«… Мне плохо…
Меня душит…
Не хочу говорить себе, что этот момент наступил!
Я один?
Я лежу и ничего больше делать не могу! Ничего!
Лишь чувствую холодный пот на теле, мокрую насквозь рубашку, осложняющийся, становящийся всё тяжелее вдох. Каждый вдох всё грузней на душе… И наступает этот момент…
Я один…
Никто не придёт. Я знаю. Ни жена… Прости меня! Ни мать, ни отец- никто из моих. Всех пережил… Простите меня!
А я думал, что слёз я больше не познаю. Думал, что я забыл про тяжесть душ- про чувства. Ведь мог жить без них. Странно, как. Холодно, без чувств…
Света становилось всё меньше- веки закрываются.
Я уже ничего не разбираю. Всё, что вижу, размывается. Всё хуже разбираю грани. Всё сращивается в единую тёмную массу. Но в темноте одна боль ждёт меня. Я чую! Я, как могу, оттягиваю этот момент. Борюсь за секунды. Я не хочу, чтобы веки закрылись. Я боюсь того, что ждёт там…
Когда сомкнулись очи (я чуял, наступил этот момент. Я боролся с этим, старался оттянуть), я, всё, остался один. Теперь уж точно. Я это понимаю.
И мне страшно!
Во мне тревога.
Мне душно.
Меня душит! Я боюсь быть с собой! Я не могу быть один! Меня окружают бесчисленные голоса! Режущие каждая с мучительной болью.
А в голове всё ещё твердит: что дальше? Чего ждать? Будет ли ещё хуже? Хуже того, что есть?
Что я слышал в жизни про этот момент? Что слышал, когда мог? Мелочи. Слышал… что я слышал? … Про суд слышал… Слышал от всех: будут судить за всё, что ты сделал. Помню. Если ты праведник, мол, успокойся- страшное прошло. Наступило их заветное счастье. А если за совестью что осталось, то, помню эти картинки, тебя, типа, будут варить в котлах, в лаве и пытать. Вроде, так. Но зачем такие издевательства над уже ноющими, страдающими, вопящими людьми? Пожалуйста, остановите, остановите происходящее со мной!
–Ты вернулся, моё чадо!– слышу новый голос в своей больной шизофрении. Похоже, это правда!
–Как ты?– еле удавалось расслышать его слова. Похоже на какой-то допрос. Понятно. Суд.
–Как ты?– послышалось снова.
Как я? Трудно! Мучаюсь!…
… И это что ль говорить? Что ж будет…? Как примут ответ? Прознают…
… Потерплю, совру, а, может, там пройдёт?
Да за что ж проклятия? Я не могу! Не могу сказать! Словно катить валун на верх попытка поднять речь ради ответа!
–Х-х-хорошо-о!– вышел крик, выстраданный слезами.
–Я рад за тебя!– продолжил голос.– Я рад, что ты невредим. Надеюсь, ты смог насладиться любовью на своём пути.
Любовь? Какая любовь во Вселенной идиотов? Во Вселенной, где все глотки резали друг другу?
–Д-д-да…!– слукавил я, сдержав рыдание.
–Какое для меня утешение!– вёлся на откровенную ложь этот Голос.– Я до конца надеялся, чтобы мир и лад окружали тебя.
Мир и лад? На планете убийств, обмана и мести? Несмешная ирония!
–Да!– выжал я крик. Сколько ещё будут допрашивать? Я ведь мучаюсь! Мне тяжело с моими голосами! Я мучаюсь, выдавливая враньё.
–Как я спокоен за тебя! Хорошо, что ты прошёл путь, окружённый любовью, миром и ладом…!
Сколько это будет продолжаться? Сколько меня будут допрашивать?
–… Я рад за тебя, чадо. Мне интересным остался лишь один вопрос.
–К-какой?
–Мне интересно: раз ты прожил свои дни в любви, счастье и мире, значит, у тебя не было тех, кого ты ещё не сможешь простить?
Я понимаю, что сейчас мне не до всех земных, оставшихся там…
Я всех их готов забыть! Готов простить! Но… не могу! Прощать надо, когда ты на земле, когда тебя не душат многочисленные голоса, из-за коих ты с трудом слышишь главный голос. Почему я не могу сказать одно слово? Я каменный. Не идёт это слово: 《нет》. Одно слово чего стоит!
Когда я наконец выдавил давившее меня слово, тьма начала отходить. Предо мной начало сиять. Становилось светло и тихо.
–Неужели мне рай?– искал я подвох.-Мне достался рай?
Я пытаюсь вступить. Я чувствую, что там, да, наконец пройдет моя скорбь. Наступит мир.
Жаль, это оказалось обманом.
Почему меня здесь жжет? Почему меня словно засунули в печь? Почему я не могу жить? Почему я скрючен? Почему сломлен? Вокруг свет, тишина, а я лежу, окруженный приятным светом, мучимый изнутри, горящий адским пламенем, и душу себя вопросами: а можно ли это мне? Почему я не могу успокоиться? Почему во мне ютятся эти голоса! Можно мне туда, где нет этого света? Бежать?
Я осознаю, что не могу продолжить существовать в одном месте с бесчисленным кошмаром в самом себе. Я взираю вверх, туда, где, как казалось, был тот Великий Голос. Я падаю ниц, воплю:
–Тот, кто дал мне возможность жить в мире и покое, я благодарен тебе за оказанную милость к жалкому ничтожеству, как я! Что ты пустил меня в покой! Но, прости, я не могу здесь жить! Меня жжёт! Меня сжигает! Мне плохо здесь! Я не могу здесь быть! Меня разъедает! Отпусти меня, прошу! Дай мне скрыться от света в темноту!
–Я дал тебе возможность жить в покое и счастье. Но ты сам сказал, что тебе тут невозможно жить. Что ты не можешь жить в этом свете. Я никого здесь не держу насильно. Я каждому чаду даю выбор.
Как хорошо, что меня услышали!
Когда я почувствовал место, где жары было меньше, где не было света, я помчался скорее в холод.
Я ничего не хочу видеть. Я ничего не хочу слышать! Хочу бежать и закрыться!
Я благодарен Великому Голосу за такую возможность!…»
