Владимир Голубев
Сказка про Козу-Золотые Рога и Митьку, крестьянского сына
В далёкие времена в одном сельце малом, за Матушкой-Окой, проживало одно большое семейство. Мужик целыми днями в поле спину гнул, а жена по хозяйству хлопотала, а сынок Митька подрастал под присмотром у свекрови. И вот поведала как-то бабушка внучку пустяшную сказочку-побасенку, что не раз сама в детстве слыхала:
— Жила-была Коза-Золотые Рога, по лугам и лесам прыгала-скакала, листики-цветочки подъедала. На вечерней зорьке песни распевала, да на ночь деткам малым сказки сказывала. Ночи длинные почивала егоза на травушке-муравушке, пила росу холодную с серебряных листов, в Оке копыта мыла, рогами омуты глубокие копала. Кто ту дивную козу поймает — всё на белом свете прознает, а кто её молочка хоть разок отведает, в мгновение ока превратится в знатного балагура.
Митя спросил:
— Бабушка, а Коза-Золотые Рога, такая же как наша козочка: белолобая и с рогами?
— То другая коза, милок, у неё длинные острые рога, кого хочешь забодает да насквозь проткнёт. Кто к ней лишь едва приближается, она на тех кидается и рогами больно колется.
Подумал внучок и говорит:
— Ба, а ба, знаешь, а я вырасту и козу-ту изловлю.
— Да ты, что Митька, то сказка, кто ж ведает, где та егоза пасётся.
— Вот посмотришь, дай только время.
— Ну, коли пойдёшь, дружок, искать то чудо дивное, не забудь прихватить с собой румяных яблочек, весьма она их любит.
— Бабуля, расскажи ещё сказочку…
***
Быстро сказка сказывается, да долго солнышко по небосводу катится. Вот и вырос Митька — любитель сказок, в доброго молодца, хорошая подмога отцу и матери, да и за девками уже вовсю бегает, взором не одну мимо не пропустит, все усы, что цвета соломы, гладит да напевает:
Как у наших у ворот,
Стоял девок хоровод…
Да тут как раз приглядел батюшка родному сыну славную невесту — богатую купеческую дочку, с алой лентой в косе. Да вот, не по сердцу пришлась она доброму молодцу, стал упорствовать парень, мол не желаю жениться, дайте ещё немного гульнуть.
Как-то остался Митька в ночное, за лошадьми присматривать. Развел костерок, рядом река шумит, а он всё думу думает, как жить дальше — покориться отцовой воле али проявить своенравие. Тем временем деревенские мальцы бреднем наловили окуней да плотву, сварганили ушицу. Кони на лугу пасутся, а на небосводе, горят будто яркими лампами августовские звезды. Уснул Митька и снится ему сон, будто коза златорогая по бережку гуляет, где пройдёт там трава-мурава растёт, где чуток постоит, там дивной красы цветы распускаются. С какого деревца листочек сорвет, на том немедля ветки растут. Где водицы изопьёт, там рыбы страсть сколько, ступить некуда…
Проснулся тут парень от шальных криков, то мальчишки изловили ежиху и хотели её, озорства ради, зажарить на углях. Не позволил Митька такие бесчинства творить, отпустил ежа на все четыре стороны, а мальцов по домам отправил, поздно уже. Сызнова уснул и опять видится ему во сне та самая Коза-Золотые Рога, что идёт по тропе заветной, сияющей серебряной росой в сторону восхода солнышка ясного.
Пробудился Митька перед зарёй ранноутренней. Огляделся по сторонам — батюшкины лошади пасутся, костёр давно догорел, только луна еще вовсю мостит стёжку по гладкой реке, хоть вставай и иди куда глаза глядят. Припомнил молодец сказочку бабушкину, не раз слышанную в детстве и с того самого дня принялся всех расспрашивать о дивной козе — золотые рожки.
Вот как-то отпросился Митька у отца и матери на охоту — уток да рябчиков пострелять, и на старой кляче пустился лугами зелеными вдоль Оки. На обед наловит парень дюжину ершей и плотвиц, на ужин стрелой острой подстрелит селезня, заночует, где придётся, лишь бы было на что голову положить, да чем кобыле покормиться. Так пробирался он три дня, к кому не пристанет с расспросами, к рыбаку ли, к мужику ли, никто толком ничего поведать не могут о той сказочной егозе. Загрустил парень, оголодал, аж луна в глазах пшеничным караваем мерещится, и хотел было уж поворотить домой, да случаем наткнулся на ту самую ежиху.
Спросил у неё Митька:
— Государыня ежиха, не знаешь ли ты, где найти мне Козу-Золотые Рога, может она мне поможет найти невесту? Не по сердцу мне купеческая дочка, лучше в омут брошусь под Тешиловым, чем пойду под венец.
Отвечает она ему человеческим голосом:
— Ведаю твою кручину, парень.
— Так, помоги мне, государыня ежиха, а то ведь выпала мне на роду доля горемычная.
— Так и быть, за добро добром платить надобно. Коли спас ты меня от огня, так и быть, пособлю тебе. Только поведай-ка мне, как на духу, что у тебя имеется для подвигов храбрых? Есть конь богатырский?
Пожал плечами Митька.
— Да нет, смотрю у тебя не лошадь, а негодная кляча — еле ноги переставляет. Может меч-саморуб?
— Нет.
— Может имеется хоть нож, острый булатный?
— Отколь?
— А сила непомерная, богатырская?
— Нету, государыня ежиха.
— То-то, тут без Козы-Золотые Рога нам никак не обойтись.
— Так веди меня к ней, госпожа ежиха!
