КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Беспросветное солнце Бажен (СИ) [Северный Орех] (fb2) читать онлайн

Возрастное ограничение: 18+

ВНИМАНИЕ!

Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!

Да, мне есть 18 лет

Нет, мне нет 18 лет


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

========== Часть 1. Король червей ==========

Понедельник — день тяжëлый. И даже тот факт, что он уже заканчивался, не особенно радовал.

Октябрьская промозглая слякоть. Поток людей, который словно большая тëмная змея ползёт по переходам метро. Очередные предстоящие пельмени на ужин. Затрахавшая работа. Хорошего в этом дне, определённо, мало. Радует лишь то, что я не слишком подвержен таким перепадам настроения. Сегодняшний понедельник — исключение.

Вспомнив про работу, я поморщился. Наверное, с самого утра после выговора от начальства у меня было это выражение лица — словно лимон целиком съел, обгрызая его, как яблоко. Чтобы кислющий сок брызгал за щёки, а скулы сводило до онемения.

А что я, простите, могу сделать, если контрагент заявил, что давно отправил письмо, но в приемную нашей фирмы оно не приходило? Из-за этой заминки прошла треть срока и отдел закупок теперь просто не успеет за неделю утвердить заявку и техзадание. И отдел договоров ещë сколько времени резину протянет. В итоге — сделку не успеем согласовать, начинать работу потребуется заново, а причастных лишат премии, зато наградят выговором. Ну и до кучи предчувствую смешки коллег о непрофессионализме и «просевших» показателях. Отлично! Просто замечательно! И вот кто после этого пидор: я, который гей, или начальник отдела, который, выслуживаясь перед руководством, обвинит меня в срыве сделки? Риторический вопрос.

Мысли об этой неприятной рабочей ситуации крутились в голове весь день и к вечеру я был уже изрядно раздражëн. Бесит. Просто бесит!

Даже недавно погашенная ипотека как-то не радовала, хоть я и стал дышать свободнее, наконец-то сбросив ярмо.

Выйдя из вагона на своей станции, я почувствовал себя ледоколом, что беспристрастно взрезает людскую толпу, как льдины, в своей мрачной неотвратимости. Поэтому, когда прямо передо мной, как из-под земли, выросла крупная пожилая цыганка, я не рассчитал и случайно наступил ей на ногу.

— Звините, — машинально буркнул я и попытался еë обойти, но она ловко, несмотря на свои вес и возраст, преградила мне путь. Равнодушный людской поток разделился на два русла и обогнул нас, регулярно задевая чужими локтями и сумками.

— Хочешь, погадаю, дорогой? — Зубы. Вот что я точно запомню, так это её полностью золотые зубы. Сто лет такого не видел.

— Не нужно, — я попытался обойти цыганку с другой стороны, но она снова оказалась передо мной, а моя рука — в еë сухой тëплой ладони.

«Понеслась. Следующий шаг — кошелëк», — мысленно хмыкнул я и уже хотел поставить на место наглую гадалку, но почему-то замер как суслик, не делая попыток вырвать руку.

— Бесплатно погадаю. Коротко. Не бойся за своё добро, дорогой. Увидишь сегодня солнце беспросветное — впусти его в своё сердце, милый! Не пожалеешь, — чёрные глаза, похожие на маслины, излучали странную уверенность.

— Хорошо. Вот как увижу это ваше тëмное солнце, так сразу, — фыркнул я насмешливо. Кажется, в метро запрещено приставать с гаданиями, нет?

— Не тëмное, дорогой. Беспросветное, — мягко улыбнулась гадалка, блеснув золотом, и, развернувшись, за секунду потерялась в толпе. Вдалеке мелькнул еë цветастый платок, поддерживающий узел седых волос.

Я нащупал во внутреннем кармане кошелек, телефон и ключи. Всë на месте. Странно. А вообще, бесит! Нахмурившись, я тут же выбросил из головы этот инцидент и пошёл в сторону выхода. Три автобусных остановки — и я буду дома. Может, не пельмени, а, допустим, сосиски? Не хочу очередную изжогу.

Уже подходя к выходу, я обратил внимание на людей, толпившихся вокруг чего-то. Заинтригованный, я притормозил и вытянул шею, стараясь углядеть подробности. Пельмени или сосиски меня дождутся, спешить некуда и не к кому.

На асфальте стоял хлипкий туристический столик, застеленный чёрной бархатной скатертью. М-да… Бархат в осенней слякоти — это мощно. На столе были разложены какие-то стаканчики, колода карт и игральные кубики. С краю столешницы стояла круглая жестяная коробка из-под печенья, где валялось немного монет и пара мелких купюр. Фокусник, что ли? Раньше его тут не было… Вот их развелось! Попрошайки, цыгане, фокусники… суть одна — отжать денег!

За столом стоял худощавый мальчишка лет семнадцати. Затасканные старые джинсы уже вытянулись на коленях, а лёгкая курточка была явно не по сезону. Подтверждая мою мысль, порыв холодного ветра растрепал светлые волосы поежившегося мальчишки. Парень выглядел обычно, даже невзрачно. Никаких дивных локонов волос, нежных губ или невероятного цвета глаз. Ничего особенного. Таких в том же метро тысячи ходят. Выбивались из образа только дешëвые чёрные очки. Пасмурным осенним вечером эта деталь особенно бросалась в глаза.

— Обычная пластиковая коробочка, видите? И такая же пластиковая крышечка! Пожалуйста, проверьте! Вот вы, прошу! Видите? — пацан явно пытался походить на крутых фокусников, про которых снимают передачи. Получалось не ахти.

— Ну да, обычный пластик, — неуверенно подтвердила женщина средних лет, потыкав пальцем в прозрачный куб, который протягивал ей парень.

— А это обычный шарик! Хоп! Хоп! Кто хочет пощупать? — он старался казаться раскованным, но его нервозность очень бросалась в глаза. Наверное, как и мое плохое настроение.

— А теперь закрываем короб. Видите? Так! А теперь хоп! И шарик в коробе, который был закрыт! — радостно воскликнул парень и сам с восторгом уставился на свои руки, словно удивляясь, что фокус удался. Я не сдержался и закатил глаза. Уж если дурить народ, то хоть не сомневаться и не палиться, а переть напролом! Вот уж где непрофессионализм! А не в том, что я мысли потенциальных партнеров читать не умею!

Однако собирающаяся толпа явно была со мной не согласна. Зрители ахнули, наблюдая за действиями фокусника, а девочка лет семи, стоящая ближе всех, радостно рассмеялась и захлопала в ладоши.

— Дядя-волшебник, а зачем вам чëрные очки? — пропищала она с любопытством.

— Эм-м… — на секунду замялся парень, но тут же нашелся, — это мой образ! Они же волшебные! А теперь карточный фокус! Кто хочет попробовать? Вы? Отлично! Так… на ваших глазах я тасую колоду. Теперь раскладываю еë веером, «рубашкой» вверх… выбирайте любую карту! Да-да, совершенно любую! Можете показать её зрителям рядом с вами, если хотите. Я не буду подсматривать. Эта? Хорошо. Запоминайте и кладите обратно. Теперь я перемешиваю — всë на ваших глазах! И сейчас я вытяну… какую же взять? Эту? Или эту? М-м…

Мальчишка сделал вид, что задумался и даже почесал в затылке.

— Нет, пусть будет эта! Семëрка треф, верно?

— Как ты это сделал? — ахнул мужчина вместе со всей толпой в изумлении. — Ну семёрка треф, да… Ребята, я его не знаю! Мы не в сговоре с этим чертягой, чесслово! — громко рассмеялся он, доставая кошелёк.

— Волшебство! — слегка снисходительно улыбнулся фокусник, убрал колоду и с намёком подвинул жестянку с мелочью поближе к зрителям. На дно опустились ещë несколько десяток.

Я фыркнул и не увидел, но почувствовал, как маг и волшебник кинул на меня внимательный взгляд.

— Спасибо! Спасибо! А теперь верëвочки! Как видите, это обычный моток ниток!..

Мальчишка показал ещё несколько простых, но удачных фокусов на потеху толпе. С каждым разом он чувствовал себя уверенней, а его улыбка становилась все искренней. Красивая улыбка, кстати, но сейчас она меня тоже раздражала.

Вокруг стола собралось уже человек двадцать. Почти у всех глаза светились каким-то детским восторгом, будто они реально стали свидетелями волшебства! Кто-то одобрительно хмыкал, кто-то сосредоточенно пытался найти разгадку и следил за не слишком ловкими руками, кто-то уходил по своим делам, покачивая головой, и только я раздражëнно пыхтел, как кипящий чайник.

Ну что за бред? Я понимаю, если бы фокусы были отпадные! Но тут же уровень третьеклассника! Парень реально нас за дураков держит? Что у меня за день-то такой? Сначала на работе фокусы с исчезнувшим письмом, теперь тут… И везде я идиотом выгляжу. По-хорошему, мне нужно было развернуться и уйти домой, но я продолжал наблюдать за «магией» исподлобья.

— А теперь — кубик Рубика! Обычный кубик! Смотрите! Наверняка все собирали подобные в детстве, — мальчишка продемонстрировал небольшую игрушку и резко бросил еë на чёрную бархатную скатерть. Пластик рассыпался разноцветными конфетами Skittles, которые на темном фоне смотрелись чрезвычайно контрастно. Кубик Рубика исчез.

Шестилетняя девочка в восторге завизжала, в одобрительно зашумевшей толпе раздались хлопки, фокусник широко улыбнулся, а мне окончательно надоел этот цирк.

Несмотря на сумрак и скудное электрическое освещение, я смог заметить, что это был не настоящий кубик, а картонная болванка, наполненная конфетами. Снаружи она была обклеена разноцветными квадратиками, а изнутри таким же чёрным бархатом, что и скатерть. От удара стенки распались, а яркие конфеты отвлекли внимание от места соприкосновения. Сделав шаг ближе, я подцепил картон и стряхнул с него конфеты.

— Кажется, магия дала сбой, — фыркнул я, наслаждаясь повисшей тишиной.

Мальчишка закусил губу, но решил сделать хорошую мину при плохой игре.

— Вы меня разоблачили! Прекрасно! Аплодисменты самому внимательному зрителю, прошу! — широко улыбнулся он и толпа, почему-то, послушно захлопала, а я почувствовал на своём плече ободряющие прикосновения. Эй, что происходит?! Это фокусник облажался, а не я!

Парень же, тем временем, достал из «казны» десятку, подкинул пару раз и, демонстрируя еë в зажатых пальцах левой руки, наклонился через столик ко мне.

— Эй, у тебя проблемы? Пожалуйста, не мешай, — прошептал он мне на ухо на грани слышимости.

— А теперь оп! Десятка из уха — неплохая прибыль, если почаще, как считаете? — громко спросил он, отстранившись, и подмигнул хохочущей толпе. Наглец выудил у меня из-за уха железную десятку. Левую ладонь он показательно сжимал-разжимал, демонстрируя исчезнувшую монету.

В «казну» волшебника полетели мелкие купюры, зазвенели монеты. Народ весело гомонил, словно забыв о провале с кубиком Рубика. Казалось, что они насмехаются надо мной! Абсурд! Скверное настроение эволюционировало в откровенную злобу.

— Покажи ещё раз фокус с картами, — процедил я, надеясь, что не ошибся.

— Пожалуйста! — мальчишка ласточкой нырнул за стол, выуживая колоду карт. Видимо, тоже был уверен в своих силах.

— Тасую… Раскладываю… Выбирайте! Эта? Отлично! Можете показать соседям, если хотите.

— Обойдусь, — буркнул я, внимательно наблюдая, как король червей исчезает в колоде. Тонкие смуглые пальцы ловко перетасовывали картонки.

— Хорошо. Надеюсь, вы не забудете потом сделать взнос на развитие волшебства, — ухмыльнулся мальчишка, кивнув на круглую жестянку.

— Посмотрим.

— Ну хорошо! А теперь я…

— Я хочу снять.

— Снять? Эм-м… ладно, — неуверенно произнес мальчишка и протянул мне колоду рубашками вверх. Я сдвинул часть карт и вернул их ему.

— А теперь…

— Ещë, — перебил я фокусника и почти с садистским удовольствием наблюдал, как краски покидали его лицо. Значит, я на верном пути. Карточные фокусы основаны на математике, и сейчас я, кажется, нарушил некий алгоритм.

— Х-хорошо, — с заминкой выдохнул парень и протянул колоду.

Закончив, я скрестил руки и начал ждать развязки, тщетно пытаясь согнать самодовольное выражение с лица. Блин, сам не знаю, почему прицепился к этому горе-фокуснику!

— Кхм… так… теперь я возьму эту. Или эту… — ага, кажется, мальчишка и правда сомневается! Маленькая часть меня испытала иррациональную радость.

— Да, пусть будет эта! — трагично оповестил он толпу и под торжествующий гул вытащил мою карту. — Король червей? Вам идëт!

Паршивец усмехнулся и начал складывать колоду, явно собираясь свернуть свою лавочку.

— Дамы и господа! Спасибо за внимание! Если желаете, вы можете внести любой вклад…

Неожиданно даже для самого себя я накрыл его ладонь своей, почувствовав, какими холодными были его сухие шершавые пальцы. Парень испуганно вскинул голову, замолчав на полуслове. Смотря на своё отражение в чёрных очках, я протянул руку и не глядя перевернул одну из карт. Бросил мимолетный взгляд и хмыкнул. Король червей. И ещë один. И ещë. Я собрал оставшуюся часть колоды и бросил рубашками вниз. В тëмное октябрьское небо уставилось с десяток одинаковых карт.

Толпа, наконец, замолчала.

— Тьфу! Всю сказку убил, ирод! — разочарованно протянула стоящая рядом бабулька в старомодном берете-таблетке.

Я оглянулся на неё, задаваясь традиционным вопросом, куда едут такие божьи одуванчики рано утром и откуда возвращаются поздно вечером, а в следующий миг с удивлением понял, что она сверлит взглядом не малолетнего жулика, как мне сначала показалось, а меня!

— Что? — я, может, что-то не так понял?

— Всю сказку, говорю, убил! Думаешь, мы не знаем, что это фальшивка всё? Посмотреть-то всё одно интересно! Парень старается! А тут ты нарисовался! Самый умный, детский фокус разгадал? Урод ты, одним словом… — осуждающе прошамкала бабулька и развернулась, выбираясь из толпы.

За ней потянулись и остальные, недовольно ворча. И я как-то сразу понял, что народ поддерживает божьего одуванчика, а не меня. В жестянку из-под печенья больше не упало ни копейки. Глупо давать деньги за откровенный обман, не прикрытый даже вуалью видимости — это понимали все. У мальчишки задрожал подбородок, когда он смотрел на расходящихся зрителей, а мне стало как-то не по себе. Ну правда, чего я на него накинулся?

Решившись, парень быстро свалил свой реквизит в бархатную скатерть, собрал столик и убежал, не сказав ни слова. А я остался тупо стоять в октябрьской слякоти. Там, где ещё пару минут назад творилось для кого-то почти настоящее волшебство. Осознание того, что я поступил как свинья и просто выместил на юном фокуснике своё плохое настроение, придавило меня, как каменная плита.

Бля, ну что за день?

========== Часть 2. Верëвочки ==========

Это чувство вины не отпустило меня ни сегодня, ни завтра. Я пытался всë-таки найти причину, отчего повёл себя как сварливый дед, но быстро бросил это занятие, потому что в любом случае это ничего бы не изменило.

На следующий день ближе к обеду я твëрдо решил извиниться перед пацаном, если он будет на той же станции. Блин, я даже денег суну в его жестянку. В качестве возмещения морального ущерба. А то нехорошо получилось.

На работе пришлось задержаться, заполняя очередную отчëтную форму и воюя с подвисшей корпоративной системой. В день, когда всë будет работать без сбоев, наверное, случится апокалипсис. Сейчас же остаётся только ждать, пока его величество сервер надумает отреагировать хоть на что-то.

Поэтому, пробираясь на выход из подземки поздним вечером, я был уверен, что мальчишка, если он вообще был, уже ушёл. Но нет. Второй вечер подряд возле туристического столика он пытался колдовать и поражать толпу.

Я встал позади девушки в нелепой шапке-чулке и стал молча наблюдать за очередной порцией фокусов. М-да… Вчера парень был явно на кураже по сравнению с тем, что я наблюдал сейчас. Сегодня маг походил на грустного Пьеро, хоть и пытался через силу беззаботно шутить. Его унылое настроение буквально кричало о себе, и, видимо, именно это отталкивало людей. Те, кто подходили, постояв пару минут, разворачивались и удалялись восвояси, игнорируя банку с деньгами. Парень старался не обращать на это внимания, но каждого уходившего зрителя провожал быстрым отчаявшимся взглядом.

Стоящая передо мной девчонка хмыкнула, натянула пониже свою шапку-чулок и направилась в сторону метро, на ходу засовывая наушник в ухо. А фокусник, посмотрев ей вслед, случайно встретился взглядом со мной и изменился в лице. Три парня, что стояли сбоку, заржали, как кони.

Ну просыпались у человека из рук какие-то разноцветные карточки, чего смешного-то? Сорвавшийся фокус вроде не должен вызывать такую глумливую реакцию.

— Держи реквизит лучше, лошпед! Или руки клеем намажь, чтобы прилипало, — ухмыльнулся один из парней и, прихватив приятелей, слился с потоком людей. За ними потянулись последние немногочисленные зрители, и мы с фокусником остались вдвоём. Новая публика подтягиваться не спешила.

Парень вздохнул и прислонился спиной к бетонной стене. Чёрные очки мешали рассмотреть, но я был уверен, что он устало закрыл глаза. И ведь не боится, что выручку уведут! Хотя, что там уводить — круглая жестянка демонстрировала рублей шестьдесят мелочью и две шоколадные «Бабаевские» конфеты в обтрёпанных фантиках.

Я подошёл ближе и всмотрелся в его лицо. Хоть очки и скрывали глаза, но самую окраину уже начавшего синеть финиша я прекрасно рассмотрел. Да и припухлость скулы показалась во всей красе.

— Эм… Привет! Ты меня, наверное, не помнишь? Я видел тебя вчера… — зашибись, Макс! Конечно, он тебя не помнит! Это же не ты его выступление сорвал, заставив собрать реквизит и убежать, верно?

— Помню, — бесцветным голосом отозвался фокусник, не отлипая от стены и, наверное, не открывая глаз.

— М-да… Ну так вот… Слушай, извини. Я и сам удивился, чего на тебе сорвался. На работе проблемы, настроение отстой, ну и как-то вот… Я не хотел. Извини, ладно?

— Ладно, — как эхо в лесу, честное слово!

Ветер швырнул в лицо горсть мелкого колючего снега, заставляя меня поднять воротник. А вот мальчишке поднимать было нечего. Голая шея беззащитно торчала из тонкой ветровки с круглым воротом. Только руки засунул в карманы поглубже, в поисках тепла. А ведь многие уже перчатки носят… Я вспомнил, какие его пальцы на ощупь — ледяные и шероховатые.

— Давай сходим куда-нибудь? — неожиданно ляпнул я. «Э-э! Ты куда? Макс, тормози!» — проснулся мой внутренний голос.

— В смысле? Я с незнакомцами никуда не хожу, — фокусник наконец-то отлип от стены и весь подобрался, будто был готов снова сбежать.

— Макс, приятно познакомиться!

— Ж-женя, — удивлению мага, походу, не было предела.

— Ну вот, теперь мы знакомы, — я попытался улыбнуться как можно приветливее. — Так что? Просто погреемся в помещении, а то на улице дубак. Давай в ближайший мак? Я угощаю. Надо же возместить тебе моральный ущерб? А то мне реально не по себе, — я убавил звук своего внутреннего голоса, стараясь не вслушиваться в его правильные доводы. Ну а что? Какая мне разница, есть фастфуд дома или в забегаловке. Заодно покормлю этого недотёпу и перестану чувствовать себя виноватым.

— Я не могу вот так вот… Я должен собрать деньги, чтобы сдаться, — пробормотал мальчишка, покосившись на жестянку с мелочью. Я достал из кошелька несколько купюр, в районе тысячи, и положил в казну.

— Так достаточно? Идём? — молодец, Макс! Вчера с разоблачением пристал, а сегодня с гамбургерами прицепился, как банный лист!

Но Женя стоял в нерешительности, вжав голову в плечи в поисках тепла, как нахохлившийся воробей.

— Жень? Давай, решайся. Я не маньяк, и зову всего лишь в ближайшую забегаловку, а не куда-то. Чисто в качестве извинения за вчерашнее. Кстати, кроме вкусных гамбургеров с их фирменным соусом, булочкой с кунжутом и рубленой сочной котлетой, там ещё и обжигающе горячий кофе в огромных стаканах, — не знаю зачем, но я говорил как змей-искуситель.

То ли подействовал мой соблазняющий голос, то ли, что более вероятно, упоминание о горячем напитке, но парень кивнул и в мгновение ока собрал реквизит и столик. Пары минут ему хватило, чтобы убежать, оставив кому-то вещи и выручку, и снова появиться, выжидательно на меня посматривая из-за тёмных очков.

***

На удивление, посетителей было немного, и, подхватив подносы с гамбургерами, кофе и пирожками с ягодной начинкой, мы уселись в угол. Женя сразу обхватил тонкими пальцами картонный стаканчик, явно отогреваясь и, сорвав пластиковую крышку, сделал небольшой глоток. Из-за поднимающегося пара чëрные очки моментально запотели, и я подумал, что сейчас Женя их снимет, но он сделал вид, что ничего не заметил, продолжая прихлёбывать горячий напиток.

— Всë хорошо? Не хочешь снять очки?

— Да, очень вкусно. Спасибо вам! А очки лучше оставить. Это же мой образ, — пробормотал фокусник, открывая картонную коробочку с бигмаком.

Я пожал плечами и подцепил свой бургер. У каждого свои заморочки. Например, однажды в электричке я видел парня, у которого на одежде были защёлкнуты бельевые прищепки. Я не считал, но штук двести точно было. Что он этим хотел сказать, я так и не понял.

Женя вцепился зубами в котлету, и я последовал его примеру. Не люблю подобную еду, но сегодня почему-то было вкуснее обычного, и даже неряшливо капающий соус не раздражал так, как обычно.

— А с кем подрался? — всё-таки любопытство не порок.

— Я не подрался.

— А финиш?

— Это Карен, — как будто это имя мне что-то говорило. Наверное, мой непонимающий взгляд о чём-то сказал Жене, и он пояснил. — Карен — это местный начальник. Крыша. Я сдаю ему выручку.

— Ясно, — конечно, я знал, что нищие, музыканты и псевдогерои на самом деле частички огромного и весьма прибыльного бизнеса, но никогда лично ещё не сталкивался. — А за что он тебя?

— Вечернюю выручку не собрал и представление сорвал. Это вроде как урок, чтобы старался лучше и репутацию не портил. Ну, и чтобы больше не сбегал с рабочего места, — тихо произнёс Женя и опустил голову, а у меня кусок бургера застрял в горле. С усилием сглотнув, я уставился на фокусника.

— Блин, это… из-за меня, что ли? — с трудом выдавил я, но фокусник молчал. — Слушай, Жень, извини. Я даже не думал, что так получится!

— Ничего, — просто произнёс мальчишка и взял пирожок, а у меня аппетит начисто пропал. — Всë наладится. Вы не виноваты.

— Хватит мне выкать. Лучше скажи, как ты вообще тут оказался? В смысле, на станции, — неприятную тему хотелось скорей сменить.

— Через приятеля. Попросился подработать. Не на постоянку, а так, вечерами после колледжа. Денег накопить хочу, — парень явно отогрелся и утолил первый голод. Он сел более расслабленно, а на щеках появился румянец.

— На что копишь? Крутой айфон? Игровой ноут? Подарок девчонке? — дружелюбно подмигнул я. Беседу надо поддерживать, да и мне правда интересно.

— Нет… на другое, — Женя явно не хотел развивать тему. — Скажите… кхм… скажи, а мои фокусы действительно отстой?

— Это моё настроение вчера было отстой. А фокусы неплохие. Не дю солей, конечно, но для уличного представления вполне подходит. Хотя добавить некоторой дерзости было бы неплохо. Только нужно быть уверенным в результате, а этого можно добиться долгими и упорными тренировками. Ты давно этим занимаешься?

— Фокусами? Нет, недавно. Посмотрел у приятеля видео на ютубе, там много уроков. Потом закупил простенький реквизит, вроде пластиковых стаканчиков и конфет, в фикспрайсе, и вот я тут. Тренировался несколько дней. Что-то лучше выходит, что-то хуже.

