Нелло и Патраш [Уйда] (fb2) читать онлайн

[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]

Уйда Нелло и Патраш

УЙДА

Перевод и обработка

Л. ХАВКИНОЙ

Рисунки

А. ДАВЫДОВОЙ

1 ДРУЗЬЯ

Мальчик Нелло и большая собака Патраш были закадычными друзьями. Они прожили вместе почти всю свою жизнь. Оба были сиротами, и обоих приютил один и тот же добрый человек. С этого времени они подружились и крепко полюбили друг друга.

Жили они в деревушке неподалеку от города Антверпена. Кругом тянулись поля и луга, прорезанные широким каналом. Берега канала были обсажены ивами и тополями. Вдали видна была остроконечная башня антверпенского собора, и в тихую погоду слышно было, как на ней гулко били часы. В деревушке имелось всего десятка два домиков с белыми оштукатуренными стенами, черепичными крышами и яркозелеными или голубыми ставнями. Посреди деревни на зеленом пригорке стояла ветряная мельница. Когда-то она была выкрашена в красный цвет, но от времени и непогоды краска выцвела и порыжела. Крылья мельницы вертелись неровно, словно поминутно спотыкались от старости и боли в суставах.

Нелло и Патраш жили в маленькой лачуге на краю деревушки у дряхлого, очень бедного старика. Этот старик, по имени Жеан Даас, когда-то служил в армии, в боях был тяжело ранен и вернулся домой инвалидом. Когда Даасу минуло восемьдесят лет, умерла его единственная дочь, жившая далеко от него, в горах. Она оставила на его попечение своего двухлетнего сына, круглого сироту. Крошка Нелло привязался к старику, и дедушка с внучком мирно жили в своей убогой лачуге.

Это была жалкая глиняная мазанка, но чистенькая и беленькая, как морская раковина, к ней примыкал крошечный огород, в котором росли бобы, капуста и тыквы. Жили Жеан Даас и Нелло впроголодь и не раз ложились спать без обеда, а кушать досыта им никогда не приходилось. Старик относился к внуку с нежностью и любовью. Нелло был ласковый и послушный мальчик. Они довольствовались малым и желали себе только одного: чтобы с ними всегда был Патраш. Разве они могли бы жить без Патраша? Патраш был их кормилец, товарищ и друг. Если бы Патраш околел или убежал от них, то им осталось бы только лечь и умереть. Ведь Жеан Даас — старый инвалид, а Нелло — беспомощный малыш.

Как все собаки фландрской породы, Патраш был рыжей масти, с большой головой и торчащими, как у волка, ушами, с мускулистым туловищем и крепкими ногами. Эти собаки из поколения в поколение помогали людям в работе и возили тележки с поклажей. На долю Патраша выпала тяжелая жизнь, полная лишений. Еще щенком он лишился матери, и его продали торговцу, который развозил на продажу посуду по всей стране, от синего моря до лесистых гор. Продали его дешево, потому что он еще был мал. Ему не было и года, когда он узнал, что такое тяжесть тележки и ссадины от упряжи.

Торговец был жестокий человек и горький пьяница. Жизнь Патраша превратилась в сплошное мучение. Хозяин нагружал тележку глиняными горшками и мисками, жестяными ведрами, медными кувшинами и всякой другой хозяйственной посудой. Патраш должен был тащить ее, как мог, а хозяин шел рядом вперевалку, покуривая трубку и не пропуская ни одного трактира у дороги. К счастью или к несчастью для себя, Патраш был силен и вынослив. Он не погиб, хотя ему пришлось терпеть голод и жажду, побои, пинки и удары бича, которыми исполосованы были его бока, и при этом возить на себе огромные тяжести.

Однажды Патраш тащил свою нагруженную тележку по немощеной пыльной дороге к Антверпену. Был разгар лета, и стояла сильная жара. Хозяин по обыкновению брел ленивой походкой, и только ежеминутно слышалось щелкание его бича, который извивался над вздрагивавшими боками Патраша. Хозяин выпивал кружку пива в каждом встречном трактире, а Патрашу не позволял ни на минуту остановиться, чтобы напиться воды из канавы. Патраш шел под жгучими лучами солнца по раскаленной от зноя дороге. Он целый день ничего не ел и, что было для него еще хуже, несколько часов не пил ни капли воды. Солнце слепило ему глаза, рубцы бича невыносимо болели, а тяжесть тележки давила на плечи. Внезапно Патраш пошатнулся, у рта его выступила пена, и он упал.

Упал он посреди пыльной дороги, на самом солнцепеке, и лежал без движения. Хозяин дал ему единственное лекарство, к которому прибегал во всех случаях, — пинки и удары крепкой дубиной. Однако, на Патраша не действовали ни побои, ни брань: он лежал в белой пыли не шевелясь, повидимому мертвый. Убедившись, что бесполезно хлестать и ругать его, хозяин снял с него сбрую и сильным пинком отбросил его с дороги в канаву, поросшую травой. Бросив издыхающего Патраша на произвол судьбы, хозяин сам с гневными причитаниями потащил тележку под гору. Это было накануне ярмарки в городе, и он спешил туда, чтобы занять со своей тележкой удобное место на площади.

Патраш лежал в канаве среди высокой травы. В этот день на дороге было большое оживление: сотни людей шли пешком или ехали в повозках и бричках на ярмарку. Одни не замечали Патраша, другие видели его, но не останавливались. Одной собакой больше или меньше — эка важность!

Через некоторое время среди праздничной толпы показался сгорбленный и хромой старичок. Одет он был очень бедно и шел медленно и молча. Он взглянул на Патраша, остановился, как вкопанный, потом спустился в канаву, стал на колени среди густой травы и долго всматривался в лежавшую без движения собаку. С ним был светловолосый, черноглазый мальчик лет трех, которому высокая трава доходила до пояса. Ребенок стоял и с жалостью смотрел на недвижимую собаку. Это было первое знакомство маленького Нелло с большим Патрашем.