— Мне-то ведома стёжка заветная, по которой её копыта ступают, да какой гостинец ты ей подаришь-то, чем удивишь, чем позабавишь?
— Помнится мне бабушка сказывала, что обожает коза-егоза румяные яблоки. Может я куплю в деревне мешок или целый воз, и мы к ней айда в гости?
— Пускай не молодильные яблоки, да всё равно сойдут, но только абы какие не подойдут. Знаю я тут одно место — сельцо среди лип на буграх, тянется оно вдоль дороги, и славится садами, туда повадились таскаться за лакомством даже леший с водяным. Коли угодим егозе, может и будет тебе в жёны красавица писанная.
— Пойдём скорее!
Отправились в путь Митька и ежиха. Колючка свернулась и покатилась клубочком по дорожке, а добрый молодец за ней, словно за волшебным клубком. Долго ли коротко пришли они в село, а там, за заборами крепкими да дубовыми видны румяные яблочки. Пошел Митька по домам хотел было купить яблок, да хозяева такую цену ломят, никаких денег не хватит. Вернулся парень из села голову повесив.
Говорит ежиха:
— Коли добром не хотят отдать, придется самовольно взять. На вечерней заре полезешь в сад.
— Да, выбора нема.
— Слушай Митька, тебе надо успеть нарвать яблок, пока хозяева не спустили на ночь цепных псов. Бери только самые сладкие!
Дождался парень пока стемнело и забрался в сад, с дубовой оградой и крепкими воротами да за семью замками. Нарвал белого налива и хотел было ещё выискать сладенькую медовую яблоньку, как уже слышит рядом лай злых псов. Бросился бежать сломы голову Митька и едва успел запрыгнуть на высокий забор от острых зубов. Выбрался с огородов и скорее в седло.
— Государыня ежиха, уходим от сюда, пока хозяева не явились и бока мне не намяли.
— Да, пора спасаться.
Хорошо дорога шла всё время под горку, почитай до самой Оки, насилу убежали от крестьян Митька и колючка. Отдышались на берегу беглецы и заночевали в ивняке подле воды, прямо на земле сырой, ведь как ни крути, а утро вечера мудренее.
На рассвете приспели ясные зори — чистые, разбудила ежиха парня:
— Вставай лежебока, нам пора отправляться в путь-дорожку. Погляди-ка в небо, над нами вовсю кружит сизокрылый орёл, видать поджидает нас Коза-Золотые Рога.
Долго ли коротко, заехали они в дремучий лес, через который тянулись полноводные старицы. Прошли еще пару вёрст, и стали им попадаться на глаза всякие лютые звери: то волки, то медведи, то рыси, то кабаны да лоси. А ежиха, как ни в чём небывало, всё катится клубком по тропинке вперёд, не сворачивает, Митьке верный путь указывает.
Стало под деревьями темно, будто в сумерки, и тут же со всех сторон набросились на путников волки зубастые, того гляди схватят за ноги. В ответ парень извлёк из колчана свой верный лук и давай посылать острые стрелы в серых разбойников. Только отбился от бирюков, как в овраге накинулись на Митьку свирепые медведи, ревут, на бедную лошадку бросаются. Вырвал парень с корнем молодой дубок, ветки обломал и давай нещадно обхаживать топтыгиных по бокам. С воем разбежались косолапые, а следом за ними, кто куда махнули вприпрыжку, кабаны да лоси.
Наконец-то оказались они в березовом лесу и на солнечной поляне увидели саму Козу-Золотые Рога. Ходит егоза по травушке-муравушке да листиками закусывает, а кругом цветики-цветочки лазоревые, что глаз не оторвать. А белые березы ей низко кланяются и кудрявые веточки тянут до самой землицы.
Говорит Митька громким голосом:
— Здравствуй, государыня Коза-Золотые Рога!
Отвечает егоза человеческим голосом:
— Зачем ко мне горемыка пожаловал? Езжай обратно, дальше ковыряй сохою землю.
— Не вели казнить, государыня, а вели слово сказать.
— Ну, коль пришёл, то говори.
— Ничего у меня нет: ни богатств, ни знатного рода, ни силы богатырской, ни скатерти самобранки. Дай мне, деревенскому дурню, сказочки твои расчудесные послушать да мудрости набраться, выведать что было и что будет на земле нашей. Не с пустыми руками я к тебе пожаловал, госпожа, угощайся спелыми яблочками из сада, что достал из-за дубовой ограды с крепкими воротами, закрытыми да семью замками.
— Что ж, белый наливчик я люблю, угодил ты мне, не утаю. Да, только этого мало. Вот если сослужишь мне службу верную, тогда щедро одарю: тысячу сказок и небылиц поведаю, а в добавок нашепчу цельный мешок сказаний и былин, и на путь истинный наставлю. Согласен или нет?
Поклонился до земли Митька и отвечает:
— Затем и пришёл, госпожа Коза-Золотые Рога, говори, что делать надо.
— Поведай, добрый молодец, а за чем тебе сказочки мои, красным девицам сказывать или может для каких-то тёмных дел?
— Не желаю всю жизнь просто землю пахать, хочу послужить отечеству нашему, да утешить людей кому жизнь не мила, а без знаний куда мне податься?
— Ладно, так и быть. Слушай меня внимательно и запоминай — за лесочком моим березовым степь-матушка начинается. Пойдешь в чисто поле, там гора, ни обойти и мимо не проехать. На той горе пасётся Олень-Дубовые Рога, где не пройдет везде жёлуди оставляет, где копытом ударит, там дубок вырастает. Мне как раз такой позарез нужен, землю нашу украшать. Дам я тебе коня богатырского, а то гляжу, твоя кляча долго не протянет, пусть у меня останется, я ее пока откормлю золотым овсом, да на ноги поставлю.
