КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Владимир Суслов [Анна Владимировна Суслова] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]


Анна Владимировна Суслова, Татьяна Андреевна Славина
Владимир Суслов


А. В. Суслова, Т. А. Славина


Владимир СУСЛОВ


УДК 72 (47 + 57) (092) Суслов


Научный редактор - панд, искусствоведения Т. М. Сытина


А. В. Суслова, Т. А. Славина. Владимир Суслов. Л., Стройиздат, Ленингр. отд-ние, 1978. 88 с. с ил. (Мастера архитектуры).



В. В. Суслов - крупный исследователь древнерусского зодчества, знаток и пропагандист русского искусства, архитектор-реставратор, один из инициаторов охраны памятников истории и культуры в нашей стране.

В книге рассмотрены взгляды В. В. Суслова на основные вопросы архитектурной теории, сохраняющие актуальность и в наши дни (значение художественного наследия, форма и конструкция, проблемы стиля, архитектура и общество); оценивается роль ученого в становлении отечественной историко-архитектурной науки и создании методов научной реставрации памятников зодчества.

В книге использованы архивные материалы Центрального Государственного Исторического архива в Ленинграде, Института археологии АН СССР, Государственного Исторического музея, Музея Академии художеств (большая часть их публикуется впервые), а также автобиография В. В. Суслова, рукопись которой хранится в семейном архиве Сусловых. Все чертежи и фотографии, приведенные в книге, выполнены В. В. Сусловым.

Книга рассчитана на архитекторов-реставраторов и искусствоведов.


30202 - 19

С ____________________ 48 - 78

047101) - 78


© Стройиздат, Ленинградское отделение, 1978


Предшественники и современники В. В. Суслова


«Суслов принадлежит к тому весьма небольшому кругу деятелей, которые, заявив себя еще так недавно, своими совершенно самостоятельными исследованиями выдвинули русское искусство из неизвестности и тем обратили на него общее внимание».

А.М. Павлинов


Древнее русское зодчество занимало в начале прошлого века сравнительно малое место в системе духовных ценностей русского общества. Интерес к народным истокам в архитектуре возник значительно позже, чем в литературе, музыке или живописи. Архитектурное творчество первых трех десятилетий XIX века целиком протекало в русле классицизма.

Кризис самодержавно-крепостнического строя обусловил отказ от стилевой системы классицизма; в становлении новой архитектуры видное место заняла идея использования древних отечественных традиций. Она удивительным образом отразила противоречивые интересы различных общественных сил, определявших жизнь России последующих десятилетий и, следовательно, формировавших социальное содержание архитектуры. С одной стороны, появление национальных мотивов поощрялось правительством, а затем - капиталистами-предпринимателями, видевшими в них своеобразный способ самоутверждения; с другой, - оно соответствовало демократическим и народническим идеалам, распространившимся в обществе.

В процессе развития и трансформации «русских» стилей можно выделить несколько этапов, качественное различие которых обусловлено спецификой общественно-политической и культурной жизни, уровнем знаний об архитектурном наследии прошлого.

В 1840 - 1850-е годы правительственные круги в поисках выхода из социального кризиса выдвинули известную формулу «православие, самодержавие, народность», утверждавшую незыблемость вековых устоев самодержавия и его единение с народом. В архитектуре эта концепция выразилась в использовании некоторых формальных признаков древнерусского и византийского храмового зодчества. Начало новому направлению, получившему название «русско-византийский стиль», было положено сооружением храма Христа-Спасителя в Москве по проекту архитектора К. А. Тона; этот храм долго служил официально признанным образцом архитектурного творчества.

Поверхностный, эклектический характер «русско-византийского» стиля был в большой степени предрешен отсутствием серьезных сведений об архитектурном наследии. Русская историко-архитек-турная наука начала века ограничивалась беглым знакомством с некоторыми древними памятниками, которым было посвящено несколько изданий, носивших «пейзажный характер» и содержавших более или менее документальные зарисовки и краткие описания зданий. Но интерес к народному зодчеству постепенно растет. Его изучение началось с археологии; возникает ряд профессионально-любительских обществ, члены которых, наряду с собственно археологией и археографией, занимаются исследованием древних архитектурных памятников и отчасти их охраной. «Озабочиваться изучением отечественной старины» [13] начинает и крупнейшее научно-художественное учреждение России - Академия художеств, предпринявшая сбор графических материалов по русскому искусству и архитектуре.

Второй этап освоения национального архитектурного наследия относится к 1860 - 1890 годам, когда сложился «русский стиль», основанный на использовании декоративных приемов узорочного русского зодчества XVI - XVII веков. Новое течение имело более сложную идеологическую основу, чем тоновская архитектура. Оно было связано со становлением и развитием капитализма и формированием буржуазной идеологии; строительство в «национальном вкусе» стимулировалось соображениями националистического престижа и коммерческой рекламы. Вместе с тем, «русский стиль» нашел горячих сторонников среди передовой русской интеллигенции, - он импонировал ее интересу к истории и судьбе русского народа и воспринимался как воплощение тех демократических идеалов, которыми были проникнуты музыка, литература и живопись тех лет. Так, известный критик В. В. Стасов восторженно приветствовал новое направление.

«Русский стиль» ввел в архитектурную практику некоторые характерные приемы народного зодчества - сложную компоновку объемов, красочность и сложность отделки, вернул к жизни забытые материалы - изразцы и отделочный кирпич. Однако в целом его арсенал был сформирован поспешно и поверхностно. Отвечая растущему спросу на модный стиль, в свет выходят альбомы с наборами рекомендуемых декоративных приемов. Наряду с подлинными образцами древнего зодчества в архитектурный обиход попадают произвольно интерпретированные детали памятников, мотивы народных вышивок и кружев - без учета специфики материала и орнаментации. Но ошибка нового направления была не столько в этом, сколько в самом методе освоения древнего наследия. Внимание архитекторов было обращено преимущественно на его внешние формы, получившие значение чистой декорации, не связанной органически с тектонической структурой зданий. Только прорисовка деталей отличала здания в «русском стиле» от произведений «готического», «мавританского» и прочих „исторических" стилей архитектуры второй половины XIX века.

Очевидные просчеты «русского стиля» заставили историков и теоретиков архитектуры задуматься над вопросами: в чем же состоят особенности и значение русского зодчества; самобытно ли оно; какие его черты могут и должны быть использованы архитектурой нового времени? Для ответа на эти вопросы необходимо было иметь, во-первых, достаточный запас сведений об архитектурном наследии, во-вторых, научный метод его оценки. К решению этих проблем и приступает русское архитектуроведение.

Процесс научного познания архитектуры шел медленно и противоречиво. На первых порах поверхностное знакомство с русским зодчеством вместе с привычным пренебрежением к нему привели к становлению концепции заимствований, так называемого сравнительного метода, согласно которому русская архитектура трактовалась как конгломерат форм, взятых из архитектуры других народов. «Древнейшее русское церковное зодчество было основано на правилах Византийской архитектуры, - читаем мы в одном из изданий 1850-х годов, -…отличается прибавками, взятыми из стилей Готического, Мавританского и Итальянских… Итальянские зодчие с конца XV века внесли к нам разные части других стилей… Церкви наподобие башни… - это стиль фряжских зодчих, явившийся в XVI веке» и т. д. [39]. Эта концепция предопределила направление научных исследований на много лет: споры велись лишь по поводу того, откуда к нам пришли те или иные формы. Становлению этого взгляда способствовало сочинение Виолле ле Дюка «Русское искусство» [29].

Труд известного французского ученого был, по существу, первой попыткой осмыслить значение и особенности русского искусства и архитектуры. Благожелательно расположенный к России, Виолле ле Дюк стремился опровергнуть бытовавшее в Европе отношение к русскому искусству, как к варварскому, и поставил его в ряд со средневековым искусством Западной Европы. Однако исследование он ведет с позиций сравнительного метода на основе распространенной в те годы теории арийского происхождения ряда евроазиатских народов. Колыбелью русской архитектуры он считает Центральную Азию, а дальнейшее ее развитие рассматривает как следствие исторических связей славянских племен и русского государства с другими народами. Так, в церкви Покрова на Нерли он находит «азиатский» орнамент, «сирийскую» профилировку, «арийскую» стройность фасадов; в орнаменте Дмитровского собора - индийские мотивы и т. д. Впрочем, считает ученый, из многих источников Россия создала свое собственное искусство.

Несмотря на популярность концепции заимствований, в науке возникает другое направление, утверждающее самобытность русского зодчества как его характернейшую черту. На этой позиции стоял крупнейший знаток истории русской культуры И. Е. Забелин. Историю зодчества он рассматривал в тесной связи с эволюцией семьи и общества. По его мнению, русская архитектура начала свое развитие с простейших, элементарных форм и подвергалась лишь тем изменениям, которые были продиктованы природой, климатом и развитием самой жизни; этим обусловлена ее несомненная самостоятельность.

Забелинский тезис о самобытности русского зодчества опирался не столько на вещественные, сколько на косвенные доказательства, почерпнутые из истории, этнографии, лингвистики. Совершенно иной аспект решения этой проблемы наметился в трудах академика Л. В. Даля.



Никольский монастырь близ Архангельска. Фото 1886 г.


Архитектор-профессионал, неудовлетворенный поверхностным характером «русского стиля», Даль заявил: «Мы не позаботились поискать в отечественном зодчестве не только нечто цельное, но даже каких бы то ни было признаков осмысленности». Взгляды Даля сформировались, видимо, под влиянием рационалистических идей, получивших распространение в архитектурной теории середины XIX века (в трудах А. К. Красовского, И. И. Свиязева и др.). Основу архитектуры, по мысли Даля, составляют «осмысленность и целесообразность»; этими чертами отмечены древнегреческое зодчество, готика, наконец, русская архитектура.

Даль считал, что рациональные принципы народного зодчества заслуживают самого пристального внимания. «Эти начала вовсе не исследованы нами. Без внимательного их изучения мы будем постоянно впадать в ошибки…Уразумение логического происхождения частей в целом произведении зодчества возможно только при серьезном историческом его изучении. Вот почему нам необходимо историческое изучение наших памятников» [35].

Так сформулирована была Далем задача планомерного и подробного изучения народной русской архитектуры, к которому он приступил в 1874 году по заданию Академии художеств. Дело, начатое Далем, было продолжено его последователями.

В последние два десятилетия XIX века русское средневековое архитектурное наследие становится предметом внимания широких архитектурных и общественных кругов; историко-архитектурные материалы публикуются в печати, экспонируются на выставках, обсуждаются на архитектурных съездах. В эти годы развивается реставрационное дело, обсуждаются проблемы охраны памятников в государственном масштабе.

В архитектурной практике на рубеже XIX - XX веков начинается третий этап использования национальных традиций: развивается «неорусский стиль»; копирование деталей, типичное для «русского стиля» 1870-х годов, сменяется воспроизведением эмоционально-образного строя древних памятников - лаконичных, монументальных и живописных.

Но главное, в конце века складывается зрелое, научное представление об отечественном зодчестве. Массовое изучение памятников архитектуры; их систематизация и анализ; составление последовательной картины развития русской архитектуры - таковы достижения историко-архитектурной науки этого периода. Ее расцвет связан с именами исследователя и реставратора А. М. Павлинова, теоретика и педагога Н. В. Султанова, знатока московской и южнорусской архитектуры Ф. Ф. Горностаева и др. Особое место в этой плеяде занимает академик В. В. Суслов - «характерная и яркая фигура в архитектурной науке 1890 - 1917 годов» [42].

Аспекты творческой деятельности Суслова были очень разнообразны, но тесно связаны между собой одной основной идеей - убежденностью в величии и непреходящей ценности русского историко-архитектурного наследия. Эта идея руководит Владимиром Васильевичем в экспедициях по России, в общественной и педагогической деятельности, ею проникнуты научные труды, ей подчинены работы в области реставрации и охраны памятников.

Труды Суслова были в свое время высоко оценены его старшими коллегами - И. Е. Забелиным [37] и А. М. Павлиновым [97]. Он оказал большое влияние на развитие русского архитектуроведения и научной реставрации; его прямыми последователями были такие ученые, как М. В. Красовский, А. И. Новицкий, Г. Г. Павлуцкий, реставратор П. П. Покрышкин. Его ученики - видный исследователь архитектуры Севера Д. В. Милеев, историк и реставратор К. К. Романов. Наконец, рационалистические идеи, высказываемые Сусловым на съездах архитекторов и археологов, в печати, в аудиториях Академии художеств и отраженные в его собственном творчестве, оказывали неоспоримое влияние на формирование взглядов и вкусов его современников.

Трудами ученых сусловского круга древнерусское зодчество получило научное и относительно полное освещение. Обобщая проделанную работу, И. Э. Грабарь, открывая в 1910 году издание многотомной «Истории русского искусства», с полным основанием заявил: «На вопрос, было ли в России великое искусство, мы вправе без колебаний ответить: да, оно было».


Жизненный и творческий путь В. В. Суслова


«Чем таинственнее и непонятнее область, в которую человек врывается, тем, кажется, еще неутомимее, еще упорнее докапывается он до живой воды, чтобы утолить свою вечную жажду любознательности».

В. В. Суслов


Владимир Васильевич Суслов родился 13 июля 1857 года в Москве, в семье крепостного мастера-иконописца, уроженца знаменитого села Палех. После реформы 1861 года отец Суслова открывает в Москве у Красных ворот собственную иконописную мастерскую.

Большую часть детства Суслов проводит у родных в Палехе; тринадцати лет он поступает в Московское училище живописи, ваяния и зодчества. Окончив училище с серебряной медалью, в 1878 году он уезжает в Петербург и поступает в Академию художеств.

В годы обучения в Академии Суслов работал у архитекторов А. И. Резанова и С. И. Шестакова помощником на постройке церкви на Калашниковской набережной; в эти же годы начинаются его путешествия, посвященные изучению архитектуры. Первой была поездка по южным городам России и на Кавказ; его путевые зарисовки помещал журнал «Нива». Особенно заинтересовали Суслова археологические раскопки Десятинной церкви в Киеве; он задержался там, зарисовывая находки и архитектурные фрагменты.

Обучение архитекторов в Академии велось в то время путем штудирования увражей и составления проектов в «исторических» стилях, - иными словами,- в рамках типичного для этих лет эклектического стилизаторства, характерными представителями которого были ведущие профессора Академии А. И. Резанов и Н. Л. Бенуа. Закончив Академию в 1882 году и получив звание классного художника I степени за проект на тему «Театр на 2000 зрителей в столичном городе», Суслов решает посвятить себя изучению русской архитектуры. Этот выбор был сделан, по свидетельству Суслова, под влиянием одного из профессоров Академии, видимо, Д. И. Гримма, с которым Суслов работал и в студенческие годы, и после окончания Академии.

На взгляды и склонности молодого архитектора повлияли, безусловно, и труды Л. В. Даля, которые, по словам М. В. Красовского, незадолго перед тем «произвели переворот в общем взгляде на прошлое архитектуры русского народа и пробудили к ней интерес». Не могли, конечно, пройти бесследно и впечатления детства - творчество художников Палеха и архитектура древней Москвы. Любимым делом, смыслом жизни Суслова становится русское народное зодчество.



Маршруты экспедиций В. В. Суслова по северной и центральной России



г. Кемь. Рисунок из книги «Путевые заметки о севере России и Норвегии»


В 1883 году Суслов обратился в Совет Академии художеств с прошением, в котором говорилось: «Имея достаточные сведения о древнерусской архитектуре, я крайне желал бы продолжить свое образование в этом направлении и, изучив до сих пор мало исследованные, по преимуществу деревянные, памятники русского зодчества Вологодской и Архангельской губерний (Двины и Поморья), которые с каждым годом исчезают, - я тем мог бы внести хотя незначительную лепту в исследования по этому предмету… Я осмеливаюсь обратиться в Совет… с моею покорнейшею просьбою доставить мне хотя незначительную помощь деньгами и свободным доступом к изучению памятников на месте. Смею надеяться, что Совет найдет возможным исполнить мое заветное желание принесть посильный труд в сокровищницу родного искусства» [80]. Получив согласие Академии, летом того же года Суслов отправляется в свою первую научную экспедицию по России, в Вологодскую и Архангельскую губернии.

Эти экспедиции можно без преувеличения назвать подвигом: один, без помощников, с ничтожными средствами, он исколесил почти всю Россию, отыскивая, обмеряя, рисуя и фотографируя памятники архитектуры, роясь в церковных архивах. «По дороге приходилось все время расспрашивать, где и какие сохранились старинные церкви. Сведения эти часто бывали сбивчивы, и поэтому нередко приходилось делать безрезультатные объезды от основного пути… Вследствие того, что редко попадались населенные пункты, и из экономии времени приходилось ехать глухими вечерами и даже ночью. По болотистым местам, тянувшимся по нескольку верст, приходилось тонуть или ехать по фашиннику, в лесах очищать дорогу от упавших во время вихря деревьев… Работал я во время путешествий страшно много. Имея с собой фотографический аппарат, я полностью исправлял обязанности фотографа и в обмерах принимал самое непосредственное участие, лазая по крышам и другим… неприступным местам, зарисовывая, записывая» [96].



Церковь в с. Унежма Архангельской губ. Фото 1886 г.


С 1883 по 1887 год Суслов совершает ежегодные поездки по России - от берегов Баренцева моря до Астрахани и калмыцких степей. Особенно большое внимание уделил он архитектуре центральных и северных районов России. Посетил он также Норвегию и Швецию - для сравнения путей развития архитектуры этих стран и близкого к ним по природным условиям русского Севера.

В последующие годы Суслов постоянно ездит по России в связи с реставрационными работами и научными изысканиями. Предпримет он и ряд путешествий за границу *, позволивших ему серьезно ознакомиться с архитектурой других стран; однако предпочтение его навсегда отдано средневековому зодчеству России, в котором он видит не только великое наследие, но и почву для расцвета новой архитектуры: «Не знаю, личный ли это вкус или чувство народной гордости, которого, впрочем, не стыжусь, но ничто, мне кажется, не может так вдохновить современных художников, как эти облики своенародных представлений. Неужели бесконечная анфилада западных домов или всевозможные ящики на лондонский манер со скучным фронтоном посредине и приторной симметрией в плане и фасаде, неужели все это так быстро приладилось к нашей жизни и уже сумело очаровать впечатление русского глаза? Нет, настало время, когда идея самобытности опять выступит… Стало ясно, что только разумная разработка истинных идеалов своего народа способна освободить нас от двухвековой безличности…» [77]. В поездках по России внимание исследователя привлекало все: огромные соборы, маленькие церкви глухих деревень, часовни, погосты, колокольни, крепости, избы, мельницы, мосты, ограды. Он рисует предметы декоративно-прикладного искусства (церковного и бытового), изучает местные промыслы и обычаи. Вся эта сложная и разнообразная жизнь, вместе с природой краев, где он бывал, и их историей, складывалась в его сознании в единую цельную систему, в которой архитектура является неотъемлемым звеном **.

