Не отступать и не сдаваться. Том 3 [Алим Тыналин] (fb2) читать онлайн

Глава 1. Новые вершины

Зверски затрещал будильник и я поскорее нажал кнопку на макушке механизма, чтобы не разбудить Светку. Хотя она уже привыкла и не обращала внимания на сигнал.

Я заставил себя подняться с постели и отправился умываться.

С наступлением лета вставать в четыре утра легче. Но и тяжелее одновременно.

Легче, потому что не надо превозмогать себя и бегать в лютый мороз. Хотя по утрам иногда бывает прохладно. Ну, а труднее, потому что бегать вообще не хочется. Хочется гулять с девушкой или друзьями от рассвета до заката.

Прошло всего полтора месяца с момента, как я выиграл чемпионат СССР по боксу, а все в моей жизни изменилось неузнаваемо. Взять, к примеру, квартиру.

Старую, где произошла трагедия с родителями и бабушкой, мы с успехом обменяли на другую, двухкомнатную, не совсем в центре Москвы, но и не на окраине, в хорошем районе.

Кроме того, я оформил опекунство над сестренкой, а еще нам, как круглым сиротам и потерпевшим от рук уголовников, полагались выплаты и пособия. Правда, чтобы получить их, пришлось, само собой, побегать по кабинетам и выслушать тысячи сетований от чиновников и теток-оформительниц, вплоть до «Я не виновата, что у вас родителей убили, принесите эту справку, без нее выплату не назначим».

В общем, весело и есть, что вспомнить. Денег на хлеб с маслом хватало. Благо, мне сейчас капала стипендия с техникума и вдобавок, директор «Орленка» тоже выбил мне ежемесячную выплату, как подъемные, для подготовки к будущим соревнованиям. Это чтобы я не ушел куда-нибудь в «Динамо» или ДОСААФ, тренеры которых меня усиленно заманивали к себе.

Я ведь теперь стал суперстаром. Еще не мегастар, известен, в основном, в кругах любителей бокса и людей, интересующихся спортом, но это тоже немалая часть населения. Шутка ли, один из самых молодых чемпионов СССР.

На улице, конечно, не узнавали, но фамилию уже помнили. Где-нибудь в очереди, при оформлении заказов или заполнении бланков и телеграмм, многие мужчины удивленно переспрашивали:

— Рубцов, это однофамилец боксера или он самый?

Приходилось подтверждать, что он самый. Бокс в СССР уважали и поэтому многие старались пожать руку и желали удачи в следующих соревнованиях. А они, эти самые соревнования, честно говоря, уже были на носу. И мне следовало к ним усиленно готовиться. Если, конечно, не возникнет какое-нибудь гребаное препятствие и не перережет мне дорогу.

А пока мне нужно было только тренироваться, с утра до вечера, как и требовал мой неофициальный тренер Егор Дмитриевич. Впрочем, официальный, Худяков Олег Николаевич, тоже не давал спуску. После того, как под его руководством я заработал золотую медаль всесоюзного первенства, на тренера «Орленка», да и на директора тоже посыпались награды и поощрения.

В итоге, они теперь требовали от меня соблюдения жесточайшего распорядка дня и строго следили за тем, чтобы я не отлынивал от занятий. Худяков знал про Касдаманова и его заслуги в моем возвышении, поэтому охотно отпускал меня на тренировки к Черному ворону. В общем, занимайся, не хочу.

Сквозь распахнутые окна с улицы доносились только редкие крики ранних пташек. Их тут во дворе мало. Мы ведь жили в новостройке, деревьев вокруг еще мало, только посадили, поэтому птиц почти нет.

В семь утра, через три часа, раздадутся крики молочниц и люди потихоньку начнут разъезжаться на работу. На стоянке перед домом стоит внушительное количество машин, в том числе и мой новенький «Москвич», выделенный от Федерации бокса СССР.

Я на машине ездил мало, только если куда-то по делам, в основном, старался бегать или ходить пешком. Дело в том, что Касдаманов, услышав про машину, нахмурил кустистые брови, сплюнул на землю, так как дело происходило во дворе его дома и сказал:

— Бесовское создание эта ваша машина. Смердящая повозка. Лучше отдай ее, зачем она тебе сдалась? Не вздумай на ней раскатывать по городу. Ты так всю выносливость свою похеришь. Бегай все также и ходи пешком. Тебе сейчас расслабляться нельзя.

Слово тренера — закон. Поэтому я и ездил на пузатом «Москвиче» только время от времени.

Сейчас вышел из дома, поглядел на лазурное небо, по которому плыли ранние облака, глубоко вдохнул и побежал по тротуару вдоль дома. Быстро выбрался с голого и пустынного двора, где сиротливо спали детские горки и качели, побежал вдоль улицы Красных Коммунаров по направлению к небольшому парку поблизости.

В парке на меня пахнуло свежестью от деревьев. Их здесь росло очень много, а в ветвях уже копошились и пели ранние пташки. Я побежал по старому тротуару, испещренному извилистыми узорами трещин.

Настроился на получасовой спринт, поскольку именно столько обычно требовалось бегать каждый день, чтобы поддерживать форму. Впрочем, что еще не исключало длительных забегов или часовых прыжков на скакалке, когда я приду на занятия к Касдаманову.

Сегодня, однако, мой привычный маршрут оказался нарушен в самом начале. Едва я, вдыхая запах хвои от елей, пробежал сотню метров вокруг парка и свернул за поворот, то увидел преотвратительнейшую картину.

Двое парней приставали к девушке. Перегородили дорогу и не давали пройти. Безобразие началось только сейчас, как раз ко времени моего появления.

Девушка пыталась пробраться самостоятельно, но разве же могло это хрупкое создание с золотыми кудрями справиться с двумя дюжими кабанами одновременно?

— Пустите меня, сволочи, — сердито сказала она, но ее негодование вызвало только шквал смеха у хулиганов.

Откуда только вся эта троица явилась здесь, в четыре часа утра? Разве такое возможно? Ну, с девушкой, положим, все понятно, она идет на работу, это видно по цветастому платью в горошек и сумочке с бумажным пакетиком в руках.

А вот парни, судя по всему, припозднившиеся гопники. Волосы всклокочены, глаза красные от недосыпа, движения вялые и угловатые. А еще, когда я подбежал ближе, я уловил запах перегара.

Да, ребята явно старались повеселиться сегодня ночью. И судя по всему, решили продолжить веселье еще и утром.

Не сумев пройти, девушка беспомощно огляделась и заметила меня. Просить о помощи не стала, но взгляд ее был настолько умоляющий, что даже если бы я и не собирался вмешиваться, то обязательно передумал.

Впрочем, передумывать не требовалось, я и так намеревался помочь прекрасной незнакомке, попавшей в беду. Тем более, как я успел заметить, девушка и в самом деле была чудо как хороша: золотые кудри, огромные синие глаза, идеально очерченные губы, так и зовущие к любви. В двадцать первом веке фотки такой красотки в купальнике наверняка вызвали бы десятки тысяч просмотров и сотни комментариев.

— Ребята, давайте не будем хулиганить, — предложил я, одновременно доставая из кармана спортивных штанов бинты и привычно наматывая на кисти. Руки мое главное оружие, его требовалось беречь. — Может, просто разойдемся и не будем портить друг другу жизнь?

Хулиганы оглянулись и тоже заметили меня. Переглянулись между собой и, видимо, сочли меня не представляющим опасности. Оба они были выше и массивнее меня, что давало им ложное чувство безопасности. Тот, что справа от меня, рыжий, а слева брюнет с щеками, покрытыми россыпью угрей.

— Слышь, вали отсюда, пока цел, — предложил рыжий. — Защитник гребаный.

Я покачал головой и размял кисти. Ладно, небольшая разминка тоже не помешает. Лишь бы только и в самом деле не повредить руки. Надо бы с ними поаккуратнее, хотя в таких уличных драках ничего нельзя предсказать заранее.

— Спасибо, конечно, за заботу о моем здоровье, но вынужден отказать, — ответил я и приблизился на среднюю дистанцию к противникам. О защите они не имели понятия, угреватый так и вообще стоял с руками, засунутыми в карманы штанов. Перед самым началом схватки я сделал последнюю попытку урегулировать конфликт с помощью мирных переговоров. — Оставьте девушку в покое, ну что вам стоит?

Но нет, подобные предложения такие типы всегда воспринимают, как слабость. Еще раз переглянувшись, они решили быстрее покончить со мной. Девушка тоже поняла их намерения и строго произнесла:

— Я сейчас милицию вызову.

Увы, сейчас не двадцать первое столетие, а только двадцатое и мобильников еще не создали. Поэтому, чтобы найти милицию в такую рань, надо бежать до ближайшей телефонной будки, а она находится в двух кварталах отсюда. Так что да, придется справляться своими силами, без участия наших доблестных правоохранительных органов.

— Ну все, урод, вешайся, — с угрозой процедил рыжий и парни разом бросились на меня.

Как я и говорил, никакого понятия о защите они не имели. Драться они собрались по-уличному, беспорядочно размахивая кулаками. Ну, и на этом спасибо, а то ведь могли выхватить ножи или взяться за камни.

Почти сразу я сместился влево, поближе к покрытому угрями противнику, показавшемуся мне более слабым. Для начала я решил разобраться с ним, чтобы потом не путался под ногами.

Сделать это оказалось вовсе нетрудно. От моего маневра парни немного замешкались и доли секунды потеряли на то, чтобы перегруппироваться. Этого мне с лихвой хватило на то, чтобы атаковать ближайшего противника.

Левый прямой в голову, прямо в щеку, покрытую угрями. Затем тут же боковой правой, только уже не в голову, а в корпус. Не хватало мне еще влупить ему в голову и уронить со всего маху на асфальт, чтобы хулиган разбил череп.

Потом сам уже не отмоешься, можно и загреметь за решетку из-за неумышленного убийства. Сколько уже таких случаев было, не перечесть по пальцам.

Бедолага охнул, согнулся и повалился на асфальт. Молодец, бочком, как и надо. Полежи, милок, отдохни, не дрыгайся.

Теперь у меня остался второй противник. Незавидная участь собутыльника заставила его чуток замешкаться и осознать, что им попался не простой рабочий доходяга, а кое-кто покрепче.

Не исключено, что он даже не отказался бы дать деру, но тут уже я не позволил этого сделать. Надо наказать хулигана, чтобы в следующий раз он дважды подумал, перед тем как приставать к девушке, а затем бить прохожих.

Поэтому, видя, что рыжий остановился, я сам подскочил к нему. Как обычно, прямой левой в голову. Рыжий попытался защититься, но сделал это чертовски неумело. Впрочем, не желая рисковать своими кистями, которые могли случайно сломаться о его кости, я тут же обработал противника «троечкой» боковых. Естественно, тоже по корпусу.

В моем случае хватило бы и одного удара. Уже после первого хука в печень рыжий застонал и начал валиться вперед. Я достал его еще одним ударом, а третий послал просто в бок.

В итоге, рыжий сложился пополам и улегся спать на тротуаре. Однако, в отличие от обычного спящего он лежал беспокойно, жалобно кряхтел и сучил ногами.

— Вы в порядке? — произнес я дежурную фразу, которой заканчиваются все подобные происшествия. — Они вам ничего не сделали?

Ну, а что еще скажешь, для того чтобы начать разговор с девушкой в такой ситуации? При этом надо признать, что глядеть на нее было одно удовольствие. Глаза девушки от пережитого ужаса и расправы над хулиганами стали круглыми и большими. Кажется, она еще и сочувствовала им.

— Не беспокойтесь, с ними ничего не будет, — заверил я девушку. — Полежат, отдохнут и пойдут дальше. Пойдемте, я провожу вас немного, чтобы к вам больше никто не пристал.

Впечатленная быстрой расправой над хулиганами девушка безропотно дала себя увести. Рыжий, лежа на тротуаре, что-то прохрипел вдогонку о том, что найдет меня из-под земли и закопает, но мы уже не слушали его.

Я познакомился с девушкой и узнал, что ее зовут Зоя. Она работала тут неподалеку, в диспетчерской автобусного парка, поэтому и вынуждена была идти на работу в такую рань. Жила, однако, в другом районе Москвы, ехала сюда на метро с пересадкой.

Судя по ямочкам на ее щечках, появившихся от милой улыбки, Зоя явно была не против продолжения знакомства. Однако, когда вдали появился забор, окружающий автобусный парк, я тоже любезно улыбнулся девушке и сказал как можно галантнее:

— Ну что же, Зоя, теперь я могу быть спокойным за вас и не опасаться, что к вам снова пристанут. Ну, а мне пора идти дальше не пробежку.

Улыбка девушки несколько поблекла, ну, а что было делать, когда у меня сейчас нет ни одной свободной минуты на личные развлечения? Зачем зря ее обнадеживать? К тому же к этому времени я почти что расстался с Леной и мне сейчас не хотелось устраивать новые отношения.

Поэтому да, Зое пришлось вежливо попрощаться со мной и отправиться по направлению к парку. Я тяжко вздохнул, сожалея, что такое перспективное знакомство осталось без продолжения и побежал дальше по парковой дорожке легкой трусцой.

* * *

Спустя несколько часов, днем, в другом районе города, неподалеку от того дома, где жила Лена, двое парней в это самое время сидели на бортике лестницы, ведущей в подвал дома. Оба они были наши старые знакомые.

Один из них, здоровенный парень Леха по кличке Носорог, бывший парень Лены. Второй его приятель, тоже немаленьких габаритов, имя его нам ни к чему, достаточно знать прозвище, то есть Бидон.

Приятели сидели и курили, скрываясь в тени дома от жаркого солнца, заливающего лучами всю послеобеденную Москву. Из полураскрытой дверцы подвала тянуло сыростью.

Сначала они поговорили об учебе. Вернее, о том, как удержаться там, чтобы не отчислили. Оба посещали одно и тоже заведение, не отличались высокой успеваемостью и частенько пропускали занятия.

А если и присутствовали, то только затем, чтобы устроить там те еще хулиганские выходки, вроде выливания клея на стулья или драк с однокурсниками.

Потом разговор, само собой, пошел насчет однокурсниц. Кто с кем гуляет и кто с кем целовался, а то и чего большего добился.

— Ну, тебе-то грех жаловаться, — заметил Бидон. — У тебя же Ленка есть. Знатная телочка. Чего тебе, ее не хватает?

Носорог покачал большой головой, зло сощурив маленькие глазки.

— Короче, достала меня эта баба. То да, то нет. Бегает туда-сюда, успокоиться никак не может. Взбалмошная и капризная. Сколько раз уже хотел порвать с ней, а не могу. Зацепила, понимаешь ли.

Бидон рассеянно поморгал.

— Куда бегает? Домой на учебу и обратно?

— Если бы, — проворчал Леха. — Спортсмен этот херов, парень ее бывший, покоя ей не дает. То хочет с ним встречаться, то ссорится. И тогда ко мне прибегает. Я же говорю, туда-сюда бегает, определиться не может. Не могу терпеть я уже.

Бидон пожал плечами.

— Бабы, они такие. Не мозгами соображают, а чувствами. Бесполезно с ними спорить и переубеждать. Я как-то одну телепередачу смотрел, так там…

Но Носорог замотал головой. Оглянулся на подвал, выкинул окурок, приподнялся.

— Ну-ка, пошли, покажу кое-что.

И повел приятеля в подвал. После жаркой летней улицы здесь было темно и прохладно. Леха далеко от входа не ушел, порылся между труб метрах в пяти от двери, достал нечто длинное и продолговатое.

Бидон чиркнул спичкой, чтобы рассмотреть. Разглядев, радостно ухмыльнулся.

— Это че, самопал, что ли? Ну ты даешь, Леха, когда успел сварганить?

Леха кивнул.

— Вчера с вечера начал и сегодня полдня сидел.

Еще бы, самодельное оружие было сделано по всем канонам. На заводе неподалеку Леха нашел железную трубку подходящего размера. Набрать наждачной и песком до блеска. Склепал на конце и загнул под углом.

Потом сделал пробку, заполнив трубку кусочками свинца и хорошенько нагрев, чтобы свинец расплавился. Измерил глубину шашлычной палочкой напротив свинца и сделал малюсенький пропил напильником, чтобы выточить отверстие для поджига.

И, наконец, закрепил трубку проволокой на обструганной деревяшке.

— Это не самопал, это «поджиг», — поправил Леха приятеля. — Вот спичка на стволе, видишь?

— Классно, че! — ухмыльнулся Бидон и хотел забрать оружие с собой. — Пошли, пошмаляем. В бутылки там, в банки консервные.

Но Леха не дал ему выйти из подвала.

— Не, это не для этого, — сказал он серьезно. Бидон посмотрел в его неподвижные глаза в полумраке подвала и ему стало не по себе. — Это для боксера этого гребаного. Пусть только попробует сюда сунуться.

Глава 2. Засыхающая лужица

После пробежки я вернулся домой. Мокрый от пота, футболку можно выжимать и добывать влагу, которой хватило бы, чтобы предотвратить высыхание Арала. Но тренировка на этом ничуть не завершилась. Все только начиналось.

Первым делом я отправился отжиматься. Кулаками на голом полу. В быстром темпе, руки шире плеч, локти двигаются вдоль тела.

Поскольку делал это уже давно, еще с зимы, то рвануть двести отжиманий за один подход на кулаках для меня не составляло особой проблемы. А выполнить таких подходов предстояло не менее пяти раз.

Через полчаса упражнений я откинулся назад и сел на полу, тяжело дыша и потирая кулаки. Норма выполнена, хотя Егор Дмитриевич и ворчал, что этого и так слишком мало. Ему надо было, чтобы я после отжиманий не мог встать с пола, а руки превратились в окровавленные костяные обрубки.

А ведь еще впереди отжимания на ладонях с хлопками между каждым подъемом туловища, а потом на одной руке по очереди. И еще по одному подходу буду делать на тренировке у Егора Дмитриевича, чтобы он убедился, хорошо я делаю или нет.

Отдохнув чуток, я посмотрел на кулаки. На костяшках сначала образовались мозоли, которые потом превратились в твердые наросты. Теперь отжиматься на кулаках для меня было легко, а вначале, помню, чуть ли не плакал от боли.

Поднявшись, я достал резиновый жгут. Закрепил на стене в коридоре, встал к ней спиной, взял концы жгута в руки и начал наносить перед собой одиночные прямые удары. Как можно быстрее.

Каждый раз, делая это упражнение, я удивлялся, как странно проходят удары, как будто я бью под водой. Кстати, два раза в неделю я действительно по приказу Егора Дмитриевича отправлялся в бассейн и тренировался под водой.

Окружающие меня спортсмены, ватерполисты и ныряльщики в воду, смотрели на меня, как на чудика. Обычные боксеры мало тренировались таким образом. Но я не обращал на них внимания и вскоре перестал выглядеть белой вороной в бассейне.

Впрочем, с парочкой наиболее соблазнительных девушек-пловчих я успел познакомиться и даже сходил с ними раза три на свидание, хотя мне не совсем пришлись по душе их развитые широкие плечи. В итоге, после нескольких встреч и отсутствия времени, все эти многообещающие знакомства прекратились.

Удары со жгутом только вначале легко наносить. После двух сотен ударов бить становилось все тяжелее и тяжелее. Как будто я молотил огромное желе и оно начало отчаянно отбиваться от меня.

Я бил до того самого момента, пока руки и плечи не заболели и мне не показалось, что я вообще не могу выкинуть кулак вперед. Передохнув немного, я начал снова, опять до того самого мига, пока руки уже не могли подняться в воздух. И так еще пять раз.

Последним домашним упражнением стали удары перед пламенем свечи. Я закрепил свечу все также в коридоре на уровне груди, затем зажег ее и начал наносить удары по воображаемому противнику. Кулак останавливал перед пламенем, добиваясь, чтобы свеча гасла от направленного потока воздуха.

Все эти упражнения делались ради одной цели — повысить силу моего удара. Сразу после покорения планки чемпиона СССР вечно недовольный Егор Дмитриевич, понаблюдав за мной на спарринге с мастером спорта из Астрахани, сказал мне:

— Это никуда не годится. У тебя удар, как будто цыпленок крылышком коснулся. Так не пойдет. Следующий твой этап — это чемпионат Европы или Олимпиада. Туда без мощного удара нельзя соваться.

Я тогда был горд одержанной победой и заявил:

— Не может такого быть, чтобы у меня был слабый удар. А как же все эти нокауты, что я нанес противникам?

Касдаманов рассердился еще пуще:

— Молчи, мальчишка. Сопляк эдакий! Думаешь, нацепил на шею железку и теперь стал неприкасаемым? Ничего подобного! Ты должен еще больше вкалывать, если хочешь остаться на вершине. На тебе теперь знаешь какая ответственность? А что касается удара, то ты даже еще не знаешь, что такое настоящий нокаутирующий удар. Ты должен уметь с одного хука валить быка, самого настоящего. Между прочим, я знал таких людей, которые и в самом деле могли это сделать.

Спору нет, я тоже про таких слышал. Вот только зачем мне нокаутирующий удар, ведь у меня совсем другой стиль боя? Это что же теперь, мне из игровиков переходить в нокаутеры?

Но на мои вопросы Егор Дмитриевич, как всегда не ответил, а разозлился еще больше.

— Делай, что говорят! — закричал он тогда. — Никуда не денется твой стиль, что ты с ним носишься, как с триппером? Если ты будешь игровиком с мощным ударом это что, плохо, что ли?

Я вынужден был признать, что нет, это хорошо. И с тех пор большую часть тренировок мы уделяли именно развитию у меня сильного удара, еще мощнее, чем прежде.

Когда я почти закончил, проснулась Светка. Выглянула из комнаты, сонно протерла глаза.

— Ты, как всегда, сходишь с ума, — заметила она, увидев, как я машу кулаками перед свечой.

Я решил не поддаваться на подначки и крикнул:

— Иди умываться, а то в школу опоздаешь.

При упоминании школы Светка скривила жуткую гримасу.

Когда она умылась, я приготовил завтрак, а когда она готовилась к школе, я принял душ и переоделся. Мы позавтракали и вышли из дома одновременно. Я проводил сестренку в школу, где у нее шли дополнительные занятия, во время летних каникул.

Часть уроков она ведь пропустила, поскольку целый месяц не ходила в школу после гибели родителей и бабушки. Сейчас, в благословенную летнюю пору, на занятия Светку пришлось тащить чуть ли не волоком. Ладно, еще пару недель и она сможет вздохнуть свободно.

Оставив сестренку в школе, я отправился к Касдаманову. Забрать ее должна будет тетя Галя, да так и останется с ней сидеть до самого вечера.

Минут через сорок я добрался до домика тренера. Деревья в поселке покрылись зеленой листвой. Земля перед домиком заросла шелковой травянистой шерсткой.

Дед сидел на крылечке перед домом с закрытыми глазами. Медитировал, надо полагать. Придется ждать, пока он соизволит закончить увлекательное путешествие по глубинам своего подсознания.

Я уселся было на бревнышке, но Егор Дмитриевич не дал мне бездельничать.

— Не сиди, — сказал он, не открывая глаз. — Пробежка, как обычно и бой с тенью, три раунда. Давай, пошел.

Скрипя зубами, я поднялся. Вот ведь вредный старик, сам, главное, отдыхает, а вот мне нельзя даже минуточки понежиться на солнышке. Вышел обратно за калитку и побежал по поселению. Между прочим, во многих домах здесь еще не было водоснабжения и жители, по старинке, таскали воду ведрами или цистернами на повозках. Хорошо еще, что возили на повозках или на мотоциклетах, а не на осликах.

За полчаса я сделал три круга через поселок. Многих жителей я уже знал в лицо и здоровался с ними через изгороди. Затем бой с тенью, как и сказано, все три раунда. Егор Дмитриевич уже скрылся в доме и когда я вошел внутрь, тяжело дыша, он приказал тащить штангу и гири наружу.

— Больно уж денек сегодня хороший, — сказал он, благостно отдуваясь. — Лепота неимоверная.

Мне пришлось тащить снаряды для упражнений во двор. Первым делом снаружи я поработал со штангой. Жим лежа, без остановки двенадцать повторений, с рабочим весом, который я едва мог поднять, чтобы сделать нужное количество упражнений.

Потом гиря, вес двадцать четыре кило. Рывок каждой рукой попеременно, тоже в быстром темпе. Нагрузка на мышцы спины и ног. Между прочим, эти органы тела в гораздо большей степени, чем руки и кулаки, влияют на силу удара. Ну, еще и бедра, само собой.

Когда я закончил, то весь обливался потом, а Касдаманов продолжал безмятежно сидеть в тенечке. Жара стояла несусветная, совсем необычная для летнего времени по Москве. Во всяком случае, я всегда полагал, что такие знойные времена настанут только полвека спустя, когда наступят всемирные проблемы с глобальным потеплением. Но нет, оказывается, подобные температурные аномалии бывают и в эту эпоху.

— Закончил? — спросил тренер и поморщился. — Что-то ты еле двигаешься. Быстрее надо работать, быстрее. А ты ползешь, как улитка. Мало каши ел, что ли?

Чтобы добиться похвалы от него, надо, конечно же, свернуть гору и остановить реку, причем одновременно. Пока что вредный старик продолжал ворчать и загнал меня обратно в дом, в спортзал.

Здесь мы приступили уже к работе с грушей. Я уже привычно встал в стойку и наносил одиночные удары, будто собирался пронзить мешок насквозь. Когда я нанес около пары сотен ударов каждой рукой, под бдительным надзором тренера, настала очередь для ударов «двоечками».

Первый удар слабый, а второй сильный. Этих ударов пришлось нанести бесчисленное множество, я уже устал считать и под конец уже просто наносил их один за другим.

— Эй, ну так никуда не годится! — закричал Касдаманов. — Ты бьешь, как девчонка. Маша и то бьет сильнее! Давай, соберись, работай, работай!

К слову сказать, что-то я сегодня не видел Маши. Наверное, ушла по делам. Я уже не мог представить этот дом без внучки Егора Дмитриевича, она постоянно была здесь и помогала по хозяйству. Кроме того, она училась на педагога и я постоянно встречал ее с книжками и тетрадями. По вечерам в ее комнате часто горел свет, я видел в приоткрытую дверную щель, как она корпит над учебниками.

Не сказать, что девушка не нравилась мне, я бы с удовольствием поухаживал за ней. Но, во-первых, у меня пока что все еще было непонятно с Леной, мы еще не решили окончательно, расстанемся или нет. А во-вторых, я не знал, как посмотрит на мои шашни Касдаманов, который, похоже, души не чаял во внучке.

Поэтому пока что между нами с Машей существовала лишь сдержанная приязнь, сопровождаемая лишь молчаливыми улыбками и редкими короткими разговорами, типа: «Как дела?» и «Как прошли экзамены?».

После ударов «двойками» тренер начал раскачивать грушу, а я наносил встречные удары, чем сильнее, тем лучше. Но все удары, которые я делал сегодня, ни за что не нравились неумолимому старику.

— Кулак должен быть, как молот! — кричал он, беспощадно раскачивая скрипящую грушу. — Удар, как будто гвоздь забиваешь. А у тебя удар, как кисель.

Ближе к обеду он прекратил терзать меня и дал отдохнуть. Мы отправились на кухню и отведали вкусной Машиной стряпни. Я уминал еду за обе щеки и не переставал хвалить повариху.

— А кстати, где она, Егор Дмитриевич? — спросил я с набитым ртом. — Опять на занятия ушла?

Старик кушал потихоньку, степенно и тщательно пережевывал пищу. Помолчал немного, ответил не сразу.

— Да, на занятия ушла. С парнем.

Я перестал жевать. Удивленно поглядел на старика. В первый раз слышу, чтобы у Маши был парень. Хотя чему тут удивляться, девка она видная, в самом соку. Удивительно, наоборот, другое, как это она до сих пор обходилась без парня. Но слышать об этом, конечно же, было неприятно, будто бы это моя девушка ушла с кем-то другим. Демоны ревности тут же растерзали мою душу, хотя, по правде говоря, я не имел никаких прав на Машу.

— А, понятно, — сказал я как можно безразличнее.

После обеда Касдаманов дал мне отдохнуть, а потом мы продолжили тренировку. Вернее сказать, сначала он, как всегда начал медитировать вместе со мной. Затем, считая, что я вошел в нужное состояние, дед зачитывал мне свои мантры победы и воли, как он их называл.

Они, кстати, отлично мне помогли в бою за чемпионский титул, но сейчас, после сытного обеда и бессонного утра, наоборот, тихий монотонный голос старика способствовал тому, чтобы я уснул. Я и сам не заметил, как погрузился в сладкую дрему и, видимо, захрапел, потому что Касдаманов прервал медитацию и обрушился на меня с яростными криками:

— Ты чего, заснул, что ли?

До вечера мы занимались на лапах, а еще я бил после звука и по листу бумаги, чтобы добиться резкости удара. В первом случае я принимал боевую стойку, а старик вставал сзади меня и хлопал в ладоши. Я тут же должен был нанести быстрый удар в воздух. Сделать это нужно был как можно скорее, чтобы между хлопком и ударом прошло как можно меньше времени.

Ну, а затем я бил по листу газетной бумаги. Егор Дмитриевич держал его в руках, а я лупил по беспомощной бумаге, стараясь ударить с такой скоростью, чтобы она порвалась.

Последним на сегодня упражнением была работа с кувалдой. Я бил ею по резиновой покрышке от грузовика. Техника удара напоминала колку дров топором. Теперь я понимал, почему на ранних этапах обучения зимой Касдаманов заставлял меня ежедневно колоть дрова во дворе.

Во время выполнения упражнения я высоко поднимал кувалду, отводил ее за голову и резко опускал на автошину. Удары надо наносить строго по прямой линии, при этом нельзя слишком перекручивать позвоночник, а то можно заработать нехилую травму.

Перед ужином Егор Дмитриевич посвящал меня в тонкости мощного и хлесткого удара, хотя я все это слышал уже сотни раз. Впрочем, мой наставник считал, что повторение действительно мать учения.

— Главная цель нокаутирующего удара — это сила, неожиданность и невероятная быстрота, — объяснил он мне. — Твой противник должен свалиться без чувств после такого удара и больше уже не подняться. Что такое неожиданность? Перед нанесением удара ты должен быть спокоен, а мышцы расслаблены. Нельзя бить сгоряча, тогда ничего не получится. Бить надо всем телом. Бьет не кулак, бьешь весь ты, от макушки головы до кончиков пальцев на ногах. Чересчур напрягаться нельзя, чтобы не потерять скорость и направление удара.

Тренер сжимал кулак и резко выстреливал в воздух.

— Чувствуешь? — сказал он. — Бам! — и противник уже свалился на ринг с закрытыми глазами. Но это еще не все. Другая составляющая удара — это разгон, скорость. Расстояние до цели должно быть равно длине твоей руки, чтобы хватило времени для развития сногсшибательной скорости. Нельзя делать замах, чтобы противник не заметил удара и не подготовился к нему. Тогда твой удар будет неожиданным.

Я слушал его, а сам уже хотел поужинать и бежать домой. Сегодня я весь день провел у Касдаманова, а завтра мне предстоит побывать у техникуме, в «Орленке», на заседании спорткомитета и выступить на комсомольской сходке. Дел по горло.

А еще, где, интересно, до сих пор ходит Маша? Она так и не появилась за весь день. Поэтому слова Егора Дмитриевича пролетали мимо моих ушей.

Наконец, видя, что я уже мало что понимаю из его сентенций, тренер отпустил меня домой, взяв слово, что я опять прибегу завтра в пять утра. Тетя Галя должна была побыть у нас ближайшие два дня, потому что дядя Саша гулял с друзьями на рыбалке, поэтому я был свободен от надзора за Светкой.

— Хорошо, я обязательно приду, — пообещал я.

Напоследок старик накормил меня ужином и отправил домой. Время уже было позднее, восемь часов вечера, хотя солнце еще только начало садиться. Лето, все-таки. Попрощавшись с тренером, снова впавшим в медитативное состояние, я отправился домой. Только не к себе, а к Лене.

Поскольку дом ее находился не так далеко от поселка Черного ворона, через полчаса бодрого хода я уже находился перед домом девушки. На улице быстро темнело, я взбежал по ступенькам крылечка и вошел в подъезд.

Кстати, недалеко во дворе я увидел две крупные фигуры, наверное, это был Леха, бывший парень Лены и его приятель, тоже здоровенный парень. Впрочем, после того, как я хорошенько вздул его в самом начале нашего знакомства с Леной, он избегал связываться со мной. Хотя, как я понял, не терял надежды вернуть Лену, тем более, что во время наших с ней ссор она несколько раз возвращалась к нему. Наверняка вскружила таким образом парню голову.

Ладно, скоро, быть может даже сегодня, мы расстанемся с Леной и он может спокойно принять ее обратно. Вот с какими мыслями я постучался в дверь квартиры своей девушки и сам поразился тому спокойствию, с которым думал о расставании с Леной. С каждой ссорой, происходившей между нами, любовь, казалось, засыхала и уменьшалась, как лужица воды под палящим солнцем. Ну что же, сейчас посмотрим, осталось ли что-нибудь на донышке этой лужицы.

Глава 3. Тяжкое расставание

Увидев меня, Лена нахмурилась. Вообще-то, это было обычное выражение ее лица при встрече со мной в последнее время. Как будто я пришел просить в долг ее последние деньги.

— Как поживаешь? — вот и все, что она сказала.

Ни объятий, ни поцелуя, ни радостного смеха. Далеко-далеко улетели наши первые счастливые свидания. И растаяли в туманной дали.

— Все просто великолепно, — ответил я, пристально глядя на нее. — Просто отлично.

— А, — сказала девушка. Потом оглянулась назад, в квартиру. Видимо, подыскивала причину для возвращения домой. — Ты знаешь, мне надо идти и давай как-нибудь потом…

Но я не дал ей договорить. Я понимаю, красавица, что ты сейчас не хочешь общаться, но давай уже разберемся в наших отношениях раз и навсегда. И если надо, поставим точку.

Понимаю, конечно, что это звучит очень по канонам двадцать первого столетия. Хотя, в советское время люди тоже умели договариваться по-хорошему, а не лаяться, как собаки. Культура все-таки была на высоком месте.

— Нам надо поговорить, — сказал я и схватил девушку за руку, чтобы не убежала. — Буквально пять минут.

Глаза Лены полыхнули огнем. Какая же она все-таки красивая, черт подери.

— О чем говорить? Тебе говори, не говори, бесполезно.

Я продолжал держать ее за руку.

— Надо поговорить о нас с тобой.

Лена посмотрела на меня, убедилась, что я настроен серьезно и вздохнув, согласилась.

— Ладно, отпусти меня, сейчас руку сломаешь, — сказала она и зашла в квартиру: — Жди здесь, я сейчас переоденусь.

Пока я стоял возле ее квартиры, то слушал шумы и крики всего остального подъезда. Вопли младенцев, диалоги других жителей, даже лай маленькой собачки, вроде пуделя. Все слышно. Вот так вся наша жизнь проходит в этих каменных коробках, а кто-то безмятежно наблюдает ее со стороны.

Щелкнул замок, открылась дверь. Лена успела не только переодеться, но и чуточку навести марафет. Хотя, при ее данных там не надо особо стараться.

— Пойдем, — сказала девушка и мы вышли на улицу.

Там уже совсем стемнело. Мы выбрались со двора и медленно пошли по улочке вдоль дома. Лена улыбнулась и показала вперед.

— Помнишь, вон там ты подрался с Лехой, когда встретился со мной? Он еще был с этим, как его, с Бидоном.

Разумеется, я помнил. Занятия боксом еще не выбили из меня остатки мозгов. Впрочем, мы вышли сюда отнюдь не для того, чтобы предаваться приятным воспоминаниям.

— Послушай, Лена, как мы будем дальше? — спросил я, остановившись. — Ты хочешь встречаться со мной дальше? Или нет?

Конечно же, такая постановка вопроса, в лоб, смутила девушку. Она опустила глаза и спросила в ответ:

— А ты хочешь этого?

Ну конечно, она никогда ничего не скажет сразу. Сначала узнает мою позицию. Мне следовало сразу высказать свою позицию и свои претензии.

— Нет, не хочу, — ответил я решительно. Заметил, как Лена порозовела, надеюсь, от радости, но тут же продолжил: — Но из-за того, что у нас происходит в последнее время, мы больше не можем встречаться. Я занят тренировками, а ты злишься из-за этого. Ты считаешь, что я уделяю тебе мало времени. Поверь, в ближайшем будущем все так и будет дальше продолжаться. Поэтому, чтобы нам не терзать друг друга, давай лучше расстанемся.

Ужасная концовка, для любой в мире девушки. Даже если Лена и хотела расстаться со мной по той причине, которую я только что высказал, то она хотела произнести эту фразу сама, а не услышать ее от меня.

Сейчас ей не осталось ничего, кроме как вытереть навернувшиеся на глаза слезы и сказать обиженным голосом:

— Ну да, ты ведь не хочешь проводить со мной больше времени. У тебя бокс на первом месте. А я где-то там, в конце очереди, после учебы и выступления в студенческом клубе. Ты ведь уже стал чемпионом, добился своей цели, зачем тебе все это? Остановись, наслаждайся своей победой!

Начала она тихо и глотая слезы, а закончила обличительно, как прокурор на судилище. Видать, действительно накипело.

— Поклонницы эти твои, спортсменки, — добавила она нахмурившись. — Думаешь, я не знаю о других твоих зазнобах?

Короче говоря, она быстро сориентировалась и повела наступление по всем фронтам. Прямо как на ринге. Контратаковала, причем целой серией мощных свингов.

Но я не дал сбить себя с толку. Попытался все-таки договориться с ней, хотя мне все больше становилось ясно, что это невозможно.

— Послушай, Лена, я же давно предупреждал тебя, что это у меня на всю жизнь, — сказал я, взяв ее за руку. — Вернее, не всю оставшуюся жизнь, а хотя бы ближайшие десять-двадцать лет. Ты же знаешь, что я помешан на боксе. Да, я стал чемпионом СССР, но этого для меня недостаточно. У меня вся жизнь впереди. Мне надо стремиться к большему. Если я буду работать, как вол, то смогу подняться еще выше. Если ты поймешь это и примешь, то я смогу потом положить весь мир к твоим ногам.

Лена презрительно фыркнула. Она не хотела ждать, пока подстреленный журавль упадет с неба к ее ногам. Ей нужна была синица.

— Ну уж нет, Витенька. Я не намерена ждать где-то там еще на задворках, пока тебе вышибают мозги на ринге. Тогда уж лучше нам и вправду расстаться.

Я глубоко вздохнул. Ну что же, это как раз то, к чему мы так шли. Долго и мучительно. И хорошо, что наконец, разобрались с этим.

— Ладно, — сказал я и хотел добавить, что мне очень жаль.

Но не успел.

— Эй ты, урод! — раздался крик сзади. — Ты чего здесь шляешься?

Ну вот, только этого недоставало. Кто там еще прибежал к нам на огонек? Я сейчас находился в таком состоянии, что ко мне лучше не подходить.

Хотя Егор Дмитриевич и толковал постоянно насчет того, чтобы я держал свой внутренний порох в холодном месте, бывают ситуации, когда это невозможно сделать. И для вспышки достаточно даже одной маленькой искры.

Особенно в такой гребаный жаркий день, как этот. Жаркий, мать его, во всех смыслах.

Обернувшись, я увидел пресловутого Леху с неизменным Бидоном рядом. Два брата близнеца. Тупоголовых и полных ярости.

Но и я тоже сейчас был не подарок. Ребята, вы выбрали самое худшее время, для того, чтобы лезть ко мне с претензиями.

— Леха, уйди нахер отсюда, — сказал я хмуро. Все-таки надо дать ему последнюю возможность уйти целым и невредимым. — Уйди, прошу по-хорошему.

Леха переглянулся с приятелем, совсем, как мои утренние хулиганы в парке. Эх, зачем я отказался продолжить знакомство с Зоей, дубина эдакий. Знал бы, что так выйдет с Леной, тогда ни за что не отпустил бы ту утреннюю красотку. Тренироваться мне надо было, идиоту круглому! Надо же, теперь локти кусать буду еще два месяца.

Хотя, надо признать, что я уже тогда чувствовал насчет Лены и подсознательно понимал, что дело у нас идет к разрыву.

Но последующие действия Лехи отвлекли меня от собственных переживаний. Он достал из-за спины деревяшку с примотанной железной трубкой. Это же гребаный самопал, самый настоящий.

— Это ты сейчас свалишь отсюда, — сказал Леха зловеще. — Или я тебе башку нахер снесу.

Дело запахло жареным. Все могло закончиться очень плохо. При том, что здесь еще находилась и побелевшая от ужаса Лена. Несмотря на то, что мы почти расстались с ней, девушка не заслуживала того, чтобы ее случайно ранили из самодельного оружия.

Надо было действовать, причем очень быстро. Я решил обезвредить противников, пока этот придурок не успел поджечь заряд.

Шагнув вперед, я очутился рядом с торжествующим Лехой. Он-то думал, что я обделаюсь при виде самопала и никак не ожидал, что я, наоборот, полечу на него.

Теперь удар левой, в железную челюсть противника. Эх, жаль я не надел бинты. Одновременно я отбил ствол самопала в сторону предплечьем. И уже добил правым боковым, в район открытого солнечного сплетения Лехи.

Бывший кавалер Лены охнул и согнулся от боли. Про самопал забыл, выронил его из рук. Ну, раз так, сейчас я научу тебя, как размахивать у меня перед носом кустарным ружьишком.

Чуть отойдя назад, чтобы придать еще большую инерцию ударам за счет движения тела, я нанес Лехе еще одну комбинацию ударов. Сразу «троечку». И все боковые, от души.

Сначала удар левой, по голове. Леха как раз удачно согнулся от попадания в солнечное сплетение и подставил мне голову. В итоге, левый хук пришелся как раз в участок между ухом и скулой.

Затем боковой правой. Посильнее и помощнее. Недаром я столько занимался у Егора Дмитриевича. На тебе, гнида, прямо в челюсть. Я ударил так крепко, что отбил себе костяшки пальцев.

И все равно при этом гребаный Леха умудрился остаться на ногах. У него оказалась какая-то бронированная голова. Любой другой на его месте уже давно валялся бы на земле без сознания, а этот продолжал держаться на плаву.

В итоге мне пришлось добить его новым ударом, уже левой рукой. Пытаясь уйти от меня, Леха откинулся назад и я успел поймать его в самый последний момент. Резанул левой по подбородку и противник наконец повалился назад, тяжело и медленно, как подрубленное дерево.

Упал он, к счастью, не на асфальт, а на землю, туда, где росли трава и деревья за тротуаром. Поворочался немного и затих. Вот тебе, урод, будешь знать, как угрожать мне самопалом.

Хорошо, что его товарищ не вмешался в драку, подумал я и повернулся к Бидону. И только хотел предложить ему убираться отсюда подобру-поздорову, как заметил все тот же самопал, только теперь уже в руках у того самого Бидона.

Он стоял в пяти шагах от меня и держал его наведенным на меня. Вот долбаный тупица. А еще он пытался зажечь спичку.

— Эй, давай не будем… — начал было я и тоже метнулся к противнику, но не успел.

Зажженная спичка ярко вспыхнула в полумраке улицы и Бидон поднес ее к запалу. Теперь я бросился в сторону, стараясь прикрыть Лену от выстрела.

В это самое мгновение бахнул выстрел. А потом раздался истошный крик.

Я очутился на земле, прихватив с собой Лену и с облегчением ощутил, что остался цел и невредим. Девушка, судя по всему, тоже не пострадала. Кричал кто-то позади меня и им был, несомненно, сам Бидон.

Подняв голову, я оглянулся и увидел, что наш горе-стрелок стоит на переднем месте и держит левую руку перед собой. Дымящийся самопал валялся на земле, а на истекающей кровью руке Бидона не хватало пары пальцев.

Все ясно, эти идиоты слишком туго забили ствол и самопал разорвался в руках у самого стрелка. Я поднялся и подошел к бедолаге.

Где там у меня бинты? Надо срочно перевязать раненую руку.

— Твою мать! — ругался Бидон, в ужасе глядя на изувеченную кисть. — Твою мать, как же больно! Помогите, сделайте что-нибудь!

Я легонько стукнул его в челюсть.

— Успокойся, сейчас поможем.

Схватил его за руку, туго наложил бинты. Отправил онемевшую Лену в телефонную будку за углом, чтобы вызвала скорую. Сам остался рядом с незадачливым оружейником. Он был до сих пор в состоянии травматического шока и только скулил, держа раненую руку на весу перед собой.

Скорая приехала очень быстро, к тому времени Леха как раз очнулся. Врач забрал Бидона с собой и Леха отправился вместе с ним.

Мы остались с Леной наедине.

— Ладно, прощай, Витя, — сказала девушка. Холодно, как будто это я подстрелил Бидона. — Можешь больше неприходить ко мне.

Развернулась и отправилась по улице, вокруг своего дома, к подъезду. Ни тебе прощаний, ни прочувствованных слов напоследок. Сухо, будто познакомились пять минут назад.

Не исключаю при этом, что она чувствовала себя на самом деле препаршиво. Просто не хотела показывать свое состояние, из-за гордости.

Наверное, дедушка, капитан дальнего плавания, научил, что надо всегда держать голову прямо, во время любых штормов и бурь. Похвально, конечно, но во время расставания с любимым, наверное, можно было бы и проявить немного больше теплых чувств.

Я подавил в себе желание броситься за ней следом и остановить. Хватит, наелся. Давно уже пора было расстаться.

Тоже развернулся и отправился к трамвайной остановке. Домой, домой, после всех безумств, произошедших сегодня, мне требовался здоровый и крепкий сон, чтобы стереть все эти дерьмовые впечатления. А завтра начать жизнь с нуля.

Вернувшись домой, я помог Светке с уроками, поужинал, помылся и завалился спать. Уже засыпая, вспомнил, как Касдаманов требовал, чтобы я снова отжался пятьсот раз перед сном.

Ага, конечно, сейчас разберусь и отожмусь тысячу. С другой стороны, надо было бы превозмочь себя и отдаться хотя бы сотню, но это было моей последней мыслью на сегодня.

Затем я уснул и проснулся только в четыре утра.

Пробежка сегодня предстояла к дому Касдаманова. Маршрут был давно известен и отработан. Я сполоснул лицо, почистил зубы и отправился к тренеру, прихватив сумку с вещами.

* * *

В то же самое время, когда у дома Лены происходила титаническая борьба с применением различных огнестрельных приспособлений, в здании на Лужнецкой набережной, дом восемь, где располагался Спорткомитет СССР, проходило организационное совещание, посвященное предстоящему чемпионату Европы по боксу.

Заседание провели несмотря на поздний час, слишком уж важные вопросы предстояло обсудить. Шутка ли, через самое короткое время предстояло выступать в Мадриде, столице Испании.

Кого из боксеров туда следует отправить, чтобы не ударили в грязь лицом? Да еще при этом и соблюсти все интересы вовлеченных лиц, потому что отправить надо не только талантливых, а идеологически выдержанных спортсменов. Из тех, что не смотрят на заграницу, как волк на дремучий лес, готовясь сбежать туда при первой возможности.

Ну, и вообще, поехать должны боксеры с безупречной репутацией. Надежные, политически выверенные. И при этом еще и умеющие укладывать соперников на настил. Впрочем, последнее обстоятельство чиновниками от спорта ценилось гораздо меньше политической верности и преданности идеалам коммунизма.

Возглавлял сборище Павел Юрьевич Пастушин, заместитель председателя комитета. Участвовали в заседании не так уж и много людей, всего около десятка, правда, все это были люди облеченные властью и полномочиями в спортивных кругах.

Когда обсудили все остальные вопросы, касающиеся организационных моментов, в том числе распределения бюджета, настала пора перейти к одному из главных вопросов. Касательно состава делегации. Вроде бы общий список уже был согласован и утвержден, но, как всегда, возникли вопросы, требующие немедленного внимания.

— Предлагаю обсудить кандидатуры троих участников, — сказал секретарь собрания, Евгений Алексеевич Горбунов, директор управления по различным видам спорта. — По ним уже ранее поднимались вопросы, а сейчас необходимо рассмотреть их в срочном порядке. Поступили, знаете ли, сигналы. Я говорю о боксерах по фамилии Стрельцов, Рубцов и Троегубов.

Ответственный секретарь федерации бокса СССР Борис Кириенков кивнул.

— Да, товарищи, с прискорбием мы вынуждены констатировать, что после повторного исследования их стиля было выявлено, что они слишком увлеклись так называемой игровой манерой бокса. Эта тактика взята на вооружение по большей части боксерами капиталистических стран и справедливо критикуется в нашей стране по той причине, что является показушной и обманчиво эффектной. У всех троих нет хорошо поставленного, сильного, нокаутирующего удара. А куда мы без этого в боксе? Тут уж, извините, никакие такие танцы на ринге не помогут, как бы они там не крутились.

Он посмотрел на заместителя председателя отдела по боксу Козловского Андрея Владимировича, ожидая его поддержки. Тот незамедлительно кивнул и добавил:

— Мы всегда добивались, чтобы бокс в нашей стране развивался в соответствии с принципами честного и открытого спорта, а значит, манера боя у наших спортсменов тоже должна быть соответствующая. Искренняя и прямая, без всяких этих экивоков и двуличия. В боксе надо просто бить, чтобы победить, не надо придумывать чересчур сложные пути к победе. А эти товарищи как раз и занимаются подобными профанациями, дискредитируя само понятие советского бокса. Сильно бить они не умеют, только прыгают и скачут на ринге, стараясь обмануть соперника, ее ввязываясь в серьезный и честный обмен ударами.

— Позвольте, но Рубцов, кажется, только недавно выиграл чемпионат Союза? — перебил Павел Юрьевич. — Да и остальные оба тоже именитые спортсмены. Троегубов уже два раза выступал в Европе.

Кириенков снова взглянул на Козловского и сказал:

— Мы опасаемся чересчур быстрого взлета столь юных спортсменов. Как бы они не опозорились на чемпионате, ведь это соревнования такого высокого уровня! Там будет столько внимания посвящено, мало ли что может случиться. А Рубцов еще совсем зеленый. Что касается Троегубова, так он уже, так сказать, наоборот, в возрасте. Ему ведь скоро тридцать два будет. Тоже может легко опростоволоситься.

— Хм, — сказал Пастушин и задумался. — Тоже верно говорите, товарищи.

По итогам совещания было решено отклонить кандидатуры Стрельцова, Рубцова и Троегубова от участия в чемпионате Европы по боксу.

Глава 4. Орлята учатся летать

Сегодня Касдаманов будто свихнулся. Требовал, чтобы я еще больше отработал силу удара. Он привез огромную грушу весом в восемьдесят килограмм и добивался, чтобы я весь день непрерывно молотил ее.

— Я хочу, чтобы твой удар валил быка с ног, — снова и снова повторял он.

Потом остановился, пораженный этой идеей.

— Слушай, а почему бы действительно так не сделать?

Я воспользовался передышкой и остановился, чтобы спросить:

— Что это такое вы имеете ввиду? Только не говорите, что…

Старик кивнул. Глаза его светились радостным огнем, очень мне не понравившимся. Он совсем с ума сошел, решил выставить меня против быка. С него станется, даже и на такое пойдет. Надо его срочно отвлечь от этой дурацкой идеи.

Поглядев на настенные часы, висящие на стене, я сказал:

— Егор Дмитриевич, мне надо идти. У меня еще тренировка в «Орленке». Там тоже нельзя пропускать занятия. Я обещаю, что там тоже тренируюсь на постановку сильного удара.

Упоминание о моем спортивном клубе немедленно отрезвило тренера и вернуло его с небес на землю. Он иногда злился, когда приходилось отпускать меня туда на занятия, справедливо полагая, что я теряю там квалификацию.

Насчет бесполезности посещения занятий я бы с ним поспорил, но в целом да, согласен, нагрузки там были совсем детские по сравнению с теми, которым подвергал меня Егор Дмитриевич. Честно говоря, в «Орленке» во время тренировок я отдыхал телом и душой.

— Чего там делать, разве они тебя научат чему-то толковому? — проворчал Касдаманов. — Нечего там шляться, оставайся здесь.

Сегодня надо было обязательно зайти в «Орленок», потому что Юрий Борисович Лебедь, директор клуба, должен был объявить, что я зачислен в состав делегации, которая отправится на чемпионат Европы в Мадрид. Защищать спортивную честь Советского Союза на другом конце континента. Ну, и надо было узнать все сопутствующие организационные моменты.

Поэтому я тут же возразил старику:

— Сегодня мне расскажут насчет чемпионата Европы. Что там да как. Поэтому ехать надо обязательно.

Старик заложил руки за спину и прошелся вдоль зала. Видимо, ему так понравилась мысль с быком, что он не мог вот так, с ходу, расстаться с ней.

— Вечером поедешь, — приказал он. — А сейчас двинем на скотобойню.

Я постарался говорить с ним, как с несмышленым ребенком, вежливо и аккуратно. Или как с сумасшедшим, коим он, собственно говоря, и являлся.

— Егор Дмитриевич, вы извините, но я слышал про такие эксперименты с животными, — заверил я тренера. — И предлагаю отложить на потом. Во-первых, это негуманно, а во-вторых, после такого удара, скорее всего, я получу травму кисти. Что сейчас, перед чемпионатом совсем нежелательно, как вы считаете?

Надо признать, что тренер прислушался к моим доводам. На гуманность ему было плевать, а вот насчет травмы он задумался. К счастью, меня спасло еще и появление Маши, которая заглянула в спортзал и сказала:

— Пойдемте обедать. Хватит уже колотить грушу, у меня уже уши заложило.

Касдаманов оглянулся на внучку и кивнул. Проворчал:

— Ладно, на сегодня отбой. Езжай в свое орлиное гнездо. Скажешь потом, что там и как.

Я благодарно кивнул Маше, хотя все еще ревновал ее за вчерашнее отсутствие и гулянки с незнакомым мне парнем. Затем отправился в душевую, а старик пошел на кухню. Во время вкусного обеда я изо всех сил игнорировал улыбки Маши, а потом уехал не попрощавшись.

И сразу направился в «Орленок». После этого, кстати, мне нужно было еще и в техникум заехать. Паломничество по всем злачным местам, так сказать.

Пока ехал, вспоминал теперь про то, как мы поссорились с Мишкой Закоповым на прошлой неделе. Он и ребята с нашего клуба, в том числе Димка Сазонов по кличке Паровоз, и Квасницын по кличке Квас, их набралась целая толпа, собрались как раз посидеть после занятий в парке, отведать шашлыка и запить вкусными пенными напитками. Мне как раз надо было к Черному ворону, а потом домой, потому что Светка была одна. Поэтому на их настойчивые призывы составить компанию мне пришлось ответить отказом.

— Э, Витек, — процедил тогда Закопов. Что-то он тогда весь день был какой-то взвинченный, взъерошенный, весь на нервах. — Тебе не кажется, но в последнее время ты что-то постоянно нос воротишь от нашей честной компании. Как титул получил, ты чего-то изменился. Что же получается, теперь мы тебе не ровня? Может, пойдешь с ребятами из «Динамо» веселиться?

Я сначала не поверил своим ушам, а потом едва сдержался, чтобы не наброситься на приятеля. Ладно, может у него какое несчастье дома или на работе приключилось, поэтому он на мне свое плохое настроение срывает? Так вроде Закопов хороший пацан, по пустякам не стал бы в бутылку лезть.

— Ты чего такое несешь, Мишка? — спросил я. Дело было уже на улице, неподалеку от входа в наш клуб. Мы стояли вдвоем, а остальные парни кучковались неподалеку, болтая и гогоча. — Белены объелся, что ли? У меня дела, я же тебе ясно сказал. Ехать надо срочно, люди ждут. Да и сестренка дома одна осталась.

Но тогда в Мишку как будто вселился демон противоречия. Он наклонил голову и упрямо заметил:

— Ну, я же говорю, видно, мы тебе теперь не ровня. Ну, а что же? Ты же теперь чемпион Советского Союза. На всей нашей громадной территории теперь никто не сможет тебя одолеть, в твоей весовой категории. Поэтому и не хочешь с нами посидеть, верно? Лучше скажи правду, не надо придумывать отговорки. Небось, если бы люди из спорткомитета позвали, из «Буревестника» или еще какого-нибудь элитной секции, сразу побежал бы, а? Как миленький!

Кровь бросилась мне в голову. Надо признаться, я тогда все-таки сдержался и не дал ему в морду. Просто схватил за грудки и свирепо спросил:

— Ты чего несешь такое, я тебе говорю? Ты с ума сошел, что ли?

Закопов не сопротивлялся, глядел на меня шальными глазами и повторял:

— Ну давай, врежь мне, чемпион! Давай, врежь! — и судя по всему, сам был не прочь заехать мне в рыло.

К счастью, парни увидели, что происходит, подбежали и разняли нас. Я к тому времени уже успокоился. Постарался унять бешено бьющееся сердце и только пристально глядел на приятеля.

— Вы чего, мужики? — спросил Паровоз, стоя между нами. — Чего не поделили?

Мишка поправил воротник рубашки и закричал, указывая на меня:

— Возгордился Витек, совсем уже земли под собой не чует! Взлетел высоко. С нами уже водиться не хочет, морду воротит.

Я сплюнул на землю и зло ответил:

— Я же сказал, что дела у меня. А этот придурок начал меня за князя какого считать. Чемпионство мое ему поперек горла стоит, как я посмотрю.

— У тебя вечно дела! — продолжал кричать Мишка. — В прошлый раз тоже не пошел. И в позапрошлый! Я же говорю, ему с нами не с руки сидеть! Он у нас чемпион, только с другими элитами сидит, отдыхает!

В общем, сцена получилась преотвратительная. Я так и ушел тогда, чувствуя себя мерзко, будто в душу дерьмом капнули. Надо же, никогда не думал, что чемпионский титул когда-нибудь может встать между мной и друзьями по цеху.

Сегодня в клубе не было ни Закопова, ни Паровоза. Несколько новых лиц, я их прежде не видел. Новички, видимо.

