Пепел (СИ) [Ники Сью] (fb2) читать онлайн

Annotation

Я думала, мы больше никогда не встретимся. Но судьба сыграла со мной злую шутку: теперь я учусь в его классе, сижу с ним за одной партой и пытаюсь сделать все, чтобы Мистер Популярность перестал обращать на меня внимание. Я – его запретный плод. Он – моя несбыточная мечта. Нам нельзя быть вместе. Наши родители не простят этого, если узнают. Однако с каждым днем сопротивляться притяжению сложнее.

ХЭ обязателен.

История Вити Шестакова.

Можно читать отдельно.

Пепел

Пролог

Глава 01 - Рита

Глава 02 - Рита

Глава 03 - Рита

Глава 04 - Рита

Глава 05 - Рита

Глава 06 - Рита

Глава 07 - Рита

Глава 08 - Рита

Глава 09 - Витя

Глава 10 - Рита

Глава 11 - Витя

Глава 12 - Витя

Глава 13 - Рита

Глава 14 - Рита

Глава 15 - Рита

Глава 16 - Рита

Глава 17 - Витя

Глава 18 - Витя

Глава 19 - Рита

Глава 20 - Рита

Глава 21 - Рита

Глава 22 - Рита

Глава 23 - Витя

Глава 24 - Аким

Глава 25 - Витя

Глава 26 - Витя

Глава 27 - Витя

Глава 28 - Рита

Немного визуала

Глава 29 - Рита

Глава 30 - Рита

Глава 31 - Рита

Глава 32 - Витя

Глава 33 - Витя

Глава 34.1 - Рита

Глава 34.2 - Рита

Глава 35 - Рита

Глава 36 - Рита

Глава 37 - Рита

Глава 38 - Рита

Глава 39 - Витя

Глава 40 - Рита

Глава 41 - Рита

Глава 42 - Рита

Глава 43 - Рита

Глава 44 - Витя

Глава 45 - Витя

Глава 46.1 - Рита

Глава 46.2 - Рита

Глава 47 - Рита

Глава 48 - Рита

Глава 49 - Рита

Глава 50 - Витя

Глава 51 - Рита

Глава 52 - Рита

Глава 53 - Витя

Глава 54 - Витя

Глава 55 - Рита

Глава 56 - Рита

Глава 57 - Витя

Глава 58 - Витя

Глава 59 - Витя

Глава 60 - Витя

Пепел

Пролог

Наши дни

– Да, детка, я помню. Заберу тебя, ага, – я говорил на автомате да и слушал вполуха. Сжимал руль, стуча пальцем по кожаному основанию. Когда же загорится зеленый? Ненавижу ждать. И дело не в Алине. Или Марине? Черт, почему я не запоминаю имена девчонок? Почему они мне кажутся настолько однотипными? Хотя, эта превзошла всех – безумно навязчивая. Зато старик рад до смерти – дочка крутого бизнесмена, который готов за нее продать и душу, и сердце, и бизнес. Последнее больше всего интересовало батю, ведь бабки с небес не сыплются, в отличие от удачного брака. Только мне это сто лет не упало, уж не в двадцать-то годиков. Я еще не нагулялся, не насытился своей свободой.

– Витюш, – пищит в трубку Марина. Точно, ее все-таки зовут Марина.

– Выбирай самое сексуальное платье и жди меня, детка. Хотя, лучше без платья, – усмехаюсь. Загорается желтый, и я тут же трогаюсь с места, оставляя позади легковушки и мрачные городские пейзажи. Всю ночь шел дождь, на дорогах лужи, люди бегут, укутанные в теплые шарфы и куртки. Глубокая осень. Прекрасное время года, время для моей души.

– Вить, красное или белое?

– Любое. Отключаюсь, я за рулем, – прощаюсь с девчонкой и кидаю мобильный на пассажирское. Выжимаю педаль газа, увеличиваю громкость в динамиках. Играет «MERIEM - Нева», ванильный попсовый трек, который наверняка взорвет чарты. Стараюсь особо не вслушиваться в слова, но почему-то некоторые строчки задевают.

Очередной светофор, очередной красный. Как достали красные сигналы! Кто их вообще придумал? Когда загорается желтый, срываюсь с места, будто опаздываю на самую важную в мире встречу. Зачем-то перевожу взгляд в сторону остановки, и сердце пропускает удар, едва не разрывая легкие. Даю по тормозам, замедляя скорость почти до десятки. Позади сигналят машины, но я их не слышу или не могу слышать. В ушах гул, и гребаное сердце почему-то решило совершить забег на длинную дистанцию.

Рита.

В сером плаще, прикрывающем бедра, но позволяющем видеть ее худенькие ноги, обтянутые джинсами. Раньше она почти не ходила в таких шмотках. Волосы развеваются на ветру, прозрачные линзы очков прячут глаза. Держит впереди сумку, сжимая тонкими пальчиками лямку. Надо просто проехать. Тупо дать по газам. Какого лешего я продолжаю смотреть в зеркало заднего вида, разглядывая эту проклятую девчонку?

Рядом трутся трое, судя по всему, не особо трезвых экземпляра. Говорят что-то, но она не реагирует, устремив взгляд в сторону дороги, высматривая автобус, который до сих пор не едет. Плевать. Мне плевать на нее. Ей не впервой же. Чего переживать? Стискиваю челюсти до боли и хруста, с силой отвожу взгляд. Давлю на газ, крепче сжимая кожаную болванку. Плевать! Делаю еще громче музыку в салоне рендж ровера, вдыхая и выдыхая через рот, а потом очередной болезненный прострел.

Даю по тормозам, и машина позади едва не влетает в меня. Водила открывает окно, орет трехэтажным, но я вообще никак не реагирую. Включаю заднюю скорость, прижимаюсь к обочине и резко давлю на газ. Двигаться против движения – не лучшая идея. Но кто бы меня остановил?.. Ускоряюсь, радуясь тому, что окна тонированные.

Зачем я это делаю? Окончательно кукушка поехала! Все! Нет другого объяснения!

Рядом с остановкой большая лужа, а еще позади едет автобус. Пусть бы уже села в этот проклятый общественный пазик и свалила ко всем чертям с моих радаров!

Рита переводит взгляд на мою тачку, видимо, шум привлек ее внимание. Делает два шага назад. Неплохо, отлично соображает. А вот экземпляры продолжают стоять, демонстрируя гнилые улыбки. На скорости проезжаю прямо по луже, окатывая грязной водой товарищей с головы до ног. Позади сигналит автобус, Рита поджимает губы, пытаясь разглядеть меня в тонированных окнах. Влево наклоняет голову, вправо. Не улыбается. На ее невинном (вранье!) лице нет ничего. Оно пустое. Я должен помнить об этом.

Не могу на нее смотреть. В груди просыпается дикий огонь, хочется задушить, хочется разнести все, включая самого себя. Ненавижу ее! Каждой. Гребаной. Клеткой. Ненавижу!

– Не смотри такими ангельскими глазами, – шепчу себе под нос. Двери автобуса открываются, и девчонка, наконец, отводит взгляд, позволяя мне дышать. Экземпляры орут и даже пинают по колесам мою ласточку, но я слишком взбешен, чтобы общаться с ними.

Пора уезжать, хватит играть в крутого бэтмена, решившего спасти невинную овечку. Переключаю на первую передачу, даю по газам, в голове только вспышки гнева и один единственный вопрос:

Когда все это закончится?..

Глава 01 - Рита

События прошлых лет

В детстве мы искренне верим в чудеса, вечную дружбу и любовь, которая способна преодолеть тысячи трудностей. Я тоже не была исключением, по глупости и наивности не замечала, как быстро меняется будущее, как любимые люди шаг за шагом уходят от тебя, оставляя страдать в одиночестве. Самый большой человеческий грех – неведение.

Все началось с гениальной идеи, так называл ее папа.

Мы тогда жили в районе старых многоэтажек, где по ночам пели песни алкаши и завывали бродячие собаки. На зеленых стенах в подъездах рисовали странные граффити или писали непристойные стихи. Люди в таких районах делятся на два типа: одни мечтают вырваться из вечной нищеты, другие погружаются в пьянку, махнув рукой. Мой отец и его лучший друг относились к первой категории.

Олегу Николаевичу, папиному другу, повезло больше: он устроился в охранное предприятие, где платили на порядок выше, плюс социальный пакет и даже отпускные. А еще у него неплохо зарабатывали родители и нет-нет помогали деньгами. Ну, знаете, как это бывает – по молодости люди не думают особо о завтрашнем дне, женятся, потому что жить друг без друга не могут, заводят детей, начинают снимать однушку у черта на рогах, лишь бы рядом, лишь бы с любимым. Кому-то родители идут навстречу, помогают, а кому-то, как моему папе, помочь некому. Не было у него родни: мать рано умерла, отец спился и успел застать только совершеннолетие ребенка. Вот и приходилось крутиться как-то самому.

Что касается мамы, ее родители мечтали не о таком зяте, поэтому не найдя никаких рычагов давления, оборвали все связи с дочкой. Да, да, так бывает. Не оправдала надежд, не пошла по правильной дорожке, вот и справляйся с реальностью сама. Однако, мама очень любила папу. Настолько, что не побоялась отказаться от всего и всех. Она верила в него, в их счастливое будущее. Так тоже бывает – любовь называется.

В жизни папы на тот момент было всего два близких человека: Лидия (моя матушка) и Олег Николаевич. Он видел в них опору, свет и свои стремления. А потом дядя Олег женился на красавице Кристине. Мама забеременела, тетя Кристина тоже. С разницей в три месяца наши семьи обзавелись детьми: Витя и Рита. Два невзрачных имени и две души, которые жили в унисон.

Мы вместе росли, ночевали друг у друга, играли и строили домики из песка. Витя защищал меня от мальчишек во дворе, а я тайно таскала ему мамины пирожки, потому что тетя Кристина готовила из рук вон плохо. Однажды, тогда нам было по шесть, мальчишка в садике из моей группы подарил мне большую ромашку. Настолько неожиданное и приятное событие, что я на радостях побежала к Вите похвастаться.

– Выброси ее! – потребовал он и, не дожидаясь ответа, выхватил цветок, кинул его на землю и растоптал.

– Дурак! – в сердцах произнесла я, развернулась и убежала. Мы не разговаривали три дня. Сейчас кажется – такая ерунда, а тогда три дня тянулись целую вечность. Потом Витя, правда, подошел сам и принес мне петушка на палочке.

– Не возьму, – скрестив руки на груди, заявила я, хотя очень любила карамельки. Нам родители покупали их редко, чаще по праздникам, наверное, поэтому от подобных подарков замирало сердце.

– Хочешь сказать, тебе дурацкий цветок нравится больше, чем конфета? – удивился мальчишка.

– Нет, – махнула головой, мысленно представляя, какой петушок вкусный, и как тает во рту сладкая карамель.

– Бери, и точка! – фыркнул Витя. Взял мою руку и силой вложил в нее конфету. – И вообще! Не смей принимать подарки от других! Понятно? – уже тогда Шестаков был настолько уверен в себе и своей исключительности, что даже в садике занимал лидирующую позицию. За ним ходили мальчишки, подобно свите, не хватало только плаща на плечах и короны на голове.

– С чего это? – я сжала палочку с карамельной конфеткой, выбросить ее было бы большим грехом. Наверняка Витя разбил копилку, чтобы купить мне петушка. Родители нам не выделяли карманных денег.

– Потому что только я могу дарить тебе подарки! Ты, – он показал пальцем на меня, а затем перевел его на себя. – Моя. Запомнила?

В ответ я рассмеялась, но тот случай сохранился в воспоминаниях на всю жизнь. Никогда Витя не был настолько искренним, как тогда, в шесть лет. Позже я рассказала об этом маме, и она то ли в шутку, то ли серьезно сказала:

– Если однажды вы поженитесь, я обязательно подарю вам коробку петушков.

Сказать по правде, эта идея мне очень понравилась, потому что из всех мальчишек я всегда смотрела только на Витю. Он был храбрей, сильней и соображал быстрей любого во дворе или в садике. Я представляла, как мы пойдем вместе в первый класс, как сядем за одну парту и будем делать домашку. Однозначно все это было бы вместе, потому что Витя всегда выбирал меня, как и я его. Но мечты не всегда сбываются.

За год до школы случилось первое важное событие в жизни наших родителей. Мы тогда сидели с Витей у нас в квартире и строили карточный домик, а моя мама и тетя Кристина пытались сделать друг другу маникюр. Отец влетел первым домой, в глазах огонь, на лбу капельки пота, дыхание учащенное. Следом за ним вошел Олег Николаевич.

– Мы это сделали! – воскликнул папа и начал пританцовывать. Я прыснула со смеху – забавное зрелище.

– Что сделали? – не поняла мама.

– Открыли фирму, – дополнил дядя Олег. Он подошел к моему отцу и закинул руку ему на плечо. Оба выглядели такими счастливыми, словно сорвали куш.

– Фирму? – чуть ли не заикаясь, произнесла тетя Кристина. Она резко подскочила с кресла, которое отозвалось скрипом на ее движения.

– Да, детка. Фирма по онлайн-прокату фильмов. Это же фурор! Пашка разработал сайт, сам сверстал его и запустил. Теперь не нужно ходить в магазин, можно у нас на сайте заказать любой диск и получить его по почте, а потом поменять на другой. Пашка у нас гений!

– Но для этого же деньги нужны, – взволнованно произнесла мама.

– Олег вложился деньгами, а я идеей, – радостно заявил отец.

А потом был скандал. Мои родители вышли на кухню, мы с Витей остались в комнате, становясь свидетелями ссоры Олега Николаевича и Кристины Михайловны. Она ругалась полушепотом, охала и ахала, даже ударила мужа в плечо кулачком, но он старался не реагировать, успокаивал жену, улыбался, и, кажется, это еще больше ее раздражало.

– Мы собирали эти деньги на новую квартиру! Мне надоело жить в этой помойке, а ты! Ты просто взял и забрал наши деньги, это были наши, понимаешь, наши деньги! А как же твой сын? Ему через год в школу! Ты… да ты в своем уме вообще? Этот лис, Пашка, оказывается, умней моего мужа. Идеей он вложился! – причитала мама Вити.

– Детка, дай нам шанс! Мы же разбогатеем!

– Дурак! Какой же ты дурак! Господи, за что мне это!

После Витя говорил, что родители не разговаривали почти неделю. Наверное, не каждая женщина готова принять выбор своего мужчины, но моя мама приняла. Она поздравила папу, несмотря на то, что он уволился с очередной работы. Вообще сложно ему было с руководством – все виделось в другом свете, а замечания одним и поблажки другим казались несправедливостью. Папа не задерживался на новых местах, этим он отличался от своего друга, и именно поэтому у нас всегда были проблемы со сбережениями.

Однако, в отличие от тети Кристины, моя мама работала в городской библиотеке и хоть какой-то доход, но имела. Без нее наша семья точно померла бы с голоду.

Первый год в прокатном интернет-бизнесе не принес особой прибыли, зато успел создать множество проблем, как с кредиторами, так и отсутствием отцов дома. Но и здесь Олег Николаевич выкрутился – нашел где-то инвестора, который увидел в нем потенциал и вложил определенную сумму денег. К лету ситуация начала налаживаться, появился первый доход, и отец Вити смог вытащить часть вложенной суммы, а их инвестор получить кое-какие дивиденды. А еще родители Олега Николаевича помогли им переехать в новую квартиру, чему радовалась тетя Кристина, и из-за чего грустила я.

Больше мы не могли гулять с Витей в одном дворе, зависать друг у друга дома. Нет, на ночевку все же ходили в гости, однако теперь это происходило реже – наши дома находились на расстоянии почти сорока минут пешком. Не близко, одним словом.

Очередной удар случился тридцатого августа, когда я пришла с мамой в школу на разбивку. Витя обещал – мы будем учиться вместе, но его не оказалось в списках. Кристина Михайловна выбрала для сына новенький лицей, куда брали только «по блату», так сказал папа. Позже я узнала, что у инвестора фирмы родителей была возможность поспособствовать и моему поступлению туда, но оплачивать годовые взносы отец отказался. Всего десять тысяч. Родители Вити могли позволить себе, а мы нет.

В итоге в первом классе я сидела с Машей Лаевой, а не с Шестаковым. Да, обидно, да, несправедливо, но и мечты не должны всегда сбываться.

Глава 02 - Рита

Когда начались занятия в школе, встречи с Витей сократились до выходных – то уроки, то продленка, то Шестаков оставался с мальчишками гонять мяч. Зато в субботу и воскресенье мы словно надышаться друг другом не могли: говорили без умолку и практически никогда не засыпали раньше трех часов ночи. Хорошо еще, у меня была своя комната, как и у Вити. Родители не знали, что мы нагло нарушаем комендантский час.

– Как тебе ребята в школе? – спросила я в первую ночь. Мы лежали на одной подушке, разглядывая темный потолок. Нас еще до сих пор клали спать вместе.

– Прикольные! Но они не могут обойти меня, когда я ускоряюсь, все остаются в хвосте, – хвастался Витя.

– Значит, тебе все нравится, – немного с грустью произнесла. Внутри я завидовала тем людям, которые могли быть рядом с моим другом каждый день. Мне безумно не хватало его в школе.

– Ну да, там еще кормят вкусно. Хотя, везде вкусно, где мама не готовит.

Вздохнув, я потянулась за одеялом и накинула его на плечи, поворачиваясь к стенке. Мне вдруг показалось, что я теряю Витю, что больше ему не нужна.

– А ты? – спросил он, ущипнув меня под лопаткой.

– Дурак, – пискнула я, толкаясь. – Будешь так делать, я все маме расскажу, и она тебя на матрас ночевать отправит.

– Ты не сказала как в школе дела? Тебя никто не обижает? – серьезным тоном произнес Шестаков, словно ему было не семь, а все двадцать.

– Тебе какое дело?

– Если спрашиваю, значит есть дело! Рита, или ты опять там подарки от всяких принимаешь? – даже в темноте я видела, как Витя прищурился, хмуро сводя брови на переносице. Он выглядел жутко милым, когда злился: нижняя губа чуть выходила вперед, а в глазах сверкали огоньки.

– Какой ты дурак, – засмеялась я, ткнув его локтем. И мы начали играть в войнушку: щекотать друг друга, пинаться, кусаться, трепать по волосам. Потом услышала мама и разогнала нас по разным кроватям.

Тот разговор с Витей я вспоминала весь год и каждый раз, когда тосковала без него или с завистью поглядывала на дружных одноклассников, улыбалась. На самом деле в первом классе я так и не смогла ни с кем подружиться. Многие уже были знакомы, гуляли группами, обсуждали общие темы, и я как-то не вписывалась в их компании. Нет, меня никто не обижал, со мной здоровались, иногда помогали, нет-нет да обменивались короткими репликами, но, видимо, я была слишком скромной, поэтому общение особо не ладилось.

На новый год, под бой курантов, я загадала желание оказаться в классе с Шестаковым. Сжала ладони перед собой, зажмурилась и изо всех сил поверила в чудо. Но чудеса почему-то обходили меня стороной. Летом Витю отправили в школьный лагерь, хотя мы с ним планировали гулять вместе, он хотел познакомить меня со своими друзьями. А в июле они с мамой уехали на месяц в санаторий, родители Кристины Михайловны постарались. В итоге вместо прогулок и игр, я просидела шесть недель в одиночестве на своем балконе, зачитывая до дыр кавказские сказки, которые приносила мама с библиотеки.

В конце июля случилась первая беда, так сказать, первый звоночек, который мы с мамой не заметили. Все началось с желания отца купить машину. Он откладывал весь год, порой, даже обделял нас в необходимых покупках, вроде туалетной бумаги (можно ж использовать старые газеты), шампуня (а почему бы не мыть волосы мылом). А в один из месяцев даже запретил смотреть телевизор до шести вечера. Вычитал где-то про дешёвые ночные тарифы. В общем, страдали мы с мамой тайно, нет-нет да жалуясь друг другу, но и радуясь за достижения отца. Ведь наши жертвы означали великое вознаграждение – хорошую машину. Дорогую! Большую! Красивую!

Но с авторынка папа вернулся с потухшим взглядом. Я случайно подслушала его разговор с дядей Олегом:

– Мне не хватает, а брать развалюху не хочу!

– Слушай, ну возьми чуть похуже, потом продашь, подсоберешь и купишь лучше. Ну чего ты?

– Легко тебе говорить, Олег! У самого вон тачка какая. Мне бы твоих родителей, – с укором в голосе произнес папа.

– Слушай, а я ведь себе машину через интернет купил. Давай, может, и тебе подберем что-то? Там и ценник ниже, и бывают очень хорошие предложения. А насчет перегнать – не переживай, я помогу. Ты ж знаешь, чем смогу, всегда помогу!

И папа согласился. Правда, выбрал сам, без помощи знакомых. Олег Николаевич тогда был на встрече с новым спонсором, пытался договориться о взаимовыгодном партнерстве. Мой же отец практически не общался ни с кем, он был погружен только в компьютеры и разработки новых алгоритмов на их сайте по прокату дисков. В тот день подождать бы ему дядю Олега, но папа горел покупкой, да и все карты сошлись: отзывы, видео, даже договор прислали. Отец, долго не думая, выслал всю сумму и ждал расписки о получении денег. Но продавец перестал выходить на связь, а переписка волшебным образом с сайта исчезла.

Для нашей семьи это был удар, но больше для папы, конечно. Он писал на сайт, пытался взломать его, чтобы вернуть переписку, и даже что-то получилось, да только мошенники, видимо, были хитрей, умней и использовали отработанную схему.

– Это все ты виноват! – заладил отец, ругая Олега Николаевича. – Если бы ты не предложил эту дурацкую идею с интернетом…

– Слушай, ну… хочешь я тебе денег дам? У меня есть немного отложенных, мы в Ялту собирались поехать в сентябре с Кристинкой вдвоем, но раз такое дело! – виновато лепетал дядя Олег.

– Сколько ты мне дашь? Три копейки? Убирайся! Видеть никого не хочу!

– Пашка, мне… мне очень жаль, что так все вышло.

– Убирайся! Убирайтесь все!

Папа с Олегом Николаевичем не разговаривали почти две недели. На работе здоровались через раз, ну и, логичное дело, Витю к нам не приводили. Однако это не мешало нам видеться: Шестаков самостоятельно приезжал на велосипеде ко мне в оставшиеся дни лета, и мы ездили на речку. Витя усаживал меня на раму, а я болтала ногами, распевая разные песенки, которые приходили в голову. Удивительно, наша дружба с годами крепла, как и взаимное притяжение.

В один из последних августовских дней мама сшила мне сарафан: мятный, чуть выше колена, с красивыми рукавами-фонариками. Я не могла налюбоваться собой, поэтому убежала в нем гулять на улицу.

– Как тебе? – спросила, встретив Шестакова. Он стоял за углом нашего двора, а рядом на земле валялся его велосипед.

– Ну… – произнес Витя, сглотнув. Впервые он прикусил губу, отводя взгляд в сторону, словно смутился.

– Если я тебе не нравлюсь, у тебя однозначно плохой вкус! – фыркнула, подходя к велику и надувая губки рыбкой.

– Хороший у меня вкус! – прикрикнул он, замолчав. А потом, помедлив, добавил. – И ты красивая, Рита. Но в платье ехать не очень удобно, придется пешком гулять.

– Ну, пешком, так пешком, – улыбнулась я, радуясь солнышку, птичкам, поющим на ветках, и Вите, который каждый день был рядом.

– Счастья-то сколько, – сказал Шестаков, подняв велосипед с земли. Затем он развернулся и неожиданно взял меня за руку, крепко сжимая ладонь. – Пошли, девочка в платье.

Тогда я и подумать не могла, что настанет день, когда мы не сможем вот так легко гулять вместе, болтать и держаться за руки. Тогда мне казалось – эту близость ничего не разрушит, мы будем вместе всегда.

Глава 03 - Рита

В конце сентября наши родители окончательно помирились, но отец стал мнительным: вечерами сидел над какими-то папками с калькулятором, что-то проверял, бурчал себе под нос, перестав обращать внимание на меня и маму. По три раза ходил к входным дверям, щелкая замками, прежде чем лечь спать, каждый день пересчитывал деньги, отложенные на черный день, а уж если шел в магазин, после досконально просматривал чек.

Поведение его сказывалось и на работе. Тогда в эту сферу пришел конкурент (так говорила мама) с достаточно крупными вложениями и планировал задвинуть фирму наших отцов. Олег Николаевич на фоне этого обивал пороги новых инвесторов в надежде найти денег на рекламу и зарплату сотрудникам. От папы они ждали новой стратегии, виджетов на сайте, фишки, которая взорвала бы рынок. Но отец вместо идей начал следить за сотрудниками, их работой, в какое время уходят и приходят на свое рабочее место, а в какой-то момент и вовсе предположил, что в коллективе завелся предатель.

– Пашка, это тебе! – сказал в один из дней Олег Николаевич, забежав к нам в гости поздно вечером. – Ты ведь не отдыхал два года. А это Ялта! Красота там, сервис, да и море ого! А мы тут сами разберемся.

– Олег, то ты говорил, что сотрудников не хватает и дедлайн горит, то иди-ка отдыхай. Вы там что-то хотите замутить, а я вам мешаю? – вспыхнул папа.

– Да что за чушь ты несешь? Если бы не ты, фирмы бы вообще не было. Она вся на тебе, но я же вижу, какой ты в последние дни. Я просто хочу помочь тебе немного расслабиться!

– Мне не нужны расслабления! Мне нужна машина!

На этом разговор и закончился. Новый конкурент все-таки сильно подпортил ситуацию в бизнесе родителей, но, несмотря на убытки, которые они понесли, зимой Олег Николаевич пригнал отцу почти новенькую Ниву. Оказывается, он продолжал чувствовать за собой вину за тот случай летом. Не передать словами, как обрадовался папа. Он нарезал круги вокруг машины, словно коршун над добычей, не мог налюбоваться. Сразу подобрел, перестал придираться к разным мелочам и вообще сделался легким, общительным и улыбчивым. Мы тоже с мамой радовались, до тех пор, пока не услышали, как тетя Кристина жалуется подружкам на улице.

– Олег совсем с ума сошел! Все деньги, что мы собирали, взял и спустил на эту дурацкую машину для Пашки. Господи, ну разве наши проблемы, что Пашка на мошенников нарвался? Я вообще сомневаюсь, может, и не было никаких мошенников, может он пропил эти деньги. Пусть бы ему боком эта проклятая Нива вышла.

Лучше бы мы не слышали этого разговора. Лучше бы не шли в гости к Шестаковым. Мама тогда, промолчав, увела меня, но отцу настоятельно рекомендовала вернуть деньги. Все-таки подарок дорогой.

– Не говори ерунды, мы со школы дружим! Сочтемся, – отмахнулся папа. А на следующий день он попал в серьезную аварию, не справившись с управлением. Врачи успели вовремя, но Ниву пришлось отправить на свалку. Мыслями я возвращалась к словам Кристины Михайловны, а уж когда они с Витей заявились в приемное отделение, где мы ждали с мамой вестей, я и вовсе предпочла уйти в другой коридор, лишь бы не видеть женщину.

– Рит, – крикнул Шестаков-младший, догоняя меня. Я не обернулась, поджав губы и едва не плача. Мне было жаль отца. И пусть он не должен был принимать такой дорогой подарок, но авария могла забрать у меня родителя, от этой мысли сделалось жутко.

– Рит, постой. Рита! Марго!

– Отпусти, – крикнула, ощущая, как слезы медленно катились по щекам. Витя обнял меня, гладил по голове и шептал слова утешения. Но мне все равно было тяжело принять позицию его матери, принять тот факт, что я могла лишиться родного человека.

В больнице папа пробыл больше двух недель и столько же дома после. Он пил таблетки, мало разговаривал и все реже выходил из дома. На работе его больничный приняли без лишних вопросов, но из-за конкурента с большими финансовыми возможностями все ходили на нервах, пока отцу в голову не пришла очередная гениальная идея – отойти от их основной деятельности по прокату дисков.

– У нас полно дисков, давай брать с людей деньги не за прокат одного фильма, а за безграничный доступ ко всей нашей фильмотеке. Ну, к примеру, теперь за сто рублей человек сможет взять три диска, вместо одного. Или пять. На сайте клиент будет оформлять так называемую подписку и подключать автоплатеж с банковской карты. Каждый месяц с него будет списываться определенная сумма денег, и он за нее сможет менять диски в пункте выдачи столько раз, сколько захочет. Главное – в срок успеть, тридцать дней. Такого нет нигде! Это будет бум!

– Пункты выдачи? Это как?

– Мы договоримся с разными магазинами, дадим им процент за каждый диск, который они выдадут. Поверь мне, Олег, такого нет нигде еще!

Олег Николаевич идею не одобрил, ему хотелось развивать прокат через сайт, а не делать из него платную подписку. Однако, их положение на рынке было настолько шатким, что пришлось согласиться. Папа загорелся реализацией планов, снова вернулся к разработкам, что-то вычислял, зависал сутками перед монитором, менял оформление сайта, добавлял новые алгоритмы, чтобы они помогали людям увидеть все больше новых фильмов. До того дня, пока по телевизору мы не увидели рекламу платной подписки, которую запустил первым конкурент.

– Ты видела, Лида, видела? – кричал папа, то и дело размахивая руками и шагая из угла в угол по квартире. Его грудь поднималась и опускалась, а ноздри раздувались от злости. Мы с мамой лишь молча переглянулись, ведь обе не понимали, о чем он.

– Дорогой…

– Это была моя идея! Это был мой план! Откуда они… Я ведь говорил Олегу, что у нас в офисе крыса завелась. Кто-то сливает инфу, а они все смотрели на меня и крутили пальцем у виска. Хотя, чего это я парюсь? Сейчас пойду к этим уродам и все выясню.

Мы с мамой снова переглянулись. Отец походил на смерч, готовый снести все на своем пути, в такие минуты людей лучше не трогать. Его лицо вытянулось, глаз дергался, в голосе звучала сталь. Папа громко хлопнул дверью, оставляя нас в полном недоумении.

Вечером в гости пришел Олег Николаевич с семьей. Они были в хорошем настроении, то ли еще ничего не знали, то ли знали, но восприняли проще. Мамы остались на кухне, а мы с Витей ушли в спальню, планируя поиграть в карты. Однако хлопнула входная дверь, и я моментально напряглась. В груди нарастала паника.

– Пашка, у нас Олег с Кристинкой, – послышался мамин голос.

А потом случилось то, что навсегда изменило мою жизнь. Мы с Витей выбежали на шум в коридор, становясь свидетелями драки двух лучших друзей.

– Предатель! – кричал папа, пока Олег Николаевич уворачивался от его кулаков.

– Па! – испугался Витя, забегая на кухню. Кристина Михайловна схватила сына, но он продолжал рваться, не сводя глаз с отца. Мне тоже сделалось страшно, и, как у любой девчонки, из глаз покатились слезы.

– Папочка! Что происходит? – расплакалась я, не успевая переводить взгляд с двух близких людей. Дядя Олег был мне как самый настоящий родной дядя, происходящее казалось нереальным, кошмарным сном. Ведь два лучших друга просто не могли драться на нашей кухне.

– Я вызову полицию, если вы сейчас не успокоитесь! – закричала мама. Схватила телефон со стола и даже начала набирать номер, видимо, не веря в то, что ее слова смогут хоть немного подействовать. Однако отец вдруг оттолкнул со всей силы Олега Николаевича в грудь и уселся на стул.

– Проваливай из моего дома! – прорычал он.

– Ты больной, Пашка? Какого ты творишь? – дядя Олег вытер тыльной стороной ладони разбитую губу, с которой стекала кровь.

– Я что творю? Зачем ты встречался с Макаровым? Хотя, какая разница! Можешь не отвечать. Но моей ноги больше в офисе не будет, понял?

– Что ты несешь, Паша?

– Проваливай! – не унимался отец.

– Пошли, – схватив за руку мужа, тетя Кристина потянула его в сторону коридора. – Пошли отсюда немедленно!

– Паша, ты что несешь?

– Я в суд на тебя подам, понял? Это была моя идея! Моя! Фирмы без меня и моих идей не было бы! Забылся, друг мой? – папа говорил не своим голосом, в глазах его полыхали злость и негодование, я не узнавала человека, сидящего на нашей кухне.

– Да как тебе не стыдно! – завопила Кристина Михайловна. – Мы столько для вас сделали, ты ни копейки не вложил, а уже угрожаешь судами? Бессовестный!

– Паша…

– Проваливай!

Они еще немного покричали, но, в конце концов, Олег Николаевич ушел вместе с семьей. Позже я подслушала разговор родителей. Оказалось, идею отца продал конкурентам дядя Олег. Предал свой коллектив, фирму и, самое главное, друга. Где-то в глубине души я понимала – как раньше уже не будет. И пусть я не разбиралась в корне проблемы, в бизнесе, который создали родители с нуля, но мне казалось, наши с Витей отношения не должны задеть конфликты взрослых.

Однако… как же я заблуждалась.

Глава 04 - Рита

С момента ссоры прошло три недели – ровно столько мы не виделись с Витей. Я очень тосковала по нему, хотела позвонить хотя бы на домашний, сотового у меня попросту не было. Однако папа прибывал дома почти сутками напролет, при нем говорить как-то неудобно. Поэтому ничего не оставалось, кроме как ждать. Я не знала, чего нужно ждать, но в душе все равно горел огонек надежды.

А во вторник после школы меня поджидал Шестаков. Он сидел на рюкзаке, который бросил на землю вместо подстилки. Без шапки и шарфа, с расстегнутой курткой и без перчаток. Щеки его отливали румянцем от холодного ветерка, а губы, обветренные по краям, казались еще краше.

– Витя! – крикнула я, улыбнувшись. Подбежала к нему и бросилась обниматься. Мы повалились на тонкий слой снега, успевший выпасть прошлой ночью. Витя прижал меня к себе, обжигая, горячим дыханием.

– Заболеем же, – строго, но в то же время тепло отозвался он. Я чуть приподнялась, разглядывая лицо лучшего друга. Мы оба замерли, словно не виделись целую вечность. Шестаков вдруг протянул руку и заботливо поправил на мне шапку, которая успела съехать набок.

– Тогда будем болеть вместе… – я сказала на автомате, а потом перестала улыбаться. Ведь вместе теперь не получится.

– Ага, но лучше не болеть, а то придется, есть гадкую настойку матери. Слезай, Рита.

И я слезла, стараясь скрыть грусть. Уселась рядом, надевая маску улыбчивой Риты. Мне не нравилось будущее, в котором два человека не могут общаться, гулять вместе и болеть под одним одеялом. Но вслух я этого не сказала.

– В общем, ситуация отстой, – произнес Шестаков, громко вздыхая.

– В смысле?

– Из разговоров дома я понял две вещи: твой отец не просто ушел из бизнеса, он еще забрал с собой нескольких крутых ребят, что однозначно приведет к краху компании родичей. Ну и… теперь мой папа тоже обозлился. Короче, вряд ли мы снова будем ходить друг к другу в гости. В этот раз все серьезно, кажется.

– Но как же… – не веря в услышанное, проговорила я. В горле застрял ком размером с теннисный мячик, мне было тяжело дышать.

– Все очень плохо. И… вот! – Витя повернулся ко мне, вытащив из рюкзака сотовый.

– Зачем это?

– Там есть симка, мне купили сенсорный месяц назад. Слушай, я ведь… я даже не знаю, когда у тебя уроки заканчиваются. Нам нужно быть на связи, Рит. Что бы там ни было между родичами, это их терки. Эй, мелкая, улыбнись! Я никогда тебя не брошу, ты же моя, помнишь?

Я рассмеялась, хотя хотелось плакать. В этот холодный зимний день мы ели шоколадное мороженое в стаканчике и держались за руки, пока не дошли до входа в мой двор. Впервые Витя не стал провожать меня до подъезда, но я и не настаивала. Мы есть друг у друга – это главное, остальное наладится, надо только подождать, уверяла я себя. Однако, ничего не наладилось.

С бизнесом у отца дела не шли, он обещал каждый день своим коллегам светлое будущее, которое почему-то не наступало. Сам ходил злым, а если не дай бог спотыкался об обувь в коридоре, начинал громко ругаться. Я лишний раз боялась произнести слово в его присутствии, казалось, даже наши с мамой голоса раздражали папу.

В конце марта случился окончательный провал. Программисты, верящие в папины идеи и стремления, ушли от него, сославшись на отсутствие денег, без которых нынче сложно существовать. А у них семьи, дети, кредиты, потребности. Отец снова разгневался. И, как назло, в этот день он увидел нас с Витей возле магазина на остановке. Шестаков провожал меня домой, рассказывая забавные шутки про их соседей.

– Рита! – крикнул папа, догоняя нас. Глаза его полыхали огнем, а нижняя губа дергалась. Мне всегда было страшно смотреть на такого отца – он вызывал страх и неуверенность.

– Привет, папуль, – улыбнулась я, разглядывая его снизу вверх.

– Добрый день, Павел Дмитриевич, – поздоровался Витя. Однако отец вместо слов приветствия схватил меня за руку и силой потащил в сторону дома. Я не стала сопротивляться, молча кивнув Шестакову.

До квартиры мы дошли, не проронив ни слова, между нами словно электричество сочилось – до того напряженной была атмосфера. Я быстро прошмыгнула к себе в комнату, предпочитая скрыться с глаз отца, от греха. Осторожно прикрыла дверь, спрятала телефон в ящик столика, за которым делала обычно уроки. Я так и не рассказала об этом подарке никому, хотя, может, и стоило. Но благодаря мобильному мы могли с Витей общаться, писать сообщения и тайно болтать ночами о всяком разном, кроме семейных тем. Их старательно избегали, но при этом всеми силами поддерживали друг друга, потому что не хотели потерять нашу связь.

Я вздохнула, развернулась и планировала переодеться, однако в комнату вошел папа.

– Маргарита, – строго начал родитель. Его голос звучал жестко, словно он говорил не с родной дочкой, а с посторонним человеком. В последние дни я не узнавала любимого человека.

– Я переоденусь сейчас, и можем вместе пообедать.

– Не смей больше водиться с этим мальчишкой! – холодным, ледяным тоном выдал отец.

– Что? – прошептала одними губами я, не веря в услышанное.

– Он сын предателя! А ты моя дочь, понимаешь?

– Пап, Витя ни при чем, он… – мне показалось, воздух закончился в легких. Я открыла рот, глубоко вдыхая, однако, не могла насытиться кислородом.

– Не смей к нему подходить, поняла? А если он будет тебя преследовать, я разберусь. – Отец развернулся, планируя выйти из комнаты, но я бросилась к нему, схватила за руку, крепко сжимая ее в своих ладонях.

– Папочка, ну ты чего? – взмолилась, смотря на него снизу вверх в поисках смягчения. Однако в этом взгляде больше не было привычной мягкости, теперь там поселилась сталь.

– Рита, ты слышала, что я тебе сказал?

– Папуль, Витя он… он… хороший, правда! Я… я не хочу переставать…

– Замолчи! – крикнул отец, выхватив руку. А затем он закрыл дверь перед моим носом, явно намекая, что продолжения у разговора не будет.

Конечно, я не планировала мириться с таким решением. Поэтому в один из дней после уроков пошла не домой, а в библиотеку к маме. Мне нравилось бывать у нее на работе, вдыхать запах старых книг, погружаться в тишину и становиться частью историй, пылившихся на полках.

Обычно мама работала с напарницей, но сегодня женщина взяла отгул, и мне выдалась отличная возможность поговорить наедине с родительницей. Я не стала ничего скрывать, рассказала даже про телефон, который подарил Витя. Я ждала поддержки от мамы, утешения и добрых слов. Ведь чего еще может ждать восьмилетний ребенок в такой ситуации? Однако получилось иначе.

– Риточка, понимаешь, – начала мама. Она слишком часто облизывала губы и теребила края широкой кофты, которая уже висела на ней балахоном. Цвет давно вылинял от многочисленных стирок, да и мама похудела за этот год, поэтому вещь превратилась в бесформенную тряпку. Порой я смотрела на тетю Кристину и с завистью думала, какая она ухоженная, и что моя мать на ее фоне кажется серой мышкой.

– Дочка, у твоего отца сейчас трудные времена. Ему нужна наша поддержка, если уж и мы отвернемся, он окончательно сломается.

– Но причем тут я и Витя? Мам, ведь не Витя предал папу, – искренне не понимала, поджимая губы от обиды.

– Мне жаль, что тебе приходится проходить через все это в таком юном возрасте, дочка, – с грустью сказала мама. Она подошла ко мне, положила руки на плечи и притянула к себе, прижав к груди.

– Витя – мой друг, единственный и очень любимый друг! – с горечью произнесла, утыкаясь носом в старую ткань маминой одежды.

– Пройдет время, возможно, отец остынет, и вы снова сможете общаться. Но, милая, мне кажется, как раньше, уже не будет. Тебе нужно просто принять это и жить дальше. И да, лучше верни телефон Вите. Не дай бог отец узнает, ему будет неприятно.

Следовать наставлению мамы я не стала, просто надеялась, что папа успокоится. Не может же он злиться вечно? А там, глядишь, они встретятся с дядей Олегом, поговорят, по крайне мере, мне так хотелось думать.

Однако в мае мои надежды рухнули окончательно. Отец узнал, что его бывшая фирма удачно заключила договор с каким-то крупным инвестором и все же будет воплощать идею с подпиской. Для отца это был удар под дых. Он даже хотел поехать в офис и устроить скандал, ведь идея по праву принадлежала ему, а не Олегу Николаевичу. Мама чудом умудрилась отговорить папу от поездки.

После он впал в какое-то уныние и засел дома перед телевизором. Молча щелкал каналы, отказывался от еды, похудел и перестал приносить деньги домой. Семья словно исчезла с радаров отца, мы практически не разговаривали. Однажды я проболталась об этом Вите, когда мы гуляли по парку вокругозера.

– У нас дома тоже не сахар, – вздохнув, признался Шестаков. – Я, если честно, уже и не помню, когда последний раз отца видел и разговаривал с ним. Зато они с матерью каждый день ругаются. Иногда мне хочется сбежать из дома и не слышать этих бесконечных упреков. Блин, прости, тебе и без моего нытья своих проблем хватает.

– Как думаешь, наши папы смогли бы помириться?

– Вряд ли, – отмахнулся Витя.

– Знаешь, это так страшно, – призналась неожиданно я, останавливаясь возле красивой березы. Подул ветерок, и листва зазвенела, издавая весенние звуки. Я подставила ладошки к небу, позволяя лучам солнца коснуться кожи. Давно мне не было так тепло, как в этот солнечный день рядом с Витей.

– Что именно?

– Страшно однажды потерять человека, которого считал своим другом. Интересно, почему так происходит?

– Кто знает, – пожал плечами Витя. – Но я рад, что у меня есть ты. Иначе я бы точно свихнулся.

Домой я вернулась в приподнятом настроении и даже планировала сделать из печенья пирожное “картошку”, которую обожала в мамином исполнении, но застала отца в моей комнате. Он сидел на кровати, взгляд его пустых глаз был устремлен вроде на меня, а вроде и сквозь меня. А когда папа поднялся и вытащил из кармана сотовый, сердце в груди едва не разорвалось на части. Я сглотнула, ощущая, как напрягается каждая мышца на теле, как сжимаются ягодицы и наливается тяжестью низ живота.

Он нашел Витин подарок.

– Что это? – стальным тоном спросил отец.

– Т-телефон, – выдавила из себя я.

– Телефон? Хорошо, – кивнул он. Подошел к окну, словно пытался разглядеть там какого-то важного человека или машину. Я же почти не дышала, мысленно ругая себя, что не спрятала мобильный в более надежное место. И нет, не скандала я боялась, а того, что отец заберет сотовый, заберет возможность общаться с Витей.

– Папочка, – прошептала дрожащим голосом. Отец резко развернулся, поднял руку и со всей силы кинул телефон в стенку, что находилась за моей спиной. На его лице не дернулся ни один мускул, когда он это делал. Зато у меня перед глазами пронеслась целая жизнь. Я не осмеливалась повернуть голову, но и без того понимала – сотовый, скорее всего, разбился. Мне хотелось разреветься.

– Маргарита, – ледяным тоном процедил папа, приближаясь ко мне. Я стояла по струнке смирно, смотря прямо в глаза человеку, которого очень любила и уважала. – Ты! Моя! Дочь! Понимаешь?

Мне хотелось сказать «да», но выражение лица папы говорило, что ему не нужны ответы. Поэтому я молча кивнула, искать аргументы было бессмысленно.

– А моя дочь не может водиться с предателями. Не может, понимаешь?

И я снова кивнула, вжав голову в плечи. Казалось, если открою рот или произнесу хоть слово, это еще больше взбесит отца, поэтому лучше молчать.

– Я тебе говорил об этом, помнишь? Ты помнишь, я тебя спрашиваю?

– Па… – я набрала воздуха и почти собралась с духом признать свою вину, как папа снова сделал пару шагов, сокращая между нами расстояние. Он был не похож на себя, словно передо мной был другой человек – незнакомец из соседнего дома.

– Ты помнишь? – повторил он.

– Пап…

– Ты помнишь? – крикнул отец. В этот момент его рука поднялась и хлестнула меня по лицу. Я не сразу поняла, что произошло, потому что удар оказался достаточно сильным. С губ сорвался слабый крик, меня повело в сторону шкафа, но я чудом умудрилась сохранить равновесие. Щека пылала от боли, сердце билось о ребра, а в глазах застыли слезы. Мне хотелось броситься к дверям, хотелось убежать. Я смотрела на отца и не понимала – кто стоит передо мной. Он был в несколько раз выше и шире в плечах своей восьмилетней дочки. Он позволил себе ударить ее и при этом на его лице не проскользнуло ни единой эмоции.

Дрожащей рукой я коснулась щеки и вжалась в стенку шкафа, опустив голову. Папа подошел ко мне, остановившись буквально в шаге. Мне показалось, сейчас последует еще удар и еще, но отец лишь смерил тяжелым взглядом, а затем молча вышел, хлопнув дверью.

Глава 05 - Рита

Про пощечину маме я ничего не рассказала. Я никому ничего не рассказала, решив, что, скорее всего, сама виновата. Да и мать все равно всегда на стороне отца, она изначально предупреждала – ничем хорошим не закончится мое неповиновение.

Ненавистное вранье началось с мая, кажется, я даже научилась врать самой себе.

Вите сказала, что телефон потеряла. Мне не хотелось, чтобы отец упал в чужих глазах... Шестаков вздыхал и негодовал, мы даже отправились на поиски и расклеили пару объявлений в районе, где я могла “потерять” телефон, но, конечно, мобильный не нашелся. Однако Витя грустил недолго, по крайней мере, мне так казалось. Потому что в июне его отправили в какой-то детский лагерь на море на целый месяц, в июле они с тетей Кристиной ездили проведать ее родителей, а что было в августе, я и сама не знаю. Просидела почти весь месяц дома, одна-одинешенька, разглядывая за окном надоедливых голубей.

Следующая наша встреча с Шестаковым состоялась только в середине сентября. Я училась тогда во вторую смену, а Витя в первую, как выяснилось. За лето он вытянулся, загорел и даже отрастил дурацкую тонкую косичку на затылке.

– Тебя не узнать, – с улыбкой сказала я.

– Ага, но мать меня в секцию по баскету записала. А там с этой штукой не вариант, придется отрезать. Кстати, это тебе, я все лето собирал, – Витя протянул мне небольшой пакетик, какие обычно дают в аптеках. Я нерешительно взяла его и заглянула внутрь. Там были именные браслетики, ракушки, какие-то странные бусы, опять же из ракушек. От пакета исходил запах моря и лета, и мои глаза стали наполняться влагой от грусти и обиды, что время летит так быстро, мимо нас с Витей летит.

– Я… я просто не знал, какой тебе понравится, – начал оправдываться Шестаков. – У девчонок спрашивал, что нравится вам. Я ж в этом не особо… если тебе не нравится, можешь выбросить, я не обижусь! Честно!

– Мне очень нравится! – вместо улыбки я потянулась к Вите и обняла его, крепко прижимаясь к груди. – Ты главное, не забывай меня, ладно? – шепнула смущенно я, поджимая губы и сдерживая слезы.

– Я очень скучал по тебе вообще-то! Обещаю, когда мы вырастем, я буду всегда рядом! Даже если захочу, не смогу тебя забыть, верь мне, хорошо? – заявил Шестаков. Его ладони легли мне на плечи, а дыхание обжигало шею. Сердце саднило от этих слов, но в то же время лучилось теплом. Впервые в жизни мне безумно захотелось поскорее вырасти.

– Это обещание тебе точно выйдет боком, – засмеялась я, не задумываясь о том, насколько пророческим прозвучал наш диалог.

Той осенью мы встретились еще три раза. Во-первых, меня начал встречать со школы папа, потому что в нем откуда-то проснулась забота, а еще ему, кажется, стало скучно сидеть сутками дома. А во-вторых, Витя из-за секции по баскетболу не всегда мог прийти повидаться. Конечно, было бы проще, будь у меня сотовый, но зарплаты мамы еле хватало на продукты и оплату счетов. Иногда по выходным отец разгружал вагоны, чего я в принципе не понимала. Ведь он отлично разбирался в своем деле, но папа намеренно не вспоминал о навыках, словно боялся, что если сядет за компьютер, опять обожжется.

А в конце октября, в воскресенье, отец заметил Витю, который поджидал, видимо, меня во дворе. Он катался на качелях, разглядывая землю под ногами. Мама тогда ушла в магазин, я возилась с уборкой дома. Планировала повесить постиранные вещи, но увидела Шестакова в открытое окно и только подняла руку, чтобы махнуть ему, как за спиной вырос папа.

– Я ведь говорил тебе! – прошипел он.

– Па… – однако ответы мои никому были не нужны. Отец схватил меня за воротник кофты и дернул в сторону кухни, оттаскивая от окна. Я думала, он просто хочет закрыть непокорную дочь в комнате, но нет…

– Я говорил! Где твои мозги, черт возьми! – закричал он. – Ты - моя дочь! Ты обязана меня слушать!

И только я открыла рот, чтобы как-то оправдаться, как рука папы хлестнула меня по лицу. Боль расползлась по щеке, сердце лихорадочно забилось. Я упала на пол и подтянула ноги к себе, у меня затряслись губы, грудь неслась ходуном от нахлынувшего страха.

– Почему ты так себя ведешь? Почему? – мне казалось, он говорит с кем-то другим. Потому что в ответах отец не нуждался, иначе не последовали бы второй и третий удары. Не по лицу – по рукам, ногам. Я сжалась, подобно зверьку, выставляя перед собой локти. Закрыла глаза и просто ждала, когда все закончится.

В памяти вспыхнула улыбка Вити, его голос и пакет с подарками, который я спрятала в почтовом ящике соседки, так и не решившись принести его домой. От него веяло летом, детством и счастьем, навсегда улетевшим из моей комнаты.

– И не смей жаловаться матери, если не хочешь, чтобы и она получила! – донеслось до меня. – А увижу рядом с этим шакалом, и ему достанется. Это все ради твоего блага, Рита. Понимаешь? Потом ты мне скажешь спасибо.

Отец ушел на диван, а я на трясущихся ногах пошла к себе в комнату. Слезы катились градом по щекам, мне хотелось кричать, хотелось убежать вниз, к Вите, прижаться к нему и услышать слова поддержки. Однако я прекрасно понимала – если отец смог поднять руку на собственную дочку, то и на других сможет. Меня он ударил раза четыре, а Витю… на него он точит зуб, и неизвестно еще, чем это обернется.

Когда через полчаса вернулась мама, они с отцом позвали меня обедать, но я притворилась, что сплю. А вечером сослалась на тошноту, лишь бы никого не видеть.

На следующий день за завтраком папа не сводил с меня глаз, в них читалось сожаление, он и в школу проводить вызвался и предложил вдруг сок с шоколадкой купить. Но я молча качнула головой.

– Прости, дочка. Я… я виноват, я не должен был. Просто Олег… – я не поверила в извинения, ведь это было не в первый раз, вполне возможно, далеко не в последний.

– Угу.

– До вечера, будь осторожна, – прозвучало довольно фальшиво из уст папы. Я ничего не сказала родному человеку, медленно превращающемуся в монстра.

Общение с Витей я решила тоже разорвать. Это был самый сложный и невероятно тяжелый шаг. Я плакала каждую ночь, закрывая ладонью рот, чтобы скрыть всхлипы. Мы и без того почти не виделись, у меня не было друзей, никого. А Шестаков… он был моим светом, единственным лучиком в этой темноте.

Но страх, что отец может покалечить его, брал вверх. Тем более папа настойчиво продолжал встречать меня со школы и провожать. Уже даже одноклассники подшучивали: мол, Рите не пять лет, а как будто в садик ходит, за ручку с родителями.

В один из дней после того, как отец скрылся с территории школьного двора, я сбежала с уроков. Чуть не заблудилась, пока искала тот элитный лицей, где учился Шестаков. Хорошо еще, что он играл во дворе с мальчишками в баскетбол и никуда не ушел, а так бы план провалился. Но скольких усилий стоил этот план, скольких слез и моральных сил! Я до сих пор не верила, что скажу вслух фразу, после которой мы никогда не увидимся.

– Рита! – радостно воскликнул Витя при виде меня возле высокого забора у входа в школу. Он тут же подошел к какому-то мужчине, наверное, учителю, что-то сказал и побежал ко мне, сияя улыбкой. Мне нравилось смотреть на Витину улыбку, она согревала и напоминала о том, что в жизни есть и хорошее. Дождь не может длиться вечно.

– Привет, – произнесла дрожащим голосом. Пришлось отвести взгляд, иначе бы точно расплакалась сразу.

– Рита! Я… я так рад тебя видеть! – Шестаков никогда не был скромным, так что когда он кинулся ко мне, стиснув в своих объятиях, я нисколько не удивилась.

– Вить, я… ты меня задушишь.

– Прости, прости! – он убрал руки, но продолжал улыбаться и разглядывать внимательно мое лицо, словно там была карта сокровищ. – Твой отец – нечто. Я как не приду, он уже поджидает. Мне кажется, ни один банк не охраняют, как тебя.

– Да, папа очень… переживает за меня, – с натянутой улыбкой произнесла я.

– Ага, как чокнутый, – с досадой в голосе отозвался Шестаков.

– Вить, я… – язык у меня защипал от слов, которые собиралась произнести.

– Тренер не отпустит меня, сможешь подождать полчаса? – он словно не замечал, что я часто моргаю и сжимаю лямки рюкзака. В глазах Вити было наше счастливое детство, смех и теплота, от которой я должна добровольно отказаться. Сердце разрывалось, в глазах застыла влага, рвущаяся наружу.

– Вить, я…

– Подождешь?

– Не приходи больше ко мне, – на одном дыхании произнесла, ощущая, как острые иглы пронзили грудную клетку. Но я прекрасно помнила слова отца, помнила боль от его ударов и не хотела, чтобы пострадал кто-то еще. От безысходности и обиды накатывала тошнота и слезы. Мне хотелось думать, что это дурной сон, что сейчас я открою глаза, и все плохое закончится. Однако это был не сон, ведь во сне не бывает так больно.

– Ч-что? – прошептал Витя. Его глаза расширились, он сделал шаг навстречу, потянулся ко мне, но я отступила. У меня затряслись руки.

Не смотри так на меня. Пожалуйста!

– Не приходи больше, – повторила, как мантру.

– Ты сама будешь приходить? – в ответ я качнула головой, отводя взгляд в сторону.

Не смотри так на меня. Пожалуйста!

– Что это значит, Рита? – голос Вити дрогнул, от чего у меня в груди едва не случился атомный взрыв. Я любила его, как, наверное, только может человек любить жизнь, воздух и первые лучи солнца.

– Мне больше не хочется с тобой дружить, – сказала я. Резко развернулась, потому что по щеке покатилась слеза. Пусть бы он не увидел ее, пусть бы не заметил, с какой болью даются эти слова.

– Рита! Ты что несешь! – крикнул Витя.

– Шестаков! Я тебя на минуту отпускал, а не на всю тренировку! – тренер появился вовремя, и я побежала. Сорвалась с места и побежала вперед, поджимая губы, которые становились солеными от слез, катящихся по щекам.

– Рита! Романова! Стой! – его голос с каждым шагом звучал тише, но все равно резал кожу и проникал в самое сердце. Я споткнулась, почти упала, но почему-то удержала равновесие. Жаль. Впервые в жизни мне хотелось ощутить физическую боль. Лучше бы отец меня ударил. Лучше бы он бил меня тысячу часов подряд, чем то, что происходило сейчас.

– Рита! – я не остановилась, пробежала на красный. За спиной сигналил автомобиль, мужчина высунул голову из открытого окна, его рот сочился нецензурной бранью. А я никак не могла перестать бежать и плакать. Казалось, если остановлюсь – сломаюсь. Казалось, если Витя догонит – не смогу вычеркнуть его из своей жизни.

Но он не побежал. Не увидел моих слез. Так и не узнал, какой убийственной была ложь на вкус.

---

Дорогие читатели! Если вам нравится роман, подарите ему звёздочку.)) Поддержите моего муза.)

Глава 06 - Рита

Всю ночь я проплакала, даже мама заметила, как опухли мои глаза. Она пыталась поговорить, задавала будничные вопросы, поглядывая на отца, который старательно делал вид, будто тоже обеспокоен.

Лжецы.

Все вокруг были лжецами. Да и я сама попала в их ряды, потому что соврала маме о болях в животе и выпила ненужные обезболивающие таблетки. Однако лучше не становилось ни на минуту. Мне хотелось плакать сутками напролет, хотелось исчезнуть. Но я понимала – нужно принимать реальность, пусть в ней и не будет больше Вити.

Однако Шестаков появился на следующий день. Поздно вечером, когда я зашла на кухню попить воды, услышала за окном голос Вити. И не только я услышала. Отец тоже вышел. На скулах его забегали желваки, когда папа увидел мальчишку возле нашего подъезда.

– Я не звала его, – с ужасом в голосе прошептала, боясь посмотреть в глаза родителю. Во рту застыла желчь, на грудь словно положили груз. Мне было тяжело дышать, легкие наполнялись волной паники.

– Рита, иди в комнату. А Витя, я скажу ему… – произнесла мама, стоя в проходе между коридором и кухней.

– Скажи ему, чтобы больше никогда не приходил, – я развернулась и пошла к себе. И без этой фразы было тошно, рыдания застряли где-то между сердцем и разумом. Я будто закрывала себя в непроницаемую деревянную коробку, в которой нет места свету.

Однако на этом попытки Шестакова не закончились. Витя поймал меня в школе, он ждал в коридоре, когда я переступлю порог учебного заведения. Я чудом проскочила вместе с толпой внутрь, куда моего бывшего лучшего друга не пустила охрана. На второй день ситуация повторилась, только побег не удался. Витя все-таки выцепил меня и силой оттащил на улицу к турникам.

– Какого черта, Романова? Ты с ума сошла? Заболела? Обиделась на меня? – закричал он, облокачиваясь о турник головой. Хорошо вокруг никого не было, и мы не привлекали особого внимания школьников.

– Нет, просто, – сухо ответила. Сердце пропустило удар от того, с каким холодом прозвучал мой ответ, словно я сама себе воткнула нож в горло. Я не могла смотреть на Витю, мне это казалось предательством.

– Что просто? Мы дружим с какого возраста? Ты забыла? Я ведь говорил, что мы всегда будем вместе! Я не собираюсь подчиняться твоим тупым заявлениям! И я буду к тебе приходить, хочешь ты того или нет!

– Делай, что хочешь, – со вздохом произнесла и двинулась в сторону школы. Витя схватил меня за руку и резко дернул. Мы пересеклись взглядами. Мимолетно. Всего секунда, и внутри разорвалась атомная бомба. Мои губы дрогнули, потому что в глазах Шестакова был другой мир: в нем была радуга, а в моем бесконечный дождь.

– Рит, я… я не понимаю, почему ты решила отказаться от меня.

– Мне пора, – шепнула, вырываясь из рук Вити. Мне надо было сказать ему что-то более убедительное, но я не смогла. Отталкивать мальчика, которого любишь, оказывается, невероятно сложно.

И нет, это была не последняя попытка Шестакова, он вообще не умел проигрывать, наверное, поэтому всегда выбивался в негласные лидеры. Люди тянулись к Вите, но меркли в его тени. Ему стоило только выйти в центр, как вокруг сразу появлялись радостные голоса и смех. Я тоже смеялась, была одной из тех, кто грелся в тепле этого яркого мальчишки. А теперь его нет. Солнца нет. Оно погасло. Витя погас для меня.

В следующий раз Шестаков притащил мороженое, но я не взяла, пройдя мимо, словно мы были незнакомы. Больней всего было видеть горечь в его глазах и обиду. Я утешала себя только тем, что однажды извинюсь перед ним. Однажды, когда стану старше, когда Витя тоже вырастет, мы встретимся и поговорим по душам. Я не была уверена, что мы сможем стать снова друзьями, но… я должна извиниться и дать понять, что в моих намерениях не было ничего плохого.

Он не должен пострадать от рук отца.

День за днем, неделя за неделей. Витя приходил почти каждый день. Он пытался поговорить, он, словно понимал, что в конечном счете я могу сдаться и дать слабину. И я почти сдалась, однако папа мне напомнил, ради чего держалась столько времени.

В пасмурную субботу, когда мы с отцом вышли в школу, встретили Витю у входа в наш двор. Он держал в руках маленького котенка и смотрел на меня так, как и этот бездомный пушистик, – с надеждой.

– С дороги! – буркнул папа, толкнув Шестакова, стоящего на ступеньках. Котейка выпал из его рук, громко пискнув. Я остановилась, грудь парализовало от чувства вины и тоски.

– Рита! – крикнул Витя.

– Пошли, – настаивал отец.

– Павел Дмитриевич, позвольте проводить Риту в школу.

– Не смей даже близко приближаться к моей дочери, выродок! – рявкнул папа. Он повернулся и сделал шаг в сторону Вити, сжимая руки в кулаки. Я испугалась. Настолько сильно, что начала задыхаться. В глазах возникли картины, как отец бьет Шестакова, как нависает над ним и обвиняет в грехах, которые совершил другой человек.

– Папа, я в школу опоздаю! – закричала, схватила его за руку и потянула за собой, прося всех богов услышать мою мольбу.

Пожалуйста…

Отец хмыкнул, Витя молча опустил голову, и мы разошлись каждый своей дорогой. А вечером папа устроил скандал. Мамы опять не было. Она не знала, как я умела терпеливо ждать окончания ударов. Три или четыре, не больше. Чтобы не осталось следов. Чтобы я не хромала. Чтобы никто не заподозрил, какая плохая дочь растет в семье Романовых. А потом извинения. Папа всегда извинялся. Не сразу, но через день или два он приходил ко мне, приносил маленькую шоколадку и говорил о своей вине, что давит на плечи.

Лжец.

Мама любила лжеца. Я была дочкой лжеца.

А через неделю состоялась наша последняя встреча с Витей. Он опять ждал меня в школе, сегодня с ним даже не было рюкзака и формы. Обыденная одежда: джинсы и майка.

– Рит, если мы перестанем общаться, этот мир взорвется, – сказал Шестаков голосом полным отчаяния. Я стояла напротив него, сжимая лямку рюкзака, с опущенной головой. Меня будто опустошили. Ни сил, ни слов, ни даже чувств… Я словно исчезала, оставляя после себя пепел и крупицы на мокром асфальте.

– Пусть бы он рухнул скорей, – произнесла сиплым голосом. Развернулась и поплелась в сторону кабинетов.

– Если ты сейчас не остановишься, если не подойдешь ко мне, я клянусь! Я… Я больше никогда к тебе не подойду. Слышишь?

Мне казалось, больней уже не будет. Мне казалось, я уже столько слез пролила, столько испытала. Да и ничего не менялось, по сути, мы никогда не сможем быть даже друзьями. Я заставила себя привыкнуть к этой мысли. Но от фразы, произнесенной Витей, у меня оборвалось дыхание. Я остановилась, еще крепче сжимая лямки рюкзака. По щекам покатились слезы.

Мне хотелось сказать, что я этого не слышала. Мне хотелось развернуться и побежать к нему, обнять и больше не расставаться.

Еще недавно, казалось, наша дружба будет длиться вечно. Но что такое вечность? Кто вообще сказал, что она существует? Все забывается: голоса, улыбки, смех, лица. Его глаза, сияющие в непроглядной тьме, такие же яркие и непостижимые, как звезды на ночном покрывале. Его задорный и требовательный голос и горячие объятия, в которых можно было согреться даже в самый холодный январский день. Все забывается. И Витя скоро меня забудет.

Мы останемся лишь отголоском воспоминаний. От них останется только пепел.

Сглотнув, я сделала шаг вперед. Не оглянулась. Затем еще один шаг и еще. По щекам катились горькие слезы, сердце разрывалось от боли, словно его пронзали тысячи огненных стрел. Но я не оглянулась.

Глава 07 - Рита

Через четыре недели до нас дошли новости – Шестаковы развелись. Папа злорадно хихинул, мама никак не отреагировала, а я упивалась собственным горем. Хотя, конечно, думала о том, каково Вите сейчас, с кем он останется после развода, не уедет ли вообще из города. Последний вариант особенно пугал, но даже если и не уедет, все равно больше не будет нас. Мне все чаще хотелось плакать.

Время шло, порой, слишком медленно, а порой оно останавливалось, и я переставала понимать, какой на дворе месяц, день и сезон.

Закончился третий класс, а там и четвертый, и пятый с шестым. Папа менялся, нет, не в лучшую сторону. Я думала, он перестанет поднимать на меня руку, но его методы никуда не ушли. Менялись только причины: четверка по литературе, недоеденный ужин, длина юбки, открытые плечи. Я превращалась в чучело, скрывающее под одеждой свою индивидуальность.

Папа выбросил почти все брюки из моего шкафа, сказав, что девушка не должна носить обтягивающее. Никаких распущенных волос или блеска для губ. Маму заставил надеть косынку на голову. Хотя, она и так почти погасла, никто не смотрел на нас с ней, а то и вообще шарахались.

В школе надо мной посмеивались, называли нищенкой, обходили стороной. Я никому ничего не отвечала, просто ждала дня, когда выброшу этот хлам в окно, уеду в другой город и забуду прошлое как страшный сон. Иногда, конечно, в кромешной теме мелькали лучики света – я встречала Витю. Замечала его в городе, пряталась за деревом и тайно подглядывала. Шестаков к окончанию шестого класса вымахал ростом, да и руки его обтянули рельефные мышцы. Он всегда был в компании: мальчики и девочки – громкие и веселые. Витя улыбался им, а они улыбались ему.

Я с завистью смотрела на Шестакова. Сколько бы ни проходило дней, месяцев, лет, мое сердце продолжало тосковать по нему, тянуться и мечтать о встрече, дружбе и том обещании, которое мы никогда не сможем исполнить.

А летом у меня появилась первая и единственная подруга – Наташа Краснова, это произошло совершенно неожиданно. Ее семья переехала в соседний подъезд, отец семейства в первый же день перебрал и кинулся на дочку. Она выскочила на улицу с разбитой губой и сжатыми кулаками, а я в этот момент шла из магазина, держа в руках пакет с продуктами.

– Ты… в порядке? – спросила, разглядывая красивую девочку перед собой. Ната была чуть выше меня ростом, но гораздо худей, тростинка. Чернильные волосы разлетались на ветру, а мраморно-бледная кожа и большие карамельные глаза привлекали внимание. На ее руках были татуировки в виде лиан, они тянулись вверх, к плечам. Я так и замерла, разглядывая соседку. Она казалась старше своих лет, года на два или три.

– В чем дело? Чего глаза вылупила?

– А ну… ты просто очень красивая, – выдала первое, что пришло в голову. В ответ девчонка рассмеялась, но лишь на пару секунд, потом также резко замолчала и нахмурилась.

– Моя красота не для тебя, а ты на мешок с картошкой похожа.

– Согласна, – кивнула я, усаживаясь на лавку возле своего подъезда. Эти широкие шмотки выглядели ужасно, за ними даже не было видно, есть ли у меня талия или грудь. Мне стало смешно.

– Ты чего угораешь? – девчонка подошла и тоже уселась рядом.

– А что смеяться – это запретное действие? Или мешок с картошкой может ходить только с перекошенным видом?

– Наташка! – из подъезда выскочила женщина. Она выглядела несуразно: сальные волосы, яркого-красного цвета губы, платье, обтягивающее далеко не худенькую фигуру и полотенце в руках.

– Пусть только сунется ко мне, клянусь, я зарежу его! – прошипела Ната.

– Ты и так отцу руку порезала! – возмутилась женщина. И тут я поняла, что это мама девчонки.

– Пусть спасибо скажет, что я промазала.

– Дрянь, – отмахнулась дама. Затем развернулась и пошла обратно в подъезд.

– Мой отец говнюк, – произнесла неожиданно Наташа. – Но ничего! Я красивая, скоро найду себе крутого парня и брошу этот свинарник.

– Я тоже… – честно призналась, хотя я мечтала не о парне, а о том, чтобы убежать из дома.

– Тогда будем знакомы! Я – Ната, а ты?

И мы подружились вопреки всем законам. Мы были совершенно разными, хоть и одного возраста, обе страдали от родителей, от которых не могли нигде спрятаться. Я узнала, что татуировки покрывали шрамы на теле подруги, а она узнала, откуда у меня синяки и почему я хожу в таких странных нарядах.

Я заставляла ее читать книги и предлагала в будущем вместе поступать в университет. Было бы неплохо оказаться в одном городе, под одной крышей. Но Ната не планировала учиться, она мечтала о парне: крутом, богатом и сильном, чтобы тот поставил на место ее отца-тирана.

– Знаешь, ты должна сходить на свидание! – заявила Краснова в конце восьмого класса. Мы учились в разных школах, но Ната ненавидела почти всех, кроме мальчишек, таскающих ей вкусности и разные вещицы.

– Я? На меня ни один парень не смотрит, ты о чем? – засмеялась. Мы шли по бульвару: моя длинная бирюзовая юбка волочилась по асфальту, а широкая белая рубашка не позволяла разглядеть даже намека на грудь, а вот Наташа в короткой, под самые ягодицы, джинсовой юбке, открывающей ее тонкие длинные ноги, всегда выглядела звездой, яркой и манящей.

– У нас с тобой почти один размер. Я дам платье, сделаю мейк, как тебе идея? Или ты до конца дней собралась сидеть в клетке со своим чокнутым папаней?

– Я просто хочу… – я резко остановилась, не договорив. Сердце замерло, легкие сжались в груди, мне стало тяжело дышать.

– Ты чего? – спросила Ната, щелкнув перед моими глазами пальцами.

– Витя… – прошептала, устремив взгляд вдаль. Там, через дорогу, он стоял рядом с какой-то девчонкой. Они целовались. Его руки касались ее талии, скользили вниз, по пояснице к бедрам. Так нежно и интимно…

– Я чего-то не знаю? Кто этот мальчик? Хорошо упакован, – усмехнулась Ната, а мне и сказать нечего было. С глаз покатились слезы. А чего я, собственно, ожидала? Что он будет хранить венец верности? Да и кому? Серой и мрачной Рите, на которую даже дворник в жизни не глянет.

Я накрыла рот ладонью, отводя взгляд. В голове вспыхнули воспоминания из прошлого, из нашего детства. Почему воспоминания не пропадают? Почему чувства такие живучие?..

– Ритусь, ты чего? Эй, – Наташа закинула руку мне на плечо и притянула к себе, крепко обнимая. – Ну хочешь, мы этого парня сделаем твоим? Хочешь? Ты только скажи! Я научу тебя, и он…

– Пойдем домой, Нат? – всхлипнув, сказала я.

– Но ты мне все расскажешь!

– Пойдем, не хочу, чтобы он видел… не хочу его видеть.

* * *

Наташе я все-таки рассказала свою очередную грустную историю. Она сразу загорелась идеей восстановить наше общение с Витей, даже навела про него справки. Оказывается, теперь он был богатым наследником: носил дорогие часы, одевался в качественную одежду, делал фотки на крутой телефон. Шестаков стал капитаном баскетбольной команды, выезжал на соревнования, ему пророчили будущее в большом спорте.

