Ранние ноябрьские утра уже несли в себе напоминания о приближающейся зиме. Приходилось довольно быстро передвигать ногами, чтобы избавиться от противного, морозного чувства скованности, охватывающего конечности под не в меру лёгкой одеждой. Увядающая осень с каждым днём отступала в прошлое, но время для зимней одежды ещё не пришло. Руки в тонких перчатках дубели, и кончики пальцев начинало немного покалывать, но я был не в праве лишать себя возможности прогуляться до офиса ранним утром, когда плотный туман ещё скрывал окна домов, за которыми спали люди.
Путь мой не менялся, я ходил всегда одной и той же дорогой, ей же и возвращался. Я знал, с какой периодичностью переключаются светофоры, знал, какие магазины будут открыты в этот час, а каким это только предстоит. Знал, сколько электрических столбов вытянулось в немом конвое вдоль шоссе и сколько точно минут мне требуется на то, чтобы пройти перед ними. Знал все улицы, отталкиваемые своими ногами.
И, конечно же, я стал узнавать людей.
Сначала я не обращал на них внимания, они были просто тенями, проходящими мимо меня и движимые неизвестными мне мотивами. Они появлялись точкой вдалеке, постепенно разрастаясь до обычных размеров, а потом исчезали за моей спиной, чтоб назавтра снова проделать тот же самый маршрут.
Вместе со мной эти люди заполняли сонные улицы и приводили в движение туман, которого последнее время было на удивление много. Я не помнил, чтобы какую-нибудь предыдущую осень наполняло столько же тумана, казалось, что город существует вокруг меня только на двадцать метров в каждую сторону, всё остальное пространство было сокрыто непроницаемой молочной дымкой.
Мои быстрые встречи с неизвестными люди всё чаще стали происходить в одних и тех же местах, поэтому я перестал вписывать в пейзаж их фигуры и стал идентифицировать их силуэты с конкретными ориентирами. Например, на перекрёстке большого шоссе я неизменно натыкался на спешащую парочку, я всегда подходил к светофору и наблюдал их, стоящих на противоположном конце перехода, готовых двинуться мне навстречу при первых же зелёных сигналах. Каждое утро нас разделяло четыре полосы автомобильного движения, он носил перекинутую через плечо сумку, она – была в капюшоне, из-под которого выглядывали длинные ресницы. Чёрная и красная – это были цвета их курток, различимые даже в густом тумане.
Потом у того места, где начинались электрические столбы, по левую сторону от дороги на небольшом пятачке с заржавевшими и никогда не использовавшимися узкими рельсами мужчина в годах выгуливал свою собаку. Интересно, что на его лице была аккуратная белая бородка, а у собаки с серой шерстью нижняя челюсть так же имела белый окрас. Получалось, что один из них отражал в себе другого, и даже неспешная походка была у них одной на двоих. Мужчина с белой бородкой был единственным утренним человеком, двигающимся в том же направлении, что и я.
Очень быстро я обгонял их и некоторое время двигался вдоль столбов в полном одиночестве, которое нарушалось появлением велосипедиста. Его всегда было легко распознать, светоотражающий жилет и маленький фонарик, закреплённый на руле, оповещали о его прибытии. К раме была приделана колонка, но проносился мимо меня он с такой скоростью, что музыка сливалась в шум, в котором ничего нельзя было разобрать. За время своих утренних прогулок я так и не сумел разглядеть его лица, однако продолжал неизменно встречаться с ним у конца электрических столбов.
На моём пути был ещё один человек с собакой, он всегда был закутан в длинный плащ тёмно-зелёного оттенка, поводок в его руках состоял их нескольких обрывков, неумело связанный в целое, а уши его пса волочились по земле, собирая пыль и снежную кашу, после него на пересечении с маленькой улицей стоял человек, одетый по пятой форме одежды в полном соответствии с воинским уставом, он курил сигарету, и на руках его не было перчаток. Проходя мимо него, я всегда отчётливо ощущал холод в своих собственных ладонях, но военный абсолютно не обращал внимания на морозную погоду. У него всегда был зажжён самый кончик сигареты, но я ни разу не видел, чтобы он её прикуривал.
Возле детской поликлиники я пересекался с девушкой, волосы которой были выкрашены в броский практически красный цвет. Она принципиально не носила шапок, а руки прятала в глубоких карманах. Не знаю, подозревала она о моём присутствии или нет, она всегда низко склоняла голову и глядело только себе под ноги. Однажды я тоже решил посмотреть в том направлении, но ничего интересного там не заметил.
Понедельник, вторник, среда… дни чередовались, а мои попутчики показывали чудеса истинной стабильности. Я знал место, время и лицо. В какой-то степени это стало моим ритуалом, залогом успешного дня, целью моих прогулок. И среди всех фигур, бредущих через туман и мимо меня, была одна, чьего появления я ждал сильнее всех прочих. На фоне привычных встречных она особо бросалась мне в глаза, и ещё за несколько десятков метров до нашей встречи я начинал напрягать зрение, силясь разглядеть впереди знакомые очертания.
Человек с зелёным пакетом…
Первый раз я обратил на него внимание возле Аграрного института, думаю, он привлёк меня бросающейся в глаза неряшливостью. В отличие от всех прочих утренних людей, которые просто спешили, человек с зелёным пакетом вечно опаздывал. Способ его передвижения нельзя было назвать ходьбой, её заменяла семенящая трусца с рваным темпом: несколько метров он практически бежал, потом немного проходил чуть более медленным шагом, а потом снова начинал быстро-быстро перебирать кривыми ножками.
