Сказания Ринеммы [Василий Вадимович Зеленков] (fb2) читать онлайн

Сказания Ринеммы

За строками летописи

«Под самыми облаками бился Бахрим с Тейлек-хазэном. Могуч был владыка шувийский, владел искусствами тайными и мечом колдовским, да только не смог поразить воина. Бились молнии о ратный доспех, падали чародейские змеи под клинком Бахримовым; воздел оружие воин, обрушил его на врага – и рухнул с небес Тейлек-хазэн, распростерся на сырой земле…»

Бахрим поднял глаза от свитка, перевел взгляд на стену, на тусклый блеск изогнутого меча, отнявший жизнь у шувийского хазэна и многих других до него. Атлай-летописец, тенью следовавший за войском Инхары, все записал верно, благо и сам бой с земли видел. Уже давно правитель уверился, что в строках книжника не будет лжи, и давал его записи читать другим только для порядка.

Только вот не передать всё пером. Не передать то, как пылали в глазах Тейлека чужие силы, подарившие ему искусство и мощь. Не показать, как жег душу один лишь взгляд в лицо шувийца. И не передать, с каким ликующим воплем вырывались из плена воли погибшего владыки незримые другим души его подданных.

Страшный был бой. Бахрим по праву гордился тем, что совладал с Тейлеком в поединке. Да, небесная кровь защитила его разум, сотворенный Инхарой клинок резал чужие чары… но для победы потребовались и могучая воля, и великое искусство. Их Бахрим закалил и отточил сам, и твердо знал – правы те, что славят, восклицая «Нет тебе равных на поле брани!»

Воин вновь опустил взгляд на свиток.

«Когда Бахрим спустился к телу владыки, и отогнал черный дух его, не давая вернуться и мучить людей – земля и небо содрогнулись от радостных криков. Все хором славили победителя: и воины Инхарайи, и шувийские крестьяне, и духи земель, заточенные в прошлом хазэном…»

Да. Славили. Прославляли так, что если бы Бахрим пожелал сесть на трон – на руках бы его донесли. И ведь по праву! Из всех, кого на своем пути встречала и сокрушала растущая Инхарайя, именно Шувия оказалась самым страшным врагом. В первую череду – из-за своего правителя. Бахрим знал, что заслужил каждое слово великих почестей за то, что сперва разбил шувийское войско, а потом сошелся в поединке с Тейлеком и поверг его самого.

Он все заслужил. Но он не дожил бы до своих лет, если бы не обучился замечать все вокруг и позволил бы славе ударить вином себе в голову.

И стоило воину опустить веки, как перед ним вставало то, чего в летописи не будет никогда. Взгляд Инхары. Владыки. Властителя нового могучего царства. Великого чародея. Давнего друга.

Он был недоволен. Все чаще в последнее время славили Бахрима, и воздавали почести Инхаре только по обязанности; слова, обращенные к правителю, шли от обычаев, а не от сердца. Оглядываясь на жизнь, Бахрим понимал: иначе и быть не могло. Он всегда ладил с людьми, он всегда был на виду, он всегда вел войско в бой и побеждал, а когда проигрывал – берег людей… Все знали Бахрима и все любили его. По праву. За дело.

Сам же Бахрим знал – малого он бы достиг без Инхары. Воин побеждал в боях – но чародей влил чары в его доспехи и оружие, помогая сражаться с самыми ужасными врагами. Бахрим вел армии – но Инхара следил за тем, чтобы войска были в порядке, а на завоеванных землях исполнялись должные законы. И именно он выбирал, в какую сторону двинуться солдатам, кого надо покорить, а с кем – договориться… и договаривался он же.

Деяния Инхары не забудут, Атлай старательно записывал всё. Но Бахрим уже знал: рассказы о владыке пропускают мимо ушей, а воинская доблесть звоном колоколов катится повсюду. И вновь понятно. Кто захочет знать о долгих переговорах, тысячах заполненных бумаг и бесконечном чтении книг, когда можно с восторгом послушать о великих битвах, поверженных врагах и сокрушенных стенах?

Бахрим раньше лишь мимоходом думал, что его могут позвать на трон. Гнал мысли, обманывал себя, но после победы над шувийцами видел эту тропу с пугающей ясностью. И столь же верно он понимал – нельзя ему на престол. Он не справится с тем, что сейчас делает Инхара, и не сможет стать таким же правителем, как и тот. Особенно зная, что Инхара намерен править долго; ходили слухи, что правитель выторговал у горных мудрецов зелье молодости в обмен на покой снежных вершин и обитающих там духов.

Бахрим знал точно – это не слухи. И знал, сколько планов Инхара уже построил, рассчитывая на долгую жизнь; только он и сможет их претворить в жизнь.

Можно отказаться, когда будут предлагать… но ведь и потом попробуют. А кое-кто – как Хасар – постараются и выбора не оставить.

Воин знал, что Инхара понимает то же самое. Десятки раз представил, что тот может сделать, упирался в один лишь путь. Правитель не сможет удержаться на троне, если не обучится принимать решения с холодным сердцем и жертвовать чем угодно ради своего царства.

Инхара на троне был давно. И царство, сотворенное им, выросло вчетверо.

В дверь осторожно постучали.

– Да? – хмуро отозвался воин.

– Владыка зовет вас, Бахрим-марун, – склонился в поклоне слуга. Воин кивнул, вставая из-за стола.

Сердце кольнула горечь, смешанная с гордостью за друга: все-таки решил сам. Не подослать убийцу, не навести чары издали… Инхара умел не только принимать решения, но и смотреть им в глаза.

Шагая по дворцу, наполненному вечерними тенями и плеском звездного света, Бахрим размышлял: а если он будет сопротивляться? Клинок окажется в руке вмиг, и чары создателя он будет резать так же хорошо, как чужие. Искусство никуда не исчезнет, а многие любимые заклятья Инхары окажутся бесполезны – к ним воин давно привык, ведь ими чародей помогал ему закалять тело.

Да. Он может победить – если по-настоящему схватится с давним другом.

Только этого делать нельзя. Сам Бахрим не сможет удержать царство. Даже если ничего не начнется, если владыка и воин вообще сойдутся в бою. А значит…

Воину тоже надо уметь жертвовать.

Инхара стоял у перил на каменном выступе – окрещённом ранлейским словом «балкон». Такое украшение ему понравилось еще при завоевании. В родном дворце правитель приказал соорудить такое же, и частенько размышлял тут, не покидая дома и наслаждаясь вольным ветром.

Он был немногим старше Бахрима, но казалось, что разница в годах велика. Длинные волосы поседели после долгих разговоров с духами, просторные одеяния и тяжелые царские знаки заставляли ходить неспешно, долгие горные странствия высушили тело. Но хотя Инхара казался слабым, все знали, какая мощь таится в тонких темных пальцах.

В комнате не было почти никого: только свернулась на ковре с книгой тонкая девушка в желтых шелках, мимолетно бросившая на Бахрима песочного цвета взгляд. Ферха – керхан-ала, пустынный дух, давно заключившая с Инхарой нерушимый договор. Бахриму иногда казалось, что ее держит рядом с правителем больше любопытство, чем данное слово. Или… но об этом он не спрашивал, зная, что давний друг лишь улыбнется.

Воин остановился чуть позади Инхары; тот оглянулся через плечо, шагнул в сторону. Бахрим вздохнул, тоже положил руки на гладкий камень перил.

Потянулось молчание; лишь свистел ветер, звенела далеко внизу река, и шелестел позади шелк одежд Ферхи.

– Ты сам обо всем подумал, – наконец проронил Инхара. Как всегда – тихо и с нерушимой твердостью.

– Да, – вздохнул тот. – После победы над Тейлеком стало уже слишком поздно как-то менять.

– После победы над Шувией всем стало ясно, – поправил Инхара. – А поздно стало куда раньше.

Бахрим кивнул, соглашаясь. В таких делах Инхара всегда видел дальше него.

– Вместо меня поставь Асмира, – сказал он. – Он тебе верен так, что пес от стыда покраснеет, и только он справится с войском и сражениями. А ещё он хорошо знает Ришан, и с походом на его земли справится, как никто иной.

– Похода не будет.

– За такую войну ещё больше подрастет в силе, сможет меня за… – Бахрим осекся. – Что?

– Похода не будет, – повторил Инхара, глядя на тонущие в дальнем тумане горы. Оглянулся на воина, скривил тонкие губы в столь знакомой усмешке. – Великий Бахрим потрясен? Надо звать Атлея, пусть занесет в летописи.

Воин и в самом деле был потрясен. Поход на Ришан был делом решенным ещё с тех пор, как они захватили первое царство. Как сейчас-то от него можно отказаться?

Слова теснились в горле, но голос Инхары прозвучал раньше, чем Бахрим успел хоть что-то сказать.

– Завтра объявлю, что завоевания закончены, и что Инхарайе пора отведать мира. Я отправлю послов в другие царства, и мои владения заживут спокойной жизнью. Границы надежно укреплены, и любого, кто посмеет на них посягнуть, мы отбросим. А от нас за пределы будут идти лишь караваны торговцев да послы со свитой.

Бахрим глубоко вздохнул. Инхара говорил с уверенностью – так, как всегда говорил о давно обдуманных решениях. И когда он объявлял о таком – все удавалось.

– Скажи, Бахрим, – теперь чародей полностью повернулся к старому другу, – ты сможешь спокойно жить при мире?

Бахрим помедлил. Перебрал в памяти все свои войны и бои, лязг клинков и пьянящее чувство удали в битве. Покачал головой, сказав честно:

– Нет. Не для меня такая жизнь, Инхара.

– Да, – кивнул правитель. – Все это знают. Потому-то ты и скажешь, что сделал все, что мог для Инхарайи. Проверишь все войска напоследок, пообещаешь с того света прийти, коли бойцы посмеют стать хуже, чем при тебе. И уйдешь в странствия – дабы ещё тысячу легенд сложили.

Он сделал знак Ферхе; та гибким движением поднялась, подошла к стене, провела рукой по темному дереву, погрузив пальцы в резьбу. Скользнула к Инхаре, что-то вложив ему в ладонь, вернулась на место.

Правитель же протянул Бахриму маленькую бутылочку, наполненную сияющей жидкостью.

– А когда-нибудь, – уверенно сказал он, – ты вернешься. Здесь половина; тебе хватит.

– А тебе? – хрипло спросил Бахрим, завороженно глядя на сияние зелья, за которое многие правители продали бы души. – Тебе – хватит половины?

– Придется кое-что поправить, – ответил Инхара. – Или снова пойти к мудрецам и говорить с ними. Долго. Но я и не спешу.

Бахрим осторожно протянул руку и сомкнул пальцы на тонком стекле. Медленно наклонил голову – то ли кивок другу, то ли поклон правителю.

– А теперь иди, – велел Инхара. – Подумай над словами – что хочешь сказать воинам, чтоб до конца жизни запомнили и детям с внуками передали.

Как только за Бахримом закрылась дверь, Ферха вновь скользнула на балкон.

– Странный выбор, – прошептала она голосом далеких барханов.

– Простой выбор, – возразил Инхара. – Мой трон остается нерушим. Бахрим продолжает творить легенду, что по праву принадлежит ему. Всем хорошо, не так ли? Как игра с Белым Странником, когда ты завладеешь его волосом: выпадет кость – получишь дар. Выпадет клык – просто уйдешь живым.

– Не про то, – покачала головой керхан-ала. – Ты сколько лет мечтал о Ришане… и теперь откажешься?

– Мечтали мы двое, – ответил Инхара. – Ришан я возьму лишь вместе с Бахримом – когда он вернется, и когда умрут все, кто пожелает вознести его выше, чем захочет он сам.

– К тому времени Ришан укрепится, – задумчиво произнесла Ферха. – Будет куда труднее. Ради чего ты так рискуешь, Инхара-фешир?

Правитель коротко улыбнулся.

– Есть слово «дружба», Ферха. Его сила превыше мощи слова «польза».

– Человеческие слова, – заметила керхан-ала. – После всего, что ты узнал и пережил, ты ещё мыслишь себя человеком?

– Не мыслю. Остаюсь. Иначе бы сильнее пользы не было ничего.

«Через полвека после того, как пал Тейлек-хазэн, к могучему инхарайскому двору прибыл молодой человек, крепкий телом и обильный дарованиями. Он назвался сыном великого Бахрима; столь многое он ведал об отце, и столь похож был на него, что никто не усомнился в этих словах.

Государь Инхара радушно принял его и привел в войско свое. Быстро возвысился сын, принявший имя отца своего, и начали говорить о том, что ждет его слава такая же – под мудрой рукой государя.

Недостойный встречался с ним, и сказал, что рад случившемуся: отец мой писал о деяниях его отца, а мне выпадет доля писать о деяниях сына. Смех был мне ответом, и показалось мне, что знает Бахрим то, что неведомо мне.

Но кто может сказать о таящемся за границами этих строк?»