Жеан Даас с невероятным трудом перетащил Патраша в свою лачугу, находившуюся недалеко от дороги. У Патраша от жары, жажды и истощения сделался солнечный удар, и от этого он упал. Много недель пролежал он в лачуге больной и бессильный, почти полумертвый. Никто на него не кричал, никто его не толкал. Он слышал только сочувственный детский лепет и ощущал ласковое поглаживание старческой руки.

За Патрашем во время болезни ухаживал дряхлый старик вместе с маленьким беззаботным ребенком. Патраш лежал в углу лачуги на охапке сена. По ночам они прислушивались, дышит ли он, жив ли он. Когда Патраш в первый рай хрипло залаял, то они чуть не плакали от радости: это был признак выздоровления. Маленький Нелло пришел в такой восторг, что надел Патрашу на шею венок из ромашек и поцеловал его.

Патраш медленно поправлялся и, наконец, стал кое-как ковылять на собственных ногах. Чувствуя ласковое обращение, он привязался к своим друзьям. Целый день он лежал на солнышке у порога и своими большими темными глазами следил за каждым их движением.

2 ТРУДОВАЯ ЖИЗНЬ

Старый хромой Жеан Даас зарабатывал себе пропитание тем, что каждый день возил в Антверпен в ручной тележке кувшины с молоком на продажу по поручению своих соседей, у которых были коровы. Однако, эта работа становилась все тяжелее и тяжелее для старика, так как ему уже исполнилось семьдесят три года.

Однажды Патраш, уже поправившийся, по старой привычке стал между оглоблями тележки, словно показывая, что он собирается везти ее. Так как у него упряжи не было, то он даже пытался тащить тележку зубами. Видя это, Даас смастерил ему сбрую, и Патраш с тех пор стал каждое утро возить тележку в город.

Когда наступила зима, Жеан Даас не мог достаточно нарадоваться, что судьба послала ему Патраша: он сам так уже постарел и ослабел, что не мог бы возить тележку с грузом по снежным сугробам или по топкой грязи. Зато Патраш, уже совершенно здоровый, возил ее как нй в чем не бывало. После тех непосильных тяжестей, которые ему приходилось возить для прежнего хозяина, маленькая светлозеленая тележка с блестящими кувшинами казалась ему почти что игрушкой. К трем или четырем часам дня работа его оканчивалась, и после того он мог делать, что хотел: лежать и спать на солнце, гулять в поле, кувыркаться с маленьким мальчиком или играть с другими собаками. Патраш чувствовал себя совершенно счастливым.

Прошло еще два года. У старого инвалида Дааса так сильно стали болеть ноги, что он уже не мог ходить вслед за тележкой. Тогда его сменил шестилетний Нелло. Он хорошо знал город, так как много раз сопровождал дедушку.

Маленький Нелло был красивый ребенок — с большими карими глазами, румяными щечками и русыми кудрями до плеч. Не раз какой-нибудь художник зарисовывал проезжавшую мимо зеленую тележку с медными кувшинами, большую рыжую собаку с бубенчиками на сбруе и бежавшего за тележкой мальчугана в больших деревянных башмаках на босу ногу.

Нелло и Патраш так хорошо и дружно справлялись с работой, что даже летом, когда Даас почувствовал себя лучше, ему не было надобности сопровождать тележку. Он мог сидеть у дверей, провожая их взглядом, когда они выходили из калитки, а затем греться на солнце, думать о чем-нибудь или дремать. Как только часы на башне били три, он просыпался и ждал возвращения своих друзей. Патраш с радостным лаем сбрасывал с себя сбрую, а Нелло деловито рассказывал дедушке, как прошел этот день. Потом все трое шли обедать. Обед состоял из ржаного хлеба и молока или похлебки. Понемногу тени на большой равнине удлинялись, и сумерки окутывали красивую стрельчатую башню собора. Тогда они ложились спать.

^{Нелло и Патраш хорошо и дружно справлялись с работой.}

Так проходили дни и годы. Нелло с Патрашем были бодры, веселы и здоровы. Они особенно любили весну и лето, когда им было раздолье: они резвились в траве или лежали в прохладной тени на берегу канала и смотрели, как мимо плыли баржи с развевающимися яркими флагами. Зимою бывало гораздо хуже. Оба друга вставали, когда было еще темно и холодно, и отправлялись в город. Лачуга, летом такая привлекательная и вся увитая диким виноградом, в зимние ночи плохо защищала от холода. Зимой ветер свистел в дырявые стены глиняной мазанки, дикий виноград терял свои листья, поля кругом мрачно чернели, и часто бывала гололедица. Да, зимою приходилось трудно: от снега и холода у мальчика немело все тело, а неутомимый Патраш ранил себе ноги на обледенелых кочках. Однако, и тогда они не унывали. Ноги мальчика, обутые в деревянные башмаки, и четыре ноги Патраша твердо топали по мерзлым полям под звон бубенчиков на сбруе Патраша. Иногда на улицах Антверпена какая-нибудь хозяйка выносила им миску похлебки и кусок хлеба или подбрасывала пару полен в маленькую тележку, порожняком возвращавшуюся домой; а то какая-нибудь крестьянка из их деревушки отдавала в их пользу часть молока, которое они возили на продажу в город. И они бодро бежали ранним утром по запорошенной снегом дороге, а домой возвращались с радостными криками. Так им в общем жилось неплохо.

3 МЕЧТЫ

Приморский город Антверпен с торговыми пристанями, с грязными извилистыми узкими улицами, с большой базарной площадью и мрачными серыми домами сам по себе не представлял ровно ничего достопримечательного, но он прославился на весь мир тем, что в нем жил и умер один из величайших художников — Рубенс.

Замечательные картины Рубенса находятся не только в музеях: по обычаю того времени он написал несколько больших картин на внутренних стенах собора в своем родном городе, и люди приезжают в Антверпен из различных стран, чтобы поглядеть на эти картины и на великолепную белую мраморную гробницу Рубенса, который похоронен в том же соборе под своими картинами.