Видимо, у него в самом деле были проблемы с ногами, потому что после колен они расходились в разные стороны, носки смотрели друг на друга, а пятки оказывались врозь. Носил он большого размера стоптанные башмаки с торчащими язычками и часто развязанными шнурками. Всякий день я готовился к тому, что этот нелепый человек наступит на собственные шнурки и грохнется на мёрзлый асфальт, но ничего подобного так и не произошло.
Вообще к своему внешнему виду он относился с большим наплевательством, скорее всего он даже не осознавал, что вызывает у людей жалость или даже отторжение. Он был смешон в больших ботинках с развязанными шнурками и более всего напоминал ребёнка с синдромом Дауна, не приспособленного для жизни.
Да, он выделялся из всех прочих, удивительно ли, что именно он и стал главной интригой, встречи с которой я ожидал по утрам?
Постепенно я стал приглядываться к нему повнимательнее. Куртка у него всегда была раскрыта на половину молнии, из-под неё высовывался замусоленный воротник бежевого цвета, ни свитеров, ни тёплых кофт я на нём не замечал. Проблемы с ногами вводили в его походку колебательные движения, на каждый шаг он раскачивался в горизонтальной плоскости, отчего сальные и падающие на глаза волосы пребывали в постоянном движении.
Он никогда не смотрел по сторонам, его глаза были направлены только вперёд к той точке, к которой он постоянно опаздывал. За то время, что я встречал его, не было ни раза, чтобы он двигался размеренно, нет, он был живым воплощением Белого Кролика. Когда холода ударили сильнее, на его вытянутой и немного неандертальской голове появилась шапка с большим помпоном, которую он носил исключительно на макушке. И всякий раз он держал в левой руке зелёный пакет.
Даже не пакет, а такую тряпичную сумку, которую можно купить в супермаркете для продуктов. Резонно будет отметить, что сумка полностью подходила к нему, она была такой же затасканной и блёклой. Мне бы не хотелось браться за неё руками. А он каждый день проделывал свой маршрут, перегибаясь ещё сильнее за счёт её тяжести. Что в ней лежало, мне было не известно, да и какое мне может быть до этого дело? Однако со временем во мне стал просыпаться интерес, зелёный пакет интриговал меня в той же мере, что и его неряшливый хозяин.
Лично я всегда шёл на работу с маленькой сумочкой, в которую как раз помещался небольшой контейнер с обедом да пара запасных ручек, в принципе более ни в чём на рабочем месте я и не нуждался. Но встреченный мною у Аграрного института человек всегда был запыхавшимся, и пакет оттягивал ему руку, поэтому я не сомневался, что в нём лежит что-то тяжёлое. Хм… что же такого тяжёлого можно таскать с собой каждый день? В чём таком у человека может быть нужда, заставляющая его крячиться по утрам?
Я даже специально пробовал немного замедлить ход и заглянуть внутрь зелёного пакета, но, увы, меня ждало большое разочарование. Я увидел лишь смятые газеты и грязные тряпки, они лежали верхним слоем и прочно скрывали то, что находилось снизу. Несколько раз я повторял свой эксперимент, но с одним и тем же результатом.
Один раз я чуть припозднился с выходом и еле-еле успел увидеть этого странного и так заинтересовавшего меня человека. Обычно наша встреча происходила возе Аграрного института, но в этот день мы повстречались на квартал ближе к моему дому, мне лишь удалось увидеть, как зелёный пакет сворачивает за угол. Я находился на противоположной стороне перекрёста, но поднявшись на цыпочки, отметил привычную раскачивающуюся походку, направляющуюся в сторону завода.
В недоразвитости человека с зелёным пакетом я не сомневался, его лицо всегда хранило отпечаток отставания или задержки, к тому же его внешний вид и эти постоянно развязанные шнурки, разве взрослый человек может выглядеть подобным образом?
Изменения стали происходить потом.
***
День ото дня мой маршрут не менялся, да и всех остальных я продолжал встречать на условленных местах: парня с девушкой, мужчину с белой бородой и собакой, велосипедиста, курящего военного, девушку с красными волосами… Всех, кроме человека с зелёным пакетом.
Скорее всего, я обманулся, посчитав его рабочим завода, потому как на следующей неделе он повстречался мне на том же самом перекрёстке, только вот, вопреки моим ожиданиям, не стал сворачивать в сторону множественных цехов. Раскачивающейся походкой он проковылял мимо меня, как всегда, глядя строго перед собой. Помпон на его дурацкой шапке болтался по сторонам, глубоко посаженные глаза застилала чёлка. Честно, я был удивлён таким резким поворотом, что даже не успел заглянуть в мешок. Добравшись до тротуара, я обернулся, зелёный пакет добрался до ближайшего поворота, и его владелец свернул в один из дворов.
Получалось, что сегодня я вышел чуть позднее, поэтому человек с зелёным пакетом успел пройти больше обычного, поэтому я и пересёкся с ним в непривычном месте. Хм… часы действительно показывали, что я запаздываю на две минуты, в это время я всегда проходил дальний корпус Аграрного института, нужно было поторапливаться.
