Некогда в одном селе жили дружно дед с бабою. Крепкая у них семья была, да и с соседями ладили. Коль беда у кого случалась, дед силой помогал, баба стряпней делилась, заботой отогревала.
Случился в селе голод. Страшный ливень посевы побил, поля затопил. В тот год зерна собрали всего горсть. Плакали девки, мужи за головы хватались.
“Зима грядёт холодная, детей чем кормить?” — беспокоились жены.
“Человеку пусто, да скоту грустно! Без зерна-то!” — восклицали мужи.
Весть о случившемся горе быстро донеслась и до деда с бабой. Покачала головой старушка, позвала старика своего и отправила его горсточку ту принести.
“Поди, — говорит, — Ваня, да выменяй всю горсточку зерна того на десяток кур наших. Пусть каждому дому по наседке достанется.”
“Ты что, баба, у печи поди перегрелась? Кормить-то нас кто зимой будет!” — противостоял жене дед.
“По что ты, Ваня, людей в беде оставить хочешь? Иль злой дух сердце твое выкрал?” — всплеснула руками старушка.
Совестно стало деду. Подумал он, рукой махнул, да и ответил: “Правду говоришь, Марфуша, сколько лет в горе людей не бросали, силой, да мудростью выручали, вместе и это несчастье пронесем.” — сказал так, сетку взял, да и на двор вышел.
Баба тем временем к окну обратилась. Кошка ее там сидела, да после завтрака прихорашивалась.
“Машка моя, Машка, — ласково к своей усатой обратилась баба, — слышала ли, голод к нам идет, страшный год быть обещает. — вздохнула баба. — До следующего посевного не видать нам зерна. Коль вернется дед с горсточкой той, что собрать удалось, будет у нас спасение”
Большими золотыми глазищами кошка пристально смотрела на бабу, да слушала. После грациозно она развернулась, хвостом вильнула и с окошка спрыгнула.
“Вот проказница!” — рассмеялась баба и пошла дрова колоть, деда дожидаться.
Души не чаяла Машка в своей бабе. Та, словно о чаде, о кошке заботилась. Родные дети давно отчий дом покинули, своим хозяйством обзавелись. Вот и осталась кошка старушке за дочку.
На утреннюю дойку баба да кошка вместе ходили. Баба работала, а Машка тем временем баловалась: мышей гоняла, да молоко попивала. По длинным усам капли его стекали, но и в рот попадали.
За сытую и праздную жизнь свою Машка от чистого сердца помогала. Бывало, мышку она поймает, живую в дом принесёт, да и отпустит ее там. Затем кошка на печь забирается и за представлением наблюдает.
Старушка мышку приметит, за метелку схватится, кулаком кошке погрозит: “Ленивица!”, да и примется по дому за грызуном гоняться. Машке — развлечение, бабе — зарядка, деду — смех. Всем хорошо!
Подсобить бабе с дедом и в этот раз кошка придумала. Вышла она в поле, на границе его с лесом под осиной нору нашла. Постучалась Машка в крохотную дверцу, да и вошла.
“С чем пожаловала?” — поинтересовался хозяин норы, обернувшись в своём уютном креслице. Длинные его уши были аккуратно подвязаны на подбородке.
“Все чудишь, Заяц?” — указав кончиком хвоста на забавный бант, хихикнула кошка.
“Пристала, сама попробуй с такими ушами жить! Вечно люстру задеваю!” — буркнул Заяц.
“Я не в обиду, — махнула хвостом Машка. — По делу к тебе пришла. Беда у деда с бабой моих. Посевы дождем побило, урожая горсть собрали, голод грядёт. Помоги, дружок, я в долгу не останусь.”
Серьезной сделалась мордочка Зайца: “Подумать дай, а сама к Лисице ступай. На север иди, как в чащу выйдешь, за третьей березой налево поверни. Там под пеньком ее нора новая, недавно переехала туда Кумушка.”
“Спасибо тебе Заинька. Спасибо, миленький!” — вышла Машка от Зайца и по совету его к Лисице отправилась.
Над полем, точно блинчик масляный, висело Солнце, а среди дерев раздавались удары мужицкого топора.
“До вечера бы справиться.” — подумалось кошке, и с этим вступила она на опушку леса.
Долго иль коротко брела Машка по лесу. Вдруг раздались перед ней осины, да березы, вышла кошка на полянку. Над травой дрожали мошки, а в корне обрамляющих лужайку деревьев звонкой трелью раздавались голоса птиц. Залюбовалась Машка лесной гармонией, но неожиданно замер лес. Затаилось его дыхание.
“Ох, не к добру.” — заметила кошка и присмотрела на ближайшем деревце для себя убежище. — Залезу-ка повыше!”
Тихо, точно на цыпочках, двинулась Машка сквозь высокую траву в сторону намеченного дерева. Время от времени она оглядывалась, смотрела, не идет ли кто. Показалось было, что в стороне среди дерев силуэт маячит, засмотрелась кошка, но вперёд так и продолжала красться.
Идёт, в сторону смотрит, вдруг запнулась лапка у Машки о что-то мягкое. От неожиданности подскочила кошка, повернулась, а то волк на неё смотрит. На хвост она Серому наступила и стоят они уже нос к носу.
Сердце выскочило у Машки в кончик хвоста, вытянулась она в струночку: “Тронешь-шь-шь куш-ш-ш-у-у-у!” — зашипиела.
“Фу ты, кошка! Чего заплутала?” — растерянно обратился к ней волк. — “Спокойно, мирно ты, э! Стар я, за вами, дураками, гоняться.”
“Обещаешь-шь-шь?” — все еще с шипением протянула Машка.
“Да брось, хвост даю! Проще будь! Ты по что из деревни выползла?” — волк поднял передние лапы так, что стал похож на громадного суслика. Выражение его морды излучало дружелюбие.
“Меня Машкой зовут, у деда с бабою моих горе приключилось. Голод грядет в деревню, помочь им хочу.” — на выдохе протараторила кошка.
“Дело доброе.” — ответил Серый, почесывая себя за ухом. — “Подумаю и я, чем подсобить вам, а ты дальше ступай.”
Машка радостно промурчала: “Спасибо тебе Серенький. Спасибо, хорошенький!” — и рассталась на этом с волком.
Солнце, казалось, вот-вот коснётся еловых макушек, а кошка еще до лисицы не добралась.
“Ох, поспешить надо, до темноты воротиться.” — подумала Машка.
С каждым шагом лес становился все более мрачным. Где-то над головой кошка слышала шорохи, раздавалось тонкое стрекотание. Путница вздрагивала, осматривалась, но замечала лишь мелькание крыльев в свете увядающего Солнца.
“Это — ничего, — успокаивала себя кошка, — верно, мыши летучие распоясались, кота крылатого на них нет!”
Солнце уж за лес опустилось, как на глаза кошке среди елей мохнатых попалась береза тонкая.
“Не уж-то дошла! Забралась Лисица, что и век искать ее будешь! Ага, Заяц говорил — третья, и направо.” — пробубнила Машка себе под нос и приметила березу заветную.
За деревом свернула кошка направо и в три прыжка очутилась у шатра. Высокий был он сложен из елового лапника, да сухих веток. Машка от изумления глаза вытаращила и обошла его кругом.
“Вот это Кумушка себе отстроила! Дворец — не иначе!” — сказала так кошка, да постучала в дверь. — “Кумушка Лиса, к тебе я пришла, отпирай замки, твою гостью встречай.”
Эхом разнеслось по лесу протяжное “чай-чай-чай”. Тишина стала ответом Машке.
“Спит что-ли? Да рано еще” — подумала кошка и постучалась снова. На этот раз ее удары были увереннее и отчетливее.
И вновь лишь эхо ответило Машке. Несколько раз повторило оно последний удар кошачьей лапки в дверь, затем стихло, будто лес проглотил его.
Машка в недоумении почесала кончиком хвоста за ухом. Вот-вот и в лесу настанет темень, что разглядеть путь будет не в силах даже кошка. А ее-то способности видеть в темноте одни удивляются, другие завидуют.
“Нехорошо, ой нехорошо.” — подумалось Машке.
Уж было собралась кошка домой поворачивать, как вдруг в шалаше загорелся крохотный огонек. Свет пробивался сквозь щелочки в стенах, вместе с ним зажглась надежда и душе Машки.
За свечением последовало недовольное бурчание, только голос совсем не был похож на мягкий тембр лисы. Испугалась кошка, от двери отступила, хвост поджала, а шерстка на ее спине вздыбилась. Вдруг дверь распахнулась.
“Ёж, ты что-ли?” — недовольным басом гаркнул хозяин шалаша.
В оправдание его невнимательности стоит отметить, что взъерошенная шерсть, и впрямь делала Машку схожей с ёжиком. Полумрак только усиливал это заблуждение.
“Тебе что, яблоко в голову вдарило? Что молчишь?!” — продолжал напирать голос.
Машка стояла в оцепенении. Напротив неё, в двери шалаша, торчал громила. Одной лапой он у собственного носа держал свечу, а свободной угрожающе тряс над головой. Хозяин убежища точно умел произвести впечатление.
“Я тебя!” — продолжал гневиться хозяин шатра.
На этом терпение громилы лопнуло, в один неуклюжий шаг он очутился рядом с Машкой, нагнулся и в изумлении отступил.
“Кошка!” — слишком громко для ночного леса воскликнул он. — Ты чего тут? Разбудила меня, горемыка!”
Машка опустилась на сырой мох и сжалась, кончиком хвоста она прикрыла глаза.
“К лешему зашла, ой к лешему! Говорила мне баба через поле не ходить, по лесу не бродить, а пошла же я, ослушалась” — сквозь зубы тонко протараторила кошка.
“Ты что! — рассмеялся громила, — меня это за духа лесного! Во учудила! Вставай, слыш, что говорю, вставай.” — Продолжил хозяин шалаша и бережно подтолкнул Машку в спину. — “Идем!” — махнул незнакомец лапой в сторону двери, как бы приглашая Машку проследовать за ним.
Кошка огляделась. Кругом мрачными колонными возвышались деревья. Сквозь крону к земле не пробивалось даже дуновения ветра. Лес молчал. От этого ли, или же от того, что за целый день Машка ещё ничего не ела, где-то внутри себя она уловила неприятное ощущение.
“Брр” — вздрогнула кошка и прошмыгнула внутрь шалаша вслед за незнакомцем.
Внутри было тепло. Только сейчас Машка ощутила как сильно она продрогла.
“Держи.” — хозяин шалаша протянул кошке стакан тёплого молока. — Садись, рассказывай, а я печь затоплю.”
Из мощной лапы напиток Машка приняла с благодарностью. Кошка подняла глаза, кивнула: “Спасибо, а кто же ты, добрый житель леса?”
“Хаха! Вижу, впервые очутилась ты в наших краях.” — Незнакомец опустился к кошке ближе. — “Медведь я, Медведь”
“О-о-о,” — тихо растянула кошка, — “рада знакомству, а я кошка, Машкой меня зовут.” — и протянула вперёд крохотную лапку.
Бережно ответил медведь на жест кошки и улыбнулся.
“Что у тебя случилось, по что забрела к нам?” — с участием спросил он.
Внешне сильный и суровый Медведь раскрыл перед Машкой добрую душу, кошка выдохнула и принялась за рассказ.
“Горе в деревню идёт, голод грядёт. Урожай погиб, собрали зерна горсть. Баба моя, да с дедом народу помогают, кур своих раздают. Вот и я в стороне оставаться не стала, к Зайцу пошла, его о помощи просила. К Кумушке Лисице он меня отправил, здесь, сказал, живет нынче”
Выслушал Медведь историю кошки, да призадумался.
“Ошиблась ты, матушка. Налево от третьей березы Лисицы нора” — сказал он.
“Ой! Точно! Налево Зайка говорил, а я направо свернула.” — прикрыла Машка мордочку кончиком хвоста.
“Пустяки! Хорошо, коль пришла, подсобить и я постараюсь. Дело у тебя доброе.” — ответил Медведь. — “Идём, к Куме провожу, да после короткой дорогой из леса выведу. К полуночи в село и воротишься.” — Закончил хозяин шалаша.
Вышли Медведь с Машкой на улицу, к Куме направились.
“Здесь, вот уже, за поворотом и увидишь новое жилище Лисицы, хорош ее домик, хорош!” — подбодрил кошку новый друг.
Тропинкой, вьющейся между деревьями, пробирались Медведь с кошкой. Скоро вышли они к старому пню таких размеров, что и десять мужиков обхватить его не смогли бы.
“Вот он! — обрадовалась кошка. — “Зайка же и про пень мне говорил, как же запамятовала! ”
“Не кори себя, матушка, с каждым случается” — успокоил ее Медведь.
Тем временем друзья обошли пень и увидели перед собой лаз.
“Ступай, да от меня поклон хозяйке передавай. Сам же я тебя здесь поджидать буду. Тесновато для меня Лисицино жилище.” — сказал Медведь и сел у входа в нору на могучий корень.
Кивнула Машка другу и спустилась в лаз. Пробралась она ко двери, да постучала.
“Кумушка, гостья к тебе пришла, поклон от Медведя с собой принесла.” — тихо промурлыкала кошка.
Тут же из норы послышалось шуршание, затем раздался скрежет, в миг отворилась тяжелая дверь. Перед Машкой стояла хозяйка жилища. То была Старушка-Лиса, она хитро поглядывала на кошку и опиралась на толстую клюку. Голова рыжей Кумушки была убрана писанным платочком.
“Знала, что придёшь.” — глядя точно в глаза Машке произнесла Кума. — “Весть о беде твоей сорока на хвосте принесла.”
“Мудрости твоей прошу.” — тихо ответила ей Машка.
Лисица прищурилась и оглядела кошку.
“Проходи, коли пришла.” — задумчиво протянула Кума и пропустила гостью.
Зашла Машка в лисью нору, но от выхода далеко отступать не стала. Хозяйка же подошла к печи и пустила в пламя горсть сушеного мха. Жадно поглотил пищу огонь, вспыхнул ярко, но в ту же секунду и сник
“Так и горсточка зерна, что мужикам вашим собрать удалось, — пользы принесёт, что тепла от огня этого, — грошь!” — зловеще молвила лисица и блеснули в ее глазах хитрые зеленые искорки.
Вздрогнула Машка, а Кума продолжила
“Но вот если растереть горсть ту с орехами, да семенами, масло добавить, яйца и ягоды. После кашицу эту в воде настоять надо, да в огонь пустить. Спасение в сём будет найдено ” — прошептала лисица, продолжая смотреть на тлеющие в печи угли.
“Где же нам столько добра под конец сезона взять? Крошки остались с прошлого урожая.” — изумилась кошка.
“Сообща спасение ковать надо. В том сила.” — поучала Лисица. Ближе ступила она к кошке. — Много беспокойства повидала я от мужиков из твоей деревни. В чащу они меня выгнали. — махнула Кума лапкой пристально глядя на Машку продолжила. — “У тебя же, я вижу, сердце доброе, как у и ребятни, что толпой в амбаре меня от охотников сокрывала. Помогу я тебе.”
“Спасибо тебе Кумушка.” — после длительного напряжения выдохнула Машка. — “Спасибо, миленькая.”
“Ступай, да пусть Медведь тебя на спину посадит, да до деревни донесёт, быстрее так воротишься. — наказала лисица и продолжила. — Дома спать ложись, да баба с дедом пусть отдохнут — утро вечера мудренее.”
“Услашала тебя, Кумушка, услышала, миленькая!” — ответила ей кошка. — Спасибо тебе!” — попрощалась и из норы вышла.
Воротилась Машка к Медведю, посадил тот ее на спину, да в три мощных прыжка очутились они на границе леса. Отсюда через поле до деревни было уж и лапой подать.
“Прощай, Машка.” — сказал Медведь и поставил кошку на землю. — “Здесь я оставлю тебя, нельзя мне в деревню.”
“Благодарю тебя, Мишка, за приятное знакомство!” — ответила ему кошка.
Разошлись друзья. Машка в деревню воротилась, Медведь же в чашу направился.
Полуночи еще не было, а кошка на пороге своего дома сидела. Смотрит Машка, дед ее на двор заходит, да без сетки. Только справился он, по птице в каждый дом на селе отнёс.
Встретила Машка деда, в ногах его покрутилась, да в дом вместе с ним зашла.
“Воротились!” — расплылась в улыбке баба. Обняла она деда, а кошку огладила.
“Выменял я тебе, Марфуша, горстку ту.” — сказал дед и достал из-за пазухи крохотный свёрток, — “Держи.” — передал бабе и продолжил. — “Скупой нынче люд пошёл, корову нашу впридачу к птице за зерно это отдать придется”
“Ох, Ваня, не суди человека в беде его.” — всплеснула руками баба.
Машка же наказ Лисицы помнила. На печь залезла, невзначай свечу хвостом затушила, да убаюкивающе мяукать стала. Так она деда с бабой в сон сладостный провожала.
Скоро опустилась изба в дерму глубокую. Уснули дед и баба с Машкую на печи, да скотина задремала в амбаре. Светлые картины видел каждый во сне.
На утро, как только петух радостным гоготом приветствовал Солнце, проснулась баба. Вышла за задний двор, да обомлела. Поляна перед крыльцом полна была даров лесных: орехов и семян, сушеных ягод да яблок. Среди добра уловил ее глаз даже несколько кубышек меда.
“Что же это!” — изумлённо воскликнула баба. — То ни в сказке сказать, ни пером описать!” — на глазах ее выступили слезы.
“Марфуша, что ты там?” — проснулся дед и вслед за бабой на крыльцо вышел.
За дедом поспела и кошка. Вместе они и замерли, как добро на дворе углядели.
“Что же это!” — на этот раз воскликнул дед — Спасение наше, то-ли дух лесной до нас снизошёл!”
Кланялся дед лесу, собрал гостинцы и в избу отнес. Баба тем временем за думу взялась.
“Как бы нам, Ваня, добро это каждому в хлеб обратить? ”— сказала она, да в размышлении глаза рукой-то и закрыла.
Машка тем временем в амбар сбегала, из сусеков картофелину притащила, перед бабой положила. Затем кулёк с зерном кошка вытащила, а орехами дорожку к ступке выложила. Так старушка догадаться должна, что с добром делать следует.
Открыла баба глаза, смотрит, а Машка с ней, будто, общается. Против старушки кошка сидит, в руки ей таращится, лапой в картофелину тычет. Присмотрелась баба, да поняла все.
“Машенька моя, Машенька. — погладила баба кошку, — В тебе сокровище и спасение деревни всей.” — сказала она так, да за дело принялась.
По закромам баба поскребла, да по соседям прошлась. Масла и яиц насобирала. Дед же мельника упросил подсобить, жернова первый и единственный раз в сезон запустили.
Горсточку зерна, собранную, в муку обратили, орехи и семена смололи, смешали все. Соседи сперва с сомнением за дедом и бабой наблюдали, но позже присоединились.
Кто склады свои опустошил, другие руками, да силой на помощь пришли. В неделю ту и дети малые за работу взялись, картофель терли, на солнце стружку его сушили. Всей деревней трудились. Спустя седмицу плоды усилий общих собрала баба.
Муку старуха с маслом, да яйцами смешала, картофель тертый добавила, водой колодезной залила. Настоялась кашица, сушеные ягоды с яблоками в нее баба всыпала, да меда влила. Перемешала и так на три дня в амбаре и оставила. Час через три баба тесто навещала, подкармливала, да приговаривала: “Расти доброе, расти кормящее, расти сытное, расти сладкое.”
Через три дня растопила баба печь, из теста шар скатала и на досточку переложила, да в печь колобок и отправила. Три часа погодя достала его старуха и на окошко остужаться выложила. Пряный добрый аромат разлетелся по всей деревне, да к лесу полетел. Машка три для с колобка глаз не сводила, караулила.
Остыл наконец колобок, разломила баба его на равные части по количеству домов в деревне, да на четыре больше. Велела старушка своему деду в каждую избу кулёчек занести. Сама же баба оставшиеся части колобка взяла, да на опушку леса вышла.
“Спасибо вам, жители лесные!” — со слезами на глазах говорила баба. — “Гостинцы ваши жизнь всей деревни спасли! Испекла я колобок сытный, до следующего урожая кормить нас будет!” — сказала так, да расстелила на пеньке самобранку, четыре кусочка подготовленные на нее выложила. — “Принесла и вам в благодарность по кусочку, спасибо что Машку мою не обидели.”
Воротилась баба в избу и за прялку села, как ни в чем не бывало.
В следующий день пропали подарки бабы с того пня, на седмицу исчезла и Машка. Ушла кошка в лес друзей повидать, благодарить, да хороводы с ними водить.
Целый год колобок деревню кормил, детей растил, мужикам сил придавал, жен задором наделял. День ото дня вспоминали люди подарок леса, и жителей его гонять перестали. В мире и по сей день жизнь в том краю стелется.