— Может, попробовать показывать публике только то, что отработано? Во-первых, меньше вероятность сорвать представление неловким движением. А во-вторых, ты сам будешь чувствовать себя уверенней, а люди к такому тянутся. Пусть лучше представление будет короче, но ярче, чем длинное невнятное действо, наполненное косяками. Ты же работаешь с потоком людей. Человек бежит по своим делам, цепляется взглядом, подвисает, кидает деньги и спешит дальше, верно? Мало кто будет наблюдать часами, — я и сам не понял, откуда что взялось, но в моем голосе появилась странная убеждённость. — Ну, и отработку номеров никто не отменял, этому тоже нужно уделить внимание.

Женя молчал и покусывал губу, наверняка задумчиво меня рассматривая. Тонкие пальцы подрагивали на картонном стакане. Интересно, его шершавые руки отогрелись, или стоит выйти на улицу, как накопленное тепло моментально исчезнет?

— Ты прав. Я пересмотрю программу, — признал Женя и открыто улыбнулся, преображаясь на глазах. — Макс, хочешь конфету? У меня есть пара «Бабаевских», — и он вытащил из внутреннего кармана ветровки две шоколадки в потрёпанных фантиках.

«Всё-таки улыбка очень меняет людей», — подумал я, невольно тоже растягивая губы в улыбке.

***

Следующим вечером передо мной встал нелегкий выбор: не спеша подготовить заявку для аукциона, задержавшись на работе до вечера, или уйти сейчас домой, а завтра приехать раньше и остаться на обед. Поколебавшись, выбрал второй вариант, и, на ходу застегивая куртку, вышел из офиса.

С неба валилась ледяная крупка, а пронизывающий ветер пробирал до костей. Зубы непроизвольно начали отбивать лёгкую дробь. Наверное, очень тяжело в такую погоду тем, кто постоянно работает на улице. Например, Женьке. Неудивительно, что кожа на руках обветрилась и загрубела.

Или очередная мысль о мальчишке отозвалась теплом, или мой организм адаптировался к улице, но внутренняя дрожь от холода прошла и зубы прекратили отбивать чечëтку.

Женя стоял на своём ставшем привычным месте, и увидеть его там оказалось действительно приятно. Ещё приятнее было то, что перед его хлипким столиком собралось человек пятнадцать, и расходиться, судя по всему, не собирались.

Юный маг показывал уже знакомый мне фокус с верёвочками, отпуская на ходу шуточки и завлекая толпу в диалог. Сегодня он выглядел более уверенным в себе, буквально искрился энергией и позитивом, а женщине, что снимала его представление на телефон, даже помахал в объектив и послал воздушный поцелуй.

«Чудик», — пронеслась в моей голове тëплая ассоциация, и я улыбнулся, поймав Женькин приветливый взгляд.

Подойдя ближе, я увидел в круглой банке небольшой ворох бумажных десяток и полтинников, который почти полностью закрывал мелочь, лежащую на дне. Хмыкнув, я полез за кошельком и вытянул пятьсот рублей, делая свой вклад в развитие уличных представлений.

Увидев такое пополнение, Женька улыбнулся и бросил на меня полный благодарности взгляд, от которого внутри что-то дëрнулось. Захотелось вытащить из своего кошелька все купюры и по одной обменивать их на такие взгляды и улыбки. Так. Я, вроде, экономист? Мысли какие-то не экономные.

Тем временем фокусник, заигрывая с толпой, спросил кандидатуру для следующего витка волшебства, и я уже было шагнул вперëд — ну, а почему бы и нет? — но меня опередила длинноволосая блондинка. Глупо хихикая, она выскочила вперёд и протянула Жене телефон, который, как я понял, должен был исчезнуть на какое-то время. И фокусник, не выходя из роли балагура, ослепительно ей улыбнулся и галантно поцеловал наверняка надушенную лапку. Девчонка захихикала настолько мерзко, что у меня начало сводить скулы.

Хмыкнув, я боком выбрался из толпы. Пойду домой. Пельмешки ждут. А у Жени всё будет хорошо. Накопит на то, что хотел — приставку, велик или другую какую-нибудь игрушку, встретит подобную блондиночку и навсегда исчезнет с этой станции метро.

========== Часть 3. Остывший чай ==========

Рабочие будни в своей массе похожи друг на друга. Бесконечная череда сделок, согласований, протоколов разногласий, срочных и не очень поручений… Вся эта каша годами варится в офисном котле и не выкипает. Периодически фокус приоритетов слегка смещается, но глобально ничего не меняется.

А вот вечера после работы бывают разные. Иногда отличные — вроде тех, когда удаётся куда-то выбраться и отдохнуть, пусть даже это будет банальный бассейн или бар с приятелями. Иногда нейтральные — в компании нехитрого ужина, что готовится не дольше двадцати минут, фильма и звонка родителям, что остались за пару тысяч километров. Иногда вечера бывают плохими — когда в голову лезут непрошенные мысли об одиночестве, о неудовлетворённости, о печальных сторонах нетрадиционной ориентации и о других малоприятных вещах. Но иногда вечера бывают и вовсе ужасные — вроде сегодняшнего, когда я смотрю на стоящего на коленях Женьку, который сплëвывает кровавую слюну, и не могу сделать вздох окаменевшими лёгкими.

А как неплохо всë начиналось! Я мерно покачивался в полупустом вагоне, стандартно чувствуя себя после рабочего дня выжатым лимоном. Прикрыв глаза, я старательно пытался выкинуть рабочие моменты из головы и сосредоточиться на вечере, который проведу в гордом одиночестве. Пробираясь к выходу, я в очередной раз вспомнил о Женьке, гадая, увижу ли его сегодня. И если да, то, наверное, я подойду. Почему нет? Просто посмотрю, что он показывает. Учитывая его вчерашний энтузиазм, сегодня представление должно быть ещё ярче.

Но фокусника на месте не оказалось, и «его» место выглядело нелепо пустым, словно кто-то вырезал ножницами нужный элемент. Пожав плечами, я продолжил свой путь к автобусной остановке, но заметил за какой-то будкой стоящую на коленях фигурку. Если бы не чëрные очки, то я, наверное, и не узнал бы Женьку в тусклом свете электроламп. Рядом с ним, прямо в грязи, которая ещë недавно была чахлым островком газона, валялся собранный в чемоданчик столик и баул с реквизитом.

Не мешкая, я преодолел разделявшее нас расстояние и слегка наклонился над парнем.

— Привет. Ты как? Помощь нужна?

Женька испуганно дëрнулся от звука моего голоса, но узнав, слегка расслабился.

— Привет. Да нет. За дело получил, — буркнул он гнусаво, пальцами зажимая кровоточащий нос.

— Интересные у тебя дела. Подрезал у кого-то кошелёк, что ли? — я вытащил из кармана носовой платок и протянул его пострадавшему. Детская привычка, старательно привитая мамой. Надо же, платок впервые пригодился за последние лет пятнадцать.

— Я не вор! — вспылил фокусник и попытался встать, но со стоном схватился окровавленными руками за виски и остался стоять коленями в каше из грязи и снега. — Тут другое.

— И какое? — почему-то я начал злиться, игнорируя вскинутое на меня лицо Женьки и его недовольно поджатые губы.

— Блин. Ладно! Вчера всë пошло неплохо, но к вечеру народа, а соответственно выручки, стало меньше. Тут же не центральная ветка. И я поехал на кольцевую и встал там. А сегодня приехали ребята оттуда и вот. Сделали выговор. Доволен? — Женька тоже начал сердиться, только не понятно, на кого. На меня, на себя или на тех, кто его избил?

— Пока всë ясно. А Карен ваш? Вроде защищать своих работников должен? С виска кровь тоже сотри, от пальцев след остался.

— Говорю же, это другое. Сам виноват. Нельзя на чужие точки соваться и у других хлеб отбирать. Так что эти ребята с молчаливого согласия Карена нагрянули, и помощи от него ждать глупо. Блин, голова кружится, — пробормотал он слабым голосом и начал заваливаться вбок. Я подхватил его за плечи и удержал на месте, не давая упасть. Женя глубоко дышал ртом, зажимая разбитый нос и намертво вцепился в меня левой рукой.

— Может скорую вызвать? Выглядишь фигово, — с напускной грубостью произнес я, пытаясь скрыть своë беспокойство.

— Не надо. Спасибо. Они обязаны ментам сообщить, и тогда меня просто уроют, — фокуснику стало лучше, и он смог подняться на ноги. — Спасибо, Макс! Мне идти надо. Нужно ещё собрать денег, чтобы сдаться. Извини, я платок выстираю и верну, если увижу тебя ещё раз.

— Ты в таком виде собрался фокусы показывать? Я не эксперт, но у меня для тебя плохие новости, — пробурчал я, осматривая его одежду, перепачканную в грязи, лицо и руки в кровавых подтëках. — Стой тут.

Я быстро дошёл до ближайшего тонара, где торговали всякой мелочью и, прикупив пару упаковок влажных салфеток и бутылку минералки, вернулся обратно. Увидев меня, Женька поспешно натянул очки, но я успел увидеть, что ничего ужасного под ними не скрывалось. Никаких огромных волосатых родимых пятен, выбитого глаза или страшных рубцов. За исключением позавчерашнего финиша, кажется, обычные глаза.

— Давай оттирайся, чтобы в автобус пустили, и пошли, — я протянул бутылку и салфетки.

— Куда?

— Ко мне, — вздохнул я. — Постираешь шмотки, и посмотрим, что с носом. Надеюсь, вправлять не потребуется.

— Я не могу. Мне надо деньги собрать, — Женька аккуратно вскрыл салфетки и начал оттирать грязь, размазывая еë ещё больше.

— Сколько ты обычно собираешь?

— По-разному. Смотря, сколько стою́. Около двух тысяч пока.

— Держи. Отнеси реквизит, отдай им деньги и поехали.

— Блин, Макс…

— Что «блин, Макс»? — раздражëнно переспросил я. — В таком виде даже и не думай свои фокусы показывать. Тут, скорее, милостыню надо просить! А если ты так домой один пойдешь, то наверняка патруль прихватит — оно тебе надо? Жень, давай бегом. Дома решим, что делать. Не бойся, я не маньяк, — буркнул я, пытаясь определить свои эмоции.

То ли мне было жаль избитого мальчишку, то ли я был зол, что он зачем-то страдает тут фигнёй, да ещё и огребает за это вместо того, чтобы учиться, то ли я чувствовал облегчение оттого, что мой сердечный ритм начал выравниваться после того, как я понял, что его избили не так сильно, как изначально мне показалось.

***

— Держи, должно подойти. Свою одежду закинь в машинку, я потом запущу. Она у меня с сушкой, часа через два можно будет надевать. Ты пельмени любишь? — я протянул Женьке свои домашние шорты и футболку.

— Люблю.

— Тогда вперёд, а я пока займусь ужином.

Слушая плеск воды в ванной, я смотрел на огни вечернего города — иногда это помогало привести мысли в порядок. Зачем я притащил Женьку к себе? Неужели мне настолько одиноко, что я готов тащить в свой дом — свою крепость — первого попавшегося мошенника, который собирает деньги в метро? Вроде нет. Я не сказал бы, что каждый вечер загоняюсь на тему своей излишней уединëнности.

Тогда что? Пожалел мальчишку? Но его же не покалечили. Никаких серьезных травм, кроме разбитого носа, как мы уже убедились. Да и кто из нас в зубы не получал? Иногда это даже полезно в таком возрасте.

Может, я хочу с ним провести профилактическую беседу, как инспектор детской комнаты милиции? Буду нудно бубнить о том, что в таком возрасте плохо связываться с теми, кто курирует побирушек метрополитена, а вот прилежно учиться и радовать родителей — хорошо. Тоже нет.

Я не понимал причину своего поступка, внутренний голос многозначительно молчал, но по факту — я засыпаю в кипящую воду двойную порцию пельменей и залипаю дальше.

— Я там гель взял, ты не против? — я вздрогнул от неожиданности и оглянулся.

Уйдя с головой в свои мысли, я совсем не услышал, как звук льющейся воды прекратился, а на кухню, шлëпая тапками о босые пятки, зашёл Женька. Моя одежда была ему велика, и хоть и не болталась, как на вешалке, но подчёркивала его миниатюрность и хрупкость. С потемневших волос по шее стекала вода, а с прядок на лбу сорвалась пара капель, оставив росчерки на очках.

— С лëгким паром. Я пойду поставлю стирку, а ты вылови из кастрюли наш ужин. Тарелки вон там, — я кивнул головой на шкафчик и, мазнув взглядом по сырым бледным ногам, к которым прилипли светлые волоски, пошёл в ванную. А он симпатичный. Только эти дурацкие очки каждый раз царапают взгляд.

Вернувшись, я щëлкнул пультом телевизора, включая какую-то юмористическую передачу, и сел за стол, сделав приглашающий жест для Женьки, который в нерешительности мялся возле окна.

Ужин прошёл в тяжёлом молчании. Задорнов традиционно что-то вещал об американцах с его коронным «ну тупы-ые!», а мы стучали ложками о дно тарелок. Но особенно меня напрягало то, что с каждой поднесëнной ко рту пельмешкой очки фокусника на секунду запотевали от пара. Несмотря на это, Женька с аппетитом поглощал еду, со смаком закусывая бородинским. Блин, когда он ел последний раз?

— Утром. До колледжа, — кажется, последний вопрос я задал вслух.

— Ну ты же взрослый мальчик. Знаешь про существование обеда? Не то что бы я умничал, но если питаться два раза в день — то неприятность, вроде язвы желудка, тебе обеспечена, — я поставил наши опустевшие тарелки в мойку и щëлкнул кнопкой чайника.

— Я после учёбы сразу на станции остался, домой не заходил.

— Ну, шаурму и сосиски в тесте никто не отменял, — на это Женька лишь опустил глаза, а я нахмурился. Неужели денег настолько нет? Даже пятнадцати рублей, на самый дешëвый пирожок? У него неплохие сборы, а ведь еда — одна из основных потребностей. — Ну так что там с шаурмой?

— Дорого. Я коплю, я же говорил. Спасибо, — тихо произнес Женька, принимая от меня чашку с горячим чаем.

— Ну и на что ты копишь? Ради чего готов подставлять рëбра и морить себя голодом? — я выключил звук у начавшего раздражать телевизора.

Женька молчал, уставившись в чашку, а я выжидательно смотрел на него через стол, сцепив руки в замок. В абсолютной тишине раздавался только вибрирующий звук стиралки, которая пошла на отжим, и лязгающий металлический звук. Наверное, собачка молнии или клëпка клацала о барабан.

— Жень?

— Блин… Ладно. Я коплю на операцию. Доволен? — парень порывисто глотнул горячий чай и ожидаемо закашлялся.

— На операцию? — честно, я ожидал другой ответ, вроде игрового ноута, крутого скейта или суммы на взятку, чтобы сдать сессию. Здоровьем подростков обычно родители занимаются.

— Да. У меня приобретённая катаракта обоих глаз с осложнениями. У левого уже зрелая, у правого ещё нет. Операция стоит дорого, но накопить реально. Надеюсь, что реально. А потому у меня каждая копейка на счету. Но надеяться — одно, а на деле получается другое. Например, нервничать и травмироваться мне тоже нельзя, а видишь, как выходит, — и Женька хмуро уставился в окно.

— И давно ты её приобрёл?

— Давно. В седьмом классе. Подрался с пацанами за школой и неудачно упал головой на бордюр, — кажется, Женя начал успокаиваться и уже рассказывал не огрызаясь. — Выражение, когда «перед глазами потемнело» не выдумка, знаешь? Конечно, сначала непонятно было, просто зрение село. Но с каждым годом становилось всё хуже, и бабушка, пока ещë могла, отвела меня к окулисту. Там и стало известно. Я сначала ничего не делал, думал, может, само пройдёт. Но это не лечится. Пока не ослеп совсем на один глаз — я не понимал, хотя врачи предупреждали.

— И сколько денег нужно на операцию? Что за операция вообще? — я и сам не заметил, как голос сел. Полуслепого Женьку было по-человечески жаль. Молодой парень должен познавать все прелести жизни студента, включая девчонок, алкоголь и скоростную сдачу зачëтов, а не копить на новое зрение.

— Факоэмульсификация. Это когда, упрощённо говоря, делают прокол и ультразвуком разбивают помутневший хрусталик. Его остатки высасывают, а в глаз вставляют новую искусственную интраокулярную линзу. Это очень условно, но не мой случай, потому что у меня куча осложнений, а там дополнительное лечение и процедуры. И если бы не эти осложнения, то от нормального зрения меня бы отделяло двадцать минут и около шестидесяти тысяч рублей.

— А сейчас?

— А сейчас чуть больше времени и гораздо бóльшая сумма, от трëхсот пятидесяти до пятисот тысяч рублей. Зависит от того, как быстро я найду деньги и какое состояние хрусталиков будет на тот момент. Единственная хорошая новость в том, что реабилитационного периода практически нет, и видеть я начну почти сразу.

— Жень, это ещё ничего. Действительно реально накопить.

— Конечно, реально. Для того, кто нормально работает, а не студент с пенсией по потере кормильца, — тихо отозвался Женька, а я только выжидающе на него посмотрел. — У нас раньше нормальная семья была. Папа, мама, я — счастливая семья, как на весëлых стартах. А потом отец свалил, оставив за собой долг за разбитую машину какого-то братка. Мама с бабулей разменяли квартиру на комнату в общаге и оплатили разницей этот должок. Мы переехали и ютились втроём в одной комнате. Мать сначала плакала, а потом начала пить, пока не допилась совсем. А чуть позже бабуля почти слегла, сейчас поднимается только в туалет. Хорошо ещë, что соседи уехали жить к детям на юг и отдали временно свою комнату нам — теперь в ней живу я. Так что из всех доходов у нас пенсия бабушки, которая уходит на коммуналку и лекарства для неё, и моя пенсия по потере кормильца, чуть меньше шести тысяч рублей в месяц. Если бы отец был признан пропавшим, то выплата была бы около двенадцати тысяч, но он просто ушёл и больше не объявлялся.

Я молчал, не зная, что сказать. А Женька продолжил говорить, словно долго держал всё внутри, а теперь отпустил себя. И я понимал, что он не жалуется, а просто рассказывает, констатируя факты своей биографии.

— Бросить колледж и устроиться на работу официально я не могу — иначе лишусь пенсии, да и жаль терять год обучения — я потом уже не поступлю. Поэтому остаётся только подработка. Я пробовал раздавать флаеры, разгружать коробки, работал ростовой куклой, зазывая посетителей в кафе. Но в некоторых местах сильно обманывают с оплатой. А грузчик из меня никакой, но попробовать стоило.

— Тебе же, наверное, противопоказаны нагрузки? — выдавил я, сжимая кружку с почти остывшим чаем.

— Там обещали три косаря за смену. Но я не выдержал даже одного дня, если честно, — я посмотрел на его худые руки ивыпирающие ключицы и вздохнул. Ребëнок… на что он вообще рассчитывал? — В итоге приятель сказал про возможность поработать в метро за хорошую награду. Но пока условия отличаются от обещанного. Макс, ты не думай, я не жалуюсь. Просто я отстаю от графика, а потому нервничаю. У меня не только каждая копейка, но и каждый день на счету.

— Ты даже график составил?

— Ну да. Последнее обследование было четыре месяца назад. Сказали, что в запасе есть максимум полтора года, если вести речь о спасении обоих глаз. Чтобы накопить, мне нужно каждый месяц откладывать по двадцать пять тысяч. Это примерно по восемьсот пятьдесят рублей в день, если без выходных. Сейчас у меня должно быть около сотни, но получилось только восемьдесят четыре с небольшим. Жаль, что продать больше нечего, — вздохнул Женька, облизнув пересохшие губы. Как и моя, его чашка осталась полной.

— Ты уже что-то продал?

— Мобильник и телевизор из своей комнаты. Бабуля предлагала и свой, но тот допотопный ламповый монстр без пульта вряд ли кому-то нужен… Я должен накопить. Я обязан. Если я ослепну, то это будет конец. Бабуля без моей помощи не сможет и окажется в социальном приюте для престарелых. А я буду заперт в четырёх стенах с пособием по инвалидности, — голос Женьки дрогнул, и он опустил лицо с задрожавшим подбородком.

Я не мог выдавить ни слова. К счастью, ни у меня, ни у моих близких, никогда не было серьезных заболеваний. Алкаш со стажем дядя Юра, мамин брат, со своим циррозом не считается.

Мы никогда не сталкивались со срочной необходимостью найти деньги ради здоровья. И хотя сумма меньше, чем полмиллиона, не гигантская, для парня с лежачей бабушкой она и правда неподъëмна. Я помню, как меня душила ипотека за эту квартиру — ощущение вечной удавки на шее. Но квартира — это дополнительные блага, а зрение — исходные данные.

— А если сборы организовать? В колледже, или на специализированных сайтах?

— Люди охотнее жертвуют животным, детям и матерям, у которых есть дети. Но никак не молодым парням, которые могут идти работать. А колледж… Макс, если бы ты у нас побывал, то эта идея даже в голову бы не пришла.

— Дети небогатых родителей?

— Нет. Просто дебильные дети. Кажется, к моему случаю подходит слово «травля», — Женя криво улыбнулся.

— Всё настолько плохо?

— Меня били несколько раз, пока преподы не вмешивались. А однажды стянули очки, растянули веки, сфоткали и расклеили снимки по колледжу. Мерзкое было зрелище, — он делал вид, что ему безразлично, но я видел, как сжались в гневе его пальцы и окаменела челюсть. Я смотрел на него и не понимал, как подростки могут быть такими жестокими к своему однокашнику. Женька — наивный, добрый парень и явно не заслужил такого обращения. А ещё он красивый…

— А мне? Мне покажешь? — мой голос охрип от долгого молчания с редкими репликами.

Женька молчал, не соглашаясь, но и не отказываясь. Не знаю зачем, но я поднял руку и медленно приблизил еë к лицу фокусника, намереваясь стащить эти нелепые очки за дужку. Он замер, наблюдая за моим движением и не делая попытки отстраниться, но в последний момент всё-таки дëрнулся, отворачиваясь, и мои пальцы лишь по касательной скользнули по его подбородку.

— Макс, не надо, — выдохнул он, прячась за чашкой с остывшим чаем. А я молчал, чувствуя, как горят от прикосновения кончики пальцев. Мозг судорожно искал объяснение моим действиям. Я хотел стянуть с него очки, чтобы увидеть глаза, или чтобы прикоснуться?

— А ты? Чем занимаешься? — преувеличенно бодро спросил Женька и залпом допил свой чай.

Пытаясь вынырнуть из своих мыслей, я вкратце рассказал о своей офисной работе, о родителях, что остались в Свердловской области, о том, что сам совсем недавно освободился от ипотеки, которую выплачивал последние восемь лет.

Стиральная машинка запищала, оповещая о завершении цикла и с этим звуком разрушилась какая-то мрачно-доверительная атмосфера этого вечера. Женька засуетился с чистой одеждой и всего через несколько минут уже стоял в прихожей, полностью собранный.

— Может, тебя проводить?

— Не, я быстро на остановку, в метро и домой. Бабуля уже ждëт, наверное… Макс, спасибо тебе. И за помощь, и за стирку, и за то, что выслушал. Я никому особо не рассказывал, — прощаясь, он протянул мне ладонь, и я сжал еë в своей. В голове была странная пустота.

Уже запирая замок, я понял, что его ладонь была мягкой. Видимо, от холода и ветра кожа быстро грубела, а в домашнем тепле, после ванны, снова стала нежной.

Как сомнамбула я вернулся на кухню, погасил свет и встал возле окна, провожая фигурку Женьки взглядом. Он оглянулся, сделав пару шагов спиной вперёд, но, конечно, не увидел меня в тëмном проёме.

Как часто мы видим объявления и просьбы о сборах? А как часто переводим свои кровные?

Я меньше года назад выплатил ипотеку и начал копить на машину. И родителям хотел помочь деньгами на новую баню. Они ведь ради моего первоначального взноса продали огромную бабушкину квартиру, а могли бы забабахать капитальный ремонт дома и второй этаж надстроить. А я бы в таком случае до сих пор мечтал об ипотеке, обитая на съëмных квартирах.