Патрашу не нравилось, что, бывая в городе, Нелло часто заходил в собор и исчезал под темными сводами, а его оставлял одного на мостовой. Раза два он пытался взобраться на ступеньки со своей тележкой, но сторож, стоявший у дверей, прогонял его. Патрашу приходилось терпеливо ждать, пока мальчик выйдет. Нелло выходил оттуда то с пылающим, то, наоборот, с очень бледным лицом. Возвратившись домой после такого посещения, он сидел молча и задумавшись и не хотел играть, а только с грустью смотрел вдаль на заход солнца.

Патраш старался не отпускать от себя мальчика на людной базарной площади, но ничего не помогало. Нелло все-таки заходил в большой собор. Патраш, дожидаясь его, ложился на землю, зевал, по временам даже выл, но это было бесполезно. Мальчик не выходил, пока не запирали входную дверь. Обняв Патраша за шею, он целовал его в широкий рыжий лоб и всегда шептал одно и то же:

— Ах, если б я мог увидеть «их», Патраш! Если б я только мог «их» увидеть!

Патраш смотрел на него своими добрыми и умными глазами, но ничего не понимал. Однажды, когда сторож не стоял на своем обычном месте и дверь была открыта, Патраш кинулся вслед за своим маленьким другом и зашел внутрь. «Они» это были две большие картины на боковых стенах, задернутые занавесками. Нелло стоял и восторженно смотрел на третью, открытую, картину Рубенса. Увидев Патраша, он обернулся и тихонько увел собаку. Глаза его были заплаканы, и, проходя мимо закрытых картин, он шепнул своему спутнику:

— Как ужасно, что на «них» нельзя посмотреть, Патраш! Нельзя потому, что у меня нет денег и я не могу заплатить! Когда художник писал свои картины, то наверное не хотел, чтобы их прятали от бедняков. Я уверен, что он хотел бы, чтобы мы смотрели на них всегда, сколько угодно, хоть каждый день, а люди запрятали эти дивные картины под покрывала. На них не падает свет, и никто их не видит, кроме богачей, которые могут заплатить. Ах, за то, чтобы их увидеть, я жизнь бы отдал!

Однако, увидеть их он не мог, так как заработать серебряный франк, который собор требует за право посмотреть на эти замечательные картины, они с Патрашем не могли. Они зарабатывали самое большее несколько сантимов, которых хватало, чтобы купить хлеба на обед и немного щепок для печки.

Нелло, проходя рано утром по улицам старого города, уносился мыслями к великому Рубенсу. Даже в холод, когда ветер трепал его кудри и раздувал, как парус, его изношенную фуфайку, Нелло в своих деревянных башмаках на босу ногу шел, глубоко задумавшись, и видел перед собой только замечательные картины Рубенса.

Нелло рос бедняком и не в состоянии был даже учиться в школе. Только дед мог научить его грамоте. Зато природа, на счастье или на несчастье, одарила его талантом. Никто этого не знал, никто, кроме него самого, даже этого не подозревал. Только Патраш, никогда с ним не разлучавшийся, видел, как он рисовал мелом на камнях все, что только попадалось ему на глаза, и слышал, как он, лежа на своем сеннике, бормотал что-то непонятное о великом Рубенсе. И часто горючие слезы из ясных молодых глаз Нелло лились на рыжую мохнатую морду Патраша.

— Я умер бы спокойно, Нелло, если б знал, что ты когда-нибудь сможешь купить себе эту мазанку и клочок земли, — не раз говорил мальчику дед, разбитый параличом. — Ты станешь обрабатывать землю, и соседи будут называть тебя хозяином.

Каждый крестьянин-бедняк считал для себя счастьем приобрести собственный клочок земли, чтобы в деревне на него смотрели как на хозяина. Старый Даас, который всю жизнь провел в походах и вернулся домой с пустыми карманами, ничего лучшего не желал своему любимцу, как пахать землю до конца дней.

Нелло на это ничего не отвечал. Однако, он мечтал совсем не о том, чтобы в будущем обрабатывать крошечный клочок земли и чтобы соседи называли его хозяином. Стрельчатая башня, которую он видел издали при красноватых лучах заходящего солнца или при тусклом свете раннего утра, говорила ему о другой будущности. Свои мечты он поверял только Патрашу, по-детски, шопотом на ухо, когда они вместе шли на работу в предрассветном тумане или лежали на берегу, где шумел тростник. Эти мечты нелегко было так выразить словами, чтобы вызвать сочувствие людей. Они могли бы только встревожить и огорчить старого Дааса, неподвижно лежавшего в своем углу: старик ведь не понимал разницы между лубочными плакатами и картинами великого художника, на которые приезжают смотреть люди со всех концов света.

Кроме Патраша, Нелло решался говорить о своих смелых мечтах только со своей приятельницей Алоизой. Это была двенадцатилетняя девочка, единственная дочь мельника из красной мельницы на зеленом холме, самого зажиточного крестьянина в деревне. Алоиза каждый день приходила в поле играть с Нелло и Патрашем. Щеки ее разгорались, и глаза блестели, когда она вместе с ними бегала по снегу зимою или по траве летом? Дети вместе собирали ягоды и цветы и плели венки или сидели на берегу канала. Алоиза всегда была опрятно одета. На ее синем саржевом платье не было ни одной дырочки. На ярмарке ей покупали целую груду позолоченных орехов и леденцов. Родители любили и баловали ее, и дома у них было всего вдоволь.

4 МЕЛЬНИК

Отец Алоизы, мельник Когес, был человек строгий и требовательный. Однажды, обходя свои владения, он застал дочку на лугу за мельницей, где только что окончился сенокос. Алоиза сидела на свежем сене, а рядом примостился Патраш, положив к ней голову на колени. Оба были украшены венками из красных маков и синих васильков. В сторонке Нелло зарисовывал их портрет кусочком угля на гладкой сосновой дощечке.

