Не отступать и не сдаваться. Том 4 [Алим Тыналин] (fb2) читать онлайн

Глава 1. Просто пробежка

Выйдя из подъезда, я сразу побежал трусцой. Возле оградки, опоясывающей нашу многоэтажку, стояла соседка баба Варя, выгуливала болонку Сапфиру.

— Что, уже побежал, Витя? — спросила она, подняв воротник плаща и спасаясь от мокрого ветра. — В такую рань, в такую рань! А погода какая ужасная!

Да, сейчас рано, всего пять утра. На улице полумрак. Погода, как верно подмечено, мерзкая, моросит еле заметный дождик. Холодный ветер треплет волосы, пытается сорвать куртку и шапку. Осень все-таки, никуда не денешься.

В такую погоду лучше не выглядывать носа из дома. Сапфира недовольно морщит нос, рычит на меня. Ах ты, неблагодарная, а я тебя недавно угощал колбасой.

— Доброе утро, — ответил я и на ходу пожал плечами. — Ничего не поделаешь, баба Варя, у меня режим. Хочешь, не хочешь, надо бегать.

Соседка кивнула, потянула собачку за поводок.

— Тихо, Сапфира, тихо. Ну, давай, правильно, Витя, занимайся!

Ну да, а что мне остается. Тренировки, усиленные тренировки. День за днем, без перерыва. Так и не заметил, как пролетело лето, наступила осень.

Я выбежал со двора, помчался по улице к скверу. Холод быстро отступал. Мысли привычно настроились на внутренний мир. На воспоминания. Пока что, за неимением новых событий, вспоминалось то, что уже произошло.

После возвращения из Мадрида с золотой медалью в кармане на меня посыпался дождь наград. Квартиру нам уже выдали, поэтому это достижение пока трогать не стали. Туманно пообещали в ближайшем будущем поменять на другую, поширше и просторней.

Зато машину сменили. Взамен моего верного «Москвича» выдали новенькую «Волгу» ГАЗ-24. Меня, не такого уж и заядлого автомобилиста, вполне устраивал и предыдущий пузатый железный конек, но дареному коню в зубы не смотрят.

Цвет был черный, престижный, соседи, сидящие у подъезда на лавочке, ахнули, когда я приехал на машине домой.

— Какой же ты теперь важный стал, Витенька, — говорила тетя Галя, когда я заезжал за ней на «Волге». — Все думают, что ты шофер какого-то высокого начальника и переполошились. А я говорю, это же Витя Рубцов наш, чемпион по боксу. Только тогда наши все тебя узнали и успокоились.

Да, машина вышла, даже, пожалуй, слишком заметная. Многие и в самом деле принимали меня за шофера. Физиономия-то у меня ведь осталась прежняя, безусая да юная. Поэтому я ездил на ней только по надобности, когда уж совсем нельзя было обойтись без колес. На рынок там за продуктами или за город.

Впрочем, даже и в таком пешеходном, виде меня частенько узнавали на улице. Особенно мужики. Спасибо достопамятной фотографии с быками. Я вышел там крупным планом, с поднятыми кулаками. На половину газетной страницы.

Потом и цветная вышла в журнале «Спортивная жизнь». Лицо примелькались, я стал нечто вроде супер, правда, небольшого калибра. Не сравнить со звездами соцсетей двадцать первого века. Хотя имя мое было на слуху.

Тогда же, через две недели после возвращения, меня наградили в Кремле на приеме у Первого секретаря ЦК КПСС. Обычно победителей такого уровня поощряли председатель Спорткомитета или министр, но здесь все вышло по-другому.

Глава страны не забыл про меня. Очень уж хотелось ему посмотреть на того самого боксера, кто поехал в Испанию драться с людьми, а в итоге дрался с быками. Правда, нельзя сказать, что все это торжество было организовано только ради меня.

Нет, конечно. Память у генсека была хорошая, он помнил и других спортсменов, которые недавно прославили нашу страну на чемпионатах мира. С каждым хотел поговорить, поздравить и расцеловались. Некоторые тоже отличились и запомнились ему своими достижениями, как, например, конькобежец, выступавший со сломанной ногой.

Встреча прошла торжественно и в то же время по-деловому. Без лишней помпезности. В одном из кремлевских дворцов, специально приспособленных для такого рода приемов. Нас предупредили перед этим, что нужно прибыть в новенькой парадной форме, чистым и сверкающим.

Выдали инструкцию, как себя вести, в которой регламентировались все детали. Чуть ли не до того, сколько раз дышать и моргать в течение минуты. Помимо нас, боксеров, пригласили еще и представителей других видов спорта: борцы, штангисты, конькобежцы, пловцы. Всех уж и не упомнишь.

Началась встреча с выступления Главного. Длилось оно с полчаса. В своей пространной речи генсек рассказал о спортивных достижениях нашей державы, сравнил их по значимости с ядерными и космическими. Призвал всех нас еще усерднее трудиться на ниве спорта, чтобы красный серпасто-молоткастый флаг все чаще вздымался вверх и советский гимн все громче звучал во Дворцах спорта по всему миру.

Я тем временем поглядывал на других спортсменов, среди которых узнал некоторых легендарных, знакомых мне еще с прошлой жизни. Кроме того, в зале присутствовали и представители Спорткомитета, спортивных федераций самых разных видов спорта.

После генсека выступили еще двое ответственных лиц, среди них куратор ЦК по спорту и председатель Спорткомитета. Эти уже говорили поменьше.

Пока они расписались, я оглядел зал. Огромный, торжественный. Высоченные потолки. Окна здоровенные, через них спокойно проехал бы грузовик. Всюду ковры, мрамор. Чистота абсолютная и стерильнейшая, даже грешно стоять на таких чистых полах и сидеть на таких безупречных сиденьях.

Потом состоялась церемония награждения. Как и другие приглашенные спортсмены, я получил орден «Знак Почета». Мастера спорта международного класса я уже получил до этого, через три дня после возвращения из Испании, из рук вот этого самого председателя Спорткомитета.

Поговаривали, что могут вручить и Заслуженного мастера спорта, но затем что-то все застопорилось и я получил только МСМК. Почему-то я полагал, что здесь не обошлось без участия моих злопыхателей в Спорткомитете.

Ладно, бог с ним, а сейчас нас поздравлял генсек, причем каждого усиленно целовал в губы. Левая щека, правая, потом в губы. Вот же засада, а я и совсем забыл, что этот деятель так любил лобызаться с людьми.

В истории я не очень силен, если только это не история бокса, а вот сейчас, глядя как генсек страстно целует всех, и мужчин и женщин, сразу вспомнил, что это было отличительной чертой этого правителя. Гребаным символом эпохи.

Поскольку меня могли вызвать на церемонию вручения в любой момент, я нервно огляделся. Не очень хочется, чтобы меня взасос целовал какой-то старик, хоть он и является самым могущественным человеком в стране и относится ко мне крайне доброжелательно. Что бы такое сделать, дабы избежать противной процедуры?

Я помню, как успел заметить недалеко возле трибуны, среди других спортивных трофеев наградную позолоченную статуэтку в виде боксерских перчаток, привезенную нами из Мадрида. Это был не особо ценный подарок, обычный сувенир, его вручали всем участникам соревнований.

Вот и сейчас вместе с другими призами привезли сюда, для создания торжественной обстановки. Кажется, я знаю, как его использовать, решил я и тут же услышал:

— Для церемонии награждения приглашается Рубцов Виктор Анатольевич, золотой призер чемпионата Европы и Союза Советских Социалистических республик. А также его тренер Худяков Игорь Николаевич.

Да, мой тренер также был здесь, потому что и его тоже осыпали дождем наград. Мы подскочили с мест, как ужаленные и быстро, но четко направились к трибунам, возле которых нас ждал довольный властелин нашей страны. По дороге я успел ловким незаметным движением выцепить наградную статуэтку.

Рядом с генсеком стояли другие члены правительства, помощники, а еще журналисты, фотографы и кинооператоры. Все аплодировали.

— Молодец, боксер! — сказал генсек, шевеля до невозможности густыми и волосатыми бровями. — Защитил честь страны на чужбине.

Некоторым он сам крепил награду к груди, но теперь с этим справился его помощник. Он быстро и изящно прицепил мне орден, вручил бумаги, которые я не успел разглядеть и отошел в сторону.

Генсек широко распахнул объятия. Уже приготовился сосаться, значит. Первым делом я пожал ему руку, а когда он полез целоваться, выставил вперед статуэтку с перчатками. Пожилой наш правитель удивленно поднял мохнатые брови, а я сказал:

— Товарищ генеральный секретарь ЦК КПСС, этот памятный подарок нам, боксерам, вручили в Мадриде. Позвольте передать его в качестве экспоната для кремлевского музея.

И протянул генсеку. Конечно, в это время я здорово рисковал, потому что самый первый-первый мог рассердиться или оскорбиться нарушением церемонии. Но я рассчитывал, что торжественность обстановки сыграет свою роль и он останется доволен. Тем более, что характер у него был более-менее ровный, по сравнению, конечно, с предыдущими вождями нашего государства.

— Хм, — сказал генсек. — Забавная вещица. Умеют делать, сволочи.

Взял статуэтку и передал ее помощнику. Потом развернулся, все еще не теряя надежды облобызать меня, но я уже предусмотрительно выдвинул вперед обомлевшего Худякова, со словами:

— Вот мой тренер, который обучил меня всему искусству боксирования и которому на самом деле принадлежат все заслуги. Прошу любить и жаловать.

Сейчас, продолжая бежать по замызганной дождем утренней улице, я не смог удержать улыбки, вспомнив, как генсек обслюнявил Худякова со всех сторон. Тренер не смел даже и слова возразить в ответ и послушно стоял, пока горячие поцелуи не закончились.

Следом за тем мы отошли в сторону, туда, куда нам до этого указали организаторы мероприятия. Вскоре награждение закончилось, тем более, что помимо нас, спортсменов, в тот же день должны были награждать и других почетных гостей, новоявленных Героев Соцтруда, и получателей ордена Ленина или Трудового Красного Знамени. Уже не спортсменов, а тружеников села, заводов и фабрик.

Да, тогда все прошло славно. Помимо этих наград, к званиям и орденам прилагались нехилые плюшки вроде надбавки к стипендии, лечения в лучших санаториях, права бесплатного пользования спортзалами и инвентарем, а также другие льготы.

Но затем праздник прошел, начались суровые будни. А ведь я еще и старался не вспоминать, как явился после приезда к Касдаманову. Вернее, в его дом, а затем и на могилу.

Это было самое тяжелое время после чемпионата. Я отправился к Маше сразу, едва только оставил дома вещи и пообедал со Светкой, тетей Галей и ее мужем, которые присматривали за сестренкой. Раздал всем подарки, расцеловал и отправился домой к Егору Дмитриевичу. И когда я только приехал, как…

Но тут мои воспоминания были прерваны. Самым что ни на есть грубым образом.

— Эй, браток, прикурить не найдется? — раздалось сбоку. — Эй, шакал, ты куда бежишь, не слышал, что ли?

Да, признаться, я, погруженный в воспоминания, действительно не сразу понял, что двое парней, вынырнувших откуда-то из кустов, в самом деле обращаются ко мне. Я к тому времени уже добежал до скверика и собирался, как обычно, наяривать круги по нему, до изнеможения. Как-никак, утренняя тренировка, здесь надо пахать в полную силу. Уж светлой памяти Егор Дмитриевич мне бы не дал поблажек.

А эти две подозрительные личности, наполненные алкоголем под завязку, явно не спавшие всю ночь и бродящие по городу в поисках приключений, явно обращались именно ко мне. Просто я не сразу заметил их.

Ну, тут все ясно. Хулиганы и бездельники. Тунеядцы и алкоголики. Связываться с такими бесполезно. Напрасная потеря времени. Даже драться не стоит, ни к чему хорошему не приведет. С той поры, как благодаря уличному происшествию в Испании я попал в весьма неприятную передрягу, у меня пропало желание ввязываться в уличные разборки. Тем более с такими отмороженными типами.

Поэтому я хотел было пробежать дальше, но тот, кто обращался ко мне, высокий парень довольно внушительного телосложения, швырнул в меня бутылку. Пустую и небольшую, на пол-литра, но все же. Хорошо, что я держал их в поле зрения. Агрессор метал предметы ловко и метко, если бы я не отскочил в сторону, вполне возможно, что он угодил бы мне в плечо. Ах ты уродливая тварь!

— Ну че, шакал? Стой, кому сказал! — закричал парень, пьяно шатаясь. — Стой, я говорю!

На мгновение я остановился и рванул было к ним. Весь пульсировал от бешенства. Тут всего делов-то. Подскочить к ним, сунуть пару щедрых ударов в корпус, сначала одному, потом другому. Утихомирить таким образом. Пусть полежат на прохладной мокрой от дождя травке, подумают о своем поведении.

Но благоразумие взяло вверх. Я передумал и опять остановился. Спокойно, Витя, спокойно. Это всего лишь два пьяных придурка, которые не стоят того, чтобы марать о них руки. Успокойся.

Рано или поздно этих уродов скрутит милиция, потому что скоро на улицы высыпает рабочий люд, спешащий на службу, а уж они быстренько наберут «02». Кроме того, меня все равно тревожила еще одна подспудная мысль.

На всякий случай, не приближаясь к парням, я с подозрением огляделся. Это может быть не случайное нападение. Я еще помнил Петрика, а также моих бывших дворовых дружков, склонных к криминалу. Это вполне могла быть засада, организованная ими. Теплый привет из мест не столь отдаленных.

Вполне возможно, что у меня паранойя и я слишком накручиваю себя, но после того, как погибли мои родители и потом Петрик напал на меня возле дома с другими головорезами, лучше лишний раз поостеречься. Несмотря на то, что от этих уродов за километр разит алкоголем, не исключено, что это все-таки засада.

Поэтому, так и не подходя к грубоватым метателям бутылок, я развернулся и побежал было дальше. Но потом опять остановился.

Дело в том, что навстречу мне прошла тетка. Преклонных лет, в светло-коричневом плаще, с раскрытым зонтиком и сумкой в руках. Дождь уже почти закончился, но тетка была из тех натур, что ходят с раскрытым зонтом при любой непогоде.

Вот елы-палы, она же идет прямо к тем парням. Как овечка в пасть волков. Несмотря на то, что я дал себе зарок больше никогда не ввязываться в уличные драки, но не могу же я допустить, чтобы эта тетушка божий одуванчик попала в лапы тем бандитам. Они же ее проглотят вместе с потрохами и даже не поморщатся. Заберут кошелек, изобьют и убегут, пока я отправлюсь дальше.

Продолжая бежать, я оглянулся. Эх, все и в самом деле происходит по самому худшему сценарию. Ничего не подозревающая тетка продолжала шагать по улочке, а неподалеку от нее на фоне кустов с пожелтевшей травой маячили две темные фигуры.

Сейчас бросятся наперерез, выхватят сумочку. А может, и бутылкой по голове огреют. Вот ведь зараза, ну не могу я допустить этого, не могу. Как потом сам себе в глаза смотреть буду, когда загляну в зеркало?

Или что я скажу Светке, если буду когда-нибудь рассказывать про этот эпизод? Можно, конечно, никогда ничего не рассказывать, это как бы только от меня зависит. Но в глубине души я-то ведь буду знать, что оставил эту невинную жертву на растерзание мерзким хищникам. И пальцем не шевельнул, чтобы помочь.

Ну ладно, ладно, уговорил! Хватит уже придумывать апокалиптические картины! Эта тетка всего-навсего встретится с двумя хулиганами. Может, и пройдет мимо них, ничего не случится. Я развернулся и побежал обратно, за теткой, но все еще продолжал пытаться договориться с совестью и не влазить в этот конфликт.

Но нет, все надежды решить дело мирным путем мгновенно рухнули. Парни ожидаемо закричали тетке, приказали ей остановиться, поднять руки и сдаваться. Отдать все имущество, движимое и недвижимое. Короче говоря, поступили, как пираты, берущие на абордаж мирное пассажирское судно.

Пока суд да дело, они вразвалочку направились к благополучной тетушке, считая ее легкой и законной добычей. Сейчас подойдут вплотную и начнется жара. Пришлось мне поднажать и побежать еще быстрее, чтобы успеть к тому времени, когда эти волки вцепятся в горло коровушке, мирно пасущейся на лугу.

Но я не успел.

Глава 2. Обычная тренировка

Не успел не в том смысле, что пьяные парни набросились на прохожую и разорвали ее на куски. Нет. Совсем наоборот.

— Это что же здесь такое творится? — закричала женщина по-хозяйски, как будто обнаружила двух неуклюжих щенков, нагадивших на полу в гостиной. Не хватало еще, чтобы она встала, уперев руки в бока. — Вы что тут устроили, обормоты? Чего надо?

Я подбежал ближе и успел услышать, что парни еще пытались что-то там пробормотать насчет гуманитарной помощи страдающим от похмельного синдрома, но боевая тетка тут же начала охаживать их сумкой и зонтиком в придачу.

Матерые волки даже не думали сопротивляться беззащитной овечке, напавшей на них. Вяло отбивались, потом не выдержали и вскоре под напором превосходящих сил противника устремились обратно в кусты.

Туда, откуда возникли недавно, словно из небытия. Потрещали там недолго ветками, поругались и вскоре утихли. Как будто их и не было.

Тетка сказала им вслед:

— Еще раз попадетесь мне на глаза, в милицию сдам, недоумки! Ишь, ранние пьяные пташки.

Она повернулась и обратила на меня огненный взор, все еще не остывший от недавней схватки.

— А ты чего прибежал? Твои дружки, что ли? Помочь им хотел, лишенец?

Я отчаянно замотал головой, потому что вовсе не хотел получить увесистой сумкой по макушке.

— Я тут просто бегаю, к соревнованиям готовлюсь, — объяснил я и помчался по улочке, от греха подальше.

Эта тетка, оказывается, вовсе не нуждалась в защите. Она сама кого хошь могла бы с легкостью растерзать, даже чемпиона мира в супертяжелом весе.

Вскоре боевая женщина осталась позади. Я побежал вокруг сквера, по часовой стрелке, накручивая круги, один за другим.

Дождь прошел, на тротуаре остались лужицы. Сначала я старательно обегал их, потом, после тридцатого круга, почти перестал. Устал уже, да и ноги сами приспособились. Я машинально ступал по краям лужиц.

Впрочем, о лужах я почти не думал. Больше вспоминал, как приехал к Маше после чемпионата.

Помню, как удивился, когда увидел во дворе дома Касдаманова незнакомого парня. Высокого, плечистого, с ясными серыми глазами. Он рубил дрова и то и дело убирал со лба длинный чуб, все время норовящий заслонить лоб и глаза.

Вот тебе и сюрприз, Витя. Неужели Маша успела найти замену? Помню, как я остолбенело стоял, а парень перестал махать топором и спросил:

— Чего надо?

Спросил он это грубо и безапелляционно. У меня потемнело в глазах и я шагнул за калитку во двор. Меня переполняло желание выбить из него всю эту невежливость.

И еще отучить так хозяйски распоряжаться во дворе. Но сначала, конечно, надо было разобраться, кто это такой.

— Я к Маше, — ответил я. — Хотел выразить соболезнования по поводу Егора Дмитриевича. Я его ученик.

Парень вгляделся в меня и совсем уже отставил топор. Подошел, поздоровался. Выяснилось, что я зря набычился. Это оказался Степан, внучатый племянник Егора Дмитриевича. Дальний родственник.

— Щас она придет, — сказал он, вытирая пот со лба. — А ты тоже энтот, боксер?

Сам он боксом почти не занимался, увлекался хоккеем. Мы поболтали немного и потом пришла Маша.

Помнится, я даже не заметил ее прихода. Просто обернулся и увидел девушку. Почти рядом с собой.

В следующее мгновение она оказалась в моих объятьях, содрогаясь в рыданиях. Я стоял, гладя ее по голове и плечам, а девушка уткнулась мне в грудь и глухо плакала. Степан помялся рядом, отвел глаза в сторону, да и отошел.

— Извини, не сдержалась, — сказала Маша через минуту.

Чуть отстранилась от меня, поглядела в глаза. Как ни странно, но выглядела она после плача ничуть не хуже, только глаза блестели чуть ярче, чем обычно. Да еще темные круги под глазами.

— Да чего уж там, — пробормотал я. — Нелегко тут тебе пришлось.

Мы зашли в дом. Там все осталось по-прежнему. Казалось, что Егор Дмитриевич все еще здесь, кружит, например, по своей комнате, сложив длинные руки за спиной. Или находится в зале, задумчиво смотрит на ринг. А в голове его крутятся все возможные комбинации ударов и варианты развития поединка.

Я обошел весь дом, но старика, конечно, не увидел. Вот здесь, на кухне, мы сидели часами и обсуждали предстоящие бои. Он давал мне бесценные советы, я слушал, иногда спорил.

Почти всегда дед был прав. Иногда его правота подтверждалась кровью и потом на ринге. Эх, а ведь я сейчас многое успел забыть, из того, что он говорил. Надо было наматывать на ус каждое слово, но я частенько пропускал их мимо ушей. Выцеживал самое главное, остальное пропускал мимо.

Вот здесь я спал, когда поругался с родителями. Старик тогда не сказал мне ни слова. Ни разу не взял платы за кров, за пропитание. Ни разу не упрекнул.

Только однажды, уже потом, когда мы были знакомы пару месяцев, обмолвился, что тоже ссорился с батей по юности. Только это было еще при царизме, за тысячи километров отсюда. Тогда все другое было.

— Ничего, все срастется, — сказал он тогда. — Ты же не по пьяни поругался. Не вещицу какую-нибудь на рынке своровал. Ты за свое дело борешься, отстаиваешь свои права. Вот что самое главное. Никогда не давай никому сбить тебя с верного пути.

Я тогда, помнится, спросил:

— А как же понять, что на верном пути находишься? Мне сейчас все говорят, бросай бокс, займись учебой. Ищи работу.

Егор Дмитриевич сердито поглядел на меня.

— Что же тут непонятного, мальчишка? Сердце, сердце свое слушай! Оно все подскажет. Хочешь заниматься боксом, так занимайся. Хочешь рисовать, петь, летать на самолете или строить — иди, вперед! Делай то, что нравится. Все пути перед тобой. Только не позволяй никому сбить тебя с дороги. И сам не отступайся. Главное только выбери себе занятие по душе.

Да, все так и было. Как сейчас помню. Многое чего забылось, а вот надо же, осталось в памяти, всплывает потихоньку, оказывается.

В спортзале я тоже провел много времени. Смотрел на ринг, вспоминал наставления тренера. Эх, как же я теперь буду? Словно дерево без корней.

Народу в доме было немного. Несколько родственников Касдаманова и товарищей. Старики, в основном. Они разошлись по делам.

На похоронах, по словам Маши, явилось громадное количество народа. Спортсменов масса. Милиционеры, армейские, из госбезопасности. Чиновники разного ранга. Да и весь поселок тоже собрался.

— Собаки всю ночь напролет выли, — вспоминала Маша. — Тоскливо так, прямо мороз по коже. Будто прощались.

Да, это точно, Егор Дмитриевич водил дружбу с бессловесными тварями. С собаками, кошками, лошадьми. Казалось, общался с ними на их языке.

Мне не раз приходилось видеть, как он стоит напротив собаки и глядит на нее. А зверь глядит на него в ответ, а потом разворачивается и уходит. Или, наоборот, ложится на землю и не подымается с места, хоть ты его бульдозером сдвигай.

Много, много загадок таил в себе Егор Дмитриевич. Легендарный был человечище. Могучий и несокрушимый. Я рад, что он закалил меня в начале пути, дал путевку в жизнь.

Закончив бегать по скверу, я отправился домой. Как обычно, теперь небольшая тренировка дома. Потом в спортзале «Орленка».

Там будут спарринги. В последнее время мы устраивали их часто, приглашая опытных бойцов. Готовились к будущим соревнованиям.

Лебедь Юрий Борисович, бессменный директор клуба, используя мою популярность, развил бурную деятельность. Пригласил других тренеров, набрал учеников. Пробил в городской администрации новое помещение, просторнее и светлее.

Планировал открыть еще две секции в других районах Москвы. Хваткий мужик, на полную катушку использовал тот факт, что всего за полгода в его клубе вымахал чемпион СССР и Европы в одном лице.

Я пришел домой, переоделся в сухую одежду, продолжил тренировку. Вернее, начал ее, потому что пробежка не засчитывается. Это так, для затравки. Уж это правило в меня тоже накрепко вбил Егор Дмитриевич.

Начиная бой с тенью, я вспомнил, как посетил могилу тренера. Узнал у Маши, где находится и поехал туда.

Место хорошее. Тихое, спокойное. Рядом лесок небольшой, травка растет, зелень радует глаз. Ветер колыхал ветви деревьев. Тогда еще было лето, погода стояла теплая, замечательная. Солнышко ласково грело землю.

Я спросил у кладбищенского сторожа, где находится могила.

— Это Черного ворона, что ли? — спросил хрипло сторож, тоже немолодой уже мужик. Он как раз пил чай из стеклянного стакана. — Пойдем, покажу.

Я быстро нашел последнее прибежище тренера. Рядом проходила аллея, высаженная вязами. Ветер шумел в их ветвях. Я опустился у простенького надгробия.

Никаких регалий и лишних надписей. Никаких изображений. Только фамилия, имя и отчество. Годы рождения и смерти. Несколько свежих букетов, венки с увядшими цветами, еще с похоронной церемонии.

— Ну, вот и я, Егор Дмитриевич, — тихо сказал я. — Приехал, с победой. Как ты и хотел. Как мы и планировали.

Тренер молчал, хотя я живо представил себе, что он сказал бы.

— Ну и что? — сердито поморщился бы он. — Этот титул ничего не значит. Вернее, значит только то, что надо заниматься еще больше. Это только начало. Надо нацеливаться на другие вершины. Давай, нечего бока отлеживать. Приходи сегодня, будем разбирать твои ошибки. Тренировка, как обычно. И не смей филонить.

Да, сколько раз уже я слышал эти слова, после каждой своей победы. Старик никогда не гордился достижениями. Наоборот, тут же ставил нпланку еще выше. Все ему было мало. Теперь я понимал, что так, пожалуй, и должен вести себя тот, кто хочет добиться в жизни чего-нибудь стоящего.

— Все хорошо, только я теперь не знаю, как быть дальше, — прошептал я тренеру. — Понимаешь, Егор Дмитриевич? Я стал чемпионом, главная цель достигнута. Куда теперь идти дальше? Взбираться еще выше? Только как я без тебя? Раньше только ты мог заставить меня поднять задницу и работать до седьмого пота. А теперь мне придется делать это самому. И я очень сомневаюсь, что смогу сделать это, как надо.

Камень надгробия остался холодным. Егор Дмитриевич молчал, не отвечал. Хотя я и так знал его ответ. Он бы страшно разозлился из-за того, что я размяк, потребовал бы сделать несколько кругов по поселку, потом до посинения пробивать удары по самой тяжелой груше.

Может, поставил бы на спарринг с каким-нибудь умельцем, который вмиг выколотил бы из меня всю эту дурь и жалость к себе. Все это дало бы мне встряску и уже через пару часов я был бы, как новенький. Готовый к любым трудностям.

Но сейчас тренер молчал. И я чувствовал, как мне будет не хватать его яростной и подчас невыносимой поддержки.

— Спасибо тебе за все, Егор Дмитриевич, — сказал я. — Не серчай. Это я так, жалуюсь немного. Ничего, прорвемся. Где наша не бывала. Не отступать и не сдаваться.

Где-то неподалеку каркнул ворон. Я поднял голову и увидел птицу, сидящую на ветвях ближайшего вяза. Черный и крупный, как и полагается. Я помахал ему и поднялся.

Да, с той поры, кстати, я только пару раз был еще на могиле тренера. Приходил поделиться горестями и радостями. Сейчас, осенью, все шло стабильно и ровно, поэтому я уже давно не заглядывал к Егору Дмитриевичу.

Даром, что с его внучкой у меня сейчас роман. Как только наступит бабье лето, обязательно наведаемся на могилку. Уже вместе с Машей.

Я закончил тренировку, помылся и позавтракал. Светка теперь училась со второй смены, поэтому вставала позже. Я оставил ей завтрак на столе, оделся и отправился в «Орленок».

Как я уже говорил, клуб теперь располагался в другом месте. Недалеко от стадиона «Динамо», не в подвальном помещении, а в отдельном четырехэтажном здании. На первом этаже сразу три гимнастических зала, в одном из них тренировались мы, боксеры.

Когда я пришел, народу еще было мало. Кто на учебе, кто на работе. Кто-то сачкует, пропускает занятия. Сейчас осень, холод, многие остались в теплых постелях.

Утреннее время, девятый час, только несколько человек начали разминку на площадке у дальней стены. Кто-то уже молотил грушу. Я поздоровался с парнями, переоделся и тоже приступил к тренировке.

Между прочим, у меня тоже после обеда несколько занятий в техникуме. С наступлением учебы меня нагрузили заданиями по самую макушку.

Рефераты, контрольные, курсовые. По самым разным предметам, сдать надо в самое ближайшее время. Иначе вылечу из техникума, как пробка.

В советское время никто не церемонился с двоечниками и лентяями. Даже несмотря на то, что они чемпионы. К тому же я помнил, как в свое время Егор Дмитриевич помог мне с учебой, когда меня хотели исключить отсюда за неуспеваемость.

Теперь, когда его не стало, я должен хорошо учиться, чтобы эта ситуация не повторилась. Во-первых, теперь уже никто не поможет, а во-вторых, неудобно будет перед ушедшим наставником.

Но сейчас мою тренировку прервал Олег Дубров, здоровенный малый, тяжеловес. Подошел, схватил грушу, перед которой я стоял, раздвинул толстые губы в резиновой улыбке.

С первого взгляда он походил на вожака разбойников, могучего и свирепого. Между прочим, характером он тоже был тот еще бузотер.

— Ну что, Витя? — спросил он, продолжая ухмыляться. — Давай, пойдем, за тобой спарринг. До первого нокдауна. А может, и нокаута.

* * *

В тот же осенний дождливый день состоялось очередное заседание пленума Национального олимпийского комитета СССР, в котором приняли участие представители спортивных федераций СССР, спорткомитетов СССР и союзных республик, а ещ известные спортсмены и видные деятели спорта.

Председатель НОК, Константин Александрович Куприянов, пожилой уже мужчина с седеющей шевелюрой, строгий, подтянутый, оглядел присутствующих. Заседание началось с девяти утра, вопросы обсуждали самые разные, по утвержденной заранее повестке.

Из представителей федераций за длинным столом сидели, конечно же, только те, чьи вопросы подлежали обсуждению. Например, сейчас, ближе к обеду, подошла пора рассмотреть организационные вопросы участия в предстоящей Олимпиаде сборной по боксу.

— Ну, товарищи, мы уже несколько раз обсуждали этот вопрос, но еще не утвердили окончательно состав участников, — сказал Куприянов, глядя в бумаги перед собой. — Как вы, конечно же, понимаете, поехать должны самые лучшие представители нашего советского бокса. Лучшие из лучших.

Он снова поглядел в бумаги, разложенные перед ним на столе.

— На прошлой летней Олимпиаде в Мехико СССР занял второе место, теперь мы должны улучшить результаты и стать первыми. Доказать, что социалистический строй способен подготовить сильнейших спортсменов планеты.

Заместитель председателя Спорткомитета СССР, наш старый знакомый Павел Юрьевич Пастушин, благожелательно улыбнулся и напомнил, тоже поглядев в справку, лежащую перед ним.

— Что касается боксеров, то к ним претензий нет. В Мексике они взяли первое место в общекомандном зачете. Три золотые медали, две серебряные. Одна бронза. США остались на втором.

Куприянов кивнул.

— Верно, Павел Юрьевич. Однако, мы все равно не должны расслабляться. Американцы на том турнире дышали нам в спину. У них второе место, а общее количество медалей гораздо больше. У них семь призовых мест, две золотые, одно серебро и целых четыре бронзы. Если на предстоящей Олимпиаде они выступят лучше, то с легкостью обойдут нас.

Присутствующие глубокомысленно кивнули. Куприянов придвинул к себе другой лист, с четким машинописным текстом.

— Обыкновенно мы отправляем на Олимпиаду спортсменов, уже зарекомендовавших себя в прошедших чемпионатах. Они автоматически получали путевку на Олимпийские игры. Вот, например, участники прошедшего чемпионата Европы по боксу. Золотых призеров можно было бы всех отправить, разумеется, после согласования с соответствующими органами. Тем более, что их наградили орденами «Знак Почета», как показавших выдающиеся результаты в своей дисциплине.

Он поднял голову и посмотрел на присутствующих.

— Но в этом году, в рамках квалификационного отбора на Олимпиаду по предложению Спорткомитета СССР, принято решение провести отдельный Олимпийский квалификационный турнир по боксу. В самое кратчайшее время. Для самых сильнейших из боксеров. Его победители отправятся на Олимпиаду в будущем году. На Олимпиаду в Мюнхен.

Глава 3. Любовь и война

Драться с Дубровым совсем не хотелось. Он пришел в секцию с месяц назад.

Перевелся с какого-то другого клуба. То ли поссорился там с тренером, то ли сам решил поменять дислокацию тренировок. В любом случае, беспокойный тип. Буйный, бесцеремонный и вдобавок, сильный, как бизон.

Любил докопаться до всех, от новичков до опытных боксеров. Без разбора на весовую категорию и заслуги. Устраивал показательные спарринги и частенько лупил партнеров чуть ли не до нокаута.

Кажется, таким образом он поднимал свою самооценку. Тем более, что в официальных соревнованиях участвовать он не мог, по причине дисквалификации.

Причину я не знал, слухи ходили разные. Хотя и так понятно, что он с кем-то поругался, а то и подрался на соревнованиях. Кажется, хорошенько отдубасил рефери.

— С чего ты взял, что мы сейчас с тобой будем учебный поединок устраивать? — спросил я, оглядев драчуна с головы до ног. — Ты о чем, вообще? Такая рань, а ты рубиться предлагаешь?

Но Дубров продолжал ухмыляться.

— Витя, на этот раз не отвертишься. Ты обещал мне спарринг после того, как переедем в новый зал. Вот мы здесь, а ты до сих пор еще не отведал моего кулака. Давай, не бойся, я тебя не буду сильно бить.

Вот же долбаный урод, присосался, как пиявка. И главное, правду говорит, я ему действительно как-то обещал постучать кулаками. Отмахнулся на ходу, думал, что еще не скоро переедем. А оно вон как получилось.

Я еще раз поглядел на собеседника. Прищурился, оценивая его габариты. Он гораздо тяжелее меня, будет напирать, как носорог. Не то, чтобы я боялся с ним спарринговать.

Просто не очень хотелось бы получить от него по башке, а потом слушать, как он хвастается направо и налево, будто набил морду чемпиону Европы. Хотя, почему я так настроен на поражение? Вполне может выйти так, что я сам начищу ему физиономию.

Правда, для этого придется чуток напрячься. Я же говорю, он крепкий и сильный тип, с ним придется повозиться.

— Слушай, Олег, давай в следующий раз, — предложил я. — На неделе, хорошо?

Дубров презрительно усмехнулся. Он рассчитывал подавить меня своим весом и поэтому ничего не боялся.

— Да ты совсем размяк, Рубцов, — сказал он и скривил губы. — Даже в учебной схватке не можешь выступить. Сдулся что ли, чемпион? Ты точно заработал все свои титулы или повезло просто?

Я тяжко вздохнул. Да, всякое бывало у нас в клубе. Многие боксеры искренне поздравили меня с золотой медалью чемпионата Европы и их было большинство, не скрою.

Хотя было и несколько ребят, в том числе и мой бывший товарищ, Мишка Закопов, которые утверждали, что мне просто повезло и попались слабые соперники. То есть, по их словам выходило, что я просто протянул руку и сорвал золотую медаль с дерева, как спелое яблоко. Оказался в нужном месте в нужное время. Типа, у самого у меня особых заслуг и талантов нет.

Если сейчас пропустить эти издевки Дуброва мимо ушей, он будет хвастаться, что я его боюсь. Даже в учебном поединке отказался стоять против него. Ладно, придется проучить мерзавца. Сам напросился.

— Хорошо, — сказал я. — Давай, постучим немного.

Дубров обрадованно хрюкнул и побежал к рингу. Я уже был в перчатках, поэтому осталось только положить на зубы капу. Шлемы только-только начали входить в моду и в нашем зале их еще не было.

— Ну, давай, где ты там? — нетерпеливо крикнул Дубров, подпрыгивая на ринге. Ишь, какой нетерпеливый. — Заснул, что ли?

Я подошел к рингу, пролез между канатов, покрутил головой, потом сделал круговые махи руками. Поднял перчатки, направился к центру.

Все, кто был в зале, человек пять, приблизились к рингу. Им было интересно посмотреть на спарринг. В исполнении Дуброва это должен быть настоящий кровавый махач.

— Работаем до нокдауна, — злорадно сказал Дубров и тоже сунул капу в рот. Потом вытащил и добавил: — Только чур не симулировать. Знаю я тебя.

И опять сунул в зубы. Ладно, сам напросился. Сейчас посмотрим, из какого ты сделан теста.

Никакого гонга, само собой, не звучало. Просто мы стукнулись перчатками и начали спарринг. Дубров сразу попер вперед. Куда ты лезешь, надеешься задавить массой?

Поскольку он был мощнее меня, с более длинными руками, моя задача — это сначала держать его на расстоянии. Иногда входить на ближнюю дистанцию и рубиться там.

Руки Дубров держал не сильно высоко. Голова открыта, есть просвет для пробоины в корпусе. Я даже сначала удивился, решил, что это ловушка. Потом вспомнил, что мой противник технически гораздо менее подкован.

Он что, даже сам не понимает, насколько у него сильные прорехи в обороне? Что же, для тебя это плохо, мой друг. Сейчас я покажу тебе, что в боксе, как и в любом другом виде спорта, не прощают ошибок.

Подпустив противника на среднюю дистанцию, я ударил его прямым. Решительным и резким, левой рукой, в голову. К чести Дуброва, он сумел его спокойно выдержать, хотя я успел достать его лица. Дальше тут же кросс правой. Почти без перерыва, слитный. Моей задачей было не вырубить противника, а ошеломить, сбить его тяжелую и неумолимую атаку.

В то же мгновение я заметил, что соперник и вправду ломанулся в атаку, для этого ему даже не пришлось сокращать расстояние между нами, настолько у него были длинные руки и громадное тело. Если мне, для того чтобы ударить, приходилось вытягивать руку, двигать туловище вперед и даже делать небольшой подшаг, то Дуброву достаточно было просто поднять руку и ударить.

Попасть под его удар означало бы катастрофу. Кулаки весят центнер, здоровенные, как две тыквы. Нужно маневрировать и уклоняться, чтобы не угодить под эти две кувалды.

Тактика боя понятна, как пятью пять. Опять-таки, маневрирование. Этим я достигаю сразу двух целей. Избегаю его ударов и одновременно изматываю противника. Как обычно, надо добиться, чтобы вскоре Дубров бегал, высунув язык, как гончая собака, весь день гоняющаяся за кроликом.

Поэтому я уклонился от мощных ударов, обошел его по полукругу, все время кидая джебы-финты левой рукой. На мое счастье, Дубров отлично реагировал на финты, каждый раз принимая их за чистую монету. Что за чудесный партнер для отработки ударов, даже с таким огромным весом он очень хорошо годился для отработки перемещений. А еще на нем можно отлично отрабатывать сильные удары.

Я продолжал кружить по рингу. Когду Дубров кидался на меня, я отступал, по большей части стараясь уйти в сторону. Все время быстро работал ногами, в этом таилось мое спасение. Противник же, наоборот, хотел достать меня, уложить мордой в настил. Отсюда его чересчур сильная поспешность и даже нервозность.

Сначала я успешно ускользал от его ударов, даже делал это большую часть поединка. Смотрю, а Дубров и в самом деле уже начал уставать, потому что очень быстро положенные две-три минуты раунда прошли.

В настоящем поединке нас бы уже давно остановили, но здесь никто не следил за временем. Тренеров было только двое и они укрылись в смежном помещении, что-то обсуждали. Дубров дышал громко и часто, а я продолжал ускользать от него. Наконец, он взревел:

— Ты будешь драться или нет, собака? — и бросился на меня совсем уж вопреки всем правилам, беспорядочно размахивая руками.

Атака получилась неожиданная, я успел уйти в сторону, но недостаточно. И в это мгновение Дубров достал меня нелепым ударом, некоторой смесью из бокового и прямого. Хорошо, что он бил просто рукой, без вкладывания инерции всего тела. Если бы он ударил правильно, меня можно было бы уносить с ринга.

А так я просто откатился назад и чуть не упал, причем в голове у меня как будто взорвалась хлопушка. На мгновение я перестал слышать звуки вокруг, а из глаз посыпались искры. Я повалился назад, поймал спиной канаты, к счастью, и на пару секунд погрузился в жидкое желе. Состояние «грогги», в моем случае почти нокаут.

— Ну что, получил? — заорал Дубров, радостно улыбаясь. — Хватит уже бегать, дерись, как мужик.

Я тряхнул головой и отвалился от канатов. Зрение сфокусировалось. Не давая мне опомниться, Дубров снова бросился в атаку. Он опять сделал ставку на широкие удары по-колхозному, но в этот раз я уже был готов к ним.

Делать нечего, я ушел в сторону, только в этот раз не вправо, за его левую ногу, а, наоборот, влево. Чтобы сделать сюрприз для своего неистового противника.

Маневр удался, Дубров и в самом деле провалился в атаке, снова широко размахивая кулаками. Только вот теперь я сумел подготовить контратаку. Дубров почти полностью потерял меня.

Поскольку он совсем забыл о защите, я немедленно этим воспользовался. Раз уж не удалось держать его на дальней дистанции, то теперь мне нужно было перейти на ближнюю и уже работать там. Кроме того, я даже не стал пробовать пробить его чугунную голову. Наоборот, вместо этого я сосредоточился на корпусе противника.

Боковой правой в твердокаменный живот. Потом тут же боковой левой, почти в печень. И завершающий комбинацию удар — короткий прямой в «солнышко». Правой рукой, заряженный, сильный, от души, с разворотом пятки и всего корпуса.

Поскольку защита у Дуброва была на нуле, все удары угодили в цель. Особенно два последних. После удара в печень противник охнул, задохнулся, судорожно хватая ртом воздух. А завершающий в солнечное сплетение добил его окончательно.

Дубров опустился на колено и оперся о настил рукой. Тяжело дышал и глядел вниз. Парни, что наблюдали за нами, захлопали в ладоши и засвистели.

— Красиво уделал, чемпион, — похвалил один. — Мастерство не пропьешь, верно говорят.

Другой улыбался.

— Ты куда попер, Олежка? Ты на сельской вечеринке, что ли, кулаками так махать? Совсем техники не знаешь?

Нет, технику Дубров знал, причем неплохо. Просто у него не хватило терпения ее все время исполнять, не хватило навыков, чтобы довести удары до автоматизма. Эх, жаль, если бы он занимался так же усердно, как и поливал грязью других боксеров, то давно мог бы уже пробиться в соревнования среди тяжеловесов и сверкать там.

— Подожди, — пробурчал Дубров, вытащив капу изо рта и поднимаясь с настила. — Сейчас продолжим.

Я покачал головой. Все ведь уже и так ясно, зачем ему только усугублять свои страдания?

— Ты что, забыл, о чем мы договаривались? До первого нокдауна, а ты уже побывал в нем, — напомнил я. — Так что давай, спасибо за учебный поединок.

Но Дубров не хотел отпускать меня так просто. Не удалось человеку меня одолеть, так он продолжал упорствовать в своем намерении.

— Подожди, ты куда? — спросил он. — Разве я отпускал тебя?

Я поглядел в его глаза. Кажется, парень уже совсем попутал берега.

— А ты что, будешь указывать мне, что делать? — поинтересовался я. —Тебе не кажется, что ты заходишь слишком далеко, уродец?

Мясистое лицо Дуброва исказилось от ярости. Это несмотря на то, что он еще не отошел после ударов по корпусу. Отчаянный человек, однако. Горячая голова, которую надо остудить.

— Что ты сказал? — спросил он, придвигаясь ко мне вплотную. — Что ты сказал?

Хлопнула дверь, послышался голос Юрия Борисовича, директора клуба:

— Что здесь происходит? Вы чего там делаете? Рубцов, Дубров?

Мы оторвали свирепые взгляды друг от друга. Я улыбнулся самой сладчайшей улыбкой, на которую был способен.

— Все отлично, Юрий Борисович. Мы просто разговаривали после спарринга. Олег любезно рассказал мне о технике удара по печени, которую изучил недавно. Он даже согласился продемонстрировать ее мне, какой молодец!

Дубров тихонько зарычал от ярости. Но поделать ничего не мог. Если он сейчас начнет быковать, то мигом вылетит из секции, директор не будет с ним сюсюкаться.

— Хрена там они разговаривали, — подал голос тренер из другого конца зала. — Я только что вышел и уже тоже хотел вмешаться. Они тут спарринг устроили, больше похожий на драку, а потом действительно чуть не подрались.

Ну, конечно, только твоего комментария здесь не хватало. А где же ты был, когда мы устроили спарринг? Болтался там где-то в другой комнате, даже не слышал. Нарисовался сейчас тут же, как чертик из табакерки, жалуется.

— Ясно с вами все, — сказал директор. — Еще раз такое повторится, вас ждет самое суровое наказание, вплоть до отчисления из секции.

Он строго посмотрел на нас и направился к своему кабинету. Ну, это он, конечно, малость хватил за край. Меня он вряд ли выгонит, все-таки я ходячая реклама для его заведения, хотя в СССР и нет предпринимательства, но все же. Может выгнать Дуброва, а вот меня подвергнет какому-нибудь к малоприятному наказанию, вроде мытья полов или еще чего похуже.

— Еще встретимся с тобой, козел, — процедил Дубров и слез с ринга.

Я задумчиво поглядел вслед своему партнеру по учебному поединку. А что, если его выкинуть из клуба руками нашего директора. Такого глупца, как Дубров, нетрудно будет спровоцировать на драку в присутствии главы клуба, а это уже гарантированно приведет к его отчислению. Да, надо подумать на досуге над этой идеей.

— И тебе тоже не болеть, — пожелал я ему в спину, а сам тоже хотел перелезть через канаты.

Вот тут-то меня скрутило от боли. Живот разболелся просто невероятно сильно. Я едва не свалился на пол, хорошо, что успел сесть на ринг с внешней стороны канатов. Спиной оперся о них.

В желудке страшные рези, будто я проглотил штопор для вскрытия винной бутылки. Я согнулся и чуть не застонал от боли. Боли в животе немедленно отозвались в голове. В висках забили мелкие молоточки. Что за чертовщина такая творится с организмом?

Когда я приехал из Испании, то, как и все участники поездки, подвергся тщательному медосмотру. Рассказал тогда про боли, но врачи ничего не обнаружили. Только немного пониженное давление. Да уж, а вот теперь боли повторились снова.

Моих страданий никто не видел. Другие парни продолжали заниматься в углу. Стучали по грушам, мерно выдыхая воздух. Тренеры закрылись в кабинете директора. Я сидел, не в силах пошевелиться, потом мне стало легче. Я вздохнул с облегчением.

Встал с ринга, уселся на скамеечке у стены. Через минут пятнадцать боль полностью прошла. Наверное, пока что больше не стоит заниматься. Я поглядел на часы. Всего лишь десять утра.

После обеда мне надо в техникум, а сейчас еще есть время, чтобы заглянуть к Маше. Она тоже сейчас до обеда дома, значит, я могу с ней пообщаться. И не только, быть может, пообщаться.

Сказано — сделано. Я быстро собрался, не обращая внимания на Дуброва, бросавшего на меня хмурые взгляды. Ушел, оставив секцию бокса позади и поехал к Маше. Боли в животе и голове к тому времени почти прошли.

На улице тоже распогодилось. Ветер разогнал тучи, сквозь облака даже пробивалось робкое солнце. Едва я вышел из здания, как услышал сзади крик Дуброва:

— Эй, Витя, подожди!

Я обернулся, скрипя зубами с досады. Ну что тебе еще надо? Опять хочешь устроить драку, только теперь уже на улице? Вон вдали прохаживается милиционер, если Дубров все-таки нападет на меня, клянусь, я сдам его в милицию, а потом предъявлю протокол о правонарушении в секцию. У меня сейчас совсем нет настроения драться или ругаться. Да и боли в голове и животе совсем не располагают к диалогу.

— Мы с тобой еще должны провести спарринг, — сказал Дубров, догнав меня. Он даже не переоделся, а выбежал в спортивной форме. — И в этот раз ты уже от меня не отвертишься, понял?

— В любое время, но только когда я буду готов к этому, — сказал я и на этом мы расстались.

Сразу после этого я отправился на автобусе к Маше домой. Между прочим, когда мы общались после моего возвращения из Испании и Маша уже стала моей девушкой, я предлагал ей переехать ко мне. Но я не учел разницы в менталитетах советских девушек и подруг и двадцать первого столетия.

Для Маши переехать жить к мужчине без свадьбы было как-то неловко. Поэтому она отказалась, к тому же кто-то должен был следить за домом Касдаманова. Дед еще при жизни переписал его на внучку, так что теперь это была Машина недвижимость, откуда она не хотела съезжать просто так. Вот и жила теперь девушка на прежнем месте, а я ежедневно навещал ее.

Вот и сейчас, едва постучав в дверь, я дождался, пока Маша откроет.

— Витя? — удивилась девушка. — Что-то ты рано сегодня. Мы же договаривались вечером.

Несмотря на то, что она еще не наводила марафет, выглядела девушка просто замечательно.

— Я очень хотел тебя увидеть и сбежал с тренировки, — сказал я, а затем вошел и обнял ее. Жадно поцеловал, поднял на руки и понес в спальню.

— Ух ты, какой напористый, — сказала Маша и обвила руками мою шею. — Хоть тренировки нельзя пропускать, но на этот раз, так уж и быть, прощаю.

Глава 4. Обыденность

Я проснулся оттого, что Маша легонько потрясла меня за плечо.

— Витя, вставай. Тебе разве не надо в техникум?

«М-м-м?» — сонно спросил я и перевернулся на другой бок. Вставать не хотелось. Наоборот, хотелось лежать в теплой постели. Не выходить в дождь, слякоть и пасмурную погоду.

Но Маша не отступила. Снова потрясла за плечо, теперь уже сильнее. Наклонилась, поцеловала.

— Вставай, милый. Мне тоже надо идти.

Ох, как же хорошо я спал. И совсем не выспался. Вставать после этого — сущее изуверство. Я бы с удовольствием валялся до вечера.

— Ох, нет, — простонал я. — Который час?

Маша уже отошла. Судя по голосу, прихорашивалась у зеркала. Мы находились в ее спальне. Небольшой, уютной, миленькой, как и ее владелица. Маша жила здесь до смерти деда.

Потом не стала переезжать, продолжила жить дальше. Одна в этом большом многокомнатном доме. Бр-р, я бы не смог. Сразу убежал бы в однушку.

Хотя, сначала с девушкой жили дальние родственники Егора Дмитриевича. Поделили скудное наследство, оставшееся от старика, сразу разъехались. Маша осталась в доме. Она была единственной внучкой Касдаманова и жилище осталось ей.

— Уже первый час, — сказала Маша, надевая серьги. — Я приготовила тебе обед. Покушай и езжай в техникум.

Я закинул правую руку за голову. Зевнул. Лежа наблюдал, как девушка наводит последние штрихи во внешности. Это перед тем, как выйти на улицу.

Даже не скажешь, что эта красотка в платье и короткополой курточке совсем недавно стонала подо мной в постели. Как же девушки умеют быстро преображаться. И зачем наводить всю эту штукатурку, разве дождь ее не смоет?

— Не хочу туда ехать, — капризно заявил я. — Я лучше останусь здесь, у тебя. Вечером сразу поеду домой. А может, и не поеду.

Маша коротко глянула на меня. Нахмурилась. Иногда она неуловимо напоминала мне Егора Дмитриевича. Каким-то движениями, посадкой головы. Фразами.

— Ты чего это? — спросила она тоном примерной отличницы. — У тебя же учеба. Нельзя пропускать.

Да, я помнил это. Так же, как и то, что обещал себе сдать все предметы на отлично. Но большую часть я уже закрыл, курсовые все сдал. В техникуме сегодня всего пара занятий, на которых даже не будут проверять присутствующих. Чего, спрашивается, туда переться в такую погоду?

— Обойдутся без меня, — махнул я рукой. — Невелика потеря.

Маша осмотрела туалетный столик, не забыла ли чего. Снова покрасовалась в зеркале, висящем над трюмо. Если бы жила полвека спустя, наверняка схватила бы смартфон и ключи от машины. Но сейчас она взяла только сумочку и папку с бумагами, для учебы. Поглядела на меня и опять нахмурилась.

— Как так? Но пропускать занятия все равно нельзя. Вставай, давай.

Я перевернулся на другой бок. Встану через полчаса, пообедаю и потренируюсь до вечера. А может, и посплю. Погода такая, что из дома носа не хочется высовывать.

— Да ладно, Маш, что ты прям. Я не поеду туда, лучше потренируюсь в спортзале.

Маша продолжала стоять и сверлить меня взглядом. Для нее было немыслимо, чтобы кто-то пропустил занятия.

— Витя! Это учеба! Нельзя филонить, ты забыл? Сегодня занятия прогуляешь, завтра тренировки… Вставай, собирайся. Быстро давай. А то я тебя водой оболью.

Ох, ну что ты ко мне прицепилась. Хуже, чем клинчующий боец в весе мухи. Я же сказал, что лучше потренируюсь. Уж тренировки я никогда не пропущу.

Я перевернулся на спину, протер глаза. Как же не хочется вставать. Всем хороша Маша, да только иногда бывает ужасно надоедливой.

Докучливой. И невероятно правильной. Это не так, то нельзя. И уже, смотри-ка, пытается меня строить по струнке.

— Ладно, ладно, — сказал я, зевая. — Встаю. Обед и в техникум. Можешь не беспокоиться. Из-за тебя я пропущу тренировку после обеда.

Маша подошла ближе, присела на краешек кровати. Наклонилась, поцеловала меня в губы.

— Ну, что ты, милый? Вставай. Ты же знаешь, как важна учеба. Я знаю, что ты устал, но учиться надо, никуда не денешься.

От нее пахло сладко и притягательно. Губы мягкие и теплые. Я схватил девушку, прижал к себе и повалил на кровать. Поцеловал крепче, размазывая ее помаду по своим губам.

— Ой, Витя, отпусти, — улыбнулась девушка, стараясь высвободиться. — Вся моя прическа сломалась. Платье помялось.

— А мне пофиг, — пробурчал я, целуя ее в шею и задирая платье. — Сейчас ты тоже останешься со мной. До вечера. И никуда не пойдешь.

Маша засмеялась, потому что ей было щекотно. Одновременно покраснела. Я видел, как порозовело ее лицо. Мы барахтались еще с минуту, а потом девушка сумела выскользнуть из моей хватки.

— Ну вот, всю одежду помял. И прическу заново надо делать, — пожаловалась она, приводя себя в порядок. — Ах ты, питекантроп. Ну все, я пошла, а ты вставай и марш в техникум. Но сначала пообедай.

Девушка, расчесывающая волосы. Картина маслом. Мне всегда нравилось это зрелище.

— Ладно, иди уже, — сказал я, приняв сидячее положение. — Зонтик не забудь взять.

Маша быстренько поправила одежду, навела марафет, чмокнула меня в губы и ушла. Я почесал голову, снова зевнул и отправился обедать.

Время действительно самое неудобное для сна. Я бы лучше действительно поспал до вечера. А так ни туда, ни сюда.

Не выспался. Не отдохнул. Голова слегка гудит. Сейчас надо вставать и тащиться в техникум. А там еще дождь намечается. Все тридцать три удовольствия.

Из дома я вышел через полчаса. Ключ спрятал под ковриком. О, благословенные советские времена. Никто и не думал грабить дома. Полвека спустя пришлось бы спустить с цепи злого пса, чтобы бегал по двору. И уходя, включить сигнализацию.

Снова накрапывал мелкий дождик. Из тех, что вроде бы не сильный, но со временем пропитывает всю одежду. Незаметно и коварно. Я поднял воротник куртки, отправился на остановку. Жаль, не взял зонтик.

Временами делал стремительную пробежку, лавируя между лужами. Добрался до остановки, подождал автобус и поехал в техникум.

В моей альма-матер произошли небольшие изменения. Ольга, моя бывшая пассия, временно не работала. Вышла замуж, ушла в декрет.

С тех пор я вздохнул с облегчением. Ольга не простила, когда мы расстались не очень хорошо, всячески старалась выжить меня из техникума. Как я выяснил, это все-таки с ее подачи меня чуть не отчислили весной.

Летом сделали ремонт, пристроили еще одно крыло. Здание оштукатурили и покрасили в желтый цвет. Надо понимать, что учащихся стало больше.

Когда я вошел, как раз прозвенел звонок на перемену. Учеников в коридорах полным-полно, груше негде упасть. Я сунулся к методистам, заглянул на кафедру. Подписал, все что от меня требовалось.

Мое новое заявление на академический отпуск еще не согласовали. Нужна какая-то справка из Федерации бокса. Пустяковая, о моем участии в чемпионате СССР. Без нее никак.

Кипя от злости, потому что я закинул заявление еще месяц назад, я понял, что надо бежать в Федерацию. Да, Маша была права. Хорошо, что я приехал. Такие вопросы надо решать быстро.

Но потом методистка, толстая тетка преклонных лет, спросила меня:

— Ты почему занятия пропускаешь, Рубцов? И не надо мне ничего про бокс тут заливать. Учеба для всех едина!

Последнюю фразу она произнесла громко и отчетливо, каждое слово с большой буквы. Указательный палец подняла кверху и подрагивала им при каждом слове.

— Э, нет, откуда у вас такие сведения? — спросил я, ничуть не удивившись. — Я все занятия посещаю, никогда не пропускаю.

Но упертую тетку было невозможно сбить с выбранного пути. Она как супертяжеловес на ринге, способна снести любого противника. Вмиг почуяла фальшь в моих словах.

— Ты мне тут не заливай, Рубцов, — строго спросила она, чуть наклонив голову. При этом напомнила мне быка в Испании, как раз во время энсьерро. — Дурочку нашел, что ли? На тебя уже два преподавателя жаловались. Смотри мне! Будешь пропускать, никакой титул не поможет.

Да, это я знал точно. В прошлый раз при угрозе отчисления меня спас Егор Дмитриевич. Теперь его нет, мне никто не поможет.

— Спокойно, я как раз шел на занятия, — ответил я. — Все под контролем.

— Ну вот и иди, — сказала тетка, следя за мной голодным кровожадным взглядом. — Давай-давай, иди.

Я еще раз возблагодарил Машу, за то, что отправила меня сюда.

— Иду-иду, — заверил я и выскочил из кабинета.

Секунду раздумывал, действительно ли надо идти на занятия. Но как раз резко и протяжно зазвенел призыв к лекции. Как раз и преподаватель шел мимо по коридору и заметил меня.

— А, Рубцов, — сказал он. — Пожаловал наконец-то. Ты соблаговолишь посетить мое занятие?

После этого, конечно же, я не мог пропустить лекцию. Поплелся в аудиторию.

Лекционный зал наполнен студентами. Они сидели за деревянными партами. Преподаватель подошел к доске и начал занятие. Я присел в одном из рядов на свободное место, рядом со знакомыми учащимися из нашей группы.

Поздоровался, перекинулся парой словечек. Огляделся и сразу заметил в параллельном ряду, с другой стороны аудитории, двух парней, подглядывающих на меня с откровенной неприязнью.

Ба, какие люди! Один из них мне отлично знаком. Это же Килев Вася по прозвищу Жестянка. Тоже спортсмен. Борец. Широкоплечий, с бычьей шеей.

Это с ним мы сцепились еще зимой, когда я только появился в этом мире. Чемпионом он еще не стал, но готовился в конце осени покорить спортивный Олимп.

Второго парня я не знал, но быстро догадался, что он тоже из борцовской братии. Тоже могучий и кряжистый, тоже с бочкообразной грудью и толстой шеей.

Все время я с ними потом не пересекался. То они на сборах, то я. А сейчас вдруг совпало, млин.

Парни свирепо поглядывали на меня. Будто бы я занял у них тысячу рублей и не вернул. Ага, значит после лекции меня ждут удивительные приключения.

Которые, к слову сказать, мне вовсе не нужны. Я еще раз огляделся. Верных товарищей, вроде Танкиста, который помог мне в прошлый раз, рядом больше нет. Да и сам он уже давно отчислен из техникума.

Поэтому, раз уж надо мной нависла опасность разборок с борцами, лучше побыстрее ретироваться. На мои регалии врагам плевать. На голову дурные, что им втемяшилось в туповатый мозг, то и сделают.

А мне драка совсем ни к чему. Вырос уже из детских штанишек. Разве может советский чемпион по боксу драться с однокурсниками?

Узнают, отчислят. И это еще самая малая из бед. Газеты историю раздуют. Черный пиар. Не хватало мне еще такой дурацкой известности. Надо ловко ускользнуть от конфликта.

Вся лекция прошла мимо ушей. Правда, не сказать, чтобы я особо напрягся. Что-нибудь решу. И не в таких передрягах был.

Вместо того, чтобы слушать препода, я постарался устроиться поудобнее на парте и задремал. Прятался за спинами впереди сидящих учеников. Преподаватель ничего не заметил.

Когда прозвенел звонок, все студенты ломанулись к выходу. Я остался на месте. Ну-ка, что там Жестянка и его кореш?

Враги не заставили себя ждать. Я делал вид, будто усердно читаю учебник, оставленный кем-то из сокурсников.

Внезапно на страницы упала мощная тень. И даже не одна, а две. Ну, ясно, явились, не запылились.

— Эй, мудила, — Жестянка сразу начал с места в карьер. — Ты чего здесь сидишь, прохлаждаешься? Пошли за угол, поговорить надо.

Я лениво поднял голову. Поглядел на борцов. На их угрожающие лица. И чего я вам такого сделал, что вы так разозлились?

— Привет, парни, — ответил я. — Очень приятно вас видеть. Правда, не сейчас, а потом. И не вас, а юных девушек. И не приятно, а мерзко.

Борцы переглянулись. Нет, я сказал слишком заумно для них. Надо было проще.

— Ты че, не понял, урод? — спросил второй. — Вставай, прогуляемся. У нас к тебе много вопросов.

Нет, с ними придется очень трудно. Они настроены на драку. Вот елы-палы, зачем я все-таки приперся сюда? Говорил же Маше, что лучше останусь дома.

— Уважаемые господа, — я продолжил общаться как можно любезнее. — Я бы с радостью пошел прогуляться за угол. На улице сейчас свежо после дождя. Есть возможность подышать чистым воздухом. Полезно для здоровья. Но увы, сейчас будет лекция моего преподавателя. Любимого. Поэтому давайте отложим на после. Очень надеюсь на ваше понимание.

Жаль, что у меня нет шляпы. Я бы поднял ее, чтобы выглядеть еще более вежливым. Для чего это нужно? Чтобы потом меня не обвинили в разжигании ссоры. Вон, в аудитории осталось с полдесятка студентов. Они подтвердят, что я вел себя чинно и благородно. Всячески старался избежать конфликта. А борцы сами напали на меня.

Да, вот оно, бремя знаменитости. Приходится фильтровать каждый шаг и каждое слово.

Мои обидчики недоуменно переглянулись.

— Да он на голову тронутый, — сказал соратник Жестянки. — Совсем крыша поехала. Видал, как выражается?

Сам Жестянка оценивающе рассматривал меня. На скулах играли желваки. Наконец, он принял решение.

— Да он издевается над нами, — сказал он и оглянулся. — Специально разговаривает, как дебил. Видал, какой вежливый? Ладно, урод, живи пока. Сейчас препод в самом деле притащится. Мы с тобой после разберемся.

Они отошли и я вздохнул свободнее. Молодец, Витя. Можешь погладить себя по голове и взять бублик из хлеборезки. Научился урегулировать конфликты.

Вскоре и в самом деле пришел препод. Я опять задремал, даже немножко посапывал, так что меня толкали в бок соседи. За пять минут до окончания занятия попросился в уборную. Вышел и уже не возвращался. Не хватало еще и в самом деле выяснять отношения с борцами за углом.

На сегодня занятия закончились. Теперь мой путь лежал за бумагами, нужными для академотпуска. Получу его и можно будет забить на борцов большой болт с затейливой резьбой.

Чтобы успеть собрать все справки, я отправился за машиной. За рулем быстрее и надежнее. Как потом выяснилось, я поступил верно. Чтобы получить справку, пришлось съездить в десяток других учреждений. В том числе и в нашу школу бокса.

Вскоре я выбежал из нее, поставив на нужной бумажке подпись директора и печать клуба «Орленок». Когда садился в машину, меня окликнули:

— Эй, Витька! Куда торопишься?

Я оглянулся. Ну конечно, Славка Карпеев, тоже приятель-боксер. Он и Дима Сазонов по кличке Паровоз — самые близкие мои товарищи на сегодня из мира бокса.

— Это что, твоя тачка? — спросил он, подходя ближе. — Ты чего скрывал такое чудо?

Ну да, я не особо афишировал наличие колес. Стеснялся, что ли, шиковать перед товарищами. Тем более, это черная «Волга» последней модели.

— Ага, моя, — сказал я, будто само собой разумеющееся. — Ты куда идешь? Подвезти тебя?

— Ну конечно, — с удовольствием сказал Карпеев. — Ты чего молчал, а? Чего раньше не сказал?

Приятель оглядывал машину с вожделением. Так обычно смотрят на красивую девушку. Обошел ее вокруг, потрогал капот и бампер. Коснулся зеркал.

Я смотрел на него с нетерпением. Потом залез в кабину и бибикнул.

— Ну, поехали! Мне еще в тыщу мест надо заехать.

Мой товарищ не заставил себя долго ждать. Обежал автомобиль спереди, прыгнул внутрь. С восхищением осмотрел салон. Чуть ли слюну не пустил.

Вот ей-богу, есть же такие фанатики. Он не знал, что у меня есть черная «Волга». Я не знал, что он так любит машины.

— Тебе куда? — спросил я, заводя двигатель. — Я сейчас в Федерацию бокса опять.

— Мне все равно, — ответил Славка завороженно. Он слушал урчание мотора. — Я теперь от тебя не отстану. Весь день с тобой буду ездить.

Я пожал плечами. Ну, как хочешь. У меня нет времени спорить и возражать. Мне сейчас надо документы побыстрее собрать. Вырулил со стоянки, выехал на дорогу и помчался вперед.

— Эх, хорошо-то как! — сказал Славка, любовно трогая доску приборов. — Машина зверь. Ишь, как урчит! Как тигр! Сколько же дури под капотом спрятано!

Честно говоря, я не знал. Никогда особо не интересовался машинами и их устройством.

— Нет, я так больше не могу, — сказал Славка. — Я буду проклинать себя всю жизнь, если мы упустим этот шанс. Мы должны туда поехать.

Я удивленно глянул на него. О чем это он толкует? Куда собрался?

— Поехать? — переспросил я и круто завернул на повороте.

— Ну да! — Карпеев возбужденно стукнул кулаком о ладонь. — Я не я буду, если мы туда не поедем!

— Да куда, куда ехать-то? — спросил я. — До дома тебя отвезти, что ли? Дай только дела все закончу.

— Да нет же! — закричал Славка. — Мы должны ехать на автогонки! Они как раз скоро начнутся. С твоей машиной мы точно возьмем первое место!

Я глянул на него, как на сумасшедшего.

— Какие такие гонки? Разве в Союзе такие проводятся?

Карпеев глянул на меня сверкающими глазами.

— Ну конечно! «Dzintara Volga» — Янтарная Волга, соревнования таксистов в Риге! Вот куда мы поедем!

Глава 5. Боксер против борца

Ну как сказать, сначала мне показалось, что Слава ляпнул нечто фантастическое, вроде того, что мы отправимся на Марс, играть в футбол с инопланетянами. О каких соревнованиях он толкует?

— Ты это о чем? — спросил я, продолжая следить за дорогой. Руль у машины был тугой, без гидроусилителя, поэтому поворачивать его приходилось с небольшим напряжением мышц, будто я делал маленькую зарядку. — Что за Янтарная Волга?

Слава самодовольно улыбнулся. Словно он являлся адептом касты избранных и посвященных лиц, которым известно то, что недоступно обычным смертным.

— Ты с какой Луны свалился? — спросил он. — Ты что же, никогда не слышал про наш советский NASCAR? В газетах о нем часто пишут или ты не читаешь ничего, кроме своего любимого бокса?

Нет, черт подери, я вообще не слышал про гребаные гонки. И да, я действительно почти не интересовался другими видами спорта, потому что думал всегда только о боксе. Ну, может быть, только хоккеем, время от времени. Наверное, если бы я не стал боксером, то пошел бы в хоккей. Но никак не в автогонщики.

— Повторяю еще раз, что это за гонки такие? — спросил я. Скоро мы должны уже приехать и я наконец-то на время избавлюсь от назойливого приятеля. А потом отвезу его домой и вовсе перестану слушать весь его бред про гонки. — Они что, так знамениты?

Слава удрученно вздохнул, будто разговаривал с несмышленым ребенком. А потом принялся объяснять.

Выяснилось, что «Янтарная Волга» (Dzintara Volga) — это кольцевые гонки, проводятся еще с 1963 года и первоначально это были соревнования среди таксистов на ГАЗ-21 и «Москвичах». Постепенно мероприятие стало невероятно популярным и в нем участвовали уже не только таксисты, но автолюбители со всех уголков страны и даже от спортивных автомобильных обществ и автопроизводителей.

— От горьковчан тоже обычно приезжает команда на «Волгах», — сказал Слава и хлопнул по приборной доске. — Переоборудованных специально для гонок. Слушай, у тебя же новая модификация. В прошлом году только-только такие начали выступать на гонках. В этом году тоже, наверное, мало будет. А если мы твою малышку переоборудуем, то она вообще зверь будет. Всех порвем, как нефиг делать. Давай, съездим, поучаствуем, а?

Он умоляюще посмотрел на меня, но я усмехнулся. Ишь, чего захотел. Не хватало мне еще, помимо своих рукомашеских соревнований, еще участвовать и в автомобильных. Тут бы на этих уцелеть, а Слава предлагает разбиться в лепешку на новых.

— Не знал, что ты автогонщик, — чуть издевательски заметил я. — Безбашенная голова. Тебе эмоций не хватает? Иди, устройся в сверхтяжелый дивизион, там тебе тоже таких эмоций дадут, что на всю жизнь хватит.

Слава тоже улыбнулся. Понимал, что я шучу и с его средним весом ему никакой переход не светит. Да и достижений в боксе он тоже больших не добивался, просто ходил и участвовал в соревнованиях. Максимум его мечтаний — это КМС, ну, может, МС при очень большом желании.

— Ты не понимаешь, старина, — сказал он. — Это же такое чумовое мероприятие, башку напрочь сносит! Не хуже, чем на чемпионате СССР по боксу. Скорости запредельные, машины переворачиваются, зрители стоят, кричат, аплодируют. А девочки какие там, ух, какие девочки!

Ну, девочками меня пока что не заманишь, благодаря Маше у меня на этот раз с девочками все в полном ажуре. Понимая, что ему не очень удалось меня воодушевить на участие в автогонках, Слава с сожалением еще раз оглядел машину.

— Подшаманить бы твою малышку и мы бы точно взяли призовое место, — сказал он и опять умоляюще поглядел на меня, но мы уже подъехали к месту назначения.

В следующие два часа я катался по госучреждениям и разного рода общественным организациям, собирая документы и потом, наконец, притащил весь этот ворох документов в техникум. Слава остался ждать меня в машине, а я отправился к методистам.

Когда я закончил со всеми делами, то совсем забыл про приятеля, оставшегося в машине. Вернулся на стоянку и увидел, что он надвинул кепку на лицо и дремлет в машине.

Ну что, мне осталось только заехать обратно в «Орленок», поставить еще одну подпись и печать на еще одной справке и на сегодня можно быть свободным. Справку я завезу в техникум завтра, потом сдам все экзамены, закрою «хвосты» и можно сказать, что академический отпуск уже в кармане.

Может быть, заехать со Славкой куда-нибудь, отведать шашлыка и посидеть, поболтать немного? Не думаю, что он будет против. Все-таки, человек болтался со мной, составил компанию и уделил время, хотя я его об этом не просил. Надеюсь, он не будет доставать меня этой бредятиной про автогонки.

Но не успел я сесть в машину, как сзади раздался знакомый голос:

— Ну что, урод, теперь ты не сможешь свалить от нас? Может, хватит уже бегать?

Ох нет, вот же засада. Конечно же, это был голос Васи Жестянки. Нет, с этой проблемой надо что-то решать. Это придурок что, собирается вот так всю учебу бегать за мной и пытаться настучать мне по башке? Других дел нет, что ли?

Бывают же такие идиоты, которым для самоутверждения надо обязательно зарубиться с кем-то, несмотря на то, что это чревато вредными последствиями, вроде отчисления из учебного заведения. Судя по всему, мозги у Васи не больше грецкого ореха, да и те уже почти высохли до размера горошины.

Я медленно обернулся и посмотрел на противника. Само собой, он был не один, а со своим напарником. Оба массивные и подкачанные, правда, ростом вымахали не так уж высоко, пожалуй, ниже меня на полголовы. Странно, раньше всегда Вася почему-то казался мне чуть ли не гигантом.

— Вы, ребята, попутали чего? — спросил я, надеясь все-таки урегулировать конфликт. Хотя, судя по их угрюмым взглядам, это вряд ли получится. — Я же сказал, гуляйте отсюда и отдыхайте. Нам здесь делить нечего.

Тут уж Жестянка не стал сомневаться и оглядываться на соратника. Шагнул ко мне, схватил за отвороты куртки, прижал к дверце машины, тряхнул.

— Ты че, ублюдок, выкореживаешься? Забыл, как мы из-за тебя соревнования пропустили, а Бочку вообще отчислили? Подставил нс перед директором, а сам сухим из воды вышел? И теперь ты думаешь, что мы тебя просто так отпустим? Пока я твою морду не разобью, не успокоюсь.

Когда борец стоит вплотную и держит тебя за лацканы одежды, это плохой признак. Очень плохой.

Это ведь для него идеальная позиция, чтобы отсюда сразу совершить бросок через бедро. Правда, я сейчас стою возле машины, поэтому ему придется сначала оттащить меня от автомобиля и только потом швырять лицом об асфальт.

Если я сейчас попробую брыкаться и даже вставлю ему боковой в голову, не факт, что он позволит мне это сделать. Да, что-то я размяк и слишком близко подпустил его. Как бы решить это дело миром?

С другой стороны, поглядев в узкие прищуренные глаза Жестянки, я увидел, что он сейчас ни за что не отступит. Этот придурок будет драться до последнего, прямо вот здесь, на стоянке перед техникумом. Ему сейчас на все наплевать, вот такой уж попался отмороженный тип.

— Э, че за дела? — хлопнула дверца машины, изнутри выскочил Славка. — Руки убрал от него, мудила!

Наконец-то проснулся. Вот только его вмешательство сейчас больше минус, чем плюс. Вон там окна замов директора, оттуда все прекрасно видно.

Если мы устроим потасовку перед техникумом, то дадим директору прекрасный повод отчислить меня. Он меня и так недолюбливает. И Егора Дмитриевича теперь нет, который в прошлый раз помог мне решить проблемы с отчислением. Короче говоря, здесь сейчас никак нельзя драться.

— Спокойно, Слава, все в порядке! — сказал я. — Тихо, не надо делать резких движений!

Товарищ Жестянки рванулся было навстречу моему другу, но остановился в ожидании. Я еще раз поглядел на противника. Он все еще стоял передо мной, прожигая меня взглядом.

Нет, эту проблему надо решить сейчас, раз и навсегда. А то он ведь так и не отстанет, будет лезть все время, желая получить реванш. Но решить по-своему, на моих условиях и в удобных обстоятельствах.

— Значит так, Жестянка, — сказал я и кивнул на техникум. — Вон там сидят преподаватели. Если мы сейчас устроим здесь мордобой, то нас сразу отчислят, потому что это нарушение правил. Тебе до этого все равно, потому что ты вроде должен был уйти в другой техникум, но, кстати, так и не ушел. Но мне — нет, не все равно.

Жестянка оглянулся назад, на здание техникума, на студентов, собравшихся неподалеку и немного остыл. Правда, все равно продолжал держать меня за куртку, готовый к активным действиям.

— Поэтому я предлагаю сейчас отправиться в спортзал, надеть шлемы и перчатки, и разобраться между собой таким образом, — сказал я. — Если что не так, скажем, что между нами учебный поединок. И никто нам не сможет помешать.

Жестянка улыбнулся. Я сразу понял, что мое предложение, довольно дурацкое по форме, но на самом деле вполне разумное, будет отклонено. Эх, жаль, я так хотел избежать этого столкновения.

— Значит так, урод, — сказал он. — Здесь разбираться не будем. Пошли за угол, прямо сейчас. Или ты обосрался?

Я поглядел на него и вздохнул. Видит бог, я старался как мог. Ладно, надо уже решить этот вопрос, раз и навсегда.

— Ладно, пошли, — сказал я и прикрыл дверцу машины.

Слава тоже пошел со мной, взяв на себя товарища Жестянки. Мы отправились за здание техникума, в укромное место.

Дождь к тому времени уже перестал идти. С нами вместе отправилась несколько студентов, охочие до зрелищ. Ну а что и говорить, побоище должно было состояться эпичное.

По дороге я поглядывал на Славку. Сам-то я не беспокоился, в свое время отработал навыки противодействия борцам, а вот умеет ли мой товарищ противостоять им?

Как известно, этот вопрос, кто сильнее боксер или борец, давно уже стал притчей во языцех, вроде вопроса, кто сильнее, слон или кит? Сколько уже копий было сломано на эту тему, ее счесть. Сколько показательных поединков проведено, тоже немерянное количество.

И все равно споры не утихают. Видимо, они будут продолжаться до тех пор, пока эти дисциплины будут существовать на грешной земле.

Понятно одно, что все зависит от мастерства и умения бойцов. От их настроя и мотивации. Борец классический, вольник, если он не умеет делать болячки и проводить самые разнообразные удушающие приемы, будет чрезвычайно опасен для боксера на ближней и средней дистанции. Особенно, если сумеет перевести бой в партер.

Меня это не касалось прям так уж критически, потому что в прошлой жизни во время моих тренировок нас специально натаскивали противостоять борцам, дзюдоистам и джитсерам. Учили драться против любителей махать ногами, вроде кикбоксеров и тайцев. Поэтому я кое-что умел и за себя не боялся.

Как-никак, у нас в двадцать первом веке наступила эра смешанных единоборств, ни один уважающий себя боец не практиковался полностью только в одном виде спорта.

А вот нынешние боксеры, это же вообще беда. Они же сущие младенцы в том, чтобы противостоять бойцам другого стиля. Знает ли Слава, что борца нельзя подпускать к себе, иначе он сделает проход в ноги и схватит для дальнейшего броска. Ох, в этом я глубоко сомневался.

Бывают такие счастливые ситуации, когда борец сам не учит с головой и самонадеянно решает устроить рубку на дальней дистанции в поединке с боксером. Это, конечно же, счастливый шанс для боксера, выигрыш в лотерею. В таком случае он быстро схлопочет удар в челюсть и нокаут или сотрясение мозга ему гарантированы.

Поэтому, повторюсь, в таких случаях борцы сразу кидаются в ближний бой, стараясь не пропускать удар. Между прочим, обычно они удары держат плохо, хотя и бывают, конечно же, исключения.

Поэтому они и стараются в схватке с боксером бросить его как можно выше, чтобы ноги коснулись Луны, а потом он воткнулся головой в землю. Частенько это приводит к плачевным результатам для всех, ведь после такого броска неприспособленный к броскам противник может и не встать.

Но зато борец, тем самым, устраняет для себя риск того, что ему попадется сверхбыстрый ударник. Который сумеет быстро войти в азарт боя, обладает хорошим чувством ритма и дистанции и в итоге воткнет хорошую пушку в подбородок борца.

Между прочим, это одна из аксиом в драке с борцом. Категорически не надо делать эту долбаную разведку, к которой мы все привыкли в своих боксерских поединках, кидая туда-сюда левую руку, будто ты дрочишь самому себе.

Нужно проникнуться азартом боя за доли секунды. Прийти в состояние берсерка, вогнать себя в азарт сражения. Это как раз то, чему меня учил Черный ворон.

Надо стать злым и опасным и тут же пробить борцу удар в челюсть, неважно какой. Потому что если этого не сделать, то затем сразу последует атака от борца. Уверяю, он не будет делать этой дурацкой ненужной разведки, будет сразу сближаться для броска. Обыкновенно он сделает проход в ноги или будет валить на землю, цепляя за ногу, как мы прекрасно это видели на борцовских турнирах, а потом вскарабкаться на боксера и устроит ему кромешный ад в партере.

Мы почти дошли до хозяйственных построек, вроде сараев и гаражей, стоящих за зданием техникума. Я все поглядывал на Славку, гадая, сумеет ли он войти в состояние берсерка и мгновенно разозлиться. Я и сам старался настроить себя на бой, как меня учил Егор Дмитриевич.

Самый простой способ — это представление того человека, что продать подставил вам подножку, но вы не могли ему отплатить той же монетой да и вообще не наказали по тем или иным причинам. И вот вы на него злы, злы так, что готовы разорвать глотку зубами.

Входить в этот бешеный раж нужно молниеносно, чтобы глазом не успеть моргнуть. И лучше всего это получается у того, кто тренировался делать это намеренно, как, например, меня учил это делать Егор Дмитриевич.

Образ должен образоваться мгновенно в мозгу, вызывая нужные эмоции. Я тренировался постоянно, представляя разных людей, кто обижал меня в прошлой жизни, например, побеждал в бою. Делал я это перед сном или после изнурительных тренировок, когда посторонние мысли не лезли в мозг и не мешали мне войти в нужное состояние. Между прочим, иногда это помогало даже стряхнуть усталость, почище любого кофе или энергетика.

Иногда можно использовать образы свирепых зверей, вроде льва, тигра или волка, в них прямо входишь перед боем. И даже бывает эффективнее, чем представлять кого-то, кому надо разорвать глотку. Короче говоря, все средства хороши, чтобы настроиться на жесткий и лютый бой.

Кроме того, Касдаманов рекомендовал мне использовать любые негативные эмоции для того, чтобы направить их против соперника. Враг может ругаться, толкать тебя, оскорблять и быть отвратительно грубым. Не надо реагировать на него, наоборот, лучше молчать и копить в себе злость, чтобы не высвобождать разрушительную энергию раньше времени, до того, как в морду противника не пойдет нокаутирующий удар. А вот тогда уже можно бить на полную катушку.

— Ты должен контролировать свои мысли, — учил Егор Дмитриевич. — Когда надо, становиться невероятно свирепым и злым, а когда надо, смирным и спокойным, как овечка. Самому при этом сохранять чистое и незамутненное сознание. Для каждой ситуации нужен свой психологический настрой.

Этому самому настрою наставник придавал огромное значение и это в семидесятые года, когда все эти психологические теории еще только разрабатывались. Он намного опережал свое время и мне будет его не хватать.

Но сейчас не время сожалеть об утерянном. Наоборот, надо прийти в состояние урагана. Тем более, что мне, возможно, придется справиться не только с Жестянкой, но и с его товарищем.

Мы остановились в укромном уголке около гаражей.

— Ну что, сучонок, вешайся! — процедил Вася и без всяких предисловий бросился на меня.

Глава 6. Состояние берсерка

Хорошо, что я заблаговременно постарался войти в нужное состояние. Поскольку в ближайшем прошлом у меня не было таких отъявленных злодеев, которым я желал бы порвать глотку и вытащить трепещущее сердце из груди, я сосредоточился на том, чтобы стать леопардом.

А что, очень даже неплохой образ. Это сильный, ловкий и ужасно коварный зверь. Использует клыки и когти. Многие дикие племена в Африке до сих пор поклоняются леопарду и избрали его своим тотемом, чтобы его образ защищал их от всяческих напастей. Как раз то, что требуется, чтобы успешно противостоять мощному накачанному борцу.

Как и всегда, сначала я задержал дыхание, а потом у меня на мгновение потемнело в глазах. Совсем на чуть-чуть, но в то же время это не мешало мне отпрыгнуть в сторону и толкнуть Жестянку в бок.

Он пытался схватить меня показавшимися чудовищно длинными руками, но я уже был далеко, как самый настоящий леопард, спасающийся от рогов несущегося на него буйвола.

Крем глаза я видел, что между Славой и напарником Жестянки тоже завязалась драка, но следить за ними мне было недосуг. Как бы самому здесь не попасть под пресс.

У чести Васи надо признать, что за прошедшие месяцы он набрался опыта. Помнится, во время нашей прошлой эпической битвы в туалете он бросился на меня без всякой подготовки, как бешеное животное. А сейчас, после того, как промахнулся, он не стал бросаться снова, как сумасшедший.

Нет, он повернулся, покрутил головой, усмехнулся и заметил:

— А ты ловкий, чемпион. Только тебе это не поможет. Я тебя сейчас забью в асфальт, как гвоздь.

Участь, конечно, незавидная, тем более, что в асфальт и настоящий гвоздь почти невозможно забить, не переломив его пополам. Но я не обратил внимания на его слова, потому что почти не понимал их смысла. В голове пульсировала мысль, что мне надо разорвать на части это двуногое существо, стоящее передо мной.

Я зарычал и сделал обманный выпад в сторону противника. Ему нельзя давать передыха, давать наброситься на меня и вообще нельзя давать ему возможность контролировать ситуацию. Только длинные прямые удары, только держать на дистанции, как бешеную собаку, только постоянное давление. И еще нельзя позволить схватить меня.

Ну, и конечно же, финты. Наше все. Как оказалось, Вася отлично на них реагирует. В борьбе тоже есть обманные движения, в основе своей почти такие же, что и в боксе.

Я имею в виду, что в борьбе тоже можно обмануть противника, делая вид, что собираешься атаковать корпус, а на самом деле кинуться ему в ноги. И наоборот. Поэтому, вообще-то, Жестняка должен знать, что такое финты.

Но он ни сном ни духом не ведал. Отшатнулся от моего прямого в голову, как ребенок. Ну что же, раз так, то у меня для тебя есть еще сюрприз.

Я ударил правой, но это был опять не настоящий удар, а снова обманка, и тут же рванулся назад. Предвидел, что сейчас Вася проведет контратаку и бросится на меня. Поэтому я и ушел назад, но чуть-чуть не успел.

Жестянка кинулся на меня, как голодный волк. Промахнулся из-за всех моих финтов и маневров и едва не схватил меня за плечи.

Я тоже не терял времени. Тут же ударил его в боковым в скулу. Левой, от души, с разворотом корпуса. Потом тут же правой, опять боковой, тоже в челюсть, пока он не опомнился и не схватил меня для броска.

От ударов Жестянка немного потерялся, вытянул руки в безуспешной попытке все-таки настичь меня. Потом споткнулся и упал лицом вперед, прямо на меня, вытянув руки вперед.

Какой подарок, я даже не ожидал такой неслыханной щедрости. Расстояние между нами было совсем махоньким, для удара в его лицо кулаком было слишком мало места, чтобы взять разгон от инерции.

Поэтому у меня вдруг совершенно спонтанно получился резкий удар локтем. Не знаю, почему, обычно для меня такие удары нехарактерны.

Может, тому виной был мой образ леопарда, когда я ударил локтем, как лапой. А может, сыграло роль то обстоятельство, что однажды в прошлой жизни я три месяца ходил на тайский бокс, где научился бить локтями и коленями.

Потом получил трещину в ребре, провалялся в постели неделю и плюнул на это дело. В моем представлении тайские боксеры — это бойцы с каменными телами. Интересный факт, ведь получается, что в СССР и слыхом не слыхивали о тайском боксе. Сейчас здесь вообще не знают защиты против ударов локтями и коленями.

Как бы то ни было, ноудар получился великолепный. У меня даже локоть чуть не отшибло. Лицо Жестянки от удара отвернулось в сторону, сам он взмахнул руками и рухнул на асфальт, еще в воздухе потеряв сознание.

Чистый нокаут, как говорится. И немудрено, потому что получить локтем в лицо это жестокое испытание для всего организма.

Пару секунд я посмотрел на поверженного противника. Надеюсь, теперь ты поймешь, что лезть ко мне опасно для твоего здоровья.

Но долго насладиться победой не удалось. Я отвлекся на шум схватки неподалеку. Дела у Карпеева шли гораздо хуже, чем у меня.

Дружбан Васи уже сумел уронить его на асфальт и пытался залезть сверху. Славка не давался, стараясь наклонить корпус противника вниз. Как раз, когда я отвлекся, противник сумел-таки взгромоздиться сверху и принялся охаживать моего приятеля кулаками по лицу.

Я бросился на помощь. Очень вовремя, надо заметить, потому что когда я очутился рядом с ними, противник с рычанием поднялся. Славу оставил в покое и слава Богу, потому что мой напарник так и продолжал лежать на асфальте, отвернув от меня лицо. Вот гребаный выродок, это что же получается, он вырубил моего друга и я спас его в последний момент?

— Эй, парни, может хватит? — неуверенно спросил один из зрителей.

Другие студенты разделились на две противоположные группы, любителей кровожадных зрелищ и гуманистов, высказывая самые разные мнения:

— Да пусть продолжают! Все по-честному!

— Ладно, хватит, мужики, чего вы не поделили?

Но приятель Жестянки и не думал останавливаться. За время их схватки Карпеев успел его чуток помять, и теперь на его исцарапанном и грязном лице стремительно наливались синяки. Прямо на глазах, я такое в первый раз видел.

Противник, однако, и не думал о боли. Он вообще забыл обо всем. Вот уж кто на самом деле вошел в состояние берсерка. Зарычав, он пригнулся и бросился вперед, без каких-либо замысловатостей и маневров. Просто-напросто кинулся, чтобы совершить проход в ноги и свалить меня, точно также, как он обошелся со Славиком.

Бум! Чего он не ожидал, так это моего колена, ударившего как раз в этот момент и угодившего ему прямо в лицо. Ох, вот это был удар! Я и сам не ожидал такого удачного попадания. Мало того, что я пнул его коленом с небольшим размахом, так и сам противник в это мгновение как раз нарвался на удар.

Ощущение было такое, будто я ударил коленом по деревянному чурбану, качающемуся на веревке. Даже немного больно получилось.

Но приятелю Жестянки наверняка было намного больнее. Прикоснуться лицом о колено — то еще удовольствие. Наверняка у него взорвалась бомба в голове. И не одна, а целый склад боеприпасов. Фосфор, напалм, греческий огонь.

Противник без звука отвалился назад. Упал и так остался лежать. Неподвижно валялся на боку, раскинув руки. Застывшее лицо, глаза открыты, но видны только белки. Твою душу за ногу, он там не окочурился? Дышит ли?

Вроде никакого хруста, ничего не сломал, но в драке всякое могло случиться. У меня перед мысленным взором сразу мелькнули заголовки газет. «Чемпион по боксу убил сокурсника в пьяной драке!». «Вот какого убийцу мы взрастили!». «Позор советскому боксу!». «Как такой бандит пробрался в ряды боксеров?!». И тому подобное. И так далее.

Нет, только не это. Вот тебе, получай, глупый леопард. Тупица. Допрыгался. Доохотился на бешеных буйволов.

Я бросился к сраженному сопернику. Схватил за шею, осторожно перевернул. Он лежал, безвольно откинув голову. Прямо как сломанная кукла.

— Все, сдох! — безапелляционно заметил кто-то из зрителей. — Хана тебе, пацан.

Я тихонько потряс противника. Ощупал шею. Где у него пульс, дьявол раздери? Кости вроде целы. Дышит, только слабо.

Ага, наконец-то. Вот он, пульс. Все работает, ничего не изувечено. Хотя сотрясение приятель Васи себе точно заработал. Это как минимум.

Я посмотрел на зрителей.

— Он жив. Не надо пороть херню. Просто в отключке.

Тот же самый студент, что выдвинул гипотезу о гибели противника, заметил, все также бесцеремонно:

— Ну, тогда тебе повезло, пацан.

Я поднялся и подошел к Славке. Приятель уже очухался. Поднял голову, приложил руку к кровоподтеку у рта. Улыбнулся и я помог ему встать.

Чему это он радуется? Тому, что стоит на ногах, а враги валяются на асфальте? Ну да, действительно повод для ликования. Прошла всего минута, от силы две. А мы как будто прожили целый год. Или два.

Ну ладно, это я хватанул, но ощущения действительно странные. Будто прошло полчаса, а то и час. Вот вам теория относительности в действии.

Жестянка пошевелился и застонал. Перевернулся на бок, сел и заморгал глазами. Пощупал челюсть. Надеюсь, я не сломал ее.

— Эй, гнида! — позвал я. Вася поднял голову, посмотрел на меня мутными глазами. Сомневаюсь, что узнал. — Слышишь меня? Еще раз полезешь, урою, гнида! Не попадайся мне на глаза, понял?!

Вася со стоном откинулся назад. Да, наверняка все понял. Такие, как он, только это и понимают. Язык силы. Тумаков и щедрых затрещин. Теперь, надеюсь, поостережется меня.

Все, больше здесь нечего делать. Я потащил Славку на рукав, прочь от этих хозпостроек. Что ни говори, а славная вышла охота.

Добрались до машины, уселись внутрь. Я потер ушибленные кулаки, колено, плечо. Куртка, оказывается, порвалась на рукаве. Когда только успел? Не заметил в суматохе.

— Это у тебя техникум такой, что ли? — прерывисто дыша, спросил Карпеев. — Ничего себе у вас здесь порядочки. Весело живете. Переходи ко мне, в железнодорожный. У нас там строго, не забалуешь. Народ мирный, не дерется. Редко когда, только хулиганы. Или бузотеры какие…

Охнув, он потер шею. Там тоже уже виднелись ссадины.

— Нет, спасибо, я здесь как-нибудь, — ответил я и завел двигатель.

Чего уже сидеть, да пересчитывать болячки? Слава богу, мы хоть вышли из потасовки на своих ногах. Могло быть гораздо хуже.

Никто из преподов нас вроде не видел. Что еще лучше. Если бы поймали, это был бы полный шиздец. Ладно, поехали отсюда.

Я отвез Славку домой. Остановился у подъезда.

— Спасибо, что помог с теми ублюдками. Без тебя они меня бы загасили.

Приятель повернулся ко мне, пожал руку. Еще раз коснулся ссадины на лице и погрозил мне пальцем.

— Ты так просто не отделаешься. Спасибо на хлеб не намажешь. Теперь мы с тобой обязательно на автогонки поедем.

Я улыбнулся и тут же почувствовал, как заболела шея. Вот ведь настырный какой. Пристал с ножом к горлу. И ведь не отстанет теперь, я его знаю.

— Ладно, подумаем насчет твоих гонок, — сказал я и Славка вылез из машины. Хромая, пополз к подъезду, а я поехал дальше.

После баталии ни о каких тренировках и других поездках не было речи. Я поехал домой. Хорошо, что успел закончить со всеми делами.

На улице смеркалось. Опять полил дождь. Я успел доехать до дома. Оставил машину на стоянке. О подземных паркингах можно только мечтать.

Зато я уже подыскивал себе гараж неподалеку. Когда будет убежище для железного коня, там можно будет оборудовать удобное место для посиделок с приятелями. И ремонта машины.

Уходя, я похлопал «Волгу» по железному боку.

— Ты как, малышка, хочешь поехать на гонки?

Мне показалось, что машинка не против прокатиться на автошоу. Ну уж нет, это я так, пошутил ведь.

Чтобы не мокнуть под дождем, я побежал домой. Колено и впрямь болит, хорошо я его ушиб о череп того парня.

Когда вошел в квартиру, удивился. Обычно Светка всегда выскакивала навстречу. Обнимала, смеялась. Рассказывала, как дела, не успел я еще переодеться. А сейчас никого нет. Куда она подевалась? У подруги застряла?

Я стремительно прошел в комнату сестренки. Волновался все больше. После того, как гребаный Петрик легко обнаружил нашу новую квартиру, я всегда опасался нового нападения.

Нет, Светка была здесь. Сидела на постели, спиной к стене, колени прижала к подбородку. По щекам текли слезы. Глаза огромные-огромные, заплаканные. Смотрела в окно, за которым быстро темнело.

Чего это с ней? Кто обидел? Порву на части, не посмотрю, кто там. Или что-то еще стряслось?

— Эй, что случилось? — спросил я, подойдя к ней. — Тебя кто-то обидел? Побил? Двойку получила в школе?

Наклонился, тронул осторожно за руку. Светка перевела взгляд на меня, бросилась на шею. Я почувствовал ее слезы на груди. Хотя и так был мокрый от дождя.

— Что такое? — снова спросил я, обняв сестренку. Она уткнулась мне в грудь и глухо заревела. — Кто тебя обидел?

Светка ответила не сразу. Но когда ответила, у меня сжалось сердце.

— Я маму вспомнила. И папу. И бабушку.

Ах, вот оно что. Бедная девочка. Что я могу сделать? Светка почти не показывала свое горе в последние месяцы. Я думал, что у нее все благополучно прошло. Но нет, какой там.

Сестренка просто таила это в себе. Млин, это ведь так вредно. Может, найти психолога, чтобы помочь ей справиться с этим? Хотя с ней постоянно работали люди из органов опеки, этого явно было недостаточно. Да и откуда сейчас, в начале семидесятых найти грамотного психолога по детским проблемам? Тут ведь не просто стресс или депрессия. Налицо тяжелая психологическая травма.

Пока что я не мог сделать ничего другого, кроме как сидеть с сестренкой. Обнять ее и сидеть, пока не успокоится. И еще я дал себе слово быть с ней чаще. С наступлением осени бедняжка хандрила.

Может, завести для нее питомца? Кошку или небольшую собачку. Того, кто сможет утешить девочку в минуты непроглядной тоски. Помнится, она спрашивала несколько раз про собачку, еще когда были живы родители. А те постоянно отказывали. Почему бы теперь не исполнить ее мечту? Тем более, что это будет полезно.

Я так и сидел, пока Светка не уснула. Тогда уложил ее и укрыл покрывалом. Сам тоже отправился спать. У меня даже не было сил принять душ и поужинать. И еще я хотел потом встать и позвонить Маше.

Утром, когда проснулся, в окно светило яркое солнце. Дождливая погода прошла.

Надо же, я проспал утренний подъем. Такое случилось со мной впервые за долгие месяцы. Видимо, вчера организм получил нехилую дозу стресса. И мне потребовался гораздо больший отдых, чем обычно. Ну ладно, иногда надо дать организму отдыхать. Он этого заслуживает.

И еще я проспал звонок Маше. Зная характер девушки, я предположил, что она наверняка весь вечер ждала моего звонка. Потом обязательно позвонила сюда, домой.

Интересно, Светка брала трубку или нет? Если не ответила, тогда Маша тревожилась всю ночь обо мне. Не случилось ли чего? Почему я не позвонил, может угодил в аварию или опять с кем-то подрался.

Ну да, малышка, ты права. Я и в самом деле опять подрался. Когда бы тебе позвонить? Давай чуть позже, ты наверняка сейчас легла спать, подремать после тревожной и бессонной ночи.

Я заставил себя сходить на пробежку. Потом тем же гигантским усилием воли, скрипя зубами, заставил себя потренироваться. Мышцы болели, на теле после вчерашней драки остались синяки и ссадины.

Ну его к черту все дела. Подождут, ничего страшного. Сегодня останусь дома до обеда. Посижу со Светкой. Это важнее всего. Она еще спит, кстати. Видимо, сильно вчера умаялась.

После завтрака, часов в восемь, зазвонил телефон. Я поскорее поднял трубку, чтобы не разбудить сестренку.

— Ты как, уже поднялся? — это был Лебедь Юрий Борисович, директор «Орленка». — Приезжай ко мне, разговор есть.

— Не могу, только после обеда, — ответил я, покосившись в сторону комнаты сестренки. — А что стряслось? Все в порядке?

Директор вздохнул. Ну что там опять не слава богу?

— НОК и Спорткомитет придумали новый квалификационный отбор для Олимпиады. Состоится в скором времени. Надо готовиться.

Это что-то новенькое. Я думал, что мой статус чемпиона СССР и Европы позволит автоматически получить олимпийскую путевку.

— Вот так сюрприз, — присвистнул я. — Ладно, приеду. А когда и где, точно не известно?

Юрий Борисович закашлялся.

— Состоится в Риге. Когда — точно не знаю, но осенью. Будем выбивать туда авиабилеты и командировочные. Чтобы все было по правилам.

Я сразу вспомнил про Карпеева и автогонки.

— Подожди, Юрий Борисыч. Может быть, я туда своим ходом двину. На своей машине.

Никогда не думал, что соглашусь на предложение Славки, а оно вон как повернулось и закрутилось.

Глава 7. Форсаж

Мы выехали поутру. В четыре, когда на улицах еще темно. Погода последние дни стояла сухая и теплая. Скоро наступит бабье лето.

На душе все равно было хорошо. Настроение приподнятое, как всегда бывает, когда выезжаешь в дальнюю дорогу, а погода обещает быть отличной. На душе светло, хочется петь песни. И не важно, что впереди непонятные соревнования, вроде квалификационного отбора, который собрались проводить в кратчайшие сроки, не дав даже времени на нормальную подготовку.

Между прочим, пройдет этот отбор в два этапа, один в Риге, а второй — в Москве. На него будут уже допущены только те, кто прошел первый этап. Условия дурацкие и жесткие, но совершенно выше моего разумения. С другой стороны, если поглядеть на подготовку с точки зрения чиновников, то они явно хотят отсеять всех самых слабых. По их мнению, те, кто не смог вынести квалификационный отбор, явно не достойны представлять нашу державу на международной Олимпиаде в Мюнхене в будущем году.

Хотя многие боксеры и тренеры были недовольны таким решением Спорткомитета и НОК. Что же получается, теперь и звание чемпиона СССР для них не показатель? Для чего тогда вообще проводить чемпионаты? Но решение есть решение и его пришлось исполнять. Тем более, что его приняли не только в отношении бокса, но и борьбы, плаванья, а также художественной гимнастики.

Кроме того, наш директор «Орленка» Лебедь Юрий Борисович, повращавшись в околоправительственных кругах, сообщил, что это довольно странное решение связано с некой подковерной борьбой в министерстве. Кто-то специально протолкнул такое решение, чтобы протолкнуть дополнительно своих кандидатов на Олимпиаду, а затем использовать итоги Всемирных игр для зарабатывания карьерных очков.

Короче говоря, это политика, а туда лучше не соваться. Плохо только то, что нас, простых спортсменов используют во всех этих грязных разборках втемную.

А еще мне предстояли совсем не непостижимые моему пониманию автогонки, на которых, судя по рассказам Карпеева, можно не только легко ухайдохать машину, но и разбиться самому. С одной стороны, если судить строго, мне это совершенно не надо. Более того, это будет нарушать мой режим тренировок, да и вообще помешает мне участвовать в соревнованиях. Это вообще мне противопоказано.

Но нет, по какому-то непонятному сначала для меня убеждению, я твердо решил участвовать в автогонках. Машу это привело в ужас, поскольку я имел глупость по неосторожности проболтаться ей о своих планах. Светка тоже сначала расстроилась и хотела поехать вместе со мной, несмотря ни на что.

Но сестренку я обрадовал приобретением щенка. Помесь пуделя и дворняги, я нашел его в гараже у автослесарей, которые помогали модернизировать мою машину для гонок. Мать его была чистокровным пуделем, а потом принесла приплод от какой-то шустрой дворняги. Когда я тусовался в гараже механиков, эти щенки как раз там тыкались по всему двору, пищали, скулили и просили кушать.

Стоило мне только заикнуться о том, что я ищу щенка, как механики сами предложили мне выбрать любого понравившегося собакена. Тот, кого я выбрал, сам в этот момент уже подошел ко мне и ткнулся в ботинок. Конечно же, я выбрал именно его. Щенок получился совершенно черным и поэтому мы назвали его Черныш.

Когда я принес его домой и показал Светке, радости сестренки не было предела. Она визжала от восторга и вмиг забыла о своих горестях.

Кроме того, на время моего отъезда к нам снова приехала тетя Галя и дядя Миша, а еще каждый день должны были приезжать подружки Светки, ее одноклассницы.

Таким образом, на время проблема с тревогами сестренки была решена. Я пообещал себе уделять ей больше внимания после приезда, все вечера проводить дома, даже иногда в ущерб тренировкам. Само собой понятно, что в зимнее время, как раз когда и произошла трагедия с нашими родственниками, у сестренки могут разыграться рецидивы депрессии. А может даже и чего похуже, потому что она все-таки получила нехилую психологическую травму. Но что поделать, мне остается только в это время быть рядом с ней и постараться утешить.

Но вот разногласия с Машей так просто решить не удалось. Как только она услышала про гонки, то сразу оказалась категорически против них. Я даже удивился, почему она так твердо выступила против. Из-за этого мы с ней поругались, впервые после того, как стали парой.

— Ты не понимаешь, — сказала она в тот вечер, когда я сообщил ей о своем участии в гонках и мы с ней устроили жаркие разборки. — Я тебе говорю то же самое, что сказал бы мой дедушка. Это же тебе совершенно не нужно. Это будет отвлекать тебя от соревнований. Оно тебе надо? Ты никогда в жизни не занимался гонками, Великий Боже, да ты же даже под машину не залез ни разу, ты не умеешь ее ремонтировать и обслуживать. Что же ты хочешь добиться этими дурацкими гонками?

Совершенно верно, я уже тогда понимал правильность ее слов. Но как ей рассказать, что еще я ощущаю нечто другое? Что со времени смерти Егора Дмитриевича я чувствую себя как-то не так? Хожу, как опущенный в воду и совершенно не знаю, как мне быть дальше. Каждую тренировку мне приходится выдавливать из себя с силой, заставлять вставать себя по утрам, выходить на пробежку, ходить на занятия.

Может, все дело в пресловутой прокрастинации и мотивации? В прошлой жизни я всегда считал, что все эти дурацкие новомодные слова придумали только для того, чтобы прикрыть красивыми иностранными высказываниями простую истину — не хочется поднимать задницу с дивана и делать то, что надо делать. Вот и все. И в спортивный зал люди ходят с индивидуальными тренерами и коучами только потому, что они заставляют лентяев делать то, что сами они сделать неспособны. Я всегда презирал таких людей и считал, что у них нет силы воли.

Но вот сейчас я сам попал в такую ситуацию. Теперь, после того, как я в один год выиграл два чемпионата и почти достиг всего того, чего желал, мне очень трудно было сосредоточиться на достижении других целей. В особенности в отношении Олимпиады.

Да, мне очень хотелось попасть на эти Олимпийские Игры, но в то же время я иногда задавался себе вопросом, а это мне надо? Разве я уже не достиг всего того, о чем мечтает каждый мальчишка в СССР, который занимается боксом? И хотя я тут же сам себе отвечал, что нет, конечно же я достиг очень многого, но есть и другие, более высокие цели.

Та же Олимпиада, тот же чемпионат мира. У меня есть еще много непокоренных вершин, вот только очень страшно и лень туда забираться. И особенно трудно делать это сейчас, когда за спиной нет громкого крика Егора Дмитриевича, который мог заставить меня выполнять самые немыслимые и трудные задания. Маша, при всех ее достоинствах, конечно же, не могла заменить своего легендарного деда.

Я честно пытался все это время взбираться на эти вершины самостоятельно, но в последние дни почувствовал, что больше не могу. Не могу держать этот бешеный темп, не могу одновременно учиться и тренироваться. Я хочу насладиться жизнью, пока она проходит мимо меня, такого молодого и крепкого.

Ведь для того, чтобы пройти Олимпиаду мне снова надо погрузиться в тренировки с головой, отказаться от всего прочего, не замечать, что творится на улице и за окном. А я хочу притормозить и расслабиться.

— Ты не понимаешь, — ответил я Маше тогда. — Эти гонки для меня просто предлог для того, чтобы немного сбавить бешеные обороты, на которых работает мой организм. Я должен немного притормозить, чтобы мой мотор совсем не вышел из строя.

Маша тогда посмотрела на меня как-то по-новому. С некоторым даже презрением, я бы сказал.

— Вот уж не думала, что когда-нибудь услышу от тебя эти слова, — сказала она. — Ты ведь Рубцов Виктор, ты самый результативный боксер этого года. Ты новая звезда, ты взлетел вверх, как на ракете. Ты знаешь, как мой дедушка надеялся на тебя? Он думал, что ты возьмешь все цели, которые захочешь. Ты станешь самым великим боксером в истории. И что самое главное, он знал то, что у тебя для этого есть все данные.

Чтобы убедить меня, она подошла поближе, обняла и поцеловала. Потмо сказала:

— Понимаешь, Витя? Ты не можешь сейчас притормаживать. Я понимаю, что ты устал, что ты хочешь отдохнуть. Но ты сейчас набрал такой хороший старт, что тебе нельзя сбрасывать скорость. Ты сойдешь с дороги.

Я улыбнулся и тоже хотел ее обнять.

— Ну вот видишь, ты сама не заметила, как заговорила терминами из автогонок. Дорога, старт, скорость. Похоже, что мне все-таки суждено поучаствовать в этих гонках.

Маша тогда отпрянула от меня. Потом покачал головой и сказала:

— Нет, Витя, я так не могу. Ты меня не слушаешь. Я хочу тебе как лучше, а ты все равно идешь на поводу своей лени. Извини, но мы пока не можем общаться. Уходи. Пока ты не сможешь вернуть свое серьезное отношение к тренировкам, ты не можешь появляться в этом доме. Мой дед сказал бы тебе то же самое.

И она выставила меня, выставила, как нашкодившего котенка. Я тогда тоже вскипел от ярости и ушел, даже не стал мириться. И вот поэтому после этого все это время до моего отъезда мы с Машей не общались. Я не звонил ей, хотя мне было трудно не делать этого и она тоже не звонила мне.

Впрочем, тренировки и последующее переоборудование машины и так отнимали у меня все время. Кроме того, теперь я больше времени проводил дома, почти все вечера, делал со Светкой уроки и играл с Чернышом. Тетя Галя тоже частенько заезжала к нам и помогала готовить ужин.

Между тем, для подготовки автомобиля к гонкам и в самом деле пришлось внести в его конструкцию существенные изменения. Модернизировать пришлось и салон машины, ее двигатель и ходовые характеристики.

Чтобы найти грамотных мастеров, пришлось потрудиться. Впрочем, поскольку Славка Карпеев уже не впервые варился в автогоночном мире, у него уже имелись знакомства среди автослесарей, занимавшихся такими делами. Но найти мастеров все равно оказалось трудным делом.

Когда мы вышли на одних умельцев, оказалось, что они завалены заказами на месяцы вперед. Другие тоже были заняты. Третьи вообще отказались сотрудничать с нами по непонятными причинам. Славка потом выяснил, что они сами готовят машину для отправки на гонки и поэтому, конечно же, не хотели плодить конкурентов.

Наконец, после многочисленных попыток, мы нашли подходящих мастеров. Они и проделали всю работу по подготовке моей ласточки к гонкам. При этом, как я понял, они действовали по правилу, что самая хорошая запчасть в гоночном автомобиле — это та, которая не мешает разогнаться, поэтому они вытащили из машины все, что только можно было убрать.

«Волга ГАЗ-24» вообще-то не самая подходящая машина для того, чтобы гонять на ней по извилистой трассе. Маневренности, честно говоря, совсем маловато. Она больше походила на громадную и неповоротливую баржу, чем на юркую и проворную яхту. Но зато двигатель ее и количество лошадиных сил в нем давали возможность развить невероятную для нынешних времен скорость.

Все, чего можно было достичь, в основном, заключалось в следующем: это самый мощный форсаж двигателя путем увеличения оборотов и степени сжатия, облегчение веса автомобиля за счет безжалостного выкидывания всего ненужного, зажатие подвески, чтобы достичь еще большей устойчивости машины и разварка колесных дисков под широкие шины.

Кроме того, от своих щедрот мастера предложили сделать на кузове не совсем нужные и непродуманные аэродинамические ухищрения, вроде «юбок», молдингов, «фартуков» и антикрыльев. Все эти приспособления они вытащили из фотографий из модных западных журналов и настаивали на том, что их обязательно нужно произвести, иначе машина не выиграет даже первого круга.

Мне их аргументы, конечно же, были совершенно ясны и понятно, что эти новомодные скопированные ухищрения вряд ли смогут повысить скорость и производительность машины, но мастера так настаивали, что пришлось согласиться. Бедолагам было невдомек, что на Западе каждое такое приспособление тщательно проверяется на стендах и в лабораториях, их месяцами и годами тестируют на специальных дорогах. А слепое копирование, конечно же, не поможет, только навредит.

Но не мог же я им объяснить, откуда знаю это. Меня вмиг бы заподозрили в связях с капиталистическими автомобильными концернами, а мне в моем положении нельзя было кидать даже тень подозрения на себя. Некоторые мастера, правда, и сами были достаточно сообразительными, чтобы догадаться об этом.

Они тоже посмеивались над наивностью коллег и из-за этого в гараже иногда получались жаркие споры, доходило иногда и до драк. Мне приходилось разнимать спорщиков, пока они в запале ссоры не сломали мою машину.

Во всяком случае, все эти устрашающие штуки, делающие мою машину монстром автомобильных дорог, оказывали мощное психологическое воздействие. Сразу становилось видно, что моя машина не простая обычная тачка, а именно гоночная и теперь отправится покорять самые сложные и опасные трассы.

Вишенкой на торте преображения стало приспособление к моей «Волге» легких магниевых дисков колес от вертолета Ми-2. Для того, чтобы достать их, пришлось пройти целую эпопею, и это само по себе целая отдельная история.

Кроме того, с капота срезали ребра жесткости, причем сделав их не жестче газетного листка, а во всех скрытых кузовных панелях, которые не испытывали серьезных нагрузок при езде, мастера просверлили огромные дырки.

Когда дело дошло до подвески, механики расширили колею, вынули из рессор заднего моста несколько листов, а спереди подпилили пружины и поставили более толстый стабилизатор поперечной устойчивости. Таким образом мы добились того, что центр тяжести моей малышки ощутимо снизился, а реакции стали гораздо более шустрыми и не такими инертными.

Правда, после каждых пять тысяч километров подвеску нужно было шприцевать, но механики показали, как это делается, и вскоре я уже сам научился делать это за полчаса.

В итоге, моя баржа стала гораздо быстрее и оборотистей. Язык уже не поворачивался называть ее баржей. Это уже был маневренный военный катер. Правда, механики предупредили, что после доработок моторесурс резко снизился, зато форсаж мотора, конечно же, стоил того.

Что касается кузова, то туда мы приварили каркас безопасности. Внутрь вставили мощную силовую клетку из труб, которая защищала водителя и оператора при столкновении и перевороте автомобиля. Когда мы занялись этим, я только тогда и понял, в насколько серьезную передрягу влип и действительно могу покалечиться, а значит, совсем потом быть потерянным для бокса.

Но я уже зашел слишком далеко, чтобы отказаться от участия в гонках. Единственное, что я мог сделать, так это предоставить машину в полное распоряжение Карпеева, а самому остаться в сторонке, но сомневался, что пойду на это. Может быть, только в самом крайнем случае.

В остальном салон трогать не стали. Все-таки, по тем временам, он был очень даже ничего, всюду многочисленные пепельницы, есть радио и новомодная обивка.

Передние фары заранее заклеили крест-накрест по старомодной автоспортивной традиции, чтобы в случае столкновения осколки фар не рассыпались по всей трассе.

Отдельно стоит сказать о том, что при форсировании и переоборудовании машины механики проявили чудеса изобретательности в поиске и создании нужных деталей. Многие запчасти вытачивали сами на станке ближайшего завода по блату, расплачиваясь бутылками «Столичной». Хорошо еще, что в комплекте шел набор инструментов и самых разных приспособлений, включавший в себя даже шланг для прокачивания гидротормозов.

В итоге, когда моя «Волга» приехала на стоянку, осматривать ее собралась такая толпа, что местному участковому пришлось применять некоторую силу. Он умолял меня убрать машину со стоянки с глаз долой, потому что поглазеть на нее останавливались даже водители с дороги. Я поддался уговорам и перегнал малышку в гараж дяди Миши.

И вот теперь мы погнали на форсированной «Волге» в Ригу. Путешествие началось и я был полон самых радужных надежд и мечтаний. Но едва мы только выехали из города, как за нами, ревя сиреной, погналась милицейская машина.

Ничего не поделаешь, мы не стали корчить из себя преступников и скрываться от погони, хотя с легкостью могли сделать это. Я остановил машину и прижал ее к обочине. Милицейская машина остановилась за нами, из нее вышли два милиционера и направились к нам.

Глава 8. Поездка в Ригу

Чего милиции от нас надо, спрашивается? Неужто я недоглядел и превысил скорость? Хорошо, что в эти времена нет камер на дорогах и для того, чтобы доказать факт превышения, милиции приходится использовать радары, хотя и эти приборы сейчас не везде еще доступны.

Карпеев, сидевший рядом со мной, оглянулся и занервничал:

— Какого хера они нас остановили? Наверное, из-за внешнего вида машины решили докопаться. Ну, держись, Витя, начнут сейчас мозги компостировать.

Я и держался. Достал документы, вышел из машины навстречу гаишнику. Улыбнулся самой широкой улыбкой, что имелась у меня в запасе. Ничего, в случае чего постараюсь выкрутиться за счет своего чемпионства. Все-таки, я не просто так в Ригу еду, а по делу.

— Доброе утро, старший лейтенант Оничкин, — козырнул милиционер. — Документы, пожалуйста.

Что за советские, что в двадцать первом веке, их манеры остались все такими же. Требуют документы без объяснения причин. Хотя, надо признать, что нынешние, советские милиционеры гораздо более подтянутые, вежливые и спокойные ребята, чем их последователи полвека спустя.

И взятки, между прочим, не берут. Их можно победить только с помощью блата и связей, то есть козыряя знакомствами с высоким милицейским начальством или своим статусным положением. В этом советские милиционеры ничем не отличались от своих потомков полицейских в двадцать первом столетии.

— А что случилось, командир? — спросил я, протягивая документы. — Разве я что-нибудь нарушил?

Лейтенант делал вид, что внимательно рассматривает мои документы, но я видел, что у него что-то другое на уме. Что за чертовщина здесь происходит, кто может мне объяснить? Из милицейской машины с желтым кузовом и синими полосами вдоль каждого борта вылез еще один милиционер, только этот уже держал руку на кобуре.

Да вы совсем охерели, ребята? За кого вы меня принимаете? Я уже хотел возмутиться, но тут, как говорится, мне совсем повезло.

— Рубцов Виктор Анатольевич… — пробормотал милиционер задумчиво и полистал мои бумаги. — Рубцов, Рубцов… Подождите, вы что, тот самый Рубцов, что ли? Чемпион по боксу?

Уф, наконец-то. Сработала моя узнаваемость. Или даже, вернее, цепкая милицейская память на лица и фамилии. Все-таки, я не кинозвезда и не знаменитый политик, чтобы показывать меня каждый день по телевизору, поэтому со временем моя физиономия уже начала потихоньку забываться. Но в памяти милиционера я остался. Хотя, может быть, он занимался боксом и поэтому тоже запомнил меня.

— Он самый, — я постарался улыбнуться как можно шире. — Чемпион Советского Союза и Европы. Еду на отборочные соревнования в Ригу. Все в порядке?

Милиционер кивнул и улыбнулся в ответ. Обернулся, еле заметно качнул головой напарнику.

— Это Рубцов, тот самый боксер, представляешь? Помнишь, мы его выступление у Игорька смотрели?

Тогда напарник перестал напряженно смотреть на нас, чуточку расслабился, хотя и все равно был настороже. Что же, выучка у них совсем неплохая, вот только почему они приняли нас за преступников?

— Все в порядке, Виктор Анатольевич, — сказал милиционер, не слишком желая со мной откровенничать. — Так, небольшая проверка документов.

Он немного помялся, а потом застенчиво спросил, потянув чистый листок блокнота:

— А вы можете дать мне автограф? Я, знаете ли, собираю автографы знаменитых людей, если доведется познакомиться. У меня уже есть около двух десятков подписей. Ну, и ваша тоже не помешает. Вы ведь тоже у нас знаменитость.

Ну, это я с радостью. Приятно раздавать автографы, что ни говори. Тем более, гораздо приятнее расписываться на блокноте, чем в протоколе об административном правонарушении. Я расписался, написал пожелание, спросив имя и отчество милиционера. Он бережно спрятал листок в карман и сказал:

— Можете ехать дальше, Виктор Анатольевич. Желаю вам еще больше побед на ринге, достижений в спортивной карьере, как говорится. Я сам, знаете ли, немного боксом занимался, поэтому иногда слежу краем глаза за…

Он осекся, потому что в это время из машины вылез Карпеев. Мой приятель не стал ждать, повернулся, шагнул к нам, размахивая бумажкой и тоже спросил:

— Все в порядке, начальник? Мы же простые боксеры из спортклуба, едем заниматься в Ригу. А машина должна участвовать в автогонках, вот у нас есть официальное уведомление от организаторов, о том, что наш экипаж внесен в список участников.

Не знаю почему, но при виде него Оничкин насторожился, будто повстречал закоренелого рецидивиста, а не юношу, только недавно окончившего школу. Его милицейский напарник тоже снова напрягся, как будто Карпеев вылез с автоматом АК-47 в руках.

— Вы кто такой? — крикнул Оничкин. — Попрошу ваши документы, гражданин! И, пожалуйста, не двигайтесь с места.

Ого, как грозно. Уж не думают ли они, что мы перевозим десятки килограмм гашиша у себя в багажнике, а Карпеев главный наркокурьер по столице? Чего это они опять вдруг занервничали?

— Ладно, ладно, — покорно ответил Карпеев. — Стою, молчу, не двигаюсь.

Спрашивается, вот зачем ты высунулся из машины? Кого я не люблю в таких ситуациях, так это непрошеных помощников, которые вылезают из машины и встревают в твой разговор с гаишником. И мешают так хорошо начавшемуся и продолжающемуся диалогу. Он бы еще какую-нибудь корочку показал и попробовал утихомирить милиционеров. Ясно же, что в таких случаях обычно служители правопорядка напрягаются еще больше.

Оничкин подошел к моему другу, взял у него документы и тщательно осмотрел их, чуть ли не попробовал на зуб и не проверил под микроскопом. Потом убедился, что документы в порядке и сказал, с сомнением посмотрев на нас:

— Покажите, что у вас в машине, пожалуйста…

Да, теперь его благожелательность испарилась, как будто он поймал нас с поличным. Меня так и подмывало ответить, что в машине у меня руль и сиденья, как в неком криминальном фильме из будущего, но я благоразумно промолчал, не желая усугублять напряженную обстановку своим неуместным остроумием. Вместо этого я открыл дверцы салона:

— Пожалуйста. Вот пакеты с продуктами, сумки с одеждой. Кое-какие запчасти.

Оничкин заглянул в салон, внимательно его осмотрел, словно ожидал увидеть там спрятанный труп человека. Потом выпрямился и попросил:

— А теперь откройте багажник, пожалуйста.

Времена, когда можно было противоречить требованиям милиции и требовать адвоката или предъявления законного основания для такого осмотра, еще долго не наступят, поэтому я снова повиновался. Оничкин заглянул и в багажник, обнюхав каждую деталь и запчасти, а также канистры с бензином, которые у нас там были.

Кажется, он и в самом деле искал наркотики, но обычно для этого используют собак. Или в эти времена до этого еще не додумались, уж не знаю, как там у них дела в милиции.

Выпрямившись, Оничкин снова посмотрел на напарника и сказал нам:

— Ну что же, вы можете ехать дальше. Желаю счастливого пути!

Я не выдержал. Ладно бы, если я и в самом деле в чем-то был повинен. Но ведь мы вообще ничего не нарушили. Даже для нынешних времен это все-таки чересчур из ряда вон выходящий инцидент.

— А что случилось-то, начальник? Объясни уже, раз остановил. Вы что, перепутали нас с кем-то?

Оничкин оглянулся на напарника, потом посмотрел на Славку. Потом, видимо, решил, что ничего страшного не случится, если он объяснит, что происходит:

— Не так давно из государственного музея похитили ценную картину. Пришла информация, что ее могут тайком перевезти в западную часть страны для дальнейшей переправки за границу в Европу.

Все это хорошо, только при чем здесь мы? Уж где похитители картин и где мы, простые боксеры и автогонщики.

— А нас почему остановили? — спросил я с недоумением. — Лица наши показались подозрительными?

Оничкин снова поглядел на Карпеева. Судя по всему, физиономия моего приятеля и в самом деле его сильно беспокоила. Но он все равно ответил, видимо, чувствуя себя обязанным из-за того, что я дал ему автограф:

— Есть данные, что похитители могут воспользоваться участием в международных соревнованиях по автогонкам, для того, чтобы переправить картину за границу. Так что мы сейчас проверяем все гоночные машины, товарищ Рубцов.

Он козырнул нам и сказал на прощание:

— Ну что же, желаю вам удачно выступить на турнире.

Затем милиционеры уселись обратно в машину, объехали нас и быстро умчались по дороге. Скоро фары их автомобиля угасли в предрассветном полумраке.

Мы тоже не стали задерживаться. Уселись в машину и покатили дальше.

Некоторое время в салоне царило молчание. Я управлял машиной и снова невольно обратил внимание, что теперь моя «Волга» совсем по-другому набирает скорость. Словно огромный карт. Стоит только вдавить педаль газа до упора и машина сама начинает рваться вперед, монотонно урча мотором.

Ну, а если педаль только немного отпустить, как машина тут же реагирует на это, замедляет ход, а салон моментально наполняется прерывистым воем двигателя, протестующего против медленной езды, скрежетом трансмиссии и заднего моста.

— Слушай, а чего это они так на меня взъелись? — ошарашенно спросил Карпеев. — Он меня чуть не пристрелил на месте, ты видел?

Этот вопрос тоже интересовал меня. Интересную байку нам поведали милиционеры. Я был уверен, что Оничкин соврал. Не будет же он разглашать оперативную информацию первому встречному, будь он даже и знаменитый чемпион по боксу. Но, видимо, кое-какие крупицы правды здесь все равно имелись.

Некое преступление действительно произошло, причем милиционеры уверены, что преступники на самом деле из среды автогонщиков. Поэтому и проверили мою машину. Вот только чего они и в самом деле так осматривали Карпеева? Неужели он похож на кого-то из таких преступников? Или, чего хуже, не является ли он сам таким преступником?

Это был бред, о котором я даже не хотел думать и уже собирался рассмеяться над своей подозрительностью, а потом внезапно вспомнил, что пару недель назад Славка рассказывал о том, что ему очень нужны деньги. Крупная сумма, около тысячи, что ли. В «Орленке» он объяснял это тем, что хочет заплатить взнос для покупки машины, а мне потом признался, что на самом деле в пух и прах проигрался в карты. В каком-то катране.

Тогда я ему занял сотню, все, что у меня тогда было в наличии, а вскоре Славка вернул мне деньги с благодарностью, сказав, что рассчитался с долгами, достав нужную сумму у родственников. Вот только был ли он до конца откровенен со мной? Точно ли у родственников он достал деньги?

Там, где крупные проигрыши в карты, там может быть все, что угодно. И связь с криминалом в том числе. Уж не связался ли я, на свою голову, снова с каким-нибудь уголовником, который только прикидывается добропорядочным гражданином и спортсменом, а на самом деле является матерым бандитом и грабителем?

Отсюда и его настойчивое желание поучаствовать в гонках. Неужели он и в самом деле какой-нибудь грабитель и использует меня, как лоха, преследуя какие-то свои тайные цели? Вот не хватало мне еще этих забот на свою многострадальную голову.

— Да, действительно, — сказал я задумчиво. — Видимо, твоя рожа кого-то им напомнила.

Приятель пожал плечами и нервно усмехнулся. Мне кажется или с того времени, как мы повстречались с ментами, он действительно стал какой-то другой, более встревоженный и взвинченный?

Вот будет прикол, если он и в самом деле окажется преступником! Мало того, что я не так давно сдал милиции Петрика на блюдечке, так теперь и еще одного преподнесу, в качестве десерта.

Я потряс головой. Что за бредятина лезет мне в голову? Мой друг не может быть бандитом. Ничего до этого не выдавало в нем преступника.

— Ладно, проехали, — сказал Славка, махнув рукой. — Наверное, они и в самом деле искали кого-то похожего на нас.

После этого происшествия никто нас больше не беспокоил. Если все пойдет удачно и мы будем ехать со скоростью около ста километров в час, то к ночи можем доехать до Риги. Завтра у меня уже начинаются соревнования, так что мне нельзя опаздывать. Худяков и Лебедь уже будут там, так же как и другие участники отбора. Млин, надеюсь меня не поставят завтра же на бой, а дадут немного оклематься.

Ближе к обеду мы остановились на отдых, перекусили и поменялись местами. Теперь за руль сел Славка. Водил мой товарищ отлично, вот только слишком торопился и когда выезжал со стоянки придорожного кафе, чуток поторопился и чуть не зацепил мотоциклиста, с огромной скоростью несущегося по трассе.

Причем он был не один, а целая толпа, человек десять. В оправдание Славки надо сказать, что мотоциклисты выскочили из-за крутого поворота и были почти незаметны за деревьями, растущими у самого края дороги.

— Гребаные колясочники! — закричал Славка, хотя все байкеры, что проехали мимо нас, мчались на двух колесах. — Не смотрят, куда несутся!

Мотоциклист притормозил, хотя и уехал слишком далеко, развернулся и вернулся к нам. Он ездил на «Яве», которая звонко фыркала на дороге. Его товарищи уже умчались вперед, но он хотел разобраться с нами. Это был здоровенный парень, правда, без шлема, длинные волосы развевались на ветру.

Нам не нужны были разборки на дороге, поэтому я высунулся и крикнул:

— Извини, друг, не заметили!

Мотоциклист смерил нас презрительным взглядом, потом кивнул и снова умчался вперед.

— Чего ты перед ними извиняешься? — пробормотал Славка. — Они ездят без правил и думают, что хозяева дороги. Их надо давить без жалости и пощады, как крыс.

— Не думал, что ты такой кровожадный, — усмехнулся я и мы поехали дальше.

Впрочем, на этом дело не закончилось. Днем мы обогнали этих мотоциклистов, они отдыхали на речке неподалеку от дороги.

Ближе к вечеру мы решили снова остановиться у заправки и поужинать в ближайшей забегаловки. Славка дал к обочине, стремительно замедляя ход и снова чуть не сбил мотоциклиста, как метеор, ехавшего позади нас. Тот вынужден был проехать по обочине, поднимая клубы пыли. Потом он резко затормозил и упал в кювет.

Сзади подъехали его товарищи. Они помоглимотоциклисту подняться и оглянулись на нас. Потом слезли со своих железных коней и направились к нам.

Я поглядел на Славку и вздохнул. Нет, тут никак не обойтись без драки.

* * *

В это самое время к Риге подъехала другая «Волга», темно-зеленого цвета, также переоборудованная для гонок и даже украшенная на бортах порядковым номером «33». В машине сидели трое человек.

Главного среди них звали Сергей Будкин, но спутники знали его больше по кличке Препод. Он и в самом деле когда-то преподавал историю. Это был стройный пожилой мужчина, со складками на лбу. Правое ухо порвано, как будто в драке.

Впрочем, почему как будто, его и в самом деле чуть не отсекли ножом, когда пытались убить Препода. Это было давно, еще в молодости, когда он повздорил с другим бандитом.

Его товарищи были гораздо моложе. Одного звали Стас, другого величали Выкидуха. В одном из потайных отсеков машины они везли картину «Рафаэль и Форнарина» французского художника XIX века Жана Огюста Доминика Энгра. Произведение и в самом деле планировали переправить за границу.

— Значит так, — сказал Препод. — Стас, ты идешь узнать все насчет гонок. Выкидуха, ты следишь за картиной. Чтобы к машине никто не подходил, понял? Я тоже пойду по делам. Мне надо доложить, что мы благополучно прибыли и скоро можем приступить к операции.

Поскольку рука у него была тяжелая, а за то время, что они корешились, его подчиненные успели узнать, что Препод не терпит непослушания, никаких возражений не последовало. Они заехали на ночлег в один из арендованных домов, подготовленный Преподом заранее и оставили там машину с Выкидухой в салоне. Сами разошлись по делам.

Что и говорить, у них было много хлопот. Им предстояло решить много вопросов, для того, чтобы переправа картины за рубеж прошла без сучка и задоринки.

Глава 9. Какие приятные попутчики

— Гребаные таксисты, — сказал Слава угрюмо, глядя на приближающихся мотоциклистов. — Ну вот, допрыгались, сейчас нам морду набьют.

Да, это действительно были таксисты. Дело в том, что знаменитые рокеры, которые в Советском Союзе стали прообразом американских байкеров, еще только зарождались, как общественное явление. На просторах нашей необъятной родины оно было неразрывно связано с мотоциклами «ИЖ» и легендарной «Явой» из Чехословакии.

Этих двухколесных коней пока что еще не покупали молодые люди из студентов, а могли себе позволить таксисты. Они зарабатывали минимум полторы сотни в месяц, а водитель более высокого класса получал гораздо больше. Кроме того, многие из них попутно торговали водкой и контрафактными товарами из-за рубежа, получая от этого доход не меньше, чем от зарплаты.

Те, кто любил покуражиться на мотоциклах, носили фуражки-«восьмиклинки» и кожаные куртки, которые они приобретали у военных летчиков. Ну, а вечерами они собирались вот в такие группы и гоняли на своих непокорных железных конях, чисто для души.

Все это я знал, от ребят в мастерской. Они как-то чинили чехословацкий мотоцикл CZ «Чезет» с одноцилиндровым двухтактным двигателем объемом 250 кубиков, оставленный владельцем. И рассказали мне всю подноготную зарождающегося байкерского движения в СССР.

В этот раз таксистов было всего пятеро. Остальные, похоже, уехали вперед ил отстали, черт его знает. Нам повезло, что их тут только малая часть от всей их многочисленной стаи. Касок и шлемов нет, даже если бы и были, местные рокеры бы их все равно не носили бы, в знак того, что они идут против течения, что им многое позволено, из того, что недоступно простому покорному смертному.

И если двое из них, в том числе наш клиент, которого Славка уронил в пыль на обочине, были кряжистыми бородатыми парнями с внушительной мускулатурой, то трое остальных оказались обычными худощавыми дохляками. Впрочем, судя по их заносчивому и высокомерному виду, они вовсе не считали себя слабаками. Особенно, когда их почти вдвое больше. Наоборот, слабыми и беззащитными мотоциклисты считали именно нас.

Остановившись вплотную перед нашей машиной, так, что их невозможно было объехать, не задев, они стояли и молча глядели на нас. Да, эти ребята вполне могли себе стать предшественниками будущих байкерских банд. Взгляд неумолимо жестокий, лица бесстрастные, руки засунуты в карманы штанов. Позы обманчиво расслабленные, но я-то видел, что в случае чего они быстро могут пустить в ход гаечные ключи или монтировки. Этого добра у них наверняка хватает в загашниках.

Короче говоря, если получится, надо снова постараться урегулировать эту проблему мирным путем. Друзья, давайте жить дружно, как говорил кот Леопольд. Тем более, что все мы дети Матери Дороги и колесим по ней туда-сюда для достижения своих целей. Неужели нам так трудно будет договориться?

Кроме того, пытаясь все-таки избежать конфронтации, я в первую очередь преследовал свои шкурные интересы. Драка, само собой разумеется, вовсе мне не нужна. Зачем мне лишние проблемы с мотоциклистами, потом с ментами, организаторами соревнований и чиновниками спорткомитета или с любыми другими посторонними лицами? Не говоря уже о том, что я могу получить какой-нибудь увесистой железякой по башке.

Поэтому я сказал Славке:

— Сиди тихо и не вякай, — а сам вылез из машины, оперся локтем о дверцу, улыбнулся лучезарной улыбкой на миллион рублей и обратился к потерпевшим: — Мужики, вот честно, совсем нечаянно получилось. Мы торопились и задели вас. Приносим свои искренние извинения. Нам очень жаль, что так получилось. Недоглядели, сами понимаете, бывает. Все мы водилы, тем более должны уважительно относиться друг к другу. Ваши мотоциклы ведь совсем не пострадали, верно?

Так я говорил, а в душе все сильнее разгоралась надежда, что мне удастся договориться. Парни слушали меня очень внимательно, будто я рассказывал, где находится клад и как его можно отыскать. В конце концов, разве мы не находимся в благословенной социалистической эпохе, когда человек человеку друг и брат и не должен ссориться просто так?

Поэтому говорил я с большой надеждой на то, что все пройдет гладко. Ведь я еще вдобавок извинился, воззвал к их чувству принадлежности к крепкому дорожному братству, которое всегда поддерживает друг друга в пути. Разве у нас остались причины конфликтовать?

Но я зря распинался. Парни жаждали крови, это сразу стало понятно. Тот мотоциклист, что упал, угрюмо сказал мне:

— Ну что же, мы можем договориться. Вон, видишь мой мотоцикл? Он сильно испачкался, особенно сиденье. Просто возьми и оближи сиденье и тогда мы в расчете.

Я так надеялся на лучший исход, что сначала мне показалось, будто я ослышался. Но затем я всмотрелся в хмурое и в то же время насмешливое лицо байкера и понял, что он нисколько не шутит. Ах ты мерзкий подонок! Все мои миролюбивые намерения сразу испарились, как легкая пыль после проехавшего по трассе грузовика. Может, ты еще предложишь на коленях умолять тебя о прощении?

Впрочем, была еще надежда, что он все-таки прикалывается и поэтому я переспросил, просто на всякий случай:

— Че ты сказал? Повтори, а то я не расслышал.

Парни продолжали издевательски смотреть на меня.

— Оближи. Сиденье. Моего. Мотоцикла, — повторил здоровяк чуть ли не по слогам. — И еще можешь поцеловать мои ботинки, только тогда можешь быть свободен. Проваливай на свои гребаные гонки или куда ты там еще собрался. Хотя я сомневаюсь, что ты выиграешь там хоть что-то, ублюдок.

Его товарищи криво усмехнулись. Судя по всему, им очень понравилось предложение их коллеги. Ну, тогда все понятно, ребята. Хватит с вами церемониться. Наоборот, своим скулежом и извинениями я еще больше спровоцировал их на нападение.

Я сунул руку в карман и достал оттуда бинты. Захлопнул дверцу машины и отошел от нее подальше. Надо постараться не повредить машину в грядущей заварушке. Затем я начал наматывать бинты на кисти, туго-претуго. Помимо машины, нельзя повредить мои руки, мой самый главный и ценный актив.

Славка, сидевший за рулем, увидел мои маневры и сразу все понял. Бинтов у него под рукой не оказалось, зато гонора и дерзости хоть отбавляй. Он тоже выскочил из машины, захлопнув за собой дверцу и закричал:

— Ну что, жуки навозные? Чего надо? Рыла вам начистить?

И сам бросился в атаку на пацанов, любящих гарцевать на двухколесных коняшках. Причем, как я сказал, не озаботился защитить руки бинтами и даже не отошел от машины подальше, вот такой он был горячий парень. Эх, жаль я не успел его предупредить, чтобы в случае конфликта он убрался от моей черной малышки минимум метров на десять.

Само нападение Славки я тоже посчитал чересчур преждевременным и торопливым. Ну, кто же так нападает на врагов? Тем более превосходящих по численности. Надо было поступить немного по-другому. Подойти к дорожным воякам поближе, отвлекая их благодушными разговорами и только потом врезать ближайшему по сопатке. Вывести сразу его из строя и таким образом хоть немного уравнять шансы на победу. Ну, а теперь все эти замыслы полетели к чертовой бабушке.

Подлетев к группе мотоциклистов, Славка нанес ближайшему из них несколько быстрых боковых ударов. Каждый раз он ловко уклонялся от ответных ударов, приседал, уходил в сторону, а сам бил точно и сильно. Любо-дорого смотреть. Наши тренера поставили бы высшую оценку.

Один из противников тут же упал на дорогу, пораженный ударом в челюсть. А вот второй, здоровенный и шебутной, сам насел на моего приятеля.

Мне по «счастливому» стечению обстоятельств, попались трое остальных противников, в том числе и тот, что так любезно предложил мне отполировать языком сиденье его транспортного средства. Поскольку их было слишком много и и они разом бросились на меня, мне не осталось ничего другого, кроме как поступить совсем наоборот, нежели Карпеев. Короче говоря, я бросился наутек. Не помирать же мне молодым под их кулаками.

Убегать совсем и бросать Славку одного я, конечно же, не собирался. Все, что мне нужно, это побольше оперативного маневра. И чтобы были прикрыты тылы, а еще между мной и противником сохранялись хоть какие-нибудь препятствия.

Все это я нашел среди мотоциклов моих недругов. Но добрался я до них не сразу. Сначала рванул к тополям, растущим неподалеку, поскольку в этом направлении дорога была свободной. Затем, виляя между стволов деревьев, и проворно скрываясь от противников, я сделал резкий зигзаг и умудрился добраться до мотоциклов, стоящих на обочине.

Встал между ними, вполне справедливо рассчитывая на то, что будущие рокеры не посмеют причинить вред своим любимым железным коням. И я там буду в относительной безопасности. Устроившись там, я позвал преследователей:

— Ну, идите сюда, мерзкие ублюдки.

Кулаки сжал покрепче, чувствуя, как бинты стягивают кожу.

Мои преследователи, к счастью, бежали за мной гуськом. Собственно, именно этого я и добивался. Теперь я могу разобраться с ними по очереди. Первым сунулся один из тех самых худощавых парней, похожий на тощего крысеныша, темноволосый и смуглый. Никакого понятия о защите головы он не имел, и тут же поплатился за это.

Я встретил непрошенного визитера «двоечкой». Сначала прямой левой в голову и тут же боковой правой, сильный и заряженный, от бедра. Тоже по лицу.

Удар получился хороший, что надо. У меня аж кулак загудел от столкновения со скулой противника. Парень не успел увернуться ни от одного из ударов и взмахнув руками, рухнул на мотоцикл справа от меня. С грохотом повалил его.

Ну вот, а я так надеялся оставить их технику в целости и сохранности. Но не судьба, не судьба.

Вторым подбежал тот самый любитель наблюдать, как его мотоцикл облизывают со всех сторон. Здоровяк, что надо, кулачищи размером с мою голову. Этот тоже не слишком заботился о защите, зато тут же бросился в атаку, размахивая своими кулаками.

Я пригнулся, уходя от его ударов. В это мгновение мне, на удачу подвалил неожиданный приятный сюрприз от первого поверженного мной противника. Он как раз пытался подняться с земли, стараясь отлепиться от мотоцикла, на который свалился.

А поскольку сопровождался этот процесс интенсивным маханием ног и другими нелепыми телодвижениями, то ничего удивительного, что он тут же поставил подножку своему здоровенному товарищу, как раз устремившемуся в отчаянную атаку на меня.

Подарок получился приятный и неожиданный для меня. Здоровяк споткнулся, упал повалился прямо под мои удары, которыми я приготовился потчевать его. Я, конечно же, не стал мелочиться и отсыпал ему сразу «троечку». Все боковые удары, потому что противник уже падал и надо было бить по нему максимально быстро, как по надвигающейся груше.

Бам, бам, бам! Я целил в корпус, по его необъятному животу и один из ударов как раз угодил в солнечное сплетение. Здоровяк охнул на лету, повалился на бок возле меня и скорчился в позе эмбриона. Хорошо хоть, что большой палец в рот не засунул и не начал сосать.

Остался последний, самый осторожный или нерасторопный мотоциклист. Глядя на его испуганное лицо, я похвалил себя за сообразительность. Молодец, Витя, возьми с полки пирожок.

Все-таки, я сделал правильно, когда не сразу принял бой, а немного попетлял по местности и, в конце концов, сразился с врагом в узком перешейке между мотоциклами. Это дало мне возможность расправиться с ним по очереди, сведя на нет их численное преимущество. А если бы я остался у машины, то вполне мог бы подвергнуться единому натиску превосходящих сил противника.

Вот какой я молодец, решил я, видя, что последний воин дороги остановился передо мной в нерешительности. Ну да, я бы тоже засомневался, если бы тот, кого мы считали легкой и законной добычей, вдруг взял и мгновенно расправился с твоими соратниками. А теперь стоит перед тобой с ледяной улыбкой на лице и готов завалить тебя самого.

Клянусь, я бы в такой ситуации не счел бы позором немедленно отступить, чтобы сохранить свою задницу в целости и сохранности. Что мой последний противник и сделал, повернувшись и стремительно обратившись в бегство.

Я вздохнул с облегчением, потому что сражаться до последней капли крови вовсе не входило в мои планы. Достаточно того, что мы разогнали противников и временно вывели их из строя.

Поглядев в сторону Карпеева, я убедился, что он тоже вполне успешно расправился со своим противником. Первого, как я уже видел, он сразу завалил, а вот второй оказался покрепче и с ним пришлось повозиться. Но все равно, к тому моменту, когда я освободился, Славка уже сумел ловким хуком покончить со своим верзилой.

— Ну, ты как? — спросил он, тоже поглядев на меня и дыша, как загнанная лошадь. Потом поглядел на двоих мотоциклистов, валяющихся у моих ног и еще одного, улепетывающего по дороге и поднял большой палец вверх. — Молодец, крепок оказался. Хотя чего еще ждать от чемпиона?

Но я не разделял его радости. Огляделся и указал на нашу машину.

— Славка, уходим отсюда поскорее. Сейчас сюда приедут их дружки и вздрючат нас по-полной.

Карпеев не стал спорить со мной. Слава Богу, у него остались крупицы здравого смысла.

— Верно говоришь, — заметил он. — Верно, надо брать руки в ноги и тикать отсюда.

Единственное, что нас задерживало, это необходимость заправиться. К счастью, в баке еще осталось литров двадцать бензина и этого должно было хватить до Риги или ее окрестностей. Кроме того, у нас еще была в багажнике двадцатилитровая канистра, полная бензина. Поэтому, когда Карпеев спросил:

— Ну что, будем заправляться и ужинать? — я покачал головой в ответ.

— Нет, конечно, валим отсюда.

Не доверяя теперь руль своему горячему другу, я сам уселся за водительское сиденье. Рванул с места, подняв огромную кучу пыли и мгновенно помчался по трассе. Мотоциклы и валяющиеся рядом тела в ту же минуту остались позади. Мотоциклисты так и валялись на земле, страдая от полученных ран.

Мы отъехали еще дальше и когда я немного вывернул руль на повороте, то ощутил легкую, но пронзительную боль в кисти. Ну вот, только этого еще не хватало! Я покрутил рукой туда-сюда и когда вывернул посильнее, сразу снова ощутил боль.

Вот зараза! Кажется дала знать о себе старая травма руки, с которой я дрался против Мазурова. Видимо, я все-таки неловко ударил кого-то из противников во время недавней драки. Черт, черт, черт!

Эти травмы непредсказуемы, как весенний шторм. Могут утихнуть за пару часов, а могут превратиться в очень серьезную проблему. Например, завтра перед боем вся рука может опухнуть, как будто ее искусал целый рой злобных ос.

И тогда все, прощай квалификационный отбор! Прощай, Олимпиада!

Я остановил машину, достал аптечку и туго перебинтовал больное запястье. Больше ничего не поделаешь. Надо держать руку в покое, а для этого придется на время забыть о вождении. Поэтому я сказал Карпееву:

— У меня болит рука, теперь ты садись за руль. Только, ради Бога, не влезь в какую-нибудь еще передрягу на дороге.

Славка послушно вылез из машины и мы поменялись местами. Затем поехали дальше, теперь уже без остановок.

Погода стояла чудесная. Солнце уже село за горизонт, но воздух, врывающийся в окошко, был чистый и свежий. Даже после захода солнца еще долго было светло. Когда стемнело окончательно, мы остановились у заправки, потом перекусили в кафе неподалеку. Многие надписи на придорожных плакатах, повествующих об успешном строительстве коммунизма в стране, шли на русском и латвийском языках. Подкрепившись, мы поехали дальше.

Мало того, что мы хотели избежать столкновения с остальными мотоциклистами, так еще и вдобавок зверски устали. Поэтому мы намеревались как можно быстрее добраться до пункта назначения и устроиться на отдых. Я ни о чем так не мечтал, как окунуться в горячую ванну и потом рухнуть в постель.

В итоге, наше путешествие наконец завершилось и ближе к полуночи мы въехали в Ригу.

Глава 10. Перекрестный удар

Утром рука чувствовала себя превосходно. Вот чего я опасался больше всего, так это травмы. Того, что травма перечеркнет все те усилия, что я предпринял для того, чтобы попасть на Олимпиаду.

Хотя, если вдуматься, пока что я еще ничего особо не сделал. Думал, что попаду на главное спортивное шоу планеты просто так, за былые заслуги. И возможно, где-то морально не был готов, что за получение олимпийской путевки тоже придется бороться.

В последнее время я даже серьезно нарушил режим тренировок, ссылаясь на подготовку «Волги» к гонкам и необходимость проводить больше времени со Светкой. Эх, Егор Дмитриевич мне за это бы голову снял, а сейчас пока что все сходило с рук.

Проснулся я в своем номере в гостинице от настойчивого стука в дверь. Открыл, а на пороге Худяков.

Лицо удивленное и тоже слегка помятое. Готов побиться об заклад, что вчера после нашего разговора он пропустил пару стаканчиков у себя в номере.

А может, даже и не пару. И не стаканчиков. Хотя нет, во время соревнований много он тоже не пил, умел держать себя в руках. А то сейчас не сумел бы подняться пораньше.

— Ты чего это, дрыхнешь, что ли? — изумленно спросил он. — На пробежку не вставал еще?

Да, каюсь, сегодня я опять пропустил утреннюю пробежку и тренировку. Проснулся было в пять утра по привычке, но потом подумал, что сегодня не мешало бы отдохнуть после вчерашнего трудного переезда и перевернулся на другой бок.

Потом заснул так крепко, что даже не слышал собственного храпа. И вот теперь проснулся от визита тренера.

— Да рука что-то побаливала и я подумал, что лучше отлежаться, — на ходу придумал я причину. Хотя, как уже успел заметить, рука чувствовала себя отлично. Никакой боли. Поэтому я счел нужным добавить и поднял кисть вверх: — А вот сейчас все хорошо. Уже не болит.

— Да, серьезно что ли? — неприятно поразился Худяков. — Все равно надо показаться врачу. Как бы тебя не сняли с сегодняшнего поединка. Смотри, с этим шутить нельзя. Может, у тебя там трещина в кости. Я еще вчера подумал об этом, когда твои билеты увидел.

Да, вчера мы успели встретиться и многое обсудить. А особенно предстоящие поединки. Их будет пять, и все с самыми именитыми и опытными боксерами страны.

Да, заруба на ринге предстояла жесточайшая. Например, сегодня мне выпала честь сражаться с Олегом Линьковым, у него титулов и регалий больше, чем средневекового принца крови.

Многократный чемпион РСФСР, бронзовый призер прошлогоднего чемпионата Европы, серебряный призер чемпионата СССР, победитель многочисленных Спартакиад, вроде соревнований социалистических стран или дружественных армий СССР. И прочая, прочая, и прочая.

Опытный и матерый, как говорится. Старше меня лет на семь. Правда, как я заметил, золотых наград у него немного. С чего бы это, спрашивается?

— Он очень грамотный боец, — сказал Худяков вчера, когда мы обсуждали первый поединок. — Знаком почти с любой ситуацией на ринге. Переиграть его будет очень трудно. Но, я думаю, ты все-таки техничнее его.

Мы разговаривали еще час и выработали кое-какой план. Лег спать я около двух часов ночи.

— Сейчас рука в порядке, я чувствую, — заверил я тренера. — Пойдем завтракать.

Я умылся и переоделся. Мы спустились вниз в кафе при гостинице и подкрепились яичницей с сосисками и ароматным кофе. Я искал глазами Карпеева, но мой приятель еще с раннего утра должен был уехать на специально построенный автодром в местечко Бикерниеки.

Там и проводились гонки. Наверное, он еще до сих пор там, оформляет наше участие.

Худяков выпил крепкий кофе без молока и пришел в себя. Он посидел на месте минут пять, прислушался, что происходит в организме и, наконец, бодро сказал:

— Ну вот и отлично. Давай, заканчивай жрать, поехали на соревнования.

Я поднял руку, призывая его немного подождать.

— Минутку, я только звякну домой.

Я позвонил домой и убедился, что Светка уже проснулась и позавтракала. В трубке слышался звонкий лай щенка. Тетя Галя готовила обед, а дядя Миша еще спал.

Потом я хотел позвонить Маше, но передумал. Потом, после турнира. Заеду, постараюсь помириться. Сейчас, когда я готовлюсь еще и выступать на гонках, разговор с девушкой совершенно бессмысленный.

Наши отборочные турниры проходили в новеньком Рижском Дворце спорта по адресу Кришьяна Барона, 75. Снаружи здание Дворца спорта было облицовано алюминиевыми плитами, интерьер отделан светлой керамикой и акмиграном.

Приятно проходить соревнования в свежем здании. Надеюсь, сегодня я вырублю соперника.

В одном из залов, выделенном для проведения турнира, уже собрались боксеры. Их собралось немало, около полусотни человек, поскольку отбор проводили в каждой весовой категории. Некоторые лица мне были уже знакомы, некоторых я видел в первый раз.

Между прочим, когда мы искали зал, то наткнулись на другие помещения, где проводились точно такие же отборочные соревнования для гимнастов и борцов. Судя по всему, этот Дворец спорта выбрали для проведения первого этапа отбора.

Нам кратко объяснили правила и отправили проходить регистрацию. Зрителей почти не было, что делало соревнования похожими на учебные поединки.

Я сменил одежду в раздевалке. Рядом переодевались другие боксеры. После жеребьевки выяснилось, что у меня есть еще пару часов до того, как наступит моя пора драться с противником.

Линькова я уже видел краем глаза. Боксер чуть выше среднего роста, спокойный, уверенный, только переносица немного изогнута, видимо, ломали несколько раз. Глаза карие, волосы русые. Толстые губы.

Пока мы ждали начала боя, я думал, как быть с соперником. Как и обычно, перед началом я чувствовал легкое волнение.

Зрителей нет, разборки чисто между своими. Тот, кто победил, получит право поехать в Мюнхен в следующем году и выступать от имени СССР. Линьков грамотный и техничный. Опытный. Его можно поймать только на очень изощренный прием.

Оставшееся время я смотрел выступления других боксеров. Подмечал фишки и приемы соперников. Наконец, настало время и моего боя.

Когда после всех процедур, вроде взвешивания и осмотра, я взошел на ринг, то до сих пор не мог отделаться от ощущения, что все это учебный, ничего не значащий поединок. И в случае чего, этот бой всегда можно будет переиграть.

Я тряхнул головой, стараясь избавиться от этого дурацкого ощущения. Линьков до ринга ходил вроде спокойно, общался со мной дружелюбно и даже уважительно.

А сейчас вдруг задвигался стремительно и резко, как злобный зверь. Заработал руками в воздухе, нанося короткие загребущие удары, свирепо поглядывая на меня. Ух ты, какое преображение. Надо же.

Я, по своему обыкновению, постарался сделать жалкое и испуганное лицо, будто бы впечатлен его демонстрацией ярости. Уставился в пол, изредка поднимал взгляд, смотрел на Линькова мельком и тут же опускал взгляд вниз. Короче говоря, строил из себя испуганного мальчишку.

Рефери позвал нас, объяснил правила, убедился, что мы готовы.

Линьков презрительно усмехнулся.

— Хватит ломать комедию, Рубцов, — сказал он. — Я уже прекрасно знаю твои повадки. Ты меня не проведешь.

Ох ты ж, зараза, какой лютый и шустрый. Сначала я и в самом деле хотел последовать его рекомендации, но потом передумал. Состряпал еще более жалостливую физиономию и опустил взгляд в пол.

Когда играешь в покер, твои карты всегда стараются вытащить на свет божий, причем раньше времени. А твоя задача как можно больше скрывать истинное состояние дел, до тех пор, пока не придет время открывать карты.

Только когда это будет, должен решать я сам. А не Линьков.

— Бокс, — сказал рефери.

Линьков тут же начал продвигаться ко мне плавными быстрыми шажками. Я был уверен, что он начнет с разведки моих умений и не ошибся.

Как и всегда, противник хотел атаковать меня джебами. Но я сам пошел в атаку. Не на прорыв, а тоже, ринулся в разведку боем.

Как меня предупреждал Егор Дмитриевич, самый первый бой и его начало — это самая важная часть. Именно в это время судьи и соперники оценивают твое состояние, решимость и волю к победе.

Это потом можно уже уйти в глухую оборону, держать удар и прятаться в крепости. Сейчас, в самом начале, надо атаковать противника, показать всему миру, что ты не боишься его, готов отведать его крови.

Что я и сделал со всей радостью. Напал на Линькова лавиной джебов.

Что и говорить, все тренеры, начиная с тех, что были в моей прошлой жизни и все тренеры в нынешней, всегда повторяли одно и то же: «Джеб это самый важный удар в боксе».

Теперь, после того, как я кое-чего добился в этом виде спорта, я вынужден признать, что они все были правы. Самое главное — это научиться попасть по противнику джебом.

Многие недооценивают ценность джеба, а ведь это самый длинный, быстрый и безопасный удар. Это как гребаная гаубица, бьющая на дальнее расстояние, пока сами твои окопы остаются недосягаемыми для вражеской артиллерии. Джеб — это лучший способ вскрыть оборону противника.

Короче говоря, на атаку Линькова я ответил собственной. Это даже получилось не контрнападение, а взаимная перекрестная атака. Мы сразу схлестнулись в быстром обмене прямыми ударами. Причем сначала даже просто джебами, одной левой рукой.

Получилось интересно. Я ударил левой два раза подряд, Линьков тоже. Но сразу после этого я не стал медлить и атаковал кроссом. Противник как раз выстрелил контрударом, сильно и жестко, задел мою челюсть и заработал себе балл.

Но в то же время он совершил ошибку. Линьков ожидал, что я снова атакую джебом, будучи уверен, что отобьется от слабого прямого удара, но я пробил кросс.

Хватит, малыш, гладить тебя ласковыми примерочными ударами левой рукой. Настало время кое-чего посильнее. А то ты, видимо, и в самом деле поверил, что из меня можно безнаказанно выбивать дух прямо на ринге.

Теперь пробивал сильные «двоечки» джеб-кросс. Тоже почти с одинаковым интервалом и синхронно, чтобы Линьков привык к этому ритму. Пусть он поймет, что вскоре ему будет немножечко больно. Пусть поймет, что его защита не так уж и непробиваема.

К моей досаде, Линьков отлично это понял. Мне же ясно дали понять, что он грамотный и техничный парень. Опытный охотник за скальпами противников. В ответ на мои удары он отвечал пушечными выстрелами прямых ударов.

Заруба и в самом деле получилась нехилая. Если бы дело шло в зале, полном зрителей, вокруг стоял бы оглушительный шум. А так другие боксеры молча смотрели, как мы колотим друг друга.

Это действительно походило на спарринг. Прямо легко перепутать.

В середине раунда мы остановились. Стояли друг напротив друга и тяжело дышали. Да, разведку боем можно считать оконченной.

Я прощупал противника. Линьков оказался сильным и грамотным бойцом, вот только я заметил у него интересную особенность: перед тем, как ударить, он чуточку опускал плечо.

Как будто брал разбег и старался немного присесть для удобства. Я следил за ним на протяжении целой минуты, пока длилась вся первоначальная схватка и был уверен, что это вовсе не обман, а настоящий непредумышленный рефлекс.

Теперь по движениям плеч я мог предвидеть, когда будет следующий удар или атака. Отлично.

Я снова атаковал противника и разбавил свои «двоечки» джеб-кросс выбрасыванием хуков и апперкотов. В зависимости от обстановки.

Теперь мы находились на ближней дистанции. Я бил «двоечку», потом уже не отходил назад, прервав атаку. Нет, наоборот, я продолжал атаку добавлениями новых ударов.

Я же говорил, что до этого специально приучал соперника к своему ритму. Сейчас я намеренно ломал этот ритм, выкидывая новые удары.

Новая тактика сразу принесла плоды. Я предвидел атаки Линькова, а он оказался не совсем готов к моим боковым ударам. Раза три-четыре мне удалось хорошенько влепить ему в голову, и один раз по корпусу в районе печени.

Возможно, в другой ситуации я мог бы и победить нокаутом уже сейчас, но проклятый Линьков еще был полон сил и задора.

Во-первых, он все еще ловко уворачивался от моих атак. Во-вторых, он сам тут же переходил в контратаку и теперь уже мне приходилось защищаться. Впрочем, надолго его не хватало, так как я тут же останавливал его расчетливыми джебами.

Наконец, звякнул гонг, раунд закончился. Я вернулся в свой угол, тяжело дыша. Линьков тоже не выглядел свежим, будто только что вылез из бассейна.

Он тоже ушел в свой угол, а я постарался рухнуть на свой стульчик, чуть его не развалив. На самом деле я не скажу, что прямо так уж устал, нет.

Как обычно, я использовал иллюзии. Пусть соперник думает, будто я загнан до смерти, как скаковая лошадь.

— Молодец, работай еще быстрее, — сказал Худяков сзади, массируя мне плечи. — Этот раунд за тобой. Все смотрят на тебя и думают, почему ты так вяло двигаешься? Ты же молодой. Завали этого старика. Мы же с тобой вчера договорились.

Ну, как сказать. То, что запланировано до сражения, не всегда можно реализовать во время самой битвы. Я чувствовал, что быстрым темпом Линькова не сбить с толку. Он просто уйдет в глухую защиту, заставит меня выдохнуться, а потом спустит шкуру.

— Посмотрим, — глухо ответил я и сплюнул воду, которую мне дали, чтобы промочить горло. — Он хорош, очень хорош. С ним надо держать ухо востро. Не надо торопиться.

К счастью, Худяков доверял мне. Поэтому он не стал настаивать, а спросил:

— Как твоя рука? Если что, сразу скажи, мы тебя накачаем болеутоляющими. Я постараюсь добиться, чтобы тебя не выпнули из числа участников из-за травмы.

Я пощупал руку и ответил:

— Пока все вроде хорошо.

Рефери вызвал нас на следующий раунд. Я поднялся и подошел к центру, но по дороге споткнулся. Успел выровняться, подошел к рефери. Не знаю, как это выглядело со стороны, но вроде бы Линьков и в самом деле поверил, что я выдохся.

Рефери проверил нашу готовность, потом махнул ладонью:

— Бокс!

На этот раз раунд начался в гораздо более медленном темпе. Я снова дождался, пока Линьков пойдет наверняка в атаку и сбил ее своим контрнаступлением.

На этот раз я не пробивал кучу ударов, нет. Джеб в корпус, тоже против обыкновения, вместо головы. Потом кросс в голову.

Уклон от атаки Линькова и снова жесткий удар в корпус. Этот последний мой удар оказался вполне удачен и прошел в живот. Линьков согнулся от боли и я добавил ему боковым по голове.

Бумц! Удар получился хлестким. Несильным, но метким. Линьков попятился назад, не удержался и упал. Я тут же отскочил назад, предоставив рефери возможность открыть счет.

Рефери стоял рядом с лежащим противником, поднимал и опускал руку:

— Один, два, три, четыре…

Нет, Линьков еще силен. Я и не рассчитывал, что вырублю его в этот раз. Я сам чувствовал, что удару чуток не хватило мощи, чтобы уронить соперника в нокаут. Ничего, в следующий раз я это сделаю.

Противник пошевелился и встал. Потряс головой, ударил себя открытой стороной перчаток по макушке и завращал зрачками. Пришел в себя и поглядел на меня.

Да, мой друг, это случилось. Сейчас ты ощутил на себе, каково это, драться с Рубцовым. Если ты хочешь, я угощу тебя добавкой. На сегодняшний обед тебе приготовлено множество блюд.

Рефери убедился, что Линьков в полном порядке. Позвал нас к центру, снова махнул рукой:

— Бокс!

Если противник ожидал, что я буду давить на него и стараться выжать максимум из сложившейся ситуации, то он ошибся. Линьков поднял руки вверх, скрючился, укрывшись в глухой защите.

Правильно, на твоем месте я бы тоже спасался вот так. Ощетинившись пиками кулаков. Зорко глядя из-за амбразур предплечий. Укрываясь за щитами плеч и локтей.

Но тебе никуда не деться. Теперь я уже полностью отказался от парочек джеб-кросс. Все что угодно, разнообразие атак.

Кросс справа, хук левой. Два правых кросса. Теперь два левых хука. Линьков забыл о контратаке и думал только о защите. Напрасно его тренер орал из угла:

— Олежка, иди в бой! Дай ему! Начинай атаку.

Нет, Линьков твердо решил переждать грозу в обороне до конца раунда. Ну что же, ему это удалось.

Я, впрочем, тоже не торопился. Помнится, как-то во время одного боя меня поймали. Вот также, когда я думал, что выиграю и хотел закончить дело нокаутом. До окончания раунда.

Нет, так не годится. Я хорошо усвоил тот урок. Нокаут тоже должен созреть. Как яблоко, готовое сорваться с ветки. Если слишком торопиться, можно только сломать дерево и ничего не получить.

Поэтому я опасался контрударов Линькова и атаковал его, не забывая о защите. Он, видимо, тоже рассчитывал, что я увлекусь и раскроюсь. Под конец раунда попробовал вдруг перейти в бешеную атаку.

К несчастью, движением плеч он опять выдал свои намерения. Теперь уже я ушел в глухую защиту. Даже повис на нем, уходя в клинч. Линьков оттолкнул меня, но раунд уже закончился.

В следующем раунде не произошло ничего неожиданного. Я снова поймал противника в ловушку ритма и опять уронил в нокдаун. Его ответная контратака опять провалилась.

Когда все раунды закончились, Линьков все еще стоял на ногах. Но по очкам я здорово обошел его. Это признали все судьи и присудили мне победу.

Мои знакомые боксеры чуток похлопали и подали мне руку, когда я спустился с ринга. Вот и все. Зрителей нет, никаких оваций и эмоций.

Зато я увидел Карпеева, стоящего неподалеку. Бледного, как смерть. Он подошел ко мне и шепнул на ухо:

— Выйдем, надо срочно поговорить.

О нет, Славка, только не говори мне, что успел разбить мою «Волгу» в хлам!

Глава 11. От скорости захватывает дух

Мои опасения насчет раскурочивания машины вдребезги оказались напрасными. Что же ты так сомневаешься в товарище, Витя? Славка не захотел поведать мне свою страшную тайну в просторных коридорах Дворца спорта и потащил меня на улицу.

По дороге он шел, внимательно оглядываясь по сторонам, многозначительно прикладывал палец к губам, призывая таким образом к молчанию. Ого, да здесь прям секреты высшей категории, после которых их носителя желательно сжечь и развеять пепел по ветру.

Мы прошли мимо остальных помещений, поздоровались с другими участниками соревнований и вышли на улицу.

К моему великому облегчению, моя чернобокая малышка «Волга» чувствовала себя превосходно. Машина была припаркована у обочины улицы и стояла, как магнитом притягивая к себе взоры прохожих. Полвека спустя рядом с такими будут не просто стоять и осматривать, а фотографироваться хорошенькие девчонки в коротких юбочках.

Жаль, что сейчас уже осень и слишком прохладно, чтобы лицезреть подобное восхитительное зрелище. Я уже и сам тут же поежился, потому что остался в боксерских шортах и майке, а на улице уже ощутимо тянуло пронизывающим ветерком.

Мой приятель не мог долго терпеть вынужденного молчания. Он весь извелся от желания поделиться со мной страшной тайной. Мы отошли чуть подальше от здания и он выпалил:

— Витя, я видел этих контрабандистов!

Каюсь, сначала я не понял, о чем он толкует. Я настроился услышать какие-то новости насчет гонок. Может быть, инсайдерскую информацию о том, кто должен быть победителем первого заезда. Или историю о том, что игроки подпольного тотализатора, если таковые здесь присутствуют, поставили миллион рублей на выигрыш болидов «Динамо» или ЦСКА. Поэтому я недоуменно переспросил:

— Кого ты видел? Каких таких контрабандистов?

Карпеев заговорщики огляделся и больно толкнул меня локтем в бок.

— Ты издеваешься, что ли? Конечно, тех самых, которых разыскивает милиция. Из-за которых нас чуть не повязали в Москве. Ну, которые картину похитили.

Ого, вот это уже совсем другое дело. Я вздрогнул от неожиданности. Хотя, вполне возможно, что это было от ледяного ветра, изредка налетающего порывами на меня. Да, теперь я вспомнил рассказ старшего лейтенанта Оничкина, поведавшего мне вполне себе детективную историю о похищенной картине.

Какие-то картины, грабители, тайная переправа ценностей через границу… Прямо какой-то низкопробный детектив, позвольте пожаловаться. Я не удивлюсь, если вскоре в багажнике машины, участвующей в гонках, обнаружат труп водителя. Или он выпадет из машины прямо во время соревнований, вызвав всеобщий переполох.

— И где же ты их видел? — спросил я, издевательски усмехаясь. — Они сидели рядом с тобой в кафе и громким шепотом разговаривали о том, как бы незаметно переправить картину за рубеж? И при этом оглядывались по сторонам, не желая, чтобы из подслушали? Но тебя при этом не заметили?

Карпеев не обратил внимания на мою насмешку. Вернее, он был так взволнован, что ему было не моего скепсиса.

— Да, все именно так. Только я видел их на гонках и мне повезло услышать их разговор, когда я ждал очереди на регистрацию на стоянке. Я лежал в машине на заднем сиденье, окна открыты, а меня самого не было видно из-за передних спинок.

Я снова поежился и потер плечи. Вот ведь тайны Мадридского двора. Обязательно ради этого было тащить меня на улицу?

— И? — спросил я, чтобы он говорил быстрее. — Что же ты услышал?

— И там стояли двое мужиков, — продолжил Карпеев. — Один из них, такой пожилой, с сединой, сказал другому: «Сегодня здесь что-то много ментов. Встреча с Метеором отменяется». А второй, такой: «А че с картиной делать? Обратно в дверцу пихать? Я ее тогда запарился вытаскивать». Вот тут-то я и насторожился.

Ну, еще бы. Как же тут не насторожиться. Хорошо еще, что злоумышленники не потащили холст через саму гоночную трассу и не попросили Славку поглядеть за машиной, пока они передадут картину иностранцам. Хотя, если серьезно, то вполне возможно, что мой друг действительно напал на след злоумышленников.

Вот только чего он ко мне прибежал? Как будто я председатель областного суда и сейчас должен дать санкцию на арест подозрительных личностей. Чего сразу не направил свои стопы прямиком в милицию?

Это вопрос я и задал моему товарищу, поскольку он сообщил мне, что сразу после того, как подозрительные личности скрылись, он тут же бросился ко мне.

— Да, там действительно было полно милиционеров, — помявшись, признался Славка. — Вот только у меня с ними, честно говоря, не очень хорошие отношения. Они меня подозревают во всех смертных грехах.

На память сразу хлынули все мои подозрения насчет стоящего рядом со мной парня. Вроде бы у него честный и открытый взгляд, лицо беззаветного трудяги, которого с детства приучили не трогать чужого и он никогда в жизни не посмеет чего-нибудь украсть.

Но я-то уже живу не первый год и знаю, что иногда может скрываться за такими вот прямодушными и беззаветными фасадами. Недаром Карпеев опасается милицию. Значит, есть различные поросшие мхом скелеты в шкафу, которые он не хочет извлекать на свет божий.

В свете этого весь его рассказ выглядел полной нелепицей. Наверняка он сам связан с контрабандистами. И басенка про беспечных злоумышленников, ведущих громкие разговоры на автодроме, скормлена мне с одной только целью — чтобы заставить меня двигаться в нужном направлении. Чего, интересно, он и его подельники хотят от меня?

— Поэтому ты хочешь, чтобы это я пошел в милицию? — спросил я. — Но это же ты свидетель, а не я. Они потребуют дать описание, а как я его предоставлю? Может быть, приведут кого-нибудь на опознание. Как быть? Нет, идти должен ты, потому что ты являешься свидетелем. Ты хоть номера машины запомнил?

Но Славка продолжал мяться и стесняться, как десятиклассница перед школьным балом. Чего же он все-таки хочет от меня?

Или пока что пойти временно у него на поводу, а потом, узнав чего он хочет на самом деле, доложить в милицию? Ох, как же мне, тоже не хочется появляться в милиции, как будто я беглец из зоны.

Это же столько мороки потом закрутится! Бумаги, протокола, допросы, участие в суде… Будут отвлекать от соревнований, и боксерских, и автогоночных, будут мешать с тренировками.

Да и вообще, это лишний подарок для моих недоброжелателей в Спорткомитете. Скажут, что моя рожа стала слишком часто мелькать в милиции. И не будут разбираться, что там да как.

— Запомнил, — с готовностью подтвердил Славка. — Но только я предлагаю сначала поехать на гонки и принять участие в заезде. Я тебе как раз покажу этих типов. Я приму участие в гонках, а ты пойдешь в милицию и поможешь арестовать этих субчиков. Чтобы взять их с поличным, как говорится.

Идея здравая, что говорить. Ладно, так и сделаем, потому что там, на гонках, никуда они от меня не денутся. Со Славкой или без него, но все равно попадутся.

— Ладно, только дай переодеться, — согласился я. — Жди здесь, я мигом.

Мало того, что заезд по гонкам скоро начнется, а мы еще до сих пор в городе. Надо разобраться еще с контрабандистами, а мне надо узнать, когда у меня будет следующий матч.

— Ты куда? — поинтересовался Худяков. — Я еще не выяснил насчет твоего следующего соперника. ты разве не останешься посмотреть другие бои? Что за спешка?

Конечно же, я не сказал никому изкоманды, что моя машина принимает участие в «Янтарной Волге». Мои соратники приняли бы меня за сумасшедшего. Но теперь уже поздно было давать задний ход.

Придется играть Фигаро там, Фигаро здесь и успеть управиться везде. Хорошо, что сегодня Карпеев сам примет участие в заезде. Обойдется без меня, он уже взрослый мальчик.

— У меня дела кое-какие, — ответил я, поспешно хватая сумку. — Скоро буду. Надо заехать кое-куда.

Худяков сделал удивленные глаза. Я первый раз в этом городе, какие тут у меня могут быть дела?

— За морепродуктами, что ли? — предположил он.

Сначала я хотел ответить отрицательно, но решил не оставлять его в сомнениях и тревогах. Тренер ведь отвечает за подопечного, как за дитя родное.

— И туда тоже! — крикнул я и помчался на улицу.

По дороге к трассе Карпеев чуть было не устроил настоящие гонки на улочках Риги. Он мчался на пределе разрешенной скорости, скрежеща рычагом переключения скоростей и выворачивая руль чуть ли не на десять оборотов в секунду.

При этом он еще умудрялся поведать мне историю строительства автодрома в местечке Бикерниеки пол Ригой. Слушать его было по-своему интересно, особенно для того, чтобы отвлечься от многочисленных аварийных ситуаций, в которых могла попасть моя чернобровая малышка.

Вслед нам раздавались сердитые гудки водителей, которым мы перерезали путь и злые проклятия пешеходов, перед которыми мы пронеслись на космической скорости. При этом Карпеев нутром чуял гаишников и избежал всех расставленных ими ловушек.

По его словам, Рижская спортбаза Бикерниеки является лучшим в Советском Союзе комплексом сооружений для авто и мотогонок. В Латвийской ССР не было нормальной кольцевой гоночной трассы, а вот желающих на ней покататься — десять вагонов и сто маленьких тележек.

Да что там в Латвии, на всем СССР таких трасс было всего пара штук, да и те не удовлетворяли запросам. Автомобильный спорт в державе, как и во всем мире, развивался сумасшедшими темпами. Поэтому мотогонщики Латвии выступили за создание трассы и их поддержала Федерация мотоспорта.

Подходящее место нашли в лесу Бикерниеки в трех километрах к востоку от Риги. Оно было доступно для зрителей, потому что требовалось привлечь их как можно больше. Зрители нужны были для притока денег, так как впоследствии автодром должен был кормить сам себя. Прижимистые чиновники из минфина с самого начала хотели поставить трассу на хозрасчет и самоокупаемость.

Кроме того, лесные деревья защищали мотогонщиков от порывов бокового ветра, чертовски опасного для спортсменов. Тогда же решили сразу возвести трассу и для любителей впрыскивать в кровь адреналин с помощью урчащих и воющих автомобильных чудовищ.

— Раньше я думал, что у нас автомобильного спорта нет, — честно признался я. — Тем более по сравнению с Западом.

Отчаянно сигналя, Славка проскочил улицу на мигающий свет светофора и ответил:

— Было дело поначалу. Сначала старая гвардия считала гонки буржуазным пережитком. Вредным элементом, который надо искоренять. Но потом во время Хрущевской «оттепели» и даже раньше многое изменилось. И гонщикам разрешили участвовать в соревнованиях, дали зеленый свет на многие мероприятия.

Я показал большим пальцем назад, за спину:

— Ты, давай, сам смотри за зеленым светом! Вон, чуть светофор не снес.

Немудрено, что вскоре с такой скоростью мы выехали из города и благополучно приземлились возле автодрома Бикерниеки. По дороге Славка успел рассказать, что трассу сделали в 60-х годах. Теперь на том месте, где раньше стоял лес и качали кронами вековые деревья, на участке в пятнадцать гектаров разместились две трассы.

Одна для безбашенных мотоциклистов, под названием «Кольцо мастерства». На ней еще могли разъезжать лихие водители картингов, которые в СССР тоже получили безумную популярность.

Для рисковых парней автогонщиков имелась другая трасса под характерным названием «Скоростное кольцо». Обе дороги имели общий отрезок старта и финиша.

Проектировщики перед строительством трассы излазили Бикерниекский лес взад и поперек и учли особенности ландшафта, а также просеки, что уже были в лесу. Когда прокладывали «Скоростное кольцо», специально завозили мотоциклы и автомобили, которые кружили по дороге и с помощью их заездов рассчитали отрезки торможения и ускорения на поворотах.

Короче говоря, все было предельно серьезно. На этой трассе можно было хоть завтра проводить заезды для «Nascar».

— Вон там я видел этих типов, — сказал Слава, заехав на стоянку. — Но сейчас их тут нет.

— Ну, это неудивительно, — ответил я. — Ты бы еще через месяц сообщил мне и милиции, когда картина уже оказалась в Европе. Надо было сразу сказать ментам, что же ты постеснялся?

Мимо нас прошла толпа людей, а следом за ними кто-то из водителей. Видимо, тоже участник гонки, потому что на голове его красовался шлем.

— Эй, Карпеев, ты чего, участвовать не будешь? — крикнул он Славке. — Я думал, ты уже на старте.

Карпеев постучал по часам на запястьи.

— Еще же есть время.

Но гонщик важно покачал головой.

— Старт перенесли раньше. Скоро уже все выезжают. Я думал, что ты…

Договорить он не успел, потому что Славка вытолкнул меня из собственной машины, крикнул что-то неразборчивое и сорвался с места. Я бы сказал, что он дымил покрышками, но моя малышка «Волга» обычно брала солидный и мерный разгон, подобно хорошо воспитанным дамам из высшего света, и не любила суеты. Поэтому нет, машина просто рыкнула мне на прощание и Славка, выехав со стоянки, помчался на старт.

Да, веселье уже чуть было не началось без нашего участия. Я рысцой побежал в сторону автодрома, где толпились люди и откуда слышалось рычание автомобилей.

На старте по краям трассы стояли различные здания и сооружения. Из динамиков доносился бодрый голос диктора, перечисляющего участников гонки и марки-модели их машин.

Светило яркое солнце, дул ласковый осенний ветерок, в воздухе парили птицы, недовольно поругивая людей за то, что портили воздух автомобильными выхлопами.

Толпа собрались и в самом деле немалая. Я приобрел билет и озираясь, пробрался на трибуну. Первые ряды уже были забиты до отказа, там даже негде было упасть сушеной балтийской треске. Люди стояли в ожидании старта, делились впечатлениями, уминали разные вкусняшки с лотков уличных торговцев.

Перед стартовой линией в готовности стояли машины, очень много, несколько десятков. На каждой нарисованы огромные порядковые цифры. Они походили на горячих скакунов, нетерпеливо перемирающихся перед скачкой. Едва я успел поглядеть на них, как бахнул выстрел, свидетельствующий о начале гонок.

Окрестности Бикерниекского леса вмиг наполнились ревом автомобильных двигателей. Машины сорвались с места и помчались вперед по трассе.

Зрители заорали от восторга, задрав руки вверх. Хм, а это пожалуй, очень увлекательно, решил я, глядя, как поток рычащих машин прокатился мимо трибун.

Не менее, чем накал страстей во время боксерского матча. Это, пожалуй, мне даже может понравиться. Не так, конечно, как бокс, но, должен признаться, в этом виде спорта тоже есть своя особая прелесть. За это в него тоже можно влюбиться.

Я видел, как моя чернокожая малышка пролетела мимо меня, а за рулем сидел Славка. Он напряженно вцепился в руль, пожалуй, даже чересчур напряженно, на мой непрофессиональный взгляд.

Промчавшись мимо нас, автомобили устремились по трассе шириной в десять метров, нетерпеливо толкая друг друга. Две машины тут же вышли из строя.

У одной отлетело колесо, а у другой из-под капота вдруг рванули клубы сизого дыма. Они отъехали на обочину, хотя из-за них несколько других машин вынуждены были сбавить ход.

Длина трассы три с половиной километра. Повороты профилированные с поперечным уклоном, местами до четырнадцати процентов. Во многих участках трассы подъемы и спуски имели крутизну до шестнадцати процентов. Да, участникам гонок предстояло несколько весьма напряженных минут.

Когда первый заезд завершился, обнаружилось, что Славка попал в число победителей и допущен к следующему этапу. Он должен будет состояться завтра.

Мы до вечера искали тех самых похитителей картин, которых якобы видел мой напарник, но так и не нашли. Поужинав в одном из местных ресторанчиков и отведав пива с миногами, мы вернулись в гостиницу, довольные и усталые.

— Где ты ходишь? — обрушился на меня Худяков, ждавший меня в холле. — У него такой сложный бой завтра, а он разгуливает по городу! Пошли немедленно, надо готовиться к поединку.

Он не сразу обратил внимание на Карпеева, а потом спросил:

— А ты как здесь оказался? Приехал вместе с Витькой, что ли? Что вы здесь такое устроили, а?

— Игорь Николаевич, а что случилось? — спросил я, стараясь отвлечь внимание тренера от Славки. — Что за важный бой завтра?

Худяков устало покачал головой.

— Я же тебе говорю, готовится надо. Ты завтра будешь драться с Амурским Тигром и если не хочешь быть размазанным по рингу, будь добр пойти со мной.

— Ого, против него будет выступать сам Амурский Тигр? — удивленно спросил Славка. — Тогда да, тебе надо хорошенько подготовиться, Витя. Не смею больше отвлекать.

И он покорно удалился.

— Что это за зверь такой? — спросил я у тренера. — Знаю только, что он занесен в Красную книгу и теперь выбрался на ринг со мной?

Худяков удрученно поджал губы.

— Эх, Витя, ты даже не представляешь, с кем тебе предстоит драться. Пойдем, расскажу, будем думать, как нам завтра уцелеть.

Глава 12. Охота на Амурского Тигра

Я дождался, когда звякнет гонг и только тогда поднял руки. Сейчас мы посмотрим, действительно ли этот тигр сделан из стали или он вылеплен из пластилина и стоит на бумажных лапках?

Напротив меня стоял Роман Кудашев по прозвищу Амурский Тигр. Сильный и крепкий, настоящее животное, готовое разорвать противника на части. Репутация у него была действительно устрашающая. Возраст уже приличный, лет под тридцать, но все равно он непробиваемый, как гранитная скала.

Между прочим, на этих соревнованиях мне вечно попадаются боксеры намного старше меня. Это что теперь, вместо молодости и задора на Олимпиаде чиновники из Спорткомитета решили сделать ставку на опыт и силу?

Если это так, в добрый путь, ребята. Но я не собирался давать фору вам и вашим протеже преклонного возраста.

Кудашев, как можно догадаться, был выходцем из Хабаровска. Тренер вчера рассказал мне его краткую историю. В некотором роде даже драматическую.

Родителей у него не было, Кудашев вырос беспризорником. В детстве часто хулиганил и отчаянно дрался. Одного противника укусил за нос, другого за руку. Когда подрос, начал попадаться на краже и грабежах.

Парень катился все ниже по наклонной и зона уже ждала очередного авторитета, но бокс спас его от окончательного ухода в криминал. Бокс сковал его свирепый характер дисциплиной, но лютый нрав Тигра все равно прорывался на ринге.

Если уж он дрался, то дрался отчаянно и неукротимо. Противники часто не выдерживали его яростного натиска и сдавались досрочно. Кудашеву прочили большое будущее в спорте, но все изменилось, когда он в одном из поединков он проигрывал и со злости пробил противнику пару мощных ударов после удара гонга.

Затем ушатал рефери, пытавшегося его остановить. После этого Кудашева дисквалифицировали и дорога в большой спорт навсегда осталась для него закрыта. Лет пять о нем не было слухов, но теперь его вытащили из пучины забвения и бросили в отборочный турнир.

Неужели только для того, чтобы проредить состав участников и действительно выбрать самых лучших? В том, что самого Кудашева вряд ли пустят на Олимпиаду, никто не сомневался. Но роль торпеды он, конечно же, выполнит.

Если бы не буйный нрав, Кудашев вполне мог бы занять место в составе олимпийской сборной. Но рисковать и отправлять отмороженного парня в Мюнхен никто не собирался. Все эти годы в забвении он провел в Хабаровске и продолжал тренироваться в небольшом боксерском клубе. Поэтому сохранил форму и даже улучшил навыки.

— Если он улучшил технику, то стал вообще непобедимым, — сказал вчера Худяков. — Он и до этого обладал мощным ударом, но не обращал внимания на защиту. Если боксер устоял перед его неукротимой мощью, то можно было надеяться на победу, потому что Тигр всегда забывал об обороне. Он настолько увлекается боем, что вообще забывает про все на свете. И ему не надо ничего другого, кроме победы. Иногда даже любой ценой.

Да, очень эффектная реклама перед боем. Раньше Егор Дмитриевич тоже, бывало, расписывал достоинства и сильные фишки моих будущих противников. Он ведь знал почти всех топовых боксеров нашего времени. Не только советских, но и мировых. Но при этом в конце он всегда добавлял:

— Я рассказываю про его плюсы только для того, чтобы ты понимал, в чем силен твой будущий противник. Но при этом всегда помни, все это туфта. Любое сильное качество при желании можно обратить в слабость. И наоборот. Любой минус в определенных условиях превращается в плюс. Ты должен просто верить в себя, в свою победу. Ты должен драться так, словно это твой последний бой. И ты должен его выиграть, потому что другого шанса не будет.

Да, мой бывший учитель любил это подчеркивать. Никогда больше не будет другого шанса на победу. Если ты вдруг проиграешь, то реванш может состояться, а может и нет. Даже если он и состоится, то ты можешь быть совершенно не готовым к бою. Может случиться все, что угодно.

— Сейчас ты здоров и полон сил, — говорил мой наставник. — А через час тебя стукнет палкой по башке грабитель в подворотне. И все, ты подох. И что же? Ты проиграл, а выиграть не успел. Поэтому никогда не упускай возможности победить. Всегда будь нацелен на победу. Победа — это самое важное, что может у тебя быть.

Но Худяков такого не вчера не говорил. Нет, наоборот, он сокрушенно покачал головой и сказал:

— Боюсь, нам надо готовиться к самому худшему, Витя. Этот сумасшедший зверь может завтра опрокинуть тебя с пьедестала. Если это случится, вполне может встать вопрос о твоей квалификации. Сразу появятся претенденты на титул. Короче говоря, этот слишком важен, ты не должен его проиграть.

Да, он говорил это так печально, что на него невозможно было смотреть. Вот гребаный гавнюк, он уже пел мне похоронную песню. Касдаманов никогда такого не допустил, даже если бы мне предстояло голыми руками драться с целой толпой великанов, вооруженных железными дубинками.

Но я не винил Худякова. Каждый смотрит со своей колокольни. Поэтому мой нынешний тренер и топит себя в алкоголе, что до сих пор не может справиться с демонами неуверенности и страхов внутри себя.

— Ладно, Игорь Николаевич, — сказал я, видя, что от него больше не добьешься ничего толкового. — Спасибо за информацию. Буду иметь в виду. Ну, а теперь пойдем спать. Утро вечера мудренее.

И вот теперь я стою против легендарного Тигра с берегов Амура, против Романа Кудашева. И надо признать, что он совершенно оправдывал свое прозвище. И в плане внешности, и в плане тактики ведения боя.

Как только поединок начался, он приблизился ко мне плавными грациозными шагами. Я и не думал, что обнаружу столько пластичного изящества в этом угловатом квадратном теле, состоящем из мускулов, сухожилий, переплетений вен и артерий. Кроме того, я полагал, что Кудашев бросится на меня, но он не торопился.

Ого, это уже что-то новенькое. Я внимательно поглядел на стойку противника. Если судить по стойке, то навыки защиты у Кудашева остались на прежнем уровне. Ладно, хорошо, приподнятым плечом он старается хоть немного прикрыть подбородок. Но вот руки опущены, находятся на уровне живота.

Он что, совершенно не боится ударов в голову? Ладно, надеюсь ты дашь наказать тебя за эту беспечность.

Выждав пару секунд, Кудашев бросился в атаку. Я, соответственно, принял защитную стойку «крауч», поскольку решил, что сначала разузнаю, так ли страшен зверь, как его малюют. А для этого мне придется некоторое время потерпеть его атаки и разнюхать его минусы и слабые места.

«Крауч» в двадцать первом веке настолько широко известен, что его применяют почти повсеместно. Но для бокса семидесятых годов эта стойка еще была в новинку. Эта стойка используется при бое вплотную, на ближней дистанции. Ноги стоят также, как и всегда, но поясница и спина согнуты гораздо больше, чтобы защитить корпус. Голова наклонена, чтобы укрыть подбородок. Лоб повернут к противнику. Руки полусогнутые, кулаки у груди, тыльной стороной наружу. Очень удобная броневая стойка, дающая возможность оборонять корпус и голову.

Но Кудашева мой вид не смутил. Он действовал предельно мощно и энергично. Подскочил на ближнюю дистанцию, стремительно атаковал боковыми ударами. И сразу сильно, точно, от души, будто сваи кувалдой забивал. Я едва успел защищать голову и бока.

На месте я, разумеется, не стоял. В этих условиях это было бы самоубийством. Самое главное в активной защите — это работа ног. Вот я и двигался по рингу.

Сначала отход назад правой ногой. Когда Кудашев сумел влепить пару боковых, я оттолкнулся левой ногой и сделал шаг назад правой. Подтянул левую ногу, чтобы обе ноги стояли симметрично. Центр тяжести равномерно распределен по обеим ногам.

Видя разрыв дистанции, противник снова атаковал, на этот раз я отошел левой ногой. Тоже небольшой толчок, отшаг назад и чуть влево на линию правой ноги. Кудашев продолжал наседать и я отошел назад скользящим слитным шагом. Дальше отходить уже не получилось, уже и канаты недалеко.

А больше мне и не надо было. Движение назад по своему принципу напоминает как бы сжатие пружины. Можно отходить до определенного момента, а потом атаковать самому. Как раз для этого имеются все предпосылки. Противник к тому времени уже должен немного выдохнуться за счет того, что беспрерывно атаковал до этого. Теперь, как говорится, роли меняются. Начинает пора контрнаступления.

Я дождался, когда в ударах Кудашева настанет небольшая заминка и атаковал сам. Для начала прямой левой в голову. На удивление, удар прошел очень легко и не удивительно, потому что в запале атаки Амурский Тигр и в самом деле оставлял голову открытой.

Удар получился не сильный, я готовился продолжить атаку хуком, но внезапно все сломалось. Планы обрушились гребаным камнепадом.

Внезапно, откуда ни возьмись, снизу вынырнула правая рука Кудашева и ударила меня в челюсть. Это же апперкот, да еще какой сокрушительный. Вот почему он все время держит руки внизу, так они у него всегда готовы для молотобойного удара. Я на мгновение потерялся, но успел расположить свои руки между рук противника, не давая ему продолжить атаку. Это было нечто вроде клинча.

Досадуя, что следующий удар у него не проходит, Кудашев с рычанием пытался оттолкнуть меня. Ну уж нет, я вцепился в него, как утопающий в спасательный круг. Перед глазами вертелись огненные круги, лица боксеров расплылись.

Нехило он меня так приложил по челюсти. Если бы я не успел привязаться к нему, то он вполне мог закончить бой еще одним апперкотом. Для того, чтобы еще больше затруднить ему выход из моих объятий, я ударил его в корпус.

Короткие резкие удары. Плечи защищают подбородок. Кудашев, все также рыча, пытался нанести мне хук в голову, но моя рука как раз была противопоставлена его атакующей руке и я остановил его удар в самом начале. Затем противник отвел руку для нового удара и я сам влепил ему хук в голову.

Тут вмешался рефери и развел нас в стороны. Не успел он дать команду на продолжение боя, как Кудашев снова рванулся ко мне. Вот ведь неутомимый мудозвон. Если он умудряется держать такой бешеный темп атаки на протяжении всех раундов, тогда понятно, почему его прозвали тигром.

На отход времени не осталось и я активно заработал туловищем и руками. Уклоны, нырки, блоки, подставки и отбивки. Чтобы не упасть в нокаут, пришлось шевелиться так быстро, как только можно. Но даже и этого было недостаточно, чтобы полностью избежать атак бешеного зверя, жаждавшего моей крови.

Я быстро поворачивал туловище слева направо и наоборот, наклоняя его чуток вперед и вниз. Все это делалось единым слитным движением. Поначалу у меня получалось очень хорошо обмануть таким образом Кудашева, продолжающего свою мощную атаку боковыми ударами.

Он промахнулся несколько раз и открыл туловище для ответного удара. Конечно же, я не мог пропустить такую великолепную возможность. Тем более, что после уклонов у меня как раз получалось бить с разворота, то есть сильно и заряженной рукой.

Но чертов Тигр ничуть не реагировал на удары. Он как будто весь сделан из гранита. Наоборот, после моих контратак он удвоил усилия и чтобы избежать его ударов, мне пришлось снова связать его движением рук снаружи, поверх его рук. По идее, эта позиция менее выгодная, чем если держать руки изнутри, но тем не менее, так удобнее парировать удары соперника.

Каждый раз, когда Кудашев пытался меня ударить, я останавливал его сравнительно легким толчком по наружной стороне предплечья бьющей руки. В то же время этот толчок заставлял противника повернуться в сторону отбива у него снова открывалась другая сторона корпуса, для удара уже моей рукой.

Более того, накладывая свои предплечья поверх рук Кудашева, я предугадывал его удары по движениям рук и вовремя успевал их парировать. Джолты, то есть короткие прямые удары я отбивал предплечьем внутрь моей стойки. Апперкоты Кудашева я парировал нажимая предплечьями вниз, а от его сокрушительных хуков я отбивался подставкой своей руки под удар. Сковывание атакующей руки я возлагал всегда на другую руку, ту самую, что постоянно соприкасалась с рукой противника.

Снова вмешался рефери и разнял нас. Мне сделал предупреждение, чтобы я перестал использовать такие связывающие приемы. Ну ладно, тогда я буду отбиваться по-другому.

Но едва Кудашев снова бросился на меня в атаку, как ударил гонг. Я не стал расслабляться, потому что был наслышан про агрессивный нрав противника и полагал, что он может снова напасть на меня, раздраженный моей прилипчивой защитой во второй половине раунда. Поэтому на всякий случай я остался в боевой стойке и правильно сделал.

Чертов ублюдок и в самом деле набросился на меня. Я успел уклониться от его хука, снова ушел в сторону и в это время гонг зазвенел снова, более настойчиво, как бы повторяя о том, что раунд закончился. Я не наносил ударов, чтобы не подвергнуться дисквалификации, а просто отбивался и уходил в сторону.

— Эй, ты чего, хватит! — закричали боксеры, а если бы в зале были зрители, то наверняка раздались бы возмущенные крики.

— Прекратите, Кудашев! — раздался голос от судейского столика, а тренер взбешенного Амурского Тигра уже охрип от воплей, пытаясь остановить своего подопечного.

Тут наконец вмешался рефери и оттеснил Кудашева в сторону. Я наконец смог позволить себе расслабиться и даже помахал противнику, чем вызвал у него новый приступ ярости. Ну что же, это хорошо, это как раз то, о чем говорил мой наставник, мудрый Черный ворон. Вот она, ситуация, когда сила противника оборачивается против него самого.

Да, годы совсем не охладили буйную головушку этого безбашенного Тигра. Если разозлить противника еще больше, то он вполне может напасть на рефери и снова подвергнуться дисквалификации. Это и есть победа, причем достигнутая самыми минимальными и экономными средствами.

— Ты смотри-ка, он действительно какой-то спятивший, — сказал Худяков, когда я вернулся в свой угол для отдыха.

Кудашев уже тоже возвратился в свой угол, но продолжал в ярости расхаживать туда-сюда. Он поглядывал в мою сторону, а рефери выжидательно смотрел на него, готовый к новой вспышке бешенства. Наконец, Кудашев уселся на стульчик и злобно смотрел на меня, а тренер пытался что-то ему втолковать, наверное, про то, что надо держать голову холодной.

Куда там, Кудашев даже думать об этом не мог. Я снова приветливо помахал ему перчаткой и Тигр зарычал от ненависти. Да, приятель, получается, что я уже нашел средство против тебя. Если все получится так, как надо, то ты в кармане. Оказывается, твой буйный нрав слишком сильное для тебя оружие. В следующем раунде я тебя возьму.

— …Так что, будь осторожен, — договорил Худяков и в это время перерыв уже закончился.

Оказывается, мой тренер что-то говорил, но я его не слушал, увлеченный предстоящим боем.

— Ладно, постараюсь справиться, — сказал я, сунул капу в рот и направился к рефери.

Кудашев приблизился ко мне и ткнул перчаткой в грудь.

— Дерись, как мужик, — прорычал он. — Хватит использовать эти дурацкие приемчики.

Я снисходительно пожал плечами и не стал ему отвечать. В этот раз я буду действовать немного по-другому. Я уже раскусил противника и нашел против него противоядие.

Когда прозвучал гонг и рефери подал сигнал к началу боя, я тут же сделал вид, что собираюсь напасть на Кудашева. Я двинулся вперед и тут же почти угодил под встречный джеб в голову.

Вот только к этому удару я был вполне готов и уклонился от него в сторону. Кудашев промахнулся и открылся совершенно великолепным образом. У него были широкие «окна» и в районе корпуса и в районе головы. Грех не воспользоваться такой благоприятной возможностью. Я ударил боковым в корпус, левой рукой, а затем добил апперкотом справа. Моим фирменным апперкотом, тем самым, которым я свалил многих противников.

Кудашев пошатнулся и откатился назад. Мой удар получился точным, может быть, потому что у меня было достаточно времени и сил, чтобы подготовиться к нему. Прямохонько в подбородок, в ту самую точку, которая может при удачном попадании свалить в нокаут даже слона или мамонта.

Я продолжил атаку и пытался догнать противника боковым в голову, но промахнулся. Кудашев сложил руки и рухнул в сторону. Я и сам не верил, что он упал, таким монолитным он казался.

Но нет, действительно, противник лежал смирно, все время, пока рефери вел счет и зашевелился только под конец. Совершенно не верится, но я нокаутом победил того самого легендарного Тигра из Амура!

Глава 13. Круг на бешеной скорости

Сразу после боя с Кудашевым я хотел посмотреть другие поединки. Ну его к дьяволу, эти гонки. Надо узнать, кто будет моим следующим соперником.

Я остался в зале, где проводились соревнования. Здесь были все удобства для проведения боксерских матчей. Хотя сам Дворец предназначался для зимних видов спорта, вроде хоккея и фигурного катания.

В центре стоял ринг. Вокруг него трибуны для зрителей. Столики судей, спортивных комментаторов, журналистов. Табло с результатами боев.

В основном за поединками наблюдали боксеры, но в зал заглядывали и случайные зрители. Иногда заходили гимнасты и пловцы. Некоторые аплодировали особо ловким ударам и нокаутам.

Сами боксеры смотрели цепко и профессионально. Только иногда хмыкали, свистели и одобрительно хлопали.

Я смотрел, как тяжеловес из Узбекской ССР дерется с бойцом из Армении, когда кто-то пихнул меня в плечо. Я обернулся и увидел перед собой Карпеева.

Приятель стоял с виноватым видом, как побитая собака.

— Ты чего здесь делаешь? — спросил я. — Сдурел, что ли? Ты же на трассе должен быть. Скоро заезд начнется.

Вместо ответа Славка показал на босую ногу. Ступня опухла, как футбольный мяч.

— Это что за херня? — спросил я ошарашенно. — Когда ты успел?

— Вывихнул только сейчас, — пробормотал Славка. — Хотел побоксировать с одним знакомым. Споткнулся, упал, смотрю, нога вывихнута. Вправил, но опухоль осталась. Витя, я ее не чувствую!

— Ты издеваешься, Слава? — спросил я. — Точно не перелом?

Славка покачал головой.

— Неа. Вернее, нет, теперь чувствую, но нога зверски болит.

Я с усилием потер лицо ладонью, как будто хотел убрать с него несуществующую паутину.

— Вот только ты так можешь, Слава. Только ты. Ну за какого хера тебя потянуло боксировать? Ты же должен с утра быть на автодроме. А машина где?

Слава указал на дверь. На нас уже начали оглядываться другие боксеры.

— Она на улице. Готова к заезду. Я не знаю, что делать, Витя! Заезд через час. Ты должен выступить вместо меня!

Я твердо покачал головой.

— Я же сказал. Это исключено. Я могу получить травму. Мы просто отказываемся от соревнований и все. Ну не получилось и все, чего тут задницу рвать?

Слава сделался печальнее умирающего лебедя.

— Витя, давай хотя бы попробуем принять участие. Я от тебя не прошу выигрыша. Хотя бы участия.

Я хотел снова отказаться, но передумал. Все это напоминало сюжет известного советского фильма Гайдая. Контрабандисты, пострадавшая конечность.

Правда, там была сломанная рука, а здесь нога. Но что, если мой друг и в самом деле грабитель? И поэтому так отчаянно стремится на гонки, чтобы встретиться под шумок со своими подельниками. Как бы его проверить?

— Мы можем поехать, — предложил я. — Но в таком случае ты будешь рядом со мной. Я не знаю трассы, будешь мне показывать дорогу. И я не собираюсь громить свою машину. Просто прокатился по трассе, подавшим воздухом и все. Договорились?

Славка радостно закивал. Он был согласен на любые условия.

— Конечно, конечно! Я и сам хотел это предложить. Правда, нагрузка будет слишком большая, но для нас самое главное это участие.

Рядом стоял пожилой тренер, наблюдал за боем. Он недовольно сказал нам:

— Ребята, давайте потише. Не мешайте смотреть.

— Все, уже уходим, — сказал я и собрался было выйти из зала, но сзади меня схватили за локоть.

Обернувшись, я увидел нахмуренное лицо Худякова. О черт, только этого не хватало.

— Куда это ты уходишь? — сердито спросил тренер. — Опять на посиделки до самой ночи? Ты должен остаться здесь, узнать, кто твой следующий противник. Или для тебя это все игрушки?

Ну вот, все пропало. Сейчас он никуда меня не отпустит.

— Игорь Николаевич, ничего страшного, — сказал я с милейшей улыбкой. — Мы просто смотаемся туда и обратно. Делов на часок.

Но Худяков не принял игры.

— Куда? — все также хмуро спросил он. — Куда смотаетесь?

О дьявол. Что теперь с ним делать? Карпеев стоял рядом и молча смотрел на меня, ожидая спасения. Ладно, ничего не поделаешь, придется рассказать правду. Рано или поздно, но Худяков все равно бы узнал.

— Мы участвуем в гонках, — сказал я терпеливо. — На моей «Волге». Вчера за рулем сидел Слава. А теперь он повредил ногу. И за руль сажусь я.

У Худякова упала челюсть от удивления.

— Ты свихнулся, что ли, Витя? — ласково спросил он. — Тебе делать нечего? Скажи, что ты это придумал, прям щас, на ходу. И я тебе поверю.

Я покачал головой.

— Нет, Игорь Николаевич, это правда.

Худяков закатил глаза к потолку.

— Я всегда знал, что ты сумасшедший, Витя. У тебя реально опилки вместо мозгов. Или гребаная боксерская груша. Ты меня слышишь или нет? Завтра бой! Надо готовиться!

— Вы можете потише? — в очередной раз вклинился пожилой тренер. — Идите разбирайтесь на улицу.

Хороший совет. Хватит уже пререкаться. Я самого Касдаманова не слушался, а уж с Худяковым и подавно справлюсь.

— Я скоро вернусь, — ответил и развернулся. — Встретимся в гостинице.

Схватил Славку за локоть и потащил к выходу. Приятель хромал, но стоически терпел боль. Сзади раздавались звуки ударов.

Я так и не понял, кто выиграл, но когда добрался до выхода, удары сзади прекратились, раздался звук падения тяжелого тела на ринг и одобрительный гул боксеров. Кто-то кого-то вырубил, но я уже не видел. Ладно, неважно.

Выбравшись на улицу, мы уселись в мою чернобровую малышку. Только я хотел тронуться с места, как сзади открылась дверца и в машину уселся Худяков.

— Я еду с вами, — заявил он. — Посмотрю, что это за чертовы гонки.

Я посмотрел на Славку. Приятель пожал плечами. Моя хата с краю, решай, как знаешь.

— Как хотите, Игорь Николаевич, — ответил я и выехал на дорогу. — Как хотите…

Не буду же я его выталкивать из салона, в самом-то деле. Ладно, пусть поедет, проветрится.

— Хотя, я кажется, знаю, продолжал тренер, глядя в окошко, а ветер трепал его редеющую шевелюру. — Только не говорите, что это Янтарная Волга.

— Она самая, дядя Игорь, — заверил Славка.

Худяков помолчал, а потом сказал:

— Я уже сказал, Витя, что ты самый безумный боксер из всех, кого я встречал. Но даже от тебя я не ожидал такой дичи.

Я чувствовал, что он сегодня напьется в своем номере.

Через полчаса мы приехали на трассу в Бикерниеки. Заруливать на стоянку не стали. Высадили Худякова и поехали на трассу.

До старта осталось двадцать минут.

— Уфф, мы еще успеваем, — сказал Славка и вытер пот со лба.

Какого дьявола ты так волнуешься?

— Ничего, — ответил я и заехал на площадку для предстартового техосмотра. — Главное не победа, а участие.

Славка поглядел на меня.

— Витя, ты классный товарищ, безбашенный и рисковый. За это я тебя уважаю. Но позволь сказать, ты нихера не понимаешь в гонках.

Я улыбнулся.

— Само собой. И я не раз говорил об этом.

Но Слава не улыбался. Он смотрел на меня жестко, как будто это в его машине мы едем к старту.

— Ты что, ничего не понимаешь? Вот представь чемпионат Союза по боксу. Ты бы его хотел проиграть?

Я посмотрел на него еще жестче.

— Не надо пороть херню, мой друг.

Но Славка не опустил взгляда. С того момента, как мы заехали на трассу Бикерниеки, он словно напитался мощью моторов и ревом агрегатов. А от запаха бензина у него раздувались ноздри.

— Вот и здесь то же самое, Витя. Эти гонки такие же соревнования, как и твой гребаный чемпионат по боксу. Ты тоже скажешь, что там самое главное не победа, а участие?

Я остановил машину и к нам подошли представители организаторов. Потребовали поднять капот.

— Это все хорошо, Слава, но я не гонщик, а боксер, — сказал я и вылез из машины.

Славка остался сидеть на месте. Я не хотел упускать его из виду. Где эти чертовы контрабандисты? Мне хотелось побыстрее закончить эту грязную историю и сосредоточиться на боксе.

— Эй, Витя, удачи! — донеслось с трибун.

Я огляделся и увидел Худякова, каким-то чудом пробравшегося в первые ряды. Он размахивал бутылкой пива и выглядел довольным жизнью. Ну вот, еще один долбаный фанат гонок. Я усмехнулся и спросил у парня из числа организаторов:

— Ну как, все в порядке?

После прохождения всех процедур, похожих на те же самые ритуалы, которые полагаются и для боксеров перед матчем, мы очутились, наконец, на старте. Славка сидел рядом и возбужденно озирался.

— Ты чего? — спросил я. — Ты в порядке?

Что, неужели ищет своих подельников? Ничего, сейчас прокатимся и может быть, он себя чем-нибудь выдаст.

— Просто я никогда не сидел рядом с водителем, — признался Карпеев. — Мне это в новинку. Но ты, самое главное, слушайся меня. Я буду говорить, когда следующий поворот и ты постарайся в него вписаться.

Я посмотрел вокруг. Спереди и сзади, по бокам, всюду стояли другие машины, пузатые «Волги» ГАЗ-21, «Москвичи». Двигатели урчали в ожидании сигнала к началу гонок.

— Что это за уроды? — спросил я, указывая на черно-белую «Волгу», выделяющуюся одним своим видом. — Там тоже двое человек сидят.

— Это же горьковское «Торпедо», команда самого ГАЗа, — объяснил Славка, проследив за моим взглядом. — У них машина специально построена для гонок. На самом заводе. Для участия присылают лучших своих водителей. Это сильные ребята.

Ну ни хрена себе. А что, так можно было? Конечно, с таким подходом горьковчане будут рвать всех на части.

— Да ты издеваешься, — выдохнул я. — Это же тоже самое, что приехать на боксерский матч со свинцовыми вставками в перчатках. Разве это справедливо?

Карпеев пожал плечами.

— А что ты хотел? Вот так, бывает и такое.

Он судорожно схватил меня за руку.

— Давай, готовься. Сейчас будет старт.

Против ожидания, я вдруг и сам незаметно загорелся лихорадкой гоночного заезда. Как ни крути, а это чертовски волнительно, сидеть вот так, вцепившись в руль и ждать, пока все машины разом тронутся с места.

— Самое главное, сначала не торопись, — торопливо говорил Славка, держа меня за руку. — Многие слишком спешат, врезаются друг в друга на старте, ломают машину. Нам это не надо. Потом нагоним, если что. Потихоньку объезжай всех, смотри по сторонам. Нам не надо…

Я отбросил его руку, чтобы не мешал. Ногу в педаль, одна рука на руле, вторая на рычаге коробки передач. Чуток повел плечами, чтобы расслабить мышцы спины и шеи. Почувствовал, как ладони чуть вспотели от волнения.

Что со мной творится, черт подери? Как будто я сейчас буду драться на ринге и жду сигнала гонга! Оказывается, это действительно ничем не отличается от бокса. И там, и тут соперники, которых надо одолеть.

Но самый главный твой противник — это, конечно же, ты сам. Если удастся победить себя, превзойти других — детская задача.

Бах! Выстрел стартового пистолета тут же потонул в реве двигателей. Вчера я смотрел на этот кромешный ад со стороны, а теперь оказался в самой его гуще.

Все машины разом сорвались с места. Некоторые визжали покрышками. Это походило на могучую лавину, неумолимо покатившуюся со склона. Надо же, какое безумие!

Я тоже вдавил педаль газа в пол и чуть не врезался во впереди несущуюся серую «Волгу» ГАЗ-21. Она вдруг резко затормозила и мне тоже пришлось сбросить скорость.

— Осторожнее! — заорал Славка. — Гляди, куда едешь!

Справа и слева меня зажали другие машины и я подумал, что мы сейчас столкнемся, а нас превратят в гребаный вонючий гамбургер, зажатый между двумя железными булками.

— Что они творят? — в отчаянии закричал я и наоборот, снова вдавил педаль газа в пол.

Хрен с ней, с впереди идущей «Волгой». Если понадобится, я вытолкну ее вперед. Но, к счастью, передняя машина тоже ушла вперед и я вырвался из плена. Две машины, что сжимали меня по бокам, немедленно сомкнулись позади меня, стоило только обогнать их.

Бум! Бу-бум! Слева, возле трибуны зрителей, столкнулись две машины, одна перевернулась. Другая врезалась в железное защитное покрытие, смяла его и уткнулась в препятствие из кучи автомобильных покрышек, смягчающих удар. Ну вот, еще двое минус из гонки.

В это мгновение мы выехали со стартовой зоны и помчались вперед. Я обнаружил просветы в плотном строю машин, справа, слева, со всех сторон.

— Йо-ха-ха-ха! — закричал я. — Ты смотри, мы сделали это! Мы вырвались!

Славка оглянулся и заорал в ответ:

— И очень даже неплохо, скажу я тебе! Давай, держи в том же духе!

Мы мчались вперед, а рядом ревели моторами другие машины. За трассой мелькали деревья и толпы зрителей, стоявших и сидевших на возвышенностях вдоль обочины. Некоторые забрались на деревья.

— Эй, эй, эй, не отвлекайся! — завопил Карпеев, стукая меня по плечу. — Ты что, смотри, нас обходят!

Да, действительно, та самая «Волга» от «Торпедо» медленно поравнялась с нами, ее водитель насмешливо посмотрел на наш вызывающий внешний вид и легко обогнал меня.

— Ты видел, как они на нас посмотрели? — закричал Славка, стараясь перекрыть рев двигателя. — Давай, надо догнать и сделать их!

Дьявол тебя раздери! Я ведь не планировал сегодня соревноваться с лучшей гоночной командой от завода-производителя! Кроме того, разве это гребаное ралли, где рядом с пилотом сидит штурман и диктует ему стенограмму трассы? Этот Карпеев одним только своим присутствием утяжеляет вес машины и мешает моему продвижению! Нет, мне нельзя слишком уж увлекаться этим заездом. Поигрались и хватит.

Правда, сдаваться просто так я не привык. Рука бешено работала, терзая рычаг коробки передач, руль я вертел в разные стороны, стараясь избежать столкновения с другими машинами.

— Сейчас будет очень крутой поворот! — закричал мне Славка, указывая вперед. — Этот участок называется «Элконис»! Потом будет «У дуба».

Ну, я уже и сам видел, что впереди начался поворот. Машины, ехавшие перед нами, входили в него, сбрасывали скорость и с ревом устремились вбок. Как раз, когда я тоже добрался до поворота, один из «Москвичей» не успел вписаться в поворот и полетел вверх тормашками, врезавшись в итоге в насыпь на обочине. Там стояли зрители, которые тут же разбежались в стороны.

— Вот дерьмо… — пробормотал я, сбросил скорость и вывернул руль.

В моей малышке, как я уже говорил, не было стояночного тормоза, для того, чтобы резко затормозить на повороте. Эх, когда-то, в годы моей юности прошлой жизни, в двадцать первом веке, помнится, мы с пацанами точно также гоняли на отцовских машинах. Уничтожали покрышки ко всем чертям, выписывали круги на дороге, заставляя визжать девчонок, сидевших в салоне! Золотое было времечко, надо признать!

Я вспомнил все эти боевые навыки и выполнил поворот ничуть не хуже других участников гонки. Моя бедная «Волга», скрипя тормозами и ревя двигателем, быстро выровнялась на трассе и снова помчалась вперед.

— Молодец! — снова заорал Славка. — Ты молодец! Теперь поднажми, мы сможем сейчас обойти вон того «Москвича».

Ну, а почему бы и нет, когда это вполне возможно? Я рванул рычаг, снова вдавил педаль газа в пол. Форсированный движок взревел, как стадо бизонов. Моя машина с радостью рванула вперед.

При всей ее скромности и нежности я чувствовал, что под капотом таится самая настоящая зверюга, способная порвать соперников на части. И самое главное, страстно жаждущая сделать это!

Мы мигом обошли «Москвич», потом «Волгу» ГАЗ-21. Впереди мчалась машина горьковского «Торпедо». Дальше еще пару машин. Мы приближались к участку дороги через мост.

Я понял, что внезапно очутился в самой голове колонны. Неплохой результат для новичка. Как обычно, тем, кто первый раз, им везет.

— Давай, режь их, — сказал Славка. — Мы сможем сделать их, я в этом уверен. Теперь до самого поворота у «Больницы» будет более-менее прямой участок. Там уже будет поворот на Киностудию и придется сбавлять скорость.

Я бросил на товарища быстрый взгляд. Все, что мы делали, выходило далеко за рамки договоренностей. Что я творю, дьявол подери? Рискую жизнью, и ради чего? А как же мой бокс?

— Ну? — спросил Карпеев. — Или мы так и будем нюхать вонючий дым из их выхлопной трубы? Глядеть на их задницу?

Ну и ладно, пусть все летит куда подальше. Нельзя упускать возможность победить противника! Это ведь как нанести нокаутирующий удар в поединке!

— Ну, тогда, держись, — сказал я и сцепил зубы.

Затем переключил скорость и вдавил педаль газа до упора. Двигатель оглушительно взревел, как голодный медведь, и машина рванулась вперед.

Впереди показался мост через речку.

Глава 14. Не сбавляя темпа

Это даже не баржа. Это какой-то крейсер, флагман флота. Моя чернобокая малышка понесласьвперед с огромной скоростью.

Двигалась резво и стремительно, как скаковая лошадь, напрягая все силы. Скакала галопом, причем казалось, что она готова и на большее, взлететь с дороги, как самолет со взлетной полосы. Просто из-за того, что дорога узкая и скоро мы выедем на мост, пришлось сдерживать ее горячий и строптивый нрав.

Да, малышка, оказывается ты только притворялась смирной кобылкой, а на самом деле ты неукротимая и очень быстрая. Готовая на все ради победы, в том числе столкнуть других соперников с трассы.

— Тормози! — орал Славка, упираясь ногами в пол и от волнения чуточку даже привстав на сиденье. Он, видимо, считал меня еще большим безумцем, чем он сам, хотя представить, что такое возможно, было очень трудно. — Мы сейчас в лепешку нахрен разобьемся!

В лепешку, не лепешку, а собрать кости после такого разгона было бы не просто затруднительно, но и вообще невозможно.

Мы подлетели к мосту и для того, чтобы обогнать соперников, я сбавил скорость в самый последний момент. На самом деле это было чревато аварией и было чертовски опасно. Мост был узкий, две машины с трудом по нему могли разъехаться.

По сторонам железные перила, выполненные по низу в затейливых узорах. Сам мост достаточно длинный, чтобы на него можно было заехать полностью, прочный, сделан из каменных плит и с бетонными колоннами у основания.

Черно-белая «Волга» горьковчан уже почти подъехала к нему и тут же запрыгнула на мост и загрохотала по нему. Я до боли сжал зубы и тут же тоже заехал вместе с ними.

Клянусь, они даже и думать не могли о том, что мы догоним их. Пожалуй, больше таких отчаянных храбрецов или тупоголовых безумцев, как мы, здесь и не найти.

— Оу-оу-оу, Витя, ты чего творишь! — снова закричал Славка, видя, как перила моста приближаются к нам с ужасающей скоростью.

Я вывернул руль и чуть было не задел заднее крыло машины горьковчан. Наш автомобиль с грохотом помчался по мосту и почти сразу нагнал соперников.

Я кинул на них взгляд и увидел удивленное лицо водителя. Он и не ожидал увидеть нас здесь, разве что только в зеркале заднего вида. Вцепившись в руль, я перестал жать на тормоза и наоборот, врубил газ на полную катушку.

Мы вполне могли задеть соперников и притереть их к перилам и для того, чтобы избежать этого, их водитель взял и сбросил скорость. Он тут же отстал, а я даже не поверил этому.

Ничего себе, мы все-таки сделали это!

— Ну ты даешь! — восхищенно сказал Славка, оглядываясь на отставших соперников. — Обогнали их, разве такое возможно?

Я и сам не верил в происходящее, но затем понял, что мы выиграли всего несколько секунд. Обгон получился только за счет выдающегося моего нахальства и немалой толики везения. Пилот машины противников на доли секунды испугался и только поэтому дал задний ход.

Мост закончился, мы выехали на дорогу и стрелой помчались дальше. Сейчас, на более-менее ровной трассе, горьковчане снова обгонят нас, это как пить дать. И только я подумал об этом, как тут же сзади послышался рев мотора и машина соперников нагнала нас.

Теперь уже они были полностью готовы к противостоянию. Судя по всему, водитель врубил скорость на полную, они промчались мимо нас, хотя впереди близился уже следующий поворот вправо, у той самой больницы.

За деревьями и холмами насыпи мелькнули далекие здания, дорога круто ушла вправо. Людей здесь было не меньше, чем на старте. Они толпились на насыпях и преградах у обочины, оккупировали гроздья и россыпи автомобильных покрышек.

Головы особо любопытных высовывались из-за железных щитов. А еще я то и дело видел возле обочины фотографов и даже кинооператоров. Героически рискуя жизнью, они снимали кадры гонок, запечатлевая на пленку наиболее драматические моменты.

Один из таких моментов чуть было и не произошел, когда я вписывался в поворот. Радость от обгона горьковчан оказалась преждевременной. Я сбавил скорость, вслед за тем нас тут же догнала еще одна машина, на сей раз какой-то бодрый зеленый «Москвич».

Он тут же рванул вперед, не обращая внимания на поворот и сразу обогнал меня. Млин, все это походило на атаку в боксе, когда противник нападает на тебя с целой серией боковых и прямых ударов.

И как это ни печально, но эту атаку я тоже проиграл, несмотря на то, что старался выжать из своей малышки все возможное и невозможное. Впрочем, разогнаться я тоже опасался, потому что если не справлюсь с управлением, то вылечу на обочину и тогда наверняка врежусь в толпу этих сумасшедших придурков, глазеющих на гонки.

А водитель «Москвича» нисколько этого не боялся. Надо полагать, что это был настоящий мастер за рулем, потому что он влетел в поворот почти не сбавляя скорости, чуть развернулся задом и сразу опять рванул вперед. Ну что тут скажешь, настоящий ас.

— Ты чего творишь, нас же все обгоняют! — застонал Слава, прикрывая глаза и не в силах смотреть на это удручающее зрелище. — Давай, езжай вперед, не сбавляя скорости!

Но теперь я уже тоже вписался в поворот и мог снова «давить гашетку» на полную мощь. Что я и сделал, заставив скрежетать коробку передач и натужно ревя двигателем.

Моя малышка тоже не любила, когда ее обгоняют, поэтому затрубив песнь сражения, она радостно помчалась вперед. Люди на холмиках у обочины приветливо махали нам руками, а другие подняли в воздух красные флажки с серпом и молотом.

— Давай, давай, что же мы плетемся, как черепахи! — в отчаянии заорал Славка. — Мы же сейчас совсем отстанем от всех!

Мой приятель в запале совсем забыл о том, что мы вообще-то приехали сюда просто принять участие в гонках и чуток развеяться. Никаких планов на победу у нас, во всяком случае, у меня, вообще не стояло.

Но вот теперь, сидя здесь в машине, несущейся по раскаленной от лучей солнца трассе, я и сам почувствовал азарт и волнение. Действительно, как же так, разве можно упускать победу из рук и позволять всем обгонять меня, как улитку, ползущую по склону горы? Причем на глазах у всех.

— Заткнись и держись покрепче, — сказал я, снова выжимая полную скорость.

Машина тут же довольно заурчала и стрелой помчалась вперед.

— Эй, только будь осторожен, там впереди крутой поворот от Киностудии на Мотормузей, — предупредил Славка, он снова чуть приподнялся на сиденье от резкого ускорения. — Ну, а там дальше останется только один крутой поворот у Песчаного холма на Сейлер около моста и уже скоро финиш. У нас еще впереди есть круги, так что будь готов к дальнейшей гонке.

Я слушал его вполуха, потому что сбоку нас снова пыталась обойти «Волга» ГАЗ-21 под номером 11. Внутри сидел грузный мужичок, пристально уставившийся на дорогу перед собой.

На нас он вообще не обращал внимания, будто бы нас и не существовало на трассе. Ах ты, мерзкий ублюдок, сейчас я тебе покажу, что ты зря надеешься нас обойти.

Я выжал из машины всю возможную скорость и удивился, как громко взревел мотор. Мы помчались вперед с бешеной скоростью, да так быстро, что когда вскоре впереди показался поворот, я даже не понял, почему он возник так быстро. Зеленый «Москвич» молниеносно вошел в него и скрылся из поля зрения.

«Волга» соперника тут же осталась позади, а я увидел, что поворот стремительно приближается. В самый последний момент я понял, что почти со стопроцентной уверенностью не сумею в него вписаться.

— Тормози нахрен! — заорал Славка. — Ты чего делаешь!

Договорить до конца он не успел, потому что моя машина и в самом деле влетела в поворот, но далеко не так изящно и ловко, как «Москвич». Мало того, что я заехал на него на предельно возможной скорости, так еще и только потом я увидел, что поворот невероятно круто уходит вправо.

Трасса в этом месте почти что разворачивалась назад, к старту. Это почти такой же крутой поворот, как у Элкониса. Я вывернул руль, но плавно и сбросил скорость, стараясь вписаться в поворот и только потом понял, что не успеваю.

Славка что-то кричал рядом, а я отчаянно работал всеми руками и ногами, чтобы избежать вылета в кювет, переворачивания ко всем чертям вверх дном и столкновения с препятствиями на обочине. Каким-то чудом мне удалось это сделать и я почувствовал под колесами снова твердую поверхность дороги, а не скользящую кашу, по которой мы как будто только что неслись.

— Ну, а теперь давай, гони вперед! — заорал Славка, снова воспрянув и мгновенно перейдя от отчаянно к бешеному азарту. — Давай, давай, дуй в хвост и в гриву!

Но меня и так уже не надо было подстегивать и понукать. Завидя перед собой почти ровный участок трассы, я снова рванул машину в лютый галоп.

Та, другая «Волга» безнадежно отстала и мы помчались вперед. Через полминуты, когда трасса снова вильнула вправо у местечка под названием Песчаный холм, мы сохраняли тот же самый строй. Снова свернули в местечке у Сейлера и вскоре выехали на мост через речку.

Здесь мы почти что обогнали тот самый шустрый «Москвич». Вернее, пытались его обойти.

В этот раз я снова хотел обойти его за счет высокой скорости на спуске перед мостом, но не успел. Водитель «Москвича», мало того, что искусный гонщик, но вдобавок и сам еще оказался безбашенным, он погнал свою машину вперед и взлетел на мост, да так, что я думал, будто он сейчас проломит ограду и свалится в воду.

Но нет, ничуть не жалея ни себя, ни машину, водитель тут же выровнял чуть завилявший «Москвич» и в два счета проехал мост. Все это произошло буквально у нас перед носом и в следующее мгновение мы сами ворвались на мост.

Правда, в этот раз я не стал сильно рисковать и сбавил скорость перед мостом. Сзади обнаружились уже сразу три машины, не знаю, откуда они взялись, причем все они тоже сбросили скорость.

Давешняя «Волга» ехала следом за нами, чуть ли не упершись бампером в мой багажник. Я выехал на мост, промчался через него и снова вырвался на дорогу.

Теперь перед нами снова оказался более-менее ровный участок дороги и впереди показались трибуны, заполненные зрителями, двухэтажные корпуса автодрома на старте. Через репродуктор громко вещал ведущий, видимо, рассказывал, кто за кем идет.

— Не тормози, не тормози! — снова закричал Славка, видя, что я чуть сбавил скорость. — Наоборот, пролетай быстрее.

Я послушался, дал газу на всю катушку и пролетел мимо старта на пятой космической скорости. Впереди предстояло одолеть еще несколько кругов, для того, чтобы пройти этот этап гонки.

Теперь впереди нас летел только давешний зеленый «Москвич», пытающийся обойти торпедовцев, а перед ними еще одна «Волга», белая, с цифрами 17 на бортах. Похоже, что перед нами теперь остались только лидеры. Если я поднажму, то могу перегнать хоть кого-то.

Славка рядом вопил от восторга и я до упора нажал на педаль газа.

* * *

В то время, как Витя Рубцов, забыв обо всем от восторга и бешеной скорости, не сбавляя темпа и на полной скорости мчался по трассе Бикерниеки, в одном из спортзалов Риги, недалеко от гостиницы, другой парень точно так же безостановочно выбрасывал пулеметные очереди боковых по груше.

Парня звали Сергей Вышкин и кличка его была Танк. Потому что во всех своих поединках он пер только вперед и остановить его можно было только выстрелом из пушки в упор. Но до этого никому не удавалось сделать этого. Танк ехал напролом через трупы противников напрямую к званию чемпиона СССР. Никто не мог остановить его на пути победного шествия к вершине.

Но в прошлом году Танк получил травму глаза и ему пришлось прервать бои и пройти длительное лечение, а потом и реабилитацию. Так можно было остаться и вовсе без зрения.

Причина была в том, что крепкий череп Вышкина, который, как все полагали, является непробиваемым, на самом деле очень даже хорошо реагировал на удары противников. Тем более, что гордясь несокрушимостью своей черепной коробки, Танк и в самом деле иногда бравировал на ринге и намеренно пропускал сильные удары в голову. Чтобы показать, будто ему море по колено, а горы и вовсе можно переплюнуть.

И вот теперь, досадуя на пропущенное время, Вышкин получил возможность попасть на Олимпиаду, пройдя тренировочный отбор. Он уже имел много побед за плечами и мог претендовать на участие в олимпийской сборной.

Парень чертовски долго досадовал из-за потерянного времени. Ждал разрешения выйти на ринг, как влюбленный жаждет свидания с любимой девушкой. Он считал, что только он достоин чемпионского титула, а не какой-то выскочка и сопляк Рубцов, который вообще вынырнул будто из неоткуда.

Именно поэтому Танк с такой силой и яростью рубцевал грушу. От его мощных ударов тяжелый мешок летал туда-сюда по воздуху, как пушинка.

— Хватит, Сережа, иди сюда, — сказал его тренер, маленький высохший старичок с окладистой бородой, похожий на гномика. — Ну-ка, поработай с Олегом. Он тебе покажет, какие приемы самые популярные у учеников долбаного Черного ворона.

Танк послушно прекратил молотить грушу. Подошел к рингу, где его уже дожидался высокий крепкий парень с красными перчатками на руках. Взобрался на настил и попрыгал на месте, готовясь к спаррингу.

Тренера звали Борчинов Валерий Трофимович. Лет ему уже было немало, недавно разменял седьмой десяток. В свое время, еще до войны, он дрался с учеником Касдаманова за титул чемпиона и вчистую проиграл ему.

Мало того, тогда он получил травму колена, навсегда перечеркнувшую его надежды достичь успеха в любимом виде спорта. С тех пор Борчинов давно уже желал отомстить. Поскольку сам он уже не мог больше выступать, то всю свою жизнь он посвятил тому, чтобы уничтожить других учеников Егора Дмитриевича.

Это было не совсем логично, но в своем проигрыше Борчинов винил именно Касдаманова. Надо сказать, что еще с юности за Борчиновым наблюдались вспышки беспричинного гнева.

Себя он всегда считал правым и старался неотвратимо карать людей, противостоящих ему. Ну, а уж тех, кто его в чем-то превзошел, он и вовсе уничтожал. И не успокаивался, пока не достигал цели.

— Ну, давайте, начали! — крикнул он. — Давай, Танк, представь, что перед тобой Рубцов. Представь, что ты его уничтожаешь, рвешь на куски, что он корчится от твоих ударов и падает на настил. Запомни, у тебя есть только один шанс, чтобы победить его завтра. Или ты надерешь ему задницу, или он тебе. А потом он уйдет на Олимпиаду и будет улыбаться с экранов телевизора. Тебе этого надо? Ты этого добиваешься?

С искаженным от ярости лицом, наклонив голову, Танк направился на Олега и обрушил на него лавину мощных ударов. Любой другой свалился бы от такой серии пушечных выстрелов, но Олег легко и грациозно уклонялся, двигая корпусом из стороны в сторону.

Под конец ученик Черного ворона провел точную и короткую комбинацию, угостив Танка четырьмя боковыми ударами, причем два из них нанес правой рукой подряд, один раз в корпус, другой раз в голову противника.

Танк отступил, поморщившись от боли.

— Ну, что я тебе говорил? — заворчал гномик. — Видишь? До сих пор у тебя защита хромает, вечно ты лезешь вперед, грудью на амбразуру. Вот умел бы защищаться во время атаки, цены бы тебе не было. Не забывай о защите, сколько раз я тебе говорил. Гребаный Черный ворон именно этому и учил своих парней, чтобы уходить от ударов и в тоже время за счет вращения телом готовить контратаку. Ну-ка, повтори еще раз, но только аккуратнее и не забывай о защите.

Олег тоже поднял перчатку.

— Попробуй тоже двигаться больше и стараться обходить меня. Не забывай делать уклоны и нырки во время моей контратаки. Тогда ты достанешь меня. Понимаешь, там такая фишка, что ты должен не стараться атаковать меня целенаправленно, а выжидать удобный момент, когда я сам попадусь на твой удар. Это трудно понять, но можно почувствовать.

Танк внимательно слушал его. Когда они схлестнулись в следующей схватке, Вышкин атаковал все также яростно, но в то же время выждал контратаки противника. И когда Олег пошел в нападение, Танк сам уклонился от его хука и сумел поймать его на свой боковой.

Олег свалился на настил и остался лежать с закрытыми глазами.

— Ну что же, это другое дело, — довольно сказал Борчинов. — Я хочу завтра увидеть, как Рубцов валяется вот также.

Глава 15. Кость в кость

Даже несмотря на все мое невежество и неумелое управление автомобилем, мы остались в числе тех счастливчиков, которых допустили к участию в финале. Славка был на седьмом небе от счастья.

Мифических расхитителей картин мы так и не нашли. Я уже разуверился в их существовании.

Кроме того, Славка безумно радовался, что мы не вылетели из гонок и я теперь сомневался, принадлежит ли он тоже к числу славной братии контрабандистов. Не может так искренне ликовать человек, главной целью которого является переправить украденную картину через границу.

— Дружище, мы теперь должны пойти в кабак и напиться, — сказал Славка. — Иначе я не смогу спокойно ходить!

Но я, естественно, отказался от выпивки. Не время сейчас праздновать. Завтра финальный заезд и еще у меня бой, еще три дня подряд. Единственное, что мы можем сделать, так это хорошенько подкрепиться.

— Лучше пойдем пообедаем, — предложил я. — Или уже поужинаем?

К тому времени к нам уже присоединился Худяков. Машину мы оставили на ремонт, заменить кое-что по мелочи и подготовить к завтрашним гонкам. Там, прямо на территории автодрома Бикерниеки, были мастера, которые как раз и специализировались на подготовке автомобилей к заездам.

— Вот это я одобряю, — сказал тренер. — С утра во рту ни маковой росинки, ни яблочного зернышка не было.

Чтобы разделить радость Славки, мы отправились вместе с ним в кафе. Процесс празднования несколько затянулся и вернулись мы в гостиницу около полуночи, причем мой приятель и мой тренер все-таки злоупотребили алкоголем и мне пришлось следить за их транспортировкой в номера.

Тем не менее Худяков разбудил меня рано утром, а Карпеев уже успел уехать по своим таинственным делам. Нет, все-таки он действительно контрабандист и я вчера невольно помог ему в деле похищения картины. Впрочем, все это мало беспокоило меня поскольку впереди предстоял третий бой в отборочном этапе.

— Твой противник это Вышкин, по кличке Танк, — сказал Худяков во время завтрака. — Тоже, между прочим, восходящая звезда. Не смог реализовать себя из-за травмы, а теперь рвется к вершине. У него чертовки крепкий череп, который можно пробить только ударом кувалды, да и то, если только положить этого Вышкина на землю и ударить со всей дури. Он будет переть на тебя буром, так что готовься к сильному натиску.

Ну да, все они такие, нынешние боксеры. Большинство старается взять нахрапом, выбив зубы одним сильным ударом. Вложения в технику и стратегию минимальные, только желание по уши вколотить противника в настил ринга.

Мы вовремя прибыли во Дворец спорта и я успел размяться в раздевалке. Затем рутинные процедуры вроде взвешивания и медосмотра, заполнения необходимых документов и вот я взошел на ринг.

Противника на этот раз я совершенно не боялся, после вчерашнего дня я верил, что могу справиться не только с любым боксером, но и с автогонщиком. Талантливый человек, как говорится, талантлив везде, даже сидя в уборной.

Вышкин оказался парнем среднего роста, на большой круглой голове блестящие выпуклые глаза. Телосложение, как у атлета, из-за широких плеч и длинных сильных рук он казался ходячим прямоугольником.

Да, такой парень наверняка хорош на длинной и средней дистанции, ударом своей могучей лапы он наверняка гвозди в стену заколачивает. Надо держать его поближе и запутать быстрыми маневрами. Вот только глаза у него какие-то колючие, неудобные.

Вокруг ринга сидят другие боксеры, спортсмены, просто случайные зрители. Смотрят, ждут.

Проверка у рефери, капа, последний хлопок ладонью от Худякова по плечу и напутствие:

— Ну, давай, уложи его спать на пять минут, а то видно, что парень плохо высыпается в последнее время.

И вот мы уже стоим друг против друга и смотрим в глаза. Ух, какой у него прожигающий взгляд, будто я кинул его отца на миллион рублей. Будь проще парень, зачем так напрягаться?

Гонг, взмах, команда рефери:

— Бокс, начали.

Вышкин тут же попер на меня, быстро, но обдуманно. Выглядело так, будто он даже не собирался прощупывать меня. Он что, собрался сразу атаковать меня? В полную силу, без разведки? Ладно, пусть так.

Почему бы не дать сопернику инициативу, раз уж он так за нее борется? По-хорошему, конечно же, надо самому брать быка за рога, но почему бы не поработать вторым номером для разнообразия?

Впрочем, слишком далеко я его все равно не пущу. Можно дать ему шанс продвинуться вперед, но вот весь бой и важные его моменты я не собирался отдавать на откуп противнику. Я собрался создать у него иллюзию контроля над боем, а потом разрушить ее, причем очень сильно и жестоко. Сломать всю его долбаную картину мира.

Танк начал с комбинации прямых и боковых ударов. Похоже, что это его фишка и боковые у него получаются лучше всего. Я быстро уклонился от его атак, некоторые отбил и тут же напал сам. Джеб и кросс, только прямые удары, чтобы приостановить противника и заставить его задуматься над своим плохим поведением.

Бамц, бамц! Оба удара прошли в лицо Вышкина, его голова даже дернулась назад от неожиданности. Но там, где любого другого бойца это обескуражило бы, Танк ничуть не смутился. Наоборот, он продолжил атаковать меня дальше, как нив чем не бывало.

Я продолжил ту же тактику. Уход, уклон, нырок и снова «контрдвоечка», уже посильнее, два хука, чтобы сбить его атаку. Но нет, тоже безрезультатно. Я ударил левой в корпус и правой в голову, уже посильнее.

Боковые должны были если не свалить Танка, то хотя бы точно остановить его. Но ничего подобного, Вышкин продолжил атаку, как нив чем ни бывало, будто я погладил его бумажной салфеткой по лицу.

В моем мозгу впервые зашевелилось нечто похожее на беспокойство. Что это у него за суперспособность такая? Каменная голова, нечувствительность к боли? Танк был похож на бультерьера, который прет к твоему горлу, не обращая внимания на любые раны или укусы.

Я удвоил скорость движений, решив пока что обойтись без контратак и проверить, насколько он вынослив. Только иногда огрызался отдельными ударами, отталкивая противника в сторону.

Но сейчас по большей части я давал противнику возможность выдохнуться, заставлял его промахиваться, тратить силы, расходовать боеприпасы. И еще добавил ложных атак, чтобы смутить противника и сбить ритм его ударов.

Впрочем, на удивление, Вышкин вообще почти не реагировал на ложные атаки. Ему вообще было плевать на них. Удивительный боксер, видимо, у него порог чувствительности к боли вообще меньше, чем у трупа. Хотя, может, он просто мужественно терпит.

Тем не менее, под натиском противника пришлось отступить. Я огрызался короткими неожиданными ударами. Не задерживался в контратаке, иначе с этим типом можно вообще остаться без челюсти.

Что еще удивительно, так это то, что Танк оказался неплох и на близкой дистанции. Он влегкую двигал корпусом и уходил от моих ударов, а на развороте атаковал боковыми. Такое впечатление, что он тоже учился у Касдаманова.

Поэтому после нескольких обменов ударов мы естественным образом очутились на средней дистанции друг от друга. Я немного отступил и теперь центр ринга остался за Танком. Чего он, видимо, и добивался. Ладно, я пока что продолжал отдавать инициативу ему.

Сразу после этой схватки мы снова сцепились в новой рубке. Я ждал его атаку, ограничиваясь только защитой и иногда делая короткие выпады, в основном джебами. Держал противника на средней дистанции.

Потом, к концу раунда я вообще ограничился только защитой. И видимо, зря понадеялся на то, что запутаю соперника.

Защищаться без контратак — плохая идея. Танк в конце концов разрушил мою защиту и врубил два быстрых боковых удара в мою голову.

Я сначала упал и только потом почувствовал боль, а перед глазами все заволокло туманом. Дьявол, я даже не успел заметить, как он ударил, а это очень и очень плохо.

Рефери начал отсчет, но я уже вскочил на ноги и промычал, что чувствую себя хорошо.

— Ты уверен? — спросил рефери. — Иногда последствия после удара могут проявиться и позже.

Я поглядел на зал и увидел, что туман перед глазами начинает рассеиваться. Нет, вроде все в порядке. Потом перевел взгляд на Вышкина и увидел, что он довольно ухмыляется. Ах ты мелкий ублюдок, значит, ты думаешь, что уже уничтожил меня?

После сигнала рефери мы снова сошлись в поединке, вернее сказать, я опять начал заманивать соперника в ловушку, готовя противотанковые мины в виде убойных боковых ударов. Танк опять пошел в атаку, видимо, рассчитывал добить меня до конца раунда. Но я успел уйти от его ударов и тут звякнул гонг.

Мы разошлись по своим углам и Худяков тут же лихорадочно сказал мне:

— Ты зачем с ним цацкаешься? Руби его скорее. Если будешь с ним играться, он тебя сожрет с потрохами.

Я устало опустился на стул и ответил:

— Он какой-то непробиваемый. Ему не больно.

Худяков запнулся и посмотрел на Вышкина. Потом удивленно сказал:

— Вот как? — подумал и упрямо продолжил: — Ну и что? Все равно пробивай его. Ты думаешь, если ему не больно, значит, это остается без последствий? Надо все равно пробивать ему по куполу, рано или поздно он свалится, даже если ничего не чувствует. Был у нас один такой парень, башка как будто из железа. Бегал, бегал по рингу, а потом вдруг взял и брыкнулся в нокаут, без каких-либо причин. Сотрясение мозга, отек, кровоизлияние, инвалидность первой степени. Хорошо еще, что жив остался.

Я молчал и слушал трепотню тренера. Сомневаюсь, что с Танком можно справиться таким способом. Он тот еще псих.

— Так что давай, работай по нему, не отступай, — напутствовал тренер и тут перерыв закончился.

Нас снова вызвали на середину ринга. Подойдя, я поглядел на Вышкина. Он смотрел на меня и улыбался, видимо, был уверен в победе. Ничего говорить не стал, хотя я с удовольствием послушал бы его хвастливую речь.

— Все готовы? Тогда бокс, — сказал рефери и тут же звонко ударил гонг.

Теперь я продолжил стратегию, которую избрал с самого начала. Танк уверен в себе, он думает, что у меня не осталось боеприпасов, чтобы сдержать его наступление. Ну так почему бы не порадовать человека, пусть немного побудет счастливым перед самым большим разочарованием в своей жизни.

Я приучал Вышкина к тому, что только и могу, что огрызаться короткими резкими контратаками, а на большее не способен. Он снова сильно атаковал меня, осыпая градом боковых ударов. Я отбивался, уходил, нырял под его руку, потом выкинул кросс.

Неожиданно удар легко прошел в лицо противника, потому что Танк и в самом деле был слишком увлечен атакой по мне. И что еще важнее, наконец-то соперник впервые отреагировал на него, то есть запнулся и даже отошел назад.

Недолго думая, я бросился в ту самую атаку, которую так долго подготавливал. Как обычно, быстрый джеб левой, тоже попал в голову. Только удар опять произвел противоположное действие. Танк остановился, мгновенно опомнился и напал на меня сам. Вот теперь мы схлестнулись всерьез.

Только у меня было небольшое преимущество во времени и поэтому я атаковал первым. Снова джеб в голову, а дальше уже хуки. Правой в голову, левой в корпус. Снова правой в голову и затем снова в корпус. Два удара снова прошли через оборону.

Танк зарычал и тоже осыпал меня боковыми. Я к тому времени уже прекратил свою атаку. Ясно уже, что она провалилась. Теперь я снова буду заманивать противника в свои сети. Тем более, что он сам туда готов заплыть.

Снова оставив лишь защиту, я уворачивался от ударов. Затем мне показалось, что Вышкин тоже начал двигаться быстрее и я на всякий случай отошел на дальнюю дистанцию.

Когда противник бросился следом за мной, я удержал его на расстоянии тремя жесткими прямыми в голову. Как и было подмечено до этого, проклятый Танк вообще не обращал внимания на джебы. Будто бы стреляешь по носорогу из пневматической винтовки.

Хотя удары получились сильные и хлесткие. Каждый прошел в цель, но Танк просто останавливался на миг, легонько тряс головой и продолжал переть на меня. Любой другой давно бы свалился, хотя бы просто в нокдаун.

Хотя, когда я нанес следующий удар, боковой правой, он уже был настороже. Поднял руку к голове для защиты. Вот только теперь я ударил Вышкина уже в корпус. Он чуток поморщился от боли и только.

После этой битвы мы на мгновение остановились, тяжело дыша и глядя друг на друга. В глазах Танка я уловил нечто похожее на смятение. Он недоумевал, почему ему не удается достать меня?

Сам я тоже был удивлен, что он отлично знаком с моей техникой и только благодаря удаче и быстроте, с которой я проводил комбинации, мне удалось избежать новых падений на канвас.

Сразу после этой заминки лицо Танка снова исказилось от ярости, он рванулся ко мне и я сжался в ожидании нового шквала ударов. Но нет, чуть не дойдя до меня, Вышкин вдруг сложил руки, закатил глаза вверх и рухнул на покрытие ринга, лицом вниз.

Распластался у моих ног и остался лежать неподвижно. Я не сразу понял, что снова победил.

* * *

В то самое утро, когда Рубцов очередным нокаутом выиграл свой поединок на пути к олимпийской путевке, на съемной квартире неподалеку от автодрома Бикерниеки похитители картины готовились к финальному этапу нелегальной операции.

Это была уже третья квартира, которую они сменили за два дня. Препод в духе самых ярых конспираторов старался не оставаться на одном и том же месте две ночи подряд. Больше того, он все время опасался за безопасность и ворчал на молодых соратников, обвиняя их в нерасторопности и неумении сливаться с окружающей средой.

— Из-за вас мы попадемся на глазам ментам, — говорил он им. — Вы выделяетесь из толпы, как две колокольни в сельской местности.

Стас благоразумно молчал, а Выкидуха тем же утром, устав от нападок, огрызнулся, что Будкин и сам бросается в глаза со своим порванным ухом. Лучше бы он этого не делал.

Препод хорошенько отдубасил его, причем бил по корпусу, чтобы не оставить следов на лице. У Выкидухи хватило теперь ума не сопротивляться, хотя из-за поднятого ими шума пришла соседка снизу.

Она начала стучать в дверь и кричать, чтобы они перестали устраивать скандалы и беспорядки, иначе тут же милицию вызовет.

— Да пошла ты нахрен, дура! — крикнул через дверь Стас.

Они бранились еще некоторое время, пока Препод не утихомирил ещё и Стаса, но было уже поздно. Соседка ушла, пообещав вернуться с милицией.

— Вы придурки! — злобно сказал Препод своим подопечным. — Какие же вы придурки. Теперь надо сваливать отсюда, а у нас на носу встреча с людьми, которые должны забрать картину. Быстро собирайтесь, уходим.

Они минут десять собирали вещи, а потом вышли на улицу. Погрузили все в багажник, причем долго возились с картиной, которую спрятали в длинный черный тубус.

Сначала Препод хотел спрятать ее в потайное место в кузове, но теперь она не поместилась сразу.

— Ладно, тогда отъедем отсюда подальше и потом перепрячем, — сказал Препод. — Уходим, быстрее?

— Куда это вы уходите быстрее, товарищи? — спросил голос у них за спиной. — И что собрались перепрятать?

Препод и его подчиненные обернулись и увидели перед собой молоденького милиционера, участкового, которого вызвала сюда разгневанная соседка. Как только он сумел подобраться так незаметно и так близко? Препод готов был грызть землю зубами от злости.

Милиционер козырнул и повторил:

— Так что случилось, товарищи? К чему такая спешка?

Оглядевшись, Препод увидел, что улица вокруг пустынная, а они находятся в тени деревьев, которые хотя и сбросили большую часть листвы с ветвей, но все равно еще служили надежным укрытием. Поэтому главарь грабителей скакнул к безусому участковому, ударил его по лицо и добавил коленом в пах.

Потом оглушил ударом по затылку. Обернулся к подельникам:

— Ну, чего застыли? Давайте, грузим его в тачку и уходим.

Стас и Выкидуха вышли из оцепенения и бросились на помощь. Через минуту гоночная машина с номером 33 быстро выехала со стоянки и умчалась в неизвестном направлении.

Глава 16. Славка контрабандист

Честно говоря, такой нокаут оказался для меня самого неожиданным. Совершенно неожиданным. Я и представить не мог, что так выйдет.

Для окружающих это тоже был гребаный сюрприз. Когда Вышкин свалился лицом вниз, в толпе боксеров вокруг ринга раздался ошеломленный выдох.

— Ну нихера себе! — сказал кто-то.

Я и сам не верил, что все закончилось, пока рефери не поднял мою руку.

— Ты видел? — спросил я у Худякова, радостно выбежавшего ко мне навстречу. — Нет, ты видел?

Тренер обнял меня.

— Молодец, Витя. Знаешь, кто рад больше всего? Наверняка Касдаманов смотрит на тебя сверху и радуется.

Хм, вполне возможно. Если только его душа не переселилась в тело какого-нибудь парня в другом времени. И он не начал свой путь по-новой. Вот елы-палы, если так подумать, то сколько же таких переселенных душ существует в наше время? А что, если все эти люди на самом деле реинкарнации других людей из других эпох? И все нынешнее население это перебежчики из другого времени и захватчики чужих душ? И они просто искусно притворяются, что родились в это время?

Я тряхнул головой. Блин, Витя, не о том ты сейчас задумался. Нашел о чем гадать в этот триумфальный момент. Тем более, что нас в то же мгновение прервал чей-то ворчливый старческий голос:

— Это что же получается, ты думаешь будто Касдаманов сейчас на небесах? Да старый козел уже давно поджаривается в аду за все свои прегрешения! И будет там гореть еще тысячу лет!

Я мгновенно обернулся, будто ужаленный. Кто это посмел так высказываться о моем тренере? Передо мной стоял маленький согбенный старичок, злобно посверкивающий глазами. Что это за хрен с горы? Ах да, точно, это же тренер Танка.

— Не надо так говорить о Касдаманове, уважаемый, — холодно сказал я, сдерживая себя. — Не вам судить о том, кого вы не знали.

Морщинистое лицо старичка исказилось от злобы. Он походил на Йоду из Звездных войн, но Йоду нетипичного, сварливого и мерзкого, полного убийственной желчи.

— Это я-то не знал Касдаманова? Да я знал его больше чем кто-либо другой в этом зале! И я знал, что он был за гнида! Не тебе меня поучать, сопляк.

Вот же проклятый старик! Как бы ему заткнуть рот! Не буду же я бить гребаного старика. Я сделал над собой гигантское усилие, глубоко вдохнул воздух и постарался успокоиться. Ладно, хрен с ним.

Все вокруг с интересом наблюдали за нами. Худяков схватил меня за плечи, развернул и потащил к выходу.

— Пойдем отсюда, Витя. Черт с ним, с этим придурком. Он просто взбесился из-за проигрыша. Не надо расстраиваться.

Старичок продолжал выкрикивать проклятья мне вслед. Когда же ты заткнешься, скотина? Мы вышли из зала и направились к раздевалке.

Переодевшись, я вышел из раздевалки и направился к выходу. Ну его к дьяволу здесь оставаться, лучше поехать на гонки. Отвлечься от всего произошедшего, забыть об этом.

Этот чертов старик облил грязью имя моего покойного тренера. Если бы на его месте был кто помоложе, например, тот же Танк, я бы вломил ему в черепушку и устроил там грандиозную драку.

Но сначала я заехал в гостиницу и позвонил домой. Ну, как там моя любимая сестренка?

Как и обычно, дома все было в полном ажуре. Ну хорошо, это самое главное. Светка успела утром погулять с песиком, потом позавтракала и сейчас готовилась погулять с подругами перед школой. Тетя Галя поздравила меня с очередной победой.

Потом я позвонил Маше, как обычно, не ожидая, что она снимет трубку. Но девушка ответила сразу после первого гудка.

— Привет, Витя, — сказала она. — Я так и знала, что ты позвонишь.

Сначала я онемел от удивления. Вот уж чего я не ожидал, так это того, что Маша соизволит взять трубку.

— Витя? — переспросила она встревоженно. — Это ты?

Ну конечно, а кто же еще?

— Да, это я, милая, — сказал я хрипло, как только обрел дар речи. — Откуда ты знала, что я позвоню?

По голосу чувствовалось, что Маша улыбнулась. Все выглядело так, будто мы вовсе с ней и не ссорились. Вот что делает разлука с человеком. Я и не думал, что это такое сильное средство. Хотя мне не хотелось бы применять его как можно чаще, честно говоря.

— Ну конечно знала, милый, — ответила девушка. — У вас там утро, только что прошли соревнования и вот ты звонишь, чтобы сообщить мне о результатах. Кто бы еще мог мне позвонить?

Да, действительно все просто, как четырежды четыре. Если только учесть, что последние дни я звонил к ней в одно и то же время, в надежде, что она наконец сменит гнев на милость и возьмет трубку. И вот, наконец, это случилось.

— Как ты там? — спросил я. — Все в порядке?

Вот же хорошо слышать ее голос. Оказывается, как мало надо человеку для счастья.

— Все хорошо. — сказала Маша и чуточку замялась. — Правда, я все равно скучала без тебя. И для меня стоило больших усилий не брать трубку все это время. Но сегодня я оказалась рядом с телефоном и поскольку я знала, что звонишь ты… Короче говоря, это оказалось выше меня. Я не смогла сдержаться, чтобы не услышать твой голос. Господи, что я несу! Витя, не слушай меня.

Я и сам почувствовал, что мой рот вытягивается в бессмысленной глупой улыбке. Как же приятно слышать ее признания. Оказывается, она также страдала все эти дни и думала обо мне. Я находился в холле гостиницы, вокруг ходили служащие и постояльцы, звонил телефон и женщина в регистратуре поднимала трубку. Я отвернулся ото всех, потому что мне показалось, что все увидят мою гигантскую улыбку и удивятся, чему это я так радуюсь.

— Я тоже по тебе скучал, — ответил я. — Ты даже не представляешь, как я рад тебя слышать.

— Ага, рад, сам, наверное, гуляешь по кабакам и знакомишься с девушками, — обиженно сказала Маша. — Ты и звонил-то всего один раз в день, просто для очистки совести.

— Маша, я клянусь… — начал было я.

Но девушка не стала меня добивать. Вместо этого она нетерпеливо спросила:

— Ладно, это все ерунда. Лучше расскажи, как там твои соревнования? Все в порядке? Сколько поединков ты уже провел?

Я рассказал, как все проходит и что мне осталось только два боя. Маша обрадовалась, как ребенок. Вот чего мне не хватало больше всего, любимой женщины, которая будет искренне радоваться моим победам.

Как же это важно для мужчины, для любого мужчины, живущего на земле. Если женщина не радуется твоим победам, то ее лучше тут же сменить, и в этом я уверен на сто процентов.

— Молодец, милый, — сказала Маша. — Как же я рада за тебя. Надеюсь, ты порвал их нокаутом?

— Двоих нокаутом, одного по очкам, — ответил я, раздуваясь от гордости.

— Молодец, какой же ты молодец! — сказала Маша. — Дедушка был бы так рад за тебя. Хотя ты помнишь, что он сказал бы тебе после того, как узнал о выигрыше?

Ну, это понятно, само собой разумеющееся. Тут даже гадать не надо.

— Конечно, — сказал я. — Конечно, знаю. Он бы сказал, чтобы я не радовался преждевременно. И что все эти победы ничего не значат. Надо продолжать тренировки и разбирать совершенные ошибки. Черт, Маша, я только теперь начинаю понимать, как мне его не хватает. Я сам едва-едва начинаю справляться без него.

Маша чуть помолчала и спросила:

— А как там ваши гонки? Ты, конечно же, участвуешь в них тоже. Вот чтобы сказал дед, если бы узнал, что ты в них участвуешь?

Я вздохнул. Не хотелось бы снова поднимать эту тему и опять ставить наши отношения под угрозу ссоры, но что поделаешь. Лучше сразу обговорить все наши противоречия, раз уж выпал такой шанс.

— Да, я принимаю в них участие, — ответил я. — Вчера я гонял все круги, которы был должен и мы тоже остались там в числе участников. Честно говоря, это феерические ощущения. Я и не думал, что это так увлекательно.

— Черт подери, Витя, ты должен думать только о боксе, — сказала Маша, даже, пожалуй, чересчур резко. — Будь жив мой дедушка, он вправил бы тебе мозги, но пока что это приходится делать мне. Хотя я думаю, что вряд ли могу справиться с этой задачей. Ты упрямый, как бык. Даже моему деду не удавалось иногда переломить тебя. Собственно, поэтому ты и стал чемпионом.

Я молчал и слушал ее. Видно, что девушка говорит то, что наверняка обдумывала все эти дни. Говорит о наболевшем, так сказать. Ну что же, пусть, как раз и выскажется, выложит душу. Может, и она чего-то поняла обо мне.

— И поэтому, знаешь, что я подумала? — спросила Маша. — Я вспомнила, что ты пытался мне рассказать и попыталась понять тебя. Я решила, что мне не нужно тебе противоречить и стоять на твоем пути. У тебя действительно и так сложная ситуация. Ты остался без моего дедушки и немного растерялся. Тебе и в самом деле нужно было немного отвлечься. Поэтому я не буду на тебя давить. Делай, что хочешь, в конце концов, ты взрослый человек, к тому же чемпион. Если ты совершишь какую-то ошибку, то это будет твоя ошибка. А я не буду тебя за это корить, понимаешь?

— Хорошо, понимаю, — сказал я. — И спасибо за то, что ты пытаешься меня понять. Я это очень ценю. Сегодня последний день гонок и я обещаю, что после этого все, я заканчиваю и сосредоточусь только на боксе. Слова даю.

— Хорошо, только будь осторожен, — сказала девушка. — И помни, что я жду тебя с победой.

— Я тоже очень по тебе соскучился, — ответил я и наш разговор прервался.

Я постоял еще немного и поборолся с желанием позвонить снова и болтать с Машей еще несколько часов подряд. Но времени осталось совсем мало. Славка Карпеев наверняка ждет меня на трассе. Не знаю, сможет ли он участвовать сегодня сам, но вчера вечером нога его была почти в порядке.

Может, сегодня она еще все равно побаливала, но мой приятель такой человек, что может выехать на трассу и с больной ногой. Кроме того, как я узнал в гостинице, он так и не появлялся, хотя выехал с самого утра. Неужели он все-таки контрабандист и отправился по своим тайным делам, переправить похищенную картину за границу?

Вызвав такси, я отправился в Бикерниеки.

— На гонки собрались посмотреть? — спросил шофер. — О, это захватывающее зрелище. Конечно, надо увидеть, хоть один раз в жизни.

Выйдя на автодроме, я бегом отправился к линии старта. По дороге я столкнулся со стариком с морщинистым лицом. Пробормотал: «Извините!» и рассеянно заметил, что у старика порвано ухо. Ладно, видать, тоже автогонщик какой, ведь, как я заметил, оглянувшись, что старик тоже побежал к «Волге», стоящей на стоянке с порядковыми номерами на бортах.

На входе меня пропустили без возражений, потому что запомнили после вчерашнего участия, но к самому старту пройти уже было нельзя. Я опоздал.

Машины уже стояли на старте. Их число значительно поубавилось по сравнению с первым днем заезда.Рычали двигатели, клубы дыма вырывались в воздух. Я увидел свою черноокую ласточку, внутри которой сидел Славка. Он напряженно смотрел вперед на дорогу и, конечно же, не видел меня.

Вот зараза, сможет ли он управлять машиной так, чтобы не вылететь на обочину? Славка, держись там. Я даже не мог ничего кричать, поскольку шум моторов заглушал любые звуки. Впрочем, крики зрителей на трибунах не мог заглушить даже шум двигателей.

Раздался звук сигнального пистолета и все машины разом сорвались с места. Промчались мимо трибун и унеслись по трассе вперед. Я вспомнил, как гонял вчера на своей машине и снова мысленно пожелал Славке удачи. Вскоре автомобили, рыча моторами, скрылись за поворотом. Я поглядел им вслед и отправился прикупить себе пирожков и лимонада, чтобы немного подкрепиться.

Выйдя с территории автодрома, я направился к ларьку со вкусняшками и тут увидел неподалеку ту самую «Волгу», к которой направился давешний старик. Самого его нигде не было видно, но рядом с машиной стоял высокий парень, внешностью напомнивший мне самого Карпеева. Он курил сигарету и глядел куда-то в сторону.

Я отправился было дальше и вдруг остановился, как пораженный громом. Если он похож на Карпеева, то может ли быть такое совпадение, что это и есть те самые грабители, которых разыскивала милиция?

Подумав, что у меня от жары и усталости чересчур разыгралось воображение, я двинулся было дальше, но затем все равно остановился. Парень выбросил сигарету, наклонился в салон машины и достал оттуда длинный черный тубус, в котором инженеры носили свои чертежи.

Но ведь в таком тубусе очень удобно и носить свернутую картину. Правда, это может нанести вред самому произведению искусства, но похитителя интересует только прибыль от его продажи, поэтому ему плевать на сохранность картины. К тому же он вряд ли знает, как именно надо хранить похищенное имущество.

Поскольку место вокруг было людное, я не стал откладывать проверку в долгий ящик. Надеюсь, что этот парень никакой не похититель и не станет особо мне препятствовать. В конце концов, он действительно мог быть инженером или механиком, который принес сюда чертежи переоборудования своего автомобиля в гоночный болид.

Но проверить все-таки не помешает. Чисто для успокоения совести. Я уже и придумал, что ему сказать. Просто проверю, что у него в тубусе и пойду дальше.

— Эй, дружище! — сказал я, догоняя парня. — Ты меня извини, но можно посмотреть, что у тебя за документы в этой штуковине? Дело в том, что я архитектор и недавно потерял проектные бумаги, они у меня хранились вот точно в таком же футляре. Можешь, пожалуйста, показать, что там внутри?

На мой взгляд, предлог для проверки был вполне безобидный. Но вот реакция парня меня поразила. Он побледнел, прижал тубус к груди и посмотрел на меня ошарашенными глазами.

Эге, что бы это значило? Неужели я и в самом деле напал на горячий след? Вот чертовщина, а если это и в самом деле похититель и сейчас он достанет пушку и начнет палить во все стороны?

— Чего надо? — судорожно спросил парень. — Ты чего ко мне пристал? Иди нахрен отсюда, нет тут никаких документов.

Что же делать, что делать? Я лихорадочно соображал. Может, отпустить его, а потом сообщить в милицию? Но поблизости, как назло, не было ни одного милиционера. А если это действительно похититель и его сейчас отпустить, то кто может гарантировать, что он не сбежит с картиной? Он ведь уже напуган моим допросом и может легко скрыться. Вот ведь дилемма.

Но додумать мне не дали. Рядом с парнем появился тот самый давешний пожилой мужик с порванным ухом. Он настороженно смотрел на меня и, похоже, даже не подозревал, что я напал на их след.

— Чего надо? Ты чего здесь застыл, Выкидуха? — спросил он. — Пошли скорее, нас ждут.

Парень указал на меня, мотнув подбородком.

— Да вот этот чего-то пристал, говорит, что его футляр. Говорит, там документы какие-то…

Старик вперил в меня пристальный взгляд. Я почти физически почувствовал волну ненависти и настороженности, поднявшуюся от него. Почти точно такую же я ощущал от соперников, желавших меня закопать на ринге. Но вот только этот мужик наверняка мог сделать это на самом деле.

Я уже пожалел, что ввязался в эту историю. Эти субчики наверняка могут быть вооружены. Что мне с ними делать, если они вытащат оружие? Нет, играть героя я в таком случае не собирался. Лучше убежать и больше никогда здесь не показываться. А о подозрительных типах сообщить в милицию, я знаю, здесь неподалеку есть их пост.

— Ну ты, чего надо? — зловеще спросил мужик и огляделся. — Чего ты хочешь?

Он незаметно приблизился ко мне и если бы я не был настороже и не привык контролировать дистанцию между мной и противником, то его внезапное нападение вполне могло окончиться успехом. Но нет, когда мужик бросился на меня и попытался ударить в голову кулаком, я ловко увернулся и сам ударил его боковым в челюсть.

Потом, когда он пошатнулся, я добавил прямой в живот и еще один боковой в ухо. В то самое, в порванное. Мужик застонал и свалился на асфальт.

Высокий парень, между тем, совсем запаниковал. Черт подери, он и в самом деле был очень похож на Карпеева, прямо как брат родной. Но что самое плохое, так это то, что он вытащил из кармана нож и не выпуская тубуса, бросился на меня.

Тут уж я уже не стал рисковать, развернулся и побежал назад по стоянке, огибая стоящие здесь машины. И сразу наткнулся сразу на трех милиционеров, неспешно идущих через стоянку ко входу на автодром.

— Ох, ребята, вы-то мне нужны были больше всего! — закричал я радостно при виде милиционеров.

Они заметили парня, бегущего за мной с ножом и мигом вытащили пистолеты. Парень, похожий на Славку, понял, что проиграл и поднял руки.

Когда милиционеры открыли тубус, внутри оказалась та самая картина «Рафаэль и Форнарина».

Глава 17. Бой на ближней дистанции

Когда я вышел на пробежку, было еще темно. Хотя нет, уже предрассветный сумрак. Силуэты зданий Олимпийской деревни, деревьев и столбов скрывались в темноте. Все еще горели фонари.

Но народу, как я сразу заметил, на улицах было немало. Нашего народу, спортивного. Не один только я оказался таким безумцем, в первое же утро после приезда выбравшимся на пробежку. То и дело мне навстречу пробегали крепкие молодые люди с подтянутыми фигурами. Сразу видно, спортсмены.

Вечер вчера был пасмурным. Я ожидал дождя, но все обошлось. Улицы мокрые, но это оттого, что их недавно почистили и помыли. В лицо мне дул легкий ветерок. Несмотря на август, сейчас было прохладно и я не пожалел, что накинул поверх футболки еще и спортивную кофту.

Да, я сделал это. 1972 год, лето, я нахожусь в Мюнхене, в Олимпийской деревне. Выступаю в составе нашей сборной по боксу. Сколько всего случилось за это время, не рассказать.

Еще тогда, с момента поездки в Ригу, мы со Славкой получили денежный приз за третье место. Славке хватило, чтобы расплатиться с долгами.

Оказывается, этот аферист сыграл на спор, еще в Москве, что примет участие в гонках и возьмет там призовое место. О чем он думал, когда так рисковал, неизвестно, но это ведь Славка и этим все сказано. Мою машину он капитально отремонтировал за свой счет, тем более, что теперь мог себе это позволить.

Но самое главное было не это. Самое главное заключалось в том, что я взял тогда еще два боя. Оба выиграл по очкам. Дались они мне исключительно трудно.

Особенно после четвертого, когда мой противник из Воронежа устроил моей печени инквизицию. Он вообще любил работать по корпусу, так что на последний, пятый, бой я вышел с дикой болью в животе.

Но сумел себя превозмочь. Последний мой противник оказался слаб и предсказуем. Его можно было вырубить еще в первом раунде.

Опять-таки, из-за того, что в животе у меня бурлил осенний путч, все раунды я ходил скрюченный, как паук. Только под конец поединка боль отпустила. Как раз, когда объявили, что я победил, боль ушла насовсем.

Впрочем, самой главной новостью для меня было тогда сообщение от зампредседателя спорткомитета. По его непроницаемой физиономии ничего нельзя было прочесть. Непонятно, радовался он или нет, когда сказал:

— Рубцов, учитывая ваши безупречные выступления и победы на чемпионатах, Федерацией бокса, Спорткомитетом и НОК Советского Союза принято решение зачислить вас в список участников Олимпийских игр 1972 года. Вы будете представлять нашу страну в следующем году. Поздравляю вас.

В конце он поджал губы. Ага, теперь все понятно. Зампредседателю чертовски трудно было все это сказать. Но ничего, какая мне разница до его переживаний. Главное, что меня допустили до Олимпиады без второго этапа отбора.

Я готов был расцеловать зама, но только пожал ему руку.

— Спасибо большое. Это большая честь для меня.

После приезда домой я занялся тренировками. Наступила зима, потом лето. Я еще успел поучаствовать в товарищеском матче с американцами и в Спартакиаде народов СССР. И вот теперь я здесь, на Олимпиаде.

Пробежав по дорожке, опоясывающей Олимпийскую деревню, я выбежал наружу, миновав высокий земляной вал и пресс-городок. На опушке под сенью кленов уже тренировались другие боксеры. Кажется, это американцы, на них серые шерстяные комбинезоны с капюшонами. Они боксируют с тенью.

Я побежал трусцой, потом с ускорениями. И так три раза. Потом спустился к спортивной площадке, сделал зарядку. Когда я заканчивал, спортсмены уже появились повсюду, они бежали небольшими группами, толпой и гуськом.

Накануне вечером состоялись жеребьевка и взвешивание, на следующий день состоялось открытие Олимпийских игр. У меня уже определился соперник, это боксер из Нигерии, забыл, как его зовут.

Игры предстояли интенсивные, много поединков, количество боксеров достигло почти четырехсот человек. Первый круг, когда определятся первые выбывшие, будет длиться несколько дней. К счастью, мне как раз посчастливилось выступать именно сегодня. Я и сам хотел этого.

Лучше выступить в числе первых. Чем ждать своей очереди через пару дней. И еще трястись в волнении. А так отстрелялся в первый же день и готово.

Посмотрим, как получится. Нигерийские боксеры не так уж и сильны на ринге. Но Касдаманов учил, что нельзя недооценивать противника. Лучше заранее опасаться его. Чем потом плакать, проклиная свою недальновидность.

Знаем, плавали. Я получил хороший урок, когда проиграл нокаутом перед чемпионатом Европы. Второй раз на те же грабли наступать не буду.

После утренней тренировки я вернулся в номер. Прохладный душ, медитация. Да-да, теперь с помощью Маши я полностью восстановил весь цикл тренировок. Особенно медитации. Вот чего мне так не хватало. Утверждающие фразы, после которых дух становится каменным.

Потом завтрак с Худяковым и другими боксерами. Мы обедаем в общей комнате, ее и столовой назвать язык не повернется. Скорее, ресторан, с белоснежными скатертями, приятным мягким освещением и услужливыми официантами. И разнообразными блюдами.

Мой бой после обеда. Позавтракав, мы едем в стадион, где проходят соревнования по боксу. Я смотрел, как дерутся другие участники, особенно в моей весовой категории. Выискивал самых грозных соперников. И очень скоро определил нескольких.

Пока что я вижу троих самых опасных. Один — англичанин Уильям Эванс. Высокий, спокойный, с холодным расчетливым взглядом. Он работает, как робот. Кажется, что просчитывает сотни вариантов сразу и предвидит ходы соперников. Крепкий орешек, его трудно будет разгрызть, сразу видно.

Второй — американец Франциско Каррерас, латинос. Этот наоборот полон взрывной энергии. Похож на всесокрушающий шторм. С таким напором тоже трудно совладать. Если он выпадет на мою долю, придется изобретать новую защиту против его темпераментных атак.

Ну, и третий — это кубинец Алехандро Гарбей, сразу чувствуется высокий класс. Одинаково хорош как в нападении, так и в защите. Причем не просто хорош, он свободно владеет всеми приемами и легко их комбинирует. Это признак высокого мастерства. Двигается изумительно быстро и в то же время грамотно. Да, этот парень точно дойдет до финала.

Я смотрел на поединки во все глаза. Потом пообедал в кафе стадиона и начал готовиться к своему поединку. Через час я уже стоял на ринге, пройдя все необходимые процедуры.

Моего противника звали Арапмои Тафари. Высокий худощавый африканец, как принято говорить в двадцать первом веке. Цвет кожи иссиня-черный. Глаза тоже абсолютно черные, только иногда показываются белки глаз, когда он смотрит в сторону.

По лицу Тафари невозможно понять, что он чувствует. Нигериец стоял в своем углу, иногда смотрел на меня. Периодически, разминаясь, подпрыгивал на месте.

Я знаю о чем ты думаешь, голубчик. Ты думаешь о том, как бы не проиграть. Ты точно также посматриваешь на меня и пытаешься узнать, что у меня на уме. Эх если бы только смог проникнуть в мои мысли!

Вопреки ожиданиям, я спокоен, как удав. Прокачан медитациями, как наркотиками. Стадион забит до отказа, здесь пять тысяч зрителей, все шумят, орут, галдят, как на птичьем базаре. Ведущий объявляет о поединке в микрофон. Кинокамеры снимают происходящее.

Все серьезно, на самом высшем уровне. Я нахожусь на главном спортивном мероприятии планеты. Если удастся стать олимпийским чемпионом, то и подыхать не жаль. Достигнута главная цель моей жизни. Может, я так спокоен еще и потому, что не до конца поверил в происходящее?

Рефери поговорил с нами, убедился, что мы готовы к бою. Прозвучала команда:

— Бокс!

Подняв руки, мы с противником движемся навстречу друг другу. И почти сразу сходимся в бою на ближней дистанции. У Тафари руки чуть длиннее моих, но двигается он чуть медленнее.

Мы встали в стойках напротив друг друга. Ширина ног чуть больше обычной, чтобы держать жесткую и устойчивую стойку. Спина гибкая и одновременно сильная. Кулаки близко к голове. Плечи и локти защищают корпус. Ну что же, сейчас посмотрим, на что ты способен, выходец из черного континента.

Пошел обмен ударами. Как и полагается, сначала в ход идут джебы. Удары идут один за другим, зрители вопят от восторга. И я, и нигериец стараемся уйти от ударов друг друга, но опять же, у меня это получается чуть быстрее.

Вдобавок я заметил, что Тафари старается пробивать однообразными «двоечками». Джеб левой и хук правой. Джеб и хук. Снова и снова. Вот только цели разные. Иногда в голову, иногда в корпус.

Насколько я могу судить, это его манера боя. Кажется, нигериец не пытается меня обмануть. Он и в самом деле ведет разведку этими «двойками». Наверное, потом уже будет разнообразнее.

Я веду себя разумнее. Помимо ударов и уклонов, нырков, отбивов и блоков, я использую захваты и накладки. Сбиваю руки противника. О стойке особо не забочусь. Не всегда отвечаю на атаки противника контрмерами, стараюсь не тратить силы понапрасну.

Только иногда огрызаюсь серией ударов. Пока что все идет спокойно, пару раз Тафари смог проникнуть за мою защиту и отвесить мне прямой в голову, а потом еще и хук в живот.

Со своей стороны я тоже не остался в долгу. Тоже прямой левой в голову. Потом боковой правой, опять в голову. И через десять секунд снова прямой в голову. Почему-то нигериец часто пропускает удары по верхнему этажу.

В таком бодром размене проходит весь раунд. Гонг и мы расходимся по своим углам. Счет пока ничейный. Хотя, глянув на табло, я вижу, что обгоняю противника на пару очков.

— Ну, что, пощупал стервеца? — спросил Худяков, когда я опустился на стул. — Он жилистый очень, я смотрю. Даже не думай брать его на измор. Видал, какой живучий? Он сам тебя десять раз переморит.

Да, я и сам это вижу. Нигериец как будто с мотором вместо сердца. Легкие, как у кентавра. Я чувствую, что он может драться двадцать раундов. И все равно будет свежий, как огурчик.

— Вроде у него голова плохо защищена, — сказал я и прополоскал рот.

Но Худяков посмотрел на противника и покачал головой.

— Нет, теперь эта лавочка прикрыта. Вишь, его тренер как раз про это говорит.

Действительно, тренер нигерийца, тоже тощий и черный, подняв руки к голове, что-то страстно и горячо говорил своему подопечному. Наверняка, чтобы не забывал держать защиту головы.

Ну ладно, это мне тоже на руку. Теперь противник будет защищать голову, я сосредоточусь на корпусе. Там тоже есть немало брешей.

— Попробуй его запутать, — посоветовал Худяков. — Он вроде бы не такой опытный, как ты. Плавает немного в плане техники.

Перерыв закончился. Мы вернулись в центр ринга, встали друг против друга. По лбу Тафари бегут струйки пота, я тоже весь взмылен. В зале жарко, хотя работают мощные вентиляторы.

Но я вижу, что соперник не выглядит уставшим. Да, все верно, он может драться день и ночь напролет. Двужильный сукин сын.

— Бокс, — командует рефери. Он, как и положено, одет в белую рубашку и белые брюки, на воротнике черная «бабочка».

Я стою в крепкой боковой стойке. Тафари приблизился и снова нанес серию ударов. Прямо как по учебнику, «двоечки» по голове и по корпусу. Мне начинает это надоедать. Неужели он не способен поменять тактику.

Но только я собрался наказать соперника за однообразие и предсказуемость, как он тут же сменил ритм. Теперь атаковал «троечками». Последний удар левой — обязательно прямой в голову.

Я увожу корпус и голову, защищаюсь подставками кулаков, локтей и плеч. Вес больше на задней правой ноге. Моя защита, осмелюсь предположить, безупречная, все попытки Тафари проломить ее заканчиваются неудачей.

Колебания рук минимальные. Руки напряженные, кулаки прижаты к голове. Я отшагиваю в сторону, назад, уклоняюсь корпусом. Тафари бьет все быстрее, старается догнать неуловимую мишень. Эй, не торопись, братец, это может дорого тебе обойтись.

Шаги короткие, небольшие. Главное — подставить блок, загасить энергию удара противника. Дать ему промазать, потерять равновесие.

Пару раз мне это удается. Я бью Тафари в корпус, он резко выдыхает воздух. Ага, что я говорил, голубчик. Тут же после удара подхожу на максимально близкую дистанцию.

У нигерийца слишком длинные руки, он чувствует дискомфорт. Молотит мимо, коротко. Я двигаюсь экономно, стараюсь сохранить силы. Теперь, когда он чуточку растерялся и пытается разорвать дистанцию, я наконец работаю в контратаке.

Удары короткие, жесткие, по корпусу. Когда Тафари опомнился и попытался контратаковать, я накладываю руки на его кулаки, раздвигаю раму его рук. В то же время слежу за своей защитой.

И теперь быстро, хлестко, как хлыстом. На тебе в челюсть! Быстрый апперкот. Обычно я стараюсь подготовить его серией ударов, но времени мало.

Голова нигерийца откинулась назад. Впрочем, он тут же взял себя в руки. Даже огрызнулся коротким боковым. Но я сразу после удара опять укрылся в стойку. Как улитка в ракушку.

Принял атаку противника в свой панцирь. Потом снова высунулся. На, новый выстрел в корпус, потом снова боковой в голову. Голова Тафари опять откинулась назад. Он отошел на пару шагов, чуть не упал.

Но я не торопился. Куда спешить? Я снова прячусь в свою защиту. Противник опомнился, снова контратаковал меня. Я снова подошел к нему максимально близко и бедолага нигериец опять потерялся.

Я толкнул его корпусом, и добавил пару боковых. Тафари завалился вбок, раскрылся. Отличная возможность. Я зацепил его защиту своей перчаткой, раскрыл еще больше и добавил сначала кросс в голову, прямо в лицо.

Потом боковой левой, тоже в голову. Даже чуток потерявшись, Тафари старался держать защиту головы, по заветам тренера. Но я готовил вовсе не атаку крыши. Я нацелился на корпус. И ударил правой в верх живота. Метил в солнечное сплетение и попал.

Тяжкое зрелище. Задыхаясь, Тафари свалился на настил ринга, скорчился бочком. Я ушел в свой угол, наблюдая за противником. Выдержит или нет? Насколько сильный у него пресс? Как он, утомился или нет?

Зрители ревели от наплыва эмоций.

Рефери начал отсчет. Когда дошел до семи, Тафари поднялся. Вдохнул воздух, выдохнул. Пощупал живот, диафрагму. Да, он уже очухался. Бой продолжается.

Тщательно опросив противника, рефери разрешил продолжить бой. Но едва мы встали друг против друга, как звучит гонг. Неужто и второй раунд закончился? Как так быстро? Я настолько увлекся боем, что не заметил, как это случилось. Хотя обычно подсознательно слежу за временем.

— Молоток, Витя, молоток, — Худяков потрепал меня по мокрой от пота голове. — Он поплыл, ты видел? Давай, дожимай его в следующем раунде. Оказывается, он слаб на сверхблизкой дистанции.

Я сижу на стуле и молчу. Вернее, нет, шепчу про себя: «Я могу покорить любые вершины». Гляжу на соперника и погружаюсь в ледяное спокойствие. «Я получаю огромное удовольствие от каждой тренировки, я нацелен на победу. Противник лежит передо мной на ринге. Он корчится от боли. Я силен, как никогда. Я подавляю его дух своей отвагой и храбростью».

— Продолжай в том же духе и победа у тебя в кармане.

Но нет, я знаю, что это опасно. Даже сейчас нельзя расслабляться. «Я бдителен и готов к любым неожиданностям. Меня невозможно застать врасплох. На каждый внезапный ход противника я тут же нахожу противодействие».

— Эй, Витя, вставай. Тебя уже зовут!

Да, действительно. Перерыв прошел, я и не заметил, как засиделся. Даже капу изо рта не вынимал.

Удар гонга. Взмах руки рефери:

— Бокс!

Я подхожу к противнику мелкими шажками. Он что-то не торопится атаковать меня. Зацеп его руки снизу, потом другой. Удар левой. Тафари бьет в ответ. Я едва успел убрать голову и нанес новый кросс. Теперь правой, в «открытое окошко» в груди Тафари.

Удар получился сильным, мощным, пробивным. Мне показалось, будто я пробил грудную клетку противника. Даже послышалось, как хрустнули ребра. Но нет, это все работа воображения.

Но зато падение Тафари на настил отнюдь не придумано. Нигериец скривился от боли и повалился набок. Я опять отошел. Рефери начал отсчет, но теперь, кажется, все кончено.

Я опять попал в солнечное сплетение. В ту же точку, что в конце прошлого раунда. Рефери досчитал до десяти и замахал руками. Тафари так и остался лежать на настиле, корчась от боли. Надо же, все как в моей аффирмации.

Глава 18. Мясорубка на ринге

Мюнхен весьма славный город. До следующего поединка у меня было достаточно времени, чтобы посмотреть его. Когда я выиграл Тафари, Степанов, наш тренер сборной, сказал:

— Ну что, сынок, теперь отдыхай. Заслужил. У тебя теперь два дня отдыха. Но сильно не расслабляйся. Готовься к следующему бою. У тебя будет трудный соперник.

Сынком он меня может назвать, потому что сам уже пожилой мужик. Волосы с сединой, небольшое брюшко. Росту низкого, на шее вечно покачивается свисток на ремешке. А что касается соперника, тут он тоже прав.

Да, моим противником стал англичанин Уильям Эванс. Я ведь как чувствовал, когда смотрел его поединок. Есть время подготовиться к трудному поединку.

Получив разрешение на выезд за пределы Олимпийской деревни, я отправился на вылазку в город. Само собой, не один, а в составе группы других спортсменов и членов советской делегации. Как и в Мадриде в прошлом году, здесь было полно кураторов из КГБ.

Они приглядывали за тем, чтобы никто не нарушал советских правил пребывания за границей. Проверяли все покупки. До выезда с территории Олимпийской деревни давали тщательные инструкции, что можно делать, а что нельзя.

На меня, кстати, куратор по имени Олег Сергеевич Ильюшин обратил особое внимание.

— Насчет вас имеются особые рекомендации, Рубцов, — сказал он мне в первый же день. — Я наслышан о ваших похождениях в Мадриде. Учтите, я буду приглядывать за вами. В этот раз никаких фото с быками.

Я пожал плечами.

— А их здесь и нет. Разве что, фото с кружкой пива и с жареной колбаской. Но я не такой дурак, чтобы делать такие компрометирующие снимки.

Ильюшин прожег меня насквозь взглядом-рентгеном.

— Я надеюсь, что это действительно так.

И вот я вместе с делегацией гуляю по улочкам славной столицы Баварии. Сделал кое-какие подарки для Светки и Маши. Не забыл и гостинцы и для тети Гали с дядей Мишей.

Между прочим, за этот год Маша уже перестала дичиться. Она уже свободно хозяйничала у нас в квартире и приглядывала за Светкой. Вроде бы сумела найти общий язык с моей сестренкой.

Два дня пролетели быстро. Каждый день я смотрел бои других боксеров. Анализировал тактику и стили. Старался угадать, кто будет победителем.

Иногда получалось, иногда нет. Обычно выигрывали те, кто настроен более решительно. Но пару раз побеждали настоящие аутсайдеры.

Один выиграл случайно, его противник из Польши напоролся апперкот. Очень обидное поражение.

Второй, из Ирландии, выглядел задохликом, но на ринге преобразился. Из трусливого кролика вдруг превратился в матерого волка. Обрушил на противника серию молниеносных атак и закончил бой в первом раунде. Жестким нокаутом, у противника даже капа вылетела.

Помимо бокса, я смотрел выступления по художественной гимнастике и плаванию. Очень уж симпатичные там девушки выступали.

Когда я выходил из зала по гимнастике через служебный вход, познакомился со спортсменкой из Швеции. Викториа Улофссон, безупречная фигура, очаровательная улыбка, золотистые волосы и бездна обаяния.

Она уронила полотенце и не заметила. Я догнал ее и постучал по плечу. Заодно и познакомился.

Как можно пропустить девушку с такой улыбкой на миллион шведских крон? Правда, никаких целей не преследовал. Хотя Викториа и улыбалась. Причем очень поощрительно.

Дома меня ждала Маша. Каждый день я разговаривал с ней по телефону. Девушка радовалась моим успехам и скучала. Зачем мне ей изменять, даже просто в мыслях? Поэтому я раскланялся со скандинавской красавицей и отправился к себе.

На третий день после первой победы настало время для нового поединка. Странно, но в этот раз я чувствовал себя по-другому.

Все два дня я усиленно тренировался. Обсудил с Худяковым и другими боксерами десятки стратегий. Просмотрел видео выступлений англичанина на других соревнованиях. Напичкал себя позитивными утверждениями, по самые уши.

Но все напрасно. Когда я проснулся в утро перед боем и вышел на лоджию, то обнаружил на полу дохлого воробья.

Мы жили в двухэтажном домике с несколькими номерами. Для каждой делегации выделяли по несколько таких коттеджей.

Вокруг деревья, травка, птички щебечут. Газоны и кустарники ароматных цветов. Живописный парк. Красота неописуемая. До этого у меня не было повода жаловаться. И вот на тебе, говнистый сюрпризец подкинули.

Если бы я был суеверный, то испугался бы. Херовый знак перед важным боем. Но тогда еще я был накачан мощными установками на победу, поэтому не обратил внимания. Завернул птицу в газету, отнес в мусорку.

Когда брился, чуток порезался. Потом поскользнулся на кафеле, упал, ударил локоть. Чертовски больно.

Во время пробежки за мной погналась собака. Чей-то дикий сенбернар. Лаял и рычал. Огромный пес, размером с небольшого теленка. Как здесь очутился, непонятно.

Я остановился и посмотрел на него, выставив руки. Как там я проделывал это у Касдаманова в поселке? Представил, что я медведь, косматый и злой. Я таких сенбернаров разделываю на завтрак. Пес остановился, поглядел на меня. Порычал, потом успокоился и отошел.

Прибежали охранники, очень извинялись. Оказалось, это собака одного из замов МОК, отвязалась от поводка. Хорошо, что она попалась мне, а если бы напала на девушек-спортсменок?

После завтрака, когда мы садились в автобусы и выезжали на соревнования, над головой закаркал ворон. Я остановился и посмотрел на него. Спросил мысленно: «Ну, чего там еще?». Ворон снова каркнул пару раз. Как будто хотел предупредить.

Что за мистика творится? Может, отменить этот чертов бой? Впервые со времени приезда на Олимпиаду у меня появились сомнения в победе.

Но как отменишь? Посчитают за технический нокаут и вообще пролетишь. Нет уж, лучше драться. Пофиг на приметы. В конце концов, я советский боксер. Никакой мистики.

— Ну, ты как? — спросил Худяков в автобусе. — Все в порядке? Что-то ты задумчивый какой-то.

Вот он всегда так. Вроде иногда дуб дубом, а нет, что-то чувствует.

Ладно, черт с ними, со знаками. Что я, какая-нибудь трусливая баба, верящая в знамения? Надо переломить ход событий своей волей.

— Все отлично, — я через силу улыбнулся. — Просто задумался.

Худяков покачал головой.

— Все верно, правильно тревожишься. Этот Эванс тот еще фрукт. У него, как и у тебя, ни одного проигрыша. Парень опытный. Сорок боев, одни победы. Из них тридцать с лишком нокаутом. С ним надо ухо востро держать.

Ну, конечно, умеет тренер успокаивать. Я и так все это знал. Вот зачем надо было напоминать о непобедимости англичанина?

— Хватит, Игорь Николаевич, — сказал я раздраженно. — Дайте сосредоточиться перед боем.

Я ехал в автобусе, смотрел на чистенькие улочки Мюнхена. Думал о своем. Моя мораль сбита этими дурацкими знаками. Боевой дух поколеблен. Это плохо, очень плохо.

Егор Дмитриевич считал, что в боксе для победы важен дух. На восемьдесят процентов. И лишь на двадцать сила, скорость и техника. Физические факторы, короче говоря. Он всегда требовал поколебать дух противника. А свой сохранять непоколебимым.

Все верно, только сегодня у меня что-то сбилось. Как будто полетела какая-то деталь в механизме. И от этого сбились тонкие настройки. Я постарался сосредоточиться на победе.

До стадиона, где проходили соревнования, ехать еще минут пять. Я закрыл глаза, дышал равномерно. Постарался изгнать посторонние мысли из головы. Но это плохо получалось. Только я настроюсь на победу, как перед мысленным взором снова возникал труп воробья. Вот зараза.

Ну-ка, попробую еще. Надо отвлечься от окружающей действительности. От всех отвлекающих факторов. Плевать на рокот мотора, разговоры коллег, смех и крики. На гудки автомобилей на улицах.

Внимание, я осторожно изгоняю все негативные мысли из головы. Торопиться не надо. Важно убрать всю нечисть, весь мусор. Не надо придавать такое значение предстоящему бою.

Главное, соблюсти мысленный баланс. Забыть о бое, чтобы перестать волноваться. И в то же время сосредоточиться только на нем. Вот такая вот дзенская ловушка для ума.

Я пытался представить Эванса лежащим на ринге передо мной. Но нет, получалось плохо. Вместо этого вместо англичанина клубился какой-то серый туман. Даже в мыслях противник упорно не желал проигрывать. Что за чертовщина такая?

— Витя, мы приехали, — Худяков осторожно потряс меня за плечо. — Просыпайся.

Я открыл глаза и огляделся. Да, действительно. Мы прибыли. Все уже вышли, остались только мы. Оказывается, я даже задремал. Причем так крепко, что не заметил, как приехали.

— Ах да, — сказал я и схватил сумку. — Спасибо. Что-то я уснул.

Выбрался наружу и потянулся, хрустя суставами. Медитация дала свои плоды. Я чувствовал себя гораздо лучше. Короткий, но крепкий сон будто смыл прежние страхи.

Противника не удалось одолеть в мыслях. Но теперь я чувствовал, что смогу сделать это в реальности. Иногда не только мысли влияют на действительность. Но и наоборот тоже.

Как там говорил Маркс? Бытие определяет сознание. Я улыбнулся и ткнул Худякова в бок.

— Ну что, Игорь Николаевич, пошли брать врага приступом?

Тренер облегченно улыбнулся.

— Вот это другое дело. А то кислый, как будто уксуса объелся.

Погода стояла пасмурная, но без дождя. Хорошая погода. Не холодно и не жарко. Благодать. Как раз, чтобы выбить дух из очередного противника.

Мы прошли к стадиону, пробрались внутрь через служебный вход. Из зала, где проходили бои, слышались крики зрителей. Сегодня они особо ликуют. Прям, как на концерте рок-звезды.

Ну что же, энергетика зрителей тоже всегда заряжала меня. Это ощущается, как волна. Если зрители на твоей стороне, их энергия подхватывает и помогает в бою.

Впрочем, я видел, как некоторые боксеры использовали и негатив. Тоже поднимались за счет хейта. Как будто заряжались им и крушили черепа соперников. Вопреки желаниям зала. К счастью, я не из их числа.

Медосмотр, документы, подписи. Раздевалка, разминка. Прыжки, бой с тенью. Снова медитация. Образ дохлого воробья потускнел, уплыл куда-то далеко. Я настроен на победу.

— Рубцов, твой выход!

Худяков поощрительно хлопнул по спине.

— Ну, пошли, Витя. Теперь все зависит от тебя.

Мы вышли из раздевалки, отправились в зал. Я захожу внутрь и в очередной раз удивляюсь, как много здесь человек. Шумно, как на базаре.

Внутри ощущается робость. Ладони в перчатках покрываются потом. Забираюсь на ринг, мой соперник залазит одновременно со мной. Я снова слегка разминаюсь, чтобы разогнать скованность в мышцах.

Вокруг тысячи людей, все взгляды прикованы к нам с Эвансом. Стрекочут камеры. На огромном табло вспыхивают цифры, горят наши фамилии.

Страшно, стремно. Как будто в первый раз. Ладно, сейчас это пройдет.

Разговор с рефери, последние приготовления. Все готово. Капа в зубы. Привычно сжал челюсть. Пара хлопков перчатками друг о друга.

— Бокс!

Ну, все, начали.

Зрители кричат и орут, свистят и топчут ногами. Требуют зрелища. Сейчас вы увидите гладиаторский бой, ребята.

Эванс — типичный контрик. Предпочитает работать вторым номером. Впрочем, подозреваю, он осторожничает только вначале. Если англичанин увидит, что противник сам робеет перед ним или еще неоперившийся юнец, то сразу перейдет в атаку.

Но я инициативу отдавать не собираюсь. Подхожу ближе, осторожными легкими шажками. Как балерун, чуть ли не на цыпочках.

Эванс весь закрыт, неприступен, как будто состоит из углов. Я кидаю джеб, в голову. Потом прямой правой. Нет, бесполезно. Противник спрятался наглухо.

Я снова тыкаюсь, в корпус, в голову. Боковые, прямые удары. Левой, правой. Бесполезно. Захожу справа, хочу зацепить переднюю руку противника. Надо приоткрыть брешь в его обороне.

Внезапно он открывается больше, чем нужно. Я спешу вонзить в «окошко» кулак, прямой правой, но Эванс уходит в сторону. Очень хороший уклон, молодец! Я думал, ты собрался весь бой стоять на месте, как статуя.

И в это мгновения он сам бьет меня. Кросс в голову. Совершенно неожиданный, как раз, когда я собирался догнать его левым джебом, а потом добить боковым.

Бум! Удар до того неожиданный, что я заваливаюсь назад. Больно стукаюсь бедром, копичком. О дьявол, я упал на спину. Вот настил, вон канаты. Только я смотрю на них параллельно, потому что валяюсь на боку.

Зрители ревут от восторга. Худяков сложил ладони ковшиком, орет:

— Вставай, Витя!

Вот ведь чертовщина, как так? Что произошло?

Рефери открывает счет. Но нет, я в порядке. Вскакиваю, как на пружине. Легонько трясу головой. Да, все нормально, я готов к продолжению поединка.

Лицо рефери прямо передо мной, он заглядывает мне в глаза. Убедился, что все хорошо, кивнул.

— Окей, бокс!

Эванс все также укрыт за броней глухой обороны. Как же ты так успел меня поймать, скотина? Я понимаю, что недооценил противника. И это несмотря на всю подготовку.

Наверняка, он тоже смотрел мои бои. Подгадал мою тактику. Вот зараза. Он знал, что я буду цеплять его руку и пытаться вскрыть оборону. И намеренно приоткрыл «форточку», знал, что я туда полезу. А потом сделал атата по моей заднице.

Очень и очень больно. Вернее, не так. Не больно, а обидно.

Ну что же, с таким умным противником даже интереснее сражаться. Настоящий гроссмейстер ринга. Я снова выкидываю джебы. Ну-ка, посмотрим, насколько хорошо он меня изучил.

Делаю все по прежней схеме. Снова прямой левой в голову противника. Он отбивается, чуть наклоняет голову. Будто нырнуть собрался.

Снова удар, теперь это прямой правой, тоже в голову. Тут же зацеп левой, увод руки противника. Я все время жду его контратаки, но бью в корпус правой. Нечто среднее между крюком и прямым, потому что Эванс опять неумолимо уходит в сторону.

Неужели он снова решил поймать меня на тот же прием? Эге, парень, я думал, ты сообразительный малый. Не разочаровывай меня. Мою веру в человечество.

Нет, он так и сделал. Не знаю, с чего решил, будто я опять попадусь на ту же удочку. Ну ты же вроде готовился к поединку со мной. Должен был понять, что я не наступаю на одни и те же грабли.

Противник повторяет маневр. Видимо, счел, что проверенный способ лучше. Уход, заманивание меня к себе и контратака кроссом. Резкий короткий удар мне в лицо. Скорее, даже тычок.

Да только в этот раз я наготове. Тоже ухожу, блокирую удар плечом, и бью сам.

Левый прямой в голову. Тоже короткий, потому что мы работаем вплотную. Есть! Удар прошел в скулу Эванса. Соперник от неожиданности дергается назад.

Он уже все понял. Тут же сворачивает атаку по всем фронтам, уходит, отбивается. Я пытаюсь догнать его боковым правой. Эх, я так хорошо его подготовил! Ведь после удара левой я как раз чуток присел и теперь бью на развороте.

А теперь промахиваюсь, да еще, как на беду, заваливаюсь вперед. Очень опасно. Я чуток потерял равновесие и сейчас беспомощен, как черепаха, перевернутая на спину.

Если бы Эванс не торопился так скрыться в крепости, он легко мог бы меня достать. Впрочем, противник не теряет бдительности. Он видит подвернувшуюся возможность. И атакует.

Вот только уже поздно. Я решаю не бороться с инерцией. Наоборот, ухожу в сторону завала, выравниваю корпус, прикрываю голову. Хук англичанина, направленный мне в голову, втыкается в мою перчатку. Очень вовремя я успел ее подставить.

Перчатка пружинит удар. Но я цел, невредим, хотя и чуточку оглушен. Разворачиваюсь дальше. Огрызаюсь своим боковым правой, потом левой. Любые удары, чтобы заставить противника снова спрятаться за броней обороны. Все, опасность миновала. Эванс снова в домике.

Мы расходимся на пару секунд. Я выравниваю дыхание. Смотрю на противника. Англичанин тоже глядит на меня. Внимательно, настороженно. Следит за каждым движением.

Ну ладно, ты мой хороший, молодец, что отдал всю инициативу мне. Это большой плюс в бою с контриками. Ты сам решаешь, когда нападать.

Я снова подрываюсь на атаку, но тут звякнул гонг.

Глава 19. Наказание непослушного мальчика

Когда я сел в своем углу, Худяков сразу набросился на меня:

— Ты чего с ним канителишься? Вскрывай его чертову оборону.

Ага, если бы это было так легко. Наверное, мне просто нравится играться с ним. Млин, мне больше делать нечего, чем пропускать от противника удары?

— Он хорош, — сказал я. — Он очень хорош.

Честно говоря, он как паук. Сидел в засаде и следил за каждым моим движением. Стоит на секунду расслабиться, как тут же следует возмездие.

Худяков редко слышал от меня подобные признания. Он понял, что все серьезно. Прищурился, поглядел в угол соперника.

— Знаешь что, Витя… Возьми его своими обманками. Никто в мире не справится с твоими финтами. Настало время пустить их в ход.

Все верно. Я же заманил его в ловушку в конце первого раунда. С клиентом можно работать. Мальчик непослушный, но это с непривычки. На самом деле поддается воспитанию.

— Вообще-то я так и собирался поступить, — я надеялся, что это прозвучало ехидно.

Впрочем, на эмоции не осталось лишних сил. Мое дело сейчас — готовиться к новому раунду.

— Ты, главное, не торопись, — посоветовал Худяков, не отрывая взора от англичанина. — А то он привык в засаде сидеть. Мигом тебя прострелит.

Рефери снова вышел в центр ринга. Махнул нам, призывая к началу нового боя. Ну все, поехали.

Я поднялся. Капу в рот, кулаки сжаты. Худяков легонько пихнул в спину.

— Надери ему задницу, Витя.

И вот я снова напротив Эванса. Англичанин смотрит все также цепко и внимательно. Да, с ним надо быть осторожным. Тоже просчитывать каждый ход.

— Бокс! — рефери махнул ладонью и отошел назад.

Я тут же попробовал провести финт. Бросился на Эванса с устрашающим выражением лица. Замахнулся для удара. Как обычно, прямой левой.

Вернее, удар должен быть. Это был обычный финт, только еще с актерской мимикой.

Англичанин чуть пригнулся. Продолжал следить за мной, но поддался на мою уловку. Я провел новый финт, опять прямой удар, только правой.

Перед этим чуть наклонил голову. Еле заметно так, в сторону. Решил создать у соперника иллюзию.

Еще и приоткрылся во время атаки. Пожалуйста, милости просим. Бей в корпус. Отдавать голову на растерзание я не собирался.

Эванс снова купился. Провел быстрый кросс мне в живот. Я подался назад, ушел от атаки.

На протяжении всего раунда я чуть наклонял голову перед атакой на врага. Пусть у него создастся условный рефлекс. Раз уж он так внимательно наблюдает за мной, пусть думает, будто это моя фишка. Я его введу в заблуждение, потому что голову никогда так не наклонял.

Помимо этого, ложными атаками я раскачивал его оборону. Тяжело контратаковать и сохранять сильную защиту. Вот Эванс и поступил так. Пару раз он погнался за мной и раскрыл голову. Отлично, мой друг.

Едва успела миновать половина раунда, как защита Эванса полетела к чертовой бабушке. Он несколько раз ломал стойку, двигаясь вперед.

Я атаковал его оборону, только теперь взламывал ее на средней дистанции. Цеплял перчатку, отводил в сторону, сам уходил вбок.

И уже оттуда выстреливал прямыми, изредка боковыми. Теребил соперника острыми укусами.

Потихоньку приучал к мысли, что его крепость скоро падет. Важно создать у него такое убеждение. Пусть не прячется за бастионами и амбразурами. Все равно я его достану.

Атаки я намеренно не делал долгими. Два-три удара, и хватит. Я ни на секунду не забывал, что Эванс очень опасный противник. Дай палец, всю руку схватит.

Стоит чуть зазеваться и отправит в нокаут. У англичанина оказалось изумительное чувство ритма и дистанции. Он часто предугадывал мои удары.

Поэтому я часто двигался в стороны и назад. Опасно долго мельтешить перед ним. Иногда я добавлял сильный удар. Пару раз мне удалось так остановить контрнаступление Эванса.

Я заметил, что когда он получал мощный отпор, то на время откатывался назад. Снова замыкался в обороне.

К концу раунда Эванс вдруг изменился. Перестроился на ходу. Стал агрессивным и дерзким.

Ох, какой он гибкий и изменчивый. Я еще не встречал таких соперников. Способных мигом поменять стиль боя.

Теперь Эванс пошел вперед. Я даже не сразу догадался о смене стиля. Все это время он дался в обороне, а тут вдруг попер на мины, как БТР.

Зрители заревели от радости. Вот именно, вот это уже настоящий бокс. Мордобой на ринге.

Только пару прямых ударов, потом он оказался рядом. И теперь заработал боковыми. Первый же удар я пропустил. От второго отбился.

Новый хук правой в корпус, в низ живота. Ох, а вот это уже больно. Но стоять на месте нельзя, это подобно смерти. Чтобы не упасть внокдаун, я должен вертеться, как белка в колесе.

Я едва успел присесть и уйти от новых хуков. Что это за лавина ударов? Новый тактический ход противника? Я совершенно не был готов к такому обороту.

Единственное, что успел, так это садануть ему быстрый прямой в челюсть и тем самым сбить темп атаки.

Удар получился короткий, мы стояли рядом. Но в то же время точный. Эванс будто поперхнулся в атаке. Перестал махать кулаками, отошел. Ну, слава богам, если бы он был быстрее и точнее, я мог снова свалиться в нокдаун.

Но все равно, деваться некуда. Мы на мгновение остановились, переводя дух. Чего ты задумал теперь, Эванс? Вырубить меня точным и сильным ударом? Не слишком ли много ты взял на себя?

Если раньше он сидел в обороне и копил силы, то теперь снова пошел в атаку. Смена стиля на сто восемьдесят градусов.

Только, для того, чтобы вырубить меня, надо хорошенько подготовиться. Поэтому я не дал противнику прицелиться.

Теперь уже я перешел к обороне. Твердая защитная стойка. Скупые движения назад, в стороны. Задача запутать соперника. Не дать ему сосредоточиться.

Но одних движений мало. Встречные удары. Серия ударов. Жесткие и быстрые. Без разницы, куда. Главное, чтобы сбить его прицел.

Заставить промахиваться. Заставить ошибаться. Заставить злиться. Вот моя задача.

Что еще хреново, так это то, что он сохранил силы. Вот ублюдок. Сидел в замке все время, а теперь вывел на поле боя свежую кавалерию.

Мне снова пришлось вертеться, как уж на сковороде. Отшаги назад, нырки, уклоны. Контрудары по корпусу, посильнее, пожестче, чтобы сбить темп атаки.

Вскоре мне удалось собраться. Приноровиться к стилю противника. Я умело работал корпусом. Уходил от ударов и даже хотел, чтобы он бил как можно больше. Пусть помашет руками, устанет побольше.

Кроме того, я отошел к канатам и защищался подставками. В который раз поблагодарил Егора Дмитриевича, за то, что особо настаивал на развитии силы рук. Мощные руки — крепость боксера.

Поскольку я следил за временем, то почему бы не устроить экзекуцию перед завершением раунда? Когда осталось полминуты, я тоже пошел в наступление.

Выждал, когда Эванс промахнулся и атаковал его. Мы устроили жесткий обмен ударами, к полному восторгу публики.

Уход в сторону, отбивка, боковой правой. Снова уход, одновременно разворот бедрами. И хук левой. Эванс пропустил удар, но тут же успел воткнуть и свой боковой.

Попал перчаткой мне в глаз. Я ощутил влажную поверхность перчатки. Это он, получается, до этого задел мне мокрые от пота волосы и теперь всадил перчаткой в лицо. Вот чертовщина, глаза защипало от пота.

Я не остался в долгу. Мало того, что мой хук левой достал противника в скулу. Я тут же, не обращая внимания на удар в глаза, ткнул еще одним боковым.

На тебе в печень. Эванс скорчился от боли. И тут звонко ударил гонг.

Мы обменялись свирепыми взглядами и разошлись по своим углам. Также, как он атаковал меня неожиданно, так и я постарался быть как можно резким и внезапным. Под конец раунда, когда потом можно отдохнуть на перерыве.

Я тоже скрывал агрессию до поры до времени. Пусть теперь видит, что и я могу резать на куски. Опять-таки, главное — это подавить психику противника.

Когда я вернулся, в свой угол, Худяков снова пихнул меня в плечо.

— Молодцом, отлично держался.

Ага, молодцом. Несмотря на все мои усилия, я еще ни разу не свалил Эванса. Он сам по очкам обходил меня, как заяц черепаху.

— Нет, он ведет, — я покачал головой и глянул на табло. — Если так будет продолжаться дальше, он возьмет меня по очкам. Кажется, он и ведет к этому.

Худяков тоже поглядел на табло и нахмурился.

— А что ты тогда с ним церемонишься? Бери за жабры и рви пополам. Кого ты стесняешься?

Эх, если бы все так просто? Эванс очень проницательный, предвидит мои действия. Правда, мне удалось поймать его на финтах, но он сумел нейтрализовать весь эффект. Выбил конечной атакой себе бонусы.

— Он грамотный и внимательно смотрит за мной, — ответил я. — Будто у него в башке компьютер.

— Компьютер? — переспросил тренер. — ЭВМ, ты хотел сказать? У тебя же вроде получается его оборону вскрыть. Давай, работай больше. Хватит уже оправдываться.

Вот это точно. Это выглядит так, будто я готов к поражению. Ты чего это, Витя? Опомнись! Как можно сдавать бой этому расчетливому ублюдку?

Неужели я посмею уехать отсюда с проигрышем? Что бы сказал Егор Дмитриевич, когда услышал такие жалкие оправдания? И такой детский лепет?

Он ведет к тому, чтобы вынести меня по очкам. А разве мне это подходит? Нет, конечно.

Кроме того, в следующем раунде он опять может взорваться внезапной феерией атак. И заработает еще баллов. Надо срочно с ним что-то делать.

Я представил, что Эванс лежит на настиле ринга. Беспомощный, с раскинутыми руками. Глаза закрыты, лицо опухшее от побоев. А я стою над ним с поднятыми руками.

— Ну, давай, хватит с ним цацкаться, — добавил Худяков. — Вон, рефери зовет уже. Давай, вперед. Не отступай. Принеси мне его скальп. Ты же умеешь это делать.

Я поднялся и отправился к центру ринга. Этот раунд должен остаться за мной. Во что бы то ни стало. Его девизом будет непредсказуемость.

Похоже, что Эванс решил поступить точно также. Сейчас он снова ушел в глухую оборону. Как я и говорил, разумная тактика. Ему достаточно сейчас просто держать защиту, и победа в кармане.

Но сейчас я собирался сделать этот карман дырявым и забрать победу себе. Сделать это надо, само собой, с помощью имитации движений и ударов. И еще нужных эмоций.

Поскольку англичанин следил за всем моим состоянием, надо пускать в ход еще и выражение лица. Создавать имитацию эмоций, например, замешательства. А затем решительно атаковать. И наоборот.

— Бокс! — скомандовал рефери.

Ударил гонг. Я максимально сконцентрировался. Начал с движения ног. Путать противника ложными перемещениями — великое искусство. Я двинулся к Эвансу, потом остановился. Потом двинулся еще ближе и сымитировал атаку.

Англичанин не шелохнулся. Дьявол, он хорошо меня читает. Точно, я ведь забыл чуть склонить голову, как делал это совсем недавно. Надо же, Эванс уже запомнил это движение.

А что, если я попробую напасть в самом деле? Только теперь перед атакой я чуть наклонил голову и сразу же попал под град встречных ударов. Отлично, Эванс реагирует на мой ложный прием. Поэтому я не стал затягивать атаку. Тут же ушел назад, затем в сторону.

Противник рванул следом, оставив мысли о защите. И вот тут я резко остановился и всадил в него два пушечных джеба. Каждый прошел куда надо. Один в голову Эванса, второй в корпус. Я аж почувствовал, как кулак в перчатке наткнулся на его ребра.

Вслед за тем я снова ушел, хотя соперник явно ждал продолжения банкета. Теперь мы остановились в двух шагах друг от друга. Смотрели друг другу в глаза, старались угадать, что будет дальше.

Рядом бесшумной тенью скользил рефери. В зале шумели зрители. Кричали на разных языках, но в основном, конечно, на немецком.

Я снова подскочил к противнику. Короткие, акцентированные шаги передней ногой. Быстрый обмен строенными джебами, отход назад. Эванс огрызнулся своими прямыми.

Подскочив опять, я сделал вид, будто хочу оттянуть его руку, прикрывающую живот. Противник ударил левой. Сильный крюк, он должен был сбить меня с ног, если бы удался.

Но я был готов. Уклон, нырок, замах левой, выпрямление. Боковой моей левой. Есть, попал в голову. Она у Эванса осталась совсем без защиты. Тут же, не теряя времени, удар правой. Тоже боковой, тоже в голову.

Наудачу, чтобы зацепить ускользающего противника. Вот дьявольщина, какой же он увертливый. Скользит меж пальцев, как угорь. Я отошел чуть назад, занял выжидательную позицию. Ну-ка, посмотрим, что теперь будет.

Эванс опять встал в защиту. Хорошо, раз так, то даже лучше.

Ложный шаг вперед, опять. Легкий удар левой рукой, джеб. Целю в голову. Чтобы соперник сконцентрировался на верхнем этаже защиты, чтобы приподнял руки. Чтобы открыл нижний этаж.

Бумц! На, получи, малыш. Я снова луплю в живот. Удар получился хорош, как пушечный выстрел по вражескому танку. И чертов танк подбит разом. Эванс выдыхает воздух, пучит глаза.

Вот еще, только теперь правой. В голову, в скулу. Голова Эванса уходит в сторону. Он снова резко выдыхает. Но все равно держится на ногах. Это все преимущества низкой защитной стойки. Я снова чуть отхожу назад, перегруппировываюсь.

Опять движение вперед. Скупыми, осторожными шажками. Снова прямой, только уже в живот Эванса. Лицо корчу свирепое, яростный взгляд прикован к брюху противника. Пусть думает, что я всерьез нацелился вспороть ему брюхо и вывалить кишки на настил ринга.

Уловка удалась. Эванс клюнул. Теперь руки уходят вниз. Голова остается почти без защиты. Ну что ты так, дружище? Разве можно оставлять голову без присмотра? Нам боксерам, она нужна подчас больше, чем пара крепких кулаков.

Бабах! Левый да, в корпус, тут я не обманул. Но вот потом тут же следует удар правой в голову. Мощный кросс.

Моя рука проходит сквозь дернувшиеся вверх перчатки противника. Достает до лица. Где-то в районе носа и щеки. И вот я вижу, как Эванс впервые теряет самообладание. Его лицо растерянно и искажено от боли. Потом его голова уходит вниз и он падает, падает, падает…

С грохотом валится на настил. Зрители вопят от счастья. Им не надо ничего другого, кроме как увидеть, как один гладиатор поразил другого. Дай им волю, они выпустили бы львов и медведей против боксеров.

Но сейчас дерутся только люди. Эванс упал и тут же заворочался на настиле, пытаясь подняться. Я поглядел на поверженного противника и вспомнил картинку, которую воображал перед боем. Образ реализовался лишь частично.

Вот он, противник, валяется на настиле. Но не в нокауте. В нокдауне. Рефери досчитал до шести, а Эванс уже поднялся. Потряс головой, огляделся, прижал руки к подбородку. Рефери остановил счет. Надо же, какой живучий этот англичанин.

Во всяком случае, я устранил отставание в баллах. Его надо завалить хотя бы еще раз, чтобы стать безоговорочным лидером.

Рефери поговорил с Эвансом, убедился, что все в порядке. Кивнул нам, посовещался с судьями, отойдя к канатам. Кивнул, махнул рукой.

— Бокс!

Я снова направился к противнику. Ожидал, что он укроется за защитной броней, но Эванс вдруг сам кинулся на меня.

Все понятно. Опять решил устроить избиение младенцев. Вот только на этот раз так не проканает. Я легко ушел в сторону, одновременно зацепил соперника по животу боковым. Тут же снова сменил направление.

Но напор Эванса слишком силен. Я и не ожидал, что он так быстро оправится после нокдауна. Хотя, если поглядеть в его безумные глаза, сразу видно, что человек не в себе. Или он тоже пытался ввести меня в заблуждение?

Во всяком случае, я теперь снова ухожу назад. Эванс передо мной напоминает разъяренного бизона. Он молотит меня боковыми, на которые, как я заметил, он очень большой мастак. Я с легкостью кручу «маятник», уворачиваюсь, а противник, громко дыша, продолжает нападение.

Вот прошел прямой удар мне в голову, я едва успел ее отдернуть. Хорошо, что я ответил боковым, сбил темп атаки противника. Ах ты, мерзкий ублюдок.

Ты смотри-ка, даже несмотря на яростные и отрывистые движения, Эванс полностью контролирует себя. Я замечаю, что он продолжает следить за мной и моими реакциями на его напускную ярость.

Продолжая отходить, я упираюсь в канаты. Мы замираем на миг. И в эту секунду я чуть наклоняю голову. Работаю плечом вперед, имитируя удар правой в голову и Эванс дергается назад. Но нет, малыш, это было ложное движение. Ловушка, в которую ты влетел на всех газах.

Следующий удар уже без наклона головы, сильный прямой, только правой. Я выбрасываю его очень резко, практически без замах, только за счет того, что бью дальней рукой и за счет этого уже получаю дополнительный разбег для удара.

Удар проходит в лицо Эванса и разносит противника вдребезги. Тут же я достаю его левой, теперь уже в корпус. Противник сгибается от боли и я добиваю его сильным хуком справа. Удар тоже такой сильный, что Эванс закручивается на месте и валится на настил.

Зрители кричат. Я смотрю на противника. Он лежит неподвижно, с раскинутыми руками, из носа течет струйка крови. Все в точь-в-точь, как на моей мысленной картинке. Рефери бросается к Эвансу, проверяет его, видит, что парень без сознания и неистово машет руками.

Все, готов. Победа, наконец-то долгожданная победа!

Глава 20. Новые вершины

Рефери поднял мою руку. Зрители взорвались ликующими криками и аплодисментами. Когда церемония закончилась, я сошел с ринга и первым делом увидел Худякова. Тренер крепко двинул мне в бок.

— Молодец, Витя, молодец! Взял его скальп. Вырвал с мясом.

Я направился к выходу из зала, сопровождаемый криками толпы. Люди стояли рядом с проходом, набились битком, жареной колбаске негде упасть.

Многие хлопали. Некоторые протягивали ладони для рукопожатия. Другие кричали что-то ободряющее. Весело и приятно, однако.

Но когда я очутился в раздевалке, дело пошло по-другому. Здесь было полно боксеров, наших и иностранных. Когда я вошел, то услышал разговоры на самых разных языках.

Вот стоят чернокожие представители Африканского материка. Рядом выходцы из мусульманских стран, тоже смуглые и горбоносые. Светлые бородачи из северной Европы. Низкорослые японцы и корейцы с раскосыми глазами.

Некоторые боксеры одеты в самые экзотические национальные костюмы. Можно только догадываться, откуда они. Или судить по флагам, хотя я в этом не знаток.

На меня никто не обращал внимания. Наших, советских, боксеров почти не было. Только венгры и чехи неподалеку. Я начал переодеваться. Рядом кто-то остановился и сказал, растягивая слова:

— Ты трусливый шакал. Тебе нечего делать на ринге.

Ух ты, какие громкие заявления. Я не торопясь обернулся и увидел перед собой Алехандро Гарбея, боксера из Кубы.

Он стоял, насмешливо глядя мне в глаза. Ясно, это очередной прародитель трештокеров. Пытается морально задавить.

Странно, обычно у нас с кубинцами отличные отношения. Видимо, этот субчик очень хочет добиться победы. И не побрезгует ради этого самыми грязными методами.

Если он думал, что я испугаюсь, то глубоко ошибался.

— Ты хорошо говоришь по-русски, — сказал я, оглядывая кубинца с головы до ног. — Где ты этому научился?

Гарбей не поддался на смену темы.

— Ты что, глухой дятел? — спросил он, приблизившись ко мне вплотную. — Я тебе еще раз говорю, тебе не место на ринге. Свали нахрен отсюда. И не позорь славный советский бокс.

Мрачный угрюмый взгляд, большая чугунная голова, толстые губы и нос. Веселые кудрявые волосы. Какой душка.

Говорил кубинец с акцентом, как и все иностранцы, но слова произносил правильно. Долго, наверное, жил в СССР.

Я вздохнул и снова оглядел международного хулигана. Что же с тобой делать, чудило?

Драться нельзя, вмиг дисквальнут. Ты, видимо, горячий парень, не боишься, что выпнут с Олимпиады. Вот только зачем портить жизнь другим достойным людям?

— Хорошо, — смиренно сказал я. — Я прямо сегодня подам заявление и уйду с Игр. И вы меня больше никогда не увидите. Устраивает это вас?

Гарбей тоже смерил меня с головы до ног презрительным взглядом.

— Ты вздумал насмехаться надо мной? — спросил он. — Я слышал, что ты тот еще мошенник. Короче, если…

Да, я тоже уже хотел закругляться. За нашей разборкой следили другие боксеры. Разговоры стихли. Смех смолк. Все думали, что сейчас в раздевалке начнется кровавое рубилово.

И да, я тоже начал закипать. Черт с ними, с Играми, я не собираюсь спускать оскорбления какому-то ушлепку. Если он сейчас не отстанет, я выбью ему все зубы. Заставлю умыться кровью.

Но тут между нами встал Худяков. Подошли другие кубинские боксеры. Раздевалка заполнилась людьми. Крики, ругань, хватание за руки. В толпе я заметил Степанова, нашего главного тренера сборной.

— Что за хрень здесь творится? — кричал он. — Вы чего, совсем с дуба рухнули?

Гарбея оттеснили в сторону. Этот молодчик еще пытался что-то вякать мне вслед. Степанов пробился ко мне и яростно зашептал:

— Рубцов, ты совсем на голову пришибленный? Кто тебе разрешил здесь драку устраивать? Вон там в зале целая куча журналистов и фотографов. Они тебя вмиг ославят. Ты знаешь, что с нами всеми тогда будет?

Я сначала молчал, потом не выдержал.

— Он сам полез ко мне, идиот хренов. Пытался здесь драку начать.

Но Степанов мне не верил.

— Я тебя, Рубцов, хорошо знаю. Ты у нас тот еще бузотер. Предупреждаю, чтобы никаких драк, понял? Ты не только из сборной вылетишь, но еще и за хулиганку пойдешь, ясно?

Вот так всегда. В первую очередь страдают невиновные лица.

Горбея вытянули из раздевалки. И хорошо, а то бы я его все-таки воткнул в стену. Провокатор гребаный. Надо же, добился-таки своего.

Когда все разошлись, рядом остался Худяков. Он вздохнул и покачал головой. Посмотрел на меня, уперев кулаки в бока.

— Ну что ты за человек такой, Витька? Ни на минуту тебя одного нельзя оставить! Везде найдешь неприятности на жопу. Ладно, пошли отсюда.

Я уже чуток успокоился. Вспомнил уроки Касдаманова. Старик всегда предупреждал, что бой начинается задолго до выхода на ринг. И вывести противника из равновесия — это уже пол-победы.

Не знаю, почему кубинец был так уверен, что его не дисквалифицируют за драку. Может, безрассудный. Может, есть друзья в МОК. Но меня он мог легко вывести из игры.

Даже сейчас он достиг цели. Я уже разозлен, а значит, потерял покой. Могу принять неверную тактику на бой с Гарбеем. И проиграю.

Да, прав был Егор Дмитриевич, тысячу раз прав. Кто поражен, тот побежден. Зря я раскипятился под конец.

— Ты знаешь, кто мой следующий противник? — спросил я, когда мы вышли из здания.

Худяков покачал головой.

— Еще нет. Вечером скажу. Твой бой может состояться уже завтра. Так что готовься.

Я вдохнул полную грудь свежего воздуха. Огляделся. Почему я должен идти в гостиницу из-за одного токсичного урода? Да пошел он к дьяволу.

— Пойду, посмотрю, как гимнастки выступают, — сказал я, вспомнив Викторию Улофссон. — Там, говорят, наши какие-то чудеса вытворяют.

Худяков тут же перестал хмуриться. Улыбнулся даже.

— Да, есть такое. Пойдем вместе. Я тоже с удовольствием посмотрю. Никогда на гимнастику не засматривался, а тут вдруг увлекся.

Мы отправились в Олимпийский зал с причудливыми куполами крыш, где проходили соревнования по гимнастике. По сравнению с нашим стадионом, здесь могли поместиться свыше двенадцати тысяч человек. Полная дичь, честно говоря. Огромная скопление народу.

— Это что же, каждый день такая толпа? — спросил я, крутя головой во все стороны. — Может, мне надо было стать гимнастом?

Ага, а потом валяться с переломанными костями? Вид бревна, на которых прыгали гимнастки, всегда ужасал меня. Наверное, у меня слишком живое воображение.

Только представлю, как упаду на бревно, промахнувшись во время сальто… Бр-р, мороз по коже. Лучше получить десять нокаутов, чем упасть на бревно.

— Ты что, не слышал про наших гимнасток? — спросил Худяков. — По ним все болельщики с ума сходят. Особенно любят Корбут.

Он целеустремленно пробивался сквозь толпу к первым рядам. Я остановился, как пораженный громом. Как же я мог забыть?

Ольга Корбут, знаменитая советская гимнастка. Живая легенда. Да, точно, она стала знаменитой как раз в семидесятые годы. Она была известна своими невероятными элементами.

Неужели я увижу ее сейчас? Люди вокруг взорвались ликующими криками. Они снова и снова скандировали «Корбут!».

— Нам повезло, — сказал Худяков, обернувшись ко мне на ходу. — Сейчас она будет выступать. Эй, ты где там, не отставай!

Мы выбрались на трибуну, на самые передние ряды. Отсюда все отлично видно. В центре зала, на возвышении, стояли брусья для гимнастики. Длинные, разной высоты, закрепленные железными тросами. Вокруг люди: судьи, жюри, организаторы, тренеры, журналисты, кинооператоры. И рядом с брусьями — изящная маленькая девушка в белом гимнастическом костюме с красным отворотом.

Невесомо подошла к брусьям, запрыгнула сначала на нижнюю перекладину. Легко раскачалась, взлетела на верхнюю. Все происходило быстро, буквально доли секунды. Там, на верхних брусьях, она встала во весь рост и тут же рыбкой нырнула вниз.

Вернее, сделала грандиозное сальто назад. У меня екнуло сердце, но девочка с косичками снова уверенно схватилась за верхнюю перекладину. Как такое возможно? Слыханное ли это дело, что вот так можно делать сальто?

Теперь Корбут раскачивалась с сумасшедшей скоростью.

Тут же продолжила движение дальше. К нижней перекладине. Идеально синхронно, ноги вместе, как слитые воедино. Зацепилась ногами за нижние брусья, совершила немыслимый оборот вокруг них.

Как такое возможно, черт подери? Разве человеческое существо может совершать такие обороты вокруг железной жерди? Да еще и с таким неописуемым изяществом!

Клянусь, мне казалось, что широкая улыбка ни на йоту секунды не сходила с лица девочки. Люди вокруг восторженно замерли, не в силах пошевелиться. У девочки, летающей между брусьями, мелькали косички.

Совершив оборот вокруг нижней перекладины, Корбут тут же зацепилась за верхнюю. Чуть помедлила на ней. Повисла, продолжая раскачиваться. Взгляд устремлен на нижнюю.

Снова прыгнула вниз, изящно расставив ноги в стороны. Снова оборот вокруг нижней перекладины. Опять подъем оттуда на верхнюю. Снова подъем на обе ноги. Вот она опять выпрямилась на верхних брусьях.

Тут же скользнула вниз, будто пловчиха в воду. Снова оборот вокруг нижней перекладины. Только теперь ноги вытянуты, выпрямлены, идеально, но слишком длинно.

Что она делает? Она же сейчас ударится о верхнюю перекладину! Но едва у меня мелькнула такая мысль, как Ольга и в самом деле столкнулась ногами о верхние брусья. Но не ударилась, а согнула туловище, используя инерцию. И за счет этого снова взобралась вверх.

Выпрямилась на руках, развела ноги в сторону. Все очень быстро, молниеносно, как ласточка, порхающая в небе. Снова ухнула вниз. Ногами вперед.

Бамс! Приложилась всем телом о нижнюю перекладину, одновременно снова согнула ноги. И за счет этого изгиба погасила инерцию удара.

У меня снова все сжалось внутри. Как может хрупкое женское тело выдерживать такие чудовищные нагрузки? Разве можем мы, здоровенные боксеры, жаловаться на боль, когда наши женщины творят такое?

Погасив инерцию удара, Корбут легко взобралась на нижний брус, а оттуда снова на верхний. Подъем наверх, сначала за счет рук, потом и ногами. Девушка в который раз забралась на верхний брус.

Встала на нем на мгновение. Руки держатся за перекладину, ноги на ширине плеч. Голова опущена между колен. Стойка лебедя перед нырком в воду.

А затем она совершила нечто невероятное. Я даже и не знал, что люди могут сделать подобное. Продолжая держаться и руками и ногами за перекладину, Корбут завалилась вперед. Совершила оборот вокруг бруса, оттолкнулась и прыгнула в воздух.

Петля в воздухе. Задом наперед. Тело предельно собрано. И в то же время восхитительно раскованно. Голова прошла в убийственной близости перед нижней перекладиной. Но тут же девушка приземлилась на пол и тут же выпрямилась, подняв обе руки кверху. Вернее, выгнулась, округлив спину.

Затем задорно посмотрела по сторонам. Улыбка сияла на лице. Развернувшись, девушка легонько побежала с подиума, где стояли брусья.

Чудо завершилось. Такое простое и одновременно невозможное. А между тем зал пришел в совершенное неистовство. Люди вопили от восторга. Худяков рядом хлопал в ладоши, как безумный.

Я стоял с открытым ртом, не в силах произнести и слова. То, что я сейчас видел, превосходило человеческое разумение. Как можно быть такой невероятно дерзкой, грациозной, ловкой и отважной одновременно? Как можно сочетать в себе такую бездну обаяния и изящества? Как я вообще могу жаловаться на что-то, на какие-то невзгоды, после того, как видел такое выступление?

— Ты видел? — спросил Худяков, захлебываясь от переполняющих его чувств. — Нет, ты видел? Фантастика, просто фантастика!

Да, согласен, это настоящее чудо. Теперь я понял, почему Корбут была живой легендой. Даже там, в двадцать первом веке.

После Ольги выступали и другие гимнастки, но это уже было нечто другое. Им тоже аплодировали, восхищались, кричали похвалы. Но таких воплей, как во время выступления Корбут, я не слышал.

Через час мы вышли из зала для выступлений. Худяков отправился в буфет, а я в уборную. Прошел по коридорам, разыскивая нужную комнату, но она куда-то запропастилась.

Здесь оказалось множество переходов, между ними сновали люди. Преимущественно спортсмены. Я тоже был в спортивной форме, поэтому меня всюду пропускали.

Несколько раз я сунулся в разные комнаты, но это все было не то. Раздевалка, подсобка, комната для хранения спортивных инвентарей. А когда я отворил одну из последних дверей, то увидел, что это холл комнаты отдыха.

Само помещение для релакса находилось дальше, за следующей приоткрытой дверью. Я хотел выйти, но услышал звонкий женский голос:

— Я больше так не могу!

Звук доносился из комнаты отдыха. О нет, только не это. Опять напали на женщину.

Но только теперь меня не обдурите. Я не буду лезть в это дерьмо. Лучше пойду и вызову полицию. Но не успел я захлопнуть дверь, как услышал мужской голос:

— Ольга, нельзя сдаваться.

Начало мне понравилось. Незнакомец почти процитировал мой девиз. Ну-ка, послушаем, что там дальше. Ясно, что ничего запрещенного не происходит, просто разговор двух людей, мужчины и женщины, вернее, девушки, судя по молодому голосу.

— Ты же знаешь, что это самое мощное — это перебороть себя, — продолжал мужчина. Он, видимо, гораздо старше собеседницы. — Любая гимнастка боится исполнить собственный трюк. Любая хочет сбежать из зала. Но страху нельзя позволить одержать над собой вверх.

Я готов подписаться под каждым словом. Все верно, Егор Дмитриевич говорил мне тоже самое.

— Рен, ты же видел, я всегда боюсь эту гребаную петлю. Да, да, да! Я знаю ее до автоматизма, могу сделать с закрытыми глазами, но все равно боюсь. Мое сердце проваливается в адскую бездну при одной только мысли о ней, — возразила девушка. — Ноги не держат, в голове туман, все кружится перед глазами. Я каждый раз хочу убежать из зала. И пусть зрители кричат вслед, мне все равно. Ты прекрасно знаешь это, Рен! Я не знаю, чувствуют ли другие гимнастки такое, но у меня всегда так.

О да, неведомая спортсменка, смею тебя заверить. Все так себя чувствуют. И даже боксеры.

— Ольга, не говори так, пожалуйста, — продолжал мужчина. — Надо держать свои страхи в узде. Контролируй себя, так, как я учил тебя. Просто вдохни полную грудь, мысленно вытяни руки вперед и иди к брусьям.

Подслушивать их разговор было чертовски неловко, но я не мог оторваться. Кто это такие? Явно из нашей делегации, потому что разговаривают на русском.

— Я знаю, — глухо ответила девушка. — Я все это знаю.

— Если ты не сделаешь это сейчас, то не сделаешь никогда, — сказал мужчина. — Ты обязана перебороть все страхи, всю боль. Даже если ты упала и ушиблась, все равно надо идти и делать то, что боишься делать больше всего. Только так можно справиться со страхом. Никаких отговорок и жалоб, никаких оправданий. Только работа, только вперед, на свой страх и боль.

Он помолчал и добавил:

— Ты думаешь, тебя просто так прозвали «Девочкой с косичками»? Только ты, Ольга Корбут и способна на такое. И больше никто.

Я развернулся и вышел. Тихонько прикрыл за собой дверь. Постоял, прислонившись к стене.

Вот оно как, Витя. Оказывается, эта восхитительная девочка, эта легенда, вылитая из бронзы и железа, оказывается, она тоже боится. И боится побольше, чем ты.

Но каждый раз идет на брусья, делает подъемы, упоры и прыжки. Все эти невообразимые трюки и сумасшедшие элементы. Делает, превозмогая дикий страх.

Теперь у меня точно нет права жаловаться на жизнь. Теперь я точно должен выиграть эту Олимпиаду.

Я выпрямился и решительно вернулся к Худякову. Нашел его в буфете. Уборная комната, кстати, оказалась неподалеку от выхода из здания.

— Ну что, нашел гимнасток? — спросил Игорь Николаевич. — Может, позовем их в номера, погуляем?

Но мне было не до шуток.

— Пойдем, — ответил я. — Надо готовиться к следующему бою.

Глава 21. Поединок с ураганом

Я находился рядом с рефери и смотрел на будущего противника. На того, с кем мне предстояло схватиться Чуть ли не на смерть. Всего через пару секунд.

Это был Лусиф Хамани, боксер из Алжира. Худяков вчера поведал мне его биографию. Достаточно титулованный товарищ. Уже пять лет выступает за сборную Алжира по боксу, чемпион Всеафриканских игр 1965 года, победитель и призер самых разнообразных турниров международного значения, участник двух летних Олимпийских игр.

— Это, конечно, хорошо, что он такой опытный и с хорошим послужным списком, — ответил я вчера Худякову, выслушав длинный перечень всех наград будущего противника. — Но только меня интересует больше другое. Как он любит драться? Какой у него стиль? На что он способен?

Худяков усмехнулся. Совещание оперативного штаба по подготовке к предстоящему бою мы проводили у него в номере. На дворе уже ночь, скоро полночь.

Окна номера выходили в тихий двор гостиницы, после девяти вечера законопослушные баварцы улеглись спать, весь город затих, повсюду воцарилась тишь да благодать. Машины замерли на стоянках, магазины закрыты, прохожих на улицах почти не осталось.

Только двое беспокойных советских граждан пьют фруктовый сок в номере гостиницы и ведут производственное совещание о том, как завтра легально избить человека на глазах у кровожадной многотысячной публики. Причем желательно и вовсе оставить его без сознания.

— Стиль у него хороший, можешь не беспокоиться. Он хорошо работает обеими руками. Очень быстрый, техничный и грамотный. Быстрее, чем таракан, бегущий по полу.

Ну да, на Олимпиаду не отправят, кого попало. Значит, завтра мне предстоит выбрать одну из двух стратегий. Или ловить противника на атаках, уйдя в глухую оборону. Изредка огрызаясь точными и целенаправленными ударами в его горячую голову.

Либо просто попробовать устроить с ним соревнование на быстроту, хотя это сомнительное удовольствие. Если он быстрый, как ветер, то не стоит драться на его поле. Он все равно будет быстрее. Тем более, что у меня вообще-то совсем другая специализация.

— Тогда все ясно, — ответил я. — И еще один вопрос. Много ли у него нокаутов? Хорошо ли у него поставлен удар?

Худяков снова кивнул и с сожалением посмотрел на стакан сока. Эх, судя по его кислой мине, он предпочел бы, чтобы вместо сока в стакане находилась бы горячительная жидкость. Но у меня рулит здоровый образ жизни, поэтому никакого спиртного, никакого табака.

— Нет, он обычно брал по очкам. Нокаутов мало. Завтра ты должен хорошенько размазать его по рингу. Чтобы невозможно было отодрать от покрытия.

Если бы все было так лучезарно и радостно, то я бы уже был чемпионом мира во всех весовых категориях. Какой там!

У меня уже установился иммунитет на слишком легкие победы. Каждый раз, когда говорили, что у меня будет легкий соперник, всегда оказывалось так, что это был самый трудный бой из существующих. Поэтому я уже не верил в это дерьмо. Лучше считать противника гораздо сильнее, чем он есть на самом деле. Лучше его переоценить.

И вот сейчас, когда я смотрел в черные глаза Лусифа Хамани, в голове все время крутилась мысль. Какой же ты на самом деле, дружище? Прокатит ли тактика глухой обороны, которой я решил придерживаться в будущем бою? Или с тобой надо было по-другому?

Хамани обладал типичной внешностью представителя Северной Африки. Чуть выше среднего роста, крепкий, словно сколочен из дерева. Худой и в то же время очень ловкий, можно сказать, грациозный. Своими движениями он напоминал мне гимнастов, чьи выступления я видел накануне. Загорелый, загар на лице с бронзовым оттенком.

Глаза очень живые и чуть впалые. Причем они удивительно живо блестели. Хамани неотрывно следил за мной, будто я держал в руке яд и мог подсыпать ему в пищу.

— Вы готовы? — спросил рефери по-английски. Он тоже внимательно наблюдал за нами. — Если все хорошо, тогда начинаем бой. Бокс!

Он вполне сносно говорил по-английски, хотя был выходцем из Италии. Но теперь я тут же забыл о нем. Прошла пора собирать камни, теперь надо их кидать. И кидать очень жестко.

Я уже стоял в защитной стойке «крауч», поэтому был готов к тому, чтобы встретить напор Хамани. И этот напор не заставил себя ждать.

Алжирец набросился на меня, как тигр на антилопу. Вернее, как на буйвола, потому что я не стал бросаться в бегство, как испуганный олень, а выставил перед собой кулаки в перчатках, подобно тому, как буйвол выставляет перед собой острые рога. И продемонстрировал полную готовность проткнуть противника этими рогами.

Прятаться за стеной глухой защиты полностью я не собирался. Мое кредо — это сочетание обороны и активной контратаки. Только так и можно осадить напирающего шустряка Хамани.

Техника простейшая. Бить тут же, немедля. Защита мгновенно сменяется нападением. Алжирец налетел на меня, и осыпал кучей прямых ударов. Если бы я ушел в пассив и терпеливо снес их, то вряд ли выиграл бы бой.

Чтобы выждать верное время контратаки, я внимательно наблюдал за противником. Расчет времени, точность, быстрота. Четкое мышление и терпение. Терпение удава, ждущего неосторожного оленя, зазевавшегося на лесной тропе.

Вообще-то, с таким торопыгой, как Хамани, я легко подгадал время для контратаки. Он напал на меня быстро, но без задней мысли об ответке с моей стороны. Надо же, какая наивность.

Я подождал, пока волны его джебов разобьются о мои плечи и локти. Теперь настала пора расплаты. Контратака ведущей рукой. Чертовски неожиданно для противника.

Я постарался замаскировать контрудары. Все-таки Хамани и в самом деле слишком увлекся. Он что, реально рассчитывал сбить меня первым кавалерийским напором? Поэтому даже мой джеб был для него досадной неожиданностью.

Алжирец как раз пытался достать мою голову прямым в голову. Своей правой рукой. Я присел, пустил его удар чуть над головой. И ударил прямым в его живот.

У ударов в корпус есть хороший плюс. Их труднее обнаружить, чем удары в голову. Хамани пропустил этот удар. Он оставил живот без защиты. Как раз наклонился ко мне и чуть потерял равновесие.

Казалось, он пал в мои руки, как спелое яблоко. Я думал, что сейчас уроню его в нокаут. Прямой левой в его корпус. Тут же правой, тоже в корпус.

Хамани прервал атаку, выдохнул воздух, опустил руки. Ух ты, какая прекрасная возможность! Я нацелился ему в подбородок.

Бац! Короткий боковой левой. Но нет, это мне только показалось. Я ударил воздух. И сам чуть не провалился вперед. Хорошо, что не вложил в удар всю силу инерции.

Противник легко, как вчерашние гимнасты, ушел в сторону. Какой он, однако, мобильный! Я же говорил, что нельзя недооценивать соперника.

Не ожидал я от него такой маневренности. Хамани отскочил назад и принялся там подпрыгивать. Потом улыбнулся и подозвал меня. Мол, иди сюда, тут тебе и крышка.

Зрители в зале засмеялись. Им понравилась раскованность алжирца. Молодец, креативненько. Я остался на месте, выжидая, когда Хамани снова налетит на меня.

Но противник, однако, уже не хотел снова увязнуть в трясине моей обороны. Для этого он и вызывал меня к себе. На честный бой в чисто поле. Выходи, мол, из крепости.

Ага, щас. Моя тактика осталась прежней. Этот порывистый чудак здорово открывается во время атаки.

Мне осталось только контрить его, выжидая удобного момента. И еще больше прятать свои удары. Чтобы потом ударить молниеносно и неожиданно. Затем вскрыть черепную коробку и увидеть его маленькие мозги.

Но Хамани был парень не из робких. Увидев, что я остался в броне, он снова подскочил ко мне. Правда, на этот раз держал голову прикрытой.

Но вот корпус приоткрыл. Что за беспечный малый, однако. Или это такая тактика?

Что-то слишком он неосторожный какой-то. Так не бывает. Чересчур легко, однако.

Хамани хотел снова размолоть мою защиту серией джебов, но я упредил его. Всего один кросс, но очень точный и сильный.

Выброс кулака в сторону подбородка соперника. Почти наугад, на авось. Правда, на соревнованиях такого уровня случайности неслучайны. Они же формируются из опыта. Из сотен и тысяч часов, проведенных на ринге.

Поэтому, когда Хамани напоролся на мой кулак, я не особо удивился. Алжирец слишком торопился. Может, он и быстр, но как можно забыть про защиту?

От моего удара Хамани упал назад. Тут же вскочил, как ванька-встанька. Рефери даже не успел начать счет.

Алжирец кивнул, улыбнулся. Показал, что все в порядке. А я тем временем снова занял защитную позицию. Пока что вроде идет неплохо. Тьфу-тьфу, как говорится.

На месте противника я бы повременил. Не торопился бы слишком. Отдохнул бы, подумал, что да как. Дождался бы перерыва, посоветовался с тренером. Может, сменил бы линию поведения.

А он опять попер на меня. Видимо, живет по принципу — только нападение. Только атака. Ни шагу назад.

Очень хорошее правило. Почти, как у меня. Вот только мозги при этом надо включать. Не лезть на рожон. Быть осмотрительным во время атаки. Не забывать о защите.

А Хамани снова атаковал. И опять не снизошел до защиты.

Впрочем, надо отдать должное, он был очень быстр. И очень резво оправился после легкого нокдауна. Я даже не думал, что такое возможно. Наверное, поэтому расслабился.

Алжирец мигом сократил дистанцию. В атаке он напомнил леопарда, прыгающую на жертву. Вот только я далеко не антилопа. И мне не сломаешь позвоночник укусом в шею.

Джеб, потом еще один. Я едва успел увернуться.

Но вот следующий прямой удар правой я пропустил. Слишком уж стремительно они все прошли. Смазанный толчок в голову.

Легкий, неопасный. Но все равно настораживающий. Я все-таки недооценил Хамани. Он слишком шустрый. Там, где прошел один удар, там будет и второй.

Я снова прикрылся. Хамани с радостью ударил снова, уже посильнее, но я успел выставить защиту предплечья и ушел нырком.

В голове немного пошумел вихрь. Легкая боль. И всего делов. Хорошо, что я успел увернуться.

Хамани опрометчиво продолжил атаку. Но я уже был наготове. Снова уход, еще один. Алжирец бил чрезвычайно быстро. Перчатки мелькали в воздухе, как крылья колибри.

Долго так продолжаться не могло. Если я буду только уходить, он меня настигнет. Поэтому после второго уклона я ответил привычным прямым в корпус Хамани. Он, как всегда, оставил его открытым.

Бац, бац! Сначала один удар, потом второй. Хамани перестал бить меня, отошел назад, перегруппировался.

Судорожно вдохнул воздух. Что, малыш, немного болят легкие?

Сейчас у тебя заболит печень. Если ты дашь ее выгрызть. Я заметил, что алжирец, сам того не желая, иногда приоткрывает ее.

На мгновение ураган рядом со мной утих. Хамани зыркнул глазами вниз, на мои ноги. На перчатки.

Ага, надоело получать по корпусу. Хочет убедиться, что я не садану ему в бок, когда он снова пойдет в атаку. Знает уже, что я его подстерегаю. И если он промахнется, то получит пушечный выстрел в живот.

Я спокойно ждал. Может, он и сумел проникнуть за линию моей обороны за счет быстроты, но это недолго.

У меня же есть дополнительная задача. Точными и сильными контрударами я экономил силы. Пока Хамани изощрялся в проворстве, я делал бой легким. Для себя, в первую очередь.

Меткие контрудары позволяли вести поединок со своей скоростью. Владеть темпом боя. Это громадное преимущество перед таким суетологом, как алжирец. Особенно, когда я работал в оборонительном стиле.

Расчет времени лучше быстроты. Умение бить эффективные контрики всегда поможет мне остановить атакующего. Впрочем, теперь я не собирался разрешать противнику атаковать. Есть масса ловушек, чтобы поймать его без атаки.

Ждать долго Хамани не привык. Постоял, оценил мои намерения. И пошел в новую атаку. Какой ты у меня молодец. Такой предсказуемый, что аж зевать хочется.

В этот раз он тоже действовал быстро. Но я уже был настороже. Заранее ощетинился углами локтей и плеч, прикрыв уязвимые места.

Хамани выкинул джеб левой, потом пытался достать меня крюком. Я плавно отклонил голову назад. Перчатка противника прошуршала в воздухе прямо перед моим носом.

И почти сразу, на возврате, я врезал в соперника длинный прямой удар. Алжирец опять едва избежал нокдауна. На время затих. А я тем временем опять разорвал дистанцию между нами и усилил защиту.

Хамани потряс головой. Наверное, у него все двоилось перед глазами.

Оно и понятно. Этому отклоняющемуся удару меня обучил Касдаманов. Тут ведь какая главная фишка?

Лучшее время, чтобы ударить — это как раз подстеречь момент, когда рука противника возвращается назад после промаха. Отсюда логичный вывод — не надо отклонять голову слишком далеко назад. Иначе можно оказаться не только слишком далеко, но и потерять равновесие.

Выпрямление тогда займет слишком много времени. Можно самому подвергнуться новой атаке. Бить надо в центре ринга, а не по краям. И, естественно, не тогда, когда спина прижата к канатам. Выбрасывать удар лучше вблизи. Не так далеко, чтобы упасть назад. И не так близко, чтобы не угодить под удар противника.

Снова едва оправившись, Хамани опять рванулся на меня. У меня был готов следующий сюрприз. Но звякнул гонг.

Алжирец разочарованно опустил руки и направился к своему углу. Вот зараза, он не выглядел особо запыхавшимся. Да, с ним придется повозиться.

Я вернулся в свой угол. Худяков тут же наклонился ко мне.

— Ну все, молодец, Витя. Я же сказал, что он тебе не соперник. Продолжай в том же духе. В следующем раунде мы его сожрем с потрохами.

Может, и так. А может, и нет. Я же говорю, бокс непредсказуем. Как тропический ураган. Никогда не знаешь, в какую сторону может повернуть. Поэтому нельзя пыжиться от бахвальства.

— Сплюнь, дядя Игорь, — сказал я и сполоснув рот, сам сплюнул воду в ведро. — Тьфу, тьфу.

Худяков чуток посерьезнел. Поглядел в сторону угла противника. Прищурился.

— Всякое может быть, не спорю. Вон, тренер ему чего-то там втолковывает. Наверное, предлагает быть осторожнее. Если бы твой парень действовал расчетливее, то с такой скоростью мог бы стать королем ринга. А он… Эх!

Он и сам сплюнул за пределы ринга.

— Короче, работай также, Витя. Продолжай в том же духе. Ты его и так по очкам возьмешь. А если выдохнется в конце, то может, и достанешь в кость. Полежит чуток, глядишь, поумнеет. Впредь наука будет.

Перерывпролетел, как мгновенье. Рефери позвал нас. Вот мы снова встали друг против друга. Зрители негромко шумели.

Гонг! Поехали! Второй раунд.

— Бокс, — скомандовал рефери.

Против ожидания, Хамани опять ломанулся в нападение. Что за человек! С одной стороны, такое упорство вызывало уважение. С другой стороны, жаль, что такой энтузиаст и талант действует так бездумно.

Вот он мигом очутился передо мной. Выбросил джеб. Я снова ушел, только теперь опустил голову вниз. В противоположную сторону джеба соперника. Чуть выпрямился и рубанул сам.

Тоже джеб, только гораздо более заряженный. Угодил в щеку противника. Его спасла только молниеносная реакция. Алжирец быстро отскочил назад, чуть не упал, но удержался на ногах.

Тут же подскочил снова и нанес новый удар. Я немного подсел, опять увел голову. И всадил жесткий хук в приоткрытый бок противника. Потом почти успел ударить снова, но Хамани опять ускользнул.

Да что же это за гонки такие? Он невероятно быстр, правда, так и не следит за обороной.

Я снова встал в защитную стойку, ожидая неизбежной атаки противника. Когда Хамани налетел, я принял его удар перчаткой. Потом он пытался всадить мне снаряд в корпус, но я встретил удар локтем. Старался чуток скользнуть вперед и вбок, чтобы сократить отдачу.

Расстояние между нами было среднее. Я пытался контратаковать, но Хамани отскочил назад.

Все последующие раунды прошли в том же порядке. Хамани нападал. Я успешно отбивался, набирая очки. Его атаки разбились о мою грамотную оборону.

Завалить противника в нокаут так и не удалось. Слишком уж быстр оказался, жук эдакий.

Когда раунды закончились, рефери поднял мою руку. Победа по очкам, единогласным решением судей.

Глава 22. На краю пропасти

Да, это уже проход в высшую лигу. Мне осталось два боя до золота. Можно и расслабиться, ведь бронза уже в кармане. Но разве это меня удовлетворит?

Я должен выгрызть золото из глотки противника. Так меня учил Касдаманов.

— В тот момент, когда ты натянешь поводья и остановишь свои амбиции, ты начнешь путь к провалу, — говорил старик. Поднимал палец и грозился мне. Мол, не вздумай, малец, так делать! — Бокс жестокая штука. Как и жизнь. Или ты ползешь вверх, скрипя зубами. Или ты валишься вниз. Третьего не дано.

Помнится, я тогда с ним немного поспорил. А как же люди, которые остановились на плато? Решили отдохнуть, набраться сил. Или те, которые просто наслаждаются моментом?

Там, в двадцать первом столетии таких миллионы. Да и сейчас тоже. Их всегда большинство. На самую вершину лезут только единицы.

— Я таких называю уклонисты, — неумолимо ответил дед. — Они тоже хотели бы залезть наверх, но не могут. И сейчас потихоньку скатываются вниз.

Я привел в пример чемпионов. В любом виде спорта. Вот он взял все мыслимые и немыслимые титулы. Ушел на покой непобежденным. Что ему делать? Теперь он может ни о чем не заботиться. Отдыхать и наслаждаться жизнью.

— Неверно, — ворчал Егор Дмитриевич. — У него есть другие вершины. Пусть воспитает другого чемпиона, такого же сильного, как сам. Или даже еще сильнее. Пусть идет в политику, в хозяйственники, в ученые. Там тоже масса всего, что можно достичь. Нельзя валяться на боку и вспоминать прошлую жизнь. Тогда тоже начинается деградация.

Я тогда с ним крепко поспорил. Но не переубедить. И он меня тоже. Каждый остался при своем мнении.

А сейчас, когда зал снова взорвался аплодисментами, я подумал, что наставник был прав. Как всегда. Я мог бы довольствоваться бронзой.

А могу стремиться к большему. К мечте любого спортсмена. К олимпийскому золоту. К вершине пьедестала. И горе тем, кто еще встанет у меня на пути.

Соперник сразу обнаружился. Едва я сошел с ринга, как передо мной возник Гарбей. Гребаный соперник, который также нацелился на золотую медаль. Наверняка у него тоже был наставник, который натаскивал его на победу. Как бойцовского пса. Которыми мы все, в сущности, являемся.

Что интересно, ведь Егор Дмитриевич тоже обучал кубинцев. И может статься, что он учил тренера Гарбея. Воспитал моего соперника, так сказать. А вот теперь мы готовы вцепиться друг другу в глотки.

Завидев кубинца, Худяков вышел ему навстречу и встал между нами. Похвальная самоотверженность. Кубинец может завалить его одним ударом. Но мой тренер не отступил. Ладно, я тоже не собирался пасовать.

— Эй, Алехандро! — позвал я. — Ты опять здесь? Хочешь что-то сказать мне?

Пусть он попробует напасть. Я готов ко всему. Я еще заряжен после победы. От меня идет аура победителя. Если кубинец нападет, я буду уворачиваться. И не нанесу ни единого удара. Пусть этого придурка дисквалифицируют.

Поглядев на Худякова, Гарбей улыбнулся толстыми губами. Глаза оставались все такими же холодными. Как льдинки.

— Молодец, Виктор! — сказал он. — Я поздравляю тебя с победой.

Ух ты, а он тоже не прост. Сразу смекнул, к чему может привести большая разборка. Я шутливо поклонился.

— Спасибо, что бы я делал без твоих поздравлений.

Но кубинец не обратил внимания на издевку. Он пожал плечами и показал на меня рукой. Улыбаться уже перестал. Чуть отодвинул Худякова и прошел мимо него.

— Да, я тебя поздравляю, Виктор, — повторил он и подошел ближе. Я на всякий случай, приготовился к нападению. — И желаю тебе дойти до финала. Там ты встретишь меня. И еще ты узнаешь, что такое настоящая боль. Я разорву тебя на куски.

Говоря это, он поднял руки и развел их в стороны, как бы показывая, что рвет что-то на две части.

— Ух ты, как страшно, — ответил я. Глаза у Гарбея потемнели, из ледяных стали красными от сдерживаемой ярости. — Смотри только штанишки не порви. Я тоже с нетерпением жду нашей встречи.

Гарбей снова улыбнулся. Я прошел мимо него и отправился дальше по проходу вдоль ринга. Кинооператоры снимали наш обмен любезностями. Журналисты ждали, что мы начнем мутузить друг друга. Когда этого не произошло, они разочарованно бросились прочь. Встречать других участников соревнований.

Я вернулся в раздевалку. Ожидал снова увидеть здесь кубинца, но он так и не пришел.

— У этого ублюдка скоро начнется бой. С боксером из Венгрии, — сказал Худяков. Он вернулся чуть позже. С ворохом новостей в клюве. — И он чертовски уверен в себе. Уверен в победе. Уверен, что надерет тебе задницу. Вот такой вот тебе попался соперник.

Ну как, попался? Все еще ничего неизвестно. Я могу проиграть. Гарбей может проиграть. Всякое может случиться.

— Ладно, давайте готовиться к следующему бою, — ответил я. — Мне надо тренироваться. Я пожалуй, сейчас поеду обратно в Олимпийский городок, в свою гостиницу. Отдохну. А после обеда встретимся на тренировке. И вечером обсудим, как быть со следующим противником.

Худяков согласился. Он остался на стадионе, а я отправился в гостиницу. Первым делом я позвонил домой. Светка уже проснулась, хотя у них в Москве было раннее утро. Она собиралась гулять с Чернышом.

— Мы смотрим твои бои по телевизору, — сообщила сестренка. В трубке слышался звонкий лай неугомонного звереныша. — Вместе с дядей Мишей и Машей. Тетя Галя радуется, когда ты побеждаешь, но говорит, что не может видеть, как люди бьют друг друга.

Мы поболтали еще немного. Потом трубку взяла Маша.

— У тебя все в порядке, Витя? — спросила девушка.

Голос у нее был встревоженный. Какого дьявола, что случилось?

— Да, я только что победил, — ответил я. — А ты чего такая? Взволнованная.

Маша ответила не сразу. Есть у нее такая привычка. Сначала собраться с мыслями, потом говорить. Особенно когда нужно сказать что-то важное.

— Мне сегодня плохой сон приснился, — сказала она. — Будто на тебя напали. И повсюду кровь.

Ну конечно. Она у меня впечатлительная. Наслушалась или начиталась чего-нибудь про Германию, а потом и сны пришли плохие. Переживает, видимо, как я тут. Не бойся, милая, все в порядке.

— Это тебе кажется, — снисходительно ответил я. — Хватит волноваться. Бои проходят нормально. Все соперники ведут себя по-спортивному.

Правда, потом я вспомнил про Гарбея. Этот явно может применить грязные приемчики. Ну ничего, и с таким справимся.

— Не знаю, — ответила Маша все также тревожно. — Мне все равно как-то не по себе. Плохие предчувствия.

Я начал закипать. Особенно, когда вспомнил про свои плохие знаки, совсем недавно. Но тогда все завершилось благополучно. И эти дурацкие знамения не сработали. Правду говорят, что приметы работают только там, где в них верят.

— Все в порядке, милая, — сказал я. — Тебе не о чем беспокоиться. Лучше поменьше читай всякую херню. И поменьше думай на тему предчувствий.

Маша снова помолчала. Ну, что на этот раз?

— И все равно, Витя, будь осторожен, — попросила она. — Я почему-то себе места не нахожу. В последний раз у меня было такое перед смертью дедушки.

Ну естественно, теперь любые предчувствия под свое состояние подгонит. И еще меня заставит переживать.

— Ты не забывай, что Егор Дмитриевич долго болел, — заметил я. — Конечно, ты подсознательно боялась, что он может умереть. Извини, но это так.

Но разве можно переубедить девушку, которая что-то вбила себе в голову? Особенно на тему предчувствий. Конечно же, она теперь будет думать только об одном.

— Хорошо, — сказала Маша. Конечно же, чтобы не спорить со мной. На самом деле она нисколько не успокоилась. — Все в порядке, Витя. Я постараюсь успокоиться. В конце концов, это просто суеверия.

Мы поболтали еще немного и я повесил трубку. Вот когда можно пожалеть, что здесь еще не изобрели мессенджеров. Там можно болтать часами. Из любой точки мира. Так бы я легко убедил Машу, что все хорошо и не о чем беспокоиться.

Но тревожиться и у меня не было времени. На носу что? Конечно же, поединок. Очень важный поединок. И мне надо к нему хорошенько подготовиться.

Пообедав, я чуть отдохнул в номере, а потом отправился в спортзал, где мы тренировались перед боями. Начал разминку, попрыгал на скакалке. Устроил бой с тенью.

Во время боксирования представил перед собой Алехандро Гарбея. Вот он атакует меня, но его удары проваливаются в воздух. Я бью в ответ. Мои удары, наоборот, попадают точно в цель. Гарбей падает, корчится на ринге от боли. Я победил его, победил!

Этому меня научил в свое время тренер еще тогда, в прошлой жизни. Егор Дмитриевич потом усовершенствовал эту технику. Заставлял применять ее постоянно. Чтобы она влилась в кровь, использовалась уже постоянно. На автомате.

И вот со временем я действительно применял ее уже все время. Сначала осознанно, а потом и подсознательно. Все получалось само собой. Спонтанно.

— Ага, ты уже здесь, — сказал Худяков. — Молодец, уже начал тренировку. Не сидишь на месте и не отдыхаешь. Особенно, без этих твоих медитаций.

Я так сконцентрировался на мысленном бое, что и не заметил, как он подошел. Подкрался со спины незаметно. Вот это другое дело. Помнится, Егор Дмитриевич как раз и настаивал на таком уровне концентрации. Чтобы забыть обо всем окружающем мире и сосредоточиться только на одном объекте.

Надо же, долгое время у меня не получалось достичь такого уровня. Но потом вдруг как-то само собой срослось. Вот, прямо как сейчас. Я забыл обо всем, обо всех своих проблемах, о прошлом и о будущем.

Передо мной была только стена, перед которой я прыгал, двигался, махал кулаками и старался завалить мысленного противника, тоже постоянно атаковавшего меня. А еще на этой стене мелькала моя тень. И я с каждым разом старался двигаться быстрее и быстрее, чтобы успеть поразить кулаком эту тень. И с каждым разом эта тень ускользала от меня все дальше и дальше.

— Ну-ну, хватит, — сказал Худяков. — Если ты так горишь желанием побоксировать, я могу найти тебе партнера для тренировочного поединка. С этим проблем не будет. Сразу найдется масса желающих побоксировать с тобой. Только мы этого делать не будем, хорошо? Нечего нам еще получить травму перед боем.

Я остановился, тяжело дыша. Да, эту тренировку я провел больше для того, чтобы отвлечься. От всяких тяжелых дум, что иногда нахлынули на мою головушку.

— Кто мой следующий противник? — спросил я, глядя на Худякова. — Давай, дядя Игорь, не томи, рассказывай.

Худяков вздохнул и покачал головой. Ну, все сразу ясно, обычно он так делал только в том случае, когда сомневался в исходе поединка. Значит, бой будет тяжелый.

— Тебе предстоит завтра драться с американцем, — сказал тренер. — Франциско Каррерас, по прозвищу «Неистовый». Он похож на твоего сегодняшнего алжирца, но только будет гораздо техничнее и расчетливее него. Он уже является чемпионом США и обладателем двух серебряных медалей Панамериканских игр. Ты понимаешь, что это значит.

Конечно, понимаю. Это значит, что мне предстоит драться с панчером, который к тому же еще и быстрый, как змея. Все то, чего недоставало Хамани в сегодняшнем поединке, будет в избытке присутствовать у Каррераса. Он наверняка ученик мексиканской школы бокса.

А это значит, что он отличается громадной силой воли, несокрушимым духом, и невероятным стремлением к победе. Мексиканцы — это чертовски выносливые боксеры. К тому же они очень быстрые, в этом можно не сомневаться. Они молниеносно входят в ближний бой и великолепно чувствуют себя там. У них изумительная работа ног. Многие из них не обладают внушительными габаритами, но зато они умеют держать удары и могут успешно противостоять даже самым сильным и физически мощным соперникам.

— Что ты предлагаешь? — спросил я. — Что с ним делать? Как его подавить?

Мы совещались до поздней ночи, пересмотрев сразу несколько вариантов развития событий. Худяков рассказал мне, какие приемы предпочитает использовать мой противник. Какой у него стиль. Ну что же, будет даже приятно драться с таким великолепно подготовленным и технически разносторонним противником.

Спать я лег около полуночи и сразу заснул, едва голова коснулась подушки. Ну что же, завтра мне предстоит чертовски трудный бой, может статься, что у Маши недаром были плохие предчувствия. Но засыпая, я все равно пожелал себе ни за что не отступать перед сильным соперником.

На следующий день я встал позже, чем обычно. Сделал пробежку, принял душ, позавтракал. Худяков где-то запропастился. На поединок я отправился без него.

Ну ладно, я был уверен, что тренер вряд ли напился и лежит у себя в номере, не в силах подняться. Нет, он наверняка уже отправился в спортивный зал, где проходили соревнования, и бегает уже там, готовясь к предстоящему поединку.

Правда, на месте Худякова все равно не оказалось. Я обнаружил это потом, когда уже переоделся и отправился на бой. Тренера нигде не было. Он пропал, и даже наш главный тренер сборной, Степанов его нигде не видел.

Ладно. Обойдемся без Худякова. Я прошел все необходимые процедуры, подготовился к бою только с помощью ассистентов. Вышел на ринг и посмотрел на своего соперника.

Впервые увидев его здесь, я удивился, насколько он похож на кубинца. Такой же смуглый, невысокого роста, коренастый и даже с некоторого рода монголоидными чертами лица. Правда, телосложением Каррерас оказался гораздо стройнее и изящнее кубинца. Гарбей показался мне массивным, как глыба, а Каррерас был худощавый и жилистый.

Да, этот парень просто создан для молниеносных атак и жалящих ударов боковыми. В ожидании начала боя Каррерас прохаживался по рингу, выходя далеко за пределы своего угла. Кажется, он совершенно не заботился о том, что выходит за пределы дозволенного пространства.

Поэтому, когда рефери пригласил нас к центру ринга, мексиканец мигом оказался там и успел даже помахать мне перчатками. Я подошел, наоборот, неспешно. Начал снова свой спектакль жалкого боксера. Каррерас выглядел надменным и свирепым типом.

Судя по всему, у него была такая тактика, постараться нагнать как можно больше страху на противника. Ну что же, я, напротив, старался как раз-таки сделать вид, будто этот спектакль очень сильно на меня повлиял.

Пусть думает, будто напугал меня. Поединок начинается еще за канатами ринга, так что если мне удастся ввести мексиканца в заблуждение, может статься, что я уже выиграл.

Как обычно, рефери объяснил нам правила, проверил, все ли у нас в порядке и готовы ли мы к бою. Я по большей части скромно смотрел вниз, а Каррерас сердито глядел мне в глаза.

— Бокс! — скомандовал рефери.

Я тут же отскочил в сторону, потому что Каррерас ломанулся на меня со скоростью тяжело нагруженного железнодорожного состава. Он атаковал целой кучей джебов, но признаться, по сравнению со вчерашним алжирцем, противник двигался гораздо медленнее. Хотя, надо отдать должное, он бил при этом гораздо точнее и сильнее.

Я принял его удары на плечо, стараясь двигаться как можно быстрее в сторону, чтобы они благополучно проскользнули мимо меня. Не стоит ловить перчаткой удар соперника, он сейчас полон сил и задора, а значит, будет бить со всей дури. Я проскользнул в сторону и нанес ему боковой удар в корпус, почти одновременно с ним.

Конечно же, при этом я рисковал получить и новый удар от своего шустрого противника. Я ведь почти отказался от защиты, чтобы провести свой контрудар. Но благодаря скольжению сила еще одного хука Каррераса была очень сильно сокращена, она просто ушла в воздух, провалилась туда.

К тому же, я постарался правильно рассчитать время для контратаки. Поэтому мне удалось избежать серьезных проблем.

Мой удар тоже не причинил сопернику особого вреда. Живот у мексиканца был накачанный, пресс крепкий. По такому можно долбить кувалдой и все равно ничего не добьешься.

Обменявшись первыми ударами, мы снова встали друг против друга и на мгновение замерли. Помедлив чуть-чуть, Каррерас снова бросился на меня.

Глава 23. Удар, еще удар

Да, у Каррераса чувствовался высокий класс. Уровень мастерства зашкаливал. Это тебе не желторотый новичок.

Из опыта прошлой жизни я помнил, что спустя полвека мексиканцы будут находиться в элите профессионального бокса. Любительские поединки, чемпионаты юниоров, Олимпиады у них будут так, для разминки. Для затравки. В недалеком будущем они будут рвать все соперников в легких и средних весовых категориях.

Вот что он сейчас делает, этот проворный неприятель? Классический финт, причем очень даже неплохо подстроенный. Сделал вид, будто атакует джебом, но тут же ударил другой рукой. Меня спасло только то, что я успел нырнуть под надвигающийся удар, причем так низко и быстро, что там уже было все равно, какой рукой бьет соперник.

И еще, конечно же, мне помогло то обстоятельство, что я ударил сам. Если бы мы находились на средней дистанции, то можно было бы выбросить прямой удар. Но нет, Каррерас оказался слишком близко. Поэтому, пожалуйста. Хук правой, в чуточку приоткрытый корпус соперника.

Корпус я не наклонял слишком сильно, чтобы не терять контроль за противником. Он в таком случае мог бы отлично поймать меня апперкотом и вполне спокойно уронить в нокдаун. Вместо этого я, по большей части, нырнул за счет приседа в коленях. Подбородок опустил, да еще и прикрыл левой рукой от всевозможных неожиданных эксцессов.

Мой хук прошел в цель, но последствия от этого оказались минимальные. Каррерас просто уклонился от удара, моя рука тоже скользнула по его животу, потеряв половину ударной мощи. Надо же, какая у него впечатляющая реакция!

Мексиканец успел уйти от моего удара на полном ходу, как раз, когда любой другой на его месте ничего бы не успел сделать. Да, хорош, очень хорош. В будущем наверняка перейдет в профессионалы и будет ломать там всех соперников.

Вот только что интересно, он запишет сегодня в свою копилку? Победу над советским боксером или поражение? Вот над чем мне надо сосредоточиться в первую очередь, если я не хочу валяться на настиле с оглушенной головой.

Уйдя от моего хука, Каррерас чуть отошел назад. Я тоже ушел в сторону, готовый к любым новым атакам противника. Мы снова встали друг против друга, прерывисто дыша после недавней схватки.

Зрители кричали вокруг, рефери напряженно мялся у канатов, следя за каждым нашим движением. Судьи наблюдали за нами с каменными лицами. Неподалеку сидели комментаторы, на нескольких языках передавали происходящее слушателям. Я на доли секунды ощутил внимание всего зала, прикованное к рингу.

А потом снова сосредоточился на бое. Тем более, что Каррерас снова бросился на меня. В этот раз он снова атаковал с финтом, даже не одним, а целой совокупностью обманок. Сначала ударил джебом, но не довел удар до конца, а тут же провел хук. Правда, и хук он тоже не стал проводить полностью, видя, что я ухожу в сторону.

Он, видимо, подметил, что я все время ухожу вправо от себя, что это мой излюбленный уход. И как раз, когда я начал уклон, Каррерас снова ударил меня левой. Это получился чуточку гибридный удар, нечто среднее между прямым и крюком. Но по своей эффективности он оказался на высоте, а не это ли самое главное в бою?

К счастью, в последний момент я успел заметить этот выстрел, нацеленный в мою голову. Я отвернул лицо и едва успел уйти от удара, но Каррерас был быстр, чертовски быстр и поэтому все равно зацепил меня.

Бамц! Его перчатка проехалась по моему лицу, а я резко ушел вниз и пытался держаться подальше. Противник тут же выстрелил в меня и правой рукой, но я успел отразить ее своим левым предплечьем. И тут же, не обращая внимания на легкую боль в пораженной щеке, я использовал вращение плечом и ударил апперкотом в лицо Каррераса.

Это был не очень заряженный удар, скорее останавливающий удар, чтобы он перестал на меня давить. И он тоже достиг своей цели. Если бы мне не удалось провести его, американец довел бы свою атаку до конца и свалил бы меня в нокдаун. А так он тоже отшатнулся назад и едва не упал.

Мы опять встали друг против друга и свирепо сверлили друг друга глазами. И вот теперь настало время для небольшого сюрприза с моей стороны. Все это время я сознательно давал Каррерасу шанс нападать на меня первым. Пусть утвердится в мысли, будто это он у нас здесь самый крутой и боевитый. Пусть эта пагубная мысль засядет у него в мозгу. Тем более, что стиль у него для этого самый подходящий.

Но на самом деле я вовсе не собирался отдавать инициативу полностью в руки такого энергичного и грамотного противника. Так и недолго бой проиграть по очкам.

Поэтому, когда Каррерас снова двинулся на меня, я бросился на него точно также, вперед, выкидывая руку для атаки прямым ударом. Для такого маневра нужно хорошо владеть таймингом и правильно рассчитывать дистанцию. Ну, что же, недаром для этого Егор Дмитриевич долго натаскивал меня на занятиях.

Я нанес удар через руку соперника, перебивая его джеб. Ну, а поскольку я двигался почти одновременно с ним, уже было совершенно неважно, фиктивный он нанес удар или нет. Я целил в его голову, в то же время стараясь укрыть свою, ведь именно в нее Каррерас и целился.

Неожиданность сыграла мне на руку и мой прямой удар отлично прошел в мишень. Я прошел через защиту латиноса и вонзил кулак в его лицо. Каррерас опять откинулся назад. Я продолжил движение вперед и ударил снова, теперь уже правой. Но нанес не излюбленный апперкот или эук, потому что для этого была еще слишком большая дистанция, а еще один прямой удар. Который также достиг цели.

Противник упал на настил на спину. Я успел заметить ошеломленное выражение его лица. А потом снова закричали зрители и рефери отодвинул меня в сторону, чтобы он мог начать отсчет.

Впрочем, долго отсчитывать не пришлось. Каррерасу было далеко еще до нокаута. Я отошел в угол и увидел, как Степанов и Худяков показывают мне большие пальцы, поднятые вверх. Но едва я успел обернуться, как противник уже вновь оказался на ногах.

Нет, такого матерого волчару не свалить обычным легким щелчком по носу. Для него требуется приемы посильнее. Ловушки покрепче и колья поострее. В моем понимании для этого требовалось задвигать как можно больше финтов.

Ну, а поскольку Каррерас тоже не промах в обманках, то соревнование между нами грозило перерасти в битву разумов. Кто кого переиграет, тот в конце концов и победит.

Раз так, то я первым делом использовал ложную атаку. После того, как рефери выяснил, что у американца все в порядке и снова подал сигнал к возобновлению поединка, от меня нужно было ожидать, что я буду давить на оппонента. Всеми силами, чтобы использовать до конца полученное после нокдауна преимущество. Конечно же, раз этого ожидают все и в первую очередь сам Каррерас, то я должен сделать нечто противоположное.

Да, как только мы снова вступили в схватку, я и в самом деле как будто бы бросился в атаку. Сымитировал выпад левой прямой. Потом тут же прервал нападение, как только увидел, что противник приготовился к защите. Отошел на исходную позицию, на дальнюю дистанцию.

Прошла секунда и я снова бросился в ложную атаку. Снова джебом, стукнул легонько по перчатке Каррераса и еще добавил хук. Тоже так, навскидку, чтобы заставить соперника напрячься. Тут же снова разорвал дистанцию и вернулся назад.

Зрители загудели. Им не понравились эти игры в имитацию. Они хотели зрелищного и кровавого обмена бешеными ударами.

Нет уж, ребята, когда речь идет о короне олимпийского чемпиона, я не могу потакать вашим желаниям. Только голый расчет и целесообразность. Только введение противника в заблуждение.

— Come on, you, motherfucker, — сказал Каррерас, подзывая меня плавными движениями перчаток. — Come on!

Смуглое лицо противника исказилось в сердитой гримасе. Да, он тоже начал напрягаться по поводу моих ложных атак. Очень хорошая новость. Все, что мне требуется, так это как раз-таки вывести его из себя. Значит, я на верном пути.

Я чуть улыбнулся, чтобы еще больше продемонстрировать пренебрежение. И снова напал ложной атакой. Опять джеб, только на этот раз сдвоенный. То есть, я ткнул левой рукой в плечо противника, потом ударил снова, опять левой и опять по его руке. И тут же отошел обратно.

В это мгновение Каррерас бросился на меня в атаку. Надо же, он так разозлился моим финтам, что даже не стал скрывать свои намерения. Его глаза расширились, взгляд устремился мне в подбородок. Плечо чуть отодвинулось назад для замаха. Короче говоря, все ясно, как будто он объявил о желании напасть по телевидению.

Поэтому мне нетрудно было догадаться о происходящем и приготовиться для нанесения контрудара. Я принял его джеб на плечо, скользнул в сторону по уже привычному маршруту, и в ту же секунду нанес свой удар. Это был боковой правой, он отлично прошел в живот противника.

Но, как я уже говорил, корпус Каррераса был сделан как будто из нержавеющей стали. Он почти не обратил внимания на мой удар, а тут же сам всадил мне хук в голову. Меня опять спасло только то, что я быстро двигался вперед и в сторону, а также просто сумасшедшее везение.

Удар прошелся по голове, скользнул мимо, а я уже оказался сбоку. Тут же выровнялся и отошел от греха подальше. Мы опять поглядели друг на друга.

В итоге, я пытался определить, насколько же быстр и силен мой противник. Мы прошли почти половину раунда у жестких обменах ударами и теперь уже можно было сделать первые суждения. Я пришел к выводу, что Каррерас гораздо быстрее меня.

И еще он хитер, но вот все-таки не настолько же, как и я. Мои финты проходят удачнее, кроме того, он вспыльчив и горяч, его можно поймать на нетерпеливости.

Вдобавок, к его достоинствам можно отнести молниеносную реакцию и выносливость. Мы неплохо зарубились, а латинос отлично себя чувствует, почти не вспотел и дышит все также ровно, как и в начале матча.

Для того, чтобы определить истинные способности противника, Егор Дмитриевич всегда советовал обращать внимание на дыхание. Чем быстрее соперник выдыхает воздух, тем он быстрее работает на ринге. Кроме того, я заметил, что Каррерас не только быстро бьет, но и еще быстро двигается. Правда, до вчерашнего моего противника в этом плане ему далеко.

Долго размышлять Каррерас не дал. Мы здесь собрались не для того, чтобы любоваться друг другом и позировать перед камерами. Он снова навалился на меня с жесткими короткими ударами.

Я заметил, что противник почти перестал использовать финты. Он переложил эту почетную обязанность на меня, а сам начал действовать стремительно и резко. Видимо, обманки он применял только в самом начале боя, во время разведки. Хотя, конечно же, я мог ошибаться.

Поскольку он вмиг оказался рядом со мной, мне пришлось даже войти с Каррерасом в небольшой клинч. Я схватил его, чуть крутанул и толкнул от себя. Отошел назад и в сторону. Каррерас пытался догнать меня боковыми, сначала левой, потом правой.

Я успешно ушел, останавливая его короткими джебами в голову и грудь. Правда, мексиканец не унимался и снова пошел в атаку. Я двинулся влево, затем чуть назад, опираясь на ведущую ногу и отталкиваясь от настила.

Чтобы назойливый противник отстал, я снова отшатнул его длинными ложными ударами. Финт ступней вперед, потом внезапная остановка, чтобы сбить ритм противника. И теперь целая серия боковых. Каррерас пытался толкнуть меня, но я создал перед ним угол и пробил еще пару хуков.

И в этот разгар нашего противостояния звякнул гонг. Мы ударили друг друга по инерции и разошлись по своим углам.

Когда я подошел и уселся на стульчик, то оказалось, что я чертовски запыхался. Я и сам удивился такому обороту дел. Да, этот гребаный шустряк заставил меня побегать по рингу, как никто другой на этом соревновании.

— Да, неплохо вы помариновали друг дружку в конце, — сказал Худяков и помассировал мои плечи. — Э, ты чего такой напряженный? Расслабься, ты с этого парня сдерешь шкуру. Уже в этом, втором раунде, я тебе обещаю.

Ага, если бы все было так классно, я бы расхохотался от счастья. Как бы сам Каррерас меня не располосовал на лоскутки. Я чувствовал, что парень еще полон сил и только раскрывает свой потенциал к середине поединка. А то и к самому его концу.

Есть такие ребята, ценные самородки. Чем больше их бьешь, тем сильнее они становятся.

— Это было бы хорошо, но он сильный, как бык и быстрый, как змея, — ответил я, следя за противником.

Каррерас выпил воды, обтерся полотенцем, внимательно слушал тренера. Ох и опасен же он, я чувствую это всеми фибрами.

— Да, он очень быстрый, с этим я согласен, — сказал Худяков. — Только знаешь что, ты просто попробуй его останавливать джебами. Я заметил, что когда ты внезапно выбрасываешь этот удар, он почему-то часто пропускает его. А потом, когда он уже растерян, добивай его. Чтобы его мозги размазались по рингу.

Совет дельный, почему бы и нет. Я и сам заметил, что Каррерас совсем не боится ударов по туловищу, а вот голова у него слабое место. Я сделал себе отметку на память, чтобы потом использовать это обстоятельство на полную катушку.

— И меняй темп, бога ради, — попросил Худяков. — Он каждый раз теряется, когда ты внезапно сокращаешь дистанцию. А еще он не всегда следит за ритмом. Попробуй чередовать короткие удары и комбинации. И попробуй наконец скоростные заготовки, что мы с тобой заучили.

Это да, надо рискнуть. Обычно в бою с быстрым противником я старался быть его противоположностью. Быть медленным и неуклюжим, как черепаха, прятаться в свой панцирь. Но почему бы теперь не попробовать кое-какие комбинации, чтобы превзойти противника в скорости?

Я ведь не собираюсь применять их все время, а только пару раз в схватке. Почему бы не попробовать выбить клин клином?

Перерыв закончился, начался второй раунд.

— Ну давай, удачи. Заставь его плакать, как ребенка, — напутствовал Худяков меня напоследок.

Мы вышли в центр ринга, рефери скомандовал:

— Бокс!

Каррерас тут же набросился на меня, не давая возможности захватить инициативу. Судя по всему, уроки предыдущего раунда ничему его не научили. Хотя нет, он снова использовал финт, причем даже не один, а целую серию. Ложный джеб, ложный финт ногами, да еще и непроницаемое выражение лица.

Я еле успел уйти от его ударов, успев только ударить его прямым в корпус и в голову. При таком напоре было вовсе не до контратаке. Каррерас действовал быстро и умело, сразу видно, что подготовился к атаке.

Ну же, теперь пришло время для скоростной комбинации.

Мексиканец снова атаковал меня. Я шагнул к нему вперед, сделал небольшую оттяжку назад под его хуком, и тут же провел контрудар левой боковой. Теперь никаких имитаций, только жесткие быстрые удары.

Хук прошел удачно, Каррерас на мгновение остановился и я тут же выпалил в него резким джебом. Противник тоже не остался в долгу, атаковал меня боковым, но я опять отшатнулся назад и благополучно избежал удара.

Вот теперь, когда противник после своего хука чуточку провалился вперед и потерял равновесие, настала пора для быстрого взрыва из прямых ударов, о котором и говорил Худяков. Я провел сразу четыре удара, все прямые, в голову соперника, решив бить в самое слабое его место.

Прямой левой, потом правой, потом снова левой и опять правой. Вроде бы простые и совершенно известные всякому боксер удары, но они прошли просто удачно. Каррерас на мгновение растерялся, получив два сильных удара в голову.

Я поднял правую руку, вводя его в заблуждение и ударил левой. Тоже прямой, тоже в голову. Бах, бах! Голова противника откинулась назад.

В бою произошел перелом, тот самый, которого так долго ждешь и после наступления которого понимаешь, что противнику больше никогда не удастся доминировать над тобой. Вот только надо хоть чуточку везения и еще добавить щепотку собственных усилий, опыта и силы воли, чтобы заставить события двигаться по собственному сценарию.

Я широко раскрыл обе перчатки, чтобы еще больше запутать Каррераса и пробил прямой удар правой рукой, четко по центру. Потом продолжил комбинацию и теперь провел новый прямой удар, только теперь уже левой. Едва коснулся его перчатки и воткнул жесткий хук правой, изогнувшись всем телом и подойдя на сверхблизкую дистанцию.

И наконец, на десерт, я снова провел еще один джеб левой, который Каррерас принял на перчатки. Ну, а теперь настала пора завершить это безумие.

Я к тому времени уже задыхался от усталости, но у меня хватило силы, чтобы провести решающий, жесткий оверхенд справа. Удар получился отличным, я вложил в него остаток сил.

Каррерас откинулся назад и свалился на канвас под оглушительный рев толпы.

Глава 24. Выстрелы в Мюнхене

Всю ночь после победы над Каррерасом я почему-то не мог заснуть. Маялся, лежа в постели, ворочался. Простыни и одеяло казались жаркими, комната душная от зноя.

Что за чертовщина? Никогда со мной такого не было. Уж чего-чего, а на бессонницу я никогда не жаловался. Разве что в прошлой жизни, когда долгими тоскливыми ночами, не способный передвигаться, я сидел в кресле и думал об упущенных возможностях.

Ну как, думал? Маялся, плакал, терзался. Жалел себя, черт подери. Только сегодня, пока лежал в удушливой постели, я подумал, а был ли у меня тогда шанс восстановиться? Может, если бы я тогда не отчаялся, а продолжил реабилитацию, то смог бы и вернуться к нормальной жизнедеятельности?

Хотя подняться к вершинам в боксе по любому уже не смог бы. Несколько лет, проведенных в медицинских палатах, наверняка отбросили бы мое развитие далеко назад. Или все-таки смог бы? Сейчас, когда я почти поднялся высшую на ступень Олимпийского пьедестала, я вдруг подумал, что в мире не существует ничего невозможного.

Все ограничено лишь только нашими мыслями, которые внушают нам окружающие люди. А еще зачастую мы сами охотно соглашаемся с этими внушениями, поддаваясь на уговоры страха и лени.

Хотя, что сейчас сожалеть об утерянном? У меня теперь совершенно другая реальность, другая история, другие тело, имя, внешность и даже характер. Все поменялось. Зачем горевать о пролитом молоке?

— Вы задолбали меня, — пробормотал я навязчивым мыслям, всю ночь атакующим мой воспаленный мозг. — Отстаньте от меня.

Я попробовал все средства от бессонницы, но ничего не помогало. Таблетки пить нежелательно. Да они мне никогда и не помогали.

Под конец ночи я решил использовать медитацию. Уселся на кровати поудобнее, закрыл глаза, начал постепенно расслаблять части тела, по очереди. Начиная с головы и заканчивая ногами.

Еще старался контролировать дыхание, чтобы оно было ровным и медленным. Через какое-то время мысли успокоились, ушли в сторону, перестали кружиться в бешеной хороводе. Я даже чуток задремал.

Но это только вначале. Все было хорошо, все получалось и я уже рассчитывал отдохнуть, когда в голову снова полезла какая-то дичь. Почему-то вспомнился сон Маши о том, что вокруг много крови. Я проснулся окончательно и увидел, что на часах уже четыре утра.

Какой тут к черту сон? И это при том, что сегодня у меня финальный бой. Вот же удружил я себе. Не выспался, лежу усталый и раздраженный.

Ничего нет хуже для боксера, чем бессонница перед турниром. Минус десять-двадцать процентов от боеготовности. А в решающем бою, где все происходит в доли секунды, такие просчеты могут стать роковыми.

Ладно, что теперь делать, злиться и переживать по этому поводу еще хуже. Как-нибудь разберемся и не такое видали. Правда, я уверен, что Гарбей, с которым мне как раз и предстояло драться за первое место, обязательно накажет меня за усталость и плохой сон.

Раз уж поспать не удалось, тогда я пошел на пробежку. Надеюсь, что приду в себя и взбодрюсь после зарядки и контрастного душа.

Я оделся и вышел из номера. Спустился вниз по лестнице и едва выйдя из коттеджа, где мы жили, побежал трусцой через парк.

Вокруг все еще было темно. Небо посветлело, хотя все равно оказалось затянуто облаками. Погода стояла хорошая, не жарко, не холодно, с севера дул легкий ветерок.

Я свернул с дорожки на газон, побежал по траве, срезая путь к выходу из Олимпийской деревни. Неподалеку между деревьев показался проволочный забор, окружающий наш оплот по периметру. А еще я заметил возле забора какое-то движение.

Поскольку мой путь проходил как раз рядом с забором, я приглянулся, стараясь понять, что там происходит. Подбежав еще ближе, я сумел разглядеть фигуры людей сквозь стволы деревьев.

Они по очереди перелезали через забор внутрь нашей деревни. Наверное, это загулявшие ночью спортсмены. Веселились до утра в каком-нибудь кабачке, а теперь возвращаются обратно.

Хотя, какие здесь кабаки, работающие так поздно? Большинство питейных заведений закрываются очень рано. Ладно, видать нашли какую-то таверну, работающую до самого утра.

Ну, и придурки, конечно же. Как им теперь выступать на соревнованиях? Если я хотя бы отдохнул немного, валяясь на кровати, то эти идиоты гуляли всю ночь и теперь выйдут на состязания с красными глазами. Если их еще допустят, узнав, что они употребляли алкоголь.

Я решил, что эти дела меня не касаются. Побежал дальше. Какого хрена, пусть эти ребята сами теперь разбираются со своими проблемами.

Парни позади начали что-то говорить приглушенными голосами. На бегу я оглянулся еще раз. Они тащили за плечами вещевые мешки, чем-то наполненные.

Весело они однако посидели, еще и что-то захватили с собой. Меня они вроде не заметили, быстро побежали куда-то к коттеджам, стоявшим недалеко от забора. Мешки подпрыгивали за спинами.

Повезло им, что поселились рядом с оградой, теперь завалятся в свои номера, а тренер даже духом ведать не будет. Я усмехнулся и побежал дальше.

Пробежка в этот раз длилась у меня недолго. Внезапно я снова почувствовал сильнейшую резь в животе.

Вот зараза. Я не страдал этим гребаным недугом вот уже почти с полгода. Последний раз боли были у меня еще осенью, потом зимой.

Ну, и еще в конце зимы, аккурат на двадцать третье февраля. Я тогда должен был выступать на показательном турнире ЦСКА, но не смог из-за болезни.

Колики в животе тогда были чрезвычайно жестокие. Я свалился на пару дней в постель и пропустил все турниры и тренировки.

Врачи не могли понять, в чем дело. Мне назначили строго диету, провели десятки обследований. Больше всего помогли не лекарства и препараты, а настойка из трав, которую мне готовила Маша.

Девушка повела себя как настоящая ведунья. Отправилась куда-то в дальнюю деревню, к знакомой знахарке, набрала у нее редкостных трав и кореньев.

Притащила все это домой, приготовила некое пахучье зелье и отпаивала меня три дня. После этого боли отступили. Млин, а вот сейчас у меня не было никаких чудодейственных зелий. Помнится, Маша предлагала приготовить мне его в дорогу, но я опасался, что непонятное снадобье конфискуют на границе.

Да и боли к тому времени отступили. Поэтому я беспечно отмахнулся и сказал, что в лекарстве нет надобности.

И вот теперь оказалось, что надобность имеется, причем чертовски сильная. Сначала у меня просто заболел живот, но вполне терпимо и я думал, что это вскоре пройдет.

А потом желудок скрутило с такой болью, будто там поселился инопланетянин из американского триллера. И сейчас он выгрызал мне желудок и все внутренности под корень. И судя по всему, не собирался останавливаться.

Я остановился недалеко от ворот, упал на колени. Наклонился вниз к бетонному покрытию. Захрипел, думал, что сейчас исторгну кишки наружу. Боже, как больно.

Через полминуты боль отпустила, но все равно осталась. Я поднялся, заметил, что рядом остановилась машина, оттуда выглядывали двое, пожилой мужчина и женщина, почтенная немецкая пара. Включенные фары освещали дорогу.

Опустив боковое окно, они что-то встревоженно спросили у меня. Ясен пень, интересуются, не нужна ли помощь. Я к тому времени уже чувствовал себя получше, поэтому покачал головой, улыбнулся и поднялся. Затем медленно пошел обратно в Олимпийскую деревню.

Все, пробежка на сегодня закончена. Хер его знает, может и бой придется отложить. Если во время поединка неведомый зверь опять начнет грызть мои кишки и Гарбей саданет по корпусу со всей дури, мне кранты. Нокаут гарантирован, а может и еще чего похлеще.

Хотя могу ли я отложить бой по этой причине, неизвестно. Неизвестно в том плане, что я никогда не прощу себе этого. Иметь возможность получить золотую медаль Олимпиады, быть в двух шагах, нет, в одном шаге от нее, и добровольно отказаться? Да я потом места себе не найду от сожаления.

Да и дух Касдаманова наверняка никогда не простит меня. Будет являться по ночам и мучить, всю мою оставшуюся жизнь. Старик никогда бы не допустил такого. По его мнению, даже если ты разваливаешься на части, все равно должен выйти на ринг. Нельзя сдаваться без боя.

Я попробовал побежать обратно. Желудок бултыхался внутри меня, как пустой бурдюк с вином. Я пробежал пару шагов и почувствовал, что боль снова усилилась. Вот ведь зараза, чтобы вас всех черти разорвали!

Я с проклятьем замедлил шаг и вошел обратно на территорию Олимпийскойдеревни. Сонный охранник в униформе и плаще приветствовал меня. Когда я выбегал, его нигде не было видно.

Я прошел мимо и срезал дорогу к своему коттеджу через парк. Пошел медленно, прислушиваясь к ощущениям в теле. Вот идешь вот так, спокойно и вроде бы боль отступает.

А стоит ускорить шаг, как сразу возвращается. Что за напасть такая?

Я прошел мимо домиков, стоящих ближе к забору и услышал крики. Мужские крики. Остановился, покрутил головой во все стороны. Что за чертовщина творится?

Сначала вроде все утихло. Но потом, стоило мне двинуться дальше, как крики снова раздались. Они доносятся из коттеджа неподалеку. Я двинулся было туда и тут услышал выстрелы.

Опа, вот это уже другое дело. Это все меняет. Я остановился и немедленно побежал в сторону. Укрылся за стволом дерева и поглядел в сторону крайнего коттеджа. Шум и выстрелы доносились именно оттуда. А еще я услышал звон стекла.

Что за дичь тут творится? Я вспомнил недавних спортсменов, перелазавших через забор. Они кажется, бежали именно сюда, к этому домику. Это что же получается, именно они и устроили весь этот бедлам.

Подождав еще немного и ничего не услышав, я успокоился. Вокруг постепенно светлело. Все утихло, больше никаких подозрительных звуков. Наверное, дебоширы успокоились.

Вот только как объяснить выстрелы, причем автоматные? Или мне это почудилось? Наверное, боль в животе была такая сильная, что у меня возникли слуховые галлюцинации.

Я медленно вздохнул и выдохнул, вышел из-за ствола дерева и отправился дальше. Что за день сегодня дурацкий такой? Выспаться не удалось, и нормально пробежаться тоже. А теперь еще и всякая лютая дичь под носом творится.

Когда я проходил мимо коттеджа, оттуда из окна, взломав стекло, со звоном и в облаке осколков, выскочил человек. Не просто так, а со второго этажа.

Свалился вниз, приземлился, к счастью, на газон. А если бы на асфальт? Так и ногу сломать недолго.

— Ты совсем озверел, что ли? — спросил я у человека. — По лестнице нельзя было спуститься?

Не удостоив меня ответом, человек рванул было прочь. Он был одет в спортивный костюм и шлепал ногами по земле. Явно какой-нибудь участник Игр.

Кажется, он даже и не услышал меня. Потом оглянулся, махнул рукой и громко прошептал:

— Сваливаем отсюда, быстро!

Я удивился, ведь он говорил по-русски, а насколько мне известно, здесь члены нашей делегации не размещались. Только я хотел спросить, кто он такой, как в коттедже снова раздались выстрелы и крики.

Причем не приглушенные, как до этого, а отчетливые и сильные. Прямо над ухом. Недолго думая, я рванул вслед за незнакомцем, который дал мне такой полезный совет. Если уж он знал кое-что о происходящем, то, значит, и знал, куда теперь сваливать.

Причем, судя по его сноровистому бегу, мой благодетель и в самом деле знал, куда скрываться. Сзади продолжали раздаваться выстрелы, и одиночные, и автоматные. Что за дьявольщина, тут какое-то учения проводятся, что ли?

Мы обежали следующий коттедж, завернули за угол и вскоре тот дом, откуда раздавались звуки, остался далеко позади. На мгновение незнакомец остановился, тяжело дыша и оглядел окровавленные ладони. Я только сейчас заметил, что он был в одних носках на босу ногу.

Вот дерьмо, оказывается, тут все серьезно.

— Что тут происходит? — спросил я и прижал руки к животу. Боль только что вернулась. Вернее, она уже давно терзала меня, но я обратил внимание только сейчас. — Там что, действительно, стреляют из автоматов?

Человек посмотрел на меня и кивнул.

— Это террористы, — хрипло ответил он. — Они напали на нас.

Вот дьявол, оказывается, дела еще хуже, чем я мог предполагать. Террористы здесь, в Олимпийской деревне?

— Вы шутите? — спросил я и тут в моем мозгу вспыхнуло давнее воспоминание. Что-то я такое слышал, еще тогда, в прошлой жизни. — Какие такие террористы?

— Вот такие, — ответил мужчина. — Самые настоящие. Надо немедленно вызвать полицию. Там мои товарищи, члены израильской олимпийской сборной. Они их сейчас убьют!

И вот теперь я вспомнил о чем идет речь! Идиот, придурок, тупица! Как же я мог забыть про теракт на Олимпиаде в Мюнхене? Правда, я никогда не знал, в каком году произошло это трагические происшествие, но когда-то, еще в прошлой жизни, краем уха слышал о нем.

И почему теперь ни разу не вспомнил об этом? Вот что значит не интересоваться историей и политикой. Не знаю, смог ли бы я предотвратить его, но по крайней мере, мог бы попытаться.

Отдаленные выстрелы прекратились, но теперь я явственно услышал сдавленные стоны. И еще крики вперемешку с ругательствами. Голоса ожесточенные, лютые, сразу ясно, что кричащие не поздравляют окружающих с наступлением нового дня и не желают им долгих лет жизни.

— Полицию, скорее, — сказал мужчина.

Я опомнился и заторопился. Хватит стоять на месте.

— Сейчас, сейчас, — я рванул к будке охранника. — Я вызову полицию.

Несмотря на дикую боль в животе, я в мгновение ока примчался к охране. На ходу мучительно вспоминал, что же там было, на этом теракте. К сожалению, я не помнил подробностей. Знал только, что там было много жертв и память об этом надолго врезалась в сердца людей.

— Там вооруженные люди! — закричал я охраннику. — Террористы!

Сомневаюсь, что он понял меня, потому что вряд ли знал русский язык. Но вот последнее слово не требовало перевода. Охранник и так уже выглядел встревоженным.

Само собой, он уже слышал выстрелы. Стоял, думал, показалось ему это или нет. Может быть, отправил кого-то из коллег на проверку. И мое появление, наконец, заставило его шевелиться.

Он нырнул в будку и принялся звать подмогу по рации. Я постоял рядом, да так и сполз бочком на траву. Боль в животе снова стала невыносимой.

Уже через несколько минут появилась куча народу. Прибежали охранники, издали примчалась полиция. Вой сирен, спешка, ругань, беготня. Пространство вокруг заполнилось людьми в форме.

Ко мне подошел полицейский, осмотрел, помог подняться, что-то спросил на немецком. Потом на английском. Я понял, что он интересуется, не ранен ли я.

— Все в порядке, — ответил я и указал на живот. — Болит немного. А так все ок.

Он все-таки дождался, когда приедет скорая и передал меня врачам. От домика, где террористы напали на спортсменов, слышались звуки переговоров, усиленные громкоговорителем.

Я усиленно мотал головой на все вопросы врача. Появился переводчик, я объяснил, что видимо, у меня несварение. Не стоит волноваться. Потом пожелал им удачи и отправился в свой домик.

К тому времени территория вокруг места происшествия оказалась оцеплена полицией. Я прошел мимо, глазея на суетящихся полицейских.

Вам не позавидуешь, ребята. Видать, еще не сталкивались с подобным. Я остановился на мгновение и заметил вооруженных людей с балаклавами на голове в окнах второго этажа захваченного коттеджа.

Вот дерьмо, это действительно террористы. Я бы мог предотвратить эту катастрофу, но не знал о ней. Вернее, забыл.

Мимо проходил полицейский и приказал мне уходить. Я вернулся к себе в номер и лег на кровать. Вскоре по телевизору объявили о произошедшем. Я маялся животом и лежал в постели.

А еще потом ко мне ворвался Худяков.

— Видал, че творится? — спросил он и выглянул в окно. — Неужели я вижу это собственными глазами?

Мы остались в номере и смотрели происходящее в прямом эфире по телевизору. Ну, а потом я решил, что нужно как-то помочь заложникам.

Глава 25. Перед главным боем

Я стоял в углу ринга и смотрел на Гарбея. А мой противник с усмешкой смотрел на меня. Знал, что я от него никуда не денусь. И еще он как будто знал о моем гребаном животе. О том, что его как будто раздирают демоны изнутри.

Это как же так получилось, что я стою на ринге и готовлюсь к главному бою этого года? Я ведь вполне мог оказаться среди заложников, убитых террористами. Но меня спас тот же живот, вернее, невыносимая боль в нем.

Когда Худяков услышал про то, что я собираюсь помочь заложникам, он скептически усмехнулся. И было от чего. Я ведь просто спортсмен, не спецназовец, не вооруженный до зубов полицейский. Не снайпер с винтовкой. Да и опыта боевого у меня с гулькин нос.

— Успокойся и сиди в номере, вояка, — сказал он и указал на телевизор. — Смотри новости.

Но я-то собирался помочь вовсе не вооруженным путем. Можно хотя бы предупредить власти о том, что попытка освобождения заложников обернется большими жертвами. Этого уже достаточно.

Хотя кто я такой, чтобы ко мне прислушались? Главный аналитик при генштабе НАТО? И вдобавок, я чувствовал, что мои внутренности разрывается на части.

— Слушай, дядя Игорек, — сказал я тогда. — И запоминай. Я сейчас буду валяться пластом, а вот ты сходи к нашему руководству и сообщи, что операция может закончиться полным провалом. Погибнут почти все заложники. Пусть пересмотрят план и придумают что-нибудь другое.

Теперь Худяков смотрел на меня с подозрением. Действительно, откуда у меня такие сведения? С чего это вдруг я заделался спасителем и пророком?

— Откуда ты все это узнал? — спросил тренер, пытаясь узнать во мне двойного агента разведки. — Или ты заглянул в будущее?

Я завалился на кровать и подрыгал ногами.

— Не спрашивай меня, дядя Игорь. Предположим, что я слышал это от террористов, будто они знают о планах полиции.

— А ты что, знаешь арабский язык? — с еще большим подозрением спросил Худяков. Он смотрел на меня как на чудовище, будто у меня из головы выросли рога, из задницы — хвост, а руки-ноги заканчивались копытцами. — И как ты мне предлагаешь объяснить это кураторам? Ты знаешь, что они меня распнут за это? И не только меня, но и тебя. Будут допрашивать нас сутками напролет.

Конечно я это знал, черт подери. Но что я мог поделать, когда был шанс спасти людей?

— Ничего не спрашивай, дядя Игорь, — попросил я. — Я бы и сам пошел, но еле двигаюсь. А они скоро начнут операцию по освобождению заложников.

Тренер продолжал смотреть на меня, как на врага народа.

— И вообще, что с тобой творится? Опять эти гребаные боли в животе? Нет, только не это? Где отвар Маши? Только не говори, что не взял!

Я грустно кивнул. Худяков выругался, оставил меня в покое и отправился на заклание к спецслужбам.

В итоге, мы тогда все-таки сумели вывернуться и пройти по краю пропасти. Сообщению Худякова поверили сразу, тогда немецкая полиция хваталась за любую спасительную соломинку, способную помочь в операции.

План спасения заложников скорректировали. Не скажу, что удалось спасти всех, но с помощью переговоров освободили восьмерых заложников. Еще троих террористы ранили, но не убили. Всех их захватили во время операции, одного застрелили при сопротивлении.

Правда, забегая вперед, скажу, что впоследствии всех террористов отпустили, после того, как через два года другая группировка захватила самолет авиакомпании «Люфтганза» и потребовала освободить товарищей из заключения. Немецкие власти выполнили требование террористов.

Ну, а наши спецслужбы были вполне довольны тем, что смогли помочь организаторам во время Олимпиады и тем самым сыграли важную роль в решении кризиса. Нас не допрашивали, а, наоборот, похвалили. На маленькую нестыковку насчет языка никто не обратил внимания.

К концу дня мое состояние улучшилось. Боли в животе почти пропали. Оказывается, мне повезло, что поединок в связи с терактом перенесли на пару дней. Я поправился за это время, хотя во время тренировок боль возвращалась.

Ну что же, по крайней мере, я мог ходить и бегать. Правда, после длительных занятий рези снова начинали обжигать нутро, но с этим можно было бороться. Я приучился терпеть боль. Вот вернемся домой, займусь этим недугом вплотную.

Вот теперь я стоял напротив Гарбея и с тревогой прислушивался к ощущениям внутри себя. Живот пока вел себя вполне сносно. Я вспомнил, как готовился к бою и усмехнулся. Если бы не эти боли, я был бы полностью готов.

Остаток времени до боя я потратил на плотную подготовку к поединку.

Первым делом я выспался. После теракта, когда все улеглось, в Олимпийской деревне ввели драконовские меры безопасности. Никого не пускали и не выпускали. Территорию патрулировали вооруженные охранники. Мы чувствовали себя, как заключенные.

Впрочем, были и плюсы. Все сидели в своих коттеджах, редко выходили тренироваться на улицу. Все занятия проводили в закрытых помещениях, в специальных спортзалах. Вокруг стояла тишина и я наконец заснул крепким сном.

Кстати, еще в день теракта я позвонил родным и сообщил, что со мной все в порядке. Правда, Маша сразу заподозрила по моему голосу, что у меня что-то неладно. Пришлось признаться про боли в животе.

— Я же говорила, возьми мой травяной напиток, — запричитала девушка. — Как ты там теперь?

Я успокоил ее, что боли почти прекратились. Кроме того, Худяков притащил мне какие-то немецкие пилюли, которые очень помогли. В общем, Маша кое-как утихомирилась. А я смог наконец выспаться.

Накануне вечером перед боем я сделал бой с тенью весь вечер и растяжку перед телевизором. Поставил развлекательный канал и слушал музыку на немецком. Глазел на девушек и ни о чем не думал.

Пусть все идет своим чередом. Выиграю поединок — хорошо. Не Выиграю, тоже неплохо. Я постарался сделать все для этого боя. Теперь настала пора расслабиться. После тренировки, во время которой живот почти не беспокоил меня, я завалился спать и проспал до самого утра сном младенца.

Проснулся, размялся и начал собирать вещи. Все, что нужно, приготовил еще вчера. Теперь осталось проверить, не забыл ли чего.

Список снаряжения боксера получился внушительным. Это только кажется, что для выступления нужны только перчатки, капа и сила духа. Нет, материальное обеспечение тоже важно. Нет ничего хреновее забыть важную вещь дома и потом бегать по залу, разыскивая, чем ее заменить.

Вот список: обувь, носки, шорты, футболки, штаны, чтобы не простудился после разминки и боя. Это только одежда.

Теперь для поединка: перчатки, марля, моток спортивной ленты. Конечно же, капа. Вспомогательные приспособления: ведро, вазелин, пластыри, ножницы, вата, тряпки, полотенца. Лекарства, таблетки, микстуры. Бутылка воды, с отверстиями в крышке, чтобы брызгать на голову во время перерыва. Фрукты и легкие закуски для перекуса, чтобы подкрепиться после взвешивания.

Вещи и снаряжение я тащил сам, вспомогательные приспособления должны принести помощники, но я все равно следил за тем, чтобы они ничего не забыли. Подготовив все, я спустился к завтраку, прошел в кафе, перекусил.

Худяков отсутствовал. Он уже уехал пораньше на стадион, решать организационные вопросы.

Позавтракав, я вернулся в номер. Помедитировал, вернее, пытался. Не получилось, в голову лезли посторонние мысли. Да еще живот чуток побаливал.

Когда пришло время, явился тренер сборной Степанов. Помощник утащил мой рюкзак с приспособлениями, я взял свою сумку с вещами.

Когда мы приехали в зал для соревнований, я уединился в раздевалке. Народу было не так много, все главные бои уже прошли. Претендентов осталось мало. Времени еще достаточно, пару часов до начала поединка.

Я устроил разминку и бой с тенью. Разогреваться надо не слишком рано, чтобы не остыть, и не расслабить тело. Чтобы растянуть связки, я делал динамические растяжки. Двигал руками и ногами, растягивал их.

Потом выбрасывал удары, бил по воздуху, по мешку, висящему в углу. Попрыгал на скакалке. Попил воды.

По старой привычке, которой меня научили еще в прошлой жизни, сейчас я пил столько воды, сколько хочется. И постоянно ходил в уборную. А вот за час до боя нужно пить уже только глотками, понемногу. Чтобы во время поединка живот не напоминал булькающий бурдюк. К еде я вообще не притрагивался.

Наконец, явился Худяков.

— Ну как, готов, чемпион? — спросил он. — Твой выход через полчаса. Ну, минут через сорок.

Я уже бинтовал руки, когда бил по груше, но сейчас занялся этим снова. Более тщательно и с помощью тренера.

Помнится, еще Егор Дмитриевич дал мне совет: накладывать дополнительный слой ленты вокруг запястья правой руки. Она у меня почти всегда расположена сзади. Это поможет придать чуточку больше силы для кросса.

Напоследок я еще раз проверил снаряжение. Перчатки в порядке, капа у Худякова. Вроде все на месте, прилажено и сидит ровно. Я почти готов к поединку.

Настало время для последних штрихов. Тренер нанес на лицо вазелин, чтобы удары противника проскальзывали от меня. Тонкий слой на лоб, брови, щеки и подбородок. Немного на грудь и плечи.

Все это походило на подготовку к рыцарскому турниру. Ну, а что это такое, по сути, как не ристалище на потеху публике?

Я провел еще один бой с тенью. Худяков наносил медленные удары, а я уклонялся и нырял или парировал их по желанию. Потом он вытянул руку перед собой и держал ее перед моим лицом. А я двигался перед ней, чтобы привыкнуть к ближней дистанции.

Я глядел на Худякова, но вместо него представлял Гарбея. А еще я старался представить, как Гарбей валяется на настиле передо мной в нокауте. Ну же, где этот живой и яркий образ? Пока что все картинки моей победы получались тусклые и серые.

Сейчас я пытался полностью освободиться от мыслей о поединке. Да, тот самый боксерский дзен буддизм, которому меня учил Касдаманов. Выкинуть все мысли из головы. Забыть обо всем, что подготовил. Очистить сознание. Перестать думать и бояться. Пусть все эти помехи уйдут из моей головы.

Худяков глядел на меня и молчал. Знал, что я готовлюсь психологически. Потом, когда увидел, что мой взгляд стал более осмысленным, спросил:

— Знаешь, Витя, что я тебе хочу сказать?

Я вопросительно поднял брови. Перед боем я старался разговаривать как можно меньше, не тратить энергию и концентрацию на слова.

— Спасибо! — сказал Худяков и пожал мне руку. — Я хочу тебя поблагодарить. За то, что я твой тренер и сейчас веду тебя на бой за звание лучшего боксера Олимпиады. Знаешь, я ведь сначала не верил в тебя. Думал, обычный пацан, звезд не хватает. И про себя так думал. И уже ничего не хотел, ни к чему не стремился. Топил себя в алкоголе. А ты вернул мне веру в жизнь, в себя. Спасибо тебе за это, Витя.

Я тоже пожал ему руку. Тоже молча. Что тут еще сказать? Разве что тоже поблагодарить. Худяков был рядом всегда, в самые трудные минуты.

Его поддержка была маленькой, но все равно очень важной. Это очень, очень важно, когда рядом есть кто-то, на кого можно положиться. И кто всегда тебя прикроет.

Я улыбнулся и постарался вложить всю свою признательность в рукопожатие. Мы об этом еще поговорим потом, после боя.

Ну, а теперь последние минуты перед поединком. Я уселся на скамейке и расслабил мышцы. Надо отнестись к предстоящему, как к игре.

Забыть о короне чемпиона. О сотнях тысяч зрителей, что будут смотреть этот бой. О надеждах фанатов бокса там, в СССР. О моих близких, жадно припавших к экрану телевизора.

Дьявольщина, это так трудно! И особенно трудно представить поверженного мной Гарбея.

— Рубцов Виктор Анатольевич, — с легким акцентом сказал помощник организаторов, войдя в раздевалку. — Ваш выход.

Ну вот и все, игры закончились. Настала пора испытаний. Я встал и вместе с Худяковым отправился в зал для выступления. И почти сразу ощутил боль в животе. Нарастающую боль.

Вот дерьмо. Я остановился, прислушался к ощущениям. Так и есть, живот опять начал шалить. И очень нехило шалить.

Но теперь уже ничего не поделаешь. Карты брошены, я за столом. Игра началась, ходу назад нет.

Буду работать на силе воли. Придется загонять боль обратно, не давать свалить меня окончательно.

— Ты как? — встревоженно спросил Худяков. — Опять брюхо?

Я улыбнулся через силу. Покачал головой, мол, все в порядке и продолжил шествие дальше. Пара поворотов, и вот я вошел в заполненный зрителями зал. Вокруг шум, топот, свистки, крики и аплодисменты.

Но мне на все плевать. Боль в животе становится слишком сильная. Я быстро прохожу все обязательные процедуры. Алехандро Гарбей уже стоит на своем месте, на ринге. Вернее, не стоит, а прохаживается туда-сюда, как волк в клетке. И поглядывает на меня с такой же свирепой ухмылкой.

Я забрался на ринг, прошел в свой угол. И вот я стою там, гляжу на Гарбея и мне кажется, что он знает про мою боль в животе. Там действительно как будто поселилась отвратительная личинка, которая поедает меня изнутри.

— Ну давай, порви этого ублюдка, — говорит Худяков и хлопает меня по плечу. — Принеси его голову, я поиграю ею в футбол.

Рефери зовет нас в центр ринга. Я подхожу медленно, стараясь не кривиться от боли. Черт, черт, черт! Все эти дни после теракта боль затаилась, как крыса в подполье. А теперь самым нахальным образом вылезла наружу.

— Вам понятны правила? — через переводчика спросил рефери, объяснив все знакомые условия.

Я киваю головой. Конечно, понятны, чего уж там. Давайте, скорее приступим. Пока я еще могу двигаться.

— Эй, ублюдок, — зовет меня Гарбей, глядя мне в глаза тусклым неподвижным взглядом. — Ты знаешь, что я сейчас выпотрошу тебя и раскидаю кишки по залу? Приготовься плакать от боли и звать мамочку.

Ну, хорошо. Надеюсь, эта боль будет полегче по сравнению с той, что я сейчас испытываю. Но пропустить такое нельзя. Слава богу, теперь я могу ответить врагу, как заблагорассудится. Нет нужды сдерживать себя.

— Я тебя раздавлю, как клопа, — обещаю я противнику. — Ты будешь валяться вот здесь и умолять о пощаде. И ты больше никогда не посмеешь выступить против меня.

Лицо Гарбея вспыхнуло от ярости. Да, я уже заметил в нем такую черту характера. Этот тип обладает редкостной способностью, может демонстрировать лютое бешенство, как тигр-людоед и в то же время оставаться дьявольски расчетливым.

— Ты труп! — зарычал он, придвигаясь ко мне. — Ты труп, слышишь меня?

— Смотри, не замарай трусики, — насмешливо ответил я, изо всех сил скрывая свое состояние. — Надо было надеть коричневые, чтобы не видно издалека.

Рефери оттолкнул рычащего Гарбея и развел нас в стороны.

— Эй, подождите! Я требую, чтобы вы соблюдать уважение друг к другу! Я не потерплю нарушений! Сразу отстраню от боя, если нарушите. Я вас предупредил!

Гарбей отошел назад под свист и улюлюканье зрителей. Прошелся взад-вперед, хлопнул перчатками, улыбнулся толстыми губами.

— Давай, я готов! Я готов!

Я глядел на него с изумлением. Этот парень не уставал поражать меня.

Только что он выглядел, как свирепый буйвол, а вот теперь весь засиял, будто ребенок, получивший леденец. Он мог на ходу менять настроение.

Такая смена эмоций недоступна большинству других людей. Не каждый может так перестроиться на ходу. Главное, что сейчас Гарбей выглядел совершенно увлеченным.

Он будто вспомнил, что играет в азартную игру и решил отбросить всю злость. Ох и опасный же это тип! Кажется, из всех, с кем я дрался, он самый опасный.

Я поднял кулаки и сжал перчатки, готовясь к бою. Ладно, была не была. Что мне остается? Только драться и идти вперед. Не отступать и не сдаваться.

Увидев, что мы полностью готовы, рефери дал сигнал:

— Бокс, начали!

И я тут же бросился на Гарбея.

Глава 26. Боевой танец

Какого хера я бросился на Гарбея, если у меня чертовски болит живот? Что за идиотизм?

Ну, ответ прост. Такова была моя тактика на тот момент. Во время финального поединка, тем более с такой агрессивной гориллой, как Гарбей, нужно сразу показать себя с выгодной стороны.

Взять его нокаутом может не получиться. Слишком уж сильный боец. А если мы будем драться за баллы, то тут очень важно сразу произвести благоприятное впечатление на судей. И показать себя не менее агрессивным и дерзким, чем противник. Нет ничего хуже, чем выглядеть жалким мешком на ринге.

Поэтому в первом раунде я сразу хотел показать себя жестким и атакующим лидером. Даже несмотря на больной живот.

Кстати, помимо живота, у меня начала побаливать и голова. Виски ломило, в черепе гудели маленькие молоточки. Но несмотря ни на что, я собирался с самого начала получить моральное преимущество. А если получится, то и заработать очки.

Само собой, невзирая на плохое самочувствие, я не собирался бездумно ломиться вперед и выбрасывать огромное количество ударов. И тем более, беспечно входить на ударную дистанцию такого бойца, как Гарбей. Это путь к проигрышу.

Нет, тут не надо суетиться и действовать поспешно. Не надо мотать головой, как лошадь. Тут главное психология. Я должен заставить соперника ощутить дискомфорт. А это, в свою очередь, приведет к его усталости, моральному истощению и тактическим ошибкам.

Для этого требовалось постоянно давить на противника. Чтобы он постоянно реагировал, думал, двигался. Чтобы он все время находился в движении, в психологическом и физическом. Нельзя давать ему отдыхать. Никаких пауз, никаких отдыхов, пусть все время будет настороже.

Отсюда какой вывод? Чтобы так успешно прессовать противника, надо работать не только ударами по нему. Маневры и финты, это наше все. Как раз то, что мне удается лучше всего.

Но перед этим я должен проверить реакцию противника. Как он будет отвечать на мою атаку?

Рванув вперед, я сделал вид, что атакую джебом. Самая простая загадка и Гарбей легко разгадал ее. Он не стал уходить, дергаться назад, уступая мне пространство. Просто чуть наклонил голову и даже двинулся мне навстречу.

Мне пришлось только ударить его джебом, потом еще раз, еще и тут же отскочить на исходную позицию. Впрочем, проверка еще не завершилась. Еще находясь рядом с противником, я завел правую руку в сторону, делая вид, будто сейчас последует хук.

И, к моей радости, Гарбей отлично отреагировал на это. Он отшатнулся в сторону, и тут я ударил его снова джебом. Ах ты, мой хороший. Настроение мое впервые с начала боя сильно улучшилось.

Наш клиент. Значит, с тобой можно работать. Можно финтить и обманывать. Можно заманивать в ловушку.

Чтобы проверить противника еще лучше, я снова начал финтовать. Всякие мелкие раздражающие вещички, но на самом деле, невероятно важные в поединке такого уровня.

Ну же, Витя, вперед. Похрен на живот, на раскалывающуюся голову. Надо вырвать победу, разорвав противнику глотку.

Финт-шаг вперед. Ведущей ногой. Гарбей стоит, как стоял, даже опять двинулся ко мне.

Я поднял правую перчатку, отвлекая его внимание и ударил слева. Быстрый неуловимый крюк. Теперь опустил левую руку и Гарбей отвлекся на нее, я заметил, что он чуть скосил глаз.

На тебе тогда, сюрприз справа. Я пробил боковой правой.

Невзирая на удар, Гарбей все равно ломал дистанцию, приближался ко мне все ближе, чуть ли не вплотную. Он хотел выйти на размен ударами. Проверить, есть ли у меня яйца, в самом начале поединка.

Я оттянул голову в сторону, как будто собрался наносить удары. Гарбей чуть запнулся, но затем, когда моего натиска не последовало, продолжил атаку. Чтобы узнать, как он работает на ближней дистанции, я тоже придвинулся к нему и скользнул от его коротких прямых в сторону.

Чуть рыкнув от ярости, Гарбей развернулся и снова напал на меня. Ну что же, почему бы не обменяться с тобой ударами, чтобы проверить, каков ты в бою.

Мы устроили славную зарубу к восторгу зрителей. Я по большей части старался уйти от ударов, маневрировал и отвечал контратаками, резкими и короткими. Оттягивал голову, избегая хуков противника, внезапно дергался в сторону, отходил вбок.

Обменявшись ударами и почти не достав друг друга, мы разошлись в стороны. Я тяжело дышал и старался не касаться живота.

Интересно, он ощутил, что я защищаю корпус сильнее, чем обычно? Вот дерьмище, делая так, я ослабляю оборону головы. Плохо, чертовски плохо.

Мы поглядели друг на друга и теперь уже Гарбей бросился на меня в атаку. Времени прохлаждаться совсем не осталось, и я тоже рванул к нему во встречный бой. Ни в коем случае нельзя показывать, что я готов дать слабину.

Наоборот, я продолжал продавливать свою стратегию. Множество, целые тонны ударов, быстрых и фиктивных, уходы, нырки и ложные атаки. Все, чтобы противник постоянно двигался и в конце концов, потерял голову от непрерывного давления.

Его личное ударное пространство должно стать родным для меня. Я не давал ему долго думать, нормально отдышаться, отыскать свой баланс и атаковал его отовсюду. Я не давал ему встать в удобную стойку. Сам я ускользал от его ударов, но старался настигнуть его повсюду.

Это походило на схватку питбуля с медведем. Атака со всех сторон, мелкие укусы, разжевывание противника по кусочкам. А он не может даже уйти, потому что я не даю ему скрыться.

При этом несколько раз Гарбей успел воткнуть в меня апперкоты и боковые. Поскольку корпус у меня был защищен лучше, чем голова, он атаковал по верхнему этажу, грозя снести мне крышу.

Ничего не поделаешь, пришлось терпеть его атаки. Пару раз он задел меня по подбородку, но все обошлось благополучно, только потому, что я беспрерывно скользил вокруг противника. Конечно же, когда эта схватка тоже окончилась и мы снова разошлись, я хрипло дышал, но чувствовал себя сносно.

Если не считать коликов в животе, но к ним тоже можно привыкнуть. Ну, о чем здесь говорить, моя тактика требовала, чтобы я использовал все топливо, что имелось на данный момент. Выносливость — наше все.

Правда, еще существовала опасность, что вскоре я и сам выдохнусь. А потом Гарбей добьет меня своими кулаками-кувалдами. Но то обстоятельство, что он хорошо реагировал на финты руками, внушало надежду. Я рассчитывал задавить его в первых двух раундах, а потом поймать на обманке. Если только живот не доконает меня раньше.

Долго отдыхать я не позволил. Ни себе, ни противнику. Снова пошел в атаку. Я должен заставить его нервничать, тревожиться, реагировать на удары, которых не будет на самом деле. Нельзя давать ему расслабиться.

В этот раз Гарбей меня удивил. Он не стал бросаться на меня в ответ, а отошел назад. Он и так находился недалеко от канатов, а теперь прижался к ним и укрылся блоками.

Кажется, я понял его намерения. Противник хочет измотать меня. Хочет, чтобы я после первого же раунда остался с высунутым от усталости языком.

Вот только не на того напал. Я не собирался мутузить его по закрытым воротам. Джеб в голову, потом зацепка перчатки, отвод в сторону, угроза нового удара.

Вот тут Гарбей зашевелился. Вынужден был ловчить и ответить контратакой. При этом он, конечно же, раскрылся. Я снова активно использовал финты, чтобы сбить соперника с толку.

И еще. Когда Гарбей, изловчился и снова попал мне в челюсть, я не стал сильно уклоняться. Наоборот, устроил маленькое шоу, в традициях профессионалов из Америки. Ударил себя по голове, развел руки в стороны и закричал:

— Давай, бей еще! — да еще и выставил подбородок вперед.

К тому времени боль в голове и животе так сильно начала мучить меня, что я подумал, будто это единственное средство, чтобы немного утихомирить ее. Но подставлять челюсть под пушечные выстрелы прямой наводкой я, само собой, не собирался. Подбородок у меня не каменный.

Зрители завопили от восторга, когда увидели, как я выделываюсь перед Гарбеем, застывшим у канатов. Ну, еще бы, такое не часто увидишь в джентельменском любительском боксе. Поэтому противник клюнул на мою удочку и коротко замахнувшись, ударил меня в челюсть.

И конечно же, промахнулся. Я загодя ушел с линии атаки и откатился в сторону. Потом, когда ушел на среднюю дистанцию, снова развел руки в стороны и даже показал язык.

— Не попал, не попал!

Яростно исказив физиономию, Гарбей забыл о плане моего выматывания и отскочил от канатов. Мы снова сцепились с ним в жесткой зарубе. Вернее, это он полагал, будто у нас сейчас будет ожесточенная битва века.

А я снова закружил в боевом танце вокруг него. Гарбей пытался попасть по мне, а я использовал все приемы и способы, чтобы уйти от его ударов. Иногда коротко огрызался контратаками, особенно, когда видел, что противник ослабил защиту.

Финты, уклоны, нырки. Я делал все, чтобы держать противника в напряжении. Немного толкал его, в пределах допустимого. Делал сотню маленьких хитрых движений, чтобы он гадал, куда я денусь в следующее мгновение.

Особенно я уделял внимание движениям головой. Гарбей не на шутку разозлился и атаковал меня именно в голову. Хотел уложить в нокаут.

Но я не стоял на месте. Двигался, юлил, оттягивал голову назад. По большому счету, достаточно делать даже просто неуловимое движение головой, чтобы избежать удара. В конце концов, голова не туловище, можно просто мотнуть ею, чтобы сохранить защиту.

Поскольку схватка продолжалась, а Гарьей не собирался успокаиваться, зрители пришли в невероятный раж. Я уже тоже не мог двигаться с прежней скоростью.

Поэтому я перешел больше на блокирование его ударов. Меньше работал ногами, перестал переживать об ударной дистанции. Забыл о тайминге.

Я уже стоял перед противником, моя забота только давить на него, выжимать силы, как соки из лимона. Ну, и конечно же, не пропускать удары. И ждать перелома в ходе поединка.

Гарбей не унимался. Самыми излюбленные удары у него оказались боковые, он атаковал ими без передышки. В какой-то момент мне стало невероятно трудно уклоняться от них. И я тут же начал отвечать на каждый его удар. Выжидал, когда он нанесет комбинацию боковых и старался каждый раз подловить его на возврате руки.

Постепенно Гарбей стал более осторожным. Брал больше времени, ждал, думал, готовился. Паузы между ударами становились все больше.

Вот он пытается пробить отличным, крепким хуком. Слева. Когда я не наказывал его за это, противник использовал удар все чаще. Вконец обнаглел.

Мне пришлось чуть ли не устроить осаду по всем правилам, чтобы добраться до него. А когда я начал наказывать его за каждый удар, Гарбей стал намного осмотрительнее.

До конца раунда осталось совсем немного времени. Внезапно я почувствовал, что мой живот сейчас развалится на части. Содержимое желудка упадет на покрытие ринга.

Хоть бы продержаться до перерыва, хоть бы продержаться! Одной из причин, по которым я выбрал тактику постоянного давления, было как раз нежелание дать Гарбею возможность догадаться о моем истинном состоянии.

Если он поймет, что я плохо себя чувствую, мне крындец. Поэтому я снова и снова шел вперед на противника, не давая ему опомниться и внимательно рассмотреть меня.

В итоге из-за усталости я уже совсем перестал скакать по рингу, а двигался только туловищем и головой. Уклоны, нырки и покачивания. Движения туловищем — перемещения взад-вперед, перенос веса тела с одной ноги на другую, развороты. И все буквально в нескольких сантиметрах от мелькающих в воздухе перчаток противника.

Ритм, ритм, вот что главное. Я оказывался сразу в нескольких местах одновременно. Мы работали в постоянном контакте.

Когда под конец стало уже совсем туго, я начал использовать грязные приемчики. Налегал на Гарбея, толкал его, хватал и накладывал предплечье на его плечо. Пару раз рефери вынужден был сделать мне замечание.

Но я все равно продолжал грязную борьбу, потому что у меня совсем не осталось выхода. Особенно часто я использовал следующий трюк: на миг ложил перчатку противнику на локоть, потом быстро убирал ее и пробивал ему в голову. В это время Гарбей как раз думал над тем, как держать свой локоть внизу, чтобы прикрыть туловище от моей возможной атаки.

А еще я много раз ложил перчатку на плечо Гарбея. Он к тому времени дошел до белого каления от моих грязных приемчиков и дико бесился. В итоге, Гарбей выстреливал быстрым хуком через мою вытянутую руку, я нырял под удар и бил контрхук.

Под конец раунда я изнемогал от усталости и боли. Когда уже он закончится и ударит гонг? Гарбей словно почувствовал мое состояние и сам усилил натиск на меня. Он пробил джеб левой и затем кросс правой. Я пытался контерить его и ударить контркросс поверх его прямого, но не смог пробиться.

Противник пробил джеб прямо мне в лицо и я едва успел отшатнуться. Он воткнул кросс, я ушел от удара и нанес левый контрхук в корпус.

Но вместо того, чтобы прийти в себя от моей контратаки, Гарбей атаковал меня чертовски болезненными ударами по корпусу. Ох и больно же мне было.

Все, что мне осталось, это терпеть боль и отбиваться от него быстрыми внезапными ударами. Я даже не контролировал, куда бью их, все равно, главное бить хоть как-то. Пробив несколько ударов и получив от меня сдачи, Гарбей успокоился.

Мы на секунду застыли друг против друга. Я ждал гребаного сигнала на перерыв. Ну когда же он наконец раздастся?

Гарбей снова атаковал меня, начав с джеба. Я был вымотан и позволил ему попробовать пробиться. Выкинув джеб, соперник ударил еще один и добавил левый хук.

В это мгновение, когда он пробил боковой, я вступил в бой и разменялся с ним ударами. Снова пошел махач почти по-колхозному, потому что противник тоже порядком устал.

Я и не думал, что можно вымотаться так всего за один раунд. Но своей главной цели я и так достиг. Гарбей не знает о моей боли. А какой счет по очкам, сейчас будет видно.

Но Гарбей, как и я, не хотел сдаваться. Он все еще надеялся свалить меня и снова атаковал. Я собрал силы и тоже бросился на него.

Мы сошлись в жестком встречном бою. Кубинец по-прежнему реагировал на мои финты, правда, уже не так резво, а заторможенно. От его ударов я старался уходить уклонами и нырками. Я и сам не знал, откуда у меня взялись силы, чтобы держать оборону. Кажется, даже боль в животе на это время отступила.

Мои уходы принесли пользу. Гарбей несколько раз промахнулся и по инерции завалился вперед. Он бесцельно махал перчатками в воздухе.

Хорошие новости. Чем больше противник пытался попасть по мне, чем больше вкладывался в удар, тем быстрее он уставал. Когда он оказался совсем рядом и навалился на меня, я толкнул его по рингу, а сам ушел в сторону. Пусть тратит силы на то, чтобы устоять на ногах.

Ну, а пока он восстанавливал равновесие, я обрушил на него серию ударов по корпусу. Тоже постарался собрать все силы и пробивать как можно сильнее. Удары по туловищу тоже отнимают много энергии.

В этот момент Гарбей изловчился и ударил меня в челюсть. Я уклонился вправо, нырнул и ответил хуком, почти наугад. Моя перчатка врубилась противнику в голову, он подался назад.

Я снова ушел влево, почти инстинктивно ощутив, что он сейчас снова ударит мне по голове. Так и случилось, я вернулся на середину, чуть присел, пропустил его удар сбоку и ударил контрхуком.

Теперь уклон вправо, оттяжка головы назад. Глаза заливало потом, я еле видел противника. Наклон назад, потом влево, нырок, снова нырок. Гарбей безуспешно пытался достать меня джебами. Я опять пробил боковой, но тоже промахнулся.

Так я уклонялся влево-вправо, качая «маятник», уходил назад, лавировал и почти не ощущал своего тела.

Наконец, когда я был готов рухнуть на ринг от усталости, звякнул гонг. В ту же секунду мы схлестнулись с Гарбеем кулаками и я ощутил в руке дикую боль.

В той самой руке, которая когда-то была сильно травмирована. Кажется, в ней что-то хрустнуло.

Глава 27. Финал

Не помню, как добрался до своего угла. Дошел на автомате, ковыляя, как раненый зверь.

Теперь уже все равно, видно неприятелю и зрителям мои недуги или нет. Я проиграл, это и ежу понятно. От боли в животе я скрючился и чуть не свалился перед самым стульчиком.

А левая рука тоже вся горела обжигающей болью. Работать ею я вряд ли смогу.

— Какого хера? — спросил Худяков, наклонившись ко мне. — Что случилось, Витя?

Поскольку я сидел, склонившись вперед, он взобрался на ринг и встал передо мной. Схватил за плечи и приподнял. Посмотрел мне в глаза.

Я поразился тому, как он взволнован. Потом обратил внимание, что тренер побледнел, как мертвец. Наверное, я выглядел не лучше.

— Hey! — закричал рефери, подходя к нам. — Are you alright? Is it ok?

Помимо него, к нашему углу подошел посланец от организаторов. А еще неподалеку топтался врач. Я поглядел на Худякова и чуть заметно качнул головой. Не знаю, не знаю, смогу ли я выдержать следующий раунд. Но так просто я тоже не могу сдаться.

— Все хорошо! — закричал Худяков, выпрямляясь и успокаивающе подняв руки. — Все хорошо, он в порядке!

Все отошли, но я заметил в стороне нескольких журналистов и фотографов, жадно наблюдающих за нами. Они походили на стервятников, кружащих над головой умирающего человека.

Вот дерьмо, я что, выгляжу так хреново, что меня уже пора списывать со счетов? Я кинул взгляд в сторону угла противника и увидел, что Гарбей улыбается. По лицу его стекали струйки пота.

Но тут Худяков тряхнул меня за плечи. Травмированную руку я держал на весу, но ее все равно пронзила острая боль.

— Что случилось, Витя? — спросил он. — Долбаный живот?

Сначала я хотел скрыть от него травму руки, но потом передумал. Уж Худякову можно будет сказать правду. Он не будет действовать без моего согласия.

— Живот тоже и еще рука, — сказал я. — Та самая рука!

Худяков в ужасе посмотрел на мою руку. Хотел прикоснуться, но тут же отдернул ладонь. Подозвал помощника, велел принести бинт.

— Нет, Витя, — прошептал он. — Нет, только не это. Это же, как минимум, перелом. Ты должен сойти с дистанции. Ты не должен так рисковать ею.

Словно в подтверждение его слов, руку снова пронзила боль и я замычал, раскачиваясь на месте. Под воздействием этих ощущений утихла даже моя революция в животе. Хотя, скорее, не утихла, а затаилась, поджидая своего часа.

— Да, но золото Олимпиады! — простонал я. — Дядя Игорь, золото! Я почти добил Гарбея, даже с больным животом.

Тренер поглядел куда-то в сторону и вверх. Ага, на табло.

— Да, это точно, по очкам вы почти рядом, — сказал он. — Я все понимаю, Витя, но травма руки. Это не шутки. Как не крути, но я предлагаю остановить бой.

Сначала я хотел согласиться, но потом покачал головой.

— Это мы всегда успеем сделать. А пока что я хочу драться дальше. Буду работать только правой.

Худяков грязно выругался.

— Ты всегда был придурком, но сейчас переходишь все границы, — яростно сказал он. — Зачем так рисковать? Лучше расслабься и отправляйся на лечение. Оно того не стоит, Витя!

Но я уже заупрямился. Попросил помощника туго забинтовать руку. Пока он бинтовал, Худяков обреченно вздохнул.

— Делай, как знаешь, но если все будет плохо, я выкину полотенце.

Я опять покачал головой, хотя каждое движение отзывалось ноющей болью в теле. Рука нестерпимо болела, но я старался держаться.

— Нет, дядя Игорь. Только если я кивну, только тогда. Ну, и если я буду валяться в нокауте.

Тренер невесело усмехнулся.

— Тогда ничего выкидывать уже не придется. До чего же ты упрямый осел, Витя! Но наверное, если бы ты не был такой, то и не добрался бы до таких вершин. Может, тебе вколотьобезбаливающее?

Но я опять покачал головой. Препараты унимают боль, но и притупляют рефлексы. А это мне сейчас совсем ни к чему?

Рефери подошел к нам с переводчиком.

— У вас все в порядке? Перерыв закончен. Вы продолжаете бой?

Я встал и протянул руку, чтобы помощник надел перчатку на забинтованную руку.

— Да, мы продолжаем бой.

Худяков сказал мне: «Удачи!» и спустился с ринга. Кажется, он был потрясен моей глупостью. Я и сам не понимал, какого дьявола отказался закончить бой. Единственное соображение, что меня утешало, так это то, что я всегда успею это сделать. Вот только жалеть буду потом всю оставшуюся жизнь.

Рефери внимательно осмотрел мою руку. Гарбей подошел к нам, тоже цепко оглядел меня. Теперь он обратил внимание на мой неестественно согнутый корпус и руки. И кажется, обо всем догадался. Потом снова ухмыльнулся.

Я чуть не застонал, когда рефери ощупал мою раненую кисть. Правда, в некоторых местах она вовсе не болела и я мог шевелить пальцами. Вот только скручивать ее нежелательно. Это уже вселяло небольшую надежду.

Рефери остался доволен осмотром. Спросил, не надо ли врача, но я покачал головой. Скоро у меня башка отвалится от постоянного мотания ею.

— Хорошо, тогда продолжим поединок, — сказал рефери. — Займите, пожалуйста, свои позиции.

Он внимательно посмотрел на нас, вставших в боевые стойки, и скомандовал:

— Бокс!

По своему обыкновению, я тут же бросился на Гарбея. Вот только теперь я уже придерживал левую руку у подбородка, а сразу атаковал правой. Это получилось необычно и удар прошел в голову противника.

Плюс ко всему, он не ждал моей внезапной атаки. Думал, что я загинаюсь, как же. Но я опять руководствовался своим старым правилом. Если тебе хреново, сделай так, чтобы противнику было еще хреновее. Будь, как крыса, загнанная в угол. Терять нечего, поэтому надо драться с отчаянием обреченного.

Поэтому сейчас я атаковал голову Гарбея правой, заставляя открыть корпус. Правый кросс, довольно сильный. Как я уже сказал, он отлично прошел сквозь защиту и Гарбей даже невольно отшатнулся назад от удара.

Я тут же атаковал его живот левой. Ну как атаковал, по большей части, это был финт. Небольшой хлопок по локтю у корпуса. Потом хук правой, опять в голову. Снова финт левой, около головы, чтобы запутать противника. И уже хук в живот.

Все получилось просто великолепно. Последний удар заставил Гарбея согнуться от боли. Вот что значит неожиданность. Если бы моя левая рука работала нормально, я бы добил его ударом в голову. Но нет, пришлось ударить снова правой, но противник уже уклонился в сторону.

Едва опомнившись, он тут же атаковал меня. Я собрал все силы и тоже бросился во встречный бой.

Гарбей ударил меня в голову джебом, но я в последний момент успел чуть склонить ее вбок. Поскольку было уже не до финтов, я атаковал его кроссом, тоже в голову. И он также уклонился от удара.

Теперь я сфинтил левой рукой, имитируя удар в его корпус. Ни на что другое моя левая теперь не годилась. Гарбей опять поддался на трюк и опустил блок. Тогда я ударил его в голову. Извернулся и воткнул боковой правой.

Хук снова прошел хорошо. На удивление. Это что, какой-то баг системы? Когда я чувствовал себя здоровым и сильным, никак не мог добраться до противника. А стоило заболеть и травмироваться, как сразу два удара подряд. Как на заказ.

Но я рано радовался. Когда я уходил назад после атаки, Гарбей двинулся ко мне, догнал и ударил в корпус. Ну конечно, оказывается все эти предыдущие удары он пропускал намеренно. Я опять недооценил противника.

Он пошел даже на то, чтобы пропустить пару ударов. И теперь его жертва окупилась полностью.

В голове у меня как будто взорвалась баллистическая ракета. Перед глазами вспыхнули разноцветные огни. Посыпались искры. Окружающий мир завертелся, лица зрителей, ринг, канаты, противник и рефери унеслись куда-то вдаль и в сторону, как на карусели.

В следующий миг я ощутил себя лежащим на настиле. Поскольку при падении я задел руку, она тоже вспыхнула напалмом. Пару-тройку секунд я представлял из себя корчащийся на канвасе сгусток боли.

Когда наконец очнулся, то увидел, что рефери отсчитывает уже седьмую секунду. Я хотел подняться и попытался встать, но почувствовал, что не могу пошевелить и пальцем.

Хотелось так и лежать, не вставать, не двигаться, остаться в покое и недвижимости. Потому что каждое движение причиняло боль. Вообще улечься бы и заснуть.

Но нельзя, нельзя. Я услышал цифру «восемь» и заставил себя подняться. Тело грозило развалиться на лоскуты, будто истлевшее от времени одеяло. В следующее мгновение я поднялся на ноги, шатаясь, как будто под порывами мощного урагана.

На счете «девять» я уже стоял перед рефери и смотрел на его сосредоточенное лицо. Лицо рефери то приближалось, то удалялось, в зависимости от того, в какую сторону меня «штормило».

— Как вы себя чувствуете? — спросил рефери и выставил передо мной руку. — Сколько пальцев я сейчас показываю?

Сначала его рука расплылась передо мной, а потом зрение постепенно сфокусировалось. Я увидел, что он тычет мне тремя пальцами в лицо. Я сказал:

— Три. Три пальца! — и поднял руки. — Я готов к бою. Я готов!

Рефери с сомнением смотрел на меня, потом сказал:

— Ладно, ладно. Я разрешаю вам драться дальше. Но я буду следить за вашим состоянием.

Вот дерьмище, я что, так плохо выгляжу, раз все собираются следить за мной? Я заметил настороженный взгляд Худякова ниже канатов.

Тренер показал на полотенце, но я покачал головой. Еще не время. Я буду держаться на ногах, пока не сдохну.

— Бокс, — сказал рефери.

Гарбей, давно томящийся в ожидании, метнулся ко мне. Он думал добить меня, как раненого олененка. Но теперь я уже был настороже и чуточку пришел в себя.

Поскольку быстро двигаться я не мог, осталось уповать только на ловушки. Их я мог устроить бесчисленное количество. И еще я мог надеяться только на правую руку.

У меня осталась только одна стратегия. Заманить противника под сокрушительный удар правой. И я тут же приступил к реализации плана. Времени на прессование противника у меня совсем не осталось. Также, как и не осталось сил на быстрые маневры.

Гарбей начал с джеба. Действовал он мощно и неторопливо. Знал, что я никуда не денусь. Поэтому сразу пробил сильный джеб, со средней дистанции.

Я ответил своим джебом. Левой рукой, полыхающей от боли. Бить противника я не собирался, просто затруднил ему задачу, хотя двигать левой рукой оказалось невыносимо больно.

Вытянул руку, я вдруг заметил, как она чудовищно распухла, кожа вздулась на запястье и чуть вылезла из перчатки. Гарбей тоже обратил на это внимание.

Он увел левую руку назад и пробил прямой правой. Я тут же тоже пробил прямой контрудар, тоже правой. Мы ударили почти одновременно.

И мой удар вдруг оказался успешнее. Перчатка хлестнула противника в голову и он отшатнулся назад. Во время контратаки я сфокусировался на том, чтобы держаться от соперника достаточно далеко, чтобы он чувствовал, будто достанет меня только джебом.

И еще я стоял, повернувшись чуть боком. Это вышло подсознательно, но я помнил, что Егор Дмитриевич говорил, что в этом случае для соперника мое тело выглядит длиннее и он решит, что меня можно атаковать только джебом. Получается, с самого начала я уже немного манипулировал противником. А это очень хорошо.

Впрочем, Гарбей быстро оклемался. Он снова напал на меня с джебом и тут я пробил ему встречную «двоечку». Опять же, левой я бил поскольку постольку, чтобы просто продемонстрировать удар в лицо.

Зато правой ударил почти сразу. Получилось нечто среднее между прямым и боковым. Быстрый, хлесткий удар. Слишком сильный мне не нужен.

И слишком близко подходить я тоже не стал, чтобы Гарьей не контрил меня хуком. Он как раз ударил в ответ и чуть не попал по мне, подтвердив мои опасения. Удары получились быстрые и несильные, то есть такие, какие и требовались.

Во время удара правой, я качнул голову вперед, чтобы Габрей почувствовал, будто сможет сейчас поразить ее. И в тоже время слишком быстро двигать голову тоже нельзя. Чтобы противник не передумал ее атаковать.

Все, что происходило потом, показало, что я все сделал правильно. Пробил удар правой, Гарбей опять шагнул я и тут же ответил боковым. Я ускользнул от него, хлопнул его по лицу левой рукой, снова чуть не вскрикнув от боли и теперь ударил правой по приоткрывшейся печени соперника.

Получилось снова очень хорошо. Гарбей скорчился от боли. Но теперь я уже помнил, что он тоже умеет заманивать ложными поражениями и держался настороже.

Отошел и ждал, пока соперник поднимется. Рефери едва успел открыть счет и Гарбей тут же поднялся. Потер бок перчаткой и снова двинулся ко мне.

Его лицо теперь стало угрюмым и ожесточенным. Ну все, закончились игры в песочнице. Теперь он будет идти на отчаянный размен ударами, что мне сейчас категорически запрещено.

Чтобы хоть как-то остановить противника, я сунул ему прямой левой в лицо, два раза, короткие быстрые удары, чисто для обмана. Не обращая на них внимания, Гарбей ударил меня боковым, сначала левым, а потом правым, уже помощнее. Для этого он сильно крутанул корпус, полностью вкладываясь в удар.

Впрочем, это было как раз то, что мне надо. Второй свой джеб я возвращал специально медленно, как будто приоткрыв голову. Пусть он пробьет мне хук правой, посильнее.

Когда кубинец ударил, у меня осталась возможность для ответного хука, тоже моей правой. Чтобы избежать попадания в голову, я чуть сместил голову вправо. Гарбей почти попал по мне и его перчатка прошла почти рядом с моим лицом. В это же время я тоже ударил его, немного уклонившись влево для набора скорости и силы.

Удар получился смазанным. В последний момент Гарбей тоже успел отвести голову. Я немного запечатал ему скулу и нос, а потом он отдернул голову. Отодвинулся от меня, свирепо посмотрел и на пару мгновений замер, чтобы отдышаться.

Я машинально прижал левую руку к боку. Боль теперь пульсировала в ней медленными толчками, то усиливаясь, то утихая. Живот тоже скручивали спазмы. Я дождался, пока Гарбей опять попрет в атаку и постарался выманить его на удар справа.

Противник опять будет молотить меня боковыми. Это его любимые удары. Я тоже скользнул вперед, находясь прямо перед его лицом. И сымитировал нанесение «двоечки».

Я хотел, чтобы он почувствовал, будто я нахожусь уже рядом, близко к нему и к его печени. Мне даже делать ничего особенного не пришлось. Я пробил хук левой, вполне такой формальный, ушел от бокового Гарбея и нанес хук справа, вполсилы.

Это не остановило противника, он ударил новым хуком, и я едва успел избежать удара. Затем я продолжил движение в сторону, подманивая его на новый правый хук движением головы влево. Гарбей снова клюнул на финт.

Он ударил меня правой, снова мне в голову. Мы столкнулись телами, потому что я продолжил движение вперед и тут же ощутил дикую боль в руке.

Но теперь я находился за его правым плечом и это было то самое место, куда я стремился. Ударить можно было левой, но я не мог этого сделать. Присев и пригнувшись, я ударил противника в живот. Хук правой, что есть силы.

Но сил у меня, видимо, осталось, совсем мало. Удар снова получился хлестким, но слабым. Если бы у меня работала левая рука, я довел бы серию до конца, выстрелив в противника другими боковыми, возможностей для этого имелась масса. Но увы, пока я готовился ударить правой, Гарбей уже ушел назад. Удобный момент был упущен.

Чуть помедлив, Гарбей снова отправился в охоту за моей головой. Настойчивости этого парня можно только позавидовать. Сам я к тому времени едва уже держался на ногах.

И если этот гаденыш продолжит атаковать меня с той же неумолимой интенсивностью, то рано или поздно уронит на канвас. И скорее всего, рано, чем поздно. Мне пришлось собрать все силы, чтобы противостоять последнему натиску. И клянусь, если в этот раз мне не удастся его завалить в нокаут, он сам вырубит меня.

Начал Гарбей с длинного бокового удара. Он сократил дистанцию со средней до близкой и ударил размашистым левым хуком. Я уже отметил, что во время таких ударов у противника открывался бок, можно добраться до печени.

Особенно, если он промахнется. Что мне нужно было, так это заставить соперника завалиться после удара, а уже потом атаковать его корпус.

Чтобы добиться промаха, я нырнул под атакующую руку Гарбея. Честно говоря, сделать это было нетрудно, я и так был готов свалиться вниз.

Быстрый нырок и короткое циркулярное движение, вот, что я успел сделать. Я переместил голову под удар в сторону подмышки противника, не пытаясь пройти под его кулаком. Так у меня оказалось больше пространства для маневра.

Пройдя под ударом, я чуть выпрямился и одновременно коснулся его легким джебом слева, в голову. Теперь Гарбей приподнял руки для защиты. То, что мне нужно. Я ждал именно этого, чтобы пробить самый жесткий контрудар, на который был способен.

Сначала это был хук правой в солнечное сплетение противника. Мне повезло ударить его в ту самую точку, которая обычно прикрыта. В самый узел нервных сплетений. Гарбей как раз пытался снова попасть мне по челюсти, но тут вдруг задохнулся, выпучил глаза и прижал руки к животу.

И тогда я ударил его в челюсть. Своим фирменным апперкотом. Ударил со всей силы, вложив всю свою боль, все отчаяние, все свои страхи, что я скоро проиграю этот поединок и не смогу удержаться на ногах.

Этот удар тоже получился удачный. Тот самый, который требуется, чтобы окончательно свалить такого кабана, как Гарбей. Мой противник откинулся назад, на мгновение завис в воздухе, уже сейчас закатив глаза и потеряв сознание и наконец рухнул на настил ринга.

Я стоял, покачиваясь и еле держась на ногах. Гарбей лежал с закрытыми глазами, на спине и раскинув руки. Рефери начал отсчет, но там и так все было понятно. Убедившись, что Гарбей без сознания, рефери замахал руками и гонг бешено зазвенел, знаменуя о моей победе.

Только сейчас, почти теряя сознание от боли, я вдруг понял, что вижу образ, который так настойчиво пытался впечатать в свой мозг. И вот теперь этот образ появился в реальности.

Победа. Победа! Я чемпион Олимпиады.

* * *

Уважаемые читатели! Книга завершена и цикл тоже (пока что). Спасибо за то, что были с героем до конца и увидели его победу. Если вам понравилась книга, прошу оставить джебы-отзывы и выжать лайки-хуки.

Nota bene

Опубликовано Telegram-каналом «Цокольный этаж», на котором есть книги. Ищущий да обрящет!

Понравилась книга?

Не забудьте наградить автора донатом. Копейка рубль бережет:

https://author.today/work/215417

Оглавление

Глава 1. Просто пробежка

Глава 2. Обычная тренировка

Глава 3. Любовь и война

Глава 4. Обыденность

Глава 5. Боксер против борца

Глава 6. Состояние берсерка

Глава 7. Форсаж

Глава 8. Поездка в Ригу

Глава 9. Какие приятные попутчики

Глава 10. Перекрестный удар

Глава 11. От скорости захватывает дух

Глава 12. Охота на Амурского Тигра

Глава 13. Круг на бешеной скорости

Глава 14. Не сбавляя темпа

Глава 15. Кость в кость

Глава 16. Славка контрабандист

Глава 17. Бой на ближней дистанции

Глава 18. Мясорубка на ринге

Глава 19. Наказание непослушного мальчика

Глава 20. Новые вершины

Глава 21. Поединок с ураганом

Глава 22. На краю пропасти

Глава 23. Удар, еще удар

Глава 24. Выстрелы в Мюнхене

Глава 25. Перед главным боем

Глава 26. Боевой танец

Глава 27. Финал

Nota bene