На моëм счету сейчас как раз чуть больше полумиллиона. Каждый рубль я заработал сам, составляя бесконечные сметы, отчёты и задерживаясь ради подработок. Я мог бы оплатить эту чёртову операцию, но ведь Женька мне никто. И я ему чужой. Случайные знакомые… Никаких обязательств я перед ним не имею. И я уж точно не благодетель.

Но если этот парень потеряет зрение, и я узнаю об этом, чувство вины не даст мне спать спокойно.

========== Часть 4. Грубый подсчëт ==========

Обычно пятница для офисных работников подобна маленькому новому году. Этот день ждут, к нему готовятся, и радуются предстоящим выходным с самого утра. Обычно я не отбиваюсь от толпы, и подхватываю это праздничное настроение, но не сегодня.

Вчера я решил, что не буду отдавать накопленные честным трудом деньги на операцию незнакомого мальчишки. И сегодня находил всё новые и новые доводы, подтверждающие мой выбор.

Но, несмотря на это, я разузнал расценки на эту факоэмульсификацию. Конечно, название я не запомнил, но гугл быстро посвятил меня в способы лечения катаракты. Если без осложнений, то она действительно стоила около шестидесяти тысяч, правда, смотря какую линзу ставить. А с осложнениями всё индивидуально, и, судя по примерным ценам, стоимость в полмиллиона запросто могла сложиться из составляющих. Тем более за оба глаза.

Конечно, я верил Женьке, но перепроверить цены стоило. Всё-таки он мальчишка, который зарабатывает тем, что пудрит мозги прохожим. Мало ли, какие мысли о лëгкой наживе могли быть в его голове, особенно после того, как я потащил его кормить в мак и уже два раза давал денег на откуп крыше.

Но когда его слова подтвердились, мне стало очень не по себе. Даже как-то немного стыдно за свою подозрительность. А в голову снова полезли эти мысли о том, что глупо отдавать деньги незнакомцу, как будто я ещё вчера не согласился с этим.

В общем, из пятничной атмосферы я выпал, грузанувшись с самого утра и механически выполняя свои обязанности.

Вечером Женька стоял на своём месте и, когда я подошёл, как раз завершал своё представление, чтобы начать его заново, когда публика сменится. Он всё же послушался моего совета, и демонстрировал только то, что лучше всего удавалось, а в свободное время отрабатывал другие приёмы.

— Привет! У тебя перерыв? — я подождал, пока он останется один и протянул руку.

— Привет, — Женька широко улыбнулся, отвечая на рукопожатие. Кожа снова была ледяной и шершавой, а чуть выше костяшек появились трещинки, цыпки — как говорили мои родители. — Перерывов у нас нет, но постоять пару минут могу.

— Отлично. Держи. Твоя задача — уложиться в эти пару минут, — я протянул ему молочный коктейль и двойной чизбургер, но фокусник не спешил брать еду. — Что такое? Не любишь молочку?

— Люблю. Макс, зачем ты это всё…? — он неопределённо махнул рукой вокруг, но я сделал вид, что не понимаю. Поток людей равнодушно плыл мимо нас. — Ну помогаешь, кормишь. Не знаю… жалеешь меня, — он настолько пытливо всматривался в моё лицо, что мне стало не по себе.

— Не жалею. Просто захотел, чтобы ты не ходил голодным до позднего вечера, пока не придёшь домой.

— Я привык. Пусть дома пустая гречка, но мне хватает, правда. Говорят, она полезнее мяса. Так что не стоит чувствовать себя виноватым неизвестно за что. Ты не несёшь за меня ответственность и не обязан заботиться о постороннем, — ну пиздец. Понять мои метания, в которых я и сам пока не особо разобрался, ему мозгов хватило. А не соваться со своими фокусами к конкурентам на соседние станции — нет.

— Жуй давай, не умничай, — смущëнно буркнул я, — всë равно уже принёс.

Женька бросил на меня ещё один пристальный взгляд и распаковал трубочку, втыкая еë в высокий стакан.

— М-м… клубничный! Мой любимый! — я был уверен, что он зажмурился от удовольствия. — Спасибо, Макс, это офигенски вкусно! — он вцепился зубами в булку с начинкой, явно стараясь сделать это поаккуратнее, чтобы не обкапаться соусом.

— На здоровье. Жень, а ты перчатки носить не пробовал? Руки отморозишь. Если трещины на коже пойдут дальше, то вся твоя ловкость рук пропадет. Я знаю, у меня в детстве такие цыпки были. Это довольно болезненно, между прочим. К тому же через открытую рану заразу легко можно подхватить.

— Надо бы, только в перчатках я работать не смогу. Смажу вечером маслом, и порядок, — произнёс он между укусами, откровенно наслаждаясь внезапным ужином.

— Давай сходим куда-нибудь? В смысле просто проветримся, не подумай плохого. Я весь день в офисе был, а дома делать нечего, — неожиданно выпалил я. Идея утащить его отсюда крутилась в голове, но всерьез я её не рассматривал ровно до этой секунды.

— Макс, мне нужно работать.

— В твоём жестяном банке уже есть деньги. Я добавлю, чтобы ты сдался своему Карену, — мне показалось, или это прозвучало довольно жалко?

— Не надо тратиться. Ты и так мне здорово помог. Подкармливаешь, хотя меня это смущает. Я не прошу меня жалеть, Макс. Я сам со всем справлюсь. То, что я вчера рассказал — я же просто поделился с тобой, без всяких намёков. И если бы всё сложилось немного по-другому, я бы с удовольствием составил тебе компанию, — Женька грустно улыбнулся, а я в сотый раз пожалел, что не вижу его глаз.

— Ну, как знаешь, — а что я ещё мог сказать? Да и отведённое на перерыв время закончилось. — Тут мой телефон, первый рабочий, второй мобильный. Если что-то случится, ты можешь мне позвонить, — я сунул ему в руки свою рабочую визитку. С переходом на электронный документооборот рядовые специалисты почти перестали использовать картонки, но эту я специально прихватил сегодня из офиса.

— Максим Викторович Смирнов, — прочитал вслух Женька и светло улыбнулся, — ты первый знакомый, который даёт мне свою визитку. Это круто! Макс, спасибо тебе ещё раз!

***

— Ну что, сегодня всё в силе? Давай, скажи, что не передумал! — жизнерадостный голос в телефонной трубке взорвал мой мозг.

— По поводу? — осипшим голосом спросил я, пытаясь определить день недели и время суток. Точно, суббота. А я заснул на диване после обеда, и чувствую себя так, словно меня били несколько часов.

— Макс, не гони! В клуб же собирались, ну? Остальных я уже обзвонил. Давай, встречаемся в одиннадцать! Хорош дома сидеть, как старый дед! — бодро проорал Руслан и отключился. Мой приятель всегда позитивный и громкий. И немного ушлый. Что-то я не помню никакой договорëнности про клуб. Не исключено, что он меня дурит, пытаясь хитростью выманить в свет. Хотя, может это и неплохо. Я и так последние дни слишком много думаю об одном полуслепом мальчишке и его проблемах. Нужно и правда развлечься. Время на сборы ещё есть.

***

Басы долбили по ушам, заставляя мой пульс сбиваться с ритма — диджей сегодня разошёлся не на шутку. Стробоскоп выхватывал из темноты кадры танцующих людей, чёрно-белыми урывками воспроизводя их движения. За нашим столиком веселье и коктейли лились рекой, а Руслан балагурил, пытаясь переорать музыку, привычно взвалив на себя роль тамады. В зале витала какофония запахов алкоголя, духов и разгорячëнных тел.

Я с дежурной улыбкой расслабленно сидел в кресле и цедил какую-то сладкую алкогольную дрянь, которую мне настоятельно порекомендовала Светка, сестра Руслана. Изначально я шёл сюда развеяться, потанцевать со всеми, выпить, и может быть даже с кем-нибудь познакомиться, учитывая свободные взгляды этого клуба и его посетителей. В моей компании все знали о моей ориентации и пока никаких проблем не возникало. Тем более, я же не обжимаюсь на глазах у всех с симпатичными мне парнями. Хотя, та же Светка однажды сболтнула, что она была бы не против посмотреть на «как это у мальчиков». К счастью, эта идея её быстро отпустила и мне не пришлось объяснять ей, что геи — это не обезьянки в зоопарке.

Но несмотря на свои грандиозные планы, теперь я тупо сидел в кресле и не планировал выбираться из него, пока не поеду домой. Танцевать не хотелось. Осматривать толпу в поисках заинтересованных взглядов — тоже. Подыгрывать пьяненькому Руслану, который замутил очередной конкурс с распитием шотов на скорость, казалось откровенно глупой идеей.

Хотелось домой, но уйти так рано попахивало наглостью. Я посмотрел на часы. Почти час ночи. Женька уже должен был прийти домой и, поужинав кашей, лечь спать. Надеюсь, его рабочий день прошёл не слишком тяжело, ведь по выходным он хотел работать целыми днями, а не только после учëбы. Учитывая похолодание, я не считал это хорошей идеей, но кто бы меня спрашивал. Чёрт, надеюсь, он догадается надеть шапку и всё-таки смажет руки хотя бы маслом. Я невольно улыбнулся. Надо же, маслом. В моем детстве, в конце прошлого века, мама тоже мазала мои руки маслом. Облепиховым.

Я вспомнил Женькину шероховатую ладонь и залпом допил свой сироп. Надо взять нормальный алкоголь, посидеть ещё немного и свалить. Сегодня молодёжная жизнь мне не зашла. Сижу, и бубню, как старый дед; думаю о том, простынет Женька, проведя весь день на морозе, или нет. А ведь все его жертвы из-за огромного желания скорее накопить денег на операцию.

В ожидании виски я грубо прикинул расходы нашей компании за сегодняшний вечер. В среднем, учитывая вход и несколько коктейлей, получается по пять тысяч на человека. Девчонки ещë хотели заказать десерты и кальян на грейпфруте, это ещё около пятëрки. Плюс такси для каждого — по полторы-две. Нас восемь человек.

Я покосился на Руслана, бодро опрокидывающего в себя пятый шот подряд, но для чистоты расчёта решил пока не включать незапланированные траты вроде платы за разбитую посуду и чистку мягкой мебели, если нашего тамаду начнёт выворачивать.

В итоге Женька продал свой мобильник и телевизор, ушатался в роли грузчика, жил впроголодь, безбожно загонялся по поводу подработки и за четыре месяца накопил восемьдесят четыре тысячи.

Наша же компашка, пытаясь отвлечься от серых будней, всего за несколько часов легко спустила порядка шестидесяти тысяч. И это не окончательная сумма, учитывая подозрительно икающего Руслана.

Я вздохнул и допил вискарь. В голове зашумело. Может, не следовало мешать тот сироп с нормальным алкоголем?

Рассеянно осматривая танцпол, мыслями я всё равно скатывался к Женьке и в какой-то момент понял, что смотрю прямо на него. Он, конечно, далеко, но я его узнал! Кто ещё наденет в клуб эти дурацкие очки?

Не сводя взгляд с макушки повернувшегося ко мне спиной мальчишки, я направился к нему, прокладывая путь в беснующейся толпе. Что он тут делает? Его кто-то пригласил? Он не один? А с кем? Я несильно зацепил Женьку за руку, привлекая внимание. Тот перестал танцевать и обернулся.

— Проблемы? — незнакомый парень спустил чёрные очки на кончик носа и вопросительно на меня посмотрел.

— Извини. Обознался, — выдавил я и неверной поступью направился в гардероб за курткой.

Это сейчас что за пиздец был?

========== Часть 5. Спасибо китайцам ==========

Хотелось сесть на диван и не шевелиться.

Всё воскресенье, стараясь не думать ни о чём, я занимался уборкой. Внезапно прихвативший меня приступ хозяйственности отпустил только к вечеру, когда я уже жалел, что не потерял сознание ещё утром. Осматривая сверкающую чистотой квартиру, я честно пытался определить, стоит вся эта красота дрожащих рук и ног или нет.

Я даже духовку помыл, чего за собой не припоминаю последние лет шесть точно. А смысл еë мыть, если я ей не пользуюсь? В общем, на разобранный диван я упал уже без чувств, блаженно ни о чём не думая.

А в понедельник, чтобы успеть всë подготовить к именинному чаепитию, мне пришлось выбираться из дома раньше на целый час. Казалось бы, всего лишь пяток тортов, конфеты-печенье, фрукты-овощи и «бутербродный» набор, но на то, чтобы это всë закупить, притащить, распаковать и припасти, у меня ушло несколько часов. Хорошо ещё, что девчонки из бухгалтерии помогли всё аккуратно порезать, а то пришлось бы грызть бутербродные брëвна.

К счастью, коллеги за уши не дëргали, хотя и грозились, и ограничились торжественным прочтением стиха из открытки и вручением конверта. Заглянув украдкой внутрь, я вздохнул. Так и думал. Семнадцать человек. Тридцать пять тысяч, потому что начальник отдела всегда сдаёт чуть больше.

В голове невольно складывались суммы. Шестьдесят, если бы мы не пошли в клуб, и ещё тридцать пять сейчас. У Женьки могла бы быть почти сотка. Я понимаю, что глупо суммировать эти деньги, особенно «клубные», так можно невесть до чего досчитаться, но это как-то автоматически получалось и смахивало на одержимость. Будто судьба настойчиво тыкала меня носом в то, что для меня нужная на операцию сумма вполне реальна, тогда как Женька прикладывал глобальные усилия на протяжении долгого времени, а результаты имел весьма скромные.

Свой день рождения я отмечать не планировал. Просто не хотел. На работе по традиции чокнулись чаем — и хватит. Поэтому я спокойно шëл домой, вполне ожидаемо притормозив возле тщедушного фокусника на своей станции в ожидании, пока он закончит блок представлений, а его зрители разойдутся.

— Привет! Как дела?

— Привет! Отлично! Представляешь, сегодня из метро высыпала какая-то экскурсия с китайцами! Они всей толпой облепили мой столик, а я не растерялся и выдал им на-гора весь запас фокусов! И ведь наверняка в Китае свои умельцы есть, а им всё равно понравилось! Мне впервые доллары в банку пихнули и, наверное, юани, с каким-то нарисованным дядькой, представляешь? И баночку с какой-то белой пастой, но я не понял, что это, там одни иероглифы на упаковке. И всë чирикали что-то на своём, я не понял, но, кажется, они меня хвалили. Скажи, потрясно? Скажи? Макс? — Женька просто бурлил эмоциями, щедро разбрызгивая вокруг себя радость и восторг. И я был уверен, что его больные глаза сейчас счастливо сверкают.

— Потрясно, — я усмехнулся и подавил свой порыв взъерошить его волосы. — Кажется, кто-то вышел на международный уровень?

— Да ну тебя! Это ж случайность! Просто повезло оказаться там, где нужно. Но всё равно кайфово, — Женька счастливо вздохнул и улыбнулся.

— А у меня сегодня день рождения, — не успев подумать, ляпнул я. — И я тебя приглашаю в гости. В программе ресторанная еда, красное вино и просмотр любого фильма, на твой выбор. Что скажешь?

— День рождения? Сегодня? — Женька недоверчиво улыбнулся. Кажется, в этот раз я его без улыбки ещё не видел.

— А чем тебе семнадцатое октября не угодило? Отличный день. Могу паспорт показать, Фома неверующий! На работе мы уже отметили, семнадцать кружек чая за моë здоровье — это тебе не абы что! Осталось дома отпраздновать, — мне хотелось, на самом деле хотелось, чтобы он согласился, не прикрываясь на этот раз работой.

— Ну, спасибо китайцам ещё раз! Они шикарную выручку сделали на сегодня, поэтому подожди, я сдамся!

Пока Женька бегал, я успел заказать через приложение доставку еды из ближайшего ресторана. За вином зайдëм в магазин у дома, поэтому бóльшая часть обещанной программы организована.

В квартире Женька как-то странно оглянулся и поджал губы. Выражение его лица стало расстроенным, и даже каким-то разочарованным, а ещё он наверняка раздражëнно прищурил глаза. Я незаметно осмотрел своё жильё — кажется никакого компромата, вроде стоящего на паузе видео с гей-порно, нет. Но мальчишка всё равно забурился на тот же кухонный стул, где сидел в прошлый раз, и угрюмо уставился в окно.

Я понял, что ничего не понял. Да что случилось-то? Решив это выяснить, пока нам несут заказ, я поставил чайник и прямо задал Женьке этот вопрос.

Сначала он мялся, а потом выдавил, не отводя взгляд от окна:

— Ты женат?

— Что? Нет! — я с подозрением уставился на него, совсем не понимая, куда он клонит.

— Значит, девушка… Блин, я почему-то думал, что у тебя еë нет. Сам не знаю, почему, — расстроенно пробормотал фокусник.

— Так. Стоп, — я вообще перестал что-либо понимать. — Какая девушка? Нет у меня никого! С чего ты взял и к чему вообще такие вопросы?

— Ну-у… в прошлый раз у тебя было не так чисто. Знаешь, холостяцкие мелочи, вроде забрызганного зеркала в ванной, сальных следов по бокам кнопки выключателя и неаккуратно задëрнутых штор…

— Это ты мне так вежливо намекаешь, что я живу в свинарнике? — усмехнулся я.

— Нет, что ты! Конечно нет… Просто сейчас квартира идеально чистая, даже летней обуви в прихожке больше нет, и я подумал, что твоя девушка пришла и убралась.

Я всё-таки не удержался и расхохотался в голос. Как же давно я не смеялся так — открыто и раскатисто. Женька закусил губу, видимо выбирая, рассмеяться со мной или надуться.

— А ты не допускал мысли, что ко мне могла приехать мама? Моя бы вот запросто такой номер с уборкой провернула. Или я мог вызвать клининговую службу, чтобы встретить день рождения в чистоте? Или что я сам могу сделать генеральную уборку? Кстати, мой вариант — именно этот, — проговорил я, отсмеявшись. — Кстати, девушек не для уборки заводят, знаешь? — улыбаясь, произнёс я. Какой же Женька всё-таки… нахохлился, как воробей, и смотрит, наверняка с вызовом.

— Не знаю, — буркнул он и даже, кажется, немного покраснел.

— В смысле — не знаешь? — улыбка медленно сходила с моего лица.

— В прямом. Не знаю, и всë, — произнёс Женька и уставился прямо на меня. Я не видел, но чувствовал это.

— Жень… У тебя никогда не было девушки?

— Нет. И вряд ли будет.

— Когда ты так говоришь, ты хочешь сказать, что ты… — горло перехватило спазмом.

— Что я почти слепой, Макс. Вряд ли это покажется привлекательным хоть кому-то.

Я не успел ничего ответить, ведь подумал совсем о другой причине, как напряжение между нами прорезала трель звонка. Я поспешно вышел в коридор и вернулся с бумажными пакетами, в которых стояли лоточки с едой. Храни провидение человечков в зелëных и жëлтых костюмах!

— Открывай контейнеры, а я найду штопор. Еда из ресторана, но в походных условиях, — я старательно делал вид, что ищу штопор, отводя взгляд от Женькиного лица. В его словах о том, что у него не было девушки, проскользнуло что-то трудноопределимое, но очень важное, и теперь я отчаянно хотел понять, что.

— Ох, как пахнет… — Женька выгружал контейнеры на стол и надламывал хрусткие запорчики. — Это салаты, это какое-то мясо на косточке, а вот это что? И это? Запах обалденный!

— Это креветки в чесночном соусе и лазанья. Значит, в последних должны быть штрудель и чизкейк. Десерт для тебя, я не знал точно, что ты любишь, — я разлил вино по бокалам. — С тебя тост!

— С меня? Ну-у… я не умею произносить тосты, но я попробую! Дорогой Максим Викторович, — я хмыкнул, оценив подкол, — поздравляю тебя с днём рождения! Желаю тебе всего самого-самого лучшего! Мне бы очень хотелось, чтобы ты был здоров и счастлив. И… и я очень рад, что ты появился в моей жизни, — тихо закончил он серьëзным тоном, и приподнял бокал, салютуя.

Это незатейливое пожелание оказалось самым приятным за сегодня, а ведь на работе я их выслушал немало. Особенно зацепила последняя часть — надо же, он рад моему появлению. Такое странное, тëплое чувство…

— Ну, а теперь показывай, как это едят? Вилка же в левой, да? Только чур, не смеяться, если я ножик выроню! Мне и так здóрово не по себе, — смущëнно рассмеялся Женька и, сделав глоток вина на вдохе, закашлялся. — Блин! Макс, прости, я всё вытру! Горло непривычно обожгло. Где тряпка? — он вскочил со стула и быстро вытер красные капли. Щёки горели пунцовым, выдавая крайнюю степень смущения.

— В смысле «непривычно обожгло»? — медленно спросил я, чувствуя, как мои шестерëнки со скрипом завертелись. Чёрт. Я даже не знаю, сколько ему лет!

— Ну, я не пробовал вино. Только пиво, бабушкину настойку на шишках, и когда-то у мамы кончиком языка самогон лизнул, пока она не видит.

Я отогнал мысль о кончике его языка и всё-таки выдавил:

— Жень, а сколько тебе лет? — кажется, самое время начать молиться, чтобы не оказаться педофилом.

— А на сколько выгляжу? — я просто уверен, что наглец хитро прищурился!

— Я серьёзно. Сколько?

«Только-бы-не-младше-шестнадцати — только-бы-не-младше-шестнадцати», — попугаем твердил мой внутренний голос, скрестив несуществующие пальцы. Потому что даже если Женьке пятнадцать, он всё равно мне… Нет, не думать об этом! Не думать! Да отвечай же ты уже!

— Семнадцать. Совсем скоро восемнадцать, — невинно улыбнулся мальчишка и отправил в рот креветку.

Я с облегчением выдохнул и с удивлением посмотрел на вилку в своей руке. Странно, прямая. Я был уверен, что согнул еë к херам, пока ждал ответ этого хитрюги.

***

Поужинав и допив бутылку вина, мы переместились на диван и включили какую-то американскую комедию. Женька просидел спокойно первые минут двадцать, а потом начал ëрзать.

— Ты чего? Не интересно?

— Ну, вообще-то не особо. Я тут подумал… У меня колода с собой. Можно я на тебе потренируюсь? Хочу не только монетки, но и карты «из воздуха» доставать.

Дождавшись моего кивка, он сбегал за картами и начал объяснять мне суть, показывая, каким пальцем и куда он двигает карту, чтобы еë незаметно спрятать, а в нужный момент достать.

Но атласная картонка упрямилась, раз за разом выскальзывая из рукава его толстовки. Женька хмурил брови, пряча их под очками и закусывал губу. Такой невинный со своими торчащими кудряшками. Такой живой.

— Блин, нифига не получается! Макс, а можно с твоего компьютера на ютуб зайти? Может, я что-то упустил? Как они, блин, еë крепят? — Женька лёг грудью на свои колени, нагибаясь к журнальному столику, на котором стоял ноут, а я увидел тонкую полоску кожи на пояснице. Чёрт, его кожа даже на вид была мягкой и нежной. Поддавшись желанию, я протянул руку, чтобы провести пальцем по оголившейся пояснице, но в последний момент успел схватить диванную подушку, а не мальчишку. Захотелось побиться головой о стену.

Не замечая моих мучений, фокусник залипал в экран, щёлкая мышкой, и что-то бормотал под нос.

— Ага, надо выворачивать! — торжествующе воскликнул он и повернулся ко мне. Слишком близко. Ближе, чем через кухонный стол. — Значит, я снимаю, нужную карту вниз, теперь мизинцем вбок и аккуратно за ладонь. Блин, почему у меня ладони небольшие, а? Так, а теперь аккуратно и… оп-пля! Получилось! Ха!

Женька такой искренний и наивный, такой жизнерадостный…

— А теперь не шевелись! Буду на тебе отрабатывать. Ещё раз, вниз, мизинец, за ладонь, а теперь обратно… да чтоб тебя! Блин, Макс, если бы у тебя была грива, как у Пугачёвой в еë лучшие годы, шанс незаметно вытащить карту был бы больше, — захихикал наглец, не замечая моего тяжёлого дыхания. — Давай заново. Вниз, мизинец, за ладонь, теперь поворот и… — его рука, со спрятанной в рукаве толстовки картой, в очередной раз приблизилась к моему лицу.

Не выдержав, я накрыл его ладонь своей, заставляя обхватить свою челюсть. Женька замолчал на полуслове и замер от удивления. Я крепко держал его руку, наслаждаясь еë мягкостью, и пытался рассмотреть его глаза сквозь чёрные стёкла, но видел лишь своë отражение. Моё дыхание отяжелело и меня откровенно повело. Спустя бесконечные секунды я почувствовал, как тоненькие пальцы дрогнули и ничтожно мало, буквально сантиметр, проскользили по моей вчерашней щетине. Женька прерывисто выдохнул, не решаясь двинуться дальше и гулко сглотнул.