Мельник остановился, посмотрел через плечо Нелло на портрет своей любимицы и был поражен замечательным сходством портрета. Однако, он выбранил девочку за то, что она здесь бездельничает, вместо того чтобы помогать матери, и отослал ее домой.

Алоиза от испуга заплакала и убежала. Тогда мельник подошел вплотную к Нелло и выхватил у него дощечку из рук.

— Ты часто так балуешься? — строго спросил он. Нелло покраснел до корней волос и опустил голову.

— Я рисую все, что вижу, — пробормотал он.

Мельник немного помолчал, потом вынул из кармана серебряный франк и протянул его мальчику, со словами:

— Балуешься, говорю тебе, и зря теряешь время. А все-таки эта штука похожа на Алоизу. Вот тебе монета за картинку.

Краска сбежала с лица Нелло. Он поднял голову и заложил руки за спину.

— Оставьте себе и деньги и портрет, хозяин Когес, — сказал он, кликнул Патраша и пошел с ним по лугу.

— Я мог бы «их» увидеть за этот франк, — шепнул он Патрашу, — но даже ради этого я не мог бы продать ее портрет.

Возвратившись домой, Когес сказал жене:

— Чтоб Алоиза больше не смела играть с этим мальчишкой, слышишь? Он ей не компания.

— Но ведь он хороший и скромный мальчик, — возразила жена, не сводя глаз с сосновой дощечки, которую мельник поставил на камин под деревянными часами с кукушкой^[1].

— Ты мне не перечь! — прикрикнул на нее мельник, закуривая трубку.

— Ведь я же сказала правду, — смущенно ответила жена.

— Ты дура! — еще громче крикнул мельник, стукнув трубкой по столу. — Мальчик нищий, да еще воображает себя художником. Смотри, чтобы девочка с ним никогда больше не играла, а то я отвезу ее в город и отдам на воспитание в пансион.

Мать испугалась и обещала исполнить его волю. Ей жаль было разлучать девочку с любимым товарищем игр из-за того только, что он бедняк. Однако, она не решалась ослушаться мужа, опасаясь, что он исполнит свою угрозу и действительно увезет от нее девочку в город. Она ничего не сказала Нелло, но под разными предлогами держала Алоизу в отдалении от него. Нелло почувствовал себя обиженным и перестал ходить с Патрашем на мельницу, куда бывало прежде забегал в каждую свободную минуту. В чем дело — он не знал, но думал, что мельник почему-то рассердился на него за портрет Алоизы.

Если девочка, скучавшая по нем, завидев его, подбегала, к нему, то он грустно улыбался и говорил задумчиво и серьезно:

— Нет, Алоиза, нам нельзя вместе играть, — твой отец рассердится.

Однако, на сердце у него было тяжело, и солнце уже не так радовало его, когда он на рассвете шел с Патрашем в город. Он проходил туда и обратно мимо старой красной мельницы. Прежде он всегда весело здоровался с семьей мельника, и над низенькой калиткой тотчас же показывалась русая головка, и маленькая рука протягивала Патрашу косточку или корку хлеба. Теперь же Патраш уныло поглядывал на закрытую дверь, и мальчик спешил пройти мимо, не останавливаясь. А в это время Алоиза с вязаньем в руках сидела на скамеечке около камина, и из ее глаз медленно капали слезы. Мельник, ворочавший кули с мукой, при виде проходившего мимо мальчика упрямо твердил себе в бороду:

— Так-то лучше. Мальчик нищий, и голова у него набита глупыми бреднями. Нечего с ним водить знакомство.

А маленькая сосновая дощечка все-таки стояла на камине под часами с кукушкой, и мальчику было тяжело, что его подарок приняли, а его самого знать не хотят. Однако, он не жаловался и молча переносил обиду. «Бедняки тоже иногда делаются великими, и тогда люди к ним относятся иначе», думал он.

Эта мысль поддерживала его. Однажды Алоиза, случайно встретившись с ним около канала, подошла к нему и, горько рыдая, сказала, что завтра, в день ее рождения, как всегда, на гумне будут устроены игры и угощение для детей, а в этом году ее родители в первый раз в жизни не приглашают его на этот маленький праздник.

Нелло погладил ее по руке и уверенным голосом ответил:

— Все это когда-нибудь изменится, Алоиза. Со временем моя сосновая дощечка, что стоит у вас на камине, будет цениться на вес серебра, и тогда твой отец не захлопнет передо мной двери. Поверь, милая Алоиза, что я со временем буду знаменитым.

— А вдруг я не поверю? — попробовала пошутить девочка.

Нелло повернул голову и посмотрел вдаль, где при свете заходящего солнца сверкал шпиль башни. На лице мальчика была улыбка, такая восторженная и в то же время такая грустная, что Алоиза испугалась.

— Все равно, я буду знаменитым, — сказал он чуть слышно. — Буду знаменитым или умру, Алоиза.

Он пошел домой, на ходу улыбаясь и покачивая головой. В мечтах он видел, что настанет день, когда он вернется в свою деревушку, и, вместо того чтобы от него отворачиваться, его встретят с почетом. Крестьяне будут толпиться, чтобы на него взглянуть, и будут перешептываться между собою:

— Смотри, это великий художник, имя его известно всему миру. А ведь когда-то мы его знали как маленького Нелло, который зарабатывал кусок хлеба с помощью своей собаки.

Далее Нелло представлял себе, как он оденет дедушку в бархатный кафтан с меховой опушкой и напишет с него портрет так, как написан старик на картине Рубенса. Потом он закажет для Патраша золотой ошейник и, поставив его рядом с собою, скажет, обращаясь к народу:

— Когда-то это был мой единственный друг!

Потом он построит большой белый мраморный дворец с роскошным садом, но сам не будет жить в нем, а сделает его убежищем для всех бедных и одиноких юношей, которые стремятся к великим делам. Если они станут прославлять его за это, то он всегда будет им говорить:

— Нет, не меня надо благодарить, а Рубенса. Что сталось бы со мною без него?