Между прочим, моя победа на чемпионате сыграла для секции роль мощной рекламы. После этого к нам потянулось много желающих обучаться именно здесь в «Орленке». Поначалу даже было время, когда здесь было так много учеников, что не протолкнуться. Я тогда тоже стал меньше ходить, поскольку не хотел толкаться в тесноте и, видимо, Мишка этот факт тоже воспринял как брезгливость новоявленного чемпиона.

Только сейчас я задумался о том, что может быть, он был в какой-то мере и прав? Ведь до моего чемпионства я, пожалуй, даже не обратил бы внимания на количество народа и просто продолжал бы тихонько заниматься где-нибудь в углу. В тесноте, да не в обиде. Надо же, я всегда считал себя скромным парнем, а вот поди-ка, оказывается все эти снобистские штуки действительно незаметно проникают в голову.

Директор тоже еще не приехал, Худяков тоже отсутствовал. Мой тренер, между прочим, тоже в последнее время начал опять прикладываться к бутылке. Причем иногда его запои доходили до такой степени тяжести, что на утро он не мог поднять голову и пропускал занятия.

Дожидаясь руководства, я поболтал с парнями, потом переоделся и начал тренировку. Я обещал Егору Дмитриевичу поработать над силой удара, поэтому деваться некуда. Я разогрелся и начал колотить грушу, а затем обратил внимание, что происходит на ринге.

Там шел спарринг, причем одним из сражающихся был боксер из нашего клуба, Ерофеев Кирилл, а его противник — какой-то незнакомый парень. Плотный, широкий, непотопляемый. Грудь как бочка, красные щеки и нос. Не сказать, что новичок. Двигается довольно грамотно, да еще и удары сильные.

На моих глазах в течение двух минут этот новоявленный умелец поразил Ерофеева в печень и в ребра. Кирилл аж загнулся от боли, хотя я знал его, как техничного и сильного бойца. Интересные, однако, дела здесь творятся. Я подошел поближе и на свою беду попался на глаза тренеру Ерофеева, дяде Коле. Он заметил меня и тут же позвал, злорадно блестя глазами:

— О, вот и наш чемпион! Рубцов, вот тебе новый спарринг-партнер, его зовут Слава. Постучи с ним немного перчатками, посмотри, на что годится.

Я и так видел, что Слава на многое годится. Не хотелось с ним связываться, но я ведь чемпион, все ученики в клубе замолкли и с интересом ожидали моего ответа. Надо было мне отказаться от боя, в конце концов, у меня от этого не убыло бы, но тут что-то я взял и ляпнул:

— А почему бы и нет, дядя Коля. Кирюха, как я посмотрю, совсем приуныл, что ли.

Дядя Коля обрадовался. Он ожидал, что я сейчас накажу нахального новичка и поэтому с удовольствием ждал, когда я взойду на ринг. Немного досадуя в душе, за то, что ввязался в этот дурацкий спарринг, я подошел к рингу и пролез между канатами. Остальные ученики бросили занятия и столпились вокруг ринга.

Слава, тяжело дыша, так, что его широкая грудь высоко вздымалась, спокойно смотрел на меня. Я сразу почувствовал, что он серьезный противник. Слеплен из того же теста, из которого делают чемпионов.

Перчатки пришлось поменять, поскольку до этого я надел специальные, для того чтобы работать по груше. Пока я надевал другие, для боя, ученики в зале вполголоса обменивались впечатлениями и прогнозами насчет спарринга.

А еще в зале появился директор клуба. Он заметил меня на ринге, увидел, что происходит и тоже остановился неподалеку. Ну вот, конечно, теперь у нас тут получилось нечто вроде соревнования. Я смотрю, а этот Слава подобрался и приготовился драться всерьез, будто собрался лишить меня титула.

Закончив с приготовлениями, я стукнул перчатками друг о друга, пробуя, хорошо ли они держатся на руке. Потом сунул капу в зубы и направился к Славе.

— Начали, — сказал дядя Коля.

Подняв руки в стойке, новичок тоже направился ко мне. Причем даже не направился, а рванул, как ракета. Он действительно относился к спаррингу слишком серьезно, как к самому настоящему бою. Честно говоря, драться с такими в учебном поединке — самое последнее дело.

Такой боец слишком увлекается и старается победить тебя, забывая о том, что это тренировочный бой, для отработки тех или иных навыков. Впрочем, ладно, чего это я преуменьшаю. Зачастую спарринги между боксерами на самом деле превращаются чуть ли не в схватку между бойцовскими псами. Чуть ли не на жизнь, а на смерть.

Сейчас Слава делал тоже самое. Сходу атаковал меня серией джебов. Руки у него оказались длиннее, чем мои, что давало преимущество в атаке.

Сначала удар левой, потом правой и снова левой. Целая «троечка» одним махом. Очень быстрая и сильная. Если бы он попал в меня, то пришлось бы туго.

Предвидя его энтузиазм и горящие глаза, я не стал лезть на рожон. Я же говорю, не хватало еще получить травму в учебном поединке. Вместо этого я постарался уйти, сначала уклониться корпусом, а потом и отскочить в сторону, всем телом.

Когда я очутился сбоку, Слава развернулся, как бык, которого тореадор запутал с помощью красной тряпки. Снова атаковал меня, опять комбинацией прямых ударов. Теперь он двигался слишком быстро, да еще и угадал, что я опять постараюсь уйти, поэтому был наготове. Пришлось войти в клинч и повиснуть на нем. Мои руки как будто прилипли к предплечьям противника, я навалился на него всей тяжестью, не давая атаковать, да еще и стараясь высосать все силы.

Ученики недовольно зашумели. Дядя Коля засмеялся.

— Эй, брось, Витька! — закричал Квасницын. — Это тебе что, настоящий бой, что ли? Чего ты виснешь?

Но у меня-то была своя стратегия, товарищи. Даже в таком небольшом учебном поединке, как этот. После того, как я стал чемпионом, да еще и таким скороспелым, пожалуй, у многих возникло желание проверить мои яйца на прочность. Если бы я дрался со всеми претендентами, то вскоре уже валялся бы в больнице со сломанной челюстью.

Поэтому приходилось строго дозировать такие поединки, а уж если и участвовать, то только когда я могу выиграть. Конечно сейчас, даже в этом спарринге с нахальным новичком, мне нельзя было проигрывать. И ничего, что для этого мне придется прибегнуть к небольшим грязным приемчикам. Вроде тех, которые ослабляли моего чересчур активного соперника.

В итоге, спарринг так и продолжался еще весь остаток времени. Слава яростно бросался в атаку, я уворачивался либо наоборот, входил в клинч и повисал на нем. Надо заметить, что для новичка он был довольно силен, вот только чересчур агрессивен. И еще недостаточно техничен. Удары довольно грубые, углы вхождения в атаку прямолинейные, без особого разнообразия, отличающего опытного художника ринга.

Вскоре, однако, сила его атак начала спадать на нет. Чего, собственно, я и добивался. Слава дышал все тяжелее, кулаками бил уже совсем без техники, а иногда срывался на обычные удары, как в уличной драке. Да, скоро клиент дойдет, как говорится, до нужной кондиции.

Впрочем, не могу сказать, что все шло прямо так гладко, как хотелось бы. Я контратаковал его быстрыми резкими «двоечками», экономя силы. Когда повисал на противнике в клинче, то через некоторое время начинал бодаться и обрабатывать его корпус короткими боковыми ударами, стараясь вышибить из него дух и сбить дыхание. Все это медленно, но верно лишало Славу сил.

Однако пару раз он, тем не менее, сумел меня достать. Один раз прямым в голову, да так сильно, что у меня зазвенело в ушах. Уйти я успел, в нокдаун не свалился, но с этой поры начал двигаться еще быстрее.

А во второй раз он тоже ударил меня в корпус, как раз когда смог оторвать меня от себя, выбираясь из клинча. От хука в бок у меня перехватило дыхание и стало трудно дышать. К счастью, остальные его удары я успел блокировать, но с тех пор еще больше усилил бдительность.

Ну, а затем, когда противник полностью выдохся, настала пора расправы. Каюсь, я хотел еще проверить на нем свой удар, насколько сильным мне удалось его поставить. В итоге я перестал слишком много кружить по рингу, а вошел с противником в ближний бой.

Работал, как обычно, боковыми. Крутил маятник, на развороте посылая в голову и корпус противника сильные хуки. Очень скоро Слава выдохся совсем и я настиг его сильным апперкотом в челюсть. Новичок упал на канвас, спиной назад и еще некоторое время не мог подняться. А что, удар получился что надо. Раньше я не смог бы завалить такого зверя с одного удара.

— Ну, чемпион показал марку, — сказал дядя Коля. — Хороший урок для новичка. И для вас всех, слышите?

Я помог Славе подняться и проверил его самочувствие. Все в порядке, судя по всему, у него железная голова, как у робота. Едва я сошел с ринга, как директор позвал меня к себе.

В его кабинет я вошел, не снимая перчаток, все еще тяжело дыша после проведенного спарринга. Юрий Борисович не стал садиться, а встал за своим столом, опершись о него обеими руками. Сверлил меня тяжелым взглядом. Я уж подумал, что опять чего натворил и вспомнил про вчерашнюю драку с Лехой, решив, что это она всплыла, но тут директор мрачно сказал:

— Эти суки в спорткомитете решили, что ты не едешь на чемпионат Европы.

Глава 5. Гранит науки

Вот так и я знал, так и знал, что эти твари из спорткомитета обязательно подложат мне какую-нибудь подлянку.

Без этого никак не обойтись. Их хлебом не корми, дай только участвовать в подковерных играх и поставить кому-нибудь подножку. Не удивлюсь, если узнаю, что там приложил руку этот скотина Козловский. Он в лицо улыбается и сладко поет, а сам всегда готов всадить нож в спину.

Но нужно было узнать, что стряслось, поэтому я спросил:

— А с чего это они так решили?

Директор снова мрачно втянул в себя воздух.

— Официальная причина — это отсутствие участия в зональных соревнованиях. Это что касается тебя. Есть еще кто-то, кого не пропустили, там вроде связано с тем, что они тоже не прошли какие-то отборочные турниры. Зональные, отборочные, твою мать! Нашли к чему придраться, сучьи головы!

Юрий Борисович сжал кулаки и потряс ими в воздухе. Мужик он был кряжистый и могучий. Теперь я видел, что он и вправду в свое время гремел по всему Союзу в тяжелом весе. Легко представить, как он раскидывал противников.

Однако с этими противниками так просто не справиться. Кто их перепоет во время совещаний за полированными столами? Это тебе не на ринге размахивать кулаками, здесь нужно работать головой и уметь забалтывать собеседников.

Поэтому теперь надо действовать, причем побыстрее, если я хочу попасть на чемпионат.

— Что же теперь делать будем? — спросил я. — Давайте поднимем шум.

Юрий Борисович тревожно взглянул на меня. Ссориться с комитетом ему было не с руки. Хотя на кону стояла репутация секции, если бы удалось запустить меня на чемпионат, он мог бы уже гордиться таким достижением.

Ведь ученики «Орленка» участвуют в престижном международном соревновании. Не говоря уже о прочих плюшках и бонусах, включая увеличение финансирования его секции. Может быть, удалось бы переехать в другое, более просторное помещение и оснастить его современным оборудованием. Эх, хорошие мечты, которые на глазах развеялись, как дым.

И все-таки ради этого Лебедь не хотел бороться с гос учреждением. Понимал, что в эту эпоху это бесполезно. Да и я, подумав, тоже решил, что поднимать шум невыгодно.

Это тебе не двадцать первый век, когда можно выложить фото и видео в социальные сети и мгновенно вызвать общественный резонанс. Это разгар тоталитарного времени, когда государственный механизм может стереть меня в порошок и даже не заметить этого.

Тут спорь не спорь, бесполезно рыпаться. Надо действовать по-другому.

— Ты Рубцов, погоди, не руби с плеча, — с беспокойством сказал Юрий Борисович. — Всякое еще может случиться. Это еще не окончательное решение, а рекомендация. Я схожу к знакомым в министерство, переговорю, что можно сделать. Ты давай это, не горячись. Понял?

Ну еще бы, не понять. Криком здесь ничего не добьешься, только голос сорвешь. Может, попробовать решить проблему через Касдаманова? Старик тоже заинтересован, чтобы я поехал на турнир, ишь, как меня готовит, будто каждый день последний в жизни. Поэтому, в первую очередь надо поговорить с ним.

— Ладно, Юрий Борисович, — кивнул я. — Подожду, конечно же. Может, все и устаканится. Только вы сказали, что это официальная причина. А настоящая какая? Уж не набедокурил ли я где-то? Или заявление какое-нибудь поступило?

Директор покачал головой. Опустился на стул, снова тяжело вздохнул.

— Тут такое дело, Рубцов. Запутанное, как морской узел. Последние годы у нас ведь какая установка была? Развивать игровой бокс. Это случилось как раз после двух последних чемпионатов Европы, в Риме и Бухаресте, мы там тоже особо ничем не отличились. Тогда у нас развели демагогию, типа надо оздоровить бокс, оградить спортсменов от сильных ударов, ввести этот дурацкий игровой стиль, держаться на расстоянии, в ближний бой не ввязываться. Смысл поединка вообще исчез, как таковой. Молодёжку отстранили от участия в серьезных турнирах, а как они еще приобретут опыт?

Он помолчал, задумался, шепча про себя нехорошие слова в адрес законодателей моды в мире бокса, потом продолжил:

— А теперь в другую сторону бросились. Сразу развернули стратегию на сто восемьдесят градусов. На ходу, без предупреждения. Все наоборот теперь. Игровой стиль, такой, как у тебя, ныне считается проявлением буржуазной и капиталистической формы бокса, неприемлемой для советского боксера. Серьезным недостатком считается отсутствие сильного удара. Вот над чем тебе надо работать, Рубцов. Не знаю, правда, как быстро ты сможешь перестроиться, но ты уж постарайся, Витя, постарайся.

Вот зараза Касдаманов, вот ведь зараза! Откуда он знал об этих тенденциях в изменении стиля боксеров? Наитие или точные сведения, полученные оттуда, из высших сфер?

— Юрий Борисович, дорогой, — сказал я с улыбкой. — Вы не поверите. Если дело только в стиле, то я вам скажу, что уже весь этот месяц как раз отрабатываю у себя мощный удар. Меняю стиль.

Директор тоже расплылся в улыбке.

— Ну ты и живчик, Рубцов. Я думал, уже знаю тебя, как облупленного, а ты не перестаешь меня удивлять, снова и снова. Ну что сказать, молодец! Давай, продолжай работать в том же духе. Я этот аргумент использую, когда буду разговаривать в министерстве.

Поскольку разговаривать больше было не о чем, я вышел из кабинета. Несмотря на просвет надежды, появившийся после упоминания о стиле, мне все равно было не по себе. Если уж госкомитет что-то решил, переубедить его, как любую бюрократическую махину, очень сложно.

Короче, сейчас надо срочно поговорить с Егором Дмитриевичем. Посмотрим, что он скажет.

Когда я позвонил тренеру, то сначала трубку взяла Маша.

— Привет, Витя, — сказала она. — Дед сейчас вышел из дома, придет через час. Что-то передать ему?

Я хотел было сказать о случившемся, но потом решил сообщить лично Касдаманову.

— А ты чего дома сидишь? — спросил я у девушки. — Почему с парнем не гуляешь?

Маша сначала замолчала, а потом удивленно спросила:

— Ты о чем это болтаешь таком?

Я уже пожалел, что задал этот дурацкий вопрос. Какое, в конце концов, мое собачье дело, с кем она гуляет? Девушка здорово помогла мне, когда состоялся чемпионат СССР, поэтому мне не следовало лезть в ее личную жизнь.

— Ладно, проехали, — сказал я. — Я перезвоню, когда приедет Егор Дмитриевич.

И положил трубку, хотя девушка спрашивала что-то еще. Фух, дался мне этот ее парень!

Сразу после этого я поехал в техникум. Надо порешать там все дела, а потом снова ехать к Касдаманову. Вопрос с участием в чемпионате надо решить в самое ближайшее время. Иначе я так и останусь с пустыми руками.

В техникуме царил ажиотаж, связанный с прохождением сессии. Я уже успел закрыть почти все «хвосты», осталось сдать только пару зачетов и экзамен. После того, как меня чуть не выгнали из техникума, пришлось взяться за ум и хорошенько штудировать учебники.

В итоге я досрочно сдал сессию, оставив только несколько предметов. Сейчас мне надо было поставить зачеты и оценки в зачетке, сдача оставшихся дисциплин у меня назначена на послезавтра.

Пробегая между группами взволнованных учащихся, я зашел в нужный кабинет, получил подпись и отправился дальше.

Но далеко пройти не успел. На втором этаже, возле красного уголка я встретил троих борцов.

Ну, как борцов? Тоже студентов техникума. И тоже спортсмены, как и я. Зимой я с ними хорошенько барагозил, прямо возле кабинета директора. Мы тогда разломали весь туалет.

После этого при встрече мы демонстративно не замечали друг друга. Однако сегодня все изменилось. Увидев меня, все трое преградили дорогу.

— Здорово, чемпион, — сказал один крепыш. — Что-то ты мимо ходишь, не здороваешься.

Низкого роста, мускулы бугрятся, весь как будто состоит из углов и прямоугольников. Как там бишь его по имени-отчеству? Хоть убей, не помню.

Двое других под стать ему. Правда, повыше ростом. Морды угрюмые, будто я им ноги отдавил.

— У тебя здоровья и так хватает, нечего с тобой здороваться, — сказал я, смерив его взглядом. — Ну-ка, дай пройти.

Но коллега спортсмен не думал уступать дорогу. Стоял, перегородив проход. Другие студенты заметили, что творится неладное, остановились, подошли ближе.

Мы находились в красном уголке, с неизменным знаменем СССР у стены, изображением Ленина, плакатами и прочими атрибутами. Вдобавок еще и настенные часы с маятником. Старинные, заводные.

Располагался красный уголок в небольшом помещении в узком коридоре, с двумя окнами посередине.

Для драки места хватит. Вот только если мы разгромим этот священный алтарь коммунизма, точно вылетим из техникума. Как пробки из бутылки советского шампанского. Неужели придурок не понимает этого?

— Ты не понял, чемпион, — сказал борец. Ах да, точно, его же зовут Вася, по кличке Жестянка. — Из-за тебя нашего другана отчислили. Он теперь в армию ушел, только через пару лет увидим. А ты тут ходишь, небо коптишь. Это разве справедливо?

Я оглядел их насупленные физиономии и усмехнулся.

— Ишь ты, Жестянка, справедливости захотел? А ничего, что вы сами докопались до меня тогда? Вот и огребли по-полной. Сейчас того же хотите?

Толпа студентов вокруг становилась все больше. Все слушали нас, затаив дыхание. Вот гребаный урод, неужели ты осмелишься устроить здесь махач?

— Ты у нас храбрый, чемпион. Да только на тебя всегда найдется управа, — усмехнулся Вася в ответ. — Давай сделаем так. Извинись за нашего друга, Бондарева. Скажи, что сожалеешь. И иди дальше. Мы тебя не держим. А если откажешься, то мы тебя накажем. Прямо тут. Нам терять нечего, мы в другой город переводимся на учебу.

Ах вот оно что. Вот почему ты такой борзый. Я ненадолго задумался, прикидывая варианты.

В принципе, мне было не жалко. Извиниться можно. Тем более, что их друг и в самом деле тогда вылетел за просто так. Кажется, засмеялся не в тему. При директоре.

Мозгов маловато, конечно, не мог сообразить, что надо сдержаться. Мне было искренне жаль этого идиота.

Но извиняться за него прилюдно? Вот этим трем гоблинам? Да об меня после этого любой первокурсник ноги вытирать будет. Вася молодец, знал, какое условие поставить. Невыполнимое, само собой.

— Извиниться, говоришь? — я снова огляделся. — Ну, почему бы и нет? Заради хорошего человека можно хоть двести раз извиниться.

Борцы оживились. Они не ожидали, что я капитулирую так быстро. Переглянулись, ухмыльнулись, толкнули друг друга локтями. Вася кивнул:

— Ну че, давай, пой, певчая птичка. И погромче, чтобы все слышали.

Я оглядел лица собравшихся учеников. Задержал взгляд на настенных часах. Пора, уже можно.

Набрал полную грудь воздуха и выдал:

— Ну что же, товарищи, я очень сожалею, что вашего друга отчислили из техникума. Но, вообще-то для него это было хорошо. Он и так был тупой, как дуб, а если бы остался здесь, я бы из него последние мозги выбил. И вам тоже выбью, вот прямо сейчас.

До противников не сразу дошел истинный смысл моего спича. Только в конце, переварив сказанное и увидев ухмыляющиеся лица других студентов, они взбеленились. Собирались накинуться на меня, но тут за мной раздался строгий голос:

— Что здесь происходит?

Я обернулся и увидел перед собой директора техникума, собственной персоной. Для меня его появление отнюдь не было неожиданным. Я ведь знал, что он сейчас придет на экзамен.

Он ведь в составе комиссии. А мои твердолобые друзья об этом и ведать не ведали. Поэтому я ответил:

— Все в порядке, Анатолий Юрьевич! Объясняю приятелям, как сдавать экзамен. А то они не хотят быть отчисленными, как их друг Бондарев.

Директор обошел меня и увидел борцов. Оглядел нас и сразу догадался, что дело нечисто. Подобрался, как кот перед мышами и тихо спросил:

— Сдавать экзамен, говоришь?

От его голоса студенты вокруг начали разбегаться. Вскоре вокруг никого не осталось. Директор поправил узел галстука и сказал:

— Ну что, опять хулиганили здесь? — и обратился к моим противникам: — Вы думаете, если получили документы на перевод, то можно делать все, что угодно? Все, что в голову взбредет? Может, мне отменить приказ о переводе и тоже отчислить вас? Ввиду неблагонадежности поведения, а?

Такого поворота мои противники никак не ожидали. Они ведь чувствовали себя в полной безопасности.

— Э, Анатолий Юрьевич, вы неправильно поняли, — побледнев, сказал Вася. — Мы желали Рубцову успешной сдачи экзаменов. И еще больших достижений в спорте.

Директор осмотрел нас с головы до ног, недоверчиво покачал головой. Потом сказал мне:

— Ну, что стоишь, Рубцов. Пошли, где твоя зачетка?

И отправился в ближайшую аудиторию. Я улыбнулся побагровевшим от ярости врагам, помахал им и отправился следом.

Когда я покончил с делами в техникуме, отправился обратно к Касдаманову. Звонил ему, но трубку никто не брал. Ни Маша, ни сам старик.

Пришлось снова ехать к тренеру. Только сначала зашел домой, перекусить и переодеться. Когда проходил мимо парка, по которому бегал вчера, смотрю, навстречу идет симпатичная девушка.

Показалась знакомой. Чем ближе, тем радостней на душе.

Ба, да это же Зоя! Моя вчерашняя принцесса, спасенная от разбойников. Ну что, от судьбы не убежишь, тяжко вздохнул я и отправился к красавице.

* * *

В то же самое время, пока Виктор общался с Зоей, беря быка за рога и тут же пригласив ее на свидание, в окрестностях Москвы по проселочным дорогам весело мчался грузовик. В кузове пусто, поэтому водитель во весь опор гнал по ухабистой тропе, поднимая клубы пыли.

Иногда он немузыкально орал песни, потому что любил музыку. Радио в машине не было. Водитель компенсировал отсутствие своим могучим голосом.

Был он профессиональным шофером и давно крутил баранку. Сильный, пузатый, кудрявовололосый. В клетчатой рубахе и штанах, на голове кепка. Сейчас, впрочем, кепка валялась сзади, на полу кабины.

Рядом с водителем «Шаляпиным» сидел пассажир. Попутчик, подобрал с утра на дороге. Противоположный ему по внешности. Худющий, похож на скелета. Глаза ввалившиеся, красные, воспаленные.

Не выспался, наверное. Каждый раз, когда водитель начинал горланить песню, морщился, но терпел. До поры до времени.

Не доехав до столицы полсотни километров, остановились на отдых. В чистом поле, в тени деревьев. Шофер гостеприимно поделился жареной курицей, завернутой в газету и бутербродами. Налил ароматный чай из термоса.

— Вот скажи, Федя, — сказал он, нарезая батон. — Чего в нашей стране людям не хватает? Всего вдосталь у нас есть. Все за копейки купить можно. Жилье даром. Учат, лечат, на курорт отправят. Все даром. А вот людям все равно мало. Как ты думаешь, чего это так?

Он задумался и отложил нож.

— Правда, машину купить не сразу получится. Хотя, если захотеть, поменьше пить и курить, на прибавках шабашить, то можно быстро и накопить. Вон, Серега у нас, на самосвале работает, так он пить бросил и сразу «Москвич» купил.

При словах Серега и самосвал его спутник насторожился. Как будто припомнил что-то. Но шофер не заметил этого. Продолжал беспечно рассуждать:

— Это все оттого, что натура у человека жадная. Хочет он много и все сразу. Одной машины мало, захочет еще. Две, три. Не в одной комнате хочет жить, а в трехкомнатной. Или вообще во дворце. Вон, как буржуи проклятые. Сказку о рыбаке и золотой рыбке помнишь? Вон где правда-то запрятана!

Он убрал жирную промасленную газету в комок и развернул другую, собираясь постелить на землю. Но случайно вгляделся в фотографию на странице и обмер.

Там говорилось о розыске опасного преступника по кличке Петрик. А на фото — его спутник, ну точь-в-точь.

— Чего это? — удивленно пробормотал шофер.

Но его попутчик уже понял, в чем дело. Мгновенно схватил с земли нож и пырнул звучноголосого водителя в грудь. Три раза подряд. А потом для верности перерезал горло.

Постоял, поглядел на дело своих рук. Покачал головой, почесал затылок. Прочитал газету. Там говорилось о розыске Петрика в связи с убийством семьи чемпиона СССР по боксу Рубцова В.

Насупился, пробормотал: «Ишь ты, чемпион херов. Попрыгаешь ты у меня еще». Оттащил хрипящего водителя в кусты на обочине, собрал газету и еду и кинул в кабину грузовика.

Нож тоже завернул в газету и сунул в карман. Собирался выкинуть его дальше по дороге.

Завел машину и поехал дальше. В Москву. У него там накопилось много дел.

Глава 6. Договоренность

Если я полагал, что добыча на сей раз будет легкая, то глубоко ошибался. Зоя, конечно же, сразу узнала меня. Стрельнула глазами, едва заметно улыбнулась, но тут же гордо вздернула головку и посмотрела в другую сторону. Фу ты, ну ты, какие мы красивые и гордые. Наверняка не может простить, что я отшил ее тогда утром. Ну конечно, надо же меня обязательно наказать.

— Э, девушка, не проходите мимо, — сказал я и подойдя к Зое, пристроился рядом. — Тебе не кажется, что мы уже встречались?

Она продолжала глядеть в сторону, не замечая меня, но это даже становилось смешным. Впрочем, Зое наверняка это смешным не казалось.

Как я успел заметить, девушка даже чуток нахмурилась, недовольная тем, что я подошел слишком близко. Это что же она, успела поставить на мне крест и теперь вообще не желает продолжать знакомство?

Ну же, Зоя, не надо становиться стервой, вот чего я больше всего не люблю в девушках. Вот своевольная гордячка, а в момент знакомства она показалась мне вроде нормальной девушкой. Или это стресс вытащил из нее наружу все хорошие свойства характера, как если бы взболтать кувшин с морсом и тогда со дна поднимутся все вкусные и полезные кусочки фруктов?

Продолжая глядеть в сторону, девушка шла по парковой улице. И даже еще ускорила шаг, звонко цокая каблуками. Ишь ты, какая цаца, принарядилась даже, как будто знала, что мы встретимся.

— Зоя, подожди, давай поговорим чуток, — сказал я придержал стремительно идущую девушку за руку.

Она обернулась, обожгла меня гневными глазищами и вырвала руку из моей ладони.

— Молодой человек, не смейте прикасаться ко мне! С чего вы взяли, будто у меня есть желание общаться с вами?

Вот упрямая стерва. С каждым мгновением она нравилась мне все меньше и меньше, хотя на внешность была чудо как хороша. Легкое летнее платье развевалось при ходьбе, волосы заткнуты красивой брошью в форме бабочки. На плече сумочка, ножки обнажены ниже колен.

Может, ну ее к лешему? Первостатейная стерва, видно ведь. Но поразмыслив, я подумал, что сейчас еще рано отступать. Может у нее сейчас настроение такое. Сама потом будет жалеть, что отшила меня. Так что нет, все-таки надо рискнуть, нельзя упускать такую красоту. Притом, что у меня наверняка есть шансы.

— С чего я взял? — спросил я, снова схватив ее за локоть и останавливая. Слава богу, сейчас еще не приняты законы, карающие за приставание на улице и харрасмент, поэтому я могу быть в относительной безопасности. — С того, моя милая Зоя, что не далее как вчера почти на этом самом месте я спас твою задницу от ограбления. А может и отчего похуже. Но, судя по всему, у тебя такая короткая девичья память, что ты прекрасно забыла об этом. Также, как и об элементарном чувстве благодарности. Вот так вот.

Надо же, я и сам не ожидал от себя такой пламенной речи. Браво, Рубцов. Видимо, мой прочувствованный спич возымел свое действие, потому что девушка удивленно захлопала длинными изогнутыми ресничками, а потом тоже бросилась в атаку:

— Разве я не поблагодарила тебя, мой отважный рыцарь? И разве я не хотела продолжить знакомство? И разве не ты сам потом отвернул от меня нос и убежал по своим срочным делам? Чего же ты теперь от меня хочешь?

Ну, что сказать, упрек верный, вчера я и в самом деле дал маху. Но ведь я вчера еще был, так сказать, парнем Лены, а сегодня уже нет. Так что на самом деле поступил я вообще-то благородно, вот только Зое об этом, пожалуй, не стоит рассказывать.

— Да, каюсь, был такой грех у меня вчера, — признался я, повесив голову и решив признать эту свою ошибку. Ничего, с меня не убудет. — Но ты даже не знаешь, как потом я ругал себя и молил небеса о том, чтобы снова увидеть тебя. И теперь, когда мое желание исполнилось, я тебя уже ни за что не отпущу.

Вот эта речь уже понравилась Зое гораздо больше, чем все предыдущие мои слова. Тем более, что тут и говорить особо не нужно, все и так видно по моим горящим страстью глазам.

Девушка потупила свои очи и уже не стала высвобождать свою руку из моей ладони. Потом бросила на меня быстрый взгляд и спросила:

— А с каких это пор мы перешли на ты?

Чувствуя, что она сменила гнев на милость, я улыбнулся:

— А что, для этого обязательно нужны какие-нибудь церемонии? Хотя, мы могли бы выпить на брудершафт, но давай обойдемся без этих буржуазных условностей. Мы с тобой уже знакомы, поэтому давай на ты, что здесь такого?

Судя по всему, девушка не возражала против такого обращения, также как и против того, что моя рука незаметно переместилась с ее локтя к ее ладошке и нежно оккупировала ее. Только теперь Зоя развернулась и пошла дальше по улочке, не вынимая, впрочем, своей ладони из моей.

Из чего я сделал вывод, что вся эта ее сердитость была на самом деле показной и она действительно хотела просто наказать меня за пренебрежение. Вот только при этом девушка, конечно же, не подумала,что я мог заробеть от такого холодного приема и вовсе отстать от нее. А это, наверное, вовсе не входило в ее планы.

А вот теперь, после того, как она продемонстрировала свой характер, можно стать более снисходительной. Мы прошлись еще немного по улице и Зоя сказала:

— Ты поджидал меня или встретил случайно?

Я открыл рот и хотел сказать, что наткнулся на нее только благодаря удаче, но затем передумал:

— Я тебя здесь ожидал. Ну как, не совсем специально, конечно, но все равно прогуливался и думал, как было бы хорошо, если бы ты вдруг появилась на этой аллее. А тут ты возникла, как гений чистой красоты. Я даже сначала глазам не поверил.

Мы прошли через весь парк и снова очутились перед длинным забором, окружавшим предприятие, где работала Зоя. Только теперь я уже не собирался расставаться так быстро, как вчера. Ну уж нет, упускать второй такой шанс было бы уже верхом идиотизма.

— Мне надо на работу, — с некоторым, как мне хотелось бы, сожалением, сказала девушка и фыркнула: — Приятно было пообщаться, кавалер.

Но я не торопился ее отпускать.

— Подожди, Зоя. Ты что сегодня делаешь после работы? Может быть, сходим куда-нибудь, погуляем, там, кино, театр или музей? Мороженое покушаем?

И снова благословил золотое советское время, когда для того, чтобы охомутать такую красавицу, не надо вести ее в пафосный клуб или дорогущий ресторан. Впрочем, даже и сейчас все было не так легко, как мне показалось. А когда, впрочем, это было легко, соблазнение красивой девушки?

По личику Зои промелькнуло облачко недовольства.

— Обычное кино? Я уже тыщу раз там была. Давай куда-нибудь еще, в ресторан или на танцы.

О, так это же еще лучше. Вечер перестал казаться томным и скучным. Подъемные чемпиона Советского Союза вполне позволяли совершить поход в ресторан, хотя большую часть я потратил на шмотки для Светки и всяческие предметы мебели и быта нашей новой квартиры. Кстати, я же могу вообще шикануть и приехать за Зоей на машине. Поэтому я довольно ухмыльнулся и согласился:

— А что, не вопрос. Во сколько освободишься?

Зоя на мгновение задумалась.

— В полвосьмого. Да, будет в самый раз.

Затем она глянула на тонкие часики на запястье и заторопилась на работу. Я запомнил ее домашний телефон и чмокнул в щечку на прощание. Зоя мило порозовела и побежала через улицу. Я же отправился дальше, к себе домой.

После визита в свою родную пещеру, где выяснилось, что все в порядке, я направил свои стопы к дому Касдаманова. Добрался туда через двадцать минут, поскольку сразу сел на машину, справедливо рассудив, что поеду на свидание с Зоей сразу от тренера, после тренировки.

Егор Дмитриевич находился во дворе. Сидел на крылечке. Маша тоже была на улице, поливала из ведра вишню. При виде меня девушка круто развернулась и ушла, даже не поздоровавшись. Ну вот, это явственные и ощутимые последствия того разговора с ней, когда я бесцеремонно вторгся в ее личное пространство. Интересно, что на это скажет ее грозный дед?

Но тренер совсем забыл о внучке. Он неодобрительно смотрел на фыркающий и плюющийся дымом «Москвич», оставленный мною на большой улице перед домом. Потом посмотрел на меня, сплюнул и спросил:

— Забурел, что ли? Золотые часы и соболиную шапку не купил себе еще?

Ну вот, пожалуйста. Сразу вспомнилось извечное, леонидогайдаевское: «Наши люди в булошную на такси не ездют». Осуждающе относились в Советском Союзе к проявлениям роскоши, очень негативно и критично. Эх, ребята, посмотрел бы я на вас полвека спустя. Тут вся улочка была бы заставлена автомобилями.

— Это я из-за срочности, — пояснил я, подбегая ближе. — Беда, Егор Дмитриевич, беда-то какая.

И объяснил, что случилось с чемпионатом. Старик слушал меня и мрачнел на глазах. Будто чернотой наливался до самых краев. Потом вскинул узловатые длинные, как у орангутанга, руки и завопил:

— Ты где шлялся, обалдуй? Почему раньше не сказал? Когда ты узнал об этом?

Я ожидал, что он разозлится, но не до такой же степени. Но признаться пришлось:

— Еще в обед, когда в «Орленке» был…

Если бы у Касдаманова в руках сейчас было бы двуствольное ружье, он бы немедленно выстрелил бы в меня дуплетом. А если бы был меч, то отрубил бы голову. Мне показалось, что он сейчас лопнет от злости.

— Ну, что ты будешь делать с тобой?! — закричал он и где-то вдалеке немедленно отозвался петух. — Это же надо быть таким тупым идиотом! Почему еще тогда не сказал мне? Почему не позвонил?

На этот вопрос у меня уже был готов ответ.

— Я звонил, но Маша сказала, что вы куда-то уехали. Я не стал ей говорить, хотел сам вам сообщить, — не удержался и ядовито добавил: — Думал, она сейчас пойдет к своему парню гулять и все забудет.

Егор Дмитриевич тяжело вздохнул, словно говорил с фанатиком идеи плоской Земли и никак не мог его вразумить.

— Ты совсем спятил, Витька? Тут каждая минута дорога, а ты Машеньке не сказал. Я сегодня как раз был у… — тут он осекся и не стал говорить дальше. Помолчал, пожевал сердито губы и хрипло сказал: — Короче, я сейчас поеду обратно, хлопотать насчет тебя, а ты оставайся здесь и жди меня. И чтобы ни шагу до моего прихода, понял?

Вот дьявольщина, он же не успеет до вечера. Прощай, мое свидание со знойной красоткой. Впрочем, ничего не попишешь, чемпионат Европы всяко-разно важнее встречи с Зоей. Так что буду ждать, как миленький, никуда не денусь.

— Так точно, товарищ генерал, — ответил я и выпрямился.

Теперь у меня появились надежды на спасение. Если уж сам Егор Дмитриевич взялся за дело, то значит, все будет в порядке. Пока что подожду его, посплю где-нибудь в тенечке.

— Ты, давай, без дела тут не мотайся, — сказал старик, будто угадав мои мысли. — Отрабатывай технику удара. Без этого тебе никак нельзя, понимаешь ли.

Он быстро собрался и ушел. Я предлагал отвезти его на машине, но Егор Дмитриевич сплюнул, по своему обыкновению и пробормотал: «Я на своих двух быстрее доберусь, чем ты на своих колесах», а затем скрылся из виду за поворотом. Ну ладно, я пойду посплю.

Но только я подошел к гамаку, который висел между двух деревьев, то почувствовал сзади чье-то присутствие. Обернулся, а это Маша. Девушка стояла с каменным лицом и пристально смотрела на меня. Как это она так бесшумно подобралась ко мне, а?

— Тебе что дед сказал? — спросила она. — Давай, берись за тренировку.

Я огорченно вздохнул, посмотрел на недосягаемый гамак и поплелся в дом, переодеваться для занятий в спортзале. Маша наточила на меня огромный зуб, поэтому отлынивать от занятий не получится.

Ну что же, к моменту появления деда обратно в доме я успел провести двухчасовую тренировку и почти распрощался с мыслью о свидании с Зоей. Печально, весьма печально.

Но зато Егор Дмитриевич пришел с добрыми вестями. Относительно добрыми, конечно.

— Значит так, — заявил он с порога, едва очутившись в спортзале и глядя на меня жадно ждущим новостей. — Я все-таки сумел договориться насчет твоего участия в чемпионате. Хотя, не скрою, это было невероятно трудно. У тебя, оказывается, полно недоброжелателей в высших кругах, как клещей в заднице у бродячего пса.

Ура, просто отлично. Я готов был прыгать до потолка, но, как оказалось, немного преждевременно.

— Есть, правда, одно условие, — продолжил тренер, пресекая мое преждевременное ликование. — Ты должен будешь подтвердить свою квалификацию в неигровой манере бокса в поединке с боксером, подобранной Федерацией бокса СССР.

Звучало неплохо, но где здесь подвох? Что-то не верится, будто наверху так просто согласились на это условие.

— А где здесь зарыта мина? — спросил я, насторожившись. — Что это за боксер? Надеюсь, в моей весовой категории?

Касдаманов кивнул. Ну, хоть в этом спасибо.

— Вес, конечно, будет твоим. Но кто это будет, я понятия не имею. Сам бой состоится уже завтра. Если проиграешь, то никакого тебе чемпионата. Единственное, что я смог выбить, так это возможность реванша.

Мне стало не по себе. Что это за бой такой, где я могу проиграть? Разве такое возможно? Есть ли боец, способный противостоять мне в моем весе? Свет мой зеркальце скажи, я ль на свете всех милее, румяней и красивее?

— Так что, давай, мы должны обсудить с тобой стратегию боя, — сказал Егор Дмитриевич. — Ты уже размялся? Еще раз пройдемся по ударам. Какие комбинации ты будешь использовать завтра?

И пошло, и поехало. Мы разбирали с ним бой до самой глубокой ночи. Первоначально я порывался сбежать, словно горячий жеребец из конюшни, но тренер дал мне только возможность позвонить домой. Отлучаться он запретил, строго-настрого. Если ослушаюсь, можно действительно распрощаться с надеждой участвовать в чемпионате.

Первым делом я звякнул Светке. Дома все хорошо, тетя Галя с сестренкой, мне можно не переживать за нее. Я объяснил, в чем дело и тетя Галя заявила, что я могу рассчитывать на нее, как на самого себя.

— Тренируйся до упаду и от души, мой милый мальчик, — сказала она. После смерти родителей и бабушки она считала своим долгом приглядывать за нами. — И порви завтра этого ублюдка на мелкие лоскуты.

Пожелание весьма уместное, тем более, что я совсем не знал, с кем мне предстоит драться. Скорее всего, кто-то из топовых советских боксеров, вряд ли они поставят против меня желторотого новичка, только вчера пришедшего в секцию бокса.

Я мысленно перебирал всех кандидатов на бой и пришел к выводу, что это, скорее всего, будет тот претендент, которого поставили на мое место для поездки в Мадрид. Его звали была Толоконников Олег, он был старше меня на три года и имел довольно внушительный список побед. Правда, чемпионом ему так и не довелось побывать, зато он имел кучу золотых и серебряных медалей городских и всесоюзных первенств, а также многочисленных спартакиад.

Задумавшись, я чуть не забыл, что хотел позвонить Зое. Набрал ее номер и ждал, пока девушка поднимет трубку. Ну, или кто-то из ее родителей.

Однако, вскоре она сама ответила на звонок. Я сразу узнал ее мелодичный голосок.

— Привет, это я, Витя, — сообщил я. — Я хотел сообщить, что не смогу приехать сегодня.

Сказал и тут же подумал о том, что не следовало звонить и предупреждать девушку. А то ее ЧСВ взлетит выше небес до самой стратосферы. Подумает, что я так переживаю о том, что наша с ней встреча не состоялась, что обязательно позвонил и предупредил об этом.

С другой стороны, если уж не быть совсем уж нахальным козлом, то самые обычные правила вежливости требовали хотя бы формально предупредить о том, что я не могу сегодня увидеться с ней. Кто знает, может быть, она отложила другие дела, не менее важные, ради встречи со мной.

Так и есть, Зоя снова включила стервочку и ответила ледяным тоном:

— Можно подумать я сама об этом не догадалась. Что у тебя стряслось такого, что ты не мог приехать? Землетрясение или потоп?

Ну, я же говорю, что она пришла в бешенство. Хотя, не исключено, что она просто решила наказать меня.

— У меня завтра важная встреча. Поединок, — объяснил я, хотя не очень хотел раскрывать свое инкогнито.

— Подожди, — голос Зои чуточку потеплел. — Ты спортсмен, что ли? Выступаешь на соревнованиях?

Мне пришлось сознаться, кто я такой. При этом я предвидел, что это вызовет кучу эмоций у Зои. Наверное, так надо было сделать раньше, но я специально хотел как можно дольше оставаться обычным советским парнем, учащимся техникума, чтобы проверить истинные чувства девушки.

— Ух ты, как это классно! — восхитилась Зоя. — Мой папа что-то рассказывал про тебя, он тоже в молодости занимался боксом и интересуется спортом. Что же ты молчал раньше? А что у тебя за выступление завтра?

Из спортзала донесся рев Касдаманова, требующего немедленно явиться к нему для дальнейшей тренировки.

— У меня подготовка к чемпионату Европы, — ответил я и заторопился. — Ладно, меня зовет тренер, позже я обязательно свяжусь с тобой.

Теперь Зоя уже была максимально благосклонна ко мне.

— Хорошо, хорошо, звони в любое время, — сказала она. — Ну, давай, удачи на соревнованиях.

Я положил трубку и побежал к Егору Дмитриевичу. Мы занимались до поздней ночи и я остался у него ночевать. Завтра предстоял важный поединок с неизвестным противником.

Глава 7. Поединок

Рано утром меня разбудили истошные крики петуха. Кукарекал, как резаный. Еще и неподалеку, как будто над ухом.

Я спал во дворе, наслаждаясь ночной свежестью. Немного замерз под тонким одеялом, но зато спал крепко и без сновидений.

Проснулся и тут же вскочил, опасаясь, что опоздал на квалификационный бой. И только потом понял, что еще рано. Вокруг еще темно.

На востоке небо из фиолетового стало голубым. Над крышами одноэтажных домишек пылала огненная полоса рассвета. Далеко-далеко на горизонте чернели темные прямоугольники многоэтажек.

Еще же уйма времени в запасе.

Петух опять заорал на весь поселок. Да чтоб тебя, когда ты заткнешься. Что за нелюдь, поспать не дает.

Сон пропал. Я чувствовал, что выспался. Лучше пойти на пробежку. Размяться, стряхнуть остатки сна.

Умывшись ледяной водой из колонки, я вышел за калитку и тихонько побежал по пыльной улице. Вокруг не души, хотя во многих домах уже горит свет.

Собаки уже привыкли к моим пробежкам и только изредка ворчат, слыша шлепанье моей обуви по земле. Для порядка, так сказать.

Я сделал три круга и вернулся в дом Черного ворона. Зайдя во двор, остановился в удивлении.

На коньке крыши сидел настоящий ворон, с иссиня черными крыльями. Он поворачивал голову туда-сюда, смотрел вокруг умными бусинками глаз.

Может, это и есть Егор Дмитриевич? Превратился на ночь в птицу, да и забыл принять человеческий облик.

— Доброго утречка, Егор Дмитриевич, — сказал я негромко ворону.

Птица посмотрела на меня и каркнула в ответ. Хороший знак, вроде бы. Надеюсь, предвещает сегодня победу.

В доме, однако, старик обнаружился собственной персоной. Я еще раз выслушал от него наставления по бою. Согласился, кое-что пропустил мимо ушей. Дед забывался и часто повторял одно и тоже. Просто разными словами.

Позавтракал и в восемь часов отправился в путь. Верный «Москвич» тоже хорошо отдохнул за ночь и бодро погнал по улицам города.

«Пробок» и заторов в это время еще не было. Если и были, то почтовые их быстро разгоняли.

Воздух чистый, гораздо лучше, чем полвека спустя. По небу пробежали тучки, прошел небольшой летний дождик.

Настроение отличное. Сегодня я утру носы этим гакам из спорткомитета. Выпотрошу их кандидата наизнанку, это уж как пить дать.

Поединок должен был состояться на 3‑й Песчаной улице, в здании стадиона ЦСКА. Я до сих пор не знал, кто будет моим соперником. Доехал туда около девяти. Хотя бой назначен на десять.

Припарковал машину на стоянке, вылез и направился внутрь здания. Дежурный на входе указал в сторону коридора влево:

— Прошу вас, туда, пожалуйста.

Я прошел коридорами и вскоре нашел открытые двери в небольшое помещение. Окна расположены у потолка. Посередине ринг, в углу спортивные снаряды: гири и штанги, на стене брусья и турник. Здесь могло поместиться максимум полсотни человек.

Сейчас здесь находилось человек десять. Все в костюмах с галстуками. Ни одного знакомого лица.

На меня едва поглядели, сухо поздоровались. Я нашел раздевалку дальше по коридору и переоделся. Посидел, огляделся.

Что-то здесь у всех мрачные физиономии. Не очень рады, наверное, тому факту, что у меня появился шанс поехать на чемпионат. Я размялся тут же, в раздевалке, провел небольшой бой с тенью. Когда закончил, по лбу текли капли пота.

Вернулся в зал, где должен был состояться бой. Тут уже набралось побольше народу, два десятка. Мой тренер, Худяков Олег Николаевич, блистательно отсутствовал.

Из знакомых никого. Я поежился под сердитыми взглядами зрителей. Сразу видно, это не мои болельщики. Наоборот, недоброжелатели.

Когда до начала поединка осталось совсем немного, в зале появились Лебедь Юрий Борисович, директор «Орленка» и Козловский, тоже чиновник из городского спорткомитета. Юрий Борисович поспешно подошел ко мне.

— Слушай, что это за выдумки с поединком? — спросил он. — Зачем так рисковать? Ты понимаешь, что можешь вообще проиграть?

Я улыбнулся и помассировал шею.

— Неужели вы полагаете, что я проиграю? — спросил я. — Ради того, чтобы поехать на чемпионат, я зубами выгрызу победу.

Но Юрий Борисович крепко схватил меня за руку. Приблизил крупное лицо с пятнами сыпи на коже.

— Ты хоть знаешь, с кем ты будешь драться, идиот хренов? — злобно спросил он. — Ты понимаешь, что он тебя в землю зароет?

Я удивился. Чего это так беситься-то?

— Конечно, знаю. Толоконников, тот, кого назначили вместо меня. Он тот еще боец, не намного выше меня уровнем.

Юрий Борисович застонал с досады и схватился за голову.

— Идиот, какой же ты идиот! Нет, твой противник — это Дубинин, чемпион армии трех прошлых лет подряд. Ты что, не знал об этом? Ты слышал о Дубинине?

Я растерянно покачал головой. Что-то такое про Дубинина я знал, слышал краем уха. Но что именно, не помню, хоть убей.

Кажется, это про него ходили слухи, что он отказывается участвовать в чемпионатах СССР, а дерется только в армейских. Солдат до мозга костей.

Как раз в это время в зал стремительно вошел невысокий крепкий парень в военном мундире. Смуглый, коротко стриженный, уши маленькие, глазки вообще не видны.

Огляделся и направился к рингу четкой армейской походкой. Если это Дубинин, то он не представлял из себя ничего выдающегося.

— Вот и он, — подтвердил Юрий Борисович, следя за парнем. — Я тебе так скажу, Витя. Если станет совсем плохо, я выкину на ринг полотенце. И даже не буду тебя слушать. Мне твое здоровье важнее, чем выигрыш.

Я отчаянно замотал головой.

— Ни за что не позволю. Только победа. С чего вы взяли, что мне будет так туго?

Директор нашей секции перестал смотреть на Дубинина и ошарашенно глянул на меня.

— Ты что, не знал, что ли? У него самый жесткий удар в Союзе. Один из его противников получил пожизненную инвалидность. Другой скончался в больнице после боя, не приходя в сознание. Не вздумай обмениваться с ним ударами! Он тебя прикончит! Кто тогда позаботится о твоей сестренке?

Не может этого быть. Дубинин тем временем неторопливо переоделся, стоя возле ринга и начал разминку. Двигался он четко и скупо, как бывалый солдат в окопах. Неужели этот задохлик так страшен, как его малюют?

— И помни, тебе же нельзя далеко уходить на ринге, — сказал Лебедь. — Максимум, это уходы корпусом. Зачем ты согласился на такие условия? Это же верная гибель!

Я начал вращать плечами и подпрыгивать на месте.

— Юрий Борисович, вы умеете настроить на победу. Еще раз говорю, не выбрасывайте полотенце.

— А я говорю, что не допущу кровопролития, — отрезал директор и отошел от ринга.

Зрителей в зале увеличилось до трех десятков. Большинство в официальных костюмах. Некоторые в армейских мундирах, большинство майоров и полковников, но еще я заметил и одного мужика с генеральскими погонами.

Все они сидели, просто смотрели на ринг. А еще рядом с рингом находился столик судей, троих человек.

Нас по очереди осмотрел врач. Один из помощников взвесил нас, судьи записали результаты в бумаги. Мы надели перчатки, вскарабкались на ринг.

Между канатов ловко прошел рефери. Позвал нас с Дубининым к себе. Объяснил правила. Поединок проводился по правилам обычных соревнований.

— Готовы к поединку? — спросил он затем.

Я смотрел на Дубинина, а тот все время стоял, склонив голову вниз. Не хотел показывать своих глаз или настолько задумался? Что, интересно, творится в этой чугунной башке? И неужели этот военный, в чине капитана, и в самом деле настолько крут, что может раскидывать всех соперников одной левой?

— Готов, — промычал я, ощущая во рту твердую капу.

Дубинин просто кивнул. В это мгновение он наконец поднял голову и посмотрел на меня пронзительным немигающим взглядом. Мне показалось, что его черные глаза похожи на автоматные дула, и он сейчас прикидывает, как бы получше выпустить в меня очередь из свинцовых шариков, прошивающих мое тело насквозь.

— Тогда бокс, — сказал рефери.

По идее, этот поединок должен быть нечто средним между спаррингом и настоящим боем. Нет необходимости ломать соперника, потому что от этого зависело только одно, смогу ли я поехать в Мадрид или нет.

Причем, как и решили бюрократические головы, в этом случае даже не надо отправлять ко мне на бой моего заместителя в Мадриде. Достаточно отправить мясника из армейского бокса.

Я приблизился к Дубинину, стоявшему неподвижно на месте. Чего он застыл, как статуя? Прямой левой, для прощупывания его навыков. И тут же прямой правой.

Думал, что он также будет стоять на месте, а я ударю его в голову. Но нет, Дубинин едва заметно мотнул головой и легко ушел от моего удара. Полностью уйти не успел, но моя перчатка просто смазала его по щеке и удар не причинил никакого вреда.

А затем он контратаковал. Не сказать, что сделал это ловко и быстро, а как-то грозно и неотвратимо. Вот именно, неотвратимо. Самое верное слово.

Поскольку во время атаки я уже находился на ближней дистанции, он просто послал боковой мне в корпус. Без особых хитростей.

Вообще, я заметил, что у него такой стиль. Рубить противника простыми мощными ударами. Под корень. Ломать и бросать затем на землю. То есть, пардон, на настил.

И противостоять этой простоте оказалось чертовски трудно. Особенно, когда у тебя связаны руки и ноги. Всякими дурацкими ограничениями.

Я ведь не мог драться в привычном стиле, кружить и порхать по рингу. Только уклоны и перемещения взад-вперед. А еще надо ухитряться пробивать противнику сильные удары.

От первого удара в корпус я ушел. Зато второй прошел накрест под моей рукой и поразил меня в живот. Вот гребаный урод. Мне показалось, что Дубинин вскрыл мне кишки и сейчас они вывалятся на ринг.

Боль несусветная. Спасаясь, я отскочил назад. И контратаковал двумя джебами, одновременно стараясь остановить атаку противника.

Это удалось, потому Дубинин пер вперед, как танк. Он буквально напоролся на мои удары.

Мой кулак, сначала правый, потом левый, ткнулся противнику в лоб. Он остановился, отодвинув корпус назад. Все-таки, хорошо, когда соперник ниже тебя ростом. На, жри, сейчас добавлю на десерт.

Закончив разведку боем, мы на мгновение остановились, осматривая друг друга. Все ясно. Передо мной долбаный инфайтер.

Это боксеры, предпочитающие ближний бой. Они чувствуют себя в нем, как рыба в воде. Он как раз подходит таким парням, как Дубинин.

Коренастым, с широкой спиной и толстой бычьей шеей. Ну, и с чугунным подбородком, само собой. Он наверняка предпочитает наносить комбинации пушечных хуков и апперкотов подряд. Никому не посоветовал бы оказаться под этим катком.

Его рост в таком стиле — верная опора. Невысокий рост позволяет чертовски ловко уклоняться от ударов соперника.

Ну что, какая тактика подойдет против него? Конечно же, держать на расстоянии. Этого ублюдка нельзя подпускать ближе вытянутой руки. Надо гвоздить и гвоздить его ударами в голову. При этом самому мне нельзя убегать от него. Ох и тяжкий предстоит бой, очень тяжкий.

Что там думал обо мне сам Дубинин, бог весть. Очень уж непроницаемое у него лицо. Как маска.

Он стоял в очень низкой защитной стойке, максимально неудобной для меня, его противника. Тело сгруппировано в единый монолит. Голова опущена к груди. Для ударов снизу приготовил локти, держа перчатки перед лицом. Подбородок прикрыт от боковых приподнятыми плечами. Стойка левосторонняя, ноги расставлены шире, чем обычно.

Корпус наклонен вперед, чтобы трудно было достать живот. В то же время сам Дубинин благодаря наклону сам легко дотягивался до моего туловища. Короче говоря, он выстроил бронебойную защиту.

И вот теперь, этот облаченный в доспехи рыцарь медленно двинулся вперед, добывать мой скальп. Наклонился вперед еще больше и передвигался потихоньку. Защиту держал без просветов. Сам зорко следил за тем, чтобы пробить мою.

Я отступил назад, пока не добрался до канатов. Гибельная позиция. Чтобы выбраться из нее, я наконец атаковал противника. Постарался осыпать его лавиной джебов.

Дубинин стойко выдержал все удары. А потом, в какой-то миг, воспользовался паузой в моей атаке и контратаковал сам. Нанес прямой левой в мой корпус, заставив меня чуть опустить руки.

Но это оказался ложный удар. Главная его цель — моя головушка. Сразу после финта он пробил мне серию ударов в голову. Мощными хуками, как будто выбивал пыль из моих мозгов.

Не успел я толком отбиться, как он снова перенес направление атаки. Теперь снова в корпус. И не ложными ударами, а настоящими. Тоже боковыми, а иногда пробивая и апперкоты.

Мне пришлось двигать корпусом, как гусеница на стебле травы. В то же время я заметил, что он перестал прикрывать голову правой перчаткой и не доводил защиту до конца. Обманка? Не думаю, слишком уж он прямолинеен.

Поэтому, как только выдалась возможность, я атаковал эту малюсенькую брешь. Левый прямой в его туловище.

Посильнее, Витя, посильнее! Ну и что, что тело у него как будто высечено из гранита. Терпи, атаманом будешь.

Так, удар прошел. Теперь тут же, боковой правой, тоже в корпус. Без разницы куда. Хорошо бы в солнечное сплетение, но нам сейчас выбирать не приходится. Тоже изо всех сил. Защита Дубинина круче всех, с кем я до этого сталкивался. Как будто молотишь стенку.

А теперь, пока он не успел снова напасть, самый важный удар. Вот, он опять не довел правую перчатку до головы, чтобы защитить ее. Я подошел к противнику максимально близко, чтобы сильнее согнуть атакующую руку в локте. Чтобы эффективнее передать силу восходящего движения в голову этого урода.

Одновременно я согнул колени и вывернул бедра. И рубанул снизу вверх. Апперкот правой. В голову противника, вернее, в его челюсть. Кулак повернут на себя. Рука расслаблена и напрягается только в самый последний момент. Во время соприкосновения с целью.