Рукой в перчатке я нащупал прямоугольный предмет, лежащий во внутреннем кармане куртки. С блокнотом я не расставался и без него не выходил из дома, если он заканчивался, то у меня всегда лежало несколько запасных. Я привык конспектировать свою жизнь, если так можно выразиться, то блокнот исполнял при мне обязанности секретаря. В него я выпивал цитаты из прочитанных книг, заносил разного рода свои собственные идеи, составлял в нём список продуктов в конце концов. В нём же неразборчивым почерком описывал места, в которых мне довелось побывать.
Находящийся при мне блокнот был предметом моей особой гордости, потому как именно с ним не далее, как две недели назад я совершил восхождение на снежную вершину. Нас было всего двое, а холод стоял такой, что муфты карабинов намертво схватывались, и приходилось дышать на них, чтобы иметь возможность открывать. Да, такое восхождение забыть невозможно. Сразу после его описания шли записи, относящиеся к моей работе, на них-то я и наделся этим утром, пытаясь упорядочить сумбур в своей уставшей голове.
Вечерами моя голова гудела, а по утрам я часто бывал невыспавшимся настолько, что мне казалось, будто бы этот необыкновенный туман с городских улиц заползает мне в череп. Не исключено, что именно поэтому я не сразу уловил суть произошедшей перемены, затронувшей только одного из моих попутчиков.
Зима всё отчётливее ощущалась в воздухе, а человек с зелёным пакетом не считал нужным утепляться. Единственным предметом, который он позволял себе добавлять к своему костюму, оставалась всё та же шапка, надеваемая на самую макушку, распахнутая куртка и бежевый воротник оставались неизменными. Но главное заключалось в том, что теперь мы с ним встречались чуточку раньше.
Первый раз я увидел его возле Аграрного института, потом время шло, и я заметил его на квартал ближе в том месте, где располагался поворот, ведущий на завод. Ещё спустя несколько дней он прошлёпал мимо меня и затесался в первый попавшийся двор, через неделю его запоминающаяся фигура стояла под многосекционным светофором перед большим шоссе.
Поначалу я думал, что мои часы запаздывают и из-за них я каждый день выхожу не вовремя, но с ними всё оказалось в полном порядке. Все приборы с часами с моей квартире показывали одно и то же время, поэтому с моей стороны ничего не поменялось. Возможно, до человека с зелёным пакетом наконец-то дошло, что он постоянно опаздывает, поэтому он и стал выходить раньше.
Спрашивать его я ни о чём не собирался, но теперь наши встречи происходили в совершенно не свойственных местах. Разрыв шаблона произошёл в тот момент, когда я увидел его раньше девушки с красными волосами, а ведь раньше последовательность встреч никогда не нарушалась! Теперь я всё чаще оглядывался за спину и наблюдал за его ковыляющей фигурой.
Однажды он при мне прошёл мимо солдата в бушлате, который стоял с зажжённым кончиком сигареты и выдыхал в морозный воздух табачный дым. Это было похоже на новую интригу: сначала меня интересовал он сам, потом содержимое его пакета, теперь – метаморфозы, происходящие с его маршрутом. Устоявшийся порядок отходил от привычного канона, и с каждым днём уровень этой незаметной поначалу флуктуации становился чуть больше.
Заваленные внутрь ножки человека с зелёным пакетом проходили всё большие расстояния, он выходил из тумана всё раньше и раньше, так же продолжая смотреть строго перед собой и сжимать в руке сумку с чем-то тяжёлым и завёрнутым в газету и тряпки. Он перешёл на противоположную сторону тротуара буквально за несколько секунд до того, как мимо него пронёсся велосипедист, из колонки которого снова доносился шум, смазанный большой скоростью. На следующее утро башмаки с развязанными шнурками топтали свежий снежок там, где совсем недавно прошлись белобородые мужчина и собака.
Нетрудно догадаться, кто стоял за спиной у парочки в чёрной и красной куртках, и что он сжимал в одной их своих рук.
Парень с девушкой были первыми утренними людьми, которых я научился идентифицировать, в принципе они были первыми людьми, которых я встречал по дороге на работу, но очень скоро они лишились это звания, потому что возле крытого футбольного стадиона, расположенного в непосредственной близости от светофора, я заметил зелёный пакет. Мельком, краем глаза, но успел-таки разглядеть силуэт человека, протискивающийся в узкий проход между стеной стадиона и старыми гаражами.
Мне уже не хватало фантазии предполагать, какими мотивами движим этот непоседливый коротышка с кривыми ногами! Что за непомерная мания каждое утро бродить по спящим улицам и сворачивать во все подворотни подряд? И куда он так всё время спешил? Какое срочное дело поднимало его из кровати ранними часами и заставляло таскаться по морозному городу с тяжёлым пакетом в руках?
Неужели в век спутниковой навигации ему не удавалось найти нужное место? Это было единственное, в чём я был уверен, – он искал. Скрупулёзно обшаривал каждый двор и закоулок и на следующий день переходил к новым, а затем дальше и ещё дальше, и под конец совсем уж далеко.
Его методичность и терпеливость в скором времени стали меня поражать. Я ассоциировал его с рыбаком или затаившемся в засаде охотником, которые часами могли бездвижно сидеть на одном месте, поджидая заслуженную награду в виде жертвы. Причём я никогда не видел его вечерами, видимо, его изыски заканчивались раньше моего рабочего дня, но не было такого утра, чтобы я не заметил зелёного пакета или дурацкого раскачивающегося помпона.
