Петр Романов. Второй шанс [Олеся Шеллина] (fb2) читать онлайн

Петр Романов. Второй шанс

Глава 1

В богато обставленной комнате в царских палатах было невероятно душно. Спертый воздух, пропахший ладаном и длительной болезнью, заполнял огромную комнату, где на большой постели среди многочисленных перин и одеял терялся юноша с обезображенным оспинами лицом. Ему было жарко, хотелось глотнуть хоть немного свежего морозного воздуха, но медикус запретил идти у него на поводу. После последнего кровопускания стало совсем худо, и не только редкие посетители этой комнаты, но и сам юноша, прекрасно понимали, что жизнь его отсчитывает последние часы.

Вот уже прошло два часа, как его причастили, да и бросили здесь одного. Но юноше было уже все равно. В эти две недели он прекрасно узнал цену дружбе, любви, верности и преданности. И цена эта оказалась на редкость скудной.

Верховный Тайный Совет обсуждал свои дальнейшие действия, даже уже не скрываясь и не понижая голоса, собираясь за дверьми этой опочивальни, приходить в которую они были вынуждены каждый день, чтобы не пропустить такого события, как смерть императора. Вот только в саму комнату, где лежал умирающий юноша, они не заходили, все за дверьми топтались. То ли заразы боялись, то ли просто видеть его не хотели, а он был слишком слаб, чтобы приказать. С тех пор, как он отказался подписывать фальшивое завещание, его вообще никто, кроме слуг, да медикуса не навещали.

Ванька, друг сердечный, чтоб ему пусто было, только губы поджал, да фальшивку свою в трубочку скатал, после чего ушел, даже не попрощавшись перед смертью. Вот она — цена дружбы, хотя, какая это дружба, ежели тот же Ванька только и делал, что в сомнительные забавы его постоянно втягивал, да все за родичей своих многочисленных просил. Разве же это дружба? Эх, если бы знать, что в той преданности и дружбе таится, то всех скопом своим последним указом на плаху бы повел. А сейчас никто и слушать его не станет. Последнее заседание Совета и так прошло без него, хотя в то время он еще мог передвигаться, оспины еще не так обезобразили его лицо, но медикус, чтоб ему до конца жизни икалось, настоял на том, чтобы не тревожил никто его величество. Он бы и сейчас мог поприсутствовать, да слово свое последнее сказать, ведь соображать-то может, только проку от этого никакого. Поставили на нем все крест, да только и ждут, пока Богу душу отдаст.

А Лизка, да Катька, что еще недавно в любви ему клялись, да в опочивальню зазывали, вообще нос сюда не казали. Видимо так любили. Юноша хрипло рассмеялся в темноте душной комнаты.

Верховный Тайный Совет в полном составе уже Аньку на царствование зазывают. Но он еще не умер! Твари. Все твари. Плохо только, что очень уж поздно он это понял. И ладно бы, что, поняв, сумел выкарабкаться, почитай, из могилы, тогда бы все они у него точно поплясали, в большинстве своем на эшафоте. Вот только, костлявая уже протянула к нему лапы. Нет, не сумеет он исправить то, что натворили все эти уроды с его молчаливого согласия за все те малые годы его царствования.

Иной раз вообще мысли странные в голове бродили — а что, если его специально заразили, аль отраву какую посыпали? Ведь начал он зубы понемногу показывать, начал. И у Долгоруких на поводу пошел, Катьку замуж позвав, чтобы они пока палки в колеса не вставляли. А вот Остермана как раз перед болезнью осаживать начал. Тот ажно дар речи потерял. Юноша снова засмеялся, чувствуя при этом как по щеке потекла слеза.

Поздно. Ничего уже не исправить. Но как же страшно умирать, как же страшно.

Дверь приоткрылась, и в комнату вошел поп какой-то. Затуманенный взгляд юноши уже не мог распознать, кто именно перед ним стоит.

— ... Соборовать бы надобно... — долетело до юноши, а по его телу прошла болезненная судорога.

Палец священника коснулся его лба, и тут юноша вскочил на кровати и четко произнес.

— Велите сани запрягать! К сестрице своей Наташеньке поеду, — и он упал обратно на перину, а священник переглянулся с медикусом, и принялся креститься, нашептывая молитву, ведь Великая княжна Наталия Алексеевна уже год как преставилась.

— Государь, — еще раз перекрестившись, поп тронул императора за плечо, сразу же почувствовав вместо уже привычного жара, едва ли не обжигающий холод. — Государь! — но юноша, бывший императором Российской Империи под именем Петра II, уже его не слышал. Он мчался в призрачных санях туда, где, как он надеялся, его действительно ждали и любили.

***

— Романов! Романов, да вставай же ты, — кто-то тряс меня за плечо, отчего я окончательно проснулся, все еще до конца не понимая, где я нахожусь, и кто позволил себе так фамильярничать со мной. Даже Ванька, чтоб ему черти отдельный котёл приготовили, никогда не называл меня просто по имени. Тем более, по фамилии, да еще и тряся при этом, как дворовая собака пойманную крысу. Приоткрыв один глаз, я уже хотел было стражу кликнуть, чтобы схватили наглеца, да в застенки утащили, но тут же распахнул уже оба глаза и резко сел, оглядываясь по сторонам. Что это за место? Где, мать вашу, я нахожусь?!

Бедно обставленная комната, сомневаюсь, что в такой и дворовые живут, стол, пара стульев, две кровати, вот и вся обстановка. Надо мной стоит парень моего возраста, одетый, как последний нищий, штаны, белая рубашка все без малейшей вышивки. А у рубашки еще и рукава короткие, руки почти полностью обнажены. Срамота какая.

И тут парень отошел от меня, рывком открыл дверь, которую я вначале не увидел, вытащил оттуда точно такую же одежду, что на нем была одета и бросил ее мне.

— Романов, не тормози. Умывайся быстрее, да одевайся, мы же сейчас уже на урок будем опаздывать, а опаздывать никак нельзя, потому что первым стоит боевая магия у Долгова. Да шевелись, ты, что ты на меня уставился, словно не узнаешь. Алле, это я Дмитрий Карамзин, и мы с тобой уже второй год эту комнату делим. — Этот парень помахал перед моим лицом рукой и, не увидев никакой реакции, ибо не знал я, что следует в такие моменты предпринимать, да и что отвечать ему, развернулся и, наконец, отошел от меня. — Ты будешь вставать? Если нет, то я пойду. Будешь перед Долговым сам оправдываться, почему опоздал.

Господи, прости меня грешного, если это такой Ад специально для меня выделенный, чтобы как следует помучить, то не слишком ли суровое наказание? Да, грешен я был, в свои неполные пятнадцать лет попробовал, наверное, все: и вино пил без меры, и трубку курил так, что круги перед глазами плыли. А уж про девушек и говорить нечего. Всякое было, даже с теткой родной прелюбодействовал, было дело. Но все-таки не слишком ли суровое наказание? Ведь я даже не понимаю, в чем его суть.

Карамзин покачал головой и направился к двери, чтобы осуществить свою угрозу и уйти, бросив меня здесь одного, а ведь я не знаю, что должен делать!

— Подожди, — голос звучал глухо, но Карамзин остановился и глянул на меня, а это было самым главным. — Я... сейчас.

Мне повезло в том плане, что я не отрывал взгляда с лица своего... Да кем, черт подери, мне приходится этот Карамзин? Друг? Я уже не верю в дружбу, уже не верю. Ладно, разберемся по ходу. Сейчас же я быстро направился к еще одной двери, на которую быстро взглянул Карамзин, а я, к счастью, заметил этот взгляд. Бежал я к этой двери бегом, прижимая к груди одежду, чтобы хоть немного прикрыть наготу.

За дверью оказалась странная комната. Как-то сам по себе, почти не думая про то, я понял, что нахожусь в умывальной, и даже сумел быстро разобраться, как работает отхожее место. Наслышан был от Де Лириа, что у английских королей нечто подобное имеется. Все хотел мастеров заставить себе такое же сделать, но не успел. А что, вполне удобно. Я кивнул своему отражению, подивившись его чистоте. Нет, я все-таки ошибся, комната не бедная, она спартанская. В бедной комнате не может быть такого зеркала. А вот с водой разобраться я не сумел. Точнее, я ее сумел получить, даже не задумываясь. Руки сами потянулись к странным железным штуковинам и что-то сделали так, что потекла вода. Тогда я прикрыл глаза и позволил рукам самим действовать, не думая над тем, что именно я делаю.

Умывшись и пригладив волосы, торчавшие во все стороны, я оделся, снова позволив рукам самостоятельно разбираться с приспособлениями на брюках.

Потом меня вдруг осенило, что в зеркале увидел что-то не то, и я снова глянул на свое отражение. Лицо было ровное, чистое, без тени недуга, свалившегося на меня внезапно. Из отражения на меня смотрело молодое лицо с сияющими, еще не познавшими горечи предательства глазами. А может, не ад это вовсе? Может, так выглядит рай, в котором я и сестрицу свою, Великую Княжну Наталию смогу увидеть? Эх, знать бы, какое испытание уготовано мне. Но Господь вроде бы не дает ничего, что нельзя было бы исполнить. Я тряхнул головой, стараясь прогнать эти навеянные мне мысли и погасить ложную надежду о встрече с сестрицей. И только после этого вышел.

— На держи, я, пока ты плескался, сумку твою собрал. Учебники, тетради по предметам запихал. Цени, Петька, доброту мою. Где ты еще найдешь такого друга, который, как с ребенком с тобой носиться будет? Идем быстрее, а то, и правда опоздаем, тогда нас точно наглядным пособием назначат, а я еще с прошлого раза от впечатлений не отошел, да и не охота в больничке валяться, — все это Карамзин говорил мне, когда мы уже быстро шли по длинному коридору. Я решил не отвечать ему, пока не разберусь, кем он все же является мне, если позволяет себе такое панибратское отношение. Распускать руки и показывать норов свой, который, как вокруг говорили, мне от деда моего Петра Алексеевича достался, я пока не решился, потому как вся обстановка была непривычной мне. Простой коридор без лепнины и картин, а пол не устлан коврами и шкурами. Я покосился на освещение коридора. Огня видно не было, а свет был. Решив, что я просто брежу, значит, все еще жив, решил не сопротивляться этому бреду, глядишь, что-нибудь интересное подсмотрю.

Пройдя по коридору, мы спустились по лестнице. На пути нашего следования нам никто не встретился, кроме пары парней так же спешащих, как и мы. Я не увидел ни единого слуги, которые бы ждали, когда их позовут. Мимо ни один холоп не пробежал, спеша разнести воду в комнаты, да еще чего по мелочи. Это, наверное, поразило меня гораздо больше, нежели свет без огня, но вида я не подал и продолжал покорно следовать за Карамзиным. Снова длинный коридор, а затем мы вышли на улицу.

Я обернулся. Здание, из которого мы вышли, было пятиэтажное, огромное, и, в тоже время, совершенно лишенное хоть каких-либо украшений. Зато сделано из камня, или, скорее даже, из кирпича. Как и другие здания, разбросанные то здесь, то там на довольно обширной территории. Хотя никакой логики в расположениях этих зданий я не видел. Но, может быть, это потому, что я не знаю их предназначения?

До соседнего здания мы добрались бегом. На улице стояло лето, или ранняя осень, было жарко и вполне комфортно в этой рубашке без рукавов. Я невольно содрогнулся, представив, как было бы мне плохо, будь я в камзоле. Но думать обо всем этом было некогда, потому что мы очень быстро спустились в подвал, где остановились перед массивной дверью. Там уже стояли другие юноши моего возраста, а также... я пару раз кашлянул, разглядывая девиц, стоящих тут же. Господи, Боже мой, почему они все одеты, как блудницы? Короткие юбки едва прикрывали колени, а почти такая же рубашка, как у нас, практически не скрывала силуэта юных тел. Правда, грудь была прикрыта чем-то кружевным, но, вместо того, чтобы что-то скрывать, эти кружева только привлекали к себе внимание. С другой стороны, на обнаженную или почти обнаженную грудь я вполне мог любоваться у придворных красавиц, но ноги...

Остановившись, не понимая, чего или кого мы вообще ждем, я недоуменно оглядывался по сторонам. Карамзин молчал, нахмурившись, глядя куда-то в сторону. Я уже хотел проследить за его взглядом, но тут кто-то подошел ко мне сзади и резко хлопнул по спине. Это не было дружеское приветствие, отнюдь. Тот, кто это сделал, совершенно определенно хотел сделать мне больно.

Медленно повернулся и встретился со взглядом здорового парня, место которого в гренадерах, а вовсе не в учебном заведении, если я все правильно понял, из воплей Карамзина.

— Романов, какие люди, и что же ты решил почтить своим визитом занятия? Неужели ты уже выздоровел и избавился от всех своих недугов, которые тебя мучают? — здоровяк заржал, прямо как жеребец. Я стоял нахмурившись, все еще не зная, как реагировать.

— Отвали, Агушин, — вместо меня ответил Карамзин. — Че ты к нам привязался? — Дмитрий хотел было вклиниться между нами, тем самым попытавшись закрыть меня собой, потому как ростом он был на полголовы выше меня, что было удивительно, потому что я всегда отличался высоким ростом и статью, слишком уж много времени проводил в седле, да и охота далеко не легкое дело, как может кому-то показаться, но здоровяк оттолкнул от него, словно отмахнувшись, так и не дав сделать задуманное.

— А ты вообще заткнись, козявка. Я сейчас к твоей подружке обращаюсь. Ну так что, Романов, снова в обморок завалишься, как только файербол увидишь?

— Шел бы ты мимо, добрый человек, — проговорил я, с трудом беря себя в руки. Ничего, меня качественно научил Верховный Тайный совет молчать, даже, если от мыслей в это время голова была готова лопнуть. Поэтому я пропустил оскорбления мимо ушей, хотя все внутри всколыхнулось от такого обращения. Как он вообще посмел так обращаться к императору? Ну, ладно, пускай в моем бреду я не император, но ведь дворянином хотя бы я не перестал быть?

— Ой, не могу, — Агушин хохотнул. — Ну ладно, ладно, не обижайся, Саманта, — и он, второй раз уже обратившийся ко мне как к женщине, еще и протянул лапу, похлопав меня по щеке. Этого моя гордость выдержать уже не могла. Перехватив его руку, я вывернул ее хитрым способом, как показал мне егерь Кузьмин, и одновременно пнул его под колено.

Агушин заорал, он явно не ожидал, что я отвечу, и рухнул на колени. Но быстро пришел в себя и вскочил на ноги, глядя на меня с разгорающимся в глазах бешенством.

— Ну все, Романов, ты покойник, — процедил он и замахнулся на меня кулаком. Я смотрел, сам чувствуя, как мой взгляд наполняется презрением. Я на волка с ножом ходил, медведя на рогатину поднимал, половину своей жизни проведя на охоте. И вот этот неповоротливый кабан хочет меня достать просто кулаком? Поднырнув под пролетевший мимо кулачище, я коротким экономным движением ударил его в район печени. А потом, обхватив за плечи, без размаха впечатал лоб в переносицу расплывающегося, несмотря на молодой возраст, лица. Если эта собака хочет драться, то, пожалуй, много чести соблюдать с ним хоть какие-то правила благородства. Он ведь не вызвал меня на честную дуэль, а кулаком замахнулся, как на холопа своего. Размышляя подобным образом, я уже не сомневался, и, опять-таки по науке егеря, бывшего казачьим атаманом Кузьмина, что есть силы пнул Агушина в пах.

Отпрыгнув назад, я почувствовал резкую боль в руках, в ногах и в голове. Что за черт? Почему обычные действия привели к таким последствиям? Пока я пытался понять, на меня набросился приятель Агушина и ему удалось меня достать, потому что я отвлекся, почему-то решив, что хоть какое-то благородство в этой свинье задержалось, и он не будет привлекать к нашей драке какого-то еще. Но нет, я ошибся, и за ошибку получил по роже. Так дед мой Петр Великий бить любил кулаком прямо в глаз. От силы удара свалился на пол, но тут же вскочил на ноги, потому что с них станется бить ногами. Так и есть, этот убогий уже поднял ногу, чтобы пнуть лежачего, и я успел перехватить его копыто, и ударил в пах уже кулаком. И следующий удар в колено. Он заорал, но ответить не успел, как не успел ничего сделать третий из их компании, который двинулся в этот момент ко мне.

— Что здесь происходит?! — мужской крик на мгновение оглушил меня, а затем я почувствовал, как какая-то неведомая сила срывает меня с места и, оторвав от соперника, имени которого я даже не знаю, отправляет в полет к ближайшей стене. Но как это сделал этот высокий мужчина, стоящий рядом, побледневший от злости и сложивший руки на груди? И тут я вспомнил, что Карамзин сказал, что первый урок будет по боевой магии. Я ведь тогда не придал значение его словам, и тут только понял. Магии? Он сказал магии? Господи, да куда я все-таки попал?!

Глава 2

— Романов, Агушин, Щедров, я долго буду ждать? Что здесь происходит? Забыли за время каникул, как следует себя вести в обществе воспитанных людей? — я поднял взгляд на мужчину, все еще стоявшего возле двери и скрестившего на груди руки. У меня никак не укладывалось в голове, что он колдун. Богопротивный колдун! Но, если верить Карамзину, а не верить я ему не мог, потому что нужды лгать у Дмитрия не было, то мы как раз шли сюда к этому самому колдуну, чтобы он нас обучал... Господи, да как же это?

Я медленно поднялся, глядя на довольно спокойные лица всех, кто кроме меня ждал перед дверью, и с трудом подавил желание перекреститься. Тем временем мужчина отвернулся от меня и в упор посмотрел на моих недавних противников.

— Виктор Валерьевич, — промямлил Агушин, стараясь не смотреть на мужчину. Кажется, Карамзин говорил, что-то про Долгова. Наверное, этот мужик и есть Долгов. А учитывая, как лебезит перед ним мой недавний противник, то считаться с ним действительно стоило. Его он боялся, собственно, как и все остальные, потому что любое перешептывание вмиг прекратилось, как только он задал свой вопрос. — Мы просто дурачились, да дурачились, ничего криминального.

— Романов, — он повернулся в мою сторону так резко, что я чуть снова по стене не сполз, теперь уже без помощи магии, или чем он пользовался, чтобы нас, словно кобелей сцепившихся, растащить. Я не отводил взгляда от его бледного лица и сумел только кивнуть.

— Да, мы... дурачились, — подтвердил я слова Агушина, лишь бы он поскорее чем-нибудь другим занялся, чем продолжал меня рассматривать с брезгливым интересом.

— Больше, чтобы я подобных дурачеств не видел, — он опустил руки, и махнул в сторону двери, которая открылась без малейшего на нее воздействия. Чувствуя, что еще немного и просто рухну в спасительный обморок, я несильно ударил затылком по стене, возле которой стоял. Потому что колдовство, оно и есть колдовство, и при всех моих грехах в чернокнижие я замечен не был. — Быстро, расселились по своим местам, — Долгов приказал это тихим голосом, но он подействовал на всех нас не хуже шпор норовистому жеребцу. Даже я заставил себя не думать о том, что происходит, а просто плыть пока по течению, потому что я все еще ничего не понимаю, а разобраться надо, если хочу жить.

Жить мне хотелось. Хотелось до ярких звезд в глазах. Я слишком долго и мучительно умирал, чтобы не думать о подобном исходе. Ежели Господь дал мне еще один шанс, пусть даже и здесь, непонятно пока где, да с колдунами, то так тому и быть, нужно просто попытаться разобраться. Успокаивая себя таким образом, я вошел в полутемное помещение, где стояло много столов, за которыми все парни и девушки расположились по парам. Быстро оглядевшись, я нашел взглядом Карамзина, и направился к нему, заметив, что он сидит за столом один, предположив, что это и есть мое место.

— Здорово ты их, — зашептал Дмитрий, когда я осторожно сел рядом и, посмотрев на то, что он делает, достал из сумы такие же книги и необычное перо, которое положил на стол. Правда, чернильницы негде видно не было, и я понятия не имел, как буду писать. — Как тебе это удалось? Ты в зал стал ходить? — я неуверенно кивнул, отметив про себя, что нужно было обязательно узнать, что такое «зал», а то не нравится мне, что я и ниже почему-то, чем себя помню, да и силенок маловато стало, жил привычных на руках, ногах, да груди со спиной не чувствую, а ведь прекрасно помню, как они напрягались, дрожа от восторга, когда рогатину с медведем опускал. Ох и тяжело было, но вот сейчас не уверен, что вообще смог бы даже проткнуть медвежью шкуру.

— И ты все это сумел за лето освоить? Круто. Я бы тоже хотел так же лихо, как ты, суметь ответить этому Агушину. Ух, как же достали они все. — Он злобно скосил взгляд на того самого гренадера, который захотел кулаки об мое лицо почесать. Если тут такое в порядке вещей, то я разделял чувства своего нового или старого товарища. Я так запутался, что в голове начало кружиться, словно воздуха резко перестало хватать. Нужно сперва все разузнать, прежде, чем на люди выходить, не слишком хотелось мне опозориться. Хотя, судя по отношению ко мне, позориться дальше было уже некуда. — Петька, да очнись, смотри, как девчонки глазки начали строить, — я покосился на Дмитрия и перевел взгляд в ту сторону, куда он глядел. Несколько девушек поглядывали на меня и тихонько переговаривались, хихикая при этом. Я же только мотнул головой, а почему девушки вообще вместе с нами, если сейчас обучение боевой магии начнется? Спокойно, Петр свет Алексеевич, помни, что принял обет Божью волю покорно исполнять, дабы не усомнился он в тебе и не лишил этого шанса на жизнь. Но... девушки чему-то вместе с юношами обучаются?! Колдовство я еще могу принять, на все воля Божья, но совместное обучение было выше моего понимания!

— Тишина в классе! — Долгов вышел перед нами и тут же продолжил, как только воцарилась полная тишина. Умел он усмирять толпу и уважать себя заставил. Я сразу проникся к этому мужчине симпатией. Не каждый может так себя поставить, ох не каждый. — Сегодня новая тема: универсальный щит против физического воздействия. Открываем конспекты и записываем, я дам вам формулу, которой нет в учебнике. Вторая половина занятия будет посвящена демонстрации и отработке жестов, на следующем уроке практика, затем контрольная практическая и теоретическая часть, — он мерзко усмехнулся, говоря про контрольную, а по классу пробежал дружный вздох и легкий ропот.

— Вот черт, похоже, что ему нравится устраивать эти контрольные и унижать нас. А ведь первый урок нового учебного года, — прошептал Карамзин, но я его услышал и посмотрел более внимательно на то, что он делает. А Дмитрий в это время открыл более тонкую книгу, и я тут же поспешил раскрыть такую же у себя, с удивлением увидев белые листы, на которых были начертаны тонкие линии, образующие маленькие клетки. Чем они были нанесены? Удивительно. Больше ничего кроме белых исчерченных листов в этой книге не было, хотя я пролистал ее полностью, надеясь найти хоть какую-нибудь подсказку.

Карамзин тем временем взял перо и принялся смотреть на Долгова. Я последовал его примеру, недоумевая, как мы будем все-таки писать без чернил. Но тут учитель начал говорить, очень четко и достаточно медленно, чтобы мы успевали записывать его слова. Правда, я ничего не понимал из того, что пишу, но старательно записывал, пообещав себе, что потом разберусь. Писать, как оказалось, было просто. Перо само где-то брало чернила, и мне оставалось лишь водить им по бумаге. Я писал не задумываясь, стараясь успеть за Долговым и ничего не пропустить, поэтому остановившись только однажды, с удивлением увидел, будто писал совершенно другой человек, наклон букв был не тот, да и сама форма письма была отличима от той, что был я обучен. Поймав себя на мысли, что я начинаю отставать, то просто продолжил записывать, особо больше не задумываясь и не отвлекаясь.

Первая часть урока пробежала быстро, а потом Долгов нам велел внимательно наблюдать за ним. Вот тут я потерялся, словно в лесу густом заплутал. Я смотрел во все глаза, как он поворачивает руку, как по-особенному складывает пальцы, а затем выдыхает слово. Когда слово прозвучало, вокруг него словно переливающийся на солнце мыльный пузырь возник. Такие часто из лоханей прачек срывались, когда они царскую одежду стирали, кою нельзя было песком тереть, чтобы драгоценную вышивку не повредить. Это было волшебное зрелище. Глядя на разноцветные блики, я первый раз подумал о том, что, может быть, колдовство, это все-таки не так плохо. Ведь я не заметил ничего, что могло бы затронуть саму душу, все было буднично и очень красиво.

— Запомните раз и навсегда, — Долгов щелкнул пальцами и пузырь вокруг него исчез. — Из-за такого щита нельзя атаковать. Так что, в битве он практически никогда не используется. Только, чтобы набраться сил и перевооружиться, если в этом существует необходимость. И я напоминаю еще раз, как напоминаю каждый раз, боевая магия без физической подготовки — мои старания на ветер. А теперь пробуем делать все то же, что я только что объяснил и показал.

Я впал в ступор, глядя, как все покорно встали из-за столов и, глядя в тетради, старались повторить то, что только что показывал нам Долгов.

Так, чтобы не выглядеть идиотом, смотрящим впереди себя, нужно попытаться хотя бы попробовать повторить то, что я видел ранее. Память у меня всегда была отменная и разум чистый, даже после трубки забористого табака, от которой в глазах круги плыли. Так, нужно вытянуть вперед руку, повернуть по часовой стрелке, а дальше... Дальше не помню.

Я посмотрел на Карамзина, который крутил рукой, но никакого разноцветного пузыря у него не получалось. Собственно, как и у остальных учеников в этом классе.

Переведя взгляд на Долгова, я заметил, что тот пристально за всем наблюдает и усмехается. Как же можно чему-то обучиться, если таким образом преподавать. Внезапно раздался плеск воды, и я обернулся, глядя, как один из учеников стоит мокрый, словно его из ведра мыльной водой облили, и выплевывает изо-рта пену. Раздались скрытые смешки, которые тут же заглохли, после едва слышного покашливания Долгова.

— И что тут смешного? Лопухин хотя бы хоть что-то из себя выдавить смог, а вы? Нечего таращиться. Возвращайтесь к отработке практического навыка.

Я повернулся к Дмитрию, который пожал плечами и снова начал что-то изображать рукой, бурча под нос нелицеприятные слова в адрес Долгова. В принципе, я готов был присоединиться к его горячим эпитетам, но не знал и половины из того, что Дмитрий говорит. Вроде бы по-русски все вокруг говорят, а я половины слов не понимаю. Если бы я знал, что именно необходимо делать...

Через некоторое время у всех так или иначе получилось сделать этот щит, кроме меня и одной девушки, которая как бы не старалась у нее ничего не получалось. Мои обидчики уже практически в открытую смеялись, глядя на меня, а Карамзин смотрел сочувственно. Меня разобрала такая злость, что надо мной, императором всероссийским, кто-то имеет наглость усмехаться, что перестал контролировать свои действия. Сгущающийся воздух вокруг привел меня в чувство, от чего рука дрогнула и мысли вернулись в реальность, где есть я, магия и весь класс, который смотрит на меня в ожидании очередного позора Петра Романова. Как у меня получилось сотворить хоть что-то, я не знаю, но вспомнил тщательно записанные слова из тетради в конце и прошептал их, с содроганием глядя, как вокруг меня образуется тот самый пузырь, который и был темой нашего занятия.

И тут резко и громко прозвучал удар гонга. От неожиданности пузырь разлетелся сотнями брызг в разные стороны. Я тоже колдун. Эта мысль совершенно не хотела укладываться в голове, вытесняясь другой. Почему-то до начала урока я такой громкий звук гонга не слышал, но, я ведь был занят, мы же «дурачились» с теми двумя амбалами.

— Задание известно, урок окончен, — Долгов махнул рукой отпуская нас. — Романов, задержись.

Я напрягся, гадая, что ему от меня нужно. Ведь я выполнил задание, которое он поставил перед нами.

— Я тебя подожду, — одними губами произнес Карамзин, и я кивнул, убирая книги и самопишущее перо в суму. Кажется, я понял, почему Дмитрий всегда ходил вместе со мной, с местным мной, конечно — вдвоем куда как проще отбиваться от таких вот Агушиных, которые, похоже, нападать любят частенько.

Я заметил сочувствующие взгляды, направленные на меня от тех двух девушек, на которых мне указал Дмитрий. От этих взглядов уверенности во мне не прибавилось, но я стойко ждал, когда все выйдут и оставят меня с Долговым наедине. Как бы не было сильно наказание за ту драку, я его приму стойко. Когда в помещении никого не осталось, я подошел к Долгову с замиранием сердца. Он без малейшего предупреждения жестко обхватил меня за подбородок и повернул голову так, чтобы на ту сторону, куда прилетел кулак Щедрова падал свет. Наверное, у меня так фингал цвести начал, глаз-то побаливает, да и заплыл, я это чувствую.

— Вижу, что тебе сегодня тоже удалось «подурачиться», — Долгов тихо усмехнулся и провел рукой возле моего глаза. По лицу прошла теплая волна, и я с удивлением распахнул глаза, потому что и боль, и чувство, что глаз может вообще на сегодня закрыться, прошли, как будто и не было этого удара. — Это радует. Редко на моей памяти такие вот мальчики для битья находили в себе силы и характер, чтобы начать уже шевелиться и отвечать. По правде говоря, такое произошло на моей памяти впервые. Если хочешь научиться чему-нибудь новому, то приходи сегодня в шесть вечера в зал. Постарайся не опаздывать, — он отпустил мой подбородок и отвернулся, всем своим видом показывая, что потерял ко мне интерес, и я свободен. Намеки и полутона я давно научился распознавать, Верховный Тайный совет очень хорошими учителем оказался, поэтому, схватив суму, которую выпустил из руки в тот самый момент, когда почувствовал на лице тепло, я выскочил из класса.

Карамзин, как и обещал, ждал меня на той самой площадке, где я подрался.

— Что ему нужно было? — спрашивал Дмитрий шепотом, оглядываясь на дверь.

— Ничего, ушиб залечил, — я повернулся к нему поврежденной стороной. — Еще сказал, чтобы я в зал пришел сегодня в шесть. Тогда он меня чему-нибудь еще научит. — Мне сначала не хотелось говорить, но я знал, что последует дальше.

— А мне можно с тобой пойти? — тихо спросил Дмитрий. Ну вот, я знал, что так и будет. А мне нужно, чтобы он со мной пошел, потому что я понятия не имею, что такое этот зал и где он находится, а спрашивать у кого-либо — вызывать ненужные подозрения.

— Полагаю, что можно. Ну не убьет же он тебя на самом деле. Самое страшное, что может случиться, это тебя прогонят вон, — Карамзин слабо улыбнулся и кивнул.

— Ну, тогда в шесть. А сейчас пошли уже пожрем. Завтрак мы благополучно проспали, надо хотя бы пообедать, — я согласно кивнул. За всеми этими потрясениями только сейчас понял, что живот действительно подводить начал.

Пока мы шли в столовую, как назвал трапезную Карамзин, я внимательно запоминал дорогу. Никогда нигде не блуждал раньше, так что запоминалось хорошо. Да и ноги словно знали, куда надо идти.

В столовой было людно. Меня поразило, что надо самим брать большие подносы и выбирать себе еду из стоящих на большом столе блюд, а потом садиться за маленькие столы, чтобы уже приступить к обеду. Возле стола на меня напал ступор. Я не видел ни одного знакомого мне блюда, кроме, разве что, хлеба. Но стоять долго я все же не решился и потому набрал всего помаленьку, чтобы уже понять, что я буду в итоге есть, а что лучше больше не хватать. Держась Дмитрия, чтобы не потеряться в этом странном месте, я сел за стол и уже хотел приступить к трапезе, как вдруг...

— Петя! Ты что правда с Агушиным подрался? — я замер, не донеся ложку до рта, положил ее на тарелку и медленно обернулся, пожирая глазами стоящую рядом со мной рассерженную девушку. Наташа, сестрица моя старшая. Единственная душа живая, коя любила и переживала за меня. Сколько слез ты обо мне пролила о брате своем неразумном? Все-таки это рай, и пускай он такой неправильный, и пускай здесь магия и волшебство есть, пускай. Зато и Наташенька здесь живая и здоровая. Спасибо тебе, Госп... — я не закончил свою истовую и горячую молитву, потому что только сейчас осознал, что Наталия одета так же, как и все остальные девушки: темно-зеленая юбка, не прикрывающая даже колени, рубашка, обнажающая руки, и все остальное, что и на других. Господи, срамота-то какая. И даже долгополого кафтана у меня под рукой нет, чтобы прикрыть сестрицу от нескромных взглядов. Выдохнув, чтобы немного успокоиться, прекрасно понимая, что все девушки здесь одеты одинаково, и парни настолько уже к этому привыкли, что я один как телок на них взгляд останавливаю, я умудрился буркнуть в ответ, и даже снова взять в руки ложку.

— А ты, Наташка, чего здесь делаешь?

Глава 3

Наташа сложила руки на груди, глядя на меня, нахмурив брови. Тут только я обратил внимание на то, что ее длинные светлые косы... что их нет. Когда она распускала их и даже просила подсобить ей гребешком разобрать, то могла сесть на них. Я сжал руку, славно почувствовав их шелк, как у обреза, который китайцы привезли, с посольством еще к деду приезжавшие. Сейчас волосы Наташкины чуть уши прикрывали, полностью шею обнажив. Господи, да что это такое? Девки стриженные, с голыми ногами, да еще и учиться удумали наравне с мужчинами.

— Я здесь учусь, Петенька, согласно закону о повсеместном образовании от одна тысяча семьсот пятого года, который император Борис Владимирович Годунов подписал собственноручно, собственно, как и ты, если тебе память все-таки не отшибло, — ядовито произнесла Наташа. — А вот ты никак, похоже, не можешь ответить мне на простой вопрос: зачем ты подрался с Агушиным? Неужели ты не знаешь, что этот выродок настучит родителям, а те деду начнут нервы трепать? А ведь дед у нас с тобой не юноша уже. Может быть, ты все-таки перестанешь его подставлять?

Она говорила что-то еще, а я зацепился за имя императора и прокручивал его в голове снова и снова. Годунов? Какой-то Борис Годунов — император? Да как такое вообще возможно? Как? Нет, я не идиот, и уже давно понял, что, похоже, нахожусь в другом месте, не в своей родной Российской Империи, и это все не плод моего больного воображения, потому что я все мог бы представить, и магию, и девок стриженных, обучающихся совместно с мужчинами, но Борис Годунов — император? Это точно не привычный мне мир. Только вот не слышал я никогда такого, что со мной приклчилось, ни от кого от еретиков или заморских купцов и послов. Про переселение души мне поведал индийский посол с дарами и посланием, когда за столом речь зашла о душе и мирских деяниях, я тогда только посмеялся над ним. Язычники, они и есть язычники. Но зря, видать, посмеялся.

Обведя взглядом столовую, я только покачал головой. Тяжело мне будет, ох как тяжело. Но ничего. Если это тот самый второй шанс, дарованный Богом, то я приму его, как и молился я ранее. Еще бы понять, какую роль в этом месте играет род Романовых, ежели так случилось, что Михаила Федоровича Романова никто на царствование не позвал.

— Ты меня слушаешь? Петя! Обрати на меня уже внимание! — Наташа села рядом со мной, бесцеремонно подвинув Карамзина, который покраснел и уставился в пол, что-то бормоча себе под нос. Я вздрогнул и принялся разглядывать сестрицу. А ведь она хороша. Я-то помню ее всегда бледненькой и недужной. Еще до того, как чахотку Наталия подхватила, которая и свела ее душу безгрешную в могилу. Сейчас же я видел, что здоровая Наташка, просто кровь с молоком. А уж когда злится, что аж искры из темных глаз летят, так и просто загляденье. — Петр! — прошипела сестра, а я же словно очнулся.

— А ну, не смей на меня орать, — не ожидала Наташка, точно не ожидала, что я ее осажу. Неужто никогда такого не было ранее? Ну, тогда это плохо для нее, по себе знаю, как привыкать к изменениям тяжело. Еще с той поры знаю, как змею эту Меншикова к ногтю прижал. А ведь все считали, что положение этого дедова любимца, как скала, что никто не сможет его сковырнуть. Да было бы желание. А желание у меня тогда ого-го какое было. — Не вздумай более на меня голос повышать. Ты мне сестрица любимая, но ездить на себе я не позволю. Больше никому не позволю, — добавил я со злостью, которая всколыхнулась во мне, как всегда бывало, когда я ту свою жизнь вспоминал.

— Ты не заболел? — она прищурилась и приложила руку к моему лбу. Я отшатнулся, бесцеремонно отбросив ее руку. На людях такое обращение ко мне позволять, я тоже не буду, напозволялся, хватит.

— Я совершенно здоров, Наталия. И вполне могу сам постоять за себя. Не нужно носиться за мной и проявлять чувства свои на людях, тем самым принижая меня в глазах других. — Я действительно слышал перешептывания у меня за спиной, и веселый гогот того же Агушина, в котором громко было слышно, как он называет мою фамилию. Похоже, та стычка ничему его не научила и даже не намекнула на то, что теперь я не бесформенный тюфяк, которого привыкли они ранее видеть.

— Петя, — Наташа даже отшатнулась от меня. Яростные огни в ее глазах потухли, а на их место пришло удивление. — Да как ты...

— Как я, что? — я наклонился к ней и уже шептал, чтобы никто, кроме Карамзина, которого я, увы, никуда деть пока не мог, не услышал нашего раздора. — Я уже не малыш Петенька, мне мамки-няньки не нужны. Да и ты мне сестра, а не нянька. Так что охолонись и забудь, как это на брата голос повышать. Иначе мы так разругаемся, что и про родство наше забыть сумеем.

— Знаешь, что, — Наташка вскочила и наклонилась к моему уху. Я одергивать ее не стал, с девки молодой станется ор на всю столовую поднять, пусть уж шепчет лучше, а я выводы сделаю, может, и узнаю чего интересного, бабские истерики они порой не контролируемые и выболтать она может, даже то, что глубоко в душе хранила. — Я, пожалуй, деду напишу, что ты совсем совесть потерял и от рук отбился, — она говорила тихо, чтобы лишние уши не слышали подробностей нашего скандала. — А я всегда говорила ему, чтобы тебя в кадетский корпус при Императорском дворце отдать следовало, чтобы дурь всю выбили окончательно. И плевать на разногласия. Вот теперь пускай пожинает плоды материнской любви и заботы, если в воспитании участия не принимал, и меры принимает, чтобы ты и дальше его не позорил. — Она распрямилась и ушла от меня, возвращаясь к своему столу, за котором сидело несколько девиц.

Куда ты отпишешь письмо, Наташа? На тот свет? Или... Я удивленно смотрел ей вслед. Что же это получается, наш дед Петр Алексеевич жив? А где тогда родители? Ежели Годуновы правят Российской империей, то деду и нужды не было отца в измене подозревать, да казнить руками Толстого. Но что тогда здесь случилось?

— Романов, ты, похоже, и правда того, с катушек за лето слетел. Даже интересно, что с тобой произошло, — прошептал наклонившийся ко мне Дмитрий. — Ты поэтому мне за все лето не перезвонил ни разу? Ладно, не парься, я уже давно привык к твоим закидонам. Ты есть-то будешь? А то скоро урок, а ты даже еще не притронулся ни к чему.

— Да, буду, — и я принялся быстро есть, даже не чувствую вкуса того, что в рот кидал. Расправившись с последним куском, я отложил в сторону вилку, подивившись ее форме, но не заостряя на этой незначительной детали внимания и без этого потрясений хватало. — Карамзин, — позвал я Дмитрия. — А что у нас сейчас за урок?

— Ты когда-нибудь начнешь расписание запоминать? — он лишь глаза закатил. — Нет, был не прав, каюсь. За лето ты нисколько не изменился. Сейчас у нас выездка, и на сегодня все. Нужно же еще будет коней расседлать и поставить в стойло. И обтереть, — он поморщился. — Не понимаю, зачем нам вообще этот анахронизм? Все равно дворяне только на императорских парадах на конях выезжают.

Он встал и, подхватив своей поднос с грязной посудой, понес куда-то на отдельный стол. Я оглянулся по сторонам — все делали так же. Никто не оставлял свой поднос просто на столе. Поэтому я также, как и все остальные, отнес грязную посуду в одно место и поспешил за Карамзиным.

Занятие проходило на улице. Несколько конюхов вывели лошадей, которых держали на поводу, и насмешливо смотрели на группу учащихся, среди которых я сейчас находился. Отдельно кучей лежала сбруя и седла. А я стоял, тер лоб, не понимая, зачем для того, чтобы ездить на лошади понадобился отдельный урок. Даже занятия магией, наличие которой я все-таки признал, не вызвали у меня такого раздрая. Да и себя признал колдуном, чего уж там. Недаром попы в голос говорили, что я почти безбожник. Но вот то, что для езды на лошади выделили целое занятие, да еще и длящееся так долго...

Я украдкой осмотрел своих соучеников. Они выглядели такими испуганными, особенно девушки, словно не благородных лошадей увидели, а как минимум когорту чертей. Создавалось ощущение, что все они лошадей впервые увидели. Даже Агушин и этот его приятель-гренадер выглядели растерянными. В них ни щепотки их гонора не осталось.

— И долго вы будете стоять вот так? — наставник похлопал свернутым хлыстом по голенищу сапога. Я же посмотрел на свои ноги. То, что было на мне надето плохо сочеталось с верховой ездой, но, нам же не полдня скакать, верно? Да и вообще я очень сильно сомневаюсь, что кто-то сегодня даже в седло сядет.

— Простите, Андрей Иванович, — та самая девушка, у которой так и не получился щит, подняла руку, привлекая к себе внимание.

— Да, Назарова, что ты хотела узнать? — он тут же перестал похлопывать себя по голенищу и посмотрел на нее с надеждой. Наверное, думал, что-сейчас-то все наладится и хоть что-то начнет происходить.

— А как найти лошадь, которая тебе предназначена? — робко спросила она.

— Назарова, ну как вы ее найдете, если еще никто для себя коня не выбрал? — чуть ли не простонал Андрей Иванович, а конюхи начали едва слышно посмеиваться.

Значит, нужно просто подойти и выбрать? Я опустил руку в карман. Сам не зная зачем, услышав про выездку, машинально сунул в столовой в карман несколько кусков сахара. А ведь я даже не знал, что здесь такое мракобесие будет происходить.

— Так, Шедров, ты первый, — после очередной молчаливой заминки снова подал голос наставник. Пока я решил всех, кто ведет занятия называть наставниками. Там потом разберемся, кем они действительно являются.

— Почему я? — я повернулся в сторону приятеля Агушина, который не спешил выходить из нашего строя, после того, как его позвали.

— Потому я решил начать по алфавиту и с конца, если у нас все смелые на перемене остались в коридорах, — рявкнул Андрей Иванович.

— Гордиться должен, если наставник выбрал его для такого дела, — повернулся я к Дмитрию, который стоял вальяжно. Страха в нем я не видел, но и энтузиазма он особого не проявлял.

— Шутишь что ли? Да он лошадь на картинке даже не видел, мажор столичный, — практически сплюнул Карамзин, злобно косясь в сторону неуверенно шагающего к конюхам парня.

— А ты видел? — я усмехнулся, начиная понимать, что лошадь в этом месте не является средством передвижение, а чем-то, что статус всадника определяет. Похоже, что иметь лошадь и уметь правильно на ней ездить чем-то из ряда вон выходящим и доступным только избранным.

— Нет, с тобой точно что-то не так, — Дмитрий повернулся ко мне, пристально вглядываясь в глаза. — Мой отец владеет конюшней элитных скаковых жеребцов. И ты прекрасно об этом знаешь.

— Знаю, — не стал я отнекиваться, стараясь уйти от скользкой темы. — Но это же не говорит о том, что тебе доверили на них ездить. Максимум — пони. И то, пока не обогнал ее по росту.

— Романов, ты — козел, — резюмировал Карамзин, поворачиваясь в сторону вопля, раздавшегося с той стороны, кудаЩедров направился. Я с любопытством посмотрел в ту же сторону.

— Куда ты руки тянешь? Нет, это не в какие ворота не лезет. Всем в строй, смотрим и запоминаем базовые правила общения с лошадью, если вы не удосужились прочитать то, что я задавал вам на лето, — завопил наставник. — А ты куда смотрел? — конюх только пожал плечами, перевязывая руку гренадера странного вида тряпкой.

Решив, что терять время просто глупо, я поднял руку и вышел вперед, направляясь к конюхам. Не дойдя до них несколько шагов, скинул сумку на стоящую неподалеку скамью, решительно сделал несколько шагов вперед и протянул руку к поводу вороного красавца.

— Как звать его? — спросил я у конюха, а тот только покачал головой и весело произнес.

— А справишься? Цезарь норовистый, он не подходит для новичков.

— Зачем же ты тогда его вывел? — я осмотрел жеребца. По всему виду трехлетка. Прекрасно выезжен, да и на норовистого не похож.

— Так распоряжение Огнева, — конюх кивнул на наставника. — Решил, видимо на Цезаре мастер-класс показать. — Я не понял последнее выражение, но забрал повод и молча, под недоуменными взглядами конюха и Щедрова, находившегося недалеко от нас, отвел жеребца в сторону.

— Ну давай знакомиться? — погладив коня по морде, я вытащил сахар и скормил ему кусок. Жеребец был хорошо воспитан. Угощение взял очень осторожно бархатными губами. Да уж, норовистый, ага. Вот однажды араба мне привезли в подарок, так я его сам объезжал, вот то норов, так норов был. Он меня едва не выбил из седла, едва тогда удержался. А этот красавец просто чудесен.

Цезарь словно понял, что я им любуюсь и тихонько заржал, явно красуясь. Я усмехнулся, скормил ему еще один кусочек, осмотрел копыта, проверив подковы, а потом принялся седлать. Вел себя Цезарь хорошо. Живот не раздувал, позволил подпругу как надо затянуть. Времени у меня ушло совсем немного, я же сам частенько лошадей седлал, особливо, когда на дальнюю да долгую охоту уезжали. И себе седлал и Лизке, мотнув головой отогнал соблазнительный образ тетки, которая, тварь такая, даже попрощаться не соизволила, гадина.

Потрепав жеребца по шее, я довольно легко вскочил в седло, все же неприятно удивившись тому, что далось мне это привычное во всех смыслах усилие с некоторым трудом. И только после этого я посмотрел на все еще стоящих поодаль учеников и наставника. Они смотрели на меня круглыми глазами, а у Агушина еще и челюсть отвисла, как у Ванечки юродивого, что у Успенского собора милостыню всегда просил. Неужто никто из них не может сделать то же, что и я? Бред какой-то, как есть бред. Дворяне среди них есть, как пить дать, если с дедом моим общение ведут. А мне всегда казалось, что дворян на пони садят еще только из утробы матери вытащив, вместо колыбели. Все чудесатее и чудесатее.

Тронув Цезаря пятками, я шагом подъехал к наставнику и натянул поводья.

— Э-э-э, Романов, — он сумел взять себя в руки. — Если рысью и галопом проедешься, я тебе зачет поставлю и освобожу от занятий до конца года. — Теперь уже я уставился на него. Учиться верхом ездить целый год? — Ну так что?

— Да я еще и не так смогу, — я пожал плечами, и тут почувствовал, как в башку с кровью дурость ударила молодецкая. Отпустив поводья, я резко свесился вниз и, подхватив ту самую Назарову, втащил ее к себе в седло. Девка вскрикнула, но я подобрал поводья, отчего она оказалась зажата моими руками с двух сторон, я прошептал куда-то в рыжеватые волосы. — Тихо, а то уроню. — Она замолчала и вцепилась в луку седла, да так, что костяшки пальцев побелели. — Н-но, пошел, родимый, — Цезарь сразу же перешел в неспешную рысь, все больше увеличивая скорость. Уже через несколько мгновений я летел, чувствуя, как ветер остужает горящее лицо. Хоть что-то привычное было среди всего этого мракобесия. Сделав круг вокруг конюшен, уже возле наставника перешел на шаг. Соскочив с коня, подхватил зажмурившуюся девушку на руки и спустил ее на землю.

— За такую выходку надо было бы тебе бал скостить, но не буду, — покачал головой Андрей Иванович. — Назарова, ты поняла, что такое в седле держаться?

Я же, не глядя больше на девушку, повел Цезаря на поводу к конюшне.

— Где я могу коня распрячь и обиходить? — спросил я у того конюха, который его привел.

— Да не нужно. Все одно Цезарь наш уже поди застоялся. Огнев его выгуляет как следует, и сам обиходит, — конюх взял из моих рук поводья, я же потрепал коня по шее и скормил последний кусок сахара.

— Романов, можешь гулять. В душ сходить не забудь, а то потом конским от тебя разит, — Огнев проорав последнее слово, тут же потерял ко мне интерес и повернулся к остальным. — Ну, долго вы еще мяться будете?! Быстро к коням! Сегодня только знакомство. Да на поводу с ними походите, чтобы в обморок при виде лошади больше не падать. Живо!

Показав Карамзину жестом, что буду ждать его в комнате, я пошел туда, где очнулся сегодня утром. Нужно было разобраться с тем, как этот самый душ принять, да немного мысли успокоить, которые как мураши в башке вертятся. А потом с Карамзиным идти уже в зал, с Долговым заниматься.

Глава 4

За той дверцей, откуда Карамзин вытащил утром мне одежду, находился шкаф, в котором висели кое-какие вещи, да и на полках что-то лежало. С омовением я все-таки разобрался, попросту закрыв глаза и позволив рукам самим все делать так, как надо. Но вот когда я вымылся, появилась другая проблема, я понятия не имел, что на себя надевать, простояв довольно долго перед полками. Еще одна проблема заключалась в том, что я не знал, какие именно из вещей принадлежат мне, а какие моему соседу, если этот шкаф общий. В конце концов, плюнув на это дело, решил у Дмитрия спросить, когда он вернется. А можно и не спрашивать, а снова подсмотреть, как он сам оденется, ведь в этот загадочный зал вместе пойдем.

Поэтому, натянув на себя те же вещи, которые надевал на занятия, я лег на кровать и, заложив руки за голову, принялся разглядывать потолок. Примечательного в нем было то, что он был абсолютно белым. Но, если белым меня не слишком можно было удивить, побелку даже крестьяне в домах проводили, то, что он был вдобавок очень ровным, стало для меня очередной загадкой. Теперь я полностью принимал теорию того индуса, про переселение душ, только теперь еще и понимал, что это далеко не теория. Только вот почему-то переместился я не в утробу матери, чтобы потом жизнь прожить новую, а в себя самого на момент моей гибели, только в другом месте. А судя по тому, как все себя со мной ведут, то жизнь эту я прожил полную, только почему-то не помню ее совсем. Вопросов было много, но я знал, что с ответами мне никто не поможет, потому как не следует раскрывать эту тайну ни перед кем. И вести себя нужно так, как и остальные и стараться не выделяться из общей массы. Хотя, как это сделать, если я даже базовых вещей не знаю, было мне пока не понятно.

Я никогда не любил учиться, а, может быть, из Остермана учитель был дерьмовый, сейчас сказать сложно, тем более, что теперешнее мое положение резко отлично от того, к которому я привык. Даже в то время, когда меня не считали наследником, я все равно оставался внуком своего Великого деда, и меня, как минимум, остерегались задевать слишком уж сильно. Другое дело, что почти всем было на меня наплевать. Не обучается царевич даже грамоте, ну и хрен с ним. Трубку начал в одиннадцать лет курить, да чем бы дитя не тешилось. Впервые женщину в тринадцать попробовал — ну, мужчина растет. Глупо. Но, тут я сам виноват, никто насильно мне ничего не навязывал. Почему не останавливали — это другой вопрос, и ответ мне вместе со страшной болезнью пришел. Зато мозги на место встали.

— Романов, ты вообще собираешься в душ идти? — я опустил взгляд от потолка и посмотрел на Карамзина. Он был потный, взъерошенный и раздраженный. Дрался он с конем что ли, а не ездил верхом?

— Я сходил, — ответив, снова посмотрел на потолок.