31.03.2011

Два совета

На востоке от Астанировых гор шла война, долгая и тяжелая. Оба королевства она измотала, но одно из них уже видело свое поражение. Армия еще оставалась сильна, но полководцы качали головой, предсказывая гибель. Королевские волшебники по мере сил отбивали вражеские чары, но не могли обещать победу.

В отчаянии король взялся за старые книги, надеясь отыскать способ совладать с врагом. И в пожелтевшей от времени летописи он отыскал сказание о Железном дереве, некогда охранявшем покой страны, способном отразить любой натиск. Только не было сказано, как его можно вырастить; и даже волшебники лишь разводили руками.

Мудрейший из них, однако, вспомнил о том, что в Астанировых горах живет древний дракон, которому ведомо множество забытых людьми тайн. Путь к нему нелегок, и он не дает советов бесплатно, но если кто и может знать – так это он.

И король отправился в путь, отыскав в сокровищнице волшебный жезл, старый настолько, чтобы его история привлекла внимание дракона.

Долго поднимался он по горным тропам в одиночестве, поскольку драконы не любят множества гостей. Дважды едва не попал под лавину, трижды – чуть не сорвался в пропасть. К концу путешествия изрезанные острыми камнями руки кровоточили, а ноги болели от тяжкого пути.

Но он достиг своей цели, вошел в громадную пещеры, в которой и обитал тот, к кому он стремился. Исполинский дракон с чешуей, мерцающей как изумруды, и глазами, старыми как подземные озера, поднял голову ему навстречу.

– Путь ко мне труден, – сказал дракон, и в голосе его прозвучал интерес. – Зачем ты пришел, человек?

– Моя страна на краю гибели, – ответил король, – и помочь нам может Железное дерево. Если знаешь, как взрастить его – то скажи мне.

И положил жезл у лапы дракона.

Тот поднял волшебную вещь двумя когтями, и долго рассматривал ее, а потом медленно кивнул.

– Ну что ж, я принимаю твою цену, человек. Но действительно ли тебе нужно Железное дерево? Может, подойдет секрет могучего заклинания?

– У врага хватает чародеев, которые развеют его, – ответил король.

– А может, состав несокрушимой стали?

– Мы не успеем выплавить доспехи для всей армии, – покачал головой король.

Дракон покачал головой; в глазах его читалась усмешка.

– Что ж, слушай, человек. Все не так сложно… но согласишься ли ты?

И он рассказал.

Король слушал очень внимательно; когда же дракон замолк, он только спросил:

– Иного способа действительно нет?

– Если и есть, то он мне неведом, – склонил голову дракон.

– Тогда я заплачу эту цену, – ответил король. – Она не столь велика.

Ничего не ответил дракон; только во взгляде его мелькнуло уважение.

Вернувшись домой, король вновь повел войну; но раньше он щадил противников, а теперь не брал пленных и приказывал убивать любого, кто был похож на врага.

Ведь только ожесточив сердце, можно взрастить Железное дерево.

Раньше он лишь руководил войсками, а теперь сам шел в первых рядах, и не было битвы, чтобы меч короля не уносил несколько жизней.

Ведь только кровью поливается росток Железного дерева.

И когда он понял, что исполнил все условия, о которых говорил дракон – то вернулся в столицу и вышел в дворцовый сад.

Там король остановился, думая о своей стране, о нависшей над ней угрозе, наполняя душу отчаянным, непереносимым желанием защитить ее и спасти свой народ.

И тогда ноги его вросли в землю, а тело заблестело металлом. Руки и пальцы обернулись узловатыми ветвями; волосы же стали обширной кроной. В самом центре столицы к небу вознеслось могучее дерево, выкованное из несокрушимого металла.

Ведь только в своем сердце можно прорастить семя Железного дерева.

Лучи солнца отразились в тысячах сверкающих листьев; дерево встряхнуло ветвями, и словно рой пчел, пронеслись листья над городом.

Никто из чужой армии не ушел от них; словно бумагу рассекали они чужие доспехи, и проходили сквозь плоть как острый нож сквозь масло. А когда вновь попытались враги ступить на землю страны – то опять метнуло листья Железное дерево. И не помогли даже самые сильные чары; листья проходили сквозь волшебные стены с такой же легкостью.

Жители страны ликовали, и благодарили короля, ставшего теперь вечным защитником своей земли. И отныне не боялись войн – потому что дерево хранило границы страны.

Шли годы, и по-прежнему в столице возвышалось Железное дерево. Но постепенно люди стали понимать, что оно защищает не просто от вторжения… от всех, кто входил с недобрыми мыслями.

Чужеземный посол, в мыслях помянувший страну дурным словом, падал, рассеченный листом. Купец, собиравшийся торговать с выгодой для себя – погибал, пронзенный листом. Путешественник, обидевший кого-то из местных жителей, не успевал сделать и нескольких шагов, как его настигал стальной лист.

И правивший тогда король понял: еще немного, и никто не приблизится к рубежам страны. Ни посол, ни торговец – никто. Тогда погибнет страна… или же все жители покинут ее.

Вновь зашелестели страницами старые книги – но на сей раз король искал способ укротить Железное дерево. И не нашел его; ни в одной легенде не говорилось о том, как это можно сделать.

Путь был один – спросить совета у того, благодаря кому оно взошло над столицей. Как и прежде, король нашел в сокровищнице старый зачарованный камень и отправился в Астанировы горы.

За прошедшие годы путь стал еще тяжелее; несколько раз королю пришлось преодолевать завалы и проходить пещерами в толще скал. Однажды он сломал руку; но, перевязав ее, продолжил дорогу, скрипя зубами от боли.

И дошел до пещеры, которая, как и ее хозяин, совсем не изменилась.

– Путь ко мне труден, – все теми же словами приветствовал его дракон. – Зачем ты пришел ко мне, человек?

– Железное дерево стало стражем, что хуже тюремщика, – ответил король. – Если знаешь, как укротить его – скажи.

И положил камень перед драконом.

Неспешно поднял камень хозяин пещеры, и долго рассматривал его, зажав в кончиках когтей.

– Вы, люди, сами не знаете, чего хотите, – печально сказал он. – Если теперь ты хочешь усмирить дерево… зачем другой желал вырастить его?

– Он не знал, чем это обернется, – ответил король. – А ты не предупредил его о том, что может произойти.

– Я отвечаю на ваши желания, – сказал дракон. – О будущем думайте сами.

Ничего не ответил король; лишь молча склонил голову, ожидая, как мудрец отзовется на его просьбу. И дракон, вновь поглядев на камень, неспешно кивнул, а потом заговорил.

Король выслушал все до конца, и сказал:

– Это небольшая цена.

– Вы, люди, сами не знаете, чего хотите, – повторил дракон и, помедлив, добавил: – Но вы постоянны в своем стремлении. Наверное, потому ваших стран в мире больше всего.

Когда король вернулся домой, он долго писал – о том, как вырастить Железное дерево и о том, как изменить его. Книгу, в которой писал, он положил на самый нижний ярус и в самый дальний угол хранилища.

А потом он вышел в дворцовый сад и подошел к дереву. Крона его возвышалась выше всех башен и шпилей в столице; ветер звенел острыми листьями, и неумолкающая мелодия разносилась по городу.

Долго стоял король перед деревом, думая о своей стране, тех нитях, которыми она связана с другими, и о том, чем может грозить гибель такой связи. А потом твердо шагнул вперед – и листья-клинки вошли в его тело.

Ведь лишь своей кровью можно изменить Железное дерево.

Последний раз сверкнул металл ствола, сменяясь шершавой корой. И больше не сияли под лучами солнца листья, став мягкими и зелеными. Вместо Железного дерева над столицей вознеслось живое, и рядом с ним встало иное, моложе и тоньше.

Последующие же короли правили по-разному; были при них войны, были и мирные времена. Но когда кто-то задумывался о том, чтобы вырастить дерево из металла, то спускался в хранилище, читал пожелтевшие страницы, а потом шел в сад и смотрел на растущие рядом деревья.

И не приближался к дороге, ведущей в горы.

07.12.2008

Клинок Эрдина

Когда в замке графа Олрая рос его незаконный сын – кто мог бы подумать, как он прославится, и кем станет? Но начало пути предка моего господина было тяжелым; после смерти отца его изгнали из замка. Было ему тогда лишь двадцать четыре; увы, я могу лишь догадываться о том, как он пришел к своему решению…

(«История Ан-Триа», том первый, глава третья)

Гелран с отвращением бросил взгляд на кружку и отодвинул ее в сторону. Оглядел таверну, полную людей.

Веселятся…

А что делать ему? Незаконному сыну графа, обученному воевать. Да и не только воевать! Он же еще и наукам время уделял, думал еще, какую дорогу выбрать.

Но умер отец, и наследники выставили бастарда из замка, да ещё и посмеялись вслед. Мол, не ему претендовать хоть на крупицу богатства настоящих благородных…

Иди, воюй, раз уж обучился. А сюда и не показывайся.

На край соседнего стола присел молодой худощавый и светловолосый менестрель с лютней в руках; шум в таверне улегся, и зазвучала песня. Первые слова Гелран пропустил, но следующие неожиданно привлекли его внимание.

Судьба в лицо - колодой карт.

Перечеркни свой герб, Бастард…

Ты здесь чужой, на карнавале чьих-то встреч,

Где Честью кормят воронье -

И ты отрекся от нее...

Вассал удачи уповает лишь на меч [1] .

Вот теперь он стал слушать. Всю песню, до конца.

И когда она затихла, золотая монета из тощего кошелька полетела к менестрелю. Не жаль, именно его песня подсказала, что делать, зажгла отчаянную идею в сознании.

Иди, воюй, значит? Ну хорошо. Будет вам война, благороднорожденные господа…

Короткий взгляд на воинский браслет, где отчеканена могучая фигура бога войны.

Эрдин, благослови!

…однако битва при Гвидарне стала разгромом; Ростен Танолай, более опытный полководец, имея перевес в численности, разгромил армию Гелрана и заставил его отступить. Дальнейшие события поистине удивительны, и стоит лишь сожалеть о том, что очевидцы не взяли себе труд записать их…

(«История Ан-Триа», том первый, глава шестая)

Маленькая безымянная деревушка еле-еле смогла вместить огромный отряд, но крестьян не спрашивали. Да и осталось их тут немного; война краем зацепила эти места, унеся немало жизней.

Гелран сидел, положив подбородок на кулаки. Думал. Вспоминал прошедшие семь лет.

Странствующий воин. Наемник. Командир отряда кондотьеров. Один из лучших, один из сильнейших и самых удачливых.

А после – и командир армии, восставшей против короля и местных лордов.

Гелран выиграл немало сражений тем, что бился, не соблюдая никаких правил – ни писаных, ни неписаных. Этому немало помогал и отряд, набранный из таких же изгоев, ставших потом командирами. Атаман разбойников, знавший леса королевства как свои пять пальцев; чародей-степняк, ученик одного из бессмертных соратников Олага Великого; убийца из далеких краев, надрессировавший несколько отрядов растворяться в ночи…

Никаких правил. Гелран нападал, когда не ждали, пускал в ход ядовитые чары, завел себе фламберг, не требовал выкупа за пленных лордов. Сбивал противника с толку, что приемами тактики, что стратегией в целом.

Его долго не могли понять и предсказать. Но все же у короля нашелся полководец, сумевший разбить войско Гелрана и загнавший его сюда. Сейчас враги отдыхают, но вскоре они ударят – и придет конец.

Что же делать? У солдат и воли-то к победе почти не осталось!

За дверью раздался шум, негромкие голоса.

– Что там? – повернул голову Гелран, отвлекаясь от тягостных мыслей.

– Да тут менестрель, командир, – отозвался страж. – Шел мимо, попал к нам; говорит, спеть тебе хочет.

– Давайте.

Все лучше, чем сидеть и думать о разгроме.

А менестрель оказался тем самым, из таверны. Гелрану стало неожиданно весело; вот так встреча, спустя столько лет!

– Что споешь?

– Сейчас подумаю, – улыбнулся менестрель, касаясь струн лютни.

Хочешь ли счастья и радости в жизни

Хочешь сражаться с открытой спиной?

Страх твой - всего лишь полуночный призрак

Идём за мной [2] ...

Гелран сидел неподвижно, впитывая слова и музыку. Думал, сузив глаза. А когда песня отзвучала – резко встал, отбросив табурет.

– Спасибо, менестрель, – негромко сказал он. – Держи.

В руки музыканта полетел кошелек – теперь полный.

– Не жалко золота, воитель? – менестрель ловко поймал награду.

– Если мы победим, добуду ещё, – усмехнулся Гелран. – Погибну – оно мне ни к чему.

Распахнув дверь, он обвел взглядом своих солдат – близился рассвет и они уже готовились к последней битве. Они почти потеряли веру в победу, как и он сам. Только вот после песни внутри снова запылала знакомая неукротимая искра, желание жить и сражаться. Теперь надо лишь найти нужные слова, чтобы передать эту жажду остальным.