И да, у него была девушка – Алена Смирнова. Яркая, улыбчивая, с копной пшеничных волос и миловидным личиком. Соцсети пестрили их совместными фотками, да и статус «встречаемся» говорил сам за себя.

– Швабра! – заключила Ната. – Богатая и пустая швабра. Он с ней почпокается и забудет.

– Чего? – не поняла я, завистливо разглядывая фотографии. Столько лет сдерживалась, не искала вестей о Вите, жила воспоминаниями, греющими душу и сердце. А теперь увидела, и словно кипятком по открытой ране.

– Ты гораздо красивей, Риточка! Надо просто стянуть с тебя этот дурацкой мешок!

– Я всегда думала, что друзья нужны для того, чтобы говорить правду.

– Ничего себе, – засмеялась неожиданно Ната. – Ты стала дерзить, мне нравится!

– Кажется, ты заражаешь меня стервозностью. Отодвинься, я еще хочу спастись.

– Ладно, – махнула рукой Наташа. – Но мы еще вернемся к этому разговору! Если есть хоть один шанс вытащить золотую черепаху, надо его использовать.!

– Рыбку, – поправила я. – У Пушкина была рыбка, а не черепаха.

– Да какая, к черту, разница? – вспыхнула Краснова. – Хоть золотое авокадо. Главное, чтобы парень твоей мечты любил и хотел тебя, а не какую-то пустую фифу.

Я засмеялась, но идею с захватом парня мечты все же пришлось отложить. Попросту на это не было ни сил, ни времени, Да и мама неожиданно забеременела. Вот уж чего-чего, а пополнения в семье я не ожидала никак. Не с нашим бюджетом, да и не с папиными методами воспитания.

Что будет ждать маленького ребенка в этом месте? Обрадуется ли он…

Наверное, надо было рассказать матери про отца. Но я не смогла. Увидела их вместе, как они улыбаются друг другу, с каким удовольствием папа трогает живот мамы. Как тут скажешь, что твой муж – тиран, бьющий периодически собственную дочь?

Беременность, правда, протекала не очень хорошо. Маме пришлось уйти в декрет преждевременно, а отцу, наоборот, перестать просиживать штаны на диване. Он устроился охранником в какую-то крупную фирму в дорогом элитном офисе и наконец-то перестал сидеть дома, хотя я не была уверена, надолго ли его хватит на этой работе. Синяки у меня на теле перестали появляться, и в какой-то момент я даже забыла про уроки силы и жестокость, сверкающую в глазах родителя.

Думала, счастье пришло и на нашу улицу. Однако когда мать положили на сохранение, отец будто взорвался. Кто-то ему на работе испортил настроение, суп, который он сам же и забыл поставить в холодильник, прокис, носки порвались, ну и под руку подвернулась я. Опять ремень, опять крики и чертовы извинения. После пришлось покупать таблетки и два дня сидеть дома, натираясь мазями, потому что, откровенно говоря, я чувствовала себя ужасно.

Наташа позвонила мне, и пока папа поехал забирать маму из больницы, заглянула в гости. Она опешила, увидев под одежной отметины на моем теле.

– Дьявол! – крикнула она, сжав руки в кулаки. – Зарезать его мало! Ащ! Как же бесят эти мужики! Уроды! – подруга содрогалась от ругательств, а я молилась, чтобы мама не заметила ничего. Ей нельзя волноваться. Пусть бы никогда не узнала, каким жестоким бывает ее муж.

– Однажды мир рухнет, – сказала я, вспоминая слова Вити. Каждый раз, когда отец меня бил, я думала о нем: о его теплой улыбке и нежном голосе, о глупых шутках и глазах, в которых поселился целый океан. Только мысли о Вите помогали не сломаться, верить в лучшее, в то, что дождь не бывает вечным.

Летом мама родила мальчика. Матвей. Матюша. Самое безобидное и невинное существо на всем свете. А через неделю мы узнали, что у Моти слабое сердце. Скорее всего, через год ему придется делать операцию, на которую у нас не было денег и вряд ли в ближайшем будущем они могли появиться. Оставалось надеяться только на квоту, и мы молились, чтобы случилось чудо. Хотя я помнила – верить в чудеса чревато разочарованием и болью. Надежда может ранить больше, чем ее отсутствие.

Следом добавилась и другая проблема – школа, в которой я училась, не прошла какие-то критерии касательно безопасности, была слишком старой – со стенок, порой, валилась штукатурка. В итоге ее закрыли на неопределенный срок, учеников распределили по районным школам – пристроили, куда смогли.

Я думала, меня переведут к Нате, которая не особо мечтала сдавать экзамены и поступать в универ, ведь у нее попросту на это не было времени. Парни, парни и еще раз парни. Однако мне повезло, в кавычках. Место выделили в элитном лицее. По закону подлости – в том самом, в котором учился Шестаков. И не просто в одном здании, меня определили в его выпускной класс. Сказать, что я была в шоке от матушки судьбы, значит, не сказать ничего.

____

Дорогие читатели! В сл.главе мы с вами встретимся уже с 18ти летними героями, окажемся вместе с ними в выпускном классе. Как думаете, Витя узнает Риту, спустя столько лет?

Глава 08 - Рита

– Да ладно? – засмеялась Наташа, провожая меня до автобусной остановки. Первое сентября – самый ужасный и душный день осени. Я еще и очки надела, с недавних пор зрение совсем упало.

– Молчи, просто молчи!

– Рит, давай переоденем тебя. Ну, колхоз, ей богу, – Краснова закинула руку мне на плечо, скользнув взглядом по моей белой, на два размера больше, рубашке, застегнутой под самое горло, и черной юбке широкого покроя, длиной по щиколотку.

– Зато синяков не видно.

– Твой шизанутый папаня опять махал кулаками?

– Последние два месяца он меня почти не замечал, а позавчера узнал, в какую школу перевели, так разошелся. И мамы с Мотей, как назло, дома не было. В общем… – я вздрогнула, вспомнив удар ремнем по спине. Даже летом я не ходила в чем-то открытом. Отец поднимал руку не часто, но если уж выходил из себя, меры не знал.

– Дерьмо, – фыркнула Ната. – Мой тоже вчера нажрался. Но я ему пригрозила.

– Ты умеешь, мне бы твой характер, – вздохнула, с завистью взглянув на подругу. Она была боевой и с отцом часто говорила на равных. Могла и ножом махнуть, и стул в него закинуть, и бутылку об голову разбить. Ната, может, и сбежала бы, но ждала окончания школы, чтобы никто не прикопался. У нее и план был: устроиться в зоомагазин и снять комнату в общаге рядом с озером. Я часто завидовала ее бесстрашию перед будущим.

– Слушай, если кто-то тебя обидит в этой элитной школе, ты не молчи! Врежь им или посылай на три веселых. Я знаю, моя девочка, ты не способна на ругательства, но сильна духом. И если ты не дашь сдачи, я дам за тебя. Ты же знаешь, я чокнутая! – Краснова засмеялась, и я вместе с ней. Она была моей единственной поддержкой, но почему-то не могла заменить Витю.

Я продолжала вспоминать его, порой, только воспоминания не давали моему миру рухнуть окончательно.

– Лучше бы ты книги так читала, как рвешься в бой.

– Зануда, – фыркнула Наташа и убрала руку с моего плеча. Мы попрощались, обменявшись любезными фразочками, и я запрыгнула в старенький автобус. Пока ехала, думала о папиных угрозах. Если хочет перевести меня в другую школу, я не против. Если хочет драться с Витей, пусть попробует. Уж теперь-то переживать смысла нет, мы больше не дети, да и Шестаков вымахал ого. Выше моего отца, шире и, скорее всего, сильней.

У ворот школы я остановилась, нерешительно вздохнув. Сжала лямки старенького рюкзака, поправила круглые очки на переносице и откинула косу на спину. Мимо меня прошли несколько девчонок, очень красивых и ярких, в коротких юбках и модных блузках. Я опустила голову, скользнув по своему наряду. Собственно, плевать, в какой одежде ходить, может, так оно и лучше, может, Шестаков меня вообще не узнает. Прошло восемь лет, считай. Мы ни разу не пересекались. Ну, вернее, я его видела, но он-то нет.

Ладно. Что будет, то и будет.

Уже планировала войти во двор, как меня обогнала компания парней, но буквально в проходе они остановились и повернулись в сторону дороги. Я тоже остановилась, переводя взгляд на большую черную машину, из которой появилась сначала одна тоненькая ножка в черной лодочке, затем другая.

Это же она.

Точно! С ней целовался Витя тогда, два года назад. Алена, кажется, так звали девушку. Ее пшеничные волосы развивались на ветру, а кожаный сарафанчик, едва скрывающий бедра, подчеркивал идеальную фигурку. Алена походила на куклу барби, созданную для обложек глянцевых журналов или подиума.

Парни расступились, словно были ее личной охраной. Один даже наступил мне на ногу, оглянулся, мазнул взглядом, полным презрения, и не посчитал нужным извиниться. Я закатила глаза, качая головой. У кого-то мозги, видимо, между ног или они начинают плавиться от лучей, исходящих от красивых девушек.

– Привет, Ален.

– Привет, Аленка!

– Смирнова!

К нам подбежали еще несколько девочек, но теперь уже обычных, вернее, на фоне этой принцессы они, действительно, казались обычными. Они чмокнули друг дружку в щечки, обменялись улыбками и опять наступили мне на ногу. Кошмар! Моя нога невидимая что ли?..

– Как дела, как Шест?

– Все супер! Мы с Витечкой снова вместе! – залилась соловьем Алена. А я, наоборот, стиснула зубы. Витечка. Шест. Вместе. Ирония судьбы, не иначе. Что я здесь делаю? Мало мне физических страданий, теперь еще душевные прибавятся?

Не выдержав больше, нагло скользнула мимо ребят, случайно задев плечом Смирнову. Она показательно пискнула, припечатав меня недобрым взглядом.

– Извини, – сказала тихо я и пошла скорей внутрь. Надо еще найти кабинет, классного руководителя и как-то пережить классный час.

Школа оказалась не просто большой, огромной! Здание буквой «П» в три этажа, где в каждом крыле учились разного возраста дети. Выпускникам отдали правое крыло, весь третий этаж, а первоклашки бегали на первом, в центре. Я прошла мимо столовой, откуда доносился запах свежей выпечки и кофе, затем остановилась у дверей с вывеской «бассейн», хотела заглянуть, но не решилась.

Учительская была на втором, а директор сидел на третьем. Мне пришлось потратить почти пятнадцать минут, чтобы разобраться, в каком классе я проведу целый учебный год. Ну и ощутить на себе косые взгляды одноклассников, которым мой внешний вид явно не пришелся по вкусу.

Хорошо еще, что классный руководитель, Наталья Егоровна, проявила воспитание и не стала разглядывать мою одежду.

– Простите, где мне можно сесть? – спросила я, оглядывая светлый класс и парты, что до сих пор пустовали.

– Давай вот тут, за первую парту, я все равно планировала менять рассадку, – сказала она.

– Хорошо, спасибо. – Я улыбнулась и подошла к столу, долго не думая, выбрала место рядом с окном. Если сосед сидел там, просто поменяемся. Пока все равно никого нет. Вытащила из рюкзака тетрадку с ручкой и принялась ждать, когда начнется классный час. Смотрела, как кабинет медленно заполняется людьми, поглядывала на дверь в ожидании появления Вити. Вот уже почти все места заняты, и дверь закрылась, Наталья Егоровна уселась за свой стол, перебирая бумажки, а Шестакова все не было. Я уже решила, он в другом классе или вообще узнал обо мне и перевелся. Хотя, пожалуй, это глупо.

– Ребята, давайте потише, – максимально любезно обратилась учитель к дружному народу.Однако они, кажется, переполненные эмоциями, никак не могли перестать разговаривать.

– У нас вообще-то пополнение в классе, – напомнила о моем присутствии Наталья Егоровна. И мне сразу захотелось засунуть голову в песок, никогда не любила быть в центре внимания.

А потом входная дверь открылась, и с шумом в кабинет вошел сначала один парень, почти под два метра ростом, а за ним следом Шестаков. В тот момент, когда Витя улыбнулся, сердце в груди подпрыгнуло, а щеки залил румянец. Мне хотелось рассмотреть каждый сантиметр лица мальчишки, который был влюблен в меня в детстве, и которого любила по сей день я. Однако отчего-то смутилась, коснулась рукой шеи и отвернулась к окну, в надежде остаться невидимкой.

– Добрый день, господин, Шестаков, – сказала классный руководитель. – Салют не подготовили, так что придется включаться в уроки. Раевский, тебя тоже касается.

– Тут все вокруг говорят, что вы на областные поедете в этом году? – вмешался незнакомый голос.

– Да, детка! – крикнул радостно Витя. Я краем глаза глянула в сторону Шестакова, который, словно яркая звездочка, переливался в сером кабинете. – Мы поедем на областные. Кто самый крутой? «Вороны». Кто всех порвет? «Вороны»!

Я тихо прыснула, вспоминая, что Витя всегда был заводилой. И сейчас он зажигал каждого в классе, ребята не сводили с него взглядов. Полная противоположность меня: угрюмой, мрачной и невидимой. Моя жизнь – это коробка, которой накрывают свечку, чтобы та погасла.

– Успокойтесь! Шестаков, Раевский! Сколько можно! Быстро по местам.

– Слушаемся и повинуемся! – воскликнул тот, что был Раевским. И они с Витей двинулись в мою сторону. Сердце сжалось, а потом ускорилось, словно отсчитывало время до взрыва атомной бомбы.

Три. Два.

Я почти не дышала, смотрела перед собой, крепко сжимая ручку в пальцах.

Один.

И он прошел мимо. Не заметил. Не узнал. Кажется, Всевышний все-таки услышал мою просьбу. Только… действительно ли я этого хотела?..

Глава 09 - Витя

Когда нам объявили про областные соревнования, у меня аж дух захватило! Да, мать его, мы это сделали! Выжали из себя все соки, практически жили в чертовом зале и теперь можем пожинать плоды своего труда. Однако я прекрасно понимал, что заметят не всех. Сколько нас таких, мечтающих стать звездами спорта? Это как игра в рулетку – процент попадания слишком низкий. Но я всегда был убежден, если не прыгнуть, никогда не узнаешь – разобьешься или выживешь. Поэтому я прыгнул, а за мной и парни из команды.

Именно из-за обсуждений будущих тренировок мы с Мишей опоздали на “самый важный” классный час. А еще, судя по выражению лица Егоровны, немного подпортили дисциплину в классе. Но с другой стороны – такая новость, грех не поделиться.

Раевский притих первым, проходя за нашу заветную последнюю парту. Мы сидели там уже три года и старательно срывали уроки, как говорили учителя. Но я и, уж тем более, мой сосед были с этим категорически не согласны. За это нас с Михой грозились рассадить и нет-нет да и жаловались родителям.

– Шестаков, – донеслось мне в спину. Я остановился, вальяжно развернувшись лицом к доске. – Ты там сидеть не будешь.

– Почему? – спросили мы в один голос с Раевским.

– Потому что я устала выслушивать в учительской, как два веселых баскетболиста активно срывают уроки и мешают учиться всему классу.

– Никто нам не мешает, – крикнула Лидка Яшина, стреляя глазками. Видимо, она была не в курсе, что мы с Аленкой снова вместе, раз столько внимания и кокетства было потрачено на мою персону.

– Да ладно вам, Наталья Егоровна! Как мы в этом году с Шестом друг без друга? Это кощунство! – заныл Раевский. Конечно, кто если не я будет ему давать списывать алгебру? Мишаня был хорош только в спорте, учеба не давалась ему вообще.

– Шестаков, за первую парту, – голосом цербера прорычала классная. Я закинул пятерню в волосы, почесав затылок. Пересаживаться на первую не хотелось, там только ботаники тусят. А учеба… с этим у меня никогда не было проблем, один раз услышал или увидел – запомнил. Поэтому мне нравилось сидеть на задней парте и одаривать своим вниманием окружающих.

– Шестаков, – повторила Егоровна. Я хмыкнул, понимая, что спорить бесполезно, по крайне мере, сейчас и поплелся к волшебному месту, которое, видимо, должно утихомирить меня. Хах, аж десять раз.

Классная с улыбкой проследила, как я отодвинул стул, плюхнулся на него и вытянул руки, укладывая их перед собой вместо подушки. А потом я ощутил до жути знакомый запах: аккорд цитрусовых с жасмином и ноткой ванили. Я очень хорошо помнил его с детства. Мать пользовалась гелем с похожим вкусом еще до переезда. Его же она дарила Романовым на всевозможные праздники, и им же часто веяло от Риты. В какой-то момент я даже обозначил мысленно, что если чувствую этот запах, значит Маргарита где-то рядом.

Подняв голову с рук, посмотрел на девушку, сидящую рядом. Она старательно делала вид, словно разглядывает за окном пейзаж школьного двора. Однако дело было далеко не в пейзаже. Эта странная прическа, очки, острые скулы и запах, мать его! Проклятый запах! Я чуть не задохнулся, когда осознал, кто сидит рядом со мной…

– Эй, новенькая? – шепнул, продолжая буравить Риту взглядом. Неужели Романова думала, что останется незамеченной? Господи, да я постоянно натыкался в городе на нее! Все гребаные восемь лет смотрел и задавался вопросами: почему женщины предают мужчин, почему мать бросила нас с отцом, почему Марго выбросила меня, подобно ненужной старой плюшевой игрушке?

Стоп! Что она вообще здесь делает?

– Эй, ты оглохла? – повторил, усмехаясь. Я видел, как на шее девчонки дернулась венка, и как напряглась каждая мышца на ее теле. Мне хотелось рассмеяться в голос, настолько комичной казалась ситуация.

– Шестаков! – крикнула Егоровна. – Скажи мне, у тебя шило, прости господи? Ну сколько можно крутиться? Тебе уже восемнадцать, а как будто в первый класс пошел!

Рита едва слышно прыснула, а я откинулся на спинку стула, подперев рукой подбородок. И плевать, что классная требовала к себе внимания. Разглядывать ту, что растоптала мое сердце, было куда интересней.

– А кто это за первой партой? – подал голос Стрельцов. Я глянул на него и развел руками, мол, самому интересно.

– У нас новая ученица, – произнесла Егоровна. – Маргарита Романова. Риточка, встань, пожалуйста, поприветствуй класс.

Марго тихо вздохнула, сжала ручку, которую крутила в тонких пальцах. Я не сводил с нее глаз, давно мы не были настолько близко. Хотя, теперь отчетливо видел, насколько сильно изменилась девчонка: за этой безразмерной рубашкой прослеживались довольно женственные формы.

И пусть я ненавидел Романову, но отрицать очевидные вещи сложно. Например, она была красивой даже в этом тряпье.

Рита сглотнула и с неохотой поднялась из-за парты. Опять не посмотрела в мою сторону. Смешно. Тоже мне, блин, устроила здесь театр недотрог.

– Всем привет, – произнесла Марго. Голос ее звучал неуверенно, без былого задора и яркости. Я даже не признал его, ведь раньше она была более бойкой. Раньше. Очередной каламбур.

– Меня зовут Маргарита. Очень рада со всеми познакомиться.

– Ты всегда так странно одеваешься? – бестактно спросила Лена Ильинская. Я закатил глаза, вслух издав смешок. Странно – не то слово. Что за дурацкие бабкины тряпки? Она что в монашки записалась с тех пор, как вычеркнула меня из своей жизни? Черт! Нам было девять. В этом возрасте не принято «вычеркивать».

– Лена, – крикнула Егоровна, сводя брови на переносице. Марго ничего не ответила, молча села обратно, опустив голову так низко, что ее подбородок коснулся груди.

– Браво! – хлопнув в ладоши, сказал я, продолжая прожигать девчонку взглядом.

Ну же! Насколько тебя хватит, малышка? Сколько еще ты будешь делать вид, будто это я – вселенское зло.

– Браво, друзья! Давайте поприветствуем…

– Шестаков, да сколько можно! – классная ударила рукой, сжатой в кулак, по столу. Кажется, ей мои концерты перестали нравиться.

– Наталья Егоровна, – крикнул с последней парты Раевский. – Вы мешаете социализации девочки в новом классе.

– Адаптации! – влезла Аллочка. Наша, типа, отличница.

– Социализации! – не унимался Мишаня.

– Адаптации.

– Хватит! – вздохнула Егоровна. – Начнем классный час. У нас много тем, а поспорить вы и после успеете.

Народ чудом умолк, и начались обсуждения выпускных экзаменов, выбора вуза, нормального поведения на уроках. Мне эта муть была не особо интересна, потому что и вуз, и экзамены – дело решенное. Первое – мы с парнями уже выбрали, а второе – сдам, не дурак уж. Сейчас были дела интересней – Рита и ее отрешенность.

Я все сорок минут буравил глазами девчонку, пытаясь понять, как бы мне хотелось себя вести рядом с ней: игнорировать или изводить. Наверное, всего понемногу.

Женщин нельзя прощать.

Когда прозвенел звонок, одноклассники подскочили со стульев, не дав Егоровне даже зафиналить свою важную старческую речь. Я тоже поднялся, взял рюкзак, который висел на стуле, накинул его на плечи и пошел в сторону последней парты. Ребята медленно расходились, обсуждая гулянки в парке. Рита же быстрыми движениями сгребла пожитки в старый ранец и планировала дать максимальную скорость.

Однако у меня что-то щелкнуло, и я решил вернуться к первой, теперь уже нашей, парте. Встал в проходе, скрестив руки на груди, злорадно выжидая, когда же Романова поднимет голову. И вот она поворачивается ко мне лицом: ее глаза янтарного отлива с зеленой радужкой расширяются, и девчонка замирает на месте, подобно фарфоровой кукле в музее восковых фигур.

– Что такое? – мои губы растянулись в глумливой улыбке. Но этот взгляд потухших звезд выбил почву из-под ног. И веселье куда-то пропало, и шутки растерялись. Рита смотрела на меня снизу вверх из-под пушистых чернильных изогнутых ресниц. Смотрела, как смотрят потерявшиеся дети на взрослых, которые их нашли, как грешник на бога, держа в руках медовую свечку.

– Я пройду? – спросила она мягким голосом. И я сам не понял, почему сделал шаг в сторону, позволяя Романовой пройти. Ее запах скользнул в легкие, напоминая детство и ту проклятую любовь, подобие которой я не встречал больше никогда в жизни. Подняв руку, я задел подушечками пальцев каштановые пряди, заплетенные в толстую косу. Однако Рита то ли не почувствовала, то ли предпочла сделать вид, что ничего не произошло.

Плечи налились тяжестью, я закатил глаза и громко выдохнул. Настроение упало ниже плинтуса, хотелось взять мяч и со всей дури кинуть его в стенку. Я оглянулся, Романова почти дошла до дверей, когда к нам в кабинет завалились девчонки с параллели.

– Витя! – сладким тоном пропела Аленка. Она не заметила Риту, проскользнула мимо и буквально в долю секунды оказалась рядом со мной. Чмокнула в щеку и залилась соловьем о грядущих планах.

А я продолжал смотреть в спину Марго. Смотреть и думать – повернется или нет. Повернется или нет?! Повернется… Повернулась.

Глава 10 - Рита

Пулей выскочив из кабинета, я помчалась по ступенькам, оступилась и чуть не полетела кубарем – так быстро бежала. Сердце прыгало, подобно мячику, ребра сжимались от нахлынувших чувств, а губы тряслись, едва сдерживая обиду.

Я тосковала.

Сейчас я отчетливо понимала, насколько сильно. Но в то же время, смотря на то, каким стал Шестаков, куда дошли его лучи тепла, и на девчонку, что бежала к Вите, мысль сама потянулась на язык: мы разные. Наши дороги не должны пересекаться. Такие, как Шестаков, созданы для кого-то вроде его Алены, чьи глаза переливаются, подобно алмазам.

В детстве было проще. В детстве мне казалось, солнце, исходящее от Вити, принадлежит только мне. Однако в то время, как мой свет успел погаснуть, его стал еще ярче.

Домой я вернулась без настроения. Хорошо еще, что мама с Мотей играли на полу, их заливистый смех заставил улыбнуться. Поэтому, кинув рюкзак в комнату, я вернулась в зал, уселась к ним и начала тоже веселить годовалого мальчишку. Мне так хотелось, чтобы Матвей вырос в любви и никогда не узнал второй личности нашего отца. Наверное, поэтому я тщательно скрывала свои синяки и боль от матери. В конце концов, скоро закончится школа, и у меня будет отличный повод сбежать из дома.

Вечером позвонила Ната.

– Ну, колись! – голос ее отливал любопытными нотками, типично женскими.

– Мне нельзя вслух говорить такие вещи, – шепнула я в трубку, то и дело поглядывая на закрытую дверь. Если отец услышит знакомое имя, его может накрыть.

– Ладно, давай тогда придумаем твоему Ромео обозначение. Как насчет «дерево»?

– Ты серьезно? – прыснула я, вспоминая улыбку Шестакова. А потом в мыслях вспыхнул образ Алены, и я ощутила укол ревности в груди. Необоснованной, между прочим.

– Конечно, а как мы его обсуждать будем? – возмутилась Краснова.

– У дерева есть дерево, смекаешь?

– Ой, ну, Ритусь, это вполне ожидаемо. Он же смазливый, было бы странно, не будь рядом с ним девчонки, – деловито заявила подруга.

– Она в жизни еще красивей, чем на фотках, – грустно вздохнув, призналась я. Мне в моих кофтах на три размера больше даже рядом не встать.

– Он тебя хоть узнал?

– Угу, притом сразу, видимо. И… – протянула я, вспоминая то, что сотворила с нами классный руководитель.

– И?.. – повторила за мной Ната.

– Нас посадили вместе, на первую парту.

– Да ну? – она так громко крикнула, что мне пришлось телефон отвести от уха.

– Я не глухая, не обязательно так кричать.

– Это же судьба, Марго! Вы должны быть вместе, для этого нужно только переодеть тебя.

– Не бывать этому, иначе отца разорвет. У него на В… то есть на «дерево» красные сигналы, – я усмехнулась. Называть парня «деревом» в таком возрасте попахивает сумасшествием. Но лучше так, чем получать удары от папы. Порой мне кажется, он никогда не перестанет поднимать на меня руку. А если и перестанет, переключится на мать, чего я не могла допустить.

– Да пошел он, – фыркнула Краснова. – Вместе с моим на три веселых. Ладно, у меня свиданка намечается. А ты сиди и подтекай от своего смазливого мальчика.

– Какая ты добрая, – иронично подчеркнула я.

– Какая уж есть.

На этом мы распрощались с Наташей, и я принялась готовиться к новому дню в новой школе. Даже откопала рубашку прошлых лет, которая сейчас идеально сидела на мне: обтягивала талию и подчеркивала грудь. Оказывается, у меня было что подчеркнуть. Однако когда утром я вышла к завтраку в ней, отец чуть не подавился кофе.

– Это что за внешний вид? – крикнул он, ударив ладонью по столу. На звук тут же прибежала мама, испуганно глянула на меня, поджав губы и теребя свою длинную до пола юбку. Папа и ее заставил выглядеть монашкой.

– Я запачкала вчерашнюю… – тихо пролепетала, боясь посмотреть в глаза отцу. Казалось, в них сверкали молнии.

– У тебя больше нет вещей? – стальным и бескомпромиссным тоном произнес папа. Я понимала – спорить бесполезно. Он вбил себе в голову, что одежда не должна обтягивать, что мы должны носить на себе мешок, и не только на теле. Опустив голову, я развернулась и поплелась к себе. Вытащила первую попавшуюся рубашку, нацепила ее на себя и со вздохом посмотрела в зеркало. Юбка ниже колен, скрывающая мои худые ноги и синяки на бедрах, белые носки и эта отвратительная рубаха, которую мне пришлось заправить под резинку пояса. Очки на переносице как нельзя кстати гармонировали с образом ботанички, мечтающей стать невидимкой.

– Риточка, – мать вошла в комнату, тихо прикрыв за собой дверь. – Ты не обижайся на отца, он у нас…

– Да, – театрально кивнула я, надевая поддельную улыбку на лицо. – Он у нас и так многое пережил. Понимаю.

– Хорошо, – мать кивнула и вернулась к своим делам. Как легко было ей врать, порой я даже задумывалась – дело в моих актерских навыках или в пофигизме матери. Но эти мысли надолго не задерживались в голове, и без них жилось не сладко.

Надев на плечи рюкзак, я прикрыла за собой входную дверь и пошла в школу. В этот раз специально вышла пораньше, чтобы пройтись пешком. В автобусах душно в начале сентября и вечная давка, как будто весь город едет в одном направлении. Лучше уж музыка, осенний ветерок, пение птиц вокруг, чем поездка на общественном транспорте утром.

До школы дошла на удивление быстро, немного вспотела, правда, потому что ткань рубашки не особо тонкая. Последний раз мы покупали вещи в прошлом году. Денег не хватало, а я не росла с некоторых пор, продолжая пребывать в одном размере. Отец решил, что тратиться нет смысла, тем более появился Мотя, ему нужней.

У ворот элитного учебного заведения толпились разные ребята: звонкие, красивые, улыбчивые, – одним словом, моя полная противоположность. Подъезжали дорогие автомобили, из окон выглядывали отцы или матери, улыбались своим деткам и желали хорошего дня. Мечта. Несбыточная для меня. Хотя я никогда не строила воздушных замков, но с тех пор, как отец изменился, прекрасные мечты не лезут в голову. Одна сплошная серая реальность. Хорошо, не бьет каждый день, и на том спасибо.

Свернув внутрь двора, я замедлила шаг, скорее рефлекторно, чем осознанно. Скользнула взглядом в сторону баскетбольного щита и замерла, не в силах отвести глаз. Витя вел пас, обходя то одного, то другого. Мяч плавно покидал его руки, продолжая отбивать ритмы об асфальт. Прыжок, подача и крики девчонок, что толпились рядом. Шестаков прошел вальяжным шагом мимо парней, раскинув руки, подобно божеству и горделиво задрав подбородок. На нем была майка-алкоголичка, не скрывающая абсолютно ничего, наверное, поэтому я и смутилась.

Загорелая бронзовая кожа, рельефные плечи и лопатки, которые он отводил назад, подчеркивая идеальную спортивную осанку. И улыбка победителя. Влажные от пота волосы прилипли ко лбу Шестакова, он провел по ним пятерней, и в этот момент мы зацепились взглядами. Улыбка сползла с его лица, он вдруг сделался серьезным.

Сердце в груди разрывалось от ритмов, что заглушали шум улицы. Я слишком быстро дышала, но никак не могла насытиться кислородом. А он продолжал смотреть. Прожигать каждую клеточку на моем теле. Губы вспыхнули, их начало покалывать, словно по ним прошлись подушечками пальцев. Со мной никогда такого не было, и даже захотелось улыбнуться Вите, поднять ладонь вверх и поздороваться.

Однако в этот момент перед Шестаковым выросла Алена. Она повисла на нем, словно на спасательном круге, а Витя… он притянул девчонку к себе и чмокнул в щеку.

Глупость, конечно. Алена его девушка, они в официальных отношениях – самая популярная парочка в стенах этой школы. Но почему мне кажется, будто в грудь вонзили кол?..

Силой заставила себя отвернуться, ускорить шаг и продолжить роль невидимки. В конце концов, у меня отлично выходило уживаться с обликом серой Риты. Сейчас ничего не изменилось, да и не изменится.

Первым уроком у нас стояла математика. Вела ее женщина довольно молодая, лет тридцать пять с виду. Волосы завязаны в пучок, на глазах тонкие прямоугольные очки, одета в довольно скучное черное платье, облегающее худенькое тело. Татьяна Николаевна напоминала меня.

Шестаков на урок не спешил, и не он один. Несколько ребят опоздали минут на пять, а кое-кто и на все двадцать. Скромная математичка лишь кивнула, натянуто улыбаясь, и продолжила объяснять тему урока. Не знаю, любила ли она свой предмет, но искр в глазах и удовольствия от преподавания я в ней не заметила.

После математики в расписании стояла физкультура, и тут меня поджидал сюрприз. Как выяснилось, спортивную форму выдавала школа, на урок можно было идти или только в ней, или привет прогул. Форму мне, конечно, выдали, но попросили в следующем месяце за нее заплатить, что явно взбесит отца. А его плохое настроение всегда сказывалось на мне, в прямом смысле этого слова.

Переодевалась я последней, так что на урок пришла с опозданием. Любезно извинилась даже, но почему-то привлекла к себе внимание одноклассников. Хотя, оно и понятно почему – в обтягивающих лосинах, которые подчеркивали каждый сантиметр моих худых ног, я выглядела, видимо, странно.

– Опоздавшие у нас делают двадцать приседаний, госпожа… как вас зовут, кстати? – уточнил физрук, чьего имени я не знала.

– Маргарита Романова, – произнесла, поправляя очки. За спиной послышался скрип, чьи-то шаги и тепло, окутавшее лопатки. Я кинула взгляд через плечо и замерла, замечая Витю. Теперь на нем была нормальная майка, скрывающая большую часть спортивного тела. От воспоминания меня бросило в жар, и я поспешила отвернуться.

– Шестаков, в конец зала! – крикнул мужчина раздражённо. – Вместе с новенькой. Разгуливаете, словно не уроки, а перемена.

– От слова «вместе» бывают и дети, Олег Алексеевич, – с усмешкой сказал Шестаков. Одноклассники прыснули со смеху, а мне захотелось провалиться сквозь землю. Юмор у кое-кого так и прет.

– Шестаков! – в очередной раз повысил голос физрук. Витя подошел ко мне впритык, и неожиданно я почувствовала, как его палец коснулся моей спины. Он медленно прошелся от лопаток к пояснице. Мурашки побежали по телу, казалось, каждая клетка во мне ожила и затрепетала от столь простого прикосновения. Однако я быстро пришла в себя и резко сделала шаг вперед, буравя Шестакова взглядом, полным раздражения.

– Пойдем, – глумливо произнес Витя, его губы растянулись в надменной улыбке. – Поприседаем?

___

Дорогие читатели! Поддержите Риту и Витю звездочкой, если вам нравится их история.)

Глава 11 - Витя

Рита в этом спортивном костюмчике ничуть не отличалась от наших девчонок, даже в какой-то степени стояла на ступень выше. Я залип, разглядывая ее женственные формы, которые под широкими шмотками были недоступны людскому глазу. Худенькая. Кажется, дунь – сломается. Вообще ее внезапное появление в школе на меня странно действовало. Вот даже взять ситуацию утром, когда Аленка повисла на шее, а я растянул губы в улыбке и чмокнул Смирнову в щеку.

Одному дьяволу известно зачем. Просто вдруг захотелось показать Рите, что жизнь полна ярких красок: и девушка у меня отпад, и друзья, с которыми в огонь и воду. А она… Она отказалась от нашей дружбы. Ну и к черту!

Мы прошли вместе с Романовой в дальний угол – очередные санкции учителей за опоздания. Я завел руки за голову и сцепил их в замок, встал сбоку от Марго, сел на корточки, но вместо того, чтобы подняться, завис, разглядывая девчонку снизу вверх. Она медленно опускалась и поднималась, держа прямо подбородок.

Я сглотнул, не в силах отвести взгляд от Риты. Изменилась. Стала женственной, довольно привлекательной девушкой. И пускай многие видели лишь широкие линзы, косы и одежду на три размера больше, я видел сквозь все это красивую девчонку, от которой нехорошо ёкало за ребрами.

– Что? – произнесла вдруг Романова, кинув на меня косой взгляд. Ее пухленькие губы налились краской, да и щеки слегка покраснели. Прядка волос вылезла из косы, и Марго начала дуть на нее, видимо, в надежде, что прядь перестанет лезть ей в глаза.

– Ничего себе, ты умеешь говорить! – усмехнулся я, поднимаясь.

– Ты не выполнил норму приседаний, – подметила девчонка.

– А ты считала?

– Было бы что считать, – хмыкнула Рита. Затем задрала еще выше свой чертов носик и пошла вперед, в сторону дружного народа, занимающегося спортом. Я наклонил голову, нагло скользнув взглядом от поясницы к бедрам этой недороги. У Алены формы явно лучше будут, чего я собственно пялюсь? Бред!

После физры был русский и химия. Я усердно пытался сидеть на уроках и не заснуть, но от этой заразы так сладко пахло, что какой тут сон? Хотел даже отсесть, но классуха будто чувствовала – постоянно забегала, словно между прочим, и сразу бросала предупреждающий взгляд в мою сторону.

А когда уроки закончились, меня на первом этаже выловила Смирнова. Повисла на шее, как медаль за особые заслуги в спорте, и начала шептать всякие пошлости на ухо.

– Витечка, поехали ко мне? Так соскучилась по нашим шалостям, – пела соловьем Алёнка. Вообще-то на вечер у меня были планы с пацанами, и менять я их не собирался, но тут мимо продефилировала Марго, черт дернул согласиться. Опять прижал к себе Смирнову, чмокнул в щеку и сладко выдохнул ей в ушко. Она аж изгибаться начала, завелась что ли? А как только Романова скрылась из виду, я словно в себя пришел.

Ну что за дела…

– Детка, у меня треня. Увидимся, – кинул Алене сухое «пока» и помчал в зал.

Тренировка, действительно, творила чудеса – отвлекала от ненужных мыслей. Мы активно бегали по залу, отрабатывали подачу, новую тактику, ну а кто-то в углу отжимался за особо тяжкие. Не знаю почему, но мне всегда нравился баскетбол – стоило выйти на площадку, взять в руки мяч, и мир менялся. Я менялся.

Когда тренировка закончилась, Раевский, Кир и Юрка подкатили ко мне с предложением потусить в парке. Мы завалились в раздевалку дружным мужским коллективом и начали активно обсуждать предстоящий матч, потом как-то плавно перетекли к девчонкам и будущей дискотеке, которую школьный совет планировал провести на день учителя в октябре. Вышли в коридор – громкие, звонкие, бойкие и буквально сразу натолкнулись на тренера. Он разговаривал с каким-то парнем: высокий, почти два метра, светлые коротко стриженные волосы и крестик на шее, сантиметров пять, не меньше. И нет, он не походил на церковный, скорее, как атрибут украшения.

– Кто это? – спросил я у парней.

– Гедуев, – ответил Кир. – Наш новенький. Вроде как он в баскет хорошо играет, думаю, пришел записаться в секцию.

– А что нам нужны игроки? – удивился Юрка.

– В любом случае игра покажет, – пожал я плечами, закинув сумку на плечо. В кармане завибрировал телефон, и можно не быть экстрасенсом, чтобы ответить на вопрос – кто звонит. Аленка знала обо мне все, даже расписание тренировок.

Пожалуй, она была слишком назойливой, поэтому мы расставались не меньше пяти раз за год, если не больше. Я не особо фанател от постоянных отношений, но Смирнова однозначно топчик, грех отказываться от столь наливного яблочка.

– Шест, так мы в парк идем? – спросил Кирилл Иванов. Мы с ним дружили с детства, с первого класса, считай. Он был моим первым другом в этой школе, потом к нам присоединились Юра Конев и Миша Раевский. Кира позже определили в параллельный, а Мишку, наоборот, к нам. Но дружбу стены не сломают, вот и наша крепла. Всегда вместе: в спорте, на гулянках, в драках. Парней я считал, в самом деле, братьями.

– Не могу, Кирюх, – вздохнул, показывая экран мобильного ребятам.

– О, женушка звонит, – покатилась волна смеха.

– Да хрен я на ней женюсь! И вообще, в гробу я видал брак и прочую чушь. Жить под одной крышей с бабой – клиника. Другое дело, ну, вы поняли, – поиграл я бровями, представляя Аленку в ее черном прозрачном «домашнем» платье.

– Ну тогда беги, каблук, – заржал Раевский. В ответ я показал ему средний палец, однако все же пошел к Смирновой. Обещал ведь. Хотя, до сих пор не понимаю, зачем подписался под этими обещаниями.

* * *

Домой я прикатил почти в одиннадцать вечера и застал отца на кухне, наливающего себе выпивку. В последнее время он выглядел очень усталым, казалось, папа стареет не по дням, а по часам. Галстук небрежно свисал, волосы были немного растрепаны, черные мятые штаны прямого покроя уже висели на нем, как на манекене. После ухода матери старик перестал за собой ухаживать. Ушел с головой в работу, хотя и тогда он был в ней на сто процентов.

Кажется, я никогда не забуду тот день. Почему-то вернулся домой раньше, открыл дверь, переступил порог, и до меня сразу донеслись какие-то странные звуки. Ну я и прошмыгнул на кухню, а там мать на столе, а возле ее бедер левый мужик.

Мне, честно, не хотелось разрушать нашу и без того разрушенную семью. И тут мама со своим «пожалуйста», слезы в глазах, вид потерянной собачки. Я пообещал ничего не говорить отцу, но самого выворачивало от той тайны, что хранилась в моих воспоминаниях. И нет бы закончиться несчастьям, так еще и Рита со своим «ты мне больше не интересен».

Я чувствовал себя барахтающимся в воде ребенком, который нифига не умел плавать. Правда, никто почему-то не протянул руку помощи, не кинул спасательный жилет. Все проходили мимо, включая Марго.

В конечном итоге женщины уходят. Их нельзя прощать.

– Вернулся? – спросил отец, вырывая меня из воспоминаний. Мы жили в элитном районе, в новенькой девятиэтажке: панорамные окна, город как на ладони, большие светлые комнаты и дорогая мебель. Мать никогда не была в этой квартире, она даже не знает, где мы сейчас живем. Развод дался отцу непросто.

– Ты тоже сегодня рано, – сухо протянул я, наливая в стакан воду из графина.

– Иногда нужно ночевать дома.

– Иногда? – усмехнулся, заливая в себя содержимое стакана. Старик провел рукой по щетине и молча кивнул.

– В конце октября будет игра, может, освободишь для меня место в своем плотном графике, па?

– Игра? – переспросил отец, но скорее для галочки, чем из большого интереса. Он никогда не приходил на мои игры, как и мать. Я часто смотрел на трибуны с площадки, мне хотелось видеть там родного человека, но в рядах сидели только поклонники баскетбола и девчонки, что порой умело раздвигали ноги.

– Да, важная игра. Ты придешь?

– Не знаю, – старик закинул пятерню в короткие волосы – очередной жест, означающий, что он мыслями в работе, а не в семье. Хотя у нас и не было семьи… ни в будние дни, ни в праздничные.

– Понятно, – кивнул сам себе я. Разговоры тоже обычно не складывались, старик редко интересовался моими делами и достижениями. Он молчаливо возвращался домой, а я молчаливо запирался у себя в комнате. На нашей кухне давно не пахло приготовленной едой или душевными разговорами.

Деньги – не всегда хорошо. Я бы отдал многое, чтобы вернуться в детство и снова ощутить себя частью чего-то особенного.

Глава 12 - Витя

Говорят же, что лучшая тактика с женщинами – тотальный игнор. Вот и я решил – сто лет мне упала эта недотрога из детства. Тем более на носу важный матч, некогда страдать от непонятных вопросов.

Я приходил на уроки и молча садился за парту. Нет, иногда мы переговаривались, но слишком односложно. Типа:

– Поделишься книжкой? – спрашивал я и, не дожидаясь ответа, тянул учебник в центр.

Или:

– Я возьму, – ставил перед фактом и брал ручку из пенала Риты.

– У меня вообще-то она одна!

– Отлично, я тоже один.

В ответ Романова то цокала языком, то закатывала глаза, то тяжело вздыхала и отворачивалась. Мы максимально старались не контактировать, да и в классе, откровенно говоря, Марго была невидимкой. Девчонки с ней не здоровались, парни сперва кидали шуточки, а потом, видимо, им надоело отсутствие реакции, и они переключились.

Рита была серым пятном в широкой одежде и круглых очках. Она не вписывалась в колорит класса, да и всей школы. Но при этом я умудрялся замечать ее каждый день, идя по коридорам, во дворе или просто где-то на улице. И, откровенно говоря, меня это знатно бесило.

Перед днем учителя важный матч все-таки состоялся. Тренер взял в команду запасным новенького Акима. Уже на этой игре он вышел на поле, блеснув своими талантами, и завоевал доверие всех. Только я относился к нему с опаской. Но это сперва, позже Аким и мне приглянулся, в нем был своенравный порыв, желание выделиться на поле, это однозначно подкупало.

После соревнований мы поехали на дачу к Киру. Жарили шашлыки, пили гранатовый сок и обсуждали победу, которая далась не самым легким способом. Тут и девчонки подтянулись, музыку включили, начались танцы. Аленка постоянно крутилась передо мной: то просто дефилировала, то решила устроить приватный танец на публику. Расстегнула кофточку, вытянула губки в трубочку, одним словом, заигрывала. Парни посвистывали, а я угорал с этого зрелища. Правда, веселье закончилось фееричным скандалом, когда Смирнова стянула с себя майку, сверкая черным лифом перед громким народом. Она схватила меня за руку и потащила в спальню на второй этаж.

– Вечер набирает обороты, – промурлыкал я, закрывая за собой дверь в комнату. Алена развернулась, на ее лице не осталось и следа от былой радости и задора.

– Вить, тебе реально пофиг?

– Нет, – улыбнулся я, подходя к девчонке. Положил руки ей на талию, но Смирнова резко вырвалась и посмотрела так, словно я совершил кровавое убийство.

– В чем дело, Алён?

– Тебе пофиг?

– Слушай, я не умею читать мысли, если что-то кипит, говори прямо, а нет, так я пошел к ребятам.

– Твои друзья на меня смотрели! – выдала неожиданно. Я закатил глаза, усаживаясь на кровать. Смирнова всегда такая: никогда не знаешь, где взорвет. Ее воспитывали, удобряя родительским вниманием. Хочешь плюшевого мишку? Пожалуйста. Хочешь отдохнуть в Италии летом? Без проблем. Нужна сумочка из новой коллекции? Вот карточка. Нет, Алена не была зазнавшейся особой, да и не заостряла внимания на обеспеченности своей семьи. Однако характер такой, что мужик должен либо безумно любить ее, либо сойти с ума. И чтобы не стать жертвой второго варианта, я периодически разрывал отношения.

– Ну и?.. – протянул, ловя на себе недовольный взгляд Аленки.

– Я была без майки, Шестаков! – крикнула блондинка, губы ее натянулись, подобно нитке.

– Ну да, и что? – искренне не понимал, к чему она клонит.

– Тебе плевать, что они на меня смотрели?

– О господи, – я накрыл ладонью лицо, тихо вздыхая. Девушки, однако, умеют портить вечер, моя в этом была королевой.

– Вить, ну реально! Все вокруг запрещают своим девушкам такое, а ты… ты меня на показ выставляешь! – возмущённо выдала Аленка. И ведь я не заставлял ее ничего делать, она сама танцевала, раздевалась, улыбалась всем вокруг. Но виноват почему-то в этом парень. Логика – космос.

– Слушай, не хочешь раздеваться – не раздевайся. Не понимаю, в чем проблема?

– В смысле – в чем? А если бы я сняла лиф перед ними? Или трусы? – не унималась Смирнова. Она начала расхаживать из угла в угол, активно размахивая руками.

– Слушай, ты взрослая девушка и сама решаешь, как себя вести. Я что тебе папочка что ли?

– Ты меня не ревнуешь! – крикнула девчонка. Не выдержав, я плюхнулся на подушку, закрывая глаза. Мне никогда не нравились женские истерики и претензии. Хотелось накрыться одеялом, вставить наушники в уши и ждать завершения концерта под лирическую музыку. А Смирнова еще и очень избалована в этом плане: все ей на блюдечке приносили, по идее там же должны быть моя ревность, любовь и прочая женская чушь.

– Витя! – завыла Алена.

– Тебе вечно что-то не так! Если я тебя не устраиваю, ну найди себе другого, мать его, – протянул устало. Глянул на часы, которые висели на стене, – стрелка передвигалась медленно, или это время в комнате тянулось, подобно жвачке? Черт. А как все хорошо начиналось…

– Да ты издеваешься? – закричала Смирнова, голос у нее еще такой писклявый, можно оглохнуть. Хотя, не прошло и секунды, как дверь хлопнула, и она ушла, оставив меня в гордом одиночестве.

Я выдохнул с облегчением, достал телефон из кармана и полез ковыряться в ленте в социальных сетях. Фотки с матча посмотрел, комменты почитал – вот что настроение поднимает, а не истеричные вопли. А потом черт дернул забить в поиске имя Риты. Романовых вышло человек пять, но, судя по аватаркам, никто из них не был той самой недотрогой.

Не знаю почему, но я вдруг окончательно расстроился.

Глава 13 - Рита

Завуч по воспитательной работе меня силой заставила быть ведущей на дне учителя. То ли никто другой не хотел участвовать в этом шоу самодеятельности, то ли я выглядела слишком надежной. Но она насела и на любые отговорки находила ответ, хотя мне в этой школе не хотелось находиться даже на одну минуту дольше положенного. Я чувствовала себя отвратительно в стенах учебного заведения, казалось, задыхаюсь.

Еще и Шестаков! Он вроде игнорировал меня, но при этом постоянно задевал на уроках, и, что греха таить, я частенько ловила взглядом Витю на переменах до или после занятий. Всегда в центре внимания, всегда с улыбкой на губах и гордо задранным подбородком. Шестаков был королем школы, а его девушка, не иначе, королевой.

Однажды я столкнулась с ней на ступеньках, чуть не упала, но Алена вдруг протянула руку и помогла мне. Она так тепло улыбнулась, что у меня едва ноги не подкосились. Честно сказать, такие улыбки всегда пугают: кажется, за ними что-то кроется.

Но не королева была основной проблемой, а Олеся Викторовна, наш завуч по воспитательной работе. В день икс, за два часа до концерта, женщина затащила меня к себе в кабинет и выдала пакет.

– Что это? – растерянно спросила я.

– Ты должна быть самой красивой, ведь ведущая! Так что одевайся, а я потом тебе макияж сделаю, – выдала она. Пакет выскользнул из пальцев и полетел на пол. Откровенно говоря, я была в шоке. В моей старой школе всем было плевать, в чем ходит серая девочка в круглых очках.

– Зачем одеваться?

– Ты – ведущая! Поэтому давай, не стесняйся. Это моей сестры, она такая же худенькая, как и ты.

С этими словами Олеся Викторовна упорхнула из кабинета. Сама она не была модницей – всегда в длинных черных юбках или прямых брюках и кофтах под горло. Волосы короткие, жиденькие, на корнях цвет менялся, выдавая покраску. И уж кому-кому, а ей мне предлагать сменить образ по меньшей мере странно. Однако я все же вытащила платье, скорее, больше из любопытства. Черное, маленькое, с небольшим вырезом на груди, рукавом три четверти и встроенным поясом на талии.

Ничего особенного. Разве что… размер. Я подошла к высокому, с меня ростом, зеркалу приложила вещицу к себе, растерянно рассматривая отражение. Может, и не такая плохая идея на один день стать немного… Я даже слова не могла подобрать, какой стать-то? Глупость, в самом деле. Зачем мне это платье? Оно ничего не изменит, а меняться на один вечер – ерунда полнейшая.

Я откинула платье на стул и подошла к дверям, коснулась ручки, но почему-то оглянулась. Мой взгляд зацепился за эту вещь, которая так и манила хотя бы примерить ее. На самом деле мне всегда хотелось носить нечто подобное, да какой девчонке не хочется?..

Ладно. Только примерю и все.

Я щелкнула замком на дверях, чтобы не дай бог кто не вошел и не увидел синяки на ногах. Они до сих пор не сошли, несмотря на мазь, которую я наносила каждый день. Стянула с себя широкую одежду и облачилась в обтягивающее черное платье. Ткань была очень приятной и совсем не раздражала кожу. Я вновь шмыгнула к зеркалу и обомлела, замечая в себе зачатки девушки. В этом наряде худоба не казалась таким уж недостатком, наоборот, с виду я походила на модель с подиума, если не смотреть на лицо и прическу, конечно.

В дверь неожиданно постучали, я спохватилась, испуганно пытаясь разглядеть, не видны ли где-то отпечатки злости отца. Но ничего не найдя и успокоившись, поплелась открывать.

– Ого! – воскликнула Олеся Викторовна при виде меня. В ее глазах вспыхнул задорный огонек, а кончики губ поднялись, демонстрируя теплую улыбку.

– Странно выгляжу, да? – неуверенно проронила, потупив взгляд в пол.

– Наоборот! – хлопнув в ладоши, сказала женщина. – Замечательно! Сейчас губки подкрасим и румяна нанесем – будешь вообще конфеткой. Эх, где моя молодость, – вздохнула Олеся Викторовна, закрывая за собой дверь.

– У вас в школе тоже ведущие должны были носить чужие платья?

– Нет, – отмахнулась она. Вытащила из сумки маленькую косметичку и подошла ко мне, осторожно снимая очки. Откровенно говоря, макияж я никогда не наносила. Ната пару раз пыталась уговорить, даже дарила помаду с красивым морковным оттенком, но я отказывалась. Да и зачем? Под широкие кофты и длинные юбки не подойдет ни один макияж, но сегодня почему-то захотелось добавить себе яркости, перестать быть серым пятном в палитре красок. В голове вспыхнул образ Алены, и то, с какой жадностью на нее поглядывают мальчишки, Витя… Каждая клеточка в теле болезненно заныла от одной мысли.

Почему я продолжаю думать о нем? Нам нельзя даже общаться, иначе отец... Мне нужно держаться от него подальше, а не тайно заглядываться и вздыхать.

– Ну-ка, иди, глянь на себя, – сказала Олеся Викторовна, вырывая меня из мыслей. Вздохнув, я взяла очки со стола, наделаих и взглянула на свое отражение. Не сказать, что сильно изменилась, но легкие румяна на щеках и алый блеск на губах, в самом деле придали яркости. И я вдруг почувствовала себя живой, словно впервые вдохнула полные легкие кислорода.

– Спасибо, – прошептала тихо. На глаза навернулись слезы, но я проморгалась, чтобы не заплакать. Кажется, все эти волшебные моменты должны были начаться еще раньше, а не проходить фоном мимо меня.

– Знаешь, в школе я была чем-то похожа на тебя, Риточка, – с ностальгией в голосе произнесла женщина. Она подошла ко мне, положила руку на плечо и грустно улыбнулась, видимо, погружаясь в воспоминания.

– Сочувствую.

– Мне нравился один мальчик, а ему нравились… – Олеся Викторовна замялась, затем откашлялась и продолжила. – Такие, как Аленочка Смирнова и ее подруги. А я засыпала с мыслями, что однажды изменюсь, буду уверенней и ярче.

– Вы изменились? – спросила, немного смущаясь вопроса. Кажется, он прозвучал бестактно.

– Нет, не хватило духу. И мальчику тому не призналась в своих чувствах. Тогда мне казалось, даже если протянуть руку, достать до звезд невозможно. Но сейчас понимаю, если не попробуешь, как узнаешь, насколько высоко находятся звезды?..

– Но я не планирую доставать до звезд, – поджав губы, сказала, продолжая разглядывать себя в зеркало. В нем была настоящая я, которая, кажется, никогда оттуда не выйдет. Разве что сегодня…

– Жизнь слишком непредсказуема, милая, – с улыбкой произнесла Олеся Викторовна.

– Это точно, – кивнула я.

Мы еще немного поболтали, а затем пошли в актовый зал, где уже шумел народ в ожидании завершения концерта и начала дискотеки. Оказывается, в этой школе не нужны были особые праздники для того, чтобы ее устроить, совет учеников сам решал, когда можно включать музыку. Вот и сегодня предлагалось отсидеть обязательную торжественную программу, а потом танцевать.

Пока я стояла за кулисами, сжимая в руках черную папку с текстом сценария, до меня доносились голоса выступающих. Кто-то переживал, кто-то, наоборот, сетовал, что пришлось напрягаться для сцены. Мне хотелось выглянуть за занавес, узнать – много ли зрителей, хотя больше всего, конечно, интересовал Витя. Откровенно говоря, я молилась всем богам, чтобы его не было в числе присутствующих.

Наверняка из меня выйдет плохой ведущий. Да что уж там! Я никогда не выступала на сцене. Нервный мандраж вовсю скользил в груди, заставляя все чаще делать глубокие вдохи.

Минут через пять Олеся Викторовна объявила о начале, и мне пришлось сделать первый шаг на сцену. В глаза ударили прожекторы, темнота в зале и шум, который медленно заглушался. Ноги чуть потряхивало, руки тоже. Я снова набрала побольше воздуха в легкие, подошла к стойке для ведущих и только планировала положить на нее папку, как она молниеносно рухнула на пол.

Блин.

По залу прокатилась волна смешков, тем временем я кое-как присела на корточки, дурацкое платье почти задралось до бедер, и мне приходилось его постоянно одергивать. Зачем вообще надела его? Наказание! И еще столько глаз! Подняв папку, выпрямила спину и наконец открыла рот, чтобы озвучить первую строчку по сценарию, но меня отвлек скрип открывающейся двери. Переведя взгляд, я замерла, заметив в проходе Шестакова.

Глава 14 - Рита

Надо было начинать говорить, но я продолжала пялиться на Витю, который, в свою очередь, не сводил с меня глаз. Он замер в проходе, хотя его друзья уже плюхнулись на крайние места на последних рядах. Шестаков же так и стоял, а потом, видимо, пришел в себя и выдал мне какую-то глумливую ухмылку.

Мистер Популярность в своем репертуаре.

Сглотнув образовавшийся ком в горле, я заставила себя перевести взгляд на Олесю Викторовну, которая стояла за кулисами и активно шептала мне, что пора бы вспомнить о роли ведущей. Улыбнувшись ей через силу, я все-таки опустила глаза на текст и начала его зачитывать. Господи! Мой голос из динамиков звучал просто отвратительно! Хотелось сбежать или закрыть уши, но, к моему удивлению, в зале никто не морщился. Так что уже через пять минут я немного успокоилась и перестала трястись, как сучок на ветру.

Концерт прошел на удивление хорошо: сперва выступила директриса, потом танцевальная группа исполнила два ритмичных номера, а когда вышли мальчишки из восьмого и показали сценку в стиле стэндапа, я вместе со всеми посмеялась. Казалось, они родились на сцене или для нее. Потом было скучное награждение учителей за особые заслуги перед школой. Пока их награждали, я отошла в сторонку и зачем-то вновь скользнула взглядом в сторону выхода из зала.

Витя уже не стоял там – то ли ушел, то ли сидел в компании друзей и своей девушки. С моего места было сложно рассмотреть знакомое лицо в зале. Расслабив плечи, я с облегчением выдохнула, поправила платье и принялась дожидаться окончания вечера. Хорошо еще, что отец сегодня в ночную смену, с недавних пор он подрабатывал сторожем в санатории. Но и там ему не очень нравилось – шумно, завтрак невкусный и сменщик больно болтливый. Если бы папа был дома, ни за что бы не разрешил мне участвовать в концерте. Его и так жутко раздражал факт моего нахождения в стенах школы, где учится сын врага.

Господи! Прошло столько лет! Почему люди не могут отпустить обиды и продолжить жить дальше?..

Когда торжественная часть подошла к концу, Олеся Викторовна объявила о начале дискотеки. Старшеклассники быстро убрали стулья в центре зала, какой-то мальчишка из десятого уселся за ноутбук, и из колонок зазвучали современные хиты. Свет погасили, оставив только светомузыкальный шар, лучи которого скользили по углам большого помещения.

Я с грустью развернулась, сжав в руках папку со сценарием, и поплелась на второй этаж в учительскую. Оставаться на танцевальном вечере не планировала, тем более домашки задали прилично, и маме помочь с ужином надо. Да и с кем танцевать? Со своей серой тенью? Махнув головой, я двинулась прочь от актового зала. Лучше не думать о плохом, зачем портить настроение?

Пока поднималась по ступенькам, за спиной послышались шаги. Однако я не оглянулась, не заострила внимание – школа, людей полно.

На втором этаже, к моему удивлению, было темно, свет в коридоре не горел, двери кабинетов были закрыты. Довольно тихо, если бы не шаги, которые продолжали преследовать. Не выдержав, я оглянулась и чуть не выронила папку из рук, заметив приближающегося Шестакова.

В сумрачном освещении его кремовая толстовка казалась серой, а черные потертые джинсы едва ли привлекали внимание. Короткие волосы слегка растрепаны, уголки губ приподняты в какой-то до жути дьявольской ухмылке, а от блеска изумрудных глаз, которые прожигали каждую клеточку моего тела, спину осыпал табун мурашек.

Я прижала к груди папку, обхватив ее руками, словно спасательный круг, сглотнула и начала поворачиваться, чтобы скорей шмыгнуть в учительскую. Однако Шестаков не дал мне этого сделать: его горячие пальцы обхватили меня за локоть, резко дергая в обратную сторону. В долю секунды мы оказались настолько близко, что я перестала дышать. Пульс ускорился, глупое девичье сердце громко билось о ребра. Смотреть на Витю снизу вверх, ощущать его тепло рядом – подобно пытке.

– Отпусти, – прошептала, поражаясь тому, что перешла на шепот.

– Какое милое платье, оказывается, ты тоже можешь быть девушкой, – пропел Шестаков, не сводя с меня глаз. Его голос звучал высокомерно, словно парень надо мной насмехался. Кажется, Витя больше не был тем человеком, что жил в моих воспоминаниях. Кажется, я продолжала тянуться к образу, которого больше не существует.

– На первом этаже больше сотни девчонок, а ты прибежал ко мне отвесить дурацкий комплимент? – мне хотелось, чтобы фраза прозвучала жестко и задела Шестакова. В конце концов, у него есть девушка, а у меня строгий отец, повернутый на предательстве. Зачем это ненужное общение?..

– Игра в недотрогу продолжается? Образ монашки больше не в тренде?

– Но не я же прибежала к недотроге, которая… как ты сказал? В образе монашки? – я выскользнула из хватки Шестакова, откровенно говоря, его фраза про «монашку» задела. Мне и самой не нравились широкие блузки и юбки на два размера больше. Но отец не разрешал ходить в другом, он контролировал даже такие мелочи моей жизни.

– А может у меня фобия? – прошептал Витя. Его ладонь легла мне на талию и рывком притянула к себе. Папка с грохотом упала под ноги, я же руками уперлась в грудь Шестакова. Щеки моментально вспыхнули от нахлынувшей волны смущения, ведь даже под одеждой прощупывались рельефные мышцы парня. Витя наклонился, опаляя мятным дыханием мои губы. Я замерла, не в силах шевельнуться.

Время будто замедлило ход.

Шестаков судорожно вздохнул, его ладонь скользнула ниже по пояснице, оголяя каждую нервную клеточку на моем теле. Мне показалось, по позвонку прошел электрический разряд.

– Витя, Рита! – раздался неожиданно за нами голос Олеси Викторовны. И я словно вернулась в реальность, спустилась на грешную землю, потому что всего на секунду, но рассудок точно покинул мозг. Оттолкнув Шестакова, я схватила папку, валяющуюся на полу, и перевела глаза на завуча.

– Я вас ждала, – мой голос дрогнул. Сердце продолжало сходить с ума, отбивая безумные ритмы по барабанным перепонкам. Хотелось поскорее скрыться в учительской, а не пребывать в этой неловкой ситуации.

– Понятно, – неуверенно протянула Олеся Викторовна.

– Отличный концерт, только ведущая у вас уж больно зажатая, – хмыкнул Витя, кривя губами. Вот же паразит! Неужели нельзя было промолчать при учительнице? Стыдоба какая! У меня даже кончики ушей полыхать начали, только не знаю – от стыда или смущения.

– Шестаков, – прикрикнула Олеся Викторовна, обходя парня. – Если тебе нравится девочка, надо говорить ей красивые слова. А то кто-нибудь другой скажет, и все, тогда поезд ушел.

– Пусть попробует, – самодовольно заявил парень. Он не пояснил, что имел в виду, но меня так и подмывало подойти и зарядить ему пощечину. Однако в реальности я предпочла скрыться за дверями учительской. Не хватало еще устраивать публичные разборки. Да и с кем? С мистером Популярность? Пора признаться самой себе – Вити из прошлого нет. А от того, кто сидит со мной за одной партой, веет чем-то… холодным.

Глава 15 - Рита

Домой я возвращалась по темноте. Оглядывалась, конечно, как не оглядываться? Особенно в нашем районе, где что ни угол – пустая бутылка из-под горячительного. Еще и во дворах иногда собирались разные компании непонятных личностей. В такие минуты я радовалась своим широким одеждам и серости. Кому такая приглянется?

Вот и сегодня, подходя ко двору, услышала мужской смех. Сердце сразу в пятки ухнуло – вокруг никого, и только эти на лавке сидят, попивают. Опустив голову и сжав лямки рюкзака, я пулей проскочила, молясь всем богам остаться невидимкой.

Ненавижу свой район! Скорей бы вырасти и сбежать отсюда.

Переступила порог квартиры, в нос тут же ударил запах жареной картошки, а до ушей донеслись крики Моти. В последнее время он стал чаще плакать, я подозревала – это не от хорошей жизни. Однако врачи говорили – пока все нормально, ждите часа икс и операцию на сердце, иначе не проживет ваш малыш долго. Конечно, после таких предупреждений хотелось разреветься, но мы не опускали руки. Да и главврач сказал – в очереди Матвей укладывается по срокам.

– Вернулась? – крикнула мама. Я скинула обувь, рюкзак и заглянула на кухню, замечая Мотю, сидящего на детском стульчике и громко всхлипывающего.

– Я переоденусь и помогу тебе.

– Спасибо, а то он совсем разнылся. Как в школе? Как концерт? – мать подхватила младшего на руки, пытаясь успокоить его, и проследовала за мной в комнату.

– Нормально.

– А чего так рано вернулась?

– А чего мне там делать? Ты видела современных девушек? – усмехнулась я, разглядывая себя в зеркало. Все-таки в том платье была другая Рита, живая что ли. Жаль, нельзя всегда так одеваться.

– Ой, скажешь тоже! Современные – это какие? Которые в семнадцать уже детей имеют?

– Это те, кто носит одежду своего размера, – уныло произнесла, кидая на мать усталый взгляд. Я никогда при ней не переодевалась, сегодняшний день не станет исключением. Не хватало еще, чтобы она увидела синяки.

– Рит, ну…

– Там картошка подгорает, – намекнула маме, что не особо хочу продолжать разговор. Она, к счастью, не стала спорить, молча прикрыла дверь и ушла на кухню. Я щелкнула замком, подошла к зеркалу, снимая с себя вещи. Худышка – острые коленки, выпирающие кости на плечах, маленькая грудь… У Шестакова явно дурной фетиш.

Только подумала о нем, как щеки вспыхнули огнем, словно Витя стоит напротив и нагло разглядывает меня. Интересно, он на всех девушек смотрит, как сегодня смотрел на меня? Нет. Я махнула головой, понимая, что в голове крайне абсурдные мысли. Судя по словам учителей, Шестакову светит прекрасное будущее, его наверняка возьмут в региональную молодежную сборную по баскетболу, или какая у них там сборная бывает? Он женится на ком-то вроде Алены, будет ходить с ней под ручку на званые мероприятия, а кто-то вроде меня на этих самых вечерах будет подносить бокалы с шампанским. Вот и вся реальность.

Почему все так изменилось?

Оставшийся вечер помогала маме с ужином, убиралась и уснула почти в первом часу, домашку же никто не отменял. Утром проспала, пришлось собираться на скорую руку: быстро соорудила дулю на голове, волосы торчали в разные стороны после ночной сушки, очередная юбка ниже колен, черные кеды и рубашка, в которой, откровенно говоря, мне было жарко.

В школу я влетела взмыленной. Надо было отдышаться, но времени в обрез, поэтому побежала по ступенькам, ощущая, как в груди начинает колоть от физической нагрузки. В коридоре уже никого не было – звонок разогнал учеников пять минут назад. Я была уверена в этом поэтому, не поднимая головы, неслась в сторону класса. И… просто не заметила фигуру впереди – влетела в человека, вернее, в мужское плечо. Дотронулась до лба, потирая пальцами место удара.

– О, мисс Недотрога, – голос Вити заставил меня вздрогнуть и резко поднять голову. Дыхание перехватило, я облизнула нижнюю губу, смущаясь от столь прямого и наглого взгляда Шестакова. Вот чего он так смотрит, будто на мне не кофта на три размера больше, а вчерашнее платье?!

– Если бы ты не караулил у двери, я бы в тебя не врезалась, – прошептала, не понимая, почему просто не извинилась.

– Прикалываешься? – он усмехнулся.

– Ты заходишь или как? – выпалила я, вздернув подбородок. Щеки итак налились краской, надо быстрее заканчивать эти гляделки.

– Или как, Рита, – Витя вдруг сделал шаг навстречу, наклоняясь ко мне. Кажется, время замирало, когда он находился так близко. Меня овеял запах его дорогого парфюма: коктейль из цитрусовых с яркими акватическими аккордами, что создавали впечатление свежести, и легкая древесная нотка. Я машинально сделала шаг назад, в груди уже вовсю колотило бешеное сердце. Хотелось убежать, однако ноги сделались слабыми, словно приросли к полу.

– Да неужели на тебя никогда не смотрел парень? – выдал крайне неожиданную и до ужаса неприятную фразу Витя. В сердце вспыхнул огонь раздражения и обиды, я вспомнила свои широкие одежды, дулю на голове и круглые очки, за которыми не видно половины лица.

– Да неужели ты никогда девушек нормальных не видел, что в который раз не можешь оставить меня без внимания? – съязвила из последних сил. На самом деле его слова задели, царапнули по-живому. Шестаков зрил в корень: кто захочет пойти на свидание с кем-то вроде меня? Хотя нет – смогу ли я пойти на свидание, когда дома живет цербер в виде отца? Это сейчас, из-за новой работы, он чуть успокоился, а как только зависал дома, тотальный контроль не снижался ни на минуту. Куда? С кем? Зачем? Казалось, папа и помыслить не мог, что я становлюсь старше, и желание получать внимание противоположного пола вполне нормально в этом возрасте.

– Таких, как ты, точно одна на всю планету, – глумливо произнес Шестаков, растягивая губы в ехидной улыбке. Нет, улыбка у него была довольно очаровательная, да и сам Витя харизматичный парень. Вот только на других он смотрел с теплотой, а на меня, словно злая собачонка, в чей дом ворвались незваные гости.

– Насмотрелся? Теперь, может, на урок пойдем? – вздохнула я, обходя стороной Шестакова. Он, видимо, планировал сказать что-то еще, но не успел – я дернула ручку двери и пулей влетела в кабинет, где уже вовсю шла геометрия.

А дальше началась эпопея, которую я мысленно назвала «изведи Риту». Витя лениво развалился на нашей парте, раскинув свои длинные руки и ноги. Он меня практически прижал к стенке, сузив личное пространство ровно наполовину. Сперва Шестаков просто прожигал меня взглядом, сидел и, понимаешь ли, разглядывал, будто тут картина известного художника на моем месте. Я искренне пыталась сконцентрироваться на уроках, но как сосредоточиться, когда так смотрят? На втором уроке Вите, видимо, стало скучно, и он стал одолевать дурацкими вопросами:

– Тебе нравятся японцы? Мне кажется, если воткнуть палочки в твою дулю, ты будешь походить на супер ниндзя.

– Каким ветром тебя сюда вообще занесло? Или твою предыдущую школу «монашек» закрыли за профнепригодность?

– Так что насчет парней? Смелых за все восемнадцать лет не нашлось?

И все в таком духе. Меня подмывало ударить Шестакова, потому что слушать оскорбления из его уст было, как минимум, обидно. Я не понимала, почему он так себя ведет. Витя из моего детства никогда не обижал людей, наоборот, он ненавидел подобное поведение и мог даже ударить. Но, собственно, все верно – Вити из прошлого больше нет, чему удивляться?..

Я молча сглатывала его попытки задеть, и даже когда на перемене к Шестакову подошел Миша, откинув в мою сторону грубость, я ничего не сказала.