[* В 1885 г. - во Францию и Италию, где Суслов работает над проектом «Бани в помпейском стиле» на соискание звания академика (это звание было ему присуждено в 1886 г.), в 1890 г. - в Турцию, в связи с проектированием в Сан-Стефано памятника погибшим русским воинам, в 1895 г. - в Германию, Австрию, Швейцарию, Польшу, где он знакомится с новейшими приемами фресковой росписи (техника Кейма), в 1901 - 1902 гг. - снова в Европу и Северную Африку, где он собирает материалы для орнаментального класса Академии.]

[** Особенно ярко отразилось это в книге Суслова «Путевые заметки о севере России и Норвегии» [5]. Эти очерки, написанные живым образным языком и отлично иллюстрированные, не претендуют на роль научного труда, но дают широкую картину жизни северного края того времени.]


Исследования, проведенные Сусловым во время экспедиций, можно назвать современным термином «фиксация памятников». Описание памятника, подкрепленное историческими сведениями из церковных архивов, Суслов сопровождал зарисовкой, фотографией, схематическим обмером. Часто он проводил архитектурный обмер или предпринимал настоящее археологическое обследование, вскрывая штукатурку каменных зданий и обшивку деревянных в поисках следов утраченных деталей.



Ансамбль Нижне-Уфтюгского погоста Вологодской губ. Не сохранился. Обмер 1883 г.

церковь Успения; колокольня



Попутно Суслов собирал для музея Академии художеств образцы древнего декоративно-прикладного искусства, рукописи, утварь, изделия народных резчиков, ювелиров и гончаров. Музей неохотно принимал эти материалы - русское народное творчество не пользовалось популярностью. Тем не менее многое из того, что было привезено Сусловым, сохранилось до наших дней в собраниях Музея Академии и Государственного Русского музея.

За время экспедиций Суслов обмерил и исследовал такие замечательные памятники каменного зодчества, как Воскресенский собор в Романове-Борисоглебске, Воскресенский монастырь в Угличе, церкви в Медведкове, Маркове, Вяземах и другие. Среди обмеренных или зафиксированных им памятников деревянного зодчества - такие шедевры, как Троицкая церковь в Неноксе, собор в Кеми, крещатая церковь в посаде Уна, многоглавые церкви в Подпорожье и Чекуеве, ансамбли Лядинского погоста и села Агафоновское, знаменитая церковь в Белой Слуде и многие другие*.

[* В отчетах Суслова Академии художеств за 1883 - 1887 гг. перечислено около 70 памятников и ансамблей, по которым представлены чертежи (в общей сложности 175 листов) [80].]



Башня Сумбеки в Казани. Обмер 1885 г.


Особое внимание уделял Суслов народному жилищу: им обмерены и изучены многие типы изб, надворных построек, избный наряд.

Большая часть памятников была в те годы неизвестна науке, многие с тех пор утрачены, и сусловские материалы - единственные документы, позволяющие судить об их архитектуре.

После обычного летнего собирания материала Суслов с осени до весны садился за его обработку и за извлечение различных данных для докладов и научных трудов. Обработка состояла в вычерчивании обмеров и любимых ученым перспективных изображений памятников.

Иногда Суслов воссоздавал утраченный облик древних сооружений в виде проектов реставрации, хотя их нельзя считать таковыми в строгом смысле слова. Это скорее графические реконструкции, обычно один фасад или перспектива, выполненные на основе изучения памятника.

Иные из этих реконструкций вызывают в настоящее время возражения специалистов [58, 63], другие, напротив, положены в основу современных проектов, как, например, реставрация Воскресенского монастыря и церкви Иоанна Предтечи в Угличе. Так постепенно накапливается опыт, который впоследствии ученый использует в практике реставрационных работ.

Весной оформленные материалы представлялись на выставку в Академию, после чего следовала новая командировка.

Чертежи Суслова демонстрируют высокое графическое мастерство: особенности его манеры - идеальная точность линий, тонкая проработка деталей, мастерское владение пером и акварельной техникой, умение передать атмосферу окружения, в котором «живет» памятник. Тщательность исполнения особенно удивляет, если вспомнить, какое большое количество чертежей выполнял ученый. Это - результат его необыкновенного трудолюбия; привычка работать по 12 - 15 часов в сутки сохранилась у него на всю жизнь. «Личная жизнь моя протекала исключительно в труде… К работе я так привык, что находил в ней полное удовлетворение и удовольствие».



Церковь в с. Маркове под Москвой. Проект реставрации. 1887 г.


В своих изысканиях Суслов один из первых начинал широко использовать фотографирование памятников - новый по тому времени способ фиксации, важность которого пришлось на первых порах доказывать Совету Академии.

Сусловский фонд негативов в Институте археологии насчитывает 700 единиц.

С Сусловым связана деятельность крупнейшего мастера документальной фотографии конца XIX века И. Ф. Барщевского. Снимки памятников архитектуры и прикладного искусства, выполненные Барщевским, - ценнейший материал, широко известный историкам, реставраторам и искусствоведам. Большая часть его коллекции, хранящейся в Музее архитектуры им. А. В. Щусева, создана под руководством и по указанию В. В. Суслова, который в течение ряда лет приглашал Барщевского в поездки по России [80].



Воскресенский монастырь в Угличе. Проект реставрации. 1888 г.



В. В. Суслов в Успенском женском монастыре в г. Александрове. Фото И. Ф. Барщевского. 1887 г.


В. В. Стасов отметил, что Суслов «…с великим мастерством и знанием, можно сказать, дотла исчерпал все, что можно изучить и срисовать с созданий самобытной деревянной нашей архитектуры» [69]. Это, конечно, преувеличение, но несомненно одно - в руках Суслова оказался огромный фактический материал, и не только по деревянной, но и по каменной архитектуре. Появилась возможность сравнительного анализа памятников, определились региональные особенности и взаимосвязи отдельных направлений зодчества. Перед ученым складывается целостная картина русской архитектуры, ее истории и своеобразия.


* * *

В 1880-х годах Суслов начинает выступать с научными сообщениями. «Обрабатывая собранный материал в виде рисунков, - писал он, - невольно обращаешься к научному разбору памятников. Опубликование различных сведений, хотя мне и не поставлено в обязанность со стороны Академии, но тем не менее приходится считать это нравственным долгом. Литература по русскому искусству еще так небогата» [80].



Рисунок из книги «Путевые заметки о севере России и Норвегии»


Начало теоретическим работам Суслова было положено статьей «Обзор древнерусских построек на Севере», опубликованной в 1883 году, В 1884 году он выступил на VI Археологическом съезде со своим первым докладом «О древних деревянных постройках северных окраин России» [2].

В этих работах определилась задача, которую поставил перед собой Суслов-исследователь: доказать самобытность, историческую и художественную ценность народного зодчества, ответив таким образом на один из кардинальных вопросов архитектуроведения своего времени. Наметились и основные черты его научного метода: рассмотрение зодчества в широкой связи с историей и материальными условиями жизни народа, стремление к логическому (конструктивному) объяснению архитектурной формы, внимание к гражданской архитектуре как ведущей области народного зодчества *. [* Один из чертежей Суслова, опубликованный в Трудах VI Археологического съезда, - конструкция стен и крыши избы вошел впоследствии во все учебники по истории архитектуры.]

Суслов впоследствии создает стройную систему взглядов на русское зодчество, основываясь на конкретном материале, собранном им при исследовании и реставрации памятников, материале, которым до него не располагал ни один исследователь.

Русской средневековой архитектуре посвящены печатные труды Суслова, выступления на съездах зодчих и археологов. Деревянному зодчеству - одной из самых любимых им страниц русской архитектуры - посвящен капитальный труд ученого «Обзор древнего деревянного дела на Руси».

В своих отчетах Академии Суслов с горечью отмечал пренебрежительное отношение к памятникам архитектуры. «Уничтожение и искажение всего древнего, - писал он, - идет с какой-то исступленной поспешностью. Почти все церкви обшиты тесом, окна расширены и околочены филенчатыми карнизами. Галереи, крыльца и другие украшения в большинстве случаев уничтожены» [80]. Не ограничиваясь констатацией этих печальных фактов, Суслов обращается в Археологическую комиссию с предложениями по охране памятников; так определилась и вторая цель, которой служит ученый.

В 1887 году Суслов становится членом Русского археологического общества. Имя его как знатока древнерусского зодчества получает известность в научных кругах. В это время встает вопрос о реставрации трех памятников - Федоровской часовни близ Пере-славля-Залесского, Георгиевского собора в Юрьеве-Польском и собора Спасо-Мирожского монастыря во Пскове. Археологическая комиссия, на которую был возложен контроль за всеми реставрациями в России, поручает Суслову эту работу; так начался новый период творческой деятельности ученого - его работа в области реставрации *.

[* До 1902 г. Археологическая комиссия не имела штатных архитекторов, но могла рекомендовать заказчику специалиста-реставратора.]



Церковь в посаде Уна Архангельской губ. 1887 г. Не сохранилась

общий вид; проект реставрации


Вскоре Суслов становится одним из самых активных русских реставраторов. Достаточно перелистать протоколы Археологической комиссии, чтобы убедиться в этом: сусловские экспертизы, проекты реставрации, отчеты обсуждаются почти на каждом ее заседании [86]. В ходе работ формируется творческий метод Суслова-реставратора; в его основе лежит тщательное изучение памятников и стремление сохранить в ходе восстановления все присущие им особенности.

Объем работы, выполненной ученым в течение 1887 - 1900 годов, очень велик. Суслов исследовал церкви св. Петра и Павла в Новгороде (1897 г.), крепость в Старой Ладоге (1887 - 1888, 1893 гг.), Мстиславов храм на Волыни (совместно с Г. И. Котовым, 1893 г.), церковь Успения на Волотовом поле (1895 г.). Кроме того, им были составлены проекты реставрации Георгиевского собора в Юрьеве-Польском (1887 - 1888 гг.), Спасо-Мирожского монастыря во Пскове (1888 г.), Спасо-Нередицкой церкви в Новгороде (1898 - 1900 гг.), крепостной башни Белая Вежа (1898 - 1899 гг.), осуществлена реставрация Федоровской часовни, Спасо-Преображенского собора и церкви Петра-Митрополита в Переславле-Залесском (1888 - 1893 гг.). С 1893 по 1900 год продолжалась самая крупная работа Суслова - реставрация новгородской Софии.



Церковь на Волотовом поле близ Новгорода. Обмер 1895 г. Не сохранилась


СУСЛОВ И ДЕЛО ОХРАНЫ ПАМЯТНИКОВ

В 1890-х годах в России не существовало серьезной организации дела охраны памятников, хотя многие ученые и архитекторы сознавали насущную необходимость защиты архитектурного наследия прошлого от губительных разрушений, причиняемых памятникам временем и невежеством. Суслов постоянно выступает в печати и на съездах со страстным призывом к организации охраны, важнейшим условием которой он считал широкое участие общества. «Если общество, от правительства до самых широких слоев населения, не знает цены и значения древнего зодчества, - подчеркивал Суслов, - памятники его обречены на разрушение и гибель». Он настаивает на необходимости научной постановки дела охраны и на введении соответствующих законодательных мер.

В 1892 году на I съезде русских зодчих Суслов формулирует конкретные задачи организации дела охраны, относя к ним создание специального общества, собирание сведений о памятниках, обеспечение их безопасности международной конвенцией, организацию административной сети по надзору за состоянием памятников и массовую пропаганду знаний по истории искусства и архитектуры.

Таким образом, в мерах по охране памятников, которые были предприняты в России в последующие годы, есть существенная доля участия Суслова *. Он по праву может считаться одним из инициаторов и организаторов этого дела в нашей стране. [* В 1905 г. была образована комиссия по охране памятников при Министерстве внутренних дел, в 1911 - 1912 гг. создан проект закона «Об охране древностей», в эти же годы организуется Общество охраны памятников и т. д.]

Для организации охраны памятников необходимо было прежде всего уточнить само понятие «памятник». В 1851 году было предложено считать 1700 год крайним пределом для исследования русских древностей, в том числе памятников архитектуры [39]. В 1905 году комиссия по подготовке решений по охране памятников предложила считать памятниками все архитектурные сооружения по истечении 150-летнего периода существования, т. е. построенные не позже середины XVIII века [17]. Суслов решительно отодвинул временной предел оценки здания как памятника до середины XIX века - почти до современного ему периода, и поставил вопрос об охране дворцов, монументов, общественных зданий, произведений монументальной живописи последнего столетия [18]**. [** Такой подход соответствует современному взгляду на охрану памятников. Надо отметить, что Суслов считал необходимым отбор памятников для охраны: «Если мы возьмем на себя охранять все памятники XVIII века, то выйдет путаница, тут никто не разберет, какие памятники представляют интерес», - говорил он на II съезде русских зодчих.]

Суслов не склонен был поддерживать сложную бюрократическую систему охраны памятников, предложенную чиновниками Министерства внутренних дел. Он возлагал надежды на личную инициативу и энтузиазм способных и энергичных художников, любящих русское искусство и могущих всецело посвятить себя охране памятников. Вместе с тем, понимая, что охрана и правильное использование памятников невозможны без соблюдения ряда технических условий, Суслов ставит вопрос о разработке «элементарных технических разъяснений» для лиц, осуществляющих на местах надзор за памятниками архитектуры. Эти разъяснения в 1915 году написал П. П. Покрышкин [60].

Суслов вел и большую практическую работу, выступая в качестве эксперта от Академии художеств, Археологической комиссии, Русского археологического общества. Известны его заключения по Смоленской крепости, Мстиславову храму во Владимире-Волынском и другим памятникам. Он сообщает в Археологическую комиссию о случаях небрежного отношения к памятникам, требуя их обследования [81, 86, 91].

Большое значение Суслов придавал распространению в широких массах народа сведений по истории отечественной архитектуры и воспитанию ответственного и бережного отношения к памятникам: «Осведомленность о памятниках и любовь к ним со стороны всего населения - самое верное средство к их сохранению» [23]. Воспитание, считал Суслов, следует начинать в школе: в программу средних учебных заведений надо ввести специальный курс истории русского искусства, поскольку «иметь определенное понятие о нем надлежит всякому мало-мальски образованному человеку» [8].

Другой необходимой мерой Суслов считал массовые публикации материалов по истории архитектуры и искусства, начиная с серий почтовых открыток. В 1913 году он возглавил комиссию Общества охраны памятников, которая готовила программу истории русского искусства для общедоступного издания. Задачам популяризации древней архитектуры послужил изданный им альбом «Русское зодчество по преданиям народной старины» - собрание архитектурных фантазий в сопровождении фрагментов из былин, народных песен и стихов русских поэтов [22]. Но главной заслугой Суслова в этом деле явился его известный труд «Памятники древнего русского зодчества» [13].

Выпуски «Памятников» начали выходить с 1895 года по инициативе Суслова. Это были публикации материалов, собранных питомцами Академии - самим Сусловым, а также Далем, Павлиновым, Рихтером и Леоновым. Суслов был редактором издания; в то же время выполненные им обмеры составили основную часть издания как по объему (более половины), так и по значению представленных памятников. Он - автор всех обмеров деревянных памятников (кроме одного, выполненного Л. В. Далем). Сусловым же написан сопроводительный текст (краткое описание памятника, его история, анализ особенностей композиции и конструкции).

В 1895 - 1901 годах вышло семь выпусков «Памятников» - 115 листов большого формата. Издание освещало преимущественно архитектуру XVI - XVII веков; оно не претендовало на систематизацию памятников, хотя типологически памятники были представлены очень широко - каменные и деревянные церкви, военно-оборонительные сооружения, каменные и деревянные гражданские постройки, стенопись и отчасти произведения прикладного искусства. Издание отличалось высокой полиграфической культурой.

После седьмого выпуска издание было прекращено, так как, по мнению президента Академии графа Толстого, «деревенские церкви недостойны академического издания и очень однообразны». Через несколько лет, опять по инициативе Суслова, издание возобновилось под названием «Памятники древнерусского искусства» и снова, после выхода четырех выпусков в 1908 - 1912 годах, было прекращено по настоянию Г. И. Котова, нашедшего, что весь интересный материал исчерпан. Стремление Суслова к широкой пропаганде русского искусства и зодчества опять было остановлено косностью Совета Академии.

Значение «Памятников русского зодчества» велико: это было первое массовое издание, отразившее с достаточной полнотой определенный этап развития русской архитектуры. Им пользовались и пользуются многие поколения специалистов; до сих пор сохраняет оно ценность и как учебно-методическое пособие.


ПРОЕКТЫ И ПОСТРОЙКИ СУСЛОВА

В 1890 - 1910-х годах Суслов занимался и архитектурно-строительной практикой; она не заняла большого места в его деятельности, но интересна как попытка творчески использовать в новом строительстве традиции древнерусского зодчества.

На первый взгляд Суслов-архитектор кажется типичным мастером «русского стиля»: атрибуты последнего - шатры, главки небогато декорированных шейках, крылечки со столбами-кувшинами, тройные арки с висячими серьгами встречаются почти во всех его проектах. Порой он не может преодолеть противоречий, свойственных эклектике, например, строит композицию на основе жесткой симметрии плана, присущей классицизму (павильон Кустарного отдела на Всероссийской Нижегородской выставке 1896 года и конкурсный проект здания Государственной думы). Однако своим творчеством Суслов не утверждал, а разрушал «русский стиль», который он осуждал за «бесстильность» и «мещанский пошиб». Глубоко преданный народному зодчеству, он был весьма осторожен в вопросе использования традиций. «Излишнее увлечение, как и излишние сомнения на пути такого вопроса вредят делу, - говорил он на III съезде русских зодчих. - Мы еще, строго говоря, не имеем должной оценки наших памятников древнего зодчества, а потому, мне кажется, останавливаться на вопросе, каким путем должно идти его современное развитие, несколько преждевременно. Следует сначала изучить его формы, проследить их внутреннюю жизнь и тогда, прислушиваясь к современным требованиям, можно уже… ожидать дальнейшего истинного направления русской архитектуры».

Аналитический подход к истории зодчества, рационализм предопределили специфику творческого метода Суслова.



Церковь в Екатеринославской губ. (Днепропетровская обл.). Проект 1916 г.