— Благодарю, государыня, когда отправляться в путь?
— Да прямо сейчас.
Ударила копытом егоза и тут же пред ними явился богатырский конь под расписным седлом да с шёлковой уздою. Говорит Коза-Золотые Рога:
— Вот тебе Митька верный товарищ! Он на медовых лугах вскормленный, лютыми морозами обласканный, чистой водой напоенный, смотри, береги его, коль потеряешь, то не сносить тебе головы.
***
Быстро сказка сказывается да долго подкова кузнецом куётся. Отправился в путь Митька. Много ли мало ли ехал, видит в чистом поле камень, а на камне написано: «Кто поедет в левую сторону, тот будет здрав и жив, а конь его будет мёртв; кто поедет в правую сторону, тот сам будет убит, а конь его жив и здрав останется; а кто поедет прямо, тот сам и конь его будет мертв».
— Вот те на, — говорит коню Митька, — Видать обоим нам придётся наказ козы-егозы исполнить, либо буйную голову сложить.
Поехали они прямо, а впереди волшебным клубочком ежиха катится, путь дорожку подсказывает. Вскоре видят они быструю реку, шумная вода течет то в одну сторону, то в другую. Ни видать ни одной утицы на ней, ни одной рыбы, а на безлюдном берегу только белые кости путников покоятся. Богатырский конь в воду не идёт, упирается, плыть на ту сторону не желает. Попробовали перескочить на тот берег, да больно широка река.
Повернул тогда Митька обратно, день едет, второй, а вокруг по-прежнему проклятая река-оборотень, свои воды несёт, словно на остров они угодили. Теперь им, ни пройти, не проехать, ни обратно воротиться. Огляделся парень, а над головой стая чёрных воронов кружит. Призвал он их к себе, слетелись птицы, сели вокруг.
Говорит им Митька:
— Что кружите над нами, смерти нашей ждёте?
Отвечают ему вороны человеческим голосом:
— Разве не видишь, как и ты угодили мы в полон, и не можем перелететь через оборотень-реку, разве не за этим ты нас кликал?
— Давайте попробуем вместе избавиться от напасти. Я на богатырском коне скакну на другой берег, а вы будете поднимать нас вверх, глядишь вместе и перескочим заговорённую реку.
Долго думали вороны-птицы, и согласились. Дождались они попутного вихря, что дул прямо им в спину. Разогнался тогда богатырский конь и прыгнул над бурлящей водой, а сотни воронов ухватили их и взмахнув чёрными крылами подняли в небо. Перелетел скакун через реку-оборотень, только лишь одно копыто замочил.
Дальше все пошли своей дорогой: Митька искать великую гору, а вороньё клевать мертвечину в чистом поле. Да не долго проскакал парень, к вечерней зорьке очутились они у огненной реки. Куда не шагни, кругом белеют косточки храбрецов-удальцов, что перебраться хотели на ту сторону. Сызнова ни пройти не проехать, не перепрыгнуть преграду. Стал Митька думать думу горькую, да всё без толку. Тогда со злости бросил камень в воду. Не загорелся камешек, целехонький среди огня лежит…
Делать нечего, смастерил, как отец учил, дровни Митька, запряг в них богатырского коня и принялся свозить валуны неподъёмные со всей округи. Семь дней и ночей не спал и не ел парень, наконец-то, выстроил мост над огненной рекой. После беспробудным сном проспал он день и ночь и очнувшись после трудов праведных, поехал дальше. Теперь пешеходу и верховому без опаски там путь проложен.
Да не далече он отъехал, видит перед ним раскинулась молочная река-кисельные берега, с ручейками полными не студёной воды, а с ячменным пивом и зеленым вином, да в низине, средь лугов, выглядывают озёра с хмельным мёдом.
«Вот теперь-то отдохну, а высокая гора подождёт, чай не заяц, за море не убежит! Или я не заслужил? — думает парень, — Мост возвёл, через речку перелетел, мало ли сделал?»
Отпустил Митька пастись по зелёным полям богатырского коня, а сам принялся угощаться зеленым вином, а киселем закусывать…
День и ночь, беспробудно, гуляет парень, затем второй и третий день, во хмелю позабыл куда собирался, куда спешил. Тучи чёрные затянули всё небо, ветер холодный подул.
В глухую полночь, будит его ежиха и говорит:
— Вставай Митька, дело не ждёт! Богатырский конь нагулялся, пора нам в путь выступать!
Поднял буйную голову парень и отвечает:
— Отстань проклятая ежиха, я еще хоть денек погуляю, а после можно и в дальнею дорогу.
— Вот те на, то называл «государыня ежиха», а теперь гонишь «отстань проклятая». Без меня да козы-егозы так бы и сидел у отца за печкой, да тараканов давил. Что ж, коли мы тебе не угодили, так прощай Митька, а я с богатырским конем возвращаюсь назад. Поведаю Козе-Золотые Рога, что не сдюжил ты, слаб в коленках оказался.
Подумал Митька и спрашивает:
— А может есть что-то на земле, что отобьёт мою страсть к зелью? Не видишь, как тяжко мне оторваться от медов и хмеля, да наступить себе на горло!
— В себе самом порыскай да поищи подмогу! А мы будем в обратный путь собираться, без тебя, крестьянский сын!
— Постой госпожа ежиха!