Ну, благослови, Эрдин…

– Воины!..

Впоследствии никто так и не сумел вспомнить, какими же словами Гелран воспламенил дух своих воинов; ясно одно – они ударили внезапно и смертоносно, уничтожив командиров армии короля. Сам Танолай пал от меча командира, а его чародеев одолел верный Гелрану Сагэти.

И, заставив бежать в страхе армию короля, Гелран поспешно двинулся дальше…

(«История Ан-Триа», том первый, глава шестая)

Каменная фигура бога войны была втрое выше самого Гелрана, и ему пришлось поднять голову, чтобы посмотреть Эрдину в лицо. Странное чувство… он все-таки это сделал.

Он, Гелран-бастард, стоит в одном из главных храмов столицы. Его столицы!

Всего пару часов назад на голову Гелрана опустилась корона; прежняя династия погибла, и теперь на троне лежит его боевая перчатка. А сам он – смотрит на Эрдина-Воителя, даровавшего ему такую победу.

– Благодарю тебя, Эрдин, – проговорил Гелран. – Словно ты дал мне в руки свой клинок…

– Это было не так уж трудно, – послышался из-за спины спокойный насмешливый голос.

Гелран резко обернулся, бросая ладонь на рукоять прислоненного к алтарю фламберга, и застыл от удивления.

Менестрель. Тот самый.

Или… не менестрель?..

Гелран перевел взгляд на могучую каменную фигуру над собой. Потом – на улыбающегося гостя. Ещё раз.

– Но почему…

– Почему меня так представляют? – усмехнулся Эрдин. – Людям свойственно считать, что Война – это могучий боец с мечом в руках.

– А разве не так?

Эрдин расхохотался.

– Нет, конечно. Сталь – оружие смертных, Гелран-король. А вот это, – он приподнял лютню, небрежно удерживаемую за гриф, – оружие богов.

– Что?

– Подумай сам, Гелран. Моя песня начала твою войну. Моя песня помогла тебе переломить положение в свою пользу. Пара песен добьется того, на что не способен даже лучший на свете меч.

Король очень медленно кивнул.

– Понимаю… и благодарю ещё раз. Но… почему ты пришел ко мне сейчас?

Улыбка исчезла с лица Эрдина.

– А потому что я читаю в твоем сердце то, что мне не нравится, Гелран. Ты победил. Ты сел на трон. И теперь ты не собираешься воевать дальше, да? Достиг всего, что хотел?

– Да, – недоуменно пожал плечами воин. – Мне больше не хочется сражаться; конечно, если нападут, я буду защищаться, но…

– Если ты не будешь сражаться – обязательно нападут и разгромят, – Эрдин выделил слово тоном. – Мне нравятся твои войны, Гелран. Мне хочется увидеть побольше таких войн.

– Но я же решил не воевать…

– Я покровительствую лишь тем, кто воюет, – вновь появившаяся улыбка была острее меча. – Если же кто-то отказывается от боя – я ищу того, кто от моих даров не откажется.

Пару секунд Гелран осмысливал эти слова. Потом выдохнул:

– Хочешь сказать… если я не стану воевать сам, то ты своей песней натравишь на моих людей кого-то другого?

– Да.

– Это бесчестно! – рявкнул король.

– Я есть Война, а не Честь, Гелран. Как и ты. Поэтому мне так и нравятся твои походы…

– Ты!..

Тяжелый фламберг словно сам собой взвился в воздух, описывая дугу.

Эрдин одним движением поменял захват на грифе и небрежно взмахнул лютней навстречу; запястье вспыхнуло болью, и тяжелый меч вылетел из пальцев, зазвенев по каменным плитам.

– Видишь, – вновь улыбнулся бог войны, – мое оружие сильнее. Я сказал все, что хотел, Гелран. Решай теперь сам.

Он неспешно направился к выходу из своего храма, оставив воина бессильно сжимать кулаки.

– Я буду воевать, – прошипел Гелран, темнея лицом. – Буду. Так, чтобы никому из моих потомков воевать не пришлось. Чтобы никому из них не пришлось брать твой клинок…

Эрдин, уже на пороге, рассмеялся вновь.

– Ты так и не понял, Гелран. Я никому не даю свои клинки… да их у меня и нет. Моими клинками становятся. Ты уже стал. А другие… посмотрим.

– Никогда… – выдохнул король.

– Всегда, – бросил Эрдин, и улыбка-меч снова скользнула по лицу.

И здесь я заканчиваю повествование о жизни Гелрана Первого, за свои восемьдесят шесть лет покорившего девять королевств и объединившего их в сердце империи Ан-Триа. В последующих же томах будет повествоваться о достойных его потомках – двадцати одном поколении императоров-воителей, при дворе которого я имею честь состоять…

(«История Ан-Триа», том первый, глава сорок шестая)

21.12.2007 – 22.12.2007

[1] Из песни Йовин «Бастард».

[2] Из песни Тэм Гринхилл «Judico addictum».

Маски императоров

С верхней ступеньки лестница Тысячи Ступеней казалась ещё длиннее, чем на самом деле. Белый камень словно растворялся в ярком свете. Мы же стояли на самом краю площадки, и мне очень хотелось отступить, сделать шаг назад, отойти от сияющей бездны.

Но нет. Я сын принца и внук императора. Сидящие на Крылатом Троне не боятся высоты. Ни в какой династии.

И все-таки я чуть повернул голову, глядя на стоящего рядом деда сквозь прорези алой с серебром маски. Точно такая же, только полностью алая, закрывала его лицо – но в глазах мелькнула успокаивающая улыбка, и мне стало легче.

А затем мы вновь посмотрели вниз – туда, где выстроились чужаки.

Простой народ не может видеть лицо Феникса – и потому вся наша семья носит маски. Точно так же поступали и все предыдущие династии.

Точно так же поступил и Дараллес.

У меня острое зрение, как и у всех Фениксов – и я видел маски его Верных, неподвижно замерших у первых ступеней. Тигр, рысь, коршун, сокол… действительно ли в этом Верном кровь сидевших на Крылатом Троне, или просто совпадение?

На серебристый металл маски самого Дараллеса мне смотреть не хотелось, пусть даже с каждым шагом он становился все ближе. Точно так же не хотелось и называть его так, как почти все другие.

Только Феникс может быть императором. Только рожденный в Палате Огня – как дед, отец, я… И пусть даже от нашей империи осталась одна столица – все равно!

Маска не позволяла показать Дараллесу, кем я его считаю. Закрывает она и лицо деда – но он-то точно своих чувств не покажет, что бы ни случилось.

Я лишь один раз видел на его лице слезы – когда принесли весть о гибели отца. Впрочем… не почудилось ли мне тогда, сквозь собственные слезы?

Алая маска чуть двинулась, и в глазах вновь блеснула короткая улыбка.

– Смотри на него.

Едва слышимый шепот, такой, каким дед отдает приказы, не поворачивая головы. Только вот не подчиниться ему нельзя – и я посмотрел.

Правильно сделал. Потому что неожиданно понял, как это выглядит со стороны.

Неимоверно длинная лестница, залитая солнцем. Наша стража на стенах, которая видит всё, и, вне сомнения, все расскажет. Мы, два Феникса, в пламенных одеждах…

И он, поднимающийся к владыкам, оставив охрану внизу, проходя долгий путь к нам. Как проситель. Как подданный – несмотря на то, что он пришел победителем.

Я не смог сдержать улыбки; сильнее бы ударил только прием в главном зале, во всем великолепии Крылатого Трона. Дараллес бы на это не пошел, но дед его все равно вынудил предстать перед всеми в образе подданного.

Он сделал ещё несколько шагов, неожиданно оказавшись совсем рядом. И я вдруг понял, что положение резко изменилось – мы ведь никогда не видели его вблизи, не знали, какого он роста.

А он оказался выше нас обоих. И, стоя на пару ступенек ниже, был вровень с дедом, стоя с ним лицом к лицу – как равный владыка.

Они смотрели друг на друга – алая маска на серебряную, темные глаза в зеленые… а я сравнивал. И все острее понимал, что Дараллес притягивает внимание других; белый плащ и серебристый доспех не выделяются так, как наши одежды, они кажутся нарочито скромными, будто ему и не требуется ничем себя отличать.

Признак могущества.

Ни слова ещё не прозвучало, а положение уже изменилось.

– Я приветствую Алаора, правителя Фениксов, – наконец произнес Дараллес, и я невольно сжал кулаки. «Правителя Фениксов», значит, никак не Империи… это ведь тоже слышат и запомнят. Да ещё и просто по имени – как равному.

– Я приветствую Дараллеса, правителя меральнитов, – отозвался дед.

Вот ему! Пусть и остается королем своих варваров!

Серебряная маска чуть заметно повернулась ко мне. Я встретился глазами с Дараллесом, ощутил на себе спокойный, невероятно уверенный взгляд. Это в самом сердце царства Фениксов-то! Ну вот что ему служит такой опорой?

Хотя, конечно, понятно – армия. И то, что мы проиграли.

Дараллес вновь взглянул на деда.

– Не буду играть словами, Алаор – у вас нет выхода. Если вы капитулируете, и Фонлин войдет в мою империю – то вы и ваша семья останетесь живы. Если вы откажетесь… что ж, тогда я возьму Фонлин сам. И в этом случае ничего не обещаю.

– Если вы возьмете город сами, то я буду защищаться, – спокойно возразил дед. Поднял тонкую сухую кисть в огненно-алой перчатке. – И мой Огонь ещё никуда не пропал.

– Я переживу, – мягко отозвался Дараллес.

Они говорили легко и свободно – как старые друзья, обсуждающие последние новости. И я гордился дедом, который даже в таком положении не показывает слабости врагу.

Но и Дараллес не показывал злорадства: в его голосе звучало искреннее сожаление. Уж я в этом разбираюсь. Любой, кто постоянно видит маски, научится судить по голосу.

– Пока стоит Фонлин – стоят и Фениксы, не так ли? – чуть склонил голову он. – Ваша вечная точка опоры. Алаор, если мне придется, то я эту опору действительно выбью. Ваш город мне нужен, но не обязателен.

– Вы не собираетесь занять Крылатый Трон? – в голосе деда мелькнуло удивление; я был удивлен не меньше.

Серебристая маска отрицательно качнулась.

– Этот трон не смогли удержать семь династий. Я предпочту престол с другой историей.

Огненное одеяние чуть всколыхнулось: я знал, что дед сейчас улыбается.

– Что ж, – слова размеренно падали из-под алой маски, – у меня действительно нет выбора.

Он не стал прибавлять «ради города» или «ради семьи». Нет нужды; не могу не признать, что такие люди как Дараллес и сами отлично понимают чужие мотивы.

– Очень хорошо, – из-за серебристого металла не донеслось никакого ликования, лишь спокойное удовлетворение. – Обсудим детали?

– Разумеется. Только, для начала… думаю, это вам пригодится.

Я даже не понял, где, в каких складках дед прятал кинжал. Он словно возник в пальцах императора, выделяясь непроглядной чернотой на огненном фоне; небрежным, нарочито изящным движением дед протянул его Дараллесу.

А я застыл неподвижно – зная, что это за оружие. Санцин, кинжал, пробивающий любые доспехи, и убивающий моментально; клинок невероятно редкий и дорогой, даже у нас всего два таких. И я никогда их не касался, лишь видел издали.

Захоти дед ударить – Дараллес бы не увернулся. Я-то знаю, как он умеет бить. Император казался хрупким, но командир стражи своего владыку одолевал лишь в трех схватках из десяти.

«Почему? Почему ты не ударил?»

Я чуть было не крикнул это вслух, но мысль оказалась быстрее: если дед чего-то не сделал – то так надо. Он никогда не поступает необдуманно.

Дараллес замер, глядя на кинжал, протянутый ему навстречу. Потом медленно сомкнул пальцы на рукояти.

Принимая оружие из рук Алаора-Феникса. Клинок, отданный добровольно, по прихоти императора, никак не завоеванный.

И это видели все.

Дараллес повертел санцин в руках; я вновь сжал кулаки, видя, как оружие, достойное лишь императоров, крутится в пальцах этого… этого…

А затем он чуть сдвинулся, оказавшись передо мной.

– Думаю, это пригодится не мне.

И столь же изящным жестом, что и дед, протянул кинжал мне.

Я даже не задумывался о том, что делать. Вскинул руку, хватаясь за рукоять, возвращая бесценное оружие к Фениксам… и лишь сделав это, сообразил – как все выглядело со стороны.

Феникс принимает клинок из рук захватчика. Добровольно отданный, словно младшему родичу.

Или подданному.

Наверное, у меня лицо сравнялось цветом с маской; я замер, не зная, как поступить теперь. Казалось, на меня сейчас смотрят все – дед, Дараллес, наша стража, его Верные.