— Макс… — слабым голосом выдохнул он и даже, кажется, слегка подался навстречу, но именно это сбросило с меня наваждение.

— Прости, я… Я сам не знаю, прости, — пробормотал я и быстрым шагом направился в ванную, стараясь не поворачиваться к Женьке передом, чтобы не пугать бугром на ширинке.

Я вышел через десять минут. От ледяной воды онемели не только руки и лицо, даже зубы ломило. Зато взбунтовавшееся тело спасовало перед холодным умыванием. Женька уже ждал меня в прихожей, одетый и обутый.

— Макс, мне пора. Уже почти одиннадцать. Бабуля будет волноваться, — произнёс он, не поднимая на меня взгляд.

— Давай всё-таки провожу тебя? — чёрт, как-то нехорошо получилось.

— Не надо. Кому я нафиг нужен, — горько усмехнулся Женька.

— Мне нужен, — молодец, Макс! Придать этому вечеру ещё больше неловкости уже просто невозможно!

Мальчишка только нервно дëрнул на это плечом и исчез в подъезде. Раздавшийся через три пролëта всхлип мне, надеюсь, послышался.

========== Часть 6. Лучше лекарств ==========

Видимо, я и правда выглядел фигово, если коллеги подкалывали меня, строя версии, как я вчера отметил свой день рождения. И помятый вид, и мешки под глазами нашли в их мнениях своё объяснение, не имеющее ничего общего с реальностью.

А я просто не выспался. После ухода Женьки, чтобы не загоняться над всей этой нервотрепкой и самоанализом, я бездумно залип в телефон, пролистывая ленту соцсетей. Да так и отрубился, не выпуская мобильник из рук. Помню, как смотрел на 04:27 и прикидывал, сколько времени осталось до будильника.

А днём я с усилием старался сосредоточиться на работе, подвисая на знакомых формулах экселя, и при расчëте сметы получал один результат, а при перепроверке другой. В глаза реально хотелось вставить спички, чтобы веки не закрывались. И с челюстью приходилось обращаться бережно — не хотелось бы еë вывихнуть при очередном грандиозном зевке.

Как ни странно, к вечеру я разгулялся и стал выглядеть почти прилично. А вот Женька, который мëрз на своём рабочем месте, выглядел не ахти. Из всех плюсов — он наконец-то нацепил шапку. Дурацкую, с помпоном и верëвочками от ушей, но выглядела она тëплой, а это самое главное. И всё-таки шапка не спасала, а потому он притопывал на месте и отогревал руки в подмышках. Кончик носа покраснел, губы, наоборот, побелели, а тщедушное тельце сотрясали громовые «Апчхи!». Народ пробегал мимо, не желая зрелищ в сегодняшний минус и наверняка сторонясь простудившегося фокусника.

— Привет! — просипел Женька и шмыгнул носом.

— Привет. Ты готов? Пошли.

— Куда?

— Ко мне, — внезапно всё стало просто и понятно. Я просто хочу, чтобы он был рядом.

— Так я работаю.

— Да я вижу. Нет никого. И не будет, учитывая твои витающие в воздухе бациллы. Держи деньги и бегом сдаваться. Нам ещë в аптеку.

— Зачем? Не надо никакой аптеки! Я же просто чихнул разок!

— Ну вот и возьмём лекарство от твоих разовых чихов. В уколах, — я в шутку хищно осклабился. — Давай-давай! Бегом!

Женька поколебался, но быстро собрал столик с реквизитом и умчался, чихая на ходу. От его чихов помпон смешно трясся, а верëвочки подскакивали, как будто были на пружинке.

***

— Тебе сколько сосисок отварить? — я надеялся, что докричусь через шум до ванны, где мой маг и волшебник мыл руки.

— Две!

Я усмехнулся и закинул в кастрюлю штук пятнадцать для нас обоих. Как же, «две»! Аппетит, как у молодого волчонка, двумя сосисками явно не удовлетворить.

Пока Женька помогал выкладывать на тарелки макароны и сосиски, я принёс из холодильника три банки и кетчуп.

— Жень, а ты любишь домашние засолки?

— Это, типа, солëные огурцы и помидоры? Да, очень! Любые!

— Прям любые? — я улыбнулся, предвкушая его мордаху. — Ну тогда предлагаю попробовать любимую закрутку моей мамы. Она недавно передавала посылку с соленьями со знакомыми. Думает, я тут голодаю, — я улыбнулся, вспомнив о еë заботе, и вскрыл литровую банку со светлыми кусочками. — Прошу!

Женька с азартом ткнул вилкой в самый большой кусок и отважно сунул его в рот. Секунда-другая и его лицо скривилось, в попытке разжевать и проглотить еду.

— М-м… как фкусно. Фто это? — прошамкал он с набитым ртом и оглянулся, словно раздумывая, куда бы выплюнуть амброзию.

— Мочëные яблоки с чесноком, хреном и смородиной, — оповестил я и захрустел таким же кусочком. — Если что, ведро под раковиной.

Но Женька замотал головой и храбро проглотил, наверняка зажмурившись.

— Обалдеть, — только и выдохнул он и засунул в рот сразу половину сосиски, явно в попытке убрать послевкусие.

— Прости, не смог удержаться, — я рассмеялся, вспомнив его скривившиеся губы. — На самом деле, это довольно вкусно. Мамина фишечка, которой она всех безжалостно балует. Просто тебе непривычно. Ладно, попробуй огурцы.

Женька с опаской понюхал банку, подцепил огурчик, лизнул его на пробу, и только тогда захрустел, споро закидывая в себя сосиски и макароны.

— А что в третьей банке?

— Твоё лекарство, помимо аптечных препаратов. Стопроцентное средство, испытанное поколениями. Если ты наелся, то сейчас самое время начать лечение.

— Звучит солидно. И что это? На варенье похоже.

— Целебная смесь из лимона, мëда, имбиря и чеснока, — я предполагал его реакцию и не ошибся.

— Я не буду это есть! Чеснок с мёдом — это вообще, как? Я не буду!

— Будешь! И я с тобой ложечку этой гадости съем, для профилактики. Она лучше любых синтезированных лекарств. Завтра о простуде и не вспомнишь!

— Макс, я не буду! Я уже не болею! Я резко выздоровел! — очередной чих подоспел как нельзя кстати, и Женька вцепился в свои очки, чтобы их не стряхнуло.

— Давай-давай. Одну ложечку! И радуйся, что тебя не заставляют запивать эту гадость горячим молоком с растаявшим маслом, как меня в детстве! А вот нюхать не советую, так глотай! Лучше проскакивает, — я воспользовался законным поводом прикоснуться и нажал на Женькин подбородок, приоткрывая рот.

Когда чесночная сладость оказалась у него на языке, Женька скривился, совсем как я в детстве, и замахал руками. Хмыкнув, я почти спокойно проглотил свою порцию и закрутил крышку.

— Лучше уж и вовсе не болеть, чем ты меня такими драконовскими методами лечить будешь, — пробурчал мальчишка, закусывая солëным огурцом. — Но спасибо! — и он светло улыбнулся. — Давай помою посуду!

Женька загремел тарелками, взбивая пену на губке, а я подавил своё желание обнять его сзади и прикусить за шею. Нужно на что-то отвлечься.

— Кстати, мне ведь тебя нагадали, — я взял полотенце и начал вытирать чистую посуду. — Ну, в смысле, предсказали, что я тебя увижу.

— Это как?

— В тот день, когда я тебя впервые увидел, я какую-то цыганку встретил. Она что-то говорила такое… не помню точно, но как будто про тебя.

— А, это, наверное, тётя Эльвира. Крупная такая, да? Она по нескольким станциям ходит и любит молодым помочь, внимание привлечь, чтобы люди деньги давали. Жалеет нас, вот и помогает, как может. Правда, довольно оригинально, — Женька фыркнул, о чëм-то вспомнив. — Когда я только пришёл, она какому-то впечатлительному дядьке наплела про Мадонну с дитëм. Ну, знаешь, это когда молодые женщины собирают, держа в руках ребёнка или куклу. Ну вот, тётя Эльвира думала, что дядька той девчонке денег даст, а он еë замуж забрал. Карен тогда орал на тëтю Элю, но она особо не впечатлилась.

— Забавно. Наверное, повезло девчонке и еë ребёнку. Кстати, про твою работу… Ты не надумал уйти? Я помню те слова о том, что обещанного гонорара нет, — я внимательно следил за реакцией мальчишки.

— Да, нету, но пока и идти некуда. Тут всë равно больше получается, чем если листовки раздавать, например. Поверь, у меня всё посчитано, — он криво усмехнулся.

— А если бы тебе кто-то просто дал эти деньги? Ты бы взял? — я изо всех сил постарался произнести это нейтрально, но Женька все равно уставился на меня с подозрением.

— Кто?

— Ну, кто-нибудь. Я не знаю… доброжелатель?

— Нет, не взял бы. У меня нет знакомых, которые могут выложить полмиллиона просто так. А если занимать, то придётся отдавать с грабительскими процентами или отрабатывать, причём способы могут быть разные. Нет уж… — он закончил мыть посуду и начал оттирать раковину. — Я накоплю сам. Найти бы только хорошую подработку. Если у тебя есть идеи, то буду рад. А мечтать о чуде, если честно, не хочется. Сколько ни мечтай, реальность от этого не изменится, — Женька явно упëрся, закусив удила. Ладно, будем работать над этим.

— Фильм посмотрим? — я сменил тему, развешивая полотенце на сушилку.

— Ну, только если недолго, мне домой нужно. А может, посмотрим ужастик? Чур, я выбираю!

Включив фильм про мистического клоуна, мы с ногами забрались на диван. Так естественно и так уютно… Но когда зубастая челюсть впервые распахнулась на весь экран, Женька шарахнулся в сторону и вцепился в мой локоть ледяными пальцами.

— Эй, ты чего? — надо же, боится. Хотя сам предложил ужасы.

— Да неожиданно просто. Во мерзость, а? — он бравировал, но я слышал его дрожащий голос.

— Если хочешь, выключим?

— Да не, пустяки, — смутившись отмахнулся он и вновь уставился в экран с каменным лицом, даже не вздрагивая.

Хотя у меня было стойкое ощущение, что он просто закрывает глаза на страшных моментах. А жаль. Мне понравилось, как он неосознанно метнулся ко мне. А если бы он ещё раз схватил меня за руку, то можно было бы переплести пальцы.

Рассеянно думая об этом, я мягко провалился в сон. Ночной недосып всё-таки догнал меня и стукнул по темечку.

***

Из тяжёлого сна я выныривал постепенно. Каким-то десятым чувством понял, что Женька рядом, и не стал открывать глаза. Судя по бравурной музыке, мальчишка включил «Пираты Карибского моря», значит, ужастик либо закончился, либо его просто закрыли. А я почему-то лежу. Сидел же? Неужели так вырубился, что автоматом развалился и выпихнул гостя с дивана?

Лениво пытаясь найти ответы на свои вопросы, я почувствовал невесомое прикосновение ко лбу. Женька осторожно убрал мои волосы и подушечками пальцев провёл по щеке. Это было щекотно, но я сдержался, желая узнать, как далеко он зайдет, изучая меня.

Не замечая во мраке того, что я проснулся, Женька медленно и очень нежно провёл ладонью по груди и огладил плечи. Его движения были настолько плавными и ласковыми, что моё тело предсказуемо отозвалось, наливаясь жаром. И кажется, фокусник заметил это, потому что его ладонь осторожно скользнула по моему животу, двигаясь вниз, а я запаниковал. Если он дотронется до моего стояка, то я не смогу сдержаться. У меня так давно никого не было! Вопрос, хочет ли этого сам Женька, или на такие эксперименты его толкнуло банальное любопытство?

Не придумав ничего лучше, я пошевелился и глубоко вздохнул, как будто начинаю просыпаться. Пусть у него будет выбор, остаться или отодвинуться, притворившись, что этих прикосновений не было.

К сожалению, рука мальчишки сразу исчезла, и открыв глаза я увидел его сидящим на полу в другой стороне от меня. Женька чересчур прямой спиной облокотился на сиденье дивана, делая вид, что провёл тут последний час, но его пылающие уши можно рассмотреть даже при скудном свете экрана. Я украдкой вздохнул.

— Ты чего на полу?

— Ты спал. Крепко. Будить было жалко, — жалко ему, как же! А наглаживать меня, чтобы потом сбежать, не жалко?

— Извини. Не выспался, вот и вырубило. Сколько времени?

— Почти одиннадцать. Мне домой пора. Запрëшь? — он упорно отводил взгляд.

— Если хочешь, ты можешь остаться. Болеешь же, — внутренний голос ехидно напомнил о том, что в моей однокомнатной квартире спать можно только на единственном диване.

— Нет, я пойду. Бабуля будет волноваться.

Уже натянув куртку и свою нелепую шапку, Женька замялся на пороге.

— Я новый фокус выучил. Хочешь, покажу?

— Конечно, давай.

— Закрой глаза, — попросил Женька внезапно охрипшим голосом.

Я послушно прикрыл веки, а в следующий миг почувствовал движение и лëгкое прикосновение его губ к уголку своего рта. Невинный, детский поцелуй, от которого моё сердце пропустило удар. И прежде, чем я успел ответить или хотя бы удержать его, Женька отшатнулся, выбежал изквартиры и скатился с лестницы, будто за ним черти гнались.

========== Часть 7. Пропавший ==========

А потом он просто пропал.

В среду, возвращаясь домой после рабочего дня, я увидел только пустой закуток, где обычно Женька расставлял свой столик. Постояв с полчаса на одном месте, я продрог до костей и только в очередной раз поразился, как мальчишка проводит на холоде почти без движения несколько часов подряд.

Не дождавшись ровным счётом ничего, я покружил ещё немного и пошёл домой. Планы утащить Женьку к себе, чтобы поужинать в его компании, с треском провалились. Я старался не накручивать себя, но мысли о зарождающейся простуде фокусника не выходили у меня из головы. Вдруг он всё-таки заболел, а потому не вышел на свою работу? Но я старался не паниковать и решил дождаться следующего дня. Мало ли какие у Женьки могли быть дела.

В четверг я с самого утра ëрзал в кресле, беспокойно посматривая на часы. Ближе к обеду у меня родилась гениальная идея съездить домой в перерыв, но адекватно посчитав потраченное время, от этой мысли пришлось отказаться, чтобы не заработать выговор.

Зато вечером я стартанул с работы первым, ещë в холле подрезав на повороте экономистов, которые всегда норовили улизнуть раньше всех.

Каково же было моё разочарование, когда вместо привычной небольшой толпы перед мальчишкой в солнечных очках, я увидел по-прежнему пустой закоулок. Ещë надеясь на что-то, я оглянулся вокруг и обошёл ближайшую территорию, пока на меня не начал подозрительно коситься патруль.

Я понял, что Женьку я сегодня снова не увижу. Более того, я даже не знаю его фамилию, адрес или колледж, в котором он учится. Да как так-то? Столько раз была возможность спросить хоть что-то, но мне вполне хватало имени. На какой-то момент я почувствовал себя потерявшимся щенком — очень неприятное ощущение, надо сказать. И пока я думал, как найти свою иголку в стоге сена, меня поразила одна очень простая мысль. Женя знает, где я живу. Он может прийти. Но не идёт. Значит, или не может, или не хочет.

Надеясь на лучшее, я поспешил домой. Вдруг он сидит на лестничной площадке? Или мнется у подъезда, засовывая руки в карманы?

Но везде было пусто.

Ощущая странную дезориентированность, я чем-то занял свой вечер, чутко прислушиваясь к звукам в подъезде.

В пятницу, когда провидение проигнорировало все мои просьбы, и я снова смотрел на пустующее место, в моей голове было уже чистое, высококонцентрированное беспокойство. Чëрт, я просто хотел знать, что случилось, и куда пропал мой фокусник? Даже если он испугался, неважно, меня или себя, даже если он больше не хочет видеться — я просто обязан узнать, что с ним всё в порядке. А потом, если что, я уйду.

Решив так, я развернулся и направился в метро. Ближайшие часы прошли в бесконечных путешествиях по станциям. Приезжая, я осматривал толпу, выходил наверх и, не получив никакого результата, спускался и ехал дальше.

На пятой станции я подумал, что занимаюсь ерундой. На восьмой я убедился в этом окончательно. Но так как других зацепок не было, я продолжал убивать время, надеясь на лучшее. Не нанимать же частного детектива, в самом деле… Хотя, это мысль.

Решив отложить такие меры на крайний случай, я продолжил мониторить метро, изредка подходя к тем, кто просил милостыню. Но никто из них не слышал о фокуснике по имени Женя, а некоторые просто убегали от меня, вероятно, не желая привлекать внимание начальства или опасаясь странного интереса.

Домой я вернулся поздно и просто валился с ног от усталости, разочарования и беспокойства. Попытаюсь завтра поговорить с этим Кареном, что ли. Может, хоть он знает, куда пропал Женька. Правда, общаться с крышей беспризорников не особо хочется.

В ду́ше я пытался смыть этот день и все эти равнодушные и тяжёлые взгляды, которые люди почему-то приобретают в метро. Хотя, наверняка я и сам выглядел не лучше, и прохожие видели во мне беспокойно оглядывающегося всклокоченного мужчину. От таких подозрительных личностей обычно отодвигаются подальше.

От какой-то документалки меня оторвал звонок мобильного. Бросив беглый взгляд на цифры, я увидел стационарный номер и злобно прищурился. Если это по работе, какой-нибудь заказчик, то я выскажу ему всё, что думаю о полуночных звонках.

— Алло, — максимально холодным голосом ответил я, ожидая услышать: «Максим Викторович, добрый вечер! Это ООО «Рога и Копыта»! Простите за поздний звонок, но нам срочно нужно уточнить…», но в трубке слышалось только шуршание и неприятный треск.

— Макс? — это он! Я узнаю тембр его голоса за любыми помехами. Но почему-то я не мог сказать ни слова и только крепче вжимал мобильник в ухо, пытаясь преодолеть оцепенение.

— Э-э… Алло? Вы слышите меня? Могу я услышать Максима Викторовича? — кажется, Женька подумал, что перепутал номер с рабочим, или что я потерял телефон, или оставил у знакомых, или… да какая разница!

— Женя! Это я! Ты слышишь меня? С тобой всё хорошо? Ты где? — скинув паралич заорал я, вскакивая с дивана.

— Привет! Всё хорошо, я дома. Тут… и пришлось… вот, — к трескам добавились паузы, словно Женька звонил со сломанного телефона с неисправным динамиком.

— Я не слышу тебя! Жень?

— Подожди минутку! — я услышал, как трубку положили, и воцарилась тишина, прерываемая только тресками. Через минуту голос мальчишки раздался относительно чëтко, если не обращать внимания на эхо. — Макс, слышишь меня? Так лучше?

— Да! Что случилось? Где ты?

— Я дома. Бабуле стало хуже и мне пришлось остаться. Я не выходил на работу. Вообще из дома никуда не выходил. Сейчас бабуле лучше, но завтра я тоже буду тут, не хочу пока оставлять её без помощи.

— Почему ты не позвонил сразу? Может, нужна какая-то помощь?

— Нет, всё есть, спасибо. Я сначала не хотел… ну, навязываться. Не думал, что ты ждёшь, — зашибись! Мой внутренний голос смачно шлëпнул себя ладонью по лбу. — А потом линию оборвали и только сегодня отремонтировали. Я уже не первый раз звоню, но ты был недоступен. А рабочий не брал.

— Я в метро был. Искал тебя по ближайшим станциям. Подумал, может, тебя переставили в другое место.

— Макс… прости, что не предупредил, — судя по приглушëнному звуку, Женька прикрыл трубку ладонью.

— Откуда ты звонишь? Это твой номер?

— Это общий, общажный. Тот аппарат, что в коридоре — барахлит, ты сам слышал. А сейчас я от соседей попросился поговорить с тобой недолго, чтобы звук без помех был. Макс, я тут подумал… Ну, если хочешь, конечно, хотя я пойму, если не захочешь… Всё-таки общага, и бабуля лежит, а памперсы мы не покупаем, так что небольшой запах, хотя я мою часто… — Женька мялся, явно решаясь на что-то. — В общем, если хочешь, приходи в гости. Повторю, только если хочешь.

— Хочу.

— Правда? — радость в голосе мальчишки смешалась с облегчением, — тогда записывай адрес. Я буду ждать тебя. — Я черкнул пару строк на форзаце блокнота. — Тогда до завтра? А то мне нужно освободить телефон.

— Жень? Ещë одно.

— Да?

— Скажи мне свою фамилию.

— Краснов. А что?

— Ничего. Просто мне так спокойнее, — я улыбнулся, представляя улыбку своего фокусника за несколько десятков километров.

***

Я стоял перед обшарпанной дверью и смотрел на давно забытую картину: три разномастные кнопки звонков, закреплëнные на одной планке. Рядом, прямо к стене, скотчем приклеены кусочки бумаги с надписями «Симонова», «Красновы», «Яковлевы».

Я ткнул в нужную мне кнопку и услышал заливистую трель где-то вдалеке и торопливый звук лëгких шагов.

— Привет!

— Привет! Проходи! Я тебя уже жду. Держи тапки, — Женька засуетился, но смотреть мне в глаза избегал. Он забрал куртку, бросил к ногам резиновые шлëпки и запер дверь. А я смотрел на него и не мог поверить, что Женька тут. Что он тёплый и настоящий. Хотелось прижать его крепко и никуда не отпускать. Да, вот я и докатился до всей этой романтической ерунды. Но, если честно, пофиг.

— Пойдём в мою комнату. Сюда. Ну, вот как-то так я и живу, — с напускной небрежностью произнес Женька, пропуская меня к себе и прикрывая за нами дверь.

Я осмотрел небольшую комнатушку. Простенькие бумажные обои, поклеенные лет тридцать назад, демонстрировали ржавые разводы — наверное, соседи сверху неоднократно топили. Небольшое окно было прикрыто плотным тюлем, свисавшим с железной гардины в виде квадратного бруска. Разномастная мебель советских времён была расставлена вдоль стен, в том числе древний диван с узкими деревянными подлокотниками, который был застелен старым плюшевым покрывалом. Рядом стоял письменный стол, на котором лежали несколько учебников, карандашница и жëлтая папка. У стены напротив располагался массивный трëхстворчатый шкаф с торчащим в створке ключом, который явно был старше меня. Этот шкаф занимал значительную часть комнаты и мешал двери открываться полностью.

Или Женька тщательно убрался перед моим приходом, стараясь сделать своё скромное жилище безупречно чистым, или он прирождëнный перфекционист. Ни одной криво лежащей вещи. Даже ручки, карандаши и другая канцелярка в большой карандашнице рассортированы по отделениям. Интересно, зачем ему столько пишущих принадлежностей?

Я присел на скрипнувший диван, чувствуя, как в мягкое место впилась пружина. Пришлось поëрзать, чтобы найти более комфортное положение. Женька заторможенно присел рядом, словно всё ещё не мог поверить, что я пришёл.

— А где твоя бабушка?

— Она в соседней комнате, там, дальше по коридору. Я недавно накормил еë, поэтому сейчас она спит. Чуть позже нужно принять таблетки, но я уже завел будильник.

— Может, требуется какая-то помощь?

— Нет, всё нормально. Сегодня бабуля уже сама ходила в туалет, так что завтра, думаю, уже совсем всё наладится, — наконец-то Женька отбросил своё смущение и немного расслабился.

Разговор потëк более непринуждённо, и мальчишка даже начал улыбаться. Я рассказал ему, как высматривал его эти дни, приставая к побирушкам с расспросами и заглядывая в каждый закоулок, а Женька хихикал, подкалывал меня и строил абсурдные версии о том, что же думали обо мне другие. Но при этом я видел, что он был польщëн таким вниманием и беспокойством.

В его комнате больше не было телевизора, ведь мальчишка его продал, и только кронштейн сиротливо торчал из стены. Но нам и вдвоём было нескучно, так что никаких неловких пауз не возникало.

— Ой! А чай-то… Погоди, я сейчас заварю и вернусь, ладно? Кухня общая, поэтому… в общем, я быстро! — Женька улизнул на кухню и до меня донеслось звяканье посуды.