Бум! Удар оказался сильный, чертовски сильный. Как разрывная пуля. Им можно было уложить слона. Глаза Дубинина удивленно расширились, а потом он отлетел назад.

Когда он распластался по настилу, зрители удивленно зашептались. Никаких криков, только взволнованный шелест голосов.

Я остановился, тяжело дыша и глядел, как противник ворочается на ринге. Рефери отодвинул меня и начал отсчет. Немного запоздало, на мой вкус.

Вернувшись в свой угол, я заметил побелевшего от волнения Юрия Борисовича. Директор клуба завороженно смотрел, сможет ли Дубинин подняться.

Ну что за фантазии, конечно сможет. Он парень живучий, что для него какой-то апперкот. Обернувшись, я увидел подтверждение своим догадкам. Дубинин не просто поднялся. Он уже стоял в боевой стойке, непоколебимый, как всегда. Быстро он очухался, однако.

Рефери проверил его состояние. Убедился, что боксер в порядке и может продолжать бой.

— Бокс!

Я снова подошел к противнику. Он опять опустился в низкую защитную стойку, не оставив ни малейшего просвета для атаки. Придется вскрывать, как консервную банку.

Ты ведь, Дубинин, оказывается, не так уж и хорош, как говорили. И на старуху нашлась проруха. Главное, надо зорко наблюдать за ним. Подмечать, когда он ослабляет защиту. Это как в покере.

Я снова атаковал противника. Левый прямой, правый. Перемещение в сторону, потом замах, заряжание атакующей руки. И теперь хук левой, цепляя перчатку соперника, чтобы открыть его голову.

Бамс! Звякнул гонг. Ого, вот и первый раунд закончился. И он оказался за мной.

Я широко улыбнулся Дубинину и вернулся в свой угол. Юрий Борисович вытащил на ринг стульчик, я уселся на него. Вынул капу и сказал, чуть повернув голову:

— Ну что, видели? Купите кепку и солнцезащитные очки, говорят, в Мадриде очень жарко.

— Молодец, Рубцов, молодец, — прошептал директор сбоку. — Эдак ты его, кабана, действительно завалишь.

Весь перерыв я отдыхал, глядя на Дубинина. Рядом с противником стоял тренер и что-то втолковывал ему. Дубинин сидел, опустив голову.

Я поглядел в зал и увидел в первых рядах Козловского. Чиновник сидел с каменным лицом. Что, выкуси, Андрей Владимирович!

Рефери позвал нас для следующего раунда. Дубини продолжал стоять передо мной, опустив голову.

Звякнул гонг. Ну, теперь держись, тварь. Низкая защита не спасет тебя. Может, ты тут выроешь окоп и укроешься там с головой?

Я атаковал противника, как в конце прошлого раунда. Начал с прямых ударов, чтобы чуток оглушить. Потом боковыми по перчаткам, чтобы увеличить бреши в защите. Вот и долгожданный миг для апперкота.

Снова напав на соперника, я пробил отличнейший удар снизу вверх. Он должен был надолго уложить Дубинина на настил.

Но не тут-то было. Он оказался прекрасно готов к атаке. Уклонился в сторону, чуть ли не задев головой покрытие. Затем выпрямился сам. Я и не заметил, как его правая рука вонзилась мне в челюсть.

Мгновенная вспышка, боль и абсолютная темнота.

Глава 8. Проигрыш

Такого не было, чтобы звуки совсем пропали. Наоборот, в голове раздался такой звон, будто какой-то человеконенавистник изо всех ударил молотком по рельсе.

Зрение, это да, пропало напрочь. Ничего не видно, словно я барахтался в чернильной кляксе. Ноги не слушались. Да что там ноги, я своего тела не ощущал.

Когда звон чуть утих и как будто отошел на задний план, я услышал голос рефери, отсчитывающего секунды:

— Четыре… Пять…

Слова бухали по воспаленному мозгу, как удары молота по наковальне. Что происходит? Я ощутил, что лежу на настиле ринга, как безвольная кукла.

Надо встать. Надо встать, черт вас всех раздери. Нельзя валяться, как мусор на свалке. Как гора использованного, гребаного, никому не нужного мусора.

— Шесть… Семь…

Я напряг мышцы и попытался встать. Куда там.

Тело как ватное. Я впервые за время попадания в него снова ощутил, что оно не мое. Будто напялил детские штанишки на взрослого мужика.

Надо подняться, надо подняться. Ну же, Виктор, миленький, давай.

Я замычал от боли. Разлепил глаза и увидел рефери. Навис надо мной. За ним, подсвечивая фигуру арбитра, на потолке ослепительно сиял светильник.

Глаза нестерпимо заболели от яркого света. Я поднял руку, пытаясь заслониться.

— Виктор, вставай, чтоб тебя! — это голос Лебедя, директора «Орленка». Вот только где он сам, ума не приложу.

Насчет того, чтобы подняться, я бы с радостью. Но не могу, хоть убей.

— Восемь… Девять…

Я перевернулся на живот и зрение постепенно сфокусировалось на окружающем.

Канаты, ринг. Люди, сидящие на креслах. Торжествующее лицо Козловского.

Ах ты сука, я сейчас встану и надеру зад этому, как там его… Моему противнику. Тому, кто уронил меня сюда, на настил. Ах да, точно, Дубинину.

Вот дайте только встать. Я оперся руками о покрытие и приподнял туловище.

— Десять! Аут!

Все, что случилось потом, было хуже, чем в страшном сне. Я сначала и в самом деле не мог понять, сплю я или нет.

На ринг выбежал врач, помощник организаторов, а самым последним забрался Лебедь. Врач быстро осмотрел меня, вытащил капу. Он задавал вопросы, я невпопад отвечал на них. Что-то там насчет моего самочувствия.

Убедившись, что я в порядке и могу передвигаться самостоятельно, врач дал добро на дальнейшую процедуру. Я поднялся и увидел перед собой печальное лицо Юрия Борисовича.

— Эх, Витя, — только и мог сказать он. Взял меня за шею и потряс. — Эх, Витя!

Я очумело смотрел по сторонам. Неужели это происходит в самом деле? Поглядел на Дубинина, но армеец уже отвернулся от меня. Стоял в своем углу, вытирал шею и лицо полотенцем.

Вскоре объявили победителя. Я не мог смотреть на зрителей, когда один из судей сказал, что выиграл Дубинин. Стоял, уставившись в пол. Зрители захлопали в ладони.

Как же это могло произойти со мной? Вот ведь зараза.

После объявления Дубинин пожал мне руку. Я не мог вымолвить и слова. Думал, он будет злорадно ухмыляться, но ничего подобного.

Дубинин молчал и глядел вокруг колючими серыми глазками. На меня он не обращал внимания. Потом быстро ушел, также, как и появился.

Я сошел с ринга и хотел усесться на стул, чтобы отдохнуть. В голове до сих пор гудели колокола. Навстречу мне поднялся Козловский. Тонкие губы змеились в усмешке.

— Оказывается, даже нашего непобедимого Рубцова можно положить в нокаут, — сказал он. — Ну что, прощай Мадрид, чемпион?

Юрий Борисович, хоть и опасался начальства, но все равно выдвинулся вперед.

— Не надо делать поспешных выводов, Андрей Владимирович. У Рубцова все еще впереди. Как говорится, упавшего не считай за пропавшего.

Козловский продолжал улыбаться. Он мог себе это позволить.

— Конечно, конечно. Все еще впереди. Только в будущем году, не в этом.

Последнюю фразу он, гадюка, специально произнес с нажимом. Чтобы еще раз укусить насчет чемпионата Европы.

Я передумал садиться здесь, в зале. Хер с ними, отдохну в раздевалке. Но едва я прошел пару шагов, как попал в руки врача. Он еще раз осмотрел меня, замерил пульс и сердцебиение. Посветил фонариком в лицо, заставил высунуть язык. Прописал кое-какие таблетки, если будет болеть голова. Только потом отпустил.

Выйдя из зала, я хотел прислониться к стене. Потом услышал шум в зале и понял, что сейчас все начнут выходить наружу. Нет, только не это. Они не увидят меня побитым, как бродячую собаку.

— Пошли, Витя, пошли, — приговаривал Юрий Борисович.

Только в раздевалке я осознал до конца, что произошло. Не видать чемпионата Европы, как своих ушей. Со злости я ударил по железной дверце шкафчика. Тонкая поверхность чуть выгнулась.

— Э, спокойно, Рубцов, спокойно, — сказал Лебедь, похлопав меня по спине. — Руку повредишь, не дрыгайся.

Мне хотелось выть по-волчьи. Вместо этого я сдавленно спросил:

— Юрий Борисович, это что же, я теперь не чемпион?

Директор «Орленка» улыбнулся.

— С чего ты взял, Витя? Это же был просто бой, отборочный, что ли. Не за титул, само собой. Подтверждение квалификации. Он даже в твоей статистике учитываться не будет. Нет, ты как был чемпионом СССР, так и остался.

Я шумно выдохнул. Ну, хоть за титул можно не бояться. Хотя, кто его знает чинуш. Может, теперь они поднимут шум насчет пересмотра результатов чемпионата.

Гребаный Дубинин. Как же он смог вот так, походя, разгромить меня?

Черт, я слишком расслабился. Думал, победа уже в кармане. Придурок, идиот!

— Значит, так, — сказал Юрий Борисович, видя мое состояние. — Давай сделаем так. Сейчас ты идешь домой и отдыхаешь. Спишь, валяешься в постели. Весь день. Сегодня и завтра. Ничего не делаешь. А потом приходишь ко мне в клуб и мы поговорим. Лады?

Я молча кивнул. Внутри у меня все клокотало и шипело, будто я выпил стакан разъедающей плоть кислоты. Когда переодевался, обратил внимание, как сильно трясутся руки.

Звон в голове прекратился. Но зато злость раздирала душу на части. Вот как можно было так лохануться?

Директор клуба еще раз постучал меня по спине и вышел. Я остался в раздевалке один. Постоял, решая, как быть дальше. Что делать?

Наверное, надо сообщить Касдаманову, раз уж он это все затеял. Сидит, небось, ждет результатов. Тоже волнуется.

Но сначала надо уйти из этого гиблого места. Мне казалось, что стены раздевалки незаметно сдвигаются внутрь и грозят меня раздавить.

Выйдя из помещения, я быстро, чуть ли не бегом прошел по коридору. На улице нашел телефонную будку и позвонил оттуда.

На этот раз Егор Дмитриевич сам поднял трубку.

— Ну? — спросил он отрывисто.

Я помолчал. Трудно представить, что сейчас будет.

— Ну? — старик продолжал лаять в трубку. — Что ты молчишь? Язык проглотил от радости?

Я уперся горячим лбом в холодное серое железо телефонного аппарата. Крепче сжал трубку.

— Я проиграл.

Дед тоже умолк на полминуты. Потом зловеще спросил:

— Что ты сказал? Ты завалил бой?

— Да, — подтвердил я. — Нокаут, во втором раунде.

— Твою мать, — крепко выругался Касдаманов. — Еще и нокаутом! Ты вообще долбанулся там, что ли? Как так?

Я молчал. А что тут скажешь?

— Как ты мог проиграть этому гребаному Толоконникову? — заорал Егор Дмитриевич. — Это же уму непостижимо!

— Я дрался не с Толоконниковым, — ответил я. — А с Дубининым из ЦСКА.

Дед шумно выдохнул в трубку. Затем надолго замолчал. Так долго, что я подумал, будто нас разъединили.

— С Дубининым говоришь, — наконец медленно проговорил он. — Интересно. Я и не думал, что они поступят так. Ну, этот орешек тебе не по зубам. Он готовился к профессиональным боям с западными боксерами, знаешь? Учился в Гаване, в Мексике и в Америке. Это нигде не афишировали, но он должен был выступать на чемпионате мира от СССР. Там, где дерутся за деньги, профи, понимаешь? Вот только потом эту тему зарубили и он остался ни с чем. На самом верху решили, что наш боксер не может драться за деньги, это нарушение принципов коммунистической идеологии. И поэтому они подкинули его тебе. Вот ведь суки.

Я продолжал молчать и угрюмо сопел в трубку. Егор Дмитриевич тоже помолчал. Видимо, он усиленно размышлял.

— Езжай ко мне, — приказал он затем. — Быстро, прямо сейчас. Будем решать твой вопрос.

Я покачал головой, будто старик сидел передо мной.

— Я хочу отдохнуть. Приеду завтра.

Старик мгновенно вскипел:

— Ты с дуба рухнул, что ли? Получил по башке и теперь растекся по асфальту? Ничего страшного, и не такие вопросы решали.

— Нет, — упрямо ответил я. Уперся рогом в землю. — Я хочу отдохнуть. И подумать.

Не успел я закончить, как Касдаманов заорал:

— Чего думать, тут действовать надо! Ты что, жалеть себя вздумал?! Нашел из-за чего расстраиваться. Люди и посильней тебя проигрывали. И ничего, потом вставали и шли на тренировку. А ты чего, решил валяться и плакать, как баба? Короче, решай. Или ты сегодня придешь ко мне или вообще можешь не приходить.

Я молча положил трубку. Гребаный старик так орал, что у меня заболели уши. Наверное, всю трубку у себя слюной забрызгал. Вернее, не слюной, а ядовитой желчью. Еще и ультиматумы вздумал ставить, урод.

Огляделся. Будка стояла на тротуаре, возле оживленной улицы. По ней весело мчались пузатые автомобили, со свистом и гулом проносились троллейбусы и автобусы. Я поглядел на них и отправился к стоянке, к своей машине.

Посидел за рулем, подумал. Куда ехать? Домой, куда же еще. Отсыпаться. Приходить в себя. После нокаута и вправду лучше отдохнуть и восстановиться. Что бы там не говорил мой наставник.

Я завел двигатель. Только тронулся с места и решил, что так не пойдет. Надо все-таки заехать к Касдаманову. Он вспыльчивый, но справедливый.

Из всех знакомых только он пытался помочь мне. Я сам все запорол. Старик тут не виноват.

Но перед этим я решил все-таки подремать. Что, если припарковаться где-нибудь рядом с парком и отдохнуть?

Надо прийти к тренеру посвежевшим. С ясной головой. А то сейчас вообще ничего не соображаю, голова будто опилками набита.

Так я и сделал. Уехал от проклятого стадиона, добрался до тенечка, остановил машину. Хорошо, что сейчас нет платных парковок. Разве можно представить в 1971 году, что через энное число лет Москва будет задыхаться от нашествия машин? А за то, чтобы оставить их на стоянке, надо платить?

Открыл стекла, устроился поудобнее и улегся на заднем сиденье. В открытые окна задувал свежий ветерок. И это в центре города! Никакого смога, по крайней мере, такого сильного, как в двадцать первом веке.

Лежа, я вспомнил Дубинина. Если парень готовился выступать против профи, то он и вправду стойкий и непоколебимый, как скала. Ему ведь драться целых двенадцать раундов.

Бой со мной, с любителем, для него просто легкая разминка. Хотя, даже такого можно завалить, никуда не денется. Он же не бессмертный.

А потом я заснул. Спал, как убитый. Ни снов, ни чувств. Проснулся с гудящей головой, виски ломило. По груди будто ломом прошлись пару раз.

Вот, оказывается, как ощущали себя мои соперники после нокаутов. Да уж, ощущения не из приятных.

Чтобы проснуться, я вышел из машины и немного размялся. Купил лимонад в магазинчике неподалеку. Вернулся в машину, на ходу выпив ледяной сладкий напиток, с кислинкой. Посидел, подумал.

Завел двигатель и поехал к Касдаманову. Время уже было сильно послеобеденное. Четыре часа дня.

Когда я приехал, дома у Егора Дмитриевича никого не оказалось. Калитка заперта. Я просунул руку, открыл ее, прошел через двор к двери. Тоже закрыта. Постучал, нет ответа.

Я думал, что старик обиделся, поэтому ломился в дверь еще минут десять. Чуть не выломал тяжелую дубовую дверь.

От сильного стука набежали собаки с других дворов, начали лаять. Да ладно, я же знаю, Егор Дмитриевич, это вы управляете этими зверями. Каждый раз, как поругаемся, натравливает их на меня.

Нет, никого дома нет. Видимо, упрямый старик уехал по делам. А Маша опять ушла гулять со своим хахалем. Раньше домашняя была, из комнаты носу не высовывала. А теперь вишь, чуть что, сразу свалила.

Ну-ка, а чего это я буду тогда дома сидеть и горевать? Пойду-ка я лучше тоже гулять.

Где там моя новая зазноба поживает? Какой там у нее телефон? Я сплюнул, пнул дверь дома Касдаманова со злости и отправился к машине. Собаки рычали мне вслед, но не подходили.

Через полчаса я остановил машину возле предприятия, где работала Зоя. Дождусь девушку и сразу заберу на свидание. Ну его к дьяволу бокс. Надо отвлечься от сегодняшнего кошмара. И для этого нет ничего лучше, чем общество красивой девушки.

Пока дождался вечера, подремал. Наконец, увидел, как Зоя вышла из проходной. Рядом с ней увязался какой-то парень в костюмчике. Весь такой прилизанный и улыбчивый.

— Привет, Зоя! — крикнул я из машины и вылез наружу. — Ты куда торопишься?

Подошел, поцеловал ручку. При виде меня парень перестал улыбаться.

— О, Витя! — удивилась Зоя. — Привет! Ты меня ждал?

Я кивнул.

— Конечно. Я же обещал тебе, что увидимся.

Зоя поглядела на «Москвич». Довольно прищурилась. В эти времена парень на машине считался чуть ли не олигархом.

— Ух ты, это твой автомобиль?

Ее глаза загорелись. Она обернулась к спутнику.

— Стасик, дальше я сама. Ты иди, я с другом поеду.

Глаза парня помертвели.

— Далеко поедете?

Я не собирался с ним ссориться. Сразу видно, бедолага втюрился в Зою по самые помидоры. Не бить же его за это.

— Это мы уже сами разберемся, — ответил я ему и увел девушку к машине.

Идя рядом, Зоя сразу взяла меня под руку и доверчиво прижалась. Я ощутил ее грудь и сразу подумал, что не зря пришел сюда.

Везти девушку в ресторан я, конечно, не собирался. Знаем, проходили. Этого дерьма я еще в прошлой жизни наелся.

— К сожалению, в ресторане все места заняты, — сказал я. — Я заезжал, узнавал. Но есть другое место. Не хуже.

Мы зашли в недорогое, но вполне приличное кафе, где заказали шашлыков и вина. После ужина я отвез девушку в парк, где мы долго обнимались и целовались в машине.

На улице уже стояла темнота. Кажется, Зоя была не прочь и дальше продолжить знакомство, но у меня снова зверски разболелась голова. Вдобавок, взбунтовался желудок.

Нет, надо было лежать сегодня дома. Отдыхать. И тем более, без алкоголя.

Ладно, сегодня не судьба. Я отвез девушку домой. Мы целовались еще минут пять на прощанье возле ее подъезда.

— Яприду за тобой завтра, — пообещал я.

В свете уличного фонаря я заметил, как девушка слегка нахмурилась.

— Придешь? А почему не приедешь? Это же твоя машина?

У меня не было настроения спорить, но я спросил:

— Моя. Но иногда лучше пройтись пешком.

Зоя нахмурилась еще больше.

— Зачем пешком? Лучше на машине.

Вот цаца у нас тут какая. Голова разболелась еще больше.

— Ладно, завтра видно будет, — сказал я и отправился прочь.

Зоя глядела мне вслед, а потом молча вошла в подъезд.

Когда я приехал домой, было уже поздно. Около полуночи. По дороге пару раз остановился, переждал, пока стихнет ломота в висках.

На стоянке рядом с подъездом стояла милицейская машина. Неужели к нам? Неужели что-то стряслось? Я рванулся к двери, но из машины вышли двое милиционеров.

Один наш участковый, я его сразу узнал. Другой какой-то незнакомый.

Он подошел ко мне и козырнул.

— Рубцов Виктор Анатольевич? Пройдемте с нами в участок. Надо кое-в-чем разобраться.

* * *

Егор Дмитриевич уехал не просто так. Он уехал спасать задницу своего подопечного.

Ровно в семнадцать часов в десять минут его провели в один из кабинетов Кремля. За огромным столом сидел худощавый старик в очках. Глаза за линзами пронзительные и холодные, как ледышки. От его взгляда и холодного гнева некоторые подчиненные, говорят, падали в обморок.

Впрочем, Касдаманов уже давно перестал бояться подобных взглядов. Тем более, что с этим стариком они были ровесниками. И знали друг друга еще с далеких революционных времен. В Кремле старик обладал огромным могуществом.

— Что у тебя там, Дмитрич? — проворчал он, когда они поздоровались. — Опять что-то с боксерами? Ты же знаешь, я не курирую спорт. У меня идеология и внешние сношения.

— А здесь как раз вопрос идеологии и внешних сношений, — ответил Касдаманов, усаживаясь в просторное кресло перед столом. — Про чемпионат Европы помнишь, Михаил Андреевич? По боксу? Моего подопечного задвинули сегодня.

— Он проиграл нокаутом, сам виноват, — ответил старик, обнаруживая, что подготовился к визиту старого знакомого. — О чем теперь может идти речь?

— О повторном поединке, — ответил Егор Дмитриевич. — Мы сразу договорились с госкомитетом. Но они сейчас в отказ идут. А так не пойдет. Мы имеем право отыграться.

Старик изучающе посмотрел на гостя и скрипуче спросил:

— Ты уверен, что твой подопечный выиграет? Смотри, опять ведь свалится. Времени в обрез на подготовку. Если в этот раз проиграет, может вообще с большим боксом распрощаться. Поднимем вопрос о защите титула.

Егор Дмитриевич взгляда не отвел. Смотрел в упор, не мигая.

— Не проиграет, не бойся, — сказал он. — Это я тебе обещаю.

— Ну смотри, Дмитрич, — сказал старик. — Под твою ответственность. Если что, не обессудь.

И потянулся к одному из телефонов без дисков, стоявших рядом на низеньком широком столике.

​Глава 9. Долгая ночь

До участка ехали недалече.

— Начальник, а в чем дело? — спросил я у второго милиционера, тоже еще относительно молодого, лет на пять-семь старше меня.

— В участке сейчас узнаете, Виктор Анатольевич, — ответил он.

Но я не унимался. Слишком уж тягостные воспоминания у меня были связаны с милицией со времени гибели родителей и бабушки.

— Надеюсь, дома все в порядке? — спросил я, тревожно глядя на сопровождающих. — Что вы мне даже зайти не дали? Повязали, как преступника какого-нибудь.

Милиционеры переглянулись между собой.

— Невозможно вас дома найти, товарищ, — сказал участковый. — Я уж второй день ищу. Думали, в бега подался, в розыск хотели объявить.

— А с чего мне в бега подаваться? — спросил я.

— А это уже в отделении вам объяснят, товарищ, — ответил милиционер и дальше они уже не отвечали.

Рация в машине потрескивала и почти постоянно выдавала нам сведения о передвижениях других патрулей. А также о происшествиях, случившихся неподалеку. Милиционеры негромко переговаривались между собой.

Чуток поразмыслив, я успокоился. Нет, дело явно только во мне. Если бы что-нибудь стряслось дома, они бы позволили туда зайти.

Нет, здесь что-то другое. Капкан расставлен на меня самого.

Вскоре мы приехали по назначению. Небольшое здание, перед которым стояли еще милицейские машины, штук пять, не меньше. Внутри за решетчатым проемом сидел дежурный.

Меня провели в небольшую комнату и оставили одного. У стены стол со времен царя Гороха, но все еще крепкий. Скрипучие деревянные стулья. Шкафы с пустыми полками.

Я уселся на стул и начал ждать. Вскоре пришел молодой человек в сером костюме. В руках папка с бумагами. Аккуратный, чистенький, но в коротко стриженных волосах пятна седины. Что же это тебя так, с самой молодости занесло, а, родимый?

— Здравствуйте, Виктор Анатольевич, — сказал парень, протягивая мне руку. — Меня зовут Андрей, я следователь. Весьма рад знакомству. Позвольте выразить восхищение. Я следил, знаете ли, за вашими боями. Немного увлекаюсь, знаете ли, боксом.

Карие глаза его при этом внимательно следили за мной. Зубы заговаривает, ясен перец. Я постарался изобразить растерянного советского гражданина.

Пусть видят, что я ни в чем не виноват. Впрочем, особо сильно изображать ничего не пришлось. Я и так ничего не понимал.

— Это радует. Вот только объясните, пожалуйста, в связи с чем меня задержали.

Следователь уселся за стол, раскрыл папку с документами.

— Вас не задержали, а просто привезли для допроса. Мы хотели уточнить у вас некоторые обстоятельства. Извините, что так поздно, но найти вас невозможно. Мы опасались, что вы уже уехали из города в неизвестном направлении.

На словах, конечно, все гладко. Только вот зачем, поднимая взгляд от бумаг, сверлить меня, желая проделать дырку в голове? Ох, что-то здесь неладно.

— И какие же это вопросы? — немного раздраженно спросил я. — У меня завтра тренировка с раннего утра, можно быстрее, товарищ? И с чего бы это мне убегать?

Следователь вновь углубился в бумаги. Затем снова посмотрел на меня и широко улыбнулся.

— Ну, ладно, раз вы торопитесь, давайте тогда быстренько пройдемся по нашему делу. Скажите, Виктор Анатольевич, вы знакомы с Золоторевым Алексеем? Тысяча девятьсот пятьдесят третьего года рождения, также, как и вы.

Я напряг память, но никакого Золотарева вспомнить не мог.

— А с Петрухиным Дмитрием знакомы? — продолжал спрашивать следователь, внимательно следя за мной. — Тоже ваш ровесник. Странно, что вы их не знаете? Они проживают на улице Луначарского, вы там часто бываете. Странно, вообще странно.

Кто это такие, я вообще не знал. Хотя, улица Луначарского, это же район, где живет Лена. Ага, кажется теперь понятно.

— Это что же, Леха-Носорог и этот, как его, Бидон, что ли? — протянул я в сомнении. — Про них спрашиваете?

Я вспомнил, при каких обстоятельствах встретился с ними в последний раз и начал догадываться в чем дело.

Следователь еле заметно кивнул. И продолжал вопросительно смотреть на меня. А что ему сказать? Правду, наверное, чего выдумывать. Что интересно, случилось с этими идиотами, раз дело дошло до милиции?

— Это бывший парень моей девушки, — объяснил я. — И его приятель. Они пару раз пытались отогнать меня от нее, но у них ничего не получилось.

Следователь снова понимающе кивнул.

— Это понятно, с кем не бывает. А что случилось совсем недавно, в вашу последнюю встречу с ними?

Чувствуя себя немного неловко под его пристальным взглядом, я рассказал, как прошло мое последнее свидание с Леной. Следователь записал мой рассказ и переспросил:

— Значит, этот самопал вытащил Золотарев? А выстрелил из него Петрухин? Правильно я вас понял?

Я снова подтвердил. Тогда следователь вытащил из папки и показал мне бумажку, исписанную корявым почерком.

— А как вы объясните тогда вот этот факт? Петрухин написал заявление на вас. О том, что это вы принесли самопал и выстрелили в него. Он пытался забрать оружие и повредил себе руку. Очень сильно, кстати. Возможно, ему ампутируют два пальца. А его товарищ Золотарев подтвердил это. В своих показаниях они указали, что поссорились с вами из-за девушки.

С полминуты я сидел, потеряв дар речи от изумления. Сначала проигрыш от Дубинина, а теперь это.

Сегодня явно не мой день. Поневоле начнешь верить в гороскопы. Все звезды сошлись самым неблагоприятным для меня образом.

— Так это наглая ложь, товарищ следователь. Наоборот, я же говорю, это Леха притащил этот дурацкий обрез и пытался выстрелить из него. А потом он попал в руки Бидона, этого, как его, Петрухина и он сам выстрелил из него. Обрез разорвался у него в руке и нанес травму.

— Послушайте, товарищ Рубцов, травмы, которые получил Петрухин, действительно произошли, когда он держал в руках это самодельное огнестрельное оружие. Однако он утверждает, что это вы подожгли запал и он успел выхватить его у вас из рук в последний момент, в процессе борьбы. Теперь ваши показания противоречат друг другу. И на данный момент я склонен верить ему больше, потому что он сразу обратился к нам, а вас мы вынуждены были долго искать.

Вот же скотина этот Бидон. Накатал заяву не по делу.

— Послушайте, Андрей, — сказал я, пытаясь убедить следователя. — Я боксер, вроде неплохой, вы это знаете. Этого Леху я до этого уже хорошенько проучил, еще зимой. После этого он держался от меня подальше. Как думаете, нужно ли мне брать с собой самопал, чтобы расправиться с ним? Ну, сами посудите логически?

Следователь немного наклонил голову, но продолжал испытующе разглядывать меня.

— Если вы говорите правду, то конечно. Смысла нет. Но вот он парень немаленький. Да и Петрухин тоже. На самом деле все могло быть иначе. Кто может подтвердить ваши показания?

Был только один человек, который мог бы подтвердить мои слова. Вот только я с ней недавно расстался. Эх, поторопился, однако. Но следователь ждал ответа и я глухо сказал:

— Это Лена. Моя бывшая девушка.

— А почему бывшая? — удивился следователь. — Сегодня я разговаривал с ней по телефону. Она ни словом не обмолвилась о том, что вы расстались.

Я горько усмехнулся.

— Наверное, потому что девушки не очень любят распространяться об этом.

Тогда Андрей залез в папку и выудил оттуда еще один листок.

— Ну, в таком случае непонятно, почему в сегодняшнем разговоре Белоусова Елена Игоревна не сообщила о том факте, что самопал достал Золотарев, как утверждаете вы, — сказал он, заглянув в листок. — Странно, если уж она ваша девушка, хоть и бывшая, то могла бы сказать правду.

Я молчал, будто проглотил клей и заклеил себе губы. Ну конечно, это маленькая месть от моей бывшей зазнобы. Не удивлюсь, если она подтвердит показания Лехи и Бидона, сказав, что это я притащил ту гребаную хлопушку.

— Молчите, значит, — удовлетворенно сказал Андрей. — Ну, раз так, мы тогда вас оставим здесь, до выяснения всех обстоятельств. А то вы слишком неуловимый. Завтра как раз послушаем показания Белоусовой и если они подтвердятся, то…

Он многозначительно замолчал и собрал бумаги в папку. Я продолжал хранить похоронное молчание. Надо бы поднять голос, потребовать, чтобы меня отпустили, но меня как будто сковали по рукам и ногам. Да еще и кляп в рот словно сунули.

— Завтра все выяснится, — сказал следователь и вышел из кабинета.

Я сунулся было за ним, но в коридоре оказался постовой. Здоровенный малый, он глянул на меня, спросил:

— Куда собрался?

Мне пришлось вернуться обратно. Вскоре тот же постовой отвел меня в камеру. Небольшое узкое помещение, койки, прикрепленные к стене. В углу санузел.

Войдя, я повел носом. Пахнет, как в заднице у бегемота. Пол черный от давно въевшейся грязи.

Возле небольшого зарешеченного оконца, расположенного у потолка, на корточках сидели двое. Морды сизые и небритые, носы красные, глаза маленькие и хитрые.

Оглядевшись, я тоже присел на корточки. У стены, возле коек. Задумался.

Ситуация, честно говоря, не ахти. Полное дерьмище. Ладно, бог с ним, с заявлением в стрельбе из самопала. Отобьюсь как-нибудь. Правда все равно вылезет наружу, так или иначе.

Вот только как это скажется на моей спортивной карьере? Вот в чем главная проблема.

Быть замешанным в уголовке — это крест на всех дальнейших спортивных достижениях. Во все времена, хоть в двадцать первом веке, хоть в двадцатом, хоть в девятнадцатом.

Я заскрипел зубами от бессилия и злости. Если в Федерации бокса или в Спорткомитете узнают о моем нынешнем положении, мне кранты. Достаточно тому же следователю завтра направить запрос в любую из этих инстанций, с просьбой предоставить на меня характеристику.

И все, мало не покажется. Титул чемпиона не поможет. Наоборот, еще больше усилит падение. Как балласт, с которым я еще быстрее пойду ко дну. Что делать?

— Че расселся?

Я не сразу догадался, что обращаются ко мне. Те двое, что сидели у окна, вроде поднялись и неспешно маячили по камере. Я не обращал на них внимания. Не больше, чем на мух, жужжащих над ухом.

А теперь вдруг они возникли передо мной. Руки в брюки, на толстых мордах гадливые улыбочки.

Поизмываться решили над новичком? Представление себе решили устроить? Не надо ребята, я сейчас вообще не в настроении.

— Э, гнида, ты че, оглох, что ли? — второй легонько пихнул меня ногой, обутой в старый потертый ботинок. — Отвечай, когда с тобой люди разговаривают.

Ладно, сами напросились. Постараюсь не нанести слишком сильных травм.

Я поднялся с корточек. Потер онемевшие ноги, размял мышцы. Сейчас мне понадобится быстро двигаться. Надо, чтобы кровь беспрепятственно бежала по жилам.

И все же, глядя на подошедших ко мне арестантов, я видел, что они вовсе не бойцы. Крепкие, жилистые, но не спортивные. Реакция и дыхалка наверняка на нуле. Зато нахальства и злобы хоть отбавляй.

На всякий случай я сделал последнюю попытку договориться.

— Мужики, давайте не будем? — попросил я примирительно. — Честное слово, настроения нет разборки устраивать.

Но тот, что стоял справа, схватил меня за ворот футболки. Приблизил щекастую морду, процедил:

— Тебе же сказали, не рыпайся. Гони кошелек, дай пощупаем. С тебя плата за въезд на хату.

И довольно улыбнулся товарищу.

— Да ты у нас поэт, Валера, — захихикал второй.

Я устал их слушать.

Коротко развернул корпус, влепил поэту в живот короткий боковой. Левой, не убирая его руки с моего ворота. Тут же добавил правой, в печень.

Молниеносная атака. Как укус змеи, исподтишка. Специально бил в туловище, чтобы не оставить следов у него на лице. Чтобы он не опрокинулся на пол и не сломал себе затылок. Чтобы руку себе не повредить о его черепные кости.

В общем, много причин бить в корпус таких вот ублюдков.

Валера загнулся и со стоном опустился на пол.

— Ах ты сука! — заорал второй и рванулся на меня с кулаками.

Я увернулся и тут же атаковал его в ответ. Тоже в корпус. Резкий свинг левой в печень. На десерт правый боковой в ребра. Я почувствовал, как содрогнулся живот подонка от моего удара.

— Кгха! — выдохнул второй арестант, выпучив глаза и судорожно стараясь вдохнуть воздух. Он тоже повалился на колени и согнулся, не в силах подняться.

— Я же просил, не лезьте, — сказал я, быстро обыскивая их на предмет оружия.

Заточки там всякие, кастеты. У таких шакалов любые сюрпризы могут потом оказаться.

Нет, вроде пустые. Только смятые пачки «Беломорканала». А еще рваные листы вчерашней «Комсомольской правды». Зачем они им? А, понятно, чтобы сидеть на бордюре.

— Ладно, шуруйте отсюда, — сказал я миролюбиво, закончив осмотр. — И больше не лезьте ко мне. Я не в настроении, сказал же.

И отошел обратно к стене. Неудачливые налетчики уползли подальше.

Я снова задумался. Сон не лез в голову. Как теперь быть?

Мои сокамерники больше не мозоли глаза, а улеглись на койках на стене напротив.

Я расположился на верхней койке на другой стене. Нижняя осталась пустая.

Лежал, думал. Голова пухла от мыслей о недалеком будущем, в котором меня окончательно вычеркнут из бокса.

Ночь прошла незаметно. Утром меня вытащили на новый допрос. Вернее, даже нечто вроде очной ставки.

У следователя сидела Лена. Когда я вошел, она сидела сгорбившись, о чем-то напряженно думала.

Увидев меня, девушка расправила плечи и посмотрела на меня холодным взглядом. Я понял, что обречен.

Сейчас она подтвердит заявление Лехи и Бидона. Когда только успела с ними снюхаться?

Следователь сидел, углубившись в бумаги. Потом посмотрел на меня и перевел взгляд на Лену. Мне показалось, что она ему понравилась. Ну, еще бы, при виде Лены любой здоровый мужик автоматически принял бы охотничью стойку.

— Гражданин Рубцов, расскажите еще раз, пожалуйста, — попросил он. — Вы продолжаете утверждать, что не принесли так называемый самопал, огнестрельное оружие кустарного производства, к дому Белоусовой и не использовали его против Золотарева и Петрухина? Вы понимаете всю ответственность, которую можете понести за дачу ложных показаний? Вам надо зачитать соответствующие статьи из Уголовного кодекса?

Я покачал головой. Вот сука, и слова не дает сказать. Распушил хвост, как павлин и курлычет, курлычет без перерыва.

— Не надо мне ничего зачитывать. Я не приносил, не брал и не стрелял из этого самопала. И тем более не наносил увечий этому, как его, Петрухину. Он сам получил их, когда пытался выстрелить в меня из своей хлопушки. Все их показания ложь и клевета. И я это докажу вам. Хотя бы свяжитесь с вашим коллегой, лейтенантом Горбатенко, он был свидетелем нашей с ним драки зимой. Он сам утверждал, что Леха Носорог тот еще хулиган. Радовался, что на него наконец-то управа нашлась. Он сам тогда упаковал этого гребаного Леху и увез в отделение.

Видно было, что для следователя все мои сведения были в новинку. Он внимательно слушал.

— Не сам, а его коллега, — вдруг вмешалась Лена. — А Горбатенко нас повез к твоему тренеру, будь он неладен.

А ведь верно говорит. Надо же, она еще умеет говорить правду.

— Да, точно, — подтвердил я. — Коллеги Горбатенко повезли Леху в участок, а вот он отвез нас к тренеру. Вы запросите у своих коллег сведения об этих Золотареве и Петрухине. Они там на особом учете состоят. Наверняка узнаете много чего интересного.

Но следователю не хотелось ломать такую хорошую картинку, что он уже успел нарисовать себе. Поэтому он сердито поморщился, почесал ухо и сказал:

— Послушайте, Рубцов, давайте вы не будете учить меня, что делать и как. А также не надо обвинять заявителей в собственных проступках. Если все так и было, как вы сказали, почему вы сами не подали на них заявления? Ведь они, получается, угрожали вашей жизни и здоровью. И не только вашей, но и Елены Игоревны. Что же вы промолчали?

И он снова с особой симпатией посмотрел на Лену. Даже особо не скрывает своей заинтересованности, собака. Мне захотелось заехать ему в лоб кулаком. Вместо этого я пожал плечами.

— Пожалел сволочей. И зря, как оказалось.

Следователь удовлетворенно кивнул.

— Вот именно. Они первые подали заявление и поэтому теперь вы, Рубцов, пожалуйста, объясните, как принесли этот самопал. И почему вы хотели использовать его? Нам теперь с вами теперь предстоит много и долго встречаться, совсем не при радостных для вас обстоятельствах. И о боксе можете надолго забыть.

Наверное, я онемел от его дурацкого обвинения, а потом заметил, что Лена пристально смотрит на меня.

— Вот, кстати, Елена Игоревна, — продолжил следователь. — Вы подтверждаете тот факт, что это Рубцов принес самопал и выстрелил из него в Петрухина? Помнится, вчера по телефону вы сказали, что…

Лена продолжала смотреть на меня и я понял, что пропал, навсегда и безвозвратно. Сейчас она отомстит мне за все обиды, что я нанес ей, за все наши ссоры и недавний разрыв. Нет ничего ничего хуже покинутой женщины.

Но вместо этого Лена перевела взгляд на следователя и твердо ответила:

— Нет, я не подтверждаю этого. Самопал принес Золотарев Алексей и он же пытался выстрелить из него в Рубцова. Чтобы предотвратить это, Рубцов бросился на Золотарева и между ними завязалась драка. А потом оружие подобрал Бидон, то есть Петрухин. Он и стрелял из него. Только самопал разорвался в руках и поранил его самого. И ещё. Леха сам хвастался мне, что у него в милиции работает дядя по маминой линии. Поэтому ему так долго сходили с рук его хулиганства. Это что же, получается, его проделки? Разве такое поведение достойно звания советского милиционера?

Глава 10. Фиолетовый рассвет

Из отделения милиции мы вышли вместе. Я оглянулся и поморщился.

Хотелось поскорее домой или в спортзал, чтобы заниматься до упаду, облиться при этом бесчисленными морями пота, а затем под душ, чтобы смыть с кожи и одежды весь этот гнилостный запах камеры.

Да что там спортзал, я был готов и вовсе нырнуть в реку. Прямо в одежде, только чтобы убрать и уничтожить этот ненавистный аромат.

Млин, вся одежда пропахла. Или выкинуть ее к чертовой бабушке, чтобы только не напоминала о том случае, когда я чуть было не загремел на нары. Надолго и надежно.

К счастью, с наступлением нового дня, видимо, мои злосчастья начали потихоньку улетучиваться. После показаний Лены следователь еще пытался немного сохранить хорошую мину при плохой игре, повысил голос, хотел, чтобы девушка изменила показания. Но Лена твердо стояла на своем.

— Слышь, начальник, хватит шить дело, — наконец сказал я устало. — Давай я своим друзьям из спорткомитета позвоню, они на твое начальство выйдут и уже по-другому будем говорить. Тебе не нужны проблемы, мне не нужны, тогда чего мы здесь куриные яйца катаем и не разбиваем их?

Короче говоря, вскоре после этого Андрею пришлось признать свое поражение и меня выпустили. В итоге, сейчас я стоял вместе с Леной на улице и вдыхал сладкий воздух свободы.

Мы прошли по улице немного вперед, подальше от милиции. Прямо, как в славные давние времена. Чуть было не взявшись за руки. Впрочем, до этого не дошло, но мне показалось, что Лена бы явно не возражала против этого.

Утро нового дня только наступило. Раннее солнце пробивалось сквозь пелену сиреневых облаков на востоке. Нет, даже не сиреневых, а фиолетовых.

Фиолетовый рассвет. Я надеялся, что это рассвет новой жизни. Жизни после поражения. Надо принять его, начать усиленно тренироваться и потребовать реванша. Я же помню, что Касдаманов что-то там говорил о том, что договорился с условием о возможности отыграться.

Лена что-то сказала, но я не расслышал, погруженный в свои раздумья. Девушка тяжело вздохнула и отвернулась.

— Извини, что ты сказала? — тут же встрепенулся я. Надо все-таки понимать, что она только что спасла мою задницу от больших неприятностей, поэтому, как минимум, можно было бы относиться к ней чуточку повнимательней. — Я тут задумался немного.

Но Лена печально смотрела в сторону.

— Ладно, проехали, — сказала она. — Я просто спросила, как ты себя чувствуешь? Ты, наверное, опять думал о боксе?

Я кивнул.

— Ну, конечно, — сказала Лена все также печально. — О чем еще ты можешь думать? Ладно бы о других девушках думал, как обычный парень. Или о гулянках. Но нет, ты о боксе думаешь. О чемпионстве. Ох, Витя, я так не могу. Все равно не могу. Мы ведь это обсуждали уже с тобой.

Да, мы это уже проходили. Лена не хочет быть где-то там, на задних рядах моего внимания. Ей подавай самые первые ряды, партер, ложу, достойную принцессы или королевы. Тем более, что ее внешние данные вполне позволяли претендовать на это.

Эх, девочка, если бы ты родилась на полвека позже! Вот когда наступит твоя эпоха, когда можно выкладывать свою красоту в интернет и купаться в лучах виртуального обожания. Принимать подарки от поклонников, ну, а некоторым, наиболее богатым, даже позволять осыпать себя всякими щедротами. Вот уже когда твое непомерное самолюбие было бы полностью удовлетворено. Да, не в то время ты родилась, милая Леночка!

— Спасибо, что сказала правду, — поблагодарил я.

Мы продолжали идти по улице. Мимо проехала поливальная машина, из шланга била тугая струя воды. Мы отбежали в сторону, к домам, чтобы не быть облитыми с головой, а потом продолжили прогулку.

— Ты знаешь, когда я шла в милицию, я хотела сказать, что это ты притащил этот пугач и хотел выстрелить в Бидона, — призналась Лена. Ее босоножки бодро цокали по свежевымытому троутару. — Но потом, когда я увидела, как далеко все зашло, я решила сказать правду.

Да, все-таки она осталась все той же открытой и честной девушкой, какой и показалась мне с самого начала. Она, кажется, все еще любит меня. Мне даже почудилось, что если сейчас я удвою напор, мы все-таки сможем начать все сначала.

Но потом я вспомнил, к чему это приведет и решил не связываться с этим. Так будет лучше для нас обоих. Да и все равно, мне сейчас надо забыть о девушках и полностью посвятить себя боксу.

— Отличное и правильное решение, — усмехнулся я. — Я обеими руками за.

Клянусь, я точно увидел, что Лена ждала от меня гораздо большего. Глаза ее округлились от ожидания, когда она думала, что я сейчас предложу пойти на свидание. Но я указал в сторону ее дома.

— Пойдем, провожу тебя. Если не до самого дома, то хотя бы наполовину.

Мы пошли дальше и некоторое время молчали. Каждый размышлял о своем. Я думал о том, что Егор Дмитриевич теперь будет злиться на меня из-за того, что я не пришел вчера к нему. Мне придется доказывать, что я приходил, а у него никого не было дома.

О чем думала Лена, бог весть. Наверное, что-то об отношениях между парнем и девушкой, потому что иногда она задорно поглядывала на меня и тихонько вздыхала.

— Знаешь, я кстати, вообще не видела Леху с тех пор, как ты снова побил его, — заметила она. — И если ты думаешь, что мне нужен такой, как он, то глубоко ошибаешься. Он любит меня всей душой, я это чувствую, но не знаю, смогу ли я прожить всю жизнь с таким человеком, как Носорог. Однажды он подцепит меня своим рогом и пришпилит к стеночке. И это я выражаюсь совсем не фигурально.

Я вынужден был согласиться. Леха все-таки, не такой парень, которого я бы рекомендовал для близкого знакомства и длительных отношений. Он весь состоит из хаоса и разрушения.

Тем более, что сейчас, после того, как колесо правосудия сделало полный оборот вокруг своей оси и нацелилось, наоборот, на самого Бидона и Носорога, их участи вряд ли позавидуешь. Видно же, что по ним плачет решетка, рано или поздно они могут отправиться в места не столь отдаленные. А когда выйдут оттуда, с ними вообще лучше не связываться.

Мы прошли еще с полчаса и оказались в районе, где жила Лена. Впереди маячили многоэтажки, в одной которых была ее квартира, памятная мне по некоторым интимным подробностям.

— Ну, ладно, дальше я сама, — сказала Лена и остановилась.

Мы находились посреди небольшой аллеи, засаженной дубами. Деревья шелестели листьями на слабом ветру. Прохожих ноль, только далеко впереди гуляла мамаша с коляской, а еще дальше чернела фигурка мужчины, прохаживающегося с собакой на поводке.

Лена повернулась ко мне, сложила губки, будто для поцелуя. Я и забыл, какие они у нее медово-сладкие. Ох, как же хотелось снова попробовать их на вкус. Сейчас, в это фиолетовое утро Лена была особенно хороша.

Поэтому сам не знаю, как так получилось, но я вдруг наклонился и поцеловал ее в губы. Осознавая при этом, какой же идиотский поступок я вытворяю.

На мгновение Лена слабо шевельнула губами, отвечая мне, а потом толкнула в грудь. Ого, по силе толчок сравним с хорошим таким джебом. Я отошел на пару шагов подальше от греха. А то сейчас девушка зарядит мне боковой в голову, буду потом валяться на аллее с очередным нокаутом.

— Ты чего это, а? — бешено спросила Лена. — Думал, что если я спасла твою жопу, значит, меня можно целовать? С чего ты взял, что мне это нужно? Совсем, спятил, козел! Между нами все кончено, слышишь! Не смей больше приближаться ко мне!

Она развернулась и гневно зашагала по аллее. Я растерянно потер губы. Целовал я ее или нет?

Затем Лена остановилась, обернулась и сердито добавила:

— Неблагодарный, самовлюбленный, похотливый козел!

Зашагала дальше, звонко цокая каблучками босоножек. Снова остановилась, на этот раз уже окончательно и влепила в меня последний эпитет:

— Бабник!

И пошла домой, на этот раз уже окончательно и бесповоротно. Я поглядел ей вслед и улыбнулся. Хорошее расставание с дамой сердца. Знаковое. Почти также прошло наше первое с ней свидание.

Опять-таки, мне снова показалось, что теперь я покончил с прежней жизнью, с теми сомнениями, что гложили меня после вчерашнего поражения.

Потом я тоже побежал по своим делам. Время как раз самое лучшее, для того, чтобы устроить пробежку. До района, где живет тренер, как раз минут двадцать ходу, если бежать трусцой. Что я и сделал.

Когда прибежал ко двору Касдаманова, то первым делом увидел Машу. Девушка рыхлила землю вокруг яблони. Увидев меня, сначала приветливо кивнула, а потом вспомнила что-то, видимо то, что обиделась и потом уже нахмурилась. Впрочем, плевать. У меня теперь грандиозные цели и я никому не дам стоять у меня на пути.

— Привет, Маша! — закричал я, перепрыгнув через калитку и вбегая во двор. — Старик дома? Мне надо срочно с ним поговорить.

Девушка молча указала в сторону дома, а сама опять склонилась над корнями яблони. Ладно, не хочешь разговаривать, твое дело.

— Спасибо! — крикнул я и ворвался в дом.

Пробежал по коридору. В спортзале слышался шум боя, удары по груше. Егор Дмитриевич наверняка тоже там. Я помчался в спортзал и сразу увидел старика, стоящего перед рингом, а за канатами мутузили друг друга два кряжистых боксера.

— Здрасте, Егор Дмитриевич! — проговорил я, переводя дыхание. — Извините, пожалуйста, что не пришел вчера. Меня в милицию увезли, там целая история была. Но сегодня я готов тренироваться. И пожалуйста, договоритесь насчет повторного поединка с Дубининым. Я хочу с ним драться.

Старик молча смотрел на дерущихся боксеров. Они, кстати, почти не перемещались по рингу, а стояли на одном месте и работали больше корпусом. Пытались уйти от ударов соперника и в то же время поразить его. Эх, у меня у самого зачесались кулаки.

Но Касдаманов продолжал молчать. Этот тоже обиделся, что ли?

— Я вчера пришел сюда, как вы сказали, — торопливо добавил я. — После того, как отдохнул в машине. Но только здесь никого не было. Ни вас, ни Маши. Я подождал и ушел. Хотел прийти позже, но потом случилась неприятность с милицией.

Эгей, чего это старик продолжает стоять, как истукан? Не хочет меня брать, что ли? Ну что за детский сад, ей-богу! Хотя, надо признать, что с годами люди впадают в детство. Поэтому такое обидчивое поведение для тренера подходит в самый раз.

— Ну, что еще мне сказать? — немного закипая, сказал я. — Да, я вчера был чертовски разозлен поражением. Можно же немного войти в мою ситуацию! Имею я право хоть чуток проявить свои эмоции? Но потом ведь я пришел, как вы и сказали! Тем более, что у меня вчера дико болела голова, видимо, после нокаута. Мне надо было отдохнуть. Ну ладно, не хотите тренировать, не надо. Сам буду заниматься, в «Орленке». Вас я хотел попросить только об одном, чтобы вы договорились о повторном поединке с Дубининым. Больше ничего не надо.

Тренер молчал и глядел на тяжело дышащих боксеров. Я мысленно плюнул и хотел уйти, как вдруг он сказал, на поворачиваясь:

— Переодевайся и разминайся. Сейчас будет учебный поединок.

Я так обрадовался, что не сразу до конца понял смысл сказанного. Только в раздевалке я догадался, что мне предстоит спарринг с одним из этих здоровяков. А может, и с двумя, только по очереди. Вот на ком мне предстоит поставить сильный нокаутирующий удар.

— Знакомься, — сказал Егор Дмитриевич, когда я вышел в зал. — Это Антон, а это Глеб. Ближайшие три дня ты будешь тренироваться с ними. И уж поверь мне, они тебя хорошенько подготовят к бою с Дубининым.

— Значит, бой все-таки будет? — спросил я, все еще не веря ушам. — Вы договорились насчет поединка?

Старик мрачно кивнул.

— Ну конечно. Чего, ты думаешь, я вчера пропадал? По бабам шлялся, как ты? Нет, я ездил говорить насчет тебя. Дали добро, но смотри, если ты опять проиграешь, не видать тебе чемпионата. Да и титул чемпиона твой уже будет подмоченный.

Он вперил в меня пронизывающий взгляд.

— Ну, чего решил? Будешь драться с Дубининым? Порвешь его на куски или опять скуксишься?

Вместо ответа я полез на ринг. Поздоровался с ребятами и спросил у тренера:

— Ну, кто первый?

Впервые за время встречи с нами Егор Дмитриевич криво усмехнулся. Указал на Антона, широкоплечего богатыря, справа от меня.

Я поглядел на будущего соперника. Выше меня почти на голову, да и весит гораздо больше. Не больше пяти-семи килограмм, но и этого достаточно, чтобы устроить на ринге кромешный ад.

Глеб, тоже высокий, но более жилистый и стройный, улыбнулся и полез за канаты. Ждать, значит, своей очереди.

— Значит так, работаем с полной отдачей! — сказал Егор Дмитриевич, хлопнув в ладоши и подойдя к рингу вплотную. — По всем правилам бокса. Соблюдаем тоже время, что и в реальном поединке. Витька, ты хорошо размялся? Ну-ка, быстро сделал разогревку! Не хватало еще твоей травмы здесь получить, накануне такого важного боя.

Несмотря на то, что я хорошенько пробежался и чувствовал себя вполне размятым, я сделал еще дополнительные упражнения, чтобы разогреть мышцы рук, ног и туловища. Старик, как всегда, прав. Не хватало получить травму.

Так, теперь перчатки, капа. Ну вот, я готов.

— Ладно, начали, — проворчал дед. — Считайте, что прозвенел гонг.

Я встал напротив соперника, приготовился атаковать. Я уже успел понять по манере боя парней, что они тоже любители ближнего боя, также, как и Дубинин. Очень техничные. Чтобы их победить, мне самому надо ввязаться в ближний бой.

В поединке с Дубининым решение держать противника на дистанции было ошибкой. Так бои не выигрываются. Вернее, можно выиграть по очкам, но в моем случае теперь это не подойдет.

Теперь мне обязательно надо вырубить Дубинина в нокаут. Если я хочу восстановить свою репутацию и доказать, что я лучший в боксе, я должен сделать тоже самое, что и он со мной. Прорваться сквозь его броню и уложить на настил.

Любая другая победа, тем более по очкам, будет неубедительной. А значит, я должен ввязаться в ближний бой и устроить там кровавую мясорубку. А для этого я должен быть в ближнем бою, как рыба в воде.

Поэтому сейчас я сразу ломанулся вплотную к Антону. Голова у противника лысая, нос широкий, расплющенный, щеки отвислые. Чем-то он напоминал моего непримиримого врага, Мазурова Дмитрия.

Стоял в низкой защитной стойке. Черные, почти круглые перчатки готовы для удара.

Для начала я пробил двойку. Прямой удар левой, тут же правой. В голову, посильнее. Антон выпрямился и контратаковал. Тоже прямой левой, короткий и мощный. Потом боковой удар в голову.

Бамс! Я пошатнулся, откатился назад. Ого, атака получилась неудачной. Оборона у Антона поставлена грамотно. Вот так, кавалерийским наскоком не возьмешь.

— Куда ты прешь, придурок? — тут же спросил сбоку Егор Дмитриевич. — Силовой бокс — это прежде всего ум, только потом сила. Думай, думай, ищи его изъяны в защите. Работай.

Ну что же, раз так, давайте подумаем защиту противника со всех сторон. Я тряхнул головой, налетел снова.

Вот только уже не напал без оглядки, а начал обрабатывать Антона по всем этажам. Голова, туловище, вернее, солнечное сплетение, живот. Ну-ка, покажи, где ты хуже всего.

Очень скоро выяснилось, что у Антона мощная защита, но он сильно уступает в скорости. Это и так было понятно, судя по его габаритам, но я даже не думал, что он такой неповоротливый.

Ладно, отложу это знание в копилку. Что там еще у него?

Вскоре я узнал, что Антон хорош в контратаке. Сам нападает редко. Его конек — это боковые удары. Пару раз он чуть не зарубил меня ими. Я еле увернулся. Если бы не успел, тогда меня ожидал бы новый нокаут и окончательное разочарование от Егора Дмитриевича.

Когда я более-менее разобрался в противнике, тренер объявил конец раунда.

— Первый раунд остался за Антоном, — объявил он. — Витя, если так будет продолжаться дальше, снимай перчатки и иди в танцоры. Туда тебе дорога. Машешь руками без толку.

Я отдыхал и восстанавливал дыхание. Молчал. Одновременно делал вид, будто бы устал, как загнанная лошадь. Антон не стал садиться и стоял в углу ринга, с усмешкой поглядывал на меня.

Ну же, Егор Дмитриевич. Вы же не думаете, что я просто проводил разведку боем на протяжении всего раунда? Самое главное, это вселить в противника уверенность, что вскоре он победит.

Как раз то, что сделал Дубинин во время боя со мной. А на самом деле это он контролировал поединок. Теперь настала моя очередь запудрить мозги сопернику. Ох, Антоша, не позавидую я тебе в следующем раунде.

— Ну все, хватит рассиживаться, — скомандовал Егор Дмитриевич. — Второй раунд.

Я тяжело поднялся, сунул капу в рот и медленно двинулся навстречу противнику. Антон с усмешкой поджидал меня в центре ринга.

Глава 11. Искры из глаз

На этот раз я повел себя совсем по-другому. Чуть опустил руки, тяжело дышал. Даже чуть ногу подволакивал, чтобы показать, будто я нахожусь сейчас в совершеннейшем расстройстве.