Принялся Митька на заре валяться по утренней росе, так и пришёл в себя. Кое-как оседлал коня и в путь-дорогу. Вскоре сменилось три зорьки утренних и увидел крестьянский сын перед собой высокую гору, а на склоне её пасётся Олень-Дубовые Рога. Хотел Митька его арканом изловить, да не тут-то было, махнул олень прочь по чистому полю. Бросился за ним парень, день скачет, второй, на третий день выехали они на берег моря-океана. Бросился в пучину олень, хотел на дне морском спрятаться от Митьки, да тот смекнул и хвать его за дубовые рога, что не тонут. Вот так и одолел крестьянский сын Оленя-Дубовые Рога и повел его к березовый лес, каков уговор имелся.
Взмолился олень человеческим голосом, умоляет парня отпустить его на волю, а в благодарность сулит груду злата и серебра, да еще каменья многоцветные, да хоть целые царства-государства. Но не поддался уговорам Митька, привёл Оленя-Дубовые Рога к козе-егозе.
— Принимай, добычу, государыня, — говорит парень, — А мне передай то, что обещала.
— Не обманулась я в тебе, Митька, ты всё сдюжил, а теперь выбирай: скатерть-самобранку, меч-саморуб, волшебный клубок, что любой путь указывает, ковёр-самолет или может молодильные яблоки.
— По что мне самобранка, я печатные пряники не кушаю, а лучше простой каши наварю, как матушка учила, и буду сыт? Меч-саморуб крестьянскому сыну ни к чему, как и волшебный клубок, ведь солнце и луна подскажут мне куда идти. А вместо ковра-самолёта имеется у меня вполне справный конь. Яблоки-то мне за чем, век мой человеческий лишь только завязывается, а детки и внуки продолжат род мой?
***
Тогда, по уговору, и поведала Коза-Золотые Рога Митьке все свои славные сказочки да присказки, пословицы да поговорочки, старые былины да побасенки, да заветным молочком угостила. Мудрости набрался крестьянский сын, выведал что раньше было и что станет с землей нашей, и тут, как на грех, напала грусть-тоска на него.
Проспал Митька три дня и три ночи и в путь-дорогу у коза-егозы выпросился, горько вздохнул и говорит на прощание:
— Пойду-ка я по белу свету судьбу свою искать, да еще всю мудрость нашему народу поведаю.
— Иди, Митька, лучше к царю-батюшке, начни-ка с головы, а не с хвоста, а после и до простых людей доберёшься. Они ведь обучили меня грамоте и сказки свои поведали, не с неба ведь побасенки к нам попали!
Распрощался парень с конём богатырским и ежихой, что службу верную сослужили ему в дороге дальней и отправился в стольный град. Едет через сёла и деревни на верной кляче, а встречные прохожие над ним потешаются и спрашивают:
— Куда направляется силач на хромой кобыле?
— Еду царю-батюшке послужить, да уму-разуму научить.
Едет дальше Митька и думает — «А может надо было не мудрость просить? А силу или богатства? Вот бы меня сейчас и стар и млад встречали с радостью, да ковры перед мною стелили?»
Долго ли коротко ли, приехал парень в златоглавую столицу и направился прямиком к царским хоромам. У крыльца его остановили:
— Куда молодец путь держишь?
— Мне бы к царю? — говорит Митька стрельцу.
Страж ему отвечает:
— Парень, ты совсем спятил, зачем тебе государь? Иди своей дорогой, пока голова цела на плечах.
— Я желаю нашему царю послужить, уму разуму его научить.
— Эх, паря, видать не сносить тебе головы. Погодь, кликну дьяка.
Вскоре явился царский дьяк, расспросил Митьку и велел ждать ответа. Весть о том, что к государю пришел крестьянский сын и хочет его учить уму разуму, быстрёхонько разнеслась по всему граду. К постоялому двору, где ночевал Митька стала собираться толпа, чтоб хоть одним глазком глянуть на смельчака. С утра за ним заявился стрелец:
— Эй, парень собирайся, тебя государь ждёт.
Пришли они в царские палаты, ступают по коврам мягким, кругом слепит глаза позолота и яркие изразцы, на лавках ковры, повсюду персидская парча и индийский бархат. Предстал Митька перед ясными очами царскими, кланяется до пола. Нахмурился государь, заёрзал по золотому трону:
— Ты чьего роду-племени будешь и по какой надобности прибыл в столицу? Может, что задумал тёмное или ещё что? Говори, как есть, иначе голова с плеч.
— Государь, я Митька, крестьянский сын, с окских берегов. Ведаю все родные сказочки да присказки, пословицы да поговорочки, былины да побасенки. Мудрости набрался от Козы-Золотые Рога, выведал что было и что станет с державой нашей.
— Что творилось на землях наших, то мне летописец поведает, а что будет, то не человеческого ума дело. Сказки, конечно, дело доброе, особенно перед сном, но ты отрок, сгодишься в детской, будешь моим дочкам свои небылицы сказывать, чтобы не скучали. Глянем, чему ты научился у козы-егозы.
Отправили Митьку в детские покои. Правда, вначале, всё чин по чину: в бане вымыли, переодели в красную рубаху и в вишнёвый кафтан, и в придачу подьячий выдал сапоги с шапкой. Устроился парень, словно боярин, в высоком тереме, правда, в тесной светелке, но после многих странствий он, наконец-то, приклонил свою буйную голову и уснул молодецким сном.
Утром отправился Митька дочерям царя сказывать сказки и так разошёлся, что до обеда девицы не отходили от нового наставника, видать уроки Козы-Золотые Рога прошли не даром. Да, тут, как назло, пришло время им учить немецкий язык, для чего прибыл с Немецкой слободы учитель-немец, а дочери говорят:
— Не желаем учить скучный немецкий язык. Лучше, Митька еще расскажи хоть одну сказочку.
Возмутился опозданием учениц чужестранец, с тех пор невзлюбил Митьку, да всё шептал себе под нос при встречах:
— Фу, деревней пахнет.