– И как тебе сидеть в компании с… – Раевский вскинул бровь, будто думал, как бы корректней обозвать меня. Однако ничего интересного, видимо, на ум не пришло. – С такими девушками?

– Да я откуда знаю? Она мне сто лет не упала, – ответил Шестаков.

– А мне показалось…

– Когда кажется, креститься надо, Мих. Пошли, воздухом подышим. Итак, скука смертная на уроках.

И о чудо великое! Витя от меня отлип, ведь предыдущие перемены он не поднимался со стула, демонстрируя свои лидерские позиции в классе: народ возле нашей парты круги наворачивал – мистер Популярность выделял каждому по половине царской секунды.

Собственно, я тоже в душном кабинете оставаться не планировала, тем более, впереди большая перемена, надо успеть перекусить. Спустилась в столовую, где очередь достигала коридора, народ галдел, где-то играла музыка, кто-то активно спорил, а кто-то уминал обед. Я тоже встала в очередь, сжимая в одной руке старенький телефон, а в другой кошелек. Дошла до кассы, спустя почти десять минут, взяла себе булочку с соком и планировала пойти к подоконнику в коридоре (потому что пустых столов не наблюдалось), как мой взгляд зацепился за крайний столик. Там сидел Шестаков, его друзья, пара девчонок и Алена. Она глаз с него не сводила: подперла подбородок ладонью и нагло разглядывала Витю, словно там статуя божества с Олимпа.

Смирнова протянула ладонь и положила ее поверх руки Шестакова, но тот резко оттолкнул и скривился так, будто присутствие этой девчонки его раздражало. Не знаю почему, но я улыбнулась. Странно, конечно, радоваться ссорам чужих людей, однако внутри кусала дикая ревность, с которой я активно боролась.

Взгляд Вити прошелся по столовой, и по всем законам подлости Шестаков заметил меня. От неожиданности я вздрогнула, дыхание зачастило. Опять это странное ощущение: кожа начала гореть, будто ее касались, задевая самые оголенные участки. Смирнова тоже повернулась, явно недоумевая, куда смотрит ее ненаглядный. Мне не хотелось попадаться ей на глаза, а уж тем более стать темой для разговоров. Поэтому, быстро скользнув в толпу школьников, которые только что вошли в столовую, я направилась в коридор.

___

Дорогие читатели! У книги появился буктрейлер, он доступен во вкладке под книгой. Также может кто-то заметил, на литнете случился сбой с комментариями: какие-то удалились, где-то исчезли ветки. Знайте, это не авторы подчистили, это у портала случилось небольшое чп. Поэтому спешу напомнить, что буду рада вашим отзывам, порой они очень мотивируют муза на новую главу.)

Глава 16 - Рита

Булочку с соком я доедала в самом дальнем уголке второго этажа: залезла на подоконник, рядом с которым стоял цветок с пышными массивными листьями. За ними не было ничего видно, включая серую мышку – Риту Романову. Меня никогда не удручало одиночество, наверное, просто привыкла. Что в старой школе, что здесь, быть невидимкой – нормально. Спокойно. Не нужно переживать, что скажут о тебе друзья или их друзья, отчитываться перед кем-то, спешить куда-то и придумывать подарки ко дням рождениям. Я привыкла к одиночеству и вряд ли смогла бы влиться в шумную компанию. Хотя, рядом с Натой было иначе, но то Краснова – мы слишком давно дружим.

Прозвенел звонок и я, спрыгнув с подоконника, поплелась на литературу. Ничто не предвещало беды: мы расселись, классная прошлась по списку, вызвала пару человек ответить домашнее задание. Затем встала, скрепила руки за спиной в замок и, расхаживая по кабинету, принялась рассказывать про Шолохова и его «Тихий дон».

– Скажу по секрету, – Витя неожиданно повернулся ко мне, а ведь до этого делал вид, будто тема урока ему интересна. Я моментально напряглась, но виду не показала. Продолжала смотреть на Наталью Егоровну, которая вещала про жизнь знаменитого писателя. – Ты так беспалевно пялилась на меня. Чего вдруг убежала?

Я ничего не ответила, даже глазом не моргнула.

– Романова, долго будешь играть в недотрогу? – с издевкой в голосе сказал Витя. Однако и в этот раз я сдержалась, хотя внутри закипала от злости вперемешку с волнением. И тут случилось нечто уму непостижимое. Шестаков чуть придвинулся, боковым зрением заметила, что он перевел взгляд на учительницу. Его левая рука опустилась под парту, а потом неожиданно легла мне не коленку и медленно скользнула под ткань юбки.

Я замерла всего на секунду, но тут же пришла в себя и резко подскочила со стула, открыв рот от удивления. На языке крутилась тысяча ругательств и проклятий в сторону этого наглеца.

– Романова, Шестаков, в чем дело? – вернула меня в реальность Наталья Егоровна, и я поняла, что все тридцать пар глаз устремлены к нашей парте. Они ждали шоу, где в главной роли клоуном должна была стать я.

Стиснув зубы и нервно прикусив нижнюю губу, я взглянула на Витю. Он откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди и демонстрируя белозубую нахальную улыбку. Забавлялся. Устроил для всех концерт. Ну уж нет! Быть всеобщим посмешищем я не собираюсь!

– П-паук по парте полз, – откашлявшись, соврала я.

– Паук? – переспросила классная.

– Да, наглый и склизкий паук, – с придыханием произнесла, сдерживая рвущееся наружу раздражение.

– Где паук? – донеслось с задних парт. Кто-то из девчонок завизжал, и по классу понеслась волна шума и разговоров, которые еще долго не затихали. Я же показательно схватила рюкзак, тетрадку с учебником и пошла в конец кабинета. Несколько одноклассниц последовали моему примеру, и теперь мы уже дружной троицей жались в углу, а Раевский с Егором Стрельцовым искали выдуманного паука под первой партой.

Шестаков же никого не искал, он молча встал и пересел на третий ряд, делая вид, будто ничего не произошло.

– Ребят, успокойтесь, сядьте, – классная пыталась восстановить дисциплину.

– Какой сядьте? Там паук, Наталья Егоровна! – пищала рядом со мной Оля Звягина.

– Да нет здесь никого, – вздыхал Миша.

– Как нет? А чего тогда новенькая подскочила? – не унималась блондинка. Кажется, одноклассники даже моего имени не знали, вот тебе и месяц совместного обучения.

– Да откуда я знаю. Шест, был паук? – обратился Раевский к другу.

– Ага, – усмехнулся Витя. – Сантиметров пять.

Этот цирк продлился до окончания урока, а так как он был последним, я и еще пара девчонок пулей вылетели из кабинета в первых рядах. Накинув рюкзак на плечи, я буквально за минуту спустилась на первый этаж, открыла дверь, ведущую на улицу, оказываясь под козырьком крыши. На небе не было ни облачка, дул теплый осенний ветерок, на деревьях пели птички. Прекрасное время года, и такое ужасное настроение.

Я вышла со двора школы и только тогда замедлила шаг, опустив устало плечи. Однако, как оказалось, радость моя была преждевременной. Не успела дойти до угла, рядом с которым располагался маленький продуктовый магазинчик, как со стороны дороги раздался рев мотоцикла. Шум приближался, нарастая, пока байк просто не перегородил мне проход, резко останавливаясь у дороги, отчего даже на асфальте остался черный след от покрышек. Парень стянул с головы шлем, и у меня в груди все ухнуло, потому что на мотоцикле оказался Витя.

Шестаков заглушил мотор, слез со своего железного коня, в долю секунды сократив между нами расстояние.

– Иди свою подружку доставай, Витя! – не выдержав, крикнула я.

– Ого, кто-то умеет говорить.

– А ты что так жаждешь общения со мной? В твоем распоряжении вся школа из категории не «монашек», но тебе мало? – меня несло от невыплеснутых эмоций, колкости крутились на языке, а еще хотелось зарядить Шестакову пощечину за его выходку в классе.

– Эй, да это ли не ревность? – Витя выгнул бровь, с его губ слетел высокомерный смешок. Я открыла рот, планируя, сказать еще парочку грубых слов, однако совершенно случайно заметила по ту сторону дороги отца. Сердце пропустило удар, ладони моментально покрылись влагой. Я перестала дышать, панически прокручивая в голове все последствия. Если папа заметит меня с Шестаковым, он этого просто так не оставит. И дело даже не в новой школе, уверена, ремень пройдется по моим и без того незаживающим синякам.

Я не хотела новых побоев. Да и кто знает, что у папы в голове. Мало того, что Витя высмеивает мой внешний вид, а если к нему явится отец… Не знаю! Представить не могу, чем все обернется. Мне сделалось не по себе от тревожных мыслей. Как бы не злилась на Шестакова, плохого я ему не желала.

Поэтому, не придумав ничего лучше, схватила Витю за руку и резко дернула за собой в сторону высоких кустов – единственного места, где можно было хоть как-то укрыться. Затем чуть наклонилась, высматривая родителя. Все это время наши с Витей пальцы были переплетены, а я почему-то не обратила на это внимание. Просто держала его за руку, а он… кажется, позволял продолжаться этому действию.

Когда папа прошел, я устало выдохнула, запрокинув голову к небу. Губы разомкнулись, легкие начали наполняться кислородом. Давно так не нервничала, словно в детство вернулась.

– Романова, – голос Шестакова, словно разряд тока, заставил вздрогнуть и перевести взгляд с дороги на парня. – Это что было? Новый вид подката?

– Нет, я… – что я могла сказать? В голове ни одного логичного аргумента. Опустив голову вниз, заметила, что наши руки до сих пор согревали друг друга. Его ладонь такая большая, с длинными загорелыми пальцами, сжимала мою по-детски маленькую ладошку. Внутри все задрожало, забилось, сладко заныло. Я смутилась, поражаясь тому, как долго мы держимся за руки, и тому, что мне было приятно это прикосновение. Оно вызывало волну трепета и щемящей нежности – давно забытого чувства, которое я старательно убивала в себе с детства.

– Ты чего-то испугалась? – голос Вити вдруг сделался серьезным и довольно мягким. Вся его глумливость и высокомерность куда-то подевались, словно передо мной был другой человек – друг из детства.

– Просто… – я замолчала, всматриваясь в изумрудные глаза парня. Такие глубокие и магнетические, они словно затягивали в бескрайние воды, из которых не было дороги обратно. И мне вдруг захотелось сделать шаг, положить голову Вите на грудь, вдохнуть его запах, почувствовать давно забытое тепло. Тоска и без того разрывала сердце, а сейчас, когда он смотрел этим давно забытым взглядом, я едва не таяла.

– Рита, – все тем же до дрожи знакомым тоном позвал Витя. Однако я отдернула руку, разрывая волшебство прикосновения.

– Просто там шли одноклассники, – соврала, отводя взгляд в сторону. – Не хотелось бы, чтобы завтра твоя подружка подкатила ко мне с претензиями.

– Вот как? – с усмешкой спросил Шестаков.

– Именно так. И не смей меня больше лапать, понятно? В следующий раз ударю, имей в виду!

Ждать ответа не стала, по спине скатывались ледяные капельки пота от стен вранья, которые я выстраивала. Поэтому, сжав лямки рюкзака, обошла Витю и ускорила шаг в надежде, что он не пойдет следом. Хотя… он и не пошел.

Глава 17 - Витя

Не знаю, что на меня нашло. Бесило поведение Риты, бесили мысли о ней, а думал я о девчонке часто, буквально каждую минуту. Смотрел на Романову, на ее безразличный вид и раздражался. Хотелось уколоть больней, напомнить детство, доказать что-то. Да только ничего не действовало – ни красивая Аленка, что вилась рядом со мной, ни популярность, ни даже общая парта.

А потом в глазах Марго промелькнула тревога, точно такая же, как восемь лет назад. Еще тогда я склонялся к мысли, что здесь не обошлось без ее папочки. После аварии и раздела бизнеса у него окончательно поехала кукушка. Это и мой отец говорил, да и мать, хотя она в принципе не переваривала дядю Пашу. Даже в суде, во время бракоразводного процесса, она выдала, мол, это все друг мужа виноват – он разбил нашу семью.

Злость и раздражение на Риту сказывались везде, в том числе и на тренировках. После нашего разговора на улице и странного поведения Романовой я окончательно потерялся в мыслях. Никак не мог сосредоточиться на игре, пропускал пасы, пару раз промазал, да с такого места, что там и новичок бы попал.

После тренировки Андрей Игоревич Рыжов, наш тренер, попросил задержаться. Парни ушли в раздевалку, а я поплелся в комнатку в конце зала. Вытер влажный лоб, тяжело дыша, и прикрыл за собой дверь.

– Что с тобой, Витя? Ты где летаешь? – сразу в лоб без лишних слов начал Игоревич. Мужик он был серьезный, строгий и принципиальный. Поблажек никому не делал, тренировал жестко, порой до изнеможения, как и его в свое время. По молодости Рыжов сам играл, причем профессионально и достаточно долго. А потом мать заболела, присматривать за ней было некому, от сиделок отказывалась, в хоспис сдавать ее не хотелось. С тяжестью на сердце Андрей Игоревич вернулся на родину, перешел в региональный клуб, а там возраст, конец карьеры.

– Простите, немного сумбур в мыслях, – честно признался, опускаясь на стул. В кабинете Рыжова все кричало, что он заслуженный тренер: за спиной шкаф со стеклянными дверцами, а там сплошные кубки, на стене грамоты, медали, вырезки из газет с фотографиями.

– На поле не может быть сумбура. А нет, иди сотню раз отожмись. На моих тренировках исключений не будет, даже самым выдающимся игрокам, – на последнем слове Игоревич сделал акцент, намекая, что плевать он хотел на мои очки. За это я уважал его, как и многие. Никаких поблажек. Во время тренировок все равны.

– Понял, все решу!

– Решай, завтра проверю.

– Могу идти?

– Давай, и этим скажи, чего так разорались? Мартовский сезон что ли у них там? – Рыжов раздраженно хмыкнул, поглядывая на стенку, за которой находилась мужская раздевалка. Я почти не слышал шума, но у тренера, видимо, очень хороший слух.

– До свидания.

Уже в раздевалке я понял, о каком мартовском сезоне говорил Игоревич. Парни, в самом деле, разгоряченно обсуждали вписку сегодня вечером у Женьки Володина. Родители у него частенько уезжали в командировки, отец работал каким-то региональным в торговой фирме, мать проводила тренинги по самомотивации. Зарабатывали оба достаточно, чтобы и хату в хорошем районе купить, и сына одеть с иголочки, и дарить его подружкам побрякушки. Сам Женька женский пол привлекал не особо: рыжий, лицо усыпано веснушками, высокий под два метра, широкоплечий, шкаф ходячий. Для баскета самое оно, а вот девчонки почему-то не оценили. Однако на деньги велись хорошо, Володин не скупился, когда дело касалось подарков, наверное, поэтому и менял подруг слишком часто.

Как оказалось, сегодня родичи нашего товарища свалили, оставив большую трешку в центре в его полном распоряжении. Вот Жека и собирал народ, чтобы, так сказать, не скучать вечером. Меня, ясен пень, тоже пригласили в первых рядах. Притом согласиться я не успел, как об этом уже растрезвонили девчонкам с разных классов.

– Я с Аленкой приду, – сообщил парням, вытаскивая мобильный. Со Смирновой мы после той ссоры не разговаривали неделю. Потом она сама подошла, ластиться начала, глазки строить. Слово за слово, вроде помирились. Однако я стал ловить себя на мысли, что ощущения, которые испытывал рядом с Аленой, серьезно отличались от тех, что я испытывал рядом с Ритой.

Да даже когда я под партой коснулся ноги Романовой, внутри заискрило так, что хоть на стенку лезь. А уж когда в платье этом обтягивающем увидел, когда приобнял, окончательно рассудок потерял. Но тут же строго сказал себе: не в этот раз. Хватит! Быть собачонкой, что пытается вернуть расположение девчонки, не намерен. Не в моем стиле.

А Романова, она еще сама побегает, попросит и три тысячи раз локти будет кусать. Нечего было отталкивать в детстве. Женщин не прощают.

Смирнова согласилась без разговоров, только попросила заехать за ней на такси, а не на байке. Она терпеть не могла мотоциклы и постоянно напоминала мне о том, как опасно на них ездить, даже грозилась позвонить моему отцу, пожаловаться. Правда, потом успокаивалась, видать, понимала, насколько абсурдно звучат ее угрозы. Во-первых, мне восемнадцать, во-вторых, старику плевать.

Заехал я за Аленкой на такси, и не потому что хотел угодить ей, а потому что планировал выпить. Смирнова вышла вся такая разодетая: короткая юбочка, высокие шпильки, от чего ее тонкие ноги казались ее худее, кожаная куртка, а под ней переливающийся топ, завила кудри, аккуратно разложив их по плечам. Собственно, я на ее фоне, казался человеком, что словил звезду с неба.

– Ой, тебе так эта майка идет, – улыбнулась Аленка и чмокнула меня в щеку. Я улыбнулся ей в ответ, но ничего не сказал про внешний вид. Обычно отмечал, конечно, как хорошо она одета, но сегодня не было настроения. Проклятая Рита умудрилась испортить все, даже тренировку. И сейчас продолжает портить, ведь думаю я о ней, о ее по-детски наивных движениях, реакции на мое поведение. Неужели к ней реально ни один парень не подкатывал раньше? И все-таки почему она так странно одевается? Ведь на концерте вышла в нормальном платье, значит, никаких предубеждений касательно шмоток у нее нет.

Лучше, конечно, не вспоминать концерт. Там и пацаны охали, ахали, мол, что за цыпочка, почему мы не видели ее раньше. Ну и я как-то странно себя ощущал, не столько от внешности Риты, сколько от слов парней. Хотелось, чтобы они заткнулись, а почему – не знаю.

– Витечка, – Смирнова обвила мою руку, прислонившись грудью. Она была без лифчика, сразу понял. И что самое удивительное – я никак не отреагировал. Хотя до этого просыпалась игривость и всякие желания.

– Рано соблазнять начала, – отшутился, переводя взгляд на седого водителя, который нет-нет да поглядывал в нашу сторону.

– Ты сегодня какой-то не такой. Что с тобой, Вить? Не заболел?

– Тренировки утомляют, – соврал, освобождая руку из хватки Аленки. Правду говорить не хотелось, хотя, какую правду, черт его знает. Надо, наверное, просто перестать обращать внимание на Риту. Месяц ведь держался, а тут увидел ее в этом платье и сорвался, пошутить решил. Да только от шуток сам же и получил под дых.

– Понимаю. Ну ничего, сегодня потанцуем, отдохнем, расслабимся.

– Надеюсь.

– Кстати, а на кого ты сегодня в столовой поглядывал? – Смирнова посмотрела на меня таким пронзительным взглядом, будто пыталась разглядеть то, чего я и сам не знал.

– На тебя, на кого же еще.

– Мне показалось… – она вздохнула, задумчиво выпятив губки.

– Тебе показалось, Ален, – с улыбкой ответил, наклонился и чмокнул девчонку в щечку.

Глава 18 - Витя

Вписка прошла отвратительно. Во-первых, притащились какие-то парни с района Женьки, один из них был уже готовенький и полез к нашим девчонкам. Кто-то из пацанов вступился, слово за слово и завязалась драка. Еле растащили. Потом подтянулся друган этого авторитета и начал угрожать, кажется, его звали Олег, но товарищи называли Рог. За какие такие заслуги, я не знаю.

Рог оказался очень наглым, борзым, за словом в карман не лез. Накинулся на Жеку, я не выдержал, тоже влез. Мы вышли на улицу, так сказать, один на один. Правда, один на один было только на словах, внизу нас поджидало еще четверо. И если с Рогом я разделался в два счета, то с оставшимися пришлось повозиться. Разбили гады мне губу, но я в долгу не остался. Потом и Кир с Юркой подтянулись, мы уравнялись, хотя и без них шло неплохо.

Соседи из-за шума вызвали полицию, всех участников драки увезли в ближайший участок и давай по очереди допрашивать. Позвонили отцу, тот приехал злой как черт, всучил конверт с деньгами кому-то и всю дорогу отчитывал меня за выходки.

Во-вторых, Смирнова добавила. Я ведь ее оставил там, не сказать, что по доброй воле, нас в принципе никто не спрашивал – молча скрутили, затолкали в бобик и увезли. Аленка, правда, не поверила, она-то сама не была свидетелем драки. Зависала в компании с девчонками в дальней комнате, с ее слов – ничего не слышала. Вышла, а меня уже нет. Ну и началось: зачем ты полез в драку, а что без тебя бы не справились, а как же я, и прочая муть, без которой и так голова болела.

В итоге мы опять поругались. Я пожелал Смирновой найти себе каблук со стальными нервами, а она что-то пискнула и бросила трубку. Собственно, ничего нового.

На утренней тренировке Рыжов, конечно, нас отчитал по полной. Заставил пробежать сто кругов ада, отжиматься, приседать, короче из зала мы не вышли, а выползли.

– Да в гробу я видел эти вписки, – буркнул Кирилл, стягивая с себя майку. На часах было почти восемь, в школу начал прибывать народ, а мы уже устали.

– Как будто он сам никогда не дрался, – вздохнул Юрка, облокотившись о холодную стену.

– И так все болит, еще и эти пытки, – протянул устало Женька.

– А нафига ты приглашаешь каких-то левых, Володин? – крикнул раздраженно я. Развернулся и поплелся в душ, громко хлопнув дверью. Тело ныло, мышцы гудели и даже под струями горячей воды не хотели расслабляться. На кровать бы плюхнуться, какао выпить и булочку заточить, а не это все…

На первый урок мы опоздали, химичка в очередной раз отчитала своим надменным тоном, подчеркивая, что с таким отношением никакого светлого будущего нам не светит. Сама же явно страдала от этого самого распрекрасного будущего: с мужем развелась, об этом вся школа болтала тогда, дочка вроде залетела от кого-то, а ей, на минуточку, всего семнадцать. В такие моменты я поражался, как люди могут учить жизни других, если за своей уследить не получается.

Мы с Михой не стали спорить, молча вошли в кабинет и проследовали на свои места. Отодвинув стул, я плюхнулся на него и зачем-то глянул в сторону Риты. Сегодня ее волосы были завязаны в конский хвост, а вот широким рубашкам и длинным юбкам девчонка не изменила. Лицо Марго вытянулось, я думал, она отвернется, как обычно делала, но Романова продолжала изумленно разглядывать меня. В ее взгляде читалась смесь тревоги и сострадания что ли. Я аж поежился – до того необычно, давненько так на меня не смотрели.

– Что? – шепнул, не выдержав напряжения.

– Ничего, – тихо ответила Рита и тут же подобралась вся, схватив ручку с парты, склонила голову над тетрадкой.

– Иногда парни дерутся, так бывает, – зачем-то пояснил я.

– Я думала, баскетболисты не дерутся, – прошептала себе под нос Марго. Она ничего не писала, только сжимала ручку в тонких, довольно изящных пальцах. На них не было модного маникюра или дорогих колец. Однако я почему-то продолжал пялиться на руки девчонки, не понимая, что в них такого магнетического.

– Когда обижают девушек, приходится драться. Крутые ребята всегда заступаются за своих. Это важное правило тайного мужского клуба.

– Им повезло.

– Им? – зацепился я не столько за тон голоса, сколько за такое просто и короткое слово. – Не вам? Ты не относишь себя к девушкам, из-за которых машут кулаками?

– Шестаков! – крикнула Юлия Игоревна. Умеют же люди портить атмосферу, а мы почти начали разговаривать. Хотя, лучше бы не говорили,зачем оно мне? Но, откровенно говоря, взгляд Риты тронул гораздо больше, нежели истерики Аленки. У меня даже настроение подскочило внезапно.

– Эй, ребят, – обратился я к народу. – Вы чего такие шумные? Я не слышу голоса нашей прекрасной Юлии Игоревны. Простите их, – растянув губы в улыбке, ерничал я. – Хотите, к доске выйду, так уж и быть.

– Хочу, – кивнула химичка. Однако пытать меня по домашке не стала, выдала задачу с прошлого урока и подсказала потом, когда я забыл формулу. Ну что женщинам для счастья нужно? Пара добрых слов, и они расцветают. Хотя, не все, вот Марго не расцветала. А может, я просто не говорил ей добрых слов или понятия о «доброте» у нас серьезно разнились. С другой стороны, плевать. Мне плевать на нее.

На перемене нарисовалась Смирнова. Нагло заявилась с подружками в класс, встала напротив нашей парты, а девчонки ее присели рядом с пацанами на галерке. Сначала она молча буравила меня взглядом, я-то не планировал с ней разговаривать, вытащил телефон, включил игрушку и залип в экран. Рита рядом что-то чиркала в тетрадке по литературе, короче, мы оба были заняты. Серьезно, на минуточку, заняты. Особенно я.

Аленка скрестила руки на груди, громко вздохнула, а потом обошла меня и начала вытворять какие-то максимально странные действия: пыталась протиснуться между мной и партой, куда только, не понял.

– Эй, – боковым зрением я заметил, что Смирнова потыкала пальцем в плечо Риту. Та отреагировала моментально, на меня вот так не реагирует, зараза.

– В чем дело? – спокойно поинтересовалась Марго.

– Будь добра, иди погуляй, – вроде и мягко, но в то же время требовательно заявила Алена. Я качнул головой, поражаясь выходкам Смирновой. Сначала устраивает истерики по телефону, на следующий день приходит устраивать публичные разборки. Нет, может в другой раз я бы и поговорил с ней, но после тренировки Рыжова ни сил, ни желания тратить нервы не было.

– Что прости? – переспросила Романова. Конечно, она офигела, да тут и я офигел от таких заявочек.

– Погуляй, говорю, – повторила с улыбкой на губах Аленка. Рита не посмотрела на меня, но начала медленно подниматься. Я стиснул челюсть, прикрыв веки. Часы громко тикали, за окном шелестела листва, стул со скрипом отодвинулся. Марго подалась вперед, но я схватил ее за кисть руки и резко дернул обратно.

– Она тебе не собачка, – рявкнул громко, оглянувшись. Смирнова вмиг побелела, в глазах ее блеснуло негодование и раздражение, в кассе же воцарилась гробовая тишина. Любит наш народ зрелища, хоть каждый день подавай.

– Витя, – сквозь зубы произнесла Алена. Рита попыталась вырваться, однако я лишь сильнее сжал ее руку.

– Единственная, кому следует выйти, это ты.

– Так значит? – между нами словно сверкнула молния. Я готов был подорваться со стула и силой вытащить Смирнову – до того напрягало ее присутствие. Хотя нет, меня взбесило другое: как она разговаривает с Ритой. Может, Романова и выглядит серой мышкой, может, я и ненавижу ее, но простое человеческое уважение никто не отменял.

– Хорошо, но мы еще вернемся к этому, дорогой. – Прошипела Аленка. Выскочила дикой кошкой из-за моей спины, махнула своей верной поддержке, что улыбалась пацанам на галерке. С неохотой девчонки поднялись со стульев и поплелись к дверям. Опять послышались голоса, звуки, народ будто ожил от долгого сна.

– Может, уберешь уже руку? Мне вообще-то больно, – с какой-то обидой в голосе произнесла Рита, напоминая, что я до сих пор крепко сжимаю ее кисть.

– А где «пожалуйста»? – думал, прозвучит с ноткой веселья, а вышло наоборот. Я даже не смог улыбнуться.

– Шестаков, – Марго вдруг наклонилась, впиваясь взглядом. Меня охватил аромат ее геля для душа, который напоминал о беззаботном детстве, о наших общих мечтах, пирожках с капустой и ночных посиделках. Мы любили засыпать вместе и болтать до рассвета. Самое большое разочарование приходит в тот момент, когда любимый человек неожиданно отталкивает тебя. Когда весь мир превращается в большую серую кляксу, а ты продолжаешь как дурак стоять у закрытых дверей и ждать чуда.

– Что? – холодно произнес, отпуская руку Риты.

– Будь так любезен, разбирайся со своей подружкой без моего участия.

– Обязательно, – фыркнул я, подскочил со своего места и поплелся за парту к Раевскому. Плевать. Больше не буду сидеть с ней. Какого вообще не пересел раньше?! Хватит! Поигрались и пошло все к черту!

Глава 19 - Рита

Лучше бы Витя остался сидеть на своей последней парте, так хотя бы можно было дышать, спокойно заниматься. Рядом с ним я постоянно на иголках: то смущалась, то сердце частить начинало, то ждала чего-то, чего – сама не знала. А уж в конфликт с Аленой я подавно влезать не планировала. Если бы она не попросила, я бы и без нее ушла, сидеть и слушать воркование парочки, нет уж спасибо.

Реакция Шестакова, конечно, удивила, сначала даже приятно стало – заступился ведь. Но когда розовая пелена сошла с глаз, я осознала, что дело не во мне, будь на моем месте любая, Витя повел бы себя также. Ему просто не хотелось разговаривать с Аленой, а я лишь предлог. Сразу так обидно сделалось, до слез.

Поэтому когда Шестаков решил перекочевать за другую парту, я в какой-то степени вздохнула с облегчением. Но у Натальи Егоровны были свои взгляды на данную ситуацию, она быстренько вернула Витю обратно, и слова не позволив вставить. Мы оба отвернулись: я к окну, а мистер Популярность дарил свое внимание классу. Так и просидели молча до конца дня.

Домой я вернулась без настроения, еще и отец добавил. Разошелся, что мать якобы без спроса выдала мне деньги на форму по физкультуре, которую школа выделила. Грозился позвонить директору, написать жалобу куда надо. Я молилась всем богам, чтобы угрозы остались только на словах, не хватало еще опозориться. Папа вполне мог поругаться – ему палец в рот не клади, а тут и повод подходящий. Но к счастью мать как-то успокоила его, увела в комнату, и на следующий день он даже не заикнулся о деньгах.

В воскресенье у отца был выходной, что меня крайне напрягало. Вообще в последние годы находиться с ним в одной квартире больше двух часов было тяжело: постоянно к чему-то придирался. Вот и сегодня – то полы помой, то посуду в шкафах надо бы от пыли протереть, то тетрадки перебери, то поесть приготовь. Командовать папа любил, но и сам, правда, нет-нет, да хозяйничал. Освободилась я только часам к четырем вечера, думала, почитаю, но к нам в гости заглянула Краснова и позвала прогуляться.

Отец Наташу недолюбливал, но виду особо не показывал. Бывало, конечно, открывал рот, мол, не твоего поля ягода и мать вечно подначивал. Ей тоже Ната не нравилась, потому что соседи всякое болтали: то ухажер слишком взрослый, то одевается слишком откровенно, то приходит домой под утро. В нашем доме народу почесать языками дай только повод. Однако тут я уже отстаивала свои интересы, гуляла все равно редко, возвращалась до темна, не пила, не курила, в целом репутацию перед семейством сохраняла достойную, вот родители и махнули рукой на нашей общение с Красновой.

Отпрашиваться мне тоже не особо нравилось, вечно себя некомфортно чувствовала, будто не пройтись прошу, а денег на бутылку. И папа еще с таким видом отпускал, якобы великое одолжение делал. Приятного мало.

– У вас прям стерильностью несет на всю квартиру, – повела носом Ната, пока я искала ложку для обуви, чтобы натянуть старенькие кеды, опять же под юбку. Брюки у меня, конечно, были, но слишком большие и, откровенно говоря, ткань там совсем выцвела.

– Ага, убираем, – шепнула, схватив с вешалки олимпийку, толкнула Наташу на выход, и мы быстренько спустились по лестнице. Погодка стояла чудесная: на удивление теплый ветерок и довольно яркое солнышко. Бабье лето в самом разгаре.

– Куда идем? – спросила, подхватив Краснову под локоть. На ней были джинсы с дырками на коленках и черная кожанка. Мы с ней очень забавно гармонировали: модница и бабушка, не иначе.

– Давай в двадцать четвертый, а то мать увидит в окно, орать будет.

– Опять сбежала?

– Да пошли они! Оба! – фыркнула подруга. Ната часто ругалась с родителями, и каждый скандал заканчивался ее уходом из дома. Нет, она всегда возвращалась, ночевать было негде, но, уходя, мечтала, что это в последний раз.

– А как твой Толик?

– Толик? Какой… А! Толик! Ой, да и он тоже пошел бы.

– Прошла любовь, разъехались трамваи? – усмехнулась я. В любовь Краснова не верила, а вот в деньги и их возможности очень даже.

– Он мне подарил духи недавно, а потом я узнала, что своей бывшей на днюху он притащил кулон с красивым камешком. Ну и нафиг мне упал этот Толик? Пусть бы шел на все четыре! Жмот! – хмыкнула подруга.

– Сдался тебе этот кулон, – откровенно говоря, я никогда не понимала тяги девчонок к украшениям и дорогой косметике. Мне казалось, главное от души, а что там будет в коробке под красивым бантиком – дело десятое. Но Ната была другой, она расценивала парня по подаркам и их стоимости.

– Кулон дороже духов, тогда кто ему больше нравится? Смекаешь, милая?

В ответ я пожала плечами, однако спорить не стала. Бесполезно. По пути мы разговорились о школе, я пожаловалась на Витю, вернее, на его последние выходки. А вот Наташа, наоборот, оценила, сказала, что это явный знак симпатии и надо бы брать быка за рога. Никаких быков, конечно, я брать ни за что не планировала. Тем более все вокруг постоянно обсуждали Шестакова со Смирновой, их вечные ссоры и довольно постоянные отношения. Сегодня поругались, завтра уже целуются вовсю. Хотя, я ни разу не видела, как он зажимает ее или лезет за поцелуями. Витя довольно сдержанно себя вел, в отличие от многих парней в школе. В какой-то степени оно и к лучшему, я бы точно не смогла спокойно смотреть на милующуюся парочку.

Двадцать четвертый двор находился почти в сорока минутах от нашего района, возле речки. Там частенько собирались парни, рядом было футбольное поле, не сказать, что прям настоящее, но довольно приличное место для игры. Ребята сами смастерили ворота и нет-нет проводили турниры. А недавно там сделали баскетбольную площадку – администрация городская раскошелилась, теперь в двадцать четвертом было еще больше активистов и поклонников спорта.

Наташка часто туда таскалась, вечно высматривала новую жертву. Я с ней редко ходила, я в принципе редко куда-то хожу. Может, в другой раз и отказалась бы, что мне там делать, но сегодня отец дома, поэтому лучше на улице, в компании кого угодно, только не папы.

– Пошли туда, на лавку? – предложила Ната, когда мы дошли до проема между двадцать третьим и двадцать четвертыми дворами. Впереди был мостик, напротив детский садик, а в закутке парикмахерская. Прямо же, через дорогу, виднелась новенькая баскетбольная площадка и пара пустых лавочек. Возле щита бегали пятеро парней: один высокий, остальные среднего роста.

– Может, вдоль речки пройдем? – помялась я.

– Завязывай, – хмыкнула Краснова и потащила практически силой меня через дорогу. Мы уселись на самую крайнюю лавочку, Ната хотела поближе, но я запротестовала, еще попадет мяч, потом ходи и лоб потирай.

– Ой, девчонки, привет, – блондин поднял мячик, повернулся к нам и блеснул белозубой улыбкой. Потом он начал отбивать мяч об асфальт, намекая друзьям, чтобы те втягивались в игру. Передачи были довольно посредственными, и пусть я не разбиралась в баскетболе, не знала правил, но зрелище не захватывало.

– Кажется, я ему приглянулась, – шепнула Краснова, не сводя глаз с того, кто с нами поздоровался.

– Покажи мне того, кому ты не приглянулась хоть раз.

– Скажешь тоже, – махнула рукой она.

Блондин так засмотрелся на Наташу, что в какой-то момент влетел в коренастого брюнета с татуировкой змеи на шее. Мячик выскочил у него из рук и помчался в нашу сторону. Зрачки у меня расширились, рот открылся от предстоящего удара. Краснова подскочила, увиливая от мяча, а я почему-то в шоке продолжала сидеть, в ожидании столкновения.

И тут случилось нечто странное. Передо мной в буквальном смысле выросло мужское тело, довольно знакомое. Парень поймал мяч, на землю упала черная спортивная сумка, незнакомец не растерялся и с расстояния пяти метров легким движением забил очко.

– У-у! Красава! – крикнул блондин, хлопнув в ладоши.

– Фигня же, – произнес знакомый голос, затем парень повернулся, и сердце у меня пропустило удар, когда наши взгляды с Шестаковым пересеклись. Да быть не может!

Глава 20 - Рита

Он не улыбнулся, не поздоровался, словно мы незнакомы. Собственно, я тоже не планировала с ним играть в старых друзей, отвела взгляд, будто меня интересовала игра и ребята, отбивающие мяч на площадке.

– Хочешь с нами? – предложил вдруг парень с татуировкой.

– Да, можно, – согласился Витя. Ну надо же, мимо кольца пройти не может что ли? Я насупилась, но тут же одернула себя – какая, собственно, мне разница? Хочет играть, пусть играет. И чего я озадачилась этим вопросом?

Шестаков закинул сумку под лавку, стянул с себя толстовку, на несчастные пару секунд оголив рельефные мышцы спины. К щекам тут же хлынула краска, пульс участился, я пару раз сглотнула и силой заставила себя перестать пялиться. А то еще подумает чего, ему повод не нужен для этого, там звезда во лбу.

Ната вернулась ко мне, подсела и тихонечко шепнула на ушко:

– Ты должна его забрать себе.

– Что? Ты чего несешь? – шикнула на нее я. Тем временем Шестаков уже поправил майку, скрыв загорелую после лета кожу. Он подошел к игрокам, что-то сказал им, показал жестами то ли комбинации, то ли указания, я не особо поняла, затем они начали играть.

– Ну хорошенький же, – пропела сладким голосом подруга. Я ткнула ее в бок локтем, поджимая губы.

– У этого “хорошенького” девушка есть, забыла? – прошептала, стараясь не смотреть на Витю. А он умудрился привлечь к себе внимание даже здесь, где и людей-то не было, ведь буквально через пару минут на лавку присели еще две девчонки. Начали шептаться, глазками стрелять в Шестакова. Меня аж передернуло, где-то внутри болезненно кольнуло.

– Не шкаф, подвинется, – засмеялась Краснова.

– Пошли отсюда.

– С чего это? – Ната устремила взгляд на площадку, где шла активная борьба. Уж как Витя умудрился зажечь этих ребят, одному Богу известно. И если до этого они еле передвигались, то сейчас умудрялись носиться вихрем по столь маленькой территории.

Вот блондин повел мяч в центр, обходя то одного, то другого игрока. И тут, словно из ниоткуда, вырос Шестаков, легким движением рук выхватил пас, путая соперника в тактике защиты. Все произошло молниеносно: Витя завел руку с мячом за спину, резким движением передав мяч товарищу по команде, сам же проскользнул мимо блондина, татуированный отдал ему обратно пас, и Шестаков, подпрыгнув, забил очко.

– Ура! – закричали девчонки, аплодируя. Даже Ната и та заулыбалась, расцвела вся. Господи, у этого парня энергетика что ли такая – всех девушек притягивать?

Не выдержав, я резко поднялась, дернула подругу, намекая на уход, но Краснова лишь повела плечом, не сводя глаз с игры. Вообще она не любила спорт, откуда такая заинтересованность? И снова болезненно кольнуло. Мне даже стало жаль Алену, ей, вероятно, приходилось постоянно ревновать Шестакова, он вечно в женском окружении крутился.

– Я домой, – заявила довольно громко. Думала, Наташа обратит внимание, а она лишь махнула рукой. Не знаю, на что рассчитывала подруга, однако я здесь задерживаться больше не планировала. Поэтому развернулась, обошла места для зрителей и пошла по узкой тропинке, ведущей с территории площадки.

Не успела я сделать и пяти шагов, как к моим ногам прилетел мяч. Он слегка коснулся пятки, но заставил моментально обернуться. Все смотрели на меня, даже незнакомые девушки, сидящие на лавке. И Витя. От его взгляда внутри заискрило, словно на спине завели ключик и толкнули, а я продолжала отчего-то сдержанно стоять, хотя все тело тянуло в направлении Шестакова.

– Романова, – подал неожиданно голос мистер Популярность. – Пас дашь? – смотря на его полуулыбочку, с которой он практически постоянно разгуливал по школе, я пришла к мысли, что Витя намеренно кинул мяч в мою сторону. Только зачем, непонятно.

Пас давать я, конечно, не планировала. Сперва! Потом вдруг подумала – а почему бы и нет? Это же всего лишь мяч. Наклонилась, подняла его с земли и направилась уверенной походкой к главному заводиле на площадке. Чем ближе подходила, тем жарче отчего-то становилось, будто на улице все летние сорок, а не осенние восемнадцать. Сердце разгонялось, в ушах отдавало его громыхание. Ноги меня почти не слушали, в них такая легкость возникла, и в то же время небольшая дрожь.

Зато Шестаков стоял абсолютно уверенный в себе: ладони в бока упер, притопывая ногой. Он не сводил с меня глаз, смотрел так, что казалось, по всему телу оставались ожоги. В какой-то момент мне даже подумалось, что время остановилось, люди вокруг испарились, только осенний ветерок касался губ, только его прикосновения обволакивали, затягивая в свои невидимые сети. Раньше я не замечала за собой подобной физической чувствительности. Странно, конечно.

Напротив Вити я остановилась, он протянул руки, сверкая довольной белозубой улыбкой. И надо было передать ему мяч, но мне почему-то захотелось сделать иначе, пусть и играть я не умела. Поэтому вместо спокойной передачи я кинула мяч через голову Шестакова, не особо целясь куда-то. Пас прилетел в щит, а затем с грохотом ударился об асфальт.

– Пожалуйста, – хмыкнула, – можно не благодарить.

– С такого расстояния и не попасть – плохо, Рита, плохо, – отшутился в привычной манере Витя.

– Я не умею играть в баскетбол, если бы потренировалась, спокойно бы попала.

– Вот как? – в глазах у Шестакова сверкнул огонек, словно он уже знал развитие событий и ждал их в каком-то предвкушении.

– Ага. Удачной игры, – я думала, на этом все, но нет…

– Парни, как думаете, забьет она очко или нет? – обратился Витя к народу. Те переглянулись, а потом давай спорить, я аж опешила от такой активности.

– Нет, точно не забьет.

– Рост у нее маленький.

– Ручки слабые.

– Даже с моим ростом можно попасть в кольцо, – на одном дыхании выпалила я. Не очень приятно было слушать про свои умения. Во мне вспыхнуло раздражение, желание доказать свою правоту.

– Ставлю сотку, что Рита забьет! – крикнула вдруг Ната, поднимаясь с лавки. Она шла, подобно кошке, игриво поглядывая на блондина.

– У! Ставки! – хлопнул в ладоши Витя. Кажется, всем вокруг моментально стало весело, кроме меня. Я же чувствовала себя непривычно: слишком много внимания к моей невзрачной персоне.

– Ставлю сотку, что не забьет!

– Я тоже!

– Прости, милое создание, но я тоже ставлю на поражение, – отозвался парень с татуировкой. С одной стороны, я поникла немного, с другой, – наоборот, где-то даже загорелась доказать им обратное. Хотя, мало понимала, как это сделать.

– А я ставлю, что забьет, – томным, но до жути уверенным тоном произнес внезапно Шестаков. Он вытащил из кармана кошелек и вынул оттуда тысячную купюру. Народ в момент замолчал, было слышно даже, как кто-то сглотнул. Воцарилась гробовая тишина, только проезжающие мимо машины возвращали в реальность.

Я тоже напрягалась, плечи налились тяжестью, да и ноги будто приросли к асфальту. Витя же, отдав ставку Наташе, взял мяч с асфальта и вальяжной походкой приблизился ко мне. Каждое его движение отдавало уверенностью, а эта полуулыбочка окончательно смутила, выбила весь кислород из легких.

– Держи, – сказал Витя, передав мне мяч. Затем он жестом показал парням, чтобы те разошлись, сам же обошел меня и пристроился за спиной. Его горячее дыхание обожгло шею, и словно от разрядов тока по телу пробежала волна довольно приятной дрожи. Я чувствовала, как каждая клеточка оживает от близости Шестакова.

– Надо выиграть, Рита, – прошептал до ужаса ласковым голосом Витя. Спину осыпал табун мурашек, и уже ни про какие пасы я не думала, в глазах все плыло, а щит и подавно двоился.

– Согни немного колени, – продолжал смущать меня Витя, стоя позади и шепча указания на ушко, подобно искусителю. Я сглотнула, но послушно согнула колени, пытаясь сконцентрироваться на подаче. Однако это было безумно тяжело – какой мяч, какой баскетбол, если все мысли свелись к одному человеку, и он явно это прекрасно понимал. А когда пальцы Шестакова медленно поползли по моим рукам от локтей в сторону кисти, я окончательно растерялась.

Пульс участился, дыхание перехватило. От Вити исходил невероятный жар, от которого тело мое сделалось неподвижным.

– Просто доверься своим инстинктам, – шепнул Шестаков, окончательно добивая своей близостью. Его ладони легли поверх моих, и спину пронзил разряд тока, даже губы начало покалывать.

– Ага, – только и смогла ответить, оторопев от происходящего. А потом Витя просто забил очко, но моими руками. Мяч ударился об асфальт, кто-то хлопнул в ладоши, кажется, это была Ната, и я, наконец, придя в себя, быстро отдалилась от Шестакова.

Мы оказались друг напротив друга, не знаю почему, но сейчас Витя показался мне особенно привлекательным. Высокий, широкоплечий, загорелый, словно вчера вернулся с гор или моря. Ветерок трепал его кофейного цвета волосы, а губы растянулись в довольной улыбке.

– Ну, я же сказал, что забьешь, – самодовольно заявил Шестаков.

Я обвела взглядом ребят, на их лицах читалось недовольство. Понятное дело, это было незаслуженно, считай, кидала не я, а Витя. Мне и самой сделалось отчего-то не по себе, никогда не любила присваивать незаконные достижения.

– Это было поражение, – сказала, обращаясь ко всем. – Вы выиграли, а я домой пошла.

– Ты только что забила очко, – изумился Шестаков. Я подбежала к Наташе, схватила ее под руку и потянула прочь с площадки, пока окончательно не растеряла рассудок от этого парня и его флюидов.

– Это была твоя заслуга, ты и сам это знаешь, – кинула на прощание.

За спиной неожиданно раздался грохот, мы с Натой остановились на полпути, обе оглянулись, замечая мяч, который крутился недалеко от щита.

– Пошли, – шепнула я подруге.

– Ну, ты и вертихвостка, – прыснула Краснова, однако спорить не стала, и мы вместе поплелись в сторону дома.

___ Согласны с Натой? Или это все Витя и его проделки?) Дорогие читатели! Если история вам нравится, подарите ей звездочку.

Глава 21 - Рита

Ночью уснуть было особенно тяжело, в голове калейдоскопом сменялись картинки выходного дня. Вернее, там была только одна картинка, на которой Витя меня нагло лапал, а я, дурочка, позволяла. Нет, такого допускать точно нельзя! Если отец узнает, он же так просто не спустит это, отыграется на мне по полной программе. Да и подружке Шестакова, уверена, не понравилось бы наблюдать за подобной близостью своего парня и чужой девушки.

Нужно держаться на расстоянии. Так для всех будет лучше.

В понедельник утром на ступеньках я столкнулась с Аленой, она спускалась с верхнего этажа в компании подруг. Мазнула по мне отрешенным взглядом и пошла себе спокойненько дальше. Ну и слава богу, решила я, выдыхая с легкостью.

На первых двух уроках Шестакова не было, а вот его друг Раевский развлекал весь класс. До того дошло, что на перемене влетела классная, злая как черт, и практически за шкирку вытолкала Мишу в коридор. Уж о чем они там общались, не знаю, но парень вернулся, кривя губами. Сел за свою парту и молча уставился в телефон.

Тут и Витя нарисовался. Кошачьей походкой подошел к другу, пожал ему руку и даже уселся рядышком. Я обрадовалась – вдруг будет сидеть там до конца дня, однако после звонка Шестаков переместился на свое законное место.

– Ну привет, баскетболистка.

– Глупый был спор.

– Глупо было отказываться от победы, – лениво протянул он, облокачиваясь о спинку стула. Расставил под столом свои длинные ноги, да так широко, что его колено коснулось меня. Я чуть не подпрыгнула, правда, быстро взяла себя в руки, тихо выдохнула и постаралась отодвинуться.

Оставшиеся два урока прошли довольно спокойно. Никто не юморил, не срывал дисциплину. Шестакову явно было лень этим заниматься, а Раевский после разговора с классной предпочитал помалкивать.

После химии, по идее последнего урока, у ребят пропиликал телефон.

– Стопэ, народ! – крикнула Ира Зайцева, наша староста. Учительницы уже не было в кабинете, все собирались отправиться домой.

– В чем дело?

– Что такое? – послышались голоса. Я тоже оглянулась, вернее, выглянула из-за спины Шестакова, он меня своим телом закрывал ото всех, как широкая стена-баррикада.

– Егоровна кинула в чат сообщение, что поменяли расписание. Сейчас будет история, а в пятницу не будет.

– Ты прочитала? – покосилась на Иру Лена Ильинская.

– Нет, увед висит. А что?

– Предлагаю сбежать! – заявил вдруг Стрельцов, поднимая руку вверх. Ребята тут же загоготали, начали кивать. Кто-то, конечно, попытался возразить, однако аргументы сразу нашлись: мол, не видели, не читали, интернет плохо ловит, ничего не знаем.

– Только если уходим, то все, – с улыбочкой произнесла Лида Яшина. Она так многозначительно посмотрела на Витю, что я невольно задумалась, не влюблена ли девушка в него. Хотя, вот сам Шестаков, кажется, вообще пропустил этот взгляд мимо, перекидываясь фразами с Раевским.

– Валим! И так уже отсидели хорошо.

Ребята засуетились, быстренько схватили сумки и один за другим повыскакивали из кабинета. В конечном итоге я осталась одна. Растерялась сперва, потому что сбегать не привыкла. Нет, было как-то, в классе седьмом: все собрались, и я собралась, потом родителей вызвала классная, отчитывала. Всем сошло с рук, а меня отец через день избил. Не сильно, конечно, но я прихрамывала.

Мать тогда заметила, начала расспрашивать, пришлось соврать, что упала на физкультуре. Хорошо еще тогда физрук болел, и неделю мы филонили, а то и не знаю, как бы ходила. Отец дома оставаться запретил, мол, ума хватило сбегать, вот и пожинай плоды.

Этот отцовский урок я запомнила на всю жизнь, так что сейчас оторопело замерла истуканом возле парты, не зная, как быть. С одной стороны, и учительнице неприятно, она же готовилась, с другой – ребят подставлять не хотелось, да и получать от отца за прогулы тоже желания никакого.

Из всех зол выбрала меньшее – остаться в кабинете. Нет, сдавать никого не буду, скажу, ничего не знаю, пусть дальше сами разбираются.

Опустилась на стул, даже вытащила тетрадку и устало вздохнула, разглядывая свои имя и фамилию на зеленом фоне. Что прошлая школа, что нынешняя, казалось, я везде лишняя. Не припомню, чтобы ходила куда-то вместе со всеми, к кому-то на дни рождения или просто на прогулку. Есть я или нет в этом кабинете – никому нет дела.

Когда дверь открылась, я сжала ручку, мысленно прокручивая ответ на вопрос, который однозначно задаст историчка.

– Все ушли, тебе особое приглашение нужно? – раздался неожиданно далеко не женский голос. Я повернула голову, замечая Шестакова возле первой парты второго ряда. На нем была ветровка, в руках шлем, на пальцах специальные перчатки, а через плечо перекинут рюкзак.

– Я не буду прогуливать.

– Вставай, это тупо.

– Тупо – это идти за всеми, следовать стадному инстинкту, – ответила, не сводя с него взгляда. Витя громко вздохнул, словно он поражался моей наивной глупости.

– А в твоей умненькой голове не укладывается, что даже в классе, где ты живешь в образе тени, такой поступок не оценят?

– Они не знают моего имени, какая разница, оценят или нет. И чего ты вообще вернулся?

Правда, ответить Витя не успел. В кабинет вихрем влетела Анна Дмитриевна, но при виде нас двоих, у нее из рук выпал учебник по истории. Где-то секунду она прибывала в шоке, растерянно оглядывая пустой класс, потом собралась, подняла книгу и довольно серьёзным тоном поинтересовалась:

– Где остальные?

– В смысле? – Шестаков приставил к голове шлем, но надевать не спешил.

– У нас урок, где весь класс?

– У нас нет урока, – нагло соврал Витя. Теперь уже мы обе с Анной Дмитриевной зависли в молчании.

Историчка была довольно строгой женщиной, не молодой, но и не старой, и предмет свой любила. Она редко ставила оценки за поведение, в отличие от многих, ругалась, но требовала к своей работе уважения. И такой поступок, вероятно, расценила, как плевок в душу.

– Шестаков, вас всех оповестили о смене расписания.

– Никто нас не оповещал, да, Рита? – кинул он на меня взгляд, требующий поддержки. Я сглотнула и, скорее против воли, кивнула. Был бы кто другой, ладно, но Витю подставлять не хотелось. Тем более он этот концерт устроил явно не ради себя.

– В смысле не оповещал? На первой парте тогда откуда тетрадка с ручкой?

– Вы даже фамилию своей ученицы не знаете, с чего вообще взяли, что она тут вас ждала.

– А кого она тогда ждала? – изумилась историчка, губы ее сжались в тонкую нить.

– Меня, – не растерялся Шестаков. – Собирайся, Романова, я тебя долго ждать буду?

– Что за наглость! Шестаков! Мне ваши выходки уже вот где сидят. Немедленно! Я повторяю – немедленно верни весь класс и сам садись за парту.

– У нас нет урока в расписании, плюс у меня планы, – продолжал упираться Витя. Я поднялась из-за стола, казалось, с каждой минутой напряжение в кабинете растет с уровнем геометрической прогрессии. Да и историчка уже начала краснеть, грудь ее ходуном ходила, а на раскрасневшемся лице под кожей бегали желваки.

– Вить, – шепнула, дернув его аккуратно за край ветровки. Реакции не последовало.

– Еще одно слово, Шестаков, и я вызываю ваших родителей. Мало мне уроков, сорванных вашим баскетбольным братством, но неуважения к себе я не потерплю! – крикнула Анна Дмитриевна. И нет бы, Вите замолчать, сесть за парту, но он будто специально продолжал ее провоцировать на конфликт.

В конечном итоге историчка выскочила из кабинета, злая, едва не полыхая огнем. Мы и словом обмолвиться не успели, как Анна Дмитриевна вернулась, да не одна, а с классной, которая, мягко говоря, тоже была в не особо хорошем расположении духа. Казалось, уже никого не волновал побег целого класса.

Наталья Егоровна при нас позвонила отцу Шестакова, и давай поносить своего ученика на чем свет стоит. Ни слова про побег, зато про грубость, хамство, жалобы учителей, прогул сегодня и много чего еще. Под конец она потребовала срочно явиться, в ином случае будут собирать педсовет.

Поговорить я с Витей в итоге так и не смогла. Его потащили в кабинет к завучу дожидаться приезда отца, а меня отправили домой.

Глава 22 - Рита

Домой я уходила с грузом на сердце. Особенно тяжело было договариваться с совестью ночью. Я все поглядывала на часы и размышляла: обошлось или не обошлось. Даже мать утром заметила, что дочь ее какая-то мрачная, она так и сказала:

– Рит, на тебе лица нет. Случилось чего?

Я посмотрела на маму пустым взглядом, молча качнув головой.

От завтрака отказалась, в мыслях крутилось всякое, главное – почему Шестаков подставился под удар? Он мог не возвращаться, мог сказать правду, да что угодно! Но в итоге начал пререкаться с учительницей. Дурак!

Мне хотелось верить, что ничем плохим для него этот поступок не обернется.

В школе на меня обрушилась новая неприятность. Хотя, откровенно говоря, такие закидоны со стороны одноклассников смотрелись максимально глупо. Они объявили мне бойкот, по-другому их поведение не назовешь. Если до этого кто-то еще здоровался, пусть и кидая сухое «привет», или пренебрежительно извинялся, то сегодня одноклассники вели себя, будто Рита Романова – приведение.

Я это поняла буквально с первой минуты нахождения в кабинете, когда у меня упал учебник с парты на пол, а Ира Зайцева молча переступила через него, проходя к своему месту. На втором уроке у нас была самостоятельная по физике и учительница попросила Стрельцова раздать листочки, он раздал всем, проигнорировав меня. Глупость, конечно, а главное, какой во всем этом смысл, я не особо понимала.

Плюс Вити не было ни на первом уроке, ни на втором, ни на третьем. В голову закрадывались нехорошие предположения, я теребила кончик косички, то и дело поглядывая на настенные часы. Плевать на бойкот, плевать на отношение в классе, все это таяло на фоне важного человека.

А если, и правда, педсовет? А вдруг отчислят? Из-за меня…

После третьего урока у нас стояла физкультура. В раздевалку я не ходила, обычно пользовалась закрытыми кабинками туалета, а вот вещи уже оставляла там же, где и остальные. Сперва боялась, что синяки увидят, а после вошло в привычку что ли. Однако в этот раз в маленькой светлой комнатке раздевалки меня поджидал сюрприз.

Как только я закрыла за собой дверь, девчонки резко замолчали и пронзили немыми взглядами. От неожиданности я опешила, едва не выронив пакет со сменной одеждой.

– Витю из-за тебя наказали! – первой начала Лидка Яшина, та, которая явно неровно дышала к Шестакову.

– В смысле? – откашлявшись, спросила я, скользя взглядом по каждой из одноклассниц. Вместе они выглядели уверенно, напоминая стаю волчиц, охотившихся на очередную жертву.

– Думаешь, мы не знаем, что ты не сбежала? – крикнула Лида, девчонки как по команде закивали, кто-то подтвердил слова Яшиной вслух.

– И причем тут Витя?

– Ой, да что ты дурочку включила? – крикнула блондинка Оля, скрестив руки на груди. Она сделала шаг вперед, задрав подбородок. – Шест хоть и говорит, что просто попался на глаза историчке, и они поцапались, но ты из школы вышла далеко не в первых рядах.

Я сглотнула, но взгляд не отвела. Страха давно не было, он исчез в тот момент, когда отец впервые поднял на меня руку. Я не боялась быть униженной и растоптанной, однако Витю подставлять не хотела. В душе до сих пор жила теплая искорка, которая каждый раз вспыхивала, стоило только Шестакову оказаться рядом.

– Чего вылупилась? – прошипела Яшина. Высокая, почти как мальчишки в классе, худая, но с роскошной копной каштановых волос. У нее была типично мужская фигура: широкие плечи, узкий таз, а в спортивной форме это особенно бросалось в глаза.

Я поправила очки, не представляя, что будет дальше.

– Да ей плевать, – махнула рукой Ира, наша староста. – Не понимаю, зачем Шест врет про стычку с историчкой.

– Тогда, – Оля Звягина ухмыльнулась с угрожающей враждебностью. С виду она была довольно женственной, что не особо вязалось с ее поступками. Изящные выпуклости и изгибы просматривались даже через спортивную форму: наливная грудь, круглые ягодицы, тонкая талия. Довольно симпатичная девушка, да только ни капли тепла в глазах.

– Что тогда? – не поняла Яшина.

В этот момент Звягина подошла, и буквально в долю секунды отвесила мне пощечину. Голову повело вправо, очки полетели на пол, кожа на щеке вспыхнула огнем. Однако вместо того, чтобы лить слезы, я лишь вновь устремила свой отрешённый взгляд на одноклассниц. Они мне вдруг показались жалкими.

– Что еще будет? – спокойно спросила, делая тихий вдох.

– А тебе мало? Можем повторить, да, девочки? – Оля обратилась к остальным, но ответ «да» получила лишь от Яшиной, остальные пребывали в молчании.

– Ты, нет вы… – губ коснулась тоскливая полуулыбка. – Можете бить сколько угодно, но не физическая сила делает правду правдой, да и силы тут не больше грамма. Если я в чем-то и виновата, то приму наказание от учителей, от Вити, от тех, кто пострадал от моих действий, но твоя пощечина… – я вскинула уверенно голову и теперь уже улыбнулась довольно широко. Откровенно говоря, мне было наплевать, что будет дальше. Разочарование – штука стабильная.

– Молчи, – перебила Оля, хмыкнув. – И свои умные речи оставь при себе, деревенщина. Пошли, девочки.

Они стремительно покинули раздевалку, оставляя меня в полном одиночестве. Я подошла к зеркалу, посмотрела на свое лицо, на щеку, которая до сих пор горела. Не очень приятно, даже немного стыдно, может, и надо было дать отпор, да только их вон сколько. Слабаки нападают стаями.

На физкультуру в итоге не пошла, сказала, что болит живот и отпросилась в медпункт. Правда, вместо кабинета медсестры, заглянула в наш класс и, не обнаружив там ни души, решила провести остаток времени в тишине за своей партой.

Я подперла рукой подбородок, спрятав ту самую сторону, куда пришелся удар. С губ сорвался грустный вздох. Нет, мне не стыдно, пусть и неприятно. Хотя… какая разница? Главное, чтобы Витю не отчислили, остальное не имеет значения.

– Романова, да ты ярая прогульщица, – раздался неожиданно мужской голос. Я повернулась и оторопела, увидев Шестакова. Он вальяжной походкой прошел мимо первого и второго рядов, а затем кинул рюкзак на нашу парту.

– Что сказал педсовет? – сходу спросила, продолжая держать ладонь на щеке. Витя прищурился, скользя по мне изучающим взглядом, я аж поежилась. И чего он так смотрит?..

– Сказали, что я сегодня после уроков убираю спортзал.

– И все? – губы растянулись в улыбке, однако я тут же опомнилась и перестала улыбаться.

Обошлось.

– А чего у тебя щека красная? – спросил вдруг Шестаков, усаживаясь на стул. Он чуть наклонился, потянулся к моей руке, но я отодвинулась, а затем и вовсе отвернулась к окну.

– С румянами переборщила.

– Тебя что кто-то ударил? – зрил в корень Витя. Откуда у него только брались эти мысли?.. Боковым зрением я глянула на Шестакова, замечая, каким он сделался серьезным, как сошлись брови на переносице и поджались его губы.

– Кому я нужна, чтобы меня бить? Скажешь тоже.

– Слушай, если тебя кто-то…

– Говорю же, – перебила я. В воздухе повис запах его парфюма, и я почему-то вспомнила лето, наше детство и те бессонные ночи. Хотя, лучше не вспоминать, зачем лишний раз бередить старые раны.

– Плевать, – усмехнулся Шестаков. – Спросил из вежливости, не надумывай себе ничего, Романова.

– Ты слишком высокого о себе мнения, – буднично ответила я, ведь мы оба врали, и оба это понимали.

Витя ничего не ответил, молча вытащил телефон, включил игру и начал кликать по экрану. Он мог бы уйти, мог бы пересесть, но почему-то продолжал быть рядом. Странно, но несмотря ни на что, его присутствие создавало умиротворенность, покой, о котором я мечтала столько лет.

Глава 23 - Витя

Отца практически силой притащили на ковер к директрисе Елене Витальевне. Разошлась она знатно, все ей не так, включая наши результаты по играм. Старик вышел с каменным лицом, молча довез меня до дома и также молча уехал на работу. И лишь сообщение напоминало о том, что моему родителю не все равно.

«Когда ты возьмешься за ум?»

Я усмехнулся, но отвечать не стал. На следующий день ко мне прибежала Аленка, хотя уж кого-кого, а ее видеть хотелось в последнюю очередь. Смирнова выловила меня в коридоре перед уроком физкультуры, который я благополучно решил прогулять.

– Говорят, тебя на педсовете будут обсуждать! – воскликнула она, перегородив мне дорогу. Как всегда, одета с иголочки, а глаза переливались от яркого макияжа.

– Не будет никакого педсовета, тупо отработаю наказание и домой свалю.

– Что за наказание?

– Я думал, мы в контрах, – я облокотился о перила, засунув руки в карманы брюк.

– Шестаков, да к черту контры, тебя точно не отчислят?

– Можешь помочь мне драить спортзал, если так печешься, заботливая моя, – я глумливо улыбнулся, представляя первую мисс на шпильках и с тряпкой в зубах. Зачетное зрелище, для тиктока самое оно.

– Делать мне больше нечего, – закатила глаза Смирнова. Подошла ближе, положила ладони мне на грудь, проводя ноготками, словно кошка.

– Что ластишься?

– Витюш, ходит слух, что ты не просто так поругался с историчкой, – губы Аленки вытянулись в трубочку.

– Слухи – вещь обманчивая, Смирнова, – я скинул руки девчонки и пошел в сторону классов.

– Ну и пофиг! – прилетело мне в спину. – Вот и драй свой спортзал.

А через пару секунд Алена добавила:

– Вить, хватит злиться. Ну…

В ответ я махнул рукой в качестве прощального жеста, и поплелся в класс, где меня поджидал очередной сюрприз – Романова. Ее нахождение в кабинете во время урока выбило почву из-под ног. Супер правильная девочка решила прогулять? Вчера, значит, не могла, а сегодня можно?.. Круто.

Однако самоеинтересное произошло позже, после уроков. Народ уже разошелся, я же спустился в спортзал, получил необходимое снаряжение, так сказать, и озадаченно чесал макушку, разглядывая огромный зал. Нет, дома я тоже убирал, но тут размерчики далеки от домашних. Да и полы мыть в общественном месте как-то… зашквар что ли.

Но делать нечего. Я закатил рукава, уселся на корточки возле ведра, обмакнул тряпку и, откровенно говоря, не понял, как она вообще надевается на швабру. Сидел, рассматривал конструкцию, почти догнал, но скрип дверей отвлек. Я перевел взгляд в сторону входа и едва рот не открыл – Рита. Она сжимала лямки рюкзака, топчась возле дверей в нерешительности сделать шаг вперед.

– Пришла помочь? – крикнул, скользя по девчонке взглядом. Юбка ниже колен, старые кеды, рубашка на два размера больше и дурацкие косички. И все же зачем она прячет свою красоту за бесформенной одеждой? Кажется, этот вопрос будет мучить меня вечно.

– Вообще-то да, – кивнула Романова. Скинула рюкзак с плеч, расположив его на лавке у окна, затем повернулась и решительно зашагала в мою сторону.

– Серьезно?

– Зал слишком большой для тебя одного, – она смущенно улыбнулась, а меня аж пробило: такая нежная и заботливая у нее вышла улыбка. Я забыл, каково это, когда кто-то тебе вот так улыбается.

– Да я бы и сам… – отчего-то голос мой звучал тише обычного.

– Ты даже тряпку не можешь на швабру натянуть, – самодовольно заявила Марго, усаживаясь напротив. Забрала у меня все принадлежности и буквально в долю секунды все сделала. – Вот, теперь вперед полировать пол. Давай разделим зал: ты с конца, я от дверей. Встретимся в центре, идет?

Я отчего-то залип, разглядывая вблизи Риту. Помню, в детстве также залипал, мне нравился цвет ее глаз: янтарный с зеленой радужкой. Он напоминал весну, первые теплые лучи солнца и божьих коровок, что садятся на ладонь. Мы ловили их, будучи беспечными детьми. И опять эта щемящая тоска, непонимание, жгучая обида за разрыв отношений. Мне вдруг захотелось спросить у Романовой, почему она сейчас помогает и почему в детстве отвернулась. Однако в реальности я не смог, не позволяла моя задетая мужская гордость.

Вместо этого я кивнул и потащился со шваброй на другой конец зала. Мыслей в голове было слишком много, время тянулось бесконечно долго, а расстояние до центра не уменьшалось. Я снова взглянул на Марго и снова замер: она скользила тряпкой, перебегая от стенки к стенке. Смешная, ну сущий ребенок.

Я вытащил телефон, сперва думал снять ее на камеру шутки ради, а потом просто включил ритмичную мелодию, попалась «One Direction - No Control». Положив мобильный на пол, я принялся повторять за Ритой, разгоняясь и скользя шваброй по залу. А потом вошел во вкус и зачем-то начал пританцовывать, качая головой и шваброй в разные стороны.

Романова взглянула на меня из-под своих круглых очков, всего секунду она явно пыталась понять, что происходит. Да я и сам пытался, но откуда-то настроение появилось, и уборка уже не казалась мне чем-то ужасным.

– А ты хорошо управляешься со шваброй, – наконец выдала Марго с того конца зала.

– Я во всем хорош, ты сомневалась во мне? – крикнул, самодовольно усмехнувшись. – Повторяй за мной: влево, вправо. Мятежный дух живет в каждом из нас.

И тут внезапно произошло нечто неожиданное – Рита засмеялась. Смех ее был таким заливистым, ярким, заразительным, в эту минуту Романова выглядела иначе, как в годы нашего детства. Она всегда смеялась от души, умела заражать меня своим настроением.

Я вдруг почувствовал, как учащается пульс, как в грудной клетке медленно разливается тепло. Дичь какая-то, но, черт возьми, до ужаса приятная дичь. В итоге не удержался и тоже засмеялся, продолжая пританцовывать.

– Спорим, я добегу быстрей до твоей стенки? – предложил, вглядываясь в улыбку Марго. Она творила со мной невероятные вещи, кажется, даже мужская гордость отступила на задний план в этот момент.

– Я проиграю, – сказала Романова. – Но давай, почему нет. На старт! Вперед! – она сорвалась с места первой, а я еще подождал пару секунд, потом и сам побежал. Наверное, с виду мы походили на озорных детей, но порой в жизни не хватает этой легкости. Отчего-то рядом с Ритой я чувствовал невероятную легкость, словно парил над пропастью, словно подставлял лицо потоку ветра и расправлял крылья. Однозначно мне нравилось это чувство.

– Ты жульничал! – крикнула Марго, добежав первой.

– Базару нет, повторим.

– Смочи тряпку, спортсмен, – скомандовала Романова. Мы по очереди обмакнули тряпки, нацепили их на швабры и вернулись на свои места – к нашему виртуальному старту.

– Раз, два, – считал я, не сводя глаз с Риты.

«Почему же тогда ты повернулась ко мне спиной?», — эта мысль продолжала царапать, назойливо пробираясь под кожу.

– Три! – сказала Марго и вновь стартовала первой. Я бы мог выиграть в любом из таких забегов, но осознанно отказывался от победы, ловя себя на том, что наслаждался ее улыбкой.

– Четыре! – за спиной внезапно раздался голос физрука. Юрий Геннадьевич покосился на нас, хлопнув дверью. Мужик он был не очень строгий, но в случае, если дело касалось его задержки на работе, мог включить цербера.

– А мы тут убираем под музыку, – сообщил, будто ничего особенного не происходило. Хотя ведь, на самом деле, ничего.

– Оно и видно, – рявкнул недовольно Геннадьевич. – У вас десять минут, чтобы закончить. И музыку выключите. Устроили здесь место свиданий.

– Да ладно вам, – завыл я, так и подмывало напомнить ему, что он не такой уж и древний.

– Шестаков! – ноздри физрука расширились, глаз дернулся, видимо, настроение не музыкальное.

– Хорошо-хорошо, – вмешалась Рита. Подбежала к телефону, покрутила его в руках и заглушила музыку боковыми клавишами. Что ж… придется убирать в тишине.

___ Дорогие читатели! Как вы думаете, решится Витя задать вопрос о прошлом или гордость не даст?)

Глава 24 - Аким

Аким спустился на первый этаж и планировал уже засунуть капельки в уши, как заметил Алену. Девчонка облокотилась о подоконник, и задумчиво разглядывала пейзаж за школьным окном. Можно было бы пройти мимо, но Гедуев озадачился: подойти и спросить, что она здесь забыла одна или махнуть рукой?..

Смирнову Аким заметил еще в первый день появления в новой школе. Они случайно столкнулись в коридоре: Аленка робко улыбнулась, извинилась и помчалась дальше. Он сразу для себя решил – познакомиться, не сейчас, так позже. И как назло образ ее застрял в памяти, такой она красивой и воздушной показалась, словно сошла со страниц глянцевого журнала. Нет, у Гедуева и до этого были девчонки, у кого их не было, но все они терялись на фоне Смирновой.