Ударить? Есть шанс, он стоит очень близко, бить я умею. Он не увернется! Наверняка ведь сейчас улыбается под маской. Так эта улыбочка с его лица слетит, когда я ему санцин в грудь всажу!

А потом с неожиданной остротой ударила мысль – а толку?

Мы оба переживем Дараллеса ненадолго, даже если дед зальет всю лестницу Огнем: Верные надежно защищены от самых разных сил, и я даже не сомневаюсь, что они кинутся мстить за господина.

А потом армия возьмет Фонлин; и теперь уже не будет Алаора, способного смягчить условия.

Стоит ли это смерти Дараллеса и конца расширению его владений?

Нет.

Наверное, дед это тоже понял. И если он решил сложить оружие… мне не стоит возражать.

Очень медленно я засунул санцин за пояс; черный клинок прошелестел по огненному шелку. И поднял голову, глядя в прорези серебристой маски.

– Вот так, – очень тихо произнес Дараллес; слышали эти слова только мы. – Время седьмой династии прошло, юный Феникс.

– Феникс всегда возрождается, – ответил я словами, написанными над Крылатым Троном.

– Да, это так, – медленно кивнул он. – Но дракон просто не умирает.

И глядя ему в глаза, я понял – мой удар изменил бы ещё меньше. Он обычного роста и сложения для своего народа; доспех и плащ скрывают отличия, а маска – черты лица. Точно так же – и с Верными.

Никто не знает их лиц. Никто не видит лица владыки.

И они рядом с ним во время любых обсуждений и принятия решений. Не по той ли же причине, по которой на всех советах рядом с дедом были отец и я? Учиться править, чтобы быть способными занять трон?

Ударь я – и доспех с плащом наденет кто-то другой, и объявит, что выжил, хоть и был на грани смерти. И будет править дальше – несокрушимый, неуязвимый, бессмертный Дараллес…

А не было ли уже такого? Тот ли это Дараллес, о котором в Фонлине впервые услышали незадолго до моего рождения?

Какая разница…

Он назвал Фонлин нашей точкой опоры; своей же он сделал имя и дело.

И они стали прочнее белого камня столицы.

– Знаете, – задумчиво произнес Дараллес, поворачивая голову к деду, – вы могли бы стать одним из моих Верных.

– Вряд ли, – покачал головой он. – Я всегда буду помнить, что сидел на троне, и не один я это запомню. Если я дам клятву, а потом не устою перед искушением… Я согласен быть последним из императоров-Фениксов, но никак не первым Фениксом-предателем.

– Разумно, – кивнул Дараллес. – Пойдемте, обсудим детали капитуляции. Вместе.

– Конечно.

Мы двинулись во дворец втроем; думаю, все смотревшие поняли – война окончена, и сражений больше не будет. Впрочем, не знаю, о чем думали другие; я переводил взгляд с алой маски на серебряную, и все яснее понимал одну простую вещь.

Все-таки они оба – правители. Заслуживают этого имени.

Я сын принца и внук императора.

Я могу оценить.

22.03.2009 – 23.03.2009

Традиция зависимости

Ветер бросил в окно снежинки, рисуя тонкий и мимолетный узор. Точно такой же оставляют на стекле, высыхая, алхимические составы. И узор выходит столь же разным, сколь и зелья.

Эммор отвел взгляд от окна, вновь взглянув в лицо хозяину комнаты. Словно по контрасту с холодом за окном, здесь было жарко – Лирам Сооран любил тепло.

В светлых глазах Соорана сейчас читалась лишь брезгливость. Ещё бы; Эммор и сам прекрасно понимал, как выглядит со стороны. Потрепанный костюм, забрызганный грязью плащ, потемневшие от работы с реактивами и покрытые ожогами руки. Неказисто. Но обычно так и выглядят алхимики.

Поднялась и вновь опала волна неприязни; Сооран даже и плащ снять не предложил, как и не предложил сесть. Чистота своих кресел ему была дороже правил вежливости.

Конечно же. Один из самых влиятельных торговцев города может себе такое позволить. Особенно с теми, кто пришел как проситель, и уже получил отказ.

– Никаких уступок, – твердо заявил Сооран. – Цены устанавливаю я, и они останутся прежними. Снижать их невыгодно, должны понимать.

– Тогда немало алхимиков просто разорятся! – веско звучавший в уме аргумент вышел жалким. И не подействовал.

– Если они не могут оплатить потребности своей профессии, – пожал плечами Сооран, – то это их проблемы.

Эммору очень хотелось выплеснуть гнев, ударить, разорвать, но надо было держать себя в руках. Тому, кто говорит от имени других, нельзя поддаваться чувствам, чтобы ещё больше не ухудшить положение.

Да и не вышло бы напасть. Алхимики редко умеют сражаться, и Эммор исключением не был.

– Вообще-то, это даже можно счесть традицией, – философски произнес Сооран.

Алхимик удивленно взглянул на торговца.

– То есть?

– То, что вы оказываетесь в такой зависимости, –пояснил Сооран. – Алхимия – очень несамостоятельная ветвь магии. Вам нужны ингредиенты, колбы, справочники, место для работы… так что вы зависимы от тех, кто вам все эти пункты из списка может выделить или достать. Равная степень зависимости разве что у артефакторов… но обычно у них и другие умения есть. Да и зарабатывают они откровенно больше.

– Вы хотите сказать, – уточнил Эммор, – что раз нам нужны материалы, то мы всегда будем зависеть от тех, кто их поставляет? Это и есть «традиция»?

– А разве нет? – усмехнулся Сооран. – Разве что кто-то из вас займется самими поставкаами для всех. Но среди магов вообще и алхимиков в частности очень редко встречаются хорошие торговцы. Так что подобные быстро разорятся.

– Вообще-то, мы можем обратиться и к другому поставщику, – заметил Эммор.

– К кому? – поднял бровь торговец. – К Релласу, что ли? Не советую. Мне вытеснить его из дела ничего не стоит; он сможет вам помочь только после моей кончины. А она наступит еще не скоро, я много конкурентов переживу.

Наверное, откровенная злость Эммора все же мелькнула в глазах – Сооран вновь усмехнулся.

– И не надо бросать таких взглядов. У вас маловато денег, чтобы нанимать убийц из Нерленда, а никто другой сквозь мою охрану не пройдет. Среди алхимиков же убийц просто нет. Не та у вас профессия.

– Случается всякое, – нейтрально отозвался Эммор.

– Не в этом случае, – откровенно рассмеялся торговец. – Что ж, этот разговор закончен, тема закрыта. Идите, Эммор. И в следующий раз, когда придете платить за материалы – приходите в чистом плаще.

Алхимик постарался не допустить бешенства во взгляд, когда выходил. Но он чувствовал, что будь у него сейчас колба с ядовитым составом – метнул бы в лицо торговцу, не задумываясь.

– Я, кажется, просил вас почистить одежду, – недовольно заметил Сооран, пересчитывая принесенные деньги. Сесть он, как и в прошлый раз, не предлагал.

– Извините, – ссутулился Эммор. – Просто дорога от моего дома к вам сегодня довольно грязна; там нельзя было не запачкаться.

В комнате было по-прежнему жарко. Потеки грязи на плаще алхимика уже засохли; некоторые, особенно жидкие, просто испарились.

– Ладно, – бросил Сооран. – Так… да, сумма верная. Подойдите на склад и заберите свой груз.

Он вдруг улыбнулся.

– Ну что? Все та же традиция, Эммор.

Алхимик пожал плечами, выходя. И скрыл холодное удовлетворение во взгляде.

У двери зазвенел колокольчик – кто-то настоятельно требовал его впустить.

– Сейчас иду! – крикнул Эммор, аккуратно завинчивая крышку. В работе алхимика небрежности допускать нельзя. Вот так… теперь посмотрим, кто там явился.

На ходу вытирая руки, алхимик поспешил к двери.

За дверью оказались двое в форменных изумрудно-зеленых плащах. Один постарше, сероглазый и темноволосый; второй немного моложе, более светлокожий. Опытный человек в паре с учеником, обычное дело для Изумрудной Сети, магического сыска.

– О, – удивился Эммор. – Чем обязан визиту?

– Кайен Эммор? Мое имя Шоран Киммал, – старший поднял руку, демонстрируя перстень с агатом, символом пятой ступени мастерства. Даже без знака Эммор опознал бы сильного мага по небрежной уверенности в манерах. – Мы хотели бы задать вам несколько вопросов.

– Пожалуйста, входите, – удивленно кивнул алхимик, отступая в сторону. – А что случилось?

– Сегодня ночью умер Лирам Сооран, – сообщил Киммал, воспользовавшись приглашением. – Поэтому мы опрашиваем тех, кто встречался с ним незадолго до его смерти.

– Вот это новость, – озадаченно выдохнул Эммор.

– Не похоже, что вы огорчены, – бросил на алхимика острый взгляд Киммал.

– Ещё бы, – пожал плечами Эммор. – Прошу вас…

Он провел обоих в маленькую гостиную; плащи те оставили в прихожей.

Дальше «изумруды» действовали как привыкли. Сели напротив хозяина; младший выложил на стол Камень Правды – полупрозрачный кристалл, реагирующий на ложь.

Последовали обычные вопросы – имя, профессия, уровень мастерства…

– Так значит, вы не сожалеете о смерти Соорана? – перешел наконец к делу старший «изумруд».

– Любой скажет – у алхимиков с ним были не лучшие отношения, – помрачнел Эммор. – Он поставлял нам материалы, но устанавливал цены как хотел. Вот, видите?

Он обвел рукой вокруг, демонстрируя скудную мебель и обшарпанные стены.

– У остальных то же самое. Большая часть заработков уходит на плату за материалы. Понимаете теперь, почему я не печалюсь о его смерти?

– Могу понять, – согласился Киммал, окинув взглядом комнату. – Но тем не менее, вернемся к разговору. Вы хотели убить его?

– У меня нередко возникало такое желание, – признался Эммор; сердце забилось чаще. Неужели собираются арестовать?

– Вы это сделали?

Главный вопрос.

– Я его и пальцем не касался, – судорожно сглотнул алхимик.

– Вы подсыпали ему какое-нибудь вещёство? – глаза Киммала не отрывались от Камня Правды. Тот, впрочем, цвета не изменял.

– Нет. Он никогда не предлагал мне пить и не позволял подходить близко, так что я и не мог.

– Вы покрывали каким-либо вещёством переданные ему вещи?

– Нет. Я давал ему лишь деньги, и они были совершенно безопасны.

– Вы создавали какой-либо яд для Соорана?

– Ничто, созданное в моей лаборатории, не наносило ему вреда, – твердо ответил Эммор.

Камень Правды по-прежнему оставался чистым. «Изумруд» оторвал от него взгляд и усмехнулся.

– Что ж, похоже, что вы к убийству не имеете никакого отношения. Хотя у вас удивительно развернутые ответы.

– Профессия обязывает, – сумел улыбнуться в ответ Эммор. – Алхимикам неаккуратность и неточность непозволительна.

– Не сомневаюсь, – кивнул Киммал. – Ещё пару вопросов, если позволите…

Уже на улице младший «изумруд» неуверенно заметил:

– Знаете, мастер Киммал, мне все же показалось, что он как-то причастен…

– Камень Правды чист, – заметил Киммал. – Так что улик нет. Кроме того… знаешь ли, этот Сооран получил свое, если честно.

– Но ведь убийц все равно надо ловить?

– Ты можешь сказать, как он мог бы убить торговца? – насмешливо глянул на ученика Киммал.

Тот помотал головой.

– Но может, другие алхимики…

– Другие алхимики нам тут не в помощь, – возразил старший «изумруд». – Похоже, они все относятся к покойному одинаково. Это урок, кстати: отнюдь не всегда дела раскрываются быстро.

А тщательно закрывший за гостями дверь Кайен Эммор смог наконец позволить себе холодную улыбку.

Все-таки очень рискованно ходить по грани лжи. И хорошо, что Камни Правды – не абсолютный инструмент для допроса, они чувствуют лишь откровенное вранье.

А ведь он не врал. Ни яда в питье, ни на монетах. И то, что лишило жизни Соорана, изготовлено Эммором, но не в его лаборатории. Тот же, кто предоставил ему место, на допросе скажет: «я не создавал никакого яда».

Очень помог сам торговец – своей любовью к жарко натопленным комнатам. При такой температуре небольшая порция вещёства, грязью размазанного по плащу быстро испаряется и достигает цели. А краткий срок существования гарантирует, что никто из вошедших после Эммора не пострадает… кроме сидевшего на подходящем расстоянии Соорана.

Пока же яд действовал, можно было успеть добраться до дома и принять противоядие.

Вот так.

Теперь место Соорана займет Реллас, куда более лояльный к алхимикам. Особенно если ему намекнут про обстоятельства смерти конкурента… впрочем, он человек умный, поймет сам.

«Наша зависимость – традиция, да? – усмехнулся про себя Эммор. – Нет уж. Тот, у кого есть оружие, может стать независимым. А знания – оружие не хуже огня и стали.