Вот он я, расхлябанный чемпион. Валяюсь на земле брюхом вверх, как перевернутая черепаха, беспомощный и разбитый. Подходите, кто хочет, берите голыми руками. В общем, за актерскую игру можно поставить десять баллов.

И Антон, судя по всему, клюнул. Вопреки своему обыкновению, подошел ближе. А чего ему бояться? Он тяжелее меня, сильнее. Морально крепче.

Осталось только добить меня, совершим акт милосердия. Пристрелить, как лошадь, сломавшую ногу.

— Осторожно, Антон, — предостерегающие сказал Егор Дмитриевич. — Помни о защите.

Его не провести, уж тренер сразу раскусил всю мою игру мнимого притворства и якобы усталости.

Но Антон не послушался. С его точки зрения, дело не стоило и ломаного гроша. В общем, он начал сразу с излюбленных боковых. Намеревался преподать мне ценный урок.

В меня, согнутого и чуть ли не трясущегося от усталости, полетел хук правой. Вроде бы едва держась на ногах, я отвалился в сторону и с легкостью избежал удара. Антон ударил снова, левой и снова правой. Опять боковые, от которых было трудно увернуться.

Но, тем не менее, я с легкостью сделал это. Крутанул корпус влево, это как раз было легко сделать, после того, как я ушел от первого удара и согнул туловище. Потом также уклонился вправо, выпрямился и ударил боковым, в свою очередь.

Бац! Голова Антона откинулась назад от мощного апперкота. Он едва не упал, но вовремя сгруппировался и отойдя назад, сумел удержать равновесие. Силен, очень силен.

— Ну, что я говорил? — зло сказал Касдаманов. — Не забывай, что ты дерешься с чемпионом по боксу.

Мало того, что он учил меня противостоять более мощному противнику. Для самого Антона это тоже была хорошая школа. Надеюсь, после этого боя он будет более внимательно наблюдать за противниками и видеть, действительно ли они настолько сильно устали, как кажется.

Я неспешно приблизился к нему, продолжил атаку. Нет, теперь торопиться нельзя. Антон слишком тяжелый, его лучше пробивать отрывистыми сильными атаками. Если увлечься атакой слишком долго, он может контратаковать. И выбить из меня дух.

Что и доказала следующая моя атака. Я снова притворился жалким и немощным, согнул корпус. Но Антон не повелся на это. Когда я вошел в близкую дистанцию, одновременно атакуя его, он вдруг напал сам.

Это было настолько неожиданно, что я еле успел уйти. Меня спасла только быстрая реакция и то обстоятельство, что противник метил боковыми мне в голову.

Когда он контратаковал меня зверскими боковыми, я едва успел отодвинуть туловище назад. Ноги остались на месте. Хорошо, что я успел перенести вес тела на правую ногу сзади.

Кулаки Антона, облеченные в перчатки, пролетели перед моим лицом, я даже почувствовал движение воздуха. Но я не дал противнику долго резвиться.

Отклон туловища назад, затем последующий отшаг назад, — все это отличная возможность для уже моей контратаки. И едва Антон закончил комбинацию, нанеся три бесплодных боковых удара подряд, я снова атаковал.

Только теперь уже туловище вперед. И снова комбинация из джеба левой, потом джеба правой, потом ухода от его атаки, затем боковой левой, в широкое каменное брюхо и только потом, напоследок, новый апперкот в челюсть.

Ах, как же я верно подметил, что защита Антона против ударов снизу явно и непростительно хромает. И вот теперь мне удалось наказать его. Причем удар удалось нанести сильный, с разворотом бедер, от души.

Противник не удержался на ногах, грохнулся на настил. Почти сразу же вскочил, но покачнулся и чуть не свалился снова. Да, удар получился знатный, что надо. Будь Антон моей весовой категории, наверняка бы уже лежал в отключке.

Я тяжело отдышался и подождал, пока соперник восстановится. Это ведь не настоящий бой, чтобы тут же топить его дальше.

На минутку, мы ведь занимаемся здесь спортом, а именно отрабатываем навыки. Я работаю против сильного противника с мощным ударом, а Антон тренируется против такого шустрого таракана, как я.

Но только мы хотели продолжить дальше, как Егор Дмитриевич скомандовал:

— Стоп, игра! Второй раунд закончен. Перерыв.

Пока я сидел на настиле в углу, он подошел ко мне и пробормотал:

— Отлично, продолжай в том же духе. Теперь ты видишь, в чем была наша ошибка? Тебе в любом случае противопоказана прямая тактика действий. Ты ползешь к цели извилистым путем, как долбаный змей. Поэтому да, не надо кружить по рингу, но активно используй обманки и финты. Сочетай с мощным нокаутирующим ударом и к тебе никто не посмеет придраться.

Да, я уже тоже пришел к такому же выводу. Сильный нокаутер из меня все равно не получится. Но вот переиграть противника тактически, запутать его, а потом добить, в этом, пожалуй, я могу потягаться со многими бойцами. Здесь даже важна не быстрота, а умение видеть противника, рассчитывать его действия, уметь усыпить бдительность и нанести смертельный укус в самый нужный момент.

Да, это то, что мне нужно. Я хотел спросить у Егора Дмитриевича насчет движения корпусом, но он уже ушел к Антону. Тоже намекнул моему противнику на ошибки, подсказал, над чем работать дальше.

Мы ждали, когда перерыв закончится, но тренер прошаркал по полу к Глебу, подтолкнул его к рингу и похлопал в ладоши.

— Так, ладно. Антон и Витя закончили. Теперь Витя и Глеб. Без перерыва. Начали, начали, бокс!

Глеб уже был в перчатках, успел подготовиться. Он вылез на ринг, скользнув под канатами, попрыгал на месте и поднял перчатки.

Однако, тренер устроил мне изнурительную карусель. Сначала два раунда с медведем Антоном, теперь поединок с жирафом Глебом. Почему жираф, да потому что он тоже высокий и длинный. Руки и ноги, как жерди.

Ну что же, посмотрим теперь, как удастся подобраться к нему. С таким, само собой, надо работать на ближней дистанции.

Вот только что там говорил Егора Дмитриевич? Мое оружие — это финты и обман? Глеб ведь наверняка привык к такой реакции со стороны противников, они стремятся пробиться к нему в ближний бой, чтобы атаковать егопоблизости.

Тактика, несомненно, здравая и практичная, но почему я должен начинать именно с нее? Ведь именно этого Глеб сейчас наверняка ждет от меня.

Почему бы не завести его в ловушку, выставив себя полным идиотом, который не может пробить его защиту? И даже не может догадаться, что для победы нужно пробиться поближе к высокому противнику и пробить его корпус. Ну-ка, проверим нашего Глебушку на вшивость.

Поскольку битва у нас проходила без очков и без судей, можно не опасаться пропустить случайные удары. Мы ведь здесь просто учимся.

Поэтому я подобрался ближе к противнику и самым наиглупейшим образом атаковал его. Метил в голову, длинными прямыми ударами.

Глеб с легкостью останавливал мои атаки своими длинными, как мачты, руками и откровенно насмехался надо мной. Пару раз даже въехал мне открытой перчаткой по затылку, как нашкодившему мальчишке. Хорошо еще, что по попе не надавал.

— Ну, что ты опять там клоунаду устроил? — заорал Касдаманов. — Долго ты еще будешь с ним играться?

Глеб встрепенулся. Он понял, что я притворяюсь. Ох уж этот тренер, вечно ему неймется. Испортил всю малину. Пока он не пришел в себя окончательно, я атаковал его, мгновенно сблизившись с ним.

Атаковал сначала голову, а потом, когда Глеб пытался разорвать дистанцию и отступить, я не дал ему это сделать. Подошел еще ближе и принялся обрабатывать короткими боковыми туловище противника.

Когда Глеб чуточку опомнился, я уже отступил. Он тут же снова напал на меня, но я отвел корпус и голову, почти также, как в бою с Антоном, вот только руки у Глеба были неимоверной длины и мне все равно не удалось уйти от его удара.

Что мне посчастливилось, так это уклониться в бок и наоборот, тут же снова перейти в контратаку. Я атаковал Глеба «двоечкой», сначала левый боковой и тут же правый.

— Работаем, работаем! — заорал Егор Дмитриевич и снова захлопал в ладоши. — Что вы еле тащитесь по рингу, как два мешка с картошкой? Сильно двигаться не надо, а вот корпусом работать — это ваше все.

Я снова сунулся к Глебу в ближнюю дистанцию, опять атаковал голову, а когда он поднял руки для защиты, опять отработал серией ударов по его корпусу. Затем опять неожиданно отошел назад и когда противник рванул за мной, встретил его новой «двоечкой».

Этот маневр мне удалось провести еще пару раз, прежде чем Глеб понял, что это ему надо держаться от меня на дальней дистанции. Но Касдаманов требовал снизу:

— Не смейте далеко уходить друг от друга! Работаем на ближней дистанции. Еще ближе! Я хочу, чтобы вы уткнулись друг в друга, как два пса в бойцовской яме.

И если Глеб послушно повиновался приказу, то я, наоборот, сделал пару шагов назад, придерживая противника джебами на расстоянии. При этом я просто обычный приставной шаг назад, начиная с правой ноги и подтягивая к ней левую. Затем дождался, пока он вообще потерял бдительность и напал на меня, стремясь прийти в ближний бой.

Ну, а теперь я перестал отступать и встретил соперника прямым ударом левой в голову. По идее, этот маневр следовало бы еще больше растянуть по времени, отступая еще дальше и приучая Глеба к тому, что на самом деле я робкий и неуверенный. А вот потом, когда он уже полностью уверится в этом, тогда можно уже устроить его заднице форменное избиение.

При этом во время атаки я сделал было новый шаг назад, но начал уже с левой ноги, а правую оставил на месте. В итоге я оттолкнулся ею, выпрямив, как пружину и нанес прямой в голову Глеба. Он как раз двигался навстречу и мне удалось совместить силу моего удара, а также пружинистую свою контратаку.

Удар получился сильный. Я попал ему в челюсть. Не теряя времени, я добавил боковой правой, все еще продолжая пользоваться тем, что соперник движется на меня.

Но что это? Это уже не движение, а падение. Глеб улетел вниз, свалившись мешком мне под ноги. Я даже сначала не понял в чем дело, и хотел атаковать его дальше.

Как вдруг мой соперник опустил руки, перестал защищаться и упал вниз, как подрубленная сосна. Только потом я понял, что это нокаут, потому что я угодил ему в челюсть.

— Ну вот, допрыгались, — проворчал Егор Дмитриевич и скомандовал: — Проверь, как он там. Вытащи капу изо рта. Переверни его на бок.

Впрочем, принимать экстренных мер не пришлось. Беспамятство Глеба было всего на пару секунд. Потом он поднялся и уже снова мог стоять на ногах, правда, при этом его сильно штормило.

— Ладно, на сегодня закончили, — сказал Касдаманов. — Соберите вещи, пойдем к грушам. Будем разбирать ваши ошибки.

Когда мы усадили Глеба на скамью и расположились рядом, он первым делом начал с меня.

— Ну, Витя, теперь ты понял свои слабые и сильные стороны? Как ни крути, а мозги на ринге всегда надо включать. И у тебя это получается лучше всех. Особенно, когда ты сочетаешь это с финтами. И со своим актерским мастерством. Господи, да ты же прекрасно умеешь вводить противников в заблуждение. Честное слово, из всех моих учеников у тебя это получается лучше всех.

С одной стороны, вроде бы это комплимент, то, что я умею славно водить людей за нос. С другой стороны, как-то неоднозначно все это. Но потом я подумал, что не обвешиваю покупателей на базаре и не обкрадываю их дома.

Я ведь дерусь без грязных приемчиков, в рамках правил, а то, что у меня такая хитроумная тактика, это, как говорится, на войне как на войне. Мои соперники сами знали, зачем сюда пришли.

— Поэтому тебе не надо изо всех сил стремиться к нокаутирующему удару, — сказал Касдаманов. — Развивай свои навыки контроля над мозгами противников и ты будешь их побеждать без силовых методов. Или, если хочешь, только за счет силы своего ума.

Антону и Глебу, смирно сидящим рядом со мной, он тоже высказал свое мнение. Антону посоветовал еще больше усиливать защиту и работать над маневренностью. А Глебу, само собой, порекомендовал работать над ближним боем.

— Ну, а теперь продолжим тренировку, — сказал он в конце. — Сейчас я начерчу на полу круг, диаметром не больше метра. Вы встанете в него левой ногой и будете боксировать друг с другом. И не при каких обстоятельствах не убирайте ногу из круга. Так вы будете учиться работать на ближней дистанции.

Он указал на меня узловатым пальцем.

— А ты, Витька, готовься, будешь работать больше всех. У тебя бой через три дня, ты должен быть готов на двести процентов.

* * *

Когда настал вечер, на райончике, где раньше жил Рубцов, появился высокий и худой парень с воспаленными докрасна глазами. Он не особо светился на людях и первым делом заглянул к давнему товарищу по кличке Крюк.

— Петрик, ты ли это? — тот не особо удивился. — Я уж думал, ты все, навсегда ушел из города. С концами.

Он провел гостя на кухню своей старенькой однокомнатной квартирки. При этом то и дело поглядывал на старого приятеля и не сказать при этом, что был особо рад приключившейся встрече.

Но, из уважения к гостю, накрыл стол закусками, достал из холодильника запотевшую бутылку водки. Они выпили и Петрик узнал у хозяина все последние новости. Сидели долго, до поздней ночи, Крюк посвятил старшего товарища во все детали последних месяцев. Поговорили о других авторитетах, кто куда свалил, переехал или был арестован.

— Кстати, а как там этот, как его, Боксер? Он что же, говорят, вообще высоко поднялся? — спросил Петрик между делом, под конец застолья. — Чемпион всего Союза, важная птица.

Крюк кивнул, хрустя соленым огурчиком.

— Ну, а ты как думал? — спросил он. — Высоко сижу, далеко гляжу. На машине катается, хату новую хапнул. Не ровня теперь.

— Так, наверное, у него теперь и монета завелась? — продолжал расспрашивать Петрик. — Не маленькая, наверное, монета, раз он на колесах разъезжает.

Крюк пожал плечами. Он понимал, к чему клонит собеседник, но ничего не мог возразить, потому что красные глаза, казалось, прожигали его насквозь.

— Ну, насчет монеты ничего не знаю, но да, если он хату взял, тачку, значит, есть чего-то в кармане. На хлеб с маслом хватает.

Петрик задумался, непроизвольно раскачиваясь из стороны в сторону на стуле. Несмотря на то, что Крюк уже опьянел, он все равно чувствовал себя неловко, как и всегда, в присутствии этого опасного человека. Он знал, что Петрик способен на самые отчаянные поступки, если ему чего-то втемяшится в голову.

— А ребята наши надежные куда подевались? — спросил наконец Петрик. — Я хочу нанести визит вежливости этому нашему Боксеру. Взять с собой парочку надежных приятелей. Поговорить с ним по душам, вспомнить старые времена.

Несмотря на вполне дружелюбный тон пожелания, Крюк знал, чем могут закончиться подобные душевные посиделки. На районе за Петриком закрепилась недобрая слава.

— А разве Самосвал и его придурки не поговорили с его родителями? — осторожно спросил он. — Может, хватит уже после этого с ним связываться? Он может связи подключить, у Боксера теперь, наверное, много всяких высоких покровителей.

Но Петрик наконец посмотрел на собеседника и даже сквозь пьяный угар Крюк почувствовал, что его прошиб ледяной пот. Лучше не перечить Петрику, он может разозлиться без причины и ткнуть вилкой в руку. Или бросить в собеседника нож, просто так, наугад, для забавы. Никогда непонятно, какие у него там в мозгах шестеренки крутятся.

— Ты за Боксера не говори, Крюк, — попросил Петрик. Он чуть заплетался языком, что свидетельствовало о сильном опьянении. — Тебе что, жалко его? Отдаст монету, будет жить, мы люди добрые, не беспредельные.

— Да нет, Петрик, что ты? — спросил Крюк. — Это я просто так сказал. Сделаем, как скажешь.

С минуту Петрик смотрел на него, а потом сказал:

— Подбери мне парочку надежных ребят, из тех, что умеют держать язык за зубами и уже имеют опыт в гоп-стопе. А потом мы пощупаем Боксера за вымя.

Глава 12. Ты можешь это сделать

Через три дня интенсивных тренировок я снова приехал на стадион ЦСКА, чтобы опять встретиться с Дубининым.

Приехал в мерзком и отвратительном настроении. Почему? Да потому что с самого утра меня преследовали какие-то неудачи и дурацкие происшествия.

Начать с того, что ночью мне снились дурацкие сны и кошмары. Будто бы я сражаюсь на ринге с черной тенью, у которой не видно ни лица, ни тела. Неуловимой, изумительно техничной. Пытаюсь ударить, но никак не могу достать. Тень невероятно быстра.

В то же время краем глаза я вижу, что на зрительских местах сидят люди с мордами свиней и собак. Они молча наблюдают за боем, не кричат и не двигаются и это их безмолвие страшнее всего.

А потом тень нанесла мне молниеносный удар и я снова оказался на настиле. Боли не чувствовал, просто вдруг надо мной оказался черный потолок и белая круглая лампа.

А потом я проснулся и обнаружил, что уже наступило раннее утро. Постель мокрая от пота. Я поглядел на будильник и обнаружил, что уже четыре часа утра. Небо за окном уже начало светлеть.

Когда я делал утреннюю пробежку, дорогу перешел черный кот. Я плюнул и побежал дальше. Никогда не верил в эти дурацкие приметы, хотя в голове мелькнула мысль, что бой сегодня очень важный и мне, пожалуй, следовало бы поостеречься, чтобы привлечь богов и удачу на свою сторону. Ладно, бог с ним, если моя победа зависит от маленького черного пушистого зверька, то грош цена тогда моим умению и навыкам.

Потом, когда я ехал в автобусе, две бабки напротив меня устроили перебранку и ругались почти до самой моей остановки. Кричали они громко, с явным знанием дела, даже, можно сказать, с некоторым профессионализмом, нарекая друг друга неблаговидными эпитетами. Некоторые обороты речи я, пожалуй, запишу себе в копилку, для дальнейшего использования.

Когда я выходил из автобуса, некий бородатый пожилой мужчина, торопясь попасть внутрь, поскользнулся и растянулся прямо передо мной. Я помог ему встать и в это время водитель уже начал закрывать двери и трогаться с места.

Я едва успел выскочить из автобуса, но закрывшихся двери защемили мою сумку. Мне пришлось зверски дергать сумку и только я вытащил ее из крепкого капкана, как в следующее мгновение автобус уже благополучно умчался дальше по маршруту. Я чуть было не остался без формы.

Короче говоря, с самого утра меня преследовали некие дурацкие происшествия. Если бы я был суеверным мистиком, я бы плюнул и уехал отсюда, даже не пытаясь участвовать в реванше.

В плохие приметы я особо не верил, но почему-то мне показалось, что складывается гребаная несчастливая ситуация, как и в тот день, когда я впервые дрался с Дубининым. Тогда на меня тоже посыпались все шишки, а ночь я провел в каталажке. Против воли, мне подумалось, что все это плохие знаки, указывающие на то, что сегодня мне предстоит изведать горечь нового поражения.

Нет, только не это. Неужели я снова проиграю этому ублюдку? Тогда можно сказать, что мне больше нечего делать в большом боксе. Все, что останется, это драться для души, может, пойти в тренеры. Завести семью и обрастать пузом.

Впрочем, войдя в здание стадиона и идя по узкому коридору, я постарался взять себя в руки. Это какая-то долбаная паника. Не надо нагнетать волну и накручивать себя раньше времени.

Мне ведь еще даже двадцати нет. Если не получится в этом году, то всегда можно попробовать в следующем. Если не получится в следующем, то можно после него, потом пытаться еще и еще. В эту эпоху даже боксеры за тридцать еще считаются вполне себе сильными и способными участвовать в чемпионатах.

Поэтому у меня еще, как минимум, лет десять, чтобы построить спортивную карьеру. Хотя, конечно же, мы, люди, существа торопливые и жадные, нам подавай все и сразу, да еще и побыстрее, пожалуйста. Поэтому нечего терять еще целый год. Надо настроиться вышибить сегодня дух из Дубинина.

Я прошел мимо зала, в котором стоял ринг. Людей собралось еще совсем мало. Дубинина, само собой нет. Если я правильно его понял, он придет опять перед самым боем, поучаствует в нем и снова уедет. Быстро, кратко, деловито. Воплощение делового человека.

Только сегодня я не дам тебе уехать с уцелевшей челюстью. В прошлый раз я был самонадеян и горд. Считал, что я самый сильный и быстрый на всей планете. Ну ладно, если не на всей планете, то хотя бы на территории Советского Союза.

Дубинин спустил меня с небес и макнул головой в дерьмо. Спасибо за урок, впредь постараюсь не допускать подобных ошибок. Теперь настала пора уроков для моего соперника.

Времени еще было достаточно. Я переоделся, натянул перчатки и уселся на скамью. Несмотря на прошлое поражение, на дурацкие плохие приметы, на то, что противник силен, как никогда, сегодня я чувствовал, что в голове постепенно воцаряется поразительная ясность и четкость мыслей.

Все эти дни, что у меня остались до поединка, Егор Дмитриевич провел со мной сеансы медитации и вдалбливал в меня свои убеждения, направленные на победу. Натаскивал мысленно на выигрыш, как генерал своих солдат перед решающим боем.

С другой стороны, оно так и есть. Предстоящий поединок никак не назовешь иначе, чем генеральным сражением. От которого зависит исход военной кампании этого года.

И теперь, сидя на скамейке, я мысленно повторял все то, что Касдаманов говорил мне эти дни. Повторял, еле заметно шевеля губами. Каждое слово вселяло уверенность, вливало силы, убеждало в предстоящей победе.

Потом встал, попрыгал на месте. Дальше в помещении между ящичков висело зеркало. Я подошел к нему и поглядел в свое отражение. Вгляделся.

Передо мной стоял молодой парень, с темными насупленными глазами. Я внимательно рассмотрел себя. В раздевалке горел тусклый свет, на лице играли темные пятна теней.

Между прочим, я почти уже забыл, как выглядит мое прежнее лицо. Из прошлой жизни. Получается, настолько сильно сроднился с новым обликом, с новым телом, что уже перестал воспринимать себя, как прежнюю личность.

Черт, да я даже чувствовал себя молодым и горячим, что неудивительно, когда внезапно получаешь новое свежее тело в пользование. От прежнего меня осталось только старое мышление, да, пожалуй, и оно тоже претерпело значительную трансформацию, сроднившись с новым мозгом.

— Ты можешь сделать это! — прошептал я своему отражению. — Ты можешь, можешь, можешь!

Это утверждение Касдаманов требовал повторять денно и нощно, в любое время. Всегда и везде. Причем не просто повторять, а верить в это. Верить истово и горячо, как религиозный фанатик в чудо. Быть убежденным в том, что я смогу надрать задницу Дубинину.

— Говори это во время пробежки. Говори, когда будешь ехать на соревнование, — сказал мне Егор Дмитриевич. — Говори в раздевалке перед боем. Говори, когда будешь идти к рингу, когда заберешься на него. Когда будешь драться. Не смей сомневаться в своей победе. Если ты не убедишь себя в этом, если не будешь верить в это, то лучше не выходи на ринг. Если у тебя не будет такой железной уверенности, тогда просто лучше не надо драться. Прежде всего ты сам должен верить в себя. Только тогда в тебя поверят другие.

Я продолжал шептать слова тренера, глядя на свое отражение и видя, как шевелятся губы.

— Это твой бой, твоя ответственность, твоя победа. Ты и только ты делаешь это. Будь уверен в том, что ты можешь сделать это. Все твои будущие бои, в которых предстоит выиграть, будут проведены в одиночку. Никто не будет драться за тебя. Только ты и никто кроме тебя. Ты можешь это сделать!

Последнюю фразу я выкрикнул громко, так громко, насколько мог. Плевать, что услышат. Плевать, что они подумают. Плевать, кем они считают меня в настоящий момент.

Потом прошелся туда-сюда по раздевалке, остановился и устроил бой с тенью. Начал потихоньку, медленно проводя удары. А затем постепенно ускорил темп. Одиночные удары превратились в серии.

— Кажется, что все это голимая херня, — сказал вчера Касдаманов после тренировки. — Кажется, что ты занимаешься долбаной ерундой. Может даже показаться, что ты врешь самому себе. Как же ты можешь победить этого ушлепка, который, не прошло и недели, как уложил тебя на настил? У него же железные кулаки и стальной череп. Это нормальная защитная реакция твоего мышления. Оно видит только то, что можно пощупать. Оно видит только текущую реальность. А тебе надо видеть новую реальность. Ту, в которой ты уже положил этого козла на настил. И он валяется перед тобой и не может подняться. И ты вполне способен на это. Вот к чему ты должен стремится в своих мыслях, понял?

Когда я почти закончил бой с тенью, пришел Лебедь Юрий Борисович, а с ним и Худяков. Тренер был трезв и чисто выбрит, хотя под глазами набухали чудовищные мешки. Он сильно похудел в последнее время.

— Ну что? — спросил Олег Николаевич. — Облажался в прошлый раз? Как настрой на сегодня?

Я не стал ничего говорить. Просто кивнул и посмотрел ему в глаза.

— Ага, — удовлетворенно протянул Худяков, внимательно поглядев на меня. — Что я вижу? Ну, наконец-то! Глаза голодного тигра!

Я отвернулся и опять начал прыгать на месте.

— Ты можешь сделать это. Продолжай говорить себе это снова и снова, — говорил Егор Дмитриевич. — Если не веришь в это, верь хотя бы в эти слова. Сейчас тебе кажется, что твой противник сильнее медведя и зубра, вместе взятых, что он сметет тебя с ринга, как ураган. Но на самом деле он тоже боится поражения. Он наверняка валялся на настиле, он падал в нокаут, он, конечно же проигрывал. А если нет, то ты будешь первым, кто сделал это. Ты можешь сделать это!

Худяков кивнул Юрию Борисовичу и уселся на ближайшую скамейку. Продолжал глядеть на меня с живейшим интересом, как будто я устроил представление в цирке. Директор «Орленка» постоял, поглядел на меня и вышел из раздевалки.

— Давай-давай, работай, — сказал Худяков. — Время еще есть. Что ты там шепчешь? Колдовские заклинания? Клянусь всеми богами и демонами кулачных поединков, они тебе сегодня не помешают.

Я снова начал подпрыгивать на месте. И да, я продолжал вспоминать слова Егора Дмитриевича.

— Продолжай говорить себе это, — сказал Черный ворон. — Сначала это будет казаться тебе глупостью. Но то, что становилось реальностью, всегда сначала кажется безумством. Мало-помалу ты начнешь думать, что успех вполне возможен. А потом ты крепко поверишь в это. Твоя вера станет железобетонной, просто не переставая убеждать себя в этом. Потом продолжай мысленно утверждать это, с еще большей гордостью, потому что ты не просто веришь, ты знаешь, что победишь. Именно такие моменты сделают тебя великим боксером.

Вскоре заглянул один из помощников организаторов боя.

— Пойдемте, товарищ Рубцов, все уже готовы, — сказал он.

Худяков поднялся и направился к выходу. Я последовал за ним, продолжая повторять про себя слова Касдаманова.

— Взгляни на себя в зеркало! Взгляни в свои глаза и честно признайся, что ты пришел сюда для того, чтобы выигрывать. Ты можешь сделать это! Иначе для чего нахрен все это затевалось? Сделай это сейчас, иначе ты проиграешь. Чтобы стать великим чемпионом и остаться в памяти людей, требуется много времени. Чтобы приготовить бутерброд, достаточно одной минуты. Чтобы сделать чемпиона, нужны годы подготовки. И все это время нужно настраивать себя на победу. Если ты хочешь победить Дубинина, ты должен укрепить свой разум так, будто ты уже десятки лет готов к этому бою.

Выйдя из раздевалки, я прошел вслед за Худяковым и помощником по коридору и очутился в зале, где должен был состояться новый поединок. Именно здесь я проиграл несколько дней назад.

Народу в этот раз было еще меньше, чем в первый. Пожалуй, только дюжина человек. Врач тот же самый, также, как и рефери. Судьи за столиком.

Но по рингу расхаживал Дубинин и увидев его, я уже не сводил с противника глаз.

— Моя вера это моя сила, — прошептал я слова, которые выучил наизусть и направился к рингу. — Я полностью посвятил себя боксу и упорно работаю, чтобы достичь вершины. Я тружусь без устали и заслуживаю победы. Я использую все свои преимущества и ресурсы для того, чтобы преодолеть любые препятствия. Мне по плечу любые достижения. Успех это моя награда, мое достижение, мое будущее. Я могу сделать это.

Контрольный врачебный осмотр, небольшой опрос, регистрация у судей, заполнение бумаг. Взвешивание. Все готово, можно идти драться.

Я взобрался на ринг, не отнимая пристального взгляда от Дубинина. Офицер стоял в своем углу опустив голову, разминал плечи и шею.

Он ни разу не взглянул на меня. Гребаный бездушный робот. Для тебя сегодняшний бой ничем не выдающееся, рядовое событие? В то время, как для меня он имеет жизненно важное значение. Понимаешь ты это или нет?

— Перчатки, Витя, — напомнил сзади Худяков.

Ах да, я же успел снять перчатки, когда расписался в документах. Теперь придется напялить их заново. Я повернулся к Худякову и он зашнуровал мне перчатки.

Я поглядел на зрителей и сразу увидел Козловского в первом ряду. Чиновник улыбался мне гадливой улыбочкой. Наверняка уверен, что сегодня я тоже проиграю. Скотина, я постараюсь больше не давать тебе шансов для улыбки.

— Все, готово, — сказал Худяков и хлопнул по перчаткам. Потом наклонился ко мне и сказал: — Порви его, Витя. Порви его на мелкие клочки. Ты чемпион, помни об этом. Не давай себя в обиду. Надеюсь, ты не забыл, что я хочу за счет твоего горба слетать в Мадрид? Так что давай, не лишай меня этого удовольствия.

Я улыбнулся и ответил:

— Постараюсь, чтобы вы не остались в пролете.

Тренер затолкал капу мне в рот и я развернулся к центру ринга. Дубинин уже стоял возле рефери. Какой ты у нас торопливый. Как обычно, собрался вырубить меня в первом или втором раунде и отправиться дальше по своим делам.

Я тоже приблизился к центру ринга, прожигая противника взглядом. Он продолжал стоять, опустив взгляд вниз. Какого дьявола он не поднимает голову, чтобы посмотреть на меня? Тоже молится или повторяет про себя формулы самовнушения?

Раз так, то его надо вывести из себя. Удивил — значит победил. Мне не нужен противник, который слишком сосредоточен на себе и тем самым зациклен на победе. Он должен знать о своем поражении.

— Эй, малыш Дубина, — сказал я, вытащив кляп изо рта. — Ты готов к бою?

Дубинин стоял на месте, не обращая на меня внимания. Рефери выжидающе смотрел на нас. Я продолжил:

— Дубина, ты знаешь, почему тебя не взяли на профессиональные бои? Потому что ты даже не способен посмотреть противнику в глаза. Ты боишься его. Разве такой человек может представлять Советский Союз на международной арене?

Вот теперь Дубинин поднял на меня взгляд и его темные глаза оказались вовсе не равнодушными. Это были глаза, полыхающие от ярости. Ага, кажется, я наступил наконец на твою гребаную больную мозоль.

— Товарищ, положите капу в рот, — сказал мне рефери. — Начнем поединок.

— У меня для тебя плохие новости, малыш Дубина. Ты уже проиграл, слышишь? — сказал я Дубинину. — Ты проиграл тогда, когда тебя сочли негодным для профессионального ринга, ты проиграл сейчас, когда поднял глаза. Ты же уже давно проиграл. Готовься валяться на ринге, Дубина.

— Эй, Рубцов, — сказал рефери. — Я сейчас сниму тебя с поединка за неподчинение и за неготовность к бою.

Я кивнул и сунул капу в рот. Затем поднял перчатки и промычал:

— Я готов.

Только теперь уже завелся Дубинин. Он вытащил капу изо рта, ткнул в меня перчаткой и прорычал:

— Я тебе голову оторву, сучара! Ты меня слышишь? Ты не уйдешь отсюда живым!

Взгляд его черных глаз был страшен. Хм, очевидно, я переступил красную линию. Перешел границы допустимого.

Бедолага Дубинин наверняка готовился к профи рингу, как бешеный. Пахал в три смены на тренировках, ничуть не хуже, чем я у Касдаманова. И у него ничего не получилось. Есть от чего чуток поехать крышей.

— Дубинин! — прикрикнул рефери. — Готовьтесь к бою!

Еще раз свирепо поглядев на меня, Дубинин сунул капу в рот и тоже поднял перчатки. Рефери поставил между нами руку, посмотрел на нас, убедился, что мы готовы и махнул ладонью:

— Бокс!

Глава 13. Сломать дубинку

Как и всегда, сразу после начала боя, Дубинин просто чуть согнулся, держа кулаки перед собой и направился ко мне. Он был похож на небольшой танк, прущий через колючую проволоку наперерез. Сейчас дойдет до моих позиций и выстрелит в упор.

Поскольку мы с ним уже сталкивались, причем совсем недавно, проводить разведку боем нет необходимости. Я тоже надвинулся на противника, ударил левой.

Джеб в голову, длинный и пробивной. Потом джеб правой. Силы особо не напрягал, как получится, так получится.

К дьяволу все ваши требования по силовым ударам. Если вы не даете мне играть с противником, я буду его обманывать. Причем делать это так, что он вообще забудет, где находится и как его зовут.

Чуточку уклонившись, Дубинин продолжил неуклонный и медленный напор на меня. Мои удары его нисколько не смутили.

Судя по всему, он вообще не собирался долго со мной церемониться. Один-два раунда и прощай, друг Витя, отдыхай на полу. Ну, раз ты такой настырный, тебе, наверное, придется по вкусу мой тебе сюрприз. Отведай моего подарочка.

Когда Дубинин приблизился вплотную, я тоже придвинулся к нему. Боковой в голову, правой. И почти сразу я поменял стойку. С левосторонней на правостороннюю. Необычный ход, к которому я готовился последние два дня. Для сильного удара левой рукой.

Перемена стойки на мгновение заставило Дубинина замешкаться. Вот, пожалуйста, кто удивил, тот и победил.

Он оказался явно не готовым к смене моей стойки. Атаковал меня короткими хуками. Сначала левой, потом правой. Но работал осторожно, ожидая какого-то подвоха.

Правильно, Дубинин. Смена стойки нужна не просто так, а чтобы достать его солнечное сплетение. Сокрушительный апперкот левой рукой. Мне надо было приблизиться к нему в наиболее удобную позицию для нанесение удара. И сделать это так, чтобы перед этим его защита была раскрыта, на тот самый миг, когда наносится удар.

Поэтому, сначала надо отвлечь внимание противника. Азбука боя — чтобы открыть защиту нижнего этажа, бей по верхним. Финты наше все.

Я нанес боковой, начав атаку правой рукой, потому теперь стоял в правосторонней стойке. Потом также хук левой.

Мы стояли почти вплотную друг к другу, били друг друга боковыми и уворачивались от ударов. Зрители молчали и глядели на нас. Впрочем, я совсем забыл про них, сосредоточив все внимание на противнике.

В последнее время Егор Дмитриевич хорошенько поднатаскал меня на ближний бой, поэтому рубиться в молниеносной схватке кость в кость для меня не в новинку. Я двигал корпусом в стороны, Дубинин тоже уходил от ударов, его лицо мелькало передо мной с бешеной скоростью.

Ничего, я продолжал обрабатывать его голову, чтобы он привык к атакам по верху. Пусть поднимет руки повыше. Потеряет бдительность насчет защиты корпуса.

В какой-то миг мне показалось, что сейчас Дубинин сам атакует меня снизу. Я понял это неосознанно, на уровне инстинктов. Может, он перевел взгляд мне на живот, может, чуть опустил плечи.

Но чтобы опередить противника, я нанес ложный джеб правой в голову. Дубинин поднял руки, прикрывая лицо. Я выставил правую ногу вперед еще дальше, оставив вес тела на левой ноге сзади. Словно зажатая пружина для удара левой.

Дубинин тем временем все-таки попался в мой капкан. Поднял руки и атаковал мою голову, нанося встречный удар. Его открытый корпус оказался отличной мишенью для моего коварного апперкота левой.

Чуть пригнувшись, чтобы пройти под ударом противника, я хлестко саданул апперкот в верх живота противника. Почувствовал, как воздух вышел из его легких от моего удара. Дубинин выдохнул резкое: «Хэ!» и резко откатился назад, прервав свою атаку. Ну, а вот тебе на закуску правый хук в голову.

От удара в живот Дубинин согнулся, а мой хук отправил его на колени. Верный нокдаун. Надо же, а ведь еще не прошел и первый раунд.

Повинуясь сигналу рефери, я отошел в свой угол и наблюдал оттуда, как рефери отсчитывает секунды, поднимая и опуская ладонь. Сзади горячо зашептал Худяков:

— Так держать, Витя. Выбей дух из этого урода! В прошлый раз меня не было, теперь я здесь и мы сделаем этих высокомерных тварей.

Тяжело дыша, я огляделся. Действительно, моей победе никто из присутствующих вовсе не радовался. Все сидели с мрачными лицами, а Козловский так и вовсе в панике открыл рот.

Ничего, не бойтесь, ваш Дубинин парень крепкий, вряд ли его можно сбить нокдауном. Наоборот, он встает после каждого такого раза еще сильнее и злее. Сейчас противник поднимется и налетит на меня с удвоенной яростью.

Ну конечно, так и случилось. Не прошло и пяти секунд, как Дубинин поднялся и бросил на меня быстрый сердитый взгляд.

Я же говорю, он крепок, как дуб. Другие после такого удара валяются минут десять, задыхаясь, как рыба, выброшенная на берег, а он уже вполне оправился после удара и готов к дальнейшей схватке.

Хотя, я уверен, что дыханье я ему все-таки сбил. До конца раунда у противника наверняка будут проблемы с выносливостью. Надо сейчас задать сверхбыстрый темп боя, ему будут очень трудно поспевать за мной.

Но увлекаться тоже нельзя. Этот чертов Дубинин, кажется, высечен из гранита, по нему даже и не скажешь, то только что валялся в нокдауне. Если я потеряю осторожность во время атаки, он сможет контратаковать и тут же наказать меня, превратив в отбивную.

— Бокс, — сказал рефери и снова махнув рукой, отошел в сторону.

Дубинин, по своему обыкновению, поднял руки и медленно направился ко мне. Чтобы не происходило, но он не собирался менять свою верную тактику. Будет все также напирать, пытаться сбить меня с панталыку, выжидать удобный момент, а затем влепит мне нокаутирующую комбинацию. Гребаный бульдог, млин.

Только теперь я все-таки немного не тот, что был в прошлом бою. Тогда я был самонадеян и окутан гордыней. Не знал противника, недооценил его. Сегодня я уже знаю, как он может вцепиться в горло смертельной хваткой.

Поэтому сейчас я уже опять поменял стойку, встав в привычную левостороннюю позицию. Настало время для другой фишки.

Сейчас Дубинин наверняка ожидает моей атаки, чтобы дождаться удобного момента и отомстить за недавний нокдаун. Я видел, как яростно сверкают его глаза.

Ого, за короткое время мне удалось вывести его из себя. Отлично, это как раз то, чего я добивался. Но теперь, следуя своей же стратегии действовать не так, как ожидает противник, я собирался, наоборот, держаться от него подальше.

Минимальный план на раунд выполнен, я уложил Дубинина в нокдаун, первая схватка за мной. Теперь можно и подразнить его, заставив еще больше потерять душевное равновесие.

Поэтому, когда Дубинин подошел на близкую дистанцию, я обменялся с ним «троечкой» ударов и когда он атаковал, я отскочил назад. Дубинин думал, что у нас сейчас все будет серьезно и приготовился снова рубиться лицом к лицу, но я отступил назад правой ногой, перенес на нее тяжесть тела и оттолкнувшись ею, отпрыгнул назад. Как фехтовальщик, который старается избежать выпада соперника. Левая нога моя при этом как раз перенеслась теперь в то самое место, где до этого благополучно пребывала правая. В общем, сразу после отскока назад я снова восстановил свою стойку.

В голове у меня снова мелькнула предательская мысль, что это движение вполне может быть причислено к запрещенному «игровому» приему, но затем я подумал, что пусть судьи, если захотят, подотрутся своим решением. Или пусть сами попробуют выйти на ринг и выстоят хотя бы один раунд против такого бронетранспортера, как Дубинин, не отступив при этом ни на шаг и не уйдя в сторону.

На протяжении всего оставшегося времени до перерыва я старался держать Дубинина на дальней дистанции. Бедолага не совсем понял мою тактику и, наоборот, пытался сблизиться со мной, желая превратить мои внутренности в кровавое месиво своими пушечными ударами.

Нет, спасибо, мне вовсе не хотелось этого. Егор Дмитриевич предупреждал меня, что в идеале поединок должен проходить по моим правилам.

— Кто ведет и доминирует в бою, тот, в конце концов, и празднует победу, — наставлял меня тренер.

Следуя его завету, я и держал свирепого зверя по кличке Дубина на расстоянии. Отходя назад, иногда резко и быстро, а иногда плавно и последовательно, я старался соизмерять дистанцию сообразно длине удара прямой моего противника. То есть, вся фишка заключалась в том, что я не отходил назад сломя голову, при одном только приближении соперника.

Нет, я старался отойти как раз в тот миг, когда враг нападал. Выжидал до последнего, создавая иллюзию, что вот сейчас мы схлестнемся с ним в яростной схватке и затем уходил. Конечно, иногда приходилось выдерживать небольшой обмен ударами, потому что с каждым разом Дубинин нападал все быстрее и активнее, но в конечном итоге я всегда оказывался далеко от его кулачищ.

Под конец раунда, когда стало слишком туго от почти постоянных атак Дубинина, я делал последний шаг правой ногой не назад, а выпадом вправо. Почти что мой любимой обход противника по круговой, но только я делал это не для контратаки, а для того, чтобы сохранить дистанцию и поэтому меня вряд ли могли снова обвинить в игровом стиле бокса. Все движения я старался проводить слитно, чтобы Дубинин до самого последнего момента не знал, когда я буду отступать.

Звякнул гонг. Я опустил руки и с удовольствием отправился назад, к своему углу. Но, оказывается, градус злости моего соперника поднялся уже до самых опасных высот. Он бешено крикнул мне в спину:

— Когда ты будешь драться, наконец, а не бегать, как баба? — и на затылок мне обрушился удар.

Хорошо, что я успел заметить это движение и в последний миг привычно отпрыгнул в сторону, как буйвол при виде крокодила, бросившегося на него из зеленой реки. Удар пришелся по затылку и получился несильный. Так, просто смазал по волосам.

Рефери заливисто засвистел в свисток и бросился между нами, чтобы бой не продолжился. Впрочем, Дубинин уже опомнился и отодвинулся назад. Он продолжал глядеть на меня злобными глазами, отчего у более впечатлительного человека, наверное, случился бы инфаркт и приступ миокарда.

Его тренер весь изошелся матерным криком на своего подопечного, стоя в углу возле канатов. Я увидел, что судьи сидят с каменными минами и что-то записывают в листы бумаги. Почесав затылок перчаткой, я тоже отошел к своему углу.

За канатами уже стоял Худяков и с усмешкой смотрел, как я приблизился. Он выставил на ринг стульчик и я устало уселся на него.

— Ну что, добился все-таки своего? — спросил Худяков, ухмыляясь. — Довел такого достойного человека до белого каления. Как тебя совесть не мучает, изверг ты эдакий?

Я сидел на стульчике и неотрывно следил за Дубининым. Ну, что там теперь он будет делать? Сможет его угомонить тренер или нет? Насколько раскалены его эмоции, действительно ли до самого белого каления и можно ли наконец ковать из этого железа мою победу, как я и задумал?

Оказалось, что вроде бы действительно все движется по плану. Основательно и аккуратно. Дубинин смотрел на меня недобрым глазом, отмахиваясь от того, что говорил тренер. Я помахал ему перчаткой и мой соперник дернулся на месте и чуть не вскочил со стула. Да, он готов, готов совершенно. Клиент дошел до кондиции, его можно брать с потрохами.

Есть, правда, небольшая вероятность того, что все это искусно разыгранный спектакль, для того, чтобы заманить меня самого в ловушку, но насколько я успел разобраться в характере Дубинина, он не был способен на такие замысловатые ловушки. Тренер как раз и пытался уговорить его не терять голову, но мой враг уже мысленно представлял себе, как снова валит меня на настил.

Ну что же, малыш Дубина, будь осторожен, иногда даже такие крепкие палки, как ты, могут переломиться от чрезмерного усилия.

Перерыв закончился и Худяков снова потрепал меня по плечу:

— Давай, Витя, он твой. Съешь его и даже косточек не оставляй.

Да, сейчас я попробую сделать это. Я встал со стула и направился к центру ринга. Дубинин уже молниеносно оказался там. Его энтузиазм просто зашкаливал. Приятно видеть так хорошо мотивированного и заряженного на победу человека.

Вот только я постараюсь забить эту мотивацию ему в глотку и буду с наслаждением следить за его агонией.

После гонга Дубинин сам рванулся вперед, причем сделал это гораздо быстрее, чем раньше. Наверное, он опять ожидал, что я буду отступать перед его превосходящими силами, но я продолжал оставаться верным своей тактике удивлять противника. Раз он ожидает, что я буду отступать, теперь я должен, наоборот, напасть на него.

Причем не просто напасть, а сделать это так мощно и ярко, чтобы выбить из противника дух.

Мое движение навстречу застало Дубинина врасплох. Он и в самом деле полагал, что сейчас погонится за мной. А теперь он увидел, что я вдруг движусь к нему, да еще и не просто движусь, а даже нанес ему протяжный джеб левой в голову. Дубинин приостановил атаку, склонил голову и ударил в меня встречным кроссом.

Но теперь я, не доведя внезапно джеб до конца, вдруг сделал шаг назад. Дубинин заметил мое движение и решил, что я провел неудачный финт и теперь все-таки буду отступать. Он радостно продолжил свой удар, надеясь достать меня в голову. И в это время я нанес ему жесткий удар правой в лицо.

Это был джеб, только нанесенный правой рукой от плеча, с разворотом. Так называемый возвратный удар. Я нанес его так быстро, как только получилось. Вся соль заключалась в том, чтобы ударить именно в тот момент, когда Дубинин подумал, что я опять буду играть в кошки-мышки и отойду назад на дальнюю дистанцию. Для придания скорострельности и стремительности я действовал слитно со своим первоначальным отступлением.

То есть, я сделал шаг назад, одновременно привел тело в исходное положение для контратаки и тут же, ничуть не останавливаясь, перенес вес тела на правую ногу. Сразу зарядил правую руку для удара. Это было, словно волна во время отлива и почти сразу начавшегося прилива. Причем во время прилива волна удара покатилась навстречу Дибинину со всей возможной скоростью. Я даже немного оттолкнулся правой ногой от покрытия, чтобы придать удару еще больше мощи.

Удар получился отличный. Мне удалось заманить противника в ловушку. Моя правая перчатка воткнулась Дубинину в голову. Он все еще двигался навстречу мне и от этого мой короткий джеб получился еще сильнее. Дубинин буквально налетел на него.

Он остановился и откинул голову назад, нелепо взмахнув руками. Поскольку он все еще остался на ногах, я не терял времени. Хук левой, от души, тоже в голову. Дубинин «поплыл», причем так сильно, что его повело в сторону.

Я не собирался щадить его. Такого кабана можно завалить только несколькими выстрелами, причем в упор и желательно разрывными пулями. Поэтому теперь я добавил ему апперкот правой, тоже в голову. О силе я совсем не заботился, главное попасть в цель, побыстрее и побольше.

Отвалившись к канатам, Дубинин пытался схватиться за них, но не смог и наконец свалился. Причем сделал это с таким грохотом, что я думал, будто он сейчас пробьет лбом покрытие и провалится дальше вниз, на пол. Я отошел в свой угол, а рефери подбежал к моему сопернику и проверил, как он. Убедившись, что Дубинин еще дышит, он начал отсчет.

Я стоял в своем углу и наблюдал за отчаянными попытками противника превзойти свою боль и подняться. Я же говорил, что он чертовски сильный парень, а голова его как будто выкована из нержавеющей стали.

— Пять… Шесть… Семь… — медленно, слишком медленно, на мой взгляд, считал рефери.

Дубинин поднялся с настила, оперся на руки и встал на колени. Потом выпрямился и огляделся по сторонам. Я вспомнил, как совсем недавно сам валялся точно также и не мог понять, что происходит вокруг и где это я очутился.

— Восемь… Девять… — продолжал считать арбитр.

Гребаный ублюдок, я же ясно вижу, что ты даешь Дубинину шанс подняться, растягивая время. Может быть, ты еще добавишь к своему счету детскую считалочку: «девять с ниточкой… девять с иголочкой… девять с хвостиком» или что там еще говорили мы в детском возрасте, когда играли в прятки?

На моих глазах Дубинин поднялся и выпрямился. Рефери обрадованно прекратил счет и собирался дать сигнал к продолжению боя, потому что он никак не мог допустить, чтобы Дубинин проиграл. Я тоже настроился на продолжение раунда.

Но дальше драться уже не понадобилось. Дубинин вдруг обреченно поглядел на меня, причем я вдруг заметил в его глазах невыразимую боль и тоску, потом опустил руки и снова рухнул на покрытие, только теперь уже на спину и не собирался вставать. Рефери поглядел на него, понял, что больше ничего тут не поделаешь и замахал руками:

— Аут, поединок окончен нокаутом!

Глава 14. Теперь только в Мадрид

Сразу после того, как рефери поднял мою руку, дело можно было считать законченным. Зрители сидели пораженные и молча смотрели на меня.

Никто и не подумал хлопать. Только Юрий Борисович Лебедь и Худяков устроили овацию и тогда остальные тоже соизволили жиденько постучать ладонями.

Я подошел к Дубинину. Недавний соперник стоял по другую сторону ринга, как всегда, с опущенной головой. Почему он все время стоит так, неизвестно. Я даже и не догадывался, о чем он там размышляет.

Правда, понять это былонетрудно. Если в прошлый раз, когда он выиграл, на лице его совсем не отражалась радость победы, то теперь и вовсе он стоял с хмурым лицом и молчал. На меня даже не посмотрел.

— Спасибо за бой, — сказал я и пытался пожать ему руку.

Дубинин неохотно ответил на рукопожатие, тем более, что мы были в перчатках и особо там не поручкаешься. Он выглядел вялым и двигался медленно, будто мой нокаутирующий удар не только свалил его на канвас, но и выбил весь лишний воздух из тела. Ну ладно, особой его дружбы мне не надо.

Зрители, что были в зале, поднялись с мест и гуськом отправились к выходу. Они явно были поражены исходом поединка. Судьи быстро что-то строчили на листах бумаги.

Я слез с ринга и подошел к Худякову и Лебедь Юрию Борисовичу. Вот уж кто пожал мне руки радостно и охотно. А Худяков и вовсе крепко обнял.

— Молодец, Витя! Какой молодец! Я же говорил, что мы поедем в Испанию!

Но я не стал радоваться преждевременно. Госкомитет такой зверюга, что может придумать еще какую-нибудь причину, чтобы не пустить меня на чемпионат.

Правда, времени до него осталось совсем немного, делать лишние телодвижения чревато для самих чиновников, потому что можно понизить моральный дух команды. А если мы опять приедем из Мадрида с никудышными результатами, как и за два года до этого, то вышестоящие органы, в том числе и партия, будут делать соответствующие оргвыводы.

Выводы могут быть весьма печальные для организаторов и участников. Поэтому я надеялся, что госкомитет не будет рубить сук, на котором сидит и не будет топить меня по-полной.

Подойдя к судьям, я спросил:

— Скажите, а когда вы направите соответствующие бумаги в комитет? Можно, я тоже получу копию?

Двое судей продолжали что-то быстро писать на листах. Еще дальше сидела секретарша, полная женщина лет тридцати и тарабанила на пишущей машинке. Оставшийся судья, тот, что сидел ближе всех, посмотрел на меня и вздохнул.

— Да, вы можете получить бумаги. Приходите завтра, тогда все и оформим. А в комитет отправим в самое ближайшее время.

Большего от него вряд ли можно было добиться. Я должен пока что довольствоваться этим решением. Отойдя от судей, я оглядел зал в последний раз.

Все разошлись, остались только организаторы, человек пять и судьи. Поединок закончился. Не скажу, что он прошел легко, особенно после моего первоначального поражения.

Но урок я получил действительно ценный. В первую очередь, в том, что никогда нельзя недооценивать противника. Наоборот, его лучше всегда переоценить.

— Мы в клуб, Витя, — сказал Худяков, кивнув на директора. — Подходи туда тоже, если успеешь. А лучше иди домой и хорошенько отдохни.

Да, отдых мне сейчас совсем не помешал бы. Все эти дни перед боем я усиленно тренировался и отвлекался только на сон и еду. За Светкой смотрела тетя Галя, но сегодня она должна уехать по делам.

Надо идти домой. Праздновать победу тоже не с руки, главные бои еще впереди. Но сначала надо позвонить тому человеку, что помог мне достичь победы. Это благодаря ему я чувствовал себя начисто восстановленным после недавнего обидного проигрыша. Надо позвонить Егору Дмитриевичу.

Я выбрался в коридор, набрал номер Касдаманова. Подождал немного и после третьего гудка трубку подняла Маша. Эти несколько дней, что я тренировался у старика, девушка намеренно игнорировала меня.

Поначалу я думал, что она тут же бросит трубку, но услышав мой голос, Маша тут же спросила:

— Ну, как все прошло, Витя?

Голосок у нее был звонкий, чистый и, смею надеяться, даже взволнованный. Неужели действительно переживала за меня? За то, как пройдет мой поединок?

— Я победил его, Маша, — сказал я. — Я его сделал. Нокаут, во втором раунде.

Маша с облегчением выдохнула воздух и сказала:

— Молодец! Поздравляю! Я очень рада за тебя. Ты сам как себя чувствуешь, не пострадал?

Ого, вроде бы ледяная глыба наших отношений начала таять. С одной стороны, я сам виноват, возомнил себе черт знает что и вздумал обижаться на девушку из-за того, что она с кем-то там встречается.

Она, в конце концов, не моя девушка, не невеста и даже не сестра. Поэтому как я могу вмешиваться в ее личную жизнь? Вот только почему, черт подери, при мысли о том, что у нее есть парень, меня охватывало лютое бешенство?

— Спасибо, со мной все в порядке, — сказал я. — А уж насколько я рад, ты даже не представляешь! А где Егор Дмитриевич, он дома?

— Да, вот он здесь ходит как раз, — сказала девушка и закричала в трубку: — Деда! Возьми телефон, Витя звонит. Он выиграл, слышишь, выиграл!

Через полминуты в трубке раздался хриплый голос Егора Дмитриевича:

— Ну что, молодец, щучий сын. Ты его вырубил?

По голосу я видел, что дед крайне доволен.

— Второй раунд, встречный удар, — гордо сообщил я. — Он долго не мог встать.

— Молодец, только ты там не слишком-то радуйся, — проворчал Егор Дмитриевич. — А то начнешь сейчас опять все загулы свои. Давай, дуй сюда, расскажешь, как все прошло.

Хотя больше всего мне хотелось завалиться в кровать и спать три дня подряд, я ответил:

— Хорошо. Приеду.

— Ну вот и лады, — сказал старик и повесил трубку.

После разговора я поспешил в раздевалку и наткнулся в коридоре на Козловского. Он быстро шел, нахмурившись и о чем-то размышляя.

— О, здравствуйте, Андрей Владимирович, — радостно сказал я, состряпав на лице самую широкую улыбку, на которую был способен. — Как вы поживаете? Вы теперь тоже будете в Мадриде? Или не в этом году, а в будущем? Или вы туда вообще не поедете, а значит, тю-тю, прощай, Мадрид?

Козловский поморщился, глядя на меня, но многолетний опыт в словесных баталиях на заседаниях комитета приучил его держать себя в руках.

— Ты, Рубцов не слишком и радуйся. Госкомитет тебя еще не включил в списки участников. А если и включит, то неизвестно еще, победишь ты или нет. Может, приедешь оттуда, как побитая собака. Вот тогда и поговорим с тобой. А обо мне не беспокойся. Может, поеду, может и нет. Не в этом суть.

Да, суть не в этом. Ты все равно останешься работать в государственном учреждении и будешь всюду совать свой тонкий уродливый нос, чтобы узнать, нельзя ли кому-нибудь еще подстроить пакости. Эх, жаль, что мы уже взрослые люди и живем в законопослушной стране. Я бы с удовольствием начистил бы этому типу рыло, чтобы он перестал гадить другим людям в тарелки.

Впрочем, последовав зову благоразумия, я не стал высказывать вслух свои мысли. И тем более, не стал работать кулаками, хотя они так и чесались влепить ему затрещину.

Но нельзя. Еще чего не хватало. Глупо и чревато скандалом, который мне сейчас совсем ни к чему. И к тому же, каждый знает, что с чиновниками нужно бороться их же методами.

Забрасывать серией не ударов, а бумаг. Находить высоких покровителей. Не иметь сто рублей, а иметь сто друзей. И тогда будет тебе счастье, тем более в такой насквозь бюрократизированной стране, как СССР.

— Да уж не беспокойтесь, Андрей Владимирович, — сказал я, глядя в пустые глаза собеседника. — Если я туда попаду, то просто так не вернусь.

Больше спорить с ним, да и просто желания разговаривать не хотелось. Я пошел дальше, обойдя Козловского по кругу и добрался наконец до раздевалки. Чиновник тоже ушел, не сказав ни слова. У нас с ним теперь кровная вражда до седьмого колена.

В раздевалке я быстро переоделся и выскочил на улицу. Направился было на остановку, но по дороге заметил телефонную будку.

С полминуты боролся с искушением, не выдержал и набрал рабочий номер Зои. Когда трубку подняла какая-то женщина, я позвал Зою к телефону.

