всю поездку.

И действительно, он достал из своего рюкзака те самые письма и протянул их Уильямсу. Правда, за целый месяц, который прошёл с начала поездки, они изрядно помялись, но всё равно прочитать их ещё было можно.

Руководитель Государственного союза взял письма и, прочитав их до конца, улыбнулся.

– Да, я вижу, это те самые письма, я помню, как мне из почты вручили ваше письмо, а я затем относил на почту ответ вам. Что ж, я рад приветствовать вас в рядах астрономов нашего Государственного астрономического союза. Надеюсь, что наше гостеприимное место вам придётся по душе. Позвольте мне провести вас внутрь, я могу показать вам всё то, что у нас здесь имеется. А насчёт ворот не беспокойтесь, я держу их незапертыми, так как хочу, чтобы каждый из нашего Союза мог свободно прогуливаться по лесу. Ворам и разбойникам всё равно нет дела до астрономов.

Это приглашение сейчас было как нельзя кстати, так как всего лишь через несколько секунд после того, как Уильямс произнёс эти слова, на землю, словно тонкие иглы, начали падать капли дождя, а в следующую же секунду начался очень сильный ливень, поэтому Уильямс поспешил провести Гримлера и Николаса внутрь здания, а сам после этого крепко запер двери.

Руководитель Союза отряхнулся, а затем все три наших героя сняли свои сапоги. Гримлер начал озираться по сторонам, рассматривая внутренности сверкающего здания. Из-за очень темных и тяжёлых, будто свинцовых, туч было немного темно, даже несмотря на такое количество окон. Изнутри то сооружение выглядело не так величественно, как снаружи: новоиспечённый астроном вначале увидел лишь очень длинный коридор, в своём конце заворачивающий вправо, и большое количество (также дубовых, видимо, Уильямс любил древесину этой породы) дверей с золочёными ручками. Однако, присмотревшись, он увидел не очень заметные сразу из-за темноты различные звёздные карты и атласы звёздного неба самых разных времён, начиная от Древней Греции и Древнего Египта и заканчивая довольно современными на тот момент представителями, а также портреты известных астрономов того времени.

– Я практически никакне стесняю своих профессоров. Они живут прямо здесь, у каждого из них здесь есть собственная комната. За каждой дверью находится маленький домик, в каждом из этих домиков живёт по одному из нас. Да, я специально велел сделать так, чтобы у каждого астронома была своя комната, и приказал снабдить эти жилища всем необходимым. Поэтому их время полностью принадлежит им, они вольны распоряжаться им как сами хотят. Только если я вижу, что если кто-нибудь из них на протяжении очень долгого времени не выполняет совершенно никакой работы, либо же стал грубияном, обманщиком или подлецом, то, к сожалению, я буду вынужден с ним проститься. Я рассчитал это здание на сотню человек, однако, если потребуется, можно его свободно увеличить. Но позвольте мне, чтобы я мог вас отвести в мою комнату.

      Гримлер и Николас последовали за Уильямсом через эту бесконечную череду дверей. Руководитель Союза привёл их на лестницу, поднявшись по которой на самый верхний этаж, наша троица прошла точно такой же коридор с такой же вереницей дверей, пока не очутилась возле крайней двери, в которую упирался этот астрономический тоннель. Она отличалась от себе подобных: была в два раза выше и в полтора раза шире, а примерно на высоте глаз Уильямса к ней была приделана золотая четырёхугольная звезда. За этой дверью и находился его кабинет, и она была такой необычной для того, чтобы астрономы, входящие в Государственный астрономический союз, могли сразу узнать, где живёт и работает их руководитель, и различали его жилище от прочих.

Он ввёл своих гостей в кабинет, и Гримлер стал внимательно рассматривать его. Ему сразу бросилось в глаза белое полотно, прибитое гвоздями к стене, расположенной слева от его головы. На этом полотне были нарисованы первые буквы из каждого слова в названии «Государственный астрономический союз», выложенные стилизованными тёмно-синими пятиконечными звёздами. А в самом низу помещался рисунок телескопа, выполненный той же краской, что и звёзды. Это был своеобразный флаг Союза, придуманный и сделанный его руководителем собственноручно.