А когда их с Аленой определили в один класс, Аким и вовсе поверил в судьбу, потому как если это не судьба, то что тогда? Он подошел к ней, представился и в соцсетях предложил подружиться. Алена не возражала. Позже выяснилось, правда, что Смирнова не одинокая девушка: встречалась она тоже не абы с кем, а с капитаном баскетбольной команды.

Аким мог бы забить на этого Шестакова, сперва тот ему показался вообще глупым позером. Эти его дурацкие шуточки, нарциссизм, вечная полуулыбочка и свобода действий, откровенно говоря, жутко раздражали. Понятное дело, Алена повелась на внешность и легкость в общении, но куда смотрели тренер и команда?..

Но уже на игре Аким поменял свое мнение. Витя потрясающе управлялся с мячом, без всякого преувеличения он вытягивал команду. Гедуеву пришлось потратить немало лет, чтобы достичь половины того, что вытворял Шестаков на площадке. А когда ребята вдруг начали проигрывать, Витя вновь удивил: он сказал буквально пару слов, улыбнулся и посмотрел на каждого этим самым взглядом – горящим, полным надежды и веры в победу. Даже Аким вдохновился, хотя никогда подобного с ним не было.

В предыдущей школе он ходил в местную баскетбольную секцию, сам был капитаном и сталкивался с моментами, когда народ опускал руки. Всякое пробовал, да только казалось, никакие слова в подобных ситуациях не помогут. А тут Витя…

После той игры Аким решил, что отпустит чувства к Алене, хотя до этого подумывал побороться. Но идти против своих, против тех, кого уважает – нельзя.

Однако Шестаков то ли сам по себе был ветреный, то ли не ценил ту красоту, что была рядом с ним. Аким видел, да и слышал про ссоры парочки, про то, как Смирнова тянулась к своему парню, а тот намеренно ее отталкивал. Хотелось подойти и спросить прямо: серьезно у них или нет, если нет, то зачем девчонке мозги морочить? Но неудобно, все-таки в команде сложилась довольно теплая атмосфера, не разрушать же ее из-за девчонки. В итоге Аким окончательно попрощался с мечтой под именем «Алена», хотя смотреть и думать не переставал.

А сегодня увидел Смирнову – сердце ёкнуло, красивая ведь, до чертиков красивая.

– О, Аким, – Алена неожиданно сама позвала, махнув рукой в приветливом жесте. Он решительно подошел, стараясь слишком нагло не разглядывать девчонку: ее выразительные глаза, такие чувственные губы, растянутые в скромной улыбке. Повезло Шестакову, конечно.

– Ты еще здесь? – спросил Гедуев.

– Ага.

– Витю ждешь?

– Да нет, он наказан, – Аленка усмехнулась, и Аким отметил про себя, что перед Шестаковым девчонка робела, а перед ним была спокойной, будто они сто лет знакомы.

– А, наслышан.

– Ой, за мной водитель приехал уже. Я пойду.

– А… ну пошли вместе что ли, – обычно Аким не терялся перед девчонками, но сейчас и двух слов связать не мог. Не было у него той легкости, с которой Шестаков подкатывал к незнакомым людям, вот даже к нему он запросто подошел, отшутился, и вроде нет стены.

– Пошли, – согласилась Аленка. Она взяла свой рюкзак, типично девчачий: розовый со стразами и подвеской из трех букв.

– А что значит BTS? – спросил Аким, разглядывая подвеску. Ему хотелось узнать чуть больше о Смирновой, пусть не как парень, но хотя бы как друг. Дружить ведь никто не запрещает.

– Ты не знаешь? – загорелась Алена.

– Нет, а должен?

– Это топовая корейская группа. Ты отстал от жизни!

– Никогда не слышал, – смутился Гедуев, правда, сам не понял, почему. Хотя, как не понял? Вот они идут вместе, вот вышли из школы, и Смирнова смотрит на него такими глазками, в которых бы уместился весь мир, нет – целая вселенная. Только в реальности так не бывает, в реальности королева отдала свое сердце другому королю.

– Хочешь, пришлю тебе? Они крутые! Правда, Шестаков их не любит, типа «бабская музыка», – на последней фразе Аленка скорчила рожицу, будто пыталась передать эмоции Вити. Аким с завистью вздохнул, но тут же откинул плохие мысли, не первая и не последняя девушка в его жизни.

– Ну… можно.

Они перешли дорогу и остановились рядом с дорогой иномаркой, черным высоким джипом. За рулем сидел зрелый коротко стриженный мужчина в костюме, расслабленно качая головой, видимо, в такт музыкальной композиции. Аким окинул его равнодушным взглядом и задумался – нет ли где поблизости охраны. Такие помпезности. Сам он тоже был из состоятельной семьи, но водителя сроду не имел, да и деньгами особо не кичился.

– Спасибо, что проводил. Может, тебя подвезти? – запросто предложила Смирнова. Другой бы воспользовался ситуацией, но Аким понимал – неправильно это, по отношению к Вите неправильно.

– Нет, я тут недалеко живу, так что… Ален?

– Шестаков… – прошептала сдавленным голосом Алена. Гедуев повернулся, а там, в самом деле, был Витя, только не один, а с какой-то девчонкой. Даже издалека Аким разглядел ее круглые очки и ужасно мешковатые вещи. Он поморщился, такие всегда вызывали отвращение. И нет, дело не в их внешнем виде, а в том, что они запускали себя, очередное движение «люби меня любой».

Гедуев считал, что девчонки должны следить за собой, на то они и девчонки, чтобы выглядеть красиво, чтобы мужчины расплывались под их чарами. Эта же вызывала лишь жалость. Странно, конечно, что Шестаков с ней вышел, хотя, в принципе, ничего странного: Витя любезничал абсолютно со всеми. Казалось, у него нет границ, для него все равны.

– Знаешь ее? – спросил Аким, подмечая про себя, что капитан баскетбольной команды уж больно тепло смотрит на эту невзрачную мышку.

– Нет, – процедила сквозь зубы Смирнова. Взгляд ее некогда яркий, озорной, вдруг погас и сделался мрачным.

– Может…

– Мне пора, увидимся, – бросила Аленка и, не дожидаясь ответа, прыгнула в джип, хлопнув дверью. Вроде ерунда, а ощущение, словно дали пощечину. Аким сам не понял почему, но он сильно разозлился на Шестакова.

Глава 25 - Витя

Вечером мы с Кирюхой залипли играть в плойку у меня дома.

– Как твоя миссия по спасению мира от грязи? – усмехнулся Иванов, клацая по джойстику. Мы играли в футбол, ели пиццу и болтали о всяком разном.

– Было весело, – с улыбкой отозвался я, вспоминая, как с Ритой убирали спортзал. Я почти перестал на нее злиться и почти захотел задать вопрос, волнующий меня столько лет.

– Да ладно? Не знал, что у тебя со шваброй служебный роман.

– Я с Ритой убирал, мы бегали наперегонки, пока физрук не пришел. Было уматно, – поделился, почему-то захотелось рассказать хоть кому-то, как на сердце хорошо.

– Рита? Что за Рита? Та очкастая?

– Эй, – я ткнул Кира локтем в бок, от чего у него из рук выпал джойстик. – Не называй ее так. Подумаешь, в очках, что здесь такого?

– Ну ладно, Риточка. Как тебе такой варик? – откровенно стебался Иванов, за что получил очередной толчок.

– Она тебе нравится? – не унимался Кирилл. Мы дружили давно, да и в целом секретов особых друг от друга не держали, разве что скелеты из прошлой жизни. Одним из таких как раз было разбитое Ритой Романовой сердце.

Но вопрос все равно напряг: нравилась ли мне Марго, или это было лишь желание насолить, уколоть больней? Откровенно говоря, в последнее время я сам терялся в ответах. Рядом с ней однозначно было тепло, уютно, даже спокойно, как бы странно это не звучало. Правда, ущемленная гордость иногда давала о себе знать, намекая, что женщины обязательно ударят по больному месту дважды.

Мать была ярким примером. Ведь на развод с отцом подала именно она.

– Не знаю, – честно признался, пожав плечами и пиная мячик в игре.

– У Аленки буфера явно получше будут.

– Ты девчонок только по груди оцениваешь, Кир? – усмехнулся я.

– Не-а, – выдал коронную улыбочку друг, забив гол в мои ворота. – Еще и по заднице. Прости, братишка, у твоей Риточки ни того, ни другого. Я бы на твоем месте хорошенько подумал.

– А ты не заглядывайся на ее задницу и грудь, – буркнул, отчего-то раздражаясь. Стало неприятно, что кто-то не то что говорит, думает в подобном контексте. Хотя раньше я за собой такого не замечал. Нет, ревновал девчонок, но, скорее, в шутку.

– У-у-у, угрозы подъехали! Кажется, в тихом омуте… – заржал Иванов, и я снова его ударил локтем в бок.

Мы просидели у меня почти до полуночи, потом пришел отец: уставший, без настроения, кинул сухое приветствие и скрылся в спальне. Кир поехал домой, а я плюхнулся на кровать, разглядывая пустой потолок.

Симпатия или ненависть? Кто знает…

В пятницу с порога историчка меня обрадовала проектом. Мол, за плохие слова надо делами расплачиваться, и плевать, что, по сути, я за них уже вполне расплатился. Оказывается, этого было мало, ей еще проект подавай. Можно было поспорить, привести аргументы, но почему-то мне казалось – не подействует.

Историю я не особо любил, да и проекты делать тоже. Думал напрячь кого-то в помощь, девчонки в этом плане очень податливые: за шоколадку и красивую улыбку согласны на все. Я так уже несколько раз выкручивался. Да, Аленка была не в восторге, но мы-то сейчас в контрах, так что ее реакция особо не волнует.

Но напрягать неожиданно никого не пришлось.

– Анна Дмитриевна сказала, чтобы я помогла тебе с проектом, – заявила Романова, выловив меня возле учительской. Я скользнул по ней внимательным взглядом, пытаясь понять, правду ли она говорит.

– Тебя? С чего бы?

– Не знаю, – пожала плечами Рита, натягивая длинные рукава рубашки на ладони и перекатываясь с пятки на носок.

– Ну ладно, раз сказала, хорошо, – согласился я. Хотя, на историчку это совсем не похоже, я бы больше поверил в то, что Марго сама вызвалась помочь. Но вряд ли девчонка в этом признается. С другой стороны, она и вчера мне помогла с уборкой, неужели чувствует за собой вину?..

– Нужно написать на полторы страницы текст и оформить его в программе.

– Я не очень с программами, если честно. А вот текст… можем сегодня после уроков остаться.

– Хорошо, давай. – Рита развернулась и пошла в сторону кабинета. Я тоже пошел, но предпочел оставить между нами расстояние. Молча смотрел ей в спину, отмечая про себя, что у нее красивая осанка, и держится Марго уверенно, не похожа она на забитую мышку.

Что же случилось с ней за годы нашей разлуки?

Географию и литературу мы отсидели почти без замечаний, правда, на последнем уроке Раевский не выдержал, отжег пару шуточек. Я по велению сердца поддержал друга, что, конечно, не понравилось классной. В итоге она опять разошлась, даже хотела оставить нас после уроков. Тут Мишаня завыл, начал давить на жалость, а я сослался на историчку, и нас помиловали.

Вышли мы с Раевским из кабинета, когда наши уже разошлись. В пустом безмолвном коридоре не было никого, кроме Риты. Она сидела на подоконнике, читала книгу. Из открытого окна проникал ветерок, играясь с прядками ее волос. Довольно милое зрелище, скажу я вам.

– Увидимся, Мих.

– У-у, – протянул он, усмехнувшись, однако задавать вопросы не стал. Я проводил его взглядом, затем направился к своей цели – Марго.

– Меня ждешь? – улыбка сама коснулась губ, хотя я и без того часто улыбался.

Чего ходить хмурым и загруженным, мир и так полон дерьма, от наших серых лиц он не станет приятней.

– Ну да, – кивнула Рита. Показалось, она немного смутилась, а может только показалось.

– Пошли в читальный зал.

– Да, давай.

Читальный зал находился рядом с библиотекой на первом этаже, людей там обычно было мало, нынче народ всю информацию черпает из интернета, а не из книг. Мы тоже могли бы разделить задание, искать по-отдельности, но мне хотелось чуть больше узнать о жизни Романовой, найти ответ на самый главный вопрос.

Стол выбрали у окна, в довольно светлом уголке. Сели друг напротив друга, и тут повисла какая-то непонятная, неловкая пауза. Рита бегала глазами по залу, а я не особо понимал, что нужно делать и говорить.

Прошло почти пять минут, прежде чем мы прервали молчание.

– На какую тему будем делать проект? – начал я.

– Как насчет Святого Грааля?

– Чего? Это же вымысел.

– Ну… – помялась Марго, словно не решаясь отстаивать свои интересы. – Просто помню, как-то в новостях пестрели заголовки, что якобы один археолог нашел ту самую Чашу, вот и подумала.

– Ладно, тогда надо за комп идти, вряд ли в книгах найдутся ответы, – предположил я, стуча пальцем по губам.

– Если ты против…

– Мне без разницы, Романова. Тебе ж записывать все это в волшебную тетрадку, не мне, – усмехнулся, констатируя факт. В ответ Рита ничего не сказала, молча достала тетрадь и поплелась к свободному компьютеру. Там был доступ в интернет, но можно было только читать статьи или доклады, программисты постарались на славу.

Я взял стул, подвинул его и уселся рядом с Марго, облокотившись о спинку. Она клацала по клавишам, периодически задавала вопросы, оставляла какие-то пометки в своей тетради, а где-то и переписывала с экрана целые предложения. Я же лишь с интересом наблюдал за девушкой, подмечая про себя, что вблизи она еще женственней: острые скулы, идеально ровный маленький носик, пухленькие алые губы, которые она нет-нет да прикусывала.

– По логике содержимое Чаши и есть квинтэссенция христиан… Вить, – Романова повернулась, и до меня дошло, что я спалился.

– Эм, да, – выдал свою фирменную улыбочку, не сводя глаз с Риты. Она поправила указательным пальцем очки на переносице, взгляд ее выражал недоумение.

– Что «да»?

– Говорю, что Грааль дарует бессмертие.

Романова скрестила руки на груди, откинувшись на спинку стула.

– Чаша дарует? – спросила Марго, да с таким видом, что я сразу понял – попал. Видимо, важная информация прошла мимо, хотя не такая уж и важная. Но опустим этот факт.

– Ну…

– Вить, ты меня совсем не слушал?

– Ты все равно записываешь, и вообще! Материала смотри сколько, давай-ка по домам. Я уже есть хочу, – нагло выдал, поднимаясь со стула. Рита и рта открыть не успела, как на моих плечах оказался рюкзак.

Она тоже поднялась, собрала вещи и, не говоря ни слова, поплелась к выходу. Это ее молчание, откровенно говоря, убивало. Я не знал, как его расценивать, я вообще ненавидел, когда девушки начинают молчать. Хотя никто, кроме Романовой, и не играл со мной в молчанку, только ей нравилось делать вид, будто ничего не происходит.

Догнал я Риту уже на улице за воротами школы. Хотел уехать домой, но поплелся зачем-то за ней следом без какого-либо логического объяснения: просто шел, смотрел себе под ноги, пиная золотистую листву, и ни о чем не думал.

А на углу, когда школа уже осталась далеко позади, Марго вдруг остановилась и оглянулась.

– Мне казалось, ты добираешься домой на мотоцикле, – сказала Романова, стараясь не смотреть на меня. Я подошел ближе и, поравнявшись с ней, снова выдал коронную полуулыбочку.

– А я гуляю.

– Вот как? – Романова покрутила головой, обводя глазами спальную улочку города. – Отличное место для прогулок.

– Ты живешь все там же? – спросил я, сам не зная, зачем мне эта информация.

– Какая разница?

– А что это секрет?

– А что изменится, если я скажу?

– А что должно измениться? – пожал я плечами, продолжая нагло разглядывать девчонку. Вопрос о прошлом давно крутился на языке, нужно было задать его еще в первую встречу, но я до сих пор откладывал, до сих пор терялся из-за чертовой гордости.

– Витя, – у меня аж мороз по коже прошелся, до того прозвучало необычно мое имя. Нет, ничего такого – два слога, четыре буквы, но казалось, что Рита вложила в них нечто большее, чем вкладывал кто-либо.

– Слушай…

– Рита! – раздался знакомый голос за спиной. Я оглянулся и немного оторопел, увидев Павла Дмитриевича. Он был все такой же высокий, худощавый, только под глазами теперь прослеживались морщинки, кожа чуть обвисла, а на висках виднелась седина.

– Па…папа, – с придыханием произнесла Марго. Лицо ее вмиг помрачнело, я заметил, с какой силой девчонка впилась в лямки рюкзака руками, и как участилось ее дыхание. Создавалось ощущение, что Романова занервничала, притом очень сильно.

– Добрый день, Павел Дмитриевич, – поздоровался я, стараясь сгладить затянувшуюся паузу. Однако ответа на свое приветствие не получил, лишь косой взгляд, полный презрения. Даже мне сделалось не по себе, что уж говорить о его дочке, которая мрачнела на глазах.

– Пошли домой, – скомандовал ее отец. Прошел мимо меня, подхватил под локоть дочь, буквально силой развернул и потащил прямо, в ту сторону, куда и шла Рита.

– До свидания… – кинул я видимо сам себе, не особо понимая происходящего. Правда, в сердце почему-то скребнуло, и мне вдруг до чертиков захотелось вернуть Марго, не позволить ей уйти.

А почему… не знаю.

Глава 26 - Витя

Все выходные я не мог отделаться от мысли, что упускаю нечто важное. Поведение дяди Паши не выходило из головы, а глаза Риты, в которых читалась смесь страха с удивлением, и подавно. И даже тренировки не могли отвлечь меня, прочистить голову, хотя Рыжов погонял нас, конечно, знатно в субботу вечером. В раздевалку мы заползли еле живые, но довольно разговорчивые.

– Слушайте, а поехали все ко мне? – предложил вдруг Володин, и народ моментально завыл, вспоминая предыдущую драку.

– Опять кулаками махать? – спросил устало Раевский, стягивая с себя майку.

– Да что сразу махать-то? Пиццу закажем, в плойку порежемся. Вон, отметим заслуги нового нападающего, – Женька кивнул на Акима, и тот резко повернулся к парням лицом.

Вообще Гедуев казался мне не особо разговорчивым. Да, играл он неплохо, но немного не хватало командного духа, все искал выходы самостоятельно, что странно, ведь игры с мячом, так или иначе, не единоличное действие. Однако передачи были четкие, и забивал он трехочковый спокойно, наверное поэтому быстро стал лидером нападающих, после меня, конечно.

– Даже не знаю, – помялся Аким. – Но если все за, то я тоже как все.

– Шест, ну что? – обратился ко мне Володин, как бы спрашивая разрешения. Порой у меня складывалось впечатление, что я был для ребят кем-то большим, нежели обычным капитаном.

– Пицца, так пицца, – улыбнулся, проводя ладонью по влажным волосам. Народ тут же завыл, захлопал в ладоши, Кирюха включил музычку на телефоне, пританцовывая. Только мне отчего-то было невесело: взгляд Романовой наглухо засел в голове, не желая уходить.

Домой к Володину мы поехали скопом: кто-то на такси, кто-то на своей тачке, я на байке. По пути купили еду, соки, фрукты. Завалились в теплое гнездышко с шумом, плюхнулись на диван и давай устраивать батл.

Потом надоело, и Аким вдруг предложил сыграть в покер. Парни переглянулись – в азартные игры мы старались не играть, но Гедуев убедил, что ставки выше пятидесяти рублей не принимаются. Дело не в деньгах, а в стимуляции к победе, так он объяснил. Пацаны согласились. Жека вытащил колоду, раскинул, и понеслось: разговоры, комбинации. Я тоже отвлекся, пока телефон не начал настойчиво трезвонить.

– Ребят, момент, не вскрываемся, – попросил, пока вытаскивал мобильный из кармана. На экране светилось «Аленка». В последнее время я почти не думал о ней, не скучал и не рвался на свидания. Возможно, просто надоело, а возможно, что-то еще.

– Привет, Ален, я немного занят. Перезвоню или срочно? – ребята замолчали, разглядывая свои карты. И только Аким, казалось, смотрел на меня, словно ждал скорейшего завершения звонка.

– Чем занят? Для меня времени совсем уже нет? – с горечью проронила Смирнова.

– С парнями в покер режемся.

– В покер? Не знала, что ты играешь в азартные игры, – в трубке послышался вздох. Она явно ждала душевных разговоров, мне же они были не нужны.

– Ален, меня пацаны ждут.

– Конечно, Вить, конечно, – с укором произнесла девчонка, словно я совершил великую подлость. Да, мы после той драки почти не общались, не говоря уже о свиданиях и чем-то большем. Алена грезила о великой любви, а я ждал, когда она сбросит вызов.

– Ален…

– Не буду отвлекать, Витюш, – кинула горькую прощальную фразу Смирнова, затем отключилась. Я закатил глаза, довольно громко выдохнув: порой женщины меня вводили в ступор.

Она в самом деле полагала, что со мной этот трюк прокатит?

– Что? Женушка зовет? – кинул с улыбкой Кирюха, играя бровями. Кто-то из парней начал демонстрировать пошлые жесты, по комнате прокатилась волна смеха. И только я хотел закончить этот концерт по заявкам, как неожиданно вмешался Аким:

– Может, хватит? Вроде не дебилы, – буркнул он, кривя губами.

– Да ладно, – Раевский хлопнул Гедуева по плечу. – Аленка симпатичная, Шесту повезло. Сейчас поедет к своей девочке и как следует отдохнет. – Парни опять закатились, видимо, вспомнив тот случай на даче, когда Смирнова танцевала без майки.

– Симпатичная или нет, но она девушка, – прорычал Аким. Под кожей на скулах у парня забегали желваки.

– Она тебе нравится что ли? – спросил вдруг Женька, и все как по команде замолкли, уставившись на Гедуева в ожидании ответа.

Честно говоря, мне было все равно, нравится она ему или любому присутствующему здесь. Аленка красивая, и логичное дело, что парни на нее заглядывались. Мы вместе не первый год, я всегда замечал реакцию друзей и не только их на свою девушку. Сперва немного раздражался, потом, наоборот, даже заводился. Еще бы! Рядом со мной звезда, королева, которую хотят все, но никто не получит.

Смирнову мое поведение жутко бесило, да и сейчас бесит. Она злилась, что я отношусь ко многим вещам спокойно, в какой-то степени положительно. Ну а я, в свою очередь, не понимал, почему должен относиться иначе, и на этой почве мы частенько ссорились. Однако сегодня я не чувствовал победного заряда или гордости, от которой захватывает дух. В груди поселилось безразличие, причину которого объяснить попросту не мог.

– Нравится или нет, это при чем тут? – подал голос Аким, спустя, наверное, минуту молчания. – В первую очередь – она девушка и моя одноклассница. А вы ведете себя, как стадо дебилов. Еще бы пальчик в кулак засунули и порнушку врубили.

– Ладно, давайте вскрываться, – предложил я, кинув карты на стол. Хотелось уже закрыть тему, иначе искры вот-вот вспыхнут над головами. Однако ребята не спешили следовать моему совету.

– Значит нравится? – выдал Володин.

– Мне просто ее жаль, – ответил Аким, стрельнув в меня суровым взглядом. Я скрестил руки на груди, не особо понимая, к чему он клонит.

– В смысле? – спросил Раевский.

– Да без смысла. На днях мы вышли вместе из школы, а Шест с другой девчонкой был, в очках которая, новенькая ваша. Алена чуть не заплакала. Серьезно, Вить, ты либо будь мужиком, либо не морочь ей голову.

– У-у-у! – завыли в один голос пацаны.

– Я бы понял, если бы ты был ее братом, или если бы у тебя стояло на нее, но черт, – усмехнулся я, поднимаясь с дивана. – Если тебе ее жаль, так пойди и пожалей. Я ей не нянька, и не собираюсь ограничивать себя в общении с кем-либо.

– Я тоже не нянька для твоих подружек, – процедил Аким. Он отвел взгляд, но весь его вид, даже поза, говорили о напряжении.

– Ребят, давайте доиграем уже? – раздался чей-то голос.

Тему с моими похождениями замяли и вернулись все-таки к картам. Однако настроение было напрочь испорчено, да и шутки выходили плоскими. В итоге доиграли партию и разошлись по домам.

* * *

Воскресенье пролетело незаметно, а в понедельник случилось нечто странное – Рита не пришла в школу. Я смиренно ждал все шесть уроков, слушал вполуха учителей, почти ничего не записывал. И опять в сердце кольнуло, заскребло. Ее взгляд, холодность дяди Паши… что-то меня не отпускало, только никак не мог уловить – что.

Ладно, решил, во вторник спрошу с нее. Не отвертится. Однако во вторник, да и в среду Марго тоже не появилась. Никто ничего о ней не говорил, даже учителя, когда проводили перекличку, не озвучивали фамилию Романовой. Я вдруг подумал, документы забрала что ли? И эта мысль мне не понравилась. Она въелась назойливой мухой, медленно раздирая изнутри.

Настроение отражалось и на тренировках: Рыжов опять меня пригласил в себе, отчитал как маленького мальчика. Я молча съел его лекцию, пообещал исправиться, но не знал, смогу ли сдержать обещание.

Проклятая Рита! Где она была? Почему изводила мой мозг и сердце?

В четверг я набрался наглости, подцепил Кирюху, и мы с ним пробрались в учительскую. Кир караулил в коридоре, пока я рылся в классном журнале, выискивая адрес Романовой.

– Не переехала? – удивился вслух, увидев знакомую улицу.

– Шухер, Шест! – шикнул друг. Я быстро закрыл журнал, спрятал его обратно в ящик и пулей выскочил из учительской. Чудом не попался, потому что в коридоре мы буквально сразу натолкнулись на Олесю Викторовну. Она прищурилась, словно пыталась просканировать нас с Кириллом. Явно учуяла подвох. И уже хотела что-то сказать, но не успела. Мы оба улыбнулись и быстренько смылись на первый этаж, в столовую.

– Ты реально собрался к ней домой? – спросил уже на безопасной территории Иванов.

– У меня какое-то нехорошее предчувствие. Не знаю, как объяснить.

– Скажи просто, что соскучился, – усмехнулся Кир, ткнув локтем в бок.

– Да это причем тут? Просто ее взгляд… она смотрела на меня, словно прощалась. Так же как и в тот день, – выдал на автомате. Ведь Рита действительно тогда влезла мне в душу и вытащила оттуда самое важное – сердце. Я долго не мог смириться с ее холодом, все пытался, бегал, стучал в закрытые двери. И теперь, когда я вновь увидел ее искреннюю улыбку, она снова пропала.

– Ты о ней так тепло отзываешься, – сказал вдруг Иванов, останавливаясь напротив входа в столовую. – Я не слышал, чтобы ты так говорил о ком-то. Она особенная, да?

– Это ты у меня особенный, – хмыкнул я. – Идиот. Пошли, накормлю тебя за подвиги ратные.

Глава 27 - Витя

С трудом я высидел последний урок, распирало послать всех и помчаться навстречу в детство. Почему-то сразу вспомнил старые скрипучие качели, песочницу под грибком в центре двора и пирожки Лидии Александровны, матери Риты. Они были чертовски вкусными, горячими, а уж зимой мы уплетали их за обе щеки, запивая травяным чаем.

Моя мать подобного никогда не делала, она и готовить-то толком не умела. Вечно дурацкие рыбные супы впихивала или рыбные котлеты, вычитала где-то о полезности рыбы, и после этот продукт у нас из холодильника не переводился. И ладно бы еще вкусно было, но мама то соль забывала добавить, то наоборот, пересаливала, одним словом – было несъедобно.

А после развода родителей на кухне вообще никто и ничего не готовил, редко отец пельменей сварит или яичницу сделает. Все чаще брали готовое в магазинах, закидывали в микроволновку и этим питались. Радовался я обычно в гостях у бабушки: вот там можно было вновь ощутить себя членом семьи, вкусить домашней пищи, почувствовать уют и теплоту. Наверное поэтому, когда увидел знакомый адрес, в груди что-то ёкнуло.

После уроков я накинул рюкзак на плечи и одним из первых выскочил в коридор, однако спуститься вниз не успел – затормозил. Возле подоконника заметил Аленку, которая вытирала рукавами слезы, склонив низко голову. Она выглядела такой несчастной, что мне сделалось не по себе.

– Ален, что случилось? – спросил, подходя ближе. Девчонка взглянула на меня затравленным взглядом и кинулась, подобно побитой собачонке, к моей груди. Уткнулась носом и давай всхлипывать, я аж оторопел от такой внезапности.

– Ален, тебя обидел кто? – прошептал, приобняв за плечи девчонку. Тело ее содрогалось от плача.

– Сегодня девичник, а меня не пригласили, Вить, – выдала Смирнова почти шепотом. М-да, хотелось сказать, что повод отменный для страданий, но решил промолчать. Душевную организацию девчонок нужно уважать.

– Ну и что ты плачешь из-за этого?

– Ты не понимаешь? Меня! Слышишь, меня не пригласили! – опять заладила она, еще громче всхлипывая.

– Проблема большая? Ну, ты их тоже не пригласи.

– Шестаков, – Смирнова приподняла голову, смотря исподлобья. Губы ее сжались, брови сошлись на переносице, а грудь замерла, словно девчонка и не дышала вовсе. – В один момент все начало рушиться, ты вот отдалился, они. Что я такого сделала?

– Ерунда все это. Вы, девушки, любите себя накручивать.

– Не ерунда, я же чувствую, – завыла пуще прежнего Аленка и вновь уткнулась мне в грудь. Откровенно говоря, женские слезы я на дух не переносил. Смирнова это знала, иногда даже пользовалась. Может, и сейчас это была игра в одни ворота, однако бросить ее и уйти я не мог.

– Ален, пойдем я тебе чай куплю, успокоишься.

– Отвези меня домой, Вить, и побудь хоть немного рядом. Да, я понимаю, тренировки никто не отменял, но сейчас мне очень нужна твоя поддержка. Пожалуйста! – на последнем слове Смирнова посмотрела на меня так, что хоть волком вой. Бездомные котята с таким взглядом просятся в теплый дом дождливой осенью.

Я вздохнул. Мне нужно было узнать, что там с Ритой, а не играть в жилетку для женских слез. Но мы с Аленкой знакомы не год и не два, вместе провели не меньше, пусть и расставались. Оттолкнуть ее было бы совсем по-свински.

– Слушай…

– Вить, пожалуйста…

– Ладно, – прошептал с чувством полной безысходности. – Только давай ты плакать не будешь, окей?

– Витечка! Я тебя так люблю, – с грустью и в то же время с радостью проронила Аленка. Мне же сделалось не по себе от ее признания, словно я нагло принижал его, пользовался тем, чего иметь больше не хотел.

* * *

Байк свой я оставил возле школы, потому что Смирнова наотрез отказалась на нем ехать, страхи у нее, понимаешь ли. В машине она уже окончательно успокоилась, начала улыбаться, рассказывать про своих подруг и их дурацкий девичник, который мне, в принципе, был не интересен. И стоило только намекнуть на свою занятость, как Аленка снова скисла.

Проклятые бабы! Умеют же веревки из мужиков вить!

Дома Алена организовала нам ужин, не сама, конечно, а домработница постаралась. И пока на кухне творилась магия с продуктами, мы в спальне пытались смотреть телек. Почему пытались? Да потому что Смирнова липла ко мне, как пчела к меду: то обниматься, то целоваться лезла. Я не хотел ни того, ни другого, ни тем более уж третьего.

– Что с тобой, Вить? – спросила в конце концов девчонка, подтянув к себе ноги. К тому времени за окном окончательно стемнело, а по телеку закончился какой-то фильм, сюжет которого прошел мимо.

– Это спрашивает человек, который ревел из-за какого-то девичника? – в типичной манере отшутился я.

– Ты будто закрываешься от меня, будто не хочешь подпускать к себе. Я что-то сделала не так? Ты скажи, Вить. Я, может, просто не знаю, но о проблемах нужно говорить.

– Не знаю, Ален, – пожал плечами, врать я не привык, а ответа у меня на самом деле не было. Мне не хотелось ничего, никого, кроме как найти Риту, узнать, что чутье подвело, и с ней все нормально. А не вот это все…

– Говорят, ты заступился за ту тихоню, – произнесла вдруг Смирнова. Я закатил глаза, предполагая, что дальше последует допрос.

– Давай только без этого.

– Зачем, Шестаков? Я понимаю, ты добрый самаритянин, который всех любит и пытается всем вокруг казаться зайчиком, но… зачем? Эта девчонка не стоит тех проблем, которые могли бы возникнуть. Знаешь, ты стал каким-то другим…

– Людям вообще свойственно меняться, – выдавил из себя, сдерживаясь от раздражения. И почему все вокруг пытались меня упрекнуть в помощи Рите?..

– Неужели она тебе… – Аленка замолчала. Я видел, как в ее глазах сверкнула боль вперемешку со страхом, словно она пыталась озвучить правду, от которой было тошно.

– Слушай…

– Ты и ей хуже сделал. Лучше тебе держаться от нее подальше! – заключила Смирнова. И тут я реально напрягся, нет не из-за явной угрозы, прозвучавшей из уст девушки. А в том, что мой поступок мог навредить Рите. Она и так была тенью в классе, никто не обращал на нее внимания, в лучшем случае шептался или прикалывался. А если уж заподозрили бы, что она не сбежала тогда как все, то могли устроить и травлю, девчонки точно.

Да, я все еще был обижен на Романову, но зла ей не желал. Это чувство жило до сих пор под ребрами, в самом сердце, куда я никого не пускал. В детстве мне казалось, что моя основная миссия оберегать Риту: она виделась мне хрупкой, беззащитной, невинным котенком, требующем тепла.

Казалось, никто кроме меня не может быть с ней рядом.

– Что значит сделал хуже? – спросил я прямо, с опаской глянув на Смирнову.

– Ей вроде как бойкот объявили.

– В классе, в котором с ней и без того никто не разговаривает? – усмехнулся столь глупой идее одноклассников.

– Я слышала, девчонки собирались ее проучить.

– Ч-что? – в желудке что-то ухнуло, будто осколком прошлось вдоль живота и нутро стянуло в тугой узел. Мне сделалось дурно.

– Твой класс за тебя горой, я их понимаю, – с улыбкой ответила Аленка, потянулась ко мне, планировала, видимо, обвить мою руку своей, но я резко подскочил с кровати. В глазах отчего-то потемнело.

– Что значит проучить? – крикнул громко, по венам кипятком полилась кровь, пальцы сжались в кулаки. От одной мысли, что Рита могла из-за меня пострадать, я готов был разнести все, включая самого себя, вдребезги.

– А что ты так завелся, Шестаков?

– Из-за меня человек пострадает, а я, по-твоему, должен сидеть и радоваться? – я перестал узнавать девушку напротив. Смирнова мне всегда виделась доброй, справедливой, но то,с какой легкостью она говорила о травле Риты, выбило почву из-под ног.

– Все уже в прошлом, и тут нет твоей вины, – Алена поднялась с кровати, подошла ко мне и положила руки на грудь, скользнув ими вверх от ключиц вдоль шеи. Очередная ласка, очередное раздражение. Я стиснул челюсть, скинув руки девчонки.

– Да пошла ты, – прошептал сквозь зубы, развернулся и направился к дверям. Ураган из эмоций раздирал грудную клетку, сжимал глотку, не позволяя нормально дышать. В глазах стояла Рита, невинная, мать его, Рита, над которой могли издеваться по моей вине.

Проклятье!

– Вить, ты чего? Ты из-за какой-то очкастой дуры меня послал?

Вместо ответа я громко хлопнул дверью.

Глава 28 - Рита

Когда в тот день я увидела отца, у меня едва ноги не подкосились. Спину словно облили ледяной водой, а все участки кожи начало обжигающе покалывать. Я уже заранее знала исход этой встречи, знала, что папа пусть не сразу, но обязательно даст понять, как он разочарован.

К моему большому сожалению я не угадала со временем, все случилось часом позже, стоило нам только переступить порог дома. Мама уехала с Мотей в больницу, у них, оказывается, был талон на вторую половину дня.

Папа усадил меня за стол, не говоря ни слова, разогрел суп, поставил тарелку передо мной и вышел в зал. Я сглотнула, оглядываясь, словно смертник в ожидании прихода палача. У меня тряслись руки, сердце безумным мячиком прыгало до самого горла. Никогда я не чувствовала себя настолько уязвимой, как в тот день, сидя за столом перед тарелкой супа. Ведь когда ты не знаешь о боли, не так страшно.

А потом отец вернулся, глянул на стол и еду, к которой я не притронулась, его словно перекосило от раздражения. В долю секунды он схватил меня за волосы и, намотав их на кулак, потянул голову назад. Кожа на шее натянулась, к глазам подступили слезы. Я сдерживала рвущийся наружу крик отчаяния, крик к миру о проклятой несправедливости.

Каждый раз, когда отец поднимал на меня руку, я ненавидела этот мир, я ненавидела своего отца.

Папа взял ложку со стола, опустил ее в суп. Он никогда так не делал, обычно дальше ремня не заходило.

– Открывай! – прошептал голос монстра на ухо. Я сжалась от дикой боли, что отдавала в макушку. Ноги под столом свело судорогой.

– Ну же! Мне долго ждать?

И я открыла рот, позволяя запихивать ложку в рот. С каждым разом она проникала глубже, пока меня не начало тошнить.

– Неприятно? Вот и мне неприятно, что моя дочь заделалась в предательницы! – процедил сквозь зубы монстр в обличии родителя.

Откуда-то взялась злость, желание противостоять, перед глазами вспыхнул Витя: его взгляд, теплая улыбка, способная исцелять душу. Казалось, он рядом, казалось, он зажигает меня своей силой и стойкостью.

Я вцепилась в руку отца, крепко сжав ее, ложка повисла в воздухе, а суп пролился мне на юбку.

– Я никогда, – произнесла, сжав челюсть до дикой боли. – Слышишь! Я никогда тебя не предавала. Думаешь, весь мир крутится вокруг твоего предательства? Думаешь… – однако договорить отец не дал. Он резким движением поднял меня со стула за волосы, развернул к себе лицом и зарядил со всей силы пощечину.

А дальше я впервые пыталась сопротивляться. Но ремень все равно прошелся по моему телу, оставляя следы унижения и чертовой несправедливости. И плевать отцу было на мои слезы, мольбы и аргументы. Он просто бил по ногам, рукам, спине – не сильно, но показательно.

Закончив свои воспитательные процедуры, папа направился отдыхать в зал, позволяя мне доползти на карачках до кровати. Я закрыла дверь спальни на защелку, хотя это было невероятно сложно: у меня тряслись пальцы, они скользили по замку, а в глазах и без того все плыло. По щекам катились слезы, соленые, горькие, ненавистные слезы.

Ад бывает бесконечным, или у всего есть заключительная черта?

Я слышала, как позже вернулась мать, как пыталась войти ко мне, но замок ее остановил. Она что-то спросила, отец ей что-то ответил. Я слышала, как плакал Мотя, я слышала, как умирает очередная надежда в моем сердце.

Глупое чувство. Надеяться на лучшее – удел счастливчиков.

В школу я не ходила неделю. Не потому, что не хотела, наоборот, моя бы воля – сбежала бы. Но синяки, слабость, боль – мой организм дал серьезный сбой. Даже мать я пустила к себе только вечером следующего дня. Она глянула растерянно, открыв рот, и тут же опустила голову.

– Ты заболела? – спросила мама, отвернувшись. У меня была разбита губа, а ссадины и синяки скрывала пижама.

– В школе девочки побили, – озвучила вполне себе правдоподобную версию. Для нас обоих будет лучше играть по правилам слепых котят.

– Господи! – взмахнула руками мать. – Я немедленно! Сейчас же…

– Я отомстила им, – сухо произнесла. – Мы квиты, не переживай. Поправлюсь только и пойду, посмеюсь с их жалких лиц.

– Риточка, – она прикусила губу, подошла и протянула руки, хотела, видимо, обнять, но боль не позволяла подобной роскоши – я отшатнулась.

– В другой раз, можно я посплю?

– К-конечно. Но я позвоню все же…

– Прошу, мам, – прошептала я, натягивая улыбку на лицо. – Все эти разговоры с учителями гроша ломаного не стоят. Не усугубляй. Они меня больше не тронут. Итак, испугались.

– Рита, – с маминых губ сорвался обреченный вздох. – Ну как же я… – казалось, она пыталась подобрать слова, хотела быть правильной матерью, но мы обе знали – поздно. Я уже не нуждалась в опеке мамы и ее защите. Привычка бороться против мира в одиночку вырабатывается годами, она не ломается так быстро.

С того дня, как оттолкнула Витю, я всегда была одна. Я привыкла к этому. Я не знала другого.

– Мам, можно я отдохну? – глаза щипало от подступающих слез. Губы дрогнули, но я их поджала и снова растянула в улыбке: поддельной, вымученной. Ни к чему эти слезы.

– Конечно, отдыхай.

Больше мы к этой теме не возвращались. Мать старалась не беспокоить меня, даже еду в комнату приносила, хотя отец был против. Он не любил нарушать порядки, а я была ярым нарушителем. Да и с извинениями папа не спешил: обычно после побоев на другой день он становился «лучшим отцом на свете», но в этот же раз, наоборот, избегал меня.

В пятницу, когда папа был на дневной смене, а мать вновь ушла с Мотей в больницу, я выскочила на улицу встретиться с Натой. Мы уселись в пустом дворе на лавку на детской площадке, хорошо еще людей в округе не было. Конец ноября разогнал всех в теплые уютные здания, где, как минимум, нет холодного ветра, луж и грязи под ногами.

– Как ты, детка? – спросила Наташа, разглядывая мое лицо. Болячка возле губы уже зажила, боль в мышцах притупилась. Никаких следов рукоприкладства.

– Бывало и лучше, – усмехнулась я, кутаясь в теплый вязаный шарф. На мне была шапка с помпоном, пуховик и домашние тапочки. Тот еще видок.

– Вот же сволочь! Урод! – сокрушалась подруга. – Чтоб у него руки отсохли! И мать тоже хороша!

– Порой мне кажется, это не друг его предал, а я.

– Слушай, почему бы тебе Вите не рассказать про отца? – предложила вдруг Краснова. В общих чертах я поделилась с ней произошедшим в переписке.

– Это унизительно. Да и толку? Что он сделает? Мы с ним… теперь чужие, – на последнем слове к горлу подступила горечь. Я никогда не хотела быть чужой для Шестакова. Моя любовь к нему не уместилась бы в масштабах целой Вселенной. Однако он даже о ней не знает, она ему не нужна.

– Это глупо.

– Твоя идея – вот это глупость.

– Витя должен знать. В конце концов это…

– Что я должен знать? – послышалось неожиданно за спиной. Сердце ухнуло, когда я оглянулась и увидела Шестакова на ступеньках у входа во двор.

___ Дорогие читатели! Если вам нравится история, подарите ей звездочку. Поддержите наших героев.)

Немного визуала

Дорогие читатели! Хочу поделиться с вами визуалом героев. Однако это не просто визуал, представим, что мы заглянули к ним на странички в соцсети. Витя Шестаков

Маргарита Романова (по сюжету у нее нет странички, но если бы была, то выглядела бы примерно так)

Надеюсь, герои вам понравились.)

Глава 29 - Рита

У меня затряслись руки, а сердце сжалось в тугой комочек, словно пыталось спрятаться от неудобной правды. Правды, которую я не планировала рассказывать, ведь таким не делятся. Однако лицо Вити, его молчаливый прямой взгляд, заставляющий дрожать каждую клеточку в теле, говорил об обратном.

– Эм, я пойду, пожалуй, – шепнула Краснова.

И вот теперь мы уже оказались один на один. Я могла бы придумать тысячу оправданий, но врать Шестакову было тяжелей всего: казалось, в такие минуты я врала самой себе.

– Ну и… – первым заговорил Витя. – Чего я не должен знать?

По дороге у входа во двор проехала старенькая волга, отчего я моментально напряглась. Образы монстра мерещились постоянно, порой они приходили даже во сне, мешая нормально жить.

– Отойдем? – с ходу предложила, поднимаясь с лавки. Говорить на детской площадке не лучшая идея.

Шестаков кивнул, покорно направляясь за мной следом. Мы прошли через весь двор и остановились возле старого сливового дерева. Пожелтевшая листва давно опала, оставив голыми ветки дерева. Летом на нем росли медовые фрукты, за которые вечно дрались дети. Я тоже любила эту сливу, она вызывала теплые воспоминания из детства, те, что безвозвратно исчезли из моей жизни.

Витя остановился, встав напротив. Такой высокий, взрослый, юный мужчина. В кожаной красно-черной куртке и темных потертых джинсах он смотрелся особенно круто: эдакий уличный хулиган с обложки модного журнала.

– Что ты здесь делаешь? – спросила я, пытаясь побороть внутреннее волнение.

– Я первым задал вопрос. Ответь, будь любезна.

– Это ерунда, – усмехнулась, хотя получилось больно наигранно. На самом деле мне было не до смеха.

– Это не тебе решать, Романова! – от его взгляда у меня внутри все похолодело.

– Ошибаешься, Вить.

– Отвечай, это девчонки, да? – огорошил он своим вопросом. – Они тебя… побили?

– А? – я открыла рот от удивления, пытаясь уловить ход его мыслей. Витя знает о пощечине и бойкоте? Но это было неделю назад, почему он спрашивает об этом сейчас?..

– Я говорю, ты в школу не ходишь из-за девчонок? – процедил он сквозь зубы, словно произносить это ему было неприятно.

– Что за глупости? – я натянуто улыбнулась, отмечая про себя, что когда Витя злится, он становится похож на милого и забавного уличного котенка.

– Ты прикалываешься, мать твою, Романова? – крикнул Шестаков. Он вдруг схватил меня за плечи, и от этого прикосновения тело обдало жаром. Я едва не задохнулась, разглядывая человека, от которого сердце медленно таяло. Нужно сдерживать себя: чувства и слезы, что настойчиво рвались наружу.

– Зачем ты приехал?

– Рита! – прошипел Витя. Морозный ветерок подул мне в спину, словно подталкивая навстречу к тому, к кому нельзя. Я взглянула из-под опущенных ресниц на Шестакова, его изумрудные глаза притягивали магнитом, напоминая о нашем беззаботном детстве.

Мои губы дрогнули, но я постаралась снова натянуть обманчивую улыбку. Синяки на теле до сих пор болели. Проклятая несправедливость, казалось, никогда не даст о себе забыть. Я словно та птица, что прожигает дни на цепи в ржавой клетке.

– Зачем ты приехал?

– Да потому что! – крикнул Шестаков, отводя взгляд в сторону. Он облизнул пересохшие губы, потом снова взглянул на меня и произнес: – Потому что переживал, разве не очевидно?

Всего одной фразой он выбил кислород из легких, остановил сердце, заставляя поверить в невероятное. Из моих глаз неожиданно скатилась слеза: горькая, разрушающая броню, что я создавала столько лет. Нужно быть сильной, нужно продолжать играть роль равнодушной девушки, а не раскрывать душу перед Витей.

Я вздохнула, освобождаясь из хватки Шестакова, а затем смахнула слезу, что обжигала кожу, скатываясь к подбородку.

– Рита… – прошептал Витя. Голос его сделался мягким, даже немного растерянным. – Ты чего? Эй…

Я отвернулась, хотя, лучше бы убежала. Слезы одна за другой катились по щекам, я только и успевала ловить их рукавами куртки. Сердце не стучало, нет, – оно кричало в груди, билось о ребра, заходилось в рыданиях.

– Рита… – снова позвал Витя. Мое имя давно не произносили с такой заботой, словно я в самом деле была кому-то нужной. В конце концов человек перестает задумываться о себе, предпочитая плыть по течению беспощадной судьбы. Проигрывать раз за разом, подставлять вторую щеку, падать и подниматься. Круговорот бесконечных вещей в природе.

Я забыла, каково это – когда он рядом.

– Рита, – прошептал Шестаков. Еще один шаг, и его руки сгребли меня в горячие и давно забытые объятья. Он стоял позади, его сердце было безумно близко, его дыхание обжигало, заставляя смущаться и корить себя.

Почему я не убегаю?

– Прости меня, я… из-за меня ты… – с придыханием говорил Витя. Я не понимала, за что он извиняется, но наслаждалась исходящим от парня теплом. Пусть это было эгоистично и неправильно.

– Рита, – Шестаков осторожно повернул меня лицом к себе. Он наклонился, коснувшись своим носом моего. Я замерла, а сердце, наоборот, ожило. Кажется, оно сошло с ума, кажется, мой пульс достиг ста семидесяти. Внизу живота скапливалось волнение, которое нарастало с каждой секундой. И опять этот ветер, толкающий на безрассудные поступки.

– У меня так много вопросов, – прошептал Витя, закрыв глаза. Его дыхание щекотало мои губы. Мне хотелось поддаться вперед, коснуться губ Шестакова, ведь они были запредельно близко.

– Все хорошо, – ответила я, поражаясь тому, насколько тихо прозвучал мой голос.

В груди отбивало отсчет до армагеддона в легких, до звездопада, что вот-вот окажется у моих ног. И только я закрыла глаза, позволив себе ошибочную слабость, как позади раздался гул машины. Мы с Витей моментально отпрянули друг от друга, а я к тому же перепугалась – сразу про отца подумала. Хотя было бы странно увидеть его в такой час, но страхи умеют подкрадываться из-за угла и примерять облики страшных монстров.

А когда Витя вновь подошел ко мне, я испытала дикое смущение. Губы вспыхнули, шею и щеки обдало жаром, мне сделалось жарко.

– Рита, я уезжаю на соревнования в понедельник на две недели. – Сообщил неожиданно Шестаков, он протянул руку, видимо, планировал дотронуться до моих пальцев, но я резко попятилась, вспоминая Алену и монстра, что жил в моей квартире.

– И что? – откашлявшись, спросила. Я мельком глянула на Витю, но тут же поспешила отвести взгляд. Грудь и без того ходила ходуном. Мы чуть не поцеловались! С ума сойти!

– У меня нет твоего номера.

– Зачем он тебе? – я старалась говорить тверже, но голос дрожал, выдавая мою робость и смущение.

– Ну… – Витя улыбнулся. У него была бесподобная улыбка – словно выглянуло летнее солнышко, которое мы ждем ранней весной. – Нужна причина, чтобы позвонить тебе?

– Думаешь, не нужна?

Шестаков сделал очередной шаг навстречу, его горячие пальцы вмиг переплелись с моими, я и дернуться не успела. А когда дернулась, он не отпустил, еще крепче их сжав.

– Витя… – прошептала робко я. У меня в груди все содрогнулось от близости, от теплоты, исходящей от рук Шестакова.

– Это так сложно, дать свой номер?

– Да, – через силу ответила я. Сложно забыть, как любимый человек целует другую девушку, как смотрит на нее с жадностью и обнимает. Ревность болезненно укусила под ребрами.

– Почему?

– Женская солидарность.

– В смы… а, – он кивнул, облизнув нижнюю губу, а затем отпустил мои руки. – В Алене дело?

Я ничего не ответила, да и не видела в этом смысла. Зачем бередить сердце, когда впереди нет дороги, нет будущего?..

– Если ты переживал, что меня кто-то обидел из-за тебя, нет, это не так, – произнесла я, натягивая очередную лживую маску. – Глупый бойкот ничем навредить не может. А в школу я не ходила, потому что болела. Так что…

– Хорошо! – резко сказал Витя, смерив меня решительным взглядом.

– Ч-что хорошо?

– Я тебя услышал!

– А? – однако Шестакова не удостоил ответом. Он обошел меня, не сказав даже банального «до свидания», и направился в сторону выхода со двора. Молча. Без объяснений.

Я так и не поняла, что это было…

Глава 30 - Рита

Домой я вернулась какая-то окрыленная, то и дело терла ладошки, вспоминая, как Витя их сжимал. Мне однозначно нравились его прикосновения, и я точно не хотела отталкивать Шестакова. Тем более он так смотрел – с таким желанием и надеждой, что мне невольно хотелось прыгнуть в пропасть вслед за ним. Хотя в голове до сих пор было много вопросов касательно поведения парня. Да и отец никуда не делся.

Мне нужно разобраться в своей жизни… Попытаться разобраться.

В понедельник я узнала, что Витя, действительно, уехал на соревнования. В классе на уроках стало гораздо тише, даже немного скучно: всего один человек создавал вокруг целую атмосферу праздника и тепла. Вспомнить только уборку в спортзале, его улыбку и шутки – там, где был Витя, жизнь лилась водопадом.

Я всегда хотела быть эпицентром этого водопада.

А после третьего урока я стала невольным свидетелем разговора Лены Ильинской с Олей. Хотя, как стала? Они забежали возбужденные в кабинет и давай на весь класс перетирать косточки Алене Смирновой. Да с такой радостью, что даже мне сделалось не по себе.

– Так ей и надо! – хихикала Лена, возбужденно расхаживая по кабинету.

– Ну… – улыбнулась Оля. – На одной Королеве свет клином не сошелся.

– Во-во! – поддакнула Ильинская. Я осторожно глянула на девочек, не особо понимая, чего они злорадствуют. Обе выглядели так, словно одержали победу на соревнованиях. Медали только не хватало за ловкость.

– Вы чего такие счастливые? – спросила Ирка, наша староста. Она вошла в класс, лениво потягивая сок из трубочки.

– Ты не в курсе?

– Насчет чего? – удивилась Зайцева.

– А Шестаков Аленку бросил, – пропела Ленка, играя плечами. Вот теперь и мне стало интересно, подойти бы, разузнать новости, но у них же типа бойкот. С другой стороны, они бы и в обычное время словом со мной не обмолвились. Поэтому выбор был только один – обратиться в слух в надежде не упустить ни единой детали.

– Смирнова сегодня в туалете в три ручья ревела. Девки ее утешали, мол, не переживай, со всеми бывает, вернется твой Витечка, – закатив глаза, вещала Звягина, накручивая на палец светлую прядь.

– Первый раз что ли, – качнула головой Ирка, усаживаясь за свою парту. – Сколько они уже расходились? Шестаков мальчик смазливый, сто пудов просто хочет на соревнованиях сменить юбку.

– Кстати, да, – кивнула Оля.

– Или она его достала, эта мисс Королева, – скривилась Ленка, будто увидела перед собой ведро с помоями. А ведь перед Аленой девчонки вели себя иначе: любезничали, заискивали.

– Достала или нет, он ее бросил, – заключила Звягина. – И теперь его сердце свободно для новых похождений. Вот я бы не отказалась попытать судьбу, говорят, Витя… очень круто целуется, – Оля мечтательно выдохнула, а губы ее растянулись в приторной улыбке.

Смотреть на это зрелище, да и слушать, было выше моих сил. В мыслях вспыхнул наш разговор с Витей во дворе, его странная реплика, брошенная на прощание. А что если он с Аленой расстался из-за меня? Что если таким образом он хотел мне показать свои намерения?

Нет… Разве это возможно? Или же… возможно?

Щеки в момент густо покраснели, и я невольно улыбнулась сама себе, прикусив нижнюю губу. Сердце заходилось – прыгало, едва ли не отбивая чечетку. Наверное, это ужасно – радоваться чужому горю, однако я не могла ничего с собой поделать. Правда, радовалась я недолго, Витя ведь на соревнованиях аж до пятнадцатого декабря. И номера его у меня нет, моего у него тоже. За эти несчастные две недели может все что угодно случиться. Остается только ждать.

А ждать оказалось непросто.

Время превратилось в резиновое. Я просыпалась, шла на занятия, возвращалась домой, ну и доделала проект по истории для Вити. Сдала работу историчке, сказав, что он попросил меня передать ей, так как сам уехал. Не знаю, поверила Анна Дмитриевна или нет, но приняла молча, про оценку тоже промолчала.

Оставшиеся бесконечно долгие дни я пыталась сосредоточиться на учебе. В конце концов поступление в вуз никто не отменял. Нам, как назло, поставили кучу пробников, поэтому я только и делала, что корпела над учебниками, погружаясь в знания.

Выбралась на улицу только в воскресенье, и то потому что отца не было, а с мамой в последние дни мы не могли оставаться наедине. Казалось, между нами повисло какое-то напряжение. После тех воспитательных мер она ходила сама не своя, с опущенной головой, словно на плечах повис неподъемный груз. Возможно, мать поняла больше, чем мне хотелось бы, а возможно, она впервые осознала цену своего выбора. Однако мы не спешили делиться переживаниями, стараясь обходить неудобное прошлое стороной.

Поэтому в воскресенье мать без вопросов позволила мне прогуляться с Наташей, даже дала двести рублей и намекнула на поход в кино. Деньги я приняла, конечно, а насчет кино мыслей не было. Да и у Красновой наверняка были планы.

Ната поджидала на улице, одетая с иголочки: сапоги на высоком толстом каблуке, темные зимние колготки, короткое черное платье и пуховик. Погодка стояла не сказать, что холодная, однако шел дождь, и морозный ветерок прокрадывался под одежду, заставляя ежиться. Так что на фоне модницы подруги я выглядела человеком-мешком: в широких джинсах, зимних кроссовках, дутой куртке и шапке с большим белым помпоном.

– У нас важная миссия, а ты выглядишь, будто дрова рубить вышла, – подметила Краснова.

– А вдруг мы идем рубить дрова? В такую холодину это, в самом деле, очень важная миссия.

– Очень смешно, – хмыкнула подруга, ткнув меня локтем.

– Ну не знаю, мне смешно, – улыбнулась я, перепрыгивая через большую серую лужу.

– Я хочу тебя кое с кем познакомить.

– Меня? Э, нет, – я категорично замахала руками. – Увольте. Ты же знаешь, что у меня клиника дома, какой знакомить?

– Он мне нравится, хочу, чтобы ты его оценила и… сказала свой вердикт.

– Я? Зачем? – мы остановились напротив одного из дворов, на узкой тропинке. Где-то вдали раздался лай собак и голоса детей.

– У меня редко такое бывает, чтобы парень прям запал в душу.

– У тебя каждый раз – запал в душу и все дела, – усмехнулась я, вспоминая, сколько таких парней уже было у Наташи. Она та еще львица.

– Ой, скажешь тоже! Этот особенный, у него такой взгляд, ух, пронзает до косточек! – подруга вздохнула и расплылась в мечтательной глупой улыбке. Вот уж правда, особый случай. Обычно Ната более сдержанная в высказываниях о парнях. Для нее главное их кошелек, а уж никак не взгляд, от которого таешь до последней капельки.

– И как мы с ним познакомимся? Ты хочешь устроить свидание втроем?

– Почти, – Краснова подхватила меня под руку, многозначительно играя бровями. Лисица еще та. – Я выбрала пиццерию, он нас ждет там.

– Э… стоп, со мной вместе? Он в курсе насчет третьего колеса?

– Да, я сказала, что ты моя незаменимая бэйба, и ему придется смириться, – усмехнулась Наташка.

– Мне его уже жаль.

– Ой, не будь такой скучной, а то твой упакованный мальчик от тебя сбежит.

– Он не мой! – возмутилась я, краснея. Перед глазами моментально всплыла Витина улыбка, а губ словно коснулось его горячее дыхание. Сердце заметно зачастило от воспоминаний.

– Это временно, – хмыкнула самодовольно Краснова.

Обсуждать Шестакова мы не стали, потому что Нате уж больно хотелось поделиться историей про свое «волшебное» знакомство и новую любовь. Как оказалось, парня звали Валёк, учился он на втором курсе университета, где-то подрабатывал, только не ясно где, и, конечно, был без ума от моей подруги. Познакомились они случайно: она переходила дорогу и чуть не попала под машину. Валёк геройски спас Краснову, а взамен попросил ее телефончик.

Порой мне казалось, что Наташка точно могла бы стать героиней женских романов. Такая разнообразная бурная жизнь.

Зато когда мы оказались напротив пиццерии, я уже не была так спокойна.

– Привет, – хрипловатым голосом поздоровался парень, чмокнув Нату в щеку. Он поджидал нас у входа в заведение, кутаясь в кожаную куртку. Внешне парень не выглядел доброжелательно: высокий, худощавый, коротко стриженный, с выбритыми висками и татуировкой под глазом. На английском там было выбито слово «удача». Острые черты лица, тонкие губы и взгляд, от которого бегали мурашки по спине, не предвещал ничего хорошего.

В голове набатом стучало «надо делать ноги».

– А это моя бэйба – Рита, – произнесла Краснова, жестом показывая на мою скромную персону. Я поправила очки указательным пальцем и постаралась улыбнуться, хотя улыбаться вообще не хотелось. От Валька веяло чем-то зловещим.

– Ну… – он прошелся по мне брезгливым взглядом, словно оценивал по пятибалльной шкале и выбрал однозначную единицу. – Приятно познакомиться, бэйба Рита.

– Взаимно, – ответила, прочистив горло.

– Пойдемте? – спросила Наташка, открывая дверь в кафе.

Мы вместе вошли в пиццерию, выбрали столик возле окна. Заведение было довольно уютным – в теплых кремовых тонах и с приглушенным светом. В воздухе витал запах выпечки, из колонок лилась лирическая спокойная музыка, да и посетителей было не очень много: всего несколько столиков заняты.

Пиццу заказали одну на всех, а вот напитки каждый выбирал сам. Я пробежалась быстро по меню, цены доступные, и даже на мои скромные деньги можно было что-то купить. Правда, ни еда, ни уютная атмосфера не смогли склеить беседу. Валёк почти не разговаривал, больше разглядывая Наташку или официанток, а мне, в принципе, было сложно поддерживать диалог – я чувствовала себя лишней. Зато подруга трещала без умолку. Собственно, она и спасала ситуацию в одиночку.

Когда под конец мы начали расплачиваться, и я вытащила свои несчастные двести рублей, мысленно поблагодарив мать за щедрый подарок, Краснова запротестовала. Я видела, как напрягся Валёк и как старательно пытался не подать виду, что ему не особо хочется выступать в роли спонсора вечера. Но в итоге он сдался под натиском Наташки, однако посмотрел на меня таким взглядом, словно накормил голодающего в Африке, и за это ему требовалась премия года.

Меня подмывало всучить деньги. Ненавижу быть должной!

Уже позже, когда они проводили меня до двора, а сами удалились под грибок на детскую площадку, я почувствовала, как под ребрами кольнуло. Это походило на тревогу, предвестник беды. Но я отмахнулась от плохих мыслей, старательно запихивая их куда подальше.

Это просто парень, пусть и странный.

Уверена в этом.

Глава 31 - Рита

Засыпала я с тяжестью на сердце, все не могла выбросить из головы нового ухажера Наташки, думала даже написать ей, поделиться тревожным чувством. Но когда зашла в телегу, подруги не оказалось в сети. Я набирала сообщение, затем стирала, все казалось, мои предрассудки звучат странно. Возможно, дело просто во мне, а не в этом Вальке.

В итоге я старательно задвинула свои переживания на заднюю полку.

А утром меня подловила мать. Я натягивала куртку в коридоре, пытаясь застегнуть замок, что вечно заедал. Она неожиданно выросла в проходе, облокотившись спиной о стенку. На лицо ее скользнула виноватая улыбка.

– Что такое? – спросила, выпрямляясь.

– Да ничего, просто хотела узнать, как дела, как в кино сходили с Наташей.

– Нормально, – сухо ответила я, разглядывая маму с неподдельным удивлением: такие вопросы в нашей семье редкость.

– Она немного ветреная девочка, не стоит брать с нее пример, – выдала мать, поджав тонкие бледные губы. Образ монашек у нас, видимо, в крови, или же папа настолько постарался. Женщина, которая сейчас стояла напротив, выглядела не просто серым пятном в квартире, она была практически невидимкой. Сальные волосы завязанные в небрежный пучок, впалые глаза без толики косметики, даже этот халат до пят ее ужасно старил. А ведь когда-то мама была красавицей, на нее заглядывались прохожие мужчины. Только было это очень давно – в прошлой жизни.

– Это ее право, ты или кто-то еще не можете осуждать Нату за выбор, – ответила, поднимая рюкзак с пола.

– Я и не осуждаю, просто переживаю за тебя. Отец, он… – мать помялась, переступив с ноги на ногу. – Он сказал, что видел тебя с Витей. Вы, правда, общаетесь?

– Мы сидим за одной партой, – честно призналась я, не сводя глаз с родительницы. Ее губы разомкнулись, зрачки чуть расширились, словно там загорелся тревожный огонек.

– Риточка, пойми, для твоего отца…

– Мам, давай не будем? В этом мире не все крутится вокруг психологической травмы папы. Странно, что ты этого не понимаешь. А что касается Вити – ты видела меня в зеркало? Отец постарался, чтобы ни один парень не подошел ко мне, обходил за километр. И Витя не исключение. Уж такие, как он, с такими как я не водятся!

– Я понимаю, тебе тяжело, но нам с отцом и Мотей тоже непросто.

– Да, – кивнула я, тоскливо улыбнувшись. – Всем непросто, главное об этом не забывать.

Мать ничего не ответила, позволяя мне покинуть квартиру и закончить этот абсолютно непонятный диалог. Порой взрослые, кажется, сами не понимают, чего хотят от жизни, своих детей и будущего. По крайне мере, моя мать явно была из этой категории. Иного объяснения ее неожиданного всплеска заботы я не видела.

В школе ситуация, кстати, тоже стала более спокойной. Бойкот потихоньку сходил на нет, меня иногда замечали в классе, но продолжали обходить, отворачиваясь. Собственно, я и не жаловалась, плыла себе спокойно по течению, отсчитывая дни до возвращения Вити.

Разговоры об их разрыве с Аленкой, в отличие от моей персоны, все еще оставались горячей темой. Кто-то даже предположил, что Шестаков вернется и ребята помирятся, хотя одноклассницы, да и многие другие девчонки явно желали другого. Откровенно говоря, я тоже тайно мечтала, чтобы Витя не кинулся Смирновой на шею по возвращению. Видеть их вместе было больно, порой даже невыносимо.

Ну и надежда, что разрыв связан со мной, грела сердце. Я, конечно, понимала, это может быть банальным совпадением, не позволяла себе особо окунаться в розовые грезы, но и не думать об этом не могла.

В воскресенье даже промаялась бессонницей, все казалось, просплю утро понедельника, опоздаю в школу. Поэтому когда встала в шесть утра и на цыпочках прокралась в ванну, чуть не упала – под глазами были приличные синяки. Пришлось прибегнуть к подарку Наташки, который я прятала под кроватью. Отец не разрешал краситься, да в этом и смысла особого не было, но сегодня почему-то хотелось выглядеть чуть лучше обычного.

К счастью папа с ночной смены приходил всегда после моего ухода в школу, плюс и мать еще спала. Поэтому я смело принялась работать над своим личиком. Намазалась кремом, потом растерла тональник в надежде избавиться от следов недосыпа. Однако вместо свежести получилась бледность. Постаралась наложить светлые тени, едва заметные, но и они не придали какой-то яркости. Хотя глаза однозначно стали казаться выразительней.

Плюнув на все, убрала косметику, заплела косу и подкрасила блеском губы. А потом посмотрела на себя в зеркало, свои широкие одежды и громко вздохнула: такой облик ни одна косметичка не спасет.

Махнув рукой на старания и хорошее настроение, я, не дожидаясь пробуждения матери, убежала в школу. На часах было только семь утра, можно не спешить, но морозный декабрьский ветер заставил ускориться. Так что залетела я в пустую школу почти за сорок минут до начала уроков. Поднялась на свой этаж, дернула ручку кабинета, а там никого – дверь заперта. Пришлось плестись к подоконнику.

Кинув рюкзак, я принялась ждать, когда появится Наталья Егоровна или техничка. Молча смотрела вдаль, на школьный двор, замечая, как с неба начал срываться снег. Первый, на минуточку, едва заметный. Протянуть бы ладонь, поймать маленькую снежинку, загадать желание. В детстве я верила: мечты сбываются. Жаль, что мы так быстро взрослеем, а мечты с годами перестают сбываться по щелчку пальцев.

В пустом коридоре послышались шаги, но я не обратила на них внимания, продолжая смотреть в окно.

– Меня ждешь? – прошептал неожиданно томный мужской голос возле моего уха, щекоча дыханием кожу. Я моментально сжалась, повернула голову и встретилась глазами с Витей. Его немигающий взгляд вмиг потемнел, словно наливаясь неподдельным интересом.

А потом он нагло, бесцеремонно, абсолютно нелогично чмокнул меня в щечку, заставляя густо покраснеть.

– Э-это что за д-дела? – заикаясь, спросила я. Мы стояли очень близко друг к другу, настолько, что мне передавалась исходящая прохлада от Шестакова, будто сам ветер касался моего тела.

– Неправильная реакция, Романова. Не понял, ты меня не рада видеть что ли? – его бледно-алые губы растянулись в теплой улыбке. Сердце у меня сжалось, оно явно пребывало в шоке вместе со своей хозяйкой. Хотя нет, оно превращалось в лужицу от столь прямого, пронзительного взгляда Вити.

– Не припомню, чтобы мы с тобой были в «таких» отношениях.

– Согласен, но это поправимо.

– Ч-что? В смысле? – я открыла рот, пытаясь сообразить, на что он намекает. В этот момент Шестаков нагло скользнул мне в карман юбки, вытащил оттуда мобильный и начал там что-то кликать.

Я окончательно опешила.

– Какой пароль? – спросил он, переводя взгляд с телефона на меня.

– Ты не думаешь, что…

– Пароль, Рита, пароль.

– Шестаков! – прикрикнула я, задыхаясь. По венам полился кипяток, я окончательно растерялась. А он продолжал улыбаться, смотреть так, будто между нами нечто большее, будто мы друг для друга особенные.

– Предлагаешь мне письма тебе писать? – усмехнулся Витя, его взгляд скользнул по моему лицу, останавливаясь на губах. Кожа вспыхнула, словно от ожогов. Я смущенно попятилась, разглядывая этого наглеца исподлобья.

– Четыре, – прошептала себе под нос, не особо отдавая отчет своим действия. – Пять, двадцать один.

– Простенько.

– Алена ревновать не будет? – спросила, поджав губы. Витя наклонился, замирая буквально в сантиметре от моих губ. Сердце сжалось в тугой комочек, мне вдруг до ужаса захотелось улыбнуться, а еще податься вперед – к Шестакову. Наверное, это крайне ненормально, особенно учитывая реакцию моего отца, но рядом с Витей я словно весенний цветок распускалась, радуясь первым теплым лучам солнца.

– Это больше не в ее юрисдикции, смекаешь?

Я хотела сказать, что у него ужасные намеки, однако не успела: за спиной послышались шаги, а затем и голос классной. Шестаков отстранился от меня, положил телефон обратно в карман юбки и в очередной раз выдал коронную улыбочку.

Мамочки! Это сон или реальность превратилась в розовую мечту?

Глава 32 - Витя

Никогда не думал, что расставаться с Аленкой будет так тяжело. Я написал ей смс еще вечером, потом удалил, решив поговорить с глазу на глаз. Это не первый наш разрыв, и обычно она посылала меня, кидая ругательства в спину, но в тот понедельник ничего не сказала, молча опустила голову, развернулась и побрела прочь. Я видел ее слезы, чувствовал вину за собой. Но и продолжать отношения дальше не мог.

Мне было невыносимо изображать из себя любящего парня, мне не хотелось ее целовать, да и запах духов Аленки жутко раздражал. Сердце тянулось в другом направлении, и если изначально я отталкивал эти мысли, то когда обнял Риту во дворе, когда наши сердца забились в унисон, все сломалось в моей программе.

Марго плакала. Ее слезы ранили, убивали, подобно выпущенным в лоб пулям. Я окончательно растерялся, но понял одну простую истину – защитить Риту можно, только находясь рядом, только приняв чувства, которые до сих пор жили под ребрами, спрятанные под тысячью замками.

Однозначно Марго не станет за один день открытой книгой. Но и я не готов был сдаваться, лишь единожды споткнувшись.