Приладился Митька рассказывать царевнам разные сказочки, всякие были и небылицы, да учить поговоркам с приметами, что в нашем народе веками собираются. Девицы его привечают, хихикают, глазки строят, особо старшая царская дочка — Анна. Как тут крестьянскому сыну не влюбиться в очи голубые, щёчки румяные, да брови соболиные. Иссушила молодца чужая девичья краса, да только разве сойдутся вместе небо и земля?
И всё бы ничего — жалованье доброе, да и живёт-поживает парень на всём готовом, как какой царевич-королевич, но коль пришла беда, то открывай ворота. Так вот, влюбилась в Митьку старшая царевна, а слухом земля полнится, вот и донесли государю, что не сводит со сказочника глаз его ненаглядная Аннушка. Позвали слуги в царские палаты дочь, спрашивает государь:
— Анна, ты ведаешь, что к тебе королевич едет свататься из Польши?
— Батюшка, я за него замуж не пойду, не мил он мне.
— Так ты его ещё не видела!
— Я зрела на его портреты, мне хватило.
— Постой, а что ты тогда желаешь, может пойти в монастырь?
— Мне по сердцу сказочник Митька!
— Чем он тебя околдовал, может зелье какое давал, признавайся?
— Ни чего из его рук не пробовала.
— Посуди сама, Анна, он крестьянский сын, совсем не ровня тебе — царской дочери.
— Мне не надо богатства, я с ним готова землю пахать.
Рассердился царь, ногами затопал, кричит на царевну:
— Уйди с глаз моих долой, глупая девчонка! Помни: всякая вещь перед царем не утаится
***
Велел царь поскорее упрятать Митьку в темницу. Стащили с него кафтан и сапоги и затолкали под замок в темный острог. День сидит парень на воде и хлебе, второй и третий, а следом полетела неделя за неделей. Хорошо Анна не забывает, то пирожок или кулебяку передаст, то рыбки или кусок сала.
А по столице тем временем пошла молва, что царь крестьянского сына без суда и следствия сунул под арест. Все только о том и толкуют, и на торге, и в лавке, и в избах, все Митьку жалеют, ведь слухом земля полнится. Один учитель немецкого языка радуется, что более никто ему не мешает.
Пришли бояре к царю и говорят:
— Знамо, царь-батюшка, дурную славу нажить, как пить попросить, а в хорошие люди попасть, не стожок скласть.
— О чём вы, бояре, не разберу?
— Так, худая молва в окно лезет.
— Не разберу.
— Так народ гудит как рой пчёл, что Митьку сказочника-бахаря, понапрасну в темнице держишь, не гоже так, государь. Он ведь не ворюга и не разбойник, народ его сказки-то любит, и слушает и в веселье, и в горести. Отпустил бы ты его волю или отправил с глаз долой, куда подальше.
— Так я бы его куда-нибудь сплавил, да боюсь моя Аннушка в след за ним побежит.
Бояре загалдели:
— Так вот в чем дело. Ждали жениха из заморья, а прибыл из задворья!
— Давайте-ка — сообща думу думать.
Говорят бояре:
— Царевна наша, почитай, красней красного солнышка, ясней ясного месяца, и личиком бела, и с очей весела. Но и Митька тоже пригож собою, может повенчать их, красивые детки народятся.
Вскочил царь, ногами застучал:
— Бояре, вы после медовухи совсем спятили: он ведь крестьянский сын, а она царская дочь! Как такое возможно! Да, не женится медведь на корове, а рак на лягушке.
— Тогда надо ждать, как у нас говорится: лакома овца к соли, а девица к новой любови.
Царь оглядел бояр и развел руки в сторону:
— Скоро приедет польский королевич, может Анна образумится, а там посмотрим.
На том и порешили, а Митьку всё равно держат в остроге, словно лютого разбойника, до тех пор, покамест царевна не одумается.
***
Через месяц прибыл в столицу на белом коне иноземный королевич, в златотканом камзоле с золотыми пуговицами, даже на шапке перья черной цапли. В каменных хоромах устроили для дорогого гостя пир горой! Столы ломятся от яств и закусок, сладкий мед и пиво льются без меры. В серебряных кувшинах зеленое вино из южных стран, а на подносах икра и осётры с Оки и Волги. Анна с сестрами словно пава меж тех столов прогуливается, потчует гостей дорогими яствами, да только не улыбается и всё глаза прячет, всем видно, не мил её сердечку заморский королевич.
В середине пиршества незаметно улизнула царевна из царских палат и со всех ног бросилась в острог, к Митьке. Пока стражи дремали, напоила она его и накормила, и говорит:
— Королевич разодет как индюк, смотреть смешно!
— Ох, выдаст тебя отец за этого павлина.
— Ну, Митя, если будут отдавать меня замуж за ненавистного королевича, я тогда лучше утоплюсь, глядишь тогда и тебя хоть выпустят из подземелья.
— Анна, прошу даже не говори так, береги себя, пусть будет как будет, а меня и так когда-нибудь выпустят.
— Нет, я не покорюсь батюшке, прощай.
***
Затворилась от всех царевна в своих покоях, да только ночью Анне не спится, не лежится, все про милого груститься. А по утру призвал батюшка старшую дочку и спрашивает:
— Понравились ли тебе доченька подарки заморские?
— Нет, батюшка.
— А по нраву ли тебе доченька заграничный королевич?
— Нет, батюшка.
— Ну, красна девица, тебе не угодишь! — Тяжело вздохнул царь-батюшка и спрашивает, — А что твое сердечко желает, на чём успокоится?
— Люб мне бахарь Митька.