Стадион и ближайшие к нему гаражи не удовлетворили его интереса, через сутки я повстречал его возле дешёвой парикмахерской, мне показалось, что на пересечении дорог он немного постоял, словно выбирая нужное направление, а потом уверенно двинулся в ту сторону, откуда я только что пришёл.
После парикмахерской последовала автомастерская и склад строительных материалов, крыши которых можно видеть из окна моей спальни. Затем он миновал заброшенную стоянку, на которой последние лет десять ржавели под дождём и снегом остовы забытых грузовиков, сразу за стоянкой располагалась детская площадка, я видел, как в одно утро человек с зелёным пакетом прошёл прямо под заснеженными турниками, оставляя после себя полосу взрыхлённого снега.
Понемногу во мне стала нарастать тревога, уж не знаю, откуда этому чувству было взяться, но теперь я останавливался и пережидал в укромном месте, если замечал перед собой навязчивую фигуру с вечным пакетом в руке без перчатки. Довольно странно складывался маршрут у этого человека, поначалу я считал это лишь совпадением, но постепенно оно перерастало в систему, заключающуюся в том, что день за днём он всё ближе подходил к моему дому. В чём бы не заключались его брождения, я чувствовал, что он сужает круги, меняет диаметры на всё меньшие и приближается к их общему центру.
Детская площадка была местом встречи всего лишь одно утро, за ним последовало другое, и в этот раз мне пришлось затаиться возле мусорных баков, потому что человек с зелёным пакетом ковылял мимо магазина, расположенного в нашем дворе. Назавтра я увидел его уже возле этих самых мусорных баков, дорожка неровных следов проходила мимо меня и с обеих сторон отсекалась туманом. Я предпочёл протоптать свою собственную, не было желания наступать на его следы.
В четверг я заставил себя выйти из дома в положенное время, хотя соблазн подождать ещё немного был слишком велик. Фонари оранжевыми кругами рисовали пятна света на снегу, сверху сыпалась белая крупа, добавляя большей пушистости нетронутому природному ковру под ногами. Равномерность снежного покрова нарушалась лишь в единственном месте – я успел заметить, как к соседнему подъезду приближается фигура. Тусклое освещение вкупе с туманом сводили видимость практически на нет, но её было вполне достаточно для того, чтобы разглядеть большой пакет в руках входящего. Он был зелёного цвета.
***
Пятница началась с непривычной тишины. У меня была привычка просыпаться раньше будильника и лежать под одеялом в ожидании сигнала, но в этот раз я успел практически окончательно проснуться, а телефон продолжал хранить молчание. Я выждал ещё какое-то время, а когда нетерпение сменилось боязнью опоздать, рывком сбросил с себя одеяло и сел.
Опущенные ноги с негромким плеском коснулись разлитой по полу холодной воды. Откуда ей было здесь взяться? Я посмотрел в сторону окна, занавешенного плотными шторами, рука автоматически потянулась к рубильнику небольшой лампы, но замерла в воздухе. Между мной и окном находилось кресло, и в нём кто-то сидел. Испытывая противоречивые чувства, я всё же нажал на кнопку и моментально сощурился от непривычно яркого света, ударившего по заспанным глазам.
Формам и красках потребовалось несколько мгновений, чтобы обрести фокус, теперь я не только не сомневался, что в кресле кто-то есть, но мог и разглядеть его. Моё удивление всё же оказалось не таким огромным особенно в свете событий последних недель, но всё же вид незнакомого человека, находящегося у меня в квартире, вызывал определённые вопросы.
Он сидел, развалившись и откинувшись на широкую спинку, одна нога в большеразмерном ботинке покоилась на другой, и с неё падал тающий снег. Между креслом и кроватью собралась уже порядочная лужа, видимо, он уже некоторое время дожидался моего пробуждения. Шнурки, как водится, были развязанными, и по ним сбегали капельки грязной воды, устремляющиеся ко всё растущей луже. На столе возле моих книг и чайной кружки лежала шапка с потрёпанным помпоном. Возле ноги и чуть в стороне от талого снега стоял зелёный пакет.
Вид человек имел скучающий, неандертальский вытянутый подбородок покоился на груди, глаза под низкими бровями смотрели как бы мне за спину. Не справившись с искушением, я тоже повернул голову и увидел лишь своё собственное отражение в широкой панели встроенного шкафа. Человек был одет в куртку, от его вида мне стало холодно, я сидел в трусах, а ноги мои по-прежнему находились в талом снеге. Лужа уже успела заползти под кровать, я накинул на плечи покрывало. Вопрос не звонящего будильника совершенно перестал меня интересовать.
– Как вы сюда попали? – Это было первое, что пришло мне в голову. Нужно же было с чего-то начать, тем более что мой скучающий и внезапный гость не подавал никаких признаков заинтересованности. Видимо, для него не в новинку было проникать в чужие дома.
– Через дверь. – Последовал весьма логичный ответ. – Вы сами меня впустили.
Оба полученных ответа поставили меня в тупик, первый – очевидностью, второй, напротив, – явной неочевидностью. Потому как я точно был не склонен к подобному роду гостеприимству, тем более для людей, с которыми встречался мельком на улице.
– Скажу тебе сразу, ну и заставил же ты меня побегать. – В моём понимании именно так и должен говорить слабоумный, некоторые буквы он проглатывал, другие произносил неправильно, однако, несмотря на внешние дефекты, суть его слов доходила до меня в полном понимании. – Конечно, ты был не первым, до тебя мне попадались и более глубокие убегатели, но и ты продержался более трёх недель.