Стены кабинета были обклеены бумажными обоями с различными причудливо переплетёнными узорами, выглядевшими так, будто это лапы какого-то невиданного зверя, тянущиеся к нашим героям. Из примечательных деталей здесь также имелись ворох непонятных бумаг, в беспорядке разложенных по столу Уильямса, а также шкаф без дверцы, на полках которого располагались различные книги по астрономии, разложенные по толщине: на верхних полках располагались самые тонкие книги, а на нижних – самые толстые.

Руководитель хотел вновь заговорить с Гримлером, но тот опять решил первым начать разговор, и на этот раз ему нестерпимо хотелось поведать Уильямсу о всех своих приключениях. Он рассказал и про встречу с разбойниками, и про спасение целого города, про то, как гостил у индейцев, и о многом другом.

Уильямс сел на свой стул, располагавшийся у окна, и начал слушать с большим интересом, и на его лице постепенно образовалось выражение искреннего удивления. После того, как Гримлер закончил свой рассказ, тот вскочил и громко произнёс:

– Этого не может быть, вы меня обманываете! Впрочем, я не могу сейчас разбираться, лжёте вы мне или нет. Я хотел провести вас по всему зданию нашего Союза, чтобы вы смогли сразу же ознакомиться с ним, но обнаружил, что у меня есть ворох бумаг, которые отправили мне мои учёные, поэтому мне нужно их все рассмотреть. Но, если то, что сейчас услышали мои уши, правда, то вы очень добрый и храбрый человек, и таковых я, к сожалению, даже среди учёных ещё не встречал. Впрочем, я вижу, что у вас действительно есть шпага, так что, возможно, вы действительно не лжёте. Удачи вам, надеюсь, вы привыкнете к остальным астрономам, что находятся здесь.

– Премного благодарен, – ответил Гримлер, низко поклонившись. – Не волнуйтесь, я и сам разберусь, что представляет из себя это чудное место (прошу, не сочтите мои слова за оскорбление). Пойдём, Николас.

Николас и его хозяин вышли из кабинета Уильямса, и последний закрыл его дверь так медленно и тихо, что даже летающий комар издал бы более громкий звук.

– Не хочу тревожить глубокоуважаемого руководителя. Этот человек учтивый, но довольно недоверчивый, – сказал Гримлер после того, как он с Николасом отошли на десять футов. – Но, скорее всего, скоро он сам поймёт, что говорил я чистую правду.

С этого дня он действительно оказался учёным-астрономом, числившимся в составе Государственного астрономического союза. Остальные его члены являлись преимущественно мужчинами примерно такого же возраста, как и Уильямс, но были и женщины, а также несколько старых людей, которым было уже за шестьдесят пять лет. Поэтому они сначала недоверчиво относились к нашему герою, считая его слишком молодым и неопытным для такой должности, и изначально говорили с ним свысока. Однако, уже примерно через неделю Гримлер стал показывать знания, которые со временем были ничуть не хуже тех, которыми обладали сами астрономы в составе Союза, поэтому со временем они стали относиться к нему всё более дружелюбно. Вообще, они были довольно вежливыми, добрыми и приятными в общении людьми и никогда не засыпали чересчур «научными словами» человека, который совсем не разбирался в астрономии. Их иногда приглашали профессоры различных астрономических университетов, чтобы они читали студентам свои собственные лекции, а также просто для дружеских бесед. Правда, эти астрономы иногда не доверяли слишком молодым и на вид неопытным людям, пытавшимся быть одного с ними круга, что и произошло в случае Гримлера, но со временем их сомнения решались либо в одну, либо в другую сторону.

И совсем скоро он получил полноценное признание как равного остальным учёным в составе Государственного астрономического союза. Гримлер стал активно участвовать в жизни Союза. Он проводил долгие наблюдения за небом, если таковые позволяла погода, делал зарисовки и описания объектов, определял яркость звёзд и туманностей, а также следил за блеском некоторых показавшихся ему интересными звёзд, и у кое-каких светил отмечал периодические изменения в яркости. Гримлер задумал измерить как можно точнее яркости всех звёзд, доступных для наблюдения на широте Астрономического союза и в имеющиеся у него в распоряжении телескопы, и записать их на бумаге. Над этим от трудился каждую ночь, в которую можно было спокойно рассматривать небо.