Соскочил с трона, как ошпаренный, отец и заходил по палатам каменным.
— Вот он тебе дался-то! Ладно, хоть был бы борским сыном, а он от сохи только оторвался.
— Всё равно он мне мил.
— А если велю отрубить ему голову, что тогда делать станешь, неблагодарная?
— Не вели казнить сказочника, лучше тогда я пойду замуж за королевича.
За окном тут разыгралась страшная гроза и налетевший вихорь застучал створками окон. Призадумался батюшка, сам глаз не сводит с плачущей дочки.
— Царь пожалует, царь и помилует. Как прикажешь отдавать тебя навсегда в чужедальнею сторонушку, словно живой на кладбище посылать? Разве отцовское сердце позволит?
Кинулась Анна к батюшке, обняла его крепко-крепко, залила горючими слезами.
***
Погостил с месяц королевич. Скушали гости дорогие десяток телят, полсотни овец, несчитано порубили кур и уток, да еще дополна всякой снеди пошло на стол, а только толку мало — уехал чужеземец восвояси, как говорится, с пустыми руками.
Митьку наконец-то выпустили из острога, но поселили на конюшне, стало быть, чтобы за царскими лошадьми ухаживать, а царевен, крестьянскому сыну, более не доверяли. Анне строго настрого воспретили приближаться к парню.
В эту же пору прибыли к царю послы от злых степняков, что почитай каждое лето приходили из Дикого Поля, грабить и уводить людей в полон. Говорит ханский посланник царю:
— Ваше царское величество, распахали крестьяне без спроса все наши степи, негде нам пасти наши стада. Наш великий хан, говорит, если мол не разгадают его загадку, то степная орда сожжёт все города и села до самой Оки, чтобы было где стада пасти, а людей, что попадутся на глаза, навечно угонят в рабство.
— Ну, так слушаем, ханскую загадку, — говорит царь.
— Велика степь, не объедешь за год, много в ней скота пасётся, а пастух один. Вот и вся загадка. Через три дня приду за ответом.
Ушёл степняк, а сам в усы усмехается.
Стали думу-думать царь и бояре, после все дворяне, потом еще горожане, все купцы и мещане, даже крестьяне отложили дела, да свои бороды теребят. Да всё без толку, нет ответа. Послали тут гонцов во все края и веси, кто разгадает, тот при самом царе боярином станет! Но нет ответа, кто лепечет, что загадка про хана и его великое войско, кто утверждает, что про баранов и овец.
Осталось час до визита ханского посланника, а разгадки нема. Гонцы вернулись ни с чем, и руки разводят. Тут прибежала царевна Анна к отцу и умоляет:
— Спросите у Митьки, он всё знает и ответ добудет.
Царю делать нечего, согласился:
— Так и быть, пусть будет, по-твоему, беги скорее на конюшню, спроси у крестьянского сына, не зря же он шапку на голове носит, может что путное узнаем.
Прибежала царевна к Митьке, рассказала про ханскую загадку и про царское обещание отгадавшего сделать боярином, а парень тут отвечает:
— Не хочу быть боярином или столбовым дворянином, хочу вернуться домой и деревенской ребятне сказки рассказывать, а здесь, в златоглавой столице, как я понял никому мудрость простого народа не надобна, а я приношу всем только мучения, а главное тебя извожу и жить не даю.
— Митенька, нельзя мешкать, ведь пожгут степняки все деревни за Окой, а твоих родных в плен угонят.
Спохватился парень, сражу ожил:
— Тогда совсем другое дело. Передай государю мой ответ: «небо, звезды и месяц». Необъятная степь есть небо, стада овец, то звезды, а месяц — и есть только один пастух на всю степь.
— Так просто?
— Всё сложное, часто бывает простым.
Поспешила Анна к царю и все поведала, что от парня узнала. Вздохнул царь, бороду поправил и говорит:
— Ну, будь, что будет!
Вскоре приспел степняк, кланяется и говорит:
— Ваше царское величество, хочется узнать отгадку!
— Что ж, дорогой гость слушай — небо, звёзды и месяц!
Посланник от правильного ответа вдруг закашлялся, ни единого слова сказать не может. Принесли ему корчагу квасу, промочил он горло и говорит:
— Велика царская мудрость, так и передам своему хану.
— Передайте благодарность великому хану за подарки и примите от нашего двора гостинцы, в знак большого уважения.
— Непременно всё передам. Прощайте, ваше царское величество.
Убыл посланник, а царь повелел немедля строить крепости на дальних рубежах, да в глухих лесах засеки рубить, чтобы не прошла на Русь конница степняков.
***
Привели к государю с конюшни Митьку и пожаловал он крестьянскому сыну шубу и кафтан со своего плеча, и возвёл в чин думного боярина и посадил по правую руку от себя! Кой-какие бояре и думные дьяки надулись, словно воды в рот набрали. Как так, из грязи да в князи, но помалкивают, с царем много не поспоришь. Один только боярин Чернобрюхов Трофим, затаил обиду на парня.
А Митька натянул на себя расписной кафтан со стоячим воротником, подпоясался расшитым поясом и царю в ноги с просьбой кланяется:
— Ваше царское величество, ведаю, что грозно, страшно, а без царя нельзя! Нету у меня сватов, потому сам прошу великой милости: отдайте мне в жены дочку Анну, всю жизнь буду её любить и оберегать.
— Рано об этом болтать, мало ты еще послужил, чтобы получить в жены мою ненаглядную дочку.
— Воля царя — закон.
На том и порешили. Молодой боярин поселился в прежней горнице и стал каждый день ходить в Боярскую думу государственные дела решать, а по вечерам, по-прежнему, всем желающим сказывал сказки да разные байки.