Я встал, разминая шею, и прошёлся по комнате. Над письменным столом иголками был закреплëн постер с каким-то комиксом. Нет, наверное, мне никогда не понять эти корейские направления, будь то фильмы, мульты или музыка.

Мой взгляд скользнул по столу и уцепился за паспорт. Не успев подумать о корректности своих действий, я открыл бордовую книжечку.

С фотографии на меня смотрел ещё совсем ребëнок, четырнадцатилетний Женька. А точнее, Краснов Бажен Михайлович. Бажен… никогда не встречал такое имя. Красивое… Как-то сразу появились ассоциации со сказкой «Хозяйка медной горы», которую написал Павел Бажов.

А день рождения у мальчишки, кстати, будет через одиннадцать дней.

Я вернул паспорт на место и взял со стола папку. Блин, я знаю, что шариться по чужим вещам нехорошо, но очень уж хотелось посмотреть, как и чем живёт фокусник. В папке наверняка конспекты по учёбе или какой-нибудь проект. Интересно, какой у него почерк?

Я перевернул тонкий пластик и моё лицо в удивлении вытянулось. С альбомного листа на меня смотрел… я. Нет, серьёзно. Конечно, фотографического сходства и особой реалистичности нет, но портрет простым карандашом был нарисован довольно неплохо. В нижнем правом углу размашисто написана вчерашняя дата.

Я перевернул страницу и увидел второй свой портрет, уже в полный рост.

И третий — лицо крупным планом. Захотелось провести по рисунку пальцем, но следы грифеля наверняка смажутся, а портить работу не хотелось. Меня затопила какая-то нереальная нежность. Значит, сидя дома, Женька думал обо мне и даже нарисовал. Никто раньше не рисовал мои портреты, насколько я знаю.

Я пролистал рисунки дальше. Если судить по датам, то папка пополнялась уже несколько месяцев. Я продолжил бегло перелистывать работы. Сухопарая старушка, наверное, его бабушка. Какая-то женщина в строгих очках и с указкой в руках, лица детей, чьи-то руки, лохматая собака или медведь — всё-таки, людей у Женьки рисовать получалось лучше.

Одна из последних, точнее первых, работ — портрет Джонни Деппа в роли пирата. Я ощутил тонкий укол ревности, рассматривая тщательно прорисованные детали. Неужели этот паяц нравится Женьке? Я пролистал рисунки до конца и ухмыльнулся. Моих портретов три, а у пирата — один. Выкуси, Джек Воробей!

Дверь скрипнула, пропуская Женьку с подносом, а я машинально захлопнул папку.

— Не открывай еë! — испуганно вскрикнул мальчишка, и даже несмотря на чёрные очки я увидел, как он смущëн. Блин, неловкая ситуация.

— Жень, прости. Я сунул нос в твои личные вещи и уже открыл. Я думал, там конспекты, хотел просто увидеть твой почерк, — надеюсь, хотя бы со стороны выглядит не как жалкое оправдание. — Если бы я знал, что там рисунки, я бы не полез, а попросил показать. Ну правда, извини. Не злись.

— Да я не злюсь, — пробормотал мальчишка, опуская поднос на письменный стол. — Но в следующий раз правда просто попроси. Ну, и что теперь? Смеяться будешь?

— Нет, конечно, нет! Отличные рисунки! Особенно первые. Или последние, смотря с какой стороны посмотреть. У тебя хорошо получается.

— Я ходил раньше заниматься. Ну, когда ещё отец с нами жил, — Женька подтащил к столу ещё один стул — для меня. — Правда, тогда мы рисовали маслом на льняных холстах. Но эти расходники очень дорого стоят. Поэтому сейчас я обхожусь бумагой и простыми карандашами. Пей чай. Остынет.

Я опустил ложечку в сахарницу и прибор с неприятным звуком царапнул по донышку. Сахара было насыпано совсем немного. Что-то мне подсказывало, что чай в этом доме пьют несладким в целях экономии, но для гостя высыпали последнее.

Я мысленно отвесил себе пинка. Идиот, пришёл с пустыми руками! Нет, конечно, у меня была мысль накупить продуктов и прийти увешанный сумками, как дед Мороз подарками. Но я помню негативную реакцию Женьки на подобного рода благотворительность. И я решил просто захватить торт из вежливости. А потом, если честно, в предвкушении нашей встречи я просто забыл о сладостях. Я-то сюда не есть пришёл, а увидеть его, и убедиться, что всё в порядке.

Я прихлëбывал горячий чай и, витая в своих мыслях, думал о рисунках. А Женька рассказывал какой-то забавный случай про масляные краски, что-то про смешение цветов и почему-то про хозяйственное мыло и уайт-спирит.

— А как ты вообще решил рисовать? Это же не спонтанные работы, судя по датам, — мне и правда интересно.

— Всë-то ты заметил, внимательный какой, — проворчал мальчишка. — После последнего обследования. Когда понял, что реально могу ослепнуть. Захотелось… ну, знаешь… оставить что-то после себя, пока могу, — он постарался скрыть эмоции, перехватившие спазмом горло, а у меня что-то болезненно сжалось внутри. — И теперь у меня есть твой портрет.

— Три.

— Да, три, — эхом откликнулся Женька. — А вообще, я всегда мечтал научиться лепить.

— Лепить? В смысле, из пластилина?

— Ну, и это тоже, — рассмеялся Женька. — Но в идеале я бы хотел лепить из полимерной глины. Знаешь, какие крутые статуэтки делают? Вот и я хотел бы попробовать. Я бы… я бы слепил тебя. Чтобы у меня была твоя фигурка, когда… когда все случится. И тогда я смогу прикоснуться к тебе хотя бы так, — и он опустил голову.

— Жень… — давай, Макс, скажи ему про эти чертовы деньги! Ты же уже всё решил! Нужно один раз поговорить, убедить его принять их, и все!

— Я хочу попросить тебя об одолжении, — перебил меня мальчишка и вскинул лицо. — Когда я… ну, то есть, если я ослепну, мне придется чувствовать этот мир через прикосновения. Я хочу попробовать притронуться к твоему лицу. Ты же знаешь, как слепые ощупывают лица, знакомясь с кем-то. Я хочу попробовать, каково это. Можно? — я только кивнул. Выдавить из себя хоть слово не получалось. — Тогда поднимись, пожалуйста.

Я встал на ноги, наблюдая, как Женька оказывается прямо передо мной. Наверное, он уже закрыл в этот момент глаза, чтобы сосредоточится. Но у самого лица я перехватил его за запястье и почувствовал, что он вскинул на меня вопросительный взгляд.

— Сними очки, — мой голос охрип. — Желание за желание.

— Макс, не надо. Поверь, ничего интересного там не…

— Сними.

Женька вздохнул, взялся за дужку, на секунду замерев, и стянул свои чëрные очки. Но я только тихо рассмеялся.

— Глаза-то открой, хитрюга.

— Ты просил снять очки. Про глаза ничего не говорил, — упëрся мальчишка, крепко зажмурившись.

— Жень? — в ответ он только тяжело вздохнул.

— Ты точно не убежишь, увидев меня?

— Нет. Открывай, — как в замедленной съёмке я увидел, как его лоб и брови расслабляются и он медленно поднимает веки.

========== Часть 8. К концу жизни нечего отдать ==========

— Ты точно не убежишь, увидев меня?

— Нет. Открывай, — как в замедленной съёмке я увидел, что его лоб и брови расслабляются, и он медленно поднимает веки.

Хорошо, что я заранее погуглил, как выглядит эта катаракта! Всë-таки вживую это зрелище намного страшнее безликих картинок. Конечно, я бы в любом случае не убежал, как боялся Женька, но всё же хотелось отреагировать, ни на секунду не потеряв лица.

Радужку красивого шоколадного оттенка уродовали светлые зрачки. Один был полностью белый, с расплывающимся жëлтым пятном вокруг, второй просто мутный, словно разведëнное в воде молоко. Боже, как же он плохо, должно быть, видит! Непривычные светлые зрачки придавали лицу мальчишки нереальное, сюрреалистичное выражение. Я бы не назвал это уродством, но при этом понял, почему его однокурсники расклеили по колледжу Женькины фото — эти глаза слишком отличались от привычных.

— Посмотрел? Раньше чуть лучше было. А сейчас мне кажется, что с каждым днём всё становится только хуже. Скажи, стрëм? — от количества затаëнной боли в этих словах хотелось кричать.

— Непривычно. Но уж точно не стрëм. Тем более, это лечится. Для меня ты всё тот же Женя. Только без очков — и так гораздо лучше. Не прячься больше. Я хочу видеть тебя, — рассмотреть облегчение в его глазах, ничем больше не скрытых, бесценно.

— Тогда я могу…? — я кивнул, и Женька закрыл глаза, поднимая к моему лицу руки.

Я тоже прикрыл веки, подумав, что сейчас я и сам условно ослеп. Двое незрячих, которые изучают друг друга. Как же много человек теряет, просто лишаясь зрения! И насколько обостряются другие органы чувств.

Женька робко положил свои пахнущие мылом ладони на мои щёки. Мыло, кажется, земляничное? Я помню такие серо-розовые бруски, братьев «Хвойного» и «Банного». Понимаю, что эти мысли бредовые, но они помогали поддерживать связь с реальностью, потому что близость юного тела изрядно туманила голову.

Подушечками пальцев Женька невесомо провёл по моей вчерашней щетине против роста, и она издала едва слышный шелестящий звук. Тëплые пальцы скользнули выше, осторожно изучая мои скулы, виски и лоб.

Кожа на ладонях была нежной, смягчившись от длительного пребывания дома. Совсем не как в первый день нашей встречи, когда его руки были шершавыми от осенних заморозков и ветра.

Женька аккуратно разгладил мои брови и, едва прикоснувшись к векам, вернулся к щëкам, продолжая медленно ощупывать меня.

Вот только с каждым движением это больше походило на ласку, а не на эксперимент. Мальчишка нежно поглаживал меня, переходя с лица на шею и, словно испугавшись, обратно. А моë тело и душа отзывались горячей волной, предшествующей настоящему, острому возбуждению. Я открыл глаза. Мальчишка стоял совсем близко, болезненно нахмурив брови и прикусив щёку изнутри. Такой невинный и нежный, что хотелось немедленно прикоснуться к этой чистоте.

Подушечкой большого пальца он робко провëл по нижней губе, а я инстинктивно дëрнул ими в ответ, нелепо поцеловав. Женька ошарашенно распахнул больные глаза и беспомощно на меня уставился.

Нет, всë же таких нереальных космических глаз быть не должно! Но мне все равно. Это же мой Женька. Это он так тяжело дышит и не отодвигается ни на миллиметр.

Я решился проверить, насколько он готов отозваться на то, что чувствую я и, подтянув его за ремень джинсов ближе, подался вперёд, по очереди невесомо целуя его прикрывшиеся веки. Мальчишка замер, прислушиваясь к себе, и, видимо сделав какие-то выводы, поднял лицо, распахивая полыхнувшие безумием глаза.

— Макс… — умоляюще выдохнул он и перевел взгляд на мои губы.

Вместе со временем остановилось биение сердца, и загустевшая кровь замерла в венах. Я приблизился к его лицу и целомудренно поцеловал, лишь слегка прикоснувшись губами. Женька приоткрыл рот, подавшись навстречу и меня повело. Подцепило под рëбра невидимым крюком и рывком дëрнуло навстречу.

Я властно обнял Женьку за пояс и притянул его ближе, а второй рукой зарылся в волосы на затылке. Наконец-то я поцеловал его так, как давно хотел — толкнулся языком в горячий рот, услышав прерывистый вздох через нос.

Умерив пыл, я целовал его насколько мог ласково и нежно. Я хотел заставить его забыть обо всех своих комплексах и заботах, заставить думать сейчас только обо мне. И, судя по его сбитому дыханию и отчаянному отклику, удалось мне это успешно.

Его руки робко оглаживали мои плечи, словно Женька боялся или стеснялся делать это открыто. И тогда я прижал его ещё ближе, буквально вдавливая его в себя. Подхватив это движение, мальчишка вцепился в меня, как обезьянка в лиану, и отпускать явно не собирался.

В моё бедро упëрся стояк. С трудом оторвавшись от Женькиных губ, я вопросительно посмотрел на него, но веки моего фокусника были прикрыты, и только зрачки под ними беспокойно перемещались. Женька снова потянулся ко мне, и я не смог устоять. Я целовал, гладил и сжимал всë, до чего дотягивался. Ощупывал выпирающие позвонки и обхватывал бока ладонями. Разминал напряжённые плечи и проводил пальцами по ключицам. Собирал в горсть его волосы на затылке и оттягивал их назад, заставляя откинуть голову и обнажить беззащитную шею, на которой судорожно билась венка. Я дышал его тихими стонами и не мог этим насытиться.

Мальчишку начало потряхивать, когда он стал тереться о меня стояком. Он впился в мои плечи судорожно сжатыми пальцами и резко выдохнул.

— Макс… я больше не могу! — проскулил он, задыхаясь. От его голоса кровь натурально вскипала.

Нет, Макс, стой! Возьми себя в руки! Понятное дело, Женька подросток, но ты-то взрослый мужик! Вся ответственность на тебе! Не сейчас… и не тут…

Но тут Женька протяжно застонал, зажав себе рот и нос ладонью, чтобы приглушить звук, и я капитулировал.

С рыком я развернул его и прижал ягодицами к столу. После клацанья пряжки вжикнула молния. Не отрываясь от вновь начатого поцелуя, я осторожно запустил руку внутрь и достал его горячий член. Женька заскрëб пальцами по полированной столешнице, задыхаясь от эмоций.

Я сжал ладонь, слегка натягивая нежную кожу, и Женька с тихим стоном уткнулся лбом в моё плечо, беспомощно всхлипывая. От этих звуков накрывало не хуже, чем от наркоты. Все вокруг стало полу-реальным, а на периферии зрения расползлись разноцветные пятна.

Я размазал по атласной головке каплю выступившей смазки и провёл пальцами по всей длине ещё раз, слушая глухой Женькин стон. Мальчишка изо всех сил старался вести себя потише, чтобы не разбудить бабулю.

Конечно, одной капли смазки оказалось мало, а с собой я ничего не захватил. Пришлось смачно облизать свою ладонь, ведь так будет мягче и нежнее. Скольжение всегда приятнее трения.

Женька дëрнулся в моих руках, и чашка с недопитым чаем опрокинулась, гулко прокатилась по столу и с оглушительным звоном упала на стоявший рядом металлический обогреватель. Осколки и чай брызнули в разные стороны, но думал я не об этом, а об острой боли, которая обожгла моë плечо.

Женька, в попытке сдержать свой стон, укусил меня через футболку, с силой сжав зубы. Цапнул, как волчонок! Наверняка на этом месте останется синяк. Рядом с теми, что оставили его пальцы. Но и это было неважно, потому что тут мне в ладонь брызнули горячие капли, смешиваясь с моей слюной.

Ох уж эти семнадцать лет… Я, конечно, тоже возбуждëн, но всё-таки для того, чтобы кончить, мне будет мало двух-трёх движений ладонью. Хочется отдаться близости полностью, раствориться в другом человеке, без оглядки на соседей. Я зарылся носом в торчащие вихры на макушке, вдохнул травяной запах дешëвого шампуня и прикоснулся губами к виску, который покрывала испарина. Мальчишка начинал приходить в себя.

— Прости, так неудобно, — пробормотал он, отводя взгляд и явно не зная, как теперь нам общаться. — А как же ты?

Я… а что я? Я потерплю… Вдох-выдох… Здесь не время и не место. Единственный вариант — успокоиться. Вдох-выдох…

— Бáжечка! Бáжечка, ты дома? Что-то упало? — послышался из-за двери слабый голос.

— Ой. Бабуля проснулась, — тихо произнес Женя. — Ба, всë в порядке! Я иду, подожди две минуты! — уже крикнул он, повернув голову ко входной двери.

Женька быстро застегнул ширинку с ремнём и, вытащив из шкафа маленькое застиранное полотенце, дал мне вытереть руки.

— Мне нужно подойти к бабуле. Если хочешь, пошли со мной. У нас не бывает гостей, и она будет рада.

Вдох-выдох… Вот так… Ещё минута и я, и моя ширинка будем в норме.

Я, помедлив, кивнул и направился за хозяином, на ходу приглаживая волосы. Конечно, особого желания навещать больную незнакомую старушку у меня не было. Но это — важная составляющая жизни Женьки. А значит, я в этом буду участвовать. Вдох-выдох… И ещё раз.

В крохотной комнатушке помещалась только кровать и самодельно сколоченная из ЛДСП стенка, состоящая из двух шкафов, стола, на котором стоял ламповый телевизор, и антресоли. Специфический запах лежачего больного был едва заметен в отличие от профильного отделения больницы, где мне однажды довелось побывать.

На кровати лежала тщедушная старушка с белоснежными, как пух одуванчика, волосами. Еë тельце было почти незаметным под байковым одеялом, застеленным посеревшим от времени пододеяльником с ромбовидной прорезью по центру.

— Бабуль, всё хорошо. Просто кружка упала со стола случайно. Ты хочешь пить? Или что-то ещё?

— Принеси, пожалуйста, воды. Бáжечка, у тебя гости?

— Да. Это Максим. Он мой друг, — Женька назвал меня другом уверенно, ни на секунду не замявшись. — Я сейчас!

— Здравствуйте!

— Здравствуй, Максим. Ты, наверное, близкий друг моего внука? Перед посторонними он всегда носит очки.

— Д-да, я его близкий… друг, — всё-таки неловко говорить с единственной родственницей мальчишки, который пять минут назад кончил в твоих объятиях, брызгая горячей спермой в твою ладонь.

— Бáжечка очень хороший мальчик! И я рада, что ты у него появился. Если есть возможность, пожалуйста, помоги ему. Я бы всë, что есть, отдала за его зрение, только вот отдавать к концу жизни уже нечего. Я почти пятьдесят лет честно проработала на фабрике, ветераном на пенсию вышла, а в старости не могу наскрести со всех выплат внуку на операцию, — на почти прозрачные голубые глаза навернулись слëзы. — Максим, если можешь, хоть чем-то, пожалуйста… Он ещë глупый ребенок, сам пытается что-то сделать, к метро вот пошёл позориться. Но время идёт, и с каждым днём он видит всё хуже, хоть и пытается это скрыть, — бабуля заплакала, закрывая глаза заскорузлыми пальцами. — Он никогда не попросит, гордый очень, а мне терять нечего, могу и в ногах у людей поваляться, лишь бы появился шанс, — еле слышно прошептала она.

У меня мороз пошёл по коже. На такое я как-то не рассчитывал. Блин, надо еë как-то успокоить, ведь это всë неправильно! А я даже имени её не знаю… Я так и не успел ничего сказать, как послышался звук спешно приближающихся шагов.

— Бабуль? Ты чего? Чего случилось? Болит что-то? — Женька бухнулся на кровать, пытливо заглядывая в испещрëнное морщинами лицо.

— Нет, Бáжечка, всë в порядке. Простите, дуру старую! Это всё возрастное… — всхлипнула бабуля и попыталась улыбнуться внуку, вытирая глаза запястьем.

Я смотрел на двух Красновых с одинаково тщедушным телосложением. Пожилая старушка и почти слепой мальчишка, а так трепетно заботятся друг о друге. В горле встал неприятный ком.

— Ну, успокойся, бабуль! Держи платок. Давай я тебе сразу и таблетки принесу, раз уж ты проснулась? — Женька снова выскочил за дверь.

— Можно спросить? Почему именно «Бажен»? — мой голос осип, а в голову пришёл только такой вопрос. Честно, снова слушать еë мольбы не хотелось, это доставляло изрядный дискомфорт. Особенно учитывая то, что я уже решил оплатить эту факоэмульсификацию, только пока не придумал, как заставить Женьку взять деньги.

— Потому, что когда-то Анечка, моя дочь, со своим мужем были очень счастливой обычной семьёй. Первая любовь, студенческие отношения, свадьба… Они очень хотели ребëночка, очень его ждали. Когда-то была идеальная семья. Никто не знал, что случится всё именно так. Никто ни от чего не застрахован…

Я посмотрел в окно. Через одиннадцать дней у Женьки день рождения. И на своё совершеннолетие он получит конверт с деньгами. Надеюсь, такой праздник станет достаточным поводом, чтобы принять подарок.

А машина… да и хрен с ней. Поезжу на метро ещё, со временем накопится. А родителям на баню вышлю с годовой премии. Учитывая выполнение годового плана по сделкам, сумма должна быть неплохой.

Зато у Женьки появится шанс.

========== Часть 9. Закуска для Лыхны ==========

Дверной звонок оторвал меня от ноута. Хотя, как оторвал? Ничем полезным я не занимался, бездумно пролистывая стену ВКонтакте.

— Привет! — запыхавшийся Женька махнул рукой.

— Привет! Я тебя уже жду. Договорились же на шесть, а сейчас почти семь, — я постарался не допустить упрëка в голосе и стянул за дужку его очки. Я был готов к сопротивлению, но нет. Кстати, я уже привык к его зрачкам и не обращал особого внимания.

— Извини. Карен не хотел отпускать, я ведь только вышел, а потом я ещë в магаз забегал, — Женька скинул старые растоптанные кроссовки и потряс белым пакетом. — Я решил м-м… сделать тебе сюрприз. И купил все для котлет и запечëной картохи. Фарш, сливки, сыр, зелень — все дела. Даже винишка захватил.

— Ого! Жень, поели бы пельменей. Ты же копишь! Зачем потратился? Давай я тебе отдам.

— Нет! Ты не понимаешь. Я захотел сделать тебе сюрприз. Сам же постоянно на пельмени бухтишь? Говоришь, что желудок в трубочку от них закручивается.

— А деньги?

— Да фиг с ним! Я уже настолько отстал от своего графика, что лишний косарь меня не спасёт. А так хоть будет, что вспомнить. Ну всë, я мыть руки. — Женька решительно, как маленький Наполеон, направился в ванную. Я выложил на кухонный стол покупки и покачал головой. М-да… Косарëм тут явно не обошлось.

— А ты вообще умеешь готовить котлеты?

— Ну, меня бабуля учила. И мама когда-то. Получалось вкусно. Хотя я давно ничего м-м…такого не готовил.

Ничего мясного. Понятно. Пустая каша или макароны на завтрак, обед — когда он бывает, и ужин. Помню.

Женька споро управлялся с фаршем, луком и замоченным в молоке хлебом, а меня посадил чистить картошку. Срезая тонкую кожицу с клубней, я слушал болтовню мальчишки, иногда выдавая свою порцию демагогии и, надеюсь, смешных и остроумных шуток. С Женькой было легко и комфортно. Его присутствие нисколько не напрягало, наоборот, оживляло мою холостяцкую берлогу.

По квартире поплыли дивные запахи, а духовку впервые использовали по назначению. В прошлый и единственный раз я включал еë, чтобы немного согреть помещение. В тот год в начале сентября после дождей внезапно ударил морозец, а отопление ещё не дали.

Мой желудок выразил свою заинтересованность единственным доступным ему способом — заурчал, на что Женька только рассмеялся и сочувствующе похлопал меня по животу, ориентируя на время готовности почти через час.

Пока наш царский ужин готовился, он отрабатывал какой-то хитрый карточный фокус с широкой системой раскладки. Тузы почему-то упирались, появляясь совсем не в том месте, где их ожидали, и Женька хмурил брови, пытаясь понять, где он ошибается. Плюнув, он начал раскладку «рубашкой» вниз, чтобы понять, где именно система даёт сбой. Но, так ни к чему и не придя, махнул рукой на карты, собрал колоду и наконец-то объявил, что ужин готов.

Наша трапеза была поистине великолепна! Ровные пышные котлеты имели тонкую корочку и сочную, нежную текстуру. Вся сковорода с ними поблескивала сливочно-чесночным соусом и топорщилась посыпанной рубленной зеленью. Запечëнный золотистый картофель, натертый какими-то приправами, хрустел любимыми поджарëнками и просто таял во рту. И даже абхазское Лыхны как нельзя лучше подходило к котлетам. Кто бы мог подумать…

Я почти прослезился от удовольствия, доедая свою порцию, а опустевшую тарелку почти вылизал, забыв о приличиях. Чёрт возьми, так вкусно последний раз я ел ещё дома, когда жил с родителями! А с тех пор, как уехал, моим рационом стали студенческие бич-пакеты, а после — пельмени, фастфуд и заказы из кафе, которые, хоть и имели «домашний» профиль, ничего общего с домашней едой не имели.

— Неужели так вкусно? — Женька с улыбкой наблюдал, как я кусочком хлеба подбираю соус.