И эти прекрасные мечты, далекие от действительности, наивные и полные преклонения перед великим художником, которого он ставил себе за образец, охватывали его с такой силой, что он чувствовал себя счастливым. Он чувствовал себя счастливым даже в этот грустный день рождения Алоизы, когда он с Патрашем вернулся в маленькую неосвещенную лачугу, где их ждал обед из одного только ржаного хлеба, а за мельницей все деревенские ребята пели и смеялись, ели пряники и коврижки и плясали при свете звезд на большом гумне под звуки скрипки и флейты.

— Ничего, Патраш, — говорил он, обнимая собаку за шею, когда они вдвоем сидели на пороге мазанки и ночной ветер доносил к ним с мельницы веселый смех. — Ничего! Все это со временем переменится!

— Нелло, сегодня, кажется, день рождения Алоизы? — спросил дедушка, тоже слышавший из своего угла звуки музыки.

Мальчик подбежал к дедушке. Он был огорчен, что старик вспомнил об этом дне.

— Отчего же ты к ним не пошел? — продолжал дед.

Нелло вздохнул.

— Что случилось, Нелло? — допытывался дед. — Уж не поссорился ли ты с девочкой, Нелло?

— О нет, нет, дедушка! — быстро ответил мальчик, весь вспыхнув. — Просто хозяин Когес не велел меня приглашать.

— Разве ты чем-нибудь провинился?

— Кажется, нет. Я нарисовал портрет Алоизы на сосновой щепке. Только и всего.

— А-а! — Старик умолк. По ответу мальчика он догадывался, в чем дело. Он прижал кудрявую голову Нелло к своей груди и сказал дрожащим голосом:

— Трудно тебе приходится, мой мальчик. Беда быть бедняком.

— Нет, я не бедняк, я богач, — прошептал Нелло.

В мечтах он считал свой талант таким сокровищем, которому нет цены и которого никто не может у него отнять. Он вышел, стал у порога хижины и глядел, как сияли яркие звезды на темном осеннем небе и как ветер колыхал высокие тополя. В доме мельника все окна были освещены, и по временам еще доносилась музыка. Слезы катились по щекам Нелло, так как он все-таки был ребенок, но потом он улыбнулся и сказал про себя:

— Не всегда так будет!

Он стоял около двери до тех пор, пока все стихло и пока совершенно стемнело, а тогда вместе с Патрашем вошел в мазанку. Они улеглись рядом, и оба крепко заснули.

5 ТАЙНА

Теперь у Нелло была тайна, которую знал только Патраш. Около лачуги находился сарайчик, пустой и неуютный, но достаточно светлый. Никто, кроме Нелло, туда не заглядывал. Мальчик из старых досок смастерил себе подобие мольберта и натянул на него серую бумагу, чтобы зарисовать то, что ему пришло в голову. Нелло никогда ничему не учился. Красок ему не на что было купить. Он и так много раз отказывал себе в хлебе, чтобы приобрести даже самые несложные рисовальные принадлежности. Он мог рисовать только черным или белым то, что видел. На серой бумаге он набросал мелом очертания крупной фигуры старика, сидящего на срубленном дереве. Он не раз видел, как старый дровосек Мишель по вечерам сидел в этой позе.

Каждый день, возвратившись с работы, Нелло трудился над своим рисунком, и Патраш часами лежал около его мольберта. Нелло питал тайную и, может быть, смелую надежду представить свой рисунок на конкурс, объявленный в Антверпене. Конкурс был открыт для всякого даровитого юноши не старше восемнадцати лет, который представит сделанную без посторонней помощи работу мелом или карандашом. Судьями назначены были три выдающихся художника из Антверпена. Юноша, заслуживший премию, будет получать двести франков в год.

Всю весну, лето и осень Нелло работал над своим рисунком. Если рисунок получит премию, то это даст ему возможность учиться искусству, которое он так сильно любил.

У мальчика не было никого, кто мог бы объяснить ему необходимые для рисования правила, но все же он так изобразил морщинистое, изможденное лицо старого дровосека, что одиноко сидящий в раздумье старик на срубленном дереве, окруженный сгущающимися сумерками, был как живой. Конечно, в рисунке были некоторые неправильности и ошибки, но он был так правдив и так передавал настроение старика, что производил сильное впечатление.

Нелло никому не говорил о своем рисунке. Дед не понял бы его, а с Алоизой он больше не виделся. Только Патрашу он рассказывал о своих надеждах и шептал:

— Рубенс мне дал бы премию. Я думаю, что дал бы.

Патраш смотрел на него своими умными глазами, и мальчику казалось, что он его понимает.

Рисунки нужно было представить первого декабря, а решение будет объявлено в последний декабрьский день, чтобы получивший премию мог радостно встретить Новый год. В полутьме раннего зимнего утра Нелло, у которого сердце билось то надеждой, то тревогой, поставил свой большой рисунок на зеленую тележку и с помощью Патраша повез его в город.

«Может быть, мой рисунок нестоющий? Как знать?» думал он, робея.

Когда он уже сдал свой рисунок, то ему стало казаться, что слишком смело, слишком глупо мечтать о том, чтобы он, босоногий, малограмотный мальчик, мог написать такую картину, на которую настоящие художники согласятся хотя бы взглянуть. Однако, понемногу он успокоился. Ему мерещилось в сером тумане величавое лицо Рубенса с ободряющей улыбкой, и он подумал:

«Не надо падать духом. Если бы Рубенс был слабым трусом, то не прославился бы навеки».

Зима стояла суровая. Когда Нелло возвращался из Антверпена, началась вьюга, и после того снег шел не переставая каждый день. Все дороги и тропинки покрылись белой пеленой, ручьи замерзли, было очень холодно. Становилось трудно обходить соседей по утрам, когда еще было совсем темно, чтобы забирать у них молоко и в темноте везти его в спящий город. Особенно трудно приходилось Патрашу, так как Нелло с годами вырос и возмужал, а он от старости уже еле волочил ноги по мерзлой земле. Нелло помогал ему и подталкивал сзади тележку, которая тяжело передвигалась по плохой дороге.