Знаю, что Егор Дмитриевич не одобрит звонок девушке, но что я мог поделать с собой? Я хотел слышать ее голос, а больше всего хотел увидеть ее саму, желательно даже сегодня.

— Здравствуй, Витя, — церемонно сказала девушка, услышав мой голос. — Как у тебя дела?

Мне хотелось петь и кричать от счастья. Сегодня я вломил Дубинину и реабилитировался после позорного поражения. Доказал, что еще есть порох в пороховницах. Если бы Зоя была рядом со мной, я бы тут же расцеловал ее.

— Все отлично, — ответил я. — Даже супер отлично. Я выиграл его. Слышишь, выиграл!

Зоя легонечко усмехнулась, я услышал смешок в трубке. Мой энтузиазм ее позабавил.

— Что выиграл? Миллион в лотерею?

Вот ведь девичья память. Даже, вернее сказать, куриная. Что раз ей говорил, чем я буду сегодня заниматься, все равно не помнит.

— Да нет же, бой выиграл, помнишь? Победил Дубинина.

Вот теперь Зоя опомнилась. Смеяться перестала, наоборот, восторженно спросила:

— Ах да, точно! Ты выиграл того козла! Поздравляю, молодец! Жалко, что я не была там. Почему у вас соревнования всегда в будние дни проходят, когда я на работе? Я так люблю смотреть бокс! Как мужики ловко колотят друг друга, классно же!

Хм, каждый раз Зоя раскрывалась с новой стороны, Она, оказывается, из тех девушек, что любят пощекотать себе нервы, наблюдая за дерущимися мужчинами. А может, это даже возбуждает ее?

Хотя, например, Маша никогда не говорила о подобном. Мы как-то беседовали на эту тему, еще пару недель назад и она призналась, что ей, наоборот, всегда жаль людей, которые наносят друг другу такие сокрушительные удары. «Это ведь такой вред здоровью», — заметила тогда Маша. — «Ты там осторожнее, Витя, двигайся больше, чтобы по тебе поменьше попадали».

Ну, а Зоя, как видно, была гораздо кровожаднее. Даже не спросила, в порядке ли я.

— А на машинах и мотоциклах кататься на бешеной скорости понравилось бы? — спросил я, чуточку даже ревниво.

— На мотоциклах? На машинах? — недоуменно спросила девушка. Видимо, она даже и не слыхивала, что можно забавляться таким образом. — Наверное, понравилось бы. Я люблю пощекотать нервы.

Я же говорю, что мне захотелось видеть ее. Почему бы мне не заскочить к ней ненадолго, сразу после Егора Дмитриевича и «Орленка»? Хотя бы на полчасика.

— Ты сегодня что делаешь после работы? — спросил я. — Давай я заскочу ненадолго.

— А что мы будем делать? Ты на машине будешь? — сразу спросила девушка. — Давай пирожные купим, я давно не ела.

Интересно, что она скажет, когда услышит, что я ненадолго. Вот и проверим, очень даже кстати.

— Я на полчаса всего, — сказал я. — И я сегодня пешком.

Зоя разочарованно вздохнула. Затем протяжно сказала:

— Ну ладно-о! — и положила трубку.

После такого окончания разговора у меня пропало все желание общаться с ней. Вот ведь чайка, однако. Ее интересуют только мой статус и наличие машины. Как личность, я ее вообще не волную.

Из чего возникает вполне закономерный вывод — Зоя меня не любит. Вернее, она любит себя больше всего на свете, а остальные люди, тем более мужчины — это ее средство для достижения удовольствий и наслаждения радостями жизни.

И если бы я не был чемпионом СССР по боксу и не разъезжал по городу на машине, она бы даже не посмотрела на меня. Даже несмотря на то, что я помог ей с грабителями. Максимум, что я от нее дождался бы — это поцелуйчик в щечку.

Я таких насмотрелся в двадцать первом веке. Думал, что в семидесятых годах девушки другие, но нет, оказывается и сейчас попадается много таких. Только вот зачем мне снова наступать на одни и те же грабли?

Поглядев на телефонный аппарат, я тяжко вздохнул. Хватит тешить себя иллюзиями и бегать за Зоей, в этом нет никакого смысла. Нет, что-то не складывается у меня с девушками.

Впрочем, Касдаманов прав, сейчас горячая пора и на девушек вообще нельзя отвлекаться. Вот приеду из Испании, тогда и можно уже заняться личной жизнью.

Решив забыть о Зое, как бы не хотелось с ней увидеться, я отправился к тренеру. К тому, кто действительно заслуживал почестей.

Во дворе дома Маша возилась с розами, подстригая кусты. Увидев меня, выбежала навстречу. Обняла, чмокнула в щечку.

— Ты молодец, Витька, — сказала она. — Выиграл, поздравляю! Деда так переживал за тебя, уж я-то знаю. Он не показывал, но я видела. Всю ночь по комнате ходил. И все утро.

Я кивнул. Старик не любил показывать свои переживания за учеников, но я знал, что он болеет за них всей душой.

И еще мне была приятна радость Маши. Вот уж кто действительно рад моей победе. Искренне и бескорыстно.

Девушка коснулась моей скулы. Прикосновение было нежным и осторожным.

— Опухла… Тебя все-таки задели в этом поединке?

Я тоже машинально пощупал щеку. И когда это она успела набухнуть? Разве Дубинин задел меня по лицу? Пару раз, может быть, его удары проходили через мою оборону, но не нанесли, к счастью, большого вреда.

— Все в порядке. Я в полном порядке. Ну, где Егор Дмитриевич, в доме?

Девушка указала на полуоткрытую дверь.

— Сидит там, не вылазит. Не хочет выходить.

Я откинул длинную, до самого пола марлю, спасающую от комаров и вошел в дом. Тренер и в самом деле ждал меня в спортзале. Я провел с ним два часа, рассказывая, как прошел бой.

Еще он заставил меня снова разучивать движения по быстрой работе ног, сочетая с молниеносными уклонами на ближней дистанции. Егор Дмитриевич загорелся азартом и был готов обучать меня до ночи, но я сказал, что мне надо заглянуть в секцию бокса.

Что-то там связанное с оформлением документов на чемпионат. Да и вообще, полезно узнать новости. Касдаманов сердито пожевал губами, затем вынужден был согласиться. С документами шутить нельзя.

— Чтобы завтра в пять утра был здесь, — предупредил он, однако напоследок. — Как лист перед травой. Тренировки никто не отменял. Наоборот, надо заниматься еще больше.

Возразить было нечего и я дал слово. Перекусил у тренера вкусной Машиной стряпни, выпил чаю, попрощался и отправился в «Орленок».

В клубе меня ждали хорошие новости. Я заполнил документы на участие в чемпионате, обещал принести другие, недостающие.

Между прочим, в клубе был и Мишка Закопов и он поздравил меня с победой. Еще там был и Паровоз, огромный добродушный гигант.

— Пойдем, отпразднуем, — сказал я им. — Шашлык и лимонад, угощаю.

Но Мишка отказался.

— Мне надо документы а профком сдать, на работе, — сказал он не совсем убедительно. — Заведующая злая тетка, пристала с ножом к горлу. Никак не получится, извини, старик.

Странно, а раньше он был готов за любой кипеш. Вот когда я стал чемпионом, то сразу заметил, что между мной и другими бойцами как будто образовалась небольшая невидимая трещина. И с каждым разом она становилась все больше и шире.

Я вздохнул и безнадежно посмотрел на Паровоза.

— А ты что скажешь? Тоже дела?

Но гигант покачал головой.

— Нет, с чего ты взял? С удовольствием посижу с тобой. Только я не лимонад буду пить, а квас.

Вот это другое дело. Мишка смотрел на друга, как на предателя, а я поскорее увел его с собой, пока не передумал.

Мы славно посидели в кафе за углом. Паровоз съел столько шашлыка, сколько уместилось, а влезло в него немало. Только спустя пару часов, когда уже стемнело, мы поднялись из-за столика и направились по домам.

Я чувствовал себя восхитительно. Все, что надо человеку для счастья — это победить своего заклятого врага, чтобы поехать на другую, еще более серьезную схватку на противоположном конце континента.

Речь у нас, само собой, шла о предстоящем чемпионате.

— Ну, что думаешь, ты сможешь там разбомбить всех противников? — спросил Паровоз. Он наелся до отвала и глаза его покрылись туманной сытой поволокой. — Ты давай, без победы не возвращайся.

Мне легко было обещать приехать обратно только с победой. Но это на словах. На деле там будет злостная рубиловка, кто бы сомневался. Поэтому все, что надо делать, это тренироваться изо всех сил.

Мы пришли к моему дому и начали прощаться. Но не успел я отпустить Паровоза, как вдруг заметил, что впереди возле соседнего подъезда маячат темные фигуры.

Они показались мне подозрительными. С недавних пор я не выносил таких типов возле своего жилища, особенно когда Светка осталась там одна.

— Ну-ка, друг, давай проверим, что за сволочи там ошиваются, — сказал я.

Паровоз согласился и мы неспешно направились к подозрительным особям.

Глава 15. Принимай готовенького

Вот знал ведь, что дело закончится именно этим.

Вернее, не так. Не знал, а предчувствовал. Надо было случиться эдакой пакости под конец этого безумного дня. Но все равно, потом, когда я уже размышлял над этим эпизодом, то оказался чертовски рад тому, что рядом со мной в то мгновение оказался Паровоз. И еще тому, что я насторожился при виде незнакомцев и подошел проверить, кто они такие.

А ведь приди я хотя бы на десять-двадцать минут позже, эти сволочи могли забраться к нам в квартиру, где меня ждала ничего не подозревающая Светка. Она к тому времени еще не ложилась спать, уже сделала уроки и при свете ночника читала советские комиксы — «Мурзилку» недавнего выпуска.

Короче говоря, чем ближе я подходил к подозрительным людям, тем сильнее меня охватывала настороженность и тревога.

— Что-то они мне очень не нравятся, Паровоз, — пробормотал я и машинально размял кулаки, готовясь к бою. — Шастают возле нашего дома, кого-то ищут. Что они здесь делают поздним вечером?

Незнакомцы стояли возле другого подъезда в полумраке. Двое человек возле лавочки у крылечка, а третий изучал надписи на входной двери подъезда, пытался разобраться в нумерации квартир. Как раз, когда мы подошли, он спустился по ступенькам крыльца и мотнув головой, сказал приятелям:

— Нет, он здесь не живет. Его квартира дальше, в следующем подъезде.

При звуке его голоса я похолодел. Это же Петрик, дьявол его раздери, собственной персоной. Теперь я узнал не только его характерный голос, с растянутыми гласными и легкой хрипотцой. Я уже ясно видел его долговязую фигуру, чуть сгорбленную и с опущенными плечами. Да, это он, кошмар моих ночей, явившийся во плоти, чтобы наказать меня за гибель моей семьи.

Однако, поскольку в последнее время в моей жизни хватало стрессовых ситуаций, встреча с давним врагом не парализовала мое тело, не лишила дара речи и не сковала мышцы. Наоборот, я почти сразу сориентировался в ситуации и прикинул, что нам делать. На это мне хватило буквально доли секунды.

Эти уроды ищут мою квартиру. Ясно, как трижды три. Ищут по наводке Петрика, по его приказу. И явно не для того, чтобы поздравить с победой на чемпионате СССР и подарить охапку цветов. Конечно же, чтобы расплатиться по старым счетам, и порвать меня на куски.

Пришли они только что, начали поиски с крайнего подъезда. И только по счастливой случайности попались мне на глаза. Впрочем, любой на моем месте заподозрил бы неладное. Слишком уж явные флюиды злости и опасности исходили от этой троицы.

Тем более, что у них наверняка есть оружие. Не обязательно пистолет, но какой-нибудь нож или железная дубинка. Что делать, что делать?

Я на ходу принял решение не ввязываться в драку. Слишком уж это чревато. Лучше отправить Паровоза за милицией, а самому постараться задержать их. В крайнем случае, если станет совсем уж жарко, я могу сбежать от пришельцев. Главное, не пускать их в свой подъезд и тем более, в мою квартиру.

Поэтому я схватил Паровоза, намеревающегося напасть противников, за локоть и потащил дальше. На ходу шепнул:

— Я знаю, кто это такие. Давай не будем с ними сейчас связываться. Пусть они думают, что мы просто…

Но обмануть Петрика не удалось. Он обладал звериной интуицией. Однажды мне удалось застать его врасплох, но это было только один раз, с тех пор утекло много времени. Сейчас он сразу заподозрил неладное.

— Эй, парни! — крикнул он нам вслед и присвистнул. — Слышь, я вам говорю! Подождите чуток, поговорить надо!

Вот зараза, не получилось его перехитрить. Ублюдок теперь не успокоится. Наверняка тоже начал узнавать меня. Хорошо, что сейчас темно и он еще издали не увидел моего лица.

Пришлось обернуться.

— У них могут быть ножики и кастеты, — шепнул я Паровозу. — Может, ты пойдешь за подмогой? Милицию позовешь?

Великан повернул большую голову и изумленно посмотрел на меня. Сама постановка вопроса прозвучала для него оскорбительно. Это что же, он, такой могучий парень, боксер-тяжеловес со стажем, сильный и здоровенный, будет теперь бегать от какой-то шпаны? Да я что, издеваюсь над ним, что ли?

Нет, конечно у меня и в мыслях не было намерения над ним издеваться, но вот с Петриком лучше, как с ядовитой змеей, иметь дело только на дальнем расстоянии. Чем дальше, тем лучше. Эх, ладно, придется рискнуть.

Мы обернулись и ждали приближения Петрика. У меня мелькнула новая мысль. Пока бандит не узнал меня, я могу подготовиться и быстро атаковать его, когда он подойдет поближе. Один раз мне уже удалось выбить из него дух, так почему бы не повторить тот удачный трюк?

Тем более, что все внимание Петрика было сосредоточено на Паровозе, как на самом опасном противнике. Поэтому я сгорбился и постарался спрятать лицо в тени, чтобы Петрик не узнал меня раньше времени.

— Чего надо? — прогудел мой товарищ, рассматривая приближающегося хулигана. — О чем поговорить?

Я уже обрадовался, что сейчас мой враг подойдет на удобную для удара дистанцию, но он остановился и подождал, пока рядом встанут его товарищи. И даже потом не стал подходить ближе. Наоборот, это его люди пошли к нам, сунув руки в карманы. Вот гребаные твари, наверняка там ножички прячут.

Нет, Петрик слишком осторожен и мне опять не удалось его провести. Ну, а раз так, тогда нам не осталось ничего другого, кроме как ввязаться в драку. Поэтому я не стал терять времени, бросил сумку на землю, толкнул Паровоза в бок и закричал:

— Вали их! — а сам кинулся на ближайшего ко мне противника.

Парни, в обществе которых Петрик пожаловал ко мне в гости, были отнюдь не субтильного и травоядного телосложения. Наоборот, это были здоровенные гориллы.

Правда, тот, что достался на мою долю, оказался чуть пониже ростом. Зато в плечах и талии он был гораздо шире. К тому же двигался невероятно ловко для человека его комплекции. И обладал отменной реакцией.

Паровоз чуть помедлил, перед тем, как последовать моему приказу и напасть на врага, а зато я не колебался. Надо поскорее вырубить противника, чтобы потом без помех заняться Петриком. Но когда я подскочил к своему толстячку и хотел его ударить, он живо отошел назад и вытащил из-за пазухи короткую дубинку. Я же говорю, у него великолепная реакция.

Видя, что я остановился, мой противник теперь рванулся ко мне, намереваясь пробить голову своим оружием. Теперь уже мне пришлось благоразумно спасаться бегством, тем более, что Петрик наконец узнал меня и принялся орать:

— Это он! Это Рубцов! Херачьте его, пацаны!

Мужики были рады последовать совету своего предводителя. Тот, что повыше, с ножом кинулся на Паровоза. Мой неприятель снова бросился за мной, размахивая дубинкой.

Когда он оказался ближе, я понял, что это никакая не палка, а короткий кусок арматуры. Впрочем, на эффективности оружия это ничуть не сказалось, даже и таким он с легкостью проломил бы мне череп. Хотя, для меня хватило бы и просто удара по руке, чтобы сломать ее и вычеркнуть меня из числа участников чемпионата Европы.

Чтобы избежать этих прискорбных последствий, я отпрыгнул назад, за спинку скамейки, стоящей возле подъезда и наступил на круглый голыш, лежащий на земле. Нога подвернулась, я упал на землю и чуть не напоролся на ветки кустов, в изобилии растущих в палисаднике под окнами первого этажа.

— Делай его, Кабан, делай! — истошно завопил Петрик. — Не давай ему подняться!

Грузный его подчиненный, который и именовался гордым прозвищем дикой лесной свиньи, был рад стараться. Он обогнул скамейку и бросился сквозь кусты ко мне, стараясь успеть перехватить меня до того, как я встану с земли.

Но я успел опередить его. И не только опередить, но и завладеть круглым оружием. Я схватил камень, который так предательски опрокинул меня наземь и вскочил вместе с ним на ноги. В это самое мгновение Кабан выскочил из кустов и рванулся ко мне, громко хрюкая от возбуждения.

Столкновения избежать было уже невозможно. Неподалеку Паровоз махался голыми руками с вооруженным ножом противником. Петрик подошел ближе к скамейке и выжидал удобного времени, чтобы напасть на меня сзади.

Чтобы избежать удара арматурным прутом, я метнул свою округлую добычу прямо в грудь набегающему Кабану. Урон получился не особо значительный, но мне этого и не требовалось. Главное, хотя бы чуточку отвлечь противника, сбить его с линии атаки.

Камень ударил в верх живота врага, заставил его остановиться, прижать руку к груди и глухо выдохнуть:

— Кхе-кхе… Ах ты сука!

Большего мне и не нужно. Я и не ожидал, что получится так хорошо. Теперь главное не терять времени. Сделав пару шагов вперед, я очутился перед своим неприятелем.

Привычный удар левой, длинный джеб, прямо в мясистое лицо. Шлеп! Удар получился глухим и отрывистым, будто я ударил мясную тушу, висящую передо мной на крюке.

Между прочим, бить в перчатке и голым кулаком совершенно разные вещи. Риск травмировать руку гораздо выше, да и ощущения другие. Можно было бы еще усмотреть сходство с любовным актом с использованием презервативов и без, но, пожалуй, я воздержусь от такого чересчур поверхностного сравнения.

Сразу за джебом левой я продолжил атаку. Приблизился вплотную и ударил правой. Теперь уже хук, мощнее первого удара. Ну, и вдогонку, еще один хук, теперь уже в корпус, совершенно открытый для нападения.

Бедолага Кабан выронил прут и улетел в кусты. Молодые деревья и травы затрещали под его грузным телом, а затем все стихло. Ну все, на некоторое время о нем можно забыть. Теперь пора разобраться с главным негодяем.

Сзади все также раздавался шум схватки. Обернувшись, я увидел, что Паровоз уже обезоружил своего противника и молотит его своими пудовыми кулачищами. Петрик стоял неподалеку от скамейки и ждал меня с ножом в руке. Он был слишком умен и осторожен, чтобы тоже соваться в кусты.

Мгновенно перескочив через скамейку, я очутился перед Петриком. Бросаться на нож не стал, все-таки я тоже не круглый идиот.

Вон, скоро Паровоз покончит с напарником бандита и поможет мне, надо просто чуточку подождать и отвлечь внимание главного врага. А так время на моей стороне, надо просто его немного протянуть.

— Ну, здорово, Петрик, — сказал я, продолжая держаться на расстоянии от тускло блестящего лезвия. Чтобы противник не подскочил ко мне и не проделал дырку в животе, я еще и держался ближе к скамейке. — Как поживаешь? Побегал по нашей необъятной родине, посмотрел на новые края?

Петрик усмехнулся. Он стоял, расставив руки, готовый, чуть что, к мгновенной атаке. Длинный, худой, как дядя Степа, только гораздо более опасный и плохой.

— Ну, здравствуй, Боксер, — сказал он и хищно пошевелил лезвием ножа, разминая запястье. — Я особо никуда не уходил, схоронился в окрестностях Москвы. А как только ослабили кольцо, вышел из пещеры. За твоей шкурой вышел, слышишь?

Ладно, пока что все вроде хорошо. Паровоз снова и снова атаковал своего противника, габаритами чуть поменьше его самого. Только благодаря своей чудовищной силе и невероятной выносливости тот еще держался на ногах. Нож он давно выронил и теперь только отступал под напором Паровоза.

— Схоронился, говоришь? — спросил я, краем глаза следя за Паровозом. — Это ты молодец, правильно сделал. Только не хочешь ли ты теперь схорониться навсегда? Я бы с удовольствием закопал где-нибудь в лесу твою вонючую тушку.

Петрик продолжал ухмыляться. Поднял нож, приблизился. Аккуратно так, осторожно. Вроде бы даже незаметно. Другой может быть и не заметил бы, но я-то натренирован замечать сокращение дистанции.

Противник тоже не так прост. Хочет быстро покончить со мной, а потом убежать от Паровоза или тоже попытаться его завалить. Как я уже сказал, надо держаться от него подальше, но только не вступать в схватку.

Следуя этой тактике, я отскочил от скамейки и даже отошел вглубь нашего двора, на стоянку, где стояли автомобили. Петрик неуклонно следовал за мной, как привязанный.

Он тоже не дурак, понял, что ему надо поторапливаться, если хочет завершить все дела до приезда милиции. А в том, что родная милиция скоро явится на поле битвы, сомневаться не приходилось. Слишком уж много шума мы подняли.

— Ну, ты куда подался? — спросил Петрик, опустив руку с ножом и как бы даже немного пряча ее. — Давай поговорим по душам. Что ты уходишь? Мы же так долго ждали этой встречи.

Я бы с удовольствием побеседовал с ним, если бы только в руке у него не было ножа. И судя по всему, эта назойливая беседа состоится в любом случае, потому что Паровоз все еще продолжал бороться со своим неутомимым противником.

Чтобы такого использовать в качестве оружия? Камней поблизости не наблюдалось, тем более, что мы отошли в глубину двора, со стоянки для машин в сторону детской площадки.

Здесь было темнее, не видно, что лежит на земле. Я сунул руку в карман и нащупал связку ключей от дома, шкафчика, машины и еще от чего-то. Ну что же, за неимением другого оружия, придется использовать это.

Зажав связку ключей в кулак, я незаметно вытащил его из кармана и приготовился швырнуть в лицо противнику. Он двигался все быстрее, стараясь догнать меня. Перебирал длинными ногами, все больше сокращая дистанцию.

Так мы дошли до детской площадки и здесь, в ярком свете единственного, но очень сильного фонаря, Петрик наплевал на осторожность и бросился на меня. Я успел отойти за лавочку возле детской горки и попятился задом наперед.

— Убью, сука! — закричал Петрик и подскочил ко мне.

Помахав перед его лицом свободной рукой, чтобы отвлечь, я наконец швырнул связку ключей. Другой рукой, вблизи, почти наверняка. Бросок получился удачным, сегодня мне очень везло на швыряние всяких предметов, будь то камни или ключи.

Ключи со звоном ударились о лоб Петрика, он охнул от боли и неожиданности и на мгновение приостановился на месте. Этого было достаточно, чтобы я тут же очутился рядом с ним и изо всех сил пнул по руке с ножом.

Получилось просто отлично. Нож вылетел из ладони Петрика и упал на землю. Вот теперь мы наконец оказались в равных условиях и я мог без опаски применить свое профессиональное мастерство.

Снова взмахнув левой рукой перед лицом противника, чтобы ввести его в заблуждение, я чуточку пригнулся и ударил его правой в продолговатое туловище. Потом тут же левой, тоже боковой и тоже в туловище.

Хрипя и задыхаясь от кашля, Петрик согнулся, очень удобно подставив мне свою голову для еще одного удара. Я к тому времени как раз уже мог привстать и ударить его правой, своим коронным апперкотом. Эта моя правая как раз была отлично заряжена для удара.

И я ударил по Петрику, ударил так, чтобы вышибить из него духе еще до того, как он упадет на землю. Плевать, что он может удариться и стукнуться затылком о железные ступеньки детской горки или об угол деревянной лавочки, а затем скончаться от сильного удара. Плевать, что он может остаться инвалидом. Плевать, что из-за этого я потом могу остаться без чемпионата Европы, а то и вовсе без соревнований.

Тут такое дело, что мне надо было рассчитаться с ним за все то, что он причинил мне. Рассчитаться по справедливости, не задумываясь о последствиях.

В итоге от моих ударов Петрик завалился назад и благополучно упал на землю. Головой он при этом не ударился и лежал, скорчившись на месте. Как же великолепно он сейчас выглядел, вот такой, беспомощный и жалкий.

Это тебе за то, что ты натравил гребаного Самосвала и его тупых дебилоидов на мою семью. За то, что моя бабушка не выдержала этого кошмара. За то, что погибли мои родители, которые, хотя и не очень хорошо относились к своим обязанностям, тем не менее, все-таки вырастили меня, дали кров и пропитание.

Я глядел на неподвижного Петрика и вскоре из темноты на территорию детской площадки, освещенной светом фонаря, выступил Паровоз. Левая рука у него была в крови.

— Ну как, сделал его? — хрипло спросил он. — Скоро менты приедут, я слышал, там одна бабка с первого этажа вызвала. Они что, за тобой охотились?

Я кивнул и еще раз поглядел на лежащего Петрика.

— Да, за мной. Ну, а теперь охотники сами напоролись на засаду.

Глава 16. Перед отъездом

Когда я окончательно пришел домой, было уже поздно. Далеко за полночь.

Почему окончательно, да потому что, пока приехали милиционеры, я зашел на минутку домой и предупредил Светку, что я здесь и нахожусь во дворе. Чтобы сестренка не пугалась в одиночестве.

Но Светка не боялась. Она увлеченно рисовала, сидя за своим столом и прикусив губами язычок. Раскрашивала картинку с изображением леса. Волосы растрепались по плечам.

— Ты опять подрался с кем-то во дворе? — спросила она, едва глянув на меня. — Я слышала какой-то шум.

Я внимательно посмотрел на нее и понял, что она не очень взволнована происшествием. В юном возрасте многие проблемы кажутся мелкими и незначительными, даже драка с вооруженными преступниками.

— Да, немного сцепился с хулиганами, — сказал я как можно безразлично. Не буду же я объяснять ей, кто такой Петрик. — Сейчас приедет милиция, я должен побыть с ними, чтобы дать показания. Так что ты не бойся, я буду здесь, во дворе.

— А я и не боюсь, — ответила Светка и опять принялась раскрашивать елку зеленым карандашом, высунув кончик язычка. — Иди, сходи. Я закончу рисовать и спать лягу.

На оформление Петрика и его собутыльников ушло еще полтора часа. Милиционеры обрадовались, когда узнали, что в руки им попался беглый Петрик. Я пришел домой усталый и сонный.

Рана Паровоза оказалась поверхностная, приехала скорая, ему обработали порезы и забинтовали руку. Я крепко пожал ему другую, уцелевшую ладонь.

— Если бы не ты, они бы меня замочили. Спасибо, друг.

Паровоз добродушно похлопал меня по плечу.

— Пусть только попробуют сунуться.

Я посадил его на такси и отправил домой. Потом вернулся к себе, на этот раз уже окончательно. Светка уже спала в своей постели. Я заглянул в ее комнату, поправил одеяло и подошел к столу, чтобы выключить ночник.

Случайно взглянул на картинку, которую она нарисовала. Три раза в неделю тетя Галя водила ее на кружок рисования, потому что у девочки были к этому способности.

Сестренка изобразила лес, причем очень даже неплохо. На переднем плане стоял медведь, большой, дремучий и косматый. Глаза черные и круглые. У корней деревьев росли грибы. На небе светило солнышко.

Я улыбнулся, выключил светильник и тоже отправился спать в свою комнату.

Утром я проснулся по расписанию, в четыре утра, на несколько секунд раньше будильника. Когда он начал трезвонить, я уже встал с кровати и собирал вещи для утренней пробежки.

Как обычно, получасовая пробежка до сквера, там разминка и бой с тенью, потом обратно. Завтрак, сборы, проводы Светки в школу. После поездка к Касдаманову.

— Ну, где ты ходишь? — обрушился на меня тренер. — Давай, надо готовиться к поединкам.

К сожалению, у меня было мало времени на занятия. Чтобы поехать за границу, надо было оформить уйму документов и посетить множество учреждений. Везде все согласовать. И на все про все всего несколько дней.

Уже в девять часов я уехал от Егора Дмитриевича и отправился преодолевать бюрократические препоны. Первым делом заехал в госкомитет, где забрал кучу документов, в которых надо было проставить разрешительные подписи и печати. Затем заехал в «Орленок», директор и Худяков расписались, там, где следовало.

— Что же ты не на колесах? — спросил Худяков. — Надо было взять машину, тебе по всему городу колесить придется. К тому же, тебе еще за сестренкой ехать.

Действительно, как это я сам не догадался? Машина под задницей, а я собрался пешком, высунув язык, обивать пороги государственных заведений. Сразу после клуба я поехал обратно домой, забрал машину и дальше по учреждениям уже отправился на четырех колесах.

Весь день я мотался по государственным организациям, причем еще успел забрать Светку и привезти ее домой. В эти годы, впрочем, почти все дети в классе моей сестренки возвращались домой сами, даже и те, кому надо было ехать до дома две-три остановки на автобусе.

Машин на улицах мало, переходить дороги можно без опаски. Похищение детей, убийства, торговля человеческими органами, педофилия, проституция и прочие ужасы двадцать первого столетия еще не коснулись толком этой благословенной эпохи. Люди непуганые и добродушные, как олени в лесу, где перестреляли всех волков.

Нет, преступников, конечно, тоже хватает, но все чинимое ими зло случалось где-то далеко, в небывалом и неслыханном для обычного советского гражданина мире. То, что произошло с моей семьей, скорее было кошмарным исключением, чем обыденным правилом. Поэтому я и боялся отпускать сестренку одну, даже просто из школы.

— Витька, я получила пятерку за рисование, — сказала Светка, сидя рядом со мной на сиденье. — За вчерашнюю картинку. Видишь, вот за эту?

И она показала вчерашний рисунок с медведем. Я рассеянно кивнул, потому что вел машину и думал о том, что мне надо еще заскочить в десяток мест после обеда.

— Красивая картинка, — сказал я. — Ты молодец, просто умничка.

Она еще болтала про то, что делала на уроках с подружками и какие оценки получила за сегодня. Училась сестренка хорошо, даже отлично, схватывала все на лету.

Я привез ее домой и приготовил обед. Потом быстро перекусил сам и помчался дальше по делам. Когда сел в машину, то обратил внимание, что Светка оставила рисунок на переднем сиденье. Я придавил его папкой со своими бумагами, чтобы не улетел от ветерка, весело врывающегося в салон через открытое окно.

Приехал я поздно вечером, успев, впрочем, получить большую часть согласований и разрешений. Устал и проголодался, как волк, который весь день бегал за оленями по свежевыпавшему снегу. Но едва я успел поужинать, как зазвонил телефон.

Когда я поднял трубку, некоторое время в трубке царило молчание. Только где-то далеко у собеседника лаяли собаки. Словно звонили из деревни.

— Але? — спросил я. — Егор Дмитриевич, это вы?

Таинственное молчание. Кто это, черт подери? Или обрыв на линии?

— Витя, — я узнал отчаянный голос Маши. — Витя, его увезли в больницу. Что мне делать, Витя?

Нет, только не это. Хотя, чему тут удивляться, учитывая, что Касдаманов старее любого дуба в Москве и ее окрестностях.

— Что случилось? — спросил я, а сам, не выпуская трубку, уже потянулся за одеждой, чтобы переодеться. Понятное дело, что придется выезжать, только надо определиться, куда. — Сердце?

— Он вдруг потерял сознание и упал на кухне. Я страшно испугалась. Вызвала скорую, они откачали его и увезли, сказали, что в реанимацию.

— Куда увезли? — спросил я, быстро переодеваясь. — Ты почему не поехала?

Сначала Маша опять молчала, но потом ответила:

— Я ездила, конечно. Я уже приехала обратно, тут надо было дела завершить по хозяйству, с печкой разобраться. Это какая-то больница, сейчас, у меня записано название…

— Я скоро приеду, — сказал я, лихорадочно собирая вещи. — Жди меня, потом оттуда вместе поедем.

Я положил трубку и сказал Светке:

— Мне надо уехать. Мой тренер сильно заболел и попал в больницу. Мне надо его навестить.

Светка подумала и ответила:

— А можно, я позову Вику и Наташу к нам ночевать? Завтра выходной, мне в школу не надо. Что я буду сидеть дома одна?

Я тоже подумал. Резон есть. Я могу задержаться в больнице, зато Светка будет с подругами. Только вот отпустят ли их родители с ночевкой?

Когда я спросил это у сестренки, она уверенно кивнула.

— Конечно, отпустят. Вику приведет старший брат, по дороге они захватят Наташку. Сейчас я позвоню им.

Я подождал, пока она договорится с подружками, убедился, что их приведет старший брат Вики и только тогда поехал к дому тренера.

Время уже было позднее, машин на улицах мало. Все равно ездили, конечно, Москва никогда не спит, даже в начале семидесятых. Но все равно, катать по столице без пробок — это, признаюсь, огромное наслаждение.

По дороге думал про тренера. Я и не понимал раньше, как много он значит для меня. Я даже подумал, смог ли бы подняться так высоко, если бы не Егор Дмитриевич. Нет, конечно, это вряд ли. Куда мне без него?

Сколько раз он помогал. Бескорыстно, беззаветно. От чистой души. Из-за любви к боксу. Надеялся слепить из меня чемпиона. И ведь получилось, черт подери.

А сейчас, вот ведь засада, он подломился как раз перед моим очередным испытанием. Егор Дмитриевич, разве так можно? У меня чемпионат на носу, а вы выкинули такой фортель.

Эх, старик, старик. Надеюсь, все обойдется. Не последнюю роль в катастрофе наверняка сыграли и последние переживания насчет моих результатов. А я еще ругался с ним, тупица эдакий.

Тренер должен выкарабкаться. Он дедок крепкий.

Сбоку зашуршала бумага. Я глянул на сиденье рядом. Оказывается, рисунок Светки так и остался лежать рядом. Подарю-ка я его старику, когда очнется, ему будет приятно.

Лучи фар осветили милиционера с жезлом, стоящего у обочины дороги. Он поднял жезл, приказывая остановиться. Ну вот, что там еще? Не хватало еще штраф схлопотать.

Скрипнули тормоза, я резко остановил машину. Достал документы, проследил, как милиционер подошел к окошку. Он козырнул:

— Старший лейтенант Костин, покажите ваши документики, пожалуйста, гражданин.

Вот ведь не вовремя ты, начальник. Я протянул ему бумаги, милиционер принялся изучать их в свете фонаря.

— А что случилось? — спросил я. — Если чего не так, то у меня знакомый, то есть друг, в больницу попал. Поэтому тороплюсь.

Милиционер скептически посмотрел на меня. Он и сам ненамного старше. Соломенные волосики спадают на лоб из-под козырька фуражки, ясные насмешливые глаза.

— Сочувствую, гражданин, однако, на желтый цвет светофора зачем мчаться?

Я оглянулся. Неужели там еще где-то был светофор? Может, поспорить с ним, потребовать доказательства? В эти времена видеофиксации нет, пусть докажет, что я нарушил. Хотя, время драгоценное только потеряю.

— Так я же говорю, командир, тороплюсь я, — попытался объяснить я. — Это мой тренер, понимаешь? Старый уже человек. Ему плохо стало, в больницу отвезли. Я навестить хотел.

Костин еще раз оглядел меня, посмотрел на машину. Потом вдруг подобрался, насторожился. Чего еще? Еще что-то задумал?

— Подождите, — сказал милиционер, глянув в мои бумаги. — Вы Рубцов? Чемпион СССР по боксу? Да ладно, серьезно, что ли?

Кажется, экзекуция отменялась.

— Да, это я, — кивнул я. — Он самый, собственной персоной. Говорю же, тренер в больницу попал.

Но Костин уже протянул мне бумаги, потом достал из планшета чистый лист бумаги и карандаш

— Слушай, Рубцов, можешь автограф чиркнуть? У меня папаня поклонник бокса, все чемпионаты посещает. Он и на твой бой ходил, в зале был. Ему приятно будет.

А во всесоюзной известности есть свои плюсы. Я взял бумагу и карандаш, расписался.

— А как батю зовут?

Милиционер сказал имя отца и я написал ему пару теплых пожеланий. Костин пожал мне руку:

— Ну, давай, чемпион, езжай тогда. Удачи в боях! А правила не нарушай больше!

— Это уж точно, — сказал я и рванул дальше. — Спасибо!

Через десять минут я приехал к дому Касдаманова. Маша уже ждала меня, собрав вещи для деда. Я усадил ее в машину и мы поехали в больницу.

Ехать было не так далеко. Несмотря на обещание, данное Костину, я мчалсяпо улицам, как угорелый. Хорошо, что больше не попадался гаишникам.

Вскоре мы остановились возле больницы. Ее трехэтажное здание утопало в глубине небольшого парка, устроенного перед фасадом. Чтобы больные могли прогуливаться по дорожкам и дышать свежим воздухом. Большая часть окон погружена во мрак. Светились только несколько на первом и втором этажах.

— Вы чего явились? — спросила дежурная в приемном покое. — Я же сказала вам, девушка, он в реанимации. Будет еще долго. Вас туда все равно не пустят. Езжайте домой, отоспитесь.

Но Маша покачала головой.

— Сон не идет.

Мы устроились на скамеечке неподалеку. Помолчали. Что тут еще скажешь? Осталось только надеяться, что Егор Дмитриевич скоро оклемается. Внезапно я кое-что вспомнил.

— А твой парень приедет? — спросил я у Маши. — Ты ему тоже позвонила?

Вопрос, конечно, личный. Но мне не хотелось бы видеть сейчас еще и рожу ее парня. Это будет отвлекать от мыслей о тренере.

Маша через силу улыбнулась.

— Да нет у меня никакого парня. Я в библиотеке пропадаю целыми днями. На танцы и кино не хожу. Это деда специально сказал. Чтобы ты приревновал меня.

Вот ведь старик, вот шалун. Ну да, от него всего можно ожидать. И не такого даже. Однако, что же получается, Маша свободна?

— Приревновал? — спросил я недоверчиво. — А что же, он хотел, чтобы мы… Чтобы у нас с тобой…

Договорить не смог. Все-таки, сейчас не время и не место, чтобы говорить о наших отношениях. Но я внимательно поглядел на Машу и заметил, что она снова едва заметно улыбнулась. Неужели она не против?

Млин, вот почему я узнал об этом при таких обстоятельствах? Не могла раньше признаться?

— Ладно, потом поговорим на эту тему, — сказал я.

Маша кивнула и вдруг поудобнее устроилась на скамейке, прижавшись ко мне и положив голову на плечо. Это у нее вышло так естественно, будто всю жизнь так делала. Мы молча сидели и каждый думал о своем.

О чем размышляла девушка, бог весть. Она сидела тихо и мирно, а потом даже стала потихоньку посапывать. Уснула. Видать, вымоталась всухую.

Я же размышлял о том, насколько велико влияние Касдаманова на мою жизнь. Мало того, что он захватил почти всю сферу бокса, то есть мою профессию. Так еще и в личную зону тоже полез.

По его мнению, Маша идеальная девушка для меня. Через нее он сможет еще больше контролировать меня. Впрочем, сейчас, глядя на Машу, доверчиво льнущую ко мне, я ничуть не возражал. Если кто и мог понять меня и мои цели лучше всех, то это только она.

В это время к нам подошла дежурная медсестра.

— Это вы родственники Егора Дмитриевича? — спросила она. — Пойдемте, с вами врач хотел поговорить.

* * *

В это же самое время в Мадриде в боксерском клубе под громким названием «Центр профессиональной подготовки» чемпион Испании прошлого года Асьер Гарсиа проводил очередной спарринг.

Он выигрывал соревнования страны третий год подряд, а в 1970-м чуть не взял чемпионат Европы. Не смог принять участие только из-за досадной травмы глаза. В этом году он рассчитывал порвать всех соперников и стать лучшим по боксу во всем Старом свете.

В самой Испании бокс не был так популярен, как футбол или коррида. Но в связи с предстоящим чемпионатом Европы интерес к этому виду спорта чертовски вырос. Вдруг оказалось, что испанцы очень любят бокс.

Всюду появились тренеры, берущиеся за обучение детей. Они обещали сделать из них олимпийских чемпионов. Через год-два, просто платите как можно больше денег.

Гарсиа знал цену этим обещаниям. Он пробился в боксе сам, потому что в детстве жил с родителями в Гаване. Учился у кубинского тренера. Знал, что такое настоящий бокс. Потом, когда ему уже исполнилось шестнадцать, его семья вернулась в Испанию. Гарсиа продолжил тренировки, потом начал участвовать в соревнованиях. С легкостью их выиграл.

Стиль у него был резкий и жесткий, атакующий. Сильный нокаутирующий удар, великолепная филигранная техника. Эксперты отмечали беспощадность к противникам.

Вот и сейчас он безжалостно обрабатывал спарринг-партнера. Из-за того, что на учебных поединках партнеры Гарсии нередко получали травмы, ему приходилось часто менять их. Вчера, например, соперника, мастера спорта по боксу, унесли с ринга с переломом челюсти. Но ничего страшного, желающих постучать в перчатки чемпиона Испании все равно было немало.

Внешне Гарсиа напоминал быка для корриды. Низкорослый, но массивный, как скала. Смуглый и бугрящийся мышцами. Голова большая, круглая и вся в шишках. Глаза черные и вечно настороженные.

Загнав партнера в угол, он устроил ему инквизицию. Чтобы задница противника пылала в огне. Только боковые, строго по очереди по этажам, сначала в голову, потом в корпус. Он рассчитывал провести серию из десятка сильных ударов, но партнер не выдержал. Свалился в нокауте после попадания в печень, скорчился на настиле.

Гарсиа отвернулся, отошел к тренеру. Выпил воды из кувшина, сполоснул рот, сплюнул в ведро.

— Ну что же, ты вполне готов к чемпионату, Асьеро, — сказал тренер одобрительно. — Только помни, там будут боксеры из соцстран. Из СССР. Это опасные противники. Это они научили кубинцев драться. Так что тебя ждет хорошее испытание.

Поморщившись, Гарсиа покачал головой. Нос у него был толстый, приплюснутый, губы мясистые. Нескольких зубов не хватало.

— Я выбью из них всю душу, Хесус, — заявил он, подняв мускулистую руку в перчатке. — Они будут бегать по рингу, как побитые щенки. Они мне не ровня. И кубинцы тоже. Чемпионат в этом году останется за мной.

Тренер был рад боевому настрою подопечного.

— Да начнется бой, Асьеро, — сказал он с улыбкой. — Да начнется бой.

Глава 17. Беспощадная жара в Мадриде

Должен признать, что проводить чемпионат мира летом в Испании — так себе затея. Жара в столице Испании стояла невыносимая. Наша летняя, московская, гораздо прохладнее.

В Испании до этого я не был ни разу. Ни в прошлой жизни, ни в этой. Мадрид великолепный город, я сразу его полюбил. Чувствуется мощь создавшей его империи. Ведь когда-то это также была могучая держава. Ее армия и флот держали в страхе все европейские страны.

Старинные здания уютно гармонировали с современными. Меня привели в восторг главные площади города — Пуэрта-дель-Соль и Пласа Майор. Одна овальная, на ней сходились восемь улиц города, со старинным Домом Почты, статуями и фонтаном в центре. Другая прямоугольная, тоже со статуей короля Филиппа III в центре.

По площадям фланировали туристы. Только они и ходили по городу в послеобеденное время, во время сиесты. Машин и людей в такие часы становилось намного меньше. Жизнь оживала ближе к вечеру.

Несмотря на то, что больше всего на свете испанцы любят корриду и футбол, они весьма оживленно интересовались предстоящим чемпионатом. Когда мы ходили по улицам в своих красных спортивных костюмах с надписью СССР, они с удивлением рассматривали нас, показывали пальцем, подходили познакомиться и громко разговаривали на испанском.

Жгучий интерес к чемпионату интенсивно нагнетался СМИ. А еще мы всюду видели объявления о проведении чемпионата. Испанцы даже на полицейских машинах наклеили яркие афиши с эмблемой чемпионата — шесть боксерских перчаток, наложенных одна на другую

Впрочем, особо нам разгуляться не дали. Каждый боксер приписан к группе, которую курировали тренеры и люди из спорткомитета. Они контролировали каждый наш шаг. Если нужно было выйти в магазин, обязательно надо было предупредить всех вышестоящих лиц. Как будто ты отправился в космос или пересекаешь линию фронта.

Запретов была масса. Никаких недозволенных контактов с иностранцами, лишних разговоров и упаси боже, спиртного или сигарет. Впрочем, многие из нашей делегации умудрились в первый же день затариться импортными шмотками.

Кроме начальства, я отметил и других персон в составе нашей делегации. Вроде невысоких чинов, вроде переводчиков или помощников, но с цепким взглядом и с квадратными плечами. В них за версту можно было узнать работников органов госбезопасности.

У меня проблем с доблестными чекистами не возникло. Покупками я особо не интересовался. В экскурсионных поездках по городу тоже особо не участвовал.

Все, что меня интересовало — это только предстоящий чемпионат. Поэтому я и пропадал все дни до церемонии открытия в зале бокса испанского института физкультуры, расположенного в двух шагах от гостиницы, где нас поселили. Я отправился туда сразу же после прилета, когда все остальные отдыхали.

Отправился вместе с Худяковым и еще одним членом нашей делегации, попросившим называть его Георгий Иванович. Наш сопровождающий испанец Мигель, который размещал нас в гостинице, сначала не мог понять, зачем я отправляюсь на тренировку сразу после утомительного перелета.

Георгий Иванович тоже был настороже. Мигель показал дорогу и вскоре мы вошли в здание института, которое по позднему времени уже готовилось к закрытию. Впрочем, узнав, что мы боксеры из СССР, прибывшие для участия в чемпионате, нас без разговоров пустили на тренировку.

В спортзале оказалось все необходимое для тренировки, даже оборудовали ринг. Худяков следил за моей разминкой, а Георгий Иванович некоторое время поглядел, как я занимаюсь и вышел из помещения.

— Уф, — Худяков тут же облегченно вздохнул и присел на скамеечку возле стены. — Как же меня запарил этот дядя Жора, Зоркий глаз и друг индейцев. Смотрит и смотрит, не дает вздохнуть свободно. А ты тоже хорош, не успели отдохнуть, сразу бросился на тренировку. Оно тебе надо? Надо же восстановиться перед чемпионатом, нельзя перенапрягаться.

Но я не собирался валяться в гостинице. Егор Дмитриевич перед отъездом просил меня не прерывать тренировки ни на день. Разминаясь в пустующем зале, я вспоминал, как прощался с ним перед отъездом.

Старик пришел в себя после приступа, но говорил еще слабо и все время лежал в постели. Я пришел к нему в больницу вечером перед вылетом.

Сверкающая белизной одиночная палата, кровать, тумбочка с лекарствами. Голые стены. Ни газет, ни радио. Полная изоляция от мира. Егор Дмитриевич лежал под ослепительно белым одеялом, маленький и высохший. Маша находилась тут же, при нем.

— Продолжай тренироваться, Витя, — сказал он хрипло. — Все время. Ты сможешь стать чемпионом и подняться еще выше, если только будешь постоянно тренироваться. Не прерывай занятия ни…

Он надолго закашлялся. Эх, Егор Дмитриевич, что же вы так раскисли. Никогда еще я не видел тренера таким беспомощным.

— Я буду тренироваться, как зверь, — пообещал я, склонившись к старику.

Он что-то прошептал еще. Я наклонился и расслышал только конец фразы:

— …Не отступать и не сдаваться.

Ну что же, отличное напутствие. Неважно, что он сказал вначале. Я услышал концовку. Это главное.

Сейчас, на чемпионате я собирался тренироваться днем и ночью, чтобы держать тело в тонусе. Не знаю, как у других, но меня занятия отвлекали от плохих мыслей. От депрессии, от сомнений, от страха неудачи.

Силовые тренировки я почти не проводил. Больше на выносливость и растяжение мышц. На быстроту реакции и стремительность ударов. Вставал перед грушей, вбивал в нее четкие и мощные удары и постепенно мысли о поражении отступали прочь. Их смывало мощной волной адреналина.

Поздно вечером мы вернулись в гостиницу. Я смотрел на улочки Мадрида, на рекламные плакаты на испанском языке, на проходящих мимо людей, болтающих на незнакомом языке.

Не верится, что нахожусь здесь. Что попал сюда благодаря своим титаническим усилиям, благодаря победам, одержанных над сильными соперниками. Я так и вернулся в гостиницу, все еще не веря до конца, что нахожусь в Испании. Потом в постели еще не мог уснуть, думая о предстоящем чемпионате.

Через пару дней состоялась церемония открытия и прошли первые бои. Чемпионат организовала Европейская ассоциация любительского бокса (EABA), это был девятнадцатый по счету всеевропейский турнир, проводимый ею. Советский Союз участвовал в юбилейный, десятый раз. На чемпионат приехали участвовать почти две сотни боксеров из двадцати семи стран.

Открытие состоялось во Дворце спорта, где в мае проходил чемпионат мира по художественной гимнастике. На арену под звуки оркестра вышли девушки с плакатами и транспарантами. Затем моряки с флагами двадцати семи стран, участниц чемпионата. Следом шествовали руководители делегаций. Все участники выстроились на арене, а президент EABA и глава министерства спорта Испании сказали приветственные речи.

Я находился в составе делегации и с интересом осматривал зал. Как я и говорил, испанцы не очень жаловали бокс. Будь это чемпионат мира по футболу, народу было бы в десять раз больше.

Но и сейчас все трибуны заполнены до отказа. Сколько здесь людей? Тысяч пять-семь, не меньше. Соревнования международного класса, престижные. За результатами следят сотни тысяч людей по всему европейскому континенту.

Смогу ли я пробиться через сопротивление соперников и стать самым лучшим? Как ни крути, а червячок сомнения подтачивал душу изнутри.

Все эти дни я старался затоптать страхи и тревоги постоянными медитациями и тренировками, но все равно что-то сбивало с толку. И только сейчас, глядя на ревущую толпу зрителей, размахивающих флагами и транспарантами, я понял, что меня все-таки подкосила болезнь Егора Дмитриевича.

Его внезапный приступ перед самым моим отъездом я воспринял как плохой знак перед этими соревнованиями. Эх, тренер, Черный ворон, как бы твое заболевание не сигнализировало о том, что мне предстоит проиграть в этом чемпионате.

Честно говоря, я загадал себе так, что если Егор Дмитриевич выздоровеет к моменту начала соревнований, то я выиграю этот чемпионат. Ну, а если он вообще встанет на ноги ко дню, когда надо будет участвовать в финальном поединке, то это будет самым лучшим знаком.

Значит, я выиграю финальный бой. Собственно говоря, именно поэтому, когда я звонил каждый день Маше и спрашивал о здоровье Егора Дмитриевича, то одним из моих потаенных желаний было стремление услышать от девушки, что все хорошо и ее дедушка уже встал и ходит по дому, как в былые времена.

Но пока что она ничем не могла меня обнадежить. Егор Дмитриевич все также лежал в постели и не вставал с нее.

Кроме того, два раза в день я звонил домой и узнавал, как поживает Светка. С ней осталась тетя Галя и она присматривала за сестренкой. Каждый раз, когда я звонил, Светка спрашивала, когда меня будут показывать по телевизору.

Я узнал у организаторов чемпионата, что трансляции в Советском Союзе будут вестись глубокой ночью с повтором в дневное время. Поэтому я посоветовал сестренке дожидаться видео результатов потом, днем позже.

После открытия начались первые бои. Еще вчера во время генеральной репетиции провели жеребьевку и мы уже знали, кому с кем выпало драться в первый день чемпионата. На мою долю выпало сражаться с швейцарцем Людвигом Хасслером, чемпионом своей страны прошлого года.

Как обычно, перво-наперво мы снова прошли все рутинные процедуры перед началом боя. Медосмотр, взвешивание, заполнение документов. Разминка, надевание новых перчаток, капа, шлемы.

И вот я уже на ринге. Ведущий объявил мое имя, потом объявил выход швейцарца. Трибуны полны народу, много болельщиков из Швейцарии. Они размахивают флагами своей страны. Из СССР болельщиков гораздо меньше. Ладно, плевать, самое главное отвлечься от всего окружающего и сосредоточиться на поединке.

Мой противник невысокий, но крепкий и мускулистый. Большая круглая голова, внимательный взгляд. Хасслер, по слухам, предпочитает контратаковать. Он любит побеждать по очкам, это осторожный и аккуратный соперник.

Знаю таких, конечно же. Будет выжидать, когда я откроюсь в атаке и стараться поразить меня точными и сильными контрударами. Что с ним делать, атаковать и взломать защиту? Или, наоборот, принять его игру и тоже попробовать переиграть его по очкам?

Ладно, посмотрю, как пойдет поединок, но все-таки желательно, конечно, пробить его оборону. Это первый бой, он задает ритм всему остальному чемпионату. Мне надо показать себя с хорошей стороны, поразить соперников, чтобы они уже сразу опасались меня.

— Бокс, — сказал рефери и звякнул гонг. Наконец-то пошла беспощадная жара в Мадриде.

Я подошел к центру ринга гораздо быстрее соперника. Я же говорю, он медлителен, как улитка. Выжидает, скрючился в защитной стойке, готов нанести удар, если я откроюсь.

Хм, а что если попробовать все также ввести его в заблуждение? Не финтами, а общей стратегией? Сменой ритма? Как он отреагирует на это? Мы вчера обсуждали этот вариант с Худяковым. Почему бы и нет, в конце концов. Попробовать всегда стоит.

Оказавшись перед Хасслером, я резко сбавил скорость передвижений. Надо показать себя еще более медлительнее. Спокойная работа ног, никаких резких движений. Удары округлые, боковые.

Сначала джеб левой, потом тут же боковой правой. Отход назад, уклон от атаки противника. Снова джеб левой, снова удар боковой. Опять уход.

Монотонно, спокойно. Успокаивающе. Усыпление противника, чтобы ввести его в заблуждение.

Боевая стойка как будто открытая. Голова как будто не защищена. Руки в согнутом положении у груди.

Ну, давай, швейцарец, когда ты клюнешь? Атакуй мою голову. Я даже готов подарить тебе несколько очков, потому что вижу теперь, что тебя можно обмануть.

Бой разворачивался неспешно. Он вполне устраивал Хасслера. Наверное, он и привык боксировать в такой манере, спокойной и предсказуемой. Хотя, надо признать, удары у него крепкие. Если пробьет в подбородок, вполне может уронить в нокаут.

Еще минуту я двигаюсь перед противником, как черепаха. Голову держу открытой, однако он только потом начинает атаковать меня решительными прямыми ударами. Скоро раунд закончился, мне невыгодно раскрывать свою тактику сейчас.

Ага, вот так всегда. Я покажу свои зубы, он поймет, что я его обманываю и уже к следующему раунду уйдет совсем в свой панцирь и не будет оттуда высовываться. Нет, придется терпеть до конца раунда.

Кажется, Хасслер тоже заметил, что дело идет к концу раунда и тоже не торопится атаковать. За все время схватки он только раза три пытался пробить мою оборону и даже успел задеть меня пару раз длинными джебами.

Темпераментные испанцы кричат и улюлюкают. Им не нравится, что мы волочимся по рингу, как дохлые клячи. Даже рефери подходит к нам и говорит:

— Бокс, бокс! — и машет руками.

Я киваю и подхожу ближе. Атакую по своей проверенной схеме. Джеб, боковой, отход. Внимательно продолжаю следить за противником. Клюнул ли он на мою удочку? Усыплен ли, решил, что я тоже хочу разобраться с ним по очкам?

При этом стараюсь затуманить глаза, сделать вид, будто я сонный и не выспался. Может, еще недостаточно оклемался после перелета, слишком перетренировался. Удары вялые.

Кажется, я даже немного перебарщиваю со своим обманом, потому что в карих глазах Хасслера я вижу недоверие. Хм, единственный шанс для него узнать, правда ли я такой тюфяк — это броситься в решительную атаку и попробовать вывести меня из себя.

Он так и сделал. Подошел ближе и в кои-то веки атаковал сам. Серия джебов по разным уровням моей защиты. Сначала в голову, потом в корпус и опять в голову. Я отбивался медленно, больше уклонялся и блокировал. Хасслер усилил нажим и тут прозвучал гонг.

— Ты чего, прощупал его? — спросил Худяков. — Что-то слишком долго. Давай, начинай уже. А то зрители уже потухли.

Во втором раунде я действую совсем по-другому. Хасслер опять пошел вперед. Кажется, он принял меня за еще более нерешительного соперника, чем он сам. Осмелел, однако.

Противник напал на меня, начав с сильного прямого удара в голову. Но я уже подготовился к встречному удару. Это был необычайный стопорный удар, как раз идеальный, чтобы вскрыть броню противника.

Когда еще только кулак Хасслера двинулся к моей голове, я выбросил вперед свою левую руку, делая одновременно атакующее и оборонное движение. Я машинально напряг мышцы на руке, закрепляя руку и повернул ее по оси слева направо.

Бьющую руку Хасслера я оттеснил предплечьем и локтем. Поднятым своим плечом прикрыл подбородок. Теперь силу встречного удара увеличиваем поворотом корпуса. Тело поступательно движется вперед, вес переносится на левую ногу, выдвинутую вперед. Правая рука тоже прикрывает подбородок и готовится нанести второй удар.

Удар наносится горизонтальным кулаком. Прямо в лицо, в нижнюю часть, которую Хасслер открыл весьма неосторожно, стремясь выбить меня из колеи.

Ну что же, вся моя медлительность в прошлом раунде пошла мне на пользу. Противник и не ожидал от меня такой подвижности и стремительности. Он думал, что сейчас будет гоняться за мной весь раунд опять и пытаться взломать мою оборону.

И конечно же, он даже предположить не мог, что я осмелюсь атаковать его встречным ударом.