Заставил побегать? Да, каждое утро я видел этого человека спешащим куда-то, но я тут при чём? Белый Кролик вечно опаздывал, а меня внимания не обращал. Мне очень захотелось, чтобы будильник наконец-то дал сигнал, и я проснулся, но происходящее сон никак не напоминало. Я легонько ущипнул себя за руку, и от человека в кресле не укрылось это действие.
Он выдавил из себя нечто, напоминающее смешок.
– Вы действительно как будто изготовлены по одним чертежам, в твоём положении люди постоянно норовят ущипнуть себя. Зачем? Чтобы сделать больнее? Чего вы хотите добиться этим действием? В чём его смысл, если ничего не меняется?
Он был прав, ничего не поменялось, просто рука отозвалась приглушенной болью, словно ущипнули её когда-то давно, а сейчас остались только неприятные ощущения, и всё же Я никак не мог взять в толк, что этот человек забыл в моём доме. Он так долго бегал за мною, чтобы сесть в моё кресло и капать с него грязью на чистые полы. Становилось прохладнее, странно, ведь все окна я всегда закрывал на ночь, а балкон по возможности старался вообще не открывать. Моя одежда лежала на стуле, рукав халата свисал практически до самого пола и приглашал поскорее натянуть его на себя, но в присутствии незнакомца мне вообще не хотелось двигаться. Обычно я с большим удовольствием накидывал по утрам халат и направлялся умываться, но сегодня я предпочитал сидеть на месте.
Возле кровати стояли тапочки, но лужа успела добраться до них, и они пропитались грязной водицей. От них не было никакой пользы, поэтому я не стал их обувать. На столе прямо под помпоном не моей шапки лежали мои часы, после пробуждения я первым делом защёлкивал их на своё запястье на четвёртую дырочку, как бы мне хотелось проделать это привычное действие, но опять же я не шелохнулся. Что-то во взгляде, направленном на меня, а вернее за мою спину, сковывало.
Удивительно, но это я начинал чувствовать себя чужим в этой до боли знакомой комнате. Как будто за привычными декорациями таились задники неизвестных сцен. Мысли о том, что гость на самом деле я, натолкнули меня на достаточно резкий вопрос.
– Кто вы такой? И что здесь забыли? – Голос сорвался в конце второй фразы. Я хотел звучать грозно и негодующе, но получилось совершенно иначе. Я хотел поставить на место этого человека с грязными ботинками, но сидел перед ним в трусах и пеленался в простыню. От холода меня начинала пробирать мелкая дрожь.
На этот раз смешок сопровождался кривым изгибом губ на его слабоумном лице. С ответом он не спешил, и куда только подевалась его торопливость? Или он спешил такое большое количество времени, что теперь мог позволить себе перевести дыхание. Или же его поиски наконец-то закончились?
Отвечать сразу он и не думал, вместо этого человек опустил вниз руку, ухватился за лямки зелёной сумки-пакета и одним движением поставил её себе на колени. Несмотря на безумность происходящего, во мне взыграли старые интересы, я сам немного подался вперёд, чтобы заглянуть за край пакета. Однако хитрец пододвинул его ближе к себе, в его намерения не входило посвящать меня в таинства зелёного пакета. Его блуждающие пальцы откинули в сторону скомканную газету, за ей последовала тряпка, бесцеремонно брошенная прямо на пол (она сразу же начала темнеть, поглощая лужу).
К моему безмерному удивлению, следующим предметом, извлечённым из недр зелёного пакета, оказался термос. Старый, с деревянной вставкой по длине корпуса и пластиковой раскладной ручкой, в некоторых местах по нему шли глубокие царапины. Венчала его непрозрачная крышка. С такой конструкцией я был очень хорошо знаком, потому как сам пользовался таким же термосом, он и сейчас стоял под раковиной на кухне, совсем недавно я пил из него чай во время восхождения на вершину…
С резким хлопком человек открутил внешнюю крышку и зажал у себя между коленей, потом надавил ладонью на пробку, ловко извлёк её, и следом за ней вверх потянулись заметные струйки горячего пара. Запахло очень сладким чаем, такой хорошо пить во время долгих лыжных прогулок. Я подумал, что чай очень хорошо противопоставляется холоду… холоду… холоду… Это слово не было обозначением внешнего дискомфорта, оно упорно не желало покидать мой мозг… Я оставил эту мысль на втором плане, потому что сидящий человек снова отвлёк моё внимание.
Он осторожно наливал чай в кружку, зажатую в коленях, напиток издавал характерный журчащий звук, а владелец термоса от напряжения высунул язык. Налил он по самый край, и я заметил, как сладкий чай успел расплескаться по его штанам, когда он ставил открытый термос на стол. По металлическому корпусу сбегали капли, в будущем готовые превратиться в липкий налёт на моём столе. Человек перехватил стакан, и ещё несколько глотков выплеснулось ему на штаны, впрочем, на такие мелочи он внимания не обращал.
Всё ещё не глядя на меня, он внезапно сказал.
– Предел.
И сделал внушительный глоток. Я уверен, что только что налитый чай был обжигающим, но человек в кресле никоим образом не выдал этого. Мне казалось, что он сверлит мне затылок, глядя на него через зеркало, но второй раз я оборачиваться не стал. Не успел я подумать, что он, возможно, только что ответил на мой вопрос, как он успел задать свой.