Надо только уметь их применять».

10.01.2008

Вечная тень

Эйвирну, рыцарю Короны, идея ночной атаки совершенно не нравилась. Это шло полностью вразрез с тем, как он представлял себе правила боя и честь воина.

Но он смирился с планом. Пришлось: предводительница врагов вообще никаих правил не соблюдала, и не собиралась.

Эйвирн не знал ее имени, да и не хотел знать. Ему вполне хватало простых сведений: она могущественная волшебница; в Королевствах ее называют «Деверра», что значит «Темная»; и она – враг. Враг, отринувший все законы настоящей, благородной войны… и потому побеждающий. Постоянно.

Только сознание этого и заставляло рыцаря принять то, что его отряду надо пробираться в захваченный город ночью, укрывшись от чужих глаз маскирующим заклинанием. Ведь если есть шанс покончить с войной, победив Деверру, его придется использовать. Слишком многое поставлено на кон.

Эйвирн был воспитан на легендах и рассказах рыцарей. Ранее он свято верил в истинность и тех, и других; война несколько пошатнула его убеждения – но сейчас они заново укреплялись. В конце концов, разве не описаны в легендах именно такие случаи – атака на врага в его же лагере?

И поражения они потерпеть не могут! Ведь здесь преподобная Амейла – первая среди служительниц Света; здесь сильф Аоллен – удивительное волшебное существо; здесь маг-наемник, уже доказавший, что обладает огромной силой. И, разумеется, он сам – владеющий мечом, зачарованным лучшими магами Королевства. Это оружие способно убить Деверру, какую бы силу она не пустила в ход.

Правда, магу Эйвирн не совсем доверял. Он даже не знал его имени, звал просто Магистром. Тот сражался с Темной из-за денег и каких-то туманных и давних обязательств; Деверре, в свою очередь, служили многие чародеи… что ж, если он окажется неверен – то сталь меча справится с любым колдуном.

Отряду очень помогало то, что Эйвирн прекрасно знал город. До его падения он здесь не раз бывал, исполняя долг перед Короной. И Деверра надменно расположилась во дворце градоправителя, где рыцарь некогда был частым гостем.

По коридорам они проскользнули незамеченными; тогда Эйвирн окончательно уверился в том, что им благоволят высшие силы. А заодно с ноткой презрения подумал о том, что у врагов даже стражи приличной не нашлось. Ещё одно доказательство, что побеждать они умеют только подло.

А вот и дверь главного зала. Эйвирн ещё раз прокрутил в голове весь план действий – Аоллен выбивает дверь, преподобная ослепляет вспышкой света всех внутри, а он, под прикрытием чар мага, оказывается рядом с сидящей на троне Деверрой и пронзает ее мечом… Да, все верно. Тактика идеальная – и в отличие от всего остального, правильная. Внезапный удар, прямая схватка.

– Давайте, – прошептал Эйвирн, извлекая меч из ножен.

Ветер, рванувшийся с ладоней Аоллена, ударил в створки, распахивая дверь – и с тонких пальцев Амейлы ударила ярчайшая вспышка; рыцарь предусмотрительно опустил глаза к полу.

А как только свет погас – ринулся в зал, точно зная, где находится трон.

Эйвирн не зря считался одним из лучших бойцов Короны. Лишь несколько вздохов ему потребовалось, чтобы преодолеть расстояние, взлететь по ступеням, одновременно поднимая меч. Сияющий клинок вспорол воздух, вошел глубоко в спинку трона, пронзив его насквозь…

…только в спинку. Деверры там не оказалось.

«Почему? – изумился Эйвирн. – Почему она не восседает… как во всех книгах…»

Закончить мысль рыцарь не успел.

Тело застыло, воздух затвердел незримыми цепями, сдавив рыцаря. Эйвирна дернуло назад; пальцы бессильно соскользнули с рукояти застрявшего меча.

Воспарив над землей, рыцарь не по своей воле перелетел к дверям. Там замер с поднятыми руками Аоллен, рядом приложила руку к сердцу Амейла. По лицам обоих катился пот, но ни сильф, ни служительница Света не могли разрушить колдовские оковы.

Только теперь Эйвирн увидел ее.

Деверра ничуть не походила на тот образ, который себе рисовали все. На вид – нет еще и тридцати, немного выше среднего роста, сероглазая, с темно-русыми волосами; никаких черных мантий или посохов. Вместо них – простой и удобный костюм, пусть и из дорогих тканей. Такие материи Эйвирн повидал при дворе.

Рядом с ней замерла более знакомая рыцарю фигура – невысокая девушка с черными крыльями, отливающими металлом. Гемма, телохранительница и верная последовательница Деверры. Ее вестница, не раз парившая над полями битвы.

– Хороший удар, – голос у Темной тоже оказался совершенно обычный, высокий и звонкий. – Только вы, похоже, решили, что я никогда не схожу с этого трона? Забавно. Признаться, он не слишком-то удобен, я дольше пары часов на нем и не просижу.

«Проиграли! – с отчаянием подумал Эйвирн. – Проиграли… потому что она снова устроила подлую ловушку! Мы все обездвижены… и нет смысла даже вызывать ее на поединок – она ведь будет убивать чарами… а где маг? Неужели сбежал?»

Деверра прошла к трону, коснулась кончиками пальцев рукояти меча. С уважением покачала головой.

– Отличное зачарование. Работа Мелента Серебряного, Альхеля Огненного и Фейрона Ледяного Глаза, так? Не думала, что они будут работать вместе… Хорошая попытка, рыцарь Эйвирн. Только вот вам меня не убить – слишком предсказуемо действуете…

Она вдруг замолчала. И Эйвирн увидел, как в глазах Деверры, Темной, смешиваются противоречивые чувства. Страх. Удивление. Радость?

А потом мимо рыцаря прошел Магистр, совершенно спокойно направился на середину зала. Деверра же отпустила меч и спустилась ему навстречу.

Гемма развернула крылья и шагнула за госпожой.

– Стой! – резко бросила та.

– Но…

– Стой на месте, говорю! Он тебя одним взглядом в прах развеет!

«Они что, знакомы?!»

Двое остановились в паре десятков шагов друг от друга – высокий темноволосый мужчина и стройная молодая женщина.

И дальнейшего разговора не слышал никто, даже чувствительный Аоллен. Мастера-маги отлично умеют закрываться от чтения мыслей.

– Здравствуй, учитель. Неужели это действительно ты?

– Здравствуй, Элин. Да, это я. Изменился?

– Не очень… Ты знал, что Деверрой прозвали меня?

– Да. Точнее, знаю уже две недели – с осмотра разрушенного Рейхарна.

– А-а… «Знак Разрушения», сплетенный с огнем и холодом…

– Верно. Я только тебя учил этой технике.

Краткое молчание.

– Зачем ты здесь?

– Сражаться.

– Со мной?

– Да.

– Но почему? Почему ты встал на их сторону? Хотя… догадываюсь. Сейчас ты скажешь, что я опозорила Гильдию, что использовала Силу во зло, что ты пришел остановить чудовище… Говори же, я уже слышала! Скажешь, что ты меня не такому учил?

– Не скажу. Гильдии плевать на любые войны; а я учил тебя всегда делать свой выбор. Ты его сделала – и очень неплохо воюешь.

– Правда?

Короткая улыбка.

– Элин, я учил тебя – и ты давно вольна делать, что хочешь. Я счел бы преступлением только одно – забросить свой талант. А ты сделала совсем обратное… вижу, ты увеличила свою Силу.

– Так ты… ты не считаешь…

– Нет.

– Но почему тогда ты – с ними?

– Я дал обещание Королевствам, что они всегда смогут нанять меня, если я не буду связан контрактом; и что я всегда буду сражаться на их стороне против врага.

– Обещание? Но не ты ли говорил о важности ученика?

– Этот договор старше твоего ученичества, Элин. Он, собственно говоря, старше тебя самой.

Наступило молчание – а для остальных оно просто продолжилось.

Двое по-прежнему стояли неподвижно.

– Откажись, учитель! Откажись – и помоги мне!

– Ты знаешь мои обещания, Элин.

Она знала. Сама никогда не нарушала слова, именно потому что так поступал ее наставник.

– Что было, то прошло, – четко произнесла Элин – уже вслух. – От любой связи осталась только тень… только невесомая тень…

– Может и так, – последовал ответ.

– Прости, учитель. Но я буду драться всерьез.

Деверра встряхнула кистями, разминая пальцы.

– Прости, Элин. Я уж точно не буду поддаваться.

Сапоги Эйвирна стукнулись о пол, он обрел свободу движений. Рыцарь схватился за короткий меч, но Амейла остановила его властным жестом. Она прекрасно понимала – им не место в схватке магов.

Аоллен тоже остался на месте, и только поднял руки, сплетая вокруг товарищей воздушный щит. На другом конце зала застыла Гемма, сжимая рукоять меча.

Какой-то миг оба мага смотрели друг на друга, не отводя взгляда. Наблюдатели даже не уловили, когда бой начался.

Просто воздух вокруг Магистра задрожал, каменные плиты пошли трещинами и выгнулись с оглушительным скрежетом. Маг даже бровью не повел, и лишь поднял руку.

Деверра молниеносно дернула кистью, и мрамор стены взорвался тысячами осколков; крошка застучала по щиту Аоллена. Продолжая движение, чародейка крутнула пальцами перед собой, и потолок испещрили множество отверстий.

Белая молния ударила с потолка прямо в Магистра, наткнулась на выставленную ладонь, разлетелась искрами – но из разряда выплеснулась полупрозрачная зеленая игла.

Впервые маг сместился, извернулся, пропуская снаряд мимо себя. Тот беззвучно прошил каменный пол.

– Отличная связка, Элин. Сама придумала?

– А как же… и не только ее…

Пространство вокруг Деверры снова пошло рябью, исказилось, скручиваясь у фигуры чародейки. Та резко развела руки, стиснула зубы, и через миг пропала, возникнув в паре шагов от прежнего места; там же завертелся вихрь изломанного воздуха.

Три непроглядно-черных окна распороли мир по разные стороны от Магистра, и из них одновременно ударили пульсирующие лучи. Маг снова двинулся, мгновенно рассчитывая каждый шаг, оказываясь совсем рядом с лучом, но не на его пути.

Деверра сузила глаза; лучи стремительно заметались, стараясь скреститься на противнике. Вот, получилось… и Магистр резко соединил ладони.

Лучи изменили направление, преломляясь у самого тела мага, устремляясь к Деверре. Она тут же отпрыгнула, взмахом руки погасила окна. За спиной чародейки осыпался пеплом трон, звякнул о пол оплавленный зачарованный меч.

Прошипев короткое проклятие, Деверра переплела пальцы; ее фигура подернулась легкой дымкой, моментально растворилась в воздухе. Магистр настороженно замер, поворачивая голову из стороны в сторону.

– Сзади!

Выкрики Эйверна, Аоллена и Амейлы слились в один. И впрямь – Деверра возникла прямо за спиной Магистра, замахнулась мерцающим чернотой кинжалом.

Маг даже не обернулся. Он молниеносно выбросил руку в сторону, посылая полупрозрачную волну силы.

Деверра возникла из взвывшего воздуха – воспарила над ударом противника, сместилась вправо, застыла у потолка. Ее двойник распался искрами, так и не нанеся удар.

– Ты не попался.

– Еще бы. Я знал, что ты помнишь, как я защищен от ударов в спину. Атака слева, не забыла, как я восстанавливался после Сеноя?

– Конечно!

– Молодец.

Деверра плавно, почти нарочито медленно опустилась на пол – и ударила, как только ноги коснулись камня. Сотни отточенных серых игл устремились к Магистру; тот исчез, возник в десятке шагов слева, но иглы стремительно поменяли курс.

Маг завращал обеими руками: магические снаряды завязли в воздушных потоках, силились пробиться сквозь них. На лбу Деверры выступил пот, такие же капли покатились по вискам Магистра.

Эйвирн дернулся вперед, но заколебался. Деверра полностью увлечена безмолвным поединком, до нее можно дотянуться… однако это поединок. Открытый бой. Ударить в такой момент будет подло.

Амейла коснулась его плеча, кивнула на другую сторону зала. Гемма стояла там, обнажив меч, держа его наготове, глядя на отряд Короны. Да, если бы Эйвирн и кинулся – его бы перехватили.

Воздушные вихри мало-помалу стирали колдовские иглы. Деверра резко встряхнула кистями, развеивая остатки заклятия; Магистр тоже опустил руки.

Они на какое-то время замерли. Деверра снова стояла на ступенях у испепеленного трона. Магистр смотрел на нее снизу вверх.

– Ты думаешь, что война кончится, если я проиграю, учитель? Позволь тебя разочаровать – я нашла очень хороших генералов, и отдала им приказы. Что бы со мной не случилось – они все доведут до конца.

– Разумный ход, Элин. Спасибо что сказала – значит, после тебя я займусь твоими генералами лично.