А потом начались тренировки по баскетболу, соревнования в другом городе, мужские посиделки и тоска, разрывающая легкие. Я готов был на стенку лезть, до того не хватало Романовой. Странно, конечно, мы ведь и не были настолько близки, однако этот ее взгляд, слезы, томный голос и горячее дыхание на моих губах… Я будто вернулся в прошлое, упал в беспросветную пропасть, из которой не было дороги назад.

В школу после двухнедельного отсутствия я не шел, бежал вприпрыжку, вернее, гнал на байке. Что-то подсказывало – Рита будет ждать меня, она считает часы до нашей встречи, я считал их. Что в детстве, что сейчас, расставание с ней всегда отдавало мучительными ломками. Я ненавидел лето, ненавидел другие города, даже другую школу. Каждую нашу встречу ждал с замиранием сердца, а уж когда мы виделись, мир окрашивался в необычные цвета.

Это ненормально.

Я убеждал себя столько лет, что желать быть рядом с кем-то настолько сильно – ненормально. Больше ни к кому не тянулся так, а может, то был не запрет. Просто другие девушки не вызывали во мне столь дикого желания и не создавали проклятую радугу на пасмурном небе.

Когда я вбежал по ступенькам школы на наш этаж и заметил Марго, губы сами растянулись в улыбке. Хотелось заключить ее в объятия, хотелось наконец поговорить, показать, что я снова на ее стороне, что я всегда там оставался.

Необузданный порыв. Прострел в легкие, проклятая стрела, застрявшая где-то между сердцем и разумом. И короткий поцелуй в щечку, который произошел неосознанно.

Я вернул ее телефон, радуясь заветным цифрам, и поплелся в класс, словно под чем-то, словно выпил приличную дозу хмельного напитка. Сердце шалило, в груди разливалось тепло, и эта глупая улыбка никак не сходила с лица.

Со временем народ начал подтягиваться в кабинет, здороваться со мной, спрашивать, как прошли соревнования, но все проходило мимо, кроме движений Риты, ее смущенной улыбки и взглядов, от которых бросало то в жар, то в холод.

На большой перемене Марго ускользнула от моего бесконечного внимания в столовую, ну а я как верный пёсель поплёлся следом. Прошел мимо Акима, даже не заметив приветственный жест парня, сто процентов обидится потом, может, и выскажет, да плевать. Хотя во время соревнований мы немного сблизились, примирились, я бы сказал, забыли обо всех недомолвках.

Перед входом в буфет подловил Кир.

– Ты как зомбированный, – усмехнулся друг, разглядывая меня, пытливо прищурившись. Я чуть наклонился вбок, увидел Риту и уже хотел шагнуть к ней, как Кирилл выставил руку, перегородив путь.

– Чего? – буркнул раздраженно.

– Я с тобой поздоровался вообще-то. Ты, – он оглянулся, скривив недовольно губы, и строго, даже немного обиженно, посмотрел на меня. – Опять возле этой девчонки крутишься? У тебя кукуха на ней съехала что ли?

– Слушай, ты со мной две недели был, передохни, а?

– Ты реально решил… ну…

– Свали в туман по-братски? – протянул я, обходя друга и направляясь за столик к Рите.

В столовой было довольно шумно, очередь доходила почти до дверей, но, несмотря на такую толпу, многие меня заметили. Кто-то махнул рукой, кто-то крикнул, а кто-то позвал присесть рядом. Я окинул всех быстрым взглядом с обыденной полуулыбкой и прошел к дальнему угловому столику, где сидела Романова.

Ох, она удивилась. Глазки чуть из орбит не выскочили. Забавная все-таки.

– Ты… чего? – прошептала Рита, прикусив нижнюю губу.

– Ты, правда, наешься одной гречкой? А где котлета или типа того? – спросил, усаживаясь напротив. В те редкие минуты, когда у нас шли уроки физкультуры, я мог видеть Марго в нормальной обтягивающей одежде – она была очень худенькой. Неужели держала диету?..

– Витя, ты… – Рита оглянулась, сглотнув. Да, мы привлекли ксебе взгляды многих, кое-кто даже перешептывался.

– Что?

– Почему ты не сел с друзьями или…

– А почему я не могу сидеть здесь, с тобой? – я поставил локти на стол, уперев в них подбородок. Вблизи Марго выглядела очень милой, она походила на ангела: такая робкая, нежная, скромная. Хотя я знал, помнил с детства – кое-кто умел показывать зубки. Порой мне хотелось увидеть эти ее зубки.

– Может, хватит на меня пялиться? – прошептала Рита, отводя взгляд в сторону.

– Ты вечером гуляешь?

– А?

– Говорю, вечерами ты гуляешь в будние дни?

– Шест! Витя! Шестаков! – разлетелось эхом по столовой. С неохотой глянул в направлении первого стола у стены: туда плюхнулись ребята с десятого и два наших защитника.

Я развел руками, намекая, что поговорить с ними сейчас не смогу. Однако Валера, коротко стриженый блондин, явно униматься не планировал.

– Иди к нам, – позвал он, выдавая улыбку от уха до уха. Ребята, что сидели с ним за столиком, в один голос завыли. Мне вдруг показалось, в столовой воцарилось молчание: все будто ждали, когда же я встану и отойду от Риты.

Бесит.

– Сорян, – отмахнулся, стараясь не выдать раздражения. Слепые они что ли, с башкой окончательно в разладе? Это их показательное приглашение выглядело неуважительно по отношению к Марго, словно ребята пытались указать ей на место.

– Да ладно, иди к нам. У нас тут пицца на всех, – шоу продолжалось.

– Я на диете, – улыбочка, очередной намек, который никто не понял или же делал вид, что не понимал. Раздражение нарастало с каждой гребаной секундой.

– Для диетчиков у нас есть компот, – крикнула блонда, которую я знать не знал. Нет, может, и знал, да только сейчас ни ее внешность, ни имя не имели никакого значения для меня.

И я уже хотел послать отборным матом дружный коллектив, как Марго вдруг поднялась из-за стола. Ее тонкие худенькие пальчики сжали основание красного подноса, на котором стояла тарелка с гречкой. В одну минуту Романова выскользнула из-за нашего стола, направляясь к окошку с грязной посудой. Не доела. Молча убегала. Ее зацепило их поведение. Вероятно, обидело.

Я сглотнул, смотря ей вслед. В груди кольнуло, руки сжались в кулаки.

Мне хотелось врезать по роже каждому, кто сидел за тем столом, но вместо этого я лишь последовал за Ритой, подобно верному стражу.

– Шест! – окликнул мужской голос. – Ты куда? Наш стол здесь.

В столовой воцарилось молчание.

– Включи мозги, хотел бы сесть к вам, сел бы. А я сидел с девушкой, – прорычал, голос мой звучал необычно громко, в нем мелькали не присущие нотки агрессии.

– Но…

– Без «но»! – с угнетающей враждебностью ответил я. И надо ж было – именно в этот момент на пороге столовой выросла Смирнова.

Девчонка посмотрела на меня затравленным взглядом, губы ее дрогнули, да и вся она, кажется, дрожала. За спиной Аленки появился Аким. Он наклонился, что-то шепнул ей на ухо, но она никак не отреагировала.

Ситуация начинала напрягать, мы были слишком ярким пятном на сером покрывале этого дня. Народ перешептывался, будто увидел невероятную новость в газете. И хотя я привык быть в центре внимания, но сейчас это знатно бесило. Да и Смирнова, которая подобно фарфоровой кукле замерла в проеме, напрягала. Неудобно вышло: наверняка наш разрыв обсуждали в мое отсутствие, наверняка Алену ранили эти бесконечные разговоры. Люди любят потрепать языком, им только дай повод. Пора заканчивать этот концерт по заявкам.

Не найдя лучшего решения, я обошел ребят, скрываясь в шумном коридоре.

Глава 33 - Витя

Забежав в кабинет, я буквально сразу наткнулся на Романову, она сидела, подперев ладошкой подбородок: читала книгу. Такая спокойная, обыденная, казалось, этот мир и его порядки ее совершенно не волновали. Она отличалась от всех девушек, с которыми мне довелось познакомиться.

– Что насчет субботы? – спросил, усаживаясь рядом. Рита кинула на меня пустой, безэмоциональный взгляд, словно намекая, что у нее нет никакого желания отвечать на вопросы.

– Суббота – день уборки.

– Хорошо, – я повернулся, поставив локти по обе стороны от себя. А она как склоняла голову над учебником, так и продолжала склонять. Обычно девчонки реагируют иначе. – Как насчет воскресенья?

– Воскресенье – день домашки.

– Ты серьезно? – хмыкнул, поддев прядь каштановых волос пальцем. Откровенно говоря, я не помню, чтобы видел ее с распущенными: либо косы, либо хвост, ну и очки, конечно, дополняли Рите загадочности. Романова походила на тот Святой Грааль, который я пытался отыскать среди тысячи подделок. Она была для меня закрытой, но в то же время манящей книгой.

Рита тут же отодвинулась ближе к стенке, словно мое присутствие ее напрягало. Игры в недотрогу продолжались. А ведь как хорошо все начиналось утром, и надо ж было походу в столовую расписаться черной краской.

Я закатил глаза, раздражаясь на себя и пацанов за тем столом. Умеют же испортить настроение, идиоты.

– Ты меня отвлекаешь, можешь помолчать? – спросила Романова сухо, будто обращалась к постороннему человеку, а не ко мне.

– Слушай, ну они болваны, что ты из-за них обижаешься на меня?

Девчонка подняла голову, прищурившись: взгляд ее полыхал огнем, таким и убить можно. А говорят еще, девушки – милейшие существа. Хотя задор в глазах Марго мне однозначно нравился, подначивал, даже искушал в какой-то мере.

– У меня к тебе безумно много вопросов, – чуть наклонившись, прошептал практически ей в губы. Она робко опустила ресницы, старательно избегая моего взгляда. Попыталась в очередной раз создать между нами дистанцию, да только куда здесь двинешься или убежишь? Позади стена, впереди я.

– У меня нет на них ответов, – сказала Рита, с ее губ слетел грустный вздох.

– Или ты не хочешь мне их давать, – прошептал, заправляя прядь волос за ушко девчонке.

Мне до чертиков хотелось снять с нее очки, приподнять подбородок и как следует рассмотреть все то, что упустил за эти годы. Например, ямочки на щеках или маленькую родинку на мочке уха. Сердце и без того ныло, а сейчас, когда мы находились столь близко, окончательно провалилось в пропасть. Я вернулся в детство, в наше бесконечное лето, когда для счастья достаточно было свободной качели на площадке или карамельного петушка на палочке.

Почему же ты тогда меня оттолкнула?

– У-у, – завыли за спиной знакомые голоса. Я громко цокнул, совершенно не радуясь появлению друзей. Неужели нельзя было погулять еще минут десять?

Рита увернулась от меня, нервно проводя ладонью по шее. Я же откинулся на спинку стула, смущать Романову интересней наедине, в иных случаях она покрывается непроницаемым панцирем.

– Мы вам помешали? – пропел Раевский, вальяжной походкой проходя на свое место.

– Мы можем погулять, – усмехнулся Юрка Конев, он учился не в нашем классе, но входил в число моих близких друзей. Не очень общительный, но довольно компанейский парень, а еще хороший защитник. Всех нас объединял баскетбол.

– Вы бы так на поле гуляли, – буркнул я, старательно переводя тему.

– А что не так на поле? – удивился Миша, попадаясь на крючок.

– А кто, поджав хвост, пропустил два очка в последнем периоде?

– Да, Михась, это было отстойно, – поддержал Юра.

Разговор плавно перешел в обсуждение игры, комбинаций, соперников. В кабинет начали возвращаться одноклассники: кто-то втиснулся в наш диалог, а кто-то с любопытством слушал истории великих «Воронов». Иногда я поглядывал боковым зрением на Риту, пока в один момент не заметил улыбку на ее губах.

Что-то екнуло, и я, вытащив телефон, написал ей сообщение. Марго потянулась к мобильному, глаза ее расширились, она осторожно глянула в мою сторону. В каждом движении девчонки прослеживалась неподдельная робость. И либо я окончательно отупел, либо мы оба хотели одного и того же: стать ближе друг к другу.

Надеюсь, в этот раз ты не столкнешь меня со скалы, Маргарита…

Остаток дня прошел довольно тихо: скучные темы на уроках, одноразовые разговоры и народ, чье внимание начинало напрягать. Мне хотелось уломать Риту на свидание, но одноклассники словно сошли с ума, окучивали нашу парту все перемены подряд. В итоге я упустил момент, когда Романова ускользнула из школы.

Но вечером, уже дома, валяясь на кровати после изнурительной тренировки, я напомнил девчонке о себе:

В.: «Не спишь, недотрога?»

Подождал минуты две и написал еще одно смс следом:

В.: «Что за игнор, я не понял? Вынуждаешь меня приехать по твою душеньку?»

Я сжимал телефон, прожигая экран и раздраженно дергая ногой. Девчонки не заставляют меня ждать, что за дела? Она ломает систему? И только спустя почти десять минут, ее величество соизволило ответить:

Р.: «Ты никак не успокоишься? Я была в душе, туда обычно с телефонами не ходят».

В.: «Очень даже ходят. Но ты еще маленькая, отложим эти откровения до лучших времен».

Р.: «Шестаков, что за пошлые намеки? Ты разучился разговаривать с нормальными девушками?».

Я засмеялся, перевернувшись на другую сторону подушки. За окном было темно, по подоконнику отбивал дождь, создавая какую-то особую атмосферу. Странно, конечно, умиляться глупой переписке. Но я так и представлял, с каким сарказмом она говорит эту фразу, как кривит губы и прищуривается.

В.: «Пошли в субботу или в воскресенье гулять? Научишь меня разговаривать с нормальными девушками».

Р.: «Я не знаю…»

Я задумался: что за неоднозначный ответ? Она хотела согласиться, но не могла, или это очередные игры в недотрогу? Проведя пальцем по подбородку, я напечатал сообщение:

В.: «Невозможно бегать вечно, Романова. Или есть что-то, чего я не знаю?»

Р.: «Ну… не все зависит от наших желаний»

Я задумчиво уставился в окно, вслушиваясь в шум дождя. Это ведь намек? Только на что она намекает? Родители не разрешат? Дядя Паша до сих пор точит зуб на моего отца, в этом что ли дело? Хотя, вполне возможно, он ведь не поздоровался тогда со мной, не посмотрел даже.

В.: «Но очень многое. Я могу как-то повлиять на твое решение?»

Р.: «Ты уже повлиял. Ладно, мне надо заниматься. Пока».

Несмотря на двоякий ответ, сдаваться я не планировал. На следующий день в очередной раз закинул удочку и снова получил «не знаю». Без всяких объяснений, что знатно бесило. С другой стороны, Рита с каждым днем становилась более разговорчивой: на переменах она уже без смущения поддерживала со мной диалог да и на сообщения отвечала бодрей, а писал я, как полагается, каждый вечер, иногда по утрам.

От наших переписок веяло чем-то теплым, иногда они перетекали в легкий флирт, в такие минуты я особенно вдохновлялся. Чувствовал – симпатия взаимная.

Конечно, в классе народ заметил мое внимание к Рите. В четверг она шла из столовой, я нагнал ее возле дверей в кабинет, и мы стали невольными свидетелями разговора ребят, вернее подслушали.

– Капец, Шест крутится возле этой очкастой деревенщины, – кинула Ленка с раздражением.

– Да он просто веселиться, нашел себе игрушку. Хотя странно, что такую, – выдала Оля. Я посмотрел на Марго, она сжала булочку в тонких пальцах, улыбка сошла с ее губ.

– А может, его на экзотику потянуло? – не унимались девчонки. Про себя я подумал, что экзотика – это Ильинская или Звягина, уж с кем с кем, а с ними я бы не лег в кровать ни за какие заслуги. Одна походила на здоровенного мужика, вечно посылающего флюиды, другая крутилась возле каждого второго. Серьезно, и эти двое еще смеют стебаться над Ритой?

Разговоры меня знатно зацепили. Обычно я более сдержанный в плане сплетен о своей персоне, вон про нас с Аленкой до сих пор языками чешут. Но Марго… мне никогда не нравилось, когда о ней говорили плохо.

Руки сами сжались в кулаки, и только я планировал сделать шаг, пройтись по этим выскочкам, как Романова меня остановила. Она ухватилась за край кремовой толстовки и посмотрела так, что я готов был кинуть весь мир к ее ногам.

– Думаю, у меня получится в субботу. Не очень долго, час или два, но получится, – произнесла Рита, выбив кислород из моих легких. А потом уголки ее губ приподнялись, и я окончательно растерялся.

– Что? – спросил полушепотом. Вдруг показалось.

– Если твое предложение все еще в силе…

– Конечно! – выдохнул я, громче, чем полагалось. В ушах звучал пульс, в теле откуда-то возникла небывалая легкость, словно я одержал победу в самой сложной игре, словно забил трёхочковый десять, нет, двадцать раз подряд. Мне хотелось подхватить Риту и закружить в своих объятиях, до того был счастлив услышать долгожданное «да».

– Ну… пошли на урок? – прошептала она смущенно.

– Ну пошли, – усмехнулся я, ликуя внутри.

Глава 34.1 - Рита

«Я бы хотел увидеть тебя на одном из матчей», – я перечитывала первое сообщение, которое он отправил мне еще в классе, и не могла перестать представлять себя, сидящей в огромном зале, среди толпы его поклонников. Ребята постоянно говорили, что Витя хорошо играет, они нахваливали его передачи, пасы, да я и сама видела тогда на площадке – перед кольцом он словно менялся, оживал. И если Шестаков пригласил меня на игру, значит, он, в самом деле, намерен вернуть наши теплые отношения. Как бы не было страшно прыгать в эту манящую бездну, я готова была рискнуть, даже против воли отца. Пусть мне и было до чертиков страшно.

Конечно, в школе не оставили без внимания резкую перемену в Витином поведении: теперь он пытался быть рядом, заводить разговоры, смущать. Последний пункт у него выходил лучше остальных, для этого не надо было особо стараться. Логичное дело, девчонки недоумевали, как это серая мышка и Мистер Популярность общаются? Невозможно – твердили завистливые голоса, стараясь уколоть побольней.

С одной стороны, мне было не очень приятно слушать грязные фразы в свой адрес, с другой – они меня совершенно не касались. Весь мир терялся на фоне беспредела в нашей семье и ловушки, в которой я оказалась.

Однако Шестаков злился, и если в первый раз я смогла удержать его от скандала, согласившись пойти гулять, то в пятницу после уроков он все же высказался. Ленка откинула пошлую шуточку в мой адрес, и, к сожалению, это произошло, когда Витя спустился в гардеробную. Ох, и прошелся он по всем недостаткам девчонки! Так разошелся, что я перестала узнавать в горячо любимом человеке того самого парня. Шестаков умел быть не только добрым, но и чертовски злым.

Силой вытащив его на улицу, я осторожно спросила:

– Ну зачем ты так с ней?

– А что, я должен теперь этот цирк? – крикнул он, под кожей на скулах парня забегали желваки. Мы стояли на улице, под козырьком крыши, с неба срывался дождь, морозный колючий ветер заставлял ежиться, а Витя был в расстегнутой кожанке. Всегда он такой, заботясь о ком-то, забывает о себе.

Я сделала шаг, сокращая расстояние, ухватилась за обе стороны распахнутой куртки и начала застегивать бегунок.

– Что ты делаешь? – спросил Шестаков, голос его смягчился, в нем больше не звучали нотки агрессии. Я подняла голову, замечая, как на лице парня сверкнула улыбка. Однозначно ему больше шла доброта, нежели замашки дьявола.

– Отвлекаю тебя от плохих мыслей, – ответила, густо краснея. Его ладони будто случайно оказались на моей талии, а от этого взгляда, полного желания, у меня перехватило дыхание.

На мгновение я оторопела, разглядывая Витю, отчего-то он показался мне таким красивым, как никогда прежде. Высокий, широкоплечий, до ужаса уверенный в себе, а эти глаза цвета морской волны так и затягивали в свои пучины, заставляя тонуть без остатка.

– Какой интересный способ, однако, – прошептал Шестаков, облизнув губы. Они у него были изогнутые, чувственные, будто манили совершить самый большой грех в своей жизни.

– Может, уже отпустишь меня? – смущенно проронила я, хотя мне хотелось обратного: остановить время, запечатлеть этот момент в памяти, а лучше постоять вот так еще немного.

– А если нет? – игриво ответил Витя. Взгляд его скользнул ниже, замирая на моих губах. Я окончательно смутилась, кожа горела, нет, полыхала диким пламенем, а он продолжал нагло разглядывать меня, изучая сантиметр за сантиметром.

– У тебя нет выбора.

– Какие серьезные заявочки, Романова, – усмехнулся Шестаков. И пусть он мне не поверил, выбора у него на самом деле не было, потому что за окном мелькнул силуэт тренера баскетбольной команды, а в следующую минуту мужчина уже распахнул дверь, вырастая за нами.

– Шестаков, – послышался мужской голос. – Через пять минут тренировка, я не понял, ты почему до сих пор в одежде?

– Рано еще щеголять голенькими, – прыснул Витя, за что получил тычок в бок.

Ну что за двусмысленные намеки? И откуда только у парней в этом возрасте вечные шуточки на одну и ту же тему?

– Шестаков! – крикнул тренер. – Кончай девчонкам мозги пудрить, быстро в раздевалку!

Витя пожал плечами, а я, пользуясь моментом, увильнула от него, устремляясь к школьным воротам.

В мыслях была только суббота и свидание, которого я ждала больше, чем окончания школы. Боялась, конечно, вдруг сорвутся планы, папа заболеет или ему смену поменяют. Я и согласилась-то, потому что отцу чуть сдвинули график. На работе у них уволился сотрудник, папу ставили хаотично на дежурства, в этот раз удача оказалась на моей стороне. Узнай он, что я иду куда-то с Витей, даже представить страшно, чем бы все обернулось. Порой мне казалось, родитель в своих методах воспитания не постеснялся бы и мать. Хотя до сих пор сдерживался.

В субботу утром Шестаков прислал сообщение, что будет ждать у входа во двор в половине пятого. У меня был вагон времени превратиться из девушки в мешковатой одежде в нормальную, с кем не стыдно выйти в свет.

Тут уж спасибо Наташке: она выдала свои джинсы, темно-зеленый джемпер, облегающий фигуру. Волосы решили не распускать, на улице моросило, толку от прямых не было, зато макияж нанесли: легкие коричневые тени, подводка и тушь придали глазам выразительности, а тинт на губах – припухлость. Взглянула я на себя в зеркало и охнула – другой человек.

– Обалдеть, – заключила Краснова, разглядывая меня. Если бы не отец, я бы могла выглядеть так каждый день. Хорошо еще синяки зажили, можно не переживать на этот счет, мало ли рукав закатаю, а там такое.

– Спасибо, Нат, – улыбнулась я, приобняв подругу.

– Шестаков твой умрет при встрече. Господи, я хочу видеть его реакцию! А-а-а! Это будет бомба! – хихикала Краснова, любуясь своей работой.

– Рано ему умирать, да и он не мой, – смущенно прошептала, поправляя косички.

– Ага, пусть сначала отработает, – прыснула Наташка, заставляя меня покраснеть до корней волос. Вот же неугомонная!

А уж как я выходила из подъезда – отдельное шоу. Сначала выскочила Краснова – на разведку, так сказать. Она осмотрела территорию, в особенности на наличие местных бабушек, которые, к счастью, из-за погоды сидели дома. И отрапортовав, проводила меня до ступенек: мы прошли возле стенки, прячась за высокими кустами, нет-нет да оглядываясь. Кто бы увидел, покрутил пальцем у виска. Но для меня главное было не попасться маме на глаза, да и про отца мысли не выходили из головы: казалось, он как нагрянет сейчас, как поймает и поминай потом. Одним словом – нервничала я жутко.

Однако стоило только увидеть Шестакова, стоящего возле фонарного столба, сердце расцвело подобно весеннему цветку. Реакция Вити последовала моментально: он открыл рот, потом, правда, поспешил закрыть его, но взгляд не отвел. Господи, а как переливались его глаза, будто раскинулось звездное небо! Я так и спускалась по ступенькам под пристальным надзором в пальто Наташки, словно шла на свой первый бал.

Остановившись напротив Вити, заметила, как он сжал шлем в руках, неужели занервничал? Или я перестаралась со сборами? Пульс зачастил, я взволнованно притупила взгляд, хлопая ресницами.

– Рита, – произнес Шестаков, заставляя поднять голову. Ох, ну разве можно так смущаться? Как будто мы первый день видимся. Но нет, стоило только засмотреться друг на друга, как щеки вспыхнули с новой силой.

– И тебе привет, – проронила тихо я.

– Ты… – он помялся, заставляя пожалеть обо всем, и, в частности, о перевоплощении.

– Я не…

– Красивая, – сказал, наконец, Шестаков. Сердце мое, наверное, в ту секунду совершило кульбит, а затем пустилось в дикий пляс.

– Долго ты подбирал подходящее слово, – сказала уже чуть решительней.

– Просто засмотрелся, – теперь уже и Витя вернулся в свою обыденную колею, одарив меня теплой улыбкой. – Поехали? А то холодно, а нам еще добраться до кинотеатра надо. Я взял билеты, подумал, чего мерзнуть на улице.

– Поехали? Ты имеешь в виду… на нем? – сглотнув, уточнила я.

– Ну да, или за прическу переживаешь? – усмехнулся Шестаков, протягивая мне шлем. Я потопталась на месте, и пусть было немного страшно, отказываться не планировала. Хоть какие-то яркие впечатления должны же остаться из юности, пусть это будет поездка на мотоцикле.

– Я никогда не ездила на таком транспорте, надеюсь, будет не очень страшно и холодно.

– Это очень страшно и очень холодно. Но так уж и быть, потом я тебя обязательно согрею.

Поборов очередную волну смущения, я выхватила шлем из его рук и натянула на голову. Не знаю уж, сколько было градусов на улице, но мне хотелось скинуть шарф, казалось, кислорода чертовски не хватает.

– Как на него садиться? – спросила, оглядывая мотоцикл. Он выглядел внушительно: черно-синяя дерзкая окраска, дисковая подсветка. Казалось, этот байк был создан для гоночных трасс, а не для городских прогулок.

Витя обошел мотоцикл, перекинул ногу через седло, одной ступней оперся о бордюр, другую поставил на черную подножку. Видимо, теперь был мой черед седлать этого железного коня. Я сглотнула, не зная как подступиться, интуитивно ухватилась за локоть Шестакова, сжав крепко часть кожаной куртки, затем кое-как уселась.

– Держись крепче, Рита, – скомандовал Витя, и в ту же секунду раздался рев двигателя. Испугавшись, я прижалась к Шестакову, обхватив его за талию руками. Сердце готово было вырваться из груди, его гул заглушал поток мыслей у меня в голове. А когда мы сорвались с места, я зажмурилась, в надежде перестать бояться.

Резкий поток морозного ветра коснулся моих рук, ног, проникая даже под одежду. Мотоцикл вдруг повело вправо, настолько низко, что я едва не попрощалась с жизнью, однако уже через пару секунд мы выровнялись. Осмелев, я открыла глаза и, случайно заметив стрелку на спидометре, тихо ахнула. Вот это скорость…

Мы проскакивали мимо машин, словно неуловимый ворон. Это было безумно страшно, особенно возле газелей или больших внедорожников. Но с другой стороны, я вдруг ощутила прилив адреналина, словно, что мы находились где-то между землей и космосом: время остановилось, и за нашими спинами выросли крылья.

Губ коснулась улыбка, а чувство свободы заполнило легкие. Широкая спина Вити, срывающаяся с неба морось, колючий ветер и яркие вспышки фонарей на вечерней трассе – невероятно.

Мне так понравилось, что когда пришла пора оставлять мотоцикл в гордом одиночестве на парковке, сделалось немного грустно.

– Было страшно? – спросил Витя, кликая сигнализацию. Мы двинулись в сторону дороги, подождали пару минут, затем быстренько перешли и нырнули в теплый полупустой холл кинотеатра.

– Нет, – честно призналась я. – Было круто.

– Да ты разбиваешь мои стереотипы, Романова, – улыбнулся Шестаков, проходя мимо кассы сразу к буфету. Я вдохнула сладкий карамельный запах, что витал в воздухе.

Витрина переливалась от подсветки, завлекая разными вкусами попкорна: тут тебе и с сыром, и соленый, и сладкий, даже с беконом. Рядом висели разные чипсы, сухарики, шоколадные батончики, маршмеллоу. Глаза разбегались от стольких вкусностей.

– Тебе соленый попкорн и колу? – спросил Витя. Я глянула на него удивленно, поражаясь тому, что он помнит. В детстве нам редко покупали подобные изыски, но если уж предоставлялась возможность, я всегда брала соленый попкорн и сладкую воду. Странно, скажете вы, но сердце екнуло, изливаясь теплом. Когда люди, несмотря на разлуку, продолжают помнить о вкусовых предпочтениях – это говорит о многом. Для меня уж точно.

– Да, – кивнула, не сдержав улыбки. – А ты орешки острые будешь?

– Ага, и колу, – он тоже улыбнулся. Что ж, кое-что между нами все-таки осталось. Воспоминания.

Я вытащила кошелек из кармана Наташкиного пальто, но Витя опередил, расплатившись за нас обоих картой. Мне сделалось неловко, вроде, и протягивать деньги ему неудобно, но и брать чужое не могу. Он ведь не обязан…

– Что за лицо, как будто таракана увидела? – Шестаков в одной руке держал ведерко с попкорном, в другой орешки, а вот напитки предстояло взять мне.

– А тут водятся тараканы?

– Можем организовать, если они заставят тебя улыбнуться.

Вместо ответа я запихнула кошелек обратно и постаралась особо не напрягаться, в конце концов, сегодня такой прекрасный вечер. Не о деньгах же думать. Потом обязательно сочтемся.

Глава 34.2 - Рита

Шмыгнув в зал в темно-бордовых тонах, мы уселись на центральные места, и нет, это был не последний ряд. Зрители медленно подтягивались, но не особо шибко, словно сегодня все предпочли остаться дома или прогуляться на свежем воздухе.

– Надеюсь, это не ужастик, – произнесла, снимая пальто. И в тот момент, когда я повернулась к Вите в новом, так сказать, образе, он снова замер. Взгляд его потемнел, будто наполняясь неподдельным интересом, необузданным желанием.

Я уже хотела сесть обратно на кресло, как в соседний ряд прошла мужская компания. Один из незнакомцев остановился, не доходя до наших мест, зачем-то улыбнулся мне и махнул рукой. Я невольно отвела взгляд, внимание неизвестного, вроде, и льстило, но от него сделалось не по себе.

Витя тоже оглянулся, губы его свелись в тонкую нить.

– И тебе привет, добрый самаритянин, – кинул Шестаков, судя по всему тому парню, махнув ему в ответ рукой.

Я не особо понимала, что происходит, но все-таки поспешила сесть, тем более свет потихоньку начал затухать. Взяв с пола ведерко с попкорном, глянула на Витю и тихо спросила, любопытно же:

– Твой друг?

– Нет, – спокойно ответил он, расставив широко ноги.

– Понятно, – прошептала. Я, конечно, не самая глупая девушка в мире, но резкую перемену настроения понять не смогла. Мне хотелось продолжения сказки, улыбок, веселых диалогов, а не давящей атмосферы, словно я совершила какое-то противозаконное действие.

Чтобы исправить положение, я искренне пыталась задавать Вите всякие вопросы, все равно пока шли трейлеры будущих новинок, в некоторых моментах даже пробовала шутить, но вышло настолько нелепо, самой сделалось стыдно. Однако Шестаков не спешил возвращаться в прежнее русло, он односложно отвечал, а то и вовсе никак не реагировал.

В итоге просидели мы два часа в полном молчании, хотя, как еще можно сидеть в кино, спросите вы? И если люди в зале поняли, о чем был фильм, я же вышла в абсолютном неведении: ни одного кадра не запомнилось. Так и сидела как на иголках, не понимая, почему Витя вдруг выпустил колючки.

После сеанса в узком коридорчике, ведущем из зала в холл, мы вновь столкнулись с теми парнями. В этот раз никто никаких действий не предпринял, они молча прошли мимо. И тут случилось чудо, не иначе: Витя внезапно оживился. Подменили его что ли на время сеанса?..

– Как тебе фильм?

– Ого, кто заговорил, – не удержалась я, накидывая пальто в шумном коридоре.

– А ты истосковалась по моему голосу? – дразнящим тоном произнес Витя, улыбнувшись.

– Хуже, – постаралась отшутиться я. Хотя с шутками дела у меня обстояли из рук вон плохо. – Я решила, что тебя похитило НЛО, и весь сеанс размышляла, как тебя вернуть на землю.

– А я ошибочно полагал, что твое внимание занял кое-кто другой, – сказал Шестаков, любезно открывая передо мной дверь на улицу.

В лицо ударил морозный ветерок, однако я все равно не удержалась, подставила ладонь, устремляя взгляд на небо. Капельки дождя в свете фонарей походили на маленькие звездочки, что вот-вот усыпят дорогу. Зима подкралась незаметно, до Нового года оставались считанные деньки. Скоро пробьют куранты, оставив позади еще один год. Скоро закончится школа, скоро закончится бесконечная несправедливость.

– Так красиво, может, прогуляемся? – предложила, сама от себя не ожидая. Домой не хотелось возвращаться, да и не так уж холодно было на улице. А может, это все Витя, рядом с которым я вновь ощутила себя беззаботным ребенком.

– Я только за, пойдём в парк, там поднимемся на смотровую площадку.

– Пошли, – кивнула. И мы двинулись вдоль тропинки.

Я засунула руки в карманы пальто, вспоминая, как тепло было гулять в шапке и шарфе. Эх, красота требовала жертв, холодных жертв. Витя шел рядышком, тоже пряча руки в карманах куртки. Тайком я глянула на него – такой высокий и мужественный, уже совсем взрослый.

Мелькнула грустная мысль – мы упустили целую жизнь, столько важных событий: старшие классы, его первые соревнования, первая победа и даже первое свидание.

– Осторожно, – неожиданно ворвался голос Шестакова, когда мимо нас пронеслась черная иномарка. Он успел схватить меня за локоть, не дав сделать шаг на дорогу.

– Я задумалась немного.

– Да это он, дебил, был бы на байке, догнал бы его, – буркнул Витя.

– Пошли, светофор загорелся.

Перейдя дорогу, мы оказались на бульваре, вдоль которого стояли разнообразные арки. Свет от фонарей освещал тропинку, а туман настойчиво погружал город в свои сети. Людей было не особо много, даже напротив старинного здания, возле которого летом толпятся туристы, сегодня стояла тишина.

Мы прошли мимо памятника и двухэтажной кофейни, и начали подниматься на смотровую площадку. С каждым шагом город будто погружался в безмолвие, бесконечную вечность. Казалось, вокруг никого, казалось, время замерло, и только два человека идут навстречу звездам.

– Красиво так, – выдохнула с улыбкой я, оглядывая темные улочки и высокие ступеньки.

– А помнишь, как мы снеговика слепили однажды во дворе? – спросил неожиданно Шестаков, вскинув голову к вечернему небу.

– Мы много раз лепили, или ты про того, на которого ушла последняя морковка?

– Мать тогда меня чуть не убила, – с какой-то ностальгией в голосе произнес Витя.

– Она может тобой гордиться, ты отлично умеешь воровать морковку.

– Ей все равно, – задумчиво протянул Витя. Мне показалось, фраза прозвучала с нотками обиды и безысходности. Я и позабыла, что его родители развелись. В груди кольнуло чувство вины за то, что не была с ним рядом в тот момент, что не поддержала.

Если бы я только знала заранее… я бы отложила важный разговор, я бы сбежала из дома, я… Я была безумно виновата перед Витей! И хотя в моей жизни происходили тоже далеко не радостные события, но в сердце всегда жил образ мальчика, которого любила всем сердцем. Он не давал мне сломаться.

А кто был рядом с Витей? Кто его поддержал?

– Вы не общаетесь? – тихо спросила, боясь задеть или причинить боль своим вопросом. Мы остановились на первом подъеме, отсюда открывался потрясающий вид на горы, золотые купола новенькой церкви и крыши санаториев.

– Не-а, да и смысла нет. Мать ушла, потому что сама так захотела. Да и мне плевать на нее, подумаешь, – губ Вити коснулась грустная улыбка.

Сердце сжалось, а потом, видимо, случился порыв, рвущийся из глубины души, вихрь, что так долго ждал своего часа. Я не сделала этого много лет назад, но могу сделать сейчас: не отдавая отчет своим действиям, подошла к Шестакову, обхватила его за локоть, прижимаясь грудью.

– Бывает, кого-то нет рядом, но это не значит, что эти люди о тебе не думают, – произнесла, поджав губы. Глаза защипало от слез, но я сглотнула, часто моргая. Мне было безумно жаль потраченных лет, безумно жаль, что нам пришлось разлучиться из-за моего отца.

Витя склонил голову, внимательно всматриваясь в мое лицо: он будто не дышал, пытаясь разглядеть за моей маской упущенный фрагмент мозаики.

– Рита, – прошептал томным, до ужаса родным и теплым голосом Шестаков. И я сама вдруг перестала дышать, казалось, малейший вздох спугнет ту магию, что между нами появилась. – Ты ведь придешь на мой следующий матч?

– Обязательно, – улыбнулась тоскливо в ответ. Я едва не плакала, переполненная эмоциями. Витя убрал руку, к которой я прильнула, всего на секунду отдаляясь, затем подался навстречу и притянул к себе, крепко обняв.

Его ладони оказались у меня на талии, его дыхание коснулось моей шеи, а запах цедры с нотками бергамота вскружил голову. И я поддалась слабости, своим чувствам, обвила руками талию Шестакова, позволяя себе вновь стать той самой Ритой, о которой давно позабыла. Его Ритой.

– Я скучал по тебе, – прошептал Витя, заставляя табун мурашек стаей пронестись вдоль позвонка. Всего три слова, таких обыденных, простых, но сколько в них было заложено чувству – целая вселенная, бесконечная, без конца и края. В них были мы, в них была вся я без остатка.

– Я тоже, – смущенно проронила, боясь, что мое признание может разрушить волшебную сказку, карточный домик, который мы построили этим прекрасным вечером.

– В этот раз поверю на слово, – томно протянул Витя мне на ушко, щекоча дыханием шею.

Он отпустил меня с неохотой, а может, мне лишь показалось. Однако когда наши взгляды в очередной раз встретились, ноги едва не подкосились. В глазах парня, от которого лихорадило сердце, горело не просто желание, там поселилась надежда на нечто большее. Его взгляд скользнул к моим губам, заставляя в очередной раз смутиться.

В моей жизни не было поцелуев, объятий, заветной близости. Я могла только предполагать, что в таких ситуациях нужно закрыть глаза и позволить всему случится самостоятельно. Но божечки, как же было страшно, как безумно трепыхалось сердце под ребрами, переживая, что могу оступиться.

– Я загадал желание, – произнес Витя, делая шаг в сторону от меня. Он поднял ладонь, ловя маленькие капли дождя, затем сжал пальцы в кулак.

– Какое?

– Если ты не исполнишь его, я перестану верить в Деда Мороза, – с усмешкой заявил Шестаков.

Я тихо прыснула, вспоминая эту реплику. Он так говорил еще в детстве, хотя, на самом деле, лет с пяти уже не верил ни в какого доброго деда с красным мешком.

Однако продолжал мечтать, ведь все мы продолжаем это делать, несмотря на возраст. Витя никогда не признавался в этом, наверное, даже самому себе. И о своих желаниях никому не рассказывал, но мне таинственным образом удавалось узнать, чего бы он хотел.

В отличие от многих, Шестаков загадывал вполне осуществимые вещи, вроде пикника на склоне неподалеку от наших многоэтажек, гонок на санках или булочек моей мамы. Для нас Новый год был особым праздником.

– Надеюсь, ты мне поможешь исполнить твое желание, из меня нынче плохой Дед Мороз.

– Конечно, – улыбнулся Витя, переводя взгляд с неба на меня. – Поехали домой, у тебя вон уже нос синий.

– Нормально у меня все, – прошептала, вытягивая губы рыбкой.

– Синий, синий.

– Нормальный он, – прикрикнула достаточно громко, домой ехать совсем не хотелось, пусть и время поджимало, да и на улице становилось холодней.

– Ну хочешь, поехали ко мне? – выгнув бровь, дразнил Витя. Его губы растянулись в игривой полуулыбочке, заставляя меня густо покраснеть. Скрестив руки на груди, я поспешила отвернуться. Дурацкие намеки. Божечки! И когда он успел так повзрослеть…

– Обойдешься, дома меня ждет… моя любимая подушка и горячий чай. Поехали, – засуетилась я, затем резко развернулась на пятках и засеменила вниз, к ступенькам.

– Вредина, – прилетело мне в спину.

– Сам такой.

Глава 35 - Рита

Домой мы доехали быстро, но еще почти тридцать минут стояли у входа во двор, находя разные причины задержаться подольше. Витя шутил, рассказывал про соревнования и его мечты переехать за границу, серьезно уйти в спорт. В тот момент, когда он говорил о баскетболе, я видела неподдельный огонек, что шел прямиком из сердца. Однозначно из Вити выйдет отличный игрок. Эта мысль немного кусала, словно отрезвляющая пощечина, возвращала в реальность, в которой для меня не было места.

– Я тебя уморил скучными разговорами? – спросил Шестаков, замечая мой поникший вид. Вместо ответа я натянула улыбку, стараясь выкинуть плохое из головы. В конце концов, будущее невозможно предсказать, мы создаем его сами, как бы банально это не звучало.

– Мне уже пора, – произнесла я и только собралась уходить, как Витя ухватил меня за руку, рывком дернув на себя.

В долю секунды его губы оказались на моей щеке, коротким поцелуем обжигая кожу. Не передать словами, насколько быстро забилось сердце, не найти ответа на вопрос, куда подевалась сила в ногах. Я медленно таяла в объятиях Вити, желая остаться с ним навсегда.

– Пока, – шепнул он мне на ушко, теперь уже окончательно позволяя уйти. А как идти-то, когда земля плывет, когда перед глазами тот еще туман? Но идти надо было, оставалось только надеяться, что я не навернусь на ступеньках, доползу до подъезда, а там можно выдохнуть и дать волю эмоциям.

– Пока, – кинула робко на прощение.

Каким-то чудом добежала до первой лавки на детской площадке, затем шмыгнула в сторону первого подъезда, прячась за кустами. Господи, шоу продолжалось, но, к счастью, темнота была моим товарищем – помогла остаться незамеченной.

Переодевалась я тоже в подъезде, мы с Наташкой спрятали сменные вещи на пятом этаже, в каморке, куда строители складывали инструменты для ремонта крыши. Переодеваться было неудобно: из окон задувало, рядом квартиры, и кто-то из жильцов вполне мог в любой момент нарисоваться здесь. Но другого выбора не оставалось, прийти домой в Наташиных вещах я не могла: лишние вопросы от матери, ненужный скандал, трата нервов. Нет уж, лучше тихо, оглядываясь, зато сон спокойным будет.

Сменные вещи я закинула обратно в наш тайник, завтра Краснова заберет свое добро, а мне предстоит придумать ей тысячу благодарностей за превращение девушки-мешка в нормальную девушку.

Спускалась на свой этаж я в обычной одежде и домой проскочила в ней же. Мать, правда, к моему удивлению, устроила допрос, мол, как погуляли, где были, чего так долго. Но я стойко выдержала, выдав вполне логичную ложь, затем умчалась к себе в спальню, смаковать воспоминания о прогулке с Витей.

А ближе к ночи от него пришло сообщение:

В.: «Давай завтра увидимся?»

Вот так запросто взял и написал, мне бы его бесстрашие. Да и увидеть Шестакова жуть как хотелось, взять снова за руку, утонуть в бездонных глазах, услышать согревающий голос. Однако у отца в воскресенье был выходной, так что счастью не дано было сбыться.

Р.: «Не смогу, к сожалению».

В.: «Вообще без вариантов?»

Р.: «Вообще»

В.: «Я придумаю отменное наказание для тебя за отказы. Имей в виду».

Я тихо прыснула, накрываясь с головой одеялом. Губы сами растянулись в улыбке, а уж что творилось в моей груди и мыслях, говорить стыдно. Кажется, там ожили бабочки.

Мы еще немного поболтали через смс, затем попрощались, и я уснула блаженным сном. Пожалуй, давно так не спала, словно впервые ощутив свободу и уверенность в том, что завтрашний день обязательно принесет много хорошего. Витя творил невероятные вещи: превращал сказку в реальность.

В воскресенье вернулся отец с работы, уставший, без настроения, то и дело к чему-то придирался. Заставил нас с мамой снять занавески, якобы они были пыльными, что для Моти вредно. Ради братика я была готова на все, включая ужасные занавески, снимать которые да и вешать, люто ненавидела.

Зато Матвею нравилось играть с крючками: он подкидывал их вверх, хлопая в ладошки. Папа пытался у него забрать новые игрушки, но Мотя начал реветь, отталкивал отца, яро выражая протест. В такие минуты он походил на самого обычного ребенка, у которого нет проблем со здоровьем. Мне безумно хотелось, чтобы брат поправился и всегда оставалсяулыбчивым, смотрел с этими неподдельными искорками в глазах, что сияли ярче звезд. Однозначно Матвей был вторым человеком, которого я любила больше жизни. Первым всегда оставался Витя.

Закончив с уборкой, мы занялись ужином, а папа уснул в комнате на диване. Я, улучив момент, шмыгнула к себе и вытащила телефон из ящика. Хотелось узнать, не писал ли Шестаков. Нет, я понимала, он не обязан писать, да и наверняка у него дел своих полно, плюс тренировки никто не отменял, однако сердечко тянулось, требовало своей дозы, и когда на экране отразилось входящее сообщение от Вити, я едва не пискнула от радости. Хорошо, успела зажать рот ладонью, иначе точно бы сорвалась.

В.: «Привет, я наконец-то могу выдохнуть… Рыжов нас загонял, кажется, мои ноги перестали быть моими. Как твои дела, как прошел день?»

Р.: «В бесконечной уборке, сейчас готовим ужин. Привет, кстати».

В.: «Ужин?»

Я тихо выдохнула, перебирая варианты, почему он спросил про ужин. В каких Витя отношениях с отцом, я не знала, ну а про мать поняла – там все глухо как в танке. Возможно, Шестаков отвык от домашней кухни, возможно, ему никто не готовил. И мне вдруг захотелось удивить его, сделать что-то очень вкусное. Я была не мастером, но вполне могла бы попробовать сварганить что-то простенькое, типа блинчиков с мясом или горячих сэндвичей. Решено! Сделаю на всех и два стащу в школу. Никто не узнает.

Вите об этом я говорить не стала, зачем портить сюрприз.

Р.: «Ага, ужин. Ты уже ужинал?»

В.: «Не-а, надо в магазин сходить или заказать пиццу. А может, мне напроситься к тебе на ужин, Романова?»

Эх, хотелось, конечно, согласиться, но не с моими родителями. Папу хватил бы инфаркт, увидь он Витю на пороге нашего дома.

Р.: «Как-нибудь обязательно. Отдыхай, я пойду помогать маме».

В.: «Напиши или позвони, как освободишься. Иначе я умру от скуки…»

* * *

На следующий день в школу я шла в особенно приподнятом настроении, ведь почти всю ночь мы переписывались с Витей. Расставаться с телефоном было особенно сложно, словно отрывала часть себя. А ведь раньше такой физической тяги к девайсам не замечала. Вот что любовь делает, товарищи…

А уж когда Шестаков подловил меня в гардеробной, в очередной раз нагло чмокнув в щечку, я окончательно поплыла от потери рассудка и всего, что там теряют обычно в таких случаях. Да, этот его дружеский жест не остался без внимания, несколько наших одноклассников не просто заметили, а начали шептаться. Подружка Смирновой оказалась самой смелой, озвучила достаточно громко свои мысли насчет наших отношений с Витей:

– Кого-то на экзотику потянуло, проблемы со вкусом налицо, – с присущей брезгливостью в голосе заявила девчонка.

И прежде, чем Шестаков разразился ругательствами, а он, скажем так, реагировал особенно остро на подобные колкости в мой адрес, я поспешила ответить:

– Многие так переживают о своей внешности, что о мозгах забывают, – будничным тоном сказала, вешая куртку на крючок. – В некоторых случаях они бы не помешали.

– Как я люблю это, – прыснула истерично блондинка, скалясь с неподдельной враждебностью.

Да уж, люди не ожидают, что молчаливые невидимки умеют давать сдачи, думают, если человек молчит, то делает это из-за страха. Нет, увы, это далеко не так. Просто прекрасно понимаешь, что сражаться в одиночку против стаи – заведомое поражение, поэтому и выбираешь молчаливый уход в тень. Но сейчас на кону была не я, а Витя. Больше всего на свете мне не хотелось создавать ему проблем, ссорить с ребятами, с которыми он общался все одиннадцать лет. Я и так чувствовала себя в какой-то степени виноватой, будто забираю Шестакова у них.

– Милана, милая, вернись на землю, пока я тебя сам не спустил, – прорычал Шестаков, скрепя зубами.

– Господи, Шест, да ты глянь! – взывала девчонка пуще прежнего. Ее пунцовые щеки так и полыхали от раздражения. – Такие всегда притворяются невинными овечками, а вы, мужики, на них ведётесь, бросая настоящих девушек.

– Настоящих? Ты-то здесь у нас настоящая? – прикрикнул Витя.

– Разицкая! – вдруг раздался знакомый голос за нашими спинами. Я оглянулась и вмиг растеряла все слова, замечая Алену. Глаза ее, словно огненные стрелы, готовились сжечь все, включая горе-подругу.

Походкой королевы Смирнова скользнула мимо нас, а потом схватила под руку эту самую Милану и практически силой потащила вдоль коридора. Мы с Витей последовали их примеру, только двинулись на наш этаж под молчаливые взгляды ребят, что продолжали толпиться в гардеробной.

Не дойдя до нужного кабинета, Витя внезапно остановился, нашел мою руку, сплетая пальцы. Он наклонился, и я ощутила сбивчивое дыхание, тепло исходящее от парня. Между нами были считанные сантиметры, сердце едва не остановилось от нахлынувших чувств. Казалось, мир сузился до одного человека. И вот опять эта неконтролируемая магия, что исходила от Вити: он умел уносить в далекие дали, умел растворять в потоке бесконечно падающих звезд.

– Никому не позволю тебя обижать, слышишь? Если хоть кто-то… – оборвал себя Шестаков, щекоча дыханием мои губы. – Обязательно скажи мне, ладно? И да, это было круто. Мне нравится, когда ты показываешь зубки.

– Значит, тебе нравятся плохие девочки? – смущенно прошептала, поражаясь тому, что открыто с ним заигрываю.

– Нет, мне нравишься…

– Шестаков, Романова! – за одно мгновение голос классной разбил магию и фразу, которую мне до чертиков хотелось услышать. Умеют же люди! Ох…

Глава 36 - Рита

Вместо первого урока математики нам поставили классный час. Наталья Егоровна именно для этой цели выхватила Витю из моих объятий, хотя это были далеко не объятия, просто сводящая с ума близость, и попросила его помочь принести какую-то коробку в кабинет. Шестаков адресовал мне блестящую улыбку и помчался выполнять поручение. Как мы позже узнали, в заветной коробочке хранились новогодние украшения.

Собственно, это была одна из задач классного часа: навести порядок, повесить дождик – подготовиться к дискотеке, которая по традиции проходила в последнюю пятницу декабря. В этом году день выпадал на двадцать шестое число.

Ребята радостно загомонили, по кабинету пронеслась волна возбужденного шепота, а кто-то и вовсе включил громкость на полную мощь. Кажется, меня одну не особо радовало предстоящее веселье. Почему, спросите вы? Наверное потому, что я туда не попаду. Отец по графику отдыхал в эту пятницу, соответственно, “отдыхала” и я.

И, пожалуй, как любой девушке, мне безумно не хотелось отпускать Витю одного на дискотеку, где однозначно будет Алена в ослепительно сексуальном платье. О других девчонках и разговора нет, все на подобное мероприятие планировали подготовиться по полной программе, судя по разговорам.

Однако Шестакову о своей ревности и собственнических порывах говорить я не спешила, да и зачем? Он взрослый самостоятельный парень, и не вокруг одной меня вертится его вселенная.

Эти мысли каруселью проносились в голове, забирая хорошее настроение. Я даже забыла про блинчики, которые упаковала в контейнер для Вити с утра пораньше. Вспомнила о них только на выходе из школы. Оглянулась на пустой коридор, Шестаков уже был на тренировке, а заявляться туда с таким сюрпризом мне было немного стыдно.

Я уже думала выбросить коробочку, как заметила Андрея Игоревича Рыжова, тренера баскетбольной команды. С ним лично мы были незнакомы, но внешне мужчина не отталкивал, хоть и казался строгим. Поэтому, набрав полные легкие решимости, поспешила перехватить Рыжова в коридоре, в буквальном смысле выросла у него на пути.

– Здравствуйте, Андрей Игоревич, – достаточно громко отчеканила, смотря прямо в глаза напротив. Он прищурился, пробежав по мне цепким взглядом, затем склонил голову набок и поздоровался в ответ:

– Добрый день. Чем обязан?

– Я хотела передать Вите, но не успела, у него тренировка началась. Не могли бы вы… – на этих словах я вытащила из рюкзака контейнер и протянула Рыжову, скорчив максимально жалостливую моську.

– Им печеное есть вредно, – помялся мужчина, разглядывая содержимое прозрачной емкости.

– Там всего два штуки, я сама приготовила на сухой сковородке. Они не жирные, внутри курица. Честно! Но если нельзя, тогда это вам, – выдала, не придумав ничего лучше. Впихнула в руки Андрею Игоревичу блины, он аж опешил от такой наглости, кажется, и, не дожидаясь его реакции, развернувшись на пятках помчалась к выходу.

Оказавшись дома, первым делом плюхнулась на кровать, зарывшись в подушку.

Почему всем вокруг можно быть нормальными, а мне приходится изворачиваться, чтобы стать хотя бы на шажочек ближе к заветной вершине?.. Говорят, в жизни существуют весы справедливости, недоборы и переборы уравниваются. Однако в моем случае на второй чаше был только Витя.

Я пыталась себя утешить аргументом, что у кого-то и такого не было, сплошная серая полоса. Мне грех жаловаться. Но внутри назойливый червяк все равно кусал.

Вот стукнет восемнадцать, сбегу из дома, и плевать на родителей. Наташка же стремиться к свободе, мы могли бы стремиться к этому заветному огоньку вместе. Я ничем не хуже.

А вечером мне позвонил Витя. Я, двигаясь на цыпочках, прикрыла дверь в комнату, боясь вызвать малейший скрип или шорох. Открыла шкаф, ну, вариантов больше не было, и залезла внутрь, накинув поверх еще и одеяло. Отец лежал за стенкой на диване, не дай бог услышал бы разговор, разразился бы скандалом или чем похуже.

С замиранием сердца приложила телефон к уху и тихим голоском ответила на входящий:

– Привет.

– Рита, это просто космос! – звонкий голос Шестакова разлетелся эхом, заставляя улыбнуться.

– О чем ты?

– О блинчиках! Это нереально, мне очень понравилось! Я готов забрать тебя к себе навсегда, только ради них. А может, и не только, – на последней реплике Витя явно специально тянул слова и звуки, словно мурлыча в трубку.

Густо покраснев, я откинула голову, прижимая к себе коленки. Шкаф был довольно узкий, но местечко для пряток идеальное, а главное – моих алых щек никто не видит.

– Сочту за комплимент.

– А ты чего шепчешь? Я не вовремя позвонил?

– Да нет, просто… родители в соседней комнате спят, – сорвала я, боясь озвучить неприятную отталкивающую правду. В какой-то степени мне было стыдно за отца и его неконтролируемую манию. Папа во всех видел предателей, людей, строивших ему козни. Таким обычно не хвастаются.

– Понятно, это значит… мы не погуляем?

– Прости… – в груди болезненно заныло от отказа.

– Да ничего, я все равно чертовски устал. Сейчас в душ, потом лицо в подушку или за домашку. Рит, а Рит, – и снова нежность, от которой волоски на теле вставали дыбом. Шестаков творил со мной необъяснимые вещи. Вот вроде жила себе восемнадцать лет и жила, а стоило ему ворваться вихрем в мою жизнь, кажется, будто до этого не было дней в календаре, не было меня.

– А ты, я смотрю, в хорошем настроении. Видимо, не так уж и устал.

– Да нет, я даже уже зеваю. Слушай, выбери день, вернее, вечер, когда мы сможем погулять. Заметано?

– Я постараюсь что-нибудь придумать, – прошептала робко. – Ты извини, что я не такая свободная, как многие девушки.

Сжав трубку, я с горечью ждала ответа, понимания. И ведь не зря…

– Не говори ерунды, я тебя вижу почти каждый день. А на остальное еще найдется время, впереди целая жизнь. Рит, – позвал томным голосом Витя. Я замерла, ощущая, как жар расползается по грудной клетке, опускаясь ниже к бедрам. Неизведанное и манящее чувство заставляло тело вибрировать, пребывать в сладком томлении.

– М?

– Помнишь, в садике я тебе сказал, что ты – моя?

– Угу, – прикусив губу, шепнула в трубку. Как такое можно забыть? Будто вчера было, жаль мы повзрослели слишком быстро.

– Не забывай об этом.

Хотелось сказать, что я и не забывала, но смущалась до кончиков волос признаться, да и сердце шалило, наворачивая круги на высокой скорости. Однажды наберусь смелости и обязательно расскажу, как засыпала, представляя его рядом.

– Ладно, пойду я, а то еще войду во вкус, захочу к тебе. Придется потом маяться от бессонницы.

– Я напишу чуть позже. Отдыхай.

– Буду ждать, – он понизил голос до шепота, и эта фраза прозвучала до того сексуально, что я невольно смутилась от собственных мыслей. Хорошо еще шкаф и вещи прятали мое лицо, иначе бы точно умерла со стыда.

Мамочки, что этот парень со мной делает?..

Глава 37 - Рита

Со свиданием у нас никак не клеилось. Какой-то парень из «Воронов» умудрился устроить драку в публичном месте, и тренер решил наказать всю команду. Он поставил им дополнительные часы тренировок, порой оставлял после них, заставляя читать разные выдержки из законов о драках в общественных местах. Плюс Витя, как оказалось, ходил к репетитору, и из-за Рыжова ему пришлось сдвинуть занятия на вечернее время. Одним словом, между нами стояла тысяча препятствий.

Так наступила пятница.

Поход на дискотеку мы не обсуждали, то ли Шестаков решил, что я иду как само собой разумеющееся, то ли он замотался, что просто этот момент вылетел из головы. Я уже даже подумала, что Витя никуда не пойдет или, в крайнем случае, Рыжов им поставит очередную тренировку. Но под конец учебного дня случайно услышала, как парни обсуждали вечер танцев, и как Шестаков принимал в этом обсуждении активное участие.

Значит, пойдет.

Я пыталась отмахнуться от назойливого червячка, что продолжал зудеть в сердце, однако когда в туалете стала свидетелем разговора девчонок, настроение окончательно упало. Красивые платья, каблуки, прически, кто-то планировал даже пойти в парикмахерскую.

Сидеть в закрытой кабинке и слушать их восторженные возгласы, а там еще в контексте не раз употреблялось имя Вити, было до слез обидно. Я ведь тоже хотела станцевать с ним под медленную лирическую композицию, надеть летящее шелковое платье, накрасить губы. Да кто об этом не мечтает, особенно рядом с таким парнем?

Оставалось только прикусить щеку изнутри и молчаливо пережить этот вечер. Не такой уж он и особенный.

Из школы я ускользнула, не попрощавшись с Шестаковым. Его вызвали в зал помочь с украшением, перенести какую-то тумбу. Всю баскетбольную команду записали в активисты: сказали, на десять минут, но по окончании последнего урока стало понятно – далеко не быстрое будет занятие.

Однако не успела я дойти до дома, Витя позвонил, видимо, освободился:

– Рит, ты куда ушла? – спросил он вполне обыденным тоном. Не знаю, в каких мы были отношениях, но, видимо, в очень теплых, потому что даже через трубку от парня веяла невероятная нежность в мой адрес.

– Домой, куда же еще.

– А чего к нам не зашла? У меня сегодня треню отменили, я бы тебя проводил. А лучше бы осталась до вечера, завтра все равно уроков не будет.

– Я думала… у тебя будет тренировка, – прошептала виноватым голосом.

– Блин, вылетело из головы! Рыжов нам еще утром сказал, что на сегодня отменит из-за дискотеки, – теперь и голос Шестакова звучал с нотками вины.

– Бывает, не переживай.

– Так… может, ты недалеко ушла? Может, я смогу тебя похитить до дискотеки? – прозвучал тот волнующий до дрожи в коленках вопрос. Я остановилась напротив своего двора, разглядывая детскую площадку.

Отец знал, в какое время его дочь должна вернуться со школы. Отец ненавидел шумные компании и уж тем более школьные дискотеки. Он никогда не отпускал меня на подобные мероприятия, даже в младших классах. Мир несправедливости продолжал крутиться по спирали, все больше посмеиваясь над желаниями простой девушки Риты.

Собравшись с духом, я сказала Вите правду:

– Прости, но с дискотекой не получится. Папа не пускает, он немного… – откашлявшись, я постаралась подобрать корректное слово, чтобы сохранить лицо родителя в глазах близкого мне человека. – Немного зол в последние дни.

– Что-то случилось?

– На работе какие-то неприятности, да и в обычное время не отпустил бы меня на дискотеку. Строгие нравы, и все дела.

– Вот как… – понизив голос, ответил Витя.

– Ладно, мне домой заходить надо. Хорошего вечера, потанцуй там за нас обоих. Пиши, если будет совсем скучно, – с трудом промолвила я, затем скинула вызов.

* * *

Шестаков не перезвонил, да и не писал больше. Я горестно вздыхала, то и дело поглядывая на часы или телефон. Время вдруг сделалось резиновым, солнце никак не хотело покидать улочки. И вот уже уроки на понедельник готовы, и уборка завершена, и с ужином помощь оказана, а ночь никак не накрывает город.

Дискотека должна была начаться в шесть, от безысходности я создала аккаунт в соцсетях, нашла группу школы и принялась листать ленту, истории, покусывая от обиды губу. Люди на фотографиях и видео выглядели такими радостными, счастливыми, мир для них пестрел яркими красками.

С каждой минутой дополнялись истории, на одной я заметила Смирнову. Она легкой походкой вошла в зал – улыбчивая, словно ангелок. На ней было короткое розовое платье, волосы заколоты на одну сторону гребнем, на ногах замшевые сапожки, облегающие тонкие икры. Голоса по бокам радостно пели овации местной королеве, Аленка только и успевала махать ручкой на камеру.

Витя увидит ее и влюбится по новой. Я бы точно влюбилась, будь я мальчишкой.

Разозлившись на себя, кинула телефон на подушку и повернулась к стенке, подтянув к себе колени. Зачем усугубляю ситуацию? Вроде мазохистских наклонностей за собой ранее не замечала.

А потом услышала неожиданно вибрацию, повернулась и заметила на мобильном входящее сообщение от Вити. Сперва открывать не хотела, чтобы не кусать локти от ревности. Но любопытство пересилило, и я провела пальцем по экрану.

В груди моментально разлилось тепло, а губы растянулись в улыбке. Шестаков прислал фотографию кухни, где, судя по всему, у него подгорела сковородка, и в целом случился коллапс. Приборы были разбросаны по столу, мука рассыпана, и подпись снизу: «прости, удивить не смог».

Тихо прыснув, я поднялась с кровати и вновь залезла в шкаф. Кажется, посиделки среди вещей стали закономерным явлением.

– Что это? – тихо спросила, набрав Шестакова.

– Неудачные эксперименты, – ответил он, никаких тебе голосов на фоне или музыки – полнейшая тишина.

– Я думала, ты на дискотеке отжигаешь, – закинула осторожно удочку, пытаясь понять, верны ли мои догадки.

– Я минут десять побыл там, а потом ушел. Скучно. Вот решил попробовать приготовить блины, как у тебя. Но лучше бы заказал еду на дом, такая дичь! – сокрушался Шестаков, пока в моей душе разливалась радость. – Мне еще и убирать теперь здесь, капец! Как люди готовят, я не понимаю.

– У тебя есть на воскресенье планы? – резко сменила тему. Отец уйдет на смену в обед, так что вечер будет в полном моем распоряжении. Даже если мама и насядет с вопросами, выкручусь как-нибудь.

– Ну… а что? Ты хочешь меня в воскресенье? – и вот опять Витя заговорил до дрожи сексуальным голосом, от которого мурашки по коже пускались в пляс.

– Увидеть, – добавила я, густо покраснев.

– И я об этом, а ты о чем подумала? – нарочито смущал Шестаков. И то ли в маленьком шкафу стало невыносимо жарко, то ли меня пробивало от этих двусмысленных вопросов. Я даже замахала ладошкой перед лицом, стараясь немного успокоиться.

– Именно об этом. Так что? Да или нет? Или я кладу трубку?

– Эй, стоять! – крикнул Витя. Я прыснула, забавляясь его реакцией. – Какой кладу трубку, я не разрешал такой милости!

– Тогда точно кладу, – игриво шепнула я.

– Романова, тебе не жить, если отключишься сейчас!

– Считаю до трех.

– Знаешь, что мне в тебе всегда нравилось? – неожиданно перевел тему Шестаков. От столь прямого вопроса я аж оторопела.

– Ч-что? – робко проронила, перебирая варианты ответа.

– Что ты только со мной такая, будто тебя никто не знает, кроме меня.

– Какая – такая? – поборов очередную волну смущения, поинтересовалась я. Это, наверное, самый странный разговор, какой мог случиться. Сидеть в шкафу, среди вещей и неосознанно флиртовать с парнем, не с простым парнем, с моим Мистером Популярность… Кому скажи, не поверили бы.

– Увидимся в воскресенье, – усмехнулся Шестаков.

– А?

– Да, да, – глумливо ответил он. – Моя взяла, Романова. Не скучай там, кухню уберу и напишу. Пока.

Глава 38 - Рита

Воскресенье я ждала с особенным трепетом. Снова у Наташи попросила одежду, в этот раз вязаное мятное платье чуть выше колен. И пусть за окном шел снег, гулял морозный ветер, мне все равно хотелось в те редкие дни, что выпадали для свиданий, выглядеть особенно.

Встретиться мы договорились в городе. У Вити стояла дневная тренировка, а в школу к нему мне идти не хотелось. Нет, Шестаков настаивал, конечно, забрать меня, но я отказалась. И так боялась, что мать заподозрит, начнет вопросы задавать. Как говорится, береженого бог бережет.

Так что в пять вечера я стояла напротив торгового центра, периодически протирая очки, потому что те запотевали от холода. Сегодня погода особенно разошлась, людей на улице почти не было, а кто и был, передвигались перебежками, кутаясь в куртки. И, как назло, Шестаков опаздывал уже на десять минут.

Скрестив руки на груди и топчась на месте, я искренне старалась не превратиться в снежную даму и не пасть под прицелом мороза. Однако позитивные мысли не особо согревали, поэтому когда Витя прикатил на байке и предложил поехать в сторону курортной зоны, я категорически отказалась.

– Слушай, а поехали ко мне? – предложил он вдруг, все еще восседая на своем железном коне. Я видела только глаза парня через стекло мотошлема.

– К тебе? – мой голос дрогнул, да и вся я вдруг сжалась от столь неожиданного предложения.

– Ну да, или ты боишься? – дразнящим тоном произнес Витя. Кажется, ему нравилось меня смущать. Хорошо хоть щеки от мороза и без того отливали румянцем, иначе я бы точно попалась.

– Было бы чего бояться.

– Тогда садись! – воодушевился Шестаков.

– Лучше давай в блинную поднимемся, мне домой через два часа. Мы пока доедем, уже обратно ехать.

– Значит, все-таки боишься, – пожал он плечами, вздыхая.

– Ну ты же не монстр, чтобы я тебя боялась.

– Кто знает, в некоторые моменты я очень даже похожу на него, – усмехнулся Шестаков, но настаивать не стал. Он быстренько припарковался, вернулся ко мне и потащил на пятый этаж в торговый центр, в зону фудкорта.

Теплый воздух окутал плечи и тело, а аромат ванили вперемешку с корицей заставил улыбнуться. Пока мы шли мимо магазинчиков, успели заметить красиво украшенные витрины к Новому году: разных мигающих оленят, елочки, маленьких дедов морозов. Вокруг играли праздничные песни, люди суетливо проскальзывали мимо нас с подарками и объемными пакетами, дети бегали в красных шапочках, держа в руках сладкую карамель. Оказывается, ее раздавали бесплатно в детской зоне, если рассказать стихотворение или спеть песенку.

На пятом этаже столик мы выбрали у окна, откуда открывался потрясающий вид на зимний город и горы, укутанные белым покрывалом. Туман медленно оседал, создавая мистическую атмосферу. Я невольно залюбовалась пейзажем, не заметив, как Витя принес нам горячий чай с пирожными.

– Ой, ты уже, а я еще даже раздеться не успела, – прошептала смущенно. Однако Витя в своей типичной манере понял фразу довольно двусмысленно:

– Так мы можем поехать ко мне, пока еще не поздно.

– Шестаков, ты практикуешься в стендап-комики? – кинула я, стягивая с себя пальто и шапку.

– У-у, – присвистнул Витя, пройдясь оценивающим взглядом по моему наряду. – Я одного не пойму, сколько личностей в тебе живет, Романова?

– Много, одна из них любит горячий чай и туман за окном, – постаралась съехать с темы и поскорее сесть на стул. Однако взгляд Вити обжигал, заставляя смущаться до кончиков волос. Я себя вдруг почувствовала моделью, на которую направлены тысячи камер: с одной стороны, неловко, а с другой – приятно.

– Туман, значит? – Шестаков тоже уселся, подперев рукой подбородок. Он вел себя так, словно я самый драгоценный камень в мире, который ему наконец-то дали рассмотреть поближе.

– И долго ты собираешься на меня смотреть? – робко произнесла, сжав картонный стаканчик с чаем.

– Не знаю, а что? Тебе не нравится?

– Эм, нет, в смысле… – я опустила голову, пытаясь успокоить разгоряченное сердце. Однако не успела опомниться, как Витя вдруг приподнялся, коснулся моего подбородка, нежно приподнял его и накрыл мои губы коротким поцелуем.

От нахлынувшего волнения перехватило дух, я словно упала на мягкое пушистое облако, словно впервые попробовала кислород на вкус: сладкий, упоительный, до головокружения и дрожи в коленках. А когда Витя взглянул на меня, румянец тотчас ожёг скулы. Я не могла отвести взгляда от глаз Шестакова: они затягивали туда, откуда не было дороги обратно.

– Прости, – прошептал он, возвращаясь на свое место. Витя облизнул нижнюю губу так, будто слизал остатки шоколада, что продолжал таять. Это было столь интимно, что я вцепилась в стул руками, стараясь немного прийти в себя и перестать смущаться.

– Не смог удержаться.

– И всегда ты такой несдержанный? – выдохнула я, наконец поднимая голову.

– Бывает иногда, – расплылся в улыбке Шестаков.

А потом запросто нашел мою ладонь на столе, накрыл ее своей и начал болтать о всяком-разном, будто мы с ним вот так каждый день сидим. Сперва я зажималась: неловкость и отсутствие опыта брали свое. Но через полчаса бесконечных веселых историй близость с Витей уже не казалась чем-то новым. Я даже умудрилась поправить ему волосы, что забавно торчали из-за шлема.

Вечер приобрел оттенки весны, несмотря на непогоду на улице. Я, подобно подснежнику, нежилась в первых согревающих лучах солнца, что незатейливо пробивались сквозь призму зимы.