^{Всю весну, лето и осень Нелло работал над своим рисунком.}

— Останься дома, Патраш. Пора уж тебе отдыхать. Я и сам дотащу тележку, — не раз уговаривал его Нелло.

Однако, когда Нелло становился на его место между оглоблями, то Патраш ворчал, не пускал его и не хотел оставаться дома.

— Бедняжка Патраш, мы с тобою скоро будем лежать в земле, — сказал однажды дедушка Даас, протягивая свою худую, сморщенную руку, чтобы погладить Патраша. — А что будет с мальчиком без нас?

Как-то, возвращаясь с Патрашем из Антверпена по снежной поляне, замерзшей и скользкой, как стекло, Нелло нашел на дороге хорошенькую куколку. Это был паяц, в красном костюмчике с золотым галуном и с тамбурином в руке, весь величиною с ладонь. Игрушка была красивая. Кругом никого не было, и кто ее потерял — было неизвестно. Нелло не знал, что с нею делать. Тут ему в голову пришло, что эта вещица понравилась бы Алоизе. Уже смеркалось, когда он проходил мимо дома мельника. Он взглянул на окошко Алоизиной комнаты и подумал:

«Отчего бы не отдать ей эту находку? Ведь мы столько лет дружили с нею».

Под окном Алоизы был покатый навес. Нелло взобрался на него и тихонько постучал в решетчатое окно. В комнате виднелся слабый свет. Девочка открыла фортку и в испуге выглянула. Нелло протянул ей куколку.

— Вот тебе игрушка, которую я нашел на снегу, — шепнул он. — Возьми ее на память, Алоиза.

С этими словами он соскочил с навеса так быстро, что девочка не успела даже поблагодарить его, и убежал.

6 ПОЖАР

Ночью за мельницей вспыхнул пожар. Сгорели амбары и много зерна, но мельница и жилой дом уцелели. По всей деревне поднялась тревога, из Антверпена примчалась пожарная команда. У мельника все было застраховано, так что убытков нечего было бояться. Тем не менее он выходил из себя и говорил всем, что пожар не мог произойти случайно и здесь несомненно был поджог.

Нелло, проснувшись ночью, вместе с соседями побежал тушить пожар. Мельник прогнал его.

— Ты сегодня шатался во дворе, когда стемнело! — сердито кричал он. — Наверное ты лучше нас знаешь, откуда взялся этот пожар.

Нелло окаменел от изумления. Он не мог себе представить, чтобы такие слова можно было говорить серьезно, и в то же время не понимал, как можно шутить в такую минуту. Мельник и на следующий день многим соседям говорил о своих подозрениях. Хотя против мальчика не было никаких улик, но разнесся слух, что в сумерках его видели во дворе мельника и что он был сердит на Когеса за запрещение играть с Алоизой. Угождая деревенскому богачу, соседи тоже стали косо смотреть на внука Жеана Дааса и холодно обращаться с ним. Никто открыто не обвинял его, но все держали сторону мельника. В избушках и на фермах, где Нелло и Патраш по утрам забирали молоко для Антверпена, они встречали строгие лица и глубокое молчание вместо прежних улыбок и ласковых слов. Хотя никто не считал подозрения мельника основательными, но крестьяне в деревушке боялись навлечь на себя гнев богача Когеса, от которого они все были в зависимости. Нелло, юный и одинокий, ни в ком не встречал поддержки.

— Ты несправедлив к мальчику, — сказала однажды жена мельника своему мужу. — Он хороший, честный мальчик и даже со зла никогда не мог бы сделать такой пакости.

Однако, Когес был упрям и не хотел от этого отступать. А Нелло переносил обиду с горделивым терпением, стараясь не показывать, что ему тяжело. Только наедине со старым Патрашем он давал волю своему огорчению.

«Если б только получить премию! — думал он. — Тогда они пожалеют, что так обращались со мной».

Тем не менее мальчику, которому шел шестнадцатый год и который всю свою недолгую жизнь прожил в маленькой деревушке, где все его любили, было тяжело, что соседи ни за что, ни про что отвернулись от него. Особенно тяжело было в холодную, снежную зиму, когда он мог бы найти свет и тепло только где-нибудь у соседского очага. Нелло и Патраш должны были перебиваться, как могли, с больным стариком в лачужке, где часто сидели без огня, а иногда и без хлеба. Какой-то предприимчивый человек из Антверпена завел себе телегу, запряженную мулом, и предложил деревенским фермерам возить по их поручению молоко в город. Все перешли к нему; только три-четыре двора, находя, что он берет слишком дорого, остались верными маленькой зеленой тележке. Таким образом тяжесть, которую возил Патраш, очень уменьшилась, а с этим уменьшился и заработок Нелло.

Патраш по привычке останавливался около всех знакомых домов и пристально заглядывал в окна. Однако, никто не выходил, и он тащился с тележкой дальше.

7 ТЯЖЕЛЫЕ ВРЕМЕНА

Приближался Новый год. Все время не прекращались морозы и пурга. Снежные сугробы были почти в человеческий рост, а канал покрылся таким крепким и толстым льдом, что через него свободно могли переходить и люди и волы. Деревушка готовилась к празднику. Даже в самых бедных домишках пекли пироги и готовили простоквашу, покупали леденцы и золоченые пряники. Девушки в пестрых головных платках и ватных кофтах бегали в лавочку за покупками. Когда распахивалась какая-нибудь дверь, то оттуда слышалось бульканье котла и доносился запах кушанья. Только в маленькой лачуге было очень темно и очень холодно.

Нелло и Патраш остались совершенно одинокими, так как за неделю до Нового года умер старый дедушка. Он уже давно был разбит параличом и мог только слегка шевелить, руками и слабым голосом сказать пару ласковых слов. Однако, эта утрата была чрезвычайно тяжела для них обоих. Дедушка тихо скончался во сне, и когда на рассвете зимнего утра они увидели его безжизненное лицо, то их горю и отчаянию не было предела.