Характер архитектуры своих произведений Суслов оценивал как «русский и отечественный», усматривая в этом «возможно большее выражение принципиальных сторон русского зодчества и возможно меньшее точное повторение древних архитектурных форм…; согласование внешних и внутренних сторон… как в общей художественной группировке, так и в конструктивных частях;… полное устранение фальшивых частей сооружения и непроизводительных пространств» [16]. Эти принципы Суслов пытался последовательно реализовать в своих проектах и постройках, уделяя большое внимание функциональной стороне сооружений и особенно - их конструктивной разработке. Архитектурные элементы, включаемые им в композицию, как правило, имеют конструктивный смысл. Примером может служить церковь в с. Воскресенском-Чертове близ Переславля-Залесского; она имеет кубический объем, окруженный одноэтажной галереей и увенчанный восьмигранным кирпичным шатром с главкою. Углы здания, заполненные помещениями лестниц, ризницы и пр., образовали пилоны, способствующие устойчивости шатра, и увенчаны главками. В современной Суслову архитектурной практике широко применялись деревянные чердачные конструкции в каменных зданиях, но здесь архитектор постарался их исключить, как нетипичные для древнего храмового зодчества; церковь имеет посводное покрытие, и ее внешний облик полностью соответствует структуре внутреннего пространства.

Некоторые проекты Суслова представляют собой мастерские стилизации на темы народного зодчества.

Деревянная церковь в Бахмутском уезде Екатеринославской губернии (ныне Днепропетровская обл.), которуюСуслов проектирует в комплексе с колокольней, домом священника и оградой (явная реминисценция его северных впечатлений), свидетельствует о том, что Суслов стремится к сложной композиции объемов своих произведений, к причудливому силуэту; здесь он верен традициям деревянного зодчества и любимой им каменной архитектуры XVI - XVII веков.

Церковь в Воскресенском-Чертове перекликается своими формами с архитектурными памятниками владимирского края XVII века; в проекте маленькой бесстолпной церкви с восьмигранной башенкой и звонницей над западной стеной угадываются характерные приемы нарышкинского барокко.



Церковь в Саратовской губ. Проект. 1916 г.


Как видно, Суслов-архитектор не всегда верен собственному принципу: «возможно меньшее повторение древних архитектурных форм»; однако в ряде случаев он не копирует образцы, а скорее занимается изобретением новой формы традиционных элементов, никогда не выходя, впрочем, за пределы их конструктивного значения. В этих поисках Суслов был близок к методам модерна; церковь, построенная им в деревне Федино близ города Бронницы под Москвой, - любопытный пример архитектуры этого направления.

Таким образом, в творческой практике Суслова отразились сложные и противоречивые искания, свойственные русской архитектуре рубежа XIX - XX веков.



Дача В. В. Суслова в Мельничном Ручье под Петербургом. 1902 г. Не сохранилась


Мастерство Суслова формировалось в период эклектических стилизаций; в лучших своих работах он, тем не менее, приближается к новейшему рационалистическому направлению современной ему архитектуры. Об этом свидетельствует тектоническая ясность его проектов и построек, особенно заметная в тех случаях, когда автора не связывала воля заказчика; примером тому может служить собственная дача Суслова под Петербургом - одна из интереснейших построек архитектора.


ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ. ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ ЖИЗНИ


В 1902 году Суслов был избран профессором архитектурных классов Академии художеств, началась его педагогическая деятельность, отмеченная присущим ученому энтузиазмом и заинтересованностью.

В основе педагогического метода Суслова лежало стремление дать студентам целостное представление об архитектуре - об ее истории, связи с другими видами искусств, стилевых закономерностях, о рациональных принципах, на которых она должна строиться. Именно с этой целью он, придя в Академию, предпринял реорганизацию орнаментального класса, представлявшего собой коллекции слепков с архитектурных деталей и орнаментов, которые студенты копировали, не вникая в их композиционные и стилевые особенности. Владимир Васильевич предложил пополнить коллекцию с тем, чтобы она давала последовательную картину истории архитектуры. Дополнить ее должны были фотографии памятников, детали которых представлены в отливках. Не встретив поддержки у академического начальства, ученый сам взялся за эту работу; преобразованный им класс пользовался большой популярностью у студентов, особенно понятной, если вспомнить, что лекции по истории архитектуры не сопровождались тогда демонстрацией таблиц или диапозитивов.

Восполнил Суслов и другой пробел академической программы - он начал читать курс по истории русского искусства, составив первую в России программу этого курса; в лекциях Владимир Васильевич касался широкого круга вопросов - от истории зодчества до живописи, книжной графики и прикладного искусства.

Студенческой аудитории Суслов отдавал весь свой богатый опыт, учил будущих архитекторов любить русскую архитектуру и постигать ее суть. Ученики тепло и с уважением вспоминают своего учителя. «Владимир Васильевич по отношению к студентам являлся единственным из профессоров Академии, который отдавал им много времени и стремился постоянно передать свои знания по русской архитектуре… Нельзя не отметить, что он был единственным из академических профессоров, который не побоялся появляться на студенческих сходках 1905 года и на публичных митингах, которые организовывались в стенах Академии художеств», - вспоминал профессор Н. Б. Бакланов [101].

Архитектор Д. В. Разов вспоминал Академию 1900-х годов: «Это был период, когда из стен Академии художеств вышли известные мастера архитектуры, начиная с И. А. Фомина, до плеяды Руднева, Гельфрейха, Штальберга. Все они коснулись культуры, над которой трудился Владимир Васильевич. С каким-то достойным уважением, сказал бы больше, с любовью относились к Владимиру Васильевичу все, кому было дорого наследие русского зодчества… Академическая молодежь инстинктивно оценила большой культурный вклад, бережно собранный им… С большим вниманием Владимир Васильевич, сидя за ученическими столами в циркульном зале музея Академии, излагал по обмерам сущность архитектурной композиции… мы это слышали первый раз, об этом редко кто заикался в Академии художеств… Он много говорил о происхождении каменных форм нашего наследия, о связи их с деревянными…

Не об одних архитектурных формах заботился Владимир Васильевич…но и о конструкциях, которыми обусловливалась эта форма: образование сводов, происхождение шатра или главки, их материал, их специфическое членение как в камне, так и в дереве…Такие…примеры мы запоминали надолго, на всю жизнь» [102].

1902 - 1917 годы - время сравнительно спокойной, оседлой жизни, связанной с Академией. Теперь у Суслова есть семья - в 1902 году он женился на бестужевке Л. Н. Кострицыной, сложился домашний круг друзей. По средам у него собираются художники А. И. Куинджи, А. И. Корзухин, Г. Г. Мясоедов, В. Е. Маковский, А. Н. Новоскольцев, поэт К. К. Случевский, юрист А. Ф. Кони, композитор А. К. Лядов. Устраиваются музыкальные и литературные вечера - Суслов любил музыку, у него был превосходный голос, он нередко выступал в любительских концертах.

Он по-прежнему ведет научную работу. В 1907 году Владимир Васильевич предпринимает археологическое исследование античных памятников Крыма и готовит монографию на эту тему (рукопись хранится в Музее Академии художеств). Завершен «Обзор древнего деревянного дела на Руси», готовятся к изданию материалы по реставрации новгородского Софийского собора.

В эти же годы Суслов получил приглашение от И. Э. Грабаря участвовать в подготовке «Истории русского искусства». Ученый предоставил в распоряжение авторского коллектива свои материалы, но сам писать «за старостью» отказался [45]. В этом издании перу Суслова принадлежит небольшая статья «Деревянное зодчество Сибири».

Кроме работы над научными изданиями, Владимир Васильевич участвовал в ряде комиссий и советов *, занимался проектной практикой.

[* С 1897 г. - член Совета Академии; 1909 - 1910 гг. - член комиссии по реставрации Успенского собора в Москве; с 1900 г. - член техническо-художественного совета по Исаакиевскому собору; 1913 - 1916 гг. - член комиссии по постройке «Федоровского городка» в Царском Селе и т. д.]


После Великой Октябрьской социалистической революции Суслов был назначен заведующим архитектурной секцией Отдела по охране, учету и регистрации памятников искусства и старины при Наркомпросе РСФСР. В 1921 году он выехал с группой специалистов в свою последнюю экспедицию в Поволжье для обследования памятников архитектуры. Однако тяжелая болезнь прервала эту работу: смертельно больной, он продиктовал свои воспоминания, отрывки из которых использованы в этой работе. В Хвалынске в августе 1921 года Суслов скончался.

Таковы страницы жизни и творчества этого неутомимого труженика, всей душой преданного русскому искусству и внесшего столь заметный вклад в дело создания его истории, его оценки и сохранения.


Суслов-реставратор


«Все выводы, основанные на изучении памятников искусства, как и вообще всех образных остатков древности, имеют тем большую цену, что опираются на наглядные примеры, на действительность, как бы воскрешающуюся перед нашими глазами…»

В. В. Суслов


Реставрационное дело в России до середины XIX века не имело сколько-нибудь существенного опыта и ограничивалось консервацией небольшого числа памятников архитектуры. В 1850 - 1860 годы проводится ряд реставраций, целью которых было, помимо сохранения историко-мемориального значения памятника, «улучшение» его художественного облика путем произвольных перестроек и дополнений. Например, при восстановлении палат бояр Романовых в Москве Ф. Ф. Рихтер только на основании аналогов надстроил верхний этаж, пристроил к дому уже отсутствовавшее крыльцо и придал фасаду новую отделку [54].

Становление научного метода реставрации в России в последней трети XIX века связывается в современной литературе [53, 54] с именами Н. В. Никитина, И. Е. Забелина, Н. В. Султанова, А. М. Пав-линова; эти ученые требовали тщательного археологического исследования памятников, максимального сохранения всего, имеющего историко-научную ценность. Однако на практике в реставрациях этого периода широко использовались аналоги и недостаточно обоснованные гипотезы, что приближало эти работы к так называемому «стилистическому» методу реставрации, имеющему целью воссоздание «целостного» облика памятника и отвергаемому ныне за антинаучность *. Примером может служить реставрация угличского дворца царевича Дмитрия (1890-е годы, архитектор Н. В. Султанов), когда было пристроено не существовавшее ранее крыльцо, обновлен декор и некоторые детали [84], или замена подлинного крыльца XVII века подделкой под XII век в Успенском соборе во Владимире [54]. [* Основоположник стилистического метода Виолле ле Дюк писал: «Реставрировать здание - это не значит его поддерживать, чинить или восстанавливать его прочность; это значит восстанавливать его в законченном виде, который, возможно, никогда реально не существовал» [54].]

Обобщив опыт реставрационного дела в России, Суслов сумел избежать ошибок своих предшественников, явившись, по существу, основоположником современного (аналитического) метода научной реставрации памятников архитектуры. Он оказал большое влияние на развитие реставрационного дела конца XIX - начала XX века. Круг специалистов-реставраторов в те годы был очень узок, и взгляды Суслова были, конечно, известны его коллегам.


Концепции Суслова отразились, например, в работах крупнейшего реставратора П. П. Покрышкина - последователя и, в ряде случаев, исполнителя проектов Суслова. Учеником Суслова был и известный советский реставратор К. К. Романов.

Значение деятельности Суслова как реставратора еще должным образом не оценено [53, 54]. Причина этого в том, что его работы в области реставрации либо неизвестны, либо получили неверное освещение; некоторые реставрации остались незавершенными, и, наконец, Суслов не опубликовал ни одной работы, обобщающей его методику. Однако архивные материалы (докладные записки Суслова, заключения по экспертизам, отчеты по исследованиям и производству работ, кроки и чертежи) позволяют восполнить этот пробел и получить представление о сусловских реставрациях, о методе и взглядах ученого. В чем же состоял его метод?


ИССЛЕДОВАНИЯ


Георгиевский собор в Юрьеве-Польском. Обмер 1887 г.


Работы начинались с полной фиксации памятника в существующем виде. К ней относились описание, фотофиксация и архитектурные обмеры здания, подкрепляемые подробными зарисовками деталей. Затем Суслов проводил широкий комплекс работ по раскрытию памятника путем зондажей кладки или штукатурки, называемых им разведками, шурфов (раскопов), снятия поздних кровель и т. д. Полученные данные подробно фиксировались. Таким образом, выяснялись первоначальная композиция здания, последовательность его перестроек, архитектурные и конструктивные особенности, специфика строительной техники. В дневниках и отчетах отмечалось техническое состояние конструкций, Владимир Васильевич считал целесообразным исследование строительных материалов древних зданий химическими способами; с этой целью он собирал коллекцию образцов кладки и растворов.



Церковь Спаса-Нередицы близ Новгорода. Кроки. 1898 г.


К периоду исследований относился анализ письменных источников (летописей и церковных записей), подбор аналогов и изучение древних изображений памятников.

Комплекс этих работ дополнялся изучением стенописи.

Приведем в качестве примера перечень работ по исследованию церкви Спаса-Нередицы (с некоторыми сокращениями).

«1. Кругом всей церкви откопан фундамент до глубины 2,5 - 3 аршина. При этом в 32 ямах произведены наблюдения над состоянием основания храма и занесены на рисунки обмерами все детали (характер кладки, состояние ее, древние формы, места сохранившейся штукатурки и др.)…

2. Для разных разведок отбита кругом штукатурка около всех окон храма и все ветхие части штукатурки на гладких поверхностях стен. При этом обнаружены позднейшие заделки древних окон, характер кладки, состояние перемычек, способ кладки стен и их обветшалость…

3. С наружной стороны барабана отбита частями штукатурка и сделана разведка карниза (с пробивкою кладки). Обнаружено состояние стен, заделки древних окон и формы древнего карниза барабана…

4. Со сводов церкви удален мусор… для точного определения высот сводов, их формы и ветхости кладки…

5. Подобные тщательные расследования во всех остальных чердачных помещениях…

6. Внутри церкви произведено 12 окопок стен и столбов для обнаружения древнего пола, престола, древней живописи, штукатурки, первоначальных ширин дверей, состояния стен и фундаментов» [88].


ПРОЕКТ РЕСТАВРАЦИИ

После первоначального обследования Суслов составлял предварительный проект реставрации, который являлся в известной мере гипотезой и служил основанием для дальнейших исследований *. Иногда чертежи представляли собой совмещение обмера и графической реконструкции здания, иногда последнюю в прямом смысле этого слова. В крупных работах, например по Софийскому собору, по мере появления новых натурных данных Суслов делает варианты проектных предложений. Непременную часть проекта составляла подробная пояснительная записка и смета. [* Так, проект реставрации Софийского собора Суслов сопроводил следующим замечанием: «Представляемый мною проект не претендует на безусловное выполнение его в натуре, ибо некоторые части желательно проверить, а другие (предположительного характера) подтвердить новыми разведками» [79].]

Одной из основных проблем реставрации является вопрос, на какой из периодов существования памятника следует ориентироваться при его восстановлении, т. е. в какой мере учитывать изменения в его облике, происшедшие за время существования памятника.

Считая в идеале желательным восстановление памятников «в древнем» или «в первоначальном» виде, Владимир Васильевич, как следует из его проектов и записок, отнюдь не ставил такой задачи в каждом случае. Слом поздних пристроек он настоятельно рекомендовал только в тех случаях, когда они обезображивают памятник **. Если же поздние добавления в силу своей древности и органичности составляли неотъемлемую часть памятника, если они обладали исторической и художественной ценностью, - тогда Суслов оставлял здание в том виде, в каком оно сохранилось, ограничивая реставрацию укреплением конструкций и воссозданием отдельных достоверных элементов. [** «Новые пристройки… особенно колокольня, примыкающая к западной паперти, закрывают все богатство храма и… уродуют его», - писал Суслов по поводу Георгиевского собора в Юрьеве-Польском, предлагая снос части пристроек, осуществленный впоследствии [80].]

Так, при рассмотрении вопроса о ремонте церкви св. Петра и Павла в Новгороде на заседании Археологической комиссии было высказано мнение, что церковь первоначально была одноэтажной, и рекомендовано при реставрации снять второй этаж. Однако Суслов, осмотрев храм, решительно оспорил мнение комиссии: «Очень возможно, что церковь строилась одноэтажною, но во всяком случае существующий ныне второй этаж также весьма древний и может быть приурочен по летописям к XVI столетию». Если это подтвердится исследованиями, заключает он, «то представится новый вопрос - уничтожать ли то, что уже также освящено временем и представляется… интересным» [89]. Тот же принцип реализован ученым в осуществленных им реставрациях и прежде всего - в новгородском Софийском соборе.

Вопреки позиции «стилистов», Суслов с большой осторожностью подходил к восстановлению утраченных деталей, каждый раз отыскивая для него научные обоснования. Об этом он со всей определенностью высказался по поводу работ в смоленском кремле: «Я полагал бы желательным избегать без положительных данных как восстановления всех архитектурных деталей в древний вид, так и заделки частей, которые несли известное назначение при сооружении крепостной стены, относящееся до сохранения в стенах и башнях научных и художественных данных» [81].

Известны единичные случаи, когда Владимир Васильевич прибегал к аналогам (например, детали в проекте реставрации собора Мирожского монастыря в Пскове). Для нормального функционирования здания или в случае его приспособления к совершенно новому назначению он допускал возможность пристройки, но ставил при этом ряд условий: новые элементы здания должны быть отчетливо выражены в его композиции *, изменения следует вносить без потери устойчивости и художественного вида памятника; остатки древнего сооружения могут быть включены в новое здание, но так, чтобы они «были доступны для каких-либо последующих изысканий» [82]. [* Например, разрешая устройство водопроводного бака в Евстафьевской башне смоленского кремля, он предписывает «пролеты между зубцами заложить не в уровень наружной и внутренней плоскостей зубцов» ради сохранения очертаний древней кладки [81].]


ПРОИЗВОДСТВО РАБОТ

В процессе производства работ Суслов иногда использовал подлинные древние материалы (например, в Федоровской часовне); применяя же новый материал, он не имитировал древний. Так, современные исследования реставрированного им собора в Переслав-ле-Залесском показали, что можно легко отличить старые и новые камни (т. е. древние и замененные Сусловым), так как камень реставрированных частей по цвету и фактуре отличается от новых частей [75]. Как правило, он осторожно восстанавливал древние своды и стены и только в случае их крайней ветхости прибегал к перекладке (Федоровская часовня, собор св. Софии в Новгороде). Все остатки древних архитектурных форм, все находки Суслов тщательно сохранял или выявлял. В новгородской Софии он, оставляя под полом обнаруженные им остатки древнего престола, заключил их в кирпичную камеру *. Там же, обнаружив в пилонах каналы от истлевших древних деревянных связей в основаниях арок и заделав снаружи их выходы, Суслов обозначил места заделок цветными квадратиками **.

[* В настоящее время после вскрытия камеры представилась возможность реставрации престола.

** Исследования Г. М. Штендера.]


КОНСЕРВАЦИЯ ПАМЯТНИКОВ

Сохранение памятников от дальнейшего разрушения, называемое в наши дни консервацией, Суслов рекомендовал в тех случаях, когда отпущенные заказчиком средства были недостаточны для реставрации. Примером могут служить решения, предложенные им по сохранению развалин Старо-Ладожской крепости, где Владимир Васильевич рекомендовал подвести кирпичные арки и своды под разрушающиеся древние конструкции, заложить наружные отверстия, выровнять каменную кладку стен, организовать стоки и как самое радикальное средство предохранения от атмосферных воздействий - накрыть стены крышами [92].