Горячий чай, любимое пирожное, взгляд Вити, в котором переливалась тысяча звезд, теперь уже только моих звезд. Сказка окончательно поглотила с головой, и я напрочь забыла про серую реальность. Вспомнила о ней только возле дома, когда Шестаков вместо прощальной реплики вдруг озвучил очередное невероятное предложение:

– Слушай, давай Новый год встретим вместе?

– Что? – растерялась от неожиданности я.

– Мой отец в командировку уезжает тридцатого на четыре дня. Я бы хотел провести этот праздник с кем-то особенным, смекаешь, Романова?

– Ох, – в груди все ухнуло, мне даже стало стыдно смотреть Вите в глазе. Ведь папа точно будет встречать Новый год дома, вряд ли он согласится на смену. И если в обычное время он меня, скрипя зубами, куда-то отпускает, то уж сейчас-то отпроситься и пытаться смысла не было.

– Что за упадническое выражение лица? – Шестаков поравнялся со мной, его горячие ладони коснулись моих щек, заставляя наши взгляды встретиться. Мамочки, как он смотрел! С какой нежностью и трепетом, за такое можно смело отдать жизнь.

– Рита, – позвал Витя, сердце сжалось в точку, я перестала дышать. – Просто обещай, что попробуешь.

– Обещаю, – зачем-то согласилась, видимо, под действием энергетики, что сносила все мои запреты напрочь. Я поражалась самой себе – откуда берется эта легкость? Витин обволакивающий взгляд, еле заметная улыбка, и вот уже я приподнялась на носочки, а губы непроизвольно наши его губы, срывая поцелуй.

В этот раз он получился далеко не коротким, наоборот, долгим, глубоким, до ужаса жадным. Витя сгреб меня в охапку, по-свойски скользя ладонями по спине, лопаткам, шее, сминая мои губы, словно сорвался с цепи, словно не мог насытиться. Мы оба падали в пропасть, утопая друг в друге.

Внизу живота ныло от желания стать еще ближе, сердце лихорадочно наворачивало круги, и в тот момент, когда Шестаков неожиданно разорвал наш поцелуй, тяжело дыша, я едва разочарованно не взвыла. Потом, правда, опомнилась, зарделась. Это ж надо – сама поддалась, сама устроила этот вихрь эмоций.

– М-мне домой пора, – протараторила я, стараясь не смотреть на озорные огоньки в глазах Вити.

– Согласен, – кивнул он. – Иначе я тебя не отпущу. Уж после такого отпускать сложно будет.

– П-пока, – заикаясь, кинула прощальную реплику и на дрожащих ногах помчалась к своему подъезду.

А на следующий день я узнала, что папа все-таки работает в ночь с тридцать первого на первое. Решив, что сама судьба подталкивает меня к Вите, я написала ему сообщение, соглашаясь провести Новый год вместе.

Глава 39 - Витя

Идея провести Новый год с Ритой возникла неожиданно, я сам не понял, как к этому пришел. Отец просто озвучил новость о командировке, и в голове яркой вспышкой отразилось – свободная квартира, салют, мандарины и моя Марго. Система ломалась медленно, но приятно.

А уж когда Романова согласилась, я окончательно расправил крылья. Ходил себе, довольный как дурак, смаковал наш поцелуй и ждал новый дозы. Все-таки отношения с моей недотрогой были не похожи на остальные, они затягивали в водоворот новых чувств. Я никогда не хотел сворачивать горы ради девушки, не считал минуты до встречи, а тут просто махал хвостиком перед ее носом, радуясь мелочам: сообщению, улыбке, смущению, что часто мелькало красками на щеках Риты.

Конечно, были и свои минусы, пусть я их особо за таковые не считал. Например, в школе девчонки норовили бросить едкую шуточку в сторону Марго, от чего я знатно бесился. Или затравленное лицо Аленки, с которым она проходила мимо, громко вздыхая. Явно делала это специально, чтобы уколоть, вытащить чувство вины наружу. Мне ее так-то по-человечески тоже было жаль, может, и надо было держать в тайне какое-то время отношения с Ритой, но поздно думать об этом.

Больше всех добили, правда, Кирилл и Ко. Они собирались встретить Новый год на даче Юрки тридцать первого, накупили продуктов, соков, зазывали людей. Меня пригласили в первых рядах еще двадцать пятого, и я сперва сказал “да” без задней мысли, скорее, на автомате. А потом, когда Рита согласилась провести этот вечер со мной, сообщил ребятам, что не смогу прийти.

Все! Цунами, смерч, ураган, какой-то лютый шквал обид обрушился на мою голову. Губы надули, морды отвернули. А Кир так вообще убил:

– Ты со своей Риточкой, – имя Романовой он язвительно выделил. – Прям пай-мальчиком сделался: никуда не хожу, ни с кем не гуляю.

– Ты что как девчонка разнылся? – усмехнулся, ткнув друга в бок. Мы шли по коридору из раздевалки после тренировки.

– А ты не думал, что она просто крутит тобой? Из нормального парня каблук решила сделать, – выдал Кирилл. А еще говорят, друзья не устраивают сцен ревности. На минуточку, таких фразочек Иванов ранее не кидал.

– В голове у тебя каблук, Кир. Рита не такая, понял? Я ее давно знаю, она хорошая и очень скромная.

– Угу, поэтому от друзей отталкивает. Да ты глянь! – разошелся Иванов, взмахнув руками. – Уже полшколы на тебя косятся из-за нее.

– Ну, если они дебилы, я помочь ничем не могу. И вообще! – я остановился, выдав свою коронную полуулыбочку, не хотелось портить отношения. Да и повод какой, глупость же!

– Надумаешь, всегда рады, – буркнул Кирилл и, не протянув руки, пошел прочь, оставляя меня одного.

Я тоже не стал особо париться, однако решил выбрать на каникулах пару деньков, чтобы провести их в компании друзей. Все-таки в чем-то Иванов был прав: в последние дни я намеренно избегал посиделок с ними, пытался скорей улизнуть домой и написать Рите. Мне чертовски не хватало с ней общения.

Спровадив отца в командировку, я убрался в квартире: показалось, пыли столько, хоть совком выметай. Ну и за продуктами сходил, не знал, чем будем питаться, и надолго ли Романова задержится в гостях. Предполагал, конечно, что родители вряд ли отпустят ее на два дня, но мечтать не вредно же, правильно?!

Готовить сам ничего не стал, хватило прошлого раза и сгоревшей сковородки. На всякий случай набрал полуфабрикатов, пару готовых салатов, апельсинов для сока и даже тортик. Марафетился тоже долго: никак не мог определиться, в рубашке быть или по-домашнему. В итоге выбрал рубашку, облился духами, включил телек, где по традиции вещали «Иронию судьбы», и плюхнулся на диван ожидать звонка. Мы договорились в четыре созвониться, поэтому я отсчитывал минуты, предвкушая лучшую ночь в году.

Но вот и четыре пробило, а там и половина пятого. Логичное дело, мне не нравилось ожидание, особенно когда в груди огоньки загораются. Я дергал ногой, пытаясь соблюдать спокойствие. Может, она там платье и белье выбирает? Может, хочет сразить меня наповал?

В пять вечера я не выдержал, написал сообщение. А через десять минут позвонил, но звонок остался без ответа. Ее мобильный был включен, гудки шли, однако никто не брал трубку.

Ладно! Может, на вибро стоит, может, она со своей подружкой там щелкает языком и просто не слышит. Так что я решил дать еще час Рите, всякое ведь бывает.

В семь часов я уже оставил больше двадцати пропущенных. Ходил злой как черт по комнате из угла в угол, разглядывая гирлянду, которую повесил на окно. Звезды переливались ярким светом, создавая романтическую атмосферу. Затем мой взгляд зацепился за белую искусственную елку, что возвышалась на журнальном столике. Под ней лежали мандарины и подарок для Риты.

Я не знал, что ей нравится, поэтому купил розу в прозрачной коробке, вспоминая, что в детстве любимой сказкой Марго была «Красавица и Чудовище». Когда увидел эту алую розу, сразу улыбнулся и, не думая ни минуты, попросил упаковать.

В восемь в голову полезли страшные мысли. Вдруг беда приключилась с ней или с ее родными, вдруг она просто не в состоянии позвонить. Мне сделалось дурно, настолько, что уже и усидеть на месте не представлялось возможным. Елка начала раздражать, а огоньки-занавески действовать на нервы.

В девять позвонила мать:

– Витечка, хотела поздравить тебя с праздником, – пропела соловьиным голоском в трубку.

– Оставь свои поздравления для нового мужа, – огрызнулся. Мы не общались. У мамы теперь была другая семья: мужчина, которого, вероятно, она любила и ценила больше нас с отцом. Как забавно бывает – минутное удовольствие значит больше того, кто считал тебя центром вселенной.

Я ненавидел мать.

– Ты уже взрослый парень, а продолжаешь меня попрекать и отчитывать, словно маленькую девочку.

– Я не отчитываю тебя, ты могла бы и не звонить.

– Витя, это нормально, что люди расходятся. Любовь не вечна, – пыталась достучаться до меня мать. Она и подарки присылала, правда, на старый адрес, новый не знала. И в гости звала, и увидеться хотела. Но я четко провел линию – в моей жизни нет места предателям, дважды предателям.

– Сходиться потому что по любви нужно.

– Я любила твоего отца, просто так бывает. Иногда обстоятельства выше наших желаний.

– Ой, только давай без этого, – еще больше раздражался я. Время тикало, Риты не было, мать кипятила мозг. Вселенная явно решила подшутить, не иначе. – Обстоятельства и постель другого мужика – разные вещи. Все, мне некогда. С новым годом.

На этом я сбросил вызов, посидел еще немного на диване. Снова набрал Романову, и снова без ответа. Плюнув на все, схватил шлем, накинул куртку и помчался к ней. В конце концов, если с Марго приключилась беда, я должен быть рядом.

Гнал на байке на запредельных скоростях, обгонял одного, другого, игнорировал красные сигналы светофора. В глазах пелена, по венам скользил лед, но в груди полыхал огонь. Возможно, то был адреналин, который не позволял мне замерзнуть в самый холодный день декабря.

Остановился напротив двора Риты, кинул шлем на землю и вбежал по ступенькам во двор, оглядывая пустую унылую площадку. Я помнил с детства и подъезд, и номер квартиры, и окна Романовых. Только теперь здесь стояла железная дверь с кодом, что осложняло задачу.

В центре двора возвышалась высокая пышная ель, а под ней сидели две пушистых собаки. Я двинулся в их сторону, думал, просто удостоверюсь, что дома никого нет, и пойду искать дальше. Однако в окнах кухни горел свет. Там кто-то ходил, издали было плохо видно, да и темнота с туманом добавляли проблем. Не придумал ничего лучше – вытащил телефон, навел камеру, пытаясь рассмотреть силуэты.

А потом на балконе открылось окно.

Я не осознавал, что перестал дышать, пока легкие не начали гореть от недостатка кислорода. И телефон не нужен был, чтобы разглядеть Риту. Она вскинула голову, разглядывая небо, на котором не горела ни одна звездочка.

Мне хотелось крикнуть, позвать ее. Я разомкнул губы, однако не смог собрать по буквам имя любимой девушки. Махнул головой, пытаясь понять, какого черта она стоит непринужденно на балконе, какого черта она сейчас не в моей квартире. Руки сами потянулись к мобильному, дрожащими от холода пальцами набрал в последний раз номер Риты.

Я видел, как она отвела голову в момент гудка, а потом снова устремила взгляд на небо. Безразличный взгляд. Словно я никогда ей не был по-настоящему нужен.

«Любовь не вечна», – вспыхнули слова матери.

«А ты не думал, что она просто крутит тобой?», – пронеслась набатом реплика Кира, подобно отрезвляющей пощечине.

Собаки вдруг завыли, а может, это сердце у меня в очередной раз сломалось. Господи, ну надо же… Дважды в одну и ту же реку.

Я провел рукой по лицу и от греха подальше скрылся за деревом: не хотелось попадаться Рите на глаза.

Проклятые псы лаяли, демонстрируя клыки. Они скалились, отчего-то видя во мне врага. Я схватил камень, лежавший возле ног. Злость и негодование накрывали, словно огненную стрелу вонзили в старую незажившую рану. Кипяток опалил каждую клетку в теле, я замахнулся на собак, сжимая камень в ладони, но в итоге не кинул. Животные же не виноваты, что Витя дурачок.

– Да и плевать, – прошептал про себя. – Не хочешь, будь по-твоему.

Глава 40 - Рита

Отец испортил все, что только можно!

И если до этого я пыталась принимать его выходки, то сейчас готова была кинуться свирепой кошкой, заставить почувствовать всю ту боль, что испытывала сама.

А начиналось-то как хорошо – папа ушел на работу, но в три часа дня вернулся обратно, заявив, что его подменяют, якобы договорился. Я расстроилась, и как-то уж сильно настроение отразилось на лице. Не говоря ни слова, молча ушла к себе в комнату. Только плюхнулась на кровать, планируя написать Вите, что не смогу провести с ним вечер, как отец вихрем влетел в спальню.

– Я смотрю, ты не особо-то рада моему возвращению, – прорычал он, выхватив из рук сотовый. – Опять собираешься с этой своей вертихвосткой гулять? Хватит!

– Пап, при чем тут Наташа? – я подскочила с кровати, буравя его глазами.

– А при том! Эта ветреная девица связалась с каким-то бандитом.

– Не называй ее так! – крикнула, сжав руки в кулачки. А тут и мать на пороге нарисовалась.

– Рита, прошу, мы с отцом волнуемся. Я видела этого парня, он выглядел жутко.

– Это ее выбор, при чем тут я? – искренне не понимала.

– Моя дочь – не для панели росла! – взвыл отец, по челюсти его ходили желваки.

– Ну да, – усмехнулась я, нервы были уже на пределе. – Твоя дочь росла, чтобы быть мешком и личным мячиком. Ах, конечно! Ты же у нас собрался вечно точить зуб на своего бывшего лучшего друга. Только время не стоит на месте, пап! Ты зациклился на своих «хочу», мы твоя семья, а не роботы!

В ответ отец отвесил мне пощечину. Сильную. Жесткую. Полную ненависти и раздражения. Щека предательски горела, глаза наполнялись слезами, но я сглотнула и растянула губы в наигранной улыбке, ощущая во рту металлический привкус.

– Паша, Паша! – ожила вдруг мать, вырастая передо мной. – Успокойся, прошу тебя. Она же ребенок!

– Ребенок без мозгов, такие вещи своему отцу говорить! Да чтоб ты понимала! – парировал папа, пока мама его силой не вытолкала из комнаты.

Я плюхнулась на кровать, уткнувшись носом в подушку, и дала волю слезам, что настойчиво рвались из сердца. Ревела долго, часа два, не меньше, до икоты и дрожи в коленках. Проклинала папу, посылала мысленно ему гадости, желая сбежать из проклятой клетки, в которую родители меня посадили.

За рыданиями не заметила, как уснула. Проснулась,когда на часах было десять вечера. Вставать не хотелось, лежать бы ничком до утра или до следующей жизни. Однако мать тихонько постучалась, скользнула в комнату и попросила помочь ей с Мотей.

Отец вышел в магазин за горошком, вроде немного успокоился, да и праздник никто не отменял в ее понимании.

– Мам, где мой телефон? – первым делом спросила я.

– Не знаю, – махнув головой, отозвалась родительница. Мы направились на кухню, я мельком глянула на брата, что зевал, сидя в кроватке.

– Тогда дай свой, – потребовала, представляя, как Витя, должно быть, обижен за мой поступок. Любой бы обиделся, а тут еще и Новый год – особенный день. Мне было чертовски стыдно и обидно. Слезы вновь подступили к глазам, но я постаралась держаться, не разреветься по новой.

– Зачем? – глянула на меня мать, ускользая в зал. Ее мобильный как раз начал трезвонить.

Уловив момент, я вышла на балкон, открыла окно и запрокинула голову к небу, на котором не было ни единой звездочки. Хоть волком вой. Внутри все буквально кровоточило от безысходности.

Во дворе раздался лай собак, да такой грозный, словно животные обнаружили врага на территории. Кто бы там ни был, надеюсь, он благополучно закончил общение с животными. Голодные и злые, они, порой, совершали неадекватные поступки, как и мой отец.

– Рита, – крикнула мама, я оглянулась. – Сейчас отец вернется. Прошу, не выводи его из себя.

Мой взгляд вновь устремился к черному покрывалу, что манило больше, нежели родной дом и его обитатели. Наверное, я была глупышкой, рассчитывая на счастливый вечер в компании с Витей. Наверное, я уничтожила в прошлой жизни целую планету, раз в этой судьба решила отыграться.

Закрыв окно, вернулась на кухню и протянула ладонь в надежде, что мать пойдет навстречу: даст телефон. Хотя номера Шестакова я не помнила, но могла попробовать написать ему в соцсетях. Да что угодно сделать, лишь бы дать о себе знать.

– Зачем он тебе? Кому ты собралась звонить?

– Вите! – честно сказала, пусть знает.

– Вите? – лицо родительницы вытянулось, помрачнев.

– Мам, дай, пожалуйста. Он ждет меня, он может подумать, что я…

– Нет! – категорично заявила она. Отказ прошелся острой плетью по легким, женщина напротив вдруг перестала видеться родной и любимой. Мы будто оказались по разные стороны горизонта.

– Что?

– Нет, Рита. Этот мальчик тебе не подходит. Разве не видишь, что происходит с отцом?

– Он чокнулся! – крикнула в сердцах я, губы предательски дрогнули.

– Маргарита! – теперь и мать повысила голос, явно не ожидая услышать от дочери правду, на которую мы обе пытались закрывать глаза столько лет.

В коридоре щелкнул замок, скрипнула старенькая дверь. Мама с мольбой взглянула, прося забыть обо всем, уйти в свою комнату и продолжать делать вид, что жизнь прекрасна. Однако сегодня был предел моего терпения. И если тогда, в детстве, поступок-предательство казался спасением для Вити, то сейчас не было ни единого оправдания тому, почему я его оттолкнула.

Сердце стучало как бешеное, я заламывала пальцы, ощущая, как дрожат колени. Мне было не страшно, нет, в голове мелькали теплые воспоминания, связанные с Шестаковым, и эта бесконечная улыбка, в которую я влюбилась еще в детстве.

Рядом с Витей я оживала, рядом с ним небо окрашивалось в невероятные краски.

Наверное, поэтому эмоции взяли верх: заставили выскочить в коридор, накинуть на себя куртку и под шокированный взгляд отца помчаться вниз по ступенькам. Он что-то кричал вслед, угрожал, но я не остановилась.

Жизнь – это всегда битва: иногда с самим собой, иногда со своими родными, а порой, и с целым миром. Если вспыхнула решимость, нельзя останавливаться, иначе она утечет сквозь пальцы подобно песку. Ведь рядом с решимостью тенью ходит сомнение.

Вариантов особо не было, я просто заскочила в подъезд к Наташке, не представляя вообще, дома она или нет, однако наткнулась на подругу, сидящую на ступеньках второго этажа. Краснова поправляла макияж, разглядывая себя в маленькое карманное зеркальце. Увидев меня, Ната, ясное дело, удивилась:

– Ты чего тут? – опешила она.

– Все плохо, – выдохнула, усаживаясь рядом.

– В смысле?

И я рассказала без утайки о событиях сегодняшнего дня, да и предыдущих. Наташка только и успевала, что качать головой, добавляя грубые ругательства. Она ненавидела моего отца также сильно, как и своего. Мы были истинными друзьями по несчастью.

– Мне нужно как-то связаться с Витей! – взывала, скрестив руки на груди от прохладного ветерка, что дул из разбитого окна за нашими спинами.

– Слушай, а поезжай вообще к нему. Погоди, найдем только его в соцсетях и напишем. Пусть проявит свою мужскую сущность, повод отличный, – загорелась Краснова очередной мегаидеей. Нет, конечно, я не планировала нагружать своими проблемами Шестакова. Да и что он мог сделать? Однако, правда хотя бы объяснит мой поступок. Надо было давно признаться во всем, рассказать, не тая.

Вечно мы откладываем на «потом» самые важные разговоры, боясь быть непонятыми, боясь, что нас не примут. Но я убеждена – мой Витя поймет и поддержит. Надежда придавала уверенности.

– Ой, эм… – замялась вдруг Наташка. Я мельком скользнула взглядом на экран телефона и тоже замерла, замечая знакомые лица.

– Это же… Смирнова? Они что… вместе? – прошептала, горло свело спазмом при виде общей фотографии счастливчиков. Там были ребята из баскетбольной команды, девчонки и Витя в самом центре. На его губах играла легкая улыбка, с шеи свисал дождик, закрывая расстегнутую белую рубашку. Мне сделалось дурно.

– Видимо, в общей компании, – хрипло отозвалась Ната, приближая фотографию.

– А я думала… – я сжала руки перед собой, они начали трястись.

– Рит, да может он просто к ним заехал, не обязательно, что он туда к этой двинул.

– Наверное, – я закрыла глаза, они горели от слез.

– Давай все равно напишем ему? Ну, типа, с телефоном проблемы… Эй, он же мог… не знаю, подумать, что ты продинамила его.

– Да, мог, – по щеке скатилась горькая капелька, но сил смахнуть ее у меня не было. Казалось, я медленно разрушаюсь, казалось, счастье, что строилось по крупицам, сгорает подобно бумаге, оставляя лишь пепел.

– Рит, да ты чего? Девочка моя, прекрати. Все будет хорошо, слышишь? – Наташка потянулась ко мне, обняла за плечи. Она что-то говорила, в ответ я покорно кивала ей, не веря уже ни во что.

Наверное, то была интуиция или чутье, но я внезапно осознанно пришла к мысли, что отец сегодня забрал у меня Витю. Забрал навсегда.

Глава 41 - Рита

Мы бы с Наташкой просидели в обнимку еще час, если бы не Валёк, который заскочил вихрем в подъезд. В одной руке он держал шапку, в другой коробку конфет. Парень глянул на нас, и губы его моментально скривились, кажется, я кое-кому не нравилась.

– Рит, а поехали с нами? Развеешься. Да, Валёк? – с какой нежностью и теплотой Краснова смотрела на своего ухажера! У меня внутри все сжалось, опять в памяти всплыла улыбка Вити. Может, и надо было поехать с ними, развеяться, позволить себе до конца стать свободной от гнета отца.

Но взгляд Валька словно кричал, чтобы подруга детства знала свое место. Третье колесо в отношениях никто не любит, особенно парни. Поэтому я тактично отказалась, убедив Наташку, что со мной ничего не случится. По крайне мере, пока мать дома. Краснова, конечно, долго не сдавалась, приводила различные аргументы, даже умоляла. Не передать словами, насколько я была благодарна ей за поддержку! Однако все равно отпустила молодых вдвоем, и без меня всем хватает проблем.

К себе домой поднималась без особого желания, и опять не было никакого страха. Видимо, я переступила ту черту, когда границы любви и страха стерлись, заполняя сосуд внутри грудной клетки равнодушием.

Каково же было мое удивление, когда месть отца свершилась не так, как я ожидала: через закрытую дверь он сказал, что сегодня не готов видеть дочь дома. Я слышала мольбы матери, но буквально через минут пять голоса стихли.

Что ж… хотела ночевать не в квартире, Рита? Мечта сбылась.

Усевшись на ступеньки в подъезде, словно побитая собачонка, я облокотилась о стенку, опершись о нее макушкой. Скрестила руки на груди, подтянула к себе ноги и сжалась от прохлады подъезда.

Я не знала, что делать в сложившейся ситуации, не знала, к кому бежать и где искать утешения. Казалось, рядом присела тень одиночества, коснулась моего плеча и устало вздохнула. Из глаз снова покатились слезы. А одиночество продолжало шептать непонятные слова, напоминать, что в целом мире никому нет дела до глупой девушки Риты.

Надежда – это все-таки орудие убийства.

Интересно, Витя сейчас счастлив? Интересно, для чего мы встретились в выпускном классе? Смогу ли я объясниться с ним? Должна ли попробовать доказать свои искренние мотивы? Или… все это не имеет никакого смысла?

Уткнувшись в колени, я уже, наверное, раз четвертый за вечер разрыдалась. Давно мне не было настолько мучительно больно.

* * *

Не знаю, как уснула, а проснулась, потому что мать разбудила. Она тихонько провела меня в комнату и, уходя, затравленно глянула, качая головой. Плевать, мне было плевать на ее чувства. Я и без мамы покрывалась трещинами, теряя себя настоящую.

Утром дома был скандал, отцу не понравилось, что ему начали перечить. Мотя плакал за стенкой, мать искала аргументы. Не знаю уж, о чем они оба договорились, но меня больше не выставляли за дверь. Даже еду принесли в спальню, видимо, сжалились. Правда, аппетита не было, я смотрела с апатией на салат, хлеб и курицу.

Ужасные запахи. Ужасно серое небо. Ужасно печальные глаза.

А через час мать вернула мне телефон, якобы тайно вытащила у отца из ящика. Сказала, что у меня есть десять минут, потом надо бы обратно спрятать. Честно, я не ожидала от нее подобного, но отказываться не стала, конечно. Взяла сотовый, поблагодарила и подключила к зарядному устройству.

Как только экран загорелся, я увидела количество пропущенных тридцать первого декабря и многочисленные сообщения от Вити.

Он ждал! Он ждал меня!

Сердце свернулось в тугой комочек, я прикрыла ладонью рот, стараясь не разреветься то ли от счастья, то ли от горя. Поборов волну эмоций, поспешила скорей набрать номер Шестакова. Пусть и мучилась ревностью, пусть и практически потеряла надежду на нас.

Все бывает. Он поймет. Я объясню, и он поймет. Это же Витя. Мой Витя.

Когда пошли гудки, я не дышала. Когда они резко оборвались, я набрала снова. Ладошки сделались влажными, трубка едва не выскочила из рук на пол от волнения. Но вызов снова сбросили. Намеренно сбросили после второго гудка.

Он не хочет со мной говорить? Обиделся?

Третий раз набрать не получилось. Мать вернулась. Недолго думая, я написала смс: “Вить, прости, что не позвонила и не предупредила. Отец забрал у меня телефон и посадил под домашний арест до конца каникул. Мне очень жаль, пожалуйста, не обижайся”.

Затем с тяжелым грузом на душе отдала мобильный. Не хотелось подставлять мать, вроде как теперь она на моей стороне. Да и Витя прочитает сообщение и поймет. Наверняка поймет.

Мысленно я была готова ко всему, любым испытаниям. Однако в реальности получилось иначе: к реальности я была не готова.

Домашний арест пришлось отсидеть вплоть до окончания каникул. Утром первого учебного дня отец вернул телефон и строго заявил, что они с матерью заботятся обо мне, нужно не забывать об этом. В ответ я кивнула, развернулась и пошла в школу, утешая себя очередным «орудием убийства», которое до сих пор жило где-то на задворках разума.

Переступать порог учебного заведения было впервые страшно: идти по коридору, выискивать в лицах прохожих того самого, подбирать в голове правильные слова для будущего диалога, стараться держать спину ровной. Прошло десять долгих дней, прошла целая вечность без Вити. Я не просто скучала, я не жила без него, в груди словно образовалась рана, которая кровоточила сильней с каждым днем разлуки.

Засыпала, представляя тяжелый разговор, просыпалась с мыслями о нем. Ну и смаковала, конечно, сладкие воспоминания: его теплые губы, мятное дыхание и жадный поцелуй, от которого поджимались коленки. Я так мечтала оказаться в объятиях Вити, вновь стать той, кого он брал за руку, кому дарил улыбку.

Моя тоска походила на невыносимое состояние, как если бы рыба тянулась к воде, а человек к суше. Я тешила себя надеждами, обещала сделать все возможное, не сдаваться, хоть и препятствия виделись невероятными.

Тревожный маячок сигнализировал, конечно, когда ответа на свое сообщение я не получила и пропущенных больше не обнаружила.

Однако когда напротив кабинета заметила Шестакова в компании Раевского, Смирновой и ее подружки Миланы, под ногами будто земля обрушилась. Они мило общались, потом Миша что-то сказал, и ребята разразились смехом. Все, кроме Вити.

Он периодически опускал взгляд на телефон, лениво кликая по экрану. Я вздохнула, не понимая, чего вообще боюсь? Мы были искренними друг с другом, пусть и ситуация довольно неоднозначная. Но не оттолкнет же Шестаков, не дав и шанса на оправдание?

И Витя будто почувствовал, что я на него смотрю: он поднял голову, мельком мазнув по мне взглядом. Равнодушно. Словно Рита Романова – пустое место. Я растерянно стояла на месте, подобно глиняной статуе, не особо понимая, как быть дальше.

Наталья Егоровна проскочила мимо, открыла кабинет, ребята попрощались и нырнули в пустое помещение. Я еще немного постояла на месте, а потом набрала побольше воздуха в легкие и тоже двинулась в сторону класса. Аленка глянула на меня, оскалившись, резко отвернулась и, подхватив подругу под руку, направилась дальше по коридору.

Где-то под ложечкой засосало, неприятное предчувствие медленно подкрадывалось к горлу. Глупость какая-то. Непонятная и крайне необоснованная паника. Я отмахнулась от тревожного маячка и переступила порог класса, сжав лямки рюкзака.

– Шестаков, – раздался голос классного руководителя. – Ты забыл, где сидишь?

Сглотнув, я перевела взгляд к парте Раевского. Витя, в самом деле, уже расположился там. Что это значит?

– Нет, я сижу здесь. Если вам не нравится, можете вызвать отца или перевести меня в другой класс.

У меня все ухнуло от его реплики. Мы встретились глазами, всего на секунду, и вновь там ничего, кроме безразличия. Выходит, Витя решил возвести стену между нами. Забрать у меня тот единственный шанс, на который я рассчитывала, которым жила все эти дни в собственной тюрьме.

Надежда – это все-таки орудие убийства. Чем больше мы надеемся на лучший исход, тем больней падать.

Я отчетливо поняла это, стоя у входа в кабинет и чувствуя, как надежда вонзает в спину осколки, поражая сердце.

Глава 42 - Рита

Разлука с Витей мне далась тяжело: весь день просидела как на иголках, боясь шелохнуться. Ну и перешептывания бесконечные, конечно, все усугубляли. Нет, пока Шестаков сидел в классе, а теперь он оставался здесь исключительно на уроках, никто и слова не говорил. Зато стоило только Вите выйти в коридор, как начинался концерт по заявкам.

– Ой, вы гляньте, экзотика пришлась не по вкусу?

– Видимо, внутри оказалось еще хуже, чем снаружи.

– Да ладно вам, может, это Шест просто сжалился?

– Или поспорил, хотя оба варианта так себе.

Мне хотелось подняться и высказать им все, но душевные раны забрали силы. Какое высказать, если я едва сдерживала рыдания. А уж вернувшись домой, прильнула к подушке и разрыдалась. Было так невыносимо больно, словно в грудь вонзили осколок и крутили им по часовой стрелке, нажимая с каждой минутой сильней.

Не выдержав, я позвонила Наташе. Все ей рассказала, правда, без слез. Мне нужна была хоть какая-то поддержка, хоть одно мимолетное утешение. Я искренне не понимала, почему Витя резко отвернулся. Да, возможно, заслуженно, да, он имел полное право обидеться. Но не разрушать же отношения на корню из-за единственной ошибки, из-за ситуации, о которой он ничего не знает!

Не так я себе представляла первый учебный день, далеко не так.

Краснова меня подбодрила, хотела даже вытащить погулять или заявиться в гости, но я заверила подругу, что это лишнее. Не до прогулок было, все мысли сводились к Шестакову, к возможному решению сложившегося недопонимания между нами. Я должна была что-то придумать, объясниться с ним.

Ната посоветовала быть наглей, подойти и прямо сказать ему все в глаза, не стесняясь. А если откажется слушать, крикнуть в спину. Любыми способами донести правду. Гордость пусть и нужная штука, но в подобных ситуациях толку от нее ноль.

Всю ночь я промаялась, прокручивала в голове, как подойду, с каких слов начну разговор. Страшно было до жути, однако жить вечно во мраке еще страшней. Поэтому в школу на следующий день я пришла с боевым настроем. Мучительно выждала первые два урока, которые Шестаков пропустил по непонятной причине. А перед третьим в класс влетела Лидка Яшина. Взвинченная, часто моргая и заламывая пальцы. Она походила на жертву, что спасалась бегством от тигра.

– Лид, ты чего? – спросили девчонки.

– Капец, – выдохнула обреченно она.

– Да в чем дело-то?

– Шест снова со Смирновой, вот только что узнала.

– Да ладно? Как? Серьезно?

По спине пробежал холодок, руки затряслись, а горло предательски свело спазмом. Я вжала голову в плечи, пытаясь не превратиться в слух, пытаясь не пропускать через себя слова одноклассниц. Но они, как назло, стали говорить еще громче, словно из них выкачивали эмоции.

– Видела, как на крыльце она его в щеку поцеловала, а еще фотки в соцсетях.

– Ой! Точно! У Аленки СП* появилось. Кажись, реально помирились.

– А я вам говорила! Такие не ссорятся навсегда, да и из-за кого? Забитых деревенщин?

– Да и правильно сделал, что вернулся к Алене. Она все-таки красивая, – вздохнула Оля, которая не так давно насмехалась над Смирновой.

– Что, Романова, минута славы закончилась? – обратилась ко мне Лидка, ехидно усмехнувшись.

Тут я не выдержала. И дело было даже не в утренних насмешках, меня жутко потряхивало от реальности, что обухом прошлась по голове: Витя окончательно от меня отказался. Ну а одноклассницы и их слова тоже в какой-то степени глубоко ранили, подобно ударам плети по спине. Терпеть все это вдруг стало невыносимым.

Резко поднявшись и поправив очки на переносице, я глянула на девчонок, что группкой кружили возле последней парты.

– Какие же вы все-таки двуличные люди, – произнесла холодным, стальным тоном. Откуда-то взялись сила и злость, мне хотелось выплюнуть свою обиду на весь мир, на Витю, который непонятно для чего поманил пальчиком, а затем пнул с ноги в живот.

– Ой, кто заговорил, – закатила глаза Оля.

– Месяц назад ты говорила гадости про Алену, а сейчас вдруг рассыпаешься в комплиментах. И все вы уже бы определились, в конце концов, дружите вы с людьми или обсираете их.

– А ты такая вся правильная, значит? – выгнула бровь староста Ирка, что прежде помалкивала.

– Я, по крайней мере, за спиной о человеке гадости не говорю, – повысив голос, ответила я.

И только вроде Яшина собиралась выдать очередную порцию желчи, как резко замолчала, а потом и вовсе отвернулась. Девчонки вмиг изменились в лице, начали рассаживаться по местам, вспомнили про уроки. Я не сразу поняла, что произошло, а когда обернулась, заметила Шестакова с Раевским. Они остановились у входа в кабинет и молча взирали на одноклассниц. Видимо, услышали часть разговора или же мою последнюю реплику.

И снова этот взгляд Вити: равнодушный, пустой, даже какой-то безжизненный. Он одарил им меня всего на пару секунд, затем отвел глаза и молча поплелся к своей парте.

(СП – статус семейное положение)

* * *

С Шестаковым я так и не поговорила: ни на следующий день, ни через неделю, ни даже через месяц. Время шло, для меня особенно невыносимо, конечно. Я безумно тосковала по Вите, по нашему общению, по теплоте, которую дарить умел только он. Тайком поглядывала иногда на него в столовой, в коридорах, в кабинете. Порой казалось, и Шестаков на меня поглядывал. Но каждый раз взгляд его задерживался на мне мимолетно, словно не наяву. В какой-то момент я даже начала сомневаться, не плод ли этого больного воображения.

Внутренние муки меня, конечно, сильно пошатнули. Я плохо спала, все чаще плакала по ночам, мало ела, меньше читала, пропускала слова учителей мимо ушей. Жизнь вдруг потеряла смысл, пусть и до этого его особо не было, но сейчас я будто потухла, из меня ушли все силы. Хотелось только лежать ничком на кровати, ничего не делать, никого не видеть.

В конце января Наталья Егоровна попросила меня задержаться после уроков. Она села напротив, сцепив руки в замок перед собой на столе, посмотрела с неподдельным состраданием и заговорила:

– Рита, как твои дела?

Удивившись вопросу, я молча пожала плечами.

– У вас с Витей что-то случилось? – вдруг озадачила классный руководитель. Кровь застыла в жилах, когда я вспомнила то прекрасное, что подарил мне Шестаков, и то, сколько раз за этот месяц я видела их с Аленой вместе. Как же быстро он забыл обо мне! Выходит, людям вообще верить нельзя. Говорят, скучали, а на самом деле и не скучали. Говорят слова симпатии, а при одном промахе выбирают других. А может… любви вообще не существует? Может, о ней только стихи слагают да песни поют?..

Не найдя, что ответить, я опять пожала плечами.

– Юность такое дело, – достаточно мягко произнесла Наталья Егоровна, словно пыталась меня подбодрить. – Что порой все кажется окрашенным не в те цвета. Я вон вспоминаю свои школьные годы и как банально тогда потеряла первую любовь.

– Почему потеряли? – осмелилась спросить почти шепотом.

– Из-за слухов завистников. Потом так горевала, ненавидела его, проклинала на чем свет стоит. А правду узнала только на вечере встреч, через десять лет, когда… его уже не стало.

– Соболезную, – тихо проронила, представляя, насколько, наверное, тяжело узнать правду после смерти человека. И главное ведь, изменить уже ничего нельзя.

– Рита, я хочу сказать, что ты не должна забывать об учебе. Понимаю, может, сейчас не лучшее время, и сердце болит, но потом будет поздно хвататься за голову.

– Да, знаю, экзамены, – кивнула покорно. Мне и самой становилось стыдно, больше перед собой, конечно, что забросила учебу. Просто ничего не могла поделать, хотелось только плакать и все. Собственно, сейчас ситуация не намного изменилась, разве что слезы в подушку стала лить реже.

– Не закрывайся в себе, хорошо?

– Хорошо, – согласилась я, тяжело вздохнув. Пусть и понятия не имела, как следовать этому совету.

Поднявшись из-за стола, хотела уже выйти из кабинета, как Наталья Егоровна вновь заговорила:

– В феврале «Вороны» будут играть в нашей школе.

Я непонимающе глянула на женщину, которая явно на что-то намекала. Ее губы тронула легкая улыбка.

– Сколько помню Витю, он всегда вот такой: яркий, в окружении всеобщего внимания, общительный, лидер по жизни. Но не раз, когда ходила к ним на игры, замечала один момент.

– Какой?

– Во время каждой игры Витя иногда останавливается и поворачивается к трибунам. Он словно ищет глазами какого-то особенного зрителя. Это длится секунд пять от силы, затем его взгляд тухнет. Потом он, правда, переключается на игру и старается вообще больше не смотреть в зал. Хотя мальчишки часто машут зрителям, улыбаются, но не Витя.

– Зачем вы мне это говорите? – поджав губы, спросила я. Глаза застилала влага, казалось, я вот-вот расплачусь. Сразу вспомнилось его приглашение на игру и то, как настойчиво он мне это повторял. В груди предательски заныло, будто старую рану посыпали солью и вновь вонзили осколок.

– Приходи посмотреть игру. По крайне мере, подумай об этом. Ой, уже время, у меня же еще урок в десятом. Пойду я, – спохватилась Наталья Егоровна. – А ты подумай, хорошо?

– Хорошо, – больше на автомате ответила я.

Глава 43 - Рита

Разговоры про предстоящий матч с каждой неделей становились все активнее, девчонки даже придумывали разного рода считалочки в качестве поддержки любимой команды. Оказывается, подобные игры в стенах школы проходили редко, чаще на выезде.

С Витей мы продолжали тотально игнорировать друг друга: я отворачивалась, когда замечала его в компании с веселой и яркой Аленкой, а он… кто его знает, как поступал он. Для него я, наверное, перестала существовать, даже пыль на подоконниках, и та была заметней.

Дома у нас обстановка тоже стабилизировалась: мать устроилась подрабатывать, вечерами – мыла полы в подъезде, отцу выписывали больше смен. Возвращался он уставший, молчаливый, и максимум, на что его хватало, так это уделить внимание сыну. Можно было, конечно, выдохнуть, но я все равно знала – не сейчас, так позже обязательно взорвется. Спокойствия отца надолго не хватало. Казалось, он попросту не мог вечно держать в себе эти чувства: убивающую обиду, зависть, а может, и что-то еще.

За неполных два месяца, вроде, я и сама немного подуспокоилась. А буквально за день до игры «Воронов» стала невольным свидетелем разговора Шестакова со Смирновой. Я тогда задержалась после уроков, никак не могла найти закладку, что выпала из книги. В итоге вышла уже, когда прозвенел звонок, и в коридоре наступила полная тишина.

Шла на цыпочках, боясь потревожить тех, кто до сих пор занимался в классах. А не дойдя до лестничного проема, замерла, услышав знакомый голос:

– Ален, мне без разницы, – протянул устало и достаточно равнодушно Шестаков. За последнее время я и не слышала былого задора в его голосе, а может, просто не хотела слышать.

Не знаю почему, но я вдруг остановилась, вцепившись в лямки рюкзака. Проскользнуть мимо них сперва не хватило духу, сердце продолжало кровоточить от тоски к Вите, от глупой обиды и непонимания. А потом уже и некрасиво, скажут еще, подслушивала. Хотя ведь, действительно, подслушивала. Не просто же так продолжала стоять, притаившись.

– Вить, ну ты чего? Я честно искренне пыталась, а ты меня словно сторонишься.

– Я никого не сторонюсь.

– Ты обиделся, что я не смогу прийти на матч?

– Это всего лишь матч, Ален. Мне плевать, если честно, кто будет смотреть. Во время игры я думаю только о мяче и о том, как заработать больше очков. Все! – с каким-то раздражением бросил Шестаков, будто хотел отвязаться от общения с девчонкой. В голове вновь вспыхнуло его приглашение и то, с какой нежностью он тогда смотрел, как настаивал. Мне казалось, для Вити мой приход был очень знаковым событием. Так почему же, находясь в отношениях с Аленой, ему все равно?

Ревность, конечно, кусала за горло, я и смотреть-то в сторону парочки не могла, сразу слезы наворачивались, но сейчас, как услышала их разговор, отчего-то сделалось легче.

– Вить, постой! – крикнула Смирнова. Затем раздались шаги, видимо, они начали спускаться.

Минуты через две и я двинулась по ступенькам, правда, не успела спуститься до конца, напоролась на Аленку. Она замерла в проходе, пухленькие алые губы разомкнулись, в глазах сверкнул огонек отвращения. Между нами повисла давящая пауза, словно мы находились на тропе войны, словно еще один шаг означал поражение другого.

Не выдержав, я сдала позиции первой. Шмыгнула по ступенькам и, не оглядываясь, помчалась к гардеробной. Только накинув куртку на плечи, осторожно наклонилась в сторону, но Смирнову не обнаружила. Хотя изначально подумалось – она нагонит меня, предъявит, что подслушивать нехорошо и все в таком духе. Уж больно взгляд у нее был пронзительный на лестнице, будто девчонка пыталась вытащить из меня душу.

* * *

На следующий день у нас отменили три последних урока из-за предстоящей игры. Зал готовили к приезду гостей, игроки с утра зависали с тренером, ну а девчонки крутились возле зеркала в достаточно откровенных костюмах чирлидерш: короткие юбочки, едва прикрывающие бедра и черные майки с эмблемой «Воронов».

Я, если честно, не планировала идти на матч, да и что там забыла? Правил не знаю, баскетбол по телевизору не смотрела, ну не мое – игры с мячом. А тут еще и целый зал с болельщиками. Однако из школы уйти никак не могла, ноги сами шли в обратную сторону.

Отсидев в кабинете первые тридцать минут с начала игры, я почти договорилась с сердцем, даже куртку нацепила с шапкой, но возле дверей остановилась. Внутри все сжалось в тугой узел, я посмотрела в сторону зала, откуда были слышны скандирующие крики, стук мяча и грохот от бегающих спортсменов. В гардеробной вешалки валились от перебора верхней одежды – гостей приехало много.

Ладно, решила про себя: всего одним глазком! Хуже точно не будет. Просто посмотрю минутку, затем пойду домой.

Правда, все оказалось сложнее: вход поменяли, теперь попасть в зал можно было через запасной выход. А там трибуны, толпы болельщиков, плакаты, одним словом – ничего не видно. Кое-как я протиснулась между рядами, случайно наступила на ногу девчонке, которая болела за соперников, так та обложила меня такими ругательствами, что любой мужчина позавидовал бы ее словарному запасу.

Остановившись в растерянности в проходе на ступеньках, я пыталась решить: то ли где-то присесть, то ли уйти, ведь приходить сюда было изначально плохой идей... Крики, вопли, свисты, аплодисменты – вокруг стояла атмосфера веселья, я же чувствовала себя здесь лишней, чужой.

А потом тело будто обдало огнем, за ребрами начало разливаться тепло. Румянец согрел щеки, заставляя меня перевести взгляд на площадку. И стоило только повернуться, как я встретилась глазами с Витей.

В одно из окон проскользнул лучик света, потянув за собой свежесть цветущей весны, что уже стояла на пороге. Он пролетел по залу, будто смиряя тоску, лианами скрутившую громкий орган за грудной клеткой. Затем остановился и лег тенью цветущего лепестка на самого важного для меня человека. Я, кажется, и сама замерла вместе с этим едва заметным лучиком, не веря, что Витя стоял там, в центре игровой зоны, и не сводил с меня своих до ужаса глубоких изумрудных глаз. Вмиг мне показалось, нет вокруг никого: ни болельщиков, ни их скандирующих голосов, ни даже других игроков. Только солнечный зайчик, что тайно прокрался в зал, и немигающий взгляд Вити.

За последние пару месяцев он одаривал меня секундным вниманием, сейчас же прошла целая вечность, а Шестаков продолжал смотреть, словно не веря в происходящее. Да я и сама не верила. Губы мои дрогнули, по спине прошелся разряд тока. Наверное, также несся Титаник в направлении айсберга, заведомо зная, что разобьется.

И я, сжав кулачки, подняла их, прошептав глухую реплику: «Удачи».

В глазах защипало от горечи. Солнечный зайчик исчез, а вместе с ним и надежда, что вспыхнула яркой вспышкой на мрачном зимнем небе. Да уж, моя жизнь пропиталась тоской, она была во всем: в парте, за которой я сидела, в учебниках, что носила в рюкзаке, в пейзажах за окном, сменяющих зиму на весну. Даже взгляд Вити отзывался болезненной тягой. Мы можем вечно убегать от реальности, но когда сталкиваемся с ней лицом к лицу, почему-то начинаем задыхаться.

Шестакова одернул какой-то игрок, и Витя вернулся к игре. Помчался за соперником, рассекая воздух, выхватил пас, обходя то одного, то другого. Народ замер, время на табло отсчитывало секунды, Витя подпрыгнул, и мяч оказался в кольце.

В этой голубой футболке и шортах, с повязкой капитана, он выглядел невероятно круто.

С ужасом я поняла, насколько далеко мы друг от друга, глубокую пропасть не обойти и даже не построить мостик. До площадки вело не меньше двадцати ступенек, до Вити – тысячи километров. Он отвернулся от меня, не дав шанса рассказать правду. Возможно, оно и к лучшему.

По щеке скатилась слеза, я опустила голову, подбирая влагу рукавом куртки. Развернулась и постаралась затеряться среди толпы болельщиков.

Очередной звук мяча. Зал завыл, подорвался со своих мест, скандируя «Ура, Вороны!».

– Молодец, – прошептала я, оказываясь возле дверей. Вздохнула, затем все-таки покинула переполненное эмоциями помещение. Плохая была идея, однозначно плохая.

Глава 44 - Витя

Зря я, конечно, на Новый год поехал к Юрке на дачу. Злой был, грудь разрывало от горечи и разочарования, хотелось как-то забыться, не думать, выбросить все то яркое и нежное, что подарила Рита. А подарила ли… или просто посмеялась? Гордость во второй раз пошатнулась, и я, не думая ни о чем, поперся на ту вписку.

Ну а там Смирнова. Она, правда, не сразу подошла, однако взглядом так и облизывала, словно смотреть больше не на кого было. Спустя час, Аленка осмелела, решительно подсела рядом на диван и завела разговор. Щебетала о том, о сем: родители, подруги, школа. Откровенно говоря, слушать ее болтовню мне было до ужаса неинтересно, да и какие могут быть интересы, когда мысленно я продолжал стоять в том дворе и смотреть на безмятежное лицо Риты.

В какой-то момент так разозлился на себя, на свою доверчивость, привязанность, что открылся в три секунды этой девчонке. Хотя ведь обычно в сердце никого не впускал, всех разворачивал на пороге, а здесь… наследила и ушла, с усмешкой хлопнув дверью. Поэтому решил, что хватит мотать сопли на кулак, нужно постараться отвлечься, отключить голову, выбросить из воспоминаний то светлое, от чего екало сердце.

Ну а тут ребята предложили в плойку сыграть, в любимую нашу стратегию. Я с радостью покинул Смирнову, которая всё продолжала настойчиво зудеть над ухом. Уселся за джойстик, пытался сосредоточиться, клацал по клавишам, позади еще девчонки активно скандировали, поддерживая свою команду. Не помогло.

Потом начали играть в «бэнг», а когда перетекло в «правда или действия», я технично свалил. Плюхнулся на кровать в пустой комнате на втором этаже, достал телефон и удивился, увидев в соцсетях у себя в ленте новую фотку. Притом, как фоткались мы, я помнил, а как выкладывал сам – нет.

Не став искать крайних и виноватых, кинул мобильный на подушку, укрылся сверху одеялом и попробовал уснуть. Да только ни черта не получилось. Опять Рита, воспоминания, поцелуи. Живот скрутило в тугой узел, под ребрами словно горела старая рана. Хоть волком вой. Не знаю, как уснул, проснулся уже утром от стука в дверь.

– Вить, ты как? Голова не болит? А я сок принесла тебе, – кокетливо улыбнулась Аленка, нагло входя в комнату. В белом спортивном костюме она выглядела довольно бодро, будто только что с пробежки. Волосы завязаны в конский хвост, губы растянуты в ангельской улыбке.

– Спасибо, нормально, – зевнув, ответил я, потирая глаза. – Да и необязательно было сок нести, Ален. Я бы и сам мог.

– Да мне ж не сложно, – мягко произнесла Смирнова. Она присела на край кровати, закинула ногу на ногу, положила руки на колени. Такая вся робкая, ненавязчивая, я даже пожалел, почему схожу с ума не по этой девчонке, а по той, кому и дела до меня нет.

Однако входить в одну реку дважды не хотелось, поэтому я быстренько подскочил с и нырнул в ванную комнату. Думал, потяну время, Аленке надоест сидеть в одиночестве, и она уйдет. И в самом деле, когда я вышел, ее уже не было.

Взяв сотовый, уныло глянул на экран. Не знаю, чего ожидал, все казалось, Рита позвонит, объяснится как-то, на крайний случай сообщение напишет. Но не позвонила ни первого, ни второго, ни даже третьего. Да все десять дней ничего, видимо, в самом деле, я был для нее новогодней одноразовой игрушкой.

Женщин нельзя прощать.

Мало мне было детства? Матери? Удар за ударом учит людей принимать верные тактические решения. Чему научился я? Правильно, наступать на одни и те же грабли.

За время каникул, чтобы не взвыть окончательно, я стал чаще бегать, задерживаться после тренировок, отрабатывая подачи. Рыжов, конечно, нарадоваться не мог, всем меня в пример ставил: мол, посмотрите, ваш капитан рвется к победам, а вы еле ногами передвигаете после праздника. Знал бы он, что я и сам еле двигался, больше на автомате, чем осознанно.

Спал мало, все чаще разглядывал в окно мрачные городские пейзажи. А когда все-таки засыпал, видел странные сны. Бушующее море, а над ним дымящиеся тучи. Волны одна за другой разбиваются пеной о голые острые скалы. Я подхожу к обрыву и замечаю змею, что вьется огненной молнией, спасаясь от смерти.

Мне хочется помочь ей, не дать сорваться вниз, в пучину бесконечно синих вод. Протягиваю руку, ощущая на коже влажный холод от прикосновения. Всего минуту мы смотрим друг на друга: ее янтарные глаза медленно гаснут, смиряя тоску в моей душе. А потом по ладони начинает струиться алая кровь, скатываясь маленькими каплями на землю и рисуя узоры, подобно венам на коже.

Я понимаю, змея одарила меня сердечным ядом. Вскидываю голову вверх, ветер продолжает свистеть, подгоняя волны к скалам. Вот уже и змеи нет, а я до сих пор задаюсь вопросом, зачем протянул руку, почему позволил ей себя одурманить.

После таких снов, пробуждаясь, я всегда видел образ Риты. На автомате тянулся к телефону, как дурак заходил во входящие и, не находя там ни одного пропущенного, разозлившись, откидывал гаджет на пол.

Все проходит, и Рита пройдет.

* * *

В последний день каникул Кир предложил поехать всем вместе на горнолыжку. Компания собиралась шумная, активная, ну я и согласился. В одиночестве сходил с ума, а с людьми, вроде, и дышать полегче.

Смирнова тоже с нами увязалась, хотя вообще не любила горы, сноуборд и холод. Снаряжение она взяла, даже инструктора себе оплатила, но на одном из склонов не смогла затормозить и понеслась вниз на бешеной скорости. Я как раз рядом спускался, услышал ее крики, позади вопли горе-инструктора, не успел опомниться, Аленка уже влетела в лыжника. Хорошо еще повело их влево, в сугроб, а иначе даже и представить страшно.

Хромой лыжник наехал на Смирнову, она растерялась, ну я и вмешался. Заступился за нее больше по-человечески, девочка ведь. Помог потом спуститься до подъемника, ну и как-то слово за слово, разговорились про горы, спуски, снаряжение. Мне всегда нравилось делиться опытом, и Аленка, скорее, поймала меня на крючок, проявив женскую хитрость.

На следующий день в школе мы столкнулись в гардеробной. Мишка заигрывал с Миланой, а Смирнова рядом скучала. Я подошел, со всеми поздоровался, и дружной компанией мы пошли наверх, обсуждая прошедшие каникулы. Разицкая, конечно, косилась в мою сторону, еще бы, после стольких перепалок, а вот Аленка вела себя абсолютно обыденно, будто мы с ней вообще никогда не ссорились.

И тут настигло какое-то непонятное удушающее чувство, словно веревкой стянули горло и обожгли легкие. Я перевел взгляд в сторону коридора и обомлел, заметив Риту. Невинная, подобно весеннему цветку в молодом лесу, она стояла в пустом коридоре. Мой взгляд коснулся ее алых губ, что слегка разомкнулись, и мне сделалось дурно.

Я вдруг себя ощутил бестолковым поэтом, заблудившимся на дороге без солнца и звезд. Откуда-то взялся порыв подойти, задать вопросы, что вбивали гвозди под ребра. Но, взяв себя в руки, я поспешил отвести взгляд в сторону и прикусить изнутри щеки. Равнодушие – лучший щит. Пусть думает, что мне плевать. Она поигралась, поигрался и я.

А чтобы окончательно разорвать порочный круг, я даже отсел от Романовой и старался максимально часто покидать кабинет на переменах, не смотреть на Марго, не думать о ней, вырвать с корнем сладкие грезы, что так и остались глупыми мечтами.

И если во время каникул я еще как-то сдерживался, то с началом занятий дышать стало совсем невмоготу. Иногда я позволял себе тайком заглядываться на Риту, потому что тосковал, подобно бездомной собачонке, которую выбросил хозяин за ненадобностью. И в те редкие мгновения, когда мы случайно встречались взглядами, сердце сжимали невыносимые муки.

Мне даже начало казаться, что я упустил какую-то важную деталь, что Рита также тоскует по мне, как и я по ней, что мы оба ходим по обочине, не решаясь перейти дорогу. С каждым днем это ощущение крепло, раздражало, требовало каких-то действий. Но раздражали не только молчаливые переглядывания, в школе вновь пошли слухи о нас с Аленкой. Откуда они только брались, одному богу известно.

Кто-то ляпнул, будто мы опять встречаемся. Нет, Смирнова, конечно, активно крутилась рядом, но так ненавязчиво это делала, что я и сам не замечал обилие ее внимания к своей персоне. То на тренировку придет, вроде с Акимом поболтать, а сама на меня поглядывает. Товечерами вместе с тем же Гедуевым в гости к Володину приедет, хотя мы там чисто мужской компанией собирались. А какая она чисто мужская, когда присутствует хоть одна девушка, и не просто девушка, а сама Аленка, что умело расположила к себе всех пацанов.

О переменах я вообще молчу: Смирнова постоянно приходила в столовую и садилась за мой столик, нагло тащила еду из тарелки, могла запросто выпить половину чая, который я брал для себя. Нет, мне было не жалко, берет и ладно. Я вообще стал каким-то безразличным ко всему, и только образ Риты, что мелькал тенью перед глазами, пробуждал во мне эмоции.

Глава 45 - Витя

За день до игры в раздевалке ко мне подошел Аким. Он дождался, пока народ свалит, а затем заговорил:

– Слушай, что между тобой и Аленой?

– Ничего, – честно ответил, закидывая вещи в сумку. Слухи, конечно, ходили отменные, но как бы я не пытался их заглушить, они, словно по дуновению ветра, разносились с новой силой. И главное, Смирнова не переживала, с улыбкой говорила, мол, все нормально, болтают и пусть себе болтают.

– В плане… вы не вместе? А как же?..

– Да дебилы какие-то распускают слухи о нас, мне надоело уже затыкать народ. Мы расстались еще в прошлом году, больше не сходились, – выдал как на духу я. Порядком поднадоели эти вопросы, будто тем для разговоров не было больше.

– Странно, – задумчиво протянул Гедуев, облокотившись о стенку спиной. Я мельком глянул на него, не особо понимая, к чему он клонит. За последние почти два месяца мы стали ближе, чем были до этого. Он приходил на все посиделки, откидывал шутки да и в целом слился с коллективом. Со Смирновой они, кстати, тоже подружились, эдакие лучшие друзья прям: на все вечерние сходняки приходили вместе. Зато в школе почему-то держались на расстоянии, ну, собственно, дело каждого, я в это лезть не планировал.

– Что странного?

– Мы с Аленой с каникул как-то сблизились что ли, и она… она убеждена, что вы в отношениях, – выдал неожиданно Аким. У меня аж сумка из рук выпала. Я посмотрел на товарища, почесал затылок и громко вздохнул.

– Нет, мы не вместе, и она прекрасно об этом осведомлена, – поджав губы, тихо цокнул я.

И тут где-то стрельнуло: а вдруг слухи разлетаются не сами по себе, вдруг это дело рук Смирновой? Девочка она неглупая, меня давно знает, людей, кто помог бы провернуть план, рядом с ней хоть отбавляй. Хотя, кое-что не клеилось, конечно. Все-таки Аленка не настолько корыстная, да и гордость у нее есть. Прошло достаточно времени, от слухов ей бы и самой хуже сделалось. Я в любом случае не планировал возобновлять отношения. Рано или поздно ложь раскрылась бы, и что тогда? Нет, это точно не Смирнова. Слишком уж она повернута на своей репутации.

А на следующий день Аленка зачем-то вытащила меня с тренировки и начала слезно просить прощения, что не сможет присутствовать на игре. Вот где я удивился, едва сдержав сарказм. Откровенно говоря, мне было плевать, придет Смирнова или нет, и зачем она решила сообщить “важную” новость, не особо понял.

В мыслях прокручивались комбинации, возможные обходы соперника, а уж никак не Алена с ее тараканами. Нам предстояло сыграть два важных матча: сегодня и через две недели. От победы зависело будущее, выход на крупную арену, возможность засветиться. Нам нужна была победа, и я посвятил всего себя тренировкам, от паса к пасу, от одного защитника к другому. Метил ровно в цель, подбадривал ребят, пытался подстраховывать, выкладывался на максимум, в надежде вырвать зубами заветные очки.

Однако на самом матче случилось нечто необъяснимое.

Остановившись всего на короткий миг в центре площадки, перевел взгляд на трибуны, что делаю крайне редко, а там она. Я как стоял, так и замер, прирос ногами к полу. Смотрел, словно не наяву видел Риту, словно все происходило во сне. Между нами все будто заискрило, воздух сделался раскаленным, он обжигал легкие, обволакивая их теплотой.

Губ Марго коснулась улыбка. Настолько искренняя, что я ощутил себя мучительным странником, рвущимся на свободу из сдавливающей клетки. Ведь в Рите и заключалась моя свобода: в этой улыбке, в этом взгляде, что сиял ярче луны летней ночью. Она что-то шепнула, взмахнув кулачками в воздухе, а у меня в глазах защипало от накатившей тоски.

В ушах свистел ветер, играли волны, вжимая сердце в грудную клетку. И лишь во взгляде Риты виделся мятежный покой, луч солнца, который я всю жизнь искал, разглядывая эти трибуны.

Каким-то чудом меня вернули к игре, заставив вспомнить свое основное предназначение. Я забил очко и вновь глянул в зал, однако Марго уже там не было.

Не знаю почему, но внезапно накатила горечь, словно из меня вытряхнули все силы. Я и доиграл-то кое-как, сделался рассеянным, пропустил пас, который невозможно было не поймать. А уж когда нам забили очко, буквально за минуту до конца последнего периода, и вовсе чуть со стыда не сгорел. Я искренне пытался взять себя в руки, сконцентрироваться на мяче, что отбивали соперники об пол.

Да и парни будто заразились апатией: растерянно переглядывались, промазывали, мяч скользил из рук. Они хаотично передвигались по площадке, хотя еще в первом периоде носились резвыми конями, выгрызая законные очки. Клянусь, победа досталась нам чудом.

Даже Рыжов это отметил, уже позже войдя в раздевалку:

– Чего радуетесь? – рявкнул он, грозно сведя брови на переносице. Народ моментально умолк, потупив взгляды.

– Что это было, мать его, я спрашиваю? Вы за минуту играть разучились? Раевский, ты у нас в балеруны заделался, да? На носочках плавно скакал до щита, а ты Володин? Это что был за пас вообще? То есть пока Шестаков с огнем в глазах носится, вы все носитесь, а стоит ему войти в прострацию, и вы тоже даете слабину?

Пацаны, конечно, не согласились с тренером. В их понимании победа была заслуженной, а он тупо придирался, как обычно бывает. Однако я прекрасно видел игру и понимал – не придирался. Рыжов абсолютно прав, мы отвратительно сыграли. Выиграли только потому, что начали за здравие, успев урвать хороший кусок пирога. Если бы Рита пришла в начале матча, поражение нам было бы обеспечено.

Доковыляв домой, я плюхнулся на кровать и уставился в потолок, пытаясь осмыслить произошедшее. Внутренний голос закидывал вопросами, их было столько, что ответов я долго найти не мог. Видел в лице Романовой предательницу, как в матери, которая нас с отцом бросила. Однако сердце уверенно подсказывало – надо проверить, окончательно убедиться.

Ну а вдруг я ошибся? Вдруг… не знаю, там что-то другое.

Правда, пришел к этому рациональному, на мой взгляд, решению я не сразу. Неделю вынашивал, мусолил в голове, искал логичные аргументы сперва поступкам Риты, потом своему порыву.

Промаявшись все выходные, я решился на разговор. Да, может быть это не совсем по-мужски, идти к девушке, которая тебя продинамила, но назойливый голос твердил – надо. Однако разговор как-то не срастался: то людей вокруг меня крутилось прилично, то Рита убегала буквально сразу после звонка.

В один из дней я даже притащился на час раньше в школу и встал возле ворот, поджидая ее у входа. Думал, выловлю, спрошу, а там либо разойдемся окончательно, либо по ситуации разберусь. Однако Смирнова сбила все мои планы: выскочила из машины расстроенная и давай мне на шею вешаться, обливаясь крокодильими слезами.

Стоило только легонько коснуться плеча девчонки, чтобы оттянуть от себя, как нарисовалась Рита. Губы ее дрогнули, а взгляд напомнил небо перед грозой: затянулся тучками, помрачнел, мне и самому вдруг сделалось тошно. Будто я в предатели записался.

Романова проскочила мимо нас, опустив голову, а я со злости оттолкнул от себя Аленку.

– Извини, – шепнул тихо, развернулся и побрел по школьному двору, оставляя Смирнову в полном одиночестве. Может, это было и по-свински, но я не мог, тупо не мог продолжать изображать роль жилетки.

В этот день да и в следующий разговор с Ритой не состоялся. Близились праздничные дни, а там и важный матч. Я злился на себя, что мешкаю, тяну резину. Понимал ведь, если бы хотел, подошел бы в любой день, взял за руку, отвел в уголок и спросил с глазу на глаз. Но нет же, искал удобный случай, поджидал, затаившись.

А за день до игры все случилось само собой… Тем роковым вечером.

Глава 46.1 - Рита

– Ну и зря ты играешь в молчанку, – жужжала Наташка на ухо, выслушивая мою очередную тираду о любви к Вите. Я поделилась с подругой событием с матча, и то спустя две недели. Сперва как-то не хотела ничего говорить, да и что тут скажешь, сплошные слезы на глазах, а потом увидела Шестакова с Аленкой у ворот обнимающихся, так горько стало, обидно.

Еле высидела до конца уроков, примчалась домой, уткнулась в подушку и разревелась до икоты и воя. Хорошо еще, домашних не было, иначе не знаю, сломалась бы окончательно. Пролежала весь день ничком, пропустила ужин, а потом уснула до утра.

Сдерживать в себе чувства было чертовски невыносимо, в конце концов, не выдержала и через пару дней набрала Красновой. Разнылась в трубку, ну она и предложила прогуляться, тем более погодка стояла довольно солнечная. Весна медленно смещала зиму.

Встретились мы с Натой во дворе и пошли бродить по улицам мимо серых многоэтажек по разным закоулочкам. Отец сегодня на смене, мать с Мотей на очередном обследовании. Нам повезло – назначили примерную дату операции, нашли клинику, которая выделяет квоту. Оставалось только дождаться, чем мы смиренно и занимались.

– Если бы он хотел, подошел бы сам, – уныло протянула я, поджимая губы. Запрокинула голову к небу, подняла ладонь, расставляя пальцы. Лучик солнца проскользнул мимо, и я вновь мысленно вернулась в тот день, когда Витя в последний раз подарил мне свою улыбку.

– Все это очень странно, – вздохнула Краснова. – Ну не похож твой Витя на парня, который бы поигрался и бросил. Плюс ты ему в сообщении все разъяснила, что дуться-то? Ребенок маленький что ли?

– Видимо, для него такие отношения неприемлемы, – пожала плечами я, продолжая разглядывать мартовское небо.

– А чего он тогда как вкопанный на площадке во время игры встал? Нет, Ритусь, тут что-то не чисто.

– Он снова с Аленой встречается, об этом только глухой не слышал. Да ладно, – отмахнулась я, опуская руку вниз. Тяжело, конечно, принимать реальность, но битву за горячо любимое сердце Маргарита Романова с треском проиграла.

– Ты видела, чтобы он с ней тискался или фоточки совместные новые постил? – не унималась Ната.

– Не видела, – повела я плечом, опуская тот факт, что больше к Вите на страничку не заходила. Откровенно говоря, боялась увидеть там их вместе со Смирновой, боялась не выдержать очередного удара под дых. Я просто пыталась дождаться завершения школы, а там проще будет. Наверное.

– Ну раз не видела… ой, погоди, – затормозила Краснова, потянувшись к своему мобильному, который активно вибрировал. – Ой, Валюшечка звонит! – растянулась в улыбке подруга.

Каким бы подозрительным не казался мне ее бойфренд, с Вальком у Наты все было довольно серьезно. Они гуляли почти каждый день, держались за руки, целовались. Прогулок втроем больше не было, хотя Краснова и звала, однако я категорически отказывалась. А однажды, возвращаясь домой, заметила его с каким-то другом неподалеку от нашего района. Разговор явно был на повышенных тонах, потом Валек вжал голову в плечи, поник и молча поплелся в другую сторону.

Этот диалог так въелся в память, что я даже Наташке о нем поведала. Правда, она не придала особого значения, мол, парнишка он уличный, логичное дело, с кем-то могут быть разногласия.

– Стой, стой! Я ничего… я… Валек, ты слишком быстро говоришь, – голос подруги вдруг сделался каким-то растерянным, она начала часто моргать, то и дело прикусывая кончик нижней губы.

– Хорошо, не переживай. Я… я что-нибудь придумаю. Скинь адрес сообщением!

Ната перевела на меня испуганный взгляд, и я сразу поняла – что-то случилось, причем очень серьезное.

– В чем дело? – спросила, сглотнув.

– Он денег у каких-то кентов занимал, они его подловили и не выпускают. Сказали, пока не отдашь, не уйдешь.

– Денег? Много? – ошарашенно взирала я на подругу.

– Нет, пять тысяч.

– Ну… не мало.

– У матери есть в заначке, я знаю, где лежит. Нужно только взять и отвезти их, – засуетилась Ната. Она провела рукой по волосам, глянула на экран телефона, затем быстренько запихнула его в карман и двинулась в направлении дома.

– Куда отвезти-то? С ума сошла? Пусть сам приезжает! – запаниковала я. Чутье подсказывало – нельзя ехать никуда, нельзя Наташку отпускать.

– На заброшенную фабрику, которая возле речки.

– Наташ! – я схватила подругу за локоть и резко дернула на себя, останавливая. Да, понятное дело, Краснова переживала за близкого человека. Возможно, на ее месте, ради Вити, я бы поступила также, но Валек не Шестаков, одному богу известно, что в голове у этого парня.

– Ну чего? – вспыхнула она.

– Заброшенная фабрика в глухом районе города, да ты с ума сошла? Мало ли кто там будет!

– Я не могу его бросить, понимаешь? – ее взгляд резал без ножа, ломая все возможные аргументы в моей голове.

– Ладно, тогда я поеду с тобой.

– Нет, – запротестовала Краснова, качая головой.

– Да! Ты для меня как сестра, если с тобой что-то случится, я не прощу себе этого.

– Поэтому ты не поедешь, – прошептала Ната. Ее прохладные ладони коснулись моих щек. С каким трепетом она смотрела! Словно заранее знала исход этой поездки. Наверное, я также в свое время смотрела на Витю, когда отталкивала его, желая лучшего.

– Поеду, – решительно заявила, вырываясь из хватки Красновой. – Я потеряла Витю, но тебя не потеряю. Или мы обе никуда не поедем, понятно?

– Ты неисправима, – вздохнула Наташка. – Ну что мне с тобой делать?

– Пошли, пока окончательно не стемнело.

И мы пошли: сначала до дома, чтобы взять деньги, оттуда вызвали такси и поехали в пасть к тигру, иначе и не скажешь. Пока ехали, я места себе не находила, вытащила телефон, сжимала его в руках, стараясь унять дрожь в теле.

Водитель еще попался болтливый, вопросами закидывал без остановки, про молодость свою рассказывал. Мы с Натой не отвечали, обе пребывали в каком-то заторможенном состоянии: молчаливо поглядывали в окна на городские пейзажи, дожидаясь минуты икс.

Таксист высадил нас напротив старого заброшенного здания, напоследок уточнив, точно ли нам сюда, видимо, ему район тоже пришелся не по вкусу. К слову, постройка эта пустовала уже лет как десять, если не больше. Поговаривали, у собственника возникли проблемы с властью, бизнес вести запретили, людей выгнали, фабрику закрыли. Однако само строение почему-то не снесли.

В конечном итоге здание приглянулось бомжам, пьяницам, наркоманам – кто здесь только не ошивался. Стекла выбили, рамы поломали, на дверях давно не было замков. Иногда сюда приходили и подростки в поисках приключений, а иногда и не только. И если днем в этом районе спокойно прогуливались люди, то вечерами старались обходить за километр. Не дай бог нарваться на хулиганов.

Вход в бывшую фабрику находился с торца здания, поэтому нам пришлось обойти высокие кусты и старенький ангар. Остановившись напротив дверей, которых уже и не было, немного замешкались, не решаясь войти.