– Скажи, а ты помнишь восхождение на вершину? – Большой глоток, сладкие слюни в две дорожки сбегают по его неандертальскому подбородку. – Ведь я тогда сопровождал вас. Нелёгким вышел подъём, да и снег зарядил не к месту.
И снова получалось так, что он диктовал мне свои условия. Мало того, что сидел в моём доме в грязной одежде, разбрызгивал вокруг себя чай, так ещё и предпочитал ставить вопросы, игнорирую часть их, обращённую к нему. Я снова пробежался по его неказистой фигуре взглядом, совершенно не верилось в то, что он мог сопровождать нас на восхождении. Несколько недель я наблюдал его качающуюся и нетвёрдую походку, для таких кривых ног обычный бордюр становился серьёзным испытанием, не говоря уже про намокшие камни и коварные снежники.
Мне очень сильно захотелось съязвить и побольнее уколоть этого убогого.
– И до какой же высоты вы добрались? – Сказал я как можно более пренебрежительным тоном, разговор на эту тему начинал тревожить меня. Я подумал о тех последних днях, когда прятался за углами домов и мусорными баками, лишь не пересекаться с этим человеком.
– Забрался чуть выше вас. – Он приложился к своему стакану. Глотки он делал просто невероятно огромными, и я был удивлён, что в стакане ещё что-то осталось. – Однако ты так и не ответил на мой вопрос.
Его оттопыренный мизинец в королевском жесте уставился прямо в меня, глаза косили над моим левым плечом.
Его не смутил мой вопрос, а его напор заставил меня стушеваться. Да и как он мог залезть выше нас, если мы достигли самой вершины? Над нами оставались только облака и туман. Хм… там на вершине туман тоже был очень плотным и густым, может быть поэтому я стал обращать внимание на дымку, что утрами покрывает сонные улицы?
– Да, я помню восхождение. – Отрезал я. В вопросах собственных путешествий я был очень педантичным человеком. К тому же на столе у меня лежала записная книжка, в которой очень подробно был описан каждый этап покорения горы. Бумага делила со мной те впечатления и несла в себе отпечатки пережитых восхождений. – А с чего бы вдруг я должен был забыть его?
Должного эффекта опять не вышло, да и кто всерьёз примет вызов в словах человека, сидящего в одних трусах, ноги которого находятся в центре большой и холодной лужи.
Человек согласно кивнул, свободная его рука принялась комкать край газетного листа, другая поигрывала стаканом с чаем. Оба звука действовали мне на нервы.
– Это вполне закономерная реакция. – Проговорил он после молчания. Для него в происходящем не было ничего необычного, как будто он уже не раз сидел вот так в чужом кресле и пил горячий чай. – А потом? Помните, что делали потом?
– Ну, конечно, помню! – Мой голос возвысился. – Я вернулся домой и, как все нормальные люди, продолжил работать! В отличии от всяких праздношатающихся! – В резком порыве чувств я даже топнул ногой от переизбытка эмоций. Во все стороны полетели холодные брызги, часть их попала на мою кровать, часть – на штаны и куртку сидящего человека.
Но этому всё было не почём, если бы он был кораблём, то его нелегко было бы сбить с намеченного курса.
– И кем же вы работаете? – В его вопросе было столько наивности и простоты, что я обозлился ещё сильнее.
Честно, мне захотелось его ударить, захотелось окунуть его неандертальскую, отсталую физиономию в лужу снега и водить лицом по полу до той поры, пока она не высохнет. Я напряг бёдра для резкого прыжка, но осознание его вопроса поставило меня в тупик. Сиюминутный порыв улёгся, а вместо него в работу включилась мысль. В самом деле…
…кем я работал? Я впал в ступор. В своё время я обнаружил, что после определённого количества дней рождения мне с каждым годом всё труднее становится вспоминать свой возраст. Нет, я знаю сколько мне лет, но, когда об этом резко спрашивают, мне требуется время, чтобы вспомнить. И тут было тоже самое… Смешно было спрашивать меня по поводу работы, я хожу на неё достаточно давно и точно знаю, где она располагается. Вот только, чем я на ней…
– И кем же вы работаете? – Повторил свой вопрос человек. Я не заметил, как он допил чай из крышки. Открытый термос всё ещё стоял на столе, и пар тянулся к потолку, однако он не спешил приступать ко второму стакану.
Глупо спрашивать такое, он бы ещё поинтересовался моим именем.
– Я работаю… – Пауза. Стоп. Полный штиль. – Я занимаюсь очень важной работой… – Буквально несколько минут назад я проснулся, чтобы идти на работу, а сейчас все воспоминания о ней просто вымерли из моей головы, я открывал дверь с надписью "МОЯ РАБОТА", а комната за ней оказывалась абсолютно пустой. Да и вообще этой комнаты как будто не существовало. Недоумение сменялось злостью, но я знал, что она лишь прикрывает поднимающуюся где-то в животе панику. Я ничего не знал о своей работе.
– Где располагается ваша работа? – Взгляд за моё плечо, пальцы скомкивают и распрямляют уголок газеты.
В здании на небольшой улице возле… метро? магазина? музея? Там были ещё такие высокие трубы или их видно из окна моей квартиры? А напротив входа была лавочка, на которой кто-то иногда сидел…
Картинка, образ стояли передо моими глазами, но всё было размытым и нечётким, всё заполнял туман, теперь я даже не мог сказать, большим это было здание или одноэтажным. До этого момента я даже не задумывался над его внешним видом, оно просто было, и я пять дней в неделю входил в него.