Вместе с тем, удар получился очень даже приличный. Мой кулак в перчатке врезался Хасслеру в подбородок. Соперник прервал атаку и пытался уйти от удара, восстанавливая защиту, но куда там. Я уже почувствовал вкус крови.

Теперь удар правой. Сначала я планировал нанести тоже прямой, придав ему больше силы новым поворотом плеч и бедер, но Хасслер от моего удара вдруг отклонился в сторону. В этой ситуации боковой мог бы достать его с еще большей энергией для удара.

Я быстро скорректировал атаку и нанес нечто среднее между джебом и хуком. Одновременно я выставил вперед правую ногу, подобрался к сопернику ближе и ударил его правой. Ничего страшного, ведь для меня главное не соблюсти чистоту удара, а нанести его максимально эффективно.

И вот этот второй удар уже получился очень сильным. Мой кулак снова угодил Хасслеру в подбородок. Его голова, а затем и все туловище развернулись от моего удара. Я увидел, что противник поплыл и начал падать.

Ну что же, вот тебе короткий свинг левой. Вдогонку, на прощание, чтобы сон там, на настиле, был легким и приятным.

Бабах! Хасслер развалился на настиле и остался лежать, раскинув руки. Рефери начал отсчет, но и так уже было видно, что противник не встанет.

Зрители завопили от восторга, а рефери вскинул руки и замахал ими, подтверждая, что я выиграл нокаутом.

Глава 18. Снова помощь незнакомке

Для нашей команды мой нокаут оказался первым и единственным за весь день соревнований. Этим он и был особо ценен. Все остальные наши выиграли по очкам.

Впрочем, победил далеко не все. Помимо девяти побед в разных весовых категориях у нас было два поражения. Борис Кириенков, ответсекретарь федерации бокса СССР, ходил мрачнее тучи. Его не радовали наши победы, больше огорчали поражения.

Испанцы шумно закричали, когда мой противник упал на настил. Болельщики его приуныли и опустили флаги. Я пожал руки Худякову и тренеру нашей сборной Алексею Деменчук.

Вскоре рефери поднял мою руку, после того, как ведущий во всеуслышание объявил меня победителем. Я посмотрел в объективы кинокамер и помахал зрителям.

Когда я спустился с ринга, то рядом с трибунами зрителей обнаружил обезьяноподобного боксера с перчатками на руках. Громадная голова, весь состоит из мышц и мускулов. Руки длинные, как у орангутанга. Где-то я его уже видел.

— Ты что ж, думаешь, что победил? — спросил он на испанском и добавил еще несколько слов.

Наша делегация всем скопом находилась здесь, рядом с рингом. Переводчик Павел начал было переводить, но запнулся. Потом виновато посмотрел на меня.

— Так он ругается. Непечатными словами.

Рядом со мной стояла куча народа из нашей делегации. Тренера, переводчики, кураторы и помощники. Они оттеснили меня и кто-то начал отвечать за испанцу. Он оттолкнул говорившего и попытался прорваться ко мне.

Ого, день перестает быть скучным и утомительным. Я остановился и с интересом наблюдал, как испанец пытается прорваться ко мне. Неужели он моей весовой категории и мы с ним сразимся в бою?

По сравнению со мной этот испанец выглядел настоящим монстром. Он вроде был гораздо массивнее меня и я сомневался, что буду с ним сражаться. Хотя, если учесть, что он низкорослый, может быть, с натяжкой он и будет моим противником.

Бешеный спортсмен чуть не добрался до меня, расталкивая других членов нашей делегации и я уже приготовился схватиться с ним, когда вдруг кто-то толкнул меня в сторону.

Я возмущенно обернулся и увидел Худякова. Тренер схватил меня за футболку и потащил прочь, за барьеры, ограждающие пространство вокруг ринга.

— Ты с ума сошел, драться с Гарсиа вне ринга? — закричал он, цепко держа меня. — Смотри, все видят, что происходит. Видеокамеры снимают происходящее. Стоит тебе только хоть раз схлестнуться с ним и тебя вышвырнут с чемпионата за поведение, дискредитирующее звание советского боксера! Не смей с ним связываться!

Он быстро увел меня из зала и пройдя по коридору, мы очутились в раздевалке. Здесь Худяков дал волю своему гневу.

— Ты что, забыл, как едва смог прорваться сюда? — закричал он. — Не забывай, что органы и спорткомитет наблюдают за тобой! Сегодня ты выиграл нокаутом, молодец, но если ты допустишь малейшую ошибку, как тебя сразу же вышвырнут отсюда, как нашкодившего котенка.

Я с интересом наблюдал за его вспышкой. Что ни говори, а Егор Дмитриевич многому научил меня. Например, как раз тому, как оставаться безмятежным, когда вокруг бушует буря. А может, я просто не осознавал до конца, до чего трагическим на самом деле могло оказаться мое противостояние с испанцем на глазах у всех.

— Кто такой этот Гарсиа? — спросил я, когда Худяков немного успокоился и ударив по дверце шкафчика, нервно заходил туда-сюда передо мной. — Что он себе позволяет, откровенно говоря? Это какой-то идиот, он ведь чуть ли не на всю нашу сборную напал. Только не говори, что это и есть тот самый испанец.

Худяков немного успокоился. Остановился, подышал шумно, тоже присел на скамейку рядом со мной.

— Асьер Гарсиа — это чемпион Испании, ты что, забыл? — спросил он. — Мы с тобой разбирали его в числе одних из основных претендентов на титул. Да, это он и есть, тот самый бешеный испанец, по прозвищу Дикий Бык. Он тебя мигом на свои острые рога наденет и кишки размажет по рингу. Ты с какой Луны свалился, а?

Ах да, точно. Теперь я вспомнил, почему эта фамилия показалась мне такой знакомой. Но я даже не думал, что чемпион Испании окажется таким неотесанным чурбаном. В моих мыслях, когда мы говорили о нем, создался образ эдакого мачо-латиноса, сильного, кудрявого и с белозубой улыбкой, одной левой раскидывающего соперников на ринге.

А на деле Гарсиа оказался лютым и неуправляемым, с налитыми кровью глазами. Кроме того, он был и отличным трэштокером, умеющим раскачать публику до нереально высокого градуса. Я ведь помню, что когда Худяков уводил меня из зала, зрители вопили и орали, как резаные. Я так понимаю, что наш с ним бой, если нам все-таки суждено будет схлестнуться на ринге, вызовет огромную волну эмоций у зрителей.

— Ну ладно, Игорь Николаевич, что ты так раскипятился? — добродушно спросил я, стараясь успокоить тренера. — Я и не думал, что это и есть Гарсиа. Видал, как он налетел на наших?

Худяков кивнул. Между прочим, в последнее время он немного похудел, скулы заострились, под глазами залегли темные круги.

— Да, это он, всегда так старается выступать. Причем, если ты подумал, что он делает это специально и играет на публику, то ты глубоко ошибаешься. Признайся, была такая мысля?

Теперь настала моя пора кивать головой. Точно, именно так и я подумал, прямо сейчас. Худяков невесело усмехнулся.

— А зря ты так думаешь. Гарсиа и в самом деле такой, он обладает бешеным характером. И если бы ты с ним подрался там, у ринга, он в самом деле мог побить тебя, невзирая на то, что за вами наблюдают тысячи человек. Если бы побил его, то он мог бы начать кусаться, царапаться, рвать у тебя волосы, короче, все закончилось бы международным скандалом. Тебе надо быть с ним очень и очень осторожным.

Как ни крути, но по большому счету Худяков прав. Я и в самом деле мог получить массу проблем, если бы остался у ринга и схватился с Гарсиа. Тренер избавил меня от многих неприятностей.

— Хорошо, так и быть, — сказал я, соглашаясь. — Я даже сейчас уйду с выступлений, хотя намеревался остаться и посмотреть, как будут выступать остальные боксеры.

В раздевалку заглянул Георгий Иванович. Посмотрел на нас, вопросительно поднял брови.

— Мы уже все поняли и Витя уходит в гостиницу, — тут же сказал ему Худяков. — Все в порядке.

Наш куратор кивнул и скрылся за дверью. Тренер похлопал меня по плечу.

— Давай, иди в гостиницу и сегодня отдыхай. Вечером поговорим. Я здесь обнюхаю обстановку и расскажу тебе, кто твой следующий противник.

Я огляделся и задержал взгляд на своих перчатках. Я ведь до сих пор не успел еще снять их.

— Я схожу на тренировку ненадолго, — сказал я. — Постучу по груше. Успокоюсь.

Худяков кивнул.

— Я предупрежу Георгия Ивановича и Деменчука. Только долго не задерживайся, к обеду будь на месте.

— Заметано, — сказал я и тренер окончательно успокоился.

Он пожал мне руку.

— Поздравляю с первым нокаутом. Классно ты его уложил.

Сразу после этого он ушел. Я переоделся и тоже не стал медлить. Вышел из раздевалки, нагнул голову, чтобы не попасться на глаза журналистам. Из зала, где проходило очередное выступление, доносились крики зрителей и металлический голос ведущего, усиленный микрофоном. Я прошел по коридору к дополнительному выходу из здания и беспрепятственно вышел на улицу.

Сначала я чуть не ослеп от яркого солнца, заливающего лучами мостовую перед Дворцом спорта. Огляделся, вздохнул воздух свободы. Как же все-таки хорошо чувствуешь себя после победы.

Я прошелся по улице, по дороге купил в уличном лотке паэлью с курицей. фасолью и томатом, а еще стаканчик ледяной газировки. Зажевал все это, какая вкуснятина. Умял за милую душу.

Потом еще раз огляделся, прикинул примерно, где находится спортзал, где мы тренировались перед чемпионатом и отправился туда пешком. Обычно отсюда я туда не ходил, от гостиницы нас привозили на специально выделенных микроавтобусах.

Почему бы не пройтись, даже несмотря на зной? До полудня еще далеко, народу на улицах не то чтобы много, но и немало. По обочинам росли деревья. Сразу после Дворца спорта пошли современные многоэтажные дома и бизнес-центры, к ним вели многочисленные улочки.

Некоторое время я шел, рассматривая окрестности, а потом со вздохом вспомнил, что не позвонил домой и Егору Дмитриевичу. На память пришли переживания перед боем.

Млин, а ведь я так переживал перед сегодняшним поединком! Думал, что проиграю. Ан нет, все получилось совсем по-другому. Что же, наверное тогда не стоит так заморачиваться на тему того, что болезнь Касдаманова — это очень плохой знак перед чемпионатом.

Надо пожелать ему скорейшего выздоровления и перестать париться на эту тему. Честно говоря, если бы Егор Дмитриевич услышал мои сомнения на эту тему, он бы меня отругал по-полной. Опустил бы в дерьмо по уши. Я улыбнулся, когда только представил, какие бы выражения он при этом использовал.

Но затем мне стало не до смеха. Я услышал неподалеку женский крик. Не просто крик, когда женщина зовет кого-то, чтобы ей помогли отнести тяжести или потому что увидела знакомую. Нет, это был крик отчаяния и боли, крик, в котором чувствовались страх и мольба о помощи.

Оглянувшись, я сначала не понял, откуда доносился звук. Вокруг все вроде бы спокойно. Затем крик донесся снова. Ага, кажется он раздается из-за угла вон того дома.

Я шагнул с улицы в сторону дома, прошел через небольшую придомовую территорию, засаженную кустарником и деревьями и очутился перед многоэтажным домом. Это какая-то подворотня между двумя домами. В густой тени пустынно и тихо, людей здесь почти не было.

Кроме троицы парней, окруживших девушку. Говорили парни тихо и быстро на испанском языке и куда-то тащили девушку, между прочим, довольно симпатичную. Все действующие лица этой сцены были смуглые, мужчины довольно крупные и сильные, одеты в джинсы и футболки.

Девушка в светлом платье ниже колен, она отчаянно вырывалась из их рук и хотела убежать. Я вздохнул, глядя на них. Ну сколько можно, ей-богу. За последние полгода я уже знакомился таким образом с двумя девушками, которые потом сыграли в моей жизни достаточно важную роль. Это что же теперь получается, я теперь даже здесь, на краю материка, не могу познакомиться с девушкой иным путем, кроме как не спасая ее от бандитов? Что за судьбинушка у меня такая?

Между тем, долго размышлять мне не удалось. Заметив мое появление, девушка умоляюще залопотала по-испански, указывая на своих обидчиков. Ну конечно, просит о помощи. А их трое и они наверняка вооружены.

А еще надо учитывать, что в драке с ними я могу получить травмы и тогда прости-прощай чемпионат Европы по боксу. Это еще не говоря о том, что за подобное вмешательство в чужие дела меня опять-таки могут отругать собственные кураторы.

По-хорошему мне надо развернуться, уйти и вызвать полицию. Вот только как это сделать, если я не знаю испанского и не смогу толком объяснить, что происходит? Ума не приложу. Кроме того, пока я буду бегать где-то и искать помощи, эти ублюдки уже расправятся с девушкой, ограбят, похитят или сделают еще чего похуже.

Короче говоря, как ни крути, придется мне опять вступить в схватку за честь и здоровье юной привлекательной девы. Поэтому я бросил свою сумку с одеждой на землю и сказал:

— Ну-ка, отвалили от девушки, мразоты недоделанные.

Слов моих, разумеется, парни не поняли, но интонация была более чем ясная. Они оставили девушку в покое и подошли ко мне, охватывая в полукольцо. Оружия в руках вроде нет, но это ничего не значит, в любое время из карманов они могут достать складные ножи или схватить палку, а то и камень с земли. Эх, зачем я только залез в эту историю!

Но теперь поздно жаловаться и ругаться. Я отступил к стене дома, чтобы защитить свой тыл, и внимательно оглядел противников. Одновременно я достал из кармана бинт и намотал на кисти, сначала на правую, потом на левую. Постараюсь хотя бы так защитить руки от травм.

Одновременно я продолжал разглядывать неприятелей. Роста выше среднего, двое из них мускулистые и худощавые, с пронзительными ледяными глазами.

Третий, посередине, с небольшим брюшком, низенький, толстогубый, потный от жары. Судя по всему, их главарь. Он тоже внимательно разглядывал меня, потом негромко что-то скомандовал и указал на меня. В то же мгновение парни по обе стороны от него бросились на меня.

Чтобы не попасть под их одновременную атаку, я чуть сдвинулся вправо, чтобы заняться одним из нападающих. Он рванул на меня, размахивая руками. Я отошел еще дальше вправо, оставляя всех нападающих слева от себя и обходя их по большому полукругу.

Одновременно я ударил его боковым в живот. Попасть было совсем нетрудно, о защите уличные хулиганы не имели понятия, они рассчитывали взять меня напором и стремительностью. От удара в живот мой нападающий согнулся от боли, упал на колени и захрипел. Я отскочил за него, стараясь оставить его между мной и остальными нападающими.

Впрочем, нет, пока что остался только один нападающий. Тот парень пониже и потолще других, их лидер, стоял с недовольной физиономией. Он явно не рассчитывал, что я так быстро расправлюсь с одним из его подопечных. Второй, между тем, обогнул своего поверженного товарища и тоже отчаянно бросился на меня.

Хвалю за отвагу, но не одобряю. Чтобы расправиться со мной, ему бы следовало взять палку или нож. Тогда у него были бы шансы. Но он отважно бросился на меня без подручных средств.

Тоже размахивая руками, но сначала попробовал пнуть меня. Это было что-то новенькое. Каратэ в эти времена еще не получило такого бешеного развития, как позже, все в основном сражались кулаками, как боксеры или старались повалить соперника, как борцы. К счастью, я снова ушел в сторону.

Его скрюченная нога ушла мимо меня, я снова получил шанс ударить противника в корпус. Бить в голову я избегал, все-таки, если я заеду кулаком ему в раскрытую челюсть, то могу поранить пальцы о его зубы, а зачем мне это надо? Поэтому да, лучше бить в живот или в печень, тем более, что по своей эффективности это не менее сильные удары, чем в голову.

Удар получился хороший. Тоже в живот, в верхнюю его часть, я даже почувствовал ребра противника под костяшками своих пальцев. Противник тоже остановился на бегу, опустил ногу, запнулся и повалился набок. Я добавил ему в печень, так что он застонал от боли и скрючился на пыльной земле.

Закончив, я выпрямился и огляделся. Так, второй тоже готов. Что теперь делать с главарем? Надеюсь, он примет верное решение и оставит девушку в покое. Я поднял руку и хотел указать толстенькому, чтобы он сваливал отсюда поскорее, но в это время очухался первый из противников.

Продолжая корчиться на земле, он вдруг извернулся, как гигантская личинка, схватил меня за ногу и пытался ударить меня ногой в пах. Очень и очень вероломно. Если бы я не был настороже и по привычке не старался контролировать окружающее пространство, его атака вполне могла увенчаться успехом.

Я отскочил в сторону, как кот, который внезапно увидел змею рядом с собой. Даже подпрыгнул в воздух от неожиданности. Противник поднялся на коленях и снова бросился на меня. Его самоотверженность была достойна уважения.

Если бы он не был сволочью, нападающей на женщин, я бы, пожалуй, мог его пощадить. Но нет, поскольку их было слишком много, нужно было поскорее расправиться с ними со всеми.

Упрямый парень поднялся и опять напал на меня, размахивая кулаками. Я хотел уйти в сторону, но не успел, поэтому просто бросился на него во встречную атаку. Пригнулся, ударил с бешеной быстротой по корпусу, короткими быстрыми хуками.

Парень налетел на меня, мы стукнулись головами, я хотел ударить его еще, но обнаружил, что противник уже сползает на землю, не в силах сопротивляться. Тяжело дыша, я отступил в сторону и вдруг обнаружил, что остался один на один с толстеньким главарем. Его товарищи, постанывая, валялись на земле. Девушка продолжала стоять поодаль, судорожно сжимая сумку в руках.

Главарь, видя все это, выругался по-испански, сунул руку в карман и достал нож.

Глава 19. Острые рога

Ну вот, детские игры в песочнице закончились, теперь все будет по-серьезному. Нож у толстенького хоть и складной, но большой и острый. Вмиг понаделает во мне десять дырок, даже не поморщится.

Завидев мое смущение, толстенький главарь усмехнулся. От посторонних глаз нас укрывала густая листва деревьев и кустарников, а сам этот переулок, судя по всему, не пользовался особой любовью местных жителей.

Короче говоря, это глухое место, тупик. Здесь можно хоть двадцать раз снять скальп и освежевать труп глупого советского спортсмена, решившего спасти девушку.

Девушка, кстати, продолжала в панике стоять на своем месте. Почему не убегает, ее что, паралич разбил от страха? Если бы она сейчас ушла, я бы тоже мог скрыться со спокойной совестью. А так, пока она стоит и смотрит на происходящее большими коровьими глазами, уйти отсюда мне не резон.

Что же, как всегда, на помощь мне пришла верная сумка. Довольно увесистая и удобная для защиты от ножа. Хотя бы на первое время. Быстро схватив свою сумку, я выставил ее перед собой.

Главарь снова усмехнулся и подошел ближе. Нож он тоже держал наготове. Похоже, что я напал на опытного игрока. Но ничего, как говорится, на каждую акцию есть реакция.

Бросок сумкой в лицо противника. Пока он отбивается, подняв руки вверх, к голове, я пинаю его в пах. Не очень, конечно, по-джентельменски, зато очень больно и очень эффективно. А чего он машет мне в лицо пикой?

После моего удара толстенький согнулся и застонал от боли, залопотал на испанском языке и повалился на землю. Ловко я, однако, с ними расправился. С чувством хорошо выполненного долга я оглядел всех троих хулиганов, лежащих передо мной на земле.

Несостоявшиеся грабители ползали по земле, как кроты и пытались подняться. Я поднял сумку и улыбаясь, подошел к девушке. Как бы теперь вывести ее из ступора и объяснить, что опасность миновала? Она продолжала рассматривать парней круглыми глазами, а когда я подошел, испуганно посмотрела на меня, как кролик на удава.

— Все в порядке, — сказал я успокаивающе подняв руки и пытаясь накинуть сумку на плечо. — Вы можете идти отсюда. Уходите, они больше вам не причинят вреда.

Я указал на улочку за домом. Девушка могла туда скрыться, у нее достаточно времени. Можно, наверное, было бы с ней познакомиться, раз уж я спас ее от целой банды кровожадных негодяев, но я помнил, чем заканчивались мои подобные акции в прошлом. Ни к чему хорошему, как правило, такие спасительные мероприятия не приводили.

Кроме того, в Москве меня ждала хорошая девушка Маша, с которой у меня, между прочим, все постепенно закрутилось на полную катушку. Нечестно, как мне кажется, гулять налево и направо на чужеземных испанских берегах, забыв о своей ненаглядной, и тем более отвлекаясь от чемпионата.

— Давай, давай, иди, — снова повторил я девушке и оглянулся назад, потому что поверженные мной парни возымели намерения подняться и отомстить мне за нанесенный ущерб. — Сматывайся, пока цела.

Парни и в самом деле уже пытались встать. Один оперся руками о землю и хотел принять вертикальное положение, совсем как боксер, поднимающийся с канваса после нокдауна.

Надо бы добавить ему еще, чтобы не оклемался окончательно, но бить лежачего не совсем в моих правилах. Тем более, что он еще вполне безопасен.

— ¡Oh, asqueroso bastardo! (Ах ты мерзкий ублюдок! — исп.) — раздалось у меня за спиной. Я снова обернулся к девушке, удивленный, что такой резкий и злобный голос может принадлежать такому милейшему и нежнейшему созданию, как она. — ¡Tómatelo con calma, tonto! (Сдохни, придурок!)

Да, действительно, спасенная мной девушка стояла с искаженным от ярости лицом. Судя по интонации, произнесенные ей слова отнюдь не относились к выражению благодарности за проявленное мною мужество.

Нет, она была явно недовольна и лихорадочно рылась в своей сумке, продолжая осыпать меня гневной тирадой. Затем вытащила баллончик, подняла его и брызнула мне в лицо. Не знаю, что там такого было, судя по всему, какой-то аэрозоль, но на мгновение я ослеп и оглох, а из глаз тут же потекли обильные слезы.

— Дура! — завопил я, пытаясь сориентироваться в окружающем пространстве. — Ты с ума сошла? Я на твоей стороне!

Но нет, спасенная мной чертовка действовала отнюдь не по безумному наитию. Если я был на ее стороне, то она, напротив, играла явно за вражескую команду.

Чем еще объяснить тот факт, что я тут же получил толчок в грудь и свалился на землю, а девушка принялась выкрикивать отрывистые фразы на испанском? Толкнула меня явно она, потому что перед падением я ощутил резкий аромат дешевого парфюма прямо перед своим пострадавшим носом.

Парни послушно отвечали ей, я слышал, что они поднялись с земли. Протерев глаза, я уже снова начал видеть, но неясно и туманно. Окружающее пространствопредставлялось мне размытыми пятнами.

Парни двигались там черными блеклыми овалами, а девушка скользила белым призраком. Меня схватили за руки, потом грубо обыскали и я почувствовал, что у меня вытащили бумажник, в котором, помимо денег, были и документы.

Только я хотел возмутиться, как получил удар в лицо. Упал на землю и прикрыл голову руками. На голову и мои многострадальные бока посыпались другие удары. Ох, лишь бы они не схватили нож и не пырнули им пару раз.

Но затем экзекуция прекратилась. Девушка снова что-то отрывисто приказала и я услышал удаляющиеся шаги. Налетчики получили, что хотели, теперь настала пора скрыться.

Снова протерев слезящиеся глаза, я осторожно огляделся и увидел, что парни и девушка уходят за угол дома. Елы-палы, получается, она была заодно с ними! Заманивала меня в ловушку. Вот и помогай после этого несчастным незнакомкам, попавшим в беду на улице!

Нет, пожалуй, это был последний раз, когда я помог девушке, угодившей в лапы бандитов. Тем более, что в прошлой жизни, насколько я помню, это вообще привело к тому, что я погиб и оказался в этой эпохе.

Но чего же это я сижу и посыпаю голову пеплом сострадания и жалости к себе? Вперед, надо спасать свои документы. Деньги ладно, бог с ними, а вот паспорт, авиабилеты, путевки и другие бумаги надо срочно вернуть обратно. Без них меня ждет здесь масса неприятностей.

Я поднялся и побежал следом за грабителями. Зрение вернулось почти полностью, только немилосердно жгло глаза и еще меня душил кашель.

Подождите, где моя сумка? Я остановился, подобрал сумку и опять побежал вслед за расхитителями моей собственности. По дороге чуть не споткнулся, но удержался на ногах.

Во дворе дома, куда мы забежали, открылся чудесный тенистый дворик. Людей здесь почти не было, только пара ребятишек играла возле двери неподалеку.

Беглецы уже успели пересечь дворик и находились возле другого дома напротив. Не успел я догнать их, как они снова скрылись за углом.

— Стойте, твари, — прохрипел я. — Стойте, не уйдете.

Забежав за угол, я увидел, что грабители уже пересекли небольшую улочку между домами. Словно почувствовав погоню, девушка обернулась и заметила меня.

Она тут же закричала и грабители разделились на две группы. Девушка с толстеньким напарником побежала дальше, а двое парней повыше бросились в сторону. У них явно пропало желание сражаться со мной.

Вот зараза, они специально разделились на две части, чтобы запутать меня. Я и в самом деле на мгновение остановился, не зная, за кем теперь гнаться, но затем бросился за девушкой и ее толстеньким другом. Если у кого и остались мои документы, то только у них.

— Отдайте документы, сволочи и заберите деньги, — уговаривал я, хотя это было бесполезно, потому что беглецы не знали моего языка.

Так мы пробежали пару кварталов и вскоре выбежали на улицу побольше. Вокруг стояли дома, на первых этажах которых было полно магазинчиков и баров с затейливыми вывесками на испанском языке.

Народу стало гораздо больше, люди толпились целыми группами. Нас они встречали аплодисментами. Судя по всему, это какое-то шествие, если даже не карнавал, потому что все прохожие были наряжены в пестрые одежды, многие в испанские костюмы.

Странно, но через всю улицу тянулся длинный барьер из досок и столбов, высотой по грудь взрослому человеку. Толпы народа, преимущественно мужчины и парни, стояли за этим барьером посреди улицы, а прохожие стояли за оградой и что-то им кричали.

Девушка и ее спутник оглянулись на меня, увидели, что я не отстаю и пригнувшись, нырнули между досок и вылезли за барьер на середину улицы. Потом выбежали вперед, причем девушка бросила наконец мой бумажник на землю. Молодец, умничка, догадалась, что именно мне надо от них.

Я тоже перелез через ограду и подбежал к бумажнику, растолкав парней, стоящих вокруг. Чтобы они его не растоптали. Быстро открыл, посмотрел содержимое.

Денег, само собой, нет, но все документы на месте. О, святые угодники Иберии, спасибо за то, что вернули мои бумажки, без которых, как известно, в любой стране ты просто какашка.

Я облегченно вздохнул и засунул бумажник обратно себе за пазуху. Уф, больше ни за что не буду ввязываться ни в какие истории в чужой стране. Себе дороже выходит.

В это время люди вокруг меня зашумели. Причем не просто зашумели, а истошно завопили. Я не понял, что происходит и беспокойно огляделся по сторонам. Все смотрели назад с выпученными глазами.

Толпы народа хлынули к дощатой ограде и указывали куда-то вдаль улицы. Вдобавок, там, куда они указывали раздалось протяжное мычание.

Я обернулся туда, куда все смотрели. Сначала ничего не было видно за скоплением народа, но потом я увидел в начале улицы быстрое движение.

Будто бы в спокойный пруд вдруг ворвалось мощное цунами и устроило настоящий водоворот. Люди разбегались по сторонам. А что это такое, помимо бегущих людей?

Я вгляделся и чуть не потерял дар речи. Нет, только не это. Посреди толпы людей, стоящих на улице, появились широкие темные спины и изогнутые рога быков.

Звери яростно мычали и неслись сквозь толпу, разрезая ее на части. И с каждой секундой они стремительно приближались к тому месту, где стоял я. Вот ведь дьявольщина, это что, коррида или как там еще называют, энсьерро, забег с быками?

На моих глазах один здоровенный черный бык боднул одного из мужчин, впился в него рогами и мотнул головой, подняв жертву вверх, как тряпичную куклу. Затем, не останавливаясь, помчался дальше.

Мужчина взлетел в воздух, я увидел, как взметнулись его ноги. Затем он с криком упал вниз и скрылся среди бегущих людей и других мычащих животных. Ему не позавидуешь, наверняка растопчут.

Впрочем, мое положение тоже было не из самых лучших. Крики людей раздались совсем близко. Быки тоже приближались. Вся толпа вокруг пришла в движение, все побежали по улице. Люди за оградой вопили и махали нам руками.

Угораздило же меня попасть в эту передрягу. Да пропади они пропадом, эти проклятые документы, вряд ли стоят того, чтобы мне сейчас вспороли брюхо острыми рогами.

Мне не осталось ничего другого, кроме как тоже побежать вместе со всеми. Сзади раздались мычание и топот копыт и от этих страшных звуков я сам помчался вперед еще быстрее, обгоняя других испанцев.

Мчался я чертовски быстро, расталкивая всех других участников забега. Потом заметил, что, как это ни странно, но испанцы весело хохочут на бегу, обнажив белые зубы на смуглых лицах.

Мне они что-то кричали на своем языке, но понять его я не мог. Кажется, они пытались остановить меня, вот только зачем, разве я сумасшедший?

А потом я вдруг вспомнил, что слышал про этот древний обычай. Это ведь испытание мужества для молодых людей. Своеобразное посвящение из мальчиков в мужи. Довольно экстремальное посвящение, так сказать. Если бык поднимет тебя на рога или наступит на тебя, лежащего на земле копытом, мало не покажется.

И все же храбрые испанцы смеялись, да еще и показывали на меня пальцем. Шум сзади раздавался все ближе и я вдруг понял, что не просто так попал сюда, в разгар проведения энсьерро.

Это же то самое гребаное испытание мужества, которое так любил устраивать мне Касдаманов. О, будь он здесь, можно быть уверенным, что старик собственными руками затащил бы меня в самый центр шествия, для того, чтобы лишний раз испытать мою храбрость.

Ну что же, если его здесь нет, почему бы мне самому не воспользоваться шансом? Даже несмотря на риск получить очень сильные травмы. Ведь если бык даже не заденет меня рогами, а просто, пробегая мимо, наступит копытом на руку, это уже вычеркнет меня из числа участников чемпионата.

Да и ладно, разве это не является дополнительным риском, еще больше повышающим ставки? Я должен не просто уцелеть в этом испытании, а выйти из него целым и невредимым.

Продолжая бежать, я оглянулся на окружающих меня испанских парней. На лицах не видно страха, только возбуждение и азарт. Радостные улыбки, смех.

В это же мгновение я вспомнил о том, как Егор Дмитриевич учил меня наслаждаться опасностью. Что это такое, как не высший миг бытия для мужчины? Проверка на прочность, ответ на вопрос, есть ли у тебя яйца. Когда еще наслаждаться жизнью, как не в этот момент? Он сейчас наполнен смыслом, как никогда прежде.

И вот, я тоже улыбнулся. Прямо на бегу, машинально поправляя сумку за спиной. Сзади ревели быки, кричали люди, рядом смеялись испанцы.

Я пробежал еще немного, слыша неумолимый топот копыт за спиной. Шум приближался. Я невольно закричал от восторга, ожидая, что сейчас вот-вот мне в спину вонзится рог.

Мычание раздалось совсем рядом, буквально за спиной, только чуть левее. Оглянувшись, я увидел позади огромного коричневого быка, сокрушающего людей на своем пути. Я рванулся в сторону, как и все другие люди рядом со мной, освобождая ему дорогу и чудовище пронеслось мимо.

Ограда вдруг очутилась совсем недалеко и я видел, что за нею стоит компания симпатичных женщин и все они машут мне. За ними находились медики в белых халатах, за ними стояла карета скорой помощи. Ну конечно, наверняка многим после такого забега понадобится врачебная помощь, причем очень срочная.

А еще там стояли трое пожилых испанцев и тоже что-то кричали мне. Один из них держал кулак вверх с вытянутым большим пальцем.

Пробежавший бык поднял тучу пыли. Я оглянулся и увидел, что он успел кого-то поддеть рогами и опрокинуть в сторону, но, к счастью, мужчина, которого ударил зверь, отлетел к ограде, стукнулся об нее и быстро перелез наружу.

Может, мне следует поступить точно также? Я рванулся к изгороди, но поток людей, убегающих от других быков, был слишком плотен, чтобы можно было сразу пробиться сквозь него. Все вокруг застлали клубы желтого дыма.

— ¡Bien hecho, sigue corriendo! (Молодец, продолжай бежать!), — закричал мне один из пробегающих мимо испанцев, схватил меня за локоть и потащил дальше.

Я пытался вырваться, но не успел. В то самое место, куда я хотел пробежать, ворвался молоденький бычок, ударил короткими рогами замешкавшегося парня, потом второго и еще лягнул кого-то сзади. Ох ты ж, гребаный урод, а ведь на их месте мог оказаться я.

Продолжая бежать рядом с непрерывно кричащим испанцем, я помчался дальше по улице. Все балконы домов вокруг были заполнены людьми, многие также выглядывали из окон и смотрели оттуда на зрелище, развернувшееся по всей протяженности улицы.

Солнце уже поднялось в зенит и беспощадно палило, заливая лучами пыльную улицу, бегущих людей и разъяренных быков. Я почувствовал, что задыхаюсь.

Затем обернулся, глядя назад и обнаружил, что по-прежнему бегу среди друзей толпы, которую тут и там прорезают несущиеся быки. Недалеко позади я увидел, что к нас нагоняет с десяток быков, бегущих плотной массой.

Звери влетали в толпу и рвали ее в клочья. После них почти не оставалось людей, сумевших остаться на ногах. Вся улица следом за ними была усеяна упавшими людьми, ворочавшимися на месте и кричащими от боли. Это было какое-то гребаное бычье цунами, не оставляющее за собой ни одного уцелевшего участника.

Поглядев на изгородь, я понял, что не успею добежать до нее. Убежать еще дальше по улице тоже не получится, слишком уж быстро несутся быки. Осталось только встретить опасность лицом к лицу. Я обернулся к быкам, встал в стойку и замер на месте.

Остальные люди с криками бежали по улице. Лавина быков с бешеным топотом мчалась на меня.

Глава 20. Следующий бой

Пыль от копыт бегущих быков поднялась выше крыш домов, чуть ли не до самого раскаленного солнца. Я стоял, выставив кулаки перед собой и ожидая, что сейчас меня сметут с места. Быки мчались по улице, сметая немногочисленных людей на своем пути.

Вдруг так получилось, что между мной и животными осталось небольшое свободное пространство. Все люди успели попрятаться у изгороди или упали наземь, прикрывая голову руками. Я стоял, как кретин, продолжая держать кулаки впереди и почему-то уверенный, что быки меня не тронут.

А еще я слышал стрекотание и щелканье неподалеку, но не смел повернуть голову, чтобы узнать, что там такое. Наверное, кузнечики или сверчки.

— ¡Hola, camarada soviético! (Эй, советский товарищ! — исп.) — раздался сбоку негромкий крик. — ¡Ven aquí! ¡Ven aquí imbécil! (Иди сюда! Иди сюда, придурок! — исп.)

Я чуть скосил глаза и увидел совсем рядом изгородь, а в ней проем, сквозь который мог пролезть даже взрослый человек. Рядом с проемом стоял молодой человек, улыбчивый и бронзовый от загара.

Он махал мне рукой и приглашающе показывал на проем. Я подумал немного, поглядел на быков и затем что было мочи рванул к проему.

Никогда в жизни я не бегал так быстро. Это, пожалуй, был даже не бег, а один неимоверно длинный, гигантский прыжок, сразу с места в карьер, до самого спасительного проема. Не знаю, как у меня это получилось, но в одно мгновение я вдруг очутился возле изгороди.

Ввинтился в проем, как мышь, ускользающая от кошки. Все было бы прекрасно, но моя сумка зацепилась за края проема и я застрял. В это самое мгновение сзади раздался грохот копыт и мычание.

Лавина быков промчалась сзади меня. Я почувствовал, как в спину дохнуло теплым воздухом, словно ударной волной от взрыва в пару мегатонн тротилового эквивалента. К счастью, парень, что вызвал меня в проем, схватил меня за руки и выдернул наружу из гибельной улицы. Я вывалился из проема и упал на землю, словно родился заново.

Быки промчались сзади, но теперь они уже были мне не страшны. я поднялся с земли, стряхнул с себя пыль, хотя я так испачкался, что уже вряд ли смог бы очиститься. Парень что-то балагурил на испанском, показывая на огороженную улицу позади меня и еще на пробежавших быков. Видимо, восхвалял мою храбрость.

Неподалеку я заметил группу людей с камерами и фотоаппаратами и решил, что это группа туристов, хотя для любителей у них были слишком большие кинокамеры. Ладно, пес с ними, я не очень хорошо разбираюсь в нынешней технике. Парень протянул мне руку и сказал:

— Энрике.

Ага, знакомится, значит. Я пожал его ладонь и ответил:

— Виктор. Я из СССР.

Парень улыбнулся, кивнул и показал на мою красную футболку, на которой значилась надпись «СССР» и еще наш серпасто-молоткастый флаг. Ясно, значит он уже давно догадался, откуда я приехал.

— Я боксер, — сказал я и изобразил пару ударов. — Приехал на чемпионат.

Чтобы он понял окончательно, я показал перчатки в своей сумке и тогда Энрике понятливо закивал.

— Пойдем, покажи, где тут у вас гостиница, — сказал я. — А то я заблудился.

Парень показал мне дорогу и проводил до гостиницы. По дороге он трещал без умолку, хотя я не понял ни слова из того, что он сказал. Проводив меня до гостиницы, Энрике испарился. Кажется, он обещал, что еще явится навестить меня.

Я вернулся в номер и быстро переоделся. К своему счастью, моего отсутствия никто не заметил. Как раз наступило время обеда. Я бросил грязную одежду на стирку, быстро помылся и оделся в новую форму.

В гостиницу привезли первую партию боксеров, которые уже выступили на соревнованиях и они громко обсуждали, что произошло на чемпионате. Между прочим, с ними приехал и Георгий Иванович. Он подозрительно осмотрел меня и спросил:

— Вы были на тренировке, Рубцов? Никуда не отлучались? Только в спортзал и обратно?

Я кивнул с самым невинным выражением лица. В конце концов, не пойман, не вор. Если госбезопасность узнает, что я подрался с местными бандитами, потом участвовал в энсьерро и познакомился с местным жителем, они сдерут с меня шкуру. С живого.

— Немного постучал по груше, размялся и снова сюда. Хочу поспать и отдохнуть перед завтрашним боем.

Мой куратор с сомнением оглядел меня и покачал головой. Судя по всему, профессиональное чутье подсказывало ему, что здесь что-то не так и он теперь вряд ли отпустит меня одного.

— Твой следующий поединок состоится послезавтра. Завтра будут драться другие боксеры, слишком большая очередь на первом этапе. Так что можешь отдыхать еще один день. Слишком расслабляться не рекомендую, чтобы совсем не потерять форму.

Ого, это хорошие новости. Я и не думал, что у меня в запасе еще один день на восстановление. Ну что же, это даже хорошо. Отдыхать я не собирался, наоборот, лишний повод еще раз потренироваться.

Пообедав, я позвонил домой и поговорил со Светкой и тетей Галей. Они уже услышали по радио о моей победе и сестренка радостно закричала в трубку:

— Поздравляю, братец! Ты молодец! Давай, приезжай оттуда новым чемпионом.

Пожелание просто отличное. После такого уже нельзя отступать.

— Постараюсь, — усмехнулся я.

— А ты купишь мне фломастеры? — спросила Светка. — А еще цветные мелки? Помнишь, ты обещал? И раскраски?

Все подарки для сестренки я уже купил и надежно упаковал в номере. Кроме того, я успел и прикупить шмотки для нее и тети Гали. Ну, и конечно же, гостинцы для Маши и Егора Дмитриевича.

— Помню, помню, — заверил я и снова усмехнулся.

Мы еще поболтали о том, как продвигается ее учеба и на этом разговор закончился. Затем я позвонил Маше. Она сняла трубку после первого гудка, как будто ждала моего звонка.

— Поздравляю, Витя, — сказала девушка первым делом, как только мы поздоровались. — Я уже слышала о победе по радио.

Приятно, когда любимая девушка следит за твоими достижениями. Нет, это на самом деле невероятно окрыляет. От прежних девушек я бы такого не дождался.

— Спасибо, — ответил я. — Как Егор Дмитриевич?

Судя по взволнованно-радостному голосу Маши, упрямый старик пошел на поправку. Она сказала, что услышав о моей победе, он встал с постели и даже прошелся по своей комнате.

— Ну, и отлично, — сказал я. Почему-то в голову сразу пришли мои дурацкие теории о связи самочувствия тренера и моих результатах на турнире. Я постарался изгнать из головы. — Передавай ему привет и скажи, что я помню насчет постоянных тренировок.

Я болтал с ней еще минут десять, пока не заметил неподалеку Худякова. Тренер делал мне знаки. Что-то он пришел слишком рано. Не случилось ли чего?

Пришлось срочно прервать разговор с Машей.

— Что случилось? — спросил я у Худякова. — Срочное что-то?

Но нет, оказывается он просто хотел сообщить мне новости.

— Твой противник Айоргу Куцов из Румынии, — сказал тренер. — Пошли готовиться к бою. Румыны сильные противники, их команда — это явный фаворит чемпионата.

Делать нечего, я пошел готовиться с ним к поединку. Несмотря на то что, впереди еще целый день, для реальной подготовки этого мало.

Я тренировался весь остаток дня и следующие сутки тоже. Между прочим, остальных наших боксеров в спортзале было мало. Георгий Иванович не отставала от меня ни на шаг.

Через день я приехал во Дворец спорта на новый бой. Быстро прошел подготовительные процедуры и вскоре уже стоял на ринге с перчатками на кулаках.

— Помни нашу тактику, — сказал Худяков перед боем. — Работай головой, а не кулаками.

Да, совет был неплох, особенно против такого техничного бойца, как Куцов. Я поглядел на соперника. Высокий, с длинными руками, кудрявый и смуглый. Почти не отличается от испанцев, на одно лицо с ними. Когда мы подошли к рефери, чтобы выслушать правила и начать бой, Куцов с превосходством поглядывал на меня и улыбался. Я по своей привычке старался усилить возникшее у него ошибочное впечатление, держал глаза опущенными к полу и строил из себя школьника-двоечника, внезапно вызванного к доске.

Видимо, противник считал, что поединок со мной будет для него простой разминкой. Он видел мой первый бой и подумал, что разгадал мою тактику. Наверняка он считал, что это мой обычный стиль ведения боя. Ну что же, если ты так решил, для тебя другой стиль может оказаться очень большим сюрпризом. А я постараюсь устроить тебе много чего неожиданностей.

Рефери был пожилой мужик с седыми волосами. В белых брюках и рубашке, с черной бабочкой. Франт, фу ты ну ты, хотя рефери и полагается быть таким торжественным и подтянутым, как будто он на празднике. На празднике ручьем льющейся крови и жгучего адреналина.

— Бокс, — сказал он, опустил между нами выставленную ладонь и отошел назад, внимательно наблюдая за поединком.

Теперь Куцов перестал снисходительно улыбаться. Какой бы легкой добычей он не считал меня, но игра началась и он был достаточно умен, чтобы понять: на чемпионат Европы точно не возьмут слабака. Поэтому с самого начала он пошел в атаку, чтобы прощупать меня и убедиться, что я действительно тихоходная улитка и не представляю особой угрозы.

Это самое начало поединка, поэтому я не видел нужды выкладываться в полную силу. Вместо этого я ушел в глухую оборону. Высоко поднятые руки, плечи прикрывают подбородок, тело согнуто, чтобы максимально защитить живот. Куцов атаковал меня, я слабо огрызался.

Подожди, Рубцов, придержи коней. Пусть противник посчитает меня никчемным и безобидным. Пусть думает, что я только иногда способен взрываться серией ударов, но на большее меня не хватит. Ради достижения этой цели я даже готов отдать ему несколько очков.

Весь первый раунд Куцов атаковал меня, а я строил из себя бедную Золушку, которую обижают сестры и злая мачеха. Почти не контратаковал в ответ, часто уходил в клинч. Под конец раунда соперник подустал от своих агрессивных атак и тоже начал наваливаться на меня, отдыхая в клинче.

Ну вот, он готов. Он посчитал, что весь остальной поединок будет проходить в том же духе. Он будет меня атаковать и гонять по рингу, а я буду вяло отбиваться и только иногда переходить в контратаку. Ну хорошо, когда звякнул гонг, я намеренно опустил голову еще ниже, чтобы не выдать торжествующего блеска в своих глазах.

Зрители были недовольны моей робкой манерой ведения боя и громко улюлюкали, свистели и кричали протяжное: «У-у-у!». Хорошо драться в Испании, местные болельщики самые эмоциональные на свете, ясно и недвусмысленно выражают свои эмоции.

Когда градус эмоций зашкаливает, чересчур горячие головы могут даже напасть на судей или рефери, поэтому на этот случай возле ринга всегда дежурит наряд полиции. Кстати, позавчера, когда здесь буйствовал Гарсиа, полиция сквозь пальцы смотрела на его проделки и даже нисколечки не возражала.

— Ну ты как? — спросил Худяков, когда я устало опустился на стул. — Подготовил почву, я смотрю? Давай, включай все моторы в следующем раунде, времени уже мало.

Усталость я тоже изображал успешно, пусть пристально наблюдающий за мной Куцов думает, что я окончательно раскис. Вот и сейчас я скривил физиономию и сказал:

— Все верно, Игорь Николаевич, как мы и задумали. В следующем раунде начинается инквизиция. Избиение младенцев.

Худяков оглянулся на Куцова, до сих пор глазеющего на меня и тоже постарался изобразить озабоченность:

— Ну да, я вижу, что клиент дошел до первой степени обжарки. Давай, смотри, чтобы не перегорел.

Перерыв закончился, я сунул в рот капу и поднялся. Подошел к центру ринга, все также воткнув глаза в настил. Рефери снова опустил ладонь между нами:

— Бокс! — и звякнул гонг.

Противник снова приблизился ко мне, на этот раз уже не скрывая торжествующей ухмылки. Уже празднует победу, какой торопливый.

Ладно, теперь самое главное, это тайминг. Чувство времени и ритма. Я весь напружинился, продолжая сохранять защитную стойку.

Куцов предпочитал держаться на средней дистанции, там, где длинные руки давали ему преимущество надо мной. Бил джебами, «двоечками», причем вбивал удары в меня так методически, будто находился на тренировке, а не на ответственном соревновании. Поединок между нами шел так предсказуемо, что на протяжении всего раунда зрители снова заскучали.

Но когда прошла половина, я резко сменил темп. С медленного черепашьего ползания по рингу я перешел на мгновенный прыжок леопарда.

Во-первых, я приблизился к противнику максимально близко. Причем сделал это не просто так, а предварительно подготовив маневр серией быстрых джебов. Пока Куцов снова приготовился молотить меня своими «двоечками», я сам напал на него и за доли секунды нанес сразу три удара. Прямой левой, боковой правой, короткий прямой слева. И на закуску снова боковой правой.

Но все это только начало. Куцов совсем не ожидал, что я вдруг окажусь рядом с ним. Сохраняя при этом согнутую стойку, чтобы продолжать максимально вводить противника в заблуждение. Я мог теперь, наконец, без уверток смотреть в глаза соперника и увидел, что он удивлен.

Хотя сказать, что удивлен, это сказать ничего. Куцов был поражен, будто упал в кучу хвороста и снега и обнаружил, что это берлога разъяренного голодного медведя, а сам зверь вдруг очутился перед ним и готовится разорвать его на куски. Впрочем, он был грамотным и умелым боксером и тут же быстро опомнился.

На мои удары последовала целая серия ответных. Но теперь я уже не стоял на месте, а двигался по рингу, как сумасшедший. Уклонялся от ударов противника и огрызался своими. Словно короткими автоматными очередями.

Пытаясь выровнять между нами прежнюю, комфортную для себя дистанцию, Куцов пытался отойти назад, сдерживая мои яростные наскоки длинными джебами, но разве меня теперь остановишь? Главной моей целью теперь был нокдаун противника, а если и получится, то нокаут. Зрители уже перестали скучать, они орали и топали ногами, как бешеные.

Спасаясь от моего напора, Куцов снова пытался войти в клинч. Это как раз то, чего я добивался. Стоило только ему пытаться приблизиться ко мне, как я атаковал комбинацией коротких боковых ударов. Сначала свинг левой. Потом хук правой, снова левой. Уход от атаки соперника. Довольно успешный, его правая только мазнула по моему плечу.

Теперь снова прямой левой. Короткий и злой, как щелчок хлыстом. Хук правой, снова уклон, снова хук, теперь уже левой. Куцов уже у канатов, он собрался идти на меня, чтобы нещадно клинчевать. И в это мгновение я ударил его правой.

Моя рука оказалась между рук противника. Короткое резкое движение сверху вниз, необычное, мягкой частью перчатки в подбородок Куцова. Удар наносится только за счет разгиба руки и, на первый взгляд, не очень сильный.

Но за счет неожиданности и необычного исполнения удар на самом деле получился сногсшибательный. Во всех смыслах этого слова. Куцов и думать забыл о том, что пытался войти в клинч. Вместо этого он завалился лицом вперед, мне под ноги. Под начало его падения я еще успел нанести боковой левой в корпус, под ребра.

Но больше я ничего не успел сделать. Куцов упал и мне пришлось отскочить в сторону, чтобы он не свалился мне на ноги.

Зрители завопили от восторга, как резаные. Рефери отогнал меня в угол и начал отсчет.

— Молодец, Витя! — в упоении кричал Худяков сзади меня, потрясая руками.

Я ждал, положив руки на канаты и наблюдая, как противник пытается встать с настила. Рефери досчитал до семи и Куцов, тоже цепляясь за канаты, поднялся на ноги. Кивнул головой, подтверждая, что с ним все в порядке. Но я-то видел, что он ошеломлен, как никогда в жизни. Однако сдаваться не собирался, и в этом надо отдать ему должное, противник еще на что-то рассчитывал.

Когда рефери дал сигнал к продолжению боя, я подскочил к сопернику и принялся осыпать его серией боковых с ближней дистанции. Я уже давно заметил, что в бою на близком расстоянии Куцов чувствует себя не слишком комфортно. Ну, а кто я такой, чтобы давать ему расслабиться?

Но противник оказался крепким орешком. Раунд не успел закончиться, как он устроил мне довольно неожиданную пакость. И в этом, конечно же, я сам оказался виновен больше всего.

Глава 21. Расправа

Теперь игра пошла по-новой. Карты раскрыты. Куцов увидел, что я вовсе не тот, за кого пытался выдать себя все это время. И вовсе не медлительная черепаха, ползущая по настилу.

Чтобы действовать наверняка, противник начал держать меня на расстоянии пушечными двойными джебами. Бил, как по команде, сначала левой, потом правой. На любую попытку сократить дистанцию он отвечал этими ударами. Теперь пробиться к нему оказалось гораздо труднее.

Ну что же, тактика достаточно известная и для нее можно найти противоядие.

Во-первых, я начал двигаться еще быстрее. Это был единственный способ прорваться сквозь оборону долгорукого противника. И, конечно же, я начал еще больше использовать финты.

Сначала я нанес Куцову много ложных ударов. Так называемых ударов по воздуху, чтобы отвлечь его внимание и заставить еще больше нервничать, для отвлечения внимания перед настоящими атаками.

Руки при этом я двигал по малой дуге и останавливал перед самым соприкосновением. Куцов, надо признать, не всегда реагировал на них и успешно отражал мои атаки.

Чтобы еще больше запутать его, я делал финт одной рукой и тут же наносил настоящий удар с противоположной стороны. Это были «двоечки», как раз такие же, к которым привык сам Куцов. Иногда, если настоящий удар удавался, добивал его серию третьим ударом, обычно хуком.

К чести соперника, он также сумел быстро сориентироваться и тоже пытался ввести меня в заблуждение. Когда я провел очередную атаку, Куцов не стал отсиживаться в обороне, а резко рванул вперед.

Я сгруппировался для защиты, ожидая, что сейчас последуют пушечные залпы его джебов, но Куцов также быстро сделал шаг назад, ушел в сторону и провел эффектную комбинацию. Сначала он ударил левым прямым, как обычно, а вот потом, находясь уже чуть сбоку от меня, нанес кросс в голову правой рукой.

Оба удара прошли в цель и довольно чувствительно зацепили меня по лицу. Меня спасло только то, что я не терял бдительности и все время ожидал от противника какой-нибудь подлянки. Поэтому я успел отскочить в сторону и отделался только потерей очков, но зато избежал нокдауна.

Куцов обрадовался своему первому прорыву за весь раунд и усилил нажим. На его месте я бы отступил и подготовил новую атаку с применением финтов. Оказывается, и против меня можно было использовать финты, это оказалось для меня сюрпризом.

Но нет, торопясь отомстить за нокдаун в прошлом раунде, Куцов пытался развить атаку еще больше. Теперь он не стал отходить в сторону, а двинулся вперед, полностью раскрыв свои намерения.

Я уклонился от его нового короткого джеба левой рукой, потом от еще одного правого кросса. Видя, что я прыгаю вокруг него и стараюсь ускользнуть, Куцов пытался догнать меня новым джебом левой рукой.

Снова уклонившись от удара, я теперь не стал отходить в сторону. Наоборот, я вдруг увидел отличную возможность для контратаки. Атакуя меня, Куцов слишком сильно открыл подбородок, опустив правую руку к груди.

Чуть пригнувшись, я ушел от удара его левой, пропустив ее над своим плечом, а когда опасность миновала, я чуть выпрямился и саданул апперкотом в открытую «форточку», образовавшуюся в защите противника, в районе подбородка.

Бил я, оставаясь на месте, не переставляя ног. Рука, туловище и голова вдруг чудесным образом сошлись в одном слитном движении. Удар должен был выбить из Куцова дух, но, судя по всему, у него челюсть изготовлена из нержавеющей стали.

Впрочем, сначала я даже думал, что победил. Куцов резко оборвал свою атаку, его голова откинулась в сторону и назад от моего удара. Затем соперник завалился вбок и упал на настил.

Я поглядел на него и отошел в сторону, постучав себя по голове. Все-таки, в начале этой схватки Куцов неплохо задел меня по голове и я хотел разогнать туман в голове. Если бы он ударил в полную силу, сейчас это я валялся бы на настиле.

Рефери начал отсчет. Худяков за рингом показал мне большой палец, но я не стал бы радоваться слишком рано. Куцов слишком крепкий, я не видел, чтобы он «поплыл».

Обернувшись, я увидел, что рефери еще только досчитал до пяти, а мой противник уже поднялся, тоже постучал себя по голове и попрыгал на месте, чтобы прийти в себя. Ну вот, я же говорил, что он крепкий малый, его так просто не взять.

Казалось бы, Куцов не такой уж и массивный, больше жилистый, от любого из прошедших нокдаунов уже должен рассыпаться. Но нет, он продолжал до сих пор стоять на ногах и это вызывало уважение.

После того, как рефери снова разрешил ему идти в бой, мы успели совсем немного постучать друг о дружку перчатками. Звякнул гонг, закончился и этот раунд.

Продолжая следить за соперником, я уселся на стульчик. Рядом тут же появился Худяков.

— Что ты с ним церемонишься? — спросил он. — Чего ты его не валишь? Сколько можно терпеть? Давай уже, просыпайся.

Я покачал головой. Куцов тоже глядел на меня и слушал тренера.

— Он сильный и живучий. Он еще двадцать раундов может выстоять. Любой другой бы уже давно упал в нокаут, а этот держится.

Худяков снова оценивающе посмотрел на Куцова.

— Тогда постарайся еще раз завалить его в нокдаун. Думаю, после этого уже все станет ясно и его тренер откажется от боя.

Я кивнул.

— Постараюсь, но не обещаю. Как бы он меня сам не завалил. Кажется, у него сейчас откроется второе дыхание.

Несмотря, на то, что он уже два раза падал на настил, Куцов выглядел свежим. Откуда только силы брал? Перерыв закончился и рефери позвал нас на новый раунд.

Как только звякнул гонг, Куцов тут же отправился в атаку. Это что же, теперь и он решил изменить стиль боя?

Я тоже пошел навстречу. Как бы Куцов не жаждал возмездия, но в ближнем бою он еще пока слаб. И у меня есть шанс переиграть его на сверхмалой дистанции.

Подойдя ближе, Куцов нанес привычную «двоечку» джебов. Левый, потом правый, все в голову. Я уклонился и атаковал сам.

Куцов как раз ударил в третий раз, снова левой, снова короткий прямой. Я придвинулся к нему ближе и ударил встречным хуком левой рукой.

Затем чуть развернул корпус и ударил снова, точно также левым хуком. Потом развернулся еще и опять ударил левой. Оба удара прошли в корпус и голову Куцова, он даже попятился назад, прерывая атаку.

Это были так называемые «барабанные» удары, наносимые подряд одной рукой. Главная цель таких ударов — это неожиданность. После удара левой противник ожидал удара правой, а я снова ударил его левой.

Почему левой, так это потому что в левосторонней стойке оборонять правую сторону чуток сложнее, чем левую. Продолжая атаку, я догнал Куцова, схлестнулся с ним в ближнем бою, чуть развернув туловище и теперь уже отбил «барабанную» дробь правой рукой.

Это были апперкоты в туловище. Я старался бить одинаково сильно, в левый бок противника. Первый удар угодил в напряженный торс Куцова, затем второй в ослабленные мышцы живота, потому что противник как раз вдохнул воздух.

И третий, добивающий, в печень. Куцов резко выдохнул воздух и упал на одно колено. Больше в этом поединке «барабанные» удары применять нельзя, слишком частое их использование таит опасность. Слишком уж предсказуемым становится боксер и ловкий противник может его поймать на контратаке.

Но больше ударов не понадобилось. Куцов корчился на настиле от боли, но все равно пытался подняться с колена. Его тренер покачал головой и выбросил полотенце на ринг. Неистово забил гонг, оповещая о моей победе.