– Что?

Глаза чародейки вспыхнули; ее руки молниеносно взлетели вверх, окутавшись слепящим алым пламенем. Шквал огня ударил в Магистра, и даже через весь зал Эйвирн ощутил чудовищный жар.

Маг даже не дрогнул. На пути пламени замерцал огромный кристалл, сотканный из потоков силы; чужая энергия ударила в него, закрутилась, вливаясь и постепенно наполняя.

Сперва Эйвирн не понял, что происходит: Деверра не ослабляла натиск, Магистр не менял тактику. Но рядом резко выдохнул Аоллен.

– Великий Воздух! Она не может остановиться!

И теперь рыцарь понял.

Приняв в себя пламенный удар, кристалл впитал в себя атаку, и продолжил тянуть силу из чародейки, выпивая ее до дна. Деверра пыталась сопротивляться, но заклинание Магистра оказалось сильнее.

Сообразив, что может произойти, Эйвирн рванулся вперед, проскочив сквозь щит Аоллена. Вовремя: Гемма тоже поняла, что происходит. Крылья швырнули ее через зал, но рыцарь оказался быстрее. Подскочил к Магистру, подставил короткий меч под падающий сверху удар, отбил в сторону.

Гемма отскочила, занесла клинок, на миг замерла. Да, ее оружие длиннее, но Эйвирн крепче и облачен в доспехи, а она сама не защищена. И Аоллен с Амейлой тоже подались вперед, готовясь помочь.

Секунда колебаний оказалась решающей. Эйвирн увидел, как расширились глаза Геммы, и в тот же миг осознал, что больше не чувствует жара.

Пламя погасло. Кристалл рассыпался, оставив лишь ярко пылающий шар в руке Магистра; тот небрежным жестом запустил его в потолок. Магический снаряд проплавил камень и ушел вверх.

Деверра же бессильно рухнула на ступени. Магистр двинулся к ней, и на его ладони зажегся сияющий белый овал.

– Стой!

Гемма сорвалась с места, и на сей раз Эйвирн не успел до нее дотянуться. Но и не понадобилось: Магистр отмахнулся, и крылатая отлетела, врезавшись в стену. Сползла по ней, обмякнув.

Маг даже не посмотрел в ее сторону, лишь подошел вплотную, глядя на бывшую ученицу сверху вниз. Белый свет холодно мерцал в его пальцах.

– Ты сказал, что убьешь генералов – чтобы я разъярилась и била как можно мощнее. Только в этом случае твой «Ветер Изумруда» сработал бы на полную.

– Да.

– Ты знаешь меня лучше, чем я сама, учитель.

– Да.

– И теперь… ты убьешь меня? Да?

Ослепляющая белая вспышка на миг превратила сумрак зала в яркий полдень. А когда все проморгались и снова обрели зрение – Деверры уже не было. Лишь легкий пепел оседал на ступени, смешиваясь с остатками трона.

– Все, – сухо проговорил Магистр.

Королевский двор был недоволен: тело Деверры планировалось выставить в столице. Магистр вежливый упрек проигнорировал, и отбыл с положенными деньгами.

Гемма тоже исчезла – говорили, что победитель забрал ее для опытов. Эйвирну это не понравилось – но вновь пришлось смолчать.

Главное – победа! Теперь можно было и добивать деморализованную армию Деверры. Пусть у нее остались хорошие командующие, но нет их повелительницы, и войска Короны уже нашли слабые места в тактике врага.

Теперь начиналась честная война.

Комнату наполняло радужное сияние; многоцветные потоки казались совершенно нематериальными, но уверенно держали в воздухе тело стройной русоволосой женщины.

Стоявший в центре Магистр неспешно касался то одного, то другого потока, менявшего цвет под его пальцами.

– Как вы это вообще сделали? – не выдержала Гемма; после пробуждения она уже четвертый час наблюдала эту картину.

– Телепортация, – отозвался маг, не отвлекаясь. – И замена на заготовленный пепел. Чтобы понять происшедшее, надо быть сильнее и искуснее меня.

– Но почему? Почему вы не убили ни ее, ни меня? По-настоящему?

– Элин – моя ученица. Я никогда не причиню ей вреда. А ты верна ей, и, как вижу, даже чему-то обучаешься.

– А… почему вы убивали остальных наших?

– Они у меня не учились.

– Не понимаю…

– Если бы мои поступки понимали сразу, я бы не стал мастером магии.

С этим Гемме пришлось согласиться. Она и свою наставницу не всегда понимала.

– И что вы теперь будете делать?

– Пробужу ее, – пожал плечами Магистр. – И отпущу вас обеих. Война окончена, так что советую идти в западные королевства.

– Почему туда?

– Там у меня нет никаких обязательств.

Молчание продолжалось ещё пару минут, потом Гемма выдохнула:

– Но она закончила обучение!

– И что?

– Она… она ведь сама сказала – от всего что было, осталась только тень!

Маг отвлекся от работы и внимательно взглянул на Гемму.

– Может и так. Но, в отличие от большинства «нерушимых обетов» и «священных уз», эта тень – вечная. Запомни. Пригодится.

И вновь принялся легкими, осторожными касаниями выводить из сна свою ученицу.

02.09.2006

Скрипки Архипелага

Прозвучали последние всплески нежной мелодии, и скрипка замолкла. Илькар помедлил несколько секунд, присматриваясь к расстилавшемуся перед ним морю.

Нет.

Все те же волны, все тот же поднадоевший плеск. Ничто не изменилось. Но почему? Почему ему не дается эта проклятая методика волшебства, когда местные творят музыкальные чары без малейшего напряжения…

Усилием воли Илькар подавил раздражёние. Он никогда не завидовал тем, кто превосходил его в силе или искусстве, считая, что если ты кому-то уступаешь – то это твой собственный просчет.

Но вот чего маг терпеть не мог – так непонятного и необъясненного. В Двенадцати Шпилях причины неудач были ясны: для чего-то не хватало практики, в некоторых заклинаниях он при плетении допускал ошибки, некоторые чары требовали четко определенного времени на каждую часть.

В конце концов он со всем разбирался и достигал успеха. Или по крайней мере выяснял, чего ему недостает для успешного сотворения заклинаний и мирился с этим.

Потому-то Илькар был уверен в своей способности разобраться в любых чарах. Тем неприятнее для него стал год, проведенный на Архипелаге, куда мага привлекла слава необычной школы волшебства.

Он прибыл сюда в уверенности, что сможет ее изучить; конечно, ему было далеко до до способностей повелителя Феароха, за пару дней прозревавшего суть любого волшебства. Но тем не менее!

Маг выбрал музыкальное направление; он всегда любил музыку, и ещё на материке научился хорошо играть. Илькар умел быстро учиться, и ему потребовалось не так уж много времени, чтобы освоиться со здешними музыкальными традициями.

И?

Островитянам хватало краткой мелодии, чтобы воздвигнуть дом, усмирить бурю или сотворить защитный экран. А Илькар, даже повторяя каждую ноту точь-в-точь, не добивался ничего, кроме музыки.

Не было бы так обидно, если б неудача постигла его в других направлениях. Он не претендовал на магию художников – рисовать умел лишь схемы заклинаний. Никак не требовал от себя освоения магии певцов, прекрасно зная посредственность своего голоса. Не старался превратиться в мастера слов. Но играть-то он умел хорошо – маг это знал совершенно точно!

И ничего.

Другой бы уже махнул рукой и уехал обратно, к более традиционным методикам. Но Илькар решил настоять на своем; если уж не суждено ему освоить магию Архипелага, так хотя бы надо точно выяснить, почему.

Впору было решить, что это волшебство свойственно лишь островитянам – подобно тому как анцелари рождались с холодом в крови. Только вот хватает записей, очень точных сведений о том, как на Архипелаг приезжали и обучались. Из самых разных стран, дети самых разных народов.

Илькар аккуратно уложил скрипку и смычок в футляр, закрыл его, тщательно проверив каждый замок, и вздохнул, глядя на спокойное море. Поневоле подумаешь, что его равнодушие не поколебать ничем… На мгновение захотелось ударить собственной магией, изученной в Двенадцати Шпилях – чтобы свитые из воды жгуты на мгновение поднялись до неба. Но Илькар подавил это желание. Глупо сердиться на стихию.

Пригладив темные волосы, он направился по дорожке вниз – где, за двумя поворотами, стоял небольшой дом. Там Илькар жил уже год, с момента приезда.

Подходя к дому, маг услышал тихую мелодию, и замедлил шаг. По манере игры он узнал гостя, ещё не увидев его. Вимминаль, мастер музыкальной магии, скрипач, и в какой-то степени его нынешний наставник.

И это действительно был он, невысокий и хрупкий, с облаком седых волос, пряди которых резко выделялись на смуглой золотистой коже. Скрипач стоял у небольшого озерца, и смычок порхал в его руках, наполняя пространство негромкими волнами музыки.

Сейчас в ней не содержалось магии; Вимминаль часто играл лишь для собственного удовольствия, и удовольствия тех, кто оказывался рядом. Первые несколько месяцев Илькар не мог этого понять.

– На-эри, – приветствовал островитянина маг, подождав, пока музыка смолкнет.

– На-эри, Илькар, – с улыбкой обернулся Вимминаль, сверкнув зелеными глазами. Он перевел взгляд на футляр в руке мага и улыбка погасла: – Опять не выходит?

– Опять, – Илькар опустился на стоявший у входа в дом плетеный стул. Поначалу мебель казалась совершенно ненадежной, но теперь маг уже привык. – Скажи, Вимминаль, что я делаю не так?

Он задавал этот вопрос уже восемьдесят три раза и каждый раз получал такой же ответ – мягкую улыбку.

– Но почему? – на сей раз маг решил не отступать. – Если ты сейчас сыграешь какое-нибудь заклинание – я повторю эту мелодию до последней ноты! Может, не сразу, но запомню и через небольшое время смогу сыграть в точности как ты; сам же говорил, что моя техника исполнения безупречна.

– Это так, – согласился Вимминаль. – И сейчас повторю то же.

– Почему тогда не выходит? Я же знаю, что могу сыграть большинство чар… во-всяком случае, твоих. И в скрипке у меня нет никаких изъянов. И силы у меня хватает; я точно знаю, что мой запас энергии больше, чем у десятка твоих соплеменников. Почему?

Он не надеялся на ответ. И тем неожиданнее прозвучали слова:

– Тебе не хватает веры.

– Что? – удивился Илькар. – Вимминаль, я уверен в своих силах. Поверь, учителя в Двенадцати Шпилях этому уделяют много внимания, а я закончил обучение с отличием. Я совершенно точно знаю свои силы, и у меня нет ни капли неуверенности.

– Я не об этом, – покачал головой островитянин. – Илькар, какой у тебя цвет?

Магу потребовалась пара секунд, чтобы вникнуть в вопрос; в отличие от мебели, с местным терминам освоиться было сложнее. Даже по прошествии года он мешкал, переводя странные символы Архипелага в привычные.

– Палитра, сам же знаешь. Нет ярко выраженных способностей ни к одной сфере.

– А какой все же любимый?

– Изменчивая лазурь, опять-таки знаешь, – ответил Илькар, подавляя раздражёние.

– Что самое сильное ты сможешь сыграть этим цветом здесь? – продолжал Вимминаль.

Маг задумался, перебирая в памяти Водные заклинания и выбирая те, которые не разрушат тут все вокруг.

– «Восход водного дракона», пожалуй. Только озеро маловато, и дракон тоже выйдет небольшим.

– Сделай это, – посоветовал Вимминаль. – А потом вспомни все, что чувствовал.

Илькар вздохнул. Поднявшись со стула, он бережно положил на него футляр со скрипкой и протянул руку к озеру. Схема заклинания сплелась в уме мгновенно; видимые лишь ему линии наполнила легко текущая сила.

Вода в озере взметнулась ввысь, принимая очертания могучего зверя; массивный, сотканный из жидкости дракон, точная копия Панрайда Водного, навис над двумя людьми.

– Удерживать его? – поинтересовался Илькар.

– Не обязательно, – покачал головой Вимминаль, и дракон по воле мага с грохотом осыпался брызгами, вернув озерцо на место. – А теперь вспомни.

– Все было как обычно.

Вимминаль улыбнулся и направился к дороге, бросив через плечо:

– Верно. Как обычно. Вспомни. И ничего не жди.

Илькар остался в одиночестве, пытаясь понять смысл произнесенного. Образ мышления местных жителей до сих пор ставил его в тупик. Вот что бы это все значило?

Он опустился на землю рядом со стулом, пытаясь вспомнить то, что делал, создавая заклинание. Нормальный порядок действий: сосредоточение, восстановление в памяти схемы, наполнение силой, направление вовне себя.

Стоп. Нет. Это – то, что делал. А Вимминаль сказал – «то, что чувствовал».

Что он чувствовал, сплетая чары? Что он вообще чувствует, делая это?