Боярин Чернобрюхов решил долго не тянуть и посчитаться с выскочкой. Говорит своему сынку:
— Митька паршивец, видать метит царю в зятья, а ты чем хуже? Не будет его, может тебя протолкну в мужья Анне.
— Я согласен, батюшка, я люблю приказывать да всех учить!
— Тогда жди, отец что-нибудь придумает.
А боярин знался с нечистой силой, леший у него был в свояках. Вот Чернобрюхов, по-родственному, упросил лесного хозяина пособить избавиться от крестьянского сына, а после можно посватать собственного сынка за царевну Анну. Для того, как-то позвал Трофим Митьку на охоту:
— Пора тебе Дмитрий Иванович обвыкать быть настоящим боярином. Поедем со мной травить кабанов, обучу тебя царской охоте. У меня сотня собак, полсотни загонщиков, не грех и царя пригласить или иноземных послов.
— Так у меня моя кляча еле ходит, нет у меня ни коня, ни вострого копья, только остался старинный лук.
Почесал Трофим седую бороду и говорит:
— Пожалую тебе справного коня, что незазорно перед самим царем появится, а ещё хорошее вострое копьё и ружье. Поедешь со мной?
Загорелись глаза у Митьки, руки чешутся, отвечает:
— Поеду, Трофим Кузьмич.
— Ну тогда, завтра на рассвете жду тебя. Не опаздывай!
С вечера принялся собираться Митька, приметила Анна приготовления парня, говорит:
— Не ходи на охоту, Митя, чует моё сердце не ладное.
— Привезу добытого вепря, пусть царь подивится моей ловкости.
— Останься дома Митя. От этого Чернобрюхого доброго не дождешься, что-то злое он задумал.
— Как только стану настоящим боярином, отдаст тебя отец замуж за меня.
— Ладно, решил, стало быть, езжай. Но только прихвати с собой голубка из моей голубятни, если что-то с тобой приключится, выпусти его на волю, он вернётся, и я всё пойму.
Взял птицу Митька и упрятал под кафтан. Лишь только заря утренняя окрасила крыши домов, выехали всадники на охоту. И вскоре забрались в дикий лес, темно, даже солнышка не видать. Кругом болото топучее, ельники дремучие, не пройти не проехать ни пешему, ни конному. Тут почуяли собаки кабанов, и с лаем погнали их в самую чащобу, а охотники спешат за ними, не отстают. Долго пробирались всадники, да всё никак не подберутся к зверю. Остановились на лужке дух перевести, да нежданно, схватили Митьку слуги Чернобрюхова, связали ремнями крепкими и отвезли к старому дубу на поляне. Сунули парня в тесное дупло, а вход стальной решёткой загородили, и на прощанье сказали:
— Прости нас, крестьянский сын, но мы люди подневольные, нам, что повелели, то мы и сделали. Ослушаться не можем, Чернобрюхов с нами строг, почитай каждый божий день за чубы таскает.
— Воля ваша, вам с вашей совестью жить, а не мне.
На том и разошлись. Слуги отъехали по лесной тропинке, а Митька остался один. К вечеру, потихоньку-полегоньку, освободился он от пут, да сразу выпустил голубка на свободу, и молвил на прощанье:
— Лети птица вольная в небо ясное, поведай своей хозяйке о беде, что со мной приключилась.
Взмахнула сизокрылая птаха крылами и взмыла над деревьями, и прямиком в царские хоромы. Приметила голубку Анна и поняла, что что-то неладное стряслось с Митькой и бегом к батюшке. Выслушал отец дочку, взял сотню конных стрельцов и отправился в тёмный лес, куда Чернобрюхов приезжал на охоту.
Долго ли коротко пробирались они в темноте, наконец-то вышли на поляну и на краю решили заночевать. Смотрят крадётся мимо старого дуба стая волков, хотели было стрельцы пальнуть из пищалей по зверям, а царь смекнул в чём дело и говорит:
— Погодь-ка, посмотрим, как Митька будет выпутываться. Удалой долго не думает! А, то во дворце мы все герои, а вот в диком лесу…
***
Сидит Митька в дупле ни жив ни мертв, ожидает смерти. Идут мимо дуба серые волки, закричал им парень:
— Волки, перегрызите мою решётку, выпустите меня на волю.
Отвечают бирюки:
— Ты в нас острые стрелы посылал?
— Посылал.
— Вот теперь и кукуй.
Идут мимо дуба медведи, завопил парень:
— Лесные хозяева, вырвите мою решётку, выпустите меня на волю.
Отвечают топтыгины:
— Ты нас тяжелой дубиной по бокам лупил?
— Лупил.
— Вот теперь и кукуй.
Идут мимо дуба лоси, взмолился парень:
— Лоси, вырвите рогами мою решётку, отпустите меня на волю.
Отвечают лоси:
— Ты нас дубиной лупил да охаживал?
— Было дело.
— Вот теперь и кукуй.
Заснул Митька и снится ему отцовский дом, как мамка хлеб печёт. Слышит сквозь сон, кто-то стучит по решетке, открыл глаза и видит сама Кикимора к нему припёрлась — глаза выпученные, нос длинных, вся в грязи и в прошлогодней листве, сует в нему в дупло лохматые лапы.
— Возьми меня в жены Митинька, а я тебя на волю выпущу. Останешься со мной на болоте: ты будешь охотиться на зверей, а я пряжу стану прячь, детишками с тобой обзаведёмся.
— Уходи, Кикимора, ни в жизнь не быть, по-твоему. Лучше сгину в этом дереве!
— Ну, смотри крестьянский сын, как бы не пожалел. А коль передумаешь, то кликнешь меня, я тут недалече буду.