Молодой член Союза выбрал для своего проживания комнату, располагавшуюся прямо рядом с кабинетом Уильямса. В ней было всё то, что имелось в комнатах, имевшихся в распоряжении у других астрономов Союза: огромное количество перьев, чернильниц, и целые кипы бумажных листов, а также пара шкафов, стул со столом, кровать, и всё, что требовалось для приготовления еды (изначально в здании было сделано ровно сто комнат, но, если наберётся более ста человек, Уильямс расширит его здание, увеличив число жилищ. Пространство этого обиталища было занято ими наполовину, остальное занимали места для бесед между четырьмя и более людьми, коридоры и хранилища предметов для письма). Гримлер довольно быстро обосновался здесь. В свободное от работы, отдыха, сна и чтения время он продолжал свои занятия по оттачиванию навыков владения своей шпагой. Николас же поселился в комнате, соседней с кабинетом Гримлера, и стал исполнять различные просьбы и поручения своего господина.

Глава седьмая. Возвращение

Так прошло почти два года. Гримлер всё также служил в Государственном астрономическом союзе. Но с началом мая 1822 года в нём стало постепенно появляться какое-то странное, и, к сожалению, не очень приятное чувство. Его начала одолевать непонятная тоска, из-за которой он всё меньше времени проводить за телескопом ночью и за своими бумагами днём. Он всё больше стал смотреть в окно, а по ночам долго не мог уснуть. И нет, это вовсе не были усталость от чрезмерной работы или недовольство ею. Гримлер, наоборот, очень любил наблюдать за звёздами. Источник этой тоски он и сам поначалу не мог выяснить, однако, когда она уже обуяла нашего бедного астронома, он наконец всё понял.

Это была тоска по родной земле. Да, да, Соединённые Штаты оказались чуждыми для него. Климат этой страны, люди и города там были совсем не похожи на его родную Францию, поэтому он, будто голубь среди уток, не мог никак привыкнуть к этой земле. Поэтому в Гримлере стало просыпаться всё более сильное желание вернуться домой, однако он в то же время и не хотел возвращаться, боясь того, что Уильямс разочаровывается в нём, а также потому, что он стремился закончить каталог звёзд. Но с началом июня стремление вернуться назад в Париж пересилило желание остаться в Государственном астрономическом союзе. К тому же, астронома начало съедать чувство беспокойства за восьмёрку слуг, которым он полностью доверил свой дом, когда собирался уезжать. Поэтому он решил завершить наблюдения за звёздами, а затем уйти из Союза и отплыть во Францию.

Поэтому, в ясный день 15 июня 1822 года Гримлер решил, что тянуть больше нельзя. Он кликнул Николаса и объяснил всю сложившуюся с ним ситуацию, а затем оба начали собирать свои рюкзаки и чемоданы, проверять, чтобы ничего, что они принесли с собой, когда заселялись в эту комнату, не осталось в ней. Гримлер взял свои бумаги со всеми проведёнными за два года измерениями и вместе с Николасом отправился к Уильямсу, чтобы объявить ему о своём уходе.

Он отправился к двери кабинета, и, получив разрешение войти, сразу же поприветствовал его хозяина, поклонился ему, и сказал, что покидает Государственный астрономический союз, так как сильно затосковал по Франции. С полминуты тот стоял удивлённым и не произносил ни слова, но затем заговорил. Он не стал порицать учёного или гневаться на него, а, наоборот, улыбнулся и произнёс следующее:

– Мне, конечно же, жалко, что вы покидаете нас. Но, если вы действительно не хотите больше у нас оставаться и уже твёрдо решили, что оставляете наши стены, то я не могу вам возражать. Я вас отпускаю, теперь вы полностью свободны от дел Астрономического союза, поэтому можете отправляться куда вы пожелаете. Если вы вдруг вновь захотите быть среди нас, то двери Союза будут всегда для вас открыты.

– Благодарю вас. Прощайте, – Гримлер снова поклонился и покинул кабинет Уильямса и вернулся к Николасу.

Как и Пьер Морфон, Уильямс позвал своего кучера, чтобы он отвёз покидавших Союз к берегу. Его экипаж, запряженный четвёркой лошадей, уже поджидал их у ворот здания. Когда Гримлер и Николас садились в него, последний спросил:

– Мой господин, вы не жалеете, что покинули этот Астрономический союз? Вы бы могли сотворить там ещё очень многое, если остались бы.

– Нет, Николас, я совершенно не жалею. Мой родной Париж тянул меня к себе, и сопротивляться я не могу. Мне очень понравилось быть учёным, но родина всегда милее.

Лошади мчались по берегу Саванны со скоростью более десяти миль в час, поэтому уже через пару минут, когда Гримлер обернулся, чтобы бросить прощальный взгляд на здание Государственного астрономического союза, оно уже практически скрылось из виду, остались только лучи солнца, блестевшие на его поверхности, но и они скоро пропали. В ту же минуту, посмотрев в окна направо, он увидел на другом берегу селение индейцев, с которыми бывший астроном познакомился, когда ещё отправлялся в Союз. Некоторые из них были на открытом воздухе и увидели экипаж, но узнать, что вызвало среди племени коренного народа его появление и заметили ли они внутри Гримлера и Николаса, не удалось узнать, так как и хижины быстро пролетели мимо окон, и спустя ещё несколько минут экипаж очутился в городе и подъехал к гавани. Сидевшие внутри вышли и распрощались с кучером.

Обратный путь прошёл почти без приключений, разве что им двоим пришлось ждать четыре дня до того, как судно, которое должно отвезти их в Кале, пристанет к гавани Саванны, и эти четыре дня они провели в «Скромной обители». Когда они смотрели на постепенно отдаляющийся берег Соединённых Штатов, Николас повторил свой вопрос, но получил такой же ответ. Небо и барометр на протяжении всего морского пути не показывали и признаков шторма, поэтому к берегам Франции судно причалило благополучно. В Кале герои запаслись едой на последний отрезок пути и нашли станцию, давшую им экипаж. Гримлер сразу же расплатился с кучером, и через неделю он со своим слугой увидели огни Парижа (герои приехали в столицу, когда уже был поздний вечер, и на небе загорались первые звёзды. Гримлер попросил кучера остановиться у края Парижа, так как ему хотелось отдохнуть от этой поездки и прогуляться по городу, прежде, чем достигнуть своего дома.

И вот, 16 июля 1822 года, ровно через два года после того, как наши герои покинули свой дом, чтобы отправиться в этот незабываемый путь, который закончился там же, где и начался, они ходили по Парижу, смотрели на звёзды и разговаривали между собой.

– Эх, мой господин, вы пережили столько приключений по пути туда, несколько раз были на волосок от смерти, и всё это ради того, чтобы вновь оказаться здесь, будто бы ничего и не было…

– Когда я решил отправляться в Государственный астрономический союз, я ещё был слишком молодым, и меня весьма сильно прельщала возможность оказаться среди великих учёных умов, стать куском объединения, известного на весь мир, но сейчас я понял, что есть кое-что, что гораздо дороже славы.

Наконец Гримлер со слугой подошёл к своему дому и три раза постучал в дверь. Остальные его слуги ещё не спали, только что поужинали и находились ещё на нижнем этаже, поэтому, услышав стук, они подошли к двери, отворили её, и заметили своего хозяина и Николаса прямо на пороге.

– Наконец-то я попал домой, сказал Гримлер, и, переведя взгляд на слуг, добавил      – Не ожидали ли вы меня увидеть в такую пору?

Оглавление

Глава первая. Наблюдения и письма. Начало поездки

Глава вторая. Неожиданная встреча

Глава третья. Внезапное разделение

Глава четвёртая. Воссоединение

Глава пятая. Коренной народ

Глава шестая. Государственный астрономический союз

Глава седьмая. Возвращение