– Дай-ка свой телефон, – внезапно протянула ладонь Наташка. Я без задней мысли отдала, но все-таки спросила:

– Зачем тебе он?

– На моем зарядка вот-вот сядет, а если что вдруг, ты не решишься камеру навести или сто двенадцать набрать. Хотя, я надеюсь, обойдется без этого, но перестраховаться лишним не будет.

– Будем надеяться, – прошептала, делая очередной тяжелый вздох.

В полупустой коридор мы вошли одновременно, оглядывая широкое помещение. Кругом валялись пустые бутылки, банки, осколки стекла, грязные старые газеты, а где-то в углах и вещи. Видимо, некоторые личности здесь все же ночевали. Запах еще такой стоял, словно костер жгли, но буквально перед нашим приходом потушили.

Поежившись, я замедлила шаг, позволяя Нате выйти вперед. Сама продолжала крутить головой, задаваясь бесконечным вопросом: почему место встречи назначили в подобном месте. Ну должен человек денег, так почему бы не забрать их на улице, в кафе, в конце концов, да где угодно, но не на заброшенной фабрике же. Один вид всего разбитого усиливал тревожное чувство.

Свернув в первый же проём, мы буквально сразу натолкнулись на пятерых парней и Валька. И если первые стояли, крутя в руках кто биту, кто веревку, то второй, сжавшись, сидел на полу, подтянув к себе ноги.

– Валек! – воскликнула Наташка, кинувшись навстречу. Парень моментально подскочил, подбежал к нам, скосил на меня недовольный взгляд, однако тут же обратился к Красновой:

– Принесла, девочка моя?

– Конечно, погоди, – Ната вынула сверток с деньгами, я же молча топталась позади, ожидая, когда мы отсюда уйдем.

Валек выхватил сверток и, не поблагодарив, ринулся к самому тучному парню с темным ежиком на голове. Главарь, похоже. Тот с брезгливостью взял деньги, развернул газетку и начал пересчитывать. У Наташки мелкими купюрами было, но, как говорится, что имели, то и принесли.

– Пятера? – удивился Ежик, во рту он крутил зубочистку, лениво перекатывая ее из стороны в сторону.

– Как договаривались, – голос у Валька сделался мягким, совсем девчачьим. Мы с Наташкой переглянулись, и вновь возникло непонятное чувство, якорем тянущее ко дну.

– Договаривались, если в срок отдашь. А ты просрочил на месяц уже. Люк тебе банк что ли? – повысил голос Ежик, парни, стоящие рядом, громко заохали.

– Я отдам, честно! – взмолился Валек, потирая перед собой ладони в умоляющем жесте. В разбитом окне, где даже не было рамы, я заметила, что солнце окончательно исчезло, а вместе с ним и надежда на благоприятный исход.

– Больше я на это не куплюсь. Либо плати сейчас, либо псам скормлю, – прорычал Ежик.

Краем глаза увидела, как Ната вытащила телефон из кармана – сначала свой, а потом мой. Наверное, ее все-таки сел. Она завела руку за спину, ввела пароль блокировки и зашла в вызовы.

– Ну хочешь… хочешь девчонку забирай! – крикнул Валек, указав на Краснову.

В груди у меня все ухнуло, похолодело от реплики парня. На секунду я дышать перестала, замечая, как медленно оседает пыль на бетонном полу. Она кружила в воздухе, словно в замедленной съемке отсчитывая минуты перед казнью. Я не поверила в происходящее, даже когда к нам подошел худощавый татуированный незнакомец, что в одной руке держал биту.

– Хорошо, Клим, бери вон ту, очкастую, – раздался голос Ежика.

– Только попробуй! – взвыла Наташка, а дальше все заволокло туманом. Холодные потные ладони схватили меня за руку, рывком потянув в сторону темного коридора.

– Отпусти ее! Рита! Отпусти, урод! Рита! – кричала Краснова, но кто-то ее схватил, не давая возможности кинуться в мою сторону. Я тоже не бездействовала, начала дергаться, выкручиваться, однако парень оказался сильней.

В конечном итоге он толкнул меня на пол, я, споткнувшись, упала, счесав ладонь до крови. Развернулась, блуждая глазами по незнакомцу и темному помещению без просвета на спасение. Кое-как поднялась и буквально сразу побежала прямо, не ведая, зачем и куда бегу. Это было, скорее, интуитивно – сработал инстинкт самосохранения.

Сердце ошалело выло сиреной, я едва успевала глотать воздух, а от моих шагов вздымалась пыль, забивая легкие. Темноволосый изначально просто шел следом, высокий был, мог себе позволить, но когда я ускорилась и шмыгнула на второй этаж, он перешел на бег.

Откуда-то взялись силы, проснулось второе дыхание, несмотря на то, что я умудрилась еще три раза упасть. Казалось, в этом бешеном забеге мы провели бесконечное количество минут, пока незнакомец не настиг меня, схватив за волосы и дернув на себя в одном из темных закутков.

– Отпусти, урод! – прошипела, пытаясь вырваться, да только никто слушать не стал.

Меня заволокли, подобно мешку картошки, в комнату на первом этаже. Да, мы каким-то чудом успели спуститься, правда, в отдаленное крыло, противоположное входу.

– Иди к черту! Отпусти! – кричала я, падая в очередной раз на пол. Скрестила руки перед собой, сжав пальчики в кулачки. Очки съехали на нос, забившись пылью и песком. Я тяжело дышала, перебирая в голове варианты спасения. Случайно заприметив боковым зрением кирпич, ринулась к нему, планируя использовать в качестве спасительного оружия.

– Сучка! – замахнулся брюнет битой, что все это время была в его свободной руке. И только он взмахнул ею, как позади кто-то вырос, ухватился за деревянное основание, дернув на себя незнакомца.

Глава 46.2 - Рита

Сердце колотилось, отдавая безумными ритмами в перепонках. Я сжала крепче булыжник в пальцах, ощущая прохладу и онемение. Темноволосый рухнул на землю, потеряв равновесие. Мой взгляд метнулся в проход и буквально напоролся на холодный, пронизывающий до костей взгляд серых глаз.

Молодой парень в кожаной куртке, черных брюках и найках вошел в помещение. Он был высокий, коротко стриженый с выбритыми висками, на шее незнакомца красовались вензеля татуировки, убегающие под черный свитер.

– Люк, – прошептал брюнет, взирая с опаской на новоприбывшего гостя. Я тоже смотрела, не моргая, все крепче сжимая кирпич.

– Клим, вы что, мать твою, «Бригады» пересмотрели? – прорычал этот Люк. Он сделал шаг вперед, я два назад, стараясь соблюдать дистанцию для самозащиты. Кто знает, что у парня в голове за черти пляшут. И без того было страшно, грудь заливало огнем от волнения.

Люк наклонился, подцепил пальцами, на которых были два толстых серебряных кольца, верхнюю одежду темноволосого и чуть приподнял на себя, грозно всматриваясь в лицо товарища.

– Люк, да мы это… – мямлил Клим, стуча зубами.

– Еще раз подобное увижу, урою, понял? – процедил раздраженно Люк, затем отпустил брюнета и переместил внимание на меня.

– Эй, как тебя там? – обратился внезапно парень, чьи глаза напоминали грозовые облака. Я выпрямилась, содрогаясь от внутреннего страха. Хотя, было в этом Люке нечто такое, что голос в голове настойчиво твердил – человек с татуировкой тебя не тронет.

– Рита, – достаточно четко, с напускной уверенностью, произнесла свое имя. Однако кирпич не бросила, решила приберечь на всякий случай: кто знает, вдруг интуиция подводит.

Люк поднялся, окончательно потеряв интерес к Климу, кажется, темноволосого так звали. Выпрямившись, он цепким взглядом прошелся по мне, но не оценивающе, скорее, пытаясь найти логическое объяснение возникшим вопросам в его голове.

– Что ты здесь делаешь, Рита?

– Сама не знаю, – честно ответила. Этот вопрос за последние полчаса не раз всплывал назойливой мухой в мыслях. – Пришла с подругой, которая влюблена в урода.

– Люк, – завыл брюнет, продолжавший неподвижно лежать на бетоне. – Можно мне встать, а?

– С подругой? Так здесь две девушки? Клим! – угрожающе скрестив руки на груди, повысил голос Люк. Кажется, он чертовски разозлился на выходку своих товарищей. Значит, интуиция меня не подвела, значит, этот человек не такой уж плохой.

– Я сейчас им там всем устрою! – подорвавшись на ноги, брюнет за долю секунды скрылся с наших глаз. И вот мы уже остались вдвоем в прохладном помещении. Из углов задувал ветер, местами свисала паутина, воздух пропитался сыростью. Казалось, холод пришел вместе с этим парнем.

– Как тебя зовут? – осмелев, проговорила хриплым голосом я.

– Есть разница? – выгнул бровь Люк, не сводя с меня глаз, напоминающих позднюю осень: глубоких, серых, мрачных и безумно холодных. Он будто привык, что все вокруг должны бояться, но я продолжала смотреть прямо, не дрогнув ни на минутку. Жизнь рядом с монстром научила многому, например, спасаться бегством или искать свет там, где его никогда не существовало.

– Наверное, нет, но мне хотелось бы знать твое имя.

– Дима, – уголок его губ чуть приподнялся, и я отметила про себя, что Люк вполне мог занять место Мистера Популярность в любом обществе. Вот только, кажется, судьба его сломала также бескомпромиссно, как и меня.

– Дима, я должна найти подругу, – сказала, делая шаг за шагом навстречу.

– Никто вас не тронет, не переживай. Я девушек не обижаю, пошли.

Он вышел первым, подсвечивая телефоном дорогу. Я молча семенила следом, надеясь, что с Натой все в порядке. Не веруя в Бога, просто молила его о помощи, молила дать шанс той, кого считала сестрой. Удивительно, как в минуты полного отчаяния люди начинают искать спасение отовсюду.

Однако когда мы приблизились к коридору, послышалась возня и непонятные крики. Сердце сжалось, я сама не поняла, как перешла на бег, как обогнала Диму, оказываясь в том самом пролете, откуда меня выволокли.

– Прекратите! – взывала Ната.

Дыхание перехватило, руки упали безжизненными плетьми по швам. Витя. Он дрался с толстяком, тогда как рядом бездыханно валялись двое, а с третьим пыталась воевать Наташка. Я дрожащими ладонями прикрыла лицо, пытаясь понять, почему Шестаков вообще оказался здесь. А потом услышала крик: Витя упал на землю, схватившись за ногу. Ежик поднял биту, планируя нанести удар.

– Витя! – сорвалась с места я. Это был неосознанный порыв, будто одинокий ветер, что годами блуждал по многочисленным пустым коридорам, толкнул меня в спину. Я слышала его завывания, слышала его шепот в своем сердце. Упав на колени перед Шестаковым, зажмурилась, закрывая собой самого дорого для меня человека от удара.

– Философ! – раздался за спиной голос Димы.

Ладони Вити обхватили меня за талию, повалив на ледяной бетон, он внезапно оказался сверху, крепко вжав мою голову в свою грудь. Впервые я слышала настолько громкий стук чьего-то сердца. Его дыхание прерывалось, его пульс слился с моим. Мы отчаянно пытались спасти друг друга.

– Фил! Твою мать! – и снова голос Люка.

С минуту в реальности происходила то ли драка, то ли просто возня, я не вдавалась в подробности, лишь с закрытыми глазами слушала сердце, что так близко оказалось к моему. А потом Витя все-таки приподнялся, блуждая по моему лицу испуганным взглядом. Его горячее дыхание обжигало губы, за ребрами разлилось неожиданное тепло, а глаза защипало от нахлынувшей тоски и тревоги.

– Рита! Рита! Риточка! – едва не рыдая, позвала Наташка. Шестаков начал слезать с меня, видимо, возвращаясь в реальность. Но клянусь, всего на секунду мне показалось, мы вырвались из оков вселенной, разрушив те стены, что возвели два месяца назад.

Витя перекатился на спину, постарался встать, однако замер, ухватившись за ногу.

– В чем дело? – прошептала с ужасом я, боясь подумать, почему он не встает.

– Помочь? – Дима подошел ко мне и протянул руку, однако я не спешила принимать помощь, продолжая ждать, когда же Шестаков встанет. А он то и дело морщился при каждой попытке подняться.

– Витя, – позвала, подползая к нему на коленках.

– Черт, – с хрипом вырвалось у него.

– Что? Что такое? – кровь застыла в жилах от ужасных мыслей, которые внезапно ворвались в голову. Мне сделалось страшно. За Витю страшно.

– Нога…

Глава 47 - Рита

В больницу мы доехали благодаря Диме, он помог Вите подняться, доковылять до его черной нивы, что была припаркована недалеко от фабрики. Наташка с нами не поехала, хотя, оно и к лучшему, я на нее чертовски разозлилась. Оказывается, это с ее подачи Витя приехал сюда – подруга ему позвонила, включила громкую связь, ну а дальше все случилось само собой.

Шестаков примчался, начались разборки. Ната завыла, мол, меня утащили, гады такие, чуть ли не насиловать. И пусть она сделала это, вероятно, из лучших побуждений, но злость при этом не стихала. У Вити была разбита губа, рядом с бровью запеклась кровь, а нога… он едва мог наступать на ступню, не кривясь от боли.

Кажется, в тот момент я впервые возненавидела Наташку.

В травматологии, как назло, еще людей было много, только с час назад привезли двух мужчин, участников аварии. И нам пришлось просидеть в очереди, вдыхая запах спирта вперемешку с потом и женскими духами одной дамочки, от которых выворачивало желудок.

Сидели мы молча втроем на лавке. Дима почему-то не спешил уезжать, то и дело тайком поглядывая на Витю. А тот не сводил глаз с ноги, потирая виски. Я прекрасно понимала его состояние. Завтра важный матч, он капитан команды, ему нельзя болеть, а тут такое… Мысленно молилась, чтобы обошлось, чтобы сделали какой-то волшебный укол, хотя и догадывалась – вряд ли за несколько часов случится чудо.

Когда подошла наша очередь, Шестаков с тяжелым вздохом поднялся, я подалась вперед, хотела помочь ему, но он неожиданно отказался от помощи. Огорчившись, я села на деревянную лавку, поджав губы. Глаза защипало от слез, чувство вины грызло, словно я совершила ужасный грех, словно собственноручно лишила Витю его будущего матча.

– Как ты? – неожиданно подал голос Люк, чуть придвинувшись ко мне. При свете мигающих ламп он выглядел довольно обычно, даже не скажешь, что парень из какой-то банды или группировки. Кажется, мы были ровесниками, а может, парень был старше на пару лет.

– Какая разница?

– За парня своего переживаешь?

– Он не мой парень, – вздохнула я, сцепив перед собой дрожащие руки в замок.

– Так и не скажешь, – ответил сухо Дима, вскинув голову к потолку, на котором скопилось приличное количество разводов, а где-то даже отходила штукатурка. Старое здание медленно разваливалось, никому не было дела до городской травматологии.

– Он не сможет играть завтра, у него матч. И все из-за меня, – прошептала, смахнув слезу, что предательски сорвалась с глаз.

– Это его выбор, – поднявшись с лавки, сказал Люк. Он кинул на меня пустой равнодушный взгляд. – Видимо, на весах жизни ты занимаешь более серьезную позицию, нежели какая-то игра. Если подашь заявление в полицию, возможно, еще встретимся, если нет… судьба покажет.

– Спасибо тебе, Дима, – вероятно, мой вид был настолько жалостливый, что даже броня такого мрачного парня, как Люк, не выдержала. Он неожиданно подался вперед и потрепал меня по волосам, будто маленькую девочку, выдавая подобие улыбки. Слишком скупой и сдержанной, но довольно искренней.

За спиной приоткрылась дверь, я резко повернулась, замечая Витю в проходе. И если до этого он пребывал в какой-то прострации, то сейчас его глаза наполнились яростью, желанием разнести все вокруг. Я впервые видела Шестакова таким – он пугал не меньше Люка, они могли бы стоять на равных.

– Удачи, – кинул Дима, пройдясь ладонью по моим волосам. А через секунду новый знакомый скрылся из зоны видимости, оставляя нас с Витей вдвоем.

– Что сказал врач? – осторожно поинтересовалась, поднимаясь с лавки. Шестаков схватил куртку, которую снял час назад, в помещении на удивление было довольно тепло, накинул на плечи и, не говоря ни слова, хромая, пытался передвигаться.

Я тотчас подбежала, постаралась приобнять его, чтобы помочь идти, но Витя резко оттолкнул, буравя серьезным взглядом. Злился, видимо. Хотя, оно и понятно – любой бы злился в такой ситуации, и словами тут не поможешь, а от извинений толку и того меньше. «Я все испортила» – звучало как приговор в голове.

С глаз опять скатилась горькая предательская слеза. Поджав губы, я отвернулась и вытерла щеку тыльной стороной ладони.

– К чему эти слезы, Романова? – подал голос Витя, облокотившись о стенку. Мы остановились в коридоре, чуть поодаль от приемного отделения, но место все равно было довольно шумным. Двери то и дело хлопали, оповещая о новых травмированных посетителях.

– К чему эти дурацкие вопросы? – всхлипнув, спросила я.

– Хорошо, я могу вообще ничего не спрашивать, – прошипел Шестаков, его грудь довольно часто поднималась и опускалась, видимо, он продолжал злиться. – А с другой стороны, почему это я должен молчать? Кто это парень? Что ты делала в этом богом забытом месте?

– Я поехала туда вместе с Наташей, из-за ее… Валька. А Диму…

– Дима? Значит, это Дима? – тайком я глянула на Витю и окончательно потеряла нить разговора. Он походил на разъяренного быка, которому показали красную тряпку, разве что пар из ушей не валил. Мне было совершенно непонятно, что именно так его разозлило, и почему Витя спрашивает о Диме.

– Да, его так зовут. Я не знаю, кто он, главарь, видимо, их. Но если бы не он, то…

– О да! – язвительно протянул Шестаков, обескуражив своим поведением. Клянусь, он выглядел так, словно ревнует, а не сходит с ума от злости. Однако я тут же откинула от себя эту глупость, мы с Витей не общались два месяца, у него есть девушка, у него все замечательно. Никакой ревности и быть не может.

– Ты прости, что Ната вообще…

– Мне не нужны твои извинения! Хочешь искупить вину, тогда окажи услугу, – выдал внезапно Витя. Я даже немного растерялась от столь быстрого скачка с темы на тему.

– Конечно, что угодно, только скажи.

– Помоги мне добраться до квартиры, – уже чуть спокойней ответил Шестаков. В его глазах все еще бегали искорки злости, но с каждой секундой они затухали.

Я согласилась, не раздумывая, потому что видела, с каким трудом Витя передвигается, а ведь ему еще на какой-то этаж подниматься, в машину садиться. Нет, оставить его я не могла: во-первых, по соображениям совести, а во-вторых, как бы не было банально – хотелось продлить короткий миг нашей близости. Только сейчас осознание ударило по сердцу, и я поняла, насколько истосковалась по этому мальчишке.

Кто-то сказал бы, что у меня нет гордости, кто-то назвал бы разлучницей, но я отодвинула всю рациональность и логику, позволяя себе хотя бы чуть-чуть побыть рядом с Витей, вдохнуть то невероятное чувство, которое моим никогда теперь уже не будет. Да, наверняка завтра я буду заливать слезами подушку, реветь до хрипа, но сегодня – исключение. На таких исключениях строится жизнь, по крайне мере, моя.

Витя вызвал такси, и буквально через три минуты нас уже ожидала белая иномарка повышенного комфорта. Добирались мы до нее, правда, медленно, водитель прождал нас больше обозначенного бесплатного времени. Однако как увидел Шестакова, выскочил, даже помог открыть дверь и убрал детское кресло с заднего пассажирского сиденья в багажник.

Ехали мы в полнейшей тишине: ни музыки из колонок, ни пустых разговоров. Только возле дома таксист любезно спросил, не нужна ли помощь, и я согласилась, предполагая, что сама вряд ли смогу справиться.

Оказалось, Витя жил на втором этаже в элитном районе, не очень далеко от центра, в новостройке с закрытым двором, камерами наблюдения, шлагбаумом, подземной парковкой и детской площадкой. На фоне нашего дома этот походил на район Рублевки, одним словом, очень дорого выглядел.

Проводив нас до лифта, водитель пожелал приятного вечера и благополучно отчалил. Я же сопровождала Витю до самой квартиры, не особо представляя, как вообще буду добираться обратно домой. Остановок поблизости не было, пока мы ехали я внимательно разглядывала местность. Дорогу не особо запомнила, но, с другой стороны, навигатор мне в помощь, а там как-нибудь доберусь. Не время о себе беспокоиться.

На лестничной клетке напротив черных массивных дверей мы остановились. Здесь было всего две квартиры и довольно чистая, просторная площадка, где поместилась бы еще одна полноценная однушка.

Витя вытащил ключи, буквально в долю секунды отворил дверь, переваливаясь через порог квартиры. Я замешкалась секунду-другую, но все же последовала за ним – мало ли, помощь какая пригодится, вот даже обувь снять.

– Может, помочь? – предложила, смущенно сжав перед собой руки. Кто бы мог подумать, что однажды я окажусь у Вити дома, да еще и при таких обстоятельствах.

– Ну помоги, – протянул Шестаков с неподдельной ноткой превосходства.

Я опустилась на корточки и начала расшнуровать ботинок на больной ноге, ощущая затылком, каждой клеточкой кожи, как Витя смотрит на меня. Под ребрами болезненно кольнуло, напоминая то прекрасное, что было между нами еще в декабре. Щеки густо залились румянцем, и нет бы перестать думать, изводить себя, я продолжала мусолить воспоминания.

Разобравшись с обувью, поднялась и нерешительно глянула на Шестакова, не зная, как быть дальше: уйти или еще задержаться. А он будто специально продолжал молча стоять, не сводя с меня своих пронзительных изумрудных глаз. Его взгляд, конечно, приятно будоражил кровь, притягивал магнитом, закрывая пути к отступлению. Еще и воздух между нами сделался каким-то горячим, словно медленно плавился, от того дышать было сложней.

Не выдержав, я первая прервала тишину:

– Если что-то еще… нужно…

– Нужно, – достаточно быстро ответил Витя, приподняв руку, с явным намеком, чтобы я подошла к нему и помогла двигаться дальше.

– Х-хорошо, – смущенно кивнула. Скинула обувь и вновь оказалась достаточно близко, настолько, что могла ощущать запах его духов и стук разъяренного сердца. Интересно, оно всегда так громко отбивает ритмы, или Шестаков тоже взволнован не меньше моего?

– Не туда, направо, – скомандовал Витя, когда мы двинулись по коридору. Справа, насколько я поняла, была его комната.

Большая, размером с половину нашей квартиры, и очень светлая. А какие панорамные окна, а какой вид на город – загляденье! Усадив Шестакова на кровать, тоже, между прочим, приличных размеров, я вновь встала оловянным солдатиком, не зная, что делать дальше.

– Так и будешь стоять? – спросил Витя, взирая на меня снизу вверх. Поправив очки указательным пальцем, я присела на край рядом, случайно задев своим плечом его. От столь обыденного столкновения сердце сжалось, осыпая мурашками от макушки до пяток.

– Что сказал врач? – осмелилась повторить свой вопрос, потому что молчать мне не очень нравилось. Не то чтобы я любила много говорить, просто сейчас сама ситуация напрягала, давила тяжелым камнем.

– Ушиб, – в этот раз Шестаков удосужился ответить. – Пара дней постельного режима, компресс, и смогу нормально ходить. Правда, от забегов придется неделю воздержаться или две. В общем, по обстоятельствам.

Горло болезненно сжало спазмом. Чувство вины вновь напомнило о себе, только от новой волны хотелось выть волком. Я все испортила: его игру, его стремления. Ведь слышала прекрасно, что завтрашний матч решающий, от победы зависит практически все. А Витя теперь по моей милости будет сидеть на скамейке запасных и мысленно проклинать тот день, когда мы познакомились.

– Рита, – позвал внезапно Шестаков. Поджав дрожащие губы, я перевела на него виноватый взгляд. – Зачем ты кинулась меня спасать сегодня?

– Как это зачем? – вспыхнула, поражаясь столь глупому в моем понимании вопросу. Да я бы и жизнь отдала за него, не раздумывая.

– Ты могла пострадать, – спокойно произнес он.

– Ты тоже.

– Я делал это осознанно.

– И я, – прошептала, чувствуя, как зарделись щеки. Витя не сводил своих глаз, словно возвращая в былые дни, в наше бесконечное лето.

– Почему ты… – он оборвал себя, будто не решаясь продолжить фразу. Его взгляд скользнул к моим губам, и меня вмиг опалило жаром, внутри все заискрило, в сердце разлилась теплота. Оно словно ожило, вздохнуло новыми силами, застучало неистово, потянулось к тому, кого безумно любило и скучало.

Но в голове тут же вспыхнул образ Алены, их с Витей объятия на крыльце у школы. Ревность укусила, вернула в реальность, где мы давно уже стоим по разные стороны дороги. Возможно, это был единственный шанс для несостоявшегося разговора, извинений за неудачный Новый год. Однако я прекрасно понимала, что стоит только заговорить, сорвусь, не выдержу, слезы градом покатятся по щекам.

Тоска и без того вонзилась осколками в грудь, беззвучно кричала, забирая краски из моей почти прозрачной жизни. Но и промолчать я не смогла. Поэтому, поднявшись с кровати и сжав кулачки, чтобы придать себе сил, произнесла:

– Мне жаль, что мы не смогли встретиться на Новый год. Жаль, что ты ничего не ответил на мое сообщение и не перезвонил. И то, что сегодня произошло – мне тоже жаль!. Я…

– Что? – прервал мой порыв Витя.

– Я знаю, что слова не искупят моей вины…

– О каком сообщении и звонке ты говоришь? – снова оборвал Шестаков. Он схватил меня за руку и рывком усадил обратно на кровать.

– Первого числа, я… – растерянно бормотала, хлопая ресницами. А Витя смотрел так, словно ничего не понимал, словно ему было наплевать на ушиб и важный матч, казалось, его, волновало нечто иное.

– Ты мнеписала и звонила? Первого числа?

– Д-да, к-конечно, – заикаясь, прошептала. Затем вытащила из кармана куртки мобильный, быстренько пролистала и нашла то самое сообщение. – Вот.

Глава 48 - Рита

С минуту Витя молча разглядывал экран моего телефона. Что уж он там пытался прочитать между строк, я не знала, но не спешила давить или забирать гаджет обратно. Просто ждала хоть какой-то реакции, утешая себя непонятной надеждой.

Потом Шестаков зашел в журнал вызовов и скрупулезно пролистал список до первого января, а когда наткнулся на мои три исходящих, замер. Я не особо понимала, что его так удивило, хотелось спросить, конечно, но не рискнула. Пусть он первым прервет молчание, решила про себя. Я могу и подождать, в конце концов, после нашего разрыва прошло бесконечно долгих два месяца, начался третий. Уж что-что, а ждать я умела.

Витя вытащил из кармана свой мобильный, зашел в сообщения, затем в журнал вызовов. Он то и дело переводил взгляд с моего гаджета на свой, а потом отложил оба телефона на кровать и растерянно уставился в стенку. Возможно, это был идеальный момент для разговора, но я намеренно продолжала молчать, хотя кое-какие мысли в голове возникли.

В давящей атмосфере мы просидели почти десять минут, затем Витя плюхнулся на кровать, проводя ладонью по лицу.

– Так тебя отец не отпустил, да? – наконец подал голос он.

– Да, – со вздохом произнесла я. – Он забрал мой телефон, мама потом тайком выкрала его для меня, но всего на полчаса. А отдали мобильный мне только в первый учебный день.

– Какой же я дурак! – сказал Шестаков, поднимаясь с кровати. Он так пронзительно и виновато посмотрел на меня, что я аж растерялась. Дрожащей рукой поправила очки, стараясь скрыть нахлынувшее смущение. Потом, правда, выдохнула, постаралась успокоиться, надо ведь как-то продолжить разговор.

– Почему ты… назвал себя дураком?

– Потому что я решил, что ты меня бросила, – еще больше шокировал Витя своим признанием. Мне вдруг сделалось жарко, показалось, воздуха не хватает. Я не знала, куда деть глаза, в какую точку смотреть. В итоге стянула с себя шарф, скинула куртку в надежде, что посторонними действиями смогу унять волнение и дрожь в коленках.

– Рита, – Витя потянулся к моим ладоням и вдруг обхватил их, крепко сжав. Его взгляд сделался ошалевшим, а зрачки практически черными, дыхание сбилось, голос дрогнул, а вместе с ним дрогнула и я.

– Что ты… – прошептала робко, в груди уже вовсю шалило сердце, и тут надо бы уйти, спасаться бегством, а я и подняться не могла. Сидела, замерев то ли от нахлынувшего счастья, то ли от шока, то ли от страха, что сейчас проснусь в своей комнате, и все это окажется глупым сном.

– Я такой дурак… Я не знаю почему, я просто… – повторял какую-то бессмыслицу Витя, глотая ртом воздух.

– Я ничего не понимаю, честно, – бормотала, стараясь сдерживать эмоции. Под ребрами творился тот еще ураган, мне хотелось и плакать, и смеяться, и задать тысячу вопросов. Но больше всего хотелось обнять Витю, прижаться к нему крепко-крепко, а затем остановить время.

– Я приезжал тридцать первого, – вдруг сказал Шестаков, чуть наклонившись. Его дыхание щекотало мои щеки, губы. А его глаза… Мне отчего-то показалось, в них было то самое желание, что таилось и в моем сердце – раствориться навечно друг в друге, вернуть наше бесконечное лето.

– Я н-не з-знала.

– Я увидел тебя на балконе и, дурак, подумал, что ты просто не хочешь быть со мной.

– Ты, в самом деле, дурак, – вырвалось у меня.

Витя коснулся своим лбом моего, и в ту же секунду мысленно я начала отсчет до взрыва в легких, до остановки пульса, потому что окончательно сбилась с курса.

– Я не получал твоего сообщения, – прошептал он мне в губы. – И звонков не было. И я решил… Прости меня, я…

– Как же… я ведь отправляла, – жар накрыл плечи, грудь вздымалась от волнения. Я плохо соображала, заикалась, но где-то на задворках разума мелькали стоп-сигналы. Одним из таких была Алена, их с Витей отношения. Да, он мог не получить моей весточки, мог обидеться, я все это прекрасно понимала, но теперь рядом с Шестаковым была другая девушка. И поддаваться порыву чувств попросту неправильно.

Из последних сил, а их у меня было чертовски мало, я оттолкнула Витю и поднялась с кровати.

– Рита, – позвал не своим голосом он и вновь коснулся кисти руки, опыляя кожу жаром. До чего же нежно и трепетно звучало мое имя из его уст, до чего сводило с ума, заставляя бабочек в животе расправлять крылья.

– Рядом с тобой я становлюсь каким-то другим, ищу то, чего и в помине нет. Ты вправе на меня обижаться, даже уйти прямо сейчас, но знай, что я… что ты мне… очень нужна.

Мой взгляд прошелся по комнате и остановился на коробочке, поверх которой лежал синий носовой платок. На нем была вышита буква «В». Я сама ее вышивала, будучи семилетней девчонкой. Помнится, мне тогда хотелось сделать что-то своими руками, запоминающееся, и я попросила маму помочь. Мы вместе выбрали ткань, обработали стежками, затем я уже самостоятельно соорудила из ниток заглавную букву.

Удивительно, прошло столько времени, а Шестаков до сих пор хранил этот платочек. Пусть и не использовал его, пусть он и лежал одиноко на полке, но ведь лежал.

– А как же Алена? – прошептала, ощутив волну ревности.

– А причем тут Алена? – Витя поднялся с кровати, коснулся моих плеч и повернул к себе, пытаясь заглянуть в глаза, которые я так старательно прятала.

– Ты говоришь мне такие громкие фразы, хотя у самого есть девушка. Это неправильно, Витя.

Вместо ответа Шестаков вдруг усмехнулся, да настолько открыто, словно услышал очень забавную шутку.

– Что здесь смешного? – искренне удивилась я, даже немного обиделась.

– После нашей разлуки я только и думал о тебе, какие девушки, Рит? Это, блин, дебильные слухи, которые непонятно кто распускает. Между мной и Смирновой давно ничего нет, еще с ноября прошлого года.

– К-как? – захлопала ресницами я, перебирая в голове кадры прошедших двух месяцев. Сколько раз я видела вместе Алену с Витей, да вот даже недавно, когда они у крыльца обнимались.

– Ты реально думаешь, что я такой вот ветреный? – Шестаков вновь нашел мои ладони, переплетая наши пальцы. Его движения были такими обыденными, словно мы и не расставались.

– Я видела вас, ты ее обнимал, – воспротивилась, вырывая руки.

– Нет, не так было! Я ее не обнимал, это она уткнулась носом мне в грудь, а я просто не успел отойти.

– Ну да, – хмыкнула, раздражаясь его отговоркам. Вот если бы меня кто-то кинулся обнимать насильно, я бы сразу оттолкнула человека. А тут, стояли себе мирненько, сладенько. Неужели он думает, я в это поверю?!

– Мы с ней просто хорошо общаемся как друзья. В одной компании, и все такое.

– Мне домой пора, – бросила я и, развернувшись на пятках, поспешила покинуть комнату. Может, надо было и договорить, все выяснить, но женское начало, гордость не давали спокойно мыслить.

Быстро скользнув в коридор, и натянув куртку, я почти успела выйти из квартиры, как неожиданно раздался голос Шестакова:

– Ай! Блин!

Я вдруг испугалась и тут же кинулась обратно в спальню, переживая, что Витя упал, или ему сделалось хуже. Ушиб никуда ведь не делся. И все из-за меня, из-за поездки на заброшенную фабрику.

Однако стоило только переступить порог, как я в буквальном смысле наткнулась на Шестакова – уперлась в его грудь лбом. Затем вскинула голову, хотела отступить, но он не позволил: обхватил в кольцо своих рук и дернул к себе, крепко обнимая.

Первые несколько секунд я пребывала в безмятежном покое, медленно таяла, казалось, за спиной выросли крылья. Губ шальная легкая улыбка, сердце упоительно затрепетало. Ревность понемногу отпустила, правда, оставшаяся часть все-таки напомнила о себе, и я начала ерзать, уперлась даже ладонями в Витину грудь в надежде создать расстояние между нами. Но он был большим и сильным, и, ясное дело, ничего не вышло.

– Как ты меня можешь бросить в таком состоянии? – голосом маленького ребенка протянул Шестаков, однако я видела в его глазах далеко не детский огонек.

– Алена тебе в помощь, – кинула сухо, отворачиваясь.

– Я за два месяца ни разу толком не улыбнулся, ты реально думаешь, что у меня с ней что-то было? – прилетел очередной аргумент.

Здесь Витя был в какой-то степени прав. С января он всегда ходил поникший, равнодушный. Я не слышала его смеха, самодовольных возгласов. Он больше не вваливался в кабинет, веселя народ. На переменах мельком замечала, что Шестаков редко обедает в столовой и поддерживает разговоры. Он все чаще молчал и только на игре оживал, словно мяч заряжал энергией, силами и желанием двигаться дальше.

Может, Витя и не встречался с Аленой, в конце концов, кроме тех объятий и диалога на лестнице, ничего особенного я не видела.

– Рита, поверь, я думал, что ты меня бросила! – произнес Шестаков.

– Какого ты обо мне мнения, – прошептала обиженно себе под нос.

– Не уходи, пожалуйста! – голос его сделался таким нежным, обволакивающим, что я невольно вскинула голову и практически сразу утонула в этом взгляде. И снова в душе поселилось лето, подул легкий ветерок, едва касаясь кожи. Витя творил невероятное: он пробуждал во мне женское начало, о котором слагают стихи и поют песни. Я ощутила себя желанной, свободной и прекрасной, как сама весна. Именно так он на меня смотрел: словно всем сердцем любил и хотел поделиться своей любовью.

– Мой отец не разрешает мне общаться с… мальчиками, – решила сказать правду. Пусть Шестаков знает, что быть рядом со мной непросто.

– И? – его чувственные губы растянулись в полуулыбке, той самой, которую я не видела последние два месяца.

– События Нового года могут повториться.

– Я не наступлю на один и те же грабли дважды.

– Возможно, я не смогу отвечать на твои сообщения или звонки, – густо краснея, я отвела взгляд в сторону.

– И?

– Я не смогу носить короткие платья или гулять с тобой в любое время, прийти на матч или пойти на дискотеку. По крайне мере, пока живу с родителями. Все это очень сложно. И то, что произошло между нами… – тараторила, позабыв о всех запретах. Я не пыталась особо анализировать свой монолог, просто говорила одно за другим, часто дыша, вспоминая, не упустила ли чего-то.

А потом внезапно ощутила, как губы начало покалывать от чужого дыхания. Витя дал мне секунду на размышление, затем поддался вперед и впился жарким поцелуем в мои губы. С каким отчаянием он целовал, с каким порывом! До головокружения, до дрожи в коленках, до стона, который предательски сорвался с моих губ.

Нет, он не целовал, казалось, Витя затягивал в темные глубокие воды, подчинял себе, словно кричал – теперь я только его девушка. Земля пошатнулась, я испугалась, что вот-вот упаду, поэтому обвила руками шею Вити. Начала перебирать его волосы, нагло скользить по затылку.

Это было упоительно, но в то же время безумно нежно. И продлилось целую вечность, а может, лишь несколько секунд.

Витя оторвался от меня, тяжело и прерывисто дыша. Посмотрел таким шальным полупьяным взглядом и с улыбкой прошептал:

– Я так понимаю, это да?

– Ч-что? – смутившись, я с трудом подняла на него глаза, все еще ощущая, как горят губы от столь сладкого поцелуя.

– Ты же не оставишь меня ужинать в одиночестве?

Глава 49 - Рита

Кто бы сказал еще день назад, что Рита будет готовить на моей кухне ужин, я бы в жизни не поверил, может, даже покрутил у виска пальцем. Но вот она стоит ко мне спиной, мешает овощи в сковородке, пристально наблюдая за процессом готовки. Если бы не ноющая боль в ноге, клянусь, я бы уже подошел к ней и обнимал до беспамятства. Но реальность заставляла действовать иначе.

Когда телефон зазвонил, когда я увидел имя Риты, в груди заискрило, подобно фейерверку. А потом все ухнуло, от голосов из динамика. Да и голоса какие-то странные были, диалоги неразборчивые, я только понял, где находится Романова и куда надо бежать. Ни о чем не думал, лишь молился, чтобы с ней ничего не случилось. Клянусь, я бы не простил себе, не пережил, если бы она пострадала.

А потом этот Дима. Меня аж передернуло от того, как он смотрел на Марго! Я готов был кинуться в бой снова, позабыв о ноге, что предательски подвела. О матче уже подумал после, когда в больничку ехали. Переживал сперва, все-таки важная игра, потом махнул рукой, не вечно же буду сидеть на скамье запасных. Да и какой спортсмен не получает травмы? Ерунда.

Главное мы все выяснили с Ритой, поговорили. Я, конечно, еще доберусь до истины касательно пропавших звонков и сообщений, но это позже, сейчас хотелось просто смотреть на мою Марго, дышать одним воздухом с ней и никуда не отпускать.

– Попробуешь? – Романова вдруг повернулась ко мне, глаза ее блестели, а щеки выдавали смущение. Никогда она еще не казалась настолько красивой, как сейчас, когда стояла, робко потупив взгляд.

– Конечно.

– Может, ты любишь картошку более соленой?

– Я и сладкую люблю.

– Вот, – Рита поднесла ко мне ложку, в которой лежала долька жареной картофелины. Она думала, я возьму сам, но вместо этого, открыв рот, я смотрел на девчонку в упор. В голове только и мелькал вопрос: как прошли эти два месяца порознь, как не задохнулся в одиночестве. Ответ тут же приходил сам: никак. И задыхался, и изнывал, и на стенку лез. А ведь по собственной глупости, наивности, из-за каких-то непонятных обид. И вроде мелочь – подойти, поговорить, а я и на это не решился. Не по-мужски как-то, хотя, что сейчас-то переживать о прошлом, когда перед тобой прекрасное настоящее.

– Витя, – поджала губки Романова, проводя языком по нижней. У меня аж внизу живота стянуло, сладко заныло. Ей богу, чуть конфуз не случился.

– Ладно, – буркнул я, забрав ложку. Смаковал картофелину, очень даже вкусную, мягкую, а думал о Рите. У меня словно крыша поехала, каким-то опьяненным себя ощущал. Если бы не нога, улетел бы в гости Карлсону, не иначе.

– Ну как?

– Очень вкусно, будешь меня всегда кормить? – не удержался я. Черт, от одной внезапно промелькнувшей идеи, что мы могли бы жить вместе, я и сам отчего-то смутился. И такое смущение было необычное, незнакомое, но жутко приятное, щемящее, словно поймал бабочку в руку, красивую с переливающимися крыльями. Кажется, Рита была той самой бабочкой, за которой я всю жизнь гнался.

– Посмотрим на твое поведение, – робко и довольно кокетливо ответила Романова.

– Какие мы строгие, – усмехнулся.

– Кстати, я… мне, правда, насчет матча… – проронила вдруг виновато Марго, поворачиваясь спиной. Она взяла лопатку, однако я заметил, как дрогнула ее рука и как выскользнула крышка из пальцев.

– Ну подумаешь, пропущу матч, – постарался утешить Риту. Нет, в душе мне было безумно жаль игру, именно эту, будь то любая другая – плевать. Но завтра же решающий матч, и я как никто понимал: команда нуждается в моей помощи, чтобы пройти дальше.

Бесконечное количество тренировок, отработка новых комбинаций, да даже правильный настрой – все это стоило титанических усилий. Только я был почему-то уверен, ребята поймут меня, они вырвут победу зубами, и мы продолжим позже вместе следовать по намеченному пути.

В конце концов, не на одном мне строилась линия нападения. И не одним баскетболом полна жизнь. Рита была важней всех, важней всего, и я нисколько не жалел о своем поступке, уж тем более не хотел, чтобы Романова винила в чем-то себя.

– Это же важный матч, – прозвучало с ноткой грусти из уст Марго.

С горем пополам я поднялся из-за стола, находя разные места, чтобы опереться руками. Доковылял, хромая, к Рите и тут же обнял со спины, прижимаясь теснее. Вдохнул ее запах, давно забытый, родной, любимый. Зарылся носом в волосы девчонки, закрывая в блаженстве глаза. Жаль, время нельзя было остановить, я бы предпочел простоять так вечность – рядышком, и больше ничего не надо.

– Это всего лишь матч, Рита, – шепнул ей на ушко. Затем не удержался и чмокнул в щечку, заметив смущенную улыбку на губах девчонки.

– Вить, тут же сковородка.

– Ну а ты стой спокойно, не двигайся.

– Вить, – робела Рита, ерзая в моих объятиях. И я вдруг поймал себя на мысли, что впервые за два месяца спокойно дышу, улыбаюсь и кушать, в конце концов, хочу. До этого аппетита особо не было, пища казалась безвкусной, запихивал ее в себя, лишь бы были силы пережить еще один день. А сейчас будто на свет заново родился.

– Знаешь, а я рад вообще.

– Чему? – Рита краем глаза глянула на меня, все еще держа в руках лопатку.

– Тому, что я ногу повредил.

– Ну что за глупость?

– Зато ты теперь со мной. А это офигеть какой плюс, и… ты же простишь меня, м? – по-детски канючил я, прижимаясь еще ближе. Тело и без того вибрировало, а от этой близости начал плавится мозг. Но просто взять и сесть на место я все равно не мог.

– Не знаю, еще не решила.

– Я согласен на все, даже поговорить с дядей Пашей.

– С п-папой? – Рита вдруг отложила лопатку и повернулась ко мне, вырвавшись из объятий. Она то и дело хлопала ресницами и вообще изменилась в лице, словно надела серую вуаль. Я сразу смекнул: ляпнул лишнего. Нет, может, и не лишнего, но, возможно, пока Романова не была готова к столь серьезному шагу, особенно после двухмесячной разлуки.

– Ну… – помялся, взъерошив пятерней волосы.

– С папой не надо говорить, я… он… просто… – казалось, она никак не могла подобрать корректное слово. У меня закралась мысль, что я чего-то не знаю, причем чего-то очень важного.

– Что он?

– Он… понимаешь…

– Рит, да что такое? – я взял руки Марго, крепко стиснув их в своих ладонях. Мне хотелось передать ей тут ураган, что кипел в сердце, хотелось одарить заботой и теплом.

– Он просто очень обижен на твоего отца, – прошептала она, отводя взгляд в сторону. Я понимал, возможно, ей неудобно, да и сам прекрасно помнил тот день, когда родители сцепились на кухне. Пусть мы и были маленькими, но есть такие картинки, что остаются с нами в памяти на долгие годы.

Однако злиться вечно невозможно. Тем более никто не заставляет отцов вновь становиться друзьями. Мой уж точно дружить не может, он двинутый на своей работе. В конце концов, мы-то не виноваты в их ссоре.

– Да и плевать, – сказал честно, потому что мне, в самом деле, было наплевать на мнение родных. Они свое отжили, а терять близкого человека из-за чьих-то столетних обид я не планировал.

– Витя… Папа… Он вряд ли примет… Он…

– Не примет, я тебя просто украду, слышишь? – прошептал я. Наклонился, коснулся своим лбом ее, а затем добавил. – До выпуска осталось два месяца и экзамены. А потом мы будем свободны. Мы могли бы жить вместе, как настоящая парочка.

– Ч-что? – голос у Риты дрогнул, она робко опустила ресницы, закрыв глаза.

– Я все сделаю для нас, ты главное дай мне шанс, ладно?

– Витя… – одними губами ответила Марго. Голос ее звучал упоительной колыбельной, лаская слух. Не выдержав, я поддался порыву и прильнул к до дрожи сладким губам.

Кажется время остановилось, позволяя нам с Ритой насладиться друг другом. Насладиться поцелуями, о которых, я мечтал целую вечность. И пусть весь мир будет против, теперь-то мы точно не расстанемся. Никогда.

Глава 50 - Витя

Ладно, про «никогда» я загнул немного, расстаться нам все же пришлось, по крайне мере, на ночь. Рите позвонила мать, мол, на часах уже время бог знает сколько, хотя было только десять. Делать нечего – я вызвал такси, хотел поехать вместе с Марго, но она воспротивилась.

Однако обещала позвонить, как окажется дома, или написать сообщение. Ну а завтра мы, конечно, встретимся, и вообще теперь будем каждый день видеться, пусть и на минутку, но обязательно. Эта мысль грела покруче любого летнего солнышка.

Ближе к ночи вернулся отец и буквально сразу сунул нос ко мне в комнату. Я еще не спал, переписывался с Ритой.

– Ты готовил? – спросил он удивленно. Затем его взгляд зацепился за мою ногу, которую перед отъездом Марго обмотала эластичным бинтом, наложив новый компресс.

– Нет.

– А что с ногой? – папа прошел в спальню, в глазах его вдруг проскользнула искорка тревоги, словно он переживал за сына. Может, это было и напускное переживание, но я постарался об этом не думать. Мне нравилось ощущать себя нужным, нравилось то чувство, которое создавала Рита в сердце. Вот даже отец с его якобы заботой не бесил, а, наоборот, заставил улыбнуться.

– Подрался.

– Я думал, у тебя матч скоро.

– Не скоро, а завтра, – ответил, откладывая телефон на подушку.

– Пропустишь игру? – удивился отец, словно ситуация для него была максимально необычной.

– Пропущу.

– Не похоже на тебя, – вздохнул он. – Сильно болит?

– На тебя тоже.

– Витя, ты… – старик запнулся. Видимо, мои слова задели его, но разве они были ложью? Разве ему было не плевать? Да всем им, взрослым, по большому счету плевать на нас. Мир крутится вокруг власти, денег, стремлений, но никак не вокруг детей. Однозначно, своему ребенку я буду дарить внимание, оно ценней зеленых бумажек.

– Не бери в голову, па. Это всего лишь нога, да и… там всего лишь матч.

– Да, – вздохнул старик, поднялся и вышел из комнаты. Но вышел ненадолго, часа через полтора он вернулся, только теперь с бутылкой в руках. Я уже почти уснул, глаза слипались от усталости, а папе приспичило поговорить, понимаешь ли, по душам. Он еле стоял, плюс от него знатно разило перегаром, да и язык заплетался. Какие тут могли быть разговоры…

– Ты д-дума-ешь я это для себя делаю? – заикаясь, негодовал папа, расхаживая по моей спальне. Я лишь молча взирал на него, не понимая, с чего вдруг отъявленного трезвенника потянуло на спиртное.

– Я мечтал, что мы будем жить в лучшем мире, – продолжал свои оправдания старик. С каждой минутой воздух в комнате становился тяжелее, мне вдруг захотелось открыть окно.

– Твоя мать, ты… и я. Мы должны были жить в лучшем мире, все эти деньги…

– Па, иди спать, – не выдержал я.

Ну что за монологи? Он ими пытался искупить вину за отсутствие в моей жизни? За то, что ни разу не был на матчах, не заботился обо мне, когда я валялся с температурой и захлебывался кашлем? Но время не стоит на месте, дети вырастают. Обиды затухают, их откладывают в дальний угол, стараясь не думать о плохом. Вот и я старался: жил себе спокойно, не зацикливался на родителях, вернее, на их отсутствии. Чего теперь ворошить-то прошлое?

– Я же люблю тебя, сынок, – шатаясь, выплевывал старик. Я натянуто улыбнулся, подмечая про себя, что слова любви нынче потеряли тот смысл, который в себе несли.

– И я тебя. Иди спать, пап.

Он еще минут пятнадцать сокрушался, ругался то ли на себя, то ли на весь мир, то ли на мать, затем все-таки закрыл дверь и ушел спать.

* * *

Утром я позвонил тренеру и сообщил о том, что играть не смогу. Рассказал все, как есть, о драке и больнице. Рыжов, конечно, покричал, но в итоге успокоился и даже участливо спросил, как дела у девушки, за которую я вступился. Насчет команды сообщил, мол, сам оповестит. Ну а мне пожелал скорейшего выздоровления.

Однако я был бы не я, если бы не поехал в спортивный комплекс, где должен был состояться матч. Тут, правда, неожиданно отец помог. Не знаю, чем был вызван порыв, но он отменил какую-то встречу, чтобы подвезти сына до нужного места. И даже по пути купил мне костыль, только я не понял зачем – я чувствовал себя лучше, только немного ныла нога.

С этим самым костылем притащился я к трибунам, опоздав, к сожалению, на начало. Пробки сказались, мое медленное передвижение, ну и старик, бурчащий по телефону на каких-то юристов.

Место я занял с краю, подниматься по ступенькам не захотел. Да, видно было не очень, но и того хватило, чтобы разглядеть, насколько плохо играли «Вороны». Никогда еще мы не пропускали столь простые пасы, а уж про то, что парни порой тупо терялись на площадке, и слов не было. Только Аким выделялся: он быстро перестроился из командного игрока в одиночного и кое-как вытаскивал эту позорную игру.

Я слышал крики Рыжова, он не стеснялся в выражениях, озвучивая их на весь зал. Потом Юрка вообще пас отдал не своему игроку, а сопернику. Кир промазал с трех метров, хотя до этого никогда не мазал. И даже овертайм, который под конец назначил судья, не помог.

«Вороны» позорно проиграли. Закрыли себе дорогу на тот долгожданный матч, о котором мечтали весь год, который помог бы нам засветиться.

Я с тяжелым грузом на сердце поднялся с места. Никогда не любил проигрывать, а тут еще и просидел бестолково всю игру. Злился, конечно, на свою невнимательность во вчерашней драке, ведь не первый раз махал кулаками, мог бы и увернуться.

Доковыляв до раздевалки, я буквально врезался в Рыжова, чье лицо было перекошено от негодования. Он ничего не произнес при виде меня, лишь молча обогнул и пошел прочь. Я глянул в спину тренеру, пожалуй, мы испытывали с ним одни и те же эмоции. Ведь на тренировках подобных промахов не замечалось, откуда вся эта дичь вылезла на площадке, оставалось вопросом. Парни будто в один день разучились играть.

Открыв дверь раздевалки, я моментально привлек внимание к себе, да и к костылю, который жутко раздражал. Надо было оставить его в машине, нафиг взял с собой. Только лишний груз.

– Ого, Шест, так все серьезно? – подал первым голос Володин.

Я бегло обвел взглядом каждого, пытаясь понять, куда делась моя команда, что раз за разом срывала победы. Нас боялись, о нас ходили легенды, мы не умели проигрывать. Но сегодняшний день стал каким-то безумным исключением, в голове не укладывалось, как «Вороны» могли проиграть.

– И что за херня была на матче? – спросил в лоб, сжав челюсть до скрипа. Мне было неприятно наблюдать за столь ничтожным поражением. – Вы сдались без боя.

– Мы старались, но… – пожал плечами Юрка.

– Да они капец сильные, – вздохнул Раевский.

– А ты где так… умудрился? – с некой обидой выдал Кир.

– Подрался.

– Перед столь важным матчем обязательно было драться? – вдруг наехал Иванов. Я смотрел в глаза другу и не мог понять, это он пытается переложить вину в проигрыше на мои плечи таким образом? Будто сам меньше дрался, будто мы никогда не прикрывали спины друг друга.

– У меня была причина, но, черт возьми, это не отменяет факта вашего поражения!

– Какая причина, Шест? – не унимался Кирилл. Он стянул майку и со всей силы швырнул ее, затем и вовсе ударил по стене кулаком, разнося глухой звук по раздевалке. Парни в момент замерли, не решаясь произнести ни слова. Между нами повисла напряженная гробовая тишина.

– Близкий для меня человек попал в беду. И, в конце концов, как мое отсутствие на площадке сказалась на вашей, мать его, игре? – повысил голос я, раздражаясь на глупые вопросы. Искать крайних в своих поражениях, ну что за детский сад?

– Ты – основной нападающий, – сказал Раевский, вздохнув.

– Ты – наш капитан.

– Идейный вдохновитель.

– Ты нас всегда заряжаешь, – доносилось с разных уголков душного помещения. Нет, мне, конечно, было приятно, что я им так нужен, но это никак не могло сказаться на игре. Был я там или нет, они умели играть, они знали все комбинации, они их, в конце концов, отрабатывали на тренировках. Ничего нового не происходило.

– Вы же на тренировках играли и без меня, все было ок, ребят, вы чего?

– Что за близкий человек, ради которого ты, мать его, предал свою команду? – взорвался неожиданно Кирилл. Вот от кого, а от него я не ожидал подобных претензий.

– Что я сделал? – крикнул, на секунду стало тяжело дышать. Казалось, воздух превратился в стеклянную пыль. – Предал? Я вас что, повтори? Предал?

– Ты знал, насколько эта игра важна для нас, Шест!

– А ты для чего на площадке носился? Чтобы быть моей тенью, я не понимаю, Кир? Я что мамочка, бегать за вами и подтирать слюни? Что за хрень ты несешь?

– Вить, ну реально, – подал голос Юрка. – Ты же знал, какая у нас сегодня важная игра.

– Да вы, парни, что – двинулись? – вскинув бровь, я пытался ловить губами кислород. Кровь прильнула к щекам, грудь то и дело вздымалась от нахлынувшей волны негодования. Я перестал узнавать свою команду, товарищей, друзей. Понятное дело, обидно проигрывать, считай, в сухую, но не в меня же кидаться помидорами!

– Просто на чаше весов, есть более важные вещи, – сказал Володин, поражая тупостью, которую нес. – Матч – это наше будущее.

– То есть я виноват в том, что вы, мать его, на площадке изображали дохлых мух?

– Ты должен был быть с нами! – взорвался Иванов, подходя ко мне. В глазах его полыхал огонь, под кожей на скулах ходили желваки. Он выглядел разъяренным псом, сорвавшимся с цепи, которого неделю мариновали для боев без правил.

– Должен был, но не смог, – я откинул костыль и сделал шаг, поравнявшись с Киром. Мы смотрели друг на друга исподлобья, заряжая воздух напряжением. Между нами разве что молнии не сверкали – до того ситуация зашла в тупик. И ведь главное, раньше Иванов не позволял себе подобных выпадов, да и какие могут быть выпады? Он – мой лучший друг, брат, считай. Я ждал от него поддержки, а уж никак не наездов.

– Из-за кого, Шест? Кто такой важный, что ты нас нахер послал?

– То есть на площадке, когда ты трехочковый забить не смог, так сильно думал обо мне и о том, что я тебя нахер послал? Как круто! Да вы, ребят, – я чуть наклонился, мазнув по остальным заговорщикам взглядом полным презрения. – Нереальные молодцы, вон с Ивановым в первых рядах.

– Что ты несешь, Шестаков? – крикнул Кирилл, я видел, как его рука сжалась в кулак.

– Давай, еще врежь мне, – с сарказмом выплюнул я.

– Хватит, – вмешался вдруг Аким, отталкивая Кира от меня. – Эти эмоции ни к чему сейчас.

– Заткнись, Гедуев! – не унимался Иванов.

– Кир, да ты чего? – это уже вмешался Раевский.

– Как кукушку подлечишь, поговорим, – бросил я, развернулся и кое-как вышел из раздевалки, громко хлопнув за собой дверью.

Меня передергивало от нахлынувшей злости, раздражения, да что уж там, и кулаки чесались. Только боль в ноге возвращала на землю, притупляла эмоции.

___ Дорогие читатели! В ожидании новых глав, приглашаю Вас заглянуть в свою завершенную дилогию школьной любви "Лед в твоем сердце". Первая часть доступна бесплатно.

Аннотация:

Он - холодный, дерзкий, богатый. Парень, который не привык никому подчиняться. Она - дочь директора школы, простая и открытая. Они никогда не должны были встретиться. Но однажды её отец решил затянуть удавку на шее непокорного Тимура. Она для него - лишь способ мести. Но что если случайная встреча заставит ледяное сердце дрогнуть?..

Глава 51 - Рита

Я до сих пор не могла поверить, что мы с Витей снова вместе. Сердце сходило с ума, а я вместе с ним. Даже слезы на глаза выступили ночью, от счастья, конечно. Казалось, за спиной выросли крылья, казалось, за окном наступило долгожданное лето.

Мать, правда, не обрадовалась новости. Я ей так в лицо и сказала: была у Вити, он пострадал из-за меня, мы встречаемся. Глаза ее, конечно, на лоб полезли от удивления, да и молчала она долго. Потом постаралась как-то разубедить меня, об отце пару раз заикнулась. Но я категорически отказывалась слушать любые аргументы, более того, сказала, что теперь мы в одной лодке. Хочет мама того или нет, ей придется покрывать дочку до конца учебного года, а дальше видно будет.

На этом разговор закрыли, разбрелись по комнатам, а утром за завтраком, пока еще отца не было, мать спросила:

– Сильно Виктор пострадал?

– Ушиб у него, на ногу наступать больно.

– Я вот тут… – она поднялась из-за стола и неожиданно протянула мне контейнер с пирожками. – Приготовила, в детстве ему нравились с яйцом и рисом, ну и с капустой.

– Ты… – запнулась я, опешив от столь внезапной перемены. Еще вчера мама пыталась меня отговорить от общения с Шестаковым, а сейчас пирожки ему напекла. Вот это новости!

– Ты не говори, что это я. Скажи, сама сделала. Насколько помню, Кристинка никогда не пекла, а Вите печеное нравилось.

– Тетя Кристина не живет с ними, они даже не общаются.

– Вот как? – мать поджала губы, отводя взгляд в сторону. Было видно, как она опечалилась.

– Я передам ему, спасибо, – подскочив, засобиралась я. Откровенно говоря, не очень хотелось продолжать обсуждать Витю и его семью, тем более у нас самих тот еще ворох проблем.

Накинув куртку, я помчалась в школу. Пока шла, набрала Красновой, однако она не ответила. Лишь сбросила сообщение, что перезвонит позже. Ладно, решила про себя, позже, так позже. Тем более я до сих пор злилась на подругу и планировала отчитать ее по полной программе при встрече.

В школе отсидела кое-как уроки, время тянулось, словно резиновое. Зато я вдруг заинтересовалась темой по истории и даже подняла руку, приятно удивив преподавателя. А вот на переменах настроение немного подпортилось. Увидела Смирнову в коридоре, такую улыбчивую, яркую, настоящую звездочку на черном небе, сразу как-то тошно стало.

И снова эта ревность проклятая укусила, заскребла под ребрами, заныла. А потом, когда я мимо проходила, случайно услышала разговор девчонок: Аленка спрашивала, какие часы лучше, якобы хотела Вите подарок сделать.

Поджав губы, я проскочила обратно в кабинет, суетливо засобиралась и наглейшим образом сбежала с последнего урока. Горечь не давала мыслить трезво: создавалось странное ощущение, словно я иду по тонкому льду, который в любой момент даст трещину.

Не ведая, что творю, двинулась в сторону района, где жил Шестаков. Сперва я, конечно, немного заплутала, даже испугалась, как потом дорогу-то искать обратно. Но свернув в очередной переулок, поняла, иду в нужном направлении. Однако перед самым домом, высокой многоэтажкой, замешкалась.

Мелькнуло, что я какая-то слишком навязчивая. Девчонки обычно ломаются, цену себе набивают, а не бегут в гости сами. С другой стороны, у меня вроде как повод есть, и это нормально – проявить заботу. Мысли водоворотом затягивали, я то делала шаг, то отступала. Потом уже не выдержала, плюнула и все-таки проскользнула мимо шлагбаума.

На удачу женщина как раз выходила из подъезда Вити, позволив мне беспрепятственно попасть внутрь. И только в лифте я задумалась, а дома ли вообще Шестаков. Вдруг он к ребятам на матч поехал или к врачу на перевязку. Надо было позвонить, а не идти наобум. Глупая идея.

Двери лифта открылись, намекая, что пора выходить. Я вздохнула, переминаясь нерешительно с ноги на ногу. Однако ревность вперемешку с желанием увидеть Витю взяли верх – я позвонила в звонок.

Ждала долго, минут семь, не меньше, только никто не открывал. Уже успела вернуться к лифту, огорченная, что дома Вити не оказалось, как вдруг за спиной раздался голос Шестакова:

– Рита!

Оглянувшись, я подняла ладонь в качестве приветствия и улыбнулась. Настроение появилось откуда-то, теплота разлилась под ребрами.

– Привет.

– А ты куда? Чего не позвонила? – было видно, Витя удивлен. Мне вдруг сделалось неудобно, показалось, зря пришла. Вчера он вон как радовался, глаз не сводил, а сегодня выглядел мрачным и потерянным.

В голову моментально плохие мысли закрались: может, пожалел о своих словах, может, не хочет меня видеть, или вообще я ему помешала.

– Я только пирожки занести… мама передала, – мямлила, стараясь найти отговорку.

– Только пирожки? Жаль, – выдохнул уж больно горестно Шестаков. Я окончательно растерялась, затем все-таки решила подойти поближе.

– Ты… плохо себя чувствуешь? Может… – однако договорить не получилось. Как только я приблизилась, Витя неожиданно подался вперед и уткнулся мне в плечо носом. Захватил в кольцо своих горячих рук, не давая шевельнуться. От Вити веяло свежестью и уличной прохладной.

– Побудешь со мной? – вроде спросил, а вроде и утвердительно шепнул Шестаков.

– Хорошо, у меня есть часик в запасе. Если ты хочешь…

– Очень хочу.

Витя с неохотой убрал руки, хотя мне и самой больше нравилось находиться в его объятиях. Тепло, уютно, словно вернулась домой после длительной поездки.

Пока я раздевалась и разувалась, Шестаков включил чайник, а сам разместился на диване. Кухня у них была соединена с залом подобно одной большой студии. Я подошла к столу, выложила из рюкзака пирожки, затем направилась к Вите и уселась рядышком.

Он вдруг склонил голову, укладывая ее мне на плечо. Нашел мою руку, переплетая наши пальцы, и только после уголки его губ слегка потянулись вверх.

– Ты странно себя ведешь, – осторожно произнесла, боясь испортить ту атмосферу, которая повисла в воздухе. Мне нравилось быть рядом с ним, нравилось ощущать себя особенной.

– Наши проиграли, – сообщил Витя.

– Как? – голос мой дрогнул. И вновь чувство вины навязчивым червяком проникло в легкие.

– Да дебилы потому что. Я не знаю, как можно было так проиграть! Их просто раскатали всухую!

– Всухую? Они не забили очков?

– Забили, но ничтожно мало, – Витя поднял голову, и я заметила, как он начал хмуриться.

– Мне жаль… – прошептала. В глазах защипало, в сердце кольнуло. Я постаралась как-то отвлечься, перевести взгляд на посторонний предмет. Однако в голове так и мигало красным – все из-за тебя. Видимо, настроение отразилось на лице, потому что Витя вдруг коснулся моего подбородка, повернув его к себе.

– Эй, ты чего? – совсем иным тоном спросил Шестаков: мягко, нежно, трепетно. В груди бабочки запорхали от его взгляда.

– Я… – практически задыхаясь, произнесла. Слова не хотели складываться в предложения.

– Скучала по мне? – игриво промурлыкал Витя, будто в миг переключаясь. Я взглянула на него и практически утонула в бесконечной бирюзе глаз.

А потом Шестаков неожиданно наклонился и коснулся моих губ, срывая жадный поцелуй. Мягко, тягуче, будто смакуя сладкую конфету, Витя целовал так, что я перестала ощущать вину в груди, он заставил мысли в голове рассыпаться на тысячу частиц и осесть где-то за ее пределами.

С каждой минутой поцелуи становились более жадными, страстными. Тут и я вдруг осмелела, чуть отдалилась, взглянув в опьяненные глаза Вити. Он тяжело и прерывисто дышал, взгляд его был расфокусированным, шальным. А потом мы вновь слились в нежном, чувственном поцелуе, не в силах оторваться друг от друга.

Это было что-то запредельное, упоительное, напоминающее полет над пропастью, от которого захватывает дух и останавливается сердце.

Мы бы, может, и не прервались, но зазвонил телефон Шестакова, лежавший на журнальном столике. Звонил он так настойчиво, что Витя даже тихо выругался, бурча себе под нос, что кому-то не вовремя приспичило. Я смущенно прыснула, забавляясь его реакцией.

– Да, – сухо, даже немного резко сказал в трубку Шестаков. Он откинулся на спину дивана, но глаз с меня не сводил, будто любовался самым красивым закатом в мире, пожалуй, я и сама любовалась моим любимым человеком, не могла поверить в наше счастье.

– Да, я слушаю. Извини, задумался, – ответил нехотя Витя. – Да все нормально со мной, Ален.

От одного этого имени, четырех острых, как лезвие, букв улыбка сползла с моего лица. Жгучая ревность, подобно ядовитой змее, обвила шею, впиваясь клыками. Я себя вдруг ощутила падшей девушкой, разлучницей, той, кого приводят тайно, чтобы развлечься. Сделалось до того неприятно, в глазах защипало, а горло свело спазмом.

– Обычная драка, с кем не бывает, – говорил Витя.

Не выдержав, я отвернулась. Руки задрожали, пришлось соединить их, но и это не особо помогло. Тогда я поднялась, намереваясь уйти на кухню, лишь бы не слышать проклятый разговор. Но Витя вдруг произнес фразу, которая заставила меня остановиться и оглянуться:

– За девушку свою заступился. Слушай, я вообще сейчас занят. Мы с Ритой собирались обедать, давай как-нибудь в другой раз поговорим?

Я еле сдержала улыбку, потом все же ускользнула на кухню. Хотя от радости чуть ли не прыгала: он обозначил четкую грань, озвучил, что у него есть я. Значит, теперь у нас точно все по-настоящему, все серьезно!

А через пару минут Витя сам пришел на кухню и уселся рядом со мной.

– О, да тут пирожки с чаем? Я могу привыкнуть. Придется тебе ко мне переехать, – с улыбкой сказал он, да такой широкой и искренней, что я и самаулыбнулась.

– Это мама передала тебе, – честно призналась, чего врать.

– Да ладно? Тогда я обязан все съесть. Твоя мама делала отменные пирожки.

Мы пили чай, болтали, ели пирожки, которые вдруг показались мне безумно вкусными. И Витя, он был тем самым ярким солнышком, что всегда освещало мой путь. А еще мы смеялись. Откуда только у Шестакова в запасе было столько шуток? Иногда он как бы между прочим чмокал меня в щечку, задерживаясь больше положенного рядом. И тем самым заставлял густо краснеть, отводить взгляд в сторону.

В половине четвертого мать прислала сообщение: «Отец вернулся домой». Я спохватилась, начала собираться, опять же честно сообщив Вите, что мне нужно уходить. Ведь папа не знал о нас, и вряд ли в ближайшее время узнает.

– Может, я все-таки с ним поговорю?

– Нет, пожалуйста, – испуганно прошептала я, боясь потерять то прекрасное, что появилось в моей серой жизни.

– Но после выпуска я обязательно с ним поговорю. В конце концов, мы уже совершеннолетние.

– Витя…

– Слушай, он ведь тебя, – Витя запнулся, вглядываясь в мои глаза в поисках ответов. – Он ведь… ну…

– Нет, что ты! – замахала руками я, пытаясь выглядеть максимально правдоподобно. Рассказывать такие вещи, во-первых, унизительно, все-таки это мой отец. Во-вторых, зная Витю, страшно представить его реакцию.

– Блин, прости. Это же дядя Паша, я просто… просто переживаю за тебя, милая. Прости.

– Все в порядке, – сглотнув, ответила я, хотя его забота окрыляла, давала какую-то защищенность. У меня появился тот мир, куда я бы смогла прийти в случае, если станет совсем невыносимо, если однажды захочу сбежать.

Глава 52 - Рита

На следующий день в школе все только и говорили, что о проигрыше «Воронов». Да и ребята ходили мрачнее тучи: молчаливые, осунувшиеся, искоса поглядывали на всех, словно дикие волчата. А Кирилл Иванов так вообще, когда столкнулся со мной в гардеробной, даже не извинился, хотя я едва устояла на ногах.

Нет, оно и понятно – парни мечтали о победе, и настроению тут, собственно, взяться неоткуда. Я смотрела на мальчишек и грустила вместе с ними, продолжая напоминать себе о той драке. Пусть Витя говорил обратное, но его явно не хватало на игре, не хватало из-за меня. О таком невозможно забыть, да и простить сложно.

После уроков мы с Шестаковым договорились встретиться, ну вернее, я должна была поехать к нему на часик. Мать соврала отцу, якобы у нас подготовка к экзаменам, дочка задержится. Однако по пути к Вите я неожиданно встретила Наташку.

Завидев меня, она как-то растерялась, словно не знала, куда глаза деть. Потом все же осмелела, подошла и даже улыбнулась натянуто. Мы стояли на бульваре, мимо на самокатах пронеслись двое подростков и проехал с грохотом трамвай.

– Как Витя? – спросила Ната, позабыв поздороваться.

– Нормально, уже лучше.

– Понятно.

– Я тебе звонила, – напомнила я о звонке, на который так и не дождалась ответа.

– Да, я… я помню.

– Чего не набрала?

– Думала, ты злишься, – со вздохом проронила Наташка, отводя взгляд в сторону.

– Я злюсь, да. Витя не попал на игру, его команда проиграла. И все из-за этого! У меня слов нет, честно! – сорвалась на эмоциях.

– Не надо так! Валек и сам пострадал! – вдруг начала заступаться за этого Валька Краснова. Грудь в ту же секунду опалило жаром. Ведь я прекрасно помнила, как этот недопарень предложил нас с Наташкой под раздачу, лишь бы спасти свою шкуру.

– Ты забыла, как он себя повел?

– Его родителям угрожали, Валек просто был на эмоциях! – возразила Краснова.

– Под какими бы эмоциями он ни был, это его проблемы, и он должен был решать их сам, а не делать из тебя спасательный круг!

– В жизни всякое бывает, – прошептала Ната, стараясь не смотреть мне в лицо.

– Наташ, ты головой ударилась? – повысила голос я. – Он тебя готов был заложить!

– Они бы ничего не сделали мне, Валек это знал.