— Бомбически! Если бы я был псом, то не прекращал бы стучать хвостом о пол от восторга, — кивнул я, хищно посматривая на сковородку с остатками.

— Вот про это я и говорил. Это и хочу запомнить, — негромко произнес Женька, улыбаясь. — Хочешь добавки?

***

Он провёл у меня ещё пару часов и даже умудрился закемарить на диване, но заведëнный заранее будильник разрушил наш уютный вечер. Отпускать Женьку на холодную улицу очень не хотелось. Но надо.

— Жень, я хочу тебя проводить.

— Да ну ладно, время детское, — зевнул он до хруста в челюсти и ошалело помотал головой, прогоняя остатки сна.

— Ну и всё-таки. Иди умойся, а я пока переоденусь. Заодно прогуляюсь перед сном, а то весь день дома просидел.

Я быстро сменил одежду и подошёл к открытой ванной. Женька склонился над раковиной и смешно отфыркивался от воды. Я сглотнул.

Макс, ты озабоченный придурок! Парень просто наклонился, чтобы умыться, а твои мысли уже невесть где! Хотел же не давить, дождаться, пока мальчишка сам подойдёт? Ведь после вчерашнего не было ни единого намёка на что-то большее, чем просто дружеские отношения! А сейчас, позабыв про всë, капаешь слюной.

Я не запомнил, как оказался за Женькиной спиной и положил руки ему на бëдра, чувствуя тепло его тела через джинсовую ткань. Это просто случилось, и вот он уже смотрел на меня в зеркало, висевшее на стене. Сглотнул, не отводя от меня глаз, и вытерся первым попавшимся под руку полотенцем.

А я уже присосался поцелуем к его шее и сжал в своих объятиях. Голова думать перестала и передала свои полномочия другой части тела.

Мальчишка прогнулся в спине, вжимаясь ягодицами в мой стояк и прерывисто вздохнул, снимая меня с последних предохранителей. Сама эта поза — стоять позади покорного Женьки, который упирается руками в белую раковину и, прикрывая глаза, запрокидывает голову — нехило меня заводила. Я смотрел на его отражение в зеркале, жадно замечая каждую гримасу удовольствия и каждый залом бровей. Яркий румянец окрасил его щёки, делая мальчишку ещё краше и развратней. Какой же он всё-таки отзывчивый…

Я обвëл языком его ухо и втянул в рот мочку, на что юное тело ответило волной дрожи. А вот и эрогенная зона… Мои руки уже жили своей жизнью: одна пролезла под футболку, оглаживая рёбра, а вторая приспустила Женькины джинсы и обхватила шлëпнувший о живот член.

Как дотянуться до тюбика со смазкой? Прошу считать этот героический поступок моим личным подвигом. Но больше никакой слюны! Согрев на ладони холодный гель, я прикоснулся к Женьке, одновременно вылизывая его шею, и в отражении зеркала увидел, как он, глухо застонав, закусил кулак. Моё плечо с синим отпечатком его зубов откликнулось болью. Нет, так не пойдёт.

— Не сдерживайся! Я хочу слышать тебя, — я выдохнул это Женьке в ухо, намеренно задевая губами чувствительный хрящик.

Мальчишка распахнул глаза и встретившись со мной взглядом в зеркале, закусил губу, сдерживая рвущийся изнутри стон. Я мог бы любоваться этим видом вечно, если бы не собственное сгорающее тело, которое требовало действий. Уступив, я толкнулся вперёд, и Женька шумно выдохнул. Я толкнулся ещё раз, совместив с движением руки на его члене и мальчишка тихо застонал, закусив костяшки и опустив голову.

— Не сдерживайся, ну! — рыкнул я, толкаясь ещё раз, грубее, и наконец-то услышал громкий протяжный стон, когда мальчишка запрокинул голову. Да-а, вот так… Плевать, что все соседи будут слышать. Неважно.

Я сделал ещё пару ритмичных движений, наслаждаясь его голосом — всего ничего, просто ласка, но вдруг Женьку заколотило и, вскрикнув, он кончил мне в ладонь.

— Прости, я опять… ужé, — его глаза ещё мутные и слегка расфокусированы.

— Ничего. Главное, что тебе хорошо, — пробормотал я, стараясь скрыть разочарование. Ведь мне хотелось, чтобы он получил долгое удовольствие, а не банально спустил в раковину.

Я стянул с него штаны, которые под тяжестью ремня и пряжки съехали до щиколоток и приспустил свои джинсы. Женька неожиданно замер и попытался отстраниться, но я крепко держал его, обнимая за бёдра.

— Макс! Я никогда… Не надо! — Так. Это я сейчас панику услышал, или что?

— Ты не хочешь?

— Хочу! Но я боюсь и не готов. Макс, давай не сейчас! — нет, да он издевается! Взрослого мужика второй раз доводит до трясучки и обламывает. Ну уж нет… Я далеко не святой.

— Хорошо, не будем, — пробормотал я, выдавливая на дрожащую ладонь ещё порцию лубриканта и размазывая по себе.

— Тогда что ты делаешь? Макс, не надо! Пусти меня! — Женька задëргался, но вырваться не смог.

— Я не сделаю тебе больно, Жень. Веришь? Просто поглажу, — сил ждать, упрашивать и объяснять уже не было, сердце заходилось в рваном ритме, отчего ходуном ходило всё тело.

Женька помедлил, кивнул и немного расслабился.

— Прогнись, — хрипнул я. — Ещë! — я наблюдал, как мальчишка почти уткнулся лицом в сырую раковину со следами своей спермы. Его лицо покраснело от прилива крови, но Женька настороженно следил за моими движениями. Глупый! Если бы я был насильником, он бы намного раньше узнал об этом. — Раздвинь ноги, — Женька раздвинул их, насколько позволяли висящие на щиколотках джинсы.

Я секунду полюбовался открывшимся видом я начал дрочить, проводя щедро смазанным членом между его ягодиц. Половинки разъезжались в стороны и с пошлым хлюпаньем соединялись обратно. Женька во все глаза смотрел на меня в зеркало, тяжело дыша и, кажется, снова начиная возбуждаться.

Поняв, что я не собираюсь применять силу, он расслабился и прогнулся в пояснице ещё больше. А спустя ещё минуту, опираясь ребрами на холодный фаянс, он просунул обе руки назад и растянул свои ягодицы, бесстыдно показывая себя. Одного вида туго сжатых мышц, блестевших от геля и прикосновения членом к его ребристому входу хватило мне, чтобы кончить. А еще что-то говорил про несдержанность в семнадцать лет!

Густая сперма осела каплями между ягодиц, и я одним продольным движением размазал их, мельком подумав о том, что нам ещё ехать в другую часть города, и всё это время его половинки будут слипаться от моего семени.

***

Всю дорогу до Женькиного дома мы почти не разговаривали. Молча проехали в автобусе, в метро, а потом прошли пешком пару остановок до общаги.

Я чувствовал себя крайне некомфортно. Я не сделал ничего против воли мальчишки, но в определенный момент он меня точно испугался. Наверное, видок у меня был и правда безумный. Ну а что поделать, если от похоти я едва не перестал соображать? Я видел, что Женька хотел большего, но он действительно пока был не готов. Одно дело обжиматься со взрослым мужиком, и другое — подставить ему свой девственный зад.

И теперь у меня осталось только два выхода, более-менее соответствующих ситуации. Или я соблазняю и добиваюсь присутствия Женьки в своей постели и в перспективе жду упрëков, или жду, когда мальчишка созреет сам. Ответ был очевиден.

— Жень, всë в порядке? — возле его подъезда мы остановились, и я положил свою руку на худое плечо. Вот вроде и нет моей вины, а чувствую себя паршиво.

— Да… Да, все в порядке. Ты извини зато, что я… ну, в общем, извини.

Непроглядная тьма скрывала нас от чужих любопытных глаз, и я наклонился поцеловать его, чтобы хоть немного смягчить сегодняшнюю горечь. Но Женька лишь мазнул губами по моему подбородку, уворачиваясь, и поднырнул мне под руку. Всë-таки обиделся? Тогда для чего тот пошлый жест с демонстрацией себя? Ничего не понимаю! Пубертат цветëт махровым цветом — это точно.

— Жень, ты придёшь завтра? — я так и не понял, согласное мычание я и правда услышал, или мне показалось? Но хлопок закрывшейся за ним двери неприятно резанул по ушам.

========== Часть 10. Целая секунда ==========

Комментарий к Часть 10. Целая секунда

Спасибо всем, кто жмет «Жду продолжения»! Приятно видеть стабильные цифры. Это очень вдохновляет 🤗

Драть вас, Филипп Самуилович, как сидорову козу! Вас, весь ваш плановый отдел и новый, сука, разрез годового отчёта, который срочно нужен именно сегодня! И более подходящего времени чтобы сообщить об этом, чем за час до окончания рабочего дня, конечно же нет!

Пиздец. Домой я сегодня вовремя не попаду. Если вообще попаду. Буду впахивать тут, обнимаясь с калькулятором, сметами и виснущим компом. А хочется обниматься с Женькой, уютно валяясь на диване. Интересно, дождëтся он меня сегодня или нет? Или всё ещё обижается?

Из-за вчерашнего срыва я загрузился на весь день. Да, я сволочь, негодяй и нет мне прощения — захотел мальчишку до звëздочек в глазах, повелся на невольную провокацию и настоял на своём. И, возможно, Женьке мои действия даже показались противными и неприятными. На самом деле, так оно и было — надо это признать. И надо извиниться.

Но ведь я видел, я точно видел, что он хотел меня! И то, как Женька сам развёл ягодицы в стороны, открываясь… Чëрт!

Макс, у тебя за первую декаду июля двойной коэффициент в доходных договорах вылез почему-то, а ты всё о своём! Сосредоточься, пока стояк от собственных мыслей не стал проблемой, которую придется решать в туалете!

Из офиса я выполз почти в одиннадцать. Перед глазами мельтешили многозначные суммы, а в ушах всё ещё барабанной дробью звучали кнопки калькулятора и клавиатуры. Женьки на месте не оказалось, наверняка уже уехал домой. Зашибись. Надеюсь, вы там сейчас икаете, Филипп Самуилович? Вместе с отчётом.

Я поспешил домой, лелея слабую надежду увидеть мальчишку возле своей двери, но нет. Звонить в общагу посередине ночи показалось, мягко говоря, неловко и, доев остатки котлет с картошкой, я завалился спать.

***

На следующий день Женьки на месте снова не было. Я нахмурился. Он же только вышел после болезни бабушки. Неужели ей снова стало хуже? Или что-то ещё? Или Женька, наконец, решил сменить работу, и не посчитал нужным сказать об этом мне?

Для поездки в гости поздновато, да и меня никто не приглашал, а вот позвонить можно. Но в трубке раздавались только длинные гудки, прерываемые треском.

Хм-м… Что ж, подождём. Других вариантов нет, если я не хочу навязываться. А я не хочу.

Прислушиваясь, не зазвонит ли дверной звонок и не завибрирует ли мобильник, я наскоро отварил пельменей и сходил в душ. Сейчас можно поваляться перед телевизором или залипнуть в ноуте, а потом спать. Я в сотый раз смахнул блокировку с телефона. По-прежнему пусто, не считая рекомендаций на подписки в соцсетях.

Я хотел подойти к окну, чтобы задëрнуть шторы, но внезапный дверной звонок прозвучал бравой трелью и я, улыбаясь, поспешил в прихожую, точно зная, кто это.

— Привет! Я ждал те… — я замолчал на полуслове. — Жень, что случилось? Заходи! — я втащил его внутрь и щëлкнул замком, отрезая нас от беспокойного и безумного мира.

Женька молча стоял передо мной, загадочно улыбаясь. Его одежда и обувь были измазаны в грязи, а на куртке кусками сероватого синтепона топорщился «с мясом» вырванный карман. Взъерошенные волосы торчали во все стороны. На скуле кровоточила сильно содранная кожа. И под носом тоже красные разводы. В грязных, перемазанных той же кровью руках он держал свои чёрные сломанные очки. Дужка отвалилась, одна линза разбита…

— Что случилось? — повторил я, хотя всё и так было понятно. Следы драки налицо. Блин, ему же нельзя травмироваться. — Кто тебя так? Снимай одежду, в стирку закинем. Жень, может, в больницу?

— Не надо в больницу! Кости целы — и ладно, — отмахнулся, стараясь аккуратно стянуть куртку.

— И кто тебя так? Ботинки давай сюда, тоже помыть нужно.

— А фиг знает. Я от метро досюда пешком шёл. Там возле большого перекрестка, рядом с поворотом на Ашан, пивнушка, помнишь? Плюгавенькая такая, — я кивнул. Конечно, помню. Там вечно ошиваются малоприятные личности. — А я мимо компании шëл. Ну, не заметил какой-то дурацкий камушек, подвернул ногу и почти упал. Точнее, упал, машинально схватившись за какого-то мужика и утянув его за собой. Вот они мне показали, что под ноги смотреть лучше надо.

У меня перед глазами предстала картина — полуслепого Женьку, который из-за тёмных очков в уличной темноте и так почти теряет остатки зрения, как котëнка швыряют друг на друга бухие маргиналы. С треском отрывается карман. Удар в нос — и лицо заливает кровью. Ещë удар, в скулу — и мальчишка под общий хохот летит в слякоть, шаря рукой в грязи, чтобы нащупать сломанные очки.

— Так… Если не хочешь в больницу, хотя идея здрáвая, то давай в душ. На тебе грязи сантиметровый слой, — мой голос осип, словно меня душили мои же мысли. Женька кивнул и скрылся в ванной. Послышались звуки льющейся воды и жужжанье стиральной машинки. Молодец, сам загрузил цикл.

Я нажал на кнопку чайника и достал старенький заварник. Почему мы в последнее время только пакетированный чай пьём? Ведь листовая заварка намного ароматнее.

Пока мальчишка в душе, я сделаю всё, как надо. Обдам заварник кипятком. Насыплю листья и ложечку сахара. Залью и сразу вылью первый кипяток. Добавлю ещё сахар и снова наполню кипящей водой. Привычные действия успокаивали, прогоняя мысли о сплëвывающем кровь Женьке, лежащем в грязи. Нерациональная мысль искать его обидчиков постепенно таяла и меня начало отпускать.

Босые пятки зашлëпали по ламинату.

— Макс, а у тебя есть перекись? Или йод, там… Главное, не зелёнка. Не хочу быть похожим на лягушонка, — я обернулся и замер. Женька замотался по пояс в большое махровое полотенце, которое укрывало его до колен. Я мельком окинул взглядом голую безволосую грудь, влажные потемневшие волосы, с которых по шее стекали капли и голые ступни. В горле пересохло. Нет, он издевается. Точно.

— Пошли. Аптечка в комнате, — буркнул я и прошёл мимо, отводя взгляд от распаренного тела. — Держи. Вата и хлоргексидин, — я хотел взять в шкафу какие-нибудь вещи, чтобы он прикрылся.

— Стой. Помоги мне, пожалуйста. Там… на спине… я не дотянусь, — теперь я был просто уверен, что паршивец издевается. Ему кажется это забавным, или что? — Пожалуйста, — тихо повторил Женька и я взял вату, сдаваясь без боя.

— Ну давай. Показывай, что там у тебя, — буркнул я, сосредотачиваясь на пузырьке с антисептиком.

Женька развернулся спиной, показывая содранную кожу на позвоночнике. Уроды. Ботинком пнули, что ли? Ссадина зашипела от антисептика и мальчишка дëрнулся.

— Больно? — я аккуратно прижал ватку ещё раз.

— Нет.

— А чего кожа стала гусиная?

Женька не ответил. Просто повернулся ко мне содранной скулой, и я взял ещё кусочек ваты, стараясь не обращать внимания на его потяжелевшее дыхание. И на свои задрожавшие пальцы.

— Макс?

— М-м? Всë, готово! Выздоравливайте, пациент Краснов! — отрапортовал я и хотел отстраниться, но Женька поймал меня за плечо.

— Макс? — блин, такие взгляды нужно запретить на законодательном уровне!

— Что?

— Поцелуй меня, — хрипло выдохнул мелкий провокатор. Хотя выглядел он довольно жалобно.

— Какой ты простой! Просто поцелуй, говоришь? А мне потом что делать? Нет, поцелуи — это замечательно, но наступает момент, когда их становится мало! И что мне… — интересно, а чего я на нём срываюсь? Вроде извиниться хотел.

— Макс, я готов, — приехали.

— К чему?

— Ко всему. Ты извини меня за прошлый раз. Я струхнул и запаниковал. Но сейчас я готов. Серьёзно. Хотя, знаешь, как эта фиговина называется? Кружка Эсмарха, представляешь? Ни за что бы не догадался! — видимо, Женька пытался разрядить обстановку, но мне сейчас плевать, как по-научному называется клизма. — Макс… Я отпросился у бабушки. И я правда хочу. После сегодняшней стычки я особенно остро это понял. Мне кажется, я даже лучше видеть стал! Честно! Всë какое-то чëткое… Кажется, наверное. Но я хочу успеть побыть с тобой, пока могу. Сколько получится.

— Жень…

— Потому что, когда ослепну, я, калека, буду никому не нужен, — жëстко произнёс мальчишка, перебив меня.

— Тебе потребовалось получить по макушке, чтобы прийти к таким выводам? — только и смог сказать я. Но ведь он говорил правду. Неприятную, но правду. Кроме близких, люди с ограничениями редко кому нужны. А кто для него я?

— Макс? — Женька набрал в лёгкие воздуха, словно хотел что-то сказать, но передумал. Видимо ему просто надоело меня уговаривать. Дожили, меня уламывают, как девчонку!

Фокусник взял мою руку и просто положил еë себе на тяжело вздымающуюся грудь. Его кожа была просто обжигающе горячей. Я медленно вдохнул. Он кипятком мылся, что ли, если всë ещё не остыл? Я дрогнул и провёл кончиками пальцев по нежной коже.

— Ты не думай, я готовился! Я это… подрочил дома. Чтобы не так быстро, — просипел он, отводя взгляд. Щëки запылали румянцем, а мои руки вспотели.

Я схожу с ума? Это чудо, стоя передо мной в одном полотенце, с подростковой непосредственностью, не скрывая, заявляет, что подрочил дома, чтобы продержаться подольше?!

Пока я размышлял, как докатился до жизни такой, Женька подался вперёд и легко прикоснулся своими губами к моим. Я почувствовал, как кончик его языка быстро и коротко лизнул мою нижнюю губу, словно спрашивая разрешения. Но не успел я подхватить это движение, как шустрый язычок исчез. И появился снова, дразня и распаляя.

Это был конец. Все мысли вымело из моей головы в один момент, оставив только жгучее желание. Пофиг на всё. Сейчас я до трясучки хочу Женьку, а он хочет меня. С остальным мы разберёмся завтра. Главное действовать аккуратно, помня о его ссадинах и ушибах.

Женька обнял меня за шею и прижался голой грудью, а я, сам не понимая как, подхватил его худощавое тело и жадно целовал желанные губы. В меру мягкие, в меру влажные, очень отзывчивые… Идеальные!

Хлоргексидин куда-то делся, наверное, упал и закатился за диван, но мне стало всё равно. Найдëтся через пару лет, когда ко мне придёт идея сделать перестановку.

Женька так остро отзывался на мои прикосновения, что буквально вибрировал в моих руках. У меня ещё не было партнëра, который был бы настолько чувствительным, как оголëнный нерв. А ведь ещё на днях Женька боялся лишний раз выдохнуть и прятал свои эмоции. Сейчас же тяжёлое мальчишеское дыхание смешивалось с тихими стонами, а сам он, прикрыв глаза, подставлялся под мои руки, словно забыв о том, что совсем недавно его не сильно, но всё же избили.

Полотенце упало на пол, когда мы уже оказались возле дивана. Я осторожно уложил охнувшего от занывших ушибов Женьку на спину, придержав затылок, и с величайшим трудом оторвался от него.

— Подожди, — я отошёл к шкафу и достал тюбик со смазкой, упаковку презервативов и влажные салфетки. Суровые реалии никто не отменял. Конечно, я бы хотел, чтобы пожар вселенской страсти спалил нас дотла на шëлковом ложе, как написали бы в любовных романах, но в жизни всё не так.

У Женьки первый раз. И я хочу сделать всё так, как нужно, чтобы ему, да и мне тоже, было максимально комфортно. Хотя целый спектр неприятных ощущений ему гарантирован. Наверное, нужно выключить свет, чтобы он меньше стеснялся. И я уже протянул к выключателю руку, как услышал:

— Стой! Зачем? Я хочу видеть тебя! В этом смысл. Оставь свет.

Я не стал разубеждать его, целиком и полностью приветствуя эту идею. Я тоже хочу видеть эмоции на его лице, видеть его всего, если он не будет при этом зажиматься… Я вернулся на диван, скинув по пути футболку. Соприкоснуться голой кожей нужно прямо сейчас, немедленно!

Я разминал, гладил и целовал хрупкое мальчишеское тело, получая такие же ласки в ответ. А когда Женька уселся на мои бëдра сверху и стал целовать меня, потираясь своим стояком о мой, я, честно, думал, что кончу на месте. К счастью, я смог взять себя в руки.

Подмяв мальчишку под себя, я подсунул под его бëдра подушку и раздвинул его ноги. Несмотря на то, что я согрел в пальцах гель, Женька вздрогнул всем телом от влажного прикосновения. Аккуратный член дёрнулся, а на головке выступила капелька смазки. Потом. Время слизнуть её у меня будет потом. Сейчас нужно неспешно подготовить тугие мышцы, чтобы проникновение было более-менее комфортным. Чёрт, какой же он всё-таки узкий! Очутиться в нём, почувствовать, как непривычное к вторжению тело сжимает меня… Крышесносно! Я добавил второй палец, наблюдая, как Женька выгибается и поджимает пальцы на ногах.

Понимаю. Мне тоже сейчас не просто. Сердце гулко бьётся в груди, разгоняя кровь до такой степени, что сложно дышать. Моё тело подходит к тому состоянию, когда хочется только одного — сбросить напряжение. Но я обязан сделать все неспеша. Самое время добавить ещё геля и третий палец.

— Ты как?

— Х-хорошо, — выдохнул Женька, поглаживая моё бедро ладонью и перебирая редкие волоски.

Я продолжил плавно растягивать его до тех пор, пока Женька не захныкал от нетерпения. Вытерев салфеткой пальцы, я навис над ним и поцеловал ставшие сухими губы.

— Как ты хочешь? — хрипло спросил я. Пусть выберет позу сам. Я бы предпочел сзади, чтобы видеть, как он прогибается и принимает меня, но сейчас на первом месте его желания, а не мои.

Женька молчал, и я выжидательно посмотрел на него, нехотя оторвавшись от влажной кожи на шее. У мальчишки был такой вид, будто он боится, но решается на что-то.

— Я хочу… я хочу любить тебя, — выдохнул он завуалированное признание, в смятении ероша мои волосы.

Так. Макс, сейчас самое время не тупняка ловить, а как-то отреагировать на эти слова. Решись уже! Нужно сказать, что я тоже… что он за это время тоже стал для меня так много…

— Тогда останемся так.

Класс. Я молодец. Этот проблеск разочарования в больных глазах я запомню надолго. Но Женька лишь кивнул и потянулся за новым поцелуем, а я начал водить членом между его ягодиц, увеличивая давление. Женька глухо застонал и заскрёб пальцами по обивке дивана.

Первый раз в моей постели оказался девственник. И не сказать, что это было волшебно. Я почти сломался от разрыва шаблонов: с одной стороны, крышу сносит от узкого входа и силы, с которой он обхватывает меня, с другой — мне физически больно слышать стоны боли и видеть слёзы, стекающие по вискам. А вид опавшего и сморщенного Женькиного члена меня вообще почти убил.

Пришлось остановиться и, уперевшись на локти, целовать мальчишку, стараясь не задевать содранную скулу до тех пор, пока он не привык. Чтобы начать весь путь заново.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем мышцы адаптировались, а Женька снова начал возбуждаться. Мои руки к тому времени уже ходили ходуном, ноги тряслись, а лицо заливал пот. Но в момент, когда я, наконец, смог размашисто входить в него, слушая протяжные стоны и прерывистое дыхание, я понял, что все усилия того стоили. В голове воцарился блаженный хаос, и только единственное желание — двигаться дальше — стучало набатом. Из последних сил я несколько раз толкнулся, меняя угол, пока Женькин крик не подсказал мне верное направление.