Ушла Кикимора, будто и не было. Больше так и не уснул Митька, а под утро густой туман окутал лес, слышит парень шаги — шлёп-шлёп, будто какой гусак шагает по мокрой траве. Глядит, то сам Водяной-Речной Хозяин вышагивает, да окладистой бородой трясёт, и прямо идёт к парню в гости и в лоб спрашивает:
— Ну, что крестьянский сын, желаешь на волю или нет?
— Кто ж на моём месте откажется, жить-то намного лучше, чем безвестно пропасть.
— А есть у тебя невеста-то?
— Невеста не невеста, а имеется красная девица, ждет меня домой, мы с ней надеялись, что и батюшка ее, позволит сыграть нам весёлую свадьбу, да видно не судьба.
— Хочешь выпущу тебя из этой западни?
— Так выпускай, батюшка водяной.
— А ты мне зарок дай, что коль родится у тебя первенец, ты его мне на вечно отдашь. Подумаешь какой пустяк, себе-то еще нарожаете!
— Уходи, Водяной, не быть никогда, по-твоему. Лучше пропаду в этом дереве!
— Смотри, как бы жалеть не пришлось. А коль надумаешь, то кликнешь меня, мне от тебя весточку непременно передадут.
Расхохотался Водяной, аж мурашки по коже побежали, да ушёл, будто и не было, только тина да ряска на решётке осталась.
По утру, стало проясняться, дымка ослабла и стало наконец-то видно деревья, глядит Митька, а из шумного осинника прёт к нему в гости напрямик сам лесной хозяин — Леший с зелёными волосами и в зипуне, обросшем мхом. Проверил решётку — надежна ли или болтается, убедившись в её крепости, только и брякнул:
— Будешь помирать, кафтан не порти, ещё пригодится.
— Хорошо, лесной дедушка.
— Мой филин за тобой приглядит.
Сделал в сторону шаг Леший и исчез, будто и не было никого, только зашумела листа в деревьях, словно вихорь пронесся. Издали донесся до Митьки только неведомый свист да хохот.
Опечалился парень, делать нечего, ведь подмоги небось не дождёшься. Стал звать Анну, да всё никак не откликается красна девица. Принялся призывать Козу-Золотые Рога, да всё никак не откликается коза-егоза. Взялся кликать ежиху, вскоре явилась колючка и говорит:
— Эка у нас с тобой дружба! Топором не разрубишь!
— Доброе братство милее богатства! Спаси меня, ежиха!
— Так, я не перегрызу железные прутья.
— Дай тогда хоть глоток водицы!
— Вот тебе подарочек от самой Козы-Золотые Рога.
— Что это за тряпица, саван?
— Эх, деревня, то дивная скатерть-самобранка.
Принял парень гостинец, развернул и попросил каши горшок, хлеба да кваса, тотчас явилась снедь. Откушал Митька и говорит:
— Благодарствую, да только как выбираться от сюда?
— Одна голова хорошо, а две лучше! Давай вместе думать.
Час дружно думают, два, да ни шиша не придумали. Задремал Митька и видится ему во сне конь его, богатырский. Открыл он глаза и как закричит во всё горло:
— Приди ко мне мой конь богатырский!
Вскоре явился конь, ржёт, копытом землю бьёт. Подозвал его Митька, и привязал к нему ненавистную железную решетку и по-разбойному свистнул и гаркнул:
— Ну-ка, давай!
Рванул что было сил богатырский конь и вырвал решетку. Выбрался тут Митька на волю, каждой птичке, каждой зверюшке восторгается.
***
Поглядел царь за Митькой, и рад-радёхонек такому будущему зятю, и говорит своим стрельцам:
— Выходит, крестьянский сын — удалой парень, сам со всем управился!
А сам ещё подумал — «На такого молодца, не страшно и царство оставить».
Увидел Митька стрельцов, обрадовался, расстелил на траве скатерть-самобранку, говорит:
— Явитесь немедля царские угощения!
Откуда не возьмись предстали перед гостями пироги да кулебяки, а им вдогонку: солёные грибы, черемша, икра, квашеная капуста с яблоками, а следом пожаловала: копченая и солёная рыба, куры и утки, шесть гусей и две туши кабанов на вертеле. После ещё два чана с мясной и рыбной ухой и вослед разные лакомства. Подивились стрельцы богатым яствам, а вскоре и сам царь явился и говорит:
— Ну, что, крестьянский сын, смотрю ты в воде не тонешь и в огне не горишь.
Поклонился до земли Митька и молвит:
— Государь, я такой какой есть, таким меня вырастили мои родители, да бабушки с дедушками. Ведь, не надобен и клад, коли в семье лад.
— Вот думаю, по осени поженить одного молодого боярина Бахарева и ненаглядную дочь свою Анну. Как ты смотришь на это?
— Благословите нас с Анной, вот мы и дождались своего часа! Я завсегда буду радёшенек развеселой свадьбе, ведь всякая невеста для своего жениха родится.
— Только помни, Дмитрий: жена не лапоть, с ноги не сбросишь.
***
Вскоре сыграли славную свадьбу Дмитрия, крестьянского сына, и Анны, царской дочери, а когда по прошествии многих лет, царь стал стар и немощен, принялись они сами управлять державой, и главное миловали простой народ во всех городах и деревнях. А боярина Чернобрюхова с сынком, за затею со смертоубийством, сослали навечно куда подальше, как говорится, с глаз долой.
Как в старину, бывало, скоморохи, да сказочники болтали: «Мы мешок развязали, вам сказок насказали. А теперь завяжем мешок, и дальше пойдем, новых сказов наберем. А вы нас ждите — пироги пеките!»