* * *

История реставраторской деятельности Суслова - это история непрерывной борьбы ученого с заказчиками, не понимавшими ни значения памятников, ни целей реставрации, и с Археологической комиссией, в которой господствовал чиновничий подход к делу.

При оценке работ Суслова необходимо помнить, что он реставрировал преимущественно церкви; реставрация велась исключительно на средства и по заказам церковной администрации, что ставило ряд жестких ограничений. В первую очередь требовалось обеспечить «благолепие» храма. Категоричностью заказа, поддержанного, как правило, Археологической комиссией, можно объяснить те шаги, которые Владимир Васильевич был вынужден предпринимать при исполнении внутреннего убранства храмов и за которые его упрекают современные ученые. Сохранившиеся документы показывают, насколько мало считался ученый с этими требованиями и какие серьезные конфликты возникали на этой почве - вплоть до прекращения работ и отстранения Суслова.

Практика научной реставрации наших дней широко использует принципы и приемы, которые разработал и применял В. В. Суслов. Полностью воспринята, например, методика исследований, если не считать упорядочения обмерной документации и внедрения методов, рожденных научно-техническим прогрессом (фотограмметрия в обмерах, радиоуглеродный анализ и пр.). Не устарели и основы сусловского метода восстановления памятников как на стадии составления проектов, так и в процессе производства работ. Наконец, советские реставраторы, продолжая изучение и восстановление древних зданий в Новгороде, Переславле-Залесском, Юрьеве-Польском, Старой Ладоге, Пскове и других городах, - постоянно обращаются к сусловскому фонду записей и чертежей. Наследие Суслова, несмотря на почти вековую давность, сохранило свою научную ценность.



Федоровская часовня близ Переспавля-Залесского.



Проект реставрации. 1888 г. фасад; план


* * *

Рассмотрим основные работы Владимира Васильевича Суслова в области реставрации.

Первую работу (реставрацию Федоровской часовни близ Переславля-Залесского) Суслов осуществил в 1888 - 1889 годах. Часовня, построенная в XVII веке, представляла собой квадратную в плане беседку, четыре кувшинообразных столба которой несли восьмигранный кирпичный шатер, покоящийся на восьмигранном же основании. Часовня была сильно повреждена: шатер покосился и местами выкрошился, свод дал трещины и отделился от подпружных арок. Сначала Суслов предполагал починить шатер без разборки, однако исследования показали, что шатер был полый; в его конструкции использовались деревянные детали - бревенчатая клетка в основании, стойка высотой более 8 метров, опиравшаяся на крестовину в уровне этой клетки, и три яруса связей. Деревянные связи сгнили, отчего шатер дал трещины, а стойка, несущая крест, опустилась и давила на свод.

При реставрации шатер был разобран и выложен заново, переложены разрушенные двойные арочки между столбами. Остальные элементы Суслов реставрировал осторожно, заменяя разрушенные кирпичи по мере надобности. Основание шатра и верх часовни на уровне карниза были укреплены скрытыми железными связями, убраны парапеты между столбами, покосившийся древний пол оставлен нетронутым, уровень же земли вокруг часовни понижен до первоначального [83]. Для реставрации был использован подлинный старинный кирпич *. [* От Никитской часовни близ Переславля-Залесского. Суслов обследовал ее в 1888 г., добился разрешения и средств на реставрацию [83], но часовня рухнула за несколько дней до начала работ. Керамические детали Суслов, обмерив, передал на хранение в Никитский монастырь. Обмер часовни опубликован [13, вып. 1].]

Одновременно Суслов исследовал и реставрировал церковь Петра-Митрополита в Переславле-Залесском (XVI в.), сильно искаженную позднейшими переделками. Двухэтажный каменный храм, в плане имеющий форму греческого креста и увенчанный восьмигранным барабаном под шатром, три закомары с посводным покрытием на фасадах и ряд кокошников у основания шатра, на которые спускаются отливы кровли, - таким предстал памятник после его реставрации. Судя по проекту, Суслов предполагал также раскрыть галерею второго этажа, но она осталась застекленной.

В 1889 году Суслов приступил к реставрации Спасо-Преображенского собора в Переславле-Залесском. Старейший из сохранившихся памятников зодчества Владимиро-Суздальской Руси, заложенный в 1152 году, за семь веков был сильно искажен: поднялся уровень пола, изменена была форма главы, растесаны или заложены проемы. В соборе сохранились остатки стенописи XII века.

На основании первоначальных исследований Суслов предполагал разобрать позднюю пристройку у западной стены, понизить уровень пола и земли снаружи, восстановить в древнем виде все оконные проемы, очистить белокаменные стены от многочисленных слоев краски, реставрировать кладку стен.

Были намечены и дальнейшие исследования. Во-первых, ученого заинтересовал дверной проем в северо-западном углу храма на уровне хоров; возникла гипотеза, что к стене храма некогда примыкала пристройка с лестницей, по которой поднимались на хоры, - следовало произвести раскоп в поисках фундамента пристройки **. [** Суслов этой разведки сделать не успел. Исследования наших дней показали отсутствие фундамента, что позволило предложить другую гипотезу: на хоры храма попадали через переход из соседнего княжеского терема [61]. Вторая гипотеза касалась главы собора: Суслов предполагал, что в древности она имела посводное покрытие, и для обнаружения его следов намеревался вскрыть луковичную главу.

Реставрационные работы Владимир Васильевич вел с перерывами до 1893 года. Условия были трудными: поскольку средства на реставрацию предоставил причт, церковный староста - полуграмотный купец вмешивался в решение технических вопросов, нарушал условные сроки, задерживал оплату работы. Все это привело к тому, что в 1893 году Суслов отказался от руководства реставрацией. «Право, чаша переполнена, - писал он, - и материальные отношения стали невозможны» [85].



Церковь Петра-Митрополита в Переславле-Залесском. Проект реставрации. 1889 г.


Проведенные В. В. Сусловым работы далеко не отвечали намеченному плану и свелись к ремонту стен, понижению уровня пола, к замене ветхого иконостаса * мраморной алтарной преградой, снятию остатков фресок и новой росписи храма**.

[* Иконостас грозил падением; к тому же он был сделан для другой церкви, а в Спасский собор перенесен позднее и собран там как попало.]

[** Суслов предложил расписать стены храма орнаментальной живописью, вопреки заказу и решению Археологической комиссии, которая предлагала «совершенно расписать весь храм внутри изображениями святых, что было бы согласно со стилем и характером реставрируемого памятника» [85].]


Е. В. Михайловский утверждает, что древняя роспись «была снята со стен как несоответствующая новому отреставрированному виду собора» [54]. Однако это не так. Фресковая живопись XII века сохранилась в средней западной части собора под хорами и представляла, как указано в отчете Суслова, «некоторые сюжеты из Страшного суда и отрывки орнаментальных украшений». Кроме того, сохранились остатки росписи в виде белых завес в алтарной абсиде. Вся остальная живопись была давно уничтожена вместе со штукатуркой; обнажилась каменная кладка стен. Фрески были в плохом состоянии: краски поблекли, погибли многие части изображений. Несмотря на это Суслов включил их сохранение в план реставрационных работ: фрески предполагалось оставить на месте.

Вопрос о снятии фресок возник в начале производства работ, когда обнаружилось, что они большей частью совершенно отстали от стены, а местами их рассекают трещины. Сохранить фрески было невозможно (метод укрепления отстающей штукатурки инъецированием разработан был много позже). Суслов предлагает снять фрески со стены и передать их на хранение в музей, сделав предварительно копии. Академик Г. И. Котов, командированный в Переславль Археологической комиссией, подтвердил правильность этого решения; так начался первый в России опыт снятия стенописи вместе со штукатуркой.

Суслов разработал методику работ: снятые по кускам фрески складывают по рисунку, оклеивают по лицевой стороне холстом, затем переносят в специальные ящики «лицом» вниз и заливают алебастром; влага от раствора отмачивает клей, и холст легко снимается. Опытный образец - два фрагмента стенописи - Суслов отвез в Исторический музей, где они ныне и хранятся. Остальное спасти не удалось: причт отказался дать средства на укрепление снятых фресок, не дал денег и обер-прокурор Синода Победоносцев. Напрасно предупреждал Суслов о возможной гибели фресок. Ни Исторический музей, ни Академия художеств не приняли снятые фрески на хранение. «По маловместимости древлехранилища» от них отказался и владимирский архиепископ, «к просвещенному участию» которого взывала Археологическая комиссия. В 1895 году присланный им чиновник констатировал, что фрески обратились в мусор.

Так погибли «редчайшие подлинники давно забытой нами школы Византийского иконописания», как оценивал их Суслов.

Большую научную ценность имеют проведенные Сусловым исследования Спасо-Преображенского собора Мирожского монастыря во Пскове.

Построенный в 1156 году, этот собор известен своими фресками и необычной для русских церквей композицией; в основу его плана положен равноконечный крест. Истоками этой композиции Суслов считал крестовые храмы Византии, однако допускал, что форма собора не заимствована непосредственно от византийских (корсунских) образцов, а воспроизводит объемную форму деревянной крещатой церкви [77].

В 1888 году В. В. Суслов завершил первый этап обследования собора - обмеры, фотофиксацию, изучение церковных записей и литературных источников, выборочное снятие штукатурки на фасадах и частичную расчистку фресок. Археологическая комиссия одобрила представленные ученым предварительные соображения по реставрации собора, отметив их научную обоснованность.

Данные, полученные в ходе исследований, позволили Суслову сделать ряд важных заключений [83]. Он установил, что паперть собора - пристройка более позднего времени *; притвор построен не раньше XIV века, о чем свидетельствуют заложенные окна в западной стене, несомненно, одновременные с постройкой храма, различие в манере стенописи притвора и храма, швы в местах примыкания стен. Покрытие притвора неоднократно менялось - вместо трех фронтонов, изображенных на иконе Псково-Печерского монастыря 1591 года, была сделана сначала двускатная, затем - односкатная кровля. В XVII столетии на стене паперти была надстроена звонница, верхние камеры (хоры) над западными углами церкви также сооружены позднее основного объема (эта перестройка изображена на той же иконе XVI века) **. Зондаж в средней верхней части западной стены и в нижней части барабана позволил Суслову установить древний характер покрытия ветвей креста - «посводно с переломами» (отливами). Часть древних проемов впоследствии была переложена, другие - растесаны, их форма изменена.

Исследования позволили Суслову определить первоначальную композицию древнего храма: это был высокий, крестообразный в плане объем с низкими пристройками в углах. Собор был оштукатурен сразу же после его сооружения ***. Ветви креста имели по-сводное покрытие, а глава несла полусферический шлем, имеющий небольшое повышение в центре. [* На обмере паперть не показана. ** Суслов затрудняется датировать эту перестройку. Ю. П. Спегальский датирует надстройку хоров XII веком [65].

[*** «Полосатая кладка стен из рядов камня и кирпича имеет здесь слишком неправильный характер, чтобы ее можно было оставить открытой», - писал В. В. Суслов.]

Таким представлен собор Мирожского монастыря в предварительном проекте реставрации.

Неясно, считал ли Суслов на самом деле нужным разобрать притвор и хоры. Мнение о том, что собор обезображен позднейшими угловыми пристройками с западной стороны и что реставрация должна состоять в их сломке, было высказано Н. В. Султановым, а затем нашло отражение в постановлении Археологической комиссии. Однако, в записке и смете Суслова не говорится ни слова о необходимости разборки пристроек: он не был сторонником снятия поздних добавлений к памятнику, если они имеют историческую и художественную ценность. Вот почему есть основания считать предварительный проект реставрации Мирожского собора его графической реконструкцией, тем более, что проект был дан в двух вариантах.

В первом варианте собор имеет гипотетическую маленькую паперть с двускатной крышей; цилиндрический объем барабана начинается от верхних линий сводов креста и украшен арочным пояском; кровля - свинцовая на основном объеме и деревянная - над угловыми пристройками. Во втором варианте барабан поставлен на четырехгранное основание*, кровля - черепичная, а карниз барабана выполнен в виде небольшого зубчатого пояска **.

[* «Последнего собственно не существует на чердаке церкви, - писал Суслов, - но по всей окружности барабана в этом месте находится небольшая и неровная выемка в стене», которая могла быть остатком основания.]

[** Арочный карниз барабана, по мнению Суслова, «был сделан неодновременно с самим храмом», в древности же состоял «из сплошного плинта и двух рядов плитяной (или кирпичной) кладки с выступающими ребрами, как это обычно встречается в греческих церквах».]



Собор Спасо-Мирожского монастыря в Пскове. Обмер 1887 г. западный фасад; план


Суслов предложил также гипотезу о характере заполнения окон барабана, по аналогии с церковью Спаса-Нередицы, в виде досок с прорезанными в них кружками, куда вставлялась слюда. Гипотезы Суслов строит осторожно, каждый раз отмечая: «эти мнения следует проверить тщательным сравнением кладки и материала», или: «вопрос этот выяснится после расчистки живописи».

В дополнение к проекту был составлен план дальнейших исследований, предполагавший новые зондажи, вскрытие кровли, шурфы внутри здания (в поисках подвала) и снаружи, расчистку фресок и т. д. Работы по этому плану Суслов начал в 1889 году. В течение лета была снята наружная штукатурка, разобраны иконостас, престол и каменные полы, снят насыпной слой под полами.



Собор Спасо-Мирожского монастыря в Пскове.



Проект реставрации 1888 г. южный фасад; западный фасад



Фреска «Успение богородицы». Прорись. 1893 г.


Снятие штукатурки выявило серьезные разрушения кладки собора, вызванные временем и растеской проемов. В плохом состоянии были своды, основания пилонов. Необходимо было начать работы по укреплению здания; но в это время, в связи с переменой академического начальства, производство работ было передано правительством в ведение церковной администрации. Обвинив реставратора в том, что он «разрушает храм», духовенство решило прекратить исследования и реставрацию и произвести простой ремонт. С горечью пишет Суслов, что работы не были завершены «по причине крайне различных взглядов лиц, влиявших на ход дела». Неумелый ремонт не давал никаких гарантий «от дальнейших порчей и, может быть, от окончательного разрушения».

Древняя стенопись была обнаружена в соборе в 1850-х годах. Суслову принадлежит честь ее раскрытия и первого исследования.

Владимир Васильевич делает важный вывод, относящийся к истории храма: по его мнению, живопись Мирожского собора, «судя по характеру письма и типам святых, была сделана греческими мастерами, между тем как самое построение храма… принадлежит русским мастерам» *.

[* В. Н. Лазарев, напротив, считает их «скорее всего работой местных художников, возможно, прошедших греческую выучку» [48]. НО. П. Спегальский, приписывая авторство местным мастерам, отмечает при этом отсутствие признаков, «по которым можно было бы отнести мирожские фрески к какой-либо из известных нам русских школ живописи того времени» [65].]


После расчистки фресок Археологическая комиссия, по предложению Суслова, обратилась к псковскому архиепископу с просьбой разрешить снятие калек и фотографий с фресок. Видимо, уже тогда встал вопрос о приведении стенописи в «благолепный» вид, потому что в этом же письме рекомендуется «оставить фрески в первоначальном их виде, лишь почистив их».

Однако в 1897 году фрески были «исправлены» приглашенной из Суздаля артелью живописцев Сафонова, грубо исказивших рисунок и колорит древней стенописи. Суслов с художником Фоминым успел, однако, скопировать все фрески на кальку (восемь из них - в цвете) и составить подробную схему их расположения. Одновременно он предупредил о необходимости принять серьезные меры по укреплению и охране фресок, но эти предложения не были реализованы.

Вспоминая работу в соборе Мирожского монастыря, Суслов писал: «Храм оказался… недоисследованным и в отношении стенописи - испорченным. Между тем этот памятник заслуживает тщательного изучения, крайне осторожной реставрации и полного опубликования в рисунках с надлежащим описанием» [96].

В 1898 году Суслов исследовал башню «Белая Вежа» в Каменец-Литовском и составил проект ее реставрации. Этот редкостный памятник древнего оборонного зодчества был построен во второй половине XIII века из трехцветного кирпича в виде цилиндрической башни-донжона, с окнами-бойницами и зубцами поверху. К концу XIX века башня нуждалась в реставрации.

Исследования показали, что культурный слой у башни составил около 2,5 метров и что сохранившиеся в нижнем ярусе своды имеют позднее происхождение.

В древности башня имела деревянные ярусы с приставными лестницами и лишь вверху - каменный свод с нервюрами. Проектом реставрации предусматривалось восстановление этих утраченных элементов, ремонт кладки стен и зубцов, восстановление формы искаженных переделками проемов. Балкон у дверного проема четвертого яруса, под которым сохранились два гнезда от заделки консолей, - гипотетическая реконструкция.

Реставрационных работ Суслов не вел; из-за отсутствия средств они были заменены консервацией и выборочным ремонтом, осуществленными П. П. Покрышкиным (с учетом сусловского проекта), а также снятием культурного слоя земли вокруг башни [90, 94].

В. В. Сусловым был выполнен также проект реставрации Спасо-Нередицкой церкви близ Новгорода. Этот прекрасный памятник давно интересовал ученого: анализ его композиции был сделан Владимиром Васильевичем еще в 1888 году в «Материалах к истории древней новгородско-псковской архитектуры». В 1898 году Археологическая комиссия, в связи с возникшей необходимостью ремонта храма, поручает Суслову его исследование. Вскоре Суслов представляет подробный отчет, кроки обмеров, 13 листов чертежей и смету к проекту реставрации [88].

Детальные и всесторонние исследования позволили Суслову разработать проект реставрации, каждое решение которого опиралось на установленные и проверенные факты. Проектом предусматривалось снятие культурного слоя вокруг церкви до 1 метра, понижение пола церкви до первоначального, починка обветшавших фундаментов, сводов, стен, перемычек и барабана, раскрытие старых проемов и заделка позднейших. Суслов счел необходимым устройство посводного покрытия (в смете подробно перечислены работы по снятию накладок стен, устройству отливов в пазухах сводов, устройству обрешетки по сводам и кровли).



Башня Белая Вежа в г. Каменец-Литовском.

Проект реставрации. 1898 г.


Исполнение работ было поручено П. П. Покрышкину - штатному архитектору Археологической комиссии [88]. В ходе работ Покрышкин почти полностью осуществил проект Суслова (кроме замены полов и снятия культурного слоя) *. «Вокруг этой реставрации… развернулась широкая дискуссия специалистов и общественности, открывшая дорогу победоносному развитию в дальнейшем аналитического метода реставрации на русской почве», - так оценивается ныне значение этой работы **.

[* Из отчета Покрышкина следует, что проведенные им работы точно совпадают с сусловской программой, вплоть до сметы [88].]

[** В книге Е. В. Михайловского «Реставрация памятников архитектуры» [54].]

Особое место в деятельности Суслова-реставратора занимают работы по реставрации собора св. Софии в Новгороде.