Понимая, что надолго меня не хватит, я отстранился, пытаясь выровнять сердцебиение.

— Жень, хочу тебя. Сзади, — всего одна фраза, а мальчишка, улыбаясь, уже становится в коленно-локтевую, невольно показывая оттопыренные ягодицы и набухший вход, нащупывая тюбик со смазкой.

Я, наивный, думал передышкой и сменой позы немного оттянуть оргазм. Но от вида выгибающегося подо мной мальчика и интенсивных, ставшими более глубоких движений, меня повело, и счёт пошёл на секунды.

Я вытянул руку и аккуратно сгрëб в кулак почти высохшие Женькины волосы. Он прогнулся ещё больше и застонал так развратно, что у меня внутри что-то задрожало, откликаясь.

Я словно взглянул на нас со стороны — я стою на коленях и, придерживая тщедушного мальчишку за бедро, яростно вбиваюсь в него. А Женька выгнулся колесом из-за того, что я держу его за волосы, и яростно дрочит, часто-часто хлюпая лубрикантом. Безумно пошлая, прекрасно-развратная картина!

Я засадил Женьке до упора, по самые яйца, и с рычаньем выплеснулся в горячее нутро. Казалось, что моей спермы было просто огромное количество, и я бы не удивился, если бы из мальчишки еë натекла целая лужа.

В ушах зашумело. Захотелось упасть от накатившего облегчения и не шевелиться минимум до завтра, но Женька, хныкая, продолжал дëргать рукой, отчаянно желая кончить. Вот к чему приводит дроч перед сексом…

— Иди сюда, — стараясь не выходить из влажно хлюпающего зада, я подтянул Женьку к себе за плечи и взял в руку его член. — Давай, я? — Женька промычал что-то согласное и откинул голову на моё плечо.

Я сжимал его в своих объятиях, беспорядочно оглаживая его тело одной рукой, а второй широкими движениями скользил по члену, натягивая нежную кожу. Женька дрожал и что-то шептал, но я не понимал, что. Целуя его в ухо и посасывая мочку, я разобрал что-то вроде жалобного «Ещё!» и переспросил, щекоча его дыханием

— Что «ещë», Жень? Что мне сделать?

— Скажи… скажи ещё… — выдохнул мальчишка, задыхаясь.

— Что сказать?

— Что угодно! — его возбуждают разговоры в постели или ласки нежного уха? Да какая разница!

Я прижал мальчишку к себе и хрипло нашептывал всякие нежные глупости. Точнее, если бы я увидел эти фразочки о том, что Женька самый хороший, самый красивый, самый лучший и у меня встает на него каждый раз, когда я его вижу, в какой-нибудь книжке, то они показались бы мне плоскими и смешными. Но сейчас я понимал, что говорю правду. А главное, Женька задыхался от удовольствия и почти рыдал от стонов, приближаясь к своему оргазму.

— Кончи для меня, мой хороший! Я хочу почувствовать, как твоя горячая сперма заливает мою ладонь, — бормотал я, ощущая его пульсирующий член.

Крик наслаждения, с которым кончает семнадцатилетний мальчишка, содрогающийся в твоих руках, забыть невозможно.

Я беспорядочно выцеловывал каждый изгиб и поглаживал каждый выступ тела, пока его дыхание не выровнялось и мы оба не провалились в сон.

***

Я почувствовал щекотку сквозь сон и поморщился. Под веками плавали разноцветные круги. Поняв, что заснуть больше не удастся, я открыл глаза и сразу прикрыл их согнутой в локте рукой, защищаясь от щекотного луча солнца, светившего в окно.

Я нашарил телефон. До будильника ещё целых десять минут. Отлично! Настроение прекрасное, комнату заливает свет, а на улице, кажется, даже чирикают птички. По ходу, у меня обычное утро глубоко влюблëнного человека, и это прекрасно!

Я осторожно перевернулся на бок, подложил под голову руку и уставился на посапывающего Женьку. Свезëнная скула покрылась корочкой. Может, стоит чем-то намазать, чтобы быстрее заживало? Во сне Женька казался сущим ангелочком, кротким и нежным. Но я помню, как он вчера подмахивал, стараясь насадиться на меня полностью. Женька…

Блин, а может, взять на сегодня отгул? Я сколько лет работаю без косяков? Как робот, каждый день на работе, иногда даже на выходных. Ни одного больничного, ни дня без сохранения… А сегодня мы могли бы провести весь день вместе. Сходили бы прогуляться. Или в кино. Или просто посидели бы дома? Закажем пиццу, поставим фильм…

Словно почувствовав мой взгляд, мальчишка пошевелился, открыл глаза и посмотрел на меня расфокусированным взглядом.

— Доброе утро, — пробормотал он и нежно провёл ладонью по моему плечу, спускаясь на грудь.

— Доброе утро! — блин, надо как можно скорее почистить зубы. И до душа мы вчера так и не дошли…

— Тебе на работу? Надо вставать… Мы, вообще, не проспали? Сколько сейчас времени?

— Почти восемь, — улыбнулся я и наклонился, чтобы чмокнуть его в нос.

— Ого! Вот это мы поспали… А так и не скажешь, что восемь. Такая темень на улице!

Я озадаченно окинул взглядом залитую солнечным светом комнату. Лампочка, так и не выключенная вчера, поблëскивала золотистой искрой. Я спросонья туго соображаю, что ли?

— В смысле?

— Чего? А… Ну, я про то, что за окном темень такая, как будто ночь, а не восемь утра. Почти не видно ничего. Ну что, давай вставать, что ли? — и он лениво потянулся, задрожав в руках и ногах.

Секунда.

Целая секунда.

Целую секунду я ещё самый счастливый человек на земле.

А в следующий миг меня настигло жестокое понимание.

========== Часть 11. Солёная водопроводная вода ==========

Я не представлял себе реакцию человека, который только что понял, что он ослеп. Так же, как не представлял, чем ему помочь. Когда я постарался Женьке намекнуть, что в комнате более, чем светло, он резко сел на кровати и поднес к глазам растопыренные пальцы правой руки, то приближая их, то отдаляя. Больные глаза смотрели безучастно, без единой эмоции.

— Я не вижу. Я не вижу свою руку, — очень спокойно произнёс он. Настолько спокойно, что у меня все волосы на теле встали дыбом. Но Женька просто откинулся обратно на подушку и закрыл глаза. — Нет у меня, оказывается, полутора лет. Я не успел, — убито пробормотал он и, закрыв лицо ладонями, гортанно застонал в бессильной ярости. А мне почему-то вспомнились тоскливо воющие на луну волки.

Внезапно Женька убрал руки от лица и начал яростно молотить кулаками по дивану.

— Сука! Полтора года! Где?! Где они?! Прошло каких-то пять месяцев! Пять, сука, месяцев! Да что я такого натворил в своей никчëмной жизни, а? За что? — заорал он в отчаянии. Его лицо скривилось от злобы, но ослепшие глаза так же выражали полное равнодушие.

И этот крик наконец-то вывел меня из прострации. Я навалился на мальчишку, сдерживая его руки и начал легко целовать плечи и лицо. Как мне успокоить его? Чем утешить, если я не знаю всей картины, рисков и перспектив? Могу ли я обещать, что всё будет хорошо?

Дëрнувшись пару раз, Женька затих, его грудь тяжело вздымалась. В мрачном молчании прошло несколько ужасных минут. Я так и не смог найти нужных сейчас слов.

— Макс, могу я тебя попросить? — хрипнул почти ослепший фокусник. — Отвези меня, пожалуйста, домой. Я же на метро теперь не доберусь, — если вырвать эту фразу из контекста, то и не скажешь, что она принадлежит человеку, только что потерявшему один из органов чувств — настолько она безэмоциональна.

— Нет.

— Не хочешь? Кхм… Ладно, я понимаю. Извини. Я сам доберусь, — Макс, да ты просто гений переговоров!

— Я не про то. Сейчас мы с тобой поедем в больницу, а не домой. Нужно узнать, что случилось, а потом делать выводы. Адрес клиники помнишь? И паспорт у тебя с собой?

— Да. Да. Макс… Ты думаешь, есть надежда? — Женька повернул ко мне голову, смотря чуть выше моих глаз, а я тяжело сглотнул. Как я могу обнадëжить его, если сам обмираю от страха?

— Надежда всегда есть, — да, пожалуй, такой лояльный ответ будет лучше всего. — Жень, ты совсем ничего не видишь?

— Только размытые контуры и какие-то пятна. Как будто в темноте всë мимо летит и смазывается. Сложно объяснить, — отозвался он.

— Ясно. Кхм… тогда давай быстро в душ, позавтракаем, и я вызову такси до больницы. Идёт? — я встал с постели и пошёл к шкафу. Нужно сразу припасти на видном месте документы, кошелек, деньги, зарядку для телефона на всякий случай. Что ещё может потребоваться? А, и начальнику надо черкнуть смс, что я не приду сегодня. Оформлю день за свой счёт задним числом. Пофиг. Справятся без меня. Женьке я сейчас нужнее.

Волна беспокойной деятельности подхватила меня, и требовалось делать хоть что-то, создавая видимость контроля над ситуацией. Я написал смс и повернулся к дивану, собираясь спросить, идёт Женька в душ или нет. Хорошо, что я не успел открыть рот, потому что обнажëнный мальчишка сидел на краю дивана и не решался встать.

Макс, ты придурок! Как он пойдет в душ, если он не видит? Наощупь? В чужом доме? Жалко шаря по стенам под взглядом хозяина квартиры?

— Кхм… Жень. Я предлагаю сходить помыться вместе. Как ты на это смотришь? — я неспеша приблизился к нему, и мальчишка повернул головой, ориентируясь на мой голос.

— Кажется, у меня вариантов нет, — буркнул он и протянул руку, но не мне, а чуть в сторону. Наверное, ещё не привык ориентироваться на звук, а потому немного терялся в пространстве. Не желая смущать его, я сделал шаг в сторону протянутой руки, как будто я там и стоял, и крепко сжал холодные пальцы.

Добраться до ванны заняло в два раза больше времени, чем обычно. Я медленно вёл Женьку, пытаясь направить его ровно по центру коридора, а он неуверенно ступал, стараясь незаметно от меня ощупать ногой пол перед собой.

Подождав минуту, пока сольëтся холодная вода, я аккуратно проводил Женьку в душевую кабинку и залез следом, прикрыв створки. Хорошо, что когда-то я выбрал продолговатую модель, и теперь мы свободно умещались тут вдвоём. Тут ещё есть разные навороты, вроде радио, боковых струй воды и красно-синей подсветки для цветотерапии, но первые две функции нам сейчас не нужны, а красивый эффект третьей мальчишка просто не увидит. В горле встал ком.

— Сделай, пожалуйста, потеплее, — Женька покрылся мурашками и встал боком под верхний душ. — И подай, пожалуйста, гель. Спасибо. И мочалку. Спасибо, — блядь, он же полностью беспомощный! Блядь! Блядь! Не должно так быть!

Я с болью смотрел, как мальчишка неловко открывает пузырёк и льёт синий гель на самый край мочалки, частично проливая его на пол душевой. Конечно, можно было бы сделать всё самому, но не воспримет ли мальчишка это как унижение? Хотя я и так не представляю, что он сейчас чувствует. Я взял свои зубную щëтку и пасту.

— Я хочу намылиться везде. Отвернись пожалуйста, — попросил Женька, намылив верхнюю часть тела. Понятно, стесняется подмыться при мне. Я отвернулся и сплюнул мятную пену под ноги. — Ты не смотришь?

— Нет.

— Точно?

— Да, — а через секунду я почувствовал робкое прикосновение к лопаткам — мальчишка проверял на ощупь, правда ли я отвернулся. — Я отвернулся, Жень. Мойся спокойно, — я мог бы оскорбиться из-за такого недоверия, но не сейчас. Всë и так хреново, не хватало ещё моих обидок.

Мы помылись под шум воды, почти не разговаривая. Только по его просьбе я передал пасту и новую зубную щётку, которую купил для него на всякий случай вместе с мочалкой ещё в прошлый раз. Правда, я не думал, что этот случай наступит именно при таких обстоятельствах.

Почистив зубы, Женька протянул мне зубные принадлежности и отпустил их чуть раньше, чем нужно. Тюбик и щётка упали под ноги в лужу. Я наклонился, чтобы поднять их, а когда выпрямился, у мальчишки уже дрожали губы, а глаза наливались слезами. Такой пустяк, как упавшая зубная паста, стал спусковым крючком для всего напряжения этого утра.

— Женька! Женечка! — я прижал его к себе и покрывал поцелуями мокрое лицо, не обращая внимания на воду, льющуюся из верхнего душа. — Всё будет нормально! Не плачь, хороший мой! Ну, Жень? Перестань. Не бойся, я рядом. Всё будет хорошо! Жень… — я приговаривал успокаивающие глупости и шарил руками по горячему телу, чувствуя, как мои внутренности, словно кислотой, разъедает отчаяние. Горло перехватил спазм, а голос задрожал, заставляя перейти на шëпот.

Интересно, давно ли в городском водопроводе солëная вода?

***

Насколько логично то, что за отличной ночью следует ужасное утро? С нами это сработало на сто процентов.

Когда Женька закончил плакать, а мои глаза покраснели окончательно, как у наркомана, мы всё-таки выбрались из душа на кухню.

Я по-быстрому соорудил бутерброды с маслом и колбасой и заварил чай. Женька попросил сахарницу и ложечку, желая сам подсластить чай и не стал просить сделать это за него. А я не стал настаивать, чтобы не унижать его своей заботой. Мальчишка предварительно обвел пальцем окружность чашки, чтобы понять еë границы, но всё равно частично просыпал мимо. Звук рассыпавшегося песка он явно услышал, потому что моментально покраснел до кончиков ушей.

Он хотел взять бутерброд, но вляпался в масло, сдвинул пальцем кусочек колбасы и, не успел я его поправить, поднял бутерброд. Масляная колбаса свалилась в его чашку, плеснув горячим чаем.

Женька дëрнулся от неожиданности и задел рукой кружку, опрокинув еë на себя. Струйки горячего чая весело забарабанили по ламинату.

— Блин! Жень, обжëгся? — я подскочил к нему, планируя стянуть намоченное сладким чаем полотенце, в котором он остался после душа.

— Я свинья, — еле слышно прошептал он.

— Чего?

— Я свинья, Макс! Я даже поесть нормально не могу! Я весь уляпался, да? Тебе, наверное, противно! — его голос снова опасно завибрировал. Твою мать…

— Жень, это просто завтрак! Тупой бутерброд и дурацкий чай! Я, бывает, спросонья и не так отжигаю! Ну, чего ты? Хочешь, я покормлю тебя? Или что-то другое придумаем? А по поводу «противно» — не говори ерунды! Давай, всего тебя намажем маслом и обложим колбасой — я готов позавтракать прямо с тебя, только хлеба подпихивай, — я молол чушь, лишь бы хоть на секунду отвлечь его и, к счастью, дождался насмешливого фырканья.

— Всë равно. Если ты поел, может поедем? Я что-то больше не хочу.

Я согласно кивнул и тут же произнес своё согласие вслух. Мне тоже кусок в горло не лез, а самым большим желанием было вытрясти из доктора наши перспективы.

***

В такси Женька прижался ко мне, как больной воробушек, и трогательно схватил за ладонь. К счастью, таксист, дородный мужик лет пятидесяти, никак на это не отреагировал. Не хватало мне ещё косых взглядов или того хуже, намёков и порицания.

По дороге мы с Женькой тихонько переговаривались, о том, куда в клинике нужно идти, в какой стороне регистратура и подробностях о том, что сказал врач в прошлый раз. Мне нужно вникнуть в ситуацию, чтобы взять еë в свои руки, раз всё так случилось.

Помимо всего этого в моей голове крутились посторонние мысли. Наверное, Женькина бабушка переживает. Надо еë предупредить. И как она будет справляться одна? И, наверное, на операцию потребуется еë согласие, ведь Женька ещё несовершеннолетний. Но она вряд ли сможет добраться до клиники. Тогда, может, пригласить нотариуса к ним домой? Заверенная нотариально бумажка должна сгодиться в больнице. Блин, надо с юристами обсудить. Но сначала с врачом — что он скажет?

— Ну красавцы, а? — восхищëнно выдохнул водитель, затормозив на светофоре.

— Вы о чём? — машинально отозвался я, выныривая мыслями из кабинета врача.

— Ну вон же… Байкеры едут. Почти все на Харлеях! А хотя нет, вон пара Ямах. Вот это техника, а? — восторженно заохал он, буквально прилипнув носом к ветровому стеклу, чтобы рассмотреть детали. Перед нами и правда неспешно проезжала целая группа крутых ребят в кожаных куртках на офигенных байках, но я смотрел не на них.

Женька, услышав о потрясной технике, вскинул было голову, но тут же закусил губу и отвернулся в сторону, словно рассматривая что-то в окне.

— Ого! А это, что, XR-1000, восемьдесят третьего года?! Обалдеть! Вот я мужикам в гараже расскажу! Это же…

— Следите лучше за дорогой, — оборвал я его. — Нам не интересно.

— Так всё равно ж на красном стоим, — обиженно буркнул водитель и наконец-то замолчал. Да, это было невежливо. Но уж лучше так, чем смотреть на расстроенное Женькино лицо.

***

В больнице сначала всё завертелось довольно стремительно. Женьку почти сразу забрали на осмотр, а я попытался поговорить с врачом. То ли от волнения, то ли ещё от чего, но мне было сложно воспринимать то, о чём лечащий врач, Ирина Михайловна, мне говорила.

— Понимаете, Максим Викторович, общее состояние Бажена… только после рефрактометрии мы сможем более уверенно… Внешние травмы могли привести… Сокращение срока… Осложнения… Мультифокальные линзы… капсульный мешок… или градиентная асферическая линза… как для дальнего, так и для ближнего расстояния… показатели преломления… — общий смысл я понимал, а вот значение отдельных терминов оставались загадкой. Хотелось встряхнуть окулиста и заставить сказать еë то же самое, но простым языком.

В итоге я уяснил, что подробности будут только после осмотра. Стремительная слепота могла быть связана как с травмами, когда Женьку били, так и с осложнениями. И даже улучшившееся вчера после удара по голове зрение — довольно частое явление перед значительным ухудшением. Попытавшись донести до меня всё это, Ирина Михайловна выставила меня в коридор, напоследок указав рукой на кофе-автомат, и сказала ждать результатов осмотра.

Почти два часа я провёл возле еë двери, наливаясь по очереди капучино, латте и американо. На пятый стаканчик меня уже мутило от нервного напряжения и запаха кофейных зерен. Сосредоточиться на читалке в телефоне, новостях или хотя бы соцсетях не получалось. Только открыв приложение, я мельком что-то просматривал и убирал телефон в карман, чтобы достать снова через пару минут.

— Максим Викторович, зайдите, пожалуйста, — я на ватных ногах ввалился в кабинет окулиста. Вот сейчас должно всё решиться, а в моей голове только густой туман.

Не успел я присесть на стул, как открылась дверь, и медсестра вкатила Женьку, сидящего на коляске. Я сразу подорвался к ним, как будто меня подкинуло на пружине.

— Эй, ты как? — я взлохматил его волосы и с тревогой заглянул в больные глаза.

— Нормально, — отозвался он, поворачивая лицо на звук моего голоса.

— Что с глазами? — я повернулся к медсестре и, наверное, не сильно ласково взглянул на нее, потому что девушка насупилась и сделала шаг назад.

— Это специальные капли, их применяют для осмотра. От них зрачок расширяется. Не переживайте, эффект пройдет через пару часов. И это совсем не больно. Кстати, пациент дал на них согласие, — буркнула она и вышла из кабинета.

Блин. Спокойнее, Макс. Спокойнее…

— Извините, — крикнул я ей вслед, но в ответ только хлопнула дверь. М-да… Неловко получилось.

Ирина Михайловна взяла из шкафа одноразовую повязку на глаза и протянула мне.

— Сейчас глаза чувствительны к свету. Лучше прикрыть их на время, — произнесла она и углубилась в бумажки, которые оставила медсестра.

Я кивнул и аккуратно надел повязку на Женькины глаза, стараясь не задеть свезëнную скулу. Я даже умудрился ободряюще погладить его за ухом и пригладить волосы. Окинув его взглядом, я подкатил коляску к стоявшей возле стены кушетке и пересадил мальчишку на неё. Уж лучше на кушетке, чем в инвалидном кресле.

Женька ссутулился, и его тщедушная фигурка стала выглядеть совсем маленькой в этих белых равнодушных стенáх. Я сел рядом, одной рукой приобняв его за плечи, а второй взял его ладонь и переплел наши пальцы. Ирина Михайловна по-прежнему изучала записи, а потому я украдкой поцеловал жавшегося ко мне Женьку в макушку. А потом ещë раз и ещë.

Подняв голову, я увидел недоуменный взгляд доктора из-за очков. Да и пофиг. Пусть думает, что хочет. К счастью, окулист ничего не сказала, а сразу приступила к расшифровке осмотра.

Всë оказалось не совсем так плохо, как мы все думали. Женькино состояние вполне предполагало операцию — это главное.

Конечно, нужно было сделать дополнительные анализы, чтобы убедиться в этом, но шансы на успех были велики. Женьке предложили лечь в стационар на два дня, чтобы сдать эти самые анализы и сделать дополнительные процедуры, и только потом рассматривать вопрос с операцией.

— Я денег на операцию не накопил, — буркнул он, — всех моих сбережений только и хватит, что на эти анализы.

— Да, к сожалению, операция платная, но точную… — начала Ирина Михайловна, но я перебил еë, жестом попросив замолчать. Надеюсь, она не обидится.

— Жень, давай сдадим это всё. Посмотрим, что и как, ну? Зато точно будем знать, — спустя две минуты и нескольких невинных поцелуев мне удалось уговорить его лечь в больницу. Старательно отводящую от нас взгляд Ирину Михайловну я старался игнорировать.

Женьку увезла в палату та же медсестра, а я остался в кабинете и задал интересующие меня вопросы. К счастью, согласие бабушки на операцию не требовалось, потому что подростки старше пятнадцати лет сами вправе соглашаться или отказываться от медицинской помощи. Кстати, именно поэтому со мной вообще разговаривали на тему Женькиного здоровья — потому что он попросил. Сумму операции доктор смогла назвать лишь примерно — и к счастью, моих накоплений должно было хватить. Осталось уговорить Женьку принять эти деньги, сделать операцию и этот кошмар закончится.

Конечно, пришлось рассказать доктору про ситуацию с деньгами. Более того, пришлось дать ей обещание сегодня же, максимум завтра, убедить мальчишку согласиться на то, что я оплачу его операцию. В противном случае, если он не даст согласие, вся работа будет зря.

Из кабинета окулиста, а после и из больницы, я вышел с гудящей головой.

========== Часть 12. 59.59 ==========

— Тук-тук! Жень, это я. Можно?

— Да, конечно! Заходи, — откликнулся Женька с кровати.

Я сложил пакеты с едой и вещами первой необходимости на тумбочку и, окинув взглядом стандартную безликую палату, присел на стул возле кровати.

— Как ты? — я взял его за руку и ободряюще сжал пальцы.

— Нормально. Сегодня брали кровь, мерили несколько раз давление и делали какие-то снимки. Завтра с самого утра тоже что-то назначено. Врач придёт утром, скажет подробности.

— Хорошо. Жень, я ненадолго. Меня пустили буквально на минуту. Время для посещений уже закончено, а договориться толком не получилось, — я и правда долго пытался уговорить дежурную медсестру пропустить меня. Удалось только после шоколадки, которую пришлось начинить тысячной купюрой, и то с условием в пять минут.

— Ясно. Я всё равно рад. Я не думал, что ты вообще придёшь, если честно, — тихо произнес Женька, смотря в сторону моего правого плеча.

Я сглотнул. Эти обидные слова больно резанули меня. Особенно учитывая, что я полдня торчал в кабинете у врача, выбивал нормальную палату со своим туалетом и душем, бегал по магазинам, оформил недельный отпуск на работе, съездил к Женькиной бабушке и даже нашёл для неë сиделку-медсестру из соседнего подъезда на ближайшую неделю. За весь день я выпил только те утренние пять стаканчиков кофе из автомата и на ходу выхватил шаурму у метро, что само по себе являлось риском.