Сначала – искру восторга, впервые вспыхнувшую тогда, когда десятилетний мальчишка, замирая от восхищения, следил за тем, как водные потоки свиваются вокруг узкой ладони мастера Гиллима. И сейчас искра эта лишь разгорается сильнее, когда он сам направляет волшебную силу, придавая форму своему желанию…

А затем – осознание того, что надо сделать, и безоговорочная уверенность в том, что все получится, воспитанная, опять-таки, Гиллимом…

Нет.

Не уверенность.

Вера в то, что все получится.

Неоткуда ещё взяться уверенности в своих силах у ученика, особенно при обучении в Двенадцати Шпилях. А вот вера в себя – это то, что любой наставник просто обязан привить.

Но для чего вера тут? В конце концов, он-то – уже состоявшийся маг… Ещё и совет «ничего не ожидать». Как это можно-то, когда знаешь, что должно получиться в итоге?

Осознание пришло совершенно неожиданно, и Илькар лишь удивился – как не понимал этого раньше?

Магия материка и его родной страны подобна науке с четкими расчетами и формулами. И в этом случае действительно нужна была уверенность, и можно было ожидать просчитанного результата. Как строитель, возводя дом по выверенным чертежам, ожидает, что получится хорошее, крепкое здание.

А здесь, на Архипелаге, они сами называют свое волшебство Искусством. И нужно тут нечто иное…

Он ведь и сам, читая книги, слушая музыку, глядя на картины, удивлялся – как авторам, не применяя волшебства, удается заставить поверить? Поверить в то, что они изображают, какие образы передают?

И магическое обучение тут было ни при чем. Фактически, волшебным тут было лишь наполнение мелодии или красок собственной силой.

Главное – вера в то, что сможешь передать то, что рождается внутри тебя. Слушателям, зрителям, миру… какая разница?

Илькар вскочил на ноги; лишь усилием воли заставляя себя двигаться помедленнее, он расстегнул футляр и извлек скрипку. Прижался щекой к гладкому дереву, прикрыл глаза, поднимая смычок.

Он играл уже знакомую ему мелодию – но сейчас не ожидал от нее магического результата, на котором ранее сосредотачивался. Сейчас маг вообще не думал о результате – он просто играл, погружаясь в мелодию, и радуясь этому.

Илькар не сразу заметил, что сейчас музыка звучит чуть по-другому – не так, как играл Вимминаль. А когда заметил, то не стал исправлять; ему самому так было лучше. И теперь мелодия казалась родной, своей – несмотря на то, что написана была ещё до его рождения.

Он играл, просто наслаждаясь музыкой, и все ярче разгоралась искра восторга – от того, что он может так вызывать к жизни нежную, мягкую мелодию.

Что-то холодное и мокрое коснулось лба; Илькар открыл глаза и увидел – как вокруг него танцуют водяные струи, сплетаясь и расходясь в такт мелодии, которую пела скрипка на его плече.

И маг счастливо рассмеялся, продолжая играть.

27.12.2008

Дело о стреле

Белую стрелу уже вынули из тела и передали для изучения; впрочем, хмуро рассматривавший погибшего Теммер Велль вполне мог представить, как все выглядело.

Мастер-артефактор Домир Скон утром пришел к себе в кабинет, открыл окно, сел за стол и начал работать. Почти сразу стрела, легко прошедшая сквозь сплетенные вокруг дома защитными амулетами чары, ударила ему в голову и мгновенно убила.

И как расследовать? Направление, откуда стреляли, вычислить легко. Только не поможет: магически усиленные луки могут послать снаряд на огромное расстояние. Местность открытая, ничего не мешает. Убийство случилось ранним утром, никого вокруг не было.

Отступать старший следователь Изумрудной Сети не собирался. Но даже ветерану магического сыска нужна зацепка.

– Что за стрела? – спросил Велль.

– Очень качественная работа, – отозвался Сольен Тималь, помощник следователя. – Что интересно – сама стрела работы Скона; поэтому и пробила щиты.

– То есть?

– Амулеты делал тоже Скон; убийца усилил подобие, и добавил чары резонанса, как сказали специалисты. В общем, щиты пропустили стрелу, приняв за часть себя.

– Хитро, – покачал головой Велль. – А чары поиска цели были?

– Нет. В любом случае, их-то бы щиты точно сорвали.

– Значит, это стрелок хороший… – рассудил Велль. – Круг сужается.

Профессиональная репутация у Скона была отличной; личная – совершенно наоборот. Ходило немало слухов, что он портил чужую работу или даже заставлял артефакты взрываться в руках у конкурентов; но доказательств не было. А вот вытеснял из дела соперников он не раз, но это было обычно для любой торговли.

Конечно, недоброжелателей хватало. Но требовался человек, способный достать стрелу, нанести зачарование и послать в цель.

Первым делом Велль подумал именно о конкурентах и немедля отдал приказ собрать о них все сведения.

К вечеру «изумруд» доклады изучил самым скрупулезным образом. Как оказалось, ныне обитающих неподалеку конкурентов было пятеро. Но надежда, что убийца найдется быстро, растаяла почти сразу.

Для начала, осторожный Скон особо следил, чтобы его изделия не попадали в руки бывшим соперникам. А попытка изучить мотивы и возможности каждого наткнулась на не меньшие сложности.

Скимм Дельфар. Его дело Скон серьёзно подорвал, хотя некоторые связи Дельфар сохранил, и теоретически, стрелу достать мог. Но весь день убийства он находился в столице, и его там постоянно видели. Вернулся только поздним вечером.

Келло Сатей. Тоже потерял почти все из-за Скона; но и у него алиби. Подозревать можно потому, что он – мастер защитных амулетов, и вполне мог соорудить заклятие для резонанса. Но вот беда – с боевыми чарами никогда не работал, и по авторитетному мнению, просто не смог бы нанести нужное плетение на стрелу. И тоже алиби – в городе, на свадьбе у приятеля. Три десятка свидетелей.

Ромар Клаам. Вот этот как раз знал толк в боевых чарах, но у него сейчас не было ни средств, ни материалов. Да и настолько тонкие заклинания ему были не по силам, ранее он работал с другим опытным магом. И – тоже алиби.

– А они не могли объединиться? – предположил Тималь, читавший вместе с шефом.

– Вряд ли, – поморщился Велль. – Мастера-артефакторы – народ скрытный, недоверчивый; я точно знаю, что никто из них своих разработок собрату по ремеслу даже не покажет. И точно не позволит с ними что-то делать. Некроманты охотнее сотрудничают.

– Да… а оставшиеся два?

– Их, похоже, можно вообще вычеркивать. Декам Сэймок и Клеман Мираль пострадали при взрывах своих артефактов. Первый лишился зрения, другому оторвало одну руку, и полупарализовало вторую. Магическая травма, протез или регенерация невозможны. Они физически не могли этого сделать, пусть даже Сэймок и был раньше неплохим стрелком.

– А нанять кого-то?

Велль насмешливо покосился на помощника, и тот смутился. Верно. Наемные убийцы во вражду магов не совались и твердо об этом заявляли. Разве что теневики Нерленда – но они убивали иначе.

– Тогда… Слепые ведь хорошо слышат, да? А Сэймок не мог на звук стрелу пустить?

– Убийца находился за пределами защитной зоны, и отнюдь не у ее границы – иначе бы стрела не набрала скорость, и щиты бы ее распознали, – вздохнул Велль. – Это половина лиги по самым скромным подсчетам. Никакой слепой на таком расстоянии ни демона не услышит… Ладно, составляй вызовы, все равно придется допросить их всех.

Допрос привел Велля ещё в более мрачное расположение духа. Все было одинаково – артефакторы с естественной радостью узнавали о кончине Скона, заверяли в своей непричастности к убийству (в том числе и ответом на прямой вопрос «Убили ли вы Домира Скона?»), и уходили. Камень Правды, лежавший на столе, ни разу не засветился.

У Тималя тоже осталось мрачное впечатление; особенно от Мираля. Младший следователь отводил взгляд от обрубка правой руки и скрюченных пальцев левой; когда они прощались, Тималь не выдержал и спросил:

– Как же вы… после такого…

– Я уже не могу работать, но живу, – бледно улыбнулся Мираль. – Есть служанка; считайте, все действия делим на двоих.

Тималь опустил глаза.

– Полный ноль, – заключил Велль после допросов. – Самое дурацкое дело на моей памяти; пять подозреваемых, и обвинять некого.

– А у Скона были только эти конкуренты? – предположил Тималь. – Может, кто другой?

– Я проверил; было ещё три соперника. Один умер, второй уехал в Тинару, где сейчас и живет, а третий сейчас в столице, дела у него идут отменно, и чихать он хотел на Скона.

Велль, как обычно, прохаживался по комнате, сунув руку в карман; в другой позвякивала маленькая пятизвенная цепочка. Ее следователь подобрал много лет назад, и с тех пор всегда, когда думал, перекатывал ее в ладони. Тихий звон позволял сосредоточиться.

– Теневую Стражу бы сюда, – тоскливо заметил он. – Да ведь не станут; это дело безопасности страны не касается.

Тималь в который раз перечитывал протоколы осмотра тела, стрелы и сведения о подозреваемых, пытаясь найти хоть какую-то зацепку. Получалось плохо.

– Шеф, – неожиданно спросил он, поднимая голову от бумаг, – вы говорили, что мастера-артефакторы никогда не станут вместе работать?

– Ну да. Сам их отношения не раз наблюдал.

– А если они уже не мастера?

Велль остановился; цепочка звякнула в ладони.

– В смысле?

– Смотрите, – Тималь говорил медленно, осмысливая пришедшую в голову идею. – Сатей и Клаампотеряли возможность торговать; ранг у них остался, но лицензию на торговлю им в ближайшем будущем не получить. Дельфар сохранил лишь остатки влияния, но его роль могла сводиться к тому, чтобы достать стрелу. А Сэймок и Мираль вообще уже работать не могут, и терять им нечего. Вот при таких условиях – могли они вместе что-то сделать?

Велль поднял глаза к потолку; цепочка зазвенела, перекатываясь по ладони.

– А знаешь… – столь же медленно произнес он, – в этом что-то есть. Да, наверное… стоп. Все равно ерунда получается. У трех алиби, а двое неспособны выстрелить.

– Да, действительно… – взялся за голову Тималь. – Бред выходит.

Оба вновь замолчали, пытаясь нащупать хоть какую-то версию.

– Чую – мы за тех уцепились, – сердито буркнул Велль. – Но в упор не понимаю, как они это могли сделать.

Раздался мягкий приятный звон, оповещающий о наступлении двух часов.

– Схожу пообедаю, – решил Велль. – Ты как?

– Я дома хорошо поел, спасибо. Приятного аппетита, шеф.

Велль кивнул в ответ.

Таверна, где обычно и питались офицеры Сети, находилась всего в квартале от здания ведомства. Уже с десяток лет «изумруды» ратовали за то, чтобы перенести ее поближе, но правление города оставалось глухо.

Велль неспешно шагал на встречу с обедом, поглядывая по сторонам. Потренировать внимательность никогда не мешало, так что все более-менее любопытные детали он машинально заносил в память.

Вот симпатичная девушка вывеску лавки моет. Вот два мага о чем-то горячо спорят. Вот девочке из Школы Искусств наставник помогает…

Стоп.

Велль резко остановился, вонзив взгляд в последнюю сцену. Старший художник стоял позади ученицы; сейчас он чуть наклонился, взял ее руку и направил кисть верным мазком, подправляя неверное движение.

Рука «изумруда» сама собой полезла в карман; вытащенная цепочка прямо-таки заметалась по ладони.

А спустя несколько секунд Велль развернулся и бросился обратно.

Тималь удивленно вскинул голову, когда шеф ворвался в комнату как ураган; не обращая внимания на помощника, следователь кинулся к бумагам, выдернул две и просмотрел. Тималь только и успел заметить, что речь шла об искалеченных подозреваемых.

Издав нечленораздельный звук, Велль схватил другую пачку – протоколы допросов. Перелистал, перечитал несколько строк и в сердцах хватил пачкой по столу.

– Болван стоеросовый! Ну как я сразу не догадался?! Как?!

– Шеф, в чем дело? – решился вклиниться в полет мысли Тималь.

– Раскрыто дело, – Велль рухнул на свой стул. – Мы идиоты. Почему мы решили, что убийца – один? Именно принимавший участие в убийстве!

– Что? – не понял помощник.

– Сэймок и Мираль. Они и уложили Скона.

– Шеф, может, вам стоило все же поесть, а потом думать? – осторожно спросил Тималь. – Они ведь не могли…

– Все они могли, Стихии их раздери! – Велль снова схватил первые два листа. – Смотри, ты был прав насчет сотрудничества. Отмечено, что у Мираля – великолепнейшее зрение и глазомер отличный даже по меркам артефакторов. А у Сэймока – чувство направления прекрасно развито. Ясно?