Эти работы вызвали большой интерес современников; они обсуждались на X, XI и XIV археологических съездах, освещались в печати. Реставрация собора была поручена Суслову в 1893 году новгородским епископом, который финансировал и отчасти контролировал работы; контроль осуществляла также и Археологическая комиссия.

Первоначальный заказ предусматривал убранство всех внутренних стен храма иконописной и орнаментальной росписью в стиле, соответствующем времени постройки Софийского собора, но впоследствии работа вылилась в капитальнейшее исследование и реставрацию храма. Помощником Суслова был П. Д. Дмитриев.



Собор св. Софии в Новгороде. Вид до реставрации. Фото И. Ф. Барщевского. 1885 г.


Работы в соборе продолжались в течение семи лет: в 1893 году были начаты исследования, в 1894 году - реставрация интерьера; одновременно в 1895 - 1896 годах был выполнен проект стенной росписи; в 1898 - 1900 годах велись исследования и реставрация наружных форм собора. «Дело это, - писал Суслов о наружной реставрации, - конечно, должно бы было предшествовать произведенной внутренней реставрации собора, но, к сожалению, задача для меня была поставлена обратно. Причиною тому служило то, что упорядочение внутренности собора являлось потребностью настоятельной, а восстановление внешних форм представлялось лишь желательным и поэтому откладывалось до выяснения денежных средств на окончание всех работ» [79]. Следует добавить, что к моменту вступления Суслова в должность главного архитектора собора были начаты работы по устройству отопления, вентиляции, дверных и оконных заполнений. Все это, вместе с постоянным вмешательством заказчика, осложняло работу.

Новгородский Софийский собор был построен в 1040 - 1050 годах; как памятник русского зодчества он имеет мировое значение. Этот громадный пятинефный храм за восемь с половиной веков существования много раз достраивался и переделывался. Были застроены открытые галереи, окружавшие основной объем, повышен уровень древнего пола, уменьшены или заложены окна. Изменилась также форма куполов и покрытие храма. Кладка обветшала и местами разрушилась, для устойчивости стен были возведены мощные контрфорсы, исказившие объемную композицию. В 30-х годах XIX века была перестроена северная часть храма.

Исследования,начатые Сусловым, состояли в обмерах, изысканиях древней фресковой живописи, удалении позднейших закладок, под которыми скрывались древние формы. Под руководством Владимира Васильевича было сделано до полутораста раскопов (шурфов) внутри и снаружи собора. Им были собраны образцы строительного материала, изучены летописные свидетельства, рисунки средневековых путешественников по России.

О результатах исследования собора в газете «Правительственный вестник» сообщалось следующее: «Жатва научных данных к восстановлению храма была обильна. Под современным полом на глубине трех аршин было обнаружено: три пола (бетонный, мозаичный и изразцовый); основания трех расписных столбов по главным осям собора; остатки росписи стен, первоначальные широты внутренних арок и дверей с остатками перемычек; заделанные наружные двери и арки.

По внутренним стенам собора открыты: заделка световых проемов в алтаре, по разборке которой обнаружены на боках древние изображения святителей; тут же два ряда тройных окон, превращенных в один ряд; заделка парных окон под бывшими двойными арками, превращенными в одиночные. Полудуговые контрфорсные арки в южной паперти, одни заделанные наглухо, а другие с полукруглыми под ними арками; совершенно новые дверные отверстия и прочее. На хорах, по трем сторонам главного четырехугольника храма, оказались совершенно заделанными десять окон… Ниже этих окон обнаружены четырехугольные световые отверстия, выходящие в боковые пристройки. В башне…, где помещается круглая лестница, открыт целый ряд маленьких помещений в толще стен и несколько окон, выходящих в храм и извне в башню. Окна главного барабана заделаны на половину высоты вследствие подъема четырехскатной крыши над главными сводами. Окна малых барабанов частью были сужены и уменьшены наполовину и частью совершенно заделаны… Главы с их горизонтальным основанием - поздние, древняя форма их отвечала круглоте куполов, а основание расходилось по полукружиям в карнизе.



Главная четырехскатная крыша - также позднего происхождения. Более раннее покрытие было фронтонами над каждым сводом, а первоначальное - по самим сводам. По мере восстановления древних форм храма… обнаруживалась разрушенность стен, арок, сводов и столбов… подпружные арки, на которых зиждутся барабаны, лопнули, кладка опорных столбов была раздроблена, стена южной пристройки наклонилась до семи вершков;… большинство древних арок вследствие их древности лежали на вводных новых арках» [62].



Собор св. Софии в Новгороде. Обмер 1894 г. южный фасад; план; разрез



Исследование собора имело большое значение для науки. Десятый Археологический съезд констатировал, что «сделанные открытия вполне рассеяли гадательные сведения о храме… В большинстве случаев открытия явились крупной новостью в истории нашего зодчества» [72]. В частности, Суслов опроверг существовавшее ранее мнение, что первоначально было построено лишь центральное ядро собора, а окружающие его галереи - более поздние. Отметив «разные странности в устройстве помещений, окружающих главный четырехугольник храма (главным образом отсутствие должной перевязи в стенах)», Суслов предложил интересную гипотезу: «первый проект собора до его постройки не был окончательно выработан, и… верхние этажи пристройки были сделаны по окончании середины храма», но без перерыва в строительстве. Таким образом, «все боковые пристройки к собору, которые считались неодновременными со средней частью его, - построены одновременно, вследствие чего и в летописях не упоминается о их построении в отдельности» [79]. Эта гипотеза подтверждена современными исследованиями Г. М. Штендера.

Рассмотрим основные предложения В. В. Суслова по реставрации собора и их осуществление.

При составлении проекта Суслов поставил цель - «восстановление его в древнем виде». Однако этот принцип отнюдь не был догмой, и, стремясь к возможно полному восстановлению утраченных или искаженных древнейших форм, реставратор считает принципиально невозможным вернуть собору облик XI века. Он оценивает поздние пристройки и многие дополнения в композиции здания как памятники, заслуживающие сохранения в силу их древности и художественной ценности. Так были сохранены придел св. Иоакима и Анны, оставлены узорные обрамления проемов южной стены, относящиеся к XVII веку, и ряд других элементов позднейшего происхождения.

По окончании работ замечательный памятник древнего русского зодчества предстал во всем блеске своего строгого величия.

Была снята поздняя четырехскатная кровля основного объема собора, до половины закрывавшая окна барабанов. При устройстве ее нижнего края некогда были срублены части сводов собора, а также верхи закомар.

Опираясь на результаты зондажей, произведенных в уровне позднего горизонтального карниза, Суслов поставил вопрос о воссоздании посводного покрытия собора; в таком виде оно и было восстановлено. Причудливая линия полукруглых закомар и треугольных фронтонов, венчающих членения стен, сменила унылую горизонталь карниза поздней кровли. Снятие кровли позволило вернуть прежние пропорции мощным барабанам венчания.

Судя по проекту реставрации, Суслов предполагал восстановить древнее посводное шлемообразное покрытие куполов и древнюю форму завершения барабанов в виде полукруглых щипцов, на которые спускались отливы кровли. Однако, посводного покрытия глав Суслов не осуществил.



Собор св. Софии в Новгороде. Проект реставрации 1899 г. Восточный фасад


Некоторые архитектурные формы остались, по выражению Суслова, «гадательными» в силу недостаточности данных исследований. Реставратор, дав рекомендации, отметил их гипотетический характер. Речь идет о форме завершения стен восточной части северного и южного фасадов (параллельно полукоробовым сводам палаток), о форме венчания пилястр, об отметках верхов щипцов. Одновременно с реставрацией своды были утеплены слоем кирпича по войлоку с воздушной прослойкой и обмазкой поверху. Утолщение сводов вызвало появление поверх щипцов тонких карнизов из плит и зубчиков, фрагменты которых сохранились на некоторых фасадах.



Известную сложность представил вопрос о материале кровли. В заделках щипцов и в поздних облицовках стен были найдены черепичные плиты. Это вместе с аналогами дает Суслову основание считать, что первоначально собор был покрыт черепицей; поэтому в проекте реставрации одного из фасадов (восточного) он показывает черепичную кровлю.

На этом же листе изображена древняя фактура стен - без штукатурки, с нерегулярной кладкой из камня и кирпича, между которыми раствор притирался заподлицо с наружными камнями, облицовочными плитами и кирпичом. Таким образом, этот лист - графическая реконструкция первоначальной отделки собора (при сохранении поздней объемной композиции). В натуре собор отделан, как в середине XII века, т. е. оштукатурен и покрыт металлической кровлей (свинец заменен оцинкованным железом и золоченой медью). От обмазки нельзя было отказаться ввиду многочисленных заделок стен.

С папертей Суслов снял позднюю скатную крышу. В западной и северной папертях существенных работ не проводилось. Реставрация же южной, Мартириевской, паперти и ризницы представила большую сложность.



Собор св. Софии в Новгороде. Проект реставрации. 1899 г. аналитический чертеж; вариант проекта


Суслов установил, что ризница была вначале перекрыта продольным полу-коробовым сводом, опиравшимся на наружную стену, которая отклонилась вследствие распора свода. Это обстоятельство, видимо, еще в древности заставило переложить своды, придав им поперечное направление. При этом пришлось пожертвовать южными окнами собора и укрепить стену новой облицовкой и контрфорсами. Все это, вместе с неразрешенным вопросом о форме и высоте древних сводов, заставило Суслова сделать новые перекрытия в средней части пристройки по образцу поздних поперечных сводов, но с понижением шелыги. Контрфорсы и облицовку он разобрал; древние пяты сводов были сохранены в интерьере. Таким образом, Суслов в данном случае реставрирует ризницу на сравнительно поздний период ее существования.

Оконные и дверные проемы собора Суслов разделил на три группы: древние, XVI - XVII веков и начала XIX века. Далеко не все древние проемы могли быть восстановлены; так, обнаружены были четыре заложенных окна в западной верхней паперти, но раскрывать их было нельзя - этот участок стены снаружи имел роспись XVI века; входные двери и нижнее окно не могли быть реставрированы в связи с повышением уровня пола и т. д. Были раскрыты и исправлены: окна барабанов, 11 проемов в главном объеме храма, три лестничных окна, два на западном фасаде и одно (квадратное) - на южном. Остальные проемы оставлены без изменения, особенно те, что были сделаны в XVII веке. Невосстановленные древние окна Суслов показал в интерьере в виде ниш.

Настойчиво предлагал Владимир Васильевич восстановить три колонны в главном нефе, по осям храма, разломанные в конце XVII века; однако соборный причт не разрешил этой реставрации - колонны мешали бы проведению богослужений.

В остальном реставрационные работы состояли в осторожнейшем капитальном ремонте стен, сводов, перемычек, в расчистке и заделке трещин, в замене ветхих камней. Несколько особо ветхих сводов, главным образом в южной паперти, было переложено. С особой осторожностью починен обветшавший главный купол, на внутренней поверхности которого написана знаменитая фреска - Пантократор. Древние участки стен реставратор по возможности тщательно сохранял, позднейшие заделки разбирались только до границ древней кладки [10]. При реставрации Суслов использовал кирпич и новые для того времени материалы - цемент, железные перемычки взамен истлевших деревянных.



Собор св. Софии в Новгороде. Проект реставрации столпа по оси храма.


Собор был заново оштукатурен изнутри и снаружи цементным раствором. Допуская возможность в будущем новых исследований, Суслов указывал, что внутренняя штукатурка «может быть всегда уничтожена без ущерба для археологии» [87]. Однако современные исследования показали, что на деле результат оказался иным - цементный намет почти не поддается удалению. Что же касается внешней отделки, то проблема ее технического исполнения решена была Сусловым вполне целесообразно. Известно, что применение цемента для внешней штукатурки памятников недопустимо: цемент впитывает влагу, от которой разрушается кладка. В Софийском соборе поверх цементного слоя был сделан известковый намет; этот двойной слой обладает одновременно и высокой прочностью, и необходимой влагоустойчивостью *. [* Исследования Г. М. Штендера.]

Художественная же сторона отделки стен Софийского собора вызывает справедливые упреки: в ходе реставрации была утрачена неровная, живописная фактура стен, присущая древним новгородским памятникам, - утрачена, несмотря на то, что Суслов старался сохранить недостатки древней кладки собора, не приносящие ущерба его прочности. Как это ни парадоксально, но памятнику повредила высокая квалификация мастеров-отделочников, исполнявших работу.



Зондаж кладки. 1894 г.


Отдавая себе отчет в важности и научной ценности производимых работ, Суслов подробно освещал их в фиксационных чертежах, выполнявшихся по ходу зондажей, раскопов, разборок и реставрации. «Описывались и заносились на чертежи… не только главнейшие переделки слабых частей собора, но и все второстепенные и даже незначительные части, включая крупные трещины. Таким образом, в описаниях и чертежах хода работ в соборе имеется полная картина всего, что было открыто внутри храма до ремонта (включая предыдущие переделки со всеми поправками), и всего, что сделано по настоящее время», - писал Суслов [10]. Музей Академии художеств хранит около семи сотен листов этих чертежей и технические описания к крокам *.

[* Весь этот материал ученый подготовил к публикации. Археологическая комиссия намеревалась издать их, но ограничилась печатанием далеко не полных отчетов.]


* * *

Работа, связанная с росписью интерьера Софийского собора, - одна из самых трудных и сложных страниц в творческой биографии Суслова. Она до наших дней вызывает резкие нарекания в адрес ученого. «При реставрации 1893 - 1895 гг. были варварски уничтожены древние фрески, замененные уродливой живописью артели богомазов подрядчика Сафонова», - писал А. Монгайт [55]. М. К. Каргер утверждал, что «…фрагменты древней росписи… были варварски сбиты или закрыты цементной штукатуркой» [43].

Рассмотрим, однако, историю отделки интерьера собора и ту позицию, которую занимал в этом вопросе В. В. Суслов.

Фрески Софийского собора относятся к числу древнейших русских памятников монументальной живописи наряду с росписями Спаса-Нередицы, Мирожского собора, Георгиевского собора в Старой Ладоге. За восемь веков стенопись претерпела многочисленные дополнения, правки и переделки: только в течение XVIII - XIX веков она была «исправлена» пять раз.

К моменту начала работ, как указано в отчетах Суслова, «древний характер живописи выражался лишь в одном изображении Спасителя, находящемся в куполе главного барабана. Остальные изображения в барабане… лишь только напоминали общую древнюю композицию фигур. Самая же живопись была сделана клеевыми красками в стиле фряжского письма. Нижние части стен были покрыты новейшей росписью» [9].

Исследования штукатурного слоя показали, что внутренние стены после окончания строительства собора не имели сплошной штукатурки, древнейший розовый (цемяночный) слой раствора был только на сводах, арках и откосах. По розовой штукатурке в южной паперти были написаны древнейшие фрески, раскрытые Сусловым, - знаменитые изображения св. Константина и Елены. Второй слой штукатурки состоял из известкового слоя с примесью мякины; по нему выполнены раскрытые под поздней записью изображения пророков и ангелов в барабане, Оранты в алтарной абсиде, остатки фресок - в восточном и западном коробовых сводах, в Рождественском приделе, в Мартириевской паперти. Лучше всего сохранились фигуры пророков, остальные же фрески были обнаружены в крайне испорченном виде.



Собор св. Софии в Новгороде. Фреска «Пророк Давид». Фото. 1894 г.


Подробно описывая состояние каждой, Суслов пишет: «К сожалению, штукатурка большинства фресок отстала от стен и едва держится. Кроме того, фрески, подвергнувшиеся штукатурке, сплошь перепорчены преднамеренной насечкой на них… эти насечки так часты, что едва можно уловить контуры изображений». Почти совсем погибло изображение Оранты, изображение лица же ее было утрачено целиком - в этом месте была отремонтирована стена. На третьем, сравнительно позднем, слое штукатурки в главном куполе изображен Пантократор. Наконец, на больших участках стен была нанесена новейшая штукатурка.

Суслов датировал фреску «Константин и Елена» XI веком и остальные фрески - XII - XIII веками, Пантократора в куполе он считал более поздним * [52].

[* В. Н. Лазарев подтверждает датировку: фрески «Константин и Елена» - XI век, роспись в барабане - начало XII, Пантократор - не ранее XVI века [49].]

Свои исследования Суслов начал с копирования и фотофиксации фресок, а затем приступил к расчистке, методика которой подробно освещена в отчетах. В процессе исследований все фрагменты древней стенописи оставались неприкосновенными. Поздние записи и побелка после снятия копий осторожно смывались до древнего слоя. «В местах, где усматривалась древняя фресковая живопись, осторожно расследовались ее границы», затем соответственно удалялись наслоения. Зондажи штукатурки осуществлялись на участках стен, не покрытых фресками. Новейшую штукатурку снимали только до уровня розовой штукатурки, тщательно сохраняя последнюю для определения первоначального состояния стен. Мякинную штукатурку также оставляли неприкосновенной.

Все древние фрески были скопированы на прозрачном коленкоре в цвете. Сто листов этих копий представляют большую историко-художественную ценность.

После окончания исследования В. В. Суслов приступил к составлению проекта росписи собора, что было вызвано необходимостью приведения памятника в соответствие с его назначением того времени. Интерьер собора св. Софии, запущенный, грязный и темный, не удовлетворял требованиям культа; официальный заказ прямо требовал восстановления «благолепия» храма. «Новая живопись, - заключает ученый, - вызывается к жизни религиозными побуждениями». Существенно, что Суслов не считал эту работу реставрацией: во всех документах он называл ее «проектом стенной живописи», а после создания специальной Комиссии по реставрации стенописи новгородского Софийского собора решительно требует изменить название комиссии: «не по реставрации, а по воспроизведению новой стенописи».

В эту комиссию вошли архитекторы М. П. Боткин, М. Т. Преображенский, Н. В. Султанов и профессор духовной академии, знаток византийской живописи Н. В. Покровский. Обсуждение проекта росписи вылилось в длительную и резкую дискуссию; протоколы, сохранившиеся в архивах [87] и частично опубликованные [52], раскрывают и взгляды Суслова, и позицию его оппонентов, определившую, в конечном счете, результат дела.

Заказом была предписана роспись храма в «древнем стиле», согласно требованию «единства архитектурного и художественного облика памятника». Для Суслова эта стандартная для его времени формула была весьма условной, хотя он нередко пользовался ею. Владимир Васильевич понимал, что «войти в жизнь и искусство… отдаленной для нас эпохи невозможно до той степени, чтобы дать самостоятельные произведения, могущие казаться древними». Считая поэтому выбор манеры новой росписи вопросом, по существу, второстепенным, Суслов встает на путь прямого копирования лучших древних памятников - фресок Старо-Ладожского и Мирожского соборов, Нередицкой церкви. При этом он подчеркивал, что «для науки новая живопись (прямо подражательная) не может характеризовать ни эпохи искусства, ни общего уклада религиозных взглядов…, ни состояния техники».