В снежный зимний день Нелло и Патраш шли за гробом старика. Больше никто не провожал его на кладбище — только юный внук и старая собака.

«Теперь он, вероятно, смягчится и позволит горемычному мальчику приходить к нам», думала мельничиха, поглядывая на своего мужа, который молча курил трубку.

Когес как будто догадывался, о чем она думает. Он мрачно смотрел в окно на проходившую мимо жалкую похоронную процессию и пробормотал:

— Нечего с ним водить знакомство.

Женщина не решилась возражать. Однако, когда похороны кончились и Нелло с Патрашем прошли обратно мимо их дома, она послала Алоизу положить маленький венок из бессмертников на свежий могильный холмик, еще не занесенный снегом.

Нелло и Патраш в унынии возвратились домой. Даже и этого убогого и неуютного жилья они должны были лишиться. Нелло задолжал за квартиру за целый месяц, и когда расплатился за похороны, то у него не осталось ни гроша. Он пошел попросить отсрочки у хозяина лачуги, сапожника, который был приятелем Когеса. Сапожник на отсрочку не согласился. Это был скупой и жадный человек. За долг он забрал из мазанки все, что там было, до последней ложки и плошки, а Нелло и Патрашу велел уйти подобру-поздорову на следующее утро. Всю ночь они просидели в нетопленной лачуге, прижавшись друг к другу, чтобы хоть немного согреться.

Наутро был канун Нового года.

Когда стало светать, Нелло встрепенулся, крепко обнял своего единственного друга, и горючие слезы закапали на голову верного Патраша.

— Пойдем, Патраш! Пойдем, голубчик, — шептал он. — Не будем ждать, чтобы нас выгнали. Пойдем!

Патраш послушно поднялся, и они вместе вышли из мазанки, к которой оба так привыкли. Проходя мимо зеленой тележки, Патраш почему-то обнюхал ее. Тележка тоже была отобрана у них в уплату за квартирный долг, и упряжь Патраша с медными бубенчиками валялась на снегу. Они пошли по знакомой дороге в Антверпен. Было еще очень рано, но уже многие из соседей были на ногах. Они занимались своими делами и никто не обращал внимания на мальчика с собакой. У одной распахнутой двери Нелло остановился; дедушка не раз оказывал соседские услуги семье, которая там жила.

— Не дадите ли вы Патрашу корочку хлебца? — робко спросил Нелло. — Патраш старый и со вчерашнего дня ничего не ел.

Хозяйка быстро захлопнула дверь, пробормотав, что хлеб теперь очень вздорожал. Нелло и Патраш устало поплелись дальше, нигде больше не останавливаясь. Они с трудом добрались до Антверпена, когда часы на башне били десять.

«Будь у меня хоть что-нибудь продать на кусок хлеба для Патраша», думал Нелло. Однако, у него, кроме фуфайки и штанов на теле и деревянных башмаков на ногах, ничего не было. Патраш словно понял, чем он озабочен, и ткнулся носом в его ладонь.

В двенадцать часов должны были объявить, кто получил премию на конкурсе рисунков; поэтому Нелло направился к тому зданию, где он оставил свое сокровище. На ступеньках подъезда и в прихожей толпились юноши, — некоторые его возраста, другие постарше, и все со своими родителями, родственниками или друзьями. Сердце Нелло сжималось от страха, когда он вместе с Патрашем вмешался в эту толпу.

Башенные часы гулко пробили двенадцать. Дверь в зал открылась, и нетерпеливая, взволнованная толпа ринулась вперед. Известно было, что премированный рисунок будет выставлен отдельно от других напоказ. Глаза Нелло заволоклись туманом, голова кружилась, ноги подкашивались. Когда взор его прояснился, он увидел мольберт на высоком помосте, но не его рисунок стоял на мольберте. Чей-то звучный голос во всеуслышание объявил, что премия присуждена Стефану Кислингеру, уроженцу города Антверпена, сыну смотрителя пристани.

Что было дальше, Нелло не помнил. Когда он очнулся, то оказалось, что он лежит на мостовой, а Патраш тормошит его лапами и лижет ему лицо. Немного подальше толпа антверпенских юношей окружила победителя на конкурсе, и все с веселыми криками пошли провожать его домой на набережную. Нелло, шатаясь, встал и крепко обнял собаку.

— Все кончено, милый Патраш, — прошептал он. — Кончено.

Нелло тоже ослабел от голода и насилу шел обратно в деревню. Патраш ковылял около него с опущенной головой и поджатым хвостом.

Шел сильный снег. С севера дул пронзительный ветер, и в поле было ужасно холодно. Много времени им понадобилось, чтобы пройти хорошо знакомый путь. Пробило уже четыре часа, когда перед ними показалась деревня. Вдруг Патраш остановился, стал обнюхивать снег и, повизгивая, рыть его лапами. Через минуту он вытащил зубами из сугроба коричневый кожаный бумажник и подал его мальчику. У дороги горел фонарь, защищенный от непогоды навесом. Нелло подошел к фонарю, чтобы рассмотреть находку Патраша. При свете фонаря он прочел на бумажнике фамилию: Когес. Бумажник был туго набит деньгами.

Мальчик спрятал находку за пазуху, погладил Патраша и быстрее зашагал вперед. Патраш с трудом поспевал за ним. Нелло направился к дому мельника и, остановившись перед входной дверью, сильно постучался. Открыла ему жена мельника. Испуганная Алоиза цеплялась за ее юбку.

— Это ты, бедняжка? — ласково сказала женщина сквозь слезы. — Уходи, милый, пока не вернулся хозяин. Сегодня у нас случилась беда: он потерял по дороге домой большие деньги и теперь пошел их искать. Да где же найти по такому снегу? А это для нас разорение.

Нелло подал ей бумажник и позвал Патраша в дом.

— Патраш сейчас нашел эти деньги, — быстро сказал он. — Скажите об этом хозяину Когесу. Я надеюсь, что он не откажется приютить и кормить старую собаку. Пожалуйста, не пускайте Патраша за мною и будьте с ним ласковы.