– Как зовут твоего начальника? – Безучастность моего собеседника обезоруживала, ему было скучно, но он продолжал засыпать меня, как будто соблюдая какую-то необходимую и утомительную для нас обоих процедуру.
А вот тут он дал промашку, потому что своего начальника я знал в лицо и в принципе считал даже не самым плохим человеком на планете. С ним можно было перекинуться мнениями по поводу прошедшего футбольного матча, он ещё к чаю предпочитал дешёвое печение, и звали его…
Я опять замялся. У него было сложное имя, не сразу приходящее в голову, но на обложке моего блокнота было записано и оно. Я посмотрел в сторону стола, где лежал мой блокнот.
– Я могу продолжить задавать вопросы. – Человек с громким хлопком поставил на стол крышку от термоса. – У меня их много, и я заранее уверен в вашей безответности, а могу показать содержимое своей сумки и сразу освежить ваши воспоминания.
Непоседливыми пальцами он пошевелил ручки своей грязной сумки, внутри лежало что-то тяжёлое. Резкий поворот беседы заставил меня забыть о трёх неудобных вопросах, которые уже начинали высверливать дырочки в моём мозгу, они были слишком назойливыми, а потому крайне нежеланными. Он них у меня начинала болеть голова, а ведь было только утро.
Ноги понемногу сводило от холода, но мне не хотелось поднимать их на кровать и мочить матрас, подсознательно я чувствовал, что серьёзно опаздываю, но я хотел наконец-то увидеть, что скрывалось под толщей газет и тряпок. На протяжении недель я старательно пытался заглянуть в зелёный пакет, а сейчас мне готовились продемонстрировать его содержимое.
Я кивнул. В первый раз из сумки появился старый термос, наполненный горячим чаем, в этот раз человек очень бережливо отогнул края торчащей газеты опустил внутрь обе своих ладони и стал поднимать бесформенный предмет. Он не стал класть его на стол, он устроил его прямо на своих коленях, хотя выглядело это крайне неудобно.
В свете читальной лампы я готовился увидеть нечто невероятное, но под обёрткой из тряпок и газет всё это время хранился камень. Да, обычный булыжник, кусок скалы, обломок, которых в этом мире не счесть. И стоило тягать его с собой каждый день? В чём был смысл или всё это было затеяно, чтобы я посмотрел на камень? Вряд ли это посчитается уважительной причиной для опоздания.
– Камень? – Удивлённо переспросил я. Энтузиазм уходил из моего голоса, неужели вся интрига заключалась в камне? Я удивлялся не сделанному открытию, а его полной безынтересности.
– Причина. – Уточнил человек с камнем на коленях, и впервые в его глазах, смотрящих за меня, я уловил проблеск мимолётной эмоции. Видя, что его слова не произвели на меня никакого эффекта, он следующей фразой сорвал последний полог, за которым обитала истина. – Причина вашего состояния и причина моего визита к вам.
– Моего состояния…
Его слова скальпелем взрезали нарыв, а из него вместо сочного гноя стали выплёскиваться воспоминания. Внезапно я понял, что моим ногам холодно, потому что я промочил ботинки и отказался возвращаться в лагерь, чтобы из заменить, трясло меня от холода из-за ветра, дующего прямо в лицо и затрудняющего дыхание… Туман в городе казался мне таким знакомым, и я видел его в другом месте, при других обстоятельствах… Он тоже был там, когда… когда…
Когда я увидел камень. И он находился надо мной, и мне пришлось поднять голову, чтобы его увидеть, и я запомнил его во всех подробностях, так как потом смотреть стало не на что.
В комнате становилось всё холоднее, я слышал завывание злого ветра, устроившего засаду на перевале, из-под плотно сдвинутых штор надвигался туман, а камень притягивал к себе мой взгляд. Человек в кресле продолжал смотреть мне за спину. Воспоминания выстраивались передо мной, и было их не слишком много. Наоборот, пугающе мало.
– Нет, нет, нет… так просто не может быть! – Я стиснул ладонями голову, наполнившуюся жидким огнём, внутренне давление готово было разорвать череп изнутри или что-то извне пыталось продавить кости внутрь?
Я дёрнулся в сторону стола, сидящий никак не отреагировал на мой порыв. Прежде чем мне удалось нащупать часы, я опрокинул термос, и горячий сладкий напиток стал смешиваться с лужей, стекающей с крепких горных ботинок. Часы стояли, цифры на них не менялись и побледнели, а дата застыла месяц назад!
– Но мы долезли до вершины! Мы были там, оставили флаг и вернулись в приют! Фотографии! – Внезапно осенило меня. – У меня остался целый альбом фотографий! И потом прошло столько времени, я ходил на работу, занимался своим делом…
Зря я упомянул работу, в карточном домике моего сознания она была разлагающим элементом, потому что я понятия не имел о своей работе.
– В тот день я действительно стоял выше вас. – Голос приобрёл нездоровую законченность. Он подводил итог, а я не хотел услышать окончательный вердикт.
– Но люди! Их полно на улицах! Я видел их, я проходил рядом с ними! Они живые и тоже каждое утро направлялись на работы! – Боль в висках не позволяла мыслить, все мысли превратились в копошащуюся кучу, перекатывающуюся свинцовым шаром в моём бедном черепе.
– И ты пробовал с ними говорить? Видел, как они исполняют свою работу? – Каждое слово ударом маятника отсекало надежду. – А ты не задумывался над тем, что видишь их в одних и тех же местах, не обращал внимания, как они выходили из тумана и исчезали в нём. И когда ты ещё видел такие густые туманы в городе?
– Но они… – Я не знал, кем работаю, как зовут начальника и не имел представления, что мне могут дать силуэты, проходящие мимо меня по утрам. Ни одной ниточки больше осталось, началось свободное падение и то, чем оно всегда заканчивается.
– А их лица не показались тебе знакомыми? Разве ты никогда с ними не сталкивался? Человек с собакой…
(был лесником, его хижину мы проходили в самом начале маршрута, он прогуливался вместе со своей собакой, и у обоих были белые бороды, тогда это показалось мне забавным, я ещё подумал, что через него проходит много путников, и он всех провожает стариковскими глазами, а потом неизменно поднимает их и смотрит на горы, которые, скорее всего были видны из окон его маленького домика, расположенного в самом начале тропы, мимо которого проходит много путников)
…парочка в цветных куртках…
(с ними мы пересеклись уже на подъёме, они не походили на бывалых путешественников, поэтому весьма ожидаемо, что они решили не подниматься дальше перевала, они стояли возле мемориальной таблички, прибитой прямо к скале, чуть ниже границы снега, он фотографировало её, а потом и она сделала несколько кадров, я посмотрел на них с презрением, потому что они дошли только до перевала, я же собирался залезть намного выше, поэтому в поле моего зрения они находились ограниченное количество времени, я смотрел вверх, а они остались на перевале)
…велосипедист…
(промчался мимо нас по дороге к приюту, день был пасмурным, а одет он был крайне легко, к велосипеду была приделана колонка, из которой доносился лишь шум, хотя его, скорее всего, можно было объяснить эффектом Доплера, его одежда была яркой, и фонарик, несмотря на день, был включен, мне пришлось даже немного принять в сторону, чтобы уйти у него с дороги, а он промчался под шум своей колонки и через несколько секунд скрылся за поворотом тропы)
И все остальные тоже. Если бы я был врачом, я бы назвал это постжизненным шоком, твой мозг не желает мириться с произошедшим, поэтому начинает искать укрытие внутри самого себя. Ты просто наполнил уголок своей памяти этими образами и прицепился к ним, ухватился за них, и заставил меня побегать в поисках себя. Три недели по твоим ощущениям я гонялся за призраками твоих фантазий, однако время ничего не значит, к тому же ищейка я из лучших. Их тех, кто всегда находит. Я не врач, я тот, кто приходит после. Я – рыбак, всегда дожидающийся клёва, я – охотник, и мимо моей засады всегда пройдёт зверь. Я – токарь, а вы все просто стружка, отсеянная резцом. Точение и кошение довольно схожие процессы, и суть у них одна. Она проста и понятна.
Он поднялся и положил камень на кресло, опустевший пакет он свернул и аккуратно убрал в карман куртки, и я понял, что его работа выполнена.
– А почему вы так выглядите? – После всех ошеломляющих открытий образ моего нежданного гостя, не нуждающегося в приглашениях, продолжал удивлять своей нелепостью.
Он (вернее она) остановился и осмотрел свои руки, наверное, раньше он просто не обращал на них внимания.
– Это тебя нужно спрашивать. Видимо, именно так ты меня и представляешь. Возможно, так твой мозг чувствует себя более защищённым.
Он пожал плечами и сделал шаг в сторону двери, его ноги в горных ботинках уже по щиколотку находились в тумане, постепенно заполняющем комнату. Оказавшись вне моей видимости, он задал вопрос:
– Ты не знаешь, где я смогу найти… – И он произнёс имя.
Я отрицательно покачал головой, хотя знал и человека, которому оно принадлежало, и адрес, по которому он проживал. Если верить словам сущности с зелёным пакетом, то я прятался от него порядка двадцати дней, так пусть другим удача улыбнётся шире.
Впервые за утро я встал на ноги и почти сразу наткнулся на что-то металлическое. Под моими босыми и мокрыми ногами валялся старый термос, я хотел было крикнуть, что он забыл термос, но внезапно осознал, что это мой собственный термос и я готов был спорить, что наполнял его тот самый сладкий чай, который я заварил перед восхождением.
Стен больше не было, мне удалось добраться до стола. Я был уверен, что будильник больше не зазвонит, но меня интересовало другое. Привычным движением я взял в руку блокнот и открыл в том месте, где лежала закладка. Моим почерком было исписано полстранички. Кое-где на бумаге виднелись разводы от мелких капель воды.
"…собираемся забраться на самую вершину. Уже отсюда, из приюта, я вижу гордо поднимающуюся вверх развилку перевала с двумя обрамляющими его отвесами. Правый чуть ниже, и в данном случае интереса для нас не представляет, мы же нацелены на левый. Да, уже отсюда видны крутые склоны, но мы уверены в собственных силах, к тому же утром вышло солнце, которое мы посчитали достаточно хорошим признаком, особенно после последней недели, когда тучи сутками закрывали небо и не пускали к нам тёплых лучей. Я уже собран, и вожидании записываю свои мысли… Думаю, следующую запись сделать уже на вершине…"
Вот и всё, дальше следовало достаточно большое количество листов, пугающих своей белизной.