Древние фрески Софии Суслов высоко ценил и называл «драгоценными»; при составлении проекта стенной росписи он учитывал необходимость их сохранения и реставрации *.

Для решения вопроса о фресках, безнадежно испорченных изъянами и насечками, он созвал специальную комиссию, которая решила ограничиться копированием остатков фресок в натуральную величину в красках, а затем распорядиться остатками фресок в зависимости от обстоятельств **. После этого часть фресок была снята и передана на хранение в Академию художеств, где они впоследствии погибли ***.

[* Сохранены были не только те фрески, которые покоились на абсолютно прочной основе, как указывает Е. В. Михайловский [54], фреска с Пантокра-тором, например, была укреплена на своде.]

[** Акт комиссии в составе Г. И. Котова, M. П. Преображенского, В. В. Суслова и представителей причта. - «Зодчий», 1894, № 11, 12.]

[*** Суслов упоминает о снятых изображениях Христа, неизвестной царицы и фигуры без головы в Рождественском приделе и остатках фресок в Мартириев-ской паперти [10].]


Документы свидетельствуют, что в ряде случаев фрески уничтожались под прямым давлением комиссии и вопреки воле ученого. «Уцелевший фрагмент сам по себе не представляет решительно никакой важности, ни художественной, ни иконографической, и без всякого ущерба для дела может быть оставлен без внимания», - возражает комиссия на предложение Суслова сохранить один из фрагментов.

Однако вернемся к проекту росписи. Суслов разработал схему ее размещения, подобрал материал для эскизов, которые были выполнены художниками Навозовым, Рябушкиным и Афанасьевым. Проект не удовлетворил комиссию прежде всего нарушением установленного порядка размещения росписей ****. Хотя в основу проекта был положен канон, Суслов, зная много примеров нарушения последнего в практике древней стенописи, весьма свободно к нему относился. «Недостаточная последовательность размещения сюжетов в древних храмах, - писал он, - составляла для меня мотив более основательный проектировать указанный сюжет, чем держаться… общего порядка изображений в идейном и хронологическом отношении, другими словами, я не хотел игнорировать остатки древних изображений». Такая вольность возмутила комиссию; эскизы, идущие вразрез с каноном, отвергались, даже если в их композицию были включены древние фрагменты. [****Традиционная роспись православных храмов теснейшим образом связывалась с богословской символикой и потому жестко регламентировалась.]

Еще больший протест вызвал намеченный Сусловым иконографический стиль - стиль Спаса-Нередицы и других древних памятников. Комиссия объявила эти драгоценные росписи второсортными и провинциальными; древние живописцы, по ее мнению, «были копиисты, подражатели, но не художники-творцы в строгом смысле слова», фрески же «отличаются таким изобилием художественных и технических недостатков, что становятся решительно неудобными образцами для стенописей Софийского собора».

Комиссия видела недостатки эскизов в «неправильной» постановке фигур, в моделировке и контурах, в искажении некоторых типов.

Зачеркнув все достоинства и значение древней русской живописи, комиссия отвергла проект, порекомендовав автору обратиться в поисках источников исключительно к византийской иконографии и «украсить… собор изящною и в то же время более соответствующею характеру византийского искусства XI - XII веков стенописью». Если в ходе дискуссии Суслов позволял убедить себя по поводу размещения того или иного сюжета, то с подобной оценкой русского искусства он не мог согласиться *: «В стенописях Ми-рожской и Нередицкой церквей, а равно Киевско-Софийского и Новгородско-Софийского соборов и Старо-Ладожской церкви значительное большинство изображений… стоят наряду с лучшими фресковыми и мозаичными византийскими изображениями. Не пользоваться подобным русским материалом я считал неосновательным», - пишет ученый. Рекомендации комиссии он называет «предвзятой мыслью создать идеализированную византийскую живопись». [* «Немало труда и времени употребила Комиссия на то, чтобы убедить г. Суслова отказаться от несомненно ошибочных, но упорно поддерживаемых им взглядов, пока, наконец, ей не удалось достигнуть соглашения с ним по предмету распределения изображений в Софийском соборе» (из записки обер-прокурору Синода от 18 марта 1896 г.) [87].]

Борьба В. В. Суслова окончилась его поражением. После нескольких месяцев дискуссии в записке, адресованной обер-прокурору Синода Победоносцеву, было сформулировано заключительное мнение комиссии: повторение в Софийском соборе нередицких и мирожских фресок «не только нельзя оправдать разумными соображениями, но и прямо нельзя допускать как несогласное с требованием церковного благолепия и красоты».

После этого Синод передал заказ на роспись собора иконописцу Сафонову. В связи с этим Суслов заявил комиссии: «С передачей исполнения живописи… Сафонову я не принимаю ни прямого, ни косвенного отношения как к новой стенописи, так и к реставрации древних фресок, вследствие этого… никакой ответственности за указанную работу не несу» [87]. Впоследствии Суслов с прискорбием отмечал: «До боли обидно мне было видеть, как эти деревенские иконописцы, относясь к работе без всякой любви и знаний и творческих начал, выписывали одну бездушную фигуру за другой» [96].

Реставрация Софийского собора - самая крупная работа Суслова, доведенная им до относительного завершения, и, следовательно, вполне выявившая его творческий метод. Документальные данные показывают, что хотя в силу объективных условий работа Суслова не могла исчерпать всех возможностей реставрации собора, замечательный памятник русской архитектуры был им не только сохранен и укреплен, но получил научно обоснованный облик.


Суслов-теоретик и историк архитектуры


«Определение общих типических черт в искусстве народа требует долговременных наблюдений, художественной и технической проницательности, многочисленных сравнений вещественных памятников, обширных знаний материальных и духовных сторон жизни народа и полной объективности».

В. В. Суслов


Труды В. В. Суслова в области истории и теории народного зодчества, примечательные широтой проблематики и цельностью методологии, составили важный вклад в развитие русского архитекту-роведения. Владея огромным материалом, собранным во время экспедиций и, позже, при исследовании и реставрации памятников, Суслов не только ввел в научный обиход ряд ранее неизвестных фактов из истории русской архитектуры, впервые осветив некоторые периоды ее развития (особенно - деревянное зодчество), но и получил возможность систематизации и анализа фактических данных на основе широких исторических обобщений.

Касаясь таких кардинальных вопросов теории архитектуры, как социальная природа архитектуры, взаимоотношение формы и конструкции, проблема стиля, Суслов развивает прогрессивные рационалистические традиции отечественной историко-архитектурной науки второй половины XIX века.

Печатные тоуды Суслова посвящены русской средневековой архитектуре (до XVII века включительно). Это «Материалы к истории древней Новгородско-Псковской архитектуры» (1888 г.)*, «Очерки по истории древнерусского зодчества» (1889 г.), «Памятники древнего русского зодчества» и «Памятники древнего русского искусства» (1895 - 1912 гг.), статьи в периодической печати. Особое место занимает неизданный труд «Обзор древнего деревянного дела на Руси» (рукопись утрачена, но в Музее Академии художеств в Ленинграде хранится ее первая редакция, датированная 1898 - 1908 гг.). [* По свидетельству М. К. Картера, эта статья «в течение многих десятилетий оказывала большое влияние на развитие дальнейшего изучения новгородских памятников» [100].]

В основе «Обзора» лежит фактический материал, собранный В. В. Сусловым, а также Л. В. Далем и другими исследователями; привлечены труды языковедов, историков и этнографов (Карамзина, Забелина, Соловьева), путевые заметки средневековых путешественников по России. «Обзор» охватывает широкий круг вопросов **, в нем полно и последовательно изложены теоретические взгляды Владимира Васильевича, и в то же время это - первое в России обобщающее исследование деревянной архитектуры *. По словам автора, «Обзор» был главным делом его жизни. Отсутствие этого труда в научном обиходе - очевидная утрата отечественного архитектуроведения **. [* «История русского искусства» И. Э. Грабаря опубликована в 1909 г., «Курс истории русской архитектуры» А. К. Красовского - в 1916 г.

[** Общее представление о нем проще всего получить по перечню глав: 1. Первообраз древнеславянского жилища и предположение о нескольких этапах его развития. 2. Постепенный ход развития русской избы в эпоху историческую. 3. Орнамент избы. 4. Склад хором. 5. Орнамент хором. 6. Церковное зодчество домонгольской эпохи. 7. Деревянные церкви XV, XVI, XVII и XVIII веков. 8. Церковный орнамент. 9. Внутренний наряд избы и хором. Утварь и посуда.]

[** Поскольку «Обзор» не был опубликован, ниже мы приводим обширные выдержки из него.]


Высказывания ученого, рассеянные по страницам его книг и рукописей, дополняя друг друга, складываются в стройную систему взглядов на природу архитектуры.

В. В. Суслов рассматривает архитектуру как явление, зависящее от закономерностей развития общества, от объективных условий его формирования. Зачатки этой концепции сложились в 1870-х годах в трудах И. Е. Забелина; Виолле ле Дюк также попытался оценить русскую архитектуру с этой позиции, но слишком поверхностно: так, влияние климатических условий на архитектуру сказалось, по его мнению, лишь в толщине стен, а в качестве духовной основы русского зодчества он назвал только «патриотизм и веру», не раскрыв, впрочем, этих связей.

Сусловское понимание развития русской архитектуры существенно глубже. Он подходил к ней прежде всего с исторических позиций. Анализу архитектуры того или иного края Владимир Васильевич предпосылал экскурс в его историю и этнографию. Так, основу развития архитектуры русского Севера он видел в известной свободе этого края от центральной церковной власти, а толчком к ее расцвету считал миграцию новгородских плотничьих артелей после присоединения Новгорода к Москве. Суслов отмечает, что подлинным творцом архитектуры является народ, а точнее, - его «низшие слои», артели мастеров, глубоко знающих потребности своего края и его архитектурно-строительные традиции.

Отсюда вытекает основной тезис концепции Суслова: «Истинное искусство никогда не может быть случайным следствием причудливого выбора различных форм. Оно должно быть логичным результатом известных физических и духовных условий народной жизни. Касаясь архитектуры, - развитие ее должно согласовываться, с одной стороны, с климатом, материалами, характером потребностей, техникой, а с другой стороны, - с религиозными воззрениями, нравами, обычаями, привычками, ремесленными преданиями и с свойственными народу вкусами» [7]. Еще определеннее звучит та же мысль в «Обзоре древнего деревянного дела». Анализируя народное жилище, Суслов пишет: «Мы создали эту избу сами, под влиянием исключительно: 1) нашего климата, 2) имеющегося у нас строительного материала, 3) нашего духовного склада, т. е. нравов, обычаев, общественного, семейного и религиозного строя, 4) присущего нам художественного вкуса» [77].



Ансамбль с. Шуя Архангельской губ. Фото. 1886 г. Не сохранился


Сусловское определение сущности архитектуры в общем созвучно архитектурной теории наших дней: то, что мы называем материальными и идеологическими факторами, Суслов именует физическими и духовными сторонами.

Потребности, по Суслову, - это комплекс требований, предъявляемых обществом к архитектуре. От них зависит функциональная характеристика и облик зданий, начиная с избы и кончая церковью.

Относительная устойчивость форм народного быта определяет традиционность и известную стабильность архитектуры. Однако Суслов не склонен рассматривать народное зодчество как нечто застывшее, косное, неизменное. Владимир Васильевич отмечает его постоянное развитие как внутри отдельных типологических схем, так и при появлении новых типов сооружений. В этом он идет дальше Забелина, допускавшего только частные, несущественные изменения. Эволюцию архитектурных сооружений и их элементов Суслов считает следствием трех причин: совершенствования строительного дела, усложнения требований к уровню комфорта (в частности, к отоплению и освещению жилья), роста общих требований к типу сооружений с развитием семьи и общества.

Подобную эволюцию Суслов показал на примере окна. Самое древнее окно - слуховое - восходит к двускатному шалашу, когда проем нужен был не столько для света, сколько для того, чтобы услышать приближение опасности - шорох шагов врага или зверя.

В избе с печью, топящейся по-черному, под потолком устраивается «волоковое» окно с задвижкой-волоком. Окно становится световым проемом в полном смысле слова с появлением рамы-оконницы, затянутой холстиной или пузырем. Теперь окно называется «красным»; это среднее из трех окон главного фасада избы, два других остаются волоковыми. Наконец, с изобретением печной трубы можно было все три окна сделать световыми со слюдой, а затем со стеклами. Названия окон свидетельствуют об их назначении и положении: переднее, красное, судное (посудное) [77].

С большой очевидностью природа эволюции архитектуры отразилась в народном жилище. В «Обзоре» Суслов дает широкую картину развития типов избы и обоснование ее типологических особенностей.

Искусство строить жилище из дерева на территории, занимаемой славянскими племенами, возникло в глубокой древности. «Период сплоченных, напочвенных деревянных построек должен был начаться около I века. Далее, около V века, вероятно, жилища славян несколько усовершенствовались, перейдя в рубленые. В X веке, судя по сообщениям Нестора, тип славянского жилья уже сложился окончательно». Это подтверждено исследованиями советских археологов [64].

Свидетельством древности и самобытности русской архитектуры Суслов считал, как и Забелин, наличие в русском языке специальной терминологии. Лингвистом Г. М. Ляпуновым для «Обзора» был составлен лексикон строительных терминов русского и некоторых славянских языков, позволивший Суслову сделать вывод о том, что такие конструктивные элементы, как дверь, окно, стена, стреха, порог, печь, восходят, судя по древности названий, к V веку н. э.

Совершенствование жилища шло вслед за развитием общества, вместе с особенностями природных условий создававшим логические предпосылки для возникновения тех или иных приемов в устройстве избы.

Суровый климат Руси обусловил появление такой целесообразной архитектурной формы, как крутая скатная кровля. Он же предопределил эволюцию системы отопления - от простого очага, на котором раскладывали огонь жители «доисторической» землянки, к черной печи, а затем - к поистине универсальному сооружению, знаменитой русской печи. Суслов подробно раскрывает содержание и смысл композиции внутреннего пространства избы в связи с ее развитием.

«Обязательное положение печи у двери объясняется, понятно, тем, что дым еще недавно должен был выходить через дверь наружу; хайлом и челом они ставятся всегда к стене, противоположной от входа, и тоже понятно почему: волоковое окно, освещающее хайло, делалось всегда в этой стене… Вследствие этого неизменного положения печи естественно, что перед челом образуется угол, в котором сосредоточены все приспособления для варки пищи… это место называется - бабий кут, а самый угол - жерновым углом, оттого, что тут обыкновенно лежал жернов… Вся остальная часть избы составляет самое обширное, собственно жилое помещение… В первобытные времена эта часть избы по стенам, вероятно, устанавливалась широкими нарами, где семья и располагалась на ночлег. Но впоследствии заметили, что всего теплее спать под потолком, а потому догадались делать еще выше новую стлань,… так называемые полати… С появлением полатей нары потеряли свое значение и постепенно сузились в лавки, окаймляющие все стены избы и служащие исключительно для сидения. Конечно, изба от этого стала несравненно просторнее.

Лавка у задней стены делается обыкновенно с подъемной верхней доской, а с боков зашивается тесом. Тут хранятся хомуты, обороти, веревки и другая конская сбруя. Лавка эта называется конником… Как чашки, плошки, ухваты и т. д. составляют бабий кут, так конник со всею конской сбруей, которою заведует сам хозяин, называется хозяйским кутом.

Наконец, угол, противоположный печке, остается всегда свободным от всяких хозяйственных приспособлений; он самый высокий, самый светлый и чистый, его-то русский народ посвятил иконе… Тут же стоит стол, на котором семья обедает. Место под иконами самое почетное. Вот почему этот угол называется красным, т. е. красивым, большим».



Доисторическая землянка. Реконструкция


Усложнение типа избы до двух- и трехъярусных на Севере и двух и трехстройных в новгородской земле сопутствовало усложнению форм быта: «Общий склад избы везде одинаков, но известный достаток, многосемейность, а за ними и прихотливость развили его в нечто более сложное». Описывая композицию избы сложного типа, Суслов отмечает «… интересное сплетение разных частей и вместе с тем разумную поладливость со всевозможными обстоятельствами. Наши городские и барские дома перед этими постройками становятся какими-то казармами. Стряпушечки, боковуши, горницы, молельни, светлицы, кладовые, клети и подклети, сени, прирубы, пристены, присенья, крыльца, лесенки, заломцы, навесцы, переходы, соединяющие жилые покои с целым хором амбарчиков, мшанников, поветей и т. д. - все это представляет иногда удивительную и прямодушную гармонию помещений. Вместе с тем в этих строениях ясно видна основная тема, которая была указана в складе одножилой русской избы» *.

[* Приведенный фрагмент «Обзора» опровергает утверждение И. В. Маковецкого, что до 1950-х годов в науке бытовало ошибочное мнение о крестьянском жилище, как о «весьма примитивном, ограниченном развитием элементарных способов соединения односрубных построек с сенями и двором» [51].]



Изба Олонецкой губ. Фото. 1886 г.


Устойчивость принципов объемно-планировочного решения избы позволила стандартизировать ее элементы и, соответственно, сделать строительство скорым и дешевым. Избы продавались готовыми, с лавками, шкафами и киотами. Особый смысл мы найдем в этом, если вспомним, как часто целые селения уничтожались пожарами.

В. В. Суслов раскрыл неразрывную связь композиции избы и ее оборудования. «В описании внутреннего склада избы указаны многие подробности, относящиеся скорее к истории русской утвари, нежели к исследованию собственно строительного дела; но всякий читатель, знакомый с домашней жизнью нашего простонародья, знает, до какой степени вся… обстановка, так сказать, срослась с телом самой избы». Особенно характерен в этом отношении наряд рядовой небогатой избы, в котором не было «ничего лишнего, не необходимого». К нему относились: полати, лавки, столы, киот, разного рода полки, шкафы, сундуки. Передвижной мебели допетровской поры почти не было (кстати, Суслов отмечает, что в русском языке нет слова, адекватного понятию «мебель»). Сам принцип избного наряда современен: мы узнаем здесь знакомое встроенное оборудование, да и побудительные мотивы в обоих случаях одинаковы - экономия и удобство.



Домашняя крестьянская утварь



В законченном, сформировавшемся типе изба, как пишет Суслов, «удивляет нас своей практичностью и осмысленностью… Входя в избу, вы видите перед собой пространство в четыре-шесть квадратных саженей, вполне свободных для размещения хотя бы десяти и даже более человек, и вместе с тем вы найдете в этих же стенах все, что необходимо: для молитвы, еды и стряпни, спанья и умыванья, одежды и обуви, освещения и отопления - словом, для всех обыденных потребностей…» Ученый делает вывод: «Ее замысел носит следы вековой строго обдуманной работы; только нужда и упорная борьба со стихиями природы могла создать столь цельное и законченное во всех отношениях явление».