Не успели они опомниться, как Нелло нагнулся, поцеловал Патраша, поспешно захлопнул за собою дверь и исчез в ночной темноте.

8 НЕРАЗЛУЧНЫЕ

Мать и дочка не находили слов от изумления и радости. Патраш яростно толкал и скреб закрытую на засов дубовую дверь. Помня просьбу Нелло, обе они не решались отодвинуть засов, чтобы Патраш не убежал, и старались, как могли, отвлечь и успокоить его. Они принесли ему супу и мяса, они звали его погреться у пылающего камина. Однако, все было напрасно: Патраш не дотрагивался до еды и не отходил от запертой двери.

Около шести часов через черный ход вернулся мельник, разбитый от усталости и расстроенный.

— Пропало дело, — сказал он упавшим голосом. — Мы повсюду ходили с фонарями и искали, но ничего не нашли.

Жена протянула Когесу бумажник и стала рассказывать, как он нашелся. Мельник слушал ее и молча курил трубку.

В доме было тепло и уютно. Ждали гостей. Хозяйка накрыла на стол и зажгла яркую лампу. В любимом уголке Алоизы висели бумажные фонарики и разложены были подарки для нее — игрушки и конфеты в ярких бумажках с картинками. Алоиза хотела, чтобы Патраш был ее почетным гостем. Однако, как она ни ласкала его, как ни звала, он ни за что не шел греться к камину и не дотрагивался до еды. Ничем не удавалось его соблазнить. Он прильнул к двери и, видимо, только ждал случая, чтобы убежать.

— Это он хочет к мальчику, — сказала мельничиха, покачивая головой. — Хороший пес, хороший!

В это время вошел новый гость и не сразу закрыл дверь. Патраш воспользовался этим, выскользнул и побежал по снегу так быстро, как только позволяли его старые ноги. Было около десяти часов. Снег шел весь вечер, и следы мальчика были почти что заметены. Патраш долго обнюхивал снег, пока нашел его следы; потом они опять потерялись, пришлось искать снова, и так много раз. Было совершенно темно. Ветер задул фонарь при дороге. Стояла гололедица. В глубокой темноте нельзя было разглядеть жилья. На дороге не было ни души. Только старый Патраш в жестокий мороз одиноко плелся, вынюхивая следы Нелло. Они вели по знакомому пути — в Антверпен.

^{Нелло приподнялся и обнял Патраша за шею.}

Было уже за полночь, когда Патраш добрался до города. В городе было совершенно темно; лишь кое-где сквозь щели ставней мелькал красноватый огонек или какая-нибудь кучка людей возвращалась по домам с ручными фонарями, распевая пьяные песни. Назапорошенных снегом улицах чернели высокие стены и крыши домов. Ничего не было слышно, кроме завывания ветра. От порывов ветра скрипели и качались вывески лавок. Много людей прошло по снегу в этот вечер, много следов перекрещивалось, поэтому Патрашу очень трудно было улавливать тот след, который он искал. Холод пронизывал его до костей, осколки льда резали ему ноги, и голод нестерпимо мучил его. Однако, он продолжал свои поиски, и след в конце концов привел его на площадь к большому собору. По какой-то случайности сторож забыл запереть одну из дверей собора, и она оказалась приотворенной. Следы, которые искал Патраш, продолжались внутри здания, оставив снежную полоску на темном каменном полу. Среди глубокой тишины и полной темноты Патраш подвигался вперед, обнюхивая следы, и, наконец, нашел лежавшего на полу Нелло. Он подполз к нему и лизнул его в лицо. Нелло, слегка вскрикнув, приподнялся и обнял Патраша за шею.

— Давай ляжем и умрем вместе, — прошептал он. — Людям мы не нужны. У нас с тобой нет никого на свете.

Патраш подполз еще ближе и положил свою голову на грудь Нелло. Крупные слезы стояли в темных, печальных глазах мальчика. Они лежали, прижавшись друг к другу. С моря дул леденящий ветер, и в огромном нетопленном каменном здании было еще холоднее, чем в открытом поле. По временам под темными сводами шуршали летучие мыши. Иногда сквозь высокое окно пробивался тонкий луч света и тотчас же исчезал. Они лежали вместе около гробницы Рубенса, не двигаясь и цепенея от холода.

Внезапно какое-то белое сияние прорезало темноту: это взошла луна. Снегопад прекратился, и луна осветила две огромные картины, с которых мальчик, войдя в собор, отдернул занавеси. Нелло вскочил и протянул руки вперед. Слезы восторга катились по его бледным щекам.

— Наконец-то я «их» вижу! — воскликнул он. — Наконец-то!

Ноги его подкосились, и он упал на колени, не спуская глаз с величественных картин. Несколько минут ровный свет луны освещал эти дивные творения Рубенса, которых ему до тех пор не удавалось видеть. Однако, вскоре луна скрылась за облаками, и снова все погрузилось в темноту. Нелло еще крепче обнял Патраша.

— Нас с тобой никто не разлучит, — прошептал он.

…Рано утром люди нашли их обоих замерзшими на полу собора. Покрывала были отдернуты с больших картин Рубенса, и на них падали лучи утреннего солнца. Около замерзших друзей собралась целая толпа. Пришел также один известный художник, и толпа расступилась, пропуская его вперед.

— Я ищу здесь того, кто по справедливости должен был получить вчера премию, — сказал он, обращаясь к окружающим людям. — Это на редкость одаренный и многообещающий юноша. Он нарисовал старого дровосека, сидящего в сумерках, после работы, на срубленном дереве, и по этому рисунку виден большой талант. Я очень хочу найти юношу и взять его к себе, чтобы сделать его художником.

Художник пришел слишком поздно.

Примечания

1

В этих часах механизм устроен так, что вместо боя раздается кукование столько раз, сколько часы должны пробить. Для большего сходства с кукушкой в то же время под циферблатом открывается маленькая форточки и оттуда выглядывает головка деревянной птички.

(обратно)