Зрители опять завопили. Между прочим, они кричали еще что-то вроде «Энсьерро бокса!» или мне это послышалось. Я дождался, пока рефери поднимет мою руку в победном жесте, услышал аплодисменты и сошел с ринга.

Куцов пожал мне руку, прокричав на ухо, что ему еще не приходилось драться с таким сильным бойцом, как я. В свою очередь, я воздал должное его выносливости и стойкости.

Едва я успел пролезть через канаты и попасть в объятья Худякова, как сзади меня кто-то постучал по плечу. Я обернулся и увидел насупленного Гарсиа. Испанец, как всегда, был мрачен, будто я задолжал ему сто тысяч долларов.

Ну вот, драки все-таки избежать не удалось и я приготовился уклониться от нокаутирующего удара в челюсть. Отбиваться, пожалуй, не нужно. Если я устрою потасовку, то действительно быстро вылечу из чемпионата.

А вот если я просто попробую отбиваться и уходить от буяна, то есть шанс отделаться предупреждением. Между прочим, Гарсиа в этом случае тоже грозила дисквалификация, но чемпионат проходил на его родной земле и к его шалостям могли отнестись более снисходительно, чем к моим. В общем, расклад явно был не в мою пользу.

Но нет, схватки не случилось. Зрители смотрели на нас, ожидая драки, некоторые даже прибежали поближе, но Гарсиа, глядя на меня, только пробурчал что-то по испански. Затем подошел ко мне вплотную и смерил презрительным взглядом с головы до ног.

Я думал, что он сейчас плюнет мне под ноги. Но испанец развернулся и ушел через проход в ряды зрителей, расталкивая зевак. Я перевел дух. Болельщики испанца глядели на нас, а я посмотрел вслед Гарсиа и спросил:

— Кто-нибудь может объяснить мне, что сказал этот ублюдок?

Помимо Худякова и Деменчука, рядом стоял еще и переводчик из нашей команды. Он потер шею и ответил:

— Ничего хорошего. Это испанское ругательство. Он обещал четвертовать тебя на ринге. А еще он сказал, что быки пощадили такого заморыша, как ты, но уж он щадить не станет. Недаром его кличка Бешеный бык. И кстати, что такое Боксер Энсьерро?

Рядом с нами очутился Георгий Иванович. Его лицо также не сулило ничего хорошего. Он схватил меня за руку и потащил прочь. Худяков и Деменчук шли позади.

Надо же, это что, сложилась такая традиция, каждый раз выволакивать меня из зала после победы? Хочу заметить, что этот ритуал мне не очень по вкусу. Я предпочитаю, чтобы меня выносили на руках и прекрасные девушки осыпали букетами из цветов.

Вылетев из зала, Георгий Иванович провел меня в комнату отдыха. Затем усадил в кресло, стоявшее у низенького столика посередине и бросил передо мной газету.

— Боксер Энсьерро? Вот что это такое! Как ты объяснишь вот это, Рубцов?

Худяков и Деменчук, ворвавшиеся следом, схватили газету, прежде чем я успел ее взять. Деменчук присвистнул и передал газету моему тренеру.

— Смотрите, что творит ваш подопечный, Игорь Николаевич! — продолжал бушевать Георгий Иванович. Я и не думал, что он может быть так разозлиться. — Как такое могло произойти? Вы представляете, какой это скандал?

Худяков посмотрел на газету, потом перевел взгляд на меня. Его лицо окаменело. Что там написано, дьявол их раздери?

— Тренировался, значит? — спросил Худяков мертвенным голосом.

Я выхватил газету и посмотрел на нее. Все тексты на испанском языке, я ничего не понял, но зато фотография на странице оправдала самые худшие мои ожидания. Там был изображен я сам, собственной персоной, стоящий на улице в боксерской стойке перед надвигающейся лавиной быков.

Снимок получился убийственно отличный. Прекрасно видно мое напряженное лицо и надпись «СССР» на покрытой пятнами футболке. Я вспомнил стрекотание и щелканье, которое слышал в тот ответственный момент.

Получается, то были журналисты и корреспонденты, снимавшие меня на пленку. А еще я вспомнил, что там были кинокамеры. Значит, скоро меня покажут в новостях, если я уже там не появился. Ну все, теперь я влетел по самые уши. Хуже дерьма и придумать нельзя.

— Как это произошло, Рубцов? — продолжал допрашивать Георгий Иванович. Его лицо пошло красными пятнами. Наверное, он уже получил жесткий втык от начальства за то, что прохлопал мое участие в забеге быков. — Немедленно объясни мне, как это произошло!

Я поглядел на него и задумался. Надо что-то придумать или сказать правду? Так и так мне придется несладко. Наверное, вываливать всю информацию скопом не нужно, кое-где придется приврать.

— Меня ограбили, — заявил я. — Как раз в этот день, когда я возвращался с тренировки. Угрожали ножом. Забрали деньги и документы. Я начал отбиваться, погнался за преступниками и случайно попал в это забег с быками. А там меня сфотографировали журналисты. Я опасался, что меня могут исключить из чемпионата и не стал рассказывать об этом происшествии.

Худяков укоризненно смотрел на меня. Уж мне-то мог бы сказать, читалась немая обида в его взгляде. Я пожал плечами и постарался мысленно транслировать ответ: «Не хотел вовлекать тебя в неприятности, Игорь Николаевич».

— И что же, прикажешь этому верить, Рубцов? — отрывисто спросил Георгий Иванович. — Теперь тебе веры нет, учти. Все, что ты не скажешь, будет подвергаться сомнению. Вдруг ты хотел сбежать на Запад и потом поливал бы оттуда нас помоями? Одно могу сказать точно. Мы начинаем в отношении тебя полную проверку и приостанавливаем твое участие в чемпионате.

Нет, только не это. Вот чего я боялся больше всего.

— Подождите, — сказал я, встревожившись. — Как же так? Я же ни в чем не виноват. Это на меня напали и обокрали. Я-то тут при чем?

Я поглядел на тренеров и они, к своей чести, не стали стоять, засунув языки в задницу.

— Совершенно верно, Георгий Иванович, — сказал Деменчук. — Рубцов ответственный и серьезный парень. И потом, вы же видели его результаты. На сегодняшний день только он и Аракелян победили нокаутом. Если мы останемся без Рубцова, это может сильно сказаться на итогах соревнований.

Худяков снова посмотрел на меня и добавил:

— Ну да, мы же не хотим, чтобы наша сборная осталась без золота чемпионата Европы?

Возможно, он высказался чересчур оптимистично. Если уж на кого и возложат ответственность за мои хулиганства, так это в первую очередь на моего личного тренера. Как и я, Худяков тоже подпадал под каток проверки органов госбезопасности. Ему, пожалуй, может прийтись даже хуже, чем мне.

Тренер для боксера как отец родной. Его тоже будут допрашивать и выпытывать, не было ли в его действии или бездействии преступного умысла и намерения нанести вред интересам Советского Союза. Извлекут на свет божий старые доносы о его пагубном пристрастии к зеленому змию и тоже приплетут к делу.

Поэтому сейчас заступничество Худякова вызвало у Георгия Ивановича только раздражение.

— А вы молчали бы, Игорь Николаевич! — обрушился он на тренера. — Где вы находились, когда это произошло? Ведь это вы сообщили мне, что Рубцов отправится на тренировку один. Я разрешил под вашу персональную ответственность. И вот смотрите, чем это закончилось! Его вообще нельзя оставлять ни на минуту без присмотра! Хуже, чем малые дети, ей-богу!

Но если Худякова он мог заставить замолчать таким образом, то Деменчук прежде всего болел за итоги соревнований. Ради этого он даже был готов схватиться с КГБ.

— Я еще раз напоминаю, что отстранение Рубцова может иметь катастрофические последствия для нашего выступления, — сказал он, чуть повысив голос. Я усмехнулся, глядя на пожилого тренера в красном спортивном костюме, уже с седой шевелюрой, крепкого, как дуб. Ну, хватанул, «катастрофические последствия». Может, я и являюсь кандидатом на золото турнира, но даже без меня наша сборная должна выиграть хоть несколько первых мест. Хотя, когда идет такой спор, уместны любые сравнения. Чем-то Деменчук напомнил мне Касдаманова. Интересно, знаком он с Егором Дмитриевичем или нет? — Что я скажу нашему руководству после того, как мы приедем домой? Что самый перспективный боксер нашей команды был отстранен от боев только потому, что его сфотографировали в местной газетенке? Как вы думаете, погладит оно вас после этого по головке?

Георгий Иванович зло посмотрел на меня.

— Если этот ваш перспективный боксер убежит на Запад, этобудет иметь еще большие катастрофические последствия! — однако после этого, понимая, что в словах тренера сборной есть рациональное зерно, чекист постарался успокоиться. Он нервно пригладил шевелюру, шумно выдохнул и сказал: — Ладно, мое дело доложить руководству, а там оно само будет решать. Рубцов, садись и пиши объяснительную. Напиши все подробно, как ты оказался на этом чертовом снимке. И никуда ни шагу без моего разрешения. Никаких звонков, никаких передвижений!

Он поглядел еще раз на нас, поправил галстук и стремительно вышел из комнаты.

Глава 22. Никакого шанса

Сразу после ухода куратора из органов в комнате наступило молчание. Только издалека, даже через закрытую дверь, до нас доносился далекий рев трибун.

— Ну ты и натворил делов, Витя! — сказал Деменчук и уселся в кресло рядом со мной. — Говори давай, все и в самом деле было так, как ты сказал?

Худяков нервно прохаживался по комнате. Я откинулся назад на спинку кресла и ответил:

— А зачем мне фантазировать? Вы что же, думаете, что я специально отправился на этот забег с быками и позировал перед фотографами? Вообще-то соперники еще не выбили мне последние мозги на ринге, так что я мог бы додуматься, что так делать нельзя.

Деменчук шумно выдохнул и взял злополучную газету. Только теперь я понял, почему болельщики кричали «Энсьерро бокса!». Они уже успели прочитать статью про меня. Что там, кстати, сказано?

Главный тренер с досадой швырнул газету на столик и я взял ее. Она называлась «Mundo Deportivo», что означало, как я узнал впоследствии, «Спортивный мир». Это была одна из старейших газет в Испании, освещавшая события в мире спорта. Как потом рассказал мне переводчик, в статье было сказано о том, что боксер из Советского Союза решил принять участие в празднике энсьерро. Журналисты сообщили, что я сумел с успехом пройти испытание с быками, выказав необычайное мужество, «почти как настоящий испанец». Дотошные газетчики сумели даже узнать мое имя.

— Мне сообщили, что перевод этой статьи и твое фото уже успели напечатать в «Советском спорте» и в «Комсомольской правде», — устало сказал Деменчук, потерев красные глаза. Кажется, он не спал со дня прилета нашей сборной на соревнования. — Когда только успели об этом узнать эти пронырливые журналюги? Поздравляю, Рубцов, ты стал знаменитостью.

Я кисло усмехнулся. Худяков перестал ходить взад-вперед по комнате и закричал:

— Витя, ну почему ты не сказал мне? Я бы доложил руководству и мы могли бы что-нибудь сделать! Может, как-нибудь замяли бы эту историю! А теперь ничего не попишешь, тебя отстранят от соревнований, это как пить дать. Все, пакуй чемоданы, поедем домой.

Деменчук все также устало махнул рукой. Полез в карман, достал сигареты, закурил.

— Успокойся, Игореша. Может, все устаканится. Коней на переправе не меняют.

Он задумался, посмотрев в пол, а затем добавил:

— Хотя, если вспомнить, каким трудом тебе достался этот чемпионат, Рубцов, все может произойти.

— Ну, конечно! — снова закричал Худяков, потрясая руками, как на сцене театра. — Они ему сейчас все припомнят! И скажут, а мы предупреждали! Не надо было пускать этого Рубцова на европейский чемпионат! Вот что вышло, разве не видите?!

В чем-чем, а в этом он был прав. Все мои недоброжелатели в спорткомитете с радостью ухватятся за эту возможность насолить мне. Уж они раздуют из этой мышки огромного слона. Перевернут все с ног на голову.

Я уже знал, о чем они будут вопить на заседаниях комитета. Советский боксер участвует в массовых мероприятиях капиталистического запада! Позирует на людях, словно кинозвезда! Забавляется с быками хотя должен сражаться на ринге. Разве такое поведение достойно высокого звания советского спортсмена?

Не вставая с места, я что было силы стукнул по подлокотнику кресла. Вот дьявольщина, на ровном месте прокололся! Ведь так хорошо все шло! Но нет, надо было мне встрять в дерьмо по самые уши. Отправился помогать девушке, придурок хренов!

— Ты давай не порти мебель, а пиши объяснительную, — сказал Деменчук и потушил сигарету в пепельнице. — Только дай мне сначала почитать, перед тем, как отдавать Жоре. Там наверняка что-нибудь переписывать придется.

Он поднялся, кивнул Худякову и направился к выходу. По дороге сказал:

— Игорь, а ты теперь от него ни на шаг! Чтобы постоянно находился под контролем. Напишет объяснительную, потом в гостиницу и чтобы носа из номера не высовывал.

Худяков хмуро кивнул. Тренер сборной вышел, а мы остались одни. Последующие пару часов я сочинял бумагу, а Худяков молча сидел рядом и пил минералку и лимонады. Я так подозреваю, что ему страстно хотелось бы выпить чего-нибудь покрепче, но он тоже сдерживал себя.

Когда я закончил и передал одобренную Деменчуком объяснительную куратору из органов, мы отправились в гостиницу. Здесь мне даже не разрешили выйти в кафе и пообедать, еду принесли в номер. Позвонить домой тоже не дали. Вместо Григория Ивановича рядом с номером теперь находился один из переводчиков, молчаливый худощавый тип с пронзительным взглядом. Худяков тоже отправился в свой номер и заперся в нем.

Делать было нечего, я посмотрел телевизор, где все передачи и фильмы шли на испанском языке и с горя завалился спать. Мне приснились дурацкие кошмары, в которых я стоял на ринге, а вместо зрителей вокруг сидели огромные люди с бычьими головами. Потом один из них забрался на ринг, разорвав канаты и я с удивлением и страхом узнал в нем Гарсиа. Он указал на меня и начал ругаться на испанском. Не уверен насчет смысла слов, но интонация была вполне понятной.

Проснувшись в холодном поту, я обнаружил, что уже настала ночь, а испанская ругань сыпется с экрана телевизора, который я оставил включенным. Там шел какой-то фильм. Я выключил телевизор, для чего мне пришлось подняться и подойти к нему, поскольку здесь еще не было пультов дистанционного управления. Затем я открыл окно номера пошире и снова завалился спать.

Ночью мне снова привиделись дурные сны, но их я уже не помнил. Проснулся я под утро и хотел отправиться на пробежку, но выглянув из номера, обнаружил в коридоре давешнего мнимого переводчика.

— Обложили, гады, — пробормотал я и снова нырнул обратно в номер. — Со всех сторон.

Разминку и тренировку пришлось делать в номере. Честно говоря, не очень хотелось делать. Какой смысл потеть и стараться, если меня собираются отстранить от соревнований?

Но затем я вспомнил обещание, данное Егору Дмитриевичу и заставил себя сделать интенсивную тренировку. Спортивных снарядов и тренажеров в номере не было, пришлось обойтись прыжками, боем с тенью и отработкой ударов и движений. Под конец беспрерывных двухчасовых занятий я насквозь промок от пота.

Отдохнул полчаса и вышел на балкон. В столице Испании было темно. С учетом разницы во времени с Москвой я вообще проснулся еще ночью. Окна и лоджия выходили на север и я мог видеть за крышами домов, что на востоке небо начинает светлеть, возвещая о новом рассвете.

Я тяжело вздохнул, глядя на спящий город. Не думал, ни гадал, что мой чемпионат закончится так бесславно. Черт, Касдаманов будет сражен известием о моем отстранении. Он так вложился в мое участие, помог всем, чем только мог и вот на тебе, в итоге такой дурацкий и позорный финал.

Вернувшись в номер, я снова устроил бешеный бой с тенью, чтобы избавиться от мрачных мыслей. Наконец, через час я обессиленный, повалился на кровать.

Полежал, отдохнул, чувствуя себя немного лучше. Отправился в душ, снова отдохнул в постели. Заказал завтрак в номер. Потом еще немного подремал. Затем опять устроил тренировку.

На улице тем временем уже занялось утро нового дня. Там гудели и ревели автомобили, бегали пешеходы и дребезжали трамваи. Стаи веселых воробьев носились в воздухе.

Когда я снова устроил себе перерыв, дверь в номер распахнулась. На пороге стоял Григорий Иванович. Лицо доблестного чекиста снова пошло красными пятнами, глаза широко распахнуты. Что такого он опять нарыл в моей биографии? Уж не раскопал ли он, что я переселенец из будущего? Но нет, это, конечно же, невозможно.

— Рубцов Виктор Анатольевич, — судорожно сказал куратор, еле выговаривая слова. — Я приношу вам свои извинения за произошедшее. Вы совершенно свободны и можете идти, куда вам заблагу… заблого… Куда вы захотите, в общем.

От удивления я не знал, что и ответить. Стоял, как оглушенный, посреди комнаты и смотрел на нашего куратора. Это что, очередная проверка или какой-то дурацкий розыгрыш? Хотя, судя по выражению лица Георгия Ивановича, он ничуть не шутил. Да и не шутят в том ведомстве, где он работал.

— Э-э, а что случилось? — спросил я.

В это мгновение в номер ворвались Худяков и Деменчук.

— Витя, ты чего стоишь раздетый? — закричал мой тренер. — Быстрее собирайся, опоздаем на выступление. У тебя бой через десять минут!

Я не мог пошевелиться. О чем таком они толкуют?

— Ну что ты стоишь столбом, Рубцов? — громогласно заорал Деменчук. — Одевайся, автобус ждет у входа! Специально за тобой пригнали! Ты дерешься с голландцем, а еще ни черта не готов!

— Позвольте, товарищи, — сказал я, от удивления перейдя на официальный тон. — Разве меня не отстранили от соревнований!

Деменчук страдальчески закатил глаза, а Худяков посмотрел на бледного куратора.

— Вы что же, еще ничего ему не сказали? Как же так, Георгий Иванович? — затем он перевел взгляд на меня. — Ты полностью реабилитирован, Витя. Твое фото в Комсомолке увидел наш Первый. Ну, самый-самый Первый, — он ткнул пальцем в небо, подразумевая кремлевского небожителя. — И ему понравилось, как ты там вышел на фото и то, что не побоялся быков. Он сказал, что наши советские люди никого не боятся и ни перед кем не отступают, даже перед разъяренными быками. Он ждет теперь от тебя побед на ринге. Так что давай, собирайся быстрее, нельзя расстраивать нашего самого главного.

Вот это другое дело. Я мгновенно бросился за вещами и уже через минуту выскочил из номера вместе с тренерами. Ну, держитесь, господа противники, я теперь не оставлю вам ни единого шанса.

Микроавтобус мигом домчал меня до Дворца спорта, где проходил чемпионат. Остановился прямо перед входом, мы выбежали наружу и помчались в здание. Испанцы и иностранные туристы, стоявшие у входа небольшими кусками, узнали меня и зашумели: «Бокса Энсьерро!». Надо же, я действительно уже стал популярным.

Но останавливаться и раздавать автографы времени не было. Деменчук побежал сообщить организаторам, что я уже прибыл, а я с Худяковым понесся в раздевалку. Быстро переоделся и выскочил в зал, где проводились соревнования. Быстро прошел все процедуры перед боем.

Короче говоря, не успело пройти и десяти минут, как я уже стоял на ринге и вот тренер уже зашнуровал мне перчатки. Еще недавно я находился в гостинице и сокрушался о своей незавидной судьбе. А теперь я снова в привычной для себя стихии и уже внимательно разглядывал противника. Ладно, все что было, прошло, надо сосредоточиться на предстоящем поединке.

Моего соперника звали Питер Янсен, он спортсмен из Нидерландов. Это высокий, сильный парень, как и полагается выходцу из Голландии. Светлые соломенные волосы, голубые глаза, руки длинные, сам весь какой-то прямоугольный и несуразный.

Глядя на него, я недоумевал, как его пустили на ринг со мной, потому что он явно из лиги супертяжей. Видимо, в нем много росту, но он состоит из одних мышц и жил. Да, тяжелая штучка, с ним придется повозиться.

Но ничего, и с таким справимся, если понадобится. А надо, надо его зашибить, тем более, что моей победы теперь будут в Москве. Этот бой никак нельзя проигрывать.

Тактику против него придется разрабатывать на ходу, я ведь совсем не готовился к этому бою. Ну-с, что мы имеем?

Учитывая его подавляющее превосходство в росте и весе, нужно будет проверить, насколько Питер хорош в ближнем бою. Если он и там умеет драться, то это просто будущая звезда бокса.

Также, как обычно, надо проверить его на быстроту и на реакцию обманками. В общем, работы много, готовься, Витя. Этот голландец стоит на пути к моему чемпионскому титулу, его надо разорвать на мелкие кусочки.

Рефери объяснил правила, проверил нашу готовность, махнул рукой:

— ¡Boxeo, comencemos! (Бокс, начали! — исп.).

Звякнул гонг, зрители зашумели. Голландец двинулся вперед, я, наоборот, пошел назад. Очень, кстати, для меня нехарактерно, но почему бы и нет?

По глазам противника, сверкающим задорной спортивной злостью, видно, что он настроен победить. Зрители недовольно загудели, но плевать. Раз уж Янсен такой злой, лучше дать ему шанс выдохнуться и устать. Всегда успею еще попасть под молотоподобные удары его пудовых кулаков.

Видя, что я отступаю, Янсен удвоил скорость и с рыком набросился на меня. Видимо, он принял мое отступление за чистую монету. Неужели и впрямь подумал, что я испугался? Длинными сильными руками противнику было легче атаковать меня по верхним этажам, поэтому он ударил меня по голове.

Ну, как ударил. Вернее, пытался достать. Неимоверно вытянутый джеб левой рукой, чуть ли не через весь ринг. Затем тут же второй. Бил соперник неторопливо и увесисто, если заденет, то тут же уложит на настил.

Я уклонился от его ударов, сначала в сторону и чуть пригнув туловище вниз. От второго удара и вовсе присел, резко и внезапно. Не сказать, чтобы совсем уж на корточки, но чуть согнул ноги и оказался почти на голову ниже своего обычного роста.

На мгновение Янсен потерял меня из виду, его мощные удары прошли надо мной. По инерции он прошел еще вперед, почти навалился на меня и тут же мы очутились вплотную друг к другу.

Настала пора и для горячего блюда. Я выпрямился, одновременно ударив противника в щедро раскрытый корпус. Хук левой, короткий, для затравки, чтобы он не думал, будто напал на новичка. Попал в крепкий живот соперника, на поверку твердый, как стена.

В следующее мгновение я уже встал почти в полный рост, продолжая держать подбородок прижатым к груди и ударил правой. В подбородок Янсена, хорошим таким апперкотом.

Удар получился удачный, но голландец был слишком крепок, чтобы взять его вот так, с кондачка. Он очумело ушел назад, прикрывая голову и я только успел добавить ему левой. Снова в корпус.

Когда мы снова встали друг против друга после этой схватки, по глазам Янсена я понял, что он сделал правильные выводы. Сразу после этого противник снова пошел в атаку, но уже не так бездумно.

Я опять отошел назад, почти до канатов. Янсен дождался, пока я остановлюсь и снова атаковал. На этот раз левый прямой в голову.

Но это был просто финт. Настоящий удар шел следующим и это был боковой правой, уже в корпус. И вот его, надо признать, я избежать не успел.

Вернее, я уклонился, но недостаточно успешно. Удар получился жесткий. Я ожидал, что Янсен бьет больно, но оказалось, что он лягается, как конь.

Противник чуть не сломал мне ребра. Мало того, он и дальше пер на меня, как бульдозер, угрожая закатать в настил. Чтобы избежать следующих сильных ударов, мне пришлось маневрировать, двигаясь по рингу с бешеной скоростью.

В один из таких уклонов мне удалось снова пригнуться, согнув ноги и Янсен опять потерял меня из виду. Надо же, оказывается он, как жираф, видит только то, что находится у него перед глазами. Очень хорошая информация, ради такой можно пожертвовать ребрами.

Мало того, после того, как я присел и выпрямился, мне удалось вдобавок провести успешную атаку. К тому времени, как Янсен обнаружил меня, я уже снова вынырнул рядом с ним, чуть сбоку.

Удар в челюсть провести нельзя, противник заблаговременно прикрылся, но вот корпус у него, как всегда открыт. Ну конечно, такому высокому бойцу, как Янсен, недосуг следить за такими мелочами.

Раз так, я занялся обработкой его живота. К тому времени, когда противник очнулся, я успел нанести «двоечку» боковых, целясь в солнечное сплетение. Левый хук, потом правый. Руки Янсена пошли вниз, прикрывая корпус, поэтому третий удар я нанес ему в голову, но и сам тут же рванул в сторону, избегая ответного кросса.

Удивительно, но после второго удара голландец впервые выказал признаки того, что ему, оказывается, бывает больно. Он шумно выдохнул, скривился и отступил назад.

Ага, голубчик, вот еще одна твоя ахиллесова пята. Ты не любишь удары по корпусу. Ну что же, учтем на будущее.

Впрочем, дури в противнике еще было хоть отбавляй. Он быстро опомнился, сгруппировался и с яростью бросился в новую атаку на меня.

Глава 23. Падение с высоты

Ну да, было весело. Даже это короткое начало раунда уже принесло много ценных сведений о противнике. Можно считать разведку оконченной.

Выводы: голландец слаб в ближнем бою. Вернее, не так. Он более силен на дальней и средней дистанции.

Кроме того, если резко уйти из сектора обзора, теряется. Плохо защищает корпус. Подбрюшье его уязвимое место. Хорошо реагирует на обманки.

Что касается сильных сторон, так это, конечно же, мощные удары. Он может кулаком вколотить гвоздь в стену. Без шуток, серьезно. Вот у кого реально нокаутирующий удар.

Долго махаться с ним на дальней и средней дистанции — смертный приговор. Легче уж лучше сразу лечь под асфальтоукладочный каток.

Исходя из полученных данных, работаем по следующей тактике. Двигаться как можно больше. Входить в ближний бой. Финты — наше все. Разрываем его живот в клочья, так, чтобы кишки вывалились на ринг. Вроде все.

Между тем Янсен снова ломанулся в атаку. Молодец парень, не теряет надежды вырубить меня.

Финт левой в голову. Янсен остановился, атаковал меня издали. Уход от его длинной, как копье, руки.

Снова в сторону от удара правой. Одновременно мой хук левой. В корпус, в его живот, чтобы жизнь малиной не казалась.

Как раз угодил в момент вдоха. Янсен резко выплеснул воздух, чуток закалялся и оборвал атаку. Я ушел вниз, противник на долю секунды потерял меня из поля зрения.

Теперь быстрый подъем. Апперкот за счет пружинящего вставания с ног. Правой в живот. Противник в это время пытался вдохнуть после моего первого удара и вовсе не требовал добавки. Ну ничего, вот, получи, за счет заведения.

А когда Янсен, получив новый удар в корпус, невольно опустил руки, я добавил левой. Хук в голову. С разворота, с выкручиванием бедер и плечей.

Особо много надежды на удар я не возлагал, но почему бы не попробовать? Тем более, что я добавил силы, вложив вес тела. Как и учил Егор Дмитриевич, все по классике.

Но внезапно удар получился что надо. Видимо, первыми ударами по корпусу я выбил из соперника дух. А хук в голову получился добивающий. Как бы то ни было, но Янсен опустил руки, откинулся назад и упал на настил.

Я остановился, не веря глазам. Это что же, я завалил такого лося? Голыми руками, вернее, в перчатках?

Рефери оттеснил меня в сторону и я отошел в свой угол.

— Так держать, Витя! — ликовал Худяков.

Зрители тоже бушевали. Часть иностранцев стонала от разочарования. Другие, и их было большинство, ревели от восторга. Деменчук сунул два пальца в рот и свистел, как разбойник.

Но довольно радостей, друзья. Не надо бежать впереди электрички. Чтобы свалить Янсена в нокаут, понадобится молот. Причем не один, а три, потому что первые два вскоре разлетятся на куски.

И теперь, я чую, для меня наступит расплата.

Не успел рефери досчитать и до пяти, как голландец вскочил на ноги. Помотал головой, приходя в себя.

Свирепо глянул на меня. Ух ты, я разбудил в нем зверя. Ну, держись, Витя. Теперь начинается настоящий бокс.

Убедившись, что боксер очухался, рефери снова махнул рукой:

— ¡Boxeo! — давайте, снова выбивайте друг из друга дух, на радость зрителям.

Снова рыкнув, Янсен опять двинулся на меня. Только теперь остался на средней дистанции, лупя по мне джебами. Сейчас, после нокдауна он вдруг заработал с удесятеренной силой. Руками вертел, как мельница.

Мне не осталось ничего другого, кроме как отступить. Подобраться к нему вплотную не было возможности. Довольно усмехнувшись, Янсен продолжил в том же духе.

Темп его ударов только возрастал. Но, к счастью, тут звякнул колокольчик. Раунд закончился.

Еще раз одарив меня свирепым взглядом, Янсен отправился в свой угол. Я тоже.

Худяков и еще один помощник уже ждали меня. Я уселся на стульчик, тяжело дыша. Помощник обтер меня мокрым полотенцем.

— Ты видал, какой он здоровяк? — спросил Худяков, разминая мне плечи. — Как ты только смог его уронить в нокдаун?

Я поглядел на голландца. Янсен сидел, откинувшись на стойку ринга. Полностью расслабился, словно на веранде летнего кафе. Глаза прикрыл, как будто уснул. Нормально так, никакого волнения перед боем. Мне бы такое спокойствие.

— Да, он силен, — подтвердил я. — Но поддается дрессировке. Хороший мальчик.

Худяков схватил и потряс мои руки, чтобы из мышц ушло напряжение.

— Ты держись от него подальше, — сказал он. — Выматывай. Пусть собьет дыхалку.

Я еще раз поглядел на противника. Что-то непохоже, что он устал. Кажется, у него выносливости еще больше, чем у меня. Такого долго придется выматывать. Не говоря уже о том, что он будет безнаказанно лупить меня на дальней дистанции.

— Неа, — сказал я, качнув головой. — С ним надо в ближнем бою. Переиграть и уничтожить.

Теперь уже Худяков внимательно посмотрел на Янсена.

— Вообще-то да, он вблизи не так уж хорош. Я думал, раз уж он такой сильный, его лучше взять по очкам. Держать на расстоянии и бить.

Вот теперь я кивнул.

— Не знаю, получится ли, но буду брать его на крючок. Он такая громадная рыбина, что его придется долго заманивать.

Тренер посмотрел на меня, не совсем понимая, о чем идет речь.

— Ты это о чем толкуешь? Какая такая рыбина? Долбанулся, что ли?

Рефери вышел на середину ринга и позвал нас. Я поднялся.

— На крючок. И чем острее, тем лучше, — и сунул капу в рот.

Худяков недоверчиво ухмыльнулся. Я отсалютовал ему и подошел к рефери.

— ¡Boxeo, — снова повторил арбитр и начался второй раунд.

Янсен снова повторил маневр прошлого раунда. Надвинулся на меня, но остался на средней дистанции. На самом краешке, не подходя ближе.

Здорово работал руками, двигая плечами туда-сюда. Я даже не пытался пробиться, только сунулся пару раз, но получил пару джебов в голову и едва успел отскочить назад.

Ну что же, раз ты так, мы не будем сопротивляться. Будь подобен воде. Принимай любую нужную форму. Как говорил Сунь-цзы, когда противник атакует, не стой у него на пути.

Поскольку голландец оказался силен и вынослив, но падок на финты, придется выдумать нечто новое. Я все время отступал перед ним, а сейчас вдруг сунулся вперед.

Два встречных удара в голову, чтобы сбить темп его атаки. Ни один не прошел, зато Янсен угодил мне в скулу. Я успел прикрыться и блокировать его другие удары, но все равно «поплыл».

Опустил руки, качнулся, пошел в сторону, вращаясь вокруг оси. Зрители удивленно ахнули, Худяков схватился за голову. Я чуть не упал, но сумел выровняться и восстановил равновесие.

Видя все это, Янсен рванулся ко мне, как волк, почуявший запах крови. Ну конечно, раунд только начался, почему бы не порвать мне горло на лоскуты?

Я качнулся еще раз под его напором, отходя назад. И вскоре уперся в угол ринга. Дальше хода нет, позади Москва. Янсен навалился на меня, атакуя со всех сторон.

Зрители вопили, чувствуя, что скоро все закончится. Совсем как римские патриции, требующие убить раненого гладиатора.

— Уходи из угла! — орали мне все, кто только мог из нашей сборной. — Витя, уходи!

Я был бы рад это сделать, но голландец превратился в бешеную молотилку. Он был рад стараться, чтобы окончательно уничтожить меня.

Только ведь, братец, я приготовил тебе сюрприз. Ты что, думаешь, я просто так вдруг «поплыл» ни с того, ни с сего?

Конечно, только потому, что захотел этого сам. Это отличный прием, демонстрировать мнимую слабость, чтобы выманить зверя из норы. И теперь самое главное — не спугнуть его.

Застрелить в упор, разрывными в морду. Но сначала мне надо выбраться из угла. Здесь и в самом деле стало слишком жарко.

У меня главное правило — это победить как можно быстрее, с минимальными потерями для меня. А стоя в углу под бешеным натиском противника следовать этому принципу, пожалуй, трудновато.

Янсен осыпал меня короткими мощными ударами. Я двигал корпусом из стороны в сторону. Зрители вопили. Причем голландец, не будь дурак, старался отрезать мне все пути выхода из опасного положения.

Что делать? Конечно, только не стоять с выпученными шарами, как дебилоид. Так сражения не выигрываются.

Первым делом я постарался сгруппироваться. Прикрыть от ударов самые уязвимые точки на теле: подбородок, верх живота, печень. Но долго так не продержишься. Надо сваливать. Чем быстрее, тем лучше.

Сначала отвлечь внимание противника. Быстрый рывок влево, всем телом. Янсен мотнулся туда же, не давая выйти.

Но я оттолкнулся левой ногой и резко сменил направление движения. Скачок вправо. Ловкий выход из угла.

Почему вправо? Потому что так выгоднее и безопаснее. Движение получилось от сильнейшей правой руки противника. Она остается дальше, чем левая. Кроме того, уход проходит к внешней стороне боевой стойки соперника, а это еще один дополнительный плюс.

Янсен пытался повернуться ко мне и помешать выходу, но я при шаге вправо жестко толкнул его. Правой ладонью в локоть левой руки. Противник пошатнулся и не успел остановить меня.

Еще один переход и вот я вырвался из ловушки на оперативный простор. Янсен погнался за мной, восстановив равновесие, но я тут же остановил его джебом левой. Поскольку он не ожидал, что я огрызнусь, удар угодил точно в цель.

Получив джеб левой, а потом и правой, Янсен чуть отступил. Так что я не только вырвался из угла, но и угостил противника парой щелчков по носу.

Выбравшись из угла, я продолжил тактику притворной слабости. Зрители, смотрите внимательнее. Сейчас я устрою театр одного актера. Жаль, в боксе не дают Оскара.

Противник стремился дожать меня. Поэтому теперь он рванул вперед, приготовив пудовые кулаки, чтобы окончательно угробить меня. Я ушел по кругу. Быстрый шаг вправо, обмен боковыми ударами. Вот я уже возле левой ноги противника.

Затем разворот и я уже за ней. Ушел в бок, за внешнюю ногу противника. Хорошо, что здесь нет мудаков из спорткомитета. Вернее, есть, но сейчас они ничего не могут предъявить мне за тактику кружения вокруг соперника.

И поэтому я буду делать, то, что мне нужно. Я буду кружить вокруг этого сумасшедшего страуса, пока у него не закружится голова. А тогда он сам свалится в мои руки. Тем более, что он вообще не сталкивался с такой тактикой и быстро растерялся.

Тренер что-то кричал Янсену по-голландски. Он развернулся, стремясь достать меня, но я снова ушел за его ведущую левую ногу и очутился почти за спиной врага. Ах, какое выгодное положение. Мечта любого бойца. Конечно, я не стал терять времени.

Удар левой по ребрам противника. Это короткий свинг, его еще можно пережить. Не в полную силу, потому что я двигался и не успел занять хорошую позицию. Янсен дернулся от боли и принялся быстро разворачиваться. Ну, а теперь хук правой, сильный, жесткий, прямо в печень.

Противник застонал и опустился на настил. Сначала просто на колено, потом не выдержал и упал на четвереньки. Публика в зале заорала, будто в ринге взорвалась бомба. Я отошел в свой угол, предоставив рефери право начать счет.

— Uno, dos, tres… — начал отсчитывать рефери. Медленно, слишком медленно. Он что, еще и пытается вытащить голландца из нокдауна? — Cuatro, cinco.

Впрочем, нет. Я же говорил, что Янсен живучий парень. Сдохнет, но сделает свое дело. Упертый, как осел. Его скорее можно разрезать на кусочки, чем заставить отступить. Что и говорить, такой противник невольно вызывал уважение. Я и сам знаю, что выныривать из «грогги» это то еще ощущение. И тот, кто сумел сделать это так быстро, заслуживал того, чтобы перед ним сняли шляпу.

Поэтому, когда Янсен поднялся, превозмогая боль и поднял кулаки, зрители невольно зааплодировали ему. Я тоже кивнул похлопал перчатками друг о дружку. Хоть мы и не рыцари, но противник попался достойный. Ему можно воздать рыцарские знаки уважения.

Впрочем, его геройство все равно ни к чему не привело. Мы успели только опять недолго столкнуться. Звякнул гонг. Второй раунд тоже подошел к концу.

Я вернулся в свой угол и сел на стул. Рядом тут же возник Худяков. Я не видел его лица, потому что смотрел вперед, но услышал раздраженный голос.

— Ты спятил, Витя? — торопливо спросил тренер. — Забыл, что ли, про запрет на этот стиль бокса? Здесь есть представители спорткомитета и Федерации бокса, они сразу доложат, что ты выиграл с помощью своих старых штучек. Немедленно прекрати, слышишь?

Я молчал, глядя на Янсена, снова сидящего с закрытыми глазами. Вот зараза, его тренер тоже не дал парню отдохнуть спокойно, тоже что-то быстро нашептывал на ухо. Наверное, тоже про тактику боя. Интересно, раскусил ли меня тренер, догадался ли, что я изображаю мнимую слабость на ринге? Ничего, на следующий раунд у меня приготовлен еще больший сюрприз.

— Игорь Николаевич, не кипятись, — отмахнулся я от жужжащего над ухом тренера. — Это само собой так получилось. Ты же видел, что он пер на меня, как бульдозер? Что мне еще оставалось делать? Челюсть свою подставить для удара? Целоваться с ним?

Худяков на время замолчал, подумал, затем заговорил, сбавив градус раздражения:

— Ладно, просто постарайся обойтись без этого. Он тебя и так чуть не ушатал. Вот сволочи, если ты выиграешь, в спорткомитете скажут, что использовал неподобающую тактику, — он подумал еще раз и снова дал добро окончательно: — Ладно, победителей не судят, отобьемся. Если станет слишком туго, действуй, как знаешь.

Вот это уже совсем другое дело. Бедный тренер не знал, что я собирался делать в следующем раунде, поэтому так беспокоился. Ладно, постараюсь обойтись без этих «колец смерти» вокруг противника. Есть трюки не менее эффективные.

Рефери снова вышел на середину ринга и позвал нас. Все, шутки в сторону, теперь пошла настоящая охота. Я сунул капу в рот, поднялся и отправился в бой.

— Бокс, — сказал рефери и отошел.

На этот раз Янсен снова сходу ломанулся в атаку. Но, как и в предыдущем раунде, действовал осторожно. Остановился на пределе средней дистанции, лупя по мне длинными джебами. Хорошо, что ты так сторожишься, птенчик. Это давало мне возможность постепенно уходить назад и избегать его атак с помощью простых уклонов и блокирования ударов предплечьями.

Впрочем, долго так продолжаться не могло. Видя, что я совсем слабо огрызаюсь, Янсен постепенно начал усиливать напор. Он атаковал меня все сильнее.

С каждым ударом резко выдыхал воздух. Пот лил с нас ручьями и это отнюдь не преувеличение. Зрители кричали нам, требуя крови, а я медленно, но верно отступал перед нападением здоровяка.

А потом я получил сильный удар в голову. Это был третий удар соперника в целой серии джебов. Сначала удар левой, потом правой. Я уклонился, а когда прилетел третий, не успел уйти. Хотел ударить сам.

Третий джеб воткнулся мне в скулу. Я упал на настил, очень быстро, наверное, но все приняли это за чистую монету. Я видел, как зрители повскакивали с мест, а у боксеров из нашей команды вытянулись лица.

Ну, извините, ребята, так надо. Я же сказал, что будет очень драматическая ситуация. Вот, теперь наслаждайтесь. Мне надо, чтобы зверь полностью вылез из пещеры. И ничего лучше этого спектакля я не придумал. Пришлось создать впечатление, будто удар голландца был очень сильным и почти уложил меня в нокаут.

На самом деле я успел частично заблокировать его, а частично убрать голову. При этом я не слишком сильно пострадал.

Янсен отошел в свой угол, вскинув руку в победном жесте, а рефери начал отсчет. Я повалялся еще немного, изображая из себя умирающего лебедя, затем поднялся и поднял руки в боевой стойке. Рефери спросил, могу ли я драться дальше и я подтвердил, что все в порядке.

Что же, все были уверены, что бой скоро закончится. Янсен был уверен больше всех. Рефери дал команду продолжать бой. Противник посмотрел на меня со снисходительной улыбкой, затем направился ко мне, решив добить окончательно. Он двигался немного расслабленно и вальяжно, как сытый кот, играющий с мышкой.

Вот только мышка оказалась зубастая и очень проворная. На этот раз Янсен пренебрег джебами, а подошел ко мне вплотную и хотел избить хуками. Увы, мой друг, это ошибочное решение.

Я уклонился от его ударов с невиданной скоростью. Успел заметить изумление и непонимание на лице Янсена. Затем атаковал сам.

Хук левой в живот противника. Затем удар правой в печень. Янсен согнулся и пытался уйти назад, но он сам подошел ко мне слишком близко. Снова хук левой и снова в живот. Янсен захрипел, отбиваясь от моих ударов.

Но что же, я недаром так долго обрабатывал его корпус. Руки противника невольно опустились и я вогнал свой коронный апперкот ему в челюсть. Даже сейчас Янсен мог устоять на ногах, но я снова ударил его в печень левой. Этого хватило, чтобы противник упал на настил, не в силах подняться.

Рефери считал очень медленно, но Янсен уже не мог встать. Он корчился на канвасе, пока не прозвучал счет десять. Зазвенел гонг. Зрители завопили от восторга, а я мог наконец вздохнуть спокойно.

Глава 24. Сверхбыстрый

Бой с голландцем так утомил меня, что когда я спустился с ринга под торжествующие крики зрителей, то немного шатался на ногах. И на этот раз уже по-настоящему, а не для того, чтобы обмануть противника. В голове клубился туман, ребра трещали, желудок выворачивался наизнанку.

— Молодец, Витя, какой ты молодец! — закричал Худяков, бросаясь мне навстречу. Потом заметил мое усталое лицо и встревожился: — У тебя все в порядке? Ты как себя чувствуешь?

Я покачал головой, продолжая улыбаться через силу. Потом поплелся вместе с тренером через толпу зрителей, впрочем, стараясь держаться прямо и продолжать изображать триумфатора.

По традиции сейчас здесь должен был вынырнуть Гарсиа, но его что-то не было видно. Наверное, готовился к своему бою. Ну, и слава богу, не хватало еще, чтобы его рожица тоже мелькала здесь сейчас, нервируя меня и возбуждая у зрителей нездоровый интерес.

В комнате отдыха я присел на кресло и тут же согнулся от боли в ребрах и животе. Все мои внутренности горели огнем, как будто я поджег бензин и выпил его. Худяков стоял рядом со мной и выпрямившись, я увидел его озабоченное лицо.

— Ты чего, Витька? — спросил он. — Совсем плохо, да? Ну, подожди, сейчас врача притащу.

Он вышел из комнаты и вместо него вошли Деменчук и Григорий Иванович. Чтобы там ни сказал наш руководитель номер один, но присмотр за мной никто не отменял.

Тем более, что теперь я обязательно должен был дойти до финала, иначе наш главный-главный будет очень огорчен. А тогда могут полететь чьи-то головы.

Теперь они не могли допустить, чтобы со мной опять что-нибудь приключилось, а также мне нельзя было проигрывать. Короче говоря, отныне поводок, на котором меня держали, чекисты и спортивные чиновники натянули до предела. Да еще и намордник сверху накинули.

— Ну, молоток, Витя, молоток, — обрадованно сказал Деменчук и похлопал меня по плечу. — Здорово ты его завалил, грохот стоял по всему залу. Я думал, сейчас ринг рухнет. Э, а ты чего такой кислый? Болит чего?

Григорий Иванович встревоженно смотрел на меня. Профессиональная наблюдательность сразу помогла ему понять, что со мной неладно. Он теперь отвечал за мои выступления на чемпионате, поэтому его беспокоило все, связанное с моим здоровьем.

— Игорь Николаевич уже пошел за доктором, — ответил я, выпрямляясь в кресле. — Что-то живот побаливает. Ребра болят.

Деменчук похлопал меня по плечу.

— Ты, давай, не кисни. Ты уже на полдороге к титулу. Нельзя сейчас отступать. Соберись, давай. Верно, Григорий Иванович?

Наш куратор кивнул и тоже уселся в кресло. Он теперь отмалчивался еще больше. Видимо, решил дождаться приговора врача, а потом уже решать, что делать.

Доктор вскоре явился, сопровождаемый Худяковым и переводчиком. Быстро осмотрел меня, ощупал живот, спрашивая, где именно у меня болит. Потом осмотрел глаза и рот. Что-то сказал.

— Он не может понять, в чем дело, — объяснил переводчик. — Ребра вроде бы целы, внутреннего кровоизлияния нет. Возможно, сотрясение мозга. Он предлагает поехать в больницу, чтобы сдать анализы.

Деменчук посмотрел на Григория Ивановича. Тот кивнул.

— Только не на карете скорой помощи, а в нашем микроавтобусе. И чтобы журналисты не пронюхали.

В итоге вместо гостиницы я отправился в больницу. Там я провел полдня, сдавая анализы и подвергаясь бесчисленным осмотрам. Выяснилось, что все внутренности и кости целы. Врачи сказали, что для более точного ответа надо ждать результатов анализов и провести еще более тщательное обследование у разных специалистов.

Впрочем, к тому времени мне уже полегчало. Боль отступила и я почувствовал себя гораздо лучше. Возможно, это была побочная реакция организма на жестокие удары Янсена. У него ведь не кулаки, а настоящие кувалды.

— Пока оставайся здесь, под медицинским присмотром, — сказал Деменчук. — Вечером еще раз узнаем, можешь ли ты завтра выйти на бой.

Григория Ивановича к тому времени сменил другой куратор, неприметный молодой человек в сером костюме. Кроме того, приехал заместитель председателя Федерации бокса Рокотов Геннадий Васильевич.

— Бой уже завтра? — спросил куратор из органов. — Желательно, чтобы Виктор Анатольевич смог принять в нем участие.

Рокотов посмотрел на него и согласился.

— Да, куда же мы без Рубцова? — спросил он. — Публика не поймет, скажет, мы тебя специально спрятали.

Лицо у Деменчука немедленно стало сердитым. Хороший он мужик, как ни крути. Горой стоял за своих подопечных. Таким и должен быть главный тренер сборной.

— Если у Рубцова серьезные проблемы со здоровьем, мы не сможем выпустить его на ринг, — набычившись, сказал он. — Нельзя рисковать здоровьем нашего парня. Он должен вернуться домой целым и невредимым.

Рокотов с неудовольствием посмотрел на тренера сборной, затем испытующе глянул на меня. Потом сказал:

— Это понятно, никто не погонит боксера на бой, если имеются медицинские противопоказания. Но в то же время, учитывая особенный интерес нашего руководства к его выступлениям… А также его популярность у публики… Короче говоря, Виктор, голубчик, ты уж постарайся выздороветь.

Они вышли поговорить вместе с Деменчуком и куратором из госбезопасности. Отсутствовали долго, потом вернулись.

— Я чувствую себя хорошо, — заверил я их, даже не выслушивая, что они там придумали. В моих интересах было точно также продолжать выступления на чемпионате. Не мог же я бесславно вернуться домой из-за какой-то неведомой болячки. К тому же, мне и в самом деле стало лучше. — И обязательно буду выступать завтра.

Деменчук недовольно скривился, но ничего не сказал. Зато Рокотов поощрительно улыбнулся.

— Молодцом, Рубцов, так держать. Настоящий боевой задор, это я уважаю. Но только давай дождемся заключения врачей. Посмотрим, что они скажут.

Вердикт медиков появился только вечером. Ничего определенного он не содержал. Пока что никаких отклонений у меня не выявили. Для более точного диагноза требовалось провести тщательное обследование. Противопоказаний к выступлению не было.

Уже через час я вернулся в гостиницу и первым делом побежал звонить домой, а еще Маше.

— Ты куда пропал, Витя? — спросила Светка и тут же затараторила, не дожидаясь ответа: — А я тебя по телевизору видела! Ты так хорошо дрался, а потом свалил того дядьку. А еще твое фото в газете было. Ну, где ты с быками.

Слышать ее голос было уже радостно и приятно. У Виктора Рубцова, коим я уже почти стал, из всех родных людей осталась только эта сестренка. И я в самом деле испытывал к ней самые теплые родственные чувства. Ведь по сути для этого тела, для этой крови, что текла сейчас по моим жилам, Светка действительно была родным существом.

— Как у тебя дела в школе? — спросил я, пытаясь прервать поток ее словоизвержения. — Все в порядке, учишься?

— Ой, а что там будет? — беспечно отмахнулась девочка. — У меня одни пятерки, все хулиганы меня стороной обходят, никто за косички не дергает.

— Это еще почему? — нахмурился я. С чего бы это мою сестренку, как любую другую нормальную девчонку, обходят стороной бузотеры? Непорядок, знаете ли.

— Как почему? — удивилась Светка. — Потому что я Рубцова. Мой брат чемпион СССР по боксу. Ха-ха. Только Динька Коржиков не боится тебя, но он меня не обижает, а наоборот. Портфель таскает и конфетки покупает.

А, вот это другое дело. Я уж было подумал грешным делом, что с моей сестренкой что-то не так.

И это неудивительно, особенно учитывая все те удары судьбы, что ей пришлось недавно перенести. На первый взгляд, Светка довольно легко перенесла смерть родителей и бабушки, но я знал, что на самом деле на сердце у нее образовалась огромная рана. Я же помнил, как зимой сестренка выла ночами, кричала во сне, звала маму и папу, а еще и бабушку.

Долгое время она не могла спать одна. Нам помогали воспитатели, направленные органами опеки, но разве можно помочь в таком деле? Такие раны лечит только время. Ну, и еще повезло, что в молодые годы трагедии забываются и переносятся легче, чем в зрелые.

Мы поболтали еще немного и я убедился, что дома все в порядке. Потом трубку взяла тетя Галя и рассказала, как они радовались, когда меня объявили победителем. Про неприятности со снимком и свое пошатнувшееся здоровье я, естественно, рассказывать не стал. Распрощался, сказал, что надо готовиться к завтрашнему поединку.

Следующим адресатом была Маша. К сожалению, дозвониться до Егора Дмитриевича не удалось. Никто не брал трубку. Я ждал целых две минуты, вслушиваясь в далекие протяжные гудки.

Затем отключился и уныло побрел в свой номер. Наверное, Маша ушла на занятия, а Егор Дмитриевич находится в своей комнате и не соизволил поднять трубку. У него иногда бывали такие чудачества, не хотел брать трубку и все. Хоть ты в лепешку разбейся.

Вечернюю разминку пришлось опять провести в номере, потому что врачи рекомендовали мне покой и Деменчук распорядился не пускать меня сегодня в спортзал. Худяков, придя ко мне в номер, удивился моему стремлению снова отправиться на тренировку.

— Чудак человек, — сказал он, качая головой. — У тебя сегодня был трудный бой. Завтра еще один. Отдыхай, не насилуй организм. Давай лучше обсудим, что будем делать с твоим новым соперником.

Я послушался его, хотя и попрыгал со скакалкой минут пять для разминки. Чувствовал я себя хорошо.

Моим завтрашним соперником будет боксер из Югославии, Светомир Николич.

— Говорят, он прячет моторчик под задницей, — сказал Худяков, достав из холодильника газировку. Спасаясь от жажды выпить алкоголя, тренер пил лимонады в огромных количествах. — Очень быстрый боксер. Я его не видел, но те из наших, кто наблюдал его бои, подтверждают эту информацию. Он шуршит по рингу, как гребаный колибри. Сто тысяч оборотов в секунду.

Я задумался. Что делать? Попробовать быть еще быстрее? Или продолжатьиспользовать свою тактику обманок?

— Неа, даже не думай, — сказал Худяков, выпив лимонад. Когда он запрокидывал бутылку кверху, чтобы отпить газировки, его кадык двигался неровными толчками. — Ты его не переиграешь. Этот парень специализируется на быстроте. Он вынослив, как лошадь и может бежать целыми часами напролет. Так что готовь свою голову. Ты должен будешь победить его финтами.

Глядя, как пьет тренер, мне и самому захотелось лимонада. Я встал и достал еще одну бутылку из холодильника. Сел обратно, еще раз пораскинул мозгами.

Да, пожалуй, так будет лучше. Если югослав действительно быстр, как ракета, обогнать его будет чертовски трудно. Надо бить его на собственном поле.

Заманить в ловушку, а потом смотреть, как он корчится. Ну, будем посмотреть. Завтра будет не менее горячо, чем сегодня. А может, еще жарче.

Но я ошибался. Поединок с Николичем оказался не просто трудным. Это была настоящая резня.

Накануне поединка я пораньше прибыл во Дворец спорта. Хотел убедиться, что врачи допустят меня к бою.

Несмотря на раннее время, народу уже собралось немало. Люди стояли перед дверьми, на небольшой площади у здания, прогуливались на дорожках. Множество машин припарковано у обочины дороги. Меня узнали и начали кричать приветствия.

Наперерез мне бросились журналисты и любители автографов. Я расписался на нескольких своих фото с памятного противостояния быкам. Потом забежал во Дворец с бокового хода, игнорируя журналистов. Не хватало еще раздавать интервью, не санкционированное руководством.

Врач, осмотрев меня, сказал что-то по испански и подписал бумаги для допуска к поединку.

— Он говорит, что у тебя вполне хорошее состояние, — сказал мне переводчик. — Вчерашнее недомогание, видимо, вызвано переутомлением. Но сейчас все прошло. Чудесно, Витя. Вперед, мы ждем от тебя побед.

Ну, раз уж даже переводчик зовет меня в бой, действительно нельзя ступить и шагу назад. Я и так был рад, что меня допустили к поединку. Прямо гора с плеч свалилась.

Худяков и Деменчук, находившиеся тут же, обрадовано пожали мне руки. Закончив со всеми формальностями, я отправился переодеваться и готовиться к бою.

По дороге мысленно настраивался на бой и вспоминал все, что мы вчера распланировали с тренером. А еще я вспоминал, что говорил Егор Дмитриевич насчет быстрых бойцов.

— Ну, главное, работай по плану, — сказал Худяков, когда я переоделся и начал разминку. — Помнишь ведь, что мы с тобой решили.

Да, я все прекрасно помнил. Мозги работали на удивление четко и ясно. Как будто вчера я не валялся с больным животом и головой.

Для того, чтобы противостоять боксеру-живчику, нужно максимально насытить действиями время во всех раундах. Бойцы темповики и сами любят постоянно атаковать, поединок с ними это вечное кровавое рубилово. Весь бой представляет собой эффектное зрелище, приводящее зрителей в восторг.

Стремительность действий такие парни держат за счет нескольких факторов. Это невероятная выносливость, взрывная энергия и еще характер. Чем больше характера, тем тяжелее сражаться с таким бойцом.

Они все время идут в атаку, никогда не отступают. Даже если им приходится отойти, то они стараются яростно контратаковать даже во время отхода. Это помогает им контролировать ритм поединка и подавлять инициативу противника.

Удары у таких боксеров не отличаются силой, куда там до моего вчерашнего голландца. Но зато они наносят тысячу других, коротких быстрых ударов, которые по своему эффекту могут быть не менее опасны, чем один нокаутирующий. Причем даже если их противники знают об этом, им редко удается противопоставить что-нибудь взамен, слишком уж высокий задан темп.

Ну, а если рискнуть и попробовать посостязаться с ним в быстроте, то можно легко улететь в нокаут. В этом темпе быстрый противник уже набил себе руку, он чувствует себя, как рыба в воде. А если не тренироваться в таком темпе постоянно, то очень скоро выдохнешься сам и свалишься на настил с высунутым языком. Я об этом еще вчера подумал.

Меня вызвали на бой и мы вышли из раздевалки и направились в зал для выступлений. Публика уже разогрета предыдущим боем. Я дошел до ринга и взобрался на него, пройдя через канаты.

Светомир Николич оказался невысоким крепышом, быстрым в движениях, на первый взгляд даже суетливым. Но обманываться нельзя, обычный торопыга вряд ли добрался бы до чемпионата Европы.

Готовясь к бою, я пытался проникнуть взглядом внутрь его черепной коробки, вскрыть его мозги. Узнать, что у него на уме.

Какое средство есть против таких напористых бойцов? Конечно же, можно принять глухую оборону, о которую должны разбиться все наскоки бойкого противника. Но одной такой обороны мало. Надо защищаться активно, а не пассивно.

Резать атаки живчика надо меткими встречными ударами. Надо максимально утомить его. Он и так будет расходовать много энергии, значит надо сделать так, чтобы он задохнулся от усталости. И вот тогда можно идти в контратаку.

Коротко говоря, надо выстоять, отражая его первые атаки, а потом, когда он выдохнется, пойти в глобальную контратаку.