Если эволюцию объемно-планировочной композиции обычной избы Суслов анализировал на основе конкретного материала, то богатых хором к XIX веку не сохранилось. В силу отсутствия натурных данных анализ этой области гражданского зодчества носит более общий характер: В. В. Суслов здесь следует за И. Е. Забелиным. Отметим только некоторые интересные замечания, сделанные ученым. Так, Владимир Васильевич устанавливает различие между русскими хоромами и средневековыми европейскими замками. Замки - это сооружения «единичные, неподвижные, неразрастающиеся», хоромы же - сложный и гибкий архитектурный организм, свободно изменяющийся в зависимости от потребностей владельцев путем пристроек новых частей.

В самой структуре здания, составленного из отдельных изб-клетей и не скованного регулярным планом, заложена возможность его развития. «Все это лепилось подле коренной, хозяйской избы, как сама семья жильцов лепилась подле хозяина, господина». Такая структура соответствовала формам родового патриархального быта, в ней выражалось «сочетание родового единства с личной и семейной обособленностью». Далее Суслов отметил, что хотя хоромы и «многожилые» рядовые избы формируются по одному принципу, однако между ними имеется существенное композиционное различие градостроительного характера: хоромы - это обособленно расположенный крупный комплекс, доминирующая роль которого выражена сложной композицией объемов; изба же, даже большая, является единицей более крупного целого - села, поэтому все ее многочисленные компоненты сведены в единый цельный объем.


* * *


Хоромы. Архитектурная фантазия


Вопрос о происхождении архитектурных форм - один из кардинальных в русском архитектуроведении второй половины XIX века. Сторонники теории заимствований решали его путем отыскания аналогов в иноземной архитектуре. И. Е. Забелин склонен был видеть в архитектурных формах имитацию бытовых предметов: шатер - источник шатрового покрытия, навес кибитки - прообраз бочарной кровли и т. д. Он оценивал архитектурные формы и с точки зрения христианской символики, рассматривая, например, церковную главу как символ главенства бога. По существу, Забелин коснулся проблемы художественного образа в архитектуре, его семантической стороны. Однако в известной мере концепция Забелина вытекала из пренебрежения к конструктивной основе зодчества, если не считать внимания, которое он уделил клети - формообразующей единице деревянных сооружений.

Между тем, вопрос о соотношении формы и конструкции был достаточно полно разработан в середине XIX века в трудах русских рационалистов, в частности, А. К. Красовского. «Все архитектурные формы в общих своих очертаниях, - писал Красовский, - определяются полезным их назначением, свойствами материала, употребленного на построение, и условиями равновесия и прочности» [46]. Л. В. Даль также считал конструкцию и материал основой композиции и облика здания [36].

Подход к древнему зодчеству с этой точки зрения был методически правильным, но в то же время ограниченным, поскольку оставлял в стороне художественную выразительность, духовную основу зодчества.

Как же решал этот вопрос Суслов? Он исходил из того, что архитектурная форма обусловлена рядом факторов: функциональными требованиями, в том числе влиянием климата; свойствами строительного материала; собственно конструкцией; эстетическими соображениями. Эти «правдивые начала» составляют целостную совокупность.



Конструкция избы



Троицкая церковь в посаде Ненокса Архангельской губ. Проектреставрации. 1887 г.

фасад, план, разрез



Особенно ясно проявляется сущность формы в деревянной архитектуре. Дерево было самым распространенным и древним строительным материалом на Руси: «Стоит вспомнить толстые 11-вершковые… бревна, из которых рубилась встарь наша изба лесного севера; эти бревна облились смолой, как янтарными слезами, и побурели в сизовато-пурпурный цвет, - топор их не берет, искры сыплются. Отколите щепку от такого дерева, через двести лет оно внутри свежо; посмотрите через эту щепку на свет - она прозрачна, как засахаренная дынная корка. Срубам из такого леса не надо было никакой окраски» [77].

В архитектурных формах деревянных зданий отразились технические и эстетические свойства дерева вместе с функциональными требованиями. Исходной единицей объемно-планировочного решения любого деревянного здания, будь то изба, амбар или церковь, является клеть, форма и размеры которой продиктованы свойствами материала. Стена из круглых бревен имеет своеобразную фактуру; наряду с этим можно делать стены гладкие (из брусов на четыре грани) или «грановитые» (при отеске бревен на шесть и более граней).

Форма крутой скатной кровли жилого дома дает возможность быстро отводить дождевую воду и предупредить провисание стропил под тяжестью снегового покрова; ряд деталей кровли рассчитан на защиту ее и стен дома от воды и ветра: например, потоки - желоба у свеса кровли, гнеты, прижимающие дрань. Конструктивная основа крыши ясно воспринимается: ее составляют стропила с обрешеткой, на которую укладывалась солома, позднее доски - «дрань». Такую же целесообразность отмечает Суслов в конструкции крылец, потолка (наката), шатров церквей.

«В церквах нашего далекого Севера, вследствие частых непогод, положительно требовалась или шатровая форма, или какая-нибудь другая, но только наименее способная к залежам снега и медленному скату дождя». Но кроме утилитарной задачи, не меньшую роль здесь играло и стремление к художественной выразительности здания, стремление «к высоким формам зданий, которое так свойственно народам, живущим в огромных равнинах» [3].

Переходя к формам каменной архитектуры, В. В. Суслов отметил, что те же причины повлияли на трансформацию плоских куполов каменных зданий, пришедших на Русь из Византии. Оспаривая взгляд на луковичное покрытие как на деталь, заимствованную из мусульманской архитектуры, Суслов предложил убедительную гипотезу происхождения характерной русской луковицы. Первые христианские храмы на Руси имели полуциркульный с отливом купол, но «вследствие климатических условий, купол в вершине своей получает некоторое заострение». Затем, чтобы «защитить верхнюю часть барабана от сырости, неизбежно получающейся при наших частых непогодах, бока купола раздвигают, делают пучину… Но так как новая форма при той же высоте была бы очень сплюснута, то весь купол несколько вытягивают вверх» [3].



Эволюция церковной главы (по Суслову)



Анализ трехлопастного венчания церкви Спаса-на-Сенях в Ростове


Суслов обладал острым инженерным мышлением, хорошо чувствовал работу конструкций, применявшихся в древних сооружениях, умело читал конструктивную схему здания. Именно поэтому он трактовал архитектурную форму по Далю, отыскивая ее первоисточник в рациональной конструкции. Так, представляют интерес сусловские суждения о происхождении трехлопастного завершения фасада, широко распространенного в новгородской архитектуре, и кокошников - излюбленного декоративного приема русской архитектуры XVII века.

Вопрос о происхождении трехлопастной формы фасадов церквей типа церкви Федора Стратилата вызвал полемику на XV археологическом съезде в Новгороде [40]. Одни ученые усматривали в ней стилизацию византийского тройного окна, другие - прием, заимствованный на Западе или в Грузии, третьи видели в ней «романское влияние при посредстве византийского». В этой дискуссии выделилось логической ясностью мнение В. В. Суслова, который указал на конструктивное происхождение фронтонных покрытий этого типа: «троечастное деление стен новгородских храмов соответствует сочетанию коробовых и полукоробовых сводов храма».

Кокошники, по мысли Суслова, ведут свое начало от повышенных подпружных арок, примененных в перекрытиях церквей типа церкви Михаила-Архангела в Пскове. Выходя поверх кровли, под-пружные арки образуют четыре внешних полукруглых выступа под барабаном. Это и есть прообраз кокошников. Псковичи, «главные зодчие наших храмов XIV - XV столетий», распространили этот прием в московской архитектуре. Впоследствии, при делении коро-бового свода нефов, появляется второй и третий ряд кокошников, что дало возможность уменьшить барабан (улучшив тем пропорции здания) и выгодно изменить направление распора, действующего на пилоны [7]. Суслов указал и на другую линию развития кокошников - в архитектуре шатровых церквей. Здесь они соответствуют угловым арочкам, образующим переход от четверика основания к восьмерику венчания. В сложной композиции церкви в Коломенском этот прием ясно вытекает из устройства боковых сводов, разделенных на арки, возвышающиеся друг над другом. Впоследствии кокошники становятся чисто декоративным элементом.

Новейшие исследования уточнили место и время появления таких форм *, но подтвердили принципиальную схему их эволюции, разработанную В. В. Сусловым, и логически-конструктивный смысл, который ученый увидел в этих своеобразных деталях русских храмов. [* След трехлопастного покрытия сохранился в стене церкви Спаса-на-Берестове в Киеве (XI - начало XII вв.), а подпружные арки, оформленные в виде кокошников, были применены в XII в. в черниговской Пятницкой церкви [30].]

В. В. Суслов уделил большое внимание проблеме художественной выразительности русской архитектуры. Страницы его трудов, посвященные этой теме, проникнуты одной основополагающей мыслью о том, что художественное творчество есть выражение духовной жизни народа. Какие же черты национального характера обусловили специфику художественной выразительности русского зодчества? В чем состоит народный «вкус» (под этим словом подразумевалось, по выражению О. Шуази, «инстинктивное чувство гармонии»)?



Церковь Владимирской божьей матери в с. Подпорожье Архангельской губ. Обмер. 1886 г. Не сохранилась



Церковь в с. Чекуеве Архангельской губ. Фото 1886 г. Не сохранилась


Для Суслова это прежде всего - здравый народный смысл, сказавшийся в рациональности архитектуры. «Всякая идея, выраженная в архитектурных формах, должна… сама по себе быть логичною и ясною для зрения… На этих принципах созидались лучшие искусства» [7]. Логика форм лучших образцов древнерусского зодчества составляет основу их эстетического совершенства.

Неповторимое своеобразие придает древним постройкам их сложный силуэт, причудливая затейливость венчаний. «Стремление завершить здание в высшую конечную точку, линию или плоскость есть черта, присущая всякому искусству… Этот закон есть следствие безотчетной потребности увенчать произведение как бы последним звучным аккордом» [77]. Эта склонность усугубляется природными условиями: при сумрачном небе, при рассеянном свете только силуэт может придать зданию яркую выразительность.

Последовательно применяемый в храмовом зодчестве, этот принцип заложен и в гражданской архитектуре. Структура хором, позволяющая перекрыть каждую клеть особой крышей, способствовала созданию сложного и характерного силуэта, особенно если учесть многообразие древних типов кровель - скатных, с переломами, с полицами, шатром, епанчой, бочкой, кубоватых и пр. Даже изба, перекрытая простейшей двускатной кровлей, увенчивалась причудливым охлупнем и бабайками.

В русском храмовом зодчестве примечательна одна особенность, а именно: главенствующее значение внешнего облика здания по сравнению с его интерьером. Известно, что в композиции византийских церквей предпочтение отдавалось внутреннему пространству, - здание служило оболочкой для ритуальных действий, фасад же играл второстепенную роль.

На Руси византийский прототип претерпевает эволюцию, завершившуюся появлением шатровых церквей - величественных сооружений со скромным внутренним объемом. Это наблюдение позволило В. В. Суслову сделать важный вывод: в церковном зодчестве определяющую роль играли не столько религиозные, сколько эстетические начала духовного склада народа. Суслов характеризовал его как «наиболее полное выражение народного художественного вкуса». Здесь «стояло впереди всего желание воплотить свои идеалы духовной красоты и проявить их в наиболее художественных и совершенных формах» [77].



Преображенская церковь в с. Посадном Архангельской губ. Царские резные врата. Фрагмент. Фото 1886 г.


Суслов отмечает композиционную цельность архитектурных памятников прошлого, гармонию пропорций, чувство меры в декоре и его красоту. Высокое стремление к красоте и гармонии - еще одна черта русского народного характера, еще один исток народного искусства.

Большое внимание В. В. Суслов уделил системе декора в деревянном зодчестве. Прежде всего он отмечал, что «архитектурные формы в украшениях иначе не могут быть поняты, как только в связи с их строительным значением и общим смыслом здания». Так, хозяйственные и надворные постройки декора не имели, поскольку «у нас не любили путать приятное с полезным». Древние мастера отдавали должное художественной выразительности рубленой стены и поэтому не украшали ее. «Ряды бревен и их своеобразная вязка, по углам образующая круглые торцы в обрубах, своей простотой и строгостью составляют противоположность богатству и веселой затейливости украшений очелья».



Церковь в с. Агафоновском Олонецкой губ. (Карельской АССР). Фото. 1886 г. Не сохранилась



Благовещенская церковь в с. Посадном Архангельской губ. Обмер. 1887 г. Не сохранилась

план; общий вид




Церковь в с. Медведкове под Москвой. Обмер. 1885 г.


Декор, как и архитектурная форма, зависит от конструкции, но оконницу проще делать прямоугольной, поэтому и окна имеют такие же очертания. Но «форма слухового окна не обусловливалась строительными целями, а потому народная фантазия не стеснялась ими». Слуховые окна приобрели сложные, порой причудливые очертания и богато украшались резьбой. Согласно этому принципу, резьбой украшаются или накладные детали - причелины, - или «неработающие» части конструктивных элементов - конец охлупня превращается в конскую голову, верхушки бабаек вырезаются в виде птичек или фигурок людей *. [* Исключением являются столбы крылец и трапезных.]

В композиции здания декор группируется в ограниченных зонах. Снаружи - это очелье, крыльцо, наличники окон, внутри - киот. Такое акцентирование позволяет выделить элементы, наиболее существенные с точки зрения импозантности, и в то же время сохранить ясность основного объема.

Преимущественным видом декора в древнем зодчестве была резьба. Суслов делит декоративные мотивы резьбы на три группы: геометрическую, зооморфную и растительную. Первая наиболее распространенная, ввиду простоты выполнения, и самая древняя. Корни зооморфных мотивов также уходят в глубокое прошлое, к язычеству.

В. В. Суслов в «Обзоре» решительно утверждает связь русского искусства с дохристианским прошлым. Так, например, излюбленный мотив резьбы - конская голова - в прошлом был охранительным талисманом, ведущим свое происхождение еще от кочевой степной жизни. Растительный орнамент, применяемый преимущественно в церковном декоре, ведет свое начало от форм растений, которые народ любит и часто упоминает в песнях - хмеля и повилики, и в то же время является логическим развитием линейного «городца», что доказывается сравнением простейших городцов со сложной вязью церковных иконостасов.

Будучи проявлением духовной жизни, архитектура неотделима от народного искусства и культуры в целом: «В народе сложился наш язык, поэзия, музыка и та архитектура, о которой мы теперь говорим». Связь архитектуры с другими видами искусства выражается в глубоком единстве образной системы народного творчества, в реализме структурных элементов, общем характере законов гармонии. Владимир Васильевич всегда рассматривал архитектуру в единстве с декором и художественной обработкой утвари, подмечал сходство убранства очелья избы «с чудными головными уборами древнерусских красавиц», находил аналогию между деревянной резьбой и народными песнями: «просто частое повторение одного и того же мотива без конца или с перемежающимся, замечательно изящным, так называемым падением на кварту».

Псевдорусские стилизации вызывали глубокое возмущение ученого. «Во вкусе нашего народа лежит много здравого смысла, серьезности, монументальности, своеобразного уклада пропорций, контрастов,…строгости орнамента и его размещения. В нем далеко нет того бессмысленного разгула в мишурной резьбе и сложных фигурных вырезках из тонких дощечек, наклеенных одна на другую, как это видно в современных постройках» [77]. Определяя стиль как единство художественной системы архитектуры, утвари и декоративно-прикладного искусства, В. В. Суслов, естественно, отвергал поверхностную стилизацию, которая не затрагивала основ формообразования, характерных для русского зодчества.


* * *

В 1888 году В. В. Суслов разработал первую в России программу лекций по истории русского искусства [80]. Этот документ в сочетании с другими трудами ученого позволяет представить в общих чертах историческую концепцию Суслова и ее некоторые особенности. Прежде всего, он рассматривал историю архитектуры в единстве с историей изобразительного и прикладного искусства на фоне истории страны. Основой русской архитектуры Владимир Васильевич считал самобытное деревянное зодчество, которое корнями уходит в глубокое прошлое, а наибольшего расцвета достигло в лесном краю на северо-востоке России.

Предваряя современную историко-архитектурную концепцию, Суслов оценивал гражданское зодчество как важнейшую и значительнейшую часть архитектуры, много места уделяя «образу селитьбы», крепостным и другим гражданским сооружениям.

Приемы гражданской архитектуры оказали большое влияние на деревянное церковное зодчество. В течение домонгольского периода «наши деревянные церкви постепенно перерабатывают формы каменных византийских храмов в свои самобытные, сообразные со свойством самого дерева, и… с теми приемами, которые были уже выработаны на гражданском зодчестве». Церкви складывались по образцу изб и хором. В основе их композиции «те же клети, приставленные друг к другу; средняя побольше и повыше, по бокам поменьше и пониже, крыши двускатные… и т. п., не говоря уже о приемах технических,… самый характер и общий стиль вполне напоминает те высокие клети, которые составляют, например, хоромы царевен в Коломенском дворце». Следовательно, «наше деревянное церковное зодчество… уместнее рассматривать в связи с деревянным гражданским, нежели с каменным церковным» [77].

Особенность русского каменного храмового зодчества состоит, следовательно, в том, что в процессе развития оно испытывало влияние гражданской архитектуры и, с другой стороны, деревянного зодчества. Это влияние продолжалось до XVII века, сказавшись в композиции каменных шатровых церквей, в восьмигранных столпах колоколен и некоторых деталях.

Концепция В. В. Суслова, таким образом, опередила современную ему науку как широтой охвата процессов и явлений, так и историзмом, лежавшим в основе его взглядов. В связи с этим уместно вспомнить «Историю русской архитектуры» А. Павлинова, который ограничился анализом культового зодчества.

Историю русской архитектуры В. В. Суслов трактовал как последовательную смену региональных архитектурных школ, самобытных, но взаимовлияющих.



Воскресенский собор в Романове Борисоглебске. Обмер. 1884 г.


Испытывая порой иноземное влияние, зодчество Руси в целом прошло самостоятельный путь развития. Анализируя памятники Пскова, Новгорода, Старой Ладоги, Москвы, Ярославля и других городов, Суслов раскрыл содержание отдельных этапов этого развития, изменение объемно-планировочного решения зданий, совершенствование тектонических систем.

«Самым цветущим и самобытным периодом русской архитектуры» Суслов назвал XVI - XVII века. К этому периоду относятся и его самые любимые (не считая деревянных) памятники, например, Воскресенский собор в Романове-Борисоглебске. Отметив традиционность объемно-планировочной системы, сочетающуюся со смелостью и оригинальностью инженерного решения, Суслов пишет:

«В нем сложились элементы по преимуществу чисто народной архитектуры. Галереи, приделы, крыльца, своеобразная декорация фасадов - все это, не появлявшееся в наших каменных храмах до XVI столетия, наконец, приняло повсеместный и общий характер с древними деревянными постройками Северной России… Здесь нет эффектов, здесь все спокойно, и вас невольно чарует родное творчество и уносит в какой-то пленительный мир былой жизни народа» [4].