— Конечно, приду. Ну, чего ты? Я и завтра приду, — на это Женька лишь шмыгнул носом и прочистил горло. Кажется, он не верил в это и боялся, что я брошу его в этой больнице. А я, идиот, всё не мог найти время, чтобы нормально ему всё объяснить и поговорить про деньги. Слишком велик риск, что он упрëтся в свою гордость, и я просто не успею его убедить в необходимости принять помощь.

Поговорим завтра. Тем более, пусть это прозвучит очень жестоко, но эти сутки, когда Женька ничего не видит, переживает и находится не в своей тарелке, должны мне помочь скорее убедить его. Наверное, я ужасный человек. Но я согласен быть им, лишь бы мальчишка не стал упорствовать в ответственный момент.

Я быстро рассказал о том, что успел сделать за день, особенно про то, что Женькина бабушка в надёжных руках, чтобы он не волновался. Мальчишка внимательно слушал меня, не перебивая и не ослабляя хватку, с которой вцепился в мою руку.

За дверью послышалось недовольное покашливание дежурной.

— Жень, мне нужно идти, к сожалению.

— Хорошо. Иди. Спасибо за всё, Макс. — судя по внешнему виду, мальчишка держался из последних сил, чтобы не разреветься. Представляю, какую ментальную мясорубку он сегодня пережил. Наверняка ему очень страшно, неуютно и хочется домой.

— Я приду завтра! Жень, я обязательно приду.

— Точно? Обещаешь? — из-под неплотно прилегающей повязки потекли слëзы, заставляя мою душу разрываться от боли.

— Конечно, обещаю! С самого утра, — я наклонился и несколько раз поцеловал его в лоб, влажные щеки и губы. Намекающий кашель за дверью повторился. — Так, Жень, держи. Это телефон. Самый простой, кнопочный. У него полный заряд и должно хватить надолго. Но подзарядка в пакете на тумбочке, на всякий случай. Ты чувствуешь вот эти самые большие кнопки? Слева красная для отбоя, справа зеленая для принятия вызова. Чуть ниже цифры. Я настроил быстрый набор. Если долго зажать цифру один, то ты наберëшь меня. Если зажать двойку, то позвонишь домой, на номер общежития. Если запутаешься, то сбоку на корпусекнопка блокировки, она отменяет все действия, и ты сможешь начать сначала. Когда блокировки нет, кнопки пикают. Запомнил? Красная слева, зелёная справа, я на единице.

— Молодые люди! Имейте совесть! — дежурная открыла дверь нараспашку, открыто намекая на то, что мне пора на выход.

— Я приду завтра, Жень! Ты даже соскучиться не успеешь! — я встал, наклонился, скрывая нас от любопытных глаз медсестры и поцеловал мальчишку в губы. — До завтра!

Женька в ответ лишь кивнул и свернулся клубочком, прижимая к груди ладонь с зажатой старой Нокией.

Я покинул отделение под бдительным взглядом дежурной и вышел на улицу. В конце октября заморозки стали стабильными и вдохнуть свежий воздух после нейтральных больничных запахов оказалось очень приятно.

Я потыкал пальцем в телефон и приложил его к уху, слушая длинные гудки.

— Алло? — неуверенно отозвался Женька и у меня потеплело внутри.

— Привет. Это я. Проводишь меня до метро? А лучше до самого дома. А то скучно идти одному.

***

Я открыл глаза и попытался нашарить телефон, чтобы посмотреть время. На привычном месте — широком подлокотнике дивана — его не оказалось. В безуспешных поисках смартфона я проснулся окончательно и сел, пытаясь в сумраке увидеть, куда я его запихал. Пропажа обнаружилась на краю подушки. Кажется, я так и уснул с телефоном.

Вчера мы разговаривали с Женькой почти пять часов. Оператор несколько раз разрывал связь для защиты от зависших звонков, но я упорно перезванивал снова, а Женька моментально хватал трубку.

За эти часы я очень много рассказал о себе, о своём детстве и даже, поддавшись какому-то озорству, о своих первых свиданиях с девчонками в четвёртом классе. Мне очень хотелось отвлечь Женьку от мыслей о том, что он ослеп, лежит непонятно где, а даже для банального посещения туалета приходится вызывать медсестру. И, судя по тихому мальчишескому смеху, отвлечь его от этих грустных мыслей получилось.

Но главное, что я всё-таки убедил его дать согласие на операцию. Это было нелегко, но Женька не дурак, и понял, что если он не воспользуется своим шансом сейчас, то рискует остаться в таком состоянии навсегда. Поэтому он всё же согласился на оплату, заверив меня, что по возвращении домой сразу отдаст мне те девяносто две тысячи, что успел накопить. А остальное — как будет возможность. Глупый ребенок…

Я широко зевнул и посмотрел на время звонков. Действительно, вчера было четыре вызова по 59.59 — после этого времени был автоматический обрыв связи, и один самый первый, на двадцать минут, пока я шёл от больницы до метро.

Хм-м… что-то я не помню, как мы прощались, если честно. Последний раз я набирал его номер, когда уже лежал в постели. Женька что-то рассказывал об учебных буднях, а я, кажется, заснул. Пиздец. Я реально позорно вырубился, слушая его голос. Ну просто романтик года! Я снова посмотрел на экран телефона. Последний вызов, как и предыдущие, был максимально длительным. Значит, Женька наверняка понял, что я заснул, и всё равно не отключился? Слушал, как я соплю? Блин, надеюсь, я хотя бы не храпел! Впрочем, существовала небольшая надежда, что он тоже к тому времени заснул.

Ладно. Шесть утра. В больнице мне нужно быть через четыре часа. Самое время побриться, навести порядок и собраться.

Чтобы лучше понимать Женькины чувства, я попытался приготовить завтрак с закрытыми глазами и сделал вывод, что это жесть. Во-первых, на обычные бутерброды ушла просто уйма времени! Во-вторых, я порезался, пока пытался очистить колбасу от шкурки. В-третьих, воду из только что вскипевшего чайника я вылил немного не туда и ошпарил ногу. В-четвёртых, когда я, сцепив зубы, решил всё-таки закончить свой завтрак, принципиально не открывая глаз, я понял, что забыл, куда поставил тарелку с выстраданными бутербродами. Пришлось наощупь искать её на столе и поверхности кухонного гарнитура, а потому я совершенно закономерно опрокинул солонку. Вспомнив сразу обо всех плохих приметах, я бросил свой эксперимент, щедро посыпал соль сахаром и выбросил всё в мусорное ведро.

Мы все воспринимаем наши органы чувств как должное. Видим, слышим, чувствуем вкусы и запахи… Но если попробовать лишиться, например, зрения, хотя бы на десять минут, то нас всех ждут очень неприятные выводы.

***

Весь день пролетел как один миг. С самого утра я был рядом с Женькой, значительно облегчив работу медсестры, хотя она и заглядывала к нам несколько раз. Я сам отвёз его на кардиограмму и флюорографию, сам кормил его и вместе с ним слушал заключение врачей, которые после комплексного осмотра разрешили факоэмульсификацию.

Операцию назначили на завтрашнее утро, и я был готов молиться, чтобы всё прошло хорошо! Хотя врачи и говорили об успехе, но всё-таки риск осложнений есть всегда.

Вернувшись в палату уже к вечеру, я по просьбе Женьки устроил ему экскурсию в санузел. Вчера его водила медсестра, и, по заверениям фокусника, это было одним из самых унизительных моментов в его жизни. Сегодня же Женька наощупь изучил сантехнику, определил, где висит туалетная бумага и стоит ëршик, запомнил, на каком уровне расположены краны в душе и повесил поближе банное полотенце.

После этого он решительно выставил меня за дверь, заявив своё гордое: «Я сам!». Я же присел на стул и, погрузившись в ленту инстаграма, прислушивался, опасаясь услышать звук падающего тела.

Но всё было спокойно. В душе шумела вода, которую Женька специально включил, чтобы заглушить остальные звуки. Но всё-таки слив бачка унитаза, который раздавался пятый раз подряд, слышно было хорошо. Я улыбнулся, не отводя взгляд от смартфона. Кажется, кое-кто не доверяет ëршику и перестраховывается, спуская воду в который раз подряд.

Хлопнули дверцы душевой кабинки и тональность бьющих водных струй сменилась — Женька пошёл мыться. Только бы не поскользнулся.

— У вас всё хорошо? — в палату в который раз заглянула медсестра. Впрочем, сейчас я ей был даже рад.

Поднявшись со стула, я подхватил и, мило улыбаясь, протянул ей заранее приготовленный непрозрачный пакет. Ничего особенного, бутылка красного вина, большая круглая коробка рафаэллок и пять тысяч, аккуратно, но заметно подсунутые в конфеты. Просто и эффективно.

Выслушав мою просьбу, дежурная заглянула в пакет, хмыкнула и кивнула. А я лишь порадовался, что сегодня дежурит не вчерашняя принципиальная мадам.

Проводив медика, я поискал в палате чистый лист бумаги, но нашел только блокнот формата А5. Выдрав оттуда лист, я написал вежливую просьбу не беспокоить и, сделав в записке отверстие, повесил еë на ручку двери с обратной стороны.

— Макс? Ты тут? — помывшийся Женька стоял в дверном проёме, не решаясь идти дальше.

— Да, Жень. Иди сюда, — я взял его за руку и направил в сторону кровати. — Всё нормально? Есть-пить хочешь?

— Нет, спасибо.

— Тогда, если ты не против, я тоже в душ, ладно? День был тяжелый, — я звонко чмокнул его в нос и ушёл, кожей чувствуя его замешательство.

С помывкой я постарался управиться поскорей, ведь я сюда не ради бани пришёл, а скрасить наше время в ожидании операции.

— Макс… а когда ты уйдëшь? — я не успел выйти из санузла, вытирая волосы, как Женька задал так волновавший его вопрос.

— Что, уже надоел? — фыркнул я, хотя прекрасно понял, что мальчишка имел в виду.

— Нет! Наоборот! Просто уже скоро отбой, а я всë думаю, что ты можешь сорваться с места в любой момент. Вчера-то тебя прогнали ещё раньше.

— Я останусь здесь, с тобой. Если захочешь, конечно, — я присел на краешек кровати и сжал его пальцы.

— Останешься?! — на мальчишеском лице неверие смешалось с восторгом. Приятно чувствовать себя волшебником, однако.— Я хочу! Я очень хочу, чтобы ты остался! — Женька взволнованно приподнялся на локтях. — А врачи? Или ты спрячешься? А куда?

— Нет. Я просто дежурной подарок сунул, она закроет глаза на моё присутствие. Только мне нельзя выходить из твоей палаты и вообще, нужно вести себя потише.

— Понял. А спать ты будешь со мной? Я подвинусь!

— Конечно. Я от тебя никуда не уйду, — я взъерошил его волосы, любуясь беспорядочно торчащими вихрами. Наконец-то этот сумасшедший день, наполненный незнакомыми людьми, процедурами и бумажной волокитой закончился, и я могу приласкать своего фокусника… Конечно, больничная атмосфера очень давит морально, а завтрашняя операция тем более, да и в целом обстановка не совсем подходящая, но я чувствовал, что нам нужно сбросить накопившееся напряжение. Как сказала бы моя знакомая, «побаловаться на нервухе».

Не останавливая руку, я погладил его за ухом и скользнул по шее, мягко лаская нежную кожу.

— Макс… зачем ты это всё делаешь? — Женька сел на кровати и оказался совсем рядом со мной.

— Что?

— Заботишься обо мне. Ухаживаешь. Заплатил за всë… Ты что, не видишь, что ли?

— Чего я не вижу? — хотелось нежно поцеловать его в мягкие губы, осыпать невесомыми ласками, а потом грубо и долго трахать, ритмично вбивая хрупкое тело в матрас.

— Что я калека! Я слепой. Шанс выздороветь, конечно, есть, но вдруг не получится? Блин, Макс, зачем я тебе, а?

В другой момент я мог бы психануть. Но не с ним. Не сейчас. Я достаточно изучил Женьку, чтобы оценить бездонное море его комплексов. И к счастью, я могу смотреть глубже, а не на шелуху нарочито грубых слов. Женька просто боится и хочет услышать от меня, как он мне дорог.

Вот только у меня тоже есть своё бездонное море, и так просто сказать заветные слова я не могу. Хоть и чувствую то, что мальчишка так хочет услышать от меня.

— После разговора с твоей бабушкой я погуглил, что значит твоё имя. Бажен — означает желанный. И любимый. Такой ответ тебя устроит? — я приблизил своё лицо совсем близко, почти соприкасаясь с ним кончиком носа, а подушечками пальцев провёл вдоль повязки на глазах и обогнул покрывшуюся тёмной корочкой свезëнную позавчера скулу. Женька сглотнул и его дыхание неуловимо изменилось, стало более тяжёлым. — И всё обязательно будет хорошо. Я сам верю и тебе советую.

Мой указательный палец скользнул по его щеке и остановился на губах. Женька шумно выдохнул, приоткрыл рот и втянул две фаланги в себя, легонько посасывая. Естественно, моя фантазия подкинула мне такие картины, что в ушах зашумело от желания. Я бы многое отдал, чтобы видеть его замутнëнные от желания глаза, а не эту марлевую повязку. Внимательно наблюдая за своими действиями, я медленно вытянул влажный палец из Женькиного рта, провёл по его губам и погрузил его снова, думая совсем о другом.

Мальчишка издал неясный жалобный звук, а в следующий миг, обхватив его голову обеими ладонями, я жадно целовал и покусывал эти невинные губы. Женька застонал мне в рот и начал шарить по моему телу, заставляя моё желание приобретать все более реальные формы.

Брось, Макс… ты же не собираешься трахнуть ослепшего мальчика прямо на больничной койке? Даже если его самого потряхивает от желания… Не собираешься же? Нет? Или…

Уже уложив Женьку на подушку и оставляя поцелуями следы на его шее, я вспомнил рекомендации врача воздержаться перед операцией от нагрузок. Что-то там с давлением… И как теперь это объяснить своему ноющему члену, а главное, выгибающемуся навстречу мальчишке?

Проложив дорожку из поцелуев, я спустился ниже по груди до сморщенного пятнышка. Женька всхлипнул и неосознанно вцепился в мои волосы, пока я вылизывал и нежно покусывал чувствительный сосок. Не убирая его рук, я опустился ещё ниже и провёл однодневной щетиной по впалому животу, чувствуя, как Женька дрожит и инстинктивно толкается бёдрами вперёд.

Дразня, я поводил пальцем за резинкой трусов, не прикасаясь к торчащему члену, но под звук жалобного хныканья всё-таки стянул ненужную тряпку.

— Макс, а если кто-то зайдёт? — собрав остатки здравого смысла, просипел Женька и рвано выдохнул, ощутив прикосновение моих пальцев.

— Не зайдут. Я объявление повесил, — пробормотал я, любуясь небольшим, но ровным, чуть искривлëнным в сторону членом. Четыре маленькие родинки на бедре, выстраивающие точки почти идеального ромба, отчего-то умилили меня, и я поцеловал каждую, прежде чем перейти к главному.

— Боюсь представить, что ты написал в этом объявлении, — мальчишка слабо усмехнулся, а в следующий момент задохнулся, вжимаясь в матрас. — О! Макс! Это… это жесть! — выстонал он с присвистом.

— Неужели так плохо? — улыбаясь, я поднял взгляд на кусавшего губы мальчишку.

— Нет, наоборот! Это… это… Ещë! — он вцепился в мои волосы и слегка надавил, направляя меня вниз. Очаровательно! Мной помыкает семнадцатилетний пацан! Но сейчас наши желания сходятся, поэтому…

Женька выгибался от удовольствия и явно старался вести себя потише, но если бы кто-то встал сейчас за дверью, то у него не возникло бы никаких сомнений в том, что происходит в палате. Но сейчас мне было абсолютно пофиг, и я наслаждался всеми звуками, которые издавал мой мальчик.

Я ритмично вбирал его в себя, стараясь непрерывно посасывать, чтобы поддерживать приятное давление. Губы нужно сжать плотнее и главное — не жалеть слюны.

Да, мой хороший, я тебя прекрасно понимаю. Верю, что твои пошлые стоны и мычанье искренни.

— Макс! Я сейчас… хватит! — прохрипел Женька сверху, комкая под собой простынь, но я не стал отстраняться, а только с нежностью смотрел на содрогающегося мальчишку. Блин, если на его стон сбежится всё отделение — это будет моя вина. Но кажется, в коридоре было тихо и звуки торопливых шагов дежурной не отражались эхом от больничных стен.

Я стянул со спинки кровати полотенце и сплюнул туда сперму, а затем вытер расслабленно развалившегося Женьку.

— Это кайф… — слабым голосом выдохнул он. — Макс, а ты? Может, давай я тоже…

— Тебе нельзя напрягаться.

— А я не буду. Ляг ко мне, — он утянул меня к себе и прижался спиной, потираясь о мои джинсы голыми ягодицами. — Покажи, как ты любишь, — он взял меня за руку и обхватил своей ладошкой ноющий член так, что мои пальцы оказались сверху. Я уткнулся в Женькину шею, вдыхая запах волос и прикрыл глаза, начиная неспешные движения.

У нас впереди совсем немного времени. Завтра всё изменится. И очень хочется верить, что в лучшую сторону.

========== Часть 13. Течение древесной смолы ==========

Женьку увезли от меня в операционный блок почти час назад и единственное, что я успел сделать, пока его усаживали в кресло — ободряюще взлохматить его вихры. Правда, с самого пробуждения я не выпускал его руку из своей, но сейчас это уже неважно.

Я уточнил у медиков, нельзя ли мне присутствовать на операции, но на меня посмотрели, как на умалишенного. Нет, ну а что? Почему на родах посторонним присутствовать можно, а на факоэмульсификации, даже с осложнениями, нет? В общем, теперь я вынужден просиживать штаны в коридоре, рядом с уже ставшим родным кофейным автоматом.

Мне обещали, что весь процесс займет около часа, но прошло уже семьдесят три минуты, а новостей по-прежнему не было.

Время тянулось со скоростью течения древесной смолы, а секундная стрелка с садисткой неспешностью преступно медленно ползла по кругу.

Через две или три вечности я понял, что банально боюсь. Как маленький мальчик до ужаса боится неизведанной темноты в неосвещенной комнате, так и я боюсь узнать результат сегодняшнего дня. Кто-нибудь задумывался о том, как редко взрослые люди по-настоящему, до паники боятся в повседневности? Не тогда, когда у них грабитель отнимает сумку, или самолёт трясет от турбулентности, а в обычной жизни.

Например, я давно не испытывал такого кислого и липкого страха, когда испариной покрывается всё тело, а ладони стабильно сырые. Мои обычные опасения состоят из несостыковок в отчётах, выговоров от начальства… вот, пожалуй, и всё. Конечно, я беспокоюсь о родителях, и мне было «не по себе» взваливать на себя ипотеку на несколько лет, но это не тот вид страха, когда боишься сделать каждый вдох.

Сегодняшний же обычный октябрьский день наглядно показал, что мой повседневный диапазон страхов на самом деле размером с напëрсток.

Через некоторое время я впал в какую-то прострацию и просто смотрел в одну точку, мыслями пребывая в операционной, рядом с Женькой. Только когда дверь, ведущая в операционный блок, распахнулась, и оттуда вышла медсестра, я поднял взгляд от треснувшей кафельной плитки, на которую смотрел последнее время.

Медик устало улыбнулась, и я понял, что могу дышать.

***

– Макс, а ты знаешь, что с моим новым зрением ты стал ещё красивее? – после операции прошло уже несколько часов и мы наконец-то возвращались обратно.

— Да неужели? Ты же ещё толком не видишь, и специальные очки с тебя пока не сняли, – я фыркнул, пошире распахивая дверь в Женькину палату и толкая кресло внутрь.

– Ну да, пока всё расплывается пятнами. Но ты из них самое красивое! – мальчишка вывернул голову, пытаясь рассмотреть моё лицо.

– Как приятно, – хмыкнул я, устраивая Женьку за столом. – Йогурт будешь? Обед мы пропустили, пока были на осмотре, а из провизии остались только сладости.

– Я готов совсем ничего не есть, лишь бы уже свалить отсюда, — пробурчал Женька. – А йогурты остались вишнëвые или клубничные? Можно мне клубничный?

Перекусив сухим пайком, мы завалились на узкую для двоих постель и укрылись тонким байковым одеялом. К вечеру Женьку обещали отпустить домой, а потому мы просто забили на то, что нас кто-то может увидеть. Напряжение последних дней наконец-то начало отпускать, и поэтому я обнял Женьку со спины, поплотнее подоткнув одеяло, и почти сразу заснул.

***

Я свернул полотенце и приоткрыл дверцу. В лицо пыхнуло таким жаром, как будто курица поджаривалась пламенем дракона, а не грилем дешëвенькой духовки. На какой-то момент мне показалось, что такая температура просто спалит мои ресницы и брови, но, к счастью, обошлось.

Зато умопомрачительный запах запечëнной птицы и блестящая поджаренная кожица очень даже радовали. Я до последнего сомневался в том рецепте медового маринада, который нашёл в интернете, но мне так хотелось приготовить что-то такое эдакое, что я решил рискнуть. И не зря.

– Иду! – крикнул я, услышав трель из прихожей, и достал противень из духовки. Ну, вот я и стал хозяюшкой. Дом прибрал, ужин приготовил, стол накрыл, даже вот, духовкой пользоваться начал. Впервые за восемь лет.

– Привет! Ого! Это у тебя так вкусно пахнет? Аромат даже в подъезде бомбический! – Женька завалился в прихожую, поблëскивая растаявшими снежинками на смешной шапке с завязками и принеся с собой свежий морозный воздух.

Я широко улыбнулся и коротко поцеловал его в губы, пока он стаскивал ботинки, наступая на пятки. Видеть Женьку довольным, весёлым, счастливым и влюбленным — это, кажется, моё счастье.

После праздничного ужина в честь удачно проведенной операции мы вышли на лоджию с большими кружками какао. Конечно, вино за столом или глинтвейн на холоде были бы более уместны, но Женьке пока нельзя алкоголь, поэтому какао — наше всё.

Я приоткрыл оконные створки, впустив на лоджию уже зимний морозец. Внизу весело горели огоньки проезжающих машин и уличные иллюминации, а оранжевый свет фонарей уютно освещал покрытую снегом землю. Свет комнаты за нашими спинами выхватывал из сумрака медленно падающие снежинки.

– Эм-м… Жень… Знаешь, а я тоже научился одному фокусу. Хочешь покажу? – в ответ мальчишка заинтересованно вскинул карие глаза, кивнул и поставил свой стакан на подоконник. – Тогда закрой глаза, – блин, а оказывается, фокусы — это довольно нервное действо.

Я подождал, пока Женька прикроет веки, и вытащил из кармана джинсов свой подарок. Аккуратно-лаконичный кожаный браслет ручной работы с металлическими вставками обхватил тонкое запястье. На этом мой фокус был окончен, но, пользуясь случаем, я наклонился и поцеловал мальчишку в уголок губ.

– Можешь открывать.

Женька распахнул глаза и удивлëнно уставился на свою руку, не произнося ни слова. В этот миг моя идея перестала казаться такой уж хорошей.

– Кхм… я подумал… Хотя, наверное, это очень глупо… В общем, в мою голову пришла романтичная, но дурацкая идея сделать нам одинаковые браслеты, – я задрал рукав тонкой толстовки и показал такое же украшение. – Но если тебе не нравится, то можем не носить.

– Ты… ты заказал нам одинаковые браслеты? Как будто мы… пара? – в глазах мальчишки промелькнула целая гамма эмоций — от удивления и сомнения до надежды.

– Э-э… ну да. Но, повторю, если не хочешь…

– Макс, они классные! Самые лучшие! Хотя, нет! Это ты у меня самый лучший! Самый-самый! – Женька повис на мне, уткнувшись в шею. Горячие сухие губы и холодный влажный кончик носа создавали удивительный контраст. Едва тёплые руки поднырнули под мою толстовку и заскользили по торсу. Бока моментально покрылись гусиной кожей, то ли от удовольствия, то ли от сквозняка.

– А у меня тоже фокус есть. Новый, – произнес Женька охрипшим голосом, скользя по моему лицу затуманенным взглядом. – Правда, я пока его не репетировал, но думаю, ты мне поможешь и объяснишь, как надо. Пойдём, я покажу, – выдохнул он и потянул меня в уютное тепло комнаты, держа курс на диван и скидывая на ходу куртку.

Я послушно шёл за мальчишкой и улыбался. В детстве я не особо любил фокусы. А на четвёртом десятке, надо же, проникся. Кажется, всё дело в фокуснике…