Рефери подозвал нас, объяснил условия боя. Он был англичанином, переводчик объяснил его слова. Мы неотрывно смотрели друг на друга.

Чтобы драться с таким быстрым бойцом, нужно контролировать стойку. Тщательно прикрывать тело руками, постоянно двигаться. Уклоняться по большей части вправо, чтобы торопыга тратил как можно больше сил на бесплодные атаки.

Огрызаться все время, чтобы жизнь не казалась ему малиной. Чтобы прерывать бешеный поток ударов и даже атаковать иногда самому.

— Бокс, — сказал рефери, долговязый усатый мужчина в белом костюме с черной бабочкой. — Пусть победит сильнейший.

Мы с противником пошли друг на друга, приготовившись порвать друг другу глотки.

Глава 25. Быстрее молнии

Николич и в самом деле оказался невероятно быстр. Не успел я и глазом моргнуть, как он уже очутился передо мной и провел целую комбинацию ударов. Гребаный малыш мелькал передо мной со скоростью мангуста, атакующего кобру.

Начал он с самой эффективной и простейшей серии ударов. Джеб и кросс, в обмен на мои попытки отбиться. Зачем изобретать паровоз? Самая обычная и базовая комбинация, азбука бокса, которую знают все новички. «Раз-два» и снова «раз-два». И опять, и опять, и так до бесконечности.

Плечи противника дергались взад-вперед с бешеной регулярностью. Что еще лучше всего, так это то, что этой простейшей, как инфузория туфелька «двоечкой» можно бить, когда ты продвигаешься вперед в атаке, так и когда ты стоишь на месте и отражаешь контрнападение.

Чтобы избежать многочисленных ударов, я принялся «качать маятник». Даже для прогрессивного восточноевропейского бокса это было новым приемом, особенно, если его применять против простейших «двоечек». Мы двигались прямо как на тренировке, Николич бил, а я уклонялся, быстрее и быстрее.

Не ото всех ударов удавалось уйти, но поскольку они были легкими и смазанными, вреда от полученных было немного. Зрители в зале вопили от восторга, а я все окружающее мелькало передо мной, будто я катался на обезумевшей карусели.

Что еще характерно, так это то, что противник начал использовать джеб, чтобы готовить последующий кросс. Иногда он бил прямой удар в качестве дальномера, иногда финтил им, отвлекая меня от последующего кросса, а иногда просто лупил меня по лбу, чтобы ослепить. Потом я заметил, что соперник иногда бьет джеб дважды левой рукой, быстро-быстро, два раза, выходя на нужную дистанцию для нанесения удара по мне, а затем, примерившись хорошенько, кидал кросс.

Через минуту этой отчаянной гонки мы отскочили друг от друга. Оба тяжело дышали, хотя я заметил, что Николич выдохся гораздо меньше меня. Я дышал тяжело, будто только что взбежал на Эверест, по лицу текли ручьи пота.

Ну, положим, на самом деле я не устал настолько, насколько старался изобразить, потому что уже начал вводить противника в заблуждение, но все-таки я запыхался. Да, надо признать, что гребаный шустряк заставил меня утомиться. Что будет дальше, даже думать не хочется.

Чуть отдохнув, Николич снова кинулся на меня. Я же говорил, что он не отстанет, пока я не выплюну свои окровавленные легкие за ненадобностью. Только теперь противник разнообразил технику и принялся осыпать меня «троечками», по всем этажам.

Он работал на средней дистанции. Сначала джеб левой, потом снова кросс правой и на закуску хук, теперь уже левой. В голову или в корпус, в зависимости от того, где у меня меньше прикрыто тело. Главный удар, конечно же, приходился напоследок, потому что он был самым неожиданным в этой серии. Мне даже не приходилось гадать, откуда он сейчас прилетит, потому что каждый раз боковой заставал меня врасплох.

Причем, как я заметил, Николич отлично работал ногами, мгновенно сокращая дистанцию или, наоборот, увеличивая ее, чтобы подобрать нужное расстояние для итогового бокового удара. Ох ты ж долбаный мастер, мне приходилось очень трудно отбивать его молниеносные жалящие атаки.

Теперь он использовал первоначальный джеб для подготовки атаки. Кросс тоже наносил вполсилы, чтобы отвлечь мое внимание от основного, третьего удара. Сразу после этого следовал хук, обычно совсем в другой стороне от кросса. Например, кросс он наносил в голову, тогда хук тут же шел в корпус. И наоборот.

После кросса противник не оставлял свою голову прямо напротив меня, а слегка наклонял ее в сторону своей передней ноги, стараясь занять наиболее верную позицию, чтобы не нарваться на встречный удар. Но куда там. Разве у меня было время для контратак? Я изображал из себя запуганного этим шквалом слабака и только стоял в беспомощной оборонительной стойке, уклоняясь от ударов.

Но все-таки иногда после второго кросса я пытался огрызнуться и выбрасывал останавливающие джебы. Но противник старался ударить почти сразу и мои контратаки часто проваливались, потому что его хуки следовали почти сразу за вторым ударом.

Затем, после еще одной минуты моей обработки, Николич опять отскочил назад и на мгновение замер. Я так подозреваю, что он часто тренировался работать в условиях высокой интенсивности, потому что дыхание его хоть и было быстрым, но равномерным.

А вот я хрипел и задыхался от чересчур быстрых движений. Краем глаза я успел заметить, что Николич потихоньку приподнял уголки толстых губ. Радуется, что загнал меня, как измученную антилопу. Это хорошо, значит он поверил. Ну, а теперь у меня есть для тебя небольшой сюрприз, приятель.

Когда соперник снова набросился на меня, намереваясь завершить раунд новой победоносной атакой, я тоже рванул навстречу и сам осыпал его «двоечками». Прямой по корпусу и кросс в голову врага.

Работа на средней дистанции. Джеб очень быстрый, несильный, а молниеносный. Ноги слегка согнуты в коленях. Вместе с джебом шаг вперед, цель — солнечное сплетение. Но все равно джеб наносится для отвлечения. Главное, это опустить глаза противника. А напоследок — жесткий кросс в голову.

Ловушка удалась. Просто и эффективно. Николич совсем не ожидал от меня такой дерзкой контратаки. Прежде чем он успел завершить атаку и отскочить, я пробил ему кросс в лицо. Противник упал назад, присев на задницу.

Тут же вскочил, потому что его сразила больше неожиданность маневра, чем его сила. Но зато трибуны заревели от восторга, приветствуя мою контратаку. Впрочем, многие болели за Николича, поскольку своей быстрой и зрелищной манерой боя югослав снискал популярность у зрителей. Поэтому его поклонники взвыли от огорчения.

Не теряя времени, мы снова схлестнулись в бешеной схватке, но вскоре прозвучал гонг. Первый раунд подошел к концу, а мы дышали так, словно пробежали марафонскую дистанцию. Зрители свистели и улюлюкали, требуя продолжения банкета.

— Вот это была мясорубка, — сказал Худяков, когда я устало уселся на свой стульчик в углу ринга. — Это было жестоко. Такого накала я еще не видел. А я и не думал, что ты можешь так быстро двигаться. Касдаманов неплохо натаскал тебя даже против таких темповиков.

Он еще мог бы два часа распространяться насчет нашей зарубы, но я прервал его:

— Ты заметил, где у него слабые стороны?

Худяков тут же запнулся, а затем быстро ответил:

— Да, я думаю, что все-таки слишком увлекается быстротой и поэтому чересчур торопится. Если бы он не двигался так быстро, а чередовал темп, то мог бы несколько раз достать тебя сильным апперкотом в голову. Но он предпочитает работать легко и безопасно.

Надо же, а этого я не заметил. Слишком уж быструю мы устроили схватку. Зато мне показалось, что он хорош в ближнем бою и плох в защите.

Когда я сказал это Худякову, он подумал и согласился со мной:

— Да, это действительно так. Он теряется, если его атаковать внезапно. Все, что от тебя требуется, это держать глухую оборону и выжидать удобного момента. А потом быстро врезать ему, да так, чтобы уже не очухался.

Да, пожалуй, так и следовало поступить. Перерыв закончился и рефери вызвал нас на следующий раунд. Я поднялся, а Худяков сказал вдогонку:

— Знаешь, его можно будет свалить даже одним ударом. Хорошим мощным ударом в рожу. Живот у него крепкий, а вот подбородок слабый. Бей туда, не разменивайся на серии.

Я кивнул и отправился на очередную схватку. Честно говоря, даже за время перерыва я не успел полностью выровнять дыхание. Зато Николич уже дышал спокойно и размеренно. Да, он и вправду вынослив, как табун скакунов.

— Box, gentlemen, — сказал рефери и отступил назад. — Come on.

Но нас не надо было подгонять. Николич снова подскочил ко мне и опять начал безудержную атаку. Теперь он чередовал «двоечки» с очень длинными комбинациями. Я перестал «крутить маятник» чересчур интенсивно и просто прикрывал голову и корпус руками и плечами. Но противостоять напору противника было очень трудно.

Он обрушил на меня очень разнообразные удары. Джеб и кросс, потом отскок. Быстрая оценка обстановки. Заметил, что я продолжаю держать оборону и новая атака. Только теперь уже джеб, потом снова кросс, потом апперкот и опять кросс вдогонку. По большей части на средней дистанции, но иногда противник подскакивал вплотную и атаковал на ближней. Особенно последние два удара комбинации.

Неизменным было одно. Первые джебы и кроссы всегда были чертовски быстрыми. Потом Николич едва заметно склонялся в сторону своей передней ноги и выкидывал апперкот левой. Молниеносный, короткий, самый сильный удар во всей комбинации. Затем, едва успев его провести, разворачивал заднее плечо и бил сильный кросс правой в голову. Его рука часто шла через мою левую руку.

Впрочем, мои уклоны и блоки помогали избежать сильного урона от этой комбинации. К тому времени, когда прошла первая минута раунда, я понял, что в этом и состоял стиль Николича. Он до автоматизма отработал вот эти простейшие комбинации и теперь постоянно отбивал их на мне.

Действительно, очень эффективная тактика. Не надо заморачиваться на тему того, как быть дальше. Просто старайся отбить заученные движения как можно быстрее, дожидаясь, когда какой-нибудь из ударов пройдет в цель. Гениально, аплодирую стоя.

Вот только я очень быстро раскусил эту его тактику. Надо же, он даже почти не менял последовательность ударов. Вскоре я уже догадался о том, какой удар последует вслед за очередным и успевал заранее к нему подготовиться.

В то же время я постоянно думал о том, что это ловушка. Противник специально приучает меня к заученной серии ударов, чтобы потом сломать привычный ритм и нанести новый удар. Во всяком случае, на его месте я поступил бы именно так.

Но время шло, а Николич продолжал бить одни и те же серии. Впрочем, даже этого мне хватало, чтобы с трудом держать оборону. Быстрые короткие кроссы то и дело проскальзывали через мою защиту и жалили в лицо. Я едва успевал убирать голову.

Когда подошла середина раунда, я впервые заметил, что противник начинает уставать. Он бил уже не с такой же бешеной интенсивностью, как в начале раунда. И уж тем более не с такой быстротой, как в первой нашей схватке.

Ритм боя изменился. Едва уловимо, но все же. Зрители тоже заметили это и завопили еще больше. Пожалуй, этот наш поединок был самым громким и крикливым за все дни чемпионата.

Но я не обращал внимания на зрителей. Пожалуй, теперь надо еще больше вымотать противника. Да, сейчас он чуть устал, но скоро восстановится. Все, что мне надо сделать, так это внушить ему надежду, что он может победить в самое ближайшее время. Чтобы он удвоил усилия и постарался потратить еще больше энергии.

Во время очередного бокового удара я чуть опустил плечо и позволил ему достать меня в скулу. Затем изобразил, будто потерялся после этого тычка и попятился назад. Николич набросился на меня еще быстрее, стремясь добить.

Хорошо, что я держал руки поднятыми. Противник осыпал мою голову быстрыми двойными ударами, чередуя джебы и кроссы. Я отступал назад, прикрывая голову. Не только Николич, но и зрители подумали, что мне сейчас будет крышка и ожидающе завопили, словно болельщики на футбольном матче, видящие, что капитан сборной принял мяч, ведет его к воротам противника и сейчас забьет гол.

Но-но, ребята, не надо так торопиться. Я продолжал делать вид, что сейчас упаду на настил, но все равно держался. Николич осыпал меня ударами и для этого придвинулся совсем близко, забыв об осторожности. Я приготовился пробить ему хорошую серию в голову, из трех сильных ударов, но не успел.

Звякнул гонг. Второй раунд тоже завершился. Я вернулся в свой угол, на ходу изображая человека, только что избежавшего смертельной опасности. Как будто я выскочил из пасти акулы.

— Ты чего это, пять свои шутки шутить вздумал? — строго спросил меня Худяков, когда я рухнул на стул.

Между прочим, на этот раз я уже не дышал так тяжело и часто, как после первого раунда, потому что не двигался так быстро, а просто держал глухую оборону. Это обошлось мне в несколько дополнительных очков, но что поделаешь, надеюсь, я наберу их в следующем раунде.

— А ты как думаешь, Игорь Николаевич? — спросил я, продолжая наблюдать за Николичем.

Противник тоже подустал и уже не выглядел таким бодрячком, как в начале боя. Неужели это тоже хитрость с его стороны? Нет, вроде бы он полностью полагается на свою подвижность и поэтому даже не думает о том, чтобы ввести меня в заблуждение. Хотя на всякий случай надо всегда учитывать эту возможность.

— Я думаю, что ты большой затейник, — ответил Худяков, протирая мое потное лицо полотенцем. — Но сегодня можно обойтись и без этих твоих штучек. Он и так уже запарился, скоро сдохнет от усталости. Тебе надо просто держать оборону и когда он выдохнется, подарить ему хороший апперкот. Все, как ты умеешь.

Я тяжело вздохнул и постарался выровнять дыхание.

— Посмотрим, если получится, почему бы и нет. Он такой быстрый, что может проскочить мимо моего капкана, а если и попадется в него, то тут же выскочит.

Худяков кивнул и снова сунул мне капу в рот.

— Вот-вот. Иногда слишком затейливые узоры портят всю красоту. Просто иди и выбей из него дух.

Конечно, я согласился только для того, чтобы тренер успокоился. Я же видел, как сильно устал Николич. Осталось устроить ему еще одну провокацию и тогда он должен свалиться в мою ловушку.

Рефери объявил о начале третьего раунда. Зрители подбадривали нас громкими криками. Я поглядел в глаза противника и мысленно сказал ему: «Сейчас ты упадешь под моими ударами!».

По взгляду Николича ничего нельзя было понять, но зато когда звякнул гонг, он снова напал на меня с неукротимой яростью. Ох и туго же мне пришлось!

Даже не пришлось изображать, будто я нахожусь на волоске от поражения. На этот раз противник бил джебами и апперкотами. Очень опасная комбинация. Он подошел на среднюю дистанцию, а иногда подходил и еще ближе. Я прятался за высоким блоком, а он пытался пробить мою защиту джебом. Затем целился между моими перчатками апперкотом с дальней правой руки, пробивал его, а напоследок добивал новым апперкотом, но теперь уже с передней руки. Вторым ударом он пытался сломать мою защиту, а добить меня старался третьим апперкотом.

Я держался весь раунд. К его исходу Николич уже дышал так хрипло, будто легкие у него были прострелены навылет. Я выждал подходящий момент, когда он опустил руки от усталости и пробил сначала джеб левой. Потом добавил хук с правой руки.

Сам не ожидал, но удар получился сильный и мощный. Я угодил противнику в неприкрытую часть головы возле уха. И даже не ожидал того, что случится потом. Николич вдруг остановился, сложил руки и рухнул лицом вниз.

Я даже не понял сначала, что бой уже окончен. Зрители повскакивали с мест с криками, а рефери подбежал к нам и склонился над Николичем. Потом убедился, что он лежит без сознания и позвал врача. Гонг бешено зазвенел, оповещая весь мир, что я победил.

Дальше все происходило, как в тумане. Дыхание у меня самого сбилось до минимума. Я подошел к Николичу и посмотрел, как у него дела. Врач уже успел привести моего противника в чувство и он теперь сидел на настиле, сложив руки на коленях. Потом на ринг высыпали его тренер и помощники, подняли боксера и повели с ринга.

Рефери поднял мою руку, а ведущий объявил, что я победил. Худяков тоже выскочил на ринг и обнял меня. Зрители рукоплескали, но я хотел только одного: рухнуть где-нибудь в уединенной комнате и лежать без движения.

Это мне и удалось сделать через пять минут. Я добрался до комнаты отдыха и с облегчением опустился в кресло. Тренеры, другие боксеры нашей команды, помощники и переводчики покружились вокруг, потом исчезли.

На короткое время я остался один. И только теперь осознал, что пробился в финал. Как и предсказывали, моим соперником за чемпионский титул стал Гарсиа.

Я поглядел на телефонный аппарат, стоящий на столике рядом с креслом. Почему бы не дозвониться до Касдаманова и не обрадовать его известием о моей победе? И не поговорить о том, как разобраться с испанцем?

Сказано — сделано. Я придвинул аппарат поближе и позвонил Егору Дмитриевичу. Номер пришлось набирать длинный, долго выкручивая диск телефона. Когда раздались гудки, я настроился ждать, но трубку подняли почти сразу.

— Алло, Егор Дмитриевич? — сказал я, не веря своему счастью. — Это я, Витя Рубцов. Я выиграл, Егор Дмитриевич! Слышите? Теперь у меня финал! Алло, слышите?

В трубке молчали и мне показалось, будто я кричу в колодец, только без ответного эха. Что такое, связь пропала?

— Алло, Егор Дмитриевич, что же вы молчите? — спросил я. — Вы слышите меня, Егор Дмитриевич?

Я хотел сказать что-то еще, но внезапно трубка ожила и печально ответила голосом Маши:

— Витя, нет больше Егора Дмитриевича.

Глава 26. Теперь придется самому

Нет, только не это. Нет, только не это. Нет, только не это. Это была самая ужасная новость, что я слышал за последнее время.

И все же это было так невероятно, что я не поверил услышанному. Чтобы Касдаманов скончался, даже подумать о таком невозможно. Он казался мне бессмертным, ну или хотя бы, патриархом-долгожителем. Тем, кто без проблем живет триста-пятьсот лет. Тем, кто держит на плечах остальной мир и без кого этот мир сразу обрушится.

— Что ты такое говоришь? — спросил я. — Маша, это ты? Я не понимаю…

Я все еще надеялся, что произошла ошибка и я что-то неправильно расслышал. Не может быть, чтобы Егор Дмитриевич скончался.

— Его больше нет, Витя, — повторила Маша глухо и я понял, что девушка убита горем. — Он умер сегодня утром. Вчера ему снова стало плохо, его увезли в больницу. Я была всю ночь там, а под утро он… Прямо у меня на глазах…

Она всхлипнула. Да уж, это вовсе не плохой сон, а все происходит наяву. И мне не осталось ничего другого, кроме как осознать и принять это гребаное известие. Я надеялся, что после смерти Касдаманов попадет в более лучший мир, там, где каждый боксер гарантированно получает золотую медаль, ведь он сделал для бокса много чего хорошего.

— Мне очень жаль, Маша, — сказал я. Я чувствовал себя так, будто из-под ног у меня выбили опору и я сейчас свалюсь вниз, в бездонную пропасть. С уходом Егора Дмитриевича мой мир раскололся на части. Я добавил, пока девушка не разревелась окончательно: — Мне и в самом деле очень жаль. Ты даже не представляешь, кем он был для меня. Это так ужасно, так ужасно… Но я все равно не могу поверить в это.

Как же я теперь буду жить с этим? Мой наставник скончался, а я здесь, на чемпионате, даже не смогу приехать, чтобы попрощаться с ним. Как же я буду драться, зная, что моего тренера больше нет? Вот дьявольщина, ведь это ему, больше чем кому-либо я обязан своим титулом и всеми своими достижениями.

— Похороны уже завтра, — сказала Маша. — Тут столько народу будет, я даже не знаю, как быть. У него так много друзей и учеников, я даже и не подозревала. Они все приедут.

Я почувствовал, что тоже должен быть там. Плевать на чемпионат, плевать на все, я должен тоже приехать, чтобы попрощаться с наставником. Это, конечно же, огромная глупость, но все же.

— Я тоже приеду, — тут же сказал я. — Вылетаю сегодня же. Я постараюсь успеть, чтобы…

Но Маша не стала меня слушать, а тут же перебила:

— Витя, ты не можешь оттуда уехать. Тебе остался последний бой, чтобы выиграть. Он все время спрашивал, есть ли от тебя новости. Он так хотел, чтобы ты выиграл этот чемпионат. Поэтому ты не можешь бросить вот так все и уехать. Тем самым ты не почтишь его память, а, наоборот, оскорбишь.

Последнюю фразу девушка произнесла жестко и отрывисто. Куда только делись всхлипы и сдерживаемые рыдания. Ну да, кто бы сомневался, она ведь внучка Касдаманова. В минуты, когда надо, она становилась волчицей, также, как и он. Хотя в обычное время ничто не говорило о том, сколько сил таится в этой хрупкой девушке.

— Но… — начал было я, но Маша снова меня перебила.

— Витя, если ты хочешь отдать дань его памяти, то просто оставайся там и победи. Вот самое лучшее, что ты можешь сделать для него. Достигни самых высоких вершин в боксе.

Легко сказать, однако. Разве я теперь смогу о чем-то спокойно размышлять, после того, как услышал о смерти Егора Дмитриевича? Готовиться к поединку, как ни в чем не бывало? Задним умом я понимал, насколько права Маша, но чувства отказывались принимать это.

— До последней минуты деда ждал новостей о том, что ты победил, — сказала Маша после небольшой паузы и снова всхлипнула. — Витя, я очень хотела бы увидеть тебя здесь, ты даже не представляешь, как, но, пожалуйста, оставайся там. Дерись в этом проклятом последнем бою. Ты должен победить, Витенька.

Больше всего на свете я тоже хотел сейчас быть там, рядом с ней, обнять и прижать к себе. Ну почему я здесь, в тысяче километров от нее?

И еще, теперь, после внезапного ухода моего наставника я чувствовал себя так, будто из меня выпустили весь воздух. Весь боевой задор куда-то пропал, я ощущал это всем своим существом. Наверное, именно поэтому я хотел сбежать с завтрашнего поединка.

Теперь я сомневался, что смогу победить. Завтра могло случиться все, что угодно, даже поражение. А как после этого смотреть в лицо Маше, я даже не представлял себе. В то же время я понимал, что не могу сбежать отсюда, с этого проклятого чемпионата. Надо отстоять свой пост до конца.

— Мне очень жаль, Маша, — сказал я глухо и удивился, как изменился мой голос. — Мне очень жаль, что так случилось. Я тоже хотел бы быть там, но ты права. Я останусь здесь и постараюсь выиграть. Ради Егора Дмитриевича.

Маша помолчала, потом твердо сказала:

— Спасибо, Витя. Я буду ждать тебя, — и повесила трубку.

Я послушал короткие прерывистые гудки и тоже положил трубку. Потом огляделся и услышал, как в зале для выступлений кричат зрители. На их глазах там в очередной раз дрались два человека, стараясь вышибить друг другу мозги.

Завтра и мне предстоит стоять там же, напротив Бешеного Быка Гарсиа, несущегося на меня во весь опор. И в этот раз не думаю, что найдется Энрике, который сможет позвать меня и указать на пробоину в заборе. Нет, против этого быка придется стоять до последнего.

Я вылез из кресла и почувствовал дикое головокружение. Комната завертелась перед глазами, уходя куда-то в сторону. Чтобы не упасть, пришлось схватиться за подлокотник кресла.

Что это, черт подери, минутная слабость или нечто большее, какое-то недомогание? Не хватало еще опять развалиться на куски, перед самым ответственным боем на этих соревнованиях. Я выпрямился и замер на месте, стараясь привести себя в чувство. Что за бред, со мной вообще такого никогда не было!

Через пару минут головокружение прошло, только остались небольшие неприятные ощущения. Подташнивало. Надо срочно отправиться в гостиницу, отлежаться. Ведь завтра такой ответственный бой. Мне бы только немножечко отдохнуть.

Я дошел до двери, но она распахнулась сама. В комнату вошел сияющий Худяков.

— Эгей, где наш победитель! — закричал он, однако я поморщился, потому что громкие звуки кувалдой отдавались в моем мозгу. — Клянусь, приедем обратно домой, я плевать хотел на все запреты. Напьюсь, потому что такую победу нельзя не отметить. У тебя ведь теперь гарантированная медаль. Ты в любом случае взял место, слышишь?

Он подошел ближе, хлопнул меня по плечу и только затем вдруг начал понимать, что со мной что-то неладно.

— Ну, как ты себя чувствуешь? Э, Витя, с тобой все в порядке? Ты чего такой бледный?

Я схватился за косяк двери и прислонился к нему. Что же так хреново-то? Это все из-за известия о смерти Касдаманова. Я никогда не думал, что такое может произойти. Всего несколько слов могут ударить и оглушить, как обухом.

— Касдаманов скончался, Игорь Николаевич, — сказал я, поглядев на Худякова. — Я только сейчас узнал об этом.

Взгляд тренера потускнел. Худяков шумно выдохнул, будто его проткнули насквозь иголкой. Затем он почесал затылок и опустил глаза. Улыбаться давно перестал.

— Вот оно как, — протянул он и снова посмотрел на меня. — И такие люди уходят. Мастодонты! Легенда эпохи. Жаль, очень жаль. Мои соболезнования.

Я выпрямился и почувствовал, что могу идти дальше.

— Игорь Николаевич, мне надо в гостиницу. Пойду отдохну. После обеда давайте решим насчет завтрашнего боя с Гарсиа.

Худяков снова похлопал меня по плечу, теперь уже сочувственно.

— Да, это тяжелая утрата. Ты давай, держись. Конечно, пойдем, я тебя сам отведу в гостиницу. С тебя ведь глаз нельзя спускать, не забыл?

Мы вышли из комнаты отдыха в коридор, а Худяков пробормотал:

— Вот оно что, а я думаю, чего это Мельников и Хромов с утра ходят кислые. Тоже узнали, значит.

Интересно, значит, о смерти Егора Дмитриевича знаю не только я. Ну, это не удивительно, все-таки, учитывая связи наставника в мире спорта, можно не сомневаться, что вести о его кончине уже распространились очень далеко. И даже здесь, среди других участников сборной СССР, у него, кроме меня, наверняка были и другие ученики.

Мы пошли в раздевалку, где я не стал переодеваться, а просто взял вещи и отправился дальше. По дороге нам встретились другие наши ребята, они поздравили меня с победой. Мой бой прошел одним из первых, остальные наши еще не участвовали в поединках.

Впрочем, результаты наших боксеров пока что были вовсе неплохие. У нас трое боксеров, включая меня, вышли в финал, получив возможность завоевать золото. Также в неофициальном командном зачете отличились румыны, у них по традиции уже имелись медали почти в каждой весовой категории. Кроме того, в спину СССР дышали венгры и поляки.

У Испании, насколько мне было известно, имелось два шанса получить золото. Это завтрашний бой Гарсиа в моей весовой категории и еще одного претендента, Хуана Родригеса, в наилегчайшем весе до пятидесяти одного килограмма. Он должен был драться с поляком Лешеком Блажиньским.

Когда мы вышли из здания, я и сам не понял, как к нам присоединился неприметный сотрудник из ведомства госбезопасности. Он неотступно следовал за нами, сопроводив в гостиницу. Я остался в номере, потому что вдобавок к легкому головокружению у меня опять разболелся живот и ломило виски. Худяков отправился обратно во Дворец спорта.

Я пытался заснуть, но не мог. Полежал с часик, но так и не заснул. Вспоминал, как познакомился с Касдамановым и что из этого вышло. И еще задался вопросом, смог ли бы я достигнуть титула без наставника?

Наверное, смог бы, но на это ушли бы годы. Гораздо больше времени, чем у меня прошло в действительности. И потом, мои старые дурацкие связи с хулиганьем наверняка могли бы утянуть меня на дно. Все-таки, Егор Дмитриевич оказал мне неоценимую поддержку, когда я по рукам и ногам был опутан проблемами со своими бывшими криминальными дружками. Это могло напрочь сломать мою карьеру.

Хотя, чего кривить душой, как тренер Касдаманов и в самом деле оказался на недосягаемой высоте. Разве мог с ним сравниться Худяков? Да и любые другие тренеры.

Да, надо признать, старик был невероятно требовательный. Легче донести воду в сите, чем попытаться ему угодить, но ведь этот подход себя оправдывал.

Тренер руководствовался принципом «Тяжело в учении, легко в бою». Я и сам впоследствии ощутил это на себе, когда благодаря суровой выучке у Черного ворона с легкостью одолевал соперников, подготовленных менее хорошо, чем я. Без этих постоянных тяжелых тренировок я бы не смог их победить.

Знания тренера в боксе тоже были громадными и необъятными. Это же была настоящая ходячая энциклопедия. Не было ни одного заслуженного боксера, которого не знал бы старик, о каждом чемпионе у него имелось свое суждение.

Он с легкостью рассуждал об их плюсах и минусах. Знание о проведенных ими боях, их победах и поражениях позволяло ему с легкостью выстраивать тактику против каждого боксера.

Кроме того, Егор Дмитриевич обладал сверхъестественной проницательностью. Он сразу понимал, как лучше вести бой против любого противника, самого сильного и ловкого и предлагал наилучшую стратегию.

Как я теперь буду без него, ума не приложу. Смогу ли я вообще побеждать? Если за всеми моими успехами незримо стоял наставник, удастся ли мне теперь взобраться на вершину без его могучей поддержки?

Не в силах и дальше валяться на постели, я встал и прошелся по комнате. День в самом разгаре, за окном шумят машины и ходят люди. Кричат чего-то, ругаются на испанском.

Я поглядел в окно. Вон, две девушки прошли, смуглые, стройные, с длинными черными волосами. Жгучие брюнетки. В другое время я не отрывал бы от них взгляд. Но не сейчас. Когда не мог найти себе места.

Вышел на балкон. Вдохнул воздух полной грудью. И закашлялся. Внутри как будто что-то давило. Не давало дышать в полную силу. Надо сосредоточиться на завтрашнем бое. А я не могу. Думаю и думаю, как теперь быть без наставника.

Нет, так не пойдет. Если я буду и дальше страдать, то завалю поединок. Надо избавить голову от посторонних мыслей.

Что мне осталось изучить у Касдаманова, так это некое подобие дзен. Умение отрешиться от иных тягот. Забыть о том, что мешает драться. Выявить самую главную цель и сосредоточиться на ней. Не обращать внимания на второстепенные мысли.

Поскольку спать не хотелось, я уселся на кровати. Прислонился к спинке. Унял легкое головокружение.

Закрыл глаза. Отогнал яркие желтые и красные пятна перед мысленным взором.

В голову лезли пораженческие мысли. «Как же я теперь без Егора Дмитриевича? Смогу ли победить?». Постарался успокоить сильно колотящееся сердце.

«Как теперь быть? Как быть? Я ведь, как маленький ребенок, потерявшийся в темноте». Что советовал Егор Дмитриевич в таких случаях?

Если тебя одолевают тревожные мысли, не надо им сопротивляться. Представь их в виде облачков, кружащихся над тобой. А потом мягко оттолкни в сторону. Пусть себе колышутся и плавают в воздухе неподалеку. Ничего страшного. Когда надо, к ним всегда можно вернуться.

Раньше у меня не получалось. А теперь я попробовал и смог. Не с первого раза, и не со второго, но я не сдавался. После пятой попытки плохие мысли тихо отлетели в сторону.

Я сосредоточился на внутреннем мире. Представил себя идеально спокойным озером. Никакие тревоги и печали не баламутят моей зеркальной поверхности. Все, что мешает, растворяется во мне.

Затем, опять-таки по заветам наставника, я представил себя зеркалом. Во мне бесстрастно отражаются происходящие события.

Вот на улице пронзительно кричит ребенок. В любое другое время этот звук подействовал бы мне на нервы. А сейчас он просто отразился во мне, подобно тому, как зеркало отражает все предметы, находящиеся в комнате.

Зеркало ведь не злится, не тревожится не нервничает, когда в номере кто-то ругается. Или смеется. Или с кем-то занимается любовью. Зеркало просто бесстрастно отражает это. Вот какой степени концентрации надо достичь.

Горе утраты от смерти наставника, разлука с Машей, тревоги по поводу предстоящего поединка. Облака этих черных мыслей кружили в темноте недалеко от зеркала моего сознания. Я бесстрастно взирал на них.

И вдруг почувствовал, что впервые свободен. Эти облачка хирели на глазах, растворялись в воздухе. Это не значит, что они не вернутся. Но я впервые обрел над ними контроль. То, что мне никогда не удавалось сделать раньше.

Теперь я не боялся того, что может произойти. Будь это поражение или победа, я приму все это с чистым сердцем. И благодарной душой. Ведь я буду сражаться изо всех сил.

Даже если проиграю, то смогу бестрепетно предстать перед Егором Дмитриевичем. Если когда-нибудь увижу его в ином мире.

Завтра я буду драться на пределе своих возможностей. И даже постараюсь выйти за них. Потому что бой предстоит чертовски сложный. И если я смогу стать выше себя, только тогда вернусь домой с победой. Вылезти за гребаную зону комфорта.

Только теперь мысль о поединке снова встала передо мной. Повисла, как огромное крылатое чудище. Длинная шерсть клочьями, белесые клыки, огненные глазищи.

Взбаламутила спокойную поверхность озера в моем сознании. Постучала по макушке, будто по стволу дерева. Четко и настойчиво, как дятел в лесу.

Надо срочно готовиться к бою. Стук продолжался, все сильнее. Я собрал все свои тревожные мысли, скомкал в мыслях в огромный ком и метнул в черное чудище перед собой.

Крылатый монстр с легким криком нырнул в озеро и пропал. Вода заволновалась, круги прошли по поверхности. А потом утихли. Мое сознание снова успокоилось. Идеальное гладкое зеркало.

Вот так и надо поступить. Собрать все свои тревоги и негатив в охапку. Использовать как ракетное топливо. Чтобы сокрушить всех врагов.

Теперь я почувствовал, что пришел к правильному решению. Сосредоточился на главной проблеме. И нашел в себе силы для ее решения.

Вот только стук никуда не исчез. Продолжал тарабанить в моем мозгу. Или не в мозгу?

Я глубоко вздохнул, открыл глаза. Поразился тому, как темно в номере. Уже вечер? Как такое могло случиться? Это что же, я сидел и медитировал несколько часов кряду?

Стук продолжал раздаваться. Оказывается, это в дверь. Снаружи слышался приглушенный голос Худякова:

— Витя, открой! Просыпайся!

Я слез с кровати и едва не грохнулся на пол. Ноги онемели от долгого сидения в неподвижности и не слушались. Хорошо, успел схватиться за кровать.

Постояв немного, я размял ноги. Такое ощущение, будто в ступни вонзились тысячи игл.

— Витя, открой! — не унимался Худяков. — У тебя все в порядке?

Я подошел к двери и открыл. Тренер ворвался в номер. Наверное, думал, что я себе сделаю харакири, от огорчения из-за смерти наставника.

— Ты чего, уснул, что ли? — спросил он, осматриваясь. — Ну, извини, я хотел тебя проведать.

Включил свет, я зажмурился от яркой вспышки. Потом еще раз размял ноги, по очереди покрутив ступнями в воздухе.

— Ну, как, готов к завтрашнему бою? — озабоченно спросил Худяков, всматриваясь в меня.

Я вспомнил, как расправился с черным чудовищем, собрав все свои тревоги. В каждом вопросе таится ответ. В каждой проблеме есть решение. Все, что пытается меня уничтожить, делает меня сильнее.

Поглядев на встревоженного тренера, я улыбнулся и ответил:

— Готов на все сто пудов.

Глава 27. Дотянуться до звезд

Я плавал в невесомости. Руки и ноги, как щупальца осьминога, покоились в студенистом желе. Сначала меня окружала тьма. Потом в ней зажглись звезды. Я пытался дотянуться до них, но не мог.

Звезды начали разгораться все сильней. Как лампочка, в которой увеличивают сияние. Вот превратились в огоньки свеч, потом в автомобильные фары. В прожекторы, освещающие местность перед охраняемой зоной.

Наконец, звезды вспыхнули с небывалой силой. Свет вонзился в мои глаза. Я закричал от боли.

И очнулся.

Огляделся, пытаясь вспомнить, как я тут оказался. Я лежал на канвасе ринга. Вверху сияли сильные лампы, это их свет бил мне в глаза.

Вокруг ревут зрители. Вон сходит с ума Деменчук. Ребята из нашей сборной. Кричат что-то, широко разевают рты. Смешно даже, ведь я почти ничего не слышу.

Рядом кричит рефери. Считает секунды на английском, поднимает и опускает руку. Э, подожди, когда это ты уже дошел до «Five!»?

За рефери я увидел Гарсиа, с каменным лицом. Я уже хорошо знаю, почему он сердит. Он недоволен, что мое избиение сейчас закончится. Закончится слишком быстро.

А ведь он, Гарсиа, так хотел отдубасить меня по-полной. Чтобы я плакал от боли. Это ведь он сам заявил мне перед боем.

Позвольте, перед каким боем? Разве поединок уже начался? Ах да, точно, он уже давно начался и идет. И сейчас я могу проиграть его ко всем чертям собачьим.

Я немедленно все вспомнил и попытался подняться. Но подняться не удавалось. Я закричал от напряжения, пытаясь встать с настила.

Как же так? Ведь так хорошо все начиналось…

* * *

Остаток вечера мы с Худяковым обсуждали, как быть с Гарсиа. Судили и рядили, что ему противопоставить. Сидели до ночи, но так и не пришли к единому мнению.

Худяков считал, что испанца надо выбить по очкам. Продержаться все раунды и переиграть.

Я скептически улыбался. Весь поединок выдерживать пушечные удары Гарсиа? Нет уж, спасибо. Увольте.

Мне хочется вернуться домой целым и невредимым, а не в инвалидном кресле. А всякий, кто попытается противостоять Гарсиа до конца, должен быть готов оставить здоровье на ринге. Это тоже самое, что выйти против матерого буйвола с голыми кулаками.

Тем более, что испанцы вряд ли дадут выиграть их боксера по очкам. Они сделают все, чтобы засудить меня. Нет, выиграть Гарсиа по очкам — заведомо дохлая идея.

Поэтому я давил на то, чтобы вырубить противника. Вот только как это сделать, непонятно. У испанца железобетонная челюсть, кажется, что он весь одет в броню.

Хотя, может попробовать погонять его по рингу? Интересно, насколько он вынослив? Насколько хватит его дыхалки, чтобы долго таскать здоровенное тело?

Ясно только одно. Как обычно, мне придется маневрировать. И применять обманки. Это мой стиль и надо взять его на вооружение. Не дело сейчас менять коней на переправе и работать на нокаут.

Ночью я опять заснул не сразу. Думал о том, что теперь за моей спиной не будет Егора Дмитриевича. Мне придется драться одному.Хотя, если он остался в моей памяти, значит, все равно рядом.

На этом я успокоился и уснул. Проснулся под утро. Под окнами дребезжал трамвай. Потом загудел автомобиль.

Я поднялся, оделся, вышел из номера, потом из гостиницы. Поскольку сегодня финал, Григорий Иванович пошел мне навстречу и разрешил пробежку по улице. Естественно, в сопровождении переводчика.

Быстро пробежался по знойным утренним улицам Мадрида. Вернулся потный и мокрый. Размялся, провел бой с тенью. Потом уселся опять в медитации. Начал твердить аффирмации.

«Я уделаю сегодня Гарсиа. Я размажу его кишки по настилу. Я вобью его носовые кости в его мозг. Я пересчитаю все его зубы. Я сломаю ему челюсть».

Звучит не очень дружелюбно. Но Егор Дмитриевич учил меня, что к сопернику надо проникнуться злобой и беспощадностью. Ринг не место для слабаков. Оставим любезности и тонкости этикета для званого ужина. Мы здесь делаем грязную работу.

«Я чемпион Европы! Я победитель! Я чемпион!»

По-видимому, я увлекся и начал громогласно произносить мантры. Шпик из ГБ вломился в мой номер, услышав, что я ору не своим голосом. Он думал, будто на меня кто-то напал.

После легкого завтрака мы всей делегацией поехали во Дворец спорта. По дороге все молчали. Только перед выходом Деменчук стукнул каждого из нас по плечу.

— Давайте, парни, покажите им, где раки зимуют, — сказал он.

Переодевание, разминка. Взвешивание, медосмотр. Врач оглядывал меня особенно внимательно. Помнил про мои проблемы. Но сегодня я чувствовал себя вполне сносно.

Перед тем, как начался поединок, Гарсиа подошел к моему углу. Рядом переводчик.

— Я тебя сломаю, как куколку, — сказал он. — Ты будешь плакать от боли и звать мамочку. Я хочу, чтобы ты больше никогда и не вздумал выходить на ринг против меня. Чтобы ты трепетал при одном только упоминании моего имени.

Я постарался улыбнуться. Повторял про себя аффирмации и мысленно представлял, что Гарсиа уже лежит передо мной на настиле и корчится от боли.

— Ты задолбаешься меня ломать, — ответил я ему. — Я выдавлю твои глаза и брошу их на съедение шакалам. Слышишь?

Лицо Гарсиа исказилось от ярости, когда переводчик сказал ему смысл моих слов. Он бросился было на меня, но рядом уже стоял рефери и наши помощники. Я тоже пытался достать его кулаком и кричал: «Заткнись, урод!». Но нельзя было прорваться сквозь толпу людей, стоявших на ринге.

— Эй, прекратите! — завопил рефери, разнимая нас. — Иначе я дисквалифицирую вас, обоих.

Рефери был из Шотландии. Такой с радостью отстранит меня от боя. Я отошел в свой угол и продолжал бормотать под нос аффирмации.

— Ну, ты чего? — спросил Худяков, одевая мне перчатки. — Не поддавайся на провокации этого козла. Что ты ищешь за ним на поводу? Дерись головой, а не руками.

Верно говорите, Игорь Николаевич. Только зря вы подумали, будто я потерял голову. Я ведь уже начал приводить в действие свою стратегию.

Только вместо слабости я изображал недалекого придурка. Которого легко заманить под сокрушающий удар Гарсиа и уронить на ринг в первом же раунде.

— Ты чего там бормочешь? — спросил Худяков и тряхнул меня за плечи. — Соберись, Витя! Черный ворон умер, но жизнь продолжается. Иди, надери задницу ублюдку в том углу ринга!

После того, как на ринге все успокоились, рефери позвал нас. Объяснил правила. Гарсиа свирепо смотрел мне в глаза. Я тоже изображал из себя злобного питбуля.

— Эй, никаких нарушений! — сказал переводчик, передавая слова рефери. — Я не допущу хаоса на ринге! Соблюдайте уважение друг к другу.

После объяснения правил я протянул руки, чтобы стукнуться с противником перчатками. Гарсиа ударил по моей руке сверху. Провел несильный прямой мне в грудь. Я пошатнулся, но устоял.

— Эй, эй, хватит! — закричал рефери. — Отойдите друг от друга! Бой еще не начался.

Когда мы отошли, он убедился, что мы готовы. Звякнул гонг и арбитр махнул рукой:

— Бокс!

Против ожидания, Гарсиа не бросился на меня, сломя голову. Поднял руки, запрыгал на месте. Приблизился ко мне небольшими скачками.

При всей своей злобе он отнюдь не дурак. Что очень и очень опасно. Непонятно, клюнул ли он на мою наживку. Поэтому бой я начал с разведки. Надо прощупать противника.

Впрочем, вскоре все стало ясно. Гарсиа — это типичный «рашер». Танк, идущий напролом. Я заметил, что он одинаково сильно бьет обеими кулаками.

Приближается вплотную, чтобы собрать мясо с моих ребер. Чтобы от его ударов я харкнул желудок через гортань. Для этого он начал пробивать по мне хуки, иногда апперкоты.

На мои контратаки не обращал внимания. Как слону дробина. Я же говорил, что у него бронебойная шкура. От его напора, расчетливого и безжалостного, я на мгновение растерялся.

Гарсиа бил очень точно и сильно. Сверхъестественным чутьем угадывал бреши в моей обороне и пробивал ее. Джеб для затравки. Потом мощный кросс для добивки.

Или серия хуков. Причем первым он старался зацепить мою перчатку, чтобы раскрыть оборону. Вторым и третьим хуком старался выдолбить громадное отверстие в моей голове или корпусе. Я еле успевал уклоняться.

Единственная слабость, которую я выявил в его обороне — это слабая реакция на финт рукой. Я заметил, что его излюбленный удар — это хук правой. Для проверки я попробовал чуть открыть защиту слева.

Это и была моя обманка. Гарсиа тут же атаковал меня боковым справа. Даже без упреждающих джебов, сразу. Ишь ты, какой скорый. Я ушел от удара, но запомнил его горячность.

Впрочем, пробить носорожью шкуру испанца оказалось невозможно. Как я ни осыпал его контрударами, все без толку. Ноль внимания.

Противник умело уворачивался или терпел боль. И непреклонно шел на меня в атаку. Я ускользал от него по всему рингу. Испанские болельщики радостно приветствовали героизм своего бойца.

Мне не осталось ничего другого, кроме как последовать совету Худякова. Противник слишком силен. Надо его утомить. Я опять наплевал на запреты Федерации бокса СССР. Кружил по рингу, как балерун. Когда закончился первый раунд, мы оба запыхались. Причем Гарсиа гораздо больше, чем я.

— Ага, значит все-таки решил его измотать? — улыбнулся Худяков, когда я вернулся в свой угол. — Что я тебе говорил?

Я уселся на стульчик, подставил голову под мокрую губку. Выпил воды, выплюнул. Сердце колотилось, как бешеное.

Испанец с ненавистью смотрел на меня из своего угла. Его мощная грудь вздымалась и опадала. Тренер тоже оглянулся на меня, улыбнулся, что-то сказал подопечному. Гарсиа тоже усмехнулся. Что это вы там обсуждаете, дьявол вас раздери? Размер моего члена?

— Витя, продолжай в том же духе, — шепнул мне Худяков. — И попробуй обработать его печень. Он спереди непробиваемый. Живот, голова… А может, сзади он размякший?

Вообще-то мысль вполне здравая. Сегодня Худяков вообще в ударе. Его советы бьют точно в цель. Я кивнул.

— Держи его на расстоянии, — продолжал шептать тренер. Будто боялся, что Гарсиа его услышит. Хотя я и сам его еле слышал из-за криков зрителей. — Только он везде хорош, как я посмотрю. И на дальней, и на средней, и вблизи. Честно говоря, самая лучшая с ним дистанция — это тысяча километров.

Хм, шутки это хорошо. Я постарался улыбнуться. Ну уж нет, за тысячу км Гарсиа не победить. Я должен быть перед ним, чтобы увидеть, как он грохнется в нокаут.

Перерыв закончился. Рефери позвал нас. Я встал и услышал напутствие Худякова:

— Ну, давай, ни пуха, ни пера!

Подошел к центру. Гарсиа тоже мягко спружинил сюда. Двигался он, при всей своей массе, грациозно и упруго. Как ягуар.

Подойдя, противник угрюмо заглянул мне в глаза. Я думал, что он опять заведет шарманку про выбитые мозги и выдавленные глаза, но Гарсиа молчал.

— Бокс, — сказал рефери.

На этот раз Гарсиа атаковал не сразу. Остался на месте, следя за мной. Примеривался для смертоносного прыжка. Ну ладно, раз ты так, тогда я подергаю тебя за усы. В конце концов, мне ведь надо уморить соперника.

Я приблизился сам. Прямой левой. В корпус. Длинный, пробивающий. Гарсиа даже не уклонился.

Теперь прямой правой. Помощнее, в голову противника. Если он такой сильный, пусть получает.

Не тут-то было. Гарсиа ушел чуть назад, потом надвинулся на меня и внезапно взорвался серией пушечных боковых. Хуки и кроссы. Как система залпового реактивного огня. Не один удар, а целый сериал. В жанре ужаса. Хорошо, что не мистического, а кровавого.

Я уклонялся и уходил. Ноги и туловище работали, как проклятые. Несмотря на это, Гарсиа успел хорошенько достать меня в скулу. Боковым левой. Как раз в конце своей серии из целых десяти-двенадцати ударов. Я откинулся назад и чуть не упал от его удара. В голове зазвенели тревожные колокольчики.

К счастью, когда противник шибанул меня, я как раз пробил ему свой джеб правой. В лицо Гарсиа. Не бог весть какой сильный, но он спас меня от нокдауна. На мгновение испанец потерялся от удара. Я успел очухаться и уже выпрямился. Противник уже упустил момент для развития атаки.

После этой серии Гарсиа стоял передо мной, тяжело дыша. Да, пульнуть десяток мощных ударов это вам не хухры-мухры. Для этого противник истратил тонны энергии, достаточной, чтобы запустить на орбиту ракету со спутником и со всем снаряжением в придачу.

Я тряхнул головой. Звон в ушах пропал. Ну, чего ты стоишь, противничек? Работай, двигайся, наступай. Мне нужна вся твоя энергия. Все твои силы.

Новый прямой левой. Снова в корпус. Я пробил в грудь, хотя целился в солнечное сплетение. Потом опять кросс в голову.

Гарсиа снова вспыхнул фейерверком ударов. Надо отдать ему должное. Этот парень совсем не жалел себя. Я опять гарцевал по рингу, уходя от него в сторону. Пару раз мне удавалось уйти за левую ногу противника, чтобы оказаться с внешней от него стороны. Я охотился на его печень.

Но нет, Гарсиа слишком хорош, чтобы его можно было поймать на этот трюк. Он тоже кружил по рингу и разворачивался напротив меня. Оказывался на том самом месте, где я только что был. Печень так и осталась под защитой его бронебойного корпуса.

Весь раунд он еще два раза осыпал меня длинной серией ударов. Если бы не маневренность, меня можно было похоронить прямо там, на ринге. Каждый из ударов впечатал бы меня в настил. Но каким-то чудом мне удалось уйти от них, хотя еще пару раз он задел меня в голову и в живот.

— Молодец, Витя, — шептал Худяков во время перерыва. — Он скоро сдохнет от разрыва сердца. Смотри, как дышит.

Грудь Гарсиа и вправду раздувалась, как у разъяренного быка. Воздух из ноздрей мог бы утянуть в море испанскую каравеллу. Да, все идет по плану. Мне просто надо не совать голову под его удар. Остальное приложится.

В третем раунде, Гарсиа опять взлетел на воздух каскадом ударов. Я отдохнул и довольно легко сумел уйти от них. Даже пару раз огрызнулся короткими хуками по корпусу соперника.

Мы остановились друг напротив друга. Гарсиа дышал так, что мог сдуть меня с ринга. Я ждал его очередной атаки, но потом случилось неожиданное.

Внезапно Гарсиа перестал громко дышать. Его грудь больше не вздымалась. Противник едва заметно улыбнулся.

Что это значит, гребаный ты ублюдок? Ты ломал передо мной комедию? А на самом деле ничуть не утомился!

Наверное, я был ошеломлен, потому что следующая атака противника прошла успешно. Никаких долгих серий. Три боковых удара. Сначала левой в голову, потом правой в корпус.

И завершающий хук в мою челюсть. Мне повезло, что я успел убрать голову и еще пытался блокировать предплечьем. Но все равно прилетело знатно.

Вот тогда-то я и свалился в невесомость.

* * *

Внезапно я все понял. Я валяюсь на ринге в нокдауне. И сейчас чертовски надежно могу остаться в нокауте.

Эй, только не это. Я обещал всем, что выиграю. Я должен сделать это. Егор Дмитриевич ждет от меня победы. Где-то там, далеко, но ждет. Маша ждет. Разве я могу их подвести?

— Вот, что я тебе скажу, — вспомнил я давние слова наставника. — Знаешь, как проверить, на что способен человек? Это поставить его в опасную ситуацию и посмотреть, отступит он или нет. Сможет ли идти до конца, несмотря ни на что?

Сейчас наступила как раз такая ситуация. Смогу ли я пойти до конца? Смогу ли узнать, на что способен на самом деле?

Время остановилось, а потом начало идти по миллиметру в час. Как в замедленной съемке.

Двигаться было невероятно трудно. Я и вправду не ощущал своих рук и ног. Я только видел их возле себя и каким-то непонятным самому себе образом смог подвинуть их к себе. Потом начал медленно переворачиваться.

Рефери все еще поднимал руку. Он только что отсчитал цифру «Six!». Голос его растянулся в воздухе протяжными эхообразными звуками.

Я переворачивался долго, мучительно долго. Целую вечность. Перевернувшись на живот, я поставил руки перед собой. Оперся. Поднялся, шатаясь, как одинокий куст под ураганом. Рефери остановил счет на цифре «Eight!» и спросил меня, как дела.

Как дела? Как мои гребаные дела? Разве ты не видишь, чувак, что Гарсиа едва не расколол мне череп, как кокос? И что я стою на ногах только на силе воли?

В голове крутилась только одна мысль: падать нельзя. Падать нельзя! Потом на ум пришли слова Егора Дмитриевича:

— Сдаются только квартиры, путаны и тупоголовые ублюдки. Надеюсь, ты никогда не попадешь ни в одну из этих категорий.

Каким-то чудом я удержался на ногах. Внезапно время перестало замедляться. Все вокруг завертелось с прежней скоростью. Я кивнул. Рефери еще продолжал меня расспрашивать, но я упрямо кивал. Тогда он сказал:

— Бокс, — и отошел в сторону. Готовый в любую секунду прервать бой и признать меня побежденным.

Гарсиа с готовностью направился ко мне. Он не торопился. Ударил прямой левой, подождал, пока я оклемаюсь. Я едва успел блокировать его удар, но затем вспомнил другие слова наставника:

— Никогда не сдавайся. Ты можешь проиграть, можешь потерпеть сокрушительное поражение. Ты можешь притвориться побежденным и убитым поражением. Но по-настоящему — не сдавайся никогда.

Действительно, почему нет? Я вспомнил вчерашнее решение. Даже если я проиграю, то смогу честно сказать, что сражался до конца.

Гарсиа бил меня одиночными джебами. Я отступал, одновременно приходя в себя. Тело, привыкшее к многодневным изнурительным тренировкам и спаррингам, постепенно приходило в себя после нокдауна. Я еще раз тряхнул головой и почувствовал, что готов драться дальше. Но снаружи я постарался сделать вид, будто я ходячая развалина.

— У человека всегда есть выбор, — как-то сказал мне Касдаманов. — Ты можешь продолжать сражаться или сдаться. Иногда ни хрена не получается, даже когда ты продолжаешь сражаться. Но сдаться в этом случае… Нет, никогда не надо сдаваться.

Противник приступил к боковым ударам. Тоже одиночными, словно забавляясь. Когда он наносил их, то приоткрывал туловище. Я вспомнил, что он хорошо реагирует на обманки. Ну что же, сейчас или никогда.

Я опустил руку слева. Гарсиа тут же попался на крючок и ударил туда боковым. Но нет, я успел переместиться в сторону. В свою очередь, нанес хук правой. В печень противника.

Ударил сильно, отчаянно, со всей дури, что у меня осталась. Все или ничего. Если сейчас ничего не получится, я, скорее всего, проиграю. Гарсиа рано или поздно выбьет из меня весь дух.

Но удар получился, что надо. Бывают такие счастливые удары. Когда удается дотянуться до звезд и зажать их в кулаке. Тогда они сходятся нужным образом и все получается просто идеально. Я пробил печень Гарсиа и впервые услышал, как он рыкнул от боли. Потом развернулся и пытался достать меня левой.

Я ушел и одновременно въехал ему боковым в живот. Удар снова получился спонтанным и оттого удачным, как все неожиданное и инстинктивное. Я въехал в солнечное сплетение. Теперь Гарсиа уже не рыкнул, а застонал и впервые опустил руки.

Тут уже я не стал теряться и ударил его в челюсть. Тоже хук. Мощный, сильный, с разворота, всей тяжестью тела. У меня ведь было время подготовиться.

Грохот от удара раздался, наверное, на весь Мадрид. Также, как и потрясение от падения Гарсиа. Как только ринг не треснул от его падения, ума не приложу. Но факт остался фактом. Противник упал и остался лежать с закрытыми глазами.

Рефери бросился было считать секунды, но быстро понял, что это бесполезно. Гонг забил, как сумасшедший. Зрители взревели, некоторые от досады, а некоторые от восторга. Победа, победа, победа!

Продолжение 4 том

Уважаемые читатели! Спасибо за то, что продолжали читать историю Вити Рубцова, переживали за него и помогали ему побеждать.

Продолжение истории о советском боксере — https://author.today/work/215417

Ставьте лайки и добавляйте отзывы, если понравилось, это очень мотивирует писать дальше!

Nota bene

Опубликовано Telegram-каналом «Цокольный этаж», на котором есть книги. Ищущий да обрящет!

Понравилась книга?

Не забудьте наградить автора донатом. Копейка рубль бережет:

https://author.today/work/211167

Оглавление

Глава 1. Новые вершины

Глава 2. Засыхающая лужица

Глава 3. Тяжкое расставание

Глава 4. Орлята учатся летать

Глава 5. Гранит науки

Глава 6. Договоренность

Глава 7. Поединок

Глава 8. Проигрыш

​Глава 9. Долгая ночь

Глава 10. Фиолетовый рассвет

Глава 11. Искры из глаз

Глава 12. Ты можешь это сделать

Глава 13. Сломать дубинку

Глава 14. Теперь только в Мадрид

Глава 15. Принимай готовенького

Глава 16. Перед отъездом

Глава 17. Беспощадная жара в Мадриде

Глава 18. Снова помощь незнакомке

Глава 19. Острые рога

Глава 20. Следующий бой

Глава 21. Расправа

Глава 22. Никакого шанса

Глава 23. Падение с высоты

Глава 24. Сверхбыстрый

Глава 25. Быстрее молнии

Глава 26. Теперь придется самому

Глава 27. Дотянуться до звезд

Продолжение 4 том

Nota bene