Архитектура конца XVII века восприняла благодаря росту связей России с Западной Европой «детали западного ренессанса», но продолжала вместе с тем традиции, сложившиеся в XVI веке. Новый же период, начиная с петровского времени, В. В. Суслов прямо называл периодом упадка русского зодчества. Причину упадка он видел в изменении классовой основы зодчества, потерявшего связь с широкими народными массами и ставшего «достоянием правительственного центра России и богатого класса людей, быстро усвоившего господствовавшие тогда вкусы Европы» [23]. Образовался ряд специальных школ искусства, не связанных с народом, во главе с Академией художеств. Восприятие западных архитектурных течений было поверхностным и подражательным, вкусы стали сменяться модой, и народный, рациональный характер зодчества сменился компиляциями. Отрицательная оценка новейшей русской архитектуры не помешала Суслову отдать должное мастерству архитекторов XVIII - XIX веков, создавших ряд прекрасных памятников.

Владимир Васильевич Суслов был убежден в том, что высокая архитектура - удел разумно организованного общества: «Чем теснее интересы людей, тем однороднее и сильнее искусство. Чем разумнее жизнь, тем оно совершеннее» [8]. Он критически относился к современной ему архитектуре: «Мы держимся на почве внешнего перенимания и не ставим себе прямых задач архитектуры в строгом смысле. Все это, к сожалению, только дискредитирует архитектуру как искусство».

Путь, который может привести к возрождению великой архитектуры, проходит, по мнению Суслова, через изучение народных традиций: «Вот где мы должны искать первоначальные указания на то, что должно быть основой русского гражданского зодчества». Он предостерегает от копирования древности: время вносит коррективы в предпосылки, лежащие в основе архитектуры, и «вернуться к воспроизведению наших древних самобытных форм… было бы насилием» [8]. Настоящая архитектура может быть создана только на основе глубокого знания жизненных потребностей общества, а ее краеугольным камнем должны быть принципы, разработанные традиционным народным зодчеством - здравый смысл, правдивые начала и высокий художественный вкус.


Приложения


I. Проектные и графические работы


1880 год

Александровский пассаж в Казани (совместно с Н. И. Поздеевым). Конкурсный проект. Первая премия. Осуществлен.


1881 год

Здание Окружного суда в столице. Учебно-конкурсный проект по программе. Вторая (малая) золотая медаль.


1882 год

Театр на 2000 зрителей в столичном городе. Учебно-конкурсный проект по программе. Звание классного художника I степени.


1886 год

Здание бань в южном городе России в помпейском стиле. Проект по заданию Академии художеств. Звание академика.


1887 год

Троицкая церковь в посаде Ненокса Архангельской губ. Проект реставрации. Публ.: «Памятники древнего русского зодчества», вып. V. СПб, 1899. Успенский собор в Кеми. Проект реставрации. Публ.: «Памятники древнего русского зодчества», вып. III. СПб, 1897.

Климентовская церковь в посаде Уна Архангельской губ. Проект реставрации. Публ.: «Памятники древнего русского зодчества», вып. I. СПб, 1895. Церковь Казанской божьей матери в с. Маркове Московской губ. Бронницкого уезда. Проект реставрации верхних покрытий. Публ.: «Памятники древнего русского зодчества», вып. I. СПб, 1895.


1888 год

Спасо-Преображенский собор Мирожского монастыря в Пскове. Проект реставрации. Публ.: «Труды IX Археологического съезда в Вильно».

Федоровская часовня близ Переславля-Залесского. Проект реставрации. Публ.: «Памятники древнего русского зодчества», вып. III. СПб, 1897. Осуществлен. Георгиевский собор в Юрьевэ-Польском. Проект реставрации. Осуществлен К. К. Романовым в 1909 - 1911 гг.

Воскресенский собор в Романове-Борисоглебске. Проект реставрации покрытий. Публ.: «Очерки по истории древнерусского зодчества». СПб, 1889. Церковь и звонница Воскресенского монастыря в Угличе. Проект реставрации. Публ.: «Памятники древнего русского зодчества», вып. VI. СПб, 1900.


1889 год

Церковь Петра-Митрополита в Переславле-Залесском. Проект реставрации. Публ.: «Памятники древнего русского зодчества», вып. III. СПб, 1897. Осуществлен.


1890 год

Преображенский собор в Переславле-Залесском. Проект реставрации. Осуществлен.


1891 год

Церковь св. Бориса и Глеба в с. Воскресенском-Чертове Владимирской губ. (ныне Ярославская обл., Переславль-Залесский р-н). Проект. Публ.: «Зодчий», 1893. Осуществлен.


1895 год

Собор св. Софии в Новгороде. Проект стенной росписи (продольный разрез). Публ.: «Строитель», 1896.


1896 год

Памятник-усыпальница русских воинов, павших в русско-турецкую войну 1877 - 1888 гг., в Сан-Стефано (Турция). Проект. Публ.: «Строитель», 1896. Осуществлен с искажениями.

Здание кустарного отдела Всероссийской Нижегородской выставки. Проект. Публ:. «Строитель», 1896, № 18 - 19. Осуществлен.


1898 год

Морской собор в Кронштадте. Конкурсный проект. Третья премия. Публ.: «Неделя строителя», 1898.

Башня «Белая Вежа» в Каменец-Литовском. Проект реставрации. Частично осуществлен П. П. Покрышкиным в 1905 г.

Церковь Спаса-Нередицы близ Новгорода. Проект реставрации. Осуществлен П. П. Покрышкиным в 1903 - 1904 гг.


1899 год

Собор св. Софии в Новгороде. Проект реставрации наружных форм. Осуществлен в 1900 г.


1900 год

Церковь в имении М. К. Тенишевой Смоленской губ. Проект. Осуществлен.


1901 год

Собственная малая деревянная дача в Мельничном Ручье под Петербургом. Проект. Осуществлен в 1902 г.


1902 год

Собственная деревянная дача в Мельничном Ручье. Проект. Осуществлен в 1904 г.


1906 год

Здание Государственной думы. Конкурсный проект. Пятая премия. Публ.: «Зодчий», 1906.


1912 год

Церковь св. Серафима Саровского близ дер. Федино Московской губ. (Московская обл., Воскресенский р-н). Проект. Публ.: «Зодчий», 1912, 1914. Осуществлен в 1914 г.


1913 год

Собор св. Петра и Павла у Троицкого моста в Петербурге. Конкурсный проект.


1914 год

Церковь Успения богородицы в Луганске Екатеринославской губ. (ныне Днепропетровская обл.). Проект. Публ.: «Зодчий», 1914. Осуществлен в 1915 г.


1916 год

Две церкви для сел Саратовской губ. Проекты. Публ.: «Зодчий», 1916. Церковь в Екатеринославской губ. Проект. Публ.: «Зодчий», 1916.


1917 год

Дом для семьи художника М. В. Нестерова в Ялте. Проект.


II. Список опубликованных работ В. В. Суслова


1. Обзор древнерусских построек на Севере. - «Зодчий», 1883.

2. О древних деревянных постройках северных окраин России. - Труды VI археологического съезда. Т. I. Одесса, 1886.

3. Материалы к истории древней Новгородско-Псковской архитектуры. СПб, 1888.

4. Очерки по истории древнерусского зодчества. СПб, 1889.

5. Путевые заметки о Севере России и Норвегии. СПб, 1889.

6. Проект церкви в Воскресенском-Чертове близ Переславля-Залесского. - «Зодчий», 1893.

7. О рациональном развитии отечественного зодчества. - Труды I съезда русских зодчих в С.-Петербурге, 1892 г. СПб, 1894.

8. Наши потребности по вопросам искусства. Там же. СПб, 1894.

9. Краткое изложение исследований Новгородского Софийского собора. - «Зодчий», 1894, № 11, 12.

10. Вторичное описание работ по восстановлению Новгородского Софийского собора. Там же.

11. Старая Ладога. Техническое описание архитектурных памятников. - В кн.: Н. Е. Бранденбург. Старая Ладога. СПб, 1896.

12. Реставрация собора св. Софии в Новгороде. - «Строитель», 1896, № 1.

13. Памятники древнего русского зодчества. Вып. I - VII. СПб, 1895 - 1901.

14. Проект здания кустарного отдела Всероссийской выставки в Нижнем Новгороде 1896 г. - «Строитель», 1895, № 18, 19.

15. Проект усыпальницы русских воинов в Сан-Стефано. - «Строитель», 1896, № 10 - 12.

16. Конкурсный проект собора в Кронштадте. - «Зодчий», 1898, № 2.

17. К вопросу о сохранении древних памятников искусства в России. - «Строитель», 1905, № 15.

18. О сохранении памятников искусства в России с половины XVIII до половины XIX столетия. - «Строитель», 1905, № 16.

19. Памятники древнерусского искусства. Вып. I - IV. СПб., 1908 - 1912.

20. Деревянное зодчество Сибири. - «История русского искусства» под ред. И. Э. Грабаря. Т. I. 1910.

21. Церковь Успения в с. Болотове близ Новгорода. - Труды Моск. предв. комитета XV археол. съезда. Т. II. М., 1911.

22. Русское зодчество по преданьям народной старины. СПб, 1911.

23. Просветительные задачи охраны памятников древнего русского искусства. СПб, 1912.

24. Церковь Василия Блаженного в Москве (Покровский собор). СПб, 1912.

25. Проекты церквей в дер. Федино Бронницкого уезда Московской губ. и в г. Луганске. - «Зодчий», 1912, 1914, 1915.

26. Проекты церквей для Ново-Александровского поселка Саратовской губ., для Бахмутского уезда Екатеринославской губ., для с. Сухая Терешка Саратовской губ. - «Зодчий», 1916.


III. Список использованной литературы


27. Алферова Г. Собор Спасо-Мирожского монастыря. - «Архитектурное наследство». Вып. 10. 1958.

28. Борисова Е. А., Каждан Т. П. Русская архитектура конца XIX - начала XX века. М., 1971.

29. Виолле ле Дюк. Русское искусство. Пер. Н. В. Султанова, М., 1879.

30. Воронин Н. Н. Зодчество Киевской Руси. - История русского искусства. Т. I. М., изд-во АН СССР, 1953.

31. Воронин Н. Н. Зодчество Пскова. Там же, т. II. М., 1954.

32. Всеобщая история архитектуры. Т. III. Л. - М., Стройиздат, 1966.

33. То же, т. 6. М., Стройиздат, 1968.

34. То же, т. 10. М., Стройиздат, 1970.

35. Даль Л. В. Историческое исследование памятников русского зодчества. - «Зодчий», 1872 - 1873.

36. Даль Л. В. Материалы для истории русского гражданского зодчества. - «Зодчий», 1874, № 3.

37. Забелин И. Е. Русское искусство. М., 1900.

38. Забелин И. Е. Домашний быт русских цариц. М., 1872.

39. Записка для обозрения русских древностей. СПб, 1851.

40. Известия XV Археологического съезда. М., 1911.

41. История русского искусства. Под ред. И. Э. Грабаря. Т. I. 1910.

42. История европейского искусствознания. М., 1969.

43. Каргер М. К. Живопись. - История культуры древней Руси. М. - Л., изд-во АН СССР, 1951.

44. Каргер М. К. Новгород Великий. Л. - М., «Искусство», 1961.

45. Каждан Т. П. Предисловие к книге «И. Грабарь о русской архитектуре». М., «Наука», 1969.

46. Красовский А. К. Гражданская архитектура. СПб, 1851.

47. Красовский М. В. Курс истории русской архитектуры. Ч. I. Деревянное зодчество. СПб, 1916.

48. Лазарев В. Н. Живопись Пскова. - История русского искусства. Т. II. М.г изд-во АН СССР, 1954.

49. Лазарев В. Н. Живопись и скульптура Новгорода. Т. II. М., изд-во АН СССР, 1954.

50. Лисовский В. Г. Владимир Васильевич Суслов. Каталог выставки В. В. Суслова в Академии художеств в Ленинграде. Л., «Искусство», 1971.

51. Маковецкий И. В. Архитектура русского народного жилища. М., изд-во АН СССР, 1962.

52. Обсуждение проекта стенной росписи Новгородского Софийского собора. Материалы по археологии России, 1897, № 21.

53. Методика реставрации памятников архитектуры. М., 1961.

54. Михайловский Е. В. Реставрация памятников архитектуры. М., Стройиздат, 1971.

55. Монгайт А. Археологические раскопки 1945 г. в Софийском соборе в Новгороде. - Сообщения Ин-та теории и истории архитектуры. Вып. 7. М., изд-во АН СССР, 1947.

56. Новицкий А. Луковичная форма русских церковных глав, ее происхождение и развитие. М., 1909.

57. Новицкий А. Черты самобытности в украинском зодчестве. - Труды XIV археол. съезда. М., 1910.

58. Ополовников А. В. Памятники деревянного зодчества КАССР. М., Гос-стройиздат, 1955.

59. Павлинов А. М. История русской архитектуры. М., 1894.

60. Покрышкин П. П. Краткие советы по вопросам ремонта памятников старины и искусства. - «Известия археол. комиссии», Пг., 1915.

61. Пуришев И. Б. Переславль-Залесский. М., «Искусство», 1970.

62. Реставрация Новгородского Софийского собора. - «Правительственный вестник», 1900, № 183.

63. Соболева Л. Исследовательские и реставрационные работы по церкви Преображения в усадьбе Вяземы. - В сб.: «Теория и практика реставрационных работ». М., Стройиздат. 1972.

64. Спегальский Ю. П. Жилище северо-западной Руси IX - XIII веков. Л., 1972.

65. Спегальский Ю. П. Псков. Л. - М., «Искусство», 1963.

66. Суслова А. В. Некоторые данные к характеристике деятельности академика В. В. Суслова в области реставрации и охраны новгородских памятников. - Новгородский исторический сборник, вып. 9. Новгород, 1959.

67. Стасов В. В. Двадцать пять лет русского искусства. - Избр. соч., т. 2. М., «Искусство», 1952.

68. Стасов В. В. Нынешнее искусство в Европе. Там же, т. I.

69. Стасов В. В. Выставка живописи и архитектуры 1888 г. - «Статьи и заметки, публиковавшиеся в газетах». Т. I. M., 1952.

70. Султанов Н. В. Успехи русской археологии в царствование императора Александра II. СПб.

71. Травин Н., Брунов Н. Собор Софии в Новгороде. - Сообщения Ин-та теории и истории арх. Вып. 7. М., изд-во АА СССР, 1947.

72. Труды X археологического съезда 1896 г. М., 1899.

73. Труды XI археологического съезда 1899 г. Т. 2. М., 1902.

74. Уваров А. С. Об архитектуре первых деревянных церквей России. - Труды II археол. съезда. М., 1876.

75. Чиняков А. Г. Архитектурный памятник времени Юрия Долгорукова. - «Архитектурное наследство», 1952, № 2.


IV. Использованные архивные материалы


76. МАХ. «Сусловский фонд» (чертежи и рисунки).

77. Там же. В. В. Суслов. Обзор древнего деревянного дела на Руси.

78. Там же. В. В. Суслов. Описание древних памятников Крыма.

79. Там же. В. В. Суслов. Описание проекта наружной реставрации Софийского собора в Новгороде.

80. ЦГИАЛ, Ф., 789, оп. 10, 1878, д. 142.

81. Архив ЛОИА АН СССР, Ф. 1, 1867, № 7.

82. Там же, Ф. 1, 1889, № 82.

83. Там же, Ф. 1, 1886, № 63, части 1 - 4.

84. Там же, Ф. 1, 1888, № 41.

85. Там же, Ф. 1, 1889, № 68.

86. Там же, Ф. 1, 1890, № 221.

87. Там же, Ф. 1, 1893, № 54.

88. Там же, Ф. 1, 1896, № 34.

89. Там же, Ф. 1, 1897, № 224.

90. Там же, Ф. 1, 1897, № 211.

91. Там же, Ф. 1, 1898, № 123.

92. Там же, Ф. 3, № 165.

93. Там же, Ф. 3, № 400.

94. Там же, Р-1, арх. № 252.

95. Там же, фотоархив.

96. Личный архив Сусловых. В. В. Суслов. Биографические воспоминания.

97. ГИМ. Отдел письменных источников. Ф. 63, ед. хр. 166.

98. Там же, Ф. 83, ед. хр. 172/6.


V. Стенографические отчеты


99. Никитин Н. П. Выступление на заседании Академии художеств СССР, посвященном памяти В. В. Суслова, 3 августа 1951 г.

100. Каргер М. К. Выступление там же.

101. Бакланов Н. Б. Доклад на расширенном заседании Правления ЛОССА и Ученого Совета ЛФ АА СССР, посвященном памяти В. В. Суслова, 29 октября 1951 г.

102. Разов Д. В. Выступление, там же.


VI. Список сокращений


ГИМ - Государственный Исторический музей. ЛОИА - Ленинградское отделение Института археологии Академии наук СССР. МАХ - Научно-исследовательский Музей Академии художеств СССР. ЦГИАЛ - Центральный государственный исторический архив Ленинграда.


СОДЕРЖАНИЕ


Предшественники и современники В. В. Суслова

Жизненный и творческий путь В. В Суслова

Суслов и дело охраны памятников

Проекты и постройки Суслова

Педагогическая деятельность. Последние годы жизни.

Суслов-реставратор

Исследования

Проект реставрации

Производство работ

Консервация памятников

Суслов - теоретик и историк архитектуры

Приложения


Анна Владимировна СУСЛОВА Татьяна Андреевна СЛАВИНА


ВЛАДИМИР СУСЛОВ


Редактор издательства М. Е. Васильева

Мл. редактор Г. Г. Яцевич

Художник С. И. Широков

Художественно-технический редактор О. В. Сперанская

Корректоры: И. Г. Баранова, И. И. Кудревич


ИБ № 1902


Сдано в набор 14.06.76. Подписано в печать 11.10.77. М-09741. формат бумаги 70Х901;,,,.

Бумага мелованная. Гарнитура журнальная рубленая. Высокая печать. Усл. печ.

л. 6,44, уч.-изд. л. 6,30. Изд. № 1650-Л. Тираж 15 000 экз. Заказ 1318. Цена 90 коп.

Стройиздат. Ленинградское отделение. 191011, пл. Островского д. 6

Ордена Трудового Красного Знамени ленинградская типография № 3 имени Ивана

Федорова Союзполиграфпрома при Государственном комитете Совета Министров

СССР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли. 196126, Ленинград,

Звенигородская, 11



This file was created
with BookDesigner program
bookdesigner@the-ebook.org
02.11.2022

Оглавление

  • Предшественники и современники В. В. Суслова
  • Жизненный и творческий путь В. В. Суслова
  • Суслов-реставратор
  • Суслов-теоретик и историк архитектуры