Когда рядом нет подходящего волшебника,приходится выкручиваться самому
Матвей, 6 лет
По мокрому, почти зеркальному тротуару неторопливо шла Добрая Волшебница. На ней была серо-голубая куртка-анорак (см. примечание 1), широкая зеленая юбка по щиколотки, удобные замшевые ботиночки на плоском ходу и ярко-синий берет. За спиной весело подпрыгивал кожаный рюкзачок, так что руки у Волшебницы были свободны, и она могла делать ими что угодно. Например, махать в разные стороны и пугать ворон. Или спрятать в глубокие карманы своей курточки и нащупать там пакет с сухариками, крохотную шоколадку или холодную связку ключей. А еще свободными руками можно творить чудеса.
В рюкзачке у Волшебницы лежали разноцветные клубки шерстяных ниток. Клубочки, конечно же, были непростыми, иначе с чего бы мы взялись о них рассказывать? Всего штук пять или шесть у нее там лежало, все пригожие, ровненькие. Синий, красный, бежевый, зеленый, и, кажется, еще сиреневый и рыжий. Вот этот рыжий самый беспокойный был, он один лохматился и вечно запутывался, как ни скручивали! До того шерсть попалась непослушная, из такого что ни свяжи — все колоться будет. Только из этих клубочков, конечно, никто ничего вязать не собирался. Они были для другого дела.
Тем временем Добрая Волшебница заметила старого знакомого и приветливо помахала ему рукой. Знакомый хмуро кивнул, а Волшебница задумалась. «Пора, видно», — решила она, окидывая взглядом тощую долговязую фигуру. Достала из рюкзачка первый попавшийся клубок шерсти — им, разумеется, оказался неугомонный Рыжий, — пошептала ему что-то и бросила оземь.
Клубочек подскочил и весело покатился по асфальтированной дорожке.
Тогда-то и началась эта история.
***
Мимо Доброй Волшебницы пробежал не кто-нибудь, а сам Кощей Бессмертный. В модном спортивном костюме, ярких кроссовках и с наушниками на лысой голове его можно было принять за удачливого предпринимателя или просто спортивного дедушку, за которым хорошо следит его персональная бабушка. Увы. Бабушки у Кощея не было, да и дедушкой он был лишь по формальному признаку — возрасту. Внуков у бывшего злодея тоже не водилось.
Клубочек припустил за Кощеем, а Добрая Волшебница грустно улыбнулась, убедившись в том, что Клубок ее правильно понял. Она давно жила на свете и хорошо помнила, каким пригожим был маленький Кощей. Тысячу лет тому назад.
Звали Кощея Василием Васильевичем. А в детстве коротко — Васей. Не Германом и не Фридрихом, как ему наверняка бы хотелось. И сам он был совершенно простым мальчуганом, с пушистыми белесыми бровями, как у всех рыжих, и неожиданно взрослым взглядом. Это уже потом маленький Вася стал грозным Василевсом: нацепил железную кольчугу и принялся таскать с собой повсюду меч-кладенец, чтоб все боялись. С ним еще много неприятностей произошло, я как-нибудь расскажу. А пока послушайте, что приключилось совсем недавно. Итак, начинаем…
***
В первом подъезде обычного девятиэтажного дома, на втором этаже, в квартире номер пять жил Кощей. Да, да, настоящий Кощей!
Не просто худой дяденька с лысиной и золотым острым зубом, а самый взаправдашний. Только про это, конечно, никто не знал. А если бы и знал — то не поверил. Кто теперь в сказки-то верит, ребятня одна! Да и те больше в роботов да инопланетян. Одна надежда на самых маленьких, им хоть бабушки сказки читают. А то скоро уже с пеленок начнут в свои телефоны тыкать и про самореализацию (см. примечание 2) рассуждать.
Еще говорить не научился, а как компьютер включить знает. Такая жизнь, такие дела. Но наша история не об этом. А о Кощее.
Попал он в пятую квартиру вот как. Жил-был раньше, как все приличные персонажи, в своей сказке. Хорошая жизнь была, сказочная. Кощей на своем месте, не Злодей — загляденье. И трон есть, и меч, и сундук со златом, все как положено.
Горыныч под боком, баба-Яга. Да там много кого было: и Кот-Баюн, и Василиса-премудрая, и Иван, как водится, то ли дурак, то ли царевич, сразу не разберешь, и Кикимора… Всех не упомнишь. А потом, как говорят в современном мире, «что-то пошло не так». Выкинуло их всех из сказки. Вышвырнуло. Сказка неоконченной осталась — и героев всех разметало. Пришлось устраиваться в современном мире, кто как может. Новая реальность только Кикиморе-то по душе и пришлась. Она стала директором школы, Василиса — учительницей по рисованию. Кот трудовиком в той же школе приладился, Горыныч — физиком.
Кощей оказался самым хитрым: когда понял, в чем дело, сразу план наметил. Сказку надо дописать, вот что! Тогда вернутся они на свое место и заживут лучше прежнего. И вот устроился он в небольшое детское издательство и все поджидал-подкарауливал подходящего писателя. Работал хорошо, добросовестно: книжки редактировал, ошибки выискивал, предложения «причесывал». Его даже уважали все, всегда за советом обращались.
Но вот незадача — никто не хотел чужие сказки дописывать. Ну никто! Можно, конечно, было заплатить, злата у Кощея все еще водилось в избытке, но не срабатывали такие махинации. Души в такой литературе нет, объяснял своим Кощей. А значит, нет и жизни сказочной.
Так и жили. Кикимора школой руководила, за Котом и Горынычем приглядывала. Ей даже нравилось. Василиса кружок вела, ребят учила. Они ее очень любили, да как ее не любить — ласковая, добрая. Всегда поможет, всегда выслушает. Пирожками угостит. Их мама ее пекла, Настасья Егоровна. Она раньше была Бабой-Ягой, а теперь вот завхозом числилась. Привычное дело, и за хозяйством присмотрит, и дочки на глазах. Кикимора-то ее старшенькая. Василиса — младшая. Правда, тут их звали по-другому. Кикимору — Клариссой Степановной, Василису — Ангелиной.
И вот только все как-то устроились, как вдруг новая напасть. Волшебство начало заканчиваться! А поняли про волшебство просто — постарели все. Как будто сказочность в них закончилась, и стали они обычными людьми. С болезнями, проблемами. Собесом и МФЦ. (см. примечание 3) Как все.
А Кощей все не желал с этим мириться. Бегал по утрам. Зарядку делал, даже холодной водой обливался! И все равно старел.
Чувствовал Василевс, волшебства все меньше, утекает оно, испаряется.
Сначала много было: и на жилье, и на работу хватило, вообще на обустройство в Мире людей. Даже на цветной телевизор — хоккей смотреть. Очень Кощей хоккей полюбил, прям не оттащишь от экрана. А сейчас капелька всего и осталась, а это значит, что вместе с волшебством заканчивается и его бессмертие.
Закручинился было, стареть-то кому охота? Да ничего не поделаешь.
Одно утешение — Клубок. Чего уж он к Кощею привязался — только Доброй Волшебнице и ведомо. Когда тот после пробежки домой пришел, все и обнаружилось. Клубок собакой обернулся. Рыжей, с белым брюхом. Тело длинное, морда хитрая! На лису похож, но нет, точно — собака. Кощей сначала осерчал, мороки с ним… А потом подумал, вместе-то веселей. Получается, компаньон у него появился, да какой смышленый, веселый! Так и назвал его: Клубком или Рыжим. Клубочку понравилось.
Только шерсти от него много было. Куда ни сядет, где ни потрется — везде рыжий пух. Но это ничего, у Кощея пылесос дома был. С шерстью он мигом управлялся.
Кормил как обычную собаку, кормом из зоомагазина. А обучен Клубок уже был порядочно — чай, не один век с Волшебницей провел. И повидал, и научился. А уж дорог сколько исходил! В общем, стали жить вдвоем.
К Кощею частенько захаживал Кот Баюн — теперь его звали Дмитрий Вячеславович. Выглядел он почти как человек: круглый, в полосатой кофте, с усами. И в очках. Но издалека все равно на кота походил, только на очень крупного. Он к Кощею обычно по дороге из школы забредал — тот-то дома сидит, пенсионер. А Кот все работал. Табуретки да скворечники строгал, ребят обучал.
Посидят, попьют чаю с молоком и на душе легче становится. О Горыныче посудачат, о Кикиморе. А что еще делать? Не о политике же разговаривать!
Вот как-то в марте так и случилось, зашел Кот к Кощею чайку попить. Приятелю рыбки принес сушеной, тарань называется. Клубочку — сосиску. Сидят, беседуют.
Бывший кот вдруг неловко кашлянул и признался:
— Ты знаешь, а я, это… линять начал… то есть, лысеть. Так неудобно… Да что я о себе! Горынычу-то совсем худо. Все время сам с собой разговаривает, спорит. Раздражительный стал, страсть! Тесно ему в одной головушке… Поговорить охота, а не с кем.
Он грустно заглянул в пустой стакан. Кощей долил ему молока.
По весне не столько коту, сколько Горынычу лихо бывало, это они хорошо знали. Уж как схватит, скрутит тоска древняя — не отпустит. Злее одному только Ивану, небось. Где бы он ни был.
Кот ушел, унося в рюкзаке три пакета с молоком: это Василичу из собеса принесли, а он его на дух не переносил, всегда Коту отдавал. Тот хоть по виду и человек, а привычки прежние сохранил. Только вот мышей не ловил, неловко было. И глазом волшебным не зыркал. Боялся, не так поймут.
Кощей сполоснул чашки и поставил их на сушку. Было только пять часов, ни то ни се. Можно было почитать, поворчать на телевизор. Но Кощей решил прогуляться. Взял сигареты (см. примечание 4), свистнул Клубочку и вышел во двор.
…Она уже была там. Самый надоедливый ребенок на свете. Её бабка разговорилась с соседкой по лестничной клетке, а ОНА сидела на горке с видом охотника на Кощеев. Так, во всяком случае, Василевс представлял себе расстановку сил во дворе. Бежать было поздно — девочка его заметила. Кощей мысленно плюнул, озираясь. Клубок на поводке закрутился, к скамейке потянул. Девчонка ему явно нравилась. Недаром он каждый раз к ней хозяина тащил, будто что сказать хотел. Сядет рядом и хвостом виляет. Радуется, значит.
— И что ты ко мне привязался? — ворчал Кощей, но послушно шел за Клубочком. Верил, неспроста это.
Вообще, дети Кощея раздражали. Особенно эта, ну просто хоть со двора беги!
Пристанет как банный лист, не отвяжешься. «А дай», «а покажи», «а почему»? Однажды даже мороженое пришлось купить, лишь бы дала посидеть спокойно. Вроде бы уже не маленькая — девочке было лет девять — но до чего ж приставучая… Куда только родители смотрят.
Их первая встреча произошла около года назад, у Кощея только-только Клубок появился. Девчонка просто подошла к ним и села рядом: ее бабка, как всегда, отвлеклась на соседку или дворника.
Пытливые серо-голубые глаза быстро обшарили всего Кощея, вместе с лысиной, новыми кроссовками и Клубочком. Заводить знакомства Кощей не планировал и угрюмо молчал.
— Ты кто? — спросила девочка, закончив осмотр.
— Кощей, — неожиданно сказал он правду.
Девочка нахмурилась, напряженно о чем-то вспоминая.
— Ты поэтому такой худой?
— Наверное.
— А что ты ешь?
— Маленьких любопытных девочек, — не выдержал Кощей и в раздражении отвернулся.
Послышался смешок.
— Врешь.
— Не вру. Вот сейчас возьму и откушу тебе что-нибудь нужное, — Кощей выпучил глаза и щелкнул зубами. — Ам!
Это, конечно, был запрещенный прием, но обычно срабатывал. Однако вместо того, чтобы испугаться до икоты, как все нормальные дети, девчонка закатилась веселым хохотом!
— А как зовут твою собаку? — продолжался допрос.
— Это не собака, — ответил Кощей. — Просто клубок шерсти.
— А-а, — понятливо протянула девочка и погладила рыжего пса. — Клубочек… Хороший, хороший Клубочек. Это корги?
— Чего? — Кощей так зыркнул, что девочка должна была заикой остаться. А она сидит, как ни в чем ни бывало. Пса наглаживает. А тот и рад, развалился, брюхо подставил. Ну, как есть, валенок шерстяной!
— Корги — это такая порода, — пояснила девочка. — У тебя тоже корги?
— Пожалуй. — Кощей пожал плечами. — Ну, да. Наверное, корги.
Так и общались.
Много конфузных ситуаций с ней бывало. То одно, то другое. Например, вышел как-то на пробежку с утра. А ЕЕ мать в школу за руку ведет. Думал прошмыгнуть — не вышло. Заметила.
— Эй, Кощей! — кричит. — Съешь меня!
Мама тогда девчонку за плечи схватила и попыталась утащить от стыда. А та только громче расхохоталась. Василевс зато повел себя, как благородный. Рукой даже помахал. Мол, не стоит волноваться. Дескать, он не в обиде. Уж что-что, а никаких детей Кощей в жизни не ел. Он их вообще на дух не переносил. Но мы уже об этом говорили.
***
И вот диспозиция: девчонка на горке, Кощей во дворе, откуда выход перегородила мусорка и бабка девчонки с соседкой. Сейчас привяжутся с какими-нибудь жилищными историями: то им дворник не тот, то собачники за своими питомцами не убирают. (Кощей, кстати, всегда с пакетиком и совочком ходил — чистюля, не придерешься). Много у них тем для разговоров, только вот Кощею это все до лампочки. У него своя жизнь. И проблемы тоже свои.
Деваться было некуда, и Кощей присел на лавочку, глядя в сторону. Клубок с интересом принялся обнюхивать кусты. Не прошло и минуты, как на скамейку уселась и девочка.
— Здравствуйте, Василь Василич.
Василевс удивленно обернулся.
— А как же «Кощей»? — спросил он у непривычно серьезной девчонки.
— Мне мама сказала, вас так зовут. И что тыкать нельзя, вы уже старенький. А я — Маша.
Кощей от возмущения даже задохнулся. Клубок чихнул, вроде как хихикнул по-своему. Собакам же смеяться не положено, вот и выкручивайся, как хочешь.
— Я не старый! — Кощей раздул ноздри. — Вот что, Ма-ша. Так маме своей и передай. Я — пожилой. Пожил, значит, побольше твоего. Опыта набрался. Ну вот как твой дедушка, к примеру.
Девочка Маша пожала плечами. Что-то с ней сегодня было не так, больно задумчивая. И не спорит, не задирается. Не к добру…
— А у меня нет дедушки. И папы только половина.
— Что значит «половина папы»? Болеет, что ли? Парализовало?
— Ну он по воскресеньям приходит. Или я к нему прихожу. А в остальные дни — нет. Работа у него.
Кощей фыркнул. «Половина папы». Виданное ли дело! По воскресеньям это даже не половина, а в лучшем случае четверть (см. примечание 5). А если математически — так и вовсе, одна седьмая. Безобразие, а не папа! Вот в его время… Кощей вдруг вспомнил, как было в его время и осёкся. Он махнул рукой. Маша вдруг посмотрела на него проникновенным взглядом.
— А ты… Не мог бы притвориться моим дедушкой? Ненадолго. Мне на праздник в школе надо.
— Дедушкой?!
Василевс возмутился еще больше. Да он, да видела бы она его! Во всей красе. На коне, в плаще, с мечом! Но такое, увы, последний раз случилось лет восемьсот назад. Только избранные и помнят…
Кощей приосанился и вдруг глянул на Машку. Та сидела с очень грустным лицом, как будто вдруг все поняла. Вон и нос красный, плакать что ли удумала? Он вздохнул и подумал, что сейчас все хотят жить своей жизнью. Мамы, папы, даже бабушки. А чужой почему-то не хотят. Только вот где ж она чужая, если это, к примеру, Машка? Или, там, Машкина мама?
— Ладно, — внезапно согласился он. — Схожу на твой утренник. И деда подменю, если что. Только не реви — я плакс не люблю.
Маша радостно закивала и, словно опасаясь, что он передумает, тут же рванула к своей разговорчивой бабушке. Даже Клубочка за ухом не почесала.
— Стой! Когда утренник-то?!
— Послезавтра! Это не утренник! Утренники — в детском саду! Школа номер восемь, актовый зал! Ровно в двенадцать! Спасибо, Кощ… Василь Василич!..
Он только руками развел. Ну надо же, как вляпался! В школу собрался! На утренник! Или не утренник, не важно. Делать нечего, обещал. Он хоть и злодей, но слово свое привык держать. Надо рубашку погладить и костюм достать из чехла. Не в спортивном же идти.
***
Весь следующий день Кощей провел в делах. Отгладил до хруста белую рубашку. Проветрил залежавшийся костюм, даже одеколоном сбрызнул, чего уж. Гулять так гулять. В карман свежий платок положил. Ну чисто жених!
Праздник получился на славу. Дети пели, читали стихи. И все про пап и дедушек. «День отца» это у них называлось. Кощею даже понравилось. Потом подарки дарили. Открытки. Их дети сами рисовали, вырезали и приклеивали. А внутри написали нарядными буквами: «Любимому дедушке».
Кощей открытку домой принес и на холодильник повесил. А чего? Красиво. Клубочек молча одобрил, даже лапой поскреб.
После праздника Василевс с Машей подружились. В книжке у Малыша был Карлсон, а у Машки теперь — Кощей. Правда, ни летать не умел, ни безобразничать толком. Зато на дедушку похож. Ворчливого, конечно. И вредного. Но, если не придираться, сойдет.
Бабушке, правда, советы непрошенные раздавал, например, как правильно пироги печь, а маму так вообще ни в грош не ставил. Девчонка совсем, говорит. Ничего в жизни не понимает. Но они ничего, терпели. Не обижались даже.
Машка ему всякие глупости рассказывала, а Кощей слушал с умным видом. Иногда даже советы давал. Как с хулиганами-мальчишками разобраться, или, там, тройку по английскому исправить. Встречались теперь каждый день: Кощей больше от Маши не прятался. Она из школы идет — а он ее на лавочке во дворе поджидает. И Клубок, конечно, тут как тут, носом водит, поскуливает. Ждет потому что.
Только Машкиной маме эта дружба сразу не понравилась. Когда Кощей на Праздник в школу явился, она аж дар речи потеряла. А как узнала, что это Машкины проделки с липовым дедушкой, решила с Василевсом переговорить.
Он как раз во дворе на лавочке сидел, Машу из школы ждал. Мама к нему решительно так подошла и говорит:
— Василий Васильевич, можно с вами побеседовать?
— Беседуйте, — великодушно разрешил Кощей.
— Простите, но… сколько вам лет?
— Тыс… — Кощей закашлялся и лихо сбавил лишнюю тысячу лет. — Я с пятьдесят третьего года.
— Мне кажется… немного странной ваша дружба с девятилетней девочкой, — мама Маши заметно нервничала, но все еще старалась быть вежливой.
— А мне кажется странным, что ваш ребенок растет без отца, — без обиняков заявил Кощей и поднялся со скамейки. Пусть сама Машку встречает, раз такое дело. Тридцать лет — ума нет, верно говорят! — Она потому и тянется — не хватает ей. Ни папы нет, ни деда. Собаку б хоть ребенку завели или хомяка, и то дело. Все некогда вам… Всего наилучшего.
***
Вечером в дверь позвонили. На пороге стояла бабушка Маши. В руках она держала большой ароматный пирог.
— Василь Василич, мы с Машей к вам в гости! Вы не против?
«Перемирие», — смекнул Кощей и посторонился. Только тут за пирогом и бабушкой наконец заметил Машку. С хитрющими глазами. Она, небось, бабку и подговорила. Шкодница.
— Да уж проходите. Я чаю заварю.
Потом они пили чай на кухне, Кощей, бабка (ее Надеждой звали) да Машка. И Клубочек. Ему тоже угощение досталось — корочка от пирога.
Пирог оказался с вишней, вкусный, прямо-таки воздушный. Разговор вот только никак не шел. Погоду обсудили, про нового дворника посудачили. Кощей из вежливости поддержал. И все. Только под конец пирога бабушка Маши про работу Кощееву вспомнила:
— А вы в каком отделе в издательстве работали? — спросила. Будто ей и впрямь интересно!
— В отделе сказок, — важно ответил Кощей. — «От пяти до девяти». Я был старшим редактором.
Бабушка Надя вдруг улыбнулась грустно. У нее в глазах что-то блеснуло, вроде как она не просто бабушка, а девушка. Видать в молодости красивая была, вдруг подумал Кощей. Почти как его Василиса.
— Машин дедушка тоже сказки писал, — произнесла бабушка-девушка. — Я ему всегда помогала…
Кощей вежливо кивнул. И посмотрел на часы, как бы невзначай. Пирога поели, чаю попили. Пора и честь знать.
Машина бабушка тут же домой засобиралась. Машка попросила разрешения остаться, и Василич сказал, что проводит девочку до квартиры. Еще часик — и домой. Так они пирог весь и доели. А там уж и вечер наступил.
***
На следующий день Машка притащила Кощея в гости — бабушка сказала, что это правильно. Снова чаем напоили, в этот раз пирог был с капустой. Бабушка по делам в собес убежала, а Василича попросила с Машкой посидеть. Тот не возражал.
В одно погожее воскресенье Кощей и Клубочек, как обычно, после пробежки отдыхали на лавочке во дворе. Птички пели, солнышко. Зима еще в свои обязанности не вступила, все на пороге топталась. Теплый ноябрь выдался, на удивление.
По двору шла одна седьмая Машиного папы. Выглядел он вполне целым человеком, но Кощея не проведешь. Был бы целым — жил бы с Машкой и мамой ее непутевой. Заметив Василевса, мужчина вдруг поменял направление и направился прямо к нему.
— Здравствуйте, Василий Васильевич!
Василевс неохотно кивнул.
— Мне Маруся про вас рассказывала. Говорит, вы дружите.
«Маруся? Кто это «Маруся»? Машка, что ли?», — не сразу сообразил Кощей и снова кивнул.
Машин папа оказался совсем не таким противным, каким он нарисовал его в своем воображении. Тихий, грустный. Чем-то Ивана из их сказки напомнил. Тот тоже по началу горел, а потом словно задули огонек, так-то. Стержень вынули, а что человек без стержня? Один пшик. Кощей нахмурился, скрывая смущение, и важно ответил:
— Верно сказала. Пока у вас дела да заботы, я ей деда заменяю.
— Ну да, дедушек у нас давно нет… — виновато вздохнул папа.
— А папы? — Кощей поджал губы. Не хотел ведь лезть, а как шлея под хвост попала! — Папы тоже нет?
Машин папа неловко закряхтел.
— Ну как же, папа есть, вот он я…
— Не мое дело, конечно. Но дети растут. А мы с вами стареем. Вы мне поверьте, есть вещи которые нужны здесь и сейчас, именно в эту минуту. Потом поздно будет. Я точно знаю… Просто поверьте.
***
— Кощей, а ты чего грустный такой? — чуткая Машка внимательно смотрела на осунувшегося Кощея. Ей казалось, что он сильно похудел, одна кожа да кости. А еще она подслушала, как бабушка маме говорила, что «Василич сдал».
Кощей вздохнул. Но обманывать Машку не стал.
— Время мое выходит, чувствую.
— Время? То есть, ты умираешь? — Маша с ужасом смотрела на худое лицо Василевса. — Ты же Кощей! Твоя смерть на конце иглы, игла в яйце, яйцо в утке, утка в зайце, заяц в золотом ларце… — затараторила она, как заклинание.
— Какой там ларец! — отмахнулся Кощей. — То в сказке. А в жизни-то все иначе… Горынычу видение было — не переживем мы Новый Год, так-то.
— Что же тогда делать?
— Сказку надо дописать, вот что. Тогда я смогу в нее вернуться.
Машка закусила губу и испуганно моргала.
— До нового года?
— До тридцатого декабря. Позже мне ни к чему.
Кощей хмуро смотрел в окно. Подождав немного, Маша осторожно спросила:
— А что там вообще, в сказке-то было?..
— В сказке-то? Да мы только жить начали, — мечтательно вздохнул Василевс. — Я и подвигов насовершал…
— Подвигов? — с сомнением переспросила Маша.
Клубок тихонько тявкнул. Маша покосилась на пса.
— Уверен?
— Ну… хотя, конечно, как сказать… Подвигов. — Кощей замялся. — Но жить то начал! И любовь у меня случилась.
— С Василисой?
— С ней. Она красивая была, задорная… Я ее у Ивана отбил. — Кощей даже грудь впалую выпятил, так его воспоминания о лихой юности вдохновили.
— А почему же ты сейчас такой несчастный и без Василисы?
— А я, понимаешь, как твои полпапы… Появилась у меня еще одна… Василиса. И вот одна моя половина вроде как с ней находилась, а вторая с той, первой. Настоящей. А так ведь неправильно. Вот и не осталось ни одной теперь. Да и сам я какой-то склеенный. Из двух половинок. Ни уму, ни сердцу…
Помолчали. Кощей пальцем собирал крошки от пирога на тарелке.
— Получается, ты и Василисе с Иваном жизнь поломал. И той второй, ненастоящей. Не говоря уж о себе, — сделала недетский вывод Маша.
Василевс только плечами своими костлявыми пожал.
— Запутался я, Машк. А Василису любил. Вот клянусь, чем хочешь, бессмертием своим, любил! Кикимора меня вроде как охомутала, хотя не шибко я и сопротивлялся… Да ты не поймешь. Взрослые это истории.
Маша подумала минутку и решила не углубляться в Кощееву личную жизнь. Тут дела поважнее предстоят — спасать всех надо. Сказку дописывать.
— Ладно. Давай будем пробовать.
***
Первый набросок Кощей сразу забраковал.
— Что это такое? — Василевс тыкал длинным пальцем в Машину тетрадку. — «Жили они долго и счастливо».
Маша пожала плечами.
— Так во всех сказках пишут.
— Так не пойдет. Сначала должны быть подвиги. Завязка истории. Кульминация! Потом развязка. Арка персонажа…
— Чего?
Кощей изобразил длинными руками домик.
— Ну, арка… Ладно, забыли.
Он бы еще про антагониста и протагониста (см. примечания 6 и 7) стал Маше рассказывать, совсем с ума съехал.
— В общем, герой должен пройти через испытания и измениться. К лучшему.
Маша озадаченно на него смотрела.
— Но ты же Злодей. Как же Злодей может измениться к лучшему?..
— Как-как! Как все приличные люди
— Не бывает такого.
Кощей даже обиделся.
— Раз я Злодей, я что, не могу быть приличным человеком?
Маша задумалась.
— Выглядеть, наверное, можешь. А вот быть — нет.
— Но ведь я ненастоящий Злодей, — вдруг тихо произнес Кощей. — Я — сказочный. И до сих пор не знаю, чем закончилась моя сказка… Сказочник не дописал нашу историю, бросил на половине. Вдруг это новаторская (см. примечание 8) сказка и Кощея в конце не убивают? Если автор поверил в… меня?! А когда в человека верят, он ведь может измениться. Даже Злодей…
— А почему Автор не дописал твою сказку?
— Я не знаю. Раньше я думал, что ему надоело и он бросил. Злился на него ужасно… А теперь думаю, возможно, он просто умер?
Маша снова задумалась. Какая-то сложная история с этим Кощеем получается. Она-то думала, простенькая задачка, где все понятно, а тут вот какое дело.
Злодей не хочет быть злодеем! «Арку персонажа» ему подавай! «Развитие»! Еще и Ивана куда-то дели, не найдешь.
Тем временем Кощей грустно раскачивался на своей табуретке, подперев лысую голову кулаком.
— Я чего в издательстве-то и работал? — Кощей вздохнул и пожевал губами. — Все ждал, придет ко мне та самая. Что сказку допишет… — он махнул рукой. — Так и не пришла за двадцать лет.
— Я попробую. — Машка серьезно смотрела на Кощея. Тот только сильнее ссутулился. — Правда, правда. Я смогу! У меня за сочинения всегда пятерки. Я буду очень стараться.
И они пробовали еще целый час. Сказка никак не писалась, Машка и сопела, и кряхтела и даже ручку грызла — не помогает. Кощей ходил взад-вперед по комнате, заложив руки на спину. Он заметно повеселел и подкидывал Машке свежие идеи. Клубочек тоже помогал, как мог. То под ноги Кощею прыгнет, то полает.
«Жили-были… были-жили… Иван да Василевс, Кощеев сын…»
«И я там был, мед-пиво пил… Кота-Баюна слушал, пряники кушал…»
— Нет, так дело не пойдет, — заявил наконец Кощей. Он совсем не сердился, и даже был в хорошем настроении.
— А как пойдет? — безнадежно спросила Маша.
— Это присказка, не сказка. Сказка будет впереди. — бодро заявил Кощей. — Собирайся. Я все придумал.
Пока Машка натягивала сапожки и путалась в рукавах куртки, Василевс прилаживал на голову теплую кепку, глядя в квадратное зеркало. Клубка решили дома оставить, на хозяйстве.
— Надо тебе всех показать, — загадочно произнес Кощей, доставая с полки перчатки. — У нас ведь у каждого свое место в сказке есть, и у каждого по главе хранится. Но дописана глава только у Ивана, он, наверное, поэтому в сказке и остался. А мы здесь хиреем… Нужно каждому главу дописать, понимаешь? Каждому! Сумеешь?
Маша смело кивнула и повторила:
— Я буду очень стараться.
***
Первым делом навестили Кота-Баюна. Тот Машу увидел, Кощея выслушал и заволновался. Так занервничал — аж вспотел. Долго-долго копошился, искал тетрадку. Нашел, пыль смахнул и отдал. Молча. Только в глаза Машке заглянул — мол, ты уж напиши хорошо про меня. Не подведи.
Потом к Бабе-Яге наведались, дома как раз старшенькая оказалась, Кикимора. Которая в Машиной школе директором работала. Кларисса Ивановна. Та на Машку так посмотрела, что сразу ясно стало, придется поработать. Вручила свою главу недописанную и бабкину, строго так встряхнула. Как будто дневник с двойкой по поведению отдавала. И кавалера-то ей подавай. И приданое. И угодья… Даром что Кикимора, а запросы, как у королевы! Машка все записала в блокнотик, не дай Бог забыть.
Горыныч повеселел сразу, когда к нему пришли и дело изложили. Свою тетрадку выхватил и долго руку Машке тряс, да на разные голоса благодарил. Странный он, но что с трехголового возьмешь? Чаю предложил, но Маша с Кощеем отказались. Дел много.
Ангелину Степановну нашли в школе — она свой кружок вела. Дети прилежно рисовали, Машка даже нескольких своих одноклассников успела заметить, а учительница ходила между рядами и всем помогала. Кому советом, кому делом. Красивые рисунки у детей получались, загляденье. Птиц диковинных изображали, каких в природе не бывает. Хотя… как же не бывает, когда вон на каждом листе по Жар-птице, словно пожар, золотом горят! Василевс отчего-то замешкался, промямлил что-то. Машке показалось, что он даже порозовел.
Ангелина вышла вместе с ними из класса.
— Гель, мы тут с Машкой это… Книжку дописываем. Нашу. Ну, не нашу с тобой, а ту, общую!
Машка тогда на Кощея посмотрела, чего это он заикаться начал, да еще покраснел, и тут все поняла. Вот она, «Василиса»-то… А вторая, видать, Кларисса. Ну и дела!
Ангелина Степановна улыбнулась грустно.
— Вася, так ты за моей главой пришел, что ли? Погодите минутку, сейчас принесу.
Ангелина быстро вошла в класс, а Кощей закряхтел.
— Ну вот, гляди-ка… Почти все собрали. Моя только и осталась.
Вернулась Ангелина и протянула тетрадь в клетчатой обложке.
— Неужели, получится? — она ласково посмотрела на Машу, махнула рукой Кощею и удалилась к своим ученикам.
Кощей сразу оживился. Схватил Машку за руку и потащил на улицу.
— Давай, скоренько. Почитай все, ознакомься. А завтра, на свежую голову…
Уже дома, разложив главы по очереди, Машка вдруг вспомнила.
— Погоди. А где глава про Ивана?
— А нету. И сам он где никто не знает…
Машка пошагала по комнате, заложив руки за спину как заправский сыщик.
— Может, поэтому Иван и остался в сказке? Он сам и есть автор? И как человек он умер?..
Кощей только плечами пожал.
— Да пес его знает. Я с ним того… Не очень дружил, в общем. С Иваном-то. Может, правда, он всю эту канитель и придумал! А что, вполне в его характере…
Загадка с личностью автора и Иваном так и осталась нерешенной, но делать нечего.
И Маша принялась за работу. Сначала прочитала все главы — от корки до корки. Сказка была написана красивым «круглым» почерком — читать было удобно, как печатный текст. Только роднее, уютнее. А как дочитала — началась самая работа.
Про Кота-Баюна у Маши лучше всего получилось. Недаром она всегда кошек любила. Вот и придумала Коту огромное кошачье семейство, деток, внучат… Как он от службы Кощеевой отошел, и хозяйством занялся. Хорошая жизнь получилась. Насыщенная.
Горынычу с семьей проще — он со своими тремя головами сам себе семья! Ему Маша придумала, чтоб в дозоре у Кощея стоял. Не пугал никого, не палил огнем. Летал себе на просторе, крылышки разминал. А как поговорить — так все с собой. Все три головушки. Иногда четвертого приглашали, Кощея или, там, Кота.
С Кикиморой сложно было. Неделя целая на нее ушла. Не писались про нее истории, аж руки от страха тряслись. Машка как из школы приходила — сразу за стол, писать. Даже не обедала иногда. Зато хорошо помнила грозный взгляд директрисы и ее ледяной голос:
«Мне, милочка, не забудьте кавалера поприличней прописать. Пусть водяной или леший, но п р и л и ч н ы й! Чтоб в люди не стыдно выйти было». Вот и придумала Машка ей душевного друга. Такого, что сама удивилась. Как живой получился, но тут главное, чтобы Кикимора довольна была. А по ней не поймешь, фыркает все.
А Ангелину и Бабу-Ягу Машка оставила в лесу жить. Помогать всем. Заезжих молодцов направлять, зверушек лечить. Да в гости к Кощею захаживать. Авось так и помирятся, через пару веков…
***
…Последним Машка про Кощея главу писала. Устала уже, глаза слипаются, а дописать надо… До тридцать первого всего ничего оставалось.
Все у нее ладно получилось. И подвиги, и «развитие». Герой исправился, победил свои страсти и дурной характер. Подружился со всеми, примирился. Делом занялся настоящим, полезным. Теперь надо про его «долго и счастливо» не забыть… Только после всего, раньше эти слова нельзя писать, не сработает…
И спать нельзя. Ведь совсем капельку дописать осталось… Чуть-чуть. «Погоди, Кощей Вася, ты не уходи, главное… Я успею… Я смогу…»
Маша спала. Часы показывали ровно полночь. Кто-то тихо отворил дверь в комнату, переложил Машку в постель. Укрыл пушистым одеялом. И закрыл толстую тетрадку на столе.
***
Тридцать первое декабря — самый главный день в году. Главнее, чем Восьмое марта. Даже главнее Дня Рождения! Новый год он общий, он для всех. Маленьких и больших. Общая радость. Общий праздник. И этого Праздника так много, что только успевай делиться! И ведь правда, на всех хватает. И еще остается.
Маша открыла глаза. В окно било декабрьское солнце. Последнее в уходящем году. Она в панике бросилась к столу — тетради не было. Вообще ничего не было — чистая гладкая поверхность, стаканчик с феями Винкс и тремя простыми карандашами, да настольная лампа.
— Мама!!! Мама, где моя тетрадь? — Машка металась по комнате. Неужели, приснилось? И сказка, и Василисы, и Горыныч… А как же Кощей Вася?! А Клубочек?..
Бабушка с мамой были на кухне.
— Маш, у нас сегодня будет настоящий дед Мороз! — радостно объявила мама.
Маша беспомощно озиралась. Бабушка вытирала мокрые руки о клетчатый передник, выпачканный мукой, тревожно на нее поглядывая. На столе стояла первая партия румяных пирожков, в духовке поспевала вторая.
— Мам, баб… а Василич? Василич придет?!
— Так Дед Мороз ведь… — растерянно прошептала мама.
— Мне Кощей нужен, понимаете? — Маша в отчаянии всматривалась в расстроенные лица мамы и бабушки. — Кощей! Какой Дед Мороз, он их терпеть не может! Кощей!.. Из пятой квартиры! Мама, ну пусть он придет!..
Мама с бабушкой виновато переглянулись. Они-то знали, что дверь Василия Васильевича опечатана с самого утра, и прийти он теперь уже точно никуда не сможет.
Самый счастливый день в году стал для Машки сущим кошмаром. Она ходила из угла в угол в своей комнате и отказывалась есть бабушкины пирожки. Немного отошла только, когда пришел папа. Он подарил огромного мягкого медведя — Машка давно о таком мечтала, а мама с бабушкой все отговаривали. Куда такую громадину, ахали они. Только пыль собирать!
В отношениях у родителей что-то явно поменялось — мама с папой спокойно разговаривали, мама даже смеялась. Бабушка все подкладывала папе то салат, то холодец. Он и Новый Год с ними встречать собирался, вот такие дела… Но Машке было не до того. Слишком большое на нее свалилось горе, сразу такое не пережить. Тут даже целым папой дыру в сердце не залатать, не починить…
***
Когда в дверь позвонили, Машка поняла, что все кончено. Пришел нанятый мамой дед Мороз. Ненастоящий, с приклеенной бородой и глупыми шутками-прибаутками. Придется лезть на табуретку и читать стишок, чтобы не расстраивать близких. «Деда» проводили в комнату с елкой и туда же позвали Машку. Она уже даже не упиралась, чего теперь, пусть человек отработает. Он же не виноват. А за окном снег пошел, огоньки в окнах зажглись. У все праздник. У всех радость.
…Машка упрямо глядела на красные сафьяновые сапоги деда Мороза. Сапоги неловко топтались, как конь перед дальней дорогой.
— Подарок себе оставьте, — мрачно проговорила она, не поднимая глаз. — Я стих рассказывать не буду.
Дед Мороз как-то не по-дедморозовски фыркнул.
— Больно надо, — Дед ловким движением стянул свой роскошный головной убор. Весело блеснула знакомая лысина и золотой острый зуб. — Не нужен мне твой стишок, Машка. Ты мне такую сказку сочинила, век не забуду!
Она не поверила ушам, а потом и глазам. Даже зажмурилась. А когда распахнула глаза, все было на месте: и лысина, и зуб, и веселый Василич.
— Кощей Вася!!! — Маша прыгнула на разряженного деда, но повисла где-то в районе его пояса.
— Тиш-тише, повалишь!.. — Кощей неловко погладил Машку по золотистой голове. — Слезай давай, а то кафтан порвешь.
Маша отцепилась от Кощея, но все еще крепко держала того за накладную бороду.
— Теперь все хорошо? — громким шепотом спросила Маша.
— А то! Отлично даже.
— А кто ж сказку-то дописал? Я ведь не успела… — Машка виновато пожала плечами и громко шмыгнула носом.
Кощей улыбнулся. Снова блеснул золотой зуб.
— Бабушка твоя. Иван-то и правда твой дед! Настоящий. Ждет он нас, в своей сказке… Как свою главу дописал — так и перенесся, вот какое дело. Так что теперь и нам пора. Ну, ты понимаешь.
— А Василисы твои? Кот-Баюн, Горыныч?
— Все, все на месте. Да вот они…
Кощей махнул посохом Деда Мороза и из-за елки показались трудовик, физик, учительница рисования, завхоз баба Настя и сама директор школы. Машка тихо ойкнула. Видеть всю компанию у себя в комнате ей было немного непривычно. Недовольная Кларисса Степановна обмахивалась платочком, Ангелина улыбалась. Кот и Горыныч сдержанно кивнули и потупились, шныряя взглядами по комнате. Баба Настя украдкой подмигнула и тут же сделала строгое лицо.
— Так это твои «Василисы»? — громким шепотом спросила Маша, прижимаясь к Василевсу.
— Они самые.
Ангелина тепло улыбнулась.
— Спасибо тебе, Машенька. У нас теперь жизнь начнется самая настоящая, сказочная.
Кларисса Степановна скривилась.
— Мне лично и здесь неплохо жилось. Привыкай теперь к этой вашей сказочной реальности… Ни маникюрши, ни парикмахера приличного.
— Я вам там Водяного придумала, — робко проговорила Маша.
— Надеюсь, не очень старого, — фыркнула бывшая кикимора.
— Нет, нет, что вы. Он совершенно новый, — испуганно заверила Машка. Клариссу она побаивалась. Все-таки директор школы, не шуточки.
— И на том спасибо.
Кощей вдруг рукавом махнул, и Маше показалось, клубок шерсти на пол упал… Глядь, а там Кощеев пес сидит!
— Присмотришь за Клубочком-то? Или забрать?
— Присмотрю, конечно, присмотрю! Я так о собаке мечтала!..
— Ну дык, считай, это тебе подарок на Новый Год. Не боись, с родителями оговорено. Клубок теперь официально пес породы «корги».
Напоследок Маша крепко обняла Василича.
— Передавай привет дедушке Ване, — прошептала она.
— Уж передам, не волнуйся, — расщедрился Кощей. — Все же неплохая сказка получилась! Хоть и не сразу.
***
Добрая Волшебница стояла во дворе и внимательно смотрела на горящие окна в Машиной квартире. Часы пробили двенадцать раз и по городу прокатился радостный гул. «С Новым Годооооом!». Весело грянули салюты, в небо полетели тысячи разноцветных звезд.
Машины мама и папа сдвинули тонкие бокалы с шампанским, счастливая Машка — с газировкой, бабушка Надя — с вишневым компотом.
Волшебница улыбнулась и неторопливо пошла вдоль высоких домов.
Знаешь, она и сейчас частенько там прогуливается, я уверена. Идет себе, не торопясь по широкой улице, той, на которой стоит огромная красивая телебашня. И улыбается прохожим доброй и немного лукавой улыбкой. Или совершает свой ежедневный моцион вокруг пруда в парке — кормит рыжих «мандариновых» уток огарей с противными и смешными голосами. Если уговоришь маму — приезжай в Останкинский парк. Точно ее встретишь. Ну а уж узнаешь непременно! По ней сразу видно — Добрая Волшебница, так-то. И рюкзачок при ней. Сколько уж там клубочков осталось — не знаю. Недавно новых наскручивала, черненького кому-то в помощь отправила. Ох там и история приключилась!..
***
Прошло совсем немного времени. Может, неделя. А может и год. Маша на ночь полюбила читать сказки, и все больше про Кощея выбирала. Вроде и не маленькая уже, а вот…
Уже спустился вечер, родители ушли спать, и лишь тихонько бубнил телевизор в бабушкиной комнате.
Клубок вдруг заворчал и коротко тявкнул. Маша подскочила.
Тускло светили фонари на улице. Свет из окна падал на долговязую фигуру в плаще. Посреди комнаты стоял Кощей.
Он помолодел, посвежел. Да еще вырядился: во все черное, с блеском, меч в руке, плащ такой длиннющий!
— Псс, — Кощей воровато обернулся, не слышит ли кто, и тут же шикнул на Машку: — Тихо! Деда повидать хочешь?..
Машка радостно закивала, зажав рот ладошкой, перепачканной чернилами. Кощей деловито переложил меч в другую руку, а свободную протянул Машке.
— Тогда не зевай, погнали! А то назад к утру не поспеем!
Клубок нетерпеливо гавкнул. Гигантским прыжком Маша преодолела расстояние между ними и скрылась под плащом Кощея, черным, как ночь. За ней рыжей молнией мелькнул пес. Звезды на плаще полыхнули веселым огнем. Но… это уже совсем другая история.
Конец Примечания автора 1. — «Анорак» — это такой фасон, когда куртка в самом низу раздваивается и получается хвост, как у пингвинчика. Словом, спроси у мамы, она точно знает.2. — «Самореализация» — это штука такая, когда ты все свои таланты наизнанку выворачиваешь и всем о них рассказываешь. И ждешь, чтоб тебя похвалили. Если интересно, спроси у мамы.3. — «Собес и МФЦ» — это такие места, куда надо обязательно ходить, когда ты взрослый или старенький. Иначе никто не поверит, что ты уже вырос!4. — Ты же понимаешь, Кощей хоть и сказочный, но злодей! А у всех злодеев есть вредные привычки.5. — «Четверть» — если вести расчет в папах, это, например, одна папина нога и кусочек спины. Согласись, совершенно несерьезная часть! Ни поиграть толком, ни поговорить.6. — «Антагонист и протагонист» — про такие слова даже и не спрашивай. Вырастешь — узнаешь. А вообще, так по-умному героя и злодея в книжках называют.7. — «Новаторская» — это значит, с неожиданным взглядом на обычную ситуацию. Ну вот как у нас!