– Не совсем…

– Сэймок держал лук. И направил его в нужную сторону. А Мираль следил за целью и подсказывал напарнику, куда и насколько сдвинуть прицел; судя по характеристике, распоряжение вроде «полпальца на северо-восток» наш слепой выполнит без малейших проблем. Понятно?

– А остальные?

– Наверное, они тоже приложили руку. Один достал стрелу, второй создал чары, третий их нанес. Но сейчас ничего не докажешь! И Камень был чист – потому как никто один не убивал. Само убийство вообще было разделено на двоих. Помнишь, как Мираль обмолвился перед уходом? Все действия у него на двоих – даже месть.

– Так надо арестовать! – Тималь вскочил с места.

– Не думаю… – устало вздохнул Велль.

– Что?

– Во-первых, пока четких доказательств все равно нет, – напомнил следователь. – А во-вторых, видел я уже такое… Он, по-моему, это нарочно обронил. Ты сам сказал – этим двоим терять нечего. Работы нет, полноценной жизни нет. Теперь ещё и мести уже нет. Так что можно особо не торопиться. Это убийство пришлось делить; а оборвать собственную жизнь можно и одному…

Так оно впоследствии и оказалось.

21.09.2007

Перстни неравенства

Лейсена Валларон считалась одной из самых красивых женщин Фьоланда. Сама же полагала себя среди первых на континенте в целом. И подтверждала это звание всем, на что можно было обратить внимание: точеной фигурой, мягкими чертами лица, темными умными глазами, блестящими черными волосами и умением держаться. И оттеняли красоту также и ажурный браслет со вплетенным знаком «эрм». Седьмой ранг магического мастерства, пусть и не высший – но значительно превосходящий обычные силы знати Фьоланда.

Перечисленные качества давали ей право и возможности для многочисленных романов, и таковые Лейсена заводила часто и с удовольствием. К замужеству пока не очень стремилась, и причина того, как ни странно, была именно в магической силе и искусстве.

Совершенно равных по силе магов не бывает; всегда один будет сильнее, а второй – слабее. Лейсена категорически не желала в мужья волшебника сильнее себя; даже лучшие из них имели привычку навязывать остальным свою волю, чего Валларон не переносила. А среди тех, кто был слабее, она ещё не встречала человека, с которым ей хотелось бы провести жизнь.

Вот и сейчас, на приеме у градоначальника Танмайра, она изрядно скучала. Неинтересно ей было с большинством гостей и тех, кто навязывался в собеседники.

Поэтому Лейсена удалилась на балкон и уже там спокойно наслаждалась прохладным вечерним воздухом. Появляющиеся рядом излишне любопытные видели браслет и тут же отступали: если волшебница желает побыть в одиночестве, мешать ей не стоит.

Впрочем, не все так считали.

– Я вам не помешаю?

Приятный низкий голос; Лейсена с любопытством оглянулась и отметила, что обладатель выглядит не менее приятно, чем звучит. Темные волосы, небольшая бородка, светлая кожа – явный уроженец Вехальва.

Валларон немедленно бросила взгляд на правую руку, на перстень силы, носимый всеми магами-вехальвитами. Аметист. Пятый Круг, примерно ранга на два ниже ее самой. Хорошо…

– Да нет, нисколько. Присоединяйтесь, если желаете.

– Благодарю. Малерран Ансеми, к вашим услугам.

– Лейсена Валларон – к вашим, – она нахмурилась. Лицо казалось странно знакомым. – Простите, мы с вами ранее не встречались?

– Мимолетно, – чуть улыбнулся Ансеми. – Вы, если не ошибаюсь, бывали в Вехальве, а если точнее – в Кансее.

Теперь Лейсена вспомнила. Конечно, очередная Кансейская Ассамблея… там они, вроде бы, перекинулись парой слов. Но чем-то тогда Ансеми отличался…

– Я был одет куда богаче, – подсказал вехальвит, правильно оценив озадаченность на лице Лейсены. – Все-таки Ассамблея…

– А что вы тут делаете? – поинтересовалась Валларон.

– Укрепляю деловые отношения, – с тоской вздохнул Ансеми. – В качестве эксперта при представительстве «Торговой Компании Вехальва».

Лейсена понимающе кивнула. О скучности торговых дел она была наслышана; любой более-менее умелый маг старался ими не заниматься, а поручать специалистам. Но отказаться иногда не получалось; у магократии были свои недостатки.

– Сочувствую, – согласилась она. – Как я понимаю, вы и на этом приеме по той же причине?

– Увы, – развел руками вехальвит. – Правда, при первой возможности ускользнул от беседы с градоначальником.

«И, разумеется, заранее посмотрел, где тоже есть скучающие».

На губах Лейсены заиграла едва заметная улыбка. Вечер понемногу становился интересным.

Разговор ее ожидания оправдал. Ансеми оказался на редкость приятным и интересным собеседником; казалось, он был способен развить любую тему и повернуть ее под совершенно неожиданным углом. Лейсене всегда нравились люди с такими способностями. Да и внешне, если честно, вехальвит был более чем в ее вкусе.

Когда прием закончился, они сменили место беседы – на одно из предназначенных для высшего света и магов заведений, и продолжили разговор. А потом оказалось, что и гостиницы, в которых они поселились, находятся совсем рядом. И что каждый из них не связан никакими узами.

Словом, утром Лейсена с удовольствием констатировала, что с Малерраном Ансеми приятно не только поговорить. Отнюдь не только.

В кои-то веки она нисколько не устала от общения с собеседником. Пожалуй, именно в этот момент она впервые подумала о том, что вот с ним она могла бы вполне провести много лет.

Но потом проснулся и сам Малерран, и магессе стало не до построения планов.

Лейсена пробыла в городе ещё неделю, и проводила с Малерраном каждый день (по имени они стали друг друга называть ещё первым вечером, как-то совершенно незаметно). Расставаться совершенно не хотелось, но свои обязанности есть даже у магов. Причем, чем выше мастерство и сила – тем их больше.

«Странно все-таки, что Малерран не смог подняться выше Аметиста, – размышляла она в дороге. – Ум у него более чем острый, а знаний хватает. Наверное, природной Силы слишком мало. А подпитывать ее амулетами…»

Лейсена презрительно фыркнула. Она сама бы так никогда не поступила, да и смысла не было. Вехальвские перстни отражали лишь Силу самого хозяина, а не его артефактов.

Маги других стран нередко прибавляли к невеликим способностям энергию амулетов, в Ар-Механе их вообще иногда в тело вживляли. Но разве это путь для настоящего, уважающего себя мага?

Лейсена не сомневалась – ни в коем случае. Уж лучше невеликий дар, но свой. А не заемный.

И потому Малерран ей становился ещё симпатичнее.

Вновь они встретились лишь через полгода, в Вехальве; теперь уже Лейсена там оказалась по своим делам. И свела их вместе случайность; магесса решила узнать, каково на вкус знаменитое фаэльвийское вино.

Им она и наслаждалась, когда на пороге зала появился Малерран.

Лейсена едва подавила порыв помахать ему рукой; вместо этого, как и положено магессе, она послала импульс, ощутимый лишь для цели.

Ансеми моментально отреагировал, нашел ее взглядом, пересек зал и сел напротив.

– Я и не ожидала тебя тут встретить, – радостно призналась Лейсена.

– Я тоже, – улыбнулся вехальвит. – А это, кстати, мое любимое место в городе.

И какое-то время они просто молча смотрели друг на друга. Потом дружно рассмеялись, подняли бокалы.

– Надолго здесь? – спросил Малерран.

– Пока не отзовут, – пожала плечами фьоландка. – Сам знаешь, Повелители отменно учат, но и требуют служения.

– У вас куда более жесткая вертикаль, чем в Вехальве, – согласился Ансеми.

– Конечно, – отозвалась Лейсена. – Более сильный и умелый маг всегда будет иметь превосходство. Окончательное решение останется за ним. Конечно, превосходящий будет полным дураком, если не станет слушать разумных советов уступающего ему.

Малерран лукаво улыбнулся.

– Невозможно спорить.

«Даже не возражает, – хмыкнула про себя магесса. – Наверное, уже сталкивался с подобной точкой зрения».

– Хватит о вопросах силы, – решительно сказала Лейсена. – Как у тебя жизнь?..

Лейсена открыла глаза, с удовольствием потянулась и улыбнулась. Из соседней комнаты доносился скрип пера: Малерран встал раньше, и еще вчера упоминал, что не закончил работу с наставлением для ученика. Святое дело.

Бесшумно поднявшись с кровати и накинув халат, Лейсена огляделась. Да, так она и представляла жилище Ансеми: книги, свитки, несколько небрежно брошенных кристаллов. Ее собственные покои выглядели очень похоже.

Хотя вот шкатулка на полке у стены оказалась неожиданной. Сама-то Лейсена хранила там украшения. А Малерран?

Пара секунд Второго Зрения показали: защитных чар на шкатулку не наложено, значит, там нет чего-то тайного. Магесса подошла, чувствуя разгорающееся любопытство.

Шаги по соседству она услышала, уже откидывая крышку. Совесть уколола буквально на миг: Лейсена увидела, что лежит внутри.

Белое кольцо, обвитое языками алого металлического пламени.

Символ брака в Вехальве. Или предложения брака.

Лейсена застыла, повернулась к двери; Малерран так же неподвижно замер на пороге.

– Интересно, – справившись с волнением, сказала фьоландка. – И для кого это? Оно совсем новое.

– Для тебя, – сказал Малерран.

Краткая искренность ударила словно боевое заклинание.

– Хотел вручить позднее, – продолжил вехальвит, – но ты опередила.

Лейсена взяла себя в руки, усилием воли не дала себе покраснеть, пусть и хотелось. Помедлила, укладывая в сознании неожиданное предложение, и осознавая: да не такое уж оно и неожиданное.

Но…

Она посмотрела на свой браслет, перевела взгляд на аметистовый перстень Малеррана. Снова глянула на кольцо.

В браке она наденет такое же. Одинаковые кольца, одинаковые права по закону, но при этом – разница в магической мощи и мастерстве. И об этом трудно забыть.

Или…

Лейсена очень медленно потянулась к кольцу.

– Подожди, – поспешно сказал Малерран.

– Что? – удивилась Лейсена.

– Я откладывал предложение еще и потому, что хотел признаться, – ответил Малерран.

Лейсена сдвинула брови. В чем признаться-то, кольцо и так красно…

Она замерла.

Фиолетовый камень на руке Ансеми медленно менял цвет, превращаясь в непрозрачную зелень. Даже не задумываясь, Лейсена призвала Второе Зрение; перед ее глазами вспыхнули краски ауры Малеррана.

Истинной ауры. Ложная сейчас сползала, растворялась.

Перед ней стоял полноценный маг Нефритового Круга. Десятого в иерархии Вехальва, на два-три ранга выше ее самой.

С запозданием Лейсена вспомнила, что тогда, на Ассамблее, она перестала смотреть, устав от многообразия аур. И именно тогда к ней подошел Малерран, которого она до того заметила лишь мельком.

– Ты намеренно маскировался, – сказала Лейсена с удивившим ее саму спокойствием. – Подходил ко мне только под ложной аурой. Узнал, что с магами сильнее меня я разве что веду дела.

– Верно, – кивнул Малерран, прислоняясь к косяку.

– И сколько раз ты накидывал маскировку? – в голосе фьоландки зазвучали ноты гнева.

Ответ сбил разгорающуюся ярость:

– Однажды.

– Что?

– Оглядываясь назад, – грустно усмехнулся Малерран, – я влюбился еще на Ассамблее. Мы поговорили очень кратко, я потом узнал о твоем отношении к магам, и именно тогда принял решение. Я скрыл перстень и ауру под иллюзией, поставил блок на Силу, и начал тебя искать. Нашел. Наконец снял маскировку, сейчас поддерживать ее было бы уже подло.

– Три года?! – изумилась Лейсена. – Ты жил под блоком три года?

Малерран кивнул.

Лейсена попыталась представить. Невольно хмыкнула, вообразив, как же для Малеррана звучали рассуждения о неравенстве. Хотя, конечно, он умеет принимать непростые решения, и наверняка – слушать разумные советы.

Они встретились глазами. Во взгляде вехальвита читалось грустное понимание; да, он принял бы ее решение. Не надо быть мастером Магии Разума, чтобы это ощутить.

Лейсена задумчиво покрутила браслет. Потом по ее губам скользнула улыбка.

– Аметист или Нефрит, – нейтрально сказала она. – Неравные силы в любом случае. Но…

– Да?

Улыбка стала шире.

– Все равно ты от меня никуда не денешься!

И белое кольцо, взмыв в воздух, приземлилось прямо на ладонь Лейсены Валларон.

09.06.2007 – 22.06.2007

Оглавление

За строками летописи

Два совета

Клинок Эрдина

Маски императоров

Традиция зависимости

Вечная тень

Скрипки Архипелага

Дело о стреле

Перстни неравенства