Золотое Колесо [Даур Зантария] (pdf) читать онлайн

Даур Зантария
Золотое Колесо
роман

Ancfa duw, Wuxjusjargvucsa sakvuxshowpl"

1
О Владычице Рек и Вод

Однажды в древности люди проснулись и увидели следы девичьих ног
на свежем снегу. Следы спускались с гор к Омуту. Поняли люди , что это
следы Владычицы Рек и Вод . И хотя следы вели с гор к Омуту, поняли
люди , что Владычица Рек и Вод покинула Омут и ушла в горы.
Ибо , да будет вам известно: у Великой Владычицы Вод и Рек ступни
были повернуты пятками наперед. Но, чтобы рассказать , как это случилось,
надо начать все сначала.
Витязь Хатт из рода Хаттов возвращался домой из далеких странствий,
куда он ходил добывать славу - Витязь Хатт, клявшийся именем Владычи­
цы Вод и учивший народ, что вода - душа , а душа - вода . В сутках езды
до дома его догнала стая воронов , закрывая крыльями небо. Витязь остано­
вил коня и поднял голову: ему показалось , колесо земли под ногами пошло
назад, вместе с ним и его конем , а вороны в небе застыли . Витязь остановил
коня и долго стоял , поднявши голову к небу. Витязь стоял, поднявши голо­
ву , а конь его rревожно ржал. Каркающая стая в поднебесье заслонила
Золотую Стопу Отца. Она отразила беду.
Витязь Хатт и конь его поняли , что не к добру явились вороны. Они
заторопились в Абхазию .
• Кто же пришел?э. - спросил он. А предки наши, как известно, поле­
вых и домашних работ не любили , предпочитая войны и походы , и потому
ответили ему, что пришли , дескать , некие, но они нам не во вред, они
работящий люд , будут мотыжить наши поля и собирать наш виноград.
Но пришельцы, мотыжа лен, обсыпали корни землей, не пропалывая
сорной травы, а когда не могли достать виноград на ломкой ветви, попросту
срывали лозу.
Прошло время, и один из пришельцев явился к роднику набрать воды.
И некто , немытый и патлатый, отразился на глади воды, пристально взгля­
нул на него и сказал:
• Не смей, двойник мой, лить старую воду на мое лицо!•
Нечистый выплеснул старую воду в сторону. Потом он отмыл в роднике
свои онучи и шапкой зачерпнул воды. Никто из наших этого не знал - не
присматривали за ними .
А у предков наших закон был такой, что не брали воду , не испросив
• Господи , припадаю

к

Тв оей Золотой Стопе! (абх.).

8

Золотое Колесо
позволения у Владычицы Рек ; и когда набирали свежую , то старую из кув­
шинов сливали в родник, чтобы вода прибавилась к воде, и воду , отданную
Владычицей , семья могла употребить без вреда.
И как-то враз оказалось , что пришельцы осквернили все родники . Тогда
ушла Владычица Рек и Вод. Началась засуха, высохли все реки, а берега
пропитались ядом. Из всей речной живности выжили только лягушки .
Что ж е оставалось делать обессиленному народу? Люди покинули обжи­
тые земли и двинулись вверх против девичьих следов . Теперь-то им стало
ясно, что пришельцы не кто иные, как племя нечистых .
В горах оставались еще ледники. Люди растапливали лед и получали
воду. Там, на нагорье, прожил наш народ изгнанником солнца семьдесят лет.
Выросло новое поколение , не знавшее родины.
Как-то сто юных царевичей резвились у замка. Они играли в мяч, они
терлись друг о друга, подобно бычкам , не зная , как израсходовать свою
энергию. Вдруг один из царевичей приметил женщину. Женщина поднима­
лась по тропе с кувшином на плече , и были у нее Стать и Поступь.
У юноши загорелись глаза, он взволновался и он воскликнул.
- О , братья! - воскликнул он. - Я сейчас разобью кувшин, не задев
женщину стрелой!
Не знаю , нужно ли это для рассказа, но это - быль.
Братья сказали ему: 4 Давай! •
Стрела полетела, кувшин разбился, незнакомка ахнула и обернулась .
Юноши остановились , смущенные: обладательница стати и поступи была
пожилой женщиной . Ее облило. Она несла к роднику старую воду, чтобы
Владычица Рек и Вод позволила отломить кусок льда, и чтобы воду из
родника ее семья могла употребить без вреда.
Кто вы, болваны? - спросила она.
- Да царевичи мы, - ответили ей смущенно.
- Чем воевать с моим кувшином, шли бы воевать с нечистыми , захватившими вашу родину! - сказала она.
Пристыженные юноши вернулись в замок и замучили расспросами родительницу.
- Мать , мы видели женщину со статью и поступью.
- Касатики , это же вдова при живом муже!
- Мать , а где ее муж , коли он жив?
- Ее муж , Витязь Хатт из рода Хаттов , одиноко сражается с нечистыми,
защищая нашу родину.
- Мать , что такое родина?
- Шли бы , касатики , поиграли бы в мяч , - сказала родительница, но
царевичи были упрямы.
Наконец она призналась им , что родина - это то , что находится по ту
сторону Буйной Реки, русло которой представляло из себя сейчас лишь
гряду влажных валунов .
Вооружились юноши , сели на коней и ушли под плач родительницы. В
сердце их обожженной и потрескавшейся земли Витязь Хатт из рода Хаттов
одиноко еражался с нечистыми. Семьдесят лет он , не разжимая кулаков ,
держал два меча - так , что ногти его вонзились в ·ладони и проросли с
тыльной стороны. Сто царевичей с дружинами пришли на подмогу витязю ,
племя нечистых было изгнано прочь из крсiя, и между Анапой и Анаrой ,
наконец , пролился долгожданный ливень. Он напоил истомленную землю , и
снова зашумели реки, смывая соленый солнечный яд с берегов .
Витязь Хатт облюбовал нашу деревню и стал дожидаться народа, чтобы
им управлять . Но вскоре, не дождавшись, Хатт ушел на горную охоту.
Уходя он оставил знак о себе. На обратном пути он собирался прихватить и
свою жену со статью и поступью.
9

Даур Зантария
В горах он нашел Владычицу Рек и Вод.
д
- Во да - душ а , душ а - во а , - сказал ей Хатт. - Приди на побере­
пока жив мой род, ты не останешься без
и,
,
мест
свое
прежнее
жье , на
р
жертвоприношений.
И Владычица Рек и Вод из беспокойных горных потоков вернулась в
мутную реку нашего села.
Обрадованный народ возвращался в свои гнездовья. Никто не оспорил
знак отважного Хатта, и род его стал княжить в нашем селе, и оно стало
называться Хаттрипш .
В десяти полетах стрелы от морского берега река расширялась и образо­
вывала омут. В Омуте и жила Владычица Рек. Именно в Хаттрипше было ее
любимое местопребывание - об этом знала вся страна. Раз в году , перед
весенним праздником, грозной Владычице приносили в жертву юношу.
Этого избранного юношу называли Долей Воды. Он знал об этом загодя и
ходил из сеЛа в село , счастливый своим жребием. Во всех домах он встречал
гостеприимство , лучшие девушки раскрывали ему свои первые объятия , и
это не могло им помешать впоследствии выйти замуж.
Витязь Хатт, а потом по наследству род его, - следили за порядком
жертвоприношений, как и было обещано. Когда же выпал жребий сыну
самого Хатта и народ хотел было сделать исключение - миновать княжича,
Хатт возразил: • Раз его выбрала судьба, не лишим его участи бьпь Долей
Воды!• И сын Хатта счастливо потупил глаза. То был славный род охотни­
к ов и воинов . Не успевал народ забыть подвиг предка, как потомок совершал
еще более славный поступок .
А по Омуту расходились таинственные круги . Здесь было мглисто даже
в полдень: бледно-зеленые ивы, корявая лозина и дикий фундук густо росли
по обоим берегам реки, и все это, опутанное хмелем, лианами и сассапаре­
лью , сплеталось над Омутом сводом , непроницаемым для солнечных· лучей .
На берегах также рос буйный папоротник . Он и сейчас там растет - не
похожий на обычный , влажный и словно еще более древний .
Там и жила русалка, ее даже можно было видетъ . Еще при мне расска­
зывали о ней очевидцы. И я им верю. Во-первых , эти люди совершенно
бескорыстны, и нет основания им не доверять . С другой стороны, сказал же
Витязь Хатт из рода Хаттов : •Не может чего-то не быть в бесконечном
мире! В се есть, - учил он народ , присовокупляя: Все, чего не было ·

бу дет, а все, что было, - повторится• .

Все есть . Но пора уже вспомнить о нашем славном шумливом царе. Без
его истории история русалки будет неполной.

Как только сто царевичей уничтожили друг друга в борьбе за пр естол, на
погибель древним богам принял царство архонт Леон, племянник хазарского
к агана и, таким образом, двоюродный брат по матери самого кесаря Льва
Хазара. Он стал воскрешать когда-то зажегшуюся было в Абхазии , но вскоре
погасшую идею Единого Бога. Из-за моря хлынули больiuеглазые скопцы.
Сам Леон толковал народу Святую Веру, передко пользуясь мечом как указ­
кой. Он разрушил все языческие капища и построил храмы на их местах .
И стали прекращаться человеческие жертвы Владычице Вод . Первое
время люди еще продолжали приходить в праздник весны к берегу реки, но
несли уже чучело вместо юноши. Приходили ночью , а не радостным днем.
Приходили виноватые: дескать , что тут поделаешь, гневается юный царь. А
ведь он расширил наше царство далеко за прежние пределы.
В водах появились первые лягушки.
Так началось постепенное превращение грозной Владычицы в простую
русалку-адзызлан.
В довершение всего неутомимый царь Леон построил в нашем селе ог­
ромную - в масштабах своего царства - судоверфь и провел судоходный
10

Золот ое Колесо
канал между реками деревни. На зеркальной глади канала отразилось его
гордое лицо. Единения и Независимости от Византии - вот чего жаждала
его душа.
- Благословишь ли ты канал, о Владычица? - спросил потомок Витя­
зя Хатrа, местный князь.
- Пусть в нем заквакают лягушки ! - ответствовала она. Владычица не
говорила на человеческом языке и с л юдьми изъяснялась знаками.
И вот, многр позже, когда царства не стало и каналом перестали пользо­
ваться, он превратился в длинное прямое болото. Народ потребовал от князя
Акун-Ипа, потомка Витязя Хатrа, засыпать канал. Но сам народ при этом
работать не желал, предпочитая войны и походы. А мудрый князь медлил.
Он знал ту истину, что по д видом осушителей болот приходят нечистые .
Он был страстный охотник , Акун-Ипа , на каждом перевале стояла его охот­
ничья та.мга . Особые знаки о том, что он здесь прошел, Акун-Ипа Хатт
устанавливал для орлов ; людям же эти места были недоступны. Владычица
Вод и Рек делала его стрелы меткими.
Князь медлил, а нетерпеливые люди прокляли его в потомстве. Прокля­
ли тайком, продолжая признавать его род княжеским. А болото засыпали
только в наше время. По словам старого Батала, еще незадолго до револю­
ции священник Иоанн частенько часами простаивал на берегу болота и запи­
сывал в тетрадь голоса лягушек.
Итак , Владычица Вод неотвратимо иревращалась в простую русалку.
Собственно, отсюда и начинается мой нехитрый рассказ .

О бренности телесного

На уютной живописной лужайке, которая открывалась взору прохожего
за густой цитрусовой изгородью , увенчанной посередине деревянными воро­
тами с крышей, в тени раскидистой шелковицы сидели два старика. Это
были старейшины , чей мудрый совет был необходим в деревне всем. Без
слова этих умудренных жизненным опытом старцев никакого важного реше­
ния не принималось не только правленнем деревни, но и руководством фи­
лиала Обезьяньей Академии .
Ученый русский гость и юноша-абхаз внимательно слушали стариков .
С почтительностью , которой молодежи следовало бы поучиться у стар­
ших, один из стариков, Платон , дождался, пока другой, Батал, сам спросит
его о русском госте, ибо старше был второй по крайней мере на полвека, хоть
и не имеет возраста мудрость.
- Егей, да д ! - сказал Батал, опершись на посох .
-«Да д• означает и -« О тец• , и -«Громовержец•; вставлять это слово в речь
положено не всем, а только почтенным старикам.
Некоторое время старики хранили молчание, которое молодые не смели
прерывать.
- Твоей бы мудрости нам всем, вообще, дад, Батал! - согласился Пла­
тон с молчанием старшего.
Теперь он мог представить гостя.
Но чтобы рассказать все сначала, надо и начать сначала. Надо начать с
'
Крачковски, а Лодкин подождет , он младший .
Произошло это одновременно: почта принесла письмо от .мосье Крачкав­
ки
и приехал Лодкин.
е
Письмо в Абхазию мосье Крачкавеки (с ударением на последнем слоге,
как во всех французских фамилиях ) отправил из Турции . Григорий Лагус­
танович, государственный деятель и милостью Божьей поэт , которого вы еще
11

Даур Заитария
полюбите, получил это письмо. Прежде он никогда не слышал о спортсмене.
Крачкавеки писал , что желает проехать на велосипеде по территории назре­
вающего грузино-абхазского конфликта. Разрешение проехать по Абхазии
им было уже получено из Тбилиси, и спортсмен просил , ввиду сложных
взаимоотношений Тбилиси с Сухумом, выделить ему на месте человека, ко­
торый был бы у него импрессарио в этом регионе.
Григорий Лагустаиович повертел письмо в руках и отдал его , ну его на
кар , грузинскому заместителю. Грузинский заместитель побежал неофици­
ально советоваться с неформалами. Григорий Лагустаиович для того ему и
отдавал письмо. Решили тянуть с ответом. Будем вольтить, сказал Лагуста­
нович.
А Крачкавеки ждал в стамбульском отеле. Независимая миротворческая
организация � WORD & DEED • оплачивала его поездки . Когда он отправ­
лял письмо в Абхазию , французскому спортсмену было без малого 84 года.
Несмотря на почтенный возраст, он отлично сохранил форму. Неутомимый
романтик исколесил на своем велосипеде почти полмира. На местах , чрева­
тых конфликтами, Крачкавеки устраивал пробеги мира. Этому делу он по­
святил жизнь.
К первой мировой войне Крачкавеки отношения не имел. Тогда ему было
от роду девять лет. Вторая мировая настигла его , когда он на своем велоси­
педе пересекал линию немецко-польского противостояния ; пуля, выпущен­
ная с польских позиций и послужившая поводом наступления немцев , проле­
тела над его головой .
Свыше шестидесяти регионов земного шара посетил энтузиаст. Все они
стали горячими точками. В последние годы география его путешествий, увы,
стала ограничиваться территорией СССР. Он одолел подъем из Степанакерта
до Шуши, проехал Рокекий тоннель и спустился в Цхинвали , был в Оше,
Новом Узене, в Ферганской долине. Хотя он появлялся загодя , и даже тогда,
когда о будущем кровопролитии еще не подозревали , предотвратить кровопро­
литие не удавалось нигде. Но старик не обнаруживал ни уныния, ни устали.
Мосье Крачкавеки только что проехал по мятежному турецкому Курди­
стану . Уже в Стамбуле, дожидаясь письма из Абхазии , он с огорчением
узнал , что против курдских городов и сел турецкие власти впервые применп­
ли авиацию.
Итак , Крачкавеки направил руль своего велосипеда в сторону Абхазии.
Война так война, решили все. Стало ясно , что здесь уже так сильно пахнет
жареным, что и до Парижа дошло.
В сознании людей постепенно укреплялась опасная мысль о неотврати­
мости войны. Это-то часто и делает войну неотвратимой. В краю, где наскоро
сколачивают хижины с мыслью , что все равно сожгут, никогда не кончатся
поджоги.
Прощайте, мосье Крачковски . Мы надолго забудем вас. Ибо . . .
Мы уже упоминали о батюшке Иоанне, как он заносил в тетрадь фольк­
лорные истории , стоя на берегу Омута, а крестьяне простодушно полагали ,
что тот записывает голоса лягушек . . . Так вот священник Иоанн был замеча­
тельный батюшка, но в истории остался благодаря тому, что во время вос­
кресной службы застрелил крысу. На вооруженных попов Абхазии всегда
везло , но Иоанн произвел выстрел внутри собственной церкви. До этого его
*
довела эртоба . А начинал отец Иоанн с того , что входил в комиссию по
переводу Священных текстов на абхазский язык и был первым корреспон­
дентом академика Марра.
• Единение , е динство (груз.).
12

Золотое Колесо
Свою службу в маленькой деревянной церквушке нашего села Иоанн не
без основания воспринимал как опалу, но к прихожанам успел привязаться.
Он только не любил отвечать на вопросы, называя это диспутами в храме.
А люди нашего села, будучи совершенно неграмотными , все же отлича­
лись любознательностью. В ту пору они успели признать идею грамотности,
но не образования. Умеющего писать уважали , потому что он мог за мешок
кукурузы составить любое прошение, но их забавляло, если того же человека
застигали за чтением. Сложным было отношение сельчан и к двухклассному
училищу, которое открыл Иоанн. Свои предрассудки они выводили не из
собственного невежества, а из особенного, как им казалось, остроумного
взгляда на жизнь. Подобно тому, как позже народы СССР громко спорили ,
кто культурнее и древнее; так и прихожане Иоанна всем миром полагали,
что они по развитию и самости не чета ни соседям за Омутом , ни соседям за
ольшаником, словно с этими соседями их разделяли не условные границы,
созданные князьями для удобства , а горный хребет, или море , что обуслови­
ло их разное историческое развитие.
Но замечательно , что селом-то деревня стала недавно , когда стараниями
батюшки была выстроена небольшая деревянная церковь. И в этом селе, где
еще приходилось предотвращать расправы над ведьмами , столько же людей
мнило себя философами, сколько как раз могла вместить небольшая цер­
квушка.
- Почему Бог не сокрушил похитителя Иларекой иконы? - спрашива­
ли прихожане .
. - А почем вы знаете, что Он его не сокрушил
' , разве вам известен
похититель? - возмущался батюшка.
- Нет, похитителя мы не знаем, но и не слыхали , чтобы кто-нибудь в
последнее время был обуглен небесным огнем, - язвили прихожане.
- Сто раз говорил я вам, что Царствие Небесное не от мира сего! Сто
раз же я вам говорил , - горячился Иоанн.
Батюшка Иоанн скромно жил с попадьей в заднике классов при церкви.
Часто его видели на берегу болота что-то записывающим в тетрадь. Это
прямое длинное болото образовалось на месте канала, прорьпого некогда
царем Леоном для судоверфи. Поп наш записывает в тетрадь голоса лягу­
шек , злословили сельчане, недовольные тем, что он занимал их детей в
классе в самую страду. Чему он их научит, надо ли нашим детям записывать
лягушачье кваканье! Нет, возражали мудрые, будут у нас грамотные будут у нас собственные старшины и писари, а свой меньше обманет .
Иоанна в общем-то любили . Служил он небрежно, службу, бывало, про­
пустит , но проповеди произносил строгие и горячие. Святое Писание и
Жития соседствовали на его книжной полке с сочинениями петербургского
ученого Николая Яковлевича Марра, среди которых одно - 406 отноше­
нии а бхазского языка к я фетическим • - было с дарственным факсимиле
автора.
Об академике Марре разрешите мне рассказать подробнее. В судьбе
Абхазии нынешнего века великий ученый занимал такое место , что его нель­
зя не упомянуть , рассказывая современный абхазский эпос на русском
языке. Он даже создал для абхазов аналитический алфавит и мечтал о том,
что этот универсальный алфавит сначала примется в Абхазии , а потом в
целом мире. В абхазском языке 84 фонемы! В абхазском языке наличествуют
почти все звуки , которые есть в остальных языках мира, и еще, помимо
этого , - звуки , которые есть только в этом языке. Ближайший по семье
языков - адыгский - в фонетическом разнообразии уступает ему, так же,
как сам абхазский уступал убыхскому: в этом языке было 92 фонемы!
Чтобы освоить абхазский язык , Николаю Яковлевичу Марру понадоби13

Даур Зантария
лось двенадцать часов : именно столько ученый ехал в поезде 4Тифлис Сухум�, случившись в компании приятеля , батюшки Иоанна. В Зугдиди,
мингрельской столице, ученьrй попрощался с попутчиком и вышел из поезда,
а батюшка поехал дальше в Абхазию. Тут ученый нашел маклеров , которым
поручил подготовить для него лошадей и проводников , чтобы проехать в
нагорную Сванетию. От маклеров в течение нескольких часов он освоил
.мингрельский язык. ( Впрочем , мингрельский язык считается легким для
обучения. Именно вследствие легкой усвояемости своего языка мингрелы,
несмотря на отсутствие письменности , слывут активными ассимиляторами. )
Сваны , сопровождавшие Марра по горной дороге в течение шести часов , как
и положено сыновьям гор , мрачно молчали , но с встретившим его в Сванетии
князем Дадешкилиани ученый смог беседовать на сванском.
Таким образом за неполные сутки к арсеналу языков и наречий, которые
он знал , ученый добавил еще три . Всего он работал на 50 мертвых и живых
языках мира!
А потом уже ученого невозможно было остановить. Он стал сокрушать
все устоявшиеся представления в лингвистике. Как разъяренный лев , во­
рвался Николай Яковлевич Марр в классификацию мировых языков , гоня
перед собой абхазский язык . Теперь он пытался доискаться до праязыка. До
нескольких самых первых выражений человеческой речи. Абхазский язык и
называл Марр источником этого праязыка. Подробности были бы интерес­
ны , но я их не знаю.
Мандельштам, посещавший Абхазию в тридцатые годы , пишет, что в
будущем видит мир испещренны.м института.ми а бхазоведения. Очевидно
лингвистические восторги Марра витали в сухумском воздухе.
То , что ему удавалось записать у болота, Иоанн отправлял в Петербург
своему другу-полиглоту. Тетради были заполнены фольклором. В те времена
знатоков древности было так много , что людям, у которых Иоанн начинал
расспрашивать о старых небылицах , было невдомек, кому они могли понадо­
биться, тем более во времена эртобьt.
Однажды из уезда к Иоанну под покровом ночи заявился знакомец.
Батюшка , хоть и бедно жил , но не оплошал: накрыл для гостя стол и выста­
вил вино.
Справедливо ли , что Савлаку Хатту на праздники носят каплунов , начал
гость после нескольких стаканов вина.
А Хатт Савлак, сам не богатый , а дал деньги и на строительство цер­
квушки , и на строительство класса. Путешественник и охотник , он свел свои
княжеские привилегни к добровольному приношению в праздники по каплу­
ну и по кувшину вина с одного крестьянского хозяйства. Но Иоанн не стал
вдаваться в эти подробности . Отдайте кесарю кесарево , а Богу Богово . . .
Почему одному Савлаку принадлежит столько земель? Бога ради , оставь
эти разговоры , если ты не пришел уморить меня вопросами! Я пригласил
тебя за стол , поешь да попей чего Бог послал и помни , что я простой священ­
ник, а не благочинный , начинал сердиться Иоанн. Но , видя, что гость не
праздно завел этот разговор , а к чему-то клонит, велел попадье удалиться.
Потом долго говорили с гостем. К полуночи , когда Иоанн вышел правожать
гостя , он сказал ему негромко:
,
- Не сердись , но мне кажется , что у вас ничего не получится: только

зря погуб ите .моло дежь .

задел
- Прости за дерзость , А ста.мур , но не боишься ли ты за себя?
за живое батюшку гость .
- Везите , я согласен. Но ничего у вас не получится.
Трудно себе представить, что оружие больше негде было прятать, как у
14

Золотое Колесо
попа. Но красноперые таким образом батюшку, как сказали бы нынче, завер­

бовали .

Еще более дивились прихожане на своего попа. По-прежнему он писал в
тетрадь голоса лягушек , но теперь то и дело выхватывал из-под рясы .> с широким экраном, видак,
музыкальный центр и даже компьютер � Пентиум>.> , хотя ни они, ни он им
пользоваться не могли. Мама решила, tfтo компьютер в доме излишество.
- Подари его гуманитарному институту, там он нужнее! - велела ему
мать.
Матута тут же сообщил в институт, чтобы приходили и забирали ком­
пьютер.
- Как записать, от кого подарок, - спросил смущенно завхоз институ­
та, раскладывая бумаги на письменном столе Матуты из мореного тиса.
- От заслуженной учительницы Абхазии Анчабадзе Веры Александров­
ны, - сказал Матута не сердясь.
Машину унесли. Но вскоре Матуте намекнули, она недоукомплектована.
Он купил от имени матери еще и лазерный принтер. А еще у института денег
61

Даур Зантария
не было на охрану:. компьютер все время воровали. Матута дважды всех
поднял на ноги и сделал возврат, а в третий раз не успел . . .
- А какой это день недели? - спросил хладнокровно Матута, когда
чавела открыла ему день, от которого ему можно было отсчитывать свой срок
земной.
Какой это день недели? Сию минуту! Дарико стала раскладывать карты.
Матута захохотал и просто справился в календаре.
- 16 августа 1 989 года - это будет среда. А в первую же субботу, то
есть 19 августа, на третий день , мы обвенчаемся в Лыхненской церкви.
Дарико, которая никогда, ни разу перед этим даже не намекнула Мату­
те, что ей хотелось бы видеть узаконенными их отношения, сейчас так бурно
проявила радость, словно было забыто, что по всем предсказаниям на третий
год после названного дня ей суждено стать вдовой на один день и ни о каком
венчании турихе не говорили знаки судеб. Она была счастлива просто от
благородного порыва ее гаджио. Она бросилась ему на шею и закружила
жигана, паря сама при этом в воздухе.
- Мама зайдет, Даро-дура! - прошептал ей жарко на ухо Матута и
поставил чавелу на ноги. И несмотря на то, что он был крепок в руках и в
ногах, а чавела - легка, словно перышко, Матута слегка запыхался.
- Мама на рынке! - воскликнула Дарико, подталкивая его к клавесину.
Она сегодня прощалась со своим гаджио.
Когда-то Матута ушел на срок за клавесин, который стоял у полковника
Коявы, который на нем не играл, а сам Матута не только играл, но и мечтал
стать композитором. А вместо этого, дел де марел три года, пробыл 1 9 лет
там, где пасут медведей. Теперь-то клавесин у него был.
Чавела усадила его за клавесин. Ей хотелось сплясать под песню своего
отца. Эту песню Бомборов Кукуна сам пел под гитару в торжественные дни,
и весь табор плясал под его гитару и хриплый баритон , а потом раздавались
подарки и прощались долги.
«Я - цыган с тоскою в сердце и с серьгою в ухе.
Пересталu песни петься что ли с бормотухи.
«Хоть за то, что славим Бога в стольких поколеньях
примостись, моя Тревога, на моих коленях.
«Ай, как выйду при народе, я, Мануш-Саструно, пальцы верные забродят да по жестким струнам.
«Хоть за то, что мы страдали, мялись у порога, примостись в кибитке старой, ты, моя Тревога!
«Я - цыган. Люблю раздолье. Никогда не плачу.
Расскажу я вам о Доле, а Тревогу спрячу.
«Хоть я вроде тоже что-то для чего-то что-ли:
не бывает доли доброй; есть :лишь злая Доля.
«Ай, отдам за злую Долю всех своих красавиц,
коли с этой красотою в таборе остались.
«Хоть за то, что Доля злая далеко-далёко,
ай, живи, огнем пылая, ты, моя Тревога!
«Я - цыган с тоскою в песне, старый, одинокий.
И единственный мой вестник - ты, моя Тревога!

Ай-й-й! - сказал Матута и оторвал свои пальцы от клавиш.
Ай-й-й! - сказала Дарико и замерла вполоборота, замерла с трепе­
щущим платком в руке.
- Хорошо , что я не ушла на рынок, - сказала Вера Александровна.
Она стояла в дверях. Дарико подбежала к свекрови, обняла и стала
целовать ей руки.
62

Золо тое Колесо
- Погонишь с вами! - смутился Матута и ретировался в другую ком­
нату.
И , конечно, женщины заплакали. Они ведь не сомневались в предсказа­
ниях.
Так был отмерен Матуте жизненный срок. И , конечно, Дарико не суж­
дено было умереть венчанной вдовой. Карты не солгали и на сей раз. Но все
это в будущем. А сейчас.
В ожидании, когда подъедет кто-нибудь из близких, с кем можно будет
поехать обедать в эшерскую пацху, Матута сидел в оффисе Оффиса, дистан­
ционкой переключая телек с огромным экраном.
Брали интервью у большого министра, нашего земляка. Приятно же,
когда там свой гуляет по буфету!
- Что скажешь, Седой? - прого.r:юрил Матута и прибавил звуку.
- Я истосковался по лозе! - четко произнес министр-земляк.
Сделав это честное и горькое признание, министр грустно-грустно загля­
нул интервьюеру в самые глаза. Может быть, для покаянного признания он
выбрал именно этого молодого журналиста потому, что тот был из передачи,
популярнейшей в силу своей неформальности? Кто знает. Но странно, что
журналист не понял, о чем ему сообщали. Иначе он не преминул бы ухва­
титься и развить.
Министр запахнул халат. Ибо разговор происходил в салоне его персо­
нального самолета, куда во время перелета в одну из африканских стран он
взял с собой юного журналиста. Вот как гуляли наши люди под занавес
СССР!
Кто из политиков , тем более задействованных в прежней системе, не
заслуживает лозы, но не все способны в этом признаваться, и еще призна­
ваться публично! Но министр всегда был непредсказуем. Конечно же, он,
опытный дипломат, и сейчас произнес эту фразу с двояким смыслом. Жур­
налист же был молод, неопытен и счастлив: он понял в услышанных словах
именно внешний их смысл-маску: государственный муж устал , и всему пред­
почтительнее для него вернуться в родные пенаты, чтобы мирно ухаживать
за виноградной лозой.
Замечательно, что смелое покаяние выходило из уст самого популярного
министра, когда те дела державы, которые были вверены ему, шли особенно
хорошо. И министр , заметив , что молодой человек не обратил на его крик души
внимания, решил слова эти и вовсе стереть с его памяти. Следующая фраза его
как бы отождествляла сказанное им намедни именно с виноградниками.
- Пусть лоза еще подождет,
сказал он, сопровождая свои слова
характерным жестом, словно ласково отстраняясь от справедливых , но преж­
девременных розог.
И вдруг, незаметно для интервьюера Седой остановил на Матуте свой
печальный взгляд. Это был взгляд начальника. « Атас, органы! » - мгновен­
но отреагировал Матута. Все восемь фрейдистских состояний зажглись в
нем , как восемь лучей Звезды Жигана. Он уже вел себя так, будто был там,
где небо в клетку. Матута выдержал взгляд, но уже знал, что начальник не
простит ему этого.
Так поймал свой последний срок Матута Хатт, который никогда ни
перед кем не опускал глаза.
-

Села она,
о, Матута,
погадать про тебя на зеркале.
Села она,
о, отважный Матута,
63

Даур Зантария
как это делала часто,
но свеча
замерцала,
загасла,
забылась.
Только вызнать хотела:
ой, не дальни ли,
ой, не опасны ли
ждут тебя дороги, Матута;
не обманет ли удача;
не припозднится ли прибыль;
не нахмурится ль лоб твой, Матута;
не разлюбишь ли свою чавелу,
а то не томиться ль тебе же
в казеном доме,
а не тосковать ли ей же
по тебе у оконца,
но свеча вдруг
замерцала,
загасла,
забылась.
Но вскоре свеча
замерцала,
загасла,
забылась:
и не шуршание юбок,
и не звон монист,
и не дальняя дорога, Матута,
и, ой да не казеный дом,
и не тоска у оконца,
в глуби зеркала
отразилось: народ!
Но вскоре свеча
замерцала,
загасла,
забылась,
исчезло прекрасное ее лицо,
и в глуби зеркала, Матута,
и в темно-синем свечении зеркала
отразилось: беда!

Чтобы узнать, что за шум там на улице, Матута встал, отразился в
зеркале, прошел к выходу и встал в дверях. IЦурясь от яркого солнца, он
прислушался к немолчному журчанию в колонке бензина, который в городе
был только у него. Он стоял, высокорослый и неприятный, настроение у него
было отменное. Бензин только у него, сейчас кто-нибудь появится, и Матута
пригласит его в эшерский ресторан, чтобы самому туда не ехать. Так, что там
за шум, братва?
Кто-то пререкался у входа со вневедомственной охраной. Это был непра­
вильный поступок. Вход на территорию Оффиса был перегорожен всего
лишь шпагатом, но перед кем охранники его опускали, а перед кем нет, это решалось не ими , это решалось в городе вообще, потому что зависело,
64

Золотое Колесо
естJ? ли авторитет у человека за рулем. Так что, когда некий нахал, не
слушаясь охранников этих, все же въехал дерзко на территорию, охранники
только замахали ему вдогонку руками, а остальное их не касалось. Если
человек против их воли въехал на территорию, стало быть он бросил вызов
действующему тут неписанному табелю о рангах, и наказывать его должны
уже хозяева Оффиса.
- Кто этот котлоед? - громко спросил Матута, но никого не оказалось
рядом.
А машина - неслыханная наглость! - на скорости, поднимая пыль,
проехала по территории, резко затормозила, еще больше поднимая пыль, и
остановилась перед Матутой! Да, ребята вышли из цехов , да, поспешили
сюда, но котлоед уже стоял тут, а пыль, которую он поднял, лезла в раство­
ренные окна. Говорить тут было нечего, потому что и без разговоров было
ясно: котлоед. Матута вбежал в комнату отдыха, и , когда он возвращался
оттуда, финское зеркало с резным багетом отразило холодный никель Стеч­
кина. Котлоед был обречен.
Сам он, еще об этом не зная, решительно выскочил из машины, но тут
что-то случилось с его решительностью, когда он встретил лицом флюиды
Матуты. Вернее, он потерял решительность не сразу: �есть здесь справедли­
вость . � - он сказал решительно, а � . . . в конце концов� добавил, уже по­
степенно сникая, и последние звуки прошептал так нерешительно, что снова
стало слышно, как сладостно журчит и переливается в колонке бензин.
- Держи, она твоя! - сказал Матута и выстрелил. Пока ребята подо­
спели и остановили его, Матута думал, что залетел на двести штук тогдаш­
ним курсом, тем более, что Агура из монтажного, видя, что Матута начал
стрелять, долго не думая, выстрелил тоже, и тоже защщил котлоеда, так что
надо было выкупать заодно и надежного парня: у него портился кандидат­
ский стаж в партию.
Но все обернулось сложной стороной. Котлоедом оказался известный
актер и неформал Александрэ Бобонадзе. Он поймал две пули, одну от
Матуты, одну от Агуры, и обе в ягодицу. Замять дело оказалось непросто в
условиях гласности. Всё МВД и вся прокуратура сочувствовали Матуте, так
сильно успел Александрэ Бобонадзе насолить силовым структурам своими
принципами справедливости и горькими упреками в отсутствии единства. Но
дело получило огласку. Оно стало принимать политический оттенок. На
второй же день телевидение показало обезображенную сепаратистами задни­
цу актера.
- Ты думаешь, мы сами не хотим денег! - сказали органы и смущенно
арестовали Матуту.
Там, где видно небо в клетку, суждено было ему заняться душой. Его
судили, дали пять лет за хранение оружия и отправили в Гегутский лагерь.
А вскоре на Грузию дверь закрылась, так что Матуту близкие больше не
увидели.
. .

О медовом месяце
Тогда чего же ты тянешь? Как раз сегодня - суббота! - воскликнул
Джушкунияни. - Она согласна?
Могель хотел признаться в своих сомнениях , но что-то в нем властное
заговорило и сказало:
- Да!
Джушкунияни немедленно позвонил секретарше.
- Всех наших, которые в баре - сюда! - распорядился он.
Неформалы явились, не понимая, чем вызвано внеочередное заседание.
Браки между абхазами и грузинами по-прежнему показывают довольЗ. •Знамя• № 4.

65

Даур Зантария
но высокий процент, несмотря на разгул сепаратизма. Это ли не верное
свидетельство того, что народ апсуа не разделяет идеи так называемых вож­
дей? - сказал Джушкунияни.
Затем он немедленно позвонил в Пицунду, в дом творчества газеты .
·

Но недолго продолжался торг: народ позвали в Народный фронт Абха­
зии. Все, кто ощущал себя народом, понуро побрели туда, а простые люби­
тели кофе ретировались в другие кофейни , так что «пятачок�.> в две минуты
опустел , и кофеварщик Акоп, прикрыв створку своей будки , стал поджари­
вать кофе на барабане. Кесоу отправился с остальными. Ему хотелось раз и
навсегда узнать политический расклад.
А Вишнупату как раз там и должен был встретиться с другом.
Перед особняком, где располагался абхазский Народный фронт, уже
собралось немало людей. Вишнупату устроился на слоновой пальме перед
особняком, с вялым любопытством наблюдая за кипением страстей . Кесоу
тоже смотрел с вялым любопытством. Толпа гудела и требовала Григория
Лагустановича. Чувствовалось, что это был вельможа, которому доверяли.
I:Iмярекба по общему поручению вступил с ним в телефонные переговоры.
Лагустанович пригласил народ к себе. Тут же выделились слуги народа,
готовые пойти к правительству. Это были представители интеллигенции,
всегда и во все времена осуществляющие живую связь между народом и
властями. Желавших пойти к властям и рассказать им о проблемах народа
оказалось много, и Имярекба разделил интеллигенцию надвое: одну часть
отправил к властям, оставшуюся подрядил сочинять резолюцию.
Письмо было готово и зачитано довольно скоро. Кремлю только надо
было протянуть свою длинную руку, столь 11елю6имую неформалами, и
взять его. Имярекба сделал в ней лишь несколько стилистических правок,
70

Золотое Колесо
таких, как « четырехступенчатая иерархия народов/?, «под знаменами
антинародной и бесчеловечной политики меньшевиков/?, «поднаторевшие
на антисоветизме/? и, наконец, «соблазненные лживыми идеалами» . Тем
временем вернулась делегация от Григория Лагустановича.
Собравшиеся сгруппировались под слоновой пальмой у входа в особняк,
чтобы услышать их. Депутация, однако, отказалась выступать на улице. Не
митинговать же нам на солнцепеке, словно мы - неформалы, сказали они.
Вообще, как заметил Вишнупату, абхазские революционеры себя неформа­
лами не считали. Они не признавали и идею эртобы, хотя название их
организации означало на абхазском то же самое: единение. Предложено
было подняться на второй этаж, в актовый зал. Кесоу пошел со всеми.
Там, в зале была привычпая, ставшая родпой обстановка: партер на сто
мест для народа, па возвышении - стол президиума и трибуна с гербом, а
на заднике - хитро улыбающийся с портрета Ленин.
Устроившись за столом президиума, гонцы долго спорили, кому высту­
пить за всех, поручали друг другу эту почетную обязанность и, наконец,
принеся взаимную вежливость в жертву нетерпеливости народа, остановили
свой выбор на почтенном писателе. Писатель в подробностях рассказал, как
замечательно приняты были слуги народа народной властью, причем огово­
рился и сказал «слуги от народа» ; все отметил, вплоть до учтивости секре­
тарши Григория Лагустановича; поведал, как выслушаны были посланники;
вкратце пересказал смысл выступления каждого из делегации , а выступили
там они все. В зале было очень жарко. Люди обмахивались газетами Народ­
ного фронта, но никто не выказывал нетерпения. Наконец, касательно кон­
кретных дел, писатель сообщил, что Григорий Лагустанович твердо обещал
принять все необходимые меры, вплоть до подробного доклада в Кремль о
всех творимых в Абхазской АССР безобразиях и в свою очередь предложил
народу сочинить письмо в Кремль, на что толпа восторженно заголосила, что
готово, что готово уже письмо!
Хорошо говорил писатель, а Кесоу сначала это не нравилось. Но ему
пришлось очередной раз убедиться в своем излишнем скептицизме. Он уви­
дел нечто, что в другое время могло быть свидетельством того, что у него
поехала крыша. Но нынче на дворе - время мистическое, полное знамений.
Вокруг головы оратора вдруг вырос огромный нимб, подобный вееру
павлиньего хвоста. Писатель заговорил еще более вдохновенно. Нимб вокруг
его седой головы переливался тысячей неземных цветов. Кесоу решил, ко­
нечно, что это действие анаши. Он решил ретировался. Отправлюсь-ка я на
грузинский митинг, послушаю, что там говорят, подумал он. Опять же,
подумал об этом про себя. Не произнес ни слова. Но зал сегодня был объ­
единен единым порывом. Общение происходило на телепатическом уровне.
Поэтому многие повернулись к нему и стали увещевать:
- Не надо ходить на митинг! Мы должны опасаться провокаций! Мы
должны проянлять терпение и выдержку!
«Нет мира под инжирами! »
подумал Кесоу, еще раз кинув взгляд на
странный нимб вокруг головы писателя.
Как всегда бывало на всех абхазских собраниях, не обошлось и без
провокаций. Как гласит народное выражение: не плавает корабль без арапа.
В зале был грузин. Он сам себя обнаружил, когда все и так было ясно, письмо написано, насчет провокаций люди предупреждены, - и Имярекба
лишь формально сказал: «Есть еще вопросы?» - «Есть ! » - сказал непро­
шеный гость.
Задавая вопрос, он пустил в ход известный прием неформалов: первый
вопрос был почтительный и скромный - экологический, а второй, что ка­
верзный, был припрятан за пазухой этого первого, откуда торчал лишь его
хвост, как хвост украденого петуха в грузинской сказке.
-

71

Даур Зантария
Сначала вышел скромный экологический:
- Есть ли у вашей организаu;ии план борьбы с варварским обычаем
бритья в парикмахерских, чреватый заражением нашего древнего народа
СПИДом? - а затем, с зачином �и второй вопрос� , появился хвост петуха:
- Предполагает ли ваша организация перспективу отделения республики?
- Провокация! Надо терпеть! - зашептал зал.
Но Имярекба легким движением успокоил горячие головы и ответил
неформалу:
- У нас сеть обширная экологическая программа, и в ней изложены все
вопросы, которые на сегодняшний день представляются более важными, чем
проблемы цирюлен. А на второй вопрос я отвечу так. Наше общественное
движение так и называется: Народный фронт Абхазии в помощь перестройке.
А советской власти, по нашему твердому убеждению, хватит еще на нас, на
вас и на наших внуков , как сказал недавно Григорий Лагустанович, который,
занимая большой государственный пост, не оторвался от народных нужд.
Аплодисменты были заслуженными. Неформал - а это был не кто иной,
как плут-Энгештер - был посрамлен из-за своего неверия в перспективы
могучего СССР и вскоре ретировался.
Это был не первый митинг, проведенный неформалами в Сухуме, столи­
це сепаратистов, а второй. Первый прошел в сельхозинституте. Энгештер,
брат Хозяина, побывал на этом митинге. Он вернулся разочарованный. Под­
няли флаги, из Тифлиса подоспели голодари, даже милиция погоняла не­
много: неформалы планировали помитинговать в центре города, но это им не
дали сделать: пришлось идти в сельхозинститут. Но люди, которые столько
мучились, не то услышали, чего ждали: ораторы, эти тбилисские пижоны,
говорили только о братстве. Один из них даже на абхазском сказал несколь­
ко слов о том, что если Кремль по-прежнему будет вводить братьев-апсуа в
заблуждение, то Грузия поднимет меч и защитит своих братьев. Люди же
ждали жареного и потому стали расходиться. Энгештер послушал-послушал,
несколько понререкался с этим любителем абхазской словесности, а потом
ушел с приятелем в сванский ресторан.
- Ты держался бы от них подальше, дурень, - сказала несколько
грубовато, но правильно Джозефина, когда вечером он пришел недовольный
и хмельной.
- Ты в мои дела не лезь, а то я тоже в твои дела начну лезть,
пригрозил Энгештер Джозефине.
- А не за счет ли моих дел ты Фото-Точку перед ЦУМом имеешь?
тут же ответила Джозефина Энгештеру.
- А я вообще не хотелФото-Точки!
Возмущенная Джозефина перешла на гекзаметр:
Выслушав дерзкие речи супруга, слабы чьи познанья,
так говорила Эллады дитя ему белоколонной:
«Сколь неразумен в речах ты, о муж безобразный!
Дом твой не полон ли нынче и амфор, и чаш золоченных,
не возлежишь ли с друзьями, свободный, в театре и в бане?
Много ли благ ты имел, находясь в своей влажной Колхиде,
брата разрезав на части, откуда бежала Медея?
Уж не жене ли ты должен смиренно гласить благодарность,
в варварских странах рожденного неуча что приласкала,
в дом rпебя смело ввела и дала возлежать с мудрецами,
коих же вскоре сменил ты на колхов и скифов
в тавернах?f»­
Так упрекала супруга Эллады пленительной дочерь.
72

Золотое Колесо
Тут Энгештер тоже не выдержал и ответил жене своей не менее реши­
тельным шаири:
Как, шатув через пороz, я увлажнил пороz слезами,
Ты поведай в песне строzой, сладкозвучный мой чонzури.
, Эй, несите меня нozu, находя дороzу сами,
В княжий дом, zде ждут и знают о печальном балаzуре.
Княжья дочь с глазами лани мне подаст вина в пиале.
У прохладного марани я оттаю от печали.
А как встану утром ранним, снова путь мой к зорьке алой.
Ты - чонгури мой трехструнный. Я - бездомный Коч-Кочана.

Разговор пошел вот с таким оттенком. Хозяину, конечно, это не понра­
вилось, и он, чтобы не слушать, оделся и вышел за сигаретами. Когда он
вернулся, брат и невестка продолжали выяснять отношения. %А квартиру кто
сделал? А брата твоего кто прописал?» Мазакуаль как резанет это слово!
Она так не любила упреков, что подумала: я сама устрою его на турбазу
Джушкунияни!
Хозяин повернулся и пошел снова в город, не заходя на квартиру.
%Я убью его» , - слышал он, удаляясь , голос брата.
% Это П,!I его убьешь! Да Мата таких , как ты . . . »
Во дела! . .
%Тебя я убью ! »
Могель н с стал дальше слушать. Он ушел. З а Энгештера о н был споко­
ен; тот и курицы бы не убил.
Вот, бранятся, думал он с горечью. А я-то считал, что брат состоят.ель­
ный и благополучный: хочешь красивую жену - на! Хочешь трехкомнатную
секцию в центре Сухума - на! Хочешь rrepeд ЦУМом Фото-Точку с медве­
жонком - на! Как недешево дается все это внешнее благополучие, думал
Могель. Ему было неприятно, что он заглянул за ширму взаимоотношений
брата с женой, хоть было и любопытно немножко. Ему было неприятно, что
все эти разговоры слышала Наала.
Это было вскоре после возвращения из Пицунды. А теперь он был так
счастлив; ему бы только уладить с родными Наалы. Добрая Джозефина
обещала через своего шефа похлопотать. Она настояла, чтобы молодые пожи­
ли у них. Сегодня Наала пошла в библиотеку, повидать подруг и узнать
новости из отчего дома. Оставшись один, Могель отправился без цели бро­
дить по набережной. На душе у него было блаженное спокойствие. Ему ни до
чего не было дела, кроме своего счастья. Он не знал, что в городе напрягуха,
и преданная Мазакуаль в сопровождении павлина инкогнито следят за ним.
Прогуливаясь, Могель остановился у ресторана %Диоскурия» , того само­
го , который установлен на развалинах старинной крепости. Когда-то постро­
енный с шармом, но ныне имевший обветшалый вид, этот ресторан сейчас не
действовал вовсе, и можно было выйти на его балкон, как на смотровую
площадку. Могель так и сделал. Он свесился с балкона. Море было тихое и
бледное. Сухум при древних греках называлсЯ: Диоскурией , а потом ушел
под море. Могель узнал об этом, как-то присоединившись к экскурсионной
группе. Именно тут в ясную погоду можно якобы различить на дне моря
следы городских кварталов с колоннами и мраморными памятниками богам.
- Пытаетесь увидеть Диоскурию? - раздался вдруг рядом чей-то голос
с таким сильным акцентом.
Это был Казимирас из Каунаса. Одет он был просто, даже длинные его
волосы были стянуты самой простой бечевой.
Познакомились с прибалтийцем. Разговорились. На вопрос, местный ли
73

Даур Зантария
он житель, Могель ответил утвердительно: он уже был прописан на улице
Джгубурия. Имея тайную мысль, что прибалтиец пригласит его к себе, - а
Прибалтику увидеть он всегда мечтал, а с Наалой съездить туда: вот было
бы здорово! - Могель разговорился с ним и даже предложил ему выпить
бутылочку сухого вина на терассе «Амра» . Но все было закрыто. А закрыто
было потому, что должен был состояться митинг; власти, опасаясь эксцессов,
запретили всем злачным заведениям работать, а по телеку крутили американ­
ские боевикu , чуть ли не « Рембо » . Тут еще прибалтиец, словно угадав сверх­
задачу Могеля, сразу же предложил ему непременно позвонить, если он
случится в Каунасе, а так просто случиться в Каунасе Могель не мог. Адре­
сами все же обменялись; Могель дал свой сухумский адрес и телефон (разу­
меется, братнин) , а Казимирас - каунасский. Могеля удивило, что у при­
балтийца фамилия русская - Лодкин, но он не решился поинтересовать­
ся - почему. От Казимираса Могель узнал, что на митинге будет выступать
главный лидер грузинских неформалов. Могель и Казимирас вместе отпра­
вились на митинг. Могель бы не пошел, еще в Великом Дубе он на митинги
был не ходок, но ему хотелось увидеть и услышать главного неформала,
специально прибывшего провести митинг. А Наала, уж точно, разговорилась
с подружками и еще не вернулась из библиотеки.

О городских площадях
Когда Мазакуаль нашла Хозяина в обществе иностранца, увешанного
съемочной аппаратурой , она подумала было появиться перед их взглядом в
сопровождении Вишнупату, чтобы иностранные туристы знали, что здесь
тоже носом воду не пьют. В конце концов, для людей это обычная экзотичес­
кая птица. Но потом решила: не до эффектов. Ей следовало быть неотступно
рядом с Хозяином. Вишнупату нужен был ей сейчас не для дешевых эффек­
тов, на которые столь падка человеческая стая, а как друг и советчик. Не
хотелось Мазакуаль, чтобы Хозяин вляпался в политику. Ох как не доверя­
ла она неформалам, ох как опасалась , что они втянут его в свои дела! Но
пойти ему позволила, понимая, что он не должен совсем отрываться от той
породы людей, к которой принадлежит по рождению, что надо и ему их
сегодняшнее безумие поддерживать, только в меру.
О , современники мои, и сам я, грешный ; не избежали мы участи жить в
годиыу перемеы, о чем так молил своего Бога когда-то некий восточыый
мудрец!
Итак , все по порядку.
Поскольку оыи были собака и птиц�, органы не стали к ним придирать­
ся. Они спокойно пересекли святая святых - площадь Ленина и пошли на
зыакомый баритон Гостя, главного неформала. Удобно расположились на
борту грузовика, чтобы и трибуыу было видыо, и Хозяин был в поле зрения.
Мазакуаль, между прочим, когда по движениям в городе догадалась, что
будет митинг неформалов , по наивности условилась встретиться с Его Боже­
ственной Милостью у Народыого фронта Абхазии. Хорошо, что она побыва­
ла и тут. Оыа многое поняла. Абхазы клацали зубами , как и предупреждала
Старушка. Они голосили, что ые позволят подыять знамена эртобы, под
которыми когда-то потопили в крови абхазскую коммуну. Хозяина тут она,
конечно, не нашла, но уяснi1Ла себе вещь самую неприятную: ярость, свойст­
веныую людским стаям в последнее время, они уже стали направлять друг
против друга, а не против непонятной и далекой руки Кремля. Мазакуаль
пожалела, что позволила Хозяину пойти на сборище. Если даже дело не
зайдет слишком далеко, все равно Старушка будет огорчена.
74

Золотое Колесо
.>
Еще до прихода на улицу Джгубурия Мазакуаль знала, что все погибло.
Собаку нюх не подведет.
Она подошла к дверям с медной табличкой. Она подала условный знак,
каким они с женой Энгештера пользовалась, когда Мазакуаль приносила
·птицу . Джозефина открыла дверь, но не произнесла, как обычно, стихов.
Она была заплакана. Мазакуаль никогда не навязывалась в дом к Энгеште­
ру. Отдаст птиц Джозефине и - прочь. И Джозефина сразу шла с птицами
к складу, не зовя собачку в дом. А сейчас Мазакуаль без излишних церемо­
ний прошествовала в квартиру и - на кухнЮ, чтобы спокойно выслушать
женщину. То ли взгляд у собаки был такой, то ли еще отчего, но она умела
разговорить людей.
Нюх не подвел. Наала уехала.
Не этот сельский сорвиголова ее увез , как предполагала Мазакуаль; она
сама, узнав в книжняке, что умерла тетушка, собралась и уехала. И, похоже,
это конец.
Потому что ей уже успели донести , что Могель - Могель, от которого
Джозефина никогда не ожидала такого, - стоял на митинге с транспара­
нтом: « Сепаратисты - вон из Грузии>.> или чем-то в этом роде.
А на чем она уехала в Хаттрипш? Ведь весь транспорт был пущен на
ограждение площади Ленина, чтобы его не смогли осквернить неформалы!
- Ведь чертов митинг уже закончился, все соседи вернулись, просвет­
ленные, словно бы на агора они слушали речи Перикла! - Джозефина едва
сдерживалась , чтобы не перейти на гекзаметр. - Куда же запропастились и
тот, и другой? - сетовала она, уже обыкновенной прозой. - Может быть,
79

Даур Зантария
она, моя милая, стоит все еще где-то на дороге и ее еще можно вернуть или
по крайней мере убедить не ехать одной. Я бы сопровождала ее, чтобы ее там
не принудили остаться. Григорий Лагустанович дал бы машину, а то и по­
ехал бы с нами: у него как раз дача в Хаттрипше.
Джозефина была в отчаянии. Она так полюбила эту деревенскую про­
стушку!
Все ясно. Мешкать было нельзя. Мазакуаль пулей выскочила на улицу.
Гостю был отведен генеральский особняк. Он требовал номера поскром­
нее, но охрана на особняке настояла: тут ей проще было нести службу.
Охрана была демократическая - никаких органов , только поклонницы
лидера.
,
У ворот особняка приятелей встретила миловидная девушка в бикини и
черных колготках. Она сообщила, что пресс-конференция начнется не рань­
ше, чем через час: после каждого мероприятия Главный неформал уединялся
на несколько часов для размышлений и молитв.
- Я могу ее сфотографировать? - спросил Казимирас.
Александрэ перевел.
- Ни в коем случае! - сказала девушка и повернулась к ним спинкой
в бронзовом загаре, демонстрируя подвешенный к боку кольт.
Приятели решили пойти в бар, чтобы скоротать этот час.
Сегодня турбаза была практически закрыта. Бар тоже не работал. На­
крывали на стол. Столы были сдвинуты и сервированы стаканами, заверну­
тыми в розовые бумажные салфетки. После пресс-конференции здесь долж­
но было состояться застолье. Неформалы сгрудились у стойки, мешая жен­
щинам. Александрэ Бобонадзе сразу попал в дружеские объятия, и вскоре
его было не достать.
Ликование, которое вызвал приход Александрэ Бобонадзе, сравнимо было
разве что с ликованием во время его сегодняшней речи. Приняв немедленно
поданный бокал с шампанским, он провозгласил тост за эртобу и выпил.
Ребята были предупреждены , что Гость не охоч до застолий и бражниче­
ства, что у него с детства европейские привычки, но они решили, что свое
гостеприимство продемонстрировать надо. Александрэ Бобонадзе, артист
ведь, с порога подал идею: стол накроют на сто персон, но за него сядут
только Гость , да еще почтенный Дурмишхан, а остальные будут стоять над
ними и ухаживать. Такие традиционные знаки уважения должны были рас­
трогать сына мингрельского дворянина. А потом , когда Гость и хозяин вста­
нут, можно сесть самим за стол и погулять.
- Куда м:ы спешим! - заголосили все, согласные с артистом.
Прибалтийский журналист был представлен , и у стойки все подняли тост
за вашу и нашу свободу.
Прибалтийцы и грузины - братья! - сказали ему.
- Чок гюзель! • - ответил Казимирас растроганно.
- Как сестричка? - спросил Могеля Годердзий. - Давно приехали из
Пицунды?
- Приехали третьего дня. Собираемся в Великий Дуб.
- Поселяйтесь тут. Выделим вам люкс.
Могелю пришлось признаться, перейдя на грузинский, что возникают
сложности с ее родней.
- Стало быть, они - сепаратисты, - провозгласил зам.
Могель промолчал.
• Прекрасно (ту р . ) .

80

Золотое Колес о
- Необходимо проводить, - как это по-русски , бичо? - четкую грань
между народом и между отдельными его представителями, которые народу
засоряют голову. Первые - наши братья, а о вторых четко было выражено
на транспаранте, который ты, мой юный и надежный друг, вознес сегодня
над шабашем сепаратизма.
Прибалтийский гость еще раз восхитился, насколько здесь, на Кавказе,
самые простые люди мыслят широко, четко и политически грамотно.
Выпили.
- Я тебе покажу петуха, какого ты не видел! - предложил Годердзий
и повел Могеля на кухню.
8 кг живого веса!
Казимирас тоже вызвался сходить.
- Бутылку прихватим с собой , - не забыл друг Энгештера.
Он лежал на столе, безголовый, еще не ощипанный.
- Тит! - сказал Годердзий. - Откуда здесь эта собака.
Могель не ответил. Собака, прежде чем выйти вон, заглянула в глаза
Хозяину с кротким упреком.
- Я застрелил его на рассвете, - сказал Годердзий, демонстрируя
свой « Макаров� . - С десяти шагов и - в голову.
- Необыкновенная окраска перьев! Я могу его сфотографировать?
спросил Лодкин .
На сей раз ему разрешили воспользоваться снималкой.
-

Схватившись за горло и сдерживая душившие его рьщания, Могель
выскочил из бокса. Словно мигом освободившись от наваждения, он тут же
стал тосковать о Наале. Еще он вспомнил, что Кесоу видел его сегодня на
этом митинге с нелепым транспарантом в руках, вспомнил выражение лица,
которое было при этом у соперника.
Могель спешил. И он уже знал, что к Энгештеру ехать смысла нет. В
Хаттрипш и только в Хаттрипш!
Ни секунды не задумываясь, перочинным ножиком, как умеет это каж­
дый парень в Великом Дубе и не только, он открыл машину с антенной, на
которой приехал Бобонадзе, ножиком же завел ее и выехал на большой
скорости из турбазы Дурмишхана Джушкунияни. Органы, которые видели
его час назад беседующим с хозяином машины, не заподозрили его в угоне µ
лишь поспешно открыли ворота.
Вылетев на трассу на полной скорости, он чуть не сбил узкого желтого
велосипедиста. Старика за рулем спас опыт: он успел ретироваться в кювет.
Что могла сделать Мазакуаль? Что дворняжка могла тут сделать! Она не
успела его предупредить! Она не успела . . .
Последний раз его, мчащегося по трассе, видели павлины, которые лете­
ли вдоль моря.
А Мазакуаль? А что Мазакуаль могла сделать? Она не успела, Старуш­
ка! Она осталась.
На рассвете кто-то, увидев кровь, принял ее за зарю! *
Прежде чем выйти н а пресс-конференцию , главный неформал решил
окунуться в море. Преодолевая сопротивление очаровательных охранниц, со
звонким щебетом напоминавших, что его здоровье принадлежит не ему одно­
му, он переоделся в пляжный костюм.
Когда патрон не внял их просьбам, девушкам пришлось поторопитщся,
чтобы самим уже успеть снять теннисные костюмы, соответствующие уедине­
нию в особняке, и надеть пляжные. А когда охранницы одна за другой высы• Из стихов абхазского поэта Геннадия Аламиа.
81

•

Даур Зантария

•

пали на пляж, на ходу пристегивая кобуры, вдруг обнаружили, что потеряли
подопечного. Гость такое проделывал часто, но местность здесь чужая. Не
теряя присутствия духа, телохранительницы разделились на две части: одни
остались на пляже, другие же кинулись искать лидера на территории .
Позади бара в огромных котлах варились мясо и куры. Девушки еще раз
раздраженно напомнили сухумским друзьям, что Гость мяса не ест, тем более
в пост.
Но где же он сам?
Легко скользя на скейте по выложеной отличным кафелем дорожке
парка, Гость вынырнул из-за беседки с камелиями к пруду. И пресс-конфе­
ренцию для этих сухумских деятелей, которые вообразили себя диссидента­
ми и именно в Грузинскую Хельсинкскую группу и рвутся, тогда как при
стагнации все были законопослушными работниками редакции « Сабчота Ап­
хазети» , разных союзов , УБОНа и мясокомбината . . . пресс-конференцию он
проведет так, что девушки из охраны позабавятся. Он будет кружить перед
ними на скейте. Сделает круг и поравняется с ними - пусть успевают задать
вопрос. Он сделает следующий круг и , возвращаясь, бросит короткий и
гениальный ответ. И - снова круг. И так - несколько кругов-ответов, пока
не устанет. Кататься на скейте.
Эта задумка развеселила усталого революционера. Он прибавил ско­
рость и вынырнул к пруду. В пруду плавали банальные лебеди. А банальных
павлинов не было. Отлетели, видать, в другую сторону парка. Гость не
любил всяких экзотических птиц: милее его сердцу были гордые орлы, летя­
щие в небе. «Будьте прокляты, вороны! » - вспомнил он стих любимого им
Важа Пшавела.
Вместо экзотических птиц, призванных услаждать взгляд усредненного
туриста из российской глубинки, лучше бы здесь гуляли простые крестьян­
ские кормилицы - индейки и цесарки. Но, впрочем, когда Грузия будет
развиваться как свободная демократическая страна под руководством своего
первого президента, - и, очевидно, последнего, потому что затем будет вос­
становлена монархия , а сам Гость вернется к занятиям по исторической фило­
логии , - тогда мы поднимем курортный сервис на такой уровень, чтобы
природными красотами Грузии наслаждались уже западные толстосумы . . .
То, что он увидел на берегу пруда, заставило Гостя притормозить. То,
что увидел Гость, еще раз убедило его в правоте своего дела. Такое видение
дается только избранным и, записанное в летописи, остается в потомстве.
Живописно расположившись под раскидистой магнолией, вели беседу
удивительные мудрецы. Каждому из них было не менее тысячи лет. Здесь
были великие даосы , йоги , суфии , хасиды, воины Кастанеды . Это был некий
синклит мудрецов всех времен и народов. Инстинктивно Гость стал искать
глазами представителя своего народа. Был , кажется, и представитель.
Смело выступив вперед, Гость спросил:
- О , сограждане по Вселенной! Скажите мне, мученику и ратоборцу
века двадцатого: когда победит эртоба?
Но собрание небожителей не отреагировало на его слова, словно оно
проходило в другом измерении, куда не доносились звуки его гордого вопро­
шанья.
, Гость повторил вопрос. И снова ответа не получил. Он стал раздражать­
ся , он крепко сжал в руке скейт, и неизвестно, что бы предпринял следую­
щим шагом, если бы его не опередили преданные черные колготки. Они
искали его по всей территории турбазы, все больше и больше приходя в
отчаяние. И вдруг, увидев, что патрон окружен какими-то дикарями, одеты­
ми во власяницы, очевидно, абхазами, а сам беззащитен в шортах и со
82

Золотое Колесо
скейтом в руке, девушки не растерялись, мигом распределили роли и стали
стрелять, думая лишь о том, чтобы не задеть патрона.
И разомкнулась связь между двумя измерениями.
Павлины взлетели в воздух и исчезли в вечереющем небе.
Таким образом, появилось сразу несколько свидетельниц небывалого
случая: Гость был допущен на Великий Синклит Мудрецов и беседовал с
великими пророками.
О пресс-конференции уже не могло быть речи. Гость уединился , чтобы в
молитвах и размышлениях отдышаться и прийти в себя.

О в олчьем овраге
Старый Батал встал перед гробом и сказал:
- Следуй за мной, дочь моя!
И направился впереди процессии к фамильному кладбищу, которое
было расположено тут же, в саду. Он шел смущенный, что пережил дочь и
хоронит ее. Много раз он услышал в эти предпохоронные дни: почему ты не
умер, почему ты дожил до такого? Тающий воск свечи капал Баталу на
пальцы, но старческая рука не чувствовала жжения.
Бросив горсть земли на гроб дочери, старик обернулся и стал искать
глазами Платона. Платон тут же подошел к нему. Старик положил ему руку
на плечо и заглянул в глаза выцветшими от старости, когда-то синими глаза­
ми. Платон почувствовал, как в него стала вливаться неведомая сила. Он
понял, что старик вскоре последует за дочерью.
И Батал сказал:
- Беда пришла к народу за безверие и за грехи.
Люди, услышав это, недоумевали , почему первые слова старика у гроба
дочери были не о ней , несчастной. Они ведь не знали, что он вскоре после­
дует за ней. Загадочными и странными показались людям слова старика.
Безверие и грех - эти понятия для одних были старыми , поповскими, для
других - СТЩJЫМИ и книжными.
О , пот лица, ты так застилаешь глаза, что не видать надвигающейся
беды!
А вечером над Хаттрипшем пролетели павлины. Целая стая диковинных
птиц, которых обычно можно было увидеть только в садах городов. И даже
самые старшие не припоминали , чтобы райские птицы летали косяками по
небу Абхазии . Странным кругом неслись они, без вожатого впереди. Конеч­
но, первым увидел их бригадир. Он божился, что царские птицы сели стаей
на зеленой лужайке старца Батала, закрытой от глаз высокой цитрусовой
изгородью. Они побыли там некоторое время и улетели в сторону моря. Это
было воспринято людьми как знак. Бригадир растолковал это событие таким
образом. Павлины - это символ изобилия, о чем он сам читал в газете
�Аргументы и факты� . Их появление недвусмысленно указывает на то, что
директор Обезьяней Академии Массикот сдержит свое слово и в этом же
году начнет строительство дворца культуры для деревни, как и было обеща­
но , когда филиал создавался восемь лет назад.
А спрашивать у самого Батала было неловко, потому что именно на
второй день с утра старик оделся в белое и лег в постель в зале, где выста­
вили по его требованию большую железную кровать.
Вот вам и дворец культуры!
Наале после двух похорон недолго дали побыть дома. Уже Григорий
Лагустанович через своих людей справлялся о ней. Наала уверила родите83

Даур Зантария
лей, что не собирается возвращаться к мужу, но все же женщины посовеща­
лись и решили, от греха подальше, отправить ее в соседнюю деревню к
родичам.
Родичей семья Батала имела в каждом селе. И то, " что при своеобразной
ссылке Наалы выбор пал именно на эту соседнюю деревню, еще раз доказы­
вало, что эта деревня была захолустьем, хотя лежала она по соседству с
Хаттрипшем, хотя и по ней проходили железная дорога и автотрасса, а
территория Обезьяньей Академии наполовину относилась к ней. Захолустье
означает не оторванность от бела света, а отсутствие главного - света, исхо­
дящего от Золотой Пяты. Жители этой замечательной деревни из поколения
в поколение хранили и пестовали свою темноту с ревностью, с какой в иных
местах хранят и пестуют цивилизацию. Выходцы из этой деревни, работав­
шие в Сухуме поэтами и кандидатами наук , воспевали эту дикость и демон­
стрировали гостям ее первозданную красоту; она сохранилась только в нра­
вах, но не в пейзаже, ибо мало первозданного в бесконечных чайных рядах
и возвышающихся над ними однотипных двухэтажных домах - без единого
висячего балкона! Зато составы товарняков целые и невредимые проходили
через эту деревню, потому что жители, занятые выполнением соцобяза­
тельств, должны были хорошенько отсыпаться ночами, чтобы еще до появле­
ния утренней звезды с песней труда встать меж чайными рядами , и ни одна
комиссия, ни один корреспондент из Сухума не могли застать их врасплох.
Все, что присуще было абхазам в старину, деревня бережно хранила в бога­
том музее при дворце культуры, который они-то заставили воздвигнуть ака­
демика Массикота, по домам оставив только трудолюбие и столь редкое
нынче умение удивляться самым обычным вещам.
И хотя телефонов было мало (они были установлены только в семьях
представителей председателева клана) , но новости сообщались по старинке:
умеют наши крестьяне, встав на холмах и перекликаясь зычными голосами,
передавать информацию. Вскоре вся деревня узнала о том, что внучку Бата­
ла, которая, чтобы сбрить ей голову и выколоть ей глаза, осрамила на
старости лет своего уважаемого деда, свела его в могилу, а родителей повер­
гла в слезы и печаль, выскочив замуж без благословения за мингрельского
неформала, неформала, неформала. . . Эту негодницу, наконец, сумели за­
брать у мужа, а мингрелы грозятся ночью приехать за ней на танках, и что
привезли ее к родичам, живущим около оврага за волчьим логовом, то есть
в самом центре деревни, около правления.
Общественное мнение, хранимое женами, верными постылым мужьям, и
девицами, целомудренными от невостребованности, привела в негодование
эта весть. Пусть едут на танках хоть среди бела дня, мы девицу не отдадим!
Эти люди были не только храбрецы. Эти люди, в отличие от древнегречес­
кого мудреца, знали, что знают все.
И вот в одночасье новость перелетела через все овраги, рьпвины и лож­
бины. И теперь каждая женщина деревни, желала она, или не желала отры­
ватьея от сбора зеленого золота, а также от семейных дел, которые тоже у
женщин оставались, должна была посетить эту семью у волчьего логова и
выразить ей свое возмущение поступком Наалы. Глаза у женщин этой дерев­
ни служили зеркалами душ. В глазах их , узких горлышках души , отража­
лось содержимое: застоялая, тухлая тоска.
- Что она сделала, что она сделала! - считала своим долгом пробормо­
тать каждая женщина, проходя мимо Наалы, но пряча при этом горлышко
души.
Хозяйка благодарила соседок за то, что пришли выразить сочувствие.
Тут же неизменно подчеркивалось, что семья старца Батала не заслуживала
такого удара. И уходя, женщины снова повторяли «что ты сделала! � , но уже
обращались к Наале. А то ведь неприлично обращаться сразу , пока не позна84

Золотое Колесо
комились! Затем, по-прежнему пряча глаза, прикасались к ней кончиками
натруженных пальцев. Они, конечно, сочувствовали ей, но это сочувствие
надо было скрывать, как этого требовали обычаи: эта странная смесь колхоз­
ного устава, навыков, полученных от общения с многочисленными почетны­
ми гостями председателева клана, а также веры в светлое будущее.
Наала сидела у окна и глядела на дикую хурму у края волчьего оврага.
Каждый раз она вздрагивала и холодела от прикосновения этих пальцев.
Спрятаться, уединиться ей было негде, потому что в осеннюю стужу вся
семья собиралась у камина в отдельной пристройке, а двухэтажный дом
стоял, пустой и стылый, в ожидании дорогих гостей. Облетевшая осенняя
хурма, прозрачная и изящная, как на японских рисунках , только и утешала
.
взгляд девушки.
Склон, изуродованный чаем, эта нежная хурма - а за ними даль, и
только даль, которая сейчас не радовала девичьего взгляда. Где найти слово,
которое способно было бы выразить ее тоску? Я не найду такого слова!
На склоне появился всадник. Он как-то враз очутился на косогоре, как
унылый призрак. Это был отважный бригадир из села Хаттрипш. Неужели
и он - сюда? Да, он был именно сюда!
Бригадир не только объяснил хозяевам, что поступок Наалы - свиде­
тельство непокорности молодежи, но подчеркнул, что он его отчасти понима­
ет, поскольку сердцу не прикажешь, как остроумно было написано в пре­
красной газете « Аргументы и факты� , и , ища поддержки у Наалы как у
образованной девушки, встретился с ней взглядом , но что-то ему не понрави­
лось, ибо он добавил:
- Но почтенный Батал был просветленным старцем!
Наала приняла решение.
Родственники к ней относились хорошо. Переживали, что она ничего не
ест. Попросили бригадира уговорить ее съесть буйволиную простоквашу,
которую можно резать ножом, как сулугун. Бригадир порезал ножом и съел
простоквашу. И Наале тоже строго рекомендовал. Она отказалась: разве
молодежь послушает старших!
Прибегала к Наале маленькая девочка, ее соседка по Хаттрипшу. Она
как раз гостила по соседству. Хозяйка Наалы повелела этой девчонке: « Уго­
вори землячку поесть! � Всякой еды было навалом, но Наала не ела ничего,
как будто хозяевам было жалко. А хозяевам вовсе было не жалко.
Эта замечательная девчушка, казалось, все понимала. Хотя что может
понимать семилетняя. Чувствуя детским умом, что это возбраняется, хотя ей
никто не делал замечания, девчушка подкрадывалась к Наале, когда этого не
видели хозяева, и , поцеловав ее, отбегала прочь. Глаза у нее были такие же
большие и синие-синие, как у самой Наалы. Сегодня девочку увезли в Хатт­
рипш. Наала через нее передала весточку Кесоу.
К вечеру поток сочувствующих женщин резко увеличился, но и прекра­
тился скоро, как только дымчатая мгла покрыла изящные рисунки ветвей
хурмы и стало темнеть. Зимой в деревне не смотрели телевизор, потому что
телевизоры стояли в нетопленых гостевых домах . И люди ложились рано.
Вскоре и домашних стало клонить ко сну.
- Ложись и ты. Что же тебе, бедняге, мучиться-то, - сказала хозяйка. И
это прозвучало так, словно она сказала: «Что же тебе, бедняге, мучиться! Ты
и так, несчастная, осрамила перед людьми и старика, и родителей, и нас всех! �
- Можно я немного посижу одна? - поПросила Наала.
- Конечно, конечно, - сказала хозяйка сочувственно. - Только перед
сном не забудь завязать огонь.
Завязать огонь - это значит засыпать угольки на ночь золой . . .
Неохота рассказывать!
85

Даур Зантария
В Хатrрипш приехали поздно, но девчушка, чувствуя, что это важно,
нашла Кесоу и передала от Наалы весть.
Не прошло и получаса, как Кесоу уже пытал ее.
- Так она и сказала?
- Да, так и сказала, что просит простить ее.
Он еще порасспрашивал умную девчонку о ситуации, в которой пребыва­
ла Наала в этом колхозе, только коротко и быстро. А потом забежал домой,
сунул за пазуху наган и - к Нике. Еще развалюху пришлось чинить, еще
бензин доставали в Академии - так проходило драгоценное время. Машины,
и на прекрасном ходу, были у многих , но дело это было такое, что нельзя
было посвящать в него чужих. Только к полуночи они прибыли в соседнее
село, подъехали наконец к дому у волчьего оврага, но уже издалека, завидев ,
что весь дом освещен, поняли, что опоздали. Потому что Наала . . . Когда все
легли, она завязала огонь, как велела хозяйка, потом переоделась во все
чистое, надела купленные ей в Пицунде Могелем белые джинсы, чтобы не
предстать после в неприличном виде; потом незаметно покинула придел и
вышла к оврагу, где стояла уже облюбованная ею днем хурма, и на уже
облюбованной ею днем ветви повесилась на шелковом ремне, дура.
Господи, прости ее, грешную!
Кесоу после этого ушел из села и ушел, как оказалось, навсегда. Два
года он был в Москве. Возвратился в Абхазию, когда начала создаваться
Национальная гвардия. Но в Хатrрипш он больше не приезжал.
1 4 августа 1 992 года началась война. Хаттрипш находился у трассы, и
вся его низинная часть была оккупирована в первый день.
А 14 декабря 1 993 года Кесоу, боевик и командир, летел по вызову в
Гудауту на российском вертолете. Кроме него на борту был еще один боевик,
а все остальные были женщины и дети, выбиравшиеся из блокады. С Кесоу
вместе летела его русская жена Наташа, которая скоро должна была родить
ему сына. Борт, в котором находился шестьдесят один человек, был сбит над
селом Лата. Все сгорели.
Витязь Хатт из рода Хаттов дал имя вашему селу, когда после со­
лнечного изгнания люди вернулись в низовья.
Вы же переименовали его в краснознаменный колхоз!
Глаза даны человеку не для сбора чая, а чтобы иногда поднимать их к
небу.
Не всем дано узреть Золотую Стопу Отца, а только чистому сердцем.
Но к небу воздевать глаза нужно всем.
Должно искать глазами в горнем мире над нш.tи Золотую Пяту Отца.
А вы из-за чайных своих рядов только и видите мелькание копыт
лукавого!
Ни когда не заглядывала справедливость к вам. Ишак справедливости
упирается у входа в вашу деревню и не идет вперед ни шагу.
Еще другие не хотят справедливости, но на людях лгут, будто следу­
ют ей.
Вы же считаете справедливость пережитком старины и открыто сме­
етесь над нею.
Скоро придет враг, и некому будет принести вашим же сыновьям в
окопы кусок чурека, потому что вы разбежитесь по горным деревням.
Вся ваша жизнь - обида на матушку-землю, что не справляется с
требованиями ваших желудков. А если нивы тучны урожаем, то печалуе­
тесь, что трудно убирать.
Когда люди сеют просо, вы сеете соль. И муха съедает ваш посев на
корню.
86

Золотое Колесо
Сегодня вы к своим грехам прибавили еще один.
И я, Платон, получивший знание от Батала, говорю вам, что не
спасетесь, пока зубами не вырвете все корни чая.

На уютной зеленой лужайке, в тени раскидистой шелковицы сидел Пла­
тон, беседуя с Баталом.
- Егей, жизнь!
услышал Платон.
Это Батал пригласил Живого старца присоединиться к молчаливой бесе­
де. Но когда Платон стал следить за его мыслью, как мы следим иногда за
движением лосося вверх по Кодеру, по редкому мельканию на зыбкой по­
верхности красного гребня его хребта, он увидел, он услыхал упрямо плыву­
щее вверх по реке раздумий видение народа и беды.
- Да, жизнь, вообще! - ответил Платон. - И не ведал я, что такие
испытания суждены народу, вообще!
-

Знание остается. Туда, где Полнота, мы ничего не забираем с
собой, кроме личных и общих грехов.
Вообще, - сумрачно пробормотал Платон.

О базаре
Летний вечер. На райцентровском базаре в сутолоке торговли неожидан­
но раздался страшный вопль.
Все, •кто был на рынке в этот оживленный час, - и торговцы, и покупа­
тели, - перепугались: не начались ли уже столкновения, которых , естест­
венно, опасались, считая, однако, их неизбежными.
Нет, по хорошему поводу был этот вопль! Это был крик радости, это был
глас исполненной мечты!
Это вопил Паха.
-- Ядри его бабушку! Эй! Уй! Нашел!
В лавочке Исаака, в самой неприметной на райцентровском базаре ла­
вочке, где продавался всякий утиль, она и стояла в углу, моя хорошая!
Немудрено, что ее не заметили: моя золотая была завалена всяким хламом.
Может, так и доехала, незаметная-милая, из алчного Сухума. Она! Это она!
И каландаши на месте, и дырка у загривка! Эй! Уй!
- Что ты разорался, дурак, что это ты нашел? - рассердился Исаак.
- Давай, вытаскивай вон ту лошадку, а я мигом за деньгами! - сказал
Паха и выбежал из лавки.
Он шел, бедолага, и громко радовался. Весь день был сегодня такой,
что - тьфу! тьфу! - одни удачи. Бы слыхали, чтобы у нас в райцентре
раньше продавали такую штуковину, которую кладешь в сумку и она, как
лягушка, сохраняет холод? А он в этот день и нашел, и купил такую штукови­
ну. Целый час по рынку слонялся, держа сто стаканов мороженого в целлофа­
новом кульке, и это мороженое, благодаря штуковине, как было твердое, так
и оставалось, несмотря на жару. А еще лошадка. Дети с ума сойдут от удоволь­
ствия! Враз, в один день он исполнит оба своих обещания.сыновьям.
Он влетел в почтовое отделение, сообщая знакомой девушке номер и
серию лотерейки:
- Давай, дочка, ищи « Запорожец>.' !
- Так она к нам и попала, - вздохнула девушка и с вялым неверием в
фарту взяла первый попавшийся билет. И тут же изменилась в лице. Ибо,
если так решит Отец наш небесный, то все будет складываться, как в кино.
Этот первый билет и был тот, номер и серию которого назвал Паха.
87

Даур Зантария
Вот и получай свой « Запорожец� , а мне дай ровно 504 рубля, на них
я покупаю кое-что, попроворнее машины!
- Ты что, дурень! Деньги возьми в долг, а выигрышем просто поделим­
ся! - воскликнула честная девушка, но Паха, не слушая ее, выбежал и
поспешил к Исааку.
И вот через минуту, держа за пазухой лошадку, Паха возвращался
домой аршинными шагами, потому что нервов у него не хватило бы ехать на
медлительном автобусе.
А столкновения как раз в этот день и начались.
Мазакуаль, моя старая свидетельница, уныло бредя по городу, вышла на
одно из людских сборищ в тот момент, когда это мирное сборище должно
было превратиться в воинственное.
Это были абхазы, пикетировавшие школу, чтобы воспрепятствовать при­
ему документов в филиал. Люди запрудили улицу Чавчавадзе. Тени от дере­
вьев не хватало на всех. Люди изнывали от жары. По обрывкам речей
Мазакуаль поняла, что все ждут некоего Лагустановича, который обещал
подойти в четыре часа, то есть скоро.
- В четыре приду с указом, запрещающим открытие всяких филиа­
лов, - сказал он, - или же стану рядом со своим народом.
Собачьим нюхом Мазакуаль чувствовала, что тот, кого ждут, не станет
рядом со своим народом и ни к чему хорошему это не приведет. Она пустилась
наутек от того места. Но не пробежала и двухсот человеческих шагов, как
наткнулась в парке Руставели еще на одно сборище, уже людей другой стаи.
И тут как раз держал речь Александрэ Бобонадзе.
Так что ясно было Мазакуаль, что и отсюда надо рвать когти.
И она едва успела. Бобонадзе имел речь, а поодаль избивали какого-то
снимальщика. И две девицы, которые это увидели, - в визг:
- Там абхаза избивают! Где мужчины!
Появления мужчин Мазакуаль не стала ждать. И правильно сделала.
Там произошла жестокая драка. Погиб человек. И тут же весть об этом
распространилась по всей Абхазии.
·

Но описывать начало гражданской войны непросто, тем более когда она
тебя самого по живому . . . Можно прослыть необъективным.
Я - и вдруг необъективный, дорогие мои читательницы!
Но все же проще обратиться к документу, которым мы располагаем. Это
очерк, опубликованный по горячим следам во внеполитическом журнале
«Word & Deed� , издаваемом не у нас, а за границей, причем чисто творчес­
кой организацией.
« . . Поводы для ссор на Кавказе в высшей степени гуманитарные. На
Кавказе войны начинают не вожди, и не полковники, а историки. И сейчас
резня началась из-за университета. Дело в том, \что к этому времени
вовсю шел процесс разделения гуманитарных организаций и фондов по на­
циональному признаку. Первыми отделились от писательского союза Абха­
зии грузинские писатели, создав филиал грузинского союза. Его примеру
последовали другие творческие союзы. И наконец - университет. Что
тут такого, спросит европейский читатель. Дело в том, что в СССР
система централизованного финансирования, и абхазский университет,
как и любое учреждение Абхазии, получал дотации на содержание из Тби­
лиси. Так что создание филиала Тбилисского университета означало фак­
тически превращение абхазского из государственного в бесхозный. 15 июня
собрался абхазский митинг, где бьuю заявлено, что эта акция - послед­
няя в звене разрушения автонамии прав Абхазии, и если она приведет к
кровополитию, то ответственность ложится на противоположную сторо.

-

88

Золотое Колесо
ну и т. д. Власти, явившись на митинг, заверили публику, что этого не
произойдет. Само решение о создании филиала университета, кстати,
было подписано тбилисским чиновником в субботний дет. Кровополитие
началось 16 июля, когда, наперекор местным властям, в филиал начался
прием документов. Абхазы блокировали школу, арендованную под этот
филиал. Увлекшийся политикой актер Бобонадзе собрал митинг через
квартал от места, где собралось чуть ли не все абхазское население Суху­
ма. Все условия для столкновения были созданы: оно началось около 16
часов местного времени. . . »

Паха шел, ничего этого не зная. У первой же деревни его остановила
толпа, вооруженная штырями и палками.
От него потребовали ответа на то, о чем думать Паха больше всего не
любил: кто он по национальности. Он был мингрел, стало быть, грузин, но
родился и вырос в Абхазии и среди абхазов. А тут поди разгляди глазами,
затуманенными счастьем, чей стоит пикет: грузинский или абхазский! Кроме
того, обостренной интуицией, которое человеку даруют ангелы в момент,
когда он может получить п . . . лей, он просекал, что национальность - повод,
чтобы придраться, а причина - , то, что давно никто не ехал, и у толпы уже
чесались руки. И Паха поступил, как ему казалось и как кажется мне само­
му, разумно, закричав: «А какое это ваше дело и какое это имеет значение,
ядри вашу бабушку! �,, , но тут ведь важно было еще, на каком языке он это
прокричал. В общем, начали его бить.
Паха решил терпеть, но лошадку отставил в сторонку от греха подальше.
Долго его били, ядри их бабушку. Долго он терпел. Но тут гнедая моя и
залетная была замечена, и кто-то пнул ее, ретивую, ногой. На глазах у
изумленного Пахи ка-ак подскочит моя пышногривая и статная, ка-ак упадет
в яму. Хорошо еще - в мягкую яму. Этого не следовало делать сим велико­
возрастным хулиганам. Они переоценили свои силы, было же их не более
дюжины мужчин. А разъяренного Паху вы можете себе представить! Как
буй-вол, - именно как буй-вол, а не кроткий наш буйвол; буйволом он был
до гнева! - он налетел на мужиков, раскидал их в разные стороны, где они
падали пожестче, чем его лошадка! .. Но и голова у него была на плечах:
понимая, что, опомнившись, они его одолеют, он сделал то, что делать не
собирался - как сел на лошадку, как слопал еще по пути десяток стаканов
мороженого! Но то он слопал по рассеянности и , опомнившись, перестал, а
тут первым делом надо было саму лошадку спасать. Он сел на нее, сунул
каландаши под загривок, и - поминай как звали!
Достигнув безопасного расстояния, он все-таки слез с лошадки и снова
взял ее в руки , хотя она прекрасно выносила его тяжесть. Везла же она
невесомо и мягко, как верховой волк.

О гневе народном
Тот самый бригадир , который, помните, чуть было не арестовал Могеля
как курокрада, примчался к вечеру в Хаттрипш. Он был взволнован. Он
клятвенно заверял, что все абхазы в Сухуме зарезаны, некому даже подо­
брать трупы и псы лакают человеческую кровь. Сам он унес ноги, подобно
Гаруну бежав быстрее лани. И хотя в селе ему всегда не верили, сейчас
маловерие было подобно малодушию. Услыхав дурную весть даже из нена­
дежных уст, следует ее проверить.
Как часто, путая суетливость с деловитостью, именно суетунов мы выби­
раем себе в бригадиры!
89

Даур Зантария
Подобные же Гаруны оказались в каждом абхазском и грузинском гра­
дах и весях.
В одночасье Абхазия стала подобна встревоженному улью. А тут еще
выяснилось, что в тысячах людей дремал нереализованный автоинспектор.
Тут опять предпочту я, милые читательницьr, вернуться к вышеупомяну­
тому очерку.
�как только произошла первая кровавая стычка в парке, абхазы пере­
местились на площадь Ленина и заняли оборону. Тут они выдержали не­
сколько вооруженных нападений. С обеих сторон применялось автомати­
ческое оружие и взрывные устройства. Утром чрезвычайное положение
было введено по всей Абхазии, но чтобы до прибытия войск МВД СССР из
Тбилиси предотвратить более серьезные столкновения в столице, власти
решили, и решили правильно, вывезти одну из двух враждующих групп из
столицы. Легче было удалить абхазов, которых было меньше числом. Это
не составило труда, как только Народный фронт, получив право от влас­
тей насвоеобразный тактический обман, пообещал, что в городе Гудауте
мужчины получат оружие и будут десантированы по предусмотренному
плану, тогда как женщины и дети в той же Гудауте будут в безопасности.
Большого побоища в Сухуме избежать удалось, но тут начались безоб­
разия на дорогах. Люди, вооружившись кто во что горазд, высьтали на
трассу. Останавливали машины, проверяли документы, мужчин вытаски­
вали из машин и избивали. Уже стали появляться удальцы и герои.
Взаимный страх и подозрительность завладели умами. Сосед стал по­
дозревать соседа, с которым прожил рядом целую жизнь, в намерении уст­
роить в его доме погром. И, раз так, сам морально готовился к погрому же.
До погромов все-таки не дошло: я свидетельствую. И не слыхал я
также о фактах изнасилования. Сказывались еще традиции добрых взаи­
моотношений в быту между этими двумя народами, весьма сходными по
обычаям и одинаково формально ортодоксальными христианами, а по сути
атеистами. Избиений же было много. А главное: был преодолен некий мо­
ральный рубеж: абхазы и грузины вступили в отношения кровников.
Отсутствие информации способствовало нарастанию зла. Хотя, с
другой стороны, хорошо, что люди не смотрели телевизора и не читали
газет: все стояли на уличных пикетах. А в средствах массовой информа­
ции началась самая что ни на есть вакханалия. Политики и газетчики
тут же перевели на проценты соотношение жертв по национальному при­
знаку. Список погибших перевалил за второй десяток. О жертвах, в основ­
ном, в процентах и сообщалось. Число непосредственно погибших в улич­
ных беспорядках увеличивалось за счет несчастных, с кем мафия свела под
шумок старые счеты.
Не видать было сил, действительно призывающих к миру1> .

О кровавом рассвете
После смерти Хозяина Мазакуаль стала падать духом. А после отлета
Его Божественной Милости она стала попросту опускаться. Могла Мазаку­
аль, конечно же, поехать к Старушке, если та еще жива, но столь длитель­
ные расстояния домашние животные не могут преодолевать самостоятельно.
Она вдруг, враз потеряла жизненную цель. Единственным живым чувством,
которое оставалось в ее груди , было желание мести. Жажда мести живуча не
только в сердцах людей, но и в любой Божьей твари. Вяло, но она все же
продолжала искать обидчицу. И сейчас держала утку, которую припасла на
обед, но могла пустить и на наживку.
Взглянув в глаза красному, пугающему восходу, с совсем не утренним
90

Золотое Колесо
унынием в сердце Мазакуаль свернула с набережной и вышла на проспект
Мира в городе, где совсем уже не было мира.
«На рассвете край неба кровав, красная всходит трава. На рассвете
кто-то взгля'Нул на кровь, принимая ее за зарю» - вспомнила она слова
Арсена. Мазакуаль, несмотря на свою неграмотность , признала и полюбила
поэта - одна из первых вслед за эстетами-павлинами. Так и не получил
Арсен признания при жизни, зато после того, как он трагически погиб, попав
на стол к неформалам, отовсюду стали выискиваться его закадычные друзья,
а чуть ли не каждая вторая смазливая курочка между реками Гумиста и
Келасур не стесняется публично заявлять, что именно она могла претендо­
вать на место хозяйки в его сердце, думала Мазакуаль, раздраженно торопя
свою утку. Даже люди разных стай стараются перетянуть его, мертвого,
каждый на свою сторону . А между тем Мазакуаль, знавшая его в последнее
время ближе всех , может засвидетельствовать, что Арсен Междуреченский
был поэт до мозга костей и совершенно чужд политики.
Навстречу ей шли два человека с носилками. Судя по тому , что они были
без белых халатов, это не были санитары. А главное, человек, которого они
несли , был уже не человек, а труп. Они несли свой труп. Они несли его
как-то торопливо и оглядываясь, словно опасались, что даже труп у них
могут отнять. Такая вот картинка курортного городка в разгар сезона! С еще
более испорченным настроением она пошла дальше.
И вдруг - кого она видит!
- Прошмандовка! Пани-курва! Регина!
Вот она где идет! Идет сама, и хозюк ее не сопровождает.
Ну что ж! Мазакуаль, вперед! Утка на месте, злость на месте! Держись,
обидчица.
Но мстительному пылу собаки было суждено угаснуть немедленно, как
только она увидала врага с близкого расстояния. И где та холеная кекела• ,
которая брюзгливо и походя укусила ее на пляже? Навстречу ей шла слом­
ленная псина, навстречу ей шла обиженная. Она шла, проклиная себя и
целый свет, и голодные пятачки ее глаз были полны слез.
- Что с тобой , дуреха? - спросила Мазакуаль, смело выйдя ей на­
встречу.
Было трудно понять, узнала ее Регина или нет, но она так была рада
какой-нибудь знакомой морде, что тут же подскочила к ней и стала радостно
ее обнюхивать.
Шестой день не ела ничего! Ни гамбургера, ни копченой колбасы, ни
педигри! Хозюк бросил ее и уехал!
Уехал, видите ли, в Гудауту!
.
Не имея никакого желания разговоры разговаривать с ней , Мазакуаль
уступила бывшей неприятельнице утку и пошла прочь. Целую утку, если эта
чистоплюйка догадается ее разгрызть, а то вполне может статься, что она ни
разу не пробовала сырого мяса, а все по-господски: свежесваренную или
копченую птицу. Ничего, голод всему научит!
Читатели ! Недаром говорят в народе: сделай доброе - и брось в воду.
И воздастся тебе само. Что касается Мазакуаль, горняя благодарность на­
стигла ее на первом же повороте.
- Мистер Лоткэнз! Мистер Лоткэнз! Кэйс! - воскликнула иностранно­
го вида барышня, присев перед дворняжкой и так смело почесав ее за ухом,
что самой Мазакуаль это польстило и она смягчилась. - Вы только посмот­
рите! Сдается мне, что это кромфорлендер!
Парень, которого она звала, стоял неподалеку , что-то переписывая в
.

• Прозвище ко кетк и ( груз . ) .
91

Даур Зантария
блокнот со стенда неформалов. Он немедленно примчался на зов и тоже сел
на корточки перед дворнягой. Концы его седых, но довольно густых волос,
стянутых пестрой лентой, приятно щекотнули ее по мордочке. Патлатый
тоже потрепал Мазакуаль по шее. Это были новые для Мазакуаль ощуще­
ния, никто ее ни разу в жизни ни за ухом не почесал, ни по шее не потрепал.
А дальше - лучше!
- Вы правы, леди Юнон. Все характерные и типичные приметы налицо.
И это 1tаиболее це1tная и редкая раз1tовид1t0сть - жесткошерстная! - и
погладил собаку по шерсти.
- И бронзовые пятна расположены удивительно симметрично на белом
фоне. Вернейший признак, - девка тоже погладила собаку. Его и ее пальцы
встретились на жесткой шерстине Мазакуаль.
Слушай, Мазакуаль, слушай!
- Но откуда в этой дыре взяться кромфорлендеру, который и на Запа­
де-то редкость! 01tи - врожде1tmtе охот1tики.
Слушай, бедолага, и не дыши!
- Я могу вам это объяснить. В начале века в Мингрелии, а именно в
Зугдиди, жил сын маршала Мюрата, женатый на грузинской княжне. Он
был большой знаток редких собак. Породы, завезенные французом, потом
вполне могли оказаться в руках простолюдинов. А попасть ей, сучке моей . . .
Эта непристойность покорежила слух девственницы Мазакуаль. Но ни­
чего, ничего, терпение!
- . . . из Зугдиди сюда попасть - дело нехитрое. В этом городе чуть не
половина населения из Зугдиди.
- Но, позвольте, а как она могла сохранить породу?
- Разве вы не знаете? Кромфорлендер - порода собак чрезвычайно
гордых . . .
Совершенно верно!
- . . . особенно в том, что касается вопросов секса. Скорее дочь испанско­
го гранда выйдет замуж за простого мучачо, чем дама этой породы согласит­
ся на случку с кем-либо, помимо своей породы.
Точно так, безо всяких преувеличений! Молчи, Мазакуаль!
- Ну что, Дуэ1tья? - патлатый потрепал собаку по голове.
Дуэнья - так Дуэнья. А чем оно хуже прозвища Мазакуаль, и кто это
прозвище помнит!
- . . . поедешь с нами в Атла1tту?
В Атланту - так в Атланту, подумала собака, только выговорить не
могла. Не знала она, что это за деревня, но: куда угодно, только подальше
от этих мест!
Ocem витязь Хатт из рода Хаттов проводил в горах со стадом коз.
Уже ста1t0вилось холод1t0; он разжег атасvа, то есть огот. 01t сидел у
атасvа, глядел на небо, давая назва1tия созвездьям.
Мол1tия ударила дуб. «Атасvиs», - сказал 01t, что означает: «бьющий
огО1tЬ».
Осетю 01t был в горах со своим стадом коз. 01t залег в тени, играя на
свирели, - и вдруг заметил, что козы его оживлены. 01t заметил, что
козы оживле1tы, потому что попробовали 1tезнакомого ему цветка. Желая
узнать, что это за цветок, столь ожививший коз, 01t сам попробовал сока
его лепестков. Хатт попробовал этого цветка. Козы продолжали плясать,
а 01t леz 1tиЦ на землю.
Вот вста1tу я - и, куда ни пойду, куда 1tи прочерчу себе дороги от
места, где лежу в печали, а от точки, zде я лежу в печали, я моzу прочер­
тить сонмище лучей-дороz - и повсюду мои лучи-дороги перерезает
смерть. Смерть - это круz, в1tутри которого я заперт.
92

Золотое Колесо
И от этой догадки он почувствовал себя одиноко. Познав свою запер­
тость в круге жизни, за чертой которого смерть, он почувствовал такое
одиночество, что его потянуло к людям. Он поспешил к ним.
УЖе становилось холодно. Встав на косогоре, он увидел людей, собрав­
шихся вокруг огня.