– Постой, только не говори мне, что ты его… простила? – облизнув засохшие губы, я пронзила Краснову взглядом, который мог бы испепелить. Меня трясло от ее слов, от того, как она оправдывала этого подонка. Да как такое вообще можно оправдать? Неужели любовь ослепила и убила мозг, сердце и здравый смысл? Я даже отца не могла простить за побои, а тут какой-то левый парень!

– Это моя жизнь! – уверенно заявила Ната. – Я как-нибудь сама разберусь!

– Из-за него пострадал Витя, чуть не пострадала я!

– Отличный повод зато поговорить и помириться с ним, не находишь? – выдала крайне абсурдную вещь подруга. У меня аж глаза округлились по две монетки, до того я была ошарашена ее заявлением.

– Знаешь, у всего есть предел. Ты можешь любить его, можешь сходить с ума, но не забывай о себе, о своей гордости, о посторонних, которые могут пострадать. Разве не ты говорила, что никогда не уподобишься матери? Что в итоге, Нат? Сегодня любовь, а завтра он тебя на бутылку променяет, как твой отец, как все те мужики, кот… – однако договорить я не успела. Краснова отвесила мне пощечину.

Отрезвляющую, звонкую, словно ножом полоснула по сердцу. Я коснулась щеки, глянула на подругу, а она и сама пребывала в каком-то ошалелом состоянии, уголки ее губ поползли вниз, лицо помрачнело.

– Р-Рит я… – сглотнув, проронила Наташка.

– Ты права, это твоя жизнь, – тихо, почти неслышно отозвалась я. Затем обогнула Краснову и двинулась по бульвару, позабыв обо всем: о предстоящей встрече с Витей, о ничтожно коротком времени, которое отвела мне мать. Голова опустела, будто меня обесточили, отключили все функции, оставляя только возможность идти в неведомом направлении.

Я и не дышала, казалось, в глазах был морок, и лишь щека, что нещадно горела, напоминала о проклятой реальности, где лучшая подруга меня предала. Я ничего не понимала, все это выглядело таким абсурдным, нелепым до невозможности. Ведь Валек подставил всех, ее в первую очередь, а по итогу Наташка его простила!

Она всю жизнь хорохорилась, что будет ставить себя на первое место, что уж ради мужиков никогда не подставится, высмеивая терпеливую мать. Сколько та испытала унижений, сколько слез пролила, сколько отодвигала на второй план собственную дочь. И вот теперь Ната будто повторяет судьбу собственной матери, покорно приняв реальность, став зависимой от человека, который и мизинца ее не стоил.

Эти мысли кружились каруселью в голове, они пронзали ребра, заставляя задыхаться. В какой-то момент я оступилась и упала на асфальт. Слезы хлынули из глаз, до того сделалось тошно. Такая безнадега накатила, апатия. Сил не было даже элементарно подняться, сесть на лавку, отряхнуть колени и ладони.

– Рита, – где-то эхом раздался мужской голос. Однако я не ответила, продолжая сидеть на холодном асфальте посреди шумного бульвара.

– Рита, – теперь голос звучал уже четче, а затем неожиданно чьи-то руки подхватили меня, словно маленького ребенка, и вмиг отнесли на лавку, осторожно усаживая. Я вздохнула и постаралась сфокусировать взгляд, разглядеть парня, что сидел на корточках напротив меня.

– Д-Дима?

– Что с тобой? Тебе плохо? – спросил Дима. Точно, это же он тогда нас всех спас и в больницу отвез. Его по-зимнему холодные глаза было сложно не узнать, они пронизывали, казалось, смотрели в самую душу.

– Это все Наташка и дурак этот Валек, – не сдержалась я, вытирая тыльной стороной руки горькие слезы.

– Валек? О, тот недоделанный. Вы что опять за него… – Дима оборвал себя и отвернулся. Мне сложно было прочитать его эмоции, но создавалось впечатление, что парень разочаровался, услышав о Вальке.

– Она его за все простила, за все! А меня… меня оттолкнула, выбрала этого предателя! – поток слов хлестал из меня, сочился водопадом без остановки. – Он чуть не продал ее, он всех нас подставил, а она! Да как такое вообще возможно! Мы же столько лет дружили, я ведь искренне! Я… Я… – я начала заикаться.

В кармане раздался входящий звонок, но меня настолько прибило, что я, казалось, оглохла, ослепла и вообще отключилась.

Я продолжала что-то говорить, горечь и обида настолько пропитали мою душу, что даже не заметила, как Дима отошел, а вернулся уже с бутылкой воды. Он протянул ее мне, затем сел рядом на лавку и просто ждал, пока я успокоюсь.

Выговорившись, я выдохнула, стало, конечно, легче. Но такая вдруг слабость накатила: голова налилась тяжестью, веки закрывались от усталости. Из меня будто все силы выкачали.

– Успокоилась? – спросил Дима, когда я замолчала. Собственно, говорить уже ни о чем не хотелось.

– Ну… наверное, – прошептала. Глянула на парня и отчего-то стыдно стало, он ведь едва знакомый человек, а я вывалила на него свои переживания, эмоции, воспоминания, связанные с Наташкой. И ведь он мог уйти, но продолжал сидеть, участливо слушать. Не каждый бы остался, далеко не каждый.

– Дружба – штука хрупкая. Особенно у женщин. Сегодня она есть, завтра нет, чего лишний раз лить слезы?

– Ты извини меня, что… Я и за прошлый раз не поблагодарила, а тут опять…

– Не плачь главное больше, – Дима произнес эту фразу довольно мягко, однако без доли улыбки. Наоборот, в его голосе чувствовался надлом, такой же, какой был и в моей душе.

В кармане опять завибрировал сотовый, я и забыла о нем, а ведь он звонил практически без остановки. Вытащив мобильный, с замиранием сердца я взглянула на экран, и чувство вины захватило по новой.

– Ладно, мне пора уже. Постарайся больше не падать посреди бульвара.

– Спасибо, Дима, – шепнула я. Люк поднялся и довольно быстро удалился, оставляя после себя лишь терпкий запах мужских духов.

Глава 53 - Витя

На занятия я пошел аж через неделю. Все эти дни Рита заглядывала в гости, пусть на часик, но приходила. Разве что однажды она пропала, я тогда себе места не находил: во двор вышел, обошел его и пару близлежащих улочек, переживал одним словом. Но, в конце концов, дозвонился.

Рита извинилась, рассказала о Наташе, об этом Вальке. Я, откровенно говоря, пребывал в шоке, слушая историю, и в то же время чувствовал даже на расстоянии, как Марго тяжело и горестно от происходящего. Мы с ней словно оказались в одной лодке, той самой, куда сажают не понимающих, предателей. Своими переживаниями я не делился, Рита и так с грузом вины ходила, хотя, винить-то ей себя было не в чем. Это было мое решение приехать, и я бы ни за что его не поменял. А теперь еще и Наташа эта. Люди как будто в один день разучились дружить, потеряли человечность.

Чтобы немного поддержать Марго, я отправил к ним домой курьера с пирожными. Придумал ему легенду о якобы ошибочном адресе, о том, что время потеряно, и чтобы пирожные не испортились, он должен был предложить оставить их там. Да, идея могла не прокатить, однако через час паренек отзвонился и сообщил – презент забрали.

Вечером я написал Рите:

В.: «Надеюсь, сладкое подняло тебе немного настроение».

Р.: «Это ты послал их? Но… как? Обалдеть!».

В.: «Какая разница как? Ты пробовала? Я бы хотел приехать и обнять тебя, поддержать. Надеюсь, пирожные смогли хотя бы частично заменить сладкого меня».

Рита ответила не сразу, я уже подумал, не ляпнул ли чего лишнего. Однако когда через десять минут прилетела фотография, на которой девчонка держала сладость, мне аж самому захотелось вкусненького.

Несмотря на накалившуюся обстановку с друзьями, командой, я чувствовал себя хорошо, даже радостно. А все Рита: она вдохнула в меня жизнь, подарила улыбку, стерла черноту и оставила лишь яркие краски на белом полотне. Я с замиранием сердца ждал наших встреч и подолгу не мог разорвать страстные поцелуи.

В понедельник в школу даже притащился раньше положенного. Еще минут пятнадцать стоял у торца здания, переминаясь с ноги на ногу. Столкнулся с Рыжовым, он напомнил о тренировках, мол, хватить филонить. Нет, мне и самому хотелось войти в зал, взять мяч в руки, прицелиться и забить очко. Однако что-то останавливало, внутренний барьер, непонятное препятствие.

А потом я понял, что за препятствие: мрачное лицо Кира, безмятежный вид Раевского, а уж как Юрка отводил глаза, надо было видеть. Друзья до сих пор злились, хотя, может, это и не злость, может, это их истинные лица, которые я не видел столько лет.

Задумавшись о своем, не заметил, как ко мне подошла Рита. Она привстала на носочки и чмокнула меня в щеку. Такая вроде ерунда, а на душе сразу птички запели.

– Привет, родная, – улыбнулся я и потянулся к Марго. Ничего не мог с собой поделать, просто постоянно хотелось обнимать ее, целовать, смотреть, быть рядом. Однако Рита смущенно отвернулась, не привыкла она к столь открытым публичным ласкам.

– Вить, тут же люди, – шепнула себе под нос Романова. Тогда я взял ее за руку и потянул за собой в школу.

– Значит, буду хорошим мальчиком на улице и плохим дома, имей в виду.

– Дурак, – ткнула она меня в бок, тихо прыснув. Такая милая, нежная, из Риты словно сочился свет. Порой я ловил себя на мысли, что чертовски боюсь потерять этот свет, боюсь потерять Риту. Глупость, конечно, ведь мы были вместе, теперь-то уж никаких секретов и недомолвок. Однако я все равно переживал.

А на втором этаже мы столкнулись с Кириллом, он шел вместе с Акимом и Юркой. Взгляд Иванова моментально зацепился за наши с Ритой сцепленные руки, губы его скривились, выражая угнетающую враждебность.

– Вон оно что, – пренебрежительно бросил Кир, закатив глаза. Он двинулся обогнуть меня, но я резко дернул его за руку, останавливая.

– Сотри эту высокомерную ухмылку с морды, тебе не идет, – процедил холодно. Дожидаться ответа не стал, потянул молча Романову за собой. Прошла уже неделя, пора было заканчивать детские обиды, а Иванов, казалось, все больше раздражался. Я не узнавал в нем своего лучшего друга.

– Вить, вы поругались? Это из-за матча? – как в воду глядела Рита.

– Нет, это потому что у него кукушка навернулась.

– Витя, – и снова этот виноватый тон, глаза в пол, дрожащие плечи. – Может, я поговорю с ним? Все объясню…

– Рит, это не из-за тебя, поверь. Перебесится, поговорим. Первый раз что ли, – я улыбнулся, не сказать, что особо радостно, но никакого огорчения не чувствовал. А Иванов, в самом деле, обычно долго отходит. Нужно лишь дождаться часа икс.

* * *

В среду я пошел на тренировку, но лучше бы пропустил. Все было не так, казалось, команда распалась, казалось, они объявили мне публичный бойкот. Рыжов и тот заметил, кричал на них, однако тем хоть бы что. Я принципиально слова не сказал, ни в этот раз, ни в четверг, ни в пятницу.

Злился, конечно, начал промазывать, сам себя ругал, что воспринимаю все так близко к сердцу. Давал время себе и парням остыть, успокоиться. Да только никакое время не помогало вернуться в строй. В итоге стало еще хуже: человек пять начали со мной общаться, подстраиваться, передавать пасы, что не устраивало Кира, который, кажется, и заправлял всей этой движухой.

Однажды Иванов окончательно слетел с катушек и подставил подножку Вове Савину, тот грохнулся лицом вниз, счесав коленки до крови. Я не выдержал, мы сцепились с Кириллом, ну и как следствие, он получил от меня по роже. Серьезно, заслуженно, а может, и мало. Рыжов нас, конечно, разнял, вызвал к себе на ковер, отчитал как десятилеток. И пусть он говорил правильные вещи, я ничего не мог поделать со своей злостью, а Кир с обидой.

В раздевалке мы опять сцепились. Уже собирались выйти на улицу, как неожиданно вмешался Аким:

– Вы, парни, будто бабу поделить не можете, – крикнул Гедуев.

– А он ради трехминутной блажи нас послал, разве не очевидно? Хорошо дает, а, Шест?

Сжав руку в кулак, я ударил в живот Кира, тот моментально согнулся, и парни спохватились, вырастая между нами.

– Еще раз слово в ее адрес скажешь, убью! Понял?!

– Гребаный каблук! Друзей на баб не меняют! Да сколько у тебя таких будет! – орал не своим голосом Иванов.

– Друзей и девушек на одну ступень не ставят. Спустись на землю, Кир! Она – это она, ты – это ты!

– Иди нахер!

И нет, это была не последняя наша ссора. Да и команда не могла сыграться на площадке из-за наших с Ивановым конфликтов. Они словно пытались варьировать где-то между, словно хотели мира, который отчего-то не наступал.

Наверное, если бы не Рита, я бы не справился, сломался просто. Баскетбол и друзья для меня всегда были важной частью жизни, в них я находил отдушину. Стоило только взять мяч, подойти к кольцу, как сердце зажигалось невидимой энергией. Мне нравилась атмосфера игры, нравилось ощущать себя одним из «Воронов», а уж когда мы забивали победное очко, душа ликовала.

Спорт – наркотик, привычка, выработанная годами. А команда – вторая семья. Я смотрел на происходящее на площадке, смотрел на то, как моя семья разрушается крупица за крупицей. Порой на тренировках я останавливался и молча взирал на них, с досадой осознавая, что моя привычка превратилась в никотин, убивающий легкие. И этим никотином стал я сам.

Нужно было что-то делать, в конце концов, когда корабль тонет, правильно пересадить людей на новый, а старому позволить потонуть вместе с капитаном. Для этого нужно мужество, новая цель, причина двигаться дальше. Моей причиной и светом в конце туннеля была Рита, тренер, и, черт возьми, даже Кирилл. Мы ведь друг друга убивали там, на площадке, не давали возможности идти вперед - к намеченной цели.

Закончив очередную тренировку, я заглянул к Рыжову. Он как раз просматривал информацию о предстоящих соревнованиях.

– Можно?

– Заходи, конечно.

– Андрей Игоревич, в общем вот – я положил повязку капитана на стол. Взгляд зацепился за многочисленные кубки, медали и грамоты. На стенах даже были старые вырезки из газет, где мы, еще будучи мальчишками, занимали какие-то лидирующие места. В этом кабинете хранилась целая история, легенда «Воронов», моя жизнь.

– Что это, Шестаков? – глаза тренера расширились, он поднялся из-за стола.

– Я решил уйти, – выдохнув, произнес я, растягивая губы в поддельной улыбке. Люди привыкли видеть меня улыбчивым, способным выдержать любые бури, что ж, было бы глупо разрушать эту иллюзию.

– Как? В смысле уйти? Куда уйти?

– Команда рассыпается из-за меня. Я не хочу ломать то, что строилось титаническими усилиями.

– Виктор, ты что такое говоришь? Да они же оболтусы такие, идиоты просто!

– Если у меня однажды родится сын, – я продолжал улыбаться, хотя в груди все разрывалось, горело адовым пламенем. Я был листом бумаги, что сожгли дотла, оставляя лишь пепел. – Если к тому времени вы еще будете преподавать, я обязательно приведу его к вам.

– Витя, – прошептал Рыжов.

Я сжал руку в кулак, стукнул ей по груди и поднял вверх, подобно факелу свободы. Это был наш символ, так мы желали друг другу удачи, знаменуя, что вороны всегда взлетают, даже в непогоду.

– Вперед, «Вороны», – произнес я, развернулся и покинул кабинет. Шел по залу, смотрел на щит, на мячи, валяющиеся в центре площадки. Сколько связано с этим залом, с кольцом и мячами... Я отчетливо помню, как впервые оказался здесь, как промазывал, закидывая мимо. А наша первая игра? Губы сами растягиваются в улыбке, ведь мы вырвали победу тогда, сражались до последнего, до мозолей на пятках.

Коснувшись ладонью стены, я провел по ней, громко вздохнув.

– Вперед, «Вороны», – повторил шепотом, прощаясь со своей командой. Когда лодка тонет, капитан обязан ее спасти.

Глава 54 - Витя

Я не зашел в раздевалку, не попрощался с парнями, хотя, чего прощаться, собственно, в одной школе ж учимся. Все равно будем видеться, может, даже общаться начнем как раньше, в конце концов, больных точек соприкосновения у нас больше нет. Хотя и это не особо важно, главное вернуть на площадку командный дух, очки, победы, остальное – дело десятое.

Переодевшись, взял сумку и вышел на улицу, подставляя лицо весеннему ветру. Март почти закончился, до конца учебы оставалось каких-то два месяца, там экзамены, выпускной и новая жизнь. Я, честно, раньше и не задумывался о будущем, а теперь будто потерял ориентир, карту, по которой надо было двигаться дальше.

Куда поступать? Какие экзамены сдавать? Кем мне хочется стать? Я всегда жил баскетболом, а теперь, словно потерявшейся ребенок, не мог понять, направо мне или налево.

Байк оставил у школы и побрел тихонько по улочкам, пиная камешки и разглядывая набухающие почки на деревьях. Сам не понял, как пришел к Рите во двор, хотя знал, что дядя Паша сегодня дома, она даже выйти на минутку не сможет. А мне чертовски, до дрожи в коленках захотелось ее увидеть.

Я уселся на качели на детской площадке, той самой, где мы выросли. Вон грибок, под которым прятались жаркими летними деньками от дождя, а с той дальней крутой горки Рита боялась съезжать. Мальчишки ее засмеяли, и она, чтобы утереть им нос, залезла на верхушку, уселась и зажмурилась. Я видел, как ей было страшно, поэтому залез следом, пристроился позади, приобнял, и мы скатились.

Кажется, это было так давно, и в то же время – буквально вчера.

Я оттолкнулся ногами, раскачиваясь на качелях, и продолжал предаваться воспоминаниям, которые грели ничуть не хуже весеннего солнца. Беззаботное детство осталось позади, пришло время взрослеть, принимать решения, брать на себя ответственность. Но мне почему-то хотелось продолжать раскачиваться на качелях, отбивать мяч об асфальт и держать Риту за руку.

В своих мыслях я провел не меньше часа, а потом вдруг услышал знакомый голос, сперва даже показалось, он звучит из далекого детства, но нет, Рита была настоящей.

– Витя! – крикнула Рита, держа в руках пустое ведерко. На ней была тонкая вязаная кофточка, волосы забавно торчали в разные стороны, а длинная, до самых пят, юбка волочилась по земле.

Она подошла ко мне, поставила ведро возле железной перекладины и взглянула с неподдельной тревогой, как, пожалуй, никто и никогда не смотрел на меня, кроме нее, конечно.

– Ты чего здесь… что-то случилось?

– По тебе соскучился, – с улыбкой ответил, потянулся к руке Марго и дернул на себя, уткнувшись носом ей в грудь. Она была такой маленькой, хрупкой, словно пушистое перышко, что может в любой момент обломиться. Сердце у меня сжалось от тоски и горечи, я не хотел говорить Рите о баскетболе, не хотел, чтобы она переживала. Но и поделать ничего с собой не мог – рядом с ней я превращался в открытую книгу, становился настоящим.

– Вить, – позвала Марго, она перебирала пальчиками пряди моих волос, а потом начала просто гладить по голове, словно маленького мальчишку.

Под ребрами болезненно заныло, казалось, по телу разливалась какая-то тупая, ноющая боль. Я еще сильнее прижался к Рите и вдруг осознал: это было настолько ярко, живо, как ни с кем и никогда. Теплота, исходящая от этой девушки, исцеляла, вдыхала энергию, желание двигаться дальше, открывать для себя новые горизонты.

Я приподнял голову, взглянув на Риту снизу вверх, она тоже ответила нежностью во взгляде, словно и без слов знала то, что рвалось из моего сердца.

– Я люблю тебя, Романова, ты ведь знаешь это, да?

Глаза Марго покраснели, она часто заморгала, кажется, смутилась.

– Я… – она вдохнула, робко улыбнувшись. – Я тоже тебя… люблю.

Опустив голову, я прислонился ухом к груди Риты, пытаясь услышать, как неистово стучит ее сердце, потому что мое норовило выпрыгнуть, сменить владельца. Наш мир вмиг сократился до двух людей, заставил повзрослеть, захотеть чего-то большего – совместного будущего.

– Рит, – прошептал я, поражаясь своим мыслям, которые собирался озвучить.

– Что? – тихонько промолвила она, гладя меня по волосам.

– Я хочу, чтобы у нас однажды появились дети. Как думаешь, мы справимся с этой ролью?

С минуту она молчала. И только сердцебиение выдавало взволнованность моей девушки. Может, я и говорил глупости, нам ведь было всего по восемнадцать, какие дети, когда сами еще не стоим крепко на ногах. Но сидя на этих качелях, обнимая Риту, я отчетливо осознал – она моя семья. И только с ней я хотел бы строить будущее, заводить детей, покупать дом, машину, путешествовать. Эта мысль так отчетливо вспыхнула, смутив и меня самого, что уж говорить о Марго.

– К-конечно, – шепнула Рита, заставляя трепетать каждую частичку в груди. А затем неожиданно обхватила мое лицо руками, наклонилась и поцеловала.

__ Дорогие читатели! Сегодня еще будет обнавление ночью, как обычно.)

Глава 55 - Рита

О том, что Витя бросил баскетбол, я узнала только в апреле, когда к нему внезапно подошел Кирилл и, скосив на меня взгляд, полный презрения, попросил вернуться в команду. Нет, я подозревала, конечно, что Шестаков либо пропускает тренировки, либо из-за ноги ему делают поблажки. Но чтобы настолько категорично изменилась ситуация, и подумать не могла. Тем более для Вити игра, мяч, команда – значили если не все, то многое.

Однако Шестаков отказался, он пожелал удачи ребятам и даже сказал, мол, придет обязательно за них болеть.

Я пыталась как-то расспросить, узнать причину, в конце концов, чувство вины никуда не ушло. Да только Витя отмахивался со словами, что у него в жизни сменились приоритеты, и теперь другие планы на будущее: юрфак или международные отношения, практика на фирме у отца, переезд. О переезде Витя говорил часто, словно не мог дождаться момента, когда мы будем жить под одной крышей.

С одной стороны, я понимала, почему ему не терпится: между нами сохранялась определённая дистанция, которую мы не нарушали. С другой же, закрадывались мысли, что вся эта натянутая ситуация между ребятами, командой и отказ от баскетбола непосредственно связаны с той игрой, на которую Витя не попал по моей вине.

Но Шестаков продолжал убеждать меня в том, что все это глупости. Якобы он повзрослел, а с Кириллом они просто повздорили на одной из тренировок, поэтому теперь общаются сквозь зубы.

В конце концов, я и сама как-то отпустила тревогу, переживания, тем более на носу были сначала пробные экзамены, к которым нужно было готовиться, а там и настоящие. Хорошо еще, дома отец ходил спокойным. Это было удивительно, но тут спасибо маме, она ему внушила, что у дочки внеклассные занятия, подготовка к поступлению. Плюс в мае нам сообщили о точной дате операции для Матвея, там уже родителям не до меня было.

Они собирали документы, то и дело бегали в клинику, сдавали анализы, какие-то карточки заполняли. Мать жутко нервничала, срывалась постоянно на отца, охала, ахала, все-таки никто точных гарантий на успешный результат не давал. Я тоже переживала за брата, но старалась держать эмоции в себе. Никому не говорила, даже Вите. Хотя, что уж там, Шестаков в принципе не знал о Матвее, он полагал у нас в семье один ребенок. Я планировала ему рассказать, конечно, но позже, после операции, пока как-то боялась, стресса и так хватало.

С Наташкой мы больше не общались. Я таила на нее обиду, вспоминая ту отрезвляющую пощечину, а она делала вид, будто не было всех лет нашей дружбы. Предпочла своего Валька, выбрала роль преклоняющей колени. И пусть мне было жаль подругу, сердце болело за нее, однако это был личный выбор Красновой.

А я умела уважать чужие решения.

* * *

В конце мая, буквально перед самыми экзаменами, мать прибежала домой растерянная. Я как раз только вернулась, мы с Витей гуляли на берегу озера после дополнительных занятий, которые организовали нам в школе за месяц до экзаменов. Я очень радовалась им, потому что по той же математике местами хромала, плохо она мне давалась. Шестаков даже предложил помощь, да так ответственно ко всему подошел: выпросил у классной ключи от кабинета, чтобы мы могли спокойно три раза в неделю на часик задерживаться после уроков и заниматься, нашел в интернете кучу тестов, в библиотеке взял задачники. Объяснял Витя, кстати, лучше математички, но и требовал не меньше. В итоге перед допами я хорошо подтянулась, многие темы усвоила. Даже переживания немного отошли на задний план.

А тут мать с порога огорошила, заставила все клеточки в теле напрячься:

– Дату операции перенесли!

– Как? Почему? – опешила я.

– Да кто ж их знает, поставили перед фактом, мол, раз бесплатно, ждите.

– Но ведь там… уже сроки, – бормотала себе под нос я.

– Врач сказал, что крайний срок конец июня. А там уже… – мама вздохнула. Я глянула на Мотю, спящего в коляске, и сердце сжалось в тугой комочек. Он был еще таким маленьким, беззащитным, нуждался в этой операции. Он и не жил-то толком: с детьми не виделся, на качелях не катался, не пускал мыльные пузыри, не пошел в первый класс. Он мог никогда всего этого не испытать и не попробовать.

В голову сразу полезли ужасные мысли, но я отодвинула их, маме нужна была поддержка, ей в разы хуже.

– Все будет хорошо, мам! – заверила я, натянуто улыбнувшись. Главное – верить. Мы обнялись, наверное, сто лет так не обнимались, крепко прижавшись друг к другу. Если бы в ту минуту спросили, на что вы готовы ради жизни маленького братика, я бы, не думая, ответила – на все.

Чуть позже мать, немного успокоившись, вдруг позвала меня в их с отцом спальню. Папа был на работе, в последнее время он пропадал там почти без выходных: то ли смен прибавилось, то ли напряженная обстановка с ожиданием операции на него давила. В любом случае за последние два с половиной месяца отец ни разу меня не ударил, даже голоса не повысил.

Мама открыла шкаф, вынула оттуда красный пакет с розами и протянула его мне, тепло улыбнувшись. Я осторожно взяла, хлопая от удивления ресницами. Затем приоткрыла и ахнула.

– Это же… – губы у меня дрогнули. Осторожно, словно боясь навредить ткани, я вынула длинное вечернее платье в пол: изумрудный цвет, стразы на груди, переливающиеся подобно морской волне, рукава-крылышки и скромный вырез.

– Скоро ведь выпускной. А ты… с Виктором будешь. Должна блистать. Я потом еще туфли принесу, уже присмотрела. Нравится?

– Мам, – прошептала, стараясь не расплакаться от счастья и щемящей нежности. Платье было бесподобным, женственным, словно сшитым для принцессы, а никак не для простушки Риты. И пусть оно простенькое, но цвет и разлетающийся подол предавали ему какую-то особую роскошь.

– Давай посмотрим, как оно на тебе будет смотреться?

Глава 56 - Рита

За день до первого экзамена Витя позвал меня погулять в парк. На улице до этого неделю шли дожди, похолодало, наши даже переживать начали, как бы в день выпускного погода не подвела. Ресторан-то выбрали за городом, в часе езды, специально, чтобы можно было прогуляться по территории. А сколько денег за него запросили, отцу и говорить было страшно.

Мать специально момент подходящий выискивала, потом намекнула, затем еще раз, но папа все равно разразился ругательствами. Дорого. Для нас, в самом деле, сумма была приличной, это я уже молчу о туфлях и платье, которые мама купила мне тайком. Но худо-бедно наскребли сумму, правда, только на одну меня.

Не сказать, что я расстроилась, наоборот, обрадовалась даже. И без того переживала насчет вечера, ведь родители собирались пойти, а там Витя. У папы же аллергия на Шестаковых, не дай бог еще дядю Олега увидит, его дорогую машину, шикарный костюм. Нет, такого праздника мне не хотелось. Так что отсутствие денег в какой-то степени имело свои плюсы.

В отличие от меня Витя вообще ни о чем не переживал, он постоянно улыбался, шутил и строил планы на ближайшее будущее. Последнее ему, кажется, особенно нравилось. Вчера он так и заявил: погуляем, а после заглянем в одно место, в какое, правда, не пояснил.

Заплетя две косички и надев платье, которое мама мне недавно укоротила до колен, я улизнула из дома. Витя ждал у входа во двор, привалившись спиной на свой байк. Он что-то внимательно разглядывал в телефоне и выглядел таким взрослым, а еще родным. Все в нем мне казалось идеальным. И одет он был всегда с иголочки, словно собирался на фотосессию, сегодня не исключение: красная майка, потертые джинсы, кеды, а если уж шлем добавить, точно сойдет за модель.

Я подбежала и чмокнула его в щеку практически с разбега. Витя тут же поднял глаза и растянул губы в лучезарной улыбке.

– Привет, – прошептала я, заводя руки за спину.

– Привет, милая, – он по-хозяйски коснулся моей талии и притянул к себе, щекоча дыханием губы. – Я тебе говорил, что ты у меня самая красивая?

– Хм, – задумчиво протянула, но больше для вида. Комплименты Шестаков делал частенько, заставляя верить в то, что Рита Романова, действительно, самая красивая девушка в мире. – Может быть.

– Ну тогда переходим к действиям, – хищно и игриво произнес Витя. Подался ко мне, коротко целуя. Каждый его поцелуй был настоящей подзарядкой, бесконечной стихией, что вечно стремилась к большему и требовала продолжения. Я привстала на носочки, обвив шею Вити руками, и нежно провела языком по его нижней губе, затем чуть прикусила, сладко посасывая.

– Вот проказница, – шепнул он, разрывая наш поцелуй. – Ты где этому научилась?

– Недавно с таким мальчиком познакомилась, – закатила я глаза, усмехнувшись. Порой мне хотелось, чтобы Витя немного ревновал, но, с другой стороны, у нас царила такая идиллия: на протяжении последних трех месяцев мы были по-настоящему счастливы, хоть и приходилось порой тайком сбегать из дома, прятаться в кустах или в шкафу.

– Да ты обалдела, Романова? – выгнул бровь Шестаков.

– Ой, я это сказала вслух?

– Слышишь! – повысил голос Витя, поддерживая мою игру. А потом вдруг взял и шлепнул меня по бедру. Он никогда подобного себе не позволял, словно держал между нами некую дистанцию. Я аж дар речи потеряла, густо покраснев.

– Мы вообще едем или нет? – смущенно спросила, отводя взгляд в сторону. Зато Шестаков пребывал в отличном расположении духа, кажется, ему понравилось.

– Едем, милая, едем.

– Прекращай.

– Чего?

– Прекращай так на меня смотреть, – задохнувшись от волны смущения, робко произнесла.

– Как – так? – с этой своей излюбленной полуулыбочкой спросил Витя.

– Как кот на смену, – выдала первое, что пришло на ум.

– Я еще не начинал.

– Дурак, – поджав губы, я ткнула его локтем в бок.

В парк мы доехали быстро, по пути купили хлеб, чтобы покормить уток. А их там оказалось безумно много, но ели они без энтузиазма, видимо, были сытыми.

Гуляя, мы дважды обошли озеро, и Витя предложил прокатиться на лодке, правда, согласия моего дожидаться не стал. Сам купил билеты, подхватил меня на руки как настоящую принцессу и понес к лодке. Ох, на нас столько людей смотрело! Кто-то даже сфоткал, а кто-то шептался, мол, повезло девушке.

Я и сама не верила: разглядывала Витю с мыслями, что мы созданы друг для друга. Казалось, впереди ждет только счастье. И опять же все это возникало не из ниоткуда. Шестаков каждый день доказывал свои серьезные намерения, одно из таких я увидела после прогулки по парку.

Вместо того, чтобы поехать домой, он привез меня в неизвестное место.

– Где мы? – спросила я, стоя напротив многоэтажек из красного кирпича.

– Там нас ждет риелтор.

– Ч-чего?

– Я искал хороший район, отзывы читал, ну и сами квартиры просматривал, чтобы ремонт нормас, ценник. Пойдем, посмотрим? – Витя говорил это с такой гордостью, неподдельным желанием поскорей найти для нас дом, что у меня невольно глаза защипало от эмоций. Сердце закружило волчком, губы дрогнули. Я отвела взгляд к детской площадке, замечая маленькую девочку, которая бежала вдоль тропинки, а за ней мальчишка лет пяти. Они смеялись. В их лицах было столько счастья, искреннего, детского, живого.

– Мы тоже так бегали, помнишь? – произнес Витя, приобняв меня за плечи. Я прильнула к нему, прижимаясь к родной мужской груди. Зажмурилась, прося того, кто на небесах заведовал людскими судьбами, никогда не разлучать нас с Витей. Я и дня представить без него не могла, моя любовь стерла границы наших жизней. Мы будто стали единым целым, одной большой звездой, что ярко сверкала на ночном небе.

– Я люблю тебя, – шепнул Витя, чмокнув меня в висок.

– И я тебя.

– Ну, пошли? – он переплел наши пальцы и потянул за собой навстречу нашему будущему.

___ Дорогие читатели! Приглашаю вас в свою зимнию новинку

Мой прекрасный враг

аннотация:

Что может случиться в канун Нового года, спросите вы? Например, на голову соседу снизу упадет дневник с секретами студентки Полины Королевой. А потом по совершенно неожиданной случайности этим соседом окажется никто иной, как гроза всего университета: загадочный, себялюбивый, наглейшей души человек – Максим Ледовский.

Полина таких всегда на дух не переносила, считая их откровенным дном общества. Неужели теперь ей придется выполнить его десять желаний, чтобы забрать заветную вещь и сохранить репутацию Снежной Королевы курса?.. Да не пошел бы он! Или все-таки… придется?..

Глава 57 - Витя

Экзамены прошли спокойно, для меня по крайне мере. Рита же очень нервничала, плохо спала, мало ела, мне вообще показалось, что она похудела за эти две недели. Я переживал за нее, конечно, пытался всячески поддержать, но тут только время могло помочь. Тем более мы планировали поступать в один вуз, для бюджета там были серьезные требования. Я не особо понимал, почему именно этот уник, но Рита рвалась туда.

Результаты ожидали тоже с волнителнением: наши девчонки все извелись, моя любимая не была исключением. Только поцелуи отвлекали и будущий переезд. С квартирой я договорился, отцу озвучил факт своего отчаливания из отчего дома, он молча кивнул: то ли не понял, то ли еще что, главное – препятствовать не стал.

А буквально за пару дней до выпускного ко мне подкатил Раевский. Мы как раз приходили с Ритой учебники в библиотеку сдать.

– Поговорим? – спросил сухо Миша, даже не взглянув на Романову.

– Ну давай, если срочно.

– Я подожду внизу, – понимающе сообщила Марго, покидая нас.

– Не буду ходить кругами, – начал Раевский, покачиваясь с пятки на носок. – Ты нам нужен. Возвращайся. Мы плохо играем, а впереди выездные матчи. Все можно наверстать.

– Баскетбол в прошлом, Мих, – повел плечом я, улыбнувшись. Нет, мне все также нравилось закидывать мяч в кольцо, бегать, проводить комбинации. Однако теперь это осталось лишь чем-то вроде хобби. В планах стояли серьезные задачи: найти подработку летом, возможно, и у отца, он так-то был не против. Потом универ, наша совместная жизнь с Ритой – во все это не вписывались выездные матчи и постоянные тренировки. Да и с Киром мы до сих пор конфликтовали.

– Шест, ну что ты цену себе набиваешь как целка?

– Да какая цена, Мих? Я выбрал другое будущее, так бывает. Для вас то поражение было тяжелым, для меня тоже, но что поделаешь.

– Ты серьезно? Из-за девки нас кинул?

– Во-первых, не девка, а девушка! – прорычал я, раздражаясь. – Во-вторых, если у тебя амнезия, у меня с памятью нормас. Мих, хочешь общаться, как прежде, да я только за! И ты, и Юрка, даже Кирюха – вы мои близкие. Но баскетбол, увы, в прошлом.

– Прав был Аким, – выплюнул с некой обидой в голосе Раевский.

– Чего? – я выгнул бровь, не понимая, к чему он клонит.

– Понятно все с тобой, говорю. Пока.

– Мих! – крикнул в спину Раевскому. Однако он уже не слушал, уходя походкой горделивой птицы в сторону лестницы. Возможно, подойди Миша месяцем ранее, я бы, не раздумывая, вернулся в команду. Тогда и сердце болело, и душу тянуло в зал. Но все проходит, пустоту в груди заняла любовь к Рите, желание сделать ее самой счастливой, преодолеть трудности вместе. Я пересел на трибуну к зрителям, навсегда поставив точку в баскетболе.

* * *

К моему удивлению, отец решил вдруг пойти на выпускной, даже галстук нацепил, хотя отродясь не носил удавку на шее. Там-то он меня и нашел в компании Риты, мы держались за руки, стоя в школьном коридорчике. Я не мог налюбоваться Романовой, она выглядела нереально красивой, настолько, что впору влюбиться по новой. Длинное изумрудное платье в пол, распущенные карамельные волосы, лежащие россыпью на плечах, превратившиеся в легкие кудри. Вместо очков она вставила контактные линзы, и теперь ее глаза казались еще более выразительными. На Марго заглядывались наши пацаны,что меня жутко бесило, ревность кусала до беспредела.

Мы даже умудрились немного поссориться, хотя до этого вообще ни разу не конфликтовали. А тут я отошел, классуха позвала, а когда вернулся, возле Риты терся какой-то парень с параллели, и она ему еще так мило улыбалась, что неведомая сила у меня кислород вышибла из легких.

– Шуруй отсюда, – процедил я, накидывая Марго на плечи пиджак. Она хлопала пушистыми ресницами, растерянно поглядывая на меня.

– Ты чего, Вить?

– Ничего.

– Вить, он помог мне, я споткнулась, запутавшись в платье, чуть не упала.

– Какой душка, – закипал от ревности. Мозгами понимал, насколько это тупо выглядит, но ничего поделать не мог.

– Это ты у меня душка, постой, – Рита тепло улыбнулась, и ее пальчики коснулись моего лба, аккуратно поправляя пряди волос. Я не удержался, наклонился и чмокнул Марго в губы, между прочим, безумно чувственные и просто невероятные губы.

– Ты сегодня сведешь меня с ума, – прошептал, медленно скользя ладонью по спине Риты, поднимаясь выше к лопаткам. Она покорно выгнулась, прижавшись грудью ко мне, и взглянула так, словно пронзила огненной стрелой в самое сердце.

– Я старалась для тебя, – смущенно ответила Марго, не сводя с меня искрящихся глаз. От одной мысли, что она хотела мне понравиться, думала обо мне, разглядывая себя в зеркало, я чуть не задохнулся.

– Учту, – улыбнулся, сладко выдохнув. Рита умела каким-то магическим способом находить выключатель, ласково обходя возникшие острые углы, она возвращала меня в устойчивое состояние. И неважно, касалось это ревности или ситуаций, от которых срывало мозг. Наверное, поэтому каждый раз я искал встречи с ней, ждал ее поддержки, да элементарно, вот этого взгляда, согревающего в любую непогоду.

А потом мы увидели моего отца. Он явно узнал Риту, однако не подошел, лишь коротко кивнул, усаживаясь среди гостей. Марго немного напряглась, видимо, переживала, что родители пересекутся, однако за целый вечер ничего плохого не произошло.

Сначала был скучный концерт: поздравляли выпускников, вручали грамоты, восьмиклашки и младшие школьники показывали какие-то самодельные номера. И только после мы поплелись к автобусам, что уже ждали во дворе. Ресторан за городом должен был вместить в себя три выпускных класса, почти сотню учеников, плюс родителей и учителей.

Ехали мы минут сорок, не меньше. В автобусе народ вовсю галдел, снимали видосики для тик тока, запевали «Медлячок, чтобы ты заплакала», а кто-то реально плакал. Кажется, это была Егоровна или чья-то маман. Мы же с Ритой уселись в третьем ряду, сплетя пальцы, и то дело поглядывали друг на друга.

Ресторан оказался реально крутым местом: вокруг огромная территория для прогулок, озеро, разные мостики с подсветкой, карета, на которую умудрились залезть парни из параллельного. Я остановился у входа, отводя Риту в сторону, выждать пока очередь немного рассосется. Народ там создал знатную давку. Повернул голову и вдруг заметил черный гелик, который на скорости заскочил на парковку. Из него вышли Аким, Аленка, Кир, Юрка и Раевский. Пацаны все в костюмах, а Смирнова в коротком красном платье, едва прикрывающем ее прелести.

Тонкие шпильки со стразами, прическа, явно сделанная у лучшего городского стилиста, переливающиеся брюлики на шее, все в ней кричало – вот она я, смотрите. Раньше мне бы и самому захотелось посмотреть, горделиво задрать подбородок, но сейчас внешний вид девчонки показался немного пошлым, вычурным.

– Проходим, – раздался голос Егоровны. Очередь наконец-то сдвинулась с мертвой точки, и мы вошли внутрь.

Глава 58 - Витя

Первый час прошел максимально скучно: опять однотипные поздравления (и не надоедало же им), тосты, пожелания лучшего будущего, мать Ирки Зайцевой вообще разревелась, пока зачитывала с листочка текст. Я выискивал глазами отца, однако он либо не приехал, решив, что на этом выполнил родительский долг, либо бродил где-то по территории. Ну и ладно, главное – Марго рядом, улыбается и тепло смотрит на меня. Большего желать сложно.

Когда принесли люля, народ накинулся жадно уминать еду. Мы с Ритой тоже принялись за горячее, иногда воруя друг у друга кусочки, в шутку ругаясь и споря. Егоровна это заметила и поставила мне прямо под нос хоровац* со словами, мол, не надо у девушки отбирать вкусности. Пришлось уступить.

Свет приглушили для дискотеки, подсветку включили, дым пустили, заиграла одна из любимых песен нашего класса:

Звук поставим на всю и соседи не спят,

Кто под нами внизу, вы простите меня.

А потом о любви говорить до утра.

Это юность моя, это юность моя.

Раевский выскочил первым на танцплощадку, видимо, пригубил-таки, уж больно активно он двигался. Начал зазывать народ, делая вид, будто поет, в ритме двигая руками. Парочку девчонок подхватил, вытаскивая из-за стола. Парни, правда, без особого энтузиазма выходили, вжимая головы в плечи. Стеснялись, видимо.

– Витя, – опять Егоровна возле меня очутилась. Я перевел на нее взгляд, убрав руку с плеча Риты.

– Да.

– Иди, помоги Мише. Ты выйдешь, и все выйдут. Чего сидеть, не старики же.

– Да мы с ним… – попытался соскочить я, однако классная была бы не нашей мировой теткой, если бы сдалась так просто.

– Вот и помиритесь заодно! Давай, давай! Мальчишки у нас стесняются, а ты выйдешь, они раскрепостятся. Девочки такие красивые сегодня, а вы сидите. Иди, Шестаков. Давай!

– Иди, – подтолкнула Рита.

– Предательница, – шикнул на нее.

– Витя, давай, пока песня не закончилась. Ты же у нас можешь, ну, – улыбнулась Егоровна.

– Рит, пошли со мной, – предложил, собственно, чего ей одной сидеть на стульчике. Однако Марго вдруг воспротивилась, словно приросла к стулу.

– Пошли, ты же со мной, – настаивал я.

– Ты иди, Витя, – хлопала ресницами Рита, поджимая губы. Скромница моя. Ладно, решил – выйду, подтяну народ, потом и Романову вытащу. В конце концов, когда на площадке будет человек тридцать, она уже никуда не денется.

И в самом деле, стоило только мне выйти, как ребята завыли, а Раевский расплылся в улыбке. Я прошелся вдоль столов, жестом показывая, чтобы поднимались разряженные гости. Мишка подхватил инициативу, вытаскивая оставшихся девчонок за руку, я же пытался растормошить пацанов, что технично отсиживались на стульях.

Потихоньку танцпол заполнился людьми, которые сделали подобие круга вокруг нас с Раевским. Заиграла разбивка, и мы с Михой вдруг выросли напротив друг друга, ну и как-то само собой получилось – запели в унисон, отжигая в ритме музыки.

– Звук поставим на всю, и соседи не спят, – ребята подхватили, диджей еще приглушил трек, в итоге в зале слышны были только наши голоса. Я любил быть в центре внимания, словно подпитываясь энергией других. Да и народ ожил, а то сидели все кислые, скучные, теперь и прыгали, и кричали, и видосики снимали.

Когда трек закончился, и заиграла новая мелодия, я поспешил к столику, планируя вытащить Риту. В этот раз она, правда, не сопротивлялась. Только увидела меня, сама направилась навстречу, и то ли это свет так падал, то ли у меня в глазах искрило – показалось, Марго сияет ярче луны на ночном небе. Она была поистине прекрасна в этом платье.

Я не выдержал, приобнял ее за талию, притягивая к себе, и шепнул на ушко:

– Ты безумно красивая.

– Спасибо, – тоненьким голоском ответила Рита, робея. Вообще она всегда такая – в моих объятиях становилась податливой, скромной, смущенно глаза отводила. В ней не было ни грамма пошлости, присущей многим современным девчонкам, что еще больше подзадоривало. Ну и тот факт, что я неоспоримо был ее первым и единственным парнем, стану им в скором времени, подсластил и без того горячие фантазии.

Станцевав медляк, мы вернулись за стол, тем более опять кому-то приспичило толкнуть тост. Уже вроде бы и официальная часть закончилась, однако родители как с ума посходили – все хотели высказать свои пожелания.

Через час, когда за окном окончательно стемнело, скучная программа наконец-то начала затухать, сменяясь музыкой, танцами, радостными криками, фотками. Одним словом, ребята веселились вовсю, ну и мы с Ритой не были исключением.

В общей суматохе и громкой музыке я не сразу услышал входящий, а когда услышал, закатил глаза – мать звонила. Ответил с неохотой и то чисто из уважения к ней, чем от большого желания. И тут она выдала: мол, приехала, стоит у входа, ждет меня. Сказать, что я потерял дар речи – ничего не сказать. Мы не виделись лет пять, если не больше. Я не изъявлял желания, а ее попытки пресекал. Она, конечно, жаловалась отцу, обвиняла его во всех смертных грехах, однако на мое поведение это никак не влияло, да и старик, откровенно говоря, мне и слова не сказал. Оставлял их склоки за порогом, озвучивая сухое «мать хочет тебя увидеть».

Так что ее приезд, мягко скажем, выбил почву из-под ног. И ладно бы она в школу на вручение приехала, я бы понял, но нет, притащилась сюда – в ресторан, который находится у черта на рогах.

Рита, заметив мою резкую смену настроения, встревожилась:

– Вить, кто звонил?

– Мать, – произнес одними губами, затем потянулся к стакану с соком и опустошил его практически за раз.

– Поздравила тебя? – Марго улыбнулась, да так тепло и нежно, что я и сам захотел улыбнуться. Удивительное дело, как быстро у нее получалось всегда возвращать меня в колею. Магия какая-то, подвластная только Рите.

– Приехала сюда, прикинь?

– Да ладно?

– Угу, сам в шоке.

– Так, может, сходишь к ней? – Марго говорила осторожно, словно боясь задеть словом. Я ценил в ней эту тактичность.

– Придется, – выдохнул. Идти к матери не хотелось, да я и не особо по ней скучал, не рвался встретиться. Она для меня была посторонним человеком, который иногда появлялся в виде голоса в трубке телефона.

– Сходи, хуже точно не будет, – Рита коснулась моей ладони, переплетая наши пальцы. В ее словах не было ни капли давления, только поддержка, которую я ощущал каждой клеткой тела.

– Пойдешь со мной?

– Нет, я лучше тут подожду тебя. Тем более шашлык принесли, отложу нам пока, иначе не достанется. Глянь, как мальчишки уплетают.

– Ладно, – уступил я. Коротко чмокнул в щечку Марго, с неохотой поднялся и поплелся к матери.

Пока шел, не мог отделаться от тревожного предчувствия, которое, словно невидимая тень, плелось следом. Я даже пару раз оглянулся, не особо понимая, отчего так под ложечкой сосет. Однако когда увидел мать, напрочь позабыл обо всем.

Она стояла возле белого мерса, улыбаясь проходящим мимо родителям и выпускникам. Кое-кто из парней даже присвистнул, показав жестом, что мама хорошо выглядит. Она, в самом деле, выглядела отлично: нежно-розовое платье облегало ее по-девичьи худенькую талию, а легкий макияж придавал этому образу некую эстетичность. Завидев меня, мать махнула рукой и засеменила навстречу, цокая тонкими шпильками.

– Витя! – расплылась в улыбке родительница, хотела, видимо, кинуться с объятиями, но я попятился. Никак не мог преодолеть эту стену между нами, до сих пор явственно помнил детские обиды: тот стол на кухне, левого мужика, ее молящие глаза. Возможно, если бы родители развелись тихонько, поставив перед фактом, я бы относился к этому иначе. Но тогда счел поступок матери предательством, а предательство прощать я не умел. Мне вообще сложно было давать людям второй шанс.

– Привет, хорошо выглядишь.

– Сынок… – она поджала губы, переливающиеся от блеска помады, пару раз моргнула, затем продолжила. – Ты стал таким взрослым, я едва узнала тебя.

– Время не стоит на месте, мам. И все-таки зачем ты приехала?

– Витя…

– Мам, давай без ненужной нежности.

– Ты прямо как отец, – со вздохом произнесла мать. Было видно, как на ее лицо легла тень печали, словно она ожидала иной реакции, словно растерялась от моей холодности.

– Тогда я пойду.

– Постой, – она легонько коснулась моей рубашки, я был на тот момент уже без пиджака, стараясь остановить, но наткнувшись на мой колючий взгляд, убрала руку и поспешила вытащить из сумки коробочку.

– Это тебе. С праздником!

– Что это?

– А ты открой, – мама улыбнулась, скорее всего, искренне, да и в глазах у нее горел неподдельный огонек. Отказывать ей в такой мелочи было бы попросту некрасиво, поэтому я взял коробочку и открыл ее. Однако увидев там брелок от машины, честно сказать, оторопел. Да, она вышла удачно замуж, мужик при бабках, солидных бабках, но такие подарки дарить на выпускной – странно.

– Машина? Ты мне даришь… машину?

– Мы с отцом вместе…

– Не стоило, – я взял мамину руку и вложил в ее ладонь коробок.

– Витя…

– Знаешь, во время матчей я всегда останавливался на мгновенье и смотрел на трибуны. Ждал, как дурак, вас с отцом, но вы ни разу за всю мою жизнь не пришли посмотреть игру, поддержать сына. Так что… спасибо за поздравление, но тачка мне не нужна.

Мать глянула на меня затравленно, будто услышала правду, которую от нее скрывали годами. Потом опустила виновато голову, сжимая в тонких наманикюренных пальцах подарок. Мы постояли еще минуть пять в тишине, затем я развернулся и поплелся обратно в зал ресторана, оставляя маму в одиночестве на парковке. Она не остановила, не попросила дать ей шанс, просто позволила уйти.

Глава 59 - Витя

По шумному коридору я брел без настроения, засунув руки в карманы черных брюк. И музыка вдруг начала напрягать, и веселье безудержное. Хотелось забрать Риту, уйти отсюда, уединиться где-то и тихонько выдохнуть. Поток моих невеселых мыслей прервала Аленка, которая буквально перегородила дорогу. Вид у нее был ничуть не лучше моего, даже хуже, я бы сказал. Несмотря на красивую обертку, в глазах у девчонки читалась печаль и безнадега.

– Привет, Вить, – проронила Смирнова.

– У тебя все хорошо, Ален?

– А у тебя?

– Нормально, – отмахнулся, натягивая улыбку на лицо. Настоящим я позволял себе быть только с Ритой, для остальных надевал маску, тем более мы с Аленой даже не друзья.

– Мы можем поговорить? – спросила Смирнова так, словно и не спрашивала, а требовала этот разговор.

– А есть о чем?

– Мы больше не увидимся, разве нам нечего обсудить?

– Прости, Ален, – общаться с девчонкой мне не хотелось, потому что такие разговоры обычно ничем хорошим не заканчиваются. Я уже заранее знал, Смирнова припомнит наше прошлое, скажет, как тоскует. Она и раньше выкидывала подобные трюки, но если тогда срабатывало, то сейчас я любил Риту настолько сильно, что представить не мог себя с кем-то другим.

– Вить!

– Давай потом как-нибудь, – сказал я, обогнул Смирнову, но она внезапно схватила меня за локоть, заставляя остановиться.

– Вить, я же люблю тебя! Ну скажи, ну что я… страшная? Я хуже этой твоей Маргариты?

– Ален, прекрати! Серьезно! – я оттолкнул девчонку и вновь сделал шаг вперед. Пусть у нас и не было ничего серьезного, но смотреть на ее унижения мне не хотелось.

– Вить, Витечка! Ну я… я разве не делала все для тебя? Я же…

– Ален, пойми, – вздохнул, устремляя взгляд к потолку. Наверное, этот разговор должен был состояться еще зимой, однако я почему-то жил иллюзиями, думал, Смирнова отпустила симпатию ко мне, тем более она постоянно таскалась с Акимом. Мы вроде как здоровались, иногда перекидывались фразами, я считал, прошлое осталось в прошлом. Да и Аленка не высказывала ничего, держалась в сторонке. Видеть ее такой, как молотом по совести.

– Пойми, я люблю другую. Если я ввел тебя в заблуждение своим поведением, прости. Честно. Ты классная и… – я пытался подобрать слова, как-то поддержать Смирнову. Пожалуй, она была одной из тех бывших, которых не хотелось обижать своим резким уходом.

– Вить, твоя эта Рита… Ты же из-за нее все потерял!

– Дело не в Рите, просто я решил изменить свою жизнь, у меня появились другие планы, это нормально. И ты встретишь того, кто…

– Да ничего не нормально! – вспыхнула вдруг Аленка, вперив в меня разъяренный взгляд. – Ей же плевать на тебя!

– Замолчи, по-хорошему прошу, – в венах начала медленно закипать кровь. Я ненавидел, когда о Рите говорили плохо, люто бесился.

– Другой кто поманит, она к нему и побежит, не задумываясь.

– Рот закрой, Смирнова. Ну почему нельзя нормально разойтись? – повысил голос. – Что ты ведешь себя как… – я осекся, потому что на языке крутились сплошные ругательства.

– Ты не веришь, Вить? А я тебе докажу! Она – вертихвостка, и ей плевать на тебя.

– Иди к черту! – прорычал я, развернулся, планируя уйти, но Аленка резко выскочила передо мной и начала судорожно кликать по экрану мобильного. Я шаг, она в ту же сторону, я влево, и она влево.

– Вот! – протянула Смирнова телефон, тыча им мне в лицо. – Посмотри! Это Аким прислал. Она с ними уехала.

– Чего?

– Смотри! – настаивала Алена. Я нехотя взял сотовой, и, в самом деле, на фотографии была Рита. Она сидела, судя по всему, в салоне какой-то иномарки, рядом расположился Раевский, закинув ей руку на плечо, с другой стороны Кир, Гедуева видно не было. Но не это поразило меня, а выражение лица Марго: ее губы растянулись в легкой улыбке, довольно естественной улыбке. Если бы человека насильно затащили куда-то, он бы не улыбался.

В груди вспыхнуло пламя ревности, я вытащил сотовый и принялся звонить Романовой, с трудом сдерживаясь, чтобы не разнести здесь все к чертовой матери. Не мог поверить, тупо не мог! Она не такая! Моя Рита не такая! Вот Аленка бы смогла, да любая из присутствующих смогла, но не Марго.

В голову закралась дикая мысль, что если они подсыпали что-то Романовой или опоили, да всякое возможно! Хотя это и казалось бредовым, однако сейчас я мог поверить абсолютно в любую версию.

И как назло Рита трубку не поднимала.

– Витя, да ей плевать на тебя! – голос Смирновой был как маячок, возвращающий обратно в реальность.

– Иди к черту, поняла! – процедил я, скрепя челюстями.

– Смотри, Аким мне прислал фотки, да тут же все очевидно! – и Аленка опять протянула сотовый. Я, честно, не хотел смотреть, однако не мог не взять телефон в руки. В груди горело, словно туда залили канистру кислоты.

На секунду я замер, кажется, даже дышать перестал. Вокруг звуки пропали, или это просто меня парализовал вакуум. Я смотрел, не моргая, на фотографию и не верил своим глазам. Рита все также улыбалась, не той улыбкой, какую обычно дарила мне, а какой-то другой, более сдержанной что ли, а рука Раевского лежала у нее на ноге чуть выше колена. На следующей фотографии ее платье уже было задрано, оголяя верхнюю часть ног. Миша же чуть наклонился, то ли целуя Риту в шею, то ли шептал ей на ухо что-то, я не особо разобрал. Мне сделалось дурно, горло свело спазмом, я и мыслить-то толком не мог, лишь стискивал челюсти до боли и сжимал руку в кулак.

– Вот видишь, ей плевать на тебя, – контрольный выстрел из уст Аленки прошелся подобно удару тока по позвонку. Я молча передал мобильный, дальше смотреть не хотелось, и ринулся в зал ресторана, ничего не видя перед собой. Сплошной туман и шум в ушах. Смирнова, кажется, звала меня, кричала, но я не оглянулся, мне ее слова, собственно, были до лампочки в тот момент. Главное – найти Риту.

Ну не могла она так поступить со мной, не могла! Пусть слова врут, но тело.. Я ведь чувствовал, как Романова вибрирует, тает рядом, как раскрывается подобно весеннему цветку от моих прикосновений, поцелуев. Наверняка Рита сидит в зале, и все эти фотки – блеф. Тупой развод от пацанов, которые окончательно слетели с катушек. Набить бы им всем морды, да заставить извиняться перед Марго.

Однако в зале Риты не оказалось. Я обошел его весь, спросил чуть ли не у каждого второго. К слову, Раевского, Кира, Акима и Юрки тоже не было. А потом я столкнулся с Олей, одноклассницей нашей.

– Ты Риту ищешь? – спросила она будничным тоном.

– Ты видела ее? – спохватился я.

– Ага, она уехала с Мишкой и остальными на гелике Акима. Я думала, вы вместе поехали.

Глава 60 - Витя

Я пошатнулся, услышав ответ Оли, пришлось даже опереться о стул, чтобы не упасть. Звягина еще так участливо начала допытываться, прыгала надо мной как назойливая муха, от которой хотелось отмахнуться. Я снова вытащил телефон из кармана и попробовал дозвониться до Риты, и снова кроме гудков ничего.

А потом случился маскарад безумия, иначе и назвать сложно. По залу пронеслась волна перешептывания, все неожиданно залипли в гаджеты. Оля тоже вытащила мобильный, он у нее отозвался трелью входящего сообщения. Глаза ее вмиг округлились, Звягина покосилась на меня, прикусив нижнюю губу, да с таким сожалением, едва брови домиком не сошлись.

Я сперва не понял, вернее, мне было наплевать, что их так всех заинтересовало. Думал только о Рите, о том, где искать ее, куда пацаны могли увезти.

И тут в общем чате класса выскочило сообщение, они посыпались один за другим, заставляя мой телефон вибрировать. В бесконечных оповещениях я заметил свое имя и имя моей девушки. Не удержался, кликнул по экрану, а там эти фотки, которые мне Смирнова показывала. Кто уж их выслал, я не понял, но народ активно обсуждал, не стесняясь в выражениях. Как они только не обзывали Риту, какие только эпитеты не звучали.

– Капец, Вить, – шепнула Оля, вздыхая.

– Я ему морду разобью, – прошипел себе под нос, выходя из чата. Быстро нашел в контактах номер Раевского, позвонил ему, но вместо ответа получил сухое «абонент недоступен». Аким тоже был отключен, зато пошли гудки у Кирилла, и, спустя пару секунд, он даже соизволил ответить.

– Где вы, мать твою? – сходу прорычал я, ощущая, как по венам бежит кипяток. Все это неправда, убеждал себя, все эти фотографии липовые, моя Рита не могла – крутилось набатом в голове, она не такая.

– Скоро приедем, а что, Шест, о друзьях вспомнил?

– Я тебе рожу сломаю, понял! – повысил голос, не заметив, как в зале заглушили музыку, и все внимание было направлено на меня одного.

– Ты, Шест, мозги себе сломал, но мы слава богу их починили.

– Слушай, если у тебя ко мне какие-то счеты…

– Нет, братишка, все происходит добровольно, мы здесь развлекаемся, да, Риточка? – видимо, обратился он к Марго, а затем сбросил вызов.

Я подорвался с места, выскочил в коридор, не в силах успокоиться: внутри колотило, будто на спине завели моторчик. Опять начал набирать Рите, потом пацанам и так по кругу, однако теперь ответов не было. Проклятье! Только бы с ней все было в порядке, просил кого-то, сам не зная кого.

Головой я понимал, что это подставной фарс, Риту тупо заставили, возможно, пригрозили, но сердце неистово ныло, заливая ревностью легкие. Я готов был разнести зал, каждого встречного бить до крови, до мяса, пока не успокоюсь, пока не увижу Марго в целости и сохранности. Да только бить было некого.

Я словно попал в камеру пыток, оказавшись на электрическом стуле в полнейшей темноте. Минуты превратились в вечность, пока я нарезал круги вокруг парковки. Потом побежал в сторону маленького парка, там тоже стояла парочка машин, но безрезультатно. В итоге дошел до будки охранника и потребовал, чтобы мне показали камеры видеонаблюдения всей территории, почему-то казалось, парни не могли далеко уехать, тем более Раевский был поддатым.

Мужик сначала наотрез отказывался, но после тысячи рублей, которые я ему сунул в карман, резко стал податливым. Мы посмотрели с ним все зоны, благо камеры стояли практически везде, но тачки Акима не обнаружили. Потом я промотал на час назад и совершенно случайно наткнулся на момент, где Рита вышла вместе с пацанами, о чем-то разговаривая. Они не волокли ее силой, не приставляли к ее голове оружие, хотя это, конечно, совсем дикость. А на выходе из ресторана Миша даже дверь открыл, аля джентльмен. Я окончательно растерялся. И главное – мы разминулись буквально в несколько минут, потому что тачка матери выезжала с парковки вместе с геликом Акима, видимо, к тому моменту я уже ушел. Какой-то сюр, иного объяснения происходящему не было.

– Ой, а это не ваша машина? – воскликнул вдруг охранник. Я глянул на монитор – действительно, черный гелик Гедуева въехал на территорию ресторанного комплекса.

– Спасибо, – буркнул мужику, а сам выскочил из будки, помчавшись в сторону парковки. И как назло народ повалил из зала, видимо, подошло время запускать салют. Толпились они, правда, чуть поодаль от парковочной зоны, напротив центрального входа. Однако стоило только Акиму выйти из тачки в компании остальных парней, и они моментально привлекли к себе внимание.

Рита тоже вышла, я, как увидел ее, чуть не задохнулся, остановившись буквально в паре метров. Она поправила платье, которое немного сползло вперед, оголив больше положенного в области декольте, затем сказала что-то Раевскому. Тот расплылся в довольной улыбке и в ту же секунду наклонился, чмокнул мою Риту, мою любимую, мать его, Риту, в щеку.

Я как стоял, так и замер, переставая понимать происходящее. Горло обожгло, легкие словно сжались в спазме, кажется, я и не дышал вовсе. Находился в каком-то диком оцепенении. Каждый вдох отдавался болью, будто в меня вонзали кинжалы. Это же невозможно – крутилось в голове, но с глазами не поспоришь.

Рита кивнула Мише, затем наконец-то заметила меня. Взгляд ее всего лишь на долю секунды вспыхнул неподдельным страхом, мольбой, но также быстро погас, оставаясь пустым и безразличным. А может, у меня тупо начались галлюцинации, я окончательно запутался.

Сглотнув, двинулся навстречу Марго, убеждая себя, что сейчас все станет ясно, она расскажет, какого черта позволила Раевскому себя поцеловать, пусть и в щеку, и об этих проклятых фотках, да обо всем! А потом я всем им надеру задницы, заставлю на коленях просить прощения у Риты. Никому не позволю обижать ее, подставлять под удар, насмехаться над нашими чувствами.

Однако когда Романова остановился напротив, все слова растерялись, оставляя пустоту. Ну что я должен спросить? Что она должна ответить? Как нам, в конце концов, заговорить? А главное, Рита не выглядела жертвой, которую насильно куда-то утащили. Она абсолютно спокойно смотрела на меня, и взгляд у нее был не затравленным, никаких опухших от слез глаз.

За спиной послышались голоса ребят, что явно заметили нас, заметили Марго:

– Капец! Ну и дрянь!

– Бедный Витя.

– Вот же

– Бессовестная!

– Да чтоб ей пусто было!

Мне хотелось, чтобы все вокруг замолчали, но их фразы подобно плетям проходились по телу, задевая нервные окончания. Я напрягся, стиснув челюсть, не сводя глаз с Риты. Я ждал, искренне ждал, она сейчас улыбнется и скажет, что произошло недоразумение, кинется ко мне, пожалуется. Но Рита не кинулась, не улыбнулась, лишь единожды облизнула пересохшие губы.

– Тебя… – начал первым я, потому что стоять в звуках улюлюканья было уже невмоготу. Внутри тикал отсчет до взрыва, то остановки сердца. – Тебя обидели?

В ответ она качнула головой, оглянулась, явно зацепившись взглядом за Раевского.

– Ты… в порядке? – я не узнавал собственный голос, он казался мне незнакомым, чужим, надломленным.

– Да, – ответила Романова, спустя еще один вздох. Она скрепила перед собой руки в замок, словно пыталась отвлечься на что-то, на какие-то действия, только бы не концентрироваться на мне. Может, и надо было счесть это странным, зацепиться, но меня разрывало изнутри, я не мог трезво мыслить.

– Скажи мне, что это неправда? – прошептал невыносимо жалостливым тоном. Мне было так тошно, хоть волком вой. Я подался к Рите, схватил ее за плечи и крепко сжал их. Глаза не верили, пальцы тряслись. Я вглядывался в родное, любимое лицо, я искал там правду, искал любой ответ, который бы оправдал непонятный поступок.

Марго отвела взгляд буквально на долю секунды, несколько раз моргнув. Затем поджала губы и вновь посмотрела прямо в упор, будто мы не клялись друг другу в любви, не планировали через месяц жить вместе, не строили планы на совместное будущее. Я все понял, без слов понял. И лучше бы мне стать незрячим, чем прочитать на ее лице правду, что сработала лучше любой бомбы. Такая правда вырывает крылья с мясом, оставляя на их месте огромные дыры, из которых будет бесконечно сочиться кровь. Я не хотел этой правды, я хотел закрыть глаза, повернуть время вспять.

– Это правда, – сказала Марго, подливая кислоты в мои и без того горящие легкие. – Было скучно… Я пошла с ребятами, – прошептала она.

– Врешь, – крепче сжал ее плечи и встряхнул, словно тряпичную куклу. – Врешь!

– Нет. Мы бы…

– Замолчи! – крикнул я, покосившись за спину Риты. Парни стояли, облокотившись о гелик, переговариваясь о чем-то, и только Кир смотрел на меня с неподдельным сочувствием, словно ему было искренне жаль. И я не выдержал, оттолкнул Марго в сторону, срываясь с места и сжимая кулаки.

Все произошло молниеносно, послышались крики, капля крови сорвалась с губы Иванова. Чьи-то голоса рядом, чьи-то руки пытались оттащить меня, но я ничего не видел, кроме проклятых фоток, что мелькали яркой вспышкой. Она была моей заветной мечтой, она стала моим патроном, убившим с одного выстрела.

– Твари! Да как вы могли! – сорвался в ругательствах.

– Шест, она тебя предала, не мы, очнись! – ерзал Иванов, уворачиваясь от моих кулаков.

– Вот же гадина!

– Парни из-за нее рассорились! Команда развалилась! – разнеслось эхом позади. В тот момент, когда меня оттащили от Кирилла, который вытирал тыльной стороной ладони кровь, я случайно оглянулся и заметил, как Рите на голову вылили то ли воду, то ли минералку. Кто-то из девчонок схватил ее за волосы, выкрикивая ругательства, а потом я увидел дядю Пашу в толпе. Его оцепеневшее лицо.

Именно он увел дочку из творящегося хаоса, усадил в такси, мать ее где-то рядом лепетала, то и дело оглядываясь. На них показывали пальцем, окидывали презрительными взглядами. Даже в такси, на котором уехали Романовы, какая-то девчонка умудрилась кинуть туфлю, но та, к счастью, не долетела.

Этой ночью домой я так и не вернулся. Бродил по улицам ни живой, ни мертвый. Набирал номер Риты, писал ей бесконечные сообщения, ждал чего-то, как последний дурак. А она… она читала и молчала. Пока через три часа наконец не прислала ответ:

Р.: Хватит мне писать. Я хочу спать, я устала. Все, что ты видел – правда. Мы уезжали, гуляли, отдыхали.

У меня из рук выпал телефон, он полетел камнем, упав прямо на угол бордюра. Послышался треск: то ли сердце мое дало сбой, то ли мир под ногами разошелся на две части.

* * *

Следующие пару дней прошли как в тумане, помню только зал, грушу и бесконечные подтягивания. Почему-то думалось, если выжать из себя все физические силы, то и душевная боль отступит. Однако надежда на лучшее никуда не делась, более того, после той совместной фотосессии, которую нам зачем-то придумали родители на школьном дворе, она лишь усилилась.

Во-первых, я узнал, что Раевский попал в изолятор, якобы Рита на него написала заяву за домогательства. Хотя парни, как один, утверждали обратное:

– Обоюдно, иначе Раевского бы закрыли сразу. Она просто конченая сука! Тебя использовала, нас разругала, – выдал тогда Аким. Мы стояли на школьном дворе, и я разочарованно смотрел на парней, что некогда считал друзьями. Даже после всей той фигни в команде я продолжал их уважать и относиться с пониманием. Но жизнь учит, что стоит только повернуться спиной, как тебе воткнут в нее нож.

– Не было никаких нас! – прорычал я.

Ведь, в самом деле, не было. Дружба оказалась фальшивой, она словно фантик от конфеты, который за ненадобностью выкидывают в мусорное ведро.

А потом во двор вошла Марго. Сердце до сих пор трепетало при виде нее, и проклятые кадры мелькали в голове, прожигая органы, вытягивая из меня силы. Зачем? Мне хотелось узнать только это – почему она поехала с Мишей, с пацанами, почему не дождалась меня, почему предала наши чувства? Однако Рита не желала отвечать, ей было проще кивнуть, признаться в своей подлости, нежели объяснить ее причину.

Дышать стало невмоготу, и я поплелся в сторону школьных ворот. Остановился всего на секунду. Маргарита вдруг повернула голову, мы замерли, разглядывая друг друга. Она не улыбалась, из ее взгляда пропала былая легкость и простота. Ветер коснулся каштановых прядей, которые в редких случаях были распущены. Девчонка аккуратно заправила их за ухо, поджимая губы.

Я опустил голову, грустно усмехнувшись. А когда вновь поднял, Рита уже не смотрела.

Через два дня Раевского отпустили, потому что состава преступления не было. Но за эти два дня к Юрке и Киру домой успела нагрянуть полиция, задать неудобные вопросы, подпортив имидж семей. За эти два дня я извелся, пересиливая себя в желании прийти домой к Рите, разнести проклятую дверь, наплевав на все – на ее отца, на собственную гордость. Спросить, не соврала ли она.

Однако когда дело закрыли, пришло ужасное осознание – девушка, которую я любил, разрушила все. Включая меня самого.

Больше не было нас. Не было Вити Шестакова. Остался только пепел.

____ Продолжение следует... Дорогие читатели! На этом первая часть романа подошла к концу. Приглашаю вас во вторую часть, которая называется "Твой первый - единственный". Найти вы сможете ее у меня в профиле. С любовью, ваша Ники.