— А зачем грязную одежду надел? От нее же несет, не хуже, чем от коня, — он стянул через голову рубаху и бросил ее в корзину, стоящую рядом с дверью. В корзине мигнул красноватый огонек, и рубаха исчезла. Дмитрий подошел к другому шкаф, такому же, как и тот, который возле моей кровати стоял и выкинул на постель темные штаны и странного вида рубахи, одна вообще без рукавов, на тонких лямках, а вторая такая же, как и штаны. После этого стащил те штаны, которые на нем были надеты и отправил их в корзину. Снова вспышка и штаны исчезли. Получается, что шкафы у нас были разные и вся та одежда, на которую я так старательно смотрел, была моей. Мог бы догадаться, конечно, но лучше перестраховаться в таких вопросах.

— А когда нам ее вернут? — я раздеваться не спешил. Все-таки не прикипел пока к этому месту, чтобы вот так походя наготу демонстрировать.

— На корзине же расписание висит, — Карамзин покачал головой. — Ты меня иногда поражаешь, Петруха. Приехал вчера пришибленный, даже на ужин опоздал и вечеринку в честь нового учебного года, и сегодня я тебя еле растолкал. Надеюсь, ты мне расскажешь, что с тобой стряслось, все же нельзя друга в неведение держать. Ладно, пока ты сидишь пристыженный и обдумываешь своего поведение, я в душ, а то и так уже опаздываем, чертовы кобылы.

Когда он ушел, я снял с себя одежду, надел примерно тоже, что выбросил Дмитрий из своего шкафа, и осторожно скинул вещи в корзину, внимательно наблюдая, как они исчезают. Осмотрев корзину, увидел сбоку на ней лист бумаги, где было написано, что все отданное в прачку белье, перемещающееся туда стационарными чарами, возвращают в комнату номер двести тридцать каждый вечер в десять часов.

Поставив корзину на место, я уже хотел снова завалиться на кровать, но тут мое внимание привлекла тонкая книжка, прикрепленная прямо к стене. «Устав императорской дворянской школы», — гласило название. Сняв книгу со стены, она снялась удивительно легко, я повертел ее в руках. Снова меня поразило то, что я понимал написанное. А ведь буквы сильно отличались от привычных мне. И вроде бы по-русски было написано, но все равно, как-то не так. Странность заключалась в том, что я понимал написанное, и написать мог так же, но только, если не думал о том, а какая это буква, а какая та. Пожав плечами, решил, что не стоит со всем этим пытаться разбираться, целее буду. Божий замысел неисповедим. И ежели Господь наделил меня этими умениями, то так тому и быть, аминь. Но вот устав прочесть стоит, сдается мне, что в нем я на многие вопросы ответы найду.

Из умывальни вышел Карамзин, молча оделся и кивнул на дверь.

— Ну что, идем? — я бросил устав на кровать и пошел вслед за Дмитрием.

Некоторое время мы шли молча, а затем Карамзин покосился на меня и спросил.

— Я не знал, что ты верхом умеешь ездить. Где учился?

— Дед учил, — коротко ответил я, хотя лично меня дед Петр Алексеевич ничему никогда не учил, но что я еще мог ответить?

— А что в вашем захолустье конюшни есть? Ты мне никогда не рассказывал. Надо было летом в гости к тебе все же приехать, ты же приглашал, только отец против был, чтобы я куда-то уезжал. Времена неспокойные, а у вас, как он говорил, опасно, ни охраны, ни порядка. — Карамзин скептически хмыкнул. — А лошади, конечно, есть. Да и Кострома не такое уж и захолустье, позахолустнее бывает. Я это знаю, несмотря на то, что отец про Кострому говорит и про твоего деда. Только вот я поражаюсь, твои родители в Москве уже давно обосновались, дело свое завели, а ты у деда торчишь последние годы. Совсем все с родоками плохо? Я бы тоже, наверное, сбежал на лето куда-нибудь в глушь, поэтому в этом году точно приму твое предложение, если ты, конечно, захочешь меня видеть. — Карамзин продолжал тарахтеть, а у меня от его слов уже голова начинала кругом идти. Было такое чувство, что мы с ним давно не разговаривали, и теперь за время нашего пути он захотел все высказать, что у него на душе скопилось. Я был не против, только вот информацию, которую он мне давал, сбивала с ног не хуже тарана.

— Конечно приглашу, — вяло ответил я, когда повисла небольшая пауза в нашем разговоре. — Если предать меня только не вздумаешь.

— Ну ты и скажешь, — рассмеялся Дмитрий. — А клан Романовых испокон веков Кострому держит. — Я опешил, пытаясь вникнуть в новое для себя слово. Клан? С каких это пор род дворянский кланом называют? — Я слышал, Бергеры этим летом в клан Романовых вошли. Это круто, они же самые лучшие алхимики, — вот тут я совсем нить разговора потерял, но имена и понятия старался запоминать. — Этак твой дед скоро всю губернию под себя подомнет. — Я бросил на него быстрый взгляд. Если этот мой дед хоть немного похож на того моего деда, то ему не только губернию, ему страну подгрести под себя возможно, и не только нашу. А Кострома да, изначальная колыбель Романовых, хоть что-то не отличалось от известной мне истории моего рода, или клана, как Карамзин сказал. Надо бы запомнить, чтобы не перепутать ненароком.

— Я не знаю, дед со мной планами не делится, — ответил я нейтрально, чтобы хоть что-то ответить.

— Ну да, отец тоже мне не все рассказывает, — Карамзин вздохнул. — Наверное, они все еще считают нас малыми детьми. — Мы шли уже мимо странного вида арены, чем-то неуловимо напоминающей Колизей. Или же арены древнегреческих атлетов, где они состязались в различных искусствах. Арена была пуста, что не удивительно, потому как на состязание скорее всего, все собрались бы хотя бы посмотреть. Интересно, кто и с кем тут соревнуется? Это же учебное заведение, как я понимаю.

— Эх, надеюсь, в этом году состязания между факультетами состоятся, посмотреть бы хотя бы на них. — Дмитрий проследил за моим взглядом.

— Да, было бы не плохо, — согласился я, стараясь скрыть удивление в голосе. Это что ж учеников вместо воинов для развлечения на арену выпускают?

— Надеюсь, в этом году проблему с безопасностью решат, а то и из стен школы не выпускают, и развлечения единственного лишили. Нам то никогда не поучаствовать, жалко... — Дмитрий замолчал, так и не договорив, что хотел. Но сейчас это было не столько важно, ибо печально знакомый голос и сопровождающий его гогот заставил Карамзина оборваться на полуслове.

— Что, девчонки, на прогулку пошли? А чего за ручки не держитесь? — Агушин вроде бы не создавал впечатление совсем дурака, но, это был как раз тот случай, про который говорят, что внешность обманчива. Потому что дурак он и есть, да еще и шельма добрая.

— У него какие-то проблемы с женщинами? — спросил я Карамзина, даже не поворачиваясь в сторону недоумков. — По-моему, ему никто не дает, вот и старается, как может, привлечь внимание. Только, не там старается, здесь же нет сердобольных вдовушек, которые могут приласкать убогого. — Я говорил достаточно тихо, но Агушин подошел уже достаточно близко, чтобы расслышать. Да еще и Карамзин поддал масла в огонь, хохотнув на мои слова.

— Романов, ты труп, — раздался приглушенный рык из-за спины. На этот раз я остановился и оглянулся. Да, они подошли просто непозволительно близко.

— Я не понимаю, а почему ты так взбеленился? — помимо моей воли в голосе прозвучала насмешка, густо замешанная с презрением. — Неужто правду я только что насочинял?

Вместо ответа на меня набросились. Уж не знаю, то ли это в порядке вещей здесь было, то ли какая-то кровная вражда между нашими родами примешалась, или, как там Карамзин сказал, кланами. А все эти подначки были так, чтобы видимость приличий соблюсти, что, вроде бы, не так просто Агушин постоянно драку со мной затевает.

Что бы я не думал, а совсем уж дураком этот амбал не был, потому бросился на меня Щедров, повинуясь жесту главного в этой банде.

Я прекрасно помнил, что его укусила лошадь. Уж не знаю, что он несчастному животному сделал, потому что лошади показались мне очень спокойными, но как могут кусаться эти создания я прекрасно знаю. Поэтому, дождавшись, когда Щедров замахнется, я просто перехватил его руку и сжал в районе повязки так сильно, как только сумел, снова неприятно поражаясь слабости моего тела. Но и этого хватило, чтобы Щедров заорал и упал на колени. Все еще сжимая его поврежденную руку, я изловчился и пнул Агушина, так неосторожно подошедшего ко мне настолько близко. Целил я в живот, но попал снова в пах. Да что ж ему так не везет сегодня?

— Ты дальше продолжай меня задирать, вообще без мужского достоинства останешься, — посоветовал я скулящему Агушину. — Если ты только не смирился, что оно тебе вовсе не нужно. Выпустив руку Щедрова, я повернулся к Карамзину, который даже двинуться с места не успел, настолько быстро все произошло.

— Что здесь происходит? — уставший недовольный голос прервал меня. Я обернулся и увидел, как молодой парень в костюме, похожем на тот, что на мне был, стоит и смотрит на нас сверху вниз, сжимая губы.

— Ничего, — вместе с Агушиным в голос ответили мы, почувствовав впервые единодушие в принятом решении.

— Друг поскользнулся, я решил помочь ему подняться, — ответил я, понимая, что этот парень просто так не отстанет.

— Помог? — скептически усмехнулся он, сложив руки на груди.

— Помог, — кивнул Агушин, мужественно распрямляясь.

— Ну и валите по своим делам тогда, — это парень подождал, пока мы разойдемся в стороны и пойдем в противоположных направлениях.

— Козлина, ненавижу его, — процедил сквозь зубы Карамзин.

— Агушина?

— Лаврова. Вот не поверишь, бесит меня страшно, хотя ничего плохого никогда не делал. Как старостой в прошлом году стал, так и пытается выслужиться. Вроде на одном факультете учимся, мог бы и добавить Агушину чисто по-факультетски. Но нет, правильный слишком.

Я кивнул, соглашаясь, хотя под конец дня мысли уже начинали от меня совсем ускользать. Довольно скоро мы подошли к длинному приземистому зданию, как и все остальные выполненному из камня. А ведь даже Кремль у меня частично деревянным был. И тут Карамзин увидел, что я сцепил зубы и берегу руку, которой Щедрова ухватил.

— Что с твоей рукой? — тихо спросил он, заходя внутрь здания.

— Не знаю, кажется, жилу потянул, — прошипел я, потому что запястье болело с каждым мигом все сильнее.

— Вот же черт, — Карамзин смотрел сочувственно, продолжая идти по темному коридору. Шли мы недолго, уткнувшись прямиком в дверь, которой коридор и заканчивался.

Дверь выглядела массивной, но открылась совершенно бесшумно, и мы вошли в огромный зал. Часть стен было завешана зеркалами, настолько большими и чистыми, что дух захватывало. Вдобавок в зале то тут, то там были расставлены различные приспособления, предназначение которых были мне неизвестны. Долгов сидел на низкой лавочке, одетый, как и мы, только без верхней рубахи, и наматывал на руки какие-то тряпки. Поднявшись к нам навстречу, он насмешливо взглянул на насупившегося Карамзина, но ничего не сказал и выгонять Дмитрия не спешил. Потом он перевел взгляд на меня, увидел уже начавшее распухать запястье и замысловато выругался.

— Полагаю, ты снова, хм, дурачился? — он выразительно приподнял бровь. — Романов-Романов, и что мне с тобой делать? — я неопределенно пожал плечами, а Долгов грубо ухватил мою поврежденную руку и поднял ее. От боли я прикусил до крови нижнюю губу, чтобы не заорать, чувствуя, как по щеке прокатилась слезинка. Слабость перед наставником последнее дело показывать, но я ничего почему-то с этим поделать не смог. Пока я думал о слабости тела, от рук наставника полилась успокаивающая прохлада и вскоре боль отпустила. Вот только Долгов не собирался меня отпускать. Он взял такую же узкую тряпку, которую только что наматывал себе на руки и принялся туго мотать мне на запястье. Затем тоже самое он проделал с другой рукой. — Еще раз увижу без намотки — не обижайся, — пригрозил Долгов, отпуская мои руки. — Так, я вижу, что тот, кто учил тебя слегка постоять за себя, общей физической формой не заморачивался, скорее всего, просто пару приемов показал. — Он задавал вопрос и сам тут же на него отвечал, избавляя меня от очередного вранья. — Так, и с чего же нам начать? — он потер подбородок, потом перевел взгляд на Карамзина и поморщился. — Похоже, что с основ. Тогда приступим, — моя недавняя травма, похоже, никак не повлияла на его решимость загонять меня как спешащий гонец лошадь. — Ну что стоим? Побежали вдоль зала трусцой, живо! Хоп-хоп-хоп, — и он несколько раз хлопнул в ладони.

Я никогда не бегал. В жизни. Даже будучи ребенком. Это был для меня совершенно новый опыт, от которого очень быстро сбилось дыхание и начали болеть ноги. Долгов не обращал на такие мелочи внимания и легко бежал рядом с нами, отвешивая нелицеприятные высказывания, чаще всего сравнивая нас с Карамзиным с беременными каракатицами, причем в пользу последних. Я потерял счет этим кругам вдоль зала. А ведь это, как я полагал, только начало. И мы сами сюда пришли, нас никто на аркане не тащил. Во время очередного круга, когда я уже с трудом переставлял ноги, Долгов заявил, что сделает из нас приличных боевых магов. Это обещание заставило меня внутренне содрогнуться. Почему-то промелькнула мысль о том, что живым я из этого зала не выйду. Рядом тяжело дышал Карамзин, и мысли постепенно полностью покинули мою многострадальную голову. Так что один плюс я от занятий в этом зале уже получил, остаток дня я вообще ни о чем не думал.

Глава 5

В голове мысли шныряли испуганными белками, а в теле ныла каждая жилка, наверное, поэтому я никак не мог уснуть. В очередной раз перевернувшись на жесткой постели, плюнул на попытку задремать и лег на спину, заложив руки за голову. В темноте потолка видно не было, но вполне можно было себе представить, что он там есть.

Где-то в темноте раздавался храп Карамзина. Покосившись в ту сторону, но предсказуемо ничего не увидев, снова лег прямо.

Так, раз минутка выдалась, то можно как следует все обдумать. Хотя, думать тут нечего. Мне нужно в первую очередь разобраться в происходящем, чтобы не выделяться. Крестов православных я не заметил, но это не значит, что их нет, и что меня не примут за одержимого, если в чем-то заподозрят. И так целый день сумел прожить и подозрений не вызвать. Вот только тот же Карамзин начал как-то подозрительно коситься, говоря, что совсем меня не узнает. А ведь это я с Наташкой мало еще времени провел. Вот кто меня вмиг раскусит, ежели я ошибку какую совершу.

Второй момент, который меня волновал, что с моим дедом и родителями произошло? Неужто и здесь они разругались до смертельной ненависти? И что же мне снова сиротой быть, только на этот раз при живых родителях? Не слишком меня подобное положение дел устраивало. Не должно оно так быть, неправильно это. Радовало только то, что дед мой жив был, а я вроде у него все время свое проводил. Но почему не научил он меня, точнее, прежнего меня, до моего перерождения делу ратному, да чтоб отпор мог дать обидчикам. Не легкое это дело, думать за другого, да еще и в мире, где не известно мне ничего.

Мысли плавно перетекли к тому, что моя душа вот так странно переродилась. Жалею ли я? Нет. Лучше уж так, чем на арфе на небесах тренькать, вниз на людей неразумных поглядывая. Это, ежели мои грехи не слишком апостолу Петру тяжелыми показались бы и отворил он для меня Царствие небесное. А ежели нет? Грешил-то я будь здоров, на три жизни хватило бы, и не только для того, чтобы просто выжить и не быть удавленным или отравленным, как в том случае, когда Меншикова со всем семейством со свету сжил. Да и того хватило бы на отдельную сковородку. Или помыслы все же важны? Я не знаю, не слишком ревностным христианином я был. В любом случае, лучше уж так, чем небеса или котел.

Глаза сами собой начали закрываться, и я даже не сменил позы, чтобы не вспугнуть столь долго ожидаемый сон.

Я понял практически сразу, что это никакой ни сон был. На меня обрушилось все то, что знал, читал и видел Петр Алексеевич Романов пятнадцати лет отроду, в чьем теле возродилась моя душа — Петра Алексеевича Романова пятнадцати лет отроду, бывшего императором Всероссийским. Голова была готова лопнуть, но я даже застонать не мог под напором того, что лилось на меня сплошным потоком. Меня словно пригвоздило к постели, не давая пошевелить ни рукой, ни ногой. Не знаю, сколько это продолжалось, по мне так пару веков, но, когда все внезапно прекратилось, и я сумел открыть глаза, в комнате было все также темно, а где-то в темноте храпел Карамзин. Голова болела от переполнявшей ее информации, и я постарался разложить ее по полочкам, с каким-то веселым ужасом чувствуя, что и ход мыслей изменился, стал быстрее, и слова новые появились, и, что самое главное, я знал, что они означают. А еще я понял, что могу больше не совершать автоматически, не думая, то или иное действие, вроде открытия кранов в душе, полагаясь на память этого тела. Тот, кто отдал мне сейчас эту память, сделал это полностью, без остатка, так что теперь придется вспоминать и совершать действия осознано. Вот только я все еще оставался именно что Пером Романовым, императором Всероссийским, хлебанувшим в свое недолгое правление столько дерьма, что никогда мне уже не быть послушным чужой воле Петенькой Романовым, которого здесь все знали.

Я снова закрыл глаза, и чтобы уменьшить распирающую головную боль, начал накладывать чужую память поверх своей, как кальку, заставляя при этом собственную отодвигаться в сторону, но полностью не стирая, чтобы она не мешала мне начать жить в этом мире полноценной жизнью, но и помочь могла, ежели надобность в этом возникнет.

Начать с того, что это все же другой мир, коих, как оказалось великое множество, и родились они в тот момент, когда какое-то событие пошло по другой дороге. В истории этого мира все случилось в тот момент, когда неподалеку от Костромы, в тех самых болотах, где однажды один старик водил ляхов проклятущих, упал с неба огромный камень. Камень тот пробил землю, и вся вода болот рухнула вниз, образовав в иге пещеру с озером посредине, где камень тот лежал прямо в центре и мерцал зеленым светом. Откуда я это знаю, про то, что мерцает камень и по сей день? Да Петька в ту пещеру аккурат этим летом, за три дня до отъезда в школу, залез. Зачем? Вот тут память дала сбой, похоже, что он и сам не понял, на кой хрен его туда понесло.

Вот с того времени и прошли изменения, и родился новый мир, в который пришла магия. Именно она позволила Годуновым пережить лихую годину, потому что ее просто не случилось. Не было ни голода, ни неурожаев в течение нескольких лет подряд, и ляхов от границ отогнал, да так вломили, что Речь посполитая прекратила свое существование, а вся землица Российской империи отошла.

А после началось то, что сейчас называют Великий прогресс. Ученые, которым то зеленое сияние по мозгам не хуже, чем армия Бориса Годунова по ляхам, вломило, начали изобретать все новые и новые штучки, со всей возрастающей скоростью. За сто лет мир изменился до неузнаваемости. От того, к чему я привык до... вот этого всего. Самое-то главное что в таких изменениях? Неспособность многих людей принять новое, но камень сияет до сих пор, и с принятием проблем особых нет. Где уж тут чего не примешь, когда маги царские тучи отгоняют от полей, да заставляют пшеницу добро уродиться.

Сразу после того, как закончилась война с Речью посполитой, родились кланы. Клан изначально из одного дворянского рода состоял, но потом это понятие расширилось, и кланом стали называться образования по праву вассалитета, то есть, какой-нибудь захудалый род мог вполне прийти к тем же Романовым и под гарантии безопасности и много чего еще присягал клану, и входил в него, приобретя или же сменив клановую принадлежность. Но сменить клановую принадлежность можно было только в том случае, если твой род сам ранее был основой клана, или же, если род, являющийся основой твоего клана, пресекся.

Клан Романовых считался средним, но деятельный дед, очень похожий и статью, и характером на моего, постепенно его расширял и с таким подходом скоро точно всю губернию захватит. На этом фоне произошла размолвка с моими родителями. Алексей Петрович категорически отказывался помогать деду в его попытке возвысить клан, потому что у деда была цель — сделать к концу жизни так, чтобы клан Романовых вошел в первую десятку крупнейших и сильнейших. А вот отца и теперешнее положение вполне устраивало. Ну прямо, как я помнил, чтоб их черти разорвали.

Дальше шли воспоминания самого Петеньки, укладывая их в голове, я только морщился. Ну как можно такой тряпкой-то быть? Уж, если на то пошло, у меня самого дела куда как хуже были, но и то пытался трепыхаться, и что-то делать, а тут... Он вообще ничего никогда не делал, полностью подчинившись воле деда, что, кстати, последнего дико раздражало. Зато мне стала понятна странная бычья агрессия Агушина в отношении моей персоны. Наташка, вот что это была за причина.

Наташку хотели за него отдать замуж. Отец договаривался с Агушинами, но тут и сама Наталья, и дед, и, как ни странно, Петр, встали на дыбы. И если деда не устраивала сама идея этого брака, то меня и Наталию не устраивал Агушин. Ну и не удивительно, Наташка-то красавица, да еще и старше его немного, что ей за надобность с этой семьей родниться, отец на этот счет только говорил, что так для семьи надо. Этим родители окончательно от своих детей отстранились, потому как Наташа перешла на сторону деда и теперь с отцом родным практически не общалась. При этом сам Агушин вбил себе в голову, что это именно я настраиваю сестрицу против него. Ну что тут сказать, если раньше и не настраивал, то сейчас точно буду, потому что мне очень сильно не нравится этот убогий.

Дед, кстати, на прачке чухонской не женился здесь. И Меншикова рядом с ним не было, и вот это оказалось для меня самой лучшей новостью. Ради этого можно было смириться с очень и очень многим. Например, с тем, что Лизка в итоге не родилась. Ну да бог с ней. Все равно из этой греховной связи ничего путного не получилось.

А еще ко мне пришло осознание того, что же такое магия. Сосредоточившись, как учили Петра, я ощутил, как по жилам вместе с кровью течет нечто одновременно теплое и обжигающе-ледяное. Приоткрыв один глаз, я посмотрел на руку, где посреди ладони маленький огонек пламени слился в танце с ледяным ветром. Теперь, когда я понимаю, что нужно делать, необходимо попробовать всё то, чему учили и воспроизвести уже осознанно, включая и щит.

Только вот Петька местный магии боялся до дури. Почему и с чем это было связано память мне, к сожалению, не подсказала. Были только голые факты без эмоций их сопровождающих. Все, что у него получалось и то, что заставляли его делать на занятиях, приводило Петра в какой-то шок, в котором он не мог ни говорить, ни двигаться. А после того, как огненная магия в нем пробудилась, так совсем сознание потерял, прям, как и говорил Агушин при первой нашей встрече. Нужно будет теперь довольно сильно постараться, чтобы репутацию свою улучшить, потому что никто всерьез Петьку не воспринимал, и друг у него был один, Дмитрий, который всегда поддерживал его, несмотря на то, что и сам за это отхватывал. Что двигало им было непонятно, но никакого зла от Карамзина память так и не смогла мне показать.

Я почувствовал, что засыпаю, и что на сей раз будет именно сном, а не кошмаром с перенесением памяти, или что это было со мной.

— Петька, подъем! — Я схватил подушку и запустил туда, откуда раздавался жизнерадостный голос Карамзина.

— Уйди, нечистый, — пробормотал я, пытаясь закутаться в одеяло, голова нещадно болела, все же такое потрясение ночью испытать. Что бы сейчас не происходило, а я твердо решил, что сегодня никуда не пойду. Нужно было еще с памятью своей поработать, да магическое искусство испытать. Дел много, а занятия они целый год будут длиться, успею еще наверстать пропущенное.

— Чего это я нечистый? Я только что из душа, — возразил Дмитрий. — Романов, по-хорошему прошу, вставай. Сейчас только оповещение пришло, состязания факультетов все-таки состоятся. И сейчас на стадионе состоится жеребьевка. Так что вставай, а то все пропустим!

— Да встаю я, встаю, — и я начал отскребать себя от постели, громко зевая и протирая пытающиеся закрыться глаза. — Есть что от головы, а то трещит не по-детски. Топор не предлагай, знаю я твои шуточки обыденные.

Карамзин хмыкнул и открыл свой шкаф, после чего кинул мне на кровать какую-то бутыль неподписанную. Я потряс ее в руке, содержимое было жидким. Откупорив бутыль, я принюхался. Пахло кошачьей мочой и мятой. Сомневаюсь, что отравить он меня вздумал, собственно, как и головную боль вылечить.

— Не морщись, бабка делала, — с серьезным видом проговорил он, будто это что-то для меня должно было значить. Решив довериться ему, я залпом выпил то, что было налито, с усилием заставив себя проглотить. Действовать начало мгновенно. Пока я дошел до ванной комнаты, головной боли, как не бывало. Надо бы поинтересоваться из чего бабка его зелье это лечебное изготовила, хотя, судя по запаху, лучше мне было этого не знать.

Пока умывался, на что-то большее не хватало времени, вспомнил, что такое «Состязания факультетов», и почему Карамзин пребывает в таком возбужденном состоянии.

Всего факультетов было шесть по профильным направлениям: искусство и делопроизводство, алхимия, врачевание, магические технологии и артефакторика, экономика и расчет вероятностей, юриспруденция и силовые методы. Вот на последнем мы с Карамзиным и учились. Правда я никак не пойму, чем думал дед, когда совершенно не силового внука определял по этим направлениям. Ему бы над колбами химичить, чтобы не трогал лишний раз никто, либо сидеть с линейкой и расчетной машиной, вероятность для силовиков высчитывать. Похоже, что многие наставники тоже никак не могут понять смысла этого распределения, но это уже пройденный этап, мне-то как раз этот факультет подходит. Нет, образование в императорской школе давали весьма разнообразное: и экономику, и то же врачевание изучали все, но у разных факультетов были разные дополнительные занятия, у нашего факультета понятно что, юриспруденция и боевая магия. Каким образом они сочетались, также не понятно, как и присутствие Петеньки Романова на этом факультете. Было только одно общее между всеми факультетами: имперская школа, в которой обучались все ученики, был школой магии. Не было среди студентов неодаренных, поэтому общая программа магических наук была едина для всех, но со своими нюансами, связанными со специализацией. Наташка, например, экономику и расчет изучала, и для клана это хорошо, вот только, если она выйдет замуж и уйдет из клана Романовых, то это получится хорошо для кого-то другого. Так что, понятны возражения деда против Агушиных, они на данном этапе для него первые конкуренты.

Состязания же проходили следующим образом: от факультета со всех курсов с первого по шестой, обучение в школе длилось шесть лет, и последние два исключительно по своим направлениям, выбирались три девушки и три парня. Выбирал артефакт, как именно, я не знаю, потому что в прошлом году была напряженная международная обстановка, в воздухе так и витало слово «война» и все мероприятия такого плана были запрещены. Поэтому память Петькина буксовала, но что-то мне подсказывало, что разницы между возрастом артефакт по какой-то причине не делал. По мне так война и война, что здесь такого страшного? Но это мне, я потому как жил в режиме непрекращающихся войн, а если они и прекращались, то ненадолго, обычно для чьей-нибудь свадьбы. Но Годунову видней, он император, а не я.

Так вот, выбирались участники по странной и непредсказуемой системе, и они начинали соревноваться друг с другом. Сами состязания представляли собой последовательное прохождение различных препятствий и решение по ходу различных задач, которые в итоге сводились к одному финальному. Участники освобождались от общих занятий, с ними занимались индивидуально. Занимались серьезно, после окончания школы все участники состязаний получали очень теплые места при императоре, который чаще всего посещал школу и присутствовал при финальном испытании.

Выигравший факультет освобождался от летней практики, поэтому своих участников все остальные очень любили и ценили. Что касается самих состязаний, то память подсовывала лишь одно слово, характеризующее этот праздник жизни — «жесть».

— Романов, тебя в каналью смыло? — недовольный голос Карамзина заставил меня пошевеливаться. Пока он единственный мой проводник в этом мире, а я не могу везде и всюду рассчитывать на память Петра, потому что она могла и подвести в самый неподходящий момент.

— Да иду я, иду, уже и на горшке посидеть спокойно не дают, — проворчал я, выходя из ванной. — Ну что, пойдем посмотрим, что это за состязания такие, а также на неудачников из наших, — бодро произнес я, потянувшись, и мы с Дмитрием отправились на стадион.

Глава 6

Стадион все-таки напоминал мне древний Колизей. Поделен он был на шесть секторов по количеству факультетов, которые отличались цветом лавок, на которых сидели зрители, наблюдающие за состязаниями атлетов. Обведя взглядом заполненный стадион, я все же пришел к выводу, что все-таки эти состязания чем-то мне гладиаторские бои напоминали. Забавно. Интересно, а против учеников львов будут выпускать? Так просто, для остроты ощущений, да чтобы зрителей позабавить.

Я улыбнулся собственным мыслям, а в голове мелькнуло, что на льва я еще ни разу не ходил. Это было бы любопытно, испытать себя.

Мы с Карамзиным едва не опоздали, пришли уже тогда, когда на арену вышли несколько наставников. Один из них одетый, как мне подсказала память, в очень дорогой костюм-тройку, ручной работы, который стоил огромных деньжищ, поднял руку, и гомон, царящий вокруг замолк. Это человек был являлся директором школы, и звали его Павел Никифорович Былин. Четверо его сопровождающих были одеты в темные одежды наставников, я уже понял, что это такая форма у них — темные брюки и темный кафтан до колен, с воротником стойкой, заставляющим голову высоко держать. Без малейшей вышивки, я бы сказал, что бедные одеяния.

Мы только-только успели устроиться на единственных оставшихся свободными местах в первом ряду. Вот же ведь, а на состязаниях, поди, никто не стремиться подальше забраться, все норовят поближе к арене, чтобы ничего не пропустить. Сейчас же, на первый ряд, похоже, только неудачников загнали, вон, Агушин со своей свитой на самом высоком ряду сидит. Детали ему оттуда, конечно, сложно рассмотреть, но вот общий вид лучший. А на выборе участников на кой черт нужны детали? Что он не помнит, как его соученики выглядят? Потому что вот вряд ли выберут какого-нибудь первокурсника, который еще в расположении зданий школы плохо ориентируется. Только вот я, к своему глубокому сожалению, не первокурсник. Ну второй курс тоже не может похвастаться глубокими знаниями, но все же более опытный соперник, чем какой-нибудь тринадцатилетний юнец. Оказывается, все ученики обязаны были присутствовать на жеребьевке, и явиться сюда было вызвано не только интересом и прихотью Дмитрия.

Взросление все же в этом мире проходило немного отлично от привычного мне. В тринадцать лет тут даже не думали, чтобы на охоту детей отправить, ну или в путешествие самостоятельное, не говоря уже об управлении собственным кланом. Что клан, на мне вся империя держалась, если бы мозги было кому вовремя вправить. Но этого желания ни у кого не возникло, а вот желание отправить меня к праотцам побыстрее очень даже быстро родилось. Но, я отвлекся, рассматривая собравшихся и плавая в собственных мыслях, поэтому пропустил речь директора. Пора прекратить уже летать в облаках, а то всю жизнь так пропустить смогу.

Сфокусировав взгляд на стоящих на поле людях, я увидел, как один из наставников открыл короб, который держал в руках и оттуда вылетел металлический шар, зависший перед ним, издавая низкий гул.

Хоть память мне помогала, но я все равно вздрогнул, чувствуя, как застучало сердце, видя наяву проявление тех чудес, которым научились люди за какие-то сто лет. Правда, они при этом, похоже, еще и стыд с совестью потеряли, я весьма неодобрительно покосился на голые ноги сидящей рядом со мной Ольги Назаровой. Нет, ножки были хороши, просто на загляденье, вот только мысль о том, что кто-то в соседнем секторе так же пялится на ноги Наташки, выводила меня из себя.

— Хватит зубами скрипеть, а то мне страшно становится, — прошептал Карамзин. — Понимаю, что мы снова не позавтракали, но потерпи уж немного, сейчас распределение пройдет, и пойдем пожрем. Сегодня суббота и столовка весь день открыта. Или у тебя глисты завелись? Покажись тогда медичке, она тебе отравы даст какой, а то жить невозможно, вечно по ночам такой срежет слушая.

Я покосился на него и промолчал. Тем более, что директор снова поднял руку, призывая к молчанию.

— Сегодня я еще раз хочу поприветствовать наших дорогих учеников на церемонии распределения и выбора участников ежегодных межфакультетских состязаний, — все довольно вяло похлопали в ладоши и снова воцарилась тишина. Значит, я речь не пропустил, просто он ничего до этого не говорил. Повнимательнее надо быть, Петр, не следует превращаться в Петеньку-слюнтяя, которым была здесь твоя проекция до тебя. — Более того, я с гордостью объявляю, что его императорское величество император всероссийский Годунов Борис Владимирович сегодня оказал нам честь и милостиво согласился присутствовать на нашей церемонии! — когда заиграла торжественная музыка, я едва не подскочил со своего сиденья, но тут все поднялись, с торжественно-похоронными лицами, и я тоже вскочил, пытаясь успокоиться и не оглядываться, чтобы увидеть тех музыкантов, которые сейчас исполняли этот торжественный марш.

Воздух недалеко от того места, где стоял директор, задрожал и пошел рябью, которая становилась все шире и шире, пока не образовалось правильной формы, наверное, окно — это было лучшее определение. Из этого окна выскочили две фигуры и принялись осматривать все вокруг, проводя красным лучом по всем трибунам, который исходил из какой-то коробочки, затем один из них поднес руку ко рту и проговорил.

— Свободно, — после чего они встали по обе стороны от окна.

— Сколько пафоса, терпеть не могу это. Вот на кой нам нужно появление его императорского величества здесь и сейчас. Лишняя болтовня о важности момента. Сами мы все знаем, только время затягивать будет, — пробубнил еле слышно Карамзин, глядя в сторону образовавшегося окна.

Телепорт, это телепорт, настойчиво стучала мне в голову мысль, пока я пытался осознать тот факт, что можно вот так вот появляться прямо из воздуха. Рука уже дрогнула и потянулась, чтобы осенить меня крестным знаменем, но я вогнал ногти другой руки в ладонь, чтобы не сотворить глупость, за которую вполне мог поплатиться.

Тут из подрагивающего в воздухе окна появилась плотная коренастая фигура в белом мундире, который напоминал мне военный, но все же немного другой, более удобный даже на вид, что ли. Вот тут были украшения, соответствующие статусу: и позолоченные шнуры с погона красиво лежали на груди, и ордена с драгоценными камнями... Я попытался вспомнить, как выглядел Борис Годунов на портретах, нотак и не вспомнил, вот только, по-моему, не был он вот таким кряжистым, вполне высоким мужем с истинной статью царя. Но, этот Борис, как бы не правнук того, кто этот род на престол возвел, а иной раз дети не в родителя рождаются, что уж тут про правнука говорить. Лицо у императора было волевым, но вот взгляд немного подкачал. Не было в нем того орлиного блеска, который я у деда помнил, когда он вдаль смотрел, Великою свою страну представляя. Не знаю, император почему-то не произвел на меня впечатления. Ну есть и есть, чего уж там. Я перед дедовой прачкой, как перед державной императрицей кланялся, ничего, спина не отсохла, мне не привыкать.

Я покосился на стоящих рядом учеников. Никто кланяться не спешил, видимо, не слишком это принято. Император же размашистым шагом прошел к специально для него приготовленному сиденью, рядом с трибунами, кивнув на ходу Назаровой. О как, и кем же наша скромница царственной особе приходится? Если близкая родственница, то понятно, почему он время нашел, чтобы в школе побывать.

— Ну, конечно, ради племянницы императора, дочери его любимой сестры можно и расстараться и даже состязания вернуть. Наверное, Назарова на каникулах дядюшке поплакаться успела, как невыносимо скучно проходит жизнь без этих зрелищ, — очень тихо, так, что я его едва расслышал заявил Карамзин. Ну вот и ответ на мой невысказанный вопрос, насчет того, кто такая Назарова.

— А теперь приступим к долгожданному выбору. Трое юношей и трое девушек будут в течение года защищать честь своего факультета. Победивший факультет освобождается от прохождения ежегодной летней практики. Участники состязаний освобождаются от экзаменов, так как подготовка к прохождению этапов — это и есть своего рода экзамен. Также, как вам известно, участники состязаний будут обучаться по индивидуальной программе, а то, я погляжу, многие из вас уже обрадовались тому, что в первый учебный день вам не задали домашнее задание, — и директор улыбнулся. — Его величество решил оказать нам честь не только своим присутствием, но и тем, что готов собственноручно запустить нашего «Матвея».

Он все под ту же торжественную музыку, источник которой я никак не мог найти, хотя память и подсказала, что она, скорее всего, записана на носитель, подхватил висящий в воздухе шар и направился к императору, который в это время встал со своего кресла, больше трон напоминающего.

— Я рад присутствовать здесь, я рад видеть так много новых юных лиц, еще не представленных ко двору, и я рад открыть это праздник ума, мужества, знаний и других качеств, необходимых для того, чтобы выиграть. Когда-то давно я, обучаясь в этой школе, был выбран «Матвеем» в качестве представителя своего факультета. В тот раз наша команда проиграла. Нам не хватило до победы совсем немного, но мы все равно проиграли. Это говорит только о том, что борьба идет честная и без различных подтасовок со стороны как судейства, так и руководства школы, и самих игроков. И пусть победят сильнейшие!

Император Борис подбросил шар вверх и развел руками, а затем послал прямо в цент просто зависшего у него над головой шара небольшой импульс. Когда яркая искра попала в шар он вспыхнул, да так ярко, что на мгновение показалось, будто полетевшие из него искры озарили каждого ученика школы, почему-то не затронув ни императора с его стражей, ни директора с наставниками. Я моргнул пару раз, пытаясь прогнать вспышки в глазах, а потом увидел, как шар медленно подлетел к сектору нашего факультета и полетел еще медленнее, останавливаясь напротив каждого ученика. Начал он облетать с первого ряда, поэтому мне стало понятно, почему большая часть учеников так стремилась попасть наверх и избежать участи участника.

Сначала ничего не происходило. Когда шар подлетел ко мне, я невольно от него отшатнулся, чем вызвал смешки увидевших это. Он долго висел напротив меня, подмигивая красным глазом, а потом медленно отплыл в направлении Назаровой. Вот возле нее он снова остановился, хотя мимо того же Дмитрия проплыл, даже не задерживаясь. Я вздохнул с облегчением, чувствуя, как Карамзин похлопал меня по плечу. Какая ж это честь представлять факультет, если все тебя, как на каторгу провожают, ежели не повезет в числе участников оказаться. Висел он напротив императорской племянницы все-таки меньше, чем напротив меня, а потом его глаз загорелся зеленым светом, и в воздух выбросило сноп зеленых же искр, ослепив меня на миг.

— Итак, первая участница с факультета юриспруденции и силовых методов определена: Ольга Назарова! — громко объявил директор, а Назарова сильно побледнела и оглянулась на дядю императора, который лишь развел руками. Как я понял, на этот шар, которого почему-то назвали «Матвей» никто влиять в принципе не может. Если он выпустил зеленые искры, значит будешь умом, мужеством и... чем там еще император говорил, защищать честь родного факультета. Да, если очень сильно не хочешь.

А шар тем временем начал облетать второй ряд. Возле Лаврова, который староста, и которого ненавидит Карамзин, шар снова выдал сноп искр.

— Второй участник с юриспруденции и силовых методов Виктор Лавров! — вновь заорал директор, а Дмитрий только глаза закатил и провел ребром ладони по шее, высунув при этом язык и закатив глаза. Что он этим хотел сказать было не понятно, да и разбираться некогда, потому что шар высыпал зеленые искры возле соседа Лаврова. — И третий участник — Василий Конев!

Потом были выбраны две девушки: Анастасия Клыкова и Юлия Трубецкая. В моем мире они были бы княжнами, как-то на автомате отметил я про себя. Шар же направился было на третий ряд, но вдруг остановился и резко повернулся своим красным глазом в нашу сторону. Мне опять стало не по себе, потому что создалось ощущение, что он внимательно осматривает именно меня, изучая, разбирая по косточкам, как самый умелый мясник. Повисев так в воздухе, он начал поворачиваться, но практически сразу отказался от этой идеи и рванул с огромной скоростью в мою сторону. От неожиданности я оступился и упал на скамью, к счастью, сев на нее, а не растянувшись поперек, или того хуже на пол под ноги Назаровой. Раздавшиеся было смешки мгновенно прекратились, когда шар, опустившись до уровня моего лица, позеленел, а над нами полетели зеленые искры. Я распахнул глаза.

— Господи Боже мой, за что ты так со мной? — прошептал я и, не удержавшись, все-таки перекрестился. К счастью, меня практически не было видно, потому что я сидел в этот момент, тогда как другие вокруг меня все еще стояли. Вот только делать было нечего, потому что шар уже летел в следующий сектор, резко взлетев на верхних ярус, чтобы начать выбирать своих жертв сверху-вниз, чем вызвал гул недовольства и явные перешептывания. Хотя, возможно, не из-за «Матвея» они так громко шептались. Я поднялся на ноги, когда в гробовой тишине прозвучал немного неуверенный голос директора с небольшой заминкой в голосе.

— И, наконец, шестой участник от факультета юриспруденции и силовых методов Петр Романов. И так все участники от факультета силовых методов и юриспруденции спуститесь к нам, чтобы запечатлеть это радостный для всех момент.

— Ты — покойник, — на секунду повернувшись ко мне, Назарова начала спускаться вниз первая под жидкие аплодисменты со стороны соучеников. Следом за ней по проходу прошли и остальные участники. Только я все еще мешкал, пока не почувствовал напутственный удар в спину от Карамзина, который немного привел меня в чувства.

Я спустился вниз и подошел к пятерке, которая стояла рядом с императором и о чем-то живо переговаривалась. Я подошел к ним ровно в тот момент, когда Назарова подошла к одному из наставников, скорее всего, пользуясь своим правом любимой племянницы императора.

— Пока первые наши участники проходят краткий инструктаж, — почему-то покосился в нашу сторону директор, — мы продолжаем. Сейчас на очереди факультет экономики и расчета вероятностей.

— Скажите, мы можем отказаться от участия в соревнованиях, — тихо спросила Назарова у того самого наставника, который смерил ее удивленным взглядом, не ожидая вопроса, адресованного ему.

— Нет, — коротко бросил он и отвернулся от девушки, невзирая на ее положение в обществе.

— А досрочно мы можем выйти из соревнования? Объявить, что мы принимаем поражение? — продолжала допытывать она. Я понимал, что это связано с тем, что выбор шара пал на меня. Мне было конечно проще, ежели так оно и было. Я еще не был готов соревноваться в магическом искусстве с кем бы то не было. Вот если бы в фехтовании или в скачках на лошадях. Но слабаком я не был, поэтому мужественно стерпел выбор судьбы в виде этого «Матвея».

— Нет, — не поворачиваясь к ней, ответил наставник. Тут я заметил, как шар остановился напротив Натальи моей, и сердце снова непроизвольно сжалось. Если эти соревнования настолько опасны, то мне тревожно сразу стало за сестрицу мою. Но испуганной и недовольной она не выглядела, что немного успокоило меня.

— Прекрати меня позорить, — тихо прошипел, спускаясь со своего насиженного места, император Борис, и приобнял свою племянницу, показывая, что он рад павшему на нее выбору.

— Позор ты испытаешь за меня, когда Романов нас подставит, — прошипела она в сторону дяди, который подошел в это время к Лаврову, пожимая тому руку. Когда очередь дошла до меня, он остановился, внимательно меня разглядывая медленно протягивая руку для рукопожатия.

— Я не опозорю родственницу вашу и себя самого, — уверенно проговорил я, глядя ему в глаза. Он кивнул, пожав мне руку и вернулся к своему месту.

— А теперь вновь выбранные участники с факультета экономики и расчета могут спуститься вниз. А вы, — он повернулся к нам, — можете вернуться на свои места.

Я серьезно кивнул, в голове прокручивая мысль, которая начала в полной мере до меня доходить. Я участник серьезного межфакультетского соревнования, о котором я не знаю ничего. Садясь на свое место и отмахнувшись от Дмитрия, который что-то пытался у меня расспросить, я решал в это время про себя непростую задачу: где мне можно узнать, как можно больше, про состязания эти, чтобы быть готовым к любым неожиданностям.

Глава 7

Как только распределение закончилось, я сразу же покинул стадион. Карамзин пытался меня задержать, но я только отмахнулся. Имен участников от других факультетов я не запомнил, единственное, на что обратил внимание, среди экономистов Наташки нет, и это меня порадовало. Видимо «Матвей» просто решил поиграть на ее нервах, как он делал перед некоторыми учениками, подолгу замирая прямо перед их лицами. Ну и славно, хоть об этом голова не будет болеть, как защитить ее и уберечь от опасности, о которой я и сам не представляю.

Мне надо было подумать и успокоиться. Поведение соучеников с моего факультета не лезло ни в какие ворота. Есть такие моменты, когда и перед прачкой будут спину гнуть, а тут почти в голос завыли, как только увидели меня в своих напарниках. Вот уж точно позор, как сказал император Борис. У меня уже давно начало складываться ощущение полной безнаказанности и вседозволенности некоторых учеников, но то, что они показали на стадионе перед сотнями глаз, говорило об их неуравновешенности и избалованности. Проиграть битву еще ее не начиная, могут только тряпки, коими они почему-то считали меня, ну или люди недалекого ума. Я вот проигрывать совершенно не желаю, но как исправить то, что заварил Петенька, настроив почитай всю школу против себя?

Я не знал больше места, куда мало кто заходил просто так, кроме зала, который на самом деле назывался большой тренировочный зал. К тому же, он находился неподалеку от стадиона. Вот туда я и направился.

В зале было темно, но, как только я вошел внутрь, свет вспыхнул, озарив все вокруг, словно сотнями ярких огней, хотя ничего, что могло испускать такой свет, я так и не увидел, сколько бы не присматривался. Свет исходил и от потолка, и от стен. При этом он практически не давал тени, и это было самое удивительное, это было то, что заставляло меня верить в магию, в то, что маги — это не проклятые, чьи души навечно потеряны и принадлежат Сатане, а просто люди, которые могут чуть больше, чем все остальные.

Сейчас самое время было заняться этой самой магией, тем более, что для этого нужно было пройти чуть в сторону, поближе к зеркалам, и сотворить какое-нибудь магическое действие, и тогда прямо из пола выскочат прозрачные стены, которые защитят невольных зрителей от неприятностей. Все это мне подсказала память, вот только она не подсказала мне ни одного магического действия, потому что Петенька так сильно боялся собственного дара, что даже не пытался запомнить ничего из того, что могло бы мне помочь. Тем интереснее становился вопрос, а зачем он вообще полез к тому шару, лежащему посредине подземного озера? Ведь, сдается мне, что он туда полез не просто так, и что именно этим он способствовал мое появление здесь.

Не удивлюсь, ежели однажды станет известно, что он таким вот нехитрым способом решил попасть в мир без магии, да еще и императором стать. Шар, или тот, кто за ним стоит, исполнил его мечтания, и мы вот так поменялись местами. Что характерно, мир в который он попал и не знал никогда такую вот магию, да и императором стать тоже проблем не составило. Вот бы кто действительно смог нормально ужиться с теми стервятниками, которые меня в могилу свели, почему-то мне показалось именно так. Он бы им не перечил, а они бы за его спиной делали все, что хотели. И даже не пытался бы бунт затевать, какой я измыслил. Вот такой вот взаимовыгодный обмен. А вот то, что императором он стал так ненадолго, ну, что, же, на все воля Божья, упокой Господь его душу мятежную. Всегда нужно быть аккуратнее в своих желаниях. Я размашисто перекрестился и принялся осматривать зал более внимательно, тем более, что в прошлый раз только и делал, что бегал, и на бегу ничего толком не рассмотрел.

Сейчас же, без пристального наблюдения за мной наставника, я мог все рассмотреть, как следует.

В зале было много различных приспособлений, про которые я ничего не мог понять, даже напрягая память, а раз никаких ответов не возникало, значит, Петенька сам не знал, для чего всё это предназначено. Подняв один шар, который начал светиться, словно солнышко ясное, испуская во все стороны лучи золотистого света, я повертел его в руках, пожал плечами и положил обратно. Остальные штуки я даже трогать не стал, а то еще оторвет чего-нибудь весьма мне пока надобного. Ну его, от греха подальше. Наставник придет и все расскажет, почему-то мне виделось, что бегом он не ограничится и это было только начало. Вспоминая тот позор на стадионе, я еще больше захотел всему научиться и как можно быстрее, доказывая всем, что я не тот Петенька, которого они все знали до этого. Меня разобрала на мгновение такая злость на моего двойника, что успокоиться я смог только через некоторое время, несколько раз глубоко вздохнув.

Внезапно в углу мое внимание привлекло нечто знакомое. Быстро подойдя к этому месту, я с удивлением обнаружил стойку с самыми настоящими шпагами. Вытащив одну из них и примерив вес к руке, ощущая баланс, только покачал головой, и несколько раз цокнул языком. Какая невероятная сталь. Да, в моем мире ничего похожего просто не было. Это был изящный эспадрон, легший мне в руку, как влитой. У меня была другая шпага. Чуть более тяжелая, эфес которой пришлось отдать ювелиру, чтобы создал вид истинно камзольной. А тут все было идеальное, никаких рубинов и сапфиров не нужно было, чтобы она казалось парадной и дорогой. А вот сам клинок у меня был самый настоящий колишемард — весьма серьезное оружие, вовсе не парадная шпажонка, коей она казалась после работы ювелира.

У эспадрона был скруглен кончик, тренировочная, значит, шпага. Сделав шаг к зеркалу, я встал в стойку.

— Салют, — взмах приветствия и шпага застыла в средней стойке, моей любимой, учитывая отнюдь не маленький рост. — Ан гард! — я смотрел на своего двойника в зеркале, но образ Петеньки был все еще чужд мне, поэтому было так легко представить, что напротив стоит настоящий противник. Месье Ломмер был всегда доволен моими успехами в фехтовании.

Выпад, поворот, вторая нога не отрывается от пола, клинок встречает на своем пути клинок соперника. Захватить его ближе к эфесу, повернуть кисть. Снова поворот и застыть в стойке, не отводя взгляда от соперника. В какой-то момент свет моргнул, а зеркало словно исчезло, разлетевшись на куски. Остался только освещенный круг, за которым была темнота и мое отражение, уже и не отражение вовсе, а тень, нет, не тень, самый настоящий соперник, ловкий и умелый, который сейчас первым начал атаковать. Финт в аппеле отвлек внимание, потому что я не успевал отбить удар. Сосредоточься, твою мать, Петр свет Алексеевич. Иначе быть тебе битым.

Веселая злость плескалась во мне, как то вино с пузырьками, которое Лефорт притащил в подарок однажды. Вино то шампанское называлось, и сразу не понравилось мне, но потом пузырьки те сделали дело свое, в голове стало легко, а в теле появилась приятная возбужденность. Сейчас я ощущал нечто похожее, когда совершенно отчетливо услышал лязг столкнувшихся клинков. Вот только соперник мой зло усмехнулся, и я увидел, как его лицо исказилось, а сквозь знакомые черты проступила звериная сущность. Лишь на миг открылся мне этот мой зазеркальный двойник, но я уже понял, что, если не убью его, то добром это не закончится.

Если до этого момента мне казалось, что вся эта битва, всего лишь дурачество, то сейчас все пошло как на самой взаправдешной дуэли. Никакой злости и дурачества уже не было, была только полная сосредоточенность на своих движениях и на движениях своего противника. Удар, еще удар. Месье Ломмер всегда призывал не затягивать схватку. Если я хочу победить, то должен закончить в два-три удара. Финт, ангаже и переход в проходящий батман, рывок и шпага зазеркального Петра вырывается у него из руки и летит куда-то в темноту. Но я жалостью никогда не страдал, не научили меня жалости, поэтому без пускания слюней вонзил шпагу в грудь сопернику, даже на мгновение забыв, что конец у нее закруглен. Как бы то ни было, но вошла шпага в его тело очень даже хорошо. На белой рубахе начало расплываться белое пятно, а сам Петр упал на колени. Я невольно перевел взгляд на свою одежду, но она оставалась чистой, да и боли никакой я не чувствовал. И тут только я заметил, что одет он был так, как мог быть одет я сам, там в том мире. Белая рубаха с кружевами на рукавах не оставляла в этом никаких сомнений.

— Туше, — процедил я, выдергивая эспадрон из тела своего соперника. И тут Петр сначала поднял голову, затем и сам поднялся на ноги, словно никакого ранения у него не было, низко мне поклонился, улыбнулся, подмигнул и исчез.

Тут же вспыхнул свет, а ко мне кто-то подбежал, но вспыхнувший свет так сильно ослепил меня, что я даже не понял, кто это пытается бить меня кулаками. Было ощущение, что меня словно выдернули из какого-то другого темного мира и вернули обратно в зал, в котором я и должен был находиться.

Несколько раз моргнув, я отшвырнул эспадрон и схватил нападавшего за руки, уже на ощупь ощутив тонкие запястья и нежную кожу. Зрение возвращалось медленно, гораздо быстрее я стал слышать.

— ...Романов! Ты... идиот! ... какого хрена? — она попыталась вырваться и пнула меня по голени. Подленький удар и очень болезненный на самом деле.

Я заскрипел зубами. Вскрик мне удалось сдержать, но вот на ногах я не удержался. Падать одному не слишком хотелось, и упал я на пол, увлекая за собой девушку, чье очертание только-только начал различать. Оказавшись на полу, я перевернулся и навалился на отчаянно сопротивляющееся тело. Еще пару раз моргнув, наконец-то, различил, что подо мной извивается Анастасия Клыкова, еще одна участница состязаний за честь нашего факультета.

— Прекрати, иначе, все может закончиться весьма и весьма... хм... игриво, — предупредил я ее, продолжая удерживать руки над головой. При этом я опустил взгляд вниз. — О, а можешь и продолжать извиваться, я совсем не против.

— Романов, отпусти, кретин, — сердито сказала Анастасия, но вырываться прекратила. — Вставай уже. Никогда не думала, что ты настолько тяжелый. — Я довольно легко поднялся на ноги и протянул ей руку, которую едва не выпустил, когда увидел, как она одета. Майка, которая почти не скрывала грудь, но этим меня после декольте придворных красавиц не удивишь. А вот обтягивающие ножки и... все остальное штаны, вот это зрелище заставило меня слегка покраснеть, и отвести взгляд. Все-таки для меня пока все это слишком. Но, я привыкну. Обязательно. Ведь еще только второй день, как я вместо неминуемой смерти попал сюда в этот мир. Так что, осталось лишь привыкнуть, выжить в состязаниях, пройти практику, потому что я очень сомневаюсь в победе, и поехать к деду, чтобы уже узнать, что же творится в этом мире! А потом все тщательно обдумать и принять решение о том, что делать дальше.

— А что ты так переполошилась? — Клыкова училась на третьем курсе, и была немного старше меня, одного возраста с Наташей. Почему-то это обстоятельство заставляло ее смотреть на меня немного снисходительно.

— Я пришла позаниматься и что я вижу? Кретин Романов решил сразиться с зеркальным двойником! Ты хоть понимаешь, идиот, как это опасно? А если бы ты не справился?

— И что бы было, ежели я не справился бы? — я старался говорить, как они, но иногда одно-два привычных слова выскальзывали изо рта, и я не мог их удержать.

— Ты бы растворился в нем. И эта тварь получила бы вход в наш мир. К счастью, ты справился, — мрачно добавила она. — И теперь он обязан служить тебе, и даже должен проводить по зазеркалью. Но это на самый крайний случай. Когда вообще выхода уже не остается.

— Вот как, я не знал, — задумавшись, я даже перестал обращать внимание на ее откровенный наряд, который у нас ни за что ни одна блудница не надела бы.

— Не знал он. Да ты нас всех чуть под смерть не подвел. Аккуратнее надо быть, когда вызываешь самого настоящего демона без поддержки, — огрызнулась она и, о чем-то задумавшись, начала как-то по-другому смотреть на меня.

— А как я его вызвал? — задал, наверное, я самый глупый вопрос, но других в голове у меня не было.

— Этот вопрос не ко мне, я не специалист в этой теме. Не знала, что ты на такое способен, что ты вообще в плане магии на что-то способен, — ровно уточнила она и отвернулась от меня, потеряв ко мне интерес.

— Где я могу прочитать про этих двойников?

— В библиотеке, — Анастасия пожала плечами и подошла к тому самому шару, который я недавно рассматривал, и взяла его в руку. — А ты неплохо фехтуешь. — Она усмехнулась и уже полностью потеряла ко мне интерес, возвращаясь к своей еще не начавшейся тренировке.

Когда мяч начал светиться, она подкинула его в воздух и шар завис, а потом начал вращаться. При этом его лучи начали бить только в то место, где стояла Клыкова. Девушка же начала уворачиваться от этих лучей, то подпрыгивая, то приседая, а то и вовсе падая на пол, пропуская их у себя над головой. Лучи двигались на разных расстояниях от пола, а то и вовсе хаотично. Но, упражнение хорошее, надо взять его на вооружение. Если бы еще ее костюм не выглядел столь срамно, особенно, когда ей приходилось прыгать, а груди так соблазнительно при этом... Так, Романов, что-то твои мысли не туда ушли, ну-ка переключайся с баб на более важные дела.

Переключиться мне не позволил Долгов, ворвавшийся в зал и бросившийся на меня. Я почувствовал, как меня прижимают к стене, а рука просто стальной хваткой впивается мне в шею.

— Имя! — прорычал наставник.

— Петр Алексеевич Романов, — прохрипел я, хватая за руки сошедшего с ума наставника, и стараясь оторвать их от своего горла.

— Глава твоего рода?

— Мой дед, Петр Алексеевич Романов, живет в Костроме. А с отцом у него, похоже, на роду написано враждовать, — рука разжалась, и я стек по стене на пол.

— Прости, — Долгов прислонился лбом к зеркальной поверхности совершенно целого зеркала, хотя я собственными глазами видел, как оно разлеталось на множество осколков. — Как тебе вообще удалось вызвать на поединок двойника?

— Я не знаю. Сам задаюсь этим вопросом и у вас хотел найти на него ответа. Начал отрабатывать движения с эспадроном, смотрел в зеркало, а потом погас свет и... В общем, вышел он. Я даже сначала не понял, что это не мое отражение.

— Так оно обычно и бывает, когда он начинает манипулировать новичком. Пока сообразишь, что это не развлечение, то он убивает тебя. Как ты его прогнал?

— Победил в дуэли фехтовальной. — Глядя на серьезного наставника, я понял, что это все далеко не шутки. Хотя уже тогда, когда скрестилось наше оружие я понял, что все всерьез. Но обезопасить учеников от такого, если наставники знают, что двойник может прийти в любой момент было бы неплохо с их стороны.

— Так куда он делся? — Долгов внимательно смотрел на меня.

— Да не знаю я, -поднялся на ноги, глядя на наставника исподлобья. — Просто исчез. Сначала я его проткнул шпагой, он вроде бы упал, но потом подмигнул мне и исчез.

— Ну, вроде бы обошлось, — выдохнул Долгов. — Магией двойников мало кто владеет. Я постараюсь найти тебе наставника. И, Романов, без этого никуда. Было бы глупо раскидываться такими подарками судьбы. Ну а теперь давай позанимаемся. И прекрати пялится на задницу Клыковой! Клыкова! — когда девушка обернулась, посмотрев на него, он резко добавил. — Прекращай подслушивать, а то у тебя уши разного размера станут. Да, придешь еще раз в зал без лифчика, вылетишь отсюда так быстро, что даже пикнуть не успеешь. Романов, ты почему, твою мать, без обвязок?

— Я не успел их намотать, — пробормотал я, бросая время от времени взгляд на задницу Клыковой, несмотря на предупреждение.

— Надевай. Еще раз не успеешь сделать что-нибудь, что я прикажу, не обижайся. — Он бросил мне тряпки. — Наматывай и приступим. Раз ты такой шустрый оказался, значит, вполне можно с тобой рукопашным боем без применения магии заняться. Тем более, что ты, похоже, уже разогрелся. Ну что встал столбом, бегом!

Глава 8

— Поговори со мной, ну поговори, ну чего ты? — и вот как прикажите теперь в туалет ходить и душ принимать, да и вообще в зеркало смотреться, если из каждой зеркальной глади мое собственное отражение стоит, скрестив руки на груди, да еще и постоянно болтает.

— Изыди, окаянный, — пробормотал я, наскоро вытерев голову полотенцем, и, натянув нижнее белье, выскочил из ванной, чтобы одеться уже в комнате.

Карамзин оглядел меня с ног до головы.

— Вот, что значит, не заморачиваться формальностями, — он усмехнулся и принялся рассовывать по карманам перчатки, платки, какие-то амулеты. Мне показалось, что амулеты, но на самом деле, это могло быть что угодно.

— Ты куда собрался? — я пропустил его выпад мимо ушей. Лучше уж перед ним полуголым показаться, да быстро одеться, чем перед зеркалом, из которого это исчадье смотрит. Еще и гадости всякие говорит, как будто я без него не знаю, что жилы надо подтянуть, да мясо нарастить, а то слишком уж тщедушным Петенька мне показался. Надо бы провериться у медикуса, может, болен чем?

— В отличие от некоторых, освобожденных от занятий, всем остальным учащимся нашей группы велено явиться на конюшню и попытаться договориться с лошадью, — Дмитрий подумал, почесал голову.

— Договориться? — переспросил я, натягивая штаны. — Зачем с ней договариваться?

— Ну не договориться, — скривился Дмитрий. — Приручить, расположить к себе, или как там ты это называешь. Может заклятье какое есть? А, Романов, ты какое-то заклятье применял, что это чудище, как самый смирный пони себя вел?

— Ничего не понимаю, твой отец же заводчик? — одевшись, я чувствовал себя более уверенно. Все-таки привыкать мне еще и привыкать. И, хоть память намекала мне, что здесь к частичной наготе относились более терпимо, но я пока не мог пересилить себя. Может быть со временем это пройдет, а может быть и нет, я не знаю, не могу знать, я не пифия какая, и не птица Сирин.

— Ну и что? Дед твой, например, один из признанных мастеров боевой магии, да маготехник выдающийся. А ты только сейчас перестал магии своей пугаться, словно тебя по голове огрели, да мозги на место вставили. Признайся, только честно, ты хоть пытался разобраться, как работает магический движитель? — Карамзин ехидно посмотрел на меня. — Так есть какое заклятье, чтобы с лошадьми поладить? — он старательно обходил стороной мое распределение в местные гладиаторы. Словно на эту тему наложили табу. Я сильно сомневался, что он мне завидовал, лично я был бы не рад, если бы моего единственного друга повели на плаху, да еще и улыбались при этом. Карамзин был действительно другом, потому как не стал задавать лишних вопросов, больше обеспокоившись после известия, что я применил магию двойников и сумел победить пришедшего по мою душу. Лично меня подобное вполне устраивало, потому что я сам был не готов это обсуждать.

— Есть, — я вполне серьезно ответил. — Не показывай лошади, что ее боишься, и угости чем-нибудь. Лучше всего сахаром. Лошади те еще сладкоежки. Не пытайся сразу сбрую надевать, лучше поговори с ней, погладь...В общем да, ты прав, попытайся с ней договориться.

— Романов, ты издеваешься? — Карамзин возвел взгляд к потолку.

— Нет, Карамзин, не издеваюсь. Хочешь научиться с лошадьми ладить, послушай, что я тебе говорю, — подойдя к шкафу, я рывком открыл его. На дверце было приделано зеркало, в котором мое отражение усиленно делало вид, что его тошнит. Я быстро закрыл шкаф, и прислонился к дверце спиной, пытаясь успокоиться и не начать бить все попавшиеся мне под руку зеркала.

— Еще скажи, что лошадь понимает, о чем ты с ней разговариваешь, — Дмитрий нахмурился.

— Ну, может и понимает, вот этого я точно не знаю, потому что лошадиным языком не владею. А вот то, что таким вот образом она к твоему голосу, да к рукам привыкнет, вот это точно, — мне показалось, что дверь шкафа как будто толкнул кто-то изнутри. Навалившись на него еще сильнее, чтобы дверца не открылась и мое отражение меня не отвлекало от разговора, добавил. — А сахаром ты ее умаслишь, так она будет к тебе симпатию испытывать.

— Знаешь, в этом что-то есть, — Карамзин задумался, а затем решительно направился к двери. — Ладно, я в столовую за сахаром, а потом на конюшню. Попробую сделать так, как ты советуешь. Пожелай мне удачи.

— Ни пуха...

— К черту, — и Карамзин вышел из комнаты.

Я быстро подбежал к двери и повернул ключ, торчащий из скважины, запирая дверь. Ключ был моим, и вчера, вернувшись с тренировки, я не смог открыть дверь, потому что Карамзин оставил свой ключ в замке. Как оказалось, у него в гостях была весьма хорошенькая девушка с другого факультета, я даже не уточнил с какого именно и сколько ей лет, как не уточнил, как ее зовут, потому что был в тот момент сильно зол. Я устал и хотел смыть с себя пот, а потом упасть и уснуть, а тут такой конфуз, из-за которого я вынужден был стоят в коридоре. Да я едва не выбил эту проклятую дверь. Будь у меня прежняя сила, точно выбил бы. Судя по разобранной постели, Карамзин и та девица весьма приятно проводили время, но мне резко стало не до парочки, когда в зеркале в ванной комнате я вчера увидел это злостное отражение. Вот она забота и сопереживание от соседа и друга. Ведь после той злосчастной жеребьевки мы с ним не виделись больше. Я бы на его месте хотя бы озаботился вопросом: ждать соседа или нет, прежде, чем практически выселять того из комнаты. Убедившись, что сейчас никто не войдет в комнату, пока не открою, я рванул на себя дверцу шкафа и злобно уставился на отражение.

— Что тебе надо от меня? — резко спросил я, с тоской думая о том, как бы не сочли меня скорбным умом, раз уж начал беседы со своим отражением вести. Отражение то, кстати, полностью соответствовало моему одеянию и внешнему виду. Поэтому я заметил, что надел майку задом наперед, впопыхах не особо рассматривая, что и как делаю. Сказав пару бранных слов, я стянул майку и натянул ее уже как надо под тихое хихиканье этого незваного гостя.

— О, ты, наконец-то решил поговорить со мной, не прошло и года, — язвительно заявил этот тип, убедившись, что я закончил приводить себя в порядок и теперь могу полностью сосредоточиться на разговоре. — Хватит меня игнорить, все равно у тебя не получится. Так уж вышло, что мы теперь связаны. Считай, что я твой сиамский близнец, от которого тебе не избавиться, потому что у нас одно сердце на двоих.

— Как это? — я попятился. Чего уж тут таиться, к такому я точно не был готов.

— А вот так, — его голос просто сочился ядом. — Так что, тебе придется со мной говорить и слушать меня тоже, лучше привыкай. А то крышу быстро ветром снесет, если отторгать свою лучшую половину разума будешь, а я не хочу в дурку, там скучно.

— Я не хочу к тебе привыкать! — выкрикнул я, глядя на собственное отражение с яростью, даже не пытаясь понять некоторых слов. — И вообще, ты хотел меня убить, если забыл.

— Подумаешь, какой ранимый мальчик, — махнул рукой тип в зеркале. — Ну и что? У меня был плохой день, и я даже не предполагал, что он может закончиться еще хуже.

— Ты хотел меня убить, — повторил я, сжимая зубы.

— Ну и что? Ты меня, между прочим, тоже. Если бы ты мне печень располосовал или селезенку проткнул, то я бы спокойно умер у себя дома в агонии в кругу близких и любящих меня людей. Потому что связанных одной печенью или селезенкой не бывает. Как и трех глаз на двоих. Кто тебя вообще надоумил сразу в сердце бить? А если я к тебе с благими намерениями пришел. В общем, сам виноват, что активировал заклятье и связал нас вместе. Вот заметь, я на тебя не в обиде за то, что ты херню такую с нами обоими сотворил.

— Я не понимаю, что значит, ты не можешь просто убраться в ту помойную яму, из которой выполз? Я-то тебя совершенно точно не приглашал, это ты выбрался из своего Зазеркалья, чтобы убить меня! — Хорошо, что Петенька не слишком похож на меня внешне, иначе мне совсем худо бы стало. Шутка ли стоять и разговаривать сам с собой. Помниться юродивый Гришенька, что у Успенского собора милостыню просил, тоже себе под нос что-то бормотал постоянно. Я ему полновесный серебряный рубль однажды кинул. А он поднял свои, затянутые бельмами глаза и сказал, что молится за меня Богородице будет. Может быть, это он намолил, чтобы я здесь очутился? Ведь, говорят же, что блаженные близки к Господу? Тряхнув головой, отгоняя мысли неуместные, я пристально посмотрел на... ну, пускай будет Петра.

— Да что ты привязался? Говорю же, у меня плохой день был. Ой, тебе ли не знать, как оно бывает? Думал по быстренькому с лошком разобраться, который за эспадрон схватился, ведь точно же знал, что в этом измерении Петр Романов — лох из лохов. Никогда так капитально в справочном бюро по измерениям не ошибались. Ну, не получилось, на тебя нарвался, бывает, — он скривился и цокнул языком. — Похоже, что кто-то из девок судьбоносных вас заменила. Лахетис, поди, это она всех жалеет, дура! То собачку ей жалко, то кошечку, то лоха безобидного. Блондинка на всю голову, тьфу!

— Так ты заранее знал, что тебя может в тренировочном зале ждать заведомо слабый соперник, и решил ввязаться в бой? — у меня глаз дернулся. Кажется, я его уже ненавижу.

— Да ладно тебе, кто бы говорил, — Петр в зеркале насупился. — Уж ты, твое величество, благородством похвастать точно не можешь.

— Меня принуждали к тому обстоятельства, вечные заговоры и предательства, — сквозь зубы процедил я. — Ты же хотел просто разобраться быстренько. И кстати, кто ты такой?

— О, Господи, — он провел рукой по лицу. — Я — это ты. Правда немного другой, но ты. Измерений или миров, их дофигища. Есть и совсем оригинальные, вот этот далеко не предел. Бывал я в одном, где бабы правят, а мужики подле них прислугой, почти рабами служат. Так там мой двойник просто молил об избавлении, не мог он больше жить так, когда даже голову не поднять. Но мир продвинутый, в плане технологий, я там поимел много всего, что потом продал за довольно кругленькую сумму нашему правительству, а на что они поскупились, на черном рынке чуть с руками не оторвали... но это мутная история, тебе ее знать не обязательно. В общем, почти в каждом из измерений проживает твой двойник. Если не умер в детстве, если родители встретились, много в общем, если. Хотя исключения, где ты не родился бы, правда, редко случаются. Только измерения разные, понимаешь?

— Я не юродивый, и прекрасно понимаю, что эти миры образовались, когда что-то пошло не так, — я старался говорить спокойно и не срываться на крик, и, надо сказать, у меня получалось, только каких же усилий мне требовалось для этого, кто бы знал.

— Ну вот, говорю же, ты круче Петручио, который здесь народился. Короче, в нашем измерении давно наука шагнула вперед, и еще как шагнула, я тебе скажу, да и магия тоже есть, не переживай.

— А я и не переживаю.

— Так вот, мы можем находить своих двойников в других измерениях, и... — он принялся рассматривать свои ногти. — В общем, если удается победить, то можем получить кучу перфоманса: погулять по иному измерению, какие-нибудь штуковины контрабандой протащить, девок местных потискать, а то и революцию какую замутить, вариантов много на самом деле. Ну и сильнее от этого становишься, не без этого. Маги могут момент перехода зафиксировать, но не все, а только самые продвинутые, типа этого твоего учителя — Долгова. Но, если внедрение прошло быстро и красиво, то даже он не прикопается, главное, доступ к памяти быстренько получить. С тобой, кстати, почти тот же хрен случился, только в профиль, все-таки обоюдный обмен телами — это вмешательство божественного уровня. М-да. Но случаются и вот такие вот форс-мажоры. И тогда попасть домой проблематично. Приходится всю жизнь в зеркалах куковать, а тут скука смертная, да еще и все наоборот.

— Как это наоборот? — я невольно нахмурился.

— Это как езда на машине в стране с левосторонним движением, и едешь вроде правильно, но такая лажа в итоге образуется, особенно, когда на тебя длинномер прет... Бр-р, — он поежился.

— Я тебя не понимаю, — все еще хмурясь, я смотрел на Петра, и не понимал не только речей его, но и того, что мне делать-то?

— Ах, да... — он почесал висок. — Ну, я немного увлекся, бывает.

— Что случилось в нашем случае?

— Ты меня убил. Причем далеко не виртуально, а это больно, между прочим, — он стал предельно серьезен. — Так получилось, что я теперь живу, пусть и в Зазеркалье, пока живешь ты. Слова про одно сердце на двоих — это не метафора. А мне, знаешь ли, подыхать неохота. По тебе же видно, что ты хоть и круче, чем эта моль на складе китайской синтетики, в которую тебя волею блондинистой дуры зашвырнуло, но в местных реалиях почти не шаришь. Память донора — это конечно решает полдела, но... сам понимаешь. Еще и соревнования эти. Там жесть такая иной раз попадается, просто писец.

— Не понимаю, — я замотал головой. — Причем здесь писец?

— Вот о чем я говорю! То, что тебя еще не вычислили, это случайность, и то, лишь благодаря тому, что лошарик, в чьем теле ты пребываешь, только сеструхе по сути и нужен...

— Надо же, от мира к миру ничего в моей судьбе не меняется, — я горько усмехнулся.

— Вот только нюни не надо разводить, ладно? Если тебя это успокоит, то я со своей Наташкой даже по праздникам редко вижусь, хм, виделся. Поэтому твоя теория, выраженная в самобичевании, не стоит и выведенного яйца. Вздохни глубже, успокойся, представь лужайку полную овечек и соберись уже, тряпка! — внезапно закричал он, чем действительно привел меня в чувство. Удовлетворенно кивнув, он продолжил говорить спокойным тоном. — Тебе еще соревнования пережить нужно, да и мне заодно. Я тут подумал, и, в общем, предлагаю сделку.

— Какую сделку? — я снова нахмурился.

— Ты мне выделяешь небольшой участок в своей башке, и я оттуда смогу тебе помогать...

— Ах, ты, вошь изуверская! Одержимым меня сделать хочешь? — я аж задрожал от ярости.

— Ну, бесноватый ты уже и без подселений различных сущностей, — Петр смотрел на меня задумчиво. — Пойми, мне невыгодно, чтобы ты окочурился на первом же скачке. И я действительно во многом смогу помочь. Хотя бы добрым советом. Ну же решайся. Ты меня не будешь чувствовать, всего лишь голос в голове...

— Да ты спятил, не иначе...

— В отличие от одержимых и просто психов ты будешь прекрасно знать, что этот голос — это я. Будешь считать меня постоянно вставленным в ухо наушником с координатором на том конце. Я же не смогу ни на что повлиять физически. К тому же, ты сам придумаешь и внесешь все необходимые дополнения. Ну же, решайся.

— Да пошел ты...

— Петька, не будь идиотом, — он всплеснул руками. — Ты уже был тем, кого имели все, кому не лень. Неужели и здесь хочешь утерянное знамя лошары подхватить? Я же говорю, ты сам все сделаешь. Ну, хотя бы попытайся, мать твою! Пойдем в библиотеку, я скажу, какие книги нужно будет посмотреть. Сам увидишь, что к чему. И все сноски мелким шрифтом прочитаешь, а потом примешь решение. Как альтернатива — всегда лицезреть меня в любой отражающей поверхности.

— Ну... хорошо, — после минутной паузы произнес я, пребывая в жутких сомнениях. Но помощь мне, как ни крути, была необходима. — И как мне пройти в библиотеку?

— А я знаю? У тебя вон устав школы под койкой валяется. Давай хоть с него начнем знакомиться со здешними реалиями, — я хлопнул себя по лбу. Ну конечно, устав. Как я мог про него забыть? Подойдя к кровати, я вытащил книгу, а Петр, тем временем, добавил. — Ты бы какое-нибудь зеркало небольшое нашел, что ли. И не волнуйся, меня можешь слышать и видеть только ты. Просто не отвечай мне вслух, а то за психа подпишут. И не рекомендую профессуре твоей обо мне рассказывать, такое редко случается в вашем мире, поэтому тебя разберут по винтикам на опыты. В общем, мысленно отвечай. Давай уже посмотрим устав и пойдем в библиотеку, — он хмыкнул, я же, не найдя маленького зеркала, решил, что зайду в комнату сестры, она на третьем этаже живет в комнате триста пятнадцать, это я узнал случайно вчера у Клыковой. Точнее, она мне выпалила, что надо бы Наташку предупредить, чтобы она меня на бешенство проверила. Вот так про номер ее комнаты я и узнал. Так как зеркала дамского у меня не было, я сел напротив зеркальной двери шкафа и раскрыл книгу так, чтобы он ее тоже видел и приступил к изучению устава школы.

Глава 9

Устав школы я положил в карман брюк, чтобы он всегда был у меня под рукой. Очень и очень полезная вещь, как оказалось. В нем было описание корпусов школы, нумерация кабинетов и даже небольшая карта академического городка, как называлась территория школы, включающая в себя даже лесопарковую зону. Вообще-то, парком это называлось лишь по очень большому недоразумению. Самый настоящий дремучий бор, да еще и с болотом посредине. Как гласила очередная инструкция на это болото ходили старшекурсники с моего факультета, потому что на нем можно было встретить нечисть и попрактиковаться в ее уничтожении. Прочитав последнее, я помотал головой. Тут еще и нечисть водится, с ума можно сойти.

Самое же главное, что я нашел в уставе — это краткоеописание состязаний. На самом деле, они каждый год были разные, но общая канва в них присутствовала. Например, первым состязанием всегда стояло приготовление какого-нибудь редкого зелья. Вроде бы ничего страшного, ан нет. Уже завтра нам скажут, какое именно зелье мы будем готовить, точнее, распределят с помощью слепого случая, а потом начнется самое интересное — добыча ингредиентов. Вот эта добыча и может быть смертельно опасна. Те же самые ингредиенты можно было найти на пресловутом болоте или в лесу, или вообще где-нибудь в другой части империи. Проще, конечно, их было купить, средства многих учеников позволяли, но это было вынесено отдельным пунктом, что подобные действия грозят не только исключением факультета из состязания, ну и в принципе исключением из школы, причем всех участников, потому как разбираться кто прав, а кто виноват не станет никто. Сурово, но в целом, справедливо. Подготовка к состязанию будет занимать три месяца. Состязания откроются в торжественной обстановке, и на эту торжественную обстановку все участники и должны будут явиться с корзинами, наполненными добытыми редкостями.

Из интересного было еще то, что раз в десять лет, объявляются соревнования между школами, где будут участвовать победители из своих. Почему такой большой промежуток времени, написано не было, возможно, чтобы ежегодно не терять боеспособных магов в таком количестве, потому что я был уверен, что задания в межшкольных соревнованиях гораздо жестче. Хотя, куда уж жестче. Надо будет узнать, какой год попадает под это престижное соревнование, в котором никто не хочет участвовать. Если бы наш год попадал, нам бы наверняка об этом сказали. Последнюю мысль я поставил под сомнение, но не стал так уж сильно разочаровываться в своих наставниках.

Поразмыслив немного, я пришел к выводу, что ничего страшного не случится, если я прочту что-то про двойников, тем более, сам Долгов сказал, что будет со мной заниматься, раз я такая рыба редкая, только вот не знал он, что это тот тип вызвал меня, а не я его. Я еще думал, рассказывать или нет наставнику про своего двойника, но для этого мне нужно узнать про них немного больше, нежели знаю сейчас, поэтому я поднялся и направился искать библиотеку, благо на карте она была нарисована.

В воскресенье библиотека была открыта, потому что и наставники, и директор школы свято верили в совершенно немыслимые вещи, например, что ученики будут учиться и выполнять все задания с привлечением кучи дополнительной литературы, в том числе, и в воскресный день. Какая же святая наивность, — я даже головой покачал, осматривая огромное, заставленное бесконечными шкафами с книгами помещение. На фоне всех этих шкафов читальная зала казалась совсем небольшой, хотя в уставе было указано, что в ней установлено восемь десятков столов.

Я с удивлением оглядел это теряющееся где-то в глубине помещение, а затем вышел на улицу и осмотрел отдельно стоящее здание библиотеки снаружи. Двухэтажное, не слишком большое... Помотав головой, я заставил себя вспомнить все то, что знал Петенька о библиотеке. Оказалось, что почти ничего. Он просто сюда ни разу не заглянул, и устав не читал, как и большинство других студентов, потому что мой экземпляр выглядел девственно нетронутым. Ладно, пойдем другим путем, то есть, прекратим удивляться. Настроив себя таким образом, я снова распахнул довольно тяжелую дверь и вошел внутрь.

— Ну надо же, вернулся, а я-то уже было подумала, что студентик дверью ошибся, а тебе, похоже, действительно нужно было попасть именно сюда, — от неожиданности я подпрыгнул на месте и резко обернулся на голос.

Сбоку, но чуть из-за спины ко мне подходила высокая блондинка. Я не привык смотреть на женщин, не наклоняя головы, но здесь был именно тот самый случай. Бросив взгляд вниз, я увидел, что причиной ее высокого роста были тонкие длинные каблуки. Бросить-то взгляд я бросил, но вот отвести взгляд сумел лишь после того, как мысленно надавал себе пощечин. Нет, юбка у подошедшей ко мне молодой женщины не была короткой, она доходила до середины голеней, но при это она так обтягивала ее бедра, что я вспотел.

— Так что тебе нужно в этом храме знаний? — голос звучал насмешливо. Подняв, наконец, взгляд, я посмотрел на красивое лицо, и тут мой взгляд упал на очки в тонкой оправе, которые, как оказалось, носила женщина. В стеклах возникло отражение, на котором Петр ударил себя ладонью по лбу, покрутил пальцем у виска и ткнул большим пальцем правой руки в грудь. Нахмурившись, я пытался расшифровать эту загадку, пока не понял, что нужно посмотреть на грудь женщины. «Лариса Ивановна Королева. Библиотекарь», — было написано на маленькой табличке «бейдже», у нее на груди. — Эй, ты пришел на меня пялиться, или за чем-то конкретным? Мне конечно это приятно, но уже начинает надоедать, — она несколько раз щелкнула у моего носа пальцами, и я словно очнулся.

— Лариса Ивановна, я хотел бы прочесть что-нибудь про двойников, — тихо проговорил я.

— Ого, про двойников, значит, — она невольно нахмурилась. — Ты тот самый ученик, про которого говорили на совете?

— Возможно, — кивнул я, не понимая про какой совет она говорит. Но вот то, что почти каждый знает про мою оплошность, меня совсем не радовало.

— Не ожидала, что сам придешь. Ну как, никто не ожидал, ведь я тебя вижу в стенах библиотеки первый раз, а на первогодку ты не очень похож. — Мой двойник в стекле очков стоял и задумчиво смотрел перед собой, приложив палец ко рту. Значит, не ожидал он, что библиотекарь в курсе, и это немного привело его в замешательство. Все же нужно держать с ним ухо в остро, и читать именно ту литературу, которую женщина принесет, а не на которую укажет именно он. — Садись, я сейчас принесу пару книг. Их нельзя выносить, только здесь работать, да еще и в защитном поле, — она развернулась и пошла куда-то вглубь бескрайнего помещения, покачивая бедрами.

Я сел за ближайший стол и принялся оглядываться по сторонам. Перспектива видеть Петра везде, где только можно, а можно было его увидеть очень много где, я уже в этом убедился, радости не вызывала. Но можно ли было впустить его к себе в голову? Почитаю и приму решение. Для того, чтобы он не смог повлиять на мое решение, я даже не стал искать небольшое зеркало, ну его, будет еще отвлекать, да еще и голову заморочит, чтобы склонить меня к его решению.

— Вот, это все, что есть у нас про двойников, — Лариса Ивановна положила передо мной довольно небольшую кучку книг. — Я сейчас активирую поле. Когда закончишь, нажмешь вот на эту зеленую кнопку, — показывая, на какую именно кнопку я должен нажать, она наклонилась, случайно, или намеренно, не могу точно сказать, задела меня за плечо грудью. После этого она выпрямилась и сделала шаг от стола. — А я пока тебе учебники соберу. Участников хоть и освободили от основных занятий, но обязательный минимум все равно оставили. К тому же, ходят слухи, что Изида Петровна возвращается из своего творческого отпуска, а это значит, что вам, ребяткам, крупно не повезло, и зло, ой, простите, домоводство, вернулось в наш дружный змеиный мирок, — хихикнув, что получилось у нее на редкость мерзко, Лариса Ивановна отошла к своему столу, который я сначала даже не заметил, и нажала несколько кнопок, после чего мой стол, вместе со мной и всем его содержимым словно платком белым накрыли. Я порадовался тому, что эти появившиеся стены были матовыми и не отражали ничего вокруг, так что хоть на некоторое время меня огородили от вмешательства второго меня.

Я подтянул к себе первую книгу и принялся читать, тщательно вникая в каждую букву. Не знаю, сколько прошло времени, но понял я из книг следующее: Петр меня не обманывал в том плане, что он действительно был моим двойником, а не демоном, как кричала Клыкова, едва в обморок не падая при этом. То, что с нами случилось, имело красивое название «Пламенное сердце», и да, он теперь был связан со мной до самой моей смерти. Вот же не было печали. Таких случаев действительно было мало, потому что очень редко маг мог выиграть дуэль со своим двойником. В основном жертвами становились слабые и безвольные личности, не способные противопоставить хоть что-то своему убийце. Было в красках описано все то, что натворили двойники в этом мире, когда проникали сюда. Но вот про миры и измерения не сказано было ни слова, только сноска, что до сих пор не известно, откуда они проникают в наш мир. Стоит ли тогда верить Петру или все же это не столь важная часть его рассказа?

Ритуал, о котором он говорил тоже нашелся. Я его изучил особо тщательно, но никаких подвохов он в себе не таил. Был данный ритуал простенький и никак не отражался в пространстве, в виде магических колебаний, так что, при желании, я мог его провести вот прямо сейчас. Тем более было странно, что именно это как раз и рекомендовалось сделать, ежели такая неприятность все же произошла. Были описаны несколько случаев, когда человек сходил с ума за считанные недели, не сумев справиться и принять собственное отражение.

Взвесив все «за» и «против», весьма неохотно пришел к выводу, что лучше провести ритуал, тем более, что двойник никак не сможет мне повредить физически. А отключить его можно было в любой момент, только для этого необходимы были определенные знания и опыт в ментальной магии, очередное непонятное мне слово, но зато будет смысл учиться еще старательнее, если он мне начнет вредить. Что касается его «советов», то вот он отличный способ проверить, пошел мне урок, преподнесенный Верховным тайным советом впрок, или же нет.

Поколебавшись еще немного, я протянул руку и тщательно пальцем изобразил напротив своего лба руну, сосредоточился и ощутил то самое состояние тепла, прошедшего по рукам, что и во время урока, когда щит мне удалось поставить, и выдохнул: «Verte».

— Ну наконец-то! Я уж думал, что ты никогда не решишься! Еще и закрылся от меня, думал все, пропали все мои начинания стать единственным зерном мудрости и знаний, заполняющих твою пустую черепную коробку, — голос Петра прозвучал в голове очень отчетливо. — Так, надо проверить. Подними руку, очерти круг, призови силу и выпусти по контуру круга. Слово-ключ «Имаго».

— Что это у меня получится? — очень тихо, шепотом спросил я.

— Зеркало получится, не парься, я не собираюсь тебе бяку делать, я что идиот? И отвечай мне мысленно, во избежание.

— Имаго, — вместо ответа я сделал так, как он меня просил. Воздух словно уплотнился, и прямо напротив меня застыла зеркальная поверхность, в котором я увидел свое отражение. Я наклонил голову и отражение сделало тоже самое. Я поднял руку, отражение подняло руку за мной, а не пыталось ковыряться в носу. — Получилось, — выдохнул я.

— Да уж, — проворчал Петр. — А теперь раскупоривай эту капсулу и пошли уже пожрем.

— А ты что же есть хочешь? — на этот раз ответить получилось мысленно, с чем я себя поздравил.

— Я сейчас вижу, чувствую и желаю почти все то же, что и ты. А ты думал для чего я просил ритуал провести? Да чтобы снова чувствовать себя живым, а не тупым отражением. И сейчас я, и ты заодно, хочу жрать, так что шевелись, а то мы в обморок завалимся, на потеху всей школы. Хотя им не привыкать к твоим выкрутасам, как у кисейной барышни. А вот пялиться на библиотекаршу больше не надо, она старше тебя раз в пять, поэтому это будет больше похоже на некрофилию, нежели на обычные светлые чувства.

Я мысленно отмахнулся от него, понимая, что к этому привыкать нужно будет достаточно долго. Голос Петра словно встраивался в поток моих мыслей и словно был ими, только громче и четче. Ну надеюсь, что с ума я от этого не сойду. Петр не мешал мне думать, по крайней мере не встревал в мои мысленные и моральные терзания, поэтому я решился пока пустить все на самотек и послушать его дельного совета. Я нашел рукой ту самую зеленую кнопку и нажал на нее, убирая защитное поле.

— ... А я говорю, что вы, милочка, поступили весьма опрометчиво! — слегка картавый мужской голос оглушил меня, как только поле исчезло. — Как можно было студенту выдать такие опасные книги?

— Да потому что этот студент — участник состязаний, которые могут быть гораздо опаснее всех книг в этой библиотеке, — яростно парировала Лариса Ивановна. — И у меня приказ директора выдавать участникам все книги, какие они пожелают, включая «Некрономику»!

— А вы почему мне угрожаете? — я не видел говорящих, но кашлянул, стараясь привлечь к себе внимание.

— И вообще, какого, простите, хрена, вы здесь забыли, Соломон Израилевич? Вы меня при жизни своими постоянными придирками и внеплановыми проверками изматывали, решили и после смерти продолжить измываться? Раз мне начальство приказало выдавать все запрошенные книги участникам состязаний, значит, я буду их им выдавать, и точка! И вы мне в этом плане точно не советчик, что и как делать. Вы же любите инструкции и всегда им следуете, так заткнитесь и следуйте приказу директора, ибо во избежание я сделаю все, чтобы вы больше на порог моей вотчины даже не сунулись, благо сейчас я это сделать могу, когда вы потеряли свое физическое естество.

В этот момент они вышли из-за очередного шкафа, и я во все глаза уставился на полупрозрачного еврея в кипе, который плыл по воздуху, не касаясь ногами земли.

— М-да, — еврей осмотрел меня с ног до головы и застыл на месте. — Уж лучше бы им мозги выдавали, вместо запрещенных книжек, — он покачал головой, а я так сильно качнулся назад, что предсказуемо свалился на пол. — Ну и чего ты там расселся? Все равно уже что можно было натворить, ты натворил.

— Ой, мамочка, — пролепетал я, пятясь назад, не вставая с пола, помогая себе руками. — Господи, спаси и сохрани, не брось чадо свое неразумное.

— Эй, ты чего? Призрака ни разу не видел, что ли? — голос Петьки звучал по-настоящему удивленно.

— Господи, это привидение, самое настоящее привидение!

— Молодой человек, столь неадекватная реакция связана с тем, что я призрак, или с тем, что я при жизни представлял сынов Израилевых? — призрак нахмурился, а я остановился, тяжело дыша, потому что в это время Петр прошипел.

— Хватит идиота из себя строить, кретин! Вставай и поздоровайся с дядей. Не видишь, что ли, что он ради тебя сюда приперся.

— Я... я... — закрыв глаза и быстро сосчитав до десяти, я поднялся и, глядя на привидение с опаской, выдавил из себя. — П-простите, не знаю, что на меня нашло.

— Ничего, бывает, — мужик махнул прозрачной рукой. — Соломон Израилевич Кац, к вашим услугам. Витя Долгов попросил меня проконсультировать вас, молодой человек, по подводу двойников, потому что из ныне живущих никто этой магией не владеет. М-да. Так вы нуждаетесь еще в моих советах и присутствию рядом с вами в качестве наставника? — вот тут мне стало совершенно очевидно, что обращается он не только ко мне, но и к Петру.

— Упс, — судя по всему, Петр тоже это понял. — А вы не расскажите никому об одном маленьком ритуальчике?

— Меня попросили учить молодого человека магии, а не трепаться на каждом углу о его успехах и промахах, — поджал губы призрак. — Ну что, будем учиться?

— Будем, — я обреченно пожал плечами и направился к двери. Ну а что мне еще оставалось делать?

— Эй, Романов, стой! Учебники не забудь, — Лариса Ивановна указала рукой на довольно внушительную стопку. — Ты можешь забыть про что угодно, но только не про домоводство. Поверь, это так, — я собрал книги и посмотрел на Соломона Каца, который в свою очередь смотрел на меня.

— И что будем делать?

— Отнеси книги и приходи в тренировочный зал, будем посмотреть на что ты способен, а дальше уже решим, что с вами делать, — и призрак, заложив руки за спину, поплыл прямо сквозь стену из здания библиотеки. Когда я уже выходил, то услышал, как библиотекарша тихо проговорила.

— Козел старый. Чтоб тебя кто-то по ошибке упокоил.

Глава 10

Вчера я научился чувствовать магические потоки. Долгов и Кац промучились до конца дня, да и Петр в моей голове вносил свою посильную лепту, в основном горланя так, что я иной раз не слышал ни одного из моих наставников, но они все же заставили меня понять основу основ. К концу первого часа мне захотелось сбежать от них, как я в свое время сбегал от Остермана, но здесь этот вариант у меня почему-то не проходил. Меня возвращали на место, да еще грозили много разного и нехорошего сделать, если я буду продолжать совершать нечто подобное. Вот так, стоит тебе перестать быть императором, и каждый такого маленького и беззащитного обидеть так и норовит. Я не хотел казаться перед ними слабым, просто голова разрывалась на мелкие части, и не знаю от чего больше: от моей глупости, из-за которой я ритуал провел, соединившись с Петром, или из-за постоянного ворчания Каца, или от непонимания, что они всем скопом хотят от меня получить.

Но дело все-таки сдвинулось с мертвой точки, и я ощутил тепло, начинающееся откуда-то из-под ложечки и идущее к моим рукам, заставляя сердце немного быстрее стучать.

— Ну наконец-то, — всплеснул невидимыми руками Кац. — Теперь можно и к созданию заклинаний переходить, а то, сдается мне, бесценный ты наш, что все, что у тебя все-таки получалось, ты проделывал чисто интуитивно. Хотя, почему кажется, так оно и было. Слушай, Витя, ты не думал, что «Матвея» надо заменить? Он и в мое время уже не выказывал уважения и подвергался неоднократно критики.

— Нет, не кажется. Если ты в свое время сдулся на первом испытании — это не говорит о том, что все твои однофакультетчики ничего не умеющие папины сынки, — ворчливо ответил Долгов, пристально глядя на меня через какую-то призму.

— И дочки, и именно об этом это и говорит, — поморщился Кац, вглядываясь в ту же призму, что и Долгов.

— Фон стабилен, — наставник положил эту непонятную мне штуковину в карман. — Ну вот, интуитивно он больше ничего делать не будет, мы за вечер смогли сделать то, что он не мог понять целый год. Можно нас поздравить с впечатляющим результатом.

— Вообще-то, я еще при жизни предлагал для закрепления результата розги, но вы так беспокоитесь о психике детишек, что пылинки с них сдуваете. Никто никогда не слушает старого еврея, а ведь Кац плохого не посоветует.

— Что значит интуитивно? — мысленно спросил я у притихшего Петра, уже не вникая в их препирательства.

— Сам не знал как, но умудрялся делать, — мрачно перевел мне последнее непонятное слово Петр. — А вот я понять не могу, как ты меня без магии уделал-то?

— Меня фехтованию с четырех лет обучали, — рассеянно ответил я ему, с удивлением рассматривая огонек, который дрожал на моей раскрытой ладони. Немного смущало, что огонек был синего цвета, но остальные на это никак не реагировали, только, время от времени, кидали на меня задумчивые взгляды, и я решил, что все в порядке. Я прекрасно помнил, что когда я пробовал вызвать такой огонек самостоятельно, то у меня получились два разных, но сейчас я действовал целенаправленно, а не просто повторяя все те действия, которым пытались научить Петеньку. Вдобавок ко всему, я вполне мог допустить, что цвет пламени мог измениться из-за того, что у меня теперь появился голос в голове.

— Со скольки лет? Ни хрена себе. Ну тогда понятно, что это я лошара, за каким-то хреном за шпагу схватился, а ведь чувствовал, что ты в этом деле лучше меня, — теперь в голосе Петра звучала досада, но я очень быстро научился не обращать внимание на его бубнеж. Спасибо Александру Данилычу Меншикову, слова которого я тоже в одно время научился мимо ушей пропускать, не задерживая их значения в голове.

Пока Петр бубнил, Кац внимательно смотрел на меня, и, как подозреваю, на Петра, а Долгов что-то яростно чертил на большом куске плотной бумаги. Я сжал кулак, прикрыл глаза и прочувствовал, как огонек впитывается обратно в кровь, как несется по жилам, а потом сворачивается под ложечкой уютным клубком, как та кошка. Как только волна тепла пропала, я вызвал ее уже целенаправленно, обращаясь именно туда, куда нырнул огонек, впитавшийся в ладонь, и спустя миг посреди ладони снова затрепетал синий огонек. Это было... волшебно. Другими словами я описать собственные чувства не мог, как не мог понять блаженного Петеньку, который так сильно боялся этого тепла, что буквально насильно загонял его куда-то внутрь своего естества.

— Вот! — я вздрогнул и даже Петр наконец-то заткнулся, когда Долгов встал и повесил бумагу, на которой писал прямо в воздухе. Я даже руку протянул, чтобы потрогать, но быстро опомнился и спрятал ее за спину. На бумаге был начертан табель, который я изучал с немым удивлением. — Это твой индивидуальный план занятий со мной, Романов. Я, как декан твоего факультета, кровно заинтересован в выигрыше.

— А, так ежегодная премия декану победившего факультета, это теперь называется кровная заинтересованность, — протянул Кац.

— Да, а как еще это можно назвать? — Долгов довольно агрессивно посмотрел на призрака. — Тем более, от кого я вообще слышу такие слова? От самого Соломона Израилевича?

— Между прочим, когда я был жив и все прислушивались к моему жизненному опыту и советам, то никаких материальных проблем преподавательский состав не испытывал. И я довольно сильно сомневаюсь, что сам император не поблагодарит вас, мой уважаемый коллега, в случае выигрыша его родственницы.

— И накажет исключительно вас, если вы не замолчите хотя бы на некоторое время. А ведь мне еще у остальных такие же индивидуальные занятия проводить, да и общую программу никто не отменял. Так что, я эти деньги буквально потом, кровью и нервами буду зарабатывать, и, Романов, в твоих же интересах сделать так, чтобы все это было мною потрачено не зря. — Я сглотнул, потому что угроза была очень даже существенная. — Да, я получил письмо от твоего деда Петра Алексеевича. Он присылает тебе помощника. Для участника состязаний такая помощь допустима. Единственное условие — это должен быть не человек со стороны, а член клана Романовых. Петр Алексеевич прекрасно знает правила, сам как-никак принимал участие в состязаниях и даже был участником межшкольных состязаний, так что помощника он будет выбирать с особой тщательностью. Также он просил передать, что гордится тобой и постарается прибыть на последний финальный тур состязаний, если позволят дела клана.

— Хорошо, — я почувствовал, как краска залила мои скулы. Нечасто я был удостоен похвалы деда. Сколько я его помню, у него лишь Лизавета была светом в окошке, когда его второй сын от Катьки трактирной помер, оспой заразившись от кормилицы. И то, что этот Петр Алексеевич был дедом Петеньки, не уменьшало моих восторгов.

— А вот мой дед не дожил до того момента, как я в структуру межмировых аннигиляций попал, — задумчиво проговорил Петр. — Упал в вулкан и... понятно, в общем.

— Куда упал? — от удивления я даже заострил на его болтовне внимание.

— В вулкан. Он любителем был экстремального отдыха, совместного с экстремальным перепихом, — добавил Петр. — Собственно, в вулкан он с очередной блондинкой полез, на экскурсию с элементами экстрима. Не удивлюсь, если это моя бабушка страховочные веревки испортила и у него, и у девки его, Марта, по-моему, ее звали, неважно на самом деле. Это происшествие разумеется расследовали, не какой-то хрен с горы в жерло же сорвался, а тринадцатый президент объединённых Российских земель. Но доказать ничего так и не удалось. Наверное, потому что страховка немножко сильно обгорела.

— Ну, если у вас все, то я внесу свою лепту в ваши занятия, потому как у нас есть одна довольно большая проблема. — Призрак сделал многозначительную паузу, ожидая, когда все обратят на него внимание.

— И насколько она большая? — не выдержал Долгов, глубоко вздохнув.

— По мне так масштабная. Скажите мне, старому, больному человеку, чем вы руководствовались, когда этому молодому дарованию буквально под нос подсовывали книги про двойников, еще даже не посоветовавшись со мной? — призрак гадко усмехнулся, пристально глядя мне в глаза. От его взгляда сложилось ощущение, что он в самую душу мне заглядывает, хотя может так оно и было, я же не знаю, где на самом деле находится сейчас мой двойник.

— И? Почему из вас всегда нужно вытягивать всю информацию клещами?

— Чтобы вы прочувствовали важность момента и отнеслись серьезно к словам Соломона Израилевича. Если не вдаваться в совсем большие подробности и ограничиться фактом, то наше юное дарование сумело в одиночку произвести ритуал объединения и теперь перед нами стоит не один Петр Романов, а целых два.

— И никто мне об этом не сказал сразу?! — вспылил наставник, сжимая кулаки.

— Не хотелось нервировать вашу психику, вы были так целеустремлены в попытке пробудить в мальчике дар, а потом и вовсе приказали мне заткнуться, — призрак подошел к листу, внимательно его изучая. — От глупостей, мой мальчик, никто не застрахован, я имею в виду случайные половые связи, проигрыши в карты и невыгодные материальные сделки. Но это не глупость, а... я даже не знаю, как назвать произошедшее в культурном высшем обществе.

— Это как-то повлияет на его умственные способности? — окинув меня взглядом, Долгов обратился к Кацу, словно меня тут не было.

— В данном случае? — призрак задумался, поворачиваясь ко мне, — сомневаюсь.

— Вот же мерзкий старикан, — озвучил мои мысли мой двойник.

— Тогда на сегодня все, я с Соломоном Израилевичем обсужу план его занятий с тобой, и впишу его сюда же. Ведь у участников есть еще и обязательные занятия, то же домоводство, к примеру, — словно ничего страшного не произошло обернулся ко мне Долгов и заметно передернулся, а мне стало очень интересно, что же такое это за домоводство, ежели от него так даже наставников корежит, как нечисть от святого креста.

Кац ничего не ответил, он в это время изучал чудовищный на мой неутомленный учением мозг план. Я же поспешил сбежать из зала, пока они про меня не вспомнили и не загрузили чем-то еще.

Спал я без сновидений, и проснулся очень рано, но не потому, что меня разбудил Карамзин. Дмитрий-то как раз спал, похрапывая и раскинувшись на узкой кровати. Разбудил меня жизнерадостный вопль, раздавшийся у меня в голове:

— Доброе утро, Вьетнам! — В окно пробивался свет затухающей луны и только-только начинающегося дня. И я тупо смотрел на этот свет и на едва виднеющиеся очертания предметов в скудно обставленной комнаты, пытаясь понять, что я здесь делаю, и где я вообще очутился. — Давай-давай, подъем!

— Боже мой, мне только сумасшедшего двойника в моей голове не хватает, — простонал я мысленно, закрывая глаза.

— А ну не спать! Вставай, напяливай тренировочный костюм, вон он выстиранный стопочкой возле просто замечательной корзиночки лежит, и пойдем на пробежку.

— На какую пробежку?

— По улице. Думаю, что кружочек вокруг стадиона для первого раза сойдет. Ну что лежишь, быстро вставай! Сам же видишь, что Петюнчик нам с тобой за тело оставил, козел вдогненный.

Понимая, что он не отстанет, и поспать больше не удастся, я поплелся на улицу. Пробежав довольно большое расстояние по утреннему холодку, окончательно проснулся и, как ни странно, почувствовал себя довольно бодро, несмотря на колющие боли в боку. Все же те занятия с Долговым были не такими напряженными, несмотря на то, что в последние минуты их проведения я старался не сдохнуть. Когда боль прошла и дыхание выровнялось, то я ощутил прилив сил, словно открылось второе дыхание. Странный способ поднять бодрость, но мне понравилось это состояние легкой усталости в жилах, и просветление в голове.

Вернувшись в комнату, принял душ. Долго стоял под тугими струями. Вот это изобретение, которого не было в моем мире, мне определенно нравилось пока более всего, за исключением, разве что магии, да возможности обнять всех моих близких, коих там не осталось ни одного человечка, акромя бабки, но она в монастыре своем сидела безвылазно, и навещать ее часто я не мог. Надо бы с Натальей поговорить, а то последний разговор у нас не задался. Хотелось бы родителей увидеть, да деда. Но я понял, что поздравил меня только Петр Алексеевич. Родители же даже не передали весточку благую. Но даже это не могло испортить мне настроения.

— Ты чего так рано подорвался? — спросил меня сонный Карамзин, когда я вышел из душа.

— Да мне сегодня на собрание участников состязаний и распределения первого задания надо на час раньше остальных учеников прибыть, — ответил я, завязывая шнурки на ботинках.

— А, ну ладно тогда. Расскажешь, что там было, может быть я помочь чем смогу, — и он широко зевнул, натягивая одеяло себе на голову.

— Конечно расскажу, — я кивнул и вышел из комнаты.

Встреча была назначена в тренировочном зале, где все участники состязаний со всех факультетов разместились на низких скамьях. Все без исключения были бледны и пребывали в волнении. Я тоже ощутил, как подрагивают руки, но постарался вида не подавать. Негоже императору слабость показывать. И хоть я сейчас не император и никогда им больше не буду, но я им был, и этого из меня никто не сможет вытравить.

Зашел директор и все встали, приветствуя его, правда, обошлось без поклонов. Он махнул рукой, призывая нас садиться на места.

— Я сейчас буду называть имена, вы будете выходить ко мне и доставать свой жребий. Итак, начнем, — он развернул список. — Ольга Назарова.

Она вскочила на ноги, вытерла явно вспотевшие ладони о брюки, глядя на которые я скривился, но ничего не сказал. Помнится, Лизка любила в гвардейское платье облачаться, особенно, когда на охоту мы с ней отправлялись, так что девица в мужском одеянии на меня как ладан на черта не действовала, а к тому, как вся одежда обтягивала и открывала девичьи тела, я, кажется, начал привыкать, недаром местные парни редко на подобное зрелище внимания обращают. Ольга, тем временем, вытащила бумажку и передала ее дрожащей рукой директору.

— Хм, зелье одержимой страсти, другое название — демонской приворот, — прочитал директор. — Кто составлял задания к состязанию? — он повернулся к стоящим за его спиной шестерым наставникам — деканам факультетов, которые лишь плечами пожали. — Ладно, пусть будет это далеко не безобидное зелье. Садитесь Назарова, ваше задание зафиксировано в книге состязаний. Петр Романов, — он назвал мое имя без малейшего перехода с другой темы, я даже не успел как следует накрутить себя. Быстро подойдя к нему, я сунул руку в ящик с бумажками задания. Вытащив маленький листок протянул его директору, который, развернув его и прочитав то, что было там написано, снова повернулся к деканам. — Да вы издеваетесь! — он повернулся к деканам, а я заметил, что ноздри его тонкого породистого носа подрагивают от злости. Выдохнув, он повернулся ко мне. — Зелье правды и доверия, вот только я не понимаю, каким образом вы его умудритесь приготовить, Романов. Один из ингредиентов невероятно сложно добыть, и еще один считается давно утерянным. Правда, готовится оно элементарно, вот только его уже лет пятьдесят никто приготовить не может.

В полнейшей тишине я прошел на свое место. Я не знаю, что это за зелье и не могу понять, почему все так напряглись. Память Петеньки ничем помочь не могла, он такими вещами, как сильные зелья никогда не интересовался. Голос Петра прозвучал в голове набатом.

— Если это то, о чем я думаю, то мы с тобой конкретно так попали. Но, надо будет уточнить в библиотеке. Только, Петруха, не пялься на библиотекаршу. Она конечно тетка о-го-го, но все же для тебя старовата.

Глава 11

Погрузившись в думы, я пропустил дальнейшее распределение заданий для первого испытания. Но по периодическим выкрикам директора кто-то очень сильно перемудрил с составлением оных, поэтому у всех факультетов было очень мало шансов вообще их выполнить. А самое прекрасное во всем этом заключалось в том, что директор не мог повлиять на решение, так же, как и деканат. Все задания спускались сверху, и, сдается мне, что сделано это было из-за Назаровой. Пришлют помощника, он и отведет девушку к любому ингредиенту и поможет ей его добыть. Уж для августейшей семьи вряд ли такие мелочи, как редкость того или иного составляющего имеет большое значение. А всех остальных просто отсекли практически невыполнимыми требованиями. Это нормально, так всегда и происходит. Мне больше не понятно другое, как император Борис, будучи в то время цесаревичем, умудрился проиграть с такими позициями?

Директор с возмущением, написанном на лице большими буквами, удалился, поджав губы и бросив на племянницу императора неприязненный взгляд, отчего Ольга заерзала и недоуменно огляделась по сторонам, заметив, что почти все смотрят на нее так же, как и ушедший директор. Видимо, просчитать тоже, что получилось у меня, было несложно, и все пришли к аналогичным выводам, что не прибавило девушке популярности среди однокашников. Как бы ее в парию не превратили.

Нет, разумеется, никто ей не навредит, особенно физически, но вот полнейшей изоляции она вполне может быть подвергнута. Особенно со стороны влиятельных кланов, которым не нужно выслуживаться перед императорской семейкой. А там следом за ними и другие подтянутся. Тем более, я понятия пока не имею, каким весом в обществе обладают Годуновы. Так что, жизнь девчонки может превратиться далеко не в сахар. Я знаю, что это такое не понаслышке. Ведь, если бы я сам однажды на оказался в таком положении, то вряд ли Ваньке Долгорукому удалось бы подобраться ко мне так близко, только потому, что он был единственным, кто общался со мной. Часто как с брошенным котенком, просто гладя небрежно походя, но мне и этого оказалось достаточно.

Я мрачно рассматривал свои ладони. Нет, нельзя допустить, чтобы Назарова осталась в одиночестве, иначе кто-то обязательно этим воспользуется, а она не абы кто, а родная племянница императора, а это значит, что и она сама, и ее дети имеют определенные права на престол. Что такое дворцовые перевороты, я знаю очень хорошо. Уж я-то по этому предмету профессором могу стать и студентов начать обучать, так что нет, хоть Назарова и не привлекает меня, ну вообще ни в каком плане, слишком худая, еще толком неоформленная, я-то люблю женщин пофигуристее, но, если надо, то я ухаживания изобразить смогу, с Машкой Меншиковой, да Катькой Долгорукой у меня нормально получалось, никто ничего и не заподозрил.

А дядя у Назаровой все же блаженный, это надо додуматься таким образом попытаться племяшке помочь, настроив против нее половину школы. Я только головой покачал. Не надо мне никаких потрясений, мне еще с кланами надо разобраться, с которыми вообще все не слишком понятно получается.

— Так, все прекратили рефлексировать и обратили внимание на меня, — я поднял голову и посмотрел на миловидную женщину, которая вышла вперед из кучки перешептывающихся между собой деканов. — Меня зовут Ева Карловна Миних, это для тех, кто не в курсе, а не в курсе все, кроме моего факультета, — и она кивнула группе с факультета искусства и делопроизводства. — Сейчас я кратенько обрисую вам ваши дальнейшие перспективы, вы получите каждый свое индивидуальное расписание и пойдете дружно на первый урок. Итак, у вас остаются следующие общие курсы, которые необходимо посещать всем студентам без исключения. Делопроизводство, не думаю, что у кого-то из вас появится вопрос на тему, зачем оно мне нужно? Это фактически ваше будущее, многих, как глав кланов. И поверьте, чаще всего это означает, что вы будете зарыты в бумагах по самые брови, и больше времени проводить с юристами кланов, чем с любовниками и любовницами.

— Но женщины не могут стать главами кланов по закону, — перебила ее Клыкова.

— Всегда и во всем случаются исключения, но не советую этим исключением становиться по доброй воле. Поверьте, быть главой — это геморрой размером с кулак, — спокойно парировала Ева Карловна. — Так же, если вы не верите в ваш эфемерный шанс стать главой и держать в узде весь свой клан, никогда не стоит исключать такой вероятности, что вы станете, например, деканом какого-нибудь факультета или не дай бог директором. — Со всех сторон послышались редкие смешки, которые сразу же утихли под суровым взглядом Евы Карловны. Второй обязательный предмет — домоводство. Если кто не в курсе, десять лет назад произошло затопление школы и частичное обрушение крыши. Применять магию, даже общую и бытовую было нельзя, и все наши ученики впали в ступор, закончившийся длительным лечением и не только нервов, потому что, как оказалось, девяносто процентов не умели держать в руках нож, чтобы почистить картошку и приготовить похлебку, чтобы не умереть с голода, потому что все преподаватели и обслуга были брошены на борьбу с завалами.

— В каком смысле никто не умел приготовить похлебку? — теперь уже я удивленно приподнял брови. На охоте даже я несколько раз готовил и ту же похлебку, и кашу меня Кузьмин готовить научил. Все смеялся, говорил, что мужчина и воин должен уметь кашу из топора приготовить.

— В прямом. И, Романов, ты меня сейчас удивил, намекая, что, попади ты на необитаемый остров, окруженный аномалией, с невозможностью применить магию, ты не помер бы через сутки. Но, ты так же удивил Огнева, и он тебя еще до распределения от занятий освободил, сказав, что учить тебя у него нечему. Но вот Клыкова с Назаровой точно помрут, и даже ты не сможешь их спасти, а Лавров вас всех добьет, потому что отравит. Так что, домоводство — обязательно для посещений всем! — я только пожал плечами. Дурость какая. Любую благородную девицу учат дом вести, потому что от сумы и от тюрьмы лучше не зарекаться, вон, Меншиковы такой пример наглядный. И Наташку учили, даром, что Великая княжна была. Я даже ходил в ее покои пироги жрать, кои сестрица собственноручно испекла.

— Ева Карловна, не горячись, — посмеиваясь прервал ее Долгов. — Я продолжу, если не возражаете. Последним обязательным предметом у вас идет география и картография, потому что Лавров помнит, как мы одного нашего... хм... ученика искали, который поехал в Тверь за довольно безобидным ингредиентом для первого состязания, а выловили мы его на Южном Урале. Так что, это предмет обязателен. Ну, хотя, Земля круглая, можно было и не искать, в какой-то момент он бы вышел к Москве...наверное.

И тут в меня просто бес вселился не иначе. И Петр, который все это время подозрительно молчал, никакого отношения к случившемуся не имел, это точно. А я тем временем возьми и ляпни.

— А что, разве Земля круглая? — и невинно посмотрел на наставников. При этом я прекрасно знаю, что Земля круглая и что она вращается вокруг Солнца. В трапезной прадеда моего, Алексея Михайловича, картина на потолке нарисована, на которой все это отображено, как оно есть. А Карп Золотарев еще деду моему Петру Алексеевичу эту карту неба на бумагу перенес, и с тех пор и он, и отец мой Алексей Петрович, да и я сам по той карте строение неба и изучали. Вдобавок к созвездиям разным. Уж это дед требовал, едва ли не с розгами надо мной стоял. Он же на море был помешан, а для моряка знать созвездия — это первое дело.

— А что, у тебя, Романов, есть сомнения в том, что Земля круглая? — осторожно спросила Ева Карловна. Я же пожал плечами.

— Ну, конечно. Всем давно известно, что Земля плоская, и держат ее три слона, стоящие на гигантской черепахе. Ну, мы поэтому с нее не сваливаемся. А то, как бы мы на шаре стояли и вниз в неизвестность не падали?

— Э-э-э, — тихо протянул Петр. — Ты вот сейчас вот это серьезно?

— Романов, ты сейчас серьезно все это говоришь? — Лавров произнес это вместе с Петром, и я отвечал им обоим с совершенно постным выражением на лице. Все-таки в части лицемерия я на две головы выше всех их вместе взятых, включая Петра. Знал бы Кац из какой клоаки меня выдернул Господь, или Судьба, если верить Петру, то никогда не усомнился бы в том, что голос в голове может мне как-то навредить.

— Да, я говорю совершенно серьезно. Сами посудите, ну как Земля может быть круглой, это же бред какой-то. Еще скажите, что это Земля наша вокруг Солнца вращается, а не Солнце вокруг Земли, что гораздо логичнее со сменой дня и ночи. А ежели бы Земля вращалась, то всегда или день был бы, или ночь. Она же не может то один бок Солнцу подставлять, то второй, поочередно, — вот тут я очень сильно постарался не засмеяться, потому что такую пургу нести с серьезным видом даже мне не под силу.

— Романов... — начал Долгов и тут его взгляд остановился на задумавшихся учениках. — Да как вы вообще... Так. Думаю, нам надо добавить к обязательному обучению астрономию.

— Но, Виктор Витальевич, мы же прекрасно понимаем, что Романов сейчас чушь несет, — попытался донести столь ценную мысль до Долгова Лавров, но был жестко остановлен наставником.

— Вы все задумались над словами Романова, Лавров. Все без исключения. А ведь подобные знания, составляющие основу мироздания, должны быть вбиты в подкорку, — и он дотронулся кончиком пальца до виска. — В общем, астрономия — в обязательном порядке, и это не обсуждается. Свободны. Изучайте ваше расписание, первого занятия никто не отменял. — И раздраженный до крайней степени Долгов, указал нам всем на дверь.

— Ну, Романов, молодец, — какая-то девушка с Наташкиного факультета прошла мимо меня и похлопала по плечу. — Благодаря тебе, у нас нагрузка еще больше возрастет. Спасибо тебе преогромное. — Я повел плечом, сбрасывая руку. Не люблю подобных фамильярностей.

— Завсегда пожалуйста. — Похоже, мне удалось часть негодования с Назаровой перевести на себя. Не то, чтобы мне подобное нравилось, но и ничего особо страшного я в этом не вижу. Мне с ними со всеми в кумовьях не ходить.

Выходил я из зала последним, выслушав порцию ругани от Петра, на которого уже традиционно не обращал внимания.

— Я думаю, пришло время еще раз напомнить мне и вам в том числе, что значит победа в соревнованиях. — Я обернулся на знакомый голос, просочившегося в помещение призрака Соломона Израилевича, застряв на пороге. Призрак был немного зол, если данное качество можно было применить к неживому человеку. — А то, у меня складывается ощущение, что это волнует сейчас только бедного бывшего директора этой проклятой школы.

Ничего себе, он еще и директором был. Ну теперь, конечно, стало понятно откуда у него столько привилегий было, даже после смерти, что никто в лицо ему слово оскорбительное сказать не мог.

— Все правила известны, я не думаю, что нужно занимать этим время. — Отмахнулась женщина, которая стояла позади всех остальных.

— Думать нужно было, когда задания выбирали, Елена Алексеевна, — подлетел близко к ней призрак, заглядывая в глаза. — При мне такого безобразия не было, я даже императору не позволял вмешиваться в учебный процесс, а вы тут устроили форменный бардак. — Ну вот и собственно ответ на вопрос почему император Борис соревнования выиграть не смог, ибо все было честно.

— Значит так. — Хмыкнул Долгов, покосившись на разъяренного Каца, решив тем самым прекратить непонятные препирательства. Видно было, что просьбу привидения лучше выполнить, чем вступать с ним в конфликт,который, судя по всему мог затянуться надолго. — Соревнования не просто так называются межфакультетскими. Даже, несмотря на то, что все испытания каждый представитель факультета проходит самостоятельно, победа засчитывается только в том случае, если задания выполнят все участники факультета. Вы это хотели услышать?

— И мы возвращаемся к повестке до глубины души волнующего меня вопроса, — снова подал голос призрак, поворачиваясь к Долгову. — Если я правильно понял, а слух Соломона Израилевича очень редко подводит, несмотря на возраст, то из всех зелий можно выполнить в текущих реалиях только три. Для остальных нужен либо опыт, либо очень глубокие знания, либо машина времени. Если с первым еще могут помочь советники, направленные кланами, хотя напомню, что подобной возможности имеют далеко не все, то с последним пунктом у нас возникают определенные проблемы, решить которые не в состоянии даже такой мудрый человек, как я.

— Давайте отложим решение этого вопроса до педсовета, — женщина, которую явно недолюбливал Кац, нарушила тишину.

— Я не буду разводить напрасную болтологию, поэтому вынужден согласиться, но мой жизненный опыт подсказывает, что необходимо все же дать совет участникам состязаний начать строить машину времени, научиться вызывать демонов, готовых с радостью выполнить желание за небольшую плату, ну или, что там было? Ах да, зелье очищение... Хм, вы знаете, где можно выкопать салемскую ведьму?

— Соломон Израилевич! — Елена Алексеевна побагровела и сжала кулаки, видимо именно она отвечала за задания, выданные ученикам, потому что всем остальным деканам было безразлично, а мой наставник, так вообще еле сдерживал смех. — Любое из перечисленных зелий приготовить можно, я проверяла, и поэтому не подала протест, сами понимаете, что это волокита по замене заданий, вдобавок к многочисленным проверкам, растянулась бы на полгода, минимум, поэтому ваши замечания не совсем уместны.

— У вас в огороде закопана ведьма? Я восхищен вами, — скривился Кац. — Я удаляюсь, надеясь, что посеял рациональное зерно сомнения в ваши поистине умные головы. — Призрак несколько раз мигнул в пространстве и исчез. Я даже хотел протереть глаза руками, все еще не привык к подобному волшебству, но вовремя себя остановил.

— Романов, ты забыл, где находится выход? — неожиданно гаркнул Догов, который так не вовремя заметил задержавшегося ученика, которого в зале быть в этот момент не должно было, отчего я вылетел пулей из зала, не забыв закрыть за собой дверь.

Вернуться в комнату все же нужно было, чтобы собрать сумку с принадлежностями для письма. Было удивительно, но я, в кое-то веки, успевал на завтрак.

— И что ты думаешь о речи Каца? — мысленно спросил я у Петра, идя по переходу на выход. Я почему-то не думаю, что меня как-то накажут за то, что стоял в дверях подслушивая. Я даже не таился особо, поэтому это и назвать-то подслушиванием нельзя было.

— А что тут думать, книжки читать умные надо, да с группой своей пообщаться. Никто ведь не запрещает вам общаться и идеи друг другу подкидывать, это как-никак коллективное соревнование, выполняющее одну единственную функцию: не быть убитым своими собственными однофакультетчиками, если ты все запорешь в единственном экземпляре.

Я ничего отвечать своему двойнику не стал, обдумывая то, что он сказал. А ведь и правда никто не запрещает нам делиться мыслями. Выполнять задания только совместно нельзя, а совет спросить всегда можно. Вот только то, что канцелярия имперская начала так открыта вмешиваться в работу школы было как-то не совсем правильно, по-моему. За мыслями я даже не заметил, как вышел из здания.

— Натаха, куда ты бежишь? Все равно же знаешь, что нас поженят, если твой отец настоит. К тому же, твой двоюродный дед Иван не против, — неподалеку от общежития, так интересно назывался дом, где все студенты ютились в комнатках, Наташке не давал пройти Агушин, за плечом которого торчал постоянно таскающийся за ним, словно был на привязи, Щедров.

— Дюшечка, шел бы ты отсюда, — по Наташе было видно, что она на взводе. — Ты от Петьки уже отхватил, хочешь от меня добавки получить? А Иван мне не указ, вместе со своими коровами дочерями. Глава моего клана — мой дед, Петр Алексеевич.

— Наташка, прекращай ломаться, — и этот козел схватил сестренку за руку. — Скажи, что согласна и дед твой перестанет препоны чинить.

— Да пошел ты, — она попыталась вырвать руку, но Агушин был лоб здоровый, и у нее ничего не получилось. — Отпусти, лучше по-хорошему.

— М-да, а утро перестало быть томным, — произнес Петр задумчиво. — Уж как я свою сеструху не перевариваю, а тут даже мне че-то захотелось вмешаться.

— Отпусти ее, — тихо проговорил я вслух, бросая сумку за землю, чтобы не мешалась, и приготовился отражать первый удар, потому что Щедров всегда бил без предупреждения.

Глава 12

— Петенька, тебе больно? — вокруг меня носилась, причитая и заламывая руки Наташка. Конечно больно, этот кабан мне чуть челюсть не свернул. Не смог вовремя увернуться. Но им тоже неплохо досталось, я подул на сбитые костяшки. Наташка тоже внесла свою лепту в мое не слишком хорошее самочувствие, вот надо было ей применять магию, когда я и так прекрасно справлялся с двумя ее такими настойчивыми поклонниками. Видимо, не верила в мою победу, в принципе, да еще и два на одного. Помочь решила, чтобы брата любимого не убили ненароком. Сестра шарахнула по нам чем-то, напомнившим мне удар молнии. К счастью, она промахнулась и нас всех троих задело лишь скользом, но и этого хватило, чтобы тряхнуло до звездочек в глазах. Зацепило, правда не только нас, но еще проходившего рядом, делающего вид, что ничего не происходит вокруг Конева. Мы как раз в это время переместились на дорогу, так что ему пришлось едва ли не уворачиваться от нас. Ему-то как раз больше всех досталось, от лазарета он отказался, когда бегающая Наташка поняла, что зацепила невиновного, но дергало его еще несколько минут.

— Ты лучше признайся, когда надумала избавиться от меня, да еще и таким жестоким способом? — я сплюнул на землю кровь, потрогал рукой челюсть и только после этого поднялся на ноги. Агушин с Щедровым уже убрались. Если судить по тому, что уходили они, повиснув друг на друге, убрались они в сторону лекаря. Я же остался лежать на земле, переводя дух. Хорошо еще, что одет я был не в школьную форму, а в тренировочный костюм, как знал, что нужно будет в комнату вернуться. Но на завтрак я опять опоздал. Так я никогда не вырасту, останусь мелким и тощим. А еще это оставляет меня не только голодным, но и злым, потому как такая вынужденная диета скверно отражается на характере.

— Да как ты о таком подумать даже мог? — взвилась Наталия. — Как у тебя язык-то повернулся, ляпнуть такое?

— Что, даже не думала, решила, что пока случай подвернулся, можно и рискнуть? — я насмешливо посмотрел на насупленную сестру. — Ладно, не дуйся, я знаю, что хотела бы прибить, прибила бы. Потому что целилась точно в Конева. Скажи, он тоже хочет твоим суженым стать или просто мордой не вышел?

— Идиот, — прорычала сестрица, но потом сразу же расслабилась, глядя на мою улыбку. Я изо всех сил сдерживался, чтобы не рассмеяться, но получалось у меня не так чтобы хорошо.

— Наташ, ты меня молнии этой обучи, как время будет? Весьма полезная вещь, как я погляжу. Для массового истребления в мокрой среде, — тихо добавил я, чтобы сестрица не услышала, а то действительно обидеться может.

— Да этой ерунде и я тебя научить могу, — зевнув, сообщил Петр. — В тренировочном зале вроде секции для отработки заклинаний есть, вот там и потренируемся.

— Я плохой учитель, ты же знаешь, — Наташа снова заломила руки и подошла ко мне, осторожно касаясь пальцами моего лица, ну да, пара синяков там точно есть, но это не беда, я был один против двоих амбалов, и им досталось больше, хотя Наташкина молния нас, похоже, уравняла. Щедров едва не молился, когда эта дура рядышком совсем ударила, все говорил, как хорошо, что дождя нет, а только земля влажная от утренней росы. Зато Конев был и этому почему-то не рад, потому как молния ударила прямо перед его носом. Хотя я не слишком понимаю, причем здесь дождь, но узнать хотелось бы. — Какой синяк огромный, — она чуть не плакала.

— Наташ, а ты не знаешь заклинание, которое синяк этот убрать сможет? — я поморщился, когда она снова дотронулась до больного места, вспомнив, как Долгов убрал с моей рожи фингал, проведя над ним рукой.

— Нет, лечебные заклятья не целители только на четвертом курсе изучают. Давай я тебя к целителю школьному провожу?

— Да так пройдет, — я наклонился, чтобы поднять брошенную на землю сумку. Хорошо еще, что снять додумался, иначе, точно порвал бы.

— Ты, Романов, просто магнит для неприятностей, — позади раздался раздраженный голос Клыковой. — Но тебе повезло, что я как раз с четвертого курса, и мне нужно на ком-то тренироваться, — она что-то прошептала и выкинула руку в моем направлении. По лицу прошла теплая волна, и боль в челюсти ушла, а глаз, подбитый, распахнулся и видеть я стал, не в пример, лучше. — Все, можешь валить на свой первый урок, только переоденься, и душ быстренько прими, а то как свинья в апельсинах выглядишь, — она фыркнула и пошла к учебному корпусу. Я же некоторое время смотрел, как колыхается ее короткая юбочка, пытаясь понять, почему свинья должна быть в апельсинах.

— Какой у тебя первый урок? — Наташка оглядела меня задумчиво и кивнула каким-то своим женским мыслям.

— Домоводство, — я пожал плечами.

— Тогда тебе действительно лучше переодеться, да душ принять. Мой тебе сестринский совет. А я, пожалуй, пойду, да и ты поспеши, а то опоздаем еще, потом отрабатывать, бр-р, — Наташка передернулась и, чмокнув меня в лоб, побежала в сторону столовой. Вот, зараза, нет, чтобы предложить мне какого пирожка из столовой принести, видит же, что я на завтрак не успеваю. Не став заострять на Наташке-заразе внимания, я поспешил в комнату.

— Ты где был? — на меня набросился Карамзин. — Ты почему такой грязный? — закатил он глаза и кинулся к моему шкафу, выгребая оттуда мои вещи и кидая их мне на постель. — Давай быстрее. У нас первой парой домоводство стоит, а ты хоть представляешь, что с нами сделают, если мы опоздаем?

— С трудом, и, если ты так и будешь стоять у меня на пути, размахивая своими граблями, то мы точно узнаем, что с нами сделают за опоздание, — я прошел в ванную, наскоро сполоснулся, смывая с себя грязь, пыль, траву и что-то налипшее в волосы, оделся и мы побежали к корпусу, где должно проходить упомянутое домоводство, бегом.

Это был дом. То есть, это был обычный дом, с печью, похожей на голландскую, кою дед мой, Петр Алексеевич, привез из странствий своих и приказал в каждой комнате дворцов своих поставить. На улице стояла поленница, а в стороне были свалены не расколотые чурки. Интересно, мы что же будем дрова рубить?

Кроме наличия печи классная комната, где собрался вся группа нашего факультета, ничем не отличалась от классной комнаты, в которой Долгов нам щит показывал. Однако из этой комнаты вело несколько дверей, и я понятия не имею, что за этими дверьми находится.

В комнате стоял мерный гул, все ученики переговаривались громким шепотом, часто при этом посматривая на Назарову, которая все больше и больше мрачнела, потому что явно ощущала неудовольствие соучеников. Вот она сила сплетен и слухов, ведь в состязаниях и из нашего курса кроме Назаровой, только я участие принимаю. В класс ввалились Щедров с Агушиным, надо же, успели, а я так надеялся, что они опоздают. Эти два амбала успели занять оставшуюся свободную парту, в середине второго ряда, которую миньоны Агушина стерегли специально для него, и даже включились в обсуждение первого задания, новость о котором каким-то образом успела просочиться из тренировочного зала наружу, когда дверь еще раз открылась и захлопнулась с такой силой, что мы все без исключения подпрыгнули.

— Тишина в классе! — зычный бас заставило меня пригнуться, и несмело посмотреть назад на его источник. Стоящая в проходе дама обладала такими выдающимися формами, что заставили меня, да и не только меня тихонько ойкнуть. Добавить к этому рост, превышавший рост деда моего примерно на голову, да стать, коей позавидовать мог гренадерский прапорщик, и мы получим нашу преподавательницу домоводства. Думаю, что у нее и коровы сами доятся, и молоко в крынки на сметану сливают.

Гренадерша прошла мимо парты, за которой стоял, приоткрыв рот Агушин, и слегка задела ее бедром. Парта, взвизгнув по полу ножками, врезалась Агушину в живот, и заставила того сесть на стул, ловя ртом воздух. Дама же, словно не заметив, что произошло, прошла к преподавательской кафедре и, встав за нее, обвела взглядом класс. Веки ее были сильно навазюканы чем-то ярко-голубым, рот на фоне пудры, покрывающей лицо, выглядел как кровавый разрез, а волосы были бело-желтого совершенно неживого цвета.

— Охренеть не встать, — прошептал так тихо, что даже я его с трудом расслышал, Карамзин, а Петр только икнул и промолчал. Я, в общем-то, был с ними полностью согласен и прекрасно понимал деканов, которых корежило от одного упоминания о домоводстве.

— Меня зовут Изида Петровна Громова, — представилась дама. — И я буду учить вас не сдохнуть, если вдруг ваш клан по миру пойдет, и вы вынуждены будете сами себе кашу варить, трусы штопать, и дрова рубить.

— Простите, — тихо произнесла девушка, чьего имени я пока не знал. Хорошенькая брюнетка с задорными ямочками на щеках, — а разве еще остались места, где дома нужно отапливать дровами?

— Сколько угодно, и в одной такой забытой всеми богами и властями деревне вы будете проходить недельную практику. После выполнения нашими избранными их первого задания, разумеется. Потому что, мы обязаны подстраиваться под некоторых. — Она скривилась и пристально посмотрела на Назарову, которая под ее взглядом даже ростом меньше стала. — Хотя, в этом году могли бы и не напрягаться так сильно. Все равно, первое задание никто не выполнит. Факультеты останутся по нулям, то есть при своих, но, возможно, это включит чьи-нибудь заплесневелые мозги, и следующие задания поразят нас своей зрелищностью и брызгами адреналина вперемешку с кровью, и, возможно, отправит кого-нибудь на больничную койку, или того хуже, прибьет, ну, это если мозги все же не отойдут от грибковой болезни, хотя бывает всякое, — пока она говорила, я пришел к нескольким выводам: Изида Петровна ненавидит состязания и всех, кто принимает в них участие, как будто мы виноваты, что «Матвей» выбрал нас; а также то, что в этом классе необычайно прочное стекло на окнах, которые лишь слегка позвякивало в тон раскатистому голосу наставницы. — Так, оставим лирику, сейчас юноши пойдут на улицу и нарубят дрова, чтобы затопить печи на кухне, а также поучаться их, собственно, топить. На следующем уроке, послезавтра, путем жребия распределим блюда, которые юноши нам приготовят. Блюда все максимально простые и питательные, потому что при жизненных невзгодах вам всем будет не до фаршированных тутовыми шелкопрядами колибри под соусом из рамбутана, сбрызнутого соком саподилла. Девушки же за эти два занятия сколотят нам достаточно табуретов, чтобы мы могли расположиться за столом и отведать то, что приготовили нам юноши.

— Вот это ни хрена себе, у меня слов нет, — протянул Петр. — В общем, чтобы я в себя пришел, после занятий пойдем молнию разучивать, чтобы я сумел все это хоть на время забыть.

— А почему еду будут готовить юноши, а табуретки колотить девушки? — тихо спросила Назарова, за что получила полный презрения взгляд.

— Да потому что, суп какой-никакой сумеет любая курица приготовить, а юноше нужно вдохновение, зато лучшие шефы получаются именно из мужчин. А вот табуретку любой парень сумеет чисто интуитивно сколотить, тогда как девушки могут остаться без седалища и сидеть всю дорогу на земле. Еще глупые вопросы есть? — все очень дружно и синхронно покачали головами. Правда, я так и не понял, чем так необходим табурет в тех случаях, которые описывает Изида Петровна, ведь в такое смутное для клана время стулья будут не самой большой проблемой. А кашу можно и на земле поесть, соорудив себе лежак из веток.

— Этой женщине нужно надзирательницей за особо опасными и особо отмороженными преступными маньяками быть. Вот тогда они почувствуют, что такое мощная длань истинной госпожи, и будут прилежно лизать ей пятки, — в голосе Петра все еще звучало потрясение. — Хотя нет, они напишут петицию в общество зоошизы и те добьются, чтобы госпоже Громовой запретили измываться над несчастными. А вот над учениками можно, они все стерпят, им не привыкать.

Я хмыкнул, реагируя на слова Петра, с удивлением начиная отмечать, что некоторые слова из его лексикона мне становятся понятны, словно я всегда знал их значение. То ли память Петюни начала каким-то образом вплетаться в мою собственную, то ли Петр каким-то образом в этом способствовал. Это не могло не радовать. Не хочется стоять с открытым ртом, пока тебе некоторые фразы не разжуют и в рот не положат. Такого еще, конечно, не было, но я уже давно был готов к подобного рода конфузу. Пока он разглагольствовал, Изида Петровна обвела своими голубыми глазами класс и прошипела.

— Я не поняла, а что мы сидим, кого ждем? Тому, кто колун от обычного топора отличит, за урок пятерка автоматом. Та девушка, которая возьмет гвозди, а не саморезы, тоже самое. Быстро, за работу!

Нас как ветром сдуло. Оказавшись во дворе, я вздохнул, глядя, как парни в растерянности смотрят на кучу инструментов, лежащих перед ними.

— Вот поистине дом Большой Мамочки, — хрюкнул какой-то собственной шутке Петр. — Интересно, а она питается ужином из непослушных и тупых детей?

— Да замолчи ты, — вздохнул я, прерывая его. Схватив колун за длинное топорище, я пошел к колоде, на которую поставил первую чурку.

— Романов, тебя дед покусал, пока ты на каникулах у него прохлаждался? — я покосился на Громову, которая задумчиво смотрела на меня. — Даже, если ты схватил первый попавший в руки инструмент, я свое слово держу, пятерка за урок тобой уже получена, даже, если ты сейчас отрубишь случайно что-нибудь не особо нужное зевакам, спешащим посмотреть, какой именно топор ты выбрал. Так, все сюда, смотрим на Романова и делаем также, как и он! — заорала она, а мне захотелось почесать ухо внутри. Чтобы хоть немного ее приглушить, я размахнулся и всадил колун в чурку, перевернув, стукнул о колоду, и поднял отколотую половину, чтобы уже ее изрубить на дрова. — Да, делаем, как он, а я пойду полюбуюсь, как наши великосветские девицы будут саморезы в доски молотком забивать. — Она развернулась и строевым шагом удалилась, я же продолжил колоть дрова, отмечая, что все больше и больше парней занимает свободные колоды. Надеюсь, что все справятся и никто никого не зарубит, а то мало ли, в жизни и не такое случается.

— А ты что, правда дрова рубить умеешь? — задумчиво произнес Карамзин, вертя в руках колун.

— Тебе показалось, — я усмехнулся, ставя на колоду новую чурку. — Я просто гений иллюзии.

— Мне точно нужно на лето к твоему деду. Единственный раз ты у него гостил больше недели, и он из тебя подобие человека сделал, — покачал Дмитрий головой и, замахнувшись, всадил колун в колоду. Чурка даже не покачнулась. Он несколько раз дернул за топорище, но всажен топор было добротно, поэтому приложенной силы не хватило, чтобы извлечь орудие на свободу.

— Скажи мне, ты же вроде императором был. У вас в империи все так плохо было, если ты дрова сам колол, или у тебя в учителях было что-то похожее на Изиду Петровну? Поди с четырех лет по двору носился. В одной руке шпага, в другой колун, а скалка в зубах, чтобы настроение мамочки не испортить. — Вовсю веселился Петр. — У нас вот такого атавизма вообще нет. Дрова, придумали тоже. Не в ту сторону развиваетесь, слышь, Петька, твоя империя по другой дорожке идет, в пропасть она катится.

— Отстань, — мысленно отмахнулся я от него, подходя к Карамзину, который уже хватился за топорище колуна и опирался одной ногой в колоду. Когда я подошел к нему, дело сдвинулось с мертвой точки. Ну, мне так показалось на первый взгляд. Сделав очередной рывок Карамзин упал на спину, а топорище без топора отлетело в сторону просто с нечеловеческой скоростью.

— Нет, ну на минуту оставить нельзя, — прогремел голос Изиды Петровны, на который все синхронно повернулись. Она подходила к лежащему на спине Щедрову, и топорищу Карамзина, которое лежало рядом с ним. — Кто это сделал? Кто бросил топорище колуна в голову своего товарища?

Я все-таки рассмеялся, глядя, как Карамзин виновато разводит руками в стороны, показывая на топор, все еще торчавший в колоде.

— Да что вы такие беспомощные-то, — зарычала преподавательница и, проведя рукой перед лицом Щедрова, привела того в чувство. — Сколько пальцев видишь? — Она помахала перед ним указательным пальцем.

— Один, — неуверенно ответил Щедров, поднимаясь на ноги.

— Отлично. Виновник, проводи пострадавшего в лазарет, а остальные чего уставились? До конца занятия еще много времени, еще печь успеете затопить, если все к целителю не попадёте, устроив тому внеплановый праздник из стольких подопытных, — я повернулся к своей колоде и поставил на нее очередную чурку, — я умею колоть дрова, потому что учился я с упоением только тому, что было связано с охотой, а развести костер, это тоже целое искусство, но объяснять я ничего никому не буду, вот еще, мне бы до конца урока дожить и со смеху не помереть, глядя на то, что тот же Агушин пытается сотворить с чуркой.

Глава 13

— Ну, и какое тебе задание досталось? — Лариса Ивановна сегодня была в белой, кажущейся до странности прозрачной блузке, сквозь которую было видно кружево белья, в неизменной юбке и туфлях, чуть пониже, чем те, в которых она была при нашей первой встрече. Белокурые волосы забраны в конский хвост, кажется так называлась в этом мире такая прическа у женщин, а смотрела она на меня поверх очков в тонкой золотистой оправе. Я честно старался не пялиться на нее, но получалось плохо, к тому же, эта женщина действительно была достойна того, чтобы на нее смотреть с восхищением.

— Ответь уже тетеньке, баран, а то она неправильно тебя поймет, или наоборот, правильно и побьет, а это может быть реально больно, — голос Петра вывел меня из ступора, и я, старательно улыбнувшись, ответил, стараясь прогнать из головы образы вышедшей из себя женщины, которая решит меня избить. Получалось плохо, потому что это еще больше разогревало фантазию, но я все же собрался с духом и выпалил:

— Зелье правды и доверия, — библиотекарша, уже начавшая было хмуриться, сняла очки и бросила их на стол. Если она таким образом недовольство вымещает, то, возможно, Петр и прав в последствии наказания.

— Они что там все с ума посходили? — покачав головой и ничего больше не добавив, она пошла, покачивая бедрами, за книгами, а я расположился за тем самым столом, за которым сидел в первое свое посещение библиотеки, стараясь не смотреть ей вслед.

— Мне очень сильно не нравится, как все реагируют на твое задание, — задумчиво проговорил Петр. — Если у остальных просто махают рукой, вроде бы, вы все равно не справитесь, так что лучше не заморачивайтесь, то в твоем случае, чуть ли за голову не хватаются. Я не знаю, что и думать. Если оно такое же невыполнимое, как и другие, так в чем тогда причина?

— В салемской ведьме, — хмыкнул я, вспоминая беснующегося призрака. — Надеюсь это не она является компонентом моего зелья. Может опасаются, что я ее откопаю и от этой находки будет еще хуже, нежели от самого зелья?

— А чего это ты так развеселился? Гормоны в кровь ударили? Иди побегай, ну или побей еще кого-нибудь, сразу легче станет. Я тебе о серьезных вещах сейчас говорю, а тебе все хиханьки да хаханьки. Ведьма нужна для зелья очищения, понятия не имею, что это значит, но явно никакого отношения не имеет к нашему заданию. — Голос в голове замолчал, я даже ненароком подумал, что обидел его чем, но, спустя несколько минут, Петр снова заговорил. — А может, ну его? Скажешь, что ничего не нашел, бывает, все равно мало кто сможет на первый этап подготовленным прийти.

— Нельзя, — я не удержался и вздохнул. Надо ли говорить, что это было первое, что пришло мне на ум, и я еще раз перечитал правила в уставе школы. — Я же читал про этот вариант. «Матвей» каким-то образом может отслеживать участников и определять, насколько сильно они старались выполнить задание.

— И сколько же усилий надо приложить?

— Достаточно, для того, чтобы он счел, что участник выполнил все от него зависящее, чтобы не наложить штраф.

— Так тут еще и штрафы накладываются? — если бы Перт был материален, то я бы увидел, как он за голову схватился. — Я хренею, тетя Клава. Кстати, а где я был, когда ты устав по этому поводу открывал?

— Я-то откуда знаю, куда ты мог подеваться? — тут Лариса Ивановна принесла всего две книги и положила их передо мной на стол. Одна из них была довольно старая, но мое внимание почему-то привлекала ее обложка, она казалась какой-то неестественной, отличимой от всех остальных, которые я когда-либо видел.

— Единственный экземпляр. Больше информации у меня по этому поводу нет. И запомни, книга очень старая и ценная, поэтому будешь работать вот в этом, — она бросила передо мной белые перчатки и не отошла, пока я не надел их на руки. Как ты понимаешь книгу из библиотеки выносить нельзя, работай здесь.

— А что, защиту не будете ставить? — спросил я, не торопясь открывать книгу.

— В этом нет необходимости. Книги неопасны, тем более, что собранные здесь рецепты практически невозможно реализовать из-за невозможности найти компоненты, — Лариса Ивановна прошла за свой стол и, сев за него, открыла какой-то журнал и погрузилась в чтение.

Я сел за стол и открыл книгу, все еще удивляясь структуре обложки и переплета, кожа была странная, черная, выкрашенная, но подобной текстуры я ранее никогда не встречал. Кожа, как оказалось, на самом деле была тонкая, натянутая на деревянную дощечку, края которой были обиты серебряными вставками. Почему-то ее даже открывать мне не хотелось, не то, чтобы знакомиться с содержимым.

— Ну-ка. Странная кожа, интересно чья она. Надеюсь, не человеческая, — он противно захихикал, отчего мне захотелось отбросить книгу в сторону. — Удивительно, что это зелье находится в такой древности. Даже интересно стало из чего оно делается, может, там в составе чешуя дракона и кровь девственницы? Ну, тогда понятно, почему они так переживают. Если чешую еще можно, поднапрячься и достать, то вот с девственницами, скорее всего, жуткий дефицит.

Я перестал обращать внимание на бубнежку и приступил к изучению книги, которая была датирована 1599 годом. И написана на иностранном языке. Скорее всего, на латыни, но я могу ошибаться, потому что латынь знаю плохо, в отличие от немецкого, французского и греческого. Вторая книга была обычная, просто пояснение где какие животные водятся, какие растения где встречаются, и когда их добывали в последний раз. Значит, сам состав зелья находится в первой книге.

— А перевода нет? — обратился я к Ларисе Ивановне, отрывая взгляд от книги.

— Ах да, совсем забыла. — Она поднялась и, подойдя ко мне, взяла книгу в руки и несколько раз потрясла. Потом положила ее передо мной и вернулась на свое место.

Я скептически смотрел на книгу, не спеша ее раскрывать. Петр молчал, поэтому я глубоко вздохнул и открыл книгу, глядя на содержание, написанное понятным мне русским языком.

— А как... Ладно, не важно, — я решил не отвлекать больше библиотекаря, потом спрошу. Не слишком хочется казаться перед ней идиотом, особенно, если такого рода информация тут в порядке вещей.

Так посмотрим, что же мне нужно приготовить. Я провел пальцем по содержанию и нашел в нем свое задание, и погрузился в чтение. И так, зелье правды и доверия весьма нужная вещь оказалась, и, если ее можно было сделать, то в иной ситуации и вовсе необходимая. Действовало оно следующим образом: ты сам выпиваешь зелье, именно сам, а не тот, чье доверие ты хочешь вызвать, и ровно на час становишься для всех встречных лучшим другом, которому все правдиво отвечают на все вопросы, и делают для своего лучшего друга все, что пожелаешь. Изготовлялось оно элементарно: нужно было просто смешать определенные ингредиенты в определенных количествах и в определенной последовательности. Все. Ничего варить, взрывать, замораживать и... что там еще делают с зельями, конкретно с этим делать было не нужно. Да и самих ингредиентов нужно для приготовления всего пять. Правда, как оказалось, оно было запрещено для использования частным лицам еще в середине семнадцатого века.

— Интересно, а приготовление и использование его в стенах школы в рамках состязания является очень серьезным правонарушением или никто на это внимание не обратит? А есть ли какие-то инструменты отслеживания? Нет, не подумай ничего, я просто интересуюсь. Эх, было бы со мной мое тело, когда такие перспективы открываются... — Петр замолчал, видимо, обдумывая эти самые перспективы. Но я пробежался по содержанию второй книги и глубоко задумался.

У этого зелья было всего два недостатка: его нельзя было применять чаще, чем один раз в две недели, иначе можно было отравиться, и два из пяти компонентов невозможно было достать.

— Так, нам нужно: пучок крапивы, ну, этого добра везде навалом, но лучше поторопиться, иначе она уйдет под снег, и тогда редких ингредиентов станет три, а не два, — начал перечислять Петр. — Ложка сахара, ну, это вообще не проблема, так же, как и голубая глина, узнать, где ее добывают, и съездить туда правилами дозволяется. Кстати, а сахар ты сам из свеклы должен добыть, или его все-таки можно купить? А сахар какой? Свекольный или тростниковый? А может пальмовый или солодовый? Прочти еще раз, может, я чего не разглядел.

— Не уточняется. Значит, наверное, обычный.

— Обычный у тебя дома был в каменном веке, в котором ты жил, охотясь на медведя с благородной рогатиной, а не покупая медвежатину в магазине.

— Скорее всего, без разницы. — Мысленно прорычал я в ответ, понимая, что Петр просто издевается надо мной. — Но думаю, что до такой дурости даже устроители состязания не додумались, но я все же утащу немного из столовой, не купил и сам добыл, все условия соблюдены.

— Так, и что там у нас осталось из трудновыполнимых?

— Лепесток кувшинки сизой, — прочитал я. — Водится только в одном водоеме, в том, что на территории школьного парка расположен. Проблема в том, что это озеро облюбовала водная нечисть, и теперь к озеру никому не пройти, если не хочешь, чтобы тебя утопили и сожрали.

— М-да, — протянул Петр. — А что там с последним?

— Три шерстинки из шерсти магической пантеры, — прочитал я, и тут же во второй книге нашел эту самую пантеру. — Вот, неуязвима к магическим эманациям, причем всем, обладает эмпатическими способностями, в пасти имеет два ядовитых зуба. Яд считается смертельным, противоядия от него не существует. Примерно в полтора раза больше стандартной пантеры.

— Вот черт. А это считается трудновыполнимым или невыполнимым?

— Невыполнимым, — я стукнулся лбом о стол. — Магические пантеры вымерли. Последнюю особь видели семьдесят лет назад. Есть, конечно, вероятность, что у кого-то в частной коллекции имеется шкура, выдубленная и потерявшая почти все свои уникальные свойства, но я бы сильно на это не рассчитывал.

— Значит, нам нужно добыть то, что возможно, сделать усилие в плане озера, может быть даже сходить и посмотреть на него, и на этом забыть про первое состязание, как про страшный сон, — резюмировал Петр.

— Да, наверное, именно так я и сделаю, — вытащив тетрадь, я тщательно переписал в нее все необходимые мне сведения, затем поднялся, забрал со стола книги и подошел к Ларисе Ивановне. Что меня поразило, так это то, что я опять в библиотеке был один. Ни один из участников не пришел, чтобы уточнить необходимые ему сведения, ни один из учеников не прибежал за необходимой ему книгой. Как они вообще учатся?

— А почему здесь все время пусто? — спросил я у Ларисы Ивановны, протягивая ей книги.

— Из-за Сети, — она отложила журнал. — Зачем куда-то идти, если можно задать вопрос в Сети, и тебе будет предоставлен целый ворох ответов. Другое дело, что в этом ворохе нужно найти один правильный, но когда неправильный ответ смущал учеников? Главное, что хоть какой-то ответ есть. Я, кстати, удивлена тем, что ты ищешь ответы здесь.

— Я предпочитаю, чтобы ответ был все-таки правильный. Да и, в отличие от Сети, здесь не нужно выбирать из кучи предложенных ответов, потому что прекрасная Лариса Ивановна сама принесет все то, что требуется, да еще и защиту поставит, если все может плачевно закончиться, — я в который раз улыбнулся.

— Романов, ты просто дамский угодник, — библиотекарша забрала книги. — Ты еще что-то хотел спросить?

— Что я должен сделать, чтобы суметь пройти к парковому озеру? — я выпалил это, даже особо не подумав, что несу.

— Если ты не император Всероссийский, то ничего, — она усмехнулась, увидев мою вытянувшуюся физиономию. — Когда-то давно между нечистью в лице водяного и Российской империей в лице императора, был заключен договор. Нечисти позволялось жить только в одном водоеме в империи, за пределы не выходить, детей не красть, юношей с дороги не сбивать и песнями волшебными на погибель не зазывать. Но и в озере том никто их трогать не будет, ну, а если найдется идиот, который сам сунется, то он может считаться законной добычей нечистых. Так что, Романов, даже не надейся.

— Да я просто так поинтересовался. А можно мне в таком случае еще кое-чем поинтересоваться, к примеру, зельем очищения? — прищурился я. Все же любопытство всегда меня преследовало меня, и я не мог не узнать все про это зелье. Все же может Соломон Израилевич преувеличивал, когда так отреагировал именно на его упоминание?

— Тебе зачем? — спустила она очки к переносице, пристально глядя на меня.

— Есть небольшой вопрос, тем более, нам же разрешено узнавать информацию по любому вопросу, который нас будет интересовать? — улыбнулся я, стараясь сильно на нее на давить.

— У меня нет литературы по данному вопросу, — скривилась она. — У меня все-таки школьная библиотека, а не закрытая секция в имперской.

— Спасибо, — пробормотал я. А ведь у меня не все так плохо в плане задания. Кому-то совсем не повезло. Хотя, может, ответ он узнает из Сети? Тоже, кстати неплохой вариант, может, я найду, более свежую информацию про кувшинки и пантеру. Тем более, мне не так уж много и надо. Библиотекарша кашлянула, выводя меня из задумчивости. — Простите, — и я направился к двери. На пороге остановился. — До свидания, Лариса Ивановна.

— До свидания, Романов, — она говорила, уже не глядя на меня, а снова уткнувшись в свой журнал.

— Я тут подумал, — задумчиво проговорил Петр. — А ты ведь император.

— Я не Годунов, — покачав головой, я направился к скамье, стоящей неподалеку, на которой сидела, низко опустив голову явно расстроенная Назарова.

— Да нечисти на это насрать, им главное, чтобы стоящее перед ними чучело являлось императором Всероссийским. Нечисть-то как бы между мирами живет, ей параллельно, кто, где, когда и как, главное, чтобы это был император, прошедший через коронацию. Вот такие моменты они прекрасно чуют. Ты ведь был коронован по всем правилам? — спросил он с подозрением в голосе.

— Конечно, а что можно еще и не по всем правилам короноваться? — я даже крякнул от такого утверждения.

— Можно, сам себя императором нарекаешь и корону на голову возлагаешь, — на этот раз голос Петра звучал назидающе.

— Дурость какая. Все равно существуют определенные правила, которые никто не может нарушить, чтобы не позволить противникам воспользоваться этим и сбросить тебя, вместе с короной, кою сам на себя нацепил.

— Можно подумать, что в случае, если все правила соблюдены, императора будет сложно скинуть разным там заговорщикам, — хмыкнул Петр.

— На самом деле, так оно и есть, помазанника Божьего гораздо труднее убрать не убивая, и не оставляя трон свободным, естественным, так сказать, путем, а теперь помолчи, — я сел рядом с Назаровой на скамью. — Что случилось? У тебя такой вид, будто ты вот-вот разрыдаешься.

— Меня все ненавидят, — Назарова обхватила себя руками. — Еще и до этого дурацкого состязания я себя парией чувствовала, а теперь так и вообще, — ее губы задрожали, но она все же сумела взять себя в руки в последний момент.

— Ничего, скоро все наладится, — я попытался ее неловко успокоить.

— Нет, ничего уже не наладится, ничего, — она всхлипнула, то ли устав изображать из себя гордую принцессу, то ли по какой другой причине. Тогда я осторожно притянул ее к себе, и Ольга, правильно расценив мои действия, уткнулась мне лицом в плечо и зарыдала. Я очень осторожно гладил ее по тонкой спине, шепча какие-то глупости. Наконец, слезы иссякли, Назарова пару раз шмыгнула носом и отодвинулась. — Спасибо, что побыл моей жилеткой. Извини, я тебя отвлекла, ты же куда-то шел.

— Вообще-то я шел в зал, у меня сейчас индивидуальное занятие по боевой магии с Долговым.

— О, а у меня тоже, — она нахмурилась. — Но что это за индивидуальное занятие, если мы на нем вдвоем будем?

— Пока не увидим, не поймем, — я пожал плечами, встал и протянул ей руку, за которую она, после недолгих колебаний уцепилась. — Пошли, а то опоздаем, и этого Долгов нам точно никогда не простит.

Глава 14

Занятия все-таки у нас с Ольгой были индивидуальные. Просто проводились они в одно время, но в разных секциях зала. И если Назарову гоняли в плане чисто магической подготовки, то за меня Долгов взялся всерьез. Что удивительно, ее оставили одну отрабатывать заклинания, потому как даже мне было хорошо видно, что в дополнительных замечаниях и подсказках она не нуждается. Удовлетворенно кивнув, Долгов обратил все свое внимание на меня. Хорошо еще, что падать на маты было не слишком больно, но зато страдали мое самолюбие и, в какой-то мере, гордость, все-таки раньше я мог бы спокойно отразить две трети его ударов, и даже контратаковать. Но сейчас слишком слабое тело, раз за разом подводило меня, и я не то, что сам не мог ничего сделать с сильным и опытным противником, но и защититься как следует для меня оказалось проблематично.

— Романов, кто пытался тебя научить драться? — серьезно спросил Долгов, когда я в очередной раз, скрипнув зубами в бессильной злобе, стукнул кулаком по мату и вскочил на ноги.

— Да так, много кто, — неопределенно махнув рукой, я поправил обмотки на запястьях.

— Эти много кто, владеют неплохой техникой, и довольно необычной, вот только начали они не с того, с чего нужно было начинать, — Долгов нахмурившись, смотрел на меня, скрестив руки на груди. — В общем, я имею теперь представление, на чем нужно заострить внимание, и непосредственно боевая подготовка без применения магии стоит далеко не на первом месте. С завтрашнего дня приготовься к тяжелым физическим нагрузкам. Мне нужно за небольшое время сделать тебя хотя бы отдаленно похожим на боевого мага, а это, я тебе скажу, Романов, не слишком легкое занятие. Свободен, мне еще Назарову нужно контролировать, чтобы она ничего здесь не разрушила.

— Простите, Виктор Валерьевич, можно задать вопрос? — я остановил Долгова, который уже отвернулся от меня, чтобы идти в закрытую секцию, где сейчас Назарова разучивала нечто опасное. Меня пока не подпускали близко к подобным тренировкам. Долгов сказал, что не даст мне даже в теории ту же взрывную волну, пока я общие заклинания не изучу. Наверное, это было правильно, но от этого не менее обидно. Мне как любому человеку хотелось всего и сразу, а самолюбие императора не давало спокойно смириться с тем, что я хуже, чем даже мои соученики со второго курса. Возможно даже и с первого, что еще больше приводило меня в бешенство, а в голове зарождались вполне разумные вопросы, о том, почему никто не помогает мне выбраться из этого болота незнания, если от занятий освободили, оставив только домоводство, воспоминания о котором еще не выветрились из памяти.

— Ну чего тебе, Романов? — наставник недовольно нахмурился.

— Мне бы хотелось узнать, каким именно заклятьем можно сохранить свежесобранную крапиву? — быстро отчеканил я, пока Долгов не ушел. Нужно было начинать выполнять задания, пока крапива, а тут я полностью согласен с Петром, не превратилась в еще один редкий ингредиент. Почему-то Петр такого заклятья не знал, а в библиотеке поинтересоваться вовремя забыл, точнее, не придал этому значения.

— Под чарами сохранности, они простые, — он посмотрел на меня и покачал головой, — смори и запоминай, — Долгов показал жест и произнес заклинание, состоящее всего из одного слова. Судя по его недоуменному виду, скорее всего эти чары преподавались на первом курсе, и он был удивлен моей неосведомленности. — Повтори, — я тщательно изобразил то, что он только что показал. — Прекрасно. — Можешь потренироваться пока. В зону отработки заклятий зайди, там вокруг тебя защитный купол образуется автоматически. — И он развернулся, чтобы уделить внимание своей ученице.

— Пошли. Во-первых, разучишь как следует этот примитив, а, во-вторых, я покажу тебе молнию, — азартно проговорил Петр, мне даже показалось, что он потер руки.

— А зачем нужно при молнии, чтобы дождь шел? — спросил я, заходя в сектор, и остановился, потому что вокруг меня тут же образовался плотный непрозрачный купол защиты.

— Не то, чтобы нужно, скорее всего, наоборот, но для фатального результата будет неплохим подспорьем, — протянул он. Я ничего не сказал, потому что так и не получил ответа на свой вопрос. — Чтобы проводимость была выше, — наконец, ответил Петр, но мне его ответ ничем помочь не мог, потому что я не знал такого понятия, как «проводимость». — Не забивай себе пока голову ненужной информацией, лучше слушай и запоминай.

За то время, пока продолжалась тренировка у Назаровой, я выучил оба заклинания и даже отработал тот щит, что показывал Долгов на первом, еще общем занятии. Так уж получилось, что молния оказалась даже проще, чем те же чары сохранности, не говоря уже про щит, на что Петр философски заметил:

— Ты что же не замечал, что чем убойнее вещь, тем она проще, во всяком случае того, чем можно защищаться, — подумав, я полностью согласился с этим утверждением, да действительно, так чаще всего и бывает.

Собственно, я не подстраивался под Ольгу, но так получилось, что закончили мы свои индивидуальные занятия одновременно.

Когда я сделал шаг на выход и защита исчезла, то услышал негромкие голоса. Назарова вместе с Долговым занимались в секторе через один от того, где занимался я, поэтому после снятиякупола даже тихие разговоры стали слышимы. Подслушивать я не хотел, но и затыкать уши не собирался.

— Почему сегодня нам с Романовым было назначено занятие на одно и тоже время? — спросила Назарова у наставника. — Ведь мы занимались все равно совершенно разными вещами.

— Потому что в третьем туре вы будете работать парами, а Романов единственный из вашей банды, кто тебя переносит, и вообще нормально реагирует на твое существование, — от ответа Долгова Петр в моей голове закашлялся, а я остановился, словно запнувшись на ходу. — Когда уровень подготовки Романова в магическом плане достигнет твоего, будете работать исключительно в паре.

— Да они оптимисты, я погляжу. Уже до третьего тура твой наставник губу раскатал в надежде, что вы туда доползете. Хотя, с таким покровительством одной племянницы не последнего человека вашей империи, будет за счастье, если все-таки доберетесь, причем живыми. Я тут подумал, что это, наверное, будет уникальным в своем роде год, когда до финала дойдут все шесть команд, не набрав ни одного очка. — Засмеялся Петр.

— Да замолчи ты, — отмахнулся я от него, теперь уже действительно прислушиваясь, потому что разговор между ними затрагивал и лично меня. Не хотелось бы узнать о чем-нибудь в самый последний момент.

— И когда это произойдет, после Нового года? — напряжение в голосе Назаровой не проходило.

— Ты его недооцениваешь, — усмехнулся Долгов. — Романов очень сильно изменился. словно с ним что-то фатальное произошло этим летом. Не знаю, как будто в него наконец-то вставили металлический стержень. Такие люди могут долго терпеть, но тщательно запоминают, а то и записывают все свои обиды, и когда придет время, мало никому не покажется, уж поверь мне, я таких много на своем веку повидал. Так что, не пройдет и месяца, и ты уже даже защититься не сумеешь от его атак, несмотря на то, что с тобой дома занимались так, что хоть сейчас на пятый курс переводи.

— Что-то верится с трудом, — протянула Назарова. Я поморщился, вспоминая, какого обо мне мнения все окружающие. Ну ничего, в принципе, Долгов прав, обиды я всегда помню и предательства, главное, заметить их вовремя. — Но вы правы он изменился. А почему так получилось, что меня все сторонятся? Я же ничего плохого никому не делаю, и не делала, а со мной даже моя соседка по комнате перестала разговаривать? — в голосе девушки задрожали предательские слезы.

— У тебя всегда было привилегированное положение, а таких не любят, особенно в студенческой среде, и, если среди простых людей знакомство с тобой многие предпочли бы использовать в своих целях, то среди магов, среди которых полно магов разума, пусть даже на начальном, интуитивном уровне, такие вещи не проходят. Что касается Романова, — Долгов замолчал, а я сделал шаг в тень, чтобы они меня не заметили. — У меня сложилось странное ощущение, что он почему-то испытывает чувство превосходства над всеми нами. Словно он, как минимум, особа, наиболее приближенная к августейшей семье, а то и сам из этой семьи, причем где-то на уровне наследника престола. Тебе бы как раз стоило поучиться у него этому. Ты показываешь свою слабость, показываешь, что тебя задевает такое отношение, а это в обществе, в котором мы находимся, недопустимо, — тоном придворного наставника открывал ей простые истины, которые должны были преподаваться еще с пеленок, Долгов. Я нахмурился, обдумывая сказанное. Странно, что она этого не замечает за собой. Неужели всех придворных так плохо обучают и воспитывают? Странно, что с таким отношением Годунов и его семья все еще находятся во главе империи.

— Но я не замечала, что он стал более высокомерным... — начала Назарова.

— Ты не понимаешь. Это не высокомерие, это снисходительность. Он словно одолжение делает, когда начинает разговор с собеседником. Нет, ведет он себя безупречно, но даже Изида Петровна отметила, что он смотрит на всех как бы свысока. Я не знаю, как это объяснить словами, все происходит на уровне интуиции, — они замолчали, а потом Долгов громко произнес. — Романов, у тебя скоро уши по полу начнут волочиться, выходи, хватит подслушивать, все равно ничего нового, чего ты о себе не знаешь, ты все равно не услышишь.

— Вот черт глазастый, — в голосе Петра, помимо его воли, послышалось восхищение. — Но мужик четкий... Уважаю, — в этой оценке я был полностью с ним согласен. — Ты давай начинай уже вести себя подобающе Петюньчику, а то так и на опыты отправят, чтобы выяснить как ты из нытика превратился в высокородную особу. Мне тебя не жалко, мне себя жалко, так что меньше пафоса, больше слюней, и дальше по нисходящей, так разница в глаза особо бросаться не будет.

— Я не подслушиваю, просто не хотел прерывать вашу столь занимательную беседу, — сказав это, я вышел из тени и улыбнулся возмущенно поджавшей губы Назаровой. — Не хмурься, морщины появятся, а это, что ни говори, женщин не красит.

— Ладно, детки, ступайте уже в свои комнаты, хоть первую учебную неделю и идет раскачивание после летних каникул, но вас завтра ночью ожидает увлекательный, благодаря Романову, урок астрономии, поверьте, зрелище незабываемое: ночь, звезды, телескопы и наш незабвенный Сергей Геннадьевич, — усмехнулся Долгов и кивнул на дверь, предлагая нам убираться из его вотчины. Просить нас долго было не надо, и мы быстро вышли из зала, даже не глядя друг на друга.

Дошли мы с Назаровой в полном молчании практически до входа на стадион, когда нам дорогу перегородили пятеро парней. Они были не такие массивные, как Агушин с его свитой, но тоже ничего хорошего от этой толпы я не ждал.

— Надо же, наша принцессочка нашла себе ухажёра под стать, — этот глумливый голос я узнаю даже если без сознания буду валяться. И почему я раньше, ослепленный его дружбой, не замечал, что он именно глумится над окружающими, даже надо мной. И хотя, скорее всего, здешний Ванька родился именно в России, а не на чужбине, это чувство брезгливого превосходства, которое он привез в родную страну, каким-то образом передалось и этому его двойнику. Я сам от себя не ожидал, как сжал кулаки, глядя на князя Долгорукого едва ли не с ненавистью.

— Вот мне совершенно не нравится твое напряженное сопение, — напомнил о себе Петр. — Брось ты его, я же чувствую своей, вырезанной еще в детстве, селезенкой, что ты язык за зубами не сдержишь, а тут птица высокого полета, говно лучше не трогать, вонь потом долгая стоять будет. Если того чмыря, ты можешь сколько угодно в пыли валять, то тут я бы сперва подумал, все же пять против одного... — Я сам не понял, как у меня получилось выключить своего двойника. Как-то сильно я пожелал, видимо, чтобы он замолчал и не вмешивался, потому что его советы мне в данном случае не слишком нужны, больше отвлекать будет. Не Долгоруков его так вывел из душевного равновесия, а численное превосходство. Ну я и сам не юродивый, чтобы с кулаками на Ваньку бросаться. Просто воспоминания нездоровые он в душе поднял.

— Шел бы ты своей дорогой, Ванечка, — поморщилась Ольга. Она бросила на меня беглый взгляд, что не укрылось ни от меня, ни от Долгорукого.

— Я-то пойду, но ты в курсе, красотка, что твой папаша вот прямо сейчас обсуждает возможность нашего с тобой обручения с моим, — и он весьма похабно осмотрел Назарову с ног до головы. — Так что, на зимних каникулах вполне возможно мы с тобой обручимся. А значит, можешь перестать ломаться и уже прогуляться со мной при луне. — Так же, как и в моем мире, Ванька был старше, сейчас он учился, судя по всему, на шестом последнем курсе. А вот его сопровождающие были весьма разновозрастные: окинув их взглядом, я узнал Румянцева, Татищева и Разумовского, последний был мне не знаком, наверное, из новых благородных семейств, обладающих большим весом в империи, потому что других Долгорукий рядом с собой не потерпел бы. А вот Романовы, из древнего боярского рода, служившего еще Калите, никогда титулом того же князя похвастаться не могли, такой вот интересный поворот истории.

— Оставь ее, княже, — помимо воли в моем голосе появились те самые издевательские нотки, на которые намекал не так давно Долгов. — Вот когда ваше обручение состоится, а для этого еще нужно будет позволение государя Бориса Владимировича получить, тогда и будешь княжне нотации читать, а пока охолонись. Еще не известно, как государь отреагирует, и даст ли свое благословение, а то сдается мне, что князья Долгорукие далеко не в фаворе нынче, — я сделал акцент на последнем слове, которое почему-то подействовало и на Ваньку, и на засевшего в моей голове Петра самым непредсказуемым образом.

— Вот оно как включается. Ага. Раз-два, слышишь меня? В общем, что получается, при твоем царствовании этот смазливый хорек был как раз в фаворе? — Петр задумался. — Чтобы он при тебе не натворил, но здесь мне хочется конкретно так набить его высокомерное лицо, поэтому беру свои второпях сказанные слова обратно. Вот, не поверишь, прямо кулаки зачесались, хоть у меня их вроде бы и нет.

— Если ты думаешь, что я со всякими дворняжками буду в полемику вступать, то ты ошиб... — а вот это он сказал зря. Уж кем-кем, а дворняжками Романовы никогда не были. Я сделал шаг вперед и, несильно размахнувшись, отвесил ему звонкую пощечину.

— Ты прав, с Долгорукими разговаривать — это себя в конец уважать перестать, — выплюнул я, с вызовом глядя на взбешенного Ваньку, который приложил ладонь к горящей щеке, второй рукой останавливая бросившихся ко мне миньонов.

— Значит, дуэли захотел, шавка Костромская? — процедил Долгорукий. — Отлично, будет тебе дуэль. Сомневаюсь, что твой дед доверил своему ущербному внучку оружие, поэтому, так и быть старинный пистолет я тебе сегодня же пришлю, чтобы совсем уж убийством мои действия не казались. Хоть изучишь на досуге. Завтра в шесть утра на стадионе, не опаздывай.

— Нет, ну ты молодец, чё, надеюсь, ты вообще знаешь, что это такое, потому что я такими знаниями точно не обладаю, да даже вспомнить не могу, что такое пистолет, так как мы уже давно перешли на высокотехнологичное оружие в виде бластеров, — голос Петра просто сочился ядом, а я думал, что Ванька сам не понимая, что делает, скорее всего, себе приговор подписал, потому что я, в отличие от него не просто изучал «древнее» оружие, я из него с семи лет бью, почти без промаха, так что остается только приложить усилие, и не убить этого заносчивого ублюдка. Не глядя на закрывшую рот ладонью Назарову, я быстрым шагом пошел в сторону общежития, дожидаться обещанный вызываемой стороной пистолет, да Карамзина поставить в известность, что ему моим секундантом быть предстоит, и, может, дуэльный кодекс почитать, он, скорее всего, отличается от известного мне.

Глава 15

В империи дуэли были разрешены и узаконены. Правда, для несовершеннолетних особей, коими считались мы с Долгоруким, потому что нам обоим не исполнилось еще двадцати одного года, дозволялись только дуэли до первой крови. Но, так как особи несовершеннолетние, то есть не достигшие двадцати одного года никогда не следовали общепризнанным правилам, и могли, грубо говоря, увлечься, особенно, ежели нанесенная обида была гораздо более болезненна, чем это видится на первый взгляд, то для них были оговорены специальные правила.

Согласно этим правилам, дуэль могла проводиться только официально, то есть она должна быть зафиксирована кем-то из наставников, причем с обеих сторон, чтобы не было никаких недоразумений, подкупа и подсуживание, ведь, так или иначе, иногда дуэли и среди несовершеннолетних имели под собой веские основания. Надеюсь, Ваньке хватит ума поставить кого-то в известность. Я же просто сбегал в зал, который был все еще открыт и в котором занимался Долгов, и рассказал наставнику о предстоящем поединке. Ведь, по факту, никого из наставников я больше не знал, не к Изиде Петровне же идти. Меня даже передернуло от такой мысли, а потом развеселило, когда я представил морду Долгорукого при виде такого судьи с моей стороны. Но своим здоровьем я рисковать все же не решился, поэтому ограничился Долговым.

Тот обозвал меня идиотом, из-за которого ему придется вставать в половине шестого и переться на стадион, и на этом его реакция закончилась. Он продолжил прерванную тренировку, а я долго стоял, пытаясь оторвать взгляд от его стремительных атакующих движений, которые переходили в оборонительные с недоступной для моего взгляда скоростью. Я тоже так хочу! Ну вот у меня появилась вполне конкретная цель — научиться драться так же, как и декан моего факультета. Это кроме той, в которой мне предстоит выжить, чтобы пройти это ненормальное состязание. И не следует забывать про поездку на все каникулы к деду в Кострому, где я смогу разобраться в том, что творится у нас с кланом, потому что с моими амбиции играть на вторых ролях, имея опыт пережитых лет царствования, ну и что, что не совсем удачный, да с таким дедом, мне совершенно не хочется. Хотя сейчас умение — вот так двигаться и стать таким же смертоносным встало для меня на первое место.

Второе правило гласило, что дуэль должна проводиться только специальными сертифицированными пистолетами и никак иначе. Причем пистолеты могла предоставить любая сторона. Пистолеты перед поединком осматривались совершеннолетними, приглашенными следить за ходом дуэли магам. Я ведь едва не упустил этот момент из вида. Хотя на территории школы, в общем и целом, не магов не было, так что, в данном конкретном случае, это было не актуальное условие.

Пистолеты, прошедшие сертификацию, были зачарованы таким образом, что ни при каких условиях не могли нанести смертельного ранения. Неприятные и болезненные ранения — это пожалуйста, а вот смертельные — нет. Как это было сделано, и какие чары применялись, не описывалось, но, как сказал Петр — не стоит забивать голову пока не нужной информацией. Тем более, Долгов знает и сам разберется. А вот если происходит нарушение хотя бы одного из пунктов этих правил, то кодекс сразу же перестает действовать и при наступлении ранений или смерти одного, или обоих участников данное деяние рассматривается как причинение вреда здоровью или непреднамеренное убийство, и выжившему в последствии грозил суд с возможным исходом в виде пожизненного заключения.

Я отодвинул книгу, которую окончательно изучил, когда вернулся от Долгова, и поднял голову на звук открывающейся двери. Карамзин бросил легкую куртку на кровать и подошел к столу, за которым я сидел, изучая довольно объемный кодекс.

— Так это правда, что ты с Долгоруким драться на дуэли будешь? — протянул Дмитрий, падая на соседний стул.

— Похоже, что в этой школе ничего нельзя сохранить в тайне, — я усмехнулся.

— Шутишь что ли? Разумеется, нет, в школах закрытого типа нет секретов, даже стенам скучно видеть одни и те же рожи, поэтому и перешептываются, разнося сплетни и слухи, — он зевнул, и посмотрел на кодекс. — Что пишут?

— Пишут, что даже у несовершеннолетних должен быть секундант, — протянул я, выразительно глядя на Карамзина.

— Божечки, Романов, это же полшестого вставать, ну что ты за человек-то такой? — Карамзин снова зевнул. — Спать хочу, как медведь. Тем более, что вставать в такую рань.

— Так спи ложись, я же тебя не держу.

— Ты не держишь, это точно, зато держит задание от Долгова, которое тебе выполнять не надо, а вот все остальным очень даже, — и Карамзин потянулся к книжной полке, расположенной над столом на стене, чтобы достать необходимые учебники.

— И что задают? — мне было действительно интересно, потому что я только начал вникать в этот мир неизведанного и перестал чураться волшбы.

— Огненный щит. Теория, теория и еще раз теория, потому что без теории нас к разучиванию заклинания не допустят, потому что это хуже, чем крокодил с гранатой, потому что крокодилы, то есть ученики, в принципе, опасны и без орудия массового поражения. — Судя по всему, процитировал он наставника.

— А зачем он тогда дал такое сложное заклинание на изучение? — я удивился, с любопытством заглядывая на страницы книги, глядя на формулы, которые мне были не до конца понятны. Это пока для меня было слишком сложно. Как же я ненавижу Петюньчика, который за всю свою жизнь открыл только две книги: «Букварь» и «Редкие птицы центральной Азии». И то непонятно почему, скорее всего, картинки понравились.

— Так спроси у него, ты же с ним сейчас времени проводишь больше, чем со мной, — он смотрел пустым взглядом в книгу, даже не стараясь понять написанное.

— А почему ты со мной в зал не ходишь? — я убрал кодекс и потянулся, оставив его замечание без ответа. Сегодня надо еще за крапивой сходить, а то завтра и позабыть можно, а так как на дворе осень, то каждая ночь может стать для зелени, пусть даже и для такой, как сорная крапива, последней.

— Я сходил один раз и понял, что это совсем не мое. Я лучше на магии сосредоточусь, как инструменте самозащиты.

— Ну-ну, — я скептически посмотрел на Карамзина и направился к двери. — И скажи мне, мой друг, почему я сомневаюсь, что ты преуспеешь на своем нелегком пути? Лучшая защита — это нападение. А если не получилось, то должна быть возможность отступить, то есть сбежать. А ты и пару сотен метров не сдюжишь. — Хмыкнул я.

— Издеваешься?

— Нет, потому что тренированный маг, который умеет бегать и нападать всегда догонит того, кто этого делать не умеет, потому что любой щит, Карамзин, так или иначе можно взломать.

— Иди ты, бегать, Романов. Всегда испортишь такие стройные теории и мечты.

— И да, у тебя новая зазноба?

— Откуда ты узнал? — Мои слова Дмитрий всерьез не воспринял, даже мимо ушей половину пропустил, а вот то, что у него очередной роман, хотя с прошлого прошло как бы не менее суток, не прошли мимо его слуха.

— Духи, от тебя пахнет духами. Не стать тебе шпионом, Карамзин, спалишься на банальном. У тебя я таких сладких духов не видел, хотя может ты от меня что-то более сокровенное скрываешь, — я посмотрел на его вытянувшееся лицо и рассмеялся, — да ладно тебе, просто предыдущая твоя подруга пахла по-другому. Смотри, Дима, такое блядство редко до добра доводит, — я открыл дверь и добавил. — И не смей снова оставить меня в коридоре, по харе получишь. — Уже закрывая дверь за собой, услышал бормотание.

— Нет, он еще и угрожает. Надо же. Моралист хренов! Самому ничего от девчонок не перепадает, а туда же — нотации читать, — закрыв дверь, я прервал тем самым для себя бубнеж Карамзина.

— А ведь в его словах, как ни прискорбно, есть зерно истины, — пафосно проговорил Петр. — Скажи, а когда ты был императором, у тебя тоже были проблемы с женщинами?

— У меня нет проблем с женщинами, и никогда не было, — довольно ровно ответил я ему.

— Ну а чего сейчас-то мораль толкаешь, как святоша какой? Молодость и сперматотоксикоз — есть суть взросления. Также, как и крепкие мозолистые руки, но это только в твоем случае, а в случае с Карамзиным, скорее, нежные девичьи ручки...

— Так, я сейчас тебе отвечу, но мы заминаем эту тему и никогда к ней больше не возвращаемся, это понятно? — я вышел на улицу и осмотрелся по сторонам, кажется небольшие заросли крапивы я видел с торца здания общежития. Самым простым способом было проверить, и я направился в ту сторону, одновременно говоря про себя, отмечая, что даже в мыслях мой голос звучит слишком спокойно, словно и не живой человек вовсе говорит на такую пикантную тему. — У меня были женщины. У меня было много женщин, иной раз казалось, что их могло быть и поменьше. Но полноценно я дошел до такой простой мысли, что такой образ жизни слегка неправильный, когда проснулся после очередных излияний винных в компании веселой в постели собственной тетки.

— Кха-кха-кха, — Петр закашлялся. — А ты веселый император был, я погляжу. И куда смотрели твои, ну не знаю, советники.

— А они туда и смотрели. После того, как я бывшего Лизкиного полюбовника Бутурлина от двора удалил, едва не заболев от ревности, мне пришло озарение: все, пора с этим заканчивать. И начал планомерно избавляться от тех пагубных привычек, которые мои «советники» мне старательно навязывали. Наверное, я начал действовать слишком решительно, надо было слегка притвориться, сделать вид, что ничего не изменилось, Лизавету снова в опочивальню впустить...

— Я так понимаю, Лизавета — это и есть веселая тетушка, — снова протянул Петр.

— Ты правильно понимаешь. Елизавета — младшая дочь моего деда. Вот твой дед не успел жениться на этой шлюхе кабацкой — Марте, которая в православии Екатериной стала. Не успел он по очевидной причине — он упал в вулкан вместе с этой самой Мартой. А дед Петеньки, что здесь в Костроме проживает, просто и не знал ее никогда, она же чухонская прачка, он ее оттуда привез.

— А ты недолюбливаешь эту Марту, — Петр к какие-то веки не ерничал, а говорил вполне серьезно.

— Это слабо сказано. Ага, значит, я точно запомнил, вот и крапива, — и я наклонился над жалящим кустиком, чтобы вырвать его из земли поближе к корню, там стебель был не таким жгучим, и его вполне можно было взять голыми руками. Только вот я забыл, какая именно часть была нужна и в каком количестве, значит, будем брать весь, вместе с корнем. — Я не знаю подробностей, и мне их не поведали, даже, когда я короновался, все завтраками кормили, но, по некоторым оговоркам можно было сделать вывод, что из-за этой прачки чухонской убили моего отца, а меня самого без наследства оставили, как и Наташу, — добавил я мрачно. Ведь и раньше об этом думал постоянно, а как голова прояснилась на смертном одре, так и вовсе все по своим местам встало. Даже удивительно было, как я все это раньше-то не замечал.

— Да-а-а. Знаешь, я тут подумал, это какое же счастье, что я в твое измерение случайно не попал, кто бы знал. Я так понимаю, ты включил мозги и начал потихоньку выкарабкиваться из той грязи, в которую тебя с головой окунули, подозреваю, что одним из окунателей был как раз Ванятка Долгорукий, и тебе устроили несчастный случай со смертельным исходом. Только что-то не так у них вышло и теперь ты весь свой негатив выпустишь на местной его вариации. Ну, в принципе, почти логично.

— Почти, помнишь, что я тебе говорил про то, что свергнуть помазанника Божьего с престола, не убивая его — практически невозможно. И чаще всего, это именно как несчастный случай представляют. Или тяжелая долгая болезнь. Видимо, почти в пятнадцать от подагры было бы слишком подозрительно умереть, вот Верховный тайный совет и расстарался, как смог. Только вот после несчастных случаев потом всяких самозванцев валом прет, словно им медом где намазали. И, Петр, я больше не буду говорить на эту тему, поэтому лучше не спрашивай. Там я умер и не самой безболезненной смертью, месяц перед этим проведя в муках. Мне дан второй шанс, и я не хочу его профукать только потому, что кровь молодая бурлит в жилах, а все девушки в коротких юбочках. И да, руки у меня вполне справятся, пока что, а там и силы наберусь и мозоли набью, — мы вдвоем хохотнули, и я продолжил рвать крапиву уже в тишине.

Вырвав пятый куст, у которого корень был с версту, не меньше, я прямо здесь сложил их в пучок и наложил чары сохранности. Колючие кусты словно пленкой покрылись полупрозрачной.

Потрогав пальцем стебель одного из кустов, я убедился, что колючки не доставляют неудобства и, уже не опасаясь, поднял полученные первые ингредиенты с земли, и пошел обратно в общежитие, тем более, что на улице становилось все темнее и темнее, а луны и звезд не было видно, значит, небо заволокли тяжелые тучи. Когда же я подошел к двери, на землю упали первые тяжелые капли начинающегося дождя. Если дождь не прекратится, то завтрашняя астрономия, которой пугал нас Долгов, скорее всего не состоится.

Волнения перед предстоящей дуэлью не было. Чего бояться, если смерть в любом случае стороной обойдет. Репутацию потерять? Учитывая то, что ее у меня тут и не было никогда, не велика потеря. Вот Долгорукий видать ходит и костяшки сбивает. Ему позориться, ох как не с руки. С этими мыслями я толкнул дверь.

Дверь в комнату послушно открылась, наверное, Карамзин внял моим словам, а то, сдается мне, что с него станется еще одну девицу притащить.

— Ты где был? — в голосе Карамзина прозвучало напряжение, и я удивленно посмотрел на него, укладывая крапиву на полку, рядом со своими весьма немногочисленными учебниками, выданными мне Ларисой Ивановной.

— Крапиву собирал, — честно ответил я, махнув ему собранными ингредиентами, поворачиваясь к нему спиной.

— На хрена тебе крапива?

— Как это на хрена, в штаны тебе запихнуть пару листиков, пока ты видеть не будешь, — я даже глаза закатил. — Еще дурацкие вопросы есть? — задав вопрос я замолчал, вспомнил Изиду Петровну, и передернулся, почему-то мне казалось, что не к добру я ее так часто к ночи поминаю.

— К тебе, между прочим, помощник, твоим дедом посланный приехал, а ты только ерничаешь, — прошипел Карамзин, и только сейчас я увидел, что комната стала как бы шире, в ней появилась еще одна кровать, вставшая у окна, и еще один шкаф для одежды. Теперь стало понятно его такое великолепное настроение. Все планы были испорчены внезапно появившимся соседом, которого нужно было принимать и помогать обживаться. И это вместо приятной компании с хорошенькой девчонкой.

— Так я ведь не знал, что приехать кто-то должен. А где он, кстати? — я огляделся по сторонам, отмечая, что никакого постороннего помощника я не замечаю.

— Собственно, вот он я, — дверь в ванную открылась, и оттуда вышел молодой мужчина лет тридцати. Гладко выбритый, щегольски одетый, с аккуратной стрижкой, он подошел ко мне и протянул руку, которую я автоматически пожал — сработала память Петюни. — Разрешите представиться, Петр Алексеевич. — Меня зовут Иван Сусанин. Вы меня, наверняка не помните, я из Домнино, городка, расположенного неподалеку от Костромы. Сын управляющего клановым городом клана Романовых, Осипа Владимировича Сусанина. Когда глава клана приказал мне отправляться в качестве помощника на состязаниях его внуку, то я счел это честью и сразу же начал собираться в дорогу. И вот теперь я здесь. Вы же не будете против, если я узнаю условия первого задания? — Я не отвечал, во все глаза глядя на полного тезку того самого Сусанина. В моем мире точно не было известно, что же он сделал: спрятал Михаила от поляков, или заманил их в болота, но сам Михаил писал, что Сусанин его спас, и это было непреложным фактом. И вроде бы, ну что в этом такого? Тем более, что этот Сусанин вряд ли был крестьянином, но я никак не мог выпасть из столбняка, который меня настиг, как жену Лота.

— Ну ни хрена себе. Слушай, Петька, а ты уверен, что хочешь, чтобы твоим помощником стал Иван Сусанин? — пробормотал Петр, которому, судя по всему, это имя было хорошо известно, и вопрос был, скорее всего риторическим.

Глава 16

Вот к чему я очень быстро привык в этом мире, или измерении, как называл его Петр, так это к ежедневному душу. Нет, омовения я принимал часто, да и баня была каждую неделю, но освежающий душ, в котором можно было получить ту воду, какую именно сейчас тебе было необходимо: и холодную, и горячую, и приятно-теплую — это было совершенно другое дело.

Вот сейчас я, к примеру, стоял под обжигающе холодными струями и пытался проснуться. Голова в таком деле должна быть ясная, а тело и реакция совершенная, даже несмотря на то, что это все же дуэль больше обучающая, в которой можно убить только твое самолюбие. Но как бы то не было все-таки вставать на рассвете — это издевательство. Или же составители кодекса все рассчитали таким способом, чтобы половина участников дуэлей, которые случались по пустяковому поводу, а такие тоже бывали, просто вовремя не проснутся и не явятся на место проведение поединка.

Опершись на стену руками, я подставил под струи спину.

— Романов, вылезай оттуда, не один в комнате живешь! — громкий стук в дверь вывел меня из моего состояния полудремы, в которую я погрузился, несмотря на холод воды, от которой кожа покрывалась мурашками, а мышцы, точнее намеки на мышцы, доставшиеся мне от Петюнечки, начинали сокращаться. — Романов, мать твою, ты же на дуэль собираешься, а не на свиданку. Или ты хочешь с голым блестящим задом идти, чтобы ослепить этого придурка. Не выйдет, ночь темная, звезд не видно, блики создавать неоткуда. Ты вообще слышишь меня? Открывай, а то у меня скоро моча из ушей польется! Вот кто в своем уме додумался совместный санузел в общаге размещать? — пока Карамзин бесновался за дверью, я выключил воду, вытерся, обмотал бедра полотенцем и вышел из ванной. — Ну слава всем богам, — Дмитрий оттолкнул меня и ворвался внутрь, запирая за собой дверь.

Кроме ежедневного душа я как-то очень быстро привык к частичной наготе, которой здесь никто не стеснялся. Нет, полностью обнаженным быть не слишком поощрялось, но вот частичная нагота никого не смущала, так что, я уже на второй день, ближе к вечеру, прекратил переживать по этому поводу. Хотя мне было чего стесняться. Доставшееся тело, все же не сильно подходило для того, чтобы его всем подряд демонстрировать. Но это дело поправимое, и я окончательно решил, что перестану постоянно причитать по этому поводу.

Сейчас же, кроме нас с Митькой, в комнате проживал еще и Иван Сусанин, которого дед послал мне в помощники. Но его я почему-то не стеснялся вовсе. Наверное, во мне говорила моя собственная память, которая подсказывала, что наш герой был холопом, а чего холопа стесняться? Вот только у нашего, в моем мире, сыновей не было, умерли в младенчестве. Только дочь, которой Михаил Федорович за спасение свое благодарность выслал. Точнее, даже не ей, а ее мужу, но эта дарственная — это был единственный документ, дошедший до нас, подтверждающий, что Иван Осипович Сусанин действительно существовал, и что он спас Михаила Романова от смерти лютой под саблями ляхов.

В этом мире все было не так. И крепостных не было, они как класс упразднились в тот самый момент, когда появились кланы. Теперь весьма уважаемые люди занимаются земледелием и животноводством. Фермерами их зовут. И работают они на машинах специальных, да с магией, а ежели помощь все-таки нужна, то фермер может нанять работников: заключается договор и платится оплата по этому договору. Все это я помнил, благодаря Петеньке, который у деда в Костроме узнал, что хлеб-то не на деревьях растет, и его не прекрасные девы утром собирают, и пересылают в лавки.

Все фермеры входил в кланы, чаще всего крупные и сильные, но рабами не являлись. Они были полноправными членами клана, со всеми правами и обязанностями. И вот обо всех этих нюансах я имел очень отдаленное понимание, которое мне нужно было выяснить, и сделать это, чтобы сразу же на примере посмотреть, что и как работает, то есть в Костроме.

Так вот, Сусанины фермерами не являлись. Они уже давно стали юристами и управленцами. И, например, конкретно вот этот Сусанин не так чтобы давно закончил эту самую школу, в которую сейчас вернулся в качестве помощника участника состязаний. Значит, родовитости у него хватало, чтобы его отсюда не выперли. Только вот я не понимал, как именно он сможет мне помочь. Когда Долгов говорил о помощнике, я представлял себе кого-нибудь, типа Каца — опытного и зрелого мужа, но никак не молодого Сусанина. Да, разбираться мне еще и разбираться.

— Что у вас произошло с Иваном Долгоруким? — мой помощник выглядел безупречно: прилизанный, отутюженный, лично я на его фоне ощущал себя едва ли не как побирушка.

— Он оскорбил меня и мой род словом, а я его действием, — ровно ответив, я поднял со стола доставленный мне уже поздно вечером пистолет и принялся его осматривать. Накануне Иван все проверил и сказал, что этот пистолет вполне подходит для проведения дуэли. Подробности он тогда не уточнял, а вот сейчас решил спросить.

— Интересная трактовка, — Сусанин усмехнулся. — Умеете? — он кивнул на пистолет.

— Да, — я не стал вдаваться в подробности, и так понятно, что он имеет в виду мое умение заряжать этот пистолет. Ничего в нем особенного нет, обычный кремниевый пистолет, у меня почти такой же был. — Но я не вижу здесь, чем его можно зарядить. — Пистолет притащил какой-то хлыщ, я не знаю его имени, и он и не представился, просто сунул мне в руки коробку, мерзко усмехнувшись при этом и ушел, горд задрав голову. Когда же я открыл коробку, Митька присвистнул, а Петр замысловато выругался, гладя на бархатную подложку, на которой лежал этот красавец.

— Вам выдадут все необходимое наблюдатели, — Иван отошел от меня к своей кровати и принялся распаковывать небольшую сумку, с которой приехал, и которую, как оказалось, до конца не разобрал. — Чтобы исключить подлог.

— Например? — я честно пытался понять, что нужно сделать с порохом и пулей, чтобы сжульничать.

— О, например, можно повредить пулю, нарушив тончайшие чары контроля попадания, и тогда возникнет форс-мажор со смертельным исходом. Такие случаи бывали, и они труднодоказуемые, поэтому просто решили подстраховаться.

— А что участник не может вступить в сговор с наблюдателем? — заговоры — это был мой конек, уж я о всяких сговорах знал много всего весьма интересного.

— Со своим может, — Иван равнодушно пожал плечами. — Но соперник вряд ли скажет, кто именно будет наблюдателем с его стороны, а все необходимое предоставляется именно противоположной стороной, предварительно проверяясь на месте, естественно.

— Да, естественно, — эхом повторил я.

— Хотя, нельзя исключить такого, что один из соперников стоит костью в горле у всей школы без какого-либо исключения и тогда обе стороны наблюдателей хотят от него избавиться, ну тут уже никто ничего сделать не сможет, м-да, — он прищурился, пристально на меня посмотрел, но потому вернулся к своему прерванному делу.

— Ты идешь со мной? — я уложил пистолет в коробку и закрыл ее.

— Нет, меня не пропустит защитный купол. Я не являюсь ни участником, ни секундантом, ни наблюдателем, а только они могут находиться в круге. Вы что об этом не знаете?

— Это моя первая дуэль, и я не знаю некоторых нюансов, — это действительно была моя первая дуэль. Вообще первая. Почему-то никто в своем уме не вызывал внука Петра Алексеевича, а затем и императора на дуэли. Я усмехнулся своим мыслям, а Иван, быстро взглянув в сторону ванной, в которой слышался звук льющейся воды, посмотрел на меня и тихо произнес.

— Скажите, Петр Алексеевич, как вас угораздило? — и он поднес палец к виску. — Двойник, это несколько неприятно, надо сказать.

— Я почти привык, — от неожиданности вопроса коробка с пистолетом едва не полетела на пол. — Но как ты... Мне сказали, что среди ныне живущих нет специалистов по магии двойников.

— Я не специалист, я просто могу их ощущать и слышать, — он в который раз усмехнулся, глядя на мое вытянувшееся лицо.

— Ты что же, мужик, меня слышишь? — Петр явно такого не ожидал.

— Слышу, — кивнул Сусанин. — И мне хотелось бы уточнить кое-какие моменты, связанные с вашими насмешками по поводу моего имени. Я их не понимаю и считаю несколько оскорбительными.

— Ой, мужик, лучше не парься, поверь, ты не хочешь знать подробности. — В этот момент из ванной выскочил Карамзин и принялся лихорадочно одеваться.

— Чем ты будешь заниматься? Не просто же так встал в такую рань, — если бы я не видел, как тот укладывался спать и быстрее всех нас уснул, то никогда бы не поверил, что он в принципе ложился.

— Есть у меня некоторые идеи насчет вашего трудновыполнимого задания, — он задумчиво потер подбородок.

— Ты хочешь сказать — невыполнимого, — усмехнулся я, глядя как Дмитрий суетится, торопится и одевается гораздо дольше, нежели в обычном для себя ритме.

— Нет, это задание не такое сложное и вполне выполнимое. Я же сказал, что у меня есть некоторые идеи. Пойду прогуляюсь, вспомню некоторые детали, но не грузите голову раньше времени, пока это только догадки, а у вас имеется довольно важная миссия, — довольно серьезно проговорил он, разглядывая меня, словно пытаясь моего двойника разглядеть где-то внутри, а не меня самого.

— Так, я готов, и мы опоздаем, если сейчас не поторопимся, — он вырвал у меня из рук коробку с пистолетом, и мы направились к месту дуэли. Сусанин только головой покачал и продолжил распаковывать вещи, но я предполагал, что разговор про двойника еще не окончен.

Когда мы с Карамзиным дошли до стадиона, практически все были на месте. Долгорукий насмешливо смотрел на меня, да так, что кулаки зачесались просто и без затей набить ему рожу, и Бог с ней с дуэлью. Все же не прав я был, когда сдержанность свою показал. Его секундантом был Шереметьев. Забавно, в моем мире эти двое чуть ли не на ножах были, а здесь просто не разлей вода. Наблюдателем от Долгорукого выступала крайне недовольная всем происходящим Ева Карловна Миних, а вот Долгова пока видно не было.

— Я надеюсь, ты догадался, Романов, пригласить наблюдателя? — Долгорукий, как обычно, не сумел сдержаться и не начать ерничать. В этом он полностью совпадал со своим двойником из моего мира. — А то неудобно перед Евой Карловной получится.

— Не беспокойся, догадался, — я смотрел на него исподлобья. Хоть смертоубийства и не позволены, но пулю я тебе всажу, скотина.

— Я думаю, что пока мы ждем наблюдателя второй стороны секунданты вполне смогут отмерить расстояние и поставить барьеры, — недовольство в голосе Евы Карловны звучало с удвоенной силой. Карамзин и Шереметьев синхронно кивнули и принялись отсчитывать шаги. Я практически не смотрел на Митьку, продолжая прожигать ненавидящим взглядом Ваньку.

— Я погляжу, все уже собрались? — прогремевший за моей спиной голос заставил нас всех подскочить на месте, включая Еву Карловну. Изида Петровна вышла из предрассветного тумана, и брезгливым взглядом окинула наше сборище, которое во все глаза, как всем известные бараны, смотрели на женщину, от неожиданности впав в какой-то ступор. Я мысленно истерично хохотнул, переводя взгляд на Долгорукого, который даже рот приоткрыл, глядя почему-то не на Изиду Петровну, а на меня, видимо, думал, все ли в порядке у меня с головой. — Давайте тогда начнем. Чем быстрее это безобразие закончится, тем быстрее мы освободим место для жаждущих позаниматься. — Она замысловато щелкнула пальцами, и место дуэли накрыл непроницаемый ни для чего купол.

— Бойся своих желаний, Петька, — посмеиваясь, прохихикал в голове двойник, даже не стараясь сдерживаться. — Знаю, что ты ночи напролет только и думаешь об этой женщине.

Вот говорил же, не к добру она лезла в мои мысли и голову в последний вечер.

— Э-э-э, а где Виктор Валерьевич? — осторожно спросил я.

— Долгов был срочно вызван во дворец. Уж не знаю, что эти уроды умудрились натворить, что понадобилась помощь специалиста его уровня. Он попросил меня его заместить здесь, потому что знает, что у меня бессонница. А что, кто-то против такой замены? Или, может быть, кто-то ошибочно считает, что я недостаточно квалифицирована для подобного рода забав? — Мы все отрицательно покачали головой, включая Еву Карловну. — Так, и долго вы там копаться будете? — барьеры появились тут же, как по волшебству. — Отлично. Пистолеты. — Пистолеты, оказывается, заряжали сами наблюдатели. Это не было описано в кодексе, поэтому я был не в курсе. — До первой крови! Дозволяется сделать два выстрела. На ходу стрелять запрещено. В воздух стрелять запрещено. В секундантов тоже стрелять запрещено. Да я бы вам вообще стрелять запретила, но это уже к делу не относится. — Она снова щелкнула пальцами и на нас с опешившим до такой степени, что потерял половину своей надменности, Долгоруким появились белые шелковые рубашки. — Это для наглядности. Примириться не хотите? — мы отрицательно помотали головами. Я не знаю, почему этот Ванька на меня набросился, и, если честно, узнавать не хочу, но сам я точно не отступлюсь. А теперь, что ни говори, а эффект неожиданности присутствует и играет он точно на меня, и я не собираюсь разбазаривать такой шанс. — Тогда сходимся!

Я поднял пистолет вверх и сделал шаг к барьеру. Вытянув вперед руку, я понял, что пистолет идеально лежит в руке и не такой тяжелый, как был у меня в прошлой жизни. Руки не дрожали, голова была ясная. Я ждал, когда прозвучит отсчет времени, чтобы нажать на курок.

Глядя на Долгорукого, который все же обрел потерянную при виде Изиды Петровны смелость, я думал только о том, что проиграть ему просто не позволю. Слишком крепка была обида, нанесенная мне его двойником. Ванька усмехался, уверенно держа пистолет твердой рукой.

Внезапно раздался громкий звук часов, начавших отсчет. От неожиданности я вздрогнул, но тут же собрался, отсчитывая вместе с часами секунды. На десятом ударе мы одновременно выстрелили.

Когда дым от выпущенной пули рассеялся, правда, я не помнил, чтобы такое вообще должно было быть, скорее всего сработали чары, наложенные на оружие, к нам подошли наблюдатели и секунданты.

Изида Петровна окинула меня быстрым взглядом, кивнула, не зафиксировав повреждений, и подошла к Долгорукому, который тоже стоял целый и невредимый, без единой царапины. Я нахмурился, ведь раньше никогда не промахивался, а тут вообще не пойми куда выстрелил. Я опустил руку и внимательно оглядел пистолет, даже в дуло заглянул. Никаких явных дефектов видно не было, чтобы так исказить выстрел.

— Второй заход! Прошу секундантов зафиксировать, что ни один из дуэлянтов повреждений не получил. — Прогремел недовольный голос моего наставника по домоводству и соответственно наблюдателя. Миних вот вообще, судя по всему, участия в дуэли не принимала. Просто стояла в стороне и смотрела, полностью соглашаясь с действиями своей коллеги. — Спрашиваю еще раз, не хотите заключить перемирие? Ну, если нет, то к барьеру! — рявкнула она, не дождавшись ответа.

Я снова поднял пистолет и под первый удар наколдованных часов вытянул руку, глядя не своего противника.

В этот раз я смог выстрелить первым, по крайней мере, вместе с десятым ударом прозвучал только один выстрел, и только после секундной заминки второй. Я не получил никаких повреждений, по крайней мере, не ощутил этого. Раздался злобный рык и отборный мат Изиды Петровны. Дым еще толком не успел рассеяться, как наставница разъяренной фурией пронеслась мимо меня. Барьер исчез, и я понял, что могу передвигаться в пределах стадиона и без какого-либо разрешения со стороны наблюдателей.

Я уверенной походкой подошел к своему противнику, с удовлетворением отмечая небольшое кровавое пятно, разливающееся на его шелковой рубашке в районе сердца.

— Я победил, Иван, — ровно произнес я, глядя на его недоумевающее лицо. Он не смотрел на меня, глядя на стоявшую рядом со мной Изиду Петровну, которая скрестила руки на груди и сжала губы, буквально прожигая взглядом Долгорукого.

— Вот это он тоже попал, — философский протянул Петр, а я только после этого высказывания заметил, что в районе животе наставницы через одежду проступили небольшие капельки крови. — Думаю, дуэль, этот придурок запомнитнадолго. Он явно будет страдать, как и его секундант, и его родители тоже, за то, что вообще произвели его на свет. И, Петька, если ты не хочешь составить им компанию в страданиях, лучше давай свалим отсюда, да поскорей.

Я обернулся и увидел, как Ева Карловна бочком-бочком начала двигаться к выходу со стадиона. Ее маневр повторил Карамзин. Я же решил, что нельзя пренебрегать вполне приличными советами, и поспешил ретироваться со стадиона.

Глава 17

Я осознал, что такое настоящий триумф, когда вошел в столовую на завтрак, на который в кои-то веки успел попасть. В столовую я пошел, забежав только переодеться, потому что измененная Изидой Петровной шелковая белая рубашка совершенно не хотела меняться, оставаясь белой и шелковой. Для меня самого это было нормально, у меня похожие рубахи были, только пошире, и кружев побольше, но в школе так ходить вне выходных было не принято.

В комнате никого не оказалось. Карамзин, похоже, вообще не заходил, сразу же сбежав в направлении столовой, благо одет он был в школьную форму. Сусанина тоже не было. Уж не знаю, куда он делся, Иван передо мной не отчитывался. Он вообще вел себя со мной, как с дитем неразумным, за которым надо сопли подтирать. Я пока не определился, как к нему относится, посмотрим, что он придумал для выполнения заданий. К озеру, понятное дело, я один пойду, если у меня и есть какой-то шанс, то только в таком качестве. Еще придумать надо, как избавиться от помощника, но вот конкретно сейчас это не главное. Так что от Сусанина зависит охота на магическую пантеру, которые, судя по источникам, давно вымерли.

В столовую пришел с комфортом. Время было еще раннее и только-только начали собираться ученики на завтрак. Так что я сумел без очереди набрать еду и даже сел за стол, не в проходе, а у стены, подальше от любопытных глаз. Буквально через пять минут столовая начала заполняться народом, тишина сменилась гулом, прерываемым иногда взрывами хохота, а еще через пять минут вошел бледный Ванька, который словно ростом меньше стал. Уж не знаю, что с ним делала наставница по домоводству, но я ощутил чувство глубокой благодарности к Петру, так вовремя посоветовавшему мне убраться с места побоища.

Вот тут-то я и ощутил такое незнакомое мне чувство триумфа. На меня самого, к слову, внимания практически никто не обращал. Все внимание было приковано к Ивану Долгорукому, которого только самый последний первокурсник не похлопал по плечу, поздравляя с выстрелом года. Ванька периодически огрызался, но то чувство собственного превосходства, из-за которого так хотелось ему в глаз дать, пропало, словно и не было его вовсе. Только вот взгляд, который он бросал на меня, почему-то мне не понравился, слишком уж откровенная в нем ненависть проскальзывала, и, самое главное, я прекрасно понимал, что она вовсе не из-за дуэли в Ваньке поселилась. Интересно, в чем-дело-то? Надо бы разузнать потихоньку, потому что каким злобными и мстительными тварями могут быть Долгорукие, я, к сожалению, не понаслышке знаю.

Но вот прямо сейчас я понял то, про что мне говорил намедни Митька Карамзин: в школах закрытого типа что-то сохранить в тайне было невозможно и уже к середине завтрака о нашей феерической дуэли знала вся школа без малейшего исключения.

— Ну что же, поздравляю, — я обернулся и посмотрел на Долгова, подошедшего к моему столу совершенно неслышно, который в это время поздравлял меня совершенно серьезным образом. Наставник протянул руку, на которую я сначала посмотрел с некоторым недоумением, но потом память Петеньки дала подсказку, и я осторожно протянутую руку пожал. Какой интересный обычай, и сразу показывает отношение собеседника к тебе, все-таки в моем мире вот так трогать друг друга обнаженными частями тела, пусть это всего лишь руки, считалось неприличным.

— Почему он так сильно промахнулся? — я внимательно смотрел на наставника, отмечая, что лицо у него посерело и несло отпечаток огромной усталости. С чем или с кем он бился, чтобы довести себя до такого состояния? Собственно, я и не хотел задавать ему такой вопрос, ну откуда Долгов мог что-то знать, если его и близко к стадиону в момент выстрела года не было?

— Понятия не имею, — он устало протер лицо руками, совершенно не стесняясь того, что этот жест — проявление слабости, показывающий, что Долгов — это все же человек, а не механизм для убийства. — Долгорукий уже со второго курса вызывал по поводу и без всех, кто по какой-то причине вызвал его неудовольствие. И да, стреляет он отлично. Скорее всего его мысли были настолько погружены в мысли о нашей несравненной Изиде Петровне, что защита приняла это как сигнал к действию, то есть решила, что истинная цель — это она, а ты, ну, не знаю, ее секундант. Эта защита основана на психологическом настрое участников дуэли. Вот ты явно хотел его прибить, хотя, на чем основывается твоя неприязнь, лично мне не совсем понятно. Долгорукий тебя старше, его клан относится к десятку влиятельнейших, он клановый князь все-таки, особа, приближенная к императору. Вы нигде не могли пересечься даже теоретически, а вот нет, как-то пересеклись. Мне-то плевать, я в клановые разборки не лезу, мне и так неплохо живется. Но как наставник школы я обязан следить за порядком, а тут что-то я порядка не предвижу, и это меня напрягает. — Он снова протер лицо. — Также я отлично знаю, что ты мне не расскажешь про свои отношения с Долгоруким. Если только тебе удастся свое зелье приготовить, а я сумею у тебя немного утащить, — он усмехнулся. Веселые у меня наставники все-таки, куда там Остерману.

— Все-таки защита в какой-то степени несовершенна, — я усмехнулся. — Раз эмоции Долгорукого сумели на краткий миг перебить настройку.

— Абсолютной защиты нет, Петр, ее просто не существует, — Долгов покачал головой. — Любую при определенном умении можно взломать.

— Вы же меня научите? — я прямо смотрел на него, задавая этот вопрос.

— Не делай так, — Долгов поморщился. — Когда ты так смотришь, возникает ощущение, что ты не просишь, а требуешь, приказываешь и, что самое, поганое, появляется ощущение, что ты имеешь на это право. У меня даже с его величеством таких ощущений не возникает.

— Простите, — я быстро опустил глаза. Я не буду себя переделывать. Я итак каждый Божий день, которых все же немного прошло, ломаю себя, подстраиваясь под окружающий меня мир, вон и словечки мудреные, которые меня память Петькина толкает произносить уже запросто использую, скоро совсем как они разговаривать начну. Ведь чувствую недоумение собеседников, когда рот открываю. Но что я могу сделать, ежели слова сами с языка срываются?

— Не извиняйся, так еще хуже, начинаю чувствовать себя полным дерьмом и ничтожеством, — он покачал головой. — Конечно, научу, это, в конце концов, моя работа. Да, Кац сообщил, что задержится на пару недель, у него какое-то неотложное призрачное дело появилось. Вроде бы он узнал, что есть способ вас разделить, — и он очень осторожно дотронулся до своего виска тут же изобразив, что почесывает.

— Если мне обеспечат тело и возможность жить, а не существовать в зеркалах, то я только «за», обеими руками и ногами, — заорал Петр. — Кого для этого надо убить? Да мы с тобой и девственницу сумеем найти, будь то хоть сама Изида Петровна.

— Да не вопи ты, а то я стану «за» и без всех твоих условий. — Я даже в ухе поковырялся, настолько Петр меня оглушил своими воплями.

— Какой же ты нежный, твое величество, — язвительно парировал Петр. — Уж и голос на тебя в пылу великих потрясений повысить нельзя.

— При Каце и Сусанине меня так не назови, а то сам будешь объяснять, что ты имеешь ввиду, называя меня величеством, и что мы не планируем дворцовый переворот со сменой династии, — Долгов отошел от моего стола, за который тут же приземлились Карамзин, Наташка и Назарова.

— Я думал, что он никогда не уйдет, — Назарова покосилась в сторону отошедшего наставника.

— Петя, ты такой молодец, я так рада, что ты, наконец-то, становишься настоящим мужчиной. Дед будет тобой гордиться.

— Петька, я даже не знал, что ты так классно стреляешь. Если бы не чары, то от Долгорукого лишь длинный труп остался, прямо в сердце, бах, — Митька изобразил пальцами выстрел из пистолета.

Они заговорили все одновременно, и я очень быстро потерял нить разговора, поэтому предпочел начать уже завтракать, а то, если я, сидя за столом в столовой, останусь без еды, то это будет уже слишком. Почувствовав, что утолил первый голод, я повернулся к Карамзину.

— А ты где болтался? Я, когда переодеваться заходил, тебя не видел в комнате.

— Как это где, я рассказывал приятелям удивительную историю дуэли, на которой Ванька Долгорукий умудрился не просто проиграть, но и, похоже, его задница лишилась девственной чистоты, потому что вид у Изиды был такой, что мне даже на мгновение стало его жалко.

— Никто не знает, что Изида сделала с Ванькой, — шепотом спросила Ольга, наклоняясь к нам поближе.

— Понятия не имею, — пожал плечами Карамзин, и я повторил его жест. — Мы с Петькой и Миних совершили очень грамотное тактическое отступление, оставив поле боя за Изидой и ее жертвами. Но, чисто теоретически я могу спросить у Шереметьева. Наши поместья рядом стоят, соседи как-никак, да и кланы наши никогда не враждовали. — При этом он стрельнул глазами в Наташку, а та, вместо того, чтобы отшить наглеца, только хихикнула, пальнув глазами в ответ.

— Кха-кха, — я отодвинул пустую тарелку и выразительно посмотрел сначала на сестру, а потом на друга. — Вы это, не увлекайтесь, а то мне не хотелось бы демонстрировать, как метко я стреляю, уже на тебе, Митяй, — и я стукнул подавившегося Карамзина пару раз по спине. — Ты кушай, кушай, а то мы почему-то очень редко заглядываем в этот храм чревоугодия. Так ведь и с голодухи помереть можно, а мне все же хотелось мяса на кости нарастить.

— Ну ты и ханжа, — протянула Наташка в ответ на мое предупреждение. Вот что за привычка у нее вступаться за сирых и убогих: то за меня вступится, то вот за Карамзина. Неужто не понимает, что только хуже делает? Надо снова с ней воспитательную беседу провести на тему: что дозволительно сестрице говорить, а что следует и в себе придержать. — Я-то думала, грешным делом, что у тебя девушки не было, потому что ты был конченный задрот, и что теперь все изменится, но, нет, оказывается, ты просто метишь в святоши. Только хрен тебе, дед ни за что тебя в Божьи воины не отпустит. Сейчас, когда ты начал меняться под его влиянием, думаю, что вопрос с наследованием места главы клана Романовых, практически решено в твою пользу, — вот тут я чуть не подавился, потому что начал пить чай в тот момент, когда Наташка начала мне дерзить. Ставить сестру на место перед посторонними не хотелось, но то, что она сказала в итоге, слегка выбило меня из колеи, но одновременно дало ответ на вопрос о правах наследования — они оказались такими же, как и в моем мире, то есть все, даже сам император мог назначить своим наследником кого угодно, кого сам пожелает, только обосновав свой выбор. Недаром же меня Ванька во время моей болезни хотел заставить подписать фальшивое завещание, в котором я на царствование оставляю сестрицу его, Катьку, потому что она в то время моей невестой числилась, обрученной по всем правилам.

— Плохо только, что женщины не могут наследовать, — несколько меланхолично добавила Назарова. Она, похоже, изменила мнение насчет меня, как еще объяснить тот факт, что сама, без малейшего давления села ко мне за стол и даже включается в нашу беседу. А может быть, Долгов был прав, и я оказался единственным, кто нормально ее воспринимает. Наташка против меня никогда не попрет, а Карамзину, похоже, на все плевать, лишь бы девушка, составляющая ему компанию, была красивой. Ольга Назарова, хоть и не соответствовала моему вкусу, была красивой: шатенка с теплыми карими глазами и ямочками на щеках, когда улыбается. Хорошенькая, на куклу чем-то похожа.

— Женщинам нельзя большие посты занимать, — вот тут Карамзин меня удивил, если честно. — Все время смотреть на нее и ждать, куда ей моча, совместно с ПМС в башку ударит? Ну уж нет. Более агрессивных и склонных к разрушению правительниц, чем женщины сложно придумать, только уж откровенные психи. И не потому что женщина глупа, нет. Гораздо опаснее, если она умна, амбициозна, и... как и все не умеет контролировать свое настроение, особенно в определенные периоды своей жизни.

— Философ, мать его, — хохотнул Петр. — Но в чем-то он определенно прав. Признаюсь, я иной раз так же думаю. Особенно, когда какая-нибудь воинственная зайка из конгресса начинает за скорейшую бойню топить. Из нашего конгресса, не напрягайся, сам же слышал, здесь бабам в политику соваться не дают, и правильно, на мой взгляд, делают.

— Идиот, — с чувством произнесла Наташка, поддержав тем самым фыркнувшую Ольгу.

— Петь, тебе ведь глину нужно голубую для выполнения первого задания достать? — внезапно спросила Назарова и потупилась. Вот это да, она что же, получается, мое задание изучала?

— Да, а что? — я повернулся в ее сторону. Если она помочь мне хочет, то это правилами запрещено, но, с другой стороны, откуда такая милость, неужто я ей нравится начал?

— Просто мне тоже эта проклятая глина нужна, для моего задания, — она замялась, а потом выпалила. — Мне привезли портал двухсторонний до места. Помощник привез. Но там, говорят, неспокойно. И нечисть появилась, прямо возле месторождения глины, да и кланы на чьей границе находится месторождение передрались, и чуть ли не военные действия организовали. А порталу все равно, сколько живых существ через него пройдет. И это помощью не будет считаться, потому что мы всего лишь одним методом доставки нас до места воспользуемся, глину-то каждый себе сам будет ковырять, — добавила она быстро.

— И где же ты это месторождение нашла? — я лихорадочно соображал, что делать. Потому что получается, только сбор крапивы был относительно безопасен.

— Недалеко от Воронежа, местечко под названием «Белый колодец», может быть где-то еще есть, но пока разработано только это месторождение. Остальные за пределами Российской империи, а нам туда запрещено отправляться, — ответила Назарова, говоря при этом все тише и тише.

— А помощник? Разве нельзя взять с собой помощника?

— Нет, нельзя. На территории школы можно, если, например, тебе нужно в школьный парк пойти, там есть действительно опасные места. А за пределами школы, мы можем только воспользоваться привезенной помощниками помощью воспользоваться, вроде тех же порталов.

— Давай так, — я покосился на усиленно жующих Карамзина и Натаху, у которых уши скоро больше головы станут, все-таки в задания посвящать непричастных не рекомендовалось, и они практически ничего не знали о подготовке. Видели лишь конечный результат: как участники выходят и прямо перед ними жестами фокусников достают заготовки. — Я посоветуюсь со своим помощником и сегодня же отправимся, если он не против. Скажем, после обеда. Долгова предупредим и в путь. К тому же Долгов вряд ли будет сегодня в состоянии с нами нормально заниматься. И что так за дрянь утекла во дворце, если его выдернули? — Назарова только плечами пожала.

— А почему именно сегодня? — только спросила она, видимо, не ожидав, что я так быстро соглашусь.

— Потому что сегодня облачно и будет дождь, а в такую погоду на астрономии делать нечего, — ответил я, и встал, чтобы унести поднос на специальный столик. — А теорию мы можем и самостоятельно изучить.

— Да че тут думать-то? Назарова девка боевая, поддержит, если что не по плану пойдет. Спросишь у Сусанина, нет ли у него случайно с собой готового портала в Воронеж, и, если нет, то вечером и отправимся. Че время тянуть? Нам еще без Сусанина надо к озеру смотаться. Совсем не обязательно ему знать, что ты не родимая кровиночка Петюнечка, а его величество император, — Петр только подтвердил мои предположения. Кивнув оставшимся за столом, я направился к выходу из столовой. Как раз перед правом успею с Сусаниным переговорить.

Глава 18

Сусанина я так до обеда и не нашел, поэтому сообщить ему о том, что я оправляюсь за глиной, мне возможности так и не представилось.

Впервые я решил воспользоваться Сетью, про которую мне говорила библиотекарь, чтобы поискать информацию об ингредиенте там. Я открыл небольшой переносное электро-магическое вычислительное устройство, так называлась эта небольшая плоская коробка, и, используя память Петюни, зашел в эту самую Сеть. Управление было голосовое, но преимущественно все использовали приспособление, которое крепилось к виску, и необходимая информация генерировалась соответственно мысленному приказу, вычисляя, что конкретно было необходимо пользователю в данный момент. Отображение шло на проекцию, которая исходила из этого самого устройства, разворачиваясь прямо перед пользователем. Я до конца не мог понять, как это действует, осознавая, что не только магия тут была замешана. Мысленным управлением могли пользоваться только маги, только им была доступна эта функция, остальные использовали голосовые команды. Разбираться как именно это работает я не стал, просто понял, что все равно ничего в этом не пойму.

На самом деле, единственное, что подсказывала мне память бывшего носителя, это развлекательные картинки со срамной тематикой, больше ничего Петюня не смотрел и не искал в Сети, и ничем больше не интересовался. От обилия полуголых и совсем голых девиц, сохраненных на его вычислителе, а также видео с очень откровенным содержанием я сначала потерял дар речи. Вот они интересы, и приоритеты Петра Романова из этого мира.

— Срам какой, — вслух произнес я, все же продолжая смотреть на десятки меняющих друг друга картин. Все женщины были красивы, что уж тут говорить и посмотреть было на что.

Под подозрительное покашливание и хихиканье в голове, я приказал закрыть эти картинки и решил больше не акцентировать внимание на всем этом, просто заходя в Сеть. От обилия нужной и ненужной информации, которая появлялась передо мной, у меня разболелась голова, и единственное, что я понял — действительно, вычислить нужное из этого вороха хлама было довольно сложным занятием. Наконец, потратив около часа на изучения информации, я понял, что ничего нового из того, что я не знал, мне так и не встретилось. Это было довольно странно и подозрительно, но не подозрительнее, нежели вымершие пантеры или рецепты зелий из закрытой библиотеки.

Я немного увлекся и чуть не опоздал на тренировку в зале с наставником. Я прилетел туда за рекордное время, отмечая, что у меня в кои-то веки не закружилась голова и ничего нигде не заболело после такой вот внеплановой пробежки. Хороший знак.

В зале стоял полумрак. Долгов находился там вместе с Соломоном Израилевичем, с которым что-то обсуждал на повышенных тонах. Как только я переступил порог зала, они сразу же замолчали и повернувшись в мою сторону, выразительно уставились на меня.

— Молодой человек переполнен стремлением к знаниям, это достойно похвалы, — оскалился призрак, поворачиваясь к Долгову. — Ты вроде еще молодой, полный сил в ясном разуме, и седина не тронула еще твою безусловно светлую голову, так пролей же свет на мои терзания и скажи, что ты не забыл предупредить своих талантливых и не очень мальчиков и девочек, что сегодня никаких тренировок не состоится? — Он грозно смотрел на наставника, который о чем-то задумавшись, повернулся в мою сторону.

— Петр, сегодня тренировки не будет, — он немного замялся под моим недоумевающим взглядом. — Я неважно себя чувствую. Вам всем должны были разослать оповещения, и судя по всему его ты не получил.

— Нет, — я отрицательно покачал головой, осматривая Долгова. Никаких внешних ранений на нем видно не было, зато усталость на лице и в движениях читалась четко. Но тут было что-то еще, не просто же так, Кац рвет и мечет.

— Ну, хорошо, тренировка завтра по времени. И да, Романов, астрономии сегодня не будет. Первые две главы на изучение вам дали самостоятельно. О следующем занятии вам будет сообщено дополнительно.

Он отвернулся от меня, говоря тем самым, что разговор окончен. Мне ничего не оставалось, как выйти из зала.

Пока я возвращался обратно, то несколько запоздало до меня дошло, что Долгова я в известность о том, что собираюсь вместе с Назаровой отправиться на задание, так и не поставил, хотя должен был. Ну, обязательным правилом это не предусмотрено, поэтому я решил не возвращаться.

Почему-то я не совсем верил ее рассказам про все те страсти, что ожидали тех, кто хочет глины набрать. Ее же вроде добывали, и ничего, ни о каких жутких историях я не слышал, и в Сети не нашел, а тем боле кто-кто, а Карамзин точно разболтал бы, случись там что-то похожее, даже если это бы не было предано огласке. Он же, судя о его виду, довольно скептически отнесся к ее россказням. Так что, я не ожидал ничего опаснее водоема, рядом с которым глина находится, да, может быть, гнуса, который вполне способен был бы нас загрызть если бы не одно «но» — на дворе осень. Хоть и ранняя, и теплая, но осень, а осенью гнуса всегда меньше. Вот ежели бы мы весной туда пошли, вот тогда бы да, комары за уши подхватили бы и утащили. А так, максимум, что нас там ждет, это дождь, под которым мы промокнем.

— По-моему, ты слишком самоуверен, — заметил Петр, когда я поделился с ним своими мыслями. — Там действительно может быть опасно.

— Я не думаю, что кто-то намеренно будет рисковать жизнью племянницы императора. Ведь тогда все эти задания можно считать не как желание вывести ее в героини состязаний, а как чудовищная провокация, призванная избавить этот мир от Ольги. Но это лишено всякого смысла, княжна не может наследовать. Она никак не может повлиять на движения вокруг трона, — ответил я Петру, собираясь к походу.

Все-таки какое-то волнение присутствовало, все же я впервые собирался выйти за пределы школы практически в одиночку. Немного подумав, я решил одеться так, чтобы в случае опасности, хоть маленько защититься. Доспехи еще в мое время канули в Лету, и я плохо представлял, что может их хоть немного заменить. В итоге мой выбор пал на синие, очень плотные штаны, черную майку и тяжелую кожаную куртку с множеством мелких металлических деталей, нашитых по всей поверхности, даже на спине. Куртка имела вид новой, словно Петюня ни разу не надевал ее. Зачем тогда в школу притащил, и самое главное, откуда она у него, если он явно не носил ничего похожего. Мне же куртка понравилась, вот только она была немного большевата, словно ее шили для человека той комплекции, которая у меня там была.

В комнату зашел Карамзин, швырнул сумку на стул, оглядел меня с ног до головы и удивленно присвистнул.

— Откуда такая красота? — он обошел меня по кругу, оценивая куртку. Я же в это самое время вытащил тяжелые ботинки на высокой шнуровке и с тяжелыми подошвами, и принялся их натягивать на ноги. Топнув пару раз по полу, я признал, что обувь просто невероятно удобная, несмотря на то, что ботинки были действительно тяжелыми. Только после того, как обулся и одернул куртку, я повернулся к все еще ходящему вокруг меня Карамзину.

— Я не знаю, вчера этого точно не было, наверное, Сусанин привез, для похода в лес.

— Да, наверное, — Карамзин задумался. — А тебе идет. Надо только, чтобы плечи немного расширились, да грудные мышцы наросли, и все девчонки твои будут. Хотя уже и так ходят слухи и перешептывания, на которые ты внимания не обращаешь. Все же ты убил двух зайцев, выиграл на дуэли у Долгорукого и отомстил Изиде за все ее третирования и насмешки. Романов, обрати уже внимание на окружающий мир, в котором очень много прекрасных девочек не прочь составить тебе компанию скучными дождливыми вечерами. Может, тогда ты прекратишь меня третировать, изображая клирика. Кстати, вот это, то их прикид. Говорят, что Долгов был одним из братства, но что-то у него с монастырем не сложилось, и он ушел. Так же не тюрьма, насильно никого не держать... вроде бы, — после секундной паузы добавил Митька.

— Я не могу быть клириком, я православный, — еще раз осмотрел себя на этот раз в зеркале, отметив, что мне явно нравится то, что я увидел.

— А что, есть разница? — я резко повернулся к Карамзину и внимательно на него посмотрел, чтобы проверить, а не смеется ли он надо мной. Нет, Митька не смеялся, и такое удивление нельзя было изобразить.

— Представь себе, разница огромна, — не вдаваясь в подробности, я застегнул куртку, пристегнул к поясу найденный кинжал в простых ножнах. Кинжал был необычен: волнообразное лезвие, искры по всему лезвию. Лежал он тоже в моем шкафу, хотя я мог поклясться, что его еще утром там не было. Да я вообще никакого оружия опаснее вилки не встречал в комнате раньше. Все-таки эти вещи привез Сусанин. — Где Назарова обитает? — от внезапности вопроса Карамзин даже крякнул.

— Умеешь ты, Петька, темы менять, — протянул он. — Ну ты, конечно, замахнулся, надо скромнее быть, и выбирать для начала кого-нибудь попроще, — он, наткнувшись на мой вопросительный взгляд, поперхнулся и быстро ответил. — На четвертом этаже, комната под номером четыреста пятнадцать.

— Спасибо, — кивнув насупившемуся Митьке, я пошел к двери. Теперь я начинаю понимать, что говорил мне Долгов про мой взгляд, когда я задаю вопрос, на который мне нужно получить ответ немедленно. Карамзин вон тоже уже успел его оценить. — Да, когда Сусанин придет, скажешь ему, что я с Назаровой за глиной ушел. — Он только вздохнул и махнул мне рукой, иди, мол, все сделаю.

Четвертый этаж отличался от моего второго примерно, как породистый арабский скакун от крестьянской доходяги. Здесь, скорее всего, селили тех, кто был несколько знатнее всех остальных. Оббитые деревянными панелями стены, ковер на полу, на потолке люстры — и это только в коридоре. Я пожал плечами, глупая демонстрация чьего-то превосходства. Пускание пыли в глаза. Дед однажды видел Версаль и мечтал сделать что-то подобное. Я же, кроме тошноты никогда ничего не испытывал, находясь в Петербурге. С каким удовольствием я уехал в Москву, кто бы знал, хотя прекрасно понимал, что с градом на Неве что-то нужно будет делать, слишком много в него вложили сил и средств, включая людские жизни. А вот здесь его, скорее всего, нет, потому что нет Петра Романова на троне. Хорошо это или плохо, я не знал, не было возможности с картой Российской империи поближе познакомиться. Но, география была в обязательных предметах для изучения, так что скоро наверстаю упущенное.

Уже подходя к комнате под номером четыреста пятнадцать, я увидел, что дверь немного приоткрыта, и из-за нее раздается злой голос Ольги.

— Я сама пригласила Романова, и не надо мне указывать, как я должна выполнять задание. Мне страшно, ясно? Отец говорил, что из Воронежа начали приходить тревожные вести: в основном касающиеся расплодившейся нечисти и нежити, а Сабуровы и Воротынские ничего не делают, все границу пытаются поделить по реке.

— Но, Ольга Игоревна, почему именно с Романовым? Я помню этого мальчика, он не сможет вас защитить! — судя по голосу Назаровой прислали в качестве помощника женщину, что, впрочем, было логично, ведь жить им предстояло в одной комнате.

— А кто меня еще может защитить? Есть какая-нибудь альтернатива, кроме той, в которой я в полном одиночестве направляюсь на задание? Нужно говорить спасибо, что задания у нас частично совпадают, и я могу хоть кого-то взять с собой, если вы не забыли, конечно, правила и условия состязания. Тем более, он провел лето в Костроме. Петр Алексеевич настоял и, наконец-то, забрал внуков от родителей, — в голосе Ольги прозвучала усталость. — Он действительно очень сильно за это лето изменился, поэтому, да, я думаю, что вместе мы сумеем справиться с возможной опасностью, не конкретной, потому что пока о конкретной не идет речь. И, Марта, я не буду больше об этом говорить, — дверь распахнулась, и мы столкнулись нос к носу, как говориться, хотя это не могло произойти буквально из-за того, что я ее на голову выше. — О, и как давно ты здесь стоишь? — она слегка покраснела, потому что было совершенно ясно, что я невольно подслушал ее разговор с помощницей.

— Нет, я почти ничего не слышал, — тихо добавил я и протянул ей руку. — Нам нужно куда-то идти, чтобы портал активировать?

— Нет, — она покачала головой и пошире открыла дверь. — Проходи, отсюда переместимся. Так даже лучше будет, точка обратного перемещения здесь будут зафиксирована.

Я шагнул вслед за ней, и очутился в просторной, очень уютной комнате. По всей видимости, Ольга жила в ней одна, и только сейчас появилась вторая кровать и шкаф, когда приехала помощница. Эти два предмета не вписывались в интерьер, поэтому-то я и пришел к выводу, что племянница императора жила одна. Хотя я бы на ее месте настоял бы на соседке. А то в одиночестве можно и свихнуться.

Прямо напротив двери стояла молодая женщина, лет двадцати на вид. Рослая блондинка с роскошной грудью, косой, перекинутой через грудь и скрещенными на этой самой груди руками. Она словно специально акцентировала на этой части своего тела мужское внимание. Не знаю, как другие, а я оценил. Что бы я не говорил Карамзину, а монахом я точно никогда не был, и сейчас не мог отказать себе в удовольствии хотя бы полюбоваться открывшимися мне видами, обтянутыми вроде бы глухой под самое горло кофтой, но такой узкой и такой тонкой, что практически ничего под собой не скрывающей. Это все же лучше, чем плоские картинки рассматривать. Марта, по-моему, именно так назвала помощниц Ольга, перехватила направление моего взгляда, и нахмурилась.

— Вы, конечно, простите, Ольга Игоревна, но вам не кажется, что, увиваясь вокруг вас, этот молодой человек может преследовать весьма неприличные цели? — холодно спросила помощница, не отводя при этом взгляда от меня.

— О, Марта, простите, не знаю, как вас по батюшке, — я широко улыбнулся, весьма похабно пройдясь по ее фигурке, словно раздевая глазами, — но ведь вы всегда можете взять удар на себя, чтобы защитить вашу подопечную от посягательств такого чудовища, как я. Вас ведь именно для этого прислали, чтобы вы в самом крайнем случае приняли то, что предназначалось ей, и защитить тем самым от угрозы, не так ли?

— Романов, прекрати, — Назарова закатила глаза, схватила меня за руку, молча приказав Марте заткнуться, и повернула на руке перстень, четко произнеся слово-ключ. Прямо перед нами воздух начал дрожать и словно бы поплыл, образуя приличного размера окно, сквозь которое я даже сумел рассмотреть блеснувшую гладь воды. Когда рябь прекратилась, Ольга решительно шагнула к этому «окну», таща меня за руку, как малыша несмышленого. — Если я себя накрутила, то мы просто наберем глину и вернемся, ну, а если нет... — она не закончила и шагнула в портал, а я последовал за ней.

Очутились мы на берегу довольно крупной и широкой реки. Невдалеке стояло странного вида сооружение, вокруг которого располагались пустые телеги с высокими бортами. Пока что никакого намека на нечисть или нежить не наблюдалось: солнышко весело светило с чистого неба, было тепло для осеннего дня, а где-то сбоку щебетали птички. В общем, полная идиллия. Кроме того, что тут никого не было видно. А насколько я помнил, на этом месторождении активно велись работы по разработке и добычи.

— Похоже, что нам туда, — я указал рукой в сторону непонятного сооружения, только сейчас заметив, что продолжаю удерживать Ольгу за руку. Осторожно попытался освободиться, но девушка вцепилась в мою ладонь так, что даже больно стало. Ну что же, если ей так комфортнее, то пускай держится. И я решительно зашагал в выбранном направлении. Может, у них перерыв на работу или вообще выходной. Пока не увидим, не узнаем. Теперь уже я тащил за собой Назарову, отметив про себя, что портал за нашими спинами закрылся.

Глава 19

Мы прошли метров двадцать, когда что-то нас напрягло. Прислушавшись, я понял, что наступила гнетущая тишина. Ни пения птичек, ни шелеста травы. Было такое чувство, что за считанные секунды все вымерло, ну или случилось что-то такое, от чего все попрятались по своим гнездам и норам, стараясь лишний раз не высовываться и не привлекать к себе внимания.

— Ты слышишь? — Ольга сделала шаг назад и осмотрелась, после чего с новой силой схватила меня за руку, оставляя следы от ногтей. Я зашипел, но ничего ей не сказал. Если ей это помогает успокоиться, то пускай.

— Точнее, не слышу. Давай убираться отсюда. Не нравится мне все это, — я хмуро осмотрелся. Строения, к которым мы шли, находились метрах в ста от нас, но никакого желания к нему идти у меня больше не было.

— Давай все же продолжим, — упрямо тряхнула головой Назарова. — Мы не просто так сюда пришли, да и в следующий раз выбраться будет не так просто. Порталом можно воспользоваться только один раз.

— Значит, приедем сюда на лошадях или скаковых пони, — я поморщился, не став вникать в правила пользования порталом или каких-то скрытые правила состязаний. Самому мне страшно не было, больше любопытно, и любопытство с каждой секундой все больше подогревало интерес, только вот рисковать девушкой ради этого я не собирался.

— Ну и скажешь тоже, — рассмеялась Ольга, немного расслабившись. — Ладно, хватит философствовать, пошли зайдем, возьмем то, что нужно, и уже свалим отсюда, потому что возвращаться в это место я точно больше не захочу.

Я вздохнул и покачал головой, дивясь ее упрямству, и довольно уверенно зашагал вперед, в направлении разработки.

Не дойдя до цели несколько шагов, я остановился, разглядывая красные следы от ботинок и капли, которые местами собирались в довольно большие пятна и лужицы. Я присел и притронулся к ним пальцем. Кровь была еще теплая и не засохшая, значит, что бы тут не случилось, это произошло совсем недавно. Назарова сдавленно охнула, я поднялся и посмотрел в ту сторону, куда она указывала пальцем. Даже отсюда было видно, что невдалеке, в другой стороне от того пятна, которое я рассматривал, лежало несколько тел, судя по комплекции мужских, и судя по тому, как они были свалены, с ними никто не церемонился.

— Романов, похоже, ты был прав, надо валить отсюда и как можно быстрее, — прошептала девушка и перевела на меня испуганный взгляд. — Нужно сообщить отцу, что тут действительно происходит.

— Не поддавайся на провокации, — довольно громко подал голос Петр. Я даже отвлекся от всего, что смог увидеть, — если ты сделаешь два шага вперед и один налево, то окажешься на краю котлована, из которого черпают эту самую глину голубых кровей, а еще, если присмотреться, то прямо там, можно увидеть нагруженные телеги или бочки, или тачки, в общем это местное деревянное нечто, что используется для транспортировки куда-то. Никто не говорил, что будет легко и совсем не страшно. Так что давай, хапай тележку и деру, избыток глины можно будет толкнуть потом через Сеть и подзаработать, потому как чувствую, в ближайшее время с ней будет дефицит.

— Портал идет с той самой точки, куда мы пришли? — Ольга кивнула, закусив губу. — Давай быстро схватим то ведерко, которое стоит недалеко и обратно? — как бы не казалась мне глупой затея, но рациональное зерно в словах Петра было. Как только мы сообщим о произошедшем, в это место наверняка направят кого-нибудь, чтобы разобраться, и в это время месторождение будет недоступно для зевак, подобных нам. А как такие проверки и разбирательства могут затянуться, я по своему миру помню. Было бы желание.

На удивление, Назарова не стала возражать и видимо пришла точно к таким же мыслям, что и я. Только странно, что никто не спохватился раньше, это все же не заброшенная шахта.

Как бы то не было, но нам не суждено было добраться до месторождения глины. Я успел сделать всего лишь шаг, как за спиной раздалось конское ржание, а вцепившаяся в мою руку Назарова вскрикнула. Разворачивался я стремительно, одновременно закидывая девицу себе за спину. В этот момент мне было плевать на то, что она маг, и что в определенных моментах куда лучше меня может разбираться со всякими неожиданностями. Сработало воспитание, которое упрямо твердило, что девица, да еще такая молодая не может сама себя защитить, да и не нужно ей этого, зачем тогда Господь мужчину создал, ежели девки сами за мечи похватаются? Думать о том, что со спины может находиться кто-то еще не хотелось, тем более буквально секунду назад там собственно, никого и не было.

Прямо напротив меня стоял взбешенный жеребец. Белоснежный, статный, с развевающейся гривой и красноватыми искрами в глазах. Красивый конь, такому под седлом императора не зазорно ходить. Конь был ухоженный, отстранено, я заметил, что от него совершенно не пахнет конским потом.

— Кельпи, это кельпи, — с истерическими нотками в голосе подвывала у меня за спиной Назарова. — Мы умрем, Петр, умрем. Они никогда не отпускают свою добычу. — Словно отвечая ей, жеребец заржал и стукнул копытом о землю. А я с отчетливой ясностью увидел, как в приоткрытой пасти промелькнули клыки. Да что это за дьявольское создание?

— Как с ним сладить, — не поворачиваясь к Назаровой, чтобы не отпустить взгляд коня, проговорил я, опуская руку на рукоять кинжала.

— Никак, — проскулила Ольга. — Он сейчас предложит спину, и есть вероятность, что просто утопит, потому что, если мы не сядем, то он нас разорвет. Магия на него не действует, а шкура не пробиваема для острых предметов, может быть, только для определенным образом зачарованных еще на процессе ковки.

— С ним можно сдюжить, иначе про него не было бы так много известно. Как это сделать? — стараясь не повышать голос на глупую девицу, прошептал я, чтобы не раздражать и так разъяренное животное. — Это просто конь, хоть и необычный, и на него есть управа. Он состоит из плоти и крови. Просто кожа непробиваемая, но он всяко чувствует боль. Поэтому его можно победить, как и любое другое божье создание.

— Но он не живой, — выдохнула она. В это время кельпи, как его назвала девушка гарцевал, словно наслаждаясь нашим замешательством и страхом.

— Без разницы, — я не понял, что именно она имела в виду, когда говорила, что он неживой. Сейчас это было не важно. Конь несколько раз топнул переднем копытом и заржал. — Но я не знаю, какая управа на него имеется, а вот ты, точно знаешь, поэтому говори, — добавил я сквозь зубы, не поддаваясь на провокации животного, стоя на одном месте, глядя ему в глаза.

— Он уважает только силу. Если кто-то сумеет его взнуздать, то тому кельпи будут служить, это же вожак, — дрожащим голосом ответила Назарова.

— Откуда знаешь, что вожак?

— Только у вожака красные искры в глазах.

— Ясно, — и тут жеребец начал на нас наступать. Я оттолкнул Назарову дальше от себя. Слава Всевышнему, что этот дьявольский жеребец не обратил на девушку никакого внимания, словно, чувствуя во мне единственного для него соперника. Я очень надеялся, что Ольге ума хватит, активировать портал и сбежать, пока я буду задерживать этого красавца. Эх, Петька, бедовый ты, и не пожил в этом мире толком, а уже под клыки подставился.

— Какой ты все-таки красивый, — проговорил я мысленно. Несмотря на исходящую от него смертельную опасность, я не мог не восхищаться этим великолепным животным. Он заржал, будто услышал мои мысли и фыркнул, тряхнув головой. Значит, похвала ему по душе будет.

— Ты что, правда, любуешься это тварью из ада? — завопил Петр. — Валить надо отсюда! И настучать кому следует, возможно даже по башке, за то, что здесь зверинец развели! Понятно же, что работяг эта тварь схарчила! Валим, кому говорю!

— Мы не успеем, не ори. Не вместе, — я смотрел на приближение кельпи. Он, чувствуя, что я им любуюсь, не спешил, явно красуясь, подходил медленно, периодически раздувая ноздри и встряхивая белоснежной гривой. — Ты, это, прощай, что ли.

— Какой прощай, ты вообще о че...

— Заткнись, — я сделал усилие, как в прошлый раз, и голос в голове исчез.

Кельпи надоело красоваться и он, заржав, прыгнул прямо на меня. Я не отступал и не оглядывался, надеясь, что Назаровой за моей спиной все же нет. Остановившись прямо передо мной, жеребец повернулся боком, словно предлагая сесть к себе на спину.

— Ну, хорошо, покатаемся, коль дозволяешь, — прошептал я, делая к волшебному коню шаг.

Без седла я ездил и даже объезжал лошадей, но вот без узды и удил, еще не доводилось. Как-то дать привыкнуть к себе, и хоть какой-нибудь обрывок веревки набросить возможности не было, но я прекрасно помнил слова Ольги о том, что шанс усидеть, жеребец дает лишь единожды. Помня все это, я решительно ухватился за гриву и взлетел к нему на спину, сразу же сжав бока ногами. К счастью, на моих тяжелых ботинках был небольшой каблук, оббитый железом, который я вполне мог использовать как шпоры.

Почувствовав седока, конь, радостно заржав, скакнул, сразу же перейдя в галоп, направляясь к воде. Позади завизжала Назарова. Вот же дура! Неужели не понятно, что бежать надо! Но мысли об оставленной за спиной девушке вылетели из головы, и я сосредоточился на том, чтобы не дать коню окунуть меня в воду. Время любых любований закончилось, нужно было действовать жестко, чтобы дать почувствовать коню, кто здесь главный.

Рывком переместившись вплотную к шее, я схватил его за гриву и с силой дернул, заставляя заржать от боли и слегка запрокинуть голову. Конь сбился с шага и замедлил ход, что позволило мне придвинуться еще ближе. Одной рукой крепко держась за гриву и помогая себе ногами, другой рукой я сумел схватить его за теплые ноздри. Сунув пальцы внутрь, сильно сжал и рванул на себя.

Вот тут конь растерял все остатки своей волшебности, превратившись в простую необъезженную скотину.

Он визжал, подбрасывал круп, и прыгал на месте, пытаясь сбросить меня с себя. Не тут-то было. Держался я крепко и уверенно, еще и всаживая подкованные каблуки в бока, доставляя животному дополнительную боль, и не отпускал бархатистые ноздри — коль удил не было, надо было как-то выкручиваться. Все он чувствует, только место нужно знать, куда надавать, у каждого животного, как и у человека, есть свое слабое месте. Нет абсолютно защищенных и бессмертных тварей на земле. И поведение кельпи было явным тому доказательством.

Сколько продолжалась эта дикая скачка я не знал. Для меня прошли часы, как минимум. Наконец, конь выдохся. Он встал, как вкопанный, и лишь жалобно ржал, а по его телу пробегала крупная дрожь.

Посидев, не отпуская его еще немного, я, наконец, с трудом вытащил и разжал, словно судорогой сведенные пальцы, и сполз с бока дрожащего животного на землю. Ноги подкашивались, и во всем теле было ощущение, что меня долго били палками, а потом пинали, проходясь по спине и ребрам. Тем не менее, я нашел в себе силы, чтобы встать с левого боку, как меня учили от косящегося на меня коня и потрепать его по шее.

— Ну, ты же понимаешь, что сам виноват? Не хотел бы меня утопить, я бы тебе боли не причинил. Но, если еще попытаешься хулиганить, то я тебя запросто убью, и не буду смотреть на то, какой ты красавец. Атеперь иди, — и я хлопнул его по холке. Но жеребец продолжал стоять, подрагивая и косясь темными глазами, из которых исчез красный дьявольский блеск. — Иди! — рыкнув, я ударил уже сильнее, и только тогда кельпи сорвался с места и с разгона впрыгнул в реку, до которой он, как оказалось не доскакал со мной на спине совсем немного. Я смотрел как жеребец словно нырнул и скрылся в воде. Все это время ждал, когда он всплывет, чтобы сделать хотя бы вдох, но из воды он так и не появился.

— Петя, Петенька, — ко мне подлетела Назарова и принялась ощупывать, подвывая на одной ноте, отвлекая от созерцания водной глади. Как только вернусь в школу обязательно схожу в библиотеку и узнаю, что это за нечистая сила, в коня обращенная. Теперь я прекрасно начала осознавать слова Ольги про то, что животное не живое. — Я думала, что все, что он тебя убьет.

— Ты почему не ушла порталом? — я перехватил ее руки и немного отодвинул от себя.

— Но, я же не могла тебя бросить, — пролепетала Ольга. Она до сих пор подрагивала, как тот кельпи. Испугалась она знатно, но не ушла.

— И как бы ты мне помогла? А если бы я не справился? Ты пойми, глупая, когда понятно, что помощь невозможно оказать, нужно бежать, что есть ног, чтобы не сдохнуть просто так, за компанию. Кому от этого было бы легче?

— Но, я думала... — она подняла на меня свои карие глаза и тут разгоряченная этой схваткой, а по-другому мое противостояние с конем назвать было нельзя, кровь взыграла, я запустил руки в ее волосы и грубо поцеловал.

Она пискнула и хотела отпрянуть, но я держал крепко, не давая вырваться. И тут Ольга обмякла, и сама начала меня целовать, довольно чувствительно прихватывая острыми зубками губы. Когда она ухватилась особенно сильно, я рыкнул и повалил ее прямо на землю, покрытую все еще зеленой травой. И только когда я начал коленом раздвигать ее ноги, то понял, что поцелуй вышел из-под контроля. Отпрянув, я скатился с ничего не соображающей девушки, сел и обхватил себя за голову. Идиот, чуть девку не попортил. А ведь она меня, на самом деле, мало привлекает в этом плане. Это все картинки, которые я в Сети смотрел виноваты. Пошатываясь, я поднялся и направился к реке, где долго плескал себе студеную воду на лицо и голову, пока не остыл и не успокоился. Тут же вернулась усталость и боль в натруженных жилах.

— Прекращай меня отключать! — я поморщился. Вот же черт, не мог раньше пробиться и остановить меня. — Ты вообще, как это делаешь? У тебя каждый раз все круче получается. А вот то, что остановился, молодец, наверное, потому что девчонку ты точно обидел. Хоть объяснись, что ли. — Впервые Петр говорил, не повышая голос и довольно сочувственно. — Я, конечно, понимаю, что ты не привык ни перед кем отчитываться в своих действиях, но тут не тот случай.

— Вот, черт! — выругавшись, я побрел к Ольге, которая все еще сидела на земле и дрожащими пальцами пыталась застегнуть блузку. Кажется, пары пуговичек не хватало. Да, похоже, что у Петюни с этим делом большие проблемы, которые могут стать моими, ежели в руки себя не возьму. Я сел рядом и снова взял ее за руку. — Прости, этого больше не повторится. Я разгорячился, ты напугана была, вот и попытались таким нехитрым способом успокоиться. Но так нельзя, пойми.

— Почему? — она попыталась вырваться, но я держал крепко.

— Потому что нельзя, — ну не буду же я взрослой уже девице объяснять, что первый раз должен быть или по любви, или с мужем. А вот так, на голой земле... Почему-то я был абсолютно уверен в том, что у нее никого еще не было. — Пошли, надо глину эту чертову собрать и уходить отсюда. Сейчас-то понятно, кто виновник этого побоища. Думаю, что он больше не вернется, не в ближайшее время. — Я встал и протянул руку, помогая девушке подняться.

— Да уж, объяснился, — протянул Петр. — Ты, Петька, просто образец красноречия.

— Помолчи, ради Бога.

— Я-то помолчу, а вот ты кретин, каких я еще в жизни не видел, — фыркнул этот паразит, но, слава богу, заткнулся.

Глину мы наковыряли быстро, она действительно была будто специально приготовлена для нас. Благо тащить целое ведро не требовалось, Назарова позаботилась, захватив с собой два пакета, кажется так эта шуршащая штуковина называется.

Не глядя друг на друга и стараясь не обращать внимание на попадающиеся кровавые пятна, я спрятал оба пакета за пазуху, и мы пошли к тому месту, где вышли сюда, чтобы активировать портал.

Наверное, я расслабился, а может просто устал, потому что заметил, что кто-то появился за нашими спинами слишком поздно. Шею обхватила удавка, я как мог пытался ослабить давление, но избавиться от удавки невозможно, и я не сумел, как не сумела Назарова применить магию, или еще чем воспользоваться. Прежде, чем потерять сознание, я заметил, что напали на нас трое мужчин, а потом свет погас, и я отключился.

Глава 20

— Сколько еще ждать?

Грубый голос ворвался в мозг, заставляя сознание возвратиться на место. Хорошо же меня приложили. С сознанием пришла злость, причем злость на самого себя, что характерно. Ведь, по сути, эти мужики и не виноваты, они всего лишь свое дело делают, которое им приказали выполнить, или наняли, это непринципиально. Они все равно в итоге умрут, и, скорее всего, не самой приятной смертью, потому как дело тут деликатное, а живых свидетелей оставляют только полные идиоты. Я бы точно не оставил, собственное, как и Верховный Тайный Совет и все, кто меня учил. Злиться на них бессмысленно. Так что злился я на самого себя, пытаясь параллельно понять, что вообще происходит.

Я лежал на животе, лбом уткнувшись в землю, а связанные руки были вывернуты назад. Больно и неудобно, но Петюне все было больно и неудобно, так что это не показатель. Я немного пошевелился, и повернул голову вбок, стараясь хоть что-нибудь рассмотреть. С этой точки было плохо видно, что происходит вокруг, единственное, что я точно опознал — времени прошло не слишком много, во всяком случае было все еще светло, а мы находились на открытом воздухе. Надеюсь, что далеко нас не оттащили или вообще не перенесли в другое место, потому что все же надеялся выбраться и воспользоваться Ольгиным порталом.

Рядом раздался сдавленный стон. Я сумел повернуть голову таким образом, чтобы рассмотреть лежащую рядом Назарову. Девушка в этот момент открыла глаза, и наши взгляды встретились.

— Так долго еще ждать, а то наши птенчики вроде бы очухались, — снова раздался тот же самый голос.

— Два часа, — в ответившем ему голосе звучало раздражение. — Мы будем торчать на этом чертовом кладбище, устроенном кельпи, еще два часа.

— А что, если водяные лошади придут, что делать будем? — мрачно задал вопрос третий.

— Лично я — драпать. Кельпи далеко от своего материнского водоема не отходят, это работяги не сумели вовремя сориентироваться и ноги сделать, когда эта тварь к ним ворвалась. Я вообще не понимаю, почему их здесь все еще нет, ведь тут такие вкусные детки бродят.

— Да сытые они, — первый просто поражал своей логикой. Хотя голос у него был уверенным, его утверждение было странным. Если кельпи все-таки не совсем животные, хотя жеребец подо мной ощущался совершенно обычным конем, разве что конским потом не пах, то они все равно пришли бы, чтобы мяса про запас запасти. Мне вообще кажется, что мы с Ольгой помешали процессу транспортировки трупов в реку, где кельпи, как я понимаю, живут. Но, получается, эти, вероятнее всего, наемники, пришли уже после того, как я с жеребцом боролся, и не видели нашей с ним своеобразной схватки. Возможно даже уже после того, как я Назарову слегка повалял, иначе не удержались бы от грязных шуточек, я такую породу людей знаю. Только было непонятно, как они умудрились подойти абсолютно неслышно. Ведь шаги я все равно смог бы услышать, не из воздуха же они взялись. Хотя, может и из воздуха, самым объяснимым был портал, через который они появились. Скорее всего, не такая уж это и редкость в этом мире.

— Может посадим их? — это говорил третий.

— Вот еще, пускай валяются, — с точки зрения тактики — это было верное решение, зачем давать нам шанс освободиться, а не в таком положении, в котором мы оказались, этот шанс может появиться. Но с нашей точки зрения — это плохо, что они такие умные.

— Кто это вообще такие? Они же целенаправленно сюда, похоже, пришли, чтобы или на трупешник твоей подружки полюбоваться, или забрать ее, если она по какой-то причине не привлекла внимание табуна. — Мрачно заметил Петр.

— Скорее всего, ты прав. Не на меня же они открыли охоту. Я только не могу понять, они ждали, что княжна будет здесь не одна, или все-таки нет? Потому что, если ждали, то получить информацию они могли только у прекрасной Марты, больше никто не знал о том, что мы вот так сходу отправимся.

— Это все очень логично и правильно, но совершенно нам не поможет, — добавил Петр. — Так, а давай-ка мы с тобой в экстренно и экстремальном режиме будем заучивать простенькое, даже детское, я бы сказал, заклятье — размягчения основ. Это просто, там не надо руками махать, просто формула и направление дара в определенную точку, в нашем случае, в веревки, чтобы ты смог их разорвать, или хотя бы ослабить, потому что сейчас у тебя руки так затекли, что можно уединяться в кустах и знакомить своего приятеля с незнакомкой. Но начинать с чего-то надо, и у нас есть два часа.

— А че это за пацан? — я старательно закрыл глаза и засопел, когда почувствовал, что чья-то нога коснулась моего бока. Он не пнул меня и не перевернул на спину, просто обозначил, кого он имеет ввиду, как будто здесь были еще пацаны, кроме меня. Или они Назарову за мальчика приняли?

— Да хрен его знает, — я, даже не видя его, мог с уверенностью сказать, что мужик пожал плечами. — Заказчик сказал, что здесь будет одна девка, и что у нас есть три часа, чтобы ее дождаться, схватить и доставить ему. Еще он предупредил о кельпи и сказал, что кони пока сытые, получили много мяса из рабочих, и у нас эти три часа есть.

Значит, Марта, скорее всего, не при чем, хотя этот вариант я все же не сбрасывал полностью со счетов. Ведь откуда-то они узнали конкретное время, когда Ольга сюда решит сунуться, а этого никто кроме Марты и Карамзина не знал. Ну последнего подозревать самое последнее дело. Нужно все же попытаться узнать, кто этот таинственный наниматель, чтобы зря не наговаривать на людей. Если на Марту мне было абсолютно безразлично, то терять единственного друга ряди домыслов не слишком хотелось.

Странно, что кельпи появились тут так неожиданно и вовремя. Не удивлюсь, что их кто-то сюда привел, или призвал специально, чтобы дать время умыкнуть княжну. И причем сделал он это недавно, о случившимся уже трубили бы на всю Империю, если бы они паслись здесь хотя бы неделю. Это не домыслы, что вроде слышали, как кто-то когда-то видел, что тут водится нечисть. Только, если глава клана, на территории которого находится это место постоянно скрывал подобное, но постоянно заминать такие происшествия нельзя. Если кельпи настолько опасны, что уничтожают людей десятками, то, значит, тот, кто этим заморочился обладает достаточной силой и влиянием, чтобы суметь манипулировать этими тварями. И сейчас встречаться с ним мне совсем не хочется.

— Может это того, в расход пустим?

— Ты идиот? Ты знаешь, кто он такой? Я вот понятия не имею. А если его клан сейчас на высоте, а то и вообще родич девчонки? Нас же из-под земли достанут, если мы его кровь пустим. Мы жалеть будем всю свою очень недолгую и мучительную жизнь, что нас кельпи не сожрали, если он из Сабуровых, например, окажется. Нет уж, обоих заказчику доставим, пускай сам разбирается. — Нет, я все же сбросил со счетов помощника Назаровой, она-то уж прекрасно знала, кто будет в сопровождении ее подопечной, а уж об этом она бы точно сообщила, потому что в таких игрищах не должны участвовать третьи лица, которые могу все испортить элементарно своим нахождением в эпицентре событий. Все же это не мои проблема, моя проблема только одна: выбраться отсюда и желательно с Назаровой.

— Вот люблю я здравомыслие в отдельно взятых личностях, а вот то, что пока ты валяешься в отключке, я тоже нахожусь в подобном состоянии не очень, как и то, что должен смотреть твоими глазами. Ладно, все это лирика и уныние от влачения жалкого существования одной конкретно взятой личности. Так, не отвлекаемся, слушай формулу, а лучше глаза закрой, чтобы ее хорошо представить, и начинай дар к веревкам направлять, только дозированно, осторожно, чтобы не переборщить и не привлечь нездоровое влияние этих типов.

Я последовал совету Петра, расслабился, закрыл глаза и нашел в своем теле источник дара. Когда тонкие нити потянулись к связывающим руки веревкам, я начал старательно встраивать их в формулу, которую дал мне Петр. Формула действительно была простенькой, и очень скоро я почувствовал, что веревка ослабла, стала более эластичной. Это позволило мне незаметно для похитителей развести руки в стороны, дав крови устремиться к затекшим конечностям. Подумав, добавил к крови немного дара, чтобы ускорить процесс, а также продолжил постепенно размягчать веревки, чтобы в ответственный момент суметь их сбросить. Единственное, что меня совсем не радовало, это отсутствие кинжала, я не ощущал его, а в такой позе он должен был давить мне на брюхо. Все мысли оборвались в тот момент, когда кровь дошла до пальцев, которые я совсем не чувствовал. Теперь все мои силы уходили на то, чтобы не заорать.

— Интересно, а зачем пацану ритуальный кинжал? Он же не из клириков? А то прикид у него похожий. — Вот, похоже, кинжал и нашелся, сквозь волны боли промелькнуло в голове. Теперь боль была терпимой, и вполне можно было, как сказал Петр, своего дружка познакомить с незнакомкой, ха-ха, мать его.

— Клириков таких молодых из этого их Ипатиевского монастыря не выпускают. Да и растяпа какой-то, клириков таким как мы врасплох невозможно застать, а этот даже внимание не обратил, — равнодушно ответил ему второй, который, похоже, был здесь главный. Почему-то, когда они обсуждали клириков, я начал понимать, что они не совсем священнослужителей имеют в ввиду, поэтому и Митька так сильно удивился моему замечанию. — Так что, просто его родичи могут себе позволить приобрести для чада такие крутые шмотки. Но кинжал зачетный, это точно. Себе заберу, пригодится, даже не вздумай ему говорить о такой цацке, — грозно прорычал мужик.

Ольга негромко материлась сквозь зубы и не отвлекала меня. Скорее всего, тоже пыталась магичить, но пока безрезультатно, все-таки магу в большинстве случаев нужны руки, а вот Петр, похоже, знает много таких вот очень нужных заклятий, в которых руки не нужны, и это нужно использовать, вот только, где время взять, а прежде выпутаться из этой непростой ситуации.

Веревка уже размякла до такой степени, что я легко сумел бы ее сбросить, к рукам вернулась подвижность, еще бы тело после бешенной скачки не так болело, и лицом к лицу я мог бы что-то противопоставить этим тварям. До оружия бы какого добраться, и тогда совсем другой разговор пойдет, тем более, что они точно не маги, а со спины я больше не дам к себе подойти. Очень маловероятно, что, обладая этим изнеженным телом, я справлюсь с тремя взрослыми тренированными мужиками, но что-то делать было надо!

Вскочил я на ноги одновременно с раздавшимся ржанием. Все трое похитителей подорвались, они явно растерялись и не знали, куда бежать, но тут случилось то, чего не мог предугадать никто. Кельпи был не один. Сразу пять жеребцов окружили нас, отрезав татям все пути к отступлению. Сейчас они не красовались, как делал вожак передо мной. Раздувая ноздри, из которых только что пар не валил, водяные лошади бросились в атаку, только единожды предупредив нас о своем появлении.

Разбойники заорали, и один умудрился отскочить ближе ко мне, потому что был все-таки умен, и заметил, что кони меня не трогают, как и Ольгу, аккуратно обходя ее стороной. Сейчас я это точно видел. А еще от вожака ко мне пришла... я даже не могу сказать, что это было, какая-то волна доброжелательности и уверения, что пришел на помощь, потому что почувствовал угрозу, обращенную на его нового друга. Раздался дикий крик, и к моим ногам подкатился мой же кинжал.

Схватить его, обнажить клинок было делом секундным. Обезумев от страха, мужик рванул ко мне, а кельпи не успевали его перехватить, к тому же боялись задеть меня. Но мне уже не нужна была помощь. Уж с кинжалом, да один на один...

Удар пришелся ему в брюхо. Как учили, я рванул кинжал вверх и повернул, превращая внутренности в фарш. Он даже не заорал, а захрипел, хватая меня за плечо, но я сентиментальностью и благородством никогда не страдал, для принцев крови крайне вредно такими качествами обладать, поэтому просто оттолкнул его от себя, одновременно выхватывая из страшной раны окровавленный кинжал.

Мужик еще долю секунды стоял, пытаясь зажимать рану руками, а потом упал на колени и завалился лицом в землю. Я же смотрел в это время на кинжал, волнообразное лезвие которого стало таким же чистым, как и до удара. Вся кровь, частицы потрохов и черт знает, чего еще, словно впиталось в серебристую поверхность, а три небольших рубина на рукояти ярко вспыхнули и погасли.

— Так, вот об этом нужно у твоего помощничка с пристрастием выяснить, — на этот раз я был полностью с Петром согласен, собственно, как и с тем, что больше не следует брать чужие вещи, особенно оружие, если даже они находятся вперемешку с твоими собственными вещами и рядом с ними лежит записка, что это, собственно, предназначалось именно мне. — А теперь хватай свою принцесску и валим уже отсюда.

Но я поместил кинжал в ножны, подошел к кельпи и, решительно протянув руку, погладил его по теплой шее. Нет, что бы кто ни говорил, а он живой, вон какой горячий.

— Спасибо тебе, — обернувшись на трупы, которые другие лошади стаскивали в одну кучу, ухватив за одежду, криво усмехнулся и добавил. — Угощайтесь.

Кельпи заржал и забил копытом об землю, наклоняя голову. Я понял, что никто ни у кого в долгу не был, он просто пришел мне на помощь. Я отошел от жеребца, после чего тот, несколько раз фыркнув, развернулся и понесся в сторону реки, полностью в ней растворяясь. Завораживающее и непонятно зрелище. Тряхнув головой, я отвлекся от созерцания воды, проверил наличие пакетов с глиной, чтобы не случилось так, что нам придется возвращаться, и только после этого подошел к Назаровой. Из такой позы, в какой она находилась, было невозможно что-либо разглядеть, и теперь я был благодарен за это Богу и покойникам, потому что не нужно девушке видеть всю эту кровь.

Пришлось еще раз доставать кинжал, чтобы перерезать веревки.

— Сумеешь портал активировать? — спросил я у нее, не позволяя перевернуться.

— Да, — простонала Ольга, пытаясь размять руки, которые подтянула под себя. — Дай мне подняться.

— Нет, — я покачал головой. — Не следует тебе это видеть. — И легко подхватил ее тоненькое тело, забросил на плечо и понес к портальной точке.

— Да что произошло? Отпусти меня! — она извивалась, но я слегка прижал ее лицо к плечу, чтобы она не вырывалась. Девушка зашипела, похоже, я слегка оцарапал ее о металлические нашивки на куртке.

— Активируй портал и не дергайся, а то мы упадем, — предупредил я ее.

Когда я с довольно приятной ношей на плече вышел в комнате Назаровой, то на нас уставились две пары глаз: Марты и еще одной девушки. Не обращая на них внимания, я сгрузил Ольгу на кровать и бросил на стол пакет с глиной. Только после этого повернулся к девушке.

— Нас не представили друг другу, Петр.

— Я знаю, кто ты, Романов, не ерничай, — процедила девица, не представившись, затем, бросив странный взгляд на Ольгу, подошла к стене и словно штору отодвинула, открыв передо моим изумленным взглядом практически такую же комнату, что и та, в которой я сейчас находился. Стоило только головой побиться обо что-нибудь. Ну конечно, здесь все комнаты для двоих, только на этом четвертом этаже деткам из дворцов предложены более шикарные условия, а вот санузел, скорее всего, все же один на двоих.

Выбросив соседку Назаровой из головы, потом узнаю, как ее зовут, я повернулся к сжавшейся на кровати Ольге.

— Ты сейчас сообщишь своему отцу, дяде, брату, свату, куму, кому угодно, но желательно всем вместе, о том, что произошло, и дальнейшее будет их проблемой. И, ради Бога, сделай так, чтобы меня все ваши династические игрища не затронули, ладно? Я, между прочим, еще жить хочу. — И я вышел из комнаты под аккомпанемент гробового молчания.

Глава 21

Я вернулся в комнату, понимая при этом, что безумно устал, как морально, так и физически. В голове была звенящая пустота, только пара нерешенных загадок терзала, наверное, оставшуюся пару извилин, которые еще не болели и были работоспособны. Про покушение я не думал, все же еще не совсем обжился в этом мире, чтобы строить догадки и какие-то планы, воспользовавшись сложившейся ситуацией во благо своего клана. Думаю, дед в таком случае держит ухо в остро. Главное, чтобы никто не узнал о моем вмешательстве в неудачное покушение, иначе и меня, и весь мой клан затронет по самые уши. Отсидеться в Костроме точно не удастся, учитывая, что затронуты интересы династии.

— Что это за кинжал? — я бросил кинжал на стол, и в упор посмотрел на сидящего за столом с какой-то книгой Сусанина. Он оторвался от чтения и поднял голову, осматривая меня с ног до головы.

— Это кровь? — он указал на мою куртку, напрочь проигнорировав вопрос.

— Это кровь, но не моя, что это за кинжал? — Сусанин встал и махнул рукой в мою сторону. Воздух слегка заискрился, по коже пробежало целое полчище мурашек, и я не без удовольствия оглядел себя, отмечая, что и куртка, и штаны целые и невредимые. Исчезли пятна крови, земли, травы, глины. Кстати, о глине, я вытащил пакет и положил его на полку рядом с крапивой, которая к моему удовлетворению полностью сохранилась под чарами.

— Я вижу, вы справились с добычей глины, — Иван задумчиво смотрел на меня. — Чья это была кровь?

— Что это за кинжал? — наши взгляды скрестились, словно рапиры на дуэли. Первым не выдержал все-таки Сусанин и отвел взгляд.

— Вы изменились, Петр Алексеевич. Я помню вас совсем еще крохой, и, надо сказать, подобных зачатков вы не демонстрировали. Что касается этого кинжала — это часть экипировки клириков, так же, как и куртка, и ботинки. Я надеюсь, мне не надо напоминать, что Ипатьевский монастырь расположен на территории Костромы, и у клана Романовых заключен с главой ордена договор, что вся экипировка производится на предприятиях клана, включая оружие, даже такое специфическое, как этот ритуальный кинжал, — он говорил со мной, как с юродивым, но, поскольку у Петюни в этом месте был в памяти провал, не удивлюсь, что он слыхом не слыхивал о таких нюансах. — Это одна из важных доходных статей клана, не облагаемая налогами, потому что все, что связано с клириками, налогами не облагается.

— Ни хрена себе подгон. Эти шмотки явно не три копейки стоят, но зато теперь понятно, откуда они вообще взялись, сомневаюсь, что подобное можно просто пойти и купить в гламурном бутике, даже за очень большие деньги, — Петр присвистнул. — Но меня вот все больше и больше волнует вопрос на тему, а кто они вообще такие эти клирики? Сомневаюсь, что в такой экипировке, в которой только на байк-фестиваль прямая дорога, они проводят молебен. Или тут такая своеобразная церковь и религия. Мм-м, а монашки тоже в коже ходят или в черном латексе?

— Кто такие клирики, я ничего толком о них не знаю, — задал я вопрос Петра вслух, потому что меня тоже это очень сильно интересовало, пропуская очередной пустой треп мимо ушей. А про клириков слишком уж часто в последнее время я слышал. — Они монахи?

— Нет, я не думаю, — покачал головой Сусанин. — Во всяком случае, пострига они не принимают и схиму не дают.

— Но они живут при монастыре. Они послушники?

— Ты утрируешь, — Сусанин задумался. — Они не могут быть послушниками, они все маги. А послушники все-таки готовятся принять постриг. Я бы сказал, что самое близкое определение клириков — воины. Они воины, которых призывают тогда, когда с угрозой, чаще всего с нечистью или нежитью, не может справиться ни один маг и воин. Но живут они на святой земле монастыря. Почему, я не знаю, это одна из тайн ордена, которая никогда не выйдет за пределы древних стен. На простую экскурсию туда не пускают, да и насколько я знаю, они дают клятву о неразглашении. И, если встретишь клирика, лучше ни о чем его не спрашивай, он все равно тебе не ответит. А еще лучше, если встретишь на пути клирика, то бегите и чем быстрее, тем больше вероятность сохранить себе жизнь, потому что просто так они на прогулку в своем облачении не выходят.

— Клирики могут уйти из ордена? — почему-то вспомнилось предположение Карамзина о том, что Долгов может быть бывшим клириком.

— Да, почему нет? Это не тюрьма, и, еще раз повторяю, они не монахи. Но, вроде бы, вне стен монастыря они теряют часть своей силы, которая действительно фантастическая.

— А где Карамзин? — я только сейчас обратил внимание на то, что мы с Иваном в комнате одни.

— Полагаю, что где-то у подруги, — Сусанин усмехнулся. — Я не слежу за вашим соседом. Не думаю, что это как-то поможет выполнению вашего задания.

— Да, на него это похоже, — я кивнул. — На кинжал попала кровь, и он словно впитал ее, что это значит? Какие у него свойства?

— Понятия не имею, — пожал плечами Сусанин. — Конкретно этот кинжал вашему деду передал глава ордена на день рождения. И Петр Алексеевич решил подарить его вам. Это большая честь, но всех свойств кинжала никто, кроме самого настоятеля не знает. Мы передаем им только заготовки, болванки, а наделяют их магическими свойствами сами клирики.

— А одежда? — невольно вырвалось у меня, вспоминая, как те отморозки отреагировали на мое облачение.

— А что одежда? — удивился он. — Это всего лишь одежда. Очень качественная и практичная. Почти у каждого в нашем клане есть подобный комплект и не один, — он открыл шкаф и показал на точно такую же куртку, что была надета на мне. — Неплохо защищает и не только от ветра, снега и гнуса. — Он закрыл шкаф и снова уселся на свой стул, все еще пристально глядя на меня, словно пытаясь понять, что же такого кардинального могло измениться, чего он не заметил.

— Ясно, что ничего не ясно. Но, с другой стороны, не думаю, что глава ордена впарил бы потенциально опасную вещь твоему деду, если, конечно, не захотел сменить своего поставщика, — Петр хмыкнул. — Или главу клана, ты давно общался со своим отцом? — Как бы невзначай спросил он у меня, на что я только скрипнул зубами.

— А вы не забыли, что я вас слышу? — Сусанин посмотрел куда-то в район моей переносицы.

— Нет, не забыл, — Петр явно веселился. — И я говорю в вашем присутствие только то, что вам можно услышать. Потому что есть вещи, которые настолько интимные, что мы с Петрухой никак не можем с вами разделить.

— Заткнись, — произнес я вслух, думая о том, что он меня иногда утомляет. Я не мог не отметить, что с каждым днем он становится все злее и докучливее, видимо, сидение взаперти не слишком благоприятно на него влияет. Эх, найти бы способ избавить его от таких мучений, желательно сохраняя при этом жизнь, и жить сразу станет легче, причем не только ему. Было бы у него тело, он все равно мне помогал бы, но не разделяя все аспекты моей жизни, потому что его постоянное присутствие меня жутко угнетало.

— Каждый так и норовит художнику рот заткнуть, — я не удержался и рыкнул, тогда Петр добавил. — Ладно-ладно, замолкаю, фактичекски подчиняясь грубой силе. Фу-у, мужлан, а по происхождению и не скажешь.

Я даже отвечать ему не стал. Просто повернулся к шкафу и пошел, на ходу расстегивая куртку.

— Так, а куда это вы собрались? — Сусанин посмотрел на меня несколько удивленно.

— Вообще-то, я дико устал. Мне пришлось пережить пару не самых лучших часов в своей жизни. У меня болят, кажется, даже волосы на голове и, единственное, чего я хочу, это раздеться, принять душ, и завалиться спать до послезавтра. Вот, куда я собрался. А почему ты вообще такой вопрос задал? — я обернулся к нему.

— Я задал этот вопрос потому, что вы ни в какой душ не пойдете, и спать вы ляжете гораздо позже. А все потому, что именно сегодня все звезды, планеты, расположения Богов и другие не менее важные составляющие указывают на то, что ночью пантера придет в этот мир. Они не вымерли, они ушли, это основная ошибка всех современных бестиариев. Приходит только в одну ночь в году самка, чтобы произвести на свет котенка, которого она затем уносит с собой, чтобы прийти, возможно, через несколько лет, а может быть и никогда больше.

— Зачем им рожать детенышей здесь? — я все еще сомневался в его словах. На самом деле, большего бреда мне слышать не доводилось, но, вспомнив, что я сам, собственно, пришел из другого мира, сразу уменьшил скепсис в разы. Всякое в жизни бывает, как оказывается.

— Изначальный магический фон. Полагаю, что не всем детенышам позволительно рождаться здесь, и получить при рождении все самые великолепные качества. Только самые-самые удостаиваются этой чести, — Сусанин явно восхищался этими большими кошками. — Сегодня как раз эта ночь. Я, когда узнал про ваше задание, спешил как мог. Из ныне живущих только единицы удостоились чести взглянуть даже краем глаза на это великолепнейшее в своей красоте и опасности животное, — с упоением рассказывал он, даже по комнате заходил от предвкушения. — Вчера все уточнил, а сегодня сверил карту звездного неба и предзнаменования. Нам очень повезло, что точка сближения находится совсем близко. Так было всегда, но ни разу за время обучения здесь мне не довелось встретиться с ней. — Он остановился и посмотрел на меня исподлобья. — Так что, сейчас мы идем, до часа икс как раз успеем подойти к месту. Рожающая кошка не сможет сопротивляться, и вы быстро возьмете несколько волосков и уйдете прежде, чем у нее появятся силы растерзать вас на сотни маленьких кусочков.

— Э-э-э, — протянул я. — Какие великолепные перспективы. Просто волшебные. Будто мне кельпи сегодня не хватило, — пробурчал я себе под нос и, с тоской посмотрев на кровать, рывком застегнул куртку, подошел к столу и забрал с него свой кинжал. — Вот только мне одно не понятно. Какого черта ты меня вчера не предупредил? Поход за глиной вполне можно было отложить, сомневаюсь, что там что-то существенно поменялось бы!

— Ну, кроме того, что тебя там ждал бы целый табун голодных лошадок, которые не стали бы кочевряжиться и с тобой заигрывать. Эй, Сусанин, а какая смерть менее болезненная от зубов пантеры или кельпи? — язвительно уточнил Петр.

— Я не думаю, что какая-то из этих смертей в принципе безболезненна, — подозрительно ответил Иван, странно на меня косясь. — А почему вы спросили про кельпи?

— Встретился с одним, — неохотно ответил я. — Но сейчас я это точно обсуждать не стану.

— И приручив его, иначе живым бы вы передо мной не стояли. Вы его отпустили? — аж поперхнулся от возмущения мужчина, судорожно пытаясь сделать вдох, но быстро пришел в себя, продолжив говорить размеренным ровным тоном, не проявляя больше никаких эмоций. — Какое расточительство с вашей стороны. И почему вы мне не сказали, что готовитесь куда-то пойти? Если бы вы меня дождались, то все недоразумения были бы улажены. Включая кельпи, которых я тоже в своей жизни еще вживую не видел. Я бы тогда составил вам кампанию, поделился бы некоторыми ценными советами. А теперь, ничего не попишешь, придется идти вот так. Надеюсь, реакция вас не подведет, и вы сумеете все сделать быстро, — Сусанин укоризненно на меня смотрел и даже ни разу голоса не повысил. Просто спокойно заставил меня чувствовать себя полным кретином. Помощник хренов.

Карамзин никак не мог повлиять ни на сами сборы, ни на наш поход в лес, поэтому его возвращения мы ждать точно не собирались.

Мужчина быстро переоделся, взял с собой обычный кинжал, подвязал к поясу какой-то мешочек с сухой травой, после чего указал на выход кивком головы. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним, проклиная всех лошадей, бандитов, наемников, заговорщиков и просто всех на свете, кого только мог вспомнить.

Когда вышли на улицу, уже начало темнеть и продолжать накрапывать противный мелкий дождик. Сусанин сразу пошел вперед, а я замешкался, потому что только заметил, что шнурок на одном из ботинок начал развязываться. Сев на корточки, затянул шнуровку, а когда начал вставать, то Сусанина впереди уже не было видно, зато сзади раздался до дрожи омерзения знакомый голос.

— Романов, ты что же, крутым себя вообразил? — Господи, почему до Агушина никак не доходит, что даже в теле Петюни я сильнее, несмотря на его габариты. — Думаешь, Ваньку Долгорукого твой выстрел унизил? Как бы ни так. Все его высокородное семейство твой дед в дерьмо прямо мордой макнул перед императором. — Что-то слабо верилось в это, конечно. Это каким должен быть император тряпкой, чтобы вестись на подобные истерики, да еще и деда виновника к ответственности привлекать. Даже я себе в самые отвязные годы правления подобного не позволял. В общем, думаю, Агушин слегка преувеличил. Я все еще не понимал, что он от меня хочет. Он же, дав мне обдумать только что сказанное, после небольшой паузы продолжил. — Так что, государь сейчас от злости даже Ольгу может кому другому отдать, слишком уж Долгорукие прокосячились, еще и без той унизительной дуэли. А лишиться Ольги Назаровой в своем семействе они ох как не хотят. У нашего же Бориса Владимировича детей нет, кто бы мог подумать, что свинку даже маги не умеют лечить, правда? В общем, муж племянницы вполне может получить шанс на престол, если хорошо себя вести будет, естественно. Но, не судьба Долгоруким править, видимо. Вот Ванька на тебе злость и попытался сорвать. И еще будет пытаться, так просто он теперь от тебя не отстанет, не та порода, чтобы обиду так просто простить.

— А ты зачем мне все это говоришь? — я сжал кулаки, глядя на Агушина, который примирительно поднял руки вверх, а затем сунул их в карманы.

— Просто интересно будет посмотреть, чем все это закончится. А с Натахой я все равно договорюсь. Не я, так родители. Сейчас как раз тот момент, когда государю перечить не стоит. А она девка все же умная, все выгоды быстро просчитает, и брательник ей будет не указ.

— Откуда ты все про Долгоруких знаешь? — спросил я сквозь зубы.

— Ты с дуба рухнул, Романов? — он действительно удивился. — Мой отец личный секретарь императора. Как ты думаешь, откуда я все это знаю? — он хохотнул. — Ну, бывай, надеюсь, ты все-таки выступишь в состязаниях, и Ванька тебя до них не прибьет.

— Вот не был бы он таким уродом, был бы отличным источником информации, касаемой различных сплетен и общего состояния императорского двора в целом, — задумчиво проговорил Петр.

— Да, вот только он козел, и его информации я бы не слишком доверял. Надо узнать подробности у Долгорукого.

— Так он тебе и сказал.

— Если все получится с ингредиентами, можно пробного зелья намешать и спросить.

— Ну, ты иногда здравые мысли выдаешь, даже удивительно.

— Петр Алексеевич, где вы потерялись? — из сгущающейся темноты вышел Сусанин. — Мы же не успеем.

— Да, ты прав, идем, — и я, изо всех сил изображая бодрость, пошел вслед за Иваном.

Перед входом в густой и страшный лес, который все почему-то называют парком, мы остановились, напряженно вглядываясь в темный ряд деревьев, за которым ничего не было видно. Идти туда категорически не хотелось.

— Ты уверен, что это необходимо? — стараясь подавить дрожь в голосе спросил я.

— Конечно я уверен, и даже не сомневайтесь, я прекрасно знаю, куда надо идти, — в голосе Сусанина послышалось раздражение. Он сделал замысловатый пас рукой и вокруг нас заискрились яркие огоньки, освещающие вполне приличный кусок пространства вокруг. — Идемте, а то упустите момент, который может повторится только через год. — И Сусанин шагнул вперед между деревьями. Мне ничего не оставалось, как следовать за ним.

Глава 22

Освещение, созданное Сусаниным, было довольно ярким, запинаться не приходилось. К тому же лес, то есть школьный парк, был густо усеян хорошо протоптанными ногами тропинок сотен учащихся. Тропинки вели между деревьями в самых разнообразных направлениях, петляя так, словно их прокладывали, бегая за зайцами, потому что никакой логики в их расположении понять так и не смог.

Я никогда не боялся ни лесов, ни полей, слишком много времени провел на охоте, которая в последнее время не доставляла удовольствия, но нужно было притворяться перед Долгорукими. Однажды, мы провели в лесах семь недель кряду. Наохотились на все жизни, я даже представить себе не могу сейчас, что возьму в руки ружье или рогатину, чтобы снова уйти в лес на охоту, особенно ради развлечения, а не для пропитания. Хотя, если честно, я тоже не просто так в леса со всем двором подался тогда. На привалах было куда как проще настроение каждого придворного прощупать, разузнать, сколько преданных людей Верховному Тайному совету, а сколько мне лично, результат оказался неутешительным. Но сделать ничего я не успел, через месяц меня обручили с Катькой и настаивали на скорейшей свадьбе. Единственное, что я сумел сделать, так это отложить венчание, но через месяц слег, чтобы уже никогда не подняться.

Темный лес мало способствовал разговорам, только нагнетал не слишком радужные мысли поэтому шли мы тихо, погрузившись каждый в свою думу, не разговаривая, даже Петр не подавал голоса.

Постепенно тропы становились все уже и попадались нам все реже. Момент, когда вообще никаких троп не осталось, наступил как-то слишком внезапно. Но, ощущения опасности не было, к тому же, Иван шел достаточно уверенно впереди, чтобы начинать паниковать. Тем более, я совершенно точно знал, что смогу выйти отсюда. У меня всегда словно компас встроенный в голове находился. Не знаю, может быть, тело Петюни как-то повлияло на мои способности к ориентированию в пространстве и теперь я смогу заблудиться в трех соснах, но пока за собой ничего подобного не замечал.

— А мы точно идем туда, куда нам нужно в итоге попасть? — Петр подал голос довольно неожиданно. В его голосе звучало напряжение. Ему точно наша ночная прогулка не нравилась. Судя по его рассказам, я думаю, что он никогда так далеко в лес не ходил, особенно в темноте. Я ничего не ответил, стараясь не обращать внимание на его панику, которая отголоском пыталась пробиться ко мне. Я отогнал чувство беспокойства, продолжая следовать за Сусаниным.

В это время мы вышли на поляну, которую осветил свет полной луны. Надо же полнолуние. Прямо в центре поляны стоял огромный многовековой дуб, который, казалось, уходил кроной в небо, едва не касаясь своими ветвями полной луны. Я никогда не видел подобного чуда и, особо не думая, двинулся вперед, чтобы рассмотреть его поближе. Огромные нижние ветви, словно стелись по земле, а могучие корни выходили на поверхность, создавая рядом с этим исполином практически непролазную дорогу.

— Странно видеть такого гиганта в сосновом бору, — пробормотал я, остановившись возле огромного корня, не решаясь приближаться к нему ближе, рассматривая огромное дупло, располагающееся в центре ствола.

— Не подходил бы ты ближе, — тихо ответил мне Иван, останавливаясь и рассматривая окрестности. После его слов, подул пронизывающий ледяной ветер такой силы, который чуть ли не сбивал с ног, но потом прекратился так же резко, как и начался.

Я осмотрелся, понимая, что меня напрягло. Это огромное дерево в свете луны совершенно не давало тени, словно и не было его здесь, а нарисовало его мое воображение.

— И тебе не хворать, хозяин леса, — подошел ко мне Сусанин и поклонился, параллельно ткнув меня в бок локтем. Я понял это как приказ к действию и сделал тоже самое, немного не понимая, зачем это нужно.

Неожиданно наступившую тишину прервал крик ворона, а дерево, рядом с которым я стоял, начало словно истаивать в воздухе, не оставляя после себя ни единого следа.

— Что это было? — просил я своего помощника, который задумчиво смотрел на то место, где только что стоял дуб.

— Леший. Не знал, что они водятся здесь. Они не причиняют людям вреда, так, заплутать только могут. Главное не порти природу: травку не рви, на деревья не опорожняйся и все будет хорошо. Он обладает очень большой силой у себя дома, поэтому лишний раз лучше его не злить. — Он развернулся и словно что-то вспомнив, взял курс левее и вышел с поляны снова вглубь чащобы.

Я последовал за ним, отмечая, что таким вещам я уже практически не удивляюсь. Ко всему можно привыкнуть, даже в такие короткие сроки.

— Я конечно безумно рад, что встретился лицом к лицу с такой неведомой хренью, но мне вообще кто-нибудь ответит? Куда мы идем? И я уже не уверен, что мы находимся на территории парка! — я уже заметил, что когда Петр нервничает, то начинает вопить, вызывая у меня мигрень. Я огляделся, отмечая, что мой двойник все же прав, и местность заметно отличается от той, которая располагалась возле школы и с которой мы начали свой путь. Лиственный лес резко кончился, без плавного перехода перейдя в сосновый бор.

— Мы идем правильно, я вчера проверил возможную точку выхода, — решил ответить Сусанин. — Все совпадает. Поляну я не пропустил, хозяин леса к нам благосклонен, значит, не даст заплутать. К тому же, я еще раз повторю, что знаю, куда нам идти и чувствую это место, там уже реальность неустойчива, начинаются искажение, как перед разрывом пространства.

— Варварство какое. Зачем вообще разрывать пространство, если можно сделать аккуратный прокол, который никто и не заметит? Вот не повезло к таким дремучим варваром на постоянное место жительство перенестись. Но ладно, это к делу не относится. Почему парк не похож на парк, а похож на непролазную тайгу?

— Тайга редко бывает непролазной, хвойные деревья не слишком любят соседство, а для кустов не хватает солнца, кроны частично закрывают небо, — наставительно произнес Иван. — И да, мы уже фактически не в парке. Школьный парк императорской школы — это настоящее произведение магического искусства. Квинтэссенция работы с пространством. Он представляет собой каскад областей, распределенных в пространстве и связанных между собой незаметными точками перехода. Мосты стабильны, проверены временем, и это позволяет на довольно незначительной площади организовать разные зоны, которые пригодны для обучения.

— То есть, ты хочешь сказать, что в этом гребанном парке содержится куча субпространств, в которых можно бродить до бесконечности без надежды выйти отсюда? И еще не известно, кто еще здесь обитает, и не наблюдает ли кто сейчас за нами, в предвкушении вкусного ужина!

— Не ори, — я ответил вслух, проявляя вежливость к Сусанину, который, так или иначе, принимал участие в нашем разговоре. — Нет здесь никого слишком опасного, и ты сам слышал, лесной хозяин к нам благосклонен, —чтобы убедиться, я еще раз оглядел все пространство вокруг нас, отмечая малейшие следы лесных обитателей.

— А если бы не был благосклонен, что тогда? А? — решил уточнить Петр, немного сбавляя громкость, но до нормальной ему еще было далеко.

— Тогда бы он нас съел, — добил его Иван, даже не оборачиваясь. Интересно, это он так пошутил, чтобы еще больше запугать двойника или же правду говорил? Почему-то узнавать подробности у меня никакого желания не возникло. — И да, Петр Алексеевич прав, никакой опасности тут нет.

— Как нет опасности? А вон те следы на дереве? Ты что же, не видишь, там же следы когтей!

— Вижу, я не слепой, — я глянул в ту сторону. — Это всего лишь медведь когти точил, — пожав плечами, ответил я и двинулся за усмехнувшимся Сусаниным дальше.

— Просто медведь... Да ты издеваешься надо мной, что ли? Ты думаешь, что новость о медведе, который решил поточить когти должна меня как-то успокоить?

— Так, замолчи, — Сусанин остановился и принялся оглядываться по сторонам. — Что-то здесь не так. — Он развернулся и посмотрел в том направлении, откуда мы пришли. — Черт, неужели мы где-то не туда свернули? Похоже, мы попали немного не в тот квадрат, в который нам было нужно. Вполне возможно, все-таки в темноте я к месту не выходил, — пробормотал он себе под нос, а я нахмурился. Заблудиться я все еще не боялся, но бродить по ночному лесу ночью, вооруженным только кинжалом, а в магии я практически ничего еще не знал, то еще удовольствие.

— А это не леший? — осторожно решил уточнить я, понимая, что тот мог водить нас кругами забавы ради, пока не надоест или мы без сил не свалимся.

— Да нет, — отмахнулся Сусанин, — мы из области его влияния уже давно вышли. Все же, вроде правильно, пошли, — наконец, произнес он и пошел вперед, правда, уже не так уверенно, как пару минут назад.

Еще через полчаса стало окончательно ясно, что идем мы все-таки куда-то не туда.

— Давайте отрежем Сусанину ногу, — нудно на одной ноте пел Петр. Скорее всего, это была песня из его мира, где предок Ивана — его полный тезка вошел в историю героем. — А я говорил, что идти ночью в лес с Иваном Сусаниным — это очень плохая примета.

— Ты ничего подобного не говорил, — автоматически ответил я ему.

— Ну, не говорил, ну думал, какая разница, если мы все здесь умрем! Гены пальцем не испортишь, поверь мне.

— Да что ты блажишь, как девица на выданье! — мне впервые удалось повысить голос мысленно. — Мы пока что просто не можем найти дорогу к тому месту, которое нам нужно, но выйти мы сможем легко.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что знаю. И заткнись уже, в конце концов! — я напрягся, заглушая истеричные вопли Петра. Если сам паникует, не нужно свои чувства переносить на других. Пусть посидит в тишине, да подумает о своем поведении.

— Как вы терпите подобное соседство, Петр Алексеевич? — Сусанин сочувственно посмотрел на меня.

— С большим трудом, — мрачно ответил я, и тут, пройдя через очередные кусты, мы очутились на берегу весьма живописного озера. Под светом полной луны вода в озере переливалась и блестела, и в воде яркими пятнами выделялись серебристые с фиолетовым отливом огромные кувшинки, которых раньше я не встречал, хотя озер повидал достаточно.

Берег был обитаем. В основном здесь были прекрасные девушки разной степени раздетости, но встречались и парни, или моего возраста, или чуть старше. Практически ничего не выдавало в них нечисть, но только на первый взгляд. Приглядевшись, при свете полной луны, я увидел, что между пальцев рук у них тончайшие прозрачные перепонки, а когда к нам приблизился мужчина, именно мужчина, не юноша, то я разглядел его зрачки. В светлой зелени глаз отчетливо было видно, что зрачки вертикальные, как у кошки.

Я, конечно, хотел сюда попасть, но не вот так же! И явно не в компании с Сусаниным, и точно не ночью. Я немного поморщился, думая, что не просто так Иван дорогу запамятовал, возможно, и привел кто специально сюда, например, жители этого прекраснейшего и живописного места.

Мужчина приблизился еще ближе и, прищурившись, принялся меня оглядывать. Стало так страшно, как было всего лишь однажды, когда Толстой выволок отца из дворца, и я тогда сразу понял, что живым я его уже не увижу никогда. Да когда Наташа умирала. Но тогда больше не страх был, а горечь, злость и безнадежность от невозможности ничем помочь самому дорогому для меня живому существу.

Сзади меня раздался судорожный вздох. Сусанин понял, что сильно влипли, как сказал бы Петюня — конкретно так попали. Кстати, очень емкое выражение, надо его запомнить, если мы, конечно, выберемся отсюда живыми.

— Не стоит, маг, ты же понимаешь, что все равно проиграешь, — голос у мужика был красивый, сильный с небольшим грассированием. Эх, Лизку бы сюда, она не посмотрела бы на его зрачки, потому что такие голоса были ее слабостью. Она вон Разумовского, когда слушала, чуть сознание не теряла, а как грудь-то вздымалась... Так, я тряхнул головой, куда-то не туда меня мысли завели. В голове словно плыл туман, через который пробиваться в реальность было неимоверно трудно, но все же у меня получилось отвлечься от посторонних мыслей и думать о том, что нам сейчас делать.

— И все же, я попробую, чтобы дать Петру Алексеевичу шанс...

— Спи, — внезапно произнес мужик, и в сторону Сусанина пронесся легкий ветерок. Тут же послышался удар тела о землю. Он даже не посмотрел в ту сторону и не сделал ни единого жеста. Все это время мы не отводили друг от друга напряженного взгляда. Я не решался прервать этот контакт, даже, чтобы убедиться, что Иван действительно просто спит.

— Что с моим помощником? — тихо спросил я, все еще глядя в странные, словно прозрачные, зеленые глаза. Он был очень красивым, к слову, но эти глаза просто завораживали, словно пытались отнять волю, для чего? Чтобы ты послушно пошел к озеру и сам руки на себя наложил? Хрен тебе, я улыбнулся, скорее оскалился, чувствуя непонятную мне самому уверенность. Внезапно подняли голову все поколения моих предков, последние несколько поколений которых были самодержцами Российских земель. И какой-то нечисти, которая не может даже от своего озера отойти, меня не сломить. В озеро я пойду, только если меня силком туда поволокут, и то, я был уверен, что еще посопротивляюсь. Я вздернул голову. — Что с ним?

— Он просто спит, не беспокойтесь, ваше величество, — и он улыбнулся, и очень изысканно поклонился, что смотрелось очень дико, учитывая, что из одежды на нем были только штаны и расшитая жемчугом безрукавка. — Вы пришли к нам по делу, или просто мимо проходили?

— Он пришел по делу, раз оказался в этом милом месте, где та-а-а-к много прекрасных нимф, просто проходя мимо, — язвительно высказал свою точку зрения Петр. Я же только глаза закатил. Как же не вовремя он смог пробиться.

— Господи, да заткнись, ты, — тупая уверенность, что стоящий передо мной... а кто, собственно, прекрасно его слышит, только утвердилась, когда он тонко усмехнулся.

— Полагаю, вы пришли к нам из-за вот этой вашей проблемы? — спросил он, намекая на Петра.

— Нет, то есть, а вы можете нам помочь разъединиться? — я почувствовал, как сердце замерло и снова забилось с новой силой.

— Я — нет, — он покачал головой. — Моя дочь может. Но, вы должны произвести на нее впечатление, чтобы она согласилась вам помочь. Так уж получилось, что Ариэль сегодня не в духе, поэтому в такой прекрасный день, когда планеты выстроились в ряд, а луна кругла, как никогда, она решила провести ночь в своем доме, — и он показал на изящную беседку, стоящую посреди озера. — Блажь молодой девчонки, — он поморщился. — Решила установить надводную часть дома. Собственно, поэтому мы и поссорились.

— Позвольте узнать, кто вы? — я снова посмотрел на него, он же в свою очередь внимательно осмотрел меня.

— Как интересно. Но вы правы, ваше величество, я не представился, мое имя Адриан, и вы, люди, называете меня водяным. Фактически, я правлю этим небольшим озером и берегом вокруг. А это, — он указал на сидящих и стоящих девушек и юношей, которые с любопытством осматривали меня, — мои дети и свита.

— Петр Романов, — коротко представился я, а водяной, прислушавшись к чему-то, кивнул.

— Проходите, ваше величество, не беспокойтесь, вам здесь ничего не грозит. Мы чтим клятвы, даже, если они были даны очень давно.

— Конечно, — я кивнул. — Вы же не люди, — помимо воли в моих словах прозвучала горечь. Адриан внимательно оглядел меня с ног до головы, остановив взгляд на кинжале, и снова указал рукой на стоящие недалеко от воды кресла.

— Идемте, и вы расскажите, что же привело вас сюда в такую дивную ночь.

Глава 23

— Так что вам здесь нужно, ваше величество? — Адриан сел в легкое плетеное кресло напротив меня, указывая рукой на стоящее рядом, приглашая сесть рядом с ним, все так же внимательно рассматривая. — Ведь, не просто же так, действительно, вы мимо проходили и решили заглянуть сюда на огонек? К этому озеру люди просто так не ходят, чревато. Даже император.

— А, если я скажу, что мы действительно слегка заблудились? — я задумался над тем, что именно стоит ему сказать, но словно почувствовал, что соврать или слукавить у меня не получится. Меня не покидало ощущение, что он не только читает мои мысли, но и мысли Петра, которого я благоразумно заткнул и теперь тот не подавал никаких признаков активности. Я решил, что говорить правду будет самым верным решением, о чем бы он не спросил. Я мог недоговорить, но вот лгать водяному было опасно, и это прочитал в его взгляде. Поерзав в неудобном для меня стуле, я устроился поудобнее. — То есть, не заблудились, конечно, заблудились бы мы, если бы не смогли выйти из леса, но я не думаю, что это произошло бы. Просто мы не смогли выйти к тому месту, куда направлялись. Туда, куда должна выйти волшебная пантера.

— Эти кошки могут доставить кучу неприятностей, — Адриан поморщился. — Хорошо, что они приняли решение уйти. Впрочем, они никогда и не жили в этом мире в том понимании, о котором мы говорим. Сегодня особая ночь, да. Но теперь понятно, почему вы ошиблись с поворотом. Действительно, совсем немного, но ошиблись. Пантера уже здесь, и, когда она пересекает грань между мирами, то искажает все пространство вокруг себя, тем самым создавая защитный невидимый купол. Неужели кто-то мог подумать, что эти кошки, обладающие интеллектом, оставят себя в таком уязвимом состоянии, без некоторых мер, обеспечивающим им защиту? Вам нужно было прийти раньше к месту предполагаемого выхода, тогда у вас появилась бы возможность наблюдать за этим животным. — Черт-черт-черт! Мы опоздали! Мы просто, мать вашу, опоздали! И я потерял свой единственный шанс справиться с заданием. Я просто неудачник года.

Усталость накатывала волнами, а злость на самого себе и боль в теле, усиливающаяся с каждым часом, смыли все остатки странного наваждения и какой-то легкой неги, которые поселились во мне в тот самый момент, когда я вышел на эту поляну. Нужно доделать дело, раз уж я сюда явился, и забыть уже про состязания, как про страшный сон, посвятив все свое время обучению.

— В таком случае, я хочу попросить пару кувшинок, и за сим откланяться, — ответил я замолчавшему водяному. — Но прежде, хочу узнать, какова будет плата за эти цветы, — и я махнул рукой в сторону озера, на глади которого плавали необычные кувшинки.

— Хм, — водяной задумался, а потом поднял на меня сверкнувшие глаза. — Я чувствую от вас запах кельпи, едва уловимый. Вы смогли с ним договориться и отпустить его? — я молча кивнул, подтверждая его слова. — Что ж, это благородный поступок, не свойственный людям, поэтому я позволю вам добыть эти цветы в моем озере. А платой будет невероятное наслаждение для всех нас наблюдать, как вы их добудете. Сами мы, увы, не можем к ним прикасаться, это может быть для нас смертельно опасно. К тому же, если я не ошибаюсь, они нужны вам для школьного состязания, а при этом в непосредственной добыче необходимого вам никто не может помогать.

— Для вас они смертельно-опасны, а для людей? — я не помню, что читал про какие-то смертельные опасности в том разделе, в котором описывались эти цветы. Ну, кроме страшилок на тему, что лучше про них вообще забыть, потому что живым с озера никто не возвращается.

— Скажем так, они обладают определенными свойствами, но смертельно опасными для людей не являются, — он улыбнулся. — Ничего фатального.

— Скажите, в кельпи — кто они? — не удержался я от вопроса, разглядывая красивые цветы на озере, думая только о том, что не просто так водяной отправляет меня за ними вплавь. Смертельного вреда, конечно, никто не сможет мне причинить, но поиздеваться вдоволь никто им не запретит. Ведь у них так мало развлечений, — мысленно покачал я головой и уставился на Адриана.

— Это духи воды, — охотно пояснил водяной. — Все кельпи служат водяным, которые господствуют в том месте, где они обитают и выполняют его волю. У меня, к сожалению, подобных слуг нет. Слишком безлюдно озеро, я их выпустил на свободу. Вы действительно вступили в схватку с водяным духом даже не зная его истинную сущность? — даже как-то искренне удивился он.

— Времени не было разбираться, — покачал я головой.

— Тогда вы действительно поистине храбрый и сильный воин. Но все же, если вам нужна будет лошадь и у вас будет только кельпи, не следует его держать рядом с открытой водой, а еще лучше держать его рядом с собой только в зимнее время. Как бы благосклонно не были к вам духи и водяные, никакая клятва не удержит кельпи от воды, и он не будет разбираться, сидит ли на нем всадник или нет. Вы ничего с этим сделать не сможете, только показать свое мастерство соскакивать быстро и ловко с бегущей лошади. — Он удовлетворённо кивнул, глядя на мое ошарашенное лицо, после чего указал рукой в сторону озера. — Прошу, вам нужно поспешить, они скоро закроются и утратят большую часть своих сил.

Я без лишних разговоров встал, склонил голову, четко отмеряя поклон, все-таки, несмотря на то, что я сейчас разговариваю с нечистью, эта нечисть является правителем, то есть, по статусу равным мне. К счастью, Петра я вовремя смог отключить, а то он непременно ляпнул бы что-нибудь и, тем самым, существенно осложнил бы мои и так не легкие переговоры.

Луна была настолько яркой, что поверхность озера освещалась почти как днем. Поежившись, все-таки не лето на дворе, я принялся раздеваться. Не в одежде же нырять, мне потом еще в общежитие как-то добираться, а в мокрой одежде я точно бы замерз, простыл и умер бы, теперь уже в этом мире от какой-нибудь чахотки, только теперь уже без права на перерождение.

Когда на мне из одежды остались только трусы, я оглянулся на жадно смотрящих на меня озерных жителей. Многие из них были обнажены и совершенно не стеснялись своей наготы. Бросив взгляд на спящего и уже похрапывающего Сусанина, который чему-то улыбался, подложив руки себе под голову, я решил, что смущаться мне тут особо не перед кем, решительно стянул с себя последний предмет туалета, вытащил из ножен сверкнувший явно неестественным светом кинжал и вошел в обжигающе холодную воду.

Озеро не было мелким. Сразу от берега, уже через пять шагов дно стало круто забирать вниз, и я даже предположить не мог, какая глубина может оказаться на середине. Скорее всего, в тех местах, где растут кувшинки, я дна вообще не смогу достать, что несколько осложняло процесс добычи ценных цветов. Как стыдно бы мне не было, но я с сожалением должен был признать, что плавать я умел гораздо хуже, нежели ездить на лошади или охотиться.

Тело сразу же покрылось мурашками, и я, чтобы не оттягивать удовольствие, сделав еще несколько шагов, погрузился в воду по шею. Главное, чтобы судорогой мышцы не свело, вот тогда мне бы весело стало и очень больно, правда, недолго.

Вопреки моим опасениям, тело в воде держалось вполне уверенно. Петюня явно умел плавать, причем, плавал он очень хорошо, ну хоть что-то он умел, слава Богу. Кинжал мне не мешал, но именно сейчас я отчетливо ощутил, что мне недостает креста нательного. Однако я сразу начал сомневаться в том, что сейчас крест святой не помешал мне, все же, с нечистью дела приходиться иметь.

Меня самого это обстоятельство, кстати, не слишком угнетало. В тот момент, когда я принял наличие в себе дара и магии в целом, на такие вещи смотреть получалось куда как спокойнее. А нечисть, да что нечисть, мне и не с такими дело приходилось иметь. Один Де Лириа чего стоит, вот уж упырь, всем упырям на зависть. А у той же нечисти совести и благородства порой бывает больше, чем в людях. Может не тех мы нечистыми называем?

Посторонние мысли помогали не думать о том, что я начинаю понемногу замерзать. Даже интенсивные движения, которые я совершал во время плаванья, не слишком помогали. Хотя я и пытался изменить тело Петюни под стать тому, что у меня было, но прошло еще слишком мало времени, чтобы что-то существенно изменилось. Так что, это изнеженное тело, не слишком подходило для всех тех испытаний, что выпали на его долю за неполную неделю. А уж про последние сутки и говорить не приходилось, даже меня морально они немного подкосить смогли.

Во всем этом был только один плюс, когда я подплыл к кувшинкам, та боль в натруженных мышцах, которая не отпускала меня с момента схватки с кельпи, в холодной воде начала отступать, и это хоть немного прибавляло уверенности.

Две кувшинки росли совсем рядом друг с другом, неподалеку от надводной части дома дочери водяного. Без опоры под ногами срезать их было достаточно сложно и неудобно, но я справился. Ухватив цветы за длинные стебли, частично находившиеся в воде, я решил не рисковать и применить сохраняющее заклятье уже на берегу. Развернувшись, чтобы уже плыть к своей такой уютной и теплой одежде, я заметил уже краем глаза, что одна из кувшинок хлопнула во воде сиреневыми лепестками и из середины цветка вырвалось золотистое облачко пыльцы, которое обволокло мою голову, забиваясь в нос, заставляя делать судорожные вдохи, кашлять и чихать, чтобы избавить организм этом этой пакости. За всеми этими действиями я неудачно повернулся и ушел под воду с головой, хлебнув достаточно холодной водицы, чтобы меня настигла паника, и я изо всех сил начал работать конечностями, чтобы выплыть на поверхность.

Когда это у меня получилось, и я отдышался, то с удивлением понял, что пока был под водой, вокруг все изменилось. Краски стали очень яркие, луна словно приблизилась, а в теле ощущалась странная легкость, которая тут же сменилась навалившимся тяжелым удушающим возбуждением. Не помогала справиться с ним ни усталость, ни обжигающе холодная вода, которая в этот момент перестала казаться мне холодной. Тело горело словно в огне, и я не мог сконцентрироваться ни на чем, к тому же, возбуждение становилось уже болезненным. Тяжело дыша, я обвел бешенным взглядом пространство вокруг себя. Ну, Адриан, ну и козлина же ты, не смертельные последствия, да?

Взгляд остановился на беседке, находившейся неподалеку. Струящиеся шторы, словно состоящие из переливающихся нитей воды приоткрылись, и я увидел озерную деву, которая, осмотрев меня, улыбнулась и сделала приглашающий знак рукой.

С берега в этот момент раздались недовольные крики, но я не обращал на них внимание, а целенаправленно поплыл к приглашающей меня в свой дом красавице.

— Похоже, красотка только что обломила намечающуюся в честь полнолуния и парада планет групповушку, — Петр заржал. — Так, не злись и не отключай меня, я буду паинькой, и больше ни слова не скажу. Мне же тоже охота испытать то, что сейчас будет. А, похоже, будут просто улетные потрахушки.

Прежде, чем я его отдернул, он замолчал. Мое состояние не позволяло сосредоточиться, и я плюнул на эту скотину, подтягиваясь на руках и забираясь в беседку. Положив на пол у входа кувшинки и кинжал, не замутненным краешком сознания помня, что эти предметы могут быть для нее опасны, я отодвинул второй слой искрящихся штор и вошел в круглую комнату, большую площадь которой занимала огромная круглая кровать.

Ариэль была очень красива, но эта была нечеловеческая красота, вот только на подобные нюансы мне было плевать, и мое обнаженное тело полностью демонстрировало серьезность моих намерений. Она стояла перед кроватью ко мне спиной. Повернувшись на переливчатый звук, который издавали шторы, она улыбнулась, протянула руку и расстегнула пуговицу на плече, на которой держалась ее полупрозрачная одежда, легчайшим шелком упавшая к ее ногам. Моему затуманенному взгляду предстало роскошное женское тело, и тут последние якоря, которые все еще держали разум на плаву, сорвались, я шагнул к протянувшей ко мне руки женщине и повалил ее на огромную кровать, падая сверху.

Дальнейшее вспоминалось урывками: какие-то обрывчатые образы, проскальзывавшие молниями в распаленном мозгу, стоны, безумие, никак не желавшее покидать кровь, вперемешку с наслаждением. Но даже то, что удалось вспомнить, явно указывало на то, что в своих умениях, а видит Бог, я с такими шлюхами в свое время спал, что для меня почти не оставалось запретных тем, я ушел далеко вперед. Вот у кого совсем нет никаких тормозов, так это у озерных жителей. Это было ясно, как и то, что в тот момент, когда мы подошли на критическое расстояние действия чар водяных, мы не просто так сделали этот последний шаг. Ведь теперь я точно помню, что мы поперлись через кусты! Не по тропинке, пусть даже звериной, ведущей к водопою, а прямиком через кусты, вашу мать!

Им зачем-то был нужен человек, именно в эту ночь, когда и луна была полной, да еще и парад планет образовался. Им нужен был человек, а тут как раз император праздношатающийся нарисовался. Чего добру пропадать? Тем более, что связанная давним договором нечисть не может его убить и причинить увечья. А что, то, чем я занимался с Ариэль похоже на принуждение и причинение вреда? Нет, так что все правила соблюдены. Я даже им помог, сам поплыв за проклятыми кувшинками. Хотя, что-то мне подсказывает, что они каким-то образом сумели бы меня этой чертовой пыльцой осыпать, если бы мне кувшинки были не нужны, и тогда, Петр, похоже, прав, одной лишь озерной девой дело бы явно не ограничилось.

Я открыл глаза и уставился на розовеющее небо. На озеро опускался предрассветный туман, в глазах все еще плыло, мысли путались, а во рту образовалась пустыня, даже язык плохо ворочался. И да, я зря радовался, сейчас тело болело так, словно я табун лошадей объезжал. Самое интересное заключалось в том, что я был полностью одет, а рядом со мной на земле лежали злополучные кувшинки уже под чарами сохранности, и кинжал. Вот теперь и думай, было все на самом деле, или мне привиделось?

— Моя дочь благодарит ваше величество за прекрасную ночь, — приподнявшись на локтях, я уставился на Адриана, возвышавшегося надо мной. Очень хотелось его послать, но язык все еще не слушался. — Она решила помочь вам с вашей маленькой проблемой, — и он дотронулся до своего виска. — Весь наш народ благодарит вас за то, что вы были сегодня с нами. В качестве благодарности, я хочу преподнести вам в дар лучшее понимание магии водной стихии. Оно у вас итак есть, иначе вы бы не справились с кельпи, так что, всего лишь чуть больше понимания, чтобы вы пользовались ею осознанно, а не интуитивно, вам не помешает, — он приклонил колени и дотронулся до моего лба. Меня словно молнией шарахнуло, ощущения были примерно такими же, как тогда, когда Наташка помочь захотела и вдарила по всем участникам нашей драки.

Состояния моего это нисколько не улучшило, более того, к явному помутнению рассудка добавилось еще и двоение в глазах. Закрыв глаза, я устало откинул голову на землю, и как сквозь вату услышал.

— Прощайте, ваше величество. Да, Ариэль просила передать, что смогла найти лишь тело молодого истинного оборотня, который не смог справиться с обрушившейся на нее него ночью, волшебной ночью, спору нет, но очень тяжелой для многих нелюдей. — Я не понял, что он имеет в виду, но, прислушавшись к себе, внезапно ощутил, что не слышу комментариев Петра. Это было настолько неожиданно, что я распахнул глаза, и сел, озираясь по сторонам. Озерных людей не было, они не дружат с солнечным светом, зато под кустом зашевелился и, держась за голову, сел Сусанин, а с противоположной стороны этой небольшой прибрежной поляны, пошатываясь, вышел молодой рыжий парень, с удивлением осматривающийся по сторонам.

Глава 24

Соображалось плохо. Я смотрел на приближающегося парня, а перед глазами снова начали происходить какие-то метаморфозы. Подняв руку, я посмотрел на пальцы, с вялым удивлением отмечая, что они то увеличиваются, то уменьшаются. Такое случалось со мной однажды: Ванька Долгорукий притащил кисет с табаком, который он назвал «с сюрпризом». Выкурив трубку этого табака, я испытывал нечто похожее, только того пожара в крови не было, и тело не ломало от возбуждения. Но с пальцами происходило нечто похожее. Вот только тот эффект быстро прошел, и мне было тогда так плохо, что Ванька даже испугался. Больше я ничего подобного в руки не брал, та наука накрепко в голове засела.

Я перевел взгляд на рыжего, одетого в порванную рубаху и штаны, парня, который ежился в предрассветном холоде, обхватив себя за плечи руками. Его черты двоились, но я, пару раз моргнув, все же встал с земли, предварительно подобрав кинжал и спрятав его в ножны.

— Ну и обдолбался же ты, ажно зависть берет, а уж как вспомню, что ты творил с той цыпочкой, о-у-у, — парень закатил глаза и картинно запрокинул голову и завыл. Как ни странно, но вой получился очень реалистичный, настолько, что он закрыл рот рукой и удивленно посмотрел на меня.

Где-то вдалеке ему ответил волчий вой, который эхом разнесся по лесу, подхватываемый серыми собратьями с разных сторон. Этот вой пробрал до самых костей, лишь на секунду подействовав на манер холодного душа, но странные ощущения и двоения в глазах не прошли, а даже немного усилились.

— Водяной сказал, что нашел тебе тело оборотня, который чего-то там не пережил, — во рту было сухо, сильно хотелось пить.

Петр, а в этом парне я узнал именно его, сделал шаг ко мне, и тут меня скрутило. Я согнулся пополам и меня вырвало, Петр едва успел отпрыгнуть в сторону, иначе его окатило бы этим зловонным фонтаном. Рвало меня недолго, потому что было нечем, желудок был совершенно пуст. Во рту к сухости прибавилось гадостное ощущение, да еще и горло заболело вдобавок ко всему.

— Петр Алексеевич, что с вами? — Сусанин, наконец, сообразил на каком он свете, и бросился ко мне, на ходу доставая из небольшой сумки, которую я даже не замечал, пока мы сюда шли, фляжку, заполненную, как оказалось, холодной ключевой водой. Это было настоящее блаженство, прополоскать рот от блевоты, а затем выпить эту восхитительную воду. Мне даже полегчало, ровно настолько, что я мог идти, не запинаясь о собственные ноги. — Петр Алексеевич.

— Да что ты к нему пристал, не видишь, что ли, он же обдолбанный в хлам, а перед этим у него был просто охренительный сексуальный марафон, теперь же он поймал жесткое похмелье. И, знаешь, Петька, я передумал, я тебе совсем не завидую. Судя по твоему виду, ты мало что помнишь, а поверь, там было, что зафиксировать в анналах памяти, подборка в Сети просто отдыхает на месте. Да еще и плющит тебя весьма капитально. Ну его, лучше уж по-старинке как-нибудь.

— Судя по разговору, а также по тому, что я не слышу вашего двойника, это он и есть? — Сусанин указал на рыжего.

— Наверное, — я пожал плечами. — Адриан сказал, что нас удалось разъединить, и что он теперь оборотень. Он знает подробности того, что было, а это мог знать только Петр. Ну еще Ариэль, но я почему-то не уверен, что это она, да еще и начала выражаться, как двойник

— Оборотень? — Сусанин обошел Петра по кругу. — Так, сейчас проверим, внедрение в тело иномирца могло привести к некоторым изменениям, — Иван достал из сумки кристалл, похожий на тот, через который меня осматривал Долгов, когда проверял магический фон, сжал его в пальцах и направил на Петра. Смотрел он долго, а потом деактивировал его и кинул в сумку. — Если он и оборотень, то истинный — может обращаться, когда захочет, но для этого необходимо знать принципы обращения. Сомневаюсь, что он быстро этому научится, насколько мне известно, в школе истинных в преподавательском составе нет. И не было никого, разве что Кац, но он при мне был директором и такими земными вопросами, как обучение студентов, совершенно не занимался.

— Так этот хитровы…жженный еврей еще и оборотень, — задумчиво проговорил Петр, от чего меня буквально скрутило пополам от истеричного смеха. Похоже, вся эта чертова школа магии с ее чертовыми соревнованиями до сих пор держалась на этом мерзком старикашке. Понятно теперь, почему тот после смерти остался здесь, даже в теле призрака он делал больше, чем вся оставшаяся толпа вместе взятая.

— Петр Алексеевич? — обеспокоенно остановился Иван, глядя на меня. Я пытался успокоиться, но при виде такого смешного лица, которое он состроил, я разразился новым приступом смеха.

— М-да, ну хоть кому-то весело в сложившей ситуации, — философски протянул Петр, садясь на голую землю. — Думаю, следует подождать, потому что пока у него это не пройдет, перебирать ногами в направлении школы он точно не сможет.

— Я думаю, ты прав, — покачал головой Сусанин, но остался стоять рядом со мной.

Постепенно стало не так весело и смешно, и вскоре я успокоился, понимая, что ко всем прочим мерзким ощущениям присоединилась боль в груди и животе. Этак надорваться еще от смеха не хватало. Я прокашлялся и выпрямился, понимая, что все происходящее со мной далеко от понятия «нормально».

— В добавок ко всему — ваш двойник маг. — Как ни в чем не бывало продолжил Сусанин прерванную речь. Сейчас я сильно завидовал его выдержке и целеустремленности. — Это редко и необычно, и за этим нужно наблюдать. Думаю, что самое лучшее, что можно сделать — это определить его в школу, под наблюдение Долгова. Виктор сумеет с ним справиться, если вдруг что-то пойдет не так.

— А вы у меня спросили, чего я хочу, прежде, чем ненормальному берсеркеру меня на опыты сдавать? — огрызнулся Петр.

— У тебя нет выбора, — Сусанин вопреки всему посмотрел на него сочувственно. — Ты все равно остаешься двойником и не можешь надолго покидать его, также, как и жизнь твоя ограничена его жизнью. Но, если тебе нужны варианты, то я тебя могу забрать в имперский научный исследовательский центр, который распилит тебя на атомы, чтобы изучить, потому что отделенные от тела двойники встречались ранее, хм, дай подумать, никогда. И это только ускорит твою не слишком приятную кончину.

— Зараза, — Петр поморщился. — Вот представь, Петруха, нам все равно вместе придется таскаться везде. Не постоянно, конечно, но больше, чем на неделю я не могу тебя покидать, чревато очень нехорошей смертью. Причем, что самое обидное, моей.

— Пошлите отсюда, — я никак не мог прийти в себя и их разговоры частично проходили мимо меня, совершенно не сохраняясь в памяти, чтобы хотя бы позже осмыслить сказанное. Тем более, накатила такая апатия и тоска, что вдобавок к плохому физическому состоянию начало заводить мысли куда-то явно не туда. — Мне плохо, и надо отлежаться. — Не дожидаясь, пока они сообразят, что от них хотят, я вернулся и нагнувшись, подобрал кувшинки, с таким трудом добытые, и побрел в направлении школы. За спиной я услышал перешептывания, потому что в этот момент зрение стало совсем плохое, зато слух обострился до предела.

— Как так получилось, что озерный народ нас не тронул? — спросил Сусанин у Петра.

— Как это не тронул, еще как тронул. И снизу, и сверху и с различными пикантными связываниями, ух, что-то даже жарковато стало, — Петр тоже понизил голос. — Но, если серьезно, мы попали на какой-то местный праздник в честь парада планет. Проходил он вяленько, скучновато, но потом стало понятно почему. Им нужен был человек для этого эротического шоу. Нахрена, вот этого я не знаю. Ты не подходил, судя по внешнему виду тех особей, что по берегу разлеглись в весьма фривольных позах, кто-то старше двадцати их не устроил бы ни в каком виде, разве что в гастрономическом. Вот как-то так. А кувшинками и моей теперешней тушкой Петьке за оказанные услуги заплатили. Весьма щедро, но он действительно был хорош, — и Петр гоготнул, как конь.

Тут слух стал обычным, а зрение почти вернулось в норму, и я больше не слышал, о чем они трепались.

Дорогу, несмотря на то, что шли мы сюда ночью, я запомнил хорошо, и уверенно шел в обратном направлении, тем более, что в лесу мое состояние немного улучшилось. А, может быть, это было связано с тем, что меня немного почистило от отравы, да и вода, которую я выпил, придала мне сил.

Едва заметная тропинка вильнула в сторону, и как бы раздвоилась.

Я сделал шаг вправо, прекрасно помня, что наша дорога пролегает именно там, как вдруг понял, что я не слышу своих спутников, ни их голосов, ни шаркающих шагов. Я обернулся и увидел, что позади меня находится самый настоящий сосновый бор, которого тут точно быть не должно. Ни Сусанина, ни Петра так же позади меня не оказалось. В груди замерло. Я посмотрел себе под ноги, но никакой натоптанной тропинки не увидел, лишь дорожка изо мха, уводящая куда-то вглубь чащобы.

Стихли птицы. Солнце, буквально несколько минут назад, пробивающееся сквозь высокие кроны деревьев, спряталось за накатившие тучи и стало темно. Я мог различить только очертания деревьев и то если долго вглядывался в темноту.

Внезапно я почувствовал, что кто-то пристально на меня смотрит, а после чего я услышал тяжелое натужное дыхание. Как бы я не поворачивался, то никого увидеть не смог, а взгляд все так же буровил мне спину.

Вот тут меня впервые пробрало. Стало действительно страшно. Сейчас я настолько плохо чувствовал себя физически и морально, что вряд ли что-то мог противопоставить невидимому врагу.

Я закрыл глаза и сделал глубокий вдох. На удивление, помогло успокоиться и взять себя в руки. Дрянная отрава. Вот умора будет, если это только все мне чудится.

Я решил пройти немного вперед, чтобы оглядеться и посмотреть, может знаю, где нахожусь, и мы тут уже были.

Резкий порыв ветра чуть не сбил меня с ног, заставляя остановиться. Я развернулся к ветру спиной, но ветер, словно повернувшись вместе со мной, продолжил задувать мне в лицо. И тут я, наконец, понял, что происходит. Если бы не туман в голове, то уже давно смог сообразить.

— И тебе не хворать, хозяин леса, — проговорил я тихо, слегка приклонившись в пустоту. — Что надобно тебе, раз завел меня одного вглубь леса и спутников моих со мной не захватил.

Мне никто не ответил, только ветер перестал завывать, а опустившаяся на лес тьма начала рассасываться, давая зарождающемуся солнечному свету пробиться сквозь деревья.

Я обернулся посмотреть, что творится за спиной, и нос к носу столкнулся со старичком, облаченным в простую крестьянскую затертую одежду, который опираясь на прут, стоял прямо и смотрел на меня яркими светящимися в темноте глазами. Он потрогал морщинистой рукой свою зеленую словно мох бороду и молчал.

— Помоги мне, выведи меня отсюда, — ровно проговорил я, не прерывая зрительного контакта.

— Зачем мне помогать тебе, — прокряхтел он, — ежели ты с водяными дружбу водишь.

— Не по своей воле, я дружбу с водным народом вожу, — уверенно проговорил я, понимая, что только так, я смогу с ним договориться. Нечисть любит, когда человек проявляет силу и стойкость, начинает с уважением относиться. Правда, я встречался не с многими, но общее впечатление в голове смог нарисовать.

— В знак уважения к тебе, я не стану тебе вреда причинять, — кивнул он. — Но и ты дары преподнести старику не побрезгуй.

— Но у меня… — тут я увидел, что он пристально смотрит на кувшинки, которые я сжимал в руке. Я протянул ему один из цветов, хорошо, что я их срезал два, а не одну, хотя для зелья нужен был только один лепесток, но я же хотел приготовить для себя, на пробу, так сказать, но тут выхода не было, тем более, что пантеру мне все равно уже не достать, а жить хочется. Вреда может и не причинит старик, но водить по лесу может до конца моей жизни.

Он молча взял протянутую кувшинку и щелкнул пальцами. Голова закружилась, и я снова стоял на развилке двух дорог. Обернувшись, я увидел своих спутников, которые подходили ко мне, оживленно что-то обсуждая, словно не было этого странного перемещения. А может и не было, только вот одна кувшинка в руке говорит об обратном. Я даже не хотел узнавать для чего она ему понадобилась. Если у этих тварей вражда между собой, то пускай сами и разбираются.

Я точно знал, что мне нужно было направо, а также был уверен, что больше не по своей воле не сверну с тропы, но с левой стороны внезапно донесся писк, так сильно похожий на плач младенца, что мне стало не по себе. Я рванул в ту сторону. На моем пути появилась странная преграда, словно плотная паутина, через которую я прорвался, вывалившись на поляну, посреди которой было распахнуто окно очень странного, словно искаженного портала, через который уходила крупная черная пантера, что-то несущая в своей пасти. Позади меня раздался вздох, и тут портал захлопнулся, погружая поляну в легкий полумрак. Я проморгался, давая глазам привыкнуть к разнице освещения, и заодно полностью прочувствовать свое поражение. Вот зачем я увидел уходящую кошку? Мне что, легче должно стать от того, что Сусанин практически ни в чем не ошибся, и даже нас почти до места довел? Плюнув, я уже хотел было развернуться, чтобы уйти, но тут снова раздался писк, который и привел меня сюда. Он шел от того места, откуда только что ушла кошка. Я осторожно приблизился к этому месту и замер на месте, потому что на земле, в куче листвы копошился крохотный котенок. Он пищал и дрожал, потеряв тепло материнского тела. Глаза были закрыты, а тельце покрывал темный пух. На лапы он встать тоже не мог, а мог лишь плакать.

Наверное, отрава еще не полностью выветрилось из головы, даже после встречи с лешим, потому что я почувствовал такую жалость к несчастному созданию, что чуть не заревел. Я даже носом пару раз шмыргнул, а затем осторожно поднял с земли невесомое тельце и сунул его за пазуху. Почувствовав тепло моего тела, котенок завозился, устраиваясь поудобнее и засопел, согревая меня еще больше.

Тут я заметил, что на земле то тут, то там разбросаны клочки черной шерсти. Молнией промелькнуло в голове, что пантера тут не просто полежать приходила, а не самые приятные минуты своей жизни переживала, так что вполне могла, катаясь по земле, потерять немного драгоценных волос. Решив, что лучше собрать и проверить, я вытащил специально прихваченный с собой пакет, похожий на тот, в который набирал глину, и собрал все клочки, до каких мог дотянуться.

— Господи, Боже мой, — прошептал Сусанин, стоя у меня за спиной. Правильно, именно сейчас мне помогать нельзя, я должен добыть шерсть самостоятельно. — У нее родилось два котенка. Но унести она могла только одного, поэтому поступила как истинная кошка, она выбрала лучшего и ушла, оставив второго на верную гибель.

Почему-то только сейчас, после его слов, до меня дошло, что котенок, которого я подобрал — это котенок магической пантеры. Все еще плохо соображая, я протянул.

— Иван, а в школе можно держать котят?

— Насколько мне известно, правилами это не запрещено, — подумав, сообщил Сусанин. — Правда мало кто из учащихся привозит с собой своих любимцев, за ними же нужно ухаживать, вплоть до того, что ты должен убирать дерьмо, ходя на прогулку со специальным пакетом и совочком.

— Вот еще, есть специальное заклятье, — фыркнул Петр. — Я Петьку научу, потому что ходить с совком за пантерой? Тогда уж лопату надо с собой таскать. Петруха, будешь лопату таскать с тачкой, или заклятье учить?

— Отстань, — я отмахнулся от него. — И почему я думал, что, если нас разъединят, то от тебя хоть немного отдохну?

— Потому что ты, несмотря ни на что, наивен, как младенец и веришь в чудеса, — хмыкнул Петр. — Да не парься, меня скоро на опыты пустят, мне не до разговоров будет, — и он снова обхватил себя за плечи и замолчал, потом добавил. — Самое главное, что без вариантов. Сумел бы без своего двойника выжить, ты бы меня и не увидел сегодня, и никто бы меня не нашел, потому как не знал, как я выгляжу.

— Пойдемте уже, — я снова почувствовал тошноту. Почему-то я был уверен в том, что не стоит рассказывать о моей встрече с хозяином леса Сусанину и Петру. Незачем Ивана волновать еще больше. Но то, что никуда больше не сунусь, не узнав все, что только можно о существующий в окрестности нечисти и как с ней бороться, это было точно, даже клясться в этом не нужно было. — Мне плохо, и лучше пока не становится, мне больно, болит каждая волосинка, и нужно еще найти молока и накормить эту мявкалку, — и, снова не глядя, идут они за мной или нет, я пошел уже прямиком к школе, нигде больше не сворачивая.

Глава 25

— Это точно все, что вам известно? — дознаватель из имперской тайной канцелярии сидел напротив меня и буравил внимательным изучающим взглядом. Сегодня утром еще до завтрака меня вызвал к себе директор школы, отдав в лапы мужику в черной форме без опознавательных знаков. С помощью портала мы перенеслись в какое-то помещение, где с трудом помещались только стол и два стула, а серые стены вызывали полное уныние. Мне не представились и даже не ответили на вопрос, где мы, собственно, находимся, сразу начиная жестко допрашивать, в основном закидывая вопросами. Отвратительный желтый свет, направленный в мою сторону, раздражал глаза, а тиканье специально громких часов могло запросто довести до нервного срыва и менее стойкого человека. Посредине стола находился какой-то красный кристалл, который начинал ярко гореть в те моменты, когда я отвечал на поставленные вопросы. Для чего он был нужен, я так и не понял, но дознаватель после каждого моего ответа становился все смурнее, а ворох вопросов начал постепенно заканчиваться.

— Совершенно точно. Позволите один вопрос? — Я все никак не мог понять, что именно дознаватель хочет у меня выпытать. Уже полчаса мы ходили вокруг да около. Их интересовало, что произошло, когда мы с Ольгой оказались на месторождении, вплоть до того, сколько капель крови я насчитал и почему мы не вернулись сразу же, после того, как увидели тела. — Разве в таких делах мне не позволяется с собой приглашать поверенного?

— В делах, напрямую связанных с имперской безопасностью и безопасностью членов имперской семьи — нет. — Отрубил он и уставился в свои записи.

— Ну, таким образом можно подтянуть любое правонарушение, вплоть до кражи в винной лавке, — усмехнулся я. — Вы меня в чем-то подозреваете?

— Нет, — поморщился он. — Мы с вами просто беседуем. — Судя по его виду, он хотел всю вину спихнуть на меня и отделаться от такого сложного дела. Но по какой-то причине не вышло. Возможно кристалл как-то нарушил его планы, может что-то еще. Но из всех вопросов я понял только одно: они понятия не имеют, кто может быть причастным кпокушению на Ольгу Назарову.

— У вас вообще есть хоть какие-нибудь догадки? Меня между прочим тоже чуть не убили, и я, как никто другой кровно в этом заинтересован.

— Я не могу ответить на этот вопрос. Все данные засекречены.

— Так я и думал, — я устало откинулся на спинку неудобного стула и смотрел в стену напротив себя. Все что я знал, я уже им рассказал, не выдумывая и не искажая фактов, даже в подробностях рассказал, как я кельпи объезжал. — И долго мы тут будем сидеть? — Я смотрел на дознавателя не мигая, он смог выдержать взгляд, но сразу же после этого, отключил лампу, включив обычный свет под потолком и активировал портал, указывая мне, что, мол, я свободен, могу валить обратно в школу.

Портал открылся в кабинете директора, мимо которого я прошел к выходу, даже не удостоив его своим взглядом. Нужно хотя бы предупреждать заранее о таких вещах. Я же как обычно в последнее время, снова остался без завтрака.

После такого своеобразного допроса, манера которого была для меня в диковинку, в голове крутилось довольно много вопросов, например, главным из них был тот, на который мне так никто и не ответил: почему со мной поговорили только спустя несколько дней после происшествия, если я, позвольте, главный свидетель, потому что единственный.

Прошло несколько дней после моего путешествия за ингредиентами, во время которых я старательно учился, не привлекал внимания наставников, делал все, что они попросят, и пытался выяснить можно ли держать в школе животных. Устав ничего про это не говорил, а напрямую спрашивать я пока не решился, чтобы не навлекать лишние вопросы, ответы на которые я не знал и сам.

Спустившись вниз я быстро зашагал в сторону домика большой мамочки. Это название, сказанное Петром прижилось, и теперь здания, где проходило домоводство называли именно так.

В кабинете еще никого не было, до начала занятия оставалось около десяти минут, а это не то место, куда все стремятся прийти пораньше. Изида Петровна сидела во главе своего стола и что-то писала в огромной тетради, лежащей перед ней.

Она подняла на меня взгляд и отложив ручку, пригласив сесть напротив нее, доставая при этом из кармана своей кофты пакетик и высыпая содержимое на стол между нами.

— Ну что я могу сказать, эта непонятная шерсть, которую можно было и почистить, прежде, чем вываливать передо мной вместе с листьями, землей, мхом и парой червей, действительно шерсть магической пантеры, которая считается вымершей уже много лет. Хотя, кто-то считает ее не совсем умершей, а существующей между пространствами, и, похоже, что эта теория имеет место быть, — Изида Петровна придвинула мне уже очищенные от всего ею перечисленного шерстинки.

Я, вздохнув, аккуратно собрал их с специально для этого принесенную банку и закрыл крышку. Если честно, я понятия не имею, как именно собирал эти волоски: получается, что просто хватал их вместе с землей и всем тем, что на этой земле в тот момент находилось, включая червей. Просто не помню. Почему-то после возвращения, я сразу направился к своей наставнице по домоводству, решив воспаленным мозгом, что именно она может помочь мне разобраться с тем, что я насобирал в лесу. Почему именно к ней, а не к тому же Долгову, на этот вопрос я ответить не смог даже сам себе.

— Спасибо, Изида Петровна, — ровно ответил я, и направился к своему месту в классе, потому что специально пришел пораньше, чтобы забрать шерсть. Сейчас же начнется обязательный урок, на котором мои однокашники будут продолжать делать нечто непотребное с дровами, а чем буду заниматься, понятия не имею, потому что уже давно все закончил и даже пополнил запас, потому что сжег предыдущую вязанку в печи, изучая ее работу. Я умею как-то готовить, но только в походных условиях, на костре, печи и для меня были в новинку, но я быстро разобрался, чего там разбираться, ежели они, как и все голландские были, которые дед привез из своих странствий и заменил ими все те, что дворцы обогревали. Единственное, плиту чугунную сверху бросили, коя накалялась от огня в топке и на нее можно было ставить кастрюли и готовить еду.

— Что, просто «спасибо»? — усмехнулась Изида Петровна. — А где же коробка конфет и пузырек мятного ликера в благодарность?

— Мне их негде взять, это закрытая школа, — я пристально посмотрел на нее, и она, как и многие, передернулась от моего взгляда.

— Значит, презент любимому учителю ты достать не смог, а ту фантастическую гадость, под влиянием которой притащился ко мне и вывалил всю эту дрянь вперемешку с бесценными шерстинками — это запросто. Ты просто феномен, Романов.

— Так уж вышло, — я пожал плечами, не стану же я ей рассказывать про все свои приключения в этом навороченном клубке различных субпространств, который наворотили слишком умные маги на территории простого школьного парка.

Как сказала Лариса Ивановна, к которой я помчался, когда в себя пришел, это был своеобразный заповедник разумной нечисти, сумевшей в свое время заключить договор с первым Годуновым, ставшим магом. Собственно, тогда же она и народилась в этом мире, была еще слабой и не осознающей до конца своих сил и возможностей. Это был не древний народец, о котором в моем мире сказки сказывали.

Было не совсем понятно, они все-таки здесь народились из-за возникшей аномалии, или как те пантеры пришли из другого мира, сама нечисть ничего сказать по этому поводу не смогла, но она стала неотъемлемой частью мира, и с этим приходилось или смириться, или подвергнуть ее тотальному уничтожению. Люди выбрали второе. Полностью уничтожить не удалось, но отрегулировать численность до приемлемых величин получилось. Большую опасность представляла все-таки нежить, вот там действительно то в одном уголке мира, то в другом возникали большие проблемы. А нечисть, та что поумней, разбрелась по таким вот заповедникам, закрепив свое право на существование договорами, которые по сей день неукоснительно соблюдают. Но тут понятно, хочешь жить, будешь все пункты договора соблюдать, до последней запятой.

Тот же леший убить меня не мог, потому что нельзя ему было на территории школы этим заниматься, но вот развлекаться ему никто запретить не мог. Ему всего-то и нужно было немного тропки поменять, чтобы ученик заплутал, а там просто наблюдать, как тот будет уводить себя в глубь собственными силами, потому что мало кто мог похвастаться знанием леса и хорошей географической памятью. Шутники, ага. Как по мне, так если они так шутят, обрекая на смерть подростков, то с ними не договоры надо было заключать, а истребить всех на корню.

Но, как оказалось, сделать это было не так просто. Лешие были одними из самых мерзопакостных существ, которых истребить практически невозможно. Они не просто так назывались хозяевами леса. Лешие могли принимать любой облик, который хотели и, если уж сильно заигрывались, нарушая те самые договоры, то могли очень хорошо прятаться, обретая облик любого зверя или растения, таким образом пересидев бурю недовольства и смертельной для себя опасности, подумав о своем не слишком хорошем поведении.

Для борьбы же с нежитью, для тех случаев, когда ну совсем швах, типа войны некромантов в 1692 году, был создан институт клириков. Но тут все — тайна покрытая мраком. Никто не знал, как и чему их учили, и почему они лучше других магов противостояли именно нежити. Но даже в простой схватке один клирик стоял пары десятка даже боевых магов. К счастью, они практически все время сидели в своих монастырях, иначе давно бы мир захватили.

— Романов, ты просто образец красноречия, — усмехнулась Изида Петровна, вырвав меня из раздумий. Я только-только начал познавать этот мир, так сильно отличающийся от моего, и многое для меня еще оставалось не понятным.

— Изида Петровна, вот давайте начистоту, вы же забрали себе в качестве оплаты часть бесценной, ваши же слова, шерсти, — она поджала губы, а я совершенно искренне улыбнулся. — К тому же, я сказал вам искреннее спасибо, в добавок к такой ценной оплате. Думаю, что мы в расчете.

— Ох, Романов-Романов, — она покачала головой. — Вот уж не думала, что дедова кровь в конце концов в тебе взыграет, даже приятно, что ошибалась. Да, можешь быть свободен. Нечего дрова просто так переводить, обогревая улицу. Я сомневаюсь, что мы и сегодня доберемся до священнодействий с плитами, а праздношатающийся и подначивающий своих одноклассников Романов вызывает здоровое раздражение и желание набить ему лицо. — Я с облегчением вздохнул и поднял свою сумку, потому что сам не знал, чем буду заниматься на уроке.

— Изида Петровна, а чем эти пантеры все-таки отличаются от обычных? — наличие в комнате только-только открывшей глазки крохи заставляло интересоваться последствием моего поступка, совершенного в полубессознательном состоянии.

— Практически ничем. Имеет значение их шерсть и шкура — практически неуязвимая ни для чего. Но, думаю, что это просто особенность, которая и позволяет им шляться по измерениям. Было бы иначе, этих кошек просто разорвало бы при переходе. Ну а в остальном, разве только эмпатические способности. В некоторых источниках даже указывается, что человек, которому повезло найти котенка, получает не только верного друга и защитника, но и может на примитивном уровне, на уровне эмоций, с ним общаться. Плюс, практически бесконечный запас драгоценной шерсти.

— Ну да, это, безусловно, самое важное. Спасибо, Изида Петровна, — я еще раз улыбнулся и побрел к выходу из учебного дома, обдумывая ситуацию.

А ведь получается, кошка до последнего ждала, что рядом с ее поляной кто-то появится. Потому что ушла она уже на рассвете, а должна была уйти, как только чуть оправится от родов. И защита, которая не дала Сусанину пройти, заведя нас в итоге к озеру, была сильно ослаблена, я с трудом вспоминал, что ощутил ее всего лишь как плотную паутину. Котенок же был сыт, мать его накормила перед тем, как уйти. Получается, что она меня целенаправленно ждала. Ну, не меня, а кого-то из людей, чтобы отдать своего котенка, которого не могла унести, но и бросить просто так не могла. Мало кто из людей просто прошел бы мимо такой крохи. Это не знаю кем надо быть, чтобы все чувства не взыграли, и ты не подобрал бы такого мелкого котенка, который еще так жалобно пищит. Даже, если тебе он не нужен, всяко найдется сердобольная подружка, которая придет в восторг от такого подарка. М-да, Романов, это только ты так можешь влипнуть. Но, заметь, твоя отвратительная судьба частично отразилась на тебе и в этом мире, потому что сомневаюсь, что найдется еще один человек, которого вот так дважды за ночь поимели мифические создания. А если заботливую пантеру ко всему этому прибавить, то получается трижды. Хотя не могу сказать, что я в выигрыше не остался, и цветы получил и котенка. Только старый лесной хрен ни с чем меня оставил, да еще и обокрал. Ну ничего, в следующий раз умнее буду.

Когда я вышел к стадиону, то увидел, что в мою сторону направляется Петр, рядом с которым плыл Кац. Вид у Петра был, мягко говоря, не слишком довольный. Он шел, сунув руки в карманы штанов, и, поджав губы, слушал что-то ему говорящего призрака.

Когда Долгову и находящемуся у него в зале Кацу представили оборотня, призрак сразу же потерял ко мне интерес. Его изначально больше волновал двойник, а на меня по большему счету ему было плевать. Но, меня такое положение дел вполне устраивало, к тому же очухавшийся Долгов со следующего дня так за меня взялся, что я приходил в комнату на автопилоте, наскоро принимал душ, падал лицом в подушку, чтобы уже не шевелиться до утра. Зато уже сейчас такой подход начал давать свои плоды: тело начало приобретать контуры, которые больше меня устраивали, а на пробежке, к которой я пристрастился еще в то время, когда Петр сидел у меня в башке, я уже не помирал, а получал именно заряд бодрости на все утро.

— Ну что? — спросил я, когда они поравнялись со мной.

— Принято решение, и вот, цените старину Каца, оформить договор со школой на мои услуги, как наставника молодого истинного оборотня в частном порядке. Твой дед, Романов, согласился оплатить этот контракт, когда узнал все интригующие подробности, — призрак поднял вверх указательный палец. — И, если бы вы оба вместе знали, сколько оставшихся нервных клеток стоило Кацу отбить этого молодого и перспективного оборотня у загребущих хомяков из лаборатории Императорского исследовательского центра, то начали бы наконец его ценить как не в себя.

— Мы вас очень ценим, Соломон Израилевич, вы даже не представляете насколько, — я ухмыльнулся, а Петр только глаза закатил. Наконец-то он нашел достойного соперника в своем словоблудии, которого явно не мог переговорить.

— Да, это сложно представить, — Кац поморщился. — Жить он будет с тобой и Карамзиным, раз уж твой помощник на время уехал, сообщив, что пока в его услугах не нуждаются. Ты что же умудрился все, что надо добыть? Или приложил много усилий и успокоился?

— Ну, Соломон Израилевич, если я вам все сейчас расскажу, то будет не интересно за первым туром следить.

— Романов... — я сделал невинное лицо и похлопал глазами. Кац только рукой махнул. — Иди уже куда шел, а мы пойдем туда, куда и направлялись, а именно в парк, чтобы начать постигать искусство обращения.

При слове «парк» я содрогнулся, и, кивнув Петру, быстро пошел к общежитию. Так, пока Петра займут на неопределенное время, а Карамзин на занятиях, я смогу намешать себе образец зелья. Долгорукий и происшествие с добычей глины не давали мне покоя, почему-то мне казалось, что они каким-то образом связаны, а своим предчувствиям я привык доверять. А уж после той головомойки, что устроили мне с утра пораньше, это дело приобретало исключительно личный характер, и теперь я никак не мог пустить все на самотек. Так что, именно сегодня весьма благоприятный шанс выяснить, не обманули ли они меня и на этот раз.

Глава 26

Соседку Назаровой звали Елена Глинская. Я, когда это услышал, чуть со стула не упал, но быстро дал себе мысленно пощечину, напомнив, что здесь история очень сильно отличается от той, что помню я сам. Сравнивать мне особенно не с чем, я пока в Сети только до Крещения Руси дошел, там она более-менее совпадает, но все равно есть изменения. Ну, это не удивительно, в те времена не было достоверных источников, по крайней мере в моем мире, а судя по тому, что удалось мне найти, тут тоже как-то не особо. Петюню вообще такие исторические личности, как Елена Глинская мало заботили, и он про них не знал и знать не хотел, приходилось все разыскивать самому.

Эта самая Глинская училась вместе с Клыковой и мы, кроме как в комнате Ольги в момент нашего феерического возвращения, с ней не пересекались и в принципе пока общих точек соприкосновения не имели, поэтому я отложил изучение ее родословной на потом, стараясь идти постепенно, разбираясь с каждым дворянским родом или кланом по мере их появления в истории этого мира. Поэтому я совершенно не ожидал, что Глинская завалится ко мне в комнату, в сопровождении Клыковой, конечно, но сам факт этого никоем образом не меняет. Хорошо хоть стукнули для порядка, прежде, чем вломиться в открытую дверь, даже не спросив разрешения и не дождавшись ответа.

Я же просто забыл запереть дверь, и теперь смотрел на них, сжимая в руке нож, потому что они пришли, когда я пытался мелко нарезать три грамма листьев крапивы и четыре грамма ее же корней, благодаря Бога за то, что надоумил меня вырвать эту жгучую дрянь с корнем. Внимательнее нужно ингредиенты смотреть, но это так, на будущее, но в свое оправдание, я мог заметить, что крапива в тот момент меня не слишком интересовала, а если бы не Петр, то вообще про нее забыл. Было бы обидно получить все необходимое, а с обычным сорняком просчитаться.

— Ольга сказала, что ты сумел справиться с кельпи, — глядя куда-то в сторону произнесла Клыкова.

— И тебе здравствуй, — я повернул голову в сторону Глинской. — А ты пришла в качестве моральной поддержки, или Клыкова меня просто боится, поэтому не решалась зайти в одиночку? Тогда бы лучше Назарову с собой взяла, она хоть нормально ко мне относится, ну хотя бы знает, что я существую на этом свете. Странный выбор сопровождения ты выбрала, не находишь? — язвительно спросил я, отмечала, что Елена не смотрит в мою сторону, предпочитая осматривать комнату.

— Романов, ты можешь просто ответить на простой вопрос? Без своих подколов, на которые ты в последнее время стал горазд? — Клыкова подняла на меня глаза. Светлые, зеленовато-серые, прозрачные. Красивые глаза, и красивая девка. Недаром ее Долгов отчихвостил за неподобающую одежду. Нечего парням глаза мозолить, да и молодым наставникам, раз уж на то пошло.

— Да, я справился с кельпи, даже не буду интересоваться откуда такая осведомленность, еще вопросы? — я положил нож на стол, с громким звуком, практически открытым текстом говоря, что они мне мешают.

— Ты одежду не стирал? — прямо в лоб задала вопрос Клыкова.

— Нет, но мне ее очистили при помощи магии, — я слегка наклонил голову набок. — Ты к чему клонишь?

— Я могу ее осмотреть? — она слегка покраснела, а в комнате повисло напряженное молчание.

— Клыкова, ты меня сейчас просто наповал сразила. Вот уж не знал, что ты такие маленькие пикантные извращения практикуешь.

— Кретин! Я хочу посмотреть, не осталось ли на одежде пары волосинок, — вспылила девушка.

— Даже, если остались, это не противоречит условиям конкурса? — я нахмурился.

— С чего бы? В правилах четко сказано, что мы не можем купить ингредиенты, мы их должны достать. Но это вовсе не означает, что я должна вступать в схватку с кельпи, с непредсказуемым результатом, в то время, как я знаю парня, который точно совершал этот безумный, во всех отношениях, поступок. И могу просто снять эти волоски с его брюк, например.

— Вот оно что, — протянул я, подошел к шкафу, вытащил штаны, в которых я куролесил и бросил их Клыковой.

Действительно, добыть — это вовсе не означает снять с самого животного, я вот с земли волоски пантеры собрал. Только странно получается, можно же на такое действо помощника, направленного кланом отправить, а потом просто осмотреть его одежду на предмет необходимых ингредиентов, причем, совершенно не важно, получается, чтобы этот самый добытчик выжил, главное результат. Почему тогда нам с Назаровой было не попросить кого-то с месторождения, чтобы он глины насобирал, а потом, ну не знаю, выкрасть у него этот пакетик, тут же главное, не купить. Неужели ее помощница не знала о каком-нибудь, в этом случае, обходном пути, чтобы не отправлять в опасное место свою подопечную. Слишком все запутано получается с условиями конкурса. Не может же так легко, на самом деле, для участников все быть. Нет, сомневаюсь, что у Клыковой что-то из этого выйдет, но раз просит, почему бы и не подсобить, с меня не убудет. Ну, а если получится, буду в следующий раз умнее, и в самое пекло не полезу, да к наставнице Назаровой в этом случае приглядеться нужно будет внимательнее.

— Ой, у тебя леопард? — раздался голос Глинской, про которую я уже и забыл, витая в своих собственных мыслях. Повернувшись, я увидел, как девушка села на колени перед коробкой с пушистым одеялом, в которую я устроил котенка. Кошечка, а это была кошечка, заворочалась и заплакала.

— Ну что тебе еще надо? — простонал я, опускаясь рядом с Еленой на колени. — Я тебя покормил, устроил в тепле, помял животик, как в Сети нашел. Что не так?

— Ей нужно не искусственное тепло, а настоящее, — серьезно сказала Глинская. — Надеюсь, твой декан в курсе, что ты притащил из дома потенциально опасное животное?

— Это кстати, разрешено? Я нигде не нашел правил, регламентирующих содержание домашних животных. — Серьезно спросил я, даже не думая о насмешках и ехидствах. Не ожидал, что все сильнее мучающий меня вопрос, может разрешиться так внезапно и неожиданно.

— Можно, но администрация должна быть в курсе, и ты должен предоставить гарантии безопасности.

— Какие, например? — я устало потер лоб.

— Показать, что ты владеешь всеми навыками ухода и всеми полагающимися заклятьями, — Глинская не смотрела на меня, она с умилением рассматривала котенка, но руками не трогала, даже за спину спрятала, чтобы не протянуть к пушистому комочку.

— И ты их все знаешь, — я не спрашивал, я утверждал, но она утвердительно кивнула. — А откуда ты все про это знаешь?

— Так ее семья больших кошек разводит, больше рысей и леопардов, но и тигры у них имеются, — вместо Глинской ответила Клыкова, тщательно инспектирующая мои штаны на предмет налипших волосинок, хотя я, хоть убей, не поминаю, откуда у духа могут быть волосинки, но они точно были, я ощущал их, когда грива била меня по лицу.

— Пиши, — я метнулся к столу и протянул Глинской чистую тетрадь и ручку. Она с удивлением посмотрела на меня и принялась записывать все заклинания, которые были необходимы заводчику леопардов, например. Я-то помню, что именно на эту пантеру ни одно заклятье не действуют, но мне было необходимо их выучить и продемонстрировать Долгову, чтобы все вопросы по пребыванию у меня питомца исчезли. Правда, он не совсем идиот, и прекрасно сможет отличить магическую пантеру от простого леопарда, когда та подрастет. Но это будет потом, и все разрешения на тот момент будут уже получены.

Я заглянул на то, что она пишет, через плечо. Хм, а вот это можно попробовать — заклятье, накладываемое на такое вот одеяло, имитирующее для котенка мать: живое тепло, сердцебиение, шевеление. То что нужно. Оно же не на кошечку будет наложено, а на одеяло. Опосредованное воздействие, об этом я, кстати, не подумал. Нужно будет в Сети еще полазить, может, найду чего интересного и нужного именно в этом направлении.

Она закончила писать в тот момент, когда Клыкова издала победный вскрик. Понятно, пара белых волосков где-то все-таки застряла, несмотря на магическую чистку, которая, как мне казалась, убирает все с очищаемой поверхности.

— Как ты его назвал? — с любопытством спросила Елена, не отрываясь от своего занятия.

— Ее, это кошка, — отстраненно ответил я. — Я не думал об имени, — честно признался я.

— Зря, такие крохи с первых дней должны привыкать к имени, чтобы потом не откликаться на что-нибудь нелепое. И с ними нужно говорить, часто, чтобы они привыкли к твоему голосу.

Глинская поднялась на ноги, сунула мне свой конспект и пошла к подруге, которая уже стояла возле двери.

— Спасибо, — радостно крикнула Клыкова, порывисто обняла меня и поцеловала. Точнее, она хотела чмокнуть меня в щечку, но я быстро перехватил инициативу. Ну а что, я же старался, добывал эти волоски, так сказать, достоин же я какой-никакой награды.

— Кха-кха, — мы отпрянули друг от друга. Кажется, слегка увлеклись. При этом Клыкова смотрела на меня так удивленно, будто у меня рога на голове проклюнулись, а на ногах копыта появились, вдобавок к хвосту. — Считайте, что я ничего не видела.

— Так ничего и не было, — я ухмыльнулся и захлопнул за девчонками дверь, не забыв ее на этот раз закрыть. Сунув вытащенную одежду в шкаф, я вернулся к зелью.

Приготовив все ингредиенты, смешал их, как сказано в рецепте, не понимая, а откуда возьмется зелье, если нет ни капли воды? Но, когда к получившейся смеси добавились волоски пантеры, она вдруг забурлила, потекла, стала сначала вязкой и густой, но затем, постепенно, потеряла цвет и стала прозрачной. Осторожно понюхав, я отметил, что она ничем не пахнет. Осторожно перелив ее во флакон, отмерил десять капель, больше было нельзя, закинул в рот и побежал искать Долгорукого.

У меня будет ровно час с того момента, как зелье подействует. Главное на глаза наставников не попасться, они смогут сразу понять, что я не совсем легальное зелье использую, тогда я даже не себя под удар подставлю, а свой клан и деда, который и так довольно много неприятностей хлебнул из-за своего непутевого внука.

Первым мне на глаза попался Шереметьев. Воровато оглядевшись, и не увидев никого постороннего, я подошел к нему. Нужно было опробовать действие зелья, а то станет не слишком приятно, если я сунусь к Долгорукому, а на самом деле, у меня получилось лекарство от запора.

— Петька, как жизнь? — я обнял его за плечи. Петр Шереметьев сначала нахмурился, но тут же его лицо разгладилось, и он улыбнулся, как своему самому лучшему и давнему приятелю.

— Привет, Романов, тебе что-то нужно? — Первым моим порывов было спросить, что с ними сотворила Изида Петровна, но времени было мало, и я отложил этот вопрос на потом. Непонятно, что я узнаю от Долгорукого, ведь наш дружеский и располагающий к себе разговор может и затянуться.

— А где Иван? С утра его ищу, и все никак не могу найти. — Главное было говорить ровно и располагающе к себе, не следует кричать или угрожать, по крайней мере, так было написано в инструкции.

— Да он вон, под той трибуной сидит, у него там «тайное место», — Петр ткнул пальцем в сторону стадиона, точно указывая на нужную трибуну, и расплылся в идиотской улыбке.

— Спасибо, ты настоящий друг, — похлопав его по спине, я рысью побежал к указанному месту.

Несколько раз стукнув в стенку ногой, чувствуя себя едва ли не юродивым при этом, я уже решил было, что Шереметьев мне соврал, но тут появились контуру двери, и она распахнулась.

— Романов? Какого черта... — взгляд Долгорукого расфокусировался, и он окончил фразу явно не так, как хотел, — ты все еще на пороге стоишь, проходи, я тебя свою берлогу покажу.

Долго я ждать не стал и юркнул в приоткрывшийся проем. Разглядывать его потайное укрытие я не стал, отметил только, что тут довольно уютно, самое то, чтобы уединиться или подумать. Снаружи сюда не доносилось ни звука, как только Иван закрыл за мной дверь.

Он что-то рассказывал, показывая на стол и небольшую софу, которая стояла в углу коморки, занимая, практически все пространство такой своеобразной комнатки. Но и прерывать его на полуслове было нельзя. Я просто слышал, как тикают часы, отсчитывающие оставшиеся у меня минуты, надеясь, что его такая своеобразная экскурсия скоро закончится.

— Ваня, Ванька, — обхватив его за голову я уткнулся лбом в его лоб, как делал это с его двойником, пока не узнал про его предательство, тщательно подгадав, когда он замолчит, чтобы перевести дух. — Что мой дед донес императору? Почему ты на меня так разозлился? Ведь дело не в нашей нелепой дуэли?

— Конечно нет, — немного подумав, зашептал он, глядя мне в глаза, которые были так близко от его собственных. Я чуть не хлопнул себя ладонью по лбу, слишком много вопросов за раз я ему задал, он мог и не ответить, а просто уйти в себя, обдумывая каждый, стараясь выбрать связывающий все эти вопросы ответ. Но ответ на вопрос Долгорукий нашел быстро, раз начал отвечать. В его неестественно расширенных зрачках горели золотистые искорки, указывающие на действие заклятья. — Анатолий Долгорукий, ну тот, который клириком был, ренегат, ну, ты же помнишь этот скандал, когда он не просто монастырь покинул, но и стал творить страшные вещи... Ну, помнишь же?

— Конечно, помню, что он сделал?

— Он тайно приехал в Кострому и забрался в пещеру с артефактом перемены. Он хотел провести какой-то ритуал, страшный ритуал.

— А когда это случилось?

— По поздней весне, прямо перед каникулами, — утвердительно ответил Иван. — Хорошо, что все случилось раньше, чем ты к деду приехал, а то мог бы попасть в самую мясорубку. — Кивнул он своим мыслям, но затем продолжил, потому что никакого другого вопроса я не задавал, внимательно слушая. — Твой дед вычислил его. Тогда погибло двадцать семь прекрасных бойцов вашего клана, что довольно сильно ослабило весь ваш клан. Клирики всегда гораздо сильнее обычных магов. Твой дед был в ярости. Он сразу же поехал в Москву и добился аудиенции императора. Его величество был так зол, весь наш клан попал в опалу.

— И ты не нашел ничего лучшего, чем меня обвинить, — я горько усмехнулся. — Впрочем, как обычно. — Искорок в зрачках стало гораздо меньше. Пора было уходить. — Где сейчас ренегат?

— Не знаю, он никогда не отчитывается, приходит, уходит, когда ему вздумается.

— Что ты знаешь о покушении на Ольгу Назарову, — задал я вопрос, ради которого, собственно, и приходил.

— Ничего, — он с сожалением посмотрел на меня, словно извиняясь за то, что не смог ответить на мой вопрос.

— Понятно, — я его отпустил. — Закрой за мной, и... — я задумался, а затем произнес. — Иван, забудь про то, что меня сегодня видел.

— Хорошо, — он пожал плечами, а я поспешил ретироваться.

Отсидеться не удастся. Если я думал, что вся эта возня происходит только вокруг трона, то я ошибался. И надо было этому камню упасть именно в Костроме? Тем более, мое перемещение сюда как-то связано с тем, что произошло в той пещере. Может и был проведен ритуал, никто ж правду не скажет, даже если знает, что именно хотел сделать Долгорукий. Сразу вспомнилось, как Петюнчик полез в пещеру, сам не понимая зачем, и что им двигало, словно приказал кто, а он сопротивляться этому приказу не смог. Очень интересно все получается. Только вот с Назаровой это никоем образом все не связано. Или связано? В любом случае, отсидеться не удастся. Похоже, на карту поставлено слишком много. Но, я пока даже не буду пытаться выяснить, что за ритуал хотел провести один из Долгоруких. Ванька дурак, он ни там, ни здесь никак не может понять, что власть в их клане держит его папаша и дядька, да так сильно, что остальные Долгорукие пикнуть не смеют без их ведома. Я это знаю, я это прошел. Кем бы не был Анатолий Долгорукий, он действует по указке главы клана, а значит, интересы трона здесь тоже замешаны.

Ладно, поживем-увидим, а пока у меня есть почти три месяца до первого состязания, на которое должен будет приехать дед Петр Алексеевич. Тогда можно будет некоторые вопросы задать, и надеяться получить на них ответ, а пока необходимо учиться и тренироваться как проклятому, потому что, сдается мне, клану Романовых еще не раз придется встретиться с отступником и не факт, что при этом снова многие не погибнут.

Nota bene

Опубликовано Telegram-каналом «Цокольный этаж», на котором есть книги. Ищущий да обрящет!

Понравилась книга?

Не забудьте наградить автора донатом. Копейка рубль бережет:

Петр Романов. Второй шанс